Глава 3

Если мои предки для поддержания формы бродяжничали в свое удовольствие по лесам и затевали войны, то мне приходится довольствоваться походами в спортзал, где я три раза в неделю занимаюсь пауэрлифтингом. Спортзал Джима — приятное во всех отношениях заведение в тихом местечке на Конгресс-стрит, за мостом от Вейрда. Мне оно понравилось по трем причинам: я никого там не знал; там пахло, как и должно пахнуть в спортзале; и там не было безалкогольного бара. Клиентура смешанная, от финансистов до шоферов-дальнобойщиков, иных практически нет. Атмосфера благожелательная, никто не строит из себя примадонну и не лезет в чужие дела. Зеркала только в раздевалке.

Восстановлением мышечного тонуса я занялся после того, как вышел из госпиталя. Держался в сторонке, не нажимал, работал только с небольшими отягощениями. Удивительно, каким слабым становишься, полежав в больничной палате. У Джима я и познакомился с Мердоком. Поначалу наше общение ограничивалось тем, что мы кивали друг другу при встрече да покачивали головой, когда кто-то, не рассчитав силы, покряхтывал от натуги. Примерно год назад я в приступе тщеславия — к сожалению, такое случается со мной нередко — попытался толкнуть слишком тяжелую штангу и в результате оказался прижатым ею к скамье; Гордость не позволяла позвать на помощь, и я просто лежал, надеясь, что соберусь с силами и освобожусь сам, не сбрасывая блины и не привлекая к себе ненужного внимания и сочувственных взглядов.

В какой-то момент надо мной появилось перевернутое лицо Мердока с притаившейся в уголке рта усмешкой.

— Помочь?

— Да, — выдохнул я. Так родилось наше партнерство. Вскоре мы начали работать вместе: он делился опытом и подбрасывал советы, я со своей стороны рассказывал о фейри, гномах и флитах. С тех пор наше сотрудничество продвинулось далеко вперед.

Пятница была одним из тех дней, когда мы встречались в спортзале. Я уже сходил с бегущей дорожки, когда появился, как всегда, с опозданием, Мердок — в белой футболке и спортивных нейлоновых брюках. И то и другое свежее, чистенькое, отутюженное.

Каждый занимался своим делом, следуя привычной, давно установившейся процедуре и не отвлекаясь на разговоры. С тех пор, как мы стали работать вместе, все профессиональные разговоры в зале попали под запрет. Спортзал давал мне возможность избавляться от агрессии и снимать напряжение, а вот Мердок такой необходимости не испытывал. Из всех моих знакомых он, пожалуй, самый уравновешенный человек. Впрочем, иногда я думаю, что, может быть, просто еще не раскусил приятеля до конца, и его спокойствие есть симптом некоего скрытого серьезного расстройства.

После того, как мы ополоснулись под душем и переоделись, Мердок предложил пообедать. День выдался необыкновенно теплый, и пешая прогулка до итальянского ресторанчика представлялась наилучшим из возможных вариантов. Час пик уже заканчивался, но здесь, в самом центре финансового района, движение еще оставалось достаточно плотным. Своего рода ренессанс центральной части города наступил в начале восьмидесятых, когда у британских фейри и немецких эльфов проклюнулся интерес к биржевым операциям. Многие их сородичи отнеслись к такому увлечению богатством неодобрительно, но большинство людей приветствовали расширение частного бизнеса и связанный с этим процессом рост налоговых поступлений в городскую казну. Кроме того, старая автомобильная стоянка, уродовавшая до последнего времени Поуст-Офис-сквер, оказалась погребенной под чудесным садом, что определенно пошло площади на пользу.

В стороне от туристического маршрута мы отыскали небольшой ресторанчике уютными кабинками и не слишком молодыми официантками. Мердок после занятий в спортзале любил как следует подзарядиться углеводами. Пока я делал заказ, он положил передо мной конверт. Открыв его, я обнаружил сделанный полицейским художником портрет.

— По описанию Шая?

Мердок кивнул. Художник изобразил лысого мужчину, с темными, слегка раскосыми, как у азиата, глазами и прямым носом. Довольно обычное для эльфа лицо. Но вот уши закругленные, а не заостренные, и губы полные, что нехарактерно для эльфов. В целом черты грубоватые, как и бывает обычно на таких набросках. Стоит чуть-чуть изменить угол зрения, и вы вполне можете узнать своего соседа или найти сходство с императором Японии.

