Книга: Механическая птица



Механическая птица
Механическая птица

Механическая птица

Себастьян де Кастелл

Механическая птица

Ральфу Макинерни.

Дет двадцать тому назад он сделал несколько магнитофонных записей с нелепо-милым названием: «Давайте напишем мистический роман».

Он был лучшим наставником писателя, какого я встречал.

1

МЕХАНИЧЕСКАЯ ПТИЦА

Механическая птица

ДИСКОРДАНС

Те, кто хочет стать аргоси, сперва должны понять, что мы — не пророки и не предсказатели будущего. В наших картах нет магии. Мы просто странники. А колоды, которые мы носим с собой, — это всего лишь обычные карты.

Каждая масть символизирует одну из человеческих культур, а каждая карта — властные структуры общества.

Если в структуре общества происходят изменения, меняются и наши колоды. Возникают конкордансы. Они показывают то, что есть сейчас.

Но когда аргоси находят нечто — то, чего не должно быть, но оно существует и может изменить ход истории, — приходится нарисовать новую карту. Дискорданс. Это предупреждение и призыв, обращенный ко всем аргоси. Ведь до тех пор, пока истинная сущность дискорданса сокрыта, будущее остается… непредсказуемым.

Глава 1

МОЛНИЯ В ПУСТЫНЕ

— А я ведь знал, что так и будет! — посетовал Рейчис. Он вспрыгнул ко мне на плечо, спасаясь от молнии, которая раскалила песок в каких-то десяти футах от нас. Когти белкокота проткнули мою мокрую от пота рубашку и впились в кожу.

— Да ну? — сказал я, стараясь не обращать внимания на боль и пытаясь унять дрожь в руках. То и другое получалось с переменным успехом. — Может, в следующий раз, когда за нами погонится ищейка, ты предупредишь заранее? До того, как лошади взбесятся и скинут нас посреди пустыни?

Раздался еще один удар грома, и земля под ногами ощутимо вздрогнула.

— О! И если не трудно, сообщай об опасности до того, как с чистого неба полетят молнии.

Рейчис молчал, явно пытаясь придумать какое-нибудь достойное оправдание. Белкокоты — никудышные лжецы. Они отличные воры и искусные убийцы, но вот врать не умеют совсем.

— Я хотел посмотреть, заметишь ли ты все это сам. Проверял тебя. Да, именно так. Проверял! А ты облажался.

— Эй, вы, сладкая парочка. Еще не забыли, что мы собирались устроить ловушку? — сказала Фериус Перфекс.

Она стояла на коленях в нескольких футах поодаль, закапывая в песок что-то острое и блестящее. Волнистые рыжие пряди падали ей на лицо. Хотя эта странная буря по-прежнему бушевала вокруг нас, ее движения оставались плавными и точными. Что ж, уже не в первый раз мы превращались из охотников в добычу. И теперь требовалась хорошая ловушка. Устроить засаду на мага джен-теп — дело непростое. Никогда не знаешь, какие формы магии имеются в его распоряжении. Железо, огонь, песок, шелк, кровь, дыхание… У противника может быть сколько угодно заклинаний, способных тебя убить. Вдобавок стоит учитывать, что у мага порой имеются помощники — слуги или наемники, которые прикроют его спину и сделают грязную работу.

— Давай помогу тебе с ловушками. Быстрее пойдет, — предложил я Фериус, тщетно стараясь выкинуть из головы неприятные мысли. Например, сколькими разными способами я могу умереть в ближайшие минуты.

— Нет. И перестань так на меня пялиться.

Она встала, отошла на несколько ярдов и снова опустилась на колени, чтобы закопать в песок очередной шипастый шарик. Или хрупкий стеклянный цилиндр, наполненный сонным газом. Или что там еще было в ее арсенале.

— Тот парень, что гонится за нами, может сотворить одно из своих драгоценных заклинаний, использовать магию шелка, чтобы выяснить наши планы. А твоя голова распухла от мыслей, малыш. Он прочитает их, даже не напрягаясь.

Как же она меня раздражает!

Фериус была аргоси — одной из тех загадочных фокусниц, которые странствовали по континенту, пытаясь… На самом деле я и по сей день не понимал толком, чем они занимаются. Ну, кроме того что бесят всех окружающих. Хотя я не слишком-то надеялся стать аргоси, я пытался понять устремления Фериус. Ведь только так я и мог выжить. Не сказать, чтобы Фериус помогала мне в этом, предлагая, к примеру, «слушать глазами» или «хватать пустоту».

Рейчису, ясное дело, нравилось, когда Фериус меня чихвостила.

— Она права, Келлен, — протрещал он, восседая на моем плече, — лучше бери пример с меня.

— Имеешь в виду, что у тебя в голове вовсе нет никаких мыслей?

Он зарычал — негромко, но зато над самым моим ухом.

— Это называется «инстинкт», глупый голокожий. Магам шелка трудно меня читать. И, к слову: знаешь, что подсказывает инстинкт прямо сейчас?..

Еще одна молния прорезала небо и врезалась в вершину дюны над нами. Песок зашипел, от него поднялось облачко дыма. Меня чуть удар не хватил. Будь у нас с Рейчисом более теплые отношения, мы, наверное, вцепились бы друг в друга изо всех сил. А так он просто укусил меня за ухо.

— Извини. Инстинкт.

Я дернул плечом, сбрасывая белкокота. Он раскинул лапы; перепонки натянулись, Рейчис мягко спланировал на землю и одарил меня угрюмым взглядом. С моей стороны было мелочно вот так его скинуть. Я не мог винить Рейчиса за его реакцию на громовой раскат: у него был пунктик относительно молний, огня и… ну, вообще любого врага, которого нельзя укусить.

— Как он это делает? — спросил я.

Сухая буря посреди пустыни, под безоблачным небом. Это казалось нереальным. Да, при помощи шестой формы магии огня можно было создать электрический разряд, который был очень похож на молнию, но его выпускает из рук маг, он не просто возникает в небесах. Вдобавок магу нужно видеть цель, чтобы сотворить такое заклятие. В тысячный раз я посмотрел на дюну, раздумывая, когда же противник появится на вершине и обрушит огонь на наши головы.

— Три дня этот маг висел у нас на хвосте, и мы ничего не можем сделать, чтобы он отцепился. Почему он не оставит нас в покое?

Фериус криво ухмыльнулась.

— Полагаю, хочет получить награду за твою голову, малыш. Какая бы там кучка магов ни внедряла в людей своих обсидиановых червяков, этим ребятам не нравится, что мы болтаемся тут и уничтожаем плоды их трудов.

Вот и еще одна опасность. Сама мысль об обсидиановых червях внушала мне отвращение. Это были своего рода магические паразиты. Помещенный в глаз человека, такой червь позволял магу контролировать жертву на расстоянии. Мы с Фериус и Рейчисом провели последние полгода, выслеживая учеников известной Академии, которые, сами того не зная, мало-помалу превращались в шпионов, замышляющих что-то против собственных семей. Или хуже того — в убийц.

— И когда мы успели подвизаться спасать мир от обсидиановых червей? — спросил я, сдвигая шляпу на затылок и утирая лоб рукавом.

Хотя воздух был сухим, я отчаянно потел. Черная шляпа, которая была мне чересчур велика, не слишком спасала ситуацию. Эту шляпу я забрал у моего коллеги — меткого мага по имени Дексан Видерис — в качестве компенсации за то, что он пытался меня убить. Он уверял, что серебряные иероглифы на ней помешают другим магам выследить меня. Но — как и все прочее, что говорил Дексан, — это, похоже, было враньем.

— Не мы подвизались, а я, — ответила Фериус. — Все предельно просто. Аргоси должны бороться с напастями, из-за которых страдают простые люди. Кучка придурков джен-теп убивают членов влиятельных семей по всему континенту. Это может кончиться войной. Поэтому ситуация требует, чтобы я в нее вмешалась.

Внезапный порыв ветра сорвал с головы мою немагическую шляпу. Я ринулся было за ней, но тут же плюнул на это дело. Глупости никогда не доводят до добра.

— Было бы очень мило, если б кто-нибудь предложил помощь. А то все только и делают, что пытаются нас убить, — буркнул я.

Фериус стремительным движением поднялась на ноги и оглядела пустыню.

— Да, сейчас все выглядит не очень-то здорово.

Я обернулся, пытаясь понять, о чем это она, и увидел в отдалении стену песка футов сто высотой, несущуюся по воздуху.

— Эй, теперь тут у нас будет песчаная буря? — пробурчал Рейчис. Он встряхнулся, и его шерсть изменила цвет. Обычно темно-коричневая с черными полосами, сейчас она стала серовато-бежевой, похожей на приближающееся облако песка и пыли. Теперь белкокот вполне мог слиться с пейзажем, став незаметным, — если б того пожелал. Очевидно, именно так он и собирался сделать, если дела пойдут совсем плохо. Белкокоты не сентиментальны.

Облако приближалось, и я размышлял, какая смерть предпочтительнее. Быть похороненным под тоннами песка, получить удар молнии или погибнуть от темной магии? Не очень-то веселенькие перспективы, но так оно обычно и бывает, если ты — изгой, твой наставник — карточный фокусник, твой деловой партнер — белкокот, и куча магов желают твоей смерти. Ах да, и сегодня, кажется, мой семнадцатый день рождения.

— Что будем делать? — спросил я.

Фериус, не отрывая взгляда от несущегося на нас песчаного облака, отозвалась:

— Думаю, тебе надо поглубже вдохнуть, малыш.


Механическая птица

Глава 2

ГЛУБОКОЕ ДЫХАНИЕ

Всякий раз, когда на нашу троицу кто-нибудь нападал (а это случалось, к сожалению, часто), у каждого из нас были свои задачи. Фериус расставляла ловушки, готовила оружие и пускала в ход всякие ухищрения аргоси, которые помогали нам выжить. Рейчис занимался разведкой и использовал свое острое обоняние, чтобы учуять приближающегося врага.

А я?.. Моя задача была — дышать поглубже. У Фериус в арсенале множество хитростей и уловок, а Рейчис — это ходячая помесь острых зубов, длинных когтей и абсолютной беспринципности. У меня же лишь один навык, который может пригодиться в подобной ситуации: немного магии дыхания плюс ловкие руки и два вида порошков в мешочках, спрятанных в поясе. Я знаю не так много заклятий, зато научился действовать быстро. И не важно, насколько силен маг-противник, если ты врежешь ему до того, как он сотворил свое заклинание. Беда в том, что порой у меня дрожат руки. Или я, простите, потею, и порошок прилипает к пальцам. И тогда я стою дурак дураком — с обожженными руками и смущенной физиономией. Вот поэтому-то…

Дыши.

Расслабься.

Не обращай внимания на молнии и песчаную бурю. Вспомни то, что узнал за годы обучения. Представь врага, стоящего на вершине дюны. Представь, как бьешь его заклинанием, прежде чем он ударит тебя…

Я почувствовал укол боли в правом глазу — словно от порыва ледяного ветра. Я потер глаз тыльной стороной ладони, пытаясь избавиться от этого ощущения. Как правило, проблемы доставлял левый глаз — из-за отметин Черной Тени вокруг него. Ну, и еще потому, что именно из-за него наемники регулярно пытались меня убить. Можно подумать, Черной Тени мне было мало! Так нет же. Примерно с полгода назад во втором глазу засела сасуцеи — дух воздуха, решившая там поселиться. А магия шепота до сих пор была мне в новинку, и мне не представлялось возможным взять духа под контроль.

— Проклятие! Я пытаюсь сосредоточиться!

Странно, но боль ослабла. Я сделал глубокий вдох и снова попытался представить, что вижу преследователя. Расслабив мышцы, я рисовал перед мысленным взором картинку: вот я достаю порошки, кидаю их в воздух и — в тот миг, когда они соединяются, — делаю магический жест, творя заклинание и производя взрыв…

— Ох! Прекрати!

— В чем дело, малыш? — спросила Фериус.

— Дурацкий дух в глазу опять разбушевался!

Фериус подошла ближе, прищурилась.

— И давно сасуцеи безобразничает?

Сюзи — так Ферус нарекла сасуцеи.

— Да с тех пор, как этот проклятый маг гонится за нами. Каждый раз, стоит мне подумать о…

Я заткнулся, услышав ворчание Рейчиса. Он вскинул морду, принюхиваясь. В его глазах я увидел предвкушение и ожидание, а не страх — более понятный и уместный для животного в подобной ситуации. Уголки его рта приподнялись в подобии ухмылки.

— Пришло время драки!

Новые молнии ударили в дюну — одна, другая, третья. Ветер усиливался. В воздухе кружился песок, ухудшая видимость и заполоняя мир вокруг нас серыми тенями. Одна из этих теней появилась на вершине дюны. Фериус ухватила меня за плечи и толкнула вниз, прижимая к земле.

— Подождите, пока он не приблизится. — Слова Фериус были едва слышны за ревом бури. — Пусть враг сам идет к нам.

— Глупые двуногие, — буркнул Рейчис, но подчинился.

Мы скорчились на земле. А с вершины дюны уже спускался худощавый человек, прикрывая лицо, чтобы защитить его от ветра и кружащегося в воздухе песка. На нем был длинный походный плащ и видавшая виды шляпа, похожая на мою собственную. Странный наряд, вообще говоря: обычно те, кто приходит меня убить, стараются сделать это с шиком и блеском. У ног незнакомца я увидел какое-то четвероногое животное — собака или, может, большая кошка…

— Гиена! — проворчал Рейчис, нюхая воздух и скаля зубы. — Ненавижу гиен!

Белкокот снова принюхался и наклонил голову набок. Вид у него был слегка озадаченный.

— В чем дело? — спросил я.

— Что-то не так. Этот голокожий и его шавка воняют страхом.

— Нас боятся?.. — с сомнением уточнил я.

Ответ я получил, когда маг достиг подножия дюны, пробежал мимо нас и исчез в бушующем шторме. Пару секунд спустя на гребне песчаного холма показались еще четыре фигуры — мужчины и женщины, облаченные в длинные развевающиеся одежды из светлого льна. Одеяния берабесков. Что ж, мы сейчас были в их землях.

Берабески размахивали изогнутыми мечами и кистенями с шипастыми шариками. Они двигались быстро, но вместе с тем грациозно, переступая по песку без малейшего труда.

— Правоверные берабески… — пробормотала Фериус, когда пустынные жители пробежали мимо. Обычно любые слова, слетающие с ее губ, звучали насмешливо. Но сейчас в голосе Фериус слышался страх.

— Что значит «правоверные»? — спросил я.

Она глянула в ту сторону, где маг исчез в тучах кружащегося песка.

— Для этого несчастного придурка? Худший на свете способ умереть.



Глава 3

ДУХ ВОЗДУХА

— Что ж, проблемой меньше. — Рейчис встряхнулся. Теперь, когда он поднимался по склону дюны, его шерсть снова изменила цвет, став ярко-рыжей с золотистыми полосами.

— Погоди! — окликнул я его.

Белкокот и не подумал притормозить.

— He-а. Раз уж за нами никто не гонится, какой смысл торчать посреди занюханной пустыни?

В обычной ситуации я бы с ним согласился. На самом деле, учитывая, как сильно я ненавижу пустыню, я, наверное, первым делом предложил бы отсюда убраться. Но что-то меня беспокоило — будто какой-то зуд. Ощущение, когда очень хочется почесаться, но ты не можешь дотянуться…

Я оглянулся назад — туда, где еще бушевала, но уже утихала мало-помалу песчаная буря. И охотники, и их жертва исчезли из поля зрения.

— Эти правоверные берабески… Почему они гоняются за магом джен-теп?

Рейчис смерил меня уничижающим взглядом. Примерно таким же, каким смотрел на ворон, когда те раздражали его.

— Понятия не имею. И не советую догонять их, чтобы спросить. — Он почесал за ухом. — Предпочту поискать, где бы принять ванну. У меня в шерсти полно песка.

— Что он там болтает? — спросила Фериус.

Я перевел.

— Белкокот прав, — заметила она, собирая свои силки и ловушки. — Правоверные — самые жестокие и хладнокровные убийцы. В этой части мира магия — то же самое, что служение дьяволу, и правоверные чуют ее. Когда берабески покончат с тем бедолагой, помолись, чтобы они не унюхали тебя, малыш.

Честно сказать, верилось с трудом. У меня едва хватало способностей на несколько слабеньких заклятий магии дыхания. Вот потому-то столь многие маги охотно на меня нападали. А теперь к ним прибавится еще и куча религиозных фанатиков?

— Такое впечатление, будто весь мир меня ненавидит!..

— «Меня»! — передразнил Рейчис. — Только и слышно: «я, я, я»! Почему речь всегда о тебе, Келлен? Почему мы никогда не говорим о белкокотах? Не потому ли, что большинство из них погибли? И убили их твои соплеменники!

Я ощутил укол стыда. Рейчис почти никогда не вспоминал, что его сородичи умерли от рук мага нашего клана. А всякий раз, когда я спрашивал, не хочет ли он поговорить о потерянной семье, Рейчис меня кусал. Больно.

Фериус саркастично усмехнулась.

— Не все ненавидят тебя, малыш. Еще есть целые страны, где ты не бывал, и там живут люди, которые о тебе вообще не знают.

— Ладно, а теперь я начинаю ненавидеть вас обоих, — пробурчал Рейчис. — И я хочу жрать. Так что если никто не готов отдать мне на ужин свое ухо, то пошли уже вон из этой пустыни и поищем какой-нибудь городишко, где умеют готовить сдобное печенье.

И белкокот снова принялся энергично — и безуспешно — вытряхивать песок из шерсти.

— А он прав, — сказал я Фериус. — Нам сейчас следует быть в Гитабрии и спасти последнюю оставшуюся жертву обсидиановых червей. Тем более она не охотилась за нами три дня напролет. Если тот маг нарвался на религиозных фанатиков с их жгучим желанием… э… жечь людей, тогда лучше уж он, чем мы.

Наверное, прозвучало не слишком-то благородно, но альтернатива выглядела гораздо хуже.

Я снял свою шляпу с чахлого куста, на котором она повисла, когда ветер сорвал ее с головы.

— Давайте выбираться отсюда и…

Боль. Опять эта боль. Я потер правый глаз, потому что его вновь кольнуло.

— Да хватит уже меня терзать, сумасшедший дух воздуха!

Фериус подошла и отвела мою руку, заглядывая в глазницу — так, словно надеялась рассмотреть выглядывающую оттуда сасуцеи.

— Такое впечатление, будто Сюзи хочет тебе что-то сказать, малыш.

— Ну да, — буркнул я. — Не иначе, намекает, что мне пора вырвать глаз.

— Давай я вырву? — деловито предложил Рейчис. А потом рыкнул на Фериус — на случай если она не уловила суть его пожелания.

В отличие от меня, Фериус не могла перевести ворчания, щелканья и порыкивания белкокота на человеческий язык, но она уже достаточно долго общалась с Рейчисом, дабы узнать его гастрономические пристрастия.

— Все твое, что ты сможешь забрать, животное, — отозвалась она.

А мне, разумеется, сказала:

— Дыши глубже, малыш.

Было ясно, что сасуцеи не отстанет, пока я не обращу на нее внимания, так что пришлось подчиниться. Магия шепота не похожа на чародейские практики моего народа. Наша магия строится на использовании шести источников силы, и мы призываем энергию с помощью узоров, вытатуированных металлической краской на наших предплечьях. Сотворение заклинания требует четко произнесенной словесной формулы и выверенного жеста. И они должны безукоризненно сочетаться со сложным геометрическим конструктом чар, который мы рисуем перед мысленным взором.

Что же касается магии шепота — тут в основном применяется… ну… шепот. Это не управление энергией, а, скорее, что-то типа молитвы, вызывающей духов. Может, поэтому мои соплеменники и относятся к такой «магии» с известным пренебрежением.

— Ладно, Сюзи, — пробормотал я, — показывай, что там у тебя.

Я медленно выдохнул, выпуская из легких поток воздуха — он был словно река, по которой скользили крохотные деревянные кораблики, сделанные больше из эмоций, нежели конкретных мыслей. Каждый «кораблик» был посланием для духа. Не знаю, какие слова я произносил; очень трудно отследить это, когда изо всех сил стараешься не думать. Так или иначе, прошло несколько секунд — и боль исчезла. Теперь казалось: кто-то осторожно дует мне в глаза.

Я открыл их и понял, что мир передо мной словно бы раскололся надвое. Левым глазом я по-прежнему видел дюну, и горы в отдалении, и Фериус, застывшую в ожидании, и обеспокоенного Рейчиса. Правый же глаз заглядывал в самое сердце песчаной бури…

— Келлен, ты в порядке? — спросил белкокот. — У тебя один глаз словно бельмом затянуло. — На морде Рейчиса появилось брезгливое выражение. — Пожалуй, я расхотел его есть.

Не обращая на него внимания, я сосредоточился на видениях, которые показывала мне сасуцеи. Шторм бушевал вокруг меня, кидая в лицо песок и пыль, хотя я не мог этого почувствовать. То, что я видел, происходило далеко от нас, посреди бури. Четверо правоверных берабесков, сражаясь с яростным ветром, преследовали свою жертву, мало-помалу догоняя ее. Маг был даже более худым, чем я сам, и на пару дюймов ниже ростом. Если он не сможет уничтожить врагов при помощи заклинаний, то уж защититься от них голыми руками — и подавно.

— Они почти догнали его, — сказал я вслух. — А зверь — гиена — упал и больше не движется.

— Хорошо, — пробормотал Рейчис. — Надеюсь, мерзкая тварь сдохла.

Белкокошки не только не сентиментальны. Сочувствия от них тоже не дождешься.

Я прикрыл левый глаз, чтобы полностью сосредоточиться на видении, разворачивающемся передо мной.

— Маг пытается поднять гиену, но враги слишком близко. Они начинают… постойте-ка… Он что-то кидает в них.

Я в изумлении наблюдал, как под ноги барабескам упала деревянная коробочка — маленькая, не больше моей ладони. В тот миг, когда коробка коснулась земли, она открылась, и из нее вырвалось яростное пламя, ударив во все стороны разом.

— Что там? — спросила Фериус. — Какое-то оружие?

«Плененный огонь, — подумал я. — Маг, должно быть, творец амулетов».

Рейчис толкнул меня головой.

— Ну, что там?

— Он творец амулетов. Это… ну…

Как объяснить аргоси и белкокоту хитрые сложносочиненные связи между магическими дисциплинами?

— Ну как-то так: настоящий маг может творить заклятия по своей воле. Через татуировки он создает связь с сырой магией и колдует, пока в узорах остается энергия. Меткий маг вроде меня способен использовать лишь малую толику магии, так что мне приходится сочетать ее с другими средствами. А творец амулетов не создает заклинания как таковые, он привязывает их к каким-то предметам. Некоторые заколдованные вещи очень просты — например, замки с сигнализацией или волшебные фонари; они не требуют много магии, а работать могут долгие месяцы или даже годы. Но есть и более сложные…

— Вроде долбаной молнии из ниоткуда? — перебил Рейчис.

— Именно. Чтобы «привязать» бурю, нужно потратить много времени и сил, а использовать ее можно лишь единожды, и она вряд ли продолжится больше часа.

Укол боли в правом глазу дал понять, что сасуцеи требует снова сосредоточиться на видении.

— Плененный огонь не сработал. Барабески схватили мага. Трое связывают его, но… — Я осекся, не вполне понимая, что там происходит.

— Ну? — подстегнула меня Фериус.

Я опять сосредоточился, силясь рассмотреть детали.

— Но его связывают как-то странно. Привязали веревки к лодыжкам и запястьям, а потом эти же веревки связали друг с другом. Так, что руки и ноги раскинуты в стороны, а веревки как бы образуют круг, обводящий мага…

— Ритуал обречения, — мрачно прокомментировала Фериус. — Барабески проводят его, чтобы очистить землю от кощунства, совершенного безбожником.

— Как? — спросил я.

— Медленно. И кроваво. — Голос Фериус звучал тихо и хрипло. А потом я услышал шорох песка под ее ногами. — Надо что-то с этим сделать.

Я открыл левый глаз и увидел, что Фериус куда-то направилась. Только вот она шла не в ту сторону.

— Безумная аргоси идет прямиком в бурю? — спросил Рейчис.

— Стой! — крикнул я Фериус. — Ты же сказала, что эти правоверные опасны!

— Именно так, малыш, — отозвалась она, не замедляя шага. — А я потом припомнила, что говорил ты.

— Я? А что я…

Фериус притормозила. Застегнула плащ и надвинула шляпу на глаза, защищая лицо от ветра и песка.

— Уже забыл? Ты говорил: почему никто не поможет нам вместо того, чтобы пытаться убить. Знаешь, это работает в обе стороны.

— Ты шутишь? Хочешь, чтобы мы рисковали жизнями из-за той моей дурацкой идеи?

Фериус смерила меня взглядом. На губах ее играла усмешка, но в глазах плескалась тревога.

— Похоже, у тебя в голове полно дурацких идей, малыш.

Она отвернулась и продолжила свой путь — в ту сторону, где неистово бушевала песчаная буря, предоставив мне и Рейчису решать самим, пойти ли за ней или бросить на верную смерть.

Я поплелся следом за Фериус. За спиной Рейчис орал, угрожал и предлагал не рассчитывать на него, когда меня будут казнить.

«О, предки, — безмолвно молился я. — Когда я возрожусь в следующей жизни, позвольте мне вспомнить одну мысль из этой: встретив аргоси, поворачивайся и беги прочь как можно быстрее».

Глава 4

ВЕЖЛИВАЯ БЕСЕДА

Несмотря на слепящий глаза яростный ветер и летящий в лицо песок, нам не пришлось долго искать правоверных берабесков. Каким-то чудом мы даже сумели заметить их раньше, чем они нас. Теперь нужно было просто вести себя тихо, пока не придумаем, как вызволить мага…

— Отличная погодка! — весело сказала Фериус, тем самым начисто лишив нас преимущества. — Самое то, что нужно для пикника и приятной беседы.

У Фериус Перфекс множество дурных привычек. Я так до сих пор и не смог понять, являются ли они неотъемлемой частью пути аргоси или же Фериус просто обладает очень своеобразным чувством юмора. Но так или иначе объявлять четверым берабескам о нашем присутствии, чтобы предложить им приятную беседу, было кошмарной идеей.

— А я знал, что так будет, — проворчал Рейчис. Обменявшись парой коротких реплик, берабески единогласно решили отказаться от нашего приглашения на чай и беседу. А еще они быстро сориентировались в ситуации. Двое поволокли неподвижного мага в глубь бури, а еще двое направились к нам.

Фериус вздохнула.

— Никто в наше время не готов просто поговорить и спокойно обсудить ситуацию.

— Спасибо за это всем богам, — буркнул Рейчис, отряхиваясь.

Его шерсть снова приобрела коричневый отлив. Очень удобно: среди бури белкокота почти не было видно. Однако маленький брюзга имел самомнение размером с полконтинента, а потому сделал свои полосы темно-красными, дабы показать, что он тоже не лыком шит.

— Ну, идите сюда, голокожие!

Двое охотников не заставили долго себя упрашивать. Широкоплечая женщина, приближаясь, вынула из ножен меч. На конце изогнутого трехфутового лезвия поблескивал острый крюк.

— Это казхан, — сказала Фериус. — Постарайся не порезаться.

— А?

— Он очень острый.

— Спасибо! Чрезвычайно полезная информация.

— И еще, — продолжала Фериус, — берабески часто заливают внутрь ножен яд местных змей. Если попадет на кожу, будет очень больно.

Ладно, я и не собирался допускать, чтобы этот меч коснулся меня.

Мужчина был стройнее своей спутницы и более смуглым. На первый взгляд он вовсе не имел оружия. Так казалось, пока он не остановился футах в двадцати от нас. Лишь тогда я увидел блеск металлических накладок на его пальцах. Накладки заканчивались сверкающими остриями.

— Тьязханы, — сказала Фериус. — К ним тоже не желательно прикасаться.

— Дай-ка угадаю. Они отравленные?

— Как ни странно — нет. По крайней мере, не в том смысле, к которому мы привыкли.

— Тогда что…

— Наш Бог милосерден даже к неверным, — проговорил мужчина. — И потому я должен предложить вам шанс выжить.

Он говорил на дароменском наречии, но с сильным акцентом. Мы с Фериус были одеты как жители приграничья и более всего походили на дароменских пастухов.

— Пусть он дарует вам покой и любовь, пребывайте в мире, — ответила Фериус с необычным официозом в голосе. Она так делает порой. По большей части Фериус изъясняется как пьяная картежница, но иногда ее красноречию и витиеватым фразам может позавидовать и придворный дипломат.

— И вам мир, — ответил мужчина с ноткой удивления в голосе. — В самом деле, мир может высоко цениться. — Он указал на землю. — Вы должны опуститься на колени и склонить головы, дабы Бог узрел, что вы почитаете его и пришли не затем, чтобы вмешаться в его промысел.

Фериус пожала плечами, словно бы извиняясь.

— Прости, глубокоуважаемый, но, когда я склоняю голову, мои глаза не видят путь впереди, а если я стою на коленях, то не могу идти туда, куда указывает сердце.

Эти слова, казалось, изумили двух берабесков, но лишь на миг.

— Аргоси, — сказала женщина. Скорее, выплюнула это слово.

Фериус ухмыльнулась.

— Самая обычная и ожидаемая реакция, правоверная.

Мужчина начал проявлять признаки нетерпения.

— Задавай свой вопрос, странница. Мы не ищем ссор с аргоси.

Фериус сделала шаг вперед и демонстративно огляделась по сторонам.

— Вы далеко ушли от своих храмов, глубокоуважаемые. Ближе к границе Гитабрии, чем к святым местам. Какое преступление совершил этот маг, что вам пришлось устроить столь долгую охоту?

— Ересь, — ответили в унисон двое правоверных.

— Для этих ребят все — ересь, — прошептала мне Фериус.

Потом она снова обратила взгляд на барабесков.

— На свете есть семьсот и семьдесят семь ересей, глубокоуважаемые. Не могли бы вы сказать поточнее?

Это, как казалось, впечатлило мужчину.

— Ты сведуща в нашей жизни, поэтому я отвечу тебе. Он обвиняется в колдовстве.

Прежде чем Фериус успела ответить, он поднял руку. Металлические наконечники накладок на пальцах тускло поблескивали в свете неяркого дня, затененного бурей.

— И прежде чем ты спросишь: из восемнадцати форм бесовства он совершил наихудшее. Это — колдун-изгой.

— Проклятие! — прошипела Фериус сквозь зубы.

— Так плохо? — спросил я. — То есть хуже, чем остальные семьсот семьдесят шесть ересей?

— Берабески ненавидят магов. Но чаще всего не рискуют спровоцировать войну просто ради удовольствия укокошить одного из них. Однако мага-изгоя можно казнить безбоязненно, не опасаясь карательных мер.

— Ну, тогда ясно, почему никто не рвется спасать этого парня, — раздраженно сказал Рейчис. — Это ж каким надо быть мерзавцем, чтобы от тебя отрекся собственный народ? И чтобы они натравили на тебя своих врагов?

Он глянул на меня со странным выражением на морде. Я расценил его как легкое смущение.

— Ну, твой случай, конечно, особый, — прибавил белкокот.

Фериус встретилась взглядом с правоверным.

— Вы идете темной тропой, глубокоуважаемые, проводя ритуал обречения без суда. Какие у вас есть доказательства, что этот маг…

Женщина начала было возражать, но ее спутник снова поднял руку.

— Успокой свою совесть, аргоси. Этот еретик был глуп. В городе, в трех днях езды отсюда, он называл свое имя каждому, кто желал слушать. — Он бесстрастно кивнул себе за спину — туда, куда его товарищи утащили мага. — Человек, которого мы казним сегодня, не кто иной, как печально известный изгнанник джен-теп. Келлен из дома Ке.

Глава 5

ИЗГНАННИК

— Ладно, признаю, — сказал Рейчис, когда мы стояли в боевой стойке напротив двух правоверных берабесков, — такого я не ожидал.

— Вы совершили ошибку, глубокоуважаемые, — сказала Фериус тем же спокойным, почти веселым тоном, как и прежде.

На берабесков это не произвело особого впечатления. Женщина с мечом что-то сказала спутнику на своем языке. Я понятия не имел, о чем она толкует, но, по сути, это было что-то вроде: «Эй, давай уже прикончим этих неверных, казним пленника, а потом можно будет спокойно распивать чаи и мило беседовать с их отрезанными головами».



— Преклоните колени, просите прощения, и тогда мы сможем сохранить вам жизнь, — сказал мужчина, приближаясь к нам. — Наша миссия — казнить Келлена из джен-теп, а не убивать заблудившихся путников.

— Эх! — сказал Рейчис, припав к земле в преддверии атаки. — Это все было бы забавно, если б нам не грозила неминуемая смерть.

Женщина взмахнула изогнутым мечом — так, словно он ничего не весил. Лезвие прорезало воздух со свистом, слышимым даже сквозь рев бури.

— Человек из народа этого колдуна — тоже маг — пришел к нам на переговоры. Он уверял, что мы должны избавить мир от этого богохульника.

— Что за маг? — спросил я. — Кто вас нанял, чтобы…

— Это сейчас не важно, малыш, — шепнула мне Фериус.

— Бог велит вам склонить головы, — сказала женщина. Ее меч выделывал в воздухе все более угрожающие узоры. — Ему не будет никакого дела, если мы вырвем вам руки из плеч.

Фериус это не испугало.

— Простите меня, глубокоуважаемая, но, возможно, это вам сейчас придется взглянуть на ситуацию с другого бока.

Миг спустя она покосилась на меня, и вид у нее был слегка разочарованный.

— Это был намек, малыш.

— Что? О, точно!

Я сунул руки в мешочки и вынул по щепотке порошков — не так много, чтобы правоверных разорвало на куски, но достаточно, чтобы произвести впечатление. Правда, ветер дул не в ту сторону. Если он кинет порошки мне в лицо, аккурат когда они взорвутся, возникнет проблема.

— В любой момент, — пробормотала Фериус.

Я дождался порыва ветра, дунувшего в нужном направлении, и бросил порошки в воздух. За миг до того, как порошки соединились, я сотворил обеими руками магические жесты. Указательный и средний пальцы направлены на врагов; безымянный и мизинец прижаты к ладони для сдерживания энергии, а большой палец поднят в небо… Когда-нибудь все-таки надо выяснить, что означает эта последняя часть жеста…

— Караф! — произнес я, когда появились первые сполохи красного и черного пламени, — и заклинание заработало.

Два огня вспыхнули в воздухе, в нескольких дюймах от голов противников, оставив после себя запах серы и крови.

Правоверные замерли. Затем мужчина коротко, но учтиво поклонился.

— Твоя черная магия так же великолепна, как и твое благородство, неверный. Если бы ты захотел, то мог убить при первой же атаке.

— Именно, — буркнул Рейчис, одарив меня недобрым взглядом. — Идиот.

— Теперь вы видели, на что мы способны, — сказала Фериус. — Так почему бы нам всем не…

Мужчина провел пальцами с металлическими когтями по внутренним сторонам рук. Острые наконечники вспороли кожу, и по локтям побежали струйки крови.

Фериус обернулась ко мне.

— Малыш, еще огня. Живо!

Быстрый, как гремучая змея, я кинул порошки и сотворил заклятие во второй раз, а берабеск тем временем сложил руки вместе, прижав друг к другу окровавленные предплечья. Воздух перед ним замерцал. Мой двойной огонь потух в футе от берабеска.

— Мы — правоверные, — объявил он. — Думаешь, наш Бог отправил нас на поиски богохульников без благословения? Без защиты от их глупой магии?

Не помню, говорил ли я об этом раньше, но боец из меня никудышный. Если не считать одного слабенького заклятия и нескольких трюков, выученных во время странствий, моя обычная стратегия защиты — получать по морде и ждать, когда Фериус меня спасет.

— Проклятие! — сказала она, когда ее стальные карты ударились о щит крови, сотворенный берабеском. — Теперь это уже просто нечестно.

— Длань Бога защищает нас от вашего оружия, — отозвалась женщина, приближаясь. Ее изогнутый казхан выписывал в воздухе восьмерки. — И волею Бога ваш бессмысленный путь окончится здесь, когда вы захлебнетесь в крови.

Она сделала быстрый выпад и взмахнула мечом, едва не задев шею Фериус. Аргоси кувыркнулась назад — неуклюже, как мне сперва показалось. Но тут же Фериус перевернулась в падении и встала на ноги, метнув во врагов еще одну пару стальных карт.

И снова мужчина с металлическими когтями сложил руки вместе; снова замерцал щит, прикрывая берабеска и его напарницу. Карты упали на песок. Фериус достала из недр плаща короткий стальной посох. Одно движение запястья — и он раздвинулся, став почти двух футов в длину.

— Около сорока секунд, — сказала она мне.

— Что?

— Их щит, малыш. Примерно столько длится его действие. Ты не обратил внимания?

И как, скажите на милость, я должен замечать подобные вещи, когда меня пытаются убить?

— Итак, до моего ужина осталось… примерно тридцать шесть секунд, — пробормотал Рейчис, переползая по песку, чтобы позволить противнику зайти во фланг. Его неприметные движения были бы, пожалуй, более эффективны, если бы он перестал при этом бахвалиться.

Широкоплечая женщина снова взмахнула мечом, целя в Фериус, и та снова поднырнула под клинок, пытаясь оказаться за спиной правоверной. Но мечница была слишком быстра, и Фериус опять пришлось отступить.

А мне хватало своих проблем. Не знаю уж, по случайности ли, или согласно каким-нибудь странным гендерным правилам берабесков, но мужчина выбрал своим противником меня. Он шагнул вперед и ухватил меня за лицо. Я отшатнулся — и тут же понял, что ботинки увязли в песке. Ничего не оставалось, как шлепнуться на пятую точку — единственный способ избежать встречи с пятью стальными когтями, грозившими испортить мне внешность. И так-то уже не идеальную из-за отметин Черной Тени, которые меня не украшали.

Мужчина встал надо мной. Его лицо выражало одновременно сочувствие и легкое отвращение. На его взгляд, очевидно, я не представлял никакой, даже мало-мальской угрозы.

— Не двигайся, мальчик.

— Ладно, — сказал я.

Интересно, сорок секунд уже прошли? Очень трудно уследить за временем, когда тебя пытаются убить. Я решил рискнуть и полез за порошками. Может, я и не великий боец, но я потратил немало времени, тренируясь использовать свое порошковое заклинание из самых разных позиций. В том числе — неудобных и неуклюжих.

Моя атака была быстрой, отлаженной и прицельной… но, к несчастью, несвоевременной. Взрыв растекся по щиту за две секунды до того, как тот потух. Мужчина снова взмахнул когтями. Я откатился — быстрее, чем сам от себя ожидал, — и все бы хорошо, если б не боль от пяти наконечников, вонзившихся в спину сквозь ткань рубашки. Когда я поднялся и повернулся к врагу лицом, на стальных остриях багровела кровь. Моя кровь.

— Встань на колени и поклонись, — сказал он. — В следующий раз мои тьязханы вонзятся тебе в горло.

Я начал отступать. Или по крайней мере подумал, что отступаю. Оказалось: я вообще не двигаюсь. Я просто стоял на песке и не мог заставить собственные ноги пошевелиться. Мужчина поднял руку. Он собирался меня убить. Обычно этого хватает, чтобы ноги вспомнили, как нужно двигаться… На сей раз — не хватило. И вот интересный факт, который я узнал, проведя год в изгнании: твой мозг никогда по-настоящему не свыкается со страхом. То есть, конечно, ты приучаешься к идее постоянно бояться, но всякий раз, когда кто-то пытается тебя убить, все летит в тартарары.

— Тебе нравятся когти? — пробурчал Рейчис. — Попробуй мои!

Он прыгнул на врага, расставив лапы, и широко разинул пасть, показывая клыки. В отличие от меня, Рейчис в драке быстр и смертоносен. До это момента я не видел, чтобы кому-нибудь удавалось увернуться от него. Однако берабеск сумел, уклонившись с неимоверной ловкостью. Когда же он снова оказался ко мне лицом, стальные когти еще ярче окрасились кровью.

— Рейчис! — завопил я.

Белкокот приземлился на песок футах в десяти поодаль. Он вскочил, но его задняя лапа подломилась. Он издал рычание, которое для большинства людей прозвучало бы, как выражение дикой ярости, но я знал, что ему больно и страшно.

Берабеск, видимо, решив, что Рейчис более опасен, шагнул к нему.

— Не трогай его! — заорал я.

Ноги наконец-то начали слушаться, и я попытался ухватить мужчину за плечо. Почти небрежно он повернулся и наотмашь ударил меня по лицу. Острия задели левую щеку, по скуле потекла кровь. Барабеск смотрел на меня, прищурившись, с любопытством и, пожалуй, даже некоторой симпатией.

— Ты готов умереть ради зверя?

Отвечать мне не пришлось. Порыв ветра кинул в нас тучу песка, временно ослепив обоих. Наша схватка происходила чуть в стороне. Я понятия не имел, где сейчас Фериус и не встретила ли наконец моя наставница-аргоси врага, которого не смогла переиграть.

Рейчис рычал, пытаясь подняться и прыгнуть мужчине на спину, но раненая нога мешала ему. На него было жалко смотреть. Фериус говорит, что когда дела плохи — совсем плохи, — то остается решить, умереть ли, стоя на ногах или на коленях. Вот тут у тебя совершенно свободный выбор. Ты можешь рискнуть всем, потому что уже нечего терять и страх больше не сдерживает тебя.

Фериус очень глупая.

— На колени, — сказал берабеск. — Обещаю: смерть будет быстрой.

Впрочем, может быть, Фериус в чем-то и права.

— Да пошел ты, говнюк, — отозвался я. — Давай-ка лучше станцуем.


Механическая птица

Глава 6

ВТОРОЙ ТАЛАНТ

Второй талант аргоси называется «арта эрес», что значит — «изящная оборона» или, как говорит Фериус, «танец». Когда она сражается, это похоже на воду, бурлящую в водовороте — Фериус кружится, изгибается, все время остается в движении, действует плавно и гармонично, даже когда колошматит противников. Когда то же самое делаю я, это выглядит совершенно иначе.

— А ты не трус, — признал берабеск, когда я каким-то образом ухитрился проскользнуть под его рукой и ударить по почкам.

Ну, можно гордиться, учитывая обстоятельства. И все, чего мне это стоило — еще один кровавый след на моем теле, теперь на груди.

Мы снова отскочили друг от друга. Мужчина покачал головой.

— Однако ты — безбожник и глупец. Ради чего ты жертвуешь собой? Ради колдуна, которого даже не знаешь. Колдуна, захваченного в плен врагами, которых тебе не победить. Он все равно что мертв. Ты отдаешь жизнь ни за что.

Ладно, этот парень в чем-то прав.

— Хорошо. Я сдамся.

— Да?

— Конечно, — ответил я. — Как только надеру тебе зад.

Я шарахнулся вправо, потом влево, стараясь избежать встречи со стальными когтями берабеска, и ударил ногой по земле, кинув песок ему в лицо. Он увернулся и попытался схватить меня, но я был уже с другого бока. Я изобразил то, что в танцах именуется перебросом — это когда вы хватаете партнера за локоть и протаскиваете мимо себя, чтобы отправить к следующему танцору. В данном случае следующим был Рейчис. Белкокот не мог твердо стоять на лапах, но для такого маневра этого и не требовалось. Пока берабеск пытался восстановить равновесие, Рейчис со всей дури укусил его за лодыжку, до крови.

— Проклятый грызун! — рявкнул берабеск.

Первый существенный урон, который мы ему нанесли с начала драки. Думаю, это разозлило его сильнее, чем боль. Увы, он по-прежнему был больше нас, быстрее нас и более искусен в бою. Рейчис не успел отпрыгнуть — берабеск пнул его, вынудив белкокота отлететь и перекувыркнуться на песке. И я снова побежал на врага, моментально забыв все танцевальные па, ведомый лишь чистой яростью, которая должна была помочь мне нанести сокрушительный удар. Но она не помогла. Берабеск с легкостью уклонился. На этот раз он не ударил когтями, а попытался вонзить их мне в бок — очевидно, намереваясь вырвать почки.

Бывало, Фериус часами заставляла меня практиковаться в народных танцах. Сейчас это спасло мне жизнь. Я вскинул ногу, сделав то, что называется «выкинуть колено». Полагаю, со стороны это выглядело очень глупо, зато я не потерял жизненно важный орган, а всего лишь получил укол в бедро. Почти случайно, уворачиваясь, я засветил локтем в лицо противника. Я приземлился рядом с Рейчисом, который тщетно пытался наброситься на врага.

— Дурацкая раненая нога, — проворчал он. — Не могу достаточно высоко подпрыгнуть, чтобы взлететь.

Я перекатился на спину и вскочил. Снова дунул ветер, подняв в воздух столько песка, что я потерял берабеска из виду. Надеюсь, он меня тоже.

— Зачем тебе взлетать? — спросил я.

— Чтобы показать этому голокожему уроду разницу между грызунами и белкокотами!

Его ничуть не волновало, что с точки зрения зоологии белкокоты — как раз таки и есть грызуны.

— У меня идея! — крикнул я, стараясь переорать ветер. — Правда, она тебе не понравится.

Барабеск очухался и снова приблизился к нам — несколько более осторожно, чем раньше. Это, конечно, льстило — но также и значило, что он, видимо, больше не попадется на мои танцевальные уловки.

— Твоя идея получше, чем позволить вонючему двуногому с фальшивыми когтями разорвать нас на клочки? — спросил Рейчис.

— Получше. Хотя ненамного.

Ветер улегся. Пользуясь этим, я выхватил порошки и метнул во врага заклинание. Как и прежде, правоверный вызвал свой необычный щит. Но я целился не в него. Вместо этого двойной огонь ударил в песок под его ногами. В лучшем мире это бы сплавило песок в скользкое стекло, но мой огонь недостаточно жарок. Однако это отвлекло врага, и я успел выполнить основную часть плана: схватил Рейчиса за загривок и подкинул в воздух, как можно выше.

— Ах ты, грязный, мерзкий…

Остальная часть фразы потонула в шуме ветра, который подхватил его как пушинку. Идеально исполнив этот маневр, я перешел к следующему пункту плана: упал на колени и взмолился о пощаде.

Берабеск посмотрел на меня с легкой улыбкой на губах.

— Хотел бы я быть снисходительным, храбрец, но ты ударил правоверного и пытался помешать исполнению нашего священного долга. Более не в моей власти даровать тебе милосердие.

Он поднял правую руку. Окровавленные стальные когти казались необычно яркими в тусклом свете дня. Я сложил вместе ладони.

— Могу я помолиться? Только минутку?

— Молиться твоим ложным языческим богам, когда ты так близок к смерти? Это лишь уведет твою душу дальше по пути тьмы.

— Это не займет много времени, клянусь! — Я склонил голову и заговорил очень быстро. — О, предки, я знаю, что до сих пор не был идеальным магом джен-теп, но, если бы вы могли выполнить одно мое последнее желание, я был бы чрезвычайно благодарен.

— Заканчивай болтовню и со смирением прими правосудие истинного бога…

— Почти готово! — Я еще крепче стиснул пальцы. — Предки, если вы где-то здесь, прошу, пошлите мне с попутным ветром белкокота, чтобы он убил этого гада.

Я поднял взгляд на правоверного.

— Видишь? Было не так и долго.

Замешательство берабеска было вполне понятно, поскольку до этого дня он, вероятно, никогда не встречал белкокотов и не знал, что они могут парить в воздушных потоках. Мой противник выяснил это слишком поздно. Обернувшись, он увидел прямо перед собой яростного рычащего монстра, пикирующего на него сверху.

Рейчис широко расставил лапы. Его перепонки слегка изменили форму, когда он поймал ветер и помчался вперед, как молния, пущенная рукой разгневанного бога. Берабеск вскинул руки, защищая лицо, и повернул кисти, чтобы стальные когти пронзили белкокота. Но Рейчис был искусным летуном: в последний миг он увернулся, пролетев мимо берабеска. Когти передних лап прочертили кровавые борозды на шее мужчины. Правоверный зарычал от ярости и негодования. Кровь из глубоких царапин перемешивалась с песком, кружащемся в воздухе. На сей раз берабеск развернулся далеко не так изящно, как прежде. Он махнул рукой с надетыми на пальцы когтями, но Рейчис уже улетел от него, снова поймав ветряной поток, и исчез из поля зрения.

Я вскочил на ноги. Порезы на бедре болезненно заныли. Я снова кинул порошки и сотворил заклятие. Правоверный был быстр и выставил щит. Однако на этот раз я направил огни прямо друг в друга, закрыв глаза в преддверии невыносимо яркой вспышки света. Берабеск же ее не ожидал; он знал, что щит укроет его, и не испугался взрыва. И вспышка ослепила его.

— Трус! — выкрикнул он. — Я дерусь с тобой честно, а ты используешь уловки и обман!

— Прости, — сказал я, даже не пытаясь сделать вид, что мне стыдно. — Но уловки и обман — это мой конек.

Вообще-то мне следовало помолчать, потому что берабеск пошел на мой голос и провел несколько стремительных атак. Любая из них могла кончиться для меня плачевно, если б противник хоть что-то видел. Но даже это временное преимущество исчезло, когда берабеск проморгался и вперил в меня взгляд.

Проклятие! Слишком быстро!

— Рейчис, давай! — крикнул я.

Правоверный обернулся, вскинув руки, чтобы схватить нападающего, которого не было.

— Извини, — сказал я, вынимая из кармана одну из заточенных карт Фериус.

Четверка дубинок. Не самая сильная карта, но именно ее Фериус дала мне в тот день, когда мы впервые сражались с ней бок о бок. Поэтому карта имела в некотором роде сакральное значение.

— Это был еще один обман, — сообщил я берабеску и резанул его картой по левому боку, мстя ему за порезы.

Однако не за те, которые он нанес Рейчису. Белкокот низринулся с небес, словно копье, подхваченное смерчем. Его когти вспороли плоть на спине и плечах мужчины. Рейчис этим не удовлетворился и продолжил, раздирая кожу врага и выкрикивая свои обычные угрозы о глазах, ушах и языках. Никогда не следует злить белкокота.

Теперь, когда Рейчис основательно отвлек берабеска, я готовился к финальному бою. Мужчина повернулся, чтобы схватить белкокота, а я достал порошки, отчаянно надеясь, что на сей раз все сработает как надо. В тот миг, когда правоверный двинулся вперед, я крикнул:

— Рейчис, уходи!

Он притормозил.

— Почему?

— Сорок секунд прошло!

Задней ногой белкокот оттолкнулся от плеча мужчины и отпрянул в сторону. Мои пальцы сотворили магический жест, мой мозг представил нужную магическую фигуру, я направил свою волю на сияющую металлическую татуировку магии дыхания и произнес слово. Я даже вспомнил, что сперва надо вдохнуть.

— Караф!

Несмотря на свои многочисленные раны и царящий вокруг хаос, берабеск почти успел соединить руки, чтобы создать щит. Однако в этот момент два огня — красный и черный — едва не разорвали ему грудь. Он бы умер мгновенно, если б я не использовал меньше порошка, чем обычно. Хотелось бы верить, что я поступил так из благородства… но скорее всего это вышло, потому что руки у меня дрожали и половина порошка высыпалась на песок. В любом случае, враг упал, потеряв сознание, сильно обожженный, но живой.

— Мне бы не помешала помощь! — крикнул Рейчис.

У него загорелась шерсть. Я подбежал и упал на белкокота, накрыв его своим телом, чтобы сбить огонь. Он потух быстро, слава предкам, и мы с Рейчисом покатились по земле, тяжело дыша и пыхтя. В тот момент никому из нас не было дела, что мы выглядим так, словно обнимаемся.

— От тебя воняет, — сказал белкокот.

— От тебя тоже, — отозвался я.

Прекрасный образчик наших высоких отношений.

Так мы лежали несколько секунд — удивительно мирных, спокойных, прекрасных секунд. А потом чей-то голос сказал:

— Ну, разве вы не милейшая парочка?

Я поднял взгляд. Фериус стояла над нами. Не знаю, как ей удается вот так подкрадываться, но, надеюсь, когда-нибудь она и меня научит.

— Вставай, — сказала она, протягивая мне руку.

Я застонал от боли в спине, в бедре, в… ну, везде на самом деле.

— Эти раны надо обработать. — Она опустилась на колени, чтобы осмотреть Рейчиса. — А белкокоту хорошо бы зашить лапу.

Рейчис зарычал на нее.

— Скажи аргоси, что, если она попытается меня зашить, я ее…

Фериус не то чтобы его перебила — скорее, просто проигнорировала.

— Положи мелкого в переноску и ступай назад тем же путем, которым мы пришли, — сказала она и направилась в сторону бури.

— Стой. А ты куда?

— Там еще двое правоверных, и у них маг. Не очень-то это хорошо — позволить им убить несчастного дурачка лишь потому, что его приняли за тебя.

Фериус прихрамывала на одну ногу, а правая рука безжизненно висела вдоль тела. Ее плащ был весь в прорехах, а на рубашке проступали алые пятна. Я вспомнил, что она говорила о яде, которым правоверные покрывают лезвия мечей.

— Что будем делать? — спросил я Рейчиса, но бедный маленький брюзга лежал без сознания.

Я снял рубашку, сделал из нее подобие переноски, как мог аккуратно положил в нее Рейчиса и повесил на шею. Я посмотрел вперед. Следы Фериус уже почти замело песком. Мы оба едва выжили, имея лишь по одному врагу. Фериус была изранена. Как же она собиралась в одиночку драться с двумя противниками?

— Кто бы ты ни был! — пробормотал я себе под нос, бредя следом за Фериус и думая об идиоте — творце амулетов, втянувшем нас в эту переделку. — Кем бы ты ни был, в следующий раз выдавай себя за кого-нибудь другого.

Глава 7

СОМНЕНИЕ

Вышеупомянутый идиот был все еще связан и лежал в странном круге из переплетенных веревок. Двое оставшихся правоверных берабесков громко и с воодушевлением пели молитвы, время от времени широкими жестами указывая на свою неподвижную жертву. Гиена лежала рядом. Она отчаянно грызла стягивающие ее путы, издавая жалобный вой — звук, который пронимал меня до печенок.

Вокруг бушевал ветер, но на этом маленьком пятачке воздух был неподвижен и тих. Мы оказались в самом сердце бури.

Я догнал Фериус в тот момент, когда она громко объявила о своем присутствии.

— Эй, ребята, не пора ли заканчивать вечеринку?

Просто отлично! Она опять не стала от них прятаться. Довольно необычно для Фериус. Но что удивило меня еще больше — неприкрытая ярость в ее голосе. Возможно, это было как-то связано с гексагоном, нарисованном на песке вокруг неподвижного мага, и металлическими шипами, помещенными на каждую из вершин. Шипами, которые — вероятно — правоверные скоро воткнут в человеческое тело. Я припомнил, что мне доводилось читать о религиозных практиках берабесков (или «безумных зверствах», как называла их моя мать). Странная все-таки культура — она не приемлет магию и вместе с тем во многом строится на эзотерических ритуалах.

Двое правоверных обернулись. Один вытащил меч, второй протянул напарнику руки, чтобы тот оцарапал их, и появились кровавые полосы, необходимые для щита.

— Вы победили наших собратьев, — сказал берабеск с окровавленными руками, обернувшись и коротко поклонившись нам. — Ваши таланты достойны восхищения.

Я ожидал от Фериус какого-нибудь ехидного ответа, но она снова заговорила с пафосом:

— Таланты, не знающие истины, — это скверна.

Фраза показалась мне нелепой, но на берабеска она, похоже, произвела впечатление.

— Как всегда! Аргоси говорят вроде бы мудро, но дорого ли стоит мудрость без веры?

— А дорого ли стоит твоя вера, глубокоуважаемый?

Это последнее слово она произнесла с оттенком презрения. Я уже говорил, что Фериус любит раздражать людей без повода?.. Второй берабеск, помахивающий своим изогнутым казханом, оскорбился.

— То, что мы делаем — свято. Это воля Бога. Ты будешь насмехаться над ним?

— Сейчас я буду насмехаться над тобой, брат.

— Довольно, — сказал окровавленный берабеск своему напарнику. — Аргоси пытается тянуть время в надежде, что какие-нибудь счастливые обстоятельства помогут ей достичь цели. Давай закончим ритуал, а потом разберемся с язычниками.

В руках Фериус появилась стальная карта, поблескивающая в тусклом свете дня.

— Испытать твою веру очень просто, — сказала она.

Берабеск улыбнулся.

— Если ты желаешь испытывать нашу веру, то ты просто глупа. — Он резко свел вместе предплечья, и снова я увидел мерцание в воздухе. — Само наше служение защищает нас.

— О да, — отозвалась Фериус и прибавила почти рассеянно: — Именно в этом ваша проблема.

Мечник сделал шаг вперед.

— Я покончу с этой болтовней!

— Стой, глупец, — сказал второй. — Она пытается выманить тебя из щита, чтобы напасть.

Фериус кивнула и сказала мне:

— Малыш, когда этот болван подойдет к нам — а он подойдет, — я хочу, чтобы ты как следует отоварил его заклинанием.

Я сунул руки в мешочки и достал по щепотке порошков, красного и черного. Рейчис мутным взглядом посмотрел на меня из импровизированной переноски.

— Что происходит? Много я пропустил? — Он взглянул на окружающую действительность. — О нет! Опять говорильня. — Белкокот опустил голову и закрыл глаза. — Разбуди меня, когда начнется что-нибудь интересное.

— Так это и есть твое «испытание»? — спросил берабеск с мечом. — Нас подстрекают к безрассудным действиям? Мы — правоверные. Мы были искушены в философии и самоотречении еще прежде, чем научились читать. Наша вера — не какая-то примитивная религия, как думают некоторые. Она очень сложна, но позволяет постичь Вселенную. А еще она работает. Вы всерьез полагаете, что нас можно так легко заманить в ловушку?

— Не-а. — Фериус продемонстрировала свою стальную карту. — Предлагаю простое состязание. В течение минуты я кину это в вас. Если я сумею кого-то поранить, вы освободите творца амулетов и мы пойдем своей дорогой. Если не сумею — сможете пустить кровь еще троим безбожникам. Это порадует ваше божество.

Рейчис открыл глаза.

— Что она сейчас сказала?

— Думаю, у нее есть план, — прошептал я.

«Пожалуйста, предки, ну пожалуйста, пусть у нее и правда будет план».

Правоверный казался невозмутимым.

— Может, ты надеешься ударить, когда закончится действие моего щита. — Он снова соединил предплечья, и воздух опять замерцал. — Боюсь, это не так-то просто. Бог защищает своих служителей.

Фериус достала курительную соломинку и сунула в рот.

— Я тебя услышала. — Она вынула спичку и чиркнула ей о стальную карту, чтобы поджечь соломинку. — Но у меня есть своя теория о вашем боге.

— Неужели? — спросил берабеск, снисходительно улыбнувшись.

Я задумался: может, эти люди и правда любят дискутировать на религиозные темы.

Вместо ответа Фериус выпустила изо рта колечко дыма. Оно чуть отлетело и замерло на месте, не рассеиваясь и паря в неподвижном воздухе.

— Прекрасно, — сказал берабеск, снова обновив свой щит. — Принимаю эту игру. Давай посмотрим, чего стоят рассуждения аргоси о моей вере.

Хотя у Фериус Перфекс никогда не иссякали козыри в рукаве, мне упорно казалось, что ее нынешняя стратегия — заговорить врагов до смерти. Ну, или убедить их не убивать мага. Если так — это был кошмарный план.

— Вера — забавная вещь, — начала Фериус.

О, предки, она и впрямь это делает.

— Смотри, — продолжала она, — твой чудесный щит настолько же мощен, насколько сильна твоя вера, не так ли?

— Щит не мой, — поправил берабеск, — его сотворил Бог. Моя вера — лишь канал, соединяющий меня с ним.

— Ну да, ну да. — Она помедлила пару секунд. — Только вот что я думаю. Этому богу стоило бы больше беспокоиться о праведности человеческих деяний. А не о том, насколько усердно ему молятся.

Улыбка на лице мужчины померкла.

— Осторожнее, аргоси, если не хочешь…

— На самом деле хочу. — Фериус подняла голову, взглянув на небо. — Вот что, по-моему, видит бог, когда смотрит вниз, на двух правоверных, которые презрели собственные законы и прикрываются болтовней о ереси, чтобы оправдать убийство незнакомца. — Она раскинула руки в стороны. — Думаю, он смотрит на меня и говорит: «Это аргоси? Она потеряла лошадь. Она изранена, избита, устала и, возможно, ей надо выпить. Но она торчит в пустыне и подставляет свою голову, чтобы спасти несчастного дурачка от двух чокнутых фанатиков, жаждущих его крови».

Фериус смерила уничижающим взглядом двух мужчин, стоявших подле связанного мага, и выпустила в небо еще одно колечко, застывшее в неподвижном воздухе.

— Вот что я думаю.

Лицо берабеска потемнело.

— Тогда давай проверим твою теорию и покончим с этим.

— Уверен? — спросила Фериус, подкинув стальную карту и поймав ее. — Потому что я чую сомнение, а у меня на это отличный нюх.

— То, что ты чуешь, — запах твоего собственного страха, — ответил правоверный и снова соединил руки. — Теперь разыграй эту карту и прими последствия. Ведь широко известно, что аргоси ни в кого не верят и полагают, что мир принадлежит только им одним.

— Во что верят аргоси… — сказала Фериус, и ухмылка внезапно исчезла с ее лица, а насмешливый тон — из ее голоса. — Они верят, что никакой бог не станет защищать мерзавцев и убийц.

Она кинула карту, и та прошла сквозь кольцо дыма, летя к щиту берабеска. Только тут я кое-что понял: в последний раз, когда он соединил руки, воздух не замерцал. Острая карта глубоко вонзилась ему в плечо, вызвав болезненный вскрик… Мечник заревел от ярости и кинулся к нам, высоко воздев свой клинок.

— Твой выход, малыш, — напомнила мне Фериус.

О. Точно.

Я кинул порошки и сотворил заклинание.

— Караф! — произнес я, и двойной огонь ударил мечника в грудь.

Он отлетел на добрых шесть футов и рухнул на землю. Фериус смерила меня недовольным взглядом.

— Обязательно было бить так сильно? На меня, тебя, белкокота, гиену, того обожженного парня и этого бедного дурачка уйдет весь запас наших лекарств.

— Ты же сама велела отоварить его как следует!

— Я имела в виду: осторожно.

Она направилась к двум мужчинам, вынимая свой стальной посох. Легкое движение запястья — и он раздвинулся, удлинившись. Правоверный с картой в плече упал на колени.

— Бог покинул нас!

Фериус присела рядом и заглянула ему в глаза.

— Никто тебя не покинул, приятель. Просто ты усомнился. — Она похлопала берабеска по руке. — Но время от времени сомневаться — очень полезно.

И с этими словами Фериус ударила правоверного посохом по голове, отправив в отключку.

Глава 8

ГИЕНА

За тот год, что я знаком с Фериус Перфекс, мне не раз приходилось задаваться вопросом: правда ли, что, несмотря на постоянные уверения в обратном, она отлично владеет искусством магии?

Сейчас я еще раз в этом убедился.

— Это не было магией, малыш, — сказала она еще до того, как я успел спросить.

Я догнал Фериус, направлявшуюся к неподвижному творцу амулетов.

— Но ты уничтожила божественный щит берабеска, — настаивал я. — Если это не магия, тогда что?

Она помолчала мгновение и постучала себя пальцем по виску.

— Разве не ты постоянно твердишь, как хорошо вы, джен-теп, умеете держать в голове эту… как ее?.. эзотерическую геометрию?

— Да, но…

— Никаких «но». Вера работает так же. — Фериус снова подошла к магу. — По крайней мере, когда дело касается берабесков и их духовной абракадабры. Я заставила его усомниться, и он потерял концентрацию.

«Уловка! — восхитился я. — Не что иное, как очередная хитрость аргоси». Вот так Фериус Перфекс управляется с миром, где она нажила себе кучу могущественных врагов: фокусы и уловки.

Фериус опустилась на колени, чтобы развязать мага. А я вдруг почувствовал внезапный страх, стиснувший мои внутренности. Фериус была, пожалуй, самым удивительным человеком, которого я знал. Но что случится в тот день, когда у нее закончатся фокусы?

Щекочущее ощущение в области шеи заставило меня обернуться. Вдалеке, на вершине дюны, стоял человек, одетый в красное, и смотрел в нашу сторону. Я прищурился, пытаясь разглядеть его, но он внезапно повернулся и пошел прочь, исчезнув за гребнем песчаного холма. Может, побежать следом? Берабеск упоминал о посланце джен-теп, который отправил правоверных по моим следам.

— Малыш, может, развяжешь гиену? — окликнула Фериус. — У бедной животины, похоже, сердечный приступ.

— Кажется, я кого-то видел, — сказал я. — Это может быть тот человек, который…

— Думаешь, он будет убивать нас прямо сейчас?

— Нет, но…

— Тогда давай разберемся с этим в свой срок.

Я неохотно отвернулся и подошел к гиене. Зверь заворчал, увидев мое приближение. Ответное рычание раздалось у меня на груди. Я не сразу сообразил, что это Рейчис. Полуобморочный белкокот тщетно пытался выползти из переноски.

— Пусти меня к ней.

— Ты можешь с ней поговорить? — спросил я.

Белкокот перестал рычать и посмотрел на меня.

— Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?

— Да. Скажи, что я развяжу веревки и все будет отлично, если в процессе она не перегрызет мне горло.

— Заметано, — отозвался Рейчис, все еще неуклюже стараясь выбраться из переноски. — Только давай я сперва откушу от нее несколько кусков, чтобы привлечь ее внимание?

Ладно, другой план. Я осторожно снял переноску с плеча и поставил ее в сторонке, борясь с желанием сказать Рейчису: «Сидеть!» Затем я вернулся к гиене, двигаясь очень медленно и осторожно.

— Слушай, мой деловой партнер — белкокот — может понимать обычных людей. Надеюсь, можешь и ты. Мы тут, чтобы помочь, ясно? Я сейчас сниму с тебя веревки, и ты пойдешь к своему хозяину. Ему, если ты заметила, мы тоже пытаемся оказать помощь. Поэтому не надо меня есть. Ладно?

Гиена неотрывно смотрела на меня, но хотя бы перестала рычать. Я присел рядом и принялся распутывать тугие узлы. Когда я снимал последнюю веревку, она нечаянно прижалась к раненой ноге зверя. Гиена укусила меня — даже сильнее, чем это делал Рейчис.

— Ой! Ай! — прокомментировал белкокот. — Говорил же тебе: никогда не доверяй вонючим гиенам.

Зверь показал зубы и похромал туда, где Фериус возилась с путами мага, все еще лежащего без сознания.

— Привет, приятель, — сказала она гиене и протянула руку, чтобы погладить зверя.

Несправедливость космических масштабов! Гиена не только не укусила ее, но даже лизнула в лицо. А потом улеглась рядом с хозяином.

Я подобрал переноску Рейчиса. Тот все еще потешался надо мной:

— Лучше приложи к укусу эту замечательную заживляющую мазь, Келлен. Готов поспорить, ты заразился бешенством. А еще ты…

— Воняю гиеной. Я в курсе.

Я присел напротив Фериус, так что освобожденный, но неподвижный маг оказался между нами. И снова меня изумил его странный выбор одежды: кожаные штаны и сапоги для верховой езды под длинным дорожным плащом, шелковый платок, закрывающий рот и нос, и шляпа жителей приграничья. Судя по полосе загорелой, обожженной солнцем кожи, которую можно было разглядеть между платком и шляпой, этот творец амулетов был не старше меня.

— Кто он такой? — спросил я вслух. — И почему болтается тут, называясь моим именем?

Фериус посмотрела на меня, прищурившись, а потом ухмыльнулась.

— Вот что. Почему бы тебе не снять этот платок и не дать магу вдохнуть свежего воздуха?

Я потянулся к платку. Гиена предупреждающе заворчала, и вдруг рука схватила меня за запястье. Ощущение от этой хватки было каким-то странным… неправильным. Я опустил взгляд и увидел, что на руке недостает двух пальцев. Это объясняло, почему он стал творцом амулетов, а не нормальным магом. Нельзя управлять высшей магией, если тебе не хватает пальцев для магических жестов.

— Келлен? — сказал голос — такой тихий и хриплый, что слова больше напоминали кашель.

Я посмотрел в темные — странно знакомые — глаза.

— Разве мы…

Я не успел договорить. Творец амулетов стянул платок, и я увидел губы. Бесспорно, женские.

А потом она поцеловала меня.

— Ладно, — послышалось бормотание Рейчиса, — такого я не ожидал.


Механическая птица

2

ТВОРЕЦ АМУЛЕТОВ

Механическая птица

ПАМЯТЬ

Карточная колода аргоси все время меняется. Наши карты — не каменные блоки, а пруды с водой. Люди, народы, даже сама история изменяются со временем, поскольку история — это лишь сказка, рассказанная о том, что происходит в настоящем.

Поэтому аргоси должны быть готовы выбросить из своей колоды любую карту. Ведь воспоминания всегда нечеткие, и даже самые яркие воспоминания следует… подвергать сомнению.

Глава 9

ТВОРЕЦ АМУЛЕТОВ

Говоря откровенно, это был не такой уж грандиозный поцелуй. Ее губы были твердыми, иссушенными солнцем пустыни, а моя челюсть, раздувшаяся от удара локтем в лицо, почти не ощущала прикосновений. Как следствие — я едва мог шевелить губами. И, возможно, пустил слюни.

Обычно, когда кто-то использует магию шелка, обманывая твой разум, это делается, чтобы сломить твой дух видениями невообразимых ужасов. Или же — чтобы соблазнить тебя с помощью… ну, других ощущений. Ни то ни другое не подходило к нынешней ситуации.

— Нифения? — спросил я, подавшись назад.

— Разумеется, это я, Келлен. — Она улыбнулась, видя мою растерянность.

Хотя «улыбнулась» — неподходящее слово. На ее губах появилась ухмылка — дикая, разудалая гримаса, совсем не подходящая робкой девушке, которую я когда-то знал.

— Кто еще станет гнаться за тобой через полконтинента, просто чтобы спасти тебе жизнь?

— Спасти жизнь? — пробурчал Рейчис. — Вообще-то, это мы…

Гиена оскалила зубы и попыталась подняться на ноги, хотя выглядела еще более израненной и взъерошенной, чем Рейчис.

— Давай, шавка! — подстегнул белкокот. Его шерсть мало-помалу становилась черной, с темно-красными полосами. — Я весь день не ел.

Зверь припал к земле, готовясь напасть, но передняя лапа подломилась, едва лишь гиена попыталась на нее опереться.

— Айшек! — крикнула Нифения. — Ты же себя покалечишь!

— Айшек? — переспросил Рейчис. — Она дала имя гиене? Что дальше? Будем даровать титулы кучкам навоза? Пусти меня, Келлен! Мы сделаем из этой шкурки запасное одеяло.

Зверь пытался вырваться из хватки Нифении, рыча на нас обоих, хотя лично я ничего плохого ему не сделал. Нифения, однако, смерила меня обвиняющим взглядом.

— Что этот белкокот сейчас сказал?

— Он… приветствует твой талисман.

Гиена издала странный повизгивающий звук, который для меня ничего не значил, но, очевидно, был понятен Нифении.

— Он говорит, что ты врешь. И что белкокот угрожал сделать из него коврик.

— Вообще-то, одеяло. Но не воспринимай угрозы из уст Рейчиса слишком серьезно — он здоровается так со всеми. Ты привыкнешь.

Гиена зафыркала, и это, казалось, немного успокоило Нифению.

— Ладно. Передай, что я буду здороваться с ним так же, если он не…

— Прежде чем вы сцепитесь, — устало сказала Фериус, — примите во внимание, что у меня мало лекарств. Поэтому вам придется самим позаботиться о своих дурацких ранах.

Я обернулся и увидел, что Фериус опустилась на колени возле лежащего без сознания берабеска, втирая в его ожоги мазь из олеус регии. А надо заметить, что эта самая олеус регия ценится на вес золота.

