Книга: Ветры перемен



Ветры перемен

Джек Чалкер

Ветры перемен

(Ветры перемен-1)

ГЛАВА 1

ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ БОЯЛАСЬ ГРОЗЫ

В громадных торговых центрах есть нечто почти потустороннее. Оставив на улице жару и холод, ночь и день, ты попадаешь в нереальный мир Диснейленда. Стерильный, изолированный, искусственный, он, как ни странно, способен удовлетворить почти все потребности современного человека. Он все вобрал в себя, все перемешал и слил воедино: пестрый восточный базар, средневековую рыночную площадь, тенистый городской сквер, киоски с прохладительными напитками, кинотеатры, автостоянки… Здесь на необозримых пространствах плещут аккуратные фонтаны, журчат водопады и неизменно играет музыка. Причем даже хиты "Роллинг Стоунз" звучат почему-то совсем как те мелодии, которые некогда сводили с ума отцов и дедов нынешних завсегдатаев торговых центров.

Для тех, кого еще не пускают в бары или ночные клубы, торговый центр – и огромный клуб, и бар.

Вечер среды – не лучшее время для развлечений в торговом центре. И не так-то просто, сидя на уроках, сочинить трогательную историю, которую вечером расскажешь дома в свое оправдание.

Но Шарлен Шаркин по прозвищу Чарли чувствовала, что сегодня ей придется постараться.

Не то чтобы она очень любила прогулки по торговому центру, но какое-то место в ее жизни он занимал. Шарлен недавно исполнилось семнадцать. Через пять месяцев она заканчивала школу и с надеждой смотрела в будущее. Она хорошо училась, но школу терпеть не могла. Родители строили по ее поводу всякие планы, в которых неизменно фигурировал колледж, а может, даже и университет. Вот только Чарли от подобной перспективы приходила в ужас. Ну ладно еще секретарские курсы – она уже довольно неплохо печатала на машинке и пробовала работать на школьном компьютере. Ну или курсы медсестер, помощников адвоката… А колледж… в колледж можно поступить и потом (если очень захочется).

Ее миловидное личико, обрамленное каштановыми кудряшками, подкрашенными "Кларолем", было не красиво, по привлекательно, и Чарли это знала. Правда, на ее взгляд, щеки были уж слишком пухлые, да и вообще, если честно, неплохо бы немного похудеть. Но Чарли не считала, что полнота – большой недостаток, иначе бы давно уже села на диету. И потом, она ведь так любила всякие вкусности!

Подростком Чарли была худощавой, но за последние два года сильно располнела и теперь при росте пять футов три дюйма она весила сто тридцать шесть фунтов, но это ее мало заботило. С некоторых пор Чарли даже позволяла себе полакомиться лишний раз. С тех пор… ну, с тех пор, как это случилось у нее с Томми.

Чарли тогда только-только исполнилось шестнадцать, и мальчики всерьез начали интересоваться ею. В ночь молодежного бала Томми Мейерс стянул бутылку первосортного виски, и прежде чем она успела что-либо сообразить, Томми уже, что называется, раздавил ее вишенку в позаимствованном у брата автомобиле с откидным верхом. Вид крови не слишком напугал ее, но очередных месячных Чарли оживала с тревогой: не дай Бог забеременеть! Конечно, среди подружек она сделалась лидером, зато ребята теперь смотрели на нее как на доступную девчонку, И это было очень неприятно.

С тех-то самых пор она и махнула на себя рукой, забросила занятия спортом и ела все, что хотела, особенно шоколад. Если бы в город тогда не приехала Сэм, Чарли впала бы в настоящую депрессию. Но, хотя Сэм всегда прямо говорила все, что думает, не было дружбы крепче, чем между ними.

И вот Сэм пропала. Сэм, Саманта Бьюэлл, лучшая подруга Чарли, единственный человек на всем свете, которому можно доверять!

Когда чуть больше года назад Сэм с матерью переехали в их город, ей тоже нужна была подруга. Обеих девочек тогда поразило, что их прозвища звучали скорее как имена мальчиков, хотя Сэм и говорила, что эти имена пола не имеют. Им нравились одни и те же рок-группы, одни и те же телешоу, они зачитывались приключенческими романами, они обожали шататься по торговому центру и примерять самые смелые модели одежды. Почти все свободное время они Проводили вместе или болтали по телефону. Они были одного роста, только у Сэм – фигура получше. Еще у нее был легкий, но заметный новоанглийский акцент, который очень отличался от юго-западного тягучего твэнга Чарли. Обе они были единственными детьми преуспевающих родителей, обе были избалованы и обе не понимали этого. Родители Сэм уже давно расстались. Мать работала юристом, отец был подрядчиком в Бостоне. С отцом у Сэм сохранились хорошие отношения. Она иногда проводила у него часть лета, а иногда и все каникулы. Отец часто звонил ей, хотя, возможно, три сотни миль – слишком большое расстояние для того, что называется "совместной опекой".

У Сэм был уникальный голос. Настолько низкий, что Чарли никогда не думала, что у девочки может быть такой. Впрочем, он вовсе не был неприятным или раздражающим. Голос такого тембра мог принадлежать и мальчику их возраста. Сэм рассказывала, что такой же голос был у ее бабушки по отцу.

У Сэм были мальчишеские замашки. Она подолгу пропадала в мастерской отца Чарли, так что Чарли просто диву давалась. Особенно Сэм нравилось плотничать, и у нее это хорошо получалось. Правда, отец Чарли не поощрял подобные увлечения – у него были свои представления о том, чем должны заниматься девочки, а чем мальчики, – а уж мать Сэм, которая мечтала увидеть дочку если и не президентом, то хотя бы доктором хоть каких-нибудь наук, была просто в ужасе от ее пристрастия к ручному труду. Зато Чарли и в гроб не легла бы, не одевшись по последней моде. А Сэм до встречи с Чарли к одежде была равнодушна.

Правда, потом, под руководством подруги Сэм перепробовала все модные наряды, которые сделали ее более женственной. К тому же она вдруг заинтересовалась косметикой и парфюмерией, чем успокоила мать и вызвала повышенный интерес со стороны мальчиков. Однако Сэм не особенно их поощряла. Дело в том, что в Бостоне двум ее одноклассницам на редкость не повезло: одна забеременела, а другая подцепила нехорошую болезнь. Сэм все еще оставалась девушкой и в ближайшем будущем ничего менять не собиралась. Вот почему ей так нужна была подруга. Они с Чарли поддерживали и охраняли друг дружку. И вместе чувствовали себя в безопасности.

И вот Сэм пропала.

Когда Сэм не пришла в школу в понедельник, Чарли не очень взволновалась. Она уезжала на весь уик-энд навестить родственников и слишком устала, черт возьми, чтобы в понедельник обращать внимание на окружающих. Во вторник Чарли позвонила Сэм и оставила сообщение на автоответчике. Никакого результата. Тогда она подумала, не заболел ли кто-нибудь из родственников Сэм, там, па востоке. Позже до Чарли дошли разговоры о каком-то объявлении по радио и в воскресной газете, но к тому времени у них дома все газеты уже выбросили.

А сегодня в школе Чарли вызвали с первого урока английского в кабинет мистера Дентмана, заместителя директора по административной части, и там ее ждал незнакомый человек. Он представился детективом О'Доннеллом из Отдела детской преступности и спросил, что Чарли слышала о Сэм в последние несколько дней.

– Я? Ничего. А что? Что-нибудь случилось?

– Мы не знаем. Когда вы в последний раз видели се или разговаривали с ней?

– М-м-м… В пятницу. Здесь. Я уезжала на уикэнд и вернулась в воскресенье вечером.

– Так-так. И она не казалась… необычной? Нервной? Раздраженной? Подавленной?

Чарли ненадолго задумалась. Хотя ей пока ничего не говорили, она чувствовала: что-то случилось. Конечно, именно она могла заметить, что с Сэм что-то неладно.

– Она казалась… знаете, напряженной. Да, может быть, нервничала. Я сначала подумала, что у нее месячные или она почему-то плохо себя чувствует, но на это было не похоже. Она казалась, ну, напуганной. Но, когда я спросила, Сэм ответила, что все в порядке. Она упоминала о каких-то проблемах, но вроде как старалась не обращать пока на них внимания и обещала обо всем рассказать, когда я вернусь. Мне показалось, будто Сэм хотела еще что-то сказать, но увидела, что я ухожу, и не стала. А что такое? Что с ней случилось?

О'Доннелл вздохнул. Высокий, крепкий, как бетонный блок, с кудрявыми рыжими волосами и ярко-голубыми глазами, он выглядел, как типичный ирландец.

– Она вышла из школы, как обычно – мы знаем это от многих. Села в первый же автобус. Дома собрала вещи – ее мать еще не пришла с работы – и ушла. Больше нам ничего не известно. Она просто… исчезла. – О'Доннел замолчал, заметив в глазах девочки нарастающий ужас. – Такие вещи действительно происходят, мисс. Нередко. Моя работа – собрать все доступные сведения и постараться найти се прежде, чем с ней случится что-нибудь по-настоящему плохое.

– Вы думаете, что она убежала? Нет, нет! Единственно, к кому она могла бы убежать, это к отцу, а он бы тут же отправил ее обратно. Я знаю!

– Честно говоря, мы не знаем вообще ничего. У нее определенно не было никакого продуманного плана бегства. Все указывает на внезапное решение просто взять и исчезнуть. Она пришла домой, упаковала небольшой чемодан, в банкомате банка на Фронт-стрит по кредитной карточке своей матери сняла три сотни долларов – максимум, который допускает машина, – и пропала.

– Да, мать дала ей карточку на тот случай, если в ее отсутствие Сэм вдруг понадобятся деньги, но, по-моему, она никогда не снимала больше двадцати долларов. А три сотни…

– Это не так много, как вы думаете. Достаточно, чтобы купить билет в большинство знакомых мест, но при условии, что там вас встретят. Мы проверили авиалинии и автобусные станции – никаких следов. У нее были водительские права?

Чарли покачала головой:

– Нет. Она три раза заваливала экзамены. Слишком боится.

– И никаких приятелей? В особенности новых? Никаких страстных увлечений? Вы уверены?

– Уверена! У нее не было парня. Ей нравились ребята, но Сэм сказала бы мне, если бы решилась с кем-нибудь сделать это самое. Ну разве что кто-то появился прямо в пятницу.

– Бывают и более странные вещи, но, полагаю, в данном случае это маловероятно. Ну что ж, если Сэм свяжется с вами, дайте мне знать немедленно.

Вот вам карточка, здесь мое имя и телефон. Может, она чего-то сильно испугалась. И почему-то не смогла довериться даже лучшей подруге, а просто в панике бежала. Ни записки, никаких следов. Но у нее мало денег. Если она попробует еще раз воспользоваться кредитной карточкой своей матери, это сразу же обнаружится. Думаю, Сэм, конечно, это сообразит. А деньги будут быстро таять, если и вообще-то есть еще чему таять. Что ей останется? Совершить преступление она вряд ли способна, на панель пойти – перспектива не очень-то… Значит, ей придется связаться с кем-то, кому она доверяет. И скорее всего, это будете вы. Если она даст о себе знать, постарайтесь, главное, узнать, где она, а потом сразу звоните мне. И попробуйте все-таки спросить, что же се так напугало.

Чарли пообещала, но на самом-то деле она не знала, как поступит, если Сэм ей все-таки позвонит, и подозревала, что О'Доннелл это понимает. Какого черта, что могло так напугать Сэм? Может, она что-то скрывала? Ну, беременность, например? Да будь она хоть на шестом месяце, все можно было бы устроить, и Сэм знала об этом. Ее мать, несмотря на свою занятость, была женщина что надо – куда более современная, чем родители самой Чарли, если уж на то пошло.

Сэм хотела быть актрисой; она занималась в школьном драматическом кружке, и ей дали хорошую роль в пьесе, которую должны были сыграть в апреле, но других увлечений у нее почти не было, а удрать в Голливуд… Да нет, это не в ее стиле.

Трудно даже представить, что Сэм ушла, какова бы ни была причина. Да она выходить-то одна боялась. Она даже грозы боялась. Ладно, придется подождать, может быть, скоро что-нибудь прояснится.

Весь день в школе Чарли сидела как на иголках и, едва кончились уроки, помчалась домой. В почтовом ящике ее ждал маленький конверт со штампом местной почты, надписанный знакомым почерком. Чарли тут же разорвала его. Внутри оказался листок из блокнота, на котором рукой Сэм было торопливо написано:

Дорогая Чарли! Извини, что втягиваю тебя в это, но мне больше некого просить. Не могла бы ты встретиться со мной в торговом центре в семь вечера? Пойди к Сиерсу. Веди себя как обычно, а в семь сделай вид, что идешь в дамскую комнату. Никому ничего не говори и не показывай эту записку. Проследи, чтобы за тобой никто не увязался. У меня пока все хорошо, если только ты не притащишь кого-нибудь на хвосте.

С любовью и поцелуями,

Сэм.

Чарли боялась опоздать, а у се па, как назло, оказалось разговорчивое настроение, и он вовсе не собирался ее никуда пускать. Едва удалось убедить его, что это совсем ненадолго и что ей ну просто необходимо купить кое-что для школы к завтрашнему дню.

Чарли переоделась для торгового центра – в шелковый голубой брючный костюм и полусапожки с кожаной бахромой, – ив шесть тридцать ей наконец удалось удрать. До торгового центра было всего десять минут езды, но еще ведь надо припарковаться, дойти до Сиерса, провести там сколько-то времени… Кроме того, записка ее напугала.

"Проследи, чтобы за тобой никто не увязался…"

Да какой идиот за ней увяжется?! Ну, полиция, еще ладно: решат, что надо проследить за прогуливающейся девчонкой. А вдруг еще кто-то? Вдруг те, кто так напугал Сэм? Они могли сообразить с таким же успехом, как и О'Доннелл, что не стоит глаз спускать с ее лучшей подружки?

"Пропади все пропадом! Этак мне повсюду начнут мерещиться черные машины с людьми в шпионских плащах!"

Хуже всего было то, что Чарли пришлось надеть очки, а по ее глубокому убеждению, в них она была похожа на библиотекаршу, да еще тупую. Без очков она не смогла бы вести машину, а контактные линзы она забыла в школе. Вот Сэм очки были нужны только для чтения, но она соглашалась выглядеть по-идиотски, держа книгу на расстоянии вытянутой руки от глаз, только бы не показываться в школе очках.

Для зимнего вечера в среду в торговом центре было довольно-таки многолюдно, наверное, из-за необычно теплой погоды, Чарли даже заметила одного-двух знакомых, но ей было не до них. Если за ней следят, ну и черт с ними! Что может случиться в этой толчее?

У Сиерса Чарли походила, рассматривая новые модели одежды. Конечно, таких актерских способностей, как у Сэм, у нее не было, и, возможно, представлялась она не слишком убедительно, но, во всяком случае, она старалась. Чарли взглянула на часы – пять минут восьмого! Пора уходить. Чарли вышла и завернула за угол, к туалетам.

Они располагались в конце коридора, недалеко от двери с надписью "Только для служащих", которая вела в складскую часть. От них начинался небольшой боковой коридорчик, там были какие-то офисы. Чарли вошла в туалет – пусто. Оставаться здесь или нет? Глупо ведь сидеть тут всю ночь. Эта дурацкая игра в Джейн Бонд ей порядком надоела. Может быть, сегодня вечером Сэм не придет? Может быть, она не правильно рассчитала, когда Чарли получит ее записку, а возможно, просто проверяет, не увязался ли кто-нибудь за Чарли.

Прошло минут пятнадцать. В туалет вошла только одна беременная женщина. Чарли уже совсем было собралась уходить, открыла дверь и тут услышала за спиной громкий шепот:

– Чарли, сюда! Скорее!

Чарли обернулась. Маленькая коренастая фигурка в мальчишеских голубых джинсах и такой же куртке выглядывала из-за приоткрытой двери "Только для служащих". Чарли успела юркнуть в эту дверь на мгновение раньше, чем из туалета вышла та беременная женщина.

– Ради Бога, Сэм, – это правда ты?

– Да-да! Пошли! Надо найти место, где мы сможем спокойно поговорить. Скорее!

Сэм было не узнать. Вместо длинных, прямых черных волос – слегка вьющиеся, рыжевато-каштановые, остриженные очень коротко, под мальчика, зачесанные назад, с пробором сбоку. Грубая джинсовка полностью скрывала фигуру. Дешевые теннисные туфли и длинные черные носки, тонированные розовые мужские очки довершали этот маскарад. Простой, но поразительно эффективный. Лицо Сэм само по себе могло казаться мужским или женским в зависимости от прически и одежды. А необычно низкий голос она без особых усилий могла сделать еще ниже и чуть резковатым, как у мальчика-подростка.

Они выскользнули наружу и прошли через автостоянку к входу в кинотеатр. Сэм купила два билета на новейший диснеевский мультик. При этом она заметила, что на позднем сеансе будет немного народу, и, во всяком случае, не будет никого, кто их знает.

Действительно, в зале сидело не более дюжины зрителей. Девушки устроились за боковым проходом, возле задней стены, подальше от остальных. Сэм обняла Чарли.

– Сделай вид, что мы интересуемся не кино, а друг другом, – сказала она. – Кто будет обращать внимание на обнимающуюся парочку в заднем ряду.

– Какого черта все это нужно? – прошептала Чарли. – Ты удрала? Где ты пропадала? Все переполошились из-за тебя…

– Долго объяснять. Я тебе расскажу, как сумею. Сама знаю, все это похоже на бред, а я – на сумасшедшую, но вся штука в том, что все это правда, будь она проклята.



И Сэм стала рассказывать. В течение нескольких месяцев, почти с самого переезда сюда, с ней происходило нечто странное. Сначала это были сны – множество сновидений, продолжительных и запутанных, иногда по несколько ночей подряд, и в них всегда происходило примерно одно и то же.

Чарли знала о ее снах. Чаще всего повторялся тот, с рогатым демоном и Сэм, которая неизменно вела красный спортивный автомобиль по извилистой горной дороге вдоль берега моря, хотя Сэм не умела водить машину, а до любого берега были сотни миль.


Сон всегда начинался одинаково, с появления темной фигуры, одиноко сидящей в комнате, похожей на зал в средневековом замке. В камине слабо горел огонь, на столе стояли какие-то кубки, все было зыбко и неясно, как обычно и бывает во сне. Она видела очертания фигуры, но лицо было скрыто в тени. Это были странные очертания довольно крупного человека в свободно ниспадающей одежде, в чем-то вроде шлема с большими изогнутыми рогами по бокам. Она смотрела на него так. словно сама была там, сидела напротив него в кресле. Почему-то она была уверена, что в кубке на маленьком столике налито некое снадобье, которое делает возможным таинственное, смутное присутствие темного человека в кресле напротив.

Внезапно раздавался грохот и треск, очень похожий на электрический разряд, казалось, что-то подхватывало и несло, но не тело ее, а как бы душу. по головокружительному, ослепляющему, многоцветному пути, похожему на взбесившуюся карусель, а тот, темный, в кресле, оставался с ней, и силуэт его чернел на фоне искрящегося огненного круговорота.

Затем была темнота, разрываемая вспышками молний под оглушительные раскаты грома, и вид с высоты на пенящийся океан внизу, бьющийся о черные скалы, и ряд низких гор, образующих зазубренную, извилистую линию берега, и поодаль – пара приближающихся огоньков, двигающихся вдоль берега. Они двое как бы принадлежали буре и медленно двигались вместе с ней к берегу, туда, где буря должна была встретиться с двумя огоньками.

И потом она видела саму себя, ведущую тот красный спортивный автомобиль. Она смотрела на себя с высоты, при вспышках молнии, и, когда они были почти над той, другой Сэм, темная, рогатая фигура произнесла грозным шепотом, который перекрывал грохот бури и прибоя.

– Вот оно! Я был прав. Уравнения сходятся точно. Вот она, кого мы ищем. Минимальное сопротивление, максимальный поток, вероятность успеха свыше девяноста процентов… Вот оно!

Громадная молния вырвалась из облаков и ударила в дорогу чуть впереди автомобиля, ближе к океану, автомобиль внезапно занесло, завертело на залитой дождем дороге, и…


Дальше – чернота.

Таков был первый из снов Сэм, повторявшийся много раз, иногда с небольшими изменениями, но были и другие. Сперва она думала, что все эти кошмары – плод ее слишком развитого воображения, но сны продолжались, и она стала обнаруживать в них некую закономерность.

Сны всегда приходили в те ночи, когда приближалась и разражалась над ее домом гроза.

Сейчас, зимой, Сэм почти избавилась от видений. Почти – до вечера последнего четверга, когда неожиданный теплый фронт столкнулся с очень холодным зимним воздухом и вызвал редкую зимнюю грозу.

Чарли нахмурилась:

– Я не припомню грозы в прошлый четверг.

– Она была очень рано, под утро. Часа в два, может, в три. Ты в это время и атомный взрыв бы не услышала. Можешь проверить по газетам, если хочешь. Гроза была, и я снова видела сон.

– Ты что, хочешь сказать, что удирала от сна?

– Нет.

Сэм проснулась от шума и ярости неожиданной бури и лежала с широко открытыми глазами, чувствуя, что проснулась, и боясь заснуть снова. Вдруг в раскатах грома, в грохоте дождя и града по крыше, в бешено колотившемся в окна ветре возникли голоса, и все в комнате, казалось, стало едва различимым. В почти полной темноте она словно видела все со стороны, не вмешиваясь и не управляя, а словно подсматривая, чувствуя, что ей не полагается быть там, где бы ни находилось это "там".


Это был зал средневекового замка, сырой и довольно мрачный, освещенный факелами и огнем в огромном камине. Она сидела в большом, богато украшенном кресле во главе длинного стола, который выглядел бы нарядно, если бы не малоаппетитное жирное, пережаренное кушанье на стоявшем перед ней блюде. У нее было женское тело, и, когда она протягивала руку за едой и вином, было видно, какие у нее изящные, тонкие пальцы с очень длинными ярко-красными безупречной формы ногтями. Возможно, эта женщина была королевского сана.

Рядом сидел крупный человек с окладистой бородой и волосами до плеч, тяжеловесный и грубый, но роскошно одетый, в накидке с капюшоном. Были еще грубые на вид мужчины, некоторые в сопровождении молодых женщин в шелках и золоте. Но ее поразили совсем, совсем другие.

Один из них – маленький скрюченный человечек, не более трех футов ростом, одетый в серое. и коричневое, с роскошной черной бородой, которая доходила ему до колен, – сидел на особом, очень высоком креслице. Были еще странные существа в малиновых мантиях с капюшонами, из-под которых выглядывали не лица, а скорее морды с лягушачьими ртами и круглыми желтыми немигающими, как у кошки, глазами, в которых отражался свет факелов. У других на длинных, уродливо искривленных, одутловатых лицах выделялись громадные круглые синие глаза, а посередине лба торчал рог, вроде носорожьего. Еще там была женщина с голым костлявым черепом и с клешнями вместо пальцев рук. Наверное, там собралось еще много разной нечисти, но она как будто была больше занята едой и не слишком их рассматривала.

Длинноволосый человек, сидевший рядом с ней, спросил:

– Ваше высочество, полагаю, проблема двойников наконец решена?

Позади нее голос, тот самый, из ее сна, ответил:

– Дорогой лорд Клюэ, все мы знаем, что не существует ничего совершенно определенного, что следует принимать во внимание даже немыслимое. Но до сих пор мы за долгие месяцы поисков обнаружили очень немногих, и вряд ли они представляли собой действительную угрозу. Впрочем, мы устранили каждую из них по очереди. Противник должен обнаружить двойника и каким-то образом перенести его прежде, чем мы сделаем свое дело, а для поиска геометрических мест точек в любом случае существует только один способ. Вы не можете представить себе, на сколько слоев вверх мы прошли, но как только мы думаем, что можно остановиться, мои бури находят следующую, но так далеко… Ну что ж, я разберусь с каждой из них.

– Коль скоро вам так уж необходима определенность, почему бы вам не покончить с собой? – продолжал тот же странный голос. – Что может принести определенность в таком мире, как наш. если не сама смерть. Мы далеко продвинулись в достижении минимально возможного риска, много дальше, чем можно себе представить. Но риск всегда будет существовать, он и должен существовать, Поскольку победа без риска обесценивает награду. Наше предприятие столь грандиозно, что мы рискуем нарушить тонкую ткань нашей реальности и, может быть, даже усилить Ветры Перемен и обратить их на самих себя, но сравните наши цели и возможные альтернативы и успокойтесь.

И тут заговорила ОНА, голосом, похожим на собственный, странно низкий голос Сэм, только Звучал он мягче, нежнее, женственнее, чем тот, которым она обычно говорила, да язык был незнакомый, певучий, нисколько не похожий ни на английский, ни на какой-либо другой язык, который ей приходилось слышать.

– дорогой лорд, к чему эти вопросы? Вам ведомы мои возможности, вам ведомо искусство Клиттихорна-Хранителя. Мы сознательно заключали этот союз. Наши идеи и цели имеют высочайшее значение. Те низкие умы. что в слепоте своей уничтожили вашего сына, чтобы сохранить свои порочные и ничтожные ценности, ныне покушаются и на меня. Мы объединимся и победим либо погибнем – или мы ничего не сделаем и просто умрем, не намного позже и не менее неизбежно. Но если и суждено нам погибнуть, да не будет причиной тому слабость наших душ, коль скоро пока все обстоит благополучно. Высказывайтесь здесь свободно, все вы равны за этим столом.

– Равны, да, кроме НЕГО, – проворчал чернобородый гном неожиданно низким, хриплым голосом. – Мы преданы вам и вашим идеалам до самой смерти, моя леди, но отдать себя в руки другого угнетателя!…

– Хранитель – выдающийся человек, и он мечтает о том же, что я, – ответила она. – Я полностью доверяю ему. и нет никакой надежды на истинную победу без помощи его потрясающего искусства. Я сожалею, что двор и политики не жалуют его, но он всегда служил мне преданно и честно. Отбросьте малейшие сомнения. Мы должны доверять друг другу и поддерживать наш союз.


Внезапно все словно поблекло, задрожало, разговор стал бессвязным, непонятным, как будто она слышала только его обрывки. Откуда-то издалека возник какой-то другой голос, до нее доходили произнесенные им слова:


– …мно… кры… хого… вени… зал… пая…


Голова у нее внезапно закружилась, появилось ощущение, словно кто-то настраивает радио и она – ручка настройки. Головокружение прекратилось почти так же внезапно, как и началось, и вновь возникло ощущение контакта с кем-то или чем-то в невообразимой дали. На этот раз она лежала в темноте, полностью осознавая себя и все окружающее, кожу странно пощипывало, и было такое чувство, словно теперь кто-то или что-то смотрит сквозь нее на ее комнату.


– Темно. Она не спит, и глаза открыты, но здесь темно. – Внезапное ощущение легкой щекотки, словно бы тело обволакивала паутинка. – Хм-м-м… Ничего действительно плохого. Мне было показалось, что она слепая или что-то еще с ней неладно.

– Это кошмары, дуралей, а она лежит в оцепенении, – вмешался новый голос.


– Кто вы? – спросила она вслух голоса в своей голове. – Что вам от меня надо?

Новый голос либо не расслышал, либо не мог слышать. Он раздавался внутри ее головы, но как бы в отдалении. Мужской голос, не принадлежавший ни одному из участников странного придворного обеда, который она только что видела. В этом голосе было что-то специфически докторское, напоминавшее кого-то из ее врачей. Даже в произношении явственно слышался американский акцент.


– Лучше и придумать невозможно. Идентична во всех отношениях. Ни одной точки сходства в окружении или происхождении, однако совершенно идентичный генетический код. – Вздох. – Слишком поздно. Буря проходит, а контакта через волосы недостаточно. Однако знает ли он о ней Должен знать – здесь проходили бури, значит, она – следующая. Но она жива, Кромил! Первая, которую мы нашли раньше, чем он убил ее!

– Та, в красном автомобиле, еще была жива, когда мы се нашли, – иронически заметил другой голос. – По крайней мере тогда мы его догнали.

Первый не обратил внимания на это замечание.

– Слишком поздно, чтобы сделать сейчас что-нибудь большее, проклятие! Время на подготовку… Мы не должны позволить ему убить ее, только бы успеть. В наших руках она могла бы стать величайшим оружием. Еще один тест, не больше. Связь уже слабеет…


Внезапно она полностью пришла в себя. Буря стихала, все ее чувства были необычайно обострены. И вдруг кто-то запустил пальцы в ее волосы! Это было ужасно. Она хотела закричать, но не могла. Ощущение тут же ослабло, но она смогла двигаться лишь через некоторое время. Села на кровати, огляделась – никого.

– Господи! Вот почему в пятницу в школе ты выглядела так, словно за тобой черти гнались! Сэм кивнула:

– Да, но что мне было делать? Ты уехала на уик-энд, а моя мать тут же опробовала бы на мне все это новомодное психоаналитическое дерьмо. У меня ведь не было никаких доказательств. Черт, возможно, я и вправду спятила. Не знаю. Но, когда мы выходили из школы, мне вдруг показалось, что я снова вижу того, рогатого, вижу самым уголком глаза, огромного, черного, плотного, всего в десяти футах от меня. Я повернулась – никого. Ну, думаю, почудилось. Вошла в автобус, села впереди, почти за мисс Эверетт. Посмотрела в окно – можешь думать, что я свихнулась, – но я снова увидела его. Самым уголком глаза, как раньше, он стоял на улице, в толпе. Стоило мне взглянуть, как он исчез.

– Просто ты распсиховалась.

– Да-да, я себе так и говорила, да только потом почему-то посмотрела в зеркальце заднего вида. Помнишь? В нем ведь отражается проход и сиденья? Так вот, он был там, сидел сзади, как будто вовсе не пропадал. Я обернулась, а там, где он был, – только пустые сиденья. Повернулась к зеркалу – он тут как тут.

– Что… На что он был похож?

– Он… Весь черный, вроде как вырезанный из черной бумаги, но он двигался. Он дышал. Он был живой! Я выскочила из автобуса. Последние три квартала прошла пешком, и, когда автобус проезжал мимо меня, мне показалось, что он все еще там. Дома я все ломала голову, что же делать, и ничего не могла придумать. Знала только, что через час стемнеет, а мама не вернется домой до трех. И потом, ведь они достали меня в моей собственной комнате, в моей собственной постели. Все, что мама могла бы сделать, так это запереть меня в загородную психушку. Так они рано или поздно и там меня бы накрыли. Я выглянула в окно и снова увидела его. Он стоял возле почтового ящика, на другой стороне улицы. Я подумала, что он либо приставлен следить за мной, либо ждет темноты. Тут уж я ударилась в панику, побросала в один из маминых чемоданов то, что под руку попалось, схватила кредитную карточку, открыла подвальное окошко и удрала через задний двор. Прокралась через шесть кварталов до Сентрал-авеню, толкнулась в банкомат – я забыла, что он не выдает помногу зараз, – а потом села в автобус до торгового центра.

Сэм рассказала, что она спустила сто десять долларов на мальчишеские джинсовые шмотки и обувь, еще сорок потратила в парикмахерском салоне "Хэйр Пэлис".

– Я сказала им, что это для роли в школьном спектакле. Что я должна выглядеть, как мальчик, потому что это роль девочки, переодетой мальчиком. Пятнадцать долларов – очки. Простые линзы. Состав для обесцвечивания волос купила в маленькой забегаловке около мотеля. И наконец, выбросила в мусорный контейнер почти все, что принесла с собой. Потом я стала прятаться здесь, в торговом центре. Тут много укромных уголков, никто и не думает запирать их. Ходит пара охранников, но от них нетрудно увернуться, и они дежурят только до полуночи, а по воскресеньям – до восьми, потом запирают все и уходят. Фонтанчики работают, а туалеты для служащих никогда не запираются. Днем я толкусь здесь на подхвате. Ну, понимаешь, поднести покупки до автомобиля, помочь какой-нибудь старушке дойти до туалета и все такое. Чаевых у меня набирается долларов двадцать – тридцать в день.

– И никто тебя не узнал?

– Никто. Я проходила рядом с ребятами из нашей школы, случайно, разумеется, – не стоит лишний раз испытывать судьбу, – и никто даже не взглянул на меня. Сколько мальчишек толчется тут во время уроков! И ничего, никто и внимания не обращает, если только они не заходят в пассаж или куда-нибудь вроде этого. И все меня принимали за мальчика. Я даже пользовалась мужским туалетом. Всю жизнь мечтала посмотреть, как выглядит писсуар. Неудивительно, что они управляются так быстро. Одно плохо – мыши. – Сэм передернулась. – В таком классном месте не должно водиться столько этих тварей. Хоть бы кошку завели или мышеловок побольше поставили. И просто смерть как хочется помыться в душе!

Чарли уставилась на Сэм в темноте, пока на экране мультипликационный кот зловещего вида строил коварные планы расправы над чудаковатым мультипликационным селезнем на фоне мультипликационной Франции.

– Ты действительно спятила? Что за чушь? Твоя мать с ума сходит, полиция тебя ищет, все равно в конце концов тебя кто-нибудь узнает. Ну нельзя же так, Сэм!

Беглянка вздохнула:

– Да знаю я. Знаю. Но пока не могу вернуться. Мне теперь всегда будет страшно дома. Тому, кто гоняется за мной, и дела нет, задевает кого-либо мое исчезновение или нет. Я ведь знаю, что мой рассказ звучит бредово, но, к сожалению, это все взаправду. Когда я как-то выпутаюсь и получу хоть на время передышку, позвоню маме, скажу, что со мной все в порядке. Беспокоиться она не перестанет, но по крайней мере будет знать, что меня не похитили, не убили… Чарли, я боюсь. В жизни так не боялась. Я это сделала… я просто не видела другого выхода.

– Сэм, тебе просто надо вернуться домой. Просто вернуться. Ты не создана для этого. Либо тебя кто-нибудь найдет, либо – еще хуже – кто-нибудь узнает, кто ты на самом деле, и ты окажешься в каком-нибудь чужом городе, по уши накачанная наркотиками, будешь делать все, что тебе прикажут… Господи, да в одном только этом городе за год было около сотни изнасилований! Это тебе не телепостановка, а ты – не леди Карате!

– Понимаешь, когда тебя считают мальчиком, совсем другое дело. Все сразу меняется. Но ты что, думаешь, мне это нравится? Мне просто надо было спрятаться. И кто бы ни был тот, кто ищет меня, пока мне удалось его обдурить.



– Слушай, твоя мать и полиция – они могут тебе помочь.

– Чем? Этот черный виден лишь тогда, когда он сам захочет. А эта долбаная гроза, которая приносит что-то или кого-то прямиком в мою спальню? Вернись домой, говоришь, и жди, пока тебя прикончит не один, так другой?

– Но это же сны, Сэм! Сны! Все это просто в твоей голове. И этот черный, которого видно только в зеркале, и те, что являлись, пока ты была одна, – это жутко, но в реальном мире таких вещей просто не бывает. Господи, да даже мне легче поверить в фей, эльфов, Санта-Клауса и домовых. Сэм вздохнула:

– Так я и знала, что ты скажешь что-нибудь в атом роде. И что скажут мама, папа, полиция – тоже знаю. Ладно, забудь все, что я тебе наговорила, но пообещай, что не будешь вытаскивать меня отсюда, пока я сама не отыщу себе какое-нибудь место. День. Самое большее два. Обещаешь? Чарли, если мне сейчас придется вернуться домой или если я попаду в психушку, я покончу с собой. Не заставляй меня это делать. Пожалуйста!

Чарли растерянно молчала. Сэм нужно помочь, наверное, не обойтись без хорошего психиатра, но это же уйма времени. А Сэм, ее лучшая подруга, она говорила так обреченно, что сомневаться не приходилось – Сэм может убить себя. Господи, что же делать? Если с Сэм что-нибудь случится, Чарли себе никогда не простит.

– Ну ладно, ладно, успокойся. – Чарли напряженно размышляла. – Слушай, сегодня вечером я ничего сделать не смогу, завтра и в пятницу – школа. В пятницу вечером я собиралась в кино с Гарри, но это можно отменить так, что мои старики не догадаются. Вот что, я подхвачу тебя здесь. Мы продолжим игру в мальчика и девочку, так что никто ничего не заподозрит. Давай перед продовольственным отделом, скажем… в семь тридцать. Поедем куда-нибудь и хорошенько все обсудим. Если что-нибудь случится раньше, позвони мне. Я ничего никому не скажу, клянусь. Идет?

Сэм, казалось, немного расслабилась. – Идет. Хорошо, до пятницы. А теперь иди домой, а я устроюсь здесь.

Чарли поцеловала Сэм, пожала ей руку и, немного помедлив, поднялась и вышла из кинотеатра. Торговый центр уже закрывался, и она без труда нашла свою машину. Села, завела мотор и стала выруливать к огням у выхода, пытаясь разобраться в том, что произошло, и не обращая внимания на рок-музыку, рвущуюся из радиоприемника.


А теперь последний прогноз погоды. Вечером холодно, температура понизится приблизительно до тридцати пяти в городе. В пригородах немного холоднее. Возможен небольшой снег на высотах более шести тысяч футов. Продолжаются необычные для этого времени года грозы, обусловленные смешением очень холодного воздуха в верхних слоях и относительно теплого воздуха близ поверхности Земли. Завтра потепление до пятидесяти. Это был доктор Рубен Миллер из Службы погоды.

* * *

Позади нее вспыхнули фары и тоже медленно двинулись к огням, обозначающим выезд со стоянки. Чарли вздрогнула, но тут же одернула себя: "Не психуй, сейчас же как раз все разъезжаются".

Вырулив на улицу, она увидела, как огни того автомобиля повернули вслед за ней. Чарли стало страшновато, но она старалась не поддаваться. Сэм просто, ну, больна, вот и все. Ей никогда по-настоящему не нравилось здесь, на Юго-Западе, вдали от отца, она слишком стеснительна, чтобы назначать свидания мальчишкам, как все, и ее угнетало, что она не умеет водить машину, не может ездить вместе со всеми. Сэм запуталась в своих фантазиях, вот и не может найти выход.

Страх, однако, не проходил. Что, тот автомобиль все еще едет следом? А если повернуть?

Чарли свернула в первую же боковую улицу, просто чтобы немного успокоиться. Проехала примерно квартал и тут заметила позади огни машины, которая тоже сворачивала с главной улицы. Чарли повернула налево, а когда преследователи ее уже не могли видеть, – сразу направо, развернулась и припарковалась у обочины, позади большого черного автомобиля, который прикрывал ее на случай, если за ней действительно кто-то следил.

Темно-синий "форд" проехал по той улице, с которой Чарли только что свернула. Водителя не было видно, но машину она запомнила. Чарли вырулила и через новые кварталы двинулась к дому. Ругая себя за то, что поддалась нелепым страхам, она подкатила к остановке на своей улице, доехала до середины квартала и с ужасом увидела синий "форд", тот самый, он стоял на углу напротив ее дома. Похоже, внутри кто-то был, но она опять не разглядела.

Порядком перетрусив, Чарли припарковала машину в проезде и почти бегом припустилась к дому. Конечно, это мог быть и полицейский – в телепостановках они всегда ездят в больших темных автомобилях, вроде этого. Просто О'Доннелл или его босс решили поставить пару патрульных на случай, если Сэм еще в городе и захочет связаться со своей лучшей подругой, вот и все. Это вполне естественно, и никакой тебе таинственной темной фигуры, которую можно видеть только в зеркале, и никакой заколдованной принцессы.

* * *

Странно выглядят по ночам полуосвещенные залы и пустые, как бы призрачные прилавки торгового центра. На витрины магазинов опущены решетки и раздвижные шторы. В полночь, когда охранники уходят, они запирают все входы и выходы, а на дверях тоже устанавливают решетки, как раз на тот случай, если кто-то остался внутри. В некоторых торговых центрах есть круглосуточная охрана, но этот расположился в таком месте, которое и так неплохо защищено от грабителей и хулиганов. Магазины закрываются в девять: кинотеатры, правда, работают обычно до одиннадцати, но у них есть отдельные выходы, и поздние сеансы не нарушают ритм жизни центра.

К десяти вечера продавцы обычно уходят, и появляются уборочные команды. Задача у них не из легких, но почти всегда они справляются с работой еще до полуночи. Кинотеатры убирают по утрам, часов с семи. Все равно сеансы начинаются только днем, и нет смысла переплачивать за ночную смену.

Часам к семи появляются первые охранники. Делают обход, проверяя, все ли в порядке. К семи тридцати появляется кое-кто из персонала центра. Осматривают витрины, включают свет, фонтаны. А там подтягиваются и продавцы – сначала из продовольственных отделов, за ними и все остальные. К девяти все готово к открытию. Только в воскресенье центр открыт до шести, а целая армия уборщиков и ремонтников зачастую только после полуночи заканчивает работу.

Таков был фасад торгового центра, а за ним Сэм обнаружила целые мили служебных коридоров, склады, даже довольно просторные комнаты – со школьный класс или небольшую контору. Как первооткрыватель она обследовала их, особенно Сэм интересовали те, в которых, похоже, редко кто появлялся. В одной она устроила себе гнездышко с помощью подушек, которые сняла с кресел на складе, и еще кое-каких вещей, которых вроде бы никто не должен был хватиться. В субботу вечером она нашла ценную штуку: красивый красный жетон-пропуск на имя Джорджа Траска, с номером, но без фотографии. На всякий случай Сэм всегда носила его с собой, когда выходила или входила.

Когда она убежала из дома, мысль спрятаться в недрах торгового центра просто была первой, которая пришла ей в голову. Но, почувствовав себя, хотя бы на время, в сравнительной безопасности, Сэм немного успокоилась. Она перестала бодрствовать допоздна, а по утрам иногда прокрадывалась в торговый центр уже после того, как он полностью оживал. К понедельнику все, что случилось, стало казаться Сэм просто каким-то неожиданным приключением. Но надо же было узнать, что делается в школе и что говорят о ее побеге. Тогда Сэм и написала записку Чарли. Оставаться совсем одной ей стало невмоготу.

И еще Сэм очень жалела родителей. Она представляла, как они сейчас боятся за нее, а отец, наверное, уже примчался и теперь кричит на маму и ругает и полицию, и ее, и все на свете.

Сэм очень хотелось успокоить их, но как, черт возьми? Даже Чарли глядела на нее, как на сумасшедшую. Надо на некоторое время убраться подальше отсюда. Может быть, на север или на восток, где по-настоящему холодно, где в это время года не бывает гроз. Устроиться на какую-нибудь работу, ну хотя бы на стройку. Она ведь немного умеет плотничать. Девчонке, конечно, труднее, но Сэм считала.

Что она неплохо представлялась парнем. Черт, да она проходила мимо людей, которые целый год видели ее каждый день в школе, а теперь не узнавали; ей даже строили глазки две пятнадцатилетние девчонки, из тех, что толкутся в центре.

Сэм даже стало казаться, что ребятам определенно легче. Не надо наводить красоту, прежде чем выйдешь из дома, выслушивать непристойности, бояться остаться одной в автобусе, страдать, если считаешь, что недостаточно красива. Вообще мальчишки как-то меньше бросаются в глаза.

Увы, в четверг вечером очень некстати обнаружилось, что Сэм-то вовсе не мальчик. Магазины уже были закрыты, у нее начались месячные, будь они неладны, а ничего такого, что сошло бы за тампон, не нашлось. Кровь испачкала трусики и даже джинсы.

И вот в два часа ночи Сэм, совершенно голая, сидела на краю фонтана посреди торгового центра, а в фонтане отмокали ее брюки и белье. Фонтан на ночь отключали, но в нем стояло озерко воды фута в два глубиной. Вода была на удивление теплой и совершенно чистой. На дне Сэм увидела сотни монет, которые всю неделю бросали на счастье посетители центра. Обычно их вылавливала воскресная уборочная команда. Она влезла в фонтан и стала собирать монетки. Набралось три доллара пятьдесят пять центов, кроме одноцентовиков. Что ж, и это неплохо.

Сэм ополоснулась в фонтане, прополоскала одежду и разложила ее посушиться. Спать не хотелось, хотя она смертельно устала. Необычно молчаливый торговый центр вызвал у нее странную дрожь. Через несколько часов здесь будет полно народу, а сейчас она стоит в самом центре, совершенно голая. Сэм кик-то приснилось, что она ходит голышом по торговому центру, только во сне магазины были открыты. Вот сейчас она это и осуществит.

В темных витринах Сэм видела свое отражение и с пристрастием разглядывала себя. Теперь-то она совсем не походила на мальчика, да и не хотела этого. Она никогда не была в восторге от своей внешности: уши слишком большие, нос не правильный, зубы крупные, выступающие, а щеки пухлые, по крайней мере ей так казалось, но ее тело… Даже странно, что такую грудь удалось спрятать под грубой джинсовой курткой, хоть она и натерла ей кожу. Приятный изгиб тела и бедра вполне удовлетворили Сэм. Попка могла бы быть и покруглее, но, ничего, сойдет и так. Она приняла несколько соблазнительных поз. Ей понравилось. Попыталась представить себя мальчиком сейчас, но не смогла: не хотелось отказываться от того, что она видела.

Сэм прошла возле охранной телекамеры, направленной на служебный выход, и подавила смешок. Не показать ли им такое, на что действительно стоит посмотреть! Впрочем, если бы кто-нибудь увидел ее сейчас, она бы умерла на месте. Внезапно все ее возбуждение пропало. Что, если сейчас и вправду кто-нибудь появится? Что, если какому-нибудь продавцу, или охраннику, или контролеру понадобится почему-то прийти пораньше?

Сэм кинулась обратно к фонтану. В сухом воздухе торгового центра белье почти высохло, но джинсы были еще совсем мокрые. Зато пятно, хоть и не совсем отстиралось, по крайней мере не слишком выдавало свое происхождение.

Снаружи, очень далеко, она услышала приглушенные раскаты. Господи! Только не гроза! Только не сейчас! Чтобы гром был так слышен внутри, гроза должна быть уже прямо над ней! Эти все еще разыскивают ее, несомненно. Хотя они потеряли ее однажды, но, наверное, не отказались от своих планов, потому что были уверены, что она все еще недалеко от города. Если полиция продолжает розыски, то эти тем более не оставят ее в покое.

Внезапный панический страх захлестнул Сэм. Что делать, если эти найдут ее прямо здесь, прямо сейчас? Джинсы все еще мокрые, они будут только помехой. Он будет гнаться за ней, голой, по пустынным переходам…

Что там? Какой-то шорох позади книжного магазина…

Она сгребла одежду, побежала к служебному выходу, осторожно обходя телекамеры и другие возможные ловушки, и вернулась в свой тайник. Здесь, ближе к наружным стенам, гроза была слышнее. Сэм вся сжалась, дрожа в темноте, не в силах отвести взгляд от двери, с ужасом ожидая, что вот-вот она откроется, и…


– О Господи! Пожалуйста, Господи! Отведи их от меня! Я все сделаю, все, все, только, пожалуйста, не дай им меня поймать сегодня! Отведи эту грозу отсюда, отведи ее от меня!


И, объятая страхом, она услышала голос Рогатого, словно шепот издалека:


Проклятие, я почти нашел ее, но что-то отклоняет мои бури. Я не могу зафиксировать ее. Требуется слишком много энергии, я истощен. Но мы еще найдем ее, непременно. Не этой ночью, так следующей. Она получила доступ к Силе. Потенциально она опаснее всех, кого мы до сих пор встречали…


А та, о ком говорил призрачный голос, скорчилась в темноте у стены, в углу склада, голая, беспомощная, запуганная.

ГЛАВА 2

КОЛОДЕЦ БУРЬ

Утро было ясным, если не считать легких облачков над долиной. Внутри запертого торгового центра включилась грамзапись, и струнный оркестр заиграл мягкую, мелодичную вариацию на тему "Вьючного мула". Измученная Сэм в своем пристанище немного поспала – часа два, не больше, – так что теперь чувствовала себя так, словно по ней грузовик проехал.

И все-таки она радовалась. Что ни говори, а она еще раз побила их, пусть и всего на одну ночь. Однако надо поскорее убираться отсюда. Эти, видимо, знают, что она где-то здесь. Они будут возвращаться снова и снова, пока наконец не найдут ее.

К тому же наступила пятница. Если только Чарли не решит держаться подальше, если в самом деле захочет помочь, она будет здесь сегодня вечером и, возможно, на машине.

Джинсы были еще влажные и мятые, но их пришлось надеть. Носки тоже надо было бы постирать как следует. Но это, видно, придется отложить до лучших времен. А сейчас надо выбраться отсюда, найти местечко посветлее, пересчитать деньги и решить, что можно себе позволить. Есть не особенно хотелось, но просто необходимо было выпить чаю, кока-колы или еще чего-нибудь бодрящего, чтобы прийти в себя и выдержать еще один чертовски долгий день.

Сэм заставила себя одеться и проскользнула в торговый центр. Прежде всего она отправилась в общественный туалет. Ей нужна была всего-навсего хорошо освещенная закрытая кабинка, хотя в мужском туалете кабинки были намного меньше, чем в женском.

Там Сэм присела, вытащила монеты и скомканные банкноты, расправила их и пересчитала. Сто двадцать семь шестьдесят пять. Не густо. Кредитную карточку матери она сохранила, но код наверняка изменили на тот случай, если ее похитили или что-нибудь вроде того. Все же надо попробовать. Вечер пятницы – если номер не изменили, раньше понедельника не обнаружится, что карточкой пользовались еще раз, а к тому времени она уже будет далеко отсюда, пускай ищут. Во всяком случае, терять нечего.

Сэм купила – и вовремя – пакет прокладок и еще немного панадола, хоть толку от него было чуть. К несчастью, она всегда в это время, день или два, чувствовала себя плохо. Вот Чарли повезло, она особых неудобств не ощущала. Сэм часто думала, не оттого ли это, что ее подруга очень сексуальна? А может, после потери невинности это проходит легче?

Работа на подхвате на сегодня исключалась; от недосыпания, месячных и нервного напряжения Сэм еле держалась на ногах. Она съела пару пончиков, запивая их кока-колой.

Потом побродила, рассматривая товары, но время просто еле ползло, и она почувствовала себя несчастной. Когда появилась Чарли, Сэм уже была в неважном виде. Наконец маленький красный джип "Субару" медленно подкатил к входу, остановился у обочины, она почти подбежала и впрыгнула в него. Чарли сразу же тронула машину.

– Господи! Ты как будто на помойке ночевала. Чарли была разодета, как на праздник: помада, макияж, духи, курточка на искусственном меху, изящная шелковая блузка и короткая юбка, даже колготки и каблучки. Она вставила свои контактные линзы, по крайней мере Сэм на это надеялась.

– Худшая ночь в моей жизни, – призналась Сэм. – Бессонница, спазмы, ты понимаешь. Однако и приоделась же ты ради меня!

Чарли рассмеялась:

– Понадобилась пара дней, чтобы кое-что придумать, ну и нашлись ребята, которые охотно помогли. Сэм сидела, закрыв глаза, но тут приоткрыла один.

– Ты никому обо мне не рассказывала?

– Нет, успокойся. Группа едет в Таос на уикэнд, покататься на лыжах, и я просто попросила своих стариков, чтобы они меня тоже отпустили. Думаю, они до смерти рады сплавить меня на уик-энд из города в более безопасное место. А в понедельник будет школьный праздник. Полиция вроде как махнула на тебя рукой, но мои предки с ума сходят от страха за меня с тех пор, как ты пропала. В ванную одну отпустить боятся.

– А что скажет группа, когда ты не появишься?

– О, если понадобится, меня прикроют. Все уверены, что я смоталась на уик-энд с новым поклонником. Вечерком звякну родителям и еще разок – завтра – навру им что-нибудь, – вот у нас и будет время до вечера понедельника.

Сэм откинулась на сиденье. У нее просто не было сил еще чем-нибудь интересоваться.

– Мне просто нужно выспаться и привести себя в порядок, – вздохнула она. – Горячая ванна и постель.

– Я прихватила немного денег, и у меня с собой карточка "Виза", так что не беспокойся. Когда в следующем месяце придет счет, я просто надорву бланк снизу, разверну его и всуну в пачку счетов к оплате. Сегодня остановимся в мотеле, а завтра, думаю, поедем в наш домик на озере. Па купил его несколько лет назад, но, пожалуй, даже наши родственники бывали там чаще, чем мы. А сейчас и вовсе никого не должно быть на несколько миль вокруг. У нас будет вся суббота, чтобы придумать что-нибудь.

Чарли еще не совсем успокоилась после вечера среды, поэтому повернула несколько раз и потратила добрых пятнадцать минут, чтобы удостовериться, что за ней нет хвоста. Потом она вырулила на шоссе и поехала на север, прочь от города. Оглянувшись, Чарли увидела, что Сэм сидит какая-то отрешенная, безучастная, и такая… такая беспомощная.

Сама-то Чарли просто хотела помочь подруге, к тому же небольшое приключение приятно нарушало монотонность повседневной жизни. В небольшом мотеле возле шоссе она вписала в регистрационную книгу "мистера и миссис Сэм Шаркин". Ей пришлось назвать свою фамилию, поскольку она значилась на кредитной карточке. Можно было, конечно, просто протащить Сэм как младшего братишку, но Чарли не устояла перед искушением придать приключению еще и пикантный вкус чего-то недозволенного.

Комната была маленькая, но удобная, с большой ванной и поистине королевской кроватью. Чарли вышла, чтобы принести чемоданы и запереть машину, а когда вернулась, обнаружила, что Сэм проснулась настолько, чтобы раздеться и забраться в ванну. Чарли позвонила родителям и принялась вдохновенно врать. Ей показалось, что они довольны тем, что она уехала из города. И вот от этого она почувствовала себя гораздо лучше. В конце концов, она почти взрослая женщина, не может постоянно следовать советам родителей. А раз они не знают, где она и что с ней, то и беспокоиться не будут.

Сэм мылась так долго, что Чарли забеспокоилась, не заснула ли она там, но ее подружка выбралась наконец из ванной, вытираясь полотенцем, и плюхнулась на кровать.

– У тебя тампоны есть?

– Конечно. – Чарли достала пачку из чемодана. – Никогда не выхожу из дома без них. Как ты?

– Устала так, словно меня все это время купали в дерьме и били по голове чем-то тяжелым. Но все-таки помылась. – Последнее слово Сэм произнесла с благоговением. – А ты?

– Я-то в порядке. Немного устала, но, конечно, не так, как ты. Что случилось? В среду ты выглядела получше. – Чарли встала, выключила телевизор и забралась в постель.

Сэм вздохнула:

– Просто меня снова достало мое сумасшествие.

– Может, расскажешь?

Очень медленно, подробно Сэм описала предыдущую ночь в торговом центре.

– Ты правда разгуливала голышом по центру? – Чарли вообразила себе эту эксцентрическую сцену в полной уверенности, что сама ни за что не решилась бы на что-нибудь подобное.

– Ну да. Сначала было вроде бы забавно, а потом пришла гроза, и я снова услышала эти голоса, словно у меня в голове. Мне было одиноко и страшно. – Сэм задрожала, и Чарли почти инстинктивно обняла ее и притянула к себе.

– Я с тобой, сегодня ты не одна. Сэм прижалась к ней, и Чарли, слегка смущенная, почувствовала, что ее подружка тихо плачет.

* * *

Это было маленькое, очень темное облачко в ночном небе, почти незаметное, но тот, кто разглядел бы его с земли, увидел бы вихрящуюся, бурлящую массу, пульсировавшую, как живая. Оно плыло по темному небу, слабо мигая электрическими разрядами, освещавшими то, что казалось широким, чуть гротескным и вместе с тем демоническим лицом; вспышки внутри подсвечивали два пятна, похожих на два светящихся глаза.

Сперва оно довольно надолго задержалось над торговым центром, его немного сносило то в одну сторону, то в другую, словно оно пыталось взять след. Наконец, уловив тень чего-то, оно двинулось в сторону от торгового центра, снова остановилось поблизости и здесь проколыхалось почти час. Затем оно, кажется, снова нашло направление и медленно двинулось на север. Оно продвигалось, следуя за изгибами дороги внизу, но теперь ему уже не помогали господствующие ветры, и утечка энергии была огромна. Оно уменьшалось, теряя маленькие клочки. Хоть оно словно не замечало этого, но продвигалось все медленнее. Борьба с другими стихиями была слишком напряженной, оно рассеивалось чересчур быстро. Хотя след становился все яснее, облачко слабело и слабело, пока. возможно, совсем недалека от цели, не ослабло настолько, что не могло больше сохранять свою целостность.

В короткое время вихрящаяся масса бесследно растворилась, и только два ярких, страшных пятна остались висеть в воздухе, а потом и их внезапно развеял ветер.


Субботнее утро тоже выдалось ясным, если не считать небольших облачков, и холодным. Сэм проспала одиннадцать часов кряду и, хотя не перестала ощущать нечто страшное, нависшее над ней, все-таки почувствовала, как то напряжение, в котором она прожила всю последнюю неделю, немного отпустило ее. Чарли расплатилась за мотель, и они отправились завтракать в "Макдональдс". Чарли ограничилась чизбургером и жареным картофелем, но Сэм прямо-таки накинулась на еду, умяла два больших бургера, сандвич с рыбой, жареный картофель и молочный коктейль. Когда они выходили из "Макдональдса", она уже была почти похожа на прежнюю Сэм, и все выглядело так, словно они просто поехали погулять вдвоем.

В Амарильо они заехали в торговый центр и хорошенько попользовались кредитной карточкой Чарли. Сэм выбрала в магазине стиля "вестерн" новый джинсовый костюм, ковбойские сапожки, кожаный пояс со старомодными медными бляхами и даже стетсоновскую шляпу. Не лишней оказалась и куртка из искусственной овчины. Еще она купила кое-что из белья и маленький чемоданчик из кожзаменителя с ремешком через плечо, который и выглядел вполне по-мужски, и был вдвое вместительнее сумки. В парикмахерской Сэм остриглась совсем коротко. В каталоге эта стрижка называлась "военной": очень короткая и ровная сверху и сведенная на нет с боков. Оценив резковатые мальчишеские движения Сэм, Чарли подумала, что мальчик из нее вполне получился – в меру нахальный, в меру привлекательный, не очень сильный, но, несомненно, мальчик.

После двух с небольшим часов езды по проселочным дорогам они наконец добрались до домика. Последний раз Чарли была здесь так давно, что дважды пропускала нужный поворот. Домик был бревенчатый, однокомнатный, примерно в полутора милях от шоссе. Холмы и деревья скрывали его от посторонних глаз. Запирался он на комбинационный замок, а цифровую комбинацию Чарли, к счастью, переписала из отцовской записной книжки, так что они легко открыли его, вошли и огляделись.

– Не блеск! – заметила Чарли. – Не получился здесь этот самый приют в дикой глуши, как обещали рекламные брошюры. Кое-кто приезжает сюда летом пожить на природе, но очень немногие сумели построиться на десятки миль вокруг. Па выхлопотал разрешение и купил этот домик в поселке. Когда-то в нем была торговая контора. Это единственный дом, в котором есть вода и канализация, но чтобы промыть туалет, надо накачивать воду вручную. Электричества нет.

В домике нашлись, однако, керосиновые лампы, была и печка, переделанная из камина, умывальник со старинным ручным насосом, туалет за занавеской, Несколько шкафчиков, кастрюлек, сковородок и старая, скрипучая кровать.

– Это кровать моих стариков. Не то она слишком скрипела, не то была слишком мала, они и отвезли ее сюда, – объяснила Чарли. Сэм огляделась:

– Настоящий сельский примитив. Очень соответствует моему имиджу. И давно здесь кто-нибудь был?

– Две наши кузины с неделю жили здесь в прошлом году. Наверное, это они оставили дрова в поленнице снаружи. Предки, пожалуй, вряд ли были здесь больше одного раза, а я сама – только раз, и то очень давно. Говорят, на реке, там, за домом, хорошая рыбалка, особенно летом и осенью. Не понимаю, почему па так вцепился в этот домишко. Конечно, выгодно его не продать. Это не лучшее место для отдыха в мире и даже в Техасе. Может быть, он просто порядком потратился, так что теперь не хочет продавать его, вроде как из принципа.

Работая по очереди, они попытались оживить старый насос. Тот скрипел и стонал, но через несколько минут появилась вода, сперва очень ржавая, а потом и достаточно чистая, во всяком случае, настолько, чтобы пить се и мыться, не особо опасаясь за свою жизнь.

По дороге они накупили разной еды, преимущественно консервов и полуфабрикатов; как-никак предстояло обходиться без холодильника.

Они провели день, приводя домик в порядок, и Чарли вскоре поразило, что здесь они бессознательно играли принятые роли; Сэм колола дрова и делала всю мужскую работу, а она занималась готовкой и стелила постели. Они делали все почти так же, как делали бы, скажем, ее ма и па, и это казалось естественным,

Сэм принесла из машины небольшую коричневую сумку и вытащила оттуда откупоренную полулитровую бутылку водки.

– Это что? Для заправки зажигалок?

– Знаешь, дома в баре столько бутылок, что этой никто никогда не хватится, а я подумала, что тебе она может пригодиться. Только, по правде говоря, я совсем про нее забыла. Я могла бы прихватить немного травки, но ты ведь даже запаха не выносишь.

Сэм вздохнула:

– Никогда не пробовала ничего такого. Наверное, слишком боялась. Как она действует?

– Понимаешь, я от нее делаюсь раскованнее, а тебе это поможет забыть обо всем и на какое-то время почувствовать себя лучше. Смешай ее с соком и учти – хватишь лишнего, утром тебе будет плохо.

Сэм выглянула наружу:

– У нас тут тепло, а снаружи темно и холодно; радио и телевизора нет – не сидеть же ради этого в машине. Может быть, мне и стоит чуть-чуть напиться.

Напились они далеко не чуть-чуть, отчасти потому, что не знали подлинной силы алкоголя, отчасти потому, что водка подействовала не сразу, так что они выпили порядочно и здорово опьянели. Они пели и танцевали под свое пение, хохотали над глупейшими шутками, а Чарли забралась на стол и устроила стриптиз. Как только она почувствовала, что опьянела, она завелась. Никаких тормозов, никаких запретов, она, не раздумывая, отозвалась бы на любой призыв. Сэм непрерывно хихикала, и ее покачивало.

У обеих порядком кружилась голова, когда они, помогая друг дружке, погасили лампы и забрались в кровать. Чарли прижалась к Сэм и стала нежно ее поглаживать. Она почувствовала, как сразу напряглась Сэм.

– Что-нибудь не так?

– Я… я не знаю. Такое забавное чувство внутри, и у меня все перемешалось. Это все… как-то не так.

– Ты хочешь, чтобы я перестала?

– Я, точно, не хочу, чтобы ты перестала. Я… у меня были и другие сны, не только страшные. Я о них никогда не рассказывала. Тебе снятся мальчики. Я знаю, снятся. А мне снились я и ты, в постели, как сейчас, только в моих снах я была мальчиком, а ты была ты, и все было хорошо…

Чарли была сильно под мухой и чертовски разогрелась.

– Давай только на эту ночь представим, что ты мальчик, а я девочка. Мы здесь совсем одни. Расслабься, я покажу тебе, что и как…

Кто знает, сколько это продолжалось в темноте, пока обеих не сморил сон, но был уже день, когда Чарли проснулась. Голова у нее раскалывалась. Сэм рвало в туалете. В висках у Чарли стучало, комната слегка вращалась, можно было только лежать, стараясь не шевелиться.

Она не очень хорошо помнила, что было ночью, но достаточно, чтобы задуматься и встревожиться. Она не особенно беспокоилась о себе. Само собой, главное место в ее фантазиях занимали мальчики, но были и девочки, при взгляде на которых она заводилась. Ее это не особенно тревожило. Черт, да когда ей было четырнадцать, она взаправду втрескалась в миссис Сантьяго, учительницу английского в их классе. А через несколько месяцев миссис Сантьяго сменил мистер Хорват. Но Сэм – другое дело. Она. такая чертовски прямодушная, что это, должно быть, убивает ее. Может быть, теперь она переболеет этим и все встанет на свои места. Сэм моложе всего на месяц, но по своему развитию она ближе к четырнадцати, чем к семнадцати. Из-за развода родителей. и долгой разлуки с отцом Сэм, наверное, вознесла. его в мыслях почти до супермена, с которым никому из мальчиков не сравниться.

Ну ясно же, доктор Джоан Хервиц, психолог "горячей линии" на радио, приводила уйму таких примеров. Сэм втрескалась в Чарли, но это было против всего ее воспитания и той чепухи, которую болтают телепроповедники. Она не могла с этим справиться и выдумала наконец этот таинственный, фантастический мир с загадочными темными призраками и говорящими грозами. Сэм бежала, это правда, но не от зловещего сна, а скорее в него. Этот вывод слегка озадачил Чарли, но он отлично все объяснял. Только примет ли его Сэм, совладает ли она с ним? Сегодня воскресенье. Остался всего один день.

Но сперва еще надо было пережить это кошмарное утро. Принять бы тайленол – Чарли прихватила таблетки с собой, – но для этого надо было накачать воды, а ее голова отказывалась выносить скрип насоса. К тому же в домике стало очень холодно. Сэм, когда ее стошнило, почувствовала себя намного лучше, только голова все еще кружилась и в ушах шумело. С некоторым усилием она затолкала в печку немного дров, подожгла клочок бумаги и сунула внутрь. Через несколько минут жизнь стала казаться терпимой.

Потом Сэм отыскала и открыла бутылку апельсинового сока, достала из сумочки Чарли таблетки и подала ей. Тут только обе заметили, что Сэм, постель и даже. Чарли перепачканы кровью. Сэм страшно смутилась.

– Господи, месячные уже закончились, и у меня никогда так не текло.

Чарли не выдержала и засмеялась, хотя и боялась обидеть подругу.

– Оx уж эти длинные ногти, – пробормотала она. – Сэм, я раздавила твою вишенку. Саднит немного внутри?

– Угу.

– Что ушло, того не вернешь. – Чарли вздохнула. – Если нагреть воды, мы сможем помыться, но постельного белья больше нет. Разве что постирать его в раковине, когда у меня голова немного пройдет. Вид у него будет тот еще, но делать нечего.

К полудню подружки пришли в себя, особенно Сэм. Чарли это даже немного задевало. Правда, как повлияла выпивка на рассудок беглянки, было еще непонятно.

– И что же мне теперь делать? Ехать в Сан-Франциско, или Гринвич-Виллидж, или еще куда? – недовольно проворчала Сэм. – Не нравятся мне такие места.

– Успокойся ты, Сэм. Ты ведь даже никогда не пыталась сделать это с мальчиком. Я последнее время вела себя довольно прилично, но я не святая. И иногда давала себе волю. А ты всегда боялась, ну, согрешить немножко. Ты боялась завести приятелей, чуточку поразвлечься. До сих пор у тебя не было никакого опыта. Сэм вздохнула:

– Мне всегда казалось, что мне следовало родиться мальчиком, что кто-то где-то ошибся. Мне никогда не было хорошо с мужчинами, кроме отца, конечно. У меня даже голос не такой, как у других девочек. Но когда я стояла голая перед той витриной, мне нравилось то, что я видела. Впервые в жизни я нравилась себе такой, какая я есть. Чарли покачала головой:

– Понимаю.

– Но все равно. Я всегда чувствовала, что ты очень близка мне, и, наверное, раз ты не выдала меня и переживаешь мои проблемы вместе со мной, ты чувствуешь что-то похожее ко мне. И с тех пор, как мы вместе, мне не так страшно.

Чарли задумчиво покусывала нижнюю губу.

– А ты не видишь связи? Твое чувство ко мне пугает тебя, вот и все. Когда я уехала на уик-энд и оставила тебя одну, появился твой человек из тени. Ты ударилась в панику, бежала и оказалась в торговом центре. Снова одна – и снова твой сон. Спорю на что Хочешь, все они приходили после того, как что-нибудь затрагивало твои чувства ко мне. А пока мы вместе, ничего не будет. Разве ты не видишь, Сэм? Эти сны, эти голоса, они приходят, когда у тебя трудности, когда что-то не ладится и ты в депрессии. Они у тебя в голове, вот и все. Они пугают только потому, что ты боишься, не думай ты о них больше.

– Но они такие реальные. И грозы… Грозы здесь, на большой высоте, в середине зимы.

– Да, грозы настоящие, но они-то не зависят оттого, здесь ты или нет. Они и раньше случались – я слышала метеоролога по радио. Очнись, Сэм! Многие люди боятся разных вещей, но не берут это в голову. Я вот до смерти боюсь пауков и не очень-то люблю быть внутри высоких зданий. А ты спокойно оставляешь пауков ловить мух, и я не сомневаюсь, что в Бостоне ты не раз входила в высокие здания, даже не думая об этом. Ты зациклилась на грозах, а я всегда считала их потрясающими, ну конечно, пока смотришь на них издали. Ты просто соединила грозы и свои страхи. Твой человек из тени ведь не приходил, если не было грозы, верно?

В первый раз за все это время в мозгу у Сэм забрезжило сомнение.

– Ты и вправду так думаешь? Что все это ни из-за чего? Но все было так чертовски реально…

– Я думаю, так могло быть. Слушай, поехали домой. Твоя ма понимает во всем этом, могу поспорить, она тебе скажет то же самое. А больше мы никому болтать не будем. – Она напряженно думала. Рыбка клюнула, надо было не дать ей сорваться. – Давай поступим вместе в колледж? Поселимся вместе и будем делать что захотим!

