ГЛАВА 4

Когда на следующее утро я покидал «Бильбоке», моя голова раскалывалась от джина и бессонной ночи именно так, как и полагалось по моей роли. Всё тело чесалось от укусов паразитов, которыми кишела гостиница. Чтобы отвлечься от раздражающего зуда, я припоминал детали моего разговора с партнёрами мистера Викерса. Их очень заинтересовала семья, о которой я подробно рассказал, и история смерти моего фиктивного отца. Дойдя до судебной палаты, я понял, что человечек с клювообразным носом всё время движется в том же темпе, что и я, держась примерно в двадцати футах позади. Так что мистер Холмс оказался совершенно прав, говоря, что за мной обязательно будут следить. Я постарался сделать вид, что не замечаю непрошеного спутника, и пошёл своей дорогой.

У судебной палаты я принялся останавливать всех облачённых в мантии, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения в том, что я ищу юриста, который согласился бы заняться моим делом. Никто из встречных не дал мне доброжелательного ответа, что, впрочем, совпадало с моими намерениями. Поэтому я продолжал свои попытки, обращаясь к каждому следующему стряпчему всё более неприветливо. Наконец я заметил, что ко мне направляется Пайерсон Джеймс, которого мистер Холмс должен был прислать на встречу со мной. В руках он судорожно сжимал большой кожаный портфель, а одет был соответственно своему сословию. Адвокатское платье было весьма поношенным, уверен, что оно попало к нему из того же гардероба, что и моё ко мне, то есть из гардероба Эдмунда Саттона. Он чуть не столкнулся со мной и принялся извиняться.

— Я никак не хотел… Прошу прощения, сэр. — Он схватил меня за руку, чтобы я не ушёл раньше, чем он скажет всё, что хотел.

Джеймс был немногим старше меня, но выглядел человеком средних лет и держался именно так, как подобает адвокату в профессиональном облачении. На шее Джеймса висели очки на тёмной ленте. Я знал, что его острое зрение нисколько не нуждалось в помощи линз.

— Не тревожьтесь, — прервал я его излияния и, увидев, что клювоносый человечек приблизился, перешёл к тексту, полагавшемуся мне по роли.

— Значит, в завещании есть спорные моменты? — нетерпеливо переспросил Пайерсон Джеймс. — Да, конечно, я смогу дать вам совет. Если вы не сочтёте за труд последовать за мной.

— Конечно, — ответил я, старательно разыгрывая сердечную признательность. Мне она показалась глубоко фальшивой; уверен, что на клювоносого наблюдателя моё поведение произвело то же впечатление. — Благодарю вас, сэр, — сказал я, — за то, что вы согласились ознакомиться с моими трудностями.

— Человек в вашем положении вряд ли может рассчитывать на полное доверие, — заметил Джеймс, когда вёл меня по узенькой улочке к зданиям, где размещались залы для слушания дел. Я выслушаю беспристрастно, а потом решу, стоит ли ваш случай моего внимания. — Мы вошли в одно из зданий и прошли через полутёмный узкий коридор. — Мне кажется, вы заметили приставленных к вам наблюдателей перед входом в этот дом, — бросил он через плечо, открыв передо мной дверь в великолепную комнату. Миновав её, мы оказались в столь же красивом следующем помещении. Там в мягком кожаном кресле с высокой спинкой с непринуждённым видом сидел Майкрофт Холмс.

— Как дела, Гатри? — спросил патрон, внимательно оглядев меня. — Что вам удалось сделать к этому моменту?

— Думаю, что мне повезло даже больше, чем мы надеялись. — Я взглянул на Пайерсона. — Стоит ли…

Майкрофт Холмс попросил своего гонца оставить нас.

— Не выходите из дома, — добавил он вслед. — Когда мы закончим, вы проводите Гатри на улицу.

— Как вам будет угодно, сэр, — ответил Джеймс и закрыл за собой дверь.

— А теперь расскажите, что вы считаете удачей. — Холмс наклонился вперёд, опершись локтем на ручку кресла. — В «Бильбоке» кто-то уже начал с вами переговоры?

— Да, сэр, — сказал я и быстро изложил ему суть моей встречи с мистером Викерсом, описал троих его подручных, в особенности пожилого человека с девонширским акцентом. Я был уверен, что его описание можно было бы найти в каких-нибудь архивах. А закончил рассказом о впечатлении, которое произвёл на меня сам Викерс.