— Толку от него немного, — сказал Мердок, когда официантка, поставив тарелки, удалилась.

Я пододвинул блюдо с пастой.

— Не знаю. Если портрет верен, то эльфов, гномов и троллей можно исключить. И, конечно, флитов. Шай сказал что-нибудь насчет его возраста?

— По человеческим меркам около пятидесяти.

Я нахмурился.

— Около пятидесяти? Если иной выглядит на пятьдесят по вашей шкале, то он довольно-таки стар. Большинство представителей этого поколения предпочитают оставаться в Ирландии и Британии. Соединенные Штаты им не нравятся.

Мердок пожал плечами.

— Ты же сам сказал, что ритуал скорее всего древний.

— Когда я это говорил, то имел в виду пару тысяч лет. Мало кто из иных живет так долго.

— Но эльфов ты исключаешь, да? Тогда остается фейри.

Теперь уже я пожал плечами.

— Он может быть и человеком. Вероятность невелика, но не принимать такой вариант во внимание нельзя. В данный момент я склонен согласиться с тем, что убийца — фейри.

Мердок поджал губы и рассеянно потер край стола.

— Плохие новости. Мы отправили камни в лабораторию Гильдии на исследование. Их приняли по описи. А сегодня, когда я позвонил туда, мне сказали, что их не могут найти. Камни исчезли.

Я посмотрел на часы — полдевятого. Звонить поздно — в такое время в пятницу там уже никого нет.

— Черт возьми, не мог сказать раньше? Я бы еще успел кого-нибудь поймать, а сейчас все уже разошлись по домам.

Официантка принесла чек, и Мердок подождал, пока она отойдет.

— Я звонил только для того, чтобы узнать, получили ли они новые. Ты же сам знаешь, как обстоят дела. О других камнях нам даже не сказали. По-моему, на них никто и не взглянул. А раньше я тебе ничего не сказал, чтобы не злить, потому что тогда с тобой невозможно работать.

Я откинулся на спинку сиденья и провел ладонью по лицу. Конечно, Мердок прав. У Гильдии свои приоритеты и тратить время на пустяки она не станет. Фейри в Вейрде беспокоят ее едва ли меньше всего, а уж уличные и вовсе стоят на нижней ступеньке. Мэб не слишком рада сближению двух миров и, будучи верховной королевой Благого двора, давно издала указ, провозглашавший, что фейри, добровольно покинувшие официально определенную территорию, могут рассчитывать только на себя. Одной из причин, вынудивших правителей иных учредить Гильдию стражей, стала необходимость улаживать потенциально опасные конфликты и расследовать особенно вопиющие случаи, но право определять, какие конфликты действительно опасны и какие случаи подлежат расследованию, предоставлено самой Гильдии. В делах, которыми Гильдия не занимается непосредственно, она оказывает чисто символическую помощь местной полиции, которая в свою очередь, столкнувшись с преступлениями с участием иных, лишь обозначает свою поддержку усилиям Гильдии. Как результат — огромное число нераскрытых мелких преступлений и даже убийства иных, которые, по мнению части населения, получили по заслугам. Вот и получается, что оказавшиеся, так сказать, на ничьей земле люди и иные вынуждены искать правосудия на стороне. Действовать на свой страх и риск, без какой-либо практической помощи хотя бы одной из сторон, нам с Мердоком не впервые.

— Есть и хорошие новости, — продолжал он. — Три трупа, похоже, привлекли внимание мэра. Речь вроде бы даже идет о создании оперативной группы.

Я усмехнулся.

— Что я слышу? Уж не спешат ли нам на помощь твои братья? — Родственников у Мердока много и почти все они служат в полиции. Когда по воскресеньям в доме его отца собираются друзья и вся семья, получается что-то вроде неофициального смотра сил охраны порядка.

— Может быть, хотя и вряд ли. За результат отвечаю я, а планы мэра скорее всего означают только то, что на улице появится больше патрульных. Если его что и беспокоит, так это деньги туристов и демонстрации протеста, а не убийства.

