Глава 10
С одной стороны, разговор с Петровичем мне очень помог: история братьев Шороховых объясняла то, что я видела на острове. Но вот ПОЧЕМУ я это видела?! Конечно, я слышала разговоры о параллельных мирах, об отпечатках прошлого и все такое, – об этом сейчас трубят все, кому не лень, – но никогда не принимала это всерьез. Если призрак «Гиблого хутора» хотел показаться кому-то, то в моем лице он выбрал самого неблагодарного зрителя.
И еще. Тайна смерти Даши так и осталась тайной. Кто ее убил? Почему возле ее тела лежал стеклянный глаз? И что, черт возьми, она делала на острове в ночь своей смерти? И кто были те люди, для которых играл на свадьбе пьяный Юрка?
Клад в этой истории интересовал меня в последнюю очередь. Наверное, потому, что я не очень-то верила, что сокровища могли долежать до наших дней, если даже допустить, что они вообще существовали. Слишком много свидетелей знали о богатстве Шорохова, а когда речь идет о деньгах – никакие заговоры не помогут: давно бы все нашли и вытащили. Или сам Шорохов прихватил с собой свое добро, когда пустился в бега после пожара.
Скорее я была готова поверить в существование месторождений, – нефти, там, или железной руды, все одно, – тогда Даша, случайно увидевшая черных геологов, подверглась серьезной опасности. Смертельной, как показало время. От этой версии мороз прошел по коже. В плохих людей я верила гораздо сильнее, чем в призраков. Заполучить еще неоткрытое нефтяное месторождение! Да за такую возможность некоторые сто раз убьют и не поморщатся.
Страх быстро прошел. Я должна разгадать тайну смерти подруги, чего бы это ни стоило. Перед глазами стояла смеющаяся Дашка с горящими азартом глазами, такая, какой я видела в последний раз.
Смахнув злые слезы, я снова схватилась за Дашкин конверт с фотографиями, почти с отвращением высыпала их на стол. Если нужно, я рассмотрю их через лупу, через микроскоп, но найду то, что привело подругу к гибели.
Сверху оказался снимок «Пьяных берез». Странно, это мне что-то напоминало. Нет, я никогда не бывала в этом месте, но деревья казались знакомыми. Точнее, похожими… похожими на что? Ну конечно! Деревья в «Страшном саду»! Что-то подобное я видела в своих галлюцинациях. Возможно, память просто воспользовалась образом с фотографий, который прочно осел в моем подсознании, но я хорошо помнила ощущение полной реальности происходящего. Черт, кого я обманываю? А слива в кармане? Слива, которую я сорвала в «Страшном саду»! Она была реальной, и это не укладывалось в такую удобную версию с временным помешательством.
Стук в дверь заставил меня подпрыгнуть. От неловкого движения чашка, стоявшая на краю стола, скользнула на пол. Я ахнула, махнула рукой и чашка… зависла в воздухе, над самым полом. Мои глаза полезли на лоб. Медленно, как во сне, не отводя взгляда от чашки, я опустилась на четвереньки.
Чашка действительно висела в воздухе, слегка покачивая ручкой. Я даже попыталась заглянуть снизу, и от усердия, тюкнулась носом об пол.
Занятая «исследованиями», я напрочь позабыла о позднем госте. Стук повторился. Я снова вздрогнула – нервы были на пределе – а чашка шмякнулась на пол, выплеснув мне в лицо остывший чай.
Это меня отрезвило. Осторожно вернув целехонькую чашку обратно на стол, я, постоянно оглядываясь на нее, точно сомнабула, направилась к входной двери, открыла ее и пару секунд бессмысленно таращилась на Машку, не узнавая ее.
Когда взгляд, наконец, сфокусировался, я заметила, что подружка выглядит испуганной. Подозреваю, что мой безумный вид и мокрая физиономия напугали ее.
– Привет, – сказала я как можно беззаботнее, торопливо вытираясь кухонным полотенцем.
– Виделись, – робко напомнила Машка, зябко ежась.
