Глава 16

Ивлин почувствовала, как напрягся Коналл. На какое-то время она замолчала, давая ему возможность собраться с духом. Эта вещь явно имела для него особую ценность и очень большое значение, и Ивлин не терпелось разгадать этот секрет. Она полагала, что Коналл был просто обязан удовлетворить ее любопытство после того, как до смерти напугал ее предложением посетить город Бьюкененов. Ей удалось отвертеться и на сей раз обойтись без лжи. Наоборот, она была совершенно честной. Но в глубине души Ив понимала, что ей не удастся избежать серьезного разговора. Ей придется сказать правду, и произойдет это очень скоро.

– Ты обещал, – напомнила она.

– Да, обещал. – Теперь уже Коналл отодвинулся от нее и лег на спину. Ивлин подложила руку под голову и посмотрела на мужа.

– Тебе моя история не понравится, – предупредил он, глядя в потолок. – Ни сама история, ни ее конец.

– Это не важно, – сказала Ивлин, – я хочу знать.

– Ладно, – кивнув, произнес он. Ивлин почувствовала, что ему очень трудно начинать. – Мой отец, Дэр Маккерик, решил поженить меня и Нонну, когда той было всего несколько дней от роду. Вся родня была рада за этот союз. Мы все время играли втроем – Нонна, Дунк и я, потому что росли вместе и жили в одном городе.

На его губах появилась слабая улыбка, и Ивлин поняла, что он погрузился в воспоминания.

– Она была милой, озорной девочкой. С длинными, непослушными темными волосами. Юбку она все время затыкала за пояс, чтобы та не мешала ей участвовать во всех наших детских проказах. Очень часто именно она придумывала всякие шалости, а не я или Дунк.

Улыбка медленно сошла с его лица.

– Но когда мы повзрослели и начал приближаться день нашей свадьбы, Нонна стала меняться. Те времена были тяжелыми. Пошли неурожаи, нам нужно было защищать поля от воров, и нас с отцом часто не было в городе. Мы воевали или охотились. И постепенно Нонна все больше отдалялась от меня, отношения становились все прохладнее. Она ясно давала понять, что не хочет быть со мной. И вот однажды она подошла ко мне и заявила, что не будет моей женой. Для меня ее слова были как гром среди ясного неба, хотя мне давно следовало догадаться об этом.

Вопрос «почему?» уже был готов сорваться с губ Ивлин. Но, слава Богу, Коналл, похоже, сам намеревался рассказать историю до конца.

– Она сказала, что город был… проклят, нечист. «Чертова западня» – так она его назвала. Заявила, что мой отец ничего не делает, чтобы… чтобы поправить дела, и у нее нет никакой надежды, что это сделаю я.

Ивлин была так поглощена рассказом Коналла, что не заметила, как поднесла руку ко рту, чтобы удержать возглас изумления. Она не знала, что дальше все пойдет еще хуже.

– Она не хотела быть женой вождя клана, – сказал Коналл. – Сказала, что примет любого другого шотландца, но только не меня. Она не любит меня.

На мгновение он остановился, а потом продолжил:

– Вечером, накануне свадьбы она сбежала, но наши отцы – ее и мой – поймали невесту и вернули назад на рассвете.

Ивлин попробовала представить, какое унижение испытал Коналл, когда его невеста сбежала, и почувствовала, что у нее вспыхнули щеки. Разве она не так поступила с мужчиной в Англии, которому была обещана в жены? Только она сбежала в монастырь, и ее никто не пытался вернуть. Ей стало ужасно стыдно за ту боль, которую она причинила ни в чем не повинному человеку, и была искренне рада тому, что в конце концов Николас Фицтодд обрел свое настоящее счастье.

«Прости, Ник, я не знала», – мысленно обратилась Ивлин к небесам, а потом опять переключила свое внимание на мужчину, лежащего рядом с ней.

– Нонна плакала всю ночь. Она была моей первой женщиной, но я с горечью обнаружил, что я у Нонны был не первый мужчина. Она отдалась другому, надеясь, что тогда я откажусь от нее. – Коналл сглотнул. – И все это время до самой своей смерти Нонна отвергала меня, не желая быть мне женой по-настоящему. Мне приходилось принуждать ее, стыдя и позоря, и только тогда Нонна сдавалась. И делала это холодно, без малейшей доброты ко мне. Я был… очень одиноким. Особенно после того, как умер отец. Дункану было немного легче, его больше любила мама. Мой город терял силы, погибал. Я сам был убит, подавлен. Моя собственная жена ненавидела меня.

Ивлин хотелось плакать. Она и не думала, что Коналл Маккерик был таким уязвимым и так нуждался в поддержке.

Она изо всех сил старалась вести себя спокойно, чтобы не отвлекать Коналла, с головой погруженного в воспоминания. Ивлин хотела, чтобы он до конца излил душу и жадно ловила каждое его слово.

