* * *

Россия. 7 сентября 2011 года. Южный участок Центрально-сибирской оккупационной зоны, 459 км восточнее г. Бердск. Шишковичский лесной массив. 17:35 по местному времени. Партизан Антон Варламов. Переговоры и поиск новой точки постоянного базирования. Заключение.

Парочка, сидевшая в секрете, явно хотела, чтобы их кто-нибудь заметил: парень что-то шептал девице на ухо и пытался украдкой залезть под ее мешковатую куртку, а она, без особого рвения отводя его руки, сдавленно хихикала.

Мысленно выругавшись, я убрал трофейный прицел в карман куртки и осторожно двинулся дальше, обходя беспечных влюбленных по дну длинного оврага, ведущего аккурат к тому месту, которое я определил для артельщиков как место сбора, кажется, целую вечность назад. Спустя полчаса я увидел знакомую «штабную» палатку и пять других разного размера, в том числе и длинную, которая несомненно была отведена под лазарет. Выйдя из кустов и держа автомат на спущенном ремне в вытянутых руках перед собой, я не таясь пошел к лагерю. Одна из главных целей достигнута: я помог остаткам отряда Шермана спастись, уцелел сам и так или иначе вывел из-под удара свою группу в полном составе. Пусть Мишка ранен и может склеить ласты... Да запросто – за то время, что я таскал за собой амеровских охотников по тайге. Но есть надежда, что в общем-то не чужой мне человек и давний знакомый все же вытянет.

За прошедшие недели этой огромной, непривычной для меня войны, чьи масштабы до сих пор пугают меня, появилось робкое, но удивительно теплое чувство надежды. И хоть я гоню страх прочь, давлю его нещадно, где-то глубоко в душе все больше крепнет уверенность, даже фанатическая убежденность в том, что победить врага можно. Что послужило основой для этой слепой веры: грязные палатки, с каждым шагом все более и более отчетливо видимые в лесном полумраке, или глаза людей, выскакивавших отовсюду с оружием в руках? В момент, когда меня сбили с ног и принялись вязать пластиковыми американскими наручниками, я понял, что это чувство появилось, когда я увидел выражение глаз людей. Они все готовы драться, нет страха, только усталость и злость. Нам всем уже давно пора разозлиться, давно пора.

...Путь к границам урочища занял полные десять дней, не считая суток, проведенных в блужданиях по болотам. Кордоны, выставленные американцами по периметру болота, удалось обойти только со второй попытки. Выбираясь, я зацепил проволоку электронной «сигналки» и даже не заметил этого. Все-таки усталость и постоянное напряжение дали о себе знать – ноги заплетались, а глаза иногда закрывала серая пелена, словно на голову кто-то накидывал полиэтиленовый пакет. Преследователей я заметил слишком поздно: окружив меня с трех сторон, они без разговоров начали стрелять. Было раннее утро, и густой молочно-белый туман отчасти искажал перспективу, пули прошли чуть выше головы, срезая ветки и с глухим чваканьем впиваясь в стволы деревьев. Когда ситуация повторяется с завидным постоянством, тело реагирует практически мгновенно. Упав на землю ничком, я со всей возможной скоростью пополз обратно в болото. Есть главное правило в смертельной игре, называемой «пятнашки»: никогда не выбирай путем отхода дорогу, которой пришел. Холодная, вонючая жижа приняла меня метрах в трехстах от того места, где, как я думал, больше никогда не окажусь. Участок оказался трудный – я сразу же провалился по пояс, вязкая, обманчиво податливая жижа стала с неумолимой жадностью затягивать, сантиметр за сантиметром. Раскинув руки в стороны, я замер и осмотрелся. Метрах в десяти справа виднелись два участка сухой травы – кочки.

Медленно расстегнув молнию на воротнике куртки, я извлек рулон прочного капронового шнура со специально утяжеленным карабином. Наплавленный на карабин свинец позволяет дальше бросить свободно ходящую в хромированном ушке крепления веревку, образующую петлю. Вода постоянно подмывает основания кочек, корни травы гниют, образуется нечто вроде швартовочных кнехтов. Со стороны берега слышались голоса охотников, амеры снова начали стрелять, обрушив в укутанную редеющим молочным покрывалом трясину шквал огня. Пули ложились в двух десятках метров слева и позади, бились о воду, злобно гудели, рикошетя от веток кустарника.

В моменты, когда смерть поселяется на загривке, некоторые ее трюки уже перестают пугать. Организм устает бояться, и появляется нечто вроде безразличия к собственной судьбе. Вот и я сейчас совершенно спокойно метал петлю, хотя вокруг стоял грохот от стрельбы, многократно дублируемый эхом, отражающимся в тумане. Кроме того, жадное болото уже по самые подмышки затянуло меня, пронизывая все тело иглами промозглого холода.

Удался только шестой бросок, когда петля наконец-то обняла нечто твердое и не вернулась ко мне с обрывками травы, облепленной склизкой тиной. Подавшись корпусом чуть вперед и сомкнув руки на натянутом словно гитарная струна шнуре, я, медленно перебирая затянутыми в отсыревшие перчатки руками, начал вытягивать себя из болотного плена. Амеры перенесли огонь на тридцать градусов вправо, и пули зароились уже вокруг меня. Сжав зубы до хруста в челюстях, я продолжал медленно тянуть себя из трясины. Шальная пуля перебила шнур в тот самый момент, когда с противным чваканьем освободилась левая ступня. Быстро отпустив веревку, я опять раскинул руки в стороны и медленно начал сгибать левую ногу в колене в поисках хоть малой точки опоры. Уйдя в зыбкую почву на треть, подошва уперлась во что-то твердое, и спустя долгих три минуты мне удалось освободить ступню правой ноги. Ползком, превратившись в огромную улитку, глотая грязь, через два часа и совершенно лишившись даже тех остатков сил, что откуда-то брались все это время, я добрался до заветной кочки и намертво вцепился в нее обеими руками. Снова, как и во время боя у дороги, ни одна вражеская пуля не коснулась меня, но, как и тогда, мне это везение уже было безразлично. Пролежав в болоте еще сутки, совершенно не чувствуя тела и практически ничего не соображая, я ползком выбрался на берег и таким манером, словно крот, полз в темноте до тех пор, пока сознание не выключилось...

...Рывком поставив меня на ноги и подхватив под руки, двое «туристов» поволокли меня к штабной палатке. Мне уже было плевать на происходящее, тело стало подобием резиновой куклы без костей. Пыхтя и ругаясь, конвоиры почти волоком потащили меня по вытоптанной траве. Я им не помогал, не было сил, как и не удалось разжать челюсти, чтобы представиться или хотя бы захрипеть. Наконец тряска закончилась, опустив меня на землю, конвоиры разделились: один скрылся в палатке, а другой присел рядом и, вынув из кармана камуфляжных штанов пачку сигарет, добыв огонь из блестящей серебряной зажигалки, закурил. Сигаретный дым будоражил обоняние. Я все еще скучал по давно заброшенной привычке, но сейчас запах табака вызвал только приступ тошноты. Меня вырвало сгустками желчи – последние трое суток я ничего не ел, кроме ягод и горстки зажаренных на костре грибов. Для конвоира это оказалось такой неожиданностью, что он уронил сигарету на штаны и вскочил на ноги. Махая руками, чтобы стряхнуть «чинарик» и не прожечь одежду, конвоир спиной стал отступать прямо на выходивших из палатки людей. И, естественно, столкнулся с ними. Послышалась брань, но приступ рвоты ослабил меня настолько, что, уронив голову так, чтобы не упасть в блевотину, я толком ничего не расслышал. Наконец кто-то подошел ко мне, пластиковый обод, сковывавший мне руки, ослаб. Еще две пары рук подняли меня, попытались усадить. К губам прижался край алюминиевого котелка, и в рот полилась холодная, сладкая вода. Потом снова все потемнело и пришла темнота...

