Книга: Паутина



Паутина

Александр Щёголев

ПАУТИНА

1

Постель — это гениально. Единственное место в нашей жизни, где можно наконец расслабиться, вытянуться, смело закрыть глаза, выбросить хлам из головы хоть на несколько часов. Нырнешь в импортное белье, зароешься носом в подушку, создашь себе микроклимат — и все, конец очередному дню.

Впрочем, забыть дневные глупости не так уж просто. Лежишь, а под черепушкой жужжат несвоевременные мысли — как осы в гнезде. Жужжат и жалят. «Что если так? Что если этак? Идиот, надо было вот как, вот как, вот как!..» Сегодняшние воспоминания, вчерашние воспоминания, позавчерашние… В общем, обычная история.

Заснуть бы.

Странный был день. Собственно, день нормальный, только вечерок выдался изумительный. Ни в какие ворота не лезет. Подумаешь, продавал приглашения с наценкой! Может, за этими самыми приглашениями очередь была, может, уйму времени пришлось угробить, чтобы пустили напиться из родника европейской культуры! Кто докажет, что это не так? К тому же Тамарка, стерва, не пришла, хотя специально с ней созванивались, договаривались, а потом она через пару часов сама позвонила и бац по голове — не могу, говорит, обстоятельства. Извини, говорит, дорогой-милый-целую-скучаю… Стерва! Какие там у нее «обстоятельства»? Водит за нос мальчика, за васю-дурачка держит. Короче, обидно до матюгов, вы же понимаете! И наценка-то просто смешная — пара баксов на билет. Две картонки с плёвой переплатой, к чему тут цепляться?

А этот тип с ходу купил оба приглашения. И вдруг полез в душу — что, зачем, почему? На соловья переодетого не похож, скорее на иностранца, хотя, лопочет чисто, ну и пришлось огрызнуться, послать его кое-куда. Мол, вас же не спрашивают, старый вы сучок, что за дурь в этаком возрасте гонит человека на суперхулиганское молодежное шоу? Мол, козла кусок тебе в рот, — ступай себе согласно купленным билетам! А он ведь не отстает, вьется то с одной, то с другой стороны, и какие-то глупости бормочет вместо того, чтобы спокойно прошествовать к месту ночных игрищ, пригласив любую из скучающих вокруг дам…

Сначала он переспросил, сколько длилась очередь за билетами… Полдня простоял!

А он тогда:

— Значит, половина дня стоит четыре доллара?

Катись ты!

А он:

— Значит, целиком ваш день стоит восемь долларов? Такова ваша цена?

И глаза разгорелись, жадность в них полыхнула, азарт дикий… и еще что-то нехорошее, гипнотическое… Твердит про какой-то «излишек», хочет его, этот излишек, купить.

Умоляет:

— Продайте, продайте же, упрямый вы человек, я дам гораздо больше ваших цен!

Не замолкает, зануда, хоть и хамишь ему по-черному. Как магнитофон:

— По двадцать долларов за один день хотите? Нет? Тогда — по сорок?

Уже от Планетария отошли, в котором то самое шоу (международный конкурс киберпанк-жокеев) должно вот-вот начаться. На остановке трамвай ждем. А он не унимается:

— Понимаю, сорок — это несерьезно и оскорбительно. Давайте сразу — по сотне. Как вам такое предложение?

Не понять было, что ему, собственно, надо, вот и пришлось в конце концов вникнуть в вопрос, потому что — ну никак было не отвязаться от этого настырного толстяка!

К тому же трамвай, как назло, долго не подходил…

Поди разбери, сумасшедший он или нет? «Излишек», который старый сучок выпрашивал, оказался количеством еще не прожитых дней, то бишь остатком жизни.

Натурально!

Хоть смейся, хоть плачь, но ему требовался именно этот предмет. Смеяться не очень хотелось (настроение паршивое), а плакать — занятие не для мужчин. Может, насмехался он? Прикалывался, спрятав где-нибудь дружка со скрытой камерой? В любом случае нужно было отделываться от придурка, и самое быстрое — подыграть ему. Так, мол, и так, прекрасная сделка, сколько дадите за переданный вам излишек? Только чтобы все честно… Как он обрадовался!

— Что вы, что вы, — заикается от восторга, — честнее сделок не бывает.

Стоимость одного дня, кстати сказать, уже дошла до пятисот. И вдруг выяснилось, что не прикалывался, не шутил он, короче, никаких скрытых камер в кустах отчего-то не обнаружилось…

Ну и хрен с ним, забудем. Тормоз старый. Глуп, как идеальные жены.

Женушка-жена…

Кто тебе нынче греет бок? Вероятно, хороший человек. Такой же болван, каким был по молодости этот одинокий червяк, спрятавшийся в импортном постельном белье. Но елки-палки, невозможно же было терпеть совместное существование с любвеобильным заботливым поленом, тянуть пытку, которую простодушные люди называют семейным счастьем! Хорошенькое счастье: шагу нельзя ступить без вопросов и, что гораздо хуже, без советов и наставлений, вычитанных в дамских журналах, а то даже подцепленных от приятельниц. Драгоценного главу семьи окружили заботой и трепетным вниманием так плотно, что не шевельнуться было, не вздохнуть. Оставалась надежда, что после рождения Верочки жена переменится, переключит свой пыл на доченьку, однако стало еще хуже, потому что ко всему прочему добавились раздражительность и призывы к отцовской совести. Бросить ее — вот первый мужской поступок за пять лет, подаривший избавление. Возможно, она любила своего мужа. Наверняка — она любила. Но это была страшная, тираническая любовь. Существовал единственный выход — плюнуть бабе в лицо. То, к чему в конце концов все и прикатилось. Развод она не получила, хотя слезно об этом просила. Потому что сумму налога должна была вносить, естественно, не она. А кто же? Настоящий мужчина. Только с настоящими мужчинами сейчас сложно, понятно? Хочешь второй штамп в паспорте — плати сама! Вопрос принципа, а не жадности. И вообще, господа, что такое развод? Это совершенно ненужное пятно в биографии. С пятнами в биографии жить хлопотно, так что прости ты, милая, своего непутевого спутника жизни за несговорчивость…

Вот Верочку жалко, доченьку, девочку: и мать дура, и отец негодяй. Хлебнет ребенок безотцовщины вволю — папочку к ней допускают, как на свидание с заключенной (ох, дура, какая же ты, мать, дура!). Хотя, между прочим, алименты поступают исправно, потому что работает джентльменское соглашение: пока нет бракоразводного процесса, есть алименты. Не по закону, а по совести. По закону, то бишь по суду, — хрен бы ты что получила, корова плотоядная. Во всем остальном — не сложилась семья, и ладно, обойдемся без такой роскоши.

