Глава 8

Финишная прямая оказалась заасфальтированной настолько гладко, что «Кадиллак» преодолел ее почти беззвучно. Вскоре в сумерках проступила бесконечная ограда, увенчанная колючей проволокой. Очень похожие плиты Бондарю доводилось видеть на взлетных полосах аэродромов. Только здешние торчали вертикально.

– Антураж колонии строгого режима, – усмехнулся он.

– Внутри нормально, – заверил его Павел.

На подъехавший лимузин уставилась пара телекамер, которыми, как заметил Бондарь, была оснащена вся ограда. Вспыхнули яркие прожектора. Из калитки вышел военной наружности парень, заглянул в салон, внимательно осмотрел прибывших. Ни пистолета, ни автомата при нем не наблюдалось, но можно было не сомневаться, что подстраховывают охранника люди вооруженные и ответственные.

Повинуясь его знаку, массивные железные ворота разъехались в стороны. «Кадиллак» беспрепятственно въехал во двор, залитый голубоватым снегом. Слева от себя Бондарь увидел трехэтажное здание, явно выполнявшее в прошлом функции гостиницы для руководящих работников. Дорожка к нему была расчищена от снега, но многочисленные следы на крыльце позволяли определить, что внутри обитает не менее десяти человек. У входа перетаптывался автоматчик в непомерно большом пуховике.

– Что за дом? – поинтересовался Бондарь. – Казарма для гвардейцев Ее Величества?

– Что-то в этом роде, – уклончиво ответил водитель, глядя прямо перед собой.

Территория загородного жилища Морталюк оказалась достаточно обширной. Бондарь обратил внимание, что почти все деревья вырублены, чтобы не заслонять сектор обстрела тем, кто охраняет подступы к особняку. Чувствовалось, что у Морталюк имеется немало недоброжелателей, и она никогда не забывает об этом.

– Покой нам только снится, – буркнул Бондарь, когда «Кадиллак» осторожно протиснулся между двумя бетонными блоками, заменяющими противотанковые надолбы.

– Угу, – поддакнул водитель. – Каждый раз боюсь, что поцарапаю тачку. Потом вовек не расплатишься.

– Жизнь состоит из множества опасностей, – философски произнес Бондарь. – Стоит забыть о них, и пиши пропало.

Затылок водителя наполовину скрылся за воротником пиджака. Он еще не осознавал этого, но в ходе сегодняшнего путешествия у него появилась скверная привычка по-черепашьи втягивать голову в плечи.

Благополучно преодолев второй пост охраны, лимузин подкатил к старинной дворянской усадьбе, тщательно отреставрированной, но сохранившей свой первоначальный облик. Примет нового времени было не так уж много: три иномарки у крыльца да перетаптывающиеся возле них ребятишки с поднятыми воротниками. Ни Добрынина, ни Шахова, ни охромевшего Чена среди них Бондарь не обнаружил, чему нисколько не удивился. Было бы странно, если бы Леди М оставила их в своей свите. Такие особы умеют прощать только свои собственные ошибки. Окружающие же расплачиваются за просчеты по полной программе.

В подземном гараже, куда был доставлен Бондарь, водитель с нескрываемым облегчением перепоручил его охраннику, лакейские ужимки которого плохо вязались со специфическим взглядом прирожденного мента. Постоянно держась за спиной гостя, этот тип завел его в роскошную кабину лифта фирмы «Коне» и доставил на второй этаж. Здесь, уподобившись бесплотному призраку, он испарился.

Оставшийся в полном одиночестве Бондарь осмотрел мраморные скульптуры, торчащие вдоль стен холла. Бельма их незрячих глаз неотрывно следили за ним, куда бы он ни повернулся. Без воодушевления полюбовавшись натюрмортами да пейзажами в массивных золоченых рамах, он подошел к окну с коричневатыми пуленепробиваемыми стеклами и выглянул наружу. Мелкие снежинки, срывающиеся с неба, напомнили ему о приближении новогодних праздников. Удастся ли провести их по-семейному, вдвоем с Ириной?

Размышления Бондаря были прерваны незнакомым голосом, произнесшим:

– Прошу следовать за мной, сударь.