...Ползти пришлось долго, но, возможно, это меня и уберегло от ненужных встреч с наводнившими тайгу патрулями. Амеры не теряли времени даром: в воздухе беспрестанно слышался гул вертолетов, а если он стихал, то на смену массивным тушам «апачей» появлялись юркие беспилотники Два-три раза мимо меня проходили пешие патрули; судя по голосам, поиски велись на совесть, в каждой группе было по пять-шесть человек, но собак я не слышал, что было необычно. На третьи сутки удалось найти относительно сухую промоину, заросшую кустами дикой смородины. Ягоды уже созрели, и целый час я аккуратно, чтобы не было колик, собирал их в пригоршни и по одному медленно жевал сочные кисло-сладкие шарики. Вообще, дни стояли жаркие, лишь по ночам приближающаяся осень давала о себе знать легким холодком, да иногда поднимался туман.

Двигаясь на юго-восток, я убедился, что нападение на колонну амеры восприняли чрезвычайно болезненно. Видимо, в тылу они нечасто сталкивались с подобным сопротивлением, поэтому, обходя вражеские патрули и прячась от постоянно висящих в небе беспилотников и вертолетов, я сделал неутешительный вывод о том, что Шишковичи не так безопасны, как мне думалось ранее. Нанося на карту стационарные кордоны на тропах и приблизительные маршруты наземных патрулей, я на шестые сутки пути сделал еще одно неприятное открытие: амеры не собирались входить в Шишковичи и терять людей, урочище обносили сетью опорных пунктов, чтобы никого не выпустить оттуда. Наверняка со стороны гор лес тоже попытаются отрезать, однако это еще более сложная задача, нежели блокировка почти непроходимой чащобы. Но было и несколько светлых моментов – пока лагерь не обнаружен, иначе посты уже начали бы сворачивать. И, раз все сторожа еще тут, значит, разработчики операции по уничтожению партизан исключают возможность их прорыва в сторону гор.

Я шел осторожно, однако силы с каждым сделанным шагом таяли. Люди распугали всю мелкую дичь, которую можно было ловить в самодельные силки, а крупного зверя ножом так просто не добыть, не в моем состоянии, это точно. Ягоды, редкие в пору такой засухи грибы – вот и все, чем удавалось время от времени перекусить. Родник встретился только один раз, да и тот обмелел настолько, что едва удалось напиться и наполнить пару имевшихся в запасе презервативов. Спасали насекомые и небольшая стопка полиэтиленовых пакетиков подсолнечного масла, оставшихся от лапши быстрого приготовления. Шесть штук герметично запаянных порций лежало на дне моего «всячного» кармана. По выработавшейся привычке я их не выбросил месяца три назад, да так и переложил в подсумок вместе с остальными полезными мелочами. Найдя муравейник, я наловил муравьев и, давя их прямо руками, счищал получающуюся массу на кусок жесткого полиэтилена, в который до этого были сложены карта и несколько обрывков газет с зарисовками маршрутов патрулей. Когда масса образовала внушительный комок, я полил его маслом из трех пакетиков и с удовольствием съел. Способ отнюдь не варварский, поскольку муравейник я не разорял. Муравьи – известное медвежье лакомство, на вкус не ахти, однако после того, как «колобок» был съеден, чувство сытости, словно мешок с мукой, придавило меня к земле часа на три.

Потом, правда, большую часть съеденного я выблевал, однако начало было положено – после сидения в болоте хоть такая еда, это все же лучше, чем ничего. Это был единственный раз, когда удалось найти муравьиную кучу и спокойно посидеть без движения. Силы реально убывали с каждым шагом, но выбора не оставалось, поэтому я продолжал идти вперед, пока не наткнулся на эту влюбленную парочку в секрете. К тому времени я еще дважды чудом избежал обнаружения с воздуха и в поисках укрытия чуть не попался на глаза пешего патруля. Запас везения явно показывал дно, когда лагерь «туристов» обнаружился столь неприятно удивившим меня образом...

...Резкий нашатырный запах заставил даже не открыть, а буквально выпучить глаза, так глубоко я вдохнул этой гадости из поднесенного к лицу пластикового флакона. Одновременно чьи-то сильные пальцы рванули рукав куртки, послышался треск ткани. Потом прохлада и спиртовой запах, затем резкая, но уже ожидаемая боль от жала медицинской иглы. Через пару мгновений в голове прояснилось, от макушки до пят прошла жаркая волна, тело вновь обрело подвижность и я открыл глаза. За время отключки меня втащили в штабную палатку и разметили на настоящей раскладушке. Знакомо блеснули за стеклами очков серые глаза, рядом сидел Веня. Повернув голову влево, я увидел, что у небольшого раскладного столика с масштабной картой, придавленной старым керосиновым фонарем, сидят двое – Лера и знакомый мне по прошлым встречам Володя, который хорошо разбирается в иностранной военной технике. Вид у всех троих был потрепанный, но отдохнувшими выглядели только Веня с товарищем, Лера же, напротив, словно состарилась на десять лет, и мы смотрелись ровесниками. Однако последнее замечание спорно: судя по тому, как таращились на меня мужики, выглядел я неважно, что, учитывая и так вполне заурядную и невыразительную от рождения внешность, положения с харизмой не исправляло.

Теперь девушку удалось рассмотреть более внимательно: овальное, с тонкими правильными чертами лицо, прямой нос, выпуклый лоб с ранними поперечными морщинками и умные, с чуть приподнятыми уголками серо-зеленые глаза. Свет лампы падал неровными бликами, резко очерчивая высокие скулы, тени играли на русых волосах, коротко обрезанных «под мальчишку», и глубокая тень укрывала ямку у основания длинной тонкой шеи. Однако взгляд этих глаз разрушал первое впечатление беззащитности и хрупкой податливости. Лера смотрела прямо на меня холодно и оценивающе. Так может смотреть только тот, кто действительно часто бывал на настоящей войне.

Полевые врачи, в особенности хирурги – народ редкой храбрости и мужества вне зависимости от пола. Их профессия подразумевает не столько сохранение собственной жизни, сколько спасение тех, кого они оперируют в таких условиях, что впору говорить о чудотворном наложении рук, но никак не скальпеля. Под пулями, по колено в грязи, без нормального света и анестезии, иногда без воды. Женщины даже порой собраннее и хладнокровнее своих коллег-мужчин, это я знаю наверняка.

Пошевелив конечностями, я с трудом сел, спустил босые ноги на пол. Еще раз огляделся и заметил, что мои снаряга и оружие лежат на раскладном стуле, в ногах раскладушки. Тут же стояли кроссовки с высоким берцем, а вот моих ботинок и лично пошитого костюма не наблюдалось. Однако тут же имелся комплект, собранный, по-видимому, с бору по сосенке: куртка, штаны и нижнее белье. Оно и понятно – моя одежа, скорее всего пришла в полную негодность, а боты... черт, боты должны были выдержать. Но это сейчас не важно, про шмотки потом, главное, что мне, судя по всему, доверяют. Сразу же, как только я начал шевелиться, все трое за столом уставились на меня, наблюдая за каждым моим движением, словно я какое чудо природы. Первым заговорил Веня:

– Я своими глазами видел, как американцы бомбят лес в той стороне куда ты пошел...

– Повезло... – я, не чинясь, скинул относительно чистое полотенце, заменявшее мне трусы, и начал одеваться. – Где мои люди, что с Михаилом... Ну с раненым, которого я с тобой оставил?

Мы находились во втором отсеке, отделенном от первого непрозрачной переборкой. Выход тоже был затемнен – клапан с внешней стороны предусмотрительно наглухо занавесили. Как средство светомаскировки вполне разумно, однако в палатке царил чертовски спертый дух. Запахи немытых тел, медикаментов и горелого керосина делали воздух буквально осязаемым. Снаружи слышался свист нарастающего ветра, погода медленно менялась, отчего становилось еще темнее, и рассеянный желтый свет лампы усиливал полумрак, делая тени еще глубже.

