Глава 9

«Ну вот… Сейчас я починю эту ужасную пакость, — подумал Игорь, — и у нас станет все в порядке со светом».

В доме горели только несколько ламп — остальные почему-то не желали этого делать. Он быстро разобрался, впрочем, в чем дело, — просто кто-то явно недавно перерезал провода, а потом наспех соединил их.

То ли ограбить хотели, то ли существовали другие причины. Ликвидировать поломку было делом вообще-то довольно плевым — были бы руки да голова, остальное дело техники.

Он почти закончил справляться с житейскими мелочами, как вдруг почувствовал на затылке чей-то не очень-то добрый взгляд.

«Та-а-ак, — подумал он, поднимая голову, но еще не обернувшись. — Кажется, меня посетил Некто, Не Питающий Симпатий!»

«Хорошо, что уже не время привидений, — усмехнулся он про себя. — А то я подумал бы, что меня решил навестить Сатана».

— Думаю, ему в данный момент не до вас, — холодно произнес голос за его спиной. — Впрочем, как и вашему… Хозяину. Ведь вы из породы рабов, так?

Игорь напрягся. Ему не нравились эти слова. Совсем не нравились.

Резко обернувшись, он окинул пристальным взглядом говорящего.

Он узнал его сразу. Та высокая фигура, немного нелепая в странной женственности, по-прежнему не оставляла его воображения.

— Я как-то не задумывался раньше над степенью человеческого идиотизма, — ответил Игорь. — Вы, надо думать, из тех самых свободных личностей, которые расплачиваются душой за дешевые подделки из мелких китайских лавчонок?

На губах пришельца мелькнула усмешка. Он, не спрашивая у Игоря разрешения, прошел в комнату и уселся в кресло, не снимая своего мешковатого плаща.

Нет, он не испугался того, который сидел в кресле, у окна. С высоким бокалом, до краев наполненным красной тяжелой жидкостью, — Игорь не сомневался, что это вино, которое незнакомец отпивает маленькими глоточками, называется «Черный бык Аранхуэзский». Он знал это. Не кагор же ему пить, в самом деле…

Незнакомец слегка улыбнулся — одними губами и, не оборачиваясь, проговорил своим мягким голосом:

— Почему вы думаете, что я не могу пить кагор? Потому что это вино, благословленное Им? А я как бы не выдержу, опалившись, так? — Он негромко рассмеялся.

Игорь не ответил. Какой смысл говорить с тем, кто понимает твои мысли, читает их раньше, чем ты успел поставить точку в предложении…

Он снял очки, этот незнакомец, и теперь выглядел совсем не так, как вначале. Как будто очки на самом-то деле были маской.

Незнакомец, как оказалось, был красив — Игорь отметил это про себя с некоторым удивлением и равнодушием. Его черты лица были правильны, высокий лоб — идеальный по форме — свидетельствовал о недюжинном уме, светлые волнистые волосы, стянутые на затылке небольшой лентой, были густы и отсвечивали золотом. Ему не хватало нимба… «Еще бы нимб, — подумал Игорь, — и он будет вылитый ангел». С таких лиц пишут иконы… Нет, он не вызывал в нем страха, этот незнакомец. Он был слишком обаятельным, чтобы вызывать какие-то темные чувства… И именно это «слишком» заставляло его настороженно ожидать подвоха. «Люди не бывают так совершенны, — подумал он. — У людей наверняка найдется что-то лишнее, а у этого ничего лишнего не было. Он был…»

— Само совершенство , — услужливо и насмешливо подсказал детский голосок.

Само совершенство…

И в то же время в этом его совершенстве было что-то отталкивающее, хотелось отвернуться.

Страшная догадка начала проникать в сознание — слишком невероятная, слишком страшная, слишком невозможная, нарушающая привычность мира: мир этот ты сам таким видишь, и все видят, и никто не хочет увидеть правду, поэтому вы и приходите сюда, глупые му-у-у-ухи, вы становитесь мухами, потому что Другой приходит к вам нагим, убогим, больным, а вы — эсте-е-е-еты, вам подай что-нибудь красивое, совершенное по форме… Так почему ты его сейчас не принимаешь всей душой, а? Ты — выбирающий оболочку, посмотри, посмотри, какие идеальные черты, какая совершенная оболочка у… Nevermore!

Он и в самом деле смотрел, не в силах оторваться от совершенной красоты, а незнакомец улыбался равнодушно и надменно, что ему Гекуба, в самом-то деле, мы просто воскликнем — аллилуйя, ему, надменному совершенству…

Он с огромным трудом оторвал свой взгляд от этого лица и посмотрел вокруг — теней не было, комната была обычной, слишком обычной, в ее обыденности присутствовала угроза, опасность…

Вот тут он ее и увидел.

Она сидела в углу, на стуле, одетая в черное глухое платье. Высокий воротник закрывал шею, длинные рукава скрывали руки, и только пальцы, длинные, тонкие пальцы, беспрестанно шевелились, как будто что-то плели… Сначала ему показалось, что она смотрит на него, — ее бледное, красивое лицо было направлено к нему, — но эти огромные, темные глаза ничего не видели! Странная женщина была слепой… Он понял это сразу, стоило только попытаться увидеть ее зрачки — и споткнуться, обжечься об их неподвижность…

Ее тонкие пальцы продолжали свою работу. Бесконечность движений, казалось, ее не утомляет — она продолжала равнодушно смотреть на него, не видя, лицо ее было бесстрастным. Но — ее руки… Они видели. Они видели его мысли, его желания, его самые тайные, самые тщательно спрятанные, постыдные надежды, и они вплетали их в затейливый узор.

— Так, в полночной тишине, саван здесь плетется мне…

Он все больше и больше погружался в движения легких пальцев, ощущая себя то пушинкой, легкой и невесомой, летящей по ветру, то камнем, брошенным в воду, то кругами, расходящимися по этой воде… Ему было то больно, то сладко и очень хотелось, чтобы она скорее завершила работу, он хотел примерить это на себя, в надежде, что все чувства станут бесконечными и он…

— О, эта работа никогда не закончится, — услышал он голос незнакомца. — Приходится постоянно менять фасон, видите ли… Люди так непостоянны, сегодня им нравится одно, завтра они готовы сломя голову нестись за новым идеалом…

Он почти не обращал внимания на его слова. Все глубже он погружался в ослепительную красоту этого тонкого, причудливого одеяния, которое плели тонкие, быстрые пальчики слепой. Уже почти ничто не занимало его — только возможность хотя бы на несколько мгновений ощутить на себе сказочную эту невесомость, о, он знал уже — в эти мгновения он почувствует себя счастливым, и все его желания — самые тайные, самые невыполнимые — исполнятся!

