КНУД РАСМУССЕН – ИССЛЕДОВАТЕЛЬ СЕВЕРА

Американский север давно манил европейцев. Еще тысячу лет назад, в конце ХX в., выходцы из Исландии достигли огромного острова, лежащего к северовостоку от американского континента, и основали на его югозападе две колонии. Ныне мы знаем этот остров под именем Гренландия – Зеленая земля, которое дали ему первые европейские поселенцы. В ту эпоху климат здесь был гораздо мягче, и чудесные зеленые луга покрывали побережье. Потомки этих людей жили на острове в течение пяти столетий, а затем таинственно и почти бесследно исчезли: то ли не сумели приспособиться к ухудшемуся климату, то ли растворились в среде окружавшего европейские колонии эскимосского населения.

В конце XVI в. европейцы снова появляются на крайнем севере Америки, но на этот раз не как постоянные поселенцы, а в погоне за китами или в поисках Северозападного прохода – кратчайшего пути из Атлантического океана в Тихий, из Европы в Азию. А в начале XVIII в. на западном побережье Гренландии возникают и постоянные датские поселения. К концу прошлого века трудами многих экспедиций, возглавлявшихся М. Фробишером, Д. Девисом, Г. Гудзоном, В. Баффином, Д. Данелем, Дж. Барроу, В. Парри, Скорсби старшим и младшим и другими (мы назвали далеко не все имена из плеяды замечательных исследователей американской арктики), были открыты Девисов пролив, Баффинова Земля и множество других более мелких островов, нанесены на карту отдельные участки арктического побережья на американском континенте, на востоке и северозападе Гренландии. Ф. Нансен впервые пересек гренландский ледниковый щит, а Р. Пири обогнул остров с севера. Но в то же самое время внутренние области как Гренландии, так и канадской арктики оставались в основном неизвестными, потому что географические исследования в то время велись по большей части с кораблей.

Начало XX в. в истории полярных исследований в западном полушарии ознаменовалось плаванием Р. Амундсена на «Йоа» вдоль всего арктического побережья Северной Америки, в результате которого был впервые пройден Северозападный проход, достижением Р. Пири Северного полюса, изучением моря Бофорта и островов американского арктического архипелага канадской экспедицией Стефансона – Андерсона и другими морскими и сухопутными экспедициями. Участники многих из них, как и их предшественники, не только открывали и наносили на карту новые земли, но и встречались с постоянными жителями этих мест – эскимосами. Однако эти сравнительно кратковременные встречи не дали слишком многого для познания жизни, культуры и происхождения самого северного народа Земли. И в то же время встречи и торговля с европейцами повлияли на культуру эскимосов, которая постепенно начинала терять свою самобытность.

Во второй половине XIX в. несколько исследователей специально изучали отдельные территориальные группы эскимосов. Г. Ринк описал обычаи и образ жизни коренных жителей западной Гренландии. Э. Нельсон всесторонне изучил культуру эскимосов американского побережья Берингова пролива, Ф. Боас выпустил интересную работу о нескольких группах эскимосов Канады и т. д. Все эти исследования носили региональный характер, не охватывали всей области обитания эскимосов, и оставалось неизвестным, насколько близки или далеки друг от друга по своему хозяйству, материальной и духовной культуре и языку различные племена эскимосов, расселенные на огромном пространстве от Берингова пролива на западе до Гренландии на востоке и даже не подозревавшие в то время о существовании своих соплеменников, за исключением непосредственных соседей.

Первым, кто установил единство эскимосской культуры, положил начало строго научному, основанному на археологии и этнографии исследованию происхождения этого народа, был К. Расмуссен, выдающийся датский полярный исследователь.

Расмуссен смог проникнуть и в духовный мир эскимосов. В отличие от своих предшественников он знал эскимосский язык и ему не надо было пользоваться услугами переводчиков из числа коренного населения, хорошо знавших свой родной язык, но плохо и неточно изъяснявшихся на датском или английском. Расмуссен не только понимал эскимосов, но любил их и много сделал для улучшения их положения в условиях проникновения на север капиталистической колонизации. Участники руководимых им экспедиций стерли немало белых пятен с карты американской Арктики, провели археологические, геологические и физикогеографические исследования в дотоле не изведанных районах, собрали ценные коллекции флоры и фауны.

В СТРАНЕ СЕВЕРНОГО ВЕТРА

В 1873 г. в Гренландию из Дании приехал пастор Кристиан Расмуссен и получил церковный приход в Якобсхавне. Поселок Якобсхавн был основан на западном побережье Гренландии, на берегу залива Диско датским купцом Якобом Северином. Когда сюда приехал пастор Расмуссен, в поселке жили несколько сот человек. В большинстве своем это были гренландские эскимосы. Приход Кристиана Расмуссена включал не только сам Якобсхавн, но и большой участок побережья с расположенными на нем селениями. Селений было много, а жителей в них мало. В районе Якобсхавна в среднем на один километр побережья во второй половине прошлого века не приходилось и одного жителя, да и население всей Гренландии не достигало тогда 10 тыс. человек. Это была земля, о которой Нансен, посетивший ее в конце XIX в., писал впоследствии: «Она бедна, эта страна эскимоса, голая и уединенная, она непохожа на другие страны,…но как она красива, и воспоминание о ней дорого тому, кто хоть раз видел ее и жил там… Властно захватывает страна эта душу человека, а народ, живущий там, не менее своеобразен, чем сама страна».

7 июня 1879 г. на этой удивительной земле появился еще один житель. Его назвали Кнуд. Он был сыном датского протестантского священника пастора Кристиана Расмуссена и дочери датчанина и гренландки Луизы Флейшер. Кнуд рос в окружении своих эскимосских сверстников, бывал у них дома, даря их родителям кофе, сахар и другие заморские яства. Ему не раз доводилось слышать рассказы о том, как жили гренландцы в прошлом, когда на острове не было чужеземцев. Совсем маленьким мальчиком Кнуд плавал в эскимосском каяке, прототипе нашей байдарки, в 7 лет научился управлять собачьей упряжкой, а в 11 лет уже ходил на охоту вместе со взрослыми гренландцами. Все эти навыки, приобретенные в детстве, очень пригодились Расмуссену в будущем.

Из Якобсхавна семья Расмуссенов переезжает южнее – в Готхоб. Ныне это главный город Гренландии с населением почти в 9 тыс. человек, из которых около трети – европейцы. В конце же прошлого века в Готхобе было только около десятка датчан: пастор, врач с женой, начальник колонии (так назывались датские поселения в Гренландии) с женой, учительница и несколько детей, остальные жители этого поселка были эскимосами. Кнуд сразу же подружился с их детьми, вместе с ними ходил в школу, играл в свободное от занятий время, ходил в гости в эскимосские хижины. Эскимосы рано приучали своих детей к образу жизни охотников и рыболовов. Вместе со своими сверстниками учился и Кнуд, стремясь ни в чем не отставать от них, будь то починка оружия или саней или управление собачьей упряжкой. Еще школьником Кнуд умело владел гарпуном, мог сделать каяк и сани, построить снежную хижину – иглу. Во время летних каникул Кнуд почти не сидел дома. Он бродил в окрестностях поселка, распутывая следы животных, наблюдал, как охотятся взрослые, и помогал им. Все это очень пригодилось Расмуссену, когда он стал полярным путешественником. И он не раз вспоминал о своем детстве: «Теперь, когда я оглядываюсь на события своей жизни, выходит, что все складывалось както естественно. И моя благодарность саням с собачьей упряжкой переходит в благодарность моему гренландскому детству. Сани были моей первой настоящей игрушкой, и с санями я решил главную свою жизненную задачу. Моим родным языком был эскимосский, которому другим полярным исследователям необходимо было сначала научиться; я жил одной жизнью с гренландскими звероловами, и поездки и путешествия даже в труднейших полярных условиях были для меня обычной, естественной формой труда».

А страсть к путешествиям проснулась у. Расмуссена очень рано. Немалую роль в этом сыграли дальние поездки с отцом по его приходу, рассказы охотников о людях, живущих где – то далеко на севере острова, легенды о дальних странствиях. Особенно ему нравилась одна из них: «Жили – были молодые люди… которым хотелось объехать вокруг света. Они были полны жизни, жаждали приключений, и не было цели, которая казалась бы им слишком высокой. И вот все они двинулись в путь, но разделились так, что половина их направилась в одну сторону, другая – в противоположную, тоже вдоль берегов, чтобы встретиться, обогнув кругом Землю. Они ехали и ехали. Летом в кожаных лодках, зимой на санях с собачьей упряжкой. Год проходил за годом. У путников рождались дети, но они продолжали свой путь; они не хотели отказаться от поставленной себе цели. Наконец они состарились, а у детей их народились свои дети… В конце концов путники встретились, когда каждый отряд прошел свою половину пути вокруг Земли. Но были они тогда уже древними старцами, которых водили под руки внуки. Свет велик! – сказали они при встрече. – И мы состарились в пути. Но мы прожили богатую жизнь и, пока достигли своей цели, набрались знаний и мудрости, чтобы передать будущим поколениям». Кнуд слушал это предание как зачарованный. В воображении впечатлительного мальчика словно живые вставали эти люди, он хотел бы вместе с ними обойти все северные земли, вместе с ними посетить новые, таинственные племена. И по ночам ему снились бескрайние снежные просторы родной Гренландии, величественные ледники, медленно сползающие в море, и тюлени, греющиеся на льдинах под лучами весеннего солнца.

В 1888 г. в Готхоб приехал молодой Ф. Нансен, после того как он пересек южный купол гренландского ледникового щита. Нансен опоздал на последний пароход, отплывавший в ту осень в Европу, и остался на зиму в Готхобе. Он жил в доме начальника колонии, но посещал и дом пастора. Встречи с человеком, первым пересекшим гренландский ледник, настоящим путешественником, произвели большое впечатление на Кнуда, и ему очень захотелось стать исследователем новых земель.

В 1895 г., когда Кнуду было 16 лет, его отец получил небольшой приход на севере Дании и переехал туда вместе с семьей. Для того чтобы продолжить образование, Кнуда отдали в гимназию в городе Биркереде. Вначале ему пришлось трудно, так как он знал эскимосский язык лучше датского. Но вскоре упорство в занятиях и большие природные способности взяли свое, и Кнуд Расмуссен замечательно овладел датским литературным языком, научился красиво, поэтично и в то же время точно выражать свои мысли. Лишь друзья продолжали его по привычке звать эскимосом.

В 1898 г. К. Расмуссен кончает гимназию и поступает в университет в столице Дании Копенгагене. Вначале Расмуссен изучает гуманитарные науки, в особенности философию, историю, этнографию и фольклористику. Затем начинает слушать курсы лекций по географии, геологии, океанографии, зоологии, ботанике – наукам, так или иначе связанным с полевыми исследованиями. Много читает о полярных путешествиях Росса, Франклина, Норденшельда, Мак Клура, знакомится с Г. Ринком, известным исследователем Гренландии и ее населения, и загорается мыслью самому изучать эскимосов. Но были у Расмуссена в годы учебы и различные увлечения. Одно время он даже хотел стать оперным певцом. От этого намерения он отказался только тогда, когда ему сказали, что его внешние данные будут препятствием для поступления на сцену. И другие увлечения Расмуссена объяснялись тем, что его просто тяготили кабинетные занятия, сидение в библиотеках, и он метался, искал живого дела. А любимая Гренландия была слишком далеко. Туда нельзя было поехать ненадолго, хотя бы на каникулы. Поэтому в 1901 г. он едет на северовосток Скандинавского полуострова, в Лапландию, знакомится там с жизнью оленеводов и охотников лопарей, с их своеобразным бытом. Эту свою первую исследовательскую поездку Расмуссен позднее описал в популярной книге «Лапландия».

А на следующий год Расмуссену неожиданно представилась возможность поехать в Гренландию. Известный датский журналист Л. Мюлиус – Эриксен, позднее ставший видным исследователем Гренландии, организует так называемую Литературную экспедицию. Он хотел и ознакомиться с жизнью гренландцев, записать их сказания и легенды и, если удастся, добраться до северозапада острова, где живут полярные эскимосы, о которых писал английский путешественник Дж. Росс в 1818 г. Мюлиус – Эриксен взял с собой художника Г. Мольтке. Но кроме художника экспедиции был нужен человек, который бы знал Гренландию, умел путешествовать, знал язык и обычаи коренных жителей острова. К. Расмуссен идеально отвечал этим требованиям, и Л. Мюлиус – Эриксен с радостью принял его в состав Литературной экспедиции.

В начале июня 1902 г. члены Литературной экспедиции отплыли в Гренландию. Это событие совпало с днем рождения Расмуссена. Ему исполнилось 23 года. И о лучшем подарке, чем поездка к полярным эскимосам, Расмуссен не мог и мечтать – осуществлялось одно из самых заветных желаний его детства и юности. В предисловии к своей книге об этой экспедиции он писал: «Когда я был ребенком, я часто слышал, как старая гренландка рассказывала, что далеко на севере, на краю света, живут люди, одевающиеся в медвежьи шкуры и питающиеся сырым мясом. Их страна всегда покрыта льдом и окружена высокими горами, через вершины которых никогда не проникает дневной свет. Кто захочет поехать туда, должен отправиться вместе с южным ветром к властелину свирепых северных штормов. Раньше, чем я узнал, что значит слово „путешествовать“, я решил, что однажды я поеду и найду этих людей, которых моя фантазия рисовала отличными от всех остальных. Я должен поехать и увидеть новых людей, как называла их старая сказительница. Когда я жил в Дании, мысль о них не оставляла меня, и первым моим решением, когда я стал мужчиной, было – поехать искать их».

Радостный и полный надежд стоял Расмуссен на носу корабля, подставляя лицо крепкому соленому ветру и вглядываясь в даль. Кажется, совсем недавно он покинул Гренландию и плыл в Данию, не зная, доведется ли вновь увидеть суровые фьорды, северное сияние и такие родные лица эскимосов. И вот он возвращается. И приятно сознавать, что давнишнее стремление узнать родную страну от ее южных до северных окраин, от скалистых западных берегов до величественных ледников восточного побережья начинает становиться явью.

Плавание прошло благополучно, и в середине июня экспедиция высадилась в Готхобе. В первую очередь Л. Мюлиус – Эриксен решил познакомиться с жизнью, бытом и культурой населения западной Гренландии, записать местные сказания и легенды. Для этого члены экспедиции отправились в селение Кангек, расположенное недалеко от Готхоба, на другом берегу залива. Был теплый июньский день, но, несмотря на это, почти весь залив был забит льдом. Перед лодкой, в которой находились Расмуссен и Мольтке, в маленьком, вертком каяке плыл эскимос – он находил проходы между льдинами. Ветер гнал в залив все новые и новые льдины, и разводьев между ними оставалось все меньше. Лодки плыли очень медленно. Только к вечеру Расмуссен и Мольтке добрались до селения. Жители гостеприимно встретили усталых путешественников. Их проводили к старейшине, у которого они и заночевали. На следующий день было воскресенье. С утра все пошли в церковь, и путешественникам ничего не оставалось делать, как присоединиться к ее прихожанам. Во второй половине дня Расмуссен и Мольтке устроили для жителей импровизированный концерт. Это был самый необыкновенный концерт, который когдалибо приходилось слышать кангекцам. В доме на стол поставили черный ящик с трубой, из которой раздавались то хор пилигримов Вагнера, то величественные звуки симфоний, то веселые песенки из оперетт. Жители селения никогда раньше не видели граммофона, и он вызывал у них почтительное изумление, смешанное со страхом. Когда какой – нибудь смельчак слишком близко подходил к волшебному ящику, они сразу же предостерегали: «Осторожнее, как бы он тебя не схватил». А когда концерт кончился, хозяин дома предложил дать маленькому человечку, что сидит внутри ящика и издает столь чудесные звуки, пожевать немного табаку, чтобы отблагодарить его за доставленное удовольствие. Расмуссен объяснил всем, как устроен граммофон, и всеобщее удивление и восхищение только возросли: «Подумать только, мы слушали музыку, которая звучала давнымдавно где – то далеко за морем».

После концерта начались танцы. На открытом воздухе у самого моря на прибрежных камнях быстро соорудили дощатый пол. Эта импровизированная танцверанда была не слишком устойчива. Она как живая изгибалась под ногами танцоров и трещала как тонкий весенний лед, который вотвот проломится, но все это только способствовало общему веселью. Всюду звенел смех и раздавались громкие голоса. А в нескольких шагах от площадки плескалось о берег море, блестевшее под лучами летнего солнца как расплавленный свинец. Ослепительно сверкали льдины.

Очарованный этой чудной картиной, Мольтке забыл о своем обещании потанцевать с прелестной дочерью старейшины. Усевшись на камень, он стал торопливо набрасывать на бумагу лица танцующих, горы, видневшиеся вдали. До самой ночи продолжались танцы. А на следующий день началась работа. На небольшом островке, неподалеку от Кангека, Расмуссен осматривал старые эскимосские могилы и там же нашел развалины старого эскимосского полуподземного жилища из камня. В нем когда – то, сто или двести лет назад, жили несколько десятков человек, целая община. Отапливались и освещались такие жилища каменными плошками, В которых горел тюлений жир.

Незаметно наступил вечер. Расмуссен вернулся в поселок и допоздна вместе с Мюлиусом Эриксеном записывал старые предания, а Мольтке в это время рисовал лица рассказчиков. А еще через день путешественники покинули радушных кангекцев. Много селений зверобоев и рыбаков за лето посетил Расмуссен. Впоследствии в своих книгах «Новые люди» и «Под ударами северного ветра» он тепло и красочно нарисовал образы этих тружеников, которые всю жизнь борются с суровой северной стихией, выходя в открытое море на утлых каяках и нередко возвращаясь с промысла с пустыми руками.

В августе Расмуссен, постепенно продвигаясь на север, приехал в селение Икамиут. Здесь в трех тесных, сырых и грязных полуземлянках из торфа и камней жили пять эскимосских семей. В жилище, где остановился Расмуссен, потолок был такой низкий, что даже сидеть приходилось согнувшись, чтобы не стукнуться о него головой. Хозяин дома Виторалик был очень беден, и видно было, что семья его часто голодает, и все же, как только Расмуссен вошел, или, вернее, вполз через узкое дверное отверстие, в полуземлянку, Виторалик поставил перед гостем лучшее, что у него было, – сушеную треску и тюленью печень с ягодами водяники. Расмуссен ел, кивал головой и смеялся малейшей шутке хозяев: он хорошо знал, как должен вести себя гость по гренландскому этикету. Вскоре все легли спать. Расмуссен долго лежал без сна и думал о трудной жизни своих новых знакомых. Может быть, именно тогда он впервые решил быть не просто исследователем, а помогать гренландцам чем только сможет.