Добротно пошитая одежда представляла собой однотонные фрагменты охотничьего комплекта расцветки «осень». На груди и спине слева я заметил свежие заплатки того же цвета, принюхавшись, я ощутил запах антисептиков, крови и знакомый сладковато-гнилостный аромат. Ага, одежда раньше принадлежала покойнику, но комплексов по этому поводу я не испытывал, только мысленно поблагодарил незнакомца за крепкие шмотки. Почему они тянут с ответом, неужели Мишке конец?..

– Он потерял много крови, но выжил, поправляется. Так все-таки, кто ты такой?

Это вступила в разговор Лера, ее, как я, впрочем, и предполагал, не смутила моя голая «корма». В голосе ее не звучало доверия, однако я понял, что это скорее привычка, нежели какие-то подозрения относительно меня лично. Облачившись в пришедшиеся на удивление впору шмотки, я принялся шнуровать кроссовки, реально оказавшиеся по ноге. Встав и притопнув о землю подошвами, преодолевая легкое головокружение, я принялся осматривать оружие и надевать «разгрузку», попутно отвечая на вопрос девушки:

– Ничего таинственного: я и раненый – обычные охранники... Семеныч с вами?

– Лысый старик с пулеметом? – в голосе Леры послышалась легкая ирония. – Да, он пришел с нами, нагнал по дороге. Все рвался идти в горы, говорил о тебе как о провидце. Похоже, спятил.

– А кто сейчас в здравом уме? Я умников еще не встречал... вымерли все, наверное, или свалили лет двадцать назад. Мы – обычные российские блаженные... ну, поскольку все еще здесь. А Семеныч... не трогайте его, человек о семье горюет, но я с ним и в разведку, и еще куда похуже. Горем его пришибло, в его возрасте трудно пережить смерть близких, особенно тех, кто молодой. Виталий Семеныч – водитель одной из фур, которые мы сопровождали. Сначала нас было больше, но осталось только трое. Выжили, стали партизанить, потом наткнулись на вас.

– Короткий рассказ...

Я сунул пистоль в кобуру, а автомат прислонил к краю раскладушки и опять осторожно присел на нее. Ситуация требовала очередного дипломатического финта ушами. Я поднял правую руку, призывая всех к молчанию. Девушка опешила, но все-таки, пересилив себя, выжидательно подняла брови, мол – говори.

– Про меня можно будет поговорить потом, если получится. Сейчас нужно сворачивать лагерь и уходить в горы. Это не далеко, за неделю дойдем. Американцы перекрыли все пути на север и северо-запад. Судя по голосам артиллерии, на востоке уже прифронтовая зона, там в сторону прорыва обязательно развернут резервные боевые части. Шишковичи блокированы, думаю, распылят газ или рванут той штукой, которой они жгут города. Лес пока нас укрывает, но это ненадолго, плюс ваши дозорные себя сильно демаскируют.

– Эй, – это подал голос Володя – стопудово сам отбиравший людей в караул. – Там нормальные ребята, все не на одной игре были, в бою не прятались. Это Таня и Вадик. Они молодожены, второй год с нами. А вот кто ты такой...

– Ладно, командир, не горячись, – обострять я не стал, для споров явно момент вышел неподходящий. – Но вот я их спалил, потому как кое-кто у тебя в секрете любовь крутит. Игра – это хорошо: побегали по лесу, сыграли в войнушку, потом костер-гитара и пиво. Это отдых, как бы вы это ни называли, а сейчас мы на войне, тут переиграть не получится. Что касается «не прятались»... не соглашусь, что это достойное качество, снова извиняй.

Володя осекся, Очкарик прыснул в кулак, а Лера склонилась к столу, пряча улыбку. Покраснев как рак, эрудит сел на место и пробормотал под нос что-то неразборчивое. Плотный, с собранными в короткий хвостик соломенного цвета волосами, открытым круглым лицом и курносым носом, Володя напомнил мне одного знакомого сварщика. Тот так же щурил покрасневшие от сварки голубые глаза, отчего напоминал запойного алкоголика. Однако сходство было весьма отдаленное, глаза у эрудита были светло-карие, и был он заметно выше ростом. Дав собеседникам прийти в себя, я продолжил, оправляя снаряжение. Подсумки и ремни чуть скукожились: из них кто-то все вытряхнул, поэтому, раскладывая всякое по своим местам, я с удовлетворением отметил, что ничего не пропало.

Придвинув освободившийся раскладной стул, я отсоединил магазин, вынул его собратьев из подсумков и, подняв с пола полотенце, стал выщелкивать на него патроны. Веня молча вынул из кармашка своего импортного тактического пояса баллончик с силиконовой летней смазкой. На общий обиход оружия у меня уходит ровно час, если занимаюсь я этим в спокойной обстановке. Дома это только «мухобойка» и мосинский карабин, а тут пришлось возиться с более требовательными «веслом» и ПБ. Однако когда надо, приходится обходиться без медитации и любимой песни про черного ворона, столь подходящей для неспешной возни с любимым «железом». Быстро вылущив пять магазинов, я принялся как можно более споро разбираться с местами тронутыми легкой ржой деталями оружия, попутно объясняя обстановку встревоженным «туристам». Назидательность в разговоре с взвинченными людьми – не лучший способ быть услышанным, поэтому я старался говорить без упора на личную исключительность:

– Отрава – это наиболее доступный для противника способ кардинально решить проблему с партизанами. Другое дело, что скорее всего они не имеют такого количества в одном месте. Вероятно, задержка в доставке только из-за погоды и того времени, которое им понадобится, чтобы привезти достаточное количество яда и выбрать способ доставки...

– Почему артиллерия не работает по лагерю, раз ты говоришь, что нас вычислили?

Володя был из того сорта людей, которые, будучи однажды уязвлены даже по делу, начинают изводить оппонентов мелкими придирками. Но я не принял вызова, продолжая удалять грязь с затвора:

– Думаю, что хотят сберечь лес. Это сырье, ради которого они вообще все это затеяли. Иначе я застал бы тут только воронки и ошметки тел. Вы отправили кого-нибудь в горы, по маршруту, который я передал?

Бородатый эрудит хотел что-то сказать, но его перебила Лера. Девушка задумчиво чертила линии на карте, но после моего вопроса подняла глаза, чтобы встретиться взглядом со мной. Обтерев затвор и вернув его на законное место, я открыто посмотрел на девушку, скрывать мне было нечего. Она заговорила, чуть быстрее, чем раньше:

– Твой старик и еще трое ушли сразу же, как мы разбили здесь лагерь. С ним еще шестеро наших, кто имеет опыт скалолазания. Есть пара альпинистов со стажем, если пещеры там, где указано – они их отыщут. И на заметку... Лесовик, я никогда не поверю, что это план Краснова, как меня пытался убедить Вениамин. Ты с самого начала знал, что Шерман нас подставляет, так?

– Опять не о том спрашиваешь, военврач Лера, – начиная терять терпение, я поставил крышку ствольной коробки на место. Казалось, фиксатор тоже щелкнул с нетерпением. – Сейчас важнее не кто виноват, а что делать. Ты отпустила ребят с Семенычем, это отлично, теперь нужно собирать пожитки, снимать посты и, выставив заслон, отходить в горы. Нужно отправить кого-то шустрого для связи, пусть сообщит поисковикам, что мы выдвигаемся...

– А ты, – снова влез Володя, недвусмысленно дотрагиваясь до брезентовой кобуры на поясе, – куда пойдешь? С Шерманом уже опыт есть...

– Заткнись, Вовка, – это не выдержавший напряжения Веня вскочил со стула. – Ты первый Шерману подпевал, восхищался, какой он умный да опытный. Я видел, как этот лесовик умеет воевать, и если бы не он...

– Да-да, мы все это уже тысячу раз слышали. – Володя тоже вскочил, опрокинув стул и сжав кулаки. – Он и его...

– Да утихните вы оба!

