САМОУБИЙСТВО

Ну вот, теперь мы знаем, откуда происходит русский фразеологизм «бразды правления». На тему этого сонета также написан народный романс «Гори, гори, моя звезда». Борхес явно переоткрыл сонет в русском языке (фразеологизм и романс существовали задолго до его рождения), надо полагать, анализируя букворяд какого-то широко известного фрагмента священного писания — а Библия, говорю по личному опыту, наиболее вероятный источник подобных открытый. Обращаю внимание читателя на древнейшее уподобление тела — колеснице, разума — колесничему, а чувств — коням. Оно встречается уже в «Бхагаватгите»! Оцените же возраст сонета. А теперь — немного индийского юмора. Общество сознания Кришны издало книгу «Бхагаватгита как она есть», в котором этот древнейший текст на санскрите прокомментирован Шри Шриман А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупадой (Москва. — Бхактиведанта Бак Траст. — 1986. — 832 с.) и откройте цветную вставку под номером тринадцать. На ней изображена колесница материального тела, в которой сидит обусловленная Душа. Она изображена в виде Пьеро, в грустной белой маске с алым ртом. Колесницей управляет возничий — Разум. Он изображён в виде распахнувшего уста европейца с длинными женскими волосами и в голубом плаще, судя по гримасе ужаса, пребывающего в панике. Колесницу несут не слушающиеся бразд правления Чувства в виде пяти коней: красного (око), рыжего (обоняние), чёрного (ухо), белого (осязание), синего (вкус). Можно, следовательно, предположить, что «Бхагаватгита» и данный сонет, переоткрытый Борхесом, написаны примерно в одну эпоху. Русский язык, следовательно, тогда уже был таким, каков он есть. При всей своей древности этот язык мало того, что никогда не выпячивал свой возраст в семье новоевропейских языков, а напротив, сделал вид, что он того же возраста — и молодёжь ему поверила! Но вот появляется в этой семье язык-выскочка, который заявляет, что он первый, самый первый, и нет других первых кроме него. Я говорю об английском, который Бодлер в одном из «Сплинов» изобразил в виде дряхлого юнца. Вообразите себе на картине, написанной маслом, компанию, где за одним костром сидят персонажи, символизирующие языки. Меж ними выделяются юный старец и дряхлый юнец. Здесь — сама скромность, там — требовательный крик: «Пустите меня занять почётное сидалище!». Не напоминает ли вам это живописное полотно также двадцать третью песнь «Одиссеи»?