ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Упираясь ногами в пол, чтобы не упасть, поскольку «лендровер» то и дело подпрыгивал на выбоинах, Анна нагнулась и достала подарок Нааги — немного больше ладони, продолговатой формы, завернутый в кусок грязной тряпки. Она с интересом повертела его в руках. Кто знает, что там внутри? Она представила, как обнаруживает очень редкое лекарство: ее воображение мгновенно нарисовало, что Наага дала им то самое сокровище, в котором они так нуждались. Анна не рассказывала о своих поисках Нааге — да и вообще ни с кем из поселения на эту тему не говорила. Работа, выполняемая для Джеда, просто вылетела у нее из головы. Но у старухи, похоже, были свои способы получать информацию.

Анна наклонилась и попыталась развязать тугой, засаленный узел.

— Что там? — спросил Стенли, продолжая смотреть на дорогу.

— Подарок, — ответила Анна.

Развернув кусок ткани, она ахнула и выронила содержимое, словно оно обожгло ей пальцы. На коленях у нее лежала кукла вуду. Простая фигурка, вырезанная из дерева и одетая в клочок синей монашеской ткани. Лицо, прорисованное на скорую руку, было довольно дружелюбным, но вот от ее волос у Анны по спине побежали мурашки. Эти волосы были такими же рыжими, как и у Анны. Она осторожно притронулась к ним.

Это были ее волосы.

Стенли притормозил, разглядывая куклу. Он явно был поражен и встревожен. Он покосился на Анну — она пробегала пальцами по волосам, запутываясь в давно не чесанных прядях. Один локон на затылке был обрезан.

— Ее сделала Наага, — слабым голосом произнесла Анна. — Думаю, это что-то вроде талисмана в дорогу.

— Она взяла твои волосы, — осторожно заметил Стенли.

— Да. — Анна нахмурилась. Несмотря на то что старуха таким образом выразила свою благодарность, кражу волос Анна не одобряла — это было нарушением прав.

— Значит, она хотела сделать очень сильный талисман, — резюмировал Стенли.

— Наверное, она хочет, чтобы мне совершенно ничего не угрожало. — Анна улыбнулась, накрывая куклу тканью. — Я должна сказать ей спасибо.

В задней части машины что-то отвязалось и стало ритмично стучать по стеклу. Анна повернулась, чтобы закрепить эту вещь.

— Однажды в Лангали пришел католический священник, — неожиданно произнес Стенли. — У него была маленькая кукла, которая, по его словам, должна была защищать его во время путешествий. — Стенли указал на зеркало заднего вида. — Он подвешивал ее вот сюда. У нее из головы торчали шипы. У той куклы даже было имя.

Анна кивнула:

— Святой Христофор. — Как и многие ее коллеги-протестанты, когда-то она презирала безделушки такого рода. Но годы общения с деревенскими жителями в Африке научили ее тому, что значение и силу можно придать чему угодно. Словам. Людям. Растениям. Животным. Куклам.

Потянувшись назад, Анна сунула подарок Нааги в карман пиджака, который она всегда держала под рукой, на случай, если вечером похолодает. Это был тот самый пиджак, который жена епископа когда-то сочла неподходящим. Хотя он уже полинял и износился, а кое-где был в заплатах из другого материала, он до сих пор отражал цвета Африки, теперь уже более мягкие оттенки — мякоти гуавы, захода солнца в дождливую погоду. Фламинго…

Стенли резко повернул «лендровер» на извилистую, растрескавшуюся тропу. Анну охватило волнение. Они едут в Лангали. Закончилась их добровольная ссылка. Должна закончиться. Время пришло.

Однако радостное предвкушение было пронизано тревогой. Они не смогут объяснись Майклу, почему решили приехать, неожиданно бросив ему вызов после стольких лет. Им придется просто приехать — и будь что будет. Но, пытаясь представить, как все пройдет, Анна поняла, что больше не боится начальника станции. Она чувствовала себя более сильной, более самостоятельной, не подвластной ему. И беспокойство уступило место предвкушению воссоединения с Сарой, с маленькой Кейт, которая уже стала совсем взрослой, с Орденой и Тефой.

Но больше всего с Сарой, доказавшей свою дружбу во второй раз.

Анне было сложно представить еженедельный сценарий, описанный Занией: белую женщину, выходящую из леса, которую сразу же окружают взволнованные дети. Нежную Сару, героиню лагеря изгнанных. Миссис Майкл Керрингтон. Маленькую «м» станции Лангали…

— Как она добирается сюда? — спросила Анна у Зании, понимая, что проехать к лагерю на машине невозможно.

— Те из нас, кому это удавалось, перебирались через ущелье, сокращая путь. Таким образом мы «убивали» большую часть времени, уходящего на дорогу. Та ее часть, которую все же приходится преодолевать пешком, крутая и опасная. Вниз по одной стороне ущелья и вверх — по другой. Но наша сестра Сара очень сильная.

Наша сестра Сара. Анна не могла привыкнуть к тому, что люди так называют ее подругу. Похоже, им это легко дается. Они знакомы с ее привычками. Восхищаются ею и уважают ее.

— У нее есть собственный ребенок, — сказала Эллис о Саре. — Не поэтому ли она чувствует боль матерей?

— Вы видели ее дочь? — спросила тогда Анна.

— Мы видели ее лицо, — прозвучал ответ, — запечатленное на бумаге. Мы узнали ее имя. К сожалению, у нее короткое несуразное имя.

Анна улыбнулась:

— Кейт.

Теперь, когда Анна вглядывалась в пыльный ландшафт, ее мысли вертелись вокруг Эллис, худенькой женщины, оказавшейся такой сильной и смелой.

— Эллис говорила со мной, — неожиданно сказал Стенли.

Анна обернулась к нему. Ее лишь немного удивили его слова: Стенли часто удавалось подхватывать ее мысли, словно она говорила вслух.

— Эта женщина рассказала мне свою историю, — продолжил он. — Ее выгнали из деревни, потому что вот уже два сезона не было дождя. Это был год больших лесных пожаров. Я помню это время. Она долго была бездомной. Потом кто-то рассказал ей о католической миссии, предоставлявшей убежище таким, как она. Старуха нашла это место. Там жила только одна европейка — сестра Мерси — и около сотни «ведьм». — Стенли удивленно покачал головой. — Сестра Мерси не просила женщин менять свои привычки. Она лишь давала им кров и оставляла их в покое. — Он посмотрел на Анну. — С того момента, как Эллис рассказала мне об этом, я все время думаю о своей бабушке. Разве она не удивилась бы, узнав о существовании подобного места?

Анна улыбнулась: в голосе мужчины смешались радость и боль.

— Этим женщинам хорошо жилось вместе, — снова заговорил Стенли. — Они были довольны. Но затем сестра Мерси умерла. Долгое время все оставалось по-прежнему, но однажды там появились белые люди. Они хотели видеть монашек, и Эллис показала им могилу сестры Мерси, а также могилы других монашек, которые состарились и умерли одна за другой. — Стенли рассказывал историю Эллис подробно, словно хотел представить ее с лучшей стороны. — Эти люди удивились и разозлились. Они закрыли женский монастырь и забрали оттуда все. Женщины уберегли лишь некоторые вещи. Они хранят их в сундуке, который мы видели. — Он замолчал и покосился на Анну. В его глазах сверкнули веселые искорки.

— Но едва белые мужчины ушли, едва они повернулись к ним спиной, как старушки тут же возвратились в монастырь!

Анна засмеялась, представив себе эту картину.

— Но в конце концов один правительственный чиновник узнал о том, что произошло, — продолжал Стенли, — и выгнал их, так как здание было нужно ему для своих целей. Тогда-то они и отправились в Коун-Хилл, поселились там и основали свой собственный монастырь. — Стенли умолк.