— Так, в полночной тишине,  — услышал он детский голосок, грустный и безнадежный, — саван здесь плетется мне… Теперь, когда ты увидел Паучиху, можно надеяться только на чудо. На истинное чудо, на внезапно вспыхнувшую в ночном небе радугу, на звезду, упавшую в ладони, на луч солнца, ворвавшийся в темноту… На ангела Господня …

«По тропинке одинокой я вернулся из страны, где царит во тьме глубокой призрак Ночи-сатаны, — тихо проговорил этот голосок. — На окраине далекой, средь отверженных духов, — вне пространства и веков…» Если бы люди вслушивались в предупреждения, а не называли их спешно безумными мыслями, они узнали бы про Старую Пустошь… Но — легче признать все предупреждения вымыслом и бредом воспаленного рассудка. Потом же, когда тебя опутают сети Паучихи, легче внушить себе, что Паучиху на самом деле зовут Фортуной и — это такая удача! Вот, ты поймал ее улыбку, она увидела тебя слепыми глазами…

Людям даже кажется, что это они поймали ее — ан нет, это она поймала рыбок в свои прочные сети, из которых не вырваться! И власть, успех, богатство — все эти миражи человеческого воображения — появляются, человек счастлив и уже не замечает, что оказался в пустыне, где только и есть что миражи, он уже перешел через мостик, с одного берега.

— Мира! Не балуйся! — погрозил куда-то в пустоту его гость, теперь Игорь снова видел его прежним — он надел очки и снова стал обычным, похожим на учителя химии или на… библиотекаря. — Думаю, вам еще можно отсюда уехать, — сказал он, разглядывая Игоря сквозь холодные стекла круглых очков. — Я бы не хотел давить Божьих червячков.

— Да? — удивился Игорь, с интересом рассматривая нахала. — Кажется, вы из той породы, что в детстве перечитали Булгакова и теперь решили изобразить мне Воланда. В каком месте по вашему плану мне должны отрезать голову?

— А вы, надо думать, ничего, кроме Писания, не читаете, — рассмеялся гость. — Причем настолько точно следуете ему, что ушли из церкви. Так?

— Вот уж это не ваше дело, — бросил Игорь, закуривая сигарету. — У меня почему-то нет никакого желания обсуждать свои сложности с вами.

— У меня тоже, но… Дело в том, что я хочу от вас одного одолжения. Вы позволите просить вас о нем?

— Попросите, я подумаю, как мне отреагировать.

— Уезжайте отсюда, — сказал его гость. — Не нарушайте счастья здешних жителей. Я дал им его, и не в ваших силах повлиять на ход событий…

— Каких? — заинтересовался Игорь. — Вы тут, случайно, не Страшный суд готовите? А Господь в курсе? Или вы, как всегда, предпочитаете действовать без его ведома и согласия?

Он рассмеялся в лицо гостю. Тот выглядел смешно — приподнятые брови и вытаращенные глаза.

— Я вас предупредил, — наконец пришел в себя пришелец. — Ваше дело самому решить, будете ли вы живы или…

— Можно вас тоже попросить об одной услуге? — насмешливо произнес Игорь.

Его собеседник оживился:

— Конечно…

— Насколько я понимаю, вы избираете для меня мучительную смерть? И думаю, что вы в конце концов очень захотите позлить Бога. Так вот, я хотел бы, чтобы вы, уважая мои чувства, распяли меня вниз головой. Как апостола Петра. Я, видите ли, недостоин умереть так же, как мой Господь. — Он издевался над Юлианом.

Юлиан мстительно поджал губы.

— Вас никто не собирался убивать. Мы нормальные люди…

— Вот как? — рассмеялся Игорь.

— Мы нормальные люди, мы цивилизованные люди.

Эту фразу Юлиан процедил сквозь зубы.

— А вы вообще-то — ЛЮДИ? — насмешливо поинтересовался Игорь. — Или всего лишь кучка теней, вяло плывущих туда, куда дует ветер?

Юлиан стиснул зубы. Проклятия готовы были сорваться с его губ, но это говорило бы о начале Поражения.

Великий Магистр должен оставаться спокойным.

Великий Магистр должен оставаться холодным и рассудительным.

— Я надеюсь, что вы внемлете моей просьбе и покинете Старую Пустошь.

— А почему? — Игорь явно забавлялся.

— Что — почему?

— Почему я вам так мешаю?

— Я объясню вам это потом. Не сейчас.

Он поднялся.

— Уезжайте, — обернулся на пороге. — Вам здесь не место.

— Надо же, — пробормотал Игорь. — А я раньше думал, что только я сам вправе решить, где мое место…

Юлиан дернулся, но ничего не сказал.

— Прощайте, жаль, что у вас отсутствует здравый смысл, — проговорил он.

Растаяла женщина, и Игорь не удержался от насмешки:

— Прощайте, дешевый трюкач-гипнотизер!

Юлиан ничего не ответил, только усмехнулся.

Он вышел на улицу, и приступ злобы, сотрясающий его органы еще минуту назад, прошел.

«А ведь он сам подсказал мне, что я должен сделать, — пробормотал Юлиан, мстительно улыбаясь. — Сам подсказал…»

Душка уже довольно долго сидела, глядя на шар. Иногда она качала его ладошкой — туда-сюда.

— Почему ты такая грустная? — спросил Юлиан, появившись в комнате.

«Как неслышно он ходит, — недовольно поморщилась девочка. — Все-таки он и правда похож на змею…»

Она ничего не ответила, продолжая раскачивать шар.

— Даша, а ведь ты забыла про свой день рождения!

— Я не хочу его, — проговорила девочка. — Знаешь, в чем беда, Юлиан? Я вообще ничего не хочу!

«Кроме — хотя бы еще одного! — разговора с ним, — подумала Душка. — Еще я, конечно, хочу, чтобы все вернулись. Тогда мы бы уехали отсюда».

