Глава 17
Лорен увезли в карете скорой помощи в больницу для осмотра. Меня увезли в участок и велели дать показания.
Пришел инспектор — тощий, бледный. Мне показалось, он на что-то обижен. Судя по всему, на то, что его дернули на работу в выходной. Судя по пятну томатного соуса на галстуке, он приехал прямо из-за стола. Видимо, в своем невезении и начинающемся несварении желудка он обвинял меня. Я-то по глупости вообразила, что он… да и все они… обрадуются, поздравят меня и поблагодарят за то, что я выполнила их работу.
Вместо этого меня усадили на жесткий стул, угостили чашкой отвратительного чая и велели изложить мои приключения на диктофон.
В менее чем удобной обстановке кабинета для допросов я рассказала им все. Ничего не упустила. К нам присоединилась женщина-констебль. Инспектор достал из кармана упаковку желудочных пастилок и стал их жевать. Кроме того, он несколько раз раздраженно вздыхал, но не произнес ни одного слова. Даже Парри перебил меня всего два раза. Женщина-констебль, правда, нетерпеливо ерзала на стуле, слушая мой рассказ, но Парри утихомирил ее одним взглядом. К тому времени, как я закончила, все выглядели одинаково угрюмо, и до меня наконец дошло: я вовсе не героиня. Все наоборот. Я здорово им напортила.
Я сделала то, чего они терпеть не могут. Представила дело с совершенно иной точки зрения. Следовательно, их ждет куча канцелярской работы.
Инспектор поднялся, сунул в карман тюбик с пастилками, отряхнул брюки и объявил, что передает все дело в руки сержанта. Мне он сухо кивнул с порога, правда не глядя в глаза.
С его уходом обстановка в кабинете немного изменилась, правда, не в лучшую сторону. Может быть, старший по званию ушел, не желая ничего знать о том, как его подчиненные будут извращать мои показания? Впрочем, ему, наверное, просто не терпелось вернуться домой к десерту.
Парри поднял голову на засиженную мухами лампу дневного света под потолком и принялся задумчиво жевать концы усиков. Женщина-констебль наконец обрела дар речи и спросила, не хочу ли я что-то изменить в своих показаниях или добавить к ним. Я ответила: нет, не хочу. Я все сказала.
— Промотайте-ка назад, — распорядился Парри.
Констебль послушно нажала кнопку, и мы прослушали еще раз мой рассказ. Мне показалось, что я говорила достаточно внятно. Более того, учитывая мое состояние, по моим представлениям, я справилась очень даже неплохо.
— Значит, вы во всем совершенно уверены? — уточнил Парри.
— Да, сержант, — ответила я, — совершенно уверена. Если нужно, я выступлю на суде и дам показания под присягой.
Они по-прежнему не смотрели мне в глаза; более того, стали еще уклончивее. Мне предложили еще чашку чаю и туманно намекнули на то, что, возможно, нам придется встретиться еще раз.
Я успела налиться чаем до краев, устала и хотела одного: попасть домой. Придя в особенно плохое настроение, я так им и сказала и добавила: если они распечатают мои показания, я их подпишу.
Сержант с констеблем переглянулись. Констебль выключила диктофон. Парри с серьезным видом наклонился вперед.
— Послушайте, Фран, — сказал он. — Вы выдвинули очень серьезные обвинения. Ради бога, если у вас есть хоть малейшие сомнения, смягчите свои показания сейчас, до того, как что-нибудь подпишете. Вы же не хотите, чтобы ваши показания в суде расценили вымыслом, который невозможно подтвердить!
— Поймите, — вторила ему констебль, — едва ли вы можете ожидать, что мисс Сабо подтвердит ваши слова о ее причастности. Вы, по сути, обвиняете ее в сговоре с целью вымогательства денег у собственного отца.
— Я ее не обвиняю, — возразила я. — Она сама мне все рассказала.
Женщина-констебль неприязненно поморщилась:
— Она сделала признание при свидетелях?
— Никакого признания она не делала, как вы выражаетесь. Она рассказала мне обо всем, потому что пыталась привлечь меня на свою сторону. Кстати, Сабо ей отчим, а не отец. Если вы не заметили, Лорен сообщила, что Сабо много лет избивал ее мать. Один раз им даже пришлось спасаться от него в приюте. Кстати, это легко проверить. В приюте должны были сохраниться записи. — Я все больше раздражалась. Так почему-то происходит всегда, если мне приходится иметь дело с полицией.