— Его вид пробудил во мне очень серьёзные опасения. Не могу сказать точно почему, но я подозреваю, что он является вместилищем великого зла.

— В этом вы правы. Я давно знаю Викерса и имею все основания считать, что его характер не изменился. — Холмс посмотрел в потолок. — Полагаю, решимость Викерса сразу заговорить с вами может объясняться тем, что ему срочно потребовался какой-нибудь простофиля. — Он взглянул мне в глаза. — Вы считаете, что этим вечером он может снова прийти туда?

— Не знаю, — искренне ответил я. — У меня такое впечатление, что за внимание, которое он мне уделил, он потребует от меня что-то взамен. — Я засунул руки в карманы жилета. — Я последовал вашим рекомендациям и откровенно сказал, что ищу помощи законников, чтобы получить деньги, на которые я, Джеффрис, имею право.

— Прекрасно. Думаю, что будет совершенно правильно, если вы продолжите эту игру, мой милый. Пусть они узнают, что вы нашли солиситора, который готов предпринять необходимые действия от вашего имени, но требует с вас тридцать фунтов вперёд.

— Достаточно ли этих денег для такого дела? — неуверенно спросил я. — Если сумма окажется слишком большой или маленькой, Викерс сможет что-нибудь заподозрить.

— Это значительно меньше того, что запросили бы более преуспевающие юристы, но, с другой стороны, намного превышает финансовые возможности Августа Джеффриса. Это всё, что сейчас может нас касаться.

— Вы хотите сказать, что следует принять помощь, предложенную мне мистером Викерсом?

— Конечно, дорогой Гатри. Вы должны оказаться втянутым в его заговоры, иначе нам не удастся узнать ничего о его намерениях, а они и в самом деле отвратительны, ваше впечатление совершенно правильно. — Холмс потёр переносицу своего длинного носа. — Я отлично могу представить себе, что вас не радует затруднительное положение, в котором вы оказались. Тяжело решиться вступить на опасный путь, да ещё и иметь дело с людьми, достойными всяческого осуждения. Я сочувствую вам, Гатри, искренне сочувствую. Но нам необходимо добраться до сердцевины лабиринта.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Но эти люди опасны. Они были уже совсем готовы к тому, чтобы… э-э… прижечь раскалённой докрасна кочергой мою руку как раз там, где вы сделали эту дьявольскую татуировку.

— Я чрезвычайно благодарен вам. — Майкрофт Холмс произнёс это настолько искренне, что вся моя решимость сопротивляться продолжению задания исчезла. — Теперь они больше не заговорят о татуировке, до тех пор пока вы сами не начнёте разговор.

— Как странно, — сказал я, не в силах сдержать саркастические нотки.

— Вы завязали отношения с одним из наиболее сильных тайных обществ. И если эти люди снова начнут расспрашивать вас, то не ограничатся кочергой. — Холмс мрачно улыбнулся. — Вы правы. Этот человек очень опасен. Я знаю о его мерзких делах вот уже двадцать лет. если не больше, и могу назвать считаное количество людей, которые в ещё большей степени являлись бы воплощением зла, чем мистер Джастин Оливер Бошамп Викерс. — Он поднялся и прошёлся по комнате. — Вы можете удивиться, но я доволен тем, что вы знаете теперь, в какое опасное предприятие вы ввязались, имея дело с Викерсом. И, умоляю вас, не забывайте об этой опасности.

В этих словах я услышал отголосок давно прошедших событий, и я почувствовал, что Холмсу эта память причиняла боль.

— Он уже совершил какое-нибудь зло? — спросил я, желая удостовериться в своих подозрениях.

— К несчастью, должен признать, что очень много, — угрюмо проговорил Майкрофт Холмс. — Сейчас я не могу сказать ничего более определённого, но в своё время вы услышите всю эту печальную историю. — Потянувшись к звонку, он вызвал Джеймса. — Возвращайтесь в «Бильбоке» и дайте им понять, что нуждаетесь в деньгах, надо заплатить солиситору. Сделайте это без ложной скромности. И будьте тверды в вашем выборе, не позволяйте Викерсу навязать вам другого юриста вместо Джеймса. Хотя, думаю, теперь, после того как они убедились, что вы готовы сотрудничать с ними, они не станут настаивать на этом. — Он обвёл жестом комнату, в которой мы находились. — Я буду здесь завтра утром. Если вы захотите сообщить мне что-нибудь, приходите сюда сами. Викерс будет знать, что где-то здесь находится приёмная вашего солиситора, да и любой запрос подтвердит, что здесь практикует адвокат П. Н. Джеймс.