Но это невозможно. От осознания невозможности на глазах у нее навернулись слезы.

— В этом мире нет ничего невозможного, деточка, — мягко сказал Юлиан. — Думаю, тебе понравится день рождения…

— Да, конечно, — рассеянно-вежливо пробормотала Душка. — Он обязательно мне понравится.

* * *

Несмотря на холодный ветер, Ариадне было тепло. Тепло растекалось по ее душе, заставляя ее улыбаться — не так, как она улыбалась обычно, а по-другому.

«Он смог разбудить в тебе девочку, Ариадна. Просто он сумел увидеть ее — тщательно спрятавшуюся от человеческих глаз».

«А ведь я тебя и сама забыла, — с горечью подумала Ариадна. — Забыла, какой была я раньше».

— Ариадна!

Она обернулась, немного резко. Словно подул сильный ветер или сердца коснулось холодное предчувствие грядущей беды.

Его серые глаза смотрели на нее. В нее. Пытаясь проникнуть в ее сокровенные, скрытые мысли.

Она усмехнулась. «Нет, — ответила она этому пронзительному серому взгляду. — Я выросла. Я не боюсь тебя…»

— Ариадна, детка…

Его голос звучал мягко, но Ариадна подумала, что, если бы Господь наделил голосом змей, они разговаривали бы именно так.

— Что это за человек пришел в Старую Пустошь?

Он явно хотел казаться равнодушнее, чем был на самом деле. Ариадна уловила в его голосе нотки злости и страха, и ее душа ответила радостью.

Великий Магистр боялся!

Кого? Простого парня, неизвестно зачем здесь появившегося?

— Раньше ты радовался новым игрушкам, — задумчиво улыбнулась Ариадна. — А теперь… Что так испугало тебя?

Она забавлялась его раздражением.

— Ис-пу-га-ло? — Он нервно рассмеялся. — Кто говорит о страхе? Его нет и в помине, дитя… Просто…

Он задумался и посмотрел на серое, мглистое небо. В его маленьких очках отразилась вся бессмысленность Вечности, в которую он служил проводником. Вечности — и чего-то еще, скользкого, как Уроборос. Лживого, как Уроборос. Злого, как…

— Просто он начал мне мешать, а это вряд ли устроит кого-то. Думаю, ему следует умереть.

Он произнес эти слова мягко, лаская каждую букву, каждый слог. Он явно упивался словом, от которого саму Ариадну передернуло.

— Почему ты говоришь это мне? — Она постаралась казаться равнодушной. — Я что, устроилась к тебе на работу киллером? В конце концов, ты становишься банальным, друг мой! А насколько я помню, именно банальность тебя раздражала всегда. Ты хотел КРАСИВОЙ игры… А может быть, ты просто заигрался, мой бедный мальчик? Или, сам того не ведая, забрался в такое место, где, помимо тебя, в игру вступила еще некая сила, неведомая и неподвластная тебе? Подумай, Юлиан, ты кого боишься-то? Раньше ты говорил, что тебя страшит только человек, в котором нет греха, за который можно уцепиться, превратив его в веревочку, в бикфордов шнур, который ты поджигаешь, и — бац! Человек летит на воздух. Следующим постулатом было — таких людей нет, поэтому ты будешь играть вечно, пока, как старый Мерлин, не найдешь ту самую лазейку в другое измерение.

Она перевела дух и посмотрела на него. Он стоял, немного наклонив голову. На его губах играла насмешливая улыбка, но Ариадну уже нельзя было обмануть — этой усмешкой он ЗАЩИЩАЛСЯ.

— Так в чем же дело? Сейчас ты, как в детской сказке, протянешь мне кинжал и попросишь его убить? Он же нормальный парень, и грех в нем есть… Он не ангел с крылышками, который мог бы напугать тебя! Хочешь, Юлиан, я скажу тебе, почему ты боишься его? Ну?

Он молчал.

— Ты боишься не его, Юлиан, — улыбнулась она. — Нет, не его… Того, Кто в нем живет. Того, Кто делает его, парня, не знакомого с твоими экстрасенсорно-медиумическими штучками, куда сильнее тебя. Да и не только тебя… Вот ведь как обидно, Юлиан, — какой-то мальчишка, бывший дьякон, куда сильнее Великого Магистра! Великого Чернокнижника Юлиана, — ну как с этим смириться?

Она рассмеялась.

— Ты глупа, — холодно сказал Юлиан, сверля ее злым взглядом.

— Может, и так, — согласилась Ариадна. — Но меня уже научили любить, Юлиан. И знаешь, что самое неудобное? Научившись любить, я разучилась убивать. Поэтому не протягивай мне свой кинжал — я не возьму его. Даже на обещание убить не согласна. Потому что даже одно такое обещание оскверняет мою душу. А она у меня, оказывается, есть, Юлиан! И… — Она помолчала, вслушиваясь в то, что обрела, и добавила: — И в тот момент, когда я ее обнаружила, я вдруг поняла, что ничего драгоценнее у человека вообще нет… Только эта птичка внутри, от которой становится тепло или страшно или хочется заплакать, потому что она нуждается в любви. Она нуждается в Боге. Ей только с Ним хорошо. Как и мне хорошо с ней. Понимаешь? Хотя ты не можешь это понять. Ты ее убил, Юлиан, и сам стал самоубийцей. Мне тебя жалко, но я не стану помогать тебе! Потому что магия души, Юлиан, сильнее твоей магии!

— Нередко она приводит к смерти… — загадочно улыбнулся собеседник.

Так… Он угрожает ей.

— Знаешь, что я думаю, Юлиан? — улыбнулась она. — Смерть не самое страшное. Куда страшнее стать такой, каким стал ты. Видишь ли, в чем дело… Любовь нередко зовет на костер, на крест, и потому в такой момент ты побеждаешь Смерть. Именно Любовью, Юлиан, а не этой твоей дешевой игрой в заклинания! Прости, но мне пора!

— Куда ты спешишь? На этот свой крест?

— Может быть, — спокойно ответила Ариадна. — Если это единственный путь к Богу, я согласна на крест. Но — эта высокая честь для меня недосягаема…

Она встала и пошла к бару.

Он смотрел ей вслед, уже не замечая начинающегося ветра. То, что сейчас произошло, было страшнее. Ариадна, его девочка! Его старшая девочка, всегда послушная и податливая, доверяющая каждому его слову.

