Холодное осеннее небо лишь слегка заалело на востоке, когда Фаби вышла из своей комнаты и быстрым шагом направилась к опочивальне принцессы Ризель. Она шла, не поднимая головы и не обращая внимания на поклоны слуг, попадавшихся навстречу. Совсем недавно челядь вовсе не старалась угодить девушке, занимавшей при дворе Капитана-Императора странное положение благородной гостьи поневоле, но теперь она стала подругой принцессы и все изменилось.

В темных углах что-то негромко шуршало и потрескивало. За год пребывания в Яшмовом дворце Фаби так и не сумела привыкнуть к странным звукам, которыми тот полнился по ночам, а сама мысль о том, что во мраке по запутанным лабиринтам коридоров бегают жуткие металлические твари, вызывала у нее леденящий душу страх. Поутру мехи всегда расползались по норам: стоило солнцу подняться над горизонтом, их уже не было ни видно, ни слышно. Те, кто вставал после рассвета, могли годами не встречаться с многоногими созданиями, чьи поцарапанные панцири, если верить слухам, помнили времена, когда на месте Яшмовой твердыни мерры пасли морских коров. Мехи никого не обижали: в худшем случае древний механизм, пробегая по потолку спальни, мог свалиться на голову спящему. Конечно, приятного в этом было мало, но зато они не воровали провиант из кладовых и не разносили чуму. К тому же мыши и крысы во дворце не водились именно по той причине, что все подходящие для обитания щели облюбовали мехи.

Фаби знала, что ночные шорохи безопасны, но ничего не могла поделать с собой: первое время, заметив краем глаза шевеление где-нибудь в дальнем углу, она попросту замирала на месте. «Деточка, да ты дрожишь! – сказала как-то одна из придворных дам. – Прямо как воробей!» С этого дня ее иначе не называли.

Впрочем, прозвище было безобидным. Даже принцесса иногда ласково обращалась к ней «мой воробышек»: девушку угораздило быть настоящим воплощением своего кланового знака. Маленькая и щуплая – в пятнадцать лет она выглядела сущим ребенком, – Фаби вечно оказывалась взъерошенной и невыспавшейся, а прислушиваясь внимательно к тому, что ей говорили, всякий раз ловила себя на том, что по-птичьи наклоняет голову.

Сущий воробей...

Когда маленькая птичка попадает в клетку, где сплошь орлы да ястребы, ей остается надеяться лишь на то, что съедят не сразу... а до тех пор, глядишь, и зернышко-другое перепадет. Терпение Фаби было вознаграждено, когда принцесса Ризель объявила, что выбирает своей подругой ее – провинциалку, едва начавшую осваивать столичные манеры и не имеющую понятия о сложных дворцовых интригах! Эта новость вызвала много шума, но с решением Ризель никто не отважился спорить: у принцессы, как поэтично выразился придворный бард, было две тени – собственная и отцовская.

Впрочем, красивое слово «подруга» давало не только привилегии. Ее обязанности мало отличались от обязанностей простой служанки – подай, отнеси, приготовь ванну. Такой высокородной госпоже, как Ризель, не могла прислуживать обыкновенная женщина. А кто из магусов, благородных птиц, по доброй воле станет слугой? Уж точно не ястреб, орел или ворон, а от скопы или чайки-крикуна Ризель и сама не приняла бы такой услуги. Вот и оставался один-единственный вариант – воробей. Маленький, скромный и совершенно безобидный...

Фаби замедлила шаг. В этой части дворца стены были из металла, и плоские лампы в потолке заливали их потоками мерцающего красного света. Сразу несколько причудливо изломанных теней Фаби застыли на потускневшей от времени поверхности, словно потеки запекшейся крови. Дверь мигнула зелеными огоньками, узнавая подругу принцессы по прикосновению; замок приветливо щелкнул. Девушка смахнула с платья невидимую пылинку и вошла, опустив голову еще ниже. Тяжелый нрав Ризель был известен всем, и поэтому возвышению Фаби удивлялись, но не завидовали: в первые две недели только ленивый не делал ставки, пытаясь развлечься, а заодно и подзаработать на позорном изгнании выскочки-деревенщины.

Не вышло.

Дни шли за днями, и как-то раз Фаби поняла, что все больше воспринимает Ризель не как госпожу или Ее Высочество, а как старшую сестру, которой ей всегда так не хватало. Принцесса была очень красива; ей посвящали поэмы, а за каждый танец устраивали дуэли – впрочем, случалось это редко, поскольку Ризель не жаловала балы. Ее дни проходили в заботах, которые больше пристали бы принцу, но так уж вышло, что никто другой не мог делать для Капитана-Императора то, что делала Ризель.