Я кивнул. До Иванова дня оставалось две недели. Праздничные пляски, уходящие корнями в глубокую древность, мутировали, превратившись в затяжную разнузданную гулянку. Иванов день, праздник середины лета, существует в той или иной форме практически в любой религии и с каждым годом становится все масштабнее. Ничего удивительного, что именно Вейрд с его наибольшей концентрацией язычников, сделался центром такого рода сборищ. Для жителей города это кошмар, но торжество приносит доход, в местную экономику вливаются огромные деньги. У нас по крайней мере не Англия. Ни одному здравомыслящему человеку и в голову не придет отправляться на Иванов день к Стоунхенджу. Всегда найдутся обкуренные придурки, которые вдруг решат, что пора возрождать старинные обряды с человеческими жертвоприношениями и лишением девственности. Самый длинный день в году стал таковым во многих смыслах.

— Об Ивановом дне я и думать не хочу. Меня больше волнует следующий вторник.

Мы вышли. На город уже спустились сумерки. Вечер принес прохладу. Мердок, едва ступив на тротуар, привычно скользнул по улице цепким, настороженным взглядом, как будто каждый пешеход имел некий скрытый мотив и мог представлять потенциальную угрозу. Дойдя до середины моста, мы остановились у балочной фермы и посмотрели вниз. Пешеходы у нас за спиной и понятия не имели, что мы скорее всего единственные во всем городе люди, которые пытаются найти убийцу, оставившего кровавый след менее чем в миле отсюда.

За каналом, у края Веерного причала, виднеется угол моего дома. На стыке столетий причал был железнодорожным пакгаузом и телефонной станцией, которая, если смотреть сверху, напоминала огромный развернутый веер. Отсюда и название. Шли годы. Железнодорожное депо съежилось, а освободившееся место заняли склады. Сейчас эти живописные джунгли на берегу лакомый кусок для желающих снести все и возвести роскошный жилой квартал.

— Как насчет связи с фестивалем? — спросил Мердок.

Внизу, далеко под нашими ногами, густая серая вода медленно несла клочья пены и мусор.

— Никакой связи я пока не вижу. Разве что с Лесным царем, который умирает в день летнего солнцестояния, завершая цикл рождения и смерти. Других жертв нет.

— Может быть, убивает один, а остальные знают, но молчат, — предположил он.

— Может быть. Но думаю, мы все равно бы что-то услышали. В те ритуалы, о которых я знаю, смерть фейри никак не вписывается. Вера жертвы так же важна, как вера того, кто убивает. Кажется, я что-то упускаю, но пока еще не знаю, что именно.

— Хочешь узнать, что думает Шай?

Я сделал большие глаза.

— Конечно, что за вопрос!

— Эльфы. Шай считает, что убийства имеют отношение к застарелой вражде фейри и эльфов, потому что если бы речь шла о каких-то разборках между фейри, он бы что-нибудь знал. — Я с сомнением покачал головой. Мердок пожал плечами и улыбнулся. — Я бы не стал его недооценивать. Шай молод, но продержался здесь намного больше других мальчишек его возраста.

Как только с эльфами или фейри что-то случается, кто-нибудь тут же вспоминает о неприязни между двумя народами. Когда иные начали появляться в этом мире около 1900, фейри и эльфы воевали друг с другом, но быстро заключили что-то вроде перемирия, оказавшись здесь, а не в стране, которую все называют Фейри. Общепринятыми терминами для обозначения слияния двух миров являются «конвергенция» или «смещение», но споры о том, какой из них настоящий, продолжаются до сих пор. Факт, однако, остается фактом, что иные определенно пришли из некоего места, где время течет по-другому, а не растворились в мифах и легендах. Так или иначе и здесь, и там большой любви друг к другу эльфы и фейри не питали, и в данный момент представители обеих сторон вели переговоры в Ирландии с целью сгладить продолжающиеся разногласия.

— Так что ты знаешь о Шае?

— Он совершеннолетний, но сбежал из дому. Не думаю, что он был так уж счастлив. Представь, каково пришлось парнишке, настолько похожему на женщину.

Я взглянул на него с некоторым удивлением.

— Вот уж не думал, что тебя до сих пор это беспокоит.