Верхней одежды на ней не было, если не считать задрипанной шали, накинутой прямо на пижаму, которую можно было бы счесть облегающей, если бы у Машки было что облегать. Тонкие руки прижимали к груди внушительную стопку книг.
– Ты что, решила почитать вслух на ночь глядя? – проворчала я, посторонившись. Машка протиснулась мимо меня со своей передвижной библиотекой, бормоча на ходу:
– Это очень, очень важно!
– Угу, – кивнула я без энтузиазма.
А Машуня уже пристраивала книги на край стола.
– На твоем месте я не стала бы рисковать, – туманно посоветовала я, косясь на чашку. В этот раз она вела себя прилично и вовсе не собиралась ни падать, ни летать и я немного успокоилась.
– Ух ты! – выдохнула Машка, разглядывая фотографии. – Это Дашины?
Вопрос не требовал ответа и я просто кивнула. Машка этого не видела. Она сопела над столом и щурила глаза, позабыв про свои книги.
– Ну, все, хватит, – объявила я, сгребая со стола экспозицию, – музей закрывается на тихий час.
Машка разочарованно вздохнула, но спорить не посмела.
– Я тебе книжки принесла, – сказала она заискивающим тоном.
– Вижу, – буркнула я, уже жалея, что открыла дверь. – А зачем?
– Ну как же! Это древние книги по магии! – Округлив глаза, ответила она.
Я взяла одну наугад, перелистнула и хмыкнула, зачитав с выражением:
– Год издания – две тысячи седьмой.
Машка смутилась, пролепетав:
– Ну чего ты?!.. Вот так всегда! Все вы так! А я… Конечно, это репринтное издание, но сама книга ужас какая древняя! Кажется, шестнадцатый век, или семнадцатый… Короче, я не помню точно.
– Ладно, не суетись. Все равно непонятно, зачем они тебе понадобились? И с каких это пор ты увлекаешься оккультизмом?
– Я не увлекаюсь! – оскорбилась Машка. – Я изучаю! Неужели ты не понимаешь, что нам всем нужна защита?
– От чего? – вяло поинтересовалась я.
– От острова! – торжественным шепотом объявила Маша и тут же возмутилась, не обнаружив на моем лице должного энтузиазма: – Ну что ты молчишь? Неужели не чувствуешь, что тучи сгущаются?
В ее устах эти шаблонные слова звучали настолько комично, что я впервые за сегодняшний вечер улыбнулась. Машка немедленно обиделась:
– Зря смеешься! – насупилась она. – Это же настоящий кошмар! Сначала Даша. Потом твое исчезновение. Нельзя же быть такое легкомысленной!
Я согласилась, что никак нельзя и примирительно спросила, больше для того, чтобы утешить Машку:
– А что я могу?
– Подготовиться! – со всей серьезностью кивнула она на книги. Я с тоской посмотрела на стол и кивнула:
– Ладно. Я посмотрю. А ты иди спать, – ласково подталкивала я подружку в сторону двери. – И валерианочки выпей перед сном. – Я посмотрела на бледную Машкину физиономию и уверенно добавила: – Побольше.
Перед дверью Машка неожиданно уперлась.
– А можно мне у тебя переночевать? – проскулила она.
– Не сегодня.
– Ну тогда просто еще посижу, – не унималась подружка. – Чуть-чуть.
Ну не зверь же я, честное слово. На Машку жалко было смотреть, и я сдалась:
– Хорошо. Сейчас напою тебя чаем… – Я взглянула на чашку и поморщилась, – нет, лучше кофе с молоком.
Машка была на все согласна, особенно на бутерброды с колбасой – она была вечно голодная.
– Ой, спасибо! А вот и чашка. – Она потянулась через стол.
– Нет! – рявкнула я и, смутившись, пояснила: – Не бери ее, она… она грязная. Я тебе в бокал налью.
Машка, слегка оглохшая от моего крика, согласно закивала, а проклятую чашку я спрятала в шкаф, от греха подальше.