Назавтра погода испортилась: поднялся ветер, пошел дождь и огромные волны с шумом бились о скалистый берег. Два дня бушевала буря. Наконец ветер стих, изза туч выглянуло солнце, можно было трогаться в путь. Когда Расмуссен выплыл на своем каяке в открытое море, он услышал выстрел. Это был прощальный привет Виторалика, великодушно истратившего на него свой последний патрон.

Быстро кончилось короткое северное лето. Наступил сентябрь. Стада моржей подплыли ближе к берегу и стали сотнями собираться на лежбищах. Особенно много их скапливалось на небольших островах в Стрем – фьорде. Сезон рыбной ловли кончился. Начиналась охота на моржей. На берегах Стрем – фьорда собирались зверобои из близлежащих районов Гренландии – Холстейнборга и Эгедесминне. В один из охотничьих лагерей приехал и Расмуссен и остановился в палатке Давида – знаменитого охотника на моржей. Кроме семьи Давида в лагере жили еще семь семей, и приглашения прийти в гости сыпались на Расмуссена одно за другим. По обычаю северных гренландцев, если в селение приехал чужестранец, он должен в первый же день побывать у всех в гостях и всюду поесть, выпить чаю или кофе. Потом Расмуссен вспоминал, что ему пришлось нелегко: съесть подряд восемь больших кусков мяса и выпить восемь чашек кофе – это не каждый выдержит, но что не сделаешь, чтобы не обидеть хозяев! А сразу после еды началась игра в футбол, чтобы «утрясти пищу». Играли мужчины, женщины, дети, матери с младенцами в заплечных мешках, даже сгорбленные болезнями старики, тяжело отдуваясь, пытались поддеть мяч ногой. Играли пока не стемнело. А ночью задул сильный югозападный ветер. Палатку Давида чуть не сорвало. Одеваться было некогда. Полуголые мужчины и женщины метались с криками: «Помогите, палатку сдувает, лодку уносит в море…» Одни хватались за шесты палаток, другие вытаскивали лодки из воды. Дети плакали. А буря, безучастная к людям и их бедам, свирепствовала. Волны катились одна за другой в маленькую гавань, и берег стал белым от пены.

На следующий день, после бессонной ночи никто не отправился на охоту, не пошел ловить рыбу, все остались в палатках. Давид рассказывал о приключениях, пережитых в юности, о «встречах» с духами и великанами.

«Я сын моря, – говорил он, – и, как и оно, долго не бываю спокойным. Я всегда кочую в умиаке, когда есть проходы между льдинами, или на санях с собачьей упряжкой, когда море замерзает. В апреле мы покидаем наши постоянные зимние селения и возвращаемся туда только в ноябре. Сначала мы отправляемся за тюленями в устье Стрем – фьорда, в июне ловим птиц вблизи Игиниарфика, затем наступает время ловли палтуса в Тасералике, а в сентябре там же промышляем моржей. Мы сушим мясо и рыбу и съедаем их зимой, когда темно и трудно добыть много пищи».

За этими рассказами незаметно прошел день и наступил спокойный лунный вечер. Огни от ламп через открытые двери палаток бросали отблески на воду и терялись в темноте будто извивающиеся языки пламени. Молодежь, собравшись перед палатками, пела, и ближние горы, освещенные лунным светом, безмолвно внимали песне. А наутро надо было трогаться дальше в путь. Сотня за сотней километров оставались позади, каждый день приносил чтото новое, и в дневнике Расмуссена прибавлялись все новые и новые записи о жизни гренландцев, их предания, мифы, сказки.

Незаметно пришла зима, море замерзло, умиак и каяк сменились санями с собачьей упряжкой. Новый год Расмуссен встретил в пути между Кристиансхобом и Якобсхавном.

Однажды ранним утром Расмуссен вместе с сопровождавшим его гренландцем Манассе, прекрасным погонщиком собак, покидал маленькое селение. «Ай – лей – лей!» – крикнул Манассе. на бегу вскакивая в сани. Его три большие собаки рванулись И стремительно понеслись. «Это похоже на него, – заговорили люди, окружавшие упряжку Расмуссена. – Чтобы угнаться за Манассе, вам придется научить своих собак быстрее двигать ногами». Расмуссен хлестнул собак, и они с резким, отрывистым лаем помчались за упряжкой Манассе.

Еще не рассвело. В темном небе светила луна. И казалось, сани не скользят, а летят по воздуху. Вскоре край неба на востоке слегка заалел. Вокруг появившегося над горизонтом солнца собрались легкие облачка, луна и звезды побледнели. Начинался день. Когда Манассе остановился на минуту, чтобы распутать упряжь, Расмуссен подошел к нему. «Молва не лжет, Манассе, у тебя замечательная упряжка. Твои три собаки тянут как десять», – сказал он. «Молва всегда лжет, – ответил Манассе с ложным самоуничижением. – Старания моих собак похожи на конвульсии умирающего». И в тот же миг он окинул своих собак гордым взглядом человека, столь замечательно умеющего управлять ими.

Целый день Расмуссен и Манассе ехали по холмистой пустынной равнине вдоль берега моря и только, когда совсем стемнело, остановились на ночлег. Покормили собак, поставили палатку и, забравшись в спальные мешки, стали есть сушеную рыбу и сало. Посреди палатки горел светильник – сковорода, наполненная салом, со мхом вместо фитиля. Постепенно снег вокруг нее растаял, показалась земля, и палатка наполнилась ароматом прелой травы и ягод. Манассе довольно прищурил глаза и прервал молчание. «Ты обещал рассказать мне о стране белых, так начинай, пока я вскипячу воду», – напомнил он. И Расмуссен стал рассказывать о Европе. «А правда ли, что и там есть бедняки? – внезапно спросил Манассе. – Мы думаем, что там все богатые господа, вроде тех, кто приезжает к нам». И тогда Расмуссен рассказал ему о том, как живут трудящиеся в больших городах Европы. Изумление Манассе не знало границ. «Неужели правда, что в одном и том же городе есть люди, умирающие от голода, и другие, у кого много отложенных денег, служащих только для того, чтобы сделать еще больше денег?» – спросил он. «Да, это правда», – с грустью ответил Расмуссен. «Но что же делают короли и министры? Им следовало бы помочь беднякам. У нас в Гренландии все поиному. Богачей совсем нет, у одних есть коечто, у других ничего нет, но все помогают друг другу, и поэтому жизнь не так трудна», – сказал Манассе.

Конечно, эта идиллическая картина, нарисованная Манассе, не вполне соответствовала действительности.

Правда, в Гренландии и в начале XX в., и даже сейчас среди коренного населения не было и нет таких огромных имущественных и социальных различии, как, например, в Западной Европе или в США. Однако, несомненно, первобытнообщинные отношения у эскимосов с их уравнительным распределением пищи и обязательной взаимопомощью общинников стали разлагаться с XVIII в., когда началась датская колонизация западного побережья острова. Натуральное хозяйство все в большей мере сменялось товарным. То, что охотник получал в обмен на тюлений жир и шкуры, проданные торговцу, оставалось в его семье. В семье оставались и деньги, полученные за работу по найму в лавках торговцев, домах миссионеров и в других местах. В результате значительно уменьшился фонд продуктов, подлежащих обязательному распределению между всеми семьями общины. Появились богатые и бедные семьи. Первобытная община, члены которой в прошлом жили в одном большом доме и фактически вели общее хозяйство, начала распадаться.

Расмуссен, вероятно, знал все это, но не стал спорить с Манассе. Зачем лишать приятных иллюзий человека, жизнь которого и так нелегка? Между тем вода закипела. Манассе сварил кофе. Вскоре после ужина путники уснули. А на следующее утро они продолжали свой путь по пустынной заснеженной равнине, продвигаясь на север.

К концу февраля 1903 г. исследования в западной Гренландии были завершены, и Мюлиус – Эриксен, Расмуссен и Мольтке встретились в Годхавне. Последнее время им часто приходилось ездить порознь, но теперь это было позади и можно было объединиться для изучения северозападных районов Гренландии и живущих там полярных эскимосов. В состав экспедиции дополнительно были включены И. Бронлунд, молодой гренландский священник из Кангека, и два эскимосаохотника. К середине марта экспедиция достигла Упернивика, в то время самого северного поселения в датских владениях в Гренландии. Впереди оставалась самая трудная часть пути. Чтобы добраться до мыса Йорк, где жили полярные эскимосы, надо было преодолеть сотни километров безлюдной снежной пустыни. Мы мало знаем о том, как протекал этот переход. Расмуссен описал в своих произведениях лишь последние дни пути. В дороге тяжело заболел Мольтке. Он бредил, никого не узнавал. Надо было как можно скорее добраться до одного из стойбищ полярных эскимосов, чтобы дать больному тепло и покой. Беспокойство за жизнь Мольтке тяжелым камнем ложилось на душу. Не хватало пищи. Большую часть провизии, предназначенной для людей, пришлось скормить собакам. Последние двое суток Расмуссен и его товарищи ехали день и ночь, стремясь быстрее добраться до мыса Йорк. Под конец этого перехода и люди, и собаки еле держались на ногах.

И вот вдали показались куполообразные снежные хижины – иглу. Из последних сил, подгоняемые криками людей, собаки рванулись вперед. Но в стойбище было тихо. Не слышно лая эскимосских псов. Не выскакивают из хижин встречающие. Неужели стойбище покинуто? Расмуссен быстро обежал вокруг хижин и увидел свежий, лишь слегка припорошенный снегом санный след, уходивший на север. Видно, стойбище покинуто совсем недавно. Догонять нет сил. Усталость буквально валит людей на нарты, все засыпают. Рядом, зарывшись в снег, спят ездовые собаки. Все тихо вокруг. Только изредка потрескивает лед. Но долго спать нельзя. Так можно и замерзнуть. Расмуссен пробуждается первым и будит товарищей. По длинному тоннелю вползают они в снежную хижину, в одну, в другую. Может быть, там найдется немного мяса. И действительно, в одном из жилищ они обнаружили почти нетронутую тушу тюленя, накормили собак, наелись досыта сами. Но почему люди так поспешно покинули стойбище, что даже не взяли мясо? Что случилось? Расмуссен осмотрел все вокруг хижин и заметил перевернутый каяк, прикрытый камнями, а рядом – убитых собак и сломанные нарты. Все ясно. Здесь ктото умер, и жители стойбища похоронили покойника и, оставив ему каяк и нарты с собаками для путешествий в загробном мире, откочевали на новое место из боязни злых духов, которые бродят поблизости от умершего и ищут новых жертв.

Тем временем Мольтке стало совсем плохо. Мюлиус – Эриксен и Расмуссен решают разделиться. Первый вместе с двумя охотниками останется в одной из хижин с больным товарищем. Они постараются добыть тюленя через продушину во льду, чтобы прокормить себя и больного. Между тем Расмуссен налегке, вместе с Бронлундом отправятся на поиски ближайшего стойбища полярных эскимосов.

Время было дорого, и через несколько часов они двинулись в путь. С собой взяли только несколько галет и кусок масла. Неподалеку от мыса Йорк они обнаружили совсем свежий санный след и ехали по нему всю ночь со всей скоростью, на которую были способны измученные собаки. За 12 часов Расмуссен и Бронлунд проехали почти 100 километров. Затем остановились, съели по кусочку масла и легли спать. Есть галеты они не решились. Это был неприкосновенный запас. После трехчасового отдыха двинулись дальше и не успели проехать нескольких километров, как увидели впереди черную точку. Она быстро росла, и вскоре можно было различить мчащуюся навстречу собачью упряжку. Каюр, стоя на коленях на нартах, бешено нахлестывал собак. Расстояние между санями быстро сокращалось. Собаки лаяли и рвались вперед. Еще момент – и упряжки столкнутся на полном ходу. Люди выскакивают из саней, и задержав собак, кидаются навстречу друг другу. «Белые люди, белые люди!» – кричит эскимос своей спутнице, закутанной в парку из голубого песца. Эскимос хорошо понимает западногренландский диалект, на котором говорит Расмуссен, и рассказывает, что его зовут Майсангуак – дословно Шкура маленького белого кита. Женщина в санях – его жена МекоПеро. Они живут в большом стойбище Агнат на острове Саундерс в заливе Мелвилл. Это совсем близко – всего несколько километров. Майсангуак поворачивает упряжку и показывает Расмуссену дорогу. Вскоре уже видно стойбище. Вдруг Майсангуак останавливает собак, спрыгивает с саней и начинает подскакивать и хлопать себя руками по коленям. Оказывается, так предупреждают, что случилось нечто необычное. Затем Майсангуак громко кричит: «Белые люди, белые люди приехали!»

Из хижин выскакивают мужчины и спешат навстречу вновь прибывшим. Через несколько минут Расмуссена и Бронлунда окружают люди, одетые в шкуры медведей и песцов. У некоторых из них в руках длинные ножи, с которых стекает кровь, – они свежевали тюленей, когда услышали о приезде гостей. Расмуссену кажется, что он перешагнул через тысячелетия и очутился в обществе людей каменного века. А между тем жители стойбища распрягают собак, досыта кормят их. Последняя охота была удачной, и в мясе нет недостатка. Затем путешественников ведут в хижину старейшины общины – шамана Сагдлока. На пол ставится большой горшок с вареным мясом, и каждому дается в руки нож. Но прежде чем приступить к еде, Расмуссен просит послать к мысу Йорк собачью упряжку, чтобы привезти Мольтке и других членов экспедиции. И тотчас несколько юношей отправляются в путь, а другие торопливо начинают строить дом из больших блоков твердого, слежавшегося снега. «С вами больной человек, – говорят они. – Надо, чтобы к его приезду жилище было готово». И когда в стойбище приезжают Мольтке и Мюлиус – Эриксен, им есть где разместиться.

Расмуссена, как и его спутников, глубоко тронули забота и гостеприимство полярных эскимосов. Казалось, эти люди не знали, что еще можно сделать для гостей. И такими неизменно готовыми оказать помощь и отдать приезжим все, что имелось в стойбище, его жители оставались за все время пребывания у них экспедиции.

Так началась жизнь Расмуссена и его товарищей среди полярных эскимосов. Он вспоминал впоследствии, что ни у него самого, ни у МюлиусаЭриксена, ни у Мольтке, когда он поправился, не было на каждый день определенного плана работы. Они просто ходили из дома в дом, провожали мужчин на охоту, смотрели, как люди работают и отдыхают, слушали и записывали песни и предания. Удалось Расмуссену посмотреть и великое камлание (священнодействие, сопровождаемое пением и ударами в бубен) шамана Сагдлока. У Сагдлока была тяжело больна жена, и, хотя он сам был стар и немощен, он решил обратиться к духам за помощью. Громким ударом в бубен Сагдлок объявил о своем решении. Услышав его, все обитатели селения собрались перед жилищем шамана. Камлание началось равномерными ударами в бубен. Постепенно к ним стал примешиваться голос Сагдлока, с каждой минутой становившийся все громче, и вскоре из хижины зазвучала мощная «песнь духов». Внезапно пение прекратилось, а барабанные удары стали следовать все чаще один за другим. Вдруг раздался дикий крик, выражавший неподдельный ужас: «О, я не могу больше, я слишком слаб!» Крик замер, сменившись судорожными рыданиями. А бубен звучал все громче. Ученик Сагдлока шаман Кале, сидя на крыше, затянул песню духов. В глазах его были слезы. Другой шаман, стоявший в толпе, крикнул: «Торопись, Сагдлок! Собери все свои силы!»

Возбуждение слушателей непрерывно нарастало. Бубен на секунду умолк, а затем зазвучал с удвоенной силой. И вдруг из хижины раздался громовой голос: «Злая судьба, несчастье приносящий дух – белые люди!» Слова следовали отрывисто, одно за другим. Из хижины донесся протяжный вопль, и, когда возбуждение достигло своего предела, Сагдлок забормотал: «Белые люди встретили злого духа. Он коснулся одного из них и вселил в него болезнь. Белые люди принесли злого духа с собой». При этих словах все посмотрели в сторону путешественников. Гренландец Габриель, стоявший рядом с Расмуссеном, побледнел. «Сагдлок накликает беду на нас», – прошептал он по датски.

А шаман тем временем продолжал: «Злой дух заразил собак, тот, кто ел их, умрет! Ты ела собачье мясо?» – обратился он к жене. «Немного», – тихо ответила она. Шаман издал страшный крик. Совсем скрюченный ревматизмом в обычное время, он в возбуждении вскочил с лежанки и, как раненое животное, стал яростно прыгать и извиваться под удары бубна. Внезапно он сел и тихо заплакал. Он не мог спасти жену. Люди расходились молча. К счастью, они не обратили свой гнев против участников экспедиции, иначе пребывание датчан у полярных эскимосов могло бы кончиться трагически.

Жена Сагдлока умерла, когда растаял снег. После ее смерти старый шаман перестал говорить и есть. Но Расмуссену он рассказал о своих чувствах и мыслях: «У меня нет больше радости в жизни. Я не хочу жить один. Она, которая заботилась обо мне столько лет, мертва, и я хочу последовать за ней». Вскоре Сагдлок умер. И эскимосы сказали, что душа его полетела догонять жену в счастливую страну предков, где много тюленей и люди никогда не знают голода.

Весна была в самом разгаре. Солнце сияло в небе, по льду бежали ручьи, и мысли о приближении лета, о том, что миновали долгие темные дни полярной ночи, настраивали всех на веселый лад. Скоро в селении снова зазвучал радостный смех.

Люди в стойбище больше не думали о злых духах, и у Расмуссена появилось много друзей. Ближайшими из них стали старый охотник на медведей Соркак и мальчик – сирота Кайорангуак.

Однажды, когда бушевал весенний шторм, в жилище экспедиции вошел мальчик в мокрой рваной одежде. Расмуссен протянул мальчику нож. Тот несколько минут недоверчиво смотрел на протянутую руку: видно, он не привык получать такие ценные подарки, затем схватил нож и выбежал наружу. Через несколько минут он вернулся с куском моржового мяса. Не все ли равно, где он взял его! Главное было показать, что он настоящий мужчина и отвечает подарком на подарок. С тех пор Расмуссен и Кайорангуак стали друзьями. Много времени Расмуссен проводил и со старым, много видевшим в своей жизни Соркаком, лучшим охотником стойбища. Однажды весной Соркак пришел к Расмуссену и сказал: «Птицы прилетели с юга. Тот, кто сидит в такое время дома, попусту растрачивает свою жизнь». И вот уже мчатся по сверкающему весеннему льду две упряжки собак. На одних санях Расмуссен, на других – Соркак. Они едут на охоту за тюленями. Весеннее солнце ласково греет, и Расмуссен незаметно начинает дремать. Просыпается он только тогда, когда собаки останавливаются посмотреть, что случилось с их хозяином. Скоро Расмуссен и Соркак подъезжают к палаткам охотников, приехавших несколькими днями ранее. Громко раздается веселый смех, звучат песни, из котла вкусно пахнет крепким мясным наваром. «Кнуд, – обращается к Расмуссену Соркак, – тебе надо жениться. Плохо, когда человек путешествует без жены. Кто починит ему одежду, кто освежует тюленей?! Смотри, вот сидит Игфигсиат. У нее длинные черные волосы и прекрасная новая парка из песцовых шкурок. Она сама ее сшила. Бери ее в жены. А не хочешь ее, так возьми Агнат. Она хорошая хозяйка».