Он вел машину, непринужденно откинувшись на спинку сиденья, и выглядел спокойным.

— Монастырь со своими огородами, — добавила Анна, вспомнив разговор с Эллис о правилах огородничества.

«Во всех монастырях есть правила, — сказала ей тогда старуха. — Они нужны, чтобы помочь обрести Бога». Между тем Эллис, «мать-настоятельница», надевала на шею традиционные африканские амулеты. Анна знала, для чего они нужны: один амулет — чтобы уберечься от нападения льва, другой — чтобы сохранить здоровье печени, третий… Это были отнюдь не католические атрибуты, но говорила Эллис так, словно сестра Мерси по-прежнему оставалась их духовным наставником. В ее общине присутствовало нечто доброе, сильное, вечное — то, что, по мнению Анны, всегда было присуще женским и мужским монастырям.

«Неужели, — подумала Анна, — эти женщины, живущие по своим законам, впитавшие мудрость христианских монахинь, смогли достичь невозможного? Неужели они нашли способ соединить лучшее обоих миров? И постепенно проложили новый путь — широкий и открытый для всех».

Впереди дорога разветвлялась. Стенли направил «лендровер» на колею, ведущую вправо.

— Северо-запад, — сказал он, сверившись с компасом, закрепленным на приборной панели. — Так мы выедем на путь, по которому раньше гнали рабов. Затем повернем на восток и поедем прямиком в Лангали.

Анна кивнула. Она знала, что он имел в виду заросшую грунтовую дорогу, которая одним своим концом упиралась в Лангали.

У нее потеплело на сердце, когда она представила воссоединение старых друзей. Сара, Кейт, Майкл, Зания, Старая Королева, Стенли… Она понимала: должно произойти настоящее чудо, и не одно, чтобы она снова смогла собрать вокруг себя дорогих ее сердцу людей. Но зародившаяся в ее душе надежда крепла.

Вскоре они въехали в густой лес, и в машине стало темно. Здесь было прохладнее. Анна была рада, что, не найдя утром чистого китенге, надела брюки Кики. Поверх рубашки она надела розовый пиджак. Материал и запах пиджака были знакомыми и приятными, как прикосновение старого друга.

Когда они углубились в лес, Анне пришло в голову, что в этих зарослях сложно будет даже расстелить спальный мешок, не говоря уже о том, чтобы поставить палатку или разжечь костер. Она предчувствовала, что ее и Стенли ждет ужасная ночь в «лендровере», где они, скрючившись, будут пытаться уснуть. Но когда они уже стали подумывать о том, чтобы становиться, дорога неожиданно стала шире, а лес поредел.

— Мы на месте, — сказал Стенли.

Огромное дерево манго со следами когтей на коре стояло, как страж, на пересечении двух дорог. Это был Т-образный перекресток. Здесь заканчивалась дорога, по которой ехали Анна и Стенли, и в обе стороны — на запад и на восток — тянулся невольничий тракт.

Когда они подъехали к дереву, то смогли разглядеть прибитый к стволу указатель. Фрагменты букв — вот и все, что осталось от старой надписи, сделанной краской.

— Посмотри, — кивнул Стенли в сторону указателя.

Разбитая колея уходила в узкий просвет в зарослях деревьев, позади которых виднелись очертания хижины. Ничего не говоря, Стенли въехал на дорогу, а через мгновение «лендровер» уже нырнул в просвет между деревьями.

Когда машина остановилась возле темной дыры в стене, раньше служившей дверью, Анна и Стенли рассмотрели хижину: она была маленькой, сделанной из грубо расколотых и окорённых бревен. Окнами служили дырки, но крыша выглядела достаточно прочной.

Анна и Стенли выбрались из «лендровера» и направились к лачуге. Они шли плечом к плечу и напряженно прислушивались, не будучи уверенны, что гостям здесь рады.

Хижина оказалась пустой, если не считать старой армейской кровати и погнутого котелка. Внутри воняло мочой животных, а деревянный пол покрывал помет летучих мышей.

— Это, наверное, лагерь отряда геологоразведки, — предположила Анна.

Но потом она увидела прибитую к стене выцветшую фотографию, которая от сырости покорежилась, а по краям покрылась плесенью. Однако изображение все еще можно было разобрать: молодая женщина в одежде защитного цвета, держащая на руках детеныша шимпанзе. Длинные мохнатые руки обнимают ее туловище, а нахальная мордочка уткнулась в плечо. Женщина смотрит прямо перед собой, взгляд у нее напряженный, решительный. Анна вспомнила о журнале «Нэшенл джиогрэфик», который видела в Лангали: в нем была напечатана статья о женщине-геологе, жившей в лесу вместе с гориллами. Анна и Сара долго смотрели на ее фото, словно зачарованные этой женщиной, похоже, не боявшейся жить и работать в одиночестве, женщине в мужской одежде и, судя по всему, равнодушной к своему внешнему виду.

Откинув назад волосы, которые уже стали тяжелыми от пыли, Анна про себя улыбнулась. Как бы они все тогда удивились, если бы смогли заглянуть в будущее и увидеть, как изменится Анна. И Сара тоже, хотя перемены в ней, вероятно, были менее заметными. Она до сих пор играла роль добропорядочной жены миссионера. Правда, Майкл подметил то, что она начала меняться: он упомянул об этом, когда приезжал навестить Анну в особняке Кики. Анна до сих пор помнила его слова: «В некотором смысле я виню тебя. Я думаю, она пытается доказать, что и сама на что-то способна». Анна обеспокоено нахмурилась. Что бы сказал Майкл, если бы узнал, к чему все это привело? Сара тайно работает одна, не имея разрешения ни миссионерской организации, ни государства, помогает обвиненным в колдовстве женщинам и нелегальным беженцам.

Стенли разжег костер посреди поляны, затем зажег две глиняные лампы. Солнце уже садилось за деревья, а тропические сумерки всегда очень коротки. Работая, Стенли что-то насвистывал сквозь зубы. Понаблюдав за ним, Анна поняла: он доволен тем, что они нашли хижину. Он всегда очень гордился своим умением выбрать место для лагеря, а если им приходилось ночевать в неудобном, болотистом или полном насекомых месте, воспринимал это как личную неудачу.

Эллис дала им в дорогу цыпленка. Протягивая его, завернутого в соломенный столовый коврик, она сказала, что птица уже ощипана, но ее еще нужно выпотрошить. Анна нашла кухонную дощечку и положила ее в круг света, отбрасываемый лампой. Затем сняла пиджак, боясь испачкать его, вытащила нож из ножен и приготовилась разрезать тушку.

Ночные джунгли всегда полны различных звуков, поэтому Анна не обратила внимания на треск ветки. Лишь резкое движение Стенли заставило ее подскочить от испуга.

— Что это? — воскликнула Анна.

Схватив лампу, она бросилась к «лендроверу», уже перебирая в голове возможные варианты. Выбирая подходящее оружие. Лев? Леопард? Точно не буйвол…

Когда она уставилась во мрак, фрагменты ночи начали отделяться друг от друга. Обрели собственные очертания — к хижине приближались какие-то сутулые фигуры.

Бандиты…

Крик Стенли затерялся в поднявшемся шуме. Топот ног. Грубые голоса, выкрикивающие бессмысленные слова. Хватающие руки. Сверкающие белки глаз. Запах пива и кислого пота.

Подгоняемая сзади чем-то твердым и холодным, Анна уткнулась в «лендровер». Она сильнее вцепилась в болтающуюся в руке лампу, словно слабый свет мог ее защитить.

