30

В то раннее июньское утро Эмма Харрисон вышла из своего дома в Бистоне, окраинном районе Ноттингема, примерно в девять пятнадцать. С матерью и младшей сестрой Полой они поехали в центр, чтобы купить Поле новую обувь. Эмма должна была выйти возле Фрайар-лейн, рядом с Олд-Маркет-сквер, где у нее была назначена встреча с подругами – Элисон и Эшли. Эмма, которая, по словам ее матери, редко просыпалась по утрам в субботу в хорошем настроении, в тот день была необычайно весела и покладиста. В какой-то момент их короткой поездки, когда машина шла по Университетскому бульвару, миссис Харрисон попросила Полу перестать колотить ногой по спинке ее сиденья, на что Пола ответила, что она этого не делала, и тут же начала бить снова. И именно Эмма уладила назревающий конфликт, что вызвало у матери улыбку, а младшей сестрице помешало впасть в состояние обычной для десятилеток мрачной обиженности, которая могла поставить под угрозу всю их экспедицию. Подрастает дочка, подумала миссис Харрисон, взрослеет, уже берет на себя ответственность…

– Ты сегодня поздно вернешься? – спросила миссис Харрисон, наклоняясь к передней пассажирской двери. Останавливая машину, она пересекла желтую разделительную линию и частично перегородила крайнюю полосу, предназначенную для автобусов.

Эмма, уже стоя на тротуаре, наклонилась к открытому окну машины:

– Мам, ну сколько можно? Папа Элисон нас встретит и потом подвезет меня.

– Ну хорошо. Не забудь только, что у нас с отцом билеты в театр. Тебе придется присмотреть за сестрой.

Пола с заднего сиденья издала тяжкий страдальческий стон.

– Хорошо, мам.

– Ладно, пока. Желаю хорошо провести время.

Еще несколько мгновений, вливаясь в поток уличного движения, миссис Харрисон смотрела на старшую дочь в зеркало заднего вида, но потом потеряла ее из виду, активно маневрируя, чтобы перестроиться в тот ряд, откуда можно свернуть к стоянке возле Дерби-роуд.

Эмма прошла немного назад, к подземному переходу, поглядывая на свое отражение в витрине магазина: джинсовая юбка, узкий цветастый топик, волосы собраны в высокий «конский хвост», розовые сандалии, на плече маленькая, шитая бисером сумочка из магазина «Аксессуары».

Элисон и Эшли уже ждали ее, сидя у фонтана и болтая ногами: Эшли с рюкзачком, из которого только что не вываливались съестные припасы, взятые по настоянию матери: сандвичи и печенье, вода в бутылках, крем от загара, запасной кардиган и пластиковый дождевик, складывающийся до размеров обычной книжки.

– Господи помилуй, мам, – причитала при этом Эшли, – мы ж на автобусе поедем, а вовсе не поплывем через Атлантику! Кроме того, там есть вполне приличное кафе!

– Экономь свои карманные деньги, – ответила ей мать, провожая до двери. – Потратишь их на что-нибудь более нужное.

По уик-эндам и в летние праздничные дни до Раффорд-парка и далее, до Кламбер-парка и Ньюстедского аббатства, ходили специальные автобусы. В тот день в Раффорд-парке, помимо обычно привлекавшей посетителей аллеи скульптур, тянувшейся через весь парк в сторону озера, «живьем» выступали четыре местные музыкальные группы. Элисон уверяла, что солист одной из них – точная копия знаменитого Робби Уильямса, когда тот еще не успел состариться. И она рассчитывала как следует поразвлечься.

Первые полчаса они провели возле магазина бижутерии, устроенного в старых конюшнях, но так и не решились купить ни колец, ни браслетов, ни карт ручной росписи, ни каких-либо других художественных изделий. Потом Элисон захотелось пойти в кафе, потому что она видела, как туда направились какие-то симпатичные ребята; но когда подруги туда пришли, стало ясно, что вовсе они не симпатичные; она всегда так, эта Элисон. Усевшись на высокие табуреты в конце зала, девушки принялись подшучивать над Элисон, пока та в конце концов не разозлилась и не выскочила в туалет, вся в слезах.

Когда Элисон успокоилась и они привели себя в порядок и подкрасились, Эмма предложила пройтись по аллее скульптур через весь парк, но подруги не согласились, и они направились прямо к озеру, где посидели на скамейке, съели привезенные Эшли сандвичи, а печенье скормили собравшимся сюда со всего озера гусям и уткам.