Рассмуссен отшучивается и переводит разговор на другую тему. «Расскажи, как ты охотишься на медведей», – просит он Соркака. «Незачем говорить о медведях, – отвечает Соркак. – Когда мужчина думает о медведе, он должен пойти и убить его, а болтовней пусть занимаются женщины». Мясо между тем уже сварилось. Неважно, кто его добыл. Все едят вместе. Каждый вылавливает из котла приглянувшийся ему кусок и, взмахивая ножом прямо перед самыми губами, отрезает один ломоть за другим. Наевшись, все засыпают, а затем снова отправляются на охоту. К тюленям, вылезшим на кромку льда, чтобы погреться на солнце, осторожно подползают, а затем убивают их ударом гарпуна, а то и просто кулака.

В эту весну Расмуссен совершил много охотничьих поездок, добывая мясо для своих товарищей, знакомясь с приемами охоты полярных эскимосов. Незаметно наступил июнь. Мольтке стало лучше, но оставлять его еще на одну зимовку было рискованно. Однако попытка уехать летом успехом не увенчалась. Плавучие льды делали невозможным путешествие по воде в лодках, а проехать по берегу на собаках тоже было нельзя. Многочисленные бурные потоки талой воды, пересекавшие ледники, преграждали путь. Пришлось остаться на зиму в селении Агпат. Эта вынужденная задержка пополнила научные материалы экспедиции новыми ценными данными.

Еще в первые месяцы пребывания среди полярных эскимосов Расмуссен обратил внимание на то, что некоторые из этих людей внешне отличаются от остальных, будто они принадлежат к другому племени. Оказалось, что именно так оно и было. Часть жителей Агпата переселилась сюда немногим менее полувека назад – в 60х годах XIX в. с Баффиновой Земли. Как и почему произошла эта миграция, рассказал Расмуссену один из последних оставшихся в живых ее участников – Меркусак.

В середине прошлого столетия на севере Канады был голод, и примерно в тоже время самое северное стойбище канадских эскимосов на Баффиновой Земле посетило судно шотландских китобоев. Матросы рассказали жителям стойбища, что по другую сторону «Великого моря» (Девисова пролива) есть земля, тоже населенная эскимосами. Это известие произвело большое впечатление на шамана Китдларссуака, и по его призыву 38 человек, среди них были мужчины, женщины, дети, погрузили свое имущество: палатки, каяки, охотничьи принадлежности и домашнюю утварь – на девять собачьих упряжек и отправились в путь. Две зимы они шли на север по побережью сначала Баффиновой Земли, а затем острова Элсмира. Весной они останавливались бить морского зверя, а летом охотились и ловили рыбу. Осенью строили зимние жилища из камня и дерна и проводили в них полярную ночь, но, как только солнце появлялось над горизонтом, путники снова отправлялись в дорогу. Многие потеряли надежду и повернули обратно. Лишь 14 человек упорно двигались все дальше на север. И однажды они достигли такого места, где море сужается до небольшого канала (пролив Смита), пересекли его и вышли на берег Гренландии. Вскоре они встретились с полярными эскимосами и влились в их маленькое племя. Канадские переселенцы многому научили своих гренландских собратьев, предки которых когда – то все это знали, но постепенно за время жизни в Гренландии порастеряли. Они научили их строить каяки и охотиться не только весной с кромки льда, но и летом в море, научили охотиться на оленей с луком и стрелами, строить снежные хижины более совершенного типа…

Все эти сведения, полученные Расмуссеном, положили начало изучению истории полярных эскимосов. И что еще более важно – стало понятнее, как человек расселялся по крайнему северу в древности, каким путем шло взаимное обогащение культур разных племен. В последующие десятилетия археологическое изучение северозападной Гренландии полностью подтвердило данные этнографических исследований Расмуссена.

Незаметно наступил январь, и экспедиции надо было возвращаться на юг. В последний раз Расмуссен окинул взглядом землю и морские льды, будто притаившиеся под покровом полярной ночи. Обошел дома эскимосских друзей. Соркак ударил его в грудь и сказал: «Я старый человек, но у меня еще много сил и я бью тебя в грудь, чтобы сделать сильным на долгую жизнь». А старуха Синью сказала: «Послушай старую женщину. Вы подобны птицам. Когда весна пригревает землю, они прилетают к нам из далекойдалекой страны, мы не знаем откуда. Вы пришли к нам вместе с весной, но когда начался отлет птиц, вы остались. Вот почему вы так рветесь сейчас назад домой. Слышите, ваши собаки визжат. Пора ехать».

Взмах кнута, собаки рванулись вперед, и вскоре селение полярных эскимосов затерялось где – то позади. Чтобы сократить дорогу, ехали не вдоль берега, а напрямик через залив Мелвилл. Переезд до Упернивика прошел быстро и без приключений. Но в Данию экспедиция вернулась лишь в сентябре 1904 г. Сначала ждали открытия навигации, а летом Расмуссен занялся изучением небольшой группы восточногренландских эскимосов, незадолго до этого переселившихся на югозапад острова.

В XVIII в. на юго – востоке острова жило довольно много эскимосов, говоривших на особом восточногренландском диалекте. Их хозяйство, культура, обычаи несколько отличались от хозяйства, культуры и обычаев жителей западного побережья. В течение XIX в. все эскимосы юго – востока Гренландии, за исключением тех, кто жил севернее, в районе Ангмагсалика, переселились на югозапад острова. Переселение шло волнами, и последняя группа переселенцев прибыла на югозапад к началу нашего столетия. Она, в отличие от обитателей западной Гренландии, уже давно испытывавших датское влияние, почти полностью сохранила самобытную культуру. Онато и заинтересовала Расмуссена. Сначала ему пришлось трудно. Люди, только что принявшие христианство, не хотели говорить о своих прежних языческих верованиях, о своих старых традициях, которые европейские миссионеры сурово осуждали. Но Расмуссен был терпелив. Он просто жил среди новообращенных, старался быть общительным и деликатным. Никого ни о чем не расспрашивая, он наконец дождался дня, когда желание рассказать о себе, о своей жизни на восточном побережье, о причинах переселения взяло верх над сдержанностью и недоверием.

Причин для миграции на запад было несколько. Среди них – и ухудшение ледовой обстановки у восточного побережья, повлиявшее на успешную охоту, и тяготение к датским торговым факториям на югозападе, где в обмен на меха можно было получить железные орудия и другие полезные предметы, и деятельность миссионеров, убеждавших всех, кто приезжал для торговли, не возвращаться на восток. Ведь миссионерам было гораздо проще заниматься обращением язычников в христианство на освоенном европейцами югозападе, чем основывать свои миссии на юго – востоке.

Записывая рассказы выходцев с юго – востока об их прежних обычаях, Расмуссен стремился быть максимально точным, пользоваться теми же выражениями, которые употребляли гренландцы, потому что их рассказы о прошлом, о пережитых их предками радостях и трагедиях были, по его мнению, подлинной историей эскимосов. И история эта имеет, по убеждению Расмуссена, «большой общечеловеческий интерес и воспитательное значение». Она показывает, как развивался маленький народ в изоляции и в исключительно суровых природных условиях. Одни восточные гренландцы умирали от голода, другие в критических условиях совершали чудовищные, по европейским понятиям, поступки, но в целом они сохранили доброжелательность и умение радоваться жизни.

Покидая своих новых знакомых, Расмуссен думал, что «нет другой страны на свете, где путешественника ждало бы такое богатство и разнообразие впечатлений как в Гренландии».

Литературная экспедиция привезла в Данию ценнейшие записи фольклора гренландцев и полярных эскимосов, собрала много материалов об их жизни и обычаях. Своим переходом через залив Мелвилл по морским льдам она доказала, что существует прямой путь из западной Гренландии к острову Саундерс к поселениям полярных эскимосов. Успех экспедиции был в основном обусловлен участием в ней Кнуда Расмуссена, его знанием языка и обычаев эскимосов, умением жить поэскимосски.

Свое первое путешествие в Гренландию Расмуссен описал впоследствии в двух книгах: «Новые люди» и «Под ударами северного ветра». В них он выступает не только как исследователь северных культур, но и как гуманист, друг эскимосов, которого волнует их судьба, их будущее. Обе книги проникнуты и глубокой любовью к природе севера. Незаурядный литературный дар позволил Расмуссену создать изумительные по красоте описания пейзажей различных районов Гренландии.

Большинство соотечественников Расмуссена в Дании, а также читателей из других стран Европы узнали из этих книг, сначала изданных на датском, но вскоре переведенных на английский, как выглядит страна, где уже тысячу лет назад жили первые европейские поселенцы в Америке – норманны. Природа Гренландии была описана Расмуссеном столь красочно, что перед глазами читателей невольно проходили и долгие полярные ночи с их завораживающим холодным светом луны и мерцающими звездами, и короткое, но столь долгожданное лето, когда природа словно торопится наверстать упущенное и покрывает цветущим ковром места, свободные от вечного льда, и осенние штормы, и многое другое, после чего Гренландия стала ближе людям, никогда не видевшим ее.

СНОВА В ГРЕНЛАНДИИ

В Дании Расмуссен пробыл немногим более полугода, обрабатывая материалы экспедиции. Летом 1905 г. по поручению датского правительства он снова отправляется в Гренландию, на этот раз для того, чтобы изучить возможности разведения на западном побережье острова домашних оленей. Потребность в развитии оленеводства возникла потому, что начиная с XIX в. поголовье диких оленей на острове быстро уменьшалось, а это влекло за собой ухудшение материального положения коренного населения. Первые практические шаги для введения оленеводства Дания, однако, предприняла только полвека спустя, завезя несколько сот домашних оленей из Норвегии.

В 1906–1908 гг. Расмуссен второй раз гостит у полярных эскимосов, продолжая изучать их духовную культуру. Но на этот раз Расмуссен уделяет большое внимание вопросам их экономического положения, перспективам хозяйственного и культурного развития. Надо сказать, что до конца XIX – начала XX в. полярные эскимосы оставались одним из немногих народов мира, у которого почти полностью сохранялся первобытнообщинный уклад жизни. Все мясо, принесенное охотниками в стойбище, складывалось в одно место. Каждый знал свою добычу, но в то же время любой мог отрезать себе мяса на еду от любого куска и владелец его никогда не протестовал. Каждый имел право воспользоваться любым попавшимся ему на пути хранилищем мяса, сделанным кемлибо на зиму, чтобы поесть самому и накормить собак. Еще на рубеже XX в. пища у полярных эскимосов оставалась общей собственностью. То, что этот древний; уходящий в первобытные времена обычай столь долго сохранялся у полярных эскимосов, объяснялось их продолжительной изоляцией от остального мира. До экспедиций Р. Пири к Северному полюсу у них было лишь несколько кратковременных встреч с европейскими мореплавателями и в течение столетий не было никаких связей с жителями западного побережья Гренландии.

С 90х годов прошлого столетия в жизни полярных эскимосов, правда не всех, но значительной их части, начался новый период. Его характерной чертой было непрерывное и все усиливавшееся влияние на этот маленький народ европейской материальной культуры. Дело в том, что в 1891 г. американец Р. Пири, стремившийся достичь Северного полюса, начал серию длившихся почти 20 лет экспедиций. Своей базой Пири избрал северозападную Гренландию, а для подготовки экспедиций и работы в них он широко привлекал полярных эскимосов. Они заготовляли мясо, служили проводниками и погонщиками собак, строили в пути снежные хижины и т. д. Своим эскимосским помощникам Пири платил ружьями и боеприпасами, ножами, топорами и другими европейскими товарами. Экспедиции Пири продолжались до 1909 г., пока он не достиг Северного полюса. И на протяжении всего этого времени из года в год Пири предпочитал нанимать одних и тех же людей. В результате оружие и другие вещи, полученные от Пири, обернулись для своих немногих владельцев целым состоянием. С самого начала эти предметы нельзя было взять без спросу, а одолжив их, надо было чтото дать взамен их владельцу. Таким образом экспедиции Пири способствовали разложению первобытнообщинных отношений у полярных эскимосов. Более того, за время экспедиций Пири ружья, боеприпасы, ножи, топоры и другие предметы и материалы стали для полярных эскимосов необходимыми. Расмуссен понимал, что достижение полюса и прекращение снабжения эскимосов фабричными товарами могут обернуться большой бедой для них. Молодой ученый стал настойчиво добиваться того, чтобы датские власти взяли в свои руки снабжение полярных эскимосов необходимыми товарами, но безуспешно. Датские власти, не предвидя никаких финансовых выгод от торговли с горсткой людей в удаленном районе, куда доставлять товары было и долго и трудно, решили не брать на себя никаких обязательств. Дания даже воздержалась от официального включения северозапада острова в число датских владений в Гренландии, и долгие годы этот район формально оставался ничьей землей. В 1909 г., когда флаг над полюсом был поднят, тонкая нить, связывавшая полярных эскимосов с внешним миром, прервалась. Тогда Расмуссен и решил взять на себя ответственность за судьбу полярных эскимосов. На средства, с большим трудом собранные им в Дании, он основал на мысе Йорк, на берегу залива Мелвилл, торговую факторию и назвал ее Туле, по имени полулегендарной страны, которую якобы видел один из первых северных мореплавателей Грек Пифей из Массалии (325 г. до н. э.). Позднее это название было распространено на весь район расселения полярных эскимосов, который стал называться дистриктом Туле. Фактория покупала шкурки песцов и другую продукцию охотничьего промысла, а в обмен снабжала местных жителей оружием, боеприпасами, керосином, мукой и другими товарами. Во главе фактории стал друг Расмуссена и участник нескольких его экспедиций, а впоследствии видный датский писатель и антифашист Петер_Фрейхен. Эта фактория была не совсем обычным капиталистическим предприятием. Здесь эскимосов не обманывали, не спаивали, не пользовались их незнанием европейских цен.

Но в то же время фактория Туле, экономически связанная с капиталистическими торговыми предприятиями Дании, неизбежно стала проводником капиталистических отношений в среду полярных эскимосов. Покупка факторией песцовых шкурок и других мехов привела к тому, что пушная охота оттеснила морскую, которая составляла основу традиционного натурального хозяйства полярных эскимосов. Коллективная охота на медведей и моржей для собственного потребления уступила место товарной пушной охоте. Таким образом эскимосы были вовлечены в сферу капиталистических товарных отношений. И в процессе их развития первобытный тип коллективного производства и уравнительного распределения пищи распались. Теперь богатые полярные эскимосы эксплуатируют своих бедных соплеменников. Продают друг другу за деньги тюленье мясо и жир. Но все это произошло уже после смерти К. Расмуссена. Пока он был жив, он стремился не допустить резкой ломки образа жизни и обычаев полярных эскимосов, по возможности смягчить негативные последствия вовлечения их в орбиту капиталистических отношений. Доход от фактории тратился на научные экспедиции, которые также получили название экспедиций Туле. Всей деятельностью фактории до самой смерти руководил Расмуссен. В 1920 г. он выработал и убедил полярных эскимосов принять закон Туле. В нем были положения об охране фауны района, о запрещении перепромысла и хищнических приемов охоты. Другие положения закона были направлены против вредных обычаев, например кровной мести, которую Расмуссену постепенно удалось искоренить. По его инициативе из наиболее уважаемых охотников был создан совет. Он и следил за соблюдением закона Туле. В 1931 г. дистрикт Туле был присоединен к датским владениям и Расмуссен был назначен официальным и полномочным представителем Дании в Туле. Лишь после смерти Расмуссена, в 1933 г. фактория Туле была передана государственной Королевской гренландской торговой компании, закон же Туле действовал до 1950 г., когда на этот район было распространено общегренландское законодательство.

Трудно назвать среди географов или этнографов другого человека, который не только изучал бы народ и природу отдаленной земли, но в течение десятилетий и заботился бы об ее жителях и руководил ими, стремясь облегчить их жизнь, обеспечить лучшее будущее.

Первая экспедиция Туле состоялась в 1912 г. Кнуд Расмуссен вместе с картографом Петером Фрейхеном и двумя эскимосами выехал из Туле на четырех собачьих упряжках и вскоре добрался до небольшого селения Эта, находящегося примерно в 300 км к северу от Туле на 78°20 северной широты. Оттуда Расмуссен предполагал продвинуться на север. Он хотел обогнуть Гренландию с севера, следуя вдоль побережья по морскому льду, с тем чтобы выйти к северовосточному побережью острова. Северное побережье Гренландии было почти не изучено, и его исследование представляло большой интерес. Но этот план не удалось осуществить. Сильные штормы взломали лед, и ехать по нему стало невозможно. Тогда Расмуссен меняет маршрут. Он поворачивает на восток, поднимается на ледниковый щит, покрывающий все внутренние области острова, и пересекает его меньше чем за месяц. До Расмуссена ледниковый щит пересекли только Нансен и Пири. При этом Нансен совершил свой переход в гораздо более южных широтах, чем Расмуссен. Оказавшись на северовосточном побережье Гренландии у Датского фьорда, Расмуссен и Фрейхен за несколько недель напряженной работы нанесли этот район на карту, а также провели метеорологические наблюдения, познакомились с животным и растительным миром района. К северу от Датского фьорда вблизи фьорда Индепенденс Расмуссен нашел остатки самого северного эскимосского поселения. Оно было самым северным постоянным поселением человека на Земле. Своим открытием Расмуссен привлек внимание археологов к изучению северовостока Гренландии и положил начало исследованию древнейшей из эскимосских или преэскимосских культур Гренландии. По имени фьорда, у берегов которого остатки ее впервые обнаружил Расмуссен, она получила название культуры Индепенденс. Первые люди этой культуры пришли на северовосток острова примерно 5 тыс. лет назад и жили там, занимаясь главным образом охотой на мускусных быков, несколько тысяч лет. Однако еще до первого появления на острове европейцев культура индепенденс исчезла. Может быть, ее создатели вымерли изза тяжелых условий жизни, а может, переселились кудато южнее, и их культура приобрела иной облик, соответствующий новым природным условиям.

