Суббота, 10 июля
Юхан собирался провести выходные с Эммой и дочкой в доме родителей Эммы на острове Форё. Родители заехали к ней перед отъездом в очередное путешествие, в которое они отправлялись каждый год, — так у них было заведено. Эмме их визит радости не принёс, они показались ей неискренними, и вся эта милая болтовня о том, как очаровательна Элин, лишь утомила её. Но они погостили недолго — им пора было в аэропорт, откуда предстояло лететь в Китай. Тем лучше для всех.
Эмма пообещала родителям присмотреть за хозяйством на Форё. Она была рада сменить обстановку, потому что стены дома, где она раньше жила с Улле и где всё напоминало о нём, начали душить её, — так много там сохранилось от той старой жизни и так явно дом был наполнен горечью развода.
Эмма была очень привязана к дому на Форё и не понимала, как родители могут добровольно оставлять это чудесное место.
Дорога к паромной переправе через пролив Форёсунд шла через живописную сельскую местность. Они поехали через Барлигбу и Экебю к деревеньке Бэл и потом через город Слите к самому проливу. Всего за несколько минут паром перевёз их на Форё. Элин спокойно спала всю дорогу.
Как только они съехали с парома и очутились на Форё, Эмму охватило привычное ощущение радости и покоя. Природа на этом небольшом, обдуваемом со всех сторон ветрами островке была ещё более суровой, чем на Готланде, разница сразу бросалась в глаза. Они остановились сначала у «Консума», чтобы запастись свежей клубникой и другим провиантом, а потом, двигаясь по направлению к Шеру, — в местной пекарне, чтобы купить вкуснейшие сладкие булочки. Затем они двинулись в сторону Норста Аурен — деревеньки в самой северной части острова.
Прямо у моря, рядом с невысокой каменной изгородью, расположился белый дом из известняка. У Эммы слегка сжалось сердце: последний раз она была здесь больше полугода назад. Внутри, как обычно, прохладно. Каменный пол блестел чистотой. Видимо, родители устроили перед отъездом генеральную уборку. Пока Юхан разбирал пакеты с едой, Эмма уселась в кресло у окна, чтобы покормить дочку, которая только что проснулась и стала требовать грудь. За окном виднелась узкая полоска берега, но чем дальше от дома, тем шире становился пляж. Песок был мелкий и плотный, так что по нему легко можно было везти детскую коляску.
— Пойдём потом погуляем по пляжу? — прокричала она возившемуся в кухне Юхану.
— Давай, прекрасная мысль. Тебе принести попить?
— Да, воды, пожалуйста.
Уже через мгновение Юхан вошёл в гостиную с большим стаканом воды. Было видно, что он расслабился, доволен и счастлив оттого, что может побыть вместе с ней и дочкой. Казалось, большего ему и не нужно. Почему бы и ей тогда не порадоваться? Юхан напевал, раскладывая в кухне еду по полкам, а она думала, что ей пора взять себя в руки и дать ему шанс. Щёчки Элин, усердно сосавшей грудь, порозовели. «Ради тебя, — подумала она. — И ради меня самой».
Ввиду сложившейся ситуации руководство следствия собралось в управлении, несмотря на субботний день.
Кнутас с нетерпением ждал заключения от Агнета Ларсвик, которая посвятила последние два дня составлению психологического портрета предполагаемого преступника.
Все как раз расселись по местам, когда дверь распахнулась и на пороге возник Мартин Кильгорд, встрёпанный и довольный, с двумя большими бумажными пакетами в руках.
— Всем доброго дня! — бодро поприветствовал он коллег. — Я был на шикарной вечеринке в ресторанчике «Хамра», и, когда собрался сегодня с утра в дорогу, они тут же сообразили для меня вкусненького с собой, так что у меня есть кое-что к кофе. Кстати, как у нас со свежим кофе?
— Ещё не успели сварить, но я пойду организую, — вызвалась Карин.
— Я тебе помогу, — сказал Мартин, и с этими словами оба вышли из комнаты.
Комиссар переглянулся с Норби. Вечно этот Кильгорд что-нибудь придумает, но никому, кроме него, не удавалось создавать в отделении такую тёплую атмосферу, мысленно отдал ему должное Кнутас, который вовсе этого не умел.
Все терпеливо ждали, пока кофе будет готов. Тем временем появился Витберг, притащив с собой литровую бутылку кока-колы. Судя по его помятому виду, он тоже неплохо отдохнул накануне. Коллеги принялись обсуждать минувший вечер и хаос, который творился в городе в последнее время. С каждым летом на Готланд приезжало всё больше туристов, особенно молодёжи, которую притягивала ночная жизнь Висбю, летом — самая оживлённая во всей стране. Но, к сожалению, вместе с молодёжью на острове расцветали вечные спутники развлечений: пьянство, наркотики и драки. Однако собравшимся за столом предстояло обсудить более серьёзные вещи, и, как только на столе появился кофе, а вместе с ним добытые Кильгордом булочки с корицей, полицейские занялись делом. Для тех, кто ещё не был в курсе, Кнутас сообщил о своих догадках по поводу того, что могло связывать Мартину Флохтен и Гуннара Амбьорнсона, а именно строительство гостиничного комплекса. Затем, повернувшись к Карин и Витбергу, он спросил, удалось ли им что-нибудь раскопать.
— Совсем ничего, — ответил Витберг, озадаченно почесав затылок. — Мы с Карин потратили весь вчерашний день на то, чтобы найти и поговорить хоть с кем-нибудь из протестовавших против стройки или из местных политиков. Это оказалось делом не из лёгких. Всё-таки июль и последний день перед выходными — мало кто задерживается на работе дольше чем до обеда. Мы поспрашивали о демонстрациях, поступавших угрозах и так далее.