– Ты же и думать об этом не хотела!

– Ну, с подружкой я, может, и выдержу, а? Наши родители здорово удивятся, но, думаю, обрадуются. Что скажешь?

Сэм задумалась.

– Хотелось бы мне поверить во все это, Чарли. Но что, если я вернусь, и все начнется снова? Эти наверняка ищут меня, а ты предлагаешь мне сидеть на одном месте.

– Ну куда ты пойдешь, Сэм? На что ты будешь жить? Никто не наймет паренька, у которого нет ни удостоверения личности, ни семьи, никакого опыта, наконец. Господи, да тебя даже в "Макдональдс" не возьмут без карточки социального обеспечения, домашнего адреса и письменного согласия родителей, ты же сама знаешь это. Тебе только и останется, что на панель пойти.

– Это… это я не смогу.

– Сможешь, если другого выбора не будет. Только какая разница, убьет ли тебя твой человек из тени, замерзнешь ли ты где-нибудь на дороге, или умрешь от голода в Денвере или в любом другом месте? Черт, да ты даже машину водить не умеешь. Есть такие ублюдки, которые соблазняют мальчиков, а уж когда они поймут, что связались с девчонкой, точно прикончат.

– Но если мои сны все-таки настоящие?

– Они не настоящие, будь они прокляты, но это не важно. Они же преследуют тебя и погонятся за тобой. Ты представь только, голосуешь где-нибудь на дороге в прекрасный теплый летний день, а тут – гроза. И ты опять встретишься с ними один на один. Здесь мы хоть вместе.

– Чарли, я правда хотела бы поверить, но я должна знать. Прежде чем вернуться, я должна знать.

Чарли выглянула в окно. Небо было совершенно ясным, если не считать крохотных облачков в вышине. Зимнее солнце клонилось к горизонту.

– Давай встретим их сейчас, а? Будем ждать всю ночь, если понадобится, или пока не отморозим себе задницы!

Чарли решительно натянула джинсы, бледно-лиловый шерстяной свитер, полусапожки на каблуках, взяла меховую курточку.

– Надевай сапоги, куртку, шляпу, пошли. Если им так уж приспичило найти тебя, они должны услышать вызов.

– Что?

– Если ты меня любишь или думаешь, что любишь, сделай это. Для меня.

– Но… вдруг они придут?

– Ну что ж, если ты сумеешь вызвать приличную грозу, это докажет, что ты экстрасенс или кто-нибудь в этом роде. Тогда ты сумеешь убедить всех. И потом, ты же говорила, что сумела отвести грозу от торгового центра? Сумеешь и сейчас.

На самом деле Чарли ничему этому не верила, но Сэм-то верила. Так что надо было играть пьесу до конца.

– Пошли. Докажи, что можешь испортить такой отличный день.

Они шли по грязной дороге, пока не выбрались из-под деревьев; Чарли – впереди. Она искала место, откуда как можно лучше было бы видно небо, убежденная, что в таком небе невозможны ни гроза, ни демоны. Было холодно, но безветренно, небо голубое и больше, насколько хватало глаз, – ничего.

– Здесь, – твердо произнесла Чарли. – Пока я не вижу ни человека из тени, ни грозовых облаков.

Если ты сможешь собрать их здесь, значит, у тебя чертовски большая сила.

– И что же я должна сделать?

– Зови их. Просто смотри в небо или туда, за Горизонт, и зови. Повторяй: "Здесь Сэм Бьюэлл! Если хотите, придите и возьмите!" Повторяй это несколько минут, посмотрим, что будет. Либо у тебя получится, либо нет. Тогда спокойно поедем обратно.

Сэм взглянула в чистое голубое небо; до заката оставалось около часа. Она и сама порой сомневалась, не выдумывает ли она все. Ну что ж, черт возьми, пора это выяснить наконец.

Она пристально взглянула на облачка, глубоко вдохнула, закрыла глаза и заставила себя упорно думать:


«Кто вы такие? Что вам нужно от меня? Мне надоело бегать от вас! Если я вам нужна, вот она я, забирайте, пропади все пропадом, или оставьте меня в покое!»


Она напряглась и открыла глаза. Все выглядело по-прежнему. Ничего не изменилось. Вдруг она почувствовала возбуждение, почти гнев, слезы подступили к горлу.


«Вы, ублюдки! – мысленно прокричала она в голубое небо. – Грозы и человек из тени! Придите и возьмите! Сейчас! Или черт с вами со всеми!»


Очень медленно стал подниматься ветер. Заметно похолодало. Но больше ничего не изменилось, а ветер казался даже более естественным, чем прежняя мертвая тишина.

– Пошли, – пробормотала Чарли. – У меня пальцы закоченели. Пошли в домик, погреемся. Сэм кивнула, и они стали выбираться на дорогу.

– Это ничего не доказывает, – сказала она, – ЭТИ почти всегда появлялись в темноте. Только человек из тени возник однажды днем, но и то только напугал меня до смерти, ничего не делал, может, ждал как раз темноты. Да, похоже, я и вправду свихнулась, и что-то меня это не слишком радует.

– Ну, кое-что это все-таки доказывает. Слушай, переночуем здесь еще эту ночь. Если ничего не случится, завтра поедешь со мной домой. Черт! Ветер и правда крепчает. – Чарли взглянула на небо. – Господи Боже!

Сэм было застыла перед самой дверью домика, потом медленно повернулась и увидела…


Небо Ожило!


Тонкие, клочковатые облачка внезапно пришли в движение, они неслись по кругу, образуя стену вокруг невидимого в голубизне центра, уплотняясь с каждой секундой, становясь тяжелыми и угрожающими, все ускоряя вращение. Девочки оказались словно в центре урагана, неистово бушующего вокруг них. Кольцо облаков превратилось в спираль, которая устремилась к этому центру. Чарли застыла в ужасе, только теперь понимая, что испытала Сэм.

– Сэм! Убери это! – закричала она, когда шум ветра усилился и раздался первый, отдаленный раскат грома. – Убери это!

– Уходите! – выкрикнула Сэм в небо. – Убирайтесь! Я вас вызвала, я отсылаю вас обратно! Убирайтесь от меня!!!

На мгновение все небо словно замерло, настала мгновенная тишина, и это было едва ли не страшнее нараставшей бури, но затем чудовищный раскат грома был ответом перепуганной девочке, и жуткая круговерть возобновилась.

– Она слишком сильная! Черт тебя побери, Чарли! Ну почему ты не поверила мне?

Чарли была слишком ошеломлена и испугана, чтобы отвечать. Сэм схватила ее за руку и потянула за собой:

– Пошли! В домик! Хоть какая-то защита! Они вбежали внутрь, а буря все нарастала. Чарли дрожала, Сэм выглядела не лучше, но изо всех сил старалась что-нибудь придумать.

– Машина, – выдавила из себя Чарли. – Ключи у меня! Мы можем попробовать удрать…

– Нет! Вот так они и убили ту, другую!

– Но здесь оставаться нельзя! Домик того и гляди разнесет на кусочки вместе с нами!

Домик, и правда, уже вздрагивал, посуда звякала и падала, и Сэм поняла, что Чарли права.

– Под автомобилем? – выкрикнула она. – А может, тут есть какое-нибудь убежище, чтобы прятаться от урагана?

Чарли наконец пришла в себя и схватила свою сумку.

– Не под! Внутри! Он заземлен?

Теперь надвигалась стена дождя, а ветер усилился настолько, что казалось, вот-вот сорвет домик с места. Девочки оцепенели. Раздался жуткий, скрипящий, стонущий звук, и часть крыши над постелью оторвалась, словно содранная гигантской рукой.

Вдвоем они с трудом открыли дверь и бросились к машине. В небе бурлила электрическая мощь, пульсируя, как живая, вспыхивая – малиновым, фиолетовым, изумрудно-зеленым, желтым… этому не было конца. Кругом бушевало море грязи, как при тропическом ливне. Казалось, даже потеплело.

Сэм уже взялась за ручку дверцы, когда услышала сдавленный крик Чарли, обернулась и увидела, как подруга падает ничком в грязь. Сэм кинулась к ней и помогла подняться. Едва они добрались до автомобиля, как огненный перст ткнул в то место, где только что была Чарли, взметнув облако дыма и фонтан грязи.

Они влезли в автомобиль и машинально закрыли за собой дверцы. Чарли была вся в грязи, падая, она выронила сумку, Сэм промокла насквозь. Потянувшись к ящичку для перчаток, Чарли сказала:

– Там запасные ключи? Надо убираться поскорее?

– Нет? Не трогай ничего металлического! Молния ударит в автомобиль, и тебя поджарит. Ты что, думаешь, оно не погонится за нами, куда бы мы ни поехали? Если нас не перевернет ветром…

– Черт, но ведь надо же что-то делать! Молнии ударяли поблизости с равномерностью поршневого двигателя, машину раскачивало ветром, словно невидимое, громадное чудовище сжимало ее в своих лапах.

– Попробуем переждать, если уцелеем! Вспомни! Они не могут поддерживать это долго!

Удар обрушился на автомобиль, в воздухе потрескивали искры, девочки почти видели, как взбешенное электричество пляшет на крыше джипа. Вся металлическая мелочь: ключи, старые кассеты из-под фотопленки, пряжки ремней безопасности – все взлетело и прилипло к потолку.

Радиоприемник затрещал и засвистел, хотя и не был включен. Внезапно из динамика раздался отчетливый, слегка дребезжащий голос. Он говорил по-английски с американским акцентом:

– Если хотите жить, успокойтесь, замолчите и слушайте меня!

– Это он?

– Кто? Тот, что с рогами?

– Нет! Другой! Тот, что ощупывал меня, как морскую свинку в лаборатории!

– Я управляю магнитами этой чертовой штуковины с помощью внешней силы, но не могу поддерживать ее очень долго из-за грозовых помех, так что слушайте внимательно! – продребезжало радио сквозь бесчисленные щелчки и треск.

– Ты призвала его. В другой раз он может и не застать тебя такой беззащитной, – заметил голос. – Он не в силах поддерживать бурю до бесконечности, но сможет набросать сверху деревья, и они раздавят автомобиль и удержат тебя до тех пор, пока он снова не сгустится из пара. Я хочу спасти твою жизнь. Ты должна поверить: либо он, либо я. Другая девочка, я не знаю, кто ты, но он не станет разбираться, так что и к тебе это относится. Теперь слушайте! Возьмитесь за руки, закройте глаза! Откиньтесь назад! Постарайтесь забыть обо всем, насколько сможете, и пожелайте прийти ко мне! Вы почувствуете притяжение. Не сопротивляйтесь и не разжимайте рук, если хотите прибыть живыми и в одно и то же место!

Машину так тряхнуло, что ее левая сторона приподнялась на несколько дюймов, а потом тяжело шмякнулась на землю. Внезапно раздались частые удары, и лобовое и заднее стекла стали трескаться под градом величиной с апельсин. Даже крыша, казалось, готова была провалиться, градины барабанили по ней, как чугунные ядра.

Сэм крепко сжала руку Чарли и прокричала сквозь рев бури:

– Сделаем, как он велит! Я ничего о нем не знаю, но не пропадать же!

Они были не в силах подавить страх и позабыть о том, что творилось вокруг. И все-таки обеим показалось, что в их головах возник тоненький яркий лучик, который рос с каждой секундой. Зазвенело разбитое стекло, Сэм почувствовала внезапную боль и ноге, но тут волна света настигла и поглотила их.

Грохот бури сменился глухой тишиной. Сэм приоткрыла глаза, но тотчас снова зажмурилась.

Они плыли по воздуху, среди крутящихся, меняющихся, многоцветных облаков буйствующей энергии, несущихся, насколько хватало глаз, не только по сторонам и сверху, но и под ними. Больше не было ничего.

Сэм снова открыла глаза. Голова у нее закружилась, но через несколько секунд это прошло. Сэм взглянула на Чарли. Глаза ее подружки были крепко зажмурены, губы дрожали…

– Чарли-и-и-и!… – Голос растаял в бесконечности.

Всепоглощающий ужас, казалось, парализовал Чарли. Только про себя она безостановочно твердила: "пропади они пропадом, все эти долбаные радиопсихологи!"

– Чарли-и-и-и… Открой глаза! Это… это прекрасно!

– Я… я боюсь!

Когда Чарли все же открыла глаза и увидела круговерть облаков, у нее перехватило дыхание. Она еще крепче вцепилась в руку Сэм.

– Мы… мы что, умерли?

– Для мертвых мы слишком мокрые и грязные. – Слабый отзвук их голосов угас вдали. – Кажется, мы спускаемся.

Эта бури была необычной, вихрь скорее напоминал гигантскую воронку. В ней чередовались участки более легких облаков и узкие темные полосы, которые их разделяли. И это чередование было так равномерно, что движение почти не ощущалось. Все новые и новые картины мелькали перед глазами перепуганных девчонок, ежесекундно сменяя друг друга, как кадры в кино.

Деревья… поляна… мощеная дорога позади… даже телеграфные столбы – все на фоне штормового неба. Вот похожее на то место, где стоял домик! Только ни домика, ни машины, пейзаж какой-то призрачный, двухмерный, нереальный.

Темнота. Тот же пейзаж, но столбы исчезли. Темнота. Деревья немного другие. Это происходило всякий раз, как мимо них проплывала темная полоса. Медленно-медленно дорога становилась все грязнее, превращалась в проселок, потом в тропу. Появился зимний пейзаж, снег слоено повис в воздухе, земля под пухлым белым покрывалом.

– Смотри прямо вперед и следи! – крикнула Чарли.

Среди деревьев появилось нечто. Вышло на открытое место – время не имело значения в этом томительно долгом падении, которое, казалось, могло продолжаться до бесконечности. Нечто напоминало пламя, может быть лося, его ясно было видно в штормовом полусумраке, оно оставляло следы на снегу и с каждым кадром изменялось. Исчезли отростки па рогах. Они стали прямыми и длинными, затем прекратились в костяные пластины, темно-коричневая шкура постепенно стала более гладкой и голой, короткий хвост удлинился, стал толще, как и ноги, па них появилось по три пальца с когтями вместо копыт.

За время этого превращения сменились сотни, а может, и тысячи кадров.

Теперь это был уже не лось, скорее, что-то вроде дракона, и шагал он не по снегу, а по болоту, и местность больше походила на джунгли Амазонки, чем на рощи и холмы Техаса. Потом он пропал из виду, а пейзаж продолжал меняться. Постепенно наступила темнота, и не стало видно ничего, кроме смутных образов, плывущих на фоне штормовых облаков.

Буря свирепела, стенки воронки словно грозили сомкнуться вокруг них, хотя сначала казалось, что этот колодец – не меньше мили в поперечнике. Но буря была еще и живой; красные глаза без зрачков горели словно угли вдали и внизу.

Какие-то существа внезапно возникли из круговерти и поплыли, приближаясь к ним. Это были преуродливые, жуткие твари, похожие на огромных собак; из разинутых пастей капала желтая слюна. Пока они были еще где-то внизу, но девочки падали, казалось, прямо па них. В ужасе подруги попытались было замедлить полет, но не в их силах было прервать это неуклонное падение. Чудовища были просто гигантские и все увеличивались, хотя до них было еще далеко,

Потом девочки увидели, что вблизи них показались другие фигуры. Призрачные, похожие на людей, но плоские, как картонные силуэты, живые и вооруженные. Страшилища попытались обойти пришельцев, и Чарли показалось, что горящие красные глаза устремлены не на Сэм, а на нее, только на нее.

Призрачные люди действовали быстро: один поднял призрачный меч, другой вложил стрелу в призрачный лук, у третьего было огромное, длинное, острое копье. Они ударили чудовищных псов почти одновременно и точно, но те, хотя и раненые, испуская странный, сверхъестественный вой, отдававшийся эхом в колодце, продолжали приближаться, по-прежнему глядя на Чарли. Подруги уже чувствовали на себе их зловонное дыхание, но призрачные защитники рубили и кололи, оттесняя противников вниз и в сторону. Одна тварь наконец испустила оглушительный вопль и пропала, развеялась, словно дым на ветру, а две другие, увлекаемые вниз, прочь от девочек, превратились в крошечные точки и исчезли.

На мгновение им показалось, что опасность миновала, но внизу, на клубящейся стене, вдруг возникло и стало расти знакомое Сэм видение – фигура высокого, величественного человека, окутанного струящимися складками малинового с золотом плаща, со снежно-белой раздвоенной бородой, клином выстриженной посередине, в короне, с двумя длинными, острыми, слегка изогнутыми рогами.

Сэм всхлипнула, узнав того, кого боялась больше всего на свете, своего мучителя, а может, и палача. Подруги падали – или он поднимался – так быстро, что через несколько секунд должны были оказаться лицом к лицу.

Внезапно раздался странный резкий звук, словно мгновенно развернулась гигантская пружина, и между ними и рогатой фигурой возникла тонкая, прозрачная розовая преграда.

– Это задержит его на пару минут, – сказал позади девочек знакомый голос, который они слышали в машине. Они обернулись и увидели маленького человечка с непокрытой головой, с длинными, белыми волосами, носом-луковкой и пухлыми, как у куклы, щечками, облаченного в такой же плащ, как у Рогатого, только изумрудно-зеленый с серебром.

– Боюсь, мне придется осадить его немного, – продолжал человечек. – Не думаю, чтобы он сейчас захотел призвать всю силу, которой владеет, так что я надеюсь задержать его, пока вы не спуститесь где-нибудь на нейтральной территории, подальше от него. Доверьтесь Зенчеру. Он негодяй, но его верность куплена, он ждет вас и знает, что делать, и он говорит по-английски.

Как ни потрясены были Сэм и Чарли, внезапно им показалось, что все происходящее вроде бы вполне нормально.

– Куда мы направляемся? – спросила Сэм.

– Какая разница? Все равно вы туда попадете, – резонно заметил человечек в зеленом. – Сейчас он пройдет через преграду. Приготовьтесь. Когда я спроважу его, будет довольно сильный толчок.

Рогатый поднял руку, и преграда пропала. Он продолжал приближаться, пока не оказался на одном уровне, футах в десяти от девочек. Однако человечек в зеленом стоял между ними и их врагом.

– Хватит, – произнес Рогатый зловещим, холодным голосом, который Сэм столько раз слышала в своих снах. – Это тебя не касается, Булеан. Здесь ты вне своей лиги. Отступись. Она моя,

Он говорил настойчиво, длинной, тощей, костлявой рукой указывая – явно? – не на Сэм, а на Чарли?

"Как же так, – в полном смятении подумала Сэм. – Это был только мой кошмар!"

И вдруг она поняла: они всегда были немного похожи, а Рогатый знал, что ищет девочку. Хоть Чарли и перемазалась в грязи, но прическа, одежда явно свидетельствовали, что девочка – она, а Сэм со своей короткой стрижкой – неизвестный Рогатому мальчишка.

– Он думает, что Чарли – это я? Человечек в зеленом явно знал что к чему, но почему-то не спешил внести ясность. Он только сказал:

– Зато я касаюсь этого. Ты готов потягаться со мной? Думаешь, можешь окончательно побить меня, хоть в чем-нибудь?

Его слова явно привели Рогатого в ярость.

– Будешь сражаться со мной за нее? Рискнешь всем?

Вместо ответа человечек в зеленом воздел руки, полыхнул свет, почти непереносимо яркий. И тут же Чарли и Сэм почувствовали, как могучая сила быстро увлекает их вниз, прочь от странной пары. Несмотря на предупреждение, у обеих захватило дух, и они почувствовали, что бесконечный полет кончился – они стремительно падали.

Стенки воронки все сближались, пока наконец просвет не исчез, и они не оказались среди облаков.

Неожиданно они ударились о землю и покатились, потеряв друг друга, цепляясь за что попало, пытаясь остановиться.

Так или иначе, они явно куда-то прибыли.

ГЛАВА 3

ИСТОК ВСЕЛЕННЫХ

Здесь было темно, жарко и невероятно влажно; серый, непроглядный туман поднимался над землей фута на два. Сэм застонала, с трудом поднялась, огляделась. Ночное небо, казалось, затянули облака, не было видно ни звезд, ни луны. Но она отчетливо видела плотное полотно тумана, казалось, что свет шел изнутри него.

– Чарли! – с тревогой позвала Сэм. – Где ты? Она испугалась, что они приземлились в разных местах, потому что в последний момент разжали руки. Рука у Сэм болела так, словно она много часов сжимала руку Чарли. Может, так оно и было? Поблизости кто-то зашевелился.

– О! Иисусе! Это ты, Сэм? – Чарли?

Голос подруги звучал как-то необычно, но Сэм увидела знакомую фигуру, все еще облепленную грязью, которая постепенно возникала из тумана.

– Да вроде бы. Черт! Что у меня с голосом? У мен" что, уши заложило?

Сэм помогла подруге подняться.

– Ты говоришь, как я! Черт побери…

– Да в чем дело?

– Тот толстощекий ублюдок! Он понял, что Старый Рогач принял тебя за меня. Он ведь гонялся за. девочкой, а когда перед его носом оказался парень с девчонкой, он и лопухнулся. Ну а Зеленый, само собой, вычислил это, могу поспорить. Ему-то на руку, чтобы старик Ветвистая Башка продолжал гоняться за тобой. Оба они против тебя ничего не имеют, но им зачем-то нужна именно я. Вот Зеленый и наколдовал тебе голос, который звучит точно, как мой, чтобы накалывать Рогача как можно дольше. Твой акцент здесь никто не заметит; если я буду по-прежнему работать под мальчишку, любой, кого натравят на меня, выйдет на тебя.

Чарли была достаточно перепугана, растеряна, сбита с толку, но до нее дошло, что все, что сказала Сэм, очень похоже на правду. Не было печали – она превратилась в мишень, и даже не в страшном сне.

– Мне все это снится. Я дома, ну или где-нибудь еще, но я просто заснула, – тихо повторяла она. Все вокруг и выглядело похожим на сон, иначе надо было поверить в чудовищные бури, которые можно вызвать по желанию, в чародеев, волшебные заклинания, во все то, во что она не верила уже много-много лет. Она верила в детектива О'Доннелла, доктора Джоан

Хервиц и Рубена Миллера из Службы погоды, но что-то никто из них не спешил помочь ей.

– Сэм, – очень тихо сказала она. – Я боюсь. Я вся в грязи, промокла насквозь и боюсь до смерти.

– Думаешь, я не боюсь? Знать бы хоть, что же мы должны сейчас делать? То ли ждать, пока нас подберут, то ли двигать отсюда, только куда?

– Не знаю. Все как-то перемешалось. Как будто ураган Гингемы затянул нас в кроличью нору. И сказки-то они обе переврали.

Сэм опустилась на колени и потрогала почву. Под ногами было что-то вроде скалы, кое-где покрытой влажным мхом.

Внезапно поодаль раздался раскат грома, часть неба осветилась мгновенной вспышкой. Чарли замерла, потом быстро повернулась к Сэм;

– Не смей призывать это! Как ни странно, сейчас Сэм вовсе не испытывала того необъяснимого страха, который раньше охватывал ее при первых признаках надвигающейся грозы; сейчас она четко сознавала, что ей противостоит некто, Разумный, и встречи с ним следует избегать. Впрочем, ей ведь уже удавалось, и не один раз, оставлять с носом этот самый разум. Правда, это было там, дома. Здесь же, где бы ни находилось это "здесь", все должно было быть как-то иначе. Странно, но от усталости она вовсе не потеряла способность соображать быстро и четко.

– Думаю, здесь это не совсем то же самое, что дома.

– Ну да? Скажи еще что-нибудь, твоя последняя мысль была просто блестящей?

– Да я вовсе не собираюсь призывать бурю; подозреваю, что это верный способ дать знать Старому Рогачу, где меня искать. Но, если бы он мог достать меня здесь так же легко, как дома, какой смысл было посылать меня сюда, изменять твой голос и все такое? Нет, он не знает, где нас вытряхнул Щекастый.

– Да, пожалуй. Но твой щекастый приятель знает, где он нас сбросил и даже кто из нас кто. Это хорошо для тебя – зачем-то ты ему нужна живая, – но я точно превращаюсь в ходячую мишень. Хоть приклеивайся к тебе! Ведь стоит мне отстать, твой любезный избавитель запросто позволит кому-нибудь из помощников Рогатого прикончить меня, а пока тот сообразит, что к чему, ты успеешь смотаться.

Сэм вздохнула:

– Мне очень жаль, Чарли, что из-за меня ты влипла в эту историю, правда, жаль. Но ведь это была твоя идея, призвать ту проклятую бурю.

– Ну да, но я же была уверена, что это невозможно! Потому что этого не может быть! Просто не может быть! – И Чарли залилась слезами.

Сэм и сама была в полной растерянности и только пыталась утешить подругу. Надо было переждать ночь. Если уйти с этого места, они могут разминуться с тем, кого Щекастый послал подобрать их. А это не годится. Одни они пропадут здесь.

Вокруг было так темно, а девочки так измучились, что даже не пытались устроиться как-нибудь поудобнее. Они так и сидели – только головы и плечи виднелись над пеленой тумана, – мучительно пытаясь разгадать, что скрывается под этим летающим пологом. Наконец они заснули, прижавшись друг к другу.

Сэм проснулась внезапно, вздрогнула и села. Было все еще темно и тихо, и туман по-прежнему висел над землей – казалось, он даже стал еще плотнее. Она услышала какой-то странный шум, кто-то или что-то приближалось к ним сквозь туман.

Немного фальшиво, но отчетливо и громко, этот кто-то, кто бы он ни был, насвистывал веселую песенку – она узнала "Янки Дудл"!

Сэм насторожилась, осторожно выглядывая из тумана, и тихонько тронула спящую Чарли. Та пробормотала что-то спросонок, но внезапно проснулась и резко села.

– Так это был не сон. – Чарли сказала это скорее удивленно.

– Ш-ш-ш! Прислушайся и не вставай. Свист приближался, теперь стал слышен звук шагов, похожий на удары копыт о скалу, словно сквозь туман медленно брела лошадь. Наконец из мерцающего тумана показались двое; была видна только верхняя часть их тел. Одна была женщина, совершенно обнаженная, со светло-коричневой кожей и невероятной величины грудями.

У ее спутника было совершенно гладкое, без малейших следов растительности лицо, копна волос вздымалась вверх, а потом ниспадала ниже плеч, так что Сэм и его сперва приняла за женщину. Это он насвистывал. Внезапно оборвав мелодию, он огляделся, а потом позвал негромко – голос у него был обычный, мужской.

– Выходи, выходи, где ты там. – Говорил он с сильным акцентом, вроде восточно-европейского, но английские фразы строил правильно – Я знаю, что ты сейчас смотришь на нас. Не бойся, я Зенчер, а это Ладаи. Нам сказали, что ты будешь нас ждать.

– Можно ему верить? – нервно прошептала Чарли.

– Может, и нет, только нам выбирать не приходится. – Сэм встала, и странная пара сразу заметила ее. – Эй, вы от того щекастого малого в зеленом?

Длинноволосый вздрогнул и явно смутился.

– Что значит "щекастый"? Меня наняли, чтобы я провел тебя в безопасное место и позаботился о тебе. Или предпочитаешь остаться здесь?

Чарли тоже встала. Увидев ее, казалось, мужчина удивился, а взгляд женщины стал подозрительным. Он нахмурился;

– Так вас двое! Тогда и плата должна быть двойной. Ну, пошли. Надо уйти отсюда до рассвета, а то вас будут искать и те, с кем, я думаю, вам не хочется встречаться.

Чарли и Сэм нерешительно тронулись с места, но внезапно остановились и уставились на женщину. Вблизи было видно, что она вовсе не человек.

Ее темно-каштановые волосы немного свисали вперед, а сзади пышной гривой сбегали по спине. Уши,

Покрытые снаружи бурой шерстью, заострялись кверху. Они стояли торчком и, похоже, могли двигаться независимо друг от друга. Глаза были очень большие, чуть навыкате, с коричневым белком. На руках по три толстых, очень длинных пальца. Огромные, тяжелые груди – хотя сама женщина была скорее худенькой – свисали до того места, где полагалось быть пупку, если бы он у нее был. От бедер ее туловище становилось горизонтальным. Из тумана выступала только спина. Она казалась меньше мужчины. Тот был среднего роста, всего на пять-шесть дюймов выше девочек.

– Это… она кентавр? – тихонько спросила Чарли.

– А! – отозвался мужчина. – Да, по-английски – кентавр. Сами они называют себя "ба-ахдон", на их языке это означает примерно то же самое, что "человек". – Он помолчал. – Она не говорит по-английски, но она хороший друг. Ба-ахдоны не понимают, как это мы ухитряемся ходить, не падая.

У мужчины было решительное, с крупными чертами лицо, серые, как сталь, глаза, оливково-смуглая, как дубленая, кожа. Морщинки вокруг глаз говорили, что она знакома и с солнцем, и с ветром. Но было в этом лице и что-то неуловимо женственное, и это подчеркивали серьги, каждая из которых заканчивалась медным овалом с мальтийским крестом внутри. На мужчине была одежда из оленьей замши, украшенная бахромой, – так обычно одеваются герои вестернов, – завязки на куртке были немного распущены и открывали обильно заросшую грудь.

Зенчер что-то сказал кентаврессе на певучем языке, звучавшем похоже на китайский; она кивнула.

– Пошли. Это не так уж далеко, но чем скорее мы уйдем, тем лучше. Хоть и маловероятно, что вас удалось выследить, но тот, кто пренебрегает очень маловероятными вещами, долго не живет.

Они двинулись – кентавресса впереди, они трое следом.

– Если позволите, сэр, – робко спросила Чарли, – не могли бы вы сказать, где мы находимся? Зенчер хмыкнул:

– Вы в Акахларе. Так обычно называют этот мир. Здесь, видите ли, больше шести тысяч языков, так что приходится как-то договариваться.

– Да, но где это – Акахлар? Это иной мир, чем наш?

– И да, и нет. Вы пришли из Внешних Слоев. Это – как у вас rоnорm? – вроде слоеного пирога. Сотни. Тысячи слоев. Может, вы упали с самого верха, а может, из середины пирога – на самое дно. Это свалка творения. Люди и вещи постоянно падают сюда и остаются, потому что дальше падать некуда: это последний слой, где еще могут жить люди. Во время больших бурь сюда до сих пор иногда кое-что падает, но уже не так часто, как в прежние времена.

– А вы – вы туземец? Вы родом отсюда?

– Да, только в Акахларе нет туземцев. Все наши прародители давным-давно пришли откуда-то. Раньше были великие бури, которые проникали высоко во Внешние Слои, потом они стали реже. Там, снаружи, сейчас чересчур много всего, от столкновений бури слабеют. Вот и падают – один здесь, двое там – как вы, например, – но не целые племена или города, как в стародавнее время.

– Вы хорошо говорите по-английски, – заметила Сэм. – Это здесь везде?

– В некоторых местах. В немногих. Акхарские волшебники говорят на нем. Очень полезно знать их язык. Они любят английский за то, что его так трудно выучить, Я очень хорошо знаю шестнадцать языков и еще на десяти могу объясняться, но английским я овладел недавно. Ладаи тоже знает не меньше десяти. К счастью, есть язык, который знаем мы оба и можем на нем разговаривать друг с другом. Она говорит и на таких языках, звуки которых я не способен воспроизвести. Благодаря нашему общему языку мы так хорошо работаем вместе.

Сэм подумала, что в школе с нее и английского хватало.

– И нам придется учить все эти языки? Зенчер рассмеялся:

– О, конечно, нет, но чем больше их знаешь, тем лучше. Я получил эту работу потому, что знаю английский. Ладаи и мне языки нужны для работы.

– А чем вы занимаетесь? – спросила Чарли.

– Вроде… как бы это сказать? Мне платят за то, чтобы я делал такие дела, которые кто-то не желает или не может сделать, хотя ему это и нужно. Когда работы нет, я… Ну например, я могу освободить кого-нибудь от лишних ценностей, которых он не скоро хватится, или найти что-нибудь такое, чего никто не терял, или что-нибудь вроде. Но лучше работать па кого-то. Риск тот же, трудности те же, но, если попадешься, ты по крайней мере не один.

Сэм подумала, что занятия у него довольно странные.

– А Ладаи – она делает то же самое? Вы с ней партнеры?

Зенчер ухмыльнулся:

– Да, пожалуй, это слово подходит. Видите ли, наш род занятий требует, чтобы мы жили подальше от цивилизации. Мы приходим в города или деревни только для того, чтобы потратить деньги или получить работу. Затем уходим, а то и бежим туда, где нас труднее заметить. Никогда не знаешь, куда попадешь завтра. Я акхарец. И вы обе – тоже. Акхарцев не слишком любят. А сами акхарцы не любят тех, кто не принадлежит к их расе, как Ладаи, например. Акхарские законы плохие. Однако вся власть принадлежит акхарцам. Другие расы они и за людей не считают. Акхарские волшебники – они вроде богов.

– Но вы ведь сами акхарец, – заметила Чарли. Она очень устала, а они все брели и брели в темноте и тумане.

– Я иногда стыжусь этого. Много лет назад буря застигла меня в пустыне. Два ба-ахдона подобрали меня, раненого, полумертвого принесли в свое селение, выходили меня. Я долго жил вместе с ними и хорошо узнал их. После этого я уже не мог вернуться, не мог снова стать акхарцем.

– А вы не могли убедить своих, что те, другие, тоже хорошие люди? – Чарли подумала, что все это похоже на отношения белых и индейцев в ее родных местах во времена Дикого Запада.

Зенчер посмотрел на нее странным взглядом:

– Должно быть, интересный у вас Слой… Здесь, если кто-нибудь попробует сказать такое, его сочтут предателем и, если он будет стоять на своем, будут публично пытать, изувечат, а потом либо казнят, либо отдадут колдунам, чтобы те превратили его в чудовище. Акхарские короли и королевы не потерпят никаких разногласий.

Внезапно туман рассеялся, стал виден травянистый склон, деревья, кусты и скалистая стена, уходившая ввысь, в темноту. Путники прошли еще немного вдоль подножия утеса. Расщелина, изгибающаяся зигзагом назад и вниз, расширяясь, то ли вела в пещеру, то ли сама превращалась в пещеру. В глубине горы был большой грот, освещенный факелами, посреди которой стояло чистое небольшое озерко.

В стороне был разбит настоящий лагерь, с двумя палатками и очагом, над которым висел котелок, прикрытые ковриками охапки, соломы были приготовлены, наверное, для защиты от холода и сырости, которыми веяло от каменного пола. По-видимому, это и было то самое "одно безопасное место".

При свете факелов стало видно, что ноги у Ладаи намного массивнее лошадиных и заканчиваются – широкой ступней с копытами. Они скорее были похожи на слоновьи, только гораздо меньше, причем задние – на несколько дюймов короче передних. Грива продолжалась вдоль всей спины и у основания позвоночника сливалась с хвостом, образуя пышную массу прямых, похожих на человеческие волос, почти достигавших земли. Она была каким-то особым существом, вполне законченным, не похожим ни на человека, ни на лошадь, ни на кентавра. Ростом Ладаи была с шотландского пони.

Зенчер и Ладаи перекинулись несколькими словами, и она зажгла от одного из факелов огонь в очаге. Вскоре он хорошо разгорелся, дым тянулся наискосок к потолку грота и там пропадал неизвестно куда. Здесь явно все было продумано. Чарли готова была поспорить, что дым не заметен снаружи.

Ладаи принесла ковригу пышного черного хлеба, амфору и несколько чаш ручной лепки. Она налила из амфоры в каждую чашу, затем разломила хлеб.

И Сэм, и Чарли проголодались, а хлеб был свежий, с незнакомым, но очень приятным ароматом. Напиток отличался тонким вкусом, освежал и больше походил на виноградный сок, чем на вино, хотя скорее всего это было какое-то вино. После него оставался привкус меда.

Когда они поели, Чарли подошла к краю озерка, встала на колени и опустила руки в воду.

– Вы можете помыться, – сказал Зенчер. – Только держитесь поближе к краю. Шагах в шести.там крутой скат.

Им действительно очень хотелось выкупаться, но при Зенчере… Ладаи, видно, догадалась и что-то сказала на своем языке Зенчеру. Тот хмыкнул.

– Аrа – благопристойность. Боюсь, здесь вам придется от этого избавляться, хотя это и характерная черта акхарцев. Ладно, я пойду в палатку. Все равно мне нужно – как это сказать? – нужно сделать междугородный звонок.

С этим загадочным замечанием Зенчер повернулся и скрылся в ближайшей палатке.

Вместо мыла Ладаи предложила какую-то грубую, бесформенную массу, которая и пахла не так, как мыло, и плохо пенилась. Но помыться в теплой воде было все равно очень приятно. Ладаи собрала та, во что превратилась их одежда, и унесла к очагу, Чарли мысленно распростилась с меховой курточкой. Правда, было тепло, так что без нее можно было, наверное, обойтись.

За неимением мочалки и губки подружки добросовестно отскребали друг друга ногтями. Чарли с тоской вспоминала свой травяной шампунь и ополаскиватель, но все-таки они выбрались из озерка, чувствуя себя чистыми и освеженными.

Ладаи не то готовила что-то, не то жгла – черный дым так и валил из очага и расплывался в воздухе.

Она принесла им два Толстых полотенца, похожих на дешевые коврики, довольно грубую щетку и гребешок. – Пожалуй, надо попробовать постирать, – предложила Сэм. – Придется ведь носить что есть, по крайней мере какое-то время. Чарли огляделась:

– Слушай, а куда подевалась наша одежда? – Она подошла к Ладаи, та оторвалась от очага и улыбнулась ей.

– На-ша о-деж-да. – Чарли говорила медленно, но потом сообразила, что кентавресса все равно не может ее понять. Тогда Чарли сделала вид, будто надевает брюки и свитер, и повторила:

– Где – наша – одежда? Ладаи широко улыбнулась и показала на очаг. Чарли увидела догорающие остатки куртки и сапожек.

– Сэм! – закричала она. – Она все сожгла! Сэм подбежала к очагу, но спасать было уже почти нечего.

Из палатки вышел встревоженный Зенчер:

– В чем дело?

Девочки взвизгнули и попытались прикрыться руками.

– Она сожгла нашу одежду! – пожаловалась Сэм. Зенчер вздохнул:

– А… да, конечно. Извините, но это было необходимо. Появление одежды или еще чего-нибудь, что здесь невозможно приобрести, равносильно тому, что вы встали бы посреди города и закричали: "Вот мы где!" Любой компетентный алхимик способен идентифицировать происхождение из Внешних Слоев мельчайших подозрительных фрагментов.

– А нам что прикажете делать? Расхаживать голыми? – спросила Чарли, чувствуя себя крайне неловко.

– Нет, мы подберем вам другую одежду. Не беспокойтесь. Какой, однако, странный тот мир, откуда вы явились. Королей свергать можно, а вид обнаженного тела так возбуждает, что грозит немедленным нападением. Надеюсь, вы не нападете на меня, если во время нашего путешествия увидите меня голым. – Теперь он говорил уже нетерпеливо. – Если бы я хотел что-нибудь сделать с вами, у меня уже была такая возможность. Я не собираюсь вредить вам. Я здесь для того, чтобы защищать вас, а не нападать на вас.

Чарли и Сэм все стояли, старательно, по без особого успеха прикрываясь рукам, и Зенчер наконец вышел из себя:

– Я не могу ждать, пока вы образумитесь. Кое-что нам необходимо сделать еще этой ночью. Если вы не послушаетесь меня немедленно, вы можете погибнуть. Не думал, что мне придется воспользоваться им так скоро, но придется…

Он порылся в кожаном кошельке, висевшем на поясе, и достал маленький футляр. Открыл его – оттуда брызнул золотой свет. Зенчер достал из футляра сияющий непрозрачный овальный камень величиной с полудолларовую монету, положил его на ладонь и вытянул руку, держа ее на высоте пояса. Он смотрел на них, а не на камень, и краешком глаза они заметили, что и Ладаи поспешно отвернулась.

Из камня вырвался золотой лучик толщиной в карандаш и лег ярким пятнышком на пол пещеры. Внезапно он мотнулся вверх и коснулся лба Сэм. Чарли испугалась и хотела бежать, но тут лучик перепрыгнул на ее лоб.

Она почувствовала внезапный удар, затем очень странное покалывание во всем теле и в следующий момент поняла, что не может пошевелиться. Она остолбенела в нелепой и неудобной позе.

– У меня нет магической силы, а у этой штуки – есть, – говорил между тем Зенчер. – Она не раз помогала мне сухим выходить из воды, а то и спасала шкуру. Я получил ее от одного мага за особо неприятную и грязную работу, и это была бесценная плата. Просто унизительно для волшебного камня, что я вынужден использовать его для такой ерунды. А теперь – смотрите на него, вы обе.

Девочки повиновались, помимо воли, чувствуя, что их охватывает оцепенение и они не в силах оторвать взгляд от сверкающего камня.

– Идите! – приказал Зенчер, и они пошли в его палатку.

Внутри она была просторнее, чем казалась снаружи; пол был устлан коврами, в стороне стоял большой сундук с замысловатым золотым драконом па крышке, лежала огромная, похожая на тюфяк груда ковров, прикрытая шелком, а поодаль – диск из полированного дерева со сложным резным узором на четырех вычурных деревянных ножках. Вокруг него горели пять тонких ароматических палочек, каждая из которых соответствовала определенной точке узора на диске.

– Встаньте возле диска с разных сторон, – приказал Зенчер. Они повиновались.

– Теперь, – сказал он с некоторым облегчением, – когда я уберу это, вы придете в себя, но больше чтобы никаких истерик. Не то я снова наведу это на вас и скажу, что все мы – мыши в огромной головке сыра, и вы поверите и начнете грызть скалу. Если я прикажу, чтобы вы обе поклонялись мне, как Богу, мечтали, чтобы я вас изнасиловал, вы будете умолять меня об этой милости. Смотрите не вынуждайте меня прибегать к таким сильным средствам – от такого можно навсегда лишиться рассудка.

С этими словами Зенчер спрятал камень в футляр и сунул его в кошелек.

Сэм и Чарли внезапно почувствовали освобождение и одновременно легкую головную боль, но еще больше – испуг и возмущение. Хорош защитник! Даже в самом центре бури Сэм не чувствовала себя такой ничтожной и беспомощной.

– Возьмитесь за руки, не смотрите на меня, пристально глядите в середину диска. Просто пристально глядите. Возможно, он появится не сразу.

– Кто это "он"?

– Тот, кто меня нанял.

Сэм взяла левой рукой правую руку Чарли, сжала ее, и они уставились в центр рисунка, вырезанного на дереве. "Он" явно ожидал там, на другом конце линии – все произошло почти мгновенно.

Над центром диска в воздухе внезапно возникло мерцание: оно уплотнилось, приняло форму, сначала намеченную золотыми искорками, потом сгустилось, стала видна человеческая фигура, слегка просвечивающая, но объемная. Это была словно ожившая голограмма того чародея в зеленом плаще, которого они встретили, падая сквозь бурю, и был он всего около десяти дюймов ростом.

– Время дорого, – быстро заговорил волшебник голосом тонким, соответствующим размеру изображения, но вполне отчетливым. – Я не могу рисковать, поддерживая эту связь дольше, чем необходимо. Я знаю, у вас много вопросов, но с ответами на большинство из них придется подождать, пока мы не встретимся. Вы обе должны знать, что ты, с короткими волосами, здесь в такой же опасности, как и там. Наш приятель с рогами весьма силен и кое в чем превосходит меня. Но ничего. Пока он потерял ваш след, а в отличие от вашего мира здесь, сотворив заклинание поиска, Рогатый рискует расшевелить такой Ветер Перемен, с которым даже ему не справиться.

Рогач знает, что забрал вас именно я. Если я сам постараюсь защитить вас, он почти наверняка меня выследит. Если он найдет тебя, Короткие Волосы, он немедленно убьет тебя без всякой жалости. Поверь мне. Однако Рогатый приказал своим приспешникам, чтобы тебе не Причиняли вреда, а только захватили и доставили к нему. Ведь только он может сказать, что ты – это действительно ты. За тебя назначена весьма высокая награда. Все здешние мошенники, пройдохи и политики будут просто слюнки пускать, предвкушая ее, даже враги Рогатого. Доверяйте только Зенчеру. Только он знает, что величина его собственной награды соизмерима разве что с глубиной того ужаса, который его ждет, если он меня предаст. Как тебя зовут? Я к тебе обращаюсь, Короткие Волосы.

– С-сэм. Саманта Быоэлл. Это моя подруга Чарли – Шарлен.

– Так вы даже не родственницы? Замечательно! Сэм и Чарли. Ха! Кто только это придумал? – Он фыркнул. – Хорошо, слушай, Чарли. Не знаю, как случилось, что ты оказалась здесь, но раз ты влипла в это дело, тебе придется оказать услугу и мне, и своей подруге. Ты ведь уже заметила, что старина Рогатая Голова и его зверюги обознались. Чтобы они оставались в заблуждении, мне пришлось изменить твой голос. Он не знает, как знаю это я, что ты – это ты, а не Сэм. Мне Сэм нужна живой. Не только сейчас, но и в далеком будущем. Живой и физически не измененной ни с помощью магии, ни с помощью еще каких-нибудь сил. Сейчас Рогатый думает, что Сэм – это мальчик, возможно, твой брат. Он будет искать привлекательную молодую леди с необычно низким голосом. И все будут искать именно ее. Сэм должна и дальше оставаться мальчиком, когда вы выйдете отсюда, так что остаешься только ты, Чарли.

– Вы собираетесь сделать из нее козла отпущения! Они же убьют ее! – запротестовала Сэм.

– Опасность есть. Но награда обещана только тому, кто доставит тебя живой, а Рогач сразу увидит, что Чарли – не ты. Пойми, Чарли, я вовсе не хочу, чтобы они тебя схватили. Мы будем все время защищать тебя так, как если бы ты была настоящей его добычей. Сейчас не только жизнь и будущее твоей подруги, но и твои собственные полностью зависят от того, как ты справишься с этой ролью. Я сейчас могу помочь вам лишь немногим. Сплетите пальцы на руках, которыми вы сейчас держитесь. Ну, делайте же!

Они сделали, хотя это было немного неловко.

– Есть нечто женственное в самом грубом мужчине и нечто мужественное в самой утонченной и прекрасной женщине. Сэм, я не могу изменить тебя физически, но я могу выполнить некую временную ментальную подстройку, и тогда Чарли будет больше похожа на тебя. Поместите ваши сцепленные руки в центр моего изображения. Смелее – я не собираюсь никого превращать в жабу.

Помедлив, они сделали так, как он сказал. Они почувствовали легкое покалывание, и образ волшебника, казалось, смешался с их сцепленными руками и проник сквозь них. Внезапный острый и болезненный толчок заставил их вскрикнуть, но они не могли выдернуть сцепленные руки из его изображения Сэм затошнило, голова у нее закружилась, она упала бы – если бы могла; Чарли ощущала еще и острое жжение, которое началось в макушке и постепенно опускалось, проникая во все части тела.

– Все в порядке, – удовлетворенно сказал волшебник. – Вы обе, вероятно, потеряете сознание, когда я разорву связь, так что послушайте, что мне еще осталось сказать вам. Я могу сейчас безнаказанно разговаривать с вами только потому, что Рогатая Голова не знает, где я нахожусь. За несколько дней он вычислит приблизительное место вашего падения, так что вам пора убираться отсюда. Зенчер доставит вас туда, где вы пока будете в безопасности и где вам помогут приспособиться к этому миру. Рогатый не сможет достать вас там, но, если он узнает о вашем присутствии, он наверняка постарается помешать вам выйти оттуда. Когда страсти поутихнут, нам предстоит встретиться. Мы должны совершить то, чего он боится больше всего. Я не преувеличиваю. Если мы потерпим неудачу, а это вполне возможно, это будет означать разрушение или полное подчинение не только этого, но и всех миров – вашего старого мира в том числе – самому черному злу. Наши шансы невелики, но зато если мы победим, то награда – твоя награда, Сэм, – будет невероятно велика, и Чарли разделит ее с тобой.

Зенчер, еще одно напоследок. Я сделал некоторые вычисления и обнаружил, что неуклюжее и грубое покушение Рогатого на эту парочку вызвало самый сильный и глубокий Ветер Перемен за последнее десятилетие. Он пройдет в районе Малабара, как раз возле Близнецов, и вполне может преодолеть и большее расстояние, прежде чем уйдет во Внешние Слои. Пересиди несколько лишних суток и имей в виду возможные изменения пути Ветра. Я постараюсь предупредить, кого смогу. Прощай, и Ветры да будут с тобой.

Образ растаял, их пожатие разомкнулось, и, как и предсказывал волшебник, обе они упали без сознания. С помощью Ладаи Зенчер перенес их в другую палатку и уложил рядом на застеленные шелком ковры и шелковые подушки. Взглянув на них, Ладаи покачала головой в изумлении:

– Это потрясающе. На таком расстоянии! Какова же его сила! Зенчер кивнул:

– Поэтому нам и приходится делать то, что он велит. Я же знал, что мне не следовало браться за ту работу, даже за Кристалл Омака. Теперь проклятый ублюдок владеет моей душой. Он знал заранее! Знал еще тогда! Поэтому он и добавил сверх того заклинание, которое позволило мне выучить его проклятый язык.

Ладаи печально склонила голову:

– Все это так, но на вид они такие славные, застенчивые, робкие, перепуганные девочки. По сути дела, они еще больше жертвы, чем мы. Их стыдливость была трогательна. Они смотрели на меня, как на равную себе, а тебя стеснялись и боялись. Хорошо бы они продолжали бояться акхарцев и не почувствовали ненависти к другим расам. По ним видно, каким мог бы стать этот мир. Что же, во имя Пяти Нижних Миров, могло заставить двоих столь могущественных чародеев отправиться за ними в такую даль?

– Только за одной, – ответил Зенчер. Ладаи ничего не поняла из разговора по-английски, и теперь ее мучило любопытство. – Вот за этой. Другая – просто приманка. Я и представления не имел, что она окажется здесь, а сейчас не знаю, кому из них меньше завидую. – Он вздохнул.

Они оставили девочек наедине с их сновидениями, и это были совершенно разные сновидения, хотя у обеих – живые, почти реальные.


Сэм в своих снах видела себя героем. Она была пусть не слишком высоким, но красивым мужчиной с мечом, в плаще, он сражался с чудовищами, спасал невинных, выручал из беды прекрасную даму, и та бросалась в его объятия. Это были романтические сновидения юноши, в которых побеждали отважные рыцари, сильные и ловкие.

А ее умом овладевала мысль, которой ей хотелось верить, потому что она была близка ей. Ты по рождению мужчина, наследник королевства, которым могут править только мужчины. Могущественный волшебник, чтобы лишить тебя престола, похитил твою душу и поместил ее в другом мире в тело девочки. Ныне ты вернулся на землю, на которой рожден, но ты еще томишься в чуждом женском теле. Твоя душа восстает против него. Позволь ей вести тебя за собой. Ты будешь выглядеть, действовать, говорить, думать, как мужчина. Все женственное ты должен отбросить, чтобы не остаться навсегда в ловушке этого тела. Никто не должен узнать твою тайну. Ты должен убедить всех, даже самого себя, что ты мужчина. Только этот путь ведет к освобождению.

В сновидениях Чарли все было почти как в «Тысяча и одной ночи». Она была прекрасной невольницей, которой все домогались, или загадочной роковой женщиной, и все мужчины были готовы пасть к ее ногам. То были романтические грезы о могуществе красоты, которая может любого мужчину заставить пожертвовать ради нее жизнью и честью. Грезы странно смешались с мечтами о власти, но яркие эротические картины были в них самым главным.

И где-то в глубине души Чарли чувствовала, что ей всегда хотелось этого. Быть обольстительной, сексуальной, не ведающей запретов, – словом, быть женщиной в полном смысле этого слова.


Чарли проснулась раньше Сэм, предельно возбужденная. Такое с ней бывало и раньше, но никогда еще возбуждение не было столь сильным. Та самая девушка, которая накануне так стыдилась вынужденной обнаженности, сейчас могла бы отдаться любому уроду, который вошел бы в палатку.

Вздохи Чарли разбудили Сэм. Открыв глаза, она сначала никак не могла сообразить, где находится. Внезапно, все вспомнив, Сэм приподнялась на постели, но, опершись на левую руку, почувствовала тупую боль в ладони. Немного ниже большого пальца был тонкий крестообразный порез, слегка воспаленный.

Ее тело ужаснуло Сэм. Ей показалось, что оно и вправду лишь темница, в которой томится ее дух. Что ж, отныне она – мужчина, черт побери, и никто не узнает ее постыдную тайну. Услышав вздохи Чарли, Сэм усмехнулась. Она теперь могла бы облегчить ее муки, но почему-то сама мысль об этом больше не привлекала. Ладно, пора вставать. Сэм повернулась к подруге… Все мысли мгновенно вылетели из ее головы. Рядом с ней была не Чарли, а Вторая Сэм!

– Проснись! – крикнула Сэм. – Да что ж это такое?

Чарли открыла глаза и улыбнулась:

– А что?

– Чарли… это правда ты, да?

– Да, конечно. Что?… – Она вскочила, чувствуя что-то неладное. – Что случилось, Сэм? Ну что еще?

– Твое лицо… волосы, глаза, тело… Мы всегда были похожи, но сейчас, Чарли… ты – это я! – Сэм показала на шрам на животе Чарли. – Даже мой шрам от аппендицита, мои родинки. И веснушки. Господи Боже!

Чарли почувствовала, что волосы как-то необычно щекочут ей спину, она перекинула их вперед. Волосы были густые, прямые, черные и доходили до пояса, как прежде у Сэм.

Услышав их, Ладаи принесла большое, удобное ручное зеркало. Она, как обычно, заранее все предвидела. Чарли выхватила у нее зеркало и взглянула на свое отражение, потом оглядела себя с ног до головы, потом опять посмотрела в зеркало, потом на Сэм, снова на себя, не в силах поверить своим глазам. За исключением прически они были совершенно одинаковыми, как близнецы. Да еще у Чарли подмышки были гладкие, а у Сэм – порядком заросли, и ноги выглядели так, словно она никогда их не брила.

– Да-а, – вздохнула наконец Чарли, – ну как есть подсадная утка.

На правой ладони у нее оказался маленький крестообразный порез, такой же, как на левой руке Сэм. Что-то… чем-то они обменялись. Кровь или что-то еще перешло от Сэм к Чарли.

– По крайней мере я заполучила твою фигуру, и без всякой диеты. И что же, это насовсем?

– Мы все-таки говорим по-разному, – заметила Сэм. – У тебя остался твой акцент.

– А у тебя – твой. Но голос звучит совсем как мужской. Ты нарочно?

– Да нет. Я и не замечала, пока ты не сказала. Но это даже хорошо, Чарли: подберем подходящую одежду, научимся соответственно держаться, – и я становлюсь мужчиной. С этой минуты я Сэм – твой брат. Хорошо?

– О да, конечно, само собой! Если я буду так похожа на тебя, хоть одна из нас, уж точно, будет в безопасности.

– Знаешь, у тебя голос довольно низкий, с легким придыханием, но очень женственный. У тебя и движения какие-то другие. Вот уж не представляла, что с моей внешностью можно выглядеть так сексуально. – Сэм вздрогнула. – Что-то сыро здесь. Дадут нам какую-нибудь одежду?

Вошел Зенчер. Он был в штанах и башмаках, но без рубашки, тело у него густо заросло волосами. Почему-то его присутствие больше не смущало подруг.

– Вижу, вы уже обнаружили, что натворил наш чародей. Чарли, ты можешь оставаться Чарли – наш противник не знает ваших имен. Ладаи приготовит легкий завтрак, а мы тем временем подберем для вас подходящую одежду.

Девочки последовали за Зенчером и снова оказались в его палатке перед двумя дорожными сундуками.

– В том, что слева, – типичный акхарский мужской гардероб. В правом – женский. Выбирайте, что понравится, зеркало у вас за спиной. Не торопитесь, сегодня мы все равно уже не сможем никуда двинуться отсюда.

Сэм быстро перебрала вещи в своем сундуке и нашла их достаточно странными: не то костюм Питера Пэна, не то еще что-то. Все штаны были узкие, кожаные, рубашки – из очень толстой шерсти или хлопка с крупными деревянными застежками, башмаки – преимущественно высокие, походного типа, или полусапожки. Кто бы ни подбирал эти вещи, он явно имел в виду маскировку женской фигуры; большинство предметов одежды были жесткими и даже подкреплены в тех местах, которые должны были скрывать грудь и искажать форму тела. Почти вся одежда казалась поношенной, хотя и пахла чистотой и новизной. Что ж, логично: всякий, кто будет искать ее, прежде всего обратит внимание на людей, одетых с иголочки.

Все вещи были ручной работы. Видимо, в этом мире не существовало массового производства одежды, равно как и соответствующих машин. Никто не удосужился придумать застежки-"молнии", или нижнее белье – по крайней мере для мужчин, – или башмаки на правую и левую ногу. Более грубые ткани смягчались хлопковой или шерстяной прокладкой, но все-таки было очень непривычно.

Сэм выбрала для начала одежду из хлопка и невысокие полусапожки – разумеется, никаких носков к ним не полагалось, но внутри была меховая подкладка. Она подумала, что, если в слишком грубой одежде будет неудобно, придется соорудить какую-нибудь повязку, чтобы стянуть груди. И навряд ли у них тут понаставлены туалеты с кабинками, так что и малая нужда будет проблемой.

А в сундуке Чарли была одежда, облегавшая фигуру, она, наоборот, подчеркивала то, что одежда Сэм должна была скрывать. Пуловеры были больше хлопчатобумажные, тонкие, изобретательно подкрепленные так, чтобы поддерживать грудь, единственная пара брюк была из того же материала.

Были здесь и роскошные юбки из шелка или атласа, большей частью с разрезом, с бретелями, которые не закрывали соски. Был наряд, похожий на бикини. А некоторые костюмы заставляли думать, что здешние женщины частенько ходят обнаженными до пояса. Сама Чарли ни за что не решилась бы на такое, но если все… Из великого множества головных уборов многие по цвету соответствовали нарядам без верха. Никаких лифчиков, трусиков или чего-нибудь "похожего. Обувь состояла из просто сандалий, сандалий на каблуке и чего-то вроде высоких, до колен, сапог. Как и мужская обувь, они были на одну ногу.

Чарли нашла в сундуке еще три небольшие шкатулки. В одной, к ее удивлению, оказалась косметика. Два тюбика помады в необычных медных футлярчиках вполне ей подошли. Нашлись еще румяна, тени для глаз, маникюрный набор из тусклого тяжелого металла и даже две керамические баночки с чем-то вроде лака для ногтей. Кисточки лежали отдельно и были не похожи на те, к каким она привыкла. Внезапно ей захотелось пустить все это сразу в ход и посмотреть, что можно сделать с доставшимся ей телом Сэм. Но сначала она все-таки решила, посмотреть вторую шкатулку, ту, что побольше. Там в керамических баночках с забавного вида надписями оказались разные духи, запах некоторых ей не понравился, других – показался превосходным. Была еще пуховка, пудра, приятно пахнущая паста непонятного назначения. Здесь же лежали Щетка для волос, гребешок и небольшое вполне приличное зеркальце.

В третьей шкатулке лежал занятный набор украшений. Браслеты на запястья и на лодыжки, ожерелья и серьги, которые свисали, словно кварцевые слезинки, до самых губ, а то и ниже. Ничего особенно затейливого, никаких драгоценных камней. Большей частью украшения были из бронзы или из желтого золота, но выглядели вполне прилично.

Сэм уже успела одеться и была готова к завтраку, а Чарли все выбирала и примеряла. Она всегда обожала это делать. Наконец Сэм спросила:

– Ты не заметила в этой одежде ничего странного?

– Да нет вроде. Непривычно, конечно, будет без лифчиков, трусиков, колготок, но в общем-то все это годится.

– Она вся сидит, как влитая. У меня… у нас с тобой очень широкая ступня. Дома я просто с ума сходила, пока подберу себе удобную обувь. А эта вся подходит. В точности.

– Ну и что? Старина Зеленый ведь надеялся заполучить тебя, верно? Ну, он и подготовился. Включая и сожжение одежды.

– Да, но здесь одежда для каждой из нас, а Зенчер говорил, что ждал только меня. Он и вправду удивился, когда появилась ты.

Чарли дернула плечиком:

– Может, он тоже думал о переодевании мальчиком. Он не знал твоего имени, вообще ничего о тебе не знал. Вот он и приготовил один комплект для роковой женщины, а другой – для переодевания, если понадобится. Невелика загадка.

– Ну, пусть так. Он действительно из тех, кто продумывает все заранее. Но, Чарли, откуда ему было знать мои размеры? Все до одного? И он знал их достаточно давно, чтобы успеть придать всей одежде вид поношенной. И все это при том, что он даже не знал моего имени – по крайней мере сказал, что не знает.

Чарли снова пожала плечами:

– Черт меня побери, если я вообще что-нибудь понимаю. Сейчас я натяну на себя что-нибудь, пойдем поедим, а потом попытаемся разобраться, что к чему. Надо бы потрясти Зенчера. Могу поспорить – Он знает гораздо больше, чем говорит.

Сэм вышла. Чарли примерила выбранный наряд. Это ее слегка позабавило, но когда из зеркала на нее глянуло чужое лицо…

"Это не игра", – подумала она, похолодев от страха.

Чарли вдруг вспомнились ее ма, и па, их дом, ее школьные друзья. Что они подумают, когда поймут,

Что и она исчезла? Когда найдут разрушенный домик, разбитый, расплющенный джип?

"Господи! – подумала Чарли, внезапно превращаясь в перепуганную и растерянную маленькую девочку. – Что же я натворила? Господи, до чего же домой хочется!…"

Она расплакалась. Нет, Чарли никогда не была плаксой, но никогда еще ей не приходилось чувствовать себя такой невероятно беспомощной и одинокой. Ей просто необходимо было выплакаться. Наконец Чарли решительно вытерла слезы. Что ж, раз она вляпалась в эту историю с Сэм, выбор невелик: или сдаться сразу, или попытаться выиграть. Жаль, что у Сэм (а теперь и у нее) такое мальчишеское лицо. Но ничего, зато длинные волосы. Быть не может, чтобы Чарли не сумела использовать их. Если здесь есть мужчины вроде Зенчера… Что ж, этот мир, в котором она оказалась не по своей воле, должен увидеть – она выглядит что надо!

ГЛАВА 4

СУРОВАЯ ЛАСКА ВЕТРА

В пещере не было ни дня, ни ночи, а только некоторое постоянство, отгораживавшее ее обитателей от остального мира. Здесь Сэм чувствовала себя в такой безопасности, как нигде за долгое, долгое время. Казалось, даже бури не могли бы проникнуть сюда, где были только скалы, вода и мерцающий свет факелов. Она хотела узнать побольше об этом мире, который забрал ее к себе, помимо ее желания и непонятно зачем, но не хотелось покидать пещеру.

– Наш мир не таков, как твой, – пытался объяснить Зенчер, пока они с Сэм неторопливо пили крепкий черный чай, закусывая рогаликами.

– Вы же говорили, что никогда не покидали этот мир, – отозвалась Сэм. – Так откуда вы знаете о моем?

– Я знаю о многих мирах, потому что многие люди, как и ты, упали оттуда сюда. Это случается не так уж часто, но составить себе какое-то общее представление можно. Твой мир постоянен. Правила известны, и они всегда одни и те же. Нельзя упасть вверх, дождь мокрый, снег холодный – всегда, понимаешь?

Она кивнула:

– Но ведь и здесь мы не ходим по потолку, огонь горячий, и никого это не удивляет.

– Здесь – да, но здесь мы вблизи границы срединной земли. Когда мы уйдем отсюда, так будет не всегда и не везде. Как бы тебе объяснить? Вот слушай: если бы у тебя была карта твоего мира – страны, горы, моря, – была бы эта карта верна через много лет?

– Ну границы могут меняться, могут изменяться некоторые названия, но, в общем, те карты, по которым я училась еще в начальной школе, годятся и сейчас.

– Ну вот, а здесь все совсем не так. Здесь карты изменяются, и не только карты. Видишь ли, когда-то не было вообще ничего, кроме единственного очень маленького чего-то, в котором заключалось все, что до сих пор было, и все, что еще когда-нибудь будет. И это что-то разрасталось все больше, и больше, и больше, пока не сделалось слишком большим, чтобы оставаться целым, и еще оно стало… неустойчивым – думаю, это как раз подходящее слово. И тогда оно взорвалось, и образовалось все остальное. Ухватываешь?

Сэм кивнула:

– Да. Я не очень-то хорошо училась, но, кажется, и церковники, и ученые сходятся на том, что был когда-то большой взрыв, с которого все и началось.

Он-то и создал Вселенную, не то по воле Господа, не то еще как-то.

– Вот-вот! Но взрыв был слишком сильным. Он создал множество вселенных, которые располагаются, как в слоеном пироге, одна на другой. – Он поднял обугленную палочку и нацарапал на стене пещеры нечто вроде воронки. – Смотри, вот эта Маленькая точка внизу – место, откуда все началось. – Он провел несколько линий, рассекающих воронку поперек. – Каждая линия – а их тысячи, миллионы, кто знает сколько? – это целая вселенная. Твоя – где-то вверху, моя – настолько низко, что это предел существования для таких, как мы с тобой. Чем выше, тем больше расстояния между мирами, поэтому вы, как правило, ничего не знаете о других. Здесь, внизу, вселенные меньше и гораздо плотнее расположены, лежат прямо одна на другой – без промежутков. Акахлар – это не единственный мир, а множество миров.

– Но если они лежат прямо одна на другой, то почему не перемешиваются?

– Никакие две из них не могут занимать одно и то же место в одно и то же время. Иначе был бы полнейший хаос. Но оттуда, откуда все началось, все еще исходят силы, которые поддерживают движение.

Целые части Акахлара выпадают и заменяются другими.

Он начертил круг, внутри него другой, маленький, И пропел линии, словно лучи, от внутреннего круга к внешнему. Получилось нечто вроде колеса со спицами.

– Всего таких кругов сорок восемь. Каждые два луча ограничивают клин, как мы их называем. Силы, которые действуют снизу, заставляют круги обмениваться частями. Одна территория выпадает из клина, другая становится на ее место. Те, кто находится там, ничего не замечают. Те, кто находится здесь, – тоже. Но если в прошлый раз тебе довелось проходить мимо города у моря, то теперь на этом месте могут оказаться горы, населенные драконами. В каждом Круге по двенадцать клиньев. Сотни, тысячи возможных комбинаций. Эти изменения вызывают постоянную путаницу. Меняется погода, часто случаются бури, меняется почти все.

– Силы небесные! Да как же вам удается поддерживать хоть какой-то порядок? Зенчер улыбнулся:

– Те расы, которые способны мыслить, строить, творить, могут и приспосабливаться. Разве в твоем мире одни люди не живут там, где круглый год стоит ледяной холод, другие – под тропическими ливнями в джунглях, третьи – в знойной, безжизненной пустыне?

– М-м-м… да, пожалуй.

– Вот и здесь есть тысячи разных рас, и далеко не все из них так же близки к нам, как ба-ахдоны. Их предки упали сюда в древнейшие времена, когда

Ветры Перемен могли еще пронизывать все Творение, задолго до того, как все успокоилось, улеглось и застыло. Каждая из этих рас – небольшой кусочек реальной вселенной, в каждой из которых были свои правила.

– Мне кажется, что все должно было потеряться, или перемешаться, или что-нибудь в этом роде. Никто ни с кем не смог бы даже поговорить.

– Ну, большинство рас не способно смешиваться с большинством других. Вполне возможно, что даже ты и я различаемся так сильно, что у нас не могло бы быть детей. Каждый принадлежит своему роду, идет своим путем и защищает свою землю. Конечно, существует кое-какая торговля, но как торговать, если не знаешь, будет ли твой партнер на том же месте через неделю или через месяц? Многие расы мнят себя господствующими и вообще не считают других за людей. Некоторые находят удовольствие в том, чтобы употреблять других в пищу! Тысячелетиями здесь существовало множество крошечных мирков. До самого Акхарского завоевания.

– Какого черта вам понадобилось всех завоевывать?

– Не всех. – Он указал палочкой на кружок в середине рисунка, – Завоеваны были вот эти земли – срединные или попросту средины. Только они не изменяются. Только они остаются постоянными, из какого бы клина ты в них ни пришел. Средины сосуществуют со всеми нашими вселенными.

Почти все они были необитаемы, пока не пришли акхарцы со своим могучим волшебством, равного которому нигде и никогда ранее не было. Собственная магия есть у многих рас, иногда даже могущественная в пределах своего клина, но акхарцы могут сотворить любое волшебство и в любом месте. Они создали в срединах свои королевства, а из них акхарцы могут попасть в любой клип. Они жестоки, безжалостны, могущественны и считают себя вправе господствовать над всеми остальными. Только акхарцы могут заниматься торговлей, потому что средины достаточно устойчивы. Непокорных акхарцы подчиняют силой. Поэтому сорок восемь акхарских королей и королев правят всем Акахларом. К тому же их сласть поддерживается почти божественным могуществом их волшебников. Тот, кого ты видела, – один из них, ты изведала лишь малую часть его силы.