Это крикнула Лера, до того болезненно массировавшая виски. Тени у нее под глазами стали резче, и показалось, что внутри глазниц горят ярко-зеленые огоньки. Поднявшись из-за стола, девушка вклинилась между спорщиками. Как я и предполагал, главнокомандующим после Шермана стала именно она. Но это и к лучшему – девушка-врач производила благоприятное впечатление и демонстрировала достаточную твердость характера. Я тем временем уложил четыре оставшихся магазина в боковые подсумки и принялся за чистку пистолета. Встревать в ругань не хотелось, я тут всего лишь гость, доверие этих людей еще предстоит заслужить. Спорщики ворча сели, а Лера дрожащим от гнева усталым голосом негромко спросила, обернувшись снова ко мне:

– Вовка у нас известный почитатель талантов Краснова, не обращай внимания... Вениамин сказал, что не знает твоего имени, а старик его назвать отказался. Не очень вежливо, но – как тебя зовут?

Тут я немного призадумался. Сейчас мое имя не имело особого значения, все связанное с ним осталось там, в довоенной жизни. На ум пришла фамилия дедова сослуживца, чья судьба стала мне вдруг понятна и близка.

– Ропша.

– Это имя или фамилия?

– Это как хотите, мне все равно, – сетка глушителя оказалась более прочной, чем я рассчитывал, но, загнав сетчатый валик на место, я подмигнул девушке: – Думаю, это теперь просто Судьба. После войны будем имена вспоминать, но сейчас это вернее будет, чем то, что в паспорте.

– Ладно... Ропша так Ропша. Пусть будет... в одном ты прав, сейчас не до любезностей. Так или иначе, но я склонна верить Вениамину, а он доверяет тебе. Как думаешь, сколько у нас есть времени на сборы?

Закончив с пистолетом, я поднялся и, еще раз подвигавшись на месте из стороны в сторону вращая корпусом, чтобы проверить подгонку снаряжения и как сидят на мне чужие шмотки, шагнул к столу с картой.

Это хорошо, что все ношеное и обмялось – бывший владелец был одного со мной роста и схожей комплекции... Правда, за последнее время веса во мне поубавилось. Маршрут, столько раз обдуманный и, можно сказать, выстраданный, снова во всех деталях всплыл в памяти. Вход в пещеры расположен к северу от нашего текущего местоположения, и идти туда с нашими возможностями получится дня через три-четыре. Там будет вход в ущелье, тянущееся с юга на юго-восток. Урочище и подошву высокой горной гряды разделяет метров триста открытого пространства, там только валуны и щебень. Восточнее есть небольшая рощица, где вроде бы можно укрыться. Она подходит для временной базы, оттуда можно перебежками попасть под прикрытие восточного склона ущелья и пройти еще восемьсот метров на юг. Потом предстояло подняться на двухсотметровую высоту и там найти расщелину, напоминающую двузубую вилку. К входу придется подниматься сначала по тропе, а потом взбираться на узкий карниз, значит, раненых придется поднимать со дна ущелья в два этапа на тросах. Слишком много людей... амеры наверняка будут присматривать за ущельем как одним из вероятных мест выхода из лесного массива.

Взяв карандаш, лежавший возле стиснутой в кулак руки девушки, я начал размечать маршрут. Карта была наша, еще советских времен, подробная.

– Время ценно само по себе; учитывая наличие у противника ночной оптики и возможное подключение к поискам спутниковой группировки, не имеет значения, когда выступать. День или ночь – амеры оперативно нас обнаружат и смогут так или иначе уничтожить...

– Но ты раньше говорил, что в горах можно спастись, а вместо этого завел нас в еще одну ловушку, как Краснов!

Володя возвысил голос и, вскочив, отшагнул от стола на два шага, выхватив пистолет. В глазах эрудита блеснула искорка торжества, ему важнее было по старой привычке сиюминутно уязвить оппонента, наплевав на последствия. Веня и Лера, тоже чуть привстав, отодвинулись, но их волновала не моя мнимая виновность а заряженное оружие в руках товарища. Пора было это дело прекращать, поэтому я, оторвавшись от карты, посмотрел паникеру в глаза и сказал:

– Эй, «командир», опусти ствол и дай мне закончить. Даже если предположить, что ты прав и я вас продал, то бежать мне некуда – тайга кругом. Времени мало, обожди с разоблачениями пять минут, потом делайте со мной что хотите, лады?

Лера и Очкарик выжидательно смотрели на паникера, выражение их лиц ничего хорошего тому не сулило: Веня готов был выстрелить и поднял автомат на уровень груди, девушка тоже что-то задумала, но ее намерения были не так очевидны. Огонек в глазах Володи постепенно затух, он опустил пистолет и снова приблизился к столу.

– Говори, но я глаз с тебя не спущу... и помни: пристрелю не задумываясь.

Веня было дернулся, собираясь начать очередную свару, но тут уж я удержал его, положив ладонь на ствол его автомата и с силой принудив опустить его. Все снова сели к столу, Лера едва заметно с благодарностью кивнула, когда на какое-то мгновение наши взгляды встретились.

– Как я уже сказал, нет особой разницы, когда выступать. Нас слишком много, и скрытно преодолеть такое большое расстояние не выйдет.

– Но у тебя снова есть план, – кивнула Лера, видимо, между нами проскочили какие-то флюиды понимания. – Так не тяни, поделись.

– Я думал о таком варианте – выступить всем вместе, но он предусматривался как самый пиковый и нежелательный. А пока нужны добровольцы, четверо человек включая меня...

Реакция всех троих была показательна: Вова криво, с недоверием ухмыльнулся и снова поднялся, Очкарик смотрел умоляюще, высказывая желание идти со мной, Лера коротко глянула с непонятным сожалением. Эрудит желчным тоном бросил очередное обвинение:

– Скажи прямо: смертники. Там полно американцев, пункт управления охраняется, это верная смерть. Сам сдохнешь и ребят погубишь!

Что тут поделаешь, человек стал рабом привычки, но я все же решил разъяснить свою позицию до конца. Продолжив вычерчивать схему нового маршрута, вновь ровным и спокойным голосом принялся объяснять:

– Я умирать не собираюсь, как и вести людей на верную гибель. Если получится выполнить задачу и выжить, мы непременно выживем. Однако, как я уже говорил, мы на войне. А тут, прости за банальность, «командир», реально могут убить. Смирись с этим и не мешай, время действительно уходит впустую. Продолжим, однако. Итак, самое слабое место в амеровской системе управления – это связь. Все подразделения объединены в одну сеть, скорее всего замкнутую на передвижной командный центр в одном из секторов блокирующего периметра. Командно-штабная машина и оперативный штаб могут находиться только на северо-западе, в ста тридцати километрах от границ Шишковичей...

– Это еще откуда... – Володя снова попытался меня прервать, но на этот раз помощь пришла с неожиданной стороны.

– Там единственная грунтовая дорога, идиот! Техника дальше не сможет пройти, иногда полезно изучать местность, Саблин, – Лера буквально пригвоздила взглядом эрудита, оказывается имевшего столь воинственную фамилию. – Я согласна с Ропшей, оперативный центр скорее всего где-то в том районе.

– Верно, спасибо за догадку... Валерия.

– Ой, хватит, – девушка устало махнула рукой. – Сам же сказал, что без церемоний, зови как все – Лера, мне так удобнее.

– Отлично, взорвем «оп-центр», – не унимался Саблин. – Они через час все восстановят, если не раньше. Ты их технику видел? Подразделения связаны через «блю форс»⁴³, управление перехватят, есть протоколы на этот случай, я читал!

– Я тоже, «командир», – в разговоре с эрудитами важно оставаться как можно более спокойным, их это раздражает. – И читал, и слышал. Только ты скорее всего в Интернете это нарыл, а я общался с... короче, пользователи «блю форса» были среди моих знакомых. Поэтому связь они восстановят, ты верно сказал, но часа через четыре-пять, не раньше. Плюс эта штука сама по себе не слишком надежная, работает со сбоями. Нападение на штаб – это просто гарантия успеха для тех, кто полезет в горы. И раз уж ты мне не доверяешь, пошли со мной, в случае чего будет возможность пристрелить меня, подлого предателя. Только имей в виду: сначала придется посоветоваться с амерами, они тоже захотят это проделать.