– В последний раз, когда мы с Нонной были мужем и женой, я… – Он замолчал, набираясь храбрости. – Я был пьян. Я шумел, вел себя грубо. Я потребовал от нее исполнения супружеского долга. Нонна подчинилась мне, но после этого поклялась, что лучше убьет себя, чем еще раз позволит мне прикоснуться к ней. И я больше не подходил к ней.

Ивлин почувствовала, как слезы полились по ее щекам, капая на кровать. Ей было очень жалко их обоих.

– А теперь, Ив, – неожиданно обратился к ней Коналл, – я расскажу тебе о моем… кожаном мешочке на шнурке. Только, пожалуйста… – Он осекся, будто не знал точно, что хотел попросить у нее. Это начало фразы так и повисло в воздухе. – Я говорил тебе, что Нонна умерла от болезни, и это правда. Она действительно болела. Но я не сказал тебе, что причиной этой болезни, – он сглотнул, – был мой ребенок.

Ивлин ахнула. Ее сердце болезненно забилось в груди. Страх сковал ее своим ледяным дыханием, и Ивлин инстинктивно сжалась в комочек.

– В ту пьяную ночь Нонна понесла ребенка. Я был так… – Коналл не сразу подобрал правильное слово, – счастлив. Мой ребенок, которым я мог бы гордиться. Мне было все равно, кто это будет – мальчик или девочка. Но вот Нонна… О Боже, она была безутешна. Она все время твердила, что не хочет этого ребенка. Мне пришлось попросить Дункана присматривать за ней, пока я занимался делами города, чтобы Нонна не навредила себе и ребенку. Она временами не ела подолгу, и к середине беременности у нее было так мало сил, что она практически слегла и уже больше не поднялась.

Ивлин закрыла лицо ладонями, чтобы Коналл не видел ее страха и боли. Его слова безжалостно ранили ее.

– Когда начались схватки, я тут же вернулся домой. Но она не хотела видеть меня. Кричала, что ненавидит меня, ненавидит ребенка, ненавидит саму землю, на которой я живу. Вместо меня за ней ухаживал Дункан, да благословит его Господь.

Ивлин замерла. Она чувствовала, что Коналл уже подобрался к трагической развязке своей истории.

– Она родила маленькую, очень маленькую девочку, – шепотом продолжил Коналл. – Она была крошечная, как мышь, но с густыми темными волосами, как у матери. Она была очень слабенькой. У нее так и не хватило сил сделать первый вздох. – Эмоции душили Коналла. Он прервался и поднял ладонь, судорожно сжатую в кулак. – В результате Нонна покинула этот мир. Когда я увидел ее… уже после… она выглядела такой умиротворенной. Но моя маленькая девочка! Она тоже ушла!

Его последние слова потонули в хриплом всхлипывании. Коналл судорожно перевел дыхание, пытаясь справиться с эмоциями.

– Хотя мать никогда не хотела ее, но я не мог… вынести мысли о том, что это маленькое существо будет лежать в земле в одиночестве. Поэтому я вымыл ее, завернул в холстину и положил рядом с Нонной. – Он издал хриплый стон, полный злости, печали и очень глубокой боли. – Но прежде чем я опустил ее в землю, я срезал с ее головки прядь густых черных волос. И обмотал их кусочком кожи. И только потом… я опустил свою дочку.

Коналл тяжело вздохнул, и Ивлин отняла ладони от лица, чтобы посмотреть на мужа. Теперь уже он прикрывал глаза рукой, его губы были искривлены страданием.

Ивлин прильнула к Коналлу и обняла его так крепко, как не обнимала до сих пор никого. Они оба плакали.

Боже, как же ей было страшно. История о смерти Нонны мучила ее, заставляла вспоминать о ее собственной уязвимости, о появлении на свет ценой смерти собственной матери.

Но сейчас она боялась за Коналла. Теперь она поняла, как много значил для него ребенок, находящийся в ее чреве, и это волновало и пугало ее. Если она умрет при родах, если младенец окажется нежизнеспособным и последует за ней в могилу, то это убьет ее мужа.

Наконец Коналл обнял ее. Его дыхание стало ровнее, судороги прекратились.

– Теперь твой страх стал еще больше? – спросил он ее с тревогой в голосе.

– Нет, – качая головой, ответила Ивлин и посмотрела ему в глаза. Она постаралась улыбнуться, но у нее это плохо получилось. – Все осталось так, как раньше. Изменилась лишь одна вещь.

Коналл замер.

– Я хочу родить тебе этого ребенка, Коналл. Я хочу, чтобы у тебя была хорошенькая дочка или озорной мальчишка, который со временем станет главой клана. – Она нагнулась к нему и заключила в ладони его светящееся удивлением лицо, чувствуя, как ее выросший живот упирается в него. – И я хочу, чтобы у ребенка был отец, человек, который любит его всем сердцем и ради него готов на все.

– Это так, – сказал он. – Я буду любить его, Ив. И буду заботиться о вас, о семье…

«Скажи это, – мысленно молила его Ивлин, – скажи, что любишь меня, Коналл».

Он быстро и крепко поцеловал ее в губы.

– Спасибо тебе, Ив, – сказал Коналл. И Ивлин улыбнулась ему в ответ.