Глава 26

Малозаметная тропинка, покрутившись между мрачными елями и замшелыми камнями, поднялась на пригорок и вывела на небольшую поляну. Совсем рядом раскинулся острог – на высоком крутом утесе. Последние лучи солнца вызолотили его от подножия стен до макушек башен. Медовыми каплями сверкала на бревнах свежая смола. Даже щепа, устилавшая землю под крепостной стеной, не успела потемнеть.

Новая русская крепость вознеслась над Медведь-рекой, источая бодрый сосновый дух, который не перебивал даже чад дымов, столбом стоявших над острогом. То топились печи и бани. Пахло теплым хлебом и распаренным березовым листом. Но длинные черные тени протянулись уже до той поляны, на которой молча застыла дюжина всадников, потрясенных мощью острожных башен и толщиной крепостных стен. Шумела, сбрасывая листву, тайга. Ветер завывал среди огромных бревен, вбитых в землю вокруг острога.

– Хитрые орысы, – подал голос Чайсо, – смотри-ка, к стенам конникам не подойти, а пеших легче сверху перебить.

– Пеший за камень спрячется, в траве укроется, – засмеялась Айдына. – Стрела его не достанет…

Но тут отец глянул на нее недовольно, и она замолчала на полуслове.

«Один смелый поступок еще не повод зачислять тебя в воины, – сказал, как отрезал, отец в тот вечер, когда она и Киркей схватили Быргена. – Ты поступила опрометчиво!» – И отвернулся, дескать, разговор окончен.

Он запретил дочери участвовать в обряде посвящения юношей в воины. Но Киркей, как она и предполагала, оказался лучшим среди своих соперников. Правда, заработал первый шрам на лице. Во время облавной охоты на маралов старый сы ^[81] едва не поднял его на рога. Айдына страшно завидовала своему товарищу, ведь она с легкостью обставила бы его в стрельбе из лука. И в борьбе она чаще побеждала. Причем в честном поединке, без поддавков. Но частенько брала верх не силой, а ловкостью.

Самое удивительное случилось на следующий день. Теркен без всяких объяснений вернул Киркея в табун. Возможно, рассердился, что пастух погнался за Быргеном на его Кугурте? Даже просьбы Чайсо не помогли… Так умерла мечта Киркея стать воином в дружине бега.

– Остановимся здесь, на поляне, – прервал ее мысли голос отца. – А утром направим Чайсо и Ирбека, – кивнул он на шамана, – в острог для переговоров. А вы уходите сейчас, – обернулся он к трем орысам, которых привел в аал Тайнах. – Скажите, что нас мало и мы пришли с добром. Завтра утром пусть кто-то из вас выйдет и сообщит, готов ли воевода принять наших переговорщиков. Если до полудня не появитесь, мы уйдем. Но не оставим надежды на то, что орысы пришли к нам с миром, а не с войной.

– Зря ты их отпускаешь, бег, – пробормотал Ирбек, наблюдая, как орысы подхватили свои котомки и чуть ли не на рысях рванули к острогу. – Ночью приведут хазахов, перережут нас сонными.

Теркен улыбнулся:

– Нет орысам никакой пользы от наших смертей, но дозор мы выставим. Бояться нужно не орысов, а тех, кто страшится, что я клятву дам Белому хану служить ему верой и правдой.

– Тайнах к Белому хану на поклон никогда не пойдет, а его тоже чуть не отравили, – проворчал Ирбек.

– Зачем ты убил Быргена? – вмешалась в разговор Айдына. – Он почти назвал того, кто приказал ему отравить отца. А может, это ты приказал? Я видела, как ты и Бырген…

У нее чуть не слетело с языка, что же она на самом деле видела, но грозный окрик отца вовремя остановил ее.

– Айдына! – рявкнул бег. – Не мешай разговорам старших!

И выразительно погрозил камчой.

– Я выполнил волю небесных богов, – скривился Ирбек. – А боги мне сказали, что Быргена одолели айна. Они съели его душу. Это уже не Бырген был. Айна в его тело забрался и…

Ирбек еще что-то бормотал, но Айдына уже не слушала его. Обидевшись на отца, она вскочила в седло Чильдея. Ее Когдей околел накануне, и Теркен позволил дочери пересесть в седло своего запасного коня. К всеобщему удивлению, жеребец подчинился Айдыне беспрекословно. Видно, вспомнил ночные похождения!

Девочка свистнула Адая. Отец разрешил, чтобы пес сопровождал их в походе. Но тот гавкнул где-то в кустах, вероятно, охотился. Айдына оставила его в покое и поднялась на пригорок, откуда стала наблюдать, как бывшие пленники Тайнаха чуть ли не бегом преодолевают подвесной мост и направляются к крепостным воротам.

Айдына знала их имена – Никишка, Фролка и Гаврилка. Но подходить близко к ним не решалась. Чудно они говорили и чудно вели себя. Но язык кыргызов немножко знали и быстро сдружились с Чайсо. Беседы велись за чашкой араки длинные, но больше на жестах и криках. Видно, думали, так легче понять друг друга.

Она несколько раз пыталась подслушать, о чем Чайсо толкует с орысами. Те, кажется, выспрашивали, что за курганы разбросаны в степи вокруг аала, но Чайсо разводил руками. Даже Салагай говорил об этих курганах, что они древнее человеческой памяти. Никто не знал, кто в них похоронен, в какие времена. Тайны старых могильников хранили каменные изваяния с грубо вытесанными ликами и красноватые плиты с непонятными знаками…

За изломанной грядой дальних сопок пылала огненно-алая полоса заката. Острог потемнел, затаился, лишь сторожевые огни на башнях подсвечивали его стены тусклым красноватым светом. Острые колья крепостного тына издали походили на копья, которыми ощетинилась неведомая черная рать.

Внизу на поляне суетились ее сородичи. Поставили два походных шатра, разожгли костер. Ирбек покормил местных духов. Айдына спешилась, сняла с Чильдея седло, стреножила его и отправила пастись. Затем постелила на траву попону, в изголовье подложила седло и улеглась, подумав, что здесь, на свежем ветерке, спать гораздо приятнее, чем по соседству с полудюжиной пропахших конским потом воинов. Изредка она бросала взгляд на лагерь. Там весело галдели мужчины. Видно, хорошо перекусили, хлебнули араки…

Айдына проголодалась, озябла, но странная сила удерживала ее на месте. Она лежала на спине, смотрела в черное звездное небо, где царствовал Ульгер, слушала далекий говор из острога, смех, ржание лошадей и перекличку часовых на башнях – звуки хорошо разносились по воде, и чувствовала, как сами по себе опускаются веки, как закрываются глаза… Но заснуть мешала непривычная тяжесть в ушах.

Стоило Ончас узнать, что Теркен вздумал взять с собой в поездку дочь, как она пришла в неописуемое волнение. Айдына никогда не видела, чтобы тетка так бушевала.

Девочка по обычаю пережидала ссору отца и тетки за стенами юрты, проколупав ножом дырку в войлоке, чтобы услышать все до последнего слова.

– Не пущу! – кричала Ончас. – Не отдам девчонку на съедение орысам!

Теркен, похоже, улыбался в ответ:

– Ты видела орысов, сестра? Они точно такие же люди, как мы! Если я возьму на встречу с ними дочь и брата, они поймут, что я пришел к ним с миром! Мы – небольшой народ, нам невыгодно воевать! Миром все вопросы решаются намного быстрее, чем в битвах…

Айдына так и не узнала, удалось ли отцу уговорить Ончас не беспокоиться. Возле юрты ее заметил Чайсо и отогнал, как проказливого щенка. Но накануне отъезда Ончас вдруг подозвала ее к себе и сунула в руки красивый кисет, вышитый шелком.

– Возьми, – сказала тетка, стараясь смотреть в сторону. – Это серьги и перстень твоей матери. Арачин принесла их незадолго до своей гибели и велела отдать тебе, когда ты повзрослеешь. Наверно, она чувствовала, что скоро умрет…

Голос у тетки осекся, и впервые в жизни Айдына увидела, что по ее щекам ручейком потекли слезы.

– Тетушка! – кинулась к ней Айдына и, обняв, прижалась к плоской старушечьей груди. – Не плачь! Мы скоро вернемся!

Но Ончас, обхватив ее голову руками, продолжала всхлипывать. И сквозь эти всхлипы Айдына разобрала:

– Обещай, что не снимешь их, пока не вернешься домой…

Теткин наказ Айдына выполнила. За три дня пути ни разу не сняла тяжелые серьги с фигуркой богини Имай и перстень с кусочком коралла. Но с какой стати Ончас вдруг решила, что пришла пора расстаться с ними? Неужто и впрямь поняла, что Айдына выросла?

Где-то рядом фыркал Чильдей. Айдыне показалось, что сначала Чайсо, затем отец позвали ее по имени. Но она промолчала, так как совсем не осталось сил на то, чтобы откликнуться. Сон окутал ее плотной пеленой, и она забылась, успев представить, как отец рассердится поутру за то, что дочь не ночевала со всеми в шатре.