– Это глупо, пойду снимать посты, раз вы и так все решите, но я...

– Только посмей открыть рот за пределами палатки, Саблин, и рассказать о плане хоть одной живой душе, – Лера без угрозы, но с совершенно явным намерением повернулась к поднявшемуся из-за стола Вове. – Я терплю твои выходки, пока это никому не вредит, не более того, растреплешь кому-нибудь – прирежу, как собаку. И это не угроза, ты меня знаешь. Иди.

Эрудит выскочил наружу, даже не запахнув входной клапан, который, словно парус, тут же захлопал на крепчающем холодном ветру. Лера поднялась, шагнула к выходу, поймала полы завесы и снова закрепила их. Потом, войдя в круг света от лампы, согласно наклонила голову и спросила:

– Допустим, ты нашел узел управления и уничтожил его. Что это даст нам?

– Время, чтобы подняться к пещере и укрыться, до того как амеры восстановят связь с поисковыми группами и подключат системы наблюдения. Четыре-пять часов, чтобы поднять раненых, и, может быть, еще час-полтора, пока амеры будут гоняться за нами. Других вариантов я не вижу, извини.

– Это хороший план, – опять она как-то странно посмотрела на меня, я слишком устал и не мог разобраться, что это было за выражение. – Отчаянный, но хороший. Однако вижу, это еще не все, да?

– Верно, – взяв исчирканный листок бумаги и с удивлением обнаружив, что он чист с другой стороны, я принялся снова чертить. – Амеры ждут, что вы пойдете вдоль сухого русла ручья на юго-востоке отсюда, там они будут плотно каждый кустик пасти. Поэтому возьмите чуть левее, там труднопроходимый ельник, но пройти можно, плюс этот маршрут на треть короче, хотя по времени выиграть не получится, слишком медленно придется двигаться. Однако там вас труднее будет засечь с воздуха. Думаю, что и на земле особых проблем, кроме бурелома, не будет, главное – четко выдерживать направление. Разбейтесь на небольшие группы по четыре человека – трое несут груз, четвертый прикрывает. Вооружите всех, кто так или иначе может воевать, даже легкораненых. Группы не должны терять визуального контакта друг с другом, лучше, если в каждой будет компас и все будут знать общее направление движения. Пока все понятно?

– Вполне, – девушка что-то писала, сверяясь со схемами, которые я чертил. – Как быть с передвижением ночью, я знаю, у нас у всех есть нашивки на головных уборах.

– Хорошо, это пока подойдет. Теперь дальше, на выдвижение у вас будет ровно пять суток. За это время вы должны сосредоточится у входа в ущелье. В ноль часов тринадцатого числа, я... мы с добровольцами начнем портить амерам связь. После этого у вас будет от трех до пяти часов, чтобы пройти к точке подъема к пещере.

– Понятно... ну, тогда приступим. Там в углу консервы: тушенка, овощное рагу... Ты пока ешь, тошнота пройдет, это последствия контузии. Я и Веня поговорим с теми, кто сможет пойти с тобой. Отдохни часа два, раньше так и так не получится все организовать.

– Спасибо, еда – это хорошо... А чай у вас есть?

Первый раз за время нашего знакомства я увидел, как Лера улыбнулась. И сразу пропал тот лишний десяток лет, добавленный войной. Ей от силы было лет двадцать пять-двадцать семь... девчонка, по сути. Лукаво усмехаясь, девушка ответила:

– Только без заварки, но горячий.

Консервы действительно лежали в дальнем правом углу второго отсека палатки, служившего спальней и основным жилым помещением для шести человек, – там стояло три рюкзака на жестких рамах. Открыв горловину одного из них, я взял первую попавшуюся банку, это оказалась перловка со свининой в быстроразогреваемой квадратной банке. Там удивлению моему, обнаружилась упаковка теплого пива, в которой оставалось три банки. Взяв консервы и одну пивную жестянку, я вернулся в соседний отсек, присел к столу и заставил себя поесть.

Ветер за закрытым окном крепчал, играя тканью палатки, даже внутри стало ощутимо холоднее. Прикончив четверть жестянки с кашей и выпив полбанки слегка ударившего в голову пива, я глянул на светящийся синим циферблат часов – на прием пищи ушло десять минут. Добравшись до раскладушки, стоявшей у самого входа в отсек, и передвинув ее подальше, в тень, я, не разуваясь, лег на спину и сразу же уснул, едва голова коснулась свернутого в рулон походного коврика, служившего подушкой. Однако уснуть удалось только на короткий промежуток времени, подспудно вертевшиеся в голове детали предстоящей акции вытесняли усталость. К тому же мою карту слегка подмочило водой, проникшей сквозь небольшую щель в полиэтилене. Вынув уже подсохшую кальку из футляра, я примерил свою карту к расстеленной на столе и принялся восстанавливать утерянные, утратившие четкость участки. Попутно отметил, что один из наших артельных тайников как раз находился в пятидесяти восьми километрах восточнее Шишковичей. Его мои напарники заложили одним из последних во время моего отсутствия, однако Варенуха четко сообщил мне ориентиры, поэтому найти не составит труда. «Туристы» все вооружены трофейным оружием, а мне позарез нужно запастись патронами к пистолету и прихватить то, без чего рейд к командному пункту американцев становился еще более самоубийственной затеей. В схроне, помимо прочего, лежали четыре одноразовых гранатомета, которые могут существенно увеличить наши шансы на успех.

Поколдовав с верной «офицерской» линейкой над вновь восстановленной картой, мне удалось проложить маршрут таким образом, чтобы он проходил не далее чем в двухстах метрах от тайника. На все про все у меня ушло минут сорок, Лера вернулась в тот момент, когда я уже вновь запаивал карту накаленным над лампой обухом ножа. С ней в палатку вошло двое парней не старше двадцати пяти лет и одна девушка маленького роста, но со снайперским импортным карабином, чей мудреный обвес говорил о том, что хозяйка до тонкостей знает свое оружие и умеет с ним обращаться. Следом вошел Веня, и я обреченно вздохнул: с тем, что Очкарика придется взять с собой, я уже внутренне смирился. Коротко представив вновь прибывших, Лера еще раз кивнула мне на прощание и вышла, сославшись на занятость.

Я подошел к столу и пристально оглядел тех, кто вызвался идти. Ни один из молодых не опустил глаз, а девушка недвусмысленно показала мне приклад своего карабина – на его опорной «щеке» было восемь палочек, сгруппированных в два ряда по четыре и перечеркнутых по диагонали. Винтовку я узнал: это была та самая «шушлайка», из которой меня чуть не приложил амеровский снайпер во время той большой засады на отряд, шедший громить первый лагерь «туристов». Иностранного стрелка подловил Михась, а вот трофеями побрезговал – слишком ненадежно выглядел этот аппарат: дырчатый кожух длинного цевья, короткий выступ рифленого ствола, причудливо изогнутая пистолетная рукоять и необычной формы складной приклад с кучей колесиков и подвижных частей.

Про этот агрегат мне слышать приходилось, короткий ствол не помеха стрельбе на две тысячи метров, поскольку рассчитан карабин на очень мощный целевой боеприпас. Необычный вид объяснялся тем, что винтовка по сути была конструктором, из которого можно собрать три разных ружья, включая антиснайперский «слонобой»⁴⁷. Не знаю, где девушка брала патроны к этому чуду враждебной техники, но если она действительно умеет с ним обращаться, тогда я смело могу записать на ее счет троих стрелков из конвоя в бою у моста. Раны были слишком характерные, выходные отверстия с чайное блюдце... Точно она.