— Я же не сказал, что я бы его третировал. Я вырос здесь, Коннор. И это просто констатация факта. Хочешь верь, хочешь нет, но в этой стране есть места, где иные не живут. Не все чувствуют себя уютно рядом с теми, кого считают чужаками, а уж тем более с теми, у кого проблемы с половой самоидентификацией.

Он был прав. Тому, кто вырос в городе с самой высокой концентрацией иных в США, легко забыть, что есть еще и глубинка. Хотя иные чаще вступают в сексуальные отношения с противоположным полом, биология для них не играет значительной роли. Бриаллен объясняет это низкой рождаемостью и высокой продолжительностью жизни. Промискуитет не считается чем-то заслуживающим осуждения в обществе, где он зачастую является единственным способом размножения. Там, где вероятность деторождения крайне мала, секс в большей степени выполняет функцию социальных отношений, чем воспроизводства потомства. Долгая жизнь позволяет не торопиться с рождением детей. В школах, где учился я, Шая воспринимали бы наравне со всеми.

— Парень родился в Бостоне, но никакой другой информации о нем нет. — Мердок выпрямился, и мы зашагали дальше. — Чем занимался до прошлого года, неизвестно. Возможно, где-то на него что-то и есть, но досье на несовершеннолетних для нас закрыты. А может быть, он чист, но больших неприятностей ему в любом случае не избежать. Это вопрос времени.

— А Робин?

За мостом начиналась территория Вейрда. Мы пересекли Слипер-стрит — я живу в конце нее — и неторопливо зашагали по авеню, мимо забитой до отказа парковочной стоянки ресторана «Сумасшедший Краб», специализирующегося на блюдах из даров моря и уже давно ставшего местной достопримечательностью. Кормят там прекрасно, но местные ходят туда исключительно по будням, оставляя выходные туристам и приезжим из пригородов. За рестораном начинались магазинчики и бары.

— У Робина история немного другая, — заговорил Мердок, — и за ним кое-что числится. Не наркотики. Несколько раз задерживался за драку. По-моему, парень сам напрашивается на неприятности и обычно их получает. Думает, ему все сойдет с рук. И пока сходит.

— Да, я уже заметил.

— Что еще у нас есть? — спросил Мердок, оставляя без внимания мой сарказм.

Рассказать или нет? Прошлым вечером, перед тем как лечь спать, я отправил Джо светляка с полученной от Шая информацией о флите, но ответа пока не получил. И я до сих пор еще не сообщил Мердоку о своих находках на месте преступления. Пожалуй, пора признаваться.

Выслушав меня, он нахмурился и покачал головой.

— Плохо, Коннор. Я никогда ничего от тебя не утаивал.

— Я тоже. А не сказал, потому что не был уверен, что это имеет какое-то отношение к делу, и не хотел уводить тебя в сторону.

Мердок остановился перед витриной с выставленными напоказ фестивальными масками. Огры, тролли, волки и змеи с одной стороны, фейри, эльфы и лесное зверье — с другой. Большинство масок по случаю торжества были украшены перьями или покрыты блестящим лаком.

— Я мог бы дать тебе имена флитов, что водят компанию с проститутами.

Вот так сюрприз.

— Ты отслеживаешь флитов? И как тебе это удается? Они ведь очень осторожны.

— Они, может, и осторожны, а вот те, с кем они водятся, такой осторожностью не отличаются, — сухо бросил на ходу Мердок. Похоже, рассердился.

— Ладно, извини. Я виноват. Больше не повторится.

Он остановился и посмотрел на меня в упор, словно решая, какого наказания я заслуживаю.

— Не забывай, Коннор, что ты больше не какой-то важняк из Гильдии. Я говорю это не для того, чтобы тебя унизить. Просто не хочу в один прекрасный момент узнать, что ты просто развлекаешься в ожидании, пока к тебе вернутся прежние способности. Напарники должны доверять друг другу. Хочешь погреться в лучах славы — дело твое, но только не за мой счет.

— Послушай, не слишком ли круто замешиваешь? Из-за какой-то мелочи…

Он пожал плечами.

— Большое часто начинается с мелочей. Мне это не надо.

— Ладно. Больше не буду.

— Хорошо, — твердо, словно подводя черту, сказал Мердок. — Ты знаешь, как я к этому отношусь. — Он посмотрел на часы. Уже не в первый раз после того, как мы вышли из ресторана.

