Глава 1

КАК СТАТЬ МИЛЛИОНЕРОМ?

– Что тебе нужно? Ты кто? – спросил Лось, пытаясь сохранить независимый вид.

Серый растянул губы в снисходительной улыбке.

Что ему нужно? Если каждому рассказывать, то жизни не хватит. Что нужно человеку, который только что откинулся после восьмилетней отсидки и оказался в столице с ее тысячей и одним соблазном? Да все нужно! Для начала – хотя бы одну из телок, которые отсвечивают сквозь маечки сосками, пупы напоказ выставляют, задками обкатанными перед глазами вертят. Мочалки многоразовые, прошмандовки, а без денег даже подержаться не дают. Зато если он, Серый, сядет за руль одной из шикарных иномарок, которых в городе развелось, как грязи, то получится совсем другой коленкор. К такому «мессеру» или там «бээмвэру» – «лопатник» еще бы пальца в три толщиной. Голдовый жгут на шею – в палец. И фарту – хотя бы с мизинец, с ноготок. Если улыбнется Серому удача, то уже сегодня Лось шепнет ему, где Варяг, кореш его закадычный, общак держит.

Многих грел тот общак на зоне, которую совсем недавно топтал Серый. Ему тоже кой-чего перепадало: то чифирнет вволю, то анашой обкурится. Но подбирать крохи с хозяйского стола – не его профиль. Он сам хотел пожировать за этим столом.

– Ты хоть понимаешь, на кого прешь, рогомет дешевый? – повысил голос Лось, решивший, что молчание Серого вызвано колебанием или неуверенностью.

Их разделяло всего лишь полтора метра. Оптимальное расстояние для внезапного нападения. Серый специально выбрал такую расстановку и теперь ждал, когда противник купится на его небрежную позу.

– Не тебе о рогах рассуждать, сохатый, – бросил он, провоцируя Лося на решительные действия.

Заточка в его руке опустилась жалом вниз.

– Ха! – вызверившись, Лось ринулся на Серого.

Весу в нем было чуть меньше центнера, но мозги в общей массе занимали всего ничего. Серый сделал неуловимый шажок в сторону, и направленный в лицо ему кулак мощно врезался в забор. Тут и заточка подоспела. Взмах – и она пригвоздила правую руку Лося к доске. Еще один взмах – и вторая заточка вонзилась в левое предплечье противника, парализуя мышцы.

– Лучше не дергайся, – предупредил Серый, любуясь своей работой. – У меня кое-что получше есть. – Он показал Лосю пистолет с глушителем, который извлек из тайника сразу по возвращении в Москву. Как выяснилось, вещь в современном мире – совершенно необходимая.

– Падла! – прошипел Лось, обнаружив, что не в состоянии освободиться самостоятельно.

– Заткнись, – небрежно бросил Серый. – Пасть будешь открывать, когда я тебе велю на вопросы отвечать.

– Да пошел ты!..

На первом году отсидки Серого тоже однажды послали. Он хотел сделать вид, что не услышал, но на выходе из промзоны земеля шепотком пояснил, что ожидает ночью в бараке того, кто оставляет без ответа подобные оскорбления. Тогда-то и смастерил Серый свою первую заточку, кривую, корявую. Семь лет спустя, когда душевного земелю пришлось тоже на тот свет спроваживать, он уже был мастером своего дела. Приставил к промежутку между ребрами острие и слегка пристукнул ладонью, вот и вся наука…

Шагнув вперед, Серый коротко съездил Лосю по губам. Тот дернулся и получил добавку – рукоятью пистолета промеж глаз. Так и обвис на шатком заборе вокруг дома своей матушки, которую примчался проведывать.

Про Лося и про его матушку Серому тоже покойный земеля рассказал, с которым они в одной семье кентовались – на зоне все норовят сбиться в стайки, чтобы легче переносились тяготы зэковской жизни. Этот земеля по прозвищу Кукан много чего знал и в разговорах удержу не знал. За длинный язык и пострадал в свое время. Где-то чего-то ляпнул, кто-то про то проведал. Земелю, который до тех пор считался честным вором и с самим Варягом корефанил, чуть было не опустили, но потом сделали скидку на его молодость и заслуги и просто перевели в разряд мужиков. А все истории при нем остались. В том числе про общак, который Варяг держит. И про подручного Варяга – Лося.

Если не считать воров, то у Лося лишь один близкий человек остался – престарелая мать, проживающая в деревне Пятихатки. Ухаживать за ней он соседей приставил, которым за то платил. Однажды, когда старуху дачники обидели, он среди ночи из города примчался, дачников тех нашел и наказал их так, что потом чуть не схлопотал несерьезную бакланью статью за нанесение побоев и унижение человеческого достоинства. Короче, любил Лось свою матушку. На этой его струнке и сыграл Серый.

* * *

Когда Лосю позвонил мужик, представившийся соседом его матери, и сказал, что мать при смерти, он, долго не раздумывая, запрыгнул в тачку и помчался в Пятихатки. Корешей среди ночи будить не стал, чем они могли ему пособить? Лишь потом, когда из темноты шагнула незнакомая фигура с пикой в руке, он смекнул, что говор звонившего показался ему мало похожим на деревенский. Но теперь было поздно локти кусать. Тем более что до них Лось дотянуться никак не мог. Ловко его этот чернявый фраер к забору пришпилил. Как жука для коллекции.

Придя в себя, он первым делом попытался поднять левую руку, но из этой затеи опять ничего не вышло.

– Не напрягайся, – глумливо ухмыльнулся чернявый. – Я тебе нервный узел проткнул. И это только один маленький фокус из моего обширного репертуара.

Очевидно, в этот момент он чувствовал себя творцом и дьяволом одновременно, во власти которого было загубить чужую душу или подарить ей жизнь.

– Звонил ты? – угрюмо спросил Лось.

– А то кто же? – на этот раз хвастливо усмехнулся чернявый. Взявшись за рукоять заточки, он поднапрягся и выдернул ее из забора, освободив правую руку Лося. Заметив, что тот сжал ее в кулак, поднял ствол на уровень живота противника и предупредил: – Матушка твоя сейчас десятый сон видит. Каково ей будет, если она на шум выбежит и сыночка своего мертвым увидит?

Лось представил, но не себя ему стало жаль, а мать. Пропадет без него старушка в этой проклятой жизни.

– Я так понимаю, у тебя дело ко мне есть? – спросил он. – Так давай отъедем куда-нибудь и разберемся. Я не убегу, отвечаю.

– Небось в тачке волына припрятана? – чернявый кивнул на стоящую поодаль машину. – Думаешь, ты хитрее меня? Нет. – Он покачал головой. – Здесь поговорим. И если результаты беседы меня не устроят, то тебе уже никуда ходить не придется.

– Ладно, давай базарить. – Лось расставил ноги пошире.

– Давай. – В голосе чернявого отчетливо слышались насмешливые нотки. – Только будь, пожалуйста, паинькой и не делай лишних движений. Я очень не люблю нервных людей и при каждом удобном случае сокращаю их количество на земле.

– Ты по делу говори, – предложил Лось. – А то нагнал пурги – прямо в ушах свистит.

– Давай по делу, – согласился чернявый, неотрывно наблюдая за каждым движением собеседника. – Меня интересует общак, который держит твой кент Варяг. Все, мои карты открыты. А теперь, сэр, ваш ход.

– Откуда тебе известно про общак? Через кого ты вышел на Варяга?

– Мы что, поменялись ролями? Вопросы здесь задаю я!

Лось покачал головой.

– Настоящему вору такие вопросы задавать бесполезно. Можешь босяков всяких пытать да сявок. Только они тебе тоже ничего не скажут.

– Почему? – быстро спросил чернявый.

– Потому что не знают.

– А ты знаешь?

– Допустим. Но из меня легче жилы вытянуть, чем правду.

– Да, выходит, я дал промашку, – признал чернявый после некоторого раздумья. – Не с того конца начал клубок разматывать. Кто жил вором, тот вором и помрет… Тебе ведь понятия дороже жизни, верно?

– И что теперь? – пасмурно поинтересовался Лось. – Пристрелишь меня?

– С чего ты взял? Разойдемся, как в море корабли.

Сверкнувший в темноте взгляд с головой выдал чернявого – Лось видел перед собой прирожденного убийцу. Настоящего безжалостного хищника, с раздувающимися в предчувствии запаха крови ноздрями. Такой замочит и небрежной походкой скучающего бездельника отправится выискивать новую жертву.

– Не надо меня здесь кончать, – попросил Лось. – Уведи куда-нибудь… подальше.

Победить в схватке или умереть хотелось не под окнами матери. Не переживет старушка смерти единственного сына. Но и если увидит его самого над трупом врага, то хорошего тоже мало. С ее-то слабым сердцем…

– Кто тебя убивать собирается? Кому ты нужен? Шагай на все четыре стороны.

– Как зовут тебя, добрый человек? – спросил Лось, отлично понимая, что судьба его предрешена.

– Можешь называть меня Серым.

– Серый, – повторил Лось, незаметно проверяя, вернулась ли подвижность его левой руки. – Я же все понимаю, Серый. Тебе нет никакого резона меня живым оставлять. Но последнюю просьбу смертника принято выполнять. Пойдем отсюда, прошу.

Противник смерил его изучающим взглядом и кивнул:

– Что ж, уважу тебя… А может, все-таки сдашь кассу? Смотри, ночь какая лунная. Помирать-то неохота, а?

– Веди! – потребовал Лось.

– Хозяин – барин. – Серый пожал плечами и нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал не громче хлопка откупоренной банки пива. Даже после того, как пуля пробила череп Лося, он попытался уйти в темноту, подальше от калитки. На третьем шаге его колени подогнулись. Привалившись к забору, он медленно осел на землю и застыл.

– Не жди меня, мама, хорошего сына, – пропел Серый вполголоса и спрятал оружие.

В контрольном выстреле не было необходимости. Заглянув в остекленевшие глаза покойника, он пошел прочь, подумывая о том, что поездка в деревню прошла не без пользы. Во-первых, Серый теперь знал, что общак все-таки действительно существует. Во-вторых, раз Лось мертв, то его должны будут проводить в последний путь по христианскому обычаю. А на похоронах все кодло Варяга соберется, во главе с паханом. Там Серый и намеревался предпринять новую попытку.

Глава 2

У СМЕРТИ ЖЕЛТЫЕ ГЛАЗА

Лапы ельника мягко разошлись в стороны, и на тропу, проложенную в глубоком снегу, шагнул огромный уссурийский тигр. Зверь на мгновение остановился, чуть приподняв крупную красивую голову, втянул черными влажными ноздрями воздух. И, не уловив враждебного запаха, лениво зашагал дальше. От его неторопливой грации веяло спокойствием и одновременно дикой силой. Тигр двигался так, как это мог делать только хозяин, отчетливо осознавая, что и за тысячи таежных верст не встретит равного.

Люди нарекли его Басурманом.

И совсем не случайно. Егерям он казался страшным и непонятным. Тигру полагалось кормиться в тайге кабанами, а заодно наводить страх на большую и малую живность, а этот, презрев голос предков, озоровал на окраине поселков.

Поначалу его поведение воспринималось как обыкновенная шалость могучего зверя – подумаешь, невидаль, вырезал всех бездомных собак в округе! Но уже через месяц стали пропадать даже дворовые собаки. И ладно бы Басурман резал псов по большой нужде, на прокорм, что объяснимо, а то баловство одно – оттащит псину в тайгу, поиграет немного с жертвой в кошки-мышки, а потом от скуки возьмет да и стиснет могучими челюстями череп. А труп, как опытный мокрушник, непременно присыплет землей где-нибудь в укромном уголке. Басурман, он и есть басурман.

И, что удивительно, собаки пропадали безо всякого лая, чего отродясь не случалось. И даже бывалым охотникам трудно было объяснить подобный феномен. Скорее всего, псы просто немели от ужаса, столкнувшись нос к носу с оскаленной мордой хозяина тайги.

Уже через три месяца в близлежащих поселках было вырезано более половины всех собак. А те немногие псы, что оставались пока в живых, не желали идти в тайгу даже с хозяином.

Несколько раз охотники организовывали на Басурмана охоту, устраивали засады на заповедных тропах, обкладывая капканами его любимые лежки, но зверь, чувствуя опасность, уходил, оставляя на память о себе свежий помет. Это походило на издевку. Казалось, тигр наделен неким высшим разумом, который помогал ему избегать самых хитроумных ловушек таежных промысловиков.

Худшее случилось во время последней облавы, когда Басурман, загнанный охотниками на скалу, в прыжке порвал лапой одного егеря и, махнув на прощание полосатым хвостом, скрылся в ельнике. А уже на следующий день он загрыз бродягу, прибившегося к охотничьему поселку и жившего на подаяние сердобольных жителей.

Посовещавшись, мужики сошлись в мнении, что Басурман почувствовал вкус человеческой крови, и остановить его можно было теперь только хорошей порцией картечи.

Опасения сполна подтвердились уже через трое суток, когда зверь напал на еще двух пришлых людей, промышлявших сбором побегов молодого папоротника. Причем одного из них он изгрыз наполовину, а другому лишь переломал в могучих объятиях кости и уже мертвого завалил его лапником неподалеку от домов, примыкавших к лесу.

Как это всегда бывает, ужасная новость о тигре-людоеде мгновенно разлетелась по отдаленным поселкам да заимкам, сея панику среди их населения. По мере распространения слухов они обрастали все более чудовищными подробностями. И у каждого, кто знал хотя бы десятую часть легенды, создавалось впечатление, что под любым таежным кустом прячется по парочке тигров-душегубов.

Улицы враз обезлюдели, и уже ничто не напоминало о той безмятежности, что царила на них в прежние времена. Только самые отчаянные, из числа бичей, продолжали забираться в самую чащу, потому как папоротник ценился куда дороже их пропащих жизней.

В подобные походы провожали, как на войну. Артельщики вручали бедовому собрату старинную иконку, листок с заветными молитвами и, перекрестив в спину, провожали в путь-дорожку, уповая на чудесный исход. Возвращение, если оно случалось, праздновалось с большой помпой. Помимо похвал и дармового угощения, счастливчики заполучали на всю ночь восемнадцатилетнюю Катьку – толстую девку с распущенными волосами и манерами.

Но благополучное возвращение отмечалось далеко не всегда, и все чаще бродяги, собравшись гуртом, пивали мутную брагу за сгинувшего сотоварища, а таежные охотники в самых неожиданных местах обнаруживали очередной обезображенный труп.

Зверь, презрев голос предков, советовавший ему не пересекаться с людьми без необходимости, объявил человечеству войну, и огромные следы, превосходившие величиной человеческую ладонь, теперь можно было встретить даже у самых порогов изб.

Коварством, умом и хитростью Басурман значительно превосходил своих сородичей. В противостоянии с человеком людоед набирался не только опыта, но и разума. И чем внушительнее выглядел список его жертв, тем более изощренным и гибким становилось поведение и мышление зверя.

Причем Басурман зверюга был особенный, куда более непредсказуемый, чем прежние людоеды. Казалось, сам сатана покровительствовал ему. Как из-под земли, возникал он за спиной облюбованной жертвы, и даже опытные егеря не успевали отреагировать на столь неожиданное нападение. Иногда, словно выказывая презрение к преследователям, Басурман рвал в клочья их палатки и разбрасывал по земле содержимое, гадя на съестные припасы. А неделю назад он утащил в чащобу одного из самых опытных охотников Уссурийска, пустившегося в одиночку на поиски людоеда.

Охотника нашли только на третий день, – вернее то, что от него осталось, – окровавленный скальп да обглоданную добела берцовую кость.

* * *

Такая вот неспокойная зима выдалась в крае, когда в Уссурийск прибыл Михаил Чертанов – в прошлом охотник, из потомственных егерей. Но в свое время он уехал в Москву, и получилось так, что там и остался. Корни в столице пустил, светловолосым мальчонкой обзавелся. Никто уж не ожидал его снова увидеть в родных краях, а Михаил, надо же, объявился.

Охотник он был потомственный – Чертановы испокон веку промышляли в тайге с ружьишком, а потому, когда младший Чертанов заявил, что выследит Басурмана, у земляков появилась слабая, но все-таки хоть какая-то надежда.

Для предстоящей охоты Михаил выбрал винтовку «вепрь». Мощное, безотказное оружие с точным боем. Единственный недостаток – сильнейшая отдача, но опытный стрелок знает, как пользоваться сошками…

Выбрав небольшую полянку, с которой хорошо просматривалась звериная тропа, Михаил принялся ждать. Он понятия не имел, когда здесь появится Басурман, но что тот придет непременно, знал наверняка. Два дня назад его территорию пересек крупный тигр и неторопливо направился в сторону бухты. Басурман не потревожил чужака, давая тому возможность покинуть свои владения. Но непрошеный гость повел себя не по-джентльменски и, проследовав вдоль границы, неожиданно заинтересовался басурманским гаремом. Теперь хозяину непременно следовало подтвердить свое господство и должным образом наказать наглеца. Михаил знал, что людоед отправится по следу соперника, с отвращением вдыхая запах его меток и все сильнее переполняясь праведным гневом. Где-то на этом отрезке пути у зверя должна притупиться бдительность, и человек, заваленный пахучим лапником, останется им незамеченным.

Впервые увидев тигра через оптику, Михаил невольно залюбовался им.

Его нарядная окраска смотрелась на белоснежном фоне ярко, почти вызывающе. Вздымая при каждом скачке целые тучи снега, он напоминал нетерпеливого любовника, спешащего на свидание с избранницей. Но действительность была иной – это был убийца, жаждущий крови мщения. Михаил видел в окуляр его безжалостные желтые глаза, его черную пасть, оснащенную огромными клыками, видел игру могучих мускулов под атласной шкурой. На секунду ему стало жаль этого красавца, который даже не подозревал, что находится от гибели всего лишь на расстоянии полета пули.

Каждый настоящий охотник способен интуитивно предугадывать поведение зверя. Между ними как будто устанавливается некая телепатическая связь. Но и чуткий зверь может предугадать появление охотника. Так что еще до начала смертельной схватки происходит столкновение воли и характеров.

Басурман замер, глядя в ту сторону, где спрятался Михаил. Зверь не мог видеть охотника – слишком велико было расстояние между ними, не мог его учуять, так как двигался с подветренной стороны. И все же Басурман безошибочно определил, что является объектом наблюдения. Подобную прозорливость невозможно было объяснить лишь звериным инстинктом или даже шестым чувством – это было нечто сверхъестественное, чему нет названия.

Басурман не видел Михаила, но тем не менее знал, что палец охотника уже лежит на спусковом крючке, а темное отверстие ствола выискивает цель. И все же зверь оставался на месте, хотя ему достаточно было одного могучего прыжка, чтобы исчезнуть в густом кедровнике.

Обычно Басурман шутя уходил от тигроловов. Он чувствовал, что каждый из этих вооруженных людей в отдельности слабее его. Но тот, кто затаился в лесу теперь, казался Басурману достойным противником. Могучий зверь давал человеку возможность вступить в поединок. Застыв между пихтами, он как будто предлагал помериться с ним силами.

Рассматривая хищника, совершенного, как сама природа, Михаил вдруг подумал, что не только стремление доказать свое превосходство заставляет зверя так долго и так неподвижно ждать выстрела. В его взгляде, помимо высокомерия и свирепости, проглядывала мольба – зверь хотел, чтобы его остановили. Такие глаза можно наблюдать только у кающихся убийц.

Михаил подкрутил колесико настройки прицела, приблизив глаза зверя. Они смотрели неподвижно и прямо, как будто заглядывали в самую душу. «Стреляй! – призывал Басурман взглядом. – Убей меня сейчас, на расстоянии, потому что в следующий раз будет мой ход, и тогда тебе вряд ли удастся отсидеться в кустах! Стреляй, и я не отведу взгляд в сторону, потому что это означает покориться твоей воле, а меня можно только убить, но не подчинить!»

Михаил всегда считал себя сильным человеком, но сейчас, вглядываясь в немигающие тигриные глаза, он вдруг осознал, что, будучи застреленным из засады, Басурман все равно окажется победителем. И напряженный палец оставил в покое спусковой крючок, давая Басурману свободу действий.

Михаил принял брошенный вызов.

Ему показалось, что зверь понимающе ухмыльнулся. Едва ствол винтовки опустился, как он направился прямиком в сторону охотника, уже нисколько не таясь. Тигр как будто щеголял собственной удалью: картинно перемахивал через непроходимые завалы, легко передвигался по глубокому снегу, не забывая при этом бросать в сторону затаившегося человека долгие пронзительные взгляды. Михаил был очарован его совершенной грацией, которая действовала на него почти гипнотически. Даже если бы людоед в эту минуту оказался от него всего лишь на расстоянии десяти метров, то у него вряд ли хватило решимости всадить в него пулю. Подобное чувство ведомо почти каждому охотнику на тигра, и многие из них не вернулись домой из тайги лишь потому, что попали под магическое очарование желтых глаз.

Пять лет назад, в январе, таким же людоедом был порван отец Михаила, подпустивший к себе зверя непростительно близко. Тогда оплошности опытного тигролова не нашлось объяснения. И только сейчас Михаил осознал, что у бати просто не оставалось выбора. Сначала тигр заворожил его взглядом, сумел подчинить своей воле, а потом пришел и убил.

Похоже, теперь это наваждение происходило и с Михаилом.

Он прикрыл веки, помассировал пальцами глазные яблоки и несколько раз глубоко вдохнул отрезвляющий морозный воздух. Того тигра, с приметным кривым шрамом на правом боку, обнаружить не удалось. После отца он порвал еще двух охотников и канул в неизвестность. Возможно, зверюга угодил в капкан к тигроловам, и кости его уже давно истлели, хотя Михаил до последней минуты продолжал надеяться, что выслеживает именно убийцу своего отца. Но теперь, рассмотрев Басурмана через мощную оптику, он твердо знал – это совсем другой зверь. И явился он по душу Михаила.

Смерть, принявшая тигриный облик, неумолимо подбиралась все ближе. Оскалившийся Басурман надвигался огромными прыжками, молча и сосредоточенно. Михаил запоздало подумал о том, что ему не стоило принимать вызов, – зверь его переиграл. Еще каких-то три прыжка, и последует удар могучей лапой, который с легкостью раздробит череп и перебьет пополам позвоночник. Мысль о том, что через секунду он будет валяться в сугробе поломанной куклой, заставила Михаила очнуться.

Грянул выстрел.

Его громкое эхо ухнуло где-то в вершине елей, стряхнув с их широких лап пласты тяжелого снега. Михаил увидел взметнувшуюся в воздух трехсоткилограммовую тушу и инстинктивно закрыл руками голову.

Убитый зверь крепко придавил Михаила, распоров когтистой лапой полушубок, и охотнику составило немало труда, чтобы выкарабкаться из-под окровавленного тела. Пуля вошла тигру в горло и, перебив артерию и челюстные дуги, застряла где-то в недрах черепа.

– Чего же ты медлил?! Раньше стрелять нужно было! – спешил к Михаилу дедок лет восьмидесяти. Крепенький и необыкновенно худой, он напоминал ствол ожившего сухостоя или векового лешака, выбравшегося из-под сугроба. – Ты думаешь, мне мало одной беды? Сына тигр порвал, не хватало еще, чтобы и внука заел! Что же ты делаешь-то со мной?!

Дедуля энергично топал по снегу, рассерженно потрясая винтовкой.

– Да уймись ты, дед, – устало произнес Михаил. – Так нужно было.

– Нужно, говоришь?.. Предупреждал я тебя, нельзя смотреть ему в глаза, вот он тебя и приворожил! Не один охотник так сгинул! – И, обреченно махнув рукой, произнес: – Ну что еще с тобой делать! – Вплотную приблизившись, произнес: – Огромный зверь! Ты клык у него вырви… Если не сделаешь этого, тогда его душа в другого тигра переселится. И при себе зуб храни, так оно надежнее будет.

– Да знаю, дед, – отмахнулся Михаил, вглядываясь в остекленевшие глаза зверя. – Сколько же можно одно и то же говорить!

– А ты не ершись, – сурово сказал старик, подступая к поверженному зверю, и деловито заглянул ему в пасть. – Вот этот подойдет… Ты посмотри, какой огромадный, все равно что ятаган басурманский! Нравится? – Догадавшись, что ответа не будет, старик махнул рукой. – Ладно, я сам справлю тебе этот зубок. А еще и заговорю на него, чтобы напасти какой-нибудь не принес. Так всегда у нас было, по таежному обычаю.

– Спасибо, – пробормотал Михаил с облегчением.

– Ты когда в Москву-то улетаешь, внучок?

– Дай хотя бы немного оклематься от столичной жизни, дед. В другой раз начальство не скоро позволит в отпуск вырваться!

– Это правильно! – одобрил старик. – Москва чужим слезам не верит, а ты ее указы не шибко жалуй. Будете квиты.

Глава 3

ВОКРУГ ДА ОКОЛО

Похороны Лосю, как и предполагал Серый, были устроены пышные. Варяг не мог не почтить их своим присутствием, он обязан был попрощаться со своим корешем, точно так же, как взять на себя заботу о его матери. Серому оставалось выбрать удобный момент и попытаться добраться до Варяга.

Народу на панихиде собралось множество, среди собравшихся даже мелькали лица певцов, артистов и политиков, которых Серый видел прежде только по телевизору в красном уголке ИТК. А вот некоторые личности были знакомы ему по кичам, этапам и зонам. Он незаметно усмехнулся. Вот жил себе вор, и никто даже не подозревал, насколько широк у него круг общения, а гляди-ка, его, оказывается, всем жалко: от юркого одесского каталы до благообразного попа с кадилом. И, созерцая скорбь на лицах собравшихся, Серый подумал, что смерть сближает людей так, как это не удается сделать жизни.

Варяг появился только на кладбище и то лишь для того, чтобы бросить в могилу ком слипшейся земли. Постояв с минуту у коричневого холмика, он, в окружении трех телохранителей, зашагал по аллее к выходу. Походка у него, как отметил двинувшийся следом Серый, была излишне торопливой, а замыкавший шествие охранник временами бросал настороженные взгляды через плечо, словно опасаясь выстрела в спину.

Похоже, смерть Лося насторожила пахана, хотя Серый постарался обставить убийство как заурядный грабеж, даже часть денег, обнаруженных на трупе, бросил рядом для наглядности, мол, впопыхах обронили.

У самых ворот кладбища Варяга поджидал бронированный «Мерседес». Дверца распахнута, а внутри виднелся еще один охранник, баюкающий на коленях миниатюрный «каштан». Лицо сосредоточенное, блуждающие глаза как будто выискивают подходящую мишень, на которой можно опробовать свою опасную игрушку. Нечего было думать о том, чтобы застичь Варяга врасплох. Телохранители свое дело знали и вели босса так, что мышь между ними не прошмыгнет.

Серый перевел взгляд на водителя, выскочившего, чтобы услужливо отворить перед хозяином дверцу, и с изумлением опознал в нем Степу Пятнистого, который чалился в одной с ним зоне под Челябинском и уже тогда шестерил при блатных. С тех пор Степан значительно раздобрел, сменил прическу, приоделся. Единственное, что не изменилось в его внешности, так это здоровенная родинка на правой щеке, за которую он и получил свое погоняло.

Серый со Степаном не то чтобы корефанил, но и непоняток между ними не случалось, а один раз они даже на пару в ШИЗО угодили. Выходя на волю, Степан Серому адресок чиркнул, прося заглянуть как-нибудь на огонек, и вот теперь такой случай представился. Память у Серого была отменная, и выудить из нее нужный адрес ему не составило особого труда.

* * *

Вместо того чтобы отсвечивать на поминках, где его мог узнать кто-нибудь из приближенных Варяга, Серый посвятил остаток дня и вечер более важным и полезным делам, которые успешно разрешались с помощью пистолета. В 22.00, когда он подъехал к нужному дому, он уже был далеко не тем оборванцем, который еще недавно пускал слюнки при виде чебуреков на Казанском вокзале. Но особой радости на душе не было. Серый мечтал о таком куше, который позволил бы ему больше никогда не выходить на дело, рискуя вновь очутиться на нарах. Ради этого он и затеял свою опасную игру.

Изобразив на тонких губах дежурную улыбку, Серый позвонил в металлическую дверь. На канареечную трель хозяин отозвался не сразу, сначала за порогом послышалось настороженное шуршание, – его явно изучали в глазок, и лишь потом прозвучал не слишком дружелюбный голос Степана:

– Кто там?

– Плохо старых друзей не узнавать, – бодро откликнулся Серый. – Посмотри внимательно, не узнаешь разве?

Молчание показалось ему долгим, хотя длилось оно не более минуты, а потом из-за двери раздался восторженное:

– Серега Назаров, бля буду!

Заскрежетали замки, и возникший в дверном проеме Степан прищелкнул языком:

– Да ты, как я погляжу, хорошо в этой жизни устроился! Где такие шикарные шмотки надыбал?

– Взял взаймы у одного олигарха, возвращать надо, – отшутился Серый, проникая в квартиру, – но сейчас разговор не об этом. Давай обойдемся без лишнего базара, мы ведь неплохо знаем друг друга. Заработать хочешь?

Степан почесал свою родинку:

– А много?

– Не волнуйся, этих денег тебе хватит на десять лет безбедной жизни.

– Тогда вопрос, откуда у тебя эти деньги?

– Лось из общака выделил, – решил блефануть Серый.

– Так, значит, это ты его уделал? – насторожился Степан. Сигарета, которую он взялся прикуривать, задрожала в его губах. – Я знаю людей, которым может это не понравиться.

– Ты говоришь о Варяге?

– Да. Лось был его правой рукой, и убийцу Лося повсюду ищут.

– Но никто ведь не узнает, что искать нужно меня. – Взгляд Серого сделался неподвижным. – Верно?

– Предположим, – ответил Степан, помявшись.

– Тогда давай не будем о покойниках. Как тебе мое предложение?

– Что тебе сказать… Разбогатеть, конечно, хочется. Но что от меня требуется? На мокруху меня фаловать бесполезно.

Серый сдержанно усмехнулся:

– Я вижу, ты чтишь библейские заповеди. Это хорошо! Хочу тебя заверить, что никого убивать не надо, – просто ты должен будешь заложить взрывчатку под одну машину, в которой в этот момент никого не будет. В Библии о таком грехе ничего не говорится.

– Хм… Предложение заманчивое. И что это за тачка?

Серый пренебрежительно пожал плечами:

– Так, ничего особенного, «Мерседес» шестисотой модели.

Степан выпучил глаза:

– Тоже мне: «ничего особенного»! Его стоимость за сотню тысяч баксов зашкаливает!

– А чего тебе, собственно, переживать? Не твои же деньги.

– Так-то оно, конечно, так, – в задумчивости протянул Степан. – И чей «мерс» ты собираешься взорвать?

– А тот самый, на котором ты пахана своего возишь! – безмятежно ответил Серый.

– Ты спятил?! – Степан чуть не проглотил свою сигарету.

– А что тут такого? – притворно удивился Серый. – Броня делу не помеха. Я знаю самое уязвимое место этой машины. От нее останутся только горящие обломки.

– Ты хоть знаешь, кому принадлежит этот «Мерседес»?!

– Конечно, знаю. Варягу.

– Вот именно, Варягу! – подтвердил Степан, бегая по комнате. – Если что не так, то нас живьем в землю зароют! И это будет самая легкая смерть, между прочим!

– Лучше думай о том, какая жизнь тебя ждет, когда ты будешь богат и свободен, как птица, – посоветовал Серый.

– Как ты себе это представляешь? Думаешь, так просто войти в гараж и подложить в «Мерседес» взрывчатку? Машина Варяга охраняется день и ночь. Она даже на пять минут не остается без присмотра!

– Вижу, что в общих чертах мой план принимается, и мы уже начинаем обсуждать его детали, – поощрительно качнул головой Серый, развалившийся на диване. – Ты водитель и можешь подойти к своей машине в любое время. Мало ли какая может случиться поломка? Скажем, двигатель барахлит, а может, зажигалка не работает. Тут у тебя самый обширный простор для фантазии.

– Мне надо подумать, – пробормотал Степан, усевшийся в кресло напротив.

– Чтобы тебе лучше думалось, взгляни на это. – Серый извлек из внутреннего кармана пиджака внушительную пачку долларов, перетяную резинкой. Это была самая обычная «кукла», с помощью которой кидают лохов. Сотня долларов вверху, сотня внизу, а все остальное – резаная бумага. Бутерброд с фальшивой начинкой, но зато какой аппетитный на вид!

– Сколько здесь? – спросил Степан сиплым голосом.

– Ровно тридцать штук.

– За такое серьезное дело этого недостаточно, – начал торговаться Степан. Глаза у него алчно горели.

– Разве я тебе не сказал, что это всего лишь аванс? – притворно удивился Серый. – Остальное – после проведения мероприятия.

– Сколько, конкретно?

– В два раза больше! – пошел ва-банк Серый.

– Мало. Слишком большой риск. Я свою голову дороже оцениваю.

– Логично. Без головы далеко не уедешь… Ты, кстати, какую марку автомобилей предпочитаешь?

Степан мечтательно посмотрел в потолок:

– «Феррари».

– Как только Варяг взлетит на воздух, в придачу к деньгам ты получишь «Феррари» с белой лошадкой на капоте и домик на Кипре, – посулил Серый. – Море, солнце… Голые девочки показывают тебе танец живота и всего остального, чего ты захочешь!

– А, была не была! – воскликнул Степан с отчаянной решимостью. – Давай задаток!

– Значит, берешься заложить бомбу в «мерс» Варяга?

– Разве не ясно?

– Ты скажи: да или нет. Реально.

– Да! – почти выкрикнул Степан, нетерпеливо протягивая руку к пачке долларов. – Завидую твоей решимости, – улыбнулся Серый. – А я вот, знаешь, привык колебаться, сомневаться во всем… Вот и сейчас взял и передумал. – С этими словами он спрятал «куклу» на место.

– Так ты, выходит, просто по ушам мне ездил? – возмутился Степан. – Вот что, вали-ка ты отсюда, пока цел. Базар закончен!

– Нет, он только начинается, – издевательски произнес Серый. – Правда, продолжать мы будем уже без этой маленькой штучки…

Он не спеша достал диктофон, перемотал пленку назад и включил воспроизведение, давая возможность собеседнику послушать, как он только что продал своего босса с потрохами.

– Слово не воробей, – сказал он, выключив диктофон. – За слова отвечать надо. Боюсь, Варяга не умилит твоя мечта о «Феррари». Скорее всего, напоследок ты прокатишься в машине совсем другого класса, попроще. И не на Кипр, а в ближайший лесок.

Некоторое время в комнате царила гнетущая тишина, а потом Степан сдавленно пробормотал:

– Да, красиво ты меня развел, ничего не скажешь… А я, дурак, за кореша тебя держал… Вот и верь после этого людям!

– Тридцать штук, которые я тебе показывал, – твои, – твердо пообещал Серый. – Но получишь ты их после взрыва, а не вперед. Верить людям нельзя, тут я с тобой полностью согласен. И если ты сегодня продал Варяга, то почему бы тебе завтра не продать меня?

– Сегодня у нас какой день? – спросил Степан, обдумав услышанное. Он сам загнал себя в угол, и теперь у него не оставалось выхода.

– С утра была пятница, – ответил Серый, разглядывая свои новехонькие туфли.

– У Варяга есть привычка лично садиться за руль по воскресеньям. Он объясняет, что таким образом снимает стресс.

– Ты все равно его сопровождаешь?

– Да. Но он не будет возражать, если у меня в этот день найдутся другие дела. Могу же я, в конце концов, навестить подругу?

Серый кивнул:

– Разумеется, можешь.

– Ну вот. – Степан исподлобья глянул на него и поинтересовался: – Хлопушка при тебе?

– Получите и распишитесь. – Серый положил на колени кейс, щелкнул замками и достал небольшую коробку.

– Что-то маловата она для мины, – засомневался Степан.

– Не переживай. Громыхнет так, что от твоего хозяина даже штанов не останется. Это – пластит, он раза в два мощнее динамита. – Серый мечтательно улыбнулся. – Я, помню, в молодости подложил одному нехорошему человеку под дверь точно такую штуковину, так его потом отскребали от стены дома… на другой стороне улицы. Ха-ха-ха! – Он посерьезнел. – Вот эти проводочки замкнешь на зажигание. Часовой механизм включится одновременно с поворот ключа. Взрыв произойдет ровно через час. Подгонишь «мерс» своему боссу, пожелаешь ему счастливого пути и помашешь ручкой на прощание. Потом где-нибудь далеко бабахнет, и готово – ты обеспеченный человек, а не подневольный извозчик.

Степан осторожно принял из его рук протянутую коробочку.

– Лучше бы ты оставил мне побольше времени в запасе.

– Часа тебе вполне хватит… Итак, до послезавтра? – Серый поднялся на ноги, давая понять, что считает разговор законченным.

– Готовь деньги, – напомнил Степан.

– Все давно готово.

Серый говорил чистую правду. Мина была устроена таким образом, что взрыв должен был произойти сразу после замыкания проводов. Это была акция устрашения, а не покушение на убийство. Зачем уничтожать курочку, которая способна снести золотое яичко? Таковой курочкой являлся в глазах Серого Варяг. Следовало показать ему, что его жизнь находится в опасности, а потом, доказав серьезность своих намерений, перейти к переговорам. Взрыв был сродни предупредительному выстрелу. Если не всю воровскую кассу, то хотя бы часть ее рассчитывал получить в итоге Серый. Одураченный им Степан должен быть принесен в жертву во имя этой великой цели.

* * *

Когда Варяг неподвижно сидел, обдумывая ситуацию, он напоминал хищного насекомого, подстерегающего добычу. Вот сейчас легкокрылая бабочка запутается в паутине, и он стремительным рывком бросится вперед, чтобы парализовать ее смертоносным ядом. Так казалось. На самом деле на этот раз Варяг понятия не имел, против кого направить накопившийся яд. У него появился невидимый враг. Сначала Лось. Потом Степан, взорвавшийся вместе с заминированным «Мерседесом» в подземном гараже. И, что хуже всего, невозможно было предугадать, откуда будет нанесен следующий удар. Чья группировка охотится за ним? Или акции проводятся какими-нибудь спецподразделениями?

От бедняги Степана остались одни обугленные головешки, хотя одна половина лица по капризу судьбы осталась почти неповрежденной. Водитель был опознан по родинке. «Мерседес» – по номерным знакам, один из которых взрывной волной выбросило наружу вместе с вышибленной дверью. Этот самый автомобиль с этим самым номером собирался стартовать в воскресенье из Москвы в Жуково. Но за рулем должен был сидеть сам Варяг, и это его голова могла обгореть наполовину, а не Степина. Если бы водителю не было поручено пригнать «Мерседес» на условное место, то пришлось бы самого Варяга опознавать. Вот же, блядство какое! Кулак вора ударил по столу. Владелец гаража уже спешно собирал деньги, чтобы компенсировать вору материальный и моральный урон, но Варягу этого было мало. Он бы, не торгуясь, выложил стоимость еще одного «шестисотого» за то, чтобы выяснить личность таинственного врага.

Словно в ответ его мыслям, зазвонил мобильный телефон.

– Слушаю, – сказал в трубку Варяг.

– И правильно делаешь. Тебе нужно очень внимательно слушать, чтобы сохранить на плечах свою голову.

Давно уже никто не осмеливался разговаривать с Варягом таким наглым тоном. Из этого можно было заключить, что звонит ему тот самый незнакомец, о котором он думал в последнее время.

– Кто ты? Что тебе от меня нужно?

– Вот и Лось мне те же самые вопросы задавал, – отозвался голос в трубке. – А теперь лежит в сырой земле, червей кормит…

– Нам разве есть что делить? – Варяг пытался скрыть клокотавшую в нем ярость.

– А как же!

– Что именно? Я вроде на чужую территорию не зарился.

– Территориями пусть географы занимаются, – усмехнулся голос. – Меня интересуют сугубо материальные вопросы.

– Какие? Не припоминаю, чтобы я кому-то задолжал…

– Ты – хранитель общака, не так ли? Лежишь на нем, как собака на сене, братве на зону чай байховый посылаешь, а сам на «мерсе» катаешься. Несправедливо.

– Мне есть перед кем отчет держать! – выкрикнул Варяг, едва сдерживаясь.

– А я не отчета требую – денег. Уступаешь мне треть казны – и живи, как знаешь. – Незнакомец говорил все более жестким тоном. – В противном случае ты умрешь, и о том, когда и как это произойдет, буду знать только я!

Это было уже серьезно. Человек, который решается угрожать уголовному авторитету смертью, понимает, что обратного хода у него нет. Значит, намеревается идти до конца и от своего не отступит. Его нужно раздавить, как ядовитую гадину.

Варяг помолчал, словно обдумывая услышанное. Наконец он сказал:

– Общак нынче почти пустой. Коммерсанты под ментов да беспредельщиков отходят, платить не хотят…

– Это твои проблемы! – оборвал собеседника незнакомец. – Жду тебя через час на свалке в Саларьеве. Место вонючее, но тихое. Привезешь три «лимона» баксов и отдашь тому, кто за ними подойдет. Про то, какая неприятность может с тобой приключиться, если ты явишься не один или без денег, говорить не надо?

– Три «лимона» я за час не нащелкаю, – ответил Варяг, размышляя на самом деле лишь о том, как бы половчее устроить засаду и прихватить вымогателя.

– Сколько же тебе надо времени, чтобы выкупить свою драгоценную жизнь?

У Варяга чуть пена изо рта не пошла от гнева, но он взял себя в руки:

– Часов пять.

– Ты думаешь, я собираюсь ждать, пока твои люди оцепят свалку и зароются в каждой куче мусора? – нахально осведомился незнакомец.

– Ладно, два часа. Это мое последнее слово.

– Последние слова перед смертью говорят, а ты ведь собираешься еще пожить на этом свете, верно? Но я пойду тебе навстречу. Итак, через два часа ты привезешь оговоренную сумму. В противном случае лучше сразу заказывай себе местечко на кладбище.

В трубке заныли гудки отбоя. Варяг с ненавистью посмотрел на нее и наконец дал выход своим эмоциям, заорав во весь голос:

– Начальника охраны ко мне!!!

* * *

Городская свалка в Саларьеве являлась привычным местом обитания не только для полчищ крыс и вороньих стай, но и для некоторых представителей рода человеческого. Ютились они в так называемых «шанхаях» – полусгнивших вагончиках, шалашах из обломков ящиков, землянках, накрытых полиэтиленом. Когда местная публика трапезничала здесь по вечерам, на железных прутьях, установленных над кострами, можно было обнаружить не только ободранных щенков, но и крыс. Общество, наряженное в лохмотья, кишащее паразитами, не отличалось привередливостью.

Паша, человек без возраста, без будущего и без определенного места жительства, с трудом верил счастью, нежданно-негаданно свалившемуся на него. Счастье явилось в облике молодого черноволосого мужчины с тонкими губами и выпуклыми глазами, в которые почему-то не хотелось смотреть. Он предложил называть его Сергеем, выставил Паше литр водки, добавив к нему закуску, тысячу рублей и чистую одежду, в которую велел переодеться новому знакомому. А еще он привез пятилитровую бутыль с водой «Золотой колодец», сказав, что она не для питья, а для умывания.

Непривычно опрятный, сытый и пьяный сидел Паша у костра рядом с Сергеем и недоверчиво разглядывал свои руки, которые уже давно не видел такими чистыми. В одной руке была зажата белая булка с вложенной внутрь колбасой, вторая держала стакан, наполненный водкой. После того как Паша пару раз отогнал назойливых соседей арматурным прутом, они попрятались по своим щелям, и теперь никто не мешал ему наслаждаться покоем и щедрым угощением.

– Как в сказке, – произнес он благоговейно.

– Если ты выполнишь одно мое маленькое поручение, – сказал Сергей, – то красивая жизнь обеспечена тебе на долгие годы.

Он тоже переоделся, но очень странным образом. Привез с собой спортивный костюм, куртку и все это хорошенько вывалял в грязи. А пока Паша умывался, перемазал себе лицо золой и пеплом. Теперь Сергей сам походил на натурального бомжа.

– На долгие годы – это хорошо, – согласился Паша. – Устал я от этой жизни собачьей.

– Отпуск принято зарабатывать.

– Понимаю. Что я должен сделать?

– Я ушел от жены, – грустно признался Сергей, – а она себе нового хахаля нашла. Через полчаса он должен подъехать и привезти мне кое-какие вещички, потому что меня даже не пускают на порог собственного дома…

– Со мной тоже так было, – оживился Паша. – Возвращаюсь я с заработков, а моя благоверная…

– Погоди, – поморщился Сергей, – потом расскажешь, а сейчас слушай. Твоя задача подойти к этому типу и спросить: «Привез?» Если он привез, то он отдаст тебе сумку или пакет…

– А если нет?

– А если нет, то все равно, считай, ты свое дело сделал. И наступит для тебя райская жизнь. – Сергей почему-то ухмыльнулся. – И вот еще что, – добавил он, сгоняя улыбку с лица. – Лично я с этим типом видеться не хочу, поэтому, когда он подъедет, я спрячусь. А ты возвращайся с передачей к нашему костру и жди. Я сам подойду…

– Едет, кажись! – заволновался Паша, тыча пальцем в просвет между мусорными кучами. Там, разгоняя стаи ворон, появилась красная иномарка.

Когда Паша повернулся к своему новому знакомому, тот уже испарился, как нечистая сила. А машина, попетляв немного по свалке, медленно приближалась к костру. Паша допил водку, закусил и поднялся, призывно помахав рукой.

Иномарка притормозила метрах в двадцати от него. Распахнулась дверца, но водитель не спешил выбираться наружу, он сидел и ждал. На соседнем сиденье виднелась большая картонная коробка.

– Привез? – крикнул Паша, еще не доходя до машины.

– Привез, – откликнулся водитель. Лицо у него было каменным, а взгляд – пронизывающим до мозга костей. – Иди, получай обещанное.

Вот тут-то Паша и сообразил, что влип в какую-то очень неприятную историю. От человека в иномарке исходила угроза. Такие люди появлялись на свалке лишь в тех случаях, когда съезжались сюда по двадцать-тридцать человек и вели какие-то свои непонятные разговоры. Чаще всего это заканчивалось стрельбой и трупами, которые бомжи бесплатно хоронили в кучах мусора, чтобы не навлекать на свалку милицейские облавы. И как только Паша вспомнил об этом, он вдруг понял, какую райскую жизнь обещал ему новый знакомый.

Он попятился, но было уже поздно. Из внезапно открывшегося багажника, как чертик из табакерки, высунулся автоматчик. Бросившегося наутек бомжа он расстреливал методично, как на полигоне. Через минуту пуль в спине Паши было больше, чем раздробленных позвонков.

* * *

– Уф, – облегченно произнес Варяг, – когда отгремели автоматные очереди. – Готов, падла.

Изрешеченный труп буквально дымился, не подавая признаков жизни.

Можно было попытаться захватить вымогателя в плен, но, не желая рисковать, Варяг сам подал знак открыть огонь. Ублюдок что-то почуял и попытался дать задний ход, но теперь он представлял собой опасность не большую, чем мусор, среди которого подох.

– Обыщи его, Вепрь, – распорядился Варяг.

Молчание.

Выглянув в открытую дверцу, Варяг похолодел. Его боевик по пояс свесился из багажника, а между его лопатками торчала рукоять то ли ножа, то ли стилета.

– Так и сиди, – распорядился вкрадчивый голос за спиной. – Если попытаешься пошевелить хотя бы пальцем без моего позволения, то составишь компанию своему охраннику.

Голос принадлежал незнакомцу, назначившему встречу. Этот подонок оказался гораздо хитрее, чем можно было ожидать. А значит, и опаснее тоже.

Метрах в ста, за остовом насквозь прогнившего автобуса притаились в джипе остальные бойцы, которые могли появиться на месте событий в считанные секунды. Для того, чтобы предупредить их, нужно было лишь отдать короткий приказ по рации. Но незнакомец предупредил движение Варяга, распорядившись:

– Свяжись со своими быками и вели им уехать. И без шуток! Если начнется заваруха, ты погибнешь первым!

– С чего ты взял, что меня еще кто-то охраняет?

– Я звонил тебе прямо отсюда, так что не пропустил появление джипа, который прикатил сюда за час до твоего появления. Ну ладно, приехали и приехали… А теперь пусть уезжает. Ну!

Варягу пришлось подчиниться. Охранники выполнили приказ с явной неохотой, понимая, что их босс попал в засаду. Но у них не было выхода. Как и у самого Варяга.

– Теперь можно поговорить о деньгах без помех, – язвительно напомнил незнакомец, по-прежнему не показывающийся на глаза.

– Я не успел собрать всю сумму, – соврал Варяг, прикидывая, сможет ли он выхватить ствол, припрятанный под сиденьем.

– Что же ты успел наскрести? – спросил незнакомец насмешливо. – Стопку прошлогодних газет, которыми набил коробку? Или она вообще пустая?

Раненый Вепрь застонал и слабо зашевелился. Прозвучал негромкий выстрел. Правый висок боевика украсился черной дырой, а с противоположной стороны его головы вывалилась красная мякоть, как из расколовшегося арбуза.

– Теперь твоя очередь, – произнес за спиной неумолимый голос.

– Дай мне время до утра, – попросил Варяг, облизывая пересохшие губы.

– Но ты понимаешь, что после подлянки, устроенной тобой, ставка возросла?

– Четыре «лимона». Устраивает?

– Ничто не стоит так дорого, как человеческая глупость, – наставительно заметил незнакомец за его спиной. – Помни об этом, когда будешь решать, стоит ли разойтись со мной по-хорошему или попытаться наколоть меня еще раз.

– Это будет честная игра, – сказал Варяг, думая о том, сколько времени займут сборы и дорога в Шереметьево-2. Трудные времена он обычно пережидал за границей, а времен похуже знавать ему еще не приходилось. Он беспокоился в первую очередь не о собственной шкуре, хотя она ему, по правде сказать, была не безразлична. Варягу был доверен общак, за который он отвечал не только жизнью, но и всем своим авторитетом. В такой игре следовало проявить хитрость, выдержку и осмотрительность.

– Тогда не расставайся с телефоном и жди звонка, – сказал незнакомец. – Я назову место и время нашего нового свидания. Это твой последний шанс. Больше предупреждений не будет.

– Я понял.

– Тогда выбирайся из своей «Вольво», укладывайся на землю мордой вниз и не поднимай головы, пока не смолкнет шум двигателя.

Примерно так Варяг и поступил, хотя ложиться не стал, а лишь отвернулся, держа приподнятые руки на уровне плеч. А во время ночного авиарейса в Мадрид беспрестанно заказывал то джин, то водку, но так и не смог опьянеть, чтобы хоть немного приглушить ярость, которую вызвал у него проклятый беспредельщик.

* * *

Серый сделал не меньше ста попыток дозвониться до Варяга, прежде чем был вынужден признать, что опять остался несолоно хлебавши. Теперь, когда пахан исчез в неизвестном направлении, неясно было, с какой стороны подступиться к намеченной цели. Мрачно размышляя об этом, он вяло жевал яичницу, приготовленную хозяином квартиры, и вполуха слушал рассказ о его мытарствах.

Хозяина звали Гончаром, он был старинным приятелем Серого, но со времен бурной молодости, после которой жизнь раскидала обоих по разным зонам, они встретились впервые. За минувшие восемь лет Гончар подрастерял волосы и апломб, обзавелся сетью мелких морщин на лице и стал охоч до спиртного, чего за ним прежде не водилось. Серый заглянул к нему в тайной надежде, что дружок может сболтнуть что-нибудь интересное про Варяга и его группировку, но напрямик вопросов не задавал, предоставив собутыльнику болтать языком. Умению молчать и слушать он научился на зоне, где чересчур разговорчивые наживают себе разного рода неприятности.

– Короче, – разглагольствовал Гончар, – лепить краснуху стало слишком опасно, потому что нынче грузы не государству принадлежат, а вполне конкретным людям, которые за недостачу всегда спросить могут…

– Лепить краснуху? – переспросил Серый, изображая любопытство.

– Ну, тырить товар из железнодорожных вагонов. Такой у меня профиль был.

– И чем теперь занимаешься?

– Антиквариатом, – важно ответил Гончар.

– «Здесь продается славянский шкаф?» – вспомнил Серый цитату то ли из старого анекдота, то ли из фильма.

– Зачем шкаф? Обижаешь. Я иконами занимаюсь, монетами, картинами. – Это было произнесено таким тоном, словно Гончар собственноручно писал лики святых или чеканил монеты.

– На гоп-стоп берешь или как? – заинтересовался Серый.

– По-разному, – заскромничал приятель. – Как масть ляжет.

– И что, сбыт хорошо налажен? Судя по обстановке в твоей квартире, с жиру ты не бесишься… Но и полочки я не замечаю.

– Какой полочки?

– На которую зубы кладут с голодухи, ха-ха-ха!

– А, – догадался Гончар. – Шутка юмора… Но, если честно, мне сейчас не до смеха. – Он порывисто опрокинул в себя стакан водки. – Ух-х… Раньше я все это барахло старинное барыгам знакомым сбывал, а они уже дальше антиквариат переправляли – за бугор. Мне мелочовку, себе – львиную долю прибыли. Но меня это устраивало. Я им товар помаленьку скидывал и горя не знал…

– И что потом? – Серый нутром почувствовал: тема принимает неожиданный и интересный поворот.

– А потом, – захрустел огурцом Гончар, – я маху дал. По-крупному сработал и сразу всю партию решил задвинуть. Тут меня и кинули.

– С каких это пор барыги на воров хвост поднимают?

– Эти барыги – особые. Им «крышу» Репа дает, а у того завязки с авторитетом, который не чета нам. Варяг, слышал такую кликуху?

Серому точно кипятку за шиворот плеснули, но он заставил себя зевнуть со скучающим видом.

– Кажись, да. Говорят, бабок в его кодле немерено крутится. Фартовый.

– Будешь фартовым, когда на чужом… горбу в рай выезжаешь! – обозлился Гончар. – Со мной за товар не расплатились, а западные коллекционеры им небось вагон долларов за него подогнали. Эх, времена пошли… Раньше бы за такие дела Варягу в момент правиловку устроили, а теперь…

– Было бы желание, – туманно произнес Серый.

– Не, лично я пас. Кто я такой, чтобы против авторитета буром переть?

– Зачем против авторитета? Тебя барыги кинули, а не он. С них и спрашивать нужно.

– А что, подпишешься? – встрепенулся Гончар.

– Не даром, разумеется.

– Денег у меня сейчас нет. Голый вассер.

– Что я, вурдалак какой, чтобы пить кровь из кореша, попавшего в беду? – возмутился Серый. – У меня другое предложение. Ты ведь публику эту, которая антиквариатом занимается, хорошо знаешь, верно?.. Адреса, места тусовок, привычки… И они тебя помнят, значит, к себе подпускают.

– К чему ты ведешь? – прищурился Гончар.

– К тому, что хватит водку жрать и сопли распускать. Пора пощипать барыгам перышки!

– Точно! – Гончар ударил кулаком по столу.

Серый решительно спрятал водку в холодильник и распорядился:

– Иди прими душ, побрейся и переоденься. Я тут по дешевке драндулет себе приобрел, так что самое время прокатиться по любимой столице. Поглядим точки, к хавирам антикварщиков присмотримся, а потом наметим план действий.

– Понял! – засуетился Гончар. – Через пятнадцать минут я – как штык!

«Как болт ржавый», – усмехнулся Серый про себя, когда Гончар исчез из кухни. С помощью старого дружка можно было не только поживиться у барыг, но и изучить один из источников, питающих казну Варяга. Это была неплохая зацепка. Антиквары, как обмолвился Гончар, ворочают большими деньгами, следовательно, их чуть ли не ежедневно должны навещать так называемые «кассиры», собирающие наличность по подотчетным точкам. Эти же деньги, свозимые рэкетирами к Варягу, потом вливаются в казну, которую мечтал прибрать к рукам Серый. И, кажется, он значительно приблизился к своей цели с того момента, когда шагнул из темноты наперерез Лосю, держа заточку в руке.

Глава 4

ЧТО? ГДЕ? КОГДА?

За время многочасового перелета Михаил Чертанов успел изрядно устать. Чтение журналов стало в тягость, шум двигателей казался уже невыносимым, а заснуть в неудобном кресле не удалось, и потому, когда на табло вспыхнуло повеление пристегнуть ремни, он испытал настоящее облегчение. Нечто похожее ощущает арестант, вырвавшийся на свободу после изнурительной отсидки.

Вот и Домодедово.

Служебную «Волгу» Чертанов заприметил в тот самый момент, когда ступил на трап. А это означало, что отпуск его действительно закончился и вместо сауны, о которой он так мечтал весь полет, придется отправляться прямиком на Петровку.

Из машины, широко распахнув дверцу, стремительно выбрался блондин лет тридцати пяти и, улыбнувшись, приветливо взмахнул ладонью. Создавалось впечатление, что он приглашал Михаила не на работу, а в шикарный ресторан, переполненный соблазнами – едой и легкодоступными женщинами.

– Как дед? – участливо спросил Гриша Шибанов, слегка задержав ладонь Михаила в своей руке.

Чертанов едва не проговорился о том, что в кармане у него лежит зуб убитого в тайге тигра, но вовремя вспомнил, что для всего отдела он взял отпуск, чтобы навестить тяжело захворавшего деда. Никто из сослуживцев даже не подозревал, что старик принадлежит к роду потомственных тигроловов, и если чувствовал недомогание, то лишь от невеселых дум о том, что фамилия Чертановых может прерваться на любимом внуке. Несмотря ни на что, дед продолжал тешить себя надеждой, что, перебесившись в городе, Михаил вернется в тайгу и продолжит семейные традиции.

– Обошлось, поправляется старик, – произнес Михаил, придав лицу скорбный вид. И едва не улыбнулся, вспомнив, как «умирающий» дедок лихо перебирался через полутораметровые сугробы.

– За время твоего отсутствия у нас тут такие дела завертелись, что только держись! – промолвил Шибанов, когда сослуживец с комфортом расположился на сиденье.

– Что за дела? – настороженно спросил Михаил.

– Ну, для почина, был взорван бронированный «Мерседес» Варяга вместе с его личным шофером.

– Лучше бы «Мерседес» взлетел на воздух вместе со своим владельцем, – не удержался от комментария Михаил.

– Кто-то убирает людей Варяга. Причем делает это очень профессионально. Не оставляет ни свидетелей, ни следов. Первым отправился на тот свет некий Лось. По оперативным данным, он являлся доверенным лицом Варяга, а тот, как ты знаешь, держит российский общак.

– Народный мститель? – предположил Михаил. – Робин Гуд?

– Не думаю, – усмехнулся Шибанов. – Робин Гуды в России не водятся. Просто какие-то отморозки попытались добраться до воровской кассы, да Лось оказался для них крепким орешком, вот мое мнение. Труп Лося нашли под Москвой, в Пятихатках. Одно огнестрельное ранение и еще два, нанесенных холодным оружием. Похоже на зэковские заточки. Через несколько дней еще один труп. На этот раз «торпеда» Варяга, Вепрь.

– Прямо зоопарк какой-то! Лось, Вепрь…

– Погоди, сейчас тебе будет не до смеха. Вепря прикончили на свалке, в Саларьеве… Вижу, что на языке у тебя вертится фраза, мол, туда ему и дорога, но… – Шибанов сделал значительную паузу. – В голове у боевика засела пуля того же калибра, которую получил Лось, а в спине – та самая заточка. Эксперты почти уверены, что ею был ранен Лось.

– Да, – задумчиво протянул Михаил, – вот так огни большого города. Знаешь, я убежден, что в дикой тайге сегодня безопаснее, чем в самом цивилизованном городе.

– И это еще не все! – торжественно провозгласил Шибанов. – Убиты два рэкетира, собиравшие дань с торговцев антиквариатом.

«Волга» давно выехала через распахнутые ворота летного поля и теперь мчалась в сторону Каширского шоссе. Март для Москвы оказался малоснежным, дороги выглядели совершенно сухими, только с крыш домов неряшливо свисали длинные сверкающие сосульки. Молодой шофер, видно, только что после армии, лихо бросал автомобиль с одной полосы на другую и с беззаботной улыбкой собирал колючие взгляды водителей.

– Что, на трупах рэкетиров опять раны от заточек? – Михаил насторожился.

– Нет, и все же все эти убийства имеют идентичный почерк. Стреляли с близкого расстояния, аккуратненько так, в висок… В общем, тебя бросают на это дело, времени на раскачку нет.

– Его всегда нет, – недовольно буркнул Михаил.

Вспомнив начальника отдела, сорокапятилетнего полковника Крылова, он отыскал в кармане тигриный зуб и с силой сжал его в кулаке. Клык вонзился в ладонь, словно намереваясь спрятаться под кожу. Может быть, ему тоже не хотелось видеть Крылова.

– Мы сейчас в управление, Гриша? – пасмурно спросил Михаил.

– Нет, – отрицательно покачал головой Шибанов, – тебе очень повезло, если так можно выразиться. Мы едем прямиком на место очередного убийства. Но на этот раз жертва – женщина. Почерк, похоже, тот же.

– Она что, как-то была связана с рэкетирами? – удивился Михаил.

– Вот это мы и хотим узнать. Но не исключено, что убийца просто расширил район действий. А может, ее убрали как свидетельницу.

Дальше ехали в тягостном молчании. Похоже, работа обещала быть долгой и трудной. Впрочем, как всегда.

– Здесь, – объявил Шибанов и, распахивая дверцу машины, добавил: – Третий этаж.

В оцеплении у самого подъезда дежурил молоденький сержант. По его скучающему виду было заметно, что парень отбывает повинность и, будь его воля, так он непременно урвал бы у судьбы пару часиков для оздоровительного сна. Заметив Шибанова, сержант подобрался, даже как будто бы увеличился в росте, а на лице обозначился отпечаток ответственности, словно на земле не существовало более важного занятия, чем стоять в карауле у продырявленного трупа.

Не считая кареты «Скорой помощи», двор выглядел пустынным. Только сквозь дверные глазки, из-за оконных занавесок за приехавшими наблюдали настороженные глаза, как будто бы жильцы опасались, что им подложат под порог десяток килограммов тротила. Москва жила привычной для себя жизнью.

Милиционеры поднялись на третий этаж.

В самом центре лестничной площадки, головой к ступеням, лежала молодая женщина. В правой руке она сжимала небольшую кожаную сумочку, из которой неряшливо выглядывала салфетка.

Смотреть на убитых всегда больно. К подобному зрелищу просто невозможно привыкнуть, но вдвойне горько, если жертва – женщина. Она лежала на боку, скрестив ноги, как будто знала, что после смерти станет объектом изучения многих мужчин, и стыдилась своей нелепой позы. Даже юбка на ней, по-весеннему короткая, не задралась, как это частенько происходит в подобных случаях, а аккуратно прикрывала бедра.

Женщину можно было бы назвать красивой, если бы не аккуратная дырочка в правом виске. Золотистые волосы слиплись от выступившей крови, отчего прическа выглядела неестественно всклокоченной.

– Когда ее застрелили? – спросил Михаил. Он разжал ладонь, и острый тигриный клык, упав на дно кармана, глухо стукнулся о пригоршню мелочи.

– Три часа назад, – сказал Шибанов. – Убийца поджидал ее на лестничной площадке. Попытался вырвать сумочку. Она не отдавала. Вот, смотри, даже сейчас крепко держит… А когда она упала, подонок открыл сумку и беспрепятственно вытащил содержимое.

– Выстрел кто-нибудь слышал?

– Нет. Скорее всего, убийца использовал глушитель.

Михаил присел на корточки и с минуту разглядывал лицо женщины, на котором запечатлелся предсмертный ужас.

– Куда же она торопилась в такую рань? – пробормотал он, распрямляясь.

Шибанов только пожал плечами:

– Непонятно. Ни одно учреждение так рано не начинает работу, а убийца точно знал, когда жертва появится, и поджидал ее.

– Гильзу нашли?

Шибанов утвердительно кивнул:

– Нашли. Пока сказать трудно, от какого она пистолета… Но предварительно эксперты сказали, что использовался патрон от «парабеллума», девять на девятнадцать. Он подходит и к «радому», и к «беретте», и к «вальтеру». Как и в тех случаях, о которых я рассказывал тебе по дороге…

– Понятно.

Откуда-то сверху раздавались веселые мужские голоса, и Михаил готов был поспорить, что через пару минут он услышит взрыв здорового жеребячьего ржания.

– Кто там? – спросил он, кивнув головой в направлении голосов.

– Судмедэксперты, – безнадежно махнул рукой Шибанов, как будто бы сумел прочитать мысли Михаила. – Анекдоты травят, пока мы тут возимся.

Михаил понимающе кивнул. Как это ни странно, но самым жизнерадостным народом, с которым его когда-либо сводила профессия, были патологоанатомы. Создавалось впечатление, что они периодически подпитывались энергией у трупов. Покойницкий юмор – это про них сказано.

– Соседей еще не опрашивали? – осведомился Михаил.

– Не успели… А потом, лучше тебя это все равно никто не сделает.

– Спасибо, что не забываете придержать для меня черную работу, – ехидно поблагодарил Михаил. – Ладно, давай поглядим, кто с ней жил рядом.

Он подошел к ближайшей двери и позвонил коротко, совсем не по-милицейски, но уже через секунду дверь открылась, и на пороге, неумело изображая скорбь, возникла бодрая старушенция лет семидесяти. Наверняка она давно наблюдала за оперативниками в дверной глазок и, изнывая от нетерпения, ожидала, когда они наконец соизволят вспомнить о ее существовании.

– Здравствуйте, – сдержанно произнес Михаил, – мы из милиции. – Развернутое удостоверение было поднесено к любопытному носу старушенции.

Как правило, свидетели делятся на две группы. Первые, едва взглянув на удостоверение, пропускают сотрудников в комнату, всем своим видом показывая, что про более дорогих гостей и мечтать не смели. Вторые скрупулезно изучают протянутое удостоверение, вчитываясь в каждую букву, как будто подозревают стражей в десяти смертных и тысяче дополнительных грехах.

Старушка относилась ко второй категории.

Ее глаза, словно сканер, скопировали написанное, и коротенький текст навсегда упрятался в одной из ячеек ее памяти.

– Что ж, прошу вас, – она неохотно отступила в сторону, пропуская мужчин в квартиру.

– Спасибо, – поощрил ее Михаил за великодушие. – Вы, конечно, знаете о трагедии, случившейся с вашей соседкой?

Старушка как будто ожидала именно этого вопроса. Картинно всплеснув руками, она воскликнула:

– Конечно! Это такой ужас, такой ужас!.. Очень славная была девушка, всегда скажет «здравствуйте», «до свидания». Не то что некоторые… А вы проходите, молодые люди. У меня, правда, не прибрано, но подошвы все равно об половичок вытрите. – Зоркие старушечьи глаза проследили, тщательно ли выполнят просьбу нечищеные ботинки Михаила. – Можете на диванчик сесть, он у меня хоть и старенький, но очень прочный. Сейчас такой мебели и не делают.

Чертанов с Шибановым осторожно присели на краешек разрекламированного дивана, опасаясь, что он рассыплется в труху. Но, вопреки ожиданию, диван оказался и впрямь прочным. Эдакий реликт, шагнувший из позапрошлого столетия в современность.

– Вы давно знаете свою соседку? – полюбопытствовал Шибанов.

– Люду-то?.. Она живет… Простите, она прожила в нашем доме три года.

– Вы случайно не знаете, чем она занималась, где работала?

– Насколько мне известно, – жеманно сказала старушка, – постоянно Люда нигде не работала. Хотя кто знает эту современную молодежь – вроде бездельничают, а деньги водятся всегда. Что-то продают, что-то меняют, так и живут. Вот и Люда занималась чем-то в этом роде. – В тоне старушенции смешались нотки зависти и осуждения.

– А почему вы так решили? – спросил Михаил.

– Молодой человек, слава богу, я не первый год живу на этом свете, и научилась разбираться в людях. Во-первых, Люда очень хорошо одевалась. Едва ли не каждую неделю меняла наряды…

– А может быть, у нее имелся, – Михаил слегка запнулся, стараясь подобрать слово поделикатнее, – какой-нибудь состоятельный… друг?

– Ну-у, я отлично понимаю, о чем вы говорите, молодой человек, – седая голова старушенции слегка качнулась. – Я не хочу сказать, что Люда проживала монашкой, но богатых покровителей у нее не было. За все это время я видела у нее только четырех визитеров. Но они явно не «новые русские», – тонкие бледные губы пренебрежительно растянулись, – обыкновенные мужчины. Заурядные, я бы сказала.

– Итак, у покойницы был узкий круг общения?

– Именно так, молодые люди. Люда была очень осторожна и, прежде чем кого-то впустить в квартиру, обязательно поинтересуется, кто там… В наше время по-другому нельзя.

– Жильцы этого дома у нее бывали?

– Чаще всего к ней заходила соседка с верхнего этажа, ровесница Людочки. Чаевничали подолгу, болтали. У нас, женщин, тем для разговоров всегда предостаточно.

– В какой квартире проживает эта соседка? – спросил Михаил, увлекая Шибанова к выходу.

– Моя дверь вот так, – рубанула старуха рукой пространство, – а ее напротив будет.

Вторая соседка относилась к первой категории свидетелей – она мгновенно впустила оперов в коридор, как только рассмотрела в проеме дверей удостоверение с позолоченным тиснением. Едва ответив на приветствие, проводила в комнату, томно пряча накрашенные глаза под густыми ресницами. Взгляд у нее был блудливый, кошачий, такое впечатление, что в каждом шкафу она прячет по парочке темпераментных любовников.

– Простите, как вас зовут? – осведомился Шибанов.

– Венера. – Так и чудилось недосказанное: «Милосская».

– Венера, мы знаем, что вы были дружны с вашей покойной соседкой, Людой, – произнес Михаил, устроившись в низеньком кресле. Оно оказалось необычайно мягким, глубоким, и майор не без досады заподозрил, что нужно будет сделать некоторое усилие над собой, чтобы не поддаться сонливости в таком комфорте.

На девушке красовалась атласная пижама, смахивающая на борцовское кимоно. Но даже свободный покрой не мог утаить огромного бюста, который вызывающе маячил в разрезе подпоясанной рубахи. Груди отзывались на каждое движение Венеры волнующим подрагиванием.

– Нельзя, конечно, назвать нас подругами, – при этих словах на ее капризных губах промелькнуло заметное неудовольствие, – но общались мы с Людмилой частенько. То она ко мне зайдет, то я к ней загляну. По – соседски.

– А вы не могли бы сказать, где она работала?

– О себе она ничего не рассказывала, но деньги у нее водились всегда. Могла даже одолжить под небольшой процент. Мне приходится частенько выезжать в Европу, и я к ней не однажды обращалась. Да что там я! – махнула Венера рукой. – К ней за деньгами со всего дома бегали! Все знали, что она была не бедная. Я у нее спрашивала, чем она занимается, но Люда только отшучивалась или отмалчивалась.

– Она все время так рано уходила из дома?

– Всегда!

– Девушки часто делятся между собой душевными тайнами. Может, вы знаете ее поклонников?

В глазах Венеры промелькнуло что-то неприязненное, когда она процедила:

– Имелся у нее один друг сердечный… Семеном его зовут.

– Она вам о нем сама рассказывала?

– Я и без нее этого Семена знаю как облупленного. Когда-то он был моим… кавалером, так скажем. Они у меня и познакомились.

– Ах, вот как! – оживился Шибанов, бросив быстрый взгляд на сотрудника. – И где же нам найти этого кавалера Семена?

– А чего его искать? – фыркнула Венера, заталкивая излишне оголившиеся груди за пазуху. – Он живет в соседнем доме, прямо напротив, квартира тридцать шесть.

Михаил, упершись ладонями в подлокотники кресла, поднялся:

– Вы не будете возражать, если мы к вам еще зайдем для уточнения некоторых деталей?

Венера тоже встала, утвердительно тряхнув бюстом:

– Всегда буду рада таким гостям…

Время уже перевалило за полдень, и Михаил с нежностью вспомнил жареную курицу, которой угощали пассажиров на борту самолета. Хорошо бы взбодриться чашечкой крепкого кофе да проглотить хоть что-нибудь.

Шибанов, будто угадав мысли майора, неожиданно предложил:

– Там у меня в машине кофе есть в термосе и колбаса сырокопченая. Может, перекусим?

– Позже, – стойко переборол в себе искушение Михаил и направился к соседнему дому.

Нужная квартира обнаружилась на самом верхнем этаже. Угловая. На лестничных перилах была закреплена консервная банка, доверху забитая окурками. Присоединив к ним свою сигарету, Михаил нажал кнопку звонка. За дверью заверещало, как будто там потревожили голосистую канарейку. От повторного звонка воображаемая птица забилась в истерике. Казалось, еще чуть-чуть – и она вырвется на волю, проломив металлические прутья клетки.

– Неужели никого нет? – огорчился Михаил.

– Попробуй еще раз, – попросил Шибанов. – Очень не хотелось бы тащиться сюда опять из-за одного свидетеля.

Неожиданно в квартире послышался шорох. За дверью что-то грюкнуло, задребезжало, а потом раздалось приближающееся бормотание.

Дверь открылась минуты через две. Долго скрежетал отворяемый замок, бряцала стальная цепочка. В проеме показалась кудлатая непричесанная голова. Стоявший на пороге мужчина разлепил веки и пьяно поинтересовался:

– Вы кто?

– Мы из милиции, – бесстрастно ответил Михаил.

– Какого дьявола?! – вырвалось у мужчины, но он тут же спохватился и виновато потупился: – Ах да… Вы по поводу Людочки…

– Пройти можно?

– Проходите… только у меня того… беспорядок полный. Не ждал я гостей. Если бы знал, что такие люди заявятся, так непременно бутылки бы в угол сгреб. Вы, господа милиционеры, смотрите не расшибитесь ненароком, – попросил кудлатый хозяин, – мне из-за вас на нарах куковать ой как не хочется.

– А что, приходилось уже? – усмехнулся Михаил.

– Было дело по молодости, – устало произнес кудлатый, зашаркав огромными шлепанцами в комнату.

Квартира находилась в таком же беспорядке, как и ее хозяин. На столе в центре комнаты стояло две дюжины пивных бутылок, на табуретке – чехонь, нарезанная крупными ломтями. Повсюду рыбья чешуя, даже на экране телевизора. Кудлатый поднял с пола пивную бутылку, убедился, что она пуста, и брезгливо отбросил ее в сторону. Стекло звонко звякнуло о батарею.

– Горлышко откололось, – заметил Михаил.

– А хрен с ним, – отмахнулся хозяин квартиры, – невелика потеря, стеклотару я не сдаю. Возраст не тот и положение тоже. – Он важно хлопнул себя по груди, как будто вместо засаленной майки на нем ладно сидел безупречный фрак.

Михаил осторожно отодвинул ногой груду пустых бутылок, которые покатились во все стороны с возмущенным перезвоном.

– Как вас зовут?

Кудлатый неожиданно предложил:

– Давайте без китайских церемоний. Зовите меня просто Семеном.

– Договорились, – улыбнулся Михаил. – Какие у вас были отношения с Людой, Семен?

– Оп, и сразу за горло аккуратными милицейскими пальчиками! Браво, господа, поздравляю. О-очень хороший вопрос. Считайте, что я внутренне содрогнулся и в моих жилах от неприятного ожидания застыла кровь. – Семен похлопал себя по карманам, выудил мятую пачку, достал оттуда полупустую сигарету, чиркнул зажигалкой. Пламя охотно сжевало сразу половину сигареты, а кудлатый, с наслаждением наполнив легкие дымом, выпустил серую клубящуюся струю в сторону, после чего взялся пространно отвечать на вопрос: – Отношения у нас с Людмилой были самые простые – то я сверху, то она… Но хочу предупредить сразу все ваши глупые вопросы – я ее не убивал!.. Зачем? Люда была славная баба, с такой и за столом посидеть приятно, и в постели поваляться. Баб в своей жизни я поимел предостаточно, но ни с одной из них мне не было так хорошо. Так посудите сами, с какой стати я лишил бы себя удовольствия? – Семен затянулся опять. В этот раз выпущенная струйка дыма была направлена между заинтересованными лицами оперативников. – Ах да, конечно, я забыл, с кем имею дело… Вам в первую очередь нужны факты, доказывающие, что я не имею никакого отношения к убийству. Если их нет, то я автоматически попадаю в число подозреваемых… Так вот, я заявляю вам, что не виделся с Людмилой целую неделю. Разругались, знаете ли. Заявляюсь к ней, а она из подъезда с каким-то хахалем выходит. Я ей, признаюсь, не очень лестные слова тогда сказал. Ты что, дескать, курва, нас по графику, что ли, принимаешь? А она ка-ак врежет мне сумкой по физиономии!.. Вот, полюбуйтесь, – ткнул Семен себя пальцем в щеку, – до сих пор царапина осталась. Это она защелкой. Фыркнула, как кошка, хахаля под локоток – и шасть мимо!.. Вот я и загудел. – Он широким жестом указал на завалы бутылок в комнате и вздохнул. – Говорил же я ей, давай вместе жить, так нет! Упрямая была неимоверно. Если бы согласилась, то живой бы осталась.

Едва дождавшись окончания пьяной тирады, Михаил спросил:

– Что за человек был с Людой?

– Хрен его знает! – в сердцах воскликнул Семен. – Узколицый такой, черноволосый, а на губах – улыбочка змеиная. Мне почему-то показалось, что он зону топтал. Не вор, но и не мужик.

– Жулик? – вмешался Шибанов, прекрасно разбиравшийся в уголовной иерархии.

– Скорее фраер. Но честным я бы его не назвал.

– А кем работала Людмила? – подключился Михаил.

– Что-то покупала, что-то продавала. В последнее время антиквариатом интересовалась. Но деньги у нее были всегда! Может, из-за них ее и убили.

– А откуда она была родом?

– Из-под Ленинграда, извиняюсь, из-под Питера. Но там копать бесполезно, Люда давно перебралась в Москву. По-моему, и родителей-то у нее в живых не осталось, как, впрочем, и ее самой… Эх, муторно у меня на душе. Оставили бы вы меня в покое, господа. Водка кончилась, а без нее как забудешься?

Лишь вечером был опрошен последний свидетель – почти глухой, но чрезвычайно зрячий дедок лет восьмидесяти. Именно он сказал, что рано утром из подъезда дома вышел мужчина в темно-синей спортивной куртке. Рассмотреть его лица не удалось – оно по самые глаза было обмотано белым шарфом. Не оглядываясь, неизвестный пересек двор и скрылся за углом. Там стояли «Жигули» темно-вишневого цвета девятой либо девяносто девятой модели. Никому из жильцов близлежащих домов эта машина не принадлежала. А следовательно, это была единственная зацепка. Та самая печка, от которой можно было начинать танцевать.

* * *

Михаил посмотрел на часы. Почти одиннадцать. Время не такое уж позднее, но не самое лучшее, чтобы отправиться к кому-нибудь в гости. В такой час можно прийти к проверенной любовнице, победно сжимая в руках бутылку дорогого вина. Или к холостому приятелю, осатаневшему от одиночества. Но уж никак не в приличную семью, где расцелованные на ночь детишки уже видят сны, а их родители читают в постели книжки, лениво подумывая, а не выполнить ли им свои супружеские обязанности.

Поколебавшись, Михаил все же решил заглянуть к своей бывшей благоверной. Нельзя сказать, чтобы он так уж тосковал по прежней семейной жизни, но, подобно старому кобелю, продолжал топтать привычную тропу, прекрасно осознавая, что однажды вместо угощения нарвется на неприятности.

Главное, что заставляло Михаила заглянуть сюда, так это желание увидеть сына, которого он любил.

Квартиру на Житной улице он оставил супруге с сыном, а сам съехал в крохотную комнату, выделенную ему управлением. У Натальи – бывшей жены – по поводу раздела имущества имелась собственная философия – она считала, что отвергнутый муж должен уходить из семьи в одних трусах. Примерно так Михаил и поступил, хотя натянул поверх трусов кое-какую одежонку и даже забрал свою зубную щетку. На прощание Наталья задушевно пожелала ему провести остаток жизни на любом из московских вокзалов, но Михаил не принадлежал к числу мужчин, которые быстро опускаются без женской заботы.

Отпустив служебную машину, он вошел во двор и посмотрел на окна второго этажа. В спальне горел тусклый желтый свет. Скорее всего Наталья читала перед сном какой-нибудь сентиментальный женский роман, роняя горькие слезы на белоснежную наволочку. Можно было представить ее и за более интересным занятием. Помнится, Наталья любила экспериментировать в сексе, и свет не был для нее большой помехой.

Докурив сигарету до фильтра, Михаил яростно втер окурок в асфальт и направился в сторону подъезда. Дверь на короткий звонок открылась почти сразу. Михаил испытал укол ревности – Наталья явно ожидала гостя, и им был отнюдь не бывший супруг. Заготовленная улыбка медленно сползла с ее лица, сменившись недовольной гримасой.

Михаил уверенно прошел в комнату, слегка потеснив плечом Наталью.

– Юное поколение спит? – спросил он, едва поздоровавшись.

– Да, – хмуро ответила жена. – Тебя здесь не ждали.

Михаил усмехнулся:

– Я всегда обожал сюрпризы. Я останусь ночевать.

– А если сейчас ко мне придет… друг? Что тогда? Ты будешь держать над нами свечку?

Наталья всегда умела выискивать самые уязвимые точки. Оставалось только держать удар. Притворно зевнув, Михаил отмахнулся:

– Спасибо за предложение, но сегодня я не расположен к групповому сексу. Так что постели мне где-нибудь на диване и постарайся кричать не очень громко.

На лице Натальи промелькнула растерянность. Кажется, она поняла, что подобную бестактность не стоит проявлять даже по отношению к бывшему мужу. Они ведь расстались вполне по-светски, без расцарапанных физиономий и битой посуды. Да и деньги на сына Михаил давал щедро и регулярно.

– Тебе кофе с молоком? – Наташин вопрос прозвучал скорее утвердительно. Где-то даже с извиняющимися нотками.

– Приятно, что ты не забыла моих привычек, – улыбнулся Михаил, устраиваясь за столом.

Вокруг все было родное… и совершенно чужое. Знакомые вещи не желали признавать бывшего хозяина.

– Не обижайся, – пробормотала Наталья, колдуя над кофеваркой. – Между нами ведь давно все кончено…

– Не следует об этом напоминать лишний раз, я и так все прекрасно помню.

– Ко мне действительно может прийти… знакомый.

Михаил пожал плечами:

– Тебе не следует волноваться по этому поводу. Никаких сцен ревности не предвидится. И, разумеется, я не стану сбрасывать с лестницы твоего знакомого, предпочитающего наносить поздние визиты. Должна же быть у одинокой женщины хоть какая-то отрада?

– Ты очень любезен, – фыркнула Наталья, поставив на стол две чашки кофе, одна из которых была подкрашена молоком. – Угощать тебя больше нечем, разве что овсяным печеньем. Помнится, раньше ты его очень любил.

Михаил кивнул:

– Я вижу, ты не забыла моих привычек.

Он сделал первый глоток, махонький, как будто бы дегустировал напиток.

– Ты умел навязывать свои привычки, – сухо сказала Наталья. – Уже через год нашей совместной жизни я начала считать их почти своими.

Привычки. Их у Михаила имелось немало. Например, в прежние времена после совместного распития кофе они с Натальей переходили к заключительной части обязательной программы, в постели. Теперь же рассчитывать приходилось лишь на овсяное печенье… Странно это было. Сидишь, косишься на колени жены и не решаешься прикоснуться к ним рукой, чтобы это не было воспринято как попытка изнасилования.

Михаила всегда тянуло к этой женщине, хотя он и себе не признавался в этом. Не в том смысле, чтобы ему не хватало ее пресных супов или язвительных замечаний. Просто он нестерпимо желал ее как женщину – страстно, до потемнения в глазах. Она чувствовала это и всегда надевала холодную маску недоступности. Но сегодня с ней произошла перемена. Какие-то бесенята плясали в ее глазах.

Кофе было допито. На донышке чашки оставалась вязкая темно-коричневая гуща такого отменного качества, что хоть гадай по ней – любит, не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет. Ладонь Михаила будто бы невзначай легла на руку Натальи. И он не ошибся. Вместо того чтобы надменно фыркнуть, она лишь опустила ресницы, что в этой щекотливой ситуации воспринималось как приглашение к более активным действиям. Если бы Михаил попытался передать, что он испытал при этом открытии, то выжал бы из себя только невнятное сипение и хрип. У него перехватило горло. Похоже, Наталья тоже волновалась.

– Из этого ничего хорошего не выйдет, – прошептала она. – Я уже не твоя.

– Может, это даже к лучшему. Тебя ведь не каждый день соблазняет бывший супруг?

Порывисто подхватив Наталью на руки, Михаил понес ее в спальную комнату. Аккуратно положил на широкую кровать. Халатик распахнулся – под ним ничего. Еще один сюрприз! Раньше Наталья никогда не ожидала гостей без нижнего белья. Михаил знал, что женщины быстро меняются, но уж не настолько же!

Его взгляд скользнул по ее животу вниз и застыл там, где на мраморной коже темнел тщательно постриженный кустик волос. Наталья не собиралась менять позу. Напротив, она закинула руки за голову, давая понять, что не возражает против того, чтобы бывший супруг вспомнил, как она хороша. Набросившись на нее с жадностью изголодавшегося зверя, Михаил с тоской подумал о том, что после Натальи он не сумел получить настоящего удовольствия ни от одной другой женщины. Это была последняя связная мысль, пришедшая ему в голову…

Расслабленно откинувшись на подушку, Михаил взглянул на часы. Господи, уже три часа ночи. Давно он не пускался в подобные сексуальные марафоны. Трудно поверить, но каких-то четыре часа назад он буквально валился с ног от усталости.

Наталья перевернулась на живот, демонстрируя идеальные линии своей гибкой спины, и принялась рыться в тумбочке. Достала сигарету, зажигалку. Еще одна новая деталь в ее поведении, которая не порадовала Михаила.

– Ты разве куришь? – удивился он.

– Как видишь. – Она привычно размяла сигарету и закурила. – Ведь я свободная женщина, и мне никто ничего не может запретить. Разве не так? – В ее взгляде сверкнул вызов.

– Так… Просто ты была совсем другой.

– Забудь. Все это было в прошлой жизни.

– А в нынешней что? Знакомые, навещающие тебя по ночам?

– Знакомый, – поправила она Михаила. – Он славный, милый, он очень любит меня и, кстати, гораздо моложе.

Ничего не скажешь, веселенькое развлечение – лежать в постели с бывшей женой и обсуждать достоинства ее любовника.

– А как твой славный молодой человек в постели? Не промах? – мрачно поинтересовался Михаил.

– Ты не можешь без пошлостей? – парировала Наталья.

– Здоровое мужское любопытство и не более того.

– Что ж, я удовлетворю твое любопытство… Хотя вы, мужики, как-то очень уж одинаково устроены, но все-таки кое-какая разница между вами существует.

– Раньше ты со мной подобными наблюдениями не делилась.

– Когда это раньше? – неожиданно вспылила Наталья. – Когда я была твоей женой, так, что ли? Попробовала бы я затронуть подобную тему, так ты бы меня сразу удавил! С твоим-то характером!

– Ты мне изменяла?

– А тебе не кажется, что в ситуации, в которой мы с тобой сейчас оказались, это не самый удачный вопрос?

– Ну, я уже давно не Отелло, а ты далеко не Дездемона.

– Ты уверен, что хочешь правды?

– Да.

Свет от желтого абажура падал на лицо Натальи, от чего ее кожа выглядела золотистой.

– Было однажды, – призналась она после заметного колебания.

Михаил почувствовал горечь. Он жадно закурил.

– И как это произошло, позволь узнать?

Наталья пожала плечами.

– А как это обычно происходит? Легла в постель в одном качестве, а встала в совершенно ином… В общем-то, я не назло тебе так сделала, все получилось как-то само собой. Помнишь, год назад ты меня отпустил на день рождения к подруге?

– Что-то припоминаю, – неуверенно протянул Михаил.

– Так вот, никакого дня рождения не было. Меня ждал мой бывший одноклассник. Когда-то между нами было влечение, да вот как-то не удавалось его реализовать. Разве можно было упустить такую возможность?