Вот у родителей была семья — это чудо какое-то. Они же любили друг друга с невероятной силой. Подобные таинства в книгах не описывают, слаба кишка у писак. И умерли в одно и то же мгновение, представьте, погибли в результате несчастного случая. Давно это было! Только детские воспоминания от них и остались, да еще фотографии, вещи кое-какие… Вот кто был по-настоящему счастлив. Эх, папа-мама, явились бы во сне, что ли, растопили замороженные чувства…

Проклятые мысли!

Время летит — сна нет. Вечерок разворошил подсознание, не иначе, он-то как раз и напоминал сон, глупый, тягостный, лишенный логики. Тот сумасшедший возле Планетария, едва получил согласие на сделку, порвал и бросил на газон престижные билеты-приглашения, словно это мусор какой, и предложил отойти в тихое место. Правильное, говорит, вы приняли решение — сдайте ненужные излишки и поживите хоть сколько-нибудь, как человек. В самом деле, говорит, видно же, как жизнь вас измотала, растерзала прямо всего, ну зачем так мучиться, плюньте всем в рожи — в морды, в хари мерзкие! — такой шанс, плюньте, плюньте, плюньте…

Плюнуть всем в рожи — это было бы красиво. Корове плотоядной за обосранную молодость. Тамарке за проклятые бессонные ночи. Деканату за бессмысленно потрепанные нервы… С учебой в Университете, кстати, вообще все сложно, тоненький волосок вот-вот оборвется — из-за бумаг этих поганых. «Такой-то задержан в районе гостиницы «Русь» за то-то и то-то». Три предупреждения уже есть, что еще придумают?.. Короче, прилипчивый старикан оказался неплохим психологом. Ловко он поймал простачка!

Вечерний сон закончился с поразительной быстротой — зашли в скверик, сели на ближайшую скамейку, заполнили совершенно идиотские бланки и расписались по очереди. Даже печать на это дело наложили (у незнакомца штампик имелся в специальной коробочке — запасливый, псих!). Как выяснилось, итоговая сумма выплачивается в непрожитые сорок лет, а составит это — умножьте пятьсот долларов на триста шестьдесят пять дней на сорок лет, — почти семь с половиной миллионов. Хорошие деньги, верно?

Да, но почему именно сорок лет? Ему что, известна… как бы это выразиться… роковая дата?

Ни в коем случае! Число сорок — всего лишь «средненеизвестное количество непрожитых лет». Так называется товарная константа, используемая при заключении подобных договоров, которая введена из-за того, что ни покупатель, ни продавец не имеют права до оформления сделки знать точную цифру излишка. (Иначе, пояснил толстячок, если стороны не придут к соглашению, возникнут пространственно-временные гонки, когда прошлое и будущее сталкивается в настоящем, отсекая целые ветви темпорального дерева. Оба партнера, естественно, рискуют, но какая коммерция без риска?..)

Сил нет, что за вздор нес этот сумасшедший! Цирк! Можно было бы обхохотаться, однако над больными смеяться грешно. Самым разумным представлялось прервать поток его объяснений и попросить скорее закончить формальности. Персонаж заткнулся и только спросил, какой минимальный срок продавец желал бы оставить в своем пользовании — для реализации полученной денежной суммы. Ста дней хватит? Прикиньте хорошенько. Хватит? Великолепно! Запишем: «100 дней», и еще прописью: «Сто». Живите в свое удовольствие, молодой человек, вам сегодня повезло.

Было очень любопытно узнать, кого же он мнит из себя? Мефистофеля, что ли? Знаем, знаем, читали. Оказалось, нет, в слишком высокие сферы забрались! Он — обыкновенный торговец, у одних скупает то, что им на фиг не нужно, и затем все это выгодно перепродает. Купец. Коллега, короче говоря.

Попрощался «обыкновенный торговец» изысканно, оставил один из бланков, озаглавленных как «КОММЕРЧЕСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ» и слинял. Хотелось напомнить ему про обещанные семь «лимонов» — в самом деле, где они? Трепло чокнутое! Потом это желание прошло. Ну его на фиг — укатил, и больше ничего от жизни не надо…

Вдруг выяснилось, что портфельчик он свой забыл, раззява! Стоит под скамейкой шикарный кейс, отражает замочком солнце. Что делать? Есть еще у нас честные люди, не все вымерли! Вещь в руку, ругательства сквозь зубы, и прочь с бульвара — авось догоним идиота. Куда там! От остановки трамвай отходит, на задней площадке стоит горе-торговец и прощально ладошкой машет. Руку с чемоданом вверх — останови вагон, лопух, плакать потом будешь! А он улыбается и пальцем в направлении своего кейса тычет. Так и уехал.

…Где-то у соседей прокуковало двенадцать раз. Полночь. Ладно, завтра не обязательно рано вставать: ни в университет, ни к гостиницам идти незачем. И послезавтра тоже.