— Мы все проверим, — мрачно пообещал Парри. — Но Сабо вряд ли понравится то, что происходит.
Мне было совершенно не важно, как Сабо отнесется к моему рассказу. Если Лорен говорила правду, значит, он получил по заслугам за свои грехи и ему не на что жаловаться. Как аукнется, так и откликнется…
— Знаете, вы создаете для девушки массу неприятностей, — обвиняющим тоном заявила сотрудница полиции.
— И для нас тоже, — вставил Парри, для которого личные интересы всегда стояли на первом месте.
Меня одолели сомнения. Может быть, в самом деле оставить Лорен в покое? В конце концов, она и ее покойная мать и без того достаточно страдали… Многого от меня не требуется, на что недвусмысленно намекали мои собеседники. Может, пойти им навстречу?
Мне всего-то и надо извиняющимся тоном промямлить: наверное, я все неправильно поняла. И все сразу вздохнут с облегчением. Именно этого добивались от меня сержант Парри и женщина-констебль со стальным взглядом. Инспектор с несварением желудка тоже будет очень доволен. Будь я на месте Лорен, поступила бы я так, как она? Разве у нее нет права заставить Сабо страдать? Ему я ничего не должна…
С другой стороны, возразила я своему сердобольному внутреннему голосу, я ничего не должна и Лорен. Если бы ей удалось одолеть меня в схватке за мобильный телефон, вряд ли мы сейчас были бы живы. Кстати, она ведь знала, что Мерв и Баз заперли меня, связанную, этажом ниже! И ей не хватило порядочности хотя бы спуститься и проверить, дышу я или нет. Дрянная эгоистка! Хотела нажиться нечестным путем, вот пусть теперь и расплачивается.
И полиции я потакать не собиралась. Они тоже хороши — давят на меня, чтобы я изменила показания, зная, что я устала и нахожусь в состоянии шока. Никаким правосудием здесь и не пахнет — для них важнее всего избежать неудобства для себя!
Но я крепко схватила правосудие за хвост и не собиралась его отпускать. Был еще один вопрос, который значил для меня гораздо больше, чем все, что мы обсуждали до сих пор. Я не забыла, как небрежно Лорен отмахнулась от бедного Алби. Я от него не отмахивалась и не собиралась допускать, чтобы полицейские о нем забыли.
— Слушайте, — сказала я, — я сыта по горло всей семейкой Сабо. Я рассказала вам все, что знаю, а уж вы разбирайтесь с ними сами, как хотите. Вы получили Лорен Сабо живую и невредимую. Ее папаше не пришлось платить выкуп. Можете приписать всю славу себе. По-моему, вы так или иначе это сделаете и даже не подумаете поделиться со мной! Но мне плевать. Больше меня заботит память о несчастном Алби.
Парри нахмурился: женщина-констебль недоуменно прищурилась и даже перелистала документы на столе, словно пытаясь вспомнить, о ком я говорю. Это раздосадовало меня больше всего остального. Как я и боялась, они просто забыли о бедном старике!
— Да, меня беспокоит память о покойном Алберте Антони Смите! — громко сказала я. — Жертве убийства, которого вы выловили из канала.
— Алкаш Алби? — Парри встревоженно захлопал жидкими рыжеватыми ресницами. — Надеюсь, вы не собираетесь обвинить Лорен Сабо в том, что она подослала к свидетелю наемных убийц?
— Нет, ее — нет, — устало ответила я. — Это сделала Страттон. Лорен Сабо ничего не знала об Алкаше Алби, и у нее не было причин приказывать своим подручным избавиться от него. Страттон предпочла не рисковать и устранить свидетеля. Хотите узнать мое мнение о том, как было дело?
Судя по их виду, они не особенно хотели выслушивать мое мнение, но я уже настроилась выложить им все, что думаю.
— Вы сообщили Сабо, что похищение произошло на глазах у свидетеля, бездомного старика. Свидетель рассказал мне о том, что видел. Сабо поспешил выяснить, что мне известно. Но, помимо этого, он сообщил Копперфилду, что полиция ищет одного бродягу — думаю, вы охарактеризовали его именно так. Копперфилд в свою очередь поделился услышанным со своей секретаршей. Возможно, при этом она гладила его по руке и что-то ласково ворковала. Ну а потом Копперфилд держал ее в курсе всех последних достижений полиции — или, точнее, их отсутствия.