– И часто вы потом вспоминали молодость?

– Еще раза три… Но… – Наталья что-то хотела добавить, однако ее оборвал звонок в дверь. Так мог звонить только человек, который был уверен, что в этом доме его ждут.

– Вот тебе повод для новых светлых воспоминаний, – сказал Михаил, поднявшись с кровати.

– Ты куда?! – заволновалась Наталья. – Прошу тебя, не делай глупостей!

– Не переживай, – усмехнулся Михаил и, набросив на плечи рубашку, направился в прихожую. – Не в моих правилах компрометировать женщину.

– Что ты собираешься делать? – в ее голосе прозвучал самый настоящий испуг.

– Хочу посмотреть в глазок и убедиться, что припозднившийся кавалер все-таки тебя достоин. А вдруг он кривой или хромой?

Михаил, стараясь не шуметь, босыми ногами прошлепал к двери и посмотрел в глазок. У порога, чуть наклонив коротко стриженную голову, стоял самый обыкновенный парень лет тридцати. Черные волосы, узкое лицо. Такой тип мужчин нравится женщинам. Парень показался ему знакомым. Михаил присмотрелся, пытаясь вспомнить, где он мог видеть этого человека раньше, но не вспомнил и неслышно отступил назад.

Раздался еще один звонок, уже не столь решительный. После чего на лестнице послышались удаляющиеся шаги, хлопнула дверь подъезда.

– Правда, симпатичный? – с издевкой спросила Наталья, когда Михаил вернулся.

Она успела накинуть на себя халатик, но раздевать ее снова отчего-то не тянуло.

– Жилистый, значит, выносливый. – Михаил постарался придать своему голосу как можно больше равнодушия.

Наталья вытащила из пачки еще одну сигарету. Закурила. Изящно у нее получилось, почти картинно.

– Мне приятна твоя оценка моего любовника. При случае могу передать ему твое восхищение. Думаю, он тоже будет польщен.

Струйка дыма была направлена прямиком в Михаила. Так отгоняют надоедливую мошкару.

– Тогда заодно скажи ему, что я нахожу тебя в постели несколько вяловатой, – парировал Михаил, одеваясь. – Может, нам с ним стоит встретиться и совместно обсудить твое сексуальное поведение?

Доверие, недавно установившееся между бывшими супругами, рухнуло. Михаил одевался неторопливо, надеясь, что Наталья остановит его хотя бы взглядом, но она невозмутимо курила.

Не произнеся больше ни слова, Михаил покинул дом, который давно перестал считать своим. На улице ощущение близкой опасности мгновенно пронзило его сознание. Как правило, оно не подводило Михаила.

Прикосновение к кобуре придало ему уверенности, вглядываясь в темные закоулки двора, он не мог избавиться от неприятного чувства, что за ним наблюдают. Осмотревшись и не обнаружив ничего подозрительного, Михаил заторопился со двора на улицу. Приближался рассвет, и хотелось выкроить хотя бы парочку часов для сна.

Он не заметил, как от дерева отделился мужской силуэт, двинувшийся за ним следом. Некоторое время неизвестный сопровождал Михаила, а потом, поотстав, повернул обратно.

* * *

Следующее убийство не заставило себя долго ждать. Оно произошло в противоположном конце Москвы, в Медведкове. Опять человек Варяга, опять рэкетир.

Убийца подкараулил его на лестничной площадке, между вторым и третьим этажом, вогнал ему клинок в сердце, а потом – пулю в висок. Свидетелей не нашлось, соседи не слышали никакого шума. Следов тоже никаких, ну разве что отстрелянная гильза, закатившаяся в самый угол. Картина преступления снова позволяла предположить, что убийца был прекрасно осведомлен о планах своей жертвы и подстерегал ее в нужном месте и в нужное время.

Совещание с оперативным составом Крылов назначил ровно в десять, но прежде полковник пожелал встретиться с Михаилом Чертановым. Геннадий Васильевич ответил на приветствие подчиненного коротким кивком и указал взглядом на стул.

– Какие-нибудь соображения по текущему делу имеются? – спросил он у Михаила, едва тот разместился напротив.

Крылов слыл прирожденным сыскарем. И если бы его лишили любимого занятия, то он наверняка засох бы от тоски, как это бывает с деревом, лишенным питательных соков. Полковник производил впечатление человека великодушного, где-то даже доброго, чему в немалой степени способствовала его полнота, которая делала его похожим на детскую плюшевую игрушку. Но в действительности полковник имел очень сильный характер и порой смотрел на сотрудников таким буравящим взглядом, как будто намеревался проделать каждому дыру во лбу.

Михаил невольно поежился.

– Я опросил всех свидетелей… Вернее, тех, кого возможно было опросить за это время, – невольно поправился он, заметив, как складка между бровями полковника заметно углубилась. – Предположительно убийца был одет в темно-серую куртку. На голове черная вязаная шапочка, лицо он обмотал зеленым шарфом. Так что рассмотреть его никто не сумел. Опять же предположительно он немного выше среднего роста… Хотя все это условно… В обоих случаях его видели мельком две пожилые женщины. Это очень ненадежные свидетели. Сегодня они говорят одно, завтра – совершенно иное… Но то, что действовал один и тот же человек, не вызывает никаких сомнений. Выстрелы были произведены в правый висок и с очень близкого расстояния. Калибр пули такой же, как и в других случаях.

– Зацепки какие-нибудь конкретные имеются? Друзья, круг знакомых? Может быть, убийцу и жертв что-нибудь связывало?

– Эту линию мы тоже прорабатываем, товарищ полковник. Жертвы не были даже знакомы. Жили в противоположных концах города, совершенно разный круг общения. Женщина, как нам удалось выяснить, занималась антиквариатом. Мужчина, убитый в Медведкове, бывший офицер десантных войск, подавшийся работать у бандитов. Его интерес к антиквариату носил, гм, специфический характер. Собирал дань с антиквариатчиков…

– У них были при себе деньги?

– Скорее всего, – ответил Михаил.

– Деньги обязательно должны были быть, – согласился Крылов. – С точки зрения преступника, любой антиквариатчик – идеальная жертва. Народ в основном интеллигентный, мягкотелый.

– Так точно, товарищ полковник, это не банк грабить, где могут башку прострелить, а потом у антиквариатчиков при себе всегда имеется несколько тысяч долларов. Из-за такой суммы можно пойти на риск. Оружия при себе они не имеют, таких потрясти – все равно что яблоню.

– А что ты скажешь по поводу убийства «кассира» – рэкетира? Мужик был сильный, не робкого десятка. Думаешь, легко застать такого врасплох? Да и другие были такие же…

Михаил пожал плечами:

– Очень напоминает вызов ворам. Пойти на такое мог только законченный отморозок. Ведь его будем искать не только мы, но и братва, что куда для него опаснее. Если они найдут его раньше нас, то мгновенно упакуют в деревянный бушлат.

– Ничего не изменится, даже если мы опередим Варяга, – буркнул Крылов. – Беспредельщика прирежут после ареста где-нибудь, в следственном изоляторе, на зоне. И все-таки ловить его нам. Где? Как?

– Похоже на то, что преступник имеет в среде скупщиков антиквариата своего информатора, – осторожно предположил Михаил.

– Не исключено, – охотно согласился полковник. – И обрати внимание, майор, на кассира он напал не где-нибудь на дороге, а в его собственном подъезде. В это время человек расслабляется, потому что пришел домой. А здесь для него, оказывается, заготовлен сюрприз в виде нескольких граммов свинца в голову.

В руках у полковника была красивая шариковая ручка, которую он то и дело переворачивал. Ручка обладала интересной особенностью – стоило ее слегка наклонить, как крохотная девушка, спрятавшаяся в толще прозрачного пластика, лишалась лифчика, при более сильном наклоне дело доходило и до узких трусиков.

– Совершенно верно, – поддакнул Михаил, скосив глаза на пальцы Крылова. Очень хотелось пообстоятельнее рассмотреть занятную игрушку, увлекшую начальство.

Перехватив его взгляд, Крылов сунул ручку в карман и сказал:

– Между всеми убийствами короткие перерывы. Деньги у грабителя заканчиваются быстро, значит, он любит жить на широкую ногу. Наверняка деньги спускаются в казино, оставляются в ресторанах халдеям, тратятся на шлюх. – Он неодобрительно крякнул. – Ты вот что, майор, напряги свою агентуру во всех злачных местах, может быть, там что-нибудь интересное всплывет. Мало ли, может, проговорится кто-нибудь? Если работал не залетный какой-нибудь, то о нем наверняка должны знать. Если все-таки это промышлял гастролер, то его вообще могут сдать нам с потрохами. Во – первых, на чужой хлеб роток не раскрывай, а во-вторых, он как кость поперек горла Варягу, который доит антиквариатчиков. Как ты думаешь, майор?

– Все верно, товарищ полковник.

– С антиквариатчиками мы, конечно, немного дали маху. Нам нужно было давно заиметь среди них осведомителя. Там происходит черт знает что, а мы совершенно не в курсе. Нужно действовать на опережение. – Крылов подпер большими пальцами подбородок и спросил: – Трудно будет внедрить к ним нашего человека?

Михаил ненадолго задумался:

– Я немного знаю эту публику. Своеобразная каста, сторонящаяся разного рода чужаков. К ним просто так, без рекомендации, не подступишься. А потом, даже среди них существует очень жесткая конкуренция. Сработаться с ними может только очень компетентный человек.

– Это ты в самую точку, – согласился полковник. – Для этого дела идеально подошел бы Маркелов Захар. Парень он артистичный. Помнишь, как мы его в охрану внедрили? – Майор молча кивнул. – Но сейчас уже не получится, засвечен! Ты-то сам кого порекомендуешь?

Нечасто полковник Крылов просил совета. Обычно к чужому мнению он относился как к полному недоразумению, не выдерживающему никакой критики.

– Ну-у… трудно так сразу сказать, – замялся Михаил.

– Тогда скажу я. Шибанов!

– Гриша? Ему придется трудновато, товарищ полковник. Все-таки, как говорится, не пацан, а сформировавшийся человек. Ему трудновато будет подстроиться под психологию этого жулья. Здесь должен быть кто-то с более гибким мышлением.

– Глупости, майор, – отчеканил Крылов. – Шибанов в курсе дела, парень он сообразительный, и если будут возникать какие-то вопросы, то ты будешь помогать ему решать их по мере возникновения. Задача понятна?

– Так точно, товарищ полковник, – выдавил из себя Михаил.

– Тогда ступай и пожелай другу успехов на новом поприще. После совещания я с вами обоими побеседую на эту тему более подробно.

Достав из недр пиджака свою хитрую ручку, Крылов принялся вертеть ее в руках с таким видом, словно она интересовала его куда сильнее всех оперативных разработок, вместе взятых.

Глава 5

ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА МЕТАЛЛ

Шибанов нервно посмотрел на часы – Кочан опаздывал на десять минут. В последние полгода его агент вел себя как девушка, избалованная вниманием. Мог опоздать минут на пятнадцать, а то и вовсе не явиться на встречу. А позже, позвонив по домашнему телефону, слезно просить прощения за забывчивость.

За подобное легкомыслие осведомителя следовало бы упечь куда-нибудь в приемник-распределитель суток на пятнадцать. Соседство с тамошним контингентом очень прочищает мозги, но Шибанов всякий раз откладывал задуманную акцию, надеясь на благоразумие Кочана.

Контактный, малость разухабистый, Кочан имел приятелей едва ли не во всех слоях общества, а потому его информация всегда отличалась достоверностью. По складу характера он был авантюристом и наверняка считал себя разведчиком, оказавшимся в стане неприятеля.

Шибанов поежился. Мартовский воздух был прохладен, и он уже пожалел о том, что не надел свитер под легкую куртку. Еще минут пятнадцать подобного ожидания, и он будет неотличим от статуй, навеки застывших в парке.

Кочан возник за спиной неожиданно, словно материализовался из воздуха. Кашлянул негромко над ухом вздрогнувшего Шибанова и, весьма довольный произведенным эффектом, присел на холодную скамью:

– Привет, начальник.

– Ты заставляешь себя ждать.

– Через весь город на перекладных добирался, начальник. У тебя ведь служебная машина. Пальцем щелкнул, и тебя куда угодно отвезут, а мне приходится свои кровные палить.

– Ты чего свистишь? – возмутился Григорий, одновременно удивляясь себе, что способен стойко выдерживать такое хамство. – У тебя же есть машина!

– Разбил я ее, начальник! – чуть ли не радостно объявил Кочан. – Вдрызг разбил! На Кольцевой… Один баран остановил свою тачку на крайней левой полосе, так я в нее со всего размаху въехал. Не знаю, как живой остался.

– Пьяный, что ли, был?

– Самую малость, – широко осклабился Кочан.

– Права, наверное, забрали?

– А ты думаешь, я ментов дожидаться, что ли, буду? Вылез из машины и пошел себе. А там попробуй докажи, что это я за рулем был! Угнали у меня машину, вот так-то!

– А ты хитрец.

– С вами без хитрости нельзя, быстро на кичу определите. Хе-хе-хе!

– Ты об ограблении антиквариатчиков слыхал? – перешел на деловой тон Шибанов.

– Конечно, слыхал, начальник, – кивнул Кочан. – Весь город по этому поводу гудит. Каждую неделю кого-нибудь из них убивают.

– Что ты можешь сказать об этом, Кочан?

На свое погоняло парень не обижался. При высоком росте и узких плечах его голова выглядела безобразно огромной и в самом деле напоминала выросший в чистом поле овощ. Сходство усиливали огромные уши, торчащие по бокам головы словно капустные листья.

– Начальник, вчера с корешами водяру жрали, до сих пор не могу оклематься. Может быть, ты мне на оздоровление деньжат подкинешь? А то в горле пересохло, боюсь, как бы слова к языку не прилипли. Пивком бы освежиться.

Шибанов усмехнулся. Кочан любил устраивать праздники из подобных встреч и по возможности старался урвать у куратора хотя бы полтинник.

– На, возьми! – протянул Шибанов сто рублей. – И не забудь вернуть сдачу. Это ты у нас левыми заработками промышляешь, а я на голом окладе сижу.

– Начальник, в натуре!.. Ну, ты за падлу меня, что ли, держишь? – попытался обидеться Кочан, но радость от халявной выпивки буквально распирала его. – Не переживай, я тебя нагревать не собираюсь. Тут рядом киоск есть, я мигом! – Он засеменил длинными ногами по аллее парка и, уже отойдя на значительное расстояние, обернулся, спросив: – А может, тебе, гражданин начальник, что-нибудь покрепче взять? – Прочитав на лице Шибанова отрицание, кивнул понимающе: – Ах да, конечно, служба!

Вернулся Кочан быстро, издалека победно встряхнув в воздухе двумя баллонами с пивом. Не доходя несколько шагов до скамейки, он открыл один из них и жадно проглотил зараз полтора литра. Прямо скиталец, исстрадавшийся в пустыне от жажды.

Сыто отрыгнув, он приблизился и хвастливо спросил:

– Ты заметил, начальник, как пошло пивко? Раз, и нету! Зато я теперь не ходячий похмельный синдром, а сознательный гражданин, – бубнил Кочан, садясь рядом и скручивая крышку второй емкости.

– Ты ничего не забыл? – хмуро поинтересовался Шибанов.

– Если я чего-то и забыл, начальник, так это спозаранку опохмелиться, – редкозубо заулыбался Кочан.

– Сдачу гони, балабол!

– Пожалуйста!

Несколько медлительнее, чем следовало бы, Кочан вытащил горсть мятых бумажек. Он всегда болезненно расставался с деньгами, даже если они были чужими.

– Десятку зажилил, – констатировал Шибанов, пряча в карман деньги. – Ладно, давай по существу.

– Вот смотрю я на тебя, гражданин начальник, и никак тебя не пойму. Вроде бы все при тебе есть: и рожа, и рост. Наверняка бабы млеют только от одного твоего взгляда. А ты все время о делах говоришь. Расслабься! Вот сколько мы знаем друг друга? Год? Другие за это время такими корешами становятся, по целому морю водяры успевают выпить, а ты от меня все нос воротишь. Давай с тобой, начальник, лучше на дружеской основе пообщаемся. Возьмем телок, завалимся куда – нибудь на хату да оттянемся на всю катушку…

– Смотри, ты у меня сегодня действительно оттянешься… в КПЗ.

– Понял, понял, – торопливо сказал Кочан. – О делах так о делах. Так вот, что антикварщиков касаемо… На внутренние разборки не похоже. Скорее всего, их залетные щемят. По почерку видно, что ребята отчаянные, другие бы против Репы и Варяга не поперли. Они теперь во вкус вошли, с каждым днем наглеют все больше, на этом и погорят. Если не менты прижучат, то достаточно набирается других желающих с ними душевно пообщаться.

– Это понятно, – отмахнулся Шибанов. – Ты мне вот что скажи: у тебя выход на антикварщиков есть? Мне в их среду затесаться надо, а они люди осторожные, особенно в свете последних событий.

Кочан промолчал. Лицо у него порозовело, глаза подернулись маслянистой пленкой. Он глуповато улыбался девушкам, успевшим с первым весенним солнышком заголить колени, но отвечать не торопился. Пришлось хорошенько тряхнуть его за плечо.

– Ты чего, начальник? Я ж думаю!

– Надумал?

– Ну, в общем-то, есть такая возможность… Хотя, с другой стороны…

Шибанов недобро усмехнулся:

– Мне кажется, пиво на тебя плохо влияет. Что-то у тебя реакция стала замедленной. Не расшевелить ли тебя немного?

– Э! – обеспокоился Кочан. – Я просто хочу попросить тебя об одной услуге и не знаю, как подступиться…

– Когда тебе нужны деньги, так ты не стесняешься. Выкладывай, что там у тебя?

– Я тут с одной соской сошелся. Молодая деваха, лет восемнадцати. По клиентам она работает, ну и мне кое-что перепадает. Я парень не брезгливый, так что претензий к ней не имею. Каждый зарабатывает так, как умеет. А тут неделю назад ее к богатому фраеру вытянули. Баба она умелая, завести может с полоборота даже паралитика, вот на радостях он и задарил ее разной всячиной.

– Какой, например?

Кочан замялся:

– Золотые часы «Ролекс», бриллиантики. Потом еще видеокамеру дал. Доллары под юбку сунул…

– Сколько?

– Кажется, тысяч шесть.

– Ого! Щедрый! – саркастически улыбнулся Шибанов.

Но Кочан сделал вид, что не понял намека.

– Этот козел, – возмущался он, – потом на нее «заяву» написал. В общем, закрыли ее, начальник.

– Так что ты от меня хочешь-то?

– Ты бы посодействовал, чтобы заявлению ход не дали. Хочешь верь, хочешь нет, но у меня к этой девке любовь. Деру ее во все дырки, а сердечко песни поет…

– Очень романтично, – хмыкнул Шибанов. – Где задержали даму твоего сердца?

– В Северо-Западном округе.

– Ладно, выясним. Обещать не буду, но постараюсь сделать все возможное.

– Вот спасибо, начальник! Я с лихвой отработаю!

– Меня интересуют антикварщики, – лаконично напомнил Шибанов.

– Могу хоть завтра с ними свести. С Вальком перетру, что почем, и все. Он на Арбате целыми днями тусуется. Среди этой шушеры он в авторитете, так что поможет.

– Завтра в девять, устроит?

– Заметано.

– Еще один вопрос на дорожку. Что у вас говорят об убийстве женщины в Царицыне?

Подумав, Кочан отвечал:

– Бабу эту случайно сделали. Она ведь была подруга Колючего, кассира с Таганки. Обычно деньги он домой забирал, а тут ей передать решил.

– Не знаешь почему?

– Сложно сказать, – пожал плечами Кочан. – Там ведь у них какие-то свои игры идут. Никто ничего толком не знает, но просто так отдать деньги он не решился бы. Может, в ее хате общак находился, а? Баба одинокая, вне подозрений. Почему бы и нет? В наше время еще и не такое встретишь. Но тот, кто ее замочил, очень обидел серьезных людей. И если он попадет на зону, то больше одного дня там ему не прожить.

– А Колючий что?

– Ему даже собирались правиловку устроить. Потом ходили слухи, что на счетчик поставят, но ничего, обошлось. Парень он молодой, перспективный, от такого пользы больше, чем вреда. Короче, голову ему на плечах оставили, хотя настучали в нее, как в бубен.

– Понятно, – Шибанов встал. – Все, разбегаемся.

– Разбегаемся, начальник, только давай сначала договоримся, – осклабился Кочан. – Не назначай ты свои свидания на улице в такую холодину! Как говорится, не май месяц, у меня задница отмерзла совсем. В Москве баров, что ли, нет? И пивка попить можно, и в тепле посидеть.

– Договорились, – улыбнулся Шибанов. – Только в следующий раз твоя очередь угощать.

* * *

Серый вдавил недокуренную сигарету в пепельницу. Тонкая бумага лопнула, и желтый табак неряшливо просыпался, испачкав пальцы.

– Вон того высокого хмыря в красной куртке видишь, Гончар? – спросил он, повернувшись к своему собеседнику, подвижному мужчине неопределенного возраста.

– Который сейчас валютой расплачивается? – уточнил тот, простуженно шмыгнув носом.

– Он самый, – подтвердил Серый. – Фартовый мужик. Вчера ему старушка какая-то серьги с изумрудами принесла, а теперь – перстень с бриллиантами. Поскольку он у греческого посольства трется, то каналы сбыта у него отлажены. Прикинь, сколько он «капусты» рубит в течение месяца. А в год?.. Прямо голова кругом идет.

Серый откинулся на спинку кожаного кресла. Удобно. Роскошь он любил. Впрочем, кто ее не любит? Но не у каждого есть деньги, чтобы ее оплачивать. Через тонированное стекло автомобиля хорошо просматривался пятачок у антикварного магазина, где топталось несколько человек. Здесь, едва ли не круглосуточно, проводились сделки, и, судя по количеству людей, которые желали избавиться от старинных украшений, можно было смело предположить, что в карманах «жучков» оседал немалый капитал. Почему же не в карманах Серого?

– Во сколько этот тип заканчивает свою рабочую смену? – спросил он.

– Часиков до шести будет стоять… – ответил Гончар.

– Люблю весну в начале марта, – хохотнул Серый.

– За что ж ее любить?

– Темнеет рано. Это плюс… Адрес помнишь?

– Обижаешь!

– Тогда отчаливаем.

Серый повернул ключ зажигания, дождался, пока заурчит двигатель, притопил педаль газа и медленно поехал по переулку.

Следующая остановка была сделана в районе Марьинского бульвара. Выбравшись из машины, Серый бросил критический взгляд на номера «девятки». Ничего не разобрать. Цифры были густо заляпаны грязью.

– Такие бабки гребет. Мог бы подыскать себе что-нибудь поприличнее этой халупы, – заметил Серый, когда Гончар ткнул пальцем в пятиэтажное здание.

Гончар хихикнул:

– А это он для конспирации. Подставляться не хочет.

Подъезд был не освещен, о чем Гончар позаботился заранее, выкрутив лампочки на нижних пролетах. Лишь на последнем этаже через толщу пыли пробивался тусклый свет.

Поднялись на второй этаж. В подъезде было тихо и прохладно, как в склепе. В окно виднелся небольшой садик, засаженный хилыми деревцами, и две скамейки, присыпанные снегом. Дорога к подъезду шла узкая – две легковушки вряд ли разминутся.

Серый чертыхнулся, увидев, как к соседнему подъезду подрулила темная иномарка, совершенно перекрыв проезжую часть. Вышедшие из машины парни о чем-то громко разговаривали, без конца смеялись и при этом жестикулировали так энергично, словно разминались перед дракой.

Если потребуется срочно уезжать, подумал Серый, то придется сдавать задом и идти на таран. Он не сдержал вздох облегчения, когда парни наконец вновь загрузились в иномарку и покатили дальше, оглашая двор включенной на полную громкость музыкой.

– Терпеть не могу рэп, – процедил Серый.

– Будем надеяться, что эта самая большая неприятность за сегодняшний день, – философски заметил Гончар.

Он ошибся. Неожиданно раздался щелчок отворяемого замка, и дверь слегка приоткрылась. В полумраке угадывалась сгорбленная старушечья фигура с седыми космами. Серого передернуло от дурного предчувствия.

– А что это вы здесь делаете, молодые люди? – неожиданно звонко поинтересовалась старуха. – Другого места не нашли водку распивать?

– Какая может быть водка, мать? – откликнулся Серый. – Девушку мы ждем.

– Это кого же?

– Девушку, – тупо повторил Гончар, не отличавшийся богатой фантазией.

– Уж не Зинку ли с третьего этажа? – скрипуче осведомилась старуха.

– Ее самую, – согласился Серый.

– Столько хахалей у этой шалавы, что их всех и не запомнишь… Ишь, устроили тут притон! Милицию бы на вас!

– Уж сразу так и милицию, – отбрехивался все тем же миролюбивым тоном Серый. – А если это любовь?

– Знаю я вашу любовь! Вам бы только под юбку залезть! – Не дожидаясь ответа, старуха громко хлопнула дверью.

– Видал? – усмехнулся Серый. – Натуральная баба-яга, а туда же – под юбку!

– Любви все возрасты покорны, – продемонстрировал Гончар знакомство с классической поэзией.

Во двор, мигнув левым поворотником, въехал темно-синий «Фольксваген Пассат». Забравшись колесами на бордюр, он остановился как раз напротив подъезда. Широко распахнув дверь, из машины вышел молодой человек в красной куртке. Поставив машину на автоматическую охрану, он уверенно зашагал в сторону подъезда.

Натянулась со зловещим скрежетом входная пружина, и тотчас, сбивая штукатурку с потолка, хлопнула дверь.

Серый вытащил из кармана шапочку с прорезями для глаз и быстро натянул ее на голову. Гончар стоял рядом, такой же безликий, только в темноте хищно поблескивали глаза.

Антиквар пребывал в хорошем настроении. Он что-то негромко напевал и, преодолевая сразу по две ступеньки, вбежал наверх. Заметив два силуэта у окна, он ускорил шаги и, стремясь не задеть стоящих, прижался к перилам. Но неожиданно один из них отделился от стены и, загородив проход, произнес:

– Веди себя спокойно, если не хочешь обзавестись лишними дырами в собственной шкуре.

Серый отметил, что при виде узкого лезвия заточки в расширенных зрачках парня застыл неподдельный ужас.

– Что вы от меня хотите? – голос скупщика антиквариата заметно дрогнул. Парень догадывался, что находится в одном шаге от смерти. Теперь он точно знал, как она выглядит: чуть выше среднего роста, в темной маске. Остального не разобрать – полумрак.

– Ты знаешь, что случается с твоими коллегами, которые плохо ведут себя?

– Д-да.

– Это хорошо, значит, не нужно ничего объяснять, – спокойно проговорил Серый, пощекотав острием заточки сонную артерию жертвы. – А теперь тихонечко, без всяких необдуманных телодвижений, спускайся вниз. Я не чемпион по стрельбе, но уверяю, с двух метров я обычно не промахиваюсь. – Он показал перекупщику пистолет с глушителем.

– Я вас понял, – часто закивал парень и, едва сгибая в коленях онемевшие ноги, пошел вниз.

Когда молчаливая процессия очутилась во дворе, Гончар открыл дверцу машины, а Серый затолкнул пленника в салон. Гончар пристроился рядом. Серый, не теряя ни секунды, сел за руль. «Девятка», взвизгнув шинами, мгновенно отъехала от подъезда.

– Голову ему наклони, чтобы не зыркал, – распорядился Серый, снимая с лица маску. – Вот так.

– Может, он у меня по дороге еще и отсосет, я могу и ширинку расстегнуть, – хохотнул Гончар.

– Оставь, – оборвал Серый. – Я вижу, что он парень с понятиями, зачем его обижать? – Он свернул в безлюдный переулочек и заглушил мотор. – А теперь давай поговорим по-свойски. Сколько у тебя баксов?

– У меня две тысячи… в кармане. Больше ничего нет, клянусь вам.

– Ай-яй-яй! – разочарованно протянул Серый. – Я был о тебе куда лучшего мнения. Такой солидный человек – и целыми днями простаивает на улице из-за каких-то двух тысяч баксов. А ведь сейчас холодно, зря ты не бережешь себя, – протянул он сочувственно, – так ведь и яйца отморозить можно… Придется тебя обшмонать на предмет наличия теплого белья…

– Ха-ха-ха! – Гончар, ткнув протянутый ему «вальтер» в лоб пленнику, бесцеремонно вывернул его карманы. – Голову не поднимай! – прошипел он.

В салон щедро просыпалась денежная мелочь, звонко бряцнула связка ключей.

– А вот и заначка, – удовлетворенно протянул Гончар. – Ровно две штуки баксов, я сосчитал.

– Пошуруй еще, – сердито распорядился Серый. – Наверняка этот хмырь остальное еще куда-нибудь заныкал. За подкладкой куртки посмотри. Они, суки, любят туда «капусту» прятать.

– Точно, что-то есть, – радостно воскликнул Гончар, пошарив ладонью за подкладкой. – Только как туда добраться?

– На! – Серый сунул ему заточку, а пистолет забрал себе.

Послышался треск распарываемой ткани.

– Куртка, – взмолился валютчик. – Она дорогая.

Гончар хохотнул:

– Ну что за народ! Что за скряги! Может, он через минуту сдохнет, а о барахлишке печется… Ну, бля буду, повезло! – выдохнул он восторженно. – Да здесь не меньше десяти штук баксов припрятано!.. Ого, тут и кольцо с бриллиантиком. Послушай, – Гончар подмигнул Серому, – а может, нам с тобой тоже в антикварщики переквалифицироваться? Работка у них не хилая. Стоишь где-то на углу, с девахами мило беседуешь, на вечерок договариваешься, а денежки сами в карман сыплются. Не хило, а?

Наблюдая в зеркальце заднего вида, как напарник рассовывает добычу по карманам, Серый поморщился:

– Чем языком попусту болтать, лучше дай барыге понять, что он очень меня расстроил. Объясни, что я терпеть не могу хронических врунов. И вообще, пусть знает, что с такими серьезными людьми, как мы, так себя не ведут. Можно заработать большие неприятности.

Гончар негромко хохотнул и с коротким замахом ткнул рукоятью заточки в скулу пленнику.

– Ыыы! – взвыл парень. – Зубы раскрошил.

– Это только начало твоих неприятностей. Дальше может быть еще хуже. А теперь расскажи, где ты прячешь остальные деньги?

– У меня нет никаких денег… Клянусь!

– Ладно, – разочарованно протянул Серый, – вижу, что здесь разговор у нас не клеится. Но у меня есть на примете одно тихое местечко, где исповедоваться тебе будет легче.

Серый завел двигатель, и машина мягко заскользила в ночь.

Через полчаса «девятка» выбралась к лесополосе. Место глухое и очень негостеприимное. Темные деревья почти не отличались от отбрасываемых ими теней.

Серый с Гончаром вытолкали из салона пленника.

– Посмотри вокруг, – произнес Серый, – что ты видишь?

– Лес, – с содроганием произнес пленник. Он съежился, и от этого казалось, что он усох наполовину.

Серый с Гончаром дружно захохотали.

– Действительно, лес… Ты посмотри, какая вокруг замечательная природа, как легко здесь дышится! Через неделю повсюду зажурчат ручьи, защебечут птицы… Но ты этого никогда не услышишь.

– Что вы от меня хотите? У меня ничего нет, ничего!

– Не столько тебя жаль, сколько твоих близких, – продолжал Серый задушевным тоном. – Ты даже не представляешь, как им тяжело будет обращаться в милицию по поводу твоего исчезновения.

– У меня ничего нет! – долдонил пленник.

– Да, некоторые люди не умеют ценить дружеское расположение… А ведь ты сначала мне очень понравился. – Держа «вальтер» наготове, Серый подал знак Гончару. – Может, ты найдешь общий язык с этим упрямцем?

Гончар коротко хохотнул. Неприятно, дико. Его смех больше напоминал вопль гиены, почуявшей добычу. Он приблизился вплотную к пленнику и прогудел:

– Какой красавчик, видно, баб имеет целый гарем… Только надолго ли? – Удар кулака пришелся парню в лицо. Нижняя губа того мгновенно лопнула, брызнув на почерневший снег кровью. – Какая жалость, какая жалость! – сочувственно запричитал Гончар. – Ах, какой замечательный портрет испортился! Больно?

– Больно, – плаксиво подтвердил пленник.

– Ничего, сейчас я тебя подлечу. – Гончар со всего размаха нанес еще один удар. – Господи, что же это такое происходит? У тебя никак от волнения глазные сосуды полопались. Видел бы ты, на кого стал похож! Вылитый урод. Теперь тебя подруги бесплатно любить не будут, даже не надейся.

– Где деньги? – жестко спросил Серый.

– У меня их нет. – На этот раз голос скупщика прозвучал не так уверенно.

– Я просто диву даюсь, – возмутился Гончар. – Из-за каких-то зеленых бумажек он готов под землю лечь! Не знает, наверное, что фраеров жадность губит.

– Что ж, это его проблемы, – в голосе Серого прозвучало соболезнование. – Лично мне больше время терять не хочется – в казино уже начинается самая игра. Так что будем прощаться.

– Прощаться? – в голосе несчастного затеплилась надежда.

– Посмотри туда. – Серый ткнул стволом в темноту, где зияла узкая яма глубиной в человеческий рост. – Мы зароем тебя по горло. Знаешь, сколько может прожить человек в таком положении?.. Всего лишь три дня, проверено на практике. Это при самом благополучном раскладе, когда земля теплая, а сверху греет солнышко. В это время года ты можешь рассчитывать всего лишь на несколько часов. Впрочем, скоро ты сам убедишься…

– А ну, пошел! Прыгай вниз! – заорал Гончар.

Пленник попятился, стараясь держаться подальше от края своей могилы. Ударом ноги Гончар угодил ему в солнечное сплетение, заставив согнуться пополам.

– Глубже дыши, – посоветовал Гончар, – а то сдохнешь раньше времени. – Ухватив стонущего антикварщика за волосы, он ударил его коленом в лицо, подволок к яме и столкнул вниз.

Серый присел на корточки и, помахивая стволом, заговорил:

– До чего же может довести человека упрямство! Это надо же, какая незавидная участь быть закопанным живым где-то на окраине Москвы! Хочешь, я расскажу, что будет с твоими останками, скажем, месяца через полтора, когда окончательно растает снег? Сначала твою голову, торчащую из земли, обглодают бродячие псы, которых здесь несметное количество. А потом, немного позже, когда у молодежи начнут бурлить гормоны в крови, на твои останки натолкнется какая-нибудь влюбленная парочка, ищущая уединения. Твои кости никогда не опознают и зароют на краю кладбища, где обычно закапывают всяких бродяг… Ну, что стоишь? – прикрикнул Серый на ухмыляющегося Гончара. – Закапывай его.

– Это мы мигом! – радостно воскликнул Гончар и, подняв с земли лопату, принялся засыпать корчащееся в яме тело. Комья глины, шурша, рассыпались по куртке, разбивались о задранное к ночному небу лицо.

– Постойте! – отчаянно закричал пленник. – Я все скажу!

Ухватившись за край ямы, он попытался выбраться, но удар ногой в челюсть вновь опрокинул его в яму.

Серый порылся в карманах, достал пачку сигарет. Изящным щелчком выбил одну и, жадно вдыхая ароматный дым, закурил.

– Ты, однако, опоздал, парень. У меня нет привычки долго уговаривать своих клиентов. Признаюсь, я рассчитывал на твои бабки. Уж очень мне не хотелось идти в казино пустым. А ты подвел меня, не пожелал делиться. Сам пойми, как мне людям в глаза смотреть, если я заявлюсь на серьезную игру, имея в кармане каких-то несчастных десять тысяч баксов?

Пленник сидел на самом дне ямы. Воля его была парализована, в расширенных зрачках мерцал животный ужас. Он перестал обращать внимание на комья земли, что падали ему на плечи, спину и уже полностью засыпали голени.

– Я все скажу… деньги у меня дома… Только не убивайте меня… п-прошу вас. У меня престарелая мать. Она не переживет этого.

Серый бросил горящий окурок в яму, удачно попав пленнику за шиворот. Сначала тот даже не замечал жалящего огня. Казалось, все чувства у него были заблокированы, и сам он находился в глубокой прострации. Лишь когда из-под воротника повалил дым, он наконец нашел в себе силы пошевелиться, чтобы вытряхнуть тлеющую сигарету.

Гончар вновь развеселился – эхо разнесло по округе безжалостный хохот гиены. Серый лишь скупо улыбнулся.

– Знаешь, твои слова способны разжалобить даже камень, а что говорить о таком мягком человеке, как я! Считай, что тебе сегодня крупно повезло. Итак, где ты прячешь деньги?

– В кухонной плите, в духовке, – выдавил из себя пленник. – Внутри большая металлическая коробка. В ней тридцать тысяч долларов.

– А ты, оказывается, большой оригинал. Как тебя зовут?

– Виктор.

– У тебя богатое воображение, Витек. А если бы твоя престарелая мать нанесла тебе визит и вздумала испечь пирог своему любимому сыночку? Сгорели бы твои денежки синим пламенем. – Согнав с лица улыбку, Серый добавил: – Если денег там не окажется, я тебя самого поджарю на огне до хрустящей корочки… Ключи у тебя? – обратился он к напарнику, не называя его по имени.

– А как же! – откликнулся Гончар.

– Тогда присыпь-ка нашего нового друга по пояс. Пусть знает, что мы не шутим. Я тебе позвоню на мобильник, и, если денег не окажется, просто пристрели его и закопай. Ненавижу бродячих собак. Незачем оставлять им дармовое угощение.

Сунув связку ключей в карман, Серый сел в машину и, стараясь не ухнуться в колдобину, вырулил на трассу.

Обратная дорога всегда короче. Он уложился за двадцать минут. В этот раз темнота в подъезде была помехой, и Серый не сразу сумел отыскать замочную скважину. Бдительная старушенция не высунулась. Скорее всего она уже спала или просто ворочалась в постели с боку на бок, вспоминая славные времена, когда мужчин живо интересовало, что находится у нее под юбкой.

Немного повозившись с замками, Серый открыл внешнюю металлическую дверь и внутреннюю – деревянную, очень хлипкую. По-хозяйски включил свет в прихожей. Не без интереса осмотрел интерьер. Хозяин обладал неплохим вкусом. Повсюду виднелись безделушки, завезенные едва ли не со всех частей света: раковины, медные кувшины, какие-то пестрые ткани. В самом углу комнаты стояла женская фигура, вырезанная из черного дерева. Следовало отдать должное неизвестному мастеру – выглядела она как живая. На шее золоченая бижутерия, вокруг пояса узенькая набедренная повязка, на тонких кистях браслеты из жемчуга; а пухлые губы слегка приоткрыты, словно приготовились для сочного и страстного поцелуя.

Жаль, что такую прелесть невозможно спрятать в карман, а волочить на собственном хребте очень непросто.

Серый прошел на кухню. Скользнул взглядом по обстановке, такой же диковинной, как и во всей квартире, и шагнул в сторону плиты. Не без волнения распахнул дверцу духовки и, заприметив в глубине металлический короб, облегченно вздохнул. Открыв крышку, он увидел пачку долларов, заботливо перетянутую резиночкой.

Достав из кармана мобильный телефон, Серый набрал нужный номер:

– Это я. Как там наш клиент?

– Держится бодрячком, хотя, кажется, наложил в штаны. А как у тебя?

– Все в порядке, – произнес Серый, аккуратно распихивая пачки долларов в карманы куртки. – Как говорят в таких случаях, клиент всегда прав.

– Что с ним делать?

Серый на секунду задумался. Карманы распирало от тугой валюты. Самая приятная тяжесть, которую он когда-либо испытывал в своей жизни. Это настраивало его на миролюбивый лад.

– Пусть убирается куда глаза глядят. Но сначала передай ему от меня привет, и непременно горячий, чтобы он надолго запомнил нашу встречу, – пожелал Серый.

Гончар довольно хохотнул:

– Я тебя понял.

– Ну, давай, – произнес Серый и отключил телефон.

Он вернулся в комнату. Прощаясь, посмотрел на пышнотелую негритянку. Мимоходом вновь пожалел о том, что невозможно уволочь такую красоту, и шагнул в освещенную прихожую.

Спускаясь по лестнице, он нечаянно зацепил носком ботинка ведро, оставленное кем-то на лестничной площадке. Оно грохнулось и, весело дребезжа, покатилось вниз. Где-то наверху глухо залаяла собака. А на втором этаже тихонько приоткрылась дверь, выпуская наружу седые старушечьи космы.

* * *

– Вот с этими ребятами тебе работать, – кивнул Кочан в сторону антикварного магазина, где стояли трое парней в легких коротких куртках. – Место здесь прикормленное, без копейки не останешься. – Он осклабился. – Скупщики работают бригадой, делятся по справедливости, что в наше время большая редкость. Сейчас ведь каждый под себя норовит грести. У них как раз человека не хватает. Хотели пригласить новичка со стороны, но я порекомендовал тебя. Они мне кое-чем обязаны, так что отказывать постеснялись.

– Лишних вопросов задавать не будут? – спросил Шибанов, стараясь рассмотреть получше будущих коллег.

– А ты думаешь, что на такую работу берут только с трудовой книжкой? Тут все намного проще, понравился людям – работаешь, не понравился – топай дальше.

Шибанов невольно улыбнулся:

– Я и сам никогда не любил бюрократов.

– Ну что ж, начальник, тогда с почином. – Покосившись на спутника, Кочан добавил: – Советую держаться с ребятами по-свойски, тогда быстрее притрешься.

Парни о чем-то негромко переговаривались. При этом их глаза постоянно рыскали в поисках клиентов. Стоило одному из прохожих задержать на них взгляд, как тотчас раздавался приглушенный вопрос:

– Что сдаем?

Приотстав от Кочана на полшага, Шибанов направился к своему трудовому коллективу.

– Привет работникам культуры, – развязно поздоровался Кочан, приближаясь к парням. – Я вам человека привел, как договаривались. Надежный, зуб даю! – заверил он коренастого скупщика с настороженным взглядом.

Тот молча пожевал резинку, а потом буркнул:

– Ладно, поглядим, что за птица.

И отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

– Птица самого высокого полета, – бодро воскликнул Кочан. И, обратившись к Шибанову, строго наказал: – С тебя поляна!

Минут через десять подвернулся первый клиент, предлагавший небольшое колье с бриллиантами, и парни, коротко переглянувшись, уступили его новичку. Шибанов поблагодарил их едва заметной улыбкой и наугад отсчитал за товар пятьсот баксов. Покосившись на парней, он встретил их изучающие взгляды. Похоже, он не совсем правильно оценил стоимость ювелирного украшения.

На мгновение Шибанов почувствовал себя блохой, на которую направлен мощный окуляр микроскопа, под которым каждое, даже самое незаметное, движение утаить невозможно.

– Переплачивать не надо, – сказали ему. – Конечно, колье все равно сбагрить в два раза дороже можно, но клиентуру баловать нельзя. Торгуйся, сбивай цену.

Больше Шибанову разговорами не докучали, и уже через несколько часов работы он чувствовал себя так, как будто полжизни простоял на антикварной точке. К концу дня к нему подошел коренастый. Терзая ногтем мизинца кусочек мяса, застрявший между зубами, он проронил, не глядя на собеседника:

– Послушай, друг, хочу тебя сразу предупредить, у нас тут что-то вроде общего котла. А то вроде бы стояли все вместе, а самые лучшие брюлики кому-нибудь одному достаются. Непорядок. И потом, сбыт у нас налажен, не то что у тебя.

– О чем речь, – по-свойски сказал Шибанов, улыбнувшись, – я порядок уважаю.

– И вот еще что… У нас свои традиции имеются. Ты уж нас уважь, угощение выстави. Посидим где-нибудь, выпьем за знакомство, за жизнь покалякаем.

– Разумеется, – кивнул Шибанов. – Я и сам хотел вам предложить отпраздновать это дело. Только не знал, как вы к этому отнесетесь.

– Отлично отнесемся! Здесь неподалеку ресторанчик есть уютный, вот там и соберемся. Ну, так я, значит, ребятам передам, что в семь вечера ты всех приглашаешь? – Дождавшись утвердительного кивка, коренастый отошел к приятелям, разглядывающим золотое кольцо с крупным изумрудом. Час назад его принесла древняя старуха, и ей предложили за вещицу сто пятьдесят долларов, хотя даже по самым скромным подсчетам оно тянуло не меньше, чем на тонну баксов.

Без четверти семь к пункту подъехал белый «Ланд Крузер». Задняя дверца широко распахнулась, и из салона энергично выпрыгнул голубоглазый парень лет двадцати пяти. Следом, изящно приподнимая полы пушистой шубки, вышла девушка лет восемнадцати. Парень по-хозяйски обнял девицу за плечи и уверенно направился к настороженным скупщикам.

– Что-то я, в натуре, не улавливаю, – забасил он, бросив короткий взгляд на стоявшего поблизости Шибанова. – Что это за чувырло рядом с вами тусуется?

Шибанов почувствовал, как бурлит в его жилах адреналин, вызывая прилив горячей крови. Первой его мыслью было сграбастать нахала за грудки, сунуть его мордой в почерневший весенний снег и, надавив коленом на затылок, защелкнуть наручники на его запястьях. Но он тут же остыл, вспомнив, что сегодня играет роль вовсе не милицейскую и отнюдь не героическую.

– Послушай, Лимон, – миролюбиво заговорил коренастый, – тут как раз у нас место освободилось. Игорек три дня назад за бугор свалил. Вот Кочан и попросил меня взять вместо него своего знакомого.

– А кто такой этот Кочан?! – неожиданно вспылил Лимон. – Он крутой, что ли? И вообще, в натуре, он не в свой огород рыло сунул. За такие дела его можно и на четыре точки поставить!

Шибанов невольно обратил внимание на руки парня – черные от множества «перстней». Но если это был едва ли не обязательный элемент тюремной романтики, то одна наколка, в виде броской короны на среднем пальце, выглядела весьма авторитетно.

– Лимон, как-то неудобно было отказывать, все-таки свой человек, – заискивающе бормотал коренастый, пытаясь погасить беспричинный гнев блондина.

– Ты здесь промышляешь, Генерал, потому что я разрешил, – распинался Лимон. – Но если ты мне разонравишься, то уже через пять минут потеряешь свое место. Здесь я хозяин! Вместо этого хмыря, – он указал пальцем на Шибанова, – с вами будет работать вот эта киска. – Приобняв спутницу за талию, Лимон спросил: – Ну что, довольна, девочка? Видишь, на какое теплое местечко я тебя пристроил? Это ведь лучше, чем совокупляться за день с тридцатью мужиками, так ведь, детка?

Девушка нервно хихикнула и сделала вид, что пытается высвободиться из его объятий.

– Ну что ты такое говоришь, Влад? – жеманно протянула она. – Что обо мне люди подумают?

Посматривая на стоящих рядом мужчин, она как будто определяла, что они представляют собой каждый в отдельности. Взгляд профессиональной проститутки… или наводчицы.

Тем временем Лимон, остановив тяжелый взгляд на Шибанове, произнес:

– А тебе, чмо, я даю ровно шестьдесят секунд, чтобы убраться отсюда. Если после этого я увижу здесь твою физиономию снова, считай, что она у тебя будет крепко подпорчена.

Парень вел себя нагло, с вызовом. Создавалось впечатление, что он провоцировал Шибанова на скандал. Окажись он на Петровке, можно было бы живо научить его хорошим манерам. Например, завести Лимона в сортир и пристегнуть руки к батарее. Посидел бы пару часиков в позе орла, подумал бы над своей невоспитанностью, глядишь, поумнел бы. Отопительный сезон продолжается, и батареи раскалены чуть ли не докрасна, так что малейшее прикосновение к металлу доставляет множество неприятных ощущений. Да и зловонный воздух обладает одним полезным качеством – он очень здорово прочищает мозги.

Но сейчас Шибанов являлся не оперативником, а скупщиком антиквариата, безответным барыгой, уступающим грубому нажиму. Стараясь убедить себя в этом, он молча отвернулся и двинулся вдоль проспекта. Его покорности хватило ровно на пятнадцать шагов. Потом Шибанов сделал разворот на сто восемьдесят градусов и зашагал обратно.

Лимон стоял на прежнем месте, что-то нашептывая на ухо девушке, которая прыскала мелким смешком на каждую его реплику.

– Ты, петушок голубоглазенький! – окликнул его Шибанов.

Лимон обернулся к нему с картинным недоумением:

– Ты еще здесь, терпила? Без разбитой морды уйти не можешь?

Шибанов выбросил руку, и его пальцы, согнутые в суставах, угодили Лимону в кадык. Тот сдавленно закашлялся и, рухнув коленями на мокрый асфальт, ухватился ладонями за горло.

– Это только первый урок, – обрадовал его Шибанов. – Дальнейшее зависит от того, насколько хорошо ты его усвоил.

Крепыш и остальные скупщики изумленно открыли рты. А девица сделалась совсем белой, точь-в-точь как ее симпатичная шубка.

Глава 6

ПЕТЛЯ ЗАТЯГИВАЕТСЯ

Выслушав доклад Шибанова о неудавшемся внедрении к скупщикам, полковник Крылов поднялся и, не сказав ни слова, отошел к окну. Отдернув гардины, он угрюмо принялся рассматривать проезжую часть. Подчиненный же молча созерцал его спину и с тоской думал о том, какие же нелегкие мысли роятся в голове начальника отдела.

У Крылова наблюдалась скверная привычка не отвечать впрямую на доклад подчиненного. Он мог с бесстрастным выражением лица выслушать эмоциональную речь докладывающего и заговорить совершенно об ином. И только в самом конце беседы вернуться к главному. Такая непростая манера диалога сбивала с толку многих, но к полковнику привыкли, и к подобной манере общения относились как к одной из форм его чудачеств. И только небольшой круг людей, близко знавших Крылова, мог утверждать, что он ничего не делает просто так, и даже пауза в разговоре, зависшая ненароком, на самом деле была четко продумана многоопытным следаком. Уже отойдя от активной оперативной работы, полковник продолжал шлифовать на сотрудниках свое мастерство и просвечивал их своим взглядом, словно рентгеном.

– Значит, не удалось?

Шибанов почувствовал в горле горечь, как это бывает от дешевых сигарет. Заесть бы противное ощущение какой-нибудь конфетой, но жевать в присутствии начальника было бы таким же святотатством, как выражаться нецензурной бранью в божьем храме. И потому следовало терпеть и мужественно выдерживать тяжесть начальственного взгляда.

– Не удалось, товарищ полковник, – он понурил голову. – Все они знают друг друга с незапамятных времен и чужаков не принимают. Но, судя по тому, как действуют убийцы, среди скупщиков у них есть свой человек, который дает верные наводки.

Полковник Крылов отошел от окна, повесил на спинку стула китель и снова посмотрел на примолкшего Шибанова. Сел. Улыбнулся, показав желтоватые зубы – ну точно оскал матерого зверя! Весь его вид как будто бы говорил, что он способен сжевать подчиненного мимоходом между обедом и ужином, в качестве полдника. Шибанову вдруг вспомнилось, сколько проштрафившихся сотрудников было вышвырнуто за пределы Петровки с волчьим билетом.

– Что ж, будем считать, что я принял это к сведению, – заговорил Крылов. – Но это не причина для спускания расследования на тормозах.

Шибанов облегченно улыбнулся:

– Так точно, товарищ полковник, не причина. Разрешите идти?

Взглядом, который наградил его Крылов, впору было вдалбливать в косяки дюймовые гвозди. Но в этот раз буря прошла стороной, напоминая о себе лишь громовыми раскатами.

– Ступай. И чтобы к вечеру ты и Чертанов положили мне на стол новый план оперативных мероприятий!

* * *

Коренастый тип неуверенно переступил порог кабинета и уныло застыл у двери, не решаясь проходить дальше. Шибанов мгновенно узнал в нем своего коллегу по недолгому антикварному бизнесу, но бросаться навстречу с распростертыми объятиями не спешил. Вместо этого многозначительно посмотрел на Чертанова.

– Проходи, – сказал Михаил. – Вот стул, садись… Да ты не робей, мы не кусаемся.

– Видел я, как вы не кусаетесь, – буркнул Генерал, покосившись на Шибанова. Продолжая бормотать что-то невразумительное, он приблизился и сел на краешек предложенного стула.

– Вижу, тебе не нравится в милиции, – улыбнулся Михаил.

– А вы мне назовите хотя бы одного человека, которому бы здесь нравилось! – с неожиданным вызовом произнес Генерал. – Не считая, конечно, самих мусо… гм, ментов.

Встреча начиналась интересно. Собеседник напоминал иглокожего, распустившего ядовитые колючки во все стороны.

– То ли будет, если ты нам вдруг чем-то не понравишься, – мило улыбнулся Михаил.

– К тебе здесь пока что с пониманием относятся, – подключился Шибанов, – по-приятельски, можно сказать.

Генерал поморщился:

– Ничего себе, по-приятельски! Вломились в мою хату двое мордоворотов, шороху на весь подъезд навели и уволокли на Петровку!

Самый благоприятный момент, чтобы проявить разумное великодушие. Можно было бы даже вызвать бойцов и в присутствии задержанного слегка укорить их за жесткое обращение. Иногда такой спектакль помогает установить взаимопонимание. Шибанов даже поднял трубку, чтобы добросовестно сыграть роль «доброго мента», но, натолкнувшись на жесткий взгляд Генерала, понял, что подобный номер с ним не пройдет и действо сорвется, не дотянув до конца первого акта. Перед ним сидел умный и очень внимательный собеседник, который мгновенно распознает любую фальшь. С таким следовало вести себя как можно естественнее.

– Извини, – сказал Шибанов, – так уж получилось, просто нам нужно было побыстрее с тобой переговорить.

– Ага! – враждебность из голоса задержанного не исчезла. – А зачем нужно было цирк на пятачке устраивать? Меня Лимон, если узнает, что я мента пригрел, со свету сживет!

– Не узнает, – пообещал Шибанов.

– Кстати, а почему тебя Генералом зовут? – спросил Михаил, чтобы перевести беседу в нейтральное русло.

– А-а, – махнул коренастый рукой. – В прапорщиках три года отслужил… Чем от генерала отличаюсь? Звезды-то у нас одинаково расположены, только у него они большие, а у меня маленькие. Ладно, напрасно ты мне в душу лезешь, я уже рассказал твоим коллегам все, что знал.

Михаил усмехнулся:

– Но нам-то не рассказывал.

– У меня уже язык заплетается одно и то же говорить!

Невидимые ядовитые колючки продолжали топорщиться, но у Михаила не было ни времени, ни желания гладить такого несговорчивого типа по шерстке.

– Вот что, Генерал, – сухо сказал он. – Я не собираюсь тут с тобой ворковать. Считай, что лимит терпения у меня исчерпан. Если ты не прочувствуешь, то обещаю тебе несколько незабываемых ночей в обезьяннике… Кстати, как поживает твой сын? Давно не виделись? – безмятежно спросил Михаил, поигрывая газовой зажигалкой.

Враждебность Генерала сменилась откровенной растерянностью. Теперь он понимал, что на Петровке не только успели ознакомиться с его личным делом, но также изрядно покопались в его далеком прошлом.

После развода Генерал не баловал сына вниманием, а когда спохватился, было уже поздно. Парень успел подрасти и обзавестись приятелями – такими же никчемными балбесами, каким стал сам. Сколько ни пытался Генерал наставить сына на путь истинный, тот упрямо шел по выбранной скользкой дорожке, пролегавшей по самому краю пропасти. В прошлом году парень чудом избежал решетки – в деле о сбыте наркотиков он проходил как один из главных свидетелей, но менты всегда могли направить дело на доследование. И худшие подозрения Генерала подтвердились.

– Хочу сказать тебе по секрету, – понизил голос Михаил, – что в известном тебе деле открылись новые обстоятельства. Не исключено, что оно будет пересматриваться заново. И тогда твоему сыну может грозить срок.

Генерал потемнел лицом:

– Запугиваете? Хотите заставить меня на своих стучать?

– Это кто же тебе «свои»? – вмешался Шибанов. – Может быть, Лимон? Или беспредельщики, которые антикваров мочат?

Михаил подался вперед:

– Мы только хотим гадину вычислить, что между вами завелась и наводки убийцам дает. Поможешь – не только на твои мелкие грешки глаза закроем, но еще и сыну твоему поможем… В разумных пределах, разумеется.

– Хорошо, – сдался Генерал. – Спрашивайте…

– А ты попробуй своими словами.

– Ну, я антиквариатом давно занимаюсь. Торговал сначала иконами. Был период, когда они очень хорошо шли за рубежом, а старухи продавали их буквально за копейки. По деревням ездили. Большие деньги имели… Потом появился спрос на ордена и медали. Они шли очень хорошо, особенно дореволюционные – на них камушки дорогие и золото высшей пробы. А сейчас несут и спрашивают в основном женские украшения. – Генерал задумался и продолжал: – На первый взгляд может показаться, что нас, скупщиков, много, но это не так. Мы все друг друга давно знаем, и прорваться в наш круг не так-то просто. Конечно, у нас тоже есть своя текучка кадров, но человека мы всегда берем по рекомендациям, как, например… – Он запнулся, укоризненно покосившись на Шибанова. – Но если новичок нам чем-то не понравится, то мы даем ему отбой.

– И как же это происходит?

Генерал выразительно хмыкнул:

– Методом убеждения.

– Бьете, что ли?

– Зачем? Беседуем. Убеждаем человека найти себе другое хобби.

– А если он все-таки не пожелает уходить?

– Как так не пожелает? – искренне возмутился Генерал. – Я так, например, за свое место насмерть бился и биться буду!

– Вот! – оживленно воскликнул Михаил. – А если кто-то на негостеприимный прием обиделся и захотел отомстить?

Генерал усмехнулся:

– Всем подряд? А заодно и рэкетирам Варяга?

– А Лимон? – подкинул другую версию Шибанов.

Пальцы Генерала зашевелились, как щупальца осьминога:

– Я уже размышлял по этому поводу и могу сказать вам однозначно: нет! Несмотря на всю напускную крутость Лимона, кишка у него тонка. А потом ему просто невыгодно нас в расход пускать. Ему точка такой стабильный доход приносит, что нет ему резона скупщиков грабить.

– От наших рабочих версий ты камня на камне не оставил, – признал поражение Михаил. – Ну, так теперь выдвигай свою!

Лицо Генерала слегка дрогнуло, лоб избороздили морщины:

– А, ладно, чего уж тут темнить, когда такие дела заворачиваются… На днях одного из наших подкараулили и в лес вывезли. Там живьем закопать грозились, если не скажет, где деньги прячет. Пришлось отдать. А это ведь не просто деньги, а оборотный капитал, благодаря которому мы все и крутимся! Парень теперь работать не сможет…

– Он что, жив остался? – быстро спросил Михаил, с трудом сохраняя спокойствие. – И ты можешь его назвать?

Майора охватил охотничий азарт. Именно такой холодок в груди обнаруживается тогда, когда видишь на свежевыпавшем снегу отчетливые отпечатки хозяина уссурийской тайги. Бывалый охотник нагнется и даже понюхает неостывший след, надеясь уловить запах только что прошедшего зверя.

– Могу, – после непродолжительного размышления отвечал Генерал, потеребив пальцами острый подбородок. – Но мне бы не хотелось, чтобы мое имя всплывало в каких-либо протоколах.

– Не всплывет! – в один голос пообещали оперативники, а потом более невыдержанный Шибанов выкрикнул: – Имя! Как зовут потерпевшего?

– Виктором его зовут. – Помолчав, Генерал уточнил: – Виктор Порядин.

* * *

– Вы присаживайтесь, – доброжелательно указал на стул Михаил Чертанов, едва Порядин перешагнул порог его кабинета. – Как говорится, в ногах правды нет. Вот сюда, пожалуйста, вам здесь поудобнее будет. – Внимательно проследил за тем, как гость облюбовал самый краешек стула, и мимоходом подумал о том, что высидеть в таком положении ему удастся не более пяти минут. – Догадываетесь, зачем мы вас пригласили?

Виктор Порядин выглядел затравленным. Точная копия полевого зверька, лишенного привычного места обитания.

– По поводу убийств… Вы же сейчас всех вызываете, – с некоторой надеждой в голосе произнес Порядин.

– Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?

Взгляд Порядина блуждал по кабинету, мимоходом задевая стоявшую на столе пепельницу, тяжелые гардины и угол громоздкого шкафа. Так поступает человек во время допроса, когда его взгляд жалит свет яркой лампы. Если бы Михаил не знал о том, что Порядин является потерпевшей стороной, то наверняка бы заподозрил, что за его душой прячется дюжина смертных грехов.

– То же самое, что и все. Убивают наших какие-то ублюдки, а кто – неизвестно.

В самом центре стола торжественно стояла стеклянная пепельница, до самых краев наполненная обмусоленными окурками. Самое обидное заключалось в том, что курить Михаил бросил три дня назад, но не удосужился очистить пепельницу и сейчас, глядя на нее, ощущал в горле вкус табака. Майор вдруг поймал себя на желании вытащить из пепельницы наиболее смачный «бычок» и засмолить его, как это случалось с ним только в безалаберной молодости.

Он не без усилия отвел взгляд от пепельницы и спросил:

– А поконкретнее?

Губы Порядина беспомощно задрожали:

– Что вы имеете в виду?

– Может быть, угрожали кому-нибудь из ваших близких? Ну, скажем, отвозили куда-нибудь в укромное место, где пытали, запугивали…

Порядин заерзал на стуле, пытался отыскать более удобное положение.

– От этих мерзавцев всего можно ожидать, – уклончиво ответил он.

– Кстати, – скучно сказал Михаил, – а почему вы перестали работать на точке?

– Вы и об этом знаете? – невесело усмехнулся гость. – А если я вам отвечу, что у меня нет денег, вы поверите мне?

Михаил изобразил удивление:

– Вот как? А ведь все вас считают удачливым… Как-никак вы имеете самых солидных клиентов, у вас очень неплохие связи, богатый опыт работы. Я даже слышал, что вы собираетесь менять свою нынешнюю машину на новый джип… «Мицубиси Паджеро», кажется.

– Хм… Однако вы хорошо подготовились к нашему разговору. Вижу, что навели обо мне неплохие справки. – Не спрашивая разрешения, Порядин достал из кармана старинный портсигар с двуглавым орлом и выудил из него сигарету. – Обычно я не распространяюсь о своих планах. О них знал только очень ограниченный круг людей. Только одного не пойму, зачем вам все это нужно?

Порядин чиркнул зажигалкой и сладко затянулся, пустив струйку дыма в стол. Разбившись о полированную поверхность, она медленно разошлась во все стороны. Майор уловил запах дорогих сигарет, и под его языком образовался обильный ком слюны.

– Можно полюбопытствовать, куда же делись все ваши деньги? – спросил он.

– А куда они обычно деваются? – беззаботно отвечал Виктор Порядин. – Пропил, растратил на баб, проиграл в казино. Деньги обладают одной неприятной особенностью – они очень трудно зарабатываются и очень легко тратятся.

Михаил недоверчиво усмехнулся:

– Вы правильно заметили, что, прежде чем встретиться с вами, я действительно кое-что о вас узнал. Женщины? Допускаю, что вы способны тратить на них деньги. Но опять-таки в пределах разумного. Не отдавать же, в конце концов, за ночь удовольствия тысячу баксов!

Глаза Порядина сладко прищурились, отчего он стал напоминать мартовского кота, только что вернувшегося с ночного вояжа по крыше.

– Смотря какая женщина.

– Не спорю, разные бывают женщины. Но тысячу баксов за ночь можно воспринимать всего лишь как разовую акцию. Не тратить же на них все капиталы. А что касается казино, то, насколько мне известно, человек вы не азартный. Я даже знаю, почему.

– Просветите. – Лицо Порядина напряглось.

– Три года назад вы в пух и в прах проигрались в казино «Фиалка». И поклялись больше не брать в руки карт и не играть в рулетку. Слово свое вы сдержали и с тех пор в злачных местах присутствовали только в качестве наблюдателя.

Порядин помрачнел:

– Никогда не думал, что в милиции на меня собирается досье.

– Я даже могу сказать вам, какую сумму вы проиграли в тот злополучный вечер.

– Освежите память.

– Сто тысяч долларов. Еще в девять тысяч баксов вы оценили свою девушку, с которой пришли в тот вечер в казино.

– Пьяный был, – процедил сквозь зубы Порядин.

– Больше вы с ней не встречались?

Порядин болезненно поморщился.

– Нет.

Михаил понял, что нащупал нужную болевую точку.

– Кажется, она работала в модельном бизнесе? – спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил: – Успокойтесь, судьба ее сложилась благополучно. В тот же вечер ее перекупил один из солнцевских авторитетов. Они так и остались вдвоем, сейчас у них растет сын.

– Вот как, не ожидал, – слова Порядина сопровождались вздохом облегчения. – А вы неплохой утешитель, товарищ майор. О карьере священника, часом, не помышляли?

Михаил лишь сдержанно улыбнулся:

– Не думал.

– Ладно, сдаюсь, – поднял Порядин руки вверх. От сигареты к потолку потянулся тоненький дымок. – Чего вы от меня хотите?

– У меня один простой вопрос, кто на вас наехал?

Порядин нервно затянулся сигаретой и грубовато поинтересовался:

– Прямо уж так сразу?.. Ладно, расскажу. На меня напали двое, прямо в моем подъезде. Обычно наш подъезд всегда освещен. Я сам слежу за этим, вкручивая лампочки, если перегорят. А тут темнота, и мне это сразу не понравилось. Однако большого значения я этому не придал. Мало ли что? И, как оказалось, совсем напрасно. Поднимаюсь к себе на этаж, а эти козлы меня уже ждут. В общем, чего тут рассказывать… финку и пистолет наставили, сказали, чтобы деньги отдал. При себе у меня немного имелось. Вывалил им все, что было. А им этого показалось мало. Знали, козлы, что я не бедствую. Какая-то сука им про мои запасы шепнула, или сами как-то вычислили. Не знаю! Вывезли они меня в лес… Думал, порешат, ну и признался как на духу. Деньги у меня в духовке лежали – выгребли все, подонки!

– Лица их запомнил?

– Да какие там лица! – зло отмахнулся Порядин. – В масках они были.

Он нервно стряхнул пепел, и Михаил обратил внимание на то, что цели гость не достиг, – сигаретный прах просыпался рядом с пепельницей.

– Может, вы отметили в поведении нападающих что-нибудь особенное? Может быть, на руках приметы какие-то были?

– Да какие там приметы! – отмахнулся Порядин. – Голова у меня совершенно другим была занята – убьют или не убьют.

– И все-таки постарайтесь, вспомните. Может, они как-то обращались друг к другу?

– Ну не помню я!.. Хотя постойте, – произнес Порядин после некоторого раздумья. На его лице промелькнуло выражение, очень напоминающее воодушевление. – Только не знаю, поможет вам это или нет…

– Для нас важна любая информация.

– Мизинец на левой руке у одного из них был обрублен. Он все время распоряжался, видно, за главного был.

– Мизинца не было полностью?

– Нет. Оставался маленький обрубок. Ну, может быть, с сантиметр.

– Ладно, это уже кое-что. А у второго ничего запоминающегося не было?

– Нет… Но по голосу я бы его узнал. Он как-то с хрипотцой разговаривал и слова тянул.

– Тогда такой вопрос, вы можете назвать остальных коллег, которые подверглись ограблению? – стараясь скрыть нарастающее возбуждение, спросил Михаил.

– Хорошо, – не без внутреннего сопротивления сдался Порядин. – Я назову вам этих людей. Только давайте сразу определимся, чтобы мое имя нигде не светилось. Я боюсь!.. Эти люди настоящие звери! Надо видеть их глаза – убьют, даже не задумываясь. А у меня на дальнейшую жизнь имеются кое-какие планы.

– Обещаю, – сказал Михаил и, вновь заметив на лице Порядина некоторое колебание, сдержанно поторопил: – Итак, слушаю…

* * *

Полковника Крылова Михаил нагнал у самого выхода. Услышав оклик, Геннадий Васильевич приостановился и устремил взгляд в сторону служебной «Волги», вокруг которой, пиная от скуки скаты, прогуливался водитель – рослый прапорщик лет тридцати.

– У тебя что-нибудь серьезное? – спросил он, направляясь к машине.

Михаил пристроился рядом и быстро заговорил, стараясь подогреть интерес начальства:

– По антикварному делу выяснились некоторые интересные подробности. Первое то, что грабителей было двое. Работают они в масках. Вывозят своих клиентов в лес, где пытают и требуют признаний.

Крылов, не сбавляя шага, продолжал топать к своей машине, и Михаилу приходилось чуть ли не кричать ему вслед. При последних словах Геннадий Васильевич неожиданно резко остановился, и Михаил едва не разбил лоб о полковничий затылок.

– Информация достоверная? – азартом блеснули полковничьи глаза.

– Абсолютно, товарищ полковник. Удалось побеседовать с потерпевшим, подвергнувшимся нападению, и он обо всем рассказал.

– Продолжай, – полковник Крылов нервно посмотрел на часы. – У меня сейчас совещание в мэрии. Вызывают по какой-то ерунде, – выдавил он из себя с досадой. – Ну, так что там?

Сказано это было таким тоном, как будто ради беседы с майором полковник готов был пропустить важное совещание. Однако не стоило обольщаться, действительность выглядела иначе. Частенько от посещения подобных «тусовок» во многом зависела личная карьера. И люди, отвечающие за организацию многолюдных сборищ, ревниво зафиксируют каждого отсутствующего.

Михаил торопливо заговорил:

– Не совсем ясно, почему именно это ограбление не закончилось убийством. – Задумавшись на мгновение, добавил: – Трудно сказать, почему это произошло, но не исключаю возможность, что после такого жирного куша в преступниках проснулось что-то похожее на великодушие насытившегося тигра-людоеда.

– При чем здесь тигр? – поморщился полковник. – Просто психика убийц обычно неуравновешена, а потому действия их во многом непредсказуемы.

Михаил пожал плечами:

– Возможно. Наверняка мы знаем одно: намеченную жертву они дожидаются в подъезде, чаще всего на верхних этажах, предварительно вывернув в подъезде лампочки. И следят из окон за ее приближением.

Полковник задумчиво кивнул.

– Фоторобот составили? – поинтересовался он.

– Дело в том, товарищ полковник, что нападали они в масках. Потом заталкивали свою жертву в машину и увозили за город, где и пытали.

– Как именно пытали?

– Как это обычно происходит – избивали, закапывали в землю, прижигали тело сигаретами. В общем, полный перечень садистских технологий.

– Ясно, – слегка качнул головой полковник.

– У одного из преступников обнаружилась особая примета, – сказал Михаил. – На левой кисти отсутствует мизинец.

– Это уже кое-что. Отпечатки пальцев обнаружены?

– Нет, товарищ полковник.

Крылов сделал неторопливый шажок в сторону проезжей части, и «Волга» тотчас подрулила к обочине. Перевалившись через кресло, шофер распахнул переднюю дверцу. Геннадий Васильевич не спешил скрываться в салоне, демонстрируя всем своим видом, что интересы дела для него куда предпочтительнее скучного заседания в мэрии.

– Ладно… хорошо. У меня сейчас нет времени… Нужно ехать. А ты мне подготовь служебную записку по этому делу. А то наверху, – полковник поднял глаза к небосводу, – очень интересуются, как проходит следствие, – и, не прощаясь, расторопно погрузился в машину, подхватив полы плаща.

«Волга», отыскав крохотную брешь в потоке транспорта, юркнула туда и устремилась вперед. Время было не позднее, но смеркалось быстро, и на автомобилях веселыми светлячками сияли габаритные огни. Михаил заторопился к ближайшему телефону-автомату. Едва набрал номер, как трубка отозвалась мягким женским голосом:

– Слушаю.

Михаил знал, что обольщаться не стоит, и сдержанно произнес:

– Это я. Узнаешь?.. У меня тут выдалась свободная минутка, решил позвонить.

С минуту в трубке царила напряженная тишина, после чего раздалось зловещее шипение:

– Лучше бы у тебя этой минуты не было. Я же тебе уже говорила, что между нами ничего нет. Мы с тобой чужие люди. А потом… у меня есть другой. Не унижайся!

Первое, что пришло ему на ум, так это наговорить Наталье целый воз гадостей, а потом с размаху опустить телефонную трубку на рычаг аппарата. Так, чтобы змеиные интонации заплутали в микросхемах. Но, подумав, Михаил решил не горячиться. Не хватало, чтобы его сцапали под ручки постовые менты рядом с родным управлением за мелкое хулиганство. Неприятность выйдет.

Выждав должную паузу, проникновенно пожелал:

– Надеюсь, он тебя доводит до оргазма, моя радость.

И очень осторожно установил трубку на место.

Настроение было испорчено. Хорошо, если только на остаток вечера, а не жизни.

На улице было зябко. Странно, что он не почувствовал холода раньше. И вообще, погода была не по-весеннему стылой. Единственное, что сейчас оставалось, так это отогреться крепленым винцом в каком-нибудь уютном баре.

Михаил подошел к краю тротуара и вскинул руку. И тотчас, обгоняя друг друга, на небрежный жест устремились две «девятки» – одна белого, а другая вишневого цветов. А вдоль бровки, подрезая эти машины, вырулила простенькая «единичка» с покореженным бампером. Дверь мгновенно распахнулась, и из салона, с перекошенным от азарта лицом, выглянул рябой парень.

– Куда спешим, шеф?

Водитель белой «девятки», примчавшийся первым, метнул злой взгляд в сторону рябого нахала, другой – протестующе надавил на клаксон и скрылся за проезжавшим автобусом.

Михаил не сумел сдержать улыбки:

– Давай на проспект Мира, – уверенно распорядился он, – а там я тебе скажу куда. Душа праздника просит.

– Понял, – восторженно проговорил рябой, втыкая первую передачу, – моментом доставлю.

– Ну уж постарайся, – хмыкнул Михаил и, не спрашивая разрешения у водителя, достал из внутреннего кармана куртки пачку сигарет, совсем позабыв о том, что несколько дней назад бросил курить.

В работе Михаил Чертанов не знал удержу, и потому сослуживцы уважительно окрестили его Бесом. Точной копией Беса он представлялся друзьям и в часы редкого досуга. Тогда милицейская форма с диким гиканьем забрасывалась под кровать, а в бунтующей натуре просыпалась кровь удалых таежников. Не зная удержу, Михаил метался из одного ресторана в другой, просиживал до утра в казино, где, случалось, его партнерами бывали прежние «клиенты», и, разбросав пальцы «веером», они до хрипоты спорили о несовершенстве Уголовного кодекса.

В такие дни Михаил ничего не делал наполовину и терял чувство меры. И если садился за стол с выпивкой, то не поднимался из-за него до тех пор, пока со дна последней бутылки не выкатывалась последняя капля, а пустые блюда из-под салатов не превращались в импровизированные пепельницы. А если заявлялся к женщине, то не слезал с нее, пока от истощения не начинали вваливаться щеки.

Оба этих «беса» не только удачно уживались в Чертанове, но даже представляли собой некоторый симбиоз. И если бы один из них нежданно переродился, то другой от душевной тоски непременно бы увял.

Стоило Михаилу подъехать к ресторану, как в нем проснулся разудалый гуляка, способный без разбору сорить деньгами. Сунув руку в карман, он вытащил ворох мятых купюр и небрежно швырнул их на приборную панель. У рябого водителя от такой щедрости невольно округлились глаза. Онемев от восторга, он сграбастал деньги в кулак и торопливо сунул их в карман, лишь сдержанно кивнув на прощальное «будь здоров». Михаил же, вполне довольный собой, заторопился в ресторан, готовый погрузиться в мир порока, словно в глубокий омут.

Денег было не жаль. Абсолютно! Они не задерживались в его карманах, как если бы подкладка пиджака состояла из одних огромных прорех. И Михаил Чертанов с улыбкой думал о том, что в его жилах течет испорченная кровушка его далеких предков, способных проматывать многомиллионное состояние в течение нескольких дней.

В ресторане Михаила дожидались.

Из-за стола, расположенного почти в центре зала, поднялся крепкий молодой мужчина лет тридцати пяти, с заметно поредевшей макушкой. Он широко и приветливо раскинул руки и, не скрывая радости, которую излучала его круглая физиономия, направился в сторону Михаила:

– Посмотрите, какого человека принесло к нам! Да это же сам Бес! – громогласно восторгался мужчина. – Сколько же тебя здесь не было?

– Месяц.

– Месяц? – удивленно воскликнул мужчина. – За это время мы столько водки выпили, что и не сосчитаешь. Эх, Мишуня, как много же ты потерял! – Двое сотрапезников, сидящих за столом, подтвердили сказанное заговорщицкими улыбками и приветливо вскинули руки. – А сколько баб мы за это время перетрахали!

Улыбка Михаила сделалась шире, обнажились зубы – белые, как пролитое молоко. Поздоровавшись с каждым из сидевших за столом, он по-деловому отозвался:

– Я не переживаю, на мой век баб хватит.

Лысоватый поднял указательный палец, и тотчас у столика материализовался лощеный официант, который, уважительно согнувшись, поинтересовался в духе халдеев старокупеческой России:

– Чего изволите?

– Братан, ты вот что… давай организуй нам что-нибудь эдакое. Закусок погорячее, а к ним – водочку похолоднее.

Официант, слегка наклоняя ухоженную голову, что – то бегло черкнул в своем кожаном блокнотике. На его губах блуждала дежурная полуулыбка, за которой просматривалась надежда на щедрые чаевые.

– Сделаем все в лучшем виде.

– Ты постарайся, шеф, а я, со своей стороны, тебя не обижу. Тут у меня, понимаешь, такой гость!

«Шеф» немногословно, как и подобает официанту, заверил заказчика в оперативности и мгновенно удалился на кухню.

Лысоватый без конца похлопывал Михаила по плечу, что-то весело говорил ему, и было заметно, что он искренне обрадован встречей. Хозяин застолья вел себя раскованно, распоряжался небрежно, как человек, который большую часть жизни провел в ресторанах. Оба его приятеля, изрядно раскрасневшиеся от выпитого, тоже выглядели довольными жизнью.

– Вот скажи, Бес, сколько ты там у себя зарабатываешь? Триста долларов? Четыреста? – куражился лысоватый.

– По-всякому бывает, – уклончиво отозвался Михаил и, задрав подбородок, влил в рот стопку водки.

С минуту он сидел неподвижно, как бы прислушиваясь к приятному ощущению внутри, а потом его глаза прошлись по столу, отыскивая подходящую закуску. Выбор пал на селедочное филе, нарезанное тонкими ломтиками. Рядом утопал в растительном масле нашинкованный лучок.

– Разве дело в деньгах? – спросил Михаил, с аппетитом жуя селедку. – Люблю я свое дело, вот и все.

– Дурень ты, – ласково протянул лысоватый, приобняв его за плечи. – Сколько же лет мы друг друга знаем?..

– Да лет десять будет.

– Вот видишь, десять лет!.. Разве бы я тебе плохое место предложил? Будешь в моей компании начальником охраны. По большому счету, это второй человек в организации. Обещаю тебе даже неплохой процентик с прибыли. А это уже немалые деньги. С твоей-то энергией и хваткой мы ого-го как развернемся!.. А потом, считай, ты ведь не на пустое место идешь. У меня все отлажено, как хорошие швейцарские часы. Я вот здесь сижу, с тобой разговариваю, а мне денежки в один из зарубежных банков непрерывным ручейком текут.

Михаил энергично ковырял лучок, давая понять этим, что незатейливая закуска интересует его гораздо больше заманчивого предложения.

– Представляю, что будет, скажем, лет эдак так через пять, – съязвил он. – Когда ручеек превратится в бурлящую реку.

– А что, – очень серьезно отреагировал собеседник, – скорее всего, так оно и будет в действительности. Ушел-то я из органов всего лишь четыре с половиной года назад и за это время сумел очень крепко раскрутиться. И знаешь почему? Связи! Ведь были люди, которые мне многим обязаны. Когда-то я помог им, а пришло время, и они выручили меня. Возьмем теперь тебя… У тебя в должниках, Бес, едва ли не половина делового мира числится. Переходи ко мне, Мишуня. Мы с тобой такие большие дела закрутим, что господин Рокфеллер в сравнении с нами покажется просто нищим! – потряс кулаками лысоватый.

Хозяин застолья совершенно не стеснялся своих спутников, одобрительно кивающих в такт его словам. Каких-то три года назад это были честолюбивые опера, а ныне – обыкновенная пристяжь у удачливого бизнесмена. Парни напрочь лишились собственного голоса, как будто бы у них отнялся язык. Вот что делает с людьми боязнь лишиться легких и очень больших денег.

Михаил невесело хмыкнул – незавидная, однако, ему предлагалась участь. Лично он предпочитал сохранять полную свободу. Да, он порой работал на Егора Ларина, чтобы иметь деньги на такси, рестораны и женщин. Но независимый консультант – совсем не то, что штатный сотрудник. И, если очередная просьба Ларина казалась Михаилу не вписывающейся в рамки закона, он всегда мог отказаться. Иногда вовремя сказанное «нет» стоит всех необдуманных «да».

– А ты, Егор, не боишься, что твоей персоной заинтересуются твои бывшие коллеги? – поинтересовался он, устремив взгляд на заставленный блюдами стол. На этот раз внимание майора привлекли маринованные грибочки. Уложенные невысокой горкой, в окружении какой-то ядовито-яркой зелени, они заманчиво поблескивали своими влажными шапочками.

Ловко подцепив маленький грибок, Михаил словно бы невзначай посмотрел на приятеля. Лицо того, еще минуту назад безмятежное, вдруг посуровело, напомнив Михаилу прежнего Ларина – матерого следака с очень грозной репутацией, которого невозможно было напугать ни строгим выговором, ни стволом, направленным в грудь.

За соседним столиком, вяло цедя кока-колу, сидели трое телохранителей Егора. На лицах невообразимая скука, как будто своим присутствием они делали одолжение не только сидящим в ресторане, но и всему остальному миру. И только их глаза, совершенно трезвые, жестко фиксировали малейшее передвижение в зале.

Михаилу доводилось видеть этих парней раньше, в качестве телохранителей первых лиц государства. Не придерешься – настоящие профессионалы. И поменять престижное место службы они могли только за о-очень большие деньги. Ларин, похоже, не скупился не только на посулы, но и на реальные, вполне осязаемые «хрусты».

Его лицо уже успело размякнуть и принять обманчиво расслабленное выражение.

– Знаешь, почему я не боюсь угрозы со стороны нашей доблестной милиции? – спросил он.

– Просвети, – предложил Михаил без энтузиазма.

Грибочки его не разочаровали. Трудно было поверить, что стоимость такой небольшой порции равна по сумме иному месячному окладу.

– А потому что не все такие честные, как ты, – сказал Егор Ларин. – Знаешь, Бес, менты ведь они тоже хотят жить по-человечески. А удовольствия, как известно, стоят дорого. Так что у меня все схвачено! И если кому-то в голову придет блажь поинтересоваться, как я свожу дебет с кредитом, то я уже через час буду знать об этом.

Из дальнего конца зала, слегка покачиваясь, к столику устремился молодой мужчина. Что-то в его сутулой фигуре показалось Чертанову знакомым, а когда тот, разомкнув губы, сверкнул золотой фиксой, Михаил без особого труда узнал в нем своего бывшего клиента.

– Гражданин начальник, какая встреча!.. Вот уж где не чаял тебя увидеть. Давай с тобой махнем по стакану. Не побрезгуешь?

– Ты разве уже откинулся?

– Подчистую вышел, гражданин начальник!. Я свой срок от звонка до звонка отмотал.

Не самая приятная встреча, хотя повседневная жизнь переполнена подобными сюрпризами. Михаил внутренне напрягся.

Фиксатый распростер руки, чтобы заключить его в крепкие объятия. Но неожиданно из-за соседнего столика поднялся рослый охранник, встав на его пути. Глаза безмятежные, на губах рассеянная улыбка, но стоял на ногах он крепко, словно произрастал из пола – не обойти, не разминуться…

– О! – радостно воскликнул телохранитель. – Какая встреча! Где ты пропадал? – И, обхватив фиксатого правой рукой, уверенно направил его в сторону выхода.

Со стороны все выглядело очень естественно. Встретились два приятеля, только один радуется этому значительно сильнее, чем второй.

– Ты че, в натуре?! – тараторил фиксатый. – Я тут крестного своего повстречал. Чарку во здравие хотел опрокинуть.

– А меня ты позабыл? Полгода пропарились в соседних отрядах. Ты меня пивком угостить не желаешь? – Телохранитель явно разбирался не только в приемах рукопашного боя, но и в психологии людей, в том числе не очень трезвых.

Фиксатый приостановился, удивленно похлопал ресницами, а потом признался:

– Не, бля буду, не помню!

– Ты даешь, земеля! Ну, пойдем, я тебе напомню, – подмигнул ему телохранитель. – Не на людях же орать.

Дружелюбно улыбаясь, оба вышли из ресторана.

– Боюсь, этому типу придется раскошелиться на новые фиксы, – прокомментировал сценку Ларин.

– Не сомневаюсь, – буркнул недовольно Михаил.

– Ну да пес с ними со всеми, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! Ты мне скажи, чем ты баб берешь? Я вроде бы при деньгах и внешностью не обижен, а тебе стоит перемолвиться с любой, и она уже твоя. Может, у тебя, Бес, какой-то одеколон особенный? Открой мне секрет! А хочешь, я у тебя куплю его. – Ларин запустил руку в карман. – Ну, называй сумму. Сколько он стоит? Двадцать тысяч баксов? А может быть, пятьдесят?

– Кончай куражиться, – попросил Михаил.

– Ладно-ладно, не обижайся… А помнишь ту брюнетку, которую ты подцепил с месяц назад в этом кабаке?

– И что?

Лицо брюнетки подзабылось, но, определенно, у нее была великолепная фигура. Она отвезла его к себе, и через минуту они очутились в постели. Как же ее звали? Михаил наморщил лоб.

– Расслабься, все в порядке! Кошечка эта потом каждый вечер приходила и тебя ждала. Думаю, сегодня опять появится. Тут на нее путаны стали наезжать. Посчитали, что она солидных клиентов поджидает. Ну, я провел разъяснительную беседу, и девочки поняли, что к чему. Любовь! Я к ней со всех сторон подбирался и так, и эдак. Думаю, уступит, а она ни в какую. Так отбрила, что и подходить уже не стоит. Бес, открой свой секрет. Может быть, ты вставил ей как-нибудь по-особенному?

– Отвяжись! Не запоминаю я, кому, куда и как вставляю.

Михаил не кривил душой. Он действительно не отягощал свой мозг подобными подробностями. Если бы он задался себе целью запомнить всех женщин, которых ему удалось познать, то наверняка ими пришлось бы заполнить все ячейки памяти. Но имя брюнетки все же неожиданно всплыло из небытия, возможно, потому, что оно было редким.

– Ее, кажется, Ангелиной звали? – предположил он.

– Верно! – восторженно подтвердил Егор. – У такой чертовки – такое ангельское имя!

Приятели, сидевшие за столом, заулыбались. Они уже давно попали в сильную зависимость к Егору и научились играть свиту своего короля. Если бы Ларин неожиданно пригорюнился, то они непременно поднесли бы заготовленные платки к сухим глазам.

– Эко диво, – пробормотал Михаил. – Чертовок вокруг хватает. Мне бы ангела в юбке встретить…

– Таких на земле не имеется. Зато Ангелина – вот она, собственной персоной! – торжественно провозгласил Ларин.

Чертанов резко обернулся. Через три столика от него, спрятавшись за спинами какой-то шумной компании, в полнейшем одиночестве сидела молодая женщина с распущенными до плеч волосами. Несмотря на строгое вечернее платье с длинными рукавами, она выглядела неимоверно вызывающе, и сексуальность буквально фонтанировала через каждую клеточку ее оголенного тела. Такое случается только с очень эффектными женщинами. Чувственность невозможно спрятать даже под темной тканью паранджи, и одного только взгляда красавицы достаточно для того, чтобы повергнуть в душевный трепет самого стойкого мужчину.