— Я хочу и должен прийти сюда, — ответил я, хотя мне совершенно не хотелось поддерживать хоть какие-нибудь дальнейшие отношения с мистером Викерсом.

— Как только вы поймёте хоть что-нибудь в намерениях этого дьявола, дайте мне знать об этом. — Холмс снова взглянул мне в глаза. — Сожалею, Гатри, что мне приходится требовать от вас так много, но в этом случае я просто никому не могу довериться, да и никто другой не сможет прямо выйти на контакт с Викерсом, не вызвав нежелательных подозрений. — Он подошёл и положил руку мне на плечо. — Хотел бы я освободить вас от порученной вам роли, но, увы, не могу этого сделать, ибо должен выполнять присягу, данную Англии и Короне.

Эти слова потрясли меня.

— Дело настолько важное? — спросил я, испытывая трепет. — Угрожает ли мне непосредственная опасность?

— Непосредственная, пожалуй, нет, но ситуация весьма напряжённая. Сейчас ведутся очень деликатные переговоры, которые могут быть непоправимо сорваны, если Викерсу и его компании удастся ввязаться в дело. Мы должны иметь хоть какое-нибудь представление об их намерениях, если не хотим, чтобы Англия оказалась скомпрометированной. — Мой патрон посмотрел в стену мимо меня. — Ещё вчера я не думал, что положение может стать отчаянным, но сведения, которые с тех пор успели попасть мне в руки, настоятельно требуют разведать намерения Викерса и его Братства. В противном случае все напряжённые усилия наших дипломатов могут быть сведены на нет.

— Ну конечно. — Меня охватил стыд за то, что я позволил страху на некоторое время пересилить во мне чувство долга.

— Я чрезвычайно благодарен вам, — продолжал Холмс, вновь отстранясь от меня. — Я поставил перед вами неблагодарную задачу, и — вне всякого сомнения — с моей стороны непростительно требовать от вас так много. Но, боюсь, у меня нет другого выхода.

Я кивнул и сказал:

— Я сделаю всё, что вы скажете. — Я попытался вложить в эти слова всё уважение, которое питал к его мнению.

— Тогда, Гатри, слушайте меня как можно внимательнее, — энергично заговорил Холмс, — и настраивайте себя так, словно готовитесь войти в адские врата.

Следующие десять минут он повторял мне инструкции и сообщил дополнительную информацию, которая должна была помочь мне справиться с этим предприятием.

— Совершенно правильно, что вы задаёте Викерсу так много вопросов. Это соответствует характеру Августа Джеффриса. Будучи сам нечестным человеком, он испытывает недоверие к поступкам и предложениям всех остальных и ожидает от всех подвоха. Используйте это в своих интересах и теперь разверните перед ним весь свиток с описаниями своих несчастий; делайте как можно больше высказываний в свою пользу. Если, например, вам предложат поездку, жалуйтесь, что вам надоело всегда останавливаться в чёрт знает каких дырах и что путешествие весьма некстати именно сейчас, и, уж конечно, затраты окажутся для вас непосильными. Требуйте отсрочки отъезда, чтобы организовать ваши собственные дела, говорите, что время, которое вы проведёте за границей, не должно пропасть даром.

— За границей? — эхом откликнулся я. Развернувшаяся передо мной новая перспектива нанесла мне очередной удар. — Я полагаю, сэр, вы ожидаете, что мне сделают именно такое предложение?

— Ну конечно, — ласково сказал Холмс. — Думаю, что вам предложат отправиться в Баварию или, возможно, в Вену.

— Могу ли я спросить у вас зачем? — Задавая этот вопрос, я совершенно не желал узнать больше, чем было бы благоразумно.

— Давайте лучше убедимся в том, что это предложение вам сделают, — предложил он в ответ. — Мне не хотелось бы делать ваше бремя чрезмерным.

Я кивнул, показывая, что хорошо понимаю трудность положения.

— И вы хотите избежать риска, связанного с тем, что Викерс может понять, что я знаю больше, чем должен.

— Именно так. — Он вздохнул с облегчением. — Это только увеличит грозящую вам опасность, но не принесёт вам никакой пользы.

Я почувствовал глубокий смысл его осторожности.

— Сэр, только одно, прошу вас.