Голос принадлежал дородному пожилому мужчине, учтиво склонившему голову, как только Бондарь обернулся. Проплешина по центру его макушки отчасти компенсировалась кокетливо взбитым хохолком седых волос на лбу. Что-то было в нем от попугая, обученного не только говорить и кланяться, но и делать приглашающие жесты. Обижать такого смышленого и вышколенного попугая не хотелось. Адресовав ему вежливую улыбку, Бондарь проследовал в указанном направлении.

По случаю наступившего вечера госпожа Морталюк переоделась в строгое черное платье с воротником, обхватывающим горло. Ниспадающее до самого пола, оно было сшито из материала, похожего на мягчайшую парчу. Вряд ли платье было действительно парчовым, но портновские премудрости являлись для Бондаря той областью знаний, в которой он совершенно не разбирался и разбираться не желал.

– Добрый вечер, – поздоровался он, стоя у закрывшейся за его спиной двери.

– Надеюсь, – откликнулась Морталюк, – что вечер и впрямь окажется добрым, дружок.

Их разделяло пространство, равное по величине теннисному корту. Громадный восьмиугольный зал освещался множеством свечей в канделябрах и подсвечниках. Падали отсветы также из полыхающего, как мартеновская печь, камина. Детали обстановки тонули в густых колышущихся тенях. Все, что могло блестеть, блестело. Множество бликов на мебели, полированных дубовых панелях и безделушках норовили отвлечь внимание, но Бондарь смотрел только на Морталюк. Смотрел прямо.

– Если мы перешли на «ты»… – начал он.

– Мы  не перешли, – перебила она, усаживаясь за покрытый белоснежной скатертью стол. – Я  перешла. – Высокая резная спинка кресла придавала ее облику что-то царственное. – Как настроение? – осведомилась она светским тоном.

– Справились бы лучше о моем самочувствии, – сказал Бондарь. – После той сауны, которую вы мне организовали, глаза слипаются.

– Еще нет и девяти, – возразила Морталюк. – Время детское. Спать я тебе не дам, зато ужин обещаю отменный. Присаживайся.

Она указала на кресло, заняв которое Бондарь очутился прямо напротив нее. Уставленный хрусталем и серебром, стол был накрыт на двоих.

– У вас перебои с электричеством? – спросил Бондарь, задравший голову, чтобы полюбоваться люстрой венецианского стекла.

– Иногда хочется романтики, – вздохнула Морталюк. – Даже самая прагматичная женщина вроде меня остается в душе мечтательной девочкой, верящей в сказки.

– Моя любимая сказка – про волка и семерых козлят. У него был поистине зверский аппетит. Как у меня.

– Волк плохо кончил, – не удержалась от улыбки Морталюк.

– Зато славно подкрепился перед смертью. – Бондарь скорчил свирепую гримасу. – Наверное, его подвергли двукратному тайскому массажу – и он здорово проголодался.

– Мне нравятся мужчины с чувством юмора.

– Сытые, мы еще забавнее.

– Проверим, – пообещала Морталюк.

По хлопку ее ладоней в зале появились два официанта. Замельтешили белые перчатки, расставляющие блюда. На столе возникло великое множество всевозможных посудин, серебряное ведерко с бутылкой шампанского и оплетенный графин, в котором, как заметила Морталюк, хранился ее любимый кларет. Бондарь с сомнением осмотрел свернутую треугольником салфетку, отодвинул ее в сторону и взялся за вилку.

– Ты не пользуешься ножом? – спросила Морталюк, давая понять, что ее это удивляет.

– Пользуюсь.

Спохватившийся Бондарь переложил вилку в левую руку и вооружился серебряным ножом с монограммой.

Морталюк пригубила кларет, налитый официантом:

– Как стейк?

– Его запросто можно было резать вилкой, – сообщил Бондарь, проглотив солидный ломоть отлично прожаренного мяса.

– Это неэстетично.

– Зато удобно.

– Привыкай к светскому этикету, дружок.

– Угу, – кивнул Бондарь, не поднимая глаз.