— Ты же понимаешь, что мы все тоже ранены, да? — спросил я.

— Я обработаю ваши царапины, как только вы четверо согласитесь не добавлять к ним новые.

Нифения залилась краской.

— Простите нашу грубость, леди Фериус. Мы не хотели…

— Просто Фериус, деточка, — перебила аргоси. — У нас тут нет никаких леди.

— Ну отлично, — проворчал Рейчис. — Снова здорово.

Гиена фыркнула. А потом открыла пасть пошире и издала странные звуки, в которых — хоть и неразборчиво — угадывались те же слова: «Ну отлично. Снова здорово».

— Демон! — воскликнул Рейчис, медленно пятясь назад.

— Айшек, прекрати! — оборвала Нифения гиену. Мне она сказала: — Эти животные умеют копировать звуки, как пересмешники. Они не понимают чужой язык, но могут воспроизводить то, что слышат.

Словно подтверждая это, гиена повернула голову к Рейчису и пролаяла:

— Демон!

Это производило сильное впечатление, особенно учитывая, что белкокот не столько разговаривает, сколько порыкивает и ворчит. И лишь благодаря связи между нами я могу переводить слова Рейчиса на человеческий язык.

— Убей шавку, Келлен! — заорал Рейчис. — Убей их обоих! Они оба демоны!

— Они не демоны, — возразил я. Кажется, прозвучало не слишком-то убедительно.

Я имею в виду: давайте взглянем на факты. Мир очень велик. И какова вероятность, что здесь, посреди пустыни, я встречу девушку, в которую был влюблен большую часть жизни? Крайне мала, не так ли?

— Как ты нас нашла? — спросил я.

— В основном с помощью поисковых заклятий. — Она провела пальцем по серебряным иероглифам на моей шляпе. — Между прочим, эти штуковины сильно усложнили мне задачу. Всякий раз, когда я пыталась тебя разыскать, дело кончалось жуткой мигренью.

— Мигренью?! Эти охранные символы должны сбивать со следа всех тех магов-ищеек, которые за мной охотятся. И не позволяют им выследить меня. Вообще!

Нифения снова одарила меня своей ушлой ухмылкой. Как же не похожа была она на девушку, которую я помнил!

— Тогда, думаю, тебе не стоит ни с кем из них целоваться. Ведь именно эту нашу связь я использовала, чтобы пробиться через охранные знаки.

Ладно, похоже на правду. Хотя, возможно, все же вранье, и я вот-вот стану жертвой мага шелка с идиотским чувством юмора.

— Так или иначе пару недель назад я потеряла твой след. Рядом был город берабесков, и я расспрашивала людей обо всех метких магах джен-теп, бывавших там. Вот тогда и узнала, что посланник лорд-магов предложил берабескам щедрую награду в обмен на поимку и казнь Келлена из дома Ке.

Я снова вспомнил о человеке в красном, которого видел на вершине дюны.

— Хочешь сказать, кто-то из нашего клана нанял правоверных, чтобы меня убить?

— Ты нажил много врагов, Келлен.

Да. Моим врагом становился примерно каждый первый, кого я встречал на пути. Похоже, я не сумел скрыть охватившее меня отчаяние: Нифения ободряюще положила ладонь на мою руку.

— Что произошло с пальцами? — спросил я.

— Несчастный случай.

Очень странно для мага. Мы чрезвычайно осторожны с теми частями тела, которые нужны для сотворения заклинаний. Я взял ее за второе запястье.

— На обеих руках?

Нифения проигнорировала вопрос.

— Как я и сказала, отряд правоверных отправился на охоту за тобой.

Она подтянула вверх платок, прикрывая нижнюю часть лица. Вообще, человек в таком вот длинном плаще и с полузакрытым лицом мог оказаться почти кем угодно…

— Тогда я назвалась твоим именем, надеясь, что смогу направить их по ложному пути, а потом запутать следы с помощью амулетов.

— Связываться с правоверными было плохой идеей, — заметила Фериус. У нее был очень усталый голос, даже вялый.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Да. Сейчас вот добавлю в лекарство для этих ребят немного снотворной травы. Пусть хорошенько отдохнут, прежде чем бросятся в погоню за нами.

Ну, просто отлично. Еще один повод для беспокойства.

— Правоверные — очень и очень хорошие охотники, — сказала Нифения. — Я испробовала все, чтобы их запутать, но они шли за мной по пятам.

— И ты привела их к нам? — спросил я.

— Они выяснили бы, что я — очевидно не ты, Келлен. Оставалась единственная надежда: добраться до вас первой. Тогда мы смогли бы сражаться с ними все вместе.

Нифения снова обняла гиену, нежно поглаживая шерсть зверя.

— Бедный Айшек едва не погиб, защищая меня.

— Дивная история, — сказал Рейчис. — Только вот они с шавкой удрали, едва завидев нас.

— Что он сказал? — спросила Нифения.

Я перевел, и снова увидел на ее лице лишь досаду.

— Когда я вас нашла, уже не было времени ничего объяснять. Я не хотела рисковать вами.

Нифения достала из-под плаща крохотную железную коробочку с ржавыми обугленными стенками.

— Это защитило бы меня от молний. Но не вас. И вы могли пострадать заодно с берабесками. — Она бросила использованный и уже мертвый амулет на песок. — Ладно, может, и не лучший мой план…

На самом деле план не такой уж плохой. «Плененная» магом буря бывает очень опасна, а правоверные преследовали Нифению по пятам. Остановись она хоть на секунду, они бы поймали ее… Конечно, именно такую историю и рассказал бы маг шелка, желавший меня обмануть.

— Келлен?.. — сказала она, пристально глядя на меня.

Я не знал, чему верить. Я устал, я был ранен, и вдобавок ко всем прочим бедам левый глаз начал болеть. Черные отметины горели, словно их облили кислотой.

В моем народе верят, что Черная Тень — это трещина, через которую демон мало-помалу захватывает тело мага… Только вот в последнее время изменялся вовсе не я. Зато все вокруг постоянно оказываются не теми, за кого себя выдают.

Глаза девушки сузились, превратившись в темные щелки. А ее ухмылка становилась все шире и шире — казалось, Нифения вот-вот вывихнет себе челюсть. Она смеялась надо мной — над тем, как легко я поверил в ее обман. И впрямь: с какой стати Нифении быть здесь — за много сотен миль от нашего дома? Более вероятно, что какой-то охотник за головами из джен-теп случайно попал в плен к религиозным фанатикам, а теперь разыгрывал перед нами спектакль, ожидая подходящей возможности меня убить…

Несколько вещей произошли одновременно. Гиена встала, несмотря на раненную лапу, и зарычала на меня. Рейчис тоже подскочил, готовый кинуться на гиену; его шерсть окрасилась в темно-красный цвет. Нифения смотрела на мои руки.

Я опустил взгляд и увидел, что сунул руки в мешочки на поясе, сам того не заметив.

— Келлен, что ты делаешь? Это я, Нифения.

— Неверный ответ, — сердито сказал я. — Теперь ее зовут Нифарья.

Я вытащил по щепотке порошков — красного и черного — и сжал их в пальцах.

— Итак, кто ты на самом деле?


Механическая птица

Глава 10

ВОССОЕДИНЕНИЕ

— Келлен! — крикнула девушка. Она сощурила глаза, а голос ее сделался резким. — Я больше не ношу имя Нифарья. Я Нифения. Совет клана отнял имя мага в тот день, когда изгнал меня.

Да неужели? Несколько месяцев назад моя сестра Шелла рассказала, что Ниф обручилась с Панэратом и обрела покровительство его дома. Я знал Пана. Он никому не позволил бы изгнать ее.

— Убери эти порошки, Келлен. Твоя татуировка начинает светиться.

И точно. Узоры на моем предплечье окружил слабый серебристо-голубой свет. Нифения — или тот маг, что прикидывался ею, — сунула руку под плащ. У творца амулетов может быть припрятано много зубодробительных штуковин. Впрочем, я был уверен, что среагирую быстрее. Только с такого расстояния я ее скорее всего убью.

Белкокот и гиена рычали все громче. Кровь шумела в ушах. Левую глазницу жгло все сильнее и сильнее, и перед мысленным взором плыли видения — огонь и смерть, гибель магов, которые приходили за мной прежде и наверняка придут снова. Сасуцеи в правом глазу, в свою очередь, обожгла меня холодом, призывая остановиться. Я не знал, какому инстинкту верить, но мне до смерти надоели люди, пытавшиеся меня одурачить, обмануть или убить. Не в этот раз. Хватит!

— Келлен, не вынуждай меня…

Пять блестящих стальных пластинок просвистели в воздухе и вонзились в землю у наших ног. Фериус стояла в нескольких футах от нас. Солнце светило ей в спину, и тень от ее фигуры падала на нас. В руке Фериус держала колоду стальных карт.

— Я думала, что вы разобрались между собой, но, похоже, ошибалась. — Аргоси вытащила еще одну карту. — Слушайте-ка сюда. Если меткий маг, творец амулетов, белкокот или гиена двинется с места, получит вот этим прямо промеж глаз. Я очень устала, меня избили, и здравый смысл подсказывает, что пора положить конец этой белиберде.

Мне стоило больших усилий не ответить какой-нибудь резкостью, но я заставил себя сделать несколько медленных глубоких вдохов-выдохов. Наконец видения померкли, а назойливые голоса в голове притихли. Притихли — но не умолкли совсем.

— Откуда нам знать, что она не самозванка?

Аргоси, прихрамывая, приблизилась к нам.

— Покажи ему, кто ты есть, детка.

— Он уже знает, кто я, — ответила Нифения. — И буду благодарна, если вы перестанете называть меня «детка».

— Он знает, кем ты была. Покажи ему, кто ты сейчас.

Девушка сдернула шляпу, демонстрируя шрамы, которые покрывали ее голову и лицо. Глядя на нее теперь, я понял, почему сперва не узнал Нифению. Кожа на лице была сухой и сильно загорела от долгого путешествия по пустыне. Очертания скул стали резче. Нифения всегда была худощавой, но теперь выглядела просто тощей… Будучи посвященным, я долго учился запоминать картинки до мельчайших деталей — того требовала эзотерическая геометрия некоторых заклинаний. Потому-то, даже спустя многие месяцы, проведенные в изгнании, я мог описать длинные блестящие волосы Нифении прядь за прядью. Теперь эти волосы были коротко обрезаны; темные клочья торчали во все стороны, напоминая больше шерсть гиены, чем прическу девушки, которую я помнил.

Я едва не сказал ей об этом, но сумел сдержать эмоции.

— Ты обрезала волосы, — проговорил я вместо этого. Вроде ничего обидного. Но я тут же все испортил, прибавив: — Мне больше нравились длинные.

«О, предки. Почему я не могу держать рот на замке хотя бы время от времени?»

Нифения поджала губы, явно давая понять, что моя реплика не стоит ответа. Гиена раскрыла пасть и насмешливо передразнила:

— Мне больше нравились длииииинные.

— Ну как, малыш, — спросила Фериус, — ты разобрался, что к чему?

Пожалуй, да. Хотя это был странный способ убедить меня, что Нифения — и правда Нифения. Она выглядела, разговаривала и вела себя не так, как девушка, знакомая мне с детства.

Видимо, в этом и был смысл.

— Маг шелка, притворившийся Нифенией, постарался бы изобразить ее более привычной для меня, да?

Фериус спрятала карты и достала курительную соломинку. Сонно взглянула на нее.

— Малыш наконец-то научился слушать глазами. Закончим урок.

Она сделала неуловимое движение рукой, и в пальцах появилась спичка. Глубоко затянувшись, Фериус сказала:

— Могу поспорить, однажды вы, джен-теп, поубиваете… поубиваете…

Она замолкла и начала шататься из стороны в сторону, точно пьяная. Лишь теперь я заметил, как она бледна. Она смотрела на меня, но казалось — не могла толком сфокусировать взгляд. На ее губах появилась привычная ухмылка, но в следующий миг она пошатнулась и рухнула лицом вниз. Я потянулся за сумкой с медикаментами, и только тут увидел жуткие раны на спине Фериус. Меч барабеска навредил ей гораздо сильнее, чем она желала показать. Одежда была изрезана, и длинные кровавые полосы тянулись через всю спину, к боку. А золотистый песок под ее телом окрашивался алым.

Глава 11

ЧЕРНОЕ НЕБО

Едва лишь я сделал первый шаг к Фериус, как понял: что-то не так.

Ослепительно-яркое полуденное солнце превратилось в черный диск, и тьма накрыла пустыню. Песок — еще недавно золотой — теперь состоял из мириад крупинок черного оникса. Нигде не было ни единого источника света, и все же я отлично видел. Глаза словно бы научились различать тысячи оттенков черного, из которых был соткан мир вокруг меня. Где я?

Чей-то голос окликнул меня:

— Келлен?

Нифения! Но голос ее звучал так, словно она находилась во многих милях отсюда. Он будто бы отдавался эхом от стен огромного каньона.

Я огляделся, пытаясь сориентироваться. Через тридцать ярдов пустыня заканчивалась пляжем, которого здесь не могло быть. Черный океан гнал к берегу огромные волны. У кромки воды стояла спиной ко мне одинокая фигура. Это была Фериус. Она, казалось, разговаривала сама с собой.

— Было бы чудесно снова пересечь океан… Хотя бы еще один раз.

Я кинулся к ней, топча ониксовый песок. Но странное дело: сколько бы я ни бежал, я не приблизился к аргоси ни на шаг.

— Фериус, это я! Кажется, я попал в какую-то ловушку! Скажи, что мне делать?

— …И хорошо бы еще разок повидать их. Поговорить о том, что осталось недосказанным. Хотя, могу поспорить, путь Странствующего Чертополоха — не для тех, кто оглядывается назад.

Путь Странствующего Чертополоха? Аргоси часто придумывают названия вроде этого. Фериус шла путем Полевой Ромашки. А Рози — единственная аргоси, кроме Фериус, которую я знал, — путем Шипов и Роз. Но о пути Странствующего Чертополоха я слышал впервые.

Нифения по-прежнему звала меня, но ее голос становился все тише.

— Келлен, почему ты стоишь столбом? Я не знаю, как помочь леди Фериус. Она истекает кровью. Повязка не помогает!

— Нифения! Где ты?

Внезапно ее голос раздался совсем близко — прямо у меня за спиной.

— Я не могу больше быть ею, — тихо сказала она.

Я обернулся. Нифения стояла в нескольких шагах, бездумно глядя на восток. Вместо плаща и походных штанов на ней было серебристо-голубое платье посвященной джен-теп, а волосы снова стали длинными, до пояса. Одной рукой придерживая пряди, Нифения срезала их черными ножницами, но волосы почему-то не становились короче.

— Теперь я стану кем-то другим, новым, — бормотала она. — Ею я больше не буду. Никогда.

Нас разделяло всего несколько футов, но, когда я потянулся к девушке, пальцы схватили лишь пустоту.

— Нифения? Что ты делаешь? Кем ты не можешь быть?

Призрак не обернулся, казалось, вовсе не заметил меня.

Где-то далеко другая Нифения отчаянно звала:

— Келлен, прошу, не уходи! Ты что, не понимаешь? Она умирает, Келлен! Фериус умирает!

— Нифения! Я тебя не вижу! Я не понимаю, куда попал.

Ответом были лишь ее рыдания. В отчаянии она снова и снова звала меня по имени, умоляла помочь. Я пытался найти путь назад, но эта черная пустыня казалась бесконечной.

Мелькнула маленькая тень. Пушистый зверек пробежал мимо меня по ониксовому пляжу. Я тут же узнал его. Это был Рейчис — или его призрак. Он приостановился, рыча на невидимых врагов, но я не понимал, что он говорит.

— Рейчис, — крикнул я, — помоги Нифении! Покажи ей серебряную банку с олеус регией. И скажи, что сперва ее надо растереть в руках, иначе не будет толку.

Белкокот неожиданно исчез, преследуя добычу, которую я не мог увидеть.

— Рейчис! Рейчис, послушай меня!

Он не обратил внимания и поспешил своей дорогой, скаля зубы и рыча на кого-то в темноте. Я побежал за ним, пытаясь его схватить. Я мог бы поклясться, что догоняю белкокота, но всякий раз он оказывался слишком далеко от меня.

Как бы я ни старался, я не мог приблизиться ни к кому из них. На берегу тень Фериус вошла в глубокий черный океан. Я окликнул ее, но знал, что она не услышит.

Сумрак окружал меня. Единственной ниточкой к реальному миру были крики Нифении; она звала, умоляя помочь, прося спасти мою наставницу. И тут наконец-то я понял, что происходит.

Я увидел следующую стадию Черной Тени. Отчаявшись напугать меня картинами ужаса и отчаяния, она поглотила меня целиком. Я заблудился. Застрял среди теней.

А Фериус Перфекс умирала.


Механическая птица

Глава 12

ОКОВЫ

Очнувшись, я понял, что лежу в мягкой постели. А еще — что я прикован к кровати цепями.

Я понятия не имел, сколько здесь пробыл, но раны, полученные в драке с берабеском, теперь отдавались лишь несильной тупой болью. Видимо, кто-то обо мне позаботился.

Сознание возвращалось медленно, но кое-что я осмыслил. Во-первых, я не в тюрьме. Более всего это походило на комнату в скромной гостинице, обставленную немудреной мебелью. Видимо, комната находилась на втором этаже, поскольку снизу доносились голоса. Разговоры, крики, смех, звон стаканов и время от времени — скрип дверных петель.

Таверна или трактир… По комнате гулял сквозняк. Я приподнялся на подушках и увидел окно в левой стене. Дневной свет, проходивший сквозь него, был мягким и неярким. Видимо, вторая половина дня.

Свежий воздух, ничуть не похожий на сухой раскаленный воздух пустыни, в котором постоянно вилась пыль. На полу под окном лежала стопка штор. Кто-то не просто открыл их, а вообще снял, чтобы в комнату попадало как можно больше света. Масляная лампа на прикроватном столике была уже зажжена, и я ощутил странное облегчение. Я смутно помнил о ловушке тени и о том, как кричал во всю силу легких, умоляя вытащить меня оттуда.

Тот, кто доставил меня сюда и приковал к кровати, позаботился, чтобы я не проснулся в темноте и не ударился в панику. Фериус могла бы так сделать. Жива ли она еще?..

Я попытался вскочить, на миг забыв про цепи. Они натянулись и загремели.

— Эй! — крикнул я. На миг показалось, что я в ловушке. — Снимите с меня это!

За дверью заскрипел стул. Послышались шаги. Миг спустя в комнату вошла Нифения. Ее гиена бесшумно вышагивала рядом с ней.

Нифения смерила меня изучающим взглядом. Не знаю, что она надеялась увидеть, но, так или иначе, она вошла и закрыла за собой дверь.

— Ну, теперь ты похож на себя. Это уже кое-что.

«Она подобрала странные слова, — подумалось мне, — если принять во внимание, что она-то сама отнюдь на себя не похожа». Здесь, в сравнительно нормальной обстановке, вдалеке от гротескных пейзажей пустыни, контраст между нынешней Нифенией и прежней стал еще более разительным.

«Не зацикливайся на ее внешности, болван. Лучше подумай, почему это произошло».

— Фериус… Она…

Нифения подошла и села в ногах кровати.

— Она в порядке. Фериус жива. Но раны очень серьезные. Она едва не… Ладно, в любом случае теперь она выздоравливает.

«Спасибо вам, предки! И еще раз: большое спасибо!»

Я поднял руки, потянув за собой цепи.

— Не могла бы ты снять это с меня?

В голосе Нифении появились металлические нотки.

— Не знаю. Ты не собираешься снова меня бросить? Ну, как ты это сделал в пустыне, когда твои друзья истекали кровью, а я пыталась им помочь?.. — Она осеклась. — Прости, Келлен. Мне не следовало этого говорить.

Нифения подошла и присела справа от кровати, сунув ключ в железный браслет на запястье. Потом освободила вторую руку.

— Ну вот. Ты свободен. Постарайся больше не убегать и… Прости. Кажется, я не могу остановиться.

Она села на пол, привалившись спиной к стене. Гиена устроилась рядом с Нифенией, положив голову ей на колени.

— Два месяца, как я покинула наш дом, Келлен. Меня дважды ограбили. Трижды я едва не погибла. Как-то съела фрукт, не зная, что он испортился у меня в сумке, и отравилась. Я не могла двигаться. Умерла бы от обезвоживания, если бы Айшек не пробежал пятьдесят миль до ближайшего города и не украл для меня фляжку воды.

— А почему тебя…

Я замолчал. Мне хотелось спросить, почему ее изгнали. Но, кажется, сейчас был неподходящий момент. Хотя, возможно, подходящий момент никогда не настанет.

— Рад, что ты цела, — сказал я.

Она погладила гиену. Потом, подняв голову, взглянула на меня.

— Сколько прошло времени, прежде чем ты перестал бояться, Келлен?

— Перестал? Ты шутишь? Я постоянно чего-то боялся. Черт, даже сейчас боюсь.

Она рассмеялась.

— Чего? Меня?

Гиена что-то проворчала. Ниф похлопала ее по голове.

— Ну, конечно, мой отважный маленький дружок, тебя все боятся.

В ответ Айшек фыркнул и лизнул ее руку. Если бы я попытался похлопать Рейчиса по голове и назвать его «мой маленький дружок», он бы укусил меня за язык и заорал: «Только посмей назвать меня так снова, голокожий! Назови меня дружком еще раз, только попробуй!»

— Ладно, — сказала Нифения, аккуратно отстраняя гиену и поднимаясь на ноги. — Ты, наверное, голоден.

— Сколько я тут пробыл? И как вообще мы выбрались из пустыни?

— С большим трудом, — ответила она. — Если вкратце: пришлось истратить все лекарства Фериус. И два моих лучших заклятия зова — чтобы вернуть ваших лошадей. А потом я три дня шла рядом с лошадью Фериус, следя, чтобы она не свалилась. И чтобы ты не…

— Что? — спросил я. Под взглядом Нифении я вдруг ощутил укол стыда.

— Ну, просто… Там, в пустыне, когда ты наконец перестал бродить туда-сюда, как сомнамбула, я не узнала тебя.

Отлично.

— Слушай, мне жаль. Я…

— Нет, я не о том. В буквальном смысле: несколько секунд я не могла тебя узнать. Словно передо мной стоял незнакомец. — Нифения покачала головой. — Ладно, наверное, померещилось. Я сама была хороша: устала, мучилась от жажды, едва спаслась от кучки религиозных фанатиков, которые чуть меня не убили.

Она протянула мне руку.

— Пойдем. Это место меня бесит.

Я откинул одеяло и поднялся на ноги. В голове еще стоял туман и было немного холодно, но ничего страшного.

— Отведи меня к Фериус.

Нифения приподняла бровь.

— Серьезно? А ты ничего не забыл?

Вот толстокожий идиот! Я забыл поблагодарить ее! Нифения прошла через ад, чтобы спасти мою наставницу, чтобы разыскать меня и привести из пустыни в безопасное место! А я вел себя как неблагодарная скотина.

— Спасибо, Нифения. Правда: спасибо. Если я могу что-то для тебя сделать…

Она улыбнулась. И тут же улыбка превратилась в ехидную усмешку. Нифения указала на противоположную стену. Я проследил за ее жестом и увидел, что на стене висит зеркало. Увидел свое отражение.

Я был совершенно голым.

— Просто надень что-нибудь — и этого будет вполне достаточно.

Покраснев, слыша над ухом хохот Нифении и ее гиены, я поспешно достал из дорожной сумки запасную одежду и влез в нее.

Впрочем, смущение исчезло, стоило мне глянуть в зеркало второй раз. Черные изогнутые линии вокруг левой глазницы увеличились в размерах. Так происходило, когда я использовал магию джен-теп — но медленно, почти незаметно. Теперь же, после того как я побывал среди теней, положение сильно ухудшилось.

Я схватил банку с тональным кремом, которым маскировал отметины. Его приходилось использовать всякий раз, когда мы приезжали в какой-нибудь город. И он был чертовски мерзким.

— Хватит прихорашиваться, — сказала Нифения. — Поверь мне: для этого места ты выглядишь вполне нормально. Даже мило.

Я отставил банку с кремом и взял свою шляпу.

— А где это мы, вообще говоря?

Она открыла дверь.

— Знаешь, я надеялась, что ты мне скажешь.

Мы вышли в коридор с полудюжиной одинаковых дверей, похожих на мою. Я подумал, что Фериус лежит в одной из комнат, но Нифения миновала их все, направившись к лестнице.

— Кажется, ты сказала, что Фериус выздоравливает?

— Да. Но, очевидно, аргоси понимают «выздоровление» не так, как обычные люди.


Мы спустились по лестнице и оказались в большом общем зале. С десяток мужчин и женщин в неброской одежде сидели на скамьях — выпивали и переговаривались. Сонный бармен, взгромоздившийся на высокий табурет, протирал кружки. Фериус нигде не было видно.

— Мы должны были встретиться с ней здесь, — сказала Нефения, оглядывая зал.

Я увидел расхлябанную дверь, ведущую наружу.

— Что это за город?

— Это не город, — отозвалась Нифения. — Здесь вокруг вообще ничего нет. Трактир стоит на перекрестке дорог неподалеку от границы Гитабрии.

— И как же ты нашла это место?

Нифения фыркнула.

— Его нашла леди Фериус. Она была едва жива. Мне пришлось привязать ее к седлу, чтобы она не свалилась с лошади. И все-таки каждые пару часов она поднимала голову и указывала мне, куда идти. Налево. Направо. Через вон то пыльное поле… Мы миновали три городка. В любом из них я могла бы найти ей нормального врача. Но нет. Она стояла на своем. Ей требовалась какая-то «абсолютная константа цивилизации».

— О! — сказал я, наконец-то сообразив, где мы оказались. Фериус склонна придумывать местам всяческие громкие названия, но на проверку оказывается, что все это — пшик.

— Мы в трактире скитальцев.

— И чем он отличается от обычного трактира?

Я провел Нифению мимо барной стойки, к другому концу зала.

— Если верить аргоси — всем. Трактиры скитальцев — это такие секретные места для отдыха на длинных дорогах. Они существуют по всему континенту, хотя зовутся по-разному. В приграничье их называют «дома бродяг». Я никогда не слыхал о таких местах в наших землях, но Фериус говорит, что там они тоже есть и называются «приютами странников». Они встречаются даже здесь, на территории берабесков, и именуются «убежищами пилигримов».

Нифения оглядела людей, заполонявших зал.

— Не очень-то они похожи на пилигримов.

— Ну, формально мы пока не в трактире скитальцев. Пойдем.

Я открыл неприметную дверь, украшенную изображением трех звезд над маленькой спиралью.

Трактирщик заметил нас.

— Туда никто не заходит, — проговорил он.

— Поэтому никто оттуда и не выходит, — ответил я.

Тут же потеряв к нам интерес, трактирщик вернулся к своему занятию.

— Что это было? — спросила Нифения, когда мы вошли в дверь и оказались в темноте. — Какой-то пароль?

— Точно не знаю, но трактирщики всегда так говорят, а Фериус — отвечает.

Я нащупал стену и шел, держась за нее рукой, пока не добрался до лестницы, ведущей под землю.

— Спускайся аккуратнее. Думаю, тут должно быть семьдесят семь ступенек, но я всегда забываю посчитать.

— И что внизу, Келлен?

— Если пользоваться терминологией Фериус — абсолютная константа цивилизации.


Механическая птица

Глава 13

АБСОЛЮТНАЯ КОНСТАНТА

Широко распахнутыми глазами Нифения смотрела на огромную комнату, вырезанную в толще скалы под трактиром. Она была в два, а то и в три раза больше, чем здание на поверхности.

Я всегда задавался вопросом: может быть, эти места изначально предназначались для беженцев, спасавшихся от постоянных войн, которые когда-то то и дело сотрясали наш континент? Впрочем, с тем же успехом это могли быть убежища для контрабандистов и воров, скрывающихся от местных властей.

В таких подземельях можно жить довольно долго. Здесь никогда не бывает слишком жарко или слишком холодно. А лабиринт туннелей, уводящих в разные стороны, предоставляет прекрасные возможности для побега. Однако всякий раз, когда я спрашивал Фериус о назначении этих трактиров скитальцев, она давала один и тот же ответ. И те же слова она прокричала в тот миг, когда мы с Нифенией входили в пещеру.

— Азартные игры, друзья мои!

Она подняла большую кружку, наполненную до краев. И вряд ли это было лекарство.

— Это ли не прекраснейшая форма поэзии, придуманная цивилизованными людьми?

— Абсолютная константа! — с энтузиазмом подхватили тост остальные посетители.

В противоположных концах пещеры были устроены два отдельных бара — видимо, чтобы гостям не приходилось далеко ходить за своей выпивкой. За столами разнообразных форм и размеров играли в карты, в кости и еще какие-то игры, которых я не знал.

— Келлен! — жизнерадостно провозгласила Фериус из-за своего стола, где она резалась в карты с тремя другими путниками. — И девочка, имя-которой-я-позабыла!

— Снова напоминаю вам, леди Фериус, меня зовут Нифения.

— Перестань называть меня «леди», детка. Я должна повторять в сотый раз?

Нифения изогнула бровь.

— Видимо, я тоже позабыла.

Айшек побежал вперед и глухим ворчанием приветствовал Рейчиса. Белкокот восседал на плече у Фериус, взгляд его маленьких глазок был прикован к столу, где шла игра. Он ненадолго отвлекся, посмотрев на меня, но и не подумал поздороваться. Оскалил зубы на Айшека, а потом снова вернулся к картам.

— Давай, аргоси! Разнесем этих сосунков в пух и прах! Вперед!

— Ты учишь белкокота играть в карты? — спросил я.

Фериус ухмыльнулась и кинула на деревянный поднос горсть монет. Монеты, как я заметил, были по меньшей мере из трех разных стран.

— Наш мелкий приятель проявляет в этом деле завидную сноровку.

— Но как вы общаетесь? Ты же не понимаешь его язык.

— О, он находит способы донести до меня свои мысли.

— Вот эту карту клади, вот эту! — возбужденно протрещал Рейчис. Он спустился по руке Фериус, вцепился в карту обеими лапами и рявкнул на аргоси, видя, что она колеблется.

— Скорее, а то не успеешь!

— Ладно, ладно, — сказала она, выкладывая карту на стол. Это была тройка щитов — масть, символизирующая дароменскую империю.

«Весьма любопытно», — подумал я, хотя и не знал правил этой игры.

— Вот мерзавец! — рявкнула женщина, одетая в дароменский костюм для верховой езды. Она бросила свои карты на стол. Ее сосед справа — огромный берабеск в просторном балахоне — тоже спасовал.

— Не нравится мне эта зверушка. Из-за нее мне не везет.

— Зато мне везет, неудачник! — весело сказал Рейчис.

Он прыгнул на стол и принялся одну за другой перекладывать монеты с подноса, куда клали ставки, в кучку рядом с Фериус. Управившись с этим, белкокот посмотрел на меня.

— Ты в курсе, что испортил нам все удовольствие?

— Эй, малыш, как дела? Все в порядке? — спросила Фериус, в свою очередь глянув на меня. — Ты как будто малость не в духе.

Не в духе? Кожа Фериус была такой бледной, что, закрой она глаза, ее можно было бы принять за труп. Не знаю, сколько времени аргоси просидела за картами, но, судя по всем этим разнокалиберным монеткам на столе, едва ли она долго отдыхала. Фериус снова подняла свою кружку с пойлом, и я увидел, как дрожит ее рука. Это стало последней каплей.

— Я не в своей тарелке?! На себя посмотри! Ты ж едва можешь усидеть на стуле. Ты чуть не умерла, Фериус! Я потерялся в Тенях, а ты истекала кровью, и я ничего не мог поделать. Ничего! Ты не понимаешь, да?

Партнеры Фериус смотрели на меня. Некоторые игроки за другими столами — тоже. Видимо, я орал слишком громко. Фериус перехватила несколько сочувствующих взглядов и небрежно отмахнулась.

— Все ведь кончилось счастливо, Келлен. А теперь поди, сядь вон на тот диванчик и дождись какую-нибудь прекрасную жрицу любви. Она поможет тебе расслабиться.

— Жрица любви? — переспросила Нифения.

— Женщина легкого поведения, — объяснил я, хотя знал, что это разозлит Фериус. Она видела какую-то разницу между этими двумя профессиями. От меня разница ускользала.

— Сразу видно: юноша никогда не проводил ночь с настоящей жрицей любви, — бросила Фериус. Со всех сторон послышались смешки. Я почувствовал, как ногти впиваются в ладони. Нифения попыталась оттащить меня назад, но я сбросил ее руку.

— Ты все готова превратить в шутку, да? Самовлюбленная, эгоистичная идио…

Я понял, что зашел слишком далеко, даже не успев увидеть лица окружающих меня людей. И никто из них не знал, что Фериус то и дело спасала мне жизнь. Я же ничего не сделал, когда она умирала…

Фериус отшвырнула карты.

— Нет, Келлен, я думаю, ты прав. Это не шутка.

Она кинула пару монет берабеску, тасовавшему колоду.

— Сыграйте несколько раундов без меня, Хедрисс. Надо немного размять ноги.

Она поднялась из-за стола и направилась к выходу из пещеры.

— Пошли, малыш. Поговорим.


Следом за Фериус я вышел наружу, стараясь сохранять невозмутимый вид. Но на самом деле чувствовал себя нашкодившим щенком, ожидающим трепки.

Солнце начинало клониться к западу. На востоке темнеющие облака висели над грядой холмов, которые на картах означали границу Гитабрии. Мы явно были далеко за пределами пустыни. Неподалеку от трактира виднелся живописный ручей с перекинутым через него небольшим деревянным мостиком. Ручей убегал в лес — под своды серебристых деревьев, покрытых нежными оранжево-розовыми цветами.

— Красиво, верно? — спросила Фериус.

По сравнению с теми местами, где мы побывали за последние несколько месяцев?..

Казалось, я видел перед собой одну из тех дивных мирных картин, что украшали стены святилищ лорд-магов.

— Думаю, тут очень мило.

Фериус ухмыльнулась и сунула руку в карман — разумеется, за своей курительной соломинкой. Впрочем, так и не вытащила ее.

— Бывают места… и моменты, которые пьянят, как летнее вино, малыш. Но ты не почувствуешь их вкус, если отравлен страхом и гневом.

— Но ведь…

Она перебила меня:

— Ты все твердишь, что я едва не умерла, Келлен. Так не умерла же! Радуйся же этому, вместо того чтобы думать о плохом. Хватит оглядываться на вчерашний день. Это лишь помешает тебе вкушать сегодняшний.

Фериус была в чем-то права, разумеется, и мне отчаянно хотелось принять ее образ мыслей. Но я не мог.

— Я думаю только о том, что ты почти умерла…

Вместе с последним словом из моего горла вырвались рыдания. Это было унизительно. Всякий раз, когда на нас нападают, я потом плачу. Вот и сейчас… Выходя из трактира, я пообещал себе: что бы ни сказала Фериус, я не стану хныкать, словно потерявшийся ребенок. Как и многие другие обещания, это я тоже нарушил.

— И я виноват, Фериус. Я всегда виноват! Ты истекала кровью, а я не мог помочь из-за дурацкой Черной Тени. Если бы мы были там только вдвоем, ты бы…

Я осекся. Потому что Фериус сделала нечто необычное.

Обняла меня.

Ощущение было очень странным. Непривычным и неестественным. Для меня. Хотя кто-то другой, наверное, принял бы это как должное. Но в моем народе не принято выражать чувства таким образом. Я попытался оттолкнуть Фериус, но она лишь крепче прижала меня к себе и не отпустила.

— Вот видишь. Это-то меня и восхищает в тебе, малыш.

— То, что я постоянно чего-то боюсь?

— То, что ты не боишься ничего. Кроме одной-единственной вещи — потерять своих друзей.


Механическая птица

Глава 14

ИГРА

Мы вернулись в пещеру под трактиром, и Фериус снова уселась за карточный стол. Рейчис время от времени клянчил у нее карты, а Нифения и Айшек наблюдали за игрой. Временами гиена рявкала или повизгивала; для меня эти звуки ничего не значили, но Рейчис тут же принимался многословно объяснять правила. Белкокот уже считал себя экспертом в тактике и стратегии карточных игр.

Путешественники приходили и уходили. Некоторые носили одежду, привычную мне, другие — совершенно незнакомую. Большинство гостей выпивали или играли в азартные игры. Некоторые маленькими группками собирались в темных углах и тихо переговаривались между собой. Отдельные люди стояли в одиночестве и явно кого-то ждали, а дождавшись — радостно бросались в объятия друзей.

Ближе к ночи пришли трое музыкантов, они играли на инструментах, каких я никогда не видел прежде, и пели незнакомые мне песни. Несколько человек встали и пошли танцевать — в парах или тройках. Другие же предпочитали отдыхать на диванчиках у дальней стены пещеры, куда не достигал свет фонарей и звуки музыки.

В зале появились юноши и девушки — слишком хорошо одетые и ухоженные, чтобы быть путешественниками. Они подходили к диванчикам и вели с гостями тихие беседы. Некоторые пары после этого удалялись рука об руку.

Парень с золотисто-каштановыми волосами до плеч приблизился к Нифении. Он прошептал ей что-то на ухо, и она рассмеялась. Через минуту они уже танцевали вместе.

— Тебя что-то беспокоит, малыш? — спросила Фериус.

— Нет. Все отлично.

Рейчис вспрыгнул ко мне на плечо и понюхал шею.

— Ревность. Пахнет примерно так же, как сожаление, только с горьковатым оттенком.

Я отпихнул его морду.

— Я не…

— Ты не — что? — уточнила Фериус.

— Ничего. Вообще ничего. Просто оставьте меня в покое.

Женщина, на пару лет старше меня (или, может, на пару десятилетий — трудно было разобрать под ее макияжем) вальяжной походкой подошла к нам и заворковала над Рейчисом.

— Только взгляните! Вот это красавчик! Просто милашка!

Она говорила это белкокоту, но тем временем положила руку мне на грудь. Ее пальцы скользили по пуговицам моей рубашки. Рейчис же вовсе не обратил на женщину внимания: он вытянул шею, чтобы лучше видеть карты Фериус.

— Убери отсюда двуногую, Келлен. Она меня раздражает.

Не подозревая о недовольстве Рейчиса, женщина наклонилась к белкокоту, едва не касаясь его носа своим. Ее дыхание при этом щекотало мою шею…

— Готова поспорить: женщины то и дело спрашивают, можно ли погладить его по шерстке.

Белкокот фыркнул.

— Келлен, скажи ей, что она пахнет тремя разными мужчинами и по меньшей мере двумя женщинами. И что ей, вообще-то, следовало бы принять ванну, прежде чем…

— Может, ты заткнешься? — спросил я.

Глаза жрицы любви расширились, и она влепила мне пощечину.

Я остолбенел. Был потрясен и недоумевал, но все же, несмотря на собственные переживания, я успел увидеть боль в ее глазах — пусть это и длилось какой-то миг.

И да — девушка действительно была не сильно старше меня. Отчего-то мне вдруг стало нестерпимо стыдно.

— Я говорил с белкокотом, — сказал я как можно убедительнее.

— Не обижайся, милая, — сказала Фериус. — Этот парень становится капризным, если не выспался. А вот я останусь тут надолго. Не сходишь ли за выпивкой? Притащи нам самый большой поднос, который найдешь. А через часик-другой можем встретиться в моей комнате. Идет?

Она кинула жрице любви монету. Ее диск сиял чистым золотом, а в центр был вправлен мерцающий изумруд. Девушка поймала монету и сжала в кулаке. На ее губах снова заиграла улыбка. Она глянула на Фериус с удивлением и восхищением.

— Звучит недурно, — ответила жрица любви, и в ее голосе внезапно послышался акцент, присущий аргоси.

Отчего-то я почувствовал раздражение. Создавалось впечатление, будто эти двое издеваются надо мной.


Дождавшись, когда девушка уйдет, я спросил Фериус:

— И зачем ты пригласила ее к себе в комнату?

— А что? Женщина не может приятно провести время в хорошей компании? И потом: у меня ломит плечи, а эта братия творит истинные чудеса в плане массажа.

— Она же… Это предосудительно.

Да, я знал, что Фериус мои слова не понравятся. В свою защиту могу сказать, что, у джен-теп проституция запрещена.

Впрочем, меткие маги у нас тоже не в чести.

Фериус пронзила меня взглядом.

— Эта девушка не сделала тебе ничего плохого. И я тоже, если уж на то пошло. Позволяй иногда другим людям жить так, как им нравится, даже если это не нравится тебе. Все равно ты ничего не можешь им дать — и тебе нечего у них взять.

«Путь аргоси — это Путь Воды», — напомнил я себе. Фериус не первый раз преподавала мне этот урок. И вроде бы ничего тут сложного нет. Но усвоить его было не легче, чем удержать между пальцами дождевые капли.

— Ты права, — сказал я, сгоняя Рейчиса и поднимаясь со стула. — Надо бы пойти и извиниться перед ней.

Фериус поймала меня за руку.

— Эта девушка сейчас улыбается. У нее в кулачке больше денег, чем она зарабатывает за месяц. Оставь ее в покое.

— Но она думает, что я…

— Грубиян с дурным характером, самовлюбленный простачок, не стоящий ее внимания. В данный момент это не так уж далеко от истины. Думаешь, твои извинения пойдут ей на пользу? Или, может, на самом деле они нужны тебе самому, чтобы успокоить совесть?

Я хотел возразить, но, прежде чем успел раскрыть рот, Фериус достала карту. Она была старая и потрепанная, нарисованная в черно-красных тонах. Карта из колоды долгов, которую Фериус всегда носила с собой.

— На этом закончим урок.

Я неохотно взял карту. В черно-красной колоде были иные масти, нежели во всех остальных. В данном случае картинка изображала пару вьющихся растений с острыми блестящими шипами. Подпись внизу гласила: «Двойка тернов».

— Что она значит? — спросил я.

— Она значит: не груби незнакомцам, — отозвалась Фериус. А потом снова вернулась к игре.

Нифения закончила танцевать, подошла к нам и сказала, что они с Айшеком уходят — раздобыть что-нибудь поесть. Я чуть не спросил, не собирается ли жрец любви присоединиться к их компании, но вспомнил о карте в руке и промолчал. Маленькая победа над собой.

Рейчис с Айшеком немного поворчали друг на друга, а потом белкокот объявил, что ему надо побродить по пещере и изучить другие игры. Я подозревал, что на самом деле Рейчис просто ищет возможность стянуть монетку-другую у зазевавшихся картежников. Может, карты и заинтересовали его, но более всего на свете белкокоты любят воровать.

У Фериус, должно быть, возникла та же мысль. Усмехнувшись, она сказала мне:

— Этот типчик нигде не пропадет…

Она бросила взгляд мне за спину, и улыбка исчезла с ее лица. Я обернулся. Руки уже тянулись к мешочкам на поясе.

«Хватит! — подумал я, ощущая под пальцами крупинки порошков. — Я больше не допущу, чтобы Фериус пострадала из-за меня».

Их было двое. Они шли к нам неторопливой походкой. Никто не обращал на них внимания — может, потому что и смотреть-то было особо не на что. Мужчина в простой дорожной одежде. Застиранная рубашка когда-то имела цвет спелой пшеницы, но он давно выцвел и поблек. Темные поношенные штаны. Коротко остриженные седые волосы, давно не знавшие гребня… Женщина выглядела немногим лучше, хотя ее костюм претендовал на некоторую элегантность.

— Не возражаете, если мы присядем на несколько партий? — спросила она.

Мужчина плюхнулся на стул, не дожидаясь ответа.

Я посмотрел на Фериус. Она снова улыбалась.

— Пара лишних ставок никогда не помешает.

Я высыпал порошки обратно в мешочки, однако продолжал пристально наблюдать за стариками. Не исключено, что они — аргоси, так что я смотрел внимательно. И все же миновал почти час, прежде чем я понял, что за нашим столом идут две разные карточные игры. Одна шла между всеми игроками, а другая — между Фериус и стариком.

Как я догадался? Ну, недаром я целый год провел рядом с Фериус Перфекс, глядя, как она управляется с картами. Я видел, как она играет. Как она использует карты вместо оружия. Или просто задумчиво вертит их в руках с отрешенным видом, словно медитируя. Но вот чего я не видел никогда — так это чтобы она потрудилась заглянуть в собственные карты во время игры. Однако в этот раз Фериус смотрела на них неотрывно и долго раздумывала, прежде чем сделать ход.

Другие игроки не придали этому особого значения, только кто-то отпустил шуточку: дескать, похоже, удача покинула ее.

— Ну так как, разыграешь карты? — спросил старик. — Или думаешь, если будешь долго пялиться на них, они превратятся во что-нибудь получше?

Я следил за игрой, забывая даже моргать. Потому-то и заметил, что произошло. Фериус наконец-то бросила на стол карту, но она была, казалось, немного толще остальных. Старик положил поверх одну из своих, но, когда он убрал руку, нижняя карта Фериус исчезла. Затем некоторое время игра шла как обычно. Потом Фериус подняла свою кружку, сделав глоток пойла, и я заметил краешек карты, выглядывающий из-под манжеты ее рубашки. Старик не отстал. Он похлопал по столу ладонью, показывая раздатчику, что ему нужна новая карта. А попутно вытащил карту из стопки сброса и спокойно рассмотрел ее — так, что никто ничего не заметил. Мимоходом он шлепнул свою спутницу по коленке — и карта исчезла. Наверняка осталась у женщины, чтобы та тоже могла ее рассмотреть. Увидев, что я наблюдаю за его манипуляциями, старикан подмигнул мне.

«Определенно, аргоси», — подумал я. Все то время, пока остальные играли в какую-то разновидность покера, Фериус и престарелая пара неприметно общались на языке карт, говоря друг другу то, что не могли сказать слова.

Затем — столь же неожиданно, как они и пришли, — старики забрали свои оставшиеся монеты и без единого слова прощания направились к выходу. К моему удивлению, Фериус окликнула их:

— Не хотите выпить? Тут подают дароменский виски. Говорят, даже мертвые поднимаются из могил, чтобы его попробовать.

Приглашение было довольно невинным, но для моих ушей оно прозвучало странно… каким-то диссонансом. Видно, так показалось и старикам. Мужчина приостановился и, не оборачиваясь, ответил:

— Уже поздно. Ветер дует. И в мире полно того, что можно выпить.

— Как угодно, — сказала Фериус и вернулась к игре. Она мурлыкала в такт музыке и с улыбкой кидала карты на стол. Казалось, это самая счастливая ночь в ее жизни.

Но никогда еще я не видел ее такой грустной.

Глава 15

СЛЕДОПЫТ

Я понятия не имел, что произошло между Фериус и двумя аргоси, и это не давало мне покоя. Не дожидаясь, пока Фериус меня остановит, я выскочил из зала и ринулся вверх по лестнице.

На улице пришлось помедлить несколько секунд, пока глаза не привыкли к темноте. А потом я опустился на колени, пытаясь найти следы пожилой пары. Отпечатков ног вокруг было несчетное количество, но я приглядывался не столько к форме, сколько к узору.

«Вот вы где!» — подумал я.

Две цепочки следов, уходящих в одном направлении. Я пошел по пыльной дороге, двигаясь медленно и тихо — как порой делает Фериус. «Не шагай, — сказал я себе, — а танцуй. Скользи по земле, как аргоси».

Ну, со стороны я выглядел, наверное, не очень. Как человек, пьяный в стельку, который шатается из стороны в сторону, чувствуя себя гарцующим пони. Думаю, я преодолел футов пятьдесят — а потом ноги подкосились, и я рухнул на дорогу.

— Я всегда говорил: сперва надо обучать проницательности, а потом уж отваге, — изрек старик, глядя на меня сверху вниз.

Я попытался встать, но ноги подгибались и не держали меня. Что-то кольнуло меня в затылок. Я с трудом поднял руку и нашарил там что-то. Мир вокруг меня был мутным и нечетким, но, когда я поднес штуковину к глазам, она оказалась чем-то вроде небольшого шипа. Я поднял взгляд на старика.

— Ты меня отравил!

— Ну-ну, не надо плакать и звать свою джен-тепскую мамочку. Все пройдет через пару минут.

Женщина ткнула спутника кулаком под ребра.

— Остановить его было правильным решением. Дразнить — нет.

— Я вот сейчас покажу тебе дразнилку, — сказал я.

Ну, прошамкал по крайней мере.

Сапог мужчины уперся мне в поясницу.

— Лежи смирно. Почему ты вообще решил нас выследить? Да еще так хреново владея арта туко?

Фериус редко использовала правильные термины, но я припоминал, что арта туко — это талант аргоси к проницательности. Что ж, моя проницательность, очевидно, оставляла желать лучшего.

— Я хотел узнать, кто вы.

— Для тебя — никто. Ветерок, пролетевший мимо тихим вечерком.

— Тогда кто вы для Фериус?

— Даже меньше, чем никто, если она скрывается. И нечто гораздо худшее — если нет.

Мужчина вдруг пошатнулся, и давление на мою поясницу исчезло.

— Ну хватит этой белиберды, — сказала женщина и посмотрела на меня. — Мы уходим, юноша. И не будет пользы ни тебе, ни Полевой Ромашке, если ты снова попытаешься нас разыскать.

Она увлекла мужчину дальше по дороге, но чуть приостановилась и кинула через плечо что-то маленькое и блестящее. Оно упало в дюйме от моего носа и закружилось вокруг своей оси. Монетка. Черная с одной стороны, серебряная с другой. Очень мило. Хотя монета могла мне просто привидеться. Мало ли — вдруг этот яд из шипа вызывает галлюцинации?

Я рассматривал чеканку монеты. На одной стороне был изображен ключ, на противоположной — замок.

— Что это?

— Ты всего лишь хотел помочь своему другу, — отозвалась женщина, — а мы в ответ причинили тебе боль. Мы не можем искренне попросить прощения, потому что сделаем так снова, если ты продолжишь преследовать нас. Пусть монета будет небольшим прощальным подарком.

Престарелая пара снова зашагала по дороге. А мне вдруг вспомнились слова Фериус, сказанные у черного океана, когда я заблудился среди Теней.

— И кто из вас идет путем Странствующего Чертополоха?

Я услышал, как женщина рассмеялась.

— Видишь? Она говорила, что мальчик умен.

— Не настолько уж, — ответил мужчина и крикнул мне: — Мы оба идиоты.


К тому времени, когда я вернулся в свою комнату на втором этаже трактира, даже мое чувство любопытства притупилось от усталости. Рейчис уже лежал на кровати, свернувшись клубочком.

— Ты ушел без меня, — сердито проворчал белкокот.

— Не хотел мешать тебе воровать чужие вещи.

Он пронзил меня взглядом глазок-бусинок.

— У тебя рубашка вся в пыли. Это те двое аргоси, верно?

Интересно, как Рейчис узнал, что они аргоси? Может, по запаху.

— Ничего. Я в порядке.

— Хочешь, я убью этих двух голокожих? Только скажи, Келлен.

Рейчис постоянно говорит что-нибудь в таком роде. Но сейчас он, казалось, был серьезен.

— Что это на тебя нашло?

Он отвернул морду.

— Ничего. Не бери в голову. В следующий раз можешь дать себя убить, на здоровье. Мне плевать.

Я слишком устал, чтобы с ним препираться, а потому просто запер дверь и на всякий случай подсунул под дверную ручку спинку стула.

Масляная лампа возле оказалась снова полна до краев. Я закрыл окно и повесил на место шторы. До рассвета оставалось не так долго, и пусть я боялся снова потеряться в Тенях, но яркий свет дня будет мешать мне спать.

На дороге послышались шаги. Я глянул за окно и увидел две фигуры. Они шли, держась за руки. Нифения. И один из парней, с которыми она танцевала. В голову полезли недобрые мысли, но я снова вовремя вспомнил о двойке тернов в кармане.

И потом: Нифения ничего мне не должна. Мы не давали друг другу никаких обещаний. Когда я узнал, что она обручилась с Панакси — или Панэратом, как он звался теперь, — я понял почему. Ниф шла вперед, как и я сам. Вскоре после этого я встретил Сенейру и ненадолго поверил, что между нами может что-то быть. Глупо. Я — изгой. Черные линии проклятия окружают мой левый глаз, а за мою голову назначена награда. Никому не нужны лишние проблемы.

— Фу! — Рейчис понюхал воздух и зарылся носом в подушку.

— Что не так?

— Жалость к себе воняет еще хуже, чем ревность.

Я снял штаны и забрался под одеяло.

— А знаешь, что пахнет даже хуже жалости к себе? Белкокоты!

Рейчис свернулся возле меня, отжав себе большую часть кровати.

— Когда ты уснешь, я нагажу тебе под одеяло.

Я бы счел это подколкой, если б не знал, что порой Рейчис может угрожать всерьез. Чтобы разрешить ситуацию, требовалась острота ума лорд-мага и хитрость аргоси. Ну, или можно просто взять Рейчиса «на слабо».

— Конечно нагадишь, — ответил я. — Не удержишься. Все знают, что у белкокотов слабый мочевой пузырь.

Он тут же вскинул голову. Глазки-бусинки гневно смотрели на меня.

— Возьми свои слова назад! У меня отличный мочевой пузырь. Все под контролем!

Я пожал плечами.

— Ну, если ты так говоришь…

Рейчис спрятал нос в шерсти на груди и немного повозился, устраиваясь поудобнее. Я уже уплывал в сон, когда услышал, что он снова заговорил.

— Она приходила сюда и заново наполнила лампу маслом.

— А? Кто?

— Нифения. Это она сняла шторы и принесла лампу, чтобы ты не проснулся в темноте. Я чую на лампе ее запах. А потом она снова наполнила ее. Она заботилась о тебе с тех пор, как мы покинули пустыню.

— Она говорила, что вы делали это по очереди.

— Мы все были изранены, а от этих дурацких лекарств из сумки Фериус только еще больше спать хотелось. Какая уж тут помощь… Это я должен был тебя охранять, Келлен. Я твой деловой партнер. Но я не мог. Я был слишком слаб. Нифения присматривала за тобой. Каждую ночь.

Я не знал, что сказать. Рейчис казался сейчас каким-то… очень уязвимым. В конце концов я ответил:

— Думаю, ты задолжал мне пару свежих кроликов.

Он коротко фыркнул.

— Одного. Так и быть: одного кролика.

Я чувствовал, как его маленькое тело, прижавшееся к моей груди, мало-помалу расслабляется.

— Спокойной ночи, голокожий.

— Спокойной ночи, Рейчис.


Механическая птица

Глава 16

НИ ПРЯМО, НИ РОВНО

Вряд ли я проспал более нескольких часов, а проснулся от того, что кто-то звал меня по имени. Да еще хвост белкокота щекотал мне нос.

Я отпихнул Рейчиса и увидел Фериус. Она стояла возле кровати, держа набитые седельные сумки.

— Мы куда-то едем?

Фериус села на стул — тот самый, которым я заклинил ручку двери, чтобы в комнату никто не вошел…

— Пора двигаться, малыш. Ты очухался после происшествия с Черной Тенью, белкокот и гиена почти здоровы, а это место гораздо дороже, чем кажется. Надо седлать лошадей и идти, куда нас приведет дорога.

Я приподнялся на локте.

— А что насчет Нифении? Она едет?

— Не знаю. Не спрашивала.

То, как Фериус сказала это — безразлично и почти презрительно, вызвало во мне чувство протеста. Впрочем, я тут же вспомнил, что чаще всего, когда Фериус злит меня, она просто не хочет, чтобы я задавал правильные вопросы.

— Что за аргоси были здесь прошлой ночью?

— Аргоси? — Фериус демонстративно оглядела комнату. — Кто-то впустил сюда аргоси? Куда катится мир?

— Я видел, как вы с ними менялись картами. Что ты узнала?

Она заложила руки за голову и облокотилась на спинку стула, прикрыв глаза.

— Да всякая ерунда в основном. Тут — торговый конфликт. Там — новый дароменский правитель… О, и какой-то клан джен-теп решил устроить войну с соседями.

— Что? Какой клан?

— Не твой. Хотя, если вдуматься, я не знаю, о каком клане шла речь. Карты не всегда дают точную информацию.

— Тогда зачем вообще их использовать? Почему нельзя просто…

— Потому что это не путь аргоси.

Так она отвечала почти всегда. Особенно если, как сейчас, заходил разговор об ее драгоценных картах. Подобные диспуты заканчивались одинаково — Фериус говорила мне: слова позволяют только описать вещи, но не раскрывают их глубинную суть. Каким-то образом с помощью карт аргоси говорят о том, что они поняли, и о том, чего не поняли. На самом деле они обмениваются не только картами или последовательностями карт; сами способы, которыми аргоси передают карты друг другу, дают представление о важных особенностях значимых событий и людей.

Да, я тоже до сих пор не понял, о чем это вообще.

— Последняя карта, — сказал я. — Та, которую они дали тебе перед самым уходом. Ты никак не могла успеть ее вернуть. Что там?

Фериус ухмыльнулась.

— Это заметил бы один из тысячи, да и то не всякий. Кажется, от тебя ничего не ускользает.

На самом деле от меня ускользает буквально все, но комплимент был приятен. Я покраснел. Я постоянно злюсь на себя за то, что мне так нравятся ее похвалы. Потому, наверное, стоит радоваться, что это происходит крайне редко. Да и то в большинстве случаев она просто пытается меня отвлечь.

— Хватит уже ходить вокруг да около. Покажи карту.

Фериус вынула руки из-за головы и сделала несколько странных пассов.

— Властью огня и железа, песка и шелка, крови и дыхания, пусть откроется правда!

Она соединила руки. Ничего не произошло.

— Ты издеваешься, что ли?

— Глянь вниз, малыш.

На одеяле передо мной рубашкой вверх лежала карта.

— Какой-то закон аргоси предписывает вам постоянно потешаться над нашей магией?

— На длинных дорогах не так уж много потех, малыш. Развлекаемся как можем.

Ну да. Надираетесь, режетесь в карты и проводите время со жрецами любви.

Я взял карту и рассмотрел ее повнимательнее. Рубашка была неприметной, узор не слишком отличался от ему подобных на других виденных мной колодах аргоси.

А картинка?

У меня перехватило дыхание. Она была прекрасна. Вычурная — и одновременно изящная. Фериус — искусная художница, но тут стиль был совсем иным. Богатые цвета — множество оттенков красного, синего и зеленого. Черный, серый и коричневый перетекали друг в друга так плавно, что едва можно было уловить. Мазки кисти были четкими, линии — тонкими и плавными, словно художник просто позволил кисти двигаться, куда она сама пожелает.

Сперва мне показалось, что картина изображает птицу, слетающую с пышного дерева, где листья цвета золота и меди росли на серебристых ветвях. Однако вскоре я понял, что художник изобразил не живые листья. Это были искусно обрезанные кусочки металла. То же касалось ствола и веток. Вглядевшись, я увидел, что и сама птица сделана из металла. Крылья, ноги, перья — все было изумительно тонкой работой искусного мастера.

— Механическая птица? — спросил я.

Фериус кивнула.

— Похоже на то.

Стиль рисунка показался мне знакомым. Он напоминал изображения на коврах и фарфоровых тарелках, которые торговцы иногда привозили в наш город. Это-то и позволило мне определить регион.

— Она гитабрианская, да?

— Я тоже так думаю.

Именно в Гитабрию мы и направлялись, когда попали в переделку с правоверными берабесками. У нас был блокнот, отобранный у Дексана Видериса, где он отмечал всех людей, зараженных обсидиановым червем. Имя последней жертвы не было указано, зато упоминалось место — Казаран. Столица Гитабрии.

— Пока вы играли в карты, ты рассказала тем двум аргоси, чем мы занимались и куда направляемся теперь. Потому они и дали тебе эту карту?

Фериус не потрудилась подтвердить или опровергнуть мою версию, но я был уверен, что прав.

— Итак, аргоси дали тебе еще какое-то поручение в Гитабрии. Значит, они либо пришли оттуда сами, либо получили карту от другого аргоси. Полагаю, нам предстоит выяснить, что она обозначает?

Фериус снова прикрыла глаза.

— Я нужна тебе для этого разговора, парень? Кажется, ты успешно ведешь его сам с собой.

— Но я думал, что дискордансы изображают людей или события, которые могут изменить ход истории. Изменить или даже уничтожить целые цивилизации.

— В теории.

— И как, в теории, нечто подобное может сделать механическая птица?

Фериус, так и не открыв глаза, усмехнулась.

— Это и есть путь аргоси, малыш. Ни прямой, ни ровный.

Я снова посмотрел на карту. Меня раздирали противоречивые чувства. Я был очарован красотой картинки и раздражен этой манерой все запутывать и усложнять. Тем, что и было неотъемлемой частью пути аргоси.

Я вылез из постели, на сей раз вспомнив о штанах, и успел одеться к тому времени, когда в комнату вошли Нифения и Айшек.

— Вы двое до сих пор не готовы? Мы стоим у лошадей уже полтора часа!

— Ты же вроде как не сказала ей, что мы уезжаем? — спросил я Фериус.

— Разумеется, я еду, — сказала Нифения, взяв у меня дискорданс. — Фериус мне все рассказала о нашем задании в Гитабрии. Нужно выяснить все о механической птице. До столицы девять дней пути, и нельзя терять ни один из них, если мы хотим поспеть на Большую Выставку.

— Большое что? — Я обернулся к Фериус. — И что еще ты рассказала Нифении, но не потрудилась поведать мне?

— Девушка права, — отозвалась аргоси. — Нам лучше тронуться в путь.

Я был так зол, что едва не забыл прихватить вещи, выходя из комнаты. Рейчис потрусил следом, держа в зубах свою маленькую сумочку для сокровищ.

— Может, как-нибудь сыграем в покер, Келлен? Ты порой такой олух.

— А? Почему?

Белкокот не ответил. Да этого и не требовалось. Я снова позабыл кое-что важное насчет Фериус Перфекс: если она заставляет тебя злиться — это для того, чтобы ты не задавал правильные вопросы. Сегодня утром она поступила так дважды. Ясное дело, ей не очень-то хотелось, чтобы я расспрашивал о двух аргоси, которые так ее расстроили.

«Отлично, — подумал я, закрывая за собой дверь. — Храни свои тайны, Фериус. Я сам найду ответы».


Механическая птица

Глава 17

ВОСЕМЬ МОСТОВ

Столица Гитабрии не была похожа ни на один город, который я когда-либо видел. Он был разделен пополам огромным ущельем; на утесах стояли спиралевидные башни, а широкие проспекты Казарана тянулись вдоль самого края пропасти. Вырезанные в толще двухсотфутовых скал и красиво украшенные скульптурами, дома — дворцы, вернее было бы сказать, — смотрели вниз, на гавань и флот торговых кораблей.

Изящно одетые горожане выходили на каменные веранды своих домов и с них переступали на деревянные платформы, подвешенные на канатах с помощью сложной системы блоков и противовесов. Платформы плыли над пропастью и заканчивали свой путь на одном из восьми огромных мостов, переброшенных через ущелье.

— Их называют арками Казарана, — объяснила Фериус. — Иноземные купцы преодолевают тысячи миль, просто чтобы пересечь их. Гитабрианцы любят говорить: дескать, на каждом мосту столько чудес, что можно потратить целый год, рассматривая лишь один из них, и что это приносит душе облегчение. Не знаю, как насчет души, но вот кошелек точно облегчится. Лорды-торговцы гордятся тем, что никто не уходит с моста, не оставив там хотя бы монету.

— А что они продают?

Фериус кивнула на огромный деревянный подвесной мост с высокими, красиво изукрашенными башнями и живыми деревьями, которые странным образом врастали в мост корнями. Здесь раскинулся рынок — десятки и десятки пестрых лотков и прилавков.

— Лесной мост, — сказала Фериус. — Экзотические фрукты и овощи, морские деликатесы и специи, которые стоят золота по своему весу.

Я был так заворожен этим зрелищем, что не мог отвести взгляд. Но Фериус уже указывала на следующий мост. Этот был попроще — более строгий, каменный с мраморными перилами. Мужчины и женщины в просторных белых одеяниях с синей полосой на плече стояли на маленьких постаментах. Каждого окружала толпа.

— Мост Исцеления. Эти милые ребята в балахонах вмиг поставят диагноз и продадут лекарство от любой болезни, которой ты страдаешь. И, может, еще от парочки хворей, которых у тебя нет и не было.

Рейчис дернул меня за штанину. Я опустил взгляд и увидел, что он зачарованно смотрит на третий мост. Он был заполонен богато одетыми купцами, продающими драгоценные камни и ювелирные украшения.

— Эй, Келлен, я тут немного погуляю, лады? А ты найди нам еще одну лошадь. Может, заодно и тележку? Очень большую тележку.

Я встряхнул его.

— Ты не будешь тут воровать, Рейчис.

У Нифении, кажется, были те же проблемы, потому что она крепко держала Айшека за шкирку, не давая ему сбежать. Очевидно, у гиен и белкокотов есть кое-что общее.

— Как насчет остальных мостов? — спросила Нифения у Фериус. Казалось бы, невинный вопрос, но аргоси взглянула на нее с пониманием.

— Думаю, тот, который ты ищешь, — вон там.

Она указала на узкий мост с перилами в виде серебряных столбиков и натянутых между ними канатов в медной оплетке. Здесь было в разы меньше покупателей, зато они выглядели самыми богатыми из всех, кого мы видели.

— Мост Чудес, — сказала Фериус. — Потому ты и увязалась за нами, да?

— А я ничего не скрывала, — ответила Нифения. — Просто никто из вас не потрудился спросить, каковы мои планы.

— Погоди, — сказал я. — Ты уже бывала тут? До того, как встретилась с нами?

Нифения кивнула.

— Гитабрианцы любят брать с собой заколдованные вещи — амулеты, — когда едут торговать за океаном. Замки с сигнализацией, подслушивающие устройства и всякие такие интересные штуки. Они дарят их клиентам, чтобы те охотнее соглашались на сделки. Творец амулетов может тут неплохо устроиться.

Нифения посмотрела мне в глаза и, должно быть, поняла мои чувства, потому что опустила ладонь на мою руку.

— Я не покидаю тебя, Келлен. Нужно время, чтобы найти покровителя и получить разрешение открыть магазин на Мосту Чудес. А до тех пор буду помогать вам с Фериус распутать дело о механической птице.

— Так… А вот тут у нас будут проблемы, — сказала Фериус, ведя лошадей по широкому проспекту.

В дальнем его конце возвышался огромный амфитеатр. Гигантская толпа людей у ворот ожидала разрешения войти.

— Большая Выставка — самое вероятное место, где может быть эта птица. Но нас не пустят внутрь без особой монеты.

— Серьезно? — спросил я, ощущая внезапное раздражение. — Ты выиграла кучу денег в трактире скитальцев. Только не говори, что уже спустила их все.

— Я не сказала: «деньги». Я сказала: «монета». На выставку допускаются только особо приглашенные гости. Лорды-торговцы выдают специальные монеты членам иностранных делегаций или своим друзьям — в знак особого расположения. Попытайся войти без монеты, и тебя схватит тайная полиция Гитабрии. А знаешь, что это за люди? По сравнению с ними правоверные берабески — невинные овечки.

— Так как ты собираешься попасть внутрь? — спросила Нифения.

— Я надеялась, что мы доберемся сюда пораньше и я подцеплю какого-нибудь лорда-торговца на мосту Игральных Костей. Я бы сделала несколько ставок и — как знать, — возможно, заполучила бы монетку. — Фериус печально посмотрела на темнеющее небо. — Но времени уже нет.

Я улыбнулся. Потому что в этот раз — один-единственный раз — оказалось, что именно я, и только я, могу решить нашу проблему.

— Ладно, поглядим, что можно сделать с помощью маленького заклинаньица джен-теп.

Копируя Фериус, я сделал в воздухе несколько нелепых пассов руками.

— Властью песка и шелка, крови и дыхания, железа и огня, пусть правда будет открыта!

— Келлен? С тобой все в порядке? — спросила Нифения, глядя на меня так, словно я был пьян.

Фериус же слегка усмехнулась.

— Неплохо, малыш. Но в следующий раз используй отвлекающий маневр половчее.

Она потянулась к переднему карману плаща и вынула черно-серебряную монету, которую я туда сунул. Рассмотрела символы замка и ключа… И на ее лице отразились совсем не те чувства, которые я ожидал. Казалось, монета не обрадовала Фериус, а встревожила.

— Фериус? Прости, я не хотел…

Она швырнула монетку мне.

— Хорошая попытка, малыш, но от этой штуки здесь толку мало.

— Подожди, что?..

И тут же я понял. Разумеется, это была не та монета. Кто-нибудь слышал об аргоси, которые делают вашу жизнь проще?

— Видишь тех парней? — спросила Фериус, указывая на группу богато одетых берабесков-жрецов, пробиравшихся сквозь толпу перед амфитеатром.

Их лидер показал монету охранникам у ворот. Даже с этого расстояния было видно, что она намного больше моей и гораздо ярче сверкает.

— Гитабрианцы делают их из трех отдельных колец, — объяснила Фериус. — Все вычеканены из разных золотых сплавов, которые привозят из-за моря. Невозможно подделать.

Я почувствовал, как когти вонзаются в мою одежду. Рейчис забрался на плечо, и не удовлетворившись этим, полез мне на голову, царапая кожу.

— Какая прелесть… Чудо, а не монетка!

— Слезь с меня! — Я скинул его на землю.

— А может, просто подождем снаружи? — предложила Нифения. Если кто-то из гостей уйдет раньше, мы купим у него эту монету. Возможно, нам повезет, и…

— На то же надеются все остальные люди. Поверь, я всю жизнь играю в азартные игры и знаю, что самый очевидный путь — не всегда оптимальный.

— Если не повезет — попробуем что-то еще, — настаивала Нифения. — Вечером, когда выставка закроется, поговорим с людьми и расспросим, что они там видели.

— Они увидят то, что хотят показать им гитабрианцы. Презентации — это всего лишь пыль в глаза, чтобы одурачить гостей и вынудить их покупать новые необычные изобретения, которые на деле никому даром не нужны. Говорю тебе, девочка, мне нужно быть там и посмотреть на все собственными глазами.

Они препирались некоторое время. Оптимистичный настрой Нифении почему-то вытягивал наружу темную сторону натуры Фериус. А я продолжал смотреть на монету, которую дала мне старая аргоси. Она как-то странно лежала в ладони. И всякий раз, когда я подбрасывал ее в воздух, она начинала вращаться и, казалось, падает обратно медленнее, чем следовало бы. Я был настолько поглощен этим, что не сразу обратил внимание на поднявшуюся суматоху. Толпа зашумела, забегала охрана. И тут я понял, что нигде поблизости нет Рейчиса.

— Айшек? — позвала Нифения.

— Они оба слиняли? — спросила Фериус.

Вот черт! Белкокот и гиена заодно. Это добром не кончится.

Ярдах в тридцати от нас в мостовую ударили арбалетные болты. Это стреляли охранники, взгромоздившиеся на сторожевые башни возле амфитеатра. Люди с криками разбегались. Несколько болтов попали в лотки с едой, которую молодые девушки и юноши готовились продавать на выставке.

Размытая тень пронеслась по проспекту, усугубляя панику. И вот тогда моим глазам предстало самое странное зрелище, какое я видел в жизни. Мчащаяся стрелой гиена, на спине которой сидит белкокот с огромной блестящей монетой в зубах.

Глава 18

ВОРЫ

— В переулок! — яростно прошипела Фериус, таща за собой лошадей.

— А Рейчис и Айшек? — спросила Нифения.

— Нельзя появляться в их компании. Если тайная полиция свяжет нас с этими двумя дебилами, следующие пять лет мы проведем в гитабрианской тюрьме, споря, кто виноват. А теперь бегом, бегом отсюда.

— Не переживай, — сказала я Нифении. — Рейчис не в первый раз проворачивает такой трюк. Они с Айшеком найдут нас, как только оторвутся от погони.

Она поколебалась мгновение, потом кивнула и кинулась следом за Фериус в переплетение переулков. Очевидно, моя уверенность убедила ее — и хорошо, поскольку сам я уверенности не чувствовал. Рейчис — идиот, который не способен держать лапы подальше от чужих вещей и сильно переоценивает свое умение выпутываться из неприятностей.