– У меня от всего этого голова идет кругом. Но мне кажется, его я поняла. А тот, рогатый, который управляет бурями? Он тоже волшебник?

Зснчер посуровел, взгляд стал напряженным.

– Даже не упоминай о нем. Да, он того же рода, но не служит акхарцам. Он из тех, кого акхарцы называют отверженными. Оп очень могуществен и так же восстает против господства акхарцев, как я сам. Тот, о ком мы говорим, злейший враг акхарцев и он возглавлял заговор с целью положить конец их господству. Он грозный противник, потому что акхарские королевства объединены только верой в свое расовое превосходство и силу. На самом деле все они ненавидят друг друга, даже волшебники недолюбливают своих собратьев из других королевств. Сэм тряхнула головой:

– Значит, так: у вас тут множество рас, а господствуют и заставляют всех работать на себя те, кто выглядит, как мы, потому что сила на их стороне. Однако и они ненавидят друг друга. Правильно?

– Да. Но, видишь ли, насколько они ненавидят друг друга, настолько они и уязвимы. Если достаточно Могущественный чародей сумеет объединить свою силу с магией других рас и собрать армию, которая разобьет акхарские войска, то средины падут одна за другой. Тот, о ком мы говорим, первый из своего рода предложил свое могущество другим расам. Он направляет удар в самое сердце тирании, потому что у него есть оружие, которое в силах разрушить Срединные королевства акхарцев. Он властелин бурь и может призвать Ветры Перемен, какие бывали в давешние времена. Время от времени они возникают и сами по себе в различных частях Акахлара, но он может вызывать их. Если он когда-нибудь научится еще и управлять ими – конец всем акхарским тиранам.

Сэм нахмурилась:

– Что же получается? Если верить вашим словам, тот, кто хочет меня убить, стремится помочь другим, а тот, кто старается спасти, защищает чуть ли не систему мирового зла. – Она помолчала немного. – Вашего могущественного друга должны бы поддерживать те, кто не похож на нас. А ведь этого не происходит, так? Зенчер кивнул:

– Он сам акхарец, а другие расы научены собственным горьким опытом никогда не доверять ни одному из них. И еще: всем известно – такую огромную силу невозможно получить, не заложив свою душу. Все акхарские маги в какой-то степени не в своем уме. А что хуже – когда над тобой господствуют или когда тобой безраздельно владеют? Каждое поверженное акхарское королевство увеличит его владения и его и так уж невообразимое могущество. Многие расы и многих вождей совсем не вдохновляет подобная перспектива. Его последнее дело, то, о котором ты слишком хорошо знаешь, не доставит ему новых сторонников. Чтобы добраться до тебя, были пущены в ход колоссальные силы, которые создали эту дыру, пустоту в Акахларе. Такие пустоты не могут долго оставаться незаполненными. Ветер Перемен пройдет над Акахларом. И нам всем остается только ждать здесь и молиться, чтобы он не повернул сюда.

Чарли вышла из палатки и услышала только самый конец разговора. На ней были кое-какие украшения, яркая юбка с разрезом, без верха, и сандалии. Сэм не поняла, что Чарли с собой сделала, но результат был потрясающий.

– А что такое Ветер Перемен? – с любопытством спросила Чарли.

Зенчер взглянул на нее и помрачнел.

– Ветер Перемен – это неисповедимый гнев Творца. Это буря. Такая же, как те бури, что вам приходилось видеть, только страшнее. Самая разрушительная буря, какую только можно себе представить, – ничто по сравнению с Ветром Перемен. И еще: он не только разрушает – он создает.

– Ого! – выдохнула Сэм. – Однажды мы попали в ураган, а однажды я видела торнадо. Смотреть на это было здорово – с безопасного расстояния, конечно.

– Даже акхарские волшебники не решаются взглянуть на Ветер Перемен, – отозвался Зенчер. – Всякий, кто приблизится к нему, несет на себе его проклятие. Только уроды и чудовища видели Ветры Перемен и остались жить в своих пустынях, принадлежа лишь друг другу и никому более. Поверьте, никому не пожелал бы я увидеть Ветер Перемен – никогда!

Чарли пожала плечами и покачала головой.

– Да что же такого он делает, этот Ветер Перемен? – настойчиво переспросила она.

– Это случайная сила, которая делает то, чего боятся все и каждый, везде и повсюду. Он изменяет правила.

Ладаи внезапно и быстро проговорила что-то на своем странном языке, и Зенчер кивнул.

– Это пришло, – тихо сказал он. – Не очень, но достаточно близко. Это Малабар, средина к юго-востоку отсюда и прилежащие к ней клинья. Плохо дело.

Чарли удивленно взглянула на него, потом на Ладан. – Как она узнала?

– Ни один путешественник в этом мире не может вполне избежать прикосновения Ветра Перемен, а те, кого он затронул хоть однажды, знают.

Внезапно Сэм почувствовала, что в висках у нее застучало, уши заложило, пещера и все, что было в ней, стали медленно исчезать. Чарли, Зенчер и Ладаи увидели, как она встала, выпрямилась, глядя на что-то не видимое им; а потом вдруг вскрикнула и упала без чувств.

Зенчер успел подхватить ее. Когда он опустил ее наземь, она, казалось, пришла в себя, но все смотрела на что-то, чего никто из них не мог видеть, и слышала то, чего они не могли слышать. Видения вставали перед ней, живые и яркие, но когда ей захотелось, чтобы это оказалось лишь сном, она поняла, что это не сон, но явь. Каким-то чудом она увидела то, что хотела увидеть.

Пришествие Ветра Перемен.

* * *

Ужас явился вместе с легким весенним ветерком, который словно наполнил воздух неосязаемыми и неуловимыми частицами страха. Животные, как всегда, почувствовали это первыми, они останавливались, поворачивались к северо-востоку, выискивая взглядом нечто, пока еще не различимое.

Замерли в полях, повернув головы, лошади, за ними коровы. Собаки, помедлив немного, разразились глухим низким ворчанием, а кошки в амбарах насторожили уши и выгнули спины, словно встречая осязаемую угрозу. Куры, слишком глупые даже для того, чтобы укрыться от летнего града, перестали кудахтать и клевать землю и тоже повернули головы на северо-восток.

День был ясный и теплый, какой бывает иногда ранней весной и вселяет бодрость в людей, напоминая о близости животворного лета. Солнце ярко сияло над городком, окрестными фермами и полями, отражалось в золотом убранстве грандиозного замка, который возвышался на холме за городком. Замок – самое большое и фантастически величественное здание во всей округе – блистал, как драгоценное украшение, на груди волшебной страны.

Эти срединные земли были местами чистой магии, куда чуждая магия не должна была вторгаться.

Люди внезапно заметили странное молчание животных и тоже со страхом воззрились на северо-восток. – Может, еще обойдется, – говорили они себе, пытаясь отогнать нарастающий страх. – Здесь не одно поколение не видело ничего такого. Это прекрасное, тихое место в самой глубине средины, защищенное от всех бед акхарским волшебством и заслоненное Рассветными горами от любых ветров, даже от Ветров Перемен. – Так повторяли они сами себе и друг другу.

Но Ветер Перемен уже вылетел из своего гнезда далеко на севере, безразличный к людским страхам и надеждам. Он мчался поверху, разрушая узоры облаков, не касаясь земли, лишь устрашая тех, над кем пролетал. Путями ветров вольно летел он над равниной, но вот у подножия Рассветных гор нисходящие воздушные потоки поймали его и втянули в себя. Древние исполинские вершины, лиловые издали, увенчанные снегами, горы высились неодолимой преградой – для всех, кроме Ветра Перемен. Слишком плотен и тяжел он был, чтобы перевалить через них, слишком могуч и упрям, чтобы позволить им стоять у себя на пути.

Пока еще ничего не было заметно ни из селения, ни из замка, Ветер был еще слишком далеко. И все же его приближение ощутили даже самые спокойные и благодушные. Даже они не могли не заметить странного поведения животных, даже их насторожили показания приборов.

Королевский Волшебник поднимался на зубчатую стену замка. Синий плащ развевался, маленькая обезьянка ловко удерживалась у него на плече, несмотря на резкие движения. На стене был установлен большой бронзовый телескоп. Волшебник развернул прибор и предоставил смотреть в него обезьянке, медленно поворачивая трубу то влево, то вправо, словно вглядываясь в горизонт. По его движениям и наклону головы можно было подумать, что он и в самом деле напряженно всматривается, отыскивая нечто мало заметное, какие-то признаки, которые свидетельствовали о том, что лишь ему было ведомо.

В долине между двух вершин, которые здесь называли Близнецами, он нашел наконец то, что искал. Нечто сияющее, бледно-лиловое, показалось позади них, а вокруг самих пиков возникла тонкая голубая каемка. Достаточно. Более чем достаточно.

– Капитан стражи! – вскричал человек на стене, и офицер подбежал к нему. – Сюда идет Ветер Перемен. Весьма вероятно, что он пройдет прямо через долину. Немедленно предупредите его величество и полковника Фристанна. Не теряйте времени, готовьте убежища, подайте сигнал тревоги для жителей.

Дело было плохо, гораздо хуже, чем полагали сперва он и король. Буря, сильнейшая буря за последнюю сотню лет, грозила уничтожить все вокруг.

Офицер стражи все еще стоял неподвижно. Наконец, облизнув губы, он спросил:

– Вы уверены?

Немыслимое дело – переспрашивать акхарского мага или не исполнить немедленно его приказ.

– Что ты стоишь? Время дорого! Не сделаешь, как я сказал, встретишься с Ветром Перемен лицом к лицу, вон там, внизу, вне стен замка и убежища!

Подхлестнутый этими словами, офицер повернулся и побежал. Через две минуты стражники завертели рукоятки ревунов, и со стен замка раздался устрашающий звук, басовитое, постепенно повышающееся завывание, которое разносилось на многие мили и проникало в душу каждого.

Волшебник в синем глянул вниз, во двор замка, и увидел, что гарнизон пришел в движение. Один из офицеров, уже верхом, готовый выехать, увидел маленькую фигурку наверху.

– Как скоро, чародей? – крикнул он. – Сколько у нас времени?

– Трудно сказать! – прокричал в ответ волшебник. – Что-нибудь около часа. Следите за Близнецами. Когда они начнут изменяться, останется в лучшем случае пять – десять минут. Поняли? Не сводите глаз с Близнецов!

Офицер кивнул, повернулся и начал выкрикивать команды.

Сам Королевский Волшебник теперь мало что мог сделать. Ветер Перемен угрожал ему даже больше, чем всем остальным: его могло просто притянуть словно магнитом. Теперь могущественный маг был обязан оставаться в убежище, под надежной защитой, пока все не кончится. Он вздохнул и оглядел мирную долину и городок внизу. Вокруг расстилались поля, только что засеянные кукурузой, овсом, пшеницей, тянулись недавно обработанные огороды. На запад уходили ряды виноградных лоз, которые обещали обильный урожай. Маг искренне надеялся, что Ветер пощадит хотя бы их.

Приземистые каменные строения городка под соломенными крышами, недавно подновленными после необычно суровой зимы, казались теперь какими-то нереальными, словно на старинных картинах в Большом зале.

Не было времени на сборы; повторный вой ревунов означал сигнал к закрытию убежища и конец всякой надежды для каждого, кто остался снаружи.

У подножия холма, на котором возвышался золотой замок, отряды людей и упряжки волов привели в действие исполинские механизмы, которые за последние четырнадцать лет сдвигали с места только на учениях. Распахнулись огромные двери, открывая вход в обширную пещеру, которая располагалась внутри холма.

Подгоняемое всадниками, население городка двинулось в пещеру. Первыми – женщины и дети, следом мужчины. Одни тянули тяжело нагруженные тележки, другие шли налегке, а фермеры гнали еще коров, лошадей, овец, сколько смогли собрать на окрестных лугах.

Малахану было всего четырнадцать, по в селении он считался взрослым. Последний приход Ветра Перемен он пережил еще в утробе матери и знал о нем только по легендам и рассказам старших, но вот Ветер пришел снова, и Малахаи, уже взрослый, выполнял приказы отца; отчасти и на нем лежала ответственность за. то, чтобы ни одно живое существо не осталось без защиты. Все остальное можно было восстановить или отстроить заново.

На стене замка капитан стражи следил за Близнецами, которые больше не казались ни столь далекими, ни столь незыблемыми. Вдруг он задохнулся на мгновение, и сердце у него замерло. На несколько мгновений он оцепенел; он, прошедший сотни сражений, он, встречавший лицом к лицу сотни врагов, замер, пораженный увиденным.

Близнецы оплывали и таяли, словно куски льда в жаркий летний день, становясь из лилово-белых огненно-оранжевыми, открывая широкий проход в Рассветных горах, а там, за этим проходом, небо заливала зловещая и прекрасная синева, и нечто массивное, фиолетовое двигалось в ней, и бурлило, и корчилось, словно живое, и вспыхивало яркими искрами. Позади, по краям, облака сливались в темную грозовую тучу, в ней сверкали молнии и рокотал гром в такт движениям бурлящей фиолетовой массы.

Капитан стряхнул с себя оцепенение и кинулся к дальнему концу стены, выкрикивая на бегу:

– Он прорвался! Он прорвался! Бейте тревогу, закрывайте ворота!

Внезапно, словно ниоткуда налетел ветер, шелестя травой и заставляя деревья раскачиваться и жаловаться скрипучими голосами. С земли, с домов, с деревьев срывалось множество вихрей и вихриков, больших и малых, мягких и свирепых, они рождались в самом воздухе и неслись сквозь него, сбиваясь в огромную стену ветра, мчась над головами людей и животных, все еще стремящихся к убежищу.

Снова застонали ревуны. Десять минут! Последнее предупреждение! Даже не десять – пять! Ведь к тому времени, как Ветер придет сюда, если он действительно придет, всем еще надо успеть укрыться как можно глубже под землей, а убежище уже набито битком. Мужчины оставляли тележки, бросали свою ношу и бежали к пока еще открытому входу; даже животные спешили туда же.

Малахан тоже кинулся было бежать, но услышал справа жалобный крик. Он остановился и увидел насмерть перепуганного маленького котенка, тот скорчился у стены дома, истошно мяукая. Малахан схватил котенка – маленькие лапки вцепились в его рукав, – машинально погладил взъерошенную шерстку и тут… сигнал ревунов оборвался. Прижимая к себе котенка, мальчик кинулся к дверям, которые начали медленно закрываться.

Бежать было недалеко, но дорогу загромождали брошенные тележки, рассыпанные вещи. Здесь дорогая картина, там старинные часы, а вот корзина с бутылками, некоторые разбиты. Это было как бег с препятствиями.

Но Малахан не сдавался. Быть может, в самый последний момент, но все же он успеет. Двери закрылись всего на три четверти, а он такой маленький… Тут он поскользнулся на растоптанной корзине с осколками чайной посуды. Котенок рванулся к закрывающимся дверям. Мальчик споткнулся о какой-то ящик и больно ударился. Он сразу же вскочил, но драгоценные секунды были потеряны. Двери уже были почти закрыты, а Малахан все бежал, крича:

– Погодите! Погодите! Еще немного! Однако те, кто вращал огромный механизм, двигавший тяжелые створки, не обратили внимания на этот отчаянный крик, если вообще слышали его.

Мальчик был всего в трех шагах от дверей, когда створки окончательно сомкнулись с мощным лязгом и грохотом, прокатившимся но всей долине. Малахан бросился на закрытые двери и заколотил по ним изо всех сил, громко крича, но ответа не было.

Тогда он побежал назад, на дорогу, ведущую вверх, к золотому замку. Кто-то должен был оставаться там, возможно, до последней минуты. Он знал, что там есть свои входы в убежище для Ветровой стражи и стражников замка.

Но ветер усиливался, набирая ураганную силу, и отбрасывал его назад. В воздухе клубилась пыль, все, что валялось на земле, пришло в движение, словно обретая свою собственную жизнь. Малахан понял, что Ветер Перемен придет раньше, чем он доберется до верхних ворот. Он попытался вспомнить, что ему рассказывали старшие, свидетели прежних приходов Ветров.

"Если тебя застал Ветер Перемен и ты знал заранее о его приходе, постарайся спрятаться в какую-нибудь канаву, засыпь себя землей, – так учили его, – чтобы защитить оr ветра все тело".

Он огляделся. Легко сказать! В городке для защиты от Ветра было лишь убежище, скрытое глубоко под землей, облицованное самыми надежными защитными материалами. Даже золотое убранство замка было защитой, которая могла устоять только до тех пор, пока на нее не обрушился прямой удар. Но Малахан знал, что, находясь снаружи, следует держаться подальше от такой защиты: ведь те силы, которые она сдерживала, нарастали, скапливаясь возле нее. И вот он стоял, напряженно соображая, можно ли укрыться за каменной стеной, и следил за приближающейся бурей…

Она была чудовищна и прекрасна. Впереди мчался бурлящий вал черных туч, словно гигантский ковер, достойный королей или богов. Молнии вспыхивали на его кромке и плясали между тучами и землей, могучие раскаты грома эхом перекатывались по всей долине. Множество облаков с невиданной быстротой летело бок о бок с Ветром Перемен, образуя темные воронки смерчей, которые втягивали все, над чем проносились.

А в самом центре стремительно несся сам Ветер Перемен во всей своей ужасающей красоте. Его боялись больше смерти, но ни одна легенда не рассказывала о его великолепии. Крутящаяся фиолетовая блестящая пленка облаков в чистейшем небе – так выглядел Ветер Перемен издали. Но чем ближе он подходил, тем бледнее становился и, странное дело, казался и сложнее, и проще. Море бессчетных звезд, колышущихся и мигающих в смутно-фиолетовом пространстве, не похожее ни на что в этом мире. Сама безбрежность, которая покрывала и обволакивала все, над чем простиралась.

Воздух сделался плотным и тяжелым, сильный ветер уже метался в центре долины. Ветер Перемен мчался всего в сотне футов над землей, изменяя все, над чем пролетал. Коснись он земли, и сильнейшее трение поглотило бы его силу, не пустило бы дальше.

Но этот Ветер не коснулся земли.

Малахаи так же мало знал о природе Ветра, как, По правде говоря, и самый ученый чародей. Мальчик только понимал, что ему уже не миновать страшной встречи.

Но, как ни странно, страх вдруг улетучился, остался лишь восторг перед грозной красотой и изумление перед силой, которую Малахан не мог постичь и которой не мог сопротивляться. Мальчик ясно сознавал, что скоро, наверное, погибнет, и надеялся только, что перевоплощение будет быстрым, а приговор – милостивым, потому что он всегда старался быть хорошим сыном. Потом мелькнула мысль о семье, которая была там, внизу, в тесноте и в безопасности, где темноту рассеивал только тусклый свет факелов. Они будут горевать о нем, но пусть их горе не будет слишком большим…

Ветер Перемен летел над долиной, творя то, что творил всегда и везде. Все, над чем оказывалась его бурлящая масса, начинало слабо сиять и окутывалось ярко-синим ореолом. Трава, деревья, земля, даже самый воздух – все, казалось, изменялось в дрожащем свете этого сияния. Ряды виноградных лоз мерцали, корчились и превращались в странно искривленные деревья с громадными темными цветами, не похожие ни па что, виденное мальчиком до сих пор. Маисовое поле дрожало и плавилось, часть его превратилась в комок, гонимый бурей. Кое-где посевы сменил высокий бурьян, кое-где только желтый песок остался на полях.

Ветер Перемен пролетел над крытыми соломой домиками селения. Они засияли, потекли, и вот уже многоэтажные массивные строения странной формы, сложенные из чего-то буро-красного заняли их место. Уже видна была дождевая туча, ливень шел вслед за Ветром Перемен, а по краям небо прояснялось, появились первые разрывы в облаках.

Наконец Ветер Перемен оказался над Малаханом. Как ни странно, он ничего не почувствовал. Только легкое покалывание. Он протянул руки и увидел, что они облиты синим сиянием. Он рос, одежда трещала, рвалась и словно бы стекала с тела. Руки становились толще, мускулистее, пальцы – длиннее и сильнее, вместо ногтей вырастали когти. Кожа грубела, темнела и покрывалась короткой густой бурой шерстью на запястьях и даже на тыльной стороне рук.

Ниже талии он постепенно обрастал густой длинной шерстью, ноги изгибались и изменяли форму. Большие раздвоенные копыта как нельзя лучше подходили для быстрого бега, но стоять на них было не слишком удобно. Он пошатнулся, сделал шаг назад и обнаружил, что его поддерживает длинный и толстый бурый хвост.

Малахан пришел в ужас. Сейчас он даже хотел смерти. Но он не умер, он сделался чудовищем.

Ветер Перемен удалялся вверх по долине, постепенно теряя силу. Малахан стоял в оцепенении, и проливной дождь смывал его слезы.

Исчезли последние отголоски бури, облака поредели и начали рассеиваться. Солнечный свет робко пробился сквозь них, освещая разительно изменившуюся землю.

Золотой замок выстоял, хотя почернел и отливал теперь холодным металлическим блеском. Только через несколько дней люди смогут выйти из убежища. Громадные двери не подвели, но сплавились и спеклись, превратившись в единую и прочную металлическую стену.

Близнецов больше не было, но могучая стена Рассветных гор по-прежнему вздымалась вдали. Перед селением появилось обширное озеро, простиравшееся от крайних домов насколько хватало глаз; видны были пятна зелени на противоположном берегу.

Песчаная, а кое-где каменистая почва заросла густым бурьяном выше человеческого роста. Там, где раньше тянулись ряды виноградных лоз, росли деревья и незнакомые кустарники с огромными цветами, похожими на розы.

Малахан направился было к ним, но, когда он приблизился на пять или шесть футов к первому цветку, тот набросился на него. И все цветы стали кидаться на него и рычать, словно стая злых голодных псов, а кусты вздрогнули и замолотили ветвями по воздуху. Малахан испугался и отскочил.

Он не знал, что же ему делать, потому что все еще оставался собой, хотя бы отчасти. Этот Ветер Перемен, похоже, ограничился тем, что изуродовал его тело.

Малахан взглянул на озеро, на рычащие растения, на такое чуждое теперь селение. Там, где раньше Сходились две цепи холмов, появилась обширная равнина, поросшая высокой травой и такими же высокими, яркими цветами. Изменилось решительно все, кроме самого замка, и никогда уже не вернется то, что было, и ему самому не стать прежним.

Он все еще пытался что-то придумать, когда наверху возле замка пробились наружу команды рабочих. Они разрушали сплавившиеся двери и разбирали остатки бронированного входа. Спустя несколько минут выехал большой конный отряд.

Начальник отряда осматривал окрестности в полевой бинокль. Наконец, обнаружив то, что искал, он опустил бинокль.

– Вон там, левее, за селением. Видите? Сержант прищурился, всматриваясь, и кивнул:

– Да, сэр. Я-то надеялся, что на этот раз мы успели укрыть всех. Хвала богам, что он только один.

– Неизвестно, человек это или животное, – крикнул лейтенант своему отряду, – и нападет ли оно или побежит. Приготовьте оружие и пошли. Сначала стреляйте, разбираться будем после!

Малахаи слышал и видел их, несколько мгновений он еще раздумывал, оставаться ему на месте или убегать. Но, когда он увидел, что они вытащили оружие, он повернулся и что было сил помчался сквозь высокую траву.

Он бежал быстро, очень быстро, словно был создан для жизни именно в этой местности, но хорошо обученные люди и тренированные кони оказались быстрее, сноровистее и опытнее. Скоро он понял, что ему все равно не уйти, остановился, изумляясь тому, что почти не задохнулся от быстрого бега, и ждал, подняв могучие руки в знак того, что сдается своим преследователям. Через минуту они окружили его.

– Пощадите! – взмолился он, видя, как беспокойно и неприязненно они оглядывают его. – Я Малахаи из старой деревни! Двери закрылись, когда я был всего в нескольких шагах! Пожалейте меня! Я знаю, что я страшен, но мне всего четырнадцать лет!

Солдаты-новички изумленно таращили глаза, но офицер и сержант, более опытные, знали, что обычно именно мальчишки становились жертвой Ветра.

– Понимаю, сынок, – вздохнул лейтенант, и голос его был почти печален. – И надеюсь, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять. Понять, что мы обязаны быть безжалостными.

– Нет! Не надо! – кричал Малахаи, а пули пронзали его могучее тело снова и снова, оно не хотело умирать. Наконец он ослабел, и офицер нанес последний удар, прекратив его муки.

Наверху Главный Волшебник Малабара осматривал остатки своего наблюдательного поста. То, что стояло теперь на месте телескопа, было похоже скорее на странное, неизвестное в этих местах оружие, установленное на треноге.

– Черт бы меня побрал, – тихонько выругался чародей. – Надо переплавить эту штуковину как можно скорее. Не стоит подбрасывать им подобные идеи. И так уж все выглядит достаточно зыбким.

Он посмотрел на изменившийся ландшафт и покачал головой.

– Ну, – вздохнул он, – вот и новые соседи.

* * *

Сэм постепенно приходила в себя. Пот катил с нее градом, видение расплывалось и исчезало, его сменили неясные образы, в которых она узнала озабоченные лица Чарли и Зенчера.

– Они убили его! – выкрикнула она, еще не совсем очнувшись. – Они загнали его и убили! Просто мальчишку, которому не повезло! Мерзавцы! Грязные ублюдки!

– Что ты видела? – резко спросил Зенчер. – Расскажи мне все, сейчас же!

Ладаи что-то сердито сказала ему и принесла Сэм немного вина. Пригубив, Сэм почувствовала, что немного успокоилась, и почти без расспросов рассказала все.

Зенчер кивнул:

– Все так, хоть я и не могу понять, почему у тебя было это видение. В Малабаре никто из тех, кто интересуется тобой, не имеет большого влияния. А мальчик… Знай, акхарцы не потерпят, чтобы кто-нибудь не их рода жил вместе с ними. Таким не позволено оставаться в пределах их королевств после захода солнца – разве что у самой границы, как йот мы сейчас.

– Но Ветер изменяет буквально все! Если несчастный парень стал его жертвой, зачем было убирать? Они же могли его просто выгнать?

– Видишь ли, акхарцы считают свою расу высшей. Для них просто невыносима мысль, что кто-то из них превратился в Чудовище. Они убили его скорее из милосердия, чтобы избавить от страданий, от сознания, что он обречен жить в теле низшего существа. И потом, он мог оказаться единственным в своем роде на весь Акахлар, тогда его ждала участь отверженного: никто не захотел бы иметь с ним дело.

– А как образуются все эти измененные существа и предметы?

Зенчер пожал плечами:

– Случиться может практически все. Судя по твоему рассказу, дома и вообще все вокруг подходило именно существам его породы. Может, они даже и есть где-нибудь во Внешних Слоях, как знать. Это называют теорией вероятностей. Математика волшебников. Спроси об этом кого-нибудь из них. Думаю, рано или поздно такой случай тебе представится. Но почему ты увидела все это?

Сэм беспомощно вздохнула:

– Сны всегда приносили мне видения – теперь я думаю, что все они были именно этого мира – и всегда во время бури. Наверное, даже здесь, так далеко, буря снова вызвала их.

Зенчер задумчиво поскреб подбородок и пробормотал про себя на акхарском языке:

– Рогатый и девушка из Внешних Слоев, связанная с бурями… Ну конечно! Как же я не подумал об этом с самого начала? Боже, что же мне теперь делать?

Он помолчал немного, потом вздохнул и заговорил опять по-английски:

– Ты видела там Главного Волшебника Малабара. Не показалось ли тебе, что он мог тебя заметить? Знал ли кто-нибудь о твоем присутствии там? Хоть кто-нибудь? Подумай! Это очень важно!

– Нет, все было так, словно я дух, невидимый и неспособный ничего сказать или сделать. Я просто была там, вот и все. И у них было слишком много своих дел, чтобы обращать на меня внимание.

– И ты не чувствовала присутствия кого-то еще? Она помотала головой:

– Нет. Это просто… произошло, и все тут.

– И то хорошо. Ладно, погоди здесь. Я должен. обсудить это с Ладаи.

Он подошел к кентаврессе, отдыхавшей возле озерка. Расстояние между ними и Сэм было около двадцати футов, но акустика в пещере была такая,. что можно было легко расслышать негромкий разговор Зенчера с его странной партнершей.

– Мне это не нравится, – мрачно заметила Чарли. – Вот бы знать их язык!

– Ш-ш-ш… – отозвалась Сэм. И, увидев, что подруга не собирается замолчать, одними губами прошептала:

– Я их понимаю.

Да, она понимала. Так же, как только что поняла замечание, которое Зенчер пробормотал по-акхарски. Раньше партнеры говорили друг с другом менее правильным языком, но сейчас Сэм слышала язык своих сновидений, тот акхарский, который она каким-то образом узнала.

– Что же делать? – говорил Зенчер. – Мы не доверяли этому рогатому подонку и до сих пор не вмешивались. Но если мы доставим девчонку к Булеану, то скорее всего восстание провалится, и акхарское господство укрепится еще лет на тысячу, если не больше. И окажется, что мы с тобой помогли увековечить эту мерзость! Я так не могу!

Ладаи явно поняла его, должно быть, он часто переходил на родной для него акхарский, когда был раздражен, но ответила она на их общем языке, и Сэм ничего не поняла.

– Да, мы не можем просто убить их. Тогда нам не скрыться от гнева Булеана. И потом, если об этом кто-нибудь узнает, прощай наша репутация – тех, кто никогда не предает. Тогда с нами будет покончено. И все же они должны умереть. Надо поставить их в такое положение, чтобы они сами выдали себя. Если силы будут неравны, мы же не сможем ничего поделать! И они ведь ничего не понимают. Если достаточно часто произносить имя Юшттихорна, это вполне может привлечь внимание его самого. – Он поцеловал ее. – Дорогая, я уверен, что нам обеспечено вполне почетное поражение.

По выражению лица Сэм Чарли поняла, что эта сцена не так безобидна, как ей показалось, по спрашивать ничего не стала: если они слышали разговор этой пары, то и их могут услышать.

Зенчер вернулся к ним – воплощение покровительственного дружелюбия.

– Я должен ненадолго покинуть вас, чтобы достать лошадей и псе необходимое для поездки в Тубикосу, это столица здешней средины. Надо точно узнать, что натворил Ветер Перемен, и нанять лоцмана, которому можно доверять. Для этого нам и придется поехать в город. Ладан останется здесь на страже, все будет в порядке. Посмотрите еще раз свои сундуки и отберите столько одежды, сколько поместится в двух седельных сумках, что лежат в моей палатке. Да, кстати, вы умеете ездить верхом?

– В жизни не пробовала, – честно призналась Сэм.

– А я езжу довольно хорошо, – ответила Чарли. Зенчер пожал плечами:

– Хорошо. Я достану для Сэм самую смирную лошадку. Ну, счастливо оставаться. Сэм потянула Чарли за руку.

– Пошли, пороемся в сундуках.

– Но ведь он ушел, а она не понимает по-английски.

– Может, оно и так, да я не собираюсь повторять его ошибку. Пошли.

Они вошли в палатку, и Сэм постояла молча некоторое время, потом осторожно отогнула полог и выглянула.

– Порядок, надо только говорить потише. Ладаи лежит на берегу и любуется своим отражением.

Она быстро и тихо пересказала Чарли содержание подслушанного разговора.

– Проклятие! Ну и что, черт возьми, нам делать? Ведь он просто подсунет тебе норовистую или пугливую лошадь, а дальше все будет проще простого. Лошадь понесет или испугается, ты сломаешь себе шею, а он останется чист как стеклышко. Еще и меня призовет в свидетели несчастья. – Чарли фыркнула. – Но как ты смогла его понять?

– Понимаешь, он говорит на языке, который довольно близок к тому, что был в моем сне. Ну все равно что разговаривать с английским фермером, а не с американским. Может, я и говорить могу, но не стоит пробовать, пока надо скрывать, что я понимаю Зенчера. А вот Ладаи – нет, совсем ни слова.

Чарли вздохнула:

– Жалко, что мы не можем поговорить с Ладаи. Она такая приветливая и, похоже, сочувствует нам…

– Черта с два! Это она придумала, как и от нас избавиться, и самим не сесть в лужу. Слушай, Зенчер – он тронутый. Схлопотал себе комплекс вины или что-то вроде того. Его семья из богатых, возможно, даже знатных, не знаю толком. Много денег, много власти – и все за счет эксплуатации негуманоидов. Он близко познакомился с некоторыми, привязался к ним, увидел, что они хорошие ребята, ну его и заела совесть. Он удрал. Пробовал прибиться к другим расам, но они не доверяли ему и прогнали.

Он чуть не погиб, его спасли эти – как их там – люди-лошади?

– Кентавры.

– Ну да, они. Они его приняли, потому что умеют читать чувства: не мысли, а счастлив кто-то или грустит, любит или ненавидит. Поэтому они всегда знают, кто им друг, а кто нет. Он долго жил с ними и тут рехнулся окончательно. Ладаи – не просто его деловой партнер. Она его жена.

– Ого! Ни фига себе!…

– Будь уверена. Он считает себя одним из них. Они тут верят в переселение душ, так он думает, что он один из этих полуконей, по ошибке угодивший в человеческое тело. Он здорово твердо в это верит, и она, должно быть, тоже. Похоже, что и у нее не все дома, раз она вышла за него: их брак не слишком понравился ее старикам, а может, ее племени, так что их вышибли, и с тех самых пор они зарабатывают себе на жизнь так, как Зенчер рассказывал. Им здорово досталось в жизни, вот и хочется скинуть с себя все заботы и наплевать на этот мир со всеми его проблемами, А забота, которую им надо скинуть, это и есть я.

Чарли присела на сундук и задумалась. – Что же все-таки делать нам? Если мы останемся с ними, мы погибли. Если удерем, то окажемся совсем одни в каком-то сумасшедшем мире, о котором мы ничего не знаем, где я не могу говорить ни на одном языке и где к тому же за нами охотятся.

– А мне кажется, что, если мы будем жить как-то сами по себе, у нас будет больше шансов уцелеть, чем если мы останемся с этой парочкой. Мы акхарки – господа – и мы на акхарской земле, где я, вероятно, смогу объясниться на этом языке. Плохо, что наше переодевание не поможет, раз эти двое знают о нем. Черт бы их побрал!

Чарли внезапно вздрогнула от ужаса:

– Сэм! Я… я не смогу их убить! Сэм вздохнула:

– Может быть, если бы они и вправду попытались убить нас… но сейчас…

– Ни в коем случае! Я и подумать не могу чтобы убить человека, даже если он наполовину лошадь.

– Надо придумать, как сбежать от них.

– Куда? Мы же не можем удирать до бесконечности. Тут тебе не Техас и не Денвер, знаешь ли. – Да знаю я. Слушай! Зенчер говорил, что, если устроить, чтобы мы, а может, и он сам, повторяли имя Старого Рогача, то этот поганец, может быть, услышит и найдет нас.

– Я помню, он предупреждал, чтобы мы даже не упоминали имени этого типа.

– Угу. Понимаешь теперь? Другого Зенчер называл Булеаном. Быть может, если мы достаточно долго будем повторять его имя, он услышит и сообразит, что мы влипли.

– Не уверена я, что в этом есть смысл.

– Ладно, давай попытаемся. Будем повторять его имя, пока перебираем сундуки и упаковываемся.

– А если он не услышит и ничего не сделает?

– Тогда уберемся отсюда ко всем чертям сегодня же ночью. Возьмем еды и воды, сколько сможем, и смоемся. Если Зенчер достанет лошадей, то верхом, если нет – пешком.

Чарли заглянула внутрь своего сундука.

– Я не знаю, что выбрать.

– Ничего, я ведь видела Малабар, а это вроде ближайшее акхарское королевство, так что я примерно представляю, что тут носят. Только тебе это вряд ли понравится.

– Что? Почему?

– Ну, ты видела мусульманские страны по телевизору или на картинках? Здесь что-то похожее. В твоем сундуке наверняка найдется пара одежек как раз для здешних мест. Вот, например. Примерь-ка.

– Ну уж только не это!

– Давай, давай, примеряй, и повторяй "Бу-ле-ан" снова и снова. Я тебе сейчас покажу, как ее надевать.

ГЛАВА 5

ДОРОГА В ТУБИКОСУ

Попытки привлечь внимание чародея, повторяя его имя, ни к чему не привели и довольно скоро им надоели. Чарли принялась рассматривать наряды, которые отобрала для нее Сэм. Это были одежды, сделанные из цельного куска материи, немного похожие на индийские сари, но ткань была Очень тонкой, легкой и хорошо облегала фигуру. Пояс Придавал одежде форму, подчеркивая талию. Одеяние обертывалось вокруг тела, начиная с подмышек, вставляя плечи обнаженными, и доходило почти до земли. Если не закладывать нарочно складок, двигаться в нем было не слишком свободно. Оно позволяло ходить и сидеть, правда, не закидывая ногу па ногу, по бегать в нем было бы чертовски трудно. Надевалась эта одежда довольно легко, а скрытые застежки позволяли подогнать се по фигуре.

Материал, походивший на тонкий шелк, был так легок, что почти не чувствовался на теле, однако он решительно противился попыткам двигаться не так, как это предполагал фасон одежды. В сундуке нашлись три таких наряда: бледно-лиловый, малиновый и изумрудно-зеленый. К ним полагался еще длинный и тонкий черный прозрачный шарф, который следовало носить на голове, стягивая под подбородком.

– Похоже, это важная деталь, – сказала Сэм. – По крайней мере все женщины в моем… видении, ходили с покрытой головой. Конечно, у них одежда была большей частью, пожалуй, из хлопка, а шарфы не такие нарядные, но, по-моему, этот – как раз то, что надо.

– А как насчет сандалий?

– Большинство женщин там ходили босиком, но, может, это те, кто попроще, мне не довелось заглянуть внутрь замка. Я уложу сандалии на всякий случай. Да, если ты поскользнешься и упадешь в этом наряде, тебе не встать без посторонней помощи.

– Ладно, как-нибудь. Кто знает? Может, босоногие женщины считаются здесь более привлекательными. Мы можем попросить Зенчера оценить наш вид прежде, чем рванем отсюда. А как ты?

– Ну, поскольку я – твой братец, эти робингудовские шмотки в коричневых тонах как раз должны подойти. Верхние одежды все свободные и немного расширены книзу – как раз, что надо. Насколько я поняла, черный цвет – исключительно для солдат… Те, кто познатнее, могут наряжаться франтовато, но простой люд одевается больше в такие вот костюмы бурых тонов с широким поясом и носит короткие сапоги. Интересно, а это еще что за чертовщина?

Чарли взглянула, подумала немного, а потом Прыснула со смеху.

– Я, кажется, припоминаю. В прошлом году, еще до твоего приезда, мы в драмкружке разыгрывали сцены из Шекспира в нарядах елизаветинских времен. Если я не ошибаюсь, это гульфик.

– Что-что?

– Ну, вроде лифчика для мужчин. Он поддерживает и прикрывает эту штуку, ну… ты понимаешь? Хм-м-м… Этот довольно жесткий на вид. Тебе-то прикрывать нечего, но с его помощью ты будешь и вправду выглядеть, как парень, если только эти штаны действительно такие узкие, как кажется. Завяжи его на бедрах, так – хорошо. Теперь натягивай штаны.

– У меня такое чувство, словно я зажала между бедер теннисный мячик.

– Ничего, привыкнешь. Отлично! С таким выступом, да если еще получше замаскировать все остальное, никто и не догадается, какого ты пола на самом деле. Посмотрись в зеркало.

– Да, пожалуй, ты права. Надеюсь, он не сползет. Не очень-то будет удобно, если обнаружится, что под ним ничего нет.

– Ничего, справишься, да и я присмотрю. Хотелось бы хоть чуточку знать язык. Я не сумею убедительно сыграть глухонемую. Раньше или позже кто-нибудь внезапно, вскрикнет или уронит чашку, и я подпрыгну до потолка. Я знаю английский и еще испанский, потому что, когда я была маленькой, половина у вас по-английски, и, если вы ответите, вы себя выдадите, ясно? Запомните это обе. Потом мы сможем отыскать какого-нибудь второсортного мага и получить от него несколько языковых заклинаний, с помощью которых вы научитесь немного объясняться, но пока вам придется полагаться на мой перевод. Будьте осторожны! Награда может быть настолько велика, что вас сперва похитят, а уж потом будут задавать вопросы.

– Ну спасибо, утешили, – мрачно ответила Чарли.

– И еще должен тебя предупредить: женщины здесь не носят украшений, не пользуются косметикой и одеваются довольно скромно, когда выходят из дому. Если ты ведешь себя иначе, тем самым ты показываешь, что ты – как это сказать? – развлекательница. Боюсь, твой наряд будет говорить о не совсем уважаемом занятии.

– Ну, это не так уж и плохо! Я неважно пою и танцую, но…

– Э-э-э… Чарли, – медленно протянула Сэм. – Думаю, имеется в виду совсем другое: развлечения только для мужчин – и не для всех сразу.

Чарли озадаченно помолчала, но наконец до нее дошло.

– О-о-о! Вы что же… вы хотите сказать, что я вырядилась, как пятицентовая шлюха?

– Нет, это не совсем то слово. Я имел в виду "куртизанка", а это гораздо более почетный род э-э-э… проституции? И я не совсем понимаю, что значит "пятицентовая".

– Самая дешевая, – пояснила Сэм. – Самая дешевая и доступная, какая только может быть,

– Да, примерно так я и думал. О, я понимаю твою реакцию, но здесь это, видишь ли, считается чем-то ироде почетной профессии для таких женщин, которые, извини, не могут преуспеть в каком-либо другом деле. Это один из тех немногих видов деятельности, которые целиком и полностью принадлежат женщинам: когда они старятся, они становятся содержательницами домов для молодых или делают еще что-нибудь в этом роде. Понимаешь, настоящий черный, неквалифицированный труд – это как раз то, чем не должен заниматься ни один акхарец. Молодые девушки, если они неумехи, сироты-бесприданницы или почему-то отвергли предназначенного им жениха, не имеют права поступить на черную работу, а вносить свой вклад в общую жизнь обязан каждый. У всех, кто может трудиться, должно быть какое-нибудь занятие. Некоторые из куртизанок местные. Большинство же приезжает из отдаленных средин или из акхарских поселений в клиньях. Там многие не принадлежат к правящей расе и даже не знают акхарского языка. Так что ты не будешь особенно выделяться,

– Это что же? Значит, любой мужик сочтет, что стоит ему побренчать монетами, и я обязана плюхнуться под него. Ну уж нет! На это я не пойду!

Зенчер ухмыльнулся:

– Видишь ли, здесь не принято делать предложения женщинам. Ты будешь с нами, и все решат, что ты сопровождаешь нас для обслуживания деловых партнеров, как это принято. Все предложения будут сделаны либо твоему брату, либо мне.

– Моему – что? А, конечно. Да-да.

– Ну а раз твой брат не говорит по-акхарски, то обращаться будут ко мне. Ты очень хорошо выглядишь. Я уверен, что захотят не просто переспать с тобой, но и купить права на тебя. А я, разумеется, всем буду отказывать.

– Да уж, надеюсь! А что значит – купить права?

– Все акхарцы лично свободны, по определению, и не могут быть куплены или проданы. Однако, если ты работаешь по контракту, как это обычно и бывает, можно купить этот контракт. Без него ты не сможешь продавать свои услуги, тогда это будет преступлением, которое очень сурово наказывается.

– Все это здорово похоже на рабовладение, только ваши законники придумали слова покрасивее, – заметила Сэм.

– Нет, неч! Никто не обязан соглашаться на такой контракт или на его возобновление. Но тогда, разумеется, надо в течение двух недель найти какую-нибудь другую работу, иначе тебя арестуют.

– А существуют ли здесь развлекатели мужского пола? – иронически спросила Чарли,

Вся ее ирония пропала даром. -

– Существуют, разумеется.

– Ну а кого же вы собираетесь сделать из меня? – спросила Сэм. Она уже представляла себе, как Чарли продают в какой-нибудь бордель, а ее саму каким-то образом обманывают и увозят неведомо куда.

– Не беспокойся. Хватит и одной развлекательницы. Тебя я сделаю учеником. Учеником торговца. Приказчиком, помощником. При моем роде занятий и моих обычных странствиях это не привлечет излишнего внимания. – Он немного помолчал. – Пойдемте, пока еще светло, посмотрим, как на самом деле выглядит это место. Хотите?

Чарли взглянула на Сэм и увидела, что та было заволновалась, но потом вдруг сказала:

– Конечно. А вы уверены, что нас никто не заметит?

– Это не важно. Никто здесь не сможет повредить нам. Пойдем.

– Чертовски трудно передвигаться в этом одеянии, – проворчала Чарли, но все же пошла.

Сэм вполне допускала, что Зенчер подстроил им ловушку, но предпочитала узнать это сразу. В конце концов, если этот самый Булеан хоть наполовину такой могущественный и хитрый, как им его тут расписывали, то они должны как-нибудь вывернуться. А если Булеан не поможет, тогда все равно надеяться не на что.

Еще не дойдя до выхода из пещеры, они почувствовали удушливо-влажную жару и почти мгновенно вспотели.

Снаружи по-прежнему висел слабый туман. Однообразный и унылый, он начинался у самого подножия скалы и тянулся на много миль вдаль. Там, где туман прерывался, поднимались пологие зеленые холмы. Чарли показалось, что они словно перенесены сюда из округа Линкольн на севере штата Нью-Мексико, возможно, прямо вместе вон с теми горами, которые высились на горизонте. Почти все небо было затянуто облаками.

Зенчер заговорил, и в голосе его не чувствовалось ни напряжения, ни фальши. Он просто рассказывал:

– Туман окружает все средины и как бы отделяет их от клиньев. Та зеленая страна вдали, это и есть клин. Думаю, что Хабандур, хотя с тех пор, как я был там в последний раз, прошло много времени. Тамошний народ – все больше пастухи. Они пасут огромных животных, их называют блаунами, и питаются исключительно их молоком и кровью. Это довольно-таки свирепая раса, сильная и выносливая. Даже акхарские короли уважают жителей Хабандура и часто набирают из них солдат и полицию. За это другие расы ненавидят хабандурцев едва ли не больше, чем самих акхарцев. Вот почему здешние народы так трудно объединить.

Они поднялись по тропинке, причем Чарли без их помощи это вряд ли удалось бы. С вершины утеса они заглянули внутрь страны. Местность была довольно гористая, покрытая густыми лесами, среди которых, вероятно, текли невидимые сверху бурные реки. Облака понемногу рассеивались, и сквозь них чуть проглядывало солнце.

– Здесь всегда так облачно? – спросила Сэм.

– Нет, не всегда, хотя вне средин, пожалуй, чаще облачно. Это Ветер Перемен. Он влияет на погоду на обширных пространствах.

Сэм кивнула, повернулась и снова взглянула вдаль, за границу тумана.

– Эй, что это?

Покатые зеленые холмы вдали пропали, на их месте возвышалась величественная стена гор, снежные вершины которых вздымались выше облаков, четко выделяясь на лиловом фоне.

– А где же те холмы? – спросила Чарли. – Ведь еще минуту назад там не было никаких гор!

Она повернулась и посмотрела на леса, словно пытаясь убедиться, что все еще находится на том же самом месте, потом снова на горы. Леса были на месте, горы – тоже.

Зенчер усмехнулся:

– Это Максут, точнее, так его называют акхарцы. Там выделывают лучшие меха во всем Акахларе.

– Да, но куда же все-таки провалились холмы? – добивалась Сэм.

– Они тоже здесь. Те места, что видны отсюда, целые миры, а не просто их срезы. Только малая часть этих миров перекрывается здесь в одно и то же время. Если подождать, может быть, несколько минут, а может, несколько часов или дней, то станет видна часть другой земли. Такова переменчивая природа Акахлара. Они появляются и исчезают вокруг средин – то здесь, то где-то еще, то не появляются вовсе, Я навигатор. Я знаю, как определить, в каком месте Акахлара я нахожусь в данное время. Я могу проложить путь, короткий или длинный, между двумя точками нашего мира и провести других по этому пути. Но я не знаю, что будет в конечной точке пути в определенное время, так же, как ничего не могу сказать о том, через какие миры пройдет мой путь. Это может быть Максут, или Хабандур, или один из сотни других клиньев. Только акхарцы и их лоцманы могут точно выбирать свой путь и место назначения, и ни один лоцман никогда не скажет, как ему это удается. Я могу прийти точно в указанное место и оказаться за много миров от своей цели. Вот почему путешествия на большие расстояния невозможны без лоцманов. Все они акхарцы, каждый из них работает в своей округе, и за каждой гильдией лоцманов закреплен определенный клин. Когда я бежал из своей родной страны, со мной не было лоцмана, у меня не было навигаторских навыков, и только счастливый случай и рука богов не дали мне погибнуть.

"Так вот зачем он нас сюда привел, – подумала Сэм. – Он подозревает, что мы не очень-то доверяем ему, и хочет показать, что нам не выжить в этом мире, если мы останемся одни. Хорошенькое же время он выбрал для этого, черт его возьми!"

– Утром мы поедем внутрь страны, вон туда, – говорил между тем Зенчер, показывая на лес позади них. – Эта средина довольно большая. Как раз за этими холмами проходит дорога, а дороги обычно ведут либо в столицу, либо к границе. Пойдемте – завтра еще успеем попотеть. Побудем немного в прохладе, пока можем.

Они спустились и вошли в пещеру. Как ни хотелось подругам остаться вдвоем, такая возможность представилась им только поздно вечером.

– Ты как думаешь, он с нами искренен или наоборот? – спросила Чарли.

– Наоборот, – уныло отозвалась Сэм. – Сегодняшнее маленькое представление должно было показать нам, насколько мы зависим от его милости. Сказать правду, я теперь совершенно не представляю, что Нам делать, черт бы его побрал! Если мы удерем в леса среди ночи, то скорее всего свернем себе шеи, а если направимся в город, то нас нетрудно будет выследить. Нам придется несколько миль брести в тумане, и где мы потом окажемся, вообще неизвестно.

– По-твоему, те вампиры, о которых он рассказывал, действительно существуют? Сэм пожала плечами:

– Может, и не там, где он говорил, но стоит взглянуть на Ладаи, и понимаешь, что здесь могут быть и вампиры, и что-нибудь похлеще. Похоже, без провожатого шансов у нас будет немного.

– Но Зенчер прикончит нас при первой же возможности. Почему бы ему, например, не загипнотизировать нас тем кристаллом и не приказать самим выдать себя?

– Ну, не знаю. Он словно сам боится этой вещи. Но здесь, наверное, есть тьма способов, которыми он может воспользоваться против нас. Мы ведь не почувствовали бы самый сильный наркотик в рогаликах, что готовит Ладаи? Но здесь только мы и они. Случись что с нами, и, пожалуй, Булеану нетрудно будет догадаться, что его предали, а? А в большом городе… Может быть, он надеется, что мы как-нибудь сами себя выдадим, а ему не потребуется и пальцем пошевелить.

– Значит, так, – задумчиво подвела итог Чарли. – Если смотаться прямо сейчас, скорее всего мы пропадем, а ом выйдет сухим из воды. Если поехать с ним, то какая-то надежда все-таки есть. К тому же здесь все говорят на акхарском. Ладаи с нами не будет. Ему придется говорить о нас по-акхарски, а он ведь не знает, что ты понимаешь их язык. По крайней мере узнаем заранее, какую подлость он задумает. А это уже кое-что.

Сэм кивнула:

– Да, об этом я не подумала. Ну, пока мы еще в безопасности, можно и поспать немножко. Завтра нам придется держать ухо востро.

– Вот что еще, Сэм. Надо бы как-нибудь держать меня в курсе того, что происходит вокруг, по так, чтобы Зенчер не сообразил, что ты понимаешь их язык. Мне кажется, он не больно-то хорошо выучил английский. Думает он на этом самом акхарском, поэтому и заговорил на нем, когда занервничал. По-моему, он все время вроде как делает двойной перевод: с акхарского и на него.

– Ну и что?

– Ну я все думала о том, что ты мне сказала, помнишь, будто этот язык не похож ни на какой другой, который ты когда-либо слышала. Если у него в голове именно акхарский, а не английский, то какого черта нам не попробовать поговорить по-тофслянски?

Сэм подумала немного и криво усмехнулась.

– Мне кажется, это можслет очслень помслочь, – громко ответила она.

* * *

"Повозка" была похожа на римскую колесницу с двумя большими колесами по бокам и овальным кузовом. Спереди было еще одно колесо, поменьше, что придавало всему сооружению некую зыбкую устойчивость. Возница был вынужден все время стоять, но около него было нечто вроде перилец, о которые он мог облокотиться. Дальше были устроены скамейки, как в лодке, а позади располагалось небольшое багажное отделение. Повозка была старая, грязная, давно не крашенная. Однако в нее поместились оба сундука и похожий на рюкзак мешок с пожитками Зенчера. Подруги вскарабкались в повозку, потом навигатор тоже забрался внутрь, опустил и закрепил деревянный предохранительный брус сбоку; наконец он облокотился о перильца, разобрал вожжи и тронул. Пара лошадей без видимых усилий потащила скрипучее сооружение, но деревянные колеса подпрыгивали на каждом ухабе! Сэм и Чарли подпрыгивали вместе с ними, а потом плюхались па жесткие сиденья, так что не прошло и часа, а они уже завидовали стоявшему Зенчеру.

Лошади были похожи на битюгов, только, пожалуй, чересчур мохнатые.

Высокие деревья, мимо которых они проезжали, тоже походили на обычные деревья, только у некоторых кора была странного цвета. Трава казалась скорее синей, чем зеленой, и время от времени они проезжали через заросли странных цветов, похожих на розовые пучки. Они бы напоминали розы, по их стебли достигали футов шести и толщиной были с человеческую ногу, а сами цветы – с голову Зенчера. Все это скорее напоминало экзотику южных стран, чем страну чудес, в которой побывала Алиса.

У птиц здесь было довольно яркое оперение, а одна, большая и немного похожая на сокола, могла менять окраску и становиться почти невидимой, прячась в кронах деревьев, пока ее не пугал шум проезжающей повозки. Тогда по воздуху внезапно проносилось нечто похожее на огромный лист, постепенно принимающий серую окраску облаков или голубую – открытого неба и почти исчезающий на их фоне.

Приятно было снова увидеть солнце, хотя часть неба все время затягивали облака. Было жарко и влажно, а когда проглядывало солнце, становилось еще жарче. Набедренные повязки и бикини, а не длинные одежды, подошли бы сейчас гораздо больше. "Эти акхарцы не только высокомерны, но и невозможно тупы", – решила про себя Чарли.

Они выехали на широкую дорогу, о которой накануне говорил Зенчер, но на засохшей грязи колеса подпрыгивали еще сильнее. Наконец после трех часов мучительной езды они въехали в небольшой городок. Его красные крыши и белые оштукатуренные или кирпичные фасады напоминали какой-то европейский фильм о провинциальной жизни. Дома располагались вокруг широкой главной площади с торговыми рядами по краям. Народ там не толпился – день был явно не базарный, обычный сонный будний день. Лошадям требовался отдых, да и. они проголодались.

Зенчер еще раз предостерег их:

– Помните: говорите как можно меньше, только друг с другом и только шепотом. Сомневаюсь, что здесь кто-нибудь знает о вас, но на всякий случай будьте осторожны.

Городок не был в точности похож на тот, который видела Сэм в своем страшном сне, но и отличался от него не больше, чем отличаются друг от друга маленькие городки во Франции и Германии. Хотя людей на улице было немного, Сэм обратила внимание, что это были преимущественно женщины в длинных, свободных, мешковатых одеяниях, стянутых поясом на талии и доходивших до лодыжек. Сшиты они были из хлопчатобумажных тканей приглушенных цветов – красноватых, коричневых и синих. Головы у всех были покрыты шарфами. Некоторые женщины носили белое. У них вместо шарфа был легкий головной убор, вроде капюшона, с небольшими прорезями для глаз. Белые балахоны не были подпоясаны и совершенно скрывали очертания тел.

– Те, что в белом, – незамужние девушки на выданье или постарше, – пояснил Зенчер. – Когда им исполняется десять лет, они считаются взрослыми. После особой церемонии посвящения им запрещается показываться кому-нибудь, кроме домочадцев, в более открытой одежде, чем вы видите. Запрещается не только разговаривать с мужчинами, но даже показывать, что они слышат слова мужчины, кроме отца и братьев. И так они живут до самого замужества, после которого, как видите, получают несколько большую свободу.

– Как это они ухитряются при таких порядках вообще выходить замуж, – заметила Сэм. Зенчер рассмеялся:

– О браке мать невесты договаривается с отцом жениха или с опекуном мужского пола, если жених – сирота. Конечно, и здесь бывают романтические истории и разлученные влюбленные. Но у девушек, пожалуй, есть преимущества. Ведь юноша не может увидеть невесту, а она может рассмотреть его и вместе с матерью выбрать того, кто ей больше приглянется. Молодые люди вынуждены довольствоваться только рисунками того, кого здесь называют устроителем браков. Ну а в маленьких городках, вроде этого, можно еще кое-что разузнать у родственников девушки или у друзей ее родственников.

– Старая добрая история. Что женщины, что домашняя скотина – все одно, – угрюмо сказала Чарли.

– Нет-нет, что ты! Женщины не бесправны. Они могут получить образование, какое им необходимо, хотя, конечно, отдельно от юношей, они вправе наследовать, они даже занимают некоторое положение в законодательном собрании. В большинстве из этих лавок дела ведут именно женщины, а многими из них и владеют женщины. Мужчина здесь хоть и считается господином, но наследство передается по женской линии. Этот порядок, возможно, и не совершенен, но и не так плох, как может показаться с первого взгляда. И намного ли это хуже, чем брак под влиянием минутного увлечения, когда вдруг в один прекрасный день обнаруживается, что у супругов нет ничего общего? Или брак по расчету? Счастливые браки здесь вряд ли реже, чем в любом другом месте.

– Однако в маленьких городках выбор и так невелик, да еще это раздельное содержание. Понятно, что некоторые предпочитают сбежать в столицу и продавать себя, только бы не принимать этот обычай. А вдруг жених уж очень противный, а девушке никак не удается уговорить мать отказать ему? – заметила Чарли.

Сэм огляделась вокруг:

– При том, из скольких разных миров они сюда свалились, я все же думала, что здешнее общество будет посовременнее, чем средневековое.

В городке была служба, которой можно было поручить лошадей, и они были счастливы наконец-то выбраться из трясучего экипажа. Правда, у обеих мышцы так болели, что поначалу им трудно было ходить. Но Сэм вскоре пришла в себя и обратила внимание на разные вывески вокруг площади. И тут она поняла, что читать на этом языке она не умеет. Буквы, или квадратики, кружочки, загогулины, казалось, даже не были организованы в какую-то систему. Разбросанные без видимого порядка, они, похоже, не имели постоянной величины и начертания. Скорее они напоминали детские каракули.

Здание, в которое они вошли, оказалось таверной, на первый взгляд, довольно обычной: круглые деревянные столы, грубые старые тоже деревянные стулья, скрипучий пол, посыпанный опилками, и длинная стойка с большим зеркалом позади, в котором отражалось все помещение. Однако под потолком неторопливо крутились три вентилятора, медленно и лениво перемешивая горячий воздух, а светильники и позади стойки, и на боковых стенах отнюдь не напоминали о средневековье. Бутылки на полках за стойкой были стеклянные, с яркими наклейками – не то что грубая посуда в пещере, а когда один из посетителей позвал бармена, тот кивнул, нацедил кружку чего-то, похожего не то на пиво, не то на эль, из крана – подумать только! – и отнес клиенту. Все посетители были явно не здешние. У одного из них был громкий и грубый голос, а лицом и телом он напоминал неандертальца.

Это впечатление усиливалось тем, что одет он был в потертые меховые бриджи и нечто, похожее на меховой жилет, который не сходился на могучей волосатой груди. С ним был мужчина в щегольской блузе и штанах в обтяжку, острые носки его башмаков выглядели франтовато. В отличие от тех, кого они встречали в городке, кожа у него была светлее, черты лица тоньше; у него были длинные волосы, черная козлиная бородка и пышные сильно напомаженные усы.

– Не смотри на них, – шепнула Чарли, – представляешь, у этого Конана Варвара на руке часы.

– Я заметила, – отозвалась Сэм тоже шепотом. – А этот тип, сбежавший с игральной карты, курит сигарету с фильтром. Черт-те что!

Зенчер сердито взглянул на них, и они замолчали. Сэм было любопытно, о чем говорит странная пара, но у пещерного человека было настолько скверное произношение, что его почти невозможно было понять. При том, что в этом языке изменение на какую-то четверть тона могло превратить слова "Я тебя убью" в "Я тебя люблю", она чувствовала себя почти такой же беспомощной, как Чарли.

– Но, друг мой, мне же необходимы пятеро, – говорил щеголь, отчетливо, но с очень странным акцентом. Его Сэм, хотя и с трудом, понимала.

– Ты собрался печь пироги в моей заднице, – казалось, ответил неандерталец. Из-за его жуткого произношения разговор представлялся Сэм почти комичным, но усатому, видимо, было не до смеха.

– Но будь же благоразумен, друг мой. Меньшее количество просто не сработает.

– Я хочу облизать поросенка.

– Но там же и стража, и ловушки, и…

– Наши имена будут написаны на колбасных палочках!

Сэм перестала прислушиваться. Разговор казался ей бессмысленным и не стоило рисковать. Зенчер мог заподозрить что-нибудь.

К ним подошел бармен:

– Да, сэр. Чем могу служить?

– Еда у вас есть? Когда я проезжал здесь последний раз, у вас неплохо готовили.

– О, конечно, сэр, но между завтраком и обедом кухня не работает. Я мог бы принести хлеба, мяса и немного фруктов и овощей.

– Прекрасно. Принесите так, чтобы нам всем хватило, и подайте три кружки холодненького.

– Сию минуту, сэр.

Бармен вернулся за стойку, налил три большие кружки пива и принес им, а потом вышел распорядиться насчет еды. Чарли заметила, что он поставил кружки перед Зенчером и Сэм, а третью – сбоку, словно бы не для нее, а чтобы доливать в первые две.

– О да, все респектабельные особы обоих полов будут полностью игнорировать твое присутствие, – прошептал ей Зенчер. – Им полагается вести себя так, словно тебя вообще не существует. Но не беспокойся, если этот старикан пожелает провести с любой время, он отзовет меня в сторонку и предложит yступить тебя. А теперь давайте-ка помолчим. Мне не нравятся эти двое.

Поднос, который принес бармен, выглядел так, словно его сервировал профессионал: горы ломтиков мяса вместе с чем-то, похожим на салат, помидоры и огурцы, – и еще очень длинный, вроде французского, батон белого хлеба и нож. В маленьких баночках с ложечками были поданы приправы, похожие на майонез и горчицу, мягкое белое масло, и еще два вида масла, одно – вроде арахисового. Нарезать хлеб и сделать сандвичи было несложно. Труднее было смотреть, как Зенчер намазывал то, что выглядело точь-в-точь как арахисовое масло, на сандвич с ростбифом и редиской – еще сахаром бы посыпал!

Сандвичи оказались немного не такими, как можно было ожидать: помидоры, например, имели помидорный вкус, но были потверже – скорее как сладкий перец, – однако ничего особо экзотического, и все вполне съедобно.

Зенчер много пил. Он прикончил две большие кружки и принялся за третью еще до того, как доел первый сандвич. Сэм тоже явно чувствовала сильную жажду, хотя она не привыкла ни к какому алкоголю, и Чарли побаивалась за нее. Впрочем, за себя тоже – спиртное всегда пробуждало в ней не лучшие качества. Она потягивала пиво потихоньку, стараясь при этом побольше есть, но довольно скоро почувствовала, что не в силах больше проглотить ни кусочка.

Зато Сэм отсутствием аппетита явно не страдала. Магия Булеана, видимо, сделала их близнецами только внешне. Поняв это, Чарли, надо сказать, почувствовала себя немного лучше.

– Ты пустая башка! Я совращу правителя! – громко рявкнул варвар и грохнул кулаком по столу. Все оглянулись на него: ясное дело, человек перебрал немного, да еще с жаркий день. Его приятель-щеголь засуетился.

– Здесь не место для этого разговора. Ты совсем пьян. Сможешь ты проехать еще немного?

– Я могу плыть на рыбе па луну! – доверительно сообщил неандерталец. Когда эти двое наконец встали, бросили на столик несколько монет и направились к выходу из таверны, Сэм почувствовала облегчение. Чтобы не расхохотаться, ей приходилось усиленно набивать рот едой.

– Далеко еще до столицы? – спросила Зенчера Чарли.

– Не очень. Несколько часов. Мы должны приехать до заката. Чарли застонала:

– Еще несколько часов! Пожалуй, больше синяков на моей… на мне просто уже не поместится. Мне даже на стуле трудно сидеть.

– Похоже, мне надо в туалет, – сказала Сэм. – Это здесь или где-нибудь на задах?

– Здесь, за кухней. Вон та дверь. Иди, я тоже пойду.

– Если у них тут раздельные туалеты, то мне, пожалуй, тоже не помешает. – Чарли вдруг стало страшно остаться одной.

– Разумеется. Здесь даже в домах туалеты раздельные.

Мужской туалет оказался на удивление чистым, в нем стояли два унитаза в кабинках без дверей. Сидений не было, а на каждой стенке кабинки была ручка. Здесь явно полагалось присесть на корточки, держась за ручки. Зенчера даже испугала мысль о возможности сиденья па унитазе.

– Это же было бы так… негигиенично, – сказал он, покачав головой.

Впрочем, он-то справил нужду стоя, а вот ей пришлось спускать штаны, отвязывать гульфик, а потом еще держаться. Да, в таком сортире не зачитаешься.

Ну а Чарли пришлось раздеться чуть не догола, чтобы сделать свои дела. Туалет был той же системы "садись-и-держись", к нему еще надо было привыкнуть.

Чарли заметила и другие странные вещи. Туалет был смывной. На стене маленькая раковина, из крана текла холодная вода. Туалетная бумага была скверная, но была, и явно фабричного производства. Значит, здешняя цивилизация не такая уж средневековая.

На стене оказалось зеркало в полный рост, оно пришлось очень кстати, когда Чарли снова накручивала на себя одежду, и в нем она увидела себя словно впервые. Она была стройной, стройнее, чем когда-либо Сэм, и кожа у нее была очень гладкая. Мальчишеское лицо казалось теперь не таким уж и мальчишеским и, пожалуй, привлекательным. Что-то новое появилось и в манере двигаться, держать себя, даже в выражении лица. Да, главное было именно в нем. Она, может быть, предпочла бы лицо покрасивее, чем у Сэм, но зато… Возможно, это от пива, но, похоже, она снова заводится, как в то утро!

Она привела себя в порядок, вышла из туалета и присоединилась к Сэм и Зенчеру, которые уже уселись за стол. Увидев их, она вздохнула с облегчением: ее вдруг охватил безотчетный страх, что они куда-то внезапно исчезнут, оставив ее совершенно одну в этом чужом мире.

Когда они шли к конюшне, Чарли заметила двух девушек в белых балахонах, которые переходили улицу, держась за руки. Белые маски совершенно скрывали их лица, невозможно было даже сказать, люди ли это и какого они пола. Странный обычай, но, должно быть, здесь маленькие девочки мечтают о том, как они наконец вырастут и тоже наденут белые балахоны и маски.

Чарли хотелось бы знать, как они чувствуют себя в такой одежде. Наверное, посмей кто-нибудь стянуть с девушки маску и капюшон, это было бы равнозначно покушению на изнасилование.

Перед отъездом из городка они зашли в какую-то лавчонку, где Зенчер приобрел странную штуковину, немного похожую на приставной носик для бензиновой канистры. Что это такое, он объяснил только после того, как они выехали на дорогу.

– Научись пользоваться этим, – сказал он Сэм. – Если ты правильно приставишь это и будешь держать, как надо, тебе не придется садиться за малой нуждой. Это очень удобно в глуши, где мало или новее нет туалетов,

– Кстати, – сказала Сэм. – В этих туалетах современный водопровод, и могу поспорить, что освещение и вентиляторы в таверне были электрические!

– Разумеется. Городок довольно цивилизованный, как и большинство других. Неподалеку на водопаде стоит небольшая электростанция.

– Но там нигде не было видно никаких проводов!

– Неужели ваша цивилизация настолько примитивна, что у вас открытая система проводов? А водопровод у вас что, проведен прямо сверху, по улицам? Как это, должно быть, уродливо!

– А те двое в таверне – кто это? Они явно не похожи на остальных людей в городке.

– Не знаю точно, кто они, но ты права – они не здешние. Волосатый верзила, по-моему, вообще вряд ли акхарец. Он, видимо, из какого-то отдаленного северного клина. Насчет другого я не уверен. Он богат, но не знатен, и, судя по его выговору, прибыл очень издалека. Такие люди нанимают других, вроде того варвара, для грязной работы, чтобы самим не мараться. Мне приходилось иметь дело именно с такими людьми.

Чем ближе к столице, тем менее и менее дикой казалась местность. Фермы стали меньше, городки росли, хотя и сохраняли тот же европейски-провинциальный стиль, на дороге попадались не только пешеходы и всадники, но и разнообразнейшие повозки и экипажи.