Морталюк положила в рот кусочек стейка и запила его кларетом, поглядывая на своего нового телохранителя. Внутреннее чувство подсказывало ей, что он умеет вести себя за столом гораздо культурнее, чем хочет показать. Зачем же он терзает мясо, как тигр в клетке? Почему не заискивает, не лебезит, отрабатывая солидный оклад? Проверка на детекторе лжи показала, что Бондарь не вынашивает никаких подозрительных планов, но техника – техникой, а интуиция – интуицией. Прислушиваясь к своим ощущениям, Морталюк отпустила официантов и завела разговор о своем новом бизнесе. Ей хотелось понаблюдать, как отреагирует Бондарь на ее откровения. Насколько хорошо он осведомлен о делах хозяйки? Не профессиональное ли любопытство комитетчика руководило им, когда он откликнулся на объявление о приеме на работу? А если и так, то разве не приятно будет поиграть в кошки-мышки с таким интересным мужчиной?

Перебарывая дремотную одурь, Бондарь заставлял себя не пропускать мимо ушей все, что считала нужным сообщить ему Морталюк. Сделав краткий обзор туристического бизнеса в целом, она перешла к проблемам горнолыжного спорта, пользующегося все большей популярностью во всем мире.

Россия не являлась исключением. В свое время, с легкой руки Путина, увлечение катанием на горных лыжах охватило всех крупных отечественных политиков и бизнесменов. Правда, когда он покинул пост президента, они переметнулись из Сочи в Швейцарию, где им почему-то нравилось больше.

– Глупо, – подытожила Морталюк. – Чем, скажи на милость, российские горы хуже французских или швейцарских?

Застигнутый врасплох Бондарь сосредоточенно жевал, размышляя, что ответить на этот сакраментальный вопрос. Чем русский клен лучше канадского? Почему родные степи краше всех саванн и пампасов, вместе взятых? Беспристрастный приговор гласил: ничем не лучше и не краше, однако не обо всем на свете получается судить беспристрастно, если в груди твоей еще сохранилась душа, не вытесненная окончательно внутренностями с их содержимым.

– Российские горы ничем не хуже всех прочих, – произнес Бондарь, когда отмалчиваться стало просто неприлично.

– Верно, – кивнула Морталюк. – Они во многом даже лучше. Главное преимущество – дешевизна здешних курортов. Альпы обходятся среднестатистическому туристу в три раза дороже, чем Кавказ.

Официанты, окружившие их стол, избавили Бондаря от необходимости придумывать какую-нибудь многозначительную реплику. Состоялся ритуал водружения в центр стола полутораметрового серебряного блюда, окутанного клубами пара.

– Отменные крабы, – сказал Бондарь с видом знатока.

– Это крабоиды, – поправила его Морталюк.

– Впервые слышу о таких.

– Они отличаются от обычных крабов тем, что имеют не пять, а только четыре пары лап, включая клешни.

– Потрясающе! – воскликнул Бондарь.

– Ты об аромате? – покровительственно улыбнулась Морталюк.

– О лапах. Надо же, всю жизнь лопаю этих крабов, а лапы пересчитывать не додумался. Серьезное упущение с моей стороны. – Бондарь удрученно покачал головой. – Вот так бы и умер невеждой, не умеющим отличать крабов от крабоидов.

С этими словами он принялся крушить панцирь камчатского гиганта специальными щипцами, поднесенными официантами. Они выполнили аналогичную работу за хозяйку стола, а потом удалились, оставив возле каждого из едоков по соуснику с топленым маслом и подрумяненные тосты.

В бокалах пенилось розовое шампанское. Морталюк предложила выпить за знакомство, после чего оба надолго умолкли, сосредоточившись на процессе поглощения пищи. Мясо крабоидов было нежнейшим из всех, какие Бондарь когда-либо пробовал, особенно в сочетании с тостами и слегка жженым топленым маслом. Ледяное шампанское с легким привкусом земляники приятно холодило небо. Насытиться всем этим великолепием не получалось. Сколько Бондарь ни ел, а аппетит его не уменьшался.

– Хорошо живут буржуи? – насмешливо осведомилась Морталюк, вытирая шелковой салфеткой масло с подбородка и удовлетворенно откидываясь на спинку кресла.

– Не уверен, – произнес закуривший Бондарь. – Мне, например, не требуется целый штат охранников, а по ночам я не изнываю от тревоги, что забуду секретные коды доступа к банковским счетам. Я просто живу и стараюсь наслаждаться жизнью. – Он глубоко затянулся дымом. – Например, сегодня впервые попробовал крабоидов и получил ранее неведомое мне удовольствие. А вы, наверное, воспринимаете это как привычную рутину. – По мере того как Бондарь рассуждал вслух, дым медленно струился из его рта и ноздрей. – Так кто из нас находится в более выгодном положении?