Стенли уже стоял, прижавшись спиной к дверце машины. Он говорил быстро, запинаясь, перебирая все наречия, какие только знал, в отчаянной попытке завести разговор.

Анна прикинула, что на них напали шесть или семь мужчин. На одном был старый армейский берет и брюки, поддерживаемые патронташем. На остальных были рваные шорты и какие-то грязные лохмотья — обрывки рубашек или футболок. Каждый сжимал в руке по крайней мере мачете, а некоторые — еще и копье или палку погонщика скота.

— Чего вы хотите? — спросила Анна, стараясь говорить спокойно.

Она знала: очень важно прежде всего снять напряженность, показать, что ты не боишься, а затем уже договариваться.

Мужчина в берете ткнул пальцем в замок зажигания машины.

— Нет, ее вы не получите, — заявила Анна, не отрывая от него взгляда. — Я медсестра, я работаю с больными детьми. Мне она нужна.

Поняв, что мужчина не знает суахили, она, говоря, указала на находящийся в «лендровере» ящик с изображением красного креста, где хранились медикаменты.

— Не торгуйся с ними, — прошептал Стенли. — Это страшные люди.

Удар дубинкой в живот заставил его согнуться пополам.

На пару секунд все замолчали, хриплое дыхание заглушало жужжание ночных насекомых. Стенли стонал. Кто-то жевал жвачку, надувая пузыри и громко их лопая.

Анна словно окаменела. Пот стекал у нее по спине. Мужчины перекинулись короткими фразами, и тот, что был в берете, сделал шаг вперед. В свете лампы Анна увидела, что он ранен в руку. Кровь и гной просочились сквозь грязную повязку на локте. Он протянул конечность Анне.

— Вы хотите, чтобы я вам помогла? — спросила Анна, с трудом выдавив улыбку.

Она жестом подозвала его к задней части «лендровера». Краем глаза заметила испуганное лицо Стенли, когда открывала ящик и доставала перевязочный материал.

Мужчина — главарь, как предположила Анна, — сел на бампер, пока она разматывала повязку. Она делала это очень осторожно, бережно, останавливаясь, когда он вздрагивал от боли. Рана, которую она открыла, оказалась глубоким и длинным разрезом с ровными краями — результат удара мачете или ножом. Анна быстро посмотрела мужчине в глаза, но ничего не сказала. Затем налила настойку плюща в почкообразный лоток и начала смывать слои засохшей крови, сукровицу и гной. Эта процедура — вид, запах раны, прикосновения к коже — была привычной, и Анне уже стало казаться, что, когда она закончит, мужчина, как и любой другой пациент, выразит ей свою благодарность и уйдет. Но тут она заметила, как он смотрит на ее обнаженное предплечье. Задерживает взгляд на треугольнике тела в расстегнутом воротнике. Он повернулся к своим товарищам, и его толстые базовые губы растянулись в злобной усмешке.

Анна работала так медленно, как могла, тянула время. Но наконец перевязка была закончена, главарь встал и вроде бы собрался уходить. Анна тихонько вздохнула с облегчением, но он неожиданно повернулся, и уродливая ухмылка разорвала его лицо белым провалом. Остальные загоготали и засвистели, захлопали себя по бедрам.

В следующее мгновение главарь разорвал на Анне рубашку. Он выпучил глаза, увидев голые груди, все еще покачивающиеся после рывка, тогда как остальные части ее тела окаменели от ужаса. Бандит облизнулся, но неожиданно нахмурился и знаком приказал подать себе фонарь. Желтый свет упал на бледную кожу Анны и высветил узор, вырезанный на правой груди, — три темные изогнутые линии.

Главарь наклонил голову набок, словно пытаясь разгадать ребус. Затем пожал плечами и отослал человека с фонарем. Схватив Анну за бедра, он резко развернул ее и швырнул на груду коробок и сумок, занимавших всю заднюю часть «лендровера». Намотав ее волосы на кулак, он грубо прижал ее лицом к металлической стенке багажника. Похоже, только сейчас он заметил, что на женщине брюки и кликнул двух подручных. Окрестности огласились хохотом, когда они все втроем стали пытаться снять с Анны брюки.

Анны повернула голову и увидела Стенли. Он стоял, повернувшись к ней лицом, тело его было напряжено: в горло ему упиралось острие ножа.

Их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга, понимая, что бороться, сопротивляться или спорить ни для него, ни для нее не имеет никакого смысла. И осознавали: когда этот кошмар закончится, они оба, скорее всего, умрут.

Брюки с Анны все-таки стащили. Скромные длинные трусики сорвали. Но тут смех стих: мужчины молча таращились на белую кожу, словно шокированные этой белизной. После недолгого колебания главарь потянулся к патронташу, который поддерживал его собственные штаны.

Один из бандитов, рывшийся в аптечке, издал гортанный крик. Анна повернула голову и увидела, что черная рука держит пучок высохших корешков и связку амулетов, некогда принадлежавших знахарю. Главарь, однако, нетерпеливо отмахнулся от него. Но бандит снова закричал: пронзительно, испуганно. Главарь снова проигнорировал его. Он всем своим весом навалился на Анну, так что в бедра ей впились острые края какого-то ящика. Она почувствовала его дыхание на своей шее, вдохнула вонь перегара. И поняла, что он все еще возится с патронташем. Она закрыла глаза, желая улететь далеко-далеко. Прочь от отвратительной туши, которая вот-вот раздавит ее. Прочь от страдальческого взгляда Стенли. Скрыться в зеленом убежище леса. Она почти не слышала, что голоса вокруг нее становятся громче. Возникла какая-то толкотня. Неожиданно мужчина у нее за спиной исчез. Воздух коснулся ее кожи в том месте, к которому он только что прижимался, и в следующее мгновение она почувствовала, как ветерок высушивает чужой пот на ее теле.

Чьи-то пальцы сжались вокруг ее запястья, подняли ее руку вверх, словно она была боксером, который неожиданно выиграл раунд. Кто-то ткнул пальцем в браслет Зании, выставленный напоказ.

— Макави! — крикнул кто-то и стал снова и снова повторять это слово.

Анна обернулась. Два бандита держали своего главаря, а остальные орали ему:

— Макави! Макави!

Резкими, нетерпеливыми жестами они указывали на клочок земли, где валялись собранные Анной народные лекарства: кучки высушенных растений, выдранные перья, порошки, настойки. Сморщенные кусочки крохотных тел: птиц, ящериц, змей… Один из бандитов подошел к тушке курицы, лежащей на разделочной доске, затем резко повернулся к Анне и ткнул в браслет у нее на запястье. В знак у нее на груди.

Бандиты широко пораскрывали глаза; в них читались отвращение и страх. Даже главарь попятился. Он нагнулся, подобрал мачете и какой-то узелок. Затем что-то буркнул — коротко, резко и четко. Бандиты развернулись и убежали, скрылись в буше.

Стенли и Анна стояли на месте, окаменев от шока. Затем, очнувшись, запрыгнули в «лендровер» и заперлись изнутри. Стенли повернул ключ зажигания и подкачал топливо. Двигатель дернулся, но не завелся. Анна стала ловить ртом воздух. Трясущимися руками она потянулась за ружьем, зарядила его и взяла наизготовку. Ее пальцы с радостью касались металла и дерева и черпали уверенность и даже спокойствие в приятной тяжести оружия. Доказавшего свою надежность на практике.

Стенли выключил зажигание.

— В двигатель попала вода. Нужно немного подождать. — Он говорил твердо, нарочито спокойно.

— Кто они? — спросила Анна.

Но ее голос казался ей чужим. Он принадлежал не ей. Не той, обнаженной, дрожащей от страха. Не той, на чьей коже остались следы пота этого урода.