Работа Первой тулеской экспедиции проходила в трудных условиях. Особенно остро давала себя знать нехватка пищи. Продовольствие, взятое с собой, было съедено при переходе через пустынный ледниковый щит, надежды на хорошую охоту на северозападном побережье не оправдались. А ведь надо было не только есть самим и кормить собак, но и запасти большое количество мяса для обратного перехода через ледник. С каждым днем положение становилось все более критическим. Расмуссену вспоминалась трагическая судьба его товарищей по Литературной экспедиции МюлиусаЭриксена и Бронлунда, которые вместе с топографом Хегом Хагеном умерли в 1907 г. от голода примерно в том же районе, где теперь находился сам Расмуссен со своими спутниками. К счастью, уже под конец работы на северовосточном побережье удалось обнаружить стадо мускусных быков. До отказа нагрузив сани мясом, экспедиция тронулась в обратный путь, но не по старой дороге, а по новому маршруту, начинавшемуся у Индепенденсфьорда и кончавшемуся в Туле. Так, Расмуссен и его спутники дважды пересекли Гренландию.

В общей сложности Первая тулеская экспедиция длилась около четырех месяцев. В результате ее было установлено, что Земля Пири не остров, отделенный от остальной Гренландии гипотетическим каналом Пири, а часть Гренландии. Кроме того, были нанесены на карту большие районы в северной и северовосточной Гренландии. Первая экспедиция Туле и ее научные результаты были описаны в книге К. Расмуссена «Мой путевой дневник» (Копенгаген, 1915 г.) и в посвященном этой экспедиции специальном выпуске периодического издания «Сообщения о Гренландии», т. 51. В этот том вошли отчет Расмуссена о Первой экспедиции Туле, наблюдения П. Фрейхена над природными условиями по пути следования экспедиции и его же статья о метеорологических наблюдениях, а также статьи К. Остенфельда о растениях, собранных экспедицией, и О. Боггильда об образцах скальных пород северовосточной Гренландии.

Тогда же, во время Первой экспедиции Туле, у Расмуссена зародился план: следующую экспедицию посвятить исследованию северозападной Гренландии, значительная часть которой, за исключением побережья, посещавшегося несколькими морскими экспедициями, оставалась неизученной.

1 апреля 1916 г., едва успев обработать и опубликовать материалы предыдущего путешествия, Расмуссен снова отплывает в Гренландию на пароходе «Ганс Эгеде». Вместе с ним отправляется картограф и геолог датчанин Лауге Кох. Позднее к ним присоединились шведский ботаник Торильд Вульф, гренландец Генрик Ольсен и три полярных эскимоса. Таков был состав ьторой экспедиции Туле. По первоначальному замыслу Расмуссена она должна была выполнить одну из двух задач: нанести на карту залив Мелвилл или исследовать фьорды на крайнем севере Гренландии. Фактически участникам экспедиции удалось выполнить обе эти задачи.

Расмуссен и Кох высадились в Готхобе 18 апреля и почти сразу направились на север. Путешествие проходило в трудных условиях. Маршрут намного удлинялся тем, что двигаться приходилось не по прямой, а там, где можно было проплыть на лодке или проехать на собаках.

Весна наступила раньше чем обычно. С конца апреля начал таять снег. Ехать на санях стало трудно, а лодкам мешали плавающие льдины. С каждым днем солнце грело все сильнее. Все позже оно скрывалось за горизонтом и все раньше поднималось в безоблачном небе. Лед ослепительно блестел в солнечных лучах, вызывал боль в глазах. Однажды Расмуссен услышал позади себя треск. Оглянувшись, он увидел, что сани провалились в воду. Лишь отчаянными усилиями удалось спасти собак и груз.

Чтобы успеть добраться до залива Мелвилл, пока был хоть какой – то санный путь, Расмуссен решил двигаться днем и ночью. И люди и собаки страшно устали, но наступавшая весна, казалось, хотела обогнать их и преградить путь на север. Все чаще слышался угрожающий треск льда, то и дело приходилось обходить многочисленные полыньи. К саням привязали поплавки из надутых тюленьих шкур. Теперь сани, проваливаясь в воду, не тонули. Наконец 4 июня путешественники добрались до залива Мелвилл. Сам Расмуссен занялся археологическими исследованиями. Он изучил остатки более чем 50 эскимосских жилищ, располагавшихся некогда на берегах залива. Это позволило ему выявить старую доевропейскую эскимосскую культуру северозападной Гренландии. По месту, где она была найдена, ее назвали культурой туле. Позже Пятая экспедиция Туле и позднейшие археологические раскопки в Гренландии и в канадской Арктике позволили установить, что культура туле – культура охотников на китов и других морских животных – была распространена на арктическом побережье Америки во втором тысячелетии н. э. до прихода на север европейцев. Л. Кох за две недели напряженной работы с помощью других членов экспедиции нанес на карту побережье залива Мелвилл протяженностью около 500 км. Затем Расмуссен и его спутники направились к мысу Йорк и в течение нескольких месяцев изучали рельеф, геологическое строение и климат района между этим мысом и станцией Туле. Здесь также исследовались остатки культуры древних эскимосских поселенцев.

Прошло лето. Наступила осень. Приближалась долгая полярная ночь. Участники экспедиции решили не возвращаться на юг, а провести зиму на станции Туле, которая к этому времени уже значительно благоустроилась. Здесь теперь был не один дом, а три – дом заведующего Петера Фрейхена, торговая фактория и мастерская. Чтобы можно было спокойно отдохнуть перед еле дующим полевым сезоном, участники Второй тулеской экспедиций построили для себя еще один дом в полукилометре от основных зданий станции. Он был сделан из толстой фанеры, укрепленной на каркасе из железных балок, а чтобы его не снесло во время бури, дополнительно закреплен растяжками из стальных тросов. Сильный ветер завывал в них как в корабельных снастях, так по крайней мере утверждал Г. Хансен, живший здесь несколько лет спустя после Расмуссена. Но сильные ветры зимой довольно редки, и отдыху скорее мешала мертвая тишина полярной ночи. Впрочем, прислушиваться к тишине было особенно некогда: готовились к выполнению второй задачи экспедиции – исследованию крайнего севера Гренландии. У каждого из участников предстоящего путешествия были свои сани, запряженные 12 сильными и отдохнувшими за зиму собаками. Сани заранее загрузили научным снаряжением и охотничьей амуницией. Продовольствия брали мало. Расмуссен рассчитывал кормить людей и собак добытым на охоте. Опыт предыдущих экспедиций показал, что это вполне возможно. Был взят лишь резервный запас продуктов: 50 кг пеммикана,^[1] немного кофе, сахара, галет.

Наконец минула долгая полярная ночь. Наступил апрель. Пора было отправляться в путь. Выезд назначили на 6 апреля. В ночь перед этим Расмуссен почти не спал. Он еще и еще раз мысленно проверял свои расчеты. Все ли взято, что необходимо для научной работы? Оправдаются ли надежды на хорошую охоту? Казалось, что все в порядке. Инструменты, оружие, патроны погружены на нарты. Собаки в хорошем состоянии. Питаться можно будет сначала мясом, которое везут с собой дополнительные упряжки, сопровождающие экспедицию в начале пути, а затем заняться охотой на мускусных быков и тюленей. На всех картах северной Гренландии вблизи фьордов, как раз там, где должна работать экспедиция, показывалось большое плоскогорье, свободное от вечного льда. В таких местах всегда пасутся стада мускусных быков. К тому же полярные эскимосы говорили Расмуссену, что в фьордах можно в июне и июле охотиться на тюленей. Для беспокойства как будто не было никаких оснований. И все же смутная, почти безотчетная тревога не оставляла Расмуссена. Едва ночная тьма стала редеть, он встал и вышел на воздух. Белая холодная пустыня окружала поселок. Вскоре звезды побледнели. Начинался день. Из соседних хижин появились заспанные эскимосы. «Айаго, Инукитсок, Насайтордлуарсуак! – окликнул их Расмуссен по именам. – Запрягайте собак!» И через несколько минут лай десятков псов, щелканье кнута, команды погонщиков нарушили царившее вокруг безмолвие.

К Расмуссену подошел Хансен, капитан шхуны «Дания», зимовавшей около Туле. «Кнуд, – сказал он, – пойдемте позавтракаем вместе последний раз и выпьем за успех вашего путешествия. Мы дружно прожили зиму. Я от души желаю вам и вашим товарищам удачи и надеюсь, что увижу вас всех осенью». Расмуссену, Коху и Вульфу было немного грустно сидеть в теплой уютной каюте капитана. Они знали, что впереди их ждет нелегкий путь, где опасности подстерегают на каждом шагу. Всем вспоминалась далекая родина, оставшиеся там родные и близкие. Но вот в дверях показался Айаго. «Все готово, Кнуд, собаки запряжены», – сказал он.

Было уже совсем светло. Длинный ряд упряжек выстроился у берега. Возбужденные собаки нетерпеливо лаяли. Расмуссен, Кох, Вульф, Ольсен и эскимосыпогонщики заняли место, каждый у своей упряжки. «Вперед!» – скомандовал Кнуд. Собаки рванулись, и через несколько минут вереница саней, съехав с берега, заскользила по гладкому морскому льду. Дома на берегу вскоре скрылись из виду. Айаго, ехавший вслед за Расмуссеном, затянул песню:

А впереди было более тысячи километров. Вначале двигались очень быстро. Уже 22 апреля экспедиция пересекла ледник Гумбольдта и вышла к Земле Вашингтона. Здесь всех ожидала приятная находка. На пути встретился склад продовольствия, оставленный английской экспедицией Дж. Нерса, исследовавшей в 1875–1876 гг. берега моря Линкольна и прилегающий к этому морю участок гренландского побережья. На складе оказалось 56 банок с бараниной. Она внесла приятное разнообразие в меню.

С 3 по 6 мая Расмуссен и его спутники ехали по замерзшему океану вдоль обрывистого побережья северозападной оконечности Гренландии. Нагромождения ледяных торосов то и дело преграждали путь. Перебираться через них было трудно и утомительно.

К 7 мая экспедиция вышла к фьорду Сент – Джордж. Там она нашла гурий (пирамиду из камней, служащую ориентиром и местом хранения памяток экспедиций) с отчетом о работах Бомона, руководившего восточным отрядом экспедиции Нерса. Здесь Расмуссен устроил небольшой склад продовольствия. В него положили 20 кг пеммикана, этой своеобразной консервированной пищи, созданной североамериканскими индейцами, немного чая, кофе, сахара, чтобы воспользоваться всем этим на обратном пути. Затем экспедиция двинулась к фьорду Шерард – Осборн, первому из больших северных фьордов, которые предстояло исследовать.

У фьорда путешественников встретил глубокий снег. Сани и собаки проваливались в него. Люди брели за санями по колено в снегу. И так было дальше повсюду. До самого июня передвигаться можно было только на лыжах, но снег был настолько рыхлый, что и лыжи проваливались. Снег не только мешал передвижению, изматывал людей и собак, но и препятствовал работе. Было очень трудно определять очертания берегов фьордов, скрытых под толстой снежной пеленой, а вести ботанические исследования, равно как и геологические, и вовсе невозможно.

В это время путешественников постиг и другой удар. Оказалось, что большой свободной ото льда земли, которую показывали на картах, около фьордов Виктория и Норденшельд не существует. Вместе с этим географическим открытием рухнули надежды на охоту на мускусных быков. Взятые с собой небольшие запасы продовольствия почти кончились. Собак. нечем было кормить, и вскоре половину их пришлось убить. Многочисленные охотничьи поездки Расмуссена и эскимосов в большинстве своем оканчивались безрезультатно. Лишь однажды в небольшой долине вблизи мыса Мей удалось застрелить 40 мускусных быков, но увезти мясо с собой было не на чем. Собак осталось совсем мало, и они нужны были для перевозки научного снаряжения и собранных коллекций. И все же, несмотря на трудности, на нараставшую опасность положения, все продолжали самоотверженно работать.

К середине июня положение стало угрожающим. Расмуссен решил, что дальше он не вправе по своей воле подвергать опасности жизнь товарищей, и собрал их всех – европейцев и эскимосов – на совет. Нужно было решить, бросить ли работу незавершенной и немедленно тронуться в обратный путь или продолжать исследования, хотя и с риском для жизни. Все согласились довести работу до конца во что бы то ни стало.

Только в конце июня, когда был нанесен на карту фьорд Де Лонг, последний из изучавшихся экспедицией северных фьордов, путешественники повернули назад. Снег в это время уже таял, и идти приходилось сначала по месиву из снега и воды, а затем по колено, а временами и по пояс в ледяной воде. Более глубокие места собакам приходилось переплывать, таща сани под водой. Чтобы спасти ботанические коллекции, на санях соорудили высокие помосты.

Почти месяц Расмуссен и его спутники добирались до фьорда Сент – Джордж. Здесь они взяли небольшие запасы продовольствия, оставленные по пути вперед. Во фьорде было много тюленей, и путешественники хотели поохотиться на них, чтобы пополнить запас пищи. Но между ледяными полями и берегом образовалась полоса талой воды. Тюлени плавали в ней и не вылезали на лед. А стрелять в тюленя в воде, не загарпунив его предварительно, бессмысленно. Убитое животное сразу тонет.

У мыса Дракон, вблизи фьорда Сент – Джордж экспедицию постигло несчастье. При неизвестных обстоятельствах погиб Генрик Ольсен. Он ушел на охоту и не вернулся. Его искали четыре дня, но безрезультатно. Затем прошли несколько десятков километров и остановились еще на двенадцать дней, которые прошли в непрестанных поисках, но никаких следов Ольсена обнаружить не удалось. Скорее всего он или утонул, или упал в пропасть. Прежде чем двинуться дальше в путь, в нескольких местах соорудили гурии. В них оставили письма с указанием маршрута, карты и пищу. Не хотелось верить, что Ольсена нет в живых.

Подавленное настроение, вызванное гибелью товарища, усугублялось все острее ощущавшейся нехваткой продовольствия. Резервный запас, взятый из склада у фьорда Сент – Джордж, надо было оставить для перехода через ледник Гумбольдта. По льду предстояло пройти более 400 км. И резервного запаса могло хватить лишь в том случае, если есть впроголодь и не задерживаться в пути. Переход через ледник начался 5 августа, а через несколько дней путь преградила глубокая расселина. На то, чтобы ее преодолеть, ушло два дня. Вскоре пеммикан и галеты кончились, и путешественники стали убивать оставшихся собак и есть их. Все очень ослабли и еле брели, таща за собой тяжелые сани.

Когда Расмуссен и его товарищи были уже недалеко от южного края ледника, подул сильный ветер с дождем. Снег начал быстро таять, и бурные потоки воды преградили путь. Четыре дня, привязанные друг к другу ремнями, мокрые с ног до головы, путешественники преодолевали водные преграды. Наконец 24 августа, когда была съедена последняя собака, вдали показался мыс Агассиз. Ледник Гумбольдта был пройден.

Вульф и Кох к этому времени так ослабли от голода и физического перенапряжения, что не могли двигаться дальше. Расмуссен оставил с ними двух эскимосов, а сам вместе с Айаго отправился в селение полярных эскимосов Эта, находящееся более чем в 200 км к югу от ледника Гумбольдта. При этом Расмуссен надеялся, что до прихода помощи Кох, Вульф и оставшиеся с ними эскимосы сумеют прокормиться охотой.

Через пять дней Расмуссен достиг Эта, и оттуда сразу же выехала спасательная партия на пяти санях. Но помощь пришла слишком поздно. Торильд Вульф умер, не выдержав нескольких месяцев голода и лишений и невероятного напряжения последних недель пути. Перед смертью он написал Расмуссену прощальное письмо. Оно начиналось так: «Мой дорогой Кнуд, непрекращавшийся все лето голод и лишения последних дней свалили меня, отняли все мои силы, и я не могу больше следовать за Кохом и эскимосами. Их спасение зависит от продвижения на хорошие охотничьи земли, и я был бы для них бременем. Поэтому я в полном сознании говорю: прощайте и благодарю вас за вашу дружбу во время экспедиции. Я надеюсь, что все вы, так же как научные коллекции и материалы, будете спасены…»

Расмуссен был глубоко потрясен и опечален смертью Вульфа. Как руководитель экспедиции он чувствовал себя ответственным за нее. Она была не просто несчастным случаем, а во многом результатом того, что на этот раз не оправдался расчет Расмуссена на охоту, а не на взятые запасы продовольствия.

Научные результаты Второй тулеской экспедиции были велики. Она впервые нанесла на карту или уточнила карты северозападной и северной Гренландии в области, ограниченной 81°– 83°35 северной широты и 38° – 56° западной долготы, исследовала стратиграфию северозападной Гренландии, провела ботанические и фаунистические исследования, включая изучение цветковых растений, мхов, лишайников, морского планктона, осуществила гляциологические и гидрографические исследования и т. д. Все это было опубликовано с участием не только Расмуссена и Коха, но и ряда других ученых, обработавших, в частности, материалы Вульфа. Труды Второй тулеской экспедиции составили 64-й и 65-й тома «Сообщений о Гренландии» (1926 г. и 1928 г.). Несколько ранее вышли в свет книги К. Расмуссена «Гренландия вдоль Полярного моря» (1919 г.) и Л. Коха «Стратиграфия северозападной Гренландии» (1920 г.). Вторая тулеская экспедиция впервые установила точные очертания залива Мелвилл, доказала существование ледников вблизи Земли Пири и открыла свободные ото льда земли около фьорда Сент – Джордж. Но за все эти научные достижения и открытия было заплачено ценой двух человеческих жизней.

Одновременно с публикацией работ Второй экспедиции Туле Расмуссен готовился к следующей экспедиции. Он хотел записать фольклор эскимосов восточного побережья Гренландии.

Несколько раньше, еще во время «Литературной экспедиции» Расмуссен изучал обычаи и духовную культуру небольшой группы эскимосов, переселившихся на югозапад Гренландии с юго – востока. К началу XX в. единственная группа эскимосов, оставшаяся на восточном побережье, жила в селении Ангмагсалик или в маленьких стойбищах поблизости от него. Эскимосы Ангмагсалика появились здесь в XIV–XVII вв., переселившись с западного побережья еще до начала датской колонизации Гренландии. В начале XX в. на востоке острова не было датских поселений и сохранившиеся здесь эскимосы имели более самобытную культуру, чем их западногренландские собратья. Потому – то Расмуссен и решил провести в Ангмагсалике стационарные этнографические и фольклористические исследования. Здесь можно было записать более древние варианты мифов, преданий и сказок, чем на западном побережье.