— И долго нам ждать? — спросила Нифения.

Мы торчали в переулке, наблюдая, как мимо проходят донельзя рассерженные люди. Пару раз пробежала стража, спросив нас, не видели ли мы странную собаку с уродливой кошкой на спине. В ответ Фериус нелицеприятно отозвалась о стражниках, пьющих во время дежурства. Назревал конфликт, но Фериус все-таки убедила их, что ничего подобного мы не видели.

— Лучше бы та сладкая парочка нашла нас побыстрее, — сказала Фериус, когда суматоха улеглась. — Выставка вот-вот откроется.

Меня же беспокоило совершенно другое: правильно ли я поступил, когда спрятался вместе с остальными, а не побежал за Рейчисом? Что, если ему нужна моя помощь? У него не совсем еще зажила лапа, раненная во время драки в пустыне. Что, если они…

Глупый, глупый белкокот. Вероятно, он мертв, и я виноват, что не…

— Стой, ворюга! — раздался голос.

Я вытащил порошки и повернулся на каблуках. Наверное, кто-то сказал страже, что нас видели с Рейчисом и Айшеком… Но Нифения облегченно вздохнула, а Фериус возвела глаза к небу. Из-за угла показался Айшек. Рейчис все еще сидел у него на загривке, хихикая, как ненормальный.

— Сделай так еще раз! — потребовал он. — Теперь изобрази второго!

Гиена широко раскрыла пасть и испуганным голосом пожилого дароменца крикнула:

— Они пошли вон туда! Туда, я говорю!

Рейчис спрыгнул со спины Айшека и прижался ко мне. Он все еще держал в лапе гостевую монету.

— Кто хочеч пойшти на дурашскую фыставку?

— Ты пьян? — спросил я, отчаянно желая — и не решаясь — его обнять. Белкокот никогда мне такого не позволял.

Рейчис ухмыльнулся.

— He-а. Прошто кое-фто подфернулось по пути.

Он достал из-за щеки пару сверкающих рубинов и бросил мне один из них.

— Сунь это в мою сумочку, ладно?

Другой рубин белкокот кинул Айшеку. Тот поймал камень и отдал Нифении. Видимо, тоже на сохранение.

— Келлен, — сказала она, пронзив меня свирепым взглядом. — Скажи белкокоту, чтобы перестал разлагающе влиять на моих друзей!

Айшек посмотрел на нее влюбленными глазами, а потом рявкнул:

— Стой, ворюга!


Внутри амфитеатра царила жизнерадостная, праздничная атмосфера. Люди весело переговаривались, рассаживаясь по каменным подковообразным скамейкам, и подзывали разносчиков еды. Те ходили тут и там с большими лотками, прикрепленными к плечам кожаными ремнями. Один из торговцев прошел мимо меня, и в нос ударили дурманящие запахи пряного вина и жареного мяса. Маленькие дети сидели на коленях у родителей, восторженно пища и указывая пальцами на членов иностранных делегаций, которые проходили мимо, гордо демонстрируя цвета и знамена своих государств.

Вероятно, здесь сейчас сконцентрировано больше денег, чем в казначействе целой страны. Рейчис был бы на седьмом небе. К счастью — после долгих дебатов, — даже белкокот вынужден был признать, что они с Айшеком слишком заметная парочка, чтобы идти на выставку.

— Прекрасно! — объявил Рейчис, удаляясь. — В любом случае у нас с гиеной есть свои дела.

Айшек что-то отрывисто прогавкал, и его слова явно не понравились Нифении.

— Ты не будешь этого делать, — твердо ответила она. — Как нам потом жить в этом городе, если вы с белкокотом продолжите воровать?

Гиена заскулила. Теперь, казалось, она просит прощения. От Рейчиса такого было не дождаться, само собой.

— Вы издеваетесь надо мной, что ли? — спросил он, указывая на Нифению. — Вы позволите голокожей встать на пути нашего нового предприятия? Со мной вас ждет удача! Келлен будет носить нашу добычу и покупать все, что мы захотим.

Вот так-то. Не спросив моего согласия, эти животные сделали меня своей ходячей багажной сумкой.

— Сюда, — сказала Фериус, и мое внимание снова вернулось к выставке.

Мы подошли к одной из секций, где толпа оказалась не такой плотной. Всего секций было шестнадцать. В каждой — несколько рядов закругленных скамеек, а перед ними — девятифутовое строение в форме полусферы, открытой частью обращенное к зрителям. В каждой из полусфер стоял человек — мужчина или женщина, — держа в руках нечто вроде охотничьего рога.

— Переводчики, — объяснила Фериус.

— Переводчики?

— А ты свободно говоришь на гитабрианском?

— Э… нет.

Она указала на женщину в полусфере нашей секции. Я сказал бы, что она джен-теп, хотя, скорее всего, ше-теп — поскольку татуировки на ее предплечьях давно поблекли. Этот недостаток женщина восполняла своим ростом. Она была выше любого джен-теп, которого мне доводилось видеть за свою жизнь.

— Презентации идут на гитабрианском, — объяснила Фериус, — но большинство людей приезжают на выставку из других стран. Поэтому переводчики повторяют все на соответствующем языке.

— То есть все люди в нашей секции либо джен-теп, либо их представители?..

Я огляделся по сторонам. Никто не обращал на меня особого внимания. Хотя, наверное, некоторые задавались вопросом, что я тут делаю — ведь я был одет совсем не так, как принято у нашего народа. Должно быть, меня принимали за ше-теп, занявшего место своего хозяина.

Стоило кому-то взглянуть на меня чуть более пристально — и мне становилось неуютно.

— Хм-м, — пробормотал я, наклонившись к Фериус. — Ты не забыла, что на меня выдан ордер-заклинание? А Нифения — изгнанница. Что, если кто-то из нашего клана…

— Здесь нас никто не посмеет тронуть, — сказала Нифения. — Гитабрианское торговое законодательство весьма специфично. Если ты доставляешь проблемы, на тебя налагают санкции. На любую агрессию с твоей стороны жестко ответят и даромены, и даже берабески. Все, кто заинтересован в местных товарах.

Что ж, я полагаю, это делает Гитабрию безопасным убежищем для Нифении. А вот для меня — вряд ли. Когда дело касается Черной Тени, джен-теп плюют на выгоду и на доводы разума.

Раздался звук рога — удивительно красивый и чистый.

— Садись, малыш, — сказала Фериус, указывая свободное место на скамейке. — Почувствуй себя туристом.


Механическая птица

Глава 19

БОЛЬШАЯ ВЫСТАВКА

Церемония началась с появления маленького человечка в длинном вышитом плаще. Яркие полудрагоценные камни на его одежде сияли, придавая ему сходство с павлином. Его речь текла так плавно, что, казалось, он пел. Гитабрийский язык весьма красив, но человечек говорил слишком быстро, и я не мог разобрать, где заканчивается одно слово и начинается следующее. Произнося речь, он улыбался и жестикулировал, а потом, низко поклонившись, отступил назад.

Переводчики во всех секциях поднесли рога к губам. Они говорили негромко, но устройство рогов — а, может, и «раковин», в которых они стояли, — усиливало звук, и их голоса разносились над скамьями, так что зрители без труда могли услышать каждое слово.

— Добро пожаловать, — начала женщина джен-теп — переводчица нашей секции. — Мы очень ценим и глубоко уважаем вас. Вы все — наши дорогие гости: представители неустрашимой и благородной дароменской империи, делегаты благочестивой и мудрой теократии Берабеска, посланники блистательной и могущественной магократии джен-теп…

Она продолжала в том же духе, перечисляя страны. Об одних я хорошо знал, о других — лишь слышал краем уха. Некоторые и вовсе располагались на другом континенте.

— Вот уже сто пятьдесят лет Большая Выставка остается местом встречи для всех, кто приезжает полюбоваться и восхититься чудесами других земель, искусностью и мастерством тех, кто — пусть они даже говорят на других языках и отличаются цветом кожи — остаются нашими братьями и сестрами по духу. Здесь мы покажем последние разработки и достижения наших исследователей, которые вы, многоуважаемые гости, можете приобрести и отвезти в свои страны.

На этом месте человечек, ведущий мероприятие, снова выступил вперед. Он говорил еще некоторое время, а потом предоставил слово переводчице.

— По традиции, — сказала она, — мы будем демонстрировать то, что изобретатели Гитабрии создали за прошедший год. Наша культура зиждется на трех основах: исследования, торговля, мастерство. В нашем языке существует слово, которого нет ни в одном другом: «беллегензия». Оно означает красоту, которая может быть раскрыта только благодаря изобретению.

Женщина — как и ведущий до нее — сделала небольшую театральную паузу, а затем продолжала:

— И, о! Какие же чудесные вещи наши изобретатели создали в прошедшем году!

Человек в сверкающем плаще шагнул вперед в третий и последний раз, вскинул руки, словно в мольбе, а потом звонко хлопнул в ладоши.

Казалось, он призвал гром с ясного вечернего неба. Из-за кулис выбежали две группы танцоров в алых шелковых костюмах. Они держали восьмифутовые деревянные шесты, соединенные между собой такой же алой тканью с золотыми полосами — так, что все сооружения напоминали мифических крылатых зверей с вытянутыми мордами, похожими на крокодилью. Наверное, оно и к лучшему, что Рейчис не пришел — у него свое мнение о крокодилах.

Звери извивались и танцевали в воздухе, повинуясь движениям артистов, которые ловко управлялись с шестами. Группы поменялись местами, потом сделали это снова — быстрее, быстрее. Казалось, мифические существа вот-вот вырвутся и улетят в небеса. Потом артисты ринулись на авансцену, приближаясь к зрителям. Челюсти алых шелковых зверей распахнулись, раздался гром, и из пастей вырвались огонь и дым. Я ухватил за руки Нифению и Фериус, намереваясь оттащить их назад, пока пламя не спалило нас. Но Нифения лишь отмахнулась от меня, как от неразумного ребенка. Она не сводила глаз с волшебных животных. Тут наконец я понял, что пламя и дым ненастоящие. Из пастей зверей вылетели длинные красные вымпелы, а вместе с ними — что-то еще. Небольшие шарики — размером с яйцо, — завернутые в блестящую золотую бумагу. Они посыпались на зрителей, а те поднимали жадные руки, стараясь поймать их. Шелковый монстр выплюнул еще одну партию шариков, на сей раз — немного побольше размером.

— Эти гитабрийцы любят показуху, — сказала Фериус, лениво протянув руку, чтобы поймать одну из золотистых посылок.

Она развернула бумагу и показала мне содержимое.

— Хочешь попробовать, малыш?

Моим глазам предстал небольшой кругляш, по виду напоминающий ириску.

— Откуда нам знать, что они не отравлены?

И если вы считаете меня параноиком, поверьте: отравления случаются гораздо чаще, чем кажется.

— Едва ли это пошло бы на пользу бизнесу, — заметила Фериус, обведя взглядом гостей выставки, которые с аппетитом поедали содержимое золотых свертков. — Но если ты боишься…

Я не успел сказать ей, что эта попытка взять меня «на слабо» выглядит довольно жалко. Нифения забрала у Фериус конфету и сунула в рот. Она пососала ее пару секунд, а потом замерла. Глаза девушки расширились.

— О! — сказала она.

— Что? Что такое?

Не отвечая, она посмотрела вниз, на землю; жадные руки по-прежнему шарили под скамьями в поисках обернутых в золото сладостей. Углядев сверток, Нифения стремительным движением ухватила его, опередив здоровяка в одеянии мага. Мужчина рявкнул на нее, но, вспомнив о правилах Выставки, удержался от грубостей.

Нифения села на место и вручила мне шарик.

— Попробуй.

Не желая снова быть уличенным в трусости, я развернул конфету и сунул в рот, пытаясь проглотить ее целиком. Эффект не заставил себя долго ждать. Все вокруг стало… отчетливым. Цвета, формы, текстуры. Казалось, я всю жизнь носил шоры на глазах и лишь теперь увидел мир таким, каков он есть. Обострился и слух. Более того: казалось, я даже мыслить могу теперь рациональнее и яснее. Словно раньше я был дурачком и только теперь осознавал суть вещей.

— Ясность, — сказала переводчица.

Ее голос показался пронзительным. Чересчур громким. А еще я вдруг понял, что говорил ведущий на гитабрийском. Сообразил, как произносятся слова. Конечно, я не знал их значения, но теперь этот язык показался мне совсем не трудным для изучения.

— Ясность, — повторила переводчица. — Не это ли все мы ищем? Лучше понять, четче расслышать, более полно познать мир… Народ Шин-Пажани, живущий за южным морем, познал свой мир и многое другое, поскольку они сумели достичь истинной гармонии. Вслед за ясностью приходит понимание, а вместе с ним — миролюбие.

Между тем из всех шестнадцати секций амфитеатра слышались выкрики. Мужчины и женщины держали в руках тонкие палки длиной около шести футов, так что их можно было видеть издалека. Примерно в футе от верхнего конца на каждой палке имелась перекладина; на палку надевались кольца разных цветов — голубые, зеленые, золотые, серебряные. Когда участники торгов видели кольца конкурентов, они меняли цвета своих собственных колец или просто добавляли новые.

— Что они пытаются купить? — спросил я.

— Права на продажу, — ответила Фериус. — Каждый из них хочет приобрести эксклюзивное право торговать главной новинкой этого года.

— То есть, — сказал я, — они готовы выложить огромные деньги за… за что-то, чего еще не видели и понятия не имеют, сколько оно может стоить?

Нифения повернулась ко мне. Ее зрачки были огромными, заполонив почти всю радужку.

— Сам подумай: монополист может установить любую цену. Только представь, каковы будут барыши.

В конце концов нашелся победитель — даромен, который едва удерживал палку, кренящуюся под весом золотистых колец. Менее удачливые конкуренты поаплодировали ему, послышались звуки фанфар, а танцоры, держащие шелковых драконов, наклонили шесты, заставив своих зверей изобразить поклон.

В скором времени драконов подвесили на крюках над сценой, а танцоры исчезли. Человечек в павлиньем плаще поклонился и тоже ушел.

— Это было невероятно, — сказал я.

— Хочешь невероятного? — спросил из-под скамейки негромкий трескучий голосок.

Я наклонил голову и обнаружил Рейчиса. Он глядел на меня неестественно расширившимися глазами. В лапе белкокот держал несколько золотистых свертков.

— Ты должен попробовать эту штуку, Келлен. Вот она — невероятная. Просто нечто!

— Идиот! Ты должен был спрятаться в городе! Что, если кто-нибудь тебя увидит?

Он фыркнул.

— Эти тупицы? Они слишком увлечены представлением. Мы с Айшеком были здесь с самого начала, и никто ничего не заметил.

И впрямь: гиена сидела под скамейкой Нифении. Айшек спрятался гораздо лучше, чем Рейчис. Это, правда, не отменяло того факта, что они оба ослушались нас. В нахальстве Рейчис превзошел сам себя, но более всего меня беспокоило другое: его мех постоянно менял цвет. Я выхватил у него золотую конфету.

— Сколько вы их съели?

Белкокот посмотрел направо, потом налево — будто ожидал, что ответит кто-то другой.

— Не знаю. — Он поднял лапу, демонстрируя мне с полдюжины оберток. — Может, пять?

— Думаю, лучше отобрать у него конфеты, — сказала Фериус. — А ты, — она ткнула пальцем в сторону Рейчиса, — сиди под скамейкой. Если вы с гиеной попробуете что-нибудь украсть, пеняйте на себя. Это ясно?

Рейчис ударил себя лапой по лбу — в меру сил копируя дароменского солдата, отдающего честь командиру.

— Так точно, капитан!

Разумеется, Фериус его не поняла. Однако прижала палец к пушистой морде белкокота и проговорила:

— Я не шучу.

В ответ на угрозу Рейчис оскалил зубы, но его рык тут же превратился в хихиканье.

— У тебя красивые глаза, — сообщил он, глядя на Фериус.

— Что он сказал?

Я перевел. Аргоси ухмыльнулась.

— Отлично. Теперь не ты главный милашка в этой компании.

— Я бы с удовольствием их съел. — Белкокот посмотрел на меня. — Можно мне съесть ее глаза, Келлен? Я верну их позже, честное слово.

— Поговорим об этом в другой раз.

— Хорошо, — сказал он и повернулся, намереваясь уйти… но лапы разъехались.

Нифения успела первой. Стремительным движением она подхватила белкокота, прежде чем он шмякнулся на землю, и взяла его на руки.

— Она тоже хорошенькая, — сказал Рейчис, глядя в лицо Нифении. — Мне всегда нравилась эта двуногая.

Он лениво протянул лапу. И, хотя не сумел ничего ею достать, я был совершенно уверен, что Рейчис нацелился на ухо Нифении.

— Ладно, пора уходить, — сказал я, полагая, что все закончилось.

— Уходить? — переспросила Фериус, снова усевшись на скамью и глядя на сцену, где готовилось новое, еще более грандиозное действо. — Малыш, это была не Выставка, а всего лишь церемония открытия.

Глава 20

СОЗИДАТЕЛЬ

Следующие два часа я сидел разинув рот. На сцене сменяли друг друга самые разные товары. Удивительные, необычные, странные. Деликатесы из дальних краев, о которых я даже не слышал. Красивые инструменты, сделанные из дерева, более прочного, чем сталь. Рубашка, сшитая из особого материала, которая охлаждала, когда на нее воздействовали теплом, и нагревалась, если ее клали на лед…

Все эти чудные вещи, о которых нам рассказывали через переводчиков, выпускались очень маленькими партиями, а потому уже с самого начала торгов цены были назначены заоблачные и только росли.

— Уловки, — сказала Фериус в ответ на мое изумление. — В основном все сделано из материалов, настолько экзотических, что и для личного пользования это не всякому под силу купить. Не говоря уж о том, чтобы снарядить армию.

— Тогда почему…

— Гитабрийцы любят выделываться, — объяснила она и кивнула на гостей выставки. — Большинству из этих людей не нужны волшебные конфеты или рубашки, которые стоят целое состояние, но легко заменяются обычным плащом. Они приезжают, чтобы закупить свечной воск или специи, древесину или слоновую кость.

Она махнула рукой.

— Остальное — просто шоу.

Нифения поморщилась.

— Простите меня, леди Фериус, но вы низводите все эти чудеса до какой-то прозы жизни.

— Она не леди! — прорычал Рейчис, лежавший на коленях Нифении и скрытый от чужих глаз полой ее плаща.

Он начал неудержимо хихикать. Фериус же закатила глаза.

— Ей-богу, одного джен-теп вполне достаточно, чтобы вымотать мне нервы. А уж два… — Она обернулась к Нифении. — Послушай, детка. Допустим, сейчас у вашего народа есть тысяча магов, достойных так называться. Может показаться, что это много, но вот, скажем, дароменская армия составляет два миллиона человек. Элитные войска берабесков — только элитные, не считая обычных солдат, — это около ста тысяч.

Фериус кивнула в сторону выхода из амфитеатра.

— Гитабрия — самая маленькая страна из всех — кроме магократии джен-теп, конечно, но даже здесь насчитывается четыре миллиона человек. Говорят, что на этом континенте проживает шестьдесят миллионов душ.

Она указала на сцену.

— А теперь скажи мне, какой прок от нескольких теплых рубашек?

Эта простая логика, казалось, ошеломила Нифению. Как и меня. Однако было еще кое-что. Карта, которая привела нас сюда.

— Дискордансы, — сказал я. — Ты постоянно твердишь, что они могут изменить ход истории. Но все они — не более чем…

Я не успел привести свой очень убедительный контраргумент, потому что на сцене снова началось действо. Артисты в ярких костюмах ушли, унеся с собой флаги и вымпелы. Стойки и витрины тоже убрали. Даже ведущий исчез. Молодой человек в неприметной черной одежде выкатил на сцену нечто, похожее на массивное овальное зеркало, вставленное в деревянную раму с восемью маленькими колесиками, так что его можно было плавно перемещать по полу. Он осторожно установил его в центре сцены и несколько раз повернул туда-сюда, словно что-то выверяя. Удовлетворившись результатом, он протянул руку за зеркало и помахал ей. Рука внезапно показалась чудовищно большой.

«Это не зеркало, — понял я. — Это увеличительное стекло».

Не сказав ни слова, молодой человек ушел. Толпа ждала, затаив дыхание, не понимая пока назначения этого огромного увеличительного стекла. Наконец из-за кулис появилась грузная женщина. На ней был кожаный фартук мастерового поверх простой льняной одежды. В своих руках она держала деревянную коробочку — не больше ее ладони. Хотя, говоря откровенно, сами по себе ладони были довольно большими.

Едва лишь зрители увидели ее, в тишине раздались шепотки:

— Джануча… Кредара Джануча заль Гассан… Джануча эс маэдра беллегензия… Эс маэдра беллегензия.

— Что они говорят? — спросил я Фериус.

— Ее имя.

— Оно такое длинное?

— Не для гитабрийцев. Они постоянно все усложняют. Полное имя начинается с рода занятий. В данном случае — «кредара», что означает «изобретатель» или, как им больше нравится — «творец». За ним следует, собственно, имя.

— Джануча?

Она кивнула.

— Потом фамилия — Гассан. Между ними есть еще одно слово, которое указывает на статус в семье. «Заль» означает главу семьи, если тебе интересно.

— Итак, ее полное имя: изобретатель Джануча, глава семьи Гассан?

— Именно. Малость помпезно, на мой взгляд.

…Сказала женщина, которую называют «следующая по пути Полевой Ромашки».

— А остальное? — спросила Нифения. — Эс мадэдра беллегензия.

— «Маэдра» — означает «мать».

— А переводчица сказала, что «беллегензия» значит «красота изобретений». То есть они называют ее «матерь красивых изобретений»?

— Типа того, — отозвалась Фериус. — А теперь заткнитесь. Похоже, это оно.

Изобретательница Джануча встала на колени, положила свою коробку на землю и вытащила оттуда что-то. Она поднялась, держа вещицу в кулаке, подошла к увеличительному стеклу и разжала пальцы.

То, что она держала в руке, полностью соответствовало изображению на расписной карте, которую аргоси отдали Фериус в трактире скитальцев. Вещица выглядела на удивление маленькой — скромной даже, — но невероятно красивой. Птица была составлена из крошечных металлических деталей, как будто кто-то пытался сделать самую сложную в мире заводную игрушку и случайно превзошел все наши ожидания. Наверное, эта женщина и впрямь «мать прекрасных изобретений».

Толпа смотрела, как Джануча играла с птицей, осторожно поднимая механические крылышки и снова опуская их. Она поднесла птичку к увеличительному стеклу, чтобы зрители смогли рассмотреть ее во всех деталях. Воистину, это было произведение искусства. И все же, думаю, никто из гостей не смотрел на эту птицу более пристально, чем я. То есть она, конечно, притягивала взгляд, но сегодня демонстрировались и более удивительные изобретения. Однако, как сказала Фериус, ни одно из них не сумело бы изменить мир.

— О, черт! — пробормотала Фериус.

— Что такое? — спросил я, но тут Джануча наклонилась вперед и подула на механическую птицу. Или, может, прошептала ей что-то. И птица вдруг взвилась в воздух, покачивая крыльями, двигаясь изящно и плавно, как любое небесное создание. Она поднималась все выше и выше, над головами гостей выставки, пока, наконец, не приземлилась на один из тридцатифутовых фонарей, освещавших амфитеатр. Никто не произнес ни слова. Все только смотрели на механическое существо, теперь оказавшееся слишком далеко, чтобы можно было его разглядеть.

Может, тут какой-то фокус? Нитка или тонкая проволока, с помощью которой птицей управляет помощник изобретательницы, скрытый от глаз толпы?.. Джануча свистнула. Птица вновь распахнула крылья и спорхнула вниз, усевшись на руку своей создательницы. Просияв, Джануча повернулась к восхищенным зрителям и коротко поклонилась им. Все в амфитеатре — бесчисленное множество людей — сидели в тишине и восхищении.

— Тысяча чертей! — бросила Фериус.

— В чем дело? — спросил я. — Это ведь именно то, что нарисовано на карте — просто механическая птица.

Аргоси по-прежнему смотрела на сцену. Так, словно созерцание представления могло помочь ей выработать план.

— Карта ошиблась, малыш. Это не просто механическая птица. Она…

— Изобретательница оживила машину, — сказала Нифения. — Это невозможно. Но так и есть.

— Ты же творец амулетов, — сказал я. — Ты тоже можешь сделать необычный предмет.

Она покачала головой.

— Конечно, я могу наложить заклинание на куски металла и заставить их летать. Они могут быть в форме головы, крыльев и так далее. Но это просто куски металла, которые движутся, когда ты произносишь заклинание. Они не будут наделены разумом, который помогает понять, куда лететь. А то, что сделала Джануча… Я даже не знаю, как назвать… Это… какое-то чудо.

Наш народ, джен-теп, не верит в чудеса. Я собирался напомнить об этом, когда Фериус сердито сказала:

— Ты не понимаешь. И никто из вас. То, что она сделала, — не просто какое-то чудесное создание или красивая игрушка.

— Тогда что это? — спросил я.

— Дискорданс. Нечто, способное привести к войне. Эта полоумная создала новый вид оружия, и сама того не подозревает.


Механическая птица

3

ИЗОБРЕТАТЕЛЬ

Механическая птица

ЗАГАДКА

Суть дискордансов по своей природе — загадка. Каждый неверный мазок кисти, каждый оттенок цвета, который слишком светел или слишком темен, — это намек, оставленный аргоси, нарисовавшим карту. Они указывают путь, направление, в котором нужно двигаться, чтобы найти ответы и выяснить, что несет в себе этот дискорданс — мир или… разрушение.

Глава 21

ИЗОБРЕТЕНИЕ МАТЕРИ

— Как может крохотная механическая птичка спровоцировать войну?

Фериус не ответила. Она смотрела на гостей выставки, которые дружно поднялись на ноги, размахивая палочками с надетыми на них кольцами. Они кричали на своих языках, пытались привлечь внимание участников торгов и Джанучи.

Изобретательница, которая породила весь этот хаос, молчала, улыбаясь зрителям. Механическая птица по-прежнему сидела на ее пальце.

— Почему они так спешат купить эту штуковину? Она ведь просто делает то же самое, что обычная птица. Какой от нее прок?

Я говорил громко, стараясь перекричать шум и привлечь внимание Фериус. Но с тем же успехом я мог бы окликать ее, заблудившись в Тенях. Нифения закусила губу, склонив голову набок и рассматривая птицу на пальце Джанучи. Гиена сымитировала ее позу; это выглядело бы довольно забавно, не будь ситуация такой напряженной.

— Что тут происходит? — спросил Рейчис, высунув пушистую морду из-под плаща Нифении. — Драка?

— Пока нет, — ответил я.

— Тогда ладно. — Белкокот исчез под плащом.

Какофония прекратилась почти так же быстро, как и началась. Выйдя на сцену, Джануча подняла руки, успокаивая публику. Она сказала что-то на гитабрийском, и миг спустя переводчики в каждой секции передавали ее слова, словно генералы, командующие отступлением.

— Сегодня ставки не принимаются! — объявила переводчица в нашей секции.

Гости снова сели на свои места, хотя явно были не слишком довольны. В этой угрюмой тишине Джануча хлопнула в ладоши и вышла на авансцену. Довольно рискованный шаг, учитывая, что в руках она держала предмет, который так хотели заполучить все торговцы. Она заговорила на дароменском — языке, который знают почти все.

— Сегодня не будет ставок, друзья мои, потому что продавать нечего. В своем чудесном путешествии я сделала лишь первый шаг.

Торговец джен-теп в нашей секции поднялся на ноги. Вид у него был рассерженный.

— Тогда зачем было вообще нам это показывать? Нас пригласили сюда, чтобы поиздеваться?

Изобретательнице пришлось подождать, пока не уляжется шум.

— Я не пыталась оскорбить вас, милорд, — ответила она на дароменском. А потом опять перешла на свой язык, и пришлось дожидаться перевода. — В Гитабрии мы живем ради трех простых вещей: исследовать, торговать и открывать миру красоту. — Женщина низко поклонилась. — Простите, если я как-то задела ваши чувства. Наши лорды-торговцы хотели… — Она поколебалась. — То есть мы хотели, чтобы вы разделили с нами этот великий момент.

Она вскинула руку вверх, и птица забила крыльями, чтобы удержать равновесие, а затем снова уселась на пальцы творца.

— Мое творение вполне может стать главным чудом нашей эпохи. Посмотрите, какое оно маленькое! И все же: не заставляет ли оно ваше сердце биться быстрее? Не порождает ли в ваших головах тысячи вопросов? Что означает существование этой маленькой птицы? Какие чудеса могут творить другие люди, если глупая старая Джануча сумела воспроизвести то, что было лишь случайным открытием?

Над толпой повисла тишина. Даже на меня эта речь произвела впечатление. Человек, получивший такое признание и такие похвалы, оставался скромным, не стесняясь сказать, что сам еще не до конца понял собственное творение. Трудно было не восхищаться этой кредарой Джанучей заль Гассан.

— Ну и дерьма она навалила, — пробормотала Фериус. Ее цинизм удивил меня. Ее мнение о Джануче разительно отличалось от моего собственного.

— И когда ты успела стать таким скептиком? — спросил я.

Фериус указала на толпу.

— Посмотри, что творится вокруг тебя, Келлен. Эти делегации уже выясняют отношения и придумывают способы склонить Джанучу на свою сторону. Ты полагаешь, что Гитабрия просто решила поделиться с миром чудесным моментом? Да они не выставили бы эту хреновину на публику, если б не надеялись извлечь из этого выгоду. Единственная причина, почему сегодня нет ставок, — в этом амфитеатре не хватает денег купить то, что они планируют продать. Эта маленькая птичка — декларация всем другим народам. О том, что Гитабрия намерена стать богатой и могущественной страной в мире. А всем прочим только и остается — сражаться за второе место.

— Слушайте! — сказала Нифения. — Она сейчас опять будет говорить.

Изобретательница опустилась на колени и убрала птицу обратно в коробку. По залу пронеслись стоны досады. Джануча встала и заговорила. В ее голосе слышались печаль и сожаление — это было понятно даже без перевода.

— Друзья, я чувствую, некоторые разочарованы во мне. Возможно, разочаровала вас и сама Гитабрия. Однако даю вам слово: очень и очень скоро вы узнаете больше.

Она сделала шаг назад, стиснув руки.

— И я хочу напомнить всем о том, о чем сама я не задумывалась до недавнего времени. О том, что мы — жители любой страны — должны ценить превыше всего.

Она поманила кого-то, до этой поры прятавшегося в кулисе с левой стороны сцены. Вышла девушка, примерно моего возраста, со смугловатой кожей и коротко остриженными темными волосами. Она стояла слишком далеко, чтобы толком ее разглядеть, и все же мне почудилось в этой девушке что-то знакомое.

— Моя дочь, — объявила Джануча. — Вернулась домой, спустя два долгих года. Она-то, друзья, и есть главное творение моей жизни. Она — а не какие-то приспособления из металла и шестерней. У многих из вас есть собственные дети. Когда мы, стоя плечом к плечу, наблюдаем за рождением новой эпохи, не будем забывать, что величайшее чудо этого мира — вовсе не изобретение какого-нибудь старого глупого творца.

— Какая экспрессия! — заметил Рейчис из-под плаща Нифении. Бурное выражение чувств пробуждало белкокота даже от самого крепкого сна.

Дочь Джанучи зашла за увеличительное стекло, и теперь я сумел понять, почему она показалась мне знакомой. Ее звали Крессия. Мы встречались в академии Семи Песков. Отчего я был уверен, что именно она — причина, по которой я вообще приехал в Гитабрию.

— Фериус… — начал я.

— Думаешь, дело в ней, малыш?

Когда мы познакомились, она казалась умной, доброй и немного хулиганистой. Она никогда не выделывалась перед другими учениками, не кичилась своей богатой и могущественной семьей. А теперь выясняется, что ее мать — возможно, самый важный человек во всем мире.

Крессия была бы идеальной целью для обсидианового червя Дексана Видериса.

— Что случилось? — спросила Нифения. — Ты ее знаешь?

— Секунду, — сказал я. Закрыл глаза и тихонько позвал сасуцеи. Дух ветра была существом капризным, но она отлично умела обнаруживать эфирные связи между двумя половинами обсидианового червя. Если кто-то сейчас использует ониксовый браслет, чтобы контролировать Крессию, дух это увидит.

— Давай, Сюзи. Покажи мне нить.

Я почувствовал холодок в правом глазу — словно его обдувал прохладный зимний ветерок. Но, глянув на сцену, не увидел ничего необычного. Не было никакой черной нити, тянущейся от Крессии в сторону земель джен-теп. А это значило, что браслета со второй половиной червя, чтобы воздействовать на девушку, — нет. Я немного расслабился.

— Она чиста, — сообщил я Фериус.

— Кто-нибудь скажет мне, что происходит? — спросила Нифения.

— Прости, Ниф. Это довольно сложно. Поясню позже, обещаю.

Крессия, по-прежнему стоя за гигантской лупой, рассматривала толпу. Ее взгляд задержался на мне, и она улыбнулась, будто бы меня узнав. Я помахал ей. Когда я встретил Крессию в академии, где мы искали сведения о Черной Тени, девушка мне очень понравилась. Она отвергла мои ухаживания, но все выглядело так, словно мы могли стать хорошими друзьями.

Так почему же она меня пугает?..

Дело в ее улыбке. Заметив меня среди зрителей, она улыбнулась тепло и дружелюбно. Я не сумел бы сказать наверняка, что изменилось за последние несколько секунд, но теперь выражение ее лица было почти… зловещим. Пока Джануча изрекала все новые банальные истины о детях и мирном сосуществовании, Крессия стояла неподвижно, наблюдая за мной.

«Нет, — вдруг понял я. — Она смотрит мимо меня, на кого-то другого».

Я обернулся, но не увидел ничего, кроме бесчисленных рядов скамеек, заполненных гостями выставки. Затем я заметил движение в одной из неглубоких ниш в стене; там стояла фигура, почти сливаясь с окружающими ее тенями. Я прищурился, пытаясь разглядеть лицо, но все, что смог увидеть — темно-красная одежда.

— В чем дело, малыш? — спросила Фериус.

— Тот парень. Я видел его в пустыне после драки с берабесками…

Человек в красном слегка кивнул. Я посмотрел на сцену и увидел, что Крессия кивнула в ответ. Ее взгляд вернулся ко мне, улыбка стала шире. Она подмигнула, а затем вышла из-за увеличительного стекла.

В правый глаз словно дунул порыв ледяного ветра. И, когда я проморгался, сасуцеи показала мне видение: черная извивающаяся нить, которая тянулась от зрачка Крессии к входу в амфитеатр и исчезала за ним — вероятно, достигая моей родины.

— О, предки!

— Малыш?..

Я вскочил на ноги, толкая людей, сидящих на скамейке передо мной. Не обратив внимания на их возмущенные реплики, я пробрался мимо зрителей, сидящих в нашем ряду, и вышел в боковой проход. Никто не разглядывал Крессию столь же пристально, как я. Потому-то никто больше и не заметил лезвие крошечного ножа, который девушка вытащила из рукава и спрятала в ладони. А потом зашла за спину матери.


Механическая птица

Глава 22

УБИЙЦА

Я понимал, что едва ли успею добраться до Джанучи вовремя, и все-таки побежал по проходу в сторону сцены.

— Малыш! — крикнула Фериус.

— Уберите отсюда публику! — крикнул я в ответ.

Итак, что мне делать? Можно просто крикнуть и предупредить изобретательницу, но она не услышала бы меня из-за шума. К тому времени, как она меня заметит, мной уже займется охрана. И, вероятно, втопчет в пол, прежде чем я успею разъяснить, что к чему.

И, между прочим, Крессия позволила мне заметить нож за манжетой рубашки. Что, если она сделала это специально? Именно того и желая, чтобы я побежал на выручку и меня арестовали?..

Второй вариант: взорвать ее моим заклинанием. Тут две сложности. Во-первых, трудно бросать порошки на бегу. И, во-вторых, я рискую накрыть взрывом не только Крессию, но и Джанучу. Те, кто управляет червем, будут счастливы, я полагаю.

Отовсюду, на разных языках, неслись встревоженные крики. Гости заметили мой маневр и обсуждали: хватать ли меня или подождать, пока это сделает охрана.

Некоторые, вероятно, задавались вопросом, сумеют ли они расположить к себе Джанучу, обезвредив ее потенциального убийцу. Неплохой план. Только вот убийцей был не я…

Оставался один последний вариант, при котором я с меньшей вероятностью наврежу невинным людям и с большей погибну сам. На полпути к сцене я остановился и вынул порошок. Много порошка.

Охранники стояли перед сценой, ожидая, что я попытаюсь прорваться мимо них. Командир выкрикнул приказ, и шестеро охранников двинулась ко мне.

«Паршивый план», — думал я, бросая порошки в воздух. Они соединились футах в трех над моей головой. Я сосредоточился, зажег татуировку и сотворил магический жест.

— Караф!

Поглотив такое количество порошка, двойные огни сделались похожими на раздутых змей — красную и черную. Взгляд Джанучи упал на меня, и — странное дело — в ее глазах не было страха. Она стояла, не шевелясь. Я представлял, как работает ее мозг, как пытается осознать, почему молодой человек, пришедший, похоже, ее убить, — просто сотворил заклинание у себя над головой.

«Может, — подумалось мне, — она каким-то образом поняла мои истинные намерения?»

Впрочем, это не имело значения. Все равно никто не успел бы ничего предпринять. Взрыв свалил шесты, поддерживающие над сценой шелково-деревянного дракона. Мифическое существо приземлилось на Джанучу и Крессию, накрыв их деревянными рамами и окутав тканью.

Большинство охранников тут же переключили внимание на изобретательницу и кинулись на сцену, чтобы извлечь ее из-под этой ткани и дерева, а затем — окружить кольцом на случай, если я попытаюсь напасть.

Крессия вылезла из-под дракона и попыталась ненавязчиво проскользнуть мимо охраны, чтобы добраться до Джанучи. Однако ей пришлось отказаться от этой идеи, поскольку вторая группа охранников вознамерилась защищать ее.

Крессия слегка улыбнулась. Я не умею читать по губам, но уверен, она произнесла что-то вроде: «Ловко придумано, предатель». Да-да, слово «предатель» наверняка где-то там было.

Я наслаждался моментом триумфа. Очень кратким моментом. А потом первый из побежавших охранников ударил меня в грудь, выбив воздух из легких, и швырнул на землю. Вскоре подоспели и другие. Они навалились на меня сверху, и я оказался погребен под грудой тел. Тут уж ничего нельзя было поделать, и я просто наблюдал за Крессией. Выражение ее лица изменялось. Недоумение… Смятение… Ужас. Тот, кто контролировал червя, попытался руками Крессии убить ее мать, а потерпев неудачу — просто разорвал связь, оставив ее разгребать все самой.

Ну, то есть часть досталась мне. Охранники явно собирались наносить удары, пока не выбьют из меня дух. Что произошло довольно быстро, поскольку под весом всей этой массы тел дышать было крайне затруднительно.

Да. Таков был мой план.

Глава 23

СЕРВАДИ

Я проснулся в цепях.

Опять.

Ну почему со мной постоянно происходит какая-то дрянь? На сей раз в помещении не было ни окон, чтобы впустить свежий ветерок, ни масляных ламп, чтобы дать мне свет. И, разумеется, никакой мягкой постели.

Я сидел, привязанный к деревянному стулу, а воздух был таким затхлым, что, казалось, в моих легких он превращается в пыль. И кругом царил непроглядный мрак.

— Эй?..

Нет ответа.

Я бы испугался, что снова потерялся в Тенях, если бы не тяжелые цепи на плечах. Руки были связаны за спиной. Да вдобавок кто-то обмотал мои пальцы шипастой проволокой, чтобы я уж точно не сотворил никаких магических жестов.

Словно этого недостаточно! Но нет: рот зажали каким-то металлическим аппаратом, который мешал четко выговаривать слова, и, стало быть, я не смог бы произнести формулу заклинания.

Видимо, в этой стране не слишком-то церемонятся с арестованными…

Сколько я здесь пробыл? День? Неделю?.. Я предполагал, что после драки с охранниками минимум пара ребер окажутся сломаны. Но, хотя все тело болело, переломов вроде бы не было.

Откуда-то послышался еле уловимый звон колокола, а потом открылась дверь. В комнату хлынул свет, и мне пришлось зажмуриться.

Шаги. Не тяжелые, но четкие. Чеканные. Военные.

Еще один стул. Ножки царапнули пол. Похоже, стул поставили прямо передо мной.

Никакого скрипа дерева — тот, кто сел на стул, вероятно, был не слишком крупного телосложения. Это могло оказаться полезной информацией, не будь я связан.

Чьи-то руки ухватились за штуковину, затыкавшую мне рот. Послышался щелчок, и штуковину вытащили. Я проглотил слюну с привкусом металла.

— Почему бы тебе не открыть глаза? — спросил голос. Я не мог понять, мужчина это или женщина, но человек говорил на наречии джен-теп, хотя явно был не из моего народа.

«Странная любезность, — подумал я. — Или, может, — просто способ застать меня врасплох».

— Я слишком долго просидел в темноте. Жду, когда ты погасишь фонарь. Не хочу, чтобы он меня ослепил.

— И с какой стати мне заботиться об удобстве шпиона джен-теп?

Теперь я был уверен, что голос принадлежит женщине. Она говорила ровно, без эмоций, просто информируя, что ей плевать на мой комфорт. И все же спустя пару секунд мне показалось, что свет погас.

Я открыл глаза. Странное дело, но первой моей мыслью было, что женщина чем-то напоминает Фериус. Я не мог определить ее возраст; она была по меньшей мере лет на десять старше меня, но резкие черты лица и суровый взгляд еще больше старили ее. У женщины были темные кудрявые волосы, доходящие до плеч. Это меня удивило. Полицейские и солдаты предпочитают стричься коротко — чтоб противник не ухватил за волосы во время боя.

Возможно, это какой-то знак статуса. А может, она достаточно хороша в бою, чтобы не позволить никому себя схватить.

— Тебя что-то беспокоит, — сказала она.

«Только то, что я прикован к стулу в какой-то крошечной комнатенке неизвестно где и понятия не имею, живы ли мои друзья, а сидящая передо мной гитабрийка глядит так, словно раздумывает, какую часть тела отрезать первой».

— Мне нравятся твои волосы, — сказал я.

Предки, почему я снова говорю о волосах? Как выясняется, я не великий мастер общаться с женщинами — даже с теми, которые приходят лишь затем, чтобы допрашивать и пытать меня.

— О! — сказала она. — А ты наблюдательнее, чем я думала.

Серьезно? Фраза «мне нравятся твои волосы» позволяет мне казаться умным?

Она вытащила из кармана монету. Ту самую, что подарила мне старая аргоси.

— Где ты это взял?

— Никогда раньше ее не видел.

— Да ну? — Женщина подбросила монету в воздух.

Она упала ей на ладонь, как любой другой кусок металла. Странно. Всякий раз, когда я играл с ней, монета, казалось, зависала в воздухе на долю секунды, а падая — вращалась.

— Говорят, что в правильных руках сотокастра — на вашем языке «монета стража» — может открыть любую дверь или замок. Увы, не в моих. — Она снова подбросила ее в воздух. — Возможно, потому что я — не танцующая-с-монетами. И не шпионка.

— Я тоже.

Она одарила меня улыбкой, показав, что оценила шутку.

— Неужели? Ну, я полагаю, в наши дни осталось не так много кастрадази. Раз ты говоришь, что монета не твоя, оставлю-ка ее себе, покуда не найду законного владельца.

Вот черт!

Она вытащила из-под стула маленький ящичек. Внутри звякали металлические инструменты, вызывая в голове видения страшных мук и изощренных пыток.

— Меня зовут сервади Завера те Дразо — сказала женщина. — Я агент службы безопасности Казарана. Это место… ну, у него есть название. Но оно тебя скорее напугает, чем утешит. Имей в виду, что это место непроницаемо в том числе и для магии джен-теп.

— Теперь я чувствую себя в большей безопасности.

Если женщина и решила, что это смешно, то не подала вида.

— Я задам тебе несколько вопросов, а ты мне на них ответишь.

Ей даже не обязательно было добавлять в голос угрожающие нотки. Надетые на меня цепи и так зазвенели от бившей меня дрожи.

«Прекрати! — сказал я себе. — Будь как Фериус. Чем ей страшнее, тем более смело она действует».

Бравада, как она сама любит это называть, — один из семи талантов аргоси. Похоже, ее любимый.

Я мысленно перебрал составляющие ее длинного имени. «Сервади» — род занятий. «Драцо» должно быть фамилией. «Те» — статус в семье и, поскольку это не «заль», как у Джанучи, очевидно, она не глава семьи.

То, что осталось, видимо, имя.

— Приятно познакомиться, Завера, — сказал я. — Я бы поцеловал твою руку, как должно поступать джентльмену, но… — Я погремел цепями. — Не имею возможности.

— Арта валар, — отозвалась она легкой улыбкой. — Талант отваги у аргоси. Но, боюсь, здесь тебе это не поможет.

Не думаю, что сумел скрыть удивление. Она много обо мне знала и, вероятно, о Фериус тоже. Не вполне справедливо, учитывая, что я ровно ничего не знал о ней. Был лишь один способ получить эту информацию.

— Ты сказала, у тебя есть вопросы?

Она вытащила что-то из своего ящичка. Длинный тонкий предмет с заостренным кончиком, сверкавшим в свете лампы.

— Нет, пожалуйста! — крикнул я.

Это чересчур даже для моего арта валар.

Завера и ухом не повела. Она извлекла второй предмет — небольшую бутылочку. Будет использовать болезненные яды! Предки, ну почему вы никогда…

Сервади достала третий предмет — маленькую записную книжку. И лишь тут мой охваченный ужасом мозг сообразил, что кошмарные орудия пыток, при виде которых я едва не обмочился, — это перо и чернильница.

— Ты назовешь мне имена лорд-магов своего клана, — сказала Завера. — Расскажешь об их магических специализациях и зажженных татуировках. Перечислишь всех других магов джен-теп, о которых у тебя есть информация. Особенно интересно узнать о любых подробностях их жизни, которые они предпочитают хранить в тайне.

— Подожди! Откуда мне знать…

— Ты предоставишь мне сведения о пути аргоси, которым идет женщина, называющая себя Фериус Перфекс. Назовешь всех других аргоси, с которыми познакомился, и расскажешь о том, какими путями следуют они. Перечислишь все карты дискордансов аргоси, созданные за последние семь лет, и тех, у кого они хранятся.

Зачем ей все это?! Почему семь лет? Если она думает, что я обладаю такими сведениями, почему бы не спросить сразу обо всех картах?

— Но я не знаю ничего подобного! Фериус — просто карточный фокусник. Я никогда не встречался с аргоси!

Конечно, это ложь, но дело принимало опасный оборот. Пришло время делать то, в чем я действительно хорош.

— И раз уж зашла речь… Ты взаправду думаешь, что лорд-маги джен-теп позволят недоучке-посвященному выведать их секреты? Я всего лишь меткий маг, леди. Просто оказался не в том месте не в то время, и…

Снова зазвенел колокол, тот, что я слышал раньше. Только на сей раз мелодия была несколько иной. Завера прищурилась, и в ее глазах мелькнула досада.

— Давай приступим. — Она окунула перо в чернила. — Начни с Фериус Перфекс. Расскажи мне все, что ты о ней знаешь.

Колокол снова зазвучал, повторяя последнюю мелодию. Казалось, это раздражало девушку. И хорошо. Это не облегчит мою участь, но теперь я знал о Завере то, что она не хотела показать. А знать нечто подобное о человеке, когда ты в его власти, — это странным образом успокаивает.

— Нет, Завера. Полагаю, что сегодня не отвечу на твои вопросы.

Она посмотрела на меня, как усталый дворник смотрит на последнюю соринку в конце долгого рабочего дня. Отложила перо и записную книжку и потянулась к своему ящику.

То, что она вынула на сей раз, определенно не было пишущей принадлежностью. Вид инструмента наводил на мысль, что им можно причинить сильную боль.

Опять зазвонил колокол. В этот раз Завера проигнорировала его и подошла ко мне.

— Надеюсь, ты простишь меня. Я делаю это для своей страны.

Она взяла меня за подбородок и так сильно сжала челюсть, что рот открылся сам собой. В другой руке она держала свой инструмент, и теперь я увидел, что это клещи.

— Итак, ты хочешь, чтобы я рассказал все, что знаю? — спросил я. Зубы стучали о клещи. Завера чуть отодвинула их, но не убрала.

— Говори.

— Ты не просто какой-то там рядовой сотрудник службы безопасности. Ты работаешь в гитабрийской тайной полиции. Может, даже, командуешь ею. А все эти бессмысленные вопросы о лорд-магах моего клана?.. Ты просто хочешь замаскировать то, что тебе действительно важно, — вопрос о Фериус Перфекс. О, и я знаю еще одну вещь…

Она поднесла клещи к уголку моего правого глаза.

— Какую же?

Колокол зазвонил в четвертый раз. Теперь — особенно настойчиво. По крайней мере я на это надеялся.

— В этом здании есть кто-то главнее тебя, и примерно через тридцать секунд он войдет в эту дверь. И тогда, готов поспорить, спектакль закончится.

Завера наклонилась ближе и прошептала мне на ухо:

— Ты слишком сильно полагаешься на свой арта валар. — Она погладила меня клещами по щеке. — Кто-то приходил сюда и просил о свидании с тобой. Представитель вашего народа. Уж не знаю, почему его впустили, но в такие дипломатические тонкости я не вдаюсь. Так или иначе человек этот, на мой взгляд, довольно интересный, хотя его вкусы в одежде оставляют желать лучшего. Она слегка… аляповатая, я бы сказала.

Аляповатая?

Она говорит о том, красном!

Когда колокол зазвонил вновь, Завера швырнула клещи мне на колени.

— Он просил, чтобы я оставила свои инструменты здесь.

Ужас накрыл меня с головой, точно волны бесконечного черного океана. Проклятие! Моя идиотская самонадеянность! Почему я решил, что могу блефовать с дознавателем? Чертова Фериус со своей придурочной философией аргоси. И Рейчис туда же! Это он всегда трындит, что надо быть отважным в любой ситуации!

Дверь распахнулась. Свет был таким ярким, что я видел лишь очертания трех фигур, на пороге. Две имели военную выправку охранников. Третья была ниже и шире. И громче.

— Хватит! — провозгласила кредара Джануча заль Гассан. — Ты просила позволить тебе переговорить с юношей, и я позволила. Но это слишком далеко зашло, сервади Завера.

Она сделала акцент на слове «сервади»; очевидно, это был не слишком-то высокий ранг. С другой стороны, Джануча, вероятно, не знала о подлинном звании Заверы.

— Творец, мне обещали два часа с арестованным.

— И ты их получишь, — ответила Джануча. — В другой раз. И в каком-нибудь приличном месте. А еще там будут чай, пирог и наблюдатель — в моем лице. Кстати, за чай и пирог платишь ты.

— Этот шпион джен-теп пытался убить вас, кредара Джануча. Ваша ценность для нашей страны…

— Достаточно велика, чтобы, если я пожалуюсь лордам-торговцам, тебя отправили в какое-нибудь очень неприятное место. Ты свободна, сервади Завера.

Ни на миг не потеряв самообладания, Завера коротко поклонилась и сложила свое имущество обратно в ящик. А потом ушла. Но до этого, приостановившись в дверном проеме, сказала мне:

— Твой арта превис недурен. Но его недостаточно.

«Арта превис» — талант аргоси к восприимчивости. Он позволяет увидеть то, что другие видеть не хотят. Так что, думаю, это был комплимент. Вроде как.

— Эй! — крикнул я ей.

— Да?

— Монета все еще у тебя. — Я посмотрел на двух охранников, стоящих у дверей. — И хорошо бы кто-нибудь вернул мне шляпу.

Завера повернулась на каблуках и улыбнулась почти — почти! — дружелюбно. Вынула монету из кармана и швырнула ей в меня. Она приземлилась ко мне на колени, рядом с клещами.

— Слишком много арта валар — это опасно, Келлен Аргос. С нетерпением жду нашей следующей встречи.

— Да? Ну, может, и я ее с нетерпением жду.

«О, предки! Просто заткнись и не перегибай палку! Ты начал вести себя как белкокот».

Глава 24

КРЕДАРА

Как только Завера и солдаты исчезли, Джануча взяла клещи с моих колен. Подцепила ими монету и опустила ее в карман своего плаща.

— Это мое, — сказал я.

Испытывать судьбу, вероятно, было не очень хорошей идеей. Но когда ваш деловой партнер — белкокот, вы немного устаете от того, что у вас постоянно крадут вещи.

— Полагаю, небольшая цена за то, что я вычеркнула сервади Заверу из довольно длинного списка твоих проблем.

Она была права.

Изобретательница походила по комнате взад-вперед. Иногда она останавливалась и смотрела на меня, словно искала подходящий способ начать разговор. И всякий раз касалась одного из объемистых карманов своего плаща — но не того, куда положила монету.

— Можно я взгляну на нее? — спросил я после нескольких раундов этих прогулок.

Джануча покачала головой.

— Сотокастры запрещены в Гитабрии.

— Я имел в виду птицу.

Она застыла.

— Ты полагаешь, я настолько опрометчива, что ношу при себе такую драгоценность?

— Судя по тому, как ты все время поглаживаешь свой карман, думаю, ты вообще никогда с ней не расстаешься.

Странно, но изобретательница будто бы вздохнула с облегчением. Словно я освободил ее от невидимых оков. Она опустила руку в карман и осторожно вынула свое драгоценное творение. При ближайшем рассмотрении птица оказалась еще более прекрасной. Крылья покрывали сотни крохотных стальных перышек. Лапы, выточенные из бронзы, являли собой тончайшую работу искусного мастера. В каждом суставе виднелись миниатюрные шарниры.

Джануча посадила птицу на плечо и села на стул напротив меня.

— Сервади Завера предупреждала, что от аргоси ничего не утаишь.

— Я не аргоси.

— Нет? Тогда кто ты?

Я пожал плечами — загремели цепи.

— Пленник.

Джануча вздрогнула, словно я ударил ее.

— Я… сожалею, что наша охрана так обошлась с тобой. Но эта маленькая вещица, к сожалению, вызвала большой ажиотаж.

— К сожалению — это еще мягко сказано, — отозвался я. — Ты ведь вообще не хотела показывать птицу.

Джануча вздрогнула и явно напряглась. Птице пришлось взмахнуть крыльями, чтобы сохранить равновесие.

— Почему ты так решил?

— Переводчики, — объяснил я. — В течение всех презентаций они говорили гладко. Но когда ты упомянула лордов-торговцев, возникла заминка.

— Были некоторые разногласия между мной и нашим правительством… относительно того, стоит ли рассказывать о моем открытии и что именно рассказывать.

— Ты не хотела лишнего шума.

Она кивнула.

— Потому что знала, как отреагируют иностранцы.

Изобретательница усмехнулась.

— Нет. — Она поднесла правую руку к плечу, и птица перепрыгнула на указательный палец. — Я боялась, что они будут смеяться надо мной. И над этой пустячной штучкой.

— Полагаю, ты переоценила чувство юмора.

Изобретательница вздохнула.

— Машины. Инженерия. В этом я разбираюсь. Мой муж говорит, что единственный аппарат, который я не могу постичь, — человеческое сердце. Боюсь, он прав.

Она что-то прошептала птице, и тонкие серебряные веки приподнялись, открывая золотистые глаза. Джануча погладила птичку голове, глядя на нее с любовью и печалью.

— Кто мог знать, что хлопанье крошечных крылышек вызовет такой ураган?

«Аргоси», — подумал я, но вслух не сказал. Фериус говорит, что иногда лучше быть тишиной между тактами.

— Делегация дароменской империи потребовала доказательств, что мои проекты не используют для изготовления оружия, — продолжала Джануча. — Глядя на мое изобретение, они видят не чудесную вещицу, а, скорее, меч в руках потенциального противника.

Еще Фериус уверяет, что «молчать» и «не говорить» — не всегда одно и то же.

— А другие делегации? — спросил я.

Изобретательница досадливо поморщилась.

— Мне сказали: представители Берабеска разрабатывают эдикт, объявляющий мою птичку оскорблением своего Бога. Они утверждают, что я общаюсь с демонами.

— Обо мне постоянно говорят то же самое.

Очевидно, Джануча не поняла шутку. Она поднесла птицу ближе ко мне.

— Скажи, что видят джен-теп, когда смотрят на нее?

Наконец мы добрались до истинной цели ее визита. Гитабрийцы, должно быть, уже поняли, что разум Крессии под контролем. Лишь один народ на континенте обладает такими умениями.

— Они видят новую форму магии, — ответил я. — Ту, которую мой народ не понимает. Они видят угрозу для всего и вся, что делает джен-теп избранными.

— Могут ли они убить за это?

— Без сомнения.

Я ответил, не задумавшись ни на миг. И это явно встревожило Джанучу.

— А если речь идет об убийстве невинных людей? Они все равно это сделают?

Даже сейчас, несколько месяцев спустя, смерть Ревиана помнилась мне так, словно это было вчера.

— Без колебаний.

Рука Джанучи задрожала. Птица, обнаружив, что ее насест ходит ходуном, хлопнула металлическими крыльями и взлетела в поисках местечка поспокойнее. Ей приглянулось мое плечо. Золотые глаза глянули на меня, и в них я увидел то, чего быть не могло…

Нифения уверяла, что, использовав десяток разных заклинаний, можно сымитировать всю физиологию птицы. Но вот разум — нельзя.

Так откуда же это взялось?

Легкий ветерок дунул мне в правый глаз, означая, что сасуцеи проснулась. Возможно, она тоже пыталась понять, как так вышло.

— Мне нужна твоя помощь, — наконец сказала Джануча.

— Один раз я уже пытался помочь. — Я пошевелился — осторожно, боясь спугнуть птицу. Загремели цепи. — Для меня это кончилось плачевно.

Джануча выглядела удивленной. Даже, кажется, раздраженной. Словно я требовал извинений. Она взяла птицу и положила ее обратно в карман.

— Знаешь ли ты, что случится, если твои соплеменники убьют дочь главного изобретателя Гитабрии? Мое правительство будет вынуждено объявить войну джен-теп!

— Кредара Джануча, за последние двенадцать месяцев мои соплеменники пытались убить меня столько раз, что я уж и счет потерял. За двенадцать часов пребывания в Гитабрии меня избили, посадили в тюрьму и угрожали пытками. Честно говоря, мысль о войне между двумя чокнутыми странами не внушает мне такого ужаса, как раньше.

— Молодой человек, уверяю: если я покину эту комнату, сервади Завера быстро разъяснит тебе, что такое настоящий ужас.

И вот что еще люди не знают о страхе: хотя к страху нельзя привыкнуть, ваш мозг постоянно обрабатывает информацию о нем. И через некоторое время вам становится скучно бояться.

— Тогда закрой за собой дверь, кредара Джануча. Я хотел подремать, а свет мешает.

Она встала и пошла к выходу. Внезапная судорога, скрутившая мои внутренности, подсказала, что я ошибался насчет — «становится скучно бояться». Самым трудным, что мне доводилось делать в жизни, было — не просить Джанучу вернуться. Но если б мы начали игру в угрозы и запугивания, я в итоге оказался бы не более чем пешкой на шахматной доске. А мне хотелось верить, что это не так.

Джануча остановилась.

— Моя дочь… Оправившись от лихорадки, она сказала мне, что вы встречались раньше, что ты ее друг. И ты будешь стоять и смотреть, как враги мучают ее, пытаясь добраться до меня?

— Кстати о дружбе, кредара. А где мои друзья?

— Целы и невредимы. Поклянись, что спасешь мою дочь, и я отведу тебя к ним.

— Мне нужны гарантии.

Изобретательница покачала головой.

— Как ты верно понял, это тюрьма. Причем особая. Ее существование наше правительство почему-то скрывает. Я не могу привести сюда твоих друзей и не представляю, как доказать, что они живы и здоровы.

Женщина посмотрела на меня так, словно изучала шестерни сломанных часов, а не лицо живого человека. Это тоже кое-что говорило мне о ней.

— Еще до того, как вошла в эту дверь, ты знала, каким будет наш разговор, кредара Джануча. А значит, у тебя есть то, что ты можешь мне показать.

Она еще не успела ответить, а я разгадал еще одну часть головоломки.

— И тот факт, что ты не использовала это доказательство, означает, что ты не понимаешь, в чем его суть.

А кто у нас передает сообщения, не имеющие никакого смысла?..

— Давай ты просто повторишь то, что сказала Фериус Перфекс и покончим с этим.

Джануча слабо улыбнулась.

— Она предупреждала, что ты раздражающе проницателен. — Женщина встала в центре комнаты, отодвинув стул. — Хорошо. Вот сообщение аргоси.

Изобретательница вытянула правую руку вдоль тела, повернув ее ладонью вверх. Левую руку уперла в бедро и вытянула правую ногу — так, что ее массивный ботинок едва касался пола. Она глубоко и неуверенно вздохнула… А потом главный творец Гитабрии и, возможно, — самый важный человек в мире, начала танцевать по моей тесной камере. Она покачивалась в такт воображаемой мелодии, вертелась и подпрыгивала. На ее лице застыло напряженно-сосредоточенное выражение. Я узнал этот танец, поскольку, путешествуя с Фериус, провел немало ночей, практикуясь в нем. Изобретательница была не так и плоха, хотя, конечно, со стороны выглядело забавно.

Подождав еще пару минут — и поняв, что больше не вынесу этого зрелища, — я сказал:

— Ладно, хватит. Я тебе верю.

Она остановилась.

— Ты поможешь моей дочери?

— Да.

Во взгляде Джанучи скользнула подозрительность.

— Но я еще не закончила танец. Аргоси специально оговорила, что, если я не станцую его целиком, сообщение будет неполным.

Я не смог удержаться от улыбки.

— Госпожа, я расшифровал сообщение Фериус еще до того, как ты начала танцевать.

— Тогда почему она… — Джануча замолкла. А затем произнесла что-то на родном языке. Готов поклясться, это была очень длинная череда очень крепких ругательств.

— Да, — кивнул я. — Аргоси часто так поступают.

Глава 25

ДОЧЬ

Забавно, как иногда все складывается.

Еще несколько часов назад я был закован в цепи и сидел в секретной тюрьме Гитабрии. Настолько секретной, что мне завязали глаза, когда везли в город, чтобы я не узнал ее местоположение.

Теперь же я оказался в роскошном доме самой уважаемой женщины Гитабрии и сидел в шикарном кресле напротив ее дочери. Девушки, которую Джануча любила более всех на свете… Теперь в цепи была закована она.

— Привет, Келлен.

— Привет, Крессия.

Она казалась спокойной, несмотря на оковы и прочие приспособления для фиксации, включая зачарованную медную проволоку. Гитабрийцы, должно быть, заплатили за нее немалые деньги какому-нибудь купцу джен-теп. Мой народ не занимается благотворительностью.

— Я умру? — спросила Крессия.

Разумеется, сейчас я обязан был ей сказать, что она ни в коем случае не умрет и все под контролем. Но за последние полгода я потратил большую часть времени, пытаясь вытащить из людей обсидиановых червяков. Иногда мы появлялись слишком поздно. В других случаях… ну, это была лотерея. Некоторым удавалось выжить — тем, чье тело и разум были достаточно сильны, чтобы перенести процедуру.

— Ну?

— Я не знаю. Надеюсь, нет.

Она отвела взгляд. Мы сидели в просторном помещении, которое, как мне сказали, было мастерской ее матери. Дом Джанучи располагался в самой престижной части города и был вырезан в стене ущелья, разделявшего Казаран. Мастерская превосходила размером амбар и была обставлена довольно небрежно, хотя здесь угадывался определенный порядок. Я насчитал шесть разных верстаков; каждый явно предназначался для определенного типа экспериментов. На одном лежали инструменты для работы с металлом, на другом я увидел большое увеличительное стекло, вставленное в деревянное шарнирное крепление. В комнате была печь и кузнечный горн. На стеллажах и в нишах лежали образцы редких металлов, стеклянные трубки, сосуды разных цветов, разнокалиберные жаровни. На стены висели чертежи механических конструкций. Некоторые выглядели просто строго и аккуратно, другие были к тому же невероятно красивы.

— Итак, — сказала Крессия, снова посмотрев на меня. — Видимо, на самом деле ты не студент-философ.

В тот день, когда мы впервые встретились в академии Семи Песков, я притворился студентом. Ни один из друзей Крессии не сумел угадать, что же я изучаю (не будем строго судить их за это — ведь правильного ответа не было). Крессия же предположила философию. И, поскольку девушка мне нравилась, я объявил, что она угадала.

— Вообще-то, это не так уж далеко от истины.

— И почему мне кажется, что ты и «истина» свели лишь самое мимолетное знакомство?

«Потому что я отъявленный лжец».

— Возможно, ты просто подозрительна по натуре.

Крессия приподняла бровь.

— Мы едва друг друга знаем, Келлен. И все же ты выставил мою мать, чтобы остаться со мной наедине, зная, что я прикована к стулу? В какой культуре такое считается приемлемым?

Она была в чем-то права. «Но, предки, хоть кто-нибудь в этой стране будет ко мне снисходителен?»

— Крессия, у тебя в глазу живет… нечто, называемое обсидиановым червем. Маг по имени Дексан Видерис разработал средство, позволяющее внедрять одну половину червя в глаз жертвы, а вторую — помещать в браслет из оникса. Посредством как природных, так и магических сил червь проникает в твой мозг. Любой маг, завладевший браслетом, может управлять этим червем. Всякий раз, когда у тебя случается приступ…

— Но у меня не было никаких приступов. Я не…

— А головные боли? Или боль в глазу? Ты могла подумать, что у тебя лихорадка или галлюцинации. Видения. Голоса… Но это не галлюцинации, Крессия. Тот, кто управляет червем, видит твоими глазами и слышит твоими ушами. Хуже того: он может заставить тебя делать все что угодно, даже против твоей воли.

Она закусила нижнюю губу.

— Отец сказал, в рукаве моей рубашки нашли нож. Келлен, у меня никогда в жизни не было ножа! Как могла я пойти, купить его, взять с собой, а потом… Что же я за человек, если меня так легко можно заставить… заставить сделать…

— Ты не виновата. Чем дольше обсидиановый червь живет в человеке, тем сильнее контроль. Большинство людей, которых мы нашли за последние полгода, поддались его влиянию гораздо быстрее, чем ты. Я даже удивлен, что ты продержалась так долго.

Крессия немного помолчала. Я чувствовал неловкость, сидя наедине с ней, прикованной цепями, в этой странной комнате с необычными инструментами. Некоторые из них выглядели страшнее, чем содержимое ящика Заверы. Если уж мне неловко, то каково ей?

Впрочем, я ничего не сказал. Крессии нужно преодолеть это самостоятельно.

— У тебя есть лекарство? — спросила она.

— Это, скорее, процедура.

— Будет больно?

— Очень.

— Это опасно?

— Невероятно.

Она часто задышала. Несмотря на смуглую кожу, было видно, как побледнело ее лицо. Цепочки тихо позвякивали.

— Значит, именно поэтому ты хотел сперва поговорить со мной наедине, да? Чтобы я покричала и поплакала сейчас и не позорилась перед семьей?

— Чтобы дать тебе выбор, Крессия. Я не врач. Я даже не настоящий маг.

Вероятно, в Гитабрии были тысячи врачей. Может, кто-то из них смог бы найти менее опасное решение. Крессия часто моргала, ее взгляд стал рассеянным, и все же она пренебрежительно фыркнула.

— Я и забыла, какой ты ужасный лжец.

— Нужно, чтобы ты сама приняла решение. Скажи, что мне сделать?

— Да, конечно! Делай все, что надо! Убери эту штуку, Келлен! — Она говорила все громче, уже почти кричала. — Вытащи его! Пожалуйста, вытащи!

Дыхание выровнялось. Несколько секунд Крессия сидела неподвижно, а потом покачала головой.

— Нет.

— Нет?

— Ты рассказал интересную историю, Келлен. Обо всех этих червях и магических браслетах. Но я тут подумала… Ведь единственное, что я знаю о тебе наверняка, — ты лжец. Ты обманул нас всех в академии. Ты наверняка украл или обманом выманил у кого-то гостевую монету, чтобы попасть на Большую Выставку…

Она сделала паузу и уставилась на меня, словно ожидая, что я начну все отрицать. Я не стал.

— Так вы зарабатываете на жизнь? — спросила Крессия. — Ездите по миру, ища жертвы, и говорите им, что без вашей «процедуры» они умрут, или станут рабами, или чем-то там еще?

— Крессия, я знаю: тебе страшно. Но все это правда.

— Неужели? Тогда докажи. Возьми вон там на верстаке зеркало и покажи червя в моем глазу. У меня нет никаких отметин, как у тебя или у Сенейры, но есть червяк, да? Покажи мне его!

— Я не могу. Дексан Видерис использовал скрывающее заклинание, сделав их невидимыми.

— О! Как удобно. А откуда ты узнал, как их вытаскивать? Неужели джен-теп позволили кому-то вроде тебя, кто едва зажег татуировку дыхания, назвать себя магом? Разве ты не ше-теп? Не слуга?

Она зарыдала.

— Зачем ты так поступаешь со мной, Келлен? Ты мне нравился, еще в академии. Я ни разу не обидела тебя, не причинила боли.

— Не причинила. Крессия, клянусь, я никогда бы… — Я осекся.

— Что? — требовательно спросила она.

— Ничего, просто… Отличное представление.

Мое деланое безразличие ужаснуло ее.

— О чем ты говоришь?

Я наклонился вперед, уставившись ей в глаза и силясь увидеть признаки того, что обсидиановый червь там, внутри ее.

— Последние полгода я не раз общался с жертвами червя. Некоторых ты брал под контроль и отпускал прямо у меня на глазах. Но никогда еще я не видел, чтобы это делалось так чисто и аккуратно. Минуту назад Крессия была здесь, со мной. Но теперь это ты. Честно говоря, сперва я даже не понял. Однако…

Я поднял руки, закрытые рукавами рубашки.

— Откуда бы Крессия могла узнать, что я зажег лишь татуировку дыхания?

Даже сейчас я не был до конца уверен. Возможно, она слышала о моей татуировке от Фериус или Нифении, пока я торчал в тюремной камере… Однако Крессия, вернее, человек, говорящий через нее, перестал притворяться.

Улыбка… очень легкая. Сдержанная. Так учат улыбаться джен-теп.

Ой.

Я встал со стула и достал маленький поднос с инструментами и металлическими чернилами, которые забрал у Дексана Видериса. На трех маленьких жаровнях растопил сплавы. Рядом с каждым сосудом положил стерилизованную стальную иглу. Оставалось лишь сотворить нужные заклинания, а затем лечение, которое для Крессии будет похоже на пытку. Она откинула голову назад, глядя в потолок, словно ей наскучило смотреть на мои приготовления.

— Уходи, Келлен. Ты опоздал. Девушка наша.

Я окунул иглу в расплавленную медь. Первый шаг — противодействие заклинанию, которое делало червя невидимым. Для этого игла вдавливалась в кожу вокруг глазницы, пока не появятся черные отметины. Не перестараться бы… Один шаг зараз.

— Беги, несчастный меткий маг. Этот человек для тебя потерян.

Я уже сталкивался с этим раньше, но до сих пор не мог отделаться от жуткого чувства, что общение с магом через тело другого человека делало меня вроде как сообщником. Я занервничал, и руки задрожали.

— Это тебе лучше бы убрать свои нити, пока можешь. Я отлично понимаю, что к чему. Через несколько минут ты…

— Через несколько минут девушка будет мертва.

Я застыл.

«Это уловка! Он пытается напугать тебя».

— Ты лжешь! — закричал я.

На губах Крессии появилась самодовольная ухмылка.

— Что до лжи, тут у тебя большой опыт, Келлен из дома Ке. Даже Крессия это знает. Давай сыграем в игру? Я скажу тебе три вещи. Две будут ложью, а одна — правдой. Тебе всего-то и нужно — распознать правду. Тогда конец игре.