Они прибыли еще до заката и нашли, что столица выглядит чертовски по-столичному. В центре, густо населенном и вытянутом вдоль берега не то озера, не то моря, поднимались гигантские здания, словно устремленные в небо шпили готических соборов, на окраинах здания были поменьше, но чувствовалось, какой большой этот город.

– В Тубикосе живет около полумиллиона человек, все они акхарцы, – рассказывал Зенчер. – Это один из самых больших городов на планете и один из самых главных, хотя и один из самых опасных. Если сюда придет Ветер Перемен, то не найдется убежища, куда можно было бы спрятаться.

Чарли нахмурилась:

– Это может случиться? Навигатор пожал плечами:

– Кто знает? Может быть, этой ночью, а может, через неделю или через сотню лет… Здесь их не было уже больше полутора сотен лет, насколько мне известно, люди успокоились и стали беспечны.

У Чарли все это не укладывалось в голове. С одной стороны, это цивилизация, способная выстроить сорокаэтажные дома с электричеством, водопроводом, всеми удобствами, с другой – лошади и повозки, ни автобусов, ни автомобилей, ни поездов и, похоже, никакого телевидения, даже радио. В ходу до сих пор мечи, копья и доспехи. В столице с полумиллионным населением большинство улиц немощеные, женщины одеваются в балахоны и покрывают головы шарфами, а мужчины носят костюмы времен Шекспира или Робина Гуда.

Общественный транспорт все же существовал, хотя и довольно старомодный. Лошади тянули большие двухэтажные дилижансы, которые немного напоминали автобусы. И еще повсюду разъезжали щеголеватые черные трехколесные экипажи с закрытым верхом – нечто вроде кэбов.

Зенчер сразу же направил повозку в сторону от центра с его сияющими шпилями. Теперь они ехали по узким улочкам с закопченными зданиями. Когда стемнело, зажглись огни в домах, загорелись многочисленные вывески, которые они не могли прочесть. Главные улицы освещались не фонарями на столбах, а длинными светильниками, дававшими рассеянный свет; они тянулись над первыми этажами зданий по обеим сторонам улиц. Примыкающие к главным улицы и переулки оставались темными и выглядели довольно зловеще. Они проехали через район, характер которого легко угадывался и ничем не отличался от любого подобного на их родной Земле. Окруженные изображениями полуголых женщин и атлетического вида мужчин, светились витрины. В их свете молодые, сильно накрашенные женщины, охорашиваясь, поглядывали на прохожих, а кое-где явно предлагали себя хорошо сложенные и обильно умащенные маслом мускулистые мужчины в плавках. Само собой, здесь-то уж не было никаких белых балахонов и масок.

Миновав этот район, Зенчер остановился у старого каменного здания, которое выглядело так, словно когда-то его регулярно мыли добела, а потом вдруг перестали. Дом был пятиэтажный и внутри казался еще более древним, чем снаружи. В коридорчике за регистрационной стойкой сидела женщина средних лет в ярком, хотя и поношенном свободном платье с зелеными цветами и с неизменным шарфом на голове.

– Здравствуй, красавчик, – приветствовала она Зенчера. – Давненько ты не появлялся.

– Мне нужна комната с видом на улицу, возможно, на две ночи, – ответил навигатор. – Одна на троих. И у нас тяжелый багаж.

Она кивнула:

– Четвертый этаж, вторая налево. Вот ключи. – Она взглянула на Чарли и сладко улыбнулась. – Ты помнишь, если ты делаешь в комнате что-нибудь ради прибыли, отелю причитается десять процентов.

– Ничего подобного. Это долгая история, которая не стоит того, чтобы ее рассказывать, но если хочешь знать, она сбежала из одной деревушки в далеком клине к северо-западу отсюда и вскоре пожалела об этом, а братец отправился искать ее и нашел. Вот я и помогаю им устроить дела, как могу.

– Обычное дело, – заметила женщина. – Она красиво движется, и, похоже, у нее действительно изящное тело. А мальчик умеет делать что-нибудь стоящее?

– Он смышлен, но не обучен, и оба не знают языка.

– Тогда, если хочешь быстро получить выгоду, своди обоих в салон Бодэ. Немного универсального любовного зелья Бодэ, несколько уроков – и она будет само совершенство. Что касается мальчика, то без знания языка лучшее, что он может делать, – это то же самое. Здесь есть небольшая компания, в которой любят действительно молоденьких.

– Я пока еще не знаю, что мне делать с ними, – ответил Зенчер, и, вполне возможно, это была чистая правда. – Мне необходимо любой ценой нанять хорошего лоцмана на юго-запад. – Он вынул две большие квадратные монеты и протянул ей. – Это покроет расходы.

Женщина кивнула, взяла монеты, попробовала их на зуб и. опустила в прорезь в стойке, потом обернулась к занавешенному дверному проему:

– Зу-у-ум! Пошевеливайся!

Занавеска раздвинулась, и появился гигант. Широкоплечий, атлетического сложения, он был почти семи футов ростом, так что ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверной проем. Жизнь изрядно потрепала его: он был седой, лицо в морщинах, кожа на руках загрубела. Только глаза и выражение лица сохраняли почти детскую застенчивость.

Женщина сказала ему что-то на непонятном языке, он неразборчиво пробурчал в ответ и прошел мимо них к внутренней двери.

Зенчер поманил Сэм и Чарли пальцем, и они пошли вслед за гигантом. Тот провел их через холл, потом по четырем пролетам узкой и скрипучей лестницы. Массивный ключ повернулся в замке, и дверь отворилась.

Да, отель был явно не пятизвездочный. Голая лампочка под потолком освещала невесть чем пропахшую комнату с двумя большими окнами на улицу, на которых висели драные занавеси. Была здесь раковина с длинным изогнутым краном, старая ваза и две фарфоровые чашки, обе щербатые. Две двуспальные кровати стояли друг за другом у стены напротив раковины. На кроватях лежали по две маленькие круглые подушки, покрывало, относительно чистое, и подозрительно темные простыни.

– Туалеты внизу, в холле, – сказал Зенчер. – Здесь есть торговые бани, но они общественные, так что Сэм, наверное, придется подождать с мытьем, а отпускать туда Чарли одну мне бы не хотелось. Но вы не беспокойтесь: люди здесь моются не очень-то часто, даже знатные.

Чарли присела на кровать. Та жалобно заскрипела и неровно осела под ее тяжестью. Она казалась очень старой и сделана была совсем не так, как кровати там, дома.

В дверь постучали, вошел тот самый гигант, держа в руках по сундуку; за плечами у него был рюкзак

Зенчера. Гигант по одному перенес сундуки и разместил их возле окон. Зенчер кивнул, и тот ушел с довольным видом.

– Это еще кто? – не удержалась Чарли.

– Это Зум. По крайней мере он отзывается на это имя. Родом Зум из какого-то глухого клина, умом никогда не блистал и так и не смог выучить язык. Ты, возможно, заметила, что женщина внизу говорила с ним не на акхарском. Существует более простой и легкий язык: сокращенный, никаких излишеств – всего несколько сотен слов. Возможно, его привезли сюда, а может быть, и сманили, чтобы сделать мальчиком на побегушках. Здесь он стал продавать себя – вы ведь видели этих мужчин на улице. Потом не то состарился, не то стал импотентом. Вот и доживает свои дни, обслуживая этот отель, как и та женщина внизу, се зовут Аргуа; когда-то она была молода и красива, и у нее перебывало не меньше тысячи любовников. Зум присмотрит за нашими лошадьми и повозкой.

– Кстати, когда мы наконец поедим? И поедим ли вообще? – спросила Сэм.

– Конечно, мы можем пойти хоть сейчас. В нескольких минутах ходьбы есть таверна, где прилично кормят и не задают лишних вопросов. Пойдем, если ты не очень устала, но только будь осторожна. Никаких обмолвок. Здесь могли уже распространиться слухи о тебе. А ты можешь переодеться, если хочешь, Чарли, – посоветовал Зенчер. – В этом месте и в это время дня приняты юбка с разрезом, что-нибудь сверху и шарф, тебе будет удобнее. Давай я выберу в сундуке что-нибудь подходящее.

Чарли не слишком хотелось переодеваться у него на глазах. Кто его знает, что он задумал. Но ее наряд был таким неудобным, что просто не терпелось вылезти из него. Она выбрала длинную узорчатую юбку с разрезом до бедра и тоненький облегающий пуловер. Наконец-то она могла свободно двигаться.

– Еще одно, – предостерег ее Зенчер. – Ради твоей собственной безопасности будь с нами услужлива. Открывай перед нами двери, придвигай стулья в таверне, чтобы нам было удобнее сесть, а когда принесут еду и напитки, предполагается, что ты подашь нам поднос с любезной улыбкой.

– Что-о-о?

– Будет лучше, если людям покажется, что мы – твои клиенты, а не просто спутники. Тогда это будет выглядеть так, словно ты уже работаешь на кого-то, и никто другой не будет на тебя претендовать. Понятно?

– О да, – кротко ответила Чарли и искоса взглянула на Сэм. – Вы получите все возможное удовольствие.

ГЛАВА 6

РЕЗЕРВНАЯ СИСТЕМА

– Подождите здесь. Я скоро вернусь, – сказал Зенчер.

– Куда это вы? – подозрительно спросила Сэм.

– Вас что, нужно постоянно охранять, я даже в туалет сходить не могу?

Сэм пожала плечами, Зенчер вышел.

– Думаешь, он что-нибудь затевает? – прошептала Чарли.

– Вполне возможно. Не зря же затащил нас в эту Мусорную корзину. Я слышала, как та женщина внизу советовала свести нас к какому-то поганцу по имени Бодэ, для "дисциплинирования". Тебя опаивают каким-то зельем, и ты вроде как начинаешь любить всех подряд. Еще учат тебя правильно двигаться.

– Все эти зелья скорее всего просто сильные наркотики. Зенчер может сделать что угодно с любой из нас или с обеими сразу, а мы и знать не будем.

He нравится мне все это, Сэм. Судя по тому, как он разговаривает, он явно что-то задумал. И что за место! Словно они собрали сюда всю дрянь, какая у них есть, и сказали: "Ладно, вот вам притон, не высовывайтесь отсюда, и мы вас не тронем".

– Нам надо придумать что-нибудь раньше Зенчера, – твердо сказала Сэм, – да поскорее. Черт бы его побрал, он же просто негодяй, да к тому же чокнутый. И о чем думал Зеленый, доверяя такому типу?

Она помолчала немного, потом продолжала:

– Не знаю. Прямо-таки забавно. Понимаешь, Зенчер был готов последовать ее совету, и тут, ну… что-то случилось. Может, вдруг сообразил, чем это для него обернется. Сообразил и передумал. Хотела бы я знать почему.

Чарли нахмурилась:

– Знаешь, для мужчины он что-то слишком уж засиделся на толчке. Черт! Мне все это совсем не по вкусу! Эх, стянуть бы у Зенчера его гипнотический кристалл. Вот бы он поплясал под нашу дудку! Или достать бы хоть какое-нибудь оружие, на крайний случай.

– Вряд ли Зенчер собирается что-нибудь провернуть уже этой ночью. Он пока раздумывает. Не забудь, ему ведь нужно заставить нас самих попасться так, чтобы его нельзя было обвинить.

– Почему Зенчер не пустит в ход этот свой камень, – задумчиво проговорила Чарли. – А может быть, он уже это сделал, только мы не поняли или не заметили?

– Навряд ли. Почему-то ему не хочется использовать эту штуковину против нас… Ага! А не от Булеана ли он ее получил! Вот и боится, что, если с ее помощью навредит нам, Булеан узнает об этом, и тогда Зенчеру не позавидуешь.

– Ну а я… оп-па! Он идет… надеюсь, что он. Это действительно был Зенчер.

– Извините, что так задержался, – сказал он, – но там было занято, мне пришлось долго ждать. Ну, Чарли, ты помнишь? Открывай нам двери, прислуживай, будь послушна, вообще веди себя хорошо.

– Похоже, я должна изображать этакую хорошенькую маленькую рабынечку.

– Учти, то, что ты будешь делать, не имеет особого значения, но если ты не будешь этого делать, это привлечет внимание. Начнут сравнивать твое лицо с тем, какое описано в объявлении о розыске, а здесь все знают, что мне доводилось работать на акхарских волшебников. Я ведь говорил уже: если награда достаточно велика, тебя поспешат схватить, даже если не будут уверены, что нашли ту, что нужно.

Спорить не приходилось. Она отворила им дверь, они вышли, она следом. Не нравился ей этот вонючий мир, ну ни вот столечко.

Большой город ночью казался каким-то нереальным. Само собой, "район развлечений для взрослых" был ярко освещен и выглядел весьма оживленным, но вне его лишь отдельные огни на некоторых из самых высоких зданий свидетельствовали о том, что другие кварталы города вообще существуют. Впрочем, само существование процветающего "района для взрослых", свидетельствовало, что здешнее общество не так уж консервативно, как казалось на первый взгляд.

Большей частью здесь попадались мужчины, одетые во франтоватые костюмы в стиле Робина Гуда;

Чарли приметила несколько трехколесных закрытых кэбов. Закутанные в плащи женщины ожидали, пока кэбмен подходил к дверце, стучал, после чего некто распахивал дверцу кэба перед женщиной и помогал ей войти. В этом обществе, где были приняты браки по уговору между незнакомыми людьми, женщины пользовались всеми услугами этих породистых самцов, получая от них то, чего им не могли дать мужья. Чарли почувствовала странное удовлетворение. Сколько лет мужчины проделывали все это – самое время предоставить и женщинам такую возможность, не заставляя их унижаться до связей с соседом или почтальоном.

Здесь, в этом районе, теряли силу все законы и запреты, здесь нормой были порок и наслаждения, здесь исчезали разочарования и рушились социальные преграды. Не особенно приятное место, но просто необходимое.

Почему-то теперь роль, которую ей предстояло играть, показалась ей менее унизительной – просто еще одна из сферы услуг, вроде дворецких, горничных, экономок, садовников. Это был новый для нее взгляд на такие вещи, и у него был один явный изъян. Если такие "услуги" оказывают добровольно, тогда, возможно, это – необходимое занятие. Но стоило взглянуть на потерянные лица за стеклами витрин, на уличных сводников, и становилось ясно, что многих из тех, кто оказывает эти самые услуги, держат взаперти и безжалостно накачивают наркотиками. В этом обиталище порока правили те, кто использовал других людей, как плотник использует молоток и гвозди – инструменты, которые легко заменить, а когда износятся – выбросить.

Чарли отворила дверь таверны, пропустила своих спутников вперед и сама вошла следом. Час был поздний, в таверне было не особенно людно, и они легко нашли свободный столик. Чарли пришлось отодвинуть стулья и помочь своим спутникам усесться поудобнее, прежде чем сесть самой.

В таверне пахло чем-то вроде бифштексов, которые готовились на длинной угольной жаровне в глубине зала. Немногочисленные официанты, повара и бармен были мужчины, несколько женщин, каждая вместе с группой мужчин, делали то же самое, что Чарли. Их лица и тела были причудливо и ярко разукрашены. Вокруг глаз у одной женщины был похожий на маску рисунок в виде оранжевых кошачьих глаз, а сквозь прозрачное одеяние были видны рисунки на теле. Сэм обратила внимание на то, как женщины вскакивали, чтобы поднести огонь к сигаре или сигарете клиента или сделать для него еще что-нибудь, неизменно с улыбкой и с явным стремлением предугадать его желания. Сэм наклонилась к Зенчеру и шепотом спросила;

– Кто это?

– Это не обычные проститутки, – очень тихо ответил он. – Это специалистки высшего класса. Такое положение занимают только самые искусные и красивые. За очень высокую плату один вечер они будут исполнять любое желание клиента. Ш-ш-ш! Идет официант!

Подошел мужчина в переднике, который когда-то, вероятно, был белым.

– Что прикажете? – спросил он на акхарском.

– Два бифштекса для нас двоих, средние, и подайте для леди дамскую тарелку и домашнего вина;

Мы будем пить пиво.

Официант кивнул и удалился, отдал какие-то распоряжения, а затем принес поднос с огромным кувшином густого темного пива, двумя глиняными кружками, вмещавшими не меньше кварты, графином и бокалом на высокой ножке. Он поставил все это на стол, но подавать не стал, а отошел к стойке.

Чарли, уже успевшая заметить, как вели себя другие женщины, встала и налила пиво в кружки даже не без некоторого шика. Кувшин был удобный, хотя для нее, пожалуй, тяжеловат. Прислуживая, она подходила к своим спутникам так, что оказывалась с левой руки. Потом она вернулась к своему месту, пилила в свой бокал немного темно-красного вина и села, удовлетворенно улыбнувшись одобрительному кивку Зенчера. К тому же женщины были так чертовски обаятельны и совершенны, что она ощутила дух соперничества.

Ее немного беспокоило, как подействует вино, выпитое на пустой желудок, но, слегка пригубив свой бокал, нашла, что его содержимое удивительно душисто и вкусно. Когда им принесли еду, она уже почти допила налитое вино и, почувствовав приятную теплоту, решила попробовать выбросить из головы все заботы и просто представить себя одной из этих красоток.

Бифштексы были поданы горячими на большом блюде, которое официант поставил перед ее спутниками, так что услуг Чарли не требовалось; он даже поставил перед ней ее собственную тарелку – овальное блюдо с фруктами, салатом, маленькими кусочками холодного мяса и сыра. Это было гораздо лучше, чем тяжелые и жирные бифштексы,

Впрочем, кое-что выглядело загадочно. Например, что это за синие листья? Она попробовала – оказалось довольно вкусно. Некоторые фрукты были странного цвета, с мякотью, бледно-коричневой или снежно-белой с алыми крапинками, но все было привлекательно, аппетитно, и она пробовала все, краешком глаза поглядывая на своих спутников. Здесь явно полагалось есть либо маленькой ложечкой, либо – просто руками. Дважды она отрывалась от своей тарелки, чтобы наполнить их кружки и свой бокал, и чем больше она выпивала этого душистого вина, тем проще ей было разыгрывать куртизанку, тем легче отгонять страхи и тревоги, не обращать внимания на окружающий шум и запахи. Она даже начала подражать манерам разрисованных женщин за другими столиками.

Сэм сильно проголодалась и набросилась на еду, как только, понаблюдав за Зенчером, поняла, как управляться за здешним столом. Немного озадачивало то, что весь столовый прибор состоял из ножа с тонким заостренным концом, второго ножа с тонким зазубренным лезвием и маленькой ложечки, вроде кофейной. Вилок не было, мясо полагалось разрезать зазубренным ножом, придерживая его кончиком заостренного, а потом подцеплять любым ножом. Маленькая ложечка предназначалась не только для подливок, но и для картофеля – вернее овоща, который был на него похож, но лиловатого оттенка. В маленьких горшочках оказалась зелень, приятная на вкус. Более или менее утолив голод, Сэм тоже начала приглядываться и размышлять.

Чарли работала превосходно, однако ее невозможно было даже сравнить с теми, другими, женщинами. Она была одета и подкрашена совсем не так, как они. Раскраска их глаз и тела была необычайно эротичной, и ясно было видно, что она не из их числа. Так зачем же было затевать всю эту чепуху? Что, Зенчер просто развлекался или что-то задумал? Сэм самой казалось, что Чарли выглядела бы менее подозрительно, если бы была одета в сари и оставалась в роли девушки, впервые приехавшей в город. Однако непохоже было, чтобы Чарли, обычно более подозрительная и крайне разборчивая по части одежды, задавалась этими вопросами.

Как только они поели, человек, сидевший в одиночестве в угловом кабинете, встал и подошел к ним.

– Зенчер! Как поживаешь? Давненько тебя не было видно, – сказал он по-акхарски.

– Ничего, Клигос. Ну как, получил мое послание?

Сэм замерла. Не подозревая, что она понимает язык, Зенчер говорил свободно. Когда же этот сукин сын успел отправить послание? Должно быть, туалет был чертовски долго занят…

– Мне нужны лоцманы. Для сектора семь часов и пять часов в следующем кластере.

– Знаешь ли, путь будет нелегким. Только вчера прошел Ветер Перемен и разворошил всю средину, а в некоторых секторах вообще хаос и полный разгром. Понадобится несколько дней, чтобы получить точные сведения о том, что же он натворил.

– Ветер не затронул этот кластер. Через несколько дней я буду на полпути, гораздо ближе к источнику информации. К тому времени, как я пересеку кластеры, лоцманы должны будут уже получить ее. Мне нужны такие, которые умеют молчать и знают окольные дороги.

– Ого! Плата за безопасность, дружище? По меньшей мере тысяча за одни только услуги. Зенчер кивнул:

– Знаю. Но в Тубикосе я сильно поиздержался – наниматель навесил на меня лишний груз, на который я не рассчитывал, и я должен сбросить его здесь, быстро и тихо.

– Что ж, ты пришел как раз туда, куда надо, старина. Я наблюдал, и все это произвело на меня впечатление. Даю пять сотен, здесь и сейчас.

Зенчер хмыкнул:

– Не меньше пятнадцати. Мы оба знаем, какую прибыль может принести такая редкость.

– Ты пользуешься нашей старой дружбой. Семь и полсотни сверху. Ведь и расходы предстоят большие: подготовка, обучение, да и рискую в конечном счете именно я. А если все это не будет отработано, что мне тогда делать?

– Ты знаешь, что тебе делать, старый ты вор. Для меня это не менее рискованно. В дело замешан волшебник. Двенадцать сотен и пятьдесят.

– У всех свои проблемы. У меня сейчас руки связаны, потому что половина всей голытьбы в королевстве кинулась разыскивать двух девушек из Внешних Слоев, заброшенных сюда последней бурей. Если тебе так уж нужны деньги, пошел бы и отыскал их. За них дают пятьдесят тысяч, но только за обеих вместе. Похоже, разыскивают только одну, но не знают точно, которую из двух,

Ну, так вот тебе мое последнее слово. Тысяча ровно, наличными.

– Идет. – Они сцепили руки, что явно было местной формой рукопожатия. – Дело тонкое, понимаешь?

– Я в подсказках не нуждаюсь. Просто продолжай, как обычно. Ну, рад был повидаться с тобой и провернуть дельце. – Он кивнул, направился к двери и вышел из таверны.

– Кто это? – тихо спросила Сэм.

– Старый приятель. Из тех, к кому лучше не поворачиваться спиной. Он неплохо относится ко мне, по мне не понравилось, как он смотрел на вас обеих. Он назвал цену за ваши головы, она необычайно велика. Лучше вернемся в отель, пока он не пригляделся к Тебе получше

Сэм кивнула, хотя еще не совсем понимала, что же именно происходит. Зенчер что-то скрывал. Они с приятелем заключили сделку, и па приличную сумму, если туг за пять сотен можно нанять проводника. умеющего, молчать. Зенчер не рассказал ей ни о торге. Ни о самой сделке, хотя и отозвался о своем приятеле не слишком лестно. Но известие о розысках и награде он передал точно и предложил уйти, как того хотелось и самой Сэм. Как бы разузнать, что здесь происходит

Зенчер подозвал официанта, расплатился; и Чарли провела их к выходу, открыв перед ними дверь, как полагалось, с любезней улыбкой. Она явно слегка перепила. Они вышли на улицу и направились к отелю. Прошли один квартал. Следующий был совсем темный, Сэм он не понравился еще по пути в таверну. Чарли была сильно под мухой, так что Сэм почувствовала себя совсем одинокой и предоставленной самой себе.

В конце квартала из-за угла вышли три здоровяка и направились к ним. Они были просто огромные и вовсе не походили на мужчин-проституток. На них были темные туники и штаны в обтяжку, как и полагалось в Тубикосе, но выглядели они так, словно пришли прямиком от Аль Капоне.

Сэм, повинуясь внезапному побуждению, оглянулась через плечо и всего в нескольких шагах сзади увидела еще трех. Откуда они только взялись? Она до смерти перепугалась. Зенчер остановил девушек, голос его звучал напряженно:

– Смотрите-ка. Мне это не нравится.

– Ну ты, защитник чертов! Сделай что-нибудь! – проговорила Сэм тихим, сдавленным голосом.

– Их по трое с каждой стороны, да еще двое через улицу. Мне не справиться. Попробую заговорить им зубы.

Они остановились. Те парни, казалось, ждали, чтобы Зенчер заговорил:

– Привет, друзья. Прекрасный вечер. Вы хотите, чтобы мы уступили дорогу?

– Не дури, – ответил средний из трех впереди. – Отдайте нам девушку, и мы уйдем.

– Чарсли… Онсли хотяслят тебсля, – сказала Сам уголком рта. – Готовьсла драпаслать.

Чарли уже поняла, что шансов справиться с противником у них нет. Краски медленно сползали с ее лица. Она трезвела на глазах.

– Когда я двинусь, бегите, – сказал Зенчер по-английски, по-прежнему улыбаясь троице. – Встретимся в отеле, если сможем… Пошли!

Навигатор пригнул голову и ринулся на тех троих, что стояли перед ним. Сэм схватила Чарли за руку И почти поволокла ее за собой через улицу, но увернуться от тех двоих, о которых говорил Зенчер, не сумела. Остальные трое уже были прямо за спиной. Кто-то сгреб ее, ей скрутили руки и зажали рот. Второй из нападавших схватил Чарли и поднял ее, словно она ничего не весила. Она завопила и забилась, пытаясь вырваться, но того, кто держал ее, это просто позабавило.

Сэм умудрилась изо всех сил впиться зубами в руку, зажимавшую ей рот. Укус получился что надо, бандит завопил:

– А-а-а! Щенок паршивый!

Он выронил ее, она повернулась было, но тут что-то обрушилось ей на голову, в ушах зашумело, и наступила темнота.

* * *

Сэм очнулась с трудом, совершенно разбитая. Голова раскалывалась, ее тошнило, но она сразу вспомнила все и открыла глаза. Она лежала на кровати в комнате отеля, возле раковины стоял Зенчер и смывал кровь с разбитого лица.

Она застонала:

– Чарли! Где Чарли? Зенчер оглянулся:

– Так, значит, этот удар ты выдержала. Ты посильнее, чем я думал. Боюсь, тебе еще не раз пригодится такая крепкая голова.

– Где Чарли?

– Они ее забрали. Я успел двинуть кого-то из них пару раз, но потом трое прижали меня к стене. Я ничего не мог сделать. Я видел, как тебя ударили дубинкой, но не знал, жива ли ты. Когда они унесли ее, те трое поддали мне напоследок и смылись. Как только я смог, я добрался до тебя и увидел, что ты еще дышишь. Я принес тебя сюда, надеясь, что ты придешь в себя. Если бы я позвал врача-алхимика, невозможно было бы скрыть, что ты не мужчина, а здесь слишком многие слышали о двух похожих девушках, ты и сама знаешь.

Сэм попробовала встать, пощупала огромную шишку на голове. С помощью Зенчера подошла к раковине и взглянула в зеркало. Вид у нее был плачевный, но сейчас Сэм было не до жалости к себе. Она ополоснула лицо, потом взяла полотенце, намочила его и осторожно приложила к опухшему месту. Это было больно, но принесло ей некоторое облегчение. Сэм повернулась к Зенчеру, опираясь на раковину, чтобы не упасть:

– Кто это был? Почему они забрали Чарли?

– Обычные головорезы. Я узнал двоих. Те, что были на другой стороне улицы, старались особо не светиться. Они все работают на Клигоса, это тот, с кем я разговаривал в таверне. Он никуда не выходит без телохранителей. Я должен был предвидеть это, ведь в таверне он был один.

– Но почему Чарли?

– Он… он крупнейший поставщик обученных куртизанок в этом районе. Те, в таверне, наверное, все принадлежат ему. Насколько я понимаю, Клигос решил, что Чарли – большая редкость. Он знал, что снаружи ждут его ребята, и решил оставить меня с носом. Как-то раз я нанялся к одному из его конкурентов. Вот теперь он и свел со мной счеты.

– Как нам ее вернуть?

Было видно, что Зенчер действительно избит, и Сэм все еще не решалась поверить своим подозрениям. Пока еще не решалась.

– Мы ее не вернем. Она пропала, Сэм. Исчезла на территории Клигоса.

– Но… мы же должны!

– За это можно поплатиться жизнью. Ты думаешь, это так легко? У нас уйдет несколько дней только на то, чтобы просто узнать, где она, а к этому времени в ней уже не останется ничего, что стоило бы спасать.

Сэм замерла:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты видела тех, других. Сначала ее накачают наркотиками и отошлют к алхимику, чтобы придать ей соответствующий вид. Потом ей дадут зелье, которое растворит ее личность, так что она забудет, кто она и откуда. Другие зелья сделают ее сознание подходящим для ремесла куртизанки. Понимаешь? Это безнадежно.

– Мы обязаны рискнуть, не можем же мы позволить, чтобы такое произошло именно с Чарли!

– Ты, может, и не можешь, а я могу.

– Но для Булеана тебе нужны мы обе!

– Он не ожидал никого, кроме тебя. На самом деле ему нужна ты и только ты, Чарли просто случайно попала сюда. Даже те два сундука – они оба были для тебя, потому что мы собирались одеть тебя либо в женскую, либо в мужскую одежду, смотря по обстоятельствам. Она для меня только лишняя забота и лишние расходы. Мои средства, кстати, весьма скудны и выданы из расчета, что я буду защищать только одну тебя.

– Так она для тебя всего лишь добавочный груз? Ты мог бы ее найти. Ты мог бы использовать свой волшебный кристалл, ты просто не хочешь. И не хочешь потому, что ты продал им Чарли. сукин ты сын!

Его брови поползли вверх, лицо приняло выражение оскорбленной невинности.

– Но ты же сама видела: это нападение! Разве это похоже на мирную сделку?

– Я хотела убедиться, я все еще надеялась… Но давай-ка расставим все по местам, ублюдок ты этакий! – Она внезапно перешла на акхарский. – Я слышала и поняла весь твой разговор с тем подонком, ясно теперь, засранец?

Челюсть у него отвисла, и примерно секунду казалось, что он не знает, что ему делать.

– Я и говорю на нем, и понимаю. Ну а для меня ты что приготовил? Лошадь, которая понесет, или еще что? Может быть, то, что сейчас готовит Ладаи? А Булеану ты скажешь, что ты старался, но не в твоих силах оказалось меня уберечь? Ну, теперь этот номер не пройдет!

Он вздохнул и положил полотенце.

– Ты права. Это действительно все меняет. – Он остановился в нескольких футах от нее и опустил руку в подвешенный к поясу кошелек. – Я надеялся, что смогу обойтись без этого, потому что получил эту вещь от Булеана, но у меня не осталось другого выхода. Сначала ты, потом подходящая история для прикрытия, а потом я наведу кристалл на Ладаи и на себя, и мы сами поверим моей выдумке. Ну а сейчас ты почувствуешь себя девушкой, наденешь самый сексуальный наряд, какой только найдется в женском сундуке, выйдешь на улицу и сдашься тому, кто захочет получить награду Клиттихорна.

Когда Зенчер доставал Кристалл Омака в прошлый раз, Сэм не знала, что должно произойти. Но теперь она обратила внимание на то, что камень не сразу засветился своим жутким светом. Его поверхность, вся в белых, коричневых и черных узорах, похожая на полированный оникс, начала медленно открываться, словно объектив камеры. Она было решила попытаться выбить кристалл из рук Зенчера, но сразу же поняла, что это бесполезно; единственной ее надеждой оставался простой до наивности трюк, давным-давно вычитанный в какой-то книге.

В тот миг, когда внутренность волшебного кристалла засияла в полную силу, Сэм внезапно бросилась на пол. Луч ударил в низ зеркала за ее спиной и, отразившись, попал в шею Зенчера. Его лицо исказилось от боли. Зенчер вскрикнул, выронил кристалл и прижал руки к шее.

Сэм бросилась на магический камень, лежавший на полу в нескольких футах от нее, схватила его и откатилась в сторону. Зенчер уже пришел в себя и кинулся к ней. Не вставая, она вытянула перед собой руку с кристаллом, и яркий луч упал на лицо навигатора.

Зенчер замер с застывшим выражением боли и гнева. Сэм вздохнула с некоторым облегчением.

– Хорошо, мальчик мой, – сказала она по-английски. – Расслабься и пойди присядь на кровать. Будешь слушаться меня и отвечать на мои вопросы. Понятно?

Его лицо смягчилось.

– Понятно, – пробормотал он бесцветным голосом, подошел к кровати и послушно присел на краешек.

Теперь она могла встать.

– Сколько времени продолжается действие кристалла?

– От шести до восьми часов, – тем же бесцветным голосом ответил Зенчер.

– Ладно. Ты продал Чарли тому мерзавцу. Похищение было просто инсценировкой?

– Да.

– Там, в таверне, ты устроил ей просмотр на роль куртизанки, а потом продал за тысячу.

– Да. Плохо дело.

– Когда ей дадут это зелье, которое заставит ее все позабыть?

– Они сначала занимаются телом, и это отнимает целые сутки. А уж потом – сознанием и памятью. Зелья, которые нужны для этого, намного труднее достать, и они гораздо дороже. Через сутки к ней придет Клигос и даст ей любовное зелье. Тогда она будет делать все, что он скажет.

– Кто будет ее готовить? Если бы тебе понадобилось, где бы ты стал ее искать?

– Прежде всего – в студии Бодэ, – ответил он, все так же монотонно. – Те две женщины в таверне – тоже работы Бодэ, а Клигос, конечно, захочет получить лучшее.

Сэм вспомнила, что уже слышала это имя.

– Кто такой этот Бодэ и где мне его искать?

– Бодэ – женщина. Она живет и работает в своей студии в мансарде большого склада в торговом районе. Она специализируется на художественной алхимии.

– Это еще что такое?

– Она считает себя художницей. Раньше она занималась скульптурой, но, когда переехала сюда, сменила занятие. Куртизанки – это ее творения. Она считает каждую из них уникальным произведением искусства.

Это объясняло нательную живопись. Неужели можно считать несчастных, беспомощных девушек простым материалом, наравне с глиной, холстом или красками? То, что все это проделывала женщина, казалось Сэм особенно ужасно. Сколько же времени осталось на спасение Чарли?

– Сколько времени прошло с тех пор, как меня вырубили?

– Около трех часов, – ответил Зенчер. Так, это уже кое-что.

– Значит, они не тронут ее разум до завтрашнего вечера, так?

– Обычно так. У Бодэ это часто занимает и больше времени. Она не любит, чтобы ее торопили.

– Где живет Бодэ? Как туда пройти? Прямо отсюда.

Зенчер объяснил. Это оказалось не особенно сложно, склад находился на берегу озера, но Сэм заставила его рассказать несколько раз, чтобы убедиться, что все запомнила правильно. Итак, у нее есть еще двадцать или, возможно, двадцать четыре часа… Ну-ка, проверим…

– Зенчер, сколько часов в сутках?

– Двадцать четыре, – ответил он. Ну что ж, хоть что-то здесь осталось так же, как В ее прежнем мире.

– Ты бывал когда-нибудь в жилище Бодэ?

– Я только проходил мимо.

– Оно охраняется?

– Склад принадлежит Торговому дому Аттум. Там круглосуточная охрана. Единственная лестница в мансарду Бодэ проходит внутри здания, так что другой охраны ей не нужно.

– Угу. А если бы ты захотел пробраться в жилище Бодэ так, чтобы охрана не заметила, как бы ты поступил? Использовал бы кристалл?

– Нет. Он может достать не всех охранников и, кроме того, активизировать какие-нибудь защитные заклинания. Я бы нанял вора, маленького, но сильного, который поднялся бы под прикрытием темноты по наружной стене здания и бросил бы мне веревку. Там, наверху, большие окна, вроде световых люков, и большинство из них приоткрыто для проветривания.

– Так. Просто удивительно, что воры не лазают туда постоянно. Или там есть что-то еще?

– Насколько я знаю, нет, но внутри я никогда не был. Бодэ работает и на Клигоса, и еще на дюжину других, в том числе на некоторых поставщиков королевской фамилии, но она не падка ни на деньги, ни на драгоценности. Всякий, кто вломится к Бодэ, навлечет на себя гнев как властей этого района, так и знати, а выручка будет очень и очень незначительна. Игра попросту не стоит свеч.

Постепенно Сэм поняла. Бодэ работала главным образом с теми, кого никто и никогда не разыскивал. Дело выглядело не слишком сложным, вот только профессионального вора у нее под рукой не было.

Она крепко сжала в кулаке Кристалл Омака.

– Хотела бы я знать, как мне обойтись без помощи, – подумала вслух Сэм.

И вдруг в ее голове раздался призрачный, но совершенно отчетливый механический голос:

"Ожидание ввода/оперативная команда".

Она так и подпрыгнула и чуть было не выронила кристалл.

– Кто это сказал?

Загипнотизированный Зенчер принял вопрос на свой счет и ответил:

– Последней говорила ты.

– Нет, нет! Тут был голос… Вроде как у меня в голове, внутри. Может, у меня от удара крыша поехала?

– Не понимаю.

– Я тоже. Я… – Вдруг ее взгляд упал на кристалл, все еще зажатый в кулаке. – Это был ты, Кристалл Омака?

"Да. Ты сформулировала команду активирования. Ожидание ввода/оперативная команда".

– Ну дела! Зенчер, этот кристалл когда-нибудь разговаривал с тобой?

– Разговаривал? Нет.

Но с ней-то он говорил! И говорил по-английски! Он сказал, что она сформулировала команду активирования. Что же она сказала? "Хотела бы я знать, как мне обойтись без помощи". Вот оно! Здесь же волшебная страна! Стало быть, достаточно загадать желание?

– Кристалл, это так? Ты умеешь не только гипнотизировать?

– Да,

– Я хочу знать, как тобой пользоваться. – сказала Сэм, надеясь, что эта штуковина поймет ее правильно.

"Эксплуатация. Стандартная функция. Непосредственное ментальное манипулирование субъектами на расстоянии посредством передающего луча, сфокусированного на области лба. Недокументированные функции. Манипулирование разумом и телом оператора, а также субъекта по выбору оператора в пределах энергетических ограничений. Доступ к информационным базам данных по специальному запросу. Носителю доступны разнообразные защитные меры. С целью предотвращения несанкционированного доступа в качестве речевого интерфейса использован английский язык. Команды следует формулировать в виде желаний. Конец руководства оператора".

Господи! Он говорит, как компьютер.

– А почему ты никогда не разговаривал с Зенчером?

"Зенчер использовал только стандартную функцию. До твоего появления он никогда не пользовался английским языком ни в устной, ни в мысленной речи. Зенчер не способен думать по-английски и поэтому не способен осуществить командный доступ к данному режиму".

– Ты… тебя сделал Булеан?

"Да, Я представляю собой резервную систему на случай дисфункции Зенчера. Любая попытка Зенчера использовать данный кристалл в противоречии с интересами Булеана автоматически приводит к деструкции Зенчера".

Она взглянула на Зенчера и ухмыльнулась:

– Хотя ты этого и не знаешь, но я только что спасла твою паршивую шкуру. – Сэм задумалась. – Но ведь я не могу просто пожелать, чтобы здесь сразу оказалась Чарли, и куча денег в придачу, и все такое?

"Невозможно. Диапазон желаний ограничен манипулированием сознанием других и манипулированием сознанием и телом носителя".

Опять все оказывается не так просто,

– Зенчер говорил, что твое действие продолжается от шести до восьми часов. Можно ли его как-то продлить? Скажем, навсегда?

"Можно. Наведи луч на, область лба субъекта и сформулируй входную информацию/оперативную команду в виде желания".

Приказать Зенчеру помогать ей? Но все, что он может, – это нанять вора, а в дело и без того уже впутана уйма посторонних.

Она встала, подняла кристалл и навела пятнышко света на лоб навигатора. Тот вздрогнул и застыл.

– Я хочу, чтобы Зенчер никогда больше не узнал В лицо ни Чарли, ни меня. "Исполнено".

– Я хочу, чтобы Зенчер всегда считал меня мужчиной, хочу, чтобы он забыл английский язык, забыл, что когда-то знал его и даже что английский язык вообще существует. Пусть никогда больше он не сможет выучить ни одного английского слова.

"Исполнено".

Это была победа, и Сэм немного увлеклась. Власть всегда развращает, а особенно тогда, когда она только что принадлежала твоему противнику.

– Я хочу, чтобы Зенчер забыл о существовании Кристалла Омака, чтобы он никогда больше не смог дотронуться до него, даже случайно. И еще я хочу, чтобы он забыл о Булеане и обо всем, что произошло за последние пять дней.

"Исполнено".

– Зенчер, встань! Навигатор повиновался.

– Прежде всего отдай мне все деньги и вообще все ценное, что только можно пустить в ход в этом чокнутом мире.

Зенчер отдал ей свой кошелек, потом вытащил маленький потайной ящичек из сундука с женской одеждой. Из него он достал второй мешочек и тоже отдал ей. Этот мешочек оказался потяжелее кошелька.

Сэм пересыпала содержимое в небольшой кожаный кошелек, который висел у нее на поясе.

– Так ты, значит, хотел заставить меня предлагаться каждому встречному, пока кто-нибудь не сцапает меня, да? Ах ты, поганец! Поплатишься ты у меня за то, что ты сделал с Чарли, за то, что я, может быть, уже не смогу ей помочь!

Она снова подняла кристалл:

– Я хочу, чтобы отныне ты любил только мужчин, чтобы ты полюбил носить женские тряпки и ходить накрашенным, как женщина, чтобы ты перенял язык и ужимки куртизанок. И я хочу, чтобы ты боялся всего на свете, боялся до ужаса: женщин, темноты, пустынных улиц, а больше всего – женщин-кентавров.

"Исполнено", – произнес кристалл.

– Ну ладно, теперь иди и ложись спать, мерзавец, – приказала она. – Смотри свои кошмары. Проснешься новым человеком.

Одолеть такого противника было приятно, по спустя немного времени Сэм сообразила, что, одержимая местью, она попросту забыла обо всем на свете, даже о том, что не худо было бы выяснить, почему именно за пей гоняется столько народу

– А, ч-ч-черт! – пробормотала она, отгоняя от себя мысли об упущенных возможностях. Но оставалась еще одна задача.

– Хотела бы я, чтобы все вокруг воспринимали меня как мужчину, – задумчиво сказала Сам. – Это защитило бы меня хоть немного.

"Исполнено", – произнес кристалл. Она вздрогнула:

– Ты что, хочешь сказать, что это действительно возможно?

"Ты являешься носителем. Ты не меняешься, однако все посторонние будут воспринимать тебя как мужчину, причем не похожего на тебя. Я уже говорил, что носителю доступны разнообразные защитные меры. Ограничения: мое воздействие распространяется только на тело, но не на одежду и не на неодушевленные предметы. Иллюзия может не возникнуть у магов высокого ранга и у представителей некоторых неакхарских рас".

– Ага. Значит, если я даже переоденусь в одно из платьев Чарли, я буду выглядеть как мужчина в юбке. Хорошо, что теперь можно меньше беспокоиться об этом. Когда тот тип в таверне смотрел на меня и Чарли и говорил о двух девушках, я уже было решила, что мы попались. Послушай, кристалл, а если я наведу тебя на того, кто не будет знать английский?

"Я способен обеспечить соответствующий речевой интерфейс".

– Это должно сработать и с другими, с неакхарцами? Как Ладаи, например.

"Да, но не со всеми. Я не смогу влиять на превращенцев, перевертышей, оборотней и подобных им, а также на некоторые расы, обладающие особыми врожденными способностями, или на тех, у кого характер памяти и эмоций слишком сильно отличается от твоих".

Сэм поразмыслила минутку.

– Что еще ты можешь сделать для меня? "Вопрос сформулирован расплывчато. Я способен максимизировать использование всего, что является частью одушевленного носителя. Я способен доставлять удовольствие, подавлять страх, ускорять заживление некоторых видов повреждений, направлять энергию туда, где она может быть использована с наибольшей эффективностью, а также обеспечивать некоторые виды защитных реакций и доступ к данным в пределах информационных массивов, которыми располагаю. Предупреждение: меня следует использовать бережно. Я должен иметь возможность восстанавливать запасы энергии, в противном случае мои возможности уменьшатся".

Она кивнула с отсутствующим видом:

– Да, конечно, но, самое главное, мне сейчас нужно выручить Чарли, а я не знаю как. Хотела бы я иметь достаточно силы, стойкости, воли, умения и присутствия духа, чтобы самой пойти туда, но…

"Исполнено, – произнес кристалл. – Предупреждение: впоследствии твое тело дорого за это заплатит".

Внезапно Сэм почувствовала, что нет больше ни вопросов, ни сомнений. Она просто знала, что ей делать. Голова перестала болеть, несмотря на страшную шишку на затылке, мысли прояснились. Сэм чувствовала себя сильной, уверенной, осмотрительной и осторожной. Она больше ничего не боялась. Пошарив по сундукам и в мешке Зенчера в поисках еще чего-нибудь полезного, она нащупала в мешке Зенчера что-то твердое и длинное, завернутое в малиновую ткань.

Это был нож, только очень большой. Рукоять напоминала скорее рукоять меча, а клинок был около фута длиной. Сэм взвесила его в руке и сделала несколько рубящих и колющих движений. Получилось так, словно она всю жизнь имела дело с этой штуковиной.

Сэм быстро переоделась. Нашла мягкий черный свитер, черные мужские штаны в обтяжку и свободный, но прочный кожаный пояс. Одежда сидела хорошо, хотя свитер немного оттопыривался на груди. Она отыскала еще свободный кожаный камзол, который немного скрыл то, что следовало скрыть. Ножны короткого меча Сэм пристегнула к поясу. В общем, ей понравилось, как она выглядит.

Сэм совсем было собралась выйти, но в последний момент спохватилась, что чуть не забыла кошелек. Его она тоже прицепила к поясу, надеясь, что монеты не будут слишком громко звякать.

Теперь оставалось выйти незаметно. Сперва она намеревалась рискнуть сойти по лестнице, но потом решила, что чем меньше народу увидит ее, тем лучше. Встав на сундук, с некоторым усилием отворила окно и выглянула наружу. Она находилась на четвертом этаже, но на внешней стороне дома были выступы и карнизы. Забыв, что всегда боялась высоты и никогда не лазила в детстве по деревьям, как другие ребята, она вылезла из окна и спустилась на четырехдюймовый выступ. По нему прошла вдоль стены до угла здания, осторожно перебралась за угол, цепляясь за карнизы и швы каменной кладки, очень осторожно в полной темноте спустилась по боковой стене.

Темнота, недавний злейший враг, теперь стала союзником. Сэм ступила на землю, вытащила короткий меч, подождала немного, чтобы глаза привыкли к темноте, и двинулась в путь. Всего через десять минут, без всяких происшествий, если не считать встречи с несколькими крысами, которых она хладнокровно обошла, она оказалась на берегу озера.

Невидимая в темноте, Сэм обошла кругом тот склад, который ее интересовал. Со всех четырех сторон здания проходили улицы, из которых самая узкая была футов пятнадцать в ширину. От крыши до крыши было слишком далеко. Крыша самого магазина была примерно на такой же высоте, как окно комнаты в отеле, но стены были сложены из гладкого камня и бетонных блоков. Дождевые желоба и водостоки начинались в десяти – двенадцати футах от земли, на высоте большей, чем два ее роста. К тому же невозможно было разглядеть, насколько прочно они закреплены. Если они не выдержат ее веса, она крепко навернется и наделает много шума. А вдруг выдержат?

"Рискну, – сказала себе Сэм. – Где-то там Чарли, а другого пути нет".

В переулке, разделявшем два магазина, она разулась и мечом обрезала штанины до лодыжек. Меч и мешочек, в котором вместе с деньгами лежал и Кристалл Омака, она не решилась оставить внизу. Без долгих раздумий она подпрыгнула и, схватившись обеими руками за желоб, с размаху ударилась всем телом о каменную стену. Было так больно, что она чуть не разжала пальцы, но все же удержалась.

Желоб выдержал, похоже, он был установлен на толстых стальных прутьях, вмурованных прямо в каменную стену. С невероятными усилиями, мучительно изогнувшись, она умудрилась-таки закинуть ногу, Подтянулась и наконец привалилась к стене здания, удерживаясь на двухдюймовом зазоре между ней и прутьями. Потом собралась с силами, потихоньку выпрямилась и встала во весь рост. Осторожно пробравшись к тому месту, где горизонтальная труба соединялась с вертикальной, которая спускалась с крыши, Сэм внимательно ее осмотрела. Труба шла прямо вверх вдоль всего угла здания. Держаться было можно только за нее и крепежные штыри. Сэм глубоко вздохнула, ухватилась за трубу и полезла вверх.

Крыша, крытая листами грязно-зеленой меди, оказалась сильно покатой. Сэм осторожно двигалась вдоль края, пока не добралась до поворота на ту сторону здания, которая была обращена к озеру. Она очень надеялась, что Зенчер не ошибся. Было бы ужасно добраться до цели и обнаружить, что это вовсе не тот дом и Чарли здесь нет.

Длинный ряд огромных окон шел только по стороне, обращенной к озеру. Некоторые были приоткрыты. Сэм прокралась к ближайшему окну и заглянула внутрь, молясь про себя, чтобы ей не пришлось заглядывать во все окна подряд.

Не пришлось. Она сразу увидела комнату – огромную, с натертым до блеска деревянным полом и беспорядочно расставленными вещами, – явно похожую на мастерскую художника. Здесь были даже скульптуры на подставках и слепки поменьше. Но где может быть Чарли?

Там, дальше, куда она не могла заглянуть, кажется, горел свет. Надо было решаться.

Сэм открыла окно пошире, стараясь не дать фрамуге упасть и захлопнуться. Кое-как она протиснулась под нижним краем рамы и повисла в футах шести – восьми от пола. Отпустив руки, Сэм удачно приземлилась на четвереньки и на мгновение замерла, когда короткий меч звучно брякнул о гладкое дерево пола. Подхватив его, она забилась в самый темный угол и немного подождала.

В дверях появилась высокая, стройная фигура на очень высоких каблуках. Разглядеть ее было трудно – свет падал сзади.

– Э-эй! Есть тут кто-нибудь, дорогие? – Голос был низкий, мягкий, чрезвычайно женственный, с каким-то странным акцентом. Женщина спокойно вошла в темную студию, и в темноте смутно замерцали какие-то световые пятна, хотя сама она оставалась едва видима. Сделав несколько шагов, женщина остановилась, слабо освещенная полосой отраженного света, проникавшего снаружи.

Первое, что бросалось в глаза, – это высокие кожаные сапоги на каблуках и маленькие трусики, вроде бикини. Непонятно было, есть ли на ней вообще еще что-нибудь. Полностью освещенная, женщина казалась каким-то совершенно новым видом непристойности.

От маленьких твердых грудей до сапог ее покрывала яркая, сверкающая татуировка. Десятки рисунков разных цветов, форм и оттенков в виде петель, завитков, волн. Женщина походила на ожившую скульптуру, изваянную и раскрашенную отчаянным модернистом. Даже на лице, вокруг глаз, был звездчатый рисунок. Только руки, от кистей до плеч, оставались нетронутыми.

Постояв еще немного, она вышла из полосы слабого света, и снова возникло мерцание пятен. Они мягко светились, словно флуоресцировали в темноте.

Спирали, нарисованные вокруг ее грудей и сосков, переливались в такт ее движениям и почти гипнотизировали. Волосы у нее были довольно длинные, невероятно густые, с разноцветными прядями. И еще Сэм показалось, что даже без каблуков женщина была очень высокой – побольше шести футов. И она, и Чарли были Бодэ не выше, чем по грудь.

Бодэ прошла в дальний угол студии, отперла замок и приоткрыла дверь.

– Амсвок! Ты здесь, дорогой? – спросила она кого-то внутри магазина.

– Здесь, Бодэ, – отозвался издалека мужской голос. – Случилось что-нибудь?

– Бодэ показалось, что она слышала какой-то стук. Кто-нибудь входил?

– Нет, никто, а я здесь сижу всю ночь. Никого не было, если не считать тех здоровенных костоломов, что приходили несколько часов назад. Хочешь, я загляну к тебе и посмотрю, в чем дело?

– Не надо, все в порядке, дорогой. Бодэ потом сама поставит на место то, что свалилось. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Бодэ, – ответил охранник, женщина закрыла и заперла дверь и вышла из мастерской.

"Интересно, что это за чокнутые так размалевывают себя и говорят о себе в третьем лице, словно о постороннем? – думала Сэм. – Пожалуй, это те, кому что человек, что деревянная чурка – без разницы. В этом паршивом мире, кажется, о людях и не думают по-другому".

Подождав немного на тот случай, если бы Бодэ подстроила какую-нибудь ловушку, Сэм, пригнувшись и держась в тени, потихоньку подкралась к самой двери. Бодэ с кем-то говорила там, внутри.

Комната тоже была очень большая, в ней царил полнейший беспорядок. Стен не было видно из-за полок, забитых старинными засаленными книгами вперемежку с какими-то банками-склянками, а одну стену занимали полки, сплошь заставленные рядами маленьких баночек. Был здесь еще старый, видавший виды лабораторный стол с мраморной столешницей. Он стоял как раз у стены с баночками и был уставлен бунзеновскими горелками, должно быть, в акхарском исполнении, штативами, ступками с пестиками и весь заляпан разноцветными пятнами. В комнате было полным-полно всякого старинного хлама, он валялся повсюду: на полу, на столе, на полках.

Бодэ явно работала над чем-то или над кем-то. Высунувшись немного, Сэм увидела, что это девушка с очень длинными волосами, совершенно обнаженная; она стояла неподвижно, словно статуя, на каком-то возвышении. Волосы у нее были не того цвета, что у Чарли, а на спине виднелись какие-то рисунки. Бодэ кружила около нее, время от времени останавливаясь, чтобы не то приглядеться, не то подумать, в одной руке она профессионально держала палитру, в другой – что-то похожее на кисть. Она говорила без умолку, обращаясь к девушке, но та не отвечала и даже ничем не показывала, что слышит.

– Ах, дорогая, у Бодэ было сильнейшее искушение создать на твоем теле сплошной узор, но с художественной точки зрения это было бы не правильно. Нет, тебе больше подходит недосказанность, маленький мой мотылек. Бодэ хорошо знает, когда ей следует бороться со своими искушениями. О, эти снадобья превосходно сделали свое дело! Ты просто великолепна. Бодэ так не хочется отпускать тебя, но было бы эгоистично и нечестно украсть у этого мира возможность любоваться созданием гения Бодэ. Чтобы Бодэ оценили по достоинству, тебя следует показать всем. Как хотелось бы Бодэ, чтобы ты могла говорить с ней и воспеть ей хвалу. Но ведь Бодэ создает свои творения и из гипса, и из глины. Завтра начнется подлинное искусство. Живое искусство.

Она отложила палитру и кисть и оглядела стол, потом взяла небольшую черную бутылочку.

– Вот здесь, моя милая, созданная Бодэ эссенция любви: она заставит тебя привязаться к твоему господину, и тогда ты будешь защищена так, как И должны быть защищены творения Бодэ. – Она взяла зеленую бутылочку. – Но сначала это, оно смоет все воспоминания, все чувство вины, все, чем ты была до того, как Бодэ пересоздала тебя. И тогда Бодэ создаст новую тебя. Простой язык – всего несколько сотен слов, – но это все, что тебе когда-либо понадобится впредь, чудесное создание. Ты ничего не будешь хотеть, ни о чем не будешь задумываться, ты будешь жить только ради того, чтобы хранить ту картину, которую сотворит из тебя живое искусство Бодэ, и ты страстно пожелаешь научиться этому и не захочешь знать ничего другого, так что ничто не сможет испортить это творение. Ну а теперь – несколько последних мазков, чтобы добиться совершенной симметрии, а потом Бодэ сможет отдохнуть, и ты, дорогая, – тоже, чтобы дать снадобьям Бодэ завершить работу.

Сэм напряженно размышляла. Если это действительно Чарли, следует ли немедленно напасть на Бодэ или подождать? Сейчас, наверное, уже около шести утра – рассветные лучи пробивались в окна студии, – а Бодэ все еще отделывала свою работу маленькими мазками, от которых сразу же поднимались легкие облачка дыма. Даже смотреть на это было мучительно. И все же Зенчер был прав. Бодэ пока не пустила в ход ни любовное зелье, ни напиток забвения. Если она не может дать их до тех пор, пока все остальное не будет готово, нет резона рисковать всем. Если Чарли уже почти "оформлена", то Бодэ когда-нибудь да должна будет лечь поспать.

Было, конечно, искушение использовать Кристалл Омака, да и дело с концом, но момент для этого еще не настал. Сэм внезапно поняла, что у нее нет никакого представления о дальности его действия, а спросить об этом сейчас было невозможно.

Когда Бодэ покончила со своими "последними мазками", солнце уже светило вовсю. Прошло около трех часов. Слышались приглушенные полом звуки из магазина, начинавшего дневную жизнь, с улицы доносились голоса, в студии становилось жарковато.

Наконец Бодэ взяла в свои руки руки девушки, свела ее с пьедестала и повела куда-то, куда – Сэм не разглядела. Но прежде чем они скрылись, она увидела лицо девушки и вздрогнула. Да, слава Богу, это была Чарли! Но, Господи! Если даже они благополучно выберутся из этой переделки, Чарли точно хлопнется в обморок, едва посмотрит на себя в зеркало.

В конце концов Сэм решила, что лучше переждать некоторое время, чтобы Бодэ заснула. К тому же нараставший уличный шум позволял Сэм передвигаться, не опасаясь, что ее услышат. Вдруг она почувствовала, что все тело у нее в синяках, кожа ободрана, кости будто переломаны. Она забралась в уголок и спряталась за какими-то ящиками. Все ее воодушевление быстро улетучивалось. Кристалл ведь предупреждал о цене, которую придется заплатить. Однако больше всего Сэм боялась сейчас заснуть; она не сознавала, что дремота уже потихоньку одолевает ее.

Когда Сэм проснулась, в студии лежали длинные, густые тени. Она-то проснулась, а Бодэ? Что, если сумасшедшая художница уже осуществила свои адские планы?

ГЛАВА 7

ИЗМЕНЕНИЯ ЛИЧНОСТИ

Сэм достала Кристалл Омака и плотно сжала его в руке.

– На каком расстоянии ты можешь гипнотизировать? – шепотом спросила она.

"Три метра при нормальном уровне мощности, – отозвался голос кристалла в ее голове. – Но сейчас я сильно разряжен. Возможно, один метр. Я полагаю, что смогу еще несколько дней поддерживать защитное искажение твоего облика без подзарядки, но прочие функции не будут осуществляться полностью. Этой ночью произошли значительные затраты энергии. Ты была предупреждена".

Всего метр! Это примерно три фута! Да ей придется почти поцеловать Бодэ, чтобы справиться с этим делом.

– Сколько времени тебе нужно на подзарядку? – едва выдохнула Сэм.

"Если ты вообще не будешь меня использовать, достаточно тридцати шести часов".

Она опустила кристалл. Тридцать шесть часов! Чарли к этому времени уже будет не Чарли. Не говоря уж о том, что и Сэм чувствовала себя совершенно разбитой и не смогла бы выйти отсюда тем же путем, что пришла. Ей хотелось есть, пить и в довершение всех бед чувствовала, что просто лопнет, если не отольет хоть немного.

Бодэ уже проснулась. Слышно было, как художница ходит, мурлыча какую-то мелодию; в студию проникали аппетитные ароматы, которые отнюдь не помогали Сэм забыть, насколько она голодна.

Сэм лихорадочно соображала: на кристалл надежды нет, а Бодэ выше нее и, насколько можно судить, намного сильнее. Сэм вытащила из ножен свой меч, который прошлой ночью казался таким легким и удобным, и обнаружила, что теперь ей с ним не справиться. Все не так просто, черт возьми! Все совсем не так просто! Но ведь прошлой ночью она не сделала ничего такого, чего не могла бы сделать вообще. Пусть она раньше и не мечтала о таких подвигах. Кристалл только дал ей уверенность в себе и некоторые хорошо отработанные навыки…

Темнело, и Сэм уже почти решилась оставить Бодэ лужу на полу. Черт с ней! Без Чарли – пропади все пропадом, и этот поганый мир, и сам Булеан.

Сжимая изо всех сил рукоять меча, она прокралась в лабораторию, прячась за грудами наваленного повсюду барахла, и увидела Чарли, распростертую на ложе с регулируемой Х-образной рамой. Бодэ возилась возле лабораторного стола. Две маленькие бутылочки по-прежнему стояли на нем, и неизвестно было, использовали их уже или нет. Сэм хотелось надеяться, что нет; хотя уже темнело, однако двадцать четыре часа еще не истекли.

Бодэ была в той же раскрашенной наготе, только теперь на ней были искристо-розовые трусики и открытые сандалии, да еще длинный фартук, видимо, на тот случай, если какой-нибудь из составов, кипящих на лабораторном столе, начнет брызгаться и плескаться.

Художница-алхимик сидела спиной к Сэм. Она казалась просто огромной.

Вдруг что-то упало у нее со стола.

– Лунные камни и рыбешки, – красочно выругалась Бодэ. Легко поднявшись с рабочего стула, она наклонилась, чтобы подобрать упавшую вещь. Сейчас или никогда, решилась Сэм.

Она собрала все силы, внезапно выскочила из укрытия, размахивая обнаженным мечом, и с яростным воплем "И-йя-а-а-а!" ринулась на рослую противницу.

Застигнутая врасплох, Бодэ успела только вскинуть голову, чтобы посмотреть, что происходит, – Сэм с размаху врезалась в нее всем телом, и Бодэ, отброшенная внезапным ударом, стукнулась головой о мраморный край лабораторного стола. Глаза ее широко распахнулись, потом закатились, и она медленно осела.

Сэм откатилась в сторону и вскочила на ноги. Все произошло так быстро, что она даже не успела подумать ни о чем и теперь с удивлением обнаружила, что рослая женщина распростерлась на полу, неподвижная, похожая на огромную куклу, сшитую из яркого разноцветного тряпья. "Неужели я ее убила?" – изумленно подумала Сэм.

Вдруг Бодэ пошевелилась, и Сэм сообразила, что еще минута, и будет поздно. Она схватила со стола одну из бутылочек – черную – и опустилась на колени рядом с художницей, которая очнулась, но еще не совсем пришла в себя.

– Вот, выпей это. Тебе станет лучше, – сказала Сэм самым заботливым голосом, каким только могла, и поднесла откупоренную бутылочку к губам Бодэ.

Та пригубила, поперхнулась и вдруг почти с жадностью выпила все до дна. Ее огромные затуманенные глаза широко раскрылись, она уставилась на Сэм, потом заметила бутылочку, и глаза ее раскрылись еще шире.

– Яблочный сидр, – пробормотала она. – Бодэ всегда хотела знать, каково это на вкус. Подумать только!… – Она вздохнула, широко улыбнулась и снова опустилась на пол.

Сэм не знала, что за снадобье она схватила. Просто это был единственный путь сделать так, чтобы Бодэ не пришла в себя. Теперь Сэм пыталась понять, что же такое было в этой бутылочке.

Что бы ни было, оно снова свалило художницу и дало девочке хоть какую-то передышку. Она хотела броситься к Чарли, но через приоткрытую дверь в дальнем конце лаборатории приметила некий весьма знакомый и насущно необходимый ей предмет. Облегчиться было почти так же приятно, как победить.

Потом она подошла к Чарли. Да, Бодэ хорошо поработала над ней; если здесь можно натворить такое с помощью каких-то снадобий, то на что же способна настоящая магия?

Прежние, полученные от Сэм длинные и прямые черные волосы Чарли Бодэ высветлила, превратив ее в рыжеватую блондинку, оставив лишь отдельные черные и каштановые прядки; кроме того, она умудрилась как-то распушить их и сделать гуще. Ресницы казались необычайно, почти неестественно длинными, не правильный прикус пропал, губы чуть-чуть приоткрылись, стали полнее, обрели совершенные очертания и глубокий, насыщенный, ровный алый цвет. Но замечательнее всего был рисунок вокруг глаз, нежный, зеркально отраженный на другой стороне лица. Это были легкие голубые крылышки мотылька, по одному с каждой стороны, выходившие из уголков глаз и изящными дугами устремлявшиеся в стороны, в их сплошной голубизне виднелись тончайшие прожилки белого и черного, что придавало им обворожительную прелесть, а из верхней части крылышек исходили тонкие, грациозно изогнутые черные линии, Кончавшиеся крохотными черными точками.

У самой Бодэ был такой же рисунок вокруг глаз, как у тех женщин в таверне. Но этот, на лице Чарли, был утонченным и столь изящно гармоничным, что

Сэм вынуждена была признать – какие бы преступления ни были на совести этой женщины, она действительно была прекрасной художницей.

Облик Чарли дополняли крупные серьги. Если бы Чарли стояла, они свисали бы до линии рта; массивные, видимо, бронзовые, а не золотые, в форме мотыльков, летящих вперед, к лицу Чарли.

Тот же мотив повторялся в росписи тела, хотя она и была "недосказанной", по выражению Бодэ. Это был мотылек, только намеченный контуром, но слегка оттененный, что создавало видимость сплошного рисунка; паутинно-нежные верхние крылышки начинались под грудями, из кончиков крыльев выходили тонкие голубые линии и поднимались, охватывая каждый сосок идеально ровным кружком. Плавно изгибаясь, крылышки сходились к пупку, в который был вставлен тоже голубой камень, и снова расходились вдоль бедер. Головой мотылька был пушок внизу живота, подкрашенный в тон новому цвету волос. Хотя крылышки были только намечены голубым контуром, внутри него угадывался многоцветный сложный рисунок, изменявшийся в зависимости от того, как на пего падал свет или с какой стороны на него смотрели. Кожа казалась блестящей, словно бы влажной, нежной, совершенно гладкой. Груди были прежнего размера, но стали тверже и больше выдавались вперед. Такие груди спрятать под одеждой было бы невозможно. Они напоминали о статуе.

Волосы на теле исчезли, кроме пушка внизу живота, но и он был аккуратно подстрижен; исчез даже старый шрам от аппендицита. Ни веснушек, ни родинок, ни единого изъяна.

Гладкие, совершенной формы ногти, окрашенные в тон голубизне крыльев мотылька, были длиной, пожалуй, больше дюйма. Ногти на пальцах ног тоже были окрашены в тот же цвет, но коротко острижены.

На Чарли были еще браслеты на запястьях и лодыжках в виде плетеных цепочек, сидящие свободно, но неснимающиеся, и такое же ожерелье на шее.

Утром Сэм видела, что на спине Чарли нарисован еще один мотылек, того же цвета, но лежащий на спине, словно плащ, так же точно следуя всем изгибам тела, как и тот, что был нарисован спереди. Цвета были яркие, живые, нисколько не похожие на обычную татуировку, и Сэм оставалось только гадать, можно ли свести всю эту живопись.

Одно можно было сказать точно. В облике Чарли не осталось и следа мужских черт.

– Чарли, – позвала Сэм, тихонько встряхнув подругу. – Чарли, проснись! Это я, Сэм.

Чарли нежно улыбнулась, пошевелилась слегка, но не проснулась.

Сэм услышала позади вздох и резко обернулась. Бодэ зашевелилась и села, потирая виски длинными пальцами. Вдруг она замерла, устремив взгляд на Сэм.

На ее лице появилось выражение экстаза. Так смотрел бы человек, встретившись с Господом лицом к лицу.

– Бодэ любит тебя, – прошептала она нежным, хрипловатым, чарующим шепотом. – Бодэ обожает тебя. Она припадает к твоим ногам. Бичуй ее, заковывай в цепи, она все равно будет обожать тебя.

А, так вот оно что! В черной бутылочке было любовное снадобье.

– Прикажи ей! Возьми ее! Ты ее мир, ты ее жизнь. Нет никого, кроме тебя! Ты средоточие Вселенной! – продолжала Бодэ тем же голосом. На четвереньках она проползла через комнату и кинулась целовать ноги остолбеневшей Сэм.

Сэм сильно смутилась и оттолкнула ее:

– Перестань сейчас же!

– О да, мой повелитель. Прикажи мне! Я повинуюсь! – Художница немного отползла назад, казалось, она вот-вот заплачет от восторга.

– Силы небесные! Вот это снадобье! – Сэм начинала осознавать, какие возможности перед ней открывались.

– Что с моей подружкой? Что ты с ней сделала? – спросила она.

– Сделала ее прекрасной. Бодэ всегда это делает. Создает красоту. С ней было легче, чем с другими. Бодэ понимает, почему повелитель разыскивает ее.

– То, что ты с ней сделала, – это навсегда?

– О да, повелитель, добрый повелитель, которого любит Бодэ. Она прекрасна, экзотична. В этих краях так мало девушек с такой хорошей кожей. Тебе нравится?

– Ты давала ей какие-нибудь снадобья, чтобы изменить ее разум?

– Нет. Прежде всего необходимо закрепить то, что сделало искусство. Смотри! – Она повернулась и показала на шеренгу маленьких бутылочек. – Все это изменяет химию тела, и оно начинает перестраиваться по эскизам Бодэ. И только потом, через двенадцать часов, в течение которых ничего нельзя принимать, настает черед снадобий для любви, для повиновения и для всего остального. Бодэ как раз собиралась сделать это, когда ты вошел в ее жизнь. Эта девушка – еще не законченная работа.

Сэм почувствовала облегчение. Чарли может не понравиться то, что из нее сделала Бодэ, а может, впрочем, и понравится, но по крайней мере Чарли не перестанет быть Чарли. Все-таки она успела вовремя! Едва успела, судя по тому, как любовное снадобье подействовало на саму Бодэ.