Но неожиданно Расмуссену пришлось отвлечься от подготовки к поездке на восточное побережье. Амундсен готовился к экспедиции на судне «Мод». Как вы вероятно знаете, эта экспедиция закончилась тем, что Амундсен прошел Северовосточным проходом, или, как его теперь называют, Северным морским путем, вдоль побережий Европы и Азии. Но не все знают, что цель плавания Амундсена была иной. Он хотел постараться проникнуть как можно дальше к северу и продрейфовать во льдах через бассейн Ледовитого океана. Если бы это удалось, то плавание Амундсена могло бы закончиться в американском секторе Арктики, где – нибудь недалеко от острова Элсмира. И тогда команда «Мод», оставив судно во льдах, могла бы вернуться на родину через северную часть острова Элсмира и Гренландию и уже оттуда рейсовым пароходом плыть домой. Учитывая подобный вариант возвращения, Амундсен высказал пожелание, чтобы на северной оконечности острова Элсмира – на мысе Колумбия – был устроен продовольственный склад. И норвежское правительство обратилось к Расмуссену с просьбой взять это ему на себя. «Лучшего выбора нельзя было сделать, ибо после смерти адмирала Пири никто, кроме Кнуда Расмуссена, не обладает таким обстоятельным знанием природы и Населения северозападной Гренландии, каким славился покойный» – так пишет о Расмуссене Готфред Хансен, спутник Амундсена по плаванию на шхуне «Йоа» в 1903–1906 гг. Теперь Хансену было поручено помогать Расмуссену в организации склада, потому что сам Расмуссен не имел возможности надолго оторваться от подготовки к новым научным экспедициям и не мог поехать на мыс Колумбия. Работа и путешествие Хансена по материальному обеспечению экспедиции Амундсена вошли в историю полярных исследований как Третья экспедиция Туле не только потому, что она проводилась под руководством и с помощью Расмуссена, но и потому, что вся эта деятельность опиралась на станцию Туле, ставшую исходной базой названной экспедиции.

С планом Расмуссена по организации склада Хансен ознакомился весной 1919 г. «Так как план не только в отношении маршрута, но и в отношении снабжения был составлен до того, как я предложил свои услуги, – пишет Хансен, – то на подготовку мне лично не пришлось тратить много времени. Я имел все основания быть довольным предоставленным мне снаряжением». Его отправили в Гренландию на шхуне «Доротея», принадлежавшей станции Туле. По просьбе Расмуссена живший недалеко от Туле пастор Густав Ульсен помог Хансену подобрать собак и людей для экспедиции.

Мы не будем подробно рассказывать, как протекала Третья тулеская экспедиция, поскольку сам Расмуссен в ней не участвовал. Отметим лишь, что в результате ее был создан склад на мысе Колумбия, а два других дополнительных склада несколько южнее устроили еще до приезда Хансена в Туле. Хансен оставил на одном из складов письмо для Амундсена, где, в частности, писал: «Что касается содержимого ящиков, то я к нему не причастен. Все было закуплено и доставлено еще до того, как я предложил свои услуги. Составленные для вас Кнудом Расмуссеном планы содержатся в его письме. В какой мере вы захотите последовать его указаниям, решите вы сами. Я только позволю себе высказать, что в отношении меня его советы и указания доказали, что он в совершенстве знает то, о чем говорит. Ни одной ошибки в какой бы то ни было области».

В то время, как шла Третья экспедиция Туле, Расмуссен находился в Ангмагсалике в Четвертой, чисто фольклорно – этнографической тулеской экспедиции. Собранные им материалы составили трехтомник «Мифы и саги Гренландии», вышедший в свет в 1921–1925 гг., когда Расмуссен снова был в пути.

Организация Третьей экспедиции Туле проливает новый свет на личность Расмуссена. Он не только сам исследует новые земли и их жителей, организует широкие комплексные изыскания, заботится о судьбах малых народов, но и охотно, несмотря на свою занятость, помогает другим исследователям севера. Присущие Расмуссену большие организаторские способности помогли ему организовать и довести до успешного завершения одну из крупнейших по пройденным расстояниям и научным результатам экспедиций в американской Арктике.

ВЕЛИКИЙ САННЫЙ ПУТЬ

Еще в самом начале исследований гренландских эскимосов Расмуссен стал думать о том, чтобы расширить географический ареал своих научных изысканий, включив в него канадскую Арктику и север Аляски, где также живут эскимосы. Свои мысли по этому вопросу он высказал в статье «Предложение о датской этнографической экспедиции к центральным эскимосам», опубликованной в 1909 г. в журнале Географического общества Дании. Расмуссен писал: «Экспедиция под официальным названием „Датская этнографическая экспедиция к центральным эскимосам“ могла бы отплыть из Копенгагена на своем собственном судне летом 1910 или 1911 года. Экспедиционное судно, о котором я думаю, должно быть того же типа, что „Йоа“, которая с большим успехом работала в этих районах. По пути вперед экспедиционное судно посетило бы западную Гренландию, чтобы погрузить сани, собак и меховую одежду. Отсюда судно прошло бы через Гудзонов пролив и попыталось бы найти удобную зимнюю гавань. Из такой штаб – квартиры удобно было бы совершать санные поездки по острову Баффина и вокруг его северозападного побережья. На следующее лето судно двинулось бы дальше к югу и нашло бы новую зимнюю стоянку вблизи залива Честерфилд, хотя лично я предпочел бы совершить этот путь вдоль побережья. Южная штаб – квартира была бы базой для изучения континентальных эскимосов на Баррен – Граундс».

Дальше Расмуссен, так же детально характеризуя и обосновывая предполагаемый маршрут экспедиции, писал о своем намерении совершить длительную поездку на санях по арктическому побережью Северной Америки. Но ни в 1910, ни в 1911 г., ни во многие последующие годы шхуна с такой экспедицией не отходила от берегов Дании. Снаряжение экспедиции требовало таких средств, какие не могла предоставить станция Туле. Не было денег и у самого Расмуссена, а датское правительство отвечало отказом на его многочисленные просьбы помочь ему организовать экспедицию. Поэтому Расмуссен длительное время ограничивался менее дорогостоящими экспедициями в пределах Гренландии.

К началу 20х годов XX в. цены на меха значительно поднялись. Соответственно увеличился торговый оборот станции Туле, и тогда Расмуссен, пользуясь удобным моментом, снова обратился к комитету, руководившему станцией Туле, и к правительству Дании с новым планом комплексной и многолетней Пятой экспедиции Туле. Расмуссен ставил перед этой экспедицией различные цели, но важнейшей среди них было изучение эскимосов канадского севера и Аляски, их антропологии, археологии, этнографии и особенно фольклора. Второй по важности задачей Расмуссен считал картографические работы, так как многие земли, через которые намечался маршрут, были или вовсе не известны, или нанесены на карту лишь приблизительно. Программа экспедиции включала регулярные метеорологические наблюдения в штаб – квартире экспедиции и во время отдельных поездок, геологические, зоологические и ботанические исследования и сбор соответствующих коллекций. Таким образом, экспедиция должна была быть понастоящему комплексной этнографогеографобиологической. Кроме всего этого она ставила перед собой цель – наладить контакты и способствовать сотрудничеству датских арктических исследователей с американскими и канадскими. На этот раз датское правительство приняло план экспедиции и согласилось дать около трети необходимых для ее осуществления средств. Остальные деньги предоставил комитет, руководивший станцией Туле. В научный персонал экспедиции кроме самого Расмуссена вошли: уже упоминавшийся нами Петер Фрейхен в качестве картографа и натуралиста, Кай Биркет – Смит – географ и этнограф, Теркел Матиассен – картограф и археолог, Хельге Бангстед, в его обязанности входило помогать ученым, Якоб Ольсен, гренландец – переводчик и Педер Педерсен – капитан экспедиционного судна «Секонген» («Морской король»). Позднее, уже в 1923 г., к ним присоединился кинооператор Лео Хансен. В состав экспедиции были также включены шесть полярных эскимосов: три мужчины и три женщины. В их обязанности входило охотиться, чинить одежду, готовить пищу.

Экспедиция началась неудачно. Шведское судно «Беле», на котором плыли Матиассен и Биркет – Смит с большей частью научного снаряжения, у берегов западной Гренландии налетело на подводные камни и затонуло. Все пассажиры и экипаж спаслись, но значительная часть снаряжения, и в том числе приборы для метеонаблюдений, погибла. Пришлось срочно заказывать новое снаряжение, но не все необходимое удалось получить. Вскоре случилось еще одно несчастье. Трое из завербованных для работы в экспедиции эскимосов заболели тяжелой формой гриппа. Надо было нанять новых людей.

Поэтому экспедиция покинула берега Гренландии не летом, как намечалось, а в начале осени. 7 сентября 1921 г. «Секонген» вышел из гавани и взял курс к американскому континенту. Десять дней спустя, с трудом пройдя через разводья во льдах, судно остановилось у небольшого безлюдного островка. Можно было предполагать, что он находится где – то на северозападе Гудзонова залива, но его точное местоположение удалось определить только позднее. Остров выглядел очень привлекательно. От самого берега начиналась уютная долина, по которой текли два прозрачных ручья. Вдали виднелось небольшое озеро. С трех сторон долину окружали скалы. На берегу было много следов медведей, оленей, лисиц, а в маленькой бухте то и дело высовывались из воды черные блестящие головы моржей и тюленей. Место казалось подходящим для устройства базы экспедиции. Остров решили назвать Датским.

На следующий день начали разгрузку «Секонгена». Грузы таскали Расмуссен, Биркет – Смит, Матиассен. Им помогала команда судна. Эскимосы, только переболевшие вирусным гриппом, были очень слабы и присматривали за собаками. Сразу после разгрузки начали строить дом. Он получился не таким комфортабельным, как хотел Расмуссен, потому что строительные материалы, предназначенные для сооружения зимнего жилища, погибли при аварии «Беле», и строить пришлось из леса, из которого первоначально предполагали построить склад. Дом вышел неказистым с виду, но прочным и довольно теплым. Его назвали «раздувальным мехом», так как вскоре на острове начались сильные ветры.

В октябре пришла зима. Снег одел Датский остров белой пеленой, и вода у берегов замерзла. Но дальше от берега сохранялись большие полыньи, так как погода была сравнительно теплой, 6–7° ниже нуля. В ноябре температура упала до 30–40°. Но в доме было не очень холодно, потому что его почти весь занесло снегом. К концу ноября море вокруг Датского острова покрылось прочным ледяным панцирем. Пора было отправляться на поиски местных жителей. В эту поездку Расмуссен взял с собой Фрейхена и Насайтсордлуарсука, по прозвищу Боцман. Вместе с ними он двинулся на северозапад, сначала до острова Ванситарт, затем вдоль его северного берега, пересек югозападную оконечность полуострова Мелвилл и снова оказался на морском льду в заливе Хавеланд. Расмуссен немного опередил своих спутников, исправлявших небольшую поломку саней. Был полдень. Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, окрашивало все вокруг в красные тона; было ясно. Стоял сильный мороз. Расмуссен на минуту повернулся спиной к обжигающему ветру, чтобы согреть лицо, и вдруг услышал какой – то отчетливый звук, похожий на выстрел. Он посмотрел назад, думая, что это товарищи подают ему сигнал подождать, но их сани быстро двигались вперед. Значит, не они стреляли. «Тогда я поглядел вперед, – пишет Расмуссен. – В трехчетырех километрах впереди какая – то черная черта прорезала белое однообразие льда, покрывавшего залив. Может быть, это новая трещина, еще не запорошенная снегом? Скорее бинокль! И тут я разглядел целый ряд саней, запряженных собаками; они остановились, чтобы наблюдать за нами, приближающимися с юга. Вот от саней отделился человек и пустился бегом по льду наперерез моему пути.

Я знал, что мне предстоит одна из великих минут моей жизни. Эти люди были целью моего путешествия и что бы ни означали – дружбу или вражду – как выстрелы, время от времени производимые кучкой людей, так и гарпун в руках человека, бегущего остановить меня, – нетерпение мое было так велико, что я оказался не в силах сдержать обещание, которое мы, товарищи, дали друг другу, – обещание, что опередивший должен подождать отставших, чтобы мы все вместе пережили первую встречу.

Не раздумывая больше ни минуты, я вскочил на сани и подал собакам сигнал, указав им на человека, бежавшего по льду. Собаки сразу отнеслись к нему как к убегающей дичи и быстро рванули вперед. А когда, наконец, добежали до него, совсем одичали – все в нем было для них чужим: и запах его, и одежда, и удивительные его прыжки, чтобы не попасться в зубы двенадцати раскрытых пастей.

– Стой смирно! – крикнул я и, широким прыжком перемахнув с саней к собакам, обнял эскимоса. Собаки разом остановились, увидав это изъявление дружбы, и смиренно попрятались за сани.

Меня как молнией пронизала догадка, что человек понял выкрикнутые мною слова. Он был высокого роста и хорошего сложения; лицо и длинные волосы заиндевели, крупные белые зубы сверкали во рту. Он улыбался и ловил воздух, запыхавшись от бега и волнения. Так, чуть не кувырком, встретился я впервые с новыми людьми».

Эскимоса звали Папик – Маховое перо. Вместе с ним Расмуссен пошел к каравану саней. Спутники Папика двинулись навстречу, а женщины остались у саней. Они непринужденно лежали на снегу, под лучами солнца, будто мороза и не было. Несколько женщин кормили грудью полуголых детей. Хотя сам Расмуссен был привычен к жизни в северных широтах, он поразился закаленности своих новых знакомых. Это были акилинермиут, люди «из страны за большим морем», как их называют гренландцы. Многое в них казалось Расмуссену странным и необычным: и покрой одежды, и форма обуви, но все эти различия выглядели второстепенными по сравнению с главной общностью – языком. Расмуссен знал и раньше, что канадские эскимосы говорят на том же самом языке, что и гренландские, но никогда ему и в голову не приходило, что языковые различия между теми и другими столь незначительны. Он мог говорить со своими новыми знакомыми без всяких затруднений, и сразу между ними установилась связь, как будто они не только что встретились, а были давними друзьями. Всюду раздавались смех, восклицания, шутки. Эскимосы решили устроить импровизированный лагерь и провести в нем остаток дня и ночь, чтобы вволю поговорить и отметить встречу с чужеземцами. Расмуссену тоже хотелось подольше поговорить со своими новыми знакомыми, посмотреть, как они живут. «Ведь встреча с неизвестным племенем подобна путешествию по незнакомой стране, где надо быть готовым к неожиданностям». Даже в такой прозаической и привычной для Расмуссена вещи, как постройка снежной хижины, он увидел много нового для себя, познакомился с более совершенной техникой постройки, чем та, которую он многократно наблюдал у полярных эскимосов. За три четверти часа выросли три больших куполообразных жилища из снега, в горшках на жировых лампах растопили снег и сварили оленье мясо. У Расмуссена и его спутников на нартах было мороженое моржовое мясо, но хозяева не разрешили его готовить: в доме, где варится оленье мясо, не принято готовить моржовое – таков обычай канадских эскимосов – охотников на оленей. Нарушение этого запрета, по их убеждению, сурово карается могущественными духами, хозяевами животных. После еды эскимосы рассказали Расмуссену, что недалеко от Датского острова (эскимосы, конечно, называли его иначе) есть много стойбищ, в которых живут люди племен айвилик, иглулик и нетсилик, а около залива Репалс живет белый, у него окрестные жители покупают чай, муку, ружья и боеприпасы в обмен на песцовые шкурки.

На следующий день Расмуссен, Фрейхен и Боцман отправились к этому белому. Вскоре они увидели мрачное, неприглядное строение, окруженное целой колонией снежных хижин. Это был самый северный пост Компании Гудзонова залива. Она обладала монопольным правом торговли с эскимосами и индейцами канадского севера. На лай собак из двери вышел высокий старик в морской фуражке и белой песцовой шубе. Он сердечно приветствовал гостей и провел их в дом. Расмуссен рассказал кто они и зачем приехали. Старик в свою очередь отрекомендовался капитаном Джорджем Кливлендом, бывшим китобоем, в конце прошлого века потерпевшим крушение у здешних берегов и так и не вернувшимся на родину. Теперь он был торговым агентом Компании Гудзонова залива. Старый капитан оказался прекрасным поваром, и скоро стол ломился под тяжестью сочных ростбифов с гарниром из овощей, привезенных из далекой Калифорнии. Жизнь Кливленда была полна приключений. О них он рассказывал с большим юмором, который не смогли погасить многочисленные невзгоды, выпавшие на долю старого пионера. Много рассказал Кливленд и об условиях жизни в арктической Канаде, что очень пригодилось впоследствии Расмуссену и его товарищам. А вечером старый капитан показал гостям старинные танцы китоловов, которым он в совершенстве обучил эскимосов. На ночь Расмуссен, Фрейхен и Насайтсордлуарсук не остались в доме, а пошли в снежные хижины эскимосов, чтобы немного остыть и прийти в себя после жары и плясок. К тому же, живя у эскимосов, а не отдельно, легче сблизиться с ними, завоевать их доверие и узнать все необходимое. Это были принципы полевой работы Расмуссена, которые он выработал исходя из предшествующего опыта. Он так писал о них в книге «Духовная культура эскимосов иглулик», опубликованной в 1929 г., в трудах Пятой экспедиции Туле:

«До того, как я мог приступить к работе, для меня было необходимо прежде всего завоевать полное доверие эскимосов, которыми я занимался. А этого можно было добиться, только разделяя их повседневную жизнь, живя точно в тех же условиях, что и они. Мне это удавалось, потому что я мог говорить на их языке, знал их соплеменников в Гренландии, был знаком с их идеями и образом мышления. И создавая портрет примитивной культуры, одной из моих главных целей было – воспроизвести собственные взгляды эскимосов на их жизнь и их проблемы, представить их мысли, выраженные так, как они сами их выражают. Это часто было столь же важно для меня, как выявление новых черт в духовной жизни и религии».

За несколько дней жизни с эскимосами около торгового поста Расмуссен завел несколько интересных знакомств. Особенно полезным из них оказалось одно – с седобородым стариком по имени Ивалуардьюк. Он оказался «географом» племени иглулик, замечательно знавшим страну и ее обитателей на протяжении многих сотен километров от Честерфилда на берегу Гудзонова залива и до далекого Понд – Инлет на севере Баффиновой Земли. Когда Расмуссен дал Ивалуардьюку карандаш и бумагу, тот начертил береговую линию от залива Репалс до Понд – Инлет. Пропорции, правда, были нарушены, но очертания берегов он воспроизвел достаточно точно. Эта картасхема очень помогла Расмуссену и его коллегам в их картографической работе, так как позволила привязать к местности около сотни эскимосских назвапий бухт, озер, гор и других географических объектов. Без этого было бы очень трудно выяснять у эскимосов особенности тех или иных местностей, узнавать наилучший маршрут до какого – то пункта, потому что английские названия, данные за сто лет до этого Парри и Ляйоном, иглуликам ничего не говорили и не соответствовали их собственным наименованиям этих мест. Надо сказать, что географические познания Ивалуардьюка не представлялись чем – то совершенно необыкновенным у эскимосов. Известно, что в XIX в. эскимосы неоднократно составляли по просьбе европейских полярных путешественников чертежи различных, довольно обширных районов Арктики. Так, в 1821 г. женщина из племени иглулик, к которому принадлежал и Ивалуардьюк, сделала для английского мореплавателя В. Парри чертеж земли, у берегов которой тот зимовал. Это был полуостров Мелвилл, соединенный перешейком Рей с материком и отделенный узким проливом от Баффиновой Земли. Пользуясь этим чертежом, экспедиция Парри достигла пролива, разделявшего материк и Баффинову Землю.