– Ладно, пошли, – сказала Элисон, вскакивая на ноги. – Слышите? Уже начинается.

Первая группа была просто жуткая, решила Эмма, какие-то отстойные народные песенки – ее родители всегда слушали такие, когда к ним кто-нибудь приходил на обед, а потом все рассаживались кружком и притворялись, что не курят какую-нибудь дрянь. Следующей выступала мальчишеская группа «Бой-зона» – прыщавые юнцы, а вокруг них сплошь восьми-девятилетние сопляки со своими бабками, вопящие от восторга и восхищения. Эшли предложила вернуться в кафе, но Элисон заняла очень удобное место и не хотела его терять, так что они на некоторое время разделились, причем Эмма взяла у Эшли запасной кардиган, потому что небо затянуло облаками и у нее от холода кожа пошла пупырышками – на ней ведь был только узенький топик.

Очередь в кафе тянулась бесконечно, очередь в туалет тоже, так что, когда они протолкались туда, где осталась Элисон, на сцене уже третья группа исполняла свой второй номер. Солист, по мнению Эммы, больше напоминал Гарета Гейтса, чем молодого Робби Уильямса, и пел он совсем неплохо, но самым сексуальным из них, просто потрясающе сексуальным, был бас-гитарист с вытравленными добела волосами и в облегающих джинсах под змеиную кожу, и она все толкала подруг, и все они смеялись, прекрасно понимая, на что она намекает, а очень скоро они уже подпрыгивали и плясали на месте, и было здорово, так здорово, как они и рассчитывали. По-настоящему здорово.

Когда выступление завершилось, ударник швырнул в толпу зрителей свои палочки. Солист выпрашивал все новые аплодисменты, а бас-гитарист просто стоял сбоку. Выглядел он просто отлично, такой спокойный и холодный. Эмма решила, что ей опять нужно в туалет, а Эшли, посмотрев на часы, заявила, что надо спешить, потому что автобус отходит через двадцать минут, и они договорились, что встретятся на остановке за автостоянкой, чтоб успеть на четырехчасовой рейс. На часах Эшли было три сорок одна.

Ни Элисон, ни Эшли Эмму больше не видели.

Когда до отправления автобуса осталось всего десять минут, а подруга так и не появилась, обе девушки рванули обратно, заглянули в туалеты, в кафе и в магазин, но нигде ее не обнаружили. Вернувшись на остановку, они упросили водителя подождать, и он задержал отправление на пару минут. Эшли и Элисон все надеялись, что Эмма вот-вот появится, но напрасно.

Водитель сказал, что пора ехать.

– И что нам теперь делать? – спросила Эшли.

– Надо ехать, – ответила Элисон. – Это последний рейс.

Как только автобус остановился у торгового центра «Виктория», они тут же сообщили встречавшему их отцу Элисон о том, что случилось. Он молча отвез их к дому Харрисонов, и те отвели младшую дочь Полу к соседям, а сами поехали на машине в Раффорд разыскивать Эмму.

В тот же вечер, после половины десятого, они явились в Центральный полицейский участок Ноттингема и сообщили об исчезновении дочери.

В ту ночь кошмар вернулся, еще более жуткий. Мягкая плоть терлась о его кожу и скользила по ней, что-то живое трепыхалось под ногами и отскакивало прочь, пока он поднимался по лестнице. Вытертое до основы одеяло, брошенное на кровать, его собственная рука, хватающаяся за засаленную кромку, глаза невольно смотрят в сторону, дыхание сперло от жуткой вони. Он отдернул одеяло и увидел, что было под ним, но в этот момент, слава Богу, проснулся.

Вопль, еще замиравший в отдалении, был его собственным.

Майка, в которой он спал, вся промокла от пота; кожа пылала.

В ванной Элдер разделся и обтерся полотенцем, плеснул в лицо холодной водой; лицо, что смотрело на него из зеркала, было старше того, которое он привык видеть и хорошо знал.

Уилли Белл сидел внизу, у кухонного стола, бутылка виски уже откупорена, стакан Элдера уже наполнен.

– Девушка, пропавшая в Раффорд-парке? – спросил он.

– Видимо, да.

– Может, она вернется утром домой, поджав хвост, – предположил Уилли.

– Может быть.

Но ни один из них в это не верил.