— Встречаешься с кем-то? — спросил я. Народу на улице становилось все больше. Кто-то спешил в театр, кто-то впервые отважился наведаться в Вейрд и воспринимал прогулку как большое и опасное приключение. К десяти все они разойдутся, а их место займут настоящие хозяева квартала.

Мердок огляделся, все еще избегая встречаться со мной взглядом.

— Ничего особенного.

— Я ее знаю?

— Нет, она же приличная девушка.

— Очень смешно. И где вы встречаетесь?

— В «Ро-Ро». — «Розовой розой» назывался уютный ресторанчик неподалеку от авеню, на Б-стрит, с теплыми деревянными кабинками по периметру главного зала, в которых стояли небольшие, на четверых, удобные столики. Любителям более серьезной выпивки предлагался отделенный стеклянной перегородкой бар с длинной стойкой из красного дерева. Хорошее освещение, неплохая вентиляция и живой звук — от популярных групп до сольных исполнителей а капелла. Хороший пример того, чем мог бы быть Вейрд, если бы кто-то позаботился о нем по-настоящему.

— О, так серьезно.

— Я же сказал, ничего особенного. Она там с друзьями.

Дойдя по перекрестка, мы остановились. Приглашать меня с собой Мердок определенно не собирался. Наверно, мы еще не настолько близко сошлись, чтобы вместе ходить на вечеринки. С другой стороны, я ведь тоже никогда не предлагал ему провести со мной вечер в городе. Там, куда я ходил, подавали пиво, торговали наркотой и развлекали драками — без солидной полицейской поддержки ни один детектив в такое заведение по доброй воле и не сунется. К тому же на данном этапе я и сам не стремился к тому, что могло повлечь за собой серьезные отношения. Достаточно хорошо зная Мердока, я полагал, что он либо уважает мой выбор и не зовет с собой, чувствуя, что мне будет не очень приятно в незнакомой компании, либо дает понять, что поскольку я никуда его не приглашаю, то и он будет поступать соответственно. Что ж, по крайней мере я не услышал от него откровенного «ступай-ка ты, приятель, своей дорогой». Некоторое время мы неловко топтались на углу, словно ожидая чего-то.

— Ладно, свое возьму позже, — сказал я наконец.

— Позвони, если что-нибудь придумаешь. И спокойной ночи. — С этими словами он ступил на переход.

Я побрел по авеню в обратном направлении. Мердок был прав, когда напомнил о Гильдии. Обстановка там максимально приближенная к боевой. Люди с исключительными способностями обычно отличаются большим самомнением, что вовсе не способствует командной работе. Все осторожничают, никто никому не доверяет, каждый держит карты поближе к груди, а если и приоткрывает, то только в силу необходимости. Борьба за признание и продвижение по службе идет постоянно, и в ней применяются любые приемы. Награда — деньги, слава, власть. Риск велик — теряешь сразу все: первое, второе и третье, а падаешь намного быстрее, чем поднимаешься. У меня это особенно хорошо получилось.

Должен признаться, я нацеливался на самый верх. Метил на место начальника бостонского отделения Гильдии. На протяжении последних ста лет должность эту занимали по большей части фейри, что было отражением реального положения дел — по счетам платил Благой двор. Эльфы наверх не поднимались ни разу и вряд когда-нибудь туда попадут. Чтобы бы там ни говорили, какие бы соглашения ни подписывали, старая вражда скоро не проходит. А вот друидам это удавалось. И пусть долго они там не задерживались, я вбил в голову, что и мне такое по силам.

И вот когда цель уже была близка, случилось то, что случилось. Я еще не вышел из госпиталя, когда меня лишили допуска к секретной информации. В Гильдии на сей счет существуют жесткие правила, и категория допуска зависит от уровня способностей. Роскошные апартаменты на Бикон-хилл я потерял через год, но большинство так называемых друзей перестали звонить еще раньше. Остались только Стинкворт, Бриаллен, родные и несколько случайных приятелей.

Чем больше я об этом раздумывал, тем острее сознавал, что Мердок прав. Я не привык работать в команде, тем более быть младшим напарником. И пусть я больше его знал об обитателях Вейрда, на его стороне были авторитет и сила власти. Без него я представлял собой опасного пустозвона, с которым не захотели бы связываться ни Гильдия, ни бостонская полиция. А без них был бы самым обычным конченым друидом без малейших перспектив.