Так было доказано, что эта земля не часть материка, а остров. Маленький островок у входа в пролив Парри назвал Иглулик в честь эскимоски.

Несколько лет спустя эскимосы составили чертеж залива Бутия для Джона Росса, искавшего Северозападный проход. В 1850–1851 гг. гренландский эскимос Калихеруа нарисовал для Э. Оммани, капитана судна «Асистанс», участвовавшего в поисках пропавшей экспедиции Джона Франклина, подробную схему северозападной части побережья Гренландии от пролива Смита до мыса Йорк. На этой схеме показаны и по – эскимосски названы мысы, острова, горы, ледники. Эскимосскими чертежами пользовались и многие другие исследователи американской арктики: МакКлинток, Ляйон, Холл. Было немало случаев, когда ранее составленные европейцами карты пришлось исправлять по эскимосским чертежам. Но пожалуй, никто из известных эскимосских «картографов» не отражал, на своих чертежах столь обширные пространства, как Ивалуардьюк.

Ивалуардьюк при более близком знакомстве оказался большим знатоком не только географии, но и преданий племени иглуликов. Сначала он, правда, был сдержан и не хотел рассказывать чужеземцам чтонибудь серьезное, ограничиваясь сказками о животных и песнями. Тогда Расмуссен стал сам рассказывать Ивалуардьюку и другим, слушавшим его, эскимосам мифы и легенды гренландских эскимосов. Все были поражены, что белый и к тому же приехавший из дальней страны знает сказания, известные людям из племени иглулик с детства, потому что гренландский и североканадский эскимосский фольклор во многом совпадают. Лед сдержанности был растоплен, и Ивалуардьюк стал одним из лучших рассказчиков. Расмуссен даже взял его с собой, когда вместе со своими коллегами уехал от капитана Кливленда и вернулся на Датский остров. Некоторые из рассказов Ивалуардьюка повествовали о древней истории жителей берегов Гудзонова залива и Гудзонова пролива.

«Говорят, – рассказывал Ивалуардьюк, – что когда – то в этих местах жил могущественный народ – туниты. Они строили жилища из камня и ребер китов. Туниты были искусны в морской охоте. Загарпунивая моржа, они дергали гарпун за линь с такой силой, что морж ломал себе хребет. А вытащив моржа на лед, привязывали к нему ремень и волокли домой по льду с такой легкостью, будто это был не морж, а маленький тюлень. Когда они уставали, им навстречу из селения выходили женщины, и охотники сразу забывали об усталости, потому что они были большими женолюбами.

Туниты были сильными людьми, но наших предков было больше, и они изгнали тунитов из прибрежных селений. С горя один из них, уходя, так ударил в скалу своим гарпуном, что камни взлетели в небо как маленькие льдинки».

Слушая это предание, Расмуссен еще не знал, что оно имеет под собой фактическую основу, что многочисленные каменные руины, которые он сам, Биркет – Смит и Матиассен встречали во многих местах на побережье неподалеку от Датского острова, действительно принадлежали не непосредственным предкам нынешних жителей этих мест – иглуликам и айвиликам, а людям несколько иной культуры, так называемым эскимосам туле.

Как выяснилось уже много времени спустя после этой экспедиции в результате океанографических исследований, примерно в XVII и начале XVIII в., опускание уровня моря у берегов центрального сектора канадской Арктики отрезало китам доступ в этот район. Местные пищевые ресурсы значительно сократились и стали недостаточны для многочисленного эскимосского населения, жившего на побережье. Ему пришлось покинуть большие постоянные селения, состоявшие из полуземлянок с остовом из китовых костей, и начать вести более подвижный образ жизни в поисках охотничьей добычи. Многие группы людей в это время совсем покинули побережье, переселились в глубь тундр и перешли к охоте на оленей– карибу и рыболовству, полностью отказавшись от морской охоты. Это так называемые эскимосыкарибу или оленные эскимосы, изучению которых члены Пятой экспедиции Туле уделили большое внимание, ибо ошибочно, как теперь стало ясно, считали, что культура эскимосов – сухопутных охотников более древняя, чем культура их сородичей, занимающихся морской охотой. Но, несмотря на эту ошибку, именно работы Пятой экспедиции Туле положили начало изучению древней истории американских эскимосов, выявив большую пластичность их культуры.

Поездка в Репалс – Бей, встречи на обратном пути с эскимосами различных племен много дали Расмуссену и для разработки методики сбора материалов о верованиях эскимосов. Люди, с готовностью рассказывавшие предания и легенды, сразу замолкали, как только Расмуссен спрашивал их, во что они верят, какие магические обряды совершают, какие запреты соблюдают и почему. И такая сдержанность была не случайной. Хотя миссионеры, за исключением нескольких кратковременных визитов, еще не проникли в этот отдаленный район, новые знакомые Расмуссена уже слышали об этих проповедниках христианского вероучения, столь сурово клеймивших эскимосские верования, искоренявших их старинные обычаи. Что касается торговцев и китобоев, то если они случайно и попадали на шаманские священнодействия, они презрительно пожимали плечами, отпускали язвительные реплики. Поэтому понятно, что эскимосам, с которыми встречался Расмуссен, не хотелось допускать его в мир своих верований и запретов. И как ни симпатичен им был Расмуссен, он был для них чужой. Для того чтобы завоевать полное доверие этих людей, оказалось мало охотиться вместе с ними, вместе есть, спать в одних снежных хижинах. Расмуссен понял, что необходимо полностью поставить себя на место этих людей, не руководить ими, не поправлять их, а показывать, что ты хочешь учиться у них, для чего и приехал из далекой страны. Необходимо было также завести друзей среди старейших людей племени, остальное придет само собой. Ивалуардьюк – старый и уважаемый человек, но он не шаман, не знаток религии, которая особенно интересовала Расмуссена. С таким знатоком ему удалось познакомиться немного позднее.

Вернувшись в штаб – квартиру экспедиции, Расмуссен составил план дальнейших исследований. Согласно ему, в первый год работы Биркет – Смит и Ольсен будут заниматься изучением эскимосов – карибу, а Матиассен и Фрейхен сначала поедут на север, чтобы нанести на карту неизвестные районы Баффиновой Земли и изучить живущих там эскимосов. Весной они займутся раскопками древних селений у залива Репалс. Сам Расмуссен решил начать работы с окрестностей штаб – квартиры, а затем присоединиться к Биркет – Смиту и Ольсену, Участвовавших в экспедиции полярных эскимосов разделили между отдельными партиями. Но прежде чем отправить в путь исследовательские отряды, надо было запасти мясо для экспедиционных собак, которые потребляли его в гораздо больших количествах, чем люди. Местные эскимосы сказали Расмуссену, что у мыса Элизабет, что находится на восточном побережье полуострова Мелвилл, много моржей, и Расмуссен отправился туда в сопровождении нескольких эскимосовохотников.

Был конец февраля 1922 г. Позади был день пути в сильный мороз. Наступила тихая звездная ночь. Расмуссен и его спутники собирались остановиться на ночлег и строить для этого снежную хижину. Внезапно из темноты вынырнули длинные сани, запряженные пятнадцатью белыми собаками. В санях было шесть человек. Они так неслись, что слышался свист рассекаемого воздуха. Увидев Расмуссена и его спутников, с саней спрыгнул небольшой человек с длинной обледеневшей бородой и подбежал к ним. Его живые, пытливые глаза остановились на Расмуссене. Он протянул ему руку по обычаю белых и приветствовал звучным «кьянгнамик» – благодарение приходящим гостям. Это был Ауа – шаман племени айвиликов. Он заметил, что собаки Расмуссена устали, и пригласил его на свои сани. Собаки понеслись, и вскоре на берегу небольшого озера показались снежные хижины. Из их окон, затянутых пленками из тонких выделанных тюленьих кишок, струился теплый красноватый свет. Община Ауа жила в пяти куполообразных хижинах, соединенных проделанными в снегу переходами. Расмуссен впервые увидел такой жилой комплекс, в котором семьи могли ходить друг к другу в гости, не выходя на мороз. Внутри спальные лежанки были застланы мягкими оленьими шкурами. И хозяева и гости удобно устроились на них. Но все были возбуждены встречей: спать не хотелось, и Ауа по просьбе Расмуссена стал рассказывать ему о могущественной морской хозяйке, правящей морем и его обитателями, о духах скал и гор, о полетах шаманов на небо. Оживленно жестикулируя, он говорил: «Жила – была некогда девушка, не желавшая выходить. замуж. Жила она с отцом и отвергала всех мужчин, к ней приходивших. Но раз, когда отец был на охоте, явился к ней в стойбище буревестник в образе человеческом и похитил девушку, Отец горевалгоревал о потере дочери, потом отправился в путь, нашел ее как раз в тот день, когда буревестник охотился, и повез домой в каяке. Но буревестник заметил беглецов, нагнал их и, так как отец не хотел отдавать дочь, поднял бурю, от которой каяк готов был опрокинуться. Тогда отец испугался и бросил дочь за борт буревестнику. Но она уцепилась за верхний край борта и грозила перевернуть каяк; тогда отец отрубил ей верхние суставы пальцев. Когда они упали в море, оттуда вынырнули тюлени и окружили каяк, и так как она продолжала держаться за борт обрубками пальцев, отец отрубил ей суставы по самую ладонь. На этот раз она не могла больше держаться и пошла ко дну, где стала великим духом, владычицей всех зверей морских». «Когда люди грешат, – продолжал Ауа, – их грехи, как грязь, запутываются в волосах морской хозяйки. Она тогда сердится на людей и не дает им моржей и тюленей. И приходится шаману спускаться на дно и просить хозяйку не обижать людей». Все слушали с напряженным вниманием и даже не заметили, как одна за другой погасли лампы, в которых выгорел весь тюлений жир. Женщины застыли на лежанках, совсем забыв о своей обязанности– время от времени подкладывать жир в плошки с фитилями. Еще бы, шаман приподнял край завесы, скрывающей неведомую страну, которую знают только посвященные в тайны духов.

Полмесяца провел Расмуссен в стойбище Ауа, днем охотясь за морским зверем, а вечерами слушая и записывая рассказы старого шамана и его жены Оруло о могущественных сверхъестественных силах, правящих жизнью людей и животных, о полетах шаманов на небо, песни и сказки. За эти две недели гостям и хозяевам удалось поймать только одного моржа, а в середине февраля, когда в стойбище приехали возвратившиеся из поездки на Баффинову Землю Фрейхен и Матиассен, Расмуссен вместе с ними вернулся на Датский остров. Но где – то добыть мясо все таки надо было: и на корм собакам, и про запас для запланированной на весну поездки на югозапад, на БарренГраундс к эскимосам – карибу.

Сами люди могли во время этой поездки охотиться на оленей и питаться их мясом, но собаки экспедиции были к нему непривычны, плохо им насыщались. Для них нужно было мясо морского зверя. И Расмуссену, вместо того чтобы заниматься научными исследованиями, пришлось снова ехать на охоту за моржами. На этот раз она оказалась успешной, и в конце марта Расмуссен отправился на БарренГраундс. Эти пустынные равнины к западу от Гудзонова залива служили прибежищем эскимосов – карибу, и во времена Расмуссена о них известно было только в самых общих чертах. С севера эту область ограждали льды полярного моря, с юга и югозапада – огромные лесные чащобы, с запада – тундры. Сюда проще всего было проникнуть с востока, с Гудзонова залива, но и здесь прибрежные воды 9-10 месяцев в году забиты льдом. До Расмуссена и Биркет – Смита лишь несколько белых побывали на землях эскимосов – карибу. В 70-х годах XVIII в. их пересек агент Компании Гудзонова залива С. Херн, искавший Меднорудную реку, о которой рассказывали индейцы. В конце прошлого столетия переход через Баррен Граундс совершил геолог Дж. Тиррел. Кроме того, у эскимосов – карибу побывали еще два монаха – Гасте и Теркетил, безуспешно пытавшиеся обратить их в христианство. Лишь за несколько лет до начала Пятой экспедиции Туле вблизи мест обитания оленных эскимосов появились фактории Компании Гудзонова залива, но Расмуссен и Биркет – Смит об этом не знали. Встретившись с Биркет – Смитом у озера Бейкер, куда последний приехал несколько раньше, чем Расмуссен, путешественники к началу июня добрались до падлермиутов – одного из племен эскимосов – карибу. Путь к ним был нелегок: то лил дождь – и тундра превращалась в месиво из торфа и снега, прорезанное многочисленными ручьями, то возвращался холод – и совсем позимнему крутила пурга, заметая палатку до крыши. И каково же было разочарование Раамуссена, когда, добравшись до падлермиутов, он увидел не незатронутых европейским влиянием эскимосов, как предполагал, а людей, к которым уже проникли фабричные изделия. На шее у многих висели части от часов: у одного крышка, у другого – циферблат, у третьего – пружинка, чтобы никому не было обидно. В одном из островерхих чумов, крытых оленьими шкурами, гремел граммофон. И Расмуссену показалось вначале, что он лет на сто опоздал посетить этих людей, которых собирался изучать вместе с Биркет – Смитом. Но овладевшее Расмуссеном разочарование прошло, когда он понял, насколько отличны падлермиуты от приморских жителей. Это были люди, не знавшие моря и морской охоты, а один из них даже спросил у Расмуссена, есть ли у тюленей рога, как у оленей. Это были воистину новые люди, какие еще не попадались на пути Расмуссена, и ему захотелось узнать, как они произошли, что они думают о жизни и смерти. Оказалось, что о последней они думают мало, потому что верят, «что все люди возрождаются, ибо душа бессмертна и всегда переходит из жизни в жизнь! Люди хорошие опять становятся людьми, а дурные возрождаются животными, таким образом населяется земля, ибо ничто, получившее жизнь однажды, никоим образом не может исчезнуть, перестать существовать». Пока Расмуссен изучал духовную культуру эскимосов – карибу, искал в ней сходство и различия с культурой приморских жителей, с одной стороны, и индейцев – с другой, Биркет – Смит занимался их материальной культурой: жилищем, орудиями охоты и рыбной ловли, одеждой и домашней утварью. Вместе с Расмуссеном они знакомились с приемами охоты падлермиутов на оленей. В конце июня сначала Биркет – Смит, а за ним и Расмуссен отправились в обратный путь. К середине сентября Расмуссен вернулся на Датский остров, где узнал, что Фрейхен и Матиассен хорошо поработали на Баффиновой Земле и что Матиассен снова отправился в путь, на этот раз раскапывать старые поселения эскимосовсадлермиут на острове Саутгемптон.

А Расмуссен остался на Датском острове. Прежде чем отправиться в дальний путь на запад, надо было еще многое сделать: разобрать коллекции, дождаться в штаб-квартире всех участников экспедиции и наметить план их дальнейших работ и самому подготовить снаряжение к дальнему путешествию.

Вокруг штаб – квартиры все было в желтых красках осени. «Арктическая осень вовсе не такое неприятное время года, как многие думают, – писал впоследствии Расмуссен. – Незаметно скользишь ей навстречу из живой страны лета, видишь природу, застывшую от холода, но и не думаешь со страхом о мраке, ждущем впереди, или о бурях и вьюгах, сквозь которые придется пробиваться. Напротив! Над всеми чувствами господствует чувство надежды, связанной с первым снегом, с первым льдом. Зима ведь не враг, она великая помощница, перекидывающая мосты через моря, прикрывающая голые камни гор и сглаживающая расселины…И как только санный путь сделает поездку возможной, тебя неудержимо тянет вдаль, рождаются новые планы, и ты только и ждешь с нетерпением, чтобы мороз покрепчал». Но разные дела и заботы руководителя Пятой экспедиции Туле помешали Расмуссену покинуть Датский остров с первым санным путем. Лишь в марте, когда южный ветер принес первое дыхание весны, Расмуссен попрощался с товарищами и начал свое путешествие к берегам Тихого океана. В дальний путь лучше отправляться «маленькой компанией» считал он и взял с собой только двух полярных эскимосов: Кавигарсуака по прозвищу Гага и его кузину Арнарулунгуак, которую все в экспедиции ласково называли Малышкой. Эти двое стали первыми эскимосами, которые посетили все племена своего народа, живущие вдоль арктических берегов Америки.

Впереди было много тысяч километров трудных дорог, и с собой взяли только самое необходимое: корм для собак, чай, кофе, сахар, муку, табак, швейные иглы, ножи и другие меновые товары, чтобы на них приобретать этнографические коллекции, а также одежду, ружья и боеприпасы. Санный путь был в прекрасном состоянии, и к середине апреля Расмуссен и его спутники доехали до зимнего стойбища эскимосовнетсилик, расположенного на льду залива Пелли. В разных стойбищах этих эскимосов: зимних, весенних и летних на полуострове Бутия, на озере Франклин и на острове КингВильям – Расмуссен оставался до начала ноября. Всюду он находил много интересного и нового: в способах охоты и рыбной ловли, в обычаях и верованиях. На острове КингВильям Расмуссен открыл и раскопал остатки древних жилищ из камня и торфа. Это означало, что эскимосы с культурой туле когда – то жили и здесь. А на полуострове Бутия Расмуссен, покупая амулеты, охраняющие своих хозяев от злых духов, чуть было не лишился всех волос на голове. Эскимосы решили, что у такого великого путешественника, как Расмуссен, должны быть могучие духипомощники, дающие ему силу, а проявляется она, по представлениям эскимосов, прежде всего в росте и обилии волос. И шаман племени предложил Расмуссену дать прядь своих волос каждому, кто продал ему амулет и тем самым лишился какихто духовпомощников. Расмуссен был в ужасе, потому что он купил у местных жителей больше двухсот амулетов: оленьих зубов, когтей ворона, полосок лососьей кожи и т. п. Кое – как ему удалось убедить шамана, что пряди волос надо отдавать только за самые ценные амулеты, а не за все.

К ноябрю в проливе Симпсон, что отделяет остров КингВильям от материка, и дальше на запад в заливе Королевы Мод установился прочный лед. Можно было отправляться дальше. И Расмуссену, и эскимосамнетсилик нелегко было навсегда порвать узы, скрепленные совместной жизнью, охотой, многочисленными беседами. Разлука была трогательной. А полмесяца спустя Расмуссен уже подъезжал к первому стойбищу охотников на мускусных быков, больше известных в научной литературе под именем медных эскимосов, так как они живут недалеко от устья реки Коппермайн. У них он оставался только два месяца, записывая главным образом песни, замечательными сочинителями и исполнителями которых показали себя его новые друзья.

К западу от Коппермайн и до устья Макензи во времена Расмуссена не было постоянного эскимосского населения; здесь можно было встретить только отдельных охотниковэскимосов или белых. Поэтому Расмуссен постарался как можно скорее проехать две с лишним тысячи километров, разделяющие устья этих двух рек. В середине апреля он был уже на берегах Макензи. То, что он здесь увидел, поразило его. Здешние эскимосы были втянуты в орбиту капиталистической торговли. Они охотились на песцов и лис, жили в таких же бревенчатых хижинах, как и белые охотники, пользовались керосиновыми лампами, разгуливали с фотоаппаратами, которыми они не умели как следует пользоваться.