Фаби вспомнила, как впервые помогала госпоже и подруге принимать ванну: тело принцессы казалось хрупким, словно сотворенным из молочного опала, а татуировка на спине поражала воображение – казалось, две танцующие цапли вот-вот взлетят. Рисунок был непривычно большим; впрочем, Фаби просто привыкла к знаку воробья, который можно было закрыть даже такой маленькой ладонью, как у нее.

Да, принцесса выглядела хрупкой... на первый взгляд.

...Ризель не спала. Она сидела за письменным столом, уронив голову на руки; густые длинные волосы цвета пепла закрыли лицо плотной вуалью – из-за них ее и прозвали Белой Цаплей. Перед Ее Высочеством лежала раскрытая на середине книга, чьи листы пожелтели и выцвели от времени, а кожаный переплет крошился в руках. Фаби уже видела этот древний том и знала, что он собой представляет. Когда-то в каждом семействе хранился такой же, но постепенно все они были потеряны – кое-кто сумел сберечь отдельные страницы, но лишь единицы могли их прочитать.

Священная книга Основателей – все, что осталось у магусов от прародины...

– А-а, это ты, – устало проговорила Ризель. – Я закончила перевод. Посмотришь?

Девушка подошла ближе, не дожидаясь повторного приглашения. Ей уже случалось знакомиться с переводами Ризель – та была искренне удивлена, когда узнала, что молоденькая провинциалка не так уж плохо образована, быстро читает и вырисовывает пером витиеватые буквы в лучших традициях искусства каллиграфии. Хоть выбрали Фаби не за это, девушка поняла, что в глазах принцессы ее значимость как подруги сильно выросла.

Исчерканные листы бумаги стоили дороже, чем полностью снаряженный боевой фрегат. Знатоков древнего наречия в Империи почти не осталось, и какой-нибудь архивариус из Ламара или Лазурной гавани, не говоря уже о Ниэмаре, с радостью продал бы душу лишь за право взглянуть на перевод Книги, выполненный Ее Высочеством.

– Мы с каждым днем все дальше от прародины, – неожиданно проговорила Ризель, обращаясь скорее к самой себе. – Никто из почтенных ученых мужей не сумеет прочесть и строчки из Книги, потому что они забыли наш язык. Я не могу их винить – как его учить, если единственный текст на древнем наречии хранится в императорской библиотеке и его нельзя копировать? – Ее усмешка отчего-то показалась Фаби жестокой. – Спросишь, почему нельзя? Отвечу. Но сначала читай. Вслух...

«Шел год седьмой от Великого пришествия, и тогда собрались все небесные люди. Первым говорил Капитан Ворон, и сказал он так:

– Братья и сестры мои! Вижу я, что люди этого мира больше не ходят на четырех конечностях, словно животные, и не едят плоть подобных себе. И это хорошо!

Вторым вышел говорить Жаворонок, и сказал он так:

– Братья и сестры мои! Теперь люди этого мира знают, как растить пшеницу и рис, бобы и просо. Больше не едят они траву, что стелется под ногами, и водоросли, что прибивает волнами к берегу...»

Фаби раздвоилась. Одна ее половина послушно читала, пробираясь сквозь дебри торопливого почерка Ризель, а другая лихорадочно размышляла, пытаясь понять: в чем же здесь подвох? Неужели Ее Высочество решила испытать свою подругу? Ведь даже ребенок знает, что небесным фрегатом, «Утренней звездой», командовал Цапля, первый Капитан-Император...

Ризель неожиданно нахмурилась.

– Ниже читай! Там, где про огонь.

Фаби пробежала глазами остаток записей и взяла следующий лист.

«...так говорил каждый из пятнадцати магусов, небесных людей, о благах, что принесли они людям земным, а когда все закончили, снова встал Капитан Ворон и спросил:

– Все ли помнят о том, что предсказал Буревестник в день, когда впервые мы ступили на эту землю? Все ли соблюдали запреты?

– Да! – ответили магусы, но нахмурился Капитан Ворон, потому что знал: один из его соплеменников не сдержал слова и дал людям огонь. Но никто не признавался в содеянном, и тогда сказал Капитан:

– Хорошо же! Значит, люди открыли огонь сами. Так знайте теперь, что было предсказано: если земные люди узнают тайну огня, нам следует дать им огня великое множество...»

Фаби застыла. Час от часу не легче – сначала Капитан Ворон, а теперь это. До сих пор текст, хоть и поражал странной расстановкой слов, был вполне понятен, но последняя фраза ее удивила.

«Огня великое множество»?

– Я полночи промучилась над этим выражением, – проговорила Ризель тоном расстроенной маленькой девочки. – Ума не приложу, что имелось в виду. Там дальше еще есть, читай...