Парри помрачнел. Впрочем, он прекрасно понимал, что сам виноват. Незачем было подсылать ко мне Сабо! В общем, сержант меня не перебивал.
— Имейте в виду, — добавила я, — возможно, Мерв с Базом сами решили избавиться от Алби. Но по-моему, им все-таки приказала это сделать Страттон.
Парри задумался, а потом сказал:
— Фран, предоставьте дело нам. Поверьте, что бы вы там ни думали, мы не забыли о несчастном старике. Но для того чтобы продолжать, нам нужны не только ваши версии. Пока мы не можем доказать, что кто-либо из тех двоих был у той церкви.
— Значит, убийство так и сойдет им с рук? — спросила я, все больше раздражаясь. — Они прикончили беднягу Алби и выйдут сухими из воды!
— Ну хоть немного поверьте в нас, — попросила женщина-констебль.
Но я давно утратила веру в стражей порядка.
— Я хочу домой, — сказала я.
Домой меня отвезли в полицейской машине. Хотя было уже очень поздно, меня ждали и Дафна, и Ганеш. Они сидели на теплой, уютной кухне у Дафны, где восхитительно пахло кофе.
Меня они встретили с облегчением — правда, у Ганеша облегчение смешивалось с неодобрением. Он сразу заявил:
— Если бы ты сказала мне, что собираешься стать натурщицей для того сумасшедшего художника, я бы постарался тебя отговорить!
— Знаю, — ответила я. — Поэтому я тебе ничего и не сказала.
Я рухнула в кресло, и Дафна взяла бразды правления в свои руки.
— Не ругайте ее, — приказала она Ганешу. — Ей сейчас нужно совсем другое: поесть горячего и как следует выспаться.
Дафна налила мне горячего супа, отрезала кусок теплого хлеба с хрустящей корочкой и в довершение всего сварила горячий пунш.
Жадно поедая суп, я рассказала им обо всем, что со мной случилось на выставке, в заброшенном здании, на пожарной лестнице и в полицейском участке.
Дафна неодобрительно цокнула языком:
— Та девушка создала массу хлопот многим людям, и, судя по всему, совершенно напрасно! Подумать только, она могла свободно уйти оттуда! Если вы спросите меня…
Дафна — поборница справедливости. Она попыталась хоть как-то оправдать поступок Лорен. Припомнила и ее трудное детство, и желание добыть деньги для приюта. Несомненно, она действовала из лучших побуждений, но средства для достижения своей цели выбрала не те… Словом, она привела все доводы, которые узнала из моего рассказа.
— Если вы спросите меня, — сказала она под конец, — бедная девушка сильно заблуждается и нуждается в исправлении.
Я пожелала удачи тому наивному герою, который попытается исправить Лорен Сабо.
Вдруг Ганеш заявил:
— Лорен просто не может быть хорошей.
Мы обе изумленно посмотрели на него.
— Откуда ей знать, что значит быть хорошей? — продолжал он. — Когда ее мать вышла за Сабо, она была совсем маленькой. С тех пор она видела только насилие и предательство, не только в собственном доме, но и в приюте — она ведь слушала рассказы женщин, которые туда попадали.
— И все-таки, — нехотя возразила я, потому что мне не хотелось защищать никого из участников этого запутанного дела, — мне показалось, что Сабо к ней искренне привязан. Он чуть не расплакался, когда вспомнил, что его приемная дочь находится в руках похитителей!
— Люди плачут по самым разным поводам, — возразил Ганеш. — В половине случаев они плачут потому, что жалеют себя. Откуда ты знаешь, что Сабо тогда не жалел себя?
Дафна деликатно откашлялась и сказала:
— Мне вспомнилась Элизабет Баррет… Возможно, вы видели спектакль или фильм «Барреты с Уимпол-стрит» — он был очень популярен. Элизабет Баррет была поэтессой и вышла замуж за Роберта Браунинга.
— Я знаю, — ответила я. — Извините, Дафна, я не вижу здесь связи. Как-то не представляю себе Лорен лежащей на диване и сочиняющей стихи.
Дафна наклонилась вперед:
— Но ведь и Элизабет не нужно было все время лежать на диване, пока она жила в родительском доме, верно? Она не была инвалидом. Это отец, желая удержать ее дома, убедил ее, что у нее слабое здоровье. По всем меркам он чудовищно обращался со своими детьми. И все же, если бы его попросили сказать что-нибудь в свою защиту, он наверняка заявил бы, что его поступки были продиктованы любовью.