– У богатых тоже имеются свои преимущества, – заявила Морталюк, вставляя в хрустальный мундштук длинную тонкую сигарету. – Одно из них – возможность постоянно доминировать над окружающими. Знакомо тебе это чувство?

– Нет, – признался Бондарь. – Превосходить кого-либо в том, что умеешь лучше, – это нормально, это даже приятно; но доминировать… На кой черт мне это?

– А ты не понимаешь?

– Не понимаю.

– Это так просто. – На губах Морталюк за-змеилась издевательская улыбка. – Либо помыкают тобой, либо помыкаешь ты, третьего не дано. Чтобы ты как следует прочувствовал это, подойди и дай мне прикурить, дружок. – Морталюк призывно повела мундштуком. – Сделай это со всей деликатностью и почтительностью, на которую ты способен.

«Я не смогу», – подумал Бондарь. «Ты сможешь, – возразил внутренний голос. – Вставай и беги к своей повелительнице с зажигалкой в протянутой руке. Не забудь прогнуться. И не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус, после которого тебя вышвырнут на улицу, как нашкодившую дворнягу. Вперед, дружок. У тебя получится. Еще утром ты мечтал получить работу у Леди М, и вот, пожалуйста, твои мечты сбылись. Шевелись, счастливчик. Докажи, что ты достоин выпавшей тебе чести».

Двигаясь, как плохо смазанный робот, Бондарь отодвинул кресло, придержал его за спинку, не позволив упасть, приблизился на негнущихся ногах к поигрывающей мундштуком Морталюк, чиркнул зажигалкой, поднес ее к кончику сигареты.

– Немного неуклюже, но для начала сойдет, – произнесла она, цедя голубоватый дымок. – Налей мне шампанского и ступай на место, дружок. – Услышав, как скрипнули зубы Бондаря, Морталюк тихонько засмеялась. – У большинства мужчин преувеличенное чувство собственного достоинства. Вот почему мне постоянно приходится менять личных телохранителей. Один из них не придумал ничего лучше, как поднести зажигалку таким образом, чтобы опалить мне волосы. – Морталюк машинально прикоснулась к белокурому локону, прикрывающему левую бровь. – И чего он добился?

– Откуда мне знать, – пожал плечами Бондарь, плюхнувшийся в кресло. Усталость навалилась на него, как непомерная перегрузка при затяжном пике.

– Этот самолюбивый идиот, – продолжала Морталюк, – был не просто уволен. Я позаботилась о том, чтобы он лишился жены, квартиры и очутился на улице, где, надо думать, спился или околел от холода. Скажи, дружок, способен ли сохранить чувство собственного достоинства человек, подыхающий под забором?

– Мне трудно судить, – выдавил Бондарь. Слова давались ему с трудом. Челюсти отказывались повиноваться. Он смотрел на скатерть, чтобы не перехватить направленный на него взгляд Морталюк.

Леди М явно наслаждалась ситуацией. Ее голос был звонок и чист, когда она воскликнула:

– И это прекрасно! Зачем тебе опыт подобного рода, дружок? Тебе предстоит испробовать множество изысканных блюд и напитков, ты будешь хорошо одеваться, с комфортом путешествовать, взирать на простых смертных с превосходством и пользоваться привилегиями, которые тебе прежде даже не снились. Только служи. Не разочаровывай меня, и ты тоже не будешь разочарован. Перед тобой распахнулись невиданные горизонты, понимаешь, о чем я говорю?

– Конечно, – произнес Бондарь. Никаких горизонтов он не видел. Перед его глазами была лишь тарелка с объедками да остатки шампанского в бокале. Допив его одним махом, он заставил себя улыбнуться и повторил: – Конечно.

Поданный к завершению ужина ликер был приторным и тягучим, как клейкая слюна паучихи, опутывающей попавшуюся в сети жертву. Изнывая от скуки, Бондарь слушал разглагольствования Морталюк, продолжавшей пичкать его разнообразнейшими блюдами и общими сведениями о горных курортах.

Между прочим он выяснил, что понятие «apres-ski», буквально означающее «после лыж», является в новом бизнесе Морталюк чуть ли не ключевым, поскольку за этим термином скрываются самые прибыльные статьи доходов.