Женщина сидела одна, что само по себе было очень странно. Такой прекрасный цветок нуждается в отменном уходе и терпеливом, умелом садовнике, способном воздыхать над каждым раскрывшимся лепестком.

Почувствовав чье-то заинтересованное внимание, женщина повернулась, и их взгляды столкнулись, высекая любовную искру. Михаил помнил, что Ангелина была красивой, но чтобы до такой степени – не ожидал. Видно, он и в самом деле был неимоверно пьян, если не сумел осознать очевидного при их первой встрече. Единственное, что он помнил с прошлого раза, так это небольшую, величиной с горошинку, родинку на правом бедре, которую теперь можно было воспринимать за божественную отметину. Кажется, она была идеально круглой. У Михаила возникло неодолимое желание вновь убедиться в совершенстве ее геометрической формы.

Кажется, он целовал эту родинку. А может быть, ему все это приснилось?

– Я сейчас вернусь. – Шумно отодвинув стул, Михаил уверенно зашагал к Ангелине.

– Вернется он! – скептически буркнул Ларин. – Закроется с этой барышней на пару дней в какой-нибудь хате и будет трахаться, как сиамский кот. Похоже, что наше веселье продолжится без него…

– Я ждала тебя, – произнесла Ангелина, чуть улыбнувшись, когда Михаил присел рядом. Держалась она просто, безо всяких затей. Говорила так, будто бы их связывали, по меньшей мере, тысяча и одна ночь, проведенные под одним одеялом. – Мне почему-то казалось, что ты появишься именно сегодня.

Шея у нее была длинная, необычайно грациозная. С такими данными Ангелине следовало бы красоваться на сцене Мариинского театра и исполнять главную партию в балете «Жизель», а не ковыряться в пресном салате из вареной свеклы. Очень милое занятие! Михаил задержал взгляд на ее ладонях. Белизну кожи подчеркивало золотое кольцо с изумрудом на безымянном пальце. На запястьях тонкие платиновые браслеты. Узкая ладонь как будто была создана для поцелуев, и, наклонив голову, Михаил коснулся губами крохотной синей жилочки, отчетливо проступающей сквозь прозрачную кожу. Его пальцы властно переплелись с ее тонкими пальчиками.

Ангелина почувствовала себя пленницей, и на ее прекрасном лице отразилось смятение. Нечто подобное ощущает крохотная птаха, оказавшаяся в силках охотника.

– Почему тебя так долго не было? – прошептала она. – Ты сказал, что мы встретимся с тобой на следующий день в этом же ресторане. – Ангелина капризно наморщила свой маленький носик. – Я уж решила, что ты воспользовался доверчивостью бедной девушки, обманул ее, несчастную, и канул в неизвестном направлении.

– Были неотложные дела, – покаялся Михаил, продолжая покрывать пальчики Ангелины поцелуями. Его глаза механически отметили крошечную трещинку на изумруде.

«Даже самый идеальный камень имеет скрытые дефекты, – подумал он, – а что тогда говорить о людях?» Носик у Ангелины был слегка курносым и, очевидно, доставлял ей немало огорчений. Но от этого ее внешность только выигрывала, приобретая какую-то детскую незащищенность.

– Придется поверить тебе на слово, – вздохнула Ангелина. Расставаться с неволей она не спешила, и ее крохотная ладошка, угодившая в капкан мужских пальцев, оставалась неподвижной.

– А может, пойдем ко мне? – предложил Михаил. – Ведь нам нужно так много сказать друг другу, – проговорил он проникновенно.

– Твои слова способны разжалобить даже камень, – не то похвалила, не то укорила Ангелина.

– Так ты согласна?

Темное, с блестками, платье элегантно облегало упругую девичью фигуру. Совсем не обязательно было иметь богатое воображение, чтобы догадаться, какое роскошное тело скрывается под строгим покроем.

– Разве я могу отказать тебе?

Ангелина осторожно высвободила пальцы из грубоватой мужской ладони, но лишь только для того, чтобы быть подхваченной под локоток и бережно направленной к выходу.

* * *

После развода с женой последние три года Михаил Чертанов проживал в старом кирпичном доме, близ Курского вокзала. Лет пятнадцать назад это была обыкновенная общага для лимиты, считавшей пределом мечтаний зацепиться хотя бы носком ботинка за предбанник столицы. Но в недалеком прошлом общежитие решено было переоборудовать в коммуналку, отселив при этом добрую часть жильцов. Атмосфера дома от этого не улучшилась. Из здания не улетучилась ни грязь, ни вонь, ни прежние обиды.

Более скверное место трудно было отыскать по всей Москве. Муниципальные власти махнули на полуразрушенный дом рукой, желающих выкупить его почему-то не нашлось. Зато здание облюбовали бомжи, которые чувствовали себя на его этажах так же привольно, как в подземных переходах железнодорожных вокзалов.

По мере того, как квартиры заселялись все более подозрительной публикой, милиционеров оставалось здесь все меньше, и Михаил, возвращаясь домой, не испытывал особой радости. В трех комнатах на его этаже устроили склады предприимчивые азиаты и несли здесь круглосуточную вахту, отравляя воздух отвратительным запахом жареной селедки. Ближайшим соседом Михаила оказался хмурый неразговорчивый старик, семидесяти трех лет от роду. Диковатого вида, в ветхом тулупчике, он неизменно возникал в коридоре всякий раз, когда Михаил приводил к себе очередную подругу. Со слюнями, выступившими на губах от вожделения, с крохотными глазками, прячущимися под толстыми линзами очков, он напоминал крота, выползшего на свет. И спутниц Михаила обязательно передергивало от его омерзительного облика.

Михаилу принадлежала самая маленькая и темная комнатушка, мало подходящая для романтических свиданий. Поначалу женщины, очутившиеся здесь, чувствовали себя как в мышеловке, но вскоре осваивались и даже начинали находить особую прелесть в подобной обстановке. Самые неприхотливые из них даже выражали готовность получить у Михаила постоянную прописку, и ему требовалось немалое ораторское искусство, чтобы убедить их в своей полнейшей неприспособленности к семейной жизни. Зато после подобных бесед женщины покидали Михаила в полной уверенности, что его любимейшие занятия – готовить себе ужин и стирать грязные рубашки.

Но таких неземных созданий, как Ангелина, ему приводить в гости еще не доводилось. Как назло, в дальнем конце коридора происходил очередной мордобой, а одна сильно расквашенная физиономия пронеслась мимо, заставив Ангелину испуганно вскрикнуть. Затем выбрался из своей темной норы старый крот и, сладострастно сверкая очками, стоял на пороге, пока Михаил не завел гостью в комнату и не захлопнул за собой дверь.

– Веселые у тебя соседи, – заключила Ангелина, снимая с плеч короткий песцовый полушубок.

Михаил смущенно улыбнулся:

– Когда прихожу домой, у меня возникает такое чувство, что я продолжаю работать со своим специфическим контингентом.

Вместо шапки на Ангелине был яркий пестрый платок, что лишь подчеркивало свежесть ее кожи и отчего она напоминала солистку какого-то лубочного танцевального ансамбля. Справившись с небольшим узелком на затылке, она коротким изящным движением сорвала платок с головы, рассыпав по плечам волосы. На крохотных мочках ушей сверкнули изумруды – странно, что Михаил не заметил их в ресторане.

Окинув спартанскую обстановку помещения, лукавый взгляд гостьи задержался на изрядно продавленном диване.

– Нечто подобное я и ожидала увидеть, – просто сказала Ангелина. – Обыкновенная холостяцкая квартира. Не хватает только пустых бутылок и плакатов с обнаженными красотками на стенах.

Михаил усмехнулся, отдавая должное наблюдательности гостьи. Тем временем она приблизилась к дивану и слегка коснулась его кончиками пальцев.

– Такое впечатление, что этот предмет обстановки не простаивает без дела. – В ее глазах заплясали лукавые искорки. – Если бы он умел разговаривать, то непременно поведал бы очень много занятных историй.

Михаил адресовал ей самый открытый и честный взгляд, на который только был способен:

– После развода с женой у меня не осталось ничего. Ну, разве что штаны и рубашка, которые в тот момент были на мне. А потому пришлось заново приобретать мебель. Хорошую кровать сюда, разумеется, не привезешь, – красноречивым взглядом он обвел стены. – Пришлось довольствоваться тем, что предложат друзья. Вот этот диванчик достался мне от одного моего коллеги, неисправимого ловеласа…

– Что же ты не рассказываешь о себе? Наверняка история этого дивана имеет продолжение, – предположила Ангелина.

Михаил шагнул к ней.

Для того чтобы понять, действительно ли мужчина нравится женщине, нужно присмотреться к ее глазам – если они блестят, то это верный признак того, что в них плещется чувство. И сейчас, в полумраке комнаты, глаза Ангелины светились, как угольки в остывающем камине.

– С твоими способностями тебе следовало бы работать в милиции, – сказал Михаил. – От тебя ничего не скроешь.

Его широкие ладони легли на узкие женские плечи, и неожиданно для себя он ощутил невероятное волнение. Шутка про видавший виды диван, пришедшая на ум, осталась невысказанной. Что-то подсказывало Михаилу, что Ангелина терпеть не может пошлости, и даже «постельное» знакомство не дает ему права для слишком вольного обращения.

– Лучше скажи мне, – тихо попросила она, – почему у тебя не задержалась ни одна женщина?

– Потому что они избирали слишком короткий путь – от двери и до дивана. – Михаил хотел схохмить, но получилось очень серьезно. Правду говорят, что в каждой шутке имеется значительная доля правды.

– Тогда я постараюсь, чтобы мой путь был более долгим.

Ангелина высвободилась из его объятий и направилась к окну, робкая и грациозная, как лесная лань. Михаил потянулся за ней – ощущая в горле такую сухость, словно он по-пластунски прополз по Сахаре.

Бывает же такое – сколько баб перепробовал, и даже не икнулось, а тут в руках такой трясунчик проявился, какой бывает, наверное, только у прыщавого юнца. Не хватало, чтобы еще паралич хватил от нервного напряжения. Неприглядное это зрелище – остывающий труп у ног шикарной брюнетки.

Михаил обхватил Ангелину ладонями за талию и развернул ее к себе.

– У тебя глаза изменились, – прошептала она, – точнее, зрачки. Так бывает у человека, которого одолевает похоть. – Подбородок Михаила нервно дрогнул. – Ладно, не буду тебя расстраивать. Где тут у тебя душ? Ах да, наверное, в противоположном конце коридора… Но горячая-то вода имеется?

– Я провожу тебя, и мы проверим вместе, – предложил Михаил. – Если тебе что-то не понравится, тогда я тебя провожу до такси.

Ангелина тихонько рассмеялась:

– Заманил к себе девушку, а теперь решил избавиться? – Тонкие легкие руки легли на его плечи, кончики пальцев нежно прошлись по спине и обхватили шею. Голова Ангелины слегка склонилась, и у самого уха он почувствовал жар девичьих губ. – Теперь ты ни за что не позволишь мне уйти, – произнесла она шепотом, – потому что в юности я почитывала Камасутру. И если ты не догадываешься, что я имею в виду, то скоро все поймешь сам.

– Так экскурсия в душ состоится? – спросил Михаил.

– Позже, – обожгла Ангелина горячим дыханием мочку его уха. – А сейчас расстегни на мне, пожалуйста, платье, оно необыкновенно тесное.

Глава 7

ТИГР РЯДОМ

После отъезда Михаила Чертанова в Москву таежные охотники дважды видели старого тигра со шрамом. Давняя рана уже давно затянулась, но вот шерсть в этом месте изрядно повылезла, обнажив выпуклый кривой рубец.

Оба раза зверь появлялся совсем неожиданно, словно вырастал из-под земли. И тигроловам оставалось лишь очумело разглядывать его гибкое сильное тело и, не шевелясь, читать про себя молитвы. Если прежде Басурман казался им исчадием ада, то явившийся ему на смену Меченый был куда более опасным демоном. Затаивший злобу на людей, он не давал им спуску. Для большинства из них встреча с тигром становилась последней.

Прежний хозяин этих мест – девятилетний самец Уркан – старался избегать столкновения с пришельцем, рассчитывая, что тот вскоре уйдет с чужой территории, но Меченый повел себя так, как если б являлся единственным хозяином тайги, всюду понаделав меток. А вскоре в одной из балок, заросших старым кедровником, был обнаружен растерзанный труп Уркана.

На этой же территории проживала подруга Уркана, молодая тигрица Шахерезада, с двумя подросшими детенышами. Лишившись покровителя, она выглядела совсем беспомощной. Нетрудно было предвидеть ее печальную участь. Старый самец обязан был избавиться от всего, что напомнило бы ему о его прежнем сопернике.

Единственной возможностью остаться в живых был уход тигрицы с родной территории на смежную, где царствовал молодой и сильный самец, прозванный Султаном за свой многочисленный гарем.

Шахерезада пока выжидала, надеясь, что опасность пройдет стороной. Но старик Меченый уже сумел задрать одного тигренка, отставшего от матери, и терпеливо дожидался случая, чтобы рассчитаться и с самкой.

Шахерезада стала предельно осторожной, она уже не уходила в глубь территории, а лишь курсировала вдоль границы. Султан, заприметив самку среди густого ельника, иногда утробно рычал, призывая ее присоединиться к своему гарему, но Шахерезада не торопилась. А вскоре следы рассказали егерям, что Меченый проник на территорию Султана, смертельно ранив его в поединке. Куда он исчез после этого и зачем появился, никто не понимал. Но разве дано людям постичь планы нечистой силы?..

Михаил покачал головой и отложил письмо деда, которое перечитал уже в третий раз. Старый охотник, воспитанный на языческих суевериях, свято верил не только в переселение душ, но и во всякую нечисть, которая, по его мнению, населяет тайгу. А потому он полагал, что Меченый – это оборотень, посланный на землю силами зла в образе тигра. И в тайге он объявился затем, чтобы выманить Михаила из города и уничтожить род Чертановых под самый корень.

Не ограничившись этим, старик писал, что внуку следует поберечься, потому что точно такой же лютый враг, принявший человеческое обличье, бродит подле него в Москве и выжидает удобного случая, чтобы расправиться с ним. Поэтому, как только Михаил почувствует приближение опасности, он должен сжать в ладони заговоренный тигриный зуб и трижды произнести: «Изыди, сатана!»

Дед не любил писать письма, отваживался лишь раз в полгода на страничку корявого текста. Но в этот раз письмо получилось длинным и очень проникновенным. Старый охотник вспоминал о своих многочисленных хворях, а также подробно пересказал свой сон, из которого выходило, что смертушка его не за горами. Михаил, привыкший к суеверным измышлениям деда, лишь хмыкнул, уверенный, что старика ожидает еще лет десять жизни, большую часть из которых он проведет не в больнице, а на звериной тропе, поджидая хищника.

И все же послание заставило Михаила крепко задуматься. Неужели в родных краях объявился тот самый зверюга, который когда-то задрал его отца? Если так, то он должен быть весьма преклонного возраста. Однако тигры редко умирают своей смертью, они становятся жертвами стаи изголодавшихся волков. Некогда грозные клыки у них постепенно выпадают, а те, что остаются, стерты едва ли не до основания. Потому-то и начинают дряхлые тигры баловать возле человеческого жилья, потому что способны они лишь задрать домашнюю скотину, оставленную без присмотра, или полакомиться бродячим псом.

Тигры, тайга, нечистая сила… Все это казалось совершенно нереальным в маленькой комнатушке коммунальной квартиры, где мирно тикали часы да безмятежно спала самая красивая девушка на свете – Ангелина. Но лишь до тех пор, пока Михаил, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, не положил на раскрытую ладонь заговоренный клык, привезенный в Москву. Гладкий, чуть подернутый желтоватым налетом, он таил в себе первобытную мощь. Можно было только догадываться, какое огромное количество жертв попало на этот клык, прежде чем Михаил убил его обладателя. Хищника может остановить только смерть, но на смену ему придет новый, еще более кровожадный, и вновь притаится в ночи.

Михаил подошел к окну. Два фонаря, стоящие на тротуаре, тускло освещали самую середину двора. На скамейке под покосившимся грибком сидел мужчина в демисезонном пальто и курил. Желтый свет падал на его лицо, оставляя на нем глубокие тени. Странно, что он может делать в такой поздний час в пустынном дворе? Неожиданно мужчина поднял голову и посмотрел прямо на окно, из которого за ним наблюдали. Он ничего не мог увидеть за черным стеклом, зато Михаил рассмотрел лицо сидящего. Странно, но ему вдруг показалось, что он где-то его уже видел. Давно? Да, очень давно. Или, может быть, совсем недавно? И снова ответ был утвердительным. Смутное, пока еще неосознанное беспокойство неожиданно охватило его, и он припомнил предостережение деда.

А незнакомец поднялся и, подняв воротник, пошел прочь, растворившись во мраке.

* * *

Первый свой срок Сергей Назаров получил в девятнадцать лет. Дали ему тогда три года. По уголовным понятиям, срок маленький, и бывалые бродяги называют его экскурсией. Сергей так не считал. Еще куда ни шло, если бы отсидел за дело, а то стукнул сгоряча чугунной сковородой по темечку соседа за излишнее любопытство, а он, падла, едва в деревянный ящик не сыграл. Насилу откачали.

Пересказывая подробности ссоры, Назаров замечал легкие улыбки на лице судьи, которого явно позабавили шуточки арестанта. Однако Серегино остроумие он оценил по-своему, влепив три года общего режима.

Тот срок Сергей Назаров, превратившийся в Серого, отсидел от звонка до звонка и вышел с твердым намерением начать жизнь если уж не с белого листа, то хотя бы с серого. Но разве мог он тогда предположить, что пробудет на воле всего лишь полтора месяца? Только в этот раз статья будет куда посерьезнее первой – умышленное убийство.

Серый нервно закурил, вспоминая свою вторую ходку. На улице было ветрено и сыро, он совсем озяб, но не уходил, надеясь, что окна на третьем этаже зажгутся вновь, и он увидит паскудного мента Чертанова, чтобы подпитать свое сердце давно вынашиваемой ненавистью. Его поведение было сродни ощущениям наркомана, который нуждается в дозе, чтобы усилить остроту собственных чувств. Да, он испытывал потребность в ненависти, и временами она становилась настолько сильной, что, казалось, могла заживо сжечь его изнутри.

Мента можно было бы подкараулить около подъезда и всадить ему заточку в спину или пулю в висок; можно было сбить его машиной, когда тот будет переходить улицу. На худой конец сбросить на голову кирпич. Но Серый был убежден, что любая из этих смертей – слишком легкое наказание для человека, сломавшего его судьбу. Прежде чем умереть, Чертанову предстояло хорошенько помучиться, чтобы смерть показалась ему наградой за все перенесенные страдания.

На губах Серого зазмеилась улыбка, которая появлялась всегда, когда он вынашивал свои планы мести. Сигарета в его пальцах догорала, и столбик пепла, надломившись, упал ему прямо на колени. Слегка наклонившись, он сдул его, отправив в свободный полет. Через минуту рассыпавшийся пепел смешался с землей, превратившись в тлен.

Нечто подобное в скором времени ожидало и майора Чертанова. Подняв голову, Серый привычно отыскал глазами нужное окно. В ночи оно было совершенно непроницаемым, но за ним явно стоял человек и смотрел прямо на Серого. Если бы Серый умел убивать взглядом, все закончилось бы прямо сейчас, но он рассчитывал на совсем другое оружие, а потому, поднявшись, неторопливым шагом пересек двор и направился к стоявшей за углом машине. Он шел и думал, что его ненависть к Чертанову не угасла с годами, а стала гораздо острее, чем тогда, восемь лет назад, когда он освободился и вернулся домой.

То был сплошной разгул, когда почти два месяца слились в один бесконечный день. Он ночевал в каких-то чужих домах, по квартирам друзей и часто не знал, где, когда и с кем ляжет в очередную постель или сдвинет стаканы, спасаясь от лютого похмелья.

Тот роковой день мало чем отличался от предыдущих. Разве что утром по обе стороны от Серого лежали сразу две девушки. Одна рыженькая, другая черненькая. Разномастные сестрички-лисички, практикующие в сексе так называемый «бутерброд» – одна сверху, другая снизу, а между ними тот, кому повезло. Расшевелить сестры могли даже покойника, особенно, если Чернобурочка находилась наверху. Она так энергично умела вертеть тазом, что индийские танцовщицы просто отдыхали. Обе проживали по соседству. Когда Серого упекли на чалку, им было всего лишь по тринадцать-четырнадцать лет, и самое большее, на что они были тогда способны, так это за рубль приспустить трусы до колен. Сильно девушки продвинулись, ничего не скажешь. Он пытался вспомнить события прошедшего вечера, но цельного восприятия не получалось, всплывали лишь отдельные эпизоды, сравнимые разве что с обрывками киноленты. Что он помнил совершенно отчетливо, так это раскачивающиеся у самого лица титьки, которые, кажется, он целовал.

В соседней комнате отдыхал Гончар. Он тихо похрапывал, уткнувшись лицом в чье-то нижнее белье. Одежда была разбросана по всей комнате, а на полу выстроилась внушительная батарея бутылок. Плотненько так, бочком к бочку. Любимая забава Гончара состояла в том, чтобы сбивать их накатом, как в кегельбане, и он искренне огорчался, если стеклотара не разбивалась вдребезги с одного броска.

Пока что бутылки были целехонькие, но зато и совершенно пустые, а простую воду Серый не употреблял с тех пор, как только откинулся. Нужно было одеваться и тащиться к киоску на углу, где торговали спиртным двадцать четыре часа в сутки. Серый так и поступил, так что пока все шло по заведенному порядку, разве что «трубы горели» сильнее обычного.

Уже подходя к киоску, он обнаружил, что карманы пусты. Это был сигнал, и к нему следовало прислушаться или хотя бы насторожиться, но Сергей, подгоняемый жаждой, лишь отмахнулся от предупреждения судьбы и с отчаянностью обреченного зашагал по проторенной дороге.

В киоске его знали. Не далее как три дня назад он был представлен бригадиром немолодому хозяину в качестве «крыши» с правом бесплатного затаривания. Хозяин, еще недавно работавший обыкновенным инженером, скривился от такого накладного знакомства, но возражать не посмел.

Продавцом в киоске работала молодая девушка лет восемнадцати, которая при каждом появлении Серого так пугалась, как будто вместе с пачкой сигарет тот хотел забрать и ее невинность. Избалованное дитя, впервые выбравшееся за порог родительской квартиры. В каждом парне, отбывшем срок, девчушка видела потенциального насильника. Это-то Серого и заводило – сочетание испуганных глаз невинной школьницы с вполне зрелым телом, которое, конечно же, требовало своего.

Настроение у него испортилось в тот самый момент, когда вместо девчушки он увидел перед собой угрюмое лицо хозяина, напоминавшее печеную картошку, которую Серый, кстати, терпеть не мог.

– Мужик, ты бы гулял на свежем воздухе почаще, – процедил он, – а то загнешься раньше времени от нехватки кислорода.

– Ты бы о своем здоровье позаботился, – буркнул владелец киоска, – а то не ровен час загнешься от цирроза печени.

– Не понял, у тебя что, голос прорезался? – опешил Серый.

– Ты, как всегда, пришел за водкой и сигаретами? – вскинул брови хозяин. – Что ж, бери, не смею возражать… – Все обошлось бы, если бы он вовремя прикусил язык. Но не прикусил, прошипев, не удержавшись: – Кровосос.

Лицо Серого окаменело. В висках застучали молоточки.

– Что ты сказал? – спросил он, болезненно морщась.

– Что слышал! – отрезал хозяин, наглея от собственной смелости. – Пособирались тут, шакалы, не напасешься на вас…

Молоточки сменились молотами. Словно два дюжих молодца забрались в черепную коробку Серого, прихватив с собой тяжелую-претяжелую наковальню.

– Придется тебя убить, – просто произнес он и вытащил из кармана нож, совсем небольшой, с коротким лезвием, и оттого выглядевший не опасным.

Хозяин киоска открыл рот, чтобы попросить прощения, и тут же упрямо стиснул зубы. Он еще не успел остыть после скандала с супругой, в котором, как всегда, потерпел поражение, и сейчас пребывал не в том состоянии, чтобы поджимать хвост перед всякими юнцами с перочинными ножичками.

– Засунь эту штуковину себе в задницу! – повторил он фразу из очень популярного в ту пору боевика.

Серый не видел этого фильма, поскольку там, где он отбывал срок, не было видеосалонов. Но зато в зоне его научили очень щепетильно относиться к своему заднему проходу и не колеблясь пускать в ход любые колющие и режущие предметы.

Рука среагировала на оскорбление раньше, чем он осмыслил, что делает. Короткое, плохо заточенное лезвие, описав небольшой круг, рассекло глотку, из которой вырвались оскорбительные для зэка слова. Мужчина постоял немного, держась обеими руками за окровавленное горло, и осел, скрывшись из виду. Серый аккуратно сложил нож, взял с прилавка бутылку водки, пачку «Мальборо». Повернулся к киоску спиной и пошел прочь.

Настроение не слишком улучшилось, но зато перестало стучать в висках.

Улица была совершенно безлюдна, как это бывает иногда в самом начале страшного сна. Распечатав на ходу пачку сигарет, Серый вдруг вспомнил, что забыл в комнате зажигалку. Он даже знал, где оставил ее – на низенькой тумбочке, между женскими трусами и двумя использованными презервативами.

Возвращаться к Гончару не хотелось. Серый понимал, что судьба предоставляет ему шанс. Самое благоразумное в его положении – поймать подвернувшуюся попутку, рвануть на ближайший вокзал, а оттуда рвать когти из Москвы первым же поездом. Но зажигалка была именная. Ручной работы, доставшаяся ему в подарок от одного матерого уркагана, взявшего его на зоне под свою опеку. Он настолько привязался к своему покровителю, что, когда того переводили на другую зону, Серый едва не вскрыл себе вены от душевной тоски. Не забрать подарок – значило предать память о своем наставнике. И потом, зажигалка была его талисманом, и Серый опасался, что с ее исчезновением следовавшее по его пятам лихо вскарабкается ему на плечи.

Потоптавшись несколько минут возле подъезда, он поднялся на нужный этаж. Долго звонил в дверь, понимая, что теряет драгоценное время. Впору бы забарабанить, но лишний шум лишь привлечет внимание. Наконец внутри квартиры послышалось какое-то шевеление, и осипший женский голос сонно поинтересовался:

– Кто там?

– Открывай, это я, – отозвался Серый, отметив, что его голос потерял былую уверенность, да и пальцы, сжимающие гостинцы, слегка подрагивают.

Дверь отворилась. На пороге стояла младшая из двух сестричек-лисичек, та самая Чернобурочка, которая умела исполнять как танец живота, так и всего остального.

Жизнь сложилась бы намного проще, если бы черненькая оказалась одетой. Но на ней были только сережки, что блестели в ушах золотыми каплями и напоминали зрачки дьявола, призывающего к действиям. «Бери! Все в этом мире принадлежит тебе!»

Избавившись в прихожей от ноши, Серый одной рукой развернул сестричку лицом к стене, а другой расстегнул штаны. Не позаботившись прикрыть дверь, он прохрипел, не видя перед собой ничего, кроме поджарых ягодиц:

– Нагнись! Ниже…

– Но я…

– Заткнись!

На протяжении десяти минут Серый яростно терзал ее покорное тело, но бешеная энергия, скопившаяся в нем, никак не могла найти себе выхода. Сестричка, сообразившая, что с ним творится что-то неладное, жалобно попискивала голоском мыши, придавленной кошачьей лапой. Ноги у нее начали подкашиваться, она едва держалась за стену, а ее голова бестолково болталась у самого пола, подметая его тусклыми черными волосами.

– Да кончай же ты быстрее, – взмолилась она, – не могу я больше!

– А он уже кончил! – уверенно сказали за спиной Серого.

Сильнейший удар пришелся в отставленный зад Серого, в позвоночнике что-то хрустнуло, и он, потеряв равновесие, повалился вместе с девицей на пол.

– Ну что, натрахался? – раздался сверху вполне доброжелательный голос. И, чуть выждав, продолжал: – Это хорошо, тебе ведь теперь долго не придется заниматься этим делом.

Не давая Серому подняться, кто-то сильно надавил ему на шею, а в следующую секунду он почувствовал невыносимую боль в выворачиваемых суставах рук. Негромко и одновременно очень зловеще щелкнули наручники.

– Поднимите его, – распорядился все тот же голос.

Серый попытался сопротивляться, зацепив ногой чью-то стопу. Но две пары рук насильно оторвали его от пола и поставили перед молодым мужчиной с короткой стрижкой. Увидев его лицо, Серый машинально подумал, что сам он будет выглядеть лет через семь примерно так же. Прямо старший брат, хотя лучше бы Серый завел себе родственника среди волков позорных, чем среди «мусоров».

– Это он и есть? – обернулся «родственник».

Из-за его плеча выглянуло зареванное личико девчушки из киоска:

– Да, это он!.. Он убил папу!

– И до тебя очередь дойдет, сучка! – выдохнул Серый. Теперь, когда выяснилось, что продавщица является дочерью оскорбившего его хмыря, она не казалась ему такой уж симпатичной. И личико ее, сморщившееся от горя, тоже напоминало Серому печеную картошку.

Боковым зрением он увидел, как молодой мужчина, стоявший напротив, коротко замахнулся. Чугунный кулак пришелся прямо в нижнюю челюсть, жестоко раскрошив передние зубы. Серый почувствовал себя мотыльком, столкнувшимся с локомотивом. Полость рта мгновенно наполнилась кровью, но он выплюнул ее, помотал головой, прогоняя одурь, и прохрипел, глядя на продавщицу:

– Я отымею тебя во все дырки, которые у тебя есть, а потом наделаю новых и отымею снова!

– Это вряд ли, – усомнился мужчина с короткой стрижкой и натурально ментовскими глазами.

Его ботинок взмыл вверх и врезался в промежность Серого, не защищенную даже легкой тканью трусов. Все, что имелось у него между ногами, моментально превратилось в сплошной комок боли, разрастающийся подобно огненному шару.

А молодой мент довольно улыбался:

– Ты еще скажешь мне за это спасибо, когда попадешь в Бутырку. Прикинь сам: восемьдесят человек в тесной камере, никаких условий для интима. А тебе плевать. Ни в кулак гонять не хочется, ни петухами пользоваться. Благодать!

Спутники мента захохотали. Похоже, они привыкли к шуткам такого рода. В прихожей и на лестничной площадке собралось множество людей, и все они, знакомые и незнакомые, с интересом наблюдали за корчами Серого. Он все еще задыхался от боли в паху, когда сильные руки подхватили его под локти и поволокли к выходу. Ногой он зацепил стоявшую в углу швабру, и она, стукнувшись черенком о паркетный пол, издала звук, похожий на выстрел.

У подъезда, мерцая синим фонарем, стоял «луноход», к которому потащили Серого.

– Ну, ты, Чертанов, даешь! – восхищенно произнес один из ментов.

– За десять минут мокруху размотал.

– А то как же! – откликнулся не без самодовольства стриженый.

– Ты меня попомнишь! – прошипел Серый.

– Главное, чтобы ты меня не забыл, – небрежно отмахнулся Чертанов.

Серый не забыл. Обиды в неволе не забываются, они постоянно дают о себе знать, как незатянувшиеся раны. А Серый свою еще и бередил, когда вместе с остальными «ловил сеансы», петушил кого-нибудь и даже спаривался со специально вымытой и надушенной свиньей Дианой в хозблоке. Пророчество Чертанова не сбылось – на зоне Серому постоянно хотелось, еще как хотелось! До скрежета зубовного, до темноты в глазах, до полного умопомрачения. Но после памятного удара ногой пропало главное – ощущение кайфа. С виду аппарат функционировал безотказно, исправно наливался кровью, в нужный момент изливался, чем ему было положено изливаться. А разрядки не было. Никогда. И с каждым годом Серый все сильнее наполнялся черной злобой. За восемь лет в нем накопилось столько ненависти, что она просто не могла выплеснуться разом – со взмахом «пера» или нажатием на спусковой крючок.

Опер Михаил Чертанов, успевший дослужиться до майора, даже не подозревал, какого лютого зверя разбудил он в зэке Сергее Назарове, носящем непритязательную кличку – Серый.

Первые три года Серый изобретал свой план мести, а остальные пять – оттачивал его до мельчайших подробностей. Была продумана каждая изощренная деталь, выработаны запасные варианты и даже отработаны слова, которые должны будут прозвучать в свое время.

Прежде чем потерять жизнь, Чертанову предстояло лишиться семьи, карьеры, друзей и всего остального, что составляет смысл существования мужчины.

Выяснив, что майор находится с женой в разводе, Серый немного расстроился, но, когда увидел Наталью воочию, понял – эта баба по-прежнему Чертанову дорога. Высокая, белокурая, с правильным овалом лица, она не уступала внешностью многим рекламным красоткам, а превосходила их тем, что была совершенно земной, настоящей. С реальными бабскими запросами и проблемами, которые Серый без труда прочел в ее взгляде. Красавицы всегда ждут от судьбы большего, чем получают. А что имела Наталья? Опыт семейной жизни с ментом, который сутками пропадал на службе? Сожаление о безвозвратно проходящей молодости? Одиночество?

Серый недолго ходил вокруг да около, скрадывая жертву. Напор, решительность и даже наглость – вот приемы, которые должен использовать настоящий мужчина в отношениях со слабым полом.

Он шагнул Наталье наперерез ранним утром, когда она вышла из детского сада, где оставила чертановского отпрыска. В ее глазах светилась тоска по несбывшимся снам, а губы были сжаты так плотно, словно давно разучились улыбаться.

Серый протянул ей охапку роз и что-то сказал. Она что-то ответила, кажется, это был лепет про работу, на которую она якобы очень спешит. И через пару минут они сидели в «девятке» Серого – на колесах ведь добираться быстрее, верно? Да, согласилась Наталья, но на работу все-таки опоздала, потому что обнаружила вдруг, как сильно смахивает ее новый знакомый на мужа, каким он был в молодости. Серый в долгу не остался – галантно сравнил ее с Шерон Стоун, тоже молодой, разумеется. За такими милыми разговорами Наталья и не заметила, как очутилась совсем не там, куда спешила. На преодоление ее слабого сопротивления ушло минут десять. Бурный половой акт в машине, стоящей посреди пустыря, длился ровно столько, сколько потребовалось Наталье, чтобы получить от случайного знакомого все то, что она недополучила от своего мента. Время, как всегда, не имело для Серого никакого значения. Удовольствие от обладания Натальей было чисто моральным, а не физическим, но он впервые утолил жажду мести, и вскоре эти встречи превратились для него в необходимость.

Гостиничные номера, лавки в пустынных парках, подъезды, арки и подворотни – он всюду старался на славу и, наконец, дождался от Натальи приглашения домой. Это было покруче всех их прежних свиданий – обладать ею на той самой кровати, где она занималась этим с Чертановым. Выдавливать из нее приглушенные стоны, зная, что за стеной спит в своей постельке маленький чертановский ублюдок, очень похожий на своего папочку.

Но той ночью Серому пришлось уйти несолоно хлебавши. Опер по прозвищу Бес опять встал у него на пути, неожиданно припершись в свой бывший дом. Ярость Серого была столь велика, что он едва не завалил заклятого врага прямо там, во дворе, когда тот отправился восвояси, не подозревая, что смерть следует за ним по пятам, сжимая в руке пистолет с досланным в ствол патроном. Серый сдержался. Но приглашением Натальи тогда так и не воспользовался, потому что она была опоганена ментом, и это заставило бы его слишком остро ощутить собственную ущербность.

Теперь он вернулся, зная, где и с кем проводит время ненавистный майор. Несмотря на поздний час, он не сомневался, что сегодня переступит порог дома ненавистного мента и поимеет его жену на их широкой супружеской кровати.

– Кто там? – сонно отозвалась Наталья на звонок.

– Открывай, – просто сказал Серый.

Послушно защелкали замки. Они у Натальи были отменные, итальянские и, помимо обычных стальных язычков, обладали различными секретами. Даже опытному медвежатнику пришлось бы изрядно повозиться, прежде чем проникнуть в квартиру. Серый же вошел совершенно беспрепятственно. Наталья и не подозревала, какого матерого хищника впускает к себе в дом.

Она отступила на полшага, освобождая Серому путь.

– Малой спит? – поинтересовался он вполголоса.

– Сын у родителей. Сплю – я.

– Спала, – поправил Серый, разглядывая Наталью, одетую только в прозрачную рубашку. – Это хорошо, что сегодня ты одна.

– Ты говоришь, как киллер, который явился, чтобы без помех задушить беззащитную жертву.

– Если бы у меня была такая цель, то все закончилось бы гораздо раньше.

Реплика Наталье не понравилась, судя по тому, как нервно она закурила, устроившись за кухонным столом.

– А какая у тебя цель, интересно знать?

– Если я скажу тебе, что соскучился, ты мне поверишь?

– А может, тебе просто нужна баба на ночь? Тогда ты ошибся адресом. Сейчас в Москве вовсю бурлит ночная жизнь, зайди в любой кабак и выбери себе бабу по вкусу!

– Я уже выбрал.

Наталья вызывающе вздернула подбородок и посмотрела на Серого сквозь завесу сигаретного дыма. Наверное, она была уверена, что взгляд ее полон высокомерия, но на самом деле ее глаза были глазами прирученной самки. Все дело в правильном обращении с женщиной. Стоит им почувствовать твердую руку, как они готовы тереться об ноги и осыпать своего повелителя ласками. А чуть дашь слабину – вмиг переметнутся к тому, кто покажется им более сильным. В каждой королеве живет покорная рабыня, ждущая своего хозяина. Главное, не допустить обратной метаморфозы.

– Покурила? – спросил Серый, забирая у Натальи сигарету. – Тогда пойдем.

– Куда? – осведомилась она, когда его пальцы обхватили ее предплечье.

– В постель, разумеется.

– С какой стати ты распоряжаешься в чужом доме? Где тебя научили таким манерам?

– На зоне, – просто ответил Серый, на ходу освобождая Наталью от рубахи. Она уперлась обеими руками в косяки двери, ведущей в спальню:

– Ты шутишь?

– Какие шутки, когда болт в желудке? – Серый обхватил ее поперек туловища, без труда оторвал от пола и понес к кровати.

– Вот угораздило так угораздило! – сокрушалась Наталья. – Бывший муж – мент. Нынешний любовник – из уголовников! Вы часом не братья?

Лицо Серого сохраняло каменное выражение.

– Нет. У нас нет ничего общего.

– Есть! Вы оба какие-то ненормальные! – воскликнула Наталья, когда он швырнул ее поперек кровати и принялся раздеваться.

– Я-то как раз в полном порядке, – процедил Серый, набросившись на нее с пылом изголодавшегося зверя.

Всякий раз, когда он трахал Наталью, ему казалось, что еще чуть-чуть, и он испытает то, чего лишил его ее супруг. Он рычал от невозможности пережить оргазм, а она принимала это за проявление страсти и доходила до самозабвения, то извиваясь в его объятиях, то обмирая, и так – почти час подряд. Когда Серый решил, что с нее хватит, и перекатился на спину, Наталья была не в силах пошевелить пальцем, не то что принять более целомудренную позу.

На ее безымянном пальце красовался массивный платиновый перстень с розоватым топазом, величиной с горошину. Разглядывая его, Серый с тоской подумал, что в прежние времена его привлекали в женщинах отнюдь не их драгоценности. Сексопатолог, у которого он побывал вскоре после возвращения в Москву, сказал, что замена искалеченного полового органа – это нечто из области фантастики, и порекомендовал Серому восстанавливать утраченные функции практическим, так сказать, путем. Что-то еще пытался заливать лепила про донжуанов с казановами, но Серый не дослушал, ушел. Что толку иметь сотни телок, если сам не получаешь от них кайфа?

– Тебе со мной хорошо? – спросила Наталья.

Более неуместный вопрос, чтобы взбеленить Серого, трудно было придумать.

– Лучше бы на клык взяла, чем всякую туфту травить, – грубо сказал он.

– Клык?.. Что ты имеешь в виду?

– Что имею в виду, то и введу, – ответил он присказкой, указав взглядом на свой до сих пор не опавший орган.

Глаза у Натальи округлились.

– Как ты со мной разговариваешь? – возмутилась она. – Я тебе что, шлюха из подворотни?

– В подворотне, кстати, лично я тебя отымел однажды. Не знаю, правда, как остальные.

– Убирайся! – взвизгнула она.

Пальцы Серого ухватили Наталью за подбородок.

– Посмотри на меня внимательно. Ты, видно, еще не поняла, с кем имеешь дело?

– Поняла, теперь очень даже хорошо поняла!

Она попыталась высвободиться, но пальцы Серого, словно клешни, сжимались все сильнее, даже не помышляя отпускать свою добычу.

– Вот и отлично, – сказал он с многообещающей ухмылкой. – Значит, тебе ничего не придется объяснять. Отныне ты будешь делать то, что я тебе велю, и так, как мне этого захочется.

– С какой это стати? – Голос Натальи прозвучал затравленно.

– Да потому, что ты одинокая, беззащитная женщина, которая к тому же обязана заботиться о своем маленьком сыне.

– Подонок! Мой муж…

– Твой бывший муж. Если ты еще хоть раз допустишь его к себе, тебе грозят такие крупные неприятности, что ты и представить себе не можешь. Дошло? – Серый заглянул в расширенные от ужаса зрачки Натальи и удовлетворенно кивнул: – Вижу, что дошло. А теперь – на клык!

Она выполнила его требование примерно через десять секунд после того, как он откинулся на подушку с руками, заброшенными за голову. В следующий раз Серый не собирался давать Наталье на раздумье даже половины этого времени.

Глава 8

ВРЕМЯ РАЗБРАСЫВАТЬ КАМНИ

Любой оперативник МУРа отлично знает, как плохо могут аукнуться человеку его грехи и слабости при неблагоприятном стечении обстоятельств. Борис Львович Котляр тоже был в курсе этого и не раз использовал информацию подобного рода для вербовки осведомителей. Принцип был прост. Напакостничал? Не хочешь, чтобы компромат получил огласку? Тогда делай, что тебе говорят, и не рыпайся.

Умный человек всегда помнит, что оружие, которое он использует, всегда может быть использовано против него самого, и делает соответствующие выводы. Не очень умный человек никаких выводов не делает. А Котляр так и вовсе обозвал себя кретином, но когда это произошло, менять что-либо было уже поздно.

Он сидел в своем кабинете, кушал «тормозок», заботливо собранный супругой, и размышлял о причинах падения успеваемости старшей дочери, когда зазвонил телефон.

– Н-да? – произнес Котляр в трубку, механически пережевывая пищу. В следующее мгновение его челюсти застыли, словно приклеенные друг к другу.

– Боря? – грубо спросил незнакомый мужской голос.

– Кто говорит? – Котляр опять задвигал челюстями, торопясь проглотить пищу.

– Я только что с «Горбушки», – заявил незнакомец. – Там богатейший выбор видеокассет с садомазохизмом, но, признаюсь, ты способен затмить многих. – Еда стала у Котляра поперек горла.

– Кто говорит? – повторил он исказившимся до неузнаваемости голосом.

– Неважно. Важно другое. Помнишь очаровательную брюнетку, которая откликнулась на твое объявление в Интернете? Ты выступал там под псевдонимом Пупс.

– Что за бред? Какой Интернет к свиньям собачьим? Какой Пупс?

– Тот самый, который жаждал найти подругу для совместных занятий нетрадиционным сексом, – прозвучало в трубке с издевкой.

Лицо Котляра сделалось бурачным, словно в него плеснули свежезаваренным чаем, принесенным из дома в китайском термосе.

– Я не понимаю, о чем…

– Напомнить? Пожалуйста. На брюнетке кожаные доспехи и ботфорты, в руках плетка-семихвостка. Пупс ползает у нее в ногах и молит о прощении. Рассказать, как именно он был наряжен? Что проделывал своим языком? Хотя кульминационной была заключительная сцена. Когда выпоротый Пупс попросил партнершу присесть над ним на корточках и…

– Прекратите! – заорал Котляр страшным голосом.

В трубке проскрежетал смех:

– Опасаешься, что кто-нибудь подключится к линии, Боря? Напрасно. Настоящая беда может произойти, если одна из отснятых кассет с твоим участием пойдет гулять по рукам муровцев. Другая попадет твоей жене. Третья… Ну, скажем, начнет хождение в той самой школе, где учится твоя дочь.

По роду своей профессиональной деятельности Борис Львович Котляр отличался завидной оперативностью мышления.

– Что я должен сделать, чтобы это… кха… приключение не получило огласку? Учтите, денег у меня нет. Я могу лишь оказать какую-нибудь услугу или…

– Услуги будет вполне достаточно.

– А где гарантии, что…

– О гарантиях потом. Сейчас слушай и запоминай… Пупс!..

* * *

Отключив трубку мобильного телефона, Серый подумал о том, как далеко шагнул прогресс за время его отсидки. Московская клофелинщица ищет клиентов через всемирную компьютерную сеть, это же просто уму непостижимо! Муровцы обзавелись визитными карточками «внештатных консультантов» коммерческих фирм, проставляя в них не домашний, а служебные телефоны. В свободной продаже лазерные диски, на которых содержится «закрытая» информация о жителях столицы. Находишь в списках Котляра Б. Л., делаешь запрос – и получаешь на блюдечке все его данные. Короче, двадцать первый век.

Опять же – пластическая хирургия. Можно свести лазерным лучом любую татуировку, а можно и о личике своем позаботиться. Некоторые мечтают об омоложении, а Серый просто сказал лекарю, что ему надоело видеть в зеркале одно и то же отражение. И что? Никаких скальпелей и прочих допотопных железяк. Все тот же волшебный лазер, несколько впрыскиваний силикона, коррекция кожи – и порядок. Больше всего Серому понравилось то, что почти исчезло его сходство с ненавистным Чертановым. Он бросил взгляд в зеркало и с удовольствием провел пальцами по своему видоизменившемуся лицу. Нет, все-таки сходство с ментом осталось, но сейчас Серому это даже на руку.

Все было готово к запланированной акции на Рязанском проспекте. Трезвый Гончар дрых в соседней комнате. Очаровательница, обработавшая Котляра, ждала звонка. Это была одна из тех самых повзрослевших сестричек-лисичек, с которыми гужевался Серый, когда его повязали менты. Черненькая, подвижная. Стоило Серому подобрать к ней ключик, и оказалось, что она готова не только «бутерброды» или танец живота исполнять, но и все, о чем ее попросит старый знакомый. И сегодня, когда они втроем отправятся на дело, ее не придется подгонять или убеждать в чем-либо. Коготок увяз – всей птичке пропасть. А черненькая влипла уже основательно.

Конечно, все эти подготовительные мероприятия стоили денег, и немалых. Они, как обнаружил Серый, при всех своих достоинствах, обладали одним существенным недостатком – способностью быстро исчезать. Причем здесь наблюдалась строгая закономерность – чем больше приток денег, тем стремительнее возрастают расходы.

Скоро предстояло трясти очередного антикварщика, но Серый чувствовал, что фарт, который сопровождает его в последнее время, нельзя упускать, дожидаясь у моря погоды. Кроме того, будучи заядлым картежником, он давно подумывал о том, чтобы завалиться куда-нибудь на «катран» и сорвать с кона большой куш.

О подобных игорных домах наслышаны все, кто так или иначе связан с уголовным миром. Помимо знакомых, в закрытом «катране» всегда можно встретить залетного купца, спешащего расстаться с мошной, как бедовая девка с грешным плодом.

Один такой «катран» находился на самой окраине Москвы, в Западном округе, рядом с Переделкином. Район лесистый, темный и глухой. Идеальное место, чтобы расписать пульку или разогреть свару. Хозяином «катрана» был степенный мужик с благородной сединой на висках. И если не знать того, что в недавнем прошлом он промышлял как «катала», то его вполне можно было бы принять за преуспевающего доцента какого-нибудь коммерческого вуза.

Серый побывал здесь пару раз после первой ходки, когда его швыряло из стороны в сторону, как перекати-поле. Несмотря на его молодость, катранщику он понравился, и на прощание Серому дали понять, что он всегда будет здесь желанным гостем. Вот и настало время воспользоваться приглашением.

Растолкав по карманам остатки валюты, Серый вышел из дома и, поразмыслив, решил добираться на попутке, чтобы зря не светить номера «девятки» в месте, где всегда можно нарваться на стукача или осведомителя. Поймав частника, Серый пообещал его не обидеть, если тот домчит с ветерком. И уже через полчаса, благополучно объехав пробку у проспекта Вернадского, водитель затормозил в указанном месте.

Бросив на панель приборов щедрое вознаграждение, Серый направился к одноэтажному кирпичному домику с небольшим газоном перед крыльцом. Последний раз он был здесь восемь лет назад, незадолго до последней отправки. Но с тех пор ничего не изменилось, как будто время вдрызг разбилось о колючий шиповник, бурно разросшийся в палисаднике.

Дверь распахнулась сразу, едва Серый простучал условным кодом – два быстрых удара и через длинную паузу стукнул еще разок. Здесь привечали любого проверенного гостя, потому что благосостояние «катрана» напрямую зависит от того, сколько денег принесут с собой игроки. Встретил Серого хозяин, сдержанно пожав протянутую руку. За его спиной дружелюбно скалил лошадиные зубы Гульба, получивший кличку за склонность к красивой жизни. Насколько понял Серый, за минувшие годы Гульба привычкам не изменил и продолжал поправлять свое шаткое материальное положение за счет секи и буры. Про него ходил липкий слушок, что он всегда держит в рукаве запасного туза, однако уличить его в нечистоплотности не удавалось, а за безосновательные обвинения в воровском мире принято спрашивать строго.

Серый уловил в глазах Гульбы алчный блеск, и душу неприятно покоробило, как будто кто-то неведомый проскрежетал по жести острым предметом. Тот уже видел в Сером безропотного барашка, с которого можно не только состричь шерсть, но и шкуру содрать при случае.

После обмена приветствиями хозяин отступил в глубину комнаты, давая гостям свободу для маневра в узком коридорчике и время, чтобы присмотреться друг к другу. По традиции «катранов», он всегда мог включиться в игру на льготных условиях, но, как правило, не делал этого, довольствуясь обговоренным процентом от ставки.

– Тринька?.. Бура?.. Преферанс? – перечислял Гульба, улыбаясь. Всем своим добродушным видом он давал понять, что берет карты в руки лишь для того, чтобы сделать приятное Серому.

– Давай в свару, – предложил Серый. Он совершенно не доверял партнеру, полагая, что его колода может быть «заряженной», но начинать знакомство с недоверия не хотелось.

– По-крупному? – Гульба вопросительно приподнял брови.

– Для начала по чирику, а как разогреемся, удвоим, – пообещал Серый.

– Лады, – охотно распечатал Гульба колоду карт, высветив бубновый туз.

Первые полчаса счет был равный и незначительное преимущество колебалось то в одну, то в другую сторону. Гульба оставался непринужденным, даже веселым, и только покрасневшие уши свидетельствовали о его волнении.

Собирая со стола первый выигрыш, составивший что-то около тысячи долларов, Серый на секунду отвлекся, а когда приготовился продолжать игру, карты, разложенные на столе, показались ему слегка смещенными. Взглянув на лицо Гульбы, он не заметил в нем перемен – все та же полная безмятежность. Создавалось впечатление, что они сидят не за игорным столом, а за ресторанным. Серый с таким же напускным безразличием поднял свои карты. Гульба, не сводя насмешливых глаз с партнера, увеличил банк вдвое.

Против ожидания, Серому повезло и в этот раз – вместе с явочным тузом пришло еще два, – пиковый и крестовый. А потом началась сплошная полоса невезения. Примерно через час пришлось выгрести из карманов все оставшиеся деньги, пересчитать их и поставить на кон последние четыре тысячи баксов.

– Этого мало, – мягко предупредил Гульба, – нужно еще столько же.

Серый, давно сообразивший, что здесь его внаглую «обувают», улыбнулся:

– Я расплачусь… если, конечно, проиграю.

– Когда?

– Да почти сразу.

– Это как?

– А вот это не твое дело, – прищурился Серый. – Я слово сказал, я за него отвечу. Остальное тебя не касается.

– Ладно. – Гульба перестал казаться таким уж добродушным. – Поехали.

Серый вновь посмотрел в свои карты, как будто за время переговоров в них могли произойти какие изменения. Ему по-приятельски подмигивал бубновый туз, толкая на смелое решение. Если верить карте, Серый ничем не рисковал, у него был один из самых сильных карточных раскладов – почти непробиваемые «три лба». Выше котировались только три шестерки, но вероятность того, что они встретятся в партии друг против друга, практически равнялась нулю. Это как если бы в космосе столкнулись бы между собой два несовместимых атома.

Напустив на себя торжествующий вид, Серый провозгласил:

– Вскрываю! – Он первым бросил на стол карты.

На пестрой скатерти лежала неряшливая стопка купюр. Гульба наверняка уже считал их своими, ему оставалось соблюсти небольшую формальность – продемонстрировать лоху свой выигрышный расклад и распихать чужие денежки по карманам.

Так он и поступил, аккуратно выкладывая перед противником свои три шестерки со словами:

– Жаль, поутряне здесь всегда пусто. Народ пропустил незабываемое зрелище.

– Такой расклад выпадает раз в тысячу лет, – согласился Серый, уставившись на предъявленные ему карты. – Сейчас завалюсь в какой-нибудь кабак и напьюсь с горя.

– Сначала ты должен расплатиться, – мягко напомнил Гульба. Одной рукой он сгребал со стола деньги, а в другой сжимал плоский черный пистолет с невзведенным курком.

– Ах да! – спохватился Серый, выхватывая свой готовый к бою ствол.

Выстрел прозвучал не громче хлопка в ладоши. Основной шум наделало мертвое тело Гульбы, который сначала опрокинулся вместе со стулом, а потом еще и засучил ногами.

Вбежавший в комнату хозяин «катрана» попятился, недоверчиво качая головой:

– Ты чего это, Серый… не глупи, – на его лице застыла маска ужаса. – Тебя же найдут.

– Нет, найдут тебя, – возразил Серый. – Мертвого.

Пуля швырнула хозяина назад, как мощнейший удар в челюсть. Стукнувшись затылком о подоконник, он обрушился на пол вместе с прихваченной занавеской.

Сергей свинтил с «вальтера» глушитель, спрятал оружие во внутренний карман куртки, а потом, перешагнув через ручеек крови, приблизился к Гульбе и принялся собирать рассыпавшиеся деньги. Из левого рукава убитого выскользнула карта. Серый не поленился – поднял. Это оказался валет пик. Роковая карта!

Протерев тряпкой все места, где могли остаться его отпечатки пальцев, Серый вышел из дома, озабоченно думая, что пора бы пополнить запас патронов, которые приходится тратить все чаще и чаще.

У автобусной остановки, напротив которой Серый ловил попутку, он заметил пенсионера с военной выправкой, глядящего в его сторону каким-то нехорошим взглядом. Но, присмотревшись, Серый обнаружил, что дедуля просто успел где-то назюзюкаться, и глаза у него совершенно остекленевшие.

Место преступления Серый покинул в прекрасном расположении духа.

* * *

Как ни пытались мысли Михаила Чертанова сосредоточиться на фантастической ночи, проведенной с Ангелиной, по приходе на работу он все же заставил себя заняться делом.

Ознакомившись с картотекой по беспалым правонарушителям, Михаил понял, что этот путь бесперспективен и лишь отдаляет его от истины. Как оказалось, в уголовной среде калек было немало: они теряли конечности в перестрелках, отмораживали пальцы на зоне, а то и просто калечились по пьяному делу. География их расселения выглядела неимоверно широкой, в общем-то, такой же, как и сама Россия. Едва ли не в каждой зоне можно было встретить парочку беспалых с очень криминальным прошлым.

Отсидев положенные сроки, они разбредались по стране, и проследить путь каждого из них просто не представлялось возможным.

Следовало искать иные зацепки, а их не существовало. Организатор налетов был человеком опытным, очевидно, с немалым уголовным прошлым. Отпечатки своих пальцев он тщательно уничтожал, не оставляя даже окурков, – и последнее было странным, ведь не съедал же он их в конце концов!

А тут еще одно кровопролитие – на сей раз в «катране». Какой-то нервный посетитель завалил сразу двух человек, в том числе и хозяина заведения. Вообще-то обычная история. Странным было то, что, по описанию свидетеля, покинувший заведение мужчина был похож на того самого преступника, которым так интересовались на Петровке. Свидетельским показаниям приходилось верить – старик тридцать лет проработал в органах, и глаз у него был наметанный. И если так, то возникал вполне закономерный вопрос: а не загулялся ли на воле этот хладнокровный убийца?

Поразмыслив, Михаил решил встретиться со «смотрящим» Центрального округа, – «положенцем» Репой. Почему-то именно на этот округ приходилось подавляющее число ограблений. Кроме того, Репа давал «крышу» антикварщикам, и его не могло не беспокоить положение дел в его вотчине.

Смотрящий округа Репа слыл человеком закрытым, об этом знали все. И это при том, что положенец вел подчеркнуто богемный образ жизни – появлялся на разного рода презентациях, на светских раутах и был лично знаком со многими известными политиками и деятелями искусств. Но, в сущности, это была всего лишь оболочка, так сказать, панцирь, через который невозможно было достучаться до его настоящего нутра.

А был он человеком очень расчетливым и умным, редко с кем шел на сближение и, не взвесив все «за» и «против», не предпринимал никаких шагов. Встречался он с известными людьми не потому, что желал быть в курсе всех светских новостей, и совсем не для того, чтобы поднять на неведомую высоту свой личный рейтинг (он в нем не нуждался), а затем, чтобы поддерживать и развивать налаженные контакты. Ведь ничто так не располагает к взаимному доверию, как просторные салоны с мебелью из красного дерева и хрустальными люстрами, полыхающими тысячами свечей. А если здесь же находится с десяток шикарнейших девиц, у которых глубина декольте достигает пупа, то у каждого присутствующего возникает ощущение, что все они принадлежат к некоторому тайному ордену избранных.

Нечто подобное все чаще шевелилось в душе у человека, которого одни уважительно величали господином Реповым Петром Васильевичем, а другие знали как Репу – «положенца» со стажем. Его жизненный багаж включал четыре судимости и долгие путешествия по северной России, с непременным посещением целой дюжины пересылок и колоний.

Чертанов понимал, что авторитет такого уровня просто так на встречу не пойдет. Прежде чем сделать шажок в сторону мента, он, будучи человеком очень осторожным, обязательно посоветуется с ворами, а возможно, спросит совета у самого Варяга, держателя общака.

Если все-таки подобная встреча состоится, то Репа вряд ли захочет ее афишировать – подавляющее большинство воров по-прежнему с брезгливостью относятся к подобным контактам.

С Репой Чертанов был почти незнаком, если не считать очень короткой встречи в кабинете начальника отдела. Но в то время Михаил Чертанов был всего лишь одним из оперативников и вряд ли запомнился уркагану. Тогда, несколько лет назад, Репу, оказавшегося на месте разбора двух враждующих группировок, удалось «закрыть». Его пытались «расколоть» целой бригадой, но он очень уверенно швырялся ответами, как будто с каждым из пяти оперов играл в пинг-понг.

Единственное, что они сумели сделать с ним в тот раз, так это продержать пару ночей в СИЗО. Но уже на третий день у здания Петровки собралась толпа адвокатов, грозно шевелящих густыми бровями и внушительно помахивающих кожаными папками. Они пугали муровцев общественным мнением и прокуратурой, заявляли, что немедленно будут подавать апелляции, и жаловались телевизионщикам. Репу пришлось отпустить. Подхватив подопечного под белые руки, адвокаты торжественно усадили его в «Мерседес» и лихо отъехали в ресторан отмечать заслуженную победу.

Ближайшим другом Репы был щипач с характерным погонялом Малыш. Он и вправду был очень небольшого росточка, с тщедушным, почти детским тельцем. Что не мешало ему быть одним из первых парней на «чалкиной деревне». То была дань его немалым заслугам перед братством.

Щипачи редко изменяют своим привычкам, что обычно вызвано не столько чувствами корпоративной солидарности, сколько труднообъяснимым суеверием. Если карманник специализируется на кражах в поездах метро, то его вряд ли вытуришь на поверхность. Он может внушить себе все, что угодно: глаза слезятся от яркого света, аллергия на запах выхлопных газов, но ни за что не откажется от своих привычек. И, очутившись на улице, «тоннельщик» не запустит руку в карман жертве даже в том случае, если рядом не окажется ни единого свидетеля.

Та же история с карманниками, промышлявшими на рынках, которые вне места своей «работы» ведут себя безобиднее новорожденных младенцев.

Карманник привыкает к территории своего промысла так же основательно, как щука – к родной заводи. В этом отношении Малыш не отличался от остальных щипачей. Точнее, являлся классическим представителем своего племени. Промышлял он в основном в ГУМе, толкаясь у входа или шастая по этажам в поисках подходящего лоха.

Об этой его привычке знали многие, но никто из оперов даже не пытался отловить Малыша, понимая, что это дело не только непростое, но и очень хлопотное. В случае малейшей опасности карманник бросал добычу на пол, а сам падал рядом, пуская изо рта пену и прикидываясь эпилептиком, что мгновенно находило сострадание у собравшейся толпы. Малыш вообще считался фартовым щипачом. Не у каждого встретить такую завидную судьбу – за пятнадцать лет интенсивного труда лишь дважды оказаться на зоне. Оба раза сроки были невелики, и само пребывание на зоне больше смахивало на непродолжительную экскурсию.

Чертанов с Малышом был знаком. И даже дважды доставлял его на Петровку для профилактической беседы. Малыш пыхтел сигаретой, беззащитно, почти по-детски улыбался и даже давал клятвенные заверения, что последний грош им был украден едва ли не в позапрошлом столетии. Подобные сказки в душе опытного опера вызывали понятный скептицизм.

Теперь пришло время повидаться с Малышом. Натянув куртку, Михаил отправился в ГУМ.

Малыш появился в универмаге ближе к вечеру, когда толпы приезжих, подрастеряв за день бдительность, ринулись к дорогим витринам, чтобы, подобно торнадо, снести на пути своего следования любую броскую вещь. Сумерки – праздник для щипачей. Остается только выбрать клиента порассеяннее и, пристроившись рядышком, основательно поковыряться в его карманах.

Чертанов, с высоты второго этажа, с интересом наблюдал за Малышом, который стоял спокойно, лишь временами озабоченно посматривал на часы. Щипач напоминал обыкновенного посетителя, поджидающего в толчее приятеля. Своим неброским росточком он не вызывал у покупателей ни малейшего подозрения.

Чертанов усмехнулся, подумав о том, сколь широко распахнулись бы от изумления их рты, если бы они узнали, что Малыш является едва ли не самым искусным вором столицы. Ежемесячный «заработок» коротышки составлял доход предпринимателя средней руки. И никаких налогов.

Щипача следовало ловить за руку, привлекая на свою сторону потерпевшего. Но как это сделать, если опытный карманник во время работы превращается в оголенный нерв и чувствует опасность почти физически?

Лицо Малыша, как обычно, сохраняло наивное, почти детское выражение. Но опытному оперативнику было видно, как беспокойно бегали его глазки. Вот, в праздной толпе он отыскал жертву – лощеного пузатого дядьку в короткой распахнутой дубленке. Мужчина был слегка суетлив, часто залезал во все карманы, выуживая из каждого по толстенной пачке банкнот. Подолгу останавливался у витрин и снова хлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли деньги.

Мечта любого карманника – по-другому его не назовешь. Скорее всего, дядька прибыл откуда-нибудь из Сибири, где нефти больше, чем пресной воды. Глаза у мужчины сверкали, на лице был написан откровенный восторг – даже неискушенному наблюдателю было видно, что он готов потратить в универмаге накопления последних десяти лет. Лоб, собравшись в мелкие складки, отражал активный мыслительный процесс – с какого этажа все-таки следует начинать? Незаметно оглядевшись, Малыш праздной походкой направился к мужчине. У сибиряка из накладного кармана дубленки острым уголком торчал кожаный «лопатник», притягивающий к себе взгляд карманника. Чертанов, спрятавшись за угол, навел на него видеокамеру, многократно увеличив изображение Малыша. Их разделяло по меньшей мере пятьдесят метров, а ощущение было такое, что щипач стоит на расстоянии вытянутой руки. Он даже не смотрел в сторону сибиряка, удивленно разглядывающего что-то в витрине, прошел мимо, лишь коснувшись его локтем. Но «лопатник», будто бы повинуясь какой-то волшебной силе, скользнул в рукав к Малышу, где и растворился.

Чертанов быстро спустился вниз и перехватил щипача у самых дверей, негромко окликнув:

– Малыш!

Карманник, приостановившись, втянул голову в плечи, будто бы опасался возможного удара, а потом, не поворачиваясь, произнес неприязненно:

– Ну вот, опять, никуда от вас не спрячешься! О чем будет базар, начальник?

Он резко развернулся. Вот уже и нет простодушного невысокого мужичка, а есть злобный карлик, способный вцепиться обидчику клыками в горло.

Чертанов усмехнулся, подумав о том, что сейчас Малыш напоминает росомаху – такой же взъерошенный и свирепый.

– Остынь, – грубовато сказал он. – И не скаль зубы – они мне не нравятся. Что у тебя в рукаве?

– Пусто, – неприязненно прошипел Малыш.

– А ты тряхни рукавами.

– На, смотри, – он старательно помахал руками.

«Лопатника» не было. Впрочем, для щипача такого класса это было не удивительно. Успел заныкать добычу куда-нибудь в штанину, а может, уже и от бумажника по дороге избавился, виртуоз…

– Я-то посмотрел, – сказал Чертанов. – Теперь твоя очередь.

Он перемотал пленку и включил воспроизведение. На крохотном экране появилась фигурка Малыша. Вот он поравнялся с дядькой, и майор нажал кнопку «стоп». На экране отчетливо запечатлелись пальцы Малыша, дернувшиеся по направлению чужого кармана.

– Думаю, для следствия этого будет достаточно, – слукавил Чертанов и, поймав шальной взгляд Малыша, строго предупредил, отводя в сторону видеокамеру: – Не вздумай! Не хочу тебя огорчать, Малыш, но это срок. И теперь уже немалый. У тебя ведь рецидив.

– Послушай, начальник, – в голосе Малыша появились просительные нотки, – может быть, договоримся? – Чертанов медлил, упаковывая видеокамеру в футляр. – Начальник, ну не чурбан же ты, в натуре, должок за мной! Чего-нибудь надо от меня? Все сделаю!

– Хорошо, – после некоторого колебания произнес Чертанов, – я слышал, что ты с Репой в корешах ходишь? Устрой мне с ним встречу.

– Репа – человек правильный, с красноперым встречаться не станет! – отрезал Малыш. – Западло это.

– Ну, как знаешь, – равнодушно пожал плечом Чертанов и, надев ремешок видеокамеры на шею, вытащил наручники.

– Постой, начальник, – слегка отстранился Малыш. – Ну ты че, в натуре? По-хорошему, что ли, перетереть нельзя? Давай как-нибудь утрясем, чтоб все путем, а не халям-балам.

– Я свое слово сказал, – жестко произнес Чертанов.

– Ладно, устрою я тебе встречу, – вздохнул Малыш. – Только ты «ширман» – то с пальчиками сотри, – голос щипача проникновенно дрогнул.

– Слово дай, что не кинешь, – впился Чертанов строгим взглядом в лицо Малыша.

– Ну, бля буду! – бормотнул скороговоркой щипач.

– Не так, – усмехнулся Михаил Чертанов.

– Могилой матушкиной клянусь! – честно посмотрел Малыш в глаза опера.

– Не заливай, Малыш. Думаешь, я твое дело не листал? Из детдома ты.

– Все-то ты знаешь, гражданин начальник, – угрюмо отозвался щипач. Его лицо неожиданно застыло, и он, будто бы выдавливая из себя слова, произнес: – В рот меня… если кину!

Нарушение подобной клятвы равносильно смертному приговору. В глазах Чертанова вспыхнули победные огоньки.

– Годится. – Он перемотал пленку назад и нажал красную кнопку. – Смотри… Все! Теперь против тебя улик больше нет.

Из соседнего отдела, груженный пятью огромными пакетами, вышел тот самый полноватый дядька. Короткая дубленка все так же распахнута, и полы ее бестолково болтались по сторонам, задевая прохожих. Вид у него был необыкновенно счастливый, чувствовалось, что в универмаге он купил себе все для достойной жизни в сибирской глубинке. И, самое удивительное, что, скорее всего, он даже не догадывался о пропаже значительной части наличности. Такое впечатление, что деньги у него топорщились одновременно во всех карманах.

– И еще у меня к тебе имеется личная просьба, – продолжил Чертанов. – Пожалуйста, не откажи… отдай «лопатник» вот этому господину.

– Начальник, без куска хлеба оставляешь, я его честно заработал, – взмолился Малыш, но, натолкнувшись на суровый взгляд Чертанова, поджал губы. – Гражданин хороший, – крикнул Малыш в сторону удаляющегося толстяка. – Что же это вы своими кошельками-то разбрасываетесь?

– Это вы мне? – рассеянно прогудел «терпила», стрельнув недоуменным взглядом в Малыша.

– А кому же еще, как не вам? Здесь у нас чисто, аккуратно, миленькие старушки убирают, пупы надрывая, а вы тут своими бумажниками гадите. Стыдно! Да за такое, гражданин, вас могут и на Петровку отвести! – он лукаво покосился в сторону Чертанова.

– Мой бумажник? – изумился сибиряк. – Где?

– Да уж не в трубе!

Малыш нагнулся и поднял с пола объемистый «лопатник». На лице Чертанова невольно отобразилось недоумение – бумажник каким-то непостижимым образом перебрался в неприбранный, заваленный окурками, угол универмага. Поневоле поверишь тут во всякого рода мистику.

Толстяк непонимающе переводил взгляд с Чертанова на Малыша, торжественно застывших, словно в почетном карауле. И, только опознав протянутый бумажник, расцвел наивной, почти детской улыбкой.

– Ой, господи! И в самом деле! – Он всплеснул руками, и пакеты с шуршанием посыпались к его ногам. – А я ведь и не заметил по запарке!.. Даже не знаю, как вас благодарить. – Сибиряк поспешно выхватил из рук Малыша свой «лопатник» из темно-коричневой кожи. – Это надо же, какие честные люди встречаются!

Судя по выражению лица потерпевшего, сам он вряд ли бы стал возвращать найденный кошелек и, разумеется, считал коротышку настоящим простофилей.

Малыш горделиво приосанился:

– А у нас, уважаемый гость столицы, здесь все такие честные проживают!

Чертанов ждал, что при последних словах Малыш рассыплется мелким смехом, но он стойко выдержал несколько озадаченный взгляд толстяка и даже помог ему собрать оброненные пакеты.

Как только грузная фигура сибиряка затерялась в толпе, опер, усмехнувшись, спросил:

– Что-то ты его больно рьяно опекал. Уж не щипанул ли ты его часом напоследок?

– Обижаешь, гражданин начальник, – очень искренне возмутился карманник. Но, натолкнувшись на недоверчивый взгляд майора, чуток смешался: – Ну… разве что пару тысчонок позаимствовал. Так это ведь в качестве компенсации за перенесенные мной душевные муки. Разве от такого жмота благодарности дождешься?

Чертанов махнул рукой:

– Ладно, забыли. Лучше скажи, когда встреча?

– Тебя найдут, – просто сказал Малыш. – А вот когда и где, это не мне решать.

Может быть, Михаил Чертанов ошибался, но в последней фразе щипача ему почудился угрожающий смысл.

* * *

Домой Чертанов пришел далеко за полночь, даже его соседи, устав от многочасового веселья, притихли и занимались вполне житейскими делами: в комнате напротив затевалась ленивая перебранка, на кухне громыхала посуда, а за стеной надрывалась от избытка чувств женщина. Однажды майор попробовал урезонить соседей раздраженным стуком, но женский голос укорил его за то, что он сбивает кавалера с ритма.

Не раздеваясь, Михаил плюхнулся на стул и закурил, с наслаждением втягивая в легкие сладковатый табачный дым. Разумнее было бы скинуть ботинки и вытянуться на кровати, забывшись до самого рассвета. Но Михаил нутром чуял, что расслабляться нельзя, и радовался, что сегодня он дома один, а не с Ангелиной.

«Тук-тук-тук!»

Чертанов мгновенно поднялся, неслышно приблизился к двери и выключил свет. Стук повторился, на этот раз он был еще более громким и настойчивым. Михаил вытащил пистолет и, прижавшись спиной к стене, повернул ключ.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель упал тусклый свет коридорной лампы. Тяжело, скрипя половицами, в комнату осторожно вошел высокий человек в длинной кожаной куртке.

– Стоять! – негромко произнес Чертанов. – Руки из кармана вынуть… да, вот так… А теперь поднять… Выше!

– И что дальше? – равнодушным тоном поинтересовался гость, выполнивший все его требования. – Ты, кажется, хотел поговорить с Репой?.. Так вот, если ты меня продырявишь, то боюсь, что эта встреча может не состояться.

Не отводя от него взгляда, Чертанов пошарил левой рукой по стене и, отыскав включатель, зажег свет.

Напротив него стоял крепкий, широкоплечий человек, в дорогой черной кожаной куртке и идеально отглаженных брюках. Зимние ботинки, несмотря на весеннюю распутицу, были начищены до блеска.

– Репа? – невольно изумился Чертанов.

– Мне руки опустить, или мы так и будем разговаривать?

– Опусти. И присаживайся.

Репа красноречивым взглядом осмотрел обстановку, поморщился, всем своим видом давая понять, что его появление в столь убогой комнате всего лишь нелепый поворот судьбы, и, по-хозяйски устроившись на диване, заключил:

– Небогато ты живешь, майор, прямо скажу. Понятливые опера твоего уровня давно имеют особняки в районе Рублевского шоссе или приличные хаты в самом центре Москвы. А ты в такую дыру забился! – Поморщившись, Репа добавил: – Может быть, мы с тобой найдем какие-то общие интересы, которые сумеют поднять твое благосостояние?

Репа закинул ногу за ногу так барственно, что Чертанов едва сдержался, чтобы не пнуть по его раскачивающейся ступне. Но правила игры требовали иного поведения.

– Боюсь, мы не договоримся, – сухо ответил он. – Я слишком дорого стою.

Холеное лицо Репы сделалось серьезным. Последние слова Чертанова он воспринимал как начало торга. И Репа заговорил вновь, слегка растягивая слова, что придавало его речи весомую значимость:

– Я с тобой согласен, майор. Ты молодой, перспективный, за такими парнями, как ты, большое будущее. Уверен, что со временем ты даже до начальника отдела поднимешься. А там, как знать, может, еще и выше шагнешь, если, конечно, вовремя поддержат. – Он многозначительно улыбнулся. – Так что я скупиться не стану. Обещаю, что года через три нашей совместной деятельности ты станешь состоятельным человеком.

Умные, внимательные глаза следили за реакцией собеседника.

Чертанов откинулся на спинку стула:

– Согласен. Но при одном условии.

– Что за условие?

– Ты покупаешь меня вместе со всеми сотрудниками, оптом. Создаешь на базе МУРа свое акционерное общество. И потом, как полноправный хозяин, решаешь, кому где жить и сколько получать.

На лице Репы промелькнули, сменяя друг друга, гнев, разочарование и, наконец, усмешка сильного человека, умеющего ценить удачный выпад достойного противника.

– Жаль, – признался он. – Я думал, что мы с тобой договоримся. Чего же ты тогда от меня хочешь?

Чертанов нахмурился:

– Кто-то валит твоих антикварщиков. Поджидает их в засаде, захватывает и отстреливает, как зайцев! Из-за этого у тебя наверняка возникли перебои с отстегиванием денег в общак, а Варяг, которого тоже не может не беспокоить эта проблема, куда-то запропастился. Мне кажется, что в этой ситуации мы можем быть полезны друг другу. Ты в курсе дел, и я тоже. Предлагаю обменяться информацией.

– Хм, – качнул головой Репа. – Действительно, братва ищет этих отморозков. Но они, гондоны, залетные, точняк. Добраться до них нелегко. Ни одной зацепки.

– Одну могу подкинуть, – невозмутимо произнес Чертанов.

Репа порывисто расстегнул «молнию» на куртке.

– Адресок чей-то промелькнул? – быстро спросил он. – Кликуха?

– Примета. У главаря не хватает мизинца на левой руке.

– Вот как? – Лоб Репы подернулся мелкими морщинами. – Дефект заметный…

– Теперь ты согласен, что нам выгодно объединить усилия? – поинтересовался Чертанов, внимательно наблюдая за собеседником.

Репа растянул губы в улыбке:

– Лично ты мне симпатичен, майор. Но пообещать тебе могу лишь одно. Когда беспалого беспредельщика не станет, ты первым узнаешь об этом. – Погасив улыбку, он встал: – Кажется, мы обсудили все вопросы?

Чертанов тоже выпрямился во весь рост:

– С каких это пор авторитеты занимаются кидняком?

– Что? – не поверил своим ушам Репа. Его правая рука нырнула в карман куртки.

– Речь шла об обмене информацией. Ты ее получил. Я – нет.

– Что ж, – произнес Репа после долгого молчания. – Я поделюсь с тобой своими соображениями. Побереги себя, майор! Сейчас это твоя главная задача.

– Соображения даже такого авторитетного человека, как ты, не факт! – дерзко заявил Чертанов.

– Боюсь, очень скоро ты убедишься в обратном, – буркнул, нахмурившись, Репа и вышел.

Глава 9

КОГДА ОХОТНИК ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ДОБЫЧУ

Ночь Михаил провел почти без сна. Липкий кошмар в образе тигра-людоеда раздирал его чувства на части. Он видел себя привязанным к огромному кедру, к которому ленивой походкой подбирается зверь. Чертанов хотел кричать от ужаса, но сил не было даже для того, чтобы выговорить проклятия. А тигр, нацелив свои желтые глаза в лицо, усиленно соображал, с какой же части тела следует начать трапезу. Михаил просыпался оттого, что чувствовал на своем лице его зловонное дыхание, и, разглядывая потрескавшийся потолок, искренне радовался, что это было всего лишь наваждение.

Под утро, вопреки ожиданию, он глубоко уснул и пробудился оттого, что рядом надрывался телефон. Не разлепляя глаз, он дотянулся до трубки и едва прошелестел:

– Слушаю.

– Это прекрасно, – отозвалась трубка язвительным голосом полковника Крылова, – а то я уж решил, что ты коньки отбросил. Никак до тебя не дозвониться.

– День вчера трудный был, товарищ полковник, – виновато забасил Чертанов, окончательно просыпаясь. – А потом, не спалось как-то.

– Хорошо, у меня есть верный способ встряхнуть тебя. Сейчас едешь на Рязанский проспект, дом номер пять. Похоже, там случилось что-то по нашей части.

– Как вы сказали? – вскочил Чертанов, сбросив с себя одеяло.

– Ты и в самом деле не проснулся… Рязанский проспект, пять. Там уже должен быть Шибанов. Так что согласуй с ним все действия. Потом подробно доложить.

– Понял, товарищ полковник.

Уже через полчаса Михаил был на месте. У подъезда стояла машина патрульно-постовой службы, возле нее караулил молоденький лейтенант с кожаной папкой в руке, скорее всего участковый. Облокотившись на раскрытую дверцу автомобиля, он нервно покуривал. На его веснушчатом добродушном лице запечатлелась нешуточная забота – от предстоящего дня не стоило ожидать ничего хорошего, если он начинается с воя милицейской сирены. Чертанов запоздало вспомнил о том, что забыл прихватить со стола нераспечатанную пачку «Кэмела», и теперь смотрел на лейтенанта почти с раздражением. Подойти и стрельнуть закурить мешало самолюбие.

Майор вошел в подъезд и увидел Шибанова, беседующего с женщиной лет сорока.

– Так что случилось, Гриша? – спросил Чертанов, здороваясь с капитаном за руку.

– Пока еще неизвестно, но вчера вечером вот эта женщина слышала крик в соседней квартире, а потом все смолкло. Дверь до сих пор никто не открывает.

– Эта? – кивнул Чертанов на дверь.

– Да, кричали здесь, – мелко закивала женщина, настороженно разглядывая подошедшего майора.

– Кто тут живет, знаете?

– Сдобин Николай Павлович, – без промедления отвечала женщина.

На женщине совершенно отсутствовал макияж, отчего ее лицо выглядело неестественно бледным. Белесыми были даже брови, выщипанные в тоненькую дугообразную ниточку.

– Не могли бы рассказать поподробнее?

Чертанов в который раз сунул руку в карман, надеясь отыскать пачку сигарет, и вновь разочарованно вздохнул. Все-таки нужно было бы побеспокоить этого лейтенанта и попросить у него пару сигарет.

– Я соседка, – сообщила женщина, – с первого этажа. Вечером услышала какие-то громкие голоса, но не придала этому особого значения. В этой квартире часто компании собирались, бывало, и раньше шумели. Ну, пошумели немного и успокоились. Я уже спать собралась и вдруг слышу, что-то капает. Выхожу в коридор, а там, мать моя! – всплеснула она руками от избытка чувств. – С потолка река течет! Я быстро одеваюсь, поднимаюсь на второй этаж. Пробую достучаться, а мне никто не открывает. Побежала к сантехнику, разбудила его, вот он воду и перекрыл. Мой сосед рано уходит. Думаю, проснется и закроет кран, а его вроде нет…

– С чего вы взяли, что в квартире случилось что-то серьезное? – излишне резко поинтересовался Чертанов.

Шибанов понимающе взглянул на него, похлопал себя по карманам и жестом фокусника извлек пачку «Мальборо». Молча протянул ее Чертанову.

– О, выручил! – обрадовался Чертанов, вытаскивая сигарету. Сбивая большой палец о колесико зажигалки, он попытался прикурить, но зажигалка заупрямилась.

Шибанов вновь посмотрел на майора, отнял у него зажигалку и уверенно высек голубоватое пламя.

– У-у, спасибо, – протянул Чертанов, глубоко затягиваясь. Щеки его при этом запали, придавая ему изможденный вид. Пыхнув дымом, он вновь посмотрел на женщину: – Может, жилец поехал с гостями гулять дальше?

Женщина поежилась, то ли от сквозняка, то ли от нехорошего предчувствия.

– Не спускался он, – произнесла она почти шепотом. – Гости его ходили, а его самого среди них не было.

– Откуда такая уверенность? – прищурился Чертанов от едкого дыма.

– Куртка у него заметная. Знаете, с полосками такими белыми. Отсвечивает. А потом, он и фигурой приметный – сутулится.

– Вы видели гостей?

– Только из окошка. Но могу сказать точно, сколько их было.

– И сколько же?

Сигарета была докурена до основания. Чертанов не без сожаления посмотрел на фильтр и швырнул его в самый угол площадки, туда, где стояло изрядно помятое металлическое ведро. Не попал. Окурок ударился в металлический обруч и отскочил на кафельный пол.

– Трое! – убежденно проговорила женщина, чуть подавшись вперед. – И мне кажется, что среди них была женщина.

– Взламываем дверь! – распорядился Чертанов. – Инструменты есть?

Он подошел к двери и несильно постучал по металлической поверхности, как бы пробуя ее на прочность.

– Не торопись, майор, – сказал Шибанов. – Скоро появится соседка с верхнего этажа. У нее есть запасной ключ, она и откроет. Говорят, она там убиралась раз в неделю.

– А где она сейчас?

– Была у дочери, в Химках.

– Да ты что, капитан, издеваешься? Когда она оттуда припрется?

– Ей позвонили, она уже выехала.

– Общественным транспортом, что ли? Я не намерен ждать! – жестко произнес Чертанов. – Ломаем дверь!

Шибанов удивленно посмотрел на него:

– Миша, что с тобой? Я тебя сегодня не узнаю. Ты что, полчаса потерпеть не можешь?

– Я сказал, ломаем дверь!

– Не гони лошадей, – не сдавался Шибанов. – К чему нам лишняя головная боль? Сам же знаешь, что спешка нужна только в двух случаях, когда ловишь блох и когда чужую жену… В общем, не при дамах будет сказано, – посмотрел он на притихшую соседку.

Женщина неловко топталась на месте. Она рада была бы уйти, но не знала, как это сделать поделикатней.

– Всю ответственность я беру на себя! – произнес Чертанов и повернулся к свидетельнице: – А вы можете идти. Когда вы нам понадобитесь, мы вас вызовем.

– Мне ведь на работу, а я совсем не собрана, – облегченно пробормотала она и, придерживая рукой распахнувшиеся полы халата, бойко заторопилась вниз по лестнице.

Минут через пять появился сантехник. Огромный, с широким разворотом плеч, с чемоданчиком в руке, весьма прилично одетый, он напоминал домушника, перебивавшегося временными заработками в жилконторе. Глянув в замочную скважину и неодобрительно крякнув, сантехник уверенно заключил:

– Сложный замок, итальянский. Здесь повозиться придется, просто так не открыть. Лучше бы по косячку отодрать, топориком… Вот видите, здесь можно пройтись, – провел он пальцами по краю. – А дальше она сама отойдет.

– Ну, чего стоишь, приступай! – распорядился Чертанов.

Сантехник открыл чемодан, что должно было означать: «как скажете», и вытащил крепкий топор. Приладившись, он с коротким замахом саданул топором по косяку, отколов длинную изогнутую щепу. Потом еще разок, но уже основательнее. А когда дерево превратилось в мочало, поддел под основание лезвием и вывернул косяк с гвоздями. Замок соскочил, и дверь, освободившись от запоров, открылась.

Первым вошел Чертанов. Выругался, моментально промочив ноги, и, приподняв штанины, зашлепал в глубину квартиры. Отставая на шаг, следом продвигался Шибанов, неловко придерживаясь рукой о стену.

Участковый припозднился. Застыв в дверях, он угрюмо наблюдал за последствиями потопа, давая понять всем своим видом, что казенная форма – не водолазный костюм. Наконец, собравшись с духом, он осторожно сделал первый шаг и приступил к форсированию потока.

В центре комнаты легкими фрегатами плавала пара домашних тапочек. Паркет разбух и кое-где выпирал угловатыми утесами. Вдоль дальней стены лежал свернутый в рулон ковер, на треть утопавший в воде. Из него торчали чьи-то ноги в коротких темно-зеленых носках.

Чертанов обошел рулон со всех сторон и опять выругался.

– Помоги, – обратился он к Шибанову, – давай размотаем!..

– Миша, не торопись, – запротестовал капитан. – Давай сначала осмотримся, что к чему.

– Я знаю, что делаю!

Шибанов пожал плечами, но спорить не стал.

Раскручиваясь, ковер мягко погружался в воду. В двух местах на густом ворсе отчетливо обозначились слипшиеся бурые пятна. Так выглядит только кровь. Развернув ковер, опера отошли, будто бы выполнили тяжкую работу. На ковре, обмотанный скотчем от голеней до плеч, лежал мужчина лет тридцати с множественными ранениями по всему телу. Одет он был по-домашнему, в белую футболку, которая от выступившей крови выглядела почти красной, и в спортивные темно-синие брюки.

– Кто же это его так? – спросил Шибанов, посмотрев на майора.

Чертанов нервно дернул щекой:

– Это ты у меня спрашиваешь?

Подтянув брюки, он присел, двумя пальцами приподнял майку на покойном и стал изучать раны. Через несколько минут он разогнулся и устало проговорил:

– Двенадцать пулевых ранений на теле, половина из которых смертельные… Крепко его уделали. – Повернувшись к двери, где, прислонившись к косяку, стоял молодой участковый, он раздраженно прикрикнул: – Позаботьтесь о том, чтобы отсюда убрали эту воду, наконец!.. Работать невозможно.

Лейтенант молча кивнул и скрылся в коридоре.

В углу комнаты стояли две огромные сумки с промокшими днищами.

– Что здесь? – спросил Чертанов, ни к кому конкретно не обращаясь. Вжикнув «молнией», он открыл одну из сумок и цокнул языком: – Ну, конечно же, барахлишко! Собрать – собрали, а вот унести не смогли.

– Их, наверное, спугнул кто-то, – предположил Шибанов.