Машкина семья считалась старожилами Кордона. Рассказывали, они в незапамятные времена жили здесь в палатках каждое лето. Ее бабушка – Шура Самолет – слыла заядлой собирательницей местных сплетен и заменяла остальным радиоточку. Ее интересовало буквально все, и на память старушка не жаловалась. Сведениями она охотно делилась, и Машка невольно была в курсе всех новостей.
– Ты что-нибудь слышала о кладе? – спросила я напрямик.
– О Пугачевском? – уточнила подружка с набитым ртом.
– Наверное.
Машка пожала плечами, запихивая в рот остатки бутерброда, и прошамкала:
– Это шта-ая шкашка.
– Ничего, я послушаю.
Подружка удивленно взглянула на меня из под длинной челки, с видимым усилием проглотила наполовину прожеванный кусок и спросила:
– С ума все посходили, что ли, с этим кладом?
– А что, есть еще интересующиеся? – искренне удивилась я.
– Угу. Сергей Сергеич. А можно я еще один бутербродик съем? Колбаса очень вкусная.
– Ешь хоть все. А кто это – Сергей Сергеич?
Машка мотнула головой куда-то в сторону, примериваясь с какого боку ловчее укусить бутерброд. Я посмотрела туда же, но ничего не поняла. Машка, с сожалением глядя на бутерброд, нетерпеливо пояснила:
– Ну, твой новый сосед. Эльзин папаша. Что тут непонятного?
Вот как! Соседа с его меховой империей я бы заподозрила в последнюю очередь. Он как-то не производил впечатления особо доверчивого собирателя старых сказок.
Тем временем Машка, решив исполнить свой долг до конца, вывалила все, что знала:
– Он, видать, совсем плохой, в смысле – на голову. Вообразил себя потомком каких-то не то купцов, не то промышленников, и составляет свое… как его?.. генетическое дерево!
– Генеалогическое древо, – машинально поправила я.
– Ага. Хобби у него такое.
– С ума сойти.
– И не говори. Просто помешался. Он потому и кривой дом купил.
– Я догадалась… А где родословная, там и фамильное наследство… Хм, издалека видать делового человека.
– Да нет, про клад он просто так спросил, не похоже, что поверил.
– Ну, то, что он не рванул на остров с лопатой, еще ни о чем не говорит. А, кстати, он ТЕБЯ об этом спрашивал?
– Не, бабку. Она у них в доме полы мыла. И не ее одну, это я точно знаю.
– До чего ж нынешним олигархам неймется себя облагородить, – усмехнулась я. – Так и рвутся стать дворянами, да подревнее.
– Знаешь, – задумчиво обратилась Машка к наполовину обкусанному бутерброду, – может, он и правда кто-то там… У него карта есть. Старинная.
– Карта? – насторожилась я.
– Ага, – кивнула Машка и добавила с уважением: – Карта сокровищ.
– Это тоже твоя бабушка видела?
– Нет. Эльза говорила. Она папанино увлечение всерьез не воспринимает. Смеется даже.
Мне было не до смеха. Круг замкнулся. Даша в последние дни выполняла какую-то работу для человека, у которого были все основания интересоваться островом. Она там побывала, сама ли или по его просьбе – мне неизвестно. И умерла. Если отбросить видения Юрика, то в смерти подруги не было ничего таинственного: ее банально застрелили. У нас не Америка, огнестрельное оружие не лежит в каждой прикроватной тумбочке, владеют им люди, так или иначе соприкасающиеся с криминалом. В том, что сосед при его бизнесе входит в эту категорию, я не сомневалась. Выходило, что меховой король – главный подозреваемый!
На самом деле, у меня не было никаких оснований так считать, но не подозревать же мне ту же Машку или любого другого из тех, кого я знаю тыщу лет?
После того, как тарелка с бутербродами опустела, подружка заскучала.
– Ну, я пойду? – спросила она неуверенно.
– Что? – рассеянно переспросила я. – Да, иди, иди.
Кажется, Машуня ждала другого ответа, но покорно поплелась к двери, волоча за собой шаль.
Меня клонило в сон, и я решила, что ничего плохого не случится, если я немного посплю.