Я приблизил иглу к лицу Крессии, пытаясь заставить голос замолчать.

— Жаль. Знаешь, ты и в самом деле ей нравился? Не в этом смысле, конечно. Но думаю, в один прекрасный день вы могли бы стать хорошими друзьями. Если бы ты не убил ее.

Я заколебался… А потом отступил.

— Говори свою ложь.

— Очень мудро. Утверждение первое: Келлен, сын Ке-хеопса — истинный маг джен-теп.

Ну, это уж наверняка ложь.

— Утверждение второе: ты — верный сын дома Ке.

Эх, если бы! Очень сомнительно, что это правда.

— В самом деле? Оба — ложь? Ну, тогда у нас остается только третье утверждение: девушка теперь наша. Полностью. Целиком. Может, ты пару раз и помешал нам сделать выгодное капиталовложение, но теперь все иначе. Этот образец будет расти и развиваться, а мы — получать прибыль.

— Хм. Я думал, ты собирался солгать только дважды.

Улыбка на лице Крессии стала еще шире. Сделалась почти скабрезной. И в этот миг я понял, что совершил ошибку. Они хотели, чтобы я бросил им вызов! Так они могли доказать, что не в моих силах ей помочь.

— Нет, стой! Я верю…

— Слишком поздно, — сказал голос.


Механическая птица

Глава 26

ТРЕТЬЯ ЛОЖЬ

Радужки глаз Крессии начали темнеть. Прежде карие — теперь ее глаза мало-помалу становились черными. Как обсидиан. Она закричала. Черные слезы, жирные, как масло, стекали по ее щекам и, капая с лица, превращались в темный туман. Я отложил иглу с медной окантовкой и взял вторую. Окунул ее в расплавленное серебро. Этот металл применялся для извлечения червя. Но, когда я подошел поближе, черный туман ошпарил легкие, и я неудержимо закашлялся. На щеках Крессии появились следы ожогов. Девушка дрожала, словно в агонии, но перестала кричать.

— Когда червь полностью… поселится в своем новом доме… — голос был спокойным и размеренным, хотя Крессию била крупная дрожь, — он начнет пожирать своего хозяина. При этом у него появляются некоторые… удивительные способности.

— Прекрати! Я верю. Я не буду пытаться удалить червя!

Рот Крессии широко раскрылся, из него полезли маслянистые черные щупальца, тянувшиеся ко мне. Я отшатнулся, пытаясь увернуться от них. Отбросив иглу, я схватился за мешочки с порошками, спрятанные в поясе.

— Продолжай, — сказал голос. Теперь он говорил невнятно, точно пьяный. Черные щупальца, забившие рот, мешали четко произносить слова.

Глаза Крессии блестели. Комната мало-помалу наполнялась удушливым темным туманом. Еще пара секунд, и мне придется бежать отсюда, оставив Крессию одну.

— Прошу! Просто скажи: что тебе надо?

Я снова закашлялся. Двери в мастерскую распахнулись. Вошла Джануча, а за ней мужчина — должно быть, ровесник моего отца, но стройный и чисто выбритый.

— Крессия! Что ты с ней сделал?!

— О, чудесно. Вот и папа пожаловал.

Дрожь, сотрясающая тело Крессии, усилилась. Черные щупальца, торчавшие изо рта, извивались в воздухе, будто танцуя.

— Черт побери! Прекрати! — выкрикнул мужчина, схватив меня за руку. Он был на удивление сильным.

— Алтарист, это делает не мальчик, — сказала Джануча.

Она вела себя совсем иначе, чем ее муж. Изобретательница огляделась по сторонам, посмотрела на темный туман, черные слезы на щеках дочери, инструменты и жидкие металлы, предназначенные для изгнания червя. Она выглядела отрешенной и бесстрастной, пытаясь использовать холодный ум, чтобы найти путь к спасению своего ребенка.

— Слишком поздно, мама! Не стоило делать эту птичку.

Алтарист отпустил меня и бросился к Крессии, но черные щупальца ударили его, отбросив назад. Джануча помогла ему подняться.

— Не делай так больше, муж мой.

Я думал, он накинется на нее с обвинениями, возмутится, что ей безразличны страдания дочери. Но он лишь кивнул и встал рядом с женой.

— Уходи, мама, — невнятно пролепетала Крессия. Черные щупальца, растущие из ее рта, извивались в воздухе. — Я хочу поговорить с Келленом, а не с тобой. Уходи, пока я не…

Щупальца начали расти, я видел, как шея несчастной Крессии раздувается, готовая вот-вот лопнуть. Изобретательница не медлила ни секунды. Она взяла мужа за руку и вывела его из комнаты, закрыв за собой двойные двери. Но за миг до того оглянулась на меня, и я прочел в ее глазах послание: «Может, мне и отказано в праве матери бояться и переживать за своего ребенка, но будь я проклята, если виновные не ответят за это злодеяние».

— Она ушла, — сообщил я. — Поговори со мной. Объясни, что тебе нужно.

Внезапно щупальца сжались и сморщились. Они медленно втянулись в рот Крессии. Это выглядело отвратно. Горло набухло, когда маги заставили девушку проглотить щупальца и принять червя обратно в свое тело. Потом Крессия вздохнула.

— Ну вот. Разве это было так уж трудно, Келлен из дома Ке? Разве мы не можем теперь поговорить как друзья?

— Да, — мягко сказал я. — Давай поговорим как друзья.

За это я заслужил одобрительный кивок.

— Во-первых, ты уничтожишь мерзкое творение изобретателя. Разломай его. Сожги. Утопи в кислоте, если понадобится, но убедись, что любая магия, которая дает ему иллюзию жизни, полностью изничтожена.

— Ты зря теряешь время, — сказал я, чуть заметно усмехнувшись. — Я видел механическую птицу вблизи. Она — всего лишь игрушка. Несколько шестерней и пружин, зачарованных простеньким заклинанием, которое срабатывает по ключевому слову Джанучи. Это только со стороны кажется, что…

Крессия — точнее, маг, контролирующий ее, — засмеялась.

— Для предателя ты очень плохо умеешь лгать. — Смех прекратился так же быстро, как и начался. — Продолжим. Во-вторых, надо собрать все записи изобретательницы и сжечь их. — Крессия обвела взглядом мастерскую. — И заодно уничтожь это место. Оно отвратительно.

Девушка закрыла рот и откинулась на спинку стула. Впрочем, я знал, что это еще не конец. Пауза нужна была для драматического эффекта. Или для проверки. Маги желали убедиться, что я достаточно умен и сообразил, что это еще не конец. Однако проверки надоели мне до чертиков еще во времена ученичества. Я повернулся и направился к двери.

— Хорошо. Если это все, что мне надо…

— Есть еще одна задача.

Я обернулся. Крессия улыбалась. Теперь ей предстояло сказать нечто гораздо более мерзкое.

— Изобретатель кредара Джануча заль Гассан должна покончить с собой. — Пауза. — Или же ты поможешь ей покинуть сей мир. Нас устроит любой вариант.

— Но почему? Если она поклянется не…

— Даже если она решит прекратить работу, ее могут заставить повторить эксперименты. Их тайная полиция хорошо умеет… убеждать.

Послышалось тихое хихиканье.

— Допустим, надавят на нее через дочь…

— Ты рехнулся! — рявкнул я.

А вдруг так оно и есть? Вдруг у них нет никакого грандиозного, тщательно продуманного плана? Что, если маги, контролирующие червей, — кучка безумцев и просто-напросто играют со своими жертвами?

— Я совершенно нормален, Келлен. И более того: все, что мы делаем, идет на благо нашего народа. — Еще одна театральная пауза. — Вообще-то — на благо всех народов. Даже самих гитабрийцев.

— С каких пор джен-теп пекутся о ком-то, кроме себя? — спросил я.

— Мы заботимся о сохранении баланса. Если Гитабрия возвысится, Дароменская империя и теократия Берабеска не смолчат. Начнется борьба за первенство. И это неизбежно приведет к войне.

Крессия опустила голову, разглядывая собственное тело.

— Ты переживаешь за эту девушку? Но если ее мать продолжит свои безрассудные эксперименты, погибнут миллионы людей.

— Вы не знаете наверняка. У нее даже нет…

— А ты спроси свою подружку-аргоси. Пусть она объяснит тебе, как это бывает.

Я припомнил слова Фериус, сказанные, когда она впервые увидела механическую птицу…

«Эта полоумная создала новый вид оружия, и сама этого не понимает».

Я взвешивал аргументы магов, раздумывая, что на самом деле кроется за их возвышенными словами. Ища нечто, что даст мне представление об их личностях. Но нашел лишь один-единственный изъян в их логике. И спросил:

— Почему нельзя было сказать все это самой Джануче? Зачем использовать меня как передаточное звено?

— Гитабрийцы недооценивают магию джен-теп. Инстинкт ученого, изобретателя потребует проверить все на практике. Она подумает, что может превзойти нас. Или найдет какое-нибудь средство для нейтрализации наших заклинаний. Ты убедишь ее, что это невозможно. И если она будет противиться — если ее верность хозяевам превзойдет любовь к дочери, — ты сделаешь все, как нужно.

Теперь в его словах была отвратительная вкрадчивость. Словно я стал участником их заговора и мы на равных обсуждали план действий.

— Я не шпион джен-теп и не убийца. И если вы ждете от меня…

Глаза Крессии закатились. Ее начало трясти. Тело извивалось в судорогах, и я испугался, что она сломает себе шею. Но даже теперь маг заставил ее заговорить.

— Червь проникает в ее сердце, — сказала Крессия. Голос вибрировал от бьющей ее дрожи. — Осталось недолго.

— Прекрати! — крикнул я. — Я убью тебя за это! Клянусь нашими предками, я убью вас всех!

Ответом мне был дрожащий тихий смех.

— В самом деле? А минуту назад сама мысль об убийстве вызывала у тебя негодование. Кроме того, мы находимся за тысячи километров от тебя.

— Я найду вас. Я…

— Смотри внимательно, Келлен. Наблюдай, как меркнет свет в ее глазах… — Снова пауза. — Почти готово. Пора попрощаться.

— Стой! Стой, прошу! Заставь червя прекратить. Если она умрет, вы не получите ничего!

Дрожь прекратилась, и я снова увидел глаза настоящей Крессии, хотя они были чернее угля. Ее грудь вздымалась и опадала, как кузнечные мехи.

— Тогда… давай поработаем сообща, чтобы… сохранить девушке жизнь. Убеди Джанучу в нашей решимости. Заставь изобретательницу поступить правильно, и это предотвратит не одну смерть, а множество.

Чернота исчезла из глаз Крессии, и веки опустились. Голова свесилась на грудь. Должно быть, она потеряла сознание. Я не сразу вспомнил, что нужно дышать. Руки тряслись, меня била дрожь. Я не мог отделаться от мыслей, что человек из моего собственного народа только что говорил через Крессию. Это уже чересчур. Я так не могу. Я не маг-герой из наших детских сказок. Я даже не аргоси, как Фериус. Я всего лишь семнадцатилетний пацан, изгой, угодивший в жернова политических махинаций.

— Почему я? — заорал я во всю силу легких. Хорошо, что никого не было поблизости и никто не слышал, как я рыдаю. — Черт побери! Почему ты вынуждаешь меня участвовать в твоих дурацких планах?!

Внезапно Крессия подняла голову, и ее глаза широко распахнулись. Она усмехнулась. Ее зубы почернели от масляных щупалец червя.

— Потому что ты отступник, Келлен из дома Ке. И будет только справедливо, если ты послужишь на благо людей, которых предавал, и не раз.

Глаза закрылись, и Крессия снова провалилась в беспамятство. Я смотрел на нее, пытаясь понять, не очередная ли это уловка, но, кажется, на сей раз она и в самом деле потеряла сознание. Эта последняя сцена спектакля должна была показать мне, что их власть над Крессией абсолютна. Они с Джанучей не смогли бы обменяться ни словом без ведома магов. Все, что она увидит и узнает, увидят и узнают они. Она не сможет сделать и шагу без их дозволения. Они контролируют девушку целиком и полностью.


Механическая птица

Глава 27

СПЛАВЫ

Джануча и ее муж ждали меня в коридоре возле мастерской. Нифения — в сопровождении гиены — обежала изобретателей и бросилась ко мне.

— Келлен, ты в порядке? — спросила она. — Я слышала, как вы кричали, а потом…

Она заколебалась — но не так, как делают люди, боясь сказать вам, что подумали, будто вы умерли. Скорее, Нифения была просто немного смущена. Рейчис, взгромоздившийся на подоконник, подтвердил мои опасения.

— Мы все слышали, как ты плакал.

Я машинально поднял руку, чтобы утереть глаза. Разумеется, это лишь усугубило ситуацию.

Отец Крессии шагнул вперед.

— Прости меня, — начал он, затем продолжал, коверкая мое имя. — Магизер Келлен фаль Ке те Джен-теп, не так ли?

— Просто «Келлен» — вполне достаточно.

— Ах да, у вас так принято. Я — кредаро Алтарист те Гассан. Я должен извиниться. Когда я вошел в мастерскую… то, что я увидел, лишило меня присутствия духа. Я слишком бурно отреагировал.

Джануча взяла его за руку.

— Ты отец, Алтарист. Любовь к дочери — не преступление. Тут нечего стыдиться. — Она вздохнула. — Пусть хоть один из нас слушает свое сердце, а не только холодный голос разума.

Алтарист улыбнулся жене, и эта улыбка была наполнена восхищением и обожанием. Я смутился, словно подглядывал за чем-то, что меня не касалось. К счастью, Джануча положила конец моим страданиям.

— Мы слышали, какие требования он тебе предъявил. Очевидно, маги полагают, что эта информация заставит меня действовать опрометчиво. Но они быстро поймут, что меня не так-то легко обмануть.

— Моя жена обладает величайшим умом нашего поколения, — заявил Алтарист. — Она гений, такие рождаются не каждое столетие.

Я сомневался, что гениями нельзя манипулировать или что они не поддаются давлению. Но не стал заострять на этом внимание.

— Если эти дураки верят, что могут заставить изобретателя Гитабрии убить себя, — они воистину безумны, — прибавил Алтарист.

Видимо, он мог продолжать в том же духе довольно долго, но Джануча прервала его.

— Нет, муж мой. Безумцы не смогли бы так тонко и умело манипулировать окружающим миром.

Джануча обернулась ко мне.

— Ты уверен, что владельцы ониксового браслета сдержат слово, если я выполню их требования?

— Ты не можешь… — начал Алтарист, но она снова его прервала.

— Пока мы просто прикидываем возможности и обсуждаем варианты, а уж потом будем решать. Итак? — спросила она меня. — Что ты думаешь об этих твоих магах, Келлен?

Она сформулировала это так, словно подразумевала связь между мной и людьми, напавшими на ее дочь…

— Я не стал бы доверять никому из них, кредара Джануча. Я и раньше говорил с этими магами через обсидиановых червей. Они безжалостны и очень самонадеянны.

Изобретательница постучала себя по виску.

— Самонадеянны… Самонадеянность — это хорошо. Можем ли мы убедить их соблюдать соглашение вместо того, чтобы просто доказывать свою силу? Допустим, ты намекнешь, что отказ от обещания будет выглядеть как слабость?..

Айшек коротко гавкнул. Странный звук для животного, более связанного с кошками, нежели с собаками. Нифения посмотрела на него, лицо ее стало задумчивым.

— Что он сказал? — спросил я.

Алтарист уставился на меня как на безумца.

— Что это животное…

— Айшек говорит, что они хотят механическую птицу, — сообщила Нифения.

Вид у Алтариста был скептичный. Джануча же взволнованно мерила шагами коридор.

— Так-так-так, — пробормотала она.

— Одно из трех условий — уничтожить птицу, — напомнил я.

— Да-да. Они предъявили множество требований, не так ли? Всякая сделка начинается с переговоров. Они высоко задрали ставки: требуют того, что Гитабрия никогда не допустит. Лорды-торговцы запрут меня в камере скорее, чем позволят уничтожить мое творение. И уж тем более — убить себя. Но самое очевидное они не сделали — не потребовали птицу себе.

— Потому что знают, что мы откажемся, — сердито сказал Алтарист.

— Раньше, конечно, отказались бы. Но теперь? Когда моя жизнь поставлена на карту? Ведь я столько еще могла бы сделать для нашей страны. Возможно, они полагают, что я буду в отчаянии и предложу им птицу сама?

Джануча обернулась к нам с Нифенией.

— Возможно ли, что эти маги действительно настолько самонадеянны и верят…

Нифения кивнула.

— Они наверняка верят, что, имея птицу и достаточно времени в запасе, можно использовать магию шелка и железа для ее изучения и собственных разработок.

— Интересно, — сказала Джануча. — Интересно… Это дает нам пищу для размышлений. Материал, с которым можно работать.

Она улыбнулась Нифении.

— Нам повезло, что вы оказались здесь и помогли расставить все по местам.

— Айшек все понял первым, — заметила Нифения и, усмехнувшись, погладила гиену. — Он хорошо сечет в таких вещах.

Отлично. Ее талисман — гений стратегии. Я посмотрел на Рейчиса. Тот сидел на окне, совершенно не интересуясь беседой. А мой деловой партнер-белкокот хорош только в том, чтобы меня кусать и воровать вещи.

Алтарист накрыл ладонью руку Джанучи.

— Ты не можешь говорить такое всерьез. Твое изобретение — гордость нашей страны. Ее будущее!

— Нет, супруг мой. Это приспособление до сих пор не работает как надо. Оно красивое, оно чудесное, но где-то закралась ошибка. Я сто раз пыталась повторить эксперимент — и терпела неудачу, только зря переводя металлы. Еще сотня попыток ничего не изменит. Мои теории ошибочны. Все.

— А теперь ты нелогична, моя любовь, — сказал Алтарист. — Тебе просто нужно больше времени. Твое открытие принесет Гитабрии великую славу. На тысячи лет.

— Увы, проблема не во времени.

Она вынула из кармана механическую птицу и протянула ее нам.

— Ты уже доказал, что умен, магизер Келлен. Сумеешь ли ты понять, где изъян? И что может помешать Гитабрии достичь великой славы на тысячу лет?

Возможно, и понял бы… если б Нифения не успела раньше.

— Дело в металлах, да? — спросила она, внимательно рассматривая устройство птицы. — Даже отбросив вопрос, как вы научили ее действовать самостоятельно, шестерни и пружины не объясняют, как она движется. Вы нанимали магов, чтобы наложить заклятия на каждый механизм и заставить птицу двигаться, летать или петь. Но обычные материалы такого размера не смогли бы удержать на себе заклинание.

Она протянула руку к птице. Джануча осторожно посадила ее на ладонь Нифении.

— Эти сплавы… Я никогда не видела ничего подобного. Я права, здесь пять разных?

Джануча улыбнулся мне.

— Она умна, эта девушка. Обладает… как это называла сервади Завера? Арта превис? Проницательностью?

Нифении же она сказала:

— Отличное качество для изобретателя. Ты могла бы стать моей ученицей.

Нифения просияла.

— Я, уж конечно, не откажусь изучить и перенять некоторые ваши приемы, если вы позволите, кредара Джануча.

Рейчис спрыгнул с окна, приземлившись ко мне на плечо, и обнюхал мое лицо.

— Ничего не говори, — предупредил я его.

— В любом случае, — продолжала изобретательница, — ты права. Механизмы сделаны из альцион мистиве — «изящных сплавов», как вы бы их назвали. Наши предки делали их из редких металлов, которых теперь уже не существует.

Джануча подвела нас к шкафу и открыла дверцу. На каменный пол со стуком посыпались десятки сломанных механических птиц. Их металлические тельца выглядели изношенными. Ржавыми.

— С каждым новым неудачным экспериментом сплавы гибнут, — сказала она.

Алтариста, казалось, обеспокоила откровенность жены. Он встал на колени и принялся осторожно складывать хрупкие механизмы обратно в шкаф.

— Сплавов осталось совсем немного. Они очень редки и никому, кроме изобретателей, не дозволяется ими владеть.

— Это и есть вторая проблема, — сказала Джануча, забирая у Нифении птицу. — Даже если я найду способ исправить ошибки в моих проектах, нам просто не хватит сырья. Не более чем на пару-тройку таких вот птичек.

Она поцеловала крохотную металлическую головку.

— Ты уж точно не станешь причиной войны, моя малышка.

Джануча уже собиралась положить свое творение обратно в карман, когда когти Рейчиса царапнули мое плечо и он прыгнул на птицу.

— Стой! — испуганно крикнул Алтарист, но все уже кончилось. Джануча сжала птицу в ладонях, защищая от Рейчиса. И белкокот лишь царапнул когтями плотную кожу ее камзола.

— Рейчис! Что, черт возьми, ты делаешь? — спросил я. Белкокот не удостоил меня объяснениями и просто вышел из комнаты.

— Полагаю, в нем говорят инстинкты хищника, — сказала Джануча, проводив белкокота взглядом.

— Кредара Джануча, я прошу прощения. Не понимаю, что на него нашло.

— Ничего плохого не случилось, — сказала она, убирая птицу в карман. — Итак, теперь вы понимаете, почему моя работа никому не угрожает. Скажите: стоит ли предлагать этим магам то, чего они втайне желают? И перестанут ли они тогда мучить мою дочь?

— Ни лорды-торговцы, ни тайная полиция не позволят этого, — заметил Алтарист. — Но также они не потерпят убийство ребенка. И не допустят, чтобы кто-то шантажировал нас, желая получить то, что мы не хотим продавать.

— Простите меня, кредаро, — начала Нифения. — Не обижайтесь, но неужели ваше правительство и впрямь развяжет войну из-за убийства одной девушки?

Оба изобретателя замолчали, словно вопрос Нифении направил их мысли в иное русло. К каким-то политическим делам, о которых мы ничего не знали.

— Мой муж прав, — наконец сказала Джануча. — Наш народ — торговцы, а не солдаты. Но также мы матери и отцы. — Она помрачнела. — В тот миг, когда моя дочь умрет, Гитабрия начнет войну.


Механическая птица

Глава 28

ИЗУКРАШЕННАЯ КАРТА

Ладно. Это не так уж сложно. Компания магов-заговорщиков, сидевших за тысячу километров отсюда, медленно убивала Крессию. Мне всего-то и надо — найти их, убить и сломать ониксовый браслет, контролирующий обсидианового червя. Ах да! И желательно сделать это до того, как девушка погибнет и две страны начнут воевать.

Легче легкого. У тебя все получится.

Нет, не получится. И где, черт возьми, Фериус?

Я искал наставницу больше часа и наконец обнаружил на каменной веранде с видом на ущелье. Она стояла спиной ко мне. В руке тонкая кисть. На плече — Рейчис. Фериус смотрела на мольберт.

— Ты рисуешь? — недоверчиво спросил я. Никто из парочки не удостоил меня взглядом.

— Тс-с, — прошипел Рейчис. — Мы заняты.

Тут можно в полной мере ощутить, что я хорошенько вляпался. Если даже тот факт, что меня затыкает белкокот, — не самое плохое, что сегодня произошло.

Я проигнорировал Рейчиса и обратился к Фериус.

— Я не могу удалить обсидианового червя из глаза Крессии, — сообщил я ей. — Тот, кто контролирует его, угрожает…

— Дай-ка угадаю, — перебила она. — Те маги джен-теп сделают с девушкой ужасные вещи, если ты не сделаешь столь же ужасные вещи с изобретательницей. А тем временем лорды Гитабрии придумывают способы еще больше усугубить ситуацию.

Вот что я ненавижу в Фериус Перфекс. Сперва она съедает тебе мозг, рассказывая, что надо быть добрее к другим людям. А потом делает вид, что эти самые люди вообще ничего не значат.

Фериус опустила кисть в баночку с краской.

— Ты просил Сюзи найти этих магов?

— Она не может. Черные нити появляются, только когда червь активен. Едва ли Крессия переживет еще одну атаку.

— Угу. А гитабрийцы тогда объявят войну. — Фериус вздохнула, не прекращая малевать кистью. — Иногда мне кажется, что мир полон решимости уничтожить себя. Мне назло.

— Что мы будем делать?

Я подошел к мольберту, желая узнать, что же такое может быть важнее убийства и войны. Рейчис посмотрел на меня так, будто это его работу я так нагло прервал. Фериус нанесла на поверхность игральной карты еще несколько мазков.

Карта была прикреплена к мольберту небольшими деревянными прищепками. Из-за спины Фериус я не мог разглядеть ее целиком, но видел кайму по краям, переливающуюся богатыми оттенками синего — от насыщенной лазури до индиго. Эффект был почти гипнотическим.

Сделав еще несколько мазков, Фериус отложила кисть и вытащила из кармана другую. Эта была еще меньше, размером с зубочистку, с крохотными щетинками из коротко обрезанного конского волоса.

Она подошла к плоским каменным перилам веранды, где выстроились оставшиеся баночки с краской, и открыла черную. Рейчису пришлось немного поерзать, чтобы не свалиться с плеча.

Обмакнув крошку-кисть в банку, Фериус повернулась к мольберту. Ее мазки были стремительными, краска поблескивала на нижнем крае карты, когда аргоси выводила слова, но я не мог четко из разглядеть.

— Зачем ты рисуешь новый дискорданс? — спросил я.

— Моя чуйка подсказывает, что маленькая металлическая птица — не самая главная опасность.

Она сделала шаг назад, рассматривая свою работу.

— Ну, так… Вчерне и на скорую руку, но мама всегда говорила, что тщеславие — это цепь, которая ограничивает правду иллюзией.

Я так и эдак повертел в голове эту мысль. Раньше я не задумывался, что и у Фериус есть мать.

— Покажи мне, — сказал я.

Она отодвинулась в сторону, демонстрируя карту, — и у меня перехватило дыхание. Линии были плавными, текучими, невероятно изящными. Нарисованная на карте фигура не казалась красивой, но техника исполнения неизменно притягивала внимание. Тонко выписанные инструменты, тени и полутени, небо на заднем плане, переливающееся оттенками золотого и розового… Даже одежда казалась настоящей. Текстура ткани была выписана с большим искусством. Все было четко видно до мельчайших деталей — до медных пуговиц и латунной пряжки на поясе.

Название карты гласило: «Творец».

— Ты думаешь, дискорданс — это сама Джануча?

Фериус кивнула, все еще придирчиво созерцая свою работу.

— И это ты называешь «вчерне и на скорою руку»?

— Что, так плохо? Я могла бы начать заново, но…

— Ты используешь слишком много синего цвета, если интересно мое мнение, — сказал Рейчис с видом эксперта.

— С ума сошла? — сказал я Фериус. — Это же произведение искусства! Никогда не видел такой красоты.

И тогда случилось нечто очень странное. Фериус Перфекс — странница-аргоси, картежница и хвастунья — покраснела.

— Да ничего особенного…

Прежде чем я смог прокомментировать это странное поведение, она взяла карту за края, подула на нее и протянула мне.

— И что с ней делать?

— Ступай к мосту Игральных Костей. В северной части есть заведение, открытое круглосуточно. Поиграй там, а когда заметишь аргоси — незаметно передай карту.

— И как я узнаю аргоси?

Фериус приподняла одну бровь.

— Ты столько времени болтался с мной и до сих пор не можешь опознать аргоси?

— Вообще-то, ты — единственная аргоси, с кем я знаком. Ну, кроме Рози, и у вас двоих нет ничего общего. И я ничего не знаю об этой парочке из трактира скитальцев. Но они действуют и ведут себя не так, как ты.

Это, казалось, рассердило ее.

— Тогда просто стой там, пока аргоси сам тебя не найдет.

— А что насчет Крессии? — требовательно спросил я. — Если она умрет…

— Если у аргоси есть информация о тех магах, он даст тебе карту взамен.

— А если нет?

— Тогда это место провалится в ад.

Она сунула карту мне в руку. Краски уже высохли, но казались теплыми на ощупь. Фериус выглядела усталой. Вымотанной. Я вдруг понял, что она еще отнюдь не оправилась от ран, полученных в пустыне.

— Малыш, здесь много всего такого, чего мы не понимаем. Я не могу и разбираться с этим, и одновременно искать того, кто разнесет по миру то, что мы узнали. Если дело кончится пшиком… Мм… Просто возьми карту, ладно?

На самом деле это был не приказ и не указание. Скорее уж… просьба. А я ни разу не видел, чтобы во время наших путешествий Фериус просила хоть что-нибудь хоть у кого-нибудь.

— Хорошо, — сказал я. Сунул карту в карман рубашки и надел шляпу. — Пошли, Рейчис. Поиграем в азартные игры.

Глава 29

МОСТ ИГРАЛЬНЫХ КОСТЕЙ

Мы пришли к мосту Игральных Костей ранним вечером. Тут и выяснилось, что азартные игры — далеко не единственное здешнее развлечение. Мы с Рейчисом проходили мимо музыкантов, мимо актеров, играющих непристойные пьесы. На некоторых было крайне мало одежды. В городе джен-теп за такое просто-напросто арестовали бы… Рейчис поглядел на все это и решил, что люди еще уродливее, когда они голые.

Все здесь было ярким и пестрым. Изящные фонари висели на столбах на всем протяжении моста, отражаясь от металлических дисков, вправленных в мост, — и казалось: ты идешь по звездам. Толпы гуляк шатались туда-сюда, танцевали, флиртовали и развлекались кто как умел. Порой прохожие кидали монетку-другую нищим или бродячим артистам. Те жонглировали, глотали огонь или тешили публику рискованными трюками с оружием.

Один старик жонглировал монетами. Он подбрасывал их в воздух одну за другой. Монеты вращались, их становилось все больше, и ни одна не упала. Перехватив мой взгляд, старик улыбнулся и прищурился. Он перестал жонглировать, и монеты упали ему на ладонь. Что-то в его взгляде тревожило меня.

— Хой, кастрадази! — окликнул он, когда мы с Рейчисом уже почти прошли мимо. Я оглянулся и увидел, что он смотрит нам вслед.

— Я не говорю на гитабрийском, — извинился я, прибавив шагу.

— Кастрадази! Хой кастрадази! — повторил он.

Я сделал еще несколько шагов и почувствовал, как его рука сжала мою. Я резко обернулся, смерив его угрожающим взглядом. Старика это не впечатлило.

— Смотри и учись, как надо! — Рейчис выпучил глаза и разинул пасть; с его клыков стекали капли слюны.

— Кастрадази, — снова повторил нищий. По-видимому, даже Рейчис не слишком-то его напугал.

— Я не говорю на вашем языке, — сказал я по-дароменски, — и не знаю, что это за слово…

Подождите-ка! А где я его слышал?

Да, точно: в тюрьме, когда Завера отобрала у меня монету. Тогда она и произнесла то слово…

— Кастрадази, — сказал я вслух.

— Зия, зия! Кастрадази, — закивал оборванец.

Он был худым, как палка, но его коричневые балахонистые одежды выглядели чистыми. И, похоже, он не страдал от всяких болезней, которые часто преследуют бездомных и нищих. Между тем он, кажется, очень хотел что-то от меня получить.

— Я не могу вам помочь, — сказал я, разводя руками и демонстрируя, что у меня нет желаемого. — Никаких кастрадази.

В ответ он сложил руки на груди и уставился на меня недоверчивым взглядом.

— Послушай, — сказал я, — у меня была кастрадази, но сейчас уже нет. Безумная девка из тайной полиции отобрала ее. Потом, правда, вернула, но ее тут же ухватила Джануча, и… И зачем я тебе все это объясняю по-дароменски, когда ясно, что ты не понимаешь?

Человек огляделся, словно желая увериться, что никто на нас не смотрит, а потом потеребил складки своего балахона. Он вытащил маленькую монету, серебристую с одной стороны и черную с другой, украшенную символами замка и ключа. Точно такую, какую отобрала у меня сперва Завера, а потом Джануча. Старик зажал ее между пальцами и продемонстрировал мне.

— Кастрадази.

Я начал злиться. Едва ли этот тип был аргоси, значит, он не мог помочь мне найти магов, мучающих Крессию.

— Послушайте, клянусь вам, у меня их нет…

Человек размахивал монетой у меня перед носом, выводя ею в воздухе что-то вроде восьмерок, и все время пытался перехватить мой взгляд. Внезапно он остановился и прижал монету к морде Рейчиса — к его левой щеке, если быть точным.

— Кастрадази, — сказал он уверенно.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, о чем он толкует. Порой я забываю, что белкокоты — неисправимые воры.

— Рейчис? — спокойно спросил я. — Может, ты только притворился, будто пытаешься выхватить у Джанучи механическую птицу? А на самом деле использовал отвлекающий маневр и запустил лапу ей в карман?

— Что? Конечно же нет. Ты меня знаешь, Келлен. Я очень честный. Просто до отвращения.

Я, не моргая, смотрел белкокоту в глаза. Почему-то от этого он всегда тушуется. Рейчис отнекивался еще секунды три, а потом захихикал.

— Ладно-ладно. — Он вынул из пасти маленькую черно-серебряную монету. — Я видел, как та двуногая с ней играется. А потом этот парень, Алтарист, спросил, откуда монета, и она сказала, что взяла ее у тебя. Я решил: будет справедливо, если я ее заберу.

— И когда же ты собирался мне ее вернуть, а?

Он отвернул морду.

— Вернешь? — Я снова уставился на Рейчиса и смотрел на него до тех пор, пока он не уронил монету в мою ладонь.

— Кастрадази, — с облегчением сказал человек в балахоне и положил руку мне на плечо.

— Ты хочешь мою монету?

— Мою монету, — вякнул Рейчис.

До сих пор эта вещица не принесла мне ничего, кроме неприятностей. Я уже собирался отдать ее, когда голос за спиной проговорил:

— Кастрадази — не то, что хочет этот болван. Он думает, что кастрадази — ты.

Даже человек в балахоне подпрыгнул.

— Аргоси, — пробормотал он. Его голос выдавал скорее раздражение, чем тревогу.

Я обернулся и оказался лицом к лицу со стариком, который был в приюте скитальцев и отдал Фериус карту с механической птицей. Теперь вместо грубой дорожной одежды он носил длинный парчовый плащ с синей отделкой и шелковую рубашку со сложной вышивкой, какие я видел на гитабрийских лордах, прогуливающихся по мосту.

— Это маскировка? — спросил я, озираясь.

— Почему? Ты меня не узнал?

— Узнал, но…

— Тогда, видимо, это не маскировка. Идьот.

Уже во второй раз старик меня так называл. Я был уверен, что он имел в виду: «идиот». Рейчис усмехнулся.

— Хех. Идьот. Мне это нравится. Идьот.

— Даррел, не дразни мальчика, — крикнул женский голос. На противоположной стороне моста стояла женщина, которую я тоже видел в трактире. Она облокотилась на перила, глядя в ущелье. На ней был длинный черный плащ, расшитый серебряными листьями, а под ним — зеленое платье с плиссированной юбкой. Элегантно уложенные волосы напоминали прически богатых гитабрийских дам.

Даррел, услышав ее упрек, поглядел на меня.

— Энна вечно жалеет маленьких бродяжек. Семейная черта. Я вижу, ты уже познакомился с Савиром.

Человек в балахоне покачал головой.

— Кастрадази Савиром.

— Да какая разница? — парировал старик. — Не возьму в толк, зачем гитабрийцы непременно вставляют название своей профессии перед именем.

— По крайней мере он не требует, чтобы его называли «идущим по пути Странствующего Чертополоха», — заметил я.

— Тут он тебя подловил, Даррел, — сказала женщина, по-прежнему глядя на ущелье.

— Слушай, просто следи, чтобы не появилась тайная полиция, и позволь мне заниматься своим делом, Энна. — Старик обернулся ко мне. — «Кастрадази» означает «танцующий с монетами», если до тебя еще не дошло.

— Даррел!

Он перевел взгляд на женщину у перил.

— Что, будем препираться всю ночь? Или ты все-таки приглядишь за тайной полицией? И на этот раз нас, может быть, не арестуют.

Человек в балахоне — Савир — посмотрел на меня.

— Аргоси, — сказал он.

— Аргоси, — ответил я.

Он засмеялся и хлопнул меня по плечу.

— Если вы, двое комиков, закончили, — сказал Даррел, — надеюсь, мы с этим разберемся.

— Разберемся с чем? — спросил я. — И что значит «танцующий с монетами»?

Савир, который до сих пор терпеливо ждал своей очереди, решил, что настало время возобновить наш разговор, состоящий из одного слова.

— Кастрадази, — затянул он и снова подбросил монету в воздух. Монета вращалась в воздухе несколько секунд, прежде чем упасть обратно на ладонь.

— Его монета — это сотокастра, — объяснил Даррел. И постучал по моей руке. — Как и твоя.

— Ты дал мне ее возле трактира, — заметил я. — Зачем?

— Разумеется, затем, чтобы в конце концов ты оказался здесь.

— Здесь?

Он вздохнул.

— Пески и печаль, дайте мне силы. Здесь. На этом мосту. В этом городе. В эту ночь. — Он указал на Савира. — Встретился с ним.

— Я пришел сюда, потому что Фериус… Подожди! Там, в трактире, когда вы играли в карты, ты велел Фериус отправить меня сюда сегодня вечером?

Даррел одарил меня улыбкой. Такой, которую вы изображаете, когда нужно выразить некие чувства… ну, полностью противоположные тем, какие обычно сопровождаются улыбкой.

— Ты гений, парень. Теперь мы можем заняться делом?

— Хорошо. — Я потянулся к карману, за картой Фериус.

Даррел схватил меня за запястье и сильно сжал его.

— Не здесь, идьот. И не сейчас.

Я попытался выдернуть руку, но хватка у старика была железная. Рейчис рыкнул на него. Энна (видимо, это ее имя) подошла и положила ладонь на плечо Даррела.

— Не торопи бедного мальчика. Посмотри ему в глаза. Он несет на плечах все бремя мира.

Она осторожно выдернула мою руку из пальцев старика и посмотрела мне в глаза.

— Они пока что не станут убивать девушку, Келлен.

— Откуда ты знаешь?

— Пытки нужны не только для причинения боли. Это делают и затем, чтобы внушить страх. Они пытаются напугать мать девочки и заставить ее отдать то, что им нужно.

— Но тогда… Наверное, мы должны найти их первыми?

— Доверься нам, — сказала Энна, сжимая мою руку. — Ты здесь не просто так.

Даррел посмотрел на человека в балахоне, который внимательно наблюдал за нами.

— Савир хочет увидеть, как ты управляешься с монетой. Заставь ее танцевать.

Я понятия не имел, что это значит, но повиновался. Монета взлетела в воздух, но не задержалась там так же долго, как у Савира. Танцующий-с-монетами покачал головой.

— Дази, — сказал он.

По-видимому, теперь наш разговор сократился до половины слова.

Он зажал монету в пальцах и постучал ею по лбу, потом по груди и, наконец, по моей руке.

— Кастра дази.

— Он говорит: чтобы танцевать, ты должен использовать свой ум, свое сердце и свои руки.

— Как?

— Откуда мне знать? Я аргоси, а не какой-то старый нищий, который бродит повсюду, изрекая непонятные философские сентенции и называя монеты священными артефактами.

Если принять во внимание то, что я знал об аргоси, его заявление выглядело очень забавно. Даже Рейчис ухмыльнулся.

— Хех. Глупый аргоси.

Даррел взял у меня монету. Я думал: он покажет, как заставить ее летать. Но, взмыв в воздух, монета просто упала — так же как и у Заверы.

— У меня нет этих навыков. Не знаю точно, как оно работает, но, похоже, некоторые люди обладают особым прикосновением. Они могут разбудить дух, который живет внутри металла.

Он вернул монету мне.

— Ты заставляешь ее танцевать и, когда это происходит, можешь использовать ее свойства.

— Какие свойства?

— Зависит от монеты. Есть куча разных. Сотокастра — вот, как эта, — открывает замки. Орокастра помогает найти воду или золото.

Он кивнул человеку в балахоне.

— Савир — кастрадази. Прежде кастрадази были народными героями. Но несколько лет назад лорды-торговцы решили, что они всего лишь обманщики и воры. И натравили на них тайную полицию. Теперь их осталось немного. А монет — и того меньше.

Алтарист что-то говорил о металлах, необходимых для создания птицы. И о том, что лишь изобретатели имеют право ими владеть…

Я помахал монетой.

— Это оно. То, что Джануча использовала для своих экспериментов.

— Не исключено, — сказал Даррел. — Но если ты хочешь узнать наверняка, то лучше докажи Савиру, что умеешь обращаться с этой чертовой штуковиной.

Старик в балахоне, казалось, понимал больше, чем хотел показать. Он жестом велел мне наблюдать, а потом принялся снова и снова подкидывать монету. Сперва я пялился на ее кульбиты в воздухе. Наблюдал, как она зависает на секунду, на две, на три… А потом я понял, что смотрю не туда. Нужно было обратить внимание на то, каким образом старик ее подбрасывает. Савир положил монету на большой палец, слегка повернул все запястье, прежде чем отправить ее в полет, — скорее, по кривой, нежели прямо вверх. Он поймал монету и жестом предложил мне попробовать.

Что ж… Маг из меня так себе. Но зато я наловчился творить магические жесты. И дело не только в настойчивости и долгой практике; для меня это всегда было своего рода искусством. Мне нравился этот танец пальцев, рисующих в воздухе наисложнейшие узоры. Да, на самом деле — очень похоже на танцы.

Я не стал копировать движения Савира, а просто позволил рукам двигаться — чувствовать форму монеты, ее вес, ощущать, как она катится по моей ладони…

Отлично! Теперь мы как следует познакомились. Поглядим, сможем ли мы станцевать.

На этот раз, когда я подкинул монетку, она немного повисела в воздухе, покачиваясь, и лишь потом медленно полетела вниз. Савир схватил меня за запястье и подставил мою ладонь под монету. И падение прекратилось: монета зависла над ладонью, поворачиваясь вокруг своей оси, точно подвешенная на веревочке.

— Кастрадази… — сказал Савир негромко и восхищенно.

В тот день, когда родители погасили мои татуировки, я потерял всякую надежду стать магом. Я полагал, что навык творить магические жесты — единственное, в чем я действительно был хорош, — пропадет впустую. Теперь же, хотя тут была всего лишь монетка, плавающая в паре сантиметров над моей ладонью, я почувствовал себя на удивление хорошо. Так, как не чувствовал уже очень, очень долгое время.

— Хорошо, — сказал Рейчис, склонив голову набок и наблюдая за мной. — Я хочу получить свою монету назад.

Человек в балахоне накрыл мою ладонь своей, обхватив пальцами мою кисть и изобразив нечто вроде рукопожатия. А потом заговорил с Даррелом на гитабрийском.

— Он хочет, чтобы ты солгал ему, — перевел аргоси.

— Как?

— Как угодно. Тебя не учили врать, парень?

Ну, на самом деле я довольно много узнал об этом от людей из моего клана.

— Джен-теп привезли семь форм магии на этот континент, — изрек я с уверенным видом.

Даррел ухмыльнулся. Савир просто смотрел на меня. Моя рука — в том месте, где между нашими ладонями была зажата монета, — вдруг начала зудеть. Ощущение становилась все сильнее и сильнее, пока не сделалось почти невыносимым. Я попытался убрать руку, но старик не позволил мне. Вместо этого он что-то проговорил, обращаясь к Даррелу.

— Теперь скажи правду.

— Что? Почему бы…

Я не мог больше терпеть боль.

— Мы украли Оазисы у медеков. Мы отняли у них магию и притворились, будто она наша.

Боль исчезла мгновенно, словно ее никогда и не было.

— Сотокастра, — сказал Савир.

— Сото означает «открывать» и «говорить правду», — объяснил Даррел. — В руках обычного человека эта монета — просто мертвый кусочек металла. Но кастрадази может использовать ее, чтобы вскрыть замок или понять, лжет ли его собеседник.

Он фыркнул — словно бы немного снисходительно.

— Конечно, аргоси может это проделать и без всякой монеты.

— И сколько таких еще существует? — спросил я.

— Если верить старым историям кастрадази, прежде была двадцать одна священная монета. Но уже много лет кастрадзи — вне закона, и тебе повезет, если найдешь танцующего с монетами, владеющего более чем одной-двумя.

Человек в балахоне снова заговорил, и Даррел нахмурился.

— Что он сказал? — спросил я.

— Что искусство скоро исчезнет. Говорит: он стар и ненадолго задержится в этом мире.

— Не может ли он кого-нибудь научить?

— Дазигензия, — сказал старик, еще сильнее сжав мою руку.

— Танцу не учат, — перевел Даррел. — Его надо раскрыть в себе.

Покосившись на Савира, он добавил:

— Это, кстати, чепуха.

Савир проигнорировал его. По-прежнему сжимая мою руку, он подтащил меня вплотную к себе и поцеловал сперва в одну щеку, потом в другую. При виде этого Рейчис сердито зашипел и перепрыгнул с моего плеча на ближайший фонарь.

— Жуткие голокожие!

— Имя? Как твое имя? — сказал мне человек в балахоне на ломаном дароменском.

— Келлен, — ответил я. Затем, сообразив, как формируются имена у гитабрийцев, попытался припомнить, как назвал меня Алтарист. — На вашем языке, думаю, это будет: магизер Келлен фаль Ке те джен-теп.

Старик энергично замотал головой.

— Нет. Нет. Кастрадази Келлен.

Он перевернул мою руку ладонью вверх и убрал свою. Там, где раньше была одна монета, теперь их лежало пять.

— Тогда я — перекати-поле, пересекающее океан, — вздохнул Даррел и обернулся к женщине. — Энна, ты когда-нибудь раньше видела такие монеты?

Она улыбнулась ему, но не сдвинулась с места.

— В глубине души ты — по-прежнему маленький восторженный мальчишка, а?

Я взял монеты, чтобы рассмотреть их получше. Все они были разного размера и цвета — от сверкающего медно-оранжевого до синего — настолько глубокого, что, казалось, кто-то сумел слить в единое целое сталь и сапфир. Они покалывали кожу, и каждая из них вибрировала на свой лад. Савир сжал мой кулак, пряча монеты.

— Не показывай, кастрадази Келлен. Не показывай.

— И что мне с ними делать?

Старик обменялся с Даррелом еще несколькими репликами, а потом аргоси перевел:

— Он говорит, что дети здесь больше не хотят быть танцующими с монетами; они хотят быть охранниками, или изобретателями, или торговцами. Он говорит, что устал от постоянных преследований тайной полиции, ищущей эти монеты. Поэтому теперь они твои. Говорит: ты должен сохранить их. Увезти отсюда.

Я опустил взгляд, рассматривая маленькие металлические диски. Если б я увидел их раньше, то, вероятно, не счел бы чем-то особенным. Теперь же мне казалось, что я держу в руке сокровище. Старик выжидающе посмотрел на меня, и я вспомнил, что гитабрийцы — нация торговцев.

— Я… У меня мало денег, — сказал я, потянувшись за мешочком на груди. — Но я могу…

— Практика, — сказал Савир. Он постучал пальцем мне по лбу, потом по груди и, наконец, по руке с монетами. — Практика — это плата.

Зубасто ухмыльнувшись и махнув на прощание, кастрадази пошел прочь.

— Подожди, — окликнул я его. — Я не знаю, что делают другие монеты! Ты не сказал мне, как…

— Тренируйся, — сказал он, не останавливаясь. Я ринулся было за ним, но Даррел ухватил меня за плечо.

— Оставь его, парень. Так у них принято.

Подарок старика вызвал у меня странный трепет. И дело было не только в самих монетах. Я отлично понимал, что без доброй воли Савира и хитрости Даррела, которая привела меня сюда, я и не узнал бы, что монеты вообще существуют.

— Спасибо, — сказал я Даррелу.

Аргоси пожал плечами.

— Просто подумал, что это неплохая идея. В трактире скитальцев мы видели, как движутся твои руки, и Энна сочла, что у тебя может быть к этому талант.

— Спасибо, — повторил я. — Действительно спасибо.

— Сэкономь свои благодарности для кого-нибудь другого.

Он взял меня под локоть и отвел на противоположную сторону моста, к Энне. Она больше не смотрела в ущелье и не озиралась по сторонам в поисках тайной полиции. Теперь женщина глядела на меня.

— Ты знаешь путь Воды аргоси, Келлен?

— Конечно, — ответил я, — он значит…

Тревожное чувство охватило меня. Путь Воды означает много разных вещей: соблюдай баланс, не суди чужие пути, будь честен во время сделок. Но он означает и еще кое-что: если ты поступил с другим нечестно — найди способ компенсировать это. Приведи весы в равновесие.

Даррел и Энна, идущие путем Странствующего Чертополоха, сделали мне подарок — более ценный, чем все, что я когда-либо имел. Так что же дать им взамен?

— Давай-ка прогуляемся по мосту, — сказала Энна.

Глава 30

ПРОГУЛКА

Лесной мост Казарана, перекинутый через ущелье, длиной более трех тысяч футов. Я знал этот факт, потому что его мне сообщила Энна — первым делом, едва мы ступили на мост.

— Очень красиво, верно? — спросила она, когда мы шли между рядами тридцатифутовых деревьев, растущих прямо из моста.

Тут действительно было красиво, и я кивнул в ответ.

— И вечер приятный, — продолжала Энна. — Воздух теплый, ветерок мягкий, а компания, ну… — Она похлопала меня по руке. — Не так уж дурна, а?

— Да, мэм.

— Как хорошо погулять в компании настоящего джентльмена — для разнообразия, — сказала она, отступив на шаг и сделав реверанс. А потом протянула руку. — Теперь к делу. Полагаю, у тебя есть кое-что для меня?

Я извлек из кармана дискорданс, но расстаться с ним оказалось непросто. Я чувствовал связь между этой изящной картинкой и личностью Фериус. Отказаться от карты — значило отказаться от возможности лучше понять мою наставницу.

— О… — сказала Энна, взяв у меня карту. Она сжала ее в ладонях, и на лице женщины появилось выражение глубокой печали.

— Что случилось? — спросил я. — Что означает карта?

Аргоси спрятала карту в рукав плаща.

— Ничего такого, Келлен. Ничего такого. Я скучаю по ее рисункам, вот и все.

Она взяла меня за руку, и мы продолжили нашу прогулку. Было непросто разбить молчание, но один вопрос беспокоил меня еще с тех пор, как мы были в трактире скитальцев.

— Фериус — твоя дочь, не так ли?

— Мы ее приемные родители, — признала Энна. — Даррел нашел Фериус, когда она была еще совсем малюткой. Ее собственная семья… ну, как и многие из медеков, они хотели отомстить миру. Конечно, нельзя их винить, но это верный способ укоротить себе жизнь.

— Какой она была в детстве? Фериус, я имею в виду.

— Злой в основном. Самый злобный ребенок, которого мне доводилось видеть. Едва научившись сжимать пальцы в кулак, она избила одного мальчика до крови. А когда Фериус было семь, она украла метательный нож и тренировалась с ним постоянно, если думала, что мы не видим. Тебе доводилось наблюдать, как она обращается с клинком? Я имею в виду — с чем-нибудь вроде настоящего шанского меча или тристианской шпаги?

— Никогда не видел, — ответил я.

— Она была очень быстрой, сынок. Всегда и во всем! Она могла бы странствовать по континенту, убивая за деньги. Фериус ведь этого хотела, знаешь ли. Думала, что примирится со своей ужасной потерей, если отправит в могилу столько джен-теп, сколько сумеет, прежде чем какой-нибудь маг до нее доберется.

— И что случилось?

— Даррел увидел в ней что-то. Думал сделать ее своим тейзаном. Но Фериус отказалась. То есть она, конечно, хотела постичь таланты аргоси. И трюки. Просила нас обучить ее арта эрес и арта туко. Я предупреждала, что это плохо кончится, но у Даррела всегда было мягкое сердце.

— Серьезно? Мне иногда кажется, что он где-то его забыл.

Энна слегка сжала мою руку.

— Ну, не начинай. Так или иначе, с Фериус постоянно случались всевозможные неприятности. Всякий раз, как она оказывалась в тюрьме, мне или Даррелу приходилось ее вытаскивать. Но она ненавидела ходить в должниках. Пыталась заплатить нам вещами, которые где-то украла. И тогда Даррел начал давать ей карты долга. Знаешь, что это такое?

— Те, красно-черные? Фериус говорит, что это — долги аргоси.

Энна кивнула.

— Прошло немного времени, и у нее скопилась целая колода. Но ничего не менялось. В этой девушке было слишком много гнева.

— Но Фериус — самый добрый человек, какого я знаю! Она никогда не дерется, если этого можно избежать. И причиняет вред только в случае крайней необходимости. Четверо правоверных берабесков едва не убили нас в пустыне, а она израсходовала наши лекарства, спасая их!

Сперва мои слова в защиту Фериус, казалось, не произвели на Энну никакого впечатления. Но затем она остановилась и посмотрела на меня. В ее глазах я увидел слезы.

— Мне приятно это слышать, Келлен. Это прекрасный подарок. Спасибо.

В ее тоне была какая-то завершенность. Словно бы Энна намекала, что здесь пора остановиться и не развивать более эту тему. Но я не мог все так оставить.

— Если раньше Фериус была настолько жестокой, что изменило ее?

Энна расстегнула несколько верхних пуговиц плаща. А потом потянула декольте платья вниз, обнажая тело чуть выше грудины… Шрам был старым, но очень заметным. Он располагался в каком-то дюйме от ее сердца.

— Даррел успел вовремя, — сказала она. — Но еще чуть-чуть — и он опоздал бы.

— Невозможно! Фериус не могла такого сделать!

— …Сказал мальчик, ничего толком не знающий об отношениях матерей и дочерей. Предположим, Даррел показал бы тебе подобный шрам и сказал бы, что получил его, когда не поладил с сыном. Ты б ему поверил?

— Думаю, да. Но…

— Она не нарочно, — продолжала Энна. — По правде говоря, я была сама виновата. Хотела доказать ей, что как бы ни была быстра ты с клинком, всегда найдется кто-то еще более быстрый. — Энна усмехнулась. — Оказалось: этот урок стоило заучить мне.

— Поэтому вы не разговариваете? Я знаю, она скучает по тебе. Я видел ее лицо… там, в трактире скитальцев. А потом снова — сегодня, когда она послала меня сюда с дискордансом.

Чем дольше я говорил — тем сильнее волновался. И волнение постепенно превращалось в панику.

— Позволь мне отвести тебя к ней. Прямо сейчас. Или, если так нельзя, я приведу ее к тебе. Вы увидитесь. И ты просто скажешь, что не сердишься…

— Ты закончил, сынок? — спросила Энна.

В ее голосе не было ни следа злобы, но я знал, что не убедил ее. Она повела рукой, указывая вперед. Мост заканчивался.

— Как думаешь, сколько еще до конца?

Я оглянулся, прикидывая пройденное расстояние.

— Футов семьсот?

— Похоже на правду. — Она снова взяла меня под руку, и мы двинулись дальше. — Ты мне понравился, Келлен… даже более чем. Но когда мы дойдем до конца этого моста, мы распрощаемся — как бы ни хотелось мне иного. И, скорее всего, никогда более не увидимся.

— Почему? Что я сделал?

— Ничего. Но я — аргоси, и мы одиночки.

— Но ты и Даррел…

— Мы с Даррелом оказались на одном пути. И так продолжается уже почти сорок лет. — Она оглянулась назад — на мост Игральных Костей, где остался ее спутник. — Но однажды наши дороги разойдутся, и мне придется попрощаться с ним.

— Почему? Зачем так жить? Расставаться с людьми, которые тебе важны и нужны?

Мы дошли до конца моста. Энна уже почти сошла с него, но остановилась. Обернулась и взяла меня за руки.

— Нынче вечером ты пришел сюда, желая найти управу на магов, которые убивают бедную девушку и угрожают начать войну. Это хорошо, Келлен. Но готов ли ты заплатить нужную цену?

— Думаешь, я не понимаю, что меня могут убить?

Она покачала головой.

— Любой дурак способен выбросить свою жизнь на помойку. Я говорю о кое-чем большем. Путь аргоси — это не просто куча вычурных рисунков и трюков, Келлен. Мы следуем своим путям, потому что они зовут нас туда, где мы должны быть. Где мы можем защитить людей, которых любим. Противостоять злу, которое подкрадывается исподволь, стремясь разрушить мир. Войнам, угнетениям, геноциду.

— Ты имеешь в виду медеков. То, что мой народ с ними сделал. — Она кивнула. — Тогда почему аргоси допустили это?

— Потому что мы не великие маги, Келлен. Мы не короли или императоры. У нас нет армий. Есть только наши карты и несколько трюков в рукаве. Иногда мы терпим неудачу, потому что оказываемся на неверном пути.

Кончиком пальца она отвела прядь волос, упавшую на мой левый глаз. Убрала ее на место и улыбнулась.

— А иногда путь правильный, но появляется кто-нибудь и вынуждает нас отказаться от него.

Слишком поздно я понял, в чем дело и почему Энна с Даррелом были так невероятно добры ко мне.

Я отстранился.

— Ты привела меня сюда, желая сказать, что Фериус собирается уйти от меня?

— Нет. Неужто ты не догадываешься, сынок? В том-то и проблема. Когда мы с Даррелом увидели Фериус в трактире скитальцев, мы поняли. Поняли все. Она никогда не покинет тебя, Келлен. Она будет раз за разом защищать тебя от всех людей, которые пытаются причинить тебе боль. Она будет обучать тебя, даже зная, что уроки не пойдут впрок. Она останется рядом, даже если ради этого ей придется отказаться от пути Полевой Ромашки.

Энна положила руки мне на плечи.

— На самом-то деле именно ты должен уйти от нее.

Страх и гнев вздымались в моей груди, готовые разорвать ее.

— Ты не права! Я, Фериус и Рейчис — мы присматриваем друг за другом.

Тем же мягким, терпеливым голосом Энна спросила:

— А сколько раз моя дочь чуть не умерла, спасая твою жизнь, Келлен? Ты сам уверял, что она предпочитает решать проблемы мирным способом. Но сколько раз ей приходилось совершать насилие, чтобы защитить тебя?

«Больше, чем можно сосчитать», — подумал я, но не сказал этого вслух. Я не мог себя заставить. Вместо этого я вынул из кармана монеты кастрадази.

— Так вот что это такое? Откупные? Чтобы заставить меня уйти? Так работает путь Воды? Вы решили, что Фериус должна избавиться от меня, и дали несколько монет взамен?

Казалось, мои слова ужаснули Энну.

— Нет. Это не наш путь, Келлен, пойми. Ты действительно хочешь найти тех магов и не допустить войны?

Она достала карту и протянула ее мне.

— Тогда вот цена, которую ты должен заплатить.

Я взял карту и уставился на картинку, пораженный ее уродством. На ней была изображена дорога, покрытая черными отметинами — словно кто-то брызнул на карту чернилами. Название внизу гласило: «Путь Теней».

— Сюда ведет твоя дорога, Келлен. Эта война — а она, бесспорно, приближается — требует, чтобы кто-то пошел по пути, слишком темному для всех нас.

Энна на миг прижала ладонь к моей щеке.

— Ты знаешь нашу дочь лучше, чем кто бы то ни было. И знаешь, что означает для нее путь Полевой Ромашки. Поэтому-то именно ты и должен решить.

— Решить что?

Она протянула руку и постучала пальцем по карте.

— Пойдешь ли ты сам по этой жуткой дороге — или вынудишь Фериус сделать это вместо тебя.

С этими словами женщина, идущая путем Странствующего Чертополоха, отвернулась от меня.

И я остался один.

4

ПУТЬ ТЕНЕЙ

Механическая птица

ПУТЬ

Быть аргоси — значит принять свой путь, даже не зная места назначения. Мы выходим на дорогу в палящий зной и в леденящий холод, под ослепляющим светом и в непроглядном мраке. Мы знаем, что путешествие опасно. Мы знаем, что конец может наступить раньше, чем нам хотелось бы. Но мы приходим, когда путь зовет — и именно это делает нас аргоси.

Глава 31

ЛЕКАРСТВО ОТ ГНЕВА

Я вернулся на мост Игральных Костей. Едва увидев меня, Рейчис понял: что-то со мной не так. Пока мы бесцельно бродили по восьми мостам Казарана, он пытался отвлечь меня бесконечными рассуждениями о философии белкокотов.

Всего пару дней назад я с изумлением и восторгом смотрел на эти мосты. Теперь же они казались вульгарными и аляповатыми. Рейчис принялся сновать вокруг лотков торговцев, суя голову то в один, то в другой и угрожая, что непременно сопрет что-нибудь, если я срочно не приму меры. Когда и это не произвело на меня должного впечатления, Рейчис решил, что пора принимать жесткие меры. И вспрыгнул ко мне на плечо.

— Что ты делаешь? — раздраженно спросил я, когда белкокот принялся гладить меня лапой по голове.

— Я? Утешаю тебя. Разве не так поступают люди, чтобы успокоить друг друга?

И он забарабанил по моей голове изо всех сил.

— Так лучше?

— Прекрати!

Он засопел мне в ухо.

— Ты злишься на меня?

— Нет. Я просто злюсь. На всех.

Рейчис потерся своей пушистой щекой о мою.

— Знаешь, что я делаю, когда злюсь?

— Убиваешь кого-нибудь?

— Именно! Пошли, найдем…

Кто-то окликнул меня; послышался звук торопливых шагов. Я обернулся и увидел бегущую к нам Нифению. Гиена не отставала от хозяйки ни на шаг.

— Келлен! — рассерженно крикнула девушка. — Наконец-то!

— Как ты нас нашла? — спросил я. Казаран был отнюдь не маленьким городом.

Ниф постучала пальцем по иероглифам на моей шляпе.

— Заработав себе головную боль. За что большое тебе спасибо. Обязательно все время носить эту штуку?.. Ладно, не отвечай. Сейчас есть более срочные вопросы.

— Что случилось?

— Сейчас… дай переведу дыхание.

Гиена коротко тявкнула несколько раз.

— Айшек говорит, что Крессия проснулась час назад и пожелала видеть тебя, — сообщил Рейчис.

— Зачем я ей… О, черт!

Прежде я не раз общался с жертвами обсидиановых червей, и между атаками всегда проходило не менее суток. Еще один приступ прямо сейчас? Крессия его просто не переживет.

— Все в порядке, — сказала Нифения. — Они хотят просто… поговорить.

— Поговорить?

— Переговоры. Джануча пытается понять, может ли достичь какого-то соглашения с ними. Я пробыла там пару минут и поняла, что нужно разыскать тебя.

Нифения замялась на секунду.

— Келлен, эти маги не кажутся такими уж садистами, какими ты их описал. Они ведут себя напыщенно и высокомерно, но не сказать, чтобы жестоко.

— Вероятно, они думают, что вот-вот получат желаемое.

Гитабрийцы должны быть опытными торговцами. Возможно, Джануча сумеет найти разумный компромисс.

Да. Или, возможно, нет.

— Почему мы до сих пор тут стоим? — прорычал Рейчис. Его шерсть стала черной с красными полосами. — Разбуди этого придурошного духа в твоем глазу, и давай поиграем с ними!

— Как? — спросил я. — Даже если сасуцеи найдет нить… Эти маги в тысяче миль отсюда.

— Откуда ты знаешь? — спросил белкокот.

— Потому что маги…

Я собирался ответить: «Потому что они мне так сказали», но тут же понял, насколько глупо это звучит.

— Едва ли они так уж далеко, — вступила Нифения. — Джануча расспрашивала меня о магии джен-теп. Она замышляла, нельзя ли изобрести какой-нибудь медный или серебряный барьер, который ослабит связь магов с обсидиановым червем. Я объяснила, что заклинания шелка — единственный способ контролировать разум, и ничто не ослабляет шелковую магию, кроме…

— Расстояния, — перебил я.

Черт возьми! Почему это не пришло мне в голову раньше? Магия шелка чем-то похожа на звук. Теоретически заклятие может длиться вечно, но оно угасает по мере того, как ты удаляешься от объекта. Я просто предположил, что червь стал более мощным, поскольку долго жил в Крессии. Но даже если и так, маги, диктующие свою волю, должны были находиться гораздо ближе, чтобы поддерживать такой идеальный контроль.

— Келлен, ты в порядке? — спросила Нифения.

Я не ответил — меня душила злость. Вот почему постоянно дразнили меня, пока мучили Крессию. Они отвлекали меня. Хотели вызвать во мне чувство вины, хотели, чтобы я был охвачен им и не догадался задать себе вопрос, могут ли они лгать о своем местонахождении.

Предки! Меня уже тошнит от лжи и манипулирования!

Я снял Рейчиса с плеча и поставил на землю. А потом сосредоточился.

— Ладно, Сюзи, — прошептал я, крепко зажмурив глаза. — Сейчас очень важно найти нить между Крессией и браслетом со второй половиной обсидианового червя.

Разумеется, ничего не произошло.

Вот именно поэтому джен-теп не изучают магию шепота. Мои соплеменники не хотят связываться с силами, не поддающимися контролю. А в особенности им не нравятся духи, которых надо просить о помощи снова и снова, надеясь в конце концов случайно сказать то, что их заинтересует.

— Клянусь: у меня уважительная причина! Невинные люди страдают. И целая страна может развалиться на части, если мы не остановим все это!

По-прежнему ничего.

— Может, дух должен быть рядом с Крессией, чтобы увидеть эфирную связь? — предположила Нифения.

Я не мог ответить, поскольку был полностью сосредоточен на мерзком бесполезном духе ветра. Она без труда привлекала мое внимания, вызывая головные боли, когда это было нужно ей. И никогда ничего не делала, если помощь требовалась мне!

— Слушай, я просто хочу поступить правильно! Или ты думаешь: мне так уж охота гоняться за магами, которые, вероятно, меня убьют?

Я ощутил что-то в правом глазу. Нечто вроде слабенького дуновения ветра, прикосновение, легкое как пушинка. Будто бы выражение любопытства. Это случилось, когда я произнес слово «маги».

— Маги? Так вот, что тебя интересует? А ты понимаешь, что у меня нет и десятой доли силы тех джен-теп, которые…

Колющая боль. Мне в глаз словно воткнулась сосулька.

— Ой! Прекрати!

Ощущение ослабло, но не исчезло полностью. Следовало догадаться раньше: сасуцеи ненавидела все, связанное с джен-теп.

Кроме меня, надеюсь.

Я открыл глаза. Как и всегда, когда дух пробуждался, зрение несколько затуманилось. Первое, что я увидел, — Рейчис, который пялился на меня, приоткрыв рот.

— У тебя снова бельмо на глазу, Келлен. — Он повернулся к Айшеку. — Вот почему белкокоты не разрешают духам жить в их глазных яблоках.

— Давай же, — прошептал я, обращаясь к сасуцеи. — Мне это нужно. Хотя бы раз я должен хоть что-то сделать. Ты ненавидишь магов? Я тоже. Так, может, скооперируемся?

В первые несколько секунд вроде бы ничего не происходило. Но затем, снова посмотрев на мост, я увидел черную нить, едва различимую в тусклом свете. Она тянулась с противоположного края ущелья — как раз оттуда, где был высечен в скале дом Джанучи.

Я повернулся, проследив взглядом за нитью. Она, казалось, была бесконечной, пересекая улицы, меняя направление тут и там — словно какой-то ленивый ребенок нарисовал черные черточки на картинке с городом. Однако я уловил направление: нить уходила все дальше в юго-восточную часть Казарана.

— Что ты видишь? — спросила Нифения.

— След, — отозвался я и сделал первый шаг, устремляясь за черной нитью. Туда, где затаились мои враги.

«Вот вы и попались», — подумал я.

Нифения ухватила меня за руку.

— А разве нам не стоит сперва найти леди Фериус? Она ушла вскоре после вас, но если есть какой-то принадлежащий ей предмет, через него я могла бы…

— Нет, — сказал я, высвобождая руку. — Нить между червем и ониксовым браслетом может исчезнуть в любой момент. Надо начинать прямо сейчас.

«И вдобавок, — мысленно прибавил я, — мне пора учиться действовать самостоятельно. Без Фериус».


Механическая птица

Глава 32

ЧЕРНАЯ НИТЬ

Мы шли по улицам и переулкам, протискивались в узкие щели между домами. Двигались по городу, следуя за черной нитью. Не раз приходилось поворачивать назад и идти в обратном направлении — когда нить разделялась на две. Мы шли по ней — лишь затем, чтобы обнаружить, что она замыкается в кольцо и снова возникает в нескольких ярдах поодаль.

— Почему бы тебе просто не показать нам прямую линию? — спросил я у сасуцеи.

Ответа не последовало.

— Должно быть, дело в усиливающих материалах, — сказала Нифения, указывая на минарет близстоящего здания. Он было, пожалуй, никак не менее ста футов в высоту и покрыт бронзой — архитектурный стиль, популярный у гитабрийцев.

— Держу пари: нить огибает верхушку. Так?

Я кивнул.

— Огибает, а потом разделяется на две. Одна ведет к северу, другая — к югу.

— Когда маг помещает заклинание в предмет, он иногда использует бронзу в качестве усилителя — чтобы шелковые заклинания не истощались слишком быстро. Здешние строительные материалы растягивают эфирную нить, соединяющую половинки червя, и увеличивают ее мощь, даже когда она обматывается вокруг зданий. Вероятно, это одна из причин, почему маги здесь могут так хорошо контролировать червя.

Вероятно, во всем этом был смысл, но тонкости, которые разъясняла Нифения, оставались для меня непонятными.

— Что-то я не припомню, чтобы во времена студенчества ты была экспертом по теории создания амулетов, — сказал я, перебегая улицу, где нить исчезала. Она вновь появилась у стены одного из зданий и потянулась к соседнему.

Нифения подняла руки. Два пальца на каждой из ее перчаток были сшиты вместе.

— Когда это случилось со мной, я быстро поняла, что нужен какой-то способ зарабатывать на жизнь. Создание амулетов всегда давалось мне легко. И поскольку больше не могла творить магические жесты, выбор был очевиден.

— Прости, — сказал я, останавливаясь и переводя дыхание.

— Ничего. Через неделю я поняла, что жалость к себе не защитит от жестокостей мира. И что не стоит оглядываться назад — это может убить тебя. — Нифения ухмыльнулась и почесала гиену за ухом. — Кроме того, если б меня не вышвырнули из дома, я никогда бы не познакомилась с Айшеком.

Гиена прогавкала что-то в ответ.

— Да, милый, конечно же ты прав: наша встреча была предопределена самой судьбой.

Она закатила глаза и заговорщически прошептала:

— Он ужасно суеверный.

— Ха! — сказал Рейчис с таким видом, словно это доказывало величие белкокотов. — Глупые гиены.

Я решил снова пуститься в путь, опасаясь, что сасуцеи заскучает, если мы будем слишком долго топтаться на одном месте. Поглядывая на Нифению, я невольно изумлялся тому, как уверенно она движется и как высоко держит голову, вздергивая подбородок. Так, словно она говорила всему миру: «Эй, дай-ка мне пройти!»

— Похоже, мы сильно изменились, да? — спросил я.

Нифения вроде бы собралась ответить, но лишь закусила губу.

— Что такое?

— Ничего. Следи за нитью. Сейчас не время обсуждать это.

— Я могу делать и то и другое. Что ты хотела сказать?

— Ну, видишь ли… Мне не кажется, что ты изменился, Келлен. Да, у тебя есть заклинания и трюки в запасе. И ты ведешь безумную жизнь. Но что скрывается под всем этим?

Девушка рассмеялась.

— Чем ты занимаешься, направляясь на встречу с магом, который наверняка гораздо сильнее тебя? Бьюсь об заклад: даже сейчас ты пытаешься выдумать какую-то хитрость или уловку, чтобы его победить. А я что делаю тут с тобой? Ровно то же, что и в тот день, когда я пришла в Оазис понаблюдать, как ты вздуешь Тенната.

«Да, только на этот раз нас всех могут убить».

Впрочем, надо признать: слова Нифении застали меня врасплох.

— Неужели я ничуточки не изменился?

— Эй, — сказала она, положив ладонь на мою руку. — Я не сказала, что это плохо. Ты тот, кто ты есть. Смешная шляпа из приграничья и несколько шрамов ничего не изменили.

— То же самое можно сказать о тебе, знаешь ли. Творец амулетов, изгнанница, но в душе ты — прежняя Нифения.