– Для меня aprиs-ski так же важно, как aprиs-sex, – сказала она.

– Почему? – мрачно спросил Бондарь.

Ему как раз подали мозговую кость, обмотанную кружевной салфеткой. Выложенная на фарфоровое блюдце, снабженная вычурной серебряной ложечкой, она лишний раз напоминала о той незавидной роли, которую играл Бондарь в подмосковном особняке. Его снисходительно называли «дружком» и одаривали косточкой на закуску. Степень такого падения не поддавалась осмыслению. А тут еще философствования Леди М.

– Потому что я женщина, – поучала она. – А для женщины то, что происходит в постели после полового акта, не менее важно, чем сам секс. Мне требуются ласка и внимание. Что за радость лежать рядом с бесчувственным чурбаном, храпящим на всю ивановскую?

– Чурбаны не храпят, – возразил Бондарь. – И, если мне не изменяет память, вы собирались посвятить меня в тонкости горнолыжного бизнеса. Так что там после лыж?

– Ты дерзок, но в меру, и мне это нравится, – заметила Морталюк, отправляя в рот алое сердечко клубники. – Только держи себя в рамках, не переходи границ. Что касается термина «aprиs-ski», то поясняю. Накатавшийся с гор турист ищет, чем бы себя занять еще. Ему хочется пообедать в непривычной обстановке, потанцевать, обзавестись сувенирами и обновками. Поверь моему опыту, дружок, в барах, магазинах и дансингах оседает денег не меньше, чем в кассах отелей и подъемников. Отдыхающие не столько катаются на лыжах, сколько рыскают в поисках развлечений. – Морталюк хихикнула. – Западный турист в Альпах и Андорре ежедневно тратит от двухсот до семисот долларов. Получается сумасшедший оборот денег.

– И все же не такой, как при перепродаже нефти, – сказал Бондарь, осторожно беря миниатюрную чашечку кофе.

– Было время, и я рисковала, – спокойно сказала Морталюк. – Теперь мне хочется неги и покоя. Этот период моей жизни можно сравнить с aprиs-sex. Вслед за взрывом активности следует расслабление. Но не полное. – Она игриво погрозила Бондарю пальцем. – Боже тебя упаси отвернуться к стенке и уснуть раньше, чем это сделаю я.

Сигара, раскуренная Бондарем, была хороша с виду, но отвратительна на вкус.

– Вам следовало бы сразу очертить круг моих обязанностей, – пробормотал он.

– А что тут очерчивать? Ты ведь телохранитель. Я вверяю тебе свое тело, ты о нем заботишься. Тебя что-то смущает?

– Да. – Бондарь выразительно посмотрел на застывших в отдалении официантов.

– Не обращай внимания на этих истуканов, – беззаботно сказала Морталюк. – Относись к ним как к предметам обстановки или к манекенам. Их человеческий облик – одна лишь видимость.

Официанты дружно потупились. В их позах угадывалась обреченность. Словно их приговорили к смертной казни, и теперь они доживали последние минуты. Похожее ощущение испытывал и Бондарь.

– Я тоже предмет обстановки? – угрюмо поинтересовался он.

– Естественно, – расхохоталась заметно опьяневшая Морталюк. – Но ты новый, а потому весьма привлекательный.

– А, – сказал Бондарь.

– Бэ. Знаешь ли ты, что римские матроны не стеснялись заниматься любовью в присутствии слуг? Они не считали их за людей. Или я что-то путаю? – Морталюк вопросительно взглянула на официантов. – Вы люди или предметы?

– Как вам будет угодно, – послышалось в ответ.

– Слыхал, дружок? Они ответили одинаково и хором, а ведь оба получают гораздо меньше тебя.

– Спасибо за науку, – произнес Бондарь деревянным голосом. – Было очень вкусно и очень поучительно. Во всех отношениях.

Глаза Морталюк сверкнули:

– Почему такой замогильный тон? Неужели тебе не хочется вкусить от плодов богатой жизни? Сколько лет ты работал на КГБ? Подставлял голову, гробил нервы, здоровье… Если ты занимался этим во благо государства, то служить одному человеку значительно проще. Отныне у тебя один начальник – я. Что в этом плохого?