А-риа-дна…

Она…

В первый раз она отказалась подчиниться ему!

«Конечно, можно и уйти. Прихватив с собой Ариадну и Душку, — подумал Игорь. — Но как я понимаю, место в дилижансе только одно. Однако в чем секрет того, что он так неодобрительно относится к моему присутствию? И почему он вцепился в этих израненных душой девочек? Что он, питается…»

Он осекся. Мысль, пришедшая ему в голову, была отвратительна и страшна.

Питается их болью. Их страхом. Одновременно выращивает служительниц Уробороса.

— Ах ты, старый козел! — пробормотал он. — А может, вся твоя дьявольская игра и рассчитана на беззащитных зрителей, которых ты обманываешь?

Он услышал вдруг тихий шепот — как шелест сухих листьев: «Толпа хочет быть обманутой — так обманывай!»

Один из «небесных созданий» на стене ухмыльнулся ему в лицо, и сначала он решил, что ему это кажется, но второй пухлый ребенок затянулся неизвестно откуда взявшейся сигаретой.

«Сон продолжается, — подумал он, — это просто продолжение сна…» Он подошел ближе к стене, пытаясь заставить себя увидеть реальность. Но ангелочек нагло продолжал ухмыляться, второй выпустил ему в лицо струю дыма — он невольно поморщился и чихнул — и гадко засмеялся.

— Бред какой-то, — пробормотал Игорь. — Этого не может быть…

— Да пошел ты, — процедил сквозь зубы маленький курильщик, и голос у него оказался хриплым и неприятным.

«Странные ангелы», — подумал он. Впрочем, ангелы эти скорее были похожи на воробьев. И крылья у них маленькие, остроконечные и серые.

Точно в ответ раздался шелест крыльев. Ангелы отделялись от стен, и теперь они рассаживались на книжных полках, продолжая смотреть на Игоря с хищной и злой насмешливостью, болтая в воздухе крошечными пухлыми ножками, — они и в самом деле были похожи на стаю воробьев.

Они ждали чего-то, и это ожидание пугало больше всего.

Резко обернувшись, Игорь невольно отпрянул.

Прямо перед ним, немного наклонившись вперед, стояла мрачная и высокая фигура.

Тень.

Нет, это не было тенью той симпатичной старухи. Это не был и беззащитный призрак жертвы — от нового Гостя веяло холодом.

«Тебе не справиться. Я не смог. Тебе тоже не справиться с ним…»

Он закрыл глаза. Но голос все-таки продолжал звучать — так, словно Тень торопилась сказать ЭТО:

— Уходи. Уходи отсюда!

— Нет, — помотал головой Игорь. — Теперь уж я точно не уйду!

И когда он открыл глаза и убедился, что наваждение исчезло, снова уверенно произнес:

— Не люблю, когда, чтобы напугать меня, используются дешевые эффекты. Поэтому я не уйду… Тем более что мне даже стало интересно — чем это я так вас перепугал?

* * *

Ариадна еще долго чувствовала Юлианову злость. Он исходил злостью и был сейчас слаб.

Судя по его настроению, ему осталось сделать совсем немного шагов до собственного края пропасти.

Она улыбнулась.

Сейчас она знала, как себя вести. О, она тоже мастерица играть — еще какая!

«И ты уверена в том, что делаешь это лучше?»

Голос внутри сейчас напоминал ей шипение змеи. Она остановилась и посмотрела в темный зал.

Там было все как всегда. Ничего не меняется в убогом мирке, придуманном изощренным умом. ОНИ сидят и пьют пиво. Или дешевый портвейн. В принципе, ИМ наплевать, о чем сейчас думает певица на сцене. Одетая в блестящее платье, которое так любила раньше и так ненавидит теперь.

Платье, напоминающее шкуру змеи.

Делающее и ее похожей на змею.

«А в чреве своем ты носишь Змея…»

Она отпрянула. Сейчас ей казалось, — о, она была готова поклясться в этом! — что из темноты зала на нее смотрит множество Змей с крошечными злыми глазками.

Если присмотреться повнимательнее, она наверняка увидит наклеенные улыбки. Сейчас они будут многообещающими. Злыми.

«А вот и не боюсь, — по-детски тряхнула головой Ариадна. — Знаете, в чем ваша ошибка? Я вот взяла да и исчерпала весь запас зла. Наверное, он тоже не неисчерпаем, а? Впрочем, у вас ведь нет души… Вы заплатили ею. За этот блеф, за дешевенькую игру Юлиана».

Она зло рассмеялась.

По залу прошло легкое движение — почти неуловимое, как шелест осеннего ветра.

Они двигались к сцене.

О, черт, подумала Ариадна, невольно ища выход. Она сделала движение к внутренней двери, но внезапно споткнулась о твердое и ЖИВОЕ тело. Выставив вперед руки, ничего не видя, поднялась. «Кажется, я расшибла лоб», — подумала она.

Кто-то щелкнул выключателем. Теперь стало окончательно темно.

Ариадна почувствовала, как вокруг ног обвивается мощное тело.

«Уроборос», — устало подумала она.

Она стояла, боясь пошевелиться. У ее ног, кусая собственный хвост, свернулась кольцом Змея.

И все ближе и ближе подходили ОНИ. Ариадна подняла глаза к потолку, зная, что уже никогда не увидит неба.

— Мириам, — пронесся по залу шепот. — Принеси жертву Уроборосу. Уроборос нуждается в жертве, Мириам!

«Я смотрю на голубой экран, самой лучшей из любых программ, как туман — облака. Алый плот уносит река. Я жду заката, плеска весла…»

Она не знала, откуда слышится этот голос. Женский, хрупкий, так похожий на ее. Словно это она пела сама.

«Я жду отъезда навсегда, я жду прощанья, я жду гудка, где та рука, что даст мой трап мне?»

«Вниз по теченью неба», — вспомнила Ариадна и улыбнулась. Сейчас она видела перед собой разливающееся по этому небу серебро. Серебряные потоки воздуха окружали ее со всех сторон и, подхватывая, уносили вдаль, вдаль от этих злых глаз, тянущихся к ней рук, от свернувшейся кольцом Змеи — вниз, по течению…

Неба.

Когда все было кончено и тело Ариадны сползло вниз, Юлиан, стоявший до этого в дверях бара, едва заметно улыбнулся и вышел.