— Что вы хотите? — спросил Холмс, услышав мольбу в моём голосе.

— Не согласитесь ли вы доставить моей невесте записку от моего имени? У меня сейчас нет возможности оказывать ей должное внимание. Я знаю, что если мне не удастся завоевать её расположение, это потрясёт оба наши семейства. Во время нашей последней встречи я не мог знать, что мне предстоит долгое отсутствие, и был уверен, что Элизабет потребует объяснений. Мисс Ридейл не предполагает, что я не могу в настоящее время связаться с ней. Она не пожелает смириться с неуважением.

— Дорогой мой, неужели она настолько пунктуальна в вопросах этикета? — спросил Холмс.

— Последнее время мне кажется, что да, — ответил я, ощущая, что мои слова нелояльны по отношению к Элизабет. Если я снова разочарую её, то стану в её глазах хуже последнего хама. — Вы, возможно, заметили, что она очень пристально следит за положенными знаками внимания. Она рассчитывает, что мы поженимся в ближайшие два месяца.

— А вот это может и не получиться, — сказал Холмс и, тщательно подбирая слова, спросил: — Насколько глубока ваша привязанность?

— Мистер Холмс, как джентльмен, я не могу ответить вам, — ответил я, краснея. Признаться, я никогда не задумывался об этом. — Нас предназначили друг для друга, и семьи давно ожидают нашего союза.

Холмс не придал значения этому замечанию.

— Понимаю, — нахмурился он и продолжил: — Вы можете написать ей краткую записку. Конечно, с условием, что в ней не будет даже намёка на то поручение, которое вы выполняете. Я позабочусь, чтобы её доставили. Можете быть уверены, что послание будет у неё в руках завтра утром. — Он указал на письменный стол. — Можете написать прямо сейчас, если это вас устроит.

Собравшись с мыслями, я уселся и обмакнул перо в чернила.

В силу случившихся обстоятельств письмо вышло не столь элегантным, как мне хотелось, но я был уверен, что смог намекнуть на грозящую мне опасность, причём сделал это таким образом, чтобы не вызвать неудовольствия ни у Майкрофта Холмса, ни у Элизабет Ридейл. Поставив точку, я дал прочесть записку мистеру Холмсу.

— Очень хорошо, — одобрил он, вернув мне листок. — Тьерс отнесёт письмо в Твифорд после ежедневного визита к матери.

— Как её состояние? — спросил я, вспомнив о её ужасной болезни. Вложив письмо в конверт, я запечатал его и написал полное имя и адрес Элизабет.

— Всё хуже, — ответил Холмс. — Тьерс всё время готов получить известие о её кончине. Очень печально.

— Не будете ли вы любезны сообщить Тьерсу о моей симпатии и сочувствии? — спросил я, вручая господину Холмсу запечатанный конверт.

— Обязательно скажу, — ответил тот. — А теперь, думаю, будет лучше всего, если вы вместе с Джеймсом уйдёте отсюда. Вы пробыли здесь довольно долго, и наблюдатели должны поверить, что вам удалось найти солиситора, который заинтересовался вашим делом. Но расстаньтесь с ним достаточно резко, даже грубо: пускай заинтересованные зрители поймут, что вы не достигли полного согласия. — Указав на дверь, он вручил мне десять шиллингов. — Продолжайте ваше дело. Надеюсь встретиться с вами завтра.

— Если Бог даст, — ответил я, направляясь к двери. — А как я объясню происхождение этих денег?

— Как хотите. Можете сознаться в воровстве, и это никого не удивит, — предложил Майкрофт Холмс, зло скривив губы.

— Воровство, — повторил я и оставил его в одиночестве.

Джеймс сидел за столом во внешней комнате, согнувшись над кипой бумаг.

— Вы закончили? — спросил он, подняв на меня глаза.

— На сегодня: Завтра я снова приду, если будет что доложить. — Я заметил, что Джеймс действительно составляет справку по делу, и это меня удивило.

— Я должен убедить весь мир, что я солиситор, — объяснил он. — Иначе этот обман станет опасным для всех нас.

— А вы действительно юрист? — спросил я, решив, что это вполне возможно.

— На самом деле я барристер^[2], — ответил он с гордостью. — Я состою при премьер-министре, — он, подняв голову, коснулся своих потрёпанных одежд, — и он поручил мне работать с Майкрофтом Холмсом, когда начались сложности с Фрейсингским договором.