Разумеется, не упоминая о лошадиной голове в сарае у Амбьорнсона, — добавил Витберг, заметив обеспокоенный взгляд комиссара, а затем продолжил: — Эта версия кажется не слишком обоснованной. Угроз никаких не поступало. Да, было несколько демонстраций, в адрес муниципалитета пришло немного писем с протестами, но ничего серьёзного. Мне кажется, здесь мы мотива не найдём, правда, Карин? — взглянул он на коллегу.
Та кивнула.
— Вы просмотрели эти письма?
— Нет, не успели.
— Нужно как можно быстрее это сделать, — потребовал Кнутас. — А что с археологами? Им есть за что переживать?
— Нет, в сущности. В Хёгклинте раскопки уже велись, и ничего интересного там, похоже, не обнаружили, но мы ещё планируем пообщаться с парочкой специалистов.
Витберг сделал большой глоток из бутылки с колой.
— А у меня состоялся любопытный разговор с Сюзанной Мельгрен, — подала голос Карин. — Она позвонила мне сегодня утром и рассказала, что все эти сплетни о неверности мужа — правда.
— Вот как? — удивился Кнутас. — Буквально вчера она всё отрицала.
— Правильно, но теперь она утверждает, что муж уже не первый год ей изменяет, всё время с разными женщинами. Правда, она не уверена, было ли у него что-нибудь с Мартиной. Говорит, обычно всегда замечает, когда у него появляется новая пассия. Сюзанна пыталась убедить меня, что ей наплевать на измены. Признаюсь, у меня создалось впечатление: она до сих пор не ушла от него лишь потому, что так удобней и выгодней чисто практически. Она сейчас учится на врача-массажиста, хочет открыть собственный кабинет. Я думаю, она собирается уйти от него, как только встанет на ноги.
Кнутас наморщил лоб.
— Надо будет ещё раз поговорить с Мельгреном, он только и делал, что рассказывал, какой у него замечательный брак, — пробормотал комиссар и сделал пометку в своих записях.
Затем Кнутас попросил отчитаться Агнету Ларсвик. Психиатр встала и заняла место в торце стола:
— Начну с того, что мои выводы на этой ранней стадии должны рассматриваться скорее как предварительное заключение, некая рабочая гипотеза, которая поможет вам осуществить первичный анализ, отобрав наиболее подходящих под описание подозреваемых. Многое указывает на то, что мы имеем дело с преступником, страдающим серьёзным психическим расстройством. Скорее всего, он действует в одиночку, а значит, физически силён. Вряд ли преступник лично знал Мартину Флохтен. Я думаю, они были незнакомы и насилие не было направлено конкретно против этой девушки. Судя по способу убийства, он испытывает сильную ненависть по отношению к людям и презирает женщин. В том, как он обошёлся с жертвой, есть нечто символическое, очень трудно сказать, что именно, основываясь лишь на одном примере насилия с его стороны, но мне кажется, он стремился унизить её и всячески подчеркнуть свою власть над нею. Именно это и бессилие жертвы доставляют ему огромное удовольствие. Можно предположить, что, будучи ребёнком, он сам подвергался насилию или другим образом был ущемлён в правах своими родителями, одним из них или обоими, а теперь мстит, ставя свою жертву в то же положение, в каком раньше находился сам. Не удивлюсь, если у него очень непростые отношения с матерью.
— И как нам, чёрт побери, искать того, у кого не сложились отношения с мамашей? — развёл руками Кильгорд, чуть не опрокинув чашку с кофе Карин.
Агнета Ларсвик улыбнулась:
— Просто имейте эту деталь в виду во время бесед и допросов. Кто-нибудь может, например, начать неуважительно высказываться о женщинах, или кто-то потерял контакт с родителями, преимущественно с матерью.
— Вы говорите, что он хотел поставить жертву в зависимое положение, — произнесла Карин. — Но зачем было мучить её, когда она уже умерла? Ведь тогда она больше не могла чувствовать собственное бессилие.
— Вы правы, но не забывайте, что мы говорим в первую очередь об ощущениях самого преступника, и здесь не работают обычные законы логики. Его настолько захлёстывают эмоции, он настолько упивается властью, что вовсе не думает так же рационально, как мы. Жертва становится для него неодушевлённым предметом, объектом, помогающим ему достичь состояния, к которому он так стремится. Это единственный способ хотя бы на время унять преследующие его страх и тревогу.
— А что вы можете сказать о ритуальной окраске преступления? Ведь то, как оно совершалось, походит на настоящую церемонию, — поинтересовался Витберг.
— Одно не исключает другого. Он вполне может оказаться фанатиком, который увлекается, например, магией вуду.
— О чём говорит нам то, что жертва обнажена? — задал вопрос Кнутас.
— Этот факт в первую очередь наводит на мысль о сексуальных мотивах убийства. Свидетельствует о некоем любопытстве, возможно, преступник неопытен в отношениях с женщинами. Стоит подумать также, что он сделал с её одеждой, нет ли намёка на фетишизм.
— Тот же вопрос относится к собранной им крови. Какого чёрта она ему понадобилась?
— Можно предположить, что это способ продлить Удовольствие. Как в случаях с серийными убийцами, когда те оставляют что-нибудь принадлежавшее жертве себе на память: прядь волос, одежду или что угодно.
— Так речь о серийном убийце? — На лице Карин читался ужас.
Да, именно так, — серьёзным голосом подтвердила Агнета Ларсвик. — Не стоит зацикливаться на одной версии, но нам следует принять во внимание тот факт, что он, вполне вероятно, нанесёт следующий удар.