– Разве я отказываюсь? – Овладевший собой Бондарь лениво пожал плечами. – Мне нужны деньги. Сегодня не имеет значения, каким образом они достаются. Богат – значит прав.

– Совершенно верно. – Взмахнув рукой в сторону официантов, Морталюк встала. – Убирайтесь. – Как только обслуга скрылась за дверью, она вышла на середину зала, давая возможность полюбоваться собой. Ее глаза буквально впились в Бондаря. – Мне кажется, что ты умеешь обращаться с женщинами, дружок. – Усмехнувшись, она поправилась: – Женя… Сегодня я буду звать тебя по имени.

– А завтра? – спросил Бондарь, распрямляясь во весь рост.

– Это зависит от сегодняшнего вечера, – промурлыкала Морталюк. – Нет, вечера будет мало. Мне нужна ночь. Ночь твоей жизни.

Хихиканье, сопровождавшее это признание, не показалось бы неуместным лишь в стенах психиатрической клиники. Желтый дьявол, которому молилась Морталюк, любил пошутить, но обладал специфическим чувством юмора. Бондарю оно пришлось не по душе.

– В таком случае, – сказал он, – вы напрасно устроили мне сеанс массажа.

– Я ничего не делаю напрасно, заруби на носу, Женя.

Морталюк медленно двинулась через зал, напоминая при этом черную шахматную королеву с изящной белокурой головкой, ловко посаженной на плечах. Талия у нее оставалась девичьей, несмотря на бедра рожавшей женщины. Расширившиеся зрачки лучились в неверном свете десятков свечей.

Бондарю стало жарко.

– У вас отсутствует собственнический инстинкт? – спросил он.

– Ревновать тебя к дешевым потаскушкам? Ха-ха-ха. – Это было произнесено раздельно, по слогам. – Они просто подготовили тебя для настоящей работы, вот и все. Сказано же тебе, Женя: меня удовлетворяет только качественный секс. От первого акта с мужчиной обычно мало толку. – Морталюк остановилась в двух шагах от Бондаря, но это не значило, что атака черной королевы завершилась. – Массажистки избавили тебя от избытка дурной жидкости. Теперь тебя надолго хватит.

– Странная логика, – хрипло произнес Бондарь.

– Логика не бывает странной. Она или есть, или отсутствует напрочь. – Морталюк высокомерно прищурилась. – Настанет день, и ты поймешь, какими соображениями я руководствуюсь. А пока… – Она повернулась к Бондарю спиной. – Расстегни платье, сними его и отнеси меня туда.

Палец Морталюк указал на медвежью шкуру у камина. Проследив за ним, Бондарь снова уставился на обращенную к нему спину. Вырез на платье доходил до начала расщелины между ягодицами. Это строгое черное платье было с сюрпризом.

– Что стоишь? – нетерпеливо повела плечами Морталюк. – Я почти никогда не ношу белья, привыкай. Ну, а во время сна на мне вообще нет ничего, кроме нескольких капель «Шанели № 5». Так любила приговаривать Мэрилин Монро, и в этом вопросе я с ней полностью солидарна.

– Я тоже, – сказал Бондарь, потянувший платье вниз.

– Оно стоит двадцать тысяч долларов, – предупредила Морталюк, – осторожнее, Женя. А вот со мной можешь не церемониться. Разрешаю тебе расквитаться за все, что тебе довелось вытерпеть сегодня… – Ее голос сорвался. – Давай, не стесняйся. Трахни меня как следует. Сейчас я для тебя шлюха, а не леди-босс. Пользуйся мной, как тебе заблагорассудится.

Долго упрашивать Бондаря не пришлось. Он сгреб обмякшую Морталюк в охапку, отнес к камину и уронил на мохнатую шкуру, после чего навалился на нее с такой яростью, что уже через десять минут с Маргаритой Марковной приключилось нечто вроде эпилептического припадка. Сам Бондарь приберег энергию для спальни, где на необъятной кровати под балдахином заставил хозяйку рыдать и кричать на все голоса, не давая ей передышки. А уж затем, невзирая на предупреждение, демонстративно отвернулся и сомкнул веки. Выбившаяся из сил Морталюк не возражала. Она уснула несколькими секундами раньше любовника, успев только отыскать его ладонь для полубессознательного рукопожатия. На большее ее не хватило.