— Это было в прошлом году, не так ли? — спросил я, перебрав в уме множество записей, которые мне пришлось разбирать за последние несколько месяцев. — Какие-то сделки с Германией?

— Это касалось Баварии. Вопрос считался решённым, но теперь ясно, что могут появиться дополнительные трудности. Кое-что из условий, о которых не сообщают широкой публике… Вы понимаете меня? — Джеймс откровенно ненавидел эти дополнительные трудности. Собрав бумаги, он вновь запихнул их в портфель. — Сюда, пожалуйста.

Я шёл за ним по залу, на ходу припоминая манеры Августа Джеффриса. Поэтому, когда мы вышли на улицу, на моём лице было грубое выражение, свойственное этому образу.

— Что ж, я достану эти проклятые деньги, — бросил я достаточно громко, чтобы привлечь внимание нескольких прохожих.

— Буду ждать вашего вызова, мистер… мистер Джеффрис, я не ошибся? — Джеймс выглядел в одно и то же время и угодливым, и высокомерным. Я был восхищён этим талантом, хотя был готов, конечно, в образе Джеффриса презирать его за это.

— Вы правильно запомнили: Джеффрис. Август Джеффрис. Даю вам слово, сэр, вы ещё услышите это имя, — прорычал я, резко повернулся и, сгорбившись от гнева и отчаяния, направился в сторону «Бильбоке». Ярдах в двадцати позади я заметил клювоносого преследователя. Он шёл с беззаботным видом, рассматривая уличную суету.

Мистер Холт находился в пивной. Когда я переступил порог, он налил стакан джина.

— Судя по вашему виду, вам нужно выпить.

— Можете быть уверены, я выпью и второй, — отрывисто ответил я. бросив на стойку деньги за две порции джина, и направился к своему вчерашнему месту около очага. Запах можжевельника был так силён, что я чуть не поперхнулся, когда через силу поднёс стакан к губам. Нужно было во время разговора с мистером Холмсом попросить принести кусок говядины и немного сыра, запоздало подумал я. Но в следующий раз буду умнее. Понимая, что мне следует похвастаться своим богатством, я вынул две монеты из кармана и звякнул ими. — Сегодня я хотел бы поужинать, мистер Холт.

— О, значит, вам сегодня удалось раздобыть несколько пенсов, — воскликнул хозяин. — Так что вы хотите?

— Можете считать, что я их раздобыл, — подчёркнуто уклончиво ответил я. — Только это шиллинги, а не пенсы.

— Мне не важно, откуда берутся деньги, которыми вы расплачиваетесь со мной, — пожал плечами Холт.

— Ладно, мне хватит, чтобы сегодня как следует набить живот. — Я хлопнул ладонью по маленькому столику. — Только, пожалуйста, не жир с хрящами. Подайте мне ваше лучшее мясо.

— Сегодня тушёная баранина, — сообщил Холт. — Миска десять пенсов, если возьмёте ещё хлеба с сыром, то получится четырнадцать пенсов и полпенни.

— Давайте, — сказал я, бросив ему шиллинг. — И ещё горчицы для соуса.

Он поймал монету на лету и сунул в карман передника.

— Я принесу вам ужин, прежде чем вы успеете сказать «нож».

В ожидании еды я согнулся над джином и заметил, как мой клювоносый спутник вошёл в пивную и сел у дверей, поблизости от пары ломовиков, которые потягивали пиво, о чём-то переговариваясь. Он не подал виду, что заметил меня, не обратил внимания ни на кого из посетителей, но я знал, что стоит мне выйти по нужде, как он последует за мной. В этот момент Холт поставил передо мной миску с мясом, тарелку с хлебом и сыром. Взглянув искоса, я заметил, что в глазах клювоносого мелькнуло удивление.

— Ну вот, мистер Джеффрис, можете наслаждаться своим ужином, — сказал хозяин. — Эта порция никому не покажется маленькой.

— Это точно, — согласился я, принюхиваясь к баранине. От неё сильно пахло перцем. Без горчицы это блюдо наверняка было бы несъедобным.

— Когда допьёте джин, я подам вам ещё стакан, — заявил Холт, прежде чем вновь занять свою позицию за стойкой.

Я был настолько голоден, что обрадовался и этой непритязательной еде; кроме того, она должна была помочь мне одолеть худший в мире джин; по крайней мере, я надеялся на это. А ведь сегодня вечером, если Викерс вернётся, мне должно понадобиться всё моё остроумие.