– Скорее всего, – как-то нехотя согласился Чертанов, выкладывая на диван небрежно упакованные вещи, среди которых были серебряные ложки, столовый фарфоровый сервиз, шкатулка с золотыми кольцами. – Ну а это-то им зачем понадобилось? – он небрежно швырнул на подлокотник кресла полотенце.

В дверях появилась юркая пожилая женщина, высохшая и темная, словно жердь деревенского плетня. Наверное, та самая соседка с верхнего этажа, у которой находился запасной ключ от квартиры покойного.

Всплеснув руками, она произнесла печально:

– Батюшки, что же здесь такое происходит!

В голосе больше огорчения, чем скорби. Такое впечатление, что старушка больше думала не об усопшем соседе, а о предстоящей уборке. Она принесла ведро с помятым боком, похоже, то самое, что стояло в коридоре. Не сказав более ни слова, установила ведро в самый угол комнаты и, побултыхав тряпкой в луже, принялась ее выжимать. Раздался негромкий дребезжащий звук падающих струй.

– А здесь что?

Чертанов подошел к столу. Скатерть не прибрана: по всей ее поверхности валяется чешуя и ломти рыбы, похоже, что леща; высокий бокал с остатками пива, а сами опорожненные бутылки, напоминая древнегреческие амфоры, покоятся на затопленном полу. Подняв кипу газет, майор обнаружил пистолетную обойму.

– Как будто от «макарова», – проговорил за его спиной Шибанов. – Интересно, это ее в мужика разрядили?

– Я тебе что, гадалка? – неожиданно разозлился Чертанов. – Пусть эксперты разбираются.

Шибанов нахмурился и посмотрел на часы.

– Сейчас кинолог с собакой должен подъехать. Может, он что-нибудь прояснит.

Через час комната была заполнена людьми. Лишних людей на месте убийства не бывает, но те, что пришли, выглядели очень озабоченными. Криминалист Федорчук, едва ли не ползая на коленях, выискивал под столом расстрелянные гильзы. Насчитал десять, где-то лежали еще две. Шибанов брал показания у свидетеля – белобрысого парня лет тридцати. Временами ярко вспыхивала фотовспышка, это фотограф запечатлевал последнее и важнейшее событие в жизни усопшего. Вел он себя необыкновенно раскованно: то подходил ближе, снимая лицо, а то вдруг отступал назад и приседал. Создавалось впечатление, что он делает снимки не для уголовного дела, а для семейного альбома.

Прокуратура была представлена серым мужичком, которого Чертанов видел и раньше. Прокурорский ни во что не вмешивался, вел себя необычайно скромно, лишь иной раз задавал вопросы свидетелям. Встретившись взглядом с Михаилом Чертановым, сухо кивнул на его приветствие и тотчас потерял к нему интерес.

В прихожей дважды сердито тявкнула собака, это через плотный заслон собравшихся продирался кинолог.

Кинологом оказалась девушка лет двадцати четырех. Но молодость здесь роли не играла, наверняка она числилась неплохим специалистом. Других в МУРе не держат.

– Сидеть, – уверенно распорядилась девушка.

Голос у нее оказался звонкий и необыкновенно сильный. Таким впору кричать: «Рота, подъем!» В порывистых движениях чувствовалась волевая натура, такой женщиной не очень-то и покомандуешь.

– Вы знаете свою задачу? – спросил Чертанов, не без интереса разглядывая ее.

– Я уже шесть лет работаю с собакой, начала еще на первом курсе, – улыбнулась девушка.

Чертанов невольно отметил, что кожа у нее необыкновенно белая, как будто никогда не знала солнечного света.

– Тогда приступайте.

– Это чей джемпер? – показала девушка на широкий вязаный свитер, лежащий на спинке дивана.

– Когда мы сюда пришли, то он уже был здесь, – пожал плечами Шибанов, с интересом поглядывая на пса, который равнодушно смотрел прямо перед собой.

– Очень хорошо. Абрек, ко мне, – позвала девушка овчарку.

Чепрачной масти, с холеной лоснящейся шерстью, пес лениво пересек зал, постукивая длинными когтями о размокший паркет, и остановился рядом с хозяйкой. Девушка подняла джемпер и поднесла его к морде овчарки:

– Нюхай, Абрек, нюхай!

Пес оживился, взмахнул хвостом и тонко заскулил, привлекая к себе внимание всех присутствующих.

– Молодец, мой мальчик, молодец, – потрепала хозяйка овчарку по загривку. – А теперь давай работай! – она приспустила поводок.

Пес метнулся в сторону двери, а потом неожиданно повернулся к Чертанову и, оскалив пасть, бросился прямо на него. Майор увидел у самого лица огромную морду зверя. На какое-то мгновение ему показалось, что это воскрес убитый им тигр, чтобы осуществить свою месть, и, спасаясь от страшных клыков людоеда, он выставил вперед руку.

Овчарка яростно вцепилась ему в предплечье, прокусив его.

– Абрек, назад! – яростно закричала хозяйка, с силой потянув на себя поводок.

Овчарка неохотно отступила и сердито посматривала на Чертанова, готовая в любую секунду броситься вновь.

– Вам больно, товарищ майор? – участливо поинтересовалась девушка.

– Да не особенно, – соврал Чертанов, поморщившись, – вот только куртку жаль, порвал, стервец! А она ведь совсем новая.

– Я вам потом зашью, товарищ майор, совсем незаметно будет. Тонкими нитками. Даже и не знаю, что с Абреком случилось, обычно он всегда спокойный такой… А тут! Просто сегодня день какой-то неудачный, с самого утра не заладился.

– Это ты точно заметила, – согласился Чертанов, потирая прокушенное место. – Все как-то наперекосяк. А собака у тебя дура! Ты бы ее хоть как-то воспитывала, что ли!..

Девушка обиженно поджала губы.

– Давайте еще раз попробуем, – вмешался следователь прокуратуры, – что-то мне все это не нравится. – И, посмотрев на инструктора, добавил строго: – А ты собаку на коротком поводке держи, еще неизвестно, на кого она тут накинуться может.

– Он у меня просто так не накидывается, – глухо произнесла девушка. – Абрек очень умный пес. Медалист!

Овчарка совсем успокоилась и лишь порой бросала недружелюбные взгляды в сторону Чертанова, давая понять, что их конфликт способен перейти в завершающую фазу.

Девушка вновь взяла свитер и поднесла его к собаке.

– Нюхай, Абрек, нюхай! – Собака, оскалив пасть, зарычала. Дважды гавкнув, вновь посмотрела на Чертанова. – Лучше нюхай, Абрекушка, – попросила девушка. Пес вырывался и готов был броситься на Чертанова вновь. – Да что же это с тобой случилось сегодня? – Посмотрев на Чертанова, кинолог с надеждой спросила: – Товарищ майор, вспомните, может, это ваш свитер?

– Склерозом не страдаю. – Он выдвинул вперед нижнюю челюсть.

– Ну, может быть, вы прикасались к этому джемперу?

– Не прикасался. – На этот раз голос Чертанова прозвучал не столь убежденно.

Девушка выглядела растерянной:

– Товарищ майор… даже не знаю, что вам сказать, но Абрек указывает на вас. А может, вы были в этой квартире раньше?

– В этой квартире я никогда не был! – Чертанов, с трудом сдерживая злобу, обвел взглядом присутствующих. – Вообще, откуда взялась эта баба? Скоро она начнет утверждать, что это я подстрелил хозяина квартиры.

– Майор, вы здесь не очень-то кипятитесь, – негромко и даже как-то доброжелательно проговорил прокурор. – Девушка здесь ни при чем, и свое дело она знает великолепно. Побольше бы таких специалистов. Да и пес на хорошем счету, промашек за ним тоже никогда не наблюдалось. Вы лучше нам скажите откровенно, вы действительно здесь никогда не были?

– Я вижу, – процедил Чертанов, – что дело значительно продвинулось. У прокуратуры появился на примете один подозреваемый, так? Но пытаться меня расколоть бесполезно, я крепкий орешек. И в этой квартире я никогда не бы-вал! – произнес он по слогам.

Прокурор скептически хмыкнул:

– А что вы, собственно, раскипятились так?.. Поберегли бы свои нервишки. Никто вас пока ни в чем не обвиняет… Давайте-ка лучше займемся свидетелями. Кто у нас там сейчас на очереди? – обернулся прокурор к участковому, растерянно топтавшемуся у самой двери.

– Одна пожилая пара… соседи с четвертого этажа. Говорят, что видели тех, кто приходил в эту квартиру.

– Зовите, интересно будет поговорить.

– Послушай… как там тебя… Не имею чести знать…

– Кирилл Степанович Гордеев, – с улыбкой подсказал прокурор. Он был из тех людей, которых совершенно невозможно вывести из равновесия.

– Что ты во все вмешиваешься, Гордеев? Это мое дело, ясно тебе?!

Улыбка у прокурора была очень доброжелательной, такую физиономию можно встретить только у Деда Мороза на новогодней елке.

– Вы, кажется, хотите поссориться с прокуратурой? – ласково осведомился он и, не дождавшись ответа, добавил в той же мягкой манере: – Если нет, тогда прошу без хамства.

Победно махнув тряпкой, из ванной комнаты вышла уборщица и, ни на кого не взглянув, прошла в коридор, стукнув на прощание пустым ведром о косяк. На смену ей явился участковый, из-за спины которого опасливо выглядывали пожилые мужчина и женщина.

– Вы проходите, – весело распоряжался Гордеев. Было видно, что он умеет располагать к себе людей и проделывает это с немалым удовольствием. Его лицо так и лучилось обаянием. – Садитесь, пожалуйста, вот сюда. Вам удобно? Труп покойного хорошо видно? – Получив утвердительный ответ, он обрадовался: – Прекрасно! А теперь расскажите, что вы видели во дворе.

Старик слегка поерзал на диване и заговорил, растягивая слова:

– Я поздно ложусь. Как-то не получается рано. То одно нужно сделать по хозяйству, то другое… А вчера еще и сердчишко прихватило. Ну, около часа ночи слышу: машина подъехала. Дверцами – хлобысь, а сами: бу-бу-бу. Я подошел к окну и увидел, что из машины четверо вышли. Двое мужчин и две ба… гм, женщины…

– А что за машина была, конечно, не разобрали?..

– Как это – не разобрал? – обиделся свидетель. – Я же вам не какой-то там пень замшелый, в моделях иномарок разбираюсь. Внедорожник «Тойота Прадо» это был. У меня зять на таком же ездит, чтобы вы знали! Приехавшие о чем-то поговорили во дворе и в подъезд вошли. Шумно себя вели, думаю, многих они переполошили.

– А вы можете сказать, они попали в квартиру или нет?

Старик посмотрел на жену, как бы спрашивая у нее совета, а потом отвечал:

– Похоже, что хозяин их не впустил, потому что они чего-то наверху у двери шумели, и вскоре все затихло.

– Понятно, – протянул Гордеев. – А лиц этих людей вы случайно не рассмотрели?

– Рассмотрел, – почему-то смущенно ответил свидетель. – Особенно хорошо я того запомнил, который за рулем был. – Тут, наклонившись к Гордееву, он понизил голос: – А это, простите, кто будет? – Взгляд пенсионера был устремлен на Чертанова.

– Не переживайте, – нарочито громко произнес Гордеев, – это наш сотрудник. Мы занимаемся одним делом.

– Вон оно как! – удивленно протянул старик. – Уж больно товарищ на того похож, что за рулем джипа был. Стрижка короткая, лицо волевое, глаза колючие… – Уже с некоторым сомнением свидетель добавил: – Хотя, может быть, я и ошибаюсь, все-таки в темноте все происходило и далековато. Что разглядишь с четвертого этажа?

– А вы не разглядели, во что был одет запомнившийся вам гражданин?

– Разглядел… Вот такая же куртка и была, – показал старик взглядом на Чертанова. – Так ведь, Марьюшка? – обратился он к супруге, которая за время разговора не проронила ни слова.

– Конечно, так, – охотно согласилась она.

Но по ее лицу было видно, что она согласилась бы с мужем даже в том случае, если бы он принялся утверждать, что можно перемешать лед и пламя.

– Вот видите, – с явным облегчением протянул старик. – Бывают же такие чудеса, а?

Прокурор поднялся и протянул на прощание свидетелю руку:

– Спасибо, вы нам очень помогли.

– Я всегда готов помочь следствию, – растроганно произнес тот, задерживая ладонь прокурора в своей руке.

– Если вспомните еще какую-нибудь подробность, то сообщите нам, пожалуйста.

– Обязательно, – пообещал старик, покидая комнату.

– Вы тоже в чудеса верите? – осведомился Гордеев у белого как мел майора.

– Копать решил под меня? – выкрикнул Чертанов. – Ну, копай, копай! Может, внеочередное звание заработаешь!

– Может быть. Но в настоящее время меня больше интересует другое. Имеется ли у вас личный автотранспорт, и если да, то какой марки?

Михаил Чертанов широкими шагами шел к выходу, но, задержавшись на пороге, он оглянулся через плечо и зло бросил:

– Той самой марки! «Тойота Прадо»!

Глава 10

МЕНТ МЕНТУ ГЛАЗ НЕ ВЫКЛЮЕТ

Должность начальника третьего отдела в управлении занимал полковник Михаил Михайлович Елизаров. Этот отдел занимался внутренними расследованиями, точнее, осуществлял надзор за своими же сотрудниками. А кому нравится, когда за ним надзирают? Уж не сотрудникам милиции, это точно. И, при всей своей известности, Елизаров популярностью среди коллег не пользовался.

Внешне Елизаров был совершенно не примечательным человеком. Встретишь такого в толпе и взглядом не зацепишь. Невысокого росточка, узкоплечий, он даже ходил как-то очень нескладно, прижимаясь к стеночке, как будто бы опасался, что более крупные особи мужского пола способны затереть его в узком коридоре. На тонком носу – очки, простые, без всяких изысков. Они без конца спадали на кончик носа, и их обладателю во время разговора постоянно приходилось водружать очки на место указательным пальцем. И лишь глаза – умные и очень внимательные – смотрели на собеседника настороженно и прямо, как будто бы подвергали сомнению каждое произнесенное слово.

Последние иллюзии у собеседников рассеивались сразу после того, как Елизаров начинал говорить. Голос у полковника был необыкновенно сильный, какой можно встретить разве что у оперных певцов. И он умел им пользоваться.

Елизаров оторвал взгляд от листа бумаги, на котором остро заточенным карандашом вычерчивал какие-то каббалистические знаки, и посоветовал своим звучным голосом:

– Вы не торопитесь, рассказывайте подробно.

Собеседником Елизарова был мужчина лет пятидесяти с густой седой шевелюрой, которую он основательно взъерошил, прежде чем продолжать:

– Их четверо было, это точно. Я с ночной смены возвращался и хорошо их рассмотрел. Две девушки, очень симпатичные, и двое мужчин. Они сначала сигналили, хотя это не очень приятно, когда в час ночи кто-то сигналит под окнами. И вели себя они довольно шумно, не то так громко разговаривают, не то ссорятся. Сделаешь таким замечание, тебе же морду набьют.

– А где вы работаете?

Выпуклые стекла очков создавали любопытный оптический эффект – глаза Елизарова выглядели значительно больше, чем у рядовых граждан, и у его собеседников невольно возникало ощущение, что этот человек знает подноготную каждого.

– На заводе я работаю, – ответил мужчина. – Платят мало, но я как-то свыкся. Вокруг все сикось-накось, а у нас какой-никакой, но порядок.

Небольшая голова Елизарова одобрительно наклонилась.

– Порядок, да. Без него никуда. – Прямо перед ним неровной стопкой лежало несколько фотографий. Елизаров поднял их и небрежно раздвинул пальцами, как если бы это была колода карт, после чего аккуратно положил их перед собеседником. – Не узнаете ли вы среди этих людей кого-нибудь из тех, кто привлек ваше внимание той ночью?

Свидетель нерешительно взял фотографии и принялся перебирать их по одной. По мере того, как снимки переходили из его рук на стол, на его лбу собирались виноватые морщины. Надо же, как нехорошо получается: на машине подвезли, обходительно так разговаривают, а он не в состоянии помочь столь милым людям.

Полковник Елизаров рассеянно улыбался, фиксируя малейшее движение пальцев свидетеля, мельчайшую капельку пота на его верхней губе.

Час назад Елизаров встречался еще с двумя свидетелями, молодой парой, возвращавшейся в тот вечер с дискотеки. В интересах дела полковник расспрашивал молодых людей по отдельности, и они, нисколько не колеблясь, узнали на фотографии майора Чертанова.

На этот раз пачка снимков получилась несколько толще. Вместе с прочими изображениями людей, не имевших ни малейшего отношения к делу, Елизаров приобщил пару портретов малоизвестных артистов. И свидетель застопорился именно на них, болезненно морща лоб и пытаясь вспомнить, где же он мог видеть эти физиономии. Не отыскав в ячейках памяти ответа, он не без досады отложил снимки. В его руках осталась последняя фотография.

– Вот он! – выкрикнул свидетель. – Здесь он выглядит как будто немного моложе, худее, что ли… Но я его все равно узнал. Он преступник?

– Совсем не обязательно, – строго сказал Елизаров. – Мы здесь привыкли оперировать фактами и уликами. Но вам, конечно, большое спасибо за помощь… Вот ваш пропуск, до свидания.

Елизаров любил наблюдать за тем, как посетители покидают его кабинет. Некоторые виновато семенили к двери, как будто несли на плечах груз своих прегрешений. Другие просто пятились, заискивающе глядя в лицо. Третьи, к которым принадлежал нынешний свидетель, шли к выходу с чувством выполненного долга.

Дождавшись, когда дверь захлопнется, Михаил Михайлович взял телефонную трубку. Он уже давно усвоил, что большая руководящая должность, кроме обязательного спектра профессиональных качеств, требует еще и дипломатического чутья. Так уж сложилось в милиции, что ключевые посты, как правило, занимают люди с хорошими физическими данными, чей рост может с успехом поспорить с водонапорной башней, а людям его комплекции требуются незаурядные способности, чтобы шагать вровень с ними. Одним умом здесь не обойтись, тут необходима дипломатия.

Вместе с тем его должность – не сладкий пряник, а черствый сухарь, о который пообломали зубы множество недоброжелателей. Невозможно ведь для всех быть добреньким, кому-то приходится и холку намыливать. С этими мыслями Елизаров набрал нужную комбинацию цифр.

– Да, – раздался глуховатый голос Крылова.

– Геннадий Васильевич? – жизнерадостно поинтересовался Елизаров. – Узнал?

– Да разве тебя забудешь? – искренне удивился Крылов. – У тебя ко мне дело?

– Не дело, а так, пустячок.

– Слушаю, – тон Геннадия Васильевича сделался настороженным.

– Майор Чертанов у тебя ведь работает?

– Да, в моем отделе. А что?

– Не хочу тебя расстраивать, но мне кажется, он попал в неприятную историю.

– Вот как?

Крылов нахмурился. Сердечный тон собеседника означал, что материалов у него значительно прибавилось с того момента, как Чертанов был «задержан» ищейкой на месте преступления.

– Я об убийстве на Рязанском проспекте.

– Это я уже понял. Что дальше?

– Тут выяснилось, что незадолго до убийства майор Чертанов действительно приходил к покойному, хотя он усиленно отрицает этот факт… Сам понимаешь, я не утверждаю, что именно он убийца, но совсем не исключаю, что твой подчиненный был последним, кто видел Сдобина живым.

– А может, майор просто на кого-то похож? – не раздражаясь и не повышая голоса, произнес полковник Крылов. Он давно научился сохранять если не полнейшее спокойствие, то хотя бы его видимость.

– Мне тоже хотелось бы так думать, – закручинился Елизаров, – но он опознан десятком свидетелей. А потом здесь есть еще один нюанс. В комнате убитого повсюду его «пальчики». Даже там, где, казалось бы, их быть не должно.

– Например?

– На пустых бутылках из-под вина и водки, которые стоят в чулане. Не хочу тебя огорчать, Геннадий Васильевич, но у меня создается убеждение, что Чертанов бывал в этой квартире неоднократно. Даже более того, он был собутыльником покойного. Так что его поведение представляется мне, мягко говоря, странным. – Елизаров вздохнул, давая понять, как сильно расстраивает его сложившаяся ситуация.

Крылов засопел в трубку, изображая праведное негодование, а потом заговорил:

– Даже не знаю, что сказать, Михал Михалыч. Твой тезка, конечно, мужик взрывоопасный, этого у него не отнимешь, но в моем отделе он – лучший. Если тебя интересует мое мнение, то я не думаю, что Чертанов может быть замешан в убийстве.

Елизаров недоверчиво улыбнулся. Полковник Крылов прекрасно понимал, что, окажись его сотрудник причастным к убийству, то в этом случае рикошетом стукнет и по его репутации. А за себя Крылов постоять умел. Что ж, нужно быть готовым к бою. Очень часто в драке побеждает не тот, кто состоит из горы мышц, а человек небольшого росточка, но зато очень юркий и быстрый, с отменной реакцией. Елизаров считал себя именно таковым.

– Хотелось бы верить, – сказал он. – Но для начала Чертанову придется ответить на парочку вопросов, тогда и примем окончательное решение.

– Хорошо, я скажу ему… зайти к тебе завтра.

– Не жалеешь ты своего коллегу, Геннадий Васильевич. Ты хочешь, чтобы я мучился бессонницей от неразрешенных вопросов? Давай сделаем так. Сейчас на моих часах… половина первого. Пускай будет у меня через часик, максимум через полтора.

– Будь по-твоему, Михал Михалыч, – бодро произнес Крылов.

– Твоими бы устами да мед пить, – пробормотал Елизаров, когда положил трубку.

* * *

Чертанов уверенно переступил порог кабинета Елизарова, поздоровался и, услышав тусклый ответ, не стушевался, а терпеливо застыл у входа, дожидаясь, пока полковник предложит присесть.

Елизаров не торопился, он сосредоточенно вчитывался в разложенные на столе бумаги, одобрительно кивал, ознакомившись с очередным документом, и совал его в папку.

Подобное отношение к коллеге можно было бы принять за обыкновенную рассеянность (проблем-то у начальника третьего отдела немало!), если бы не короткий взгляд, брошенный на Чертанова сквозь толстые линзы очков. Полковник не то чтобы наслаждался своей властью, но давал понять, что в его ведомстве даже старших офицеров можно мариновать у порога. И только когда ожидание изрядно перевалило за рамки приличий, полковник Елизаров бросил строгий взор в сторону Чертанова и произнес равнодушно:

– Что же вы стоите, майор? Проходите, присаживайтесь…

Чертанов лишь усмехнулся. Попробуй он без разрешения занять свободный стул, интересно, по какой шкале баллов можно было бы оценивать полковничий гнев? Уверенно стуча каблуками, он пересек кабинет и расположился через стул от начальника. Он вел себя совершенно раскрепощенно, как человек, убежденный в собственной правоте. Даже его улыбка выглядела снисходительной, как будто своим присутствием он оказывал полковнику одолжение.

– Вы знаете, почему я вас вызвал? – спросил Елизаров.

Чертанов пожал плечами:

– Понятия не имею, товарищ полковник.

– Разве Крылов вам ничего не рассказывал?

– Нет.

– Ну да, конечно, – согласился Елизаров, присматриваясь к Чертанову. Наглым типом назвать его нельзя. Раскованный? Пожалуй. Но опять-таки в рамках дозволенного. Тонко чувствует ситуацию. В целом у полковника Крылова довольно сильные кадры. Умеет подбирать сотрудников.

– Мне тут сообщили, – скучно сказал Елизаров, – что во время осмотра места убийства на Рязанском проспекте вы как-то уж слишком нервно вели себя. С чем связан ваш эмоциональный срыв?

– А-а, понимаю, прокурорский сотрудник пожаловался. Да, собственно, никакого срыва и не было, товарищ полковник, – сдержанно начал Чертанов. От его улыбки и следа не осталось, словно ее никогда не было. – Просто мне не нравится дилетантство во всех его проявлениях. Если человек ни черта не смыслит в оперативно-разыскном деле, то должен хотя бы не мешать тем, кто на этом собаку съел. Ну, я и не выдержал, сорвался, кажется, даже прикрикнул на него, а он тут же жаловаться побежал.

Полковник Елизаров продолжал изучать Чертанова. Спокоен до неправдоподобия. Любой на его месте хотя бы разнервничался – все-таки не в богадельню пришел, а в отдел внутренних расследований, а он, видишь ли, скучает. Так могут вести себя или полнейшие идиоты (к коим Чертанова отнести невозможно), или превосходные артисты.

– Кстати, насчет собаки, – нахмурился Елизаров. – Я, конечно, понимаю ваше возмущение. Но как вы оцените тот факт, что собака набросилась именно на вас после того, как ей дали понюхать свитер? Ведь собака, так сказать, незаинтересованное лицо. Следовательно, этот свитер ваш или вы его держали в руках. А нашли его…

– Этот свитер не мой, – перебил полковника Чертанов. – Если он и побывал у меня в руках, то я его не запомнил. Кроме того, свитер могли просто подбросить. В последнее время со мной происходят какие-то очень подозрительные случайности.

– Все это мистика, майор! Еще немного – и вы заговорите о гадалках! Но на самом деле жизнь значительно проще, чем это представляется на первый взгляд. И состоит она всего лишь из двух составляющих: «да» и «нет»… Хорошо, предположим, что здесь имел место чей-то злой умысел и свитер действительно подбросили… Но что вы скажете тогда о пустых бутылках в чулане, ведь почти на каждой из них обнаружены отпечатки ваших пальцев. Хочу сразу сказать – подбросить их не могли. На них толстый слой пыли. И как быть с холодильником, на котором тоже обнаружены ваши пальчики?

Елизаров выглядел совершенно спокойным. Он ни в чем не обвинял Чертанова. Он просто констатировал факты и хотел получить ответы на свои вопросы.

– Что ж, кое в чем вы правы. Мне действительно приходилось бывать в этой квартире, но я никого не убивал, – с некоторым раздражением произнес Чертанов. – Зачем мне, собственно, это? Сдобина я знал много лет. Моя бывшая жена и его любовница были близкими подругами. Мы частенько проводили время вместе. Бывали на природе, устраивали шашлыки. С женой я расстался, а вот с Николаем продолжал общаться до самого последнего времени. Естественно, увидев его мертвым, я испытал стресс, – признался Чертанов. – Когда свидетели указали на Колину квартиру, я почувствовал – беда!

– Потому-то и попытались проникнуть на место преступления как можно скорее. Уж не для того ли, чтобы уничтожить возможные улики? – проникновенно спросил Елизаров.

Чертанов подумал, что если у полковника уже имеется внук, то он и на нем оттачивает приемы своих допросов.

– Как же я мог уничтожить улики, если их там огромное количество?

Чертанов возмущенно откинулся на спинку стула, который негодующе заскрипел. Елизаров сверкнул стеклами очков:

– Здесь я с вами полностью согласен, майор, улик против вас, как говорится, выше крыши. Кроме того, вы не производите впечатление уравновешенного человека. Я вправе предположить, что вы могли убить собутыльника по причине каких-то неожиданно вспыхнувших неприязненных отношений. Ревность, обида, да мало ли еще что, – как-то даже сочувственно сказал полковник. Дескать, с кем не бывает.

Чертанов помрачнел. Он знал, что подобная обходительность Елизарова – плохое предзнаменование. Часто после такой «дружеской» беседы его собеседники топали прямиком на нары.

– Если бы я хотел кого-то грохнуть, то сделал бы это гораздо более искусно, уверяю вас, – возразил Чертанов. – Зачем мне нужно было делать из Сдобина решето и оставлять после себя такое огромное количество улик?

Елизаров тихонько засмеялся, демонстрируя две золотые коронки в глубине рта.

– Вот это меня как раз и убеждает в вашей искренности, майор. Опер с вашим опытом должен был поступить значительно тоньше. – Елизаров поднялся. – Будем считать это маленьким недоразумением. – И, протянув руку, проговорил: – Желаю всего наилучшего.

Рукопожатие Елизарова оказалось несильным, но теплым.

– Спасибо, – растерянно ответил Чертанов.

– Если вы поддерживали со Сдобиным дружеские отношения, то нет ли у вас предположений, кто мог желать его смерти?

Вопрос полковника застал Чертанова у самых дверей.

– Я много думал об этом, но у меня нет ни единой зацепки.

– Да, конечно, – губы полковника скорбно сжались, – о возникших подозрениях вы непременно сообщили бы. Но теперь от дела вас придется отстранить… Сами понимаете, обыкновенная процедура. Да вы не волнуйтесь так, ничего страшного не произошло, а на вас прямо лица нет!.. В скором времени все утрясется, а пока просто побудете у нас главным свидетелем.

Чертанов молча закрыл за собой дверь. Елизаров усмехнулся. Гордый!

Подняв трубку, он коротко обронил:

– Терентий, давай спускайся ко мне.

Через пару минут дверь неслышно распахнулась, и в кабинет вошел молодой мужчина лет тридцати.

Усаживать вошедшего полковник не стал, так и держал у порога.

– С Чертановым из убойного отдела знаком?

– Не особенно.

– Впрочем, это и не важно, – махнул рукой Елизаров. – Напряги своих ребят, пускай присмотрятся к нему, что-то мне не все нравится в его поведении.

– Думаете, он все-таки замешан в этом убийстве, товарищ полковник?

– Трудно пока говорить об этом, но кое-что в его поведении меня настораживает.

– Нервничал во время допроса?

Полковник улыбнулся:

– Хм… Знаешь, как раз наоборот. Был спокоен до неприличия. Ты вот что сделай. Узнай, с кем он встречается, как проводит время. В общем, все, что может дать нам хотя бы какую-нибудь ниточку.

– Понял, товарищ полковник. Когда приступать?

Елизаров подошел к окну и увидел, как двор широкими шагами пересекает майор Чертанов. Уж слишком поспешно покидает он Петровку, не вернуть ли, чтобы потом не жалеть?

– Прямо сейчас и начнешь. Немедленно!

* * *

– Ну, хорошо, я ничего не сообразил, – наклонился к Чертанову Егор Ларин, – я теперь бизнесмен, далек от всего этого, но ты же должен был почувствовать, что здесь чего-то не так! Ты же опер! Договорились с ним встретиться, а он не приехал. Звоним ему домой, а он не отвечает. – Ларин разлил «Смирновскую» в стопки и, назидательно подняв вверх палец, изрек: – А ведь он парень был, если ты, конечно, помнишь, очень обязательный. Ладно… Давай поднимай стопарик. Выпьем, что ли, за упокой. Чтобы его душа на том свете не маялась по углам, – и опрокинул в рот стопку, высоко подбросив локоть.

Следом, единым махом, выпил водку и Чертанов, горько поморщившись. Подцепив бутерброд с семгой, неторопливо закусил, тщательно жуя.

– Я почувствовал, – наконец произнес он. – Мы же не сразу ушли оттуда. Ты сам помнишь. В дверь стучали, кричали… Но я не думал, что все настолько плохо.

– Да, шума мы там наделали предостаточно, – согласился Ларин.

– Вот именно, – вонзил Чертанов вилку в кружок малосольного огурчика. – Соседи меня узнали. Дело дошло до того, что меня подозревать начали в том, что я замешан в убийстве Коли.

– Дела-а, – протянул Ларин. – И что теперь?

Огурец разочаровал – приторно сладкий вкус шибанул в носоглотку, и Чертанов не без удовольствия перебил его очередной порцией водки.

– А хорошего здесь мало, честно тебе скажу… Меня вызывал Елизаров.

– Ничего себе! Ну и что ты?

Кусок селедки застыл у самого рта Егора. Он как будто бы позабыл о трапезе начисто, и теперь кусок рыбы, вяло свесившийся с вилки, напоминал приспущенное знамя.

– Рассказал ему все как было, но, похоже, он не очень-то мне поверил. От дела меня, естественно, отстранили.

– Вот что я тебе скажу, – заговорил Ларин, энергично работая челюстями. – Ты, Миша, не переживай, может быть, так оно и к лучшему. Ну что ты все рыщешь по подъездам да по подворотням? Как говорится, не пацан уже. Жизнь-то, она проходит. Вот хотя бы посмотри на меня… Ну, остался бы я в ментовке, и что с того? Дослужился бы до подполковника… Максимум! А сейчас у меня свое дело, и о будущем я в отличие от тебя совсем не думаю, знаю, что оно обеспечено лет на сто пятьдесят вперед. Я же тебе уже не раз предлагал, переходи ко мне. Работы будет много, но ты ее не боишься. А мне нужны свои люди, в которых я должен быть уверен на все сто процентов и которые никогда меня не подведут и не подставят. Вот ты как раз такой и есть.

– Оставь! – вяло отмахнулся Чертанов. – Ну, какой я к черту коммерсант! Я опер до мозга костей, ты сам об этом знаешь не хуже меня. А потом, ты же работаешь под бандитской «крышей», верно? Веселенькая будет ситуация. Вчера я их ловил, а сегодня должен буду деньги им отстегивать? Не дождутся, Егор, это не для меня.

Чертанов любил этот небольшой кабачок на Пречистенке и нередко захаживал сюда. Ресторан был неброский и совсем небольшой, без всяких новомодных украшений, которыми были напичканы другие подобные заведения. Здесь игра небольшой оркестр, а Чертанову нравился «живой» звук. Главным действующим лицом оркестра был длинноволосый клавишник с красивым баритоном. Он владел едва ли не всеми октавами и мог затянуть такую лихую ноту, от мощи которой, казалось, дом способен рассыпаться по кирпичику.

Отношения в кабачке были почти домашними, публика здесь бывала в основном постоянной, с очень незначительным количеством залетных. А потому музыкантов частенько приглашали к столу скоротать время.

За соседним столиком сидели две брюнетки и лениво, как и подобает настоящим леди, потягивали коктейль через трубочки. Но красная цена им была сто долларов за два часа удовольствия, и Чертанов с интересом присматривался к их параметрам, как бы примеряя их под себя.

Длинноволосый клавишник подмигнул майору и показал взглядом на скучающих девушек. Чертанов невольно улыбнулся.

Разговор с Егором начинал тяготить Чертанова. Вместо того чтобы уединиться с барышней в укромном месте, он вынужден вступать в словесные баталии. И самое скверное то, что его приятель необыкновенно упрям и не успокоится до тех пор, пока не взломает круговую оборону Михаила, выстроенную из весомых аргументов.

– Ну, соглашайся, Михаил, соглашайся! – тараном наступал на него Ларин. – От этого дела ты будешь иметь неплохую копейку, свой процент! А уже через пару лет ты можешь смело считать себя состоятельным человеком.

Одна из девушек, с темной родинкой на правой щеке, слегка улыбнулась, на миг напомнив Чертанову Ангелину, которая пропала, оставив после себя ощущение пустоты и неприкаянности. Чертанов вздохнул. Препираться с Лариным не имело смысла. Самое разумное – так это пообещать подумать, а там будет видно. Чего, собственно, лишать друга надежды?

– Я вот что думаю, Егор, в твоих словах что-то есть. Надо будет обсудить это более конкретно, не так ведь, впопыхах… К тому же от водки у меня башка совершенно не варит.

– Ну, ты молоток! – возликовал Ларин. – У нас знаешь какой тандем получится! А может, ты вместо Николая у меня будешь? Он ведь у меня правой рукой был. – Натолкнувшись на жесткий взгляд Чертанова, Ларин легко пошел на попятную: – Ладно, с этим делом пока повременим, тебе сначала осмотреться нужно, как говорится, прикинуть, что к чему. А уж потом окончательно определимся. А куда это ты все смотришь? – заинтересованно протянул Ларин и, повернувшись, увидел брюнеток. – А-а, – понимающе протянул он. – Губу раскатал. Теперь я понимаю, почему у нас разговор не заладился. Да у тебя, оказывается, в башке сплошные промежности? – съязвил Ларин, вставая. – Может, тебя подвезти?

За крайним столиком поднялись его телохранители. Неприметные, как интерьер третьесортной забегаловки. Но можно было не сомневаться, если, как в кино, случится какая-нибудь заварушка, то парни несомненно станут героями этого боевика.

Чертанов улыбнулся:

– Не надо, я как-нибудь сам доберусь… и разберусь.

Все-таки Ларин изменился. Года три назад подобное расставание не могло бы состояться в принципе. Грех покидать ресторан в разгар веселья, да еще когда за соседним столом расположились такие нимфы. Набрали бы вина, водки, какой-нибудь экзотической закуси и, подхватив девушек под руки, завалились бы с ними на свободную хату. Выпив для приличия по чарочке, не стали бы томить себя долгим воздержанием и разбрелись бы по комнатам до самого утра. Случалось, что Ларин, любитель всяких экспериментов, теребил Чертанова среди ночи и командным голосом заявлял, что настало время поменяться подругами.

Сейчас же Егор покидал ресторан не для того, чтобы продолжить развлечения где-нибудь в сауне, а чтобы дать распоряжения на завтрашний день, отправить целую кучу факсов и сделать пару неотложных телефонных звонков.

– Ну, смотри, – небрежно повел плечом Ларин, – наш разговор не закончен.

Один из телохранителей распахнул перед боссом дверь, зыркнув глазами в холл. Действовал он уверенно и спокойно, безо всякого плебейского чинопочитания. Так надо. Просто парень делал свою работу. В холле мелькнул клетчатый пиджак – это третий охранник. Опекали босса плотно и очень толково, в случае необходимости могли организовать круговую оборону.

Девушки весело поглядывали в сторону Чертанова. Он тронул за руку пробегавшего мимо халдея и сказал:

– Послушай… Эти телки съемные?

– Как договоритесь, – улыбнулся официант. – Но хочу сразу предупредить, что они не дешевые. Если желаете, я могу с ними переговорить.

– Не надо, – поморщился Чертанов, – сам разберусь. Что я, без языка, что ли… Ты лучше сделай вот что: принеси им пару бутылок шампанского. Скажешь, что от меня.

– Понял, – охотно отозвался официант, чуть наклонившись.

– Тебя я тоже не обижу… Ну, чего стоишь? Действуй!

Появление шампанского вызвало у брюнеток сдержанное ликование, а когда официант показал взглядом на Чертанова, что-то негромко проговорив, их лица озарились самой настоящей радостью. Михаил поднял навстречу рюмку с водкой, и они весело прыснули задорным смехом. Обмен любезностями состоялся – и он лихо опрокинул горькую в широко открытый рот.

Когда шампанское ударит девушкам в голову и моральные преграды будут безвозвратно сметены пенистым напитком, нужно будет поинтересоваться, что они думают о сексе втроем. Грех, конечно. Но еще большим грехом было бы отпустить такую сладкую парочку.

* * *

Крылов пыхнул дымом и нервно воткнул недокуренную сигарету в малахитовую пепельницу. Курил он всегда очень поспешно, рассыпая пепел по столу. Усольцев с Шибановым невольно задержали взгляды на изуродованной сигарете, которая торчала из зеленой каменной пепельницы, как памятник страстному курильщику. В кабинете было дымно, но окна полковник открывать не любил.

– Чертанова пока отстранили от дела, – наконец хмуро произнес Крылов. – Ты, капитан, возьмешь на себя дело антикварщиков… Знаю, знаю, что хочешь сказать, – махнул он рукой, – все мы загружены, у всех своих забот невпроворот, но кто-то должен этим заниматься! Ты понял меня?

– Так точно, товарищ полковник.

– Вы ведь, кажется, друзья Чертанова, должны знать его лучше меня, а потому я хочу откровенно спросить у вас, мог он убить или нет? Что ты скажешь по этому поводу, майор? – посмотрел Геннадий Васильевич на Усольцева, сидевшего от него по правую руку.

– Если честно…

Полковник невольно хмыкнул.

– Разумеется, честно. Я же тебе не прокурор. Говори так, как думаешь.

Усольцеву очень хотелось закурить. Но Крылов категорически запрещал курить в своем кабинете, несмотря на то, что сам смолил немилосердно. Единственным человеком, который курил в его кабинете, был начальник управления генерал-полковник Прохоров, который вообще не вынимал сигарету изо рта. И недоброжелатели Прохорова ехидно замечали, что он продолжает дымить даже во время исполнения супружеских обязанностей.

Виктор старался не смотреть на пачку сигарет, которая притягивала его взгляд куда крепче, чем электромагнит металлическую пластину.

– Парень он, конечно, горячий, заводной. Мог съездить по роже, если ему кто-то не нравился. Но вот убить… это на него не похоже, товарищ полковник, – отрицательно покачал головой Усольцев и, помолчав, добавил: – Конечно, я допускаю, что он мог убить как-то сгоряча… Но чтобы вот так, обдуманно… Нет, это не он.

– А ты что думаешь? – посмотрел Крылов на Шибанова, который, уткнув взгляд в стол, угрюмо помалкивал.

Шибанов поднял голову и заговорил:

– Странно все это. Чем больше я думаю об этом деле, тем больше возникает вопросов. У меня складывается такое впечатление, что кто-то его очень серьезно подставил. Ну не мог такой опытный оперативник, как Мишка Чертанов, так бездарно вляпаться!

– Не мог, – охотно согласился Виктор Усольцев. – А потом, какой ему резон светиться в этом доме, если это действительно он совершил убийство?

Лохматые брови Крылова, напоминая крылья какой-то могучей и хищной птицы, вспорхнули до середины лба и выжидательно застыли. А потом медленно стали сползать вниз, понемногу распрямляясь.

– Да еще на глазах у множества очевидцев, – сдержанно согласился полковник.

– Миша Чертанов опер от бога, товарищ полковник, – продолжал Шибанов, заметно волнуясь. – И цену уликам знает. А тут после себя такое количество их оставил, что хватило бы на три десятка преступлений. Хоть учебный фильм снимай на его примере: труп, множество улик, выявлен единственный подозреваемый, осталось только надеть на него браслеты и препроводить в Бутырку. А потом, даже если убил Чертанов, то он мог запросто избавиться от трупа: все-таки он мент. Например, что ему стоило забрать труп да перетащить в машину, а потом отвезти куда-нибудь в лес и зарыть? Товарищ полковник, так не мог вести себя опер, который раскрыл не один десяток убийств, – отрицательно покачал головой Григорий. – В конце концов, Миша мог просто отсидеться где-нибудь… А он заявляется туда с компанией и тотчас привлекает к себе внимание.

– Вижу, что мы размышляем с вами в одном направлении. – Полковник вытащил новую сигарету, размял ее, затем вновь с каким-то остервенением вогнал обратно в пачку. – Конечно, очень неприятно, что одним из наших сотрудников заинтересовался третий отдел… Но лично я надеюсь, что все обойдется. Елизаров отменный профессионал… Хотя, если он что-то вобьет себе в голову, его трудно потом разубедить в обратном. Уж мне-то это известно… Лично я склоняюсь к тому, что это очень искусная подстава. А если это действительно так, то человек, сумевший провернуть такое дело, очень хитер и коварен. Я буду с вами откровенен, потому что вы друзья Михаила. Чертанов человек неординарный, волевой, надеюсь, вы с этим не будете спорить. – Полковник Крылов даже выдержал паузу, словно рассчитывая услышать возражения, и, не дождавшись, продолжал: – Людей подобного типа, как правило, любят женщины. И мы все знаем, что так оно и есть. Таких людей, как он, уважают друзья. Они удачливы, свободны, свои в любой компании. И у начальства они, как правило, на хорошем счету, несмотря на всевозможные закидоны. Разумеется, кроме друзей, у них есть и недоброжелатели, которые втайне завидуют их успеху. Я не исключаю того, что все это дело могло быть подстроено кем-то из своих… Вот так, господа офицеры! Очень надеюсь, что этот разговор останется между нами.

* * *

Оттепель неожиданно сменилась заморозками. И если бы не увеличение светового дня, то можно было бы предположить, что время повернуло вспять. В самом начале месяца произошло еще два убийства. И вновь скупщики!

Один из них был обнаружен близ Алексеевского лесопарка вмерзшим в огромную грязную лужу. Причем глаза его были широко раскрыты, как будто бы он успел рассмотреть на самом ее дне что-то необыкновенное. Удар был нанесен сзади и, скорее всего, внезапно, каким-то тяжелым и острым предметом. Затылочная кость, раскрошившись, парализовала мозг, так что смерть была мгновенной.

Другого нашли у железнодорожных путей, близ Казанского вокзала. Место глуховатое, правда, обжитое колонией бомжей, так что оставалось гадать, какая такая нелегкая вынудила приличного человека отправиться в лабиринт разбитых вагонов.

Удар был так же нанесен сзади и так же неожиданно. Но все же, видимо, только в последние мгновения своей жизни мужчина почувствовал что-то неладное и успел слегка повернуться, а потому раздроблена была правая височная кость, из-за чего значительно нарушилась симметрия головы. Руки застыли у головы убитого, словно он пытался защититься от надвигающейся смерти. Но удар был нанесен с такой невероятной силой, что легко пробил заслон из сцепленных пальцев.

В первом случае на лице убитого застыли покой и безмятежность. Он даже не успел осознать, что же с ним произошло. Просто душа выпорхнула из раны и воспарила к небесному своду. А вот у второго – рот уродливо перекошен, а глаза от застывшего в них ужаса выглядели настолько огромными, что запросто могли вырваться из орбит на комья смерзшейся земли.

Убийства антикварщиков вызвали волну откликов и слухов. Редкий день пресса не упоминала об этих роковых событиях. Неведомый шантажист, заверивший Бориса Львовича Котляра в том, что любой репортер «Криминальной хроники» с радостью ухватится за возможность узнать горячие факты о ведении дела, был абсолютно прав. Но никакой приподнятости от предстоящей встречи с прессой Котляр не испытывал. Как и от того, что шантажист пренебрежительно именовал его, работника МУРа, Пупсом.

Он нервно посмотрел на перекресток, откуда обещал появиться журналист с газетой в левой руке. Стрелки часов уже показывали пятнадцать минут ожидания, но журналиста все не было. Котляр скривился, подумав о том, что так долго он не ждал даже женщину. Следовало бы, конечно, плюнуть и уйти еще минут десять назад, но липкий страх заставлял его запастись терпением. Вернуть видеокассеты с компрометирующими записями любой ценой! Вид Котляра, ползающего у ног красотки с плеткой, не придаст ему авторитета ни на Петровке, ни дома.

– Вы давно меня ждете? – раздалось у самого его уха.

Котляр от неожиданности вздрогнул. Обернувшись, он увидел долговязого длинноволосого парня, появившегося совсем не с той стороны, откуда его ожидали. Конспиратор хренов!

– Удостоверение покажи, – буркнул Котляр. Сам-то он торчал на условном месте как вкопанный и теперь чувствовал себя обманутым.

– Теперь вы, – предложил парень, судя по удостоверению, оказавшийся Курдюковым, штатным сотрудником газеты «Криминальная хроника».

– Перебьешься!

– Нет. Меня интересует только надежный источник информации. С темной лошадкой я вести переговоры не уполномочен.

– Это я – темная лошадка? – Сунув под нос журналисту свое удостоверение, Котляр предупредил: – Смотри, если моя фамилия или должность промелькнет в твоем репортаже, то следующий будет посвящен тебе лично! Под названием: «Знаете, каким он парнем был»…

Смех Курдюкова прозвучал несколько натянуто, но обижаться он не умел, что, скорее всего, было связано со спецификой его профессиональной деятельности. Много ли нароешь, если постоянно будешь ходить с обиженной физиономией? У хорошего репортера в глазах должен быть блеск, какой можно заметить во взгляде ищейки, учуявшей след. В сущности, Игорь Курдюков был неплохой парень, но его личная трагедия заключалась в том, что он не способен был отделять героев своих репортажей от реальной жизни, а потому частенько просто заигрывался. Но это, скорее всего, было издержкой профессии.

– Есть информация по делу об антикварщиках, – буркнул Котляр, косясь на прохожих.

– Очень интересно.

Сам того не ожидая, Курдюков ощутимо стиснул пальцами локоть собеседника. Котляр выдернул руку и сердито произнес:

– Ну, чего ты вцепился-то!

– Извините, как-то само получилось. И что по делу об антикварщиках?

Борис Львович неожиданно подумал, что у каждой неприятности есть свои положительные стороны. Да, шантажист распорядился слить кое-какие сведения прессе, но никто не заставлял его, Котляра, делать это даром. Повеселев, он предупредил:

– Сведения важные. Мне хочется знать, сколько я получу за них?

– Если информация действительно интересная, я могу дать тысячу долларов. Это максимум! – Раскинув руки, Курдюков виновато признался: – Бюджет, знаете ли. Мы ограничены в средствах.

Котляр почувствовал приятное тепло в середине груди.

– У нас в убойном отделе работает некий майор по фамилии Чертанов, – произнес он значительно. – Так вот, в последнее время им заинтересовался третий отдел, проводящий служебные расследования.

– Вот как? Интересно! – вяло откликнулся Курдюков.

Совсем рядом, едва не задев беседующих крылом, проехал «Фольксваген Пассат» и щедро окатил обоих грязной водой.

– А ты не нашел лучшего места, чтобы поговорить? – рассердился Котляр, стряхивая воду с пальто. Надежды на то, что грязь останется незамеченной на темно-серой ткани, было мало. – Давай-ка лучше отойдем в сторонку.

Они свернули за угол. Котляр невольно посмотрел вверх: не хотелось, чтобы в довершение ко всем неприятностям на голову упала сосулька.

– Я вас слушаю, – поторопил его журналист. – Что там насчет третьего отдела?

– Чертанов занимался делом скупщиков, а тут его неожиданно отстранили. Возникло подозрение, что он не только причастен к этим убийствам, а, возможно, даже сам является их исполнителем или организатором.

– И что, есть доказательства? – обмер от восторга Курдюков.

Котляр хмыкнул:

– Разумеется. Против него имеются конкретные улики. Хотя что я, собственно, распинаюсь. Вот здесь, – он сунул руку во внутренний карман и вытащил плотный конверт. – Здесь все изложено. Занятная может получиться статья. Сенсационная.

Курдюков, скрывая вожделение, ухватился за самый краешек конверта. Но, к его немалому удивлению, Котляр документы держал крепко и как будто бы не спешил с ними расставаться.

– Сначала деньги! – Он неожиданно вырвал конверт из цепких пальцев журналиста. Бумага надорвалась, в пальцах Курдюкова остался всего лишь крохотный клочок.

Когда обмен, к обоюдному удовольствию сторон, все же состоялся, Котляр зашагал прочь в не таком убитом настроении, каким оно было совсем недавно. Во всяком случае, не он один оказался теперь в полном дерьме. Сознание этого приятного факта согревало его сердце не меньше, чем стопочка долларов в нагрудном кармане.

* * *

Лег спать, вернее свалился на кровать, Чертанов уже засветло, и телефону пришлось долго надрываться, чтобы разбудить хозяина.

Не открывая глаз, Чертанов пошарил близ себя рукой и, натолкнувшись на прохладную поверхность телефонного аппарата, попытался поднять трубку. Пальцы слушались плохо, трубка упала на рычаги. Ну и пусть, подумал Чертанов, надо будет, еще позвонят.

С трудом приняв сидячую позу, он попытался вспомнить в деталях минувший вечер. Получалось неважно. Отдельные эпизоды растворялись в череде множества событий, произошедших с ним за последнее время.

Помнится, был ресторан «Балчуг» и коньяк «Наполеон». Рядом с ним сидела девица, которой он весь вечер рассказывал препохабные анекдоты. Она была настоящей хохотушкой и не носила под бордовым платьем трусов, это так. И что из этого? Дальнейшие события напрочь стерлись из памяти. Чертанов как бы провалился в небытие и пребывал там до того самого момента, когда наконец попал ключом в замочную скважину своей двери.

Поимел ли он ту хохотушку? Оп! В мозгу неожиданно возникла яркая картинка, от которой у Чертанова на мгновение перехватило дыхание. Он увидел свою ресторанную подругу обнаженной, сидящей в кресле, причем ноги у нее покоились на высоких подлокотниках кресла, а он сам пристроился между ними. Кресло… Откуда оно взялось, черт подери?.. Ну, конечно же! Это была квартира Егора Ларина. Кажется, Михаил приперся к нему среди ночи, и Егору таки удалось уговорить его поработать в своей фирме, после чего они с широким размахом отметили начало его трудовой деятельности. Болван! Чертанов схватился руками за голову. У Егора были какие-то гости. И в кресле сидела жена одного из его приятелей! Только этого еще сейчас не хватало!

Возобновившаяся телефонная трель прервала его невеселые размышления.

– Слушаю, – буркнул Чертанов в трубку.

– Здравствуй, Миша. Это Ангелина, помнишь такую?..

В ее тоне прозвучал упрек. Словно не она запропастилась неизвестно куда, а он ее бросил. Красивые женщины умеют заставлять мужчин испытывать вину.

– Здравствуй, милая, – сипло сказал Чертанов. – Как я мог тебя забыть?

– Что с твоим голосом? – встревожилась Ангелина.

– Немного прихворал. Может, проведаешь больного вечерком? Мне срочно требуется лекарство от любовной лихорадки…

– Погоди, сейчас не до шуток! Ты читал сегодняшний номер «Криминальной хроники»?

– Нет, – настороженно ответил Чертанов, понимая, что разговор сворачивает в какое-то нехорошее русло.

– Там большая статья о тебе, на всю полосу… есть фотографии. В этой статье утверждается, что ты являешься чуть ли не организатором убийств скупщиков антиквариата и собирающих с них дань рэкетиров!

Чертанова подбросило на кровати.

– Что за бред!

– Статья написана с большой претензией на достоверность. Автор приводит выдержки из показаний очевидцев, подробно рассказывает об уликах, которые ты оставил в комнате убитого Сдобина. Из того факта, что Сдобин помаленьку собирал предметы старины, делается вывод, что он тоже принадлежал к числу так называемых «антикварщиков»…

Чертанову стоило большого труда не расколотить трубку об угол стола. В последнее время он приобрел такую скверную привычку, и это был уже четвертый телефон за последний месяц.

– Кажется, я уже начинаю понимать, что к чему, – произнес он, овладев собой.

– Миша, с тобой все в порядке? – голос Ангелины зазвучал встревоженно. – Может, мне приехать к тебе прямо сейчас?

– Не надо, я ухожу, – мрачно отозвался Чертанов, понимая, что сегодня утром черная полоса, в которую он попал, стала значительно шире, чем вчера.

– Надеюсь, ты не станешь стреляться из-за какой-то ерунды? Я убеждена, что газета нагло врет! Ты хороший!

Чертанов невольно улыбнулся. Следовало бы присмотреться к этой девушке повнимательнее. Оказывается, кроме отменной фигуры, она еще располагает душой.

– Ангел мой, ты напрасно думаешь, что из-за какого-то пакостника я наложу на себя руки. Просто у меня возникли кое-какие планы. А вообще, спасибо за участие.

– И только-то? – в голосе девушки прозвучало разочарование.

– По-настоящему я поблагодарю тебя при встрече, – пообещал Чертанов. – Все, пока! Мне некогда. – Не дожидаясь ответа, он положил трубку.

Потом он тщательно побрился, смочил лицо дорогим одеколоном, которым пользовался в исключительных случаях, и надел любимую рубашку – светло-голубую, в мелкую клеточку. Аккуратно завязал узел галстука и окинул критическим взглядом свое отражение. В общем-то, мужчина пока еще хоть куда. Для восемнадцатилетних девиц он, к сожалению, чуток староват, зато молоденькие женщины с небольшим жизненным багажом сочтут его весьма импозантным.

Люди, незнакомые с привычками Чертанова, могли решить, что сегодняшний день для него знаменателен, если уж не бракосочетанием, то хотя бы помолвкой. Но действительность была намного прозаичнее – он всегда одевался во все лучшее, когда удача неожиданно отворачивалась от него. Опрятный вид являлся средством вернуть себе расположение небес.

Газетный киоск находился рядом с домом. Михаил был неплохо знаком с его хозяйкой, приятной пожилой женщиной, бывшей учительницей, и являлся ее постоянным покупателем.

Разглядев в окошечко подошедшего Чертанова, она как-то растерянно кивнула на его дежурное «здрасьте» и уставилась на него с таким осуждением, как если бы ее любимчик завалил сразу все экзамены на аттестат зрелости.

– «Криминальную хронику», пожалуйста, – суховато обронил Чертанов.

Бывало, старушка находила для него пару дружеских слов, а тут лишь кисло заметила:

– Там, кажется, про вас, если я не ошибаюсь.

В ее устах фраза получилась на редкость дипломатичной. Одно слово – педагог! Хотя, если внимательнее всмотреться в ее глаза, убежденности в них было больше, чем сомнений.

– На этой неделе я очень популярен, – с сарказмом сообщил Чертанов и, уже отойдя на несколько шагов, вспомнил, что позабыл взять сдачу. Но не возвращаться же? Пускай хоть одна душа подумает о нем с благодарностью.

Развернув газету, Чертанов увидел, что статья превзошла даже самые мрачные его предположения. В центре полосы была напечатана его фотография, с каким-то очень жутким оскалом. Он напоминал вурдалака, который только что откинул крышку гроба и выбрался на поверхность. Присмотревшись, Чертанов заметил, что это был фотомонтаж, – уж слишком велики были зубы и глаза. Серый волк, а не милиционер.

Статья называлась «Убийца в милицейской форме?». В конце заголовка стоял вопросительный знак, но он совсем не влиял на суть сказанного. С крупных, неровных букв, больше напоминающих могильные кресты и памятники, стекали огромные капли. Очевидно, по замыслу автора, они изображали кровь.

Чертанов посмотрел тираж газеты и ужаснулся. Можно было смело сказать, что он проснулся знаменитым. Прочитав статью, он свернул ее в комок и бросил в урну – не беречь же для семейного архива.

План на сегодняшний день был прост до безобразия. Сунув руки в карманы и невольно сутулясь, Чертанов заторопился к машине.

Он не заметил, как за ним пристроился неприметный мужчина в сером коротеньком пальтишке. В руке он держал «Криминальную хронику», раскрытую на развороте.

* * *

Чертанов подъехал к зданию редакции. Глухо выругался, наступив в яму с водой. Почувствовал, как неприятная холодная влага проникла через швы ботинок, мгновенно промочив носки. Весна, туды ее в качель!

Предъявив удостоверение на вахте, он беспрепятственно поднялся на нужный этаж. В редакции царила деловая суета. Мимо него, оживленно разговаривая, прошли две девушки. Одна из них слегка задела его плечом, и Михаил почувствовал, как в ноздри ему шибанул густой аромат французских духов.

– Извините, – окликнул их Чертанов, – вы не подскажете, где мне найти Курдюкова?

Одна из них, что была ближе, внимательно посмотрела на Михаила, словно решала, а нужно ли его удостаивать ответом, и, определившись с выбором, бесцветно произнесла:

– Это Игоря, что ли? Он сидит через комнату. – И, мгновенно позабыв о визитере, девушки проследовали в противоположный конец коридора.

На массивной двери виднелась лишь табличка с номером комнаты и более никаких определяющих надписей.

Чертанов негромко постучался и шагнул в комнату. За обычным письменным столом сидел молодой парень и что-то быстро писал.

– Вы ко мне? – деловито осведомился хозяин кабинета, взглянув на вошедшего.

– Если вы, конечно, Курдюков Игорь.

– Да, это я и есть, – с проснувшимся интересом отозвался журналист. – А вы, собственно, по какому делу?

– По личному, приятель, – правый уголок рта Чертанова зловеще пополз вверх. Он повернулся и уверенно закрыл замок на два оборота.

Курдюков испуганно привстал. Журналист оказался высок и чрезвычайно тощ.

– Что вы себе позволяете?! Да я милицию сейчас вызову.

– До тебя, оказывается, сопляк, еще не дошло. Я и есть милиция, – голос Чертанова погрубел. – Всмотрись в меня внимательно.

Курдюков побледнел.

– Вижу, что узнал, – продолжал Михаил. – Я и есть главный герой твоего репортажа. Ну как, оригинал очень отличается от фотографии? Верно, на фотографии я выглядел страшнее, кажется, у меня там были клыки. А я самый что ни на есть обыкновенный. – Чертанов подошел на шаг ближе. Он едва дотягивал до плеча Курдюкова. Ярость уже хлестала в нем через край. – Однако мне это совсем не помешает выбить из твоей пустой башки мозги, если они там имеются. – Он вытащил из кармана «макаров» и наставил его в лицо журналисту.

Удивительно, но в этот момент в нем словно что-то оборвалось, вмиг атрофировались все чувства. Даже ненависть, которая только что кипела в его душе, куда-то улетучилась. Такое состояние бывает у снайпера, определившегося с целью. Для него человек – это всего лишь некая абстрактная мишень с несколькими убойными точками на теле.

– Тебя здесь убить или все-таки в сортир вывести? – по-деловому осведомился Чертанов, осознавая, что готов принять радикальное решение. Он даже с тоской подумал о том, что расколовшийся череп может основательно испортить в комнате интерьер, например, заляпать компьютер, стоящий на столе.

Перемену, произошедшую с нежданным гостем, заметил и Курдюков, его лицо сделалось совсем синюшным, а на крыльях носа отчетливо проявились лопнувшие сосудики.

– Понимаете… здесь произошло недоразумение… я сейчас вам все объясню, – заговорил журналист, глотая от волнения слоги. Он поднял руки, развернув ладони наружу, – верный способ показать собственное миролюбие.

– Что у тебя здесь? – повел стволом пистолета в сторону сложенных бумаг Чертанов.

– Так, наброски… Дело в том, что эта статья заинтересовала очень многих людей, и я собирался писать продолжение.

– А ты наглец, – неожиданно ухмыльнулся Чертанов.

Курдюков тоже растянул посиневшие губы, посчитав наигранное веселье визитера неплохим знаком.

– Понимаете, здесь мало что от меня зависит… все решается наверху… Важен броский материал… сенсация.

– Значит, карьеру решил на мне сделать, ублюдок. Где твои наброски?

– Вот они, – поднял парень со стола несколько листочков, скрепленных степлером, и, угодливо протянув их, добавил: – Пожалуйста… Вы только не принимайте это близко к сердцу… материал будет совершенно иным. Он пока еще довольно сырой, его нужно довести до ума…

– Сырой, говоришь? – прищурился Чертанов. – Это даже интересно. Жареные факты, это, конечно, здорово, но такая пища всегда очень вредна для желудка. А вот сырое, оно самое то будет! – Грубо скомкав бумагу, он приказал: – Жри, скотина!

– Простите, не понял, – оторопело заморгал Курдюков.

– Жри свой репортаж, писатель, если хочешь вернуться сегодня домой.

Лицо журналиста болезненно скривилось. Он неуверенно вытянул из рук Чертанова смятый комок и, откусив самый краешек бумаги, неловко принялся жевать.

– Большими кусками жри, поганец, не подавишься! – наставлял его Чертанов, удобно расположившись в кресле. Ствол пистолета темным отверстием продолжал смотреть прямехонько в мокрый от пота лоб журналиста. – Всухомятку!.. У шакалов заворота кишок не бывает.

Курдюков отрывал зубами куски бумаги и, преодолевая в горле спазмы, проглатывал. Остаток дался ему особенно трудно. Ком застрял поперек горла и никак не желал проваливаться в пищевод. Лицо страдальца побагровело от прилива крови, и был момент, когда казалось, что журналист свалится бездыханным. Но обошлось. Проглотил свою стряпню и не подавился.

– Теперь последнее, – сказал Чертанов, любуясь перекошенным лицом Курдюкова. – О том, что произошло здесь, никому ни звука.

– Я буду молчать как рыба!

– Почти верю. – Рукоять пистолета врезалась в челюсть репортера.

Курдюков невольно вскрикнул, закрыв лицо руками, а из рассеченной губы на белые листы бумаги тоненькой струйкой брызнула кровь.

– Считай, что мы заключили с тобой договор и скрепили его кровью, – строго предупредил Чертанов. – Если он будет нарушен, я тебе не завидую. – Неожиданно на его лице появилась зловещая улыбка: – Лишний труп для меня уже роли не играет.

Привычно воткнув пистолет в плетеную кобуру, Чертанов открыл замок и спокойным, размеренным шагом направился в сторону лестницы.

Уже на улице, забравшись в салон машины, он прикурил и с неудовольствием обнаружил, что его пальцы слегка подрагивают. Раздраженно выбросив сигарету в приоткрытое окно, он завел двигатель и газанул прочь. И тотчас следом за ним направилась неброская «девятка» вишневого цвета.

* * *

В кабинете полковника Елизарова стоял огромный аквариум, занимавший едва ли не половину стены. Каждый, кто перешагивал порог кабинета, невольно обращал внимание на подобную роскошь. Дно аквариума было выложено крупнозернистым желтым песком с черным мелким гравием. А в центре в виде замка возвышались огромные раковины, которые давали приют множеству рыб. В толще слегка зеленоватой воды они напоминали экзотических бабочек, парящих над пахучими цветами.

За аквариумом полковник следил лично, не подпуская к нему никого из сослуживцев, и нередко можно было наблюдать трогательную картину, когда Елизаров, засучив по локоть рукава, со шлангом в руке выкачивал со дна неприятную муть.

Аквариум он содержал в идеальной чистоте, впрочем, как и все, к чему прикасался. Полковник был необыкновенный аккуратист. Даже деловые бумаги он подписывал едва ли не каллиграфическим почерком.

Елизаров кормил рыб исключительно живым мотылем, справедливо считая, что такое питание способствует их быстрому росту. Кормление своих питомцев для него было таким же обязательным ритуалом, как, скажем, посещение по утрам туалетной комнаты.

Полковник Елизаров бросал несколько щепоток мотыля в аквариум и с интересом наблюдал за тем, как красные извивающиеся ниточки атакует стая быстрых рыбок. Во время этой процедуры в его глазах горел почти мальчишеский восторг. Иногда он приглашал в кабинет сослуживцев, давая им возможность полюбоваться проворством своих подопечных.

То же самое случилось и в этот раз. Елизаров открыл холодильник и вытащил из него мокрую тряпочку, в которую был завернут мотыль. Тимофей отвернулся, спрятав улыбку. Иные начальники держат там спиртные напитки с хорошей закуской, а он – червей для своих лупоглазых питомцев.

– Полюбуйся этими красавицами, – показал Елизаров на рыбок. – Аристократки. Никогда не станут лопать сухой корм. Им живого червя подавай!

Он взял горсточку мотылей и бросил их в воду. Червячки, отчаянно извиваясь, стали падать на дно, но тотчас были атакованы обитательницами аквариума, выглядевшими дремлющими еще несколько секунд назад.

– Видал, как жрут? – с гордостью посмотрел Елизаров на примолкшего Тимофея. – Какой аппетит! А какое зрелище!

Тимофей сдержанно поддакнул. Каждая из этих рыбок стоила довольно дорого, но, похоже, полковник не умел экономить деньги на красоте.

– Так что там с Чертановым? – наконец спросил Елизаров, вытирая руки о полотенце.

Он сел напротив Тимофея, но с таким расчетом, чтобы наблюдать за поведением своих любимцев.

– Майор Чертанов личность весьма любопытная, товарищ полковник. На сегодняшний день он ведет разгульный образ жизни. Таскается по кабакам, снимает девочек… Я бы даже сказал, что он мало чем отличается от той же самой братвы, что ночами просаживает деньги в злачных заведениях. Но вот если у первых с источником обогащения все понятно, то с Чертановым дело обстоит несколько сложнее. Такое впечатление, что деньги у него есть, но источник их пока не виден.

Елизаров усмехнулся:

– Может быть, какие-то старые сбережения или наследство получил. Всякое бывает.

– Я тут немного пощупал почву вокруг него и обнаружил, что он водит дружбу с неким Егором Лариным, бывшим сотрудником милиции.

– Его что, уволили? – заинтересовался Елизаров.

– Нет, обошлось без этого. Уволился, как говорится, по семейным обстоятельствам.

– Что еще за обстоятельства?

– У него сильно болел сын. Мы проверили, так оно и было в действительности.

– Что за человек этот Ларин?

– Сказать что-либо определенное пока трудно, но он занялся бизнесом, и довольно успешно, дела его сразу пошли в гору. По некоторым оперативным данным нам известно, что он тесно связан с криминальными авторитетами. Будто бы именно они дали ему деньги на раскрутку. – Помолчав, Тимофей продолжил: – Что, впрочем, не удивительно, он парень контактный, возможно, в свое время оказал им пару услуг. Ну а когда ушел из органов, они его не позабыли и «подогрели», как это у них называется.

– Чем же он занимается?

– Бизнес у него довольно крупный, продает компьютеры. Свою сеть раскинул по всей Московской области. На Западе у него очень серьезные партнеры. Сотрудничает с ними тесно, они ему доверяют.

– Кто у него «крыша»?

Полковник вновь подошел к аквариуму и, чуть присев, стал рассматривать рыбок. Одна из них, с удлиненным темно-серым телом, напоминала акулу с той лишь разницей, что была необыкновенно мала. Но со своими соседями она сосуществовала вполне мирно, лишь слегка пощипывая водоросли, плавающие на поверхности.

– Наверняка сказать трудно, товарищ полковник, – сказал Тимофей, глядя прямо в поседевший затылок Елизарова, – но, по некоторым данным, он связан с Варягом.

– Ого! – распрямился полковник. – Стало быть, бандит покровительствует Ларину?

– Скорее всего, так.

– Продолжай.

– Не исключено, что материально Чертанова поддерживает именно Ларин. Ведь Чертанов допущен к секретной оперативной информации, которую очень выгодно может сдавать своему приятелю. Здесь прослеживается также еще одна любопытная связь: Чертанов – Ларин – Варяг.

Полковник сдержанно кивнул, согласившись:

– Настораживающая вырисовывается картина. А что у него там с женщинами?

– Разведен. Остался пацан. В настоящее время постоянной женщины у него нет. Меняет их едва ли не каждый день.

– И где же он их находит?

Тимофей улыбнулся наивности полковника:

– Обычно в ресторанах. Вкусная еда, спиртное, музыка. Все это очень способствует сближению. А потом в этих заведениях в изобилии доступных женщин. Когда к ним подкатывается такой молодец, как Чертанов, да еще с пачкой денег в кармане, успех гарантирован.

– И что, за все это время у него не было ни одной серьезной связи? – удивился Елизаров, подкинув в аквариум еще несколько мотылей.

– Наметилась одна. Эту особу зовут Ангелиной, но их связь трудно назвать регулярной. У меня такое впечатление, что девушка знает обо всех похождениях Чертанова, но все ему прощает…

– Тот еще фрукт! – воскликнул Елизаров, который уже лет десять не знал ни одной женщины, кроме законной супруги. – Он что же, и в то время, когда разрабатывал антикварщиков, жил в таком режиме?

– Так точно, товарищ полковник. Я тут переговорил с его коллегами, так они мне рассказали, что Чертанов ни в чем не знает удержу. Может, например, сидеть на работе до двух часов ночи, потом отправиться в кабак, где пропьянствует до самого утра, и свеженьким появится на рабочем месте. Слишком многое ему сходило с рук. У начальства он был в почете, друзья его уважают, женщины любят. Со стороны он производит впечатление очень удачливого человека…

– Счастливчик! – Полковник вновь устроился в кресле. – Но у баловней судьбы, помимо друзей, обязательно имеются недоброжелатели. Мог ли кто-нибудь из сослуживцев подбросить компрометирующие его улики?

Указательный палец Тимофея невольно потянулся к носу. С недавних пор он стал замечать за собой некоторую странность: как только вопрос заставал его врасплох, у него начинал необыкновенно чесаться нос.

Он поскреб ногтем самый кончик носа и ответил:

– Не исключено, товарищ полковник. У такого человека наверняка есть завистники. Я прорабатываю эту версию, но явные недоброжелатели отсутствуют. А тут еще он с одним журналистом учудил… Один бойкий журналист в связи с убийством на Рязанском проспекте изобразил Чертанова чуть ли не убийцей…

Полковник усмехнулся:

– Читал я эту статью. И что наш герой?

– Он избил этого журналиста, угрожал ему табельным оружием.

– Неудивительно, с его-то темпераментом, – хмыкнул Елизаров. – Продолжай следить за ним. Мне кажется, нас ждет еще немало сюрпризов.

Узкие ладони Елизарова одновременно и очень аккуратно легли на край стола. Характерный жест, который свидетельствовал о том, что беседа подошла к концу.

Тимофей поднялся и поспешно одернул пиджак.

– Разрешите идти?

– И еще вот что, понаблюдайте также за Лариным. Что-то не нравится мне этот тандем.

Тимофей Астахов четко развернулся, крутанувшись на каблуках, и уверенным, почти строевым шагом вышел из кабинета.

Полковник невольно задержал взгляд на его расправленных плечах. Этому парню жировые складки не грозят. Тренированный, очень энергичный, он мог бы выступать в десятиборье. Тимофей пришел в отдел из военного училища, где большую роль придавали именно физической подготовке. Это не нынешние выпускники университетов, разбухшие от бесконечных пивных возлияний.

Дверь мягко прикрылась.

На желтом песке аквариума отчетливо выделялся одинокий мотыль. Очевидно, он об этом догадывался и делал невероятные усилия, чтобы спрятаться среди рассыпанного гравия. Гибкое тело, не ведая усталости, то сворачивалось в клубочек, то вдруг неожиданно распрямлялось. Казалось, что Елизаров улыбается, потому что наблюдает за его потугами спастись от вездесущих рыб. На самом деле он просто продолжал думать о Чертанове.

Глава 11

ПРЕЗУМПЦИЯ ВИНОВНОСТИ

Чертанов, высоко подняв голову, уверенно направился в сторону лестницы. Он бывал в здании прокуратуры неоднократно, а потому к милиционеру, стоявшему на вахте, относился совершенно безразлично, примерно как к фикусу, установленному посреди холла. Конечно, это создает некоторые неудобства, приходится обходить кадку, но что поделаешь, если такова причуда хозяев? Не будешь же указывать им, что и где делать в собственном доме?

Чертанов уже прошел мимо дежурного, как вдруг услышал громкий голос:

– Вы к кому?

Поначалу он даже не сообразил, что обращение было адресовано именно ему, и прежним уверенным шагом продолжал подниматься по лестнице. Но в этот раз голос прозвучал еще громче и со строгими нотками в мальчишеском тембре:

– Я к вам обращаюсь, гражданин!

Вопрос напоминал окрик часового, который уже произвел предупреждающий выстрел и приготовился открыть огонь на поражение.

Чертанов машинально оглянулся. Рядом никого не было.

– Что ты до меня доклепался, сержант? – раздраженно спросил он, давая понять, что между сержантским составом и старшими офицерами куда большее расстояние, чем от дна Мариинской впадины до вершины Эвереста.

– Посторонним здесь появляться запрещено. Предъявите, пожалуйста, документы.

Голос милиционера прозвучал непреклонно. Он принял вызов, и по его глазам было видно, что отступать он не намерен.

– Послушай, – примирительно сказал Чертанов, – ты думаешь, я пришел сюда от скуки и мне нечем больше заняться?

– Па-апрашу предъявить ваши документы! – Сержант поднялся на одну ступеньку.

Чертанов вытащил удостоверение и, развернув его, поднес к глазам бдительного стража. Не дожидаясь, пока тот вникнет в написанное, быстро захлопнул книжечку.

– Я не успел прочитать, – сердито заметил дежурный.

– Рановато ты, парень, школу бросил, – с досадой произнес Чертанов, понимая, что и против этого аргумента он бессилен. По инструкции полагалось держать удостоверение ровно столько, чтобы дежурный успел ознакомиться с ним досконально.

Этажом выше промелькнула знакомая фигура. Кажется, с этим работником прокуратуры он встречался пару раз на выездах и следственных экспериментах. Резко знакомый пошел в гору! Помнится, не так давно он занимал обшарпанную комнатушку в районной прокуратуре.

Тем временем сержант внимательно изучил удостоверение и вернул его, произнеся официальным тоном:

– Можете идти, товарищ майор. Вас уже ждут.

– Ну, спасибо, уважил, – буркнул Чертанов и, ощущая между лопатками бдительный взор дежурного, стал подниматься дальше.

Бывать в прокуратуре он не любил. Витало тут что-то зловещее. Даже комнаты с могучими стенами больше напоминали помещение склепа, чем официальное учреждение. Среди его приятелей были и прокурорские работники, с которыми он некогда учился на курсе. Но дружба после их назначения как-то быстро разладилась. На каждого представителя прокуратуры Чертанов смотрел как на потенциального врага, готового при надобности с милейшей улыбкой на лице нацепить на запястья бывшего однокашника стальные браслеты. И бесполезно напоминать про океан выпитой водки. Если от них и можно что-либо добиться, так это легкого сожаления: «Служба, знаешь ли!»

Одно слово – надзирающий орган…

Чертанов остановился напротив комнаты, указанной в повестке. Постучал. Не услышав приглашения, вошел.

За столом восседал Гордеев, малозаметный серенький человечек со светлой макушкой. Значит, все-таки не ошибся, когда показалось, что увидел его на лестнице. Повысили. Последняя их встреча состоялась более месяца назад в той самой квартире, где Чертанова облаял служебно-разыскной пес Абрек.

– Я не помешал? – спросил Чертанов, закрывая за собой дверь. Он вел себя по-хозяйски, как человек, который лишь в силу роковой случайности оказался здесь. Которому требуется всего лишь минута, чтобы разрешить досадное недоразумение и, посвистывая, выйти вон.

Но прокурор шутливый тон не принял.

– Не помешали. Присаживайтесь. Я как раз просматриваю кое-какие бумаги по вашему делу.

Чертанов невольно хмыкнул:

– Быстро, однако! Уже и дело успели завести?

– Ну, до уголовного дела пока не дошло, – неохотно признался Гордеев. – Но, признаюсь, кое-что мне не нравится, и поэтому я решил вызвать вас для беседы.

Чертанов уверенно расположился на стуле:

– Мне тоже много чего не нравится. Но я же не вызывал тебя к себе.

Гордеев скорчил недовольную мину:

– Не забывайтесь, майор. Вы не в ресторане находитесь.

Он только что перешагнул тридцатилетний рубеж, а уже обзавелся собственным кабинетом. Глядишь, скоро получит должность «важняка», если не будет церемониться со всякой милицейской шушерой, запятнавшей себя сомнительным поведением в быту. Чертанов криво улыбнулся:

– Значит, на повышение пошел?

– Пью мало, работаю много, – ответил Гордеев с подтекстом, – вот начальство меня и заметило.

– Так для чего ты меня вызвал? – скучно полюбопытствовал Чертанов. Левым локтем он оперся о спинку стула, отчего его поза сделалась предельно раскрепощенной. Так можно сидеть где-нибудь в прихожей борделя, дожидаясь милашку, но уж никак не в стенах прокуратуры.

Гордеев оставался внешне невозмутимым. Но его тон приобрел скрипучую окраску:

– В дальнейшем потрудитесь обращаться ко мне по имени-отчеству. Зовут меня Кириллом Степановичем, запомнили? А теперь первый вопрос: как и с какой целью вы оказались в квартире Сдобина?

– Я уже отвечал на этот вопрос неоднократно, – заговорил Чертанов, стараясь подавить в себе возрастающее бешенство. – У меня с покойным было довольно поверхностное знакомство. Дома у него я был всего лишь несколько раз.

– Вот как, очень интересно! А у нас имеются данные, что Сдобин являлся помощником Егора Ларина. Вы знаете такого? Или опять поверхностное знакомство?

Чертанов скрипнул зубами:

– Ларин мой друг. Учились когда-то вместе, потом работали… Потом он ушел из милиции и занялся бизнесом.

– А вы, – подхватил Гордеев, – получили должность его консультанта. В платежных ведомостях фирмы даже проходят суммы, которые вам вручались. Но мне представляется, что получали вы значительно больше. Иначе на рестораны не напасешься, верно?

Чертанов пожал плечами:

– А вдруг я богатое наследство получил? По закону ведь не возбраняется иметь богатых родственников?

– Ну, родственник у вас только один – преклонного возраста дед, который проживает в Приморье.

Упоминание о старике заставило Чертанова вспомнить его предупреждение. Он сунул руку в карман и нащупал тигриный клык, большой и гладкий. Неужели заговор старого охотника бессилен перед прокурорским оскалом?

Не дождавшись от собеседника опровержений, Гордеев предложил:

– Давайте-ка не будем фантазировать, Михаил Олегович. Лучше вернемся к реалиям. Какого рода поручения вы выполняете на фирме Ларина?

– Всякого рода, – отрезал Чертанов.

– А поточнее?

– А поточнее пусть Ларин вспоминает. Он начальник.

– Но подозреваемый-то вы, а не он, – проворковал Гордеев. Эта мысль нравилась ему до такой степени, что он не сумел сдержать мечтательную улыбку.

– В чем же я подозреваюсь, интересно знать? – Чертанов подался всем корпусом вперед. Прямо перед ним на столе стояла мраморная пепельница с тремя окурками. «Тяжелая, наверное», – подумалось вдруг Чертанову.

– Всего и не перечислишь! – заверил его Гордеев, и не пытаясь скрывать злорадства.

«Да он мне просто завидует, как мужик мужику, вот и пытается сжить со свету, – сообразил Чертанов. – Ни хрена у него на меня нет, кроме желания продемонстрировать свою власть. Обычный мелкий пакостник. Так что пепельница пусть лучше стоит, как стояла».

Вслух же он произнес:

– Вот когда в УК появится статья за «всего не перечислишь», тогда вы меня и вызовете, Кирилл… как там вас? Неважно. Статьи нет? Нет. Санкция на задержание имеется? Не имеется. Будьте здоровы. – Чертанов встал и помахал рукой.

– Вас никто пока не отпускал! – взвился Гордеев.

– Но никто пока и не задерживал. Чао!

Громко хлопнула дверь, осыпав паркет известковой пылью. Но и за этот вызывающий жест Гордеев не мог привлечь наглеца к ответственности. И это его удручало. Когда он набрал телефонный номер Елизарова и принялся пересказывать ему состоявшуюся беседу, голос его подрагивал от возмущения.

* * *

Чертанов почему-то любил Раушскую набережную и частенько приезжал сюда просто так, чтобы постоять у парапета и понаблюдать за неторопливым течением реки.

Здесь, на одной из узеньких улочек, располагался небольшой ресторан. Приятное место. Чертанов любил бывать здесь.

В этот раз он пришел сюда с Ангелиной. Что особенно отрадно, по вечерам здесь звучала живая музыка. Кроме виолончели и скрипки, был саксофон, на котором играл совсем молодой парень, но именно из-за него сюда приходила подавляющая часть публики. Музыкальный инструмент в его руках был так послушен, что порой казалось, будто музыкант его и создал.

Столик в самом дальнем конце зала был свободен, и Чертанов, взяв Ангелину за руку, повел ее туда. Кресла кожаные, очень удобные. Девушка аккуратно села, выпрямив спину, Чертанов, напротив, разместился вальяжно, с удовольствием утонув в комфорте. Его взгляд скользнул по грудастой блондинке, извивавшейся возле шеста.

Через секунду к ним подошел официант, высокий, заметно сутулый. Трудно было понять, что это – обыкновенная вежливость или, может быть, искривление позвоночника. Несмотря на отсутствие прямого пробора в волосах, он здорово смахивал на трактирного приказчика, какими любят их изображать в кино.

– Что будете заказывать? – Спина официанта изогнулась еще сильнее, напоминая вопросительный знак.

– Слово за тобой, – посмотрел Чертанов на Ангелину, отметив боковым зрением сидящую за соседним столиком пару – довольно-таки видного мужчину и брюнетку лет тридцати с ярко накрашенными губами.

Лицо мужчины Чертанову показалось знакомым. Причем было такое ощущение, что они где-то пересекались совсем недавно. Присмотревшись, он отметил еще одну особенность незнакомой физиономии: она представляла собой плохую копию лица самого Чертанова. Словно смотришься в некачественное зеркало, узнавая и не узнавая себя.

Михаил слегка улыбнулся, и мужчина, перехвативший его взгляд, сделал то же самое, едва заметно кивнув головой.

– Нет уж, выбирай на свой вкус, – произнесла Ангелина. – Здесь, кажется, итальянская кухня, а я в ней ровным счетом ничего не понимаю.

– Какое ваше фирменное блюдо? – спросил Чертанов.

– Мясо по-милански, – мгновенно отреагировав, отвечал официант. – Очень рекомендую. Готовится из телячьей вырезки, острая приправа с кусочками красного перца. А к мясу у нас спагетти, пикантные, в нежнейшем соусе.

– Отлично! Мы это заказываем.

– Что будете пить? Вино, водку, коньяк? – кончик карандаша в ожидании застыл на листочке бумаги.

– Вино, – подсказала Ангелина, чуть подавшись вперед. Она полистала карту вин: – Мне бы хотелось попробовать «Ламбрузию».

– О-о! – понимающе протянул официант. – У вас отменный вкус. Это мягкий волшебный аромат, – и карандашик с готовностью чиркнул строчку.

– И еще апельсинового сока.

– А мне водочку, – заказал Чертанов, потерев руки.

Мужчина за соседним столом продолжал с интересом разглядывать Чертанова. И, когда их глаза встретились, он опять слегка улыбнулся, приподняв свой бокал.

Выглядел он довольно элегантно. Добротный темно-серый костюм в едва заметную полоску был сшит точно по фигуре. Яркий галстук с булавкой, на которой сверкал рубин величиной с ноготь, придавали его облику еще больший шик. Он чувствовал себя непринужденно, как щука в тихой заводи. Весь его вид излучал благополучие.

Чертанов нахмурился. Откровенный интерес к своей персоне начинал его раздражать.

И все-таки где он мог видеть этого парня?

Принесли мясные блюда, здесь же на подносе возвышалась бутылка вина. В этом заведении умели работать четко и быстро. Официант показал этикетку и, обернув бутылку салфеткой, ловко вывернул пробку. После чего он уверенно разлил вино в бокалы, профессионально заложив левую руку за спину. Так же споро плеснул водку в стопку Чертанова, не пролив ни капли, после чего исчез, оставив иллюзию того, что блюда, выставленные на столе, возникли в результате стараний скатерти-самобранки.

– За тебя, – поднял Чертанов стопку.

– За нас, – мягко поправила его Ангелина, лаская пальцами тонкую ножку бокала.

Чокнулись. Это получилось нежно, как первый поцелуй. Чертанов выпил водку одним махом, высоко запрокинув подбородок. Ангелина лишь пригубила вино.

Водка, такая мягкая на вкус, оставила во рту неприятный осадок. Такое случалось с Чертановым, когда у него портилось настроение. Вот только в чем причина? Уж не в этом ли субъекте, сидящем напротив и начинавшем любезно скалиться при каждом повороте головы в его сторону? Неожиданно, повинуясь какому-то импульсу, Чертанов поднялся и ласково прикоснулся к плечу Ангелины:

– Извини. Я должен ненадолго оставить тебя одну.

– Мне будет очень одиноко, учти!

– Тогда с меня причитается поцелуй.

– Десять тысяч поцелуев! – капризно возразила Ангелина.

Поощрительно потрепав ее по плечу, Чертанов обратился к соседу:

– Можно вас на минуточку?

– Отчего же нет? – весело отозвался тот и, извинившись перед своей спутницей, последовал за Чертановым.

Саксофон умолк. Но уже через секунду раздался вибрирующий звук басов гитары, и полноватый вокалист с длинными, до самых плеч, волосами затянул знакомую песню.

Холл встретил прохладой и свежестью, приятно обдав разгоряченное лицо. Чертанов остановился у окна, через которое была видна освещенная набережная и вереница иномарок, заехавших колесами на бордюр.

– Закурите? – предложил Чертанов незнакомцу, протягивая пачку «Кэмела».

– Не откажусь, – ответил тот, вытянув из пачки сигарету.

Его левая ладонь была сжата в кулак, но Чертанов обратил внимание, что половина мизинца на ней отсутствует. С минуту курили молча, наслаждаясь табачным дымом. А потом Чертанов спросил, стараясь скрыть интерес:

– Палец-то где потеряли?

– Давно это было, – ответил мужчина с все той же располагающей улыбкой. – Я уже и забыл об этом. А что, сильно бросается в глаза?

– Да нет, не особенно…

Что за ерунда, в каждом случайном человеке видеть возможного убийцу! Если подумать, то в таком городе, как Москва, можно отыскать не одну сотню беспалых. Но не тестировать же их всех на благонадежность! Помолчав, Чертанов не удержался от главного вопроса, не дающего ему покоя:

– Скажите, откуда мне может быть знакомо ваше лицо?