– Ты помнишь, откуда взялось твое чувство ко мне?

– О, конечно, повелитель. Бодэ выпила свое чудесное снадобье – по твоему приказу.

– Теперь это не важно?

– Все равно, как это пришло, мой любимый, мой бог во плоти.

– И это насовсем?

На мгновение в Бодэ проснулась частица ее прежней гордости.

– Разумеется, радость моя. Уж если Бодэ творит что-нибудь, так навечно! Разве это не чудесно? Сэм показала на дремлющую Чарли:

– Ты можешь разбудить ее сейчас же? Ей отчаянно необходима была Чарли, чтобы сообразить, что делать дальше.

Бодэ мягким, кошачьим движением поднялась на ноги, обняла Сэм, поцеловала ее и вернулась к рабочему столу.

– Бодэ повинуется, повелитель. Бодэ живет лишь ради тебя. Бей ее, она только сильнее будет обожать тебя.

Она взяла маленькую бутылочку, откупорила ее и поднесла к носу Чарли. Девушка сморщилась, попыталась было отвернуться и вдруг проснулась. Она выглядела смертельно испуганной и потерянной.

– Чарли! Это я, Сэм! Все хорошо! Все кончилось! Чарли нахмурилась на мгновение, потом уставилась на нее:

– Сэм! О Господи, Сэм!

Она спрыгнула со своего ложа и кинулась обнимать и целовать свою спасительницу так, словно не могла поверить, что действительно спасена.

– Меня хотели… хотели сделать… одной из этих, – всхлипывала она, дав волю слезам. Внезапно она заметила Бодэ. – Она… она!

– Все в порядке, Чарли. – Сэм быстро рассказала ей все, что случилось. – М-м-м… думаю, тебе надо посмотреться в зеркало, только не пугайся.

Чарли застыла, потом с помощью Сэм медленно поднялась и осторожно подошла к большому трехстворчатому зеркалу. Она словно боялась заглянуть в него. Когда она встала, ее волосы свободно упали на спину. Каким-то чудодейственным образом они удлинились и теперь закрывали ягодицы. Сэм подумала, что впервые в жизни видит парикмахера, действительно способного сотворить чудо.

Чарли взглянула в зеркало, и у нее перехватило дыхание.

– О Господи! – прошептала она. – Это ее работа?

Она послюнявила палец и потерла тонкий, но яркий рисунок.

– Не сходит!

– Она считает себя художницей. Говорит, что ее творения – это на всю жизнь. – Сэм немного поколебалась. – Если тебя это утешит хоть немного, ты – самая очаровательная и привлекательная девушка, какую я когда-либо видела.

Чарли вспылила:

– Тебе-то легко говорить! Не твое тело разрисовано этой дрянью! – Она нахмурилась и подошла к Сэм. – С тобой тоже что-то случилось. Голос, движения, даже волосы… Сэм, даты же стала парнем!

– Да? – Сэм задрала свитер и показала неизменившиеся груди. – Это что, по-твоему, бывает у парней?

Чарли явно не верила своим глазам.

– Твои груди – куда они пропали? У тебя даже волосы на груди выросли.

– Великолепная грудь, любовь моя, – сказала Бодэ на акхарском. – Такая красивая и мужественная.

Сэм смутилась, но, опустив глаза, увидела только то, что видела всегда.

– Какого черта?… А… маскировка! Она опустила свитер и достала из кошелька Кристалл Омака, положила его на пол и отошла. Чарли снова нахмурилась:

– Эй, как это? Что такое?… Ты снова стала прежней!

Сэм подобрала кристалл и снова сунула его в кошелек.

– Теперь по крайней мере я точно знаю, что если кто и сдвинулся, так это не я. Я снова мужчина, да?

– О-о-о… да!

– Это иллюзия, обман. Ее вызывает кристалл. Чарли, кажется, мне начало везти, и он – часть моего везения. Зенчер что-то сделал для Булеана, и тот расплатился этой вещью. Эта штука умеет гораздо больше, чем думал Зенчер. Это вроде… вроде как волшебный компьютер. Пока я ношу с собой эту штуковину, я буду выглядеть как мужчина – для всех, даже для тебя. Он может еще уйму всякого другого, а Зенчер об этом даже и не подозревал. С помощью кристалла я проделала такие вещи, чтобы пробраться сюда, о которых раньше и подумать не могла. Он… он говорит со мной, вроде как говорит. Не вслух, а у меня в голове.

– Булеан, – тихонько сказала Чарли. – Вот почему он не отзывался. Его резервная система уже была здесь, на месте – по крайней мере для тебя. И она была такой удобной, такой ценной для Зенчера, что он бы никогда не выпустил ее из рук, не расстался бы с ней ни за что на свете. Возможно, от таких-то хитростей и сходят с катушек все эти волшебники.

Чарли взглянула на Бодэ, которая все еще сидела на полу, улыбаясь Сэм такой улыбкой, какие обычно девушки дарят мотогонщикам и рок-звездам.

– А как насчет Бодэ? – спросила она. – Это любовное снадобье и вправду будет действовать всегда?

– Думаю, что да, ведь для этого оно и было придумано. Что же мне теперь с этим делать? Чарли презрительно фыркнула:

– Тебе-то что! Ты всего лишь получила женщину, влюбленную в тебя по уши, а мне-то каково? – Она повернулась и взглянула в зеркало еще раз. – В конце концов смотрится вся эта роспись не так уж плохо, если не считать того, что я не могу ее свести!

– Послушай, ведь это Булеан решил, что будет лучше, если мы станем похожи, как близнецы. Что он сумел сделать, он сумеет и переделать, я уверена. А вот я – буду ли я когда-нибудь прежней?

– Может, и нет, Сэм. Понятия не имею. А что ты сделала с Зенчером?

– Превратила его в голубого с помощью кристалла, – ухмыльнулась Сэм, – и теперь он боится всех женщин вообще, а кентавресс особенно. Он это честно заслужил за все, что пытался сделать с нами. – Тут ты немного промахнулась. Надо было приказать ему вернуться и убить Ладаи, а потом все позабыть.

– Ча-а-а-арли! Я бы не смогла!

– Ты что, не понимаешь, Сэм? Или они нас, или мы их. И точка. Ты отняла у Ладаи мужа, любимого, единственного друга. Ты лишила ее связей с правящей расой и, возможно, единственного источника существования. Теперь поставь себя на ее место. Что бы ты сделала?

Сэм еще как-то не думала об этом, но сама мысль об убийстве по-прежнему ужасала ее.

– Теперь она – единственная, кто знает нас в лицо. Она непременно сунется к нашему рогатому приятелю, опишет ему, как мы выглядим, и расскажет, что ты переодета мальчиком. И тогда нам конец.

– Может, ты и права, но, черт возьми, не могла бы я сделать это так хладнокровно. Да и ты бы не смогла.

– Знаешь ли, за последние полтора дня я не только получила очаровательное тело с нарисованными мотыльками, но еще и поняла, что это за сволочи. Они лапали меня, они строили мне рожи, а я была растянута перед ними совершенно голая. Они совсем было собрались трахнуть меня, все восемь. Только вдруг появился их босс и велел им доставить меня немедленно к Бодэ. А то они уж и штаны поспускали! Можешь мне поверить, был бы у меня твой ножичек, уж я бы доставила твоей чокнутой подружке в раскраску восемь причиндалов, полный комплект! Может, я и сама виновата, что влипла в такую историю, но меня тошнит от этого дерьма, и я устала быть жертвой.

Сэм вздохнула. Возразить было нечего. Вдруг ей на глаза попалась маленькая черная бутылочка, и тут словно что-то щелкнуло у нее в голове.

– Клигос! Чтоб ему пусто было, мы совсем про него забыли!

– Кто?

– Тот самый ихний босс. Он собирался прийти сегодня вечером. К его приходу ты должна уже выпить это любовное зелье, безумно влюбиться в него и считать своим властелином. – Она повернулась к Бодэ и перешла на акхарский:

– Бодэ, сегодня вечером должен прийти Клигос, так?

Бодэ нахмурилась, потом кивнула:

– Да. Верно. У Бодэ это совсем вылетело из головы. Для нее это больше не имеет значения.

– Зато для меня – имеет! Я не хочу, чтобы он забрал эту девушку. Я знаю, что он очень влиятельный человек, но мы должны его обмануть или сделать так, чтобы он перестал интересоваться Чарли!

– Дай Бодэ поразмыслить. Она гениальна. Она может справиться с любыми трудностями. – Художница задумалась, потом прищелкнула пальцами. – Вот оно? Конечно? Королевская прерогатива!

– Извини, королевская что?

– Никогда не извиняйся перед Бодэ, любимый. Ты не можешь сделать ничего не правильного. Королевская прерогатива. Такое уже случалось. Время от времени Бодэ работает для королевской семьи. Если кто-нибудь из высшей знати заходит к ней, видит незавершенную работу и чувствует к ней интерес, даже Клигос не может помешать. Они ведь могут за несколько часов прикрыть всю его лавочку, а то и перемолоть его заживо, предъявив десяток обвинений. Бодэ просто скажет ему, что девушка была настолько совершенна – так ведь оно и есть, – что была объявлена королевская прерогатива. Ах, какое несчастье! Клигос может хоть обмочиться со злости, но не посмеет даже ничего спросить. Да и потом, что он на этом теряет? Он просто не заплатит поставщику – вот и все.

– Замечательно! А что, если он узнает у охранников, что никого из придворных тут и близко не было?

– Они дежурят в три смены, дорогой.

– Хорошо, тогда так и сделай. Но это еще не все. – Она рассказала художнице о Ладаи. – Видишь ли, как только рассказы Ладаи дойдут до этих мест, Клигос тут же припомнит парочку, которую он видел с Зенчером. Уж тогда-то он вернется сюда – ты же его надула ни много ни мало на полсотни тысяч. – Сэм быстро Перевела все это на английский для Чарли.

Чарли задумалась.

– Как бы нам удрать с этой горячей сковородки? Они перевернут весь город, а то и всю страну, самое большее, за несколько недель. Но пока у тебя есть магический кристалл и ты не будешь появляться вместе со мной… Клигос ведь видел тебя хоть и близко, но до того, как стало действовать заклинание, или как это там называется. Оно действительно скрывает все женственное в тебе, ты даже кажешься выше. По-моему, ты можешь выйти сухой из воды, а в крайнем случае сотри все из его памяти с помощью кристалла. Но меня-то он видел, и он знает, чем занимается Бодэ, так что меня ему узнать будет несложно.

Сэм объяснила все Бодэ.

– Ну, сначала, любимый, тебе надо прикрепить как следует твою маленькую безделушку. Тогда твое заклинание всегда будет с тобой. А когда гениальная Бодэ поможет тебе, мы подумаем, как выручить твою подружку, хорошо?

Она выдвинула большой ящик лабораторного стола, порылась в груде цепочек, подвесок, бус и прочего ювелирного хлама, вытащила моток тонкой золотой цепочки и звездчатую подвеску. Подойдя к булькающему на огне химическому стакану, Бодэ сказала:

– Разденься до пояса. Дай Бодэ посмотреть, что она сможет сделать.

Бодэ отмерила тонкую золотую цепочку так, чтобы та удобно легла вокруг шеи Сэм, но не снималась через голову.

– Теперь дай мне твою прелестную безделушку. Сэм не хотелось выпускать кристалл из рук.

– Тогда ведь я снова стану девушкой. Ты все равно будешь меня любить?

– Не беспокойся, дорогая! Бодэ уже видела тебя. Прелестное тело. Почти как у твоей подруги. Бодэ будет творить с тобой чудеса.

Сэм и забыла о своем промахе. Но оказалось, что это просто не имеет значения. Действие снадобья, видимо, ничто не могло изменить. А может быть, Бодэ с ее вывихнутым рассудком не воспринимала разницу между иллюзорным мужским обликом и настоящей Сэм.

Опытной рукой Бодэ быстро закрепила Кристалл Омака в загнутых лапках подвески с помощью какой-то алхимической замазки. Сэм искренне надеялась, что не ей придется выковыривать его оттуда. Затем подвеска с камнем была прикреплена к цепочке, которая лежала вокруг шеи, с помощью другой, чуть более длинной цепочки. Теперь талисман можно было срезать или сорвать, но не потерять.

– Попроси ее дать нам чего-нибудь поесть, – сказала Чарли. – Я просто умираю с голоду.

Сэм сразу же почувствовала, что и она проголодалась.

– У тебя найдется что-нибудь поесть? Бодэ просияла:

– Все что угодно, дорогая! Подожди немного, Бодэ создаст для тебя шедевр!

Для начала она принесла им вина, свежего хлеба и сыра, а сама развернула бурную деятельность, и вскоре из кухни в лабораторию поползли соблазнительные запахи, перебивая вонь реактивов, кипевших на горелках.

– А жаль, что мы не можем просто остаться здесь, – задумчиво вздохнула Чарли. – Впервые за долгое время я чувствую себя более или менее спокойно.

– Я все пытаюсь что-нибудь придумать, но ничего не приходит в голову. Не могу забыть, как зеленые холмы, которые мы видели с утеса, вдруг превратились в высокие горы. В этом мире нам никуда не двинуться без проводника. Клигос говорил Зенчеру, что просто нанять надежного лоцмана, который не задает лишних вопросов, обойдется в пять сотен каких-то их денег. А если платить еще и навигатору, то и того больше, а мы даже не знаем, как далеко то место, куда нам надо добраться.

С точки зрения Бодэ, большинство людей влачило в нем скучное, бесцветное и бессмысленное существование, а целью ее собственной жизни было вносить в него частицу высокого искусства. Эти взгляды распространялись и на ее стряпню. Правда, некоторые блюда были странного цвета, но сервировка, запахи и вкус были выше всяких похвал. Девушки уже усвоили, что еда в этом мире состояла в основном из мяса с картофелем и была очень пряной, даже острой, но они еще не пробовали таких разнообразных и вкусных блюд. Спросить, а что, собственно, они ели, ни у Сэм, ни у Чарли не хватило смелости.

Появился Клигос. Чарли Бодэ спрятала, а Сэм решилась испытать свою магическую маскировку. Она даже почувствовала некоторую уверенность в себе, хотя и была готова, если понадобится, использовать кристалл на минимальном расстоянии.

– О дорогой! У Бодэ есть просто замечательная новость и совершенно ужасная новость! – разливалась тем временем Бодэ перед омерзительным гангстером. – Сначала замечательная. Она влюбилась! Познакомься, это Сандвир! Ну разве он не хорош?

– Прелестен, – буркнул Клигос, даже не взглянув на Сэм. – Пожалуй, его тебе хватит ненадолго – износится. А что за ужасная новость?

– О! Бодэ в отчаянии! Она безутешна! Этот Памквис, этот человечишка из Верховной канцелярии, похожий на крысу, заходил сегодня посмотреть, нет ли чего-нибудь к годовщине регентства, и увидел твою крошку!

На лице Клигоса застыло недоброе, даже свирепое выражение.

– Похоже, ты собираешься мне сказать что-то такое, что мне не хотелось бы услышать, да?

Бодэ схватилась за голову, изображая безутешное отчаяние:

– Дорогой! Что может сказать Бодэ, когда это уже случилось? О, эти ужасные слова – "королевская прерогатива". Он спросил, кто доставил девочку, и я, конечно же, сказала, но он только злобно усмехнулся, и – о, это конфискация! Бодэ хотела бы искупить свою вину, но что она могла сделать, если были сказаны эти слова?

– Сукины дети, – прорычал Клигос. – Ее чертовски трудно было добыть. Лучше бы я позволил своим ребятам поразвлечься с ней. Уж тогда бы не было никаких "королевских прерогатив" на мою собственность! Хорошо по крайней мере, что я еще не заплатил за нее. Проклятие! Да она бы стоила самое меньшее по сотне за ночь!

– Бодэ понимает, дорогой! Она тоже много потеряла на этом. Он настоял, чтобы я дала ей снадобье прямо при нем, как обычно. Наверное, у них был на нас зуб из-за того трюка, что мы провернули в прошлом году, Клигос вздохнул:

– Проклятые королевские ублюдки! Мало им, что мы вынуждены платить за возможность вести дела в городе. Так они еще и обворовывают нас, да к тому же издеваются над нами. Что поделаешь! Но Я отыграюсь на цене за следующую, слышишь?

– Бодэ создаст для тебя шедевр! Она обещает!

Гангстер вышел, грохнув дверью. Он был так разъярен, что, наверное, готов был сорвать зло на ком придется.

– Сейчас для нас этот тип – самый опасный, – с беспокойством заметила Сэм. – Однако меня он не узнал, я уверена.

Бодэ пожала плечами:

– У нас есть еще несколько дней. Он никак не связывает ее и тебя, радость моя. Пойдем. Ты поведаешь Бодэ свои тревоги, а она постарается помочь тебе.

– Дело очень простое. Есть один акхарский волшебник, который хочет убить меня, и есть другой, которому я нужна живой. Может быть, потому, что он ненавидит первого и хочет в чем-то помешать ему. Я сама точно не знаю. Наш чародей не может прийти за нами: то ли его могущества недостаточно, чтобы побить врага на его территории, то ли у того здесь слишком много соратников, которые помогут ему одолеть нашего. Но если мы сами сумеем пробраться к нему, он защитит нас. Зенчер должен был доставить нас куда-то, где нас могли бы научить, как вести себя в этом мире, а после – к волшебнику, но теперь я даже не знаю, где он находится. А хотелось бы знать!

"Булеан – верховный волшебник Масалура, – произнес знакомый голос в ее голове. – Масалур находится на две средины к северо-западу и на две средины к западу от данной средины. Если сложить семь секторов или клиньев, которые требуется пересечь, а также переходы через средины и нулевые зоны, то расстояние составит приблизительно четыре тысячи пятьсот шесть километров".

Сэм совсем забыла, что кристалл теперь у нее на. груди, а желание – тот же магический приказ.

– Дорогая! Любимая! Что с тобой? Ты заболела?

– Да, вроде того, – ответила Сэм. – Мой кристалл только что ответил мне. Теперь я понимаю, о чем говорил Клигос. Четыре средины, семь секторов – это означает расстояние в… – В ее голове внезапно всплыло название меры, но она не понимала, что оно значит. – Сколько это – лига?

– О, ну как тебе сказать, любимая? Отсюда, от берега, до тех высоких зданий в центре города немного меньше двух лиг.

Ночью с крыши Сэм видела огни на шпилях этих зданий и теперь прикинула, что до них было примерно с милю. Значит, в лиге примерно полмили и она немного меньше километра.

– Представляешь, около пяти тысяч лиг, ну, может быть, чуть поменьше? Поверишь?

Более двух тысяч миль и одиннадцать стран, где неизвестно, что их ждет.

– Бодэ верит каждому твоему слову, любимая. Это очень похоже на правду. Ширина секторов примерно шестьсот лиг, а средины – около четырехсот лиг в поперечнике.

– Мы не сможем сами одолеть такое расстояние. Художница кивнула:

– Никто не сможет, даже Бодэ. Непременно нужен навигатор. Он может нанять нужных лоцманов, проложить маршрут и организовать все путешествие, но это обойдется недешево. Навигатор может стоить примерно две тысячи саркисов. Лоцманы вполне могут обойтись по пять сотен каждый, а их потребуется… сколько там?… семеро. В срединах лоцманы не нужны. Итак, уже набралось шесть тысяч. И никто ведь не захочет идти пешком, если можно ехать, не правда ли?

Еще две тысячи. Путевые расходы, и в секторах, и в срединах. Тут чем больше, тем лучше, но две тысячи – это минимум. Посмотрим-ка… всего десять тысяч саркисов. Кажется, Бодэ знает, куда тебя должен был доставить Зенчер. Это там Бодэ достигла совершенства! Но это к юго-западу отсюда. Еще три-четыре тысячи саркисов и три с небольшим тысячи лиг.

– Ну да? А что такого особенного в этом месте?

– Это университет. Если тебе необходимо чему-то научиться, ты приходишь туда, и тебя учат.

– Не "хочешь научиться", а "необходимо научиться"? А кто решает, что тебе необходимо?

– Конечно же, они, дорогая! И они действительно знают, те, кто решает, – акхарские маги. Бодэ была художницей. И они не учили ее рисовать. Нет, они учили ее алхимии. Секретам искусства составления снадобий. Там волшебники учатся быть волшебниками, там обучают навигаторов и лоцманов, там преподают множество великих искусств.

– Ага, и сколько же это может стоить?

– Стоить? Что ты, это вообще ничего не стоит! Послать тебя туда может только маг. Потом тебе придется за это оказать ему или ей услугу, если и когда понадобится.

– Ей? Здесь и колдуньи есть?

– О, конечно, дорогая! И не так уж мало. Это в срединах мешает дрянная система мужской власти. Добраться до университета стоит примерно пять тысяч. Сколько у тебя денег?

Сэм отстегнула от пояса кошелек, протянула его Бодэ, и пока та пересчитывала деньги, быстро перевела разговор для Чарли.

– Ну и сколько же у нас есть? – спросила Чарли.

– Сейчас узнаем.

– Здесь четыреста двенадцать саркисов, два иллюма и семь пиллюксов. Приличная сумма, но ее не хватит даже на лоцмана. Все, что есть у Бодэ – твое, дорогая, но у нее никогда не было привычки копить деньги. Эти мерзкие свиньи, Которые называют себя художественными критиками, всегда поносили ее скульптуры. Они бесценны, но пока Бодэ еще жива, вряд ли удастся продать их. Зато стоит ей умереть, как ее тут же начнут превозносить как великую художницу, и эти скульптуры станут настоящими сокровищами. Мансарда снята в аренду и оплачена за год вперед, но возврат денег не оговорен, а пересдать такое жилье будет очень и очень непросто. У Бодэ есть тысячи две наличными и еще около тысячи в виде драгоценностей и реактивов, но, если распродавать все в спешке, не получить больше четверти их настоящей цены.

– На полдороги к университету, – заметила Чарли, выслушав перевод. – К тому же он на юге, а Булеан – на севере.

– Так ты думаешь, нам не стоит туда ехать? Булеан, конечно, собирался отправить нас именно туда, но это не только в другой стороне, чем он, но там еще нас может подстерегать Ладаи.

Чарли тяжело вздохнула:

– Наверное, все-таки придется. У меня почему-то такое чувство, что это тесно связано со всем остальным. И он говорил, что там мы будем в безопасности, вот что было бы замечательно. Но как нам раздобыть еще несколько тысяч?

Сэм кивнула и повернулась к Бодэ:

– Получается, что и ехать нам не на что, и оставаться здесь нельзя.

Бодэ взглянула на Чарли:

– Бодэ получает два-три заказа в месяц. Клигос, наверное, какое-то время не будет приходить, значит, остается не больше двух. Даже если она будет экономить, это в лучшем случае тысяча в месяц, да еще надо вычесть сотни две на расходы. – Она вздохнула и снова взглянула на Чарли. – Какая жалость, что Бодэ не может закончить это свое творение. Клигос прав – самое меньшее по сотне за ночь. Если клиенты довольны, они могут и удвоить, и утроить плату, а клиенты созданий Бодэ всегда довольны. Чарли взглянула на Сэм:

– Что она говорит? Давай-давай, я хочу знать все. Я ведь вижу, как она на меня смотрит.

– Она говорит, что при том, сколько ей платят за то, что она обрабатывает несчастных девчонок, понадобится год, а то и два, чтобы набрать столько, сколько нам нужно. Она говорит… ну, вообще-то она очень жалеет, что тебя нельзя, так сказать, отправить на заработки. Клигос считал, что ты можешь стоить не меньше сотни за ночь, и Бодэ с ним согласна, да еще могут быть и чаевые.

– Сотня за ночь? Мне?

– Думаю, так оно и есть. Клигос обещал за тебя тысячу Зенчеру и еще Бодэ пятьсот. Ясно, он рассчитывал, что ты принесешь ему гораздо больше.

– Тысячу Зенчеру и пятьсот Бодэ? Ты хочешь сказать, что одни только мои возможности как проститутки оцениваются в пятнадцать сотен этих самых саркисов? В десятую часть того, что нам нужно?

– Ты что, рехнулась? Да ты, кажется, польщена этим! Очнись! Речь идет о мужиках, которые будут платить за то, что ты будешь продавать свое тело!

– Ага, – отозвалась Чарли, но по-прежнему казалась скорее удивленной, чем шокированной. Она привыкла считать себя гадким утенком, который вырос и превратился отнюдь не в прекрасного лебедя, а в гадкую утку. Когда она последний раз легла в постель с парнем, она получила за это биг-мак с жареной картошкой, стакан кока-колы да кучу комплексов, до которых тому парню вообще не было дела. Сама мысль, что мужчины согласятся платить, и платить много, за то, что она отдастся им, была слишком ошеломляюща, чтобы вот так сразу ее отвергнуть. Господи Иисусе! Клигос отстегивает за нее пятнадцать сотен и возвращает их за… за пятнадцать дней? Невероятно. И ведь он бы владел ею годы и годы.

Бодэ уловила настроение Чарли и улыбнулась:

– Это ее поразило, да?

– Да, – буркнула Сэм, чувствуя полную растерянность. Она была уверена, что знает Чарли. А тут сперва эти мысли об убийстве Ладаи, а теперь… Да Чарли просто поражена своей ценой! Ее как будто и не шокирует возможность продавать свое тело.

– О, простой секс не слишком-то ценится! – заметила Бодэ. – Творения Бодэ – это не какие-то там шлюхи. Это целый вечер с мужчинами, возможно, с одним, возможно, с несколькими. Произвести впечатление на деловых партнеров, развлечь их, понимаешь? Они принимают гостей, готовят и подают еду, за которую, кстати, клиенты платят отдельно, возможно – пение, танцы, что-нибудь в этом роде. Позволить клиентам почувствовать себя комфортно, ощутить свою значительность. Клиент может пожелать, чтобы его выкупали, помассировали. Все что угодно. Если ему захочется секса, он его получит, любым способом, по его выбору. Но он может и не захотеть. Может быть, ему просто нужно, чтобы его кто-нибудь выслушал, посочувствовал, чтобы он мог рассказать о своих бедах кому-то, кто относится к нему с симпатией и уважением. И если он получил именно то, что ему было нужно, – он не скупится.

– Похоже на японских гейш, – сказала Сэм. – И все-таки это то же самое рабство, черт бы его побрал! Продавать тело, ум, душу, делать все, что от тебя потребуют… Это же унизительно, гнусно, даже со всеми твоими проклятыми снадобьями. Те девушки хотя бы не ведают, что творят. А Чарли будет знать.

Но когда она перевела весь разговор для Чарли, девушка с разрисованными глазами кивнула и задумалась, прикусив губу.

– Двести дней… – сказала она, скорее про себя, чем для Сэм. – Ну, круглым счетом восемь месяцев, и у нас будет больше, чем достаточно, даже голодать не придется, если только этот твой Булеан нас не поторопит.

– Чарли! Даже думать не смей об этом, черт тебя подери! У тебя что, совсем крыша поехала? Она что, тебя опоила своими зельями для промывания мозгов?

Чарли пристально взглянула на Сам:

– Ну и что же нам делать? Два года прятаться, пока твоя подружка оболванит достаточно ни в чем не повинных девушек, а потом воспользоваться ее грязными, деньгами?

– Да, если придется. Так или иначе, они все равно пропащие. Тут уж Чарли ужаснулась:

– Да ты только подумай, что ты говоришь! Ты еще меня упрекала в жестокости! – Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Слушай, мне эта затея тоже не слишком нравится, но у тебя есть мыслишка получше? Если только все это можно будет устроить так, чтобы не проведал этот Подонок Клигос…

– Чарли! Да ты понимаешь, что говоришь? Тоже мне, нашлась феминистка! Ты представляешь, о чем идет речь? Тебе придется прислуживать и раболепствовать, пресмыкаться, а возможно, и трахаться с несколькими десятками разных парней!

– Ну да, знаю. Какой тут феминизм! Просто, раз здесь принято, чтобы женщины оказывали такие услуга, а деньги, которые я заработаю, пойдут мне – для нас, а не каким-то мерзавцам вроде Клигоса… Ну… получается, что это не то, что быть изнасилованной и все такое. Я имею в виду, что здесь выбираю я, а не кто-то еще. Может, я это возненавижу. Может, буду жалеть об этом до конца своих дней. Может быть, я вернусь и попрошу какую-нибудь дрянь, которая позволит мне позабыть, что я вообще человек. Ну а что ты еще можешь предложить?

– Это вообще вне обсуждения! Это… это недостойно!

– Ха! И кто мне это говорит! Ты только что соглашалась позволить Бодэ толкнуть на то же самое пару десятков девушек, против их воли и на всю жизнь! Сэм, у нее не все дома, но она сделает все, что ты скажешь. Ты можешь спасти или погубить их всех одним-единственным словом, и если ты их погубишь, что тогда?

Сэм задумалась. Наконец она сказала:

– Но ты же не знаешь как. И у тебя нет ни помещения, ни, гардероба, и вообще ничего.

– Я думаю, что Бодэ знает, как намешать такое снадобье, которое сделает со мной на время то, что с другими оно делает навсегда, и тогда она сможет меня научить. В крайнем случае ты можешь даже загипнотизировать меня этой своей штуковиной. И если уж тут за десять тысяч можно купить все, что нам нужно для путешествия, то за две-три сотни наверняка можно приобрести Любой гардероб.

– Похоже все-таки, что крыша у тебя поехала, и как следует. Ты хоть соображаешь, на что ты меня уговариваешь согласиться?

– Соображаю, – вздохнула Чарли. – Мне самой с трудом в это верится. Но что мы еще можем? На какую работу ты сможешь наняться? А я?… Взгляни на меня!!! Какого еще черта могу я делать в этом треклятом месте? Я вроде как влипла в древние времена, и единственный способ, которым я могу здесь существовать, тот же, что был тогда у женщин в обществе могучих охотников, управляемом мужчинами.

– Я… я могла бы поискать какую-нибудь работу. Что угодно лучше, чем это.

– Ну да! И какую же это работу? Тяжелый труд не для тебя, ни читать, ни писать ты не умеешь. И что же дальше? Заставишь Бодэ состряпать какой-нибудь наркотик и пойдешь толкать его подросткам?

– Чарли, я…

– Ты хоть можешь пойти, куда захочешь, в этом городе. А я, куда бы ни пошла, всего лишь "прекрасная собственность", и всякий это скажет с первого взгляда. Ничего не поделаешь, Сэм! Мы никуда не можем двинуться без денег, и только я одна могу их добыть, не эксплуатируя ни в чем не повинных людей и не воруя. Может быть, это омерзительно.

Не знаю. Во всяком случае, сейчас это единственное, что у нас есть.

Сэм, испуганная и смущенная, обратилась к Бодэ, надеясь, что та что-нибудь придумает, но поддержки не получила.

– Прими это, любимая. К чему противиться? Если она хочет добывать деньги, у нас останется больше времени друг для друга. Бодэ может все устроить, и ей было бы очень приятно взглянуть на завершенную работу. Но если ты скажешь нет, значит, нет.

Сэм в замешательстве молчала, но тут ей пришел в голову последний довод:

– Она же не сможет работать здесь или в этом районе! Клигос непременно узнает!

– Да плюнь ты на Клигоса! У Бодэ много друзей и любителей искусства среди торговцев и даже среди знати. Многим из них нравятся подобные вещи, но они не хотят, чтобы их видели здесь. Мы поселим ее в прелестной квартирке с хорошими соседями. Бодэ обставит ее, как полагается. Ее давно подталкивали к этому люди, которых просто выводит из себя, что творения Бодэ обогащают типов вроде Клигоса и его банды; но до сих пор Бодэ интересовало только искусство. Бодэ научит твою подружку Короткой Речи, которую может выучить кто угодно. Это все, что полагается знать куртизанке. Клигос скорее всего просто не узнает, а если даже и узнает, то подумает, что это сделал кто-нибудь из дворца. А ты останешься здесь, с Бодэ, и мы будем присматривать за ней.

Сэм нехотя пересказала это Чарли, добавив от себя:

– Но ты там будешь, как в заключении. Тебе придется целые месяцы сидеть в комнате безвылазно, днем и ночью. Тут даже телевидения не изобрели. А нам безопасности ради придется оставаться здесь. Ты будешь совсем одна, и случись что, даже не сможешь позвать меня на помощь.

– Ничего, я выдержу, – ответила Чарли. – Даже лучше, что мы будем врозь. Может быть, решат наконец, что мы как-то ускользнули, и будут искать нас в других местах.

Сэм тяжело вздохнула:

– Все это так, но если бы ты знала, как погано я себя чувствую. Ведь ищут-то меня, а не тебя. Уж если кто-то и должен пойти на такое, то именно я. Превратиться снова в женщину, и пусть Бодэ покажет на мне свое искусство!

Чарли улыбнулась:

– Ты просто ревнуешь. Нет, Сэм, это должна сделать я, и именно потому, что они ищут тебя. И если я вообще собираюсь вернуться домой или хотя бы в свое собственное тело, мне тоже надо добраться до твоего волшебника. Я делаю это не только для тебя, Сэм. Это и мой единственный выход.


Следующие несколько дней показались Сэм какими-то нереальными, хотя большую часть времени она отсыпалась, набираясь сил. Шишка на голове прошла, и теперь о столкновении на улице напоминал только небольшой шрам, а Кристалл Омака доложил, что его энергетические запасы восстановлены до нормы, что дало ей реальное ощущение безопасности. Спросить его, откуда он берет энергию, ей и в голову не пришло.

Бодэ все это время старалась на свой лад успокоить ее, и Сэм довольно, легко поддавалась, устав от всего пережитого. Сумасшедшая художница-алхимик была творческой личностью во всех отношениях. Хотя кое-что казалось Сэм более чем странным, она не сопротивлялась отчасти из-за чувства вины перед Чарли, отчасти потому, что ей сейчас был нужен хоть кто-нибудь. Она становилась все более искушенной в сексе, хотя у нее никогда не было мужчины и Сэм представления не имела, на что это может быть похоже. Иногда она задумывалась, не лесбиянка ли она, но потом отбрасывала эти мысли, надеясь, что придет время, когда ей представится возможность проверить это на практике.

Наблюдая за работой Бодэ, Сэм не. переставала удивляться. С трудом верилось в те чудеса, которые Бодэ могла сотворить, но постепенно Сэм поняла, как художница заставляет волосы отрасти, изменить цвет или даже подняться стоймя всего лишь за несколько часов, как она управляет строением костей – именно так она исправила прикус Чарли.

Сэм приказала Бодэ не делать с Чарли ничего такого, что нельзя было бы устранить. Бодэ на это заметила, что действие всех покупных средств – можно снять, и только ее особые смеси действуют постоянно благодаря некоторым изменениям, которые она сама внесла в стандартные формулы. И вот Сэм следила, словно зачарованная, как Бодэ готовит Чарли именно к тому, от чего Сэм так страстно желала бы ее избавить.

Прежде всего было снадобье, которое стерло прошлую память Чарли, тревоги, запреты и страхи. Она превратилась в чистый лист, в заготовку, и взирала на мир широко раскрытыми младенческими глазами, но усердно училась, схватывая все на лету. Бодэ стала учить ее Короткой Речи, которая была сильно сокращенным и упрощенным вариантом акхарского, с некоторыми продуманными изменениями, менее богатыми модуляциями голоса и тонкостями произношения. Глаголы в этом языке употреблялись только в настоящем времени и преимущественно во втором лице, так что тот, кто думал только на нем, воспринимал свое собственное "я" лишь как отражение кого-то другого.

К концу трех непомерно долгих дней Сэм уже устало казаться, что Чарли так навсегда и останется живой куклой с лицом младенца и грацией марионетки. Смотреть на это было невыносимо, и Сэм, пользуясь указаниями и связями Бодэ, отправилась на поиски квартиры. В конце концов ей удалось снять квартиру в одной из высоких башен в деловой части города, с видом на дворец, Палату правительства, Королевские сады. В облике мужчины она свободно бродила по городу и увидела, какой он в действительности.

Здесь были и лавки, и большие магазины, и базары. Многие из них специализировались на продаже товаров, ввозимых из секторов – "негуманоидных" областей Акахлара. В одних продавались самые необходимые вещи, в других – особые виды одежды или тканей, ароматы и благовония, предметы роскоши на любой вкус. Торговый район разделялся на кварталы по видам товаров, где царила бешеная конкуренция. Для одежды Чарли Сэм пришлось покупать по заказам Бодэ разнообразные ткани, и она обнаружила, что существуют магазины, которые специализируются на продаже чрезвычайно соблазнительной и рискованной женской одежды "для дома, для семьи", то есть для мужа, разумеется. Обнаружилась даже маленькая улочка, где продавались магические предметы – амулеты, талисманы, снадобья и зелья. Некоторые маги рекламировали свои заклинания.

Помня предостережения кристалла, она спокойно делала всякие покупки, по тщательно проверяла свой мужской маскарад, прежде чем сунуться в такую улочку.

К этому времени все охранники в магазине уже знали ее как "новое увлечение Бодэ", и Сэм могла спокойно сходить и выходить, даже со свертками в руках; но, увы, она обнаружила, что мужчины не помогают другом мужчинам, когда те несут тяжелую поклажу. Кроме того, от разговоров с охранниками у нес осталось впечатление, что в отсутствие женщин они обсуждают такие темы, которые для стороннего слушателя просто скучноваты.

Три дня Чарли оставалась куклой с глазами младенца" но на четвертый день, вечером, Сэм была поражена, увидев ее. Чарли стояла посреди студии как видение неземной красоты, одетая в струящееся голубое платье из шелестящей материи, почти не скрывавшее очертаний ее совершенного тела. Она была полна жизни и сверхъестественно прекрасна, смотрела нежно и внимательно, а все движения были исполнены такого изящества, что Сэм просто залюбовалась.

Чарли подарила Сэм очаровательную улыбку и слегка поклонилась, молитвенно сложив руки.

– Приветствую вас, благородный лорд, – произнесла она тихим, мягким, обольстительным голосом. – Чем может Шари услужить вам?

Сэм выронила свои свертки, но тут услышала радостное кудахтанье Бодэ.

– Дорогая! – вскричала она, подбегая к Сэм, обнимая ее и целуя. – Ну разве она не чудесна? ну разве она не удивительна? Бодэ знала, что она будет хороша, но даже Бодэ представления не имела, насколько ошеломляюще это получится. Завтра она изучит кое-какие технические тонкости и тогда будет совершенно готова! Бодэ позволила себе сделать наброски для декоратора, так что через день мы сможем начать, свое дело!

Сэм смотрела на Чарли, н а ней рождались самые противоречивые чувства. Одно из них было очень, личное и несколько ревнивое: "Она это сделала с моим телом! Я могла бы выглядеть так же!"

Но подкралось чувство вины и немного отрезвило ее. Процесс превращения Чарли и очаровал Сэм, и внушил ей трепет, но где-то в глубине души оставалась какая-то стойкая часть ее существа, заставлявшая чувствовать себя обыкновенной сводней.

– Ты собираешься все время держать ее в таком состоянии? Чтобы она даже не помнила, что она Чарли?

– Ну конечно же, дорогая! Всякое другое обращение с ней было бы просто преступлением и не только потому, что это неминуемо испортило бы творение Бодэ, но и потому, что было бы немилосердно по отношению к ней. А так она будет делать все, что должна делать, охотно, без сожалений, без задних мыслей. Днем она будет готовиться к вечерам, и чем дальше, тем краше и привлекательнее она будет становиться. Чем больше клиентов у нее побывает, тем совершеннее она станет. Взгляни на нее: сейчас она едва существует, потому что существовать она способна только через отношения с кем-то другим. Она предназначена для того, чтобы доставлять удовольствие. Мы отвезем ее и закончим обучение там, самое большее, за несколько дней. Потом начнем искать любителей искусства.

Сэм было тошно это слышать.

– Ты уверена, что все это обратимо? Что мы сможем снова вернуть ей разум?

– Ну конечно же! Не беспокойся, цвет жизни Бодэ! Разве ты не приказала сделать так? Разве мы не обсудили это с ней? Все предусмотрено. Через месяц все пройдет, она все вспомнит. Тогда она решит сама, принять ли ей снадобье еще раз или вернуться сюда. И каждый месяц она будет решать сама снова и снова. Но как будет жалко, если она разрушит это совершенство! Конечно, это не имеет значения, теперь Бодэ обязана тебе еще больше. Никогда еще она не шлифовала такую драгоценность.

Сэм смотрела на Чарли, облизывая пересохшие губы. "Не станет ли и тебе тошно, когда все это пройдет? Не возненавидишь ли ты за это и меня, и себя?"

На годовую аренду и отделку квартиры, одежду для Чарли и Сэм и припасы они истратили те две тысячи, что были у Бодэ, и большую часть денег, которую принесла с собой Сэм. И если вся эта затея не принесет им хоть каких-то доходов, то они крепко влипнут. Чарли – пропади оно все пропадом! – пора было начинать зарабатывать на их содержание.

ГЛАВА 8

О РАЗЛОЖЕНИИ, ДЕМОНАХ И ЛИФЧИКАХ

В основе всякого разложения лежит распущеннность.

Остаток денег пришлось пустить на то, чтобы оплатить разные поставки и услуги – возможно ведь, Чарли придется готовить для клиентов (Бодэ дала ей рецепты трех своих самых удачных блюд). Да еще были счета за стирку и чистку. Они едва-едва наскребли на оплату за десять дней вперед.

Бодэ пустила в ход все свои связи, однако в первую неделю пришли всего три клиента, во вторую – пять. Мало-помалу слухи распространились, да и Чарли, видно, набралась опыта, и дело пошло. Все же большая часть доходов уходила на содержание квартиры Чарли, а. для Сэм и Бодэ оставалось совсем немного. Они сильно недооценили затраты на раскрутку дела и на целый месяц остались практически ни с чем. Не то чтобы они голодали, но им приходилось покупать что подешевле, и Бодэ основательно приправляла еду специями, чтобы придать ей вкус. Готовила она главным образом мучное и жирное.

Сэм буквально нечего было делать и некуда пойти. Почти за все развлечения в городе надо было платить, а близких знакомых у Бодэ было немного. Без телевизора, без радио, без денег, не умея читать, Сэм оказалась заперта в мансарде вдвоем с Бодэ, которая тоже оказалась не у дел, потому что Сэм, уважая мнение Чарли, запретила художнице принимать новые заказы. Правда, и самой Бодэ прежние формы ее "искусства" казались теперь "пресными" и "устарелыми": все, что она делала ради Сэм, Бодэ готова была считать замечательным, лишь бы та была рядом; любовный напиток оказался крепок.

К концу недели Сэм была готова на все, что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о Чарли, которая осталась в одиночестве, Бодэ по-своему старалась помочь Сэм, выдумывая все новые и новые развлечения для них. Поначалу Сэм еще как-то сопротивлялась, но невыносимая скука мучила ее. Оставалось только бесконечно лакомиться сладостями да уступать Бодэ с ее, казалось, бесконечными извращениями. Бодэ как-никак была опытной руководительницей куртизанок – как женского, так и мужского пола. Сперва Сэм пугалась, пыталась отказаться, но Бодэ неизменно умела настоять па своем.

Бодэ привыкла властвовать над другими. Влюбись она в кого-нибудь столь же сильного, он мог бы обуздать се, но она имела дело с застенчивой, потерянной, одинокой, скучающей семнадцатилетней девочкой, совершенно неопытной. А одержимая влюбленная была искушенной во всех отношениях, включая искусство манипулирования людьми, и постепенно она забирала все большую и большую власть над Сэм, разрушая ее нравственность, взгляды, поведение, саму личность. В ожидании возвращения Чарли Сэм еще держала себя в руках, но прошел месяц, посыльный известил их, что маленький флакон был принят и возвращен пустым, Чарли не вернулась. Сэм надеялась, что Чарли хотя бы пришлет ей весточку, прежде чем снова принять снадобье, что они смогут увидеться и поговорить. Когда этого не случилось и она представила себе долгие месяцы безысходной скуки взаперти в мансарде вдвоем с Бодэ, она махнула на все рукой и даже позволила Бодэ снова брать заказы.

Понемногу появились деньги. Бодэ была в восторге. Она потратила часть на вкусную еду, на новую одежду для себя и Сэм, устроила небольшой праздник. Они даже стали изредка выходить, хотя Бодэ была достаточно разумна и понимала, что Сэм лучше держать на коротком поводке. Она добилась того, что девушка совершенно перестала следить за собой и ограничивать себя в еде. Сэм было попросила Бодэ научить ее читать по-акхарски, но очень скоро отступилась. Письменность в этом языке была похожа на древнекитайскую – свой знак для каждого слова, – а Сэм никогда не отличалась хорошей памятью. Она попробовала себя в живописи и скульптуре, но у нее ничего не получалось, а попытки постичь хотя бы начальные основы алхимии вызывали у нее головную боль. Сэм снова сдалась, и это был последний, самый сокрушительный удар по се "я".

Одинаково скучные дни шли за днями, недели за неделями, Сэм потеряла счет времени. Предполагалось вроде бы, что когда-нибудь этому наступит конец, но его не было видно. Бодэ, вполне довольная, улаживала какие-то свои дела, хлопотала вокруг Сэм, и все это могло тянуться до бесконечности.

Только ночные кошмары и видения по-прежнему не оставляли ее. Они были нечасты, но особенно страшны, когда над берегом собирались грозы. Еще дважды видела она ужас Ветра Перемен где-то в отдаленных местностях, совсем не похожих на Тубикосу, но гораздо чаще ей являлся Рогатый, который теперь следил, как растет его темная армия, втайне набираемая из каких-то не похожих на людей созданий. Некоторые из них выглядели воистину ужасно;

Они пока таились, они обучались малыми группами по всему Акахлару, но что происходило на самом деле, Сэм не понимала.

И всякий раз, как ее посещали такие сновидения, рядом неизменно оказывалась Бодэ, утешала, успокаивала, часто поила чем-то, навевавшим приятные, необременительные сны.

Однажды ночью Сэм проснулась и, сонная, потащилась в ванную. У нее тяжело проходили месячные, не помогали даже снадобья Бодэ. Подойдя к раковине, Сэм включила маленькую лампочку и взглянула в зеркало, и тут ее взгляд привлекло какое-то мерцание.

Кристалл Омака светился. Это было настолько неожиданно, что она, нахмурившись, уставилась на его отражение, и луч кристалла упал на нее. Она застыла неподвижно, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово; кристалл заговорил:

"В настоящее время ты ведешь себя противно интересам Булеана, равно как и своим собственным. Согласно инструкциям, полученным мною на данный случай, я обязан предпринять независимые действия, чтобы исправить положение дел. Отныне ты отчетливо и ясно увидишь, что ты сделала с собой. Отныне действие наркотиков на тебя будет ликвидировано. Я выполню биохимические подстройки, чтобы обеспечить тебе ясность мышления и помочь избежать суицидальной депрессии. Предупреждаю, ты себе не понравишься. Что ты делаешь со своей внешностью и со своей личностью, меня не касается, но в настоящей ситуации я обязан вмешаться. Теперь у тебя есть средства на некоторое время, и ты будешь выполнять волю Булеана. Путешествие в университет возможно, но больше тебе не будет позволено действовать иначе, чем таким образом, чтобы возможно скорее предстать перед Булеаном. Если ты не сделаешь этого сама, я предприму принудительные меры. Булеану требуется твое тело, а не душа. Основной директивой является защита тела и доставка его в живом и неизмененном виде к Булеану. Демонстрирую".

Внезапно Сэм почувствовала, что падает в глубокий колодец, кружась в черном водовороте, падает, падает, падает…

Когда она снова смогла видеть, Сэм обнаружила, что смотрит словно снизу; все вокруг было плоским, слегка искаженным, середины предметов казались очень близкими, а края уходили вдаль. Сэм могла видеть свое размытое, странное, уродливое отражение в зеркале, а посмотрев вверх, различала свое лицо, искаженное, словно искривленной линзой, – и это было все. Она чувствовала себя как бы развоплощенной, разум без тела, один-единственный, очень несовершенный глаз. Не было и не могло быть ни боли, ни удовольствия – вообще никаких ощущений.

– Теперь ты видишь, – произнес странный, ужасный, безжизненный голос, исходивший из ее собственных уст, – источник моей энергии – душа и сила духа моего носителя. Я отбираю лишь малую ее часть, тебе никогда не заметить потери, но эта малая часть связывает нас воедино. Кристалл и его носитель – это одно целое.

Сэм ощутила приступ головокружения, ее тело повернулось, и на мгновение все, что она видела, закружилось вокруг нее, а потом остановилось. Сэм прошла через жилые комнаты в лабораторию. Подошла к трехстворчатому зеркалу и увидела себя в полный рост.

То, что она увидела, ее потрясло. Волосы порядочно отросли. Огромные, налитые жиром груди тяжело свисали на массивный выпяченный живот, руки и ноги были толстые, как бревна, а зад раздался и округлился. Лицо разжирело, щеки обвисли, вырос двойной подбородок.

Словно все, что было в ней – привлекательного, нежного, перешло к Чарли, оставив ей самой лишь гротескное уродство.

– Вот что ты сделала с собой, – сказало ее тело все тем же нечеловеческим шепотом. – Это то же самое тело, которое твоя подруга хранит в несравненной красоте. Когда-то оно смогло подпрыгнуть на три метра вверх, чтобы пробраться сюда, это тело оказалось достаточно проворным, гибким и сильным, чтобы вскарабкаться по водосточным трубам и бесшумно пройти по крутой крыше. В нем все те же сто пятьдесят семь сантиметров, но теперь оно весит сто одиннадцать килограммов, ему трудно даже подняться по лестнице.

– О Господи! Больше двухсот сорока фунтов!

– Нет, это я вешу столько. Твой вес меньше четырехсот граммов, – сказало се тело.

"Я… я внутри Кристалла Омака! – внезапно поняла она. – Я в кристалле, а то, что раньше обитало в нем, перебралось в мое тело!"

– Совершенно верно, – ответило отражение. – Ты считала меня компьютером, и это было почти правильно, пока все шло, как полагается. По мере необходимости я оказывал влияние на тебя и твоих друзей, чтобы обеспечить выполнение основного задания. Но я вовсе не компьютер, Саманта Бьюэлл. Компьютеры принадлежат твоему миру, а не моему и моего повелителя. Я – то, что ты назвала бы демоном.

"Господи Боже! Демон! – Перед ней мгновенно возникли видения адского пламени и чертенят, которые плясали вокруг него. – Что же я натворила? Я потеряла душу?"

Внезапно она задохнулась от гнева.

"Ты! Ты подбил Чарли на это, потому что это был единственный способ раздобыть деньги!"

– Так или иначе ей пришлось бы сделать это. Она и сама склонялась к тому же. Я всего лишь облегчил ей решение. Точно так же, как я использовал ту небольшую силу, которая у меня еще оставалась, когда ты накинулась на Бодэ, поэтому ты смогла свалить се. Точно так же, как я направил твою руку к бутылочке с любовным зельем, – нам был нужен союзник. Точно так же, как я вложил в голову Бодэ мысль о том, что надо делать. До сих пор я не обращал внимания на то, как ты опускаешься, потому что делать все равно было нечего. К тому же у нас, демонов, есть особый вкус к любованию деградацией, упадком и разрушением. Однако я обязан выполнять волю моего повелителя. Вот почему я нахожусь в кристалле, тогда как он нежится в Масалуре. Я слабее его и, следовательно, обязан повиноваться. Ты слабее меня. Хотя пребывание в человеческом теле для меня почти невыносимо, но если я должен вселиться в тебя, значит, должен. Однако мы могли бы договориться. "Ты… ты что же, все это время управлял нами?"

– Не думаешь ли ты, что могла бы просто выжить здесь без посторонней помощи? Это я, чтобы предостеречь тебя, заставил Зенчера говорить На акхарском, когда они с Ладаи обсуждали, как избавиться от вас. Ты и вправду веришь, что Зенчер, с его-то опытом, достал бы кристалл, стоя прямо перед зеркалом, если бы кто-то не отвел его от мысли, что это риск? Ты думаешь, у тебя самой хватило бы присутствия духа, чтобы увернуться?

"Ты позволил им предать Чарли и похитить се! Ты мог бы это остановить!"

– Да, но Чарли меня не интересовала, я не получал никаких инструкций на ее счет. Пока Зенчер не пытался прямо повредить тебе, у меня не было причины вмешиваться. Но я сделал это немедленно, как только он попытался. И теперь я снова обязан вмешаться. Ну как, нравится тебе твое тело?

"Ты же знаешь, что нет! Я толстая! Уродливая!"

– Внешность всего лишь отражает внутреннее состояние. Ты позволила Бодэ взять верх над тобой. Ты примирилась с ее извращенностью, ты потеряла свою цель и чувство собственного достоинства. Ты предала подругу, которая пожертвовала собой ради тебя. Ты не потеряла свою душу, ты се просто сама отдала.

"Так это Бодэ!"

– Бодэ могла сделать с тобой только то, что ты сама ей позволила. Это время можно было бы использовать более продуктивно. Ты попыталась, но у тебя не было подлинного желания, и, поняв, что любое учение – это труд, ты сразу же все бросила. Для меня просто непостижимо, как это у той, которая всем рискнула, чтобы спасти подругу, оказалось так мало воли и чувства собственного достоинства. Твоя подруга пошла на то, чтобы продавать себя мужчинам, потому что поняла: для нее это единственный способ достичь цели, добраться до Булеана, да и просто выжить. Чтобы добиться чего-то важного, приходится чем-то жертвовать и делать, несмотря на все трудности, то, что необходимо. Но у тебя никогда не было никаких целей. Ты никогда и ни в чем не преуспевала. Ты всегда опиралась на Чарли, и ты затащила ее сюда. А когда ее не стало, ты перешла к Бодэ. Одно лишь удерживает меня от того, чтобы отдать последнюю команду, заключить тебя в этой стекляшке и окончательно вселиться в твое тело. Я не посылал тебя спасать Чарли от Бодэ. Это вообще меня не касалось. Я обеспечил тебе силу, выносливость, знания, навыки, но желание и воля были твои.

Сэм хотелось заплакать, но кристаллы не плачут, у них вообще нет чувств.

"Что же мне делать?" – спросила она.

– Чарли пожертвовала собой, чтобы обеспечить средства для путешествия. Теперь они у вас есть, несмотря на все попытки Бодэ растратить их. Как ты полагаешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты рассталась со своей подругой?

"Не… не знаю. Мне кажется, четыре-пять месяцев. Но может быть, около года".

– Сегодня – ровно год. Бодэ возобновляет аренду и снимает комнаты для новых девушек. Ты не удосужилась научиться читать, но я-то свободно Читаю Бодэ. Она хочет закрепить это навсегда. Это ее эликсиры удерживали тебя в приятном забытьи и развили в тебе такой аппетит к сладкому. При такой фигуре у тебя не может быть ни других любовников, ни каких-либо стремлений. Ты превратилась в растение. Последние пять недель ты не выходила из мансарды. А Бодэ тем временем подписывает бумаги и нанимает большие апартаменты вблизи дворца. Туда. она переведет Чарли и последних двух девушек, которых подготовила здесь, не по заказу, а для себя. Тогда положение твоей подруги будет закреплено навечно. Уже она будет учить других. И скоро у Бодэ будет достаточно денег и власти, чтобы уничтожить и Клигоса, и всех остальных.

"Нет! Она не может! Я не соглашалась на такое!"

– До чего же ты наивна! Любовный напиток направляет все страсти, все силы на кого-то одного, заставляет безумно влюбиться в него, но больше ничего не меняется, если только объект любви не изменит сам того, кто выпил любовное зелье. А ты полностью развязала руки Бодэ. Она защищает тебя даже от тебя самой. Разве любовники никогда не лгут друг другу? Разве они не делают иногда что-нибудь против желания другого, если верят, что так будет лучше для пего же? Вот почему я обязан вмешаться. Или с этим покончишь ты, или придется мне. Наш враг набирает силу. Пока эта сила растет втайне, чтобы не напугать королей Акахлара и не заставить их объединиться. Но когда эта сила будет пущена в ход, пострадают миллионы, решится судьба целых миров. Тебе придется играть эту партию, хочешь ты того или нет. Многие солдаты, которые становятся жертвой войны, тоже не хотят, не понимают, что происходит, и тем не менее сражаются, страдают и гибнут. Ты шахматная фигура в этой игре. Не знаю, пешка ты или ферзь, но и у тебя есть какое-то предназначение: иногда и пешка ставит мат королю.

"Я возьму это в свои руки! Я остановлю ее! Клянусь тебе! Я ее убью, эту стерву!"

– Нет. Нельзя поддаваться чувствам. Как ты вернешь Чарли без помощи Бодэ? Как ты доберешься до денег, наймешь нужных людей, проложишь маршрут путешествия? Она извращенка. Так используй ее, но не давай ей использовать себя. – Демон вздохнул. – Мне кажется, тебе совершенно необходимы некие побудительные мотивы. Так знай, если ты не начнешь действовать немедленно, Чарли потеряна навсегда. Как только ты выручишь ее, вы не должны более отклоняться от намеченной цели.

Ее карие глаза внимательно рассматривали отражение в зеркале.

– Что ж, не так уж и плохо, это даже может принести пользу, – сказал демон, скорее про себя. – Иллюзия мужской внешности годилась для непродолжительной маскировки, но ее невозможно поддерживать все время. Теперь тебя никто, абсолютно никто не узнает. Я возвращаю тебе твое тело, но лишь до тех пор, пока ты не дашь мне повода захватить его вновь. И еще я налагаю на тебя проклятие. Я не вправе изменять твое истинное тело, но оно останется таким, как сейчас, невзирая ни на какие снадобья, заклинания или три недели полного поста в пустыне. Если понадобится, жир можно будет превратить в мускулы, но, как только надобность в этом минует, ты возвратишься в прежнее состояние. В таком виде ты увидишь Акахлар, в таком виде Акахлар увидит тебя. Да, я дам тебе силу, когда потребуется, я не позволю, чтобы ты стала тупой, сонной и пассивной, но ты не изменишься внешне, пока не встретишься с Булеаном,

"Нет! – крикнула Сэм. – Погоди!" Но она уже вернулась в свое тело и стояла перед зеркалом, чувствуя, что в голове у нее прояснилось. Сэм чувствовала, как ее вес давит на нее, словно пригибая к земле. Вдобавок ко всему она еще и выглядела старше, намного старше. И все-таки она ощущала в себе новую силу.

Не вмешайся этот чертов демон, все прошло бы, как задумала Бодэ. Она жирна, неуклюжа, уродлива – что ж, придется ей хоть своим видом искупать то, что натворила.

Сэм заглянула в студию. Скоро рассветет. Времени осталось мало, и действовать надо быстро. Прежде всего остановить Бодэ. Потом вытащить Чарли и заняться подготовкой к путешествию;

Она сжала кристалл.

– Ну, демон, давай вместе поищем аварийный выход.

Сэм вошла в спальню, где спала Бодэ, остановилась возле постели и подняла кристалл, направляя разгорающийся луч на ее голову. Бодэ внезапно вздрогнула и застыла, но не проснулась.

– Бодэ, ты меня слышишь? – Да, дорогая, Бодэ слышит, – ответила та сонным голосом.

– Это правда? Ты собираешься дать Чарли постоянное снадобье и открыть свое собственное дело? Отвечай!

– Да, дорогая.

– Почему?

– Потому что Бодэ живет только ради тебя и боится, что ты ее покинешь. Теперь Бодэ навеки сохранит тебя для своей любви.

– Нет, Бодэ. Если ты это сделаешь, я уйду от тебя. Я лучше убью себя, я не смогу жить, помня о том, что ты сделаешь с Чарли. Я хочу, чтобы ты в это поверила.

"Исполнено".

Бодэ открыла глаза.

– Но Бодэ уже сделала это! – воскликнула она, и в ее голосе прозвучал неподдельный ужас. – Бодэ послала снадобье еще вчера, чтобы наш мотылек была готова к переезду.

– Что-о-о? Демон, у тебя что, часы стали, черт бы тебя побрал! Бодэ, вставай сейчас же! Быстро одевайся, беги к Чарли и жди меня там!

Она включила свет и принялась рыться в ящиках. Черт! Неужели на нее ничего не налезет? Ей попались какие-то растянутые штаны, которые чуть не расползлись по швам, когда она их натянула. Ладно, сколько-то они продержатся. Блуза была узка и едва доходила до пупа – ничего, сойдет. Черный плащ Бодэ едва прикрывал ей спину и висел до полу. Сэм подобрала полы и сколола их булавками, получилось нечто вроде пончо. С трудом вбила разбухшие ноги в короткие мягкие кожаные башмаки, хоть они и жали немилосердно. Ну и черт с ними!

Бодэ натянула свои неизменные сапоги на каблуках и накинула плащ с капюшоном. Капюшон скрывал ее голову, как было принято в городе, оставляя лицо в тени.

– Возьми с собой денег! – бросила ей Сэм. – И вези меня к Чарли, быстро!

Еще только начинало светать, но район понемногу оживал. Бодэ окликнула трехколесный кэб, они сели,

– Королевская башня Сикобо, – приказала Бодэ, – и побыстрее!

Возница давно перестал удивляться, если его седоками оказывались люди самого странного вида. К

Тому же они, как правило, хорошо платили. Кэб покатил по улице.

– Когда ты послала ей это?

– Утром. Когда Бодэ ходила на рынок.

– Значит, это было у нее весь день. Она принимала сегодня клиентов?

– Нет. Это не полагается ни в день приема снадобья, ни на следующий.

– Тогда мы еще можем успеть. Может быть, она еще не приняла твое зелье.

– Нет, дорогая, – вздохнула Бодэ. – Мы уже опоздали. Раньше у нее всегда был день, чтобы все обдумать, но действие последней порции снадобья не должно было кончиться до следующей недели. Когда она получила эту бутылочку с печатью Бодэ, она еще была Шари. Посыльному было велено передать ей, что госпожа приказывает принять это. Бодэ не хотела предоставлять ей выбор. Все уже было готово для нового дела.

– Черт побери! Ничто не постоянно, кроме смерти. Ты составила эту дрянь. Ты сможешь и повернуть все обратно!

– Дорогая, это невозможно. Мозг – он вроде того шкафчика с картотекой, что стоит у Бодэ. В верхнем ящичке – Чарли. В следующем – Шари. Душа – это человек, который подходит к шкафчику. Без снадобья она может выдвигать только один ящичек – Чарли. С обычным снадобьем она может выдвигать только ящичек Шари, но другой при этом все еще здесь. А если принять постоянное снадобье, все карточки из ящичка Чарли как бы уничтожаются.

Их больше нет. Остается только Шари. Она будет помнить только то, что было, пока она была Шари, – ничего больше.

– Если это так, я тебя убью.

– Бодэ с радостью умрет ради тебя, только прикажи.

В башне был привратник, но Бодэ знала пароль. Он покосился на Сэм с явным неодобрением, но все же пропустил их. Внутри были два подъемника без дверей. Бесконечная цепь кабинок двигалась непрерывно и очень медленно.

Сэм выпрыгнула следом за Бодэ, поскользнулась, услышала громкий треск – штаны лопнули на бедрах. Ну уж на это-то ей было наплевать. Вторая дверь направо. Ключ не понадобился – дверь была всегда открыта для прислуги.

– Сколько времени нужно, чтобы твое чертово зелье отбило у нее память? – спросила Сэм.

– Оно наводит сон с чудесными сновидениями, дорогая, и он длится двенадцать часов. Потом она проснется обновленной.

Квартира была действительно прекрасная, очень роскошная. Все комнаты были убраны по-разному, но так, чтобы соответствовать облику Чарли. Они прошли через гостиную, столовую. Сэм остановилась у входа в маленькую кухоньку, потом вошла и увидела на столе возле мойки бутылочку. Маленькую золотую бутылочку с личной печатью Бодэ – печать была сломана, бутылочка пуста! Она со злостью швырнула ее о стену и кинулась в спальню, которую почти целиком занимала огромная кровать в форме сердца.

Чарли, обнаженная, спала на шелковых простынях, и ее совершенная, абсолютная красота снова поразила Сэм. Даже поза спящей, даже выражение сонного лица были чувственны.

– Чарли! Проснись! – крикнула Сэм. Спящая девушка только слегка шевельнулась. Сэм повернулась к Бодэ:

– Разбуди ее!

Бодэ отбросила капюшон и опустилась на колени возле ложа:

– Шари, Шари, милая. Просыпайся. Твоя госпожа приказывает.

Чарли нахмурилась, легко вздохнула, ее огромные глаза открылись, и она сразу увидела Бодэ; Она улыбнулась.

– Шари приветствует тебя, госпожа, – сказала она нежным, чуть сонным голосом и села на своем ложе.

– Господи! Мы опоздали! – воскликнула Сэм и зарыдала безудержно, безутешно. Чарли удивленно взглянула на нее так, словно видела в первый раз, но осталась спокойной и безмятежной.

– Госпожа хочет, Шари утешать? Бодэ, все еще загипнотизированная кристаллом, не могла отвечать никому, кроме Сэм.

– О Господи! Прости меня, Чарли! – рыдала Сэм. – Я только и делаю, что приношу несчастье другим! Я ни на что не гожусь!

Чарли еще раз взглянула на нее и сдвинула брови.

– Господи Иисусе! Неужели это ты, Сэм? Неужели это и в самом деле ты? – воскликнула она наконец по-английски.

– Да, да, это я, – всхлипывала Сэм, – толстая и безобразная, и… что ты сказала?

– Так это ты! Го-о-осподи! Да я тебя и не узнала! Что ты сделала с собой?

– Но… но ты говоришь по-английски! Ты осталась самой собой! А снадобье – оно же здесь! И бутылочка пуста! Я…

Чарли сладко зевнула:

– Слушай, Сэм, если бы я сразу тебя узнала, я не стала бы прикидываться Шари. Что за шум тут поднялся?

Все еще вздрагивая и всхлипывая, Сэм рассказала ей о кознях Бодэ.

– А черт! Ладно, что ни делается, все к лучшему. Она под гипнозом, да? Ну пусть ее. Забирайся-ка сюда и хватит реветь. Я-то все гадала, появишься ли ты хоть когда-нибудь!

Наконец, кое-как успокоившись, Сэм рассказала Чарли обо всем, в том числе и о проклятии демона. Чарли только кивала, слушая. Господи! До чего же она была прекрасна!

– Сэм, не вини ты во всем себя. Не надо. Черт возьми, ты просто не была готова так быстро повзрослеть. – Она вздохнула. – А я, похоже, была…

– Но это снадобье – как же ты…

– Сэм, я с самого начала не доверяла ей ни вот столечко, но я знала, что иначе нам не достать денег. Я рассчитывала, что она слишком хитрая, чтобы сразу затеять что-нибудь, поэтому и согласилась и оставила тебя в мансарде. Но вот прошли первые недели, и тут приходит эта прелестная девочка, лет четырнадцати, вся в белом, в маске и все такое, приходит и приносит мне бутылочку. Я посмотрела на нее, вернулась сюда, прилегла и перебрала каждый день моей жизни в облике Шари, вспомнила каждого из моих клиентов. Это было нетрудно, тогда их было не так уж много. Все было совсем не так, как ты думаешь. Сначала я собиралась отослать бутылочку обратно. Это было бы знаком забрать меня отсюда, но я почему-то не могла заставить себя сделать это. Тогда я откупорила ее, но не могла заставить себя выпить. Тогда я просто поставила ее перед собой и стала думать.

– Почему ты просто не ушла отсюда?

Чарли вздохнула:

– Сэм, вот в этом-то все и дело. Мне не хотелось возвращаться. Я – может быть, это и трудно понять, – я вовсе не хотела отказываться от такой жизни. И я уверена, что дело тут не в Бодэ. Мне просто понравилось быть Шари. Раньше я иногда лежала в постели и мечтала быть прекрасной, блестящей, соблазнительной; настолько прекрасной, чтобы мужчины готовы были выложить целое состояние только за то, чтобы побыть в моем обществе. В общем, что-то вроде "Тысячи и одной ночи" пополам с Лас-Вегасом. Здесь словно осуществились эти самые мечты.

– Но все эти мужчины… Чарли улыбнулась:

– Да, да. Я всегда думала, что, если со мной случится нечто подобное, я тут же угожу на самое дно, где полным-полно пьянчуг, старых, уродливых, вонючих, слюнявых, с хлыстом в руках… Но сюда приходили совсем не такие. Они гораздо больше походили на тех, кого я обольщала в своих фантазиях. Были, конечно, и пожилые, были помоложе, но все в основном приятные люди, хорошо воспитанные. Преуспевающие, но чем-то не удовлетворенные. Все, наверное, были не слишком счастливы в браке, раз здесь принято жениться вслепую или по принуждению. Черт, да, некоторые из них были до того неловки в постели, что оставалось только гадать, занимались ли они вообще когда-нибудь этим делом. Некоторым хотелось чего-нибудь особенного, думаю того, чего они не могли получить дома. Двое совсем молодых, наверное, решили получить какой-то опыт перед женитьбой, чтобы не оказаться уж полными недотепами. И очень, очень многим просто надо было, чтобы с ними понянчились, чтобы кто-нибудь обратил на них внимание. Вовсе не каждую ночь дело доходило до секса. Один просто обнял меня, вон там, на диване, и все говорил, говорил… Говорил и плакал. И это было все, чего он от меня хотел. И ему было не важно, что я и трех слов не поняла из всего, что он мне тут наболтал.