Она резко остановилась прямо посреди улицы.

— Нет, Келлен. Я не прежняя. Ты должен это усвоить. Я не та девушка, которую ты когда-то знал.

— Я не хотел…

— Нет, послушай. До того как меня изгнали, я совершила кое-что… И потом мне пришлось сделать выбор. Я должна была решить: возненавидеть ли себя за то, что я сделала, или же принять такой, какая я есть. Ни о чем не сожалеть. Хочешь знать, в чем наше различие?

Она сняла перчатку и дотронулась пальцем до черных отметин возле моего левого глаза. Я вздрогнул.

— Нас различает вот это.

— Метка Черной Тени?

— Нет. Наше отношение к этим вещам. Ты позволил себе думать, что это сломало тебя. — Нифения поводила рукой перед моими глазами. — Ты видишь девушку с отрезанными пальцами. Я вижу свою руку. — Она надела перчатку. — Когда я смотрю тебе в лицо, я вижу своего друга. Но когда ты смотришь в зеркало, ты видишь только Тени.

Едва ли Нифения пыталась лишить меня присутствия духа. Но именно этого она и добилась. Мало того что мне приходится жить с нависшим надо мною проклятием. Мало того что скоро я, вероятно, останусь один. Теперь, оказывается, я виноват в том, что не разделяю беспечного отношения Нифении к жизни?

Лучше держать рот на замке. В кармане все еще лежала красная карта Фериус с двумя колючими ветками. Напоминание, что не следует грубить другим людям без уважительной причины.

— Наверное, ты права, — сказал я, ускоряя шаги. — Мы разные.

— Эй! — Нифения ухватила меня за руку. — Даже если я и не та девушка, которую ты помнишь, это не значит, что со мной не стоит иметь дела.

— Не сомневаюсь, — сказал я.

Она по-прежнему сжимала мою руку.

— И даже если ты — все тот же хитрец, пытающийся обмануть весь мир, это не значит, что я не хочу узнать тебя получше. Не делай вид, будто бы ты совсем один, даже если я рядом с тобой.

— О, великие боги белкокотов! — пробормотал Рейчис. — Заберите меня отсюда.

Я хотел было напомнить наглецу, что могу и о нем кое-что рассказать. Но тут в правом глазу я ощутил порыв ледяного ветра.

— Что такое? — спросил я сасуцеи.

Мы явно пока не нашли магов — черная нить тянулась дальше…

За спиной раздался негромкий звук падения тела, а потом еще один. Рука Нифении выскользнула из моей, и она мягко повалилась на землю.

— Ниф?!

Я опустился на колени, пытаясь понять, что случилось. Нифения дышала, но была без сознания. Я потряс ее — безрезультатно. Рейчис и Айшек оказались в том же состоянии.

Звук приближающихся шагов заставил меня вскочить на ноги. Слишком поздно я понял, что означал ледяной ветер сасуцеи. Она не пыталась сказать, что мы нашли магов. Дух ветра предупреждала, что кто-то нашел нас.

И этот «кто-то» явно хотел пообщаться со мной с глазу на глаз.


Механическая птица

Глава 33

ЧЕЛОВЕК В КРАСНОМ

Я впервые увидел его вблизи.

Человек в красном оказался лишь немного выше меня, но гораздо шире в плечах. Алые шелковые рукава были перетянуты кожаными ремнями, подчеркивающими его мускулы. Одежда закрывала все тело мага, за исключением кистей рук и предплечий. И я увидел шесть искрящихся, выписанных металлической краской татуировок.

— Кто ты? — спросил я, держа руки поближе к мешочкам с порошками. Так я мог быстро добраться до них, если дела пойдут плохо.

«Да ты шутишь? — сказал я себе. — Бывало ли хоть раз, чтобы дела не пошли плохо?»

Человек в красном молчал и лишь улыбался. Это выглядело угрожающе. Особенно потому, что лицо мага было закрыто лакированной погребальной маской — вроде тех, что использовали медеки, чтобы не подпустить демонов к своим мертвецам. Каким-то образом твердая поверхность маски изменяла форму, подстраиваясь под выражение лица хозяина. Сейчас губы маски сложились в отвратительную усмешку, а уголки глазниц сузились, словно прищурившись.

И еще: маг не ответил на мой вопрос. Это было необычно. Как правило, джен-теп долго, вычурно и многословно расписывают, каким именно образом они намерены вас убить. Но человек в красном молчал.

Остановившись в нескольких ярдах от меня, он опустился на колени и начертил круг. Он просто провел пальцем по булыжникам мостовой — и возник след из искр, замкнувшийся в мерцающее кольцо.

Выпендрежник.

— Итак, ты вызываешь меня на магический поединок?

Мой противник встал и сложил руки на груди, видимо, ожидая, когда я начерчу свой круг.

Если у тебя зажжена только татуировка магии дыхания, ты никакими силами не создашь круг, способный защитить от чего бы то ни было. Впрочем, за прошедший год — когда на меня то и дело нападали бандиты, ловцы магов и охотники за наградами — я успел кое-что уяснить.

Самый ценный ресурс в таких случаях — это время. Возможность пошевелить мозгами и составить план.

Я сунул руку в мешочек на левом бедре и достал горсть черного порошка. Не торопясь, я сыпал его на мостовую, поворачиваясь вокруг своей оси, так что в конце концов оказался в круге из черной пыли. Закончив, я посмотрел на мага — и изобразил на лице такую уверенность, какую только мог.

— Перед поединком принято обсуждать правила.

Красный маг не ответил. Что ж, это тоже своего рода правило: если он победит, то сможет сделать со мной все, что захочет. Если же выиграю я…

Ну, мы оба знали, что этого не произойдет.

«Думай, черт возьми!»

Фериус говорит: из любой западни можно выбраться. Нужно просто отыскать выход.

— Могу ли я немного поразмыслить? — спросил я.

Ответа не последовало. Впрочем, маг не убил меня сразу, возможно, это означало: «да».

Ладно, мне нужен план. Дьявольски умный план.

Или нет… погодите…

Посмотрим на это с другой стороны.

На самом-то деле мне нужно понять его план. Зачем маг встрял в поединок, если он явно сильнее меня? Он применил заклинание шелка, чтобы усыпить Ниф, Рейчиса и Айшека. И теперь тратит часть своих сил, чтобы держать их в бессознательном состоянии. Зачем? Можно было использовать связывающую магию — гораздо более простую. Они бы и с места не сдвинулись, даже видя, как враг разрывает меня на куски.

Так на что ему эта приватность?..

Красный маг поднял руки — и я чуть из круга не выскочил. Но он всего лишь пошевелил пальцами, сообщая, что устал ждать.

«А он и впрямь меня ненавидит», — подумал я, видя, как снова изменяются черты его маски. Теперь она выражала нетерпение и ярость. Ну, с другой стороны, — ничего удивительного. Истинные маги джен-теп терпеть не могут метких магов, которые оскорбляют чародейское искусство одним своим существованием. Человек, который сумел зажечь все шесть татуировок, должен по-настоящему ненавидеть кого-то типа меня.

Итого, у меня оставалось семь способов справиться с ситуацией. Шесть из них никуда не годятся и закончатся моей неминуемой смертью. Последний способ тоже не ах, но есть шанс — очень маленький шанс, — что я выживу.

Я решил воспользоваться именно им.

Выхватив из мешочков по щепотке красного и черного порошков, я без предупреждения кинул их в воздух и сотворил магический жест.

— Караф! — сказал я.

Тем самым нарушив вековые традиции поединков джен-теп.

Красный маг соединил указательные пальцы и развел руки в противоположных направлениях. Так он сотворил щит огня. И тот лишь слегка замерцал, когда мой красно-черный огонь врезался в него и погас.

А маг ответил. Сложив и согнув четыре пальца, он затем резко разогнул их. Серая татуировка на его руке заискрилась, и заклинание, которое мы называем «железная волна», ударило меня в грудь с силой тарана.

Я отлетел на несколько футов. Дыхание выбило из легких, а в ушах зазвенело, словно кто-то повесил над моей головой очень большой колокол и со всей дури ударил по нему молотком.

Однако я не был мертв. А значит, оказался прав. Маг хотел показать, на что он способен, но не убил меня.

— Итак, ты здесь, чтобы меня задержать, не так ли? Чтобы я не помешал твоим хозяевам, пока те не получат от Джанучи то, что хотят.

Теперь выражение красной лакированной маски сделалось благожелательно-веселым, и маг слегка кивнул. Именно это — скорее, нежели что-то другое — и заставило меня ляпнуть глупость.

— И каково это — быть мальчиком на побегушках у трусливых мерзавцев, которые мучают ни в чем не повинных девушек, потому что слишком боятся выйти на бой с настоящим противником?

В общем, это был один из тех случаев, когда следовало вспомнить о карте с колючими ветками — и не грубить незнакомцам. Судя по движению бровей и проступившим морщинкам, лакированная маска сильно разозлилась. Маг врезал мне разрядом молнии, и это было похуже предыдущего заклинания. Потребовалось не меньше минуты, чтобы снова встать на ноги. Не так-то легко восстановить равновесие, когда ты начинен электричеством. Единственное утешение: я подтвердил три важных факта.

«Во-первых, его работодатели явно не желают моей смерти».

Я с трудом проковылял обратно в свой маленький круг. Уверившись, что не рухну прямо сейчас, я одарил мага самой лучезарной, лучшей из своих улыбок. Что-то мокрое стекало мне на подбородок. Кажется, я пускал слюни.

— Полагаю, моя очередь, — сказал я. Слова звучали так, словно я был пьян и у меня не хватало передних зубов.

Верхняя губа маски искривилась, что, видимо, должно было означать полнейшее презрение.

«Во-вторых, ты действительно меня не любишь».

Пренебрежительным жестом маг дал мне понять, что с нетерпением ожидает моего зубодробительного заклятия.

«И, в-третьих, мы оба отлично знаем, что у меня нет против тебя ни шанса».

Вот этот-то последний факт и оставался единственной моей надеждой. Энна была права, когда сказала: как бы ни был ты опасен, всегда найдется кто-то еще опаснее.

Всего-то и нужно было — стать таким человеком.


Механическая птица

Глава 34

УЛОВКИ

Вот грустная правда о магии: парень, у которого ее больше, почти всегда побеждает.

Недостаточно быть сильным, потому что силач тоже может оказаться медлительным. И недостаточно быть быстрым, потому что и быстрый человек способен совершать глупые ошибки. Сотворить правильное заклинание? Для этого требуются сила, скорость, меткость и ум — достаточно натренированный, чтобы представить сложные конструкты эзотерической геометрии.

Почему джен-теп так убеждены в своем превосходстве над всеми прочими? Ну, потому что в основном это так и есть. Моя же задача состояла в том, чтобы сделать этот факт несущественным.

— Смотри внимательно, — сказал я своему противнику. Сунул руку в карман и достал одну из монет кастрадази. У нее был подходящий вес и — что более важно — тонкие, почти острые края. — Через секунду я заставлю эту монету исчезнуть.

Мой противник сжал пальцы в кулак, и лишь миг спустя расслабил их. Обученный маг редко так делает, поскольку напряженные мышцы пальцев мешают творить заклятия. Этот парень, кажется, ненавидит меня еще сильнее, чем я думал.

Я пару раз подбросил монету, прежде чем нашел идеально-правильное движение. Даже сейчас я ощущал трепет восторга, видя, как она танцует в воздухе, в футе над моей ладонью, медленно вращаясь вокруг своей оси.

Правой рукой я дотянулся до мешочка на поясе, достал щепотку красного порошка и продемонстрировал его магу.

— Теперь я знаю, о чем ты думаешь, приятель. Ты думаешь: «Даже если он сумеет сотворить это огненное заклинание одной рукой — какая разница? Как бы ни был силен взрыв, он ни за что не пройдет через мой защитный экран». Но смотри внимательно…

Я зажал порошок в кулаке и отвел руку, словно бы собираясь его бросить. Небрежным движением пальцев маг сотворил щит огня.

«Отлично. А теперь действуй быстро. Очень быстро», — сказал я себе.

Я опустил левую руку, сунув ее в мешочек с черным порошком. Когда монета начала падать, схватил щепотку черного порошка и швырнул ее в воздух, правой же рукой бросил красный. Мои пальцы сотворили магический жест, и, когда порошки соединились, я произнес заклинание.

— Караф.

Вот кое-что относительно заклятий щита: их существует много, разных видов. Почему? Да потому что различные типы энергии и вещества отталкиваются от различных барьеров. Вот зачем я так громко рассуждал об огне и взрывах. Я хотел, чтобы красный маг призвал щит огня. Он отлично справляется с огненными атаками, но почти бесполезен против физических объектов. Мой противник полагал, что я использую монету, чтобы отвлечь его внимание. На самом же деле она была оружием.

Взрыв, разумеется, не причинил никакого вреда. Просто вспышка красно-черного пламени, слегка опалившая мне лицо — потому что на самом деле я направил заклятие не на порошки. Я направил его на монету, толкнув ее магией дыхания и послав в направлении моего врага.

Она прошла через его щит, словно камень сквозь дождевые капли, острая кромка рассекла шелковую одежду, и монета на добрых полдюйма воткнулась в тело мага. Он выдернул ее, хрюкнув от боли. Может, я — очень плохой человек, но этот звук был для моих ушей сладкой музыкой.

— Тебе нравится? — спросил я. — Ну, тогда вот еще.

Я бросил вторую монету и проделал ту же манипуляцию с порошками. Вспыхнул кинетический щит магии железа — и это было очень кстати, потому что на этот раз я просто позволил монете упасть и использовал красный и черный огонь. Кинетические щиты, как вы понимаете, не особенно-то хорошо защищают от взрывов.

Надо отдать парню должное: он был быстрым. Сбросив щит магии железа, он закрылся щитом огня — как раз вовремя, чтобы не сгореть заживо. Тем не менее огонь опалил его, и маг зарычал от ярости. Прежде чем он успел отоварить меня очередным заклятием, я сделал третий шаг.

— Посмотри на симпатичную монету! — сказал я, кинув ее в воздух. А потом вытащил целую кучу порошка и во всю силу легких заорал: — Караф!

Щит, вызванный красным магом, был хорош — что и говорить. Устойчивым и к физическим объектам, и к магии огня. Магу не досталось ни монеты, ни пламени. На самом деле вообще ничего не случилось. Я бросил порошки слишком далеко друг от друга, и они не соединились. Когда маг это понял, его маска обрела парадоксальное выражение — радости и гнева одновременно.

— Погоди, — сказал я, поднимая руки. — Еще один трюк, прошу! Очень хороший.

— Нет, — ответил он. Голос из-под заколдованной маски звучал странно, словно исходил ниоткуда — и отовсюду разом.

По крайней мере, он наконец хоть что-то сказал. Его пальцы сложились в магический жест для призыва молнии. Татуировки огня и железа ярко вспыхнули. Я же скрестил руки на груди и принялся ждать.

Истинные маги джен-теп полагают, что меткие маги — нечто вроде балаганных фокусников. Они используют всякие трюки, выдавая их за чары, потому что собственной магии у них нет. Что ж, секрет любого фокуса в том, чтобы отвлечь внимание зрителей, вынудив их смотреть в другую сторону. В данном случае маг был так озабочен монетами и фальшивым заклинанием, что настоящий трюк он пропустил. Не заметил, что черный порошок, который я кинул в прошлый раз, прошел сквозь щит и попал ему на грудь. В тот момент, когда он сотворил молнию, порошок загорелся.

Маг закричал, когда огонь охватил его прекрасную алую одежду. Это был чертовски приятный, музыкальный вопль… Возможно, я слишком много времени проводил в обществе белкокота.

— Это хороший трюк, — прокомментировал я, пока он сбивал пламя.

Вместе с тем я быстро подгребал к себе все булыжники, которые нашел поблизости. Есть несколько заклинаний джен-теп, предназначенные для тушения огня, но трудно творить их, когда противник забрасывает вас камнями. Маленький вихрь вдруг возник из ниоткуда, обогнув мага, и огонь исчез.

Оказывается, некоторые люди все-таки могут сотворить рассеивающее заклятие даже под градом камней.

Мерцание татуировок разгоняло темноту. Для большинства заклятий джен-теп требуется не более одной-двух дисциплин одновременно. Я хочу сказать: вам не нужно много магии, чтобы убить кого-нибудь. Красный маг, однако, зажег татуировки железа, огня, крови и песка. Я даже приблизительно не представлял, какие ужасы мне это сулит.

«Я его довел», — понял я.

Увы, понял слишком поздно. Даже если его хозяева запретили меня убивать, сейчас красный маг явно собирался плюнуть на этот запрет. Между его пальцами извивались энергетические лучи цвета крови. Казалось — из огня выползает какое-то змееподобное существо. Алые искры вились над ним, как мухи над трупом.

— Нет, пожалуйста! — сказал я, отступая со всей возможной скоростью. — У меня есть то, что тебе нужно!

Ничего у меня не было, разумеется. Но попытка не пытка.

Маг вытянул вперед руки, и то, что он призвал, потянулось ко мне — медленно, но неотвратимо. Даже если б я имел татуировки, нужные для вызова щита, какой в этом прок? Я понятия не имел, что это за существо и как с ним бороться.

Иногда по ночам я воображаю свою смерть. Иногда я сгораю. Иногда — тону. Замерзаю. Или меня съедают заживо. Я думал обо всем этом, надеясь, что, когда действительно придет конец, он будет не таким страшным. Оказалось — это была просто идиотская трата времени. Потому что сейчас, когда смерть оказалась рядом, я от страха не мог даже поднять руки, чтобы закрыть лицо.

Никакие трюки меня сейчас не спасут…

И точно. Спас не трюк. Меня просто оттолкнули в сторону, и кто-то встал между мною и заклятием красного мага.

Это была Нифения.


Механическая птица

Глава 35

КОРОБКА

Ни крика, ни стона не вырвалось из груди Нифении, когда жуткое заклинание ударило в нее. Не было и брызг крови. Сперва я решил, что гадкая извивающаяся тварь, вызванная красным магом, проникла в Нифению и теперь пожирает изнутри. Но, поднявшись на ноги, я увидел лицо Нифении. Она, казалось, не чувствовала ни боли, ни даже страха.

Может, это шок? Так бывает. Шок не позволяет человеку понять, что он пострадал. И пару секунд они вообще не понимают, что произошло. Ну а потом сердце перестает биться и ноги подкашиваются… Я посмотрел на нее — в то место, куда ударило заклятие, ожидая увидеть зияющую рану. Вместо этого моему взору предстала ржавая железная коробка. Внутри смешались тьма и свет пойманного в ловушку заклинания. Нифения захлопнула крышку и шагнула к красному магу.

— Ты применил ко мне магию шелка? — сказала она. Ее голос звенел, исполненный такой ярости, какую я никогда раньше не знал. — Ты меня усыпил?!

Нифения, которую я знал во времена нашего ученичества, была нежной, робкой и замкнутой. Девушка — Творец амулетов, которую я встретил в пустыне, показалась мне веселой и бесшабашной. А теперь я видел женщину, сотканную из ярости и гнева.

— Назад, — проревел красный маг. Его гулкий голос разнесся по узкой улочке звучным эхом. — Я пришел не за тобой.

Если маг думал, что это умиротворит ее, он ошибся. Гнев Нифении только усилился. Она простерла руки перед собой.

Это. Чертовски. Плохо.

Коробка раскрылась, с лету врезавшись в мага. Тварь, вызванная его заклинанием, напала на него самого. И да: маги особенно уязвимы, когда их собственные заклинания обращаются против них. В таком случае большинство джен-теп — даже лорд-маги — потерпят поражение.

Но этот парень… Он вскинул руки и сотворил магические жесты трех заклятий рассеивания — один за другим. И тварь, им самим вызванная, разлетелась на куски и исчезла.

Нифения же тем временем сунула руку в карман плаща и вынула маленький деревянный свисток. Она поднесла его к губам — и раздался такой громкий визг, что, казалось, мои перепонки тут же и лопнут.

По-видимому, магу, оказавшемуся прямо на пути звука, пришлось намного хуже. Он зажал уши ладонями, а черты его маски исказились, выражая страдание и боль.

Нифения подскочила к магу и ударила его в челюсть. Действие, явно продиктованное сиюминутным импульсом, а не рассудком. Она охнула, разбив костяшки о лакированную маску.

— Ты вообще собираешься помогать? — рявкнула она. Злобы и раздражения в ее голосе было явно больше, чем боли и страдания.

— Прости.

Я вытащил из мешочков порошки, но к тому времени красный маг успел сотворить собственный щит, закрывающий его от чар Нифении. А потом метнул в нее еще одно заклятие молнии. Светящиеся синие щупальца обхватили ее, связывая по рукам и ногам и ударяя электрическим током.

— Хватит! — заорал я, бросил в него порошки и сотворил заклинание.

Красный маг легко уклонился от моей атаки, а затем едва заметным движением руки аннулировал собственное электрическое заклятие. Нифения упала на землю у моих ног, ее тело корчилось в судорогах. Когда маг посмотрел на нее, черты «лица» его маски приобрели выражение, которое я сперва не сумел распознать.

Отчаяние…

Маг вскинул руки, его пальцы сложились в магические жесты, которые я не узнал. Прежде чем я успел встать, между ним и Нифенией, ярко вспыхнули татуировки шелка и песка на его предплечьях. Так ярко, что ослепили меня. Я отчаянно заморгал, пытаясь восстановить зрение. А к тому времени, как я снова мог видеть, — мага уже не было. Он исчез.

Над ночной улицей воцарилась тишина — такая, что я отчетливо слышал собственное натужное дыхание. Я опустился на колени возле Нифении, щупая ее пульс. Она вдруг резко вскинула руку и ухватила меня за запястье.

— Нифения… — пробормотал я. — Ты…

— Я жива, — сказала она, но в ее голосе не было радости.

Она оттолкнула мою руку, отвергая мою помощь, и поднялась на ноги.

— Никогда, Келлен, никогда не используй против меня усыпляющих заклятий!

— С чего бы мне… Ниф… Моя татуировка шелка мертва. Почему ты решила, что я…

Она покачала головой. Я видел, что девушка дрожит всем телом.

— Прости.

Нифения взяла железный ящичек и отшвырнула его.

— Ублюдок!

— Я?

— Он, конечно! Ты хоть представляешь, как трудно сделать коробку рассеивания магии? — Носком сапога она пнула остатки деревянного свистка. — И амулет-кричалку я тоже на него истратила.

Да, в этом недостаток волшебных предметов. Все, что вы создаете, либо изнашивается со временем, либо и вовсе одноразовое. И все же я понимал, что не утрата амулетов так возмутила Нифению.

Она перехватила мой взгляд и сказала:

— Я просто ненавижу магию шелка, вот и все.

Я не стал выспрашивать подробности. Даже я — человек толстокожий — понял, что Нифения не желает об этом говорить. Не со мной.

Нифения подошла к неподвижным Айшеку и Рейчису и опустились на колени рядом с ними.

— Они живы, но сонное заклинание подействовало на них сильнее, чем на меня.

Гиена пошевелилась. Приподняв голову, она лизнула Нифению в лицо.

— Где он? — сонно спросил Рейчис. — Я убил этого дурацкого мага?

— Почти, — ответил я, погладив его. — Добьешь в следующий раз.

— Точно, — проворчал белкокот. Он подергал задними лапами и свернулся уютным клубочком. — Только немного вздремну сперва.

— Им нужно отдохнуть и прийти в себя, — сказала Нифения.

Она наблюдала, как я собирал с мостовой монеты кастрадази и проверял свои порошки. Должно быть, уже понимала, что я хочу сказать. И ей это не нравилось.

— Сделай мне одолжение, Ниф…


Драки с искусными магами плохи тем, что они задерживают тебя и мешают заняться важными делами. Например, охотой на других искусных магов.

Отговорить Нифению идти со мной было непросто. Она решила, что я из чистого благородства предлагаю ей остаться в стороне, чтобы я мог рискнуть в одиночку.

Забавно, насколько даже самые близкие люди плохо меня знают. Простая истина была вот в чем: красный маг, нападая на меня, просто играл. Он ни разу не использовал свои умения в полную силу. А вот когда напала Нифения, он ударил молнией. Заклятием, гораздо более опасным, чем все, что он применил в драке со мной. И сейчас Нифении было несладко, хотя она этого и не показывала. А Рейчис и Айшек вообще едва могли передвигаться. Кому-то следовало отвести их в дом Джанучи и позаботиться об их ранах.

Ну а почему же я не пошел с ними? Зачем продолжать эту — явно обреченную на провал — попытку выследить магов, ответственных за все это безобразие?

Да просто потому, что у меня не было выбора. До сих пор те, кто контролировал обсидианового червя, были на шаг впереди нас. Они не могли знать, что я одержу победу над красным магом. И даже если он успел их предупредить, они наверняка решили, что мне понадобится время отдохнуть и восстановить силы.

В общем, сейчас мне представился первый и последний шанс застать их врасплох. И надо было использовать это преимущество, прежде чем они успеют изменить планы. Все, что мне сейчас оставалось, — снова найти чертову нить. Сердце по-прежнему колотилось как бешеное, пытаясь убедить меня, что надо убегать. Я заставил себя расслабиться и попробовал использовать магию шепота.

— Пойдем, Сюзи, — умолял я, — покажи мне путь к браслету из оникса. Помоги мне найти этих сукиных детей…

Порыв ветра ударил в правый глаз. На сей раз он был обжигающе-горячим.

— Ох! Да прекрати же постоянно меня колошматить!

Ощущение исчезло так же быстро, как и возникло. Сасуцеи не пыталась причинить мне вред — просто предлагала еще раз хорошенько подумать о том, что я сейчас делаю. Справедливости ради: все мои инстинкты советовали то же самое.

— Слушай, — яростно прошептал я, — да, я знаю, что тот парень едва нас не прикончил. Но теперь я буду осторожнее.

Ничего. Никаких взрывов горячего или холодного воздуха; вообще никакого ответа. Я пробовал, должно быть, еще сотню раз, пытаясь уломать духа помочь мне. Безрезультатно. Либо маги оборвали связь с обсидиановым червем, либо сасуцеи просто решила не показывать мне путь. Гнев бурлил внутри, поднимаясь к горлу. Я чувствовал себя так, словно кто-то схватил меня за грудки и трясет, безостановочно смеясь мне в лицо.

Если я хочу еще раз прибегнуть к магии шепота, для начала нужно успокоиться. Но я даже не пытался. Кожу вокруг левого глаза начало покалывать. Я коснулся пальцем черных отметин — покалывание охватило и его. Обычно, когда Черная Тень атакует меня, я чувствую внезапную жгучую боль. На сей раз все было иначе. Нежно, почти игриво. Приглашающе…

Правая глазница тут же налилась холодом. Сасуцеи проснулась, ударив меня коротким порывом ледяного ветра. Она снова пыталась предупредить, но я проигнорировал ее. И впервые открылся Черной Тени.

— Держу пари, ты знаешь дорогу, — сказал я вслух. — Покажи мне.

Свет масляных фонарей, стоявших вдоль улицы, померк — как и свет из окон домов. Даже звезды надо мной гасли одна за другой, пока я не очутился в абсолютной темноте. Город исчез, сменившись безжизненной пустыней. Я опустил взгляд, но вместо булыжников мостовой увидел черный песок.

Я потерялся в Тенях.

Безраздельное чувство одиночества и печали накрыло меня, словно плотное одеяло, под которым невозможно было дышать. Холодное покалывание сасуцеи в правом глазу исчезло. Я не знаю, чем была Черная Тень на самом деле. Как и не знаю, почему в детстве бабушка выбрала для меня этот путь — презрев законы моего народа. Так или иначе, сегодня я впервые отдался Черной Тени добровольно.

— Покажи мне, — повторил я.

В этом месте не было дорог, но Тени под ногами зашевелились, уплотняясь, и стали тропой. У меня не было никаких оснований доверять Черной Тени, и все же я почему-то знал: этот путь приведет куда надо. Тень тоже хотела найти магов, как и я сам. Она знала, что я буду делать, когда разыщу их. Вот почему я отправил восвояси Нифению с Айшеком и Рейчисом. Просто эту, настоящую, причину, я не мог ей озвучить.

Энна была права, когда дала мне на мосту ту карту. Это цена за то, чтобы покончить с заговорщиками, готовыми ввергнуть две страны в кровопролитную войну. Это цена, которую люди вроде Фериус — те, кто сражался со своей темной стороной и побеждал ее, — ни за что не должны платить. Это цена, которую не должен платить никто из моих друзей.

Однако кому-то следовало убить магов. Не просто остановить их. Убить.

И это должен сделать я.


Механическая птица

Глава 36

БАШНЯ

Я шел по Теням, пока все мое существо не начало восставать против этого.

Ни солнца, ни луны, да и вообще неба не было видно — и я не мог понять, сколько прошло времени. Я знал лишь то, что с каждым шагом чувствую себя все хуже. Все более опустошенным.

Хотя сейчас я был не в Казаране, я все же видел людей. Человеческие тени, во всяком случае. Они что-то бормотали про себя, созерцая вещи, которые я не могу увидеть. Они говорили о тоске, или о страхе, или о жутком позоре. Они нашептывали свои самые тягостные и мрачные секреты, но я не слушал, боясь, что их горести проглотят меня.

А потом я почувствовал, что начинаю погружаться в ониксовый песок.

— Отпусти меня, — попросил я Черную Тень.

Кожа вокруг левого глаза вспыхнула, словно сами черные отметины негодовали, улышав мою мольбу. Боль стала невыносимой — и я понял, что свободен. Свет ослепил меня, глаза невыносимо закололо от тысяч и тысяч огней. Я стоял на коленях и смотрел на звезды. Вокруг царил сумрак, разгоняемый лишь тусклым светом полумесяца, но в первый миг пришлось зажмуриться — такой яркой показалась мне ночь.

Я с трудом поднялся на ноги. Было еще темно, так что я едва ли бродил дольше нескольких часов. На руках и плечах обнаружились новые царапины — видимо, я задевал стены зданий. А порез на щеке я и вовсе не мог объяснить. Прикоснувшись пальцами к коже возле левого глаза, я почувствовал, что отметины снова увеличились в размерах. Я стоял в узком переулке; нужно было выйти на улицу, чтобы сориентироваться в пространстве.

Здесь было меньше фонарей, чем в центре города. Меня окружали какие-то склады, а улица шла под уклон, вниз — к арке, за которой начинался широкий тракт.

«Восточный торговый путь, — подумал я. — А это, видимо, складской район».

Раздался негромкий топот обутых в сандалии ног — и я ретировался обратно в переулок. Мимо прошел человек в простой купеческой одежде. Миновав переулок, где я прятался, он направился к высокой башне-зернохранилищу. Человек выглядел непритязательно, это вполне мог быть какой-нибудь торговец из Семи Песков. Только вот я провел немало времени среди этих людей. Там, в приграничье, местные жители ходят широким размашистым шагом, равнодушные ко всему, что творится вокруг. Этот же двигался плавно, точно плыл — будто не шел по пустой темной улице на окраине, а шествовал мимо восхищенной толпы, отдававшей ему почести. Если и есть более верный способ опознать мага джен-теп из влиятельного дома, то я его не знаю.

Впрочем, следовало убедиться наверняка. Я порылся в кармане и достал монету кастрадази. Я еще не разобрался в свойствах монет, но сейчас это не имело значения — годилась любая.

Я бросил монету на бочку с медной окантовкой, стоявшую возле ближайшего сарая. Звон испугал мнимого торговца. Он резко обернулся — и я увидел свечение татуировок под его рукавами.

Попался!

Я замер, ожидая, когда маг успокоится и решит, что шум был случайностью — мимо проскочила крыса или что-то похожее на нее. Едва маг снова зашагал по улице, я подобрал монету и тихо двинулся следом, копируя легкую трусцу Рейчиса, когда белкокот преследует кролика. Со стороны это, вероятно, выглядело довольно нелепо. Но если кто-нибудь меня увидит — опасность стать публичным посмешищем будет последней из моих проблем.

Маг в купеческой одежде подошел к башне-зернохранилищу. Мне она показалась обыкновенной и ничем не примечательной, но мужчина осторожно обошел ее несколько раз и лишь потом остановился у двери. Я спрятался в тени напротив здания и наблюдал, как он сделал пальцами несколько коротких выверенных жестов, а потом поднес ладонь к двери — на дюйм или около того — и начертил в воздухе круг.

Послышались тихие щелчки, и в центре двери появилось свечение. Миг спустя дверь открылась — сама по себе, а свет померк. Маг шагнул было внутрь, но замер на пороге и оглянулся. Он смотрел прямо на меня.

«Вот черт!» — подумал я. Руки дернулись к мешочкам с порошками. Все мои инстинкты кричали, призывая меня бежать. Ничего удивительного, впрочем; мои инстинкты — те еще трусы. Однако крохотная крупинка рассудка, еще сохранившаяся у меня, напомнила, что я стоял в полной темноте, а мага только что ослепил яркий свет изнутри башни. Скорее всего, он ровным счетом ничего не видит, и так будет еще минимум несколько секунд.

Я принялся мысленно считать эти секунды — что на самом деле очень неудачный способ следить за временем, если вы нервничаете. Татуировки мага снова вспыхнули на мгновение, а потом он повернулся и вошел в башню. Только тут я позволил себе дышать и прислушиваться к его шагам.

Судя по звукам, маг поднимался по лестнице. А дверь начала закрываться. Она двигалась так медленно, что я задумался: почему маг не придал ей ускорение, когда вошел. А потом сообразил, что он вовсе не трогал дверь. Наверняка любое прикосновение к ней активизирует сигнальное заклятие или — что вернее — отоварит потенциального злоумышленника чем-нибудь зубодробительным.

«Двигайся!» — приказал я себе. Через несколько секунд дверь захлопнется, и я лишусь своего шанса. С другой стороны, если маг еще не поднялся до верха лестницы, он увидит, как я вхожу…

В такие моменты вам требуется вся ваша решимость, отвага и безрассудство. Не имея ни того, ни другого, ни третьего, я представил себе Крессию. Вспомнил, как глаза закатываются ей под веки, а по щекам стекают черные маслянистые слезы. И изо рта торчат щупальца червя, медленно и мучительно убивающего девушку. Храня в памяти эту картину, я сделал два быстрых вдоха-выдоха и кинулся к башне.

Проскользнув в дверь за миг до того, как она закрылась, я вошел в логово своего врага.

На первом этаже царил беспорядок — валялись инструменты, ведра, бочки, стояли поломанные телеги; все покрыто изрядным слоем пыли. Винтовая лестница, идущая вдоль стены, постепенно закруглялась. Я услышал шаги мужчины футах в двадцати надо мной — там, где находился проем, ведущий на второй этаж. Я ждал, пока сверху не раздался звук приглушенных голосов. Прикрыв глаза, я прошептал сасуцеи:

— Знаю, ты злишься на меня, но прошу: помоги. Только покажи, где они прячут ониксовый браслет.

Ничего. Никакого намека на присутствие духа ветра. Видимо, наши с Сюзи отношения на этом закончились.

«Ладно, — подумал я. — Самый лучший план — всегда наиболее простой. Заберись по лестнице, высади дверь и взорви там всех, прежде чем они успеют поставить щит. Дальше надо будет просто убедиться, что все мертвы, и найти браслет».

Я опустил руки в мешочки и коснулся порошков. Привычка. Почти ритуальное действие, которое нужно совершить, дабы увериться, что я готов к бою. Вынув руки, я увидел, что зернышки порошков прилипли к пальцам. Я вспотел. Это — как я узнал на собственном печальном опыте — ответ моего тела, его способ сказать мне, что план никуда не годится.

Если б в жизни была хоть толика справедливости, Фериус стояла бы сейчас здесь, рядом со мной. И мы бы приняли один из ее планов — которые неизменно более странные и дурацкие, чем мои, но всегда оказываются лучше.

«Фериус здесь нет, — напомнил я себе. Ты один. Возможно, оно и к лучшему».

Тихо, насколько это было возможно, я двинулся к лестнице. Теперь мне был виден проем — дыра в потолке. От входа на второй этаж до того места, где слышались голоса, было, должно быть, еще футов двадцать. Я нагнулся и нашарил ступеньку, уверившись, что она не прогнила насквозь. Сломанная нога очень помешает, если вам нужно прыгнуть на кого-нибудь. Впрочем, ступенька оказалась крепкой. Я сделал первый шаг, потом второй — медленно, но верно поднимаясь. Оказавшись возле дыры в потолке, я остановился. Нигде в поле зрения не было видно света, и я счел это хорошим знаком. Я продолжил подъем и наконец шагнул на второй этаж.

Половые доски поскрипывали, но не очень-то громко. Люди, занятые разговором, не должны были ничего услышать. Оглядевшись, я увидел, что стою в конце короткого коридора с дверями по обе стороны. Из-под одной из них просачивался свет.

«Вот оно, — подумал я, стараясь успокоиться. Ничего не вышло. — Ониксовый браслет там. И там же ублюдки, которые убили Ревиана. Они так же легко и непринужденно убьют Крессию, если того потребуют их планы. А сейчас они ждут тебя, даже если сами этого пока не знают. Ждут, чтобы проверить, кто ты: глупый ребенок с единственным заклинанием или нечто большее».

У джен-теп поединок — священная вещь. Как еще сохранить подобие чести, живя среди людей, которые с помощью магии могут убивать врагов во сне? Я вырос, следуя этой традиции. Прожил всю жизнь в уверенности, что нападать на мага без предупреждения — не просто плохо. Это делает тебя законченным, неисправимым, гнуснейшим мерзавцем.

Однако, если я дам этим людям в комнате хоть сотую долю шанса, они убьют меня, не задумываясь. В конце концов, я даже не был истинным чародеем джен-теп. Просто каким-то метким магом.

Готов ли я сделать то же самое? Просто покончить с ними, без предупреждения. Я сунул руки в мешочки и вынул их. Пальцы остались сухими и чистыми.

Да, черт возьми, я готов.


Механическая птица

Глава 37

СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ НАТИСК

Я не сделал и двух шагов, как рука в перчатке зажала мне рот. И еще до того, как я успел хотя бы дернуться, второй рукой противник обхватил меня за горло.

— Глупенький, маленький мажонок, — прошептал голос — такой тихий, что я едва мог поверить, что он мне не чудится. — Ты правда думал, что можешь пробраться в логово магов незаметно?

Нужно было бороться. Сделать резкое, неожиданное движение, чтобы сбросить с себя противника. Но я застыл. Во рту стало горько. Страх, который я отринул в спешке, теперь накрыл меня, как лавина. Впрочем, рука на горле не сжималась. Враг просто крепко держал меня.

— И где же ты растерял все свои таланты аргоси, малыш?

Хороший вопрос. Думай, черт возьми. Фериус говорит: если ты не можешь найти выход, значит, слишком уж яро пытаешься сообразить, что делать. Забываешь обращать внимание на происходящее вокруг. Итак, что здесь происходит? Голос был угрожающим. Страшным. А еще — каким-то невнятным. Мой противник не душил меня, но мешал повернуть голову и увидеть хоть что-нибудь, кроме верхней части перчатки. А от нее пахло… пеплом. От огня? Или… от курительной соломинки.

Очень медленно я поднял правую руку над головой и пошарил позади себя. Мои пальцы коснулись полей шляпы.

— Черт возьми, — пробормотал я в перчатку.

Фериус Перфекс тихонько рассмеялась и выпустила меня. Она кивнула в сторону одной из дверей. Я последовал за ней в комнату, все еще злясь и одновременно испытывая облегчение при виде ее. За всем этим я на миг позабыл, где мы вообще находимся.

— Почему ты здесь? — спросил я.

Она положила руку мне на плечо.

— Где же мне еще быть, малыш?

У меня вдруг пересохло во рту. Прежде чем я успел что-то сказать, Фериус подняла руку и приложила палец к губам.

— Тихо. Я пока не научила тебя правильно шептать, так что помолчи, а говорить буду я. Хорошо?

Фериус смотрела на меня, ожидая, когда я подам знак, что понял ее. Я кивнул. Она повторила мое движение, словно мы с ней только что заключили какую-то сделку.

— Ты пришел сюда, готовый убить этих людей, малыш. Я поняла это по твоим глазам.

Я чувствовал одновременно стыд и раздражение. Кто такая Фериус, чтобы меня обвинять? Я делал это лишь потому, что сама она не стала бы. Потому что ее родители убедили меня взять на себя грязную работу, чтобы Фериус и дальше могла следовать избранным путем.

— Я не утверждаю, что ты ошибаешься, — мягко сказала она. — Просто хочу убедиться, что ты готов жить с последствиями. Ты не знаешь, кто там. Уверен, что можешь убить незнакомого человека?

Незнакомого человека? Кто бы ни носил браслет из оникса — он убивал и пытал людей. Я был рядом с Ревианом, когда маги использовали его как магнит для заклятия огня, которое заживо сожгло его семью. А потом заставили Ревиана обратить заклинание на себя самого. У них не было для юноши и капли милосердия. Не более чем для Крессии.

Кто бы ни находился там, в этой комнате, они уже не были для меня просто какими-то незнакомцами. Фериус, должно быть, уловила что-то в моем взгляде — и слегка кивнула.

— Хорошо, малыш. Пусть карты лягут так, как могут.

Мы снова вышли в коридор, двигаясь по скрипучим доскам со всей возможной осторожностью. В конце коридора Фериус сунула руку в карман и достала свою стальную колоду. Она положила ладонь мне на плечо, предупреждая, что нужно подождать, а потом отступила на пару шагов от двери. Сам я еще не успел толком научиться выбивать двери ногами.

Я вынул из мешочков порошки — несколько больше, чем обычно. Вероятно, у меня останется пара весьма неприятных ожогов, но выбора не было. Если там, внутри, красный маг, нельзя позволить ему выставить щит вовремя.

Фериус смотрела на меня, казалось, спрашивая, готов ли я. Прикрыв глаза, я кивнул. Она оттолкнулась спиной от стены, пронеслась по коридору и впечатала каблук сапога в дюйме от замка.

Дверь с треском распахнулась. Пару мгновений она висела, раскачиваясь на одной петле, а потом рухнула на пол. Я подскочил к Фериус. Быстрым и четким движением, отработанным долгими месяцами практики, я швырнул порошки. Не успели они еще соединиться в воздухе, а мои руки уже сотворили магический жест. Я произнес первый слог формулы, одновременно разглядев в комнате три фигуры. Все стояли достаточно близко, чтобы один взрыв накрыл их разом. И, наконец, я покончил с обсидиановыми червями.

— Ка…

Слово замерло на губах. Порошки столкнулись, и вспышка красно-черного пламени мгновенно ослепила всех нас. А потом исчезла. Я стоял с разинутым ртом, глядя на наших врагов. В частности — на одного из них, которого узнал как раз вовремя, чтобы не убить.

— Шелла?!


Механическая птица

Глава 38

ПОСЛАННИЦА

Моя младшая сестренка посмотрела на меня с улыбкой.

— Брат! — сказала она и вскочила со стула, чтобы обнять меня. Она словно не понимала, что три секунды назад я едва не превратил ее в пепел.

— Шелла?

Я не видел сестру больше года — с тех пор как я покинул земли джен-теп. Ну, кроме тех случаев, когда она использовала заклятия и ее лицо появлялось передо мной на песке или в чаше с водой. Обычно она делала это исключительно ради того, чтобы выразить мне свое очередное недовольство или укорить — за то, что мои преступления отражались на благополучии нашей семьи.

— Ну конечно это я, глупый. Кто еще мог здесь быть?

«Отличный вопрос», — подумал я, не зная, могу ли я доверять ей. И обнял ее. Магия шелка хорошо обманывает зрение и слух, а вот с другими чувствами она менее эффективна. Девушка с энтузиазмом ответила на объятия. Именно так, как это делала Шелла, когда я ее не бесил. Ее тело было телом Шеллы. Запах ее волос — таких же, как у матери, — напомнил мне о доме. Но если это и впрямь моя младшая сестра, то возникал вопрос…

— Во имя предков, что ты здесь делаешь, Шелла?

Она отпустила меня и сделала шаг назад, приняв до боли знакомую позу — всем своим видом выражая снисходительность и самодовольство.

Ладно, да. Это определенно Шелла.

— А не очевидно? Я — посол джен-теп в Гитабрии.

— Погоди… Что? Тебе же всего тринадцать лет! Как они могли…

— Мне пятнадцать, глупый. Я на два года моложе тебя, и мой день рождения наступил за две недели до твоего.

Ее лицо озарилось улыбкой.

— А это значит, что мы пропустили твой день рождения. Значит, теперь должны отпраздновать его вместе!

Ее неуемный энтузиазм не передался мне. Я молчал. В отличие от остальных людей в комнате.

— Хватит глупостей! — сказал старший из двух магов. Полы серебристо-серых одежд обтянули его живот, когда он вдарил по столу тяжелым кулаком. — Этот негодяй — предатель нашего народа!

Молодой человек — тот самый, в одежде купца, говорил не так экспрессивно, но не менее враждебно.

— Лорд-маг Хет-эмад прав. В этом человеке — Черная Тень. Наш долг джен-теп — уничтожить его.

— Не будь смешным, — сказала Шелла. — Келлен — мой брат.

— Тогда я с радостью разберусь с ним сам, — объявил Хет-эмад, без труда поднимаясь на ноги.

Серый и золотой свет замерцали вокруг его предплечий, когда он призвал магию железа и песка. Но, прежде чем Хет-эмад успел сотворить заклинание, стальная карта воткнулась в стену в дюйме от его лица.

— Думаю, будет лучше, если мы пообщаемся как цивилизованные люди, приятель. — Карта все еще вибрировала, едва не касаясь щеки старшего мага.

— Что ж, возможно, мне не стоило спешить, аргоси. — Он отступил от стены и поднял руки ладонями вверх, демонстрируя, что не будет творить заклятие. — Дальвен, убей-ка их ты.

Не промедлив ни секунды, младший маг призвал вторую форму молнии — не самый убойный ее вариант, но, без сомнения, самый быстрый. Едва лишь последний слог магической формулы сорвался с его губ и возникли белые щупальца энергии, я закрыл собой Фериус. И дело тут не в каком-то героическом порыве, просто она с большей вероятностью сумеет разделать мага до того, как он прихлопнет одного из нас. Кроме того, меня уже столько раз били молниями, что должен был возникнуть какой-то иммунитет, правда же?

Фериус перехватила меня.

— Малыш, ты иногда бываешь очень милым, ты в курсе?

— Ты должна была что-то бросить в него! — ответил я, немного смущенный.

Странное дело, но молния в меня так и не ударила.

Обернувшись, я увидел, что белые щупальца заклятия Дальвена остановились всего в нескольких дюймах от нас. Электрические искры мерцали на каком-то странном невидимом барьере.

— Ну хватит этого вот, — сказала Шелла. Правую руку она держала перед собой, медленно ведя ее вперед, будто выталкивала что-то. Мышцы Дальвена напряглись, вспыхнули медные татуировки огня на его предплечье. Похоже, он был не очень-то рад, что ему сопротивляется девчонка.

— Я не буду слушаться твоих приказов только потому, что твой отец — Верховный маг клана.

— И в мыслях не было, — отозвалась Шелла. Едва заметным движением пальцев она заставила барьер толкнуть молнию назад — туда, откуда она и прилетела. — Есть гораздо более простая причина, почему ты должен мне повиноваться.

Лицо Далвена было мокрым от пота, он сдвинул брови, из последних сил удерживая собственное заклинание, которое теперь грозило убить его самого.

— А я говорил им! Не надо было назначать послом мелкую пигалицу! — прорычал Хет-эмад.

Он положил ладони друг на друга, словно собираясь пожать руку самому себе, и перекрутил их. Замерцала татуировка магии железа. Простое заклинание, которое мы использовали, когда были посвященными. Оно создавало связующее притяжение. Но зачем? Все, чего можно этим добиться — создать связь между двумя заклятиями… О, черт!

— Фериус! — заорал я.

Не было времени объяснить, что собирается сделать Хет-эмад. А он хотел связать щит Шеллы с молнией Дальвена и в процессе убить этой молнией Фериус. Даже если бы я добавил сюда собственное порошковое заклятия, я бы лишь создал взрыв, который прикончит нас всех.

— Ясно, — сказала Фериус.

Хотя она, похоже, гордится тем, что ничего не смыслит в магии, у нее есть какая-то сверхъестественная интуиция и умение угадывать намерения людей. Хет-эмад произнес только половину заклинания, когда вторая стальная карта влетела ему прямо в рот. Маг выплюнул ее вместе со сгустком крови.

— Шортова дула! — выругался он. Ну, думаю, он сказал что-то в этом роде. Трудно изъясняться разборчиво, если ваш язык сильно кровоточит.

— Что я говорила об общении цивилизованных людей? — спросила Фериус.

Хет-эмад яростно жестикулировал, некоторые из его татуировок искрились, но без заметного эффекта.

— Эй, малыш, — сказала Фериус. — Для заклятий ведь важно правильное произношение, да?..

Воздух между Шеллой и Дальвеном искрился, когда она толкала молнию в его сторону.

— Ну давай, милорд, — лениво сказала моя сестра. — Я ведь даже не настоящий боевой маг. Просто наглая пигалица. Вроде бы вы оба только что дали мне это понять, так?

Я не знаю, зачем Шелле нужно постоянно дерзить старшим, но она делает это с того дня, как произнесла свою первую связную фразу. И не похоже, чтобы с годами ситуация улучшалась.

— Конечно, один из вас — двух искусных и могущественных магов — мог бы преподать мне небольшой урок, а?

Глаза Дальвена расширились настолько, что я видел отражавшуюся в них молнию.

— Хватит! — сказал он, развеивая свое заклинание. — Я сдаюсь.

Шелла выглядела разочарованной.

— О… Ладно. — Она обернулась ко мне. — Теперь, братец, давай поговорим о твоем дне рождения. — Она потеребила нижнюю губу и нахмурилась. — Гитабрия — такая маленькая страна. Боюсь, мы не сможем отпраздновать с должным размахом. Но все же…

Она окинула взглядом двух магов позади нее.

— Сделаем что можем, с доступными нам ресурсами.

И как прикажете реагировать на это безумие? Шелла всегда на меня так влияла. Она была как водоворот, который утягивает вас дальше и дальше, пока не затащит в свою воронку.

На минуту показалось, что нам удалось решить дело без кровопролития (ну, если не считать язык Хет-эмада), но потом Фериус сказала:

— Малыш, ты слишком пристально смотришь на деревья. Не прогляди за ними лес.

Я думал, она имеет в виду Дальвена или Хет-эмада, но ни тот ни другой даже не шевелились. Затем я оглянулся на Шеллу и заметил кое-что странное. Все это время она держала левую руку прижатой к телу, а рукав ее платья закрывал ее запястье.

«Предки! Пожалуйста, только не это!»

— Шелла, — сказал я таким холодным голосом, что сам себе удивился, — подними руку.

Она проследила за моим взглядом.

— Не будь таким, Келлен. Мы поговорим завтра, когда ты…

— Подними руку, сестра. Сейчас же.

Она подняла обе руки. На самом деле вскинула их, точно сдаваясь. Рукав платья сполз, обнажая запястье.

— Брат, есть вещи, которых ты не знаешь. И которые тебе нужно понять до того, как…

Иногда мне кажется, что я — это два разных человека.

Один из них — мальчик-плакса, джен-теп, отчаявшийся получить то, чего он так страстно желал в детстве, — быть в безопасности, владеть магией своего народа, жить со своей семьей… А другой Келлен? Он преступник. Изгнанник. За свои семнадцать лет он перенес столько, что иным хватило бы на целую жизнь. И он до смерти устал от джен-теп, использующих магию, чтобы совершать низости.

Именно этот второй Келлен — изгнанник — увидел ониксовый браслет на руке своей сестры и потянулся за порошками, намереваясь уничтожить ее.

Глава 39

СОПЕРНИЧЕСТВО

Проблема угрозы заключается в следующем: далеко не всякий дождется, когда вы приведете ее в исполнение. На самом деле некоторые люди даже не позволят вам толком начать.

Я еще не успел достать порошки, а в комнате уже царил ад кромешный. Дальвен и Хет-эмад уже взмахивали руками, творя магические жесты, и комната озарялась сиянием их татуировок. Судя по жестам, заклинания ожидались неприятными… но вместо словесных формул раздались крики боли, когда стальные карты Фериус распороли кожу и плоть на ладонях магов.

Дальвен оправился намного быстрее, чем я ожидал. Его заклятие призвало тучу металлических шипов, которые должны были пригвоздить Фериус к месту. Только вот на том месте ее уже не было. Гениальная способность аргоси предугадывать действия противника снова ее не подвела. Она перекувыркнулась через плечо и метнула карты. А потом выросла прямо за спиной мага. Край острой стальной пластины упирался ему в кадык.

— Ты только что пытался убить меня, приятель. В большинстве мест на континенте это дает мне право удостовериться, что ты больше никогда не сотворишь ни одного заклятия. И я предпочту, чтобы ты сделал выбор по собственной воле. Поэтому можешь решать.

Хет-эмад стоял в нескольких футах от них. Его кровоточащие руки тряслись; он пытался успокоиться, чтобы восстановить концентрацию и контратаковать. Его взгляд был полон ярости и презрения. Фериус посильнее прижала карту к шее Дальвена и терпеливо улыбнулась Хет-эмаду.

— Серьезно, старик? Думаешь, я этого не предусмотрела? Ты уверен, что я полезла в эту дыру, не имея плана, как управиться с вами?

— Ты умрешь тысячу раз, аргоси! — заявил он, все еще слегка шепелявя, и все-таки как-то умудряясь изрекать угрозы внушительно. — Ты будешь кричать. Ты будешь умолять. Даже когда я…

— Остановись-ка на этом месте, господин маг, — перебила Фериус. Затем она обернулась ко мне. — Малыш, я уже говорила тебе: поступай как считаешь правильным. Но сперва уверься, что сможешь с этим жить.

Шелла наблюдала за мной, не прилагая ни малейших усилий, чтобы выставить защиту или спрятать браслет. На ее лице не было ни следа тревоги или страха — одно лишь любопытство. Она словно задавалась вопросом, почему я так долго решаю такую простую проблему.

— Братец, ты в порядке? Выглядишь неважно.

Да, это звучало абсурдно. Но вопрос был искренним! Дело в том, что Шелла любит меня. Всегда любила. И как может это чистое светлое чувство сочетаться в ней с бездушностью и эгоизмом. Как могла она по доброй воле принимать участие в пытках Крессии — девушки, не причинившей ей никакого вреда? Почему моя сестра участвовала в покушении на Джанучу, пытаясь погубить надежды целой страны?

«Потому что Шелла хуже всех».

Так сказал мой дядя Абидос в тот день, когда убеждал меня помочь ему и отнять у Шеллы ее магию.

«Я пытался изменить ее, — сказал он тогда, — но она — идеальная копия Ке-хеопса в женском обличье. Только станет сильнее, чем он когда-либо был. Она будет худшим тираном, которого видел наш народ».

— Малыш, — сказал Фериус, — у тебя около трех секунд, чтобы принять решение.

Шелла бросила на нее презрительный взгляд.

— Ты, должно быть, сошла с ума, аргоси, если думаешь, что брат навредит мне. — Она подошла и взяла меня за руку. — И не важно, в какую бессмыслицу он верит.

Она всегда полагала, будто знает меня лучше, чем я сам. Но Шелла ошибалась. Она понятия не имела, как хотелось мне сейчас сбросить ее руку и кинуть в воздух порошки — просто чтобы посмотреть на ее лицо, когда они соединятся и я произнесу формулу. Может, у меня меньше магии, чем у Шеллы, но я быстрее. Я мог бы превзойти ее. И убить.

Внезапно, без предупреждения, Черная Тень поглотила меня. Комната, башня, весь город — исчезли. Я вернулся в пустыню ониксовых песков, где царила непроглядная тьма и где тем не менее я отлично видел. Люди в комнате превратились в теневые копии самих себя. А Шелла оказалась двумя разными существами. Одна девушка с жестокой улыбкой на губах восторженно наблюдала за тысячами мужчин и женщин, прикрепленных за веревочки — точно марионетки — к ее пальцам. Вторая же девушка обращалась к кому-то — далекому, невидимому, стоящему за моей спиной:

— Пожалуйста! Не заставляй меня делать это! — кричала она снова и снова.

— Малыш?.. — Голос принадлежал Фериус Перфекс. Но не той Фериус, что стояла у кромки черной воды, глядя на океан. — Парень, ты должен вернуться! Сейчас же!

Почему это так важно? Я здесь один, как и все остальные. Если я просто останусь в черной пустыне, мир, возможно, позабудет обо мне. Может, тогда мне не придется причинять боль собственной сестре.

— Келлен, не надо! — Крик Шеллы раздался из неимоверного далека. А ледяной взрыв в правом глазу встряхнул меня до печенок.

И внезапно я вернулся в комнату. Яркий свет фонарей ослепил меня…

«Это не фонари! — понял я слишком поздно. — Это вспышка от моих порошков!»

Черно-красное свечение только начало разгораться, а магический жест был направлен в сердце моей сестры. Я ощущал, как слово заклятия вибрирует на губах, и уже не мог остановиться…

Неизбывная печаль на лице Шеллы — вот что поразило меня. Ударило с дикой силой, словно заклятие железной магии. И я успел переместиться, чтобы спасти сестру.

Взрыв проломил стену башни, пробив в ней брешь такого размера, что сквозь нее могла пройти лошадь со всадником.

По воздуху мимо меня проплыла прядь волос Шеллы — золото, ставшее черным пеплом.

— Кто… Кто ты? — спросила она. В ее голосе звучало искреннее недоумение. Словно несколько секунд она и впрямь не узнавала меня.

Фериус тоже казалась озадаченной. Правда, даже это не мешало ей приглядывать за двоими магами, дабы отследить, если те вздумают нападать.

— Келлен, — медленно произнесла аргоси. Так, словно мое имя было ей не знакомо. — Это Келлен.

— Нет, — сказал Хет-эмад. Его пальцы сложились в жест связывающего заклятия. — Он не Келлен.

Серый свет вырвался из татуировки железа на его предплечье и превратился в сверкающие нити. Они вмиг обмотались вокруг наших шей, удерживая нас в неподвижности. Старый маг отлепился от стены и посмотрел на дело своих рук, а потом приблизился к Фериус. Он осторожно взял стальную карту, убрав ее от горла Дальвена, и подошел ко мне.

Хет-эмад сжал карту между большим и указательным пальцами и приложил режущий край к моей левой глазнице.

— Его имя — Черная Тень.

Глава 40

ЧЕРНАЯ ТЕНЬ

Казалось бы: после того что я тут устроил, моя сестра будет рада посмотреть, как Хет-эмад выколет мне глаз. Но Шелла схватила мага за руку, повиснув на нем. Ее тонкая фигура забавно смотрелась рядом с его — высокой и массивной. Казалось: Шелла пытается залезть на дерево.

— Я — глава посольства нашего клана! — Шелла говорила так внушительно, как только могла, своим дрожащим голоском. — И я решу, что делать с моим братом!

— Нет, — ответил старый маг. — Больше я не буду слушаться приказов ребенка.

Что-то вдруг изменилось в Хет-эмаде. Он пристально смотрел на черные отметины вокруг моего глаза — без следа гнева или злобы. Теперь в его взгляде была только решимость. Речь шла уже не о ненависти ко мне, а, скорее, о священном долге. Он должен был избавить мир от опасности. От проклятия, терзавшего его народ. Хет-эмад был теперь героем, а я — чудовищем. Острый край карты вонзился в мою кожу. Фериус по-прежнему стояла, привязанная за шею железной нитью мага. Дальвен наблюдал за ней, выравнивая дыхание, готовя для нее какое-то заклинание. Без сомнения — очень и очень неприятное.

— Лорд-маг Хет-эмад! — крикнул Шелла. — Ты выслушаешь меня!

Свет мерцал на ее татуировках огня и железа, но искры гасли так же быстро, как и появлялись.

— Страх трудно проглотить, не так ли? — сказал Хетэмад, не сводя с меня взгляда. — Он прилипает к горлу, душит наши заклинания. Заставляет руки дрожать, и они больше не могут творить магические жесты. С опытом становится проще, но именно опыта тебе и не хватает, девочка. Нет, я не буду тебя слушать. И с этого момента я — руководитель нашей миссии в Гитабрии.

— Мой отец…

— Новый Верховный маг клана не кажется слишком сентиментальным.

Край карты глубже вонзился в кожу, в черную отметину под глазом, и я почувствовал, как капли крови стекают по щеке.

— Иначе он наверняка бы аннулировал ордер-заклинание против собственного сына?

«Не выказывай страха. Покажи им арта валар».

Я прикинул, не воспользоваться ли одним из любимых высказываний Рейчиса. Но, похоже, не время и не место для рассуждений о том, как вырывать и пожирать глазные яблоки людей.

— Эй, малыш, — окликнула Фериус. А я даже не мог повернуть голову, чтобы взглянуть на нее.

— Да? — спросил я, со всей возможной невозмутимостью. Ну, если эту невозмутимость вообще кто-то заметит, если голос — едва громче писка.

— Я когда-нибудь показывала тебе свое любимое заклинание зова?

Ее вопрос заставил Дальвена поднять руки, чтобы вызвать щит против заклятия — которого не последовало.

— Не будь идиотом, — сказал Хет-эмад. — Аргоси всегда так делают. Они болтают, болтают и болтают. Используют слова, чтобы тянуть время и лгать. У них нет магии.

Фериус поцокала языком.

— Знаешь, наш малыш постоянно это говорит. А я всякий раз доказываю ему, что он не прав. Например, вот так. Смотри.

Она поджала губы и издала пронзительный свист — такой громкий, что у меня едва не взорвались барабанные перепонки. Нет сомнений, что он был слышен и на улице, за проделанной мною брешью. А в следующий миг мы услышали, как распахнулась наружная дверь в башню. По лестнице затопали тяжелые сапоги. Много тяжелых сапог.

— Так вот, — небрежно сказала Фериус, словно перестав замечать связывающее заклятие Хет-эмада у себя на шее. — Это отряд тайной полиции Гитабрии. Мне говорили, что у них есть и другое название, более уважаемое, но, так или иначе, они очень плохо относятся к шпионам и убийцам, которые проникают в их страну и покушаются на их любимых изобретателей.

Более десятка мужчин и женщин собрались перед дверью комнаты. Они были одеты в кожаные доспехи, покрытые тонкими пластинами цвета меди — я таких раньше не видел. Около половины пластин были испещрены символами, которые я опознал как защитные иероглифы разных видов магии. Люди сжимали в руках длинные металлические трубки, одним концом направленные на магов.

— Эти смешные палочки называются огненными копьями, — уточнила Фериус. — Они делают примерно то же самое, что твое порошковое заклятие, только результат не такой красивый.

Хет-эмад выронил стальную карту и отступил от меня. Левой рукой он сотворил жест железного щита, а правой — жест щита магии огня. Без предупреждения молодая женщина повернула две половины своей трубки в противоположных направлениях. В месте их сочленения вспыхнула синяя искра, раздался оглушительный грохот. Из переднего конца копья вырвались огонь и дым. У меня заложило уши и заслезились глаза. А потом заклинание Хет-эмада исчезло. Я обернулся — и увидел дыру у него в груди. Достаточно большую, чтобы сквозь нее был виден свет уличного фонаря. Миг спустя маг как подкошенный рухнул на пол.

Раздвинув магов и людей с огненными копьями, в комнату вошла женщина. Темные кудри ниспадали на эполеты ее мундира, поблескивающие в первых лучах утреннего солнца.

— Представители магократии джен-теп, — начала она. — Я — сервади Завера те Дразо. Я имею честь официально приветствовать вас в Гитабрии. И мой долг — сообщить вам, что вы задержаны.

Что и говорить: появление получилось эффектным. На Фериус, впрочем, это не произвело особого впечатления.

— Черт возьми, Завера! — сказала она, срывая с себя последние обрывки магических нитей Хет-эмада. — Мы же договаривались!

Шеф гитабрийской контрразведки (а я уверен, что им и была Завера на самом деле) прошла мимо Фериус и встала рядом с тлеющим трупом мага.

— Мы доваривались, что не будет ненужных смертей. Видимо, вам следовало убедить мага не нападать на нас.

— Ваши распрекрасные доспехи защитили бы вас от его магии — и ты отлично об этом знаешь!

Завера оглядела комнату, едва скользнув по мне взглядом — словно мы были незнакомы.

— Аргоси, я дала тебе возможность первой пообщаться с заговорщиками. Я надеялась, что вы все уладите между собой и нам вовсе не придется вмешиваться. Ну а дальше начнутся долгие и занудные дипломатические переговоры с магократией джен-теп. Но, поскольку ты не сумела выполнить свою часть работы, теперь не мешай делать мою.

Шелла выказала замечательное присутствие духа, хотя ее лицо и покрылось мертвенной бледностью. Но когда она заговорила, ее голос выдавал лишь легкий намек на огорчение.

— Сервади Дразо, я — магизера Шелла фаль Ке, посол джен-теп…

— Я знаю, кто ты, магизера.

Даже не потрудившись взглянуть на Шеллу, контрразведчица схватила мою сестру за руку, почти приподняв Шеллу над полом. Завера сняла ониксовый браслет с ее запястья и швырнула мне.

— Полагаю, ты знаешь, что с этим делать?

Я поймал браслет и лишь коротко взглянул на него — а потом положил на пол, намереваясь раздавить каблуком.

— Келлен, не ломай его! — крикнула Шелла.

Я поставил ногу на браслет.

— Думаешь, я позволю еще хоть раз использовать эту гадкую штуковину?

— Ты не понимаешь! У девушки из Гитабрии слишком старый червь. Если ты уничтожишь браслет, шок может убить ее. Используй его, чтобы вытащить червя из глаза. Для нее меньше риска, и будет не так больно.

Я опустился на колени и поднял браслет из оникса. Половина обсидианового червя скользила в толще полупрозрачного камня, словно плавала в масле.

— Келлен, пожалуйста, поверь мне. Все не то, чем кажется. Ты ведь можешь уничтожить браслет и потом, когда вылечишь девушку.

Не дожидаясь моего ответа, Шелла снова обернулась к Завере.

— Я — посол джен-теп, сервади. Между нашими государствами есть давний договор. Меня нельзя арестовать, если не аннулирован мой дипломатический статус. А это требует предварительного уведомления совета лорд-магов. Как ты думаешь, что ответят джен-теп, узнав, что ты отволокла меня в тюрьму, словно уличного мальчишку, укравшего краюху хлеба?

Завера подала знак двум своим офицерам. Они принесли массивные медные кандалы, обмотанные во много слоев тонкой — явно магической — проволокой. Кандалы Завера надела на запястья Шеллы.

— Никто тебя не арестовывает, посол. А всего лишь задерживает. Тебя проводят в… гостевой дом, положенный тебе сообразно твоему высокому статусу.

— Нет! — прошептала Шелла. — Только не Нотия-Верас!

— Ты джен-теп, — сказала контрразведчица. На ее невозмутимо-каменном лице мелькнуло презрение. — Ты считаешь себя такой особенной из-за своей магии. Вы всегда угрожаете нам. Вечно смотрите сверху вниз. Как это вы нас называете? «Трудяги и торговцы»? Возможно, так и есть. Но еще мы — исследователи и ученые. Если мы не можем чего-то понять, это заставляет нас искать ответы. Эти узоры, которые тебе нарисовали в детстве на твоих милых ручках — они чудесны. Мы не можем постичь их и воспроизвести. Вот потому-то мы усердно ищем способы противостоять им.

Дальвен, опустившийся на колени у тела Хет-эмада, поднял глаза. Ничто так не ужасает джен-теп, как угроза лишиться магии. И я невольно восхитился его присутствием духа, когда он воскликнул:

— Этот плен не продлится долго, гитабрийка! Как только я найду способ освободиться — клянусь: ты будешь страдать сильнее, чем можешь хотя бы представить!

Завера обернулась к Фериус.

— Вот видишь, с чем приходится иметь дело? Угрозы, угрозы… — Она вздохнула. — Так или иначе, даже торговцы знают, что служба родине порой требует жертв.

— Не надо, — сказала Фериус. — Мальчишки вечно выпендриваются. Просто огонь души — вот и все.

— Огонь души? Хороший выбор слов для аргоси. В конце концов, что следует за путем Ветра?.. Ах, теперь вспомнила. — Завера чуть приобняла Дальвена за шею. — Путь Грома. Не так ли?

Я не успел заметить, как она вытащила кинжал из-за манжеты. Кровь хлынула из горла Дальвена, заливая одежду, и он тяжело осел на пол.

— Нет! — крикнула Фериус. — Я не допущу больше убийств!

Она кинулась на Заверу. Охранник, стоявший возле меня, начал поднимать копье. Я толкнул его в плечо и выхватил порошки — надеясь, что взрыв отвлечет остальных, пока Фериус не управится с Заверой. Я как раз собирался кинуть их, когда контрразведчица рявкнула:

— Оставь порошок! Или она умрет!

Я обернулся — и похолодел. За время нашего знакомства с Фериус Перфекс я не раз видел, как она сражается против магов, солдат, бандитов — и кого угодно еще. Я видел, как она дерется против превосходящих сил противника. Я видел ее раненой и обессиленной. Но вот чего я не видел никогда — чтобы кто-нибудь одолел ее.

Одной рукой Завера держала Фериус за шею. Во второй у нее был клинок — такой тонкий, что больше напоминал иглу. И клинок этот был прижат к виску Фериус.

— Главная изобретательница Гитабрии особо подчеркивала, что не следует портить никого из вас необратимо. Она была весьма настойчива в этом пункте, — сказала Завера без следа раздражения или гнева. — Я бы предпочла сдержать слово.

Я разжал пальцы и порошки упали на пол. Завера выпустила Фериус. Я видел, как подергиваются пальцы моей наставницы, а это значило, что она готовится сделать свой ход. Очевидно, Завера тоже это поняла. Она выпустила стилет и впечатала кулак в бок Фериус — в незажившую еще рану, полученную в пустыне. Следующий удар — ребром ладони — пришелся Фериус в горло. Она повалилась на пол, натужно кашляя.

Завера замахнулась ногой, собираясь пнуть Фериус в живот. Что-то в ее глазах подсказало мне, что она и на этом не остановится. И тогда я сказал нечто глупое.

— Она не такая, как ты.

Контрразведчица посмотрела на меня, все еще стоя на одной ноге. В ее взгляде мелькнуло любопытство.

— Да?

Я кивнул.

— Не важно, что ты с ней сделаешь — Фериус не уподобится тебе. Она не станет искать возможности причинить тебе боль. Или отомстить.

— А ты, меткий маг? Будешь ли ты искать меня и пытаться мстить за свою наставницу?

Я медленно вдохнул и закрыл глаза. Я помнил, где стоит каждый человек в комнате. Завера. Фериус. Шелла. Офицеры в магических доспехах и офицеры с огненными копьями. Я знал, кто рядом со мной и чье оружие нацелено на меня. И знал, как устроить один хороший взрыв, прежде чем они меня достанут. Открыв глаза, я сказал:

— Тронь ее еще раз — и я не буду долго с этим тянуть.

— Малыш, не надо, — прохрипела Фериус.

Я не сводил глаз с Заверы. Которую ничуть не напугали мои слова.

— Значит, ты убийца, — сказала она и, перешагнув через Фериус, направилась в мою сторону.

Шелла ринулась ко мне. Медные браслеты ее кандалов прижались к моим запястьям, когда она схватила меня за руки.

— Пожалуйста, брат, не делай глупостей! — Она опустилась на колени и заплакала, приникнув ко мне. — Я не хочу, чтобы ты умирал, Келлен!

Завера усмехнулась и остановилась. Либо она опомнилась, либо решила, что все, что хотела сделать со мной, можно сделать и позже.

— Эй, что такое, магичка? — сказала она, хватая Шеллу за плечи и поднимая ее на ноги. — Надо сохранять собственное достоинство. Ты, в конце концов, глава делегации джен-теп. Не хнычь и не унижайся, словно уличный мальчишка, пойманный на краже.

— Они отведут меня в Нотия-Верас, — сказала мне Шелла. — Передай это отцу, Келлен. Пожалуйста. Ты не представляешь, что они там делают с магами!