Так же незаметно, как и появился.

Что ж, теперь она умирает. Она испытывает самую мучительную агонию…

Она платит по счету! Никто не вправе пытаться обмануть его, Юлиана.

Он был почти доволен.

Почти — если бы не одна постоянно беспокоящая его мысль.

Он пытался изгнать ее из головы, но она продолжала отравлять его настроение, портя игру.

Потому что сейчас, в этом красивом представлении, появилась странная нотка.

Раньше такого ощущения не возникало. В ИГРУ играл только Юлиан.

Но теперь — о, он был готов поклясться в этом! — теперь тут незримо присутствовал кто-то еще, невидимый, странный. И сейчас — победил ли Юлиан Ариадну?

«Все покажет завтрашний день, — успокоил себя Юлиан. — Если победил я, значит, завтра Ариадна вернется в облике Мириам. Хранительницы Уробороса».

Но что бы он ни думал, беда-то была в том, что он вдруг очень остро осознал, что начал проигрывать.

Потому что Ариадна не вернется.

— Никогда не вернется. Она ушла, твоя Ариадна… И знаешь к кому?

Он закрыл уши. Слушать этот насмешливый голос он не мог. Но голос продолжал, пытаясь прорваться:

— А она ушла к Богу… Как дети!

— Ложь, — пробормотал Юлиан. — Ложь!

Но тот голосок все еще смеялся, тонко, издевательски. Тот голосок, который разговаривал с ним всю жизнь, теперь предавал его, издевался над ним!

Оставлял Юлиана совсем одного?

— А Распятый оста-авил тебя с носом, Юлиан!

Впрочем, нет. Черт с ней, с Ариадной… Душка — вот истинная драгоценность.

Душка, Душка, маленькая девочка, ставка в Игре.

— Что ж, неплохой обмен? Душка — на Ариадну?

Улыбка снова раздвинула его губы. Он сделает Душку своей ученицей. В девочке очень много внутренней силы — кто сможет противостоять ей?

— А если она поступит с тобой так же, как ты со своим Учителем? Если она убьет тебя, когда поймет, что хочет управлять Шаром и Служителями сама?

Голос теперь стал злым, как будто это Учитель говорил с ним.

— Что тогда, Юлиан?

Он не хотел об этом думать, но ответил темноте неба с лицемерной улыбкой, уверенный, что сумеет справиться с маленькой девчонкой:

— Такова участь Учителей… Я должен буду принять смерть из ее рук!

* * *

Желание увидеть Игоря было огромным. И хотя Душка пыталась убедить себя в том, что это не так, она понимала — очень даже ТАК.

«Он предатель, — говорила она сама себе. — Вспомни».

И опять в голове рождались воспоминания — Игорь обнимает Ариадну. Его голова склоняется все ниже, зарываясь в белокурой магии распущенных волос.

«Ты что, ревнуешь? ТЫ влюблена в него?»

Душка попыталась резко возразить, что не в этом дело, просто…

Влюблена. Наверное, в конце концов, может быть.

Первая маленькая любовь маленькой девочки.

Не такой уж и маленькой — маленькие девочки не переносят такие БОЛЬШИЕ страдания.

К тому же дело не только в этом. Дело в Ариадне…

Для Душки Ариадна навсегда останется воплощением зла. Несущийся джип, который сумел раздавить всю Душкину жизнь!

Она сжала кулачки и прислушалась к самой себе. «Он не предатель, — печально сказала та Душка, которая пока еще была внутри. — Он совсем не предатель, а ты глупая девчонка. Скажи себе честно — что он заставляет тебя возвращаться. Ты хочешь стать ледяной — а он отогревает тебя, как замерзшую птицу. На твоем месте я бы пошла к нему — в конце концов, хотя бы затем, чтобы сказать ему…»

— Чтобы он убирался из моего дома! — выкрикнула девочка.

— Нет, — спокойно произнес голосок второй Душки. — Для того чтобы пригласить его на свой день рождения.

Девочка встала и подошла к окну. Теперь стало еще труднее решить — идти туда или нет.

— Как ты думаешь, Бадхетт? — обратилась она к медвежонку за советом.

«Наверное, нам стоит туда сходить», — ответил ей добродушный взгляд пуговок-глаз.

— Ну, пошли, — вздохнула Душка, взяв медвежонка. — Только если там опять будет этот, проклятый джип, я вернусь и больше уже никогда не пойду к нему.

* * *

Поднявшись на чердак, Игорь почувствовал, как начинает першить в горле, — казалось, что вся пыль, долго оседавшая на вещах, спрятанных тут, теперь пыталась проникнуть в него, отравить, заразить своей бессмысленностью.

Он даже не мог бы ответить, что тут ищет. Почему-то вспомнились рассказы о таинственных чердаках, на которых в детских страшилках всегда находили важные вещи.

Этот город напоминал ему те страшилки. Совершенно закономерно, что и ответ находится на чердаке, решил он.

Теперь он явно собирался заблудиться среди брошенных детских игрушек и стопок книг, пропитавшихся грязью и влагой.

Он совершал обход со всей тщательностью следопыта, старателя, пытающегося найти песчинку золота в комке грязи.

— И какого черта ты сюда забрался? — спрашивал он себя, перебирая книги и тетради. — Чтобы посмотреть, какие задачи решали третьеклассники в семьдесят первом году?

Он отшвырнул тетрадь в угол и уселся на соседнюю стопку — еще более озадаченный, чем раньше.

Ничего не было.

Снова подняв тетрадь, он вздрогнул.

«Магия Уробороса», — было написано с обратной стороны.

«Интересные задачки, — усмехнулся он. — Чья это тетрадь?»

На обложке было написано, что тетрадь принадлежит некоему Юрию. «Или — в последующем развитии Юлиану?»

Он открыл ее. Детский округлый почерк. Сначала все написанное — тщательно собранные выдержки — показалось Игорю сущей бессмыслицей, словно парень просто развлекался, готовясь вырасти со временем в какого-нибудь Дина Кунца.

«Рационалистическая аргументация действует до тех пор, пока люди хотя бы до известной степени свободны от эмоций. Стоит «температуре аффектов» подняться выше критического уровня, возможность эффективного применения разума уменьшается, и на его место выходят лозунги и химерические фантазии».