Стенли покачал головой.

— Их наречие мне незнакомо. — Заметив движение в кустах, он сжался.

Они оба замерли. Мужчина с гривой спутанных волос и голым торсом выскочил на поляну и швырнул что-то в машину. Что-то большое, мягкое. Розовый пиджак Анны. После этого мужчина со всех ног кинулся в лес.

— Зачем он это сделал? — смеясь и трясясь всем телом, спросила Анна. Она понимала, что у нее начинается истерика.

Стенли ничего не ответил. Он устало выбрался из «лендровера» и подобрал пиджак Анны, а также остальную одежду.

— Разве украсть что-то у ведьмы не к неудаче? — вопросом на вопрос ответил он, вручая Анне вещи и усаживаясь на место водителя.

Он не шутил. Слово, которое он использовал для обозначения неудачи, означало самый ужасный ее вид — настоящую катастрофу, причем катастрофу для нескольких поколений.

Анна с благодарностью приняла одежду и прежде всего надела пиджак, чтобы прикрыть дрожащее тело. Завертываясь в него, она почувствовала, что в кармане что-то лежит, даже не представляя, что же это может быть. А затем вспомнила. Кукла-фетиш, подарок Нааги, — ее африканский святой Христофор, защитник путешественников.

Ночное небо очистилось, и на него вышла почти полная луна. Жутковатый свет залил место происшествия — странная, зеленоватая аура, колышущаяся в такт дыханию многочисленных деревьев-стражей. Стал виден разгромленный лагерь: перевернутый табурет, упавший фонарь, бутыль с водой. Курица…

— Смотрите! — Стенли указывал на противоположный край поляны, ближе к главной дороге.

На склоне холма за ней виднелась бледная лента старого невольничьего тракта. По ней двигались темные фигуры бандитов. Лунный свет тускло отражался от их копий и мачете.

Анна и Стенли переглянулись. В словах нужды не было. Бандиты шли на восток. Если они никуда не свернут, то в результате окажутся в совершенно конкретном месте: у задней стены церкви, что стоит на границе территории миссии Лангали.

— Нужно обогнать их, — заявил Стенли.

Анна закрыла глаза, пытаясь справиться с приступом тошноты. Она знала: звуки леса не смогут заглушить ревя двигателя «лендровера», и она считала, что в скором времени, поняв ошибочность своей реакции на «белую ведьму», бандиты вполне могут устроить им засаду. При мысли о том, что они могут снова попасть им в лапы, Анну охватил глубокий ледяной страх.

— Это ответвление дороги, — приглушенно заговорил Стенли, хотя звук его голоса никак не мог долететь до ушей бандитов, — должно быть, снова соединяется с невольничьим путем где-то впереди. Мы можем поехать по нему, но ехать придется очень быстро.

Он придвинулся к Анне. Она все еще дрожала, скорчившись на сиденье и прижав колени к груди, словно дитя. Она с такой силой вцепилась в пиджак, что у нее побелели костяшки пальцев. Стенли осторожно положил руку ей на плечо, и она испуганно подскочила.

Стенли снова попробовал завести двигатель. Ожидая, когда он оживет, Анна закрыла глаза и затаила дыхание. И вот наконец они тронулись с места.

Она почувствовала, что по щекам у нее текут горячие слезы, оставляя мокрые дорожки.

Стенли сидел, наклонившись вперед, вцепившись в руль, — приходилось прокладывать путь по заросшей тропе. Он ехал с максимально возможной скоростью, но время от времени вынужден был останавливаться и выходить из машины, чтобы срубить ветви или молоденькое деревце. Его рука превращалась в коричневую дугу, когда он орудовал своим панта ^[19]. Анна не сводила взгляда с большого ножа. За прошедшие годы она видела, как Стенли использует свой проверенный клинок для выполнения самых разных задач — от вскрытия кокосового ореха и разрезания кукурузных початков до рытья ям. И каждый деревенский житель поступал точно так же. Только в руках злых людей панга превращался в страшное оружие и получал подходящее название, грубое и уродливое. Мачете.

Минуты казались часами. Машина пробиралась по узкой тропе, то останавливаясь, то двигаясь дальше и крайне редко достигая скорости, превышающей скорость идущего человека. И вот наконец впереди показался невольничий тракт. Еще один старый знак стоял на том месте, где боковая дорога сливалась с ним. Добравшись до перекрестка, Стенли замедлил ход и пристально вгляделся в этот более широкий путь. И на западе и на востоке земля была гладкой и ровной, без отпечатков ног. Он посмотрел на Анну.

— До нас по этой дороге никто не шел.

— Хорошо. — Анна вздохнула. — Мы их обогнали. — Она посмотрела на запад, представила себе, как из-за угла появляется вооруженная банда — свора грязных, оборванных мужчин, у одного перевязана рука, а второй жует жвачку.

Деревья стояли не шелохнувшись. Все замерло.

Анна опустила голову на руки и стала дремать. Она смутно осознавала, что прошло уже несколько часов после ужасного инцидента и что постоянная тряска «лендровера» постепенно вытряхнула напряжение из ее тела.

Она открыла глаза и увидела широкую полосу далекого горизонта; местность без единого дерева окрасилась в серые пастельные тона близкого рассвета. Взгляд Анны блуждал по отлогим склонам холмов. На них мирно пасся скот, а над ним на фоне неба цвета индиго носились белые птицы. Было самое начало прекрасного, мирного — обычного — африканского утра. Когда этот образ проник в ее сознание, Анну захлестнуло чувство благодарности за то, что она жива, что она — часть всего этого великолепия.

Она повернулась к Стенли, Он откинулся на спинку сиденья, держа руль одной рукой.

— Я уснула, — сказала она. В ее тоне улавливалась досада: она должна была оставаться начеку. Сидеть прямо, лицом к лицу с темнотой.

Стенли слабо улыбнулся.

— Это хорошо, что ты поспала.

— Может, теперь я поведу?

Мужчина покачал головой.

— Я не устал, и к тому же мы уже недалеко от Лангали.

Услышав название миссии, Анна сжалась. В мозгу у нее всплыла причина их поездки по ночным джунглям; уродливые образы выплыли из памяти. Она провела кончиками пальцев по синяку, который вызревал на скуле. На прикосновение опухшее место отозвалось резкой болью.

— Держись! — крикнул Стенли, ударив по тормозам: за поворотом из-за кустов появилась пара коз, а за ними — маленький мальчик.

При виде машины он в ужасе бросил посох и кинулся прочь, рвя одежду о колючие кусты. Стенли окликнул его, но безрезультатно. Анне пришла в голову мысль, что «лендровер», наверное, первое транспортное средство, которое преодолело этот заброшенный участок невольничьего тракта за последние десятилетия — или даже не за одно поколение.

Ее предположение подтвердилось, когда они добрались до небольшой деревни: их прибытие было встречено с удивлением и вызвало тревогу. Нарушая все правила приличий, Стенли остался в машине с включенным двигателем.

— Мы столкнулись с бандитами, — крикнул он, когда к автомобилю приблизился старик в сопровождении двух воинов с копьями на плечах. — Они хотели украсть этот «лендровер». — Стенли похлопал по рулю. — Это очень плохие люди. Возможно, они хотят причинить вред вашей деревне. Кто знает?

Представитель племени наклонил голову, принимая предостережение Стенли. И сразу, словно ниоткуда, появилась целая связка зеленых бананов. Стенли затащил их в машину через окно и передал Анне. Жестами отклонив другие подарки, они продолжили путь.