– Господи! Сумасшествие какое-то!

– Да нет, все это просто немного грустно. Им больше некуда пойти; негде выговориться, Не с кем расслабиться. Нашлись среди них один-два со странными вывертами, но мне и это понравилось. Так вот, пока я сидела здесь, я вдруг поняла, что действительно Полюбила секс. И я делала что-то такое, в чем они все нуждались и поэтому были готовы еще и платить мне. Мне! Знаю, предполагается, что я должна была мучиться комплексом вины, но я и сейчас никакой вины не чувствую. Так вот, я просто вылила снадобье в мойку и решила попробовать заниматься этим, оставаясь собой. Мне хотелось проверить, не спятила ли я. – Ну и? – Вышло даже лучше. Я скоро научилась "становиться Шари", думать на Короткой Речи и просто подыгрывать своим клиентам все время. И когда я не была одурманена, это выходило легче. Я могла сообразить, что будет лучше для каждого, дать им побольше того, чего они хотели сами, а может быть,

И показать что-нибудь новенькое. В этой игре я поменялась с ними местами, точь-в-точь как Бодэ с тобой. Теперь управляла я. Я могла по-умненькому отшить неприятного клиента, не выливая ему на голову ночной горшок, а хорошему выдать что-нибудь и сверх программы. Но и сама я тоже получала все, что хотела. Проходили недели, а я совсем не уставала от этого. Я и сейчас еще не устала. Только днем и в выходные мне было муторно. Я старалась найти способ выходить в город, тогда бы я полностью управляла своей жизнью. И нашла. Это оказалось совсем нетрудно. Они все платили по счетам, так? Но еще они оставляли мне чаевые и, если хочешь знать, стали оставлять намного больше с тех пор, как я покончила с отравой Бодэ. Каждый день являлась моя Белая Дева и забирала их. Я стала откладывать часть. Довольно скоро у меня набралась приличная сумма. Я знала, что здешние золотые называются саркисы, и я могла их сосчитать.

Чарли встала, подошла к стенному шкафу и открыла его. Сэм последовала за ней, потрясенная, не находя слов.

Стенной шкаф был большой, вроде чуланчика. Чарли вошла в него, Сэм – следом. Там было множество соблазнительных одеяний для Шари, а позади них, тщательно спрятанный, висел белый балахон с капюшоном и маской для лица.

– Я была уверена, что моя Белая Дева не может быть незамужней девушкой. Ни одна из них и близко не подойдет к этому району. Я плохо знаю язык, но не так уж трудно объясниться жестами: "Если она – он – оно принесет мне такой же наряд да при этом ничего не скажет Бодэ, то ей – ему кое-что обломится". Так она даже не стала дожидаться следующего дня. Принесла сразу после полудня. В первый же выходной я натянула этот балахон и вышла прогуляться вокруг квартала. Чудеснейшее чувство свободы, независимости и тайны. Сперва я побаивалась, что меня выдадут браслеты на руках или кто-нибудь заметит серьги под капюшоном, но никто не обращал внимания. С волосами было посложнее, но я спрятала их так, чтобы их совсем не было видно.

Сэм слушала Чарли, все больше стыдясь, что позволила себе так опуститься. Да, ее подруга и строила планы, и действовала.

– Месяца через три, – продолжала Чарли, – у меня уже было порядочно денег, свобода передвижения, и я даже научилась выражать свои желания на здешнем языке. Я не говорю на нем по-настоящему, но многое понимаю, если хорошенько вслушаюсь. Я ведь всегда была способной к языкам, а делать мне все равно было нечего. Читать гораздо труднее: у них тут тысячи разных знаков, но я знаю самые обычные, вроде "дамский туалет", "магазин", "ресторан", ну и тому подобное. Я покупала всякую еду, просто попробовать, приобрела кучу прелестных безделушек, а когда заметила, что возле дома сшивается пара громил, вроде тех, что напали на нас, – тут же обзавелась ножом и пистолетом. Я все удивлялась, почему ты-то никогда не показываешься. Время шло, мне принесли уже десятую бутылочку – я считала. Других вестей от вас с Бодэ не было, так что я думала – либо опасность все еще велика, либо расходы оказались больше, чем мы думали. А для меня это было лучшее время с тех пор, как нас затянуло в эту дыру.

Она помолчала немного и серьезно добавила:

– Это вообще было лучшее время во всей моей жизни.

Взглянув на Сэм, Чарли легонько поцеловала ее в щеку.

– Бедная Сэм! Что ж, твой демон прав. Ни одну из нас больше не узнать. А я-то все думала, нельзя ли устроить так, чтобы Бодэ и тебя как-нибудь изменила.

– Чарли, да ты взгляни на меня!

– Вижу, вижу. Но, не говоря обо мне, она, возможно, сделала лучшее, что только могла. Теперь мы можем ехать.

– Чарли, да тебе как будто не хочется ехать, не хочется бросать все это.

– Не хочется, – согласилась Чарли. – Ты просто не представляешь, Сэм, что тут сделалось со мной. Но я нужна тебе. Однако и без Бодэ тебе не обойтись: одинокая девушка не может самостоятельно существовать в этом обществе. Не надо ненавидеть ее, Сэм. Ведь она все делала ради тебя. А то, что она тут затеяла, – это ведь нечто вроде тайного переворота: в городе этим бизнесом стали бы управлять женщины, сверху донизу. Это дает власть, Сэм, если знаешь имена тех, кто часто этим пользуется. Ну, снимай свои лохмотья, тебе надо отдохнуть. Скажи Бодэ, чтобы тоже поспала где-нибудь в уголке, а если проснется первой, пусть разбудит нас. Прикинем, сколько у нас чего есть, и отчалим отсюда.

Сэм разделась, что доставило ей величайшее облегчение. Прежде чем дать Бодэ уснуть, она снова навела на нее кристалл.

– Бодэ, я хочу, чтобы ты всегда слушалась меня, – сказала она. – Я хочу, чтобы отныне ты не смогла солгать ни мне, ни Чарли и не смогла сделать ничего втайне от нас. Я хочу, чтобы отныне, ради твоего же влечения ко мне, ты удовлетворяла мои желания, но не решала за меня заранее, чего я хочу.

"Исполнено!" – произнес демон, и нотка удовлетворения послышалась ей в его обычно холодном и бесстрастном голосе.

* * *

Когда они проснулись, Бодэ действительно пообещала им, что и впредь не будет выкидывать подобных фокусов.

Девушки послали ее проверить, сколько на их счете денег, завершить все дела и купить какую-нибудь одежду для Сэм. Чарли приготовила завтрак н, совершенно ошарашенная, смотрела, как Сэм уничтожает все, что только можно съесть.

– И сколько же ты сейчас весишь?

– Демон сказал, что около двухсот сорока фунтов. Ради Бога, молчи! Сама знаю, что похожа па мешок с салом. Я ем, даже не замечая, все, что под руку попадется. И с этим мне придется как-то смириться. По крайней мере о фигуре не надо заботиться.

Чарли подумала, что это истинно демоническое наказание. У Сэм не было выбора: добраться до Булеана или умереть. Лишь бы только красота самой Чарли не заставила Сэм страдать еще сильнее.

У Чарли была пара здешних сари, которые она купила на тот случай, если придется спешно удирать. Они были довольно скромные, но рисунок вокруг глаз и украшения все равно выдавали ее. Чарли, правда, это нисколько не беспокоило.

Вернулась Бодэ и принесла свободный хлопчатобумажный плащ с капюшоном, пару сандалий и уйму разных тканей.

– Дорогая, одежду для тебя Бодэ придется шить самой, – извиняющимся голосом сказала она.

Вещи Шари были уложены в две большие черные сумки. Они уже были готовы к переезду. Она и переехала – обратно, в мансарду Бодэ.

Вместе с чаевыми Чарли за год заработала больше тридцати тысяч саркисов, "искусство" Бодэ принесло еще десять тысяч, кроме того, существовали два ее "творения". Для несчастных девушек уже поздно было что-нибудь делать. От их "работы" Бодэ ожидала получить еще две с половиной тысячи. Итого сорок две тысячи. Чарли придержала тысячу из чаевых, от которой у нее осталось пять сотен. Четыреста двадцать пять сотен – это было бы неплохо. Но почти пять тысяч потребовались на обслуживание Чарли, еще шесть тысяч – на аренду квартиры, восемь тысяч потратили Сэм и Бодэ, почти пять тысяч были внесены в задаток за новую квартиру и се отделку. На руках у них оставалось меньше четырнадцати тысяч двухсот саркисов.

– Проклятие! Целый долбаный год, а нам так и не удалось собрать нужную сумму. Нельзя ли хоть вернуть задаток за новую квартиру? Это были бы еще две тысячи.

Бодэ покачала головой:

– Извини, дорогая. Раз отделка уже выполнена – ничего не поделаешь.

– Я могла бы взять туда тех девушек и поработать с ними еще немного, – предложила Чарли. – Если работать по семь дней в неделю и откладывать все, что мы получим, нужен всего месяц.

Сэм вздохнула:

– Мы получим восемь тысяч и потратим три. Значит, два месяца. Это еще две тысячи за аренду. Три месяца. Мой демон обозлится, да и мне это не по вкусу.

"Дальнейшая задержка неприемлема, – согласился демон. – Для начала денег достаточно. Даю тебе на все тридцать дней. За каждый день, проведенный в Тубикосе сверх этого срока, ты будешь наказана еще одним килограммом веса. Не сможешь ни ходить, ни даже встать самостоятельно, если прибавишь еще тридцать килограммов".

Сэм чуть не расплакалась:

– Но, черт возьми, нам же не хватает! Ты-то что выиграешь, если Бодэ придется возить меня на тачке? И я проедаю в день саркисов пятьдесят.

"Твой вес будет поддерживаться и в том случае, если ты будешь есть нормально. Если понадобится, я подавлю твой голод. Ты снова сдаешься. Сдаешься, даже не попытавшись".

Сэм попробовала было поторговаться с ним, по не выдержала и разрыдалась.

Чарли спокойно размышляла. Наконец она сказала:

– Слушай, наверное, мы сможем наскрести еще немного, продав мебель из новой квартиры н все, что есть ценного здесь. И не надо трепыхаться из-за навигатора и лоцманов. Купим то, что будет нам по карману, вот и все. Спроси-ка Бодэ, нельзя ли все сделать малость подешевле.

Художница на миг задумалась.

– Если мы просто присоединимся к кому-нибудь, с кем нам по пути, а потом найдем других попутчиков, то, если мы не будем слишком привередничать, все окажется намного дешевле.

– Я поняла, – сказала Чарли, прерывая перевод Сэм, – Ладно, это уже кое-что, и пусть твой демон, если он так торопится,.помогает таскать чемоданы. А если мы застрянем где-нибудь по дороге, ну что ж, найдем какую-никакую работу там. В конце концов, Бодэ – алхимик, ты могла бы давить виноград, а моя специальность ценится везде, где только есть мужчины. Может быть, когда мы будем поближе, старина Булеан почешется наконец, чтобы помочь нам, раз уж ты так ему нужна. Не вешай нос. Если нас все еще ищут, черта с два теперь узнают, а может, уже и вовсе забыли.

– Послушать тебя, получается все так легко…

– Да нет. Все это и трудно, и жутко, но если бы это было вообще невозможно, Булеан не приставил бы к тебе этого демона. Жаль, что этого самого университета нам не видать. Могу поспорить – там-то нам объяснили бы, что здесь к чему. Школу я уже, кажется, окончила. Неплохо бы теперь посмотреть па этот мир. Интересно, что тут еще есть.

Сэм грустно вздохнула:

– Ты не только красивая, ты храбрая, и голова у тебя работает что надо. А я себя чувствую какой-то недоделанной!

– Ха! Да я боюсь до дрожи в коленках. Та квартира показалась мне безопасным гнездышком после таких страхов, каких я бы никому не пожелала. Только я теперь знаю, что нельзя все время прятаться и жалеть себя, надо действовать.

Чарли оглядела своих собеседниц.

– Три женщины против целого мира; Одна – толстуха поперек себя шире, другая – безумная влюбленная, раскрашенная так, что с ума сойти, а третья высококлассная девушка по вызову. Ничего себе начало легенды. Однако есть идея! Бодэ все равно предстоит шить; сдается мне, пора бы в этом задрипанном городишке наконец изобрести лифчик!

* * *

Бодэ была потрясена. При се сложении лифчик в жизни не потребовался бы, да и Чарли она перекроила по той же мерке, но она быстро сообразила, что Сэм не единственная, кому он может пригодиться. Чарли кое-как набросала чертеж и объяснила, большей частью жестами, зачем нужен этот предмет туалета. Немножко подсказывала Сэм. Но как только Бодэ уяснила себе идею, она со страстью модельера кинулась ее осуществлять. Первые несколько образцов вышли не особенно удачными – недостаточно жесткими, не хватало поддерживающей простежки, – но следующие уже были что надо. Не высший сорт, но свое назначение выполняли и очень помогали Сэм.

Бодэ работала так, словно демон подгонял и се.

– Дорогие, неужели вы не видите? Это же настоящая революция! Подумайте, какой обширный рынок для этой штуки в одной только Тубикосе! Все крупные женщины захотят это купить. Завтра Сэм и Бодэ снова поедут в торговый район. Бодэ нужно побольше материи. Сэм наденет это, а Бодэ возьмет с собой все наброски и выкройки. Она покажет все торговцам домашней одеждой и присочинит, что ожидает Королевский патент. Лучше всего, если попадется женщина погрудастее, тогда дело в шляпе. Но даже мужчина купит это, хотя бы затем, чтобы не перехватили конкуренты. И только за наличные!

Сэм слушала, открыв рот. Наконец она спросила:

– И сколько ты думаешь за это получить? Сотен пять?

Бодэ рассмеялась:

– Бодэ собирается запросить десять тысяч и дать себя уговорить согласиться тысяч на пять – шесть.

– Но… ведь те куртизанки пошли всего по тысяче! Ты что же хочешь сказать, что идея лифчика стоит дороже человеческой жизни?

Бодэ улыбнулась:

– Девушки дешевы, потому что их всегда много. Оригинальные идеи – очень редки. Да за такую идею моя цена – ничто, просто грабеж среди белого дня!

– Ничего себе! – сказала Чарли. – В таком случае сколько бы они дали за тампоны!

ГЛАВА 9

ДОЛОГ ПУТЬ ДО БУЛЕАНА

Идея оказалась стоящей в буквальном смысле слова, и прилично стоящей. Поскольку им нужны были наличные или по крайней мере то, что легко можно было обратить в наличные, пришлось-таки поторговаться, но в конце концов они выручили за идею лифчика более пяти тысяч саркисов. В придачу они получили очень подходящие для их целей плотные ткани и прочные нитки. Бодэ с помощью Чарли на своей странной ручной швейной машине состряпала несколько лифчиков для Сэм.

Сэм никогда особенно не интересовалась тряпками, зато у Чарли обнаружился прямо-таки талант, хотя в конце концов она вынуждена была уступить Бодэ изготовление выкроек и подгонку. Ее изящные, но необычайно длинные ногти порядком мешали при шитье, по уговорить Бодэ отказаться от этих украшений было невозможно.

Они сшили новую одежду не только для Сэм, но и для себя. Торговец, который купил у них идею лифчика, предложил им в помощь за скромную плату двух швей и разрешил пользоваться маленькой мастерской. Вполне возможно, что истинной причиной такой любезности была надежда задаром поживиться свежими идеями и перенять фасоны одежды. Чарли даже одобрила это, она считала, что здешняя мода нуждается в легкой встряске.

Плохо было без застежек-"молний", но ни Чарли, ни Сэм не могли объяснить, как их сделать, так что пришлось обходиться традиционными пуговицами, крючками, завязками. Бодэ изумительно подгоняла одежду по фигуре. Но для Сэм облегающие платья явно не годились. Чарли придумала нечто вроде мексиканского серапэ – одежды, похожей на плащ с дырой посередине, которая надевалась через голову. Получилось очень неплохо, насколько это вообще было возможно.

Чарли с радостью обнаружила среди готовой одежды нечто вроде джинсов. Она отыскала несколько пар мальчишеского размера и слегка переделала. Еще она сшила несколько блузок из такой же ткани, что и платья Сэм, только поярче, и пару длинных платьев, после чего почувствовала, что готова к путешествию.

Бодэ приготовила свои кожаные костюмы и длинные плащи. На ее худощавой высокой фигуре в сочетании с кожаными сапогами на высоченных толстых каблуках они выглядели очень эффектно.

Предотъездная суматоха немного отвлекла Сэм, хотя она очень страдала из-за своей толщины. И кроме того, она крайне нуждалась в Чарли. Но та перестала быть просто школьной подружкой. Чарли вдруг оказалась мудрой, зрелой, очень взрослой и очень сильной. А Сэм ощущала себя скорее девочкой-подростком. Чарли была красива и привлекательна, и от этого Сэм чувствовала себя особенно безобразной и неуклюжей.

Кроме того, Чарли была намного способнее. Это было не так заметно, пока они учились в школе, хотя и там Сэм приходилось попотеть над тем, с чем Чарли справлялась играючи. А теперь Чарли почти самостоятельно выучила язык, про который Зенчер говорил, что с ним надо родиться, чтобы говорить на нем. Может быть, какая-то правда в его словах и была, только Чарли редко требовался перевод, чтобы понять, о чем идет речь. И ни в каких магических заклинаниях она для этого не нуждалась. Там, дома, в предпоследнем классе Сэм хотела, точно хотела, поступить на специальный курс, и тогда их классный руководитель сказал ее матери:

– Боюсь, этот курс – чересчур большая нагрузка для нее. Я знаю, она много читает, и отметки у нее хорошие, но сейчас она работает на пределе своих возможностей, и не стоит разочаровывать ее. Коэффициент ее умственного развития – сто, для такой цифры она работает очень хорошо. Не беспокойтесь, это средний показатель.

Потом она докопалась-таки, что "средний" – это сто – сто десять, так что она и средней-то была с некоторой натяжкой. Тогда она как-то примирилась. с этим – что поделаешь, если ты туповата?

Правда, она не чувствовала себя особенно тупой, но, возможно, дураки никогда не чувствуют себя дураками. Когда Сэм познакомилась с Чарли, ей казалось, что она встретила родственную душу. Но теперь Сэм думала, что никогда по-настоящему не знала Чарли, и, может быть, Чарли это вовсе и не нужно было. Она-то уж точно не была "средней с натяжкой".

Сэм любила Чарли и нуждалась в ней, но порой готова была возненавидеть за ее везение.

И еще она боялась, как бы Чарли ее не возненавидела.

* * *

Сначала Сэм сильно стеснялась, выходя на улицу. Она представляла разговоры служащих магазина после появления девушки вместо юноши, однако никто не обращал на нее внимания. Видимо, все привыкли не удивляться ничему, что исходит из мансарды Бодэ.

На улице, даже одетая в местный "респектабельный" наряд, Сэм поначалу опасалась, что все будут глазеть на нее, но вроде бы и здесь никто особенно не удивлялся, люди разговаривали с ней самум обыкновенным образом. Правда, мужчины не обращали на нее внимания, но они и раньше этого не делали. В конце концов Сэм даже почувствовала облегчение: не надо больше играть никакую роль, она могла быть самой собой – и все.

Все договоры о перевозках и путешествиях заключались, независимо от общественного положения заказчика, в Гильдхоллах – отделениях Королевских гильдий. Из Тубикосы уходили сотни караванов, однако Бодэ не нашла в списке ни одного, который бы шел в Масалур, а названия большинства пунктов назначения мало что ей говорили. Бодэ родилась в Тубикосе, кроме поездки в университет, она никогда не бывала за пределами родных мест. Пришлось обратиться за помощью к диспетчеру гильдии.

Они решили, что не стоит спрашивать о прямом пути в Масалур; возможно, Булеан настолько опасен для своих врагов, что их непременно заинтересует любая необычная персона, направляющаяся туда. Безопаснее было сначала проехать до Кованти, который находился примерно на полпути, а уж там решать, что делать дальше. Демон пока молчал, но Сэм самой хотелось покончить со всем побыстрее, а расстояние все-таки было огромным.

Сэм была немного польщена тем, что диспетчер обращался в основном к ней как к главе их маленькой группы. Возможно, ее считали "главной", потому что она выглядела "нормально". Если бы они только знали!

– В ближайшие шесть недель я не могу отправить вас прямо в Кованти, – сказал диспетчер. – Тубикоса имеет с ними дела только в определенное время года. Хотя вероятность попасть под Ветер Перемен очень мала, прямое сообщение слишком рискованно. Единственно разумный путь – это на юго-восток, в Маштопол, хотя это и немного в сторону от вашего направления, затем на северо-запад, в Куодак, и дальше па север, в Кованти. В Куодак вас отправить несложно, а в тамошнем Гильдхолле вы легко отыщете попутчиков до Кованти. Вы говорили, что едут три женщины?

Сэм кивнула:

– Да, мы трое. Но мне это не нравится. Увеличивается расстояние, значит, и расходы тоже.

– Я мог бы предложить путешествие из Тубикосы прямо в Куодак, хотя и в худших условиях, но тогда и расходы, и время в пути окажутся еще больше. Если бы вы согласились сменить навигатора в Маштополе и переждать там неделю, у нас нашлось бы кое-что на завтра. Если же вы обязательно хотите ехать прямо до Куодака, то караван отправляется через шестнадцать дней. Ваша доля в оплате навигатора и лоцманов составит тридцать пять сотен саркисов за троих плюс расходы на все, необходимое для путешествия. Но предупреждаю, что этот маршрут может оказаться опасным.

– Сколько времени займет дорога до Куодака? Если сравнивать ее с прямой дорогой в Кованти?

– По-разному, – честно ответил диспетчер, – но в среднем, когда все было спокойно, прямой путь занимал дней пятьдесят. Сейчас – около шестидесяти. До Куодака примерно столько же. И еще около тридцати дней до Кованти, смотря по тому, сколько вам придется ожидать каравана в Куодаке. Не блестяще, но этот путь сейчас – самый безопасный. Если вы столкнетесь с Ветром Перемен, то вообще никогда не попадете ни в одну срединную землю. Это был веский аргумент.

– Ну ладно. Тот, что через шестнадцать дней, пожалуй, подойдет нам больше всего. Как это оформить?

– Заполните вот это. Если вы не умеете читать, я заполню все за вас и заверю вашу подпись. Затем вы заплатите мне пятнадцать сотен саркисов наличными, а остальное – навигатору при отправлении каравана. Когда вы заплатите, я выдам вам путевой лист и список всего необходимого.

Сэм кивнула.

– Эта женщина заплатит вам и заполнит все бумаги, – сказала она, показывая на Бодэ; та взяла перо и принялась за дело. Письменный язык, видимо, был настолько сложен, что лишь немногие, включая и Бодэ, могли прочесть любую старинную книгу. Обычно грамоту здесь изучали в той мере, в какой это было необходимо для работы и в повседневной жизни. Чарли отметила, что и в речи большинства людей было не более пары тысяч слов; остальные использовались лишь в специальных целях. Даже среди акхарцев многим так и не удавалось полностью освоить грамоту, поэтому, если не считать королевских семей, то чем грамотнее был человек, чем больше он мог прочесть, тем выше он мог подняться по общественной лестнице. Даже выходцам из беднейших слоев не был заказан путь почти на самый верх, если только они были достаточно смышлеными. Отчасти именно поэтому женщины, порой даже низкого происхождения, вели все дела во многих здешних лавках. Бодэ прочитала им анкету.

– Имя, возраст, пол – Бодэ всегда подмывало написать "средний" – род занятий, семейное положение, клан и место жительства. Им лишь бы что вынюхать, а? Ну, Бодэ – это легко. Тридцать один, женский, художница-алхимик, отреклась от клана прежде, чем клан успел отречься от нее, – а как твое настоящее имя, любимая?

– Саманта Роз Бьюэлл, но стоит ли писать его здесь? Оно может выдать, что я нездешняя. Бодэ ненадолго задумалась.

– А как тебе нравится "Сузама"? Странноватое имя, но совсем неплохое. Бодэ встречала женщин с таким именем, и она сможет по-прежнему называть тебя "Сэм". Мы пристроим тебя в клан Пуа-хока. Это большой клан в одном из секторов, такой большой, что все пользуются этим именем, когда не хотят объявлять настоящего.

– Как – у нас Смиты и Брауны. Знала я как-то парня, которого взаправду звали Джон Смит, так ему никто не верил.

Отлично. Так она приобретет хоть подобие общественного положения, если только сумеет запомнить это чертово имя.

Чарли заглянула в анкету:

– Эй, я не умею читать, но почему значок в "семейном положении" у вас обеих не такой, как у меня? Что ты там написала?

– Ну как же, дорогая, Бодэ записала Сузаму своей супругой, а Бодэ – супругой Сузамы. Ее законное имя будет Бодэ Сузама, а Сэм будет Су-зама Бодэ.

– Хм-м-м… Представляю, как все на это вытаращат глаза!

– Вовсе нет. Есть акхарский закон. Если кто-то сожительствует во всех отношениях с одним и тем же партером в течение одного года и одного дня, то считается, что эти люди состоят в законном браке. По сути дела, мы просто его зарегистрируем.

– Бодэ, что ты затеваешь на этот раз?

– Бодэ говорит серьезно. Ты женщина. Тебе восемнадцать лет. Ты не носишь белое и не живешь вместе с семьей, ты записана как подмастерье Бодэ, но у тебя нет мужа и нет никаких записей о том, что ты когда-либо жила с кем-либо, кроме Бодэ. Для горожанина брак – единственный способ получить выездные документы, если только его не послало какое-то авторитетное лицо, как было, когда Бодэ послали в университет. Ты явно не куртизанка. Бодэ предлагает самый легкий путь. Так нам не потребуется ничего придумывать, не надо будет опасаться, как бы не выдать себя.

– Да, но… в таком строгом обществе, что скажут, если брак зарегистрируют две женщины?

– Закон предназначался для иностранцев, но применительно к Району он не теряет силы. А раз мы уезжаем, то и вопросов никаких не будет. Здесь на многое смотрят иначе. Поверь, дорогая! Такое случается гораздо чаще, чем им хотелось бы признать, особенно с мужчинами.

Сэм переглянулась с Чарли, и та недоуменно пожала плечами.

– Не знаю, что и думать. У меня такое чувство, будто она снова что-то затевает, хотя вроде бы все выглядит правильно. Если ей это позволят, то ты сразу из никого становишься кем-то, и все мы будем выглядеть не так подозрительно.

Отвернувшись от людей, которые толпились в зале, Сэм прижала к себе кристалл:

– Демон, правду ли она говорит?

"Она не может тебе солгать. Да. Это законный и самый легкий путь полностью легализоваться, дающий тебе право жить в этих местах, как если бы ты здесь родилась".

– Но я вовсе не хочу навсегда остаться привязанной к ней.

"Вопрос интерпретирован и понят. Если бы люди, состоящие в браке, не обманывали бы, то здесь не было бы ни Района, ни возможностей для работы Чарли и ей подобных".

Возразить на это было трудно, и она решила согласиться.

Чарли они записали так: "Шари, 18, женский, без клана, Прекрасная Собственность, законтрактованная Сузамой и Бодэ". Скрывать, кем она была, было все равно бесполезно.

Они заплатили и получили список всего необходимого для путешествия. Бодэ просмотрела его, пока они шли пешком от Гильдхолла до Королевского министерства регистрации. На них глазели, особенно на Чарли, но никто их не трогал.

– Бодэ считает, что лучше купить фургон, чем лошадей, – сказала художница. – Ты говорила, что не умеешь ездить верхом, а добрый фургон – еще и укрытие в непогоду. Не ночевать же под звездным небом. Список продовольствия не очень большой, можно прихватить и еще что-нибудь, если потратиться немного на сберегающие заклинания. Придется купить несколько курток и, может, шляпы и перчатки. В Тубикосе всегда очень тепло, но в окрестностях есть и более холодные места. И еще Бодэ прихватит алхимический набор. Это будет неплохо. Вот мы и пришли. Здесь мы зарегистрируемся и потом по сертификату получим все документы. "Шари", конечно, уже и так зарегистрирована.

Регистратор браков, казалось, не слишком удивился.

– Клянетесь ли вы, что находились в сожительстве в течение одного года и одного дня или более и в продолжение этого времени вступали в интимную связь только друг с другом?

– Да, – ответили они обе. Сэм почувствовала неловкость, однако… Что ж, все происходило по их законам!

– Опустите все пять пальцев в этот раствор и приложите их к документу там, где я покажу.

Раствор щипал кожу, а когда Сэм прижала пальцы к бумаге, то почувствовала в их кончиках жар.

– Вы понимаете, что ваш союз необычен, и его регистрация в королевстве не означает, что оно мирится с подобными союзами или одобряет их. Оно лишь узаконивает свершившийся факт, чтобы разрешение всех споров, вопросов собственности, полномочий поверенных и так далее могло бы происходить законным путем.

Слова регистратора звучали даже безразличнее, чем речь демона.

– Да, – снова ответили они.

– Опустите ладони в этот раствор и приложите их к ладоням друг друга. Если вы поклялись ложно, то ощутите болезненный удар.

Вроде "сыворотки правды", подумала Сэм. Они хотят быть уверены. Она приложила ладони к ладоням Бодэ.

– Произнесите громко сначала свое имя, а затем имя супруги. Будьте точны, ибо с данного момента это будет ваше единственное законное и истинное имя.

– Сузама Бодэ, – сказала Сэм, а Бодэ сказала:

– Бодэ Сузама. Сэм ощутила внезапный, но не такой уж неприятный удар, и их ладони словно слиплись. У нее слегка закружилась голова, и она чуть было не потеряла сознание, потом все прошло, осталась лишь слабая головная боль. Их ладони разъединились, регистратор проштамповал документы и выдал им заверенную копию.

Они вышли в общий зал. Сэм была в полном смятении, и Чарли тут же заметила это:

– Что с тобой?

– Не знаю. Пропади они все пропадом! Это трудно объяснить. Я действительно вышла за нее. Я не могу отгородиться от нее, не могу ничего сделать, не принимая ее во внимание. Это не из-за секса, хотя я и не вправе отказать ей. Какая-то частица ее осталась внутри меня, и она, наверное, ощущает то же самое. Я не могу оттолкнуть ее, убежать от нее, отречься от нее. Я – Сузама Бодэ, и все во мне говорит мне это. Демон! Ты же уверял, что она ничего не затевает!

"Это так и есть. Как я уже сказал, это самый легкий и оптимальный вариант. Ты нуждаешься в ней для того, чтобы выжить, чтобы она за тебя читала, чтобы ты имела защиту. С моей точки зрения, это дополняет твою маскировку почти как броня. Даже под действием зелий и заклинаний правдивости ты будешь утверждать, что ты – Сузама Бодэ, законная сожительница Бодэ Сузамы, и она скажет то же самое. Теперь ты просто не можешь проговориться.

Все, что тебе надо, – это пореже пользоваться английским, и ты вне подозрений. В ней теперь частица твоей души, а в тебе – частица ее. Поскольку требуется доставить к Булеану только твое тело, а не душу или разум, это вполне допустимо. Ты даже не заметишь исчезновения этой частицы, но это жизненно важно. Это может ввести в заблуждение даже некую магию. Не беспокойся. Я ведь сказал тебе, что ты сможешь обманывать. А она, благодаря тому снадобью, – нет".

Сэм мысленно выругалась. Проклятый демон распоряжался ею, и это было обиднее всего.

Свидетельство о браке помогло получить все необходимые документы. Бодэ показала ей, как пишется по-акхарски ее имя. Это было не так уж сложно и сберегло немало времени. Им обещали подготовить все документы через десять дней – обычная бюрократическая тягомотина, – а пока что Сэм выдали карточку, удостоверяющую ее личность и гражданство. Для начала она могла открывать и закрывать счета в банке, заключать и подписывать контракты и пользовалась всеми гражданскими правами. Теперь она юридически существовала в этом мире. Больше всего Сэм выбивало из колеи то, как клерки и другие служащие обращались теперь к ним. Она стала "мадам Бодэ", а Бодэ, соответственно, "мадам Сузама". Сэм теперь не сразу соображала, к кому из них обращаются, да к тому же еще Бодэ взяла привычку называть себя "мадам Сузама", по-прежнему в третьем лице. разумеется. Это окончательно добило Сэм, и ее терпение лопнуло:

– Бодэ! Ты по-прежнему Бодэ, а я по-прежнему Сэм, идет? Кончаем с этими мадамскими штучками? И к ее удивлению, Бодэ кротко ответила:

– Хорошо, Сэм.

* * *

В течение следующих недель Сэм упорно размышляла о себе, Чарли и Бодэ. У нее вроде бы появился шанс законно стать чем-то вроде мужчины, и тут она обнаружила, что вовсе не хочет этого. Это было совсем не так приятно, как в ее снах. Возможно, именно искорка, передавшаяся ей от Бодэ, все присела в равновесие, но, так или иначе, сейчас Сэм хотелось быть женщиной. Она избавилась от волос на руках и ногах, сделала дамскую прическу и даже стала опять употреблять духи и косметику.

Брак с Бодэ дал ей странное ощущение безопасности и определенности, которого раньше почему-то не было. Ее больше не беспокоило, что о ней подумают другие, и отражение в зеркале не казалось столь отталкивающим – это было ее отражение и все тут. Сэм вовсе не заблуждалась и не ждала, что мужчины будут из-за нее терять голову, но она перестала прятать свои формы. А в конце концов именно это тело зачем-то требовалось по меньшей мере двум мужчинам в этом мире, достаточно высокопоставленным и могущественным. А ее обида на Чарли отчасти рассеялась, когда она столкнулась с обстоятельствами, о которых раньше просто не думала. Это выяснилось очень просто.

– Чарли, надо внести в мансарду сумки и чемоданы, – как-то сказала Сэм.

Бодэ ушла за остальными покупками и предполагала еще закончить оставшиеся у нее дела, а у Сэм просто раскалывалась голова, и помочь было некому. – Я сейчас просто не могу ничего делать. – Ты шутишь? – спросила Чарли. – Сэм, я не могу выходить одна. Даже если я проверну свой трюк с костюмом девушки, здесь это верный способ угодить под арест.

– Да?

Чарли вздохнула.

– Сэм, ну подумай, только. Ты и Бодэ – полноправные граждане и принадлежите к господствующей расе. У вас есть все права и удостоверения личности, вы можете ходить, где пожелаете. Сэм, я же собственность. Я по закону принадлежу тебе и Бодэ. Ну да, конечно, – контракты, рабство здесь не дозволено, – как же! Это все просто брехня. Юридически у меня вообще нет никаких прав. С точки зрения всех этих законов, со мной следует обращаться так, будто я маленький ребенок, не способный принимать самостоятельные решения. Я не имею права владеть чем-нибудь, даже своей одеждой, – это незаконно. Незаконно иметь деньги, не говоря уж о том, чтобы их тратить. Незаконно даже подарить мне что-нибудь, или заговорить со мной, или мне заговорить с кем-то без вашего разрешения. Я не вправе выйти на улицу без сопровождения ответственных граждан, то есть тебя, Бодэ или кого-то, кого вы на это уполномочите. Я не вправе даже говорить на каком-либо языке, кроме Короткой Речи. Мои отпечатки пальцев и документы зарегистрированы и должны всегда быть там же, где я. Ты что, не знала этого?

– Нет. Господи, Чарли, да это же черт-те что! Неудивительно, что ты не хочешь оставаться здесь.

– Ну, это был бы всего лишь вопрос передачи моего контракта кому-то еще, сама по себе я здесь существовать не могу. Если я нарушу закон хоть в какой-нибудь мелочи, мои наниматели – ты и Бодэ обязаны подвергнуть меня публичной порке.

– Ты что? Да я бы в жизни такого не сделала!

– Ну, не сделала бы, так потеряла бы мой контракт, и меня бы продали тому, кто больше даст, и тогда он должен был бы сделать это, или просто меня запороли бы насмерть. Мне нравится, когда вы берете меня с собой, но на людях я должна демонстрировать самое примерное поведение в стиле Шари. Разве ты не замечала, как я открываю перед вами двери и все такое?

Сэм и вправду не замечала этого.

– Чарли, но ведь у той же Бодэ татуировки хватит на десятерых таких, как ты.

– Ей и приходится чаще показывать свою карточку, хотя она нисколько не похожа на куртизанку.

А я похожа. Бодэ и говорит на этом языке, и умеет читать и писать, и, по-моему, она очень известна в городе. Я ничего этого не умею. Конечно, разок я бы могла проскочить, но, если меня поймают, наказание будет слишком жестоким, так что не стоит рисковать. Раньше я думала, что, может, в других городах законы будут помягче, но акхарская система, по-моему, очень консервативна. Да, разумеется, кое-где девушки живут свободнее и одеваются по моде. А есть и такие места, где правят женщины. Но не забудь, здесь есть и мужчины моего положения. Я завидую тебе – твоей свободе здесь, – но приходится принимать то, что есть, и стараться приспособиться.

Сэм в изумлении таращила глаза на ошеломляюще прекрасную женщину, которая была как бы другой ипостасью ее самой.

– Ты завидуешь? Мне?

Это и представить-то было невозможно. И все же, чем больше она об этом думала, тем яснее чувствовала, что подруга была искренна. Чарли, может, и понравилось быть куртизанкой, но цена ее превращения в куртизанку – безвозвратное порабощение… О, все гораздо сложнее, чем кажется.

Наконец все документы были получены, и они начали приобретать все необходимое по списку, отложив напоследок покупку продуктов. Их фургон с виду был немного непривычен – с хорошим расположением колес, удобным сиденьем для возницы, – но, в общем, это был типичный крытый фургон, караваны которых тянулись когда-то на Дикий Запад. В него впрягали не лошадей, а странных животных, которые назывались нарги, – что-то среднее между крупным мулом и безгорбым верблюдом. Нарги не водились ни в одной из срединных земель, их ввозили из какого-то сектора. Они были полосатые, словно зебры, сильные, хотя и не слишком быстро двигались, могли питаться чуть ли не любой растительностью, а при необходимости выдерживать до десяти суток без воды. У них были длинные, кожистые, змеевидные хвосты с большими помпонами бурого меха на конце, обычно закинутые на спину, но очень скоро обнаружилось, что любимое развлечение нарт – покрепче приложить этим самым хвостом пониже спины всякого, кто неосторожно повернется к ним задом.

Сам фургон был очень удобен. Большая часть припасов размещалась в багажном отделении под днищем. Вещи и продукты на каждый день погрузили в основной отсек, который от сиденья возницы отделяла занавеска из плотной материи, вроде брезента. На стоянке можно было устроить некое подобие кухоньки, хотя огонь приходилось разводить прямо на земле, подальше от фургона. Были еще емкости для воды, для вина и даже служивший туалетом небольшой ящик с вырезанным отверстием.

– Наши переселенцы с руками бы оторвали, – оценила Чарли.

Они купили еще спальный мешок, самый большой, какой только нашли, но и он для троих был немного тесноват, и кое-какую одежду на случай холодной или ветреной погоды. Для Чарли даже, сдавшись на ее просьбы, приобрели меховую курточку. Она была складно сшита и выглядела совсем как норковая. Сэм с трудом отыскала для себя пальто из оленьей замши мужского покроя, хотя оно и было слишком длинно. Бодэ, разумеется, осталась верна одежде из кожи.

Чарли помогла запрячь нарг и показала, как ими править. Подростком она часто проводила лето в гостях у своих родственников на ранчо и там научилась многому, что теперь могло пригодиться в пути.

– Возницей следовало бы быть мне, – объявила она, – но я боюсь. Прекрасной Собственности не полагается носить очки, а контактных линз тут еще не изобрели. Ни Булеан, ни Бодэ не смогли исправить мою близорукость, хотя она не такая уж и сильная. Я еще вижу переднюю наргу, но не дальше.

– А я осталась дальнозоркой, – сказала Сэм. – Но раз я все равно не могу ничего прочесть, я как-то не думала об этом. У Бодэ отличное зрение, так что ты сможешь научить нас править фургоном. По крайней мере ты умеешь запрягать, распрягать, кормить нарг и вообще ухаживать за ними. По-моему, ты им понравилась.

– Да, у меня с ними много общего. У нас одни и те же хозяева, мы хороши собой, идем, куда скажут, делаем, что велят, и у нас нет ничего своего.

В городе были компании, специально снабжавшие путешественников продуктами на дорогу. У них даже работали маги, заклинания которых должны были сохранять еду в пути. Потом все красиво упаковывалось и грузилось прямо в фургон.

С учетом того, что подруги и Бодэ должны были заплатить навигатору, их средства уже уменьшились почти на семь тысяч. Напоследок они еще раз проверили, точно ли караван отправляется на следующий день – опоздания здесь были скорее правилом, – и нашли его в расписании. Навигатор проводил отпуск в Тубикосе, он должен был как следует набраться сил. Все трое перед отъездом чувствовали волнение и неясную тревогу. Такие путешествия редко предпринимали люди, если их дела того не требовали, не важно, будь это торговля, финансы, политика, военное дело или дипломатия. А они не имели ни малейшего представления, ни зачем они едут, ни что их ждет.

Площадь перед Гильдхоллом напоминала сцену из вестерна, несмотря на окружавшие ее городские здания. Люди сновали между многочисленными фургонами, нагруженными невесть чем, всадники в шляпах и сапогах, словно явились из ковбойского боевика. И Сэм, и Чарли почему-то думали, что навигатор – это что-то вроде проводника-одиночки. На самом деле у него была довольно многочисленная команда.

Сам навигатор – мужчина средних лет, с густыми и длинными седыми волосами и белой аккуратно подстриженной бородой, в одежде из оленьей замши с бахромой, в буром замшевом цилиндре – обходил по очереди всех путешественников, представляясь как

Галло Джахурт, хотя команда уважительно величала его "мастером Джахуртом"; он проверял документы, Принимал и пересчитывал деньги. На Сэм и Бодэ он даже не посмотрел, но Чарли определенно привлекла его внимание. Она подарила ему ослепительную улыбку, и он чуть не запутался в подсчетах. Чарли с удовольствием это отметила. Приятно было почувствовать свою власть.

Закончив обход, Джахурт собрал всех вокруг себя.

– Ну ладно, начнем сначала, – провозгласил он громким, звучным баритоном, способным, наверное, перекрыть и рев бури. – Сколько у пас тут таких, кто прежде не бывал снаружи?

Кроме Сэм и Бодэ, подняли руки еще несколько человек. Чарли, которой не полагалось ничего понимать, продолжала мило улыбаться.

– Так вот. До места, где мы покинем средину, сто девяносто две лиги – все больше по проселочным дорогам. Мы собираемся покрывать самое меньшее по шестьдесят лиг в день, но пока мы еще в Тубикосе, нам следует двигаться намного быстрее. Через три дня мы должны выйти к границе, а на следующее утро пересечем буферный нуль и выйдем в первый сектор. Когда мы доберемся туда, я расскажу вам кое-что еще. А пока что у вас три дня на то, чтобы исправить все поломки, убедиться, что вас обокрали при закупках, подсунули вам старых или полоумных лошадей или нарг, что продукты у вас протухли, вы не знаете, как разводят костер, и забыли купить туалетную бумагу.

Как только мы пересечем границу, учиться будет поздно. Я и моя команда будем проверять все, следить, чтобы все как следует подготовились к путешествию, учить вас всему, чего вы еще не знаете. Но с этого самого утра, как только мы двинемся с места, мы должны ехать без задержек, если вы чувствуете, что не сможете выдержать этот путь, лучше мы вернем вам деньги и оставим вас здесь.

Он помолчал, давая время осмыслить его слова. Чарли не улавливала большую часть того, о чем говорилось, поэтому просто рассматривала попутчиков. Большинство из них были мужчины, но несколько женщин явно путешествовали одни. Она насчитала четыре крытых фургона и шестерых всадников с вьючными наргами. Еще с полдюжины низких крытых парусиной фургонов, вероятно, везли какие-то товары. В одном из крытых фургонов была даже пара подростков. Мальчик выглядел лет на тринадцать – четырнадцать, а девочке было, наверное, девять или десять – скоро ей предстояло надеть белое и стать невидимкой для окружающего мира. Тубикосанцы оглядывались на ребят, но большинство участников похода не обращало на них внимания. Здесь были люди с миндалевидными восточными глазами, но несколько более рослые, чем уроженцы Востока, иные с коричневой кожей, иные с оливковой, с волосами самого разного цвета и с самым разным типом лица. Акхарцы явно не представляли единую расу, по крайней мере в том смысле, как Чарли понимала это слово.

Члены навигаторской команды – их было человек двенадцать, все довольно молодые, – в своих ковбойских костюмах казались скорее мальчишками, играющими в ковбоев, хотя некоторые из них курили, а другие носили бороды. Замша явно была униформой навигаторов, ее носил только Джахурт.

Один из всадников с вьючной наргой показался Чарли подозрительно знакомым. Сначала она подумала, что это один из ее клиентов, но она навряд ли могла бы забыть такие потрясающие усы…

И тут Чарли вдруг вспомнила, где видела его: давным-давно, целую вечность назад, в таверне маленького городишки, где они останавливались, вместе с Зенчером. Тогда он был наряжен как богач из шекспировской пьесы и разговаривал о чем-то с Конаном Варваром, у которого на руке были часы. Она могла поклясться, что это тот самый. И Сэм, и Зенчер полагали, что у него какие-то темные делишки с этим здоровенным неандертальцем в звериных шкурах. Интересно, что же он делает здесь и случайное ли это совпадение? Нет, конечно, если это и вправду он, это – совпадение, пусть и маловероятное. Они теперь совсем не похожи на себя прежних. Если бы он знал или хотя бы подозревал, что именно за ними гоняется Рогатый, значит, он все время не упускал их из виду и мог бы выдать гораздо раньше.

И все-таки за ним стоило понаблюдать. Команда выстроила караван, и они тронулись, медленно и осторожно, по берегу озера как раз мимо старого жилища Бодэ и дальше, прочь из города. Сэм поглядывала на знакомый склад с некоторой грустью, как вдруг заметила слезы на глазах Бодэ, впервые за все время, что она ее знала.

– Ты не жалеешь? – спросила Бодэ. – Знаешь, Бодэ может снять с твоей шеи эту проклятую стекляшку, и мы вернемся.

Сэм покачала головой:

– Нет. Один раз это уже было. И я чуть не умерла с тоски и безобразно разжирела. Все будущее, если только оно у меня есть, – там, впереди.

Она говорила правду, но без особого воодушевления. В конце концов, Чарли действительно хотелось остаться здесь. Может, она стала куртизанкой, потому что думала, что для нее это единственный способ вернуться домой. Так утверждал демон, но Сэм не была уверена, что и теперь Чарли хочет вернуться. А она, Сэм, чего она добьется, добравшись до волшебника? Ясно, что она не настолько нужна ему, чтобы он стал рисковать ради нее. Рисковать-то все время приходится ей. Здесь, в Тубикосе, у нее были хоть какие-то права, имя, жилище, та, что любила ее и заботилась о ней, не требуя ничего взамен, подруга, с которой можно было поговорить по душам. Хотя она и не смогла полюбить Бодэ, но все же привязалась к сумасшедшей художнице, несмотря на ее коварство и порочность. Может, если бы она сама тоже выпила немножко любовного снадобья, они и жили бы счастливо до конца своих дней.

У нее было такое искушение. Странно, что сама Бодэ не сообразила подсунуть ей это зелье. Должно быть, демон отводил Бодэ от таких мыслей.

Караван двигался медленно, даже величаво, а всадники сновали вдоль него, поддерживая дистанцию и следя за скоростью. Плохо затянутые подпруги, неуравновешенный груз – все помехи они устраняли быстро и профессионально.

На ночь встали лагерем на поле какого-то фермера, с которым это было оговорено заранее. Чарли опытной рукой развела костер, приготовила и подала еду, Согласно обычаю, сама она ела отдельно.

Подручные навигатора выкопали яму для туалета, но скромность тех, кто им пользовался, не особенно принималась во внимание. После обеда Бодэ ушла туда, и в это время появился один из членов команды. Он был молод, чуть старше двадцати, недурен собой, с коротко подстриженной каштановой бородкой, вьющимися волосами, неплохо сложен.

– Здравствуйте! Мадам Бодэ, не так ли? Меня зовут Гриндил. Я хотел бы знать, не было ли у вас каких-нибудь осложнений? Вдруг мы сегодня что-нибудь не заметили. – У него был приятный тенор и несколько простонародный выговор, хотя и не такой явный, как у Джахурта.

Сэм улыбнулась ему:

– Пожалуйста, зовите меня Сэм. Нет, никаких особых трудностей, по-моему. Вот не поможете ли справиться? Шари превосходно готовит, жалко, если вкусная еда пропадет.

Он взглянул на тарелку и вдохнул запах:

– Не знаю, что и сказать. Мне всегда нравились женщины, так сказать, в теле. Есть, на что посмотреть, ну и все такое. – Однако тарелку он взял и тут же принялся за еду.

Сэм знала цену его словам. Она понимала, что он, вероятно, собрался подъехать к Чарли, и все же ее потянуло к нему.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Ну что вы, – отозвался Гриндил, на минуту отрываясь от еды. – Уф! Эта ваша девушка так вкусно готовит, да и запрягает отменно. Лучше всех. Однако… Понимаете, леди с избыточным весом, так сказать, всегда считают себя безобразными, и вообще женщины всегда недовольны своей фигурой. Но вы, м-м-м… вы действительно женаты с той высокой женщиной?

– Да, – призналась она. – Я была одна, без денег, застряла в столице из-за обстоятельств, о которых мне не хотелось бы рассказывать, и совсем не годилась для такой работы, какой занимается наша Шари. – Она показала на Чарли. – Это было, ну… вроде несчастного случая: Бодэ – художница-алхимик, и она выпила нечаянно немного любовного снадобья, которое готовила для одного из клиентов. Я оказалась поблизости, когда она очнулась, ну а дальше – сами понимаете. Идти мне было некуда, у меня просто не оставалось выбора.

Гриндил удивленно взглянул на нее:

– Да-а-а, это самая странная история, какую я когда-либо слышал. Любовное снадобье, а? Значит, вы вроде как попались. И вы с ней поженились, чтобы получить гражданство и начать все сначала… – Он поставил пустую тарелку и вздохнул. – Да, интересно. Хотелось бы поговорить с вами подольше, но у меня, увы, еще есть дела. Возможно, мы еще сможем поболтать во время путешествия. Вы далеко едете?

– Мы собирались до Кованти. Ваша гильдия рекомендовала этот маршрут как самый безопасный, хотя и более длинный.

– Да, он заметно длиннее. Так вы будете с нами до самого Куодака. Ну, тогда у нас еще будет время для разговоров. Очень приятно было поговорить с, вами, передайте мой поклон вашей… жене? Возможно, мне придется побеседовать и с ней. Там, снаружи, часто бывает нужна помощь алхимика. И не обращайте внимания, кто там Что говорит о вашей внешности. Между нами говоря, вы весьма привлекательны.

Она улыбнулась, встала и была поражена, когда он взял ее руку и поцеловал. Ее словно током ударило, и она провожала его взглядом до следующего костра. Господи! За десять минут он умял хороший ужин за чужой счет и обворожил ее, что еще не удавалось ни одному мужчине.

Подошла Чарли и стала собирать пустые тарелки. – Форменный Ромео, – шепнула она Сэм. -

Три одинокие женщины, и вот он прилетел в первый же вечер, словно пчелка на мед. Смотри в оба, не то оглянуться не успеешь, как отдашь ему все наши деньги и меня в придачу.

– Ты просто ревнуешь, что он подошел не к тебе, а ко мне. – Она помолчала. – Раньше парни на меня и внимания не обращали.

– Успокойся, он приходил по мою душу. Он соблазнял тебя, чтобы добраться до меня, если ты ему позволишь, конечно.

Сэм неожиданно пришла в ярость:

– Заткнись и вымой посуду!

– Да, госпожа. Сию же минуту, – сказала Чарли насмешливо, но без особого нажима. Бодэ вернулась и присела у костра.

– Извини, что так долго, дорогая, но, пока шла очередь, по меньшей мере трое подходили к Бодэ и спрашивали, нельзя ли им заполучить Чарли ненадолго. Все больше деревенщина. Они предлагают мало. Первого, такого большого, с бородой, Бодэ послала к тебе.

Сэм показалось, что ее предали. В глубине души она чувствовала, что Чарли права, но чтобы ей еще тыкали этим в нос… Сэм встала, отошла к фургону, так, чтобы спутницы не видели ее, ощутила на груди Кристалл Омака и подумала, как редко она пользовалась его силой. Демон в долгу перед ней за все, что с ней было и что еще будет. Она может иметь любого мужчину, как бы она ни выглядела. До сих пор весь ее сексуальный опыт ограничивался женщинами. Но с мужчинами должно быть как-то иначе. Совсем иначе. Ведь и Чарли делала это с ней там, и хижине, но уж Чарли-то по-настоящему любила мужчин. Сэм решилась. Она воспользуется той властью, какую дает кристалл.

* * *

От пещеры Зенчера до столицы было всего миль сорок; дорога к границе Тубикосы – это примерно сотня миль в другом направлении, учитывая крюк, который они сделали, объезжая озеро. Путешествие начинало превращаться в хлопотливую и утомительную повседневность.

На границе земли Тубикосы заканчивались плоской равниной, плавно сбегающей вниз, в тот самый мерцающий туман. С тех пор, как они видели эти земли, прошло столько времени, что они смотрели на них, как будто видели в первый раз. В Тубикосе странно смешались современность и средневековье, но все же это был большой со смешанным населением город. Трудно было представить, что он – всего лишь малая частица нового и совершенно чуждого мира.

За туманом виднелась другая земля. Издали она казалась необозримой зеленой равниной, но в сильный бинокль было видно, что на самом деле это мрачные и довольно-таки устрашающие джунгли.

На границе была устроена обширная стоянка для фургонов, рядом помещалось большое здание, где располагались официальные службы – таможни, иммиграционный контроль и другие конторы. Позади него располагались казармы, и похоже было, что здесь всем заправляют одетые в черное профессиональные военные. Сэм не помнила, чтобы там, где они в прошлый раз переходили границу, было что-нибудь подобное, и подозревала, что при необходимости, если только знать местность, можно тайно пробраться куда угодно.

Встречного транспорта было немного, но на пограничном посту их ожидал еще один фургон, который охраняли четверо хорошо вооруженных людей в другой униформе. Частная охрана. Наемники. Сэм была поражена, увидев у солдат охраны и национальных войск огнестрельное оружие. Оно было обтекаемой, необычно изогнутой формы. Это оказались однозарядные короткие винтовки, а у пистолетов даже не было стволов – патрон вкладывался внутрь так, что пуля чуть ли не торчала наружу. Видимо, здешним солдатам надо было быть хорошими стрелками, так как у них могло не оказаться времени на перезарядку.

Издали было похоже, что над джунглями льет как из ведра. На этой стороне было облачно, но погода оставалась неплохой.

В этот вечер Джахурт снова собрал всех у костра возле нового, все еще охраняемого фургона.

– Ну вот, все в порядке, мы никого не потеряли. Это хорошо. Здесь кончается самая легкая часть пути. Завтра нам предстоит пройти через вон тот стелющийся туман. Все должны сидеть повыше, так, чтобы всем всех было видно, да припасите на завтра побольше сандвичей, потому что останавливаться мы не будем, разве что в крайнем случае. Эта область занимает около сорока лиг (чуть меньше двадцати миль, прикинула Сэм), и когда мы ее пройдем, то уже выйдем из Тубикосы. Кстати, погода должна испортиться. Приготовьтесь. Надеюсь, настоящая буря нам не угрожает, но надо быть готовыми, чтобы она не захватила нас врасплох.

Он встал, подошел к фургону, откинул парусину и вытянул что-то, похожее на большое покрывало или ковер, сотканный из шерсти, отливавшей золотом.

– Это манданское золото, оно довольно тяжелое, хотя легче обычного. Некоторые из вас уже знают о нем, но все же послушайте еще разок. Каждый из вас получит по такому покрывалу, но не насовсем: мандан стоит больше, чем все мы, вместе взятые, – и мы заберем их, когда вы покинете караван. Но на время путешествия они ваши. Если мы своевременно получим предупреждение о Ветре Перемен, мы остановимся, команда позаботится о ваших вещах, а мы все выкопаем укрытия – просто ямы в земле – спрячемся там и прикроемся этими покрывалами. Вы не задохнетесь, воздух свободно проходит сквозь них, но мандан – единственное известное вещество, которое защищает от Ветра Перемен. Вы будете лежать до тех пор, пока я лично или кто-нибудь из моей команды не подойдет и не скажет, что все кончилось. Понятно? Помните, что случайно открытая часть вашего тела немедленно попадет под удар Ветра Перемен.

Сэм содрогнулась, вспомнив свое кошмарное видение. Так вот почему все люди прятались в подземное убежище! Вот почему и замок, и огромные двери убежища отливали золотом! Это было покрытие из майдана, внутри и снаружи. Те, кто успел спрятаться, были спасены. А тот несчастный мальчик…

– Сейчас Ветер Перемен может ударить в любое время, даже здесь, – предупредил Джахурт. – В течение последних пяти лет пострадали земли по меньшей мере двух средин. В обоих случаях они были заблаговременно предупреждены, хотя такие области, как Тубикоса, с большими городами, на мой взгляд, просто испытывают судьбу. Маловероятно, что Ветер Перемен ударит именно здесь и именно сейчас. За последние полтора года Ветры стали чаще, но они зачастую несильные и захватывают только ограниченные районы. В средины малые местные Ветры не могут проникнуть, но в секторах они бывают и могут появиться без всякого предупреждения.

– Если вы услышите этот сигнал, – он подул в пронзительно и резко звучавший горн, – хватайте мандановые покрывала, ложитесь прямо на землю н прикрывайтесь ими. Если вы не можете добраться до покрывал, спрячьтесь в любом углублении, какое попадется. Может быть, вас это и не спасет, но все-таки даст хоть какой-то шанс. Мы будем упражняться и учиться, учиться и упражняться. Не ропщите. Эти, учения могут спасти вам больше, чем жизнь.

Чарли посмотрела на большие, тяжелые золотистые ковры. Ей трудно было уследить за быстрой речью Джахурта, изобиловавшей просторечными выражениями, но главное она поняла: такое покрывало – единственная защита от Ветра Перемен. Теперь она гадала, хватит ли у нее сил, чтобы хоть поднять такой ковер.

– Мы раздадим покрывала сегодня вечером, перед сном, – продолжал Джахурт. – Хорошо бы они нам не понадобились. Я проложил маршрут, который обходит все места, где в последнее время были отмечены Ветры Перемен. Будьте готовы к встрече с Ветром, но не пугайтесь заранее. Гораздо вероятнее другие трудности. Сначала наш маршрут проходит через земли, называемые Би-нхуа. Там есть опасные районы, но мы постараемся их обойти, а в целом этот край мирный, дружественный, с богатым земледелием. Главное, не отставайте от каравана, не зевайте по сторонам, и все будет в порядке. Труднее всего будет, когда мы вступим в Пустоши Кудаана. Это безлюдные земли, прибежище бандитов, беглых каторжников, превращенцев и перевертышей. Мы вынуждены пройти через эти места: у меня есть груз, который необходимо доставить па рудники. Если все пройдет благополучно, мы доставим вас в целости и сохранности в Маштопол за двадцать два дня. Пока это все. Подъем в пять тридцать, выступаем в шесть тридцать.

Все разошлись по фургонам.

– Бодэ не нравятся эти Пустоши и бандиты, – сказала художница. – Но все это может пробудить в ней вдохновение. Возможно, она увековечит это путешествие своими гениальными рисунками.

– Это было бы здорово, – отозвалась Сэм. – Что до меня, я больше всего боюсь Ветра Перемен.

– Не бойся, цветочек. Бодэ скажет тебе, что Ветры Перемен не более обычны, чем молния или метеорит, попавшие кому-то прямо в голову. Она прожила здесь всю свою жизнь и путешествовала так же далеко, как сейчас, но никогда не встречалась с Ветром. Путешествие и так достаточно опасно, стоит ли беспокоиться о том, что связано с простым невезением.

Многие из команды просили Бодэ и Сэм позволить им провести вечерок с Чарли. Бодэ считала, что это могло бы окупиться дополнительными услугами в пути. Сэм понимала, что скорее всего она права, но чувствовала себя крайне неловко.

– Чарли! Ты сама-то что об этом думаешь?

– Черт возьми, Сэм, я просто завожусь, когда эти славные ребята так и шарят по мне глазами. Я совсем не против.

Сэм вздохнула:

– Ну, дело твое, только меня от этого мутит. Бодэ, устрой все. И вот еще что: ты не могла бы намешать какое-нибудь зелье, чтобы на эту ночь превратить Чарли в Шари?

– У Бодэ с собой нет необходимых веществ, да и зачем это?

– На тот случай, если кто-то вдруг заметит, что Чарли малость сообразительнее и разговорчивее, чем полагается быть девушкам ее положения. Мне как-то не хочется больше рисковать. Может, воспользоваться кристаллом? Его демоническое величество вряд ли будет возражать. А ты, Чарли?

– Пожалуйста, но только при условии, что я буду помнить все, когда ты вернешь меня обратно. Может, мне удастся подслушать что-нибудь важное, если они будут считать, что я ничего не понимаю.

Темнело, они прошли мимо Гриндила, он улыбнулся им и кивнул. Все это время он был слишком занят, чтобы вступать в долгие разговоры. Сэм обдумывала свой план. Чарли сейчас уйдет, а Гриндил, похоже, скоро покончит со своими обязанностями. Завтра они вступят на чужую землю, и кто знает, что там еще будет. Сегодня ночью – самое время.

Она вытянула наружу медальон и направила его на Чарли. "Глаз" кристалла открылся, Чарли вздрогнула и застыла.

– Кристалл, я хочу, чтобы, когда я скажу "Чарли, выйди вон", в этом теле осталась бы только Шари – до тех пор, пока я не скажу "Чарли, возвратись". Тогда Чарли должна немедленно вернуться и помнить все,

Что она делала как Шари.

"Исполнено. Я сделаю это постоянной командой, и ты сможешь пользоваться ею, когда считаешь нужным".

На такое Сэм и не рассчитывала, сила ее демона вызвала у нее легкий трепет. Ома оценила расстояние и быстрым движением перевела лучик на голову Бодэ.

– Пусть Бодэ договорится насчет Чарли, вернется, ляжет в спальном мешке под открытым небом и не просыпается, пока я ее не разбужу.

"Исполнено".

– Ты знаешь, что я хочу сделать? "Да".

– И не возражаешь?

"Нет. Я никогда не возражаю против подобных вещей, если они не мешают выполнению моей основной задачи. В конце концов, я всего лишь демон. Я попал в ловушку, точно так же, как и ты. Я могу обрести свободу, только выполнив мое задание".

Ого! Она никогда об этом не думала. Она щелкнула пальцами, и Бодэ взглянула на нее.

– Бодэ, сходи, устрой все.

– Сейчас, дорогая. – Художница удалилась, оставив Сэм наедине с Чарли, все еще находящейся в трансе и ожидающей команды.

– Чарли, выйди вон, – сказала Сэм, и ее подруга снова ожила, но в ее глазах больше не было мысли.

– Подожди здесь госпожу Бодэ. Шари кивнула:

– Да, госпожа.

Сэм вернулась к Гриндилу, который проверял верховых лошадей. Он обернулся и с улыбкой кивнул ей:

– Привет! Что-нибудь случилось?

– Вы все закончили на сегодня?

– Почти. Теперь мне надо немного поспать. Завтра будет долгий день.

– Я хотела показать вам вот это. – Сэм достала кристалл, луч магической безделушки настиг молодого человека.

– Я хочу, – сказала Сэм, – чтобы, когда я скажу "Любовь, Гриндил", ты почувствовал страстное, безумное влечение ко мне. Ты будешь обращаться со мной так, словно я самая красивая, желанная, притягательная женщина, какую ты когда-либо любил, и так будет, пока я не велю тебе перестать. Тогда ты покинешь меня, забудешь все, что было, и отправишься спать.

"Исполнено", – сказал демон.

– Ну а теперь покажи мне, что такое нормальная любовь, Гриндил, – нежно сказала она, чувствуя свою власть.

ГЛАВА 10

ВЛАСТЬ И ПРИВИЛЕГИИ В АКАХЛАРЕ

Горн навигатора поднял Сэм в половине шестого утра. Она была не прочь поспать еще пару часиков, но в фургоне никого, кроме нес, не было. Чарли прикорнула на сиденье возницы и теперь потягивалась, сонно оглядываясь по сторонам. Сэм крикнула ей:

– Чарли! Поднимайся и за дело! Потом я тебе кое-что расскажу!

Чарли недоуменно уставилась на нее:

– Госпожа извинить. Шари понимать нет.

– А, черт! – проворчала Сэм. – Чарли, возвратись!

Превращение последовало немедленно, хотя глаза у Чарли были по-прежнему сонные. Она помотала головой, словно для того, чтобы в ней прояснилось, и заглянула в фургон:

– Господи, Сэм! Куда подевалась Бодэ?

– Не бери в голову, – буркнула Сэм, вылезая через задний борт; Вокруг суетились и сновали люди, а Бодэ спала в спальном мешке, не обращая внимания на сутолоку вокруг.

– Бодэ! Просыпайся! Пора собираться!

Бодэ заворочалась, открыла глаза и недоуменно огляделась:

– Что такое… Почему Бодэ спит здесь?

– Выбирайся, давай укладываться! Ты хорошо выспалась?

Бодэ выскользнула из спального мешка, одетая еще со вчерашнего вечера.

– Да. Бодэ отлично выспалась, впервые за последние недели. Странно. Возможно, ей следует почаще так делать.

– Тогда ты будешь править, а то я себя чувствую так, словно вовсе не спала.

Чарли принесла поднос, на котором стояли дымящийся кофейник и две кружки. Акхарцы пили превосходный, но чересчур крепкий кофе; за год, проведенный с Бодэ, Сэм пристрастилась к нему. Когда караван останавливался на ночевку, варили почти целый котел кофе и раздавали всем желающим. Чарли за все время пребывания в роли Шари почему-то начисто утратила вкус к тонизирующим напиткам и к мясу, хотя готовила его превосходно. Ей больше нравились вино и фруктовые соки. Сэм и Бодэ сама мысль пить утром вино, чтобы проснуться, казалась дикой. Однако для Чарли это было как раз то, что нужно. Еще Чарли принесла оставшиеся булочки, заметив, что неплохо бы научиться выпечке по-походному, не то скоро придется грызть сухари.

– Та женщина с ребятишками, кажется, хорошо умеет печь, – сказала Сэм. – Надо мне расспросить ее, а потом я смогу научить тебя. Посуда для этого у нас есть.

Бодэ и Сэм забрались в фургон, обтерли друг друга влажной губкой и переоделись. Впереди был долгий переход. Чарли привела нарг и начала запрягать. Однако через час никто в караване не был готов к выходу, кроме членов навигаторской команды.

Путешественники проверяли каждую лошадь, верховую и вьючную, каждый фургон. Потом ждали мастера Джахурта. Впереди, за строениями таможни, по-прежнему стелился туман, а вот дальше… Без бинокля трудно было сказать наверняка, но это чертовски напоминало голую песчаную пустыню. Никаких джунглей и в помине не было.

Подъехал Джахурт на огромном темно-рыжем коне. Потом снова ждали, пока черномундирные военные проверяли удостоверения личности.

Чарли, воспользовавшись тем, что Бодэ не понимает английского, пристроилась за спиной Сэм.

– Ты кое-что сделала прошлой ночью, а? Поэтому Бодэ и спала снаружи?

Сэм кивнула, не оглядываясь на нее:

– Да. Я пустила в ход кристалл. Он ничего не помнит. Я подумала, знаешь, неизвестно еще, что нас ждет впереди, так почему бы не получить все удовольствие?

– Ну, и?

– Это… интересно. Не так уж плохо. Но все же не настолько, как я ожидала. Многое совершенно одинаково, хотя мне понравилась его борода. Это было приятно. Но он грубее. У меня побаливает кое-где. Еще он скользкий, но это хорошо, когда он входит. Это нечто новое. Хотя все было быстрее. Намного быстрее. Мне хотелось больше, чем он мог. Просто не знаю. Я не собираюсь избегать этого впредь, но только если все будет по-настоящему. Я больше не буду никого вынуждать к этому. А ты как?

– Ну, может, это Бодэ тебя избаловала. Она знает такие штучки, которых ни в одной книжке не найдешь. А может, он был не особенно искусен. Многие мужчины такие. Я иногда просто удивляюсь, как это некоторые вообще умудряются завести детей. А у меня все было, что надо. Групповуха на травке, чистенько – просто прелесть. Я бы не прочь заниматься этим регулярно, пока мы едем. С кем угодно – кроме Усатого, конечно. Есть в нем что-то такое… у меня от него просто мороз по коже.

– Да слушай, это же было так давно. Ну и память у тебя! Я так помню только того здоровилу в шкурах со скверным произношением. Но, правда, я тогда сидела к ним спиной.

Бодэ спросила, о чем они разговаривают, и Сэм рассказала ей о человеке с напомаженными усами и о подозрениях Чарли.

Художница помрачнела:

– Бодэ его тоже где-то видела. Вот уже три дня она не может вспомнить. – Вдруг она прищелкнула пальцами. – А, вот она и вспомнила! Она видела его несколько раз вместе с Клигосом!