– Я, – доверительно сказал беспалый, – тоже мучаюсь, когда не могу вспомнить человека, которого уже где – то видел. Поэтому не стану мучить вас неопределенностью. Я новый друг вашей бывшей супруги. Однажды мы с вами чуть не встретились в ее квартире…

Табак показался горьким, Чертанов с отвращением выдохнул дым и произнес как можно более безмятежно:

– Что-то такое припоминаю.

– Вот видите! – радостно воскликнул беспалый.

Верно, именно его разглядывал Чертанов сквозь дверной глазок, когда тот заявился к Наталье поздней ночью. Тот же волевой подбородок и тонкие, слегка капризные губы. Кажется, еще тогда лицо мужчины показалось Чертанову знакомым, но он так и не сумел припомнить, где видел его раньше.

– Не могу признаться, что я в восторге от нашей встречи, – сухо признался он.

– Ничего, я вас понимаю, – погрустнел беспалый. – Но, уверен, мы скоро познакомимся поближе… Во время вашего очередного визита домой.

– Не уверен! – Чертанов швырнул сигарету в урну и промазал.

Когда он вернулся в зал, завывания саксофона показались ему издевательскими. Усевшись за стол, он раздраженно наполнил стопку и решил, что лично от него официант чаевых сегодня не дождется.

– Где же обещанный поцелуй? – напомнила Ангелина.

Чертанов натянуто улыбнулся и коснулся губами ее щеки. Со стороны казалось, что он поцеловал мраморную статую.

– Гм, простите… – За спиной Чертанова возник официант. – Вам тут передали записку… Сказали, что срочно.

И он положил на полированную поверхность стола плотный листок бумаги, сложенный вчетверо. Чертанов развернул листок – размашистым мужским почерком было написано: «ЕСТЬ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПО ПОВОДУ АНТИКВАРИАТА. ВСТРЕТИМСЯ У ВХОДА».

Официант торопливо отошел от стола. Создавалось впечатление, что он ссутулился еще сильнее, как будто переданная через него записка оказалась неимоверно тяжелой. Чертанов решительно встал.

– Ты опять уходишь? – встревожилась Ангелина.

– Сейчас вернусь, – коротко сказал Чертанов и направился к выходу.

У самого входа стояли трое молодых людей. Напряженные позы, неестественный смех и предельно колючие взгляды. Будучи опером, Чертанов мгновенно опознал группу захвата. Он и сам не раз участвовал в таких операциях, но никогда не предполагал, что однажды браслеты могут защелкнуться на его собственных запястьях.

Рубануть ребром ладони опера, стоящего рядом. Второго выбросить на тротуар сквозь окно, а самому броситься следом. Третий как раз успеет выхватить ствол, пока Чертанов будет открывать машину. Может, он даже промажет, но что из того? Куда ехать потом, где прятаться? Тем более что побег только докажет его виновность.

Пока Чертанов обдумывал свои действия, от троицы отделился невысокий шатен:

– Михаил Олегович? Пройдемте, пожалуйста, с нами… У нас к вам есть пара вопросов. Это ненадолго.

Традиционная формула, после которой арестованный рискует очень не скоро вернуться за ресторанный столик.

Шагая под конвоем к двери, Чертанов оглянулся и увидел то, что и ожидал увидеть – прощальную улыбку незнакомца, у которого отсутствовал мизинец на левой руке.

* * *

– Ну, что скажете? – хмуро прервал затянувшееся молчание Крылов.

Шибанов с видом заправского абстракциониста сосредоточенно чертил на листе бумаги треугольники и квадраты. А Усольцев заинтересовался распустившимся кактусом, стоявшим на подоконнике, как будто в нем неожиданно пробудился дар ботаника.

Пришлось говорить самому Крылову, и речь его была пространной:

– Хочу сказать, что за время моей службы в органах это первый случай. Конечно, все мы не ангелы, каждый может влипнуть в какую-нибудь неприятную историю. Вот месяц назад капитана Егорова за драку на улице замели… Но майор Чертанов! Один из лучших наших оперативников. Я бы даже сказал, гордость отдела. – Пальцы полковника нервно забарабанили по столу. Каждый из подчиненных понимал, что это высшая степень возбуждения, хотя внешне лицо начальника оставалось совершенно безмятежным.

– Как же это так? – вопрос был обращен в никуда и больше напоминал прорвавшуюся наружу досаду. – Не знаю, как вы, но лично я не верю в виновность Михаила. – Стук пальцев прекратился. – Зато Елизаров нисколько не сомневается, что убийцей Сдобина является именно Чертанов. С его слов получается, что наш Михаил не только передавал Ларину секретную информацию, но и работал при нем киллером. Ничего себе расклад, а? Кстати, Ларина вместе с супругой закрыли в Бутырке, – буркнул полковник. – Наверняка не просто так. Но Чертанов не из тех, кто на все готов ради денег. В общем, я так считаю, – широкая ладонь полковника мягко и одновременно решительно опустилась на полированный стол, – отдавать Михаила мы не должны, а поэтому нужно провести собственное расследование, негласное. Этим делом поручаю заняться тебе, капитан, – посмотрел Крылов на притихшего Шибанова. – О результатах будешь докладывать мне каждый день, лично.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – приподнялся Шибанов.

Его лицо было бледным и очень решительным.

* * *

– Ох, – устало выдохнула бабка, – даже и не знаю, что вам еще сказать. Все ходите, спрашиваете…

Бабка, приоткрыв дверь, смотрела на Шибанова без всякого интереса. За последние два месяца она столько пообщалась с милицией, сколько ей не пришлось за все предыдущие семьдесят лет жизни. Она сполна удовлетворила не только собственное любопытство, но и успела поделиться всеми своими наблюдениями, накопленными за последнее десятилетие.

– Разрешите, я пройду, – мягко настоял Шибанов, – как-то неудобно в коридоре беседовать.

Старуха отступила в комнату, заметив:

– Знаете, было время, когда молодые люди ломились в мою в квартиру вовсе не для того, чтобы задавать свои глупые вопросы…

Шибанов почувствовал себя неловко в обществе старой кокетки. Она вела себя так, словно он добивался от нее не показаний, а взаимности.

В глубину комнаты Шибанов проходить не стал, тактично остановившись в прихожей. И попросил:

– Пожалуйста, напрягите вашу память в последний раз. Ведь не каждый день происходит убийство в вашем подъезде. Что-то обязательно должно было вам запомниться еще. Какая-нибудь мелочь, которая не сразу бросается в глаза.

– А знаете, молодой человек, – неожиданно бодро воскликнула старушка. – В ночь убийства Сдобина у нас почему-то отключили свет. Наверняка многие даже не заметили, время-то позднее было. А старики плохо засыпают, вот я и читала от бессонницы. А когда свет пропал, то мне пришлось зажечь свечу.

Шибанов заметно напрягся.

– Вы не знаете, долго не было света?

– С полчасика. Опытный кавалер за такое время как раз успеет барышню соблазнить. – Старушка мелко захохотала. Смех старческий, надломленный, но было ясно, что лет шестьдесят назад он вгонял в краску не одного юношу. – А потом и телефон не работал. Я хотела на станцию позвонить, узнать насчет света. Трубку подняла, а телефон молчит. Думаю, что же это за напасть такая? – всплеснула она руками. – Вдруг снасильничают, а милицию потом как вызывать?

Шибанов натужно закашлялся.

– И долго телефон не работал?

– Утром мастера пришли и починили. Оказывается, какие-то хулиганы провод перерезали. – Старушечьи глаза полыхнули возмущением.

– Этого безобразия у нас хватает, – поддакнул Шибанов. – А крики вы в тот вечер слышали?

– А как же, милок, – отвечала охотно старуха. – Но разве их поймешь, что там за стеной происходит? У нас как пьянка, так обязательно крики. И пойди тут разберись – не то человека убивают, не то веселятся.

– Ладно, не буду вам больше мешать, – улыбнулся Шибанов. – Вы нам очень помогли.

На улице ощущалась весенняя прохлада, и Шибанов с наслаждением вдохнул свежий воздуха. Это не бабкин насквозь затхлый закуток.

Мимо, толкая огромную синюю коляску, шла молодая мамаша, едва ли не старшеклассница. Одета она была почти по-летнему: короткая кожаная юбка упруго обтягивала бедра, колготки черные, с ажурным узором у самых щиколоток. Капитан невольно задержал взгляд на счастливых глазах молодой женщины, баюкающей проснувшегося ребенка, и тепло улыбнулся.

Неожиданно заверещал мобильный телефон. Григорий включил связь и услышал голос Крылова:

– Ну как, накопал чего-нибудь новенькое?

Полковник редко беспокоил нежданными звонками. Следовательно, сегодня был особый случай.

– Да, кое-что есть, – сдержанно похвастался Шибанов.

– Моя помощь нужна?

– Да, я как раз хотел вам звонить. Мне бы хотелось взглянуть на улики.

Ненадолго в трубке повисла тишина.

– Когда бы ты хотел это сделать?

– Чем раньше, тем лучше.

– Хорошо, – уверенно произнес Крылов, приняв решение. – Будут тебе вещдоки через пару часов. – Трубка тотчас отключилась, часто запиликав.

Шибанов выключил мобильный телефон и сунул его в карман куртки.

Вдруг малыш в коляске громко и пронзительно закричал, и Григорий подумал о том, что ребенка ожидает большая оперная карьера. Мамаша склонилась над коляской, выставив на обозрение прохожим великолепные ноги. Папаше младенца стоило позавидовать.

Шибанов юркнул в новенькую «девятку», купленную всего лишь месяц назад, и, запустив двигатель, осторожно выехал на проспект, стараясь не обрызгать молодую женщину.

* * *

Ровно в четырнадцать ноль-ноль в кабинет Шибанова проникла Даша, практикантка убойного отдела. Стройная, со вздернутым носиком, она напоминала куклу Барби. Девочке впору самой еще играть в куклы, а она вместе с оперативной группой выезжает на происшествия и заглядывает трупам в неподвижные зрачки, как будто на свете не существует более приятного занятия.

Мило улыбнувшись, она выложила на стол перед Шибановым легкомысленный полиэтиленовый пакет с яркой надписью.

– Что здесь? – удивился он.

– Свитер, – засмущалась Даша.

Кто бы мог подумать, что эта юная девушка так трогательно относится к суровому капитану! Он о ней даже и не помышлял, а она, оказывается, вспоминала его каждый день и втихомолку вязала ему свитер. В груди Шибанова потеплело.

– Спасибо, Дашенька. Ты даже не представляешь, как я тронут.

– Тут еще обойма, – чирикнула она, покраснев.

– Обойма? – Шибанову показалось, что он ослышался.

– Ну да, та самая, от пистолета системы Макарова. Ее нашли вместе со свитером в квартире гражданина Сдобина. – Даша уже стояла у двери, готовясь выйти.

– Я помню, – кивнул Шибанов и брезгливо запустил руку в пакет.

Свитер был не новый, пропахший какой-то гадостью, скорее всего, табаком. Повертев его в руках, Шибанов обнаружил небольшую пропалину с оплавившимися краями. Вероятно, попала искорка от горящей сигареты. Чертанова, который всегда одевался элегантно и со вкусом, трудно было представить в таком затрапезном свитере, даже на рыбалке или в лесу. Да и размером эта вещь больше подходила скорее Илье Муромцу, чем жилистому сухощавому оперу.

Затем осмотру подвергся магазин от «макарова», снабженный заключением экспертизы. Шибанов развернул бумагу, заверенную Федорчуком. Отменный педант, от его внимательных глаз не укроется даже царапинка. Из экспертизы следовало, что майор Чертанов был очень неравнодушен к своему личному оружию и извлекал магазин без малого шестьсот раз.

В белой папке с тесемочками вместе с некоторыми деловыми бумагами майора Чертанова хранилась его записная книжка в кожаном переплете. Исписанная до последней странички, затертая до дыр. Шибанов, не торопясь, полистал блокнот. Почти на восемьдесят процентов он был заполнен телефонами женщин. Оно и понятно, Миша не был бы Бесом, если бы не блудил по-черному. Большая часть его подруг была опрошена, что, однако, ни на шаг не продвинуло следствие. Но зато коллеги смогли лишний раз убедиться, что почти каждая из Мишиных знакомых считала его своим единственным мужчиной.

Здесь же, скрепленная степлером, была приложена опись пропавших из квартиры убитого ценностей, фотографии некоторых вещей. Первый снимок заинтересовал Шибанова – пистолет начала девятнадцатого века, с инкрустированным стволом, а на длинной рукояти дворянский вензель в виде вставшего на задние лапы разъяренного медведя. Очень редкая вещица. Именно такими пистолетами аристократы дырявили друг друга на дуэлях. Далее следовало описание менее значимых пропаж. Среди них икона середины девятнадцатого века. Опять антиквариат. И опять кровь. Похоже, они не могли существовать раздельно.

Неожиданно в голову Шибанову пришла идея, и он схватил трубку телефона. Набрав нужный номер и услышав ответ, он заговорил:

– Девушка, я срочно хочу дать объявление… Куплю старинные пистолеты… Да, да… старинные… Коллекционер… И запишите, пожалуйста, мой номер…

Через полчаса Шибанов сидел в кабинете Крылова и докладывал, стараясь не упустить ни одной мелочи:

– Чертанова крупно подставили, товарищ полковник. Я это сразу понял, когда увидел этот свитер. Бес никогда не надел бы такое рванье. Это не его стиль! А потом, свитер ему явно велик. Это первая нестыковка.

– А вторая? – быстро спросил Крылов. Он выглядел усталым. В отделе было известно, что полковник перестал общаться с Елизаровым, и даже, когда они случайно столкнулись в управлении на одном из совещаний, то оба сделали вид, что не заметили друг друга.

Ему тоже сейчас несладко, это надо понимать.

Крылов поднялся со стула и, заложив руки за спину, подошел к окну. Шибанов запоздало вскочил, едва не опрокинув стул.

– Сиди, – махнул Крылов рукой, – чего уж там… Ноги хочу размять, а то за целый день никакого движения. Ну, так что там за нестыковка? – повернулся он к Шибанову.

– Магазин от пистолета, товарищ полковник. Эксперты выявили, что он выщелкивался почти шестьсот раз. При его емкости в двенадцать патронов он должен был выстрелить более семи тысяч раз! Что-то многовато даже для капитана убойного отдела. А ведь пистолет у него почти новенький, модернизированный, ему даже года еще нет. Представить не могу, где Бесу могла потребоваться такая интенсивность стрельбы… Ну, разве что где-нибудь в районе боевых действий.

– Разумно, – охотно согласился Крылов. Он немного приободрился. Морщины в уголках его рта теперь казались не столь глубокими. – Что ты еще нарыл?

– Как поведал один свидетель, незадолго до убийства Сдобина в подъезде были выведены из строя электричество и телефонная связь. Это никак нельзя назвать случайностью. Скорее всего, дело было тщательно спланировано.

– Вот что, капитан, – взгляд Крылова оставался по-отечески строг. – Нашим с тобой догадкам никто не поверит. Это мы с тобой знаем, что майор Чертанов не виноват. А ведь другим доказать нужно. И доказать это предстоит тебе. Задача ясна?

– Так точно, товарищ полковник, – поднялся Шибанов.

– Тогда ступай.

* * *

В машине было тепло. Печка бесшумно нагнетала в салон теплый воздух. С трудом верилось, что за стеклом, всего лишь в каком-то метре, в лица прохожих яростно бил промозглый ветер.

Серый разомлел. Сняв кожаную куртку, он небрежно бросил ее на заднее сиденье. Рядом с ним, подняв колени едва ли не к самому подбородку, сидела красивая брюнетка. Выглядела она очень серьезной, от чего казалась недоступной. Но Серый знал, что все это напускное. Не далее как пятнадцать минут назад он ощутил на собственных плечах тяжесть ее ног. Не очень удобная поза, надо признать. Но в машине лучшего не придумаешь. А потом, иногда так хочется экзотики.

– Молодец, грамотно работаешь, – похвалил подругу Серый. На ее черных колготках чуть повыше колена он заметил едва распустившуюся петельку. Час назад ее не было. Зацепила, наверное, ноготком. – Это твое вознаграждение, – оторвал Серый взгляд от аппетитных колен и положил ей на задравшуюся юбчонку стопку валюты: – Здесь полторы тысячи долларов.

Узкая ладонь девушки жадно схватила деньги и затолкала их в сумочку. Но лицо ее осталось беспристрастным и очень холодным.

– До сих пор не могу понять, чем ты привлекаешь мужиков, – признался Серый. – Тепла в тебе не больше, чем в мороженой курице.

– Мог бы для приличия сравнить меня со Снежной королевой, – откликнулась брюнетка, слегка приподняв подбородок.

Серый включил зажигание и осклабился:

– Если я имею в виду мороженую курицу, то я так и говорю. А королеву изображай из себя перед другими. Хотя королевы вряд ли умеют делать минет и пользоваться клофелином.

В ее черных глазах вспыхнула злоба:

– Раз уж ты относишься ко мне как к шлюхе, то хотя бы доплачивай, когда мною пользуешься!

Серый покачал головой:

– Я никогда не переплачиваю шлюхам. Даже таким дешевым, как ты, Ангелина.

Резко сорвавшись с места, «девятка» помчалась вперед и вскоре затерялась в лабиринте московских улиц.

Глава 12

К НАМ ПОЖАЛОВАЛ МЕНТ!

Из подъезда девятиэтажного дома вышел высокий человек в форме полковника Министерства внутренних дел и уверенной походкой направился к поджидавшей его служебной «Волге». Он всегда появлялся точно в одно и то же время – в семь ноль-ноль. О таких говорят: «По нему хоть часы сверяй!»

Наблюдая за ним, Серый выпустил в приоткрытое окно своей машины струйку дыма.

Шофером у полковника был старший прапорщик, которого за неимоверную худобу называли Кощеем. Он был доверенным лицом полковника и едва ли не единственным хранителем всех его личных тайн. До Матросской Тишины ехать было не более тридцати минут, но, как твердо знал Серый, сначала «Волга» сделает остановку на улице Красноказарменной у небольшого продовольственного магазина. Полковник зайдет в кондитерский отдел, где проведет не более пяти минут, а потом вновь вернется в машину, унося с собой небольшую коробку шоколадных конфет.

При чрезмерном увлечении сладким люди остаются без зубов или наживают себе сахарный диабет. Но полковник прямо-таки лучился здоровьем, а зубы у него оставались необыкновенно крепкими, что обнаруживалось при широких улыбках, на которые он был щедр. Весь секрет состоял в том, что в кондитерской коробочке скрывалось специальное вознаграждение за кое-какую услугу, предоставленную полковником некой работнице торговли. Роль продавщицы, передавшей взятку, играла некая Катя, специально нанятая Серым. Она якобы была обеспокоена судьбой своего брата, который должен был вот-вот угодить в Матросскую Тишину, и заранее беспокоилась о том, чтобы выхлопотать ему там теплое местечко в одиночной камере. Первую половину взятки начальник тюрьмы уже получил, и теперь спешил за второй, которая тоже составляла вполне приличную сумму.

Все шло точно по плану. Альберт Сафин остановился у магазина в двадцать минут восьмого, пренебрегая запрещающим знаком. Время во всех отношениях удобное – посетителей в магазине практически не было.

Сафин вышел из магазина через четыре минуты, небрежно помахивая коробкой конфет. Внутри лежал толстый конверт из плотной бумаги. Сергей Назаров знал, что у полковника не хватит терпения доехать до тюрьмы, где он мог бы в тиши собственного кабинета распечатать послание. Он сделает это в салоне автомобиля, едва закрыв за собой дверцу. Серый улыбнулся, подумав о том, с каким удивлением полковник будет рассматривать цветные фотографии, отснятые в его собственной квартире.

На них Альберт Сафин был запечатлен в обществе той самой девушки Кати, которая только что с милой улыбкой передала ему коробку. Во время их первого свидания она была еще более мила и любезна. Изложив свою просьбу и передав начальнику тюрьмы первую половину причитающейся суммы, Катя согласилась попрактиковать с полковником так называемую позу «валетом». А пока сладкая парочка развлекалась подобным образом, в соседней комнате общался с другой молодой особой не кто иной, как будущий арестант Матросской Тишины Михаил Чертанов. Неплохой получался тандем из начальника тюрьмы и его нового сидельца.

Снимки были завернуты в лист бумаги, на котором сообщалось время и место встречи. А в самом низу имелась коротенькая приписка, мол, если товарищ полковник не сочтет возможным явиться на свидание, то копии снимков придется переслать ему через Министерство внутренних дел или через какого-нибудь расторопного журналиста.

Если фотографии развлекающегося Чертанова лишь добавят бывшему оперу дополнительные очки, то господину Сафину после этого следует навсегда похоронить свою карьеру под двухметровым перегноем. А то и записаться в подельники к Чертанову, если их дружба покажется подозрительной работникам прокуратуры.

Неожиданно «Волга» притормозила и прижалась к бордюру. Серый, ехавший позади, пошел на обгон, а потом также остановил машину. Он улыбнулся, подумав о том, какую невероятно трудную работу проделывает сейчас мозг полковника. Тот стоял перед выбором: вернуться к продавщице с расспросами или ехать на службу и уже в кабинете спокойно переварить ситуацию. Благоразумие победило – полковник Сафин продолжил путь в Матросскую Тишину.

И очень правильно сделал, поскольку подкупленную Серым продавщицу он уже не застал бы на прежнем месте. Выполнив свое поручение, она незаметно покинула магазин и возвращаться туда не собиралась. Серый выплатил ей жалованье за три года вперед, так что магазину предстояло искать новую продавщицу.

Полковника Сафина подвела самонадеянность и вера в то, что современные электронные замки способны защитить его от любого вторжения. Но, как говорится, нет ключа, против которого бы не отыскалась своя отмычка. Падкий на женский пол, начальник тюрьмы собственноручно отпер квартиру и впустил в нее свою беду. Ангелина «случайно» затащила Чертанова в ресторан, где как раз гулял Сафин с любовницей, и так же «случайно» бросилась к ней с восторженным визгом: «Сколько зим, сколько лет!» На самом деле девушки никогда прежде не сталкивались друг с другом. И Ангелина понадобилась в этой комбинации лишь потому, что глуповатая Катя вряд ли сумела бы установить специальный миниатюрный фотоаппарат, снабженный автоматическим спуском и сверхчувствительной пленкой, запечатлевающей объект съемки даже в темноте. Короче, погуляли они тем вечером. На всю катушку из 72 кадров. Две трети из них были посвящены передаче денег, которые Сафину по причине опьянения пришлось пересчитывать несколько раз. Магнитофонная запись беседы подтверждала, что это был не возврат долга и не дележ выигрыша в лотерею. Взятка. Должностное преступление, караемое Уголовным кодексом. Сафин серьезно влип и не мог не понимать этого.

Серый посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось еще десять минут. Вполне достаточно, чтобы не спеша выкурить одну сигарету.

Он вышел из машины, поставил ее на сигнализацию и направился в сторону Госпитального моста. Прошел десяток метров и увидел, что полковник, облокотившись на парапет, задумчиво любуется Яузой. Сосредоточенно и долго, как будто надеется разглядеть в мутной воде парочку русалок.

Серый остановился в двух метрах от него, сладко затягиваясь горьковатым дымом. Поверхность реки была грязная, в бензиновых разводах. Неуклюже разрезая поверхность шершавыми боками, медленно проплыли два бревна, волоча за собой какой-то сор из мелких щепок и обрывков бумаги.

– Это ты меня искал? – повернулся Сафин.

Он успел сменить форму на штатский костюм и теперь ничем не отличался от редких прохожих, следующих вдоль тротуара. Разве что слишком красным лицом и недобрым взглядом.

Серый с наслаждением докуривал сигарету, чуть ли не обжигая пожелтевшие пальцы. А когда наконец с сигаретой было покончено, Серый соизволил уделить внимание заждавшемуся полковнику.

– Послушай, – сказал он, – я хочу преподать тебе урок вежливости. Не следует обращаться к незнакомым людям на «ты». Это очень дурной тон. Тем более что вместе мы ни свиней не пасли, ни дешевых шлюх на твоей квартире не трахали. Хочешь услышать продолжение?

– Я… ВАС слушаю, – процедил сквозь зубы Сафин.

Серый благосклонно кивнул:

– Послезавтра в твою тюрьму должны сопроводить майора Чертанова… – Заметив удивленный взгляд собеседника, Серый поморщился: – Только не надо делать круглые глаза. Людская тупость меня раздражает. Усвоил?

– Да, – выдавил из себя Сафин.

– Речь идет о том самом Мише Чертанове, на пару с которым ты провел памятный вечер. Не позабыл? Кстати, для справки. Снимающую аппаратуру в твоей квартире установил он, хотя, разумеется, будет всячески отрицать это.

– Поня-а-атно, – протянул полковник. Его глаза, уставившиеся на проплывающие бревна, сделались узенькими, как щелочки.

– Думаю, теперь мы без труда найдем с тобой общий язык, – иронически улыбнулся Серый. – От тебя требуется немного, ты даже не нарушишь инструкции…

– А конкретно?

Сафин оторвал взгляд от подрагивающей на легком ветерке поверхности воды, и теперь его глаза смотрели на арочный мост и пробегавший по нему трамвай.

– Ты должен посадить Чертанова в камеру к обыкновенным уголовникам, – сказал Серый таким тоном, словно беседа шла о совершеннейших пустяках.

– Но для работников правоохранительных органов у нас существует специальный блок. В общей камере Чертанова же сразу опустят!

Серый самодовольно хмыкнул:

– А тебя это колышет?

– Нет, – буркнул Сафин. – Теперь нет.

– Когда это произойдет, ты получишь назад снимки, на которых принимаешь взятку от девушки. Вместе с негативами и записью вашей беседы.

– А деньги?

– Какие деньги? – надменно приподнял бровь Серый.

– Те, которые должны были лежать в коробке.

– А! Их получила продавщица в награду за свою сообразительность. Ведь на самом деле никакого брата у Кати нет. Кстати, она жаловалась, что язык у тебя шершавый, как у старого кобеля.

Сафин шагнул к Серому:

– А что, если я сейчас сверну тебе шею? Или натравлю на тебя милицию – у меня там знакомства не ограничиваются Чертановым.

– Если есть знакомства, значит, имеются и перспективы для роста, – рассудительно сказал Серый. – Теперь вообрази, что снимки попадут в руки какому-нибудь генералу, от которого зависит твоя дальнейшая карьера…

Взгляд полковника застыл, как у мертвеца. Он вообразил, и лишних наставлений ему уже не требовалось. Серый подмигнул ему и, не прощаясь, направился в сторону моста.

* * *

С начальником тюрьмы Матросская Тишина Альбертом Сафиным майор Чертанов состоял в приятельских отношениях. Нельзя сказать, что они не могли и дня прожить друг без друга, но часто вместе глушили горькую. А совсем недавно, случайно встретившись в кабаке, они выяснили, что их прекрасные спутницы знают друг друга чуть ли не с пеленок и мечтают провести время в одной компании. Расчувствовавшийся хозяин Матросской Тишины тут же пригласил всех в свою четырехкомнатную квартиру, пустовавшую по случаю отъезда супруги на заморский курорт. Благодаря этому Чертанов в который раз сумел убедиться в том, что начальники тюрем не только самые влиятельные люди в министерстве, но, пожалуй, и самые богатые.

Посидев для приличия с часик в теплой компании, они разбрелись по комнатам. Для своих сексуальных экспериментов хозяин квартиры почему-то оставил за собой зал. Неизвестно, что он там делал со своей избранницей, но на протяжении целой ночи она так громко кричала, как будто Альберт выворачивал ей руки или загонял под ногти стальные иглы.

Мужиком Сафин всегда представлялся неплохим, и Чертанов никак не предполагал, что настанет тот черный день, когда ему доведется узнать приятеля с совершенно иной стороны. Но такой день настал, и нельзя сказать, чтобы лицо Сафина расплылось в дружеской улыбке при виде нового заключенного, хотя, с другой стороны, он не стал открещиваться от знакомства с Чертановым.

Странная это была встреча. Чертанов, держа руки по швам, стоял посреди кабинета и ждал, что скажет Сафин, а тот старательно отводил взгляд и бесцельно перебирал бумаги на своем столе. Когда же он наконец заговорил, то тон его был начальственным, что должно было раз и навсегда определить границу между заключенным и начальником тюрьмы:

– Виноват ты или нет, решать не мне. На то есть соответствующие органы и процессуальные нормы. А здесь у нас – правила внутреннего распорядка, которые одинаковы для всех. С этим понятно?

– Да, – коротко ответил Чертанов, вспоминая, как Сафин говорил ему, что отдельные камеры некоторых персон ничем не отличаются от гостиничных номеров люкс.

– Единственное, что я могу для тебя сделать, – продолжал полковник, – так это поселить в «хату», где народу будет поменьше.

– Я слышал, что сотрудники милиции содержатся отдельно?

– Забудь об этом! – отрезал Сафин. – Если держать каждого мента в отдельной камере, тогда у нас для остальных зэков места не хватит… Таранчук! – Когда на зов явился верзила-прапорщик, полковник уже не смотрел на Чертанова. – Увести!

Прежде чем покинуть кабинет, Чертанов оглянулся и успел заметить на губах Сафина улыбку, не сулившую ему ничего хорошего.

* * *

Дверь закрылась, грохнув металлом, и Чертанов, встав у порога, напрягся от внимания множества глаз. В камере было тесно, шконки, сколоченные в два яруса, казалось, упирались в потолок. И с них взирали на вошедшего не то черти, не то размалеванные под них грешники.

Сдержанно и спокойно Чертанов поздоровался, и тут же с самой дальней шконки послышался густой бас:

– Кто такой, как звать?

Михаил рассмотрел в углу камеры молодого мужчину, лет тридцати, сидящего по-турецки. Он самозабвенно резался в «стирки» со своим приятелем. Спина чуть согнута, плечи опущены, он лишь на мгновение удостоил Чертанова пытливым взглядом и вновь углубился в карты.

– Михаил Чертанов.

– Я не о том, по жизни ты кто? – без интонаций поинтересовался мужчина и с остервенением шлепнул картой, беря крупную взятку.

Чертанов задержал взгляд на его пальцах, черных от наколотых перстней. На плечах звезды – типичный отрицала. Статус высокий. Настоящий блатной.

– Братва, так это же мент, – раздался восторженный голос откуда-то сбоку. – Вот так гость пожаловал! Бес собственной персоной! Это по его милости я здесь парюсь!

Чертанов резко обернулся. На соседних нарах, свесив босые ноги, сидел замухрышка, в котором ему нетрудно было опознать одного из своих «крестников».

– А я-то уж думал, что не поквитаюсь. – Замухрышка сунул босые ноги в тапочки, хлопнул себя ладонями по тощим ляжкам и, поднявшись, сделал в направлении Чертанова небольшой шажок. – Ну что, власть переменилась? Готовь очко в аренду, мусор!

– Мусор?

Сразу трое парней спрыгнули со своих нар и, плотоядно сверкая золотыми зубами, направились к Чертанову.

Теперь он был тигром, окруженным сворой псов. Пусть он затравлен, но все еще достаточно силен, чтобы сомкнуть челюсти на горле врага.

Сбоку раздалось какое-то настораживающее шуршание. Михаил резко повернулся на звук и увидел, как один из блатных, сидящий на ближайшем шконаре, отжался на руках, приготовившись ударить его ногами в спину. Чертанов попытался увернуться, но было поздно – подошвы кроссовок ударили его в плечи и вытолкнули на середину камеры. Чертанов перешагнул черту, разделявшую его с зэками. Равновесие мгновенно было нарушено, и, словно по команде, со всех сторон на него бросились сидельцы. Он почувствовал, как кто-то ухватил его за руки, еще двое повисли на ногах, стараясь опрокинуть на пол. Очень тяжелый и сильный противник навалился на спину и пытался перекрыть Чертанову кислород, стиснув ему горло. Он споткнулся о коварно подставленную ногу и, не удержавшись, опрокинулся на пол, разбивая лицо о край шконки. Его вдавливали в каменный пол, не давая возможности подняться. Кто-то неведомый и очень грубый срывал с него одежду. Михаил услышал, как зловеще затрещала рубаха, разбрасывая по камере отлетевшие пуговицы. У самого лица он увидел чью-то ногу и вцепился в нее зубами. Раздался истошный вопль, и он почувствовал во рту противный вкус крови. Хватка сзади на мгновение ослабла, он чуток приподнялся, но в следующую секунду натиск, еще более отчаянный, буквально вжал его в пол. И Чертанов с ужасом успел подумать о том, что у него не хватает сил даже вздохнуть.

Горло сдавили чьи-то крепкие пальцы, и майор понял, что уже начинает терять сознание.

– Марш по местам! – неожиданно услышал Чертанов через наплывающее на него беспамятство.

Пальцы с неохотой разжались, а с ног как будто бы спал тяжелый груз. Михаил заполучил возможность двигаться.

Чертанов поднялся. Сначала на корточки, опасаясь, что чей-то страшный удар в спину вновь опрокинет его на пол. Но ничего не произошло. Встал спокойно.

– Так ты, значит, и есть тот самый Бес? – спросил все тот же блатной с выколотыми звездами на плечах.

В глазах трудно скрываемый интерес, даже колоду карт отложил в сторонку.

– А разве есть какой-то еще? – утер рукавом Чертанов разбитую губу.

– Хм… а ты дерзок. Не так ты себя со смотрящим держишь. Мы ведь тебя чуть на «хряще любви» не женили, а ты ерепениться продолжаешь, словно не ты у меня в хате находишься, а я у тебя в ментовке. Поумерил бы пыл, – голос блатного прозвучал осуждающе.

С ролью «аквариумного бати» он справлялся неплохо, и похоже, что она доставляла ему удовольствие.

Вокруг стояла тишина, все в ожидании рассматривали Чертанова, и он по ухмыляющимся лицам видел, что достаточно всего лишь движения хозяйских бровей, как его начнут рвать на лоскуты.

Губа неприятно ныла, все больше наливаясь кровью. Надо думать, что сейчас у него не самый лучший вид.

Чертанов упрямо молчал.

– За что же тебя в общую клетку бросили? – сдержанно поинтересовался смотрящий. – В моей практике впервые такой случай, чтобы столь уважаемого человека, да при чинах, в хату к блатным кинули. Ты же от нас дырявый должен уйти, неужели не понятно? И тот, кто тебя сюда распределил, знает об этом не хуже нас с тобой. Садись сюда, покайся, – показал он рукой на край шконки. Парня, сидевшего там, будто ветром сдуло. – Любезничать я с тобой не собираюсь, не по понятиям это… А опустить тебя мы всегда успеем. Только как мне с тобой потом разговаривать, если тебя опарафинят? Так что давай поговорим сейчас, пока ты мужик… Ну, за какие такие тяжкие грехи к нам попал?

Больше упрямиться Чертанов не стал – уверенно устроился на шконке и посмотрел в глаза своему собеседнику.

– Я о тебе тоже наслышан, – сказал он, – ты – Мартын.

– Верно, – удовлетворенно протянул хозяин. – И что же обо мне такого в ментовке говорят?

– Пятнадцать лет уголовного стажа. Не беспредельничаешь, относишь себя к правильным ворам. В Соликамской колонии был за смотрящего.

Мартын польщенно улыбнулся:

– Я и не думал, что в убойном отделе я такой популярный. – В камере раздались сдержанные смешки. – Давай поиграем в детскую игру «Угадайка». Знаешь, за что я сел в первый раз?

– Мне и гадать не надо, – без всякого выражения произнес Чертанов. – Я знаю точно. Впервые ты сидел за умышленное убийство. Пошел «паровозом»… Был малолеткой, много тебе не должны были дать, вот ты и взял убийство на себя.

– Верно, – сдержанно согласился Мартын. – Вижу, что МУР умеет работать, а только чего это они своих-то сдавать начали? Это на них не похоже. Даже на заслуги твои былые не посмотрели. – И, наклонившись к самому лицу Михаила, произнес так, чтобы никто из окружавших зэков не расслышал: – Тебя же верные люди предупреждали, что тебя пасут, а ты не понял.

Вспомнив туманный намек Репы, Чертанов невольно вздрогнул:

– Ты и об этом знаешь?

– Послушай, Бес, знаешь, в чем твоя главная ошибка? Да, пожалуй, и всей вашей конторы.

– Ну, в чем? – приготовился Михаил выслушать откровения.

– А в том, что вы нас просто недооцениваете. Вы едва слово произнесли, а мы уже над этим раздумываем. И почта у нас работает куда лучше, чем государственная. О том, что тебя определят на нашу кичу, мы знали. Но уж никак не думали, что ты попадешь в аквариум к блатным.

– Может, ты и историю мою тоже знаешь? – с возрастающим интересом спросил Чертанов.

– А чего тут удивительного? В общих чертах знаю. Ты ведь там у себя уже которую неделю в немилости, а такое не скроешь. Только не пойму я, почему тебя в прокуратуре не взяли, когда ты туда на беседу ходил? Они ведь любят преподносить подобные сюрпризы, будто бы для разговора вызывают, а на самом деле уже браслеты заготовили. Сам на себе не однажды испытал. А взяли тебя в кабаке, когда ты с бабой был, чтобы еще больше тебе досадить. Прямо скажу, не по-товарищески поступили, по-козлиному. Сам ты подозреваешь кого-нибудь?

Капля крови сорвалась с разбитой губы, проделала короткую дорожку по подбородку и сорвалась, запачкав рукав рубашки. Чертанов невольно потянулся за вафельным полотенцем. Но Мартын неожиданно резко вырвал полотенце из его рук.

– Вот что значит, на чалке не бывал. Таким полотенцем только вафлеры концы у блатных подтирают. С тобой еще курс молодого зэка надо бы пройти. На вот, возьми, – бросил он свое полотенце, пестрое, махровое, с какими-то кругами в самой середине. – Оно чистое, оботрись. И такое никогда не бери, – строго наказал Мартын, – если запомоиться не хочешь.

Чертанов сдержанно поблагодарил. Бережно приложил полотенце к губам, оставляя на пушистой махре алые отметины. Когда он обернулся, на них уже никто не обращал внимания, каждый был занят своим делом. Трое зэков напротив резались в карты. Похоже, шла нешуточная игра, уж слишком серьезными были их физиономии. Четверо сидельцев в самом углу вели какой-то неспешный разговор; еще один сбоку углубился в чтение Библии, словно вознамерился примерить к себе сразу все десять заповедей.

– Скажу тебе откровенно, я не питаю любви к ментам, – неожиданно заявил Мартын.

Чертанов не сумел сдержать улыбки, хотя почувствовал, как пара дюжин игл безжалостно впилась в его губы.

– Было бы очень странно, если бы все обстояло иначе.

– Но ты, пожалуй, единственный мент, к которому я испытываю что-то вроде симпатии. Ты дело имеешь с мокрушниками, – блатной поморщился, – а они у нас тоже не в чести. Ладно, не напрягайся, – отмахнулся Мартын, – твою историю я знаю. Что я могу тебе обещать, так это то, что без моего разрешения тебя никто не тронет ни пальцем, ни чем другим. Но советую не нарываться понапрасну. Народ у нас в хате нервный, могут заточкой брюхо расковырять. О тебе отпишу в «индию», как они решат, так и будет. Вон твой шконарь, – указал взглядом Мартын на место почти у самой двери. – На большее тебе претендовать не приходится.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Чертанов и, не замечая едких улыбок, направился к своим нарам.

«Индия» особое место на киче. В ней содержатся самые авторитетные блатные. В этот раз ее заняли два законника: Смолин, погоняло Смола, и Бурков, известный в уголовном мире больше как Скок. Оба из Южной Сибири, славившейся крепкими воровскими традициями, а потому в понятия они вникали глубоко и основательно. Камера соединялась со всей тюрьмой невидимыми нитями. Здесь находился мозг тюрьмы, ее сердце. И здесь же вершился высший арбитражный суд. Одной лишь строчки уважаемого вора было достаточно, чтобы навеки обвенчать беспредельщика с Парашей Ивановной, а босяка правильного – возвести до смотрящего хаты.

У самых нар Чертанов обернулся. Взгляды их встретились.

– У тебя есть шанс, – ответил на его немой вопрос Мартын. – Но не думай, что он большой. В «индии» ведь тоже не любят ментов.

* * *

Возвращение Варяга в Россию прошло без излишней помпы. В Москву он приехал невидимкой, поездом, растворившись среди массы мешочников, делавших свой небольшой бизнес близ западных границ России. Сопровождение было невелико: двое парней, еще год назад служивших в десятом управлении. Скорее всего, они даже и не подозревали, кого им приходится охранять, и воспринимали Варяга как коммерсанта средней руки, вознамерившегося пробиться в элиту отечественного бизнеса. Иначе чем объяснить его желание разъезжать на бронированном «Мерседесе» и иметь двух телохранителей высочайшего класса, услуги которых обходятся весьма недешево?

Впрочем, в этом мире все перепутано, и они сами могли привести немало примеров, когда самые настоящие миллионеры жили в обыкновенных коммуналках с пьяницами-соседями, а чемоданы с долларами хранили за тоненькой дощатой дверью, которую мог отомкнуть даже начинающий домушник.

Варяг поселился в Малаховке под крышей самого обыкновенного бревенчатого дома с небольшим участком, большую часть которого занимал английский газон. В центре газона стоял складной белый стол, окруженный плетеными стульями. Частенько странный хозяин этой избы садился за стол и, опершись локтями о его пластиковую поверхность, выкуривал сигарету. Соседи с интересом посматривали на этого моложавого мужчину, гадая, чем привлекает его скучноватая дачная жизнь.

Иногда к воротам дома подъезжали легковые автомобили, в основном иномарки, которые непременно встречал малоразговорчивый охранник. Перебросившись с гостями несколькими словами, он провожал их в дом.

Можно представить, какое удивление изобразилось бы на лицах соседей, если бы они узнали, что дом занимает не кто иной, как держатель воровского общака.

О пребывании Варяга в Москве знал лишь очень ограниченный круг людей, связанных с ним напрямую деловыми отношениями. И первым посвященным в передвижения Варяга был Константин Игоревич Друщиц. Ему было немногим более сорока, но глубокие залысины, что смело заползали на самую макушку, и морщины на шее делали его значительно старше. Незаметный, всегда в костюме одного и того же цвета – темно-синем в светлую полоску, – он напоминал младшего научного сотрудника какого-нибудь захудалого НИИ, причем постоянно третируемого строгим шефом. Отчего грудь его изрядно впала, а плечи провисли настолько, как будто к рукам были прицеплены двухпудовые гири.

Но не многие знали, что этот невзрачный человек обладал властью, которая лишь немногим уступала власти хранителя общака. Он был чем-то вроде начальника контрразведки невидимой империи, и не было во всем воровском мире более информированного человека, чем он.

Большинству людей он был известен как Тарантул. Свое погоняло он получил за руки, которые были густо покрыты длинными черными волосами, напоминающими шерсть. Но вряд ли кто из его окружения осмелился бы сравнить его с пауком вслух.

Личностью Константин Игоревич был опасной и мрачной, во всяком случае, последние лет десять. Но доподлинно было известно, что первый свой срок он получил за инакомыслие. А уже на зоне сошелся с блатными и даже одно время был смотрящим Тобольской колонии – что весьма редкий случай для бывшего диссидента. Позже, когда прежняя политическая система скукожилась и вконец обветшала, прежние политзаключенные повыскакивали во власть, как черти из откупоренной бутылки. Люди, с которыми Тарантул когда-то делил пайку в мордовских лагерях, вдруг неожиданно заняли ключевые позиции в обществе, стали возглавлять многочисленные фонды, принялись разрабатывать экономические программы и крепко засели в правительстве.

И чем сильнее внедрялись бывшие зэки во власть, тем значительнее становилась роль самого Тарантула.

Поговаривали, что особенно прочные отношения у него сложились с высшими чинами из МВД, а некоторые из них и вовсе кормились из его рук. Умный, проницательный, он глубоко вникал в любое дело и был самой настоящей находкой для Варяга.

Черный угловатый внедорожник «Мерседес-Бенц» уверенно ехал по поселку, раздвигая высокой крышей свисавшие ветки. В одном месте он слегка сбавил скорость, объезжая наезженную колею, до самых краев наполненную грязно-серой водой, а затем, мгновенно набрав скорость, устремился дальше. На повороте он едва не наехал на раскаркавшуюся ворону, и птица, отлетев на соседнее дерево, еще долго горланила вслед удаляющейся машине.

Внедорожник, брызнув грязью на дощатый забор, остановился напротив дома.

Тарантула уже ждали. Калитка предупредительно открылась, и в ее проеме показался охранник. Дверца «Мерседеса» распахнулась, и на обочину спрыгнул крепкий парень в джинсовом костюме. Он уверенно приблизился к охраннику, сказал ему несколько фраз, и тот, понимающе кивнув, отошел в сторону, приглашая гостей во двор.

Только после этого из салона, чуточку лениво, вышел Тарантул, сжимая в руках тоненькую коричневую кожаную папочку. В его сутулой фигуре ощущалась собранность и деловитость. Он напоминал пружину, способную распрямиться в любую секунду. Развернув плечи, прошел через калитку и, не оборачиваясь на сопровождающую охрану, вошел в дом.

Варяг сидел в самом углу комнаты, за небольшим письменным столом. Заметив вошедшего, он закрыл ноутбук и, поднявшись, сделал два шага навстречу.

– Добрался нормально, Костя? – поинтересовался Варяг.

– Вполне, – кивнул Тарантул. – Правда, у Кольцевой была небольшая пробка, пришлось обождать. Извини. Я опоздал на три с половиной минуты.

– Ладно, к чему нам все эти китайские церемонии, давай присаживайся к столу, – показал Варяг на свободный стул. И когда Тарантул расположился, спросил: – Есть какие-нибудь результаты?

Следовало спросить побезразличнее, но слегка дрогнувший голос выдал его волнение.

– Да, – отвечал Тарантул, положив мохнатые кисти на кожаную папку, – здесь все есть. Можешь ее взять и ознакомиться с этим делом поосновательнее.

– Я так и сделаю, – согласился Варяг. – Но ты мне все-таки расскажи в двух словах суть дела.

– Хорошо… Помнишь своего водителя, Степу Пятнистого?

– Который с «мессером» на воздух взлетел?

– Да, – кивнул Тарантул. – Я долго размышлял над этим взрывом и предположил, что Степан сам его и устроил. Это была лишь одна из версий, но ее следовало хорошенько проверить. Свой срок он мотал в ИТК под Челябинском. Вышел – и почти сразу к тебе за руль, как пацан проверенный, косяков не допускавший…

– И что? – нетерпеливо спросил Варяг.

– А то, что на воле он не успел бы завести новых знакомств, тем более что катал тебя днем и ночью. Значит?

– Значит? – послушно переспросил заинтригованный Варяг.

– Значит, с пластитом к нему мог подкатиться кто-то из кентов по отсидке. – Тарантул зловеще усмехнулся. – Мы прошерстили всех, с кем Степа кентовался на зоне. Найти не удалось только некого Сергея Назарова по кличке Серый, хотя, как установила проверка, по возвращении из Челябинска он зарегистрировался в московской ментуре. Ни к братве не подался, ни пахать не пошел…

– Мало ли куда мог намылиться этот Серый?

Тарантул покачал головой:

– Просто так люди не пропадают, тебе это известно не хуже меня. Срок он за мокруху получил, потом на зоне обидчика заточкой продырявил. А несколько лет спустя от его заточки умер его же лучший кент Кукан.

– Тот самый? – встрепенулся Варяг.

– Тот самый. Он, пока серьезный бок не запорол, в твоем кодляне терся, тебя знал, Лося, дела общаковские… А помнишь отметины, которые убийца Лосю на руках оставил?

– Опять заточки, е-мое! И на общак случайный человек никак выйти не мог! Слушай, брат, я хочу немедленно увидеть этого Серого перед собой!

– Пока только две фотографии, – волосатая рука Тарантула легла на папку, – к сожалению, не лучшего качества. И примета. На левой кисти Серого недостает мизинца.

– Он! – решительно заявил Варяг. – Антикварщиков и кассиров Репы тоже этот Серый мочит! Он из дуры всех пошмалял, но некоторым сначала в ливер жало загнал. А телохранитель, которого я со «шмайсером» в багажник посадил, когда на стрелку ехал? Опять заточка… Умелец хренов!

– Из вышесказанного следует, что Серый находится в Москве. Пытается добраться до общака, а тем временем валит людей Репы. И это – прямой убыток для твоей казны…

– Это я и без тебя просекаю! Дело говори!

– Я тут связался с челябинцами и выяснил одну деталь. Сразу по приходе на зону Серый проболтался одному человечку, что отомстит своему «крестнику», менту из убойного отдела.

– Как зовут мента? – быстро спросил Варяг.

Дверь со стороны кухни открылась, и телохранитель мягкой и одновременно пружинистой походкой вошел в комнату. В руках он держал поднос, на котором стояли две кружки со свежеприготовленным чифиром. Он неслышно поставил поднос на стол и, не сказав ни слова, удалился.

Тарантул отпил глоток вязкого, обжигающего напитка и объявил:

– Его зовут Михаил Чертанов, майор, работает в МУРе. По моим данным, с братвой дружбу не водил, но и заподлянок не допускал. В убойном отделе считался одним из лучших оперов.

– Куда же он подевался? Его таки замочил Серый?

– Нет. Мента закрыли в Матросской Тишине. В общей камере.

– Однако! – выдохнул Варяг. Поднятая кружка застыла на половине пути. – Кто там сейчас на «индии»?

– Смола и Скок, они относят себя к законным ворам.

– Не растолковывай, – отмахнулся Владислав, – обоих я знаю не хуже тебя. Я же все-таки не за политику сидел.

Тарантул нахмурился, не очень-то приятно, когда напоминают о диссидентской юности. Это очень похоже на тот случай, когда строгая хозяйка тычет беспомощного котенка в загаженный угол. Сам-то ты считаешь себя честным вором, а люди смотрят на тебя совсем иначе.

Варяг поставил недопитый чифир на стол и продолжил:

– Значит, так, через мусора этого вполне можно выйти на Серого. Ты помолчи немного, я черкну несколько строчек.

– У Скока при себе мобильный, можно позвонить.

– Не надо, – отмахнулся Варяг. – У стен есть уши, тем более у тюремных.

Варяг достал из кармана ручку, блокнот и, задумавшись на пару секунд, что-то бегло набросал на бумаге. Потом прочитал написанное и добавил еще пару слов. После чего аккуратно сложил письмо в треугольник, напоминающий фронтовое послание, и, достав из буфета моток ниток, прошил его по краю.

– Вот, – протянул он маляву Тарантулу, – сейчас отложишь все свои дела и немедленно переправишь письмо на кичу. Оно должно побыстрее попасть к Смоле и Скоку.

Тарантул почтительно взял ксиву.

– Может, что на словах передать? – спросил он, пряча бумагу во внутренний карман.

– Ничего не надо… Все, что нужно, я написал здесь.

– Ну, так я пошел? – спросил Тарантул, понимая, что разговор уже закончен.

– Тебя проводят. Как только письмо попадет по назначению, позвонишь мне.

– Понял, – ответил Тарантул, поднимаясь.

Соседняя дверь тотчас открылась, и широкая тень охранника упала на Тарантула. Он невольно вздрогнул: уж не решил ли пахан от него избавиться за то, что так долго разматывал клубок? Варяг сдержанно улыбнулся, как будто угадал его мысли. Он вообще очень умный человек.

До сих пор за его безопасность отвечал Тарантул. Но в этот раз вор пренебрег его услугами, и Тарантул мучился вопросом, чем же вызвано такое недоверие. Однако по лицу Варяга, совершенно беспристрастному, невозможно было угадать его мыслей.

Глава 13

ПО ОБЕ СТОРОНЫ РЕШЕТКИ

Так называемая «индия» была рассчитана на четырех человек, но кантовались в ней всего лишь два вора. Еще две верхние шконки оставались свободными, и их занимали по необходимости. Последний раз это произошло месяц назад, когда в Матросскую Тишину доставили Вороного. В Москве он оказался транзитом. Как говорили, всего лишь на пару недель, и путь его лежал из благодатной Испании в Новосибирск, где он когда-то пребывал в должности смотрящего и оставил после себя немало хвостов, в том числе и мокрых. Он много балагурил, шутил, как будто вместо пожизненного заключения его ожидали пятнадцать суток. Стойко держался, по-мужски.

В Испании Вороной проживал под чужим паспортом, скрывая не только имя, но даже национальность с гражданством. Возможно, он всю жизнь так и прожил бы на берегу Атлантического океана, сделался бы благочестивым католиком и был бы погребен многими домочадцами с почетом, если бы однажды не проговорился о своем воровском прошлом милой привлекательной даме из заведения под красным фонарем. Женщина не нашла ничего лучше, как немедленно поделиться неожиданной новостью с ближайшими подругами. И скоро его инкогнито было расколото, как гнилой орех, а в публичном доме к нему стали обращаться отныне не иначе, как «руссо мафиозо».

Позже Вороной не однажды ругал себя за легкомыслие, но новость крылатым голубем перемахнула через множество границ и залетела в здание на Шаболовке, где размещался отдел по борьбе с организованной преступностью. И возвратилась лихим приветом в виде трех испанских полисменов, которые с дружескими улыбками защелкнули на запястьях Вороного браслеты и с ликованием передали Вороного безрадостным мужчинам из России. А еще через несколько часов белокрылый лайнер доставил его в Шереметьево, откуда он торжественно, под завывания милицейских сирен был препровожден в следственный изолятор.

Рассказывая свои похождения, он так заразительно смеялся, как будто на свете не существовало более приятного путешествия.

Веселый был парень. Где он сейчас? Наверняка готовится к не менее увлекательной дороге куда-нибудь на остров Огненный.

Другим посетителем «индии» был профессор Московского университета, специалист по древнегреческой истории, угодивший в чалку за то, что в порыве ревности пристрелил свою молодую женушку, когда застал ее со своим талантливым аспирантом в постели. Как говорится, чего только на свете не бывает.

Но рассказчик профессор был блестящий. Воры с восторгом слушали о подвигах Геракла, о которых можно было прочесть разве что в труднодоступных академических изданиях. Как говорится, даже богам ничто человеческое не чуждо.

Временами законные выдергивали из камер в «индию» интересных людей, в силу рока оказавшихся за толстыми стенами, и тех, кто хоть как-то сумел бы скрасить их унылое тюремное существование.

В этот раз в «индию» пришло восемь маляв. Три наиболее важные доставил «дубак», за что получил обещанное вознаграждение, другие, подгоняемые «конями», прибыли в хату по «дороге».

В первых трех не было ничего удивительного: первоходки просили крещения, и Смола, напрягая воображение, щедро награждал их погонялами. Три других послания касались внутренних разборок, и Смола со Скоком без особого труда распутывали клубок противоречий. Седьмая ксива оказалась посложнее – в хате на втором этаже сошлись бывшие подельники, которые обвиняли друг друга в оговоре перед следствием, и у «индии», как высшего суда, просили справедливости.

Потолковав между собой, Смола со Скоком отложили маляву в сторонку, решив сделать запрос о подельниках, а уж там и решить их дальнейшую судьбу. Но последнее письмо несказанно удивило обоих. Оно касалось мента, майора Чертанова, о котором каждый из воров был наслышан. Странным было не то, что майор милиции оказался за решеткой, таких случаев предостаточно. Да что там говорить, бог он все видит – существует целая колония, где отсиживают бывшие легавые. Воров насторожило, что Чертанова решили подселить к уголовникам. Самое меньшее, на что он мог рассчитывать в этом случае, так это увеличение естественного дупла до размера наиболее крупной из засунутых туда шишек.

Кому-то этот майор очень сильно досадил. По существу дело было решенное, мента Чертанова следовало отправить в петушатник, к этому же склонялись и сидельцы камеры. Но, как бы играя в демократию, и чтобы все было по понятиям, они отписали на тюремный суд. Никто не сомневался в том, что ответ будет положительным, и каждый из зэков ожидал великолепного развлечения. Все-таки не каждый день приходится опускать майора милиции, да еще из убойного отдела.

Кто не позарился на мусорской зад, так это смотрящий хаты, молодой, но опытный блатной по кличке Мартын. В этом парне чувствовалась мудрость, и если он не допустит какого-нибудь «косяка», то непременно поднимется до уровня положенца, а то и корону нацепит.

Смола со Скоком задумались всерьез, в который раз вчитываясь в содержание малявы. Их решение воспринималось как рок, а потому не имело обратной силы.

– Ну, что делать будем? – спросил Смола.

Скок открыл холодильник, достал пару бутылок пива и, ловко сковырнув пробки открывалкой, протянул одну бутылку Смоле.

– Я припомнить не могу такого, чтобы опера к блатным сажали, – наконец отозвался он.

– Я тоже, – согласился Смола, сделав первый небольшой глоток.

Пиво подействовало благотворно, разбежалось по всем жилочкам, добавив тонуса.

– На киче-то скукота. Народ потехи ждет, а тут такой спектакль намечается. Разъедутся по зонам, будут рассказывать, как опер на «хряще любви» вертелся, словно мясо на шампуре. – Глаза Скока недобро блеснули. – Честно говоря, мне самому хотелось бы посмотреть на такое.

– Я о Чертанове наслышан, он просто так не дастся. Сущий Бес.

– Ну, прокусит кому-нибудь глотку, так для него это только хуже.

Смола допил пиво несколькими большими глотками и поставил пустую бутылку на стол.

– Значит, ты за то, чтобы опустить мента?

Скок удивленно посмотрел на товарища:

– Послушай, Смола, что-то я тебя не совсем понимаю. Нас для чего сюда поставили? Чтобы мы законы соблюдали. Верно?

– Так, – сдержанно согласился Смола.

– А закон заключается в том, чтобы легавого опустить! Ты думаешь, что я обломами какими-то буду терзаться? – слегка повысил голос Скок. – Ничего подобного, мусора из меня столько крови за всю мою жизнь выкачали, что ею можно было бы километровый котлован залить! А то, что Беса посадили к блатным, не наше дело! Мы в это не вникаем. Мы воля тюрьмы, ее неписаные законы. Если мы поступим по-другому, то нас не поймут.

– А ты не подумал о том, что мы сыграем на руку тем ментам, которые его сюда упекли? Надо бы с этим делом разобраться поаккуратнее, – мягко возразил Смола. – Я немного знаю этого парня…

Скок неожиданно вспылил:

– Я тоже знаю «красноперых», и ты предлагаешь мне одного из них пожалеть? Да была бы моя воля, так я каждого из них под нары бы загнал. – Понимая, что он слегка погорячился, Скок смягчил тон: – Пойми, Смола, не затем мы сюда поставлены, чтобы жопы легавых прикрывать!

С какой стороны ни посмотреть, Скок был прав. Жизнь распорядилась так, что разделила воров и ментов на два непримиримых лагеря, между которыми неустанно происходят столкновения. Очередное небольшое, но важное сражение разыгрывается в этих стенах. В этот раз скромная победа пойдет в зачет ворам.

– Хорошо, я отпишу пацанам, – сказал Смола.

Скок, улыбаясь, допил пиво. Его рот напоминал ювелирную лавку, набитую золотом.

– Черкни, у тебя стиль хороший.

Смола достал лист бумаги и написал: «Пацаны, с приветом к вам „индия“. Маляву вашу получили и, покумекав малость, шлем ответ. Мы так думаем, „красноперый“ – птица важная и очень красивая, а потому и место ей нужно определить соответствующее, что подходит к ее чину. Чтобы перышки не истрепались и хохолок не помялся. А для этого лучшего места, чем петушатник, ну никак не найти».

– Оцени, – протянул Смола Скоку ксиву.

Прочитав, вор одобрительно хмыкнул:

– Ловко у тебя получается. Давай я «конем» поработаю.

Скок сложил письмо вчетверо, прошил его пару раз нитками и закрепил на «дорогу» – леску, что уводила на второй этаж.

Неожиданно хлопнула амбразура, в проеме появилось усатое лицо дежурного.

– Тут вам малява пришла, – заговорщицки произнес вертухай, – с воли. Срочная.

Скок даже не отошел от окна. Не тот у него чин, чтобы шарахаться в сторону при малейшем шорохе. И вряд ли кто-нибудь из вертухаев осмелился бы обидеть законника. Если подобное бесчинство произойдет, так тюрьма тут же будет «разморожена». В камерах немало найдется и таких, что в знак протеста вскроют себе вены. Чревато, господа «красноперые». Прежде чем сделать очередной шаг, вы сначала подумайте, а не глупость ли это?

Достойно, безо всякой спешки, Смола поднялся со своего места и взял конверт, прошитый суровыми нитками.

Вертухай, которого все на киче звали не иначе как Выдра за лоснящиеся волосы, плотно сидел на общаковских деньгах. Самое странное было в том, что он находился на хорошем счету у администрации, которая, конечно же, знала про его мелкие шалости с блатными, но воспринимала их с пониманием. Что поделаешь, все-таки у парня на иждивении четверо душ.

Дверца амбразуры тотчас захлопнулась. Совсем не обязательно было обладать даром телепатии, чтобы представить, как блаженно расползлось лицо Выдры, когда он подумал о том, что к основному окладу у него добавилось еще энное количество рубликов.

Смола достал ножницы – недопустимая вещь в любой другой камере, аккуратно разрезал нитки и с шорохом развернул письмо.

– Что там? – нетерпеливо спросил Скок, продолжая крепить маляву к веревке. Нитки были не очень крепкими, уже оборвались дважды, и он, едва не уронив послание, затянул очередной узел.

– Малява-то… от Варяга! – взволнованно произнес Смола, поднимая лицо.

– Ну да! – выдохнул Роспись. – Что он там пишет?

– А вот послушай… «Бродяги из „индии“, Скок и Смола, будьте здоровы, с поклоном к вам Варяг. Есть у меня к вам, бродяги, просьба, только вы и можете мне помочь, – на этом месте Смола сделал паузу и гордо взглянул на окаменевшего Скока. – В одном из аквариумов парится мент с погонялом Бес, возьмите его под свою опеку. Бродяги вы правильные, объяснять много не надо. Полезен он в нашем деле. Обнимаю крепко, Варяг».

Скок снял с «дороги» заготовленное послание и, не говоря ни слова, разорвал его на мелкие клочки, после чего с раздражением швырнул в парашу.

– Вот оно как дело повернулось, – задумчиво протянул он. – Не ожидал… Бывает же такое! Как ты думаешь, для чего Варягу этот легавый понадобился?

Смола продолжал растерянно держать ксиву, затем сунул ее в карман.

– Понятия не имею. Не очень-то он любит распространяться о своих планах. Всегда втемную играет. Мы-то здесь сидим, о делах на воле только понаслышке знаем, а там что-то непонятное затевается… Но я так мыслю. Бес – мент принципиальный и от своего дела не отступится. Возможно, и в чалку угодил потому, что кому – то очень серьезно помешал. А Варяг хочет использовать его для каких-то своих целей, как цепного пса.

– Возможно… Только не крутим ли мы вагранку? – буркнул Скок.

Смола задумался. Нет более серьезного обвинения, чем нарушение воровских законов. На то они и поставлены в Лефортово, чтобы беречь их колодезную чистоту.

– Не дело, конечно, с ментами в жмурки играть. Мутное это занятие. Только Варяг тоже просто так настаивать не станет. О благом деле печется. Отпишем смотрящему хаты, пускай проникнется, – заключил вор.

– Придется, – неохотно согласился Скок. – Варягу разве откажешь! Я ведь когда-то с ним на малолетке сидел. Он был вором отряда. Во всей колонии не было человека, который бы его не уважал. Редкий случай. Я еще тогда думал, что он далеко пойдет. Но чтобы вот так!.. Никто и предвидеть не мог!

– Правильный Варяг вор, базару нет, – подтвердил Смола. – Он ведь мне рекомендацию на законного дал. – Его голос потеплел. – Я даже не ожидал. Кто я для него был, обыкновенный пацан. А он тогда был почти легенда.

Смола запустил руку в карман, еще раз перечитал маляву и, щелкнув зажигалкой, поднес огонь к уголку листка. Когда бумага превратилась в прах, небрежно сдул его под ноги и взялся писать на новом листке.

– Вот так-то оно лучше будет.

* * *

За почту в хате отвечал блатной с погонялом Жучок. По фене это означало, что хозяин погоняла – изворотливый воришка мелкого пошиба, для которого украсть банку с вареньем на оставленной без присмотра даче и то уже большая удача.

В общем-то, он и был таким. Без особых амбиций и дум о воровской карьере, он жил просто, совершенно не заглядывая в завтрашний день. Крал по-мелкому, но регулярно, а если попадался, то изворачивался на допросах, как уж под вилами. И очень часто ему удавалось выскользнуть или отвертеться.

Совсем неожиданно для Жучка смотрящий камеры Мартын доверил ему быть «конем», то есть сделал человеком, отвечающим за почту. По существу, это второй человек в камере, и Жучок относился к своему назначению необыкновенно серьезно.

Жучок занял свое место у окна и теперь ждал ответа из «индии». Он с интересом посматривал на Беса, который держался настороженно, но довольно уверенно. Мент ни с кем не разговаривал, ни к кому не лез с расспросами и тем более не набивался на дружбу. А вокруг него образовалось поле отчужденности, которое было настолько осязаемо, что возникало желание его потрогать.

Жучок со злорадством думал о том, что из «индии» непременно придет решение «парафинить» легавого. В таком исходе никто не сомневался, а потому к менту не обращались вовсе, как будто опасались, что могут «зашквориться» даже словом.

Была еще одна причина, по которой не хотели связываться с Бесом. Он полностью оправдывал свое погоняло, и когда один из постоянных обитателей тюрьмы, Печенка, плотоядно улыбаясь, спросил у мента, помыл ли он очко перед предстоящей экзекуцией, тот, не сказав ни слова, набросился на него с кулаками. И верно, убил бы, если бы подоспевшие зэки не оттащили Беса в сторону.

Мартын разобрался в конфликте своей властью, посчитав Печенку неправым, и тот, затаив нешуточную обиду на мента, с нетерпением дожидался минуты, когда можно будет поквитаться за недавнее унижение.

Неожиданно веревка дрогнула – это был сигнал из «индии» – и заскользила вниз.

– Малява! – возбужденно выдохнул Жучок, и тотчас взгляды всех арестантов устремились в сторону окна.

Безмятежным оставался лишь тот, кого это должно было волновать больше всех, – развернув газету, Чертанов читал статью о себе. Она была написана все тем же журналистом. Стало быть, мало он его проучил! Если выпустят, нужно будет непременно добавить. Курдюков писал о том, что правда наконец восторжествовала и один из организаторов заказных убийств наконец-то угодил за решетку. Дело остается за малым – изобличить остальных преступников и довести всех их до суда. Милиция же предпринимает усилия, чтобы обелить своего работника.

Статья Чертанова насторожила, в ней были опубликованы несколько эпизодов, которые находились в оперативной обработке, а следовательно, автор получал секретный материал из первых рук. Вкупе с перечисленными фактами вина Чертанова выглядела почти бесспорной.

– Сделай Федю! – распорядился Жучок.

Дежурный, флегматичный босяк с погонялом Каторга, застыл у двери, прислушиваясь к малейшему шороху. Темно-коричневый мешочек с малявой уже спустился к самому окну, когда за дверью раздались шаги. От прежней флегматичности не осталось и следа, округлив глаза, Каторга воскликнул:

– Все «на вокзал»!

Зэки, стоявшие рядом, мгновенно отреагировали на призыв, столпившись у двери, заслонив при этом окно. Двое навалились на дверь, стремясь не впустить вертухаев, которые уже стучали по металлической обшивке.

– Открыть дверь!

Снаружи послышался дружный топот. В соседнюю стену забарабанили, предупреждая об опасности, но Жучок уже вытащил из мешочка маляву и мгновенно сунул ее за пазуху.

Зэки, будто бы поддаваясь силе, мгновенно отпрянули от двери, которая с шумом отворилась и, ударившись о стену, мелко задребезжала.

Первыми, сжимая в руках дубинки, ворвались два крупных прапорщика. Круглые и необыкновенно мощные, они напоминали стволы деревьев, лишенных крон. А следом за ними ворвался караул с автоматами, взяв зэков в тесный полукруг.

Этих следовало опасаться больше всего. Любое подобное происшествие они воспринимали как маленькое приключение, которое по-хорошему могло скрасить однообразный и серый армейский быт. Дай им волю, так они даже в прогулочном дворике устроят стрельбище. А потом разлетятся по своим деревням, и их уже не найти!

– Отставить! – крикнул прапорщик Таракан, заметив нешуточный азарт в глазах новобранцев. И, посмотрев на Мартына, в котором безошибочно признал старшего, спросил на удивление спокойным тоном: – Что здесь произошло?

– Да понты все это, начальник, – развязно заговорил Мартын. – Пацаны шушару ловили. А так все путем.

Таракан взглянул на окно, где висел пустой мешочек, слегка покачиваясь на капроновой леске. Губы его неприятно скривились, вертухай понял все. Глупо было бы выискивать маляву – даже если он задумает перевернуть все вверх дном, то вряд ли чего отыщет. Зэки умеют прятать вещи так, что никакой шмон не поможет.

Жучок уже отпрыгнул от окна и с самым невинным видом стоял в сторонке, как будто образовавшаяся кутерьма не имела к нему никакого отношения. Поди докажи, что он «конь»!

Рубануть бы дубинкой смотрящего, стоявшего чересчур уж независимо, словно это он имел власть над ворвавшимся в хату вертухаем. Однако нельзя! Следует собрать всю свою выдержку в кулак и вести едва ли не дипломатические переговоры. В противном случае камера воспримет все произошедшее как обыкновенный беспредел, и горькая весть мгновенно разбежится по всей тюрьме. А там и до приговора недалеко, как говорится, все мы под богом ходим, всадит какой-нибудь отмороженный чертила заточку в бок, и поминай как звали. Да мало ли таких случаев!

А могут и вовсе сделать по-простому – скинуть маляву на волю, что, дескать, есть у них на киче один неугомонный «красноперый» и не помешало бы из него всю краску выпустить, чтобы другим неповадно было.

Смотрящий, казалось, прочитал мысли Таракана, и по его тонким, почти бесцветным губам скользнула едва заметная улыбка.

Единственное, на что был способен прапорщик, так это наказать крайнего.

– Кто держал дверь? – сурово спросил Таракан, едва обернувшись к бойцам, стоявшим за его спиной. Не зная произошедшего, можно было подумать, что это они, совместно с зэками, не пускали дежурного по коридору.

Все дело было в «дороге». Сорвать ее можно было в течение одного часа и даже добиться того, чтобы она не появлялась вовсе. В общем-то, их работа в этом и состоит. Но подобные мероприятия проводились нечасто, если не сказать, что от случая к случаю. А следовательно, в «дороге» были заинтересованы не только зэки, передававшие информацию практически в каждую хату, но и персонал.

– Кто дверь держал, спрашиваю? – повысил голос прапорщик, сурово посмотрев на смотрящего хаты.

Равновесие – вещь всегда очень шаткая, и оно способно дать перекос в любую секунду. А кому страдать? Смотрящему, разумеется!

– Я понфанул, – признался Каторга, вновь превратившись во флегматичного босяка, которого если что и может расшевелить, так это хороший удар дубинкой между лопатками.

Таракан уже замахнулся, ожидая прочитать в глазах Каторги страх, но, кроме отвращения, ничего не увидел. Рука, застывшая над головой, смилостивилась и повисла вдоль бедра.

– Кто второй?

– Я это, гражданин начальник, – раздвинув зэков, стоящих плечом к плечу, произнес парень лет восемнадцати. Погоняло Окунь.

Вот этот здесь совсем ни при чем! Но молодой набирает очки, посидит в карцере дня три, вернется чуточку более уважаемым. А на зоне, глядишь, положенец его в свою пристяжь оформит.

– Ну-ну, – ухмыльнулся Таракан. – Чего стоите? Выводите их!

На лицах солдат отразилось заметное разочарование. Сейчас бы шашку наголо да в атаку! А тут приходится арестантов под локотки брать, как барышень. И жестко, не обращая внимания на протесты, они вытолкали Каторгу и Окуня в коридор. Гулко хлопнула дверь за прапорщиком, который напоследок долгим взглядом обвел камеру, как бы говоря: «Шалить – шалите, но меру знайте!»

Еще через секунду раздались удаляющиеся шаги, и Мартын, устроившись на шконке, распорядился, с трудом сдерживая нетерпение:

– Что там? Читай!

Вся хата затаилась. Только в самом углу кто-то довольно хохотнул, предчувствуя представление.

Жучок расшил маляву, черкнув по ней заточкой, и развернул, сохраняя должное уважение, – как-никак из самой «индии» депеша.

– «Всем сидельцам 54-й хаты наше почтение, – он значительно кашлянул. – Маляву от вас мы получили, о вашем деле меж собой потолковали, перетерли со знающими людьми с воли. Короче, мента не трогать. Так надо. В ответе смотрящий. Если что, спросим строго. Бог вам навстречу, бродяги. Скок. Смола».

– Дай сюда, – перехватил ксиву Мартын. Похоже, что решение «индии» было неожиданным даже для него. Равнодушных не осталось, самым невозмутимым в камере выглядел Чертанов. Он молча перелистывал газету, как будто речь шла о ком-то другом. – Все слышали? – повысил голос Мартын. – Объяснять ничего не надо? Вот и порядок. А ты, Бес, – обратился он к Чертанову, – сам не нарывайся, уважение к людям соблюдай. И на общак дачку не забудь кинуть, тут у нас коммуна, а не мусарня.

* * *

Шибанов открыл дверь и вошел в прихожую. Теперь здесь было чисто и аккуратно. Уже ничто не говорило о том, что в этой квартире произошло убийство. Ковер с бурым пятном в самом центре – не в счет. Как и бугрящийся паркет. С виду – последствия банального бытового затопления. А ведь пару месяцев назад здесь одновременно топталось с десяток оперов, пытаясь отыскать улики.

Григорий обратил внимание на то, что жильцы начали потихоньку привыкать к нему, как если бы он был их соседом. Приветливо здоровались, а одна милая дама с верхнего этажа и вовсе пригласила его на чаек. Но в крупных, тоскующих глазах женщины просматривалось нечто большее, чем обыкновенное желание подкормить холостого мужчину. И Шибанов дал себе слово как-нибудь тоскливым вечерком воспользоваться ее приглашением.

Капитан в который раз внимательно осмотрел комнату. Все вещи, не считая незначительного беспорядка, оставались на своих местах, и практически не осталось предмета, который не подвергся бы тщательному изучению. Но следов присутствия таинственного гостя не обнаруживалось. Хотя, если рассуждать здраво, они должны были быть. Ведь он же не бесполый дух, чтобы, совершив преступление, воспарить к потолку и улетучиться через приоткрытое окно. Но внутри квартиры отпечатки отсутствовали.

А что, если свои пальчики он оставил снаружи? Ведь трудно предположить, что он разгуливал в апрельскую теплынь в перчатках. Такое поведение может насторожить любого встречного, а следовательно, пальчики следует искать на входной двери.

Шибанов вышел в коридор и, достав липкую ленту, снял отпечатки в местах возможного касания. Аккуратно сложив ленту, он тщательно закрыл дверь. Сегодня же нужно будет передать ленту Федорчуку.

Домой Шибанов вернулся поздно. Галина уже спала. И хорошо, не нужно давать лишних объяснений. Уже полгода они жили вместе. Не расписаны, а так… вели совместное хозяйство. Похоже, что обоих это устраивало. Не следовало обременять друг друга обязанностями, а в случае серьезной ссоры можно было распрощаться и не засорять себе мозги лишними заботами.

Шибанов разделся. Не спеша повесил одежду на спинку стула и лег рядом с Галиной. Девушка лежала, укрывшись легким покрывалом, под которым угадывалось роскошное упругое тело. Огромная находка для романтиков и поэтов, жаль, что Григорий не принадлежал ни к тем, ни к другим. И мыслил весьма прозаически, а во время близости заставлял Галину менять позы всего лишь односложными командами.

Неожиданно подруга открыла глаза – неужели до ее сознания достучались его любовные флюиды?

– Часа два назад тебе звонила женщина, – ласково проворковала Галина, прижимаясь к его груди.

Рука Григория скользнула по ее телу и остановилась на гладком бедре. Есть какая-то необъяснимая притягательность в полусонных женщинах.

– Что еще за женщина? – поинтересовался он как можно более равнодушно.

– Себя она не назвала. Но я начинаю тебя ревновать.

– Глупости. Что она сказала?

Галина прижалась к нему всем телом, и Шибанов ощутил, как ее бедра норовят оседлать его торс. Потрясающее ощущение!

– Она сказала, что перезвонит тебе завтра… А еще она сообщила, что звонит по объявлению и хочет продать дуэльный пистолет.

– Что?! – Шибанов схватил подругу за талию и снял оттуда, куда она почти взгромоздилась.

– Пистолет?!

Галина поморщилась.

– А ты невежлив. Я, конечно, понимаю, что у милиционера только оружие на уме, но не до такой же степени.

Обидчиво вздымающаяся грудь опять скрылась под одеялом.

– Прости, я не хотел тебя обидеть, – признал Шибанов свою оплошность. – Для меня этот звонок очень важен.

– Хорошо, что любящие женщины умеют прощать своих мужчин, – хмыкнула Галина. – Иначе дети уже давно бы перевелись… Она сказала, что у нее есть как раз такой пистолет, который ты ищешь, и если это не будет обременительно, то она непременно позвонит тебе завтра.

– И что ты ей ответила?

– Сказала, что ты будешь ждать ее звонка рано утром.

На душе полегчало.

– Ты правильно поступила, малышка.

Желание, которое, казалось бы, угасло, понемногу возвращалось, будоража воображение. У Галины имелась одна приятная особенность: когда она ложилась спать, то не терпела никакой одежды и даже крохотную деталь туалета воспринимала как насилие над телом.

– Как мне реабилитироваться? – руки Шибанова становились все более назойливыми, нежно поглаживая ее живот и бедра.

– Мне кажется, ты на правильном пути.

Ее взгляд слегка затуманился, а из полуоткрытого рта вырвался вздох облегчения…

Звонок прозвенел лишь в девять часов утра. Именно в это время он должен был получить от Федорчука заключение об отпечатках на двери, но встречу пришлось отложить, сославшись на серьезную причину. Трубку Шибанов поднял после третьего гудка и как можно более нейтральным голосом отвечал:

– Да.

– Здравствуйте, я звоню по вашему объявлению. У меня есть предмет, который вас интересует.

– Ага! Какого он года?

– Пистолет очень старинный. Начало девятнадцатого века. Ну, такой, каким стрелялись на дуэли. Он в очень хорошем состоянии. – Шибанов включил разговор на запись, и сейчас магнитофон беспристрастно фиксировал малейшую интонацию ее голоса.

– Очень хорошо. Вы можете встретиться со мной, скажем, через час.

– Но вы не назвали мне цену, – в голосе женщины послышалась настороженность.

Уж не переборщил ли он в своей торопливости?

– Понимаете, я серьезный коллекционер, и сначала мне необходимо взглянуть на вещь, а потом говорить о цене. Но не буду вас обманывать, такой пистолет, если это не подделка, действительно очень дорого стоит. И больше, чем я, вам никто за него не даст во всей Москве.

– Ну, хорошо, – по звучанию ее голоса Шибанов понял, что сумел расположить ее к себе. – Давайте с вами встретимся у входа в метро «Чистые Пруды».

– Хорошо, договорились. Как мне вас узнать?

– Очень просто, – голос собеседницы прозвучал радостно, как если бы ей следовало идти на приятное свидание. – Я буду в светло-зеленом брючном костюме. А вы?

– Я тоже в костюме, но в синем. В руках я буду держать журнал «Огонек» и нервно прохаживаться в предвкушении нашей встречи.

Девушка весело рассмеялась.

– Хорошо, постараюсь не опоздать, – и тотчас положила трубку.

Галина укоризненно посмотрела на Шибанова:

– Со мной ты никогда не был столь любезен.

Он улыбнулся:

– Что поделаешь, производственная необходимость. – Он набрал еще один номер и спросил: – Вы не могли бы установить, откуда сейчас мне звонили… Да… Хорошо… Ах, вот как, значит, она звонила не по домашнему телефону… Спасибо, – положил Шибанов на рычаг трубку.

– Бедный мальчик, тебя твоя девушка водит за нос? – язвительно спросила Галина.

Григорий поднял голову. Подруга стояла у зеркала и подкрашивала губы. Лицо у нее оставалось спокойным, но вот в глазах мерцали крохотные чертики, которые готовы были вырваться из хрусталика и разбежаться по комнате. Она была одета в дорогой костюм из темно-серой шерсти. Стиль деловой женщины. Впрочем, она и была такой. Выглядела недоступной и чуточку строгой. Трудно было поверить, что в иные минуты она бывает обыкновенной хулиганкой и частенько будит Григория по утрам, целуя его крайнюю плоть.

– И не говори! – поддакнул Шибанов. – Спасибо, что ты мне сочувствуешь. Я все хочу узнать адресок своей обольстительницы, а она мне с городских автоматов звонит.

– И откуда был звонок? – Галина резко развернулась.

В трусах у Шибанова произошло приятное шевеление. Это надо же, какую видную деваху он в свои сети заполучил!

– С проспекта Мира, – голос у Григория неожиданно сел.

– Что с тобой? – с деланым сочувствием произнесла подруга. – Сейчас ты напоминаешь похотливого старшеклассника, который хочет совратить свою классную руководительницу. – Григорий подошел и притянул Галю к себе, которая вдруг проворной рыбкой выскользнула из его объятий. – Только боюсь, у тебя ничего не выйдет, – девушка развела руками. – Учительница оказалась морально устойчивой. Зато у ее соблазнителя будет предостаточно времени, чтобы заняться своими пистолетами.

– Это точно! – воскликнул приободрившийся Шибанов.

* * *

К месту встречи он прибыл за двадцать минут до назначенного времени. Неброскую белую «Эсперо» поставил у самой бровки тротуара, откуда неплохо просматривался вход в метро. В салоне, кроме него, сидели двое стажеров и сосредоточенно пыхтели сигаретами. Не вдаваясь в детали, капитан объяснил им, что придется ехать на задержание. Парни восприняли задание как первое серьезное испытание и временами трогали кобуры с пистолетами, как бы подчеркивая, что без стрельбы не обойтись. Шибанову не терпелось посмотреть, как вытянутся их лица, когда они увидят не злодея с кривыми шрамами на лице, а самую обычную женщину.

Неожиданно из-за киоска показалась эффектная брюнетка лет двадцати пяти, в светло-зеленом брючном костюме. Не просто хороша собой, а обворожительна. В руках пакет – в котором вполне мог находиться раритет, принесенный на продажу.

– Объект прибыл, – сдержанно сообщил Шибанов.

Стажеры потушили сигареты и дружно посмотрели в окно. Их внимание привлекла небольшая группа кавказцев, из четырех человек, которые стояли под карнизом и о чем-то оживленно разговаривали, без устали размахивая руками. На лицах парней проступило сомнение, в котором без труда угадывалось: а не запросить ли по рации подмогу? Но Шибанов, не удержавшись от улыбки, пояснил:

– Не туда смотрите, наблюдайте за девушкой в брючном костюме. – Придавая тону должную серьезность, он добавил: – Если что, прикройте меня!

Шибанов вышел из автомобиля и уверенно направился к женщине, держа в руках «Огонек».

– Здравствуйте, – нежно пропела девушка. – Вы и есть тот джентльмен, которого я дожидаюсь вот уже несколько минут?

– А вы и есть обладательница того самого пистолета, о котором я мечтал всю жизнь? – с волнением спросил Шибанов, все еще отказываясь верить своей удаче.

– Представьте себе, что это так, пистолет вот в этом пакете, – подняла она руку.

– Знаете, прежде чем разговаривать о цене, мне бы сначала хотелось взглянуть на него. Стоит ли он тех денег, которые я намерен за него выложить?

– А вы нетерпеливы, – произнесла женщина, задержав на нем взгляд, как бы проверяя Шибанова на благонадежность.

– Да вы не переживайте, – попытался успокоить ее Шибанов. – Все будет в порядке. Я буду смотреть только из ваших рук. Давайте отойдем немного в сторонку, чтобы нам никто не помешал. – Он бережно взял девушку под локоток.

Между двумя киосками отыскалось свободное местечко. Отсюда хорошо была видна служебная «Эспера» и напряженные физиономии стажеров.

Все-таки первое задержание им представлялось совсем в ином свете.

Женщина, окончательно приняв решение, вытащила из пакета объемистый сверток и осторожно, как если бы это было малое дитя, распеленала бумагу.

– Вот! – победно отбросила она оставшиеся бумажные лоскуты.

– Ого! – невольно выдохнул Шибанов.

Узкие женские ладони сжимали русский кремниевый пистолет образца 1828 года. Редкая вещь! Он был в идеальном состоянии, как если бы только что был принесен из оружейной мастерской. На цевье инкрустировано золотое клеймо мастера, а вот на рукояти из черного дерева фамильный дворянский герб. Что же здесь изображено? Шибанов напряг зрение и в размытом временем рисунке рассмотрел медведя, стоящего на задних лапах. Вещь была дорогой. Скорее всего, обладательница пистолета даже и не подозревала о ценности, которую держала в руках.

По описанию свидетелей, из квартиры пропал именно этот пистолет.

– Я вижу, вещица вам понравилась? – спросила девушка.

Голос ее прозвучал твердо. В глазах – блеск. Наверняка в этот самый момент она решила набавить цену.

– Честно говоря, очень, – признался Шибанов. – Но у меня нет таких денег. Зарплата не такая уж и большая…

– Так что же вы мне голову-то морочите! – в сердцах воскликнула девушка, бросив пистолет в пакет.

Она развернулась, собравшись уходить, но в ту же секунду капитан крепко ухватил ее за локоть и произнес миролюбиво:

– Одну минуточку… Я сотрудник МУРа, – свободной рукой он достал удостоверение и распахнул его перед глазами ошарашенной незнакомки. – У меня к вам будет парочка вопросов. Да не пугайтесь вы так! Если все в порядке, то мы вас тут же отпустим. Пройдемте, пожалуйста, вот к этой машине, – потянул Шибанов девушку в сторону проезжей части.

– Только не надо этих шпионских страстей-мордастей, – выдернув руку, прошипела девушка. – Я и сама пойду.

– Вот и отлично, – усмехнулся Шибанов. – Чтобы вам не было скучно, я прихватил двоих молодых людей, они будут вас развлекать до самой Петровки.

Незнакомка презрительно вздернула подбородок и, не сказав более ни слова, зашагала к машине.

* * *

Полковник Крылов не торопился начинать допрос. Он с интересом рассматривал молодую женщину, сидящую напротив, и даже предложил ей закурить. И теперь они курили в унисон, напоминая старых любовников, встретившихся после длительной разлуки. В общем, есть о чем помолчать и есть что вспомнить.

Капитан Шибанов сидел в стороне и наблюдал за гостьей: не похоже, что она очень нервничает. Ведет себя так, словно забежала сюда совершенно случайно. Даже любопытство проявляет: посматривает по сторонам, как будто у нее больше не будет другой возможности посетить сие заведение.

Занятная штучка, ничего не скажешь!

– Итак, давайте поговорим о деле, – наконец заговорил полковник. – Вы готовы?

Вот в голосе и строгость появилась. Но это для того, чтобы дамочка не чувствовала себя очень уж комфортно.

– Я вас слушаю.

Внешне никакого беспокойства. Видно, и в душе абсолютный штиль. Чиста и невинна, как маков цвет.

– Где вы взяли этот пистолет?

– Знаете, это наша семейная реликвия. Я даже не знаю, с какого времени он у нас появился. Он достался мне от бабушки, которая получила его в свою очередь от прадеда. Наш предок был знаменитый на весь Петербург дуэлянт. И семейная легенда гласит, что из этого пистолета он застрелил обидчика своей возлюбленной, которая впоследствии стала его женой.

– Красивая легенда, – согласился Крылов, и его пальцы привычно забарабанили по крышке стола, выбивая какую-то загадочную дробь.

– Почему же легенда? – хрупкое плечико девушки протестующе передернулось. – Это быль. Если не верите, то можете поинтересоваться у моей сестры.

Длинные ресницы негодующе вскинулись. Святое создание.