По мере приближения к миссии старый невольничий тракт становился все менее заметным, но они, хоть и медленно, могли продвигаться вперед. Анна смотрела прямо перед собой, ожидая, когда между деревьями покажется крыша церкви. Дорога поворачивала то вправо, то влево, огибая огромные старые деревья. За одним из таких резких поворотов они увидели здание церкви.

Оно возникло перед ними подобно видению: подсвеченное лучами восходящего солнца, оно купалось в розовом и золотистом свете. В каждом из двух окон ярко горели свечи.

Стенли остановил «лендровер». Когда двигатель затих, до них донеслись звуки хорового пения, медленно льющегося из церкви. Путники молча слушали. Мелодия показалась Анне очень знакомой, но она не сразу ее вспомнила, а когда это, наконец, произошло, то в память потоком хлынули слова первой строчки:

Есть там, вдали, зеленый холм

За городской стеной,

Где был Спаситель наш распят,

Чтоб жили мы с тобой.

Она повернулась к Стенли.

— Наверное, сегодня Страстная пятница.

Они обменялись удивленными взглядами. У обоих вылетело из головы, что скоро Пасха. Насколько же они отдалились от миссии, от церкви! От своего старого мира.

Стенли снова завел двигатель и направил автомобиль к фасаду церкви, а затем повернул налево, пробираясь через подлесок по эту сторону поселения. Было очень непривычно приближаться к Лангали таким образом. Анна вздохнула с облегчением, когда они наконец добрались до прохода в заборе и въехали на территорию миссии. Теперь они могли попасть в четырехугольный двор как полагается, как любой нормальный посетитель.

Стенли припарковался рядом с «лендровером» миссии и повернулся к Анне, ожидая дальнейших указаний. Она же молча смотрела на свои руки, сцепленные в замок на коленях. И Анна, и Стенли испытывали неловкость — обоим было непонятно, что делать дальше и как себя вести. Кем они станут друг для друга… Также они понимали: настанет момент, когда они уже не смогут быть опорой друг другу. И потому каждый из них должен был постараться справиться с трудностями возвращения в Лангали.

— Я пойду к дому, — наконец сказала Анна. — Подожду их там.

Стенли кивнул.

— Я останусь в машине.

Они расстались, избегая встречаться взглядами.

Анна шла знакомой дорожкой к дому миссии, как делала это много раз, возвращаясь с ночного дежурства или ненадолго выскочив из амбулаторного отделения, чтобы пообедать. Было так странно стучаться в двери, которые когда-то давно она сразу же распахивала. Когда она постучала, стук этот показался ей тихим и робким. Она замерла, прислушиваясь к шагам. Сара, Кейт и Майкл наверняка сейчас в церкви, но кто-то вполне мог быть в кухне и готовить обед, и поскольку Анна — белая женщина, ее обязательно впустят в дом. Перспектива встречи с Майклом в гостиной его дома страшила ее, но все-таки была предпочтительней столкновения на виду у всех.

На стук Анны никто не ответил. Она, немного поколебавшись, нажала на ручку двери. Дверь распахнулась, и Анна уловила аромат свежей выпечки и запах отполированной мебели.

Анна вошла в гостиную — осторожно, несмело, словно провинившийся ребенок, и ее взгляд сразу упал на шторы. Шторы цвета охры с изображениями бумерангов и копий австралийских аборигенов исчезли. Вместо них висели шелковые шторы цвета голубого неба, без рисунка. Были и другие изменения. На диване лежало яркое покрывало. На верхней полке шкафа стоял ряд африканских резных фигурок, а внизу, среди солидных томов в твердых переплетах, возле учебной Библии Майкла, — романы в разноцветных обложках.

На буфете Анна увидела фотографию, украшенную веточкой красного жасмина. Даже на расстоянии Анна различила на черно-белом снимке лицо девочки, которая вот-вот улыбнется.

Кейт. Это имя невольно сорвалось с ее губ. Она пересекла комнату, подошла к буфету и, касаясь стекла копчиками пальцев, принялась рассматривать фотографию. Она прикинула в уме, что теперь ее крестнице должно быть двенадцать лет. Кейт выглядела старше. Волосы у нее были такими же густыми, как у Сары, а губы — такими же пухлыми, как у Майкла. Взгляд был полон веры в то, что жизнь дана человеку для радости. У Анны потеплело на душе при мысли о том, что уже очень скоро она увидит девочку наяву.

Услышав шаги на веранде, она обернулась. Через мгновение скрипнула дверь и в дом быстрым шагом вошла Сара. При виде Анны она остановилась, не веря своим глазам. Затем она медленно, словно лунатик, двинулась навстречу подруге и остановилась на расстоянии вытянутой руки.

Какое-то время они просто стояли лицом к лицу, жадно разглядывая друг друга, протянув готовые обнять руки.

Совершенно неожиданно они обнаружили, что их щеки соприкоснулись — объятие было долгим и таким крепким, что ресницы щекотали кожу, а дыхание смешалось. Запах лаванды слился с запахом придорожной пыли и машинного масла.

Сара отстранилась и посмотрела на лицо Анны: ее взгляд медленно скользил по родным, таким знакомым чертам. Затем она нахмурилась, убрала прядь волос, упавших на щеку Анны, и увидела синяк, отливавший фиолетовым на фоне загорелой кожи.

— Ты ранена!

— Ничего страшного, — ответила Анна.

— Что случилось?

Но Анна только покачала головой. На глазах у нее выступили слезы. Она вдруг почувствовала себя слабой и беспомощной.

Сара снова обняла подругу.

— Ты здесь. Только это имеет значение, — прошептала она.

Ее губы оказались так близко к шее Анны, что та почувствовала теплое дыхание на своей коже. Сара прикоснулась к волосам Анны, погрузила пальцы в эту густую шевелюру и намотала на них прядь, словно желая убедиться, что все происходящее реально и Анна ей не снится.

Анна ахнула, внезапно ощутив и радость и боль, не в силах вынести эту неожиданную близость, глубоко пронзившую ее, словно острый нож.

Она посмотрела через плечо Сары, ища спасения.

В дверях стоял Майкл и наблюдал за ними.

Анна застыла. Руки ее опустились.

Сара обернулась посмотреть, что случилось. Увидев мужа, она тоже замерла.

Майкл окинул Анну долгим взглядом: ее лицо, фигуру, одежду, волосы. Его взгляд остановился на синяке. Подойдя ближе, он изучил ушиб внимательным, профессиональным взглядом врача.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Его тон был ровным, но не холодным.

Анна кивнула. В ней ожила безумная надежда. Неужели он рад ее приезду?

— Да, спасибо!

Но выражение лица Майкла было лишь маской, и по нему ничего нельзя было понять. В комнате повисла тишина. Анна плотнее запахнула розовый пиджак, стараясь, чтобы не была заметна разорванная рубашка. Она физически ощущала присутствие Сары рядом — та даже не шелохнулась. Молчание затянулось. Анна глубоко вздохнула. Она почувствовала, как внутри нее возникают слова, как они поднимаются против ее воли, выскакивают из ее рта, стремясь заполнить пустоту.

— Прошлой ночью на нас со Стенли напали бандиты. Их было человек шесть-семь, и все вооружены — мачете, ножами, копьями.

Сара резко обернулась и уставилась на щеку Анны.

— Что они с тобой сделали?

— Ничего. Что-то их напугало, и они сбежали. Они направляются сюда. Мы приехали, чтобы предупредить вас.

— Что им надо? — испуганно воскликнула Сара. — Откуда они?

— Они хотели забрать у нас «лендровер», — ответила Анна. — Мы не знаем, кто они. Стенли не понял, на каком наречии они говорят.

— Так значит, они направляются сюда? — переспросила Сара. — Ты уверена?