Деньги, что ли, еще раз пересчитать? Страшно, вдруг исчезнут. Может, Тамарке позвонить? Спит она, наверное… Не пошла на модных европейцев поглазеть, испортила такой вечер. Вдобавок, телефон у нее допоздна не отвечал. Правда, если б не ее неожиданные «обстоятельства», не было бы и встречи с чокнутым миллионером… Вот что, завтра надо будет съездить к ней и разобраться, где она спит и, главное, с кем. Заканчивать, так заканчивать, как это ни тошно. Пора совершать второй мужской поступок в жизни, а то ведь совсем свихнуться можно. Или спиться.

Тоска…

Тамарочка, игрунья сладкая, с кем ты? Вонзилась в душу — не вытащишь… сучья подстилка! Да, это конец. Странная штука: жена ни разу не говорила, что любит, наверняка даже не думала о таких тонких материях, однако все глупости, которыми она донимала сбежавшего мужа, были проявлением любви. Тамарка же, наоборот, твердит о своей любви беспрерывно, но поступочки ее — как пощечины, пробуждающие от счастливых снов. Таково вечное наше проклятье: либо тебя любят, но ты чихаешь на это, либо сам влюбишься, а тебя носом в навоз…

Теперь-то они получат навоз! Бери горстями с пола — и заталкивай в их разинутые от обалдения рты! На всех на вас хватит, господа. Листья, осыпавшиеся с денежного дерева и окружившие эту кровать хрустящей лужайкой, легли на удобренную почву… Фу, какие пошлости лезут в голову. Обыкновенные баксы, только в огромном количестве. Никогда не видел такой кучи денег, хотя столько лет на них горбатился.

Будет ли этот чокнутый разыскивать свой бронированный чемодан? Если и будет, то непростая ему предстоит работенка, потому что никаких паспортных данных участники бредовой сделки друг другу не оставили. Практически никаких! Те два экземпляра «Коммерческого соглашения», которые заполнил старый пень, не содержали ни фамилий, ни телефонов, ни адресов, а стороны именовались просто: Покупатель и Продавец. Всё! Солидность документа исчерпывалась наличием круглого штампа (не содержавшего, кстати, ни единого слова — только странный узор, чем-то похожий на паутину). Зато черным по белому была зафиксирована купля-продажа излишка в размере средненеизвестного количества непрожитых лет по цене 500 (пятьсот) долларов за сутки, специальная графа гарантировала предоставление 100 (ста) суток для реализации полученной суммы, а в графе «Оплата» стояло совершенно сногсшибательное число и рядышком — шифр замка от личного сейфа владельца. Вся эта чушь удостоверялась подписями Покупателя и Продавца… Так вот, насчет бронированного чемодана. То бишь «сейфа владельца». Это и вправду был сейф: там внутри оказалась еще одна крышка, стальная, плюс цифровой замок. Набрать код, указанный в бумажке — секундное дело, и замок сработал, открылся! Вот тут-то ситуация наконец прояснилась (а если точнее, запуталась окончательно)… В кейсе лежали деньги, невообразимо много денег. Несколько рядов аккуратных пачек. Пересчитать их было несложно, только сердцебиение здорово мешало. Два миллиона наличными. Два миллиона! Не может быть… А сбоку в две стопки покоились чековые книжки на предъявителя — с вкладами на пять миллионов триста тысяч. Сон, просто сон. Поистине счастливый…

Не спится. Закономерно — от таких сюрпризов вообще с резьбы слететь недолго. Кто он был, этот придурочный «купец»? Сбежавший инкассатор, потерявший разум от содеянного? Подпольный миллионер, решивший поразвлечься? Держатель бандитского общака? Мозги свернешь… Если все это шутка, безобразно затянувшийся розыгрыш, тогда деньги и чеки фальшивые. Завтра обязательно нужно проверить вклады и купюры — вот оно, самое важное! А откуда доллары и кто их настоящий владелец — второй вопрос. Неужели хоть раз в жизни повезло по-настоящему?

Жизнь… Она как трещинка в потолке (если включить бра, этот дефект прекрасно виден), — такая же тоненькая, змеистая, с такими же непредсказуемыми загибами. Смотришь на нее, и вспоминаются разнообразные гадости, завязавшие судьбу морскими узлами. Собственные гадости, кровные, плюс чужие, — в сумме получится главный капитал человека. Погадать бы по этой трещинке, так ведь неясно, где у нее начало и где конец.

И если уж быть честным — разумеется, только с самим собой, — то комментарий к сегодняшнему приключению будет очень простым. Существовала масса способов выпутаться из дурацкой ситуации, не подписывая никаких договоров, не получая никаких портфелей, и полноценный Хомо Сапиенс давно бы дрых уже, забыв про чокнутого зануду. Однако был избран самый странный вариант поведения. Почему? А вот почему — хватайтесь за животики, пришло время смеяться! — потому что разобиженный на весь мир «владелец излишка непрожитых лет» сам тоскливо ждал невероятного, тоскливо хотел, чтобы словесное пойло имело хоть каплю настоящего вина. И даже если бы он знал наверняка, что вся эта фаустовщина — жуткая правда, все равно согласился бы поиграть в предложенную игру.

Оставшаяся за спиной жизнь не стоит того, чтобы оглядываться. Оглянешься, начнешь вспоминать — плохо становится. Так что розыгрыш это был или не розыгрыш, а только принятое решение оказалось правильным! Результат — пожалуйста, разбросан по полу. Рассматривай драгоценные бумажки, гладь их, пересчитывай вновь и вновь. И вообще, жаждешь плевать в рожи другим — начни со своего отражения…

Отдохнуть бы. Скоро наступит утро.

Страшно.