– Ну да, конечно, я нисколько не сомневаюсь в вашей искренности. Но тут получается маленькая неувязочка… Простите, как вас зовут?

– Ангелина.

Сигарета была забыта – взгляд девушки застыл на лице полковника, и от пальцев к потолку, кривляясь и танцуя, поднималась тоненькая струйка дыма.

– Так вот, Ангелина, у нас есть основания подозревать, что вы говорите нам, скажем так, не всю правду, – в голосе полковника прозвучали извиняющиеся нотки, он явно терзался, что приходится говорить столь очаровательной девушке обидные для нее слова.

Ресницы Ангелины робко затрепетали. А девичьи пальцы мужским и точным движением смяли догорающую сигарету в стеклянной пепельнице.

– Я не пойму, что вы имеете в виду?

– А дело в том, Ангелина, что на этом пистолете обнаружены отпечатки пальцев убитого два месяца назад Сдобина Николая Павловича. Вы знали такого?

Ангелина уверенно выдержала его пытливый взгляд и твердо отвечала:

– Первый раз слышу.

– Вот как? Очень интересно. А мы тут поспрашивали соседей, и они утверждают, что несколько раз видели вас в его обществе. Вы любили захаживать к нему вечерами и, извините меня за бестактность, частенько оставались там до утра.

– Не знаю, о чем вы говорите, – не повышая голоса, но несколько раздраженнее, чем следовало бы, произнесла Ангелина. В ее зрачках вспыхнул благородный гнев. Ну, конечно же. Как тут не возмущаться, если этот странный полковник допекает честную девушку какими-то необоснованными претензиями. – Может, они меня с кем-то спутали?

– Вы напрасно отпираетесь, Ангелина, – почти по-отечески укорил ее Крылов. – Дело серьезное… Кроме оружия, ваши отпечатки пальцев обнаружены еще на многих предметах в квартире. Как вы это объясните? Или будете рассказывать мне, что какой-нибудь ваш недоброжелатель специально принес ваши предметы обихода в чужую квартиру, чтобы крепко насолить вам? Ну, право же, это смешно! – Полковник откинулся на спинку кресла.

– Ну, хорошо, – наконец согласилась Ангелина, – я действительно бывала в квартире Николая. Но сами поймите, у меня имелись основания не сознаваться в этом… Дело в том, что у меня имеется друг, у нас с ним очень серьезные отношения, и я бы не хотела, чтобы мои маленькие секреты всплыли наружу. А этот пистолет Коля подарил мне давно… Только прошу вас, – девушка молитвенно сложила ладони, – никому ни слова. Я очень надеюсь на вашу порядочность.

– Ну, разумеется, – с самым серьезным видом заверил ее Крылов, – мы же джентльмены… А ответьте мне, пожалуйста, еще на один вопрос, Ангелина. Ваша фамилия, кажется, Петровская?

– Да.

– Я тут покопался в картотеке и с удивлением обнаружил, что вы проходили еще по одному ограблению… На Октябрьской, кажется?

– Я проходила свидетелем, – сухо заметила девушка.

– Да, я читал это дело, – согласился полковник Крылов. – Вы дружили с пострадавшим, и у него были все основания полагать, что это именно вы навели преступников на его квартиру.

– Какие глупости! – фыркнула Ангелина.

– Квартира была обворована в то время, когда вы уехали с любовником в круиз по Средиземному морю… Так?

Ангелина передернула плечами, как если бы ей вдруг стало холодно.

– Какое отношение это имеет ко мне?

– Потерпевший тоже считался вашим женихом. Или вы позабыли? У вас ведь с ним тоже были серьезные отношения?.. Он утверждает, что вы оставили его сразу после того, как произошло ограбление.

Ангелина передернула плечами:

– Глупости! Просто мы с ним оказались совершенно разными людьми. Не сошлись характерами.

Полковник махнул рукой:

– Ладно, давайте не будем ворошить прошлое. Думаю, что суд во всем уже разобрался, и, честно говоря, меня больше интересует настоящее. Исходя из этого, у меня к вам еще один вопрос, а вы случайно не знаете человека по фамилии Чертанов?

По лицу Ангелины пробежала растерянная гримаса. Но уже через секунду перед полковником сидела прежняя довольно уверенная в себе красавица, считавшая, что главное оружие против мужчин – это ее внешние данные.

– Мы с ним встречались всего несколько раз, – сказала она, – но между нами не было близости. Обычно мы виделись в кругу знакомых. Я даже не помню, чтобы я с Чертановым разговаривала о чем-то. Так… общие слова, фразы. Рядовые комплименты и ничего более, если вас интересуют подробности.

– А бывал ли он в квартире Сдобина?

– Почему бы вам не спросить об этом лично у него? Я же вам только что ответила, что не настолько хорошо знакома с Чертановым, чтобы знать о каждом его шаге.

– Мы у него непременно спросим, – заверил ее полковник. – Только ведь и у нас имеются основания полагать, что ваши с ним отношения были более близкими, чем вы хотите это представить.

– На основании чего вы делаете подобный вывод? – фраза у Ангелины звучала почти вызывающе. – Вы что, над нами свечку держали? И вообще, какое милиции дело до того, с кем я дружу, к кому хожу, с кем сплю?

Полковник усмехнулся:

– В общем-то мне действительно без разницы, с кем вы спите. Но меня интересует судьба моего сотрудника, который сейчас находится в следственном изоляторе. – Его голос зазвучал подчеркнуто жестко. – И сдается мне, Чертанов попал туда не без вашего участия.

На скулах Ангелины проступил легкий румянец:

– А почему бы вам не предположить, что я выхожу на большую дорогу с топором в руке? Или летаю голой на метле по ночам?

У женщины оказалась великолепная выдержка, казалось, что даже всемирный потоп не сумеет вывести ее из состояния равновесия.

Однако Шибанов за свою жизнь навидался разных актрис и актеров. Его интересовали факты, а не эмоции подозреваемых. Сегодня утром Федорчук подготовил заключение по отпечаткам пальцев. На внешней стороне двери Сдобина в трех местах остались следы, которые могли принадлежать только беспалому человеку. Скорее всего, отсутствовал мизинец. Уж не тот ли это был человек, которого разыскивал Чертанов? И не подставила ли Чертанова наводчица с красивым именем Ангелина?

– Капитан, у тебя будут вопросы к задержанной? – проворчал Крылов.

– Так точно, товарищ полковник. Я хотел у нее кое-что уточнить.

Ангелина Петровская слегка повернула голову. Надо признать, и в профиль она была хороша, и анфас. Такие лица так и просятся на снимки для милицейской картотеки.

– Значит, – произнес Шибанов, – вы утверждаете, что отношения у вас с Чертановым были самые что ни на есть невинные?

– Ну, разумеется, – равнодушно пожала плечами Ангелина.

– Вот как! Интересно, – удивился Шибанов. – Если бы эти слова услышал майор Чертанов, так он наверняка очень бы обиделся. Дело в том, что в его блокноте записан ваш адрес. Вы же, кажется, проживаете на проспекте Мира?

Петровская невозмутимо смотрела на капитана, с едва выраженным интересом, как на амебу.

– Предположим, и что с того?

– А дело в том, что наш товарищ, майор Чертанов, любил фиксировать все свои впечатления… Секундочку… – Капитан извлек из кармана блокнот и перелистнул несколько страниц. – Ага, вот… ваш адрес, номер телефона… И знаете, что написано ниже? – Шибанов испытующе посмотрел на девушку, которая оставалась совершенно спокойной: – «Гибкая, как индийская кобра. Бедрами двигает так, словно Камасутру сочинила она».

– Подлец! – возмущенно выдохнула Ангелина. На ее мраморных щеках все сильнее проступал румянец.

Шибанов улыбнулся, пряча в карман блокнот.

– В этих словах весь майор. Он у нас поэт, хоть и циник.

– Бабник, вот он кто!

– Ну, это его качество вовсе не вредит делу. А теперь объясните мне, почему вы так упорно открещивались от того, что были близки с Чертановым?

Губы Ангелины капризно надулись:

– Неужели вы думаете, что настоящая женщина должна помнить всех своих мужчин?

Каждую из своих ролей она знала отменно. Теперь, когда девушку приперли к стенке, она перевоплотилась из недотроги в искательницу любовных приключений.

– А может быть, вы запомнили мужчину, у которого отсутствует мизинец на левой кисти? – повысил голос Шибанов.

На какое-то мгновение в ее глазах мелькнул самый настоящий страх. Но она быстро справилась с нахлынувшими чувствами, и вновь перед капитаном сидела обиженная девчонка.

– Я не знаю такого мужчину!

– Вы, видно, до конца не осознали, куда вы попали, – печально произнес полковник Крылов. – У нас ведь тут не пансион благородных девиц. Извините меня за резкость, но мы вас можем так взгреть, что мало не покажется! Посидите в своем нарядном костюмчике где-нибудь в обезьяннике, вместе с бомжами, продемонстрируете им, как умеете двигать бедрами. Народ в КПЗ скучает, всегда готов поразвлечься. Надеюсь, вас там оценят по достоинству и ничем опаснее лобковой вши не заразят.

– Послушайте!.. – вскочила Ангелина.

– Да вы сядьте, сядьте, не торопитесь, – сказал Крылов. – С сегодняшнего дня вы должны привыкать к тому, что времени у вас будет предостаточно… Капитан Шибанов вспомнил тут про беспалого. Так вот, этот человек подозревается, по крайней мере, в девяти убийствах. Это то, что мы знаем, но в действительности жертв скорее всего больше. Вы задержаны как его соучастница. И поверьте моему опыту, сидеть вам предстоит очень долго. – Он надавил на кнопку, встроенную в край стола, и тут же на резкий звонок в комнату вошел коренастый прапорщик. – Уведите задержанную, – он показал взглядом на Ангелину.

– Постойте… А если я расскажу, как все было, тогда что меня ожидает? – она попыталась улыбнуться. Плохо у нее получилось, неубедительно. Каменная маска непроницаемого сфинкса растрескалась, и наружу проглянула обыкновенная слабая женщина.

– Не обещаю вам пятизвездный отель, но постараюсь как-то облегчить вашу участь, – сухо произнес Крылов.

– Меня отпустят?

Полковник отрицательно покачал головой:

– Это исключено. Вас задержали по очень серьезному обвинению… Единственное, что я вам обещаю, так это отразить в деле то, что вы помогали следствию. Если такой факт действительно будет иметь место.

– Можно сигарету? – робко спросила Ангелина.

– А вот эту просьбу выполнить легко, – заверил ее полковник.

Он вытащил из пачки «Мальборо» сигарету и протянул ее девушке, а когда та уверенно, почти по-мужски, размяла кончик пальцами, чиркнул зажигалкой. Галантный кавалер, который хочет угодить своей даме.

– Спасибо, – пыхнула Ангелина густым дымком.

На ее щеках едва заметными штришками обозначились морщинки.

– Его зовут Сергеем, но фамилии его я не помню. В молодости мы часто сталкивались на квартирах у наших общих знакомых. – Подумав, она добавила: – Разумеется, он меня трахал. Именно этим он и занимался, когда его взяли за убийство… Только не надо на меня так смотреть! – предостерегающе взмахнула рукой Ангелина, и пепел, сорвавшийся с кончика ее сигареты, осыпался на пол. – Да, трахал! И когда нашел меня после отсидки, первым делом установил меня в позу. Любовник он, честно говоря, бесподобный, может час работать без перерыва. Но меня он взял не этим. Страх и деньги – вот перед чем я не смогла устоять. Ну а теперь, видно, пришло время замаливать грехи…

Пока что Ангелина только начала исповедоваться, но от ее рассказа, где вещи назывались своими именами, осталось тяжелое чувство. Ее уже увели, но еще несколько минут после этого в кабинете царило молчание. Наконец Крылов не выдержал:

– Слушай, капитан, неужели это правда – насчет блокнота с женщинами? Индийская кобра… Камасутра.

Шибанов сдержанно улыбнулся:

– Нет, конечно. В блокноте Чертанова нет ничего, кроме телефонов и имен. Просто однажды утром он вскользь обмолвился о бурно проведенной ночи, и его фраза заинтриговала меня настолько, что я ее запомнил.

– Да, очень образно сказано, – согласился Крылов, глядя на дверь, за которой скрылась Ангелина.

Глава 14

ДЕЛО ПАХНЕТ КЕРОСИНОМ

Альберт Сафин еще раз взглянул в зеркало. Все как положено: китель сидит безукоризненно, брюки отглажены, стрижка короткая, пробор безупречен. И все-таки что-то не то… Ага, пушинка на левом погоне! Альберт небрежно сдул ее. Вот теперь полный порядок.

Он вышел из квартиры. Старательно, на два оборота закрыл каждый из двух замков и уверенно стал спускаться вниз.

На лестничной клетке между вторым и первым этажами стоял мужчина, прислонившись к перилам. Похоже, что он был пьян.

Раздражение едва не выплеснулось наружу. Ставишь тут кодовые замки, домофоны, так нет же, каким-то непонятным образом всякие ханыги проникают внутрь и обживают все свободные углы. Не далее как вчера вечером завалился в подъезд какой-то бомж и, развалясь у батареи, проспал полдня.

Полковник Сафин хотел пройти мимо, чтобы ненароком не зацепить выставленный в сторону локоть, но человек вдруг повернулся, прижав его к стене. Это был шантажист с набережной. Кричать было бесполезно.

– Испугался, – удовлетворенно констатировал шантажист. – Вон как глаза от страха вытаращил. Верно, меня надо бояться. Я человек опасный.

– В чем дело? Я все сделал, как мы договаривались!

Тут Сафин почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в живот. Он опустил глаза вниз и увидел темный ствол пистолета.

– Впечатляет? – поинтересовался Серый. – Да, такая вещь может убедить кого угодно, – он слегка повернул пистолет, и полковник почувствовал, как холодный металл ввинчивается в кожу. – Мне казалось, что мы с тобой достигли полного взаимопонимания, а ты, оказывается, решил шутки шутить. Как же это понимать? Или ты хочешь, чтобы одним нераскрытым убийством стало больше? – пожал плечами Серый. – Я могу это устроить. Дело в том, что убийц даже не станут особенно искать. Ведь за двадцать лет твоей службы отыщется не одна сотня зэков, у которых ты попил кровушки. Так что это будет типичный «глухарь».

– Говорю же, я все сделал! – пропыхтел Сафин.

– Почему же Чертанов до сих пор не опущен?

– У него нашлись покровители.

– Кто?

– В «индии» сидят воры в законе, они отписали маляву, чтобы его не трогали.

– Интересно получается, – процедил Серый. – Я всегда подозревал, что Бес – парень ушлый. Гляди-ка, из какой переделки вывернулся! – это прозвучало почти восхищенно. – Но мы с тобой тоже не лыком шиты, а, полковник?

Сафин, которого под конец этой реплики он ткнул пистолетом в живот, коротко подтвердил:

– Да.

– Значит, нам нужен новый план?

– Да-а!

– Радуйся, он у нас есть. Сделай так, чтобы воров перевели из Матросской Тишины.

– Это не в моей компетенции.

– А мне наплевать на твою компетенцию. Делай, что велено. Не все же тебе девочек языком щекотать. – Серый тихонечко засмеялся, но вдруг угрожающе сдвинул брови: – Я не слышу ответа!

– Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах.

– Ну вот и славно, – Серый отошел на два шага. Руку он не опускал, и ствол, направленный в живот полковника, по-прежнему дышал смертью. – Я сейчас выйду, а ты не выскакивай сразу за мной, не размахивай руками. Подобная спешка может тебе дорого обойтись. Лучше постой немного, подумай, можешь даже выкурить сигарету. Все равно ты вышел на четыре минуты раньше.

Серый спустился на один лестничный пролет и обернулся:

– Да, забыл посоветовать. Сбросьтесь с жильцами по червонцу да наймите какого-нибудь отставника за порядком следить. А то застрелят, не дай бог, какого-нибудь уважаемого полковника в подъезде среди бела дня, и даже свидетелей не сыщешь. – Толкнув дверь, он исчез.

Сафин с минуту стоял неподвижно, прислушиваясь к ударам собственного сердца, заглушающим гудки автомобилей, доносящиеся с улицы. Наконец, едва справляясь с дрожью, он достал пачку сигарет, сунул сигарету в зубы и тоже вышел на улицу.

В лицо ударил пронизывающий ветер и заставил его озябнуть до самых костей. Машина стояла на обычном месте, прижавшись левым боком к тротуару. Шофер нетерпеливо прохаживался по двору и посматривал на часы. При виде Сафина он удивленно застыл:

– Что с вами, товарищ полковник?

– А что? – вяло отреагировал Сафин, чувствуя, что арктический холод уже отморозил половину его нутра.

– Да вы сигарету обратной стороной в рот засунули… фильтром наружу.

– Ах, это, – рассеянно протянул полковник, понимая, что на один анекдот в гараже станет больше.

Оперативное совещание, назначенное накануне на девять, пришлось перенести. Шантажист не шутил, Сафину достаточно было посмотреть ему в глаза, чтобы сделать такой вывод. Матовые, почти непроницаемые глаза эти напоминали зрачки ящера, терпеливо выслеживающего добычу. И похоже, что он определился в своем выборе.

Единственным человеком, который мог помочь полковнику в этой щекотливой ситуации, был его однокашник Севка Самойлов, осуществлявший надзор за местами лишения свободы. Уже год, как он нацепил большую звезду и рассматривался как реальная кандидатура на должность замминистра. Человек серьезный, обстоятельный. И, глядя на его сдвинутые брови, трудно было поверить, что Севастьяна Никифоровича чуть не турнули с первого курса за аморалку. Ведь не каждому из курсантов удается соблазнить заведующую библиотекой среди стеллажей с собраниями сочинений классиков марксизма-ленинизма.

Надо отдать должное Севке, своего однокашника и приятеля по бурной молодости он не забывал и использовал всякую возможность, чтобы протащить его наверх. Да и хозяином следственного изолятора Сафин стал не без его помощи. Всегда степенный и значительный с подчиненными, Сева Самойлов в присутствии старого друга превращался в задорного мальчишку, каким был лет двадцать пять назад. И которого ничего не интересовало, кроме бутылки портвейна и стройных женских ножек.

Иногда Альберту Сафину казалось, что министерское руководство специально ставит на ключевые посты отъявленных бабников и пьяниц. Такими людьми легче управлять, да и компромат особенно долго подыскивать не нужно. Как бы там ни было, но Самойлов был настоящим мужиком и всегда мог постоять за своих приятелей. А главное, много за это он не попросит.

Поразмыслив, Сафин уверенно набрал знакомый телефонный номер. В это время Самойлов находился на своей даче в районе Можайского шоссе. Домик крепкий, аккуратный. Оно и понятно, трудные министерские будни заставляют думать о собственном здоровье и возводить на природе особняки стоимостью в два миллиона долларов. Но что интересно, вряд ли на своей даче он находился один. Он вообще не переносил одиночества и относился к нему едва ли не как к худшему из наказаний. Скорее всего, организовал какой-нибудь мальчишник, который в конце дня должны будут скрасить какие-нибудь центровые путаны.

Трижды прозвучали длинные гудки. А не рано ли? Полковник Сафин нервно вскинул руку, посмотрев на часы, но тут же в трубке раздался бодрый голос Самойлова:

– Слушаю!

– Сева, я звоню тебе по важному делу…

– Опять по делу! А просто так позвонить нельзя, а? – радостно отозвался Севка. – Приехал бы, навестил. Поговорили бы о жизни, былое вспомнили. Давай, я тебя жду. – Он усилил нажим: – Тут для тебя уже сюрприз заготовлен…

– Какой? – не удержался от вопроса Альберт.

– Можешь не сомневаться, приятный. Так сказать, во всех отношениях. Правда, я его малость помял этой ночью, но ничего, товарный вид сохранился… Вон он лежит, попкой кверху… И знаешь, как называется этот сюрприз?

– Как же? – усмехнулся Сафин.

– Валя. Мне кажется, это твое любимое имя. Угадал?

Генерал-майор намекал на случай, когда они, будучи еще курсантами второго курса, навещали по графику медсестру училища. А когда их увольнительные совпадали, то они заявлялись к хохотушке-медсестре слаженным тандемом. Эту девушку звали Валентина. Помнится, она вышла замуж за старшекурсника, который с легкостью простил ей мелкие девичьи шалости.

Но Сафин тут же вспомнил и другую историю, более свежую. Вспомнил также, чем она закончилась. И сделал серъезное лицо:

– Придется отложить это дело. Недосуг.

– Мне тоже не до сук, – с грустью в голосе заметил Севка Самойлов. – Однако ничего не поделаешь, приходится и ими заниматься. Ну, ладно, чего у тебя там?

– Моих подопечных Смолу и Скока знаешь? – напряженно спросил Сафин, подводя разговор к самому главному.

– Кто же не знает таких людей? Настоящую птицу видно по полету, – удовлетворенно протянул генерал-майор.

Севка Самойлов не любил терять время понапрасну. Наверняка в этот самый момент он поудачнее прилаживался к обещанной Альберту Валечке и свободной рукой держал ее за талию.

– Мне бы хотелось, чтобы их перевели в другой изолятор. Например, в Бутырку.

Севка ненадолго умолк, обдумывал сказанное.

– Так, – протянул он задумчиво. Очевидно, в это время его достоинство скукожилось. – А ты хорошо подумал, о чем просишь?

Подобного тона полковник Сафин не ожидал. Неприятно прозвучал вопрос дружка. Жестко. Мог бы и поберечь нервную систему бывшего однокашника.

Хотя, если разобраться, в вопросе генерал-майора крылась своя сермяжная правда. Этапирование воров в законе всегда особый случай. Как правило, он согласовывается на самом верху и никогда не происходит спонтанно. Конечный пункт назначения держится в строжайшем секрете, и даже начальники тюрем узнают о важном госте всего лишь за несколько часов до его прибытия.

Этапирование вора сопровождается бунтом заключенных, не желающих расставаться со своим смотрящим. Зона без законника сиротеет. Без папаньки ее обитателей может обидеть каждый. С уходом вора зона либо приобретает буроватый оттенок и даже становится «красной», либо в ней воцаряется трехглавый змей по имени Беспредел. Вора никогда не поместят в транзитную тюрьму, опасаясь волнений заключенных, эшелон с законным стоит на дальних запасных путях, терпеливо дожидаясь зеленой отмашки. Караул служит в усиленном режиме и несет вахту так же строго, как если бы это было первое лицо государства.

Куда ни глянь, со всех сторон хлопотно, даже если это плановое этапирование.

– Сева, я тебя часто о чем-то прошу? – с укором спросил Сафин.

– Ну-у, в принципе… случалось! – значительно произнес Самойлов. – Помнишь Катьку из консерватории? Я уступил ее тебе за бутылку водки.

– Я не о том, – мгновенно отреагировал полковник. – Вспомни что-нибудь посерьезнее.

Самойлов сокрушенно вздохнул.

– Хочу сразу тебя предупредить, одного моего желания недостаточно. Мне нужно будет переговорить кое с кем. Ты понимаешь, о чем я? Лично мне ничего не надо, но сумма будет немалая.

– Я согласен.

– Считай, что договорились. Дня через три… Максимум через неделю их переправят. Куда?.. Не знаю, не спрашивай! Ладно, все. Тут у меня женщина очень нетерпеливая. – И уже бодро Самойлов предложил: – А то приезжай! Нам есть что вспомнить!

– Я подумаю, – произнес Альберт Сафин, укладывая на рычаги трубку.

Проблема была решена. Майка неприятно прилипла к телу, сказалось напряжение. Сегодня же вечером недостаток влаги нужно будет восстановить крепким холодненьким пивком. Что касается баб, то ну их к лешему!

* * *

Смолу и Скока увозили по-тихому, поздним вечером. Воры не успели даже отписать прощальную маляву бродягам, которая передавалась бы из камеры в камеру как некоторое руководство к действию.

В камеру вошло несколько дежурных и, предвидя возможные возражения, попросили воров поторопиться, выразительно постукивая тяжелыми дубинками по ладоням. На лицах вызов – а попробуй возрази!

Презрительно усмехнувшись в наглые физиономии, законники похватали свои сидорки и отбыли в неизвестность.

Новость заключенных ошеломила. В тюрьме начиналась большая буза, сначала по-тихому. В десяти хатах почти одновременно тридцать зэков в знак протеста перерезали себе вены. Сокамерники не отговаривали блатных (в тюрьме каждый отвечает сам за себя), даже с некоторым интересом наблюдали за всем происходящим. А отрицалы не блефовали: закатали по локоть рукава и, примерившись монетой, заточенной до остроты лезвия, безжалостно искромсали запястья. И лишь когда кровь брызнула фонтаном, заливая цементный пол камер, несколько зэков повскакивали со шконок и, стуча в дверь ногами, заорали истошно:

– Довели, суки, кровопийцы хреновы! Открывай дверь! Здесь люди помирают!

Еще в тридцати камерах зэки объявили голодовку. В других десяти – блатные забаррикадировались изнутри, переломав шконки. А в первом корпусе, где обычно проживали мужики, народ в общем-то тихий, зэки не пожелали вставать при визите тюремного начальства.

Флюиды ненависти тяжелыми сгустками расползались по всему учреждению, все сильнее отравляя пространство. А ближе к обеду на территорию тюрьмы въехали экипированные спецназовцы и по-хозяйски заняли все этажи здания.

И когда казалось, что столкновения не избежать, неожиданно конфликт угас – с воли от двух десятков законных пришла малява с просьбой поберечься и оставить силушку для благих дел. Очень немногие могли знать о том, что администрации тюрьмы пришлось пойти на большие уступки законным, чтобы заключенные не «разморозили» следственный изолятор.

Уже на следующий день в «индию» были препровождены три других вора в законе, и вся тюрьма надорвалась от приветственных криков.

Новые обитатели «индии» были людьми серьезными, прекрасно известными своими деяниями по другим колониям. И назначение их было далеко не случайным, следовательно, тюрьму ожидали немалые перемены. Первый признак грядущего нового порядка Михаил Чертанов ощутил на себе. Лишившись покровителей, он почувствовал, как вокруг него вновь сомкнулось враждебное поле, которое казалось настолько осязаемым, что достаточно было всего лишь протянуть руку, чтобы почувствовать его упругость.

Даже тщедушный Печенка обнаглел настолько, что, встретившись с Чертановым взглядом, прошипел:

– Что, кончился для тебя курорт, легавый?.. Намыль задницу, чтобы не так больно было.

Коротким ударом, практически без замаха, Чертанов ткнул замухрышку в живот, и тот, сжавшись в комок, с полчаса не мог отдышаться.

– Вот что я тебе скажу, – тихо сказал Чертанову Мартын. – Ты бы поберег свои нервы и кулаками зря не махал, народ у нас злопамятный, не ровен час, проткнут тебя заточкой во время сна. А то и по-другому могут сделать – раскачают за руки да за ноги и о стену приласкают. А потом скажут, что ты со шконки упал. И ведь отыщется полсотни свидетелей, которые подтвердят, что так оно и было. У нас здесь менты не в чести, а потом, сам понимаешь, власть сменилась, и прежние договоренности как бы не в счет. От себя хочу добавить, что непродырявленным тебе ходить всего лишь несколько дней. Максимум неделю, слишком многих людей ты успел обидеть, – лицо смотрящего хаты выражало сочувствие. – Тебе что-нибудь известно о вновь прибывших ворах? – неожиданно спросил Мартын.

– Немного, – признался Чертанов.

– Тогда послушай, что я тебе скажу, – понизил голос Мартын, хотя в этом не было необходимости. Стоило им присесть на шконку, как вокруг них образовалось пространство, которое отважился бы пересечь только самый отчаянный. – Сейчас в «индию» прибыли три вора в законе. По статусу как будто они все равны, но на самом деле это не совсем так. Лишь один из них крестовый и получил корону на зоне, а остальные двое были коронованы на воле. Так вот, тюрьма в первую очередь будет прислушиваться к голосу крестового. Он хоть и молодой, ему всего лишь за тридцатник перевалило, но парень правильный и за понятия стоит горой.

– Ты его хорошо знаешь?

Лицо смотрящего расползлось в довольной улыбке:

– А то как же! Мы с Василом в Екатеринбурге на одной пересылке месяц прожили. Во всех камерах беспредел стоял, залетные мужиков до нитки обирали, а он пресекал… Уважал мужиков. На них ведь вся зона держится, если возропщут, так такая буза пойдет, что не удержишь. А ментов Васил всегда ненавидел, – в глазах смотрящего появился холодный блеск. – Ни на какие уговоры не поддается. Сразу прописку к Параше Ивановне делает. Максимум, что я могу для тебя сделать, так это пока не сообщать о твоем здесь пребывании. Хотя чего там, – махнул рукой Мартын, – если не от меня, так от других все равно узнает. Так что готовься к худшему.

Чертанов сунул руку в карман. Пальцы нащупали тигриный клык, который ему чудом удалось пронести. Неожиданно он улыбнулся, отыскав желанное успокоение:

– Посмотрим. Меня тоже без хрена не сожрешь.

* * *

Ангелина закрыла глаза и унеслась в прошлое.

Сказать о том, что детство ее было трудным, значит, ничего не сказать. Она и сестра не в игрушках недостаток испытывали – в обычном хлебе.

Когда обеим было по три года, пьяница-мать оставила их около винного магазина. Отец, обеспокоенный долгим отсутствием супруги, которой были выданы средства на совместную опохмелку, отправился на ее поиски, и нашел только дочерей, послушно стоявших у дверей магазина.

Матери девочки больше не увидели. Ее, как утверждали случайные прохожие, увели за собой случайные собутыльники, и трудно сказать, какая причина помешала ей найти обратную дорогу.

Лет десять спустя сестры бросили школу, чтобы начать обучение в своих университетах жизни. Ангелина была на полтора года младше, но оказалась более способной ученицей. Если ее сестра, пройдя по рукам сверстников и мужчин постарше, очень скоро вышла замуж и угомонилась, то Ангелина сделала распутный образ жизни своей профессией.

Классная проститутка из нее не получилась в силу строптивости характера, но, поднабравшись сексуального опыта, она начала карьеру клофелинщицы, работая без прикрытия, в одиночку, на свой страх и риск. Зато и делиться добычей ни с кем не приходилось. Иногда она также выполняла роль наводчицы, получая не менее десяти процентов добычи. Ее заказчиками в таких случаях становились гастролеры, отделаться от которых ей не составляло большого труда.

Так бы и жила Ангелина, не зная горя, если бы судьба не столкнула ее с Сергеем Назаровым. Он давно уже не был тем приблатненным пареньком, с которым Ангелина перепихивалась на хате у Гончара от нечего делать. На его руках была человеческая кровь, а взгляд стал таким тяжелым, что у Ангелины обмерло сердце, когда она вновь встретилась с ним.

– Се… Сергей?

– Можешь звать меня Серым, – поощрительно улыбнулся он. – Кстати, я не помню твоего имени. Ты запомнилась мне просто как Чернобурочка, одна из сестричек-лисичек. Вы как, все еще практикуете позу «бутерброд»?

– Нет, – холодно ответила Ангелина. – Я работаю референтом у одного очень богатого человека.

Беседа происходила в крытом плавательном бассейне комплекса «Олимпийский». Серый окинул взглядом ее фигуру в белом купальнике и кивнул:

– Верю. С твоими-то данными!

– Мне пора, – улыбнулась Ангелина. – Начальник ждет.

– Милиции?

– Что?

Серый словно не расслышал ее вопроса.

– В милицию ходить не советую, – сказал он с неприятной улыбкой. – Там обязательно известят кого-нибудь из твоих клиентов, и тогда тебе амба. Тебя ведь такие люди ищут… – Он покачал головой. – Ты теперь настоящая знаменитость. Один человек, которому ты подмешала в коньяк свое зелье, объявил за твою голову награду – десять штук баксов. Извини, Чернобурочка, но я только что откинулся и испытываю катастрофическую нехватку финансов.

Ангелина пообещала ему дать столько же, и он согласился. Но с его стороны это был такой же блеф, как и с ее. У проходного подъезда, в который она намеревалась нырнуть якобы за долларами, Серый отвесил ей пару оплеух и пощекотал шею каким-то острым предметом, похожим на шило. Тут и Гончар подоспел. Все втроем отправились на Ленинградский проспект, где подкараулили незнакомого Ангелине мужчину. Его ограбили и убили, а потом дали Ангелине в руки пистолет и заставили ее еще раз нажать на спусковой крючок. Все это фиксировалось на фотоаппарат, которым потом научили пользоваться и ее. И вскоре Ангелина так запуталась в отношениях с Серым, что ощущала себя мухой, попавшей в сети паука.

Однажды он заметил ее подавленное состояние и сказал:

– Будем считать, что испытательный срок ты прошла. Теперь ты будешь получать за свою работу неплохие деньги.

– Я не умею убивать, – потрясла головой Ангелина. – Нет, нет… Я не могу!

– Не беспокойся. Когда ты была наводчицей, у тебя отлично получалось кружить мужикам головы. Именно этим тебе придется заняться и теперь.

– Кто он?

– Михаил Чертанов. Тот самый мент, который взял меня в тот интересный момент, когда я поставил тебя раком, помнишь? – Лицо Серого перекосила гримаса. – Я желаю позаботиться о его будущем. А твое будущее напрямую зависит от того, насколько хорошо ты сумеешь втереться майору в доверие.

– Ты можешь мне сказать, для чего тебе это нужно? – спросила Ангелина. – Ну, ударил, ну наручники надел. Так за дело же, если разобраться.

Левой рукой Серый протянул ей аванс – полторы тысячи долларов. А правой съездил Ангелине по лицу, предупредив:

– На все твои вопросы у меня имеется только один ответ! Хочешь спросить меня еще о чем-нибудь?

Разумеется, Ангелина промолчала и, разумеется, познакомилась с Чертановым. Это не составило для нее большого труда. Чертанов принадлежал к числу тех мужчин, которые с жадностью набрасываются на все, что движется, так что очень скоро список ее побед пополнился еще одним красивым экземпляром.

– Ну и как он? – поинтересовался Серый, когда ее успех был не только достигнут, но и закреплен.

– Да вы, мужики, все одинаковые. А то, что у вас между ног…

– Заткнись! – жестко оборвал ее Серый. – Расскажи мне о его окружении, друзьях. Чем он занимается вне работы?

Ангелина пожала плечами:

– Я с ним встречаюсь уже две недели… У него очень широкий круг общения. В любом ресторане обязательно находятся люди, с которыми он в самых приятельских отношениях. Но наиболее часто Михаил встречается с Егором Лариным, он тоже опер, только бывший. – Серый понимающе кивнул, давая понять, что догадывается, о ком идет речь. – Ларин возглавляет какую-то крупную компанию, я даже конкретно и не знаю, чем они там занимаются. Но бизнес у него явно процветает.

– Ясно. Что еще можешь сказать?

– Михаил дружит с заместителем Ларина.

– Как его зовут?

– Николай Сдобин. Частенько они собираются втроем у Сдобина в квартире.

– Вот как? – неожиданно заинтересовался Серый. – И что они у него делают?

Ангелина непроизвольно хмыкнула:

– А что еще могут делать несколько мужиков, собравшись в одном месте? Сидят, выпивают.

– Как этот Николай относится к тебе?

Ангелина неопределенно пожала плечами:

– Трудно сказать, но, по-моему, с какой-то отчужденностью.

– Признаюсь, меня эти посиделки у Николая очень заинтересовали. Сделай так, чтобы лед недоверия между вами растаял. Думаю, тебя не нужно учить, как это делается? Сострой ему глазки, сделай пару комплиментов, что-нибудь о силе и интеллекте, и считай, что и этот мужчина твой. Для убедительности можешь пару раз с ним переспать. Постель, она закрепляет отношения. И смотри работай в полную силу!

– А если он спросит, почему я решила изменить Михаилу с ним?

– Обычно мужчины не задают таких вопросов… Разве что какие-нибудь самые недалекие. Но если что-то подобное прозвучит, скажешь, что у тебя с Чертановым чисто приятельские отношения и никаких обязательств вы друг другу не давали. Понятно?

– Чего уж не понять, – фыркнула Ангелина.

Николай Сдобин мало чем отличался от своего приятеля. В этом Ангелина убедилась при первом же свидании. Оба обожали почему-то экстремальный секс, и она отдалась Николаю на кухонном столе под напористую музыку информационной телепрограммы.

На расспросы Серого она без стеснения поведала ему о своем маленьком приключении, со смехом рассказав о том, что нечаянно столкнула со стола блюдо с закуской. Но темпераментного любовника брызги хрусталя заставили лишь ускорить темп.

После того как Ангелина закончила свой рассказ, Серый бесстрастно поинтересовался:

– Когда на хате Сдобина намечается очередная гулянка?

– Через три дня, в пятницу.

Ангелина вдруг поймала себя на мысли, что начинает входить во вкус авантюр. Она сама не знала, почему ее притягивает к себе этот опасный человек, взявший над ней такую власть. В Сером было что-то звериное, почти первобытное. С ним было интересно и одновременно страшно. А опасность, словно сильнейший наркотик, уже сумела проникнуть в ее кровь, и теперь она без конца требовала увеличить дозу.

За все это время Серый притронулся к ней лишь дважды. И то это происходило буквально на ходу, без всякого обычного приготовления, какое случается между мужчиной и женщиной. Делал он это поспешно и очень грубо, как будто нужду справлял или очень спешил по своим важным делам. Рассказывая Серому о своих сексуальных похождениях, Ангелина хотела вызвать в его сердце нечто похожее на ревность, но, к своему немалому удивлению, обнаруживала, что он сохраняет холодное безразличие. Его душа представляла собой какое-то грязное болото, в котором без следа утопало все живое.

Серого интересовал только Чертанов и его компания. Он вообще напоминал ненормального, помешанного на своей мести.

– В пятницу, – повторил он. – Чертанов там будет?

– Обязательно. Они всегда собираются вместе.

– Хата у этого Коли нормально упакована? – неожиданно спросил Серый.

– Не так, чтобы очень. Но у него дома полным-полно всяких старинных вещей. А что, собираешься потрясти Сдобина?

– Сама все увидишь. Ты пойдешь со мной. Хату мы возьмем за час до того, как туда явится Чертанов.

– Зачем тебе это нужно?

Пальцы Серого с силой сжали девичью ладонь.

– А ты не догадываешься?

– Отпусти, – попыталась освободиться Ангелина. – Мне больно!

– Все очень просто. – Серый ослабил хватку. – Я хочу поквитаться с нашим общим знакомым. Ты получишь пятьдесят процентов в доле, если захватишь некоторые вещички Чертанова и отнесешь в квартиру этому Николаю. Понятно?

– Да.

– Вот и отлично! – Пальцы Серого неожиданно разжались, и он примирительно погладил девушку по руке. – Ты придешь к Николаю за два часа до назначенного времени. И постарайся сделать так, чтобы он ничего не заподозрил. У тебя это получится, моя радость, не мне тебя учить. Выключишь дважды свет, я буду знать, что ты уже готова. А потом останется открыть дверь. Ты все поняла? Или тебе рассказать, что будет с тобой в том случае, если ты откажешься?

– Я все поняла, – безрадостно произнесла Ангелина, в очередной раз сознавая, что целиком находится во власти Серого.

* * *

Появление Ангелины оказалось для Николая настоящим сюрпризом. Он ошалело моргал глазами от растерянности, позабыв пригласить девушку в квартиру. А когда Ангелина мягко напомнила, что очень неуютно чувствует себя на лестничной площадке на виду у любопытных соседей, он широко распахнул дверь, словно приглашал ее не в холостяцкую обитель, а, по крайней мере, во Дворец бракосочетания.

– Проходи. Я чрезвычайно рад, но это несколько неожиданно. Ты же знаешь, что через пару часов должны подъехать Егор с Бесом. Мы собираемся немножечко покутить, потом съездить куда-нибудь в казино, – перечислял Николай возможные развлечения в коридоре своей квартиры. – Что у тебя за сумка, уж не надумала ли ты ко мне переезжать?

– А ты уже испугался?

– Просто неожиданно как-то…

Ангелина взглядом профессиональной наводчицы окинула комнату и со сдержанностью, на которую была способна только чувственная дама, произнесла:

– А у тебя здесь очень даже хорошо… Я у тебя всего лишь третий раз, и меня всегда удивляет уют, которым ты себя окружил. Даже не верится, что все это создано без вмешательства женщины.

Николай чуть улыбнулся:

– Почему же без вмешательства? Мне даже как-то неловко слышать этот упрек. – Он подошел к дубовому шкафу и взял с него нефритового львенка. – Этот подарок мне сделала моя предпоследняя женщина на день рождения. По знаку Зодиака я Лев… А вот эта картина, – показал он на голую амазонку с копьем в руке, – подарок последней моей женщины. Не правда ли, хороша? – Николай остановил свой взгляд на бедрах Ангелины, которая, сев на небольшой диванчик, закинула ногу на ногу. Она прекрасно знала, что короткое платье задралось и выгодно показывает ее прелести. Хозяин ненадолго задержал взгляд на резинках, крепко удерживающих ажурные чулки, и продолжал: – Если здесь покопаться, то отыщется немало таких вещей, что оставили мои прежние возлюбленные. Многие из них уже изрядно подзабыты. Без этих мелочей моя квартира выглядела бы полупустой.

– А вот эту вещичку тебе подарила тоже женщина? – показала Ангелина на футляр из красного дерева, в котором покоился старинный пистолет. – Наверное, с намеком на то, что если ты ее разлюбишь, то она тебя непременно застрелит?

– Ха-ха-ха, – весело рассмеялся Николай. – У тебя всегда с чувством юмора был полный порядок. Здесь немного другая история. Это наша семейная реликвия. В некотором смысле символ, что ли. – Он вытащил из бархатного вместилища пистолет и любовно погладил цевье. – Сейчас он стоит очень больших денег.

– Сколько? – непроизвольно вырвалось у Ангелины.

Николай задержал на девушке взгляд, уловив на миг чертиков, проклюнувшихся в ее глазах, и, видимо, решив, что ему показалось, честно признался:

– Много. Это целое состояние. Само по себе это оружие редкость, а этот экземпляр еще и инкрустирован золотом. А если бы ты знала, какие люди держали его в руках! Ну да хватит об этом, – положил он пистолет на место. – Ты что будешь, чай, кофе?

– Давай лучше чаю, – с милой улыбкой пожелала девушка и посмотрела на старинный комод, который, по всей видимости, был современником пистолета и достался хозяину в качестве наследства.

На его средней полке Николай держал постельное белье, и между пододеяльниками и простынями лежал небольшой пластиковый пакетик, в котором было тридцать тысяч долларов. Свою задачу Ангелина видела в том, чтобы до прихода Серого вытащить эту пачку и положить ее к себе в сумку. Только вот как? Коля совершенно не желал уходить из комнаты и, распахнув глаза, таращился на ее ноги, как будто впервые видел живую женщину.

– Ладно! – наконец очнулся он. – Я тоже предпочитаю чай. Ты пока посиди здесь, а я быстро все приготовлю.

Сдобин ушел на кухню, и скоро оттуда послышался звон разбитой посуды.

– Черт бы ее побрал! – глухо ругался хозяин. – Сегодня меня явно ждут неприятности, это была любимая чашка моей матушки. – Ангелина лишь улыбнулась. – Ты там не скучай, я сейчас быстро тут все уберу и приду к тебе, – заверил Николай.

– Ты не торопись, Коля, – голос женщины звучал убаюкивающим ручьем. – Делай все как нужно, главное, чтобы на полу не осталось осколков. – Ангелина поднялась и направилась к шкафу. – Чтобы не вышло большей неприятности.

– Да уж, – расстроенно выдохнул Николай. И через минуту она услышала шуршание веника о пол. Работа продвигалась и у хозяина квартиры, и у гостьи.

Осторожно, стараясь не скрипеть паркетным полом, она сделала еще один шаг. Взялась за ручку двери, шкаф не открывался. Закрыто на ключ. Не доверяет гостям. Где же могут храниться ключи? Ангелина пошарила рукой наверху. Негромко звякнул металл. Ага, вот они. И тонкие длинные пальчики подцепили связку.

– Ты там без меня не скучаешь? – послышался из кухни голос Николая. Кажется, он управился с последними осколками.

– Нет, Коля, я набралась терпения и жду чая. Надеюсь, он у тебя превосходный. Такие мужчины, как ты, всегда заваривают чай по какому-то особенному рецепту.

Ангелина уже вставила ключ в замочную скважину и повернула. Щелчок получился негромким и был заглушен ее последней фразой. Она сунула мгновенно руку в стопку белья и вытащила плотный пакет, быстро спрятав его под кофточку. С кухни послышались шаги. Ангелина едва успела положить ключи на место и отскочить от комода на два шага, как в зале появился Николай.

– Рецепт у меня самый обыкновенный. Просто заварки не жалею! Ты чего вскочила-то?

– Просто хотела тебе помочь, – беззаботно ответила девушка.

– Я уже почти все убрал… Вот, возьми на столе журналы, полистай. Там о моде.

– Их оставила тебе на память прежняя любовница? – Ангелина взяла один из журналов.

– Зачем любовница? – увильнул от ответа Николай. – А если я их специально для тебя купил?

– Приятно… Ценю! – отвечала Ангелина, листая журнал.

Пакет с долларами царапал ей живот. Не очень-то приятно, но ради таких денег стоило смириться с некоторыми неудобствами. Ангелина подошла к окну. Вечер, ничего не видать. Где-то за деревьями должен прятаться Назаров. Она дважды щелкнула выключателем и, расположившись в кресле, продолжила рассматривать журнал. Коля умел ухаживать красиво. Этого у него не отнять. Из кухни он вышел с подносом в руках, на котором курились две чашки с чаем. В вазочке из розового хрусталя вишневое варенье. Он похвастался:

– Вишня из моего сада. Варенье получается великолепное.

Неожиданно погас свет.

– Ой, что это? – невольно вскрикнула Ангелина. На столе зловеще дзинькнула посуда. – Ты мне кипяток только на ноги не пролей! У вас часто такое бывает?

В комнате стало необыкновенно темно, свет не проникал даже с улицы, и соседний дом выглядел темной стеной, напрочь лишенной каких бы то ни было признаков жизни.

– Смотри, – подошел Сдобин к окну, – всюду свет отключили. Во всем микрорайоне. Что-то на линии случилось. – В некоторых окнах замерцали огоньки, – жильцы зажигали свечи. – Сейчас узнаю, – схватился он за телефонную трубку. – Хм… Странно, и телефон не работает. Что-то я не припомню такого. Ты здесь посиди пока, а я сейчас у соседей спрошу, может, они что знают.

Ангелина услышала, как он торопливо надевал в коридоре ботинки, потом отворил дверь. Через минуту послышалась какая-то непонятная возня, после чего послышалось раздосадованное бормотание Николая:

– Да вы что, ребята?.. К чему это?.. Ну пустите же!..

Дверь с шумом захлопнулась. Вспыхнул свет.

Ангелина увидела, что Серый уже прошел в комнату, перед ним пятился Николай, повинуясь стволу направленного на него пистолета. С расставленными в стороны руками, сильно ссутулившийся, сейчас он выглядел очень нелепо. Лицо у него как будто исказилось от непосильного труда, словно на плечи ему положили каменную плиту. Рядом с Серым возник Гончар, который тоже был вооружен пистолетом. Он не стоял на месте, а как будто бы пританцовывал, при этом кривился и без конца улыбался, строя всякие ужимки. Очень похоже на поведение шакала при крупном и могучем хищнике.

– Это и есть твой Коля? – неожиданно спросил Серый, обратившись к Ангелине.

– Да.

– Су-у-ка, – вырвалось у Сдобина.

Коротко замахнувшись, Серый ударил Николая по плечу рукояткой пистолета. Получилось весьма ощутимо. Сдобин потерял равновесие и, раскинув руки, повалился на пол, зацепив стоявшие на комоде старинные часы. Послышался тупой удар, и стекло брызнуло мелкими осколками.

– Не груби даме, – назидательно сказал Серый. Под его ногами хрустнуло стекло, он посмотрел на разбитые часы и с досадой произнес: – И вещи не порть, а то ни себе, ни людям… Ну, что уставился? Поднимайся, у меня к тебе разговор имеется.

– Тебе это зачтется! – прошипел Николай.

– А ты у нас, оказывается, герой, – уважительно протянул Серый, приподняв стволом пистолета окровавленный подбородок Сдобина, – уважаю таких. Особенно, если они – состоятельные люди. До меня дошли слухи, что ты человек не бедный. А потому я бы хотел восстановить социальную справедливость. Не поделишься ли своими накоплениями?

– У меня ничего нет.

– Герой, но жадный, – в голосе Серого послышались укоризненные нотки, – стоит на краю могилы и еще дерзит. В нынешние времена таких встретишь не часто.

Гончар угодливо хохотнул, держа пленника на мушке. Внимание Серого переключилось на Ангелину:

– А ты, куколка, ничего здесь не надыбала? Я же знаю, что ты без навара никогда не остаешься… Дай-ка я тебя обниму… Ой, какая ты мягонькая, – прижал он к себе девушку. – Какая ты тепленькая. А что это у тебя такое? – Рука Серого рывком задрала кофточку. – Ого! Да это же деньги! Доллары!

– Вот сучка! – горестно воскликнул Сдобин.

– И это говорит образованный человек! – покачал головой Серый. – Ну, право, это не по-джентльменски. – Он уверенно сунул пачку долларов в карман брюк. – К дамам нужен особый, деликатный подход… – Улыбнувшись, Серый отвесил Ангелине три звонкие пощечины подряд, приговаривая: – На нашем языке это называется крысятничество. Советую такого больше не повторять, если еще желаешь работать со мной. И советую не раздражать меня, когда я нахожусь на работе, а то я становлюсь чрезвычайно нервным… Гончар, свяжи этого козла, чтобы он не выкинул какой-нибудь неприятный фокус.

Пистолет Серого был направлен прямо в живот Сдобину. Гончар достал из небольшой сумки скотч и уверенно стал связывать им руки хозяина квартиры. Потом перешел к ногам, наматывая на них слой за слоем. А еще через несколько минут, стянутый клейкой лентой от плеч до самых лодыжек, Николай стал напоминать кокон какого-то фантастического насекомого.

Серый пребывал в хорошем настроении. Забавляясь, он переводил ствол пистолета с живота на голову пленника и удовлетворенно улыбался, когда Сдобин болезненно морщился в ожидании выстрела.

– Посади его на диван, – приказал Серый Гончару, – теперь он нам не опасен. – Когда пленник был брошен на диван, Серый устроился напротив в глубоком кресле и, глядя в расширенные от ужаса зрачки Николая, заговорил: – Первый мой вопрос: где ты прячешь золото?

– Вы меня не за того принимаете! – в отчаянии выкрикнул Николай. – У меня нет никаких денег и золота.

– Значит, ты утверждаешь, что эта валюта тебе не принадлежит. Прекрасно! А то я думал, что нарушил одну из заповедей. – Неожиданно и очень сильно Серый ударил его по лицу кулаком. Из носа Сдобина брызнула кровь. – Господи боже мой, – закачал он головой. – Какие же неудобства тебе причиняет твое дурацкое упрямство! Хорошо, я буду терпеливым и вновь задам тебе тот же вопрос, где ты прячешь золото и оставшиеся деньги? Представь себе, я ни за что не поверю, чтобы такой серьезный человек, как ты, хранил у себя дома какие-то несчастные тридцать тысяч долларов! По сегодняшним меркам это почти смешная цифра. Теперь этих денег не хватит даже девочкам на трусики. А ведь ты же привык жить на широкую ногу, все эти кабаки, казино требуют просто уйму денег! – голос Серого зазвучал почти возмущенно. – А ведь есть такие люди, которые едва ли не ежедневно просаживают там целые состояния! Сущее безобразие!

– Вы уже забрали все мои деньги! – задыхаясь, ответил Николай.

– Долго ты будешь испытывать мое терпение, тварь? Неужели ты думаешь, что человек моего уровня будет мараться из-за каких-то тридцати тысяч? Деньги давай, паскуда!

Следующим ударом Серый разбил пленнику бровь.

– У меня ничего нет, совсем ничего! – вскрикнул тот.

– Ну, тогда тебе и жить незачем! Молиться умеешь?

– Не убивайте!.. Возьмите пистолет, он очень дорого стоит. – Николай показал глазами на шкатулку, стоящую на комоде.

– Ну-ка, – оживился Серый, открывая шкатулку. – О-о, какая знатная работа! Девочка моя, – посмотрел он на Ангелину, – не дуйся. Прими эту вещицу в подарок и забудь обиды. А ты, Гончар, пошуруй в хате, не верю я, что здесь ничего нет.

Напарник послушно поднялся и занялся делом. Очень скоро он похвастался добычей, потрясая над головой ларцом из слоновой кости:

– Ух ты! Да одна только эта шкатулка на пять тысяч баксов потянет, не меньше! А внутри рыжевье да побрякушки. Если с умом сплавить, так тысяч на пятнадцать потянет…

Возбужденную речь Гончара прервал длинный звонок.

– Кто это? – тихо поинтересовался Серый.

– Теперь вам всем хана! – злорадно сказал Николай. – Это мои друзья пришли. Один из них в МУРе работает!..

– Как его зовут?

– Чертанов! Может, слыхал о таком?

Лицо Серого зло скривилось.

– Конечно же, наслышан. – Раздался еще один звонок, более нетерпеливый, чем прежний. – Личность известная… Пускай потопчется около порога, пальчики на двери пооставляет. Нам это только на руку. Окна выходят на другую сторону? – спросил он у Ангелины.

– Да.

– Давай на всякий случай выключим свет, вдруг надумают обойти дом.

Гончар щелкнул выключателем, и квартира погрузилась во мрак.

– Порядок. Ну, чего принцессу из себя строишь? – прикрикнул на Ангелину Серый. – Шторы задерни, ведь через окна могут посмотреть.

Ангелина быстро поднялась и тщательно занавесила окна.

– Если пикнешь, – ткнул Серый в скулу Сдобину пистолет, – убью. Мне терять нечего.

В дверь усиленно забарабанили, и чей-то приглушенный голос прокричал:

– Колян! Ты что, спишь, что ли? Мы тут для тебя такую мадам подогнали… Открывай, это твой шанс!

– Николай, открывай, это твоя судьба! – раздался другой голос, задорный, боевой.

И вновь стук в дверь. Несколько минут в дверь стучали и раздавался приглушенный разговор, затем все стихло. И вскоре громко, будто бы в досаде, хлопнула дверь подъезда.

Осторожно, стараясь не скрипеть, Серый подошел к двери и долго разглядывал в глазок лестничную площадку. Когда он вернулся, лицо его кривилось в злобной усмешке:

– Ну, и где твой Чертанов? Бросил тебя.

– Что вы собираетесь со мной делать? – глаза Сдобина в ужасе застыли.

Серый сделал еще один шаг и теперь приблизился к нему почти вплотную.

– Знаешь, ты ни в чем не виноват. Не держи на меня обиду. Просто тебе не повезло. Твоя беда в том, что ты связался с Чертановым.

Ангелина сидела в кресле и сосредоточенно рассматривала облупившийся лак на ногтях. С такими руками стыдно появляться даже в общественном транспорте.

– Ангелина, – негромко позвал Серый. Девушка никак не отреагировала. Наверняка в своих мыслях она была на полпути к маникюрному кабинету. – Ты уснула, что ли?

– Что тебе? – она вскинула глаза.

– Вещи Чертанова принесла?

– Да, они в сумке.

– Разбросай их по комнате. Да свои пальчики не забудь всюду протереть. Поверь мне, тюремная баланда способствует увяданию кожи. Потом жди нас в кухне. Сейчас здесь начнется суровая мужская работа, это не для твоих ясных глаз…

* * *

История Ангелины обросла новыми подробностями, но пригляднее от этого не стала. Помолчав, полковник Крылов побарабанил пальцами по столу и глухо спросил:

– После налета вы продолжали встречаться с Назаровым?

– Да, мы виделись несколько раз, – призналась Ангелина.

– Где он живет? У Гончара на квартире пусто.

– Не знаю. Он очень осторожный. Снимает квартиры на пару дней, а потом их меняет. Обычно он мне звонит, и мы договариваемся о встрече. Я ему не могу отказать, он очень страшный тип. Если я откажу ему, то он меня просто убьет… Меня посадят? – неожиданно спросила Ангелина.

Крылов невольно крякнул. Ситуация далеко не веселая, но его губы так и норовили растянуться в улыбке. Опасная наводчица сейчас напоминала пятилетнюю девочку, которая боится наказания за разбитую вазу.

– А вы как думаете, если по вашей вине убили человека?

Взгляд у полковника был суров. Пятилетняя девочка должна понять, что вряд ли сегодня наказание будет устным, ей непременно придется отстоять положенное время в темном углу.

– Может… я как-то смогу вам помочь… чтобы срок был не такой большой?

Ангелина с надеждой посмотрела на полковника. Прямо Мальвина, падающая в обморок при одной мысли о страшной плети Карабаса-Барабаса.

– Ничего не могу обещать, но подумать можно, – буркнул Крылов.

На самом деле он уже все обдумал.

Антикварщики временно затаились, но беспредельщик, нагнавший ужас на криминальную империю Варяга, продолжал свою вендетту. Судя по почерку, действовал неуловимый Сергей Назаров по кличке Серый.

Вчера поздно вечером были убиты еще двое рэкетиров, притом в самом центре Москвы, недалеко от станции метро «Пушкинская». Оба были застрелены в машине. Очевидно, преступник прятался на заднем сиденье и терпеливо дожидался, пока парни снимут сливки с лоточников. А те, в силу какой-то необъяснимой беспечности или самонадеянности, никогда не закрывали машины, считая, что их знает едва ли не вся шпана в округе. Дальнейшее представить было нетрудно. Убийца приказал им заехать в безлюдный переулок, где и расправился с ними выстрелами в головы.

Беспредельщика трудно было вычислить, он действовал не по какому-то накатанному плану, а больше полагаясь на собственное воображение. И, надо признать, оно у него было богатым. Но, кроме того, он знал не только адреса кассиров, но и их расписание. А потому устранял их даже близ тех мест, где они любили перекусить во время рабочего дня.

Беспредельщик вошел во вкус, и если раньше он довольствовался одним ограблением в течение десяти дней, то теперь его аппетиты значительно возросли. Не проходило недели, чтобы он на кого-то не напал.

С одной стороны, таких преступников можно воспринимать как чистильщиков, радикальными методами наводящих порядок, но с другой – милиция обязана брать под защиту своих граждан, даже преступающих закон.

Полковник Крылов внимательно посмотрел на Ангелину. За неделю пребывания в следственном изоляторе она сильно исхудала, под глазами наметились крохотные морщинки. Что поделаешь, тюрьма – это не салон красоты. Выглядела она подавленно и напоминала крохотного полевого зверька, который вот-вот готов вцепиться в протянутую к нему руку.

– Дайте сигарету, – попросила Ангелина.

Крылов протянул ей пачку сигарет и щелкнул зажигалкой.

Перемены произошли даже в ее голосе, растерявшем все свои снисходительные интонации. Господи! Что способны сделать толстые стены даже с самой красивой женщиной!

– Итак, вас волнует, что будет с вами дальше и какой вам грозит срок? – уточнил Крылов.

– Да, – негромко произнесла Ангелина.

Полковник обратил внимание на то, что пальцы ее слегка подрагивали.

– У вас есть шанс… Я тут обсудил кое-что со своим начальством, и у вас появилась возможность избежать тюрьмы. По большому счету вы – жертва. Вас запугивали, вам угрожали. – Крылов задержал взгляд на девушке. Он не раз убеждался в том, что самые красивые женщины необыкновенно порочны, и Ангелина не являлась исключением.

– Если вы поможете нам разыскать Назарова, то будете проходить по этому делу как свидетель.

– Что я должна сделать? – спросила она.

– Вы будете жить, как и прежде, в своей квартире. Уверяю вас, ничто не омрачит вашего существования, но вместе с вами постоянно будут находиться наши сотрудники. Как только появится… ваш старый знакомый, мы арестуем его. Согласны?

– Я согласна на что угодно, лишь бы больше не возвращаться в тюрьму, – просто ответила Ангелина.

Глава 15

МЕРУ ПРЕСЕЧЕНИЯ ИЗМЕНИТЬ

Комната для свиданий была тесноватой – три на три метра, – под самым потолком располагалось небольшое решетчатое окно. У стены находился привинченный к полу стол. Стены грязно-серые, шершавые. Будто неумелый рабочий накидал мастерком цемент да позабыл его растереть. Унылый вид комнаты давил на мозги. Хотя ничего особенного в этом не было, камеры в Матросской Тишине не блистали изыском, что и понятно. В конце концов, это место строилось не как увеселительное заведение, а тюрьма со строгим режимом.

Неожиданно на крохотный выступ за решетчатым окном сел голубь и утробно заклокотал, призывая подругу. Он выглядел нереальным, словно пришелец из параллельного мира. Чертанов подумал о том, что у зэков минувших эпох существовала традиция обривать головы голубям наполовину, как это делали самим заключенным. Странное получится зрелище, подумал Чертанов, всмотревшись в птицу.

Голубь совершенно не подозревал о крамольных мыслях Чертанова и, наклонив голову набок, пытался рассмотреть сидящих в помещении людей.

Чертанов чересчур резко поднял руку, и голубь, дорожа своей свободой, снялся с подоконника и упорхнул. У него были свои дела, птичьи. О человечьих он, к своему счастью, ничего не ведал.

Мужчина, сидевший напротив Михаила, был кем угодно, но только не адвокатом. Это было видно с первого взгляда. И совсем не потому, что одет он был просто – свитер и джинсы. Случается, что адвокаты тоже чудят. Просто нежданный визитер был из тех людей, что не привыкли ходить под хомутом, а такое не укроешь.

Он был похож на бывшего спортсмена, который по въевшейся привычке продолжал поднимать груды железа и пробегать огромное количество километров, чтобы доказать всему окружающему миру, что он первейший самец на земле. Мужчина напоминал набравшую скорость машину, которую легче взорвать, чем остановить.

Нет, не адвокат. На своем милицейском веку Чертанову пришлось столкнуться не с одним десятком юристов. По-своему они парни неплохие, с огромными связями, имеющие выход практически на любые слои общества, поднаторевшие в улаживании конфликтов и при желании способные примирить даже ангела с дьяволом. Белая кость, одним словом.

И еще: во взгляде каждого из них явный интерес. Они будто бы сканером просвечивают карманы клиента, оценивая его на предмет финансовой благонадежности.

Нельзя сказать, что человек, сидящий перед Чертановым, напрочь был лишен любопытства. Даже более того, он рассматривал Михаила с нескрываемым интересом, как если бы хотел сказать: «Ах, вот ты, оказывается, какой!» И все-таки он был вылеплен из совсем иного теста.

– Ты не похож на юриста, – произнес Чертанов, раздраженный таким вниманием.

– А кто тебе сказал, что я юрист? – искренне удивился мужчина.

– Меня вытащили из аквариума и сказали, что в комнате для свиданий меня будет ждать адвокат.

– А-а, – протянул незнакомец, – так было надо.

– Кому?

– В первую очередь мне. Но и тебе тоже. Кто я, по-твоему? Что тебе интуиция подсказывает?

– Что я, гадалка, что ли? – все больше заводился Чертанов.

– Узнаю Беса, – похвалил мужчина. – Ведь мы с тобой встречались. Неужели не помнишь? А говорят, что у ментов память профессиональная. Ну, напрягись!

Действительно, нечто в облике мужчины показалось Михаилу знакомым, но это нечто неведомым образом ускользало от его понимания, рассыпаясь, словно изображение на зыбучем песке.

– Ты мне напоминаешь одного человека… – неуверенно начал Чертанов. – Но, насколько мне известно, его в России быть не должно.

– Так, ближе. И кто же это?

Как известно, тюрьма угнетает. И прекрасно себя чувствовать в ее стенах могут лишь адвокаты и коренные обитатели. Стоп!.. Если мужчина не принадлежит к первым, следовательно… Догадка, пока лишь еще смутная, заставила Чертанова всмотреться в незнакомца повнимательнее. И память подкинула ему подсказку в виде старенькой фотографии, на которой был запечатлен молодой парень с легкой, чуть застенчивой улыбкой. Обычная казенная фотография, каких в любом пухлом деле можно встретить не один десяток. А внизу скромно так, корявым почерком, больше смахивающим на старательные каракули первоклассника, было выведено почти печатными буквами «Варяг».

Конечно, он изменился: возраст и многочисленные потрясения оставили на его лице немало глубоких отметин, а если к этому добавить пластическую операцию, то вряд ли его признала бы даже родная матушка.

С Варягом Чертанов встречался несколько раз. Еще до того, как тот стал авторитетом. Тогда Владислав всеми силами завоевывал себе будущую корону и всячески демонстрировал свой неукротимый дух. Чего стоит одно то, что его стараниями была «разморожена» зона в Пензенской области? Вор набирал силу, и знающие люди утверждали, что из него получится толк, и, как выяснилось со временем, они не ошиблись.

Тогда Михаилу, молодому начинающему следаку, было направлено на доследование одно дело, в котором Владислав Щербатов выступал главным фигурантом. В своей зоне он наладил на волю несколько «тропинок», по которым исправно шел грев; склонял заключенных к неповиновению администрации. Это было серьезное правонарушение, а кроме того, появились новые обстоятельства по уже закрытому делу, в котором фигурировал Щербатов. Варяг был причастен к ограблению антикварной лавки, откуда вместе с остальными ценностями исчез орден Андрея Первозванного, стоимость которого, по самым скромным подсчетам, оценивалась почти в сто тысяч долларов. В одном из похитителей сторож узнал Владислава. Не ошибся он и во время следствия, когда среди множества других снимков ему показали и фотографию Щербатова. Но во время очной ставки с вором сторож неожиданно заупрямился и Варяга не признал. Дело заглохло. А Чертанов получил свое первое взыскание.

– Ты… Варяг?

Владислав неожиданно заулыбался:

– Вижу, что ты ничего не забыл и зла на меня не держишь. Сам пойми, я хоть и вор, но глотком свободы тоже дорожу.

– Как тебе удалось убедить тогда старика отказаться от показаний? Я знаю, что он был против тебя настроен. И когда вашу четверку привели для опознания, то он смотрел только на тебя.

– А ты наблюдательный, я смотрю, – похвалил Варяг, – заметил, значит. А секрета здесь никакого нет. Магазин тот действительно взял я. Удачное подвернулось дело, одних только камешков почти на миллион долларов было… А старик не хотел узнавать меня по одной причине: в Салехарде сидел его племянник, и если бы дед признал меня, с парнем могла бы случиться неприятность. Да и самому старику не мешало поберечь здоровье. Что поделаешь, – развел руками Варяг, – мы живем в очень жестоком мире, и надо как-то к нему приспосабливаться.

– А не ты ли сам взращиваешь этот жестокий мир? – хмуро поинтересовался Чертанов.

Владислав выглядел доброжелательным:

– Я не обижаюсь на твои слова. Разве мент может мыслить как-то иначе? Чтобы убедиться в моей правоте, взгляни на свои руки. Что у тебя там? Браслетики… То-то и оно. Добреньких и беззубых кушают злые и зубастые дяди. И что удивительно, у них никогда не случается несварения желудка. Это надо помнить. Такая пища, как ты, им всегда на пользу.

– Что ты хотел? – грубовато поинтересовался Чертанов.

– Хм… На вот, – положил Варяг два блока «Бонда» на стол, – один бросишь на общак, а другой можешь оставить себе. В камере с куревом всегда напряг. – Чертанов сидел неподвижно. Варяг пожал плечами. – Ну, как знаешь, была бы честь оказана.

– Что тебе от меня нужно? – упрямо повторил Чертанов.

– Это тебе от меня кое-что нужно, – возразил Варяг. – Я могу вытащить тебя отсюда. Скажем, завтра… В крайнем случае, через два дня. Но за это ты мне должен будешь кое-что обещать. Извини, перехожу сразу к делу, время дорого.

– А ты уверен, что я соглашусь?

– Абсолютно. У тебя просто нет другого выхода. Сейчас в вашем изоляторе другие смотрящие, у каждого из них большой зуб на ментов. Даже если я им и напишу маляву, чтобы тебя не трогали, то тебя все равно просто подловят на какой-нибудь мелочи и опустят. Выбор у тебя небольшой. И чистеньким тебе ходить теперь не более двух дней. А при Смоле и Скоке ты уцелел только потому, что я их попросил. Решайся!

– Сначала изложи свои условия.

– Нет. Ты должен согласиться втемную. Я не могу допустить, чтобы ты потом пошел на попятный.

– С каких это пор я стал тебе что-то должен?

Варяг сузил глаза:

– Не исключено, что уже сейчас, пока мы тут с тобой торгуемся, из «индии» пришла малява, чтобы тебя опарафинили. Если ты дашь мне согласие, то тебя переведут в другую хату, где ты останешься до своего освобождения. Доступа в эту хату у смотрящих нет. По существу это тюрьма в тюрьме. Признаюсь, мне это обойдется недешево, но я за ценой не постою.

– Откуда такая любовь к менту?

– Плевать мне на любовь. Я соблюдаю собственные интересы.

– Какие же?

– У меня нет времени для пустой болтовни, даю тебе минуту, – красноречиво посмотрел Варяг на часы. – Если твое слово – нет, то дальше тебе останется положиться только на господа бога.

– Хорошо, я согласен, – после некоторого колебания произнес Михаил Чертанов. – Что ты от меня хочешь?

Варяг заулыбался:

– Я знал, что ответ будет положительным. В принципе, я ведь тебе даже чем-то симпатичен, верно?

– Откуда такая уверенность? – не удержался от ответной усмешки Чертанов.

– Все очень просто, мы с тобой очень похожи, и повернись жизнь иначе, быть может, мы были бы по одну сторону баррикад. У нас даже враг общий.

– Кто?

– Человек, который сделал все, чтобы определить тебя в Матросскую Тишину. Тот самый отморозок, который сунул рыло в чужой огород. – Варяг злобно ощерился. – Я знаю от Репы, что ты занимался делом антиквариатчиков и продвинулся достаточно далеко. Может, поэтому ты и оказался на киче… Я тоже ищу этого человека, и ты должен мне в этом помочь.

– Сомневаюсь, что после всего, что произошло, меня опять допустят к расследованию, – признался Чертанов.

– Ты вполне устроишь меня и как частное лицо. Ну, поможешь?

– Даю слово, – произнес майор Чертанов.

– Вот и отлично, – протянул Варяг через стол руку. Рука у вора оказалась необыкновенно крепкой. – Подробности обсудим позже. Когда ты окажешься на свободе.

* * *

Младший советник юстиции, следователь прокуратуры Кирилл Степанович Гордеев посмотрел на дверь своего кабинета и крикнул:

– Войдите!

– Добрый день.

На пороге стоял невидный мужчина, руки которого были покрыты такой густой порослью, что напоминали двух огромных пауков, высунувшихся из рукавов темно-синего пиджака. Глубокие залысины, морщинистая шея, на вид никак не меньше сорока пяти лет.

Гордеев с недоумением уставился на фотографию в открытом перед ним деле. Визитер даже отдаленно не смахивал на молоденького проводника вагона Брекотина, который был вызван повесткой на это время.

– Вы кто? – недовольно спросил следователь.

– Твой новый знакомый, – грубо сказал мужчина, развернув стул таким образом, чтобы устроиться на нем по-кавалеристски, верхом.

В прокуратуре привыкли совсем к другим позам и поведению допрашиваемых. Наполняясь нехорошим предчувствием, Гордеев потянулся к телефонной трубке, но рука его застыла на полпути, как парализованная.

– Вы с ума сошли, гражданин? – собственный голос показался ему жалким и каким-то блеющим. Гордеев завороженно смотрел в дуло направленного на него пистолета и лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия. Но ничего путного в голову ему почему-то не приходило.

– Проникся? – удовлетворенно спросил мужчина. – Теперь все же потрудись снять трубку, но звони не дежурному, а домой. Учти, в моем стволе встроенный глушитель. Твоя башка, которую разнесет пуля, наделает значительно больше шума, чем сам выстрел.

Гордеев с надеждой посмотрел на дверь.

– Там караулит мой человек, – успокоил его незнакомец. – Подделать повестку – пара пустяков, а проникнуть по ней в ваше заведение – и того проще. Знаешь, почему вас, прокурорских крыс, никогда не валят прямо на рабочем месте?

– Почему? – спросил Гордеев одними губами.

– Обычно вас проще купить, чем замочить. Но сегодня особый случай. Звони домой.

После недолгого разговора с женой следователь почувствовал себя так, словно из него выкачали всю энергию. Жена, их сын и Машины родители сидели в кухне под присмотром каких-то угрюмых личностей с короткими автоматами. Маша умоляла мужа проявить благоразумие и сделать то, что от него потребуют. Иначе… Тут голос у нее прервался, а потом в трубке и вовсе заныли гудки отбоя.

– Теперь всех четверых вывезут за город, где им останется лишь уповать на тебя, – бесстрастно сообщил незнакомец. – Ты ведь не захочешь брать грех на душу?

Гордеев помотал головой, не в силах вымолвить хотя бы слово.

– Тогда слушай свою задачу. Ты ведешь дело некоего майора Чертанова. Так вот, оно должно быть закрыто за отсутствием состава преступления или недостаточностью улик, без разницы. Подкорректируешь протоколы, уберешь лишние показания свидетелей. Ну, в общем, ты эту механику знаешь лучше меня.

– Да, – Гордеев кивнул головой, и это оказалось значительно легче, чем отрицательно мотать ею.

– А пока суть да дело, – продолжал незнакомец, – изменишь меру пресечения Чертанову. Он должен выйти на свободу уже сегодня.

– Но такие решения принимаются лишь по согласованию с высшим начальством…

– Главное, чтобы ты согласовал свои действия вот с этим… – Мужчина качнул пистолетным стволом. – Тогда у тебя все получится быстро и оперативно. И потом, не забывай, что твоим родным каждая минута, проведенная в плену, покажется вечностью.

– Где гарантии, что они не пострадают, даже если я выполню ваши условия? – мужественно пискнул Гордеев.

– Слово Тарантула.

Следователю прокуратуры никогда не доводилось слышать эту грозную кличку, но он запомнил ее на всю свою оставшуюся жизнь. А когда самое плохое для него осталось позади, он поднял перед руководством вопрос о повышении бдительности на вахте у входа в прокуратуру и раскошелился на патентованную стальную дверь, которую установил дома. Если не считать нервного тика глаза, появившегося после этого у Гордеева, то история закончилась для него вполне благополучно.

* * *

Варяг не обманул. Двери тюрьмы захлопнулись за ним наглухо, и Чертанов глубоко вдохнул свежий воздух воли. Ощущение свободы его пьянило. Но в мозгу навсегда засела известная поговорка: от тюрьмы и от сумы не зарекайся.

О том, что его освободят именно сегодня, Чертанов узнал из малявы, написанной Владиславом накануне. Тем самым Варяг продемонстрировал свои неограниченные возможности. И, надо думать, это был не предел. Он знал даже час освобождения, что частенько держится в глубокой тайне. Девять часов вечера. Впрочем, покидать тюрьмы приятно в любое время суток.

О своем освобождении Чертанов не стал сообщать никому, хотя неподалеку имелся телефон-автомат. Зачем? Не бог весть какое событие. Все-таки не из космоса он вернулся. Да и нужен ли он кому-нибудь из прежних знакомых после того, что произошло?

Мимо прошел молодой крепкий мужчина. Слегка качнувшись, он задел Чертанова плечом и дохнул в лицо перегаром. Вот кому сейчас хорошо!

Кого Михаилу сейчас хотелось увидеть, так это кроху – сына. По коже пробежала приятная теплота, когда он вспомнил о том, с какой доверчивостью тот прижимался к его плечу. Желание было настолько сильным, что Михаил даже повернул в сторону, где проживала бывшая супруга. Но, сделав несколько шагов, остановился.

Сейчас это не самая лучшая идея. Следует хотя бы смыть с себя тюремную пыль. Да и одежда провоняла застенками. Чертанов вышел на дорогу и попытался поймать машину. Автомобили резво проносились мимо, обдавая стоящего на обочине одинокого пешехода выхлопным смрадом. Михаил собрался уже было добираться на метро, как неожиданно моргнула поворотником «Волга» и, скрипнув тормозами, остановилась в метре от Чертанова.

Дверца распахнулась. Из салона выглянула довольная физиономия Шибанова:

– С возвращением тебя. А я-то думал, не успею. Ну, чего стоишь? Или ты на «Мерседес» рассчитывал? Извини, нету!

– Как ты узнал? – спросил Чертанов, усаживаясь рядом.

– Бес, ну ты даешь! Ты что, забыл, где мы работаем? Правда, признаюсь честно, информацию о твоем освобождении мы получили сорок минут назад. Тебя, наверное, как раз оформляли. Документы выписывали и все такое.

Чертанов невесело улыбнулся, сравнив возможности Варяга и муровцев. Стоит ли удивляться, что вор в законе всегда впереди? В сравнении с обыкновенным опером он просто царь и бог.

– Если бы ты знал, сколько пришлось приложить усилий, чтобы вытащить тебя из изолятора, – возбужденно тараторил Шибанов.

Чертанов с трудом удержался от скептической улыбки.

– Спасибо, – пробормотал он. – Законность наконец восторжествовала.

– А как же!

Похоже, капитан не заметил иронии, сосредоточившись на дороге. Подрезая тихоходов, «Волга» торпедой неслась по улицам.

– Куда ты? – удивился Чертанов. – Мой дом в противоположной стороне.

– Все в порядке, Миша, – лихо проскочил Шибанов на мигающий желтый свет, – сейчас едем на Петровку. Посидим немного, надо же твое освобождение отметить. – Он весело подмигнул, давая понять, что самые страшные неприятности остались в прошлом.

Вскоре они выехали на Петровку. Здание Московского уголовного розыска стояло незыблемо, как многовековая правда. За то время, которое Чертанов провел в неволе, здесь мало что изменилось. Как говорится, «отряд не заметил потери бойца».

У входа, как и подобает, торчал суровый караул. Чертанов вдруг поймал себя на мысли, что он больше не чувствует себя здесь своим, как прежде. Вообще казематы – неплохая школа, чтобы переосмыслить собственное «я».

– А меня-то сюда пустят? – очень серьезно спросил он, посмотрев в лицо дежурного, с которого можно было бы лепить скульптурную композицию «Неподкупность».

– Не беспокойся, – заверил его Шибанов, – я замолвлю за тебя словечко.

Чертанов прикоснулся к груди, нащупав тигриный клык под рубахой. Недавно он случайно обронил его в тюремном коридоре и думал, что навсегда распростился со своим талисманом, но дежурный по этажу проявил великодушие и вернул находку законному владельцу. С тех пор Чертанов для верности повесил клык на шею. Пришлось немало помучиться, чтобы одними спичками просверлить в зубе аккуратную дырочку, благо времени было много. Подобную работу следовало приравнять к хирургической операции. После этого занятия Чертанова уже не удивляло, почему у заключенных самодельные карты выглядят куда эстетичнее, чем заводские.

Шибанов повел Михаила в кабинет полковника Крылова. Коридоры были знакомы и одновременно выглядели какими-то чужими.

Начальник встретил подчиненного до неприличия буднично. Конечно, Чертанов не ожидал банкета и салюта на Красной площади в честь своего освобождения, но рассчитывал на более душевный прием. Хотя рукопожатие Крылова оказалось неожиданно теплым.

Полковник держался запросто. Вместо привычного милицейского кителя на нем была какая-то легкомысленная ярко-желтая рубашка. Через расстегнутый ворот просматривался темный шнурок, на котором висел ажурный серебряный крест. На правой кисти болтался медный браслет. Наверняка неформалы зачислили бы полковника в свои ряды. И поди тут разберись, что это: обыкновенный антураж, так необходимый в оперативной работе, или все-таки Крылов настолько изменился за время его отсутствия, что московскую уголовку воспринимал теперь как тусовку хиппи. Но когда полковник заговорил, все встало на свои места: перед Чертановым стоял прежний начальник отдела – в меру строгий, в меру осторожный и по-прежнему с удовольствием играющий роль заботливого и сурового отца для своих подчиненных.

– Ну что, по сто пятьдесят? – спросил Крылов, направляясь к сейфу.

Офицеры одобрительно закивали, дескать, случай действительно подходящий. Полковник извлек из бронированного нутра три стакана и поставил на стол. Торжественно, как и подобает случаю, извлек большую бутылку с множеством красочных этикеток.

– Водка французская. Качество оцените сами.

Решительно открутил металлическую пробку, и водка полилась, завораживающе журча. Выпили молча, без слов, даже не чокнувшись, как будто присутствовали на панихиде и поминали усопшего. Возможно, так оно и было в действительности, прежний майор Чертанов умер навсегда.

Негромко стукнули о полированный стол донышки опустевших стаканов. Крылов завернул металлическую пробку несколькими уверенными движениями – продолжения банкета не планировалось.

– Вот что я тебе скажу, майор, – произнес он, когда офицеры, мгновенно отреагировав на начальственный жест, присели. – В историю ты попал скверную, что и говорить. А тут еще Елизаров начал копать, – он раздраженно махнул рукой. – В общем, ситуация не из приятных. Да и сам ты ошибок понаделал немало. Конечно, внеслужебным временем ты волен распоряжаться по собственному усмотрению, но зачем ты связался с Егором Лариным? Под него сейчас не яму, а целый котлован роют, так что твоя персона в стороне не останется.

– Я ничего противозаконного не совершал, – глухо произнес Чертанов, проглотив неприятную обиду, застрявшую в горле.

– Ты думаешь, я в этом сомневаюсь? – в негодовании воскликнул полковник. – Если бы я в тебе сомневался хоть на столько, – он наполовину согнул мизинец, – то этот разговор не состоялся бы. Но неприятностей ты мне принес немало. До сих пор с Елизаровым не разговариваю. Так… киваем друг другу издали, а бывало, водку пивали вот в этом самом кабинете. Ну да ладно, – махнул он рукой, – забудем. Главная теперь твоя задача – восстановить свое честное имя, а сделать это, сам понимаешь, будет непросто.

Чертанов болезненно поморщился:

– И как же я буду доказывать, что я не верблюд, если я уже не работаю в убойном отделе?

Крылов выдвинул ящик стола.

– Где же оно?.. – Он долго шуршал бумагами, а потом объявил: – Вот твое служебное удостоверение. Считай, что с сегодняшнего дня ты в штате, – и, заметив блеснувшие глаза майора, замахал руками: – Только не надо красивых слов! Не выношу!

Чертанов взял удостоверение, закатанное в прозрачный пластик, и, раскрыв его, с улыбкой произнес:

– А у меня больше нет красивых слов, товарищ полковник. В тюрьме совсем другие на язык просятся.

Глава 16

КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ

Весь вечер после выхода из следственного изолятора Ангелина провела в ванне, где вдоволь наэкспериментировалась со всевозможными ароматизированными солями. Тело благоухало, как полевой цветок, и Ангелина искренне жалела, что никто не может убедиться в его совершенстве. Правда, в соседней комнате находился приставленный к ней телохранитель, молодой молчаливый парень, который сразу же начинал краснеть, как только она пыталась с ним заговорить. На роль темпераментного любовника он не тянул даже при самом богатом воображении. Такие парни, как он, до десятого класса ходят в кино с мамой, а предмет своего обожания держат исключительно за руку и с невинностью расстаются под марш Мендельсона. Они очень аккуратные, правильные и идут работать в милицию только для того, чтобы избавиться от комплекса мальчика-чистоплюя, которого обижают хулиганы.

Жаль, лениво подумала Ангелина. Мальчик многое теряет. Например, можно было бы принять ванну вдвоем, предварительно взбив в ней горой душистую пену. Охранник полулежит на дне, вытянув ноги, а она сидит на нем верхом и, обняв за крепкие плечи, исполняет зажигательную ламбаду.

От грешных мыслей Ангелина заулыбалась и почувствовала, как к соскам прилила кровь, а между ногами возникла приятная истома.

Ее бравый гвардеец сидел в комнате и, уткнувшись в журнал, читал какую-то криминальную статью. А рядом, на спинке стула висел ее пушистый махровый халат. Ангелина оставила его там специально, чтобы заманить охранника в ванную комнату. Пора наконец этому мальчику расстаться со своей непорочностью. И не будет ничего страшного в том, если самые страстные уроки он получит во время несения службы.

Ангелина вышла из ванны. Критически посмотрела на себя в зеркало. Тело упругое, молодое, особенно впечатляли ноги с полупрозрачной, необыкновенно эластичной кожей. А вот тоненькие морщинки у самых губ принесли ей разочарование. Помнится, их там до ареста не было.

– Молодой человек, вы не могли бы подать мой халат? – попросила Ангелина, выглянув из ванны.

Парень оторвался от журнала и бросил на нее растерянный взгляд. Он не мог не видеть ее оголенного бедра, необыкновенно длинного, словно убегающего в бесконечность, и открывшуюся грудь, упругую, словно резиновый мячик.

Отведя взгляд в сторону, телохранитель слегка покраснел. Начало было положено. Под его черепной коробкой заворошился клубок грешных мыслей. Судя по силе пламени, вспыхнувшего в зрачках мальчика, можно было без труда понять, что Ангелина занимает в этих мыслях почетное место.

– Хорошо, – проговорил юный страж, отвернувшись.

Ангелина услышала, как скрипнул стул, и торопливые шаги приблизились к двери. Она потеребила соски, возбуждаясь еще более. Все-таки она заслужила награду за несколько дней воздержания в тюремных стенах.

Раздался негромкий стук.

– Я жду! – ободряюще пропела Ангелина.

Дверь нешироко приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась рука с халатом.

– Возьмите, – выдавил из себя охранник, не отваживаясь заглянуть внутрь.

Она подумала, что такой голос подошел бы евнуху в гареме султана. Эх, почему же ей не откомандировали парня порешительнее!

Ангелина ухватилась не за полотенце, а за держащую его руку и одним рывком затащила скромника в ванную комнату. Он шел, как бычок на привязи, покорный своей судьбе.

– Тебя как зовут? – насмешливо спросила она.

– Саша.

– Ну, что же ты такой стеснительный, Саша? – упрекнула его Ангелина. – Растер бы меня как следует.

Широкие, слегка шершавые ладони несмело прошлись по ее влажной спине, и Ангелина, попятившись, взгромоздилась на краешек ванны, обняв кавалера за шею.

Чуть согнувшись и явно волнуясь, парень потянул брючный ремень, который почему-то никак не желал расстегиваться. Наконец он справился с задачей, и брюки мягким комом упали к его ногам. Кавалер оказался не так робок, каким казался. Он довольно уверенно ухватил Ангелину за бедра, примериваясь, но вдруг неожиданно застыл.

– Ты ничего не слышишь? – спросил он.

– Нет, – едва пошевелила губами Ангелина, чувствуя, что еще секунда промедления, и она потеряет сознание.

– Сигнализация сработала, – проговорил телохранитель.

– Какая еще сигнализация? – с трудом разлепила она глаза.

– Моя… от машины. – Он разжал объятия. – Ты меня обожди, я сейчас вернусь, – натянул он штаны и уверенными движениями, напрочь лишенными дрожи, затянул ремень.

Желание, еще минуту назад казавшееся необыкновенно острым, вдруг понемногу начало таять, словно снег во время оттепели, а ему на смену явилось раздражение и досада.

– Как хочешь. Была бы честь предложена.

Саша вышел из ванной. Ангелина услышала его торопливые шаги, и тотчас довольно громко хлопнула входная дверь.

Она посмотрела на себя в зеркало, повернувшись в профиль. Даже без косметики она выглядела превосходно, тем более теперь, с разрумянившимися щеками.

– Ты много потерял, Саша, – прошептала Ангелина.

Набросив халат и сунув ступни в мягкие тапочки, она зашлепала на кухню. Достала из холодильника бутылку красного вина и, налив в высокий бокал, сделала небольшой глоток.

Повернулся ключ в замке, едва слышно отворилась входная дверь. Возвращался горе-любовник. Если он захочет продолжить начатое, то ему придется хорошенько постараться, чтобы загладить свою вину.

– Как обстоят дела с сигнализацией? – насмешливо спросила Ангелина, повернувшись к окну.

– Все прошло по плану.

– А?