Расмуссен не знал в то время, что эти люди не были исконными уроженцами северозападной Канады. Эскимосы, жившие здесь в прошлом, вымерли от болезней, занесенных американскими китобоями, зимовавшими с конца 80-х годов прошлого столетия у острова Хершел вблизи устья Макензи. Те же эскимосы, которых встретил Расмуссен, были в недалеком прошлом привезены китобоями из Аляски. Они должны были охотиться на оленей и снабжать мясом команды судов. Но в 1907 г. промысел китов в этом районе прекратился, а вскоре повысился спрос на пушнину, и бывшие наемные охотники на оленей не вернулись на Аляску, а осели вокруг устья Макензи и стали поставщиками мехов для открывшихся здесь постов Компании Гудзонова залива.

Расмуссену все же удалось пробудить у этих пришельцев с запада интерес к их старой культуре, и он смог собрать материал для монографии об эскимосах макензи. Фактически эта монография не о исконных уроженцах района, а прежде всего об аляскинских эскимосах племени нунамиут, так как именно в этом племени китобои вербовали себе охотников. Но это не сделало данные Расмуссена менее интересными, потому что до недавних лет, когда у нунамиутов побывал американский исследователь Н. Гебсер, эта этнографическая группа оставалось одной из наименее изученных на Аляске.

В начале мая Расмуссен выехал на Аляску и, проехав вдоль ее северного побережья, остановился на неделю у эскимосов мыса Барроу. В местной школе он рассказал всем собравшимся о своем путешествии, и, хотя он говорил на западногренландском диалекте, его все понимали без труда и слушали с огромным интересом. Здешняя молодежь училась в школе и тем не менее почти ничего не знала о своих соплеменниках из Канады и Гренландии.

Дальше путь Расмуссена лежал на юг вдоль западного побережья Аляски. Он двигался навстречу весне, и остававшийся за санями узкий след быстро расплывался и исчезал под лучами солнца, которое грело все сильнее. С санями пришлось расстаться, и дальше несли поклажу на себе или плыли на лодках. И настал день, когда Расмуссен, Гага и Малышка увидели, что путь окончен. Впереди расстилался город Коцебу. Оттуда на шхуне Расмуссен добрался до города Ном, откуда, спустя месяц, отплыл в Сиэтл, а затем на родину. К этому времени к себе домой вернулись и другие участники экспедиции.

Так закончилась Пятая экспедиция Туле. Во время нее Расмуссен исследовал все эскимосские племена (айвилик, иглулик, нетсилик, медные, макензи и многие другие), жившие в то время к востоку от Гудзонова залива до Берингова пролива на западе. Расмуссен установил, что все эти племена, имеющие единую духовную культуру и единый язык, представляют собой один народ, пожалуй, наиболее широко расселенный из малых народов земного шара. Глубоко проникнув в духовный мир американских эскимосов, он выяснил, что в основе представлений этого народа о жизни, об устройстве Вселенной лежала вера в могущественную безличную «силу», присутствующую во всем сущем и наказывающую людей, которые без нужды убивают животных. Таким образом, верой в силу освящалось сложившееся в результате многовекового опыта убеждение эскимосов о необходимости бережного, рачительного отношения к природной среде.

Расмуссен собрал уникальный материал по фольклору и обычаям эскимосских племен американского севера. После выхода в свет его книг, посвященных духовной культуре иглуликов и нетсиликов, известный французский исследователь Л. Леви – Брюль писал: «Эти сообщения от шаманов и певцов племен иглулик и нетсилик, раскрывающие их верования и духовную жизнь, являются уникальными документами среди результатов, достигнутых этнологией вплоть до сегодняшнего дня» (книга Леви – Брюля «Сверхъестественное и природа в первобытном мышлении», в которой содержится это высказывание, вышла в 1931 г.). Затем он продолжал: «Работы Расмуссена об эскимосах делают эпоху так же, как работы Спенсера и Гиллена о племенах Центральной Австралии».^[2]

Труды Расмуссена о духовной культуре различных племен американских эскимосов, которые продолжали публиковаться и после его смерти и составили много томов, содержат богатейший материал для сравнительно этнографических и сравнительно фольклористических исследований и полностью сохраняют свою научную ценность до сегодняшнего дня.

В таких произведениях Расмуссена, как «Наблюдения над духовной культурой эскимосов – карибу», «Духовная культура медных эскимосов», «Эскимосы Макензи», «Эскимосы Аляски» и других, содержится много сведений о положении коренного населения американского севера в 20х годах нашего столетия и вообще об обстановке на канадском севере и Аляске в это время. Таким образом, и при изучении истории колонизации американского севера труды Пятой экспедиции Туле стали ценным источником.

До начала своего путешествия на запад вдоль арктических берегов Америки Расмуссен также, как мы видели выше, активно участвовал в исследованиях, проводившихся другими членами экспедиции. Было изучено и нанесено на карту расселение эскимосских племен и отдельных территориальных групп эскимосов, живущих к западу и к северу от Гудзонова залива. Среди этих племен были проведены лингвистические и антропологические исследования, правда, довольно ограниченные по своему объему и значимости. Собранные по этим темам материалы были опубликованы в таких работах, как «Антропологические наблюдения над центральными эскимосами» К. Биркет – Смита, «Скелетные остатки центральных эскимосов» К. ФишераМоллера, «Пятьсот эскимосских слов. Сравнительный словарь гренландских и центральноэскимосских диалектов» К. Биркет – Смита. Лингвистические исследования позволили сделать вывод, что такой языковой группы, как центральные эскимосы, нет, что это чисто географическое понятие, хотя и удобное для употребления в научной литературе.

Пятая экспедиция Туле в лице прежде всего Биркет – Смита, но при участии Расмуссена и других членов возглавлявшегося им научного коллектива глубоко и всесторонне изучала эскимосов – карибу, по существу открыв для науки эту своеобразную этнографическую группу, резко отличающуюся от остальных эскимосов своим уходом от моря и отказом от морской охоты. В двухтомном сочинении К. Биркет – Смита «Эскимосы – карибу. Материальная и духовная жизнь и культурное положение» детально описаны и проанализированы хозяйство этих эскимосов, их жилище, одежда, пища, обычаи и т. д. Исходя из примитивности культуры эскимосов – карибу, у которых отсутствуют многие предметы, знания и умения, присущие жителям побережья, Биркет – Смит сделал вывод, что культура эскимосов – карибу представляет собой остаток древнейшей эскимосской протокультуры, существовавшей до того, как ее создатели приспособились к жизни на арктическом побережье и стали охотниками на морского зверя. Мы уже отмечали, что эта теория оказалась ошибочной, но в свое время она сыграла заметную роль в изучении происхождения эскимосов и их культуры. Изучение хозяйства и материальной культуры эскимосов – карибу внесло также немалый вклад в разработку проблемы форм приспособления человека к экстремальным условиям обитания.

Пятая экспедиция Туле провела также значительные археологические работы на восточном берегу Гудзонова залива, на острове Саутгемптон и около Понд – Инлет на севере Баффиновой Земли. Были раскопаны десятки старых зимних жилищ из камня, торфа и китовых костей, собрана археологическая коллекция, включающая несколько тысяч предметов. На основе этих археологических исследований Т. Матиассен сделал вывод, что на территории, где в начале XX в. жили айвилики, иглулики, нетсилики, медные эскимосы и другие племена, раньше жили люди иной культуры. Эта исчезнувшая культура основывалась на охоте на китов, а не оленей – карибу и тюленей, люди обитали в постоянных жилищах, а не в снежных хижинах зимой и палатках летом; новая и старая культуры различались и многими орудиями труда и предметами утвари. Эта старая культура была той же культурой туле, которая была открыта Второй тулеской экспедицией на северозападе Гренландии. Матиассен высказал мнение, впоследствии подтвердившееся, что культура туле существовала тогда, когда уровень моря был выше и что когда – то все побережье американской Арктики было занято древними эскимосами с однородной тулеской культурой. До сих пор предположение Матиассена о том, что культура туле возникла на севере Аляски, а затем распространилась на восток до Гренландии, считается вероятным. Правы оказались члены Пятой экспедиции Туле и в том, что культура туле дольше всего, до начала XX в., сохранялась в почти неизменном виде на острове Саутгемптон, в остальных же местах она уже несколько веков назад сменилась эскимосской культурой нового облика, той, которую наблюдали и подробно описали Расмуссен, Биркет – Смит и Матиассен.

Не забыли члены экспедиции и о географических исследованиях и картографических работах, так же, как мы уже упоминали, входивших в планы полевых изысканий. Основными районами для физикогеографических исследований были Баффинова Земля и полуостров Мелвилл, а также остров Саутгемптон. У берегов Баффиновой Земли побывало немало морских экспедиций, но тем не менее внутренние районы этого большого острова, особенно его северной части, к 20-ым годам XX в. оставались еще неизученными. В 1922–1924 гг. Фрейхен и Матиассен совершили несколько маршрутов по Баффиновой Земле, нанеся на карту обширную область от восточных берегов полуострова Бродер на западе до линии, соединяющей мыс Джой, Милн – Инлет и Стинсби – Инлет на востоке. Кроме того, был нанесен на карту район, прилегающий к бухте Агго, на югозападе полуострова Бродер. На карту были также нанесены восточное побережье полуострова Мелвилл, северная часть острова Саутгемптон, берега залива Репалс. Было также составлено физикогеографическое и геологическое описание всех этих территорий, собраны материалы об их флоре и фауне. Об объеме работы Пятой экспедиции Туле по физической географии, зоогеографии, геоботанике и геологии можно судить уже по тому, что публикации трудов экспедиции по этим темам составили восемь книг.

В течение двух лет на Датском острове велись метеорологические наблюдения. Это было первое столь длительное исследование погодных условий в этом районе. К сожалению, изза трудной ледовой обстановки не удалось провести гидрографические и морские зоологические исследования.

Экспедиция привезла в Данию коллекцию, насчитывавшую 20 тысяч предметов: старинные и современные изделия эскимосов, скелеты млекопитающих, птиц и рыб, засушенные насекомые и растения.

Так, давний замысел Расмуссена о комплексном изучении американской Арктики был претворен в жизнь. Эта экспедиция явилась первой школой полевых исследований на севере для Биркет – Смита и Матиассена которые впоследствии стали известными исследователями в области археологии и этнографии. Расмуссен мог быть вполне доволен и результатами экспедиции, и своими спутниками. Высоко оценил ее результаты и научный мир. Расмуссену была присуждена золотая медаль Лондонского королевского географического общества. Благодаря за эту награду, Расмуссен сказал: «Я всегда буду чувствовать своей обязанностью идти вперед, продолжать свой путь, пока буду в силах». А затем он рассказал членам Географического общества об эскимосах, подчеркнув при этом, что «эскимосы всегда были незаменимыми спутниками ученых и географическая наука находится в неоплатном долгу перед этими замечательными людьми». Эти слова были не просто комплиментом его друзьям – эскимосам. Вклад этого небольшого народа в исследование и освоение Арктики действительно огромен. Его признавали многие выдающиеся исследователи севера и перенимали эскимосский опыт. Р. Пири говорил: «Меня часто спрашивали: какой вклад сделали эскимосы в сокровищницу человеческой культуры?… В ответ на это я писал еще несколько лет назад: не надо забывать, что эти трудолюбивые и выносливые люди являются замечательными работниками в деле освоения Арктики. Они еще внесут свою лепту в общее дело человечества. С их помощью мир откроет полюс». И эти слова оказались пророческими. В 1909 г. Р. Пири с помощью эскимосов достиг Северного полюса.

Другой известный исследователь севера, В. Стефанссон, отмечал, что те из его предшественников, кто перенимал навыки и знания эскимосов, достигали больших успехов в своих исследованиях, чем те, кто счел «нужным самостоятельно изобретать все средства существования и передвижения, которые были изобретены эскимосами уже много веков назад».

С развитием в последние десятилетия полярной авиации и средств наземного транспорта, специально созданных для работы в Арктике, разного рода вездеходов и снегоходов ценность эскимосских средств передвижения – саней с собачьими упряжками и умиаков для путешественников значительно снизилась, но другие заимствованные полярными исследователями создания эскимосской культуры: снежные жилища – иглу, меховая одежда и т. п. – продолжают широко применяться европейцами на американском севере, а также служат прототипом для конструирования новых специализированных типов снеговых и ледяных построек в Арктике и костюмов для полярников. Эскимосскими снежными хижинами пользовались многие исследователи Арктики и Антарктиды. Так, на Земле ФранцаИосифа снежные хижины строили участники экспедиции А. Фиала в 1903–1905 гг. Во время зимовки здесь же в 1913–1914 гг. Г. Я. Седова снежные хижины сооружались для магнитных наблюдений и других нужд. В 1928–1929 гг. постройки из снега использовались работниками советской геодезической лаборатории на острове Большом Ляховском. Р. Амундсен во время своей экспедиции к Южному полюсу добивался того, чтобы все его спутники овладели искусством постройки снежных хижин. А в 1949 г, у нас в стране была издана книга М. А. Кузнецова «Снежные хижины – иглу», в которой подробно рассказывается о том, как эскимосы строят снежные жилища. Немногим ранее в США вышло руководство для выживания в Арктике, предназначенное для военных летчиков. Немалое место в нем занимает описание постройки эскимосских снежных хижин. И это не случайно. Даже если такое жилище не отапливать, температура в нем и в сильный мороз не опускается ниже – 2, – 3 °C, так как у снега малая теплопроводность и воздух в помещении быстро нагревается от тепла находящихся в хижине людей. Экспедиционный опыт К. Расмуссена наряду с опытом В. Стефанссона сыграл немалую роль в популяризации среди путешествующих по северу снежных хижин – иглу.

Своими книгами об отдельных племенах эскимосов канадского севера и Аляски К. Расмуссен и его коллеги помогли узнать о различных достижениях эскимосской культуры.

За большие заслуги в развитии полярных исследований Копенгагенский университет присудил Расмуссену степень доктора философии гонорис кауза, т. е. без защиты диссертации, а Эдинбургский университет – степень почетного доктора. Это было признанием вклада в науку не только самого Расмуссена, но и тех эскимосов, которых он встретил на своем пути от Атлантического океана до Тихого, людей, чей многовековый опыт и знания нашли свое отражение в трудах Пятой экспедиции Туле. Расмуссен приобрел большую популярность, и в газетах его называли «великим сыном Дании». Но беспокойный дух снова овладевает Расмуссеном. Его властно манят суровые, но такие родные ему просторы севера. Взор его обращается к восточному побережью Гренландии, значительная часть которого была известна лишь в самых общих чертах.

ВДОЛЬ БЕРЕГОВ ПОКИНУТОЙ ЗЕМЛИ

Еще во время своей первой экспедиции в Гренландию Расмуссен заинтересовался переселенцами с юго – востока острова и познакомился с их культурой. Теперь он решает сам отправиться на юго – восток острова, на землю, покинутую людьми, изучить не только остатки их материальной культуры, но и саму страну, где они жили. «Сурово и негостеприимно побережье юговосточной Гренландии… Крутые скалы поднимаются вертикально из моря; вдоль побережья нет защищающих его шхер, и расстояние между удобными бухтами очень велико. И в довершение всего пользующийся дурной славой „большой лед“^[3] – так писал об этих местах известный датский геодезист и картограф К. Габель-Йёргенсен. Но случаются годы, когда на короткое время, чаще всего в июне, между тяжелыми паковыми льдами, принесенными из центральной Арктики, и береговым припаем образуется небольшая полоса воды, свободной ото льда, своего рода канал, по которому небольшие суда могут плыть вдоль побережья восточной Гренландии.

В 1931 г. Расмуссен вместе с уже знакомым нам Матиассеном и археологом Э. Холтведом на быстроходном моторном боте «Дагмар» проплыли от Юлианехоба на югозападе острова до Ангмагсалика на восточном побережье. На шестисоткилометровом участке побережья от крайней южной точки Гренландии до Ангмагсалика Расмуссен и его спутники обнаружили остатки относящихся к XVII–XVIII вв. почти полутораста поселений и примерно четырехсот жилищ разных типов. Когда – то здесь кипела жизнь, а в одном из селений Алуке, что находится на самом юго – востоке острова, ежегодно устраивались ярмарки, куда приезжали люди и с севера, из Ангмагсалика, и с югозапада, из Юлианехоба. А теперь все было пустынно. Люди ушли из этих мест. Было грустно смотреть на полуразвалившиеся, поросшие мхом постройки, и Расмуссену невольно вспоминалось мрачное предсказание Нансена о судьбе Гренландии, что придет время, когда только «солнце будет всходить и заходить,…расточая свое сияние над покинутой страной… а длинными зимними ночами мертвые будут танцевать в мерцающих полосах света над вечным безмолвием снежных полей».

У Нансена было немало оснований для такого мрачного пророчества. В конце XIX в. гренландцы остро ощутили уменьшение поголовья тюленей, хищнически истреблявшихся европейскими зверобоями, особенно на лежбищах. Почти повсюду в Гренландии к этому времени были выбиты и олени – карибу, служившие для эскимосов немаловажным источником мяса и шкур. Нередко охотники возвращались с промысла с пустыми руками. Смерть от голода среди эскимосов стала довольно частым явлением. Нехватка пищи, плохая изношенная одежда, холод и сырость в жилищах изза недостатка топлива ослабили сопротивляемость местных жителей к инфекционным заболеваниям, занесенным на остров европейцами. А медицинская помощь почти отсутствовала. Положение коренного населения во второй половине XIX в. становилось все более катастрофическим. Смертность от инфекционных заболеваний была огромна. Свирепствовал туберкулез. Нансен боялся, что датская колонизация Гренландии может привести ее коренных жителей к вымиранию. Расмуссен хотел, чтобы это предсказание никогда не оправдалось, чтобы на покинутое юговосточное побережье снова пришли люди, чтобы зазвенели здесь голоса детей. А для этого надо было изучить это побережье, одну из самых уединенных и наименее исследованных частей Гренландии. И потому во время Шестой экспедиции Туле, а именно так именовалась рекогносцировочная поездка на мотоботе «Дагмар», Расмуссен не только углублялся в прошлое жителей восточного побережья, но и намечал планы будущих комплексных исследований этой обширной области. Эти планы он осуществил в 1932–1933 гг. во время Седьмой экспедиции Туле.