Эх, мама, эх, папа, полюбуйтесь вы на свое чадо! Лежит оно в постельке, крохотное, перепачканное, хихикает сквозь слезы, поминает вас и сучит ножками по простыне. Что же вы, принесли его в эту спальню и исчезли навсегда — выбирайся, как умеешь. Выбрался вот… Так и не стал ваш сынок полноценным сапиенсом, не до того было, все с тоской своей сражался…

Зева-а-ет он у вас… жен бросает… со стервами путается…

Верочка, доченька…

С торговцами в игры играет… спекулянт он у вас, деньги любит…



Любит…

Лю…

2

Знобит что-то. Это, наверное, от понимания. Плохо, когда понимаешь все до конца — и как безнадежно ты влип, и как эффектно тебя надули, и какой ты сам есть концентрированный дурак. А может, просто тепло в щели выдуло, печка-то уже давно остыла. За окном мороз, деревенская тишина, девственный снег, чистые мечты сельских тружеников. Да, Новый год — прекрасен. Убийственно прекрасен.

Никогда такой помойки в душе не было…

И зачем только приехал сюда? Экзотики захотелось? Нет, но почему же: бабулю сто лет не навещал — раз; вдохнуть дым предков надо? — два; вспомнить голопузое детство — три. Кроме того, ни одна тварь не найдет это убежище (четыре). В конце концов, это же родительский дом, начало начал, можно сказать! Мамочка в нем выросла, вдвоем с папой они проводили тут каждое лето. Вполне объяснимо, что измотанная сыновья душонка сюда потянулась… Ой, мама-папа, влипло ваше дитя, влипло, влипло! Мама-папа, знали бы вы…

А бабушка совсем не изменилось. Такая же молчаливая, такая же старая. Всегда она была старой и всегда жила в этой избе — словно остановилась во времени и пространстве. Только смерть родителей на нее здорово подействовала… (Каких «родителей»?! Для бабушки-то они были дочкой с зятем!) Короче, после того страшного случая немного не в себе она стала: то заплачет, то засмеется без всякой причины. Вот и сегодня, как увидела внучека, так и заплакала навзрыд, а потом, когда покормила нежданного гостя картошкой, почему-то расхихикалась и не угомонилась до тех пор, пока тот не отправился спать. Новый год она не встречала, только Рождество, и слава Христу, потому что ну какой сегодня праздник? Так, символ, не больше.

Мрак кромешный. Что же делать?

Эти подонки все-таки добились своего, довели человека, выгнали из собственного дома. Мразь, дешевка. Завидуют, нищие! А начинался вечерок красиво, привычно-восхитительно, как полагается: гости, улыбки, сауна, стол, новогодние пожелания, кино. На загородную виллу были приглашены только лучшие друзья, самые-самые, чтоб их всех. Несколько стерв, естественно, какое же веселье без стерв? Водочка, коньячок — хорошо! И почти уж приступили к полнокровным праздничным забавам, как вдруг приперлась… Тамарка.

Это было явление! Цветная, ухоженная, соблазнительная — будто с обложки шикарного журнала сошла. Ну, ничего себе! Как она умудрилась найти это холостяцкое гнездо? Объяснила: «Подсказало тоскующее сердце», — спошлила почти как раньше, но, увы, с некоторой натяжечкой, со смущением, с легоньким усилием. И посмотрела радостно, и фигуркой поиграла, и шубку скинула в хозяйские руки. Такие знакомые ужимки… тьфу, даже заныло что-то внутри. Мучительно зарубцевавшаяся рана напомнила о себе. Тамара. Тамарочка.

Вроде всё выяснили тогда, вырвали самообман — с мясом и кровью. Расставили знаки препинания в романе, переплели его и поставили пылиться на полку рядом с прочими жизненными сочинениями. Девушке, понимаете ли, нужна была опора, солидная, надежная, денежная, и тратить силы на игру в любовь со всяким мелким сбродом ей решительно надоело, и похоже, что вожделенная опора наконец-то найдена. А ты гуляй, мальчик, не хнычь, сам хотел правды, сам выслеживал эту правду, вот и получай, что хотел, милый, любимый, родной, раздевайся скорей, занавесь окно, иди ко мне, простимся всласть и — чтоб тобой здесь больше не пахло… Про миллионы в кейсе не было сказано ни слова. Зачем? Рад за тебя, детка, стирай носки свой «опоре». Хотела проститься — прощай. Пропади пропадом, тварь… Правильно утверждают опытные ходоки: от любви но ненависти один шаг, так что мне на другую сторону улицы…

И теперь, вот, заявилась прямо на дачу. В самый разгар веселья, когда Светка на спор заявила, что распакует себя не менее аппетитно, чем эти породистые кошки на видео. Огонь-баба! Уже загородила собой телевизор, исполнила вступительные па, у зрителей слюни закапали на ковер, и вдруг Тамарка испортила зрелище. Утащила хозяина дома в соседнюю комнату, обняла его и принялась жарко рассказывать, как ей одиноко, как она ошибалась, какого мужчину зря обидела и какая она дура.

— Знал бы ты, — шепчет, — до чего больно мне было после твоего исчезновения! Места себе не находила, ужасно скучала, волшебные губы твои вспоминала, но вот отыскала тебя наконец, мой единственный, в этом пустом мире. Ты прости меня, дуру, прости, я всегда была и буду только твоя…

Тычется носом «своему единственному» в свитер, трепещет от избытка якобы чувств, прижимается покрепче, надеясь, что ее здесь вспомнят. Но сама-то по углам восторженно стреляет глазами — на светильники, на шкуры, на мебель, — осваивается в барских хоромах, обстановку инвентаризует.

Врут людишки! Не шаг от любви до ненависти, а гораздо меньше. Надо было прибить гадюку на месте, чтоб не заползала в дома к приличным людям, однако доброта подпольных миллионеров безгранична.

— Вы почти уже прощены, леди, — получила она в ответ. — Осталась маленькая формальность…

Увы, благородные чувства были потрачены впустую, потому что Тамарка, когда ее приволокли обратно в зал и объяснили почетные обязанности, почему-то не выказала законного чувства благодарности. Требовалась чистая чепуха — посоревноваться со Светкой, продемонстрировать обществу восхитительный загар. Зря, что ли, она полжизни под кварцевой лампой просидела? А Тамарка как закричит:

— Дурак, я же люблю тебя, зачем ты так, всё для тебя сделаю, для тебя одного, негодяй!