Дойдя до магазина масок, я остановился и посмотрел на расположенный напротив бар «Флиттербаг». Над потемневшей от времени красной металлической дверью висела тусклая неоновая вывеска с едва мигающими тремя парами крыльев. Большинство прохожих его не жаловали, предпочитая заведения менее угрюмые и чуть более респектабельные. Я пересек улицу под протестующие гудки автомобилистов.

Открывая дверь, я ощутил легкое прикосновение охранных чар, которое тут же утонуло в потоке хлынувших изнутри сущностей. Многие иные пользуются вардами для защиты от дурного влияния. Конечно, дурное влияние понятие расплывчатое. Иногда их настраивают на что-то конкретное: от полицейских жетонов до конкретных личностей — все зависит от способностей заклинателя. В «Флиттербаге» нежелательными персонами считались парни в синем, копы.

За порогом меня накрыла, блокируя все прочие ощущения, волна спертого воздуха, выдохшегося пива, застоялого дыма и несвежего пота. Все побывавшие здесь оставили свой след. Помещение вытянулось футов на пятьдесят. С полумраком неохотно боролись маломощные галогенные лампы, по потолку прыгали острые красные и голубые лучи лазеров. Музыка в стиле «хаус» била по ушам, приглашая желающих на танцпол, небольшой пятачок в передней части зала, но таковых не находилось. Вдоль одной стены теснились пластмассовые столики неопределенного цвета. Противоположную стену целиком занимала барная стойка.

Было еще рано, и лишь в углу сидели двое эльфов. Самое интересное в «Флиттербаге» начинается тогда, когда мирные граждане уже преспокойно спят у себя дома.

Я подошел к стойке, изрытую оспинами деревянную поверхность которой полировал угрюмый гном в три с половиной фута ростом, в «ливайсах» и линялой черной футболке. Грубоватая физиономия казалась покрытой слоем сажи, словно он только выбрался из угольной шахты и еще не успел умыться. Смазанные каким-то гелем волосы плотно прилегали к голове.

— «Гиннес», — сказал я.

Он зыркнул в мою сторону и отошел к полке, а вернувшись, поставил передо мной крохотный стаканчик с пивом и снова взял в руки тряпку.

— Вы на этой неделе здесь работаете? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Да.

Я достал портрет, выполненный полицейским художником, и положил перед ним на стойку.

— Узнаете?

Гном привстал на цыпочки, чтобы посмотреть через мое плечо на эльфов.

— Ты еще за пиво не заплатил, — проворчал он, продолжая свое бессмысленное занятие. Я положил на лист десятку, которая моментально исчезла в одном из карманов, сметенная со стойки неуловимым движением руки. — У меня тут таких чудаков каждый вечер полным-полно.

— У него необычный голос. Хриплый или скрипучий.

Гном снова пожал плечами.

— Мало. — Я положил вторую десятку. — Да, вроде бы припоминаю такого.

— А в какой день он здесь был?

Бармен отложил наконец тряпку и удостоил меня долгим, задумчивым взглядом. По лицу его скользнула хитрая усмешка.

— Спрашиваешь, как будто сам из Гильдии, а не похож. Ждешь, наверно, что я скажу «во вторник», а? А как насчет еще одного пива, приятель?

Я еще и к первому не притронулся. Да и не собирался. Такая вот рекомендация. Я положил еще десятку, отчетливо сознавая, что Мердок убьет меня на месте, когда увидит отчет о расходах. С третьей бумажкой случилось то же, что и с двумя предыдущими — она исчезла.

— Был здесь в прошлый вторник. Потом разговаривал на улице с пареньком по имени Шай, а позже с другим, которого зарезали.

— Шай? Это тот, что похож на девушку?

Гном кивнул.

— Тот еще сучонок. Мои знакомые работали с ним одно время, так он постоянно подворовывал.

Я кивнул.

— А раньше вы их вместе видели? — Бармен пожал плечами и вернулся к своему любимому занятию.