— Не знаю я никаких ваших Барретов, — сказал Ганеш. — Зато знаю, что в семьях, где все по-настоящему плохо, все часто клянутся, что у них все отлично. Про такое каждый день можно прочесть в газете. Жены жестоких убийц уверяют, что их спутники жизни были образцовыми мужьями и отцами. Ох уж мне эти родственники! — с чувством продолжал Ганеш. — Никто их не понимает, если не принадлежит к ним.
Я слушала его доводы, но меня нисколько не трогали. Сейчас я была не в том настроении, чтобы вести философские споры. У меня был очень трудный, хлопотливый день, а от пунша и супа мне захотелось спать. На кухне было очень тепло. Усталость взяла надо мной верх.
— Знаете, — промямлила я, — в разговоре с Парри я сказала, что в этом деле никто никому не доверял. Я была права. Даже Страттон не знала, что два головореза-идиота за ее спиной договорились с жертвой похищения.
— Идите-ка спать, — решительно объявила Дафна. — Утро вечера мудренее.
— Неужели сейчас так поздно? — Ганеш взглянул на часы и вскочил с затравленным выражением. — Я должен идти! Хари наверняка уже запер дверь, и мне придется вытаскивать его из постели, чтобы он меня впустил! Так что всего я не услышу.
— Можешь вздремнуть у меня до утра, — предложила я, — и вернуться, когда он откроет магазин.
— У меня тоже найдется запасная кровать, — предложила Дафна.
— Нет, спасибо, — ответил Ганеш. — Иначе Хари начнет трезвонить в Хай-Уикем, и мой отец приедет в Лондон с первым поездом.
Ладно, пусть разбирается со своей родней сам. Не в первый раз я порадовалась тому, что у меня никого нет, и закрыла лицо руками. Я понимала, что пора уходить, но от усталости не могла сдвинуться с места.
— Не расстраивайтесь, дорогая! — заверила меня Дафна, проводив Ганеша. — По-моему, вы вели себя героически.
Я поблагодарила ее, но сказала, что чувствую себя неудачницей.
— У меня была только одна цель: добиться справедливости для Алби. Ну и еще я хотела найти пропавшую девушку. И ведь я нашла ее! Но справедливости для Алби как не было, так и нет! И главное, они упустили Мерва.
Дафна вздохнула и села рядом со мной за стол.
— Фран, все как-нибудь образуется. Дайте полиции шанс. Они ведь только что вернули девушку. Не сомневаюсь, они проведут следствие очень тщательно. — Уже не с такой уверенностью она продолжала: — Они непременно выяснят, что случилось с вашим знакомым, Алби.
— Полицейским нужны доказательства, а их нет, — ответила я и с трудом встала, потому что боялась, что если не уйду сейчас же, то засну прямо за столом. Я извинилась за то, что доставила Дафне столько хлопот, и поблагодарила за суп.
— Чушь! — отмахнулась Дафна. — Я очень рада, что вы живы, и это главное. Вы уверены, что сегодня не хотите переночевать у меня? Если надо, я мигом постелю…
— Спасибо, но ведь мне только и надо, что спуститься на несколько ступенек вниз! — напомнила я.
Она проводила меня к выходу и распахнула парадную дверь. В прихожую ворвался порыв холодного воздуха, стряхнув с меня пелену усталости. Улица купалась в тусклом свете фонарей и была пуста… нет!
Она не была пуста. Напротив, на тротуаре, мы увидели необычайное зрелище.
К нам двигались две фигуры. Двигались они как-то беспорядочно, как если бы спорили друг с другом. В более высоком, который тащил второго, я сразу узнала Ганеша. Его спутник, ниже ростом, что-то ворчал и двигался как-то боком, по-паучьи. Его было почти не видно под кучей тряпья, перевязанной посередине бечевкой. На голове у спутника Ганеша был вязаный шлем «балаклава», а к груди он прижимал какой-то сверток. Парочка приблизилась к крыльцу.
— Фран! — взволнованно закричал Ганеш. — Я нашел его! То есть он сам нашел меня! Он ждал меня у магазина!
Движущаяся куча тряпья вышла из-за спины Ганеша, и на нее упал свет из прихожей Дафны.
— Боже правый! — прошептала Дафна, когда в ноздри нам ударила струя вони.
Так могло пахнуть только от одного человека.
— Джонти! — вскричала я. — Я… мы думали, что вы умерли!