Внезапно она зажала рот рукой, словно испугавшись, что сказала лишнее.

— Да, мы видели, в какую сторону они пошли, — кивнула Анна.

Их взгляды встретились. Между ними проскочила искра понимания, но они обе молчали.

Сара закрыла глаза — в этом жесте можно было прочесть и тревогу, и облегчение. Майкл успокаивающе положил руку ей на плечо.

— У нас возникали проблемы в последнее время, — признался он Анне. Он говорил спокойно, тщательно подбирая слова. — С той стороны границы приходили бандиты, по старому невольничьему пути. Ситуация здесь весьма нестабильная.

— Они могут быть здесь уже к вечеру, — перебила его Анна. Как только она заговорила, ее охватило недоброе предчувствие. — Мы, конечно, прибыли сюда на машине, но проехать было очень сложно.

Взглянув в окно, она увидела, что «лендровер» теперь стоит под эвкалиптом, а вокруг него слоняются местные жители и сотрудники миссии, что только добавило ей беспокойства. Все выглядело слишком обыкновенным и безмятежным.

— Кейт, — внезапно вспомнила она. — Где Кейт?

— Ее здесь нет, — ответила Сара, — Она в школе-интернате, в Додоме.

Анна кивнула. В ней боролись облегчение и разочарование: Кейт в безопасности, но Анна ее не увидит. Она повернулась к Майклу.

— Где оружие?

Этот вопрос, похоже, застал Майкла врасплох — ответил он не сразу.

— Мы больше не держим оружия на станции.

Анна нахмурилась:

— Это еще почему?

— Мы решили, что лучше всего стоять на позициях пацифизма. Нам пришлось так поступить: невозможно нормально работать и одновременно постоянно готовиться защищать станцию с оружием в руках.

— Но ведь оружие все равно где-то здесь? Вы его спрятали? — спросила его Анна.

— Мы сожгли его — здесь, на территории больницы, — ответил Майкл.

Анна непонимающе уставилась на него.

— Даже твой «шеридан», который был тебе так дорог? Который ты с такой любовью чистил долгими вечерами?

Тень сожаления затуманила глаза Майкла, но его тон оставался непреклонным.

— Это был правильный поступок.

— У меня три… — начала было Анна.

— Нет. — Майкл поднял руку, чтобы остановить ее, когда она хотела повернуться к двери. — У нас такое правило: никакого оружия на станции. И нарушать его нельзя.

— Но эти люди опасны! — настаивала Анна. — У них у всех есть оружие, и они воспользуются им!

— Нас уже грабили, — пожал плечами Майкл. — И мы решили, что лучше всего — это сотрудничество. Мы, ввиду такого положения, теперь держим на складе только небольшое количество припасов. Остальное закапываем в землю в разных местах. А «лендровер» у нас всегда «поломан», — и он махнул рукой в сторону каминной полки, где лежали свечи зажигания. — Если те, кто вам повстречался, явятся сюда, все пройдет как обычно. Мы дадим им то, что им нужно. Никто не пострадает. И они уйдут.

— Но нельзя же рассчитывать на это! — Анна почувствовала, что ее бесит манера Майкла разговаривать — так логично, так уверенно, не давая возможности возразить.

Майкл покосился на порванную одежду Анны.

— Это станция миссии. Все знают, что это место хранит сам Господь. И, похоже, даже самые отъявленные преступники проникаются этой мыслью. Это не то же самое, что нарваться на них на дороге.

— Значит, ты будешь просто сидеть здесь и ждать, когда они придут, и надеяться на лучшее?

— Да, и молиться.

— Но ведь это безумие!

Майкл недоуменно уставился на нее. Затем его глаза угрожающе сузились.

— Что ж, именно так мы себя и ведем. Может, ты забыла об этом, но у нас есть правила, процедуры. Убеждения, в конце концов. И мы им следуем.

Пока Майкл говорил, Анна не спускала с него возмущенного взгляда. Она неожиданно поняла: они уже спорят не только о бандитах и оружии. Этот спор подпитывался давними и глубокими разногласиями.

«Не преклоняйтесь под чужое ярмо…»

Они снова оказались в хижине Мтеми. Анна снова стояла между двумя мужчинами. Воздух пропитали ревность и подозрительность.

«Пойдем со мной сейчас или останешься одна — навечно».

Анна уже тогда знала: Майкл никогда не говорит впустую. Он всегда поступает согласно своим убеждениям. Любовь не оправдывает слабости, и, несмотря ни на что, нужно поступать так, как должно. Личные отношения следует подстраивать под убеждения.

А если они не хотят подстраиваться… что ж, приходится расставаться.

Анна смотрела на свои руки, избегая взгляда Майкла. Он вызывал у нее смешанные чувства: гнев, негодование, боязнь осуждения, — но многие из этих чувств с течением времени потеряли накал. Однако осталась боль, которую усиливало упрямое и все еще страстное желание вернуть ту близость, которая некогда была между ними. Любовный треугольник, разорванный Майклом. И теперь та старая боль ожила; углы ее немного затупились, но сердцевина осталась такой же крепкой, как и прежде.

— Ты ведь сожалеешь о том, что я приехала, да?

Как только эти слова прозвучали в звенящей тишине, Майкл замер. Окаменел.

Анна ждала ответа, не решаясь выдохнуть. Спасение и погибель оказались на противоположных чашах весов.

Майкл ничего не ответил, но его молчание было достаточно красноречивым.

Анна выдохнула — обреченно. Она посмотрела на Сару и увидела в ее глазах отражение своей боли. Затем, собрав остатки решимости, она повернулась к Майклу:

— Мы приехали, чтобы предупредить вас о возможном нападении бандитов. Вот и все. Но мы уже уезжаем.

Идя к двери, она слышала, как Сара сделала пару шагов вслед за ней и краем глаза увидела протянутую к ней руку, словно подруга пыталась задержать ее, — и ничего не произошло.

Анна продолжала идти — шаг, еще шаг, — слушая тишину у себя за спиной.

Вышла на веранду. Окунулась в солнечный свет, жгучий и яркий…

Сквозь пелену, застилавшую глаза, она увидела сине-белый «лендровер», припаркованный под эвкалиптом, и направилась к нему, стараясь не сбиться с курса, словно выверяя его по стрелке компаса.

Когда она подошла, толпа прихожан затихла. Анна продолжала идти к машине, почти не замечая любопытных глаз, шепчущих губ, толкающих друг друга локтей.

Стенли, где же ты?

Словно услышав ее немую мольбу, из-за машины показалась высокая фигура в хаки. В руках Стенли держал гаечный ключ, а его розовые ладони были испачканы машинным маслом. Стенли внимательно посмотрел Анне в глаза, когда она приблизилась.

— Поехали, — сказала она едва слышно.

Она забралась в «лендровер» и плюхнулась на сиденье. Наклонила голову, и волосы опустились на ее лицо. Закрыла глаза.

Она слышала, как Стенли уселся рядом и захлопнул дверцу. Ключ скользнул в замок зажигания, зазвенел брелок.

Внезапно раздался стук — кто-то стучал в окно со стороны Анны.

Сара

Анна подняла голову, отбросила с лица волосы.

И поняла, что смотрит прямо в ярко-голубые глаза Майкла.

Он жестом попросил ее открыть окно.

Анна попыталась выполнить его просьбу, но ее движения были слишком резкими, и окно заклинило. Тогда она открыла дверцу и вышла.

Анна и Майкл стояли лицом к лицу перед толпой зевак. Люди молчали и не сводили с них пристальных взглядов.

Всеобщие неловкость и смущение были настолько ощутимы, что их почти можно было потрогать.

