16

Поджав под себя по-турецки ноги, Борисов сидел у костра и боролся с одолевающим сном. Веки его налились неподъемной тяжестью, глаза смыкались, и разлепить их стоило больших усилий воли. Дремота брала над ним верх, обволакивала, проваливая в мягкий колодец забытья. Голова клонилась все ниже и ниже…

Уронив подбородок на грудь, он встрепенулся, растер ладонью лицо, глянул на часы. Была еще только половина четвертого утра. Борисов с кряхтением поднялся с песка, отряхнул шорты и, прогоняя сон, пошел к морю. Он забрел в черную воду, в которой отражались рассыпанные по небосводу звезды, всполоснул лицо и шею. Вода было совсем теплой, но все же немного взбодрила.

Костер прогорел, в куче золы еще переливались алым жаром угли. Не давая огню окончательно умереть, Борисов вытащил из кучи заранее натасканного сушняка толстую ветку, переломил ее о колено. От громкого треска, похожего на выстрел, свернувшая в клубок у палатки Васильева болонка подняла морду и уставилась на него.

— Спи, охранник! — с усмешкой сказал он, и собака, убедившись, что опасности вокруг нет, с ворчанием уткнулась носом в хвост.

Облизывая хворост, ожил костер, пламя его с жадностью пожирало древесину, обретая былую силу. Набросав достаточно дров, Борисов подсел к огню, глядя на мельтешащие, завораживающие языки…

Сетчаткой глаза он заметил движение в палатке Глории, а немногим позже и сама кубинка, подсвечивая себе фонарем, выбралась наружу. Обув шлепанцы, она заторопилась к шумевшим в темноте пальмам.

Борисов окликнул ее:

— Вы далеко собрались, девушка?

— А разве обязательно об этом вслух говорить? — остановившись, насмешливо спросила она.

Борисов стушевался и не нашелся, что ответить.

— Вы… вы там поаккуратнее. А то, видите, ночь какая, ни зги не видно.

Широко зевнув, болонка вскочила и, потягиваясь выгнула спину.

— Не беспокойтесь, я провожатого захвачу… Билли, фьюфью… — Глория неумело посвистела, приманивая собаку.

Закрутив хвостом, кобелек подбежал к ней, заластился.

— Видите, какой у меня заступник.

— Агаа!.. — с чувством зевнув, потряс головой Борисов. — Только толку от него…

Вскоре и кубинка и пес растворились в ночной темноте. Как ни прислушивался Борисов, не слышал даже их шагов. Его вдруг посетила мысль взять карабин и подняться следом, — чем черт не шутит? — но опасения быть неверно истолкованным оставили его на месте.

— Еще примет за извращенца, — как бы оправдываясь, подумал он вслух и подсел ближе к огню.

…Сонливость, прятавшаяся где-то поблизости, подкралась к нему незаметно и навалилась, охватывая липкими путами. Тело обуяла мягкая тома, глаза заныли, точно в них сыпанули горсть сухого песка. Вздумав обмануть усталость, Борисов на мгновение сомкнул их, на какую-то минутку…