— Нет. Только в тот вечер. А вот второго замечал и прежде. Прошлой осенью он частенько сюда захаживал. Всегда сидел в углу. Не выпивал. Только смотрел. Потом пропал. К нам всякие захаживают, но этот особенный. Посмотришь — и мурашки по коже. Я хоть и не твоего полета птица, но уж фейри от друида отличу запросто. Не знаю, кто он такой, но одно скажу — есть в нем что-то ненормальное.

— Спасибо. — Гном молча кивнул и отправился полировать дальний конец стойки.

Интересно, подумал я, выходя из бара, что Шай не упомянул о разговоре с предполагаемым подозреваемым. Почему? Есть что скрывать? Но в таком случае зачем выдавать нам то, о чем можно было умолчать? Зачем вообще проявлять инициативу? Мердок предупреждал, что парня не стоит недооценивать, но говорил это как комплимент. Возможно, теперь он оценит способности Шая не только в положительном смысле.

Ступив на тротуар, я невольно поежился под порывом сырого ветра. Дневное тепло сменилось прохладой, и город как будто замер на миг, сделав глубокий вдох. Задорные яппи устремились под крышу, на поиски более безопасных развлечений, а на ночные улицы выползли те, кто с полным правом называет квартал своим. Прохожие, которых я встречал теперь, выглядели чуть более мрачными, чем всего лишь полчаса назад, чуть более дерзкими, отчаянными и скрытными. Голоса сбившихся в группы звучали громче, как будто их смех мог сам по себе отвратить опасность. Поток машин поредел и замедлился, таксисты кружили по улицам, высматривая клиентов, или срывались с места, чтобы побыстрее доставить пассажира к объекту желания: теплой постели или наркотикам.

С другой стороны улицы донесся крик, и я, повернувшись, увидел разбегающихся как крысы с тонущего корабля людей. У спрятавшейся за ставни витрины одного из магазинов осталась лишь небольшая кучка мужчин, точнее, молодых парней. Замелькали кулаки, послышались стоны и проклятия, и я уже сделал несколько шагов к месту происшествия, прежде чем вспомнил, что теперь это уже не мое дело. К тому же я был один.

Кто-то из участников потасовки взлетел и приземлился на припаркованную к тротуару машину. Кто-то громко выругался по-немецки, и вслед за этим на передний план выступила жертва. Гном работал кулаками с ловкостью и силой кузнеца, обрабатывающего наковальню. Еще двое нападавших отлетели в сторону, а оставшиеся, хотя и взяли противника в кольцо, держались от него на безопасном расстоянии. Похоже, такого сопротивления ксены не ожидали. И все же их было четверо против одного, и я решил вмешаться. Ситуация разрешилась, впрочем, и без моего участия. К месту потасовки с громкими криками устремились еще трое гномов, и остатки банды, осознав последствия собственной глупости, кинулись наутек.

— Я бы и сам справился, — заявил гном подоспевшим товарищам.

— Никто и не сомневается, — был ответ, и вся группа неспешно, с достоинством удалилась.

Поднявшись к себе, я растянулся на кровати и смотрел телевизор, пока новости не стали повторяться в голове уже без участия диктора. Благой двор и Тевтонский консорциум приступили к последнему раунду переговоров на саммите в Ирландии. Нерешенными все еще оставались несколько ключевых вопросов, в том числе проблема автономии колоний эльфов и гномов в восточной Германии и предлагаемая обеим сторонам структура власти. Кельтские и тевтонские иные воевали, казалось, уже целую вечность. Начавшиеся несколько столетий назад войны за территорию переросли в ожесточенные идеологические и политические споры. Случившаяся на исходе прошлого столетия Конвергенция изрядно осложнила противоречия: Тевтонский консорциум требовал выделения фондов на изучение возможностей возвращения в страну Фейри, тогда как Благой двор призывал решать практические вопросы существования в новой, изменившейся реальности. Единственное, в чем сходились все участники конференции, это в отказе от односторонних действий по достижению первоочередных целей. Таким образом саммит стал еще одной попыткой избежать всеобщей войны.

Что касается убийств, то о них было упомянуто только в контексте заявления мэра об усилении полицейского присутствия на улицах города да и то вскользь; гораздо больше внимания ведущий уделил дорожному контролю в период фестиваля. Если убийца искал славы, он явно ошибся в выборе жертв. В конце концов я выключил телевизор и забылся беспокойным сном, заполненным граничащими с кошмаром видениями.