Пролог

Новый Орлеан

24 августа 1927 года

«Я убью тебя за то, что ты с презрением отвергла меня…»

Стараясь выбросить из головы воспоминания об этой угрозе Луиса Робишо, Наоми Ларесс стояла на верхней ступени величественной лестницы своего поместья и обводила взглядом наполненный людьми бальный зал у её подножья.

В руках, будто укачивая ребенка, она держала большой букет роз, завёрнутых в шёлк. Это был подарок от одного из гостей, толпившихся внизу и являвших собой пёструю смесь представителей её бесшабашной компании, богатых покровителей и репортеров. Дуновения знойного морского бриза доносили отголоски музыки оркестра, игравшего снаружи.

«… ты ещё будешь молить о пощаде».

Наоми подавила дрожь. Её отношения с бывшим женихом в последнее время становились всё более и более сложными, а его подарки после примирений — всё более расточительными. Наоми всегда отказывалась спать с Луисом, из-за чего тот расстраивался и злился, но разрыв их отношений привёл его в ярость.

Во взгляде его светлых глаз сегодня ранним вечером было такое…

Девушка внутренне содрогнулась при воспоминании. Она наняла охранников на этот вечер — Луис не сможет до неё добраться.

Один из поклонников, привлекательный банкир из Бостона, заметил её наверху и начал аплодировать. К нему присоединились остальные, и Наоми невольно представила себе поднимающийся над сценой занавес.

— Bienvenue ^[2] всем вам, — сказала она, улыбнувшись медленной, милостивой улыбкой и начала с величественной грацией спускаться по лестнице.

Никто никогда бы не заметил её тревоги. Наоми не только была опытной балериной, но, помимо всего прочего, ещё и актрисой. Она собиралась покорить всех, находящихся в этом зале, рассыпая налево и направо колкие саркастические замечания и мягкие добродушные остроты, очаровывая всех критиков и заставляя улыбнуться даже самых консервативных из них. Несмотря на то, что её руки уже давно затекли от огромного количества букетов, которые ей приходилось держать, а вокруг одна за другой сверкали ослепляющие вспышки, улыбка девушки была неизменной. Осталось сделать лишь ещё один скользящий шаг вниз.

Да будет она проклята, если позволит Луису испортить ночь триумфа Наоми Ларесс. Три часа назад она дала лучшее в своей жизни представление и собрала полный аншлаг. Её недавно отреставрированное поместье Эланкур, построенное в готическом стиле, ради сегодняшнего праздничного званого вечера сверкало огнями тысячи свечей. Деньги, которые Наоми зарабатывала, танцуя на сцене, позволили ей оплатить капитальную реставрацию своего нового дома и всё его внутреннее роскошное убранство.

Каждая деталь в организации этого праздника была доведена до совершенства, а снаружи на небе сверкала серебристая луна. Луна, сулившая счастье.

На эту ночь Наоми решила выбрать платье plus risqufi ^[3] по сравнению с её обычными нарядами. Оно было из блестящего чёрного атласа в тон её волосам цвета гагата, с тугим лифом, зашнурованным спереди на манер вышедших из моды корсетов, и юбкой с разрезом почти до подвязок, поддерживавших чулки. Её макияж был в стиле голливудского образа женщины-вамп — подведённые чёрно-дымчатыми тенями глаза, тёмно-красная помада на губах, и коротко остриженные ногти, покрытые кровавым лаком. Весь её образ, дополненный драгоценными камнями, обвивавшими шею, и сверкающими серьгами, которые танцевали в ушах, обошёлся Наоми в небольшое состояние. Однако этот вечер стоил того, потому что сегодня все её мечты могли, наконец, воплотиться.

Только Луис мог всё испортить. Наоми заставляла себя не обращать внимания на предчувствия, втихомолку проклиная Луиса и по-английски, и по-французски, что какое-то время помогало ей снять напряжение.

До тех пор, пока она почти не споткнулась на ступеньках. Он был там — стоял позади других и пристально на неё смотрел.

Луис всегда выглядел лощённым и ухоженным, но сейчас его галстук был расслаблен, а волосы растрёпаны.

Как он смог пройти через охрану? Луис до неприличия богат — неужели этот ублюдок подкупил их?

Налитые кровью глаза мужчины пылали маниакальным огнем, но Наоми уверила себя, что он не решится причинить ей вред в присутствии такого количества людей. В конце концов, в её доме было около сотни гостей, включая репортеров и фотографов.