Завера улыбнулся мне, словно мы были старыми друзьями.

— На данный момент мы тут закончили, меткий маг. Полагаю, что кредара Джануча заль Гассан будет чрезвычайно благодарна, если ты как можно быстрее отправишься к ней домой и вынешь из ее дочери существо, которое твои соплеменники засунули в девушку. Но, с другой стороны, если ты больше хочешь бросить мне вызов и подраться…

Я вскинул руку, все еще держа браслет из оникса.

— Я помогу Крессии.

Завера кивнула и вывела свою команду из здания, таща за ними Шеллу. Сейчас она показалась мне еще менее похожей на человека, чем при нашей первой встрече.

Не то чтобы я не готов был драться за Шеллу. Просто я был слишком занят, пряча в рукав карту, которую она передала мне, пока мы обнимались.


Механическая птица

5

КОРОНОВАННЫЙ МАГ

Механическая птица

ВЗГЛЯД

Будьте осторожны с картами дискордансов, которые помещаете в свою колоду. Есть и другие люди, кроме аргоси, рисующие символы перемен. Но у них иные цели, не такие, как у нас, а созданная ими карта может быть опасна. Если слишком долго смотреть на нее, можно увидеть, как что-то смотрит на вас.

Глава 41

ЗАБЫТЫЙ ВОПРОС

Ранним утром, пока мы с Фериус пробирались по складским районам, направляясь обратно к центру города, мне пришла в голову одна мысль. Всякий раз, когда очередной мой блестящий план превращался в пшик, кто-нибудь вручал мне карту, словно бы говоря: «А я так и знал».

Механическая птица. Творец. Путь Теней. Коронованный маг.

Меня уже тошнило от дискордансов.

— Это не дискорданс, малыш, — заявила Фериус, возвращая мне карту.

Она в десятый раз попыталась затянуться курительной соломинкой, свисавшей из уголка ее рта, но та опять не загорелась. Даже эта маленькая неудача заставила ее поморщиться. Фериус было больно переставлять ноги. Было больно глубоко вдыхать. Даже за своей извечной бравадой она не могла скрыть, как ей сейчас худо.

Наблюдая, как она изо всех сил делает вид, будто все в порядке, я чувствовал себя отвратно. Если бы я не потерялся в Тенях этой башни, если б не позволил проклятию взять над собой верх (а я позволил — и тем все испортил), Фериус взяла бы ситуацию под контроль. Ей не пришлось бы звать тайную полицию. И эта чокнутая гитабрийская контрразведчица не избила бы ее до полусмерти.

Слова Энны, сказанные на Лесном мосту, эхом повторялись в голове. «Сколько раз моя дочь едва не умерла, спасая твою жизнь?»

— Я в порядке, малыш, — пробормотала Фериус. — Перестань смотреть на меня как на хрустальную вазу, которая вот-вот свалится со стола.

Фериус даже не взглянула в мою сторону, и я понятия не имел, как она могла догадаться. Видимо, не было смысла лезть к ней со своей помощью. Или хотя бы предлагать передохнуть. Так что я сосредоточился на карте.

— Почем ты знаешь, что это не дискорданс?

Она ответила вопросом:

— Что ты видишь?

Блестящая корона, поддерживаемая парой деревянных рук; шесть знаков, символизирующих основные дисциплины магии джен-теп; в нижней части карты черной краской написано название: «Коронованный маг».

Я не стал говорить ей об этом, разумеется. Потому что в ответ услышал бы очередную ахинею. Вроде: «Не рассказывай мне, что есть на этой карте. Скажи, чего там недостает». Некоторые разговоры с Фериус можно без потери смысла вести с самим собой.

Мы поднялись на широкий мост Исцеления. Я понадеялся, что Фериус обратится к одному из врачей, стоявших на своих маленьких подиумах в окружении пациентов. Но Фериус лишь зафыркала, проходя мимо, и мой оптимизм испарился.

«Сосредоточься на карте, — сказал я себе. — Если нет ничего другого, то хоть это не даст мне свалиться от усталости, прежде чем мы доберемся до дома Джанучи, я смогу вытащить из глаза Крессии чертового обсидианового червя».

Ладно. Чего не хватает на этой карте?

Сама картинка выглядела довольно красиво: корона нарисована золотой краской с металлическим отливом, искрящиеся символы окрашены в соответствии с теми формами магии джен-теп, которые они обозначали. Деревянные руки, поддерживающие корону, тщательно и аккуратно выписаны. Здесь не было ничего необычного или абстрактного. На самом деле эту карту, пожалуй, можно было интерпретировать проще, чем все дискордансы, которые я видел до сих пор. Там всегда были какие-то странные детали — непонятные изогнутые линии, неясные размытые цвета. Словно художник сам был не до конца уверен в…

Ой.

— Ну как, дошло? — сказала Фериус, по-прежнему глядя вперед.

— Она не вызывает никаких вопросов.

Теперь, когда я произнес это вслух, все стало донельзя очевидным. Карта точно и четко изображала корону и мелкие детали вокруг нее.

— А что всегда есть у аргоси? — спросила Фериус.

Недосказанности. Каждая встреча с аргоси всегда порождала больше вопросов, чем ответов.

— Итак, это не дискорданс. Скорее всего, ее нарисовали джен-теп. Так почему же моя сестра в последний миг перед тем, как ее утащила тайная полиция, решила отдать мне эту карту.

Фериус улыбнулась — впервые с тех пор, как мы покинули башню.

— Видишь? Теперь ты задал правильный вопрос.

Иногда мне нравятся ее ребусы и головоломки. Но сейчас был не тот случай.

— Ладно. Если ты в настроении поиграть в вопросы-ответы, как насчет такого: ты знала, что Шелла будет в башне?

— Что это там, малыш? — Внимание Фериус привлекла вывеска лавки аптекаря. — Как думаешь, у этого парня есть в продаже курительные соломинки?

— Не уходи от темы. Ты заявилась в башню раньше меня. Хотелось бы знать: как ты туда попала? Я-то шел по черным нитям, а ты их видеть не могла.

— Да, но у меня есть кое-что получше. — Фериус постучала пальцем по моей шляпе. — Мозги в черепушке. Тебе следует почаще ими пользоваться.

Ее насмешливость — не то, что мне сейчас требовалось.

— И что это должно было…

Я осекся. Я снова чуть не попался на любимую уловку Фериус — запутывать меня, пока я не забуду вопрос, на который хотел получить ответ.

Я посмотрел на аргоси. Она ухмылялась.

— Похоже, с тобой это больше не работает. — Она ударила по моей шляпе, заставив ее взвиться в воздух и приземлиться обратно мне на голову. — Эх, малыш. Какого аргоси я могла бы из тебя сделать! Клянусь, ты был бы одним из лучших, кого видел мир.

— Неужели?

Фериус кивнула. Она улыбалась, но выражение глаз стало серьезным.

— Чем мы занимаемся, Келлен, бродя по миру и следуя путем Ветра? Ищем дискордансы, которые могут изменить мир. Иногда эти перемены — к лучшему, но порой они грозят такими бедами, что мы проводим ночи без сна, раздумывая о них. Ну а на континенте не наберется и сотни людей, способных на то, что делаем мы.

— И ты полагаешь, что я — один из таких?

Даже до разговора с Энной на мосту я сомневался, что когда-нибудь смогу стать тейзаном Фериус, и почти потерял надежду.

— Чаще всего ты заставляешь меня думать, что я все делаю неправильно. Или мыслю неправильно. Или просто неправильно устроен.

Она похлопала меня по щеке затянутой в перчатку рукой.

— Ты такой и есть, Келлен. Мы все таковы… — Она повернулась и направилась к вывеске аптекаря. — Но ты не оставляешь попыток стать лучше, а это — я считаю — уже кое-что.

Фериус уже прошла несколько шагов, когда я сказал ей в спину:

— Ты права.

— Я всегда права, малыш. Будь иначе, я бы давно уже лежала в земле.

— Я имел в виду: раньше, когда ты сказала, что тот трюк больше не будет работать со мной. Он и не будет.

Фериус не замедлила шага.

— Тогда спроси еще раз, Келлен.

— Ты знала, что сестра была в той комнате? Ты пришла туда, хотя никогда не ввязываешься в дело, не понимая, что тебя может ожидать. Так знала ли ты, что Шелла там?

— Звучит как вопрос, на который ты уже знаешь ответ, малыш. Поэтому задай другой. Настоящий.

Я заколебался, не зная, какой ответ будет лучше для моего душевного спокойствия. Либо Фериус застигли врасплох, как и меня, — и тогда оказалось бы, что она совсем не такова, какой я считал ее все это время. Или же она все знала и позволила мне войти туда, чтобы убить мою родную сестру. Предки, я же был на волосок от того, чтобы это случилось!..

В итоге я не сказал ничего. Фериус остановилась. И вернулась ко мне. Она протянула мне руку. Сперва я подумал: она хочет, чтобы я взял ее за руку, но потом опустил взгляд и увидел на ладони остатки зеленых листьев. Я не ботаник, но любой посвященный джен-теп узнает ночецвет — или, как его чаще называют…

— Истощающая трава?!

Я рефлекторно потянулся ко рту, чтобы соскоблить с языка остатки этой дряни. В наших людях живет инстинктивный страх перед ночецветом, потому что это растение блокирует магические способности.

— Когда ты схватила меня в темноте, я подумал, что горький привкус во рту — это от страха. Но нет! Ты засунула в меня истощающую траву!

Она вытерла руку о штаны.

— Не кори себя за ошибку. Чувствовать горечь — обычное дело, когда тебе страшно.

— Мне не корить себя?! Это ты меня отравила, когда я собирался войти в комнату, полную магов!

Она фыркнула.

— Эй, помнишь, как ты попробовал мое варево? Так что давай не будем о ядах и отравлениях. А что до тех двух болтунов в комнате — на мосту Игральных Костей можно найти уличных клоунов пострашнее любого из них.

— Но ты спрашивала меня… Ты велела мне быть готовым к тому, что придется хладнокровно убить кого-нибудь!

— Горячая кровь или холодная, она всегда красная, когда вытекает из тела.

— Ты знала, что Шелла там! Зачем ты это сделала со мной?

Выражение лица Фериус стало мягким… печальным. Казалось, ей даже немного стыдно.

— Я должна была знать, малыш.

Тут уж моя собственная кровь закипела.

— Знать что?

— Насколько ты опасен.

— Мы путешествовали вместе целый год! Ты видела, как я сражаюсь. Ты знала, готов ли я убивать людей…

Она покачала головой.

— Не так. Не так, как в этот раз. Ты шел, собираясь убить, даже если тебе не будет грозить непосредственная опасность. Оборвать чужую жизнь без суда, без доказательств. Ты просто взял — и решил, что эти люди виновны, а ты станешь их палачом.

Я вдруг вспомнил о другой карте, лежавшей в моем кармане. «Путь Теней», который нарисовала Энна.

— Они были виновны! Именно они управляли обсидиановым червем!

Фериус устало вздохнула.

— Мы пока ничего толком не знаем, Келлен. Мы никогда не знаем наверняка. Аргоси пытаются следовать путем Воды. А это значит — идти по жизни, не причиняя вреда другим и поддерживая мировое равновесие. Но некоторых людей и некоторые события нельзя игнорировать, поэтому мы также следуем путем Ветра и ищем дискордансы. И лишь когда мы уверены — гораздо увереннее, чем были в той башне, — мы встаем на путь Грома и противостоим другим людям.

— Итак, я провалил испытание, которое ты мне устроила?

— Это не было… — Она осеклась и кивнула. — Да, малыш. Ты потерпел неудачу.

— А ты проверяла, гожусь ли я стать аргоси. Да? Хотя знаешь что? Это не имеет значения. Потому что, когда мы вошли в эту комнату, действие травы прекратилось, я потерялся в Тенях и едва не убил свою сестру.

— Забавно. Мне она не показалась такой уж мертвой.

— Да, но я…

— Ты правда думаешь, что смог бы остановиться, если бы в твоем сердце была хоть половина той тьмы, которую ты себе приписываешь?

Фериус чуть согнула колени, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Я почти одного роста с ней, и эта ее привычка меня бесит. Но она все равно так делает.

— Когда-то ты был нормальным ребенком… Ну, нормальным в понимании джен-теп. Затем у тебя все это отняли. Теперь ты живешь, каждый день оглядываясь через оба плеча. Думаешь, это проходит бесследно, малыш? Ты сердишься — и имеешь на это право. Гнев не делает тебя чудовищем. И он не делает тебя особенным. — Она взяла меня за руку. — А знаешь, что делает?

Я снова вспомнил о шраме на груди Энны. Шраме от удара клинком, который чуть не прервал ее жизнь.

— То, что я не даю гневу возобладать надо мной?

Ее взгляд смягчился на мгновение, затем она ухмыльнулась и мягко похлопала меня по щеке.

— Нет, малыш. У тебя ужасный характер. Но вот что ты умеешь делать хорошо — выбирать себе наставников.

Фериус отвернулась и продолжила путь, но, едва сделав пару шагов, споткнулась. Каким-то чудом я ухитрился подхватить ее и удержать от падения. Несколько секунд она просто стояла, держась за меня. Я слышал хрипы в ее легких и чувствовал, что ее сердце колотится слишком быстро.

— Почему ты позволила Завере победить тебя?

Я пожалел, что сказал это вслух. Каким бы ни был ответ, он не обрадует никого из нас.

Фериус выпрямилась и поправила шляпу. А потом зашагала дальше — к концу моста и движущимся платформам, которые вели к дому Джанучи.

— Видишь? Это не очень хороший вопрос.

«Забудь об этом», — сказал я себе.

— Но как она…

— Завера уделала меня, потому что она более искусный боец, чем я.

Фериус сказала это будничным тоном. Так можно было бы назвать время суток или заметить, что груши у одного продавца дешевле, чем у другого.

Я прибавил шагу, догнав ее.

— Но что, если вам снова придется драться?

— Думаю, она снова меня уделает.

На сей раз горький привкус во рту явно был вызван не истощающей травой.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Завера могла убить тебя, Фериус! Она хотела! Я видел это в ее глазах.

— Нет, она не могла убить меня, малыш.

— Почему нет? — требовательно спросил я, чувствуя, что бешусь все сильнее. — Назови хотя бы одну причину, почему она не смогла бы прикончить тебя прямо у меня на глазах!

Фериус остановилась, и я подумал: может, я перегнул палку? Но она обернулась и положила руки мне на плечи.

— Потому что ты не позволил бы ей.

Никогда прежде я не видел, как Фериус плачет, но сейчас в ее глазах определенно стояли слезы. Она притянула меня к себе и обняла — во второй раз за все время, что мы были знакомы.

— Фериус, что…

— Никогда не убивай ради меня. Хорошо, Келлен? Пообещай мне. Я знаю, как отчаянно ты желаешь защитить друзей. Но ты никогда не уйдешь в Тени из-за меня.

— Хорошо, не буду, — пообещал я, потому что не мог вынести боли в ее голосе.

Но я солгал.


Механическая птица

Глава 42

ОНИКСОВЫЙ БРАСЛЕТ

— Ты готова? — спросил я Крессию.

Для человека, который провел последние два дня в цепях, терзаемый изнутри отвратительным существом, Крессия сохранила великолепное самообладание.

Она изогнула бровь.

— Ты уже в третий раз спрашиваешь, Келлен. Сам-то готов?

Ну… теоретически. На трех жаровнях я расплавил металлические субстанции. Соответствующие иглы были вычищены и готовы к работе. Необходимые заклятия дыхания я знал назубок, но все-таки повторил их несколько раз, чтобы не ошибиться и не запнуться в самый неподходящий момент.

В моей жизни такое бывает нечасто, но вот сейчас — для разнообразия — я действительно знал, что делать. Вроде бы. Использование браслета из оникса делало процесс нестандартным, и я нервничал. Не добавляло спокойствия также присутствие Джанучи и Алтариста. Они встали на почтительном расстоянии, чтобы не мешать мне; и все же — готов поклясться — в каждом их вздохе сквозило сомнение.

Хотя у изобретателей был некоторый опыт сотрудничества с творцами амулетов типа Нифении (которая тоже пожелала присутствовать), эзотерические изыскания вроде работы с магическим червем были им непонятны. И для их научно-исследовательского типа мышления казались абсурдными.

— А ты будешь блевать? — поддел Рейчис.

Он сидел на спине Айшека, словно всадник на лошади. Гиена, похоже, не возражала, но возражала Нифения.

— Это неприлично, — прошептала она своему талисману. В ответ он фыркнул.

— Ха! — сказал Рейчис.

— Может, закроешь свой прекрасный рот? — сказала Фериус. — Не видишь? Дети пытаются сосредоточиться.

Знаете, что очень сложно? Удалять из человеческого глаза отвратительного скользкого магического червя. Еще труднее делать это, когда ты устал как собака и не можешь пересчитать собственные синяки. Но хуже всего — зрители, которые пялятся на тебя во время процедуры.

— Ладно, — сказал я, взяв серебряную иглу и погружая ее в медный расплав. — Так. Хорошо. Прости, Крессия, но сейчас я…

— Не надо мне ничего рассказывать. — Она смотрела на меня с сочувствием, которого я не заслуживал.

— Думаю, это может причинить тебе такую же боль, как и мне, Келлен.

«Чертовски похоже на правду», — подумал я. А вслух сказал:

— Полагаю, такие вот вещи и учат нас смотреть на жизнь философски.

Крессия усмехнулась. Не потому, что это было смешно. А потому, очевидно, что она была невероятно храброй.

— Нет ли другого способа, кроме этого варварского ритуала? — спросил Алтарист, кажется, уже в пятый раз.

Я стоял спиной и не видел его лица. Но готов был поспорить на все свои деньги: он едва может устоять на месте, борясь с желанием подбежать и оттащить меня от дочери.

Джануча начала успокаивать его, но Крессия перебила.

— Я — этуца Крессия фаль Гассан, — сказала она, — дочь народа исследователей. Когда мы постигаем мир, мы отвергаем страх и сметаем преграды. Выживу я или умру — но я избавлюсь от этой мерзости.

Она снова обратила взгляд на меня.

— Давай, Келлен. Сейчас.

По правде говоря, я бы повременил еще несколько минут, чтобы успокоиться, но Крессия сделала свой выбор, и я повиновался. Надев на запястье ониксовый браслет, я большим и указательным пальцами растянул веки Крессии, чтобы глаз оставался открытым.

Первая задача — выманить червя. Для этого требовалось заклятие дыхания и раскаленная игла, наконечник которой я прижал к глазу Крессии. Фокус (если такое легкомысленное слово можно использовать для чего-то настолько ужасного) состоял в том, чтобы установить контакт с серебром, не выколов глаз. Все это время мне приходилось чередовать два разных заклятия дыхания. Одно — чтобы не выжечь глаз, а другое — чтобы при помощи медного сплава на серебряной игле вытащить наружу червя.

Проще некуда.

Все тело Крессии содрогнулось, и она закричала — так громко, что, казалось, у меня из ушей вот-вот хлынет кровь. По ее смуглой щеке потекли черные маслянистые слезы; они шипели, касаясь кожи, и этот звук был слышен даже за ее мучительным криком. Медленно, неохотно, сопротивляясь изо всех сил, обсидиановый червь начал выползать на иглу.

Крессия перестала кричать, но конвульсии только усилились. Фериус подошла и придержала голову девушки.

— Она умирает! — закричала Джануча. Она уже не могла справиться с собой. — Это убивает ее!

Джануча не ошибалась. Шелла предупреждала, что червь пробыл в Крессии слишком долго; удаление может вызвать шок, который сожжет ей мозг. Вот теперь этот отвратительный ритуал, который я провел несколько раз за последние полгода, превращался в нечто совершенно новое.

«Оставь ее, — сказал я, направляя поток своей воли в браслет на запястье. — Твое место — в ониксе».

Червь продолжал медленно двигаться по игле, но я чувствовал: что-то не так.

— Едва ли она долго выдержит, — предупредила Нифения. — Тебе нужно действовать быстрее, Келлен.

Хотя червь мало-помалу выходил из глаза, дыхание Крессии оставалось поверхностным и слабым.

— Он убивает нашу дочь! — крикнул Алтарист. — Надо прекратить…

— Не вмешивайся, — сказала Нифения. — Ты должен позволить ему…

— Прочь с дороги, черт тебя побери!

За моей спиной разгоралась ссора. Алтарист и Нифения, похоже, сцепились. Я услышал крик боли Алтариста. Думаю, Айшек его укусил.

Снова послышался шум и гам. Зарычал Рейчис, грозя убить Алтариста тысячью разных способов — если только он попытается тронуть гиену. Царил жуткий кавардак. Тело Крессии извивалось в судорогах. Вены на ее шее набухли и пульсировали. Слишком быстро. Червь сопротивлялся, и я начал терять контроль над ним.

— Я не могу этого сделать! — закричала я. — Это не…

— Келлен, — сказала Фериус. Она говорила очень тихо. Даже странно, что я слышал ее. — Посмотри на меня. Сейчас же.

Я посмотрел — и изумился: как она может быть так спокойна?

— Все идет как надо, малыш. События вашей жизни — ее и твоей — свели вас вместе. Здесь. Сейчас. Каждый плохой день, который вы пережили, каждый жестокий выбор, который вам пришлось сделать, превратили вас в тех, кто вы есть. Ты слышишь?

Моя воля рвалась на куски — как веревка, на которую подвесили слишком тяжелый груз.

— Это чересчур для меня!

— Я когда-нибудь рассказывала, что означает слово «аргоси», малыш?

— Чт… Что? — пробормотал я, едва сдерживаясь. Ониксовый браслет на запястье вдруг сжался, когда вторая половина червя забилась внутри, извиваясь и скручиваясь. Браслет стал таким тяжелым, что я едва мог поднять руку.

Фериус одарила меня одной из своих самых лучезарных улыбок.

— Это старое дароменское слово переводится как «странствующий герой». Разве не круто? — Она подмигнула мне. — Вот что ты такое, Келлен. Ты — аргоси. И не важно, если кто-то когда-то сказал тебе что-то иное. Твое имя — Келлен Аргос. Хочу услышать, как ты его произносишь.

— Я… Келлен Аргос.

— Ты не просил этого. Ты шел по пути Воды, не причиняя никому зла, но путь Ветра привел тебя сюда. В это место. К этой отважной девушке, которой сейчас нужна твоя помощь. Да, ты боишься. Но это не помешало тебе пойти путем Грома и нанести удар врагу, засевшему в ее глазу. А теперь пришло время для четвертого пути. Сделай свою волю несокрушимой, Келлен. Покажи им всем, почему мы называем это путем Камня.

Капли пота выступали на лбу и стекали по моим щекам. Руки тряслись так сильно, что я едва мог удержать иглу. Если бы я мог говорить членораздельно, я ответил бы Фериус, что она ошибается. Я не шел путем Камня. Моя воля не была несокрушимой. Меня поддерживало что-то другое.

Я посмотрел в пылающие зеленые глаза Фериус, почти ослепленный верой, которую там увидел. Что бы со мной ни случилось и что бы ни говорили мне другие, я оставался ее учеником. Ее тейзаном. И — не важно, чего мне это будет стоить, — я стану тем человеком, которого она видит во мне.

Я снова направил волю на ониксовый браслет. Червь сопротивлялся; его собственная бесконечная сила тянула чудовище назад.

«Мое! — сказал он. — Это мое тело. Живое или мертвое, все равно».

Крессия застонала сквозь зубы. Потом стон превратился в шипение.

«Это голос смерти, — сказала тварь. — Девушка умирает. Ты готов убить ее, лишь бы избавиться от меня?»

«Да, — молча ответил я. — Но ты больше не причинишь ей боль».

Медленно, мучительно, с трудом обсидиановый червь выполз из глаза Крессии на иглу.

— Нет! — умоляюще воскликнула она. — Я умру без него!

Дюйм за дюймом существо скользило по серебряной игле, устремляясь к своей второй половине, запертой в браслете. Крессия перестала метаться в объятиях Фериус, и ее дыхание начало выравниваться.

— Продолжай, — подбодрила Нифения у меня за спиной. — Ты почти сделал это!

Я осознал, что больше не слышу звуков свары. Да и вообще все звуки исчезли. Воцарилась мертвая тишина, и свет начал меркнуть, сменяясь…

— Нет! — крикнул я.

Слишком поздно.

Кожа возле левого глаза пылала, словно бы радуясь происходящему. Обсидиановый червь сиял, как перекрученный луч черного солнца. Он больше не полз к браслету, он поднял голову, раздуваясь и увеличиваясь в размерах.

Обсидиановый червь узрел новый дом и стремился попасть в него.

В меня.

«Иди сюда, малыш, — шепнула Черная Тень. — Мы славно повеселимся».


Механическая птица

Глава 43

СОСУД

Обсидиановый червь проскользнул мимо браслета и скрылся в рукаве моей рубашки. Притянутое Черной Тенью существо проползло по предплечью, по плечу, по шее…

Я попытался поймать червя, но здесь, в мире Теней, мои пальцы прошли сквозь него, схватив лишь пустоту.

Гибкое тело заскользило по челюсти и скуле, устремляясь к левому глазу. Ужас переполнил меня, и я раскрыл рот, пытаясь закричать.

Послышался смех.

«С кем ты сражаешься, глупенький меткий маг?»

Никогда прежде Тень не разговаривала со мной.

«Стой! — ответил я. — Я этого не хочу!»

«Червь станет прекрасным членом нашей семьи, Келлен. Полезный инструмент для меня. И я обещаю, что ты вскоре и вовсе перестанешь его замечать».

В отчаянии я собрал в кулак всю свою волю, пытаясь обратить ее против червя, заставить его остановиться. Существо заколебалось. Его крошечная головка закачалась из стороны в сторону. Десятки крошечных щелок, заменявших глаза, открылись и закрылись, рты голодных птенцов, ожидающих корма.

«Поспеши, малыш, — подгоняла Черная Тень. — Зачем оставаться в ловушке холодного оникса, когда можно пировать в тепле и довольстве. Иди сюда — и бери, бери, бери…

Прикосновение склизкого тела к моим ресницам бросило меня в дрожь. Я сопротивлялся, борясь изо всех сил. Это не принесло пользы. В этом месте никакие мои волевые усилия, казалось, не имели значения. Я кричал снова и снова, но все мои вопли превращались в одни и те же слова: «Добро пожаловать».

Червь уже почти что залез ко мне в глаз, но вместо жгучей боли я почувствовал внезапный острый холод. И более того: это ощущение исходило из другого глаза. Разъяренный обсидиановый червь отшатнулся назад, раздуваясь, пока не стал размером с питона. Его рассерженную морду окружило тучей черного дыма. Я вздрогнул, отшатнувшись назад, пытаясь уклониться от этих масляных капель — но они просто застыли, когда из моего правого глаза потянулись белые струи, собираясь в холодное белое облако. Червь сделался еще больше, отчаянно шипя, но облако завертелось вокруг него как торнадо, мало-помалу густея и уплотняясь.

«Сасуцеи», — тут же подумал я.

«Нет! — яростный крик Тени ударил мне в уши. — Не пускай ее сюда!»

Сасуцеи не собиралась сдаваться. Вызванный ею ураган бил и корежил обсидианового червя. Тварь зашипела, брызгая во все стороны черным маслом, и завизжала от боли, когда в нее ударил порыв яростного чистого ветра.

«Убей ее! — приказала червю Черная Тень. — Сейчас она слаба!»

Два существа сплелись воедино, как змеи, пытающиеся раздавить друг друга. Вопли стали громче. Мне казалось, что дух ветра умирает. Из-за меня.

— Сюзи, — прошептал я, — скажи мне, что делать!

Два эфирных существа по-прежнему боролись друг с другом. Они двигались слишком быстро, и я не мог понять, что происходит.

Лишь одно слово я услышал от сасуцеи:

— Шепот, — сказала она.

И на сей раз я ее понял. Я больше не воздействовал своей волей на ониксовый браслет и перестал сражаться с червем. Вместо этого я использовал наговор, который показала мне Мама Шептунья в Семи Песках.

«Тебе не нужно драться, — сказал я, уговаривая, а не приказывая ему. — Эти маги сделали тебя таким же рабом, как и эту девушку. И если ты проникнешь в меня, то уже не выберешься из плена».

Я исчерпал свои силы. И этого не хватало. Нужно было двигаться дальше. Отринуть все, кроме того, что имело значение. И тут я впервые понял, что означает путь Камня. Стойкость, несокрушимость и волю. Ты оставляешь позади страх и гнев. Червь мне не враг. У меня вообще нет врагов. «Враг» — это бессмысленное и непонятное слово. Обсидиановый червь — всего лишь несчастное растерянное существо, вырванное из привычной ему среды и достойное только жалости.

«Стань снова единым целым, — прошептал я. — Освободись. Не позволяй другим повелевать тобой!»

Черная Тень бушевала во мне, но я проигнорировал ее. Камню нет дела до таких вещей.

Черно-белый вихрь утихал. Твари, сражавшиеся в этой буре, уменьшались в размерах, расплетались, отталкивались друг от друга, становясь слишком маленькими, чтобы сражаться… Сюзи вернулась в мой правый глаз и затихла. Обсидиановый червь скользнул по щеке, как слеза, и упал на мое запястье.

Он заполз в браслет из оникса и скрылся в камне, объединившись со своей второй половиной.


Механическая птица

Глава 44

ДОЛГ

Я, должно быть, моргнул раз сто, прежде чем взгляд прояснился и я снова увидел мастерскую Джанучи. Духи и черные тени, обитающие в ваших глазах, не способствуют улучшению зрения.

Ощущения и звуки, которых не было в царстве Теней, возвращались один за другим. Сперва я услышал, как закашлялась Крессия. Она сползла по стулу, и лишь цепи не позволили ей упасть. Последние черно-масляные слезинки вытекли из ее глаз, а потом слезы стали обыкновенными — прозрачными, как и у любой нормальной девушки.

Джануча и Алтарист едва не свалили меня с ног, кинувшись к дочери. Отец обнял ее, а мать застыла и вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, и Джануча принялась снимать цепи с ее запястий и лодыжек. И только когда дочь оказалась свободна, Джануча позволила себе заплакать…

Крессия смотрела на меня, как на незнакомца. Они сперва все так смотрели. Каждый раз, когда я терялся в Тенях, мир, казалось, забывал обо мне.

— Ты Келлен, — сказала она наконец. Я кивнул.

Крессия одарила меня слабой улыбкой.

— Ты вроде говорил, что будет больно. Серьезно? Неужели мальчики джен-теп никогда не сбивают коленки?..

Я в этот момент лежал, скорчившись, на полу. Не очень-то годная позиция, чтобы возразить Крессии. Я попытался подняться на ноги, но снова упал. Фериус подхватила меня. А потом кто-то чмокнул меня в макушку. Нифения, как выяснилось. Удивительное дело…

— Неплохо для меткого мага, зажегшего лишь одну татуировку, — сказала она, обнимая меня.

Рейчис подошел и прыгнул ко мне на плечо. А потом укусил.

— Разве я не говорил, чтобы не ввязывался в драки без меня?

— Основную часть боя выиграла Сюзи, — сказал я, пытаясь почувствовать присутствие сасуцеи.

Если она и была до сих пор внутри меня, то бездействовала. Наверное, даже духи ветра иногда устают. Я не мог ее винить, если б она решила уйти. Хотя и жаль: я только-только начал к ней привыкать…

— Отдай мне эту мерзость, — сказал Алтарист, протянув руку к ониксовому браслету. — Мы уничтожим его раз и навсегда.

Я начал снимать его, но меня остановил легкий ветерок, дунувший в правый глаз. Видимо, сасуцеи все еще была здесь.

— Сам по себе червь ни в чем не виноват, — сказал я Алтаристу. — Это существо выдернули из его привычной среды обитания, разрезали пополам и поместили в Крессию. И он просто хочет вернуться назад.

Фериус отпустила меня — убедившись, что я могу стоять на ногах, и сказала:

— Видимо, это значит, что кому-то придется отправить его домой.

На ее губах играла неестественная улыбка. И через пару секунд я понял, что это значит.

— Дай мне чертову карту, — сказал я.

Она ухмыльнулась и протянула одну из своих алых карт долга.

— Итак, вот что значит быть аргоси? — спросил я. — Ты едва не гибнешь, стараясь поступать правильно, а у тебя становится только больше долгов?

Фериус хлопнула меня по плечу.

— А почему, ты думаешь, я так часто играю и надираюсь?

— Я хотела бы поговорить с Келленом, — сказала Крессия, неуверенно поднимаясь со стула. Она обернулась к своим родителям. — Наедине.

Те с некоторой неохотой — и явно настороженными взглядами — вышли из комнаты.

«Предки! — подумал я. — Только что я едва не умер, пытаясь избавить их дочь от червя. И они до сих пор боятся, что я могу причинить ей вред?..»

Когда мы остались одни, Крессия подошла ко мне. Признаюсь, в глубине души я ожидал слов благодарности. Но она лишь протянула мне руку ладонью вверх.

— Дай ее сюда.

— Что?

Она указала на карту.

— Это мой долг. Мне его и платить.

— Крессия, ты не понимаешь, как это работает.

— Да? — Она пронзила меня взглядом. Было очевидно, что никаких благодарностей и возвышенных слов о моем героизме не последует. — А что тут сложного? Карта символизирует собой долг. Нужно вернуть червяка обратно, в его дом в Семи Песках, и выпустить его там, где он больше никому не причинит вреда. Или я упустила какую-то тонкость, которую поймет лишь великий аргоси вроде тебя?

— Нет, в основном все так и есть.

Она взяла карту, затем сняла браслет с моего запястья и надела на себя. Несмотря на браваду, я увидел, что девушка дрожит.

— Я вернусь в Семь Песков и сделаю все как надо. Тогда мы покончим с этим делом.

Я молчал, потрясенный ее бесстрашием. И тем, что честь и долг были для нее какой-то само собой разумеющейся обыденностью. Крессия улыбнулась мне.

— Знаешь, мой друг, ты выглядишь гораздо мудрее, когда не открываешь рот.

Внезапно она обняла меня — да так, что едва не выдавила весь воздух из легких.

— Спасибо, Келлен.

Сперва мне было неловко. Я невольно задавался вопросом, не собирается ли Крессия меня поцеловать. Глупо, конечно. Но джен-теп по природе своей не очень-то склонны к проявлению нежности, так что ощущения были… странными. Думаю, Крессия чувствовала это и просто продолжала держать меня за руку, ожидая, когда я разберусь с этим сам. И я разобрался в конце концов — и обнял ее, просто как друга, без всякой этой чепухи, которой бывает забита моя голова. И это оказалось неожиданно приятно.

Однако что-то изменилось. По-прежнему держась за меня, Крессия напряглась. И прошептала мне на ухо:

— Не доверяй моим родителям! — Я попытался отстраниться, но она не отпустила. — Я люблю их. Это лучшие люди, каких я знаю. Но в доме что-то не так. Завера, глава тайной полиции, несколько раз приходила сюда с тех пор, как я вернулась. То мамино изобретение… Я подозреваю — они сказали вам о нем не все.

— Что тебе известно? — спросил я.

— Ничего определенного. Я… не точно выразилась, когда сказала, что изменилось что-то в доме. Мне кажется, меняется вся страна.

Двери в мастерскую открылись, и вошла Джануча.

— Простите меня, но я должна убедиться, что с дочерью все в порядке. И этот червь не сделал ничего необратимого… Я хочу, чтобы ее осмотрел наш целитель.

Крессия отпустила меня.

— Конечно, мама. — Она игриво шлепнула меня по руке. — Как по мне, эти джен-теп слишком уж любят обниматься.

Глава 45

НАГРАДА

Мне очень нужно было к Фериус. Рассказать о том, что я узнал от Крессии. Но едва я вышел из мастерской, Алтарист ухватился за меня, как за мачту корабля посреди бурного моря.

— То, что ты сделал для нас, это великий дар! — заявил он. — Назови свою цену, попроси любую услугу — из тех, что я или моя жена можем вам оказать, — и мы все исполним. Клянусь!

Его объятия были слегка удушающими, но предложение мне понравилось.

— Вам не нужно…

Я не успел закончить. Фериус, которая следом вышла за мной в коридор, перебила:

— Убеди Джанучу прекратить эксперименты, — сказала она.

Алтарист удивленно вскинул брови, но потом рассмеялся, видимо, решив, что Фериус шутит.

— Друзья мои, в сравнении с Джанучей я — не такой уж великий изобретатель. Но позвольте уверить: за эти годы мои работы принесли мне немало денег. Однако, если этот «презренный металл» не достоин вас, есть другие варианты. Я могу убедить наше правительство помочь вам.

Алтарист обернулся ко мне.

— Твоя подруга рассказала, как трудно тебе пришлось, об опасностях, с которыми ты постоянно сталкивался… Хоть я и не занимаюсь политикой, правительство весьма высоко ценит мои заслуги. Я мог бы замолвить за вас словечко. Попросить их использовать свое влияние на переговорах с вашим Советом магов, дабы те сняли с тебя это… как оно называется?.. Ордер-заклинание? Наши дипломаты могли бы заняться этим вопросом.

Во мне вдруг снова затеплилась надежда. Торговые связи с Гитабрией были важны для моего народа — как для любой страны континента. Что, если Алтарист или Джануча могли бы…

Только вот они не могли.

Лорд-маги нашего клана никогда не откажутся от своего права убить меня. Джен-теп скорее умрут от голода, чем позволят другому государству вмешиваться в их дела.

Должно быть, выражение моего лица подсказало Алтаристу, что предложение не годится.

— Или же, — проговорил изобретатель, — я могу создать что-нибудь, что облегчит ваши путешествия. Вы видели огненные копья? Я работаю над новым устройством, которое будет компактнее и легче. Небольшой сюрприз для ваших врагов.

Он устремил взгляд в потолок, словно уже прикидывая, как реализовать этот план.

— Я мог бы создать такое чудо для тебя, мой мальчик! Да, я…

— Ему не нужно оружие, — сказала Фериус, опять решив все за меня. — Келлен хочет, чтобы Джануча прекратила эксперименты. Не пытайтесь сделать механическую птицу. Убеди ее сорвать проект.

Алтарист помрачнел.

— Я сделаю все, что в моих силах, но это… Исследования моей жены очень важны для нашей страны.

Фериус заглянула ему в глаза.

— Что ж, это многое объясняет. Сначала я подумала, что, может быть, ты идиот. То есть я имею в виду: ты, конечно, умен. Все эти вещицы и приспособления не так-то просто было изобрести, полагаю. Но даже очень умный парень может оказаться идиотом, если он видит огонь, но до него не доходит, что огнем можно пользоваться не только для приготовления еды… Но я увидела в твоем взгляде искру, когда предложила прекратить эксперименты. Ты отлично осведомлен, что ваша птица — не просто миленькая безделушка. Это взгляд человека, точно знающего, зачем его стране сильно понадобилось такое изобретение.

— Ты говоришь о печальных вещах в радостный день, аргоси, — послышался новый голос.

В коридор вошла Завера и встала между Фериус и Алтаристом.

— Ребенок был избавлен от страданий, причиненных нашими врагами. Разве ее родители не имеют права отпраздновать?

Она обернулась к Алтаристу.

— Ступай, кредаро. Иди к дочери. А я позабочусь, чтобы друзья Гитабрии получили достойную награду.

Изобретатель, решивший, что его моральный долг передо мной выполнен, поспешил уйти. Как мне показалось — с облегчением. И вскоре мы остались наедине с контрразведчицей Гитабрии.

— Он не понимает ваших путей, — сказала она Фериус.

— А ты?

Завера прищурилась и холодно посмотрела на Фериус.

— Вы, аргоси, очаровываете меня. Когда я была моложе, я задавалась вопросом, каково это — развивать такие замечательные таланты. Оборона, красноречие, увещевание… забыла, что там еще. А меж тем, вы… что именно вы делаете? Бродите по миру и используете свои способности, чтобы переиначивать жизнь по своему разумению. Здесь нарушить баланс. Там — дестабилизировать культуру. И при всем этом — никакой субординации, никакого начальства. Должно быть, приятно делать все, что пожелаешь, и ни перед кем не отчитываться. Не служить чему-то большему, чем ты сам. Не отвечать за последствия, когда твой выбор приводит к катастрофе.

— Хорошая речь, сестренка, — сказала Фериус, вынимая из нагрудного кармана курительную соломинку. — Но в следующий раз оставь в покое поэзию и просто скажи, что хотела.

— Подожди. А как насчет Шеллы? — спросил я. — Когда ты отпустишь мою сестру?

— Скоро. Сперва мне надо ее расспросить и убедиться, что в стране не осталось шпионов джен-теп. А потом я ее отпущу. До того она останется моей гостьей в Нотия-Верасе. — Завера подняла руку. — И прежде чем ты спросишь: нет, я не причиню девушке вреда. Это дипломатический вопрос между нашими странами. Я здесь не для того, чтобы развязать войну.

Фериус фыркнула.

— Тогда, может, тебе стоило бы приказать Джануче прекратить ее эксперименты? Потому что именно они вынудят всех схватиться за оружие.

Завера поджала губы.

— Мы — маленькая страна, аргоси, с небольшим населением. Наши жители — мирные и спокойные люди. Они любят искусство и красоту. Они исследуют дальние земли и торгуют с теми, кто этого хочет. Гитабрийцам нравится изобретать и творить. Они не разбираются в войнах и интригах и очень мало знают о насилии.

Завера подходила все ближе, пока не оказалась нос к носу с Фериус.

— Для этого у них есть я.

Я всегда восхищался тем, как Фериус реагирует на запугивание и угрозы. Никак. Иногда кажется, что она вообще пропускает их мимо ушей. Она запалила свою курительную соломинку и втянула дым.

— Вот опять. Снова возвышенные речи. Снова поэзия. А все это просто сводится к нескольким словами: «Эй, аргоси, убирайся из моего города».

Завера повернулась ко мне и слегка поклонилась.

— Народ Гитабрии благодарен тебе. Твое имя всегда будет произноситься с восхищением и почтением.

Затем она вновь посмотрела на Фериус. На сей раз — без улыбки.

— А теперь, аргоси, убирайся из моего города.

— Видишь? Не так и сложно. — Фериус чуть приподняла шляпу. — Доброго вечера, сервади.

С этим она развернулась и направилась по коридору к лестнице. Мне ничего не оставалось, как пойти следом.


— И что это такое было? — спросил я Фериус, когда мы вышли на каменную веранду.

Она облокотилась на перила, глядя в ущелье. Курительная соломинка выскользнула из пальцев и медленно полетела вниз, туда, где в гавани стояли корабли.

— Эта женщина умеет меня взбесить, вот уж точно. Не знаю, как ей удается. Но удается.

— Так что дальше? Она велела нам покинуть страну. А мы до сих пор не знаем, почему механическая птица так важна.

Я поколебался, прежде чем задать следующий вопрос. Возможно, я опасался, что он прозвучит неуважительно для Фериус.

— И почему ты так уверена, что непременно будет война?

— Потому что она будет. — Фериус потянулась к карману, но не вытащила очередную соломинку. — Вот черт. Надо было попросить Алтариста показать мне, где тут можно купить курево. Поскольку более ценную награду мы вряд ли получим.

Она глубоко вздохнула — и тут же вздрогнула от боли. Вынув из кармана очередную колоду карт, Фериус протянула ее мне.

— Тут всего лишь обычные карты, — сказал я немного разочарованно. — Дароменские щиты, чаши берабесков и все остальное.

— Это карты, которые сейчас имеют значение, — ответила она. — После бессмыслицы дискордансов и всего такого прочего то, что ты держишь в руке, говорит нам, что будет война.

Я перебрал карты, рассматривая образы, которые имели значение для разных культур. Невольно я подольше задержался взглядом на масти заклинаний, потому что она представляла мой народ. У каждой масти были свои наборы персонажей и представителей соответствующего народа. Генерал Щитов являлся одной из старших карт дароменов. У берабесков существовала карта под названием «Нищий Чаш». Я никогда особо пристально не рассматривал эту основную колоду аргоси, но что-то в ней всегда меня тревожило.

— Что ты видишь? — спросила Фериус.

Я не мог сформулировать ответ, хотя он словно вертелся на кончике языка. Словно мой мозг знал, но я не находил правильных слов.

В некотором роде карты напомнили мне порошки в моих мешочках — инертные сами по себе, но всякий раз, когда я их соединял…

— Дело не в каком-то конкретном событии, — внезапно сказал я. — Эта война, которая, по мнению аргоси, вот-вот начнется, она происходит из самой структуры наших культур. Словно наши страны так устроены, что просто не могут не противостоять друг другу.

Фериус кивнула.

— Если хворост пролежит на солнце достаточно долго, появится…

— Искра, — докончил я мысль. — Так, значит, это…

Она постучала пальцем по колоде.

— Возьми карту, малыш. Любую.

Я взял и перевернул карту лицом вверх. На ней была изображена механическая птица. Интересно, как Фериус это делает.

— Годится для искры? — спросила она.


Фериус отправилась укладывать вещи. По-видимому, мы покончили с этой страной. Остался только вопрос: что делать с моей сестрой? Не то чтобы я действительно поверил обещаниям Заверы, но… После всего, что Шелла устроила в Гитабрии, не думала же она всерьез, что я стану ее защищать?

Я взял ложную карту дискорданса, которую она сунула мне в карман. Почему эта карта так важна для нее?.. Глядя на нее сейчас, я понимал, почему Фериус так презрительно отозвалась о карте. Она была нарисована идеально. Пожалуй, лучше, чем иные карты аргоси. Но была в ней какая-то холодность. Отстраненность. Идеальное совершенство, но от него веяло высокомерием. При взгляде на корону и деревянную подставку в виде кистей рук в душе появлялось какое-то беспокойство пополам с раздражением.

«Нет, — подумал я. — Не раздражение. Скорее, тревога. Например, когда я плохо себя вел с одним из наставников и он отправлял меня домой, к…»

Картинка сделалась размытой. Я испугался, что снова потерялся в Тенях, но нет — остальной мир не изменился. В основном. Свет, лежавший на карте, был неестественным. Странно мерцал. Линии стали более выпуклыми. Я едва не уронил карту в ущелье, когда увидел, как чья-то рука протянулась и схватила корону.

Перспектива на карте изменилась. Картинка словно стала объемной. А потом — хотя это было невозможно — я увидел, как мой отец водрузил корону себе на голову.

— Тебе всегда нравились фокусы, — изрек Ке-хеопс. — Я решил, что ты по достоинству оценишь и этот.


Механическая птица

Глава 46

КОРОНОВАННЫЙ МАГ

Глаза — вот что было хуже всего.

Видеть, как на картинке оживает лицо твоего отца, это уже немало сбивает с толку. Изменяются линии и цвета, оставаясь простыми, сохраняя вид и общий стиль рисунка на карте, но все же как-то преобразуются там и тут, чтобы подчеркнуть игру тени и светотени на высоких скулах и твердой челюсти.

Но вот его взгляд… Он смотрел на меня так, словно действительно видел. И от этого все леденело в груди, а кожа казалась тонкой и ломкой, будто это я, а не он, был сделан из бумаги.

«Выпусти карту, — приказывал я своей руке. — Брось его в ущелье. Или на пол, чтобы я раздавил его каблуком. Посмотрим, как ему это понравится!»

Но я не мог. Я постарался, едва увидев лицо на карте, но… Я даже не мог сказать, как описать мое нынешнее состояние. А потом эти слова пришли сами: лишенный мужества.

Взгляд отца лишил меня мужества.

— Ты предал свою сестру, — сказал он.

— Я…

Стоп. Не позволяй ему контролировать разговор.

— Шелла прибыла сюда как гость гитабрийцев, а вместо этого устроила заговор против них. Она использовала обсидианового червя, чтобы мучить человека. Девушку, которая ничего не сделала ни ей, ни тебе, ни вообще кому-то…

Истина, произнесенная вслух, придала уверенности моему голосу. И еще — я был убежден, что моя следующая догадка верна.

— Ты приказал ей совершить эти преступления.

— Преступления? — переспросил он так, словно это было какое-то странное, чуждое ему слово. — Что ты называешь преступлением, Келлен?

— Она нарушила их законы! Она — глава посольства джен-теп! Теперь гитабрийцы будут считать, что наши люди не держат слово, не верны клятвам и…

Отец взглянул на меня, прищурив глаза.

— Ты говоришь о клятвах, законах, преступлениях. Скажи, Келлен, какие клятвы ты дал своей сестре?

— Что? Никаких. Зачем мне…

— И какие законы регулируют ваши с ней отношения?

— О чем ты говоришь? Между братьями и сестрами не бывает законов. Почему ты…

— Никаких клятв, никаких законов… Стало быть, ты сестре ничего не должен?

— Конечно же, я…

Он связал меня по рукам и ногам своей логикой. Отец снова побеждал. Ке-хеопс смотрел на меня сверху вниз — совсем недурно, учитывая, что его лицо было всего лишь рисунком на карте в моей руке.

— Клятвы, которые связывают нас крепче всего, никто не произносит вслух, Келлен. Никто не формулирует эти обещания и обеты. Они просто есть. Законы, которые имеют значение — законы, которые мы должны соблюдать, — не нужно записывать. Они в твоей крови. И единственное преступление, о котором тебе стоит подумать, ты совершил в своем сердце. Ты совершил его, когда позволил иностранным солдатам схватить Шеллу. Ты позволил им посадить в тюрьму свою сестру, которая любит тебя и защищает перед твоими соплеменниками независимо от того, что ты творишь и чем ты стал.

Пустота поселилась внутри меня. А потом в ней появился камень. Он рос и рос, и нести его в себе было труднее и больнее с каждой секундой. Если бы Ке-хеопс ударил меня заклятием железа, даже это было бы не так больно.

Я знал, кто он есть. Я помнил, как он привязал меня к столу и держал так пять дней, вплавляя контрсигилы в мои татуировки, навечно лишая меня магии. И все же я спросил:

— Так чем же я стал, отец?

Впервые после появления его лица на карте он, казалось, заколебался. Черные линии, обрисовывающие его челюсть, словно затвердели. Он ничего не сказал, хотя мы оба знали слова, которые он жаждал произнести. Предатель. Изменник. Враг.

Все это — и еще много чего. Я отлично знал, что слова готовы были сорваться с его языка. Он хотел бы выкрикнуть их мне в лицо — с ненавистью и яростью, которые, пожалуй, разорвали бы эту карту на куски. Но он молчал — и я понял то, что мне следовало сообразить гораздо раньше.

— Тебе что-то от меня нужно, — проговорил я.

Это нарушило тишину, и мой отец изменился. Так случалось и прежде время от времени. Теперь это был не родитель, разъяренный неудачами и непослушанием своего ребенка. Это был глава моей семьи, Верховный маг моего клана. Человек, который с твердостью железа и непоколебимостью горы верил, что имеет право отдавать мне приказы.

— Гитабрийцы отвезли Шеллу в свою секретную тюрьму. Известно, что там есть камеры, где не работает наша магия и куда она не может добраться.

— Я был там.

Он слегка наклонил голову.

— Да? — Линии губ сложились в подобие улыбки. — Хорошо. Это упрощает дело. Ты отправишься в эту тюрьму и воспользуешься любыми доступными средствами, чтобы освободить Шеллу и помочь ей бежать из города.

Он замолчал на мгновение. Черная линия улыбки стала немного шире.

— Можешь даже использовать трюки, которые ты так любишь.

Я сделал вид, что не заметил издевки. Отчасти потому, что это раздражало его. Но в основном потому, что это не имело значения.

— К тому времени, как я туда доберусь, все давно закончится. Гитабрийцы выставят ее из города, как только допросят. Ты получишь назад дочь без моей помощи. Полагаю, ты рад, что не окажешься у меня в долгу.

Я ждал упреков. Ждал уверений, что после всего, сделанного для меня Ке-хеопсом, ни о каком долге и речи идти не могло. Однако отец молчал. Тишина затянулась, и я даже подумал, что, может, заклятие, оживившее карту, прекратило действовать. Я уже собирался убрать ее, когда отец сказал:

— М-да. Я думал, что ты умен. Но, похоже, обманывался. Ты просто создал у меня такое впечатление очередным своим трюком.

Не дожидаясь возражений, он продолжал:

— Дипломатический статус Шеллы не имеет значения для тайной полиции Гитабрии. Для них она — шпионка, пытавшаяся совершить убийство. Они будут пытать ее, пока не убедятся, что у нее больше нет секретов. А потом казнят.

— Они не посмеют…

— Какого приговора, по-твоему, заслуживает иностранный агент? Хуже того — диверсант? Гитабрийцам ничто так не важно, как их маленькие игрушки и изобретения. А попытка Шеллы влезть в эту сферу — государственное преступление.

Холодный пот выступил у меня на лбу. Что могут сделать с моей сестрой люди, которые изобрели кучу разнообразных приспособлений? В том числе и приспособлений для причинения боли!

— Ты же сам говорил! Она — глава нашего посольства! Она дочь Верховного мага клана. Если с ней так поступят, это будет равно объявлению войны!

Маска невозмутимости слетела с лица отца.

— Ты совсем идиот?! То, что сделала твоя сестра, — уже и так сродни объявлению войны! Думаешь, Совет магов признает, что она совершила все это с нашего благословения? Разумеется, у нас не было выбора, кроме как объявить ее мятежницей и отречься от нее.

— Значит, бросите ее на произвол судьбы, чтобы избежать неловкости?

— Чтобы избежать войны. — Его глаза сузились. — Не смотри на меня так, сын. Не знаю, какой вздор вбила тебе в башку эта женщина-аргоси, но именно так и работает дипломатия. Такую цену платят за поддержание мира.

— Возможно, в следующий раз вы придумаете другой способ сохранить мир. Не отправляя мою сестру шпионить. И не используя грязную магию, чтобы мучить девочку едва старше твоей собственной дочери!

— Ты действительно настолько слеп? Ты так плохо думаешь о своей сестре? Шелла не использовала обсидианового червя. Она отобрала браслет у зарвавшегося дурака Хет-эмада, который хотел побыстрее решить наши проблемы. И Шелла сама вызвалась на эту миссию. Она практически потребовала этого!

— Но почему? Почему она…

— Чтобы защитить тебя, Келлеи. Она знала, что тебе удастся попасть в Гитабрию. Что вы с аргоси уничтожаете эти браслеты — тем самым уничтожая и будущее нашего народа. Если бы погиб какой-нибудь другой маг клана, его соратники просто прикончили бы тебя на месте.

Он помолчал, и я почти почувствовал, что воздух коснулся пальцев, когда отец вздохнул. Его хладнокровие вернулось, и он повторил прежние слова:

— Ты найдешь Шеллу и освободишь. Потому что иначе наши враги замучают и убьют ее.

— Дароменская империя… Теократия Берабеска. А теперь даже мирная купеческая страна. Когда Гитабрия успела стать нашим врагом, отец?

— Они не джен-теп, Келлен, — ответил он, как будто это все объясняло. Увидев мое замешательство, отец добавил: — Все, кто не джен-теп, — враги нашего народа.

Меня раздражал его цинизм. И его абсолютная уверенность в том, что мир разделен не на страны и народы, а просто на семью и всех остальных. Но было кое-что еще. Пока мы говорили с ним, мои невеликие таланты проницательности и восприимчивости снова заработали.

— Ты солгал, отец.

Карта снова замерла, и мне опять почудилось, что заклинание прервалось. Но на сей раз я не обманулся.

— Ты сказал, что Шелла возглавила миссию в Гитабрии, потому что вызвалась сама.

— Так и есть, — ответил он.

— Возможно, но великий и могущественный Ке-хеопс никогда бы не позволил сентиментальности повлиять на его планы. Ты хотел, чтобы она приехала сюда и выполнила твою просьбу — защитила меня.

— И зачем бы мне это могло понадобиться? — спросил он, хотя, казалось, не слишком интересовался ответом.

— Потому что ты знал: того, кто сюда проникнет, скорее всего схватят. Его будут допрашивать и в конечном итоге вызнают все, что джен-теп хотят сохранить в секрете. Итак, ты послал Шеллу. Потому что знал: она — единственная из джен-теп, из-за кого я готов рискнуть жизнью.

Линии на карте снова изменились. Отец опять улыбался. Но на сей раз не насмешливо, а вроде бы даже с гордостью.

— Возможно, ты все-таки не дурак.


Механическая птица

Глава 47

ТЮРЬМА

— Ты уверен, что хочешь сделать это в одиночку? — спросила Фериус.

Я смотрел в просвет между деревьями на относительно небольшое, относительно безобидно выглядящее здание из серого камня и старался не дрожать. От идеи не потеть я уже отказался.

— Все будет хорошо, — произнес я неубедительно.

Хотя я провел в Нотия-Верасе пару дней, я понятия не имел, как ее найти. Когда Джануча вытащила меня отсюда, одним из условий освобождения было — что я поеду с завязанными глазами. К счастью, Фериус использовала свой арта туко и тайно следовала за изобретательницей в тот день, когда она приходила ко мне. На случай, если дела пойдут неважно и придется отбивать меня силой. Просто удивительно, как тщательно и дотошно Фериус строит каждый из своих планов.

А я? Я был бы счастлив, если бы имел хоть смутное представление, что делать дальше.

Рейчис спрыгнул с ветки дерева.

— Келлен не будет один, идьот. Он будет со мной.

С тех пор как мы встретились с отцом Фериус, он повадился называть людей «идьот». Мне хватило ума не сказать белкокоту, что он разговаривает как пастух с приграничных болот.

Фериус не стала дожидаться перевода.

— Я знаю, что ты пойдешь с ним, глупый белкокот. За тебя я тоже беспокоюсь.

— Все будет в порядке, — сказал я. — Рейчис — лучший разведчик из всех нас. И какие бы ловушки там ни понаставили, едва ли они рассчитаны на мелких животных. — Рейчис рыкнул на меня. — Вот почему эти гитабрийцы почувствуют себя идиотами, когда поймут, кто планировал операцию.

Это, казалось, смягчило белкокота.

— В любом случае, — продолжал я, — чем больше нас, тем больше шансов быть обнаруженными. Лучше, если пойдут только двое.

— Но почему ты? — с сомнением высказалась Нифения. — Разве леди Фериус не справилась бы лучше?

— Я по-прежнему не леди, — не преминула заметить Фериус.

— Ну, началось! — буркнул Рейчис. — Увольте меня от очередного урока по этикету голокожих.

Он взобрался на дерево, поднимаясь все выше и выше, пока не достиг вершины и не поднялся в воздух.

— Увидимся внутри, неудачник!

— Ты спросила, зачем мне идти? — сказал я Нифении. — Потому что я единственный, кто может понять чертова белкокота.

С этими словами я побежал, петляя как заяц, к заднему входу в здание тюрьмы.


Гитабрийцы строят тюрьмы довольно оригинальным способом. На самом деле они довольно оригинально строят все. Думаю, это потому, что они много путешествуют — находят интересности в других культурах и сочетают со своими изобретениями, чтобы придумать гениальные решения. Например, на пути в Нотия-Верас я не встретил никаких охранников. Ничего удивительного, учитывая, как Завера пеклась о секретности. К тому же здесь хватало замков и ловушек, и никто без специальной монеты не мог попасть внутрь.

К счастью, у меня имелась такая монета.

«Нет, — поправил я себя. — Она у тебя есть благодаря тем двум аргоси — Энне и Даррелу».

Если в каждом плане Фериус было больше слоев, чем у луковицы, сколько же их должно быть у ее родителей?.. И было б неплохо, если бы они потрудились рассказать хоть часть из них мне.

Я держал в руке пять монет кастрадази, пробираясь по коридорам Нотия-Вераса. Я уже понял, как использовать сотокастру, чтобы открыть несколько разных замков. Ключ — если можно его так назвать — был сделан из какого-то особого металла, обладавшего свойством воздействовать как магнит на внутреннюю часть запирающего механизма. Далее следовало поворачивать его, пока ты не почувствуешь, как с противоположной стороны поворачиваются тумблеры, один за другим. Так что проникать внутрь было даже, пожалуй, приятно.

А в дальнейшем? Ну, не настолько приятно.

Гитабрийские ловушки и системы сигнализации сложны до чрезвычайности. Я вошел в очередной коридор и обнаружил, что все стены там сделаны из бронзы. Должно быть, я наступил на какой-то механизм, потому что миг спустя стены зазвенели, как колокола, и этот звон, донельзя усиленный бронзовым коридором, стал таким нестерпимым, что уши чуть не лопнули.

В довершение всего я упал на пол. Всякий раз, пытаясь встать, я просто валился снова. Здесь была какая-то вибрация, полностью уничтожившая мое чувство равновесия. Хуже того: хотя звук, казалось, ограничен этим коридором, я допускал, что его можно услышать где-то еще. Например, на посту охраны.

Я уже начал впадать в панику, когда заметил, что одна из монет в моей руке вибрирует точно так же, как и стены. Со стоном я засунул ее себе в рот и крепко сжал ее зубами. В тот же миг жуткий звон в ушах утих. Каким-то образом металл монеты создал своеобразную зону сопротивления в моем черепе, и какофония прекратилась.

Пройдя по бронзовому коридору, я вышел к первым камерам. Они были пусты, кроме одной. В ней сидел худой человек, и первые же его слова убедили меня, что посадили его за дело и, если я его выпущу, это может стоить мне жизни. И вся Гитабрия меня возненавидит — если его бахвальство было правдой.

Я продвигался все дальше и дальше в глубь тюрьмы. Некоторое время спустя обнаружил несколько шестифутовых колес, приводимых в движение течением маленькой речки, бегущей по узкому каналу в полу. Зал, в который вел коридор, казался совершенно пустым, но его блестящий металлический пол заставил меня заподозрить неладное. И чем ближе я подходил к залу, тем сильнее чувствовал, как волосы на голове встают торчком.

— Это серебро? — вдруг раздался голос Рейчиса у меня под ногами.

Он приблизился к краю серебряного зала, и его мех встал дыбом, как и мои волосы.

— Как ты сюда попал? — спросил я. Он изобразил пожатие плечами — ну, насколько такое движение доступно белкокотам.

— Даже в тюрьмах нужны канализационные туннели, — буркнул мой деловой партнер.

Это объясняло его запах. Впрочем, я не стал заострять на этом внимание. Рейчис встряхнулся; в воздух полетели капли воды и частицы… субстанции, о которой мне не хотелось думать.

— Осмотрелся тут немного, — деловито заявил он. — Она внутри больше, чем снаружи!

— Ты нашел Шеллу?

Он посмотрел на меня, склонив голову набок.

— Кого?

— Да. Мою сестру Шеллу. Ну, знаешь, ту, которую мы пришли спасать.

— О, — сказал он, словно услышав об этом в первый раз. — А я искал, что тут можно спереть. — Он уселся на задние лапы и развел передние. — Ничего! Ни единого брюлика. Я думал, в том месте, куда приводят преступников, должно быть много всякого добра. Ну, то есть они же куда-то девают вещички, которые изымают у воров?

— Ты говоришь о следственном изоляторе, — заметил я.

— В чем разница?

— Изолятор — для предварительного заключения. Туда привозят только что пойманных преступников. А здесь — тюрьма, куда отправляют уже после суда. Совершенно разные заведения.

Рейчис недоверчиво уставился на меня.

— Ты серьезно?

— Да, а что?

Он покачал головой.

— Как же вы, голокожие, любите все усложнять!

Белкокот снова обратил внимание на серебряный пол.

— Готов поклясться, он недешево стоит. Может, откоцаем кусочек? — Он потянулся к нему когтями передней лапы.

— Рейчис, не надо!

В тот момент, когда белкокот прикоснулся к полу, его отшвырнуло назад. Он шумно врезался в стену за моей спиной и шлепнулся на пол. Я побежал к белкокоту и поднял его. Его мех торчал в разные стороны, и белкокот сильно походил на пушистый махровый цветок. Как ни странно, теперь мех стал совершенно чистым.

— Рейчис, ты в порядке?

Он посмотрел на меня слегка ошалелым взглядом.

— Тут другое… — сказал он.

— Что случилось?

— Молния, — ответил он, и его голос был наполнен благоговением. — Эти гитабрийские двуногие умеют повелевать молниями. Мы должны поклониться им, Келлен. Они точно боги!

Возможно, он ударился головой, когда врезался в стену. Я оглянулся на колеса, вертящиеся за серебристым залом.

— Они не боги, — сказал я. — Думаю, эти колеса вырабатывают электричество. Когда ты коснулся пола, тебя ударило током.

Рейчис подполз ко мне и снова встряхнулся.

— Ненавижу молнии! Так что в следующий раз на этот пол наступаешь ты.

Я вернулся, чтобы осмотреть тяжелые колеса.

— Если бы мы могли остановить их…

Я ухватился за колесо, пытаясь удержать его своим весом. Напор воды в ручье был не очень сильным, но само колесо оказалось чертовски тяжелым. Плюс все они были связаны системой шестерней и каких-то рычагов.

— Ладно, — сказал я, — как здесь ходят охранники?

— Они боги? — предположил Рейчис. — Они просто приказывают…

— Они не боги! — настаивал я.

— Эй, не ори на меня. Я понимаю, ты расстроен, что у гитабрийцев более классная магия, чем у вас, джен-теп, но я в этом не виноват.

— Она не лучше, — сказал я. Хотя, по правде сказать, тут у меня не было полной уверенности. — Они делают это по-другому. И уж в любом случае едва ли тюремные надзиратели — маги.

Рейчис постучал лапой по пятну на стене.

— Ну тогда, может, они суют ключ в эту дырку?

Я глянул туда, куда он указывал. Там ничего не было — лишь голая стена.

— Я ничего не вижу.

— Ты что, слепой? — Он снова нажал на прежнее место. — Здесь небольшое пятно, оно явно сильнее истерто, чем остальная стена. А форма и размер похожи на скважину от замка.

Не зная, что еще предпринять, я снова достал сотокастру.

— Покажи мне.

Белкокот указал когтем на участок стены и принялся рассматривать его.

— Простой замок с тремя тумблерами. Но они слишком глубоко утоплены в стену, я не достану.

Я по-прежнему не видел никаких различий, но, заставив монету вращаться в воздухе, я ощутил слабый толчок, будто повернулся какой-то рычажок. Потребовалось несколько минут, но в конце концов Рейчис заявил, что все три тумблера повернулись. Колеса начали замедляться, и, сделав еще несколько оборотов, замерли. Я сорвал с головы волос и осторожно коснулся им серебряного пола. Ничего не произошло — и я двинулся вперед.

— Эй, — сказал Рейчис, когда мы добрались до перекрестка на другой стороне. — Я еще не изучил эту часть. Как думаешь, может, здесь внизу есть какое-нибудь добришко?

— Мы ищем мою сестру, помнишь?

— О, точно.

Оглянувшись, я увидел, что Рейчис все еще сидит на перекрестке и пялится в другой коридор.

— Что ты делаешь?

— Да просто… — промямлил Рейчис.

— Что просто?

— Ну, я подумал… твоя сестра ведь никуда не денется, правда?

«Предки!» — мысленно вздохнул я. А потом подхватил Рейчиса, перекинул через плечо и отправился туда, где надеялся найти Шеллу.

«О, предки! Если когда-нибудь меня будет спасать белкокот, пусть в том месте не окажется блестящих предметов!»


Механическая птица

Глава 48

КАМЕРА

Мы нашли Шеллу на нижнем ярусе тюрьмы. Очевидно, она считалась гораздо более опасной, чем другие заключенные, которых мы видели по пути. Это о чем-то да говорило.

У Шеллы даже был собственный охранник. Рейчис предложил разобраться с ним, но я не позволил. Не стоит доверять такие дела белкокотам, если не хочешь убить беднягу, который, в конце концов, просто выполнял свою работу. Впрочем, взрыв моих порошков, вероятно, тоже его бы не осчастливил.

Я видел, что у охранника при себе огненное копье — такое же, какие были у тайной полиции в башне. Это могло стать проблемой.

— Привет, — сказал я.

Охранник встал, его левая рука потянулась к оружию.

— Кто ты? И как сюда попал?

— Я преступник, — признался я. — И собираюсь устроить побег из этого изолятора.

— Ты вроде сказал, что это тюрьма! — вякнул Рейчис с моего плеча.

— Заткнись, придурок.

Лицо охранника стало жестким. Кажется, слово «придурок» возмутило его больше, чем тот факт, что я пришел освободить пленницу.

— Лучше встань-ка на колени, сынок, и позволь надеть на тебя кандалы. А потом я найду сервади, и мы разберемся, что к чему. Не хотелось бы тебя убивать.

— Мне тоже этого не хотелось бы, — сказал я. — Так что было б неплохо, если бы ты дал надеть на тебя кандалы.

Его челюсть затвердела.

— Ладно, что ж. Я тебя предупредил, и моя совесть чиста.

Он поднял оружие и направил его на меня. Рейчис прыгнул на огненное копье, сбив прицел, и когда охранник перекрутил половинки трубы, удар пришелся вбок. Я выхватил порошки и кинул их в воздух.

— Караф!

Я сотворил магический жест. Порошка было немного, поэтому красно-черный огонь не пробил кожаный доспех, закрывающий грудь стражника. Но взрывная волна оказалась сильной, и он врезался головой в прутья решетки камеры Шеллы. Во взгляде охранника скользнуло удивление, а потом веки его опустились, и он сполз на пол.

— Лучше надень кандалы, — посоветовал Рейчис.

— Зачем?

— А он не в обмороке, — белкокот принюхался. — Только слегка оглушен, но в сознании и просто притворяется. Ждет удачного момента, чтобы напасть.

Ух ты! Никому нельзя доверять.

Так или иначе, Рейчис был прав. Я едва успел надеть кандалы, как охранник попытался меня ударить. Это был крупный мужчина, поэтому даже со скованными руками представлял серьезную угрозу. Вот тут настала пора действовать Рейчису.

— Слышь, голокожий, — прорычал он в ухо охраннику, — я уже пару дней как не пил человеческую кровь и чувствую жажду. — Он выпустил коготь и коснулся уголка глаза мужчины. — А также голод.

Охранник, конечно, не мог понять слов, но, похоже, суть он уловил, ибо перестал сопротивляться. Я затащил его в пустую открытую камеру неподалеку и запер дверь, используя сотокастру. Эта вещица и впрямь творила удивительные вещи. Ничего странного, что тайная полиция не любила кастрадази.

Закончив, я вернулся к камере Шеллы.

— Тебе не стоило беспокоиться, — заявила моя младшая сестренка.

Ее камера была чистой и прибранной, в ней стояла хорошая мебель. Шелла сидела на стуле, читая книгу. В общем, скорее, отдыхала в собственных апартаментах, чем валялась в мрачном узилище, ожидая пыток и казни.

— То есть ты не признаешь, что я тебя спас? — спросил я. Она пожала плечами. — Или ты могла просто встать и уйти в любой момент?

Она поднялась со стула и с недовольным видом оглядела камеру.

— Знаешь, в стены, похоже, замурована та гитабрийская медь, которая мешает магии работать. Это слегка раздражает.

— Иными словами, я все-таки спас тебя?

Для меня это и впрямь было важно.

— Но я не спасена, пока не выйду из камеры, не так ли?

Шелла указала на механизмы блокировки дверей. Их было два. Первый — обычный замок в центре решетки. Второй — вращающийся цилиндровый замок под потолком.

— Охранники сообщили мне, что оба запора нужно открывать одновременно. Иначе ломается стеклянная трубка внутри замка и высвобождается ядовитый газ быстрого действия.

Я кивнул Рейчису. Он проскользнул мимо меня, фыркнул на Шеллу, а потом взобрался по решетке и начал поворачивать вращающиеся цилиндры замка под потолком. Я же открывал второй замок, используя сотокастру.

— Готов повернуть последний, — сообщил Рейчис. Он управился гораздо раньше меня.

Через пару минут я тоже был готов.

— На счет «три»? — предложил я.

— Конечно. Три!

Его когти повернули последний цилиндр. Лишь каким-то неимоверным чудом я успел открыть последний тумблер своего замка одновременно с Рейчисом.

— Напомни, чтобы я как-нибудь объяснил тебе, зачем в таких случаях считают, — сказал я белкокоту.

— Да какая разница!