Красная, жалкая. Но твердость характера — лучшая из мужских черт. Ей было сказано внятно: «Устроишь гостям праздник, останешься здесь хозяйкой». Не захотела. Не захотела, сучка. Светка ржет, мужики ухмыляются в рюмки, а она бормочет оскорбления и шубку свою ищет. Тут Валера с Вадиком знаки делают: мол, нельзя ее отпускать, босс.

Верно ребята мыслили! Отпускать ее было неразумно. Правильное решение этой пустяковой задачки нашли быстро: подарить бывшую любовь дорогим друзьям, а допросить ее и потом можно. Справедливое решение, не правда ли, но именно оно явилось главной ошибкой новогоднего вечера. Впрочем, возможно, и главным развлечением, поскольку не было указано, кому конкретно предназначен подарок.

Мужики нехорошо обрадовались, повставали все разом, жадно скалясь, зато девочкам эта ситуация не слишком понравилась — они ведь разобрали клиентов давно, и новые отвлекающие факторы им были совершенно ни к чему. Начались препирательства, мысли вслух, варианты, а Тамарка вдруг завизжала, забегала по залу, путаясь ногами в вечернем туалете, потом кто-то схватил ее за руку — слова постепенно превращались в действия. Комедия! Валера и Вадик стоят, пентюхи, головами ворочают, смотрят то на публику, то на хозяина — не знают, что им делать. Поначалу-то всё было культурно, с безобидными хохмочками, но градус жилы распирает, колет толстозадое самолюбие, и мужики начали хвосты распускать да в грудь себя бить, тем более, что как-то незаметно всплыли старые обиды, огромное количество старых обид, в результате — пьяные мозги отказали окончательно. А тут еще мочалки хамят, путаются под ногами. Два идиота наконец кинулись наводить порядок, но было уже поздно, массовка вышла из-под контроля. Зазвенела посуда, затрещали шелка, Новый год встретили дружными воплями.

Сброд…

Забавно было наблюдать этот спектакль. Забавно и противно. Не люди разыгрывали представление, а куклы, отвратительные потные куклы — отрабатывали сногсшибательной щедрости гостеприимство. Развлечение выглядело скучным и банальным, недостойным такого замечательного праздника. Надоели они все, сил нет! Надо было срочно что-то придумывать. И очень кстати в голове сформировалась остроумнейшая идея. Выбраться потихоньку из зала, незаметно одеться, выскользнуть на улицу…

Стоял свирепый мороз — именно то, что нужно.

Вспарывать задубевшие автомобильные покрышки было не так-то просто, зато удовольствие какое! Во дворе перед домом выстроились в ряд автомобилей семь-восемь, плюс Тамаркина «Лада» перед воротами, и каждый получил свою порцию ласки. Таким образом, гениальная идея реализовывалась на славу. Только джипы Валеры и Вадика ни к чему было калечить, все-таки глупо издеваться над собственными слугами. Что у нас следующими пунктами? Завести и выкатить «Мерина», перерезать электропроводку и разбить стекла в окнах дома.

Жаль, не было видно, какая поднялась свалка, когда везде погас свет. Наверное, это была лучшая сцена разыгранной комедии. Взревел мотор, авто умчалось прочь. Бедные гости! Из пригородной зоны так просто не выбраться, тачки-то изуродованы, а электрокамин, между прочим, быстро остынет, мороз сквозь разбитые окна вползет в дом, так что придется вам помучиться в новогоднюю ночь, померзнуть, подумать о жизни, пока за вами не приедут оставшиеся в городе холуи. Адью, дорогие друзья, нам больше не по пути, наша дорога лежит… Куда?

После недолгих колебаний становится ясно — в родительский дом, к бабушке, в светлую сказку.

Зачем сюда приехал, ну зачем? Из комедии — в трагедию. Все было бы хорошо, праздник закончился бы чудненько, если бы не эта блажь — залезть в отцовский стол. Да, трагедия началась с этого рокового поступка.

Или немножко раньше, в день заключения страшной сделки? Неважно…

Старенький самодельный стол, именно здесь папа любил сочинять свои статьи, если верить слезливым рассказам бабули. Захотелось, видите ли, вспомнить, какими они были, эти люди, давшие жизнь такому придурку, прикоснуться к их памяти захотелось. И вот результат… Письма там были, полные красивых слов, открытки, фотографии, еще какой-то бумажный хлам. А на дне ящика в кипе никчемных бумаг лежал до боли знакомый бланк с тисненой надписью: «КОММЕРЧЕСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ».

Родители, родители… Как ведь тогда получилось? Ваше ненаглядное дитя тяжело болело — до сих пор виден шрам, оставшийся после операции, по всему животу расползся. Прогноз был очень плохой, а когда врачи решили: «Всё», дело совершенно неожиданно пошло на поправку. Вскоре выписали ребенка из больницы, вполне здоровым и оправившимся. Радости полон дом! Конфеты, игрушки, кино, велосипед. И буквально через неделю — вот не повезло! — родители попали под самосвал. Самое странное, чудовищное, подлое — произошло это на пустой дороге, летом, днем, недалеко от поселка, и водитель был трезв, и потерпевшие вроде не пьяницы. Отовсюду понеслись горестные вздохи, стоны: ах, несчастная семья, ах, несчастный мальчик, ах, ужасный случай…

Случай?

Кукиш, как бы не так! В «Коммерческом соглашении» ясно написано: пункт 1 — родители желают передать в пользу сына все оставшееся у них обоих время; пункт 2 — оставить себе 14 дней для прощания с родными; пункт 3 — оплата производится начислением на текущий счет Посредника 20 % от переданной через него суммы времени. Подписи, дата — оформлено добросовестно. Даже печать есть, все та же диковинная печать, свившая поверх подписей аккуратную чернильную паутинку.

Ничего себе новость. Смех смехом, но оказалось-то, что всё — правда! Никаких вам шуток, кончилось время шуток. Козла им всем кусок… Цепочка событий ясно видна: коммерческое соглашение — затем гибель, сделка — затем могила.