Когда Стенли вышел из «лендровера» и встал рядом с Анной, внимание окружающих переключилось на него. Потом подошла Сара, по-прежнему обеспокоенная. Анна мельком взглянула на нее и снова повернулась к Майклу. Она молча смотрела на него. Она уже поставила крест на планах, надеждах и просто ждала.

— Не уезжай, — внезапно попросил он.

Его слова тяжело упали в напряженное молчание.

Анна смотрела на него настороженно, все еще не понимая его намерений.

Он опустил взгляд.

— Мне очень жаль.

Эти слова прозвучали тихо, едва слышно. Но они пронзили Анну лучом света. Золотым, драгоценным.

Майкл поднял глаза и встретился с ней взглядом. А когда он снова заговорил, его голос прозвучал громко — так громко, что услышали все:

— Прости меня.

Эти слова пролились на сердца собравшихся спасительным после долгой засухи дождем. Люди зашевелились, некоторые придвинулись к Анне и Майклу. Но в их движениях все еще ощущалась нерешительность, словно никто не знал наверняка, что может случиться в следующий момент.

Вдруг от толпы отделилась Ордена и подошла прямо к Анне.

— Здравствуй, сестра, — просто сказала она.

Морщины на лице старой няни стали глубже с тех пор, как Анна видела ее в последний раз, но при этом она странным образом не постарела. Она тепло обняла Анну, окутывая ее кухонным запахом раскаленного масла и ароматного дыма. Через несколько секунд Ордена отстранилась и посмотрела на лицо Анны, ощупала огрубевшими ладонями ее худые плечи.

— Кожа да кости, — резюмировала Ордена и повернулась к Саре. — Разве нам не стоит зайти в дом и поделиться пищей с путниками?

Ее открытость и непринужденность сняли напряжение. Невозможное вдруг показалось возможным. Сара восторженно посмотрела на няню, словно та только что совершила чудо.

— Конечно, спасибо, — наконец сказала Сара.

Взрослые радостно загомонили, а вокруг смеялись и играли дети.

Анна, Майкл и Сара стояли бок о бок. Ни один из них не произнес ни слова, но напряжение и правда спало. Они наблюдали за тем, как Стенли приветствует родственников, не успевая пожимать руки и отвечать на вопросы, как на руках у него неожиданно оказался ребенок, а рядом с ним — какая-то старуха. Он говорил и улыбался, но было очевидно, что мысленно он все еще с Анной.

— Давайте не пойдем в дом, — внезапно предложила Сара. — Давайте поедим здесь. Все вместе.

Майкл удивленно посмотрел на нее. Ордена тоже растерялась, но затем утвердительно кивнула.

— Хорошее предложение, — одобрительно заметила няня. — В конце концов, разве сегодня не особенный день?

Уже через несколько минут принесли травяные коврики и разложили их в тени эвкалиптов сестры Барбары. Начали подносить корзины из сизаля, наполненные деревенской едой: печеными бобами, папайей, арахисом и тыквами-горлянками с молоком, закупоренными пучками травы. Спустя какое-то время к угощению добавились глиняные горшочки с дымящимся угали. Затем из дома пришел Тефа и принес большой поднос горячих крестовых булочек, верхушки которых были покрыты глазурью и украшены крестиками из теста.

Анна присела на один из ковриков. Стенли опустился на корточки справа от нее, сложив руки на коленях на африканский манер. Дальше сидел Майкл. Глава миссии сел по-турецки, его воскресные шорты помялись, а носки запылились. Он выглядел неуклюжим, но держался непринужденно. Когда ему передали корзину с бобами, он зачерпнул горсть и протянул Анне. Передавая угощение, он улыбнулся, глядя ей в глаза. Его брови были слегка приподняты от удивления, словно утренние события приняли совершенно неожиданный поворот. Он явно еще не вполне пришел в себя.

— Мы пристроили новое крыло, там будет родильное отделение, — сообщил он Анне. — Вон там.

— Какое большое! — восхитилась Анна.

Их глаза снова встретились. Принужденно-вежливый обмен репликами обоим показался ужасно смешным, но разве легко с чего-то начать после стольких лет молчания?

Майкл повернулся к Стенли. Двое мужчин разговаривали, почти касаясь головами и все больше увлекаясь беседой.

Анна наблюдала за этой сценой, как за чем-то нереальным. Извинения Майкла и теплый прием африканцев превзошли все ее ожидания. Пока к ней пренебрежительно отнеслись только африканец-евангелист и несколько стариков, не понявших, кто именно сюда приехал. Все остальные, похоже, обрадовались тому, что Анна и Стенли вернулись.

Принимая угощение из рук Сары, сидящей возле нее, Анна жадно ела — от вида и запаха яств у нее разгорелся аппетит. В течение всего пира ее потчевали и историями: африканцы рассказывали о том, кто из детей вступил в брак, сколько новых хижин построили и сколько скота вырастили. Три подростка, роды у матерей которых принимала Анна, пришли поприветствовать ее. Они склонились над ней — сильные, здоровые, уже почти мужчины. Было сложно представить, что когда-то они были младенцами, бледными и сморщенными, хватали что-то в воздухе крошечными ручками.

Потом к Анне подошла Эрика — деревенская женщина, которая поделилась своей кровью с Сарой при рождении Кейт. Она дала Анне подержать своего последнего ребенка.

Затем Сара жестом подозвала женщину, сидевшую с краю. Та встала и подошла к Анне. Это была очень высокая девушка с кожей цвета жженого сахара и длинными волосами.

— Это Милени, — представила ее Сара. — Она приехала к нам из миссии в Аддис-Абебе. Она — дипломированная медсестра.

Анна пожала ей руку, и они обменялись приветствиями.

— Милени помогает мне в моей работе, — добавила Сара.

Анна бросила на нее вопросительный взгляд. Однако Сара больше ничего не сказала, а только попросила передать ей блюдо с манго и положила кусочек плода на жестяную тарелку Анны.

Анна ела и поглядывала на Стенли. Он тоже активно участвовал в разговорах и присоединялся к смеху, летевшему со всех сторон. Но время от времени он находил глазами Анну, и тогда они обменивались встревоженными взглядами, помня о надвигающейся опасности. Было ясно, что Майкл не собирается поддаваться паническим настроениям. Сара высказывала некоторое беспокойство, но не стала подвергать критике политику миссии. Африканцы, по-видимому, не очень переживали по поводу возможной опасности, но может, это и к лучшему, решила Анна, раз уж все равно никто не намерен обороняться. Разговаривая и слушая, Анна то и дело поглядывала на запад. Боковым зрением она не упускала из виду припаркованный недалеко «лендровер». Там оружие под рукой, рядом патроны…

Когда утренний обход уже нельзя было откладывать, Майкл направился к главному корпусу больницы. Как только он ушел, Сара тоже встала.

— Пойдем со мной. — Она взяла Анну за руку, и они стали пробираться через толпу.

Анна думала, что они возвращаются в дом, но когда они уже подошли к зданию, Сара резко повернула налево и пошла по тропинке, ведущей к маленькой хижине, где когда-то жила Анна.

— У нас больше нет белой медсестры, — сказала Сара, — и мы используем это помещение в качестве изолятора.

Когда дверь распахнулась, в нос им ударил резкий запах дезинфицирующих средств. Сара зажгла единственную лампочку. Стены были недавно побелены, и комната стала неожиданно светлой.

Сара прошла вперед, затем вернулась и закрыла дверь.

— Мы встретили Эллис. — Анна говорила тихо, хотя они были одни.

Сара замерла.

— У них все в порядке?

Анна кивнула.