Я открыл дверь. Шелла не спеша загнула уголок страницы книги, поставила ее на полочку и лишь затем вышла из камеры.

— Признаю, это было впечатляюще. В какой-то мере, — сообщила моя сестра.

— Стараюсь как могу, — отозвался я.

— Вообще-то я сказала это белкокоту.

Глава 49

ПРИЗНАНИЕ

Под луной, освещающей путь, мы убежали обратно в лес — к тропе, где нас ждали Фериус, Нифения и Айшек. Эта троица уже разнюхала, где в этом районе ходят патрули, и выбрала наилучший маршрут, чтобы беспрепятственно вернуться к городским воротом. Здесь, у ворот, мы должны были проститься с Шеллой, отправив ее идти своей дорогой.

Учитывая, что на сей раз все прошло без сучка без задоринки и никто не пострадал, я ожидал, что все будут счастливы…

В тот момент, когда все мы оказались в относительной безопасности, Шелла обернулась к Нифении.

— Хочу сказать, изгнанница, что в знак уважения к своему брату я решила не убивать тебя прямо сейчас.

— Подождите… что? — переспросил я. — Что ты такое говоришь?..

— Я была бы вправе, — продолжала Шелла, не обращая на меня внимания. — Предположим, ты уломала Совет проявить к тебе снисхождение, но никто не винил бы меня, если б я казнила тебя здесь и сейчас.

В том, как она произнесла это «уломала», звучало отчетливое презрение.

— Ты была вправе и могла попытаться, — отозвалась Нифения, опуская руку в карман плаща. — Но твой здравый смысл, возможно, подсказал бы тебе, что не стоит.

Угрожающее ворчание Айшека добавило веса ее словам.

— Во имя песка и печали! Что с вами не так, джен-теп? — устало спросила меня Фериус. — Всякий раз, когда вас больше одного, кто-нибудь да начинает угрожать убийством.

Я встал между Шеллой и Нифенией.

— Никто никого не собирается убивать! Какого черта…

— Ошибаешься, — отозвалась Шелла. — Эта девочка-мышь — убийца.

— Что?

— Ах! Она тебе не сказала? — Шелла подбоченилась, точно прокурор, готовый выдать суду свой самый убойный аргумент. — Хочешь, покажу при помощи заклятия, Келлен?

Татуировка магии шелка замерцала на ее предплечье.

— Хочешь, покажу видение о том, как мы нашли труп Элд-рета?

Элд-рет? Так звали отца Нифении.

— Хочешь посмотреть, как его останки отскребали от стен святилища после ее заклинания?

Не дождавшись моего согласия, Шелла сотворила магию шелка, вызвав для меня видение.

— Хватит! — сказал я, оторвавшись от созерцания кровавых ошметков и обугленной человеческой плоти.

— Раз уж зашла речь, — сказала Нифения, — может, мне продемонстрировать и само заклинание?

— Так-так-так, становится все интереснее! — протрещал Рейчис, переводя взгляд с Нифении на Шеллу. — Может, они просто поубивают друг дружку?

Я старался изо всех сил, но не мог даже уложить в голове мысль, что Нифения убила своего отца. Слова, которые она произнесла, когда мы следовали за черными нитями, вернулись ко мне, обрастая новым смыслом:

«Я не та девушка, которую ты когда-то знал, — сказала она тогда. — Я совершила кое-что… И потом мне пришлось сделать выбор…»

— Теперь ты понимаешь, — торжествующе сказала Шелла, — кто она на самом деле.

Я задавался вопросом, почему для нее было так важно дискредитировать Нифению в моих глазах. Почему Шелла всегда так агрессивно настроена к любому, кто не был частью нашей семьи.

— Я убийца, — подтвердила Нифения, высоко вздернув подбородок. — Это то, что тебе следует помнить в следующий раз, когда вздумаешь мне угрожать.

Моя сестра улыбнулась. Ее руки расслабились, повисли вдоль тела.

— Ну пойдем, девочка-мышь. Покажи мне.

Айшек обнажил зубы, но не зарычал. Почему-то от этого он казался только страшнее. Рейчис, никогда не упускавший случая полюбоваться на хорошую драчку, вспрыгнул мне на плечо и протрещал:

— Лучше выбери, Келлен, какой из них ты позволишь убить другую. Потому что эти чокнутые девки и правда собираются поубивать друг друга.

— Она уже рассказала мне, что случилось, — солгал я.

— Не надо за меня заступаться, Келлен! Это не твоя битва, — крикнула мне Нифения.

— Либо выбери сторону, либо давай убираться отсюда, — настаивал белкокот. — Они сцепятся в любой момент!

— Пожалуйста! — умолял я. — Вы, обе, просто позвольте мне…

— Тс-с… — прошептала Шелла. — Я концентрируюсь.

Они стояли друг напротив друга — ближе, чем любой здравомыслящий маг джен-теп встанет во время поединка, потому что обе попадут под первое же атакующее заклятие. Не зная, что еще делать, я собирался встать между ними, когда Фериус сказала:

— Проблема, девочки, вот в чем: если слишком пристально смотришь на пункт назначения, не видишь окружающих пейзажей.

Я не заметил движения ее рук, но сейчас она держала в каждой по стальной карте. Заточенные края тускло поблескивали в свете уличного фонаря. Обе карты она держала на уровне ртов Шеллы и Нифении.

— У первой из вас, кто осмелится произнести ваше джен-тепское заклинание, язык будет нарезан ломтиками.

Не отрывая от них взгляда, она сказала мне:

— Малыш? Как-нибудь расскажи мне, что там у вас подмешивают в питьевую воду. Иначе я просто не пойму, откуда берется такая жажда к убийствам.

Нифения отступила первой — и хорошо. Полагаю, Шелла в своем высокомерии просто не поверила бы, что не справится с Фериус Перфекс. Потребовалось несколько секунд, но в конце концов моя сестра решила, что у нее есть дела поважнее, чем ввязываться в магический поединок посреди гитабрийского города.

— Я отказываюсь от своего права судить изгнанницу, — сказала сестра. И затем — ну, просто потому, что Шелла есть Шелла, она добавила: — По крайней мере пока.

Она повернулась, собираясь уйти, и я подумал, что тут все и кончится. Моя сестра просто покинет город и вернется домой. Но она жестом предложила мне следовать за ней.

— На пару слов, братец. Ты должен кое-что знать о нашей миссии в Гитабрии, прежде чем совершишь очередное предательство.

Не зная, что тут еще можно поделать, я последовал за Шеллой. Мы отошли на несколько десятков ярдов — за пределы слышимости всех остальных. Несмотря на это, она сотворила заклятие, а потом взяла меня за руку. Это было заклинание тишины, мешающее кому бы то ни было подслушать нас. Зная Шеллу, думаю, она могла бы добавить и второе — препятствующее чтению по губам.

— Ты не на той стороне, Келлен, — наконец сказала она.

Я едва не рассмеялся.

— Опять? После всего случившегося ты не можешь придумать ничего лучше, чем говорить мне: «Делай, как велит отец, и не задавай вопросы»? Или у тебя есть новое предложение? Может, прощение отца? Возможность вернуться домой? Шелла, я уже не джен-теп и не хочу им быть.

Она посмотрела на меня, и в глазах сестры я увидел слезы. Впрочем, она быстро заставила их высохнуть.

— Ты закончил? — спросила она. — Или хочешь еще немного побушевать и рассказать мне о несправедливости мира? Давай. Я подожду. Но потом ты меня выслушаешь.

Очень неприятно, когда младшая сестра указывает, что ты ведешь себя как капризный ребенок. Вдвойне неприятно, если так оно и есть на самом деле.

— Ну, говори.

Она оглядела улицу с изящными домами и красивой иллюминацией, рассчитанной до мелочей, чтобы свет не был ни слишком тусклым, ни слишком ярким, а идеально подчеркивал прелесть ночи.

— Отличные мастера эти гитабрийцы, да?

— И вот это ты хотела мне сказать?!

Шелла продолжала, не слушая меня.

— Они любят изобретения, эти мелкие человечишки, обожают свои исследования и теории. Народ трудяг и ремесленников…

— Если б это было все, вы бы не шпионили за ними.

Шелла кивнула.

— Ты прав, не шпионили бы. — Она сжала мою руку. — Келлен, я приехала сюда, чтобы разобраться с новым гитабрийским изобретением. Это сочетание механики, мелкой приграничной магии и… чего-то еще. Того, что делает машину живой.

— Джануча не пытается…

— Не будь наивным! Рано или поздно те, кому нужно оружие, используют эти разработки. И создадут военные машины.

Шелла помедлила, а потом — хотя нас никто не мог услышать — прошептала тихо-тихо:

— Они могут нас уничтожить, Келлен!

В ее голосе слышалась такая уверенность, такая непоколебимость, что я был ошарашен.

— Но… Шелла, гитабрийцы не хотят войны. Как ты и сказала, они — исследователи. Торговцы, мастера. Они изобретают новые вещи, потому что им это нравится. Это часть их культуры…

Она посмотрела на меня с почти снисходительной улыбкой.

— Иногда я забываю, какой ты идеалист, Келлен. И насколько легковерен.

— Жаль, что я никогда не забываю, как ты любишь манипулировать людьми! — Я отдернул руку, разорвав заклинание. — Если у тебя есть доказательства — предъяви их. Иначе — это очередная твоя игра. Или, хуже того — игра отца, в которой он использует тебя.

Я уже отошел от нее на несколько шагов, когда Шелла окликнула меня:

— Келлен!

Я обернулся — как раз вовремя. Шелла что-то бросила мне.

— Кажется, тебе очень нравятся монеты?

Поймав металлический кружок, я сразу понял, что это, бесспорно, монета кастрадази. Но откуда она у Шеллы?

— Где ты это взяла? — спросил я.

— Тебе говорили, что монет осталось совсем мало, верно? Ну, я наложила на эту небольшое заклятие подобия. И хотела посмотреть, куда она меня приведет, но тут ты как раз привел тайную полицию, и меня схватили.

— И чего ты хочешь от меня?

— Теперь ты сам выяснишь, куда она приведет. Обнаружишь то, что скрывает изобретательница. Может быть, тогда ты наконец увидишь то, что я хотела сказать тебе с тех пор, как мы были детьми.

— И что же?

Ее руки сотворили магический жест. Заклинание сокрытия окружило Шеллу, и она исчезла из вида.

— Не верь никому, кроме своей семьи.


Механическая птица

Глава 50

ГОРА

Мы следовали за монетой. Или, вернее, я позволял ее странным вибрациям направлять меня, а остальные шли за мной. Миля за милей. Луна была уже почти в зените, а монета по-прежнему тянула меня вперед.

— Как вы думаете, что там, в конце пути? — спросила Нифения.

Фериус фыркнула, вытирая пот со лба.

— Лучше спроси, сколько еще до этого конца. Насколько я могу судить, маленькой сестренке Келлена не слабо было бы и за море отправиться, чтобы решить эту дурацкую задачку. — Она усмехнулась. — Что ж, неплохая вышла бы шутка.

— Если это шутка, Келлен, я прибью твою сестру, — предупредил Рейчис, восседая у меня на плече. — Ты хоть представляешь, сколько времени я уже не принимал ванну?

Я фыркнул.

— Думаю, да. А теперь хватит болтать о ваннах и дай мне сосредоточиться.

Я поводил рукой перед собой, чтобы монета снова завибрировала на ладони, указывая направление.

— И откуда все эти мысли о купании? — спросила Нифения, глядя на Айшека.

Гиена издала лающий смех, на что Нифения ответила:

— И нет, я не собираюсь бросать наши дела по предотвращению войны, просто чтобы раздобыть тебе сдобное печенье.

Она обернулась ко мне.

— А что вообще такое это сдобное печенье?

— То, что не надо давать жадным прожорливым животным, иначе потом от них не отделаешься, — пояснил я.

Монета плыла по воздуху, указывая на запад — и вверх по склону горы, так что я направился туда.

— Ты действительно не понимаешь суть делового партнерства, — заметил Рейчис.

Айшек рявкнул. Или, может быть, фыркнул. Я все еще не научился различать звуки, которые издавала гиена. Рейчис же, казалось, не испытывал никаких затруднений.

— И она тоже? — Белкокот смерил Нифению презрительным взглядом. — Эти людишки и правда бесполезные существа, да? — сказал Рейчис, глядя на Айшека.

— Почему он так смотрит на меня? — Спросила меня Нифения. Потом покосилась на гиену. — А ты что имел в виду, когда сказал: «Она не лучше»? Что все это означает?

Я объяснил, что Рейчис и Айшек, по-видимому, обсуждают концепцию делового партнерства.

— Ты не мой деловой партнер, — сказала Нифения гиене. — Ты мой талисман. Это важное и глубокое родство душ, а не какая-то там мелкая торговая сделка.

Гиена некоторое время что-то фыркала, а потом Нифения врезала мне по руке. Больно.

— Ой! За что?

— За то, что позволяешь своему белкокоту вбивать в голову моему талисману эти гадкие идеи о «партнерствах» и «равноправных отношениях». Теперь Айшек требует, чтобы мы с ним составили официальный контракт!

— Подожди, пока она не услышит пункт о свежем мясе, — прошептал Рейчис мне на ухо. И зафыркал. — Эта гиена еще привередливее, чем я.

— И не думай, что я не понимаю, как ты насмехаешься надо мной, чертов белкокот, — предупредила Нифения. — Если ты не в курсе, в моем арсенале есть талисманы, которые могут доставить много неприятностей живому существу.

Рейчис, расположившись у меня на плече и повернувшись к Нифении, рыкнул:

— Скажи этой голокожей, пусть наложит на свои глазные яблоки поисковое заклятие, чтобы она могла находить их по утрам.

— Двое изгнанников, белкокот и гиена, выходят на тропу войны, — буркнула Фериус. Она остановилась и покачала головой. — Похоже на начало шутки, но я почти уверена, что никто из нас не будет смеяться, когда станет некрасиво. Могли бы вы, дети, пожалуйста, перестать задирать друг друга? Я тут пытаюсь спасти мир.

— Простите, Фериус, — сказала Нифения.

— Что мне толку от твоих извинений, деточка?

Замечание получилось резким и несколько двусмысленным. Нифения стиснула зубы, но затем лишь глубоко вздохнула.

— Вы правы. Тогда скажите, чем я могу помочь.

Фериус схватила меня за руку. Я разжал кулак и позволил монете сделать свое дело. Она повертелась еще немного и наклонилась к вершине горы перед нами.

— Смотри, куда указывает монета. Если на горе есть нечто большее, чем отбившаяся от стада коза, тогда, вероятно, это либо охрана, наблюдающая за незнакомцами, либо сигнальные устройства. Или, хуже того, ловушки.

Она отпустила мою руку.

— Нужно подняться туда, не столкнувшись ни с чем из перечисленного. А это значит: вы четверо идете, куда иду я, делаете то, что делаю я, и — главное — держите рты закрытыми дольше пяти секунд зараз.

С этими словами она обошла нашу компанию и направилась к вершине, бормоча о том, почему аргоси предпочитают путешествовать в одиночку.

Рука Нифении коснулась моей.

— Кажется, она беспокоится, Келлен. Как ты думаешь, она…

— Страшится цены, которую платят аргоси, — ответил я, следуя за Фериус вверх по склону.

Хотелось бы мне, чтобы это была единственная цена, которую придется заплатить.

К тому времени, как мы достигли вершины, я хромал. Фериус была права насчет ловушек. Она заметила проволочные растяжки и западни, которые варьировались от простых, но элегантных до невероятно сложных. Большинство из них мы миновали, и на пару минут я подумал, что навострился находить ловушки. Я понял, что ошибся, едва не наступив на шипы, спрятанные под дерном. Если бы Айшек не врезался мне в спину, я, боюсь, не отделался бы слегка оцарапанной пяткой.

Разумеется, были тут и часовые, и патрули, а это значило, что впереди находилось действительно что-то важное. Хотя именно они и мешали выяснить, что именно это такое. Мои заклятия не особо помогли бы, поскольку поджигать людей — не лучший способ проникнуть куда-то незаметно. К счастью, в арсенале Нифении нашлись колокольчики, звон которых действовал как дезориентирующее заклятие. Мы все — не считая Рейчиса, который забыл прикрыть уши лапами и потому постоянно шел не туда, — благополучно миновали большую часть охранных постов.

Как только Рейчис начал снова ориентироваться в пространстве, он взлетел над нами, используя деревья, чтобы углядеть охранников и ловушки, не заметные с земли. Айшек фыркал, предупреждая нас о скоплениях синего и зеленого мха, которые, по словам Фериус, были ядовиты и действовали, даже просто касаясь кожи. Видимо, кто-то и впрямь не желал присутствия посторонних…

К тому времени, как мы приблизились к вершине, горизонт уже окрасился в красно-оранжевые цвета рассвета. Монета легла мне на ладонь. Она вибрировала даже сильнее, чем прежде, но не указывала направление. Наша цель — что бы это ни было — находилась уже рядом.

— Ложись! — прошептала Фериус, когда мы приблизились к вершине. Она заставила нас ползти, отталкиваясь локтями и коленями. Дважды приходилось огибать участки ядовитого мха, так что двигались мы очень и очень медленно.

— Что случилось? — спросил я, когда Фериус остановила нас почти у самой вершины.

— Ничего, — ответила она.

— Я хотел спросить: что ты видишь?

Она раздраженно посмотрела на меня.

— Ничего. В этом-то и дело.

Остальные, игнорируя ее предыдущие инструкции, подползли поближе. Фериус была права: мы ничего не увидели, кроме плато на большой горе, начинавшейся ярдах в трехстах.

— Могла ли монетка ошибиться? — спросила Нифения. — Или, может, твоя сестра и правда послала нас туда-не-знаю-куда?

— Вряд ли сюда нагнали столько патрульных охранять ядовитый мох, — откликнулась Фериус. — Нет, нужно, чтобы кто-то подобрался поближе. — Она повернулась к Рейчису.

— Ты можешь это сделать действительно осторожно и тихо? — спросил я.

Он рыкнул.

— Келлен, неуклюжий и неповоротливый человечишко, спрашивает меня, могу ли я двигаться осторожно и тихо?

— Просто сделай это, — оборвал его я. — Это может быть важно.

— Впереди несколько кустов, — сказала Фериус, не подозревая о грозящей ей опасности. — Скажи ему, чтобы он прятался за ними по возможности.

Рейчис подполз прямо к Фериус, оказавшись с ней нос к носу.

— Перестань. Учить. Меня. Как. Мне. Делать. Мою. Работу.

Я начал переводить, но Фериус отмахнулась.

— У меня есть идея.

Рейчису же она сказала:

— Ну тогда, белкокот, чего ты ждешь?

Я бросил на него предостерегающий взгляд, давая понять, что сейчас не лучшее время бодаться с Фериус. Должно быть, он решил пожалеть меня — или по крайней мере отложить разборку до более удобного случая. Так или иначе, он тихо пополз вперед. Преодолев ярдов десять, Рейчис застыл. А потом исчез.

— Что с ним? — Я подскочил, позабыв о предупреждениях Фериус.

Она оттащила меня назад.

— Не двигайся. Он знает, что делает.

— Кажется, двадцать секунд назад ты так не думала!

Каждый нерв в моем теле дрожал, приказывая вскочить и бежать туда. Рейчис мог попасть в ловушку. Ему, может быть, больно! Нифения положила руку мне на плечо и жестом указала на Айшека. Гиена нюхала воздух, но не казалась обеспокоенной.

— У него очень острое обоняние, — тихо сказала Ниф. — Если бы Рейчис был ранен или напуган, Айшек учуял бы это.

Такая уверенность в обонятельных способностях гиены, возможно, успокоила бы меня, если бы Рейчис в свое время не заявлял то же самое. А потом выяснилось, что по большей части он врет и бахвалится.

Внезапное движение привлекло мое внимание, и белкокот появился из-за куста. Он ползком вернулся к нашей компании.

— Во имя семнадцати белкокошачьих богов! — пробормотал он.

— Ты вроде утверждал, что их девять?

— Девять? — переспросила Фериус.

— Не важно. Что ты видел, Рейчис?

— Эта гора — не гора, — ответил он.

— О чем ты говоришь?

Он выглядел так, будто пытался подобрать слова.

— Она похожа на гору, и я уверен, что она природная, но внутри у нее пустота.

— В смысле: как у вулкана?

Я никогда раньше не видел вулканы, но читал о них.

— Чертов потухший вулкан, — пробурчала Фериус. — Гитабрийцы и правда семи пядей во лбу. Ладно, они умеют строить и изобретать вещи! Но мне и голову не приходило, что они даже природные ландшафты к чему-то да приспособят!

— Да, но к чему? — спросил я.

— Пошли, — сказал Рейчис, возвращаясь назад. — Наверху нет охранников и ловушек.

Все мы осторожно и на всякий случай по-прежнему ползком двинулись следом. Миновав несколько футов, я увидел всю вершину горы целиком. Вплоть до границы из черного камня, за которой начинался обрыв. Огромное пустое пространство внутри горы.

Оказавшись на краю, мы наконец увидели то, что так не хотели показывать нам гитабрийцы. А может, они не хотели показывать это и своим соплеменникам…

Внутренняя часть вулкана была превращена в гигантскую мастерскую. В полутораста футах внизу возвышались исполинские стойки с инструментами и верстаки размером с дом. Десятки мужчин и женщин — кузнецы и рабочие — выплавляли металлы и придавали им форму, а несколько изобретателей и их ассистентов собирали машины.

Огромные машины. Бронированные тела футов по семьдесят, с длинными суставчатыми шеями, которые заканчивались ужасающими стальными черепами с рядами острых зубов. Они походили на чудовищно увеличенные версии тех шелково-бумажных существ, которые танцевали и плевались конфетами на выставке. Только вот в отличие от тех созданий, эти отнюдь не выглядели милыми.

— Драконы! — вымолвила Нифения. — Они строят механических драконов. Но… те металлы, которые они используют… Это ведь, должно быть, альцион мистиве — священные сплавы, из которых Джануча сделала свою птицу. Они с Алтаристом говорили, что этих сплавов почти не осталось на свете…

— Погляди, — сказала Фериус, указывая на открытые шахты далеко внизу. Даже отсюда были видны рудные жилы, прорезающие стены пещеры. — Тут этих «утраченных» металлов, похоже, до черта.

— Джануча солгала нам? — спросил я.

— Может, она и сама ничего не знает, — сказала Нифения. — Но если гитабрийцы строили драконов все это время, значит, они верят, что эксперимент скоро увенчается успехом?

Фериус начала отползать от края вулкана.

— Эй, малыш, ты понимаешь разницу между крошечной механической птицей и огромным железным драконом?

— Э?

— Немного металла и много мертвых тел.


Механическая птица

6

МЕХАНИЧЕСКИЙ ДРАКОН

Механическая птица

ПРАВДА

Когда природа дискорданса постигнута, начинается настоящая работа аргоси. Направлять дискорданс, если это возможно. Уничтожить его, если нужно.

Если же все ваши усилия терпят неудачу, если талантов и ухищрений аргоси оказывается недостаточно для сдерживания угрозы, вам открывается самая горькая правда. Одно то, что вы знаете и можете видеть, еще не значит, что вы можете что-то изменить.

Глава 51

ШПИОНЫ

Мы прятались в пещере примерно в четверти мили от горы. Бегать от патрулей и часовых средь бела дня было рискованно. Рейчис ворчал, Нифения и ее гиена спали, я сидел, трясясь от холода, а Фериус Перфекс рисовала очередную карту.

— Что ты вообще там видишь? — спросил я, наблюдая, как легко движется ее кисть по поверхности карты, оставляя аккуратные штрихи. — Здесь же почти нет света.

— Ты слепой, малыш? Здесь прорва света.

— Мы в пещере, Фериус. Если б не та малость от входа, тут и вовсе было бы черным-черно.

Она наклонилась ко мне, и я увидел, что у нее закрыты глаза.

— Тогда просто представь себе еще.

И с этими словами она возобновила работу.

— Ты рисуешь с закрытыми глазами? Как это возможно?

Она усмехнулась.

— Малыш, я рисовала карты аргоси вслепую, когда мне было одиннадцать лет.

Фериус обмакнула кисть в одну из своих баночек.

— На самом деле так даже проще.

— Проще? Как это?

Она нарисовала на карте извилистую линию, затем отодвинула кисть.

— Создание дискорданса — многоступенчатый процесс. Нарисовать что-то… ну, это самая простая часть. Наполнить ее тем, что ты знаешь о предмете, тем, что ты о нем подозреваешь, раскрасить очевидности и затенить неопределенности — вот что сложно.

Раскрасить очевидности и затенить неопределенности… Неудивительно, что многие люди терпеть не могут аргоси. С другой стороны, карты дискордансов наконец начали обретать смысл.

Я прислонился спиной к стене пещеры и закрыл глаза. Я представил себе все дискордансы, которые я видел, все вместе, держа их веером, как карты в покере. Одно из немногих преимуществ того, что в детстве я учился быть магом, — умение отлично запоминать образы, до мельчайших деталей. Попробуйте использовать заклинание без особой эзотерической геометрии, и вы скоро узнаете, почему старые джен-теп любят говаривать: «Забывчивый маг — мертвый маг».

Каждая карта дискорданса сама по себе — это всего лишь странная картинка, наполненная загадочными символами и невидимыми аллюзиями. Вместе они рассказывали простую, но трагическую историю. Механическая птица — чудесное открытие. Творец — гений, способный обратить свое изобретение как в добро, так и во зло. Путь Теней…

Когда Энна дала мне карту, я подумал, что это моя судьба. Возможно, и она тоже, но аргоси не предсказывают судьбу. Теперь я понял, о чем на самом деле говорила эта карта. Все мы — возможно, весь континент — охвачены страхом и неопределенностью на дороге, ведущей во тьму. То, что этим изобретением так интересовалась тайная полиция, и то, что Гитабрия предоставила этой самой полиции столько власти, означало, что страна отнюдь не так безобидна, как хочет казаться.

Коронованный маг — пусть это и ненастоящий дискорданс — рассказал мне, что будет дальше. Кланы джен-теп, опасаясь растущей военной мощи Гитабрии, впервые за столетия объединились под одним правителем. Даромены, берабески, даже Семь Песков скоро поймут, что эта война будет чем-то большим, чем вооруженный конфликт двух стран. Она станет неизбежностью для всего континента.

Карты исчезли из моего сознания, когда я открыл глаза.

— Фериус?

— Да, малыш?

— Если Джануча найдет ошибку в своих расчетах… Если она сумеет вдохнуть жизнь в тех железных драконов.

Фериус оторвалась от своей карты.

— Тогда все провалится в ад, малыш. Все полетит в ад.

— Так ты… — я запнулся.

«Ты убьешь ее, чтобы это предотвратить?» Просто задать этот вопрос — уже заставить ее слишком близко подойти к черте, которую, как я знал, она не хочет пересекать.

— Ладно, забудь.

— Видишь? Именно поэтому мне стоит научить тебя получше играть в покер.

— О чем ты?

— Ты усвоишь одну вещь. Как бы ни были плохи твои карты, иногда требуется всего одна — правильная, — чтобы изменить весь расклад.

Снова послышалось шуршание ее кисточки по поверхности бумаги.

— А теперь, если ты не против… Твое беспокойство загораживает мне свет.

Я встал и направился в глубь пещеры, намереваясь поспать.

— Ты постоянно говоришь вещи, не имеющие никакого смысла. Ты в курсе?

Ее смех был маленьким и ярким, и от него темнота замерцала. Я остановился на секунду, держась за этот смех. В нем было все, что я любил в Фериус Перфекс, и все, что меня в ней бесило. Путь Полевой Ромашки. Как бы мне хотелось следовать этим путем вместе с ней.


Вся остальная наша компания сгрудилась у стены пещеры. Рейчис и Айшек дрыхли и, казалось, во сне состязались, кто кого перехрапит. Я едва не наступил на Нифению. Она лежала на боку и, видимо, ухитрялась спать, несмотря на эту какофонию. Я лег и как можно сильнее зажал уши. Не то чтобы я верил, что мне удастся уснуть. Впрочем, это оказалось не важно, потому что Нифения вдруг тихо сказала:

— Знаешь, а вы очень похожи.

— Кто? Я и Фериус?

Она придвинулась ко мне.

— Я серьезно. Все те вопросы, которые ты задаешь ей, мелочи, которые тебя беспокоят…

— Ну, это удручает, потому что ее ответы по большей части — непонятная ахинея.

Ниф лежала совсем рядом со мной, и я почувствовал, как она пожала плечами.

— Именно так я думала. И полагала, что аргоси довольно эксцентричны. Но когда я слушаю, как вы препираетесь…

— Мы не препираемся.

— Хорошо. Когда вы ведете свои высокомудрые философские дискуссии, знаешь… Создается впечатление, что вы говорите не те слова, которые произносите. Леди Фериус…

— Она не леди.

Ну вот! Теперь я это сказал.

Ниф слегка похлопала меня по руке.

— Может, ты не будешь постоянно меня перебивать?

Я бы ощутил раздражение… наверное… Только вот она не убрала руку.

— Все, о чем вы говорите, чувствуется как-то… правильно. Словно кто-то описывает картину, которую я знаю, но еще не вижу себя в ней…

Я не смог скрыть ухмылку. Нифения попыталась вытащить руку, чтобы снова шлепнуть меня, но я ее не выпустил.

— Теперь ты начинаешь разговаривать так же, как она.

Пауза. Потом она сжала мое запястье.

— Это, пожалуй, вторая самая приятная вещь, которую ты когда-либо говорил мне, Келлен.

Что-то в ее голосе, в прикосновении ее руки к моей вызывало непреодолимое желание придвинуться еще ближе к Нифении. Гораздо ближе.

— А что же было самой приятной вещью? — спросил я.

Я помнил, разумеется. Однажды в Оазисе я сказал Нифении: «Однажды ты поймешь, что ты особенная. Но даже пока этого не случилось, знай, что ты особенная для меня». Как ни странно, все это придумал я не сам. Те слова нашла Фериус.

Ниф еще немного придвинулась.

— Если ты хочешь поцеловать меня, Келлен, то спроси, можно ли, или просто сделай это и живи с последствиями содеянного. Но не ходи вокруг да около, ожидая, что я сделаю это за тебя.

Вполне недвусмысленное заявление, я полагаю.

Думаю, я поцеловал бы ее. Или, во всяком случае, попытался. К сожалению, тот навык помнить все, который мы приобретаем в процессе обучения… Иногда он заставляет помнить то, что мы не хотим. Невыносимо-яркий образ, который вложила мне в голову Шелла — мертвый отец Нифении, — вернулся ко мне с такой отчетливой ясностью, что показалось: этот труп прямо здесь, в пещере. Несмотря на почти непроглядный мрак, я словно видел кровь, стекающую по стене прямо передо мной. Я услышал тихий вздох и на какой-то миг решил, что его издал призрачный труп. Разумеется, мое воображение сыграло со мной злую шутку. Нифения вздохнула.

— Я убила его, — прошептала она.

— Откуда ты знаешь, что я…

Она выпустила мою руку.

— Ты похолодел, Келлен. Не нужно быть гением, чтобы понять, почему. — Нифения помолчала пару секунд, а потом сказала: — Ну давай. Спроси, если ты этого хочешь.

И внезапно я испугался. Не того, что Нифения на меня нападет, разумеется. Но то, что произойдет, может навсегда изменить наши отношения… Правда, не сказать, чтобы у нас были какие-то определенные отношения.

— Мне не нужно спрашивать, — сказал я и, протянув руку, снова нашел ее запястье. — Я и так знаю, что случилось.

— Ладно. Расскажи мне.

Насколько я помню отца Нифении с самого детства, он всегда был суровым. Нет, не так. Не суровым. Жестоким. И это еще мягко сказано. То, что я видел в детстве, было малой долей того, что Нифении и ее матери приходилось выносить на самом деле. Перед тем, как я покинул наш народ, Нифения сказала мне, как важно ей получить свое имя мага. Чтобы не пришлось жить, как матери, ставшей рабыней прихотей своего мужа.

— Все стало хуже после того, как ты прошла испытания, — сказал я. — Ты думала, что будет лучше, но стало только тяжелее.

Она не ответила. Ей и не нужно было. Несколько месяцев назад Шелла общалась со мной через заклинание собственного изобретения. Она рассказала, что бабушка Панакси обещала Нифении защиту, если та согласится выйти за него замуж.

— Когда твой отец узнал о договоренности с семьей Пана, он разозлился. Он…

Я замолк. Что я творю?! Нифения никогда не поднимала эту тему, так что заткнись и молчи! Но Нифения заговорила сама. Ее голос был хриплым — словно она очень, очень долго кричала.

— Он использовал заклинание шелка. И погрузил меня в сон.

Теперь ее злость на красного мага и его заклинание стала понятной.

— И он…

— Я не знаю. Не было никаких… Я не знаю, сделал ли он что-нибудь со мной, Келлен. — Я почувствовал, как задрожала ее рука. — С тех пор как я зажгла свою первую татуировку, я каждую ночь накладывала охранные заклинания вокруг своей кровати. Это был единственный способ спать в том доме. Мой отец никогда не был сильным магом, но у него были друзья. В тот вечер один из них нейтрализовал мое заклинание. И тогда я поняла, что он может добраться до меня в любое время.

Дюжина вопросов вертелась у меня на языке. «Ты сказала кому-нибудь? Ты обратилась к Совету? Ты пыталась убежать? Ты, ты, ты…»

Но я уже знал ответы.

У моего народа преступления, связанные с насилием, жестоко караются. Но… кто бы придрался, выглядело все так, будто отец всего лишь усыпил непослушную дочь. Глава дома джен-теп имеет полное право поддерживать порядок в своей семье.

— Я убила его, — сказала Нифения. Ее голос был ровным.

— Ты защищалась. Ты всего лишь…

Я не видел, но почувствовал, как она покачала головой.

— Нет, ты не понимаешь. Я не стала дожидаться, пока он нападет на меня. Несколько недель я изображала послушную девочку. Я заставила его поверить, что выучила урок. А потом, когда он был один в своем святилище, я убила его. Ни угроз, ни предупреждений. Это было убийство.

Я взвесил ее слова, словно судья в процессе.

— Если бы ты ждала, стало бы слишком поздно, Ниф. Он бы…

Она продолжала, словно не слыша:

— Мать меня выдала. Не знаю, почему. Может, она так привыкла жить под гнетом, что мое неповиновение было как пощечина. Через неделю Совет приговорил меня к смерти. Нападение на главу дома джен-теп — нападение на весь клан.

— Моя мать или отец вмешались?

Это был глупый вопрос, но я все равно не мог не спросить. Мне все еще хотелось верить, что в моих родителях осталось что-то человеческое. Нифения покачала головой.

— Вмешался Пан. Он пошел к Совету и пригрозил уйти из клана, если меня казнят. Он — самый талантливый и способный маг, который у них есть, кроме твоей сестры. А его бабушка имеет большое влияние в Совете. В конце концов они смягчили приговор.

Нифения коснулась моей ладони.

— Мне отрезали по два пальца на каждой руке и прогнали в пустыню. Скорее всего я умерла бы от заражения крови или от чего-то другого. Так что формально казнь вроде как состоялась.

Предки! Я представить не мог, какими должны были быть эти первые дни. Раненая девушка, лишенная возможности использовать заклинания исцеления. Одна на дороге…

— Мне так жаль, Ниф, — сказал я.

— А мне нет. Поэтому не нужно…

— Чего не нужно?

Она придвинулась так близко, что мы оказались лицом друг к другу.

— Я уже говорила тебе, Келлен: я должна была принять решение. Я могла стать девушкой, живущей с позором, до тех пор, пока невезение или собственная глупость не убили бы меня. Или же я могла стать той, кем являюсь сейчас.

— И кто ты сейчас?

— Та, что не просит прощения за то, какая она есть.

Несмотря на темноту, я увидел, как ее рука коснулась кожи возле моего левого глаза. Даже готовый к этому, я вздрогнул.

— Вот что отличает нас, Келлен. Если бы они сумели воскресить моего отца и мое преступление аннулировали бы, знаешь, что я сделала бы перво-наперво?

— Вернулась и убила его снова, — сказал я.

— Именно так, черт возьми.

И тут я вдруг понял, почему Нифения поцеловала меня, впервые увидев в пустыне. И почему она не сделала этого ни разу с тех пор. Она не рассказала мне об отце не потому, что стыдилась, а потому, что это было не мое дело. И сейчас она рассказала мне не потому, что я спросил. Она захотела, чтобы я узнал ее лучше. Она предоставила мне выбор. Я мог навсегда сохранить память о застенчивой, скромной девушке, которую просто по случайности звали так же, как и юную женщину, лежавшую сейчас напротив меня. Я взял ее за руку и встряхнул.

— Меня зовут Келлен. Приятно, наконец, познакомиться с тобой, Нифения.

Кажется, она всхлипывала, но трудно было сказать наверняка, потому что Рейчис и Айшек, хотя наверняка давно проснулись, храпели еще пуще прежнего. Нифения обняла меня.

— Знаешь, для человека, который совершенно не умеет общаться с девушками, ты сказал очень правильную вещь.

Кажется, я начал привыкать к объятиям, потому что сейчас все вышло совершенно естественно. И мне действительно было приятно, пока Нифения не отшатнулась от меня.

— Что я сделал? — спросил я.

— У тебя что-то в штанах…

О, предки! Не так я себе это представлял.

— Прости, я не хотел…

— Да нет же! У тебя в кармане что-то нагревается!

Теперь я тоже почувствовал и на миг испугался, что это порошки из мешочков каким-то образом смешались. Я сунул руку в карман и вскрикнул, обжегшись. Выхватил горячий предмет и швырнул его на пол. Это была монетка, раскалившаяся так, что светилась красным во мраке пещеры.

— Опять твоя магия монет? — спросила Нифения. — Как ты сотворил заклинание!

— Это не моя монета. Ее дала мне Шелла. Но почему она активировалась сейчас? Заклятие должно было всего лишь привести нас к горе.

Внезапно Нифения схватила монету и, шипя от боли в обожженных пальцах, промчалась мимо меня к выходу. Я пошел за ней, спотыкаясь на неровном полу пещеры. Оказавшись на улице, Нифения размахнулась и зашвырнула монету так далеко, как только могла. Она исчезла где-то в кустах.

— Леди Фериус! — крикнула Нифения. — Надо бежать!

— Я не понимаю, — сказал я. — Что это значит?

Она кинула на меня растерянный взгляд.

— На предмет можно наложить несколько заклинаний. Тепло — не часть навигационного заклятия. Это побочный эффект слежки. Кто-то использует монету, чтобы отыскать нас.

Она обернулась к пещере.

— Леди Фериус, нужно уходить! Сейчас же!

Фериус возникла у входа. Прищурившись, она смотрела в сторону леса.

— Плохие новости. Они уже здесь.

Я обернулся. Кроны деревьев, листья, покрытые каплями росы, блестели на солнце, как медные монеты. В нескольких сотнях ярдов от нас появилась фигура, одетая в красный шелк; его лицо было закрыто лакированной маской, сиявшей, как кроваво-алое солнце.

Красный маг нашел нас.

Я еще успел услышать, как кто-то крикнул: «Беги!» — а потом ударило заклятие магии огня, и деревья вспыхнули.


Механическая птица

Глава 52

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Ветви деревьев и кустов хлестали меня по лицу и по рукам. Паника превращала малейший укол в такую жгучую боль, что она, казалось, могла сжечь вас до хрустящей корочки.

Ненавижу быть трусом!

Фериус и Нифения бежали рядом со мной. Наша единственная надежда — опередить красного мага и побыстрее добраться до города, где он не решится нападать в открытую, рискуя окончательно дискредитировать джен-теп в Гитабрии. Фериус бежала первая, ведя нас по тропкам настолько узким и неприметным, что я и не догадывался об их существовании, пока моя нога не ступала на них. Быстрая и ловкая, как газель, она прыгала по скалам, ни разу не посмотрев вниз. Ее взгляд был направлен вперед, глаза искали дорогу к выходу. Мы с Нифенией следовали за ней из последних сил, спотыкаясь и натужно пыхтя.

— А где Айшек и Рейчис? — задыхаясь, спросила Нифения. — Я их не вижу.

— Эта живность знает, как о себе позаботиться. Они нас найдут, — ответила Фериус.

Она вдруг подтолкнула нас с Нифенией вбок, и мы оказались на уводящей вниз горной тропке, обрамленной остатками раскрошившихся валунов. Вдали возвышались восемь мостов Казарана. Но они могли с тем же успехом быть миражом в пустыне — до города оставалось еще много миль.

Заклятие магии огня превратило растущее поодаль дерево в пепел.

Пришлось снова сменить курс.

— Чертов маг не пытается нас поймать, — сказала Фериус, снова устремляясь вперед. — Он нас загоняет!

— Но куда? — спросила Нифения, озираясь. — Здесь ничего…

— Патрули, — сказал я, внезапно поняв, почему маг все время заставлял нас сворачивать. — Фериус, я думаю, он гонит нас к одному из гитабрийских патрулей.

Она резко остановилась, и я едва не врезался ей в спину. Фериус резко развернулась на каблуках — лицом в ту сторону, откуда слышались шаги нашего врага.

— Похоже, ты прав, малыш. Меняем план. — Легким движением руки она достала десяток острых стальных карт. — Мне все равно надоело бегать.

Я сунул дрожащие руки в мешочки на поясе. Нифения пошарила в карманах плаща, где еще оставалось несколько амулетов. Впрочем, я не очень-то верил, что от всего этого будет много прока.

Красный маг появился на гребне хребта. Он двигался спокойно, без малейшей спешки. Увидев, что мы больше никуда не бежим, маг тоже остановился, оказавшись ярдах в двадцати от нас. Когда маг заговорил, странная магия его маски опять изменила голос, заставив его звучать странно и зловеще.

— Вы должны бежать, — заявил маг.

Фериус неторопливо тасовала свои стальные карты, перекидывая их с ладони на ладонь.

— Нам и здесь неплохо.

Черты «лица» лакированной маски слегка изменились, глазницы сузились, словно маг прищурился.

— Как хотите. Вас схватят через несколько минут.

— Кто ты? — спросил я, хотя и понимал, что едва ли получу более вразумительный ответ, чем в прошлый раз. — Почему ты меня преследуешь?

— Спроси своего отца, — сказал он, приближаясь, пока не оказался в десяти футах от нас.

На миг я задумался: может, человек в красном — сам Ке-хеопс и все это какая-то извращенная шутка, жестокая игра? Но нет. Этот парень был явно ниже ростом, чем мой отец.

— Ну давай, малыш, — сказала Фериус.

— Что?

— Сделай, как он говорит, спроси своего отца.

Я не сразу понял, что она имеет в виду. А когда до меня дошло, я достал карту Шеллы. В моей руке она была неподвижной и безжизненной. Я сотворил заклятие дыхания; разумеется, магия, использованная для создания подобной карты, была далеко за пределами моих возможностей, но разбудить магию карты — это немного проще. Для меня, однако, оказалось непросто и это, поэтому процесс затянулся.

Когда мне казалось, что я уже почти достиг цели, красный маг сказал:

— Ну хватит! — Он щелкнул пальцами и произнес односложное заклятие. Карта вылетела из моей руки.

И почему этому парню так нравится выделываться?

Карта парила в воздухе. Маг пошевелил рукой, и она застыла, зависнув между нами. Еще одним заклятием маг оживил ее.

Сперва корона оставалась неподвижной, но затем я услышал стук каблуков по мраморному полу — исходил он из карты. Миг спустя появилась рука отца и взяла корону. Как и прежде, изображение изменилось, стало более объемным, и возникло лицо отца. Он выглядел раздраженным.

— Я же велел тебе этого не делать!

Ке-хеопс, похоже, разговаривал не со мной.

— Ему стоит знать, зачем и почему он здесь, — ответил красный маг.

— Хорошо.

Глаза отца, нарисованные черно-синими линиями, обратились ко мне.

— Ну давай, Келлен. Злись. Кричи. Хнычь. И что ты там еще обычно делаешь, когда думаешь, что мир тебя обидел.

— А разве мир не обидел его? — спросила Фериус.

Отец даже не взглянул на нее.

— Не надо винить меня, женщина. Мой сын никогда не оказался бы в такой ситуации, если бы ты не сманила его и не увезла от семьи. Уже за одно это преступление мне стоило бы…

Я подошел ближе к карте.

— Никогда больше не смей так разговаривать с моим другом, — сказал я.

Вероятно, стоило подкрепить эти слова чем-то более весомым, но едва ли хоть какая-то моя угроза напугала бы отца. Нифения оттащила меня в сторону. Очевидно, она решила, что пришло время дипломатии.

— Лорд Ке-хеопс, — начала она на удивление почтительным тоном, — вам не стоит задерживать нас. Мы нашли доказательства, что гитабрийцы…

Отец перебил ее:

— Механические драконы, да-да. В некотором роде — показуха, пожалуй, но от того они не менее опасны.

Более не обращая внимания на Нифению, отец снова переключился на меня.

— Теперь им нужно лишь найти способ вдохнуть жизнь в свои машины, и эта страна станет непобедимой.

— Но если ты уже знаешь, что мы нашли…

Я замолк, не докончив мысль, потому что мне в голову пришла следующая.

— Ты хотел, чтобы гитабрийцы нас поймали! В этом был твой план с самого начала!

— Что? — спросила Нифения. — Но почему?

— Он использовал нас, чтобы выяснить, что прячут гитабрийцы, — ответил я, глядя на отца. Тот явно был доволен. — А теперь ему нужна Завера и ее дуболомы, которые поймают нас… Нет, не просто поймают. Казнят. Они будут уверены, что их тайна не раскрыта.

Нифения ткнула пальцем в красного мага.

— А он при чем?

— Он здесь, чтобы не дать нам сбежать. Как только прибудет гитабрийский патруль — он убежит.

Текучие линии на карте зашевелились, цвета стали ярче. Отец почти гордился мной.

Почти.

— Теперь гитабрийцы знают, что их секретная фабрика обнаружена, — сказал он. — Они спрячут изобретательницу, запрут ее в тайном убежище, пока она не закончит эксперименты. Вы должны отвлечь тайную полицию от моих агентов, чтобы те разобрались с той женщиной. Подумай, Келлен! Ваша смерть спасет наш народ. Ваша жертва предотвратит катастрофу!

И тогда я сделал то, чего никогда не делал раньше: рассмеялся отцу в лицо.

— Видно, корона Верховного мага туговата для твоей головы, если ты в это веришь. Едва лишь гитабрийцы нас схватят, я им все расскажу. Все.

Я потянулся за картой.

— И вот это будет первым доказательством.

Красный маг поднял руку. Он сотворил магический жест, который я едва успел распознать, прежде чем яростный порыв ветра оттолкнул меня назад, не задев более никого. Какого черта он использует магию дыхания против меня?!

— Достаточно, — приказал отец. — Келлен нас не выдаст. И аргоси тоже.

— Ты сошел с ума? — спросил я, но тут увидел выражение лица Фериус. — Ты что, согласна с ним?..

— Она понимает, — сказал Ке-хеопс. — Аргоси, как и мы, боятся разрушительной силы железных драконов, которые могут уничтожить континент. И у них нет иных средств, чтобы противостоять гитабрийцам и помешать им воплотить в жизнь их грязные замыслы.

Отец наклонился вперед, словно намереваясь выйти из карты и пожать нам руки, скрепляя сделку.

— Так что аргоси промолчит и позволит мне делать то, что нужно, для всеобщего блага. — Черные дыры его глаз обратились ко мне. — И ты тоже, Келлен, ибо это твой долг — как сына дома Ке.

— Долг? — переспросила Нифения, ее глаза сверкнули. Видимо, с дипломатией было покончено. — Мой отец говорил о долге каждый раз, когда бил мою мать! Каждый раз, когда он…

— Замолчи, убийца. Ты для моих планов не нужна. И тебя гитабрийцы не найдут живой.

Он подал знак красному магу.

— Заклинание, которым она убила отца, сотвори теперь для нее. И навсегда привяжи их друг к другу в землях за Серой Пустошью.

Я так быстро выхватил порошки, что мог бы, пожалуй, переиграть красного мага. Но мне безумно хотелось взорвать не его — а проклятую карту!

— Стой! — сказал маг и выставил щит против моего заклятия. — Лорд Ке-хеопс, я свяжу девушку оковами разума, и она будет молчать. Свяжу их всех, если потребуется. Позвольте мне разобраться с этим вопросом и окончить мою миссию.

Отец явно был отнюдь не рад, что его приказу не подчинились.

— Ладно. Но сделай все быстро. — Он обернулся ко мне. — Ты всегда хотел стать героем, Келлен. С самого детства ты мечтал стать великим воином-магом, который жертвует всем, спасая тех, кого любит. Полагаю, в душе ты до сих пор тот маленький мальчик. Так пусть это будет моим тебе подарком. Оставайся там, где ты есть и прими свою судьбу. Так ты спасешь тысячи и тысячи жизней.

Он снял с головы корону и повесил ее на деревянные руки подставки. Линии на карте медленно видоизменялись, проседая, пока не замерли в неподвижности. Красный маг указал на карту — и та влетела в его руку.

— Ты меня не скуешь, — сказала Нифения, снимая перчатки.

При виде обрубков ее утраченных пальцев у меня заныло сердце. Но Нифения уже творила магические жесты.

— Может, мне и недоступны все заклятия, но кое-что осталось, — сказала она. — Я скорее умру, чем позволю сковать мой разум.

— Да, — эхом отозвалась Фериус, вертя в пальцах стальные карты. — Я тоже терпеть не могу всяческие оковы.

Красный маг поднял руки.

— Я никого из вас не скую, — сказал он.

— Да? — спросил я.

Он покачал головой.

— Есть другой способ. Ты и женщина-аргоси позволите захватить вас в плен. А я возьму девушку с собой. Ее жизнь будет залогом вашего молчания, когда гитабрийцы придут за вами. Заключим договор. Клянусь: когда дело будет сделано, я увезу ее из этой страны и освобожу.

— Думаешь, я оставлю своих друзей? — сказала Нифения.

— Если нет, то ты еще глупее, чем выглядишь в этом нелепом наряде.

Она сделала шаг к красному магу. Ее пальцы сотворили магический жест заклятия огня. Впрочем, я сомневался, что оно пробьет его щит.

— Ты уже не раз делала неправильный выбор, Нифения. Прошу: не повторяй ошибку в очередной раз.

— Не повторит, — сказала Фериус, вставая между ними. — Он прав, девочка.

— Перестаньте называть меня «девочкой»! Вы же не называете Келлена «мальчиком»!

Сейчас это было, пожалуй, наименее актуальной проблемой, однако Фериус кивнула.

— Ты права… детка. — Она положила руки на плечи Нифении. — Но теперь будь умничкой. Мы с Келленом… следуем своим путем. И здесь он заканчивается.

Она кивнула мне — и я знал, что должен сказать.

— Пожалуйста, Ниф. Если мне суждено умереть, я хочу знать что это было не напрасно. Кроме того, ты нужна Айшеку. Да и Рейчису тоже… Только по ночам прячь ценные вещи под подушку.

Несмотря на всю ее стойкость, которую я наблюдал за последние недели, Нифения, казалось, вот-вот сломается.

— Кем я буду, если позволю вам умереть из-за меня?

Фериус улыбнулась.

— Кем захочешь. Возможно, даже аргоси.

Она убрала руки с плеч Нифении и обняла ее. Это была неожиданная и странная ласка — учитывая, что эти двое никогда особо не ладили. Потому-то я и заметил, что Фериус запихнула в карман Нифении карту, изображающую механического дракона.

Со стороны леса донеслись звуки шагов. Ноги, обутые в тяжелые сапоги… Много ног.

— Пора, — сказал Нифении красный маг. — Ты пойдешь со мной — либо добровольно, либо нет.

Она выпустила Фериус из объятий, подбежала ко мне и поцеловала в щеку.

— Никаких прощаний, Келлен. Если мы и расстаемся, то ненадолго.

С этими словами Нифения направилась к красному магу. Он сделал несколько магических жестов обеими руками и произнес заклятие. Кажется, какая-то компиляция магии огня и шелка. Миг спустя оба исчезли с глаз. Мы с Фериус остались одни — ждать тайную полицию Гитабрии.

— Ты поступил очень храбро, малыш, — сказала она.

— Спасибо, — сказал я.

Вообще-то, до сего момента я полагал, что у Фериус есть в запасе какая-нибудь хитроумная уловка, чтобы спастись от преследователей. И она решила убрать Нифению с пути на тот маловероятный случай, если план не сработает.

Иногда я немного оптимистичнее, чем положено в реальной жизни.

На гребне холма появились с десяток мужчин и женщин. У некоторых были огненные копья, другие — обряжены в магические доспехи. Двое держали длинные шесты, каждый — с петлей на конце. Эти самые петли неприятно напоминали удавки.

Во главе отряда прибыла сервади Завера те Дразо. Она, бесспорно, была счастлива нас видеть.

— У тебя же есть план, да? — спросил я Фериус.

Аргоси опустилась на колени и заложила руки за голову.

— Нет.

— О…

Вот черт!


Механическая птица

Глава 53

УДАВКА

Я был прав насчет тех проволочных петель на шестах. В смысле — относительно их назначения.

— Черт возьми! — успел прохрипеть я, прежде чем мне перекрыли воздух.

Эти устройства были придуманы просто-таки гениально. Примерно на треть длины шеста проволока соединялась с бронзовым кольцом. Как только петля оказывалась на вашей шее, тот, кто держал шест, поворачивал кольцо, и петля затягивалась. А уж владелец шеста решал, в какой мере вам позволено дышать — если вообще позволено.

Кандалы, сковывающие наши запястья, были не менее затейливы. Браслеты, сплетенные из множества медных проволок, соединялись вместе небольшим стальным диском. С помощью некоего механического процесса, суть которого я не понял, в любой миг, когда вы пытались развести руки, проволока затягивалась, туго пережимая запястья.

Кажется, я начинал ненавидеть гитабрийское увлечение изобретениями.

Перед глазами поплыли темные пятна — сказывалась нехватка воздуха. Во рту стало горько от страха, но гораздо более меня сейчас захватывала другая эмоция.

Я был зол.

И дело даже не в том, что нас постоянно предавали и беспрестанно лгали нам. И не в том, что эти чокнутые гитабрийцы скрывали свои военные машины. И даже не в том, что я был в двух шагах от неминуемой казни. Нет, меня злило то, что Завера творила с Фериус.

— Посмотрите на нее! — злорадно восклицала она, затягивая петлю вокруг шеи Фериус и протаскивая аргоси перед своими солдатами. А потом делала петлю все туже и туже, заставляя Фериус хрипеть. — Только гляньте на гордую и непоколебимую аргоси!

Вокруг раздавался смех. Глупая мальчишеская часть моего мозга подсчитала каждый смешок, каждое хихиканье, намереваясь заставить их всех потом заплатить за это сполна. Если у меня когда-нибудь будет шанс.

Завера уперла конец шеста в землю, придерживая его ногой. Она подняла руки вверх и с силой, удивительной для ее телосложения, потянула его на себя, вынуждая Фериус подниматься на цыпочки так, что в конце концов она почти висела на проволочной петле. Ее лицо стало лиловым, а из горла раздавались булькающие всхлипы.

Завера сказала что-то на гитабрийском. Парень, державший мой шест, ослабил петлю. Втянув в себя воздух, я крикнул:

— Прекрати! — И потом на всякий случай хлебнул еще воздуха, прежде чем моя петля снова затянется.

В голове возникали десятки угроз, но я не произнес ни одной. «Арта туко, — напомнил я себе. — Талант проницательности. Завера связала тебя проволокой. Ты должен связать ее словами. Нет… Не просто словами. Вопросом».

— Почему ты так сильно ее ненави…

Внезапный рывок петли заставил меня замолчать. Завера обернулась, глянув на меня.

— Что ты сказал?

Разумеется, я не мог ответить. Она подала сигнал моему конвоиру, и тот ослабил петлю, чтобы я повторил вопрос. Но я молчал. Не с того я начал — слишком уж это просто. Чтобы выбраться, нам с Фериус требовалось чудо. А это проблема — по двум причинам. Во-первых, мой народ не верит в чудеса. Во-вторых, единственное чудо, на которое я мог надеяться, явилось бы в виде двухфутового нахального мехового шара. Но даже Рейчис со всем его самомнением поймет, что ему не одолеть десяток профессиональных воинов.

Нам требовалось время.

Увы, время тоже было проблемой.

Мне нужно как-то одурачить главу тайной полиции Гитабрии. Одурачить, как глупую деревенщину за покерным столом. А поскольку Завера не смахивала на глупую деревенщину, требовалась проницательность. Арта черт-вас-побери-предки туко.

Вот поэтому, когда я снова подал голос, я просто небрежно сказал:

— Ничего. Так, закашлялся — вот и все.

Немного арта валар ведь не будет лишним?

Завера улыбнулась моей наглости. Она передала свой шест одному из солдат и встала перед Фериус, которая пыталась — с переменным успехом — втянуть в себя немного воздуха.

— Ты спросил, почему я ненавижу аргоси, нет? — Она протянула руку и похлопала Фериус по щеке. — Да потому что…

— Нет, — сказал я, перебивая ее. — Тебе, должно быть, померещилось.

Говорить, когда вам едва хватает воздуха для работы голосовых связок — непростое дело. Я подышал — глубоко и медленно. А потом добавил:

— Тем более я и так знаю, почему тебя так уязвляет Фериус.

Да. «Уязвляет» — именно то слово, которое я искал. На вопрос: «Почему ты ее так ненавидишь?» — Завера просто ответила бы. Назвала причины. Но мне плевать было на причины. Мне требовалось ее заинтересовать.

Она смотрела на меня, прищурившись.

— В самом деле? И чем же она меня — как ты изящно выразился — «уязвляет»?

Хороший вопрос. Я закрыл глаза. Мне лучше думается, если я не смотрю в глаза людям, планирующим меня убить.

— Ты сражаешься лучше, чем она, — начал я.

— Едва ли это повод чувствовать себя уязвленной, не так ли?

— Заткнись, я не закончил, — сказал я.

Это стоило мне туго затянутой петли, сжавшей горло. Но так было надо. Завера слишком умна. Мне надо было выбить ее из равновесия. Говорить гадости. Но при том добиться, чтобы ее интерес не ослабевал.

Да, все верно: я превращаюсь в Фериус Перфекс.

— У тебя есть власть, — продолжал я. — Известность. Влияние. А она — всего лишь бродяга.

— Возможно, я неверно понимаю смысл слова «уязвление»? — предположила Завера.

Я не стал отвечать. Я знал, что она в любом случае даст мне сказать последнее слово. Фериус говорит, что у людей всегда есть собственные маленькие пунктики, которым они неукоснительно следуют. Ну, например: многие, пытаясь придать веса своим словам, всегда приводят три аргумента. Не два, не четыре. Три.

Конечно, сама Фериус в данный момент почти задохнулась по милости чокнутой девицы.

«Ладно, — подумал я. — Третья попытка должна быть чертовски хорошей. Что бы ты сказал, если бы хотел удивить гитабрийскую контрразведчицу?»

Я прикрыл глаза, собирая воедино все, что знал о Завере. На самом деле… да, было кое-что забавное. Несмотря на всю свою ненависть к Фериус, Завера напоминала мне…

О, черт! Распахнув глаза, я впервые посмотрел на нее по-настоящему. И увидел то, что сама Фериус упустила.

— Ты аргоси.

Кажется, я сказал что-то довольно неприятное, потому что парень, державший мой шест, изо всех сил дернул его. Меня поволокло по воздуху, а потом я упал на траву, задыхаясь и глядя в безоблачное небо. Послышался звук шагов Заверы, а потом в поле зрения вплыла и она сама. Она стояла надо мной, закрывая собой свет, словно какое-нибудь гневное божество берабесков, явившееся осудить и покарать меня.

Она развела руки в стороны, а потом — очень медленно — хлопнула в ладоши.


Механическая птица

Глава 54

АРГОСИ

Арта превис — талант к восприятию. Он позволяет увидеть то, что не замечают другие. До этого момента в лесу под Казараном я никогда не демонстрировал особых успехов в плане арта превис.

«Приятно, что я успел продемонстрировать его Завере до того, как она прикончила меня», — подумал я.

Завера подошла вплотную и присела на корточки.

— Я в тебе ошибалась, — сказала она. — Впервые увидев тебя в той камере, в Нотия-Верасе, я недоумевала, почему аргоси сделала своим тейзаном неуклюжего, самовлюбленного мальчишку. Я подумала: может, это что-то вроде акта протеста с ее стороны. Идущие путем Полевой Ромашки очень любят потешаться над основами нашего обучения.

Она накрутила на палец прядь моих волос, а свободной рукой постучала меня по лбу.

— Но в этой головенке что-то есть. Недурной потенциал. Я могла бы сделать из тебя отличного шпиона.

— Ну так научи меня, — сказал я. — Даруй Фериус жизнь и, клянусь, я буду твоим.

Она приподняла бровь.

— Ты стал бы моим учеником?

— С этой минуты и до самой смерти.

Я не так уж сильно и солгал на самом деле. Потому что собирался — едва лишь освобожу руки — вытащить порошки и проделать в Завере дыру побольше той, что пробил в стене башни.

Она похлопала меня по щеке.

— Увы, твой арта туко работает так себе.

Наклонившись ближе, она прошептала мне на ухо:

— Ложь рождается в глазах. И глаза предали твои губы.

Предки! Неужели все аргоси так разговаривают?

Завера встала и отступила назад.

— Подними его, — приказала она одному из своих бойцов.

Мужчина повиновался. Он тянул шест, пока не вынудил меня встать на ноги — иначе проволока перерезала бы мне горло.

Завера вернулась к Фериус.

— Аргоси обманула тебя, тейзан Келлен фаль Ке.

Она подала знак человеку, держащему шест. Тот развернул Фериус спиной к Завере, и та ударила мою наставницу кулаком — туда, где находилась не до конца зажившая рана, полученная Фериус в пустыне.

— Нет! — крикнул я.

Все уловки, всякие арта туко, арта превис и иже с ними мгновенно позабылись, когда я понял, что собирается сделать Завера. Она хотела, чтобы мы поняли, кем она была. Хотела, чтобы Фериус узнала ее секрет. И это будет гораздо доходчивее, когда Завера примется избивать ее до смерти голыми руками.

— И аргоси обманули сами себя. Они думали, им хватит нескольких фокусов и хитрых уловок, чтобы предотвратить войну. — Завера с разворота ударила Фериус локтем. — И мир не должен принимать эту глупость за истину.

Третий удар Заверы был еще более жестоким, чем первые два. Ноги Фериус подогнулись. Теперь она висела на петле. Кровь пропитала ее рубашку.

— Ага, ну вот. Теперь недолго осталось. Следующий удар разорвет ей почку. Неприятный способ умереть, но заслуженный — будем честны. — Завера похлопала Фериус по плечу. — Знаешь, я следовала путем Ветра. Я нашла знаки. Но не в дискордансах. Ни в одной из этих нелепых карт не было ни капли правды. Она была в конкордансах. Во всей колоде. Я сказала другим аргоси. Предупредила их, что на континенте начнется большая война. Это был лишь вопрос времени.

Завера покачала головой.

— Я умоляла их принять меры!

— И что могли предпринять аргоси? — спросил я, отчаянно желая, чтобы она говорила дальше — вместо того чтобы бить Фериус. — Что они должны были, по-твоему, делать?

— Выбрать сторону, е-мое! — Завера резко указала в сторону города. — Гитабрийцы — добрый и благородный народ! Они лишь плавают за моря, чтобы изучать далекие земли. Исследуют. Изобретают. Ни разу с тех пор, как они прибыли на этот континент, они не напали на соседей. Но аргоси никогда не выбирают сторону!

Она сжала кулак и ударила Фериус в грудь.

— А я выбрала! Я решила быть с теми, что любит мир. Защищать их от арканократии джен-теп, и теократии Берабеска, и Дароменской империи. Манипуляторы и сумасшедшие. Разбойники и бандиты! — Она подняла голову к небу. — Когда наши железные драконы поднимутся над ними, когда ударят по их землям, уничтожат их дворцы, храмы и святилища — только тогда эти чокнутые вояки научатся любить мир!

Она повернулась к Фериус и занесла кулак.

— Скажи мне, где девушка. Я знаю, что вас было трое. И мне нужно еще ненадолго сохранить тайну драконов. Скажи, куда делась девчонка джен-теп, и я подарю тебе быструю смерть. Гораздо более милосердную, чем ты заслуживаешь.

Вот и весь гениальный план красного мага. Мне следовало понять, что это было глупо с самого начала. Разумеется, она знала о существовании Нифении и теперь понимала, что она представляет угрозу.

Фериус пробормотала что-то непонятное. Контрразведчица сгребла ее за плечо и повернула лицом к себе.

— Что ты сказала?

Фериус закашлялась. Кровь текла у нее изо рта.

— Я сказала… что она уже далеко ушла. Ты ее никогда не найдешь. О, и у нее есть моя карта, сестренка.

Не говоря ни слова, Завера снова повернула к себе Фериус раненым боком. Она не ударила. Вместо этого скрестила два пальца и медленно, но с силой, воткнула их в рану.

Фериус застонала. Я тщетно пытался освободиться от петли на шее. Что я мог сделать для друга, который вот-вот умрет? Чего хотела бы Фериус?..

— Ты проиграла, — с издевкой сказал я Завере. — Нифения быстро найдет другого аргоси. Они узнают, что вы сделали. Ты хотела, чтобы аргоси выбрали сторону? Ну так угадай, чью сторону они примут, как только увидят карту?

Челюсть Заверы затвердела от гнева, но она по-прежнему вжимала пальцы в рану Фериус, капля за каплей выдавливая из нее жизнь.

Что-то маленькое свистнуло в воздухе. Камешек. Он ударил Заверу в висок. Контрразведчица обернулась и моргнула, когда по лицу потекла струйка крови.

— Кто его бросил?!

Из леса послышался крик:

— Леди Фериус! Надо бежать!

Взгляд Заверы обратился ко мне. Она улыбнулась, поняв, что этот голос знаком нам обоим.

Глава 55

ОБМАНКА

— Будь благословенна, магизера Нифения! — крикнула Завера в ответ. — Ты поможешь спасти прекрасный народ!

Она обернулась к своим солдатам.

— Идите вшестером и найдите ее. Прихватите зачарованные доспехи — она наверняка воспользуется своей джен-тепской магией.

«Черт возьми, Нифения! Почему же ты так поступила?! Так жестоко, необдуманно и безрассудно…»

Я оборвал себя. Какой смысл злиться и поносить ее? Результат будет неизменен. Ниф лишила нас последней надежды. Последней возможности рассказать аргоси о деяниях Заверы.

— Ты окружила себя глупыми избалованными детьми, — сказала Завера Фериус. — Так чего же ты ожидала… сестренка?

Откуда-то из глубины леса Нифения снова крикнула:

— Леди Фериус!

Выражение отчаяния на лице моей наставницы явно давало понять: даже ее арта валар — ее отвага — имеют свои пределы.

— Это не только дети! — рявкнула Фериус.

Пошатнувшись, точно пьяная, она махнула ногой в сторону Заверы. Ее повело в сторону, и она потянула за собой солдата, державшего шест. Тот потерял равновесие.

А Фериус усмехнулась.

— Там еще есть животные.

Где-то в кронах деревьев зашуршали листья. Солдат позади меня вскрикнул. Я оглянулся, уже понимая, в чем дело. На него напрыгнул чокнутый комок шерсти, именуемый белкокотом. И, как я мог догадаться, полученные раны оказались очень болезненными.

Петля, затянутая на моей шее, вдруг ослабла.

Воздух на вкус намного слаще, когда вы втягиваете его в легкие после долгого перерыва.

— Сеть! — рявкнула Завера своим подчиненным. — Не палите в зверя, он слишком верткий. Хватайте его сетями.

Фериус же крикнула мне:

— Эй, малыш, я еще не показывала тебе этот трюк?

Она шатнулась назад, толкнув собой шест. Парень, державший его, споткнулся о корень дерева и ударился головой о низко висящую ветку. Что-то защекотало запястья моих стянутых за спиной рук.

— Дурацкие гитабрийские наручники, — пробормотал Рейчис.

Миг спустя они расстегнулись. У маленького засранца действительно талант по части развязывания узлов и открывания замков.

Только вот счастье длилось недолго. Двое солдат Заверы были уже рядом со мной, а третий нацелил на меня огненное копье. Но тут вступила Фериус. Ее руки все еще были стянуты за спиной, но шест больше никто не держал. Она пошевелила корпусом, заставив палку взмыть в воздух, и двое солдат, подбегавшие к Фериус, споткнулись об нее, потеряв равновесие. Увы, они утянули за собой и мою наставницу.

Я же, воспользовавшись суматохой, откатился в сторону. Женщина, которая целилась в меня из огненного копья, не успела сориентироваться — я уже выхватил порошки и кинул их. Я тренировался использовать это заклятие из всевозможных позиций. И еще до того, как мое плечо коснулось земли, красный и черный порошки соединились в воздухе.

— Караф!

Два взрыва прогремели почти одновременно, сдирая листву с деревьев и превращая их в пепел. Пару секунд я пытался сообразить, кто кого, но потом увидел, что моя противница катается по земле, пытаясь потушить охвативший ее огонь.

Уши заложило. Все звуки были тихими и раздавались словно издалека, как будто я был под водой. И все же я услышал нечто приятное — крики одного из солдат Заверы.

Так кричит человек, когда белкокот отрывает ему ухо.

Потом я увидел Айшека. Он мчался, как демон, то появляясь, то вновь исчезая среди опавшей листвы. Никто не успевал толком прицелиться в него. Он появлялся то тут, то там, кусая солдат за руки и ноги. Если кто-то из них оказывался уж больно прыток, Рейчис слетал с дерева ему на голову и бил задними лапами, в клочья разрывая кожу на затылке.

Как только я умудрился встать на ноги, я бросил еще две порции порошков. Первое заклинание попало в цель, снеся солдата с огненным копьем. Вторым я не попал никуда. Учитывая, что мои руки онемели от кандалов — счастье еще, что я не подорвал сам себя.

— Где Нифения? — крикнул я Рейчису.

Айшек, стоявший на спине неподвижного, лежавшего ничком солдата, поднял голову и рявкнул:

— Леди Фериус! Надо бежать!

Ну да. Именно это и кричала Нифения, когда мы убегали из пещеры.

Рейчис хихикнул.

— Ох! Мне никогда не надоест этот фокус!

Так, значит, никакой Нифении на самом деле здесь нет! И она, возможно, все-таки унесет из Гитабрии карту с драконом!

Наш триумф закончился, когда шестеро солдат, посланные на поиски Нифении, вернулись обратно. Они направили на нас огненные копья. И мы вновь оказались в невыгодном положении. Правда, это не особенно обрадовало Заверу.

— Значит, в игры играем? — рявкнула она.

Я обернулся. Завера держала Фериус за горло.

— Играете в игры, пока добрые и достойные люди рискуют своим будущим. — Она покачала головой. — Но вы потерпите неудачу. Аргоси всегда терпят неудачу, когда берутся за что-то важное. Даже сейчас, пока мы торчим тут с вами, кредара Джануча исправляет последние недостатки в своем проекте.

Завера перехватила Фериус ладонью за подбородок. Одно движение — и она сломает ей шею!

— Стой! — заорал я. — Ты сказала, что уже выиграла! Зачем теперь ее убивать?

Сперва показалось, что Завера вообще меня не услышала. Но миг спустя она проговорила:

— Мне будет легче.

Она лениво потерла собственную шею. Словно ее укусил какой-то комар. Тут вроде бы не было насекомых… хотя, возможно, я просто не обратил внимания.

Снова ухватив Фериус за подбородок, Завера сказала:

— Да. Думаю, после этого я почувствую себя…

Она осеклась, когда темная фигура выскользнула из-под тени деревьев. Пальцы — скрюченные и острые, как когти, полоснули Заверу по голове, и фигура проскользнула мимо.

Завера вскрикнула от боли, схватившись за окровавленную голову. Раздалась пальба огненных копий, но, когда дым рассеялся, нападавшая вышла навстречу Завере. В руке она держала небольшой кусочек уха гитабрийки.

