52. Риса

– Прежде чем мы начнем занятия, считаю своим долгом предупредить, что нам известно о твоей дружбе с так называемым Беглецом из Акрона. В твоих интересах сделать так, чтобы тебя перестали с ним ассоциировать.

Прежде всего администрация лагеря сделала все возможное, чтобы изолировать друг от друга Рису, Коннора и Роланда. Риса ничего не имеет против разлуки с последним, но то, что они сделали с Коннором, лишь подстегивает ее желание увидеть его как можно скорее. Физически мальчик никак не пострадал – портить хороший товар в лагере никому не интересно. Но унизить бунтаря, подавить его дух – совсем другое дело. Его водили по лагерю чуть ли не двадцать минут, затем сняли с него кандалы и оставили возле флагштока. Никто не пытался показать Коннору, где приемникраспределитель, где спальни и так далее. Это было сделано специально, чтобы он помучался, стараясь сообразить, куда идти в незнакомом месте. Риса понимает, что дело было не в наказании и не в попытке раздразнить его. Они намеренно дали ему возможность совершить какоенибудь дисциплинарное нарушение. Любой проступок Коннора может стать поводом для наказания. Это беспокоит Рису, но недолго – уж онато его хорошо знает. Если Коннор сделает чтото плохое, то только в том случае, если именно это и будет самым правильным поступком.

– Очень хорошо, Риса! Тесты на уровень интеллекта ты прошла на отлично. Выше среднего уровня, великолепно!

Прошло уже полдня, а Риса все никак не может оправиться от потрясения. Общий вид лагеря «Хэппи Джек» поразил ее. Думая о том, как он может выглядеть, она всегда представляла себе заготовительные лагеря похожими на скотные дворы для людей: толпы мрачных истощенных подростков, сидящих в крохотных камерах, – настоящий кошмар, сплошное унижение. Но живописный кошмар, представший перед ее глазами, оказался хуже самых страшных фантазий. Если кладбище старых самолетов было раем, похожим на ад, то заготовительный лагерь не что иное, как ад, старательно замаскированный под рай.

– Ты в отличной физической форме. Занималась спортом, не правда ли? Бегала, вероятно?

Занятия спортом – основной вид деятельности живущих в лагере. Поначалу Риса считала, что физическая культура всячески насаждается администрацией, чтобы чемнибудь занять подростков до того момента, когда наступит их очередь идти на бойню. Но на пути в приемникраспределитель девочка заметила стоящий у самой кромки баскетбольного поля тотемный столб, украшенный резными физиономиями индейских богов. В глазах каждого чудовища Риса заметила камеры – пять физиономий, десять камер, десять игроков. Вероятно ктото, сидя неизвестно где, наблюдал за каждым из игроков, отмечая четкость координации движений и измеряя силу каждой группы мышц. Риса быстро поняла, что игра в баскетбол служит не для развлечения ребят, а для оценки денежной стоимости частей их тел.

– В течение нескольких последующих недель ты будешь заниматься различными видами деятельности. Риса, дорогая, ты меня слушаешь? Если тебе чтото непонятно, я могу говорить медленней.

Женщина, занимающаяся адаптацией подростков в заготовительном лагере, несмотря на высокие результаты, показанные Рисой при прохождении теста на уровень интеллекта, очевидно, считает, что она, как и все остальные, существенно отстает в развитии от «нормальных» детей. Женщина одета в свободную блузу из ткани с орнаментом из листьев и розовых цветов. Риса чувствует, что охотно прошлась бы по ней газонокосилкой.

– У тебя есть вопросы или пожелания, дорогая? Если есть, самое время их высказать.

– Что делают с некондиционными частями?

Неожиданный вопрос определенно сбил женщину с толку.

– В каком смысле?

– Ну, с непригодными для использования частями тела. Что вы делаете с покалеченными ногами и неслышащими ушами? Тоже используете в качестве материала для трансплантации?

– У тебя же нет ни того, ни другого, верно?

– Нет, но зато есть аппендикс. Что сделают с ним?

– А, вот о чем ты, – говорит женщина, демонстрируя бесконечное терпение. – Лучше уж иметь неслышащее ухо, чем ходить вовсе без ушей. Порой лучшего себе человек позволить не может. А что касается аппендикса, то он вряд ли комунибудь понадобится.

– Выходит, вы нарушаете закон? Разве в законе не сказано, что вы обязаны сохранить организм ребенка, ставшего донором, на сто процентов?

Улыбка на лице женщины заметно полиняла.

– Ну, мы сохраняем организм на девяносто девять и сорок четыре сотых процента организма, включая аппендикс.

– Ясно.

– Теперь мы с тобой должны заняться анкетой, которую заполняют все поступающие в лагерь. Ты попала сюда не совсем так, как другие, поэтому и возможности ознакомиться с ней заранее у тебя не было, – говорит женщина, листая страницы лежащей перед ней папки. – На большую часть вопросов отвечать уже, в принципе, не нужно... но если ты обладаешь какиминибудь специфическими навыками и хотела бы нам о них рассказать... ну, такими, которые могли бы принести пользу сообществу, пока ты находишься здесь...

Больше всего на свете Рисе хочется просто встать и уйти. Даже теперь, на закате жизни, ей снова приходится отвечать на неизбежный вопрос: чем ты отличаешься от других?

– У меня есть опыт медицинской работы, – говорит Риса сухо. – Оказание первой помощи – искусственное дыхание, массаж сердца и так далее.

Женщина смотрит на нее с сожалением.

– Ну, как это ни прискорбно, – говорит она, – врачей у нас здесь предостаточно, целый медицинский корпус.

Если она еще раз скажет это свое «ну», думает Риса, поднимусь и врежу ей как следует.

– Чтонибудь еще?

– В интернате мне приходилось работать в отделении для малышей.

Снова эта мерзкая извиняющаяся улыбка.

– Чудесно. Но, к сожалению, детей здесь нет. Это все?

– Я изучала классическую музыку, – говорит она, вздыхая. – Класс фортепиано.

Брови женщины поднимаются неправдоподобно высоко.

– О, серьезно? – произносит она. – Ты играешь на рояле? Ну, ну, ну!