«Умный был мальчик, — усмехнулся Игорь. — Запросто цитировал Юнга. Остается только поразмышлять, почему из всего Юнга Юлиан выдернул именно ЭТО место?»

Он перевернул страничку.

Изображение Змея. И надпись: «Цепь Мириам».

Игорь почувствовал отвращение. Он знал, что это такое. Так называлось общество, члены которого именовали себя «связью существ, являющихся одним и тем же». По сути, они использовали для этого кровь. «Двое или несколько человек смешивают свою кровь в одном сосуде, а потом пьют из него».

Он почувствовал, как холодок пополз по спине. Мальчик, писавший все это, не нравился ему. Не то чтобы совсем уж был он мерзок, но вот интересы у него странные. Плюс ко всему по почерку это был очень старательный ребенок, отличник по сути своей. И успехов он должен был достичь необыкновенных.

Рукой мальчика ниже были нарисованы три зуба Люцифера и Уроборос — Змея Вечности.

И тем же полукруглым детским почерком было подписано: «Пить кровь неинтересно. Интереснее высасывать психические силы. Это дает куда больше власти над человеческим существом и куда больше сил. Надо только выбрать двуногое животное, готовое к употреблению. После того как он отдаст тебе духовную энергию, он станет твоим рабом — так что получается двойная и практическая польза».

С ужасом захлопнув тетрадь, Игорь вскочил. Честно говоря, от этого вундеркинда у него к горлу подступила тошнота. Тем более что ему посчастливилось убедиться, во что превратился сей умненький мальчуган.

— Господи, — пробормотал он, — в чьих руках находятся Ариадна и Душка? В чьих руках?!

* * *

Медленно раскачивался шар, но с каждым движением Юлиана амплитуда его колебаний все возрастала и возрастала.

Юлиан стоял, закрыв глаза, его губы шептали странные слова, и несведущему показалось бы, что он поет. Но он не пел…

Его руки раскачивались в такт странным гортанным звукам, а на губах была все та же улыбка — странная, бессмысленная, она пыталась управлять миром. Делая этот мир таким же бессмысленным.

— Никто никогда не сможет победить меня, — говорила улыбка за Юлиана. — Никто и никогда…

* * *

Теперь он понял, кто Юлиан.

Он вспомнил чудо-мальчика Юрия Теймирова. Ученика известного философа Андрея Ярцева. Потом, говорят, Ярцев зациклился на тантрических и каббалистических символах и начал называть себя «Великим Магистром». Кажется, он еще долго мотался по миру, изучая все языческие религии, включая вуду, и таскал за собой приемыша, после чего внезапно оба исчезли с горизонта.

Все решили, что они погибли в одной из экспедиций. И общество даже воздвигло памятник маленькому ребенку с задатками гения. Игорь помнил, сколько слез было пролито тогда, он даже помнил фотографии в тогдашней «Пионерской правде».

Открытое лицо с такой славной улыбкой.

Сейчас он пытался найти сходство между любознательным гениальным мальчиком и тем чудовищем, которое выросло из него.

Потому что уж один-то из них остался жив.

Тот самый чудо-мальчик, который написал округлым почерком: «Самыми опасными существами являются хрупкие дети. И именно они же являются и самыми сильными стимуляторами энергетики. Так говорит учитель. Сегодня он привел девочку, которая мне понравилась. Кажется, сначала он уничтожил ее родителей. Девочку зовут Ариадна. Учитель сказал, что мы оставим ее живой и не будем превращать в «куклу». Он сказал, что это — моя младшая сестра. Ее зовут Ариадна, и она совсем еще несмышленыш. Меня раздражает ее плач».

Ариадна…

Глухо кольнуло в сердце.

Ариадна.

— Моя бедная девочка, — прошептал Игорь. — Я увезу вас отсюда. Я обязательно увезу вас.

«Работа с ней тем интересней, что в ней очень много Распятого. Учитель говорит, что такие сущности особенно драгоценны — они наделены особой энергией, которую он не хочет называть. Получая власть над таким существом, мы становимся такими же могущественными, как дьявол».

Игорь больше не мог читать. Он отшвырнул тетрадь.

— Господи, — прошептал он. — Открой мне, что я должен сделать. Открой мне Свой Замысел. Я понял, чаша терпения Твоего переполнена. Но открой мне, что я должен сделать, чтобы помочь Тебе остановить ЭТО?

Ответ был неслышен, но Игорь понял.

Единственный выход…

Сначала Игорь вздрогнул и закрыл глаза. По лицу пробежала едва уловимая тень печали, но он справился с ней. С любой тенью можно справиться — уж это Игорь знал наверняка…

— Спасибо, — наклонил он голову. — Спасибо за оказанную мне честь.

Ничего не видя перед собой, кроме ухмылки Юлиана, ослепленный ненавистью и вырвавшимся из всех углов человеческим страданием, Игорь спустился в кухню.

Там он сел, сжав голову руками, пытаясь освободиться от злости, чтобы начать мыслить просто и ясно.

Наконец чувства удалось привести в порядок. Он поднял глаза.

Надпись на стене…

Он видел ее сотню раз, но каждый раз не обращал на нее внимания, принимая за детскую шалость.

Теперь он знал — здесь только один «шалун». Присмотревшись, он понял, что этот бурый цвет — вовсе не цвет фломастера. Кто-то пытался передать сообщение с помощью крови.

Собственной крови.

Насмешка над Юлианом. Насмешка над Мириам и Уроборосом. По мнению медиков, именно в крови содержится душа. Именно кровь несет в себе генетический код, позволяющий нам быть людьми.

Он подошел, присел на корточки.

«Никогда не разговаривай сам с собой…»

— Разговаривая с собой, ты говоришь со Служителями.

Женский голос произнес это мягко, и ему показалось, что рука коснулась его плеча.

— Рита?

Он узнал этот голос. Обернувшись, он никого не увидел. Только легкий шелест ветерка да запах любимых Ритиных духов.

— Рита, — прошептал он. — Я все-таки нашел тебя… Что они сделали с тобой и что они сделали с девочкой?

Он понял это раньше, чем успел догадаться. Понял душой. Ему захотелось завыть по-волчьи.

«Их уже не спасти», — сказал он себе, поднимаясь с колен. Ветерок коснулся его щеки, так похожий на легкий Ритин поцелуй.