— Я просто услышала призыв, — сказала она.

— Чертовски верно! — протрещал Рейчис.

— Ты? — спросила Завера со смешком. — Ты явилась сюда?

Голос старой женщины напоминал потрескивающий звук заклинания огня перед ударом.

— Еще раз тронешь мою дочь, — сказала Энна, — и я протащу тебя через все круги ада, пока не найду тот, где тебе самое место.

Фериус, еле живая из-за побоев и после своих выкрутасов, подняла взгляд, смаргивая слезы.

— Мама?..

Энна улыбнулась. А я почувствовал, что у меня вот-вот разорвется сердце. Это было уж слишком.

— Да, милая. Просто у меня тут нарисовалось одно небольшое дельце.

Трое солдат начали перезаряжать свои огненные копья. Двое других двинулись к аргоси.

— Стоять! — приказала Завера.

Она подошла к Энне и коротко поклонилась.

— Теперь я чувствую себя глупо. Я должна была знать, что ты в Гитабрии. Итак, сколь я могу судить, ты — та, что идет путем Странствующего Чертополоха? Мой маэтри говорил, что ты — величайшая из всех аргоси, которых он знал.

Энна ответила поклоном.

— Твой маэтри был идиотом. Иначе бы он никогда не позволил тебе сделаться идущей путем Дуба и Стали.

— Меня давно так не называли.

— И хорошо, дитя. То была скользкая дорожка.

Энна приняла защитную стойку: одна рука перед грудью, другая — со сжатым кулаком — поднята над головой.

— Посмотрим, какие беды это тебе принесло.

Завера удивленно посмотрела на старую женщину.

— Ты хочешь потанцевать? Я знаю, что твои таланты стали легендой, но, боюсь, эти годы давно позади.

— Верно, — признала Энна. — Но я еще могу кое-что показать. И, спорю, раньше ты такого не видела.

Она сделала в воздухе размашистый жест.

— Во имя сил моря и неба, земли и пламени, дрянного вина и кислого пива, пусть мой враг будет повержен!

Глаза Заверы сузились. А потом она упала ничком.

Фериус неуверенно поднялась на ноги.

— Ты все еще используешь этот старый трюк?

— Иногда старые способы лучше.

Энна обернулась к стрелкам, они как раз перезарядили свое оружие и теперь целились в нее.

— Ядовитый шип, — объяснила она, похлопав себя по шее. — Я кинула его в вашу начальницу до того, как вышла из леса. Ну, и в каждого из вас тоже. Теперь вам может стать дурно в любую секунду.

Шестеро солдат посмотрели друг на друга, ища признаки отравления. Энна вздохнула.

— Ты так и не научила этого мальчика сигналам? — спросила она у Фериус.

— Всему свое время.

О, правильно! Я вытащил порошки и произнес заклинание. Трое стрелков стояли довольно близко друг к другу, и их смело одним взрывом. Еще двое уронили оружие, когда в их руки врезались стальные карты.

Из леса вышел Даррел. Карты слетели с его ладоней так быстро, что я не успел этого заметить. Рейчис и Айшек уложили последнего из наших врагов, а потом принялись спорить, кто его съест. Впрочем, они сильно утомились в бою и скоро заснули прямо на своей несостоявшейся жертве.

— Черт, папуля, — сказала Фериус, вытаскивая руки из кандалов. — Ты не утратил меткость.

— А у тебя бросок по-прежнему не очень, — ответил Даррел. — Как обычно: напрягаешь запястье и слишком резко двигаешь плечом.

Она ухмыльнулась ему.

— Поспорила бы с тобой об этом, но…

Фериус запнулась. А потом ухватилась за шею. Она что-то вынула из нее, и я увидел крошечный шип.

— Черт побери…

Энна подхватила ее. Мягко опустила на землю и положила голову дочери себе на колени.

— Мы за ней присмотрим, — сказала она.

А потом сняла со спины рюкзачок и кинула его мне.

— Там есть еда для путешествий и немного целебных мазей. Иди дальше. Ты знаешь, что нужно делать.

Я кивнул. Хотя мое сердце немного заныло. Ну, просто, когда я вижу настоящую семью, я немного грущу, вспоминая, что настоящей у меня никогда не было.


Механическая птица

Глава 56

УБИЙЦА

Когда я добрался до Казарана, уже свечерело. А к тому времени, как я спустился с моста к дому Джанучи, стало совсем темно.

Рейчис впал в ярость, узнав, что он со мной не идет. Но он был ранен, а к тому же я не хотел брать его с собой, учитывая то, что я намеревался сделать.

Я перебрался на каменную веранду и снял сапоги, чтобы ступать как можно тише. При помощи сотокастры открыл одно из окон. Я вошел в дом, держа в руках черный и красный порошки и готовясь убить.

Не раз в своей жизни я думал о ловцах магов и охотниках за головами, которые так просто убивали за деньги. Что нужно, чтобы так просто отказаться от последних остатков порядочности — того, что составляет основу нашей природы, — и отобрать жизнь у другого человека?

Мне только семнадцать лет, и все же я не раз сталкивался с мужчинами и женщинами, которые охотно убивали — предложи только достойную цену. Я даже спрашивал об этом некоторых из них. Ответы бывали разные. Кто-то отвечал развернуто, кто-то был немногословен. Кто-то распинался о вселенской справедливости, а кто-то спокойно объяснял, что нужны деньги. И ни один из этих ответов не дал мне понимания.

Что за чушь? Что за бред? Вот так просто взять — и начать убивать? Нет, тут должно было быть что-то еще. Нечто, толкнувшее их на этот путь. Какой-то страшный момент, когда их жизнь изменилась. Как молния, которая ударяет в песок и превращает его в черное стекло…

А вот теперь я понял, что не требуется никакого грандиозного или ужасного события. Убийство — просто способ решить проблему. Я приехал в эту страну, надеясь стать героем, как Фериус.

А закончу как убийца.

Хотелось бы мне обвинить во всем гитабрийцев. Они так долго говорили о красоте и прекрасных изобретениях, но они же держали врагов в секретных тюрьмах. Глава их тайной полиции — Завера — клялась, что действует исключительно ради блага своей родины. Но она же смеялась и наслаждалась, избивая Фериус Перфекс, едва не убив ее… А может, во всем виноват мой отец? Разве не он всегда внушал мне, что один человек способен повелевать жизнью и смертью всех окружающих? И могу ли я винить Энну, уверившую меня, что единственный способ защитить мою наставницу — совершить те преступления, которые она никогда не совершила бы сама?..

Но вот простая истина: я делал это для себя.

Помню, я увидел, как мучилась Крессия, и отправился, чтобы разделаться с магами в той башне, тогда Фериус спросила меня: готов ли я убить всех, кто окажется за дверью, не дав им шанса?

На самом деле — нет. Я был не готов.

Если б не Шелла, я бы, наверное, там и погиб.

Но вот сейчас я не мог себе этого позволить. Каким-то образом во время беготни по горам я сформировал в себе все шестерни и пружины, поршни и провода, необходимые для уничтожения другого человека. Как и гитабрийцы, теперь я был изобретателем. И я изобрел убийцу.


В доме Джанучи было темно. Единственный свет давали луна и звезды, чье холодное мерцание проникало сквозь высокие окна. Я шел босиком по холодным мраморным плитам пола — к дверям мастерской. Мои пальцы дрожали. Я трясся всем телом. Но не от волнения, а от усталости.

Мне нужно было действовать быстро.

— Келлен?

Я развернулся. Крессия стояла в нескольких шагах от меня. Она была одета в ночную рубашку и сонно моргала.

— Что ты здесь делаешь?

«Лажаю, — подумал я в ответ. — Споткнулся сам об себя. Так старался не шуметь, что позабыл слушать окружающие меня звуки».

Вот смешно, да? При всей своей смертоносной решимости я так и научился проникать куда-то бесшумно.

— Он здесь из-за меня, — сказал новый голос. И дверь в мастерскую открылась.

Джануча держала в руке фонарь. На ней была простая льняная одежда, а поверх — ее обычный кожаный фартук с дюжинами карманов, заполненных инструментами.

Я растерялся. Как теперь быть? Взорвав Джанучу сейчас, я бы убил мать на глазах у дочери. Ну, и потом, Крессия вряд ли позволила бы мне уйти — что тоже было неладно. И пришлось бы…

Наверное, существует два типа убийц. Теперь я должен решить, к которому отношусь я… Внезапно Джануча изменила правила игры.

— Это я попросила его прийти.

Крессия подошла ближе. Ее глаза сузились. От света фонаря? Или она подозревала, что мать лжет?

— Ты попросила его прийти? Посреди ночи?

— Все сложно, моя дорогая.

Изобретательница взмахнула рукой, и из лаборатории вышли двое охранников.

— Эджандро и Руис отведут тебя в безопасное место, — сказала Джануча Крессии.

— Безопасное? О чем ты? Что…

— Делай, как я говорю, дочь! — приказала Джануча. И мнение Крессии перестало иметь значение, потому что двое мужчин взяли ее и увели прочь, игнорируя крики и возмущенные протесты. А также — удары твердых кулачков, которыми она их осыпала.

— Почему ты ее отослала? — спросил я, хотя был уверен, что ответ был бы таким: «Потому что ей не нужно смотреть, как тебя убивают другие мои охранники».

Джануча жестом предложила мне пройти за ней в мастерскую. В процессе она повернулась ко мне спиной, и не было ни одной причины, которая помешала бы мне ее взорвать. Видимо, она тоже это понимала.

— Я знаю, зачем ты здесь, Келлен. Я прошу лишь об одном: сперва позволь мне рассказать правду.

— Ты сказала, что священные сплавы почти исчезли, но я видел альцион мистиве внутри вулкана. Я видел механических драконов!

Джануча замедлила шаги.

— Ты поверишь, если я поклянусь тебе, что сама узнала об их существовании несколько часов назад?

— Может быть.

Она, кажется, улыбалась, спросив:

— Но это не имеет значения. Не так ли?

Я потянулся к мешочкам на поясе. Руки тряслись так, как не тряслись еще никогда.

— Прости, Джануча. Я не могу допустить этого. И если ты наконец нашла ошибку в своем проекте…

Кто-то схватил меня за шею. На меня напали уже в третий раз за эту ночь! Голос, раздавшийся над моим ухом, был очень тихим.

— Да, моя жена знает, как исправить ошибку, — проговорил Алтарист.

В глубине коридора раздались еще шаги. У этих была военная чеканность. А Алтарист снова заговорил. И я не сразу понял, что его ярость и возмущение направлены не на меня, а на Джанучу.

— Она нарочно внесла в проект эту ошибку!

Глава 57

ИЗОБРЕТАТЕЛЬ

Сотоварищи Алтариста вывели меня на одну из деревянных платформ, расположенных вдоль скалы, и мы оказались на Мосту Чудес. Была уже глубокая ночь, и мы были тут единственными, кто еще не спит. Шестеро мужчин и женщин, сопровождавших нас, были одеты в обычную одежду горожан, но их оружие и манера двигаться выдавали сотрудников тайной полиции Гитабрии. Джануча, казалось, не меньше моего была удивлена, что ее муж ведет с ними дела.

— Алтарист, как ты мог меня предать? — спросила она.

Он резко шагнул к ней, сжав кулаки.

— Предать тебя?! Столько лет мы прожили вместе! Столько лет строили вместе жизнь. И все это время ты делала вид, что любишь меня, а на самом деле — лгала мне!

— Я люблю тебя…

— Нет! Не смей говорить мне это! — Алтарист скрипнул зубами. Он задыхался, словно только что преодолел долгий подъем. — Я был предан тебе, Джануча. Я откладывал в сторону собственные изобретения, чтобы помогать тебе, — и считал себя счастливцем. Подумать только! Самая умная, отважная и блистательная женщина Гитабрии выбрала меня из всех прочих мужчин!

Джануча посмотрела на мужа так, словно на его месте стоял незнакомец.

— Алтарист, ты так говоришь, словно я не была предана тебе.

Он сунул руку в карман ее фартука и вытащил механическую птицу. Поднес к глазам. Лунный свет мерцал на ее металлических крыльях.

— Ты уверяла, что она получилась у тебя случайно. Что ее невозможно воспроизвести. Но все это время ты знала секрет! Ты заставляла меня рисовать чертежи, записывать формулы, снова и снова. И все это было подделкой! Уловкой, чтобы обманывать лордов-торговцев! Ты заставила их поверить, будто изо всех сил бьешься над решением задачи!

Пока все смотрели на птицу, я попытался улизнуть от охранников. Не тут-то было. Не успел я сделать первый шаг, как два огненных копья уткнулись мне в грудь.

Механическая птица отчаянно корчилась в руке Алтариста. Он только крепче сжал ее. Джануча попыталась забрать свое изобретение, но двое охранников схватили ее за руки.

— Муж, пожалуйста! Ты ее сломаешь.

Алтарист смотрел на изобретательницу и стискивал птицу, пока та не издала болезненный писк. Он ослабил хватку и покачал головой.

— Даже сейчас я не могу этого сделать. — Он протянул птицу Джануче. — Я не могу заставить себя уничтожить чудо, которое ты создала.

Джануча осторожно положила птицу обратно в карман фартука.

— Тогда, муж, позволь нам…

Алтарист повернулся на каблуках и зашагал по мосту. Конвоиры подталкивали нас в спины, вынуждая идти следом за ним.

— Вместе мы могли бы стать героями нашего народа, Джануча. Легендой. Наши имена не позабыли бы и за тысячи лет…

— Это была бы легенда с печальным концом, — сказала она. — Есть причина, почему я не могу заставить себя повторить эксперимент.

Сперва Алтарист не ответил, но, когда мы достигли конца моста, он остановился на миг и усмехнулся.

— Все эти годы, Джануча, ты говорила, что я слишком сентиментален. Но это ты, а не я, слушаешь сердце вместо разума.

Охранники вели нас по широкой улице, и я уже понимал — куда. Впереди возвышался амфитеатр, где Джануча впервые показала механическую птицу. Алтарист вынул ключ — самый замысловатый из тех, что мне доводилось видеть, — и открыл ворота. Он сделал знак конвоирам, и те втолкнули нас внутрь. Мы прошли по периметру к массивной железной двери. Тут Алтарист снова извлек свой ключ.

— Всю жизнь я мечтал выйти на сцену во время этой грандиозной выставки. А еще лучше — сделать это рука об руку с моей женой, маэдрой белегензией, матерью прекрасного изобретения. И наблюдать, как мир изумляется чуду, которое мы создали вместе.

Он отпер дверь и открыл ее. Охранники втолкнули нас внутрь и повели вдоль рядов каменных скамеек к центру амфитеатра. Алтарист указал на сцену.

— Сегодня мог быть тот самый день.

Лицо Джанучи исказилось от страха и горя. Весь ее могучий ум сейчас не мог помочь женщине овладеть собой.

— Любовь моя, что же ты наделал?!

Творение Алтариста было гораздо больше и страшнее, если смотреть на него вблизи, а не с высоты ста футов. Я боялся даже вздохнуть, опасаясь разбудить зверя. Теперь можно было рассмотреть идеально прилаженные металлические чешуйки на крыльях и медные трубки, вставленные в каждый зуб. Что будут изрыгать эти твари на своих врагов? Кислоту? Или что похуже? Какой-нибудь специальный мерзкий состав собственного изобретения Алтариста?

Способны ли двухфутовые когти, прикрепленные к механическим лапам, рвать только плоть — или они с тем же успехом могут расколоть камень и сталь? Когда люди увидят, как это чудовище пикирует на них с небес, в силах ли они будут сражаться. Или просто преклонят колени в ожидании смерти?

— Я сделал то, что не удалось тебе, любимая, — ответил Алтарист.

Он жестом велел охранникам подняться на сцену, и вскоре я понял, что железный дракон — еще не самое страшное, что нам предстоит увидеть.

Глава 58

ИДЕАЛЬНАЯ ОШИБКА

Сначала до меня донесся запах. Сухой удушливый запах пепла и мерзко-приторная вонь сожженной плоти. Я инстинктивно взглянул на дракона, ожидая увидеть труп в его челюстях. Это было глупо, конечно. Каким бы пугающим ни казался механический зверь, это была всего лишь совокупность деталей — шестеренок и поршней, арматуры и металлических пластин. Я провел большую часть жизни рядом с магами, но никогда не ощущал такого покалывания во всеми теле — присутствие сотен амулетов, размещенных на разных частях дракона. И все же он оставался только безжизненным механическим устройством, подобным любому другому, за исключением механической птицы Джанучи. Запах появился вследствие усилий Алтариста вдохнуть жизнь в свое творение.

— Зачем?.. — спросил я, глядя на десятки мертвых животных, заполонявших сцену. Собаки, птицы, кошки… Словно Алтарист решил разом избавить Казаран от всех бездомных животных. За драконом присоединенная к нему медными проволоками стояла стальная клетка — куб размером четыре на четыре фута. По ее прутьям то и дело пробегали синие искры. На деревянных столах лежало множество инструментов вроде тех, что я видел в мастерской Джанучи.

Алтарист извлек из кармана монету.

— В детстве я восхищался кастрадази и их фокусами. Я всегда считал, что именно состав металлов делает монеты особенными, но тут нечто большее. Сплавы оживают, когда вибрации души совпадают с вибрациями в монете. Но как найти эту идеальную гармонию?

Он бросил монету на кучку мертвых животных.

— Шансы ничтожны.

— О, муж мой! — сказала Джануча, созерцая раскиданные повсюду трупики. — Что за безумие овладело тобой, когда ты решил сделать все это?

Алтарист шагнул к верстаку и схватил несколько свернутых листов бумаги. Бросил их в Джанучу. Они упали у ее ног, развернувшись и явив изумительно красивые чертежи.

— Единственный, кто здесь безумен, это ты. Несколько месяцев я работал с твоими проектами, пытаясь найти решение, а ты мешала мне в этом. Я твой муж, но ты так и не заметила, что мой талант вполне сравним с твоим!

Джануча покачала головой.

— Я всегда знала твой потенциал, Алтарист. Я вносила неверные данные в эти проекты, поскольку знала: однажды ты разгадаешь загадку. И отдашь все результаты в руки тайной полиции. Власти получат то, чего они так хотели.

— Ты сама-то себя слышишь? Мы — изобретатели! Наша задача… нет: наш долг — создавать новое во благо народа Гитабрии.

Он опустился перед ней на колени и осторожно положил обе руки на карман ее фартука — словно внутри она носила ребенка.

— Ты воссоздала настоящее чудо, но решила оставить его себе. Зачем? Может, хотела продать иностранцам?

Джануча посмотрела в глаза мужа. На лице ее отражалась глубокая неизбывная печаль.

— Нет. Я бы унесла этот секрет в могилу.

— Врешь! — крикнул он, вскакивая на ноги. — Если ты хотела умереть, почему так долго ждала?

— Крессия, — сказал я. Ответ показался мне настолько очевидным, что я сам недоумевал, почему гадал так долго.

«Величайшая работа всей моей жизни» — как сказала о ней Джануча.

— Ты ждала, когда она вернется домой, верно? — спросил я. — И потому так долго держала все в тайне, притворялась, что ставишь новые и новые эксперименты, якобы ища ошибку в собственных расчетах. Но на самом деле ты внесла туда ошибку нарочно.

Я указал на механического дракона.

— Ты поняла истинную природу своего так называемого «чуда». Внутрь машины нужно поместить душу живого существа.

Джануча снова вынула из кармана механическую птицу и посадила ее себе на палец. Слеза прокатилась по щеке изобретательницы, упав на металлическое крыло.

— Я… Сперва я понятия не имела…

Она погладила птицу. Существо наклонило голову в ответ.

— В старых текстах наших предков говорилось об экспериментах первых алхимиков. Они полагали, что жизнь можно найти в священных металлах, в сплавах монет кастрадази. Мы давно утратили технологии для изготовления этих сплавов, но я полагала, что именно они могут вдохнуть жизнь в творение. Но вот чего я не знала — механизма, как это происходит. Уникальный состав сплавов помогает привязать к ним живую душу.

Она снова погладила птицу.

— У Крессии был домашний питомец — Тасасса. Она постоянно вертелась вокруг меня, когда я работала. Когда я впервые попыталась воссоздать сплавы химическим путем, она… она умерла. А потом ожила птица. И я подумала… Я лгала себе, полагая, что сумела совершить чудо, достойное наших предков. И я сумела. Только это было не чудо. А мерзость.

— Мерзость? — переспросил Алтарист. — Да ты с ума сошла! Это сила! Сила, которая означает, что нашим людям больше не нужно кланяться и лебезить перед другими народами этого мира. Мы будем править! С механическими драконами мы…

— Начнете войну, — сказал я, перебивая его.

— Война, в которой Гитабрия может победить! — отозвался Алтарист. — Твои друзья-аргоси боятся кровопролития? Тогда они должны помочь нам! Когда мы создадим армию оживших драконов, другие народы поймут, что нет никакого смысла сопротивляться.

Смешок слетел с моих губ. Но в нем не было веселости — лишь отвращение.

— Ты проклятый глупец. Думаешь, джен-теп когда-нибудь прогнутся под вас? Маги из моей страны просто убегут, уйдут в подполье, будут прятаться и использовать заклинания, чтобы убить всех могущественных мужчин и женщин — и их детей, — которых сумеют найти, в надежде ослабить врагов. Ты думаешь, что Дароменская империя, никогда не знавшая поражений, просто бросит оружие из-за новых машин? У них есть собственные изобретатели и собственные военные инженеры. Они придумают новые способы сражаться и убивать ваших драконов.

— Они, как и все остальные, скоро поймут бессмысленность сопротивления, — сказал Алтарист.

— Ты встречал берабесков? — спросил я. — Они скажут: «Это священная война, и бог велит нам сражаться».

— Брось это дело, муж мой, — умоляла Джануча. — Этот путь ведет к бедам и разрушениям.

— Нет! Он ведет к созиданию.

Алтарист подошел к клетке и распахнул дверь.

— Секрет, который ты скрывала, любовь моя, заключается вот в чем. Требуется правильная живая душа, настроенная на сплавы. Она может оживить их.

Изобретатель посмотрел на меня, и в его глазах я увидел безумие. А еще, как ни странно, искреннее сочувствие.

— Прости меня, магизер Келлен фаль Ке. Я бы не выбрал тебя, если бы только была альтернатива.

Две пары крепких рук схватили меня за плечи и поволокли к клетке. Алтарист опустил рычаг рядом с собой, и по медным проводам, соединяющим клетку с драконом, побежали извивающиеся шипящие молнии.

— Не думай об этом как о смерти, — сказал изобретатель, — просто другая разновидность жизни…


Механическая птица

Глава 59

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Я сопротивлялся изо всех сил. Зубами и когтями — в буквальном смысле — царапая и кусая мужчин, которые волокли меня к клетке Алтариста. Рейчис бы мной гордился…

На самом деле это неправда. Он обругал бы меня за то, что я слабак-голокожий, который до сих пор не научился вырывать зубами горло. Что ж, он прав.

В конце концов я просто перестал бороться и позволил помощникам Алтариста донести меня до клетки.

«Может, будет не так и плохо? — подумал я. — Стать достойным человеком у меня не получилось. Но вдруг проявлю себя как механический дракон?»

Первое, что я сделаю в этом случае, — схвачу в когти Алтариста и швырну его в Казаранское ущелье.

— Муж, ты должен прекратить это! — кричала Джануча. Она тоже пыталась отбиваться, но ее конвоиры были не галантнее моих. — Это убийство! Объединение не сплавляет душу с машиной, оно разрушает ее. Все, что остается — раб. Существо, которое выполняет команды, но не имеет собственной воли!

«Так… план мести провалился», — подумал я.

— Ты смеешься, — сказал мне Алтарист. — Это хорошо.

А я даже и не заметил.

— Давай же вместе смело начнем это путеше…

Взрыв эхом разнесся по амфитеатру. Охранник, державший меня справа, разжал руки и упал. Вероятно, потому что в спине у него образовалась дыра.

Охранник слева повернулся, пытаясь понять, что случилось, но продолжал крепко держать меня. В центре прохода, ведущего к сцене, стояла Крессия, держа в руках разряженное огненное копье. Она бросила его на пол и взяла одно из четырех других, которые принесла с собой.

— Дочка, нет! — крикнул Алтарист.

Один из охранников бросился вниз по лестнице — к ней. Даже не вздрогнув, Крессия нацелила свое второе копье, перекрутила трубки и снова выстрелила.

— Я — этуза Крессия фаль Гассан. И я убью каждого, кто прикоснется к моему другу.

Вообще говоря, попытка спасения была довольно впечатляющей. Увы, трое оставшихся солдат из тайной полиции вскинули собственные огненные копья. Джануча попыталась вырваться, но женщина, державшая ее, сбила изобретательницу с ног.

— Послушай меня, детка! — крикнул Алтарист своей дочери. — Эти люди убьют тебя, если ты снова нападешь. Несмотря на то, кто ты. Клянусь тебе, жертва необходима! Ради будущего нашей страны!

На минуту мне показалось, что Крессия готова схватить очередное огненное копье — что наверняка закончилось бы ее смертью. Но затем она вызывающе посмотрела на Алтариста и подошла к сцене.

— Он спас мне жизнь, отец. Ты видел, как он вытащил червя из моего глаза. И червь едва не поглотил его самого. Келлен рисковал из-за меня жизнью.

Крессия поднялась по лестнице и встала перед отцом.

— Если твои грязные эксперименты так уж важны для нашей страны, возьми меня вместо него.

Джануча попыталась подняться и кинуться к дочери, но охранница поставила ногу ей на поясницу, прижав к полу.

— Муж мой, послушай Крессию. Она права. Ты не можешь оправдывать убийство Келлена. Так же как и убийство нашей собственной дочери!

— Вся моя семья сошла с ума? — воскликнул Алтарист, потрясая кулаками. — Нет! Нет, я больше не желаю это слушать! Засуньте мальчишку в клетку. Сейчас же!

— Я покажу тебе, кого засунут в клетку! — раздался сверху трескучий голосок.

Для всех остальных это звучало бы как повизгивание какого-то животного, ползающего по верхним галереям амфитеатра. Поэтому никто, кроме меня, не посмотрел вверх и не увидел двухфутового белкокота. Раскинув лапы и натянув перепонки, он ловил воздушные потоки, выписывая круги в воздухе.

Рейчис врезался в моего охранника с силой… ну, с силой маленького, но очень злобного животного. Когти белкокота рванули щеку мужчины, выдирая куски кожи и мяса. Охранник вскрикнул. Я бросился на охранницу, которая целилась в Рейчиса. Мы с ней повалились на пол, но она была быстрее и ловчее: вывернулась и ударила меня локтем в висок. Я пытался подняться; от удара перед глазами плыли круги. А к тому времени, как взгляд прояснился, все уже закончилось.

Рейчис сделал почти невозможное: раненый, он пробежал весь путь до города из леса под Казараном, взобрался по стене амфитеатра и, прыгнув с верхней галереи, напал на моего врага. Он свалил одного из охранников и выдрал у Алтариста недурственный клок волос. Если б жизнь была справедлива, такое мужество принесло бы нам победу.

Увы. Первое, что вы узнаете, становясь изгнанником: жизнь никогда не бывает справедлива.

Остались лишь двое солдат из тайной полиции, но один из них носил плотные перчатки и был сильным как бык. Он крепко держал Рейчиса, и тот даже извиваться толком не мог — не то что вырваться из хватки. С паскудной ухмылкой на губах солдат медленно сдавливал Рейчиса. Я кинулся к нему, намереваясь свалить на пол, но второй охранник ударил меня по ногам своим огненным копьем.

— Пожалуйста! — сказал я Алтаристу. — Не позволяй причинять ему боль.

Изобретатель, казалось, не слышал меня. Он широко раскрытыми глазами смотрел на Рейчиса.

— Невероятно!

Он сделал знак охраннику. Тот ослабил хватку, и белкокот с облегчением вздохнул. Из ссадины на голове Алтариста все еще сочилась кровь. Изобретатель наклонился к Рейчису.

— Он пришел, чтобы спасти тебя, так? Это существо… когда ты впервые привел его в наш дом, я подумал, что это просто ручной зверек.

— Ручной зверек?! — прохрипел Рейчис. — Да я убью тебя дважды, как только выдерусь от этого жирного олуха.

— И зверь разговаривает, не так ли? — спросил Алтарист. — Что он говорит?

Холод пронзил меня, когда я понял, почему изобретатель так интересуется Рейчисом.

— Это просто неразумное животное, вот и все, — сказал я.

Изобретатель протянул руку и погладил Рейчиса по голове.

— Он целиком и полностью разумен, теперь я это вижу. — Алтарист улыбнулся. — Если бы я верил в высшие силы, то решил бы, что это добрый знак, посланный нам.

Он обернулся к Джануче.

— Разве ты не понимаешь, моя любовь? Связь между Келленом и этим животным означает, что оно тоже подойдет. Больше нет нужды жертвовать мальчиком.

— Нет, — сказал я. — Не делай этого!

Мужчина, державший Рейчиса, подошел к клетке и бросил его внутрь, захлопнув дверь позади него. Молния, пробегающая по металлическим прутьям, добралась до Рейчиса, и он закричал.

Белкокот звал меня.

Глава 60

МЕХАНИЧЕСКИЙ ДРАКОН

Я вскочил и кинулся к клетке, прежде чем кто-нибудь успел меня остановить. Если б я подумал получше, то понял бы, что это плохая идея. Едва мои пальцы коснулись решетки, удар отбросил меня назад. Я приземлился на пол. Охранник направил на меня огненное копье… За всей этой суматохой никто не обращал внимания на Джанучу и Крессию.

Изобретательница вытащила из кармана фартука длинную отвертку и хладнокровно воткнул ее в плечо охранника. Крессия же ухватила огненное копье и направила его на солдата, бросившего Рейчиса в клетку. Солдат приобрел задумчивый вид, словно пытаясь решить, успеет ли он допрыгнуть до Крессии, прежде чем она выстрелит. Видимо, его расчеты оказались неверны: миг спустя он рухнул с дырой в ноге.

Я снова подскочил к клетке. Никто не удосужился отобрать мои порошки, и я кинул их, произнеся заклинание. Взрыв я направил на запертую дверь. Грохнуло. Сдвоенный черно-красный огонь врезался в прутья… и исчез.

Рейчис снова завопил. Мех на всем его теле стоял торчком. Я сделал вторую попытку, взяв больше порошка и обжегши пальцы, но все тщетно. Охранник с отверткой Джанучи в плече, явно оскорбленный моими действиями, схватил огненное копье и прицелился в меня. Я выхватил пару стальных карт, которые дала мне Фериус, и отправил их в полет. Первая угодила солдату в плечо, а вторая прочертила кровавую линию на его щеке. Он еще не успел опомниться, когда я подскочил и выдернул огненное копье из его рук. А потом врезал солдату по голове. Он рухнул на пол, а я в третий раз взялся за порошки.

— Сила молнии создает энергетическое поле, сквозь которое не может проникнуть огонь, — объяснила Джануча и положила мне руку на плечо. — Прости, Келлен. Это скоро закончится.

— Да поглядите же вы! — крикнул Алтарист, подбегая к своему механическому дракону, поглаживая мерцающие металлические пластины на крыле. — Это не убийца! Это творец!

— Келлен! — крикнул Рейчис, изо всех сил пытаясь подняться и отчаянно тычась в закрытую дверь. — Келлен, пожалуйста! Обещаю, я больше не буду воровать. Я обещаю!

Я подошел и схватил Алтариста за воротник. Он был тяжелее меня, но мне удалось развернуть его к себе.

— Скажи, как остановить процесс!

— Ты не можешь, — ответил он с гордостью. — И никто не может. Больше никто не встанет на моем пути.

Я ударил его по лицу и толкнул на пол. А потом повернулся к Джануче.

— Должен быть способ! Пожалуйста!

У нее был такой же взгляд, как в тот момент, когда маги пытали Крессию. Джануча отринула все эмоции, чтобы решить задачу.

— Поле — это результат взаимодействия молнии со сплавами на пластинах внутри клетки. Чтобы разорвать контакт, нужно изменить геометрию… Ах, боюсь, для тебя это слишком…

— Вообще-то, я отлично разбираюсь в геометрии, — сказал я, кинувшись к своему плащу.

Я достал пять монет, которые дал мне Савир. Кастрадази сказал: секрет в том, чтобы заставить монеты танцевать. Я кинул одну монету в энергетическое поле. Она отлетела обратно, и я поймал ее в воздухе. А потом посмотрел на пять монет, лежавшие на моей ладони.

— Сплава недостаточно, — сказал Джануча. — Это вопрос дистанционных и пространственных взаимодействий. Требуется идеальный расчет…

— Замолчи, прошу тебя, — сказал я, все еще созерцая монеты.

Она ошибалась. Конечно, можно долго выводить сложные математические формулы, но был и другой способ. Тот, что показал мне Савир. Я прикоснулся монетами ко лбу, потом к сердцу и, наконец, к руке. Что-то вроде молитвы, наверное. Хотя странно. Я никогда не был религиозен.

Я подошел ближе к клетке. Энергия молнии щекотала мне кожу и поднимала волоски на руках. Я подбросил в воздух одну монету, затем вторую и третью. Я жонглировал ими, заставляя двигаться по кругу. Затем добавил четвертую. Всякий раз, когда одна из монет приземлялась на ладонь, я прикидывал ее вес. И то, насколько быстро — или медленно — она падала. Пауза. Колебание. Сближение и отдаление монет… Я не пытался найти баланс, просто позволил рукам работать за меня, инстинктивно. И они искали идеальное расстояние между всеми монетами и между каждыми двумя из них. А я просто вращал и вращал их.

— Нужно найти идеальное расположение, — сказала Джануча за моей спиной.

— Я понял.

Было невероятно сложно удерживать монеты, и пришлось закрыть глаза. Нельзя отвлекаться на клетку и молнии. И не надо думать о том, что душа моего делового партнера вот-вот покинет его.

— Келлен… — сказал Рейчис. На сей раз — мягко и тихо.

Я не смог совладать с собой и открыл глаза. Рейчис лежал на полу клетки. Искры плясали на его шерсти, которая была теперь тускло-серой.

— Я думаю, со мной покончено, Келлен. Думаю, я…

Возник порыв ветра, едва не сбив меня с ног.

— Смотрите! — воскликнул Алтарист, проползая по полу к дракону, бившему крыльями. — Посмотрите на будущее Гитабрии!

Внезапно дракон поднялся со сцены и полетел вверх — к открытому пространству, заменявшему амфитеатру крышу.

— Нет! — закричал я.

На миг я потерял контроль над монетами, и они упали. Я едва успел их подхватить.

«Не бойся, — сказал я себе. — Ты не выиграешь при помощи силы. Так дай же монетам почувствовать твою душу. Они хотят танцевать».

Я снова закрыл глаза и подбросил монеты в воздух. Я ощущал их только пальцами, чувствовал, что они выравниваются, встают в правильном порядке. Они двигались быстрее и более плавно, чем когда бы то ни было. Я осторожно прикоснулся к каждой из них, заставив их вращаться.

— Во имя первооснов! — выдохнула Джануча.

Я открыл глаза. Пять монет плыли в воздухе, медленно поворачиваясь вокруг невидимой оси, и каждая вращалась вокруг собственной. В пространстве между ними образовался промежуток, куда не достигала молния. Рейчис распластался на полу клетки, едва дыша, а дракон уверенно поднимался вверх.

«Я не успел… — подумал я. — Нет! Ты этого не знаешь наверняка!»

В третий раз я вытащил порошки, бросил их в промежуток между монетами, сделал магический жест и произнес:

— Караф!

Двойные огни пронзили пустое пространство, врезавшись в аппарат, включающий молнию и запирающий дверцу клетки. Вспышка света ослепила меня.

— Что ты наделал? — закричал Алтарист. Я обернулся, немного проморгавшись, и увидел, что он мчится по лестнице.

В небе крылья дракона перестали биться. Звезды исчезли из виду, когда металлический зверь упал на землю, врезавшись в центр амфитеатра. Каменные скамейки разлетелись, осыпав все вокруг пылью и мусором. Сломанные шестерни и поршни вываливались из тела зверя. Существо пыталось подняться, скрежеща переломанными металлическими деталями так, словно он кричал. Дракон шевелился еще пару секунд, а потом рухнул у ног своего создателя.

— Нет… — сказал Алтарист.

Он повторял это снова и снова. Опустившись на колени, он гладил механического дракона, словно любовь могла вернуть его к жизни.

Я побежал к клетке. Теперь, когда молния исчезла, на сцене было темно. Я едва различал дверь клетки. Рукой я задел одну из монет, выбив ее из общего танца, и все пять посыпались на землю. Наконец я нащупал защелку и открыл клетку.

Мех Рейчиса был прохладным на ощупь. И я слышал биение его сердца.

— О, нет! — сказал я. — Нет-нет. Пожалуйста. Пожалуйста, Рейчис!

Зажглась спичка, и в тусклом свете я увидел контур тела неподвижного белкокота.

— Быстро! — сказала Джануча. Схватив монеты, она сунула их мне в руку. — Заставь их танцевать снова и вытащи из дракона ту часть души зверя, которую он успел забрать.

Я сделал так, как она велела, подкинув монеты в воздух и снова вращая их над ладонью. Из сломанных останков механического дракона вылетели синие мерцающие искры. Они поплыли ко мне, словно притянутые танцем монет. Искры кружились, как светлячки, вокруг неподвижного тельца Рейчиса, танцевали над ним, словно не могли решить — собраться ли им вместе или разлететься.

Джануча взяла из воздуха монеты и положила их мне на ладонь.

— И что мне теперь делать? — спросил я.

— Больше тут ничего не поделать. Либо его дух достаточно силен, либо…

— Никаких «либо»! — сказал я. — Нет существа с более живой душой, чем Рейчис.

Я поднял его на руки и прошептал в ухо.

— Ты слышишь меня, воришка? Ты, гадкий злобный мерзавец! Ты, убийца. Пожиратель глазных яблок! Мелкий хищник. Ничто не сломит твой дух. Ничто.

Пока я говорил, синие искры вращались вокруг невидимой оси. Они мерцали и подрагивали, как будто сама вселенная пыталась растащить их. А потом они исчезли.

— Нет, — сказал я, поглаживая пушистую морду. — Нет, пожалуйста, не уходи, Рейчис. Я не могу без…

Я взвыл от боли, когда острая колючка… нет, несколько острых колючек воткнулись мне в руку. Подняв ее, я увидел, как кровь течет из четырех маленьких ранок.

Рейчис открыл один глаз.

— О… Эй, Келлен. Что происходит?

Я положил его на пол.

— Ты укусил меня, мелкий засранец!

Он медленно перевернулся на живот, подобрал под себя лапы и встал на них.

— Правда? — Он тихонько хихикнул. — Извини. Инстинкт.

Мне отчаянно хотелось надрать ему зад. Трясущимися руками я схватил его и прижал к себе. На этот раз Рейчис не стал отбиваться, а даже притиснулся поближе ко мне, словно пытаясь согреться.

— Келлен? — позвал он.

Я едва мог говорить, не опасаясь разрыдаться.

— Да?

— Две… Две вещи…

— Какие?

— Во-первых, я пошутил насчет того, что не будут воровать.

Рыдание вырвалась из моего горла. И это стыдно, да. Но мне было плевать.

— И, во-вторых. — Он качнул головой, указав носом в сторону Алтариста, который медленно поднимался по ступеням на сцену. — Не мог бы ты убить того парня для меня? А мне надо поспать.

Я еще немного подержал пушистого маленького монстра, а потом осторожно положил его на пол. Для того, что будет дальше, мне понадобятся обе руки.


Механическая птица

Глава 61

СМЕРТЬ НЕОБХОДИМА

Сперва я подумал, что Алтарист собирается убить меня, за то что я уничтожил его великое творение. Но, видимо, не все люди убийцы по природе своей.

— Пожалуйста, — он заплакал, протягивая руки к Джануче. — Пожалуйста, дорогая, помоги мне восстановить его.

Я уже решил, что, если Алтарист подойдет, я изобью его до потери сознания. А потом подожду, когда он очнется, и повторю процедуру.

Ладонь Джанучи легла на мое запястье.

— Это семейное дело, — сказала она.

Я с удивлением увидел в ее руке механическую птицу. Джануча прошептала ей что-то. Она полетела к Алтаристу и закружилась над ним. Он задумчиво посмотрел на механическое создание.

— Она так красива, Джануча. — Алтарист протянул руку к птице.

Птица коротко оглянулась на хозяйку, слово спрашивая разрешения. Изобретательница кивнула, и птица опустилась на предложенный «насест».

— Как такое чудо может быть злом? — спросил он.

— Я не знаю, — откликнулась Джануча. — Но это так.

Она дунула в маленький свисток, и коготки птицы вонзились в руку Алтариста. Он вскрикнул от боли и неожиданности. Птица отлетела, и Алтарист пососал крошечные кровоточащие ранки.

— Такая мелочь, — грустно сказала Джануча. — Едва ли больнее простого укола.

Она сунула руку в карман фартука и достала хрупкий стеклянный флакон, наполовину заполненный зеленой жидкостью. Глаза Алтариста сузились, и он поспешно вынул пальцы изо рта. Зеленая жидкость исчезла, полностью смешавшись с кровью. Алтарист упал на колени. Крессия вскрикнула и подбежала к отцу.

— Мама, что ты наделала?!

— Я умерла бы, чтобы это предотвратить, — будь у меня выбор, — сказала Джануча.

Она встала на колени рядом с мужем.

— Теперь ты понимаешь, моя любовь? Даже нечто настолько вот маленькое может принести смерть, если окажется в руках дураков.

Алтарист закашлялся. На его губах выступила зеленая пена. Джануча обняла его и заплакала.

— И вот так чудеса обращаются мерзостями…

Он умер, должно быть, через несколько минут — не более. И, кажется, не очень сильно мучился, по крайней мере физически. И он отошел, лежа в объятиях жены и дочери. Однако, когда свет погас в его глазах, я увидел глубокую всепоглощающую печаль. И возненавидел себя за то, что еще недавно сам мечтал убить его. И я еще больше возненавидел мир, в котором жил.

Я долго стоял и ждал. Джануча поговорила с дочерью. Они спорили, плакали и, наконец, обнялись. Потом Крессия повернулась и ушла, лишь на миг задержавшись, чтобы махнуть мне рукой. Джануча смотрела ей вслед.

— Из всех чудес, которые я видела, ни одно не ставит меня в тупик сильнее, чем собственная дочь.

— Куда она поедет? — спросил я.

— В гавани ждет корабль. Он отвезет ее за море, в земли, еще не охваченные безумием, которое творится на нашем континенте. Крессия всегда хотела стать исследователем. Она отправится туда, где ее не достанет тайная полиция.

— Они не прекратят ее разыскивать, — сказал я. — Лорды-торговцы, тайная полиция — они слишком сильно в это вложились и слишком многим рисковали. Они сделают все, чтобы заставить тебя воспроизвести эксперимент. И если ты будешь терпеть неудачи, в конце концов они найдут кого-то другого.

Джануча подошла ко мне.

— Ты умный молодой человек, кастрадази Келлен те джен-теп, но мир полон умных молодых людей. — Она указала на выход из амфитеатра. — Моя страна полна умных людей…

— Но ты не просто умна, я так понимаю?

Джануча устало улыбнулась.

— Надеюсь, не покажусь нескромной, если скажу, что тут Алтарист был прав. Он не уставал повторять, что такой ум появляется раз в поколение, если не реже.

— Да, но ведь Алтарист мог сделать то же, что и ты. И ты сама беспокоилась, что он найдет ответ на загадку и…

— Я прошла тысячу шагов вверх по горе сложности, чтобы раскрыть секреты сплавов. Стоя там, на самой вершине, в одном шаге от ответа, Алтарист смог сделать последний рывок.

Она опустилась на колени и подобрала один из чертежей, которые ее муж разбросал по полу.

— Но без моей работы… Он мог бы прожить тысячу лет и никогда не найти ответа.

Она снова бросила чертеж на пол и вытащила из кармана еще один флакон. Полила из него все чертежи. Через несколько секунд они растворились.

Прилетела механическая птица и приземлилась на плечо Джанучи.

— Ты должен вернуться в мой дом и использовать свое заклинание со взрывом, чтобы уничтожить мою мастерскую. Не должно остаться никаких следов моих экспериментов, чтобы никто даже не пытался их повторить.

Она протянула руку и погладила металлические перья птицы.

— И еще, хочу попросить… Не мог бы ты… Я не сумею себя заставить уничтожить ее.

— Я сделаю все, что нужно, — сказал я, хотя мне была ненавистна мысль о том, чтобы отнять жизнь даже у такого маленького существа. И, думаю, так и должно быть.

Джануча взяла меня за руку.

— Прощай, мальчик. Не оставляй следов в мастерской. И прости, что из-за меня ты нажил себе новых врагов.

— Я привык наживать врагов, — сказал я, но, казалось, Джануча меня уже не слушала.

Она тихо свистнула, и птица вонзила коготки в ее кожу.

— Лети, — негромко сказала она, и птица, поднявшись, закружилась над сценой.

Джануча легла на пол, неотрывно наблюдая за своим созданием и улыбаясь, пока ее глаза не закрылись навсегда.

Я взял Рейчиса и спустился по лестнице туда, куда один из охранников кинул мой рюкзак. А потом повесил его через плечо и осторожно положил внутрь белкокота.

И лишь теперь понял, что в амфитеатре я не один.


Механическая птица

Глава 62

КРАСНОЕ МИЛОСЕРДИЕ

Мой враг стоял напротив меня, рядом с останками механического дракона. Красный шелк его одежд переливался в свете звезд в небе над нами. Это выглядело странно красиво.

— Привет, Келлен, — сказал он.

Голос, как и прежде, был замаскирован магией дыхания. Я не мог бы сказать, был ли он высоким или низким, четким или невнятным. Я не знал, сколько он здесь, но был уверен — красный маг уяснил, что произошло.

— Где Нифения? — спросил я.

— На мосту Игральных Костей. Она с другими аргоси. Кажется, этот город кишит ими.

Его небрежный, почти задушевный тон изумил меня.

— Ты отпустил ее? Просто так?

— Просто так. Ей не надо во все это встревать.

Я подумал пару секунд и решил, что он, пожалуй, прав.

— Во всех старых сказках, — сказал я, — великие маги сходятся на поединке три раза. Это наша третья встреча.

Он посмотрел на меня. Его алая маска выражала холодную решимость.

— И последняя.

Я опустил руки вдоль тела, расслабив их. Он тоже. Мы оба были профессионалами. Никто из нас не позволил пальцам подергиваться, несмотря на желание как можно скорее сотворить магические жесты, которые мы применим друг к другу. Нет, вся подготовка происходила внутри нас.

Только теперь я осознал то, чего никогда не понимал прежде. То, от чего Джануча избавила меня несколько минут назад. Подготовка к поединку — это подготовка совершить убийство.

— Я не хочу тебя убивать, — сказал я. — Меня уже тошнит от смертей. Настолько, что я почти готов позволить тебе убить меня.

— Буду счастлив.

— Но я не могу, — продолжал я.

Сняв рюкзак, я осторожно положил его на землю. Рейчис, который не устает уверять, что обладает шестым чувством относительно опасности, дрых как сурок.

— Я в ответе за белкокота. И за Фериус, и за Нифению. И даже за гиену. И за других людей, о которых должен заботиться. И если я что-то и знаю наверняка, то вот что: ты причинишь им вред только через мой труп.

Я открыл свои мешочки, хотя не планировал использовать порошки. Одна монета уже скользнула из манжеты в мою ладонь. Я бы использовал ее как отвлекающий маневр, а потом шатнулся бы влево и… Но это действительно не имело значения. Единственная подготовка, которую я произвел, уже произошла у меня в голове. Я решил, что готов убить — сейчас. Ну, или думал, что готов… Это, к сожалению, далеко не всегда одно и то же.

— Какой же ты дурак, Келлен. И всегда им был.

Он двигался ловко и стремительно. И за миг до того, как заклятие огня сорвалось с его пальцев, я понял, что он мог убить меня в любой момент. В любую из наших встреч.

Взрыв, который сопровождал удар, был таким громким, что я прижал ладони к ушам. Хотя утрата слуха была наименьшей их моих проблем. Последовала ярчайшая вспышка света, начисто ослепившая меня. Грохнул еще один взрыв — и я отлетел на несколько футов, ударившись спиной о каменную скамью. Воздух выбило из легких. И прошло некоторое время, прежде чем мозг подсказал, что я еще не мертв.

Я приподнялся на локтях, ощущая головокружение. Над сценой танцевали красные и белые языки пламени. Машины, тела Джанучи и Алтариста, мертвые и умирающие охранники — все исчезло.

— Где птица? — спросил красный маг.

Я указал в сторону сцены.

— Ты уничтожил нечто прекрасное. Такое, чего мир больше никогда не увидит, — солгал я.

— Так лучше, — сказал он и, развернувшись на каблуках, направился к выходу из амфитеатра.

Я медленно поднялся на ноги и проверил Рейчиса. Он был невредим и по-прежнему спал. Подхватив рюкзак, я побежал за красным магом.

— Твой взрыв был слишком сильным, чтобы его приняли за ошибку во время эксперимента. Они поймут, что это была магия джен-теп.

— Наверное. Может быть. Но они так и так ожидали, что мы совершим нечто подобное — учитывая конфликт между нашими странами. Ты должен быть счастлив. Их тайная полиция не будет подозревать тебя. Не подумает, что это ты уничтожил их великое изобретение. Твоя магия слишком слаба, чтобы нанести такой ущерб.

— Так вот что это такое? Просто сделал свою работу?

Он остановился у выхода. Губы его лакированной маски изогнулись. Он улыбался.

— Ты и правда наивный, ты это знаешь?

— Может быть. Но не глупый. И можешь снять уже свою маску, Панакси.

Он помедлил мгновение, а потом коснулся пальцами маски. Она превратилась в такой же красный шелк, как и остальные его одежды, и он размотал ткань, сняв ее с головы.

— Панэрат, — поправил он.

Теперь черты его лица были тоньше и резче, чем прежде. Четче вырисовывались скулы. И он стал гораздо стройнее. Потому-то я и не догадался сразу.

— Как ты узнал?

Я пожал плечами.

— Внимание к деталям. Ты не хотел меня убивать, а хотел победить. Нет, даже не так. Ты хотел, чтобы я знал, что ты можешь меня победить. Затем: у тебя был шанс убить Нифению, но ты…

— Это твоя вина, — сказал он.

— Что?

— То, что ты сделал с Нифенией. То, во что ты ее превратил.

Мне не понравилось, как это прозвучало.

— В Нифении нет ничего плохого.

Его лицо исказилось от гнева.

— Ты погубил ее, Келлен. Она была яркой, красивой. Могла иметь большое будущее в нашем клане. Но ты отравил ее. Ты превратил ее в дикарку.

Дикарка… Какое-то странное слово…

— Она сама сделала выбор, Пан. Ее отец…

Панакси стиснул кулаки.

— Я мог бы защитить ее! Я сказал ей, что нужно просто немного потерпеть, а потом, когда мы поженимся, я…

— Просто еще немного потерпеть? — переспросил я. — Это то, в чем ты себя убедил?

Красные и синие искры замерцали на его предплечьях. Думаю, он просто не мог сдерживаться, чтобы не творить магию.

— Ты все испортил, Келлен. Неужели сам не понимаешь?

Какая бы ярость ни охватила его, полагаю, моя была сильнее. Часть меня хотела накинуться на него, разорвать в клочья — и плевать на последствия. Но это ничего не решило бы. И вдобавок единственная причина моей ярости заключалась в том, что Пан был прав.

— Я не хотел никому причинять вреда. Мне всего-то и нужно было, чтобы меня оставили в покое. И я попытался наладить свою жизнь. Почему это плохо?

Движение дикой магии вокруг его предплечий замедлилось, и искры исчезли.

— Потому что это так не работает, Келлен. — Он отвернулся, глядя на северо-запад, где в сотнях и сотнях миль отсюда маги нашего клана, вероятно, планировали свой следующий шаг. — Они убьют их, чтобы добраться до тебя, Келлен. Нифению. Эту женщину-аргоси. Любого, кто попытается тебя защитить. Ты достаточно долго убегал от них, и они знают почему. Ты хорошо умеешь переманивать людей на свою сторону. Заставлять их тебя защищать.

— Мы защищаем друг друга, — сказал я.

Он фыркнул.

— Как ты там сказал мне только что? «Это то, в чем ты себя убедил»? — Панакси снова обернулся ко мне. — Твои враги не остановятся. Когда я вернусь и скажу, что потерпел неудачу, они отправят кого-нибудь еще. Это не прекратится, пока твои друзья не умрут. Они хотят, чтобы ты остался один.

— Почему?

Панакси указал пальцем на мое лицо. Не требовалось долго гадать, о чем идет речь.

— Черная Тень. Лорд-маги… Келлен, твой отец приказал мне убить тебя.

Эти слова были — как удар. Я даже не обвинил его во лжи, потому что был уверен: сейчас он говорит правду.

— Другие кланы согласились принять его, Келлен. Твой отец станет Верховным магом всех джен-теп. Но у них было одно условие…

— Он должен покончить со мной.

Пан кивнул.

— И он согласен. Не важно, что еще происходит вокруг, но пока существует Черная Тень, всем джен-теп грозит смертельная опасность. Вот во что они верят.

— И ты веришь?

— Я не знаю. Это не имеет значения. В отличие от тебя, я понимаю, что значит быть джен-теп: быть верным моему народу.

— Тогда почему не убьешь меня?

Панакси принялся снова обматывать шелковый лоскут вокруг головы. Когда он закончил, шелк превратился в алую лакированную маску. Панакси — Панэрат — снова стал красным магом. И снова заговорил странным неестественным голосом.

— Потому что она никогда меня не простит.

Татуировки на его предплечьях замерцали. Пальцы сложились в магический жест, какой я уже видел прежде. Он исчез — и я остался один.


Механическая птица

Глава 63

ТЕНИ

Когда я добрался до моста Игральных Костей, Фериус была уже там, с Нифенией и Айшеком. По-видимому, Энна и Даррел сумели найти лошадей, оставленных солдатами тайной полиции возле горы. Самое удивительное — они до сих пор торчали в Казаране.

— Все сделано? — спросила Энна.

Я кивнул.

— А дискорданс? Птица?..

— Уничтожена, — ответил я. — Ничего не осталось. Металлы расплавились и превратились в шлак.

Я позволил себе эту ложь. Аргоси, может, и мудрее меня, но я не желал участвовать в избавлении мира от этого крошечного чуда. Птица была единственной в своем роде, и никто никогда не придет за ней. Пусть существо найдет тот, кому оно сможет принести радость.

Чтобы отвлечь Энну, я прибавил:

— Джануча мертва.

Женщина, идущая путем Странствующего Чертополоха, взяла меня за руку и поцеловала.

— Прости меня, Келлен. Никто не должен просить то, что я попросила у тебя.

Я вынул из кармана карту, которую она мне дала — Путь Теней, — и вручил ей.

— Мне она больше не пригодится, — сказал я.

Энна поколебалась, но затем взяла карту. И улыбнулась.

— Даррел всегда говорит, что признак настоящего аргоси — не позволять никому выбирать путь за него.

— Полагаю, вы уходите? — спросила Фериус у отца.

— Да, знаешь, куда-то в сторону Странствующего Чертополоха, почему бы его так ни называли, — ответил он.

Для человека, который явно любил свою дочь, Даррел слишком уж сильно смахивал на циника.

Он протянул Энне руку, и они вдвоем зашагали по мосту. Впрочем, через несколько шагов Даррел остановился. Не оборачиваясь, он спросил:

— Разве только… ты хочешь выпить? Я слышал, выпивка в этом городе отвратная, но компания не так уж плоха, если привыкнуть.

Описать выражение лица Фериус было бы мне не под силу. Ее лицо не прояснилось. Она даже не улыбнулась. Но, как сказала мне Завера, правду выдают глаза. Как выяснилось, Фериус была не такой уж хорошей лгуньей.

— Что ж, кажется, у меня сейчас нет других дел, — сказала она.


Под растущей луной, в городе, где наши имена, без сомнения, окажутся в списке злейших врагов Гитабрии, мы праздновали. Даже когда час стал поздним и Энна с Даррелом наконец засобирались в дорогу, остальные прошли по всем восьми мостам Казарана, срывая все цветы удовольствий, которые сумели найти. А почему нет? Фериус, Нифения, Рейчис, Айшек и я — мы помогли предотвратить войну, сулящую неимоверные ужасы. Мы впятером осмелились бросить вызов правителям двух самых могущественных и хитрых народов, мы посмотрели им в глаза и сделали так, что их планы превратились в ничто.

Так неужто мы не имели права отпраздновать победу? Потратить деньги? Выпить? И гулять, время от времени останавливаясь и глядя друг на друга, делиться теми особыми улыбками, которые говорили, что мы — храбрее, чем сами ожидали, и удачливее, чем могли надеяться.

Разумеется, мы заслужили праздник. И праздновали.

Гитабрия теперь перестала быть для нас самым безопасным местом, поэтому вскоре мы покинули Казаран и отправились к трактиру скитальцев на границе. Хотя ни один из нас не спал последние двое суток, мы продолжили праздник. Я танцевал с Нифенией постоянно и смотрел на нее так, словно мы только что познакомились. В какой-то мере так оно и было.

Кажется, в какой-то момент я смотрел на нее слишком долго. Она подмигнула, не переставая танцевать, и провела рукой по волосам.

— Все еще думаешь, что они слишком короткие?

— Они прекрасны, — сказал я.

Слишком прекрасны. Я понял это только теперь. Я был слеп, если не видел этого раньше. Как там говорит Фериус? «Несравненная красота несовершенства». И дело не только в ее волосах. В ней было прекрасно все. Загорелая кожа. Шрамы. Даже руки с недостающими пальцами. Это не были недостатки или беды. Это были главы в истории Нифении. Это была… она сама. И я танцевал с ней, и говорил ей всякие глупости, поскольку в тот момент они глупостями не казались. Еще я танцевал с Фериус. Возможно, я танцевал даже с Рейчисом, который надрался сильнее всех. Даже сильнее Айшека, а тот был не дурак выпить. И, будучи белкокотом, Рейчис даже тут нашел повод для бахвальства.

— Ты в порядке, малыш? — спросила Фериус, когда через некоторое время застала меня, сидящего в одиночестве.

— Абсолютно, — солгал я.

Она пристально посмотрела на меня, словно пытаясь заглянуть в сердце бури, но потом кивнула и похлопала меня по плечу. Думаю, это был ее способ сказать, что у меня есть право на собственные тайны.


Погода в ту ночь была прекрасной, поэтому мы решили уехать из трактира и заночевать под звездами. Вернее, провести под ними то краткое время, что осталось от ночи.

Первой уснула Фериус, надвинув шляпу на лицо, и громко храпела, словно давая понять, что ровным счетом ничего не услышит. Нифению это развеселило. Она улыбнулась. Потом мы рассмеялись оба, и пальцы Нифении задержались в моей руке достаточно долго, чтобы это стало похоже на приглашение.

— Завтра рано вставать, — сказал я.

Она не преминула меня поддеть.

— Будет трудная миссия по спасению мира, малыш.

Она довольно удачно скопировала Фериус, хотя Рейчис все равно делает это лучше. Но в тот момент он снова соревновался с Айшеком, кто громче храпит, и, похоже, выигрывал поединок.

— Спокойной ночи, Келлен, — сказала Нифения, укладываясь.

— Вряд ли она будет спокойной, если придется слушать этот храп, — ответил я и отодвинул рюкзак подальше от какофонии.

Я подождал час или около того, пока не уверился, что они все уснули. Потом неторопливо собрал вещи и засунул в седельные сумки своей лошади. Я вел ее в поводу ярдов сто, стараясь убедить не шуметь — ну, насколько возможно убедить лошадь. И если уж сказать по правде, я сам производил больше шума, всхлипывая, как потерявшийся ребенок.

Я был уже достаточно далеко от лагеря, но не мог заставить себя сесть в седло. И тогда я сделал то, что — как полагал — никогда не стану делать снова. По крайней мере добровольно.

Я вошел в Тени.

Темнота окутала темноту, словно сам по себе черный цвет не был достаточно черен для Теней. Звезды исчезли одна за другой. Лагерный костер тоже пропал, оставив меня без света. И все же я мог видеть с почти болезненной ясностью.

В тишине я вернулся в лагерь, чтобы предстать перед моими друзьями странным бесформенным призраком, сотканным лишь из желаний и сожалений. Путешествие по Теням на этот раз было иным. Я видел, как Рейчис спит, свернувшись клубочком и накрыв нос хвостом. Но еще один Рейчис бегал по лагерю, снуя туда-сюда. Его глаза лихорадочно выискивали угрозу, а пасть была разинута, когда он рычал на невидимых врагов. Он был полон страха — не за себя, а за других. Он знал, что в этом мире есть чудовища, но они не прокрадутся сюда и не тронут его друзей. Не в этот раз.

— Прощай, белкокот, — сказал я, хоть он и не мог меня слышать. — Ты был самым лучшим деловым партнером на свете.

Фериус ворочалась во сне, а ее копия стояла в нескольких шагах поодаль, глядя на горизонт. Она казалась очень одинокой — какой и была, впрочем. Какой будет всегда. Это был тот путь, который она выбрала для себя. Ее жизнь будет гораздо ценнее для мира, если она останется странницей-аргоси. И неважно какую цену придется платить.

— Надеюсь, ты права, Фериус, и твоя жертва стоит того. Только не забывай, что путь Полевой Ромашки — это еще и путь радости…

Айшек в своей теневой форме выглядел удивительно похожим на себя настоящего. Возможно, у гиен просто не такой богатый внутренний мир, как у других существ. Хотя я в этом сомневался.

Я обернулся к Нифении в последнюю очередь — потому что мне требовалось столько времени в Тени, сколько я мог себе позволить. Будет очень трудно справиться с этим чувством потери, разлуки и придется как следует постараться, чтобы суметь уйти.

Она лежала у костра, дрожа, несмотря на жару. Я лишь теперь понял, что она не привыкла к холодным ночам, сопровождающим жизнь бродяги. И, однако, за все время нашего путешествия она ни разу не пожаловалась.

Ее руки подрагивали во сне, повторяя движения фантома. Он стоял на коленях возле пруда, снова и снова срезая волосы ножницами. Но, как только одна прядь падала на землю, на ее месте вырастала другая. И Нифения продолжала, продолжала резать. Сперва мне показалось, что ее будто бы кто-то принуждает это делать. Но чем дольше я наблюдал, тем отчетливее понимал: это, скорее, акт неповиновения. Нифения желала быть тем, кем решила стать, и никто никогда больше не будет указывать ей, как жить. Обрезать волосы — это ее способ сказать, что она будет тем, кто есть, а не хрупкой красивой куколкой.

Настоящая Нифения поглубже залезла под одеяло, натянув его до подбородка, и погрузилась в глубокий сон.

— Прощай, Нифения, — сказал я. — Надеюсь, вы с Айшеком останетесь вместе с Фериус и Рейчисом. Им не помешает хороший творец амулетов, который будет за ними приглядывать.

Я почувствовал, что начинаю растворяться и мне все труднее видеть других. Всякий раз, когда я выходил из Теней, первые пару секунд люди не могли вспомнить, кто я такой. Когда они проснутся утром — эти странные личности, ставшие моей семьей, — вспомнят ли они обо мне вообще? Если да, надеюсь, поймут, почему я ушел. Именно потому, что они были моей семьей. И, как и Рейчис, я сделал бы все, чтобы их защитить.

Фериус научила меня, что, делая важные вещи, нужно идти на жертвы. Вот почему я оставлю их. Потому что, как и Нифения, не готов жить, будучи чьей-то марионеткой. Пан был прав: до тех пор пока у меня Черная Тень, самые любимые мои люди — в опасности. И я должен был найти способ избавиться от этого раз и навсегда.

В одиночку.

Я вышел из Теней и споткнулся, едва не упав на колени. Я стоял спиной к лошади, словно мое тело решило отправиться обратно в лагерь без меня.

— Ну, чего застыл? — раздался потрескивающий голосок у меня за спиной.

Я обернулся и увидел Рейчиса на его обычном месте — на шее у лошади. Он глядел в небо, скрестив пушистые лапы поверх живота.

— Как ты…

— Я белкокот, помнишь? — сказал он. — На нас не действует вся эта чернотеневая фигня. И потом: мы — деловые партнеры. — Он продемонстрировал мне свою бархатную сумочку с безделушками. — Насколько я помню, ты должен мне еще три грабежа до окончания контракта.

— Рейчис, я…

— Эй, — сказал он, склонив голову набок и уставившись на меня своими глазками-бусинками. — Помнишь тот случай, когда я откусил у тебя кусок уха и Фериус пришлось пришивать его обратно?

— Э-э… Нет. Такого никогда не было. Уверен, я бы это запомнил.

Рейчис подскочил на шее лошади, пробежал по ее спине и вспрыгнул ко мне на плечо. А потом прошипел в самое ухо.

— Это было сразу после того, как ты попытался бросить меня в компании двух — двух! — голокожих самок и гиены. Гиены, Келлен!

— Рейчис… там, куда я иду… То есть я еще сам не знаю, куда, но знаю, что там будет очень плохо. Я не могу…

— Ты считаешь, там будет опасно? — спросил он.

— Наверняка.

— Могущественные злобные маги?

— Возможно.

— Может, даже несколько демонов?

— Я…

Он повернул ко мне морду и злобно ухмыльнулся.

— Видишь ли, я еще ни разу не убивал демонов и думаю, самое время попробовать. А?

Я колебался, а он смотрел на меня в упор, не отводя взгляда. Обычно, играя в гляделки с мелким засранцем, я побеждаю. Но не сегодня. Возможно, я просто не хотел побеждать.

Рейчис по-прежнему сидел на моем плече, когда я подошел к лошади и запрыгнул в седло. Движением бедер послал лошадь вперед, и мы двинулись в направлении главного тракта.

— Ну вот теперь повеселимся, — сказал Рейчис через некоторое время.

— Повеселимся?

— Ага. Когда избавились от той троицы. Они нас только тормозили. Хотя в основном, конечно, ты.

— О чем ты вообще?

Белкокот слегка фыркнул.

— О том, как ты пускаешь слюни из-за Нифении. — Он сморщил нос. — Вы и так-то отвратительно пахнете. Но знал бы ты, какая это пытка для обоняния — запах, который ты издаешь, когда тебе приходит охота спариться с ней.

— Я не…

— Кроме того, — продолжал он, игнорируя меня, — у нас может выйти отличная история. Молодой благородный воин отправляется в поход за праведное дело вместе со своим верным — пусть и немного неуклюжим — спутником-человеком.

— Знаешь, ты действительно маленькое чудовище!

Белкокот зарычал.

— Эй, я самое большое чудовище, которое ты встречал в своей жизни. Лучше не забывай об этом.

Я отпустил поводья, позволив лошади самой нести нас в удобном ей темпе. Вперед, по длинной темной дороге и всему, что нас там ожидает.

— Знаешь, — сказал я, — я уже начинаю жалеть этих демонов.

Благодарности

Я постоянно теряюсь в Тенях. Казалось бы, опубликовав шесть романов, уже можно научиться всем этим писательским фишкам, но я так и не научился. Люди спрашивают о «творческом процессе», а я только и могу сказать, что это чертовски выматывающая штука. И без моих терпеливых и проницательных проводников я так и остался бы в Тенях навсегда. Поэтому я подумал: может, вам хотелось бы узнать, какой путь прошла эта книга, чтобы оказаться у вас в руках.

Название возникло, когда Джейн Харрис — великолепный издатель из Hot Key Books — сказала, что «Ловец магов» выглядит не так красиво, как остальные названия в серии. Я предложил ей придумать что-нибудь получше. И она придумала.

Гитабрия вместе с ее восемью мостами, изобретателями и магией монет обсуждалась и обсуждалась — в компании моих коллег-романистов, в писательской группе, куда имею честь входить и я. А еще это — Уилл Арндт, Стефани Чаретт, Брэд Денхерт и Ким Тэч.

Дискордансы с их механическими птицами, коронованными магами и прочими таинственными деталями помогла придумать мой редактор, Фелисити Джонсон. Великолепный дизайн обложки сделан Сэмом Хэдли под руководством Ника Стерна (с Рейчисом, наконец-то ставшим знаменитым) — это тоже их заслуга.

Нифения — одна из моих любимых персонажей — появилась в этой книге не в последнюю очередь потому, что мой первый редактор из Hot Key — Матильда Джонсон — предлагала еще в «Творце Заклинаний» сделать ее более шумной и деятельной. В результате из второстепенного персонажа Нифения превратилась в активную девушку, которая никому не позволяет решать ее судьбу.

О механических драконах написано гораздо больше, чем было в первых черновиках моей книги. Это все из-за моего коллеги Эрика Торина, укорявшего меня за то, что я выбрал слишком легкий путь. Впрочем, он так говорит обо всех моих книга. О, и если вам нравится Шелла — знайте, что она тоже появилась не сразу. Тогда Эрик предложил ввести персонажа, которого Келлен никогда не может перехитрить.

Заговоры, наемники, магия монет, сюжеты, связанные с джен-теп, смертельно-опасные изобретения, пути Черной Тени, замаскированные убийцы… Признаюсь: был момент, когда я подумал, что невозможно впихнуть все это в одну книгу. И да, было бы невозможно, если ты Фелисс (Фелисити Джонсон) не помогла мне справиться с этими проблемами во время бесчисленных разговоров по «Скайпу», которые мы вели, сидя на разных берегах океана. Я не сумел бы внести правки без помощи Ким Тэч, читавшей бесчисленные версии текста. А когда моя жена, Кристина де Кастелл, наконец сказала, что книга хороша, я почувствовал, что наконец-то снова могу дышать.

Что ж… есть еще один человек, благодаря которому белкокоты получили признание: спасибо, Симона Хэй.

Разумеется, как только история была придумана, началась настоящая работа. Джим Холл из narrativefirst.com спорил со мной о структуре сюжета. Сара Фуллер заметила недочеты в первой части. Мелисса Хайдер любезно скопировала отредактированную книгу с быстротой молнии. Быстрее никто бы не смог. А Джейд Крэддок и Талья Бейкер постоянно правят мои опечатки и грамматические ошибки, коих тысячи тысяч.

Книга оказалась в ваших руках благодаря моим агентам — Хизер Адамс и Майку Брайану из HMA Literary, а также Марку Смиту — генеральному директору Bonnier Zaffre, который рискнул взять эту серию и которому я все еще должен прогулку на личном самолете. Джейн Харрис, издатель из Hot Key Books, собрала удивительную команду. В нее входят: Джейми Тейлор, который превращает мою писанину в настоящую книгу, Никола Чапман, которая ее продает, Тина Мори, которая заставляет людей обсуждать ее и фантастическая команда продавцов из Bonnier Zaffre, доставляющих ее в магазины. Если вы читаете книгу на другом языке, не на английском, то это благодаря издателям Рут Логан и Иларии Тараскони, которые находили контакты по всему миру, ну, и, конечно, переводчику этого конкретного издания.

Если вам кажется, что тут помянуто слишком много людей — так это еще не все. Не забывайте, что вы, возможно, узнали о книге благодаря статье какого-нибудь доброго и прекрасного блогера, который не взял за это денег, поскольку пишет о книгах из любви к жанру. Ваши менеджеры предпринимают усилия, чтобы такие истории появлялись на полках магазинов и вы получили возможность наслаждаться ими. А может, вы взяли вот эту книгу в библиотеке? Там работают самые лучшие люди на свете. Даже Рейчис любит библиотекарей.

О, и почему авторы продолжают писать? Из-за читателей, которые не только покупают книги, но и говорят о них, пишут авторам письма и придают смысл нашим литературным потугам. Ваш энтузиазм значит для меня больше, чем я могу выразить словами. Но я все равно буду пытаться. Если хотите написать мне, то можете найти меня на сайте: www.decastell.com или в «Твиттере»: Twitter @decastel


Механическая птица

Механическая птица

на главную | моя полка | | Механическая птица |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 1
Средний рейтинг 1.0 из 5



Оцените эту книгу