На пороге кухни стоял не Саша, а Серый. В его поведении не было ничего устрашающего, напротив, он выглядел доброжелательным, а лицо его излучало веселье.

– Что с тобой, ты мне не рада? – укоризненно протянул он. – Не ожидал. Помнится, совсем недавно мы с тобой были неразлучны, как два берега у одной реки. Право, ты меня разочаровала…

– А где же?.. – едва пошевелила языком Ангелина.

– Твой охранник? – подсказал Серый. – До него теперь не докричишься. Зато никто не посмеет помешать нашей любви. Представляешь, как это замечательно, только ты и я. И никто больше не стоит между нами. А потом я просто обожаю женщин, которые только что приняли ванну. Помимо чистоты, горячая вода придает им невероятно сильный заряд сексуальности. Ты что дрожишь, дорогая, – участливо поинтересовался Серый, – уж не холодно ли тебе? А тебя все же волнует судьба этого болвана… Он сам виноват – помчался сломя голову на вой сирены и череп себе раскроил. А я ведь человек участливый, не смог пройти мимо, взял бедолагу за ножки и в подвал оттащил. Как думаешь, крысы сумеют оказать ему первую помощь?

– Зачем ты это сделал, ведь он же еще мальчишка! – возмутилась Ангелина.

– Что-то ты стала чересчур жалостливой, сучка, – прошипел Серый. – А когда мы любовника твоего мочили, слез у тебя не было. Так что вытри сопли и отвечай. Зачем уголовка приставила к тебе охранника? Чем это ты там всех обворожила? Показания начала давать?

– Нет! – поспешно выкрикнула Ангелина.

– Нет? Ты хочешь сказать, что этот клоун был просто твоим очередным любовником? Но у него в кармане был «макаров» и ментовская корочка. – Серый неожиданно схватил Ангелину за подбородок. – В глаза смотри! Скурвилась?

– Пусти, мне больно!

– Что ты сказала ментам?!

– Отпусти!

Резким рывком Серый сдернул халат с Ангелины:

– Ты же скучала без мужиков в изоляторе… с твоим-то темпераментом. Вот я сейчас тебя и утешу. Так утешу…

Сильные пальцы Назарова, словно когти хищной птицы, вцепились в плечи девушки. Еще секунда, и он начнет рвать ее нежную плоть на куски.

* * *

Освобождение Чертанова полковник Елизаров воспринял болезненно. Это был его личный промах. О нем, конечно же, никто не напомнит в глаза, но ох наверняка со знаком минус аукнется где-нибудь в его личном деле. Достаточно всего лишь пары подобных штришков, и можно быть уверенным, что на успешной карьере следует ставить большой жирный крест.

И еще одна неприятность. На следующий день должно состояться организационное совещание у заместителя министра, куда приглашен и Крылов, а следовательно, их личной встречи никак не избежать, и ему вдоволь придется наглотаться недружественных насмешек.

К убийствам Чертанов не имел никакого отношения, это бесспорно. В этом Елизаров убедился, когда по самые уши вгрызся в дело. Парня действительно следовало освобождать, и он лично собирался переговорить об этом с прокурором, но вдруг неожиданно узнал, что майор уже освобожден и восстановлен в должности. Теперь следовало позаботиться о том, чтобы сделать хорошую мину при плохой игре. Елизаров позвонил и вызвал помощника.

Через несколько минут в дубовую дверь раздался стук, словно дятел задолбил, и, не дожидаясь начальственного оклика, Тимофей уверенно перешагнул порог. Елизаров лишь улыбнулся – растет молодежь. Помнится, несколько лет назад парень стучался даже в приемную, а сейчас к начальнику запросто заходит, будто к соседу за спичками.

– Можно? – спросил Астахов, сделав еще два шага вперед.

– Да, проходи, – беззлобно буркнул полковник и показал на стул с правой стороны от себя: – Присаживайся. Новость слышал? Оправдали нашего подопечного. Получается, мы с тобой в дерьме по уши. Надо срочно обосновывать свои действия. Понимаешь, что я имею в виду?

– Так точно, товарищ полковник. – Астахов положил на стол обыкновенную белую папку, слегка затертую по самым краям. Завязки скручены в узенькую бечеву, на обложке большими неровными буквами написано: «ЧЕРТАНОВ», а ниже приписано: «БЕС». Емко, ничего не скажешь. Астахов открыл папку: в ней вырезки из газет, какие-то исписанные страницы, справки, копии документов, об истинном значении которых знал, наверное, только сам Астахов.

– В общем так, товарищ полковник. У Чертанова имеется один недоброжелатель. Это его коллега – Котляр Борис Львович. Не знаю, что они там не поделили, но это Котляр прессе информацию на майора сливал. Не подлежащую разглашению, между прочим, информацию.

– Вот! – воскликнул Елизаров. – Разве мы не должны были отреагировать на появление разоблачительных статей?

– Так оно и было, товарищ полковник, – сдержанно улыбнулся Астахов.

– Как-нибудь скажу об этом Крылову. Что еще есть по этому делу?

– Убита Ангелина Павловская. Она была любовницей Чертанова…

– Интересно, в Москве еще остались женщины, которых он не поимел? – неопределенно хмыкнул Елизаров. – Ладно, продолжай!

– Она подозревалась в преступной связи с убийцей антикварщиков. Ее отпустили из следственного изолятора в качестве приманки, надеясь, что преступник обнаружит себя. Он действительно появился и убил не только ее, но еще и охранника, который был приставлен к ней на время операции.

– О нем что-нибудь известно поконкретнее?

Тимофей Астахов отрицательно покачал головой:

– Ничего определенного. Работает очень чисто. С уголовниками отношения не поддерживает, иначе уже давно засветился бы. Есть у него напарник, но о нем тоже практически ничего не известно. Единственное, что удалось раскопать, так это то, что на левой руке у него обрублен мизинец.

– Негусто, – помолчав, согласился Елизаров. – Ты бы пообщался со знакомыми операми, порасспрашивал бы их в неофициальной обстановке.

– Уже, – признался Астахов.

– Всплыли какие-нибудь любопытные обстоятельства?

– А как же без них? На квартире убитой наводчицы обнаружены интересные снимки, на которых изображен Сафин, начальник Матросской Тишины. Вообще-то Сафин не проходит по нашему ведомству, но я подумал, что иметь компромат на человека такого уровня не помешает.

– Правильно подумал, – одобрительно подтвердил Елизаров. – И что этот Сафин?

– На снимках он получает взятку у некой Кати, а затем вступает с ней в половую связь. У себя дома. В извращенной форме.

– Откуда известно, что это была именно взятка?

– К снимкам прилагается магнитофонная кассета с записью их разговора.

– Хм! Выходит, преступники следили за ним? Возможно, даже шантажировали? Уж не это ли обстоятельство помогло Чертанову выбраться из Матросской Тишины?

– Ну, в компетенцию начальника тюрьмы, как вы знаете, не входят постановления об аресте или освобождении. Однако тут имеется одно подозрительное обстоятельство. Сразу после выхода Чертанова на свободу Сафин взял отпуск и исчез.

– Когда он объявится, нужно будет непременно с ним встретиться, – задумчиво пробормотал Елизаров. – Если бы еще раздобыть компрометирующие фотографии…

– Вот копии, – Астахов извлек из кармана конверт и положил его перед начальником.

– А ты здорово поднаторел в нашей работе!

– Спасибо, товарищ полковник. Разрешите идти? – Астахов уже стоял по стойке «смирно».

– Ступай, – покровительственно кивнул Елизаров.

Как только дверь за подчиненным закрылась, он нетерпеливо выхватил из конверта глянцевые снимки и принялся перебирать их, довольно цокая языком. Возбуждали его не столько пикантные сцены, сколько сознание той тайной власти над начальником тюрьмы, которую он приобрел, не ударив для этого пальцем о палец.

* * *

В дорогом костюме, с кожаным «дипломатом» в руках, он совсем не походил на начальника тюрьмы, а напоминал бизнесмена средней руки, для которого привычно разъезжать в спальном вагоне. Он очень надеялся, что соседкой по купе окажется какая-нибудь молодая блондинка, но испытал настоящее разочарование, когда вместо ожидаемого чуда вошел старик лет семидесяти с очень хмурым взглядом. Следовательно, вечер обещал пройти бездарно, если, конечно, не удастся познакомиться в вагоне-ресторане с привлекательной молодой особой.

Поезд тронулся. Альберт Сафин уложил «дипломат» в багажный отсек и всерьез затосковал о бесполезно бегущем времени. Если бы события разворачивались не столь стремительно, то можно было бы подготовиться к поездке более основательно, и место брюзжащего старика могла бы занять милая дама с прелестными формами.

– Вы не играете в преферанс? – неожиданно осведомился старик, и глаза его при этом азартно блеснули.

Альберт Сафин за свою жизнь успел повидать немало мошенников, многие из которых выглядели вполне респектабельными гражданами, любили представляться докторами наук и лауреатами, а некоторые из них даже носили на лацканах пиджака депутатские значки.

Совсем не исключено, что его сосед – карточный шулер высочайшей пробы и своим обществом мог бы украсить одну из камер его заведения. Сафин внимательно посмотрел на руки старика – тонкие, изящные, – вряд ли они держали что-то более тяжелое, чем колоду карт.

– Как-нибудь в другой раз, – неопределенно ответил Сафин.

– Ну смотрите, – в словах соседа ощущалась трудноскрываемая досада. – Дорога длинная, а так, глядишь, за игрой и убили бы время.

За окном тянулись железнодорожные пути, пакгаузы, склады. На одном из запасных путей стояли четыре проржавевших вагона, облюбованных колонией бомжей. Зрелище привычное, но очень уж неприглядное. На подножке сидел мужчина в старом залатанном пиджаке и курил, рядом полыхал небольшой костерок, над которым на двух огромных рогатинах висело ведро – завтрак для всей коммуны. Сутулая, неопределенного возраста женщина, вооружившись длинной палкой, помешивала варево и, судя по ее довольному виду, уже была наполовину сыта.

Альберт Сафин отвернулся от окна и уткнулся в толстый красочный журнал. Мысленно выругался: «Етит твою… Куда ни посмотришь, всюду женские ляжки!» Он раздраженно откинул журнал в сторону и посмотрел на старика, который уже полностью освоился в купе и даже успел облачиться в какую-то полосатую пижаму, отчего стал напоминать узника концлагеря.

О своем отъезде из Москвы Альберт не сказал никому.

За это время он неплохо успел изучить Серого и прекрасно понимал, что тот не прощает обид, а потому следовало затаиться хотя бы на некоторое время. Лучшего места, чем Средняя Азия, пожалуй, было не отыскать. Однокашник Сафина занимал высокий пост в Таджикистане, и под его охраной он мог чувствовать себя не менее защищенным, чем в родных стенах Матросской Тишины. Но к своему однокашнику Альберт ехал не только за защитой. Его друг специализировался на том, что без лишнего шума устранял неугодных правительству людей, а потому, не колеблясь, взялся решить и маленькую проблему Сафина. По существу, его бывший сокурсник был единственным человеком, которому он мог доверить свою тайну. Осталось только отблагодарить своего товарища за хлопоты.

Ждать неприятностей Альберт Сафин начал в тот самый момент, когда Чертанова, несмотря на все его усилия, решено было освободить. Не помог и Севка Самойлов. Во время их телефонного разговора он был необыкновенно раздражен и краток, тонко намекнув, что Министерство внутренних дел – не частная лавочка и уж никак не бюро добрых услуг. А несколькими минутами позже состоялся еще один телефонный звонок, куда более неприятный. Позвонил Серый.

– Послушай. Ты нарушаешь данные обещания! – это прозвучало как приговор.

Альберт Сафин даже не удивился, откуда этот тип знает его домашний телефон, – казалось, что для Серого вообще не существовало преград.

– Дело осложнилось, – пролепетал он. – Не мог же я войти в общую камеру и, гм-гм, лично совершить то, чего не сделали уголовники?

– А ты знаешь, все еще впереди, – насмешливо произнес голос Серого. – Очень скоро ты действительно можешь оказаться на хате с блатными, и, надеюсь, твой зад привлечет их больше, чем чертановский. – Помолчав, он добавил: – Каждая наша с тобой беседа записывалась на диктофон. Ты понимаешь, на какой кукан попал, Альбертик?

– Я делал все, что было в моих силах! – истерически взвизгнул Сафин. – За Чертанова вступился какой-то могущественный покровитель. Я предлагаю встретиться и обсудить наши дела.

В трубке зависла долгая пауза.

– Я не против встречи, нужно действительно окончательно решить наши вопросы…

– Давай встретимся завтра… в Петровском парке. Скажем, часиков в девять вечера, тебя устраивает? – с надеждой спросил полковник Сафин.

И когда после некоторой паузы Сергей согласился на встречу, то полковник едва сдержался, чтобы не воскликнуть от радости.

Отпуск он взял внеплановый, уехал, никому не сказав ни слова. Сафин взглянул на часы и улыбнулся при мысли, что очень скоро на Нарышкинской аллее Петровского парка Серого встретит не он, а неприметный человек с пистолетом в кармане. Час свидания выбран соответствующий, в это время в парке малолюдно, вряд ли там окажутся свидетели…

Сафин с улыбкой посмотрел на своего соседа, устроившись на своей полке, тот увлеченно читал какой-то красочный журнал. Если он предложит перекинуться в картишки еще раз, то отказываться не стоит, может, удастся обыграть его на пару тысчонок. Альберт был неплохим игроком и постоянно оттачивал свое мастерство со знаменитыми каталами, что находили приют в стенах Матросской Тишины.

Но это потом, а сейчас неплохо бы покурить.

Полковник Сафин поднялся, вышел из купе, посторонился, пропуская по проходу хорошенькую проводницу, разносящую чай, и направился в тамбур.

Кроме чистоты и уюта, спальные вагоны обладают еще одним несомненным достоинством – они немноголюдны, и когда выходишь покурить в тамбур, то создается ощущение того, что ты находишься едва ли не в собственном кабинете.

Затянувшись, Сафин с удовольствием выдул тонкую струйку в приоткрытое окно. Дым мгновенно разметало. За окнами пролетал привычный подмосковный пейзаж – полоска леса сменяется дачами, деревеньками, а иногда, словно великаны среди пигмеев, вдали показывались трехэтажные загородные дома. Трудно было понять психологию хозяев, решивших возводить целые замки вблизи железнодорожного полотна. Если располагаешь солидными средствами, то не проще ли прикупить землицу в более тихом уголке?

Кто-то открыл дверь и вошел в тамбур. Тоже, наверное, один из тех, кто любит выдувать дым в открытое окно движущегося состава. Лишать себя удовольствия Альберт Сафин не торопился, а потому решил не замечать неприятного сопения за спиной и продолжал невозмутимо покуривать.

– У вас не найдется зажигалки?

Голос полковнику Сафину показался весьма знакомым, он невольно обернулся и столкнулся глазами с Серым.

– Бежать, падла, решил? – прошипел тот, прожигая полковника взглядом.

– Зачем бежать? Почему? Я в отпуск…

– А, тогда ладно… Отдыхай.

В то же мгновение Сафин почувствовал, как что-то очень холодное проникло в его брюшину. От невыносимой боли у него перехватило дыхание, и Альберт с ужасом осознал, что у него не остается сил, чтобы выпустить дым. Сигарета выскользнула из ослабевших пальцев, а через окно дохнул небывалый холод, который мгновенно заморозил его пронзенные заточкой внутренности. Полковник почувствовал, что его тело невероятно отяжелело и стало непослушным. Уже теряя сознание, он как бы со стороны увидел, что Серый подхватил его под руки и волоком тащит к двери. Она распахнулась, и тут же в тамбур ворвался грохот колес и запах машинного масла. Последнее, что успел рассмотреть Сафин, были железные ступени вагона и несущаяся внизу земля, а потом все оборвалось.

Глава 17

КОЛЬЦО СЖИМАЕТСЯ

Чертанов буквально вклинился между зеленым джипом «Гранд-Чероки» и темно-вишневым «Вольво». Узкий переулок из конца в конец был заставлен дорогими машинами, и надо было обладать немалым мастерством, чтобы, никого не задев, вырулить на основную магистраль. Оставалось только гадать, какая нелегкая заставляла владельцев иномарок парковаться на узенькой улочке, когда соседняя, точно такая же, оставалась свободной. Правда, в тридцати метрах отсюда располагалось небольшое кафе, и кофе в нем, как говорят, готовили по какому-то особому бразильскому рецепту. Но и это не самая веская причина, чтобы калечить своих металлических любимцев. Чертанов усмехнулся, подумав о том, что малейшая царапинка на таких дорогих машинах обходится хозяевам в кругленькую сумму в долларах. Хотя, собственно, какое ему до этого дело, – постарался он погасить в себе злую вспышку, – пусть хоть стодолларовыми купюрами подтираются по выходным дням.

Чертанов посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось почти десять минут. Он уже начал жалеть о том, что приехал слишком рано, но вдруг передняя дверца стоящего рядом «Фольксвагена» распахнулась, и в салон к Чертанову нырнул Репа.

– Рановато ты, однако, встречи назначаешь, – посетовал положенец. – Я даже чашку кофе не выпил.

– Не очень-то ты похож на гурмана, – Чертанов пожал руку положенца, мягкую и податливую. – Я-то думал, что ты по другой части специализируешься.

– А-а, вот ты о чем, гражданин начальник, о тех двух граммах героина, что у меня когда-то при обыске нашли? Только ведь это не мое было, такие, как ты, и подбросили. Можешь не верить, но с тех пор я зашиваю карманы, – Репа махнул рукой. – И не только я один так делаю!

– Может, ты и наркоту никогда не пробовал? – на губах Чертанова мелькнула едкая улыбка.

– Врать не буду, приходилось. Слушай, начальник, разговор у нас с тобой как-то тяжеловато завязывается, не нравится мне это.

– Давай сменим тему, – легко согласился Чертанов. – Собственно, что мне за дело? Это не по моему ведомству. Тут и без наркоты голова от разных проблем пухнет…

– А-а, вижу, – насмешливо согласился Репа, – твои проблемы у тебя под глазами нарисованы. Сдал ты, майор, за последние дни. Вон даже седые волосы появились.

– Было от чего.

– Слышал о твоих похождениях. А ты молодец, сумел постоять за себя, – в голосе Репы послышались уважительные интонации. Похоже, что он признал Чертанова и принимал за равного. Пусть и противоположного лагеря, но равного. – Честно говоря, я не ожидал от тебя такого характера. Ну, так что ты там хотел? Варяг сказал, что с тобой можно иметь дело, а его слово для меня много значит.

Кажется, Чертанов понял, почему Репа выбрал именно это местечко. Переулок больше напоминал средневековую улочку какой-нибудь европейской столицы – того и гляди, зацокают по брусчатке кованые копыта боевого коня. Красоту, видать, любит. Эстет, мать твою! А еще переулок прекрасно просматривался со всех сторон, и в нем нетрудно обнаружить нежелательного свидетеля. Где-то рядом наверняка несли свою вахту быки с мобильниками в руках, готовые в случае неприятного поворота событий защищать своего хозяина.

Чертанов даже выглянул в окно, чтобы среди небольшого числа прохожих отыскать людей Репы. Может, эти двое, что курят на углу? Или те, что пытаются ухаживать за девушкой, вышедшей из адвокатской конторы? Не разобрать! Профессионалы. Порой бандитская служба наблюдения ни в чем не уступает федеральной конторе.

– Ты знаешь о том, что вчера застрелили еще одного кассира, на Пушкинской?

– Слыхал, – нахмурился Репа. – А тебя-то это почему волнует? Во-первых, в Москве объявился Варяг, а уж он-то сумеет прекратить беспредел. Во-вторых, отморозки братву мочат, так что ты только радоваться должен. Вы же, менты, как рассуждаете: чем больше бандитов поубивают, тем спокойнее в городе будет.

Чертанов усмехнулся:

– Мы обязаны защищать всех. А потом, это еще большой вопрос, станет ли спокойнее.

– А-а, – одобрительно протянул Репа, – значит, и менты стали соображать. Только это наши проблемы, мы с ними сами справимся.

Чертанов отрицательно покачал головой:

– Сколько же поляжет ваших пацанов, пока Варяг отыщет убийцу? Для антикварщиков и рэкетиров-кассиров уже впору братскую могилу сооружать.

– Не нравятся мне такие шутки!

– А я не шучу, – жестко отрезал Чертанов. – Я хочу его поймать.

– А тебе-то это зачем надо? – удивился положенец. – А-а, понимаю… Я тебя разгадал. Ты хочешь прогнуться перед начальством, все-таки не из санатория вернулся, а из тюряги.

– Послушай, Репа, ты хочешь услышать какие-то откровения? Ты их не дождешься, и не надо меня заводить, я тоже не каменный, могу сорваться. И не думай, что ты сделал одолжение, явившись сюда. Ты заинтересован больше меня, чтобы остановить этот беспредел. Мало того, что твоих людей убивают, так еще и деньги до общака не доходят. Вот сколько у кассира пропало денег в этот раз?

Репа неожиданно широко улыбнулся:

– Мелочь. Двести баксов.

– Только не надо мне вкручивать! Самая скромная цифра – это десять тонн.

– А ты неплохо информирован, – буркнул Репа.

– Это моя работа – знать о таких вещах, а информирован неплохо тот, что убрал парня.

– Я уже сказал: пусть у Варяга голова болит. Он за казну отвечает, не ты и не я.

– Ой ли? – усмехнулся Чертанов. – За наезды на антикварщиков в конечном итоге с тебя спросят, думаешь, я не понимаю? Ведь ты им крышу даешь. На твоей территории творится наглый беспредел. Но это еще только цветочки. Ягодки начнутся, если налетчики действительно доберутся до общака. Как думаешь, на разборы только одного Варяга вызовут, а ты в стороне останешься?

– Ладно, кончай грузить! – неожиданно рассвирепел Репа, огладив руками голову так, словно желал убедиться в том, что она пока что крепко сидит на его плечах.

Дав ему время успокоиться, Чертанов понизил голос:

– Ты кого-нибудь подозреваешь?

Выпуклый лоб Репы собрался в складки:

– Я уже раз сто думал над этим. Из своих – никого. Но ведь, кроме своих, многие знают, когда кассиры дань собирают, где скупщики живут.

– Многие, – согласился Чертанов. – А конкретней?

– Да кто угодно может крысой оказаться! Не хочу на пацанов Варяга грешить, но ведь и они не святые, верно?

– Да уж. Не святые.

– Что касается барыг, то тут вообще темный лес, – продолжал Репа, не обратив внимания на его подначку. – Когда они башли видят, глаза у них вот такие делаются! – развел он пальцы. – Плюс у каждого родственники, друзья, партнеры… Но лично я полагаю, что действуют залетные. Пасут, наблюдают, выслеживают. Кассиры ведь – лакомая добыча. Завалил одного и отдыхай до следующей акции.

– Почему кассиры деньги Варягу не сразу сдают? – поинтересовался Чертанов.

Смотрящий ответил ему нехорошим взглядом:

– Ты многого от меня хочешь, гражданин начальник. Может, тебе еще сказать, где общак хранится?

– Послушай, ты хочешь, чтобы мы взяли налетчиков или нет? Если ты в этом не заинтересован, тогда так прямо и скажи! Я и один справлюсь, но в этом случае тебе придется еще несколько человек похоронить. Если хочешь найти убийцу, тогда, будь добр, помоги.

– Сначала ты ответь мне на один вопрос.

– Ну?

– У тебя с ним личные счеты?

– Да, – после некоторой паузы ответил Чертанов. – Из-за него я угодил на нары. Он хотел сломать меня, но ему это не удалось.

– Понятно, – качнул головой Репа. – Сейчас я тебе скажу то, о чем знает очень ограниченный круг людей. Навар, как правило, сносится в какую-нибудь квартиру, которая постоянно меняется. О таких хатах знают только избранные, они-то и доставляют туда бабки. На их счет у меня нет никаких подозрений, все они люди не раз проверенные и работают у Варяга не один год. Деньги им передают кассиры со своих участков. Но так как приходится собирать дань вечером, то до утра кассиры хранят деньги при себе.

– Они забирают их домой?

– Ну не на вокзалах же с ними ночевать?

– Тут у вас прокол, – пробормотал Чертанов. – Налетчики вычислили слабое звено, и вся ваша налаженная цепочка каждый раз обрывается в одном и том же месте. В подъезде, куда заходит кассир с выручкой. Значит, нужно поставить себя на место убийцы и пойти его путем…

– Это что, особый ментовский юмор?

– Это особый ментовский расчет. – Взгляд Чертанова застыл. – У антикварных точек, где еще не было ограблений, нужно установить видеокамеры и отслеживать всех, кто особенно интересуется кассирами и барыгами… Снаряд не падает в одну и ту же воронку. Так что вероятность того, что налетчики отправятся промышлять по второму кругу, – очень мала.

– Ты понимаешь, что ты мне предлагаешь? – прошипел Репа, желтея прямо на глазах.

Чертанов примирительно поднял ладонь.

– Не перебивай меня, выслушай до конца. Я не собираюсь следить за работой рэкетиров, у меня другие задачи. Важно найти тех людей, кто проливает кровь. А все видеозаписи можно будет потом уничтожить.

– И как же это будет выглядеть? Менты будут ходить по нашим угодьям с камерой в руках и снимать все подряд?

Чертанов невольно улыбнулся над наивностью его вопроса:

– Здесь тебе не стоит беспокоиться. Все будет не так, как ты думаешь. Я бы мог это оформить и без твоего разрешения, но мне нужно твое принципиальное согласие. Моих операторов ты даже не увидишь. Некоторые из них засядут на верхних этажах зданий. Для этих же целей мы даже снимем квартиры. Другие будут находиться в фургонах, которые мы подгоним к ювелирным магазинам, ломбардам и пунктам скупки драгметаллов.

Репа надолго задумался. Наконец он заговорил:

– Я не могу решать такой вопрос в одиночку. Мне надо посоветоваться с людьми. А вдруг это милицейская подстава? – губы Репы неприятно изогнулись.

– Посоветуйся, – согласился Чертанов, – только не следует затягивать. Акции проводятся примерно раз в неделю. Прошло четыре дня. Не исключено, что убийца находится где-то рядом, а возможно, уже сейчас целится в кого-нибудь из твоих людей.

– Дело очень серьезное, сам понимаешь. Мы не всегда ведем праведный образ жизни, и нам бы не хотелось, чтобы наши дела стали известны легавым.

Репа умел строить маску. И сейчас своей непроницаемостью он напоминал идола с острова Пасхи. Безмятежный, холодный, почти величественный. Вот разомкнутся сейчас тонкие каменные губы и высокомерно изрекут истину.

– По этому поводу ты можешь не беспокоиться, – сказал Чертанов. – Если тебя устраивает ментовское слово, я могу его дать.

Он не сводил внимательных глаз с лица собеседника. Презрительной усмешки уже не было, это хорошо.

– Твое слово кое-чего стоит, но мне нужны куда большие гарантии.

– Если за меня поручится Варяг, тебе этого будет достаточно?

– Ах, вот даже как? – опешил Репа. – Признаюсь, не ожидал. Когда это вы успели с ним сойтись настолько близко?

– Неважно, – отрезал Чертанов. – Важно, что он мне доверяет.

– Ну что ж, если дело обстоит подобным образом, тогда валяй!.. Когда думаешь приступать?

На минуту идол потерял невозмутимость, а в холодные глаза, очень напоминающие скол льда, ударился солнечный луч и обломился где-то в прозрачной чистоте крохотной радугой.

– Считай, что я уже начал, – попытался не улыбнуться Чертанов. – Посмотри туда, – показал он на окна последнего этажа. – Ничего там не видишь?

Репа, пряча интерес за обычной сдержанностью, скупо отвечал:

– Что-то не разберу.

– А ты повнимательнее посмотри… Видишь, на пятом этаже, в правом крайнем окне, занавесочки задернуты. А в центре щелочка небольшая имеется, вот через нее на нас видеокамера посматривает с большим увеличением. Если хочешь, можем посмотреть кассету, увидишь, насколько ты фотогеничен.

– Не стоит… Мое обязательное условие – я должен знать, откуда ведется съемка… Иначе мы не договоримся, – развел руками Репа. – Варяг, конечно, очень уважаемая фигура, но на своей территории я хозяин, и я отвечаю за все, что здесь творится.

– Хорошо, – не без некоторого колебания согласился Чертанов. – Я покажу тебе все эти точки. Но думаю, не нужно объяснять, что об этом никто не должен знать?

– Договорились, – протянул положенец руку. Чертанов задержал свой взгляд на ногтях Репы, волнистых и таких же желтоватых, как и кожа на лице, и сдержанно тиснул четыре пальца.

Михаил долго боролся с искушением назвать своему собеседнику имя убийцы, но в этом случае Сергей Назаров по кличке Серый вряд ли дожил бы до допроса. А посмотреть ему в глаза после всего, что произошло, Чертанов стремился всей душой. Ознакомившись с показаниями теперь уже покойной бедняжки Ангелины, он осознал, что враг, преследующий его в огромном городе, опаснее любого тигра-людоеда. И расправиться с ним в одиночку было делом его чести.

* * *

Сергей Назаров поморщился:

– А стекло обязательно было брать? – показал он на пустую бутылку, торчащую из кармана Гончара.

– А то! Кто бы мне поверил, что я бомж, если таким добром раскидываюсь.

– Артист! – хмыкнул Назаров, когда Гончар, расположившись на соседнем кресле автомобиля, уверенно сорвал с себя крохотную рыжеватую бороденку.

– Чего не сделаешь ради дела!

– Только ты тут своими лохмотьями обивку мне не испачкай, – недовольно пробурчал Серый, покосившись на живописный наряд Гончара. – Ты часом это рванье не на свалке нашел?

– У настоящего бомжа выменял, – пояснил напарник. – За литр водки.

Разговаривая, оба внимательно наблюдали за кафе. Место не очень удобное для обзора – видна лишь часть стекляшки, но зато высокое крыльцо с крепкой дубовой дверью просматривалось отлично.

– А тебе такой наряд к лицу, – бросил Серый.

В последнее время Гончар раздражал его все сильнее, и Серый, не церемонясь, сыпал насмешками в его адрес. Как это ни странно, но Гончар не обижался и отзывался на его едкие шутки с какой-то повышенной веселостью.

Сунув грязную куртку в полиэтиленовый пакет, он хохотнул:

– Жаль, бабы этого не понимают. Кстати, к Бесу две такие классные телки подсели! Этот своего не упустит. Профессионал!

– Ничего, недолго ему осталось жизнью наслаждаться, – угрюмо процедил Серый.

Сигарета догорела, и он сильным щелчком выбросил ее в открытое окно «девятки». Воробушки с веселым щебетанием вспорхнули с близстоящего дерева и камушками рассыпались на тротуаре. Угощение их разочаровало. Попрыгав немного рядышком с просыпанным табаком, птицы разлетелись несолоно хлебавши.

– А телки действительно отпадные, – продолжал бубнить Гончар. – Буфера во-о торчат, едва из лифчиков не выскакивают, а Бес на них даже не смотрит. Подружки ему что-то втолковывают, а он о своем думает. Одна даже вспылила, спрашивает, мол, вы нас слышите или нет? А он как-то так встряхнулся, улыбнулся виновато и попросил вопрос повторить.

– А ты наблюдательный, – сдержанно заметил Серый и, потеплев, добавил: – Хвалю! Только размышлять ему теперь поздно. Лучше бы помолился перед смертью… Смотри, выходит! – он толкнул Гончара локтем в бок.

Хлопнула дверь, и на тротуар, распугав воркующих голубей, ступил Чертанов. Уходить он не торопился. Неторопливо закурил, посмотрел по сторонам и медленно пошел по улице.

– А может, его сразу завалить? – предложил Гончар. – Чего тут мудрить-то? Где он живет, мы знаем. Подкараулим вечерком да пощекочем под ребрышками перышком. Народ там проживает неспокойный, буйный. Наверняка мент многим там не нравится, так что подумают на соседей.

Серый отрицательно покачал головой:

– Ты меня не понимаешь, Гончар. Для него это слишком легкий выход. Я хочу, чтобы он помучился. Что, ты думаешь, я делал в «чалкиной деревне» долгими вечерами?

Гончар пожал плечами:

– То же, что и все. Играл в карты и жарил по углам петухов.

– Это внешнее… А еще долгими вечерами я составлял план своей мести. Я все обдумал до деталей. И сейчас план этот понемногу воплощается в жизнь. Я добился того, что мент полностью порвал отношения с женой. И теперь я трахаю его женушку во всех положениях, в каких только захочу. Знаешь, она необыкновенно темпераментная, и мне доставляет настоящее наслаждение засаживать ей! – Лицо Серого дернулось, как будто через него пропустили ток. – Теперь я думаю, это даже хорошо, что Беса не удалось загнать в петушатник. Ничего, то, что не удалось другим, сделаю лично я, мне это даже как-то поприятнее будет. А потом, когда потешусь с ним, как матрос с проституткой, проткну ему брюхо. Вот так-то. Так что не надо меня лишать удовольствия, – с вызовом посмотрел Серый на примолкшего Гончара. – Я хочу насладиться своей ненавистью до конца. Слишком долго я ждал этого. Пусть мент пока погуляет, подышит вольным воздухом, а мы придумаем ему какую-нибудь очередную пакость. Он ищет меня! И считает, что это он охотник. Напрасно! Охотник – это я! Пока я сижу в засаде. Мне осталось лишь поудачнее приладить приклад к плечу и выстрелить ему в лоб. Чтобы уже было наверняка. И вот увидишь, однажды я так и сделаю!

– А может, все-таки уделаем его, когда он зайдет в подъезд? – предложил Гончар. – Свидетелей никаких. Даже дело заводить не станут. Пришел пьяный и стукнулся височком о бетонную ступеньку лестницы. Чего только на свете не бывает.

– Ты прямо какой-то кровожадный человек, Гончар, все-то тебе нужно кого-то пристукнуть. И не жалко тебе людей? – с укором посмотрел Серый на соседа. Глядя в серьезные глаза Серого, трудно было заподозрить его в неискренности.

– А чего его жалеть?

– Возможно, ты и прав, – задумался Серый, потерев пальцами подбородок. – Только ты уж как-то слишком прямолинейно действуешь, без выдумки, что ли. Нет у тебя воображения, а ведь даже мокрое дело нужно обставлять как спектакль. И кажется, я уже кое-что придумал.

– Серый, я тебе вот что хотел сказать… – замямлил Гончар.

– Ну, чего ты менжуешься, как барышня на панели! Что там у тебя?

– Может, мы оставим в покое кассиров? Ведь если на зону залетим, нам долго там не жить! Барыг нам мало, что ли? По понятиям – это терпилы, а их и щипануть во благо.

– Плевал я на их понятия! Если они в законе, то я вор вне закона! – прошипел Серый. – А потом, неужели тебе не нравится за один хапок получать по пятьдесят тысяч баксов?

– Конечно, приятно, но…

– Если да, тогда давай оставим этот базар!

* * *

Серый посмотрел на свою ладонь. Вместо мизинца – куцый обрубок, с розовой тонкой кожей на месте раны. Теперь ладонь казалась уродливой, очень некрасивой, и Назаров так и не сумел привыкнуть к ее новому облику. Даже сейчас, по прошествии двух лет, он помнил каждую складочку на пальце. На самой верхней фаланге был небольшой след от ожога – на спор с минуту держал на пальце раскаленную проволоку. Кажется, выиграл полпачки сигарет. На средней фаланге – глубокий рваный шрам, помнится, заживал болезненно и очень гноился. Но вот где ободрался – убей, не вспомнишь. Но что точно – по глубокой пьяни.

Вот как бывает – пальца нет, а память о нем осталась. Да-а.

И палец-то потерял по-глупому, проиграл в карты, и что самое обидное, за год до того, как откинулся. Играя в карты, понадеялся на железную взятку, поставив на кон собственный мизинец, а когда все-таки проиграл, пришлось преподнести удачливому сопернику конечность в качестве сувенира. Приложил тесак к пальцу да ударил по нему кулаком, а обрубок, словно живой, отскочил далеко в сторону.

Наталья сидела напротив и, забросив ноги на пуфик, курила. На Серого она даже не смотрела, делала вид, что он ей безразличен, но грудь ее вздымалась чаще, чем обычно.

Серый сел рядом и погладил голое колено Натальи.

– Всякий раз, когда ты приходишь, я чувствую себя самой настоящей дрянью, – глухо сказала она. – В кого ты меня превратил? Ведь я же была совершенно другой.

– Ошибаешься. – Его поглаживания становились все более интимными, и беспалая ладонь Серого забиралась все выше. – Ты всегда была такой. Просто сама этого не осознавала. Вот почему твой бывший муженек до сих пор по тебе скучает… Он любит женщин распутных, а ты как раз подходишь под это определение. Кроме того, ты – прирожденная авантюристка.

– Послушай, еще ни одна наша встреча не обошлась без того, чтобы ты не вспомнил Михаила, – с недоверием посмотрела Наталья на Серого. – Вы все-таки знакомы? Признайся.

Ладонь Серого на секунду остановилась на середине ее бедра, как бы не решаясь отправиться в дальнейшее путешествие. Затем неторопливо двинулась дальше, выискивая заповедные места.

Он загадочно улыбнулся:

– Однажды мы с ним сталкивались.

– Вот как… Не нравится мне все это!

Сильным ударом пальца она стряхнула пепел на пол. Несколько искр, закружившись, полетели на палас. Не прожгли. Потухли где-то на полпути и упали на мягкий ворс уже остывшими.

– Послушай, оставил бы ты меня в покое, а? По-моему, наши странные отношения затянулись.

Серый поднял брови:

– Я тебя не понимаю, моя прелесть. Ты хочешь сказать, что нашим чувствам пришел конец? Бог ты мой, как это несправедливо. Мы только начали понимать друг друга, и ты вдруг собралась бросить меня. Мое сердце разорвется на клочки, если подобное все-таки произойдет.

– Ты совершенно не тот человек, за которого себя выдаешь, – неприязненно выдавила из себя Наталья. – Я не удивлюсь, если ты окажешься самым настоящим убийцей!

– А ты стала смелой, – процедил Серый, внимательно разглядывая Наталью. – Похвально. Видно, близость сильного мужчины действует на тебя благотворно. Вон как заговорила!.. Только я хочу тебя немного поправить: на самом деле у человека три лица. Первое такое, каким его видят окружающие, второе – каким он видит себя сам, ну и третье – кто он есть на самом деле. Так вот, хочу тебе заметить, моя радость, что на самом деле я очень добрый и ласковый человек… Конечно, если меня при этом не достают и не лезут мне в душу. А потом, неужели я тебе так безразличен и ты хочешь разбить мне сердце этим разрывом?

– Ничего, как-нибудь переживешь, – дернула подбородком Наталья. Неожиданно пальцы Серого впились в ее бедро, словно когти хищной птицы.

– Пусти, мне больно!.. Останутся синяки!..

Он лишь улыбался.

– А ты думаешь, мне не больно, девочка моя? Я успел к тебе привязаться, а ты вместо того, чтобы прижаться ко мне всем телом, начинаешь меня отталкивать. Я этого не люблю. – Хватка хищника слегка ослабла, но жертва не ускользала, словно была парализована ужасом. – Это тебе мое первое предупреждение… и последнее.

Рука Серого слегка поглаживала бедро Натальи, медленно подползая к паху.

Неожиданно Наталья ощутила желание. Этот человек, холодный и опасный, неимоверно возбуждал ее, и невольно она слегка раздвинула ноги, предоставляя ему свободу действий. И тотчас на его губах промелькнула снисходительная и понимающая улыбка.

К собственному неудовольствию, Наталья почувствовала, как жаркая краска страсти стала заливать ее грудь и лицо. Ничего подобного с другими и с Михаилом тоже у нее не случалось. Это просто какое-то наваждение. Мужская рука, уверенно скользнув по животу, перебралась на другое бедро. Лицо Натальи горело, и теперь поди разберись, от чего – не то от нахлынувшей страсти, не то от животного страха.

– Я поняла… – прошептала Наталья тихо, словно любовное признание.

Серый был опасен, но это лишь усиливало ее влечение.

– А теперь иди ко мне, моя девочка, – уверенно притянул он к себе Наталью. – Что же нам мешает? Ах да, твои трусики. – И он осторожно стал стягивать с нее узкую ажурную материю, не забывая целовать в живот.

Все-таки он был потрясающим любовником. Ему можно было многое простить только за одно подобное прикосновение. Наталья не сопротивлялась и, закрыв глаза, прижала к себе голову Серого. Она уже готова была забыться в экстазе, но он неожиданно остановился, торопливо приспустил брюки и посадил Наталью к себе на колени. Женщина вскрикнула от нахлынувших чувств. И волна тепла, неожиданная и сильная, распространилась от низа живота до самого горла, на мгновение перехватив дыхание. А Серый, не теряя темпа, приподнял ее ноги и аккуратно положил их к себе на плечи и входил в нее все сильнее, познавая ее все неистовее.

Наталья открыла глаза и увидела застывшего в дверях Гончара. Он не торопился уходить, с интересом наблюдая за ними. На его губах блуждала плутоватая улыбка. Наталья вдруг с ужасом осознала, что у нее не хватает воли даже приостановиться. Стыда тоже не было. Она неистово торопила миг блаженства, и, когда он наконец пришел, Наталья закричала подраненной птицей, податливо расслабившись в сильных руках.

* * *

Дождь был мелкий, но очень неприятный. Достаточно было постоять на улице всего лишь несколько минут, чтобы вымокнуть с головы до ног. Редкие прохожие, спрятавшись под зонтами, торопились по каким-то своим неотложным делам. Не будь у них забот, они сидели бы дома и, забросив ноги на стул, читали бы захватывающие детективы с чашкой кофе в руках.

Сергей Назаров посмотрел на часы, стрелки показывали почти шесть. Доктор Нейбер выходил из клиники в одно и то же время. Надо признать, что он был большой педант, и кровь далеких предков-пруссаков давала о себе знать педантизмом и аккуратностью во всех его делах. Такая кровь не могла закиснуть. Она лишь еще более кристаллизовалась в жидком растворе бесхозяйственности.

Он никуда не торопился и всюду успевал. И каждое дело выполнял с такой скрупулезностью, как будто опасался, что последующие поколения Нейберов могут упрекнуть его в непрофессионализме.

В три минуты седьмого дверь открылась, и Нейбер появился на пороге клиники. С минуту он стоял под широким козырьком, с неприязнью наблюдая за моросящим, почти осенним дождем. А потом, накинув капюшон и застегнув плащ на все пуговицы, уверенно шагнул в сырость. В этот момент он напоминал гусеницу, спрятавшуюся в кокон. Сутулый, слегка нескладный, он неловко перепрыгивал через лужи, спеша к своей машине.

Назаров отбросил в сторону сигарету, тотчас погасшую под дождем, и сделал шаг навстречу.

– Карл Генрихович?

Нейбер приостановился и посмотрел на мужчину, преградившему ему дорогу.

– Что вы хотите?

– Вы меня не узнаете?

Нейбер с минуту разглядывал Серого, потом восхищенно выдохнул:

– Прекрасная работа! Как же мне не узнать свою руку. У вас есть какие-то претензии, вам не нравится свое новое лицо? – в его голосе послышалась тревога.

Уголки губ Серого слегка приподнялись:

– У меня нет к вам никаких претензий. Вы прекрасный специалист, Карл Генрихович. Просто жизнь такая дурная штука, и часто нам приходится делать то, чего мы совсем не желаем.

Он коротко посмотрел по сторонам. Улица была совершенно безлюдной, лишь метрах в пятидесяти, на троллейбусной остановке жались друг к другу застигнутые врасплох пешеходы.

Вокруг безмолвие и пустота.

– Мне нужно рассказать вам про одно важное дело… Как-то посреди дороги не очень удобно…

– Ну что ж, пойдемте, молодой человек, – вяло согласился доктор, выразительно посмотрев на часы, всем своим видом показывая, что его время для общения крайне ограничено.

И затопал во двор следом за странным молодым человеком. Брезгливо поморщившись, сел на сырую скамейку.

– Так что у вас ко мне за дело?

– Сущий пустяк, Карл Генрихович…

Серый вытащил из кармана руку. Доктор успел увидеть, как на узком лезвии блеснули капли дождя. Серый ткнул заточку под самое сердце, и Нейбер, прервав вдох, расслабленно ссутулился.

Сергей прислонил труп к спинке скамейки и печально сказал:

– Спи спокойно, дорогой товарищ.

Дождь продолжал монотонно шелестеть, и улицы по-прежнему оставались пустынными. Убийца поднялся и, не оборачиваясь, ровной, неспешной походкой праздного гуляки направился к машине.

* * *

Телефонный звонок прозвенел неожиданно, а потому показался особенно неприятным. Похоже на то, когда тебя кто-то неожиданно трясет за плечо во время глубоких размышлений.

Варяг не торопился подходить к аппарату, рассчитывая, что терпение абонента должно иссякнуть, но тот оказался на редкость настойчивым и отказывался вешать трубку. Следовательно, телефонный звонок предназначался ему, и человек, набравший номер, был прекрасно осведомлен о том, что законник находится именно в этой квартире. А если учесть, что мало кому было известно, что за последнюю неделю Варяг сменил четыре квартиры, значит, можно предположить, что звонивший был лицом доверенным.

Варяг поднял трубку и коротко произнес:

– Слушаю.

– Владислав Геннадиевич, – раздался вкрадчивый негромкий голос. – Это вас Константин беспокоит, – Варяг узнал голос Тарантула. – У меня к вам срочное дело, хотелось бы встретиться.

– Где ты сейчас находишься?

– Внизу… у самого подъезда, звоню по мобильному.

Варяг подошел к окну, слегка раздвинул шторы и увидел невысокого сутулого человека в темных брюках и светлой рубашке. В правой руке он держал мобильный телефон и смотрел прямо на окно. Заметив дрогнувшую занавеску, он поднял руку в приветствии.

Ничего настораживающего: ни лихих парней с масками на лицах, ни кучкующихся гладиаторов. На лестничном пролете между вторым и третьим этажами стояла парочка влюбленных и нежно потискивала друг друга за все интимные места. И всякий неискушенный человек, проходящий мимо, с завистью смотрел на молодых и подозревал их в нешуточной страсти. Действительность же выглядела куда прозаичнее – это были обыкновенные наблюдатели, в чью обязанность входило немедленно сообщить о малейшей опасности. В случае опасности Варяг должен был скрыться в соседней квартире и, спустившись по лестнице, оказаться на противоположной стороне дома и на другой улице. Место было подобрано идеально – многолюдное, рядом с торговым центром, в двух шагах от метро. Но, кроме того, здесь стояла скромная «Мазда» с форсированным двигателем, способным выдержать самую сумасшедшую гонку.

Миловаться парочке осталось еще часа полтора. Далее путь Варяга лежал в другой конец Москвы, в район Тушино, в незаметную пятиэтажку, где он пробудет до обеда следующего дня. Место тихое, спокойное. В скверике, на скамейках расположится небольшая группа выпивох. Внешне совершенно безобиднейшая компания. Но под курткой каждого из них – по новехонькому «вальтеру». И при необходимости они способны дать настоящий бой.

Куда дальше? Полная неизвестность. Впрочем, Варяга это не особенно заботило, об этом должен побеспокоиться Тарантул, а тот в свою очередь утверждал, что у него имеется четкий план с запасными вариантами.

– Хорошо. Я тебя жду, – произнес Варяг и положил трубку.

Через минуту раздался негромкий стук в дверь. Варяг невольно улыбнулся. Он обнаружил за Тарантулом некоторую странность, тот пренебрегал звонком. Непременно стучал. Варяг открыл дверь и отступил в сторону.

– Что-то случилось? – спросил он, памятуя о том, что встретиться они должны были только на следующей квартире.

– Я по поводу Серого, – деловито сказал Тарантул.

– И что он?

Варяг прошел в комнату, плюхнулся в глубокое мягкое кресло. И тотчас из угла к нему на колени устремилась пушистая белая кошка. Собак он не любил – по старой зэковской традиции, а вот кошек обожал. Чем-то все они похожи и очень напоминают женщин: чем больше их гладишь, тем привязчивее они становятся.

Хозяин квартиры съехал на неделю за город и очень беспокоился о судьбе кошки. Но Тарантул клятвенно заверил его, что животное будет в надежных руках. Похоже, что так оно и есть в действительности, потому что Константин Игоревич никогда и ничего не забывал.

Расположившись на коленях Варяга, кошка утробно заурчала. Варяг погладил ее по голове, и животное, еще более изогнувшись, потерлось мордочкой о его рукав.

Пускай понежится божья тварь, не мешает ведь!

– Серый практически исчез сразу после того, как откинулся. Мы тут поспрашивали тех, с кем он парился в последний год, один вспомнил, что Серый хотел изменить внешность. И в паспортном столе у него очень серьезные завязки. Наверняка сейчас разгуливает по Москве с обновленным фейсом и крепкой ксивой.

– Возможно. Соображения какие-нибудь есть?

Варяг улыбнулся, подумав о том, что несколько лет назад ему самому пришлось делать пластическую операцию. Господи, как же давно это было. Будто бы и не с ним.

– Специалистов высокого класса даже в Москве не так уж и много, – Тарантул сидел напротив, точно в таком же кресле. Из-под рукавов рубашки нескладно торчали длинные руки, поросшие густой черной растительностью. – А он должен был обратиться к лучшим. Их пятеро. Я тут пробил каждого из них. Все пятеро вполне обеспеченные люди, долгое время работали за границей. У четверых безукоризненные репутации, но пятый делает срочные операции, используя современные лазерные технологии, и берет за это немалые деньги. Попасть к нему можно по рекомендациям. У него неплохие связи в криминальном мире. Скорее всего, Серого оперировал именно он.

– Покажешь ему фотографии Назарова и посоветуешь говорить только правду. Заплатишь деньги, это очень способствует откровенности.

Кошка затихла и не шевелилась вовсе, почесывание за ухом ей явно пришлось по душе.

– Хорошо, так и сделаю.

– Кстати, а у тебя нет случайно фотографии этого доктора?

– Есть. Мы сфотографировали его во дворе клиники. Думали, пригодится, – полез Тарантул в карман.

– Как видишь, пригодилась.

Варяг взял протянутую фотографию и невольно улыбнулся. Фото было выполнено мастерски, будто бы для какой-нибудь фотовыставки. На ней был запечатлен уже немолодой мужчина в темно-зеленом операционном халате. Облокотившись о косяк двери, он курил. Лицо усталое, почти изможденное, наверняка лепила вышел во двор, чтобы взбодриться после утомительной операции.

Этого человека Варяг узнал мгновенно, едва взглянув. Именно он делал ему пластическую операцию. Он почти не изменился, вот разве что лицо сделалось несколько суше да седины на висках прибавилось.

– Ты знаешь этого человека? – перехватил взгляд Варяга Тарантул.

– Так, самую малость… Начните с него. Мне кажется, вы на верном пути, – и вернул фотографию.

Глава 18

ТИГР ВЫШЕЛ НА ОХОТУ

Чертанов нажал кнопку воспроизведения, и на экране, приближенное мощной оптикой, появилось лицо бригадира. Невысокий, но довольно плотный парень, как будто целиком состоящий из мышечной массы. Погоняло у него тоже было под стать – Борец. На Пушкинской он был едва ли не главным действующим лицом, и молоденькие кассиры, разинув рты, уважительно взирали на него. Так смотреть могут только мальчишки, мечтающие о боевых подвигах. Оно и понятно, за Борцом была биография – участие во многих стрелках, многочисленные разборки и пальба. Тот еще фрукт.

О чем он говорил, не разобрать, но фразы короткие, резкие, как будто бы он отдавал приказы. Кассиры лишь молчаливо соглашались, мелко кивая стрижеными головами.

Через несколько минут они разойдутся по точкам, чтобы собрать причитающуюся дань со скупщиков золота и драгоценностей. Ничего из ряда вон выходящего или настораживающего. Так сказать, обыкновенные бандитские будни. Перетерли и пошли. Абсолютно никакой романтики, или она остается где-то за кадром? Не разобрать.

Чертанов с интересом всматривался в случайных прохожих, в тех, что подходили к ларькам отовариваться, внимательно наблюдал за их поведением, реакцией. Обращал внимание на руки, но все покупатели имели целые конечности. Был, правда, один безрукий, но этот вариант не в счет.

В одном месте Михаил остановил кадр. Так оно и есть. В правом углу экрана он увидел знакомое лицо. Когда-то этот человек проходил по делу о хищении железнодорожных грузов. Как же его звали? Кажется, Гончар. Как правило, воришки его уровня очень редко идут на мокруху. Если, конечно, не поменяют на зоне специализацию, что в последнее время частенько случается. Тюрьма – это в первую очередь кузница кадров, где идет постоянный обмен опытом. Так сказать, курсы повышения квалификации. Вошел в тюрьму обыкновенным хулиганом, а выходишь уже подкованным домушником; сел за карманную кражу, а на воле занялся гоп-стопом.

Но нет, Гончар, похоже, здесь совершенно случайно: остановил идущего навстречу прохожего, попросил у него прикурить и пошел дальше все той же, слегка развязной походочкой.

Абсолютно ничего настораживающего, но именно отсюда кассиры разъезжались по закрепленным за ними точками.

Чертанов просмотрел сотни километров пленки, отснятой в разных концах Москвы, но даже и на сантиметр не сумел приблизиться к разгадке. Наоборот, такое впечатление, что тайна стала от него еще дальше. Уже на четвертый день изучения пленок он сумел запомнить едва ли не всех кассиров Варяга и для простоты дал им прозвища. Никто из них даже не подозревал о его существовании и тем более не мог подумать, что сделался объектом пристального изучения.

А если учитывать, что ограбления и убийства происходят с частотой примерно раз в неделю, то можно смело предположить, что среди них ходит будущий покойник. Правда, они пока не догадываются об этом. Жизнь прекрасна, можно выпить по бутылочке пивца, попариться в баньке и подснять понравившуюся бабенку. А смерть так же далека и нереальна, как мерцающие в ночи звезды.

На письменном столе лежало еще шесть кассет: две с Садового кольца, три с Варшавского шоссе и еще одна была снята у Рижского вокзала.

Как это ни странно, в кадре появлялся кто угодно – калеки, хромые, какие-то убогие, но почему-то отсутствовали беспалые. Хотя попался один с изуродованными кистями, на две ладони уцелел всего лишь один большой палец правой руки. Только с такими руками не то что пистолет не обхватишь, даже в носу не поковыряешь.

Совершенно никакой зацепки!

А что мы видим здесь? Ага, подъехали ребятки на трех машинах. Никак организуется какое-то серьезное толковище. Лица хмурые, сосредоточенные. Сдержанно поздоровались, словно игроки двух соперничающих команд. Среди них выделялись двое – один необыкновенно худой, с многочисленными татуировками на пальцах. Лидером другой стороны был парень крупного сложения с литыми плечами. С минуту они напряженно о чем-то разговаривали, а потом одновременно улыбнулись, и стоявшая рядом братва расхохоталась, разряжая обстановку. После чего, дружески хлопнув друг друга по плечам, разошлись. Научились все-таки работать: ни тебе свирепого мордобоя, ни пальбы из дюжины стволов. Встретились, поговорили, обменялись улыбками и разошлись. А ведь вопрос-то был нешуточный, надо полагать.

Чертанов поставил следующую кассету.

В этот раз оперативная съемка велась из окон четырнадцатиэтажного дома близ небольшого, но очень активного пятачка у Варшавского шоссе. Здесь располагалось несколько шашлычных, закусочных и множество лотков с самым разнообразным товаром. Люди, которым срочно требовались деньги, активно сносили сюда золотишко, камушки, иконы. Очень удобно: сдал товар барыге, и прямиком к пивному прилавку. В одном месте между закусочной и продовольственным магазином Чертанов заметил трех парней и присмотрелся к ним повнимательнее… А вот это уже серьезно: торгуют «дурью», нужно будет дать наводку в отдел, пускай побеседуют с ними пообстоятельнее.

Михаил посмотрел на часы. Засиделся, однако, почти десять. Он собрал кассеты и спрятал их в сейф, после чего поставил его на сигнализацию. Уже целую вечность он не видел Наталью и сына и решил посетить их именно сегодня. Конечно, его появление супруге радости не добавит, но зато после очередной порции упреков можно будет пообщаться с сыном.

Неожиданно затрезвонил телефон. Неведомый абонент наверняка знал, что майора следует искать в служебном кабинете, а потому хотел во что бы то ни стало дозвониться.

С минуту Михаил колебался, вслушиваясь в звонки, понимая, что какой-нибудь из них может перевернуть его личные планы на остаток вечера. Но потом, повинуясь какому-то внутреннему порыву, поднял трубку.

– Слушаю, – сдержанно произнес он, проклиная себя за малодушие.

– Ну, ты куда девался, в натуре?! – возбужденно орал Егор Ларин. – Мы тут тебя все ждем, а ты и ухом не ведешь!

– Я не могу сейчас. Дел невпроворот…

– Да знаю я все твои неотложные дела, – ликовал неунывающий Ларин. – Наверняка привел в кабинет какую-нибудь бабенку и теперь думаешь, как бы ее соблазнить. Не стоит этого делать, уверяю тебя. Начальство не любит, когда по углам валяются женские трусики.

– Послушай, Егор, – уже начал раздражаться Чертанов, – у меня действительно есть кое-какие срочные дела.

– Друг ты мой разлюбезный, уверяю тебя, – настаивал пьяный приятель, – у твоей прелестницы, которую ты разложил на столе, нет ничего особенного. Она точно такая же баба, как и все остальные. А наши девоньки, что сидят со мной, ничуть не хуже…

– Егор…

– …они устроены точно так же, как и все остальные, – не умолкал Егор.

– Я сейчас уезжаю!

– Это ты напрасно, – гудел в трубку Ларин, – никуда тебе не уйти. Можешь считать это похищением или еще что-то в этом роде, но я тебя забираю.

– Вижу, что от тебя не отделаться, – с досадой пробурчал Чертанов, сдаваясь окончательно.

– Спускайся немедленно. Внизу тебя ждет машина. Черная «Вольво»… Ну, ты ее узнаешь.

– Ладно, так и быть, разберусь, – обронил Чертанов, ругая себя за уступчивость.

Уже спускаясь, он подумал о том, что следовало бы улизнуть от Егора через служебный выход. Но тут же оставил эту затею, понимая, что неугомонный друг отыщет его повсюду. В сущности, в Москве не так уж много мест, куда он может пойти.

Уже прошла неделя, как с Егора сняли все обвинения, но он до сих пор продолжал отмечать свое освобождение, что никак не сказывалось на его работоспособности. Днем он заключал договора, а с позднего вечера до самого утра оттягивался по полной программе, чтобы уже с раннего утра явиться в офис. Да и тюрьма прошлась по нему всего лишь краешком, ненадолго сбив природную веселость. Весь срок своего задержания Ларин просидел в районном обезьяннике, и каждое утро дежурный приводил его в кабинет к бывшему однокашнику, возглавлявшему отдел, с которым они играли в шахматы. Впрочем, Егор всегда был большим везунчиком.

«Вольво» стояла в неположенном месте, под запрещающим знаком. Чертанов невольно хмыкнул. Вряд ли кто-нибудь из инспекторов отважится подойти к ней ближе чем на пятнадцать метров. Номера у машины были такие пугающие, что любой из стражей порядка должен был вытянуться во весь рост и приложить ладонь к козырьку.

– Привет, – распахнул Чертанов дверцу и уверенно плюхнулся на переднее кресло.

Шофером Егора Ларина был грузный парень лет тридцати с редким именем Аристарх, малоразговорчивый и серьезный. Когда он что-то изрекал, то лицо его болезненно морщилось, как будто каждое слово давалось ему с величайшим трудом.

Водила лишь слегка кивнул. Машина, взвизгнув резиной, сорвалась с места.

Неразговорчивость Аристарха вполне компенсировалась его профессионализмом. Он входил в первую сотню лучших водителей столицы и расставался с рулем разве что во сне. Пешком он передвигался тяжеловато, как будто бы с некоторым усилием, чем напоминал ребенка, делающего первые шаги. Мало кто знал, что под широкой курткой водилы всегда прятались два заряженных «вальтера», которыми он владел так же отменно, как машиной. Его неповоротливость была обманчивой – он обладал отличной реакцией и природной взрывной силой. В общем, таких парней желательно иметь в качестве друзей.

– Куда мы? – спросил Чертанов.

– На Арбат, в один из двориков, – вяло сообщил водила, обогнав плетущуюся впереди «десятку».

Уже через несколько минут подъехали к небольшому уютному ресторану. Вокруг стояли солидные авто, и десятилетняя «Вольво» казалась дряхлой клячей, случайно забредшей в табун чистокровных рысаков.

Его дружок любил порисоваться, этого у него не отнять. Еще недавно он подъезжал к дорогому ресторану на простенькой «шестерочке», которую непременно сопровождал джип с усиленной охраной. А иной раз любил захаживать в солидное заведение в стареньком костюме, под которым на крепкой шее висела полуторакилограммовая золотая цепь. И если он слегка поднимал брючины, то становилось видно, что точно такие же оковы украшали его лодыжки.

В этот кабак захаживали как ведущие политики, так и именитые воры. Чинно, как и подобает в благородном обществе, они сиживали за одним столом, полагая, что принадлежат к одному классу избранных.

Едва Чертанов приблизился, как галантный швейцар широко распахнул перед ним дверь, пропуская в зал. Михаил приостановился и внимательно посмотрел на парня.

– Послушай, ты давно здесь работаешь?

На лице швейцара царила стандартная улыбка. Попробуй быть нелюбезным, хозяин тут же вышвырнет тебя за порог, поэтому приходится кривиться перед всякими идиотами. Ладно, посмотрим, может, на чаевые расщедрится.

– Уже два года.

– По нынешним временам это большой срок, – сдержанно отозвался Чертанов. – Выходит, ты знаешь всех постоянных клиентов?

– Да, это моя работа.

– Значит, тогда ты можешь мне сказать, не появлялся ли у вас случайно высокий молодой парень лет тридцати, чернявый такой, коротко стриженный, а на левой руке у него нет мизинца.

Улыбка у швейцара мгновенно исчезла. Если за что и вытурит хозяин, так это за чрезмерную болтливость. А место хлебное, расставаться жаль – протяни руку, и кусок сала в ладони.

– Извините, но мы таких справок не даем.

– Ну-ну, – хлопнул Чертанов парня по плечу и шагнул в зал, залитый светом.

У большой пальмы, уверенно подбиравшейся макушкой к самому потолку, сидел Егор Ларин и что-то энергично говорил двум девушкам, пристроившимся рядом. Они скупо улыбались его шуткам, лениво пригубляя бокалы с белым вином. Рядом с Егором сидел какой-то парень и сосредоточенно ковырял вилкой в салате. Скорее всего, один из тех, с кем Ларин познакомился накануне. Егор был необыкновенно контактным и каждого нового знакомого стремился затащить за свой стол. Такая непосредственность порой раздражала, но приходилось мириться с некоторыми издержками его характера.

Незнакомец не повернулся к Чертанову, предоставив ему любоваться собственным ухом и скулой, шевелящейся в такт жующим челюстям.

– Прошу любить и жаловать! – громко выкрикнул Ларин. – Ну, вы посмотрите, девоньки, какой орел! – Поднявшись из-за стола, Егор сделал несколько неуверенных шагов в сторону Чертанова. Он был пьян: глаза его радостно блестели, а на щеках расплывался густой багровый румянец. – Я же сказал, что не разочарую вас! Мой друг славен не только в боевых делах, но и в любовных.

– Ты все никак не можешь угомониться, – недовольно буркнул Михаил, зыркнув на девушку, сидящую к нему поближе. Две верхних пуговицы ее темно-фиолетового платья были расстегнуты и выгодно обнажали половину груди. На прекрасных окружностях блестела скромная, тонкая золотая цепочка, но циркон в платиновой оправе был огромен и сверкал, как кошачий глаз.

Егор приобнял Чертанова картинно и одновременно очень трогательно. Широкой ладонью он несильно застучал по его спине.

– Как же я могу угомониться, – наконец отстранился он. – Девушки, музыка, вино, сам понимаешь, это такая гремучая смесь! Ты давай садись вот сюда, – подвел Егор Михаила к столу, усаживая его между незнакомым парнем и улыбчивой девушкой. – И поухаживай за нашей Лизонькой, ты посмотри, какая она красавица. – Слегка наклонившись к Чертанову, он добавил: – Она твоя, я же знаю, как ты изголодался в тюрьме по качественному сексу.

Чертанов лишь хмыкнул, но в этот раз посмотрел на соседку со значением. Ей не мешало бы расстегнуть еще одну пуговицу, чтобы шикарная грудь предстала во всей красе. Раз она такая недогадливая, то придется это сделать самому, разумеется, при более близком знакомстве.

– Рекомендую, Кирилл, – обратившись к чернявому парню, произнес Егор с чувством. – Тот самый Михаил Чертанов, или по-другому – Бес! Знакомьтесь.

Чуть обернувшись, парень протянул руку. Рукопожатие оказалось жестковатым, но лица нового знакомого Михаилу разглядеть по-прежнему не удавалось.

Мгновенно подошла официантка и, приняв очередной щедрый заказ Егора, удалилась, грациозно вильнув бедрами.

Зазвучала плавная мелодия, обволакивающая и манящая. Ларин, шумно отодвинув стул, пригласил свою спутницу. Откуда-то сбоку подошел кавказец и, галантно наклонившись, произнес, обращаясь к пышногрудой девушке:

– Разрешите пригласить вас на танец.

Девушка ответила не сразу. С улыбкой посмотрела на его протянутую руку, после чего перевела взгляд на Чертанова, во взгляде без труда прочитывался легкий укор: если бы вы были более настойчивы, то этот танец достался бы вам. Под плавные аккорды волнующей мелодии она вошла в тесный круг танцующих, поддерживаемая под локоток заботливым кавалером.

– Чувственная женщина, – проговорил чернявый сосед, прервав размышления Чертанова.

Он наконец повернулся, и Чертанову его физиономия определенно не понравилась. В висках застучала кровь.

– Откуда вы знаете, чувственная она или нет? – неприязненно буркнул он.

– Да уж знаю, – ответил Кирилл. – Я тысячу раз имел возможность убедиться в этом на собственном опыте.

– К чему вы мне это говорите? – недовольно спросил Чертанов, невольно вспомнив Наталью и ее хахаля.

– Для поддержания разговора.

Кирилл оказался большим любителем салатов: доев один, он тут же приступил к другому. Неожиданно взгляд Чертанова задержался на его руках. На левой кисти у него отсутствовал мизинец… Михаил как завороженный смотрел на изуродованную кисть, а Кирилл, не замечая растерянности соседа, продолжал с аппетитом есть.

– Где ты потерял палец? – напряженно спросил Чертанов, переходя на «ты».

Брюнет, не отрываясь от приятного занятия, беспечно откликнулся:

– По дурости!.. Но извини, вспоминать об этом не хочется. Все-таки мы сидим в хорошем месте, поглощаем славную закусь, смотрим на красивых женщин, так почему же мы должны отягощать себя неприятными воспоминаниями?

– Чем ты занимаешься?

– Это мое личное дело, – нож и вилка на несколько секунд повисли в воздухе, а потом вновь принялись за дело.

– А откуда у тебя эта наколка? – спросил Чертанов, показав на выколотый перстень на правой кисти.

Тщательно промокнув губы, Кирилл небрежно бросил салфетку на грязную тарелку.

– А-а, это, – протянул он. – Так, ерунда… У отца такая же наколка когда-то была. А я стремился во всем подражать ему, вот и выколол такую же.

– Что же она означает?

– Что я отсидел от звонка до звонка. А что ты меня, собственно, все спрашиваешь? – неприязненно поморщился брюнет. – Ты что – из милиции?

Музыка умолкла, и пары, все еще находясь под впечатлением близости, медленно расходились по своим местам.

– Что у тебя с руками? – спросил Чертанов. – Экзема?

Кирилл машинально посмотрел на свои кисти, и в тот же миг майор извлек из кармана наручники и ловко защелкнул их на его запястьях.

– Ты что, сдурел, что ли? – недоуменно спросил Кирилл.

– Встать! И неторопливым шагом к выходу! – приказал Чертанов. – Только не дергайся, предупреждаю тебя, я обычно не промахиваюсь с двух метров.

– Объясни хотя бы, что происходит? – миролюбиво поинтересовался беспалый. – Что ты от меня хочешь? Может, я тебе не понравился, чтобы тащить меня в ментовку. А может, ты считаешь, что я не способен расплатиться за ужин? Так это беспокойство тоже напрасно, вот здесь, – показал он взглядом на внутренний карман пиджака, – у меня лежит четыре тысячи долларов.

За спиной раздался сдержанный девичий смех, и кавказец, нежно чмокнув Лизоньку в щеку, посадил ее на место. Достаточно было взглянуть на девушку, чтобы понять – Михаил упустил ее навсегда. Лиза с таким любопытством провожала взглядом удаляющегося кавалера, как будто узнала о нем что-то весьма интригующее.

– Что-то вы, братцы, какие-то напряженные, – раздался пьяновато-веселый голос Ларина, – для чего мы здесь собрались? Чтобы хорошо покушать, снять накопившийся за день стресс, потанцевать с нашими красивыми девушками… Кирилл, Миша!.. Что вы насупленные такие? Девушку не поделили?

– Егор, ты давно знаешь этого человека? – спросил Чертанов.

– Послушай, Бес, ты меня что-то напрягаешь, я пришел сюда повеселиться, а ты мне загадки какие-то загадываешь.

– А теперь слушай, что я тебе скажу. За решетку мы с тобой попали из-за этого человека.

– Ты с ума сошел!

Вновь зазвучала музыка. Резкая, боевая. Она зажигательным вихрем прошлась по залу и вытряхнула из-за столов посетителей. Танцевальная площадка, еще минуту назад пустая, заполнилась танцующим людом. Брюнет неприятно скривился, приподняв руки и демонстрируя Ларину браслеты.

– Знаешь, мне не хотелось портить людям праздник, но знакомство с твоим другом мне не добавило радости. И потом в таком состоянии очень неудобно выпивать и закусывать. Ну что ты на меня пялишься, олух! – прикрикнул Кирилл на Чертанова. – Отцепи наручники. У каждой шутки есть свой предел! Ну? – Чертанов молчал. – Или ты хочешь, чтобы я этим железом тебе по морде съездил?

Брюнет угрожающе приподнялся, и в тот же самый момент Чертанов вывернул ему руку и резко приподнял ее вверх. Вскрикнув от боли, противник не удержался и повалился грудью на стол. Грохнулась на пол тарелка, и следом, не удержавшись на краю, звонко разбился бокал.

– Получи, падла, – кривился Чертанов, все сильнее вжимая брюнета в стол.

От дверей к столу грозно двинулись трое вышибал.

– Спокойно! – заорал Чертанов, вытаскивая из кармана удостоверение. – Я из МУРа. – И, развернув книжечку, приказал: – Всем назад!.. Я сказал, всем назад! Вот так-то! А ты, – дернул он за руку Кирилла, – следуй за мной и не вздумай дергаться! Прибью!

– Миша, что случилось? – изумленно глазел на них Егор, выбежавший вслед за ними в холл.

– У этого типа нет мизинца. Ты знаешь, кто это? Тот самый налетчик, что грохает барыг! Помнишь, ты у меня свитер тогда оставил, так этот свитер он к Николаю подбросил. А из-за этого свитера на меня собака бросилась…

Вмиг протрезвевший, бледный Егор непонимающе хлопал глазами, а потом сделал неожиданное признание:

– Вообще-то это мой брат… двоюродный. Но ты, Миша, меня озадачил. Когда же это он все успел, если только сегодня в первый раз в Москву прилетел? Ты ничего не путаешь? Он от своей шахты дальше, чем на сто километров, никогда и не отъезжал.

Чертанов оторопел.

– Ты что, шахтер? – спросил он, глядя на взъерошенного брюнета.

– Шахтер, – буркнул тот. – А тебе-то что?

– А палец где потерял?

– В забое… по неосторожности. Но это уже давно было.

Чертанов вытащил ключ и ковырнул им наручники. Они легко разъединились.

– Извини, перепутал. Чего же ты молчал-то?

– А ты мне дал разговориться, что ли? – зло спросил Кирилл. – У тебя, парень, голова с руками не в ладах, – постучал он себя пальцем по виску. – Прежде чем что-то делать, нужно сначала хорошенько подумать… Егор, у тебя все дружбаны, что ли, такие ненормальные? – Хозяин застолья виновато помалкивал. – Не удивлюсь, если он когда-нибудь останется без головы. В конце концов, не все такие добряки, как я. Такой праздник испортил! – в сердцах сплюнул чернявый и, не сказав более ни слова, пошел обратно в зал.

Чертанов огляделся.

В просторном холле, где он стоял, народу было немного. Трое парней негромко разговаривали в стороне и старались не смотреть в его сторону. А вот белокурая девица, присевшая на край подоконника, смотрела на него насмешливо и с явным интересом.

– Ты что, с цепи, что ли, сорвался? – проворчал Ларин. – Я тебя, Миша, не узнаю. Ты же всегда был такой доброжелательный.

– Ты думаешь, я теперь умру от угрызений совести, что ли? – неожиданно окрысился Чертанов. – Не дождешься! – И уже миролюбиво, снизив голос на полтона, добавил: – Понимаешь, Егор, навалилось тут на меня все как-то разом. Не могу никак разобраться.

Ларин похлопал приятеля по плечу:

– Ну ладно, ты тут разбирайся, а мне теперь родственника утешать надо. – Развернувшись, он проследовал в зал.

Чертанов остался стоять на месте, как громом пораженный. Господи, почему он не вспомнил об этом раньше! Может, потому, что хотел вычеркнуть из памяти свой последний вечер перед арестом? Михаил как будто бы вновь увидел зал ресторана, залитый светом, а за соседним столиком – человека без мизинца на левой руке, представившегося обожателем его супруги. Он как будто бы вновь увидел удовлетворенный взгляд беспалого, когда Чертанова арестовывали неразговорчивые ребята из группы захвата.

Михаил наконец очнулся. Только сейчас он заметил, что продолжает держать в руках наручники. Со стороны это выглядело, наверное, довольно странно.

Небрежно сунув железяки в карман, он повернулся к девушке:

– Ты пойдешь со мной?

На ее лице насмешливая улыбка, но смотрела она теперь с некоторой робостью.

– А ты случайно не маньяк? А может быть, какой-нибудь насильник?

Слова девицы неприятно царапнули его по сердцу.

– С чего ты взяла?

– Да носишься по ресторану с браслетами, хватаешь кого ни попадя.

– Не беспокойся, женщин я люблю.

– Понятно, – девушка широко улыбнулась, – это ты такой агрессивный только по отношению к мужчинам. Так сказать, к потенциальным соперникам.

– Может быть, – сказал Чертанов, подходя поближе.

На расстоянии вытянутой руки белокурая выглядела почти подростком. Если отмыть ее витрину от толстого слоя краски, то взгляду открылось бы великолепная девичья кожа. Сколько же ей лет?.. Да, пожалуй, не более восемнадцати!

– Ладно, рискну, – поднялась с подоконника девушка и, взяв его под руку, направилась к выходу.

Девица была хрупкого сложения, очень изящная и напоминала балерину, отточившую фигуру многочисленными репетициями. Единственное, что не вязалось с ее хрупкостью, так это крупная, почти вызывающая грудь. Под тяжестью подобной прелести она должна была бы, казалось, согнуться едва ли не в три погибели. Но девушка, выпрямив спину, двигалась так, словно не чувствовала тяжести своего бюста.

– Куда мы пойдем, к тебе или ко мне? – игриво спросила она, посмотрев на своего спутника. Михаил почувствовал, как она слегка прижала к себе его локоть. Чем-то она напомнила ему Ангелину.

Не часто Михаил Чертанов пользовался услугами проституток и воспринимал их всегда чисто потребительски. Самое большее, на что он был способен, так это сказать им при расставании «до свидания». А с этой девушкой ему вдруг захотелось провести целый месяц, а то и два. И он был бы рад, если бы по утрам она готовила ему кофе. Но, конечно, такое занятное знакомство могло обернуться существенными тратами. А большими деньгами сейчас он не располагал.

Улица дохнула прохладой, освежив ему лицо. Город жил ночной жизнью, и огромные неоновые витрины терпеливо и навязчиво зазывали клиентов, бросая мерцающие отблески на тротуары.

– Как тебя зовут?

– О! Оказывается, ты еще и сентиментальный. Мне показалось, ты – настоящий мачо! Есть такая порода мужчин с волосатой грудью и с огромными золотыми перстнями на пальцах. Оттрахал в свое удовольствие бедную девушку, перешагнул через ее измученное тело и ушел себе восвояси. А тебя вот даже интересует, как меня зовут. Интересный экземпляр. Я ведь могу соврать, назвать, так сказать… сценическое имя.

– Но я же должен как-то к тебе обращаться. Не называть же тебя партнершей?

– Хм, а ты не без юмора… Зови меня Александрой, мне нравится это имя. Так куда мы идем? Ты мужчина, тебе и решать.

– Тут неподалеку есть неплохой бар. Обстановка там не такая уж и помпезная, но жареная телятина зато отменная.

– Как скажешь, – мило улыбнулась Александра. – А ты вправду из милиции? – спросила Александра, выдержав короткую паузу.

– А тебе что? – невежливо буркнул Чертанов.

– Опасаюсь, – протянула девушка, – возьмешь да и попользуешься мной бесплатно. А ведь у меня производство, план в некотором роде.

– Не беспокойся. Я, конечно, не богач, но для такой красавицы ничего не жалко.

– Ну надо же, – фыркнула Александра, – никогда не думала, что в милиции еще сохранились галантные мужчины.

Бар находился метрах в пятидесяти, на пересечении двух нешироких улиц. Заведение пользовалось неплохой репутацией, что было видно по количеству автомобилей, которые уверенно отвоевывали у пешеходов значительную часть тротуара.

В баре царил оживленный гул, клиенты подгоняли официантов дружными окриками. А те, в свою очередь, старались вовсю и своей резвостью больше напоминали велосипедистов на велотреке. В разных концах зала то и дело в воздух взмывали руки, держащие рюмки, и обстановка очень напоминала биржу в разгар торгов.

Официант подскочил мгновенно, едва Чертанов опустился на стул. Александра последовала его примеру не сразу, прежде изучив сиденье на предмет чистоты, а уж потом грациозно присела, положив на круглые коленки узкие ладошки.

– Вот что, братан, – Чертанов старался выглядеть раскованным, – давай организуй нам по порции телятины и бутылочку какого-нибудь крепенького вина.

– А водочку будете пить? – ненавязчиво поинтересовался официант.

– Ты чего, братишка, – куражился Бес. – Сегодня не могу, работы под завязку. Сегодня двоих ухлопать нужно. Мы, киллеры, должны беречь глаза и руки.

Глаза официанта оставались серьезными – создавалось впечатление, что ему не впервой выслушивать подобные признания.

– Все будет исполнено через три минуты, – подвел он карандашом жирную черту под заказом.

– Это ты специально про киллера сказал, чтобы он побыстрее нас обслужил? – улыбнулась Александра.

Девушка нравилась Чертанову все больше. Ее грудь была просто великолепна, она волнующе вздымалась при малейшем движении девушки.

Он пожал плечами:

– Я говорил совершенно серьезно. Нерасторопных официантов нужно отстреливать, и любой судья вынесет оправдательный приговор.

– А знаешь, мне твои шутки нравятся, – улыбнулась Александра.

– Странная девочка, какие тут могут быть шутки? – серьезно спросил Чертанов. – Может, тебе показать ствол, из которого я намереваюсь его пришибить?

Девушка фыркнула:

– Не надо.

Официанта пришлось оставить в живых. Задержался он на самую малость – десять секунд не в счет. А молодое мясо и впрямь оказалось очень вкусным. Очевидно, оно долго выдерживалось в каком-нибудь особом соусе. Если нет, тогда с чего бы это ему таять во рту?

– Ты давно промышляешь? – напрямую спросил Чертанов. Сегодня он не склонен был сентиментальничать.

– Если ты ждешь от меня какой-то душещипательной истории с больной матушкой и изнасилованием в раннем детстве, то не дождешься. – Александра выглядела вполне спокойной. – Мне нравится такая жизнь. А потом, я ничего не умею, кроме того, как доставлять радость мужчинам… Ведь кто-то должен это делать, – она пожала хрупкими плечами и добавила: – Почему не я? Если хочешь, так я могу сказать, что у меня к этому призвание. Не у каждой женщины получается отдаться так, чтобы мужчина поверил, что он ей желанен.

– Смотри-ка ты, не ожидал, – уважительно протянул Чертанов, проглатывая очередной кусок телятины, – оказывается, ты не просто так трахаешься, а у тебя под это дело целая философия подведена. Мудро, очень мудро. Знаешь, мне такие особы еще не попадались.

– Считай, что тебе повезло, – охотно согласилась Александра.

Чертанов обернулся, испытав неприятное ощущение, будто чей-то тяжелый взгляд сверлит его затылок. Ничего настораживающего: посетители так же, как и он, не на шутку увлечены коронным блюдом заведения. В самом углу два парня лениво потягивали пиво и о чем-то разговаривали, так же лениво жестикулируя. Справа – трое солидных мужчин глотали водочку из крохотных стопариков. Слева – тоже порядок: двое молодых людей сосредоточенно ели телятину. У одного породистое мясистое лицо, другого не разглядеть. Но вот на руке его, кажется, нет мизинца! Что за чертовщина такая! Не многовато ли беспалых на сто квадратных метров московских улиц?

Чертанов перевел взгляд на Александру. Она посмотрела через его плечо, и лицо ее вдруг напряглось, а в расширенных зрачках плеснулось смятение. Но уже через секунду она стала прежней – невозмутимой и чуточку высокомерной. Михаил обернулся, пытаясь рассмотреть, что так насторожило Александру, но в зале все было спокойно. Никто никуда не торопился, на хмельных лицах было запечатлено такое блаженство, что становилось понятно – лучшее место надо еще поискать!

Вот только за соседним столиком дородный мужчина оказался в одиночестве. Его беспалый спутник исчез. Интересно, куда же он подевался?

– А ты, гражданин начальник, как здесь оказался? – услышал Чертанов рядом чей-то знакомый голос.

Повернувшись, он увидел Печенку, замухрышку из своей недавней тюремной камеры. Подобные встречи, как известно, радости не добавляют.

– Что же ты морщишься, гражданин начальник, аль не рад мне? – юродствовал Печенка. – А ведь нам с тобой, как бывшим сокамерникам, положено сидеть за одним столом, водяру под жабры заливать под душевные разговоры. Помнишь, как мы тебя чуть в петушатник не определили? А ты молодец оказался, сумел как-то вывернуться. Об этом еще долго рассказывать будут. Что же ты на меня так смотришь, гражданин начальник? Пригласил бы к своему столу, с дамой бы со своей познакомил, – продолжал куражиться Печенка. – Хотя постой, да это же никак сама Александра! Мать моя женщина! – воскликнул он, хлопнув себя по ляжкам. – Завидую я тебе, гражданин начальник, такую девочку зацепил. Она ведь из самых центровых! Еще ведь и не с каждым пойдет! Как я тебе завидую, гражданин начальник! – радостно повторял Печенка. – Значит, ребята из «мурки» тоже нашими девочками не брезгуют? Ай да молодцы!

Он был не так пьян, каким хотел показаться. И даже не подозревал, что находится всего лишь в шаге от больших неприятностей. Достаточно лишь с силой распрямить ногу – и носок ботинка протаранит пах Печенки. Вот тогда ему придется кривляться уже в полную силу!

Стоп! Две драки в течение получаса – это перебор даже по московским меркам. В конце концов, здесь не Чикаго.

Чертанов вдруг ужаснулся от мысли, что где-нибудь за порогом бара ждет сигнала дюжина собровцев, чтобы с началом драки ворваться в зал и защелкнуть на майоре наручники. Найдется немало свидетелей происшествия, которые в один голос будут утверждать, что к его столику подошел любезный молодой человек, а он вместо приветствия стал охаживать его ногами.

Александра неожиданно поднялась.

– Мальчики, знаете что, пока вы здесь будете выяснять отношения, я пойду займусь своими дамскими делами.

Короткая юбка на ее бедрах заходила волной, чем привела в неистовый восторг Печенку.

– Ты посмотри, какая женщина! Гражданин начальник, у тебя губа не дура!

– Слушай, ты… – неприязненно процедил Чертанов, едва разжимая губы. Он чувствовал, что злоба уже сумела достичь точки кипения, и достаточно всего лишь крохотного толчка, чтобы она вырвалась на свободу, обдав жаром сидящих вокруг, – если ты сейчас не заткнешь свой хлебальник, то я закупорю его пулей.

– А ты крут, – осклабился Печенка. – Ну-ну, жалко, что мне не удалось сойтись с тобой поближе.

Что-то насвистывая себе под нос, он отошел в глубину прокуренного зала.

Чертанов налег на телятину. Когда тарелка опустела, он посмотрел на часы. Александра что-то задерживалась. За то время, пока она отсутствовала, можно было сделать не только дамские дела, но еще и мужские.

К его столику подошел официант. Слегка наклонившись, он мелькнул безукоризненным пробором, плавно переходящим в проплешину.

– Извините… Та девушка, с которой вы пришли… Кажется, ей очень плохо.

– Где она?! – воскликнул Чертанов, мгновенно поднявшись.

– Возле туалета, – испуганно проговорил официант, – не надо меня хватать за грудки! Пойдемте, я вам покажу.

Только сейчас Чертанов обратил внимание на то, что правой рукой он крепко держит официанта за лацкан пиджака, и странно, что тот до сих пор не уронил поднос с тремя кружками пива.

Быстро лавируя между столиками, Михаил двинулся к выходу. Крепко зацепил кого-то плечом и, поймав рассерженный взгляд, заторопился дальше, а у самого выхода из зала едва не сшиб худощавого парня. Внутри неприятно заныло, только не это! Но, когда он вышел в небольшой проход, то осознал, что самые худшие его ожидания оправдались. Александра, перегораживая коридор, сидела на полу. Ее ноги в темно-красных туфлях казались необыкновенно длинными. Правая туфля едва держалась, и Чертанов увидел обнаженную пятку розового цвета, какие могут быть только у новорожденных младенцев. Его внимание было сосредоточено именно на ее стопах, – Чертанов не решился посмотреть девушке в лицо, как будто опасался увидеть нечто ужасное. Кто-то испуганно охнул за его спиной, в коридоре послышался торопливый топот. Совсем близко звучали возбужденные голоса, а пронзительный женский голос требовал немедленно вызвать «Скорую помощь». Один из мужчин держал девушку за запястье, пытаясь нащупать пульс, а другой неловко топтался у разбросанных ног, боясь зацепить их.

Едва Чертанов посмотрел в лицо Александре, как мгновенно понял, что она мертва. На своем веку он видел немало смертей, это была самая ужасная. Красивое, почти детское лицо было неподвижным. Совсем некстати промелькнуло сожаление о том, что теперь ему не суждено овладеть этим телом. А рядом, словно выдохнув, кто-то произнес:

– Такую бабу замочили, твари!

Только сейчас Михаил заметил, что кисть Александры, лежащая на ее груди, неестественно сжата, а из-под хрупких пальцев просачивается алый ручеек.

Чертанов обернулся и увидел того самого мужчину с крепким породистым лицом, что всего лишь несколько минут назад сидел с беспалым за одним столиком.

– Где он?! – спросил он у него.

– Ты что, мужик, спятил? – слегка отстранился тот.

– Я тебя спрашиваю, где тот, с кем ты сидел? – Чертанов вцепился руками в отвороты модного пиджака и сильно тряхнул. Предостерегающе и зло треснула материя.

– Да отпусти ты меня наконец, – яростно вырывался толстяк. – Ну, не знаю я, где он! Да и на хрена он мне нужен?

Чертанов увидел на щеках толстяка лопнувшие сосудики, они просвечивали через кожу крохотными синими ручейками, а у самого носа собрались в густую неприятную паутину. Михаил вдруг понял, что тот не врет. Не потому, что ему написано на роду быть кристально честным, а оттого, что в этом просто не было надобности. Скорее всего, мужичок работал в каком-нибудь загнивающем НИИ старшим научным сотрудником, дома его поджидала жена и подросшая дочь, которые хором пилили его за скромную зарплату. И единственное место, где тот мог почувствовать себя человеком, оставался этот бар, в котором демократия фонтанировала за каждым столом.