— Здравствуй, — услышал он голос Душки.

Подняв глаза, он увидел, что девочка стоит в дверях, прижимая к груди Бадхетта.

— У меня умерла бабушка, — сказала девочка. — Теперь я совершенно одна.

Он прижал ее к себе, гладя по голове, пытаясь заставить ее заплакать, чтобы она выплеснула свое горе, но девочка смотрела вдаль такими глазами, что он понял — пока он не сможет справиться с этим.

— Душка, — сказал он. — Я кое-что придумал. Нам надо уезжать. Здесь нехорошо, малышка, понимаешь? Ты согласна убежать отсюда?

— С тобой?

— Конечно, со мной.

— А… Юлиан? Он останется?

Игорь вздохнул:

— Понимаешь, детка, в чем дело. Юлиану тут нравится.

— Но я не могу бросить его одного!

— Он не захочет ехать с нами…

— Не говори со мной как с ребенком! — Душка топнула ногой.

— Хорошо, не буду.

— Ты не любишь его?

— Кого?

— Юлиана…

— Не знаю, — пожал он плечами. — Скорее всего, нет, не люблю…

— Почему? Он злой?

Игорь задумался. Как бы это объяснить, чтобы не напугать ее…

— Да нет, не злой. Просто он заблудился в шаре. Помнишь, ты мне рассказывала, что у него в кухне висит игрушечный шар?

— Да.

— Так вот, в этом шаре он и заблудился. И никак не может оттуда выбраться.

— Так давай вытащим его оттуда!

— Душка, а если он не хочет? Мы же не имеем с тобой такого права — насильно вытаскивать человека из шара?

— Тогда давай останемся! Я же не могу без него уехать!

— Но вот в чем штука… Ему так нравится сидеть в своем шаре, что он мечтает и нас туда затащить. Ты хочешь провести там остаток дней?

Душка подумала и ответила:

— Нет, не хочу…

— Тогда надо уезжать, — сказал Игорь. — Я тоже не хочу. У нас просто нет другого выхода.

— Но Юлиан расстроится!

— Мы попробуем убедить его выбраться из шара. А если он не захочет, тогда мы уедем. Ты сейчас сделаешь то, о чем я тебя попрошу, а я попробую с ним поговорить, пока тебя не будет. Ладно?

Она посмотрела на него своими серьезными глазами и кивнула:

— Хорошо. Когда?

— Немедленно, — сказал он. — Сейчас ты пойдешь в бар. Найдешь там Ариадну. Не спорь со мной, без нее мы не сможем отсюда быстро выбраться. Вы подъедете сюда, и мы уедем. Ты все поняла?

— Ни-че-го я не поняла, — призналась Душка. — Совершенно ничегошеньки!

— Я потом объясню тебе все, — сказал он. — Когда мы будем далеко. Теперь иди. Я жду тебя.

Она поняла его и пошла к выходу.

— Подожди, — остановил он ее. — Если вдруг получится так, что я не смогу отсюда уехать с вами, обещай мне, что вы уедете сами. Без меня. Поклянись мне, Душка!

Она произнесла одними губами:

— Клянусь. Но я не хочу без тебя!

— И еще. — Он посмотрел на нее. — Знаешь, в чем разница между вечностью и бессмертием?

— Нет, — покачала она головой.

— Вечность — застывшая и бездушная. Она происходит от слова «ветхость». А бессмертие, Душка, дает только Господь. И оно всегда будет юным. Всегда — живым. Потому что самое важное, что у тебя есть, — это твоя душа. А она бессмертна. Никому не отдавай ее, ты поняла? Никогда!

Он коснулся губами ее пушистых волос. И перекрестил. Потом, словно вспомнив что-то важное, снял со своей шеи медальон. Надел на нее.

— Теперь я спокоен за тебя, — пробормотал он. — Вот теперь я спокоен. Иди.

— Главное, Господи, чтобы теперь Ты о ней позаботился сам. Больше ведь некому, Господи, — сказал Игорь, глядя в окно, за которым уже виднелись черные тучи, как ангел Смерти, несущие на своих крыльях Большую Разлуку.

* * *

Душка шла по улице. Ветер, ставший серым, бил ее по лицу, как будто старался остановить этими своими пощечинами. Чтобы сопротивляться ему, сбивающему ее с ног, она немного наклонила голову и продолжала идти, напоминая упрямого бычка.

Скоро показался в конце улицы бар, откуда вышла горстка людей. Они шли, явно отягощенные какой-то идеей фикс, и Душке на одно мгновение стало жутко — движущаяся навстречу процессия почему-то напомнила ей похоронную.

«Боже мой, — подумала Душка, когда толпа поравнялась с ней. — Они же похожи на зомби!»

На мгновение она уловила их мысли, вернее, только одну мысль, потому что все они думали одно и то же, даже не обращая на девочку внимания. Как будто ее вообще не было на свете.

На их свете.

«Уроборос требует новой жертвы».

Ей стало страшно. Захотелось вернуться в дом и, схватив Игоря за руку, сказать ему, что надо уходить отсюда быстрее. Но она обещала ему, что они не уйдут без Ариадны.

В этой толпе Ариадны не было, значит, она осталась в баре.

Душка толкнула тяжелую дверь.

Бар был пуст.

Пробираясь сквозь темноту взглядом, Душка сначала не могла ничего увидеть. Только запах смерти, сводящий ее с ума.

Наконец глаза привыкли к темноте, и Душка увидела распростертую на сцене фигурку.

Белокурые волосы в беспорядке лежали, рассыпавшись на полу. «Как у брошенной на пол куклы», — подумала Душка, осторожно подходя ближе.

Ариадна лежала, раскинув руки, будто летела куда-то. Глаза ее были широко распахнуты.

— Ариадна, — дотронулась до ее руки Душка. Рука была еще теплой, но жизнь уже уходила.

— Душка, — пробормотала Ариадна. — Беги отсюда. Ты должна найти отсюда выход. Но сначала… — Она сделала усилие, говорить было трудно. — Сначала разбей этот дурацкий шар, детка.

Резко прозвучал голос бабушки: «Разбей этот мир, Душка!»

— И пожалуйста, скажи ему, что я его люблю, — прошептала Ариадна, и Душка почувствовала, как ей больно.