Осталось сто дней. Боже мой! Всего сто. И этот Новый год был последним. Другого Нового года не будет, следующий — не существует. Понятно тебе? Последний он был, последний, последний…

Какие сто дней?! Гораздо меньше, половина срока растрачена. Если разобраться, то не впустую, конечно, с пользой для культурного развития души. Ваш подросший малыш, дорогие папа и мама, нормально пожил, как раньше только в снах и видел. Для начала купил себе несколько новых имен (с полными комплектами документов), чтоб студент-неудачник, он же мелкий спекулянт, навсегда исчез из этого мира. Потом пригрел двух беспородных собачек — Валеру и Вадика, превратил их в верных сторожевых псов, потому что одному, без помощников, крайне трудно организовать достойную миллионера жизнь. Дальше было просто: приказ — и вот тебе дача, вот автомобиль из шикарных фильмов, ну и так далее, малый джентльменский набор.

Съездил в круиз по Европе, а в это время мальчики отрабатывали специальный черный список, в котором были указаны координаты всех паразитов, когда-либо попивших хозяйской крови. Так называемая месть униженного и оскорбленного. Впрочем, в монте-кристы годится далеко не всякий обыватель, так что здесь было еще проще: кого-то избили, у кого-то изрубили в куски машину, у кого-то изъяли из квартиры годами собиравшуюся коллекцию… А-а, скука. Пьянки и то интереснее, если относиться к ним творчески.

Тамарку трогать не захотелось, явных гадостей за ней не числилось, ну не любила она, так что же? Сама, дура, напросилась сегодня: пронюхала невесть откуда об изменившихся обстоятельствах (жаль, жаль, что не удалось ее допросить на сей предмет!). Приползла обратно, но тут уж извините, мы гордые. Тем более, что с кобылками теперь вообще нет проблем: неделя прошла — свободна, еще неделя — прощай и ты, симпатяшка.

Деньги ведь, к чьему-то сожалению, это главное достоинство мужчины. А гора денег — так и вовсе смертельное средство для разжижения женских сердец. И не только для этого, между прочим. Для дружески протянутых рук, искренних тостов и любого количества умнейших собеседников, для восторженного приема в любом доме, в любом виде и на любой срок. Эта банальная истина обнаружила себя мгновенно. Правда, у нас не рекомендуется обмахиваться пачкой зеленых, как веером, поэтому отношения с разнообразными Органами и Мафиями пришлось тщательно продумывать и регулировать, чтобы не стали они обременительно сложными. К счастью, пока обходилось без инцидентов. Стукачи и наводчики, конечно, есть повсюду, как пыль в воздухе, но ведь и объект их интереса обладает незаурядной летучестью.

Деньги плюс одиночество — это абсолютная свобода. Ищи — не найдешь. Бесполезно искать. Все бесполезно. Счастливая была сказочка. О-о-ох! Была…

О, Господи, зачем так глупо? Никто ведь не просил, не вымаливал сладкую жизнь! И мало ли что там бродило в ночных видеоснах, кому до них дело? Безмятежно разбрасывал тысячи, лопух, — и ни о чем не думал, ни во что не верил, не хотел думать и не хотел верить. Что в итоге? Встретил Последний Новый год. Принял свалившиеся с неба миллионы, как чудесный подарок судьбы, не попытавшись даже шевельнуть единственной извилиной в голове — стóят ли они ста дней. Может, и стоят, если удастся справиться с медвежьей болезнью…

Но обнаруженная в отцовском столе бумага выворачивает ситуацию наизнанку.

Что же получилось? Родители отдали сыночку свое время, свои жизни — буквально! — а он это бесценное наследство продал, продал, продал. Загнал, как подтяжки, как кроссовки. Подошва спекулянтская, не человек — дерьмо. Выгодно обменял на три медовых месяца и на изощренные бабские капризы.

Непоправимая глупость. Мать с отцом отдали ребенку самое дорогое, как будто так и должно быть, и потом не расставались до конца. Они очень любили друг друга, папа и мама. Если бы один из них остался, он не смог бы жить. Поэтому они погибли, стоя рядом друг с другом, взявшись за руки, в одной грязи. А их предали, продали. И кто? Их же идиот-наследник.

Ох-х-худо! Как в рот козла кусок… Дайте валерьянки. Нет, лучше водки…

Мошенник этот, «торговец-посредник» — он ведь знал, он всё знал заранее, когда уговаривал молодого человека расстаться с излишками времени! Тот же почерк в родительском «Коммерческом соглашении», та же небрежная, знакомая, тысячи раз рассмотренная подпись. Так что жертва была выбрана неслучайно… Боже мой, как это случилось? Заболтал, загипнотизировал, околдовал… Червяк навозный! Поймал лоха, раскрутил и кинул. Положил в карман валюту — единственную, которая обладает реальной твердостью, — чужие жизни. Доллары свои взамен подсунул! Кому их теперь тратить? На что их тратить? Ведь вся эта безумная роскошь пропадет!

Ужасно обидно. Стыдно и скверно, потому что бессмысленно. Завтра же — сжечь надо эти шальные нули, макулатуру эту в «сейфе владельца», сжечь на хрен.

Вот тебе и Новый год. С Новым годом, парень…

3

Как дела, трещинка на потолке? Давненько не виделись, сотня дней натикала. Висишь ты прямо над головой, бессовестно терзаешь память. Не устала быть немым укором? Если закрыть глаза, твои удивительны изгибы все равно представляются с отчетливой ясностью. Скоро уйдет отсюда тот, кто тихо распластался под тобой, трещинка на потолке, а ты, бессмертная, останешься жить здесь в штукатурке, напоминая всем посвященным неумолимый закон движения: самый запутанный путь имеет конечную точку. Правда, теперь тебя трудно рассмотреть — некий энергичный паучок хорошо поработал в отсутствие хозяина, заплел угол комнаты плотной сетью, скрыв от похотливых взглядов твое тело. Но это ничего, посвященные могут взять швабру и освободить тебя из паутины.