Чертанов примирительно похлопал толстяка по плечу и виновато произнес:

– Извини, друг, ошибся… Всем в сторону, я сотрудник МУРа. Свидетели происшествия есть?

Александра сидела, прислонившись спиной к стене, и напоминала поломанную куклу, которую, натешившись, оставили за ненадобностью в проходе. Ноги обнажены, а юбка небрежно задралась, обнажив трусики.

Крупный мужчина пошевелил могучими плечами и произнес:

– Я ее первый увидел… Когда подошел, она прямо на пол садилась. Я у нее спрашиваю, девушка, что с вами?.. А она молча – бряк. А так я толком никого не видел. Кажется, в это время кто-то выходил, но разглядеть его мне не удалось. Да и кто мог предположить такое?

Чертанов присел. Кроткое лицо. Красивое. Позади угрюмо помалкивали мужики и, видно, нешуточно корили себя за то, что не могли сберечь такую красоту.

А это что такое?

Блузка на убитой расстегнута, но уж как-то неряшливо. Как будто чьи-то грубоватые и бесцеремонные руки пытались добраться до девичьих прелестей. Но вот беда, на их пути встретился узкий черный бюстгальтер с ажурной каймой по краям. А за бретелькой, чуть сползшей с плеча, торчала длинная и узкая полоска бумаги.

Чертанов осторожно, будто бы опасался нарушить сон девушки, вытянул клочок бумаги. Развернул его и прочитал: «Мы с тобой еще встретимся. Тигр вышел на охоту».

Глава 19

МОМЕНТ ИСТИНЫ

Лет тридцать назад законные любили проводить сходняки в Малаховке – во-первых, тихое, почти заповедное, место; во-вторых, прикормленная милиция, которая мгновенно сообщала о всяких подозрительных перемещениях; и в-третьих, поселок располагался вблизи от крупных магистралей.

Многие воры любили рассказывать о том, что коронацию они приняли в Малаховке, а после этого долго сидели с братвой в местном ресторане, выпивая во здравие состоявшегося очередного законного. Да и сам Варяг дважды организовывал здесь сходняки, а местная шантрапа бдительно стерегла подступы к большому сборищу.

Теперь поселок было не узнать. Переменилось все, и там, где еще несколько лет назад ютились убогие хибары, возвышались готические крыши новоявленных буржуа. Варяг тоже теперь был другой, и вряд ли кто узнал бы в обыкновенном дачнике держателя воровского общака.

Даже если начнут выспрашивать местных жителей о нем, то вряд ли кто из них сумеет рассказать что-нибудь существенное. Встает рано и делает получасовую зарядку. Так это не он единственный, кто способен на такой подвиг. Любит порой вечерком выпить бутылочку пива. Так на то он и мужик, чего же лишать себя удовольствия? И лишь одно отличало его от большинства жителей Малаховки – это вышколенная охрана, беспрерывно кружившая коршунами вокруг дачи двадцать четыре часа в сутки.

Тарантул заявился на дачу ровно в семнадцать ноль – ноль, как они и условились. Дверь тотчас открылась на его осторожный стук, и огромный детина, повертев толстой шеей во все стороны, впустил ожидаемого гостя. Молча, без особой суеты Тарантула передавали от одного охранника до другого, как эстафетную палочку. И как только он ступил на крыльцо, дверь распахнулась. Где-то в укромном месте за ним следил глазок видеокамеры, фиксируя каждое движение.

– Владислав Геннадьевич ждет вас, – проговорил крепыш в светло-синей футболке, у которого под левой подмышкой висела тяжелая кобура, из которой торчала рукоять новехонького «вальтера». Чуть отстранившись, он пропустил Тарантула.

Варяг сидел в удобном кресле за письменным столом и что-то энергично набирал на ноутбуке. Заметив вошедшего, он глазами показал на свободное кресло в двух шагах от себя и вновь уткнулся в компьютер.

– Все, – произнес он через минуту, закрыв ноутбук, – важно, чтобы деньги не лежали мертвым грузом. Они должны работать и приносить прибыль. – Показав на компьютер, он объявил: – Одна такая операция способна прокормить восемь зон в течение одного года. – Тарантул попытался сделать понимающее лицо, но у него это получилось плохо. Он абсолютно не мог представить, о чем идет речь. – Ну да ладно, – махнул Варяг рукой, – к нашему сегодняшнему делу это отношения не имеет. Что нового?

– Убит Нейбер Карл Генрихович. Это произошло несколько дней назад, прямо во дворе рядом с клиникой. Никто ничего не знает, никаких свидетелей рядом не оказалось. Милиция считает, что дело глухое. У них две версии: первая – произошла ссора со случайным прохожим, в результате которой он был убит, и вторая – Нейбера с кем-то спутали.

– Жаль… Я ведь знал его. А сам-то ты что думаешь?

– Скорее всего, его убил Назаров. Мы тут со своей стороны пошерстили немного и выяснили кое-что. За полчаса до убийства в подъезде соседнего дома видели мужчину, который по описаниям очень походил на Серого. И еще – из компьютера доктора была стерта база данных на всех его клиентов за последние полтора года. Это тоже не случайно. Вопрос: кому это выгодно? В первую очередь в этом заинтересован тот, кто изменил в клинике Нейбера внешность и хочет сохранить это в тайне. Еще вопрос: почему мы до сих пор не смогли обнаружить Серого? Предполагаемый ответ: он сделал себе пластическую операцию, а теперь обрубил концы.

– Логично. Продолжай.

– Возможно, он подкупил кого-то из персонала, и эти люди помогли ему, разумеется, за хорошие деньги. Фотографии, история болезни, или как там это у них называется, – все исчезло. Чьих это рук дело, мог сказать Карл Генрихович, но теперь его уже не спросишь, – развел руками Тарантул.

– Хоть какие-то следы Серого удалось обнаружить?

– Пока нет. Он очень умело прячется. Я думаю, что его нет даже в Москве. Почувствовал, что за ним охотятся, и затаился.

– Что за история произошла с Чертановым в баре? – неожиданно спросил Варяг.

Тарантул не раз удивлялся осведомленности Владислава. Даже здесь, находясь в загородном доме, под охраной нескольких громил, он в малейших нюансах представлял сложные взаимоотношения в криминальном мире и судил о них так, как будто лично участвовал на всех толковищах. Следовательно, у него были весьма неплохие источники, и он с тщательностью аналитика перепроверял любую информацию.

Неожиданно Тарантула охватил самый настоящий страх. Он почувствовал, как по спине тонкими неприятными струйками побежал пот. Варяг был таинственной фигурой, почти все вокруг него было окутано непроницаемым туманом.

А что, если вдруг Варяг проверяет его? За неумелую работу можно остаться не только без службы, но и без головы. Собрав воедино волю, Тарантул заговорил, как ему показалось, все тем же уверенным тоном:

– Я как раз хотел об этом рассказать. Чертанов подцепил валютную проститутку, но, пока он сидел в баре, кто-то ее зарезал.

– Кажется, удар был точно такой же, как в случае с хирургом? И во многих случаях с нашими кассирами? – ненавязчиво уточнил Варяг.

– Да, ударили под самое сердце. Мы узнали, под чьей «крышей» она ходила. Это солнцевский авторитет – Паша Большой…

Страх понемногу отступал. Может, зря о Варяге рассказывают всякие ужасы? Он человек справедливый и просто так никого не обидит. Главное, постоянно подтверждать свой профессионализм. Постепенно беря себя в руки, Тарантул продолжал:

– Вчера вечером мы отправили к Паше своих людей, и он рассказал, что у девочки было три постояных клиента. Один из них, по описанию, очень походит на Назарова.

– Нужна его фотография, – сердито заметил Варяг.

Тарантул широко улыбнулся. Он уже совсем успокоился. Тем более что настало время выложить свой главный козырь.

– Мы разыскали ближайшую подругу этой путаны. Когда-то они вместе подрабатывали на трассе, а когда подросли, кинулись за большими деньгами в Москву. Так вот, она тоже подтвердила все, что рассказал Паша Большой. И… – Тарантул выдержал паузу, – у нее сохранилась фотография, где они запечатлены в ресторане вместе с Назаровым и еще каким-то парнем. – Снимок был торжественно извлечен на свет. – Первый справа, предположительно, Назаров, а вот второго я не знаю.

Варяг взял фотографию. На его тонких красивых губах мелькнула усмешка. Сергей Назаров действительно изменился, что лишний раз подтверждает профессионализм Карла Генриховича. Столкнись они нос к носу где-нибудь в подъезде, не признал бы! Похорошел даже. Выправил форму носа, подбородок тоже стал какой-то другой, изящнее, что ли. Уши прижаты к черепу. Второго человека Варяг узнал сразу. Молодой, симпатичный, голубоглазый. Судя по выражению лиц, оба несказанно рады обществу друг друга, хотя более парадоксального соседства встретить трудно. Это все равно, что если луна и солнце неожиданно сойдутся. Хотя в природе подобное случается, и называется такое явление затмением. В этот раз произошло нечто похожее. Варяг взял ручку и на оборотной стороне фотографии сделал короткую надпись.

– Вот что, передай эту фотографию Чертанову. Он сообразит, что к чему.

* * *

Чертанов перекрутил пленку назад. В одном месте ему показалось, что он увидел Назарова. Он нажал стоп – кадр и разочарованно вздохнул. Нет, опять ошибка. На руках мужчины присутствовали все пальцы. Нажав воспроизведение, Чертанов в который раз принялся всматриваться в лица людей. Обычная уличная суета. А ведь Назаров находится где-то рядом и, возможно, из неразличимого далека усмехается прямо в мерцающий глазок видеокамеры.

Серый не проявлял себя уже три недели. Вполне достаточный срок, чтобы и барыги, и кассиры поверили в собственную безопасность. Расслабились и наблюдатели Чертанова. Впрочем, молодости свойственна беспечность. Чертанов с раздражением наблюдал за тем, как рэкетиры светят пачками денег перед своими многочисленными подругами, стараясь удивить их своей лихостью. Пацаны, одним словом! Если обнаружится, что из пачки исчезла хотя бы одна купюра, то обезображенный труп наглеца не узнает даже родная мать.

Логично было бы предположить, что Серый исчез навсегда. Так порой случается. Не поделил очередного куша с подельниками, вот они и расковыряли ему печенку где-нибудь в укромном месте. А потом организовали скорые похороны в одном из отдаленных уголков Подмосковья.

Неожиданно прозвенел телефонный звонок.

– Слушаю, – поднял трубку Чертанов.

– На Измайловском валу труп. Застрелили в подъезде.

– Кассир? – осведомился Чертанов.

– Как ты угадал?

– Интуиция.

– Но это не то, что ты предполагаешь. Он убит из другого пистолета. Похоже, что стреляли из «макарова». Так что у нашего отморозка появились серьезные конкуренты.

– Не думаю, – выдохнул в трубку Чертанов. – Ему пора уже объявиться, вот он и пришел. Номер дома?

– Третий.

– Хорошо, выезжаю, – решительно ответил майор и положил трубку.

Показав удостоверение, Чертанов преодолел препятствие в виде молодого серьезного лейтенанта, верстовым столбом стоявшего около подъезда, и уверенно поднялся на пятый этаж, где и произошло убийство. Народ уже понаехал: опера кружили вокруг трупа грифами, прокуратура чуть в сторонке по-хозяйски отдавала распоряжения, а медики покуривали на соседней площадке и ждали разрешения, чтобы отправить тело по назначению. Их праздный вид словно говорил: а зачем лишняя суета? Мертвого не воскресишь!

Как это всегда бывает, народу у трупа собралось немало. Это очень напоминало оживленную тусовку, на которой можно встретить самых неожиданных знакомых, с кем не виделся несколько месяцев кряду.

Надо же, как случается. При жизни, бывает, человек и не нужен никому, а после смерти востребован самыми различными службами: милиция вокруг него вьется, санитары его опекают, а уж могильщики-то как ему рады! Вот почил себе человек и даже не подозревает о том, что своим уходом сумел прокормить целую дюжину живых.

– Как дела? – деловито осведомился Чертанов, кратким кивком поздоровавшись с операми. – Чего-нибудь накопали?

– Пока ничего конкретного, гильзы, – показал Шибанов пластиковый пакет, в котором лежали две стреляные гильзы. – Две пули в голову. В затылок. Стреляли, когда он открывал дверь. В это время человек особенно не защищен. Руки заняты ключами, смотрит прямо перед собой. Да еще и расслабляется, все-таки домой пришел.

– Понятно, – безрадостно протянул Чертанов, рассматривая залитое кровью тело, безвольно раскинувшееся на полу. Немного поодаль валялась неброская серая сумка, «молния» ее была раскрыта, из глубины выглядывал уголок смятой газеты.

– В ней были деньги, – кивнул Шибанов на сумку. – Соседи сказали, что это его.

– Сумка большая, наверное, деньги немалые были, а тот, кто его уделал, знал об этом. Момент выбирал. Караулил. Волновался… Узнали, где он стоял?

– Трудно сказать, – честно признался Шибанов, – никто из соседей посторонних эдесь не видел.

– Все очень просто, где больше всего окурков «Мальборо», там он и стоял. Он ведь у нас очень капризный, предпочитает только качественные сигареты.

– Послушай, Бес, с чего ты взял, что это Назаров?

Чертанов усмехнулся.

– Он вернулся. Я кожей чувствую это.

Провожаемый недоверчивым взглядом Шибанова, Чертанов поднялся этажом выше. Посмотрел в окно. На подоконнике сидели два голубя и ворковали. Похоже, голубь и голубка. Вот кому сейчас хорошо. Даже если и возникнут какие-то проблемы, взмахнут крыльями и отлетят к другому окну. А тут бьешься рыбой об лед, и хоть бы кто оценил твои усилия.

Голуби примолкли и, наклонив головы, стали подозрительно посматривать на подошедшего человека, всем своим видом давая понять, что он здесь лишний. А потом, не выдержав навязчивого соседства, птицы улетели на крышу соседнего дома.

Чертанов тщательно осмотрел подоконник. У самой стенки слой пыли был нарушен. Здесь сидел убийца. Да и на стекле пятна от ладони. Преступник оперся рукой, чтобы увеличить угол обзора. Судя по тому, что произошло позже, – наблюдательный пункт был выбран удачно.

К перилам лестницы была прикручена обыкновенная консервная банка, почти до половины заполненная окурками. Такую нехитрую пепельницу оборудуют местные курильщики, чтобы не получить заслуженного нагоняя от привередливых соседей. Но на подоконнике лежало еще несколько окурков. Следовательно, курил не местный. Насорил и пошел. Какое ему, в сущности, дело до таких тонкостей, как чистая лестничная площадка.

Михаил поднял один из окурков и повертел в руках. Так оно и есть, сохранилось три буквы «Мal…», остальное превратилось в пепел. Сергей Назаров не любил изменять своим привычкам.

Чертанов достал небольшой пластиковый пакет, осторожно, один за другим, сложил в него четыре окурка и вернулся к коллегам.

– Вот это нужно отдать экспертам. Пусть проверят на отпечатки пальцев. Мне бы хотелось получить результаты сегодня.

– Товарищ майор…

Чертанов повернулся, перед ним стоял лейтенант, тот самый, с серьезным лицом.

– Тебе что, лейтенант?

– Там вас ждут, у подъезда.

– Кто?

– Какой-то мужчина.

– И что ему надо? – насторожился Чертанов.

– Говорит, что по важному делу.

– Ясно. Посмотрим, что там за человек. Может, действительно что-нибудь стоящее скажет. Да ты расслабься, лейтенант, – похлопал майор парня по плечу, – чего ты такой угрюмый? Улыбнись, иначе девки любить не будут.

У входа, как это бывает в таких случаях, собралась толпа, люди что-то говорили вполголоса и с любопытством поглядывали на оперативников. Немного в стороне, у ствола высокого тополя стоял невысокий человек с равнодушным, слегка скучающим взглядом. Не заметить его было невозможно.

Увидев вышедшего из подъезда Чертанова, он шагнул навстречу и, не растеряв своего равнодушия, протянул небольшой конверт:

– Это тебе.

– Что в нем? – осторожно спросил Бес.

Тарантул улыбнулся:

– Открой, узнаешь… Меня не интересуют чужие секреты.

Чертанов обернулся. Лейтенант стоял на прежнем месте, в карауле, и не желал пускать какую-то старушку в дом. Из разговора следовало, что она жила в этом подъезде. Силы были неравны, но лейтенант не сдавался, держался молодцом. Еще минута подобного препирательства – и дело закончится серьезным рукоприкладством. Неожиданно он улыбнулся – широко, свободно, и старуха, ошалело заморгав глазами, отошла в сторону. Вот что делает с людьми всего лишь обыкновенная улыбка.

Майор посмотрел конверт на просвет. Внутри лежал прямоугольник плотной бумаги, очень напоминающий открытку. Кто-то хочет его поздравить? С чем? Череда праздников отгремела месяца полтора назад. А других значительных событий в ближайшие полгода вроде не предвидится.

Невзрачный человек, сухо попрощавшись, уверенно пересек двор и свернул за угол.

Чертанов надорвал конверт и вытащил фотографию. Едва взглянув на снимок, он невольно застонал от боли. Там была изображена девушка, назвавшаяся ему Александрой, а за плечи ее приобнимал человек, которого Наталья называла своим новым другом. Ошибки быть не может, то же смазливое лицо, тот же нахальный взгляд. На левой руке, сжимающей бокал вина, недостает мизинца.

Лицо Чертанова мучительно исказилось. Мимо, в сторону подъезда, неторопливым шагом двигались две женщины, и одна из них, посмотрев на застывшего Михаила, скорбно посочувствовала:

– Как переживает мужчина, ай-яй-яй! Убитый-то, наверное, ему родственником приходился.

Чертанов перевернул фотографию, на оборотной стороне неровным почерком Варяга было написано: «Это мой тебе подарок. Думаю, сам разберешься».

Разглядывая изображение, он боролся с искушением разорвать фотографию на мелкие кусочки, но, победив в себе слабость, опять поднес ее к глазам. Чем дольше он вглядывался в лицо беспалого, тем сильнее колотилось его сердце. Со снимка на него смотрел… Сергей Назаров собственной персоной, только с видоизмененной внешностью. Наверное, он сделал себе пластическую операцию, но глаза изменить не сумел. И теперь они отчетливо проглядывали сквозь новую маску. Пара, сидевшая рядом с Назаровым и Александрой, не заинтересовала Чертанова, но лишь до тех пор, пока не вмешался вышедший подышать свежим воздухом Шибанов.

– Это ведь Лимон! – воскликнул он, ткнув пальцем в голубоглазого парня лет двадцати пяти. – Он скупщиков опекал, когда я к ним пытался внедриться. Из-за стычки с ним мне и пришлось отказаться от этой затеи…

Внезапное озарение буквально опалило Чертанова.

– Ты уверен? – спросил он чуть ли не шепотом.

– Обижаешь, Бес! Память-то у меня фотографическая.

– Вот все и стало на свои места, – пробормотал Чертанов, аккуратно пряча фотографию во внутренний карман. – Что ж, лихо нас Серый обставил… Но теперь мой ход. – Он направился к машине.

– Ты куда? – недоуменно окликнул его Шибанов.

Даже не оглянувшись, Чертанов бросил через плечо:

– На охоту!

* * *

Чертанов вдавил кнопку звонка, и где-то в глубине квартиры раздался бравурный марш, известивший хозяйку о том, что у дверей квартиры томится гость. Он услышал приглушенные шаги, а затем раздался недружелюбный голос Натальи:

– Ты? Я тебя больше не пущу. Наши отношения закончились.

– Ты же знаешь, что я не только твой бывший муж, но еще и мент. Если ты не откроешь дверь, то я ее просто вышибу.

Пауза была недолгой. Наталья, перебрав все возможные варианты, выбрала оптимальный: замок дважды щелкнул, и дверь слегка приоткрылась.

– У меня уборка, – сухо сказала она. – Ты пришел не вовремя.

Лицо Чертанова растянулось в злой улыбке:

– Я всегда не вовремя. В прошлой раз ты была занята мужчиной, в этот раз ты занята хламом. Хотя, если разбираться, в сущности это одно и то же.

– Что тебе надо?! – вспылила Наталья, сделав угрожающий шаг навстречу. – Ты явился ко мне, чтобы оскорблять меня? Так я хочу тебе сказать, что у меня найдутся защитники.

– Хочу напомнить, что эта квартира принадлежит мне. До последней нитки… и даже кровать, на которой, прости за грубость, вы… трахаетесь. Ну да ладно, все это в прошлом. Теперь меня это уже не интересует, – холодно произнес Чертанов. Ему очень хотелось верить, что так оно и есть в действительности.

– А какое тебе, собственно, дело, с кем я сплю? – Наталья уперлась руками в бока.

Неожиданно Михаил осознал, что он так и не знает свою бывшую женушку. Перед ним стояла насквозь чужая женщина. Фальшивая, как дешевая бижутерия. Странно, что он не сумел распознать ее раньше.

– Не напрягайся, – Чертанов сел в кресло, – ты права, мне до этого нет никакого дела. А потом я не к тебе пришел, а к твоему приятелю.

– Его здесь нет, – губы Натальи судорожно дернулись.

– И где же он, позволь мне узнать? Только сейчас у тебя спрашивает не ревнивец-муж, а оперативник.

– Зачем он тебе нужен? – за ее растерянностью прятался самый обыкновенный страх.

– У меня накопились к нему кое-какие вопросы.

– Я не знаю, где он, – пролепетала Наталья. – Мы должны были с ним встретиться еще десять дней назад, но он неожиданно пропал.

Между бывшими супругами будто вечность пролегла. Родная некогда Наталья превратилась в чужую, незнакомую женщину. Михаилу трудно было поверить, что еще недавно он млел от желания, едва лишь заслышав ее голос.

Он смотрел на Наталью и думал о том, что Назаров заходил в его квартиру, по-хозяйски распахивал дверь, небрежно обнимал его жену и, сунув сыну какой-нибудь дешевый гостинец, отправлял его спать, чтобы тот не мешал трахать Наталью. Дети глупы и благодарны, сын, наверное, смотрел на доброго дяденьку с обожанием и, возможно, даже был к нему привязан. А если он называет его папой? Чертанов заскрежетал зубами, болезненно поморщившись. Вот этого простить Наталье он не мог. Когда он вновь заговорил, голос его звучал сдавленно:

– За время нашей совместной жизни ты успела немного изучить меня и знаешь, что я всегда иду до конца. Так вот, хочу сказать, что в Уголовном кодексе предусмотрена ответственность за дачу заведомо ложных показаний и пособничество преступникам. Твой хахаль подозревается в ряде убийств.

– Я ничего не знаю! – закричала Наталья, сцепив руки в замок.

Начиналась истерика, которая будет продолжаться на самых высоких нотах. Подобную тональность Чертанов не переносил. Впрочем, есть одно очень действенное средство. Чертанов поднялся и с размаху влепил Наталье оплеуху. Голова ее, будто бы лишенная позвонков, откинулась в сторону. Не рассчитал, получилось сильнее, чем хотел. После подобной процедуры следуют обильные слезы, но это как необходимое очищение. Бабе только на пользу. Поплачет несколько минут, а у него будет время выкурить сигарету и еще раз все хорошенько взвесить.

Он задымил. Глубоко и с наслаждением затягиваясь.

Чертанов откинулся на спинку кресла и с удовольствием выдыхал дым в потолок, прямо под массивную люстру.

«Ремонт бы сделать, – машинально размышлял он, поглядывая на углы, где некрасивыми пузырями вспучились обои. – Но теперь эта проблема для другого хозяина».

Между тем Наталья успокоилась. Не стесняясь бывшего мужа, высморкалась, вытерла рукавом мокрое лицо.

Он холодно улыбнулся:

– А теперь давай поговорим откровенно. Я человек не злой, но обстоятельства вынуждают меня поступать очень жестко. – Чертанов закрыл глаза и едва не вскрикнул от боли, представив, как его сын называет Назарова папой. – Такова моя профессия. Ее можно сравнить с работой дантиста, который обязан выдернуть гнилой корень, чтобы не дать возможности распространиться инфекции по всему организму. А это очень болезненный процесс. Ты не поняла? Тогда хочу тебе пояснить – твой любовничек и есть тот самый гнилой зуб. На уговоры у меня не осталось времени. Вытирать тебе сопли мне тоже некогда, а потому я спрашиваю тебя в последний раз, где твой ненаглядный?

Чертанов вытащил из кобуры пистолет и положил его перед собой на журнальный столик. Оружие зловеще брякнуло. Наталья опасливо посмотрела на «макаров», и Михаил невольно усмехнулся:

– Поясняю, терять мне особенно нечего. Карьера моя, по существу, закончилась. Семьи у меня нет, тюрьмы я не боюсь, там тоже люди живут. Мне же за убийство бывшей супруги много не дадут. На последние деньги найму хорошего адвоката, который докажет, что я действовал в состоянии аффекта. А это три года – максимум! К тому же я выйду значительно раньше, попаду под амнистию в связи с какой-нибудь знаменательной датой. Извини за прямоту, но тебя-то не станет, а надо же кому-то воспитывать пацана.

Глаза Натальи округлились, сделавшись белыми.

– Ты не способен на такое!

– Как плохо ты меня знаешь… Жаль. Хочешь, я тебе докажу? – Чертанов поднял пистолет и направил ствол в голову Натальи. – Неприятно, правда?.. Считаю до десяти… Десятая секунда будет последней в твоей жизни. Раз… Два… Три…

– Прекрати, слышишь! – в отчаянии замахала Наталья руками. – Сергей мне никогда ничего не говорит. Он приходит всегда неожиданно и так же внезапно исчезает!

– Хорошо, считай, что я тебе поверил, – ствол пистолета слегка опустился, сейчас он был направлен в крохотную ямочку у основания шеи. – Но поднапряги, пожалуйста, воображение. Где он может быть, этот твой Сергей?.. Да ты сядь, Наташенька, успокойся, а то не вспомнишь, и мне придется устроить тебе самую большую неприятность в жизни. Последнюю.

Наталья села рядом. До ее колен, выглядывавших из-под короткого легкого платья, всего ничего – протяни руку и достанешь. Но сейчас Чертанову показалось, что легче дотянуться до луны.

Это была не его Наташка.

– Сергей говорил, что скоро у него будет много денег, – пробормотала она.

– Вот как… Интересно. И когда это – скоро?

– Я его видела недели две назад, но он говорил о конце этой недели.

– Ты ничего не путаешь? – строго переспросил Чертанов.

– Нет, не путаю, – всхлипнула Наталья. – В конце этой недели у меня начинается отпуск, я ему об этом сказала. А он предложил отдохнуть вместе, взять сына и поехать в Таиланд.

Чертанов прикрыл глаза. Лучше бы она не упоминала Димку.

– У вас с ним что, действительно так серьезно?

Наталья горько всхлипнула.

– Теперь не знаю.

Легче от этого ему не стало. И боль, казалось бы, уже рассосавшаяся, неожиданно аккумулировалась под самой ложечкой. Неприятное ощущение, надо признать.

– Я всегда говорил, что оружие не только выбивает мозги, но еще и очень прочищает их. – Чертанов направил пистолет на хрустальную вазу, стоящую в центре стола, – подарок Наталье по случаю пятой годовщины их свадьбы, и нажал на курок. Раздался звонкий щелчок. – Вот видишь, а ты переживала. Я же обойму-то не вставлял.

Он вытащил из кармана обойму и уверенным движением воткнул ее в рукоять.

Наталья продолжала всхлипывать.

– Какая же ты все-таки скотина!

– Это ты напрасно, – поднялся Чертанов, сунув пистолет в кобуру. – Я ведь могу обидеться.

Неожиданно заверещал мобильный телефон.

– Да, – произнес он в трубку.

– Тут такое дело, Миша, – радостно доложил Шибанов. – Ты ведь оказался прав… На сигарете эксперты обнаружили отпечаток обрубленного пальца.

Чертанов улыбнулся:

– Я и не сомневался.

Он медленно убрал трубку.

– А твой дружок, оказывается, левша, – констатировал Чертанов. – Я слышал, что они неплохие любовники, – и, не дожидаясь ответа, направился к двери.

* * *

Расположившись у телевизора в мягком кресле, Чертанов нажал кнопку пульта. На экране с высоты четырнадцатиэтажного здания хорошо просматривалась Таганская улица. Место хлебное, способное обеспечить безбедное существование нескольким десяткам бритоголовых мальчиков.

А вот, кстати, и они.

Оператор приблизил группу молодых парней. Встав в круг, они о чем-то весело разговаривали, энергично запрокидывая стриженые головы. Смеялись. Многочисленные прохожие, стараясь не смотреть в их сторону, предпочитали лучше пройтись по проезжей части улицы, чем приблизиться к ним. Вели себя парни вызывающе, хлопали друг друга по плечам и норовили ухватить за руки проходящих мимо девушек.

Потусовавшись на углу улицы, парни направились к своим машинам, готовясь к объезду вверенных им точек. В сущности, распорядок дня у них всегда один и тот же. Соберут дань, сдадут выручку по назначению и с чувством выполненного долга отправятся просаживать свою долю в кабаках. Правда, если повезет. Потому что каждого из них может поджидать очередная засада.

После тщательного изучения видеокассет Чертанов выяснил, что у каждого из этих молодцов имеются «хитрые» точки, откуда они единолично получают мзду. Если следовать понятиям, то это был один из самых страшных грехов, и носил он вполне конкретное название – крысятничество. Худшее из зол – красть у своих. За подобные штучки на зоне определяют в петушиный угол.

Но эти – на свободе. Молодые. Жизнью не битые. А если и получали затрещины, то они им впрок не пошли. Что ж, Чертанова их недальновидность вполне устраивала. Проштрафившихся парней следует держать на крючке. Они честолюбивые, наглые, с большими амбициями. Лет через пять, если их, конечно, не грохнут раньше, они могут занять ключевые места в криминальном мире столицы, и тогда окажутся весьма полезны. А если же будут несговорчивы, то придется обнародовать их крысиные повадки.

Он дотянулся до телефона и набрал номер Репы:

– Петр?

– Слушаю, – голос Репы прозвучал слегка раздраженно.

– Узнаешь, кто тебе звонит?

– Понятия не имею, кто это?

– Бес!

– А-а, – уважительно протянул Репа, – знатное погоняло. Кто же Беса не знает. Гражданин начальник, ты хоть знаешь, где меня перехватил?

– Расслабляешься? – предположил Чертанов.

– Ты что-нибудь слышал про нудистов?

– Это те, что собираются в Серебряном бору и ходят нагишом.

– Точняк. Мы тут организовали свою секцию и пытаемся слиться с природой. Хочешь, вышлю сейчас за тобой машину?

– Спасибо, как-нибудь в другой раз.

– Ты все-таки подумай, гражданин начальник, дело стоящее. Мы к тебе даже инструктора опытного прикрепим. Длинноногого, красивого, с очень пышной грудью. – В телефонной трубке послышался женский смех. – Поверь, ты не разочаруешься, а если желаешь, так мы тебя выберем почетным членом.

– Спасибо, что хоть не действительным, – отшутился Чертанов.

– Ха-ха-ха! Оказывается, муровцы тоже не лишены юмора… Ну что, скрасишь наше общество?

– Ты меня извини, Петро, но я вынужден отказаться от этой чести… Дело есть. Оно, кстати, и тебя касается.

– Вот как?

– Тебя интересует, кто беспредельничает в твоем районе?

На некоторое время в трубке повисло напряженное молчание, а потом Репа протянул серьезным голосом:

– Ты чего-то нарыл, гражданин начальник?

– Да.

– Сразу тебе говорю, твои старания будут вознаграждены по достоинству.

– Репа, спасибо тебе за заботу, но побереги свои деньги для каких-нибудь благотворительных акций, – посоветовал Чертанов.

– Понял, – протянул Петр. – Ты из вымирающей породы правильных ментов. Такие все еще встречаются, но очень редко. Где увидимся?

– Подъезжай ко мне на квартиру.

– Хорошо, буду.

– Когда тебя ждать?

В трубке возникла небольшая заминка.

– Через полтора часа.

Репа не опоздал. Он появился ровно в двенадцать. С его стороны это маленький подвиг. В это время у него самая работа, обычно режется в карты где-нибудь в казино или сидит в ресторане. А сейчас обречен на беседу с опером.

Охрана осталась в коридоре, предусмотрительно выяснив, а не прячется ли по углам комнаты несколько ряженых спецназовцев, и, убедившись в полной безопасности, бритоголовые мягко прикрыли дверь. Чертанов препятствовать этому не стал, лишь с полуулыбкой наблюдал за стараниями телохранителей. Как бы там ни было, но свое дело ребята знали отменно. Если заглянуть в их личные дела, то можно узнать немало интересного из их прошлой жизни.

Репа выглядел посвежевшим, как будто и впрямь валялся на пляже в Серебряном бору.

– Так что за базар, начальник? – сел он на стул напротив майора.

– Завтра от тебя в общак должны пойти большие деньги, так? – спросил Чертанов.

Репа подозрительно посмотрел на него:

– Что-то я тебя не пойму, гражданин начальник, куда ты гнешь? Ты же только что сам от «капусты» отказался, а теперь на долю претендуешь?

Чертанов усмехнулся:

– Ты бы лучше спросил, откуда я это знаю.

– И откуда же, гражданин начальник?

– Не хочу загружать тебя подробностями, но утечка идет из твоего окружения. Планируется гоп-стоп. Откуда должны поступить деньги?

Дверь приоткрылась. Совсем ненадолго. В проеме показалась голова охранника. Твердый и уверенный взгляд смерил присутствующих, и дверь так же неслышно притворилась. Оберегают смотрящего.

Репа поджал губы, задумавшись.

– Ты все еще соображаешь, а стоит ли доверять этому менту? – заговорил Чертанов. – Только ведь я тебе тоже не очень-то верю. Но как тут ни крути, мы с тобой в одной лодке. Тебе нужно вычислить крысу и покончить с ней, а мне нужно… без громких слов… арестовать преступника.

Репа оставался серьезен.

– Я о тебе наслышан, говорят, что ты чуть ли не язычник. Прежние клятвы не в счет. Поклянись на своем амулете, что наш разговор не уйдет дальше этой комнаты.

– Ах, вот оно что, – удивился Чертанов. И мысленно попросил прощения у бога охоты, что вынужден призвать его в свидетели. – Договорились.

Чертанов расстегнул рубаху, чтобы снять с шеи тигриный зуб, но вдруг, к своему ужасу, обнаружил, что его талисман пропал. Душа убитого тигра не успокоилась и теперь должна переселиться в его врага.

– Ты чего? – удивленно спросил Репа, заметив, как изменилось лицо Чертанова.

– Теперь жди беды… Талисман потерял… Душа переселилась… Его надо остановить.

Репа удивленно уставился на опера – уж не заговаривается ли тот часом.

– С тобой все в порядке? Чувствовал я, что не надо связываться с ментами. От них обязательно жди какого-нибудь напряга, – настроение Чертанова мгновенно передалось и смотрящему.

– Я охотник, а у нас поверье такое… Я могу дать тебе честное слово, ну расписку, если хочешь! Часто тебе приходилось у ментов расписки брать?

Репа неприятно хмыкнул:

– Ни разу, хочу тебе признаться.

– Ну, вот видишь.

– Так и быть… Возьму на себя риск, но если ты кому-нибудь проболтаешься, то меня убьют. – Он помолчал и добавил, четко выговаривая каждое слово: – Да и тебе не жить. – И, уже улыбнувшись, добавил: – Так что мы с тобой встретимся снова в любом случае… Ладно, а теперь о вещах реальных. Скупочная сеть, которую я «крышую», ведь не вхолостую работает. Перепродажа драгоценностей и антиквариата идет постоянно, но иногда находится оптовый покупатель…

– И сейчас именно такой случай?

– Да. Речь идет о колоссальных бабках…

– И много людей из твоего окружения в курсе событий?

Репа на минуту задумался:

– Ну, такие операции ведь в одиночку не проворачиваются… Но раньше у нас стукачества не наблюдалось. Все пацаны, которые задействованы, как будто проверены делом. Санек Муромский… Он в бригаде уже лет шесть. Валек Кроха, тоже надежный малый, мы с ним в таких передрягах были, что и рассказывать страшно. Потом Лимон, тоже очень надежный пацан. Прикрытие скупщикам обеспечивает в центре.

– Лимон, говоришь? – переспросил Чертанов.

– А что? Приходилось сталкиваться?

– Пока нет. Продолжай.

– Короче, о том, что деньги будем получать, известно многим. В конце концов, мы же не такая закрытая организация, как ФБР! А вот о том, что их будет много, знали мы вчетвером.

– Где произойдет передача суммы? Каким образом?

– Майор, ты слишком много задаешь вопросов. Я что, у тебя на Петровке, что ли? – неожиданно возмутился Репа.

– Мы же, кажется, с тобой договорились, – напомнил Чертанов.

Поколебавшись, смотрящий решился:

– Рассчитываться за товар приедут сразу несколько покупателей. Но деньги надо пересчитать, проверить. Это долгая история. В общем, полученные бабки останутся на ночь у конкретных пацанов, которые живут в подходящих местах. А утром их соберут до кучи и отвезут, куда надо.

– Что за пацаны?

– На Цветном бульваре Степа Круглый, на Октябрьской Слава Насос, а на Таганке Гарик Колючий. Пацаны ответственные.

– Ты помнишь, где киллер мочил кассиров?

– В подъезде, сучара! – выдохнул Репа, заметно побледнев.

Чертанов чуть качнул головой, соглашаясь.

– В этот раз будет то же самое. Поверь опытному оперу, этот тип не изменяет старым привычкам. Я возьму надежных ребят. Мы его подкараулим.

– Гражданин начальник, – вдруг посуровел Репа, – это исключено. Никаких людей со стороны. Мы сами во всем разберемся.

Чертанов хмыкнул:

– А может, ты мне запретишь?

– Один – паси, – поколебавшись, согласился Репа. – Только сразу скажи, какой адрес возьмешь, чтобы недоразумения не вышло.

– Я бы предпочел Таганку, – после некоторого раздумья объявил Чертанов.

– Хорошо, но не вздумай тогда соваться на Цветной бульвар или на Октябрьскую площадь. Тебя могут не так понять.

– Что ты будешь делать с ним, если найдешь? – неожиданно спросил Чертанов.

Вопрос не застал Репу врасплох:

– Не обещаю, что буду с ним церемониться. Ну а ты? Отправишь за решетку?

Чертанов лишь слегка раздвинул губы:

– У меня есть личные мотивы.

Репа оставался серьезен:

– В таком случае желаю тебе удачи.

Репа поднялся. Чуть помедлив, встал и Чертанов. Их рукопожатие напоминало перемирие двух противоборствующих сторон, которые вынуждены в силу сложившихся обстоятельств направить стволы против общего врага.

* * *

Серый расстегнул ворот рубашки. Жарко, на дворе самое настоящее лето. Он заказал два бокала пива. Напиваться в такую погоду ни к чему, а вот бокал-другой способен улучшить не ахти какое настроение.

Бар был открытым и располагался в тени двух высоких деревьев, но с раскаленного асфальта поднимался такой жар, словно сидишь не на улице, а вблизи доменной печи. В такую теплынь неплохо бы рвануть куда-нибудь в зеленую полосу и залезть по горло в прохладный пруд.

Лимон подошел ровно в восемнадцать. Физиономия, как всегда, высокомерная и недовольная, как будто его оторвали от очень важных дел.

– Ты напрасно меня сюда выдернул, – заворчал он после короткого рукопожатия. – Здесь мы как у черта на ладони, – он не без опаски посмотрел вокруг. Но мимо, не обращая внимания на двух мужчин, расположившихся за оранжевым пластиковым столиком, спешили лишь беспечные прохожие.

– Не менжуйся! – посоветовал Серый. – Ты думаешь, здесь есть кому-то до тебя дело? Ошибаешься! Каждый занят собственными проблемами. Даже если сейчас рванет мина под столом и твой труп взрывной волной выбросит на тротуар, поверь мне, сочувствующих найдется очень мало. Прохожие просто перешагнут через твои останки и пойдут своей дорогой. Так что расслабься и пей пиво.

– Я за рулем, – произнес Лимон.

– И это я слышу от взрослого мужчины? – словно бы удивился Серый. – За тот трешник, что ты у «хозяина» провел, можно было бы научиться, как вести себя с ментами. Им бы только свое урвать. Сунул сто баксов в зубы и поехал дальше. Только рукой на прощание махать не надо, это их раздражает.

Ухмыльнувшись, Лимон взял предложенный бокал и отхлебнул пиво:

– Ты и мертвого уговоришь.

– Жмуров уговаривать не надо, – глумливо произнес Серый. – Этим они выгодно отличаются от живых.

– Да уж, – отвечал Лимон, поморщившись, словно вместо свежайшего пива ему предложили протухшие помои.

Его взаимоотношения с Серым строились не столько на взаимной выгоде, сколько на страхе. В роковую ночь их знакомства Лимон провел очень неприятные часы, стоя на табурете с петлей на шее. Серый и его подручный Гончар, закусывавшие на кухне, деловито обсуждали, обделается ли пленник, когда повиснет в петле. Потом оба со знанием дела поговорили об оргазме, который якобы испытывают висельники перед смертью. Лимону, руки которого были связаны за спиной, а рот заткнут собственными носками, было не до веселья.

Он попался, как последний лох, напросившись в гости к очаровательной брюнетке Ангелине, которая, как выяснилось, работала на Серого. Он вообще умел располагать к себе людей, этот человек. Когда он встал и, вытерев губы салфеткой, заявил, что вышибет табуретку из-под ног Лимона на счет «три», тому не оставалось ничего иного, как замычать во всю силу голосовых связок, давая понять, что он согласен на выдвинутые Серым условия. С тех пор Лимон навел беспредельщиков на такое количество жертв, что пути к отступлению у него уже не было. Он словно бы продолжал находиться в подвешенном состоянии, отлично понимая, что пощады ему не будет ни от подельщиков, ни от Репы, от имени которого он работал. Впрочем, эта история имела и свои положительные стороны. Опекая скупщиков, он получал значительно меньше, чем за то, что подставлял их Серому. И теперь, похоже, назревала возможность ухватить самый крупный куш в его жизни. Нервно облизав губы, Лимон сказал:

– В принципе, дело на мази. Но я хочу двадцать процентов!

А вот это уже была наглость! Бычье надо ставить в стойло сразу, иначе оно начинает поднимать хвост и упираться рогами. Серый отставил свой бокал в сторону и жестко заметил:

– Мы договаривались на десять.

– Верно, – легко согласился Лимон, – только обстоятельства сильно изменились. Я не знаю, в чем там дело, но вокруг этих денег началась какая-то непонятная возня. Остальные десять процентов я беру за риск. А потом, как ты узнаешь без меня, куда лучше всего наведаться?

– Наверное, ты забыл, каково это – стоять и ждать, пока веревка затянется на твоей шее?

– Такое не забудешь. Но без меня ты так и будешь сшибать мелочовку, рискуя попасться на каждом очередном налете. Не один я смертный. Ты тоже.

– Черт с тобой, – не без досады согласился Серый. – Заметано.

Лимон удовлетворенно улыбнулся. Другого ответа он и не ожидал.

– Тогда слушай и вникай. Самая большая сумма будет на Таганке.

– Сколько? – по-деловому осведомился Серый.

– Где-то около двухсот тысяч.

– Ого! Хороший кусок! Кто их понесет?

– Пацан с Таганки, в небольшом кейсе.

– Его кто-нибудь охраняет? – перебил Серый.

– Думаю, что нет. Грабить кассира считается святотатством. В этом случае грабитель сам себе подпишет смертный приговор…

– Ну-ну, – скривился Серый, – что же это они тогда меня раньше не мочканули? Куда он понесет деньги?

– В квартиру, – ответил Лимон. – Хата у него крепкая, с двумя железными дверьми.

Назаров задумался. Его взгляд невольно остановился на молоденькой официантке. Она переходила от одного пустого столика к другому, тщательно протирая их тряпкой, при этом заманчиво наклоняясь. Ей бы на панели где-нибудь работать. Людям радость дарить, а она здесь грязной тряпкой машет.

– Ну, предположим, что до квартиры он не доберется, – потер подбородок Серый. – А вот таскать в простом кейсе такую сумму – это действительно большая ошибка. А за ошибки, как ты знаешь, положено платить. Кстати, а что ты собираешься делать со своими деньгами? Это ведь сорок тысяч баксов!

– А тебе, собственно, что за дело? – огрызнулся Лимон, демонстративно отодвигая от себя бокал с пивом и этим давая понять, что угощение в него уже не лезет. – Я же тебя не спрашиваю, что ты будешь делать с такой прорвой денег!

– А я и не делаю из этого никакого секрета, – доброжелательно отозвался Серый, широко улыбаясь. – Оттянусь по полной программе. Поеду куда-нибудь в Таиланд, возьму с собой полчемодана презервативов. Говорят, там самые умелые соски. Натра-а-хаюсь! – мечтательно протянул он. – А остальное спущу в кабаках. Ну, может, тачку еще приличную возьму. А то уж как-то неудобно даже на «девятке» разъезжать. Так что желания у меня самые что ни на есть земные.

– Ты один будешь?

Назаров остановил тяжелый взгляд на Лимоне, и тот невольно поежился.

– А тебе-то что за дело?

– Да так спросил.

Серый сделал большой глоток и с отвращением отставил от себя недопитый бокал.

– Фу-ты, терпеть не могу теплое пиво. – Он поднялся. – Знаешь что, Лимон, когда-нибудь тебя погубит любопытство. Или жадность.

И вышел из павильона.

* * *

Чертанов уже собирался ложиться спать, когда неожиданно затрезвонил телефон. Ох уж эти полуночные звонки! Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что звонок таит в себе опасность. Чертанов невольно прислушался к себе – вновь, как это случалось с ним только в минуты опасности, в нем проснулся звериный инстинкт, задавленный плодами урбанизации. Звонил враг. Даже трезвон был какой-то особенный, предостерегающий, что ли.

Чертанов поднял трубку и молча стал слушать тишину. Пауза была недолгой, потом чей-то хрипловатый голос спросил:

– Ты узнаешь меня?

– Да, – отвечал Чертанов.

– Не догадываешься, почему звоню?

– Нет.

На том конце провода раздалось удовлетворенное хмыкание.

– Я хотел тебе сказать, что у тебя была замечательная жена. А трахается она и вовсе отменно, я даже не представлял, что она такая темпераментная. – Чертанов слушал, сжав челюсти. – Ты почему молчишь? Не одобряешь моего выбора? Мне показалось, что у нас много общего – мировоззрение, привычки, внешность, женщины, наконец! А потом у тебя такой славный сын, сегодня он впервые назвал меня папой…

Последней фразы Чертанов вынести не сумел:

– Послушай, ты!.. Как там тебя!

– Вот как? – раздался в ответ удивленный голос. – Ты не знаешь, как меня зовут? Я в тебе разочарован.

– Я убью тебя, Назаров! Клянусь всеми святыми.

В трубке раздался довольный смешок.

– Теперь я вижу, что не ошибался в тебе. Ты неплохой опер. Только не клянись святыми. Они тебе не помогут.

И тотчас в барабанные перепонки ударили короткие гудки, показавшиеся Чертанову необыкновенно громкими, и он невольно отодвинул трубку от уха. Он никак не мог успокоиться, руки мелко дрожали. Прежде он такого за собой не наблюдал.

Чертанов подошел к холодильнику, вытащил бутылку водки и налил в кружку. Горлышко неприятно забарабанило о фарфоровый край. Выдохнув, он влил в себя спиртное тремя огромными глотками. Слегка успокоился, даже руки как будто бы теперь не так дрожали.

– Я убью тебя, – скрипнул зубами Михаил.

* * *

Котляра вышибли из МУРа, как только было установлено, что именно он снабдил прессу компрометирующими материалами на майора Чертанова. Случившееся в высшей степени выглядело странным – до самого последнего дня Михаил считал Бориса своим приятелем и за кружкой пива нередко делился с ним сердечными тайнами. Сложные коленца порой выделывает судьба. Ты человека считаешь другом, доверяешь ему, а оно вон как получается. Обидно.

Котляра уволили по-тихому, без лишних разбирательств. Полковник Крылов просто вызвал его к себе и сказал, чтобы он подавал рапорт на увольнение. Предупредив при этом, что самое большее, на что тот может рассчитывать в дальнейшем, так это на местечко сотрудника вневедомственной охраны где-нибудь в захудалой провинции. Полковник Крылов умел держать слово, и Котляр понятия не имел, как теперь устраивать свою судьбу. Пока что он просто бесцельно бродил по городу, не зная, чем занять себя.

В подъезде было темно, и Котляр едва ли не на ощупь поднимался на свой четвертый этаж. Время для подобного восхождения было выбрано не самое лучшее – как-никак полвторого ночи. Если учитывать, что на убийства в подъездах приходится изрядный процент всех подобных преступлений, то приятного мало. Даже после ухода из милиции в Котляре не умер оперативник, а потому к потемкам он относился с опаской.

Обычно до самой глубокой ночи в подъезде раздавались голоса: то неунывающие курильщики с верхнего этажа травили похабные анекдоты, отравляя никотином все ближайшее пространство, то на лестничных площадках куражилась молодежь. А сейчас мрак и гробовая тишина, как в могиле.

Котляр достал утаенный пистолет, какими обзаводится каждый уважающий себя милиционер, и осторожно, ступень за ступенью, как если бы двигался по минному полю, стал подниматься на свой этаж. Прижавшись спиной к стене, он лопатками ощущал холод, исходивший от бетона. Внутри его словно все застыло и покрылось изморозью, а оперативный опыт подсказывал, что сейчас что-то должно произойти.

Между вторым и третьим этажами мелькнул какой-то отблеск. Котляр застыл, ожидая худшего. Но нет, обошлось, то брызнул в окна свет от фар проезжавшей мимо машины.

Котляр вытянул руку – вот и дверь, кажется, добрался. Он долго возился с ключами, пытаясь отыскать скважину, и вспоминал забавный случай из своей богатой на приключения молодости, когда он был приглашен соседкой, крепкой тридцатилетней бабой, проверить перегоревшие пробки. Помнится, он долго не мог ввернуть пробку, которая почему-то без конца перекашивалась, и в сердцах пожаловался: «Попасть не могу!» Соседка на это плотоядно хихикнула и с ехидцей заметила: «Жениться собираешься, а попасть никак не можешь. Тебе, парень, потренироваться нужно бы сначала, чтобы перед супругой не оплошать!» Внутри его вспыхнуло, и пламя стало беспощадно обжигать его лицо. Тогда он даже обрадовался, что в квартире стояла непроглядная тьма. А когда Борис спустился со стремянки, то тут же оказался в страстных объятиях соседки.

В общем, к своему браку он был подготовлен основательно.

Вспомнив о маленьком приключении своей юности, Котляр улыбнулся, расслабившись. Ага, вот и ключ в замке повернулся. Перешагнув порог, он почему-то не смог освободиться от ощущения близкой опасности. Нажал клавишу включателя. Яркий свет мгновенно разогнал мрак. И тут в зеркале он увидел мужчину, вольготно сидящего на диване, и понял, что ему не понравилось, едва он вошел в квартиру, – чужой, едкий запах одеколона.

Вот так оно и бывает. В тот самый момент, когда уже не ожидаешь плохого и думаешь, что худшее осталось позади, костлявая начинает махать косой, да так яростно, что смертельным ветерком морозит до самых печенок.

– Какого черта тебе здесь надо! – в сердцах выругался Котляр, стараясь под напускным гневом запрятать отразившийся на лице страх.

На диване, по-хозяйски развалясь, сидел Серый. Самый последний человек, которого сегодня хотелось видеть в гостях.

– А ты не железный, – довольным тоном протянул он. – Очко-то жим-жим… играет!

– Как ты сюда попал? – сердито спросил Котляр, проходя в комнату. Руку подавать Серому не стал, воздержался. И совсем не потому, что находился в смертельной обиде на шантажиста, а оттого, что страх потом проступил сквозь кожу ладоней, и теперь пальцы были до противного липкими.

Серый широко заулыбался:

– Что, значит, как попал? Вошел так же, как и ты, через дверь. Все-таки я серьезный человек, неужели ты думаешь, я буду уподобляться какому-то форточнику и стану лазить по водосточным трубам? Ни в жизнь! Подобрал соответствующий ключик и вошел. Дверь у тебя, конечно, крепкая и замок хороший, но хочу заметить, что для настоящего вора это не проблема. А коньячок у тебя, прямо скажу, великолепный! – весело тараторил Серый. – Этому коньячку лет пятьдесят будет, а может быть, и все семьдесят.

Котляр подошел и яростно вырвал бутылку из рук наглеца.

– Можешь не сомневаться, все сто будет! Ведь не для тебя берег…

– Грубый ты! – укорил его Серый. – И воспитания ни на грош. А я разве не достоин рюмочки? – Он погрозил пальцем. – Я ведь к тебе со всей душой. Вот, решил вернуть тебе кассеты, на которых ты запечатлен в роли Пупса. Владей. Тебе будет что вспомнить на старости лет.

Котляр стремительно схватил сверток и убрал его подальше, решив уничтожить все это безобразие, как только избавится от визитера. После чего, пренебрежительно выпятив губу, произнес:

– Даже если ты придержал одну копию про запас, то тебе теперь все равно никакого проку не будет. Из органов меня уволили. Жена от меня ушла… – почему-то добавил он.

– Ну, право, дорогой мой друг, это смешно. Кто собирается шантажировать тебя подобной ерундой? Мало ли кто как проводит время с женщинами? Хочется ползать на четвереньках – ползай на здоровье, это твое личное дело… Вот если ты еще и маньяк-убийца при этом, то тогда, конечно, ситуация выглядит по-другому…

– О чем ты? – поморщился Котляр.

– А ты не догадываешься? – загадочно спросил Серый.

– Нет.

– Тогда взгляни-ка на эту штуковину… Что ты можешь о ней сказать?

Взяв протянутый предмет, Котляр повертел его в руках и возвратил со словами:

– Самая обычная бандитская заточка. И что из этого?

– Обычной она была до тех пор, пока не побывала в руках сексуального извращенца, – безмятежно сказал Серый. – Теперь это неопровержимая улика, с четкими отпечатками пальцев.

– Ах ты, гнида! – прорычал Котляр.

Схватившись за пистолет, он так и замер в неловкой позе посреди комнаты. Противник опередил его и теперь целился ему в живот, а свободной рукой невозмутимо прятал заточку, сунутую в целлофановый пакет, в карман.

– Брось пистолет на пол и подтолкни его ко мне ногой, – распорядился Серый. – Вот так, молодец. А теперь сядь и слушай. – Его лицо стало жестким. – Ангелина Поплавская, с которой ты так мило проводил время, мертва. Ее убили этой самой пикой, которую ты только что видел. А перед смертью она оставила записку, в которой написала, что опасается угроз со стороны милиционера Котляра, донимающего ее преследованиями. Последняя фраза звучит так: «Он обещал заколоть меня в случае моей измены, и я ужасно боюсь этого человека…»

– И что? – машинально спросил хозяин квартиры, хотя прекрасно знал, каким будет продолжение.

– А то, что опасения бедняжки оправдались, – охотно пояснил Серый. – Она умерла. Но вообрази себе, как обрадуются твои коллеги, если в руки им попадет небольшой наборчик из трех предметов.

– Какой еще наборчик?

– Видеозапись ваших игр. Заточка с твоими отпечатками и следами крови Ангелины. Плюс ее предсмертная записка. Я бы мог даже организовать парочку свидетелей, но, полагаю, это уже лишнее. Ты же сам знаешь, Боря, как работают муровцы, – быстро, четко… Не успеешь и глазом моргнуть, как очутишься в камере.

Котляр невольно застонал, тоскливо сожалея о том, что не пристрелил гостя сразу же после того, как переступил порог. Случившееся можно было бы преподнести как обыкновенное ограбление. Вынужденная самооборона, все шито-крыто. А теперь он снова находился в полной зависимости от этого опасного человека.

– Что тебе от меня надо? – угрюмо спросил он.

– Ты любишь деньги? – неожиданно спросил Серый. – Глупый вопрос. Кто их не любит? Так вот у тебя есть неплохая возможность получить двадцать штук баксов за полчаса непыльной работы. Правда, в рублях… Устраивает?

– Ты предлагаешь мне выйти на большую дорогу и кистенем сшибать прохожих?

– Ну вот, ты даже шутить начал, в себя понемногу приходишь… Что ж, это неплохо. Нет, тебя ожидает задача попроще. Я иду на дело. Ты пойдешь со мной и получишь за это десять процентов.

– Ты шутишь? – рука Котляра опять потянулась к коньячной бутылке.

– Фу, что за манеры! – укорил его Серый. – Хочешь помериться со мной силами? Напрасно. Я могу крепко обидеться и пристрелить тебя. В конце концов, у меня нервы тоже ни к черту, а потом, я ведь все-таки нахожусь в чужой квартире и чувствую себя не в своей тарелке. Пальну ведь сдуру!

– Мы так с тобой не договаривались. Ты хотел замазать Чертанова, я тебе помог!

– Условия нашего договора поменялись. Я так решил. В одностороннем порядке.

Котляр выглядел подавленным.

– Ладно, что от меня требуется, конкретно?.. Только это будет в последний раз.

– Разумеется, в последний раз, – как-то странно улыбнулся Серый.

– Тогда излагай!

– А вот это уже деловой подход. Слежку вести умеешь?

– Все-таки я бывший оперативник, – обидчиво напомнил Котляр.

– Ну да, настоящее мастерство не пропьешь, – кивнул Серый. – Короче, я покажу тебе на Таганке одного парня. Проводишь его до самого дома, а когда он войдет в подъезд, незаметно поднимешься следом. Потом позвонишь мне на мобильник и сообщишь номер его квартиры. Тебе понятно?

– Да. – Неожиданно Котляр почувствовал облегчение.

– Ну вот! – оживился Серый. – Знаешь, я даже где-то тебе завидую. Мне бы кто предложил такую непыльную работенку… Ну, будь здоров! Завтра никуда не выходи, я за тобой заеду.

Серый поднялся и пошел к выходу.

Оставшись один, Котляр с минуту сидел неподвижно. Силы оставили его. Невольно, до рези в глазах, он рассматривал крохотные царапинки на дверце шкафа и, вспоминая странную улыбку Серого, ужасался. Борис вдруг отчетливо осознал, что завтрашний день для него такое же призрачное понятие, как сорокаградусный мороз в пустыне Сахара. Будущего просто не существует, оно закончится в тот самый момент, когда он войдет в подъезд. Трудно сказать, как это произойдет, – выстрел в лицо или, быть может, удар молотком по темечку, но то, что небытие будет беспросветным, это уж точно.

Не исключено, что смертельная неприятность подкараулит их обоих на полпути к дому, где-нибудь у зарослей колючего боярышника. Назарову потребуется всего лишь две секунды, чтобы вложить ему в ладонь паленый ствол и кануть в неизвестность. И совсем необязательно иметь безукоризненную логику Сократа, чтобы догадаться, что за человека придется выслеживать на Таганке. Очередной кассир, которых, как уже догадался Котляр, убивает не кто иной, как Серый. Он хочет подставить следствию его, бывшего мента, чтобы окончательно запутать следы. Дело ведь громкое, рано или поздно оно будет раскрыто. И, надо полагать, Серый решил произвести последний налет. Наверное, в этот раз куш уж очень велик, чтобы от него отказаться. Вот для чего ему нужен Котляр, причем мертвый. Любой, даже самый начинающий опер с уверенностью предположит, что именно он совершал все эти налеты, и вот напоролся наконец на ответную пулю.

Котляр поднялся. Надо бежать. Немедленно. Он достал из комода дорожную сумку и быстро стал набивать ее вещами. Денег у него немного, но их вполне хватит на ближайшие полгода. Первую пару месяцев можно будет просто наслаждаться предоставленной свободой и разъезжать из одного города в другой, останавливаясь у многочисленных знакомых, а потом податься к брату в Полесье и устроиться в какую-нибудь глушь егерем. А там, глядишь, все и рассосется.

В сумку полетел бритвенный станок, рубашка, любимый свитер. Неожиданная мысль заставила его остановиться у самых дверей. Что, собственно, он дергается? Его хотят убить? Возможно. Но вряд ли Серый будет его мочить посреди многолюдной улицы. Ему ни к чему лишние свидетели, а следовательно, есть возможность переиграть его. Кассир ведь будет при деньгах, и их будет немало. Значит, нужно завладеть ими, опередив всех, а потом уже податься в бега. Только как бы поаккуратнее провернуть это дельце?

Котляр швырнул сумку на диван. Не удержавшись, она мягко опрокинулась набок. Поднимать ее Борис не стал. Дремучее Полесье – все это хреновина, с солидной суммой лучше смыться куда-нибудь за границу.

Котляр поднял трубку телефона и, набрав номер аэропорта, сказал:

– Девушка, мне нужен билет в Турцию, я бы хотел вылететь завтра… Да… Нет проблем? Отлично. Понимаете, я очень теплолюбивый человек, люблю солнце… Загранпаспорт? Есть. Котляр Борис Львович. Разумеется. Да, я подъеду. Можно завтра утром? Хорошо, я так и сделаю.

Котляр счастливо улыбнулся и повесил трубку.

* * *

Парня, как сказал Котляру Серый, звали Колючим, хотя никаких иголок на нем не наблюдалось. Он появился ровно в семнадцать тридцать вечера. В джинсовом костюме и белых кроссовках, он практически ничем не отличался от многочисленных прохожих. В руках кожаный кейс, несовременный, но очень крепкий. Такие «дипломаты» некогда были популярны у государственных служащих. По всей видимости, Колючий извлек его из какой-нибудь кладовой, отряхнув предварительно многолетнюю пыль.

Заметно было, что кейс пока пустой, и следовало не пропустить тот момент, когда он наполнится. Нервы у Котляра натянулись, словно струны, закрученные до предела. Достаточно всего лишь легкого прикосновения, чтобы они лопнули, выбросив в пространство высокий звон. Если обещанные Серым десять процентов составляют двадцать тысяч долларов, значит, в портфель лягут целых двести штук! Пусть даже в рублях – не имеет значения. Котляру еще никогда не доводилось видеть такую гору денег, но он надеялся, что очень скоро это произойдет.

Колючий подошел к табачному киоску и принялся внимательно изучать выставленные на витрине сигаретные пачки. Через небольшое окошко Котляр увидел хорошенькое личико совсем молодой девушки. Он хотел было мысленно дорисовать ее фигуру, но внезапно девушку сменил мужчина, сделавший головой едва заметный приглашающий жест. Колючий осмотрелся и юркнул в киоск. Надо полагать, там его кейс загружался пачками купюр.

Бежевый «жигуль» Котляра стоял рядом, взобравшись правыми колесами на невысокий бордюр, и многочисленные прохожие, чертыхаясь, обходили припаркованный автомобиль. Стараясь не выпускать киоск из виду, Котляр юркнул в салон. Вытащил из-за пояса «макаров», положил его на колени. Приспустив немного стекло, стал ждать. Колючий должен пройти всего лишь в метре от его машины. Важно не оплошать и точно выстрелить ему в лоб. Выхватить из рук кейс и, ударив по газам, скрыться в ближайшей подворотне. А в трех кварталах Котляра поджидал почти новенький «Форд», одолженный на денек у приятеля.

Котляр улыбнулся собственным мыслям – в правом кармане лежал билет до Анталии. Первое, что он сделает по прибытии, так это отобедает в фешенебельном ресторане, а потом направится в пятизвездный отель. Вполне достойное место, чтобы провести в нем ближайшие три недели.

Неожиданно позади он услышал какой-то странный шорох. Котляр посмотрел в зеркало и увидел на заднем сиденье незнакомого мужчину. Ни испугаться, ни тем более удивиться он не успел – тонкая веревка захлестнула шею, перехватывая дыхание, разодрала кожу и с силой впилась в горло.

– Умри, сука! – зашипел позади кто-то.

Котляр хотел воспротивиться, но чьи-то крепкие руки, словно железные тиски, отнимали у него жизнь, с каждой секундой все сильнее затягивая на его горле петлю. Котляр взбрыкнул ногами, пытаясь подняться, но носки ботинок лишь ударились в панель автомобиля, а с колен скатился приготовленный пистолет.

Вздохнув в последний раз, он брызнул на пиджак желтой пеной и затих. Человек на заднем сиденье сунул веревку в карман и, отворив дверцу, вышел из салона. На него никто не обратил внимания. А еще через минуту он затерялся в толпе.

* * *

Котляр упорно не желал вылезать из машины, что было странно. Задумавшись, он неотрывно смотрел прямо перед собой, словно его заворожил табачный киоск. Чертыхнувшись, Гончар понял, что Котляр в последний момент сдрейфил и теперь вовсе не собирается выполнять данное ему поручение. Наверное, бывший мент каким-то образом догадался, что его ждет, и решил отсидеться в сторонке.

– Сообразительный, падла! – тихонько выругался Гончар.

Из табачного киоска вышел Колючий и, сжимая в руках старенький «дипломат», уверенно зашагал к своему дому. Гончар, впившись глазами в его спину и держась в отдалении, зашагал вдоль деревьев, образовавших мертвую зону, не просматриваемую даже с верхних этажей. Именно здесь он должен был убрать Колючего с Котляром. Впрочем, теперь задача упрощалась. Оставалось лишь согласовать действия.

Гончар вытащил телефон и набрал номер.

– Это я…

В ответ он услышал раздраженный голос Серого:

– Ну что ты медлишь?

– Наш партнер… Котляр… Он заартачился.

– Слинял?

– Нет. Засел в своей тачке и делает вид, что его ничего не касается. Как с ним поступить?

Ответ последовал без промедления:

– Никак. Иди за Колючим. И сделай все чисто и быстро. Не тяни. – Связь мгновенно отключилась.

Гончар провел рукой по поясу. Пальцы нащупали рукоять «беретты». Под просторным пиджаком оружие едва различимо. Некоторое неудобство причинял лишь глушитель, который упирался в бедро и мешал при ходьбе. Что-то в облике Колючего Гончару не понравилось, такое впечатление, что тот стал немного покрепче в плечах, да и походка какая-то пружинистая, что ли. Гончар ускорил шаг, пытаясь рассмотреть его поближе, но неожиданно преследуемый резко обернулся, сделав два быстрых шага навстречу.

Гончар на секунду опешил – перед ним стоял совершенно незнакомый человек, который, зверем оскалившись, прошипел:

– Стоять, мразь!

Гончар рванулся в сторону, пытаясь затеряться в густых зеленых зарослях и вынырнуть на соседней улочке. Но неожиданно старик, ковылявший мимо, распрямил сутулые плечи и ткнул его в плечо каким-то продолговатым предметом. Раздался негромкий зловещий треск, Гончар повалился на бок. Стараясь преодолеть неимоверную боль, он скрючился в позе эмбриона. Выброшенная искра парализовала руки, и Гончар с беспомощным видом наблюдал за тем, как старик, сорвав с лица бороду, уверенно подошел к нему. Распахнув пиджак Гончара, он вытащил пистолет. Быстро отвернул глушитель и сунул пистолет во внутренний карман пиджака. Присев на корточки, он с минуту изучал глаза Гончара, наполненные страхом. Тот понемногу начинал приходить в себя.

– Ты узнаешь меня?

– Майор Чертанов?.. Бес!

– Верно.

Шибанов, изображавший кассира, развернул пленника и защелкнул на его запястьях наручники.

– За что? – заблажил Гончар. – Я ни в чем не виноват. Гулял себе, а тут вы налетели.

– Ага, гулял. А стволом, что – в носу ковырялся?

– Не знаю никакого ствола! Вы мне его подсунули. Где ваши понятые, где?

– Заткнись! Где Серый?!

– Понятия не имею. Лично у меня – розовый, с красной головкой.

– Ладно! – Чертанов вытащил конфискованную «беретту» и с силой ввинтил ствол в щеку примолкшего Гончара. – Обещаю тебе, если не скажешь мне ответ через пять секунд, то вместо понятых тебе понадобятся могильщики. Ну?!

Это была не пустая угроза. Стоило лишь заглянуть в глаза мента, чтобы прийти к такому безрадостному выводу.

– Я не знаю, где прячется Серый, – быстро сказал Гончар. – Он сегодня не захотел идти на дело сам. Словно заранее чуял, чем все кончится.

Чертанов резким рывком поднял его на ноги. Росточка бандит оказался небольшого, его макушка едва дотягивала до плеч майора. Незаметный такой душегуб, скромный, невзрачный. Чертанов встряхнул его, как чучело:

– Где ты должен передать деньги Назарову?

Пистолет расцарапал десну, рана обильно кровоточила. Сплюнув кровь, Гончар произнес:

– Он должен сам позвонить мне через пятнадцать минут… Да убери ты свою пушку, гражданин начальник! – не на шутку забеспокоился Гончар. – У тебя глаза бешеные!

По узкой дороге, сверкая маячком, двигался «луноход». Оттеснив случайных прохожих, он остановился рядом с майором Чертановым.

– Ну что тут у вас? – спросил Усольцев, выходя из машины.

Следом за ним в камуфляже и с «кипарисами» в руках выскочили трое плечистых собровцев.

– Одного задержали. Где Назаров?

– В подъезде его нет. Мы только что оттуда, – отвечал Усольцев.

Чертанов вдруг побледнел, от дурного предчувствия у него перехватило дыхание.

– Я знаю, где он может быть. Быстро в машину!

* * *

То, что этот старик не случайный прохожий, Сергей Назаров догадался сразу. Даже маскарад его: потертый коричневый костюм и седая, чуть сбившаяся на сторону бороденка, не смогли обмануть его звериного чутья. Старик был… молод. Его выдавали глаза, пронзительные, чересчур живые и внимательные. Надо признать, что мужчине неплохо удавалась сутулость, и если бы он держался к Серому спиной, то можно было бы легко поверить в его старость.

Старик стоял, опершись на трость, и смотрел прямо перед собой, как будто предавался воспоминаниям пятидесятилетней давности. Но в действительности он наблюдал за Гончаром, который, уткнувшись взглядом в спину Колючего, топал метрах в шести сзади. Всем своим видом старик демонстрировал равнодушие, для конспирации он даже сделал вяленькую попытку заглянуть в лицо хорошенькой девушке, спешащей мимо.

Серый понял, что отсутствие Котляра не случайно. Его взяли или вывели из игры, а теперь спалился Гончар и полыхал синим пламенем. Даже странно, что он до сих пор не слышал треска от горящих на собственном затылке волос. Серый знал, что от неволи Гончара отделяют всего несколько шагов, и готов был поспорить, что старик, стоящий у изгороди, сыграет в задержании решающую роль.

Так оно и случилось.

Неожиданно Колючий развернулся, и Назаров узнал в нем капитана Шибанова. Преобразился и старик, будто бы помолодев лет на сорок, он подскочил к Гончару и ткнул его палкой. Гончар скрючился и забился в конвульсиях. «Электрошокер!» – догадался Назаров.

Оставаться здесь больше было нельзя. Он швырнул бинокль на кровать – к чему он теперь? – и поспешил из квартиры.

Хозяин квартиры, уехавший на год в Германию, даже и не представлял, что его жилье превратится в хороший наблюдательный пункт. Уже у самого порога Серый вернулся в комнату и положил на тумбочку сто долларов – за гостеприимство. Пусть все будет по-честному.

По-хозяйски позвякивая ключами, он спустился во двор. Если кто-то за ним сейчас и наблюдает, то у него и мысли не возникнет, что он в этом доме чужой.

Серый сел в свою неброскую машину – «девятку» вишневого цвета, таких только на соседних улицах можно насчитать пару десятков – и тотчас тронулся с места. Операция сорвалась, но теперь на кону стоял не денежный приз, а собственная свобода. Следовало как можно быстрее сваливать из города. Самое главное – выбраться за Кольцевую, а уж там его никто не достанет.

У Серого было такое ощущение, что удача вцепилась ему в загривок и не желала расставаться, – уже третий светофор он проскочил на мигающий зеленый свет, благополучно пересек Садовое кольцо и по проспекту Мира направился в Медведково. В одном из домов, расположенных на правом берегу Яузы, находилась его берлога, о которой не знал никто, кроме Лимона. Собственно, на его имя и была приобретена квартира, потому что собственной фамилией Назаров воспользоваться не мог. Парень зарекомендовал себя просто отлично, он давал Серому толковые наводки и ни разу ни в чем не подвел. Так что Лимон заслуживал доверия. На всякий случай Серый установил в квартире новую металлическую дверь. Только после этого он решился оставить здесь деньги и чистый паспорт.

Москва тот город, где можно раствориться навсегда, имея при себе такие солидные документы, как у него, важно только не наделать глупостей. Но Серому хотелось уехать отсюда как можно дальше, слишком много досадных случайностей пришлось на последние недели. Как говорится, карта не шла. Лучше выждать, чем пытаться переломить судьбу.

Впереди на перекрестке зажегся красный цвет, и Назаров ударил по тормозам, стараясь избежать столкновения с остановившейся перед ним «Дэу-Нексией». В этот момент ангел-хранитель зажмурился от страха, а черт радостно оскалился и уже довольно потирал руки, но машина, оставив черный след шин на асфальте, застыла всего лишь в нескольких сантиметрах от чужого бампера.

Неожиданно внутри Серого все сжалось. Чувство опасности было настолько сильно, что он едва не вскрикнул, как от боли.

Из остановившейся иномарки не спеша выбирались трое. Со стороны все это походило на прелюдию к обычной дорожной разборке. «Девятка» даже не задела «Дэу», но двое братков на ходу доставали оружие, а один извлек из кармана удавку. Серому было достаточно бросить на нее один-единственный взгляд, чтобы понять, почему Котляр остался сидеть в своей машине, вместо того чтобы выполнять его поручение. Менты действовали сообща с бандитами. Хуже этого варианта трудно было что-то представить.

Все эти мысли лихорадочно пронеслись в голове Серого буквально за доли секунды, а его руки и ноги действовали автоматически, сами по себе. Резко дав задний ход, «девятка» развернулась и, пересекая сразу несколько полос, визжа шинами, вырулила на встречную полосу. Раздались протестующие сигналы, где-то в опасной близости заскрежетали тормоза, в салонах автомобилей Серый разглядел яростные физиономии, бессильно разевающие немые рты. Совсем близко раздался удар по металлу, и на дорогу щедро брызнули осколки лобового стекла. А еще через секунду Серый затерялся в плотном потоке автомобилей.

Следующий сюрприз ожидал его возле дома, в котором находилась заветная квартира. Если бы Серый подкатил прямиком к подъезду, он угодил бы прямо в расставленную ловушку. Два парня, изображавшие забулдыг на лавке у подъезда, без конца прикладывались к одной и той же бутылке пива, которая почему-то упорно не желала пустеть. Третий делал вид, что ковыряется в двигателе «Волги», а сам бросал цепкие взгляды по сторонам. Четвертый сидел в стоящей поодаль машине и притворялся, что дремлет. Но его «Тойота» стояла на самом солнцепеке, так что добровольно находиться в ней мог либо безумец, либо жертва теплового удара, либо шпик. Распахнутые настежь двери вряд ли обеспечивали хоть какую-то вентиляцию. Оставив «девятку» за углом, Серый бесшумной тенью подкрался к «Тойоте» и нырнул внутрь, притаившись за спинкой водительского сиденья.

– Пуля прошьет кресло, как картон, – предупредил он угрожающе. – Так что держи руки у меня на виду, не дергайся и даже не думай о том, чтобы звать на помощь.

– Ты что, мужик, – встревожился водитель, – белены объелся?

– До твоих дружков метров пятьдесят, – не слушая его, продолжал Серый. – Прикинь, сколько времени им понадобится для того, чтобы добежать сюда. Теперь сравни это со скоростью пули. А еще подумай о том, дорога ли тебе собственная жизнь, и ответь: кого вы здесь пасете?

– Если ты Сергей Назаров, то тебя, – пробормотал водитель, обливаясь потом. – Уходи, я никому ничего не скажу, клянусь.

– Жидкий мент пошел, – осклабился Серый.

– Я не мент. Я под Варягом хожу. Мое дело маленькое – пехота. Лично я на тебя зла не держу.

– Лимона знаешь? Это он меня сдал?

– Точно не знаю, но Тарантул с ним всю ночь беседовал, а когда к завтраку вышел, то довольно улыбался. Потом Репа приехал к Варягу, и они перетирали чего-то наедине. А потом всю братву по разным точкам отправили.

– Обложили, значит? – мрачно спросил Серый.

– Как волка! Тут ведь и вся ментура подключена. По Москве перехват объявлен. Тебя и на дорогах ждут, и на вокзалах, и в аэропортах.

– Есть одно место, где меня никто не ждет.

– Это твои дела, брат. Я ничего не видел, ничего не слышал и лишнего знать не хочу. Сваливай отсюда, мой тебе совет. Авось выживешь.

– Зато ты – нет! – жестко сказал Серый, трижды нажав на спусковой крючок.

Звуки выстрела из пистолета с глушителем прозвучали почти бесшумно. Только сидящее впереди тело вздрагивало, как в конвульсиях, но это длилось недолго. Придав голове покойника естественное положение на подголовнике кресла, Серый незаметно выскользнул из «Тойоты» и покинул опасный двор.

Радости от счастливого спасения он не испытывал, поскольку теперь превратился в загнанного зверя. Без денег, без паспорта, имея в своем распоряжении лишь «девятку», номера которой, наверное, известны уже каждому столичному постовому, он находился в чрезвычайно трудном положении. И помочь ему выбраться мог теперь только тот человек, который и организовал эту облаву. Майор Чертанов, заклятый враг Серого.

* * *

Вот и нужный дом. Расплатившись с таксистом, Назаров вошел в подъезд и огромными прыжками добрался до двери. Наталья вяло протестовала против того, чтобы он обзавелся дубликатами ключей, но лишь до тех пор, пока Серый не трахнул ее хорошенько во все дырки, после чего она смогла бормотать лишь что-то по-бабьи глупое и счастливое. Захватить ее и чертановского щенка в заложники, а потом заставить проклятого мента действовать по его, Серого, указке. Он и деньги из квартиры вынесет, и выбраться из Москвы поможет как миленький. А потом всю семейку можно будет сжечь на хрен. Лучше всего живьем.

Нервы были натянуты в струну и не позволяли прислушиваться к внутренним ощущениям, чувство опасности притупилось.

Постояв с минуту и восстановив дыхание, Серый поднес ключ к скважине и тут же отпрянул. Дверь распахнулась и без его участия, пропустив вперед «макаров». Ствол приподнялся, и Серый увидел темное отверстие, показавшееся ему бесконечным туннелем в вечность.

За спиной Чертанова стояла заплаканная Наталья. Серый покачал головой и пасмурно усмехнулся.

– Ты чего скалишься? – хрипя от злобы, спросил Чертанов.

– Хочешь знать? Потому что я остался один, от меня только что упорхнул ангел-хранитель…

– Что ты мелешь, мразь! – четко выделяя каждое слово, прорычал майор. – Откуда у таких, как ты, ангелы?

– Да, – пробормотал Серый, не отводя взгляда от направленного на него ствола. – Там, где появляется Бес, ангелам делать нечего.

– На мистику потянуло? Что ж, самое время – перед смертью.

Указательный палец Чертанова, лежащий на спусковом крючке, начал помаленьку сгибаться.

– Послушай, майор, – прозвучал за спиной Серого уверенный и спокойный голос. – Мы так с тобой не договаривались.

– Уйди! – зло выкрикнул Чертанов.

– Я много для тебя сделал, – продолжал все тот же голос. – Ты забыл?

Лицо Чертанова перекосилось от гнева:

– Я сказал – уйди!

– Ты обещал!

Серый уже догадался, кому принадлежит этот властный баритон. За его спиной стоял Варяг собственной персоной. И страх зашевелился в душе Серого мерзопакостным скользким питоном, подавляя его волю.

– Мало чего я тебе обещал! – запальчиво воскликнул Чертанов. – Разве ты не понимаешь, зачем этот ублюдок явился сюда? Он не сумел достать меня и решил убить мою жену и моего сына!

Ствол ткнулся в лоб Серому, больно расцарапав кожу. Струйка крови тоненьким ручейком стекла на переносицу и кровавой слезой прокатилась по щеке. Дальше ручей не пролился. Он будто бы высох на самой середине щеки, оставив красную отметину.

– Ты сам побывал в следственном изоляторе, майор. И отлично знаешь, что оттуда есть свои выходы. Хочешь, чтобы Серый выбрался на волю и довершил начатое?

Наступила тишина, прерываемая лишь шумным дыханием мужчин и всхлипываниями Натальи. Потом Чертанов опустил пистолет.

– Забирай его, – сказал он устало. – У вас это лучше получится – без суда и следствия.

На голову Серому набросили темный мешок, неприятная пыль ударила в ноздри. Чьи-то сильные руки наклонили его, и за спиной зловеще щелкнули наручники.

* * *

– Тут вот какое дело, – произнес Варяг, оставшись наедине с Чертановым. – В ходе нашей совместной операции погиб один мусор.

– Наш человек? – вскинулся майор.

– Я не говорил: человек, я сказал: мусор. Котляр. Он действовал заодно с твоим «крестником». Мои люди позже предоставят тебе доказательства, чтобы МУР не слишком рыл землю.

– Учти, если это туфта…

– Бес! – осуждающе воскликнул Варяг. – Разве мы с тобой такие люди, чтобы бросать слова на ветер?

Чертанов невольно улыбнулся. Он, тертый опер, и отпетый бандит действительно оказались кое в чем схожими. Их можно было убить, но не сломать. И это внушало им взаимное уважение и даже некоторую симпатию.

– Ладно, давай прощаться, – буркнул он, отчего-то стыдясь выдать свои чувства.

– Давай. А это тебе на память, – Варяг неожиданно сунул в руку Чертанова какой-то небольшой предмет.

Михаил разжал пальцы – на ладони лежал тигриный клык. Теперь все будет хорошо. Чертанов сдержанно улыбнулся:

– Где ты его нашел?

– Неважно, – ухмыльнулся в ответ Варяг.

– Сдается мне, что в последние дни вокруг меня крутилось слишком много твоих людей. – Чертанов прищурился: – Вы с Репой мне не доверяли, так получается?

– Можно подумать, ты, майор, поворачивался к нам спиной со спокойным сердцем.

Голос Варяга звучал ровно и доброжелательно, а Михаил вдруг вспомнил тигра, заворожившего его своим взглядом.

– Уходи, – сказал он. – Сейчас здесь будет много народу, и тогда я буду вынужден вспомнить, кем являюсь на самом деле.

– Ментом?

– Охотником на людоедов.

– На самом деле ты такой же хищник, как и я, – возразил Варяг и, коротко пожав протянутую руку, направился к лестнице.

Где-то внизу послышался звук падающего тела, и тотчас взвыл Назаров. Крик оборвался почти сразу, будто его и не было. Варяг неторопливым шагом продолжал спускаться вниз, как если бы все происходящее не имело к нему никакого отношения. А еще через секунду вор исчез.

Чертанов вошел в квартиру и приблизился к окну. Двое крепких парней волокли бесчувственное тело Назарова в сторону белого микроавтобуса. Такие автомобили обычно используют под маршрутное такси. Так оно и есть – сбоку на стекле был наклеен трехзначный номер. Ноги Серого неряшливо волочились, вырисовывая на асфальте какие-то замысловатые зигзаги.

Дверь микроавтобуса отворилась, и крепкие руки мгновенно подхватили Назарова и втянули в салон. Вряд ли теперь его когда-нибудь отыщут.

Милицейский «уазик», шуганув сиреной компанию подростков, резво въехал во двор. Микроавтобус слегка задержался, пропустив спешащий «луноход», и отбыл в неизвестность.

ЭПИЛОГ

Самая лакомая пища для тигра – это собака. Именно из-за этого деликатеса, рискуя дорогой полосатой шкурой, он наведывался в охотничьи поселки и, как вор, прячась в темноте, выслеживал бродячих псов или рвал лаек, сидящих на цепи.

Добром такое озорство закончиться не могло, об этом прекрасно знали все охотники. Уж слишком близко зверь подошел к человеческому жилью, и худшие опасения оправдались. Через месяц после первого визита в поселок тигр пробрался на участок зоотехника, преодолев при этом высокий забор, и загрыз огромного сенбернара. Собака даже не успела отреагировать на появление разбойника – скорее всего, тигр подошел с подветренной стороны, и потому она не сумела уловить враждебный запах.

Как бы там ни было, но тигр и не думал уходить. Он пролежал в сарае несколько часов, наслаждаясь трапезой, а когда под утро пришел зоотехник, то он одним ударом лапы поломал ему позвоночник и скрылся в тайге. На боку зверя успели заметить огромный кривой шрам, и это тоже казалось непостижимым. Если это был тот самый тигр, который убил отца Михаила Чертанова, то почему он действовал не как одряхлевший зверь, а как молодой, могучий хищник, полный удали и сил?

– Теперь мы собираемся артелью на него пойти, – сказал дед, наливая, кажется, уже десятую кружку крепкого чая с травами. – Искать станем в кедровой пади, там бандюгу чаще всего видят. Пойдешь с нами, Мишаня?

– Нет, – покачал головой Чертанов. – Завтра утром я должен вылететь в Москву.

– Оно понятно, – обиженно проворчал дед. – Тебя ж в подполковники произвели, дел небось невпроворот. Чего тебе в нашем захолустье сидеть? Почесал со стариком языком – и фьють, самолетом обратно. В столицах тепло, чисто. И тигры по улицам не шастают.

– Тут ты здорово ошибаешься, дедуля. Там такие экземпляры встречаются – вашим, таежным, не чета. И потом, нет ведь никакого тигра со шрамом…

– Как это нет? Ты говори, да не заговаривайся! – Дед даже подпрыгнул от возмущения. – Я собственными глазами разбойника видел. Даром его, что ли, Меченым прозвали?

– Нету Меченого, – скучно повторил Чертанов, тоже подливая себе душистого чая.

– Подполковник уже, а балабол! Лучше скажи, что опасаешься в тайгу с нами идти. Димка растет, опять же Наталья на сносях. Куда ж им без кормильца? Это я старый да никому не нужный… – Дед понурился.

Прошло полтора года с тех пор, как Чертанов виделся с ним в последний раз, и за это время старик заметно сдал.

– Поехали со мной, дедуля. Будешь у нас жить, правнуков нянчить.

– Пока Меченый по земле бродит, я отсюда – ни на шаг. Права нет у меня такого, убивцу твоего отца прощать.

– А потом?

– А до «потом» еще дожить нужно. Сомнительно, при моих-то хворях.

– О! – спохватился Чертанов. – Я ж прилетел специально, чтобы тебе верное средство от всех болячек подарить.

– В Москве нашел, что ли? – недоверчиво спросил дед.

– Зачем в Москве? У вас, в тайге. Я ведь тут уже третий день.

– Выходит, приехал и даже сразу повидать меня не пожелал? – старческие губы мелко задергались.

– Дела были, – произнес Чертанов примирительным тоном.

– Сплошные загадки! Какие такие дела? И что за средство от хворей?

– Вот.

На протянутую ладонь деда лег саблевидный тигриный клык, еще более крупный, чем тот, который был вырезан из пасти Басурмана.

– Неужто ты Меченого в одиночку положил? – не поверил он.

Чертанов кивнул, улыбаясь.

– Но…

Заглянув в глаза внука, дед осекся. В них было нечто такое, что не позволяло усомниться в том, что внук говорит правду. И взгляд Михаила был таким твердым, что заставить его отклониться теперь не смог бы ни тигр-людоед, ни сам дьявол. И еще одну вещь понял убеленный сединами старик, пока смотрел в глаза Чертанова: на московских улицах действительно встречаются создания куда более опасные, чем таежные хищники.

– Как знаешь, а без ружья я в столицу не полечу! – заявил старик, вздернув бороденку.

Михаил расхохотался, и смех его звучал так, словно он давно забыл, как нужно смеяться, и теперь учился делать это заново. С каждой секундой это получалось у него все лучше и лучше. Он все схватывал на лету – потомственный охотник, в жилах которого текла горячая кровь предков.