Она склонилась и поцеловала ее в лоб. Потом закрыла ставшие мертвыми глаза и почему-то сказала:

— Покойся с миром, Ариадна… И… да примет Господь в свои руки твою измученную душу, прощая все твои прегрешения!

Она помнила эту фразу откуда-то из глубокого детства, или из книги, или еще откуда-то.

Там, помнится, еще читали молитву, но Душка помнила лишь начало. Она решила, что можно сказать и начало, и, подняв к небу глаза, сказала:

— Отче наш…

Дальше она не знала. И начала говорить от себя:

— Если ты думаешь, что Ариадна недостойна бессмертия, то хотя бы пожалей ее и не отпускай в Вечность. Потому что Игорь ее любит и ему будет больно, если Ты обречешь ее на вечные скитания или позволишь превратить в бессмысленную тварь.

Она сама удивилась, почему на ум пришли именно эти слова:

— И еще, Отче наш, помоги нам выбраться отсюда. И никогда больше сюда не попадать. Я, наверное, смогу полюбить Тебя со временем. Если Ты похож на Игоря…

И, сама испугавшись собственной дерзости, выбежала из бара.

* * *

Еще не обернувшись, Игорь знал, что ОНИ пришли.

Он почувствовал их.

— Уроборос требует жертвы, — прошелестели за спиной голоса.

Он обернулся и спокойно встретил бессмысленные и злые взгляды давно опустевших глаз.

— Ну? — протянул он насмешливо. — А я-то думал, что сам Юлиан пришел. Ах да… Как же я мог забыть. Ваш Юлиан всего лишь трус. Трус, прячущийся за вашими спинами. Трус, как гиена, удовлетворяющийся легкой добычей. Вами, жалкие недоумки. Надеюсь, перед собственной кончиной вы успели хорошо откушать?

Он смеялся.

Даже тогда, когда они пошли на него, продолжая бормотать про своего Уробороса.

Даже тогда, когда, сделав попытку прорваться через их ряды, он понял, насколько эта попытка бессмысленна.

Даже тогда, когда первый удар лишил его способности видеть их.

Он думал про то, что Ариадна сейчас уже уводит отсюда Душку. Ариадна поймет все — она совсем не глупа. Лишь бы только они немного задержались!

Он думал про то, что Юлиан все-таки проигрывает и, наверное, злится. Поэтому и начал делать ошибки.

Про то, что каждый приступ боли, каждый удар молотка приближает его к бессмертию.

Про то, что Бог сильнее.

И когда он оказался в серебристых потоках, похожих на водопад, он улыбнулся последний раз и пробормотал:

— Спасибо за оказанную честь, Господи…

Душка шла, ничего не видя перед собой. В глубине ее души росла боль и что-то иное, злое, ищущее выхода.

Как протест.

Она резко остановилась.

Дверь в дом была распахнута и сейчас болталась под действием ветра, жалобно скрипя.

— О нет…

Она боялась поверить в страшное. Боялась войти внутрь. «Господи, он ведь там? — прошептала она. — С ним ничего не случилось?»

Сделав шаг, она невольно зажмурилась. И все-таки страх надо было преодолеть. Страх надо было загнать в угол, заставить его заткнуться. «Они питаются страхом».

Войдя, она открыла глаза.

Игорь действительно был там.

На стене.

Раскинувший руки, прибитые ржавыми гвоздями, он был мертв. Его распахнутые глаза смотрели мимо Душки, уже не видя ее. Он улыбался — он видел перед собой уже что-то совсем другое, светлое…

Ей послышалось, что где-то очень далеко звонят колокола. Ощущение было таким явным, что она невольно оглянулась. И поняла, что колокола эти действительно звонят.

В той церкви, которую обезглавили. И еще — она откуда-то знала, что сейчас там — над этой церковью — переливается самыми разными цветами огромная, сияющая радуга.

— Но его уже нет…

Душка подошла поближе и вдруг сползла на пол, обняв его ноги, и отчаянный крик вырвался у нее. Слезы вырвались наружу, заставляя сотрясаться все худенькое тело девочки, выпуская наружу всю накопившуюся боль.

Кто-то тронул ее за плечо.

Ослепшими от горя глазами она увидела гадкую улыбку. Она видела его изнутри, и теперь Юлиан был похож на Змею.

— Все будет хорошо, — раздвинул он в улыбке бледные губы. — Все бу-удет хорошо!

Она резко оттолкнула его и бросилась прочь.

Не разбирая дороги, не помня, как и куда бежит, ведомая некоей силой, она влетела в гостиную Юлиана и остановилась.

Шар переливался. Шар увеличился в размерах. Теперь Душка видела, что падающие в нем хлопья — это не снег.

Это капельки крови.

«Разбей этот мир, детка, ну же!»

Она вдруг увидела рядом с собой всех — бабушку, отца, мать, Игоря, Ариадну. А там, внутри шара, был Павлик. Павлик, прижимающий к груди Бадхетта. Смотрящий на нее грустными глазами.

Она должна была разбить этот шар.

Она должна освободить Павлика.

Размахнувшись, она ударила по шару. Он качнулся.

— Не трогай! Что ты делаешь, гадкая девчонка!

Она поняла, что сначала надо найти что-то тяжелое. Ее рука слишком слаба.

«У меня мало времени, — сказала она себе. — Соображай быстрее…»

Юлиан оказался рядом с ней, попытался схватить за плечо.

Она вырвалась, зло ударив его.

На полу валялся огромный крест. Такой же, как у бабушки. Такой же…

Она не знала, что с помощью этого креста Юлиан выбрал участь для Игоря. Она вообще не знала, как он управляет своими зомби. Ее это не интересовало.

Она просто взяла его, потому что он был достаточно тяжелым, и со всей силой, на которую была способна, обрушила его на этот ужасный шар.

«Разбей этот мир, детка…»

Мелкие осколки летели в стороны, взрывая город на части.

Где-то за ее спиной кричал, корчась от боли, Юлиан. Рушилась Старая Пустошь. Как карточные домики, оседали дома, превращаясь из суперкоттеджей в горстки старой пыли.

— Как ты смела разрушить все, что я строил, девчонка! — шипел ей вслед Юлиан.

Но девочка уже не слышала этого. Прижав к груди Бадхетта, она шла, не разбирая дороги, прочь из этого придуманного мира, углубляясь все дальше и дальше в лес.