Как же я ошибалась.
Я так и не поняла, что меня разбудило. Возможно, сквозняк? По крайней мере, проснулась я от холода. Одеяло не спасало.
Завернувшись в него поплотнее, я доплелась до окна, чтобы закрыть его, и с удивлением обнаружила, что на улице значительно теплее, чем внутри домика. Я вяло удивилась спросонья.
Раздался тихий стук, совсем близко от моего лица. Я отпрянула и тут же с облегчением вздохнула, увидев мохнатую ночную бабочку. Трепеща крылышками, она билась о стекло, привлеченная отражением луны.
Внезапно мой нос уловил странный запах. Я принюхалась: отчаянно воняло рыбой и речной сыростью. Конечно, река недалеко, но раньше запахи не доносились сюда столь отчетливо. Воняло так, словно у меня под кроватью стух целый кит.
На веранде что-то прошелестело, будто ветер погнал скомканную газету. Я точно знала, что шелестеть там нечему: газет я принципиально не читала, а из печатной продукции на веранде только Машкины книги.
Врать не буду, страха я не испытывала, уверенная, что ничего опасного в домике, запертом на все замки, случиться не может. Но на душе было неспокойно.
Высунув руку на веранду, я пошарила по стене в поисках выключателя и с облегчением щелкнула клавишей. Однако свет не вспыхнул. Вокруг меня по-прежнему была темнота. Странные звуки прекратились, но беспокойство мое усилилось. Стыдно сказать, я даже малодушно пожалела о том, что отважилась жить на Кордоне в полном одиночестве.
На случай форс-мажора у отца была припасена бейсбольная бита. Я пошарила за обувной полкой, с облегчением ухватила ее увесистую тушку всей пятерней и осторожно выскользнула на веранду, сканируя темноту сощуренными глазами.
Воняло здесь еще сильнее.
Теперь, проснувшись, я точно помнила, что никакой рыбы в доме нет, даже консервированной.
Я все еще не боялась, но была озадачена.
Глаза постепенно привыкни к темноте, и я обнаружила, что окна на веранде сильно запотели, а на стекле красуется загогулина, словно нарисованная пальцем. Я бочком приблизилась к окну, однако, прежде чем смогла разглядеть рисунок, угодила босой пяткой в холодную липкую лужу, тихо, но от души, выругалась уже на лету, так как нога поскользнулась и я шлепнулась на пол, взвизгнув от неожиданности.
На Кордоне в летний сезон электричество вырубалось регулярно, в этом не было ничего удивительного, так как провода никто не менял со дня основания. На этот случай, на веранде имелся фонарик, и я прекрасно помнила, где он лежит. На мое счастье он работал. В компании желтого круга света я почувствовала себя увереннее, кряхтя, встала на четвереньки и резко посветила во все стороны только для того, чтобы убедиться – на веранде я совершенно одна.
Мне, правда, показалось, что в углу шевельнулась какая-то тень, но это оказалась всего лишь отцовская плащ-палатка.
Я вернулась к оконному стеклу и на этот раз смогла разглядеть чьи-то художества: три кружочка пирамидкой и треугольник внизу. Ничего не поняв, я все же зарисовала изображение огрызком карандаша на салфетке – спрошу у Петровича, он все знает.
Пока я трудилась над рисунком, картинка на стекле растаяла. Жаль. Теперь никто не поверит в эдакую чертовщину.
Стекло снова стало прозрачным, и сам собой вспыхнул свет. Слава богу!
Проморгавшись, я бросилась изучать лужу, благодаря которой набила себе здоровенную шишку. Она-то как раз никуда не исчезла и выглядела отвратительно. К тому же нестерпимо воняла тухлой рыбой. Морщась от брезгливости, я ткнула в гадость пальцем, убедившись, что она еще и липкая.
Внезапно меня осенило. Недобро улыбаясь, я бросилась ко входной двери, ожидая обнаружить незапертый замок, благодаря которому кто-то из приятелей решил меня разыграть – недаром же Машка прискакала на ночь глядя.
Дверь была заперта изнутри.