Приглядевшись, я понял, что девушке не больше восемнадцати лет, была она плотного телосложения, а на круглом бледном лице выделялись удивительной черноты брови и такие же черные глаза. Создавалось впечатление, будто смотришь в дуло винтовки, той самой, что лежит у девушки на коленях, настолько холодными и бездонными казались ее глаза. Волосы девушки, тоже черные, густые, были практично обрезаны, однако с левого виска на грудь спускалась длинная узенькая косичка с выпушенным кисточкой кончиком. В нее было вплетено несколько мелких бирюзовых бусин, отчего казалось, что по виску на грудь девушке сползает ужик. Россыпь веснушек немного оживляла общий довольно-таки мрачный облик снайперши. Поймав мой взгляд, она представилась:

– Ира. – Потом с понятной только другому снайперу или бывалому воину нежностью коснулась рифленого цевья карабина. – Это Вдоводел, мы всегда вместе, куда я, туда и он.

Кивнув, я перевел взгляд на ничем не примечательного парня, сидевшего по правую руку от Иры. Ростом он был выше и девушки, и даже меня, худющий, что было заметно даже под мешковатым камуфляжем, но одного взгляда на невероятно красивые кисти рук было достаточно, чтобы понять, кто передо мной. Вооружен парень был стандартно, но умело: короткий автомат, выкрашенный в камуфляжные «лесные» цвета, шесть магазинов, забитые в хитро расположенные слева и справа по бокам подсумки так, что грудь оставалась открытой. Светлые волосы стрижены коротко, почти «под ноль», остался только небольшой растрепанный чуб. Высокие скулы, спокойное расслабленное лицо и внимательные светло-серые, водянистые глаза. Чуть улыбнувшись уголками полногубого, широкого рта, парень представился:

– Алекс, я спец по всему, что зовется «бада-бум», еще связь знаю – работал монтером в сотовой компании... ну и стреляю неплохо.

– Дохлая белка рядом с закладкой на мосту – твоя работа?

Алекс еще раз улыбнулся и еще раз кивнул. Я тоже наклонил голову, признавая мастерство не только хорошего взрывотехника, но и тонкого психолога, что для диверсанта и в особенности подрывника очень важно. Умение поставить себя на место противника – это уже треть победы.

Крайним был одного со мной роста кряжистый крепыш с изуродованным химическим ожогом лицом. Седые короткие волосы, ранние морщины и перебитый курносый нос вот первое, что бросалось в глаза. Карие глаза из-за ожогов скрывались за узкими щелками прищуренных навсегда век, лишенных ресниц. Глаза смотрели пристально и оценивающе, возле стола слева красноречиво примостился трофейный пулемет с примкнутым жестяным коробом на двести патронов и прикрепленной к цевью штурмовой рукоятью. Я сразу понял, какое у парня хобби, что тот подтвердил:

– Сергей... я вроде как самый тут сильный. Тоже стреляю нормально... еще могу одним ударом кулака в лоб бычка-трехлетку убить. Ну... – парень смутился и покраснел. – Не то чтобы это нравится, но было дело по молодости.

Пожелать удачи может каждый, но самым дорогим лично для меня был этот, возможно прощальный, подарок необычайно сильной духом девушки-хирурга. Познакомившись с добровольцами, я понял, что в помощь мне Лера отобрала самых опытных и толковых ребят, но при этом более не сказала ни одного лишнего слова ободрения. Когда понимаешь, что друг или просто хороший приятель выкупил своеобразный билет в один конец, удачи желать глупо и опасно. Тем сильнее я был благодарен девушке за помощь и именно за молчаливое понимание ситуации. «Туристы» обрели дельного вождя в ее лице, теперь их шансы на выживание существенно увеличатся, даже если мой маленький отряд потерпит неудачу. Пройдя на место Леры во главе стола, я еще раз оглядел собравшихся и сказал то, что они знали и так:

– Меня зовут Ропша, я ваш новый командир. Мы пойдем к амерам в тыл и ослепим их на то время, за которое остальные смогут укрыться в горах. Будет трудно выполнить задание и еще труднее уцелеть... Сделаю все, чтобы все тут сидящие выполнили поставленную перед нами задачу, и сделаю еще больше, чтобы мы все выжили. Однако важно только задание, и раз вы все вызвались добровольно, то наверняка уже догадались об этом. Всем вернуться будет непросто, но мы попытаемся. Вот мой план...

...Путь до места предполагаемого пункта размещения амеровского оперативного центра занял четверо суток из отведенных пяти. И были это не просто девяносто с небольшим часов без сна, с пятиминутными остановками и мучительно тянущимися мгновениями, когда несколько раз нас чуть не обнаружили вражеские патрули. Или стылым страхом ощущения неотвратимой гибели всего предприятия, когда Веня, все же увязавшийся за мной вопреки увещеваниям, попал на хитрое минное поле. Нет, самым трудным было для меня и четверых добровольцев – троих парней и одной девушки – осознавать неминуемость собственной гибели.

Однако было и нечто, сыгравшее в нашу пользу, хотя везением это трудно назвать. Во-первых, все четыре дня погода, словно бы опомнившись и наверстывая упущенное за первые несколько дней календарной осени, не баловала нас солнечным светом и теплом. Холодный, то сильный, то моросящий дождик стал нашим постоянным спутником и помощником, сбивая с травы и деревьев пыль, стирая наши следы. Во-вторых, и это я считаю самым существенным фартовым обстоятельством, амеры не смогли плотно перекрыть Шишковичи. В расписании патрулей оказалось много мелких дыр, в которые не пройти большому отряду, но в них вполне смог просочиться наш маленький и уже весьма сплоченный коллектив. Будь наша тайга похожа на издырявленные просеками и тропинками леса западных областей России, той относительной свободы нам не видать. По дорогам и хоженым тропам янкесы живо бы наладили прочесывание массива по небольшим секторам, и тогда любое движение внутри периметра стало бы совершенно невозможным. С подобными трудностями сталкивались советские диверсанты во время той далекой войны. Тогда в лесах Восточной Пруссии было совершенно невозможно укрыться более чем на сутки, так плотно контролировали их фашисты.

К исходу третьих суток, когда силы всех пятерых были на той грани, за которой только цепенящие усталость и безразличие, мы вышли к аварийному схрону, о котором я ничего не сообщал своим добровольным помощникам, но они особо не протестовали. Скомандовав привал и обозначив границы периметра, я взял с собой к тайнику только Сергея, поскольку Пестрый, как его звали в отряде, держался на марше лучше всех, а груз предстояло тащить не легкий.

Тайник, к моему величайшему облегчению, раскрыт не был: все «контрольки» остались на месте, а следы говорили лишь о присутствии тут медведицы с парой довольно взрослых детенышей не далее как сутки тому назад. Кора с деревьев была ободрана, кусты дикой смородины словно бы обсосаны, и тут же имелось несколько куч помета с характерными вкраплениями глины. Медведи готовились залечь в берлогу, поэтому ели глину, чтобы во время спячки насекомые их не тревожили. Однако сам схрон оказался цел. Любознательные звери его не тронули, поскольку там нет ничего съестного, а запах железа скорее отпугнул осторожных лесных хозяев.

Сняв мины и откинув крышку, обсаженную дерном, я начал вооружаться. Перво-наперво вскрыл коробку с пистолетными патронами и снарядил шесть магазинов к ПБ. Добавил три новых подсумка из НЗ, в которые предстояло переложить рассованные по карманам полезные мелочи. Взял десяток гранат к подствольнику и шесть магазинов к автомату, хапнул также и патроны россыпью. Чего мне очень не хватало, так это нормальной фляги под воду, вроде той, что потерялась на болоте. Из дальнего угла вынул связку гранатометов и передал Сергею. Мой новый знакомый если и удивился таким запасам, то виду не подавал: после подробного инструктажа в лагере мы с ребятами обменивались только короткими деловыми фразами, больше общаясь жестами. Взяв по два тубуса мы замаскировали тайник и вернулись к месту привала. Ирины не было – девушка отличалась редким упорством и выпросила право уйти вперед по маршруту. Дожидаясь ее возвращения, мы разобрали «граники», и я снова вздохнул с облегчением, поскольку и этот этап операции прошел успешно.