Седьмая экспедиция Туле во многом отличалась от предшествующих шести. Это была крупная государственная экспедиция, главной задачей которой были не этнографические или археологические исследования, а картографические работы– создание карты юговосточной Гренландии масштаба 1:250 000. Кроме этого намечалось провести большие геологические, гляциологические и биологические исследования, а также создать документальные фильмы об этом районе и художественный фильм о жизни эскимосов восточного побережья в прошлом. Соответственно Седьмая экспедиция Туле отличалась от предшествующих экспедиций Расмуссена и численностью ее участников, и техническим оснащением. В состав экспедиции вошло около 100 человек, три четверти из них – европейцы разных специальностей, а четверть– гренландцы. У экспедиции было восемь моторных судов, самолет, радио и киноаппаратура.

Заместителем Расмуссена назначили известного датского геодезиста К. Габель – Йёргенсена. Он также возглавлял картографическую группу, состоящую из трех морских офицеров, двух военных фотографов, фототехника, экипажа летающей лодки и примерно 15 человек вспомогательного персонала. За два года работы эта группа замерила несколько сот тригонометрических знаков и несколько тысяч точек на побережье. На основе этих измерений, уже после смерти Расмуссена, были составлены и изданы 13 листов карты восточной Гренландии. Каждый лист карты охватывает территорию около 12 тыс. кв. км. Во время Седьмой экспедиции Туле впервые в Гренландии проводились аэрофотосъемки. Были сделаны сотни снимков, а общая протяженность полетов составила почти 20 тыс. км.

Много интересного выяснилось и в ходе геологических исследований. В частности, удалось установить, что Гренландия медленно «плывет» на запад, продвигаясь в этом направлении за год на 20 м. За короткий срок нанесли на карту большую часть восточного побережья от мыса Фарвель до залива Скорсбисунн. Изучили геологию, флору и фауну этой обширной области.

Те, кто работал с Расмуссеном в эти годы, например помощник кинооператора Визе, рассказывали впоследствии, что он выглядел утомленным, но счастливым, был чуток и внимателен ко всем, для каждого у него находилось ободряющее слово и особое приветствие. Он никогда не бывал не в духе, никогда не раздражался, когда чтонибудь не ладилось. Недаром все знавшие Расмуссена вспоминают о нем не только как о выдающемся ученом, но и как о талантливом организаторе, прирожденном руководителе, вызывавшем необычайную любовь и преданность в своих спутниках. Как писал позднее один из них – К. Биркет – Смит, выдающийся датский этнограф и археолог, «это счастье, что мы работали вместе с ним, и мы храним память о нем».

Осенью 1933 г. Расмуссен, находясь в Ангмагсалике, отравился мясом. Его перевезли сначала в Юлианехоб, затем в Копенгаген, но болезнь прогрессировала, и 21 декабря 1933 г. Расмуссен скончался. Хоронили его не только датчане, но и друзья из Гренландии, много лет знавшие Расмуссена и помогавшие ему в его деятельности. Один из них, эскимос Карале Андреассен, провожая Кнуда Расмуссена в последили путь, сказал: «Хотя ты умолк, твой великий труд всегда сам будет говорить за тебя».

Со дня смерти Расмуссена прошло без малого полвека, но его не забывают ни в Дании, ни в Гренландии. В Дании при Географическом обществе есть Фонд имени Кнуда Расмуссена, субсидирующий исследования по этнографии и географии Арктики. В Гренландии есть Высшая школа имени Кнуда Расмуссена, где молодежь острова продолжает свое образование. А на крайнем севере Гренландии, на горе Уманак, недалеко от Туле полярные эскимосы соорудили из камней памятник Расмуссену, как дань уважения человеку, столь живо болевшему за их судьбу, столь много сделавшему для них. Имя Расмуссена увековечено и на географической карте. Рядом с Землей Пири на севере Гренландии находится Земля Кнуда Расмуссена.

Добрую память о Расмуссене особенно хранят в Гренландии потому, что он был не только замечательным ученым, но и общественным деятелем, постоянно заботившимся о гренландцах, об их жизни, о подъеме их культуры. Мы уже говорили о том, что Расмуссен сделал для полярных эскимосов. Но этим никак не ограничивались его общественные начинания. В 1908 г. Расмуссен стал одним из инициаторов создания Гренландского литературного общества, выпустившего серию книг на эскимосском языке. Сам Расмуссен опубликовал в этой серии повесть о своем путешествии к полярным эскимосам, а его спутник по Пятой экспедиции Туле Якоб Ольсен описал, как проходило исследование центральных эскимосов. Расмуссен выступал и как пропагандист эскимосской художественной литературы в Европе. Так, он перевел на датский и написал большое предисловие к роману М. Сторка «Мечты», первому большому произведению гренландской эскимосской литературы. И эскимосские писатели Гренландии отражали в своих произведениях деятельность Расмуссена. Так, например, роман известного гренландского прозаика Г. Линге «Незримая воля» посвящен Пятой экспедиции Туле и написан по ее материалам.

В начале 20х годов Расмуссен содействовал проведению первых демонстраций художественных фильмов на острове. Его многочисленные научно – художественные произведения, в том числе и переведенный на русский язык «Великий санный путь», знакомили европейцев с жизнью и культурой эскимосов, прививали читателю симпатию и уважение к этому мужественному и жизнерадостному народу.

Научно – популярные и научно – художественные книги Расмуссена, такие, как «Под ударами северного ветра», «Гренландия вдоль полярного моря», «От Гренландии до Тихого океана», «Книга героев Арктики», об истории полярных исследований и другие, переводились и издавались во многих странах. Не стареют и сохраняют свою ценность и научные книги Расмуссена. Это связано с тем, что Расмуссен стремился в первую очередь максимально точно и детально зафиксировать уходящую в прошлое самобытную культуру эскимосов, описывал все, что видел и слышал. Тот материал, который собрал Расмуссен, теперь уже невозможно собрать: умерли старики – знатоки старых преданий и поверий, те, кто помнил, каким был север до европейцев. Со времен экспедиций Расмуссена на американском севере многое изменилось. Теперь уже не встретишь эскимоса в каяке, их и строить уже не умеют. Не часто можно увидеть и охотника на санях, запряженных собаками. Правда, получили распространение моторные лодки и мотонарты, но их приобретение и эксплуатационные расходы легли тяжелым бременем на бюджет эскимосских семей.

Почти на всем американском крайнем севере отошло на второй, третий план или совсем пришло в упадок традиционное занятие эскимосов морской охотой. Ему на смену пришли в одних местах, например на западном побережье Гренландии, товарное рыболовство, в других – пушная охота. Многие эскимосы, особенно в Гренландии, заняты в промышленности, получившей развитие в американской Арктике с 50х годов XX в., и в качестве обслуживающего персонала на различных военных и гражданских базах и станциях США, Канады и Дании. Дети эскимосов учатся в школах, где их, как правило, не знакомят с их традиционной культурой. Некоторые, стремясь во всем уподобиться белым, даже начинают презирать ее. В результате старая культура теперь почти утрачена, европейская же культура, и в частности различные профессиональнотехнические навыки, за редкими исключениями, усвоена лишь в небольшой степени. Изза нелегкого материального положения эскимосов, распространенной среди них безработицы многие подростки, реже в Гренландии, где положение коренных жителей значительно лучше, чем где бы то ни было на зарубежном севере, покидают школу не доучившись. Мало кто имеет среднее образование, и лишь немногие получают высшее. Поэтому эскимосы в основном заняты на неквалифицированных и малоквалифицированных работах и получают значительно меньше, чем специалисты или высококвалифицированные рабочие, приезжающие на север из Дании, из южных провинций Канады или из США.

В последние годы у зарубежных эскимосов развернулась борьба за экономическое и политическое равноправие с пришлым белым населением. В Гренландии датчане, не составляющие и 15 % населения острова, получают более половины доходов гренландской провинции. Рабочие из числа местного населения зарабатывают в среднем вдвое меньше, чем приезжие из Дании. Для защиты своих экономических интересов гренландские трудящиеся создали два профсоюза: «Объединение гренландских рабочих» и «Объединение рыбаков и ловцов», но им пока не удалось добиться выполнения своего главного требования – равной оплаты за равный труд. Все большее влияние приобретают на острове и две политические организации коренного населения: «Суюмют» – «Вперед» и «Атассут» – «Взаимная связь». Первая из них недавно стала выпускать свою газету. Эти организации выступают за предоставление Гренландии автономии, за установление фактического, а не только формального равенства гренландцев с датчанами, за сохранение всего лучшего, что есть в эскимосском культурном наследии, за охрану природной среды острова. На выборах 1977 г. руководители этих организаций стали членами датского парламента. В 1979 г. Дания была вынуждена частично удовлетворить требования коренного населения острова и предоставить Гренландии внутреннее самоуправление.

На Аляске политическая активность коренных жителей штата: эскимосов, индейцев, алеутов – резко возросла в 60х годах, когда на американском севере были открыты большие месторождения нефти и возникла угроза изъятия в пользу нефтяных компаний земель, использовавшихся коренным населением для охоты и рыболовства. Сначала возникли отдельные организации эскимосов, индейцев и алеутов, но вскоре они объединились в «Аляскинскую федерацию коренного населения», начавшую издавать свою газету «Тундра Таймс». Коренное население в борьбе за свои права начало систематически предъявлять земельные иски правительству США. Индейцы и особенно эскимосы стали активно участвовать в различных избирательных кампаниях, что они раньше никогда не делали. Коренные жители, особенно на севере Аляски, составляют значительную часть населения этого штата, и их голоса приобрели большое значение для кандидатов в законодательное собрание штата. Эскимосских выборщиков стали всячески обхаживать. Несколько эскимосов в результате единодушной поддержки коренного населения были избраны депутатами законодательного собрания штата Аляска. В то же самое время земельные иски коренного населения привели сначала к временному замораживанию любых изъятий из фонда общественных земель штата Аляска, а в 1971 г. – к принятию конгрессом США закона о передаче коренному населению Аляски 160 тыс. кв. км земель и о выплате ему компенсации размером в 965 млн. долларов за земли, отчужденные под строительство нефтепровода, разработку минеральных богатств и т. п. Для использования денег, получаемых в порядке компенсации, были созданы 12 региональных корпораций коренного населения. Капитал каждой из них составляет несколько десятков миллионов долларов. Эти корпорации создают собственный рыболовецкий флот, строят небольшие рыбоперерабатывающие заводы, строят и эксплуатируют гостиницы, например в Анкоридже и Коцебу, покупают акции горнорудных, нефтепромышленных и транспортных фирм. Стремясь обеспечить коренное население работой, корпорации заключают договоры на поставку рабочей силы из числа коренных жителей в геологические партии, на буровые, для обслуживания трансаляскинского нефтепровода и т. д. Вместе с тем изза недостатка финансового опыта и конкуренции крупных монополий США большинство корпораций коренного населения уже в первые годы своей деятельности потерпели коммерческие неудачи и понесли значительные убытки. Закон 1971 г. должен несколько улучшить жизнь коренных жителей Аляски однако до сих пор многие важнейшие положения его не реализованы. Даже земли не закреплены за корпорациями коренного населения изза сопротивления большого бизнеса. К тому же они составляют лишь небольшую долю земель из тех, которые находились в их владении до колонизации Аляски США, а денежная компенсация буквально тает в результате резкого падения стоимости доллара. Среди эскимосов, индейцев и алеутов попрежнему высока безработица, по большей части неудовлетворительны их жилищные условия, недостаточно питание, низок образовательный ценз. Не изжита на Аляске и дискриминация коренного населения в различных областях жизни. Деятельность региональных корпораций, вероятно, поведет к росту имущественного расслоения среди эскимосов и других аборигенов штата Аляска, дальнейшему проникновению в их общины капиталистических отношений.

На крайнем севере Канады коренное население стало выступать с экономическими и политическими требованиями позднее, чем в Гренландии и на Аляске, преимущественно с 70х годов. Политическая активность канадских эскимосов и их индейских соседей, как и на Аляске, во многом вызвана промышленным освоением севера, угрозой, которую нефтегазовая и горнорудная промышленность, а также строительство гидроэлектростанций представляют для традиционных промыслов коренного населения. Так, например, индейцы и эскимосы требовали запретить строительство каскада крупных ГЭС в районе залива Джемса, газопровода вдоль реки Макензи, железного рудника на севере Баффиновой Земли изза их пагубного влияния на природную среду или выплатить им денежную компенсацию за причиненный ущерб и предоставить общинам аборигенов землю в других местах. Несколько лет назад эскимосы Канады создали организацию «Инуит Тапирисат» – «Эскимосское братство», обратившуюся к правительству страны с требованием признать права эскимосов на земли, на которых они живут и которые они используют в своем хозяйстве. Требования эскимосов на землю, охрану природной среды Арктики, создание условий для развития их языка и культуры встречают широкую поддержку прогрессивных сил Канады и прежде всего ее Коммунистической партии. Первого успеха в этой борьбе удалось добиться эскимосам западного сектора канадской Арктики. В конце октября 1978 г., после длившихся почти год переговоров, министр по делам севера и индейцев и председатель комитета «За права коренного населения» подписали проект соглашения, первого в истории Канады соглашения между эскимосами и правительством страны. Согласно ему, 2500 эскимосов Аклавика, Инувика и еще четырех поселков западноканадской Арктики должны получить в собственность 95 тыс. кв. км земли, в том числе около 13 тыс. кв. км с правом собственности не только на землю, но и на недра, а также денежную компенсацию в размере 45 млн. долларов. Соглашение предусматривает, кроме того, преимущественные права эскимосов на охоту по всей территории западноканадской Арктики. Это соглашение должно вступить в силу в ближайшем будущем. В то же время в других местах канадской Арктики, например в районе озера Бейкер, конфликты между эскимосами и горнорудными монополиями продолжаются.

У эскимосов зарубежного севера много общих проблем. Понимая это, они стремятся координировать свои планы и действия. Состоялись уже три международные конференции зарубежных эскимосов. В последней из них, происходившей летом 1977 г. в Барроу, на севере Аляски, приняли участие 200 представителей эскимосов Аляски, канадского севера и Гренландии. На конференции было принято много резолюций по экономическим, культурным и политическим проблемам и было решено создать Ассамблею Северного полярного круга, которая будет добиваться права представлять в ООН интересы эскимосов независимо от того, в какой из стран американского севера они живут.

В последние годы в связи с борьбой за экономическое и политическое равноправие у зарубежных эскимосов наблюдается подъем национального самосознания. У них растет стремление сохранять и развивать свою национальную культуру. Не только в Гренландии, но и в Канаде, и на Аляске эскимосы издают теперь свои газеты, ведут радиопередачи на эскимосском языке, пытаются развивать профессиональное и самодеятельное искусство. Правда, эскимосская художественная литература пока получила сколько – нибудь значительное развитие только в Гренландии, где первый роман на эскимосском языке, написанный местным уроженцем, появился в начале XX в. Это уже упоминавшееся нами произведение М. Сторка «Мечта», в котором рассказывается о судьбе умелого охотника, чей опыт и знания перестали цениться, и резко критикуется деятельность на острове тогдашней датской колониальной администрации за ее непонимание коренного населения и его нужд. Позднее гренландские писатели Калерак, П. Петерсен, О. Розинг, Ф. Нильсен и другие опубликовали немало романов, рассказов, сборников стихов. С середины XX в. стала развиваться и гренландская драматургия, сначала главным образом в форме радиопьес, а затем появились и любительские театры с национальным репертуаром, продолжавшим традиции песенных праздников гренландских эскимосов и вообще их фольклора. С 1975 г. в Копенгагене действует эскимосский театрстудия, основанный обучающимися в Дании студентами из Гренландии. Этот театр, носящий название «Тукак», уже выступал с гастролями на Фарерских островах и готовится к гастролям на Аляске, в Канаде и, конечно, в родной Гренландии.

По сравнению с успехами гренландских эскимосов в развитии художественной литературы, периодической печати, радиовещания успехи эскимосов канадского севера и Аляски в этой области выглядят весьма скромно. Периодическая печать ограничивается газетой аборигенов Аляски «Тундра Таймс», ротапринтными бюллетенями, время от времени издаваемыми различными организациями эскимосов Канады. Художественная литература у этих эскимосов только зарождается и пока ограничивается несколькими книгами, преимущественно автобиографического или фольклорного характера. Например, иллюстрированная автором автобиографическая повесть аляскинского эскимоса, художника и учителя рисования Дж. Энгасонгвока Сенунгетука «Дать или взять столетие: эскимосская хроника» (Сан – Франциско, 1971). В ней автор рассказывает не только о своем детстве и молодости, но и об истории, традиционной культуре и современном бесправии и обездоленности эскимосов на Аляске. Показательно, что автор допускает ошибки в описании традиционной эскимосской культуры, поскольку коечто сами эскимосы, за исключением, быть может, стариков, уже забыли. И вместе с тем книга Дж. Энгасонгвока Сенунгетука проникнута не только любовью к своему народу и верой в его лучшее будущее, но и гордостью его культурой. Не случайно в приложении к книге помещены перечень изобретений, сделанных эскимосами в эпоху до европейской колонизации, и список активистов движения аборигенов Аляски за национальное возрождение. Итак, повсюду на Аляске, на канадском севере и в Гренландии велик интерес эскимосов к своей самобытной культуре.

В этих условиях научное наследие Расмуссена, запечатлевшего в своих произведениях нравы и обычаи эскимосов, их сказания и легенды, представления об окружающем мире, приобретает большую практическую ценность для самих эскимосов. Не забывают об этих работах и ученые, работавшие на севере после Расмуссена. Его труды служат для них ценным источником, позволяющим сравнивать прошлое с настоящим. Так, современный канадский этнограф А. Баликси пишет в своей книге «Эскимосы нетсилик» (Нью – Йорк, 1970), что за восемь месяцев, которые Расмуссен провел среди нетсиликов, он собрал неисчислимые данные об их технике добывания средств существования, маршрутах кочевий, социальной организации и особенно о духовной культуре этого племени. Баликси подчеркивает, что гренландское происхождение Расмуссена, свободное владение эскимосским языком, понимание эскимосского образа жизни позволили ему глубоко проникнуть в культуру нетсиликов и блестяще интерпретировать ее. И хотя книга А. Баликси вышла в свет в 1970 г., в описании традиционной культуры автор в значительной мере опирается на материалы К. Расмуссена и с разрешения его наследников включил в свое произведение многие отрывки из вышедшей за 40 лет до этого монографии К. Расмуссена «Эскимосы нетсилик. Общественная жизнь и духовная культура».

Поэтому столетие со дня рождения Кнуда Расмуссена отмечалось во многих странах мира, а имя его вошло не только в историю полярных исследований, но и в летопись борьбы прогрессивных ученых и всех демократических сил за лучшее будущее для малых народов, живущих на краю ойкумены.

1

высушенное и истолченное в порошок мясо, смешанное с растопленным жиром

2

Л. Леви – Брюль имеет здесь в виду опубликованные в конце прошлого века и ставшие этнографической классикой труды Спенсера и Гиллена о племенах Центральной Австралии

3

сплошной паковый лед. – Л. Ф.