— Я оставила им кучу медикаментов, еду…

— Слава Богу! — Сара вздохнула с облегчением. — Когда ты рассказала нам про бандитов, я испугалась, что они могли заглянуть и туда. Мужчины из вражеского племени ищут беженцев. Но раз они идут сюда, значит, ничего не знают о лагере. А может, это обычные бандиты. Думаю, это более вероятно… — Она замолчала: в голову ей неожиданно пришла новая мысль. — Выходит, ты знаешь обо мне… — Она посмотрела Анне в глаза, на губах ее играла улыбка. — Ты ведь была шокирована, не так ли? Одна мысль о том, что я могла пойти куда-то одна… ни слова не сказав Майклу… Что буду работать с «ведьмами»!

Анна коротко улыбнулась и снова стала серьезной.

— Зания рассказал мне, как все случилось, как он попросил тебя о помощи. И как ты, не раздумывая, согласилась. Из-за меня, из-за нас.

— Сначала я пошла туда именно по этой причине, — согласилась Сара. — Но сейчас… — Она замолчала, подбирая слова. — Понимаешь… ведь я ради этого и приехала сюда. — Она слегка пожала плечами, словно стыдясь собственных слов. — Знаешь, они дали мне имя Яичная Леди, потому что я отнесла им кур и заставила пообещать добавлять яйца в детский угали.

Анна гордилась своей подругой.

— Сначала женщины не согласились, — продолжала Сара. — Они сказали, что это приведет к бесплодию у девочек. Я не могла доказать, что они заблуждаются. Но детям был нужен белок. В конце концов мне пришлось попросить их поверить мне на слово. И они поверили. — Сара снова улыбнулась, при этом ее глаза засияли, выражение лица стало более мягким. — Они доверяют мне.

— А Майкл ничего не знает? — спросила Анна.

Сара покачала головой.

— Мне не нравится, что у меня есть секреты от него. Тем более такие серьезные. Но чем меньше людей знает, тем безопасней. К тому же то, чем я занимаюсь, незаконно. Если Майкл будет знать, ему придется отвечать перед властями, так же как и перед миссией. Если все это как-то всплывет, у нас будут большие неприятности. Но если выяснится, что этим занималась только я… — Она смущенно улыбнулась. — Ну, я ведь всего-навсего «маленькая "м"»…

Анна кивнула. Это казалось разумным, хотя она прекрасно понимала, чего стоило Саре хранить это в тайне от мужа.

— И куда же, по мнению Майкла, ты ходишь? — спросила Анна.

Сара опустила взгляд.

— Я ухожу отсюда вместе с Милени. Она всегда сопровождает меня, когда я посещаю матерей и детей на дому. Все думают, что мы просто стали чаще их навещать.

— Она ходит с тобой в лагерь?

— Мы вместе уходим из Лангали, но Милени ждет возле начала тропы Зании. Я единственная знаю дорогу туда. И хожу одна.

— Через лес! — воскликнула Анна.

Сара кивнула; вид у нее был немного виноватый.

— Когда смелости не хватает, я думаю о тебе. Как ты всегда идешь к поставленной цели. Не позволяя никому и ничему стать на твоем пути.

Анна улыбнулась, тронутая тем, что Сара так о ней думает.

Мимо окна, шумно хлопая крыльями, пролетел одинокий черный ворон. Он летел на запад. Женщины проводили его взглядами.

— Интересно, эти мужчины придут сюда? — задумчиво произнесла Сара.

Сила, раньше чувствовавшаяся в ее словах, внезапно исчезла. Она прислонилась к Анне.

Тепло смешалось с теплом, когда их плечи соприкоснулись.

В тусклом свете сумерек Анна торопливо шла к церкви, прижимая к себе ружье, чтобы оно не бросалось в глаза. Но все равно она чувствовала себя преступником, переносившим незаконно хранящееся у него оружие. Майкл решительно заявил, что она должна следовать правилам, принятым на станции, и держать оружие запертым в своем «лендровере». К счастью, пока она никого не встретила — большинство африканцев ушли домой пораньше, чтобы успеть подготовиться к вечеру Страстной пятницы. Сара тоже возилась в кухне и наблюдала за тем, как готовит Тефа. Майкл еще находился в больнице — заканчивал оперировать. Анна воспользовалась моментом и, никого не предупредив, ушла одна.

После завтрака в честь их приезда и экскурсии по больнице было решено, что Анна и Стенли на какое-то время останутся в Лангали. Анна в качестве гостя будет жить в доме миссии, а Стенли — в деревне, в семье брата. Так как пока все было тихо, Анна уже стала надеяться, что бандиты не придут — возможно, их напугала встреча с чужеземцами. Но, по мере того как ночь побеждала день, страх разгорался с новой силой. Теперь ей хотелось действовать, чтобы сбросить напряжение, сковывающее ее тело.

Добравшись до места, где забор упирался в стену церкви, Анна остановилась. Она положила ружье на выступ в стене из сырцового кирпича и принялась карабкаться на забор.

Она спрыгнула на землю по ту сторону забора, беззвучно приземлившись на подстилку из листьев, и стала спиной к стене церкви. Повернувшись и подняв голову, она увидела пару окон. В этот вечер они были темными. Слепыми. Свечи не горели.

Анна поплотнее запахнула розовый пиджак — уже ощущалась вечерняя прохлада — и почувствовала локтем какой-то твердый предмет в кармане. Подарок Нааги. Анна засунула его поглубже в карман. «Представляю, — подумала она, — что сделал бы Майкл, увидев этот подарок».

От беспокойства пальцы Анны поглаживали узор, выгравированный на прикладе ружья. Она всматривалась в тени, ее взгляд метался то влево, то вправо, а потом снова устремлялся вперед и тщательно исследовал невольничий тракт, ведущий на запад. Она знала, что на станцию можно попасть с разных сторон, но если бандиты не свернули с пути, то их следует ждать отсюда.

Вечер был тихий, слышны были лишь звуки обычной лесной жизни. Насекомые, птицы, животные охотились, прятались, вскармливали детенышей или спаривались в сгущающейся темноте. Эти звуки были успокаивающими. Привычными. Безопасными.

Неожиданно где-то рядом, слева, зашелестели листья. У Анны каждый нерв натянулся. Это были шаги. Мягкие. Осторожные.

Анна сняла ружье с предохранителя и осторожно двинулась вдоль стены церкви, вглядываясь в заросли.

Там, впереди, склонилась темная фигура. Она держала оружие наготове.

Обе тени замерли. Послышался тихий шепот:

— Не стреляй, это я.

— Стенли!

Они встретились лицом к лицу. Анна медленно выдохнула, чтобы снять напряжение.

— Да у нас мысли сходятся! — заметил Стенли.

— Действительно, — подтвердила она, — сошлись.

Они рассмеялись.

— Я думала, ты ушел в деревню, — сказала Анна по-прежнему шепотом.

— Я вернулся. — Он говорил, всматриваясь в дорогу впереди, стараясь пронзить взглядом сгущающуюся тьму. — Они должны быть уже здесь.

— Да, — согласилась Анна. — Если только они не изменили маршрут или почему-либо не задержались.

Стенли кивнул. Его темная кожа и одежда цвета хаки сливались с полумраком, но белки глаз выделялись.

— Я планирую остаться здесь.

— Я вернусь, — сказала Анна, — когда они лягут спать.

— Я буду ждать тебя. — Стенли присел на землю с дробовиком на коленях.

Анна медлила. Часть ее хотела остаться здесь, дежурить вместе со Стенли. Но Сара и Майкл ждали ее, да и ей хотелось к ним.

Она дотронулась до плеча Стенли, когда уходила.

— Будь осторожен, — прошептала она. Стенли кивнул. — Да хранит тебя Бог.

— И тебя.

Другого ответа быть не могло.