К слову сказать, план был не особо мудреный, а значит крайне опасный для непосредственных исполнителей. Гранатометы, которые я взял в схроне – это все больше старые советские «трубы», но спокоен я был только за одну из четырех. Остальные призваны будут отвлечь внимание, вызвать на себя первый удар активной защиты бронемашины, не более того. Учитывая характер местности, я знал, что скорее всего пункт управления и связи смонтирован на гусеничной платформе от «абраши», поскольку легкие танкетки типа «Брэдли» по раздолбанной грунтовке пройти не смогут. Та делянка – это единственное подходящее место, равноудаленное как от горной гряды, так и от сердца непроходимого лесного массива. Нигде больше такой объект развернуть не получится. Однако такие машины берегут пуще глаза, поэтому перво-наперво нам предстоит тихо пройти в охраняемый периметр и выйти на дистанцию не более ста метров. Потом ударить по тяжело бронированному тягачу. Причем сделать это нужно последовательно тремя выстрелами в одно место. Три из имеющихся у нас четырех «труб» – это довольно слабенькие РПГ-26, или просто «олень»⁴⁸. Так мы их называли за слабый бронепробивающий эффект и прихотливую траекторию полета гранаты. Но жемчужиной моей коллекции была «Таволга»⁴⁹, на которой строился основной расчет. Три первых выстрела примет на себя активная защита тягача, а финальную точку поставит именно тяжелый РПГ-27. Он сожжет машину, поскольку на имеющейся у нас гранате белым по черному было напечатано – «64 мм». Гранаты из «олешков» чуть быстрее, поэтому у главного калибра будут необходимые несколько секунд для постановки на боевой взвод, главное не промахнуться. Знаю, со стороны может показаться излишней такая осторожность, но только не в случае, когда нужен стопроцентный результат. В свое время пришлось наблюдать, как из «оленя» не смогли пробить в борт учебного танка, на которых «чехи» первую чеченскую войну иногда разъезжали – граната лихо ушла вверх, «облизав» бок танковой башни. Позже произошло несколько похожих случаев, поэтому к «оленям» я отношусь предвзято.

...Спустя три часа мы подошли к границам Шишковичей примерно в полутора десятках километров от того места, где обозначенная на карте грунтовая дорога переходила в укрытую молодой порослью тонких еще сосенок и густыми зарослями кустарника старую вырубку. Для короткого привала я выбрал участок леса, заваленный сухим буреломом: с воздуха этот квадрат не просматривался совершенно, а передвигаться можно было только ползком или в полуприседе. Однако между ветками и полусгнившими стволами деревьев образовалось множество своеобразных извилистых тоннелей, по которым при определенной осторожности можно продвинуться к заброшенной делянке лесозаготовителей почти вплотную. Ползком, преодолевая небольшие озерца стоялой вонючей воды, пару раз спугнув юрких ужей, наш маленький отряд к трем часам дня преодолел расстояние около пяти километров, после чего мы еще некоторое время блуждали в поисках подходящего маршрута. Перерывы на отдых я сделал совсем короткими, так как время, отпущенное нам, утекало с катастрофической неотвратимостью.

Но выйти из этого лабиринта помешало предупреждение нашего постоянного передового дозорного – Ирины. Девушка, снова первой, выбралась на небольшую полянку, заросшую боярышником. Ее спасло предчувствие, как она сказала потом: в голове словно кто-то крикнул «не высовываться», и, замерев, она увидела замаскированное на противоположном краю поляны оптико-акустическое дозорное устройство. С одной стороны, это было хорошо – наличие приборов, напоминающих треноги с несколькими параболическими антеннами, ориентированными вовне охраняемого периметра, означало, что мы совсем рядом с целью. Такие устройства выставляются на внешнем кольце охраняемой зоны мобильных ракетных пусковых установок, а также полевых пунктов связи и управления. У нас, в российской армии, дальше сидело бы два отделения в секретах, а амеры по-прежнему полагались на пешие патрули и спутники.

Ира вернулась обратно под завал и объяснила ситуацию. Чего-то подобного я ожидал, поэтому пришлось положиться на смекалку. Заняв место девушки под длинным, выбеленным словно слоновая кость стволом поваленного дерева, я, осмотрев местность, вынул из кармана завернутый в несколько слоев полиэтилена кусок протухшего мяса, лелеемый от самого лагеря «туристов». Развернув пленку, я нарезал расползающийся ломоть оленины на три части, броском отправил тухлятину как раз меж ферм треноги и снова затаился. В тайге такой закон: если есть люди, то обязательно где-то рядом бродят медведи. Шум и общая суматоха пугают этих обычно наглых зверей, но перед запахом падали и отходов они устоять не могут, оружия они не боятся.

Ждать пришлось недолго, и через час у треноги появился неряшливого вида мишка, весь в клочках рыжей свалявшейся шерсти. Не в силах сдвинуть конструкцию с первого раза, зверь после нескольких неудачных попыток разозлился и со всей дури саданул по прибору лапой. Американский патруль появился через двадцать минут и сразу же открыл по медведю огонь. Испугавшись, мишка дал деру. Пули чиркали по веткам деревьев не причинив зверю видимого вреда. Амеры долго стояли возле скособочившейся треноги, вызвали по рации техников. Те прибыли спустя еще полчаса и, переругиваясь с патрульными, установили прибор заново. Один особенно въедливый белобрысый и склонный к полноте патрульный, поведя носом, обнаружил кусок падали и объяснил старшему наряда, что собственно привлекло медведя. Но последствий это не возымело, американцы убрались восвояси. Выждав еще час, я достал еще один кусок мяса и опять забросил его между ферм треноги. Медведь появился тут же, словно караулил где-то поблизости. Судя по свалявшейся шерсти и виляющей походке, зверь был болен или, может быть, ранен, но давно. Учуяв мясо, он опять подступил к датчику и попытался запустить лапу меж фермами треноги, но пространства не хватало и, с досадой рыкнув, мишка принялся рыть подкоп. Так продолжалось следующие полчаса, пока те же самые патрульные не явились вновь, предварив свое появление, как и в прошлый раз, беспорядочной стрельбой. Медведь, все-таки своротив треногу и добравшись до мяса, дал деру, но американцы погнались за ним следом, никого не оставив возле опрокинутого прибора. Вызвав техников, все четверо солдат не дожидаясь ремонтников ринулись по свежему медвежьему следу. Путь в периметр был открыт.

Наученный прошлым опытом, я повел группу точно по следу американского патруля, что помогло нам пройти оставшиеся двенадцать с небольшим километров до делянки необнаруженными. Местность до предела насыщенная вражескими патрулями, сильно затруднила наше продвижение, и на исходный рубеж мы вышли только за пятьдесят минут до условленного срока. Пункт управления, как я и предполагал, оказался тягачом с усиленно бронированным кунгом, на покатой крыше которого размещалось с десяток штыревых антенн различной длины. В отдалении располагался еще один тягач с силовой установкой, от которого в нескольких направлениях шли полосы свежезакопанных коммуникационных траншей. Трава внутри обнесенного сетчатым забором неровного четырехугольного периметра оказалась добросовестно выжжена на участках размещения техники и трех дозорных вышек. Очевидно, часть материалов забрасывалась воздушным путем, что подчеркивало серьезность, с которой оккупанты взялись за партизан. Машины были плотно прикрыты шестью наземными огневыми точками, обложенными мешками с землей, каждая держала под прицелом секторы тайги, наиболее удобные для внезапного нападения. Воздух стерегли всего лишь три «хамви» со смонтированными на них пусковыми ЗРК. Это говорило о том, что с неба янкесы особых неприятностей не ожидали. На вышках не было людей – с высоты четырех с небольшим метров подходы к пункту управления стерегли спаренные автоматические турели с шестиствольными роторными пушками.

Местность и обстоятельства не позволили нам занять нечто даже отдаленно похожее на возвышенность, поскольку делянка располагалась на дне котловины. Пришлось искать точки, с которых борт машины управления откроется для прямого выстрела. Таких позиций оказалось только две, и расстояние получалось критическим – около ста пятидесяти метров, еще две были спорными, поэтому я дал приказ Сергею и Ирине выбрать своими целями второй тягач и накрытый масксетью стальной поддон с двумя рядами бочек дизельного топлива. Их позиции оказались на расстоянии восьмидесяти двух метров, что существенно повышало их шансы на успех. Таким образом, если двумя выстрелами уничтожить машину не удастся, можно рассчитывать на то, что получится вывести из строя силовую установку или под прикрытием пожара прорваться в периметр и проникнуть внутрь штабной машины.