Да, человечек предпочел умереть в собственном доме, на родном паркете. Приполз он на коленях к стареньким дверям, потыкался лбом в ручку, а потом, трепеща, пробрался внутрь, в потаенные глубины квартиры, и спрятался там от мрачного чужого мира за окнами, чтобы умыть слезами подушку, и мысли его тяжелы, как могильные камни.

Оказывается, Последний День, не такой уж страшный, скорее пустой: никаких дел, никаких забот, никаких планов на завтра. Когда два месяца только и делаешь, что пытаешься выкинуть из мозгов неизбежность Последнего Дня, его приход воспринимается с тупым смирением. Только почему-то очень холодно, трудно согреться, ноги в шерстяных носках окоченели, а руки и вовсе не существуют, заледенели совершенно под ватным одеялом.

Ужаса нет. Точнее, он не так уж огромен, как ожидалось, потому что норма ужаса, положенная человечку при исчезновении, распределилась равномерно на довольно длинном промежутке времени, выдавливаясь утром каждого нового дня небольшими черными порциями. В результате психика мало-помалу тренировалась (а может, работала на износ?), и сейчас закалилась, как стальной клинок (или рассыпалась окончательно?). Впрочем, ужас незаметно присутствует в комнате — вроде грязи, которую замели по углам вместо того, чтобы аккуратно собрать в совок и выбросить.

Раньше казалось, что единственно возможный способ встретить этот день — напиться в хлам. Просто-напросто ничего не соображать. Какая разница, в каком виде расползаться подстилкой по полу? Однако день пришел, и это испытанное средство не понадобилось, а понадобилось бы — все равно Валера с Вадиком уволены, получили полный расчет, так что посылать в магазин некого. Самому сбегать? Нет ни сил, ни желания. И вообще, очень страшно выходить на улицу, по-настоящему страшно. На улице — тысячи удобных способов поставить точку в сегодняшнем абзаце. Дома как-то безопаснее себя чувствуешь, еще поддерживают жалкие остатки надежды.

Наверняка они думали, что человечка убьет страх. Они просчитались! Человечек жив пока, смотрит на трещинку в потолке и плюет им всем в прицел. Эй, кто там целится — смотри, человечек тебе улыбается!

Душно что-то. Весь вспотел. Откинуть одеяло…

Валера, включи кондиционер! Валерка, тварь поганая! Ах, да, прогнали Валеру…

Два месяца потрачены на размышления, на изощренные фантазии — что же делать с деньгами? Уничтожать их было верхом глупости, точнее, позорным актом отчаяния, лишний раз подтверждающим слабость вашего человечка, о-о, мамочка, о-о, папочка. Да и зачем развлекать тех в их скучной работе, невидимых ловцов чужих жизней? Деньги сами по себе ни в чем не виноваты, они лишь средство для толп маленьких идиотов материализовывать маленькие идиотские мечты.

Деньги…

К Последнему Дню их осталось — обхохотаться! — пять миллиона и сколько-то там мелочи. До нулей банковских счетов дело даже не дошло, наличность бы успеть размочить, что там чеки. Нужно было обладать особым куражом, чтобы вколотить в сто дней исходную сумму, да чтобы с толком, с солеными брызгами! Куда уж человечку. И теперь хоть слезы пускай, хоть слюни, но только на Последний День приходится пять миллионов баксов. Бейся об стену, финансовый туз!

Какая злая ирония — владелец сокровищ сгниет, а его свинцовой тяжести сундуки останутся. Трудно умирать богатым. Да, богачу не позавидуешь, днем и ночью его мучает вопрос из разряда вечных: кому достанутся его денежки? Плохо, когда ты один, даже не плохо, а бессмысленно жестоко…

Впрочем, поздно об этом думать — секунды тратить! — денег-то больше нет. Совсем нет. Ни цента. Человечек-то умирает нищим.

Однажды, в коротком просветлении от пьяного забытья, в его пустую тыкву на плечах явилась очевиднейшая мысль. И вот именно она, и только она помогла сохранить разум, спасла надежду, дала силы дожить до Последнего Дня — ослепительно яркая мысль… Да, богатство тебе уже не понадобится. Но где-то неподалеку ходит, дышит, лепечет всякий вздор частичка тебя, существо, дороже которого несколько лет подряд никого нет под этой трещинкой.

Громко сказано? Ничего, зато верно.

Твоя дочь. Единственное богатство. Действительно твое богатство. Родительский долг, даже не долг, а спасительная соломинка — уходя из этого мира, передать ребенку все, что имеешь. В этом заключается смысл иметь, и чем больше имеешь, тем спокойнее уходить. Родители отдали тебе свое время, а ты?.. Эх, соломинка, соломинка, но времени-то не осталось, продал его деловой папаша, бизнесмен хренов, первому встречному продал, так что возьми деньгами, Верочка, родная, недоступная, кроме денег теперь нечего предложить… Целый месяц папаша представлял, купался в этих чудесных картинках — по утрам вместо физзарядки, днем для имитации аппетита, ну а вечером так просто сладострастно, — как в Последний День он достает из кейса чековые книжки, объезжает городские банки и весь этот пронумерованный хлам оформляет на дочь.

Она вспомнит об отце, когда станет совершеннолетней. Отец сделает ее сказочной принцессой, она всю жизнь будет помнить, Верочка…

А потом наступил Он — Последний День.