— Умер? — Он презрительно фыркнул, чихнул, откашлялся и сплюнул на землю.
Ганеш издал испуганный вскрик и поспешно отскочил.
— Если я еще не помер, — прохрипел Джонти, — то только потому, что я везунчик. Я выбрался, да. Бежал, как в жизни не бегал! Они возились со стариной Алби, потому и не успели меня схватить. Я сбежал и вот до сих пор держусь.
Он поднялся на ступеньку, ближе к нам, по-прежнему прижимая к себе мешок со своими разномастными пожитками. Дафна поспешно отступила.
Джонти посмотрел на меня. Я впервые увидела его лицо. В грязном вязаном шлеме оно напоминало обезьянье — все в глубоких морщинах, с седыми бакенбардами. Маленькие, налитые кровью глазки свирепо буравили меня. Говорил он, брызжа слюной; судя по всему, зубов у него во рту почти не осталось.
— Давай скажи ей! — велел стоящий сзади Ганеш. — Объясни, почему ты вернулся!
Джонти покосился на него со смесью удивления и неодобрения на лице.
— Конечно, я вернулся, как только можно стало. Ведь он, Алби, был моим приятелем. Я не мог ему помочь. Не мог ничего сделать, чтобы спасти его, но я хочу, чтобы с ним поступили по справедливости. Ради его памяти… вроде так. — Он оторвал одну руку от свертка и ткнул в меня желтым, прокуренным пальцем: — Ты благодетель человечества, вот ты кто. Ну, делаешь кому-то добро. Иди и передай копам то, что я сказал ему! — Джонти через плечо показал большим пальцем на Ганеша.
— Да, я знаю, что вы мне сказали! — пылко воскликнул Ганеш. — Но я хочу, чтобы вы сами рассказали все Фран!
— Ну, тогда ладно. — Джонти снова откашлялся; я с ужасом ждала, что он снова сплюнет. Но он, оглядевшись по сторонам, видимо, решил, что здесь не место, и просто начал: — Когда в ту ночь вы нашли меня на крыльце, я сказал вам, что жду, когда объявится старый Алби, так? Я в самом деле ждал его. И он появился — чуток попозже, уже после вас. Принес бутылку виски. Пол-литра «Беллз». Он сказал, что видел вас обоих и вы хотели, чтобы он назавтра пошел с вами в полицию. Вы хотели, чтобы он рассказал, что видел — о том, как на улице похитили девушку. Он сказал, что договорился встретиться с барышней на вокзале Марилебон. Сказал, что вот он… — Джонти снова ткнул пальцем в сторону Ганеша, — что тот парень работает в магазинчике, где торгуют газетами, у светофора, недалеко от закусочной с печеной картошкой. Ну и вот, когда я решил, что все улеглось и больше те два типа меня не ищут, туда я и отправился.
— Он ждал меня, — подхватил Ганеш. — В подъезде рядом с магазином. Выскочил, когда я проходил мимо… Я глазам своим не поверил!
— Джонти, — прошептала я, чувствуя, что усталость совершенно прошла, — вы утверждаете, что видели, как те двое мужчин увозили Алби? Можете вспомнить, как они выглядели… можете их опознать?
— Да ведь я это вам и толкую, верно? — Джонти раздосадовала моя непонятливость. — Конечно, я хорошо разглядел тех двух типов. Ну да, они схватили старину Алби у меня на глазах. Один — такой здоровяк, весь бледный, волосы белые. Как ходячий кусок сала. Второй ростом пониже и такой чернявый, в кожаной куртке, какую носят мотоциклисты. Они подъехали в старой «кортине». Видно, не рассчитывали, что Алби будет не один. Алби стал вырываться и кричать. Они вдвоем с трудом справились с ним. Пока они запихивали его в машину, я смотался. Помню ли я их? Да я их никогда не забуду!
Я готова была расцеловать Джонти, но не стала — из-за запаха. Но могла бы.
Мы не собирались повторять с Джонти ту же ошибку, которую совершили с Алби. Теперь, когда он сам пришел к нам, мы не хотели его отпускать. Вот почему мы снова отправились в полицейский участок.
Там нам не слишком обрадовались. Дежурные крутили носом и жаловались на ужасную вонь. Но когда нам удалось втолковать им, в чем дело, они сразу засуетились.
Когда я наконец снова вернулась к себе домой, было час ночи. Я упала на диван и проспала до следующего полудня.