– Клигос! Ну, тогда он точно негодяй! Он что, работает на Клигоса?

– Нет, нет. Они держались как друзья. Как равные. Бодэ ничего больше не знает, но, возможно, наш маленький мотылек прав. Надо бы понаблюдать за ним, особенно если он и дальше поедет вместе с нами. А! Вот и проверка.

Бодэ предъявила паспорт на себя и Сэм со всеми выездными визами и маленький документ, удостоверяющий, что некая Шари законтрактована ими пожизненно в качестве Прекрасной Собственности. Они просмотрели все это, бросили красноречивый взгляд, явно означавший: "Чрезвычайно рады от вас избавиться", и пошли дальше. Чарли показала на маленькую, сложенную вдвое карточку, ее единственное удостоверение личности.

– Не потеряй ее, – сказала она Бодэ. – Это единственный документ, какой у меня здесь есть. Потеряешь – и я мигом сделаюсь чьей-то законной добычей.

Через несколько минут проверка закончилась. Сэм нервничала и мысленно все возвращалась к словам Чарли об этой карточке. Для Сэм "карточкой" стал этот фургон. Не только все, что у нее было, но и все, кто ее любил. Обе. Чарли была настоящим другом, которому можно доверять, надежной спутницей, старшей и младшей сестрой одновременно. А Бодэ – странно, но она полюбила неистовый нрав художницы и часто восхищалась се талантом. Преданность Бодэ, снадобьем она была вызвана или нет, шла из глубины ее сердца, хотя иной раз иметь с ней дело было не легче, чем с дьяволом. Раньше рядом с Бодэ приходилось быть настороже, она могла и придушить ненароком. Но теперь наконец это ушло. Сэм внезапно будто заново увидела стройное тело, длинные пальцы, суровое, но привлекательное лицо Бодэ. Ладно, пусть это ненормально, пусть так не принято, но так сложилось; Это более реально, чем то, что имеет или, может быть, в чем нуждается Чарли, гораздо более реально, чем то, что получил Гриндил.

Сэм испытала жизнь среди мужчин, когда магические силы заставили ее быть как бы одним из них, а теперь, властью Магического кристалла, ощутила себя женщиной. И, пожалуй, она могла сказать, что предпочитает компанию женщин. Видно, так тому и быть. Как говорит Чарли, бери, что дают, и постарайся извлечь лучшее.

Пограничная стража вернулась к себе, Джахурт гаркнул. "Хо-о-о-о!", и они двинулись.

– Вот мы и поехали, – нервно пробормотала Чарли.

Когда их фургон проезжал мимо пограничного поста, Джахурт был уже далеко впереди – они ехали примерно в середине каравана. Всходило солнце, скупо освещая пустынный ландшафт, хотя позади них клубились облака, и, казалось, над пограничным постом собиралась буря.

Пелена тумана доходила до середины колес фургонов и почти до брюха нарг. Джахурт ехал на своем огромном коне, его цилиндр маячил в голове каравана, а вся его команда, кроме тех, кто. правил фургонами, сновала верхом вдоль вереницы путешественников, подгоняя отстающих, но не давая фургонам столкнуться. При взгляде на них вспоминалась старая песня "Призрачные всадники".

За два часа путешественники пересекли область тумана, и всадники поехали рядом с караваном, точь-в-точь как конная полиция. Потом они выстроили фургоны в один ряд и остановили их, за ними сгрудились верховые с вьючными животными. До пустыни оставалось не более сотни ярдов, временами даже чувствовалось ее горячее дыхание.

Джахурт остановился футах в десяти от середины каравана, словно живая картинка из жизни Дикого Запада, и долго стоял неподвижно, глядя на пустыню. Бодэ даже успела сделать великолепный набросок.

Внезапно пустынный ландшафт начал изменяться. Это напоминало смену слайдов: одна картина бледнела, очертания ее размывались, сквозь них все яснее проступали другие. Сначала картины сменяли друг друга медленно, потом все быстрее и быстрее, потом стали мелькать с такой скоростью, что исчезали раньше, чем их удавалось рассмотреть. Разноцветные пустыни; джунгли; деревья фиолетовые и алые – ни клочка зелени; покатые холмы, ровные, как лужайка для гольфа; берег – с него открывался вид на океан; горы высокие, горы низкие, горы, покрытые лесом, снежные вершины… "Слайды" менялись беспрерывно.

Небо было затянуто облаками, кое-где шел дождь, а иногда и снег, хотя караван находился в экваториальной области планеты.

Разнообразие цветов и форм ландшафта поразило даже Бодэ, которой уже доводилось это видеть.

– Это мы движемся или они? – спросила Сэм.

– Ни то, ни другое, дорогая, – ответила

Бодэ. – Все это сосуществует в одно и то же время в одном и том же месте. – И где же Акахлар?

– Но, дорогая, Акахлар – это все они! – Она права, – сказала Чарли, пробираясь в переднюю часть фургона. – Мне стало тошно от всего этого, и я посмотрела назад. Там все по-прежнему. Сэм перевела ее слова, и Бодэ кивнула:

– Разумеется, ведь там и есть все то же самое. Секторы пересекаются со срединами, но не друг с другом. Поэтому все они могут быть здесь, и все они – Акахлар. То, что ты видишь сейчас, доступно только лучшим из навигаторов, таким, как Джахурт. Он "пролистывает" все клинья, пересекающие эту точку, чтобы найти тот, который нам нужен. Это Би-ихуа, название не акхарское. Возможно, мы увидим туземцев, дорогие. Вам это будет в новинку, наверное?

– Нет, – ответила Сэм. – Мы уже. встречались с одним… с одной и не хотели бы снова ее встретить.

– Да, – согласилась Чарли. – Скажи ей, что нам лучше и близко не подходить к ба-ахдонам.

Все кончилось так же внезапно, как началось: очередной пейзаж просто замер перед ними. Это была долина, через которую шла широкая грунтовая дорога, по обеим сторонам вздымались горы со снежными вершинами, на две трети высоты покрытые лесом.

В небе клубились густые серые облака, в которых исчезали самые высокие вершины. На горных склонах кое-где виднелись почти черные, широкие, безобразные шрамы. Некоторые спускались в долину, напоминая внезапно застывшие потоки лавы. От них поднимался дымок и клубы пара.

– Похоже на Иеллоустоун и Гавайи одновременно. Надеюсь, здесь все эти кипящие источники пахнут не так тошнотворно, как там, – сказала Чарли.

Джахурт указал рукой вперед, что-то крикнул, и его помощники снова выстроили караван и направили его следом за навигатором. Сбиться с пути было невозможно, дорога была только одна.

Надежды Чарли не оправдались: в свежем и влажном воздухе время от времени явственно ощущался запах серы, а иногда и характерный аромат тухлых яиц. Даже безропотные нарги недовольно зафыркали;

Они выехали на дорогу, которая, казалось, выходила прямо из тумана, и Чарли обернулась. Позади по-прежнему стелился туман – с трудом можно было разглядеть фургоны, ехавшие следом, – а за туманом была какая-то чернота. Срединная земля пропала из глаз. Через несколько минут пропал и туман.

Стало ощутимо прохладнее.

Чарли все пыталась представить, как могут перекрываться миры.

– Что-то вроде этакого странного цветка, – предположила она. – Срединная земля – это его серединка, а вокруг все лепестки, лепестки, как на той карте, что мы видели в Гильдхолле. Только на карте все показано сверху, так что виден только самый верхний лепесток. Наверное, есть еще сотни, если не тысячи лепестков, которые "прикрепляются" к серединке цветка в одном и том же месте – там, где этот туман, – но они как бы свисают и расходятся друг с другом, так? И каждый лепесток – одно из этих мест.

Сэм объяснила эту аналогию Бодэ, и той понравилось.

– Да, Бодэ уже приходилось слышать что-то такое. По сути дела, примерно так оно и есть. Разве не чудесно, что существует такое разнообразие?

Цветков всего сорок восемь, и у каждого по двенадцать рядов лепестков. Дорогие, только в Акахларе возможно все!

Разговор оборвался, потому что они услышали странные звуки, словно множество певцов тянули каждый одну ноту вразнобой и очень громко.

Они как раз проезжали мимо красивого, но препротивно пахнущего места вблизи дороги, там кипела разноцветная грязь. Сэм смотрела как завороженная.;

Пение исходило оттуда. Грязевые пузыри лопались,. выбрасывая ядовито пахнущий газ с таким звуком, будто тенор или баритон выпевал гамму снизу вверх и сверху вниз: "ах-Ах-АХ-АХХ!" Все это было по-своему забавно, но лучше бы эта грязюка не кипела: не очень-то уверенно она себя чувствовала, проезжая. по этой поющей земле.

Сэм только успела подумать, а не может ли из какого-нибудь грязевого котла выкипеть альт или сопрано, как оказалось, что может. Хаос этих звуков показался ей еще ужаснее.

Чарли не удержалась и сострила.

– Холмы оживают при музыки звуках, – произнесла она нараспев и тихонько фыркнула.

Сэм сердито взглянула на нее. На мгновение у нее даже мелькнула мысль, не превратить ли ей Чарли на всякий случай в Шари.

Углубившись в долину примерно на полмили, они остановились, но большого привала не объявляли. Джахурт явно кого-то поджидал, и этот кто-то не замедлил появиться. Это был довольно франтоватый человек, одетый в хаки, в маленькой шляпе того же цвета с отогнутыми полями, верхом на гнедой лошади. К седлу сзади были приторочены пухлые седельные сумки, а поперек лежала скатка, должно быть, с постелью. Насколько можно было разглядеть на таком расстоянии, незнакомец был помоложе Джахурта. Однако всеобщее внимание привлек не он, а два его спутника.

– Это еще что? – спросила Сэм. Бодэ задумалась.

– Человек, скорее всего лоцман, – ответила она. – А эти двое, наверное, туземцы. Странные малыши, правда?

Сказать "странные" значило не сказать ничего. Два существа, что ехали по бокам лоцмана, едва доходили ему до пояса, этакие человечьи огрызки с коричневой кожей, они сидели в крошечных седлах верхом на ком-то, похожем на огромных мышей. Эти мыши стояли на задних лапах и прыгали, как кенгуру.

Лоцман пожал руку Джахурту, взглянул на караван, кивнул, отвернулся и посмотрел вперед. Потом рявкнул какой-то приказ своим маленьким спутникам, те развернули своих странных скакунов и быстро запрыгали вперед. Когда они удалились футов на тридцать от головы каравана, Джахурт дал сигнал, и караван двинулся.

Долина постепенно перешла в огромную котловину, окруженную высокими конусами вулканов. Внизу протекали реки и ручьи, берега поросли пышной зеленой растительностью.

Дорога теперь бежала вдоль широкой реки. У воды расположилась деревня. В ней было около ста конических травяных хижин, поднятых на сваях по меньшей мере футов на десять над землей, а то и повыше. Ни лестниц, ни стремянок видно не было, но перед каждым овальным дверным проемом были небольшие площадочки вроде балкончиков, и на них, и вокруг хижин толпились люди.

Точнее говоря, не совсем люди.

Они были маленького роста, от трех до четырех футов, с маленькими толстыми ножками и коротенькими торчащими ручками, плотными, мускулистыми коричневыми телами; у них была словно дубленая кожа, головы – круглые и безволосые, лица – с огромными карими глазами навыкате, толстыми приплюснутыми носами, огромными ртами. Они были страшны как смертный грех и похожи друг на друга. Хорошо еще, что можно было отличить мужчин от женщин. У женщин были маленькие твердые округлые груди, и они казались чуть повыше мужчин. Большинство туземцев носили яркие набедренные повязки, детишки и вовсе бегали голыми.

Жители отовсюду сбегались к каравану, крича и тараторя на непонятном языке, который звучал странно и пронзительно. Некоторые появлялись из свайных домиков и присоединялись к общей толпе, просто спрыгивая с балкончика перед входом или соскальзывая вниз по сваям, как пожарные, поднятые по тревоге. Когда они приблизились к каравану, Сэм показалось, что они кричат что-то именно ей, улыбаясь несуразно большими ртами. Она с отвращением сжалась, словно ждала, что они вот-вот влезут в фургон и дотронутся до нее. Чарли они тоже показались уродцами, но она не испытывала страха. В конце концов, это ведь была их земля.

Те двое би-ихуанцев, что работали на лоцмана, развернули своих скакунов и запрыгали с обеих сторон каравана, покрикивая на туземцев и отгоняя их прочь чем-то вроде хлыстов. Толпа подалась назад.

Чарли с отвращением поглядывала на мышей-скакунов: она вообще панически боялась мышей.

– Не хотелось бы мне работать здесь кошкой! – попыталась она пошутить, но особого веселья в ее голосе не было.

Деревни, похожие одна на другую, были разбросаны по всей долине. Между ними простирались заботливо ухоженные поля. Множество маленьких людей двигались вдоль аккуратных рядов растений, которые были выше них самих. Они что-то собирали в корзины. Сэм решила, что это, вероятно, местная разновидность банана. Плоды были зеленые – и снаружи, и внутри, – а на вкус действительно были как настоящие бананы.

Кое-где попадались следы вулканического пепла и лавы. Местами кипели синие озерца, а вдали изредка можно было увидеть высоко вздымающийся фонтан гейзера.

Кроме бананов, время от времени встречались большие плантации фруктовых деревьев, иногда кустарников, увешанных крупными орехами, похожими на миндаль, а кое-где виднелись заросли лиловатой разновидности сахарного тростника. Чаще по пути попадались маленькие деревушки, но кое-где поодаль от дороги стояли обычные большие дома с многочисленными сараями и прочими постройками. Почему-то казалось, что здесь им совсем не место. Около домов на обширных, поросших густой травой лугах паслись лошади и громадные длиннорогие коровы.

После примерно четырех часов езды караван свернул с дороги, направился к одному из больших домов и остановился неподалеку от него посреди пастбища. Дом сильно смахивал на жилище плантатора.

– Совсем как в "Унесенных ветром", – заметила Чарли. – Больше похоже на южные плантации, чем на фермы или ранчо.

Они выпрягли лошадей и нарг, дали им напиться и пустили попастись. Команда предупредила, что остановка продлится всего полтора часа. Путешественники поели наскоро, чтобы осталось время посмотреть окрестности и немного размяться.

Мастер Джахурт и лоцман вошли в большой дом и снова появились только минут через сорок вместе с молодой четой акхарцев и их четырьмя детьми. Женщина и ее дочери были в длинных сари и шарфах, как и в Тубикосе, но здесь явно никто не требовал, чтобы незамужние девушки носили белое и ходили в масках.

Вокруг кипела работа. Десятки маленьких туземцев, ловко балансируя, несли тяжести на голове, что-то тащили, везли, чинили, тесали, пилили… Две местные, женщины сопровождали акхарскую семью.

Бодэ показала Сэм ту компанию, с которой Чарли провела прошлую ночь. Сэм подошла к ним. Один из парней, по имени Хьюд, высокий, худощавый, с неизменной незажженной сигаретой в углу рта, оказался поразговорчивее.

– Да, здесь больше всего крупных усадеб. Обычное дело. Большую часть урожая караваны перевозят как раз туда, откуда мы идем, на рынки Тубикосы. Эта семья – родственники богатых и влиятельных в Тубикосе людей. Готов спорить, что им живется по-королевски и к тому же не приходится заниматься политикой и прочей дрянью, от которой не избавлена ни одна королевская фамилия.

Сэм кивнула:

– Но ведь это земля тех маленьких людей, верно? А они, похоже, совсем бедные…

– Да они же просто маленькие уродцы. Вулканический пепел создал здесь богатейшие земли. Стоит только бросить семена – все растет. А местные жители никогда ничего не делали. Они посиживали себе в своих хижинах и вылезали наружу только затем, чтобы набрать диких плодов. Когда сюда пришли акхарцы, они все сделали по науке. Урожаи стали в десять раз больше. Акхарцы научили маленьких бедолаг работать, познакомили с современной медициной, ну и все такое. Самим бы им никогда до этого не дойти.

– Да, возможно, – ответила Сэм, а про себя подумала, что Чарли не ошиблась. Здешние порядки сильно смахивали на рабовладельческий Юг да еще, пожалуй, на колонии тех времен, когда Англия, Франция и иже с ними несли свою "цивилизацию" завоеванным странам. Жизнь маленьких людей вряд ли улучшилась от того, что акхарцы "все сделали по науке". Ясно было, кто тут кому подает чай, кто живет в роскошном особняке, а кто ютится в травяной хижине, носит на голове кувшины с водой да еще попрошайничает возле проходящих караванов. Чарли на все это только сказала:

– Ты вспомни, нам же говорили в самом начале: всем заправляют акхарцы. Как ни назови – сектора, клинья, – на самом деле это просто колонии.

Лоцман и навигатор вместе с владельцем плантации. подошли к остальным, продолжая начатый разговор.

– …большие неприятности? – спросил Джахурт.

– Только вблизи нулей, – ответил лоцман, который показался Сэм и Чарли похожим на бритого Марка Твена в походной одежде. – Какие-то шайки переходят границу в моменты синхронизации. Мы просили прислать войска, но вы же знаете, как обычно на это отвечают: здесь дела еще совсем неплохи, вы посмотрите только, что происходит у других, наши силы и так слишком распылены, и так далее, и тому подобное. Джахурт пожал плечами:

– Да, действительно, я разговаривал с другими навигаторами в Гильдхолле, так они рассказывают, что в некоторых клиньях были вспышки открытого сопротивления. Можете себе представить? Сопротивление! И оно распространяется. Чтобы какие-то туземцы убивали акхарцев! Попомните мои слова, если мы не сумеем остановить это немедленно, произойдут ужасные беспорядки. Наши обожаемые монархи и все эти задницы, которых они понабрали себе в советники, ни о чем договориться не могут. Какое там объединение.

– Многие годы мы слишком мягко обращались с другими расами и слишком много им позволяли, – сказал молодой плантатор. – Покрепче держите поводья и хлыст, и у вас не будет этих проблем. Строгость и жесткость – вот единственное решение. А вы говорите так, словно зреет какой-то всемирный заговор.

Пока он изрекал все это, Чарли заметила, что маленький туземец позади них, поднимая дыню, сделал вид, будто хочет бросить ее в хозяина. Чарли улыбнулась ему, и он ухмыльнулся в ответ. "Если они здесь настолько осмелели, что позволяют себе такие пантомимы среди бела дня, – подумала она, – то у этого олуха назревают крупные неприятности, а он ничего не замечает, хотя все происходит прямехонько у него под носом". Великолепная усадьба целиком и полностью держалась на труде туземцев, а соседняя акхарская плантация была не близко. Только страх перед немедленной расправой сохранял жизнь и поддерживал власть этих заносчивых невежд.

– Некоторые думают, что это действительно заговор, – заметил лоцман. – Я водил караваны из самых разных мест. Ходят слухи, будто в некоторых секторах туземцы пропадают целыми деревнями, и в прошлом году Ветры Перемен налетали чаще, чем когда-либо. Слава Богу, не здесь, но кто знает…

– Вы действительно верите, что существует какой-то тайный заговор против власти акхарцев? – недоверчиво переспросил плантатор.

– Не представляю, каким образом заговорщики могли бы действительно свергнуть нас, но если найдется некто, достаточно решительный и сильный, – любая попытка восстания будет стоить многих жизней, вызовет большие разрушения, а может и сломать всю систему. Срединные земли стали чертовски неустойчивыми и зависимыми. Спросите хоть Джахурта. Прекратится ввоз из секторов – начнется голод, безработица, а там и до революции недалеко.

Плантатор усмехнулся:

– О да, конечно! Но, по-моему, не стоит принимать все это всерьез! Ну пусть революция. Тогда короли объединятся и с помощью армии и волшебников тут же подавят ее, вот и все. Кстати, никто, будучи в здравом уме, не станет подстрекать к столь разрушительному и обреченному выступлению. Даже самые недовольные из туземцев не пойдут за вожаками, потому что это может грозить им полным истреблением. Конечно, всегда есть безумцы, которые мечтают о власти, но вряд ли их поддержат. Подумайте, джентльмены! Эта система была предопределена, когда боги вручили власть акхарцам. Теперь ее можно слегка поколебать, но не более того.

Это был интересный спор, но ни Сэм, ни Чарли не хотелось бы в нем участвовать. В чем-то плантатор был прав. У акхарцев была власть, потому что сила была на их стороне. Их волшебники владели всеобъемлющей магией. Их навигаторы, и только они, могли пройти где угодно и провести войска в любую мятежную область, всякий мятеж мог получить поддержку извне только по счастливой случайности. Но что, если…

Так или иначе, Булеан говорил, будто то, что связано с Сэм, касается судеб не одного Акахлара. Что, если кто-то вроде Рогатого и вправду задумал свергнуть власть акхарцев? Что, если ему надо просто привлечь на свою сторону побольше секторов, чтобы все они выступили одновременно? Конечно, это произойдет не завтра, но, похоже, у волшебников времени сколько угодно, а все туземцы наверняка мечтают об освобождении.

Что, если как-то изолировать средины? Тогда ни волшебники, ни войска не смогут помочь акхарцам в секторах и туземцы задавят их просто численным превосходством. Все секторы ведут к средине… Что, если большинство местных жителей в большинстве секторов решат напасть на средины в одно и то же время?

– Это невозможно, дорогие, – успокаивала их Бодэ. – Такого просто не может быть. Только акхарские волшебники владеют всеобщей и неограниченной магией. Это было давным-давно проверено, когда еще случались войны.

Сэм припомнила свои странные видения и Рогатого.

– А если кто-то из волшебников встанет на путь зла? Да не один, а с соратниками? Бодэ рассмеялась:

– Они все ненормальные, любимая. Могущество не идет им на пользу. Да, бывает, что некоторые из них "сбиваются с пути", и тогда они могут стать очень и очень опасными. Но чтобы двое таких сумели договориться – это же противоестественно!

Ни Сэм, ни Чарли не разделяли ее оптимизма. Как ни молоды они были, они чувствовали, что в этом чужом им мире что-то прогнило, и основательно.

Когда караван тронулся, разговор возобновился.

– А что, если Рогатый все-таки нашел какой-то способ прижать акхарцев, – предположила Чарли. – А Булеан об этом догадался. Помнишь, даже Зенчер говорил, будто что-то затевается.

– Да и демон сказал мне, что враг накапливает силы, – ответила Сэм. – Только вот в подробности вдаваться он не стал: либо не может, либо не хочет это обсуждать. Главное для него – это доставить меня к Булеану прежде, чем начнется какая-то заварушка. Он сам в ловушке и хочет освободиться,

Чарли кивнула:

– Ясно, что Булеан – враг Рогатенького, но, ручаюсь тебе, Булеан верит в ту же самую чепуху, что Бодэ и этот болван с плантации. Только Булеан еще и готовит Рогачу какой-то сюрприз. И этот сюрприз – ты. А Рогатый знает об этом и хочет достать до тебя первым. И еще, если Булеан покажет, что ему известно, где ты, Рогатый всеми силами постарается ему помешать. Поэтому ты сама должна добраться до Булеана. Предполагалось, что нам поможет Зенчер, а я тебя прикрою, но Зенчер так ненавидел свой собственный род, что решился на предательство. Тогда появился твой демон. Вместо Зенчера он подсунул тебе Бодэ и сделал тебя толстухой, чтобы тебя не узнали сторонники Рогатого. Да, вроде бы все сходится, только…

– Вот именно, только какого черта они привязались ко мне?! Я почти ничего не знаю об Акахларе и уж точно ничего не понимаю в волшебстве. Что я могу сделать? Почему именно я? – Сэм вздохнула. – И что хуже всего, с тех самых пор, как Зенчер впервые рассказал мне, что здесь творится, мне все время кажется, что я скорее на стороне того, кто пытается меня убить, чем его противника.

– Но туземцы-то тебе, кажется, не слишком понравились, – заметила Чарли.

– Какая разница? Это же их земля. Ну, допустим, целоваться с ними меня не тянет, но это же не значит, что они вообще не люди. Я тоже заметила того маленького, с дыней. Не нравится мне это,

Чарли. Мне все это вовсе не нравится. Похоже, если я каким-то образом помогу Булеану, миллионы, а может быть, и миллиарды людей навечно останутся рабами. Даже если бы в награду я получила славу, красоту, богатство, на этих деньгах была бы их кровь. А если я попытаюсь выйти из игры, мне самой конец – тоже как-то не. хочется. Я не хочу изображать из себя героя, но я не знаю, как из этого выбраться.

– А кто знает? – вздохнула Чарли. – Нам же почти ничего неизвестно. Интересно, а почему это все волшебники говорят по-английски, да еще и на американском английском? И твой демон тоже.

– Демон-то говорит скорее как англичанин. Не знаю, как тебе объяснить, но мне не нравится, когда мною вертят. С ума сойти. Еду туда, куда не хочу, чтобы сделать, если доберусь, что-то, что мне ненавистно. А если не сделаю – поминай как звали.

Чарли вздохнула:

– Пока что мы просто пытаемся разобраться, что к чему. Впереди еще долгий путь. Может быть, к тому времени, как придется решать окончательно, мы успеем узнать достаточно, чтобы сообразить, как поступить. – Она покачала головой. – Не знаю. Быть может, надо все же было поехать в тот университет.

– Не думаю, – угрюмо заметила Сэм, – чтобы в университете нам помогли узнать, как свалить эту систему. Там ведь тоже заправляют акхарцы. Они ее и придумали.

* * *

Время шло, походная жизнь тянулась однообразно. Долина – перевал – опять долина. Менялись разве что растения на полях.

Никаких поселений, кроме туземных. Редкие усадьбы акхарских плантаторов явно зависели от проходящих караванов. Они доставляли акхарцам и все необходимое, и предметы роскоши, а при необходимости – еще и квалифицированных рабочих, вывозили в средины продукцию с плантаций. Для этого снаряжались особые караваны, которые вели младшие навигаторы. Дальние караваны поддерживали торговлю между королевствами.

Сэм купила пару биноклей. С их помощью они разглядели, что чем дальше от средины, тем свободнее держались акхарцы, мужчины и женщины. Женщины не носили традиционных сари, кроме тех мест, где предполагалась остановка каравана. Иногда они ходили даже в брюках. А Бодэ как-то заметила двух обнаженных женщин, которые расположились у озерка в полумиле от дороги.

Чарли и Сэм вскоре привыкли к необычному виду местных жителей, а их трудолюбие просто вызывало восхищение. Еще подругам очень нравилось, что в здешнем обществе женщины явно господствовали. Они были и крупнее, и сильнее мужчин.

На седьмой день пошел дождь. Фургон оказался неплохой защитой, но сиденье возницы постоянно мокло, дорогу было плохо видно, фургоны вязли, их приходилось вытаскивать из грязи. Бодэ старалась приободрить их:

– Вы только подумайте, дорогие! Что, если бы мы ехали верхом, вот как они?

На восьмой день караван остановился на очередном перевале. Впереди виднелась новая долина, а посередине нее, ясно видимый сверху, протянулся широкий и страшный шрам длиной в несколько миль и шириной примерно в милю. Издали он казался сплошной серо-желтой полосой, а приблизившись, они увидели остатки чего-то, похожего на густой лес. Это было неожиданно и страшно. Чарли подумала, что псе это натворил вулкан; когда ей было тринадцать, родители возили ее в Гавайский национальный парк, и она не могла забыть того, что видела там.

– Извержение вулкана, – ответили им, – конечно, жуткое зрелище. Пепел засыпает все вокруг на целый крил (Чарли и Сэм уже знали, что крил – это около пяти-шести футов), но именно благодаря пеплу земля здесь так плодородна. А в этом месте ничего не растет, сама почва как будто отравлена. Лет двадцать тому назад здесь прошел Ветер Перемен, и теперь земля испорчена навеки. Сначала вырос дикий, небывалый лес. Но вдруг открылась какая-то трещина, и из нее вырвался огонь, который пожирал деревья одно за другим. С тех пор здесь ничего не растет, а уцелевшие деревья почти окаменели.

Лоцман подтвердил:

– Здесь еще была туземная деревня. Обычная, как все. Но, когда Ветер прошел, хижины окаменели, а туземцы превратились в страшенных красных тварей с зубастыми пастями и хвостами, как у ящериц. Они жрали все и всех, кто им попадался. Только через несколько месяцев удалось убить последнего, а то они вроде даже начали размножаться.

Перед Сэм снова всплыло ужасное видение мальчишки, чудовищно изуродованного Ветром Перемен. Но ведь, по сути, это был все тот же напуганный маленький мальчик. Поэтому было так ужасно и несправедливо, когда его убили. Иногда Ветер изменял и то, что было сутью человека. Но может быть, несчастные туземцы просто защищались, потому что не сомневались, что их будут уничтожать. Кто знает.

Всегда и везде акхарцы неизменно убивали всех жертв Ветров Перемен. В этом обществе все занимало свое, заранее предопределенное место. Места жертвам Ветров в нем не было.

К вечеру девятого дня путешествия по Би-ихуа караван повстречался с солдатами. Отряд, видно, давно уже находился в поле. Солдаты – их было около дюжины – не могли похвастаться такой выправкой, как солдаты в Тубикосе, но чувствовалось, что во время драки лучше иметь их на своей стороне. Это был патруль под командой молодого офицера и бывалого сержанта.

– Уже несколько месяцев на границе бесчинствуют бандиты, – рассказал офицер. – Мы охотимся за ними с полгода. Непонятно, как они умудряются так долго скрываться на этой земле. Главное, что их интересует, – это манданское золоте, все остальное они обычно просто бросают. Вот мы и сопровождаем все караваны отсюда и до самой нулевой зоны.

– Трудно поверить, чтобы какая-то кучка бандитов сумела одолеть целый караван, – заметил Джахурт.

– Мы так и не сумели добраться, до них, хотя заставили туземцев обыскать все закоулки. И совершенно непонятно, почему они так охотятся за манданом. Конечно, он достаточно редок и достаточно дорог, но для простых бандитов это необычно.

"…Мы заставили туземцев обыскать…" Сэм не взялась бы сказать наверняка, но сильно подозревала, что туземцы нарочно заглядывали совсем не в те закоулки. Этим людям, которые привыкли повелевать, и в голову не приходило, что местные жители могут быть на стороне бандитов.

– Откуда они приходят? – спросил Джахурт.

– Скорее всего с Кудаанских Пустошей, когда те синхронизируются с этими местами. Мы думаем, что это все не случайно. Где-то у них подготовлено убежище. Они нападают не на каждый караван, но лучше все же быть настороже. Они могут сговориться с какими-нибудь негодяями из наших. Вывоз мандана – это большие деньги.

Лоцман вздохнул:

– Да, слишком много развелось людей, которые на все готовы ради саркисов. Хорошо, что вы будете

Снами, офицер. Это именно то, на чем я настаивал уже давно.

Чарли помрачнела. Она уловила суть разговора и шепнула Сэм:

– Мы же едем в эти самые Кудаанские Пустоши! Мы направляемся как раз туда, откуда приходят эти!

– Кудаанские Пустоши, – повторила Бодэ. – Не особенно привлекательное название. Вы, кажется, хотели, чтобы вам действительно было о чем беспокоиться, дорогие? Бодэ думает, что теперь вы не заскучаете.

И словно в подтверждение ее слов, Джахурт сказал:

– Знаете, я все же намерен пройти через Пустоши. На границе меня должен встретить патруль из армии Маштопола. Во всяком случае, я прикажу своим людям вооружиться. -

Офицер сплюнул:

– Армия Маштопола… Да этот сброд вполне может оказаться опаснее всяких бандитов.

– Не могу сказать, чтобы меня это не тревожило, – довольно небрежно ответил Джахурт, – но я много раз проходил через Пустоши, так что застать меня врасплох не так-то просто. Проводите нас до границы, а дальше мы справимся сами.

Итак, путешественники покидали Королевство Тубикоса и вступали в Королевство Маштопол, другую страну с другими законами.

Сэм и ее спутницы часто жалели, что скоро им придется покинуть этот край с его изумительными гейзерами, поющими грязевыми озерками, разноцветными горами и плодородной землей. Пока не появился этот патруль, путешествие скорее нравилось. А теперь всякий раз, когда дорога проходила через густые заросли или ныряла в теснину между обнаженными выходами скальных пород, они лихорадочно высматривали что-нибудь подозрительное, и им казалось, что земля, такая мирная прежде, таит смутную угрозу.

Чарли не сомневалась, что Усатого заслали к ним бандиты и теперь только и ждут его сигнала. Правда, пока ничего особо подозрительного она не замечала. Возможно, Усатый просто решил, что следующие караваны обещают более легкую добычу.

Сэм в дороге познакомилась с госпожой Серкош, которая ехала вместе с мужем и детьми. Рини, как она просила себя называть, не знала себе равных в искусстве готовить на костре и умела при необходимости свернуть свой маленький лагерь почти мгновенно.

– Поневоле приходится, когда у тебя на руках пятеро, – рассудительно говорила она. Ее муж держался несколько замкнуто и отчужденно, но сама она и ее дети с удовольствием демонстрировали новичкам искусство походной выпечки, учили их разным полезным во время путешествия вещам, а отношениями трех женщин, видимо, ничуть не интересовалась. Семья возвращалась домой после того, как представила своих детей деверю Рини, управляющему роскошного отеля в Тубикосе. Жили они в Шадимоке, одном из секторов Маштопола, к юго-западу от средины, в столице должны были присоединиться к другому каравану и с ним через несколько дней добраться до дома.

– Вам понравится в Маштополе. Там гораздо веселее и совсем не такие строгие нравы. Столица, конечно, гораздо меньше, чем Тубикоса, но этот славный маленький городок и сам живет, и не мешает жить другим. Правда, в нем нет таких базаров, как в Тубикосе, – рассказывала Рини.

Сыновья Рини – одиннадцатилетний Тэн и семилетний Джом – не общались с Сим. Она подозревала, что их отец боится, как бы мальчики не научились чему-нибудь скверному у этих странных женщин. Зато он явно не опасался за своих дочерей. Возможно, считал их слишком разумными. Во всяком случае, он не выражал недовольства, когда девочки болтали с Сэм и с Бодэ. Чарли, как ни хотелось ей присоединиться к ним, понимала, что при детях она обречена оставаться Шари; сестрички ведь сразу рассказали бы родителям, что красивая девушка и умна, и сообразительна. Но вскоре выяснилось, что взрослых одурачить нетрудно, а вот провести детей практически невозможно. Ну а поскольку Чарли почти не знала язык, ее отношения с девочками пока никакой опасности не представляли.

Дочери Рини носили длинные тонкие пуловеры и брюки. Должно быть, так обычно одевались жители той акхарской колонии, откуда они были родом. Старшей, Рани было тринадцать. Она была стройная, с темно-оливковой кожей и довольно крупным носом, которые унаследовала от отца, с черными вьющимися волосами и черными глазами. Ростом она была уже почти с Сэм и Чарли. Как и се родители, она походила на уроженку Ближнего Востока. Ее немного портили большой рот и длинноватый нос, но Сэм казалось, что она не лишена какого-то экзотического очарования. Тихая Рани покорила сердце Бодэ, когда с почтением и изумлением разглядывала наброски эксцентричной художницы. Бодэ немедленно решила, что у этого ребенка выдающийся художественный вкус.

Шеке, младшей из сестер, было девять лет. Пухленькая, с большими глазами и прямыми волосами, более непосредственная и любопытная, чем сестра, она была совершенно очарована Чарли. С детской наивностью она задавала уйму разных вопросов: почему это Чарли прислуживает им, словно какой-то "серк"? Вероятно, так называли туземцев в Шадимоке. Сойдет ли когда-нибудь рисунок вокруг глаз Чарли? Зачем Бодэ так разрисована? Рани болтовня сестренки очень смущала, и она, как умела, помогала увильнуть от ответов на самые каверзные вопросы Шеки.

Наконец караван подошел к границе Би-ихуа. По ту сторону через несколько сотен ярдов после пограничного поста вулканическая местность просто исчезала, ее сменял густой, похожий на северный лес. Черная, накатанная земляная дорога переходила в красноватую, глинистую, твердую, не изрезанную колеями. Несмотря на пренебрежительные замечания солдат насчет армии Маштопола, на той стороне за дорогой явно следили лучше – по обочинам были даже прорыты дренажные канавы. Солдат на маленьком пограничном посту было намного меньше, чем в Тубикосе. Они носили не черную форму, а синюю, с цветными эполетами.

Караван расположился на ночь на тубикосанской стороне, как раз под стенами пограничного форта. Сэм не могла понять, почему на границе Тубикосы, насколько хватало глаз, тянулась двойная изгородь, а на стороне Маштопола не было ничего. Когда они устроились на ночлег, она подошла к фургону Серкошей и отыскала Рини.

– Это уже Кудаанские Пустоши? – спросила она. – Они не такие уж страшные!

Рини рассмеялась:

– Что вы, конечно, нет! Думаю, это Куэй. Я слышала, как лоцман называл что-то в этом роде. Мне бы хотелось ехать именно этим путем, но здесь пропускают лишь некоторые караваны. Из Куэя древесину поставляют почти во весь Маштопол и даже на экспорт. А транзитные караваны почти всегда идут по самым худшим секторам: так дешевле обходится доставка тяжелых или опасных грузов. Транзитные пошлины очень высоки. Если бы мы знали, что окажемся на границе Куэя, мы могли бы получить визу на проезд через него, но никогда заранее не знаешь, что ждет впереди, а сейчас уже слишком поздно. – Рани вздохнула. – Жаль, куда приятнее недорого купить по пути хорошую деревянную мебель, чем тащиться через проклятую пустыню.

– А почему те земли называют Пустошами? Из-за пустыни?

Рини кивнула:

– Наверняка придется взять здесь запас воды. Но, говорят, Пустоши тоже по-своему красивы, хотя и довольно опасны. Земля там изрезана ущельями и трещинами. Десяти армиям не под силу выбить неприятеля из таких укрытий. О Кудаанских Пустошах написана уйма книг. Они все очень романтичны. Однако полагается, чтобы первые полтораста лиг караваны сопровождались военными. Обратными караванами часто перевозят руду. На них обычно не нападают – взять нечего. Надеюсь, нам повезет. Если бы мы считали, что поездка по-настоящему опасна, мы бы никогда не взяли детей. Есть несколько мест, подобных Кудаану, и навигаторам нередко приходится иметь с ними дело. Зато мы, может быть, увидим каких-нибудь превращенцев или перевертышей.

Сэм не особенно рвалась увидеть этих самых перевертышей и превращенцев, но слова запомнила. Чарли пришла в восторг от описания местности, она представлялась ей – похожей на пустыни ее родного юго-запада.

– Превращенцы, – объяснила им Бодэ, это те бедняги, которых застиг Ветер Перемен. Часто они выглядят страшно или нелепо. Иногда, если только часть их тела испытала воздействие Ветра, превращение может не коснуться другой части, которая была как-то защищена. Таких называют половинцами. Перевертыши могут казаться и обычными людьми, но они обладают непроизвольной магией. Ветры Перемен хаотичны, таковы и перевертыши. Часто они изменяются в темноте, или еще в каких-то особых условиях, становятся безумными, превращаются в чудовищ. Еще в Пустошах находят пристанище преступники, диссиденты, фанатики. Бодэ думает, что большинство из них будет скрываться, особенно если с нами будут солдаты. Многие живут здесь именно потому, что не хотят, чтобы их кто-нибудь видел.

На следующее утро рассвет был унылым и мрачным. Куэй пропал, на его месте лежала неприглядная болотистая равнина, над которой моросил мелкий дождик. Дорога все так же продолжалась по ту сторону границы, но вряд ли здесь о ней особенно заботились. Мощеная, слегка приподнятая по отношению к остальной местности, она была сильно разъезжена, а рытвины были такие, что на них мигом вытряхнуло бы душу из любого. На крошечном пограничном посту не было ни души. Бодэ прочла приколоченное к стене объявление: "Пограничный пункт Маштопола. Все въезжающие обязаны явиться в таможню селения Муур, расположенного в ста шести лигах".

– Ну и стерегут же они свою границу, а? – саркастически заметила Чарли.

– Да уж, не хуже, чем заботятся о дорогах, – отозвалась Сэм, косясь на грозные рытвины. – Хорошо, что мы поедем не здесь.

Джахурт собрал всех так, словно бы это был просто очередной день путешествия, но сразу бросалось в глаза, что навигаторская команда, включая и самого Джахурта, вооружена до зубов. Сэм заметила пистолеты, винтовки, дробовики и даже несколько изящных арбалетов. Они как будто собрались на медведя. Кое-кто из путешественников тоже вооружился, иные мечами, другие – их было меньше – пистолетами, носить которые открыто в Тубикосе запрещалось.

Навигатор беседовал с лоцманом.

– Я подожду здесь до завтра и вернусь с обратным караваном, если только он придет по расписанию, – говорил лоцман. Он протянул руку. – Ну, удачи вам. Приятно было поработать вместе, как всегда. Будьте осторожны, когда пойдете через эту дыру, и стреляйте во все мало-мальски подозрительное, пока оно само не выстрелило в вас.

Джахурт пожал руку лоцману.

– Не могу сказать, чтобы мне очень хотелось вести караван с людьми по такому маршруту, но компания предпочитает экономить даже тогда, когда из-за этого мы рискуем чьими-то жизнями. Ну что ж, я бывал там много раз. Все не так плохо, как представляется на первый взгляд. – Он указал на трясину впереди. – Главное – не увязнуть в болоте. Я уж лучше пойду через Кудаан, чем по такой дороге.

С этими словами он отошел, сел на коня, выехал к воротам на границе и остановился, устремив взгляд на лежавшую перед ним топь.

Снова началась смена ландшафтов, сперва медленно, потом все быстрее, внезапно все замерло, и открылась дорога в Пустоши Кудаана.

– Жуть, – сказала Сэм.

– Прелесть, – отозвалась Бодэ.

– Вот это да! – воскликнула Чарли.

ГЛАВА 11

БУРЯ В ПУСТЫНЕ

В лицо им ударил невообразимо сухой, раскаленный ветер.

Чарли не обманулась в своих ожиданиях. Кудаанские Пустоши больше всего походили на область Четырех Углов, где встречаются Нью-Мексико, Аризона, Колорадо и Юта, те места, где снималось большинство вестернов, места прекрасные, но столь пустынные, что никто никогда и не помышлял отобрать их у индейцев.

Перед путешественниками расстилалась бескрайняя равнина, кое-где поднимались столовые горы и нагромождения причудливо выветренных разноцветных скал, землю, как глубокие раны, рассекали каньоны. Все вокруг было окрашено в красные, пурпурные, черные, белые, бурые, рыжие, даже голубые тона-, со всеми переходами и оттенками. Наезженная тропа едва виднелась на выжженной, растрескавшейся поверхности пустыни, а вдали она, казалось, и вовсе пропадала.

Джахурт не давал сигнала трогаться. Он ждал военных, которые должны были встретить их, но впереди, насколько хватало глаз, не было ни души. Нет военных, значит, нет и лоцмана, значит, они будут предоставлены самим себе. Джахурт поднял руку, и вся команда собралась вокруг него, даже возницы подошли, оставив упряжки на конюхов.

– Джентльмены, мы, и особенно я, отвечаем за безопасность этого каравана. Как видите, солдат нет, вообще никого и ничего нет, а я смогу поддерживать синхронизацию не более часа. Есть предложения?

Доннах, один из самых старших в команде, сплюнул и сказал:

– Черт возьми, если бы мы могли оставить здесь пассажиров, я бы сказал, что стоит идти дальше, но мне не хотелось бы соваться туда вместе с ними, если можно обойтись без этого. Само собой, я сделаю так, как вы прикажете.

– Ты же знаешь, что из этого выйдет. Доннах.

Если мы высадим пассажиров и пойдем дальше, нам придется возместить всю плату за проезд да еще выслать им транспорт для возвращения. К тому же нас могут и оштрафовать. Я еще не настолько стар, чтобы отправляться в отставку, и совсем не хочу, чтобы меня вышибли за это. Либо мы все остаемся, либо мы все идем. Что скажете?

За большинство ответил Гриндил:

– Вы хорошо нас знаете, босс, мы ко всему готовы. Мы в последнее время вроде как заскучали. Я не был здесь месяцев шесть-семь, по, сдается мне, надо идти, а потом нам будет о чем поговорить в Маштополе. Однако с нами слишком много детей и женщин, чтобы просто строить из себя храбрецов. По-моему, надо спросить у них – что они решат.

– Нет, – сказал Джахурт. – Я не возьму на себя кровь детей только потому, что. их отец – дурак, каких поискать.

Он вынул карманные часы;

– Сорок девять минут. Если солдаты появятся в течение этого времени, мы двинемся. Если нет, попробуем завтра, послезавтра – пока нам это не надоест, пока мы не устанем и не отправимся в более цивилизованное место.

Ему явно хотелось просто выбрать сектор получше, но те из пограничных постов, где была стража, просто не пропустили бы их, а те земли, где стражи не было, были ничуть не лучше.

Караван стоял наготове, ожидая распоряжений Джахурта. Сэм, держа поводья, смотрела в бинокль на равнину. Ничего, стоящего внимания. Время тянулось медленно, даже нарги забеспокоились.

Джахурт, не слезая с коня, смотрел на дорогу, неподвижный, как статуя, только время от времени поглядывая на часы. Он уже был готов приказать разбивать лагерь, но вдруг увидел вдали в облаке пыли всадников, которые спешили навстречу. Оставалось всего четыре минуты; Он повернулся и сделал знак "Полный вперед". Весь караван двинулся разом, всадники из команды подгоняли отстающих.

Они проскочили, не успев даже подумать, что случится, если они не успеют перейти границу или, хуже того, успеет перейти только часть каравана. Потом им сказали, что такого еще никогда не случалось, хотя, вообще говоря, возможен сдвиг и в самый момент перехода.

Джахурт не стал сам выстраивать караван, поэтому все были так заняты, что не обращали внимания ни на что вокруг. Только Чарли, выглядывая через задний борт из фургона, подумала, куда это запропали всадники из команды; на какое-то мгновение она даже испугалась, что они не успели перейти границу, но поспешно отогнала от себя эту мысль. В конце концов, ей не всех было видно, а кроме нее, вроде никто ни о чем не тревожился. Когда наконец походный порядок был восстановлен, путешественники смогли оглядеться.

Позади каравана теперь до облаков вздымались острые вершины неприступных гор. Было чертовски жарко, пот, казалось, высыхал еще прежде, чем проступал на коже. Джахурт, который должен был просто испечься в своей замшевой одежде, не обращал внимания на жару, не отрываясь от бинокля, следил за приближающимися верховыми.

Он подождал, пока те приблизились. Их было десять человек в синих мундирах армии Маштопола. Белые платки закрывали лица. Непонятно было, как они выдерживают такую жару в своих мундирах.

Командир патруля подъехал к Джахурту и отсалютовал:

– Лоцман капитан Ионан, сэр. Прошу прощения за задержку. Надеюсь, мы не причинили вам особых неудобств?

– Все в порядке, капитан, – ответил Джахурт, оглядывая патруль. Это был форменный сброд, у двоих из-под белых платков даже торчали бороды. – Больше всего я тревожусь, успеем ли мы миновать самые жаркие места до ночи. Если хотите, я могу приказать напоить ваших лошадей, а потом мы тронемся.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр. С удовольствием.

Навигатор сделал знак, возница водяного фургона налил в переносную поилку воды дюймов на шесть. Этого должно было хватить на всех лошадей.

– Самые грязные и оборванные солдаты, каких только видела Бодэ, – заметила художница.

Чарли было высунулась, чтобы получше рассмотреть их, и тут же кинулась к одному из сундуков.

– Сэм, предупреди Бодэ. Держи свой меч. Я возьму нож и пистолет.

– Что… что такое?

– Сэм, на их мундирах пятна крови. – Она заметила, что до Сэм все еще не дошло. – Сэм, это вовсе не солдаты!

Сэм повернулась к Бодэ:

– Чарли говорит, что это не солдаты. Это бандиты в солдатских мундирах.

Бодэ и бровью не повела.

– Вот и прекрасно.

– Прекрасно?

– Да. Бодэ не хотелось бы думать, что настоящие солдаты могут так опуститься. Скажи Чарли,

Пусть подаст Бодэ кнут.

Когда лошади бандитов потянулись к вожделенной воде, Джахурт подъехал к ним сбоку и вынул оба пистолета.

– Капитан! – крикнул он. – Вашим людям не мешало бы побриться. Форма есть форма, хоть и продырявленная пулями!

Они быстро повернулись к нему и выхватили оружие, но навигатор выстрелил, а верх водяного фургона внезапно откинулся на потайных петлях, и одновременно прогремели четыре ружейных выстрела. Этот прием явно был тщательно отработан, но, когда все пятеро всадников повалились, не успев даже прицелиться, шестой внезапно прыгнул на козлы водяного фургона, а остальные четверо кинулись наутек, прежде чем стрелявшие успели перезарядить оружие. Трое всадников из команды выстрелили, уложив двоих беглецов, и ринулись в погоню за остальными.

Бандит сильным ударом в челюсть сбросил возницу водяного фургона наземь, схватил вожжи и хлестнул нарг, подгоняя их воплями. Бодэ, выжидая, стояла на козлах. Когда водяной фургон поравнялся с ней, ее кнут взвился змеей и петлей затянулся вокруг бандита. От неожиданности тот выпустил вожжи.

Неуправляемые нарги уже бежали достаточно быстро. Фургон, верх которого был перегружен, опрокинулся, обрывая упряжь, и ударился о землю, нарги продолжали тянуть его. Цистерна, похожая на огромную бочку, треснула, вода полилась сквозь разошедшиеся швы. Люди, застрявшие в верхнем отделении, тщетно пытались выбраться.

Джахурт подъехал к месту крушения как раз в тот момент, когда упавший бандит пытался встать. Увидев перед собой пистолет, он поднял руки ладонями вперед.

Трое из команды вернулись ни с чем.

– Те двое удрали, босс, – сказал Джахурту Хьюд. – Они нырнули в ущелье, а там можно гоняться за ними хоть целый день. Мы решили вернуться.

– Помоги нашим выбраться и проверь, не ранен ли кто, – приказал Джахурт. – А этот мешок дерьма у меня сейчас заговорит, не то я попрошу пашу художницу заставить его закрутить любовь с партой.

Возницы с фургонов тем временем осматривали бандитов, которых сразили выстрелы Джахурта и тех членов его команды, которые прятались в засаде. Двое из упавших были еще живы.

Джахурт с Гриндилом раздели уцелевшего бандита догола и повалили на раскаленную землю лицом вверх. Это был безобразный волосатый малый, весь в шрамах. Вид у него был жалкий.

Навигатор вытащил свой меч из ножен, пристегнутых к седлу, и наклонился над лежащим. Внезапно со стороны перевернутого фургона раздался крик. Вода почти вся вытекла, но лужа почему-то высыхала прямо на глазах. И тут они увидели…

Под перевернутым фургоном и вокруг него отовсюду лезли толстые зеленые ростки, похожие на щупальца. Они сотнями выползали из твердой земли с поразительной быстротой и за какую-то минуту опутали весь фургон. Одного из тех, кто сидел в верхнем отделении, вытащили в последнюю секунду, зеленые пальцы едва не сомкнулись над ним.

Бодэ повернулась к Сэм:

– Передай Бодэ аптечку. Кое-кому понадобится помощь.

Сэм машинально достала малый алхимический набор и подала его Бодэ, не сводя глаз с фургона, которого уже почти не было видно за длинными извивающимися стеблями.

– Господи! Сэм, они живые! – выдохнула Чарли. – Они движутся! Ломают фургон!

И точно, зеленые щупальца обняли фургон, сжали его и разламывали, медленно и методично, на куски.

Сэм нахмурилась:

– Это растения или животные? Чарли помотала головой:

– Наверное, растения. Я думаю, они все время спят там, под землей, а вода будит их и заставляет двигаться, так что они проживают всю свою жизнь в несколько минут. Сэм, они ломают фургон, чтобы не упустить ни капли воды! – Она опасливо покосилась на землю под их собственным фургоном. – Сэм, постарайся не проливать ничего на эту землю! Пожалуйста, ничего здесь не проливай!

По другую сторону от фургонов Джахурт поигрывал мечом над лежащим пленником.

– Неплохо бы потихоньку поливать тебя водичкой, но у нас ее маловато, – рассудительно говорил навигатор. – Впрочем, если проткнуть тебе артерию – вот здесь – и дать крови стечь на землю, то получится примерно то же самое, не так ли? Только малость помедленнее.

Он пнул распростертого пленника в бок:

– Ну, что скажешь, приятель? Или мне отчекрыжить твой причиндал, чтобы от крови и здесь проросла водохлебка, как там, у фургона? И она потихоньку выпила бы тебя изнутри.

– Чего тебе от меня надо, старый хрен? Джахурт ласково улыбнулся:

– Что случилось с солдатами? Из-за чего этот налет? Ведь мы не везем ничего стоящего. Отвечай!

– Я знаю только, что кто-то из превращенцев обзавелся каким-то самозарядным оружием. Этот самопал положил всех десятерых Белоголовых разом, они и пикнуть не успели. В жизни такого не видал. И они тоже. Нас наняли для всяких делишек. За хорошие деньги. Велели переодеться солдатами и встретить вас в такое время, чтобы вы успели заметить нас, но уже не смогли бы вернуться. Все, что мы найдем, наше. Им нужны только мандановые покрывала. Если бы вы оказались сильнее, мы должны были только выпустить воду и удрать. Я бы и удрал, если бы не эта стерва и ее долбучий кнут! Все ваши всадники бросились догонять других.

– Опять манданское золото! Зачем? Тем, кто здесь живет, уже никакой мандан не нужен. Они же мечены Ветром Перемен. Они и так его чуют из такого далека; что можно все мироздание оттащить в сторонку, пока он дойдет.

– Не знаю.

Меч коротко блеснул, его острый как бритва кончик прочертил красную линию на бедре лежащего.

– Да не знаю я, говорю тебе! – взревел пленник. – Клянусь! В нашем деле вопросов не задают, кэп. Просто делают, что сказано, и получают свою долю и все шишки в придачу!

Ответ, похоже, удовлетворил навигатора.

– А этот превращенец – на что он похож? Он, она, оно? Как его узнать?

– Это женщина. Носит темно-синюю мантию, закутана с головы до ног. Голос резкий, злой. Точь-в-точь как у моей бывшей женушки. Я видел мельком ее лицо – ничего, – но достаточно взглянуть на се руки и фигуру под мантией, и сразу, все становится ясно. Черные, страшные руки. Дьявольские руки, с когтями. Больше я ничего не знаю. Клянусь!

– Верю, сынок, верю, – ласково сказал мастер Джахурт и коротким взмахом меча рассек горло пленника. Затем повернулся и отошел, а тот еще бился, захлебываясь собственной кровью, стекавшей на землю.

– Пристрелите остальных! – приказал Джахурт тем, кто сторожил раненых. – Я узнал все, что мне было нужно, и меня это не обрадовало. Фургоны в круг! Совещание команды через двадцать минут.

Грохнули три выстрела. Итак, восемь из десяти налетчиков были убиты, но победа досталась чересчур легко, и это беспокоило Джахурта ничуть не меньше, чем самый жестокий бой. Тот, кто послал их, и был настоящим опасным противником.

Из четверых, сидевших в засаде, двое отделались синяками и ссадинами, третий сломал руку и ребро, а четвертому было совсем худо. Бодэ сделала для него все, что могла, но у нее были средства только для того, чтобы обработать раны и унять боль.

– Ну, ребята, они нас посадили в лужу, уж это точно, – сказал навигатор своим людям. – Меня провели, как сосунка, хоть я и травленый волк. Кто-то учел, что даже самые опытные из нас стремятся точно соблюдать расписание. Спасибо нашей чокнутой художнице. Если бы не она, этот ублюдок мог бы отцепить фургон, разбить его и удрать с четырьмя добрыми наргами. Мы не смогли бы поймать его и спасти тех ребят, что сидели наверху. Он, видно, был смышленый малый. Следовало бы ему быть у них главным. Тогда бы они, пожалуй, всех нас перебили. Грин, как у нас с водой?

– Не так уж и плохо, – ответил Гриндил. – Все запасли, сколько смогли, как посоветовали в форте. Хотелось бы побольше, но умереть от жажды вроде никто не должен.

Джахурт кивнул:

– Ладно. Кто бы ни послал эту десятку олухов, едва ли он рассчитывал, что они сумеют захватить нас. Расчет был скорее на то, чтобы нас задержать. Но теперь нам кое-что известно. Впереди нас ждет эта превращенка с какой-то самозарядной штуковиной. Та банда, которая действовала в Би-йхуа, наверное, просто устраивала там засады подальше от форта и нападала либо на тех, кто идет из Кудаана, либо на кого-нибудь вроде нас. – Он посмотрел вперед, потом назад, словно не видел величественных гор, закрывавших путь к отступлению.

– Похоже, они пересекали границу южнее, лигах в тридцати – сорока или больше, – продолжал Джахурт. – Прорезали изгородь и проходили. Места здесь довольно ровные, перейти границу без особых осложнений можно почти везде, надо только выбрать место, где тебя не заметят. Если мы Поедем вперед, то наткнемся на эту превращенку с ее самопалом, а остальная банда будет у нас в тылу. Они знают, что нам нельзя оставаться здесь. Раньше или позже кто-нибудь что-нибудь прольет, и тогда водохлебка доставит нам куда больше неприятностей, чем все они вместе взятые. Судя по тем горам, в деле участвует кто-то, у кого есть навигаторские навыки, так что не стоит пытаться отступить, пока они не настигли нас. Я мог бы попытать счастья, но мы можем потерять на этом несколько часов, а надежды, что у меня получится, почти нет. Без лоцмана мы пропадем, если попробуем сойти с дороги.

– Похоже, у нас нет выбора, – заметил Хьюд. – Я как-то ходил здесь. Если ехать без провожатого, запросто можно угодить в каньон, в трещину или еще куда-нибудь, откуда не выбраться. Давайте будем держаться дороги и вышлем вперед сильную разведку. Я бы скорее рискнул пойти против того самопала, тем более что мы уже знаем о его хозяйке, чем столкнуться с теми, кто нападет на нас с тыла. Не так уж много здесь мест, где можно поставить и спрятать нечто вроде пушки, и мы знаем, что это не далее, чем в двух часах хода отсюда. Надо внимательно смотреть по сторонам, не сбиваться в кучу, а если появится что-нибудь подозрительное, сразу же удирать!

Это был не слишком привлекательный план, но, пожалуй, лучший из худших. Караван снова выстроился в походный порядок, всем коротко рассказали о случившемся, а тем, кто имел оружие и умел обращаться с ним, посоветовали держать его наготове. И вот они тронулись в путь.

Примерно через час пустыня стала еще более дикой и мрачной. В нескольких милях впереди дорога ныряла с растрескавшейся равнины, на которой кое-где тянулись сухие корявые стебли каких-то растений, в каньон, образованный высохшим руслом реки. Когда-то давно, а может быть, время от времени в нем, видно, бежали бурные потоки воды. В двух местах каньон сужался, и это были идеальные места для засады.

Джахурт приказал остановиться, намереваясь выслать вперед дозорных с биноклями и винтовками в надежде обнаружить засаду и, если удастся, уничтожить ее. Под прикрытием огня из достаточного числа стволов фургоны могли бы проскочить узкие места. Дорога отсюда просматривалась хорошо; если бы знать местонахождение этого самопала, Джахурт, пожалуй, рискнул бы прорваться ночью.

Внезапно донесся крик: "Пыль сзади!" Как и предвидел навигатор, бандиты из Би-ихуа отрезали караван с тыла и теперь старались загнать его в мясорубку.

Джахурт промчался в хвост каравана.

– Ты видишь, сколько их, Дал?

– Черт побери! По меньшей мере дюжина. Может, и больше. В Би-ихуа они разбивали целые караваны и уходили с добычей!

Облако пыли быстро приближалось.

Бодэ высвободила свой кнут.

– Ну, цветочек мой, умрем вместе, – вздохнула она. – Они получат тебя только через труп Бодэ! Не падай духом! Так уж суждено! Героическая гибель Бодэ наконец заставит прозреть всех этих критиков, и они провозгласят ее легендарной художницей, равной которой не было, нет и не будет!

Сэм тупо уставилась на облако пыли. Нет, не сейчас! Она сжала Кристалл Омака.

– Демон, выручай!

"Ты имеешь в виду чудо или что-нибудь еще? – холодно осведомился демон. – Я спасу тебя, если сумею, но мои ограничения тебе известны".

– Черт бы тебя побрал! Это ты затащил меня сюда! – закричала Сэм, внезапно потеряв самообладание.

Позади тихонько вздохнула Чарли.

– Вот бы сейчас сюда одну из твоих гроз, – мечтательно протянула она.

– Что?

– Одну из твоих гроз. Ты что, не понимаешь, что случится, если их польет сверху? Особенно здесь?

"А почему бы и нет?" – внезапно подумала Сэм.

Равнина обманчиво скрадывала расстояние, навигаторская команда сновала вокруг каравана, методично, без паники расставляя фургоны в оборонительную позицию.

Сэм посмотрела на небо. Несколько белых пушистых облачков в чистой голубизне – и ничего больше. Как тогда, давным-давно.;.

– Ну ладно! – выкрикнула она. – Вы, бури! Вы гоняетесь и гоняетесь за мной! Вот я! Придите, возьмите!

Пушистые облачка двинулись. Это и удивило, и напугало ее, поначалу она даже не поверила своим глазам, но они действительно двинулись! Сгустились. Они набирали откуда-то влагу, должно быть, из того сектора Тубикосы, что был в десяти милях позади!

И вот вдали, на горизонте, через все небо протянулась стена облаков ровная, словно прочерченная по линейке. Позади облачного фронта стемнело, прогремели отдаленные раскаты.

– Вот это да! Получилось! – вскрикнула Чарли. Восторг и ужас смешались в этом восклицании.

В то же время в облаках, как раз над дорогой, образовался какой-то выступ. Он постепенно изменялся, становясь все более похожим на…

Лицо. В облаках проступало, словно на любительской фотографии, лицо, затемненное, лишенное резкости черт. Появились шея, потом плечи и руки, бесконечно длинные руки, переходящие в гряды облаков.

Такое знакомое лицо.

Внезапно раздался крик Чарли:

– Сэм! Бодэ! Забирайтесь в фургон! Уносим ноги с этой равнины, пока нас тут не прихватило!

Сэм все смотрела и смотрела на облака, Бодэ не понимала по-английски. Чарли выскочила из фургона, подбежала к Сэм и встряхнула ее.

– Чарли, смотри! Лицо в облаках!

– Да хоть задница! Надо удирать, предупреди остальных!

Для Чарли с ее близорукостью буря надвигалась как полоса тьмы. Никаких деталей Чарли не различала.

Однако Джахурт и другие не глазели попусту. Они подняли тревогу и приказали всем как можно быстрее съезжать в каньон. Надо было опередить дождь.

Бодэ почти поволокла Сэм к фургону. Чарли не нуждалась в понуканиях – она влетела внутрь едва ли не быстрее, чем Сэм и Бодэ успели влезть на козлы и разобрать вожжи.

Нарги никогда не бежали особенно быстро, как бы их ни погоняли, а спуск в каньон был узкий, не больше, чем в две ширины фургона. Примерно через милю он чуть расширялся. Для большого каравана путь был узковат, а гроза все приближалась и приближалась.

Сэм испуганно оглянулась:

– Да оно же сейчас схватит нас!

– Да шевелись ты, черт побери! – крикнула Чарли, сама не представляя, удастся ли им преодолеть спуск. У опытного возницы это, конечно, получилось бы, но она-то зависела от двух неумех, которые недавно взяли вожжи в руки.

Вдруг Сэм словно отключилась от всего постороннего и профессиональным движением дернула вожжи, сразу заставив нарг бежать так быстро, как только это было возможно. Демон был не в силах уничтожить засаду или разгромить армию, но уж фургоном-то править он умел.

Они шли ноздря в ноздрю с грузовым фургоном, который мчался на полной скорости. При виде соперника нарги прибавили ходу, но все же отставали па несколько дюймов. Малейшая ошибка любого из возниц – и фургоны столкнутся борт о борт на полной скорости.

И они столкнулись – и раз, и другой! Вес, что могла сделать Сэм, – это не бросать вожжи и удерживать нарг на прямой, и она с этим справилась. Чарли держалась что было сил, иногда только выглядывая через откинутый полог из фургона. Темная масса в небе приближалась.

– Сейчас оно нас сцапает! – процедила она сквозь плотно сжатые зубы.

Стена дождя гналась за ними, иссохшая земля темнела, жадно впитывая влагу, тонкие извивающиеся щупальца прорастали по всей равнине, превращая се в живое, волнующееся море.

Они нырнули в каньон, взметнулись по бокам скалистые стены, и дождь внезапно догнал и поглотил их. Сэм попробовала было придержать упряжку, но Чарли закричала:

– Нет! Вперед, пока еще видишь куда!

– А засада?!

– Да черт с ней! Кто сумеет попасть в нас в такой каше?!

Это сообразили не все, на дне каньона образовалась пробка. Джахурт и его команда, насквозь промокшие, орали, понуждая людей двигаться вперед. Теперь самое страшное была не засада. Такой ливень мог мигом наполнить водой пересохшее русло, и теснину надо было проскочить как можно скорее, пока их не захлестнули потоки воды, не думая о возможной засаде.

Сэм, управляемая демоном, умело обошла скопище фургонов и на полной скорости мчалась к открывшемуся проходу. Сухое русло уже начало мало-помалу наполняться, за ними гнался настоящий водопад.

Внезапно Сэм услышала, как внутри фургона словно горох кто-то просыпал. Не останавливаясь, она проскочила и направила упряжку в сторону от дороги, где было место повыше. Но самое высокое место, на какое они могли выехать, было все же недостаточно высоко, если учесть возможную давку и слепящий ливень. Все-таки Сэм остановила фургон и обернулась:

– Чарли! Ты жива?

– Да вроде бы, – проворчала ее подруга. – Господи, Сэм! Да тут пулевые пробоины через весь фургон! Никакой это не самопал, это самый настоящий пулемет, черт бы его побрал!

– Подержи-ка, Бодэ. – Сэм передала художнице вожжи и пробралась внутрь фургона. В брезентовом верхе виднелись дыры, сквозь которые хлестал дождь, а деревянный пол был расщеплен ровно по диагонали. Чарли старательно ковыряла одну из пробоин маленьким ножиком, стараясь вытащить пулю.

– Тридцатый калибр, медная рубашка, – наконец оценила она, покачав головой. – Типичная армейская штуковина. Неудивительно, что те солдаты и пикнуть не успели. Если бы не дождь, этот поганец преспокойно уничтожил бы весь караван. Против такого оружия действительно ничего не сделать.

Чарли помолчала.

– Знаешь, если у них хватает этакого добра, то им не надо много сил, чтобы разбить любую акхарскую армию Вот сукины дета! Как бы им не удалось провернуть-таки свою революцию! Представь только, что в руках парочки маленьких би-ихуанцев вместо дынь окажется такая вот штучка!

Сэм кивнула с отсутствующим видом.

– Чарли, там, в облаках, было лицо, голова.

– А? Так вот что тебя приморозило к месту? Ты что, никогда лиц в облаках не видела?

– Чарли, это было твое лицо. Твое лицо в облаках, а позади буря, словно плащ.

На мгновение Чарли опешила, но быстро сообразила.

– Да не мое, Сэм. Твое. Твое лицо. Я была этаким носатиком с пухленькими щеками, помнишь? В облаках было твое лицо, только приукрашенное немного и еще не располневшее.

Сэм медленно покачала головой:

– Н-нет. У меня всегда было мальчишеское лицо. А это – женское, точно, хотя волосы и короткие. И еще что-то было вокруг головы – лента, тиара, корона…

– Сэм, как бы странно это ни звучало, но если уж там показалось чье-то лицо, оно и должно было быть твоим. Ты боялась бурь, но ты же и вызывала их. И эту бурю вызвала ты, хочешь верь, хочешь нет.

Сэм смутно припомнила последнюю ночь в торговом центре, когда, перепуганная до полусмерти, она приказала грозе уйти – и та послушалась.

– Ты думала, что это все магия, – напомнила Чарли. – Если ты можешь вызвать бурю и заставить ее работать на себя, то это может и кто-то другой Сэм, это важно! Не сейчас, конечно, но вообще Сэм, ты владеешь магией. И это не то, что снадобья Бодэ, и, может быть, посильнее твоего карманного демона. Буря слабела. Шел небольшой дождь, да повис унылый туман. Внезапно фургон задрожал и покачнулся, подруги обе кинулись в его переднюю часть.

– Дорогие! Нарги беспокоятся! И там какой-то шум – слышите? Как будто дрожит земля… Чарли догадалась, в чем дело.

– Освободи упряжку! – резко сказала она. – Режь постромки!

Она озиралась, стоя на сиденье. Черт! Вокруг голые скалы, а времени в обрез.

– Что ты говоришь, зачем резать постромки? – переспросила Сэм.

– Бога ради, освободи упряжку, забирайся как можно выше, да поторапливайся! – крикнула Чарли. – Сэм, наводнение! Оно уже близко?

Сэм не дослушала.

– Бодэ, освободи упряжку, лезь на скалы! Наводнение!