Тем не менее, с него станется устроить сцену или предать всеобщей огласке подробности её скандального прошлого. Покровители Наоми из фешенебельных районов закрывали глаза на экстравагантные выходки девушки и её друзей, однако, они не имели и малейшего представления о том, кем она на самом деле являлась, и уж тем более, чем она занималась в прошлом.

Поэтому, подняв подбородок и распрямив плечи, Наоми продолжила спускаться, хотя руками крепко сжала розы. Негодование, охватившее девушку, боролось в ней со страхом. И, да помоги ей Бог, если она не выцарапает ему глаза, попробуй он испортить этот вечер.

Как раз перед тем, как Наоми достигла нижней ступени лестницы, Луис начал протискиваться сквозь толпу по направлению к ней. Наоми хотела подать сигнал дородному охраннику, стоявшему у открытой двери во внутренний дворик, но толпа окружила её так плотно, что она не могла и с места сдвинуться. Девушка попыталась пробраться к охраннику, но безуспешно, потому что каждый стремился «быть первым, кто поздравит её».

Услышав, как Луис расталкивает людей у неё за спиной, её вежливые «Pardonnez-moi» ^[4]превратились в резкие «Дайте пройти!».

Он приближался. Краем глаза Наоми заметила, что в его спрятанной в карман пиджака руке было что-то зажато. Ещё один подарок? Это было бы так неловко.

Когда он резко вытащил руку, она развернулась и уронила букеты. Металл блеснул в свете свечей. Широко распахнув глаза, Наоми закричала…

И в следующее мгновенье Луис вонзил нож в её грудь.

Боль… невообразимая боль. Она даже услышала, как лезвие со скрежетом прошло по её костям. Сила удара была такой, что острие клинка пронзило девушку насквозь и вышло через спину. Наоми вцепилась в руки Луиса, но из её горла вырывались лишь булькающие звуки. Те, кто стоял ближе всего к ней, в ужасе попятились назад.

«Этого не может быть…», — мелькнула мысль.

Только когда он разжал окровавленные пальцы и выпустил нож из рук, её тело упало на пол. Розовые бутоны рассыпались вокруг Наоми, и их лепестки взметнулись над торчащей из тела девушки рукояти. Наоми могла лишь безмолвно смотреть застывшим взглядом в потолок, а тем временем тёплая кровь вытекала из спины и разливалась лужей вокруг её тела. Она отчётливо слышала воцарившуюся в зале тишину, разрываемую частым дыханием Луиса, который, упав позади неё на колени, начал рыдать.

«Это не по-настоящему…»

В ответ на её мысль первый истерический крик разрезал тишину. Люди бросились прочь от места происшествия, толкаясь и создавая неразбериху. Наоми услышала, как охрана, наконец, подняла шум и начала прорываться сквозь толпу.

Наоми была ещё жива. Она была упрямой, настоящим бойцом, и она не умрёт в доме своей мечты, в ночь своей мечты.

«Бороться…»

Луис вновь сжал рукоятку ножа, двигая лезвие внутри её тела.

«Агония… это слишком… не могу этого вынести…»

Однако у неё не хватало дыхания, чтобы закричать, не было сил поднять свои ставшие безвольными руки, чтобы защитить себя.

Задыхаясь от слёз, Луис взревел и провернул нож в ране.

— Почувствуй это для меня, Наоми, — выдохнул он ей на ухо. Тело взорвалось болью, разливающейся от сердца до кончиков ногтей и волос. — Почувствуй, что мне пришлось выстрадать.

Это было слишком! Искушение закрыть глаза стало почти невыносимым. Однако ей казалось, что пока она сможет удержать их открытыми, она останется живой.

— Видишь, как сильно я тебя люблю? Теперь мы будем вместе, — с хлюпающим звуком он выдернул нож из её тела.

За мгновение до того, как его скрутили и повалили на землю, Луис перерезал себе горло от уха до уха.

Когда доктор склонился над Наоми, чтобы ощупать её запястье, тело девушки уже начало остывать.

— Пульс не прощупывается, — сказал врач кому-то невидимому, заглушая всеобщий гам и беспорядок. — Она умерла.

«Но я не умерла! Ещё нет!»

Наоми была так молода, и было ещё столько всего, чего она не испытала. Она заслуживала жизнь.

«Я не умираю», — стучало где-то в подсознании. Руки девушки каким-то образом сжались в кулаки. — «Я отказываюсь умирать!»

Вопреки всему, со следующим дуновением бриза зрение Наоми начало гаснуть, как свеча. «Нет, нет… ещё живу… не могу видеть, не могу видеть… так страшно».

Ветер подхватил розовые лепестки и бросил ей в лицо. Она почувствовала каждый их холодный поцелуй.

Потом… пустота.