С рассветом, когда глаза опухли от бессонной ночи, а мозг бился в тисках навязчивых воспоминаний, неожиданно явился торговый посредник. Тот самый, тот самый! Толстячок позвонил в дверь, вежливо поздоровался, попросил разрешения войти — деловитый, улыбчивый, хорошо одетый, такой забавный, такой безобидный… Ненавистная рожа! Явился поиздеваться над жертвой? Во всех ночных кошмарах его улыбающееся лицо было главным источником крика, и даже снотворное не помогало, и даже водка несла не избавление, а лишь обостряла бредовые состояния…

Ох, что вылилось на него сегодня! Все, что накопилось за долгие годы, все, что сгнило внутри. Словно грязевая бомба взорвалась, словно нарыв лопнул. Пусть разбирается на досуге, расшифровывает, и толковый словарь ему в этом не поможет, не знали составители словарей таких выражений. Однако словесные помои легко стекли с гостя (маслом он был намазан, что ли?) — ни капли не осталось. Он внимательно выслушал, поправляя крахмальный воротничок, сам же с интересом осматривался в обшарпанной, давно не знавшей ремонта квартирке. В конце концов злоба кончилась, кончились силы, иссяк словарный запас.

И сразу возникло удивление. Зачем этот старый сучок приперся? Что еще ему надо от смертельно уставшего человечка? Неужели…

Неужели он лично должен, палач…

Нельзя было открывать дверь!!!

Нет-нет, просто возникло новое интересное предложение! Можно сказать, идея новой сделки. И это предложение вам обязательно понравится, молодой человек, ведь оно так своевременно. Главным условием успеха большинства сделок является умение выбрать нужный момент, не так ли?

Хотите купить день? К вашим ста суткам — еще одни в придачу.

Спрашиваете, сколько стоит? Признаться, недешево стоит, прямо скажем, дороговато, но постоянному клиенту можно пойти навстречу — в порядке исключения, конечно. Сами понимаете, такой товар не залежится. Отдадите оставшиеся у вас деньги — и расстанемся лучшими друзьями. Все деньги плюс материальные ценности. Ну, там, дачи, машины и так далее. И получите новехонький, свеженький день — пользуйтесь в свое удовольствие, завершайте незавершенное, короче, живите. По рукам?

Убить этого мерзкого паука было бы слишком милосердно. Страстно хотелось сделать с ним что-нибудь этакое… раздавить живьем… и обязательно медленно — в течение ста дней. Так же, как он придумал с человечком. Чтобы он вволю накричался. Хотя, умеют ли пауки кричать? Поймал летящего по жизни простака в свою липкую паутину, запеленал в кокон и теперь, вот, позавтракать решил…

Ну никак было не вмазать в его лоснящуюся харю, не отблагодарить за заботу — толстячок увертливый оказался! Да и спортивная форма за три месяца полнокровного отдыха сильно поизносилась. Кулаки чесались нестерпимо, а он вился по комнате, настырный, крутил замысловатые траектории и челюстями щелкал:

— Согласны? По рукам? Отличная сделка, не пожалеете! По рукам?

Распрыгался тут, насекомое! Вон из квартиры! Не понял? Сказано же, подбери свои мохнатые лапки — и ходу… Ну правда, отпусти человека. Пожалуйста. Освободи от своей ухмылки хотя бы сейчас, когда ничего уже в жизни не осталось, не мешай смотреть на трещинку. Холодно. Позволь с головой накрыться одеялом…

Ну как ему было объяснить? Как втолковать, что это очень важно, чтобы у твоего ребенка никогда не возникло необходимости продавать свое время. Чтобы не появилось такого самоубийственного желания. Чтобы и мыслей подобных не было. А он — верни, говорит, все деньги!

Вера, Верочка, брошенная принцесса, золото толстощекое. Доченька… Ты — единственный шанс остаться жить и после Последнего Дня. Хотя бы в чьей-то памяти. Единственный шанс.

Остаться жить… Сутки — это 24 часа. 1440 минут. Несметное богатство секунд. Что перевесит?

Проклятые весы!

А паук ухмыляется и сучит под себя лапками, облизывается, пускает яд и — лапками под себя, лапками под себя. Что бы вы выбрали?

Короче, согласился. А-а, катитесь вы со своим мнением! Зачем Верочке такие деньги? Не нужны они нормальному человеку. Не могут быть нужны. Нельзя нормальному человеку давать такие деньги. Да, согласие было дано, покупка второго Последнего Дня состоялась! А для чего еще годятся эти хрустящие бумажки, как не для того, чтобы тратить их на самое желанное? Единственный ведь шанс…

Быстренько составили «КОММЕРЧЕСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ», теряя драгоценные минуты. Документы скрепили печатью с паутиной. Ключи от машин, документы на дачи и квартиры торговец положил в тот же кейс с сейфом, где скрывалась от неравнодушных взглядов денежная гора. И исчез, прихватив с собой призрачное состояние.

Был ли он? Может, привиделся в горячечном ожидании? Гений, жулик, подлец… Э, к чему эти оскорбления! Скажи лучше — коллега…

Откройте форточку, кто-нибудь! Вадик!

Мало кому выпадает честь прожить два Последних Дня. Первый из них ждешь, готовишься к нему всю жизнь, но вот он приходит, и ты наизнанку готов вывернуться, лишь бы наступил когда-нибудь новый Последний День. А потом с отвращением отказываешься узнавать себя в зеркале… Ладно, идите вы с вашими зеркалами! Всё, закрыли тему. Вадик!..

Кстати, если рассуждать без душевного надрыва, то никакой этот «торговец» не жулик и не подлец. Типичный деловой человек. Купил, выгодно продал — тем и живет. Наверное, он вечен — был, есть и будет. Хотя, кто знает? В Последний День трудно остаться оптимистом. Утверждать можно лишь одно: пока существуют бездельники, меняющие свое и чужое время на коммерческие соглашения, торговцам найдется дело. Пока в комнате летают мухи, пауки будут сыты. Купил, продал, купил, продал, ниточка к ниточке, петелька к петельке. Колдовская сеть… Валера, где ты, змееныш? Продал хозяина? Эй, сними-ка паутину с моей трещинки, плохо видно…

Опа!!!

У соседей прокуковало двенадцать раз.


1985, 2007


на главную | моя полка | | Паутина |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу