2
Времени было в обрез. Прикрыв фонарик ладонью, чтобы свет не увидели сверху, Нокс стащил футболку и, пятясь к выходу, принялся вытирать оставленные им следы. Но Мансур уже спускался, и ему пришлось отступить в тень.
— Здесь коридор, — крикнул археолог, ступив на землю и сбросив петлю. — Я посмотрю.
— Нет! — донесся сверху голос Ибрагима. — Подождите.
— Но я только…
— Подождите нас.
Фонарик на мгновение погас, и Нокс рискнул выглянуть из-за угла. Веревку уже вытащили. Мансур снова включил фонарик, лишив Нокса возможности выбраться из ловушки. Теперь в шахту спускалась Гейл, и египтянин отвернулся, чтобы помочь девушке. Другого шанса могло и не быть. Нокс метнулся к разобранной стене. Позади испуганно вскрикнула Гейл:
— Там кто-то есть!
Нокс нырнул в проход. Мансур посветил в коридор и, не заметив ничего подозрительного, рассмеялся:
— Там никого нет. Подумайте сами, кто здесь может быть?
— И все же я кого-то видела, — настаивала Гейл.
— Почудилось, — успокоил ее египтянин. — В таких местах всякое может привидеться.
Нокс слушал их вполуха. Сердце бешено колотилось. Нужно срочно заложить проход. Воспользоваться фонариком он не мог, и работать пришлось в темноте, на ощупь. Вслед за Гейл спустились и другие, но к тому времени, когда внизу собрались все, проход был заложен лишь на три четверти.
— Ну что ж, — сказал Ибрагим. — Идем дальше.
Нокс замер. Теперь ему уже ничего не оставалось, как только прижаться к камню и молиться. Лучи фонариков запрыгали по стенам, ударили в глаза. Так или иначе, кто-то обязательно заметит отверстие, и тогда… Он осторожно выглянул в проем. Несколько человек осторожно ходили по подземной камере, глядя под ноги. Ибрагим… Мансур… Елена… Гейл… и… Нокс вздрогнул. Николай Драгумис. Николай Драгумис! Ночное приключение предстало вдруг в совершенно ином свете.
Как и он несколькими минутами раньше, они остановились перед надписью на архитраве.
— Посмотрите! — взволнованно воскликнула Елена, толкая в бок Николая. — Келоним!
Ее тон и присутствие Драгумиса зацепили какой-то рычажок в памяти Нокса, и он вдруг вспомнил, почему имена Келонима и Акила показались ему такими знакомыми.