Бодэ выпрыгнула из фургона, вышибла запорный штырь, взглянула, выбралась ли Сэм, и стала карабкаться вверх. Остатки каравана были разбросаны по всему дну каньона, некоторые фургоны так и стояли в теснине, которую могло захлестнуть в любую минуту. Стараясь криками предупредить всех об опасности, они лезли и лезли вверх. Чарли намного опередила их и теперь цеплялась за узкий скалистый выступ. Она попыталась было подтянуться и влезть на него и тут увидела надвигающуюся стену воды. Поток несся, словно где-то прорвало плотину.

Как в замедленной съемке она увидела лошадей в узком конце каньона – одни попятились и кинулись прочь, другие неподвижно застыли. Люди оцепенели, созерцая то, что надвигалось на них.

Водяной вал ударил Чарли, и хотя она и успела взобраться выше всех, ее стремительно понесло к скалистой теснине, из которой они только что выехали.

Она сбросила башмаки, вдохнула поглубже и нырнула, надеясь попасть в срединную струю.

Когда Чарли очнулась, она лежала в густых кустах. Какое-то мгновение она не могла вспомнить, что произошло и где она, но, откашлявшись и отдышавшись наконец, вдруг поняла: "Я жива! Я выбралась!"

Но где же она? На самом верху каньона? Вряд ли. Скорее, где-то на стене каньона, в узкой его части, где было много выступов. Чарли поднялась, отжала мокрые волосы и огляделась.

Действительно, она оказалась на довольно длинном и широком выступе, примерно в двух третях высоты от дна каньона.

Вода уже спала, и, как ни странно, почти не осталось следов трагедии. Облака рассеивались, проглядывало солнце, опять становилось жарко.

По дну каньона были разбросаны груды обломков,. а может быть, и тела утонувших лошадей, нарг, людей. Сэм, Бодэ, ребятишки…

Может быть, ей просто повезло? Но могли уцелеть и другие. Хотя Чарли не знала, насколько хорошо плавает Сэм, она надеялась, что демон должен был помочь. Не может быть, чтобы вода смыла из каньона все и всех прямо в те ползучие заросли. Да и они так напитались водой, что.надежда на спасение оставалась, если только человек не захлебнулся.

Да, Чарли надеялась, что кто-нибудь еще выкарабкался из этой передряги, но пока что она была одна, и ей надо было спуститься по голой стене каньона, а у нее даже веревки не было.

На ней был только тонкий облегающий пуловер. Вместе с башмаками пришлось сбросить мокрые тяжелые брюки. Стянув с себя пуловер, Чарли выжала его и повесила на кусты посушить. Вдруг она заметила в кустах чью-то руку и замерла. Потом увидела все тело. Это был Фромик, один из самых тихих парней в навигаторской команде, один из тех, кто гнался за двумя бандитами, которым удалось улизнуть. Его одежда была изорвана, в крови – должно быть, он разбился о скалы. Уцелел пояс, и пистолеты, как ни странно, торчали в кобурах. Преодолев страх, она сняла с погибшего пояс. Члены команды держали свои пожитки в общем.фургоне, но в поясах у них были кармашки для самого необходимого.

Пояс был порядком поношенный, тяжелый и толстый. В кармашках – они должны были быть водонепроницаемыми – оказалось немного денег. Черт с ними, на что они здесь? Посеребренный портсигар с пятнадцатью сигаретами и маленький набор с кремнем и огнивом. Это может пригодиться. Недоеденная плитка темного шоколада – вот это то, что надо. Маленький перочинный ножичек. Патроны, аккуратно размещенные в специальном отделении.

Она осмотрела пистолеты. Странные какие-то, никакого ствола. У кого-то, видишь ли, армейский пулемет с пулями тридцатого калибра в медной рубашке, а у кого-то только однозарядный пистолет. С ума сойти! Очевидно, существуют какие-то законы против самозарядного оружия. Не может быть, чтобы люди, у которых есть электричество, лифты и смывные туалеты, не могли иметь ни автомобилей, ни поездов, ни телефона или хотя бы телеграфа и обходились однозарядным оружием да мечами. Надо думать, акхарцы разрешали производить на фабриках в колониях далеко не все, и уж во всяком случае, не самозарядное оружие.

Но как же тогда удалось соорудить этакий пулеметик? Конечно, если сюда время от времени падают люди, то почему бы не упасть и пулемету? Но чтобы еще и патроны? Достаточно патронов, чтобы его стоило таскать с собой? Это уже не лезло ни в какие ворота.

Чарли выбросила из пистолетов промокшие патроны, вставила сухие. Не так уж плохо. Пули были крупные, похожие больше на патроны к сорок четвертому калибру, чем к полицейскому револьверу. Всего было…ну-ка… двадцать четыре патрона. Когда пояс просохнет, у нее будет оружие, из которого она умеет стрелять. Научилась на ранчо у кузена Гарри там, дома.

Солнце припекало. Чарли пристроилась в тени от стены каньона, положила рядышком пистолеты и перочинным ножиком провертела в поясе небольшую дырочку. Примерила пояс. Пряжка с нарядным зеленым овальным камнем, вставленным в массивную замысловатую медную оправу, застегнулась н вроде держалась. Свободный конец ремня был длинноват, но, о общем, пояс изящно лежал на бедрах.

Чарли представила, какова она сейчас, когда напей нет ничего, кроме широкого пояса с кобурами, из которых торчат пистолеты. Более эротичное и вместе с Тем нелепое зрелище, пожалуй, не придумаешь

"Смотри в оба, Акахлар! Вот идет Мотылек Кия, дело будет горячее!"

Она немного посмеялась над собой, потом сняла пояс, укоротила ремень, положила рядом пистолеты, а пояс оставила сушиться на солнце. Потом села, прислонишись к каменной стене, н незаметно для себя задремала.

Чарли проспала, должно быть, несколько часов солнце стояло высоко и приискали ноги. Дул сильный сухой и горячий ветер. Она проголодалась, хотелось пить, но Чарли решила пока не трогать шоколад, чтобы совсем не сойти с ума от жажды.

Пояс перевернуло ветром и сдуло на несколько футов; должно быть, ветер был сильный, раз погода. так быстро изменилась. Она подобрала пояс, подошла к кустам и обнаружила, что пуловер унесло неведомо куда.

"Прелестно, – подумала Чарли. – Моя единственная защита от этого чертова солнца".

Она подумала было раздеть Фромика, но не могла заставить себя дотронуться до трупа, который быстро разлагался под палящим солнцем.

Надо было выбираться, пока не стемнело. Мотыльку Киду пора выходить на дело.

Выступ был шире, чем Чарли показалось вначале. Немного дальше виднелся еще один заросший кустарником выступ, и выглядел он так, словно там совсем недавно кто-то был. Она вынула пистолет и осторожно подобралась поближе, потом опустилась на колени и присмотрелась. Гильзы. Сотни стреляных гильз. И несколько пустых патронных лент. Так вот где была засада! Но сейчас здесь не было ни таинственной превращении, ни ее пулемета. Что она исчезла – неудивительно. Возможно, такие, как она, могут свободно перемещаться в любых местах. Но вот пулемет! Настоящий, армейский. Они же громоздкие и тяжелые. Его не смыло водой, ведь гильзы остались! Значит, отсюда должен быть какой-то выход!

Она стала пробираться дальше, прижимаясь. к скале, и вскоре обнаружила этот выход. Ровный, плоский, широкий кусок дерева висел на двух веревках, искусно привязанных так, чтобы получилась надежная мертвая петля. Черт возьми! Сейчас Чарли даже не думала об опасности, которая могла поджидать наверху. Если они потом придут и уберут все это, она застрянет тут навсегда. Она поглубже затолкала пистолеты в кобуры, схватилась за одну из веревок и полезла на скалу.

Добравшись до верха, она сама себе удивилась. Никогда бы раньше не поверила, что у нее хватит сил. Руки болели невыносимо, она совсем выдохлась, но все же долезла до самого верха и перевалилась через край.

Тут стоял грубый деревянный ворот, закрепленный стальными костылями, вбитыми прямо в скалу, – вполне достаточно, чтобы вытащить и пулемет, и пулеметчика. Значит, здесь был человек, а то и двое, наверняка здоровенные и сильные.

Местность кругом была сильно изрезанная, перешейки между провалами узкие, но при дневном свете выбраться отсюда можно. Здесь, наверху, светлое время продержится, может быть, на час дольше. Нападавшие, видимо, не решились рисковать лошадьми или другими вьючными животными: среди грязи виднелась лишь колея маленькой колесной тележки. Вот здесь они и провезли пулемет.

Местами в выбоинах скалы застоялась дождевая вода. Скала оказалась слишком твердой, чтобы впитать влагу, а выбоины – слишком глубокими, чтобы вода успела испариться. Чарли осторожно попробовала воду. На вкус она была такая, какой и полагалось быть дождевой воде. Чарли напилась, а потом даже зачерпнула несколько пригоршней и обтерла тело. Ветер немедленно высушил ее, и все-таки теперь она по крайней мере не умирала от жажды. Она перекусила двумя кусочками почти расплавившегося шоколада и неохотно двинулась дальше. Темнело, а в таких местах в темноте ничего не стоило сломать себе шею.

Тропа шла до самого верха скалы. Там Чарли отыскала углубление, хоть немного защищавшее от ветра, и прикорнула в нем. Пистолеты были заряжены сухими патронами, это придавало ей некоторую уверенность, хоть и не слишком большую. Она понимала, что выбор у нее невелик. Или она кого-то встретит, или умрет от голода и жажды, или сгорит на солнце. Если этот кто-то окажется акхарцем, она станет его или ее рабыней. Если же это будет кто-то другой, то скорее всего – один из приятелей той женщины с пулеметом, что тоже не сулило ей ничего хорошего. Но пока она все еще была жива и даже относительно невредима.

Стемнело очень быстро. Ветер стих, установилась мертвая, почти призрачная тишина. Чарли немного подремала, стараясь не засыпать слишком глубоко и слишком надолго. И вдруг ей стало очень страшно. Чарли расплакалась и плакала долго.

Выплакавшись, она снова устроилась поудобнее и попыталась хоть что-то разглядеть в окружающей черноте. Звезды в темном небе были довольно яркие, но какие-то размытые, луны не было. Так она и сидела, вглядываясь в темноту, и вдруг… услышала голоса. Воображение? Исполнение желания? Она снова напряженно прислушалась. Точно, похоже, много людей и животных. Где? Она осторожно выбралась на тропу, осмотрелась. Вот оно! Что-то вроде зарева, как от большого костра.

Надо попробовать подобраться поближе. Даже если это бандиты. Придется спускаться по тропе в темноте, медленно и осторожно. С одного края тропы поднималась скала. Главное, правильно рассчитать ее изгибы. Медленно и осторожно…

Прошло, наверное, больше двух часов, прежде чем ей удалось спуститься. Наконец она увидела довольно. большую ровную площадку в стороне от главной тропы. Край площадки уходил под огромную естественную каменную арку. Чарли разглядела лошадей, несколько небольших фургонов и людей. Двое часовых с винтовками сейчас не смотрели в ее сторону. Вряд ли они ожидали кого-нибудь оттуда.

Она подобралась совсем близко.

Часовые стояли один у конца тропы, другой – у костра. На том, что сидел у костра, был грязный синий мундир – точно один из тех, кому удалось удрать сегодня утром. Еще кто-то спал под сводами арки – пожалуй, двое. Четыре лошади и пара нарг были привязаны неподалеку и стояли смирно.

Правее костра лежали тела, много тел, раздетых догола и жестоко изувеченных. Пятеро или больше. Чарли показалось, что все это мужчины, но они были так изуродованы, что судить было трудно.

Левее, ближе к пей, были распростерты еще несколько тел, женских, некоторые из них подавали признаки жизни. Обнаженные, все они лежали на спине, их руки и ноги были привязаны крепкими веревками к крючьям, сбитым в скалу. У женщин во рту торчали кляпы. Она узнала всех четырех. Сначала рослую раскрашенную Бодэ. Потом Сэм. А еще двое…

Рани и Шека! Девочки Серкошсй! Какие же мерзавцы!

Значит, когда буря и наводнение кончились, они пошли шарить по каньону в поисках добычи. Возможно, они даже спасли несколько жизней – отнюдь не по доброте душевной. Добыча была свалена у костра, манданские золотые покрывала аккуратно сложены в сторонке. Сэм… трудно сказать наверняка, по, кажется, па шее у нее ничего пет. Должно быть, когда Сэм была без сознания, они сорвали с нее цепочку с Магическим кристаллом и швырнули и кучу награбленного. Теперь демон ничего не может сделать.

Видно, мужчин замучили до смерти, либо из мести за погибших сообщников, либо просто ради удовольствия. А женщин – понятно, что с ними сделали.

Шека – ей же всего девять, ее сестре едва тринадцать! Будь они прокляты, эти подонки!

Как же им помочь? Двое часовых, еще по меньшей мере двое спят под аркой, а оружие у них, наверное, под рукой. Чарли заметила пулемет на маленькой повозке, но он стоял подальше, и ей показалось, что он упакован по-походному. Но у нее-то всего два однозарядных пистолета. Она вполне прилично стреляла и даже с такого расстояния вполне могла бы уложить обоих часовых, но, пока она будет перезаряжать, ее успеют схватить те, что спят сейчас в пещере. Сэм дважды выручала ее. Чарли, не колеблясь ни минуты, бросилась бы ей на помощь, но надо было придумать, как и спасти пленниц, и уцелеть самой.

На размышление у нее было не больше часа – до рассвета.

ГЛАВА 12

ИЗ ДВУХ ЗОЛ…

Через несколько минут Чарли поняла, что часовой у костра спит. Что ж, у него был трудный день, хотя и не такой трудный, как у нее. И все-таки ей повезло, она хоть не испытала того, что выпало на долю Сэм и других женщин.

Главное – второй часовой. У него винтовка и отличная позиция для обстрела всей площадки. Если бы пробраться на его место, можно было бы стрелять прямо по тем, кто спит под аркой. Но сперва туда еще надо добраться.

Костер угасал. Его тускло мерцающее пламя слабо освещало примерно двадцатифутовый участок тропы, отсветы огня играли на темном, ржаво-красном камне арки. Чарли надеялась, что у тропы.нет часового. Придется сразу застрелить первого, а потом постараться уложить и второго, прежде чем он опомнится. Но если здесь, наверху, или дальше на тропе есть кто-то еще, тогда ей конец.

Сможет ли она выстрелить в этих людей, Чарли нисколько не сомневалась. Здесь, в Акахларе, даже лучшие из мужчин слишком часто вели себя как злобные и грубые чудовища. Джахурт с его командой без колебаний прикончили раненых налетчиков.

После того, что Чарли увидела, в ее душе не было ни капли сострадания к этим злодеям. Только удастся ли ей проделать все в одиночку? Так или иначе, она должна попытаться.

Она взглянула на скалу, которая поднималась вдоль тропы и терялась в непроглядной черноте, и подумала, нет ли какого-нибудь другого пути. Отползла назад и решила посмотреть, нельзя ли пройти в лагерь, минуя тропу, где любой из часовых, если они на самом деле не спали, мог бы легко схватить ее.

Думать о подъеме на скалу не хотелось. В полной темноте легко было сорваться, а надеяться на легкий подъем не приходилось: если бы бандиты ожидали нападения с той стороны, они бы поставили там часового.

А может быть, и вправду поставили. И очень скоро она точно узнает, так ли это.

Подниматься было нелегко, но дальняя сторона скалы была сложена слоистым сланцем, он образовывал небольшие выступы, за которые можно было цепляться. Потом склон стал более пологим, и вдруг Чарли почувствовала, что там, впереди, кто-то есть. Она замерла.

– Ш-ш-ш! – прошептал кто-то. И добавил очень тихо по-акхарски:

– Иди сюда, малышка. Я тебе ничего не сделаю. Я тоже из каравана.

Чарли не знала, не ловушка ли это, но выхода не было. Оставалось только довериться тому, кто позвал ее. Она подтянулась и села, стараясь отдышаться. Теперь она смутно различала фигуру мужчины, который полулежал, опершись на выступ скалы.

– Ты куртизанка, – тихонько сказал он. – Девушка-мотылек. Я всегда считал, что ты умнее, чем тебе полагается быть. Ты меня понимаешь?

Она медленно подбирала слова, надеясь, что сумеет правильно их произнести.

– Саа, – прошептала она. – Дьюкадол, нар прукадол. "Да. Понимаю. Не говорю". Он тихонько усмехнулся:

– Ты сказала, что хочешь говорить в мою задницу, а не отрывать ее напрочь, но думаю, что смысл я понял. Я видел, как ты там внизу пытаешься сделать что-нибудь со своими двумя пистолетами. Я-то тебя понимаю. Я был совсем разбит, когда выполз из расщелины, где прятался от этих стервятников, но все же пошел за ними, и то, что я увидел, меня доконало. Сначала я надеялся, что сумею напасть на них сверху, но сейчас вряд ли смогу больше, чем продырявить одного-двоих, пока остальные не доберутся до меня или не прикроются женщинами. Это настоящие чудовища. Не беспокойся, они нас не услышат. Внизу, в лагере, ветер в нашу сторону.

– Кто? – спросила Чарли.

Он вздрогнул, закашлялся, но овладел собой.

– Ты хочешь знать кто? Двое часовых – это те, что напали на нас утром и сумели удрать. В пещере еще четверо. Один – Замофир, усатый коротышка из каравана. Он сильно побит, и он не с ними, но его знают и принимают. Дрянной человек. Еще двое, здоровенные, может быть, превращенцы. Трудно сказать. Предводительница – точно превращенка. Женщина в синей мантии с капюшоном, у нее очень резкий голос, а под мантией явно скрывается больше, чем полагается иметь человеку. Она управлялась с этой пушкой и командовала всеми остальными.

– Кто? – повторила Чарли, на этот раз нетерпеливо. Ей совсем не нравилось, что придется сражаться одной против шестерых, – ни вот столечко не нравилось, – да еще если один из них, а может, больше, вовсе и не люди.

Человек замялся на мгновение, потом понял. – А, ты обо мне. Я Роул Серкош. Девочки там, внизу; – мои дочери. И я не мог им помочь. – В его голосе слышалась ярость. – Я уже думал, не будет ли смерть для них избавлением.

Он вздохнул:

– Рини и Джом погибли. Где Тэн – неизвестно. У меня остались только эти девочки.

Она медленно подползла к нему. У него было оружие, похоже, много оружия. Во всяком случае, винтовка у него была, патроны, наверное, тоже. Он заметил, что она поняла это, и вздохнул:

– Да. Снял с мертвой нарги. Винтовка, два пистолета, даже арбалет. Ну и что толку? Я думаю, у меня внутреннее кровотечение. Мне уже не сдвинуться отсюда.

Чарли лихорадочно обдумывала, как он может ей помочь. Попыталась подобрать нужные слова:

– Нож?

– Да. Есть. Зачем?

– Мне освободить девочки. Ты прикрывать.

Здесь.

Серкош замолчал, она уж испугалась, не умер ли он, но он заговорил снова:

– Может быть. Если они не накачаны чем-нибудь или не заколдованы. Снова негромкий кашель.

– Этот их самопал. Видишь там ящики? Это патроны. Если сунуть туда огоньку, все взлетит к чертям. Да, знаю, женщин тоже может убить, но если уж их нельзя спасти, то лучше им умереть. Иди туда, сунь огонь в тележку с этой пушкой и разрежь их путы – я прикрою. Если они могут двигаться, тащи их на эту сторону скалы, если нет, – оставь там. Когда все взорвется, мы под этот шум перестреляем часовых. Те, что в пещере, тоже вылезут. Мы успеем перезарядить. Надо убить их прежде, чем они поймут, что их убивают,

Он помолчал, словно ожидая ответа, и потом вздохнул:

– Да, понимаю. Очень может быть, что они сразу тебя заметят. Я уверен, что часовые спят как убитые, тот, что у костра, уже два часа не шевелился, но, кто знает, крепко ли они спят? Чуть что не так – и всему конец. Просто это лучшее, что я смог придумать.

– Дай арбалет. Заряжай.

Нелепейший план, скорее всего ее убьют, а может, случится и что похуже, но попытаться надо.

– Ты умеешь стрелять из арбалета?

– Саа, – уверенно ответила она. Надо скорее начинать, пока она не успела испугаться. По правде говоря, она никогда не стреляла из арбалета, но эта штуковина была очень похожа па винтовку с луком и стрелой наверху. На таком расстоянии она сможет стрелять из него и, может быть, даже не разбудит при этом остальных.

– Береги себя. Целься получше, – сказала она, надеясь, что до него дойдет смысл ее слов. Если только он не окочурится в решающий момент – а тогда хуже, чем есть, все равно уже не станет, – то кое-какая надежда есть.

– Тот путь безопасный? – спросила она, решив, что лучше ей зайти с тыла.

– Да. Теперь да. Счастливо, малышка. Да пошлют тебе боги победу или смерть.

Она пробралась мимо него и увидела, почему "теперь да". Чуть поодаль от Серкоша лежала безжизненная измятая груда – все,;что осталось от стоявшего здесь часового.

– Нож или стрелу прямо в горло, – сказал Серкош. – Смерть небыстрая, но крикнуть они не успеют.

Спускаться по другой стороне утеса было ненамного легче, чем взбираться, к тому же теперь у нее была добавочная ноша. Чарли боялась, что арбалет стукнет о камень и звук разбудит часового внизу, но не хотела оставлять оружие.

Снизу доносилось похрапывание. Она приободрилась. Если тот, у костра, заснул, как и его напарник, значит, они тут чувствуют себя в безопасности. Ну и зря. В конце концов, они легко справлялись с караванами просто за счет численного превосходства и бесчеловечной жестокости.

Этот малый, и точно, спал как убитый. Чарли почти спустилась, и совсем не так бесшумно, как хотелось бы, а он все так же похрапывал.

Она аккуратно вложила стрелу в арбалет, оттянула тетиву, пока та не защелкнулась, и стала медленно подкрадываться к часовому. На мгновение Чарли вдруг засомневалась, сможет ли убить спящего. Ведь это совсем не то, что в бою. Легко ей было давать советы Сэм!

Чарли остановилась примерно в двух ярдах от часового, подняла арбалет и прицелилась. Если она правильно его зарядила, если она правильно все рассчитала, если он выстрелит, то она вряд ли промахнется. Она застыла на мгновение, все мысли улетучились, она потянула спуск – его заело. Она сообразила,

Что должен быть предохранитель, поискала его на ощупь, нашла, сдвинула вперед. Снова подняла арбалет, ловя цель на мушку, и вдруг часовой поднял голову, проснулся и начал подниматься!

Все вокруг медленно закружилось, но Чарли потянула спуск. Стрела попала ему не в горло, а в голову. Удар бросил его на спину, но он, к ее ужасу, дернулся и снова начал подниматься! Стрела проломила ему череп, текла кровь, но он все же поднимался! Она выронила арбалет и инстинктивно схватилась за пистолет, но раненый выпрямился во весь рост, замер на мгновение и повалился навзничь.

Еще не придя в себя после потрясения, Чарли оставила арбалет – все равно стрел больше не было – и подошла к убитому.

Нашарила и вытащила из-под него дробовик-двустволку. Ну и тяжел же он был, этот сукин сын!

Другой часовой все так же спал возле угасающего костра. В него давно уже не подбрасывали дров. Надо было подойти прямо к костру, взять горящую головню и подпалить тележку с патронами, а потом вытащить пленниц прежде, чем все взорвется. Она не знала, сколько еще протянет Серкош, но чувствовала, что, пока его дочери здесь, внизу, он продержится.

Перехватив дробовик поудобнее, Чарли глубоко вздохнула и пошла к костру, стараясь держаться за спиной часового, карауля малейшее его движение. Серкош был прав: даже если ей придется прострелить голову часовому, разбудив всех остальных, первое что она должна сделать – и это единственная надежда, – поджечь тележку с патронами.

Лошади зафыркали и подались в сторону, пара нарг вторила им, звуки призрачным эхом отдавались в скалах над лагерем, но человек у костра был неподвижен, и под сводами пещеры было тихо. Она обошла кострище так, чтобы оно было между ней и часовым, и опустилась на колени. В этих местах деревья не росли, часовые жгли остатки фургона. Ей удалось осторожно вытянуть один кусок, не сдвинув остальные (она всегда превосходно играла в бирюльки), но он только тлел. Чарли сунула его в угасающее пламя костра, подержала и осторожно вынула, все время следя краем глаза за часовым.

Медленно шла она к тележке с патронами, оберегая маленький огонек. Но, когда она подошла, головешка снова погасла. Чарли положила дробовик и попыталась раздуть уголек, потом помахала деревяшкой в воздухе. Уголек засветился чуть ярче, но пламени не было. Черт с ним, решила она, приложила его к растрепанному концу веревки и стала дуть изо всех сил, пока веревка не затлела и не задымилась; она подула еще – и вот наконец появилось пламя. Маленькое, слабое, но все же оно горело. Забыв об опасности, Чарли подождала, чтобы огонь разгорелся, и снова подожгла свою деревяшку. Отогнула парусину на патронных ящиках и, когда почувствовала, что головешка хорошо разгорелась, закинула ее наверх.

Пока что все шло хорошо. Она вернулась к костру, уверенно, словно была здесь хозяйкой, но все же следя краешком глаза за спящим часовым, и подошла к распятым пленницам. Подойдя к Сэм, она опустилась рядом с ней на колени и слегка встряхнула ее. Сэм пошевелилась и вдруг вскрикнула, не открывая глаз:

"Нет! Нет!" Чарли поспешно зажала ей рот, Сэм умолкла. Серкош оказался прав – их накачали наркотиками или чем-то еще. Дело усложнялось.

Чарли сняла с пояса нож и попыталась перерезать путы, которые связывали Сэм. Это было нелегко, веревки оказались довольно толстыми. Наконец она освободила одну руку, другую, потом ноги. Сэм не двигалась, как и ожидала Чарли.

Чарли успела освободить руки Бодэ, но внезапно остановилась и замерла. Из-под свода пещеры послышался какой-то шум, она спряталась в тень, взглянув на тележку с патронами. Та уже изрядно дымила, но открытого пламени еще не было.

Из-под арки вышел человек. Рослый, обросший густым черным волосом, с длинной бородой и очень длинными волосами, совершенно голый. Из тележки с боеприпасами вовсю валил дым, казалось, его невозможно не заметить. Но волосатый прошел к трещине в скале, возле того места, где были привязаны нарги, и принялся справлять нужду.

Потом повернулся было, но теперь он уже достаточно проснулся, чтобы взглянуть на часового у костра. Он остановился, выругался, потом подкрался к спящему, нагнулся, осторожно вытянул у него винтовку и направил ее прямо тому в голову.

– Сарнок! Проснись, засоня, сукин ты сын! – прорычал он и пнул спящего.

Часовой дернулся, хотел схватиться за винтовку и тут обнаружил, что она нацелена на него. Он повернулся, увидел, кто перед ним, и перевел дух.

– Не шути так! – крикнул он, скорее с облегчением, чем с гневом.

– Мне бы надо выбить вон твои ленивые мозги, дурень, – ответил волосатый. Он посмотрел на тропу, – До рассвета примерно час. Ты хотя бы подменял Потокира?

Часовой нахмурился:

– Он… он не подходил и не поднимал меня. Никакого крика, вообще ничего. Черт возьми, Халот, похоже, что и он заснул.

Оба повернулись было к другому часовому, но тут наконец заметили, что тележка с пулеметом дымит не хуже вулкана.

– Чтоб ты сдох! Патроны! Эй! Эй вы, там! Патроны горят!

В пещере послышалась возня, и как раз в это мгновение долгожданный язычок пламени пробился через парусину в середине тележки.

– Воды! – взревел Халот. – Надо гасить, пока не рвануло!

Чарли понятия не имела, рванет ли "оно" вообще. Похоже, не стоило этого дожидаться, коль скоро одна лишь угроза этого могла вытащить всех наружу, а если Серкош там, наверху, все еще жив и может стрелять, то вместе они, пожалуй, управятся. Серкош говорил, что их тут шестеро, но если один из них – Усатый, то вряд ли его стоит принимать в расчет.

Из пещеры вынырнул, поддергивая на ходу штаны, рослый темнокожий здоровяк. Голова у него была начисто выбрита, он был похож скорее на профессионального борца, чем на гангстера,

– Где Потокир и Таточ? – прогремел он. – Халот! Тащи сюда Потокира! Да что же это здесь творится?

Пора. Молясь, чтобы эта штуковина стреляла не хуже, чем отцовский револьвер там, дома, чтобы Серкош понял намек, она медленно прицелилась и выстрелила. Халот вскрикнул и упал с маленькой дыркой в спине. И тут же она поняла, что следовало сперва застрелить бритоголового, потому что он был ближе всех к укрытию, потом того засоню и лишь под конец – Халота. Чарли прицелилась в бритоголового, который пригнулся, озираясь по сторонам, выстрелила и промахнулась – тот внезапно бросился наземь и откатился под свод пещеры.

Вверху, справа от нее, внезапно рявкнул выстрел, бритоголовый вскрикнул и повалился. Он был, видимо, тяжело ранен.

Чарли перезаряжала пистолет, предоставив Серкошу обстреливать сверху остальных. Она услышала еще один выстрел, а потом несколько подряд. Засоня сообразил-таки, где видит невидимый стрелок, и выхватил оружие; прячась за наргами, он стрелял в темноту, но стрелял вслепую.

Чарли пришлось выжидать. Расстояние было великовато для такого пистолета. Наступила своеобразная ничья: ни Засоня, ни Серкош не могли двинуться с места, но не могли и достать противника. Правда, никто в лагере не знал, насколько тяжело ранен Серкош, и это давало ему некоторое преимущество. Видимо, это дошло и до Засопи, и до тех двоих, что все еще сидели в пещере; им надо было что-то предпринять или оставаться в осаде. С рассветом стрелок наверху будет ясно видеть свою цель.

И Чарли, и Серкош упустили тот момент, когда Засоня выскочил на открытое место. Серкош трижды стрелял по нему и все три раза промахнулся, хотя и ненамного.

Засоня добрался до того места, где лежали пленницы. Он перезарядил пистолет и винтовку, потом огляделся и заметил перерезанные веревки.

– Эй вы, там, наверху! – закричал он, и эхо заметалось между скалистых стен. – Бросайте оружие и спускайтесь сейчас же! Считаю до пяти, а потом начинаю вышибать мозги этим красоткам!

Он помедлил немного и начал громко считать вслух:

– Один! Два! Три! Четыре! Пя…

Досчитать он не успел. Чарли вынырнула из тени в десяти футах перед ним и разом разрядила оба пистолета в его огромный черный силуэт. Он вскрикнул и упал на спину, его винтовка выстрелила, пули пошли рикошетом по скалистому амфитеатру вокруг лагеря.

Заговорил Серкош, его голос прозвучал, как голос ожившего мертвеца:

– Эй, в пещере! Выходите с поднятыми руками! – Глухой призрачный голос, усиленный эхом, прозвучал еще страшнее. – Я знаю, о чем вы сейчас думаете; что, если я сейчас загоню пулю-другую к вам в пещеру? А потом еще и еще. И пусть они там полетают от стенки к стенке, а я послушаю. Может, кого и заденет. Посмотрим!

Он выстрелил трижды с двухсекундными интервалами – лучшее, что он мог сделать со своими тремя стволами. Сидеть в пещере, наверное, стало жутко. Чарли оценила этот прием – пусть и этим подонкам как следует достанется! Она решила внести свою долю. Хотя быстро светало, пещера еще оставалась для нее просто темным пятном, но ей надо было всего лишь попасть в это пятно. Два выстрела, теперь перезарядить, пока ее пули тенькают там, внутри. Она была готова выстрелить снова, когда патроны наконец взорвались.

Оглушительный взрыв, фонтан огня, потом один за другим взрывы послабее. Но взрывная волна ударила главным образом по Чарли и пленницам. Лошади и нарги попятились в испуге, пытаясь оборвать привязи, некоторые вырвались, другие упали, задетые случайными пулями.

Внезапно из пещеры появилась высокая, смутно видная тень. Вспышки взрывов вдруг замерли, устремились к ней, темная фигура поглотила их и замерцала странным голубоватым светом.

Поднялась и протянулась рука в просторном рукаве, и поток огня и пуль. устремился, словно единое целое, к вершине утеса, туда, где лежал Серкош. Чарли услышала последний жалобный вскрик и поняла, что она снова одна.

Она была ошеломлена этой невероятной силой. Черт возьми, если атаманша владеет таким чародейством, почему она не спасла своих людей?

Высокая женская фигура в развевающейся синей мантии с капюшоном двинулась вперед. Вот она, та, что обстреливала их из пулемета, чьи приказы выполняли остальные негодяи. Как там говорил Серкош? Под синей мантией пряталось больше, чем должно было быть… Теперь Чарли видела, что он имел в виду. Тварь была огромна, выглядела угрожающе и двигалась очень странно.

– Неплохо, дружочек, действительно неплохо, – прозвучал из-под капюшона резкий, жестяной голос. – Ты понимаешь, конечно, что твои пули мне нипочем, и я знаю, что ты где-то здесь. Тропа кончается тупиком. Выходи, я облегчу твою участь. В этих ящиках были тысячи патронов, а на твоего приятеля я не израсходовала и половины. Ну так что, хочешь посмотреть, как полетят клочья от твоих приятельниц?

Чарли этого ожидала, но не собиралась сдаваться. Только что будет с Сэм и остальными?

Когда угроза осталась без ответа, женщина в синей мантии задумалась, словно решая, приводить ли ее в исполнение. Чарли надеялась, что она этого не сделает: если бы она убила всех, больше козырять ей было бы нечем, а убивать поодиночке она явно не могла. Пули шли сплошным потоком. Ее магия, очевидно, имела свои пределы.

Женщина в синем вздохнула, пошарила под мантией и вытащила что-то.

– Кристалл, – спросила она на хорошем английском, с очень чистым произношением, – кто противостоит мне и как мне с ним разобраться?

Чарли поняла – в руках негодяйки оказался Кристалл Омака! Ну, что ей скажет проклятый демон?

Женщина в синем рассмеялась.

– Вот как! – громко сказала она по-акхарски. – Тебя зовут Чарли. Как необычно. И мне всего-навсего надо произнести одну фразу на твоем родном английском, чтобы от тебя осталась только куртизанка. Ты сама-то хоть знаешь об этом?

Она помедлила и громко сказала:

– Чарли, выйди вон!

Превращение было внезапным и полным. Чарли больше не существовало, осталась только растерянная и перепуганная Шари.

– Подойди сюда, девочка, – приказала женщина в синем, и Шари повиновалась.

– А! – женщина с кристаллом смотрела, как Чарли подходит и становится перед ней на колени. – Вот как! Значит, это ты! Я видела твое лицо в облаках, которые ты собрала, чтобы расправиться с моими людьми. Правда, заодно ты расправилась и со своим собственным караваном. Какое удовольствие видеть тебя в таком состоянии! Так и подмывает оставить тебя такой!

Она указала длинным топким пальцем на коленопреклоненную куртизанку.

– Сними этот нелепый пояс с пистолетами, милочка, и брось его подальше.

Шари немедленно повиновалась. Бросок вышел хоть куда!

– Какое удовольствие! – повторила ведьма и добавила по-английски:

– Чарли, возвратись!

Чарли немедленно пришла в себя, сознавая свою полнейшую беспомощность. Черт бы тебя побрал, Сэм! Теперь мы все погибнем!

– А, вот ты и вернулась. Потрясающе! Можешь говорить, милочка. Боюсь, ты сильно осложнила мои планы, но твое появление предоставляет мне возможности, которые я раньше отвергала. Мне надо все обдумать.

Мантия с капюшоном надежно скрывала странную ведьму. Чарли только смутно различала под капюшоном черты прекрасного лица, да длинные тонкие пальцы с очень длинными темными ногтями выглядывали из рукавов.

– Кто ты такая? – спросила она ведьму. – Почему ты говоришь по-английски? Как ты допустила все… все это?

Ведьма рассмеялась;

– Я Астериал, и нет мне места нигде, кроме этих пустынных земель. Когда-то я была могущественной акхарской волшебницей, но Ветер Перемен коснулся меня, и я бежала в эти земли, мечтая отомстить тем, кто изгнал меня. Многие считали тебя погибшей, очень многие, даже я сама. Один лишь Клиттихорн был уверен, что ты еще жива и не попала в руки Булеана. Теперь ты моя, хотя я и не ожидала такой удачи.

И тут Чарли поняла наконец, почему она все еще жива. По странной иронии судьбы трюк Булеана сработал. Ведьма думала, что именно ее, Чарли, а вовсе не Сэм искал Рогатый. В этом было немного проку, учитывая состояние Сэм. Демон пока был явно заодно с Астериал, ведь жизни Сэм непосредственно ничто не угрожало. Видимо, он решил, что выгоднее позволить ведьме убить Чарли, а потом каким-нибудь образом спасти Сэм. Но что-то эта могущественная и честолюбивая тварь не спешила убивать Чарли.

– Ты хоть можешь сказать мне, зачем все это, – продолжала Чарли, надеясь "заговорить" ведьму, чтобы самой немного собраться с мыслями. – Меня выдергивают из моего мира после многочисленных покушений на мою жизнь, гоняются за мной везде и всюду, а я так и не знаю, зачем все это.

– Честолюбие, милочка, честолюбие и власть, как обычно. Некий великий чародей обратился против рода своего и желает положить конец акхарскому правлению. Ну конечно, он трубит об освобождении, но подлинная его цель – властвовать самому, сперва здесь, а потом и повсюду. Все это знают, об этом подозревают даже его союзники и все-таки помогают ему, страстно желая ниспровержения прогнивших порядков. Он их единственная надежда, возможно, за тысячелетия. Они думают, что потом, может быть, найдут способ как-то остановить и его. А ты, милочка, ты ему как кость в горле. Видишь ли, кто бы ни собрался воевать с акхарцами, ему понадобится такое оружие, как Ветры Перемен. Даже Клиттихорн не в силах совладать с ними, а вот Принцесса Бурь может, ну, скажем, направлять бури – любые бури, понимаешь?

– Ты хочешь сказать, что я и есть Принцесса

Бурь?

Астериал рассмеялась:

– Конечно, нет, милочка! Как ты можешь быть ею? Ты из Внешних Слоев, а не из Акахлара. Нет, милочка, ты ее дубликат, копия. Ты генетически идентична с ней, несмотря на различие миров, происхождения, различие во всем. Во Внешних Слоях есть все, что только может существовать, и, конечно, могут найтись и некие параллели всему, существующему здесь. Даже силы Вероятности не могут отличить одно от другого ничем, кроме местоположения. Здесь, в Акахларе, ты имеешь ту же власть, что она. Вы с ней идентичны, пока ты не затронута Ветром Перемен или чем-нибудь еще, что изменило бы твою природу. Здесь твоя и ее силы неразличимы. Здесь ты сможешь, если тебя обучить, покончить и с той, другой, и со всеми честолюбивыми планами Клиттихорна.

Так вот оно что! Она вспомнила падение сквозь туннель или как его там… Все эти миры… И, по законам вероятности, в некоторых из них должны были существовать другие Сэм, точные ее копии, до которых могли бы добраться враги Клиттихорна. Одну за другой чародей выискивал их и убивал. Та девушка в красном автомобиле… Не Сэм и в то же время все-таки она… Булеан не обманул. Сейчас Сэм, наверное, самая важная персона во всем Акахларе.

Взглянув на пленниц, Чарли спросила:

– Что ты с ними сделала?

– Маленький опыт. Я сразу узнала амулет власти в этом камне на шее толстухи. Я просто усыпила их с его помощью. Привязали их еще раньше, и я так их и оставила, потому что не знала и не знаю пределов действия кристалла. Мне сказали, что раскрашенная женщина – алхимик. Когда мы возвратимся в мое обиталище, я заставлю се намешать снадобье, которое превращает людей в рабов. Ты стоила мне большей части моей организации, так что будет всего лишь справедливо, если вес вы станете моими рабынями и поможете мне восстановить ее. Но тебе-то, милочка, и снадобий не надо – всего несколько слов – и ты у моих ног. А твое настоящее "я" сохранится для страховки против Клиттихорна. Когда он победит, появишься ты, и придет его черед испробовать, какой вкус Ветра Перемен. Когда исчезнут все великие волшебники, а ты будешь на моей стороне, я смогу уничтожить акхарцев и властвовать сама.

– Ничего себе план! – мрачно проворчала Чарли. Теперь, когда она понимала, в чем дело, ее собственное положение нравилось ей еще меньше. Вот удивится эта стерва, когда выставит Чарли против старого Рогача и обнаружит, что магических способностей у нее – кот наплакал. – И когда же начнется эта самая война?

– Ну, это трудно сказать заранее. Нужно создать мощную многочисленную армию, потребуется могущественная магия. Клиттихорна можно уничтожить, но от старости он не умрет. У него еще есть время, чтобы набирать и обучать своих сторонников, а главное – чтобы учить свою маленькую Принцессу Бурь. Кстати, он неплохо платит за плащи из манданского золота, которые мы добываем для него, грабя здешние караваны. Производство этих плащей ограничено и очень строго контролируется. Нельзя использовать Ветер Перемен как оружие, если твоя собственная армия не защищена от него. О, мы проведем вместе много времени, прежде чем наступит твой час, милочка моя. Быть может, пройдут годы, прежде чем ты понадобишься.

Чарли лихорадочно обдумывала свое положение. До сих пор ее выручал чистый блеф и слепое везение; может, теперь этому конец, по попытка не пытка…

Она осмотрелась кругом.

– А твоя банда порядком повыбита, – небрежно бросила она. – И те лошади и нарги, которые не разбежались, того и гляди подохнут. Не представляю, как ты сдвинешься с места со всем этим барахлом. К тому же ты понятия не имеешь, а вдруг еще кто-нибудь из каравана выжил и подстерегает тебя в засаде с оружием в руках. А что до меня, мне бы не хотелось превращаться в Шари на ближайшие лет десять, но никаких личных планов у меня пока нет. Твои парни уже поплатились за то, что вы тут натворили. Для меня же что ты, что Булеан – все равно; главное, что вы оба зачем-то стремитесь сохранить меня живой и здоровой. Старикашке Зеленому Плащу я ничего не должна. В конце концов, именно по его милости я барахтаюсь в этом дерьме, а ему до лампочки, выплыву я или пойду ко дну. Я голая, как новорожденный, помечена на всю жизнь, мне просто некуда идти. Ты и твое логово – что ж, это не лучше и не хуже, чем что-нибудь еще. Но, сдается мне, я не сумею управиться со своей сестренкой-близнецом или кем там она мне приходится. Конечно, я вызвала эту бурю, а еще одну-две сумела отослать подальше, но только потому, что испугалась. Твой рогатый приятель годами обучает свою принцессу всяким тонкостям, а ты собираешься заставить меня лизать чьи-то задницы. На что ты надеешься? Когда "наступит мой час", я буду годна лишь для того, чтобы эта парочка подметала мною полы.

Астериал задумалась:

– И что же ты предлагаешь?

– Работать на равных. Ты обучаешь меня магии я имею право пользоваться оружием. В конце концов что ты теряешь? Тебе же достаточно сказать три слова – и мне конец.

Предложение показалось превращенке соблазнительным, однако она еще колебалась.

– Хотелось бы поверить! Ты можешь сделать для меня то, чего не смогут никакие армии. Ни как я могу быть уверенной в тебе? Ты даже не видела меня по-настоящему. Тебе было отвратительно то, что я допустила здесь этой ночью, хотя это было всего лишь платой моим людям. Мне кажется, общепринятая мораль слишком давит на тебя.

– Хочешь докажу, что я достойна твоего доверия и сама доверяю тебе! – Чарли очень надеялась, что голос не выдаст ее волнения. – Возьми кристалл и приведи сюда… Ну хоть толстуху, все равно я уже ее освободила. Я тебе покажу, как сделать из нее преданную и покорную рабыню без всяких снадобий и новых заклинаний.

– Вы же с ней как будто были подругами?

– Так оно и есть, но она прилепила мне эти словечки, которые включают и выключают меня. Мне слишком часто приходилось это терпеть. Она может оставаться моей подружкой и в то же время быть твоей рабыней. Это совсем не так уж плохо.

Подумав, Астериал подняла кристалл, подождала, пока он откроется и тонкий лучик света упадет на Сэм; та замерла, когда он коснулся ее лба.

– Встань и подойди ко мне, – приказала волшебница,

Сэм с трудом поднялась и подошла к ним, пошатываясь, так и не придя в себя.

– Так вот, – продолжала Чарли, – просто наведи на нее кристалл и скажи по-английски: "Я хочу, чтобы ты забыла о Булеане и стала моей покорной рабыней на всю жизнь, чтобы это не могло измениться ни от какого снадобья или заклинания". Не забудь сказать "я хочу" и обязательно говори по-английски.

– Все интереснее и интереснее, – пробормотала про себя волшебница, слишком поглощенная мыслью о новых возможностях, чтобы думать о чем-то еще. – Я хочу, чтобы ты навсегда забыла Булеана, забыла даже о том, что он существует, чтобы ты стала моей покорной рабыней и служила мне преданно, с радостью, видя в этом единственную цель своей жизни, и да будет это состояние столь неизменным" что не нарушат его никакие заклинания и снадобья.

И вдруг она услышала странный призрачный голос, которого она не ожидала: "Команда противоречит основной директиве. Я не собираюсь просидеть в этой стекляшке до скончания времен!"

Кристалл внезапно начал изменяться, быстро превращаясь из маленькой кругляшки в нечто огромное, бесформенное, исполненное мощи и зла. Это не было похоже ни на один самый страшный кошмар. Чарли чувствовала, что страх парализовал ее: она хотела отвернуться, бежать, но не могла отвести глаз.

Волны янтарного света окутывали нечто, оно протянулось с жутким, чудовищным ревом и схватило ведьму в синем. Янтарные волны начали обволакивать и ее.

Астериал вскрикнула, сбросила мантию. Ведьма была чудовищна и прекрасна; первые лучи рассвета заиграли всеми цветами и оттенками на ее теле. Голова и верхняя часть тела у нее были человеческие, но в остальном она напоминала гигантское насекомое. У неё были человеческие руки и передняя пара ног, еще шесть тонких ног, покрытых шипами, на спине развернулись и громко затрещали огромные крылья.

"Господи! Она же просто шестифутовая стрекоза", – изумилась Чарли.

Продолжая свою стремительную схватку, они медленно поднимались в воздух с ужасающим ревом. Волны света пронизывали их, окружали, растекались во все стороны фантастическим фейерверком.

Раскатился оглушительный треск, Астериал выпустила все поглощенные ею пули в светящееся нечто, пришедшее ниоткуда – безрезультатно. Оно взревело с удесятеренной яростью и еще плотнее сомкнулось вокруг женщины-стрекозы, Сверкнула ослепительная вспышка, борющиеся фигуры затрепетали, побледнели и пропали.

В скалистом амфитеатре внезапно наступила мертвая тишина, а через мгновение что-то маленькое упало с высоты и звякнуло о скалу, подкатившись к ногам Сэм. Это был Кристалл Омака.

Сэм покачнулась и упала на колени, потом встала на четвереньки, мотая головой, словно пытаясь проснуться. Остальные пленницы зашевелились и застонали, девочки все еще были привязаны, а ноги Бодэ удерживали веревки и крючья.

Сэм растерянно озиралась по сторонам и вдруг увидела, что рядом стоит Чарли.

– Чарли? Это ты? – слабым голосом спросила она. – Господи! Чарли! – Она истерически зарыдала.

Чарли бросилась к ней, обняла и пыталась успокоить. Бодэ, увидев, что руки у нее свободны, с трудом развязала узлы на лодыжках, подобрала нож, который обронила Чарли, и освободила девочек. На мгновение они замерли в каком-то оцепенении, но вдруг Шека, прелестная девятилетняя девочка, увидела тело Халота; она схватила нож, брошенный Бодэ, с криком набросилась на неподвижное тело и вонзила в него лезвие – и снова, и снова, и снова…

Сэм наконец взяла себя в руки, Чарли подобрала Кристалл Омака.

– Шеке сейчас, наверное, очень плохо. Можете быть, попробуешь немного ее успокоить?

Сэм взглянула на плачущую девочку, которая все втыкала и втыкала нож в мертвеца, и покачала головой:

– Нет. Может быть, завтра. Но только этот тупой демон не сможет ей помочь. Сейчас – пусть ненавидит. Раз она чувствует ненависть, она сможет жить.

Чарли хотела было ответить, но не нашла слов. Наконец она выдавила из себя:

– Как ты?

– Я жива. – Сэм медленно приходила в себя после пережитого накануне ужаса. Внезапно она увидела трупы, следы резни, ощутила кристалл в своей руке и до нее дошло, что в живых остались только она и еще четверо.

– Господи, Чарли! Как ты смогла? А эта… тварь. Эта стерва. Она – зло, Чарли. Мне встречались плохие люди, но я никогда еще не видела зла в таком чистом виде. Господи, неужели ты сделала это… сама?

– Мне немного помог… Но он умер… Я… – Больше Чарли ничего не успела сказать. Небо и земля вдруг словно поменялись местами, и она упала без чувств.

* * *

Когда Чарли очнулась, все тело у нее болело, и она чувствовала такую усталость, какой ей никогда не приходилось испытывать. Невероятно хотелось пить, а перед глазами все расплывалось. Она заметила, что рядом кто-то сидит, и попыталась позвать, но у нее получилось какое-то хриплое карканье.

Бодэ вскочила и подошла к ней с фляжкой:

– Пей потихоньку. Воды хватает, но, если ты выпьешь слишком много зараз, тебе станет плохо.

Чарли с трудом заставила себя оторваться от воды и едва справилась с приступом кашля и головокружения. Но зато почувствовала себя лучше, и голос отчасти вернулся.

– Что… что случилось? – с трудом произнесла она.

– Мы ждем не дождемся, когда сможем спросить тебя о том же. Даже Бодэ, признаться, сомневалась, что удастся спастись. Плен, страшная ночь, потом магическое забытье среди сообщников этой превращенки-злодейки… И вдруг – они убиты, а ты здесь. Но сейчас отдыхай, Бодэ не торопит тебя. Мы уже два дня ждем твоего рассказа, подождем и еще немного.

Чарли почувствовала, что у нее снова закружилась голова.

– Два дня! Ты хочешь сказать, что я уже двое суток в отключке? Бодэ кивнула:

– Ты великолепно все сделала, моя красавица, но такие дела не для тебя. Ты заставила себя перейти все пределы, и мы благодарны судьбе, что ты смогла выдержать. Жаль, что у Бодэ нет ее аптечки, все вещи пропали.

Чарли откинулась на ложе, чувствуя себя полумертвой от невероятного перенапряжения. Как она вообще умудрилась сделать все, что сделала? Это было как дурной сон. Она сама не могла в это поверить.

Она ополоснула лицо и протерла глаза. Господи, вот бы принять горячую ванну…

Когда она почувствовала наконец, что более или менее пришла в себя, появилась Сэм, они обнялись и проговорили до утра.

Наводнение наделало в караване больше бед, чем могла бы натворить Астериал со своим пулеметом. Оно было не похоже на земные наводнения, но его разрушительная мощь была не в новость для Кудаанских Пустошей. Правда, кое-кому удалось добраться вплавь до островков суши. Но как только вода спала, появились бандиты.

Астериал с высоты указывала им, и четверо ее приспешников легко находили и мертвых, и живых. Мертвых раздели догола и бросили, а пятерых выживших мужчин, израненных и оглушенных, четверка уволокла с собой. Бодэ держала Сэм так крепко, что даже бурный поток не смог оторвать их друг от друга, но пока они добрались до выступа скалы, обе порядком наглотались воды и просто лежали в изнеможении. Их нашли и взяли в плен. Две девочки спаслись чудом, их пронесло сквозь теснину прямо к одной из стен в том месте, где каньон расширялся, образуя нечто вроде чаши. Пленников раздели, связали им руки за спиной и привязали к рукам конец петли, накинутой на шею. Если бы они сопротивлялись или не смогли идти, они бы сами задушили себя.

Бандиты, которые нашли их, – Халот и еще один, по имени Таточ, которого убил Серкош, – обшарили долину, собирая все, что попадалось под руку. Два фургона уцелели, хотя парусиновый верх был сорван; нашлось даже несколько живых лошадей и нарг. Бандиты собрали все награбленное и двинулись к лагерю у пещеры. Там их ожидали Астериал и еще двое, которые помогали ей поднять с карниза пулемет. Сама Астериал, кажется, не нуждалась в помощи. Чарли тоже показалось, что превращенка могла летать, по крайней мере на небольшие расстояния.

После наступления темноты, когда злодеи разобрали добычу, сломали и сожгли все, что не представляло для них ценности, началась ночь ужасов. Астериал подстрекала своих сообщников, словно королева демонов. Похоже, она получала некое извращенное наслаждение, созерцая пытки и мучения, хотя сама и не участвовала в них.

Мужчин – двух пассажиров и трех членов команды – допросили, выбив из них все, что они могли рассказать, а потом пытали и увечили просто так, для удовольствия, и наконец убили. Женщин ждала та же участь, но хотя их избивали, немыслимо издевались над ними и непрерывно насиловали, Астериал приказала пока не убивать и не увечить их. Она сама владела магией и сразу почувствовала магическую силу в кристалле, сорванном с шеи Сэм. Попробовав и так, и эдак, она наконец с его помощью погрузила их в милосердное забытье.

– А Усатый? – спросила Чарли. – Кажется, его звали Замофир?

– Он все время был здесь. Видно, он их знал, а они знали его; с ним прилично обращались, но во время этой кровавой оргии ему стало дурно, и он спрятался в пещере. Ты его не видела?

– Я нет, но Серкош сказал мне, что видел его и что при нем он никуда не уходил. Он не появился даже тогда, когда началась перестрелка. Он остался здесь? Ты его видела?

– Нет. Думаю, ты была права, он, конечно, тоже мерзавец, но не из этой банды. Скорее всего о ловушке он даже не догадывался.

– Какая разница? Он работает на того же босса. Он просто более благовоспитанный, умный и хитрый негодяй. Из тех, кого ничуть не беспокоит, сколько людей будет убито, изнасиловано, взято в рабство, но которые сами не выносят вида крови. Вот и платят кому-то еще, чтобы все это делалось не у них на глазах и как бы без их ведома. Не нравится мне, что он так бесследно исчез. Он мог бы порассказать нам о здешних землях. Когда же он удрал? Наверняка он приметил мои разрисованные глазки, а если он хоть немного понимает по-английски, то мог услышать, как меня включать и выключать. Сэм, сделай одолжение. Избавь меня от этого. Это постоянно висит надо мной. Представляешь, что было бы, если бы Астериал не вернула меня в мое обличье?

Сэм вздохнула:

– Я пробовала говорить с кристаллом – он не отвечает, молчит, как дешевая побрякушка. А может быть, то, что вышло из него и взлетело вместе с ведьмой, может быть, это и был демон? Чарли пожала плечами:

– Может быть. Я как-то не думала об этом. Если это был он, то мы счастливо избавились от него. Знаешь, это проклятая вещь. Помнишь, ты сказала, что Астериал – это чистое зло; но она просто злобная тварь, каких мы уже встречали. А вот демон в кристалле – это да. Чистейшее зло, неразбавленное, беспримесное. Не знаю. Может, он нашел способ освободиться, может, Астериал утащила его с собой, может, они оба живы… – Эта мысль заставила ее содрогнуться. – Если это так, то Астериал все сделает, чтобы добраться до меня, и, черт ее возьми, она знает, как меня одолеть.

– Прости меня! Это предложил демон, а я ему не помешала. Проклятая власть!… Так трудно не воспользоваться ею.

Чарли покачала головой:

– Ну ладно, что сделано, то сделано, по крайней мере мы показали, что нас голыми руками не возьмешь. Вы не искали, может, кто-то еще уцелел?

– Девочки выходили. Их невозможно было остановить. Выше по каньону, дальше того места, куда мы добрались – а мы, кажется, были впереди всего каравана, – мы нашли следы фургона. И кто-то выкопал несколько могил. Может быть, кому-то из каравана удалось избежать встречи с сообщниками Астериал, и они продолжают путь, к сожалению, без нас.

– Что у нас есть?

– Ну, пять лошадей. Все фургоны сожжены или взорваны. Порядочно оружия, но патронов всего несколько коробок – все, что было в пещере. И еще куча ножей, мечей, копий и всякого такого железного хлама. С одеждой плохо. Несколько покрывал, вернее, что-то вроде, и пара скаток с постелями. Есть и седла, только они ужасно тяжелые. Нам пришлось всем вместе седлать одну лошадь, когда мы выезжали сегодня. Девочки хорошо ездят верхом, а я уж как-нибудь постараюсь. Еще шесть или семь мандановых покрывал. Это, кстати, о тяжелых вещах. Они выглядят как крашеная шерсть, но это вовсе не шерсть, уверяю тебя. Воды достаточно – поблизости есть источник – и уйма сухарей, твердых как камень. Но могло быть и хуже.

Начало светать. Чарли с трудом поднялась и встала на ноги. Она все еще чувствовала ломоту в костях и боль во всех мышцах. Больше всего ее беспокоило, что перед глазами у нее все расплывалось. Она четко видела только чуть дальше протянутой руки, а потом все сливалось в смутные пятна, а в десяти, в лучшем случае в пятнадцати футах была сплошная пелена. Может быть, с глазами случилось то же самое, что и с остальным телом, – они тоже перешли предел, – и все пройдет со временем. Она и надеялась, и боялась, как бы схватка сверхъестественных сил, свидетелем которой она стала, не причинила каких-нибудь серьезных повреждений. Так или иначе, но сейчас она в десяти – двадцати футах не могла отличить низенькую толстую Сэм от высокой раскрашенной Бодэ.

Она решила пока ничего не говорить им. У них и без того достаточно проблем, даже если она не ослепнет.

Когда все проснулись, они устроили совет. Девочки держались замкнуто, но не настолько, как ожидала Чарли. Она сильно смутилась, обнаружив, что в их глазах она стала этакой суперледи. Если бы она говорила по-акхарски, лидером, несомненно, стала бы она. А теперь Сэм вела собрание, а Чарли давала советы.

– Нам надо вернуться, – предложила Бодэ. – Мансарда ведь осталась пока за нами.

– Ну да, и Клигос, который только нас и ждет, – угрюмо заметила Сэм.

– Клигос? – Художница сплюнула. – Что для нас этот прыщ после Астериал с ее бандой? Там Бодэ будет как рыба в воде. Там у нас есть документы. Там нас знают.

– Да, но, чтобы вернуться в Тубикосу, нам придется одним пробираться через пустыню, заросшую этой ползучей гадостью, а потом еще пересекать неизвестную землю. С нами нет ни навигатора, ни лоцмана, значит, мы не сможем выбирать, куда нам идти.

– Да, возможно, нам придется пережить и нелегкие дни, – согласилась Бодэ, – но главное, нам надо добраться до любого пограничного поста. В цену билетов включена страховка, дорогая! Мы свяжемся с компанией и получим новый фургон, новые припасы и все прочее. Или бесплатный проезд домой с первым же попутным караваном и денежный расчет.

– Вернемся к тому, с чего начали? Да? – грустно спросила Сэм – Может быть, демон меня больше и не погоняет, но я знаю, что жирной и ленивой стала по своей вине. Страховка ведь везде страховка? Если мы пойдем дальше, то и на том пограничном посту, что впереди, сможем подтвердить наши права. Может быть, придется подождать подольше, пока пришлют документы, вот и все.

– Нам, возможно, придется пройти сотни лиг, прежде чем мы доберемся до сколько-нибудь цивилизованных мест. Это много дней в пути, а у нас даже одежды почти нет. Эти земли опасны.

– Когда позарез нужен торговый центр, его как назло нет, – кисло подытожила Чарли. Сэм не стала переводить.

– И кто знает, насколько они тут продажны? – настаивала Бодэ. – Две женщины, две девочки и куртизанка, голые, без средств, но с претензиями к крупной компании. Намного дешевле будет задержать эти документы, потерять их, отправить не туда, а мы тем временем будем подыхать на каком-нибудь заброшенном пограничном посту. А что, если кто-нибудь из нас забеременел от насильников? Нам надо вернуться, Сэм! Это единственно разумное решение.

Сэм взглянула на Рани, старшую из девочек, которая тоже должна была решать, что делать дальше.

– Рани, что будете делать вы с сестрой? Чем мы можем помочь?

– Мы хотим остаться с вами, – не задумываясь ответила девочка. – Если мы вернемся, нас сочтут, понимаете… нечистыми. Наши родственники откажутся от нас. У нас никого и ничего не будет.

Сэм ужаснулась:

– Но ведь вас захватили в плен и изнасиловали! Как можно вас в этом обвинять, черт возьми!

Бодэ прервала ее. Она понимала, что, хотя Рани и пришлось слишком быстро повзрослеть, на самом-то деле она еще очень и очень гона.

– Они жили в колонии, но теперь из всей их ветви остались только они, – объяснила Бодэ. – Насколько я могла понять, их родители перебрались в колонию именно потому, что их клан был слишком привержен старым традициям. Их несчастье могут счесть проклятием богов клана. Они осквернены, и предполагается, что они обязаны совершить ритуальное самоубийство, чтобы таким образом очиститься и возродиться обновленными. Не все кланы отличаются такой строгостью нравов, но именно из таких и уезжают.

Сэм взглянула на Рани:

– Это правда? Девочка мрачно кивнула:

– Теперь у нас нет ни семьи, ни клана. Если мы выберемся из этого проклятого места, нам придется продавать себя или умереть.

– Умереть, – твердо сказала маленькая Шека. – Никакой мужчина больше меня не коснется. Ненавижу их! Ненавижу их всех!

Вмешалась Чарли:

– Напомни ей, что се отец был мужчиной. Настоящим мужчиной. Он знал, что умирает, но из последних сил старался спасти их. Скажи ей, пусть запомнит это.

Сэм перевела. Шека не ответила, но вскоре они заметили, что она потихоньку плачет.

– Если это вам хоть немножко поможет, – сказала Сэм, – знайте, что у вас теперь есть старшая сестра, даже целых три, а вы теперь наши маленькие сестрички.

Рани всхлипнула, вскочила, бросилась Сэм на шею. Сэм тоже обняла се, потом сказала:

– Тебе надо кое-что узнать. Я имею в виду – обо мне и Бодэ.

– Мы знаем, – ответила Рани. – Мама что-то говорила об этом. Все равно. Ты нужна нам, а мы никому не нужны, кроме вас.

С помощью Бодэ Сэм постаралась как можно понятнее объяснить девочкам, кто они такие и что собираются делать: о волшебнике, который доставил их сюда, а потом потерял, о другом волшебнике, который пытается их убить. Она не стала скрывать, чем зарабатывала Бодэ и что их ждет, если Бодэ сумеет настоять на своем. Кажется, несмотря на свою наивность, девочки в общем ее поняли.

– А если мы доберемся до этого Булеана, что тогда? – спросила Рани.

– Не знаю. Все, что я могу сказать, – мы окажемся среди богатых и могущественных людей, которым выгодно сохранить мою жизнь, и, может быть, у них достаточно власти, чтобы сделать это.

– Кажется, я знаю, Сэм, – сказала Чарли, вспомнив, что никто, кроме нее, не знает настоящей причины их злоключений. – Думаю, он хочет тебя обучать, чтобы сделать повелительницей бурь. У Рогатого, который старается прикончить тебя, есть своя Принцесса, которая может управлять бурями, может быть, даже влиять на Ветры Перемен. С ее помощью он надеется устроить переворот, сперва здесь, потом повсюду. Стать вроде бога. Ты тоже можешь влиять на бури, Сэм, по ты неопытна. Вот Булеан и хочет подготовить тебя, а когда разразится война, выставить против Клиттихорна с его Принцессой Бурь. Астериал рассказала мне об этом, потому что думала, что я – это ты.

– Ну что ж, теперь я знаю, что эта власть реальна. Но нам пока от этого мало проку, надо придумать, что мне с этой властью делать. Итак, мы можем вернуться, но при этом можем стать добычей Замофира или Астериал, если она жива. Девочкам возвращение не сулит ничего хорошего. А я навсегда останусь жирным, никчемным существом.

Чарли кивнула.

– Мы можем попробовать пробиться к Булеану, хотя на этом пути можем погибнуть. А может, с нами случится что-нибудь еще хуже. Теперь-то я знаю, что может быть и хуже. И наконец, мы можем всех послать к чертям и попробовать найти тихий уголок, где никто не знает нас, где мы могли бы жить своей собственной жизнью.

– Пока Рогатый не начнет свою войну, – заметила Чарли. – И тогда опасность будет угрожать всем нам просто потому, что мы акхарки. А ты будешь сидеть сложа руки и смотреть, как этот негодяй, на которого работают здешние мерзавцы и Астериал, корчит из себя властелина мира. И ты будешь терзаться, что даже не попыталась его остановить.

– Но их поганая система уже сейчас достаточно прогнила. Она просто другое зло, может быть, оно не так бросается в глаза, потому что сейчас мы на стороне тех, кто правит. Если бы я действительно могла остановить Рогатого, я бы закрепила это зло на много-много лет. Чарли, что мне делать? Это же нечестно, когда тебе предлагают выбирать из двух зол, выбирать между смертью миллионов и вечным порабощением миллиардов. Это ведь нечестно, Чарли.

– Знаю, но это именно так. Пять голых женщин, затерянных в глуши, должны решить за весь мир то, что не имеет для них самих ни малейшего значения. Знаешь, мне все-таки хотелось бы узнать, почему эти паршивые маги говорят по-английски. Не по-французски, не по-китайски, не на хинди, наконец? У меня от этого просто крыша едет. Так что я, пожалуй, готова сделать свою ставку. И здесь столько разных миров, и в них полным-полно такого, что мы и представить себе не можем. Мы так мало видели этот безумный мир, что мне, точно, хочется увидеть.побольше. Кстати, здесь никакого безопасного места для меня все равно нет. Сэм невесело улыбнулась:

– Мы прошли уже путь этот долгий…

– Но как долго еще нам идти… – подхватила Чарли.

Сэм встала, повернулась и посмотрела на тропу и на выжженные солнцем разноцветные скалы вокруг.

– Ну, ребята, нам пора.

– Куда? – спросила Бодэ. Сэм махнула рукой куда-то вдаль:.

– Туда. Пока не найдем торговый центр, хороший мотель или Булеана. Смотря по тому, что попадется первым.


Где-то вдали что-то дрогнуло и изменилось, и Ветры Перемен сдвинулись, преобразились и потекли иными, неожиданными путями, словно бы вынужденные следовать какой-то новой случайности.

Далеко-далеко, в башне дворца, откуда открывался вид на необычный и прекрасный город, человек в зеленой мантии, на левом плече которого примостилось странное создание, больше всего похожее на горохово-зеленую обезьянку, почувствовал это и слегка улыбнулся.

– Ну, Кромил, в конце концов это может получиться, – негромко сказал он маленькому зеле ному созданию. – Теперь это может получиться, хотя все и было против нас.

– Скорее всего она добьется, что ей оторвет голову или что пониже, – ответил его собеседник резким гнусавым голосом. – Ты же знаешь, она никогда не делала этого здесь. Посмотри, сколько времени уже потрачено зря!

Человек в зеленом вздохнул:

– Если она не сможет сделать этого здесь, она не сможет противостоять могуществу Клиттихорна и не сможет справиться с Принцессой Бурь. Мы берем то, что есть, и делаем из этого то, что должны сделать, друг мой. Вначале она была перепуганной, невежественной школьницей, правда, довольно сообразительной, но уверенности в себе и чувства собственного "я" у нее было не больше, чем у морковки. Если она сможет сделать это здесь, она обретет такую уверенность в себе, такую силу, что станет одним из самых опасных существ на всей планете. Вот кто мне нужен, чтобы перевернуть этот мир! А если не сможет – что ж, ты знаешь, что она не единственная в своем роде. Успокойся, Кромил. Я знаю, мы можем проиграть и погибнуть, но пока что пусть-ка поболит голова у Клиттихорна.

В огромном замке, высеченном внутри увенчанного снегами горного пика, высокий и мрачный человек в малиновой мантии проходил через зал и внезапно почувствовал странное холодное прикосновение. Он остановился, нахмурился и попытался понять, что это было, но не сумел. Это ему не понравилось. Это ему вовсе не понравилось. Он прошел дальше, в палату Совета, все еще не в силах стряхнуть с себя это пугающее ощущение холода.

– Предупредите всех лазутчиков и все отряды, – отрывисто приказал он. – Только что произошло нечто странное, и я не знаю. что именно. Не жалейте усилий, чтобы найти и обезвредить источник. Утройте магический надзор за Булеаном. Если он хотя бы почешется, я должен об этом знать.

– Слушаюсь, сэр. – ответил капитан. – Но… сэр. Что нам искать?

Человек в малиновом покачал головой:

– Некое вероятностное уравнение ищет свое решение. Оно блуждает в поисках ответа. Я предпочел бы, чтобы оно не было решено. – Он подошел к исписанной мелом черной доске, и указал на маленький значок. – Легче всего будет стереть его. Найди его, капитан! Найди и сотри его, пока нас всех не объял холод смерти!


на главную | моя полка | | Ветры перемен |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 3
Средний рейтинг 4.3 из 5



Оцените эту книгу