Со мной в паре работал Алекс, чей выстрел должен был послужить сигналом для остальных. Раций у нас не было, поскольку большинство имевшихся у «туристов» радиостанций разрядились, а моя была потеряна на болоте. Поэтому план действий и пути отхода мы оговорили заранее, когда буквально за двадцать минут до назначенного срока вышли на рубеж атаки. Снова заморосил холодный дождь, луна скрылась за низко нависшей над головой хмурой тучей, набежавшей с северо-востока. Лагерь американцев осветился приглушенными огнями, чей свет скрадывался накинутыми на машины и стрелковые ячейки масксетями. Турели на вышках мерно проворачивались из стороны в сторону, пробегая по полосе деревьев на границе делянки то гаснущими, то снова вспыхивающими с невероятной яркостью лучами прожекторов. Как я обнаружил, в стрелковых ячейках тоже стояли автоматические турели, люди вообще появились только один или два раза, перебегая от тягача к оборудованному за цистерной с горючим биотуалету. Нас пока не обнаружили: мы передвигались только ползком и на каждом громоздилось по несколько килограммов травы и всякого лесного мусора. К тому же грязь и непрестанный дождь пропитали нас буквально насквозь. Я с силой стискивал зубы, чтобы не стучали, холод, казалось, проник в каждую клеточку организма, превратив его в мокрый кусок грязи. Не думаю, что остальным было лучше, однако никто не жаловался, все с завидным упорством выполняли приказы, за что я еще раз мысленно поблагодарил Леру. Ребята подобрались толковые, схватывающие команды с полунамека, что приятно удивляло, я ожидал много худшего. С разложенной трубой «Таволги» под рукой, готовый в любой момент вскочить, я застыл, не сводя взгляда с циферблата часов, где последние секунды отсчитывали мгновения до назначенного времени «Ч». Перед выходом мы сверили часы, хотя это было в большей степени условностью – ни я, ни Лера не могли знать точного времени, сигналы атомных московских часов замолчали, кажется, навсегда.

...53 секунды – прожектор качнулся влево, столб синевато-белого света прошел ровно над головой, пальцы онемели, стискивая трубу гранатомета... 55 секунд – холодные капли дождя струятся по лицу, скапливаясь в уголках глаз, стекают по заросшему щетиной подбородку и исчезают в выцветшей, а теперь совсем черной траве... 59 секунд – и холм справа метрах в пятнадцати шевелится, скользит параллельно стволу упавшей сосны на короткое мгновение замирает, его силуэт вытягивается, это Алекс ловит в прицел борт тягача... И вот – 0! Вмиг яркая короткая зарница озаряет силуэт напарника, и я уже машинально выполняю заложенные, кажется, целую вечность назад движения: на плечо, совмещение метки прицела с целью... теперь пуск!..

Трассы наших с Алексом гранат идут одна за другой, потом происходят сразу несколько взрывов, слившихся в один. Следом гремят еще несколько разрывов слева и справа в глубине лагеря, и все огни там мгновенно гаснут, однако это уже неважно, поскольку все перекрыл взрыв бочек с горючим, там нашла цель ракета Сергея... или это Ирина... некогда разбираться. Я вскинул ладонь к глазам, заслоняясь от непривычно яркого пламени пожара, и увидел, что в борту командно-штабной машины появилась аккуратная дырка с яблоко величиной, а сквозь закрытые бронещитками иллюминаторы пробивается белесый дым. Видимо, активная защита все же поймала одну из наших гранат, но, как и задумывалось, не смогла справиться с идущей следом. Одной отвлекающей хватило... надо запомнить. Зафиксировав попадание, я очнулся только от хлопка по плечу. Алекс что-то говорил, но из-за гула в ушах я ничего не слышал, поняв лишь жест напарника – «уходим».

Пригнувшись и уже не слишком скрываясь, мы двинули на север, поскольку все южное направление было плотно перекрыто. Бежать стало неожиданно легко, словно и не было этих долгих мыканий по лесам и беспокойных дней, наполненных бесконечной чередой смертей. Потом до меня дошло, что легкость эта пришла оттого, что меня тащат под руки Сергей и Ирина. Плечо девушки оказалось удивительно твердым, а хватка рук, сильной и уверенной. Веня бежал чуть впереди, его отрывистое дыхание напоминало всхлипы дырявых мехов аккордеона, такое же протяжное и тоскливое. Ему «трубы» не досталось, по моему наказу он негласно берег Ирину, хотя та вроде как обиделась, но это было единственное, чем я мог облегчить свою совесть. Война – не женское дело, женщины слишком страстно отдаются ей, врастают в военный быт глубже нас, мужиков. С этим никогда не могу смириться. Не получается совместить красоту и смерть. Позади слышался только гул пожара и отдаленный шум вертолетных винтов – янкесам шла подмога. Придя в себя, я высвободился из крепких объятий товарищей и смог бежать наравне со всеми.

Так, поддерживая того, кто казался наиболее ослабевшим, мы прошли почти сорок километров на север, в сторону авиабазы. Казалось, этот проклятый клочок земли и я навечно связаны, и если один отдаляется, то другой так или иначе находит способ снова сойтись вместе. На рассвете я скомандовал привал и мы повалились на сырую от росы и прошедшего дождя траву. Оглядев своих новых друзей, я увидел грязные, запятнанные кровью и измазанные копотью фигуры, лежащие вповалку на мокрой, серой, совершенно лишенной цвета траве. Нас наверняка ищут, может быть, в этот самый момент уже идут по следу, может быть, даже через час или два загонят нас, как диких зверей или не чинясь обрушат с небес грады воющей огненной смерти, стерев каждую молекулу наших тел.

Нас уже, может быть, нет, не должно быть вообще, согласно формулам новой военной стратегии. Просто не приняли в расчет и все. Ошибка, как и всегда в истории нашей многострадальной Родины, будет стоить захватчикам их жизней, их собственной земли. Так повелось издревле: можно убить многих, но нельзя покорить или уничтожить всех.

Поднеся дрожащую руку к глазам, отгибаю край рукава куртки и смотрю на часы: семь часов после начала акции... Лера и остальные должны уже быть в безопасности. И нам пора выдвигаться, снова испытать личное военное счастье. Оперевшись на автомат, я сначала поднимаюсь на колено, потом встаю в полный рост. Следом зашевелились и поднялись не подававшие до того признаков жизни усталые и изможденные бойцы новой, еще невиданной войны, которую умные стратеги захватчиков почему-то называют «асимметричной».

– В колонну по одному – становись! – голос мой даже не хрипит, говорю на севших связках, шепотом, но все понимают. – Алекс, ты в «голову», я замыкаю. Направление – северо-северо запад, ориентир – высота 3412, дистанция пять метров. Марш!

...Мы идем тихо, скрадывая звук шагов, стремясь раствориться в серых вечерних сумерках, как это делали наши деды и прадеды. Предстоит много пройти, и еще больше придется вынести и пережить, поскольку у всех нас, как опять же повелось, только одна Победа, одна на всех, и за нее мы уже выразили готовность заплатить самую высокую цену.

Посвящается памяти всех павших в Великой Отечественной войне советских людей. Моему деду и его четверым братьям – воинам Великой войны, победителям. Я помню, я не забуду.

Выражаю благодарность моим друзьям: Д. Орлову и А. Юрчук. Также огромное спасибо моим близким, в особенности сестренке, за неколебимую веру в то, что я могу писать интересные книги.

Благодарю всех моих читателей за терпение, понимание и поддержку в трудные времена. Спасибо, друзья, вы сделали появление этой и предыдущих книг реальностью. Один я бы не справился.

А. К.