«Небесные люди сидели спокойно и слушали Капитана Ворона. И тогда он спросил:

– Скажите мне теперь, не нарушал ли кто второй запрет?

– Нет! – сказали Небесные люди, и помрачнел Капитан Ворон, словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползал по земле, точно черви.

– Хорошо же! – сказал он. – Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас...»

– Ты веришь, что магусы когда-то умели летать?

– Я... – Фаби растерялась. Принцесса пытливо вглядывалась в лицо подруги, и девушка поняла, что от ее ответа многое зависит. – Я знаю, что «Утренняя звезда» летала, – ведь как иначе наши предки оказались в этом мире? И мне порою казалось странным, что символами Семейств стали птицы. Но... нет, я думаю, это какая-то метафора. Летать сейчас умеют только крыланы.

– Крыланы... – эхом отозвалась Ризель. – Читай дальше.

«...и когда понял Капитан, что третий запрет тоже оказался нарушен, потому что видели дети земные то, что было сокрыто от магусов, сказал он так:

– Если тот, кто сделал это, не признается сейчас, то одарим мы землю эту последними дарами, а потом улетим домой.

Встал тогда хранитель огня, пламеннокрылый Феникс, промолвил:

– Я дал людям огонь.

Сказал он:

– Я подарил им крылья.

Были его последние слова такими:

– Я научил людей видеть сокрытое...

Тогда Капитан попросил у магусов, детей небесных, семь дней на размышления, но раздумья длились в семь раз дольше, потому что было слишком тяжелым решение. Вернувшись же к народу своему, сказал он Фениксу:

– Отдай огонь сыну, будет он отныне Хранителем. Сам же ты получишь пламя, и крылья, и море – и оставишь нас навеки.

Промолвила тогда Эльга-Заступница:

– Прости его, Мудрейший! Что сделано, того не воротишь! Видишь, Утренняя звезда сияет на небе, как раньше, – значит, предсказание не сбылось! Пусть останется с нами тот, в чьем сердце вечно живет огонь далеких звезд...

Но непреклонен был Капитан Ворон, и были слова его холоднее льда, тяжелей камня:

– Как можем мы ожидать, что земные люди будут уважать нас и бояться, если слово магуса стало теперь легковесней птичьего пера? Три запрета были нарушены, и три наказания понесет отступник.

Стоило ему сказать это, как раздался гром и молнии объединили небо с землей – а когда все закончилось, увидели магусы, что нет больше Утренней звезды. Так сбылось предсказание Буревестника, после чего удалился Капитан в великой печали, оставив детей небесных навсегда.

В один день лишились они самого мудрого и самого смелого».

Фаби положила исписанный листок обратно на стол и обняла себя за плечи, пытаясь унять сильную дрожь. Отчего Ее Высочество доверила ей такую страшную тайну, и именно сейчас? Быть может, она чувствует, что владычество Цапли близится к концу...

Нет.

Воробей не может повлиять на ход событий. Если дом Цапли падет, а Ворон вспомнит о том, что принадлежит ему по праву, – что ж, воробьи будут наблюдать и надеяться, что победитель не вознамерится их уничтожить. Их целью всегда было выживание, и до сих пор семейству сопутствовал успех – во многом благодаря тому, что они умели довольствоваться малым и никогда не позволяли амбициям взять верх над здравым смыслом. Где сейчас гордые Фениксы, клан Фейра? Уничтожены, разбиты, а имя последнего лорда навсегда опозорено клеймом «изменник». Буревестники? Последний из рода Амальфи пал жертвой предательства, которого не сумел предвидеть. Даже мирные Совы, Соффио, не устояли...

Быть может, всем семействам суждена подобная судьба, но Фаби отчего-то была уверена: воробьи, скромные и незаметные, выживут. Только вот гордиться этим не следовало.

Фаби выпрямилась и встретила взгляд Ризель: принцесса улыбалась краешком рта, да только в улыбке не было ничего веселого. На плечах этой хрупкой женщины лежал чудовищный груз, а ее изысканный хрустальный рай вот-вот должен был разлететься на осколки. Белая Цапля была единственным глашатаем воли Капитана-Императора, который вот уже несколько лет не покидал покоев, расположенных в западном крыле Яшмовой твердыни. Странная болезнь, поразившая императора, не была заразной – по крайней мере, за прошедшие годы никто не подхватил от него смертельный недуг, – но если поначалу он хоть изредка появлялся на людях, то теперь его навещали только двое доверенных слуг и сама принцесса. Ризель заходила к отцу каждое утро, выслушивая наставления, которые после передавала советникам. Однажды – это было уже после того, как Фаби привезли во дворец, – кто-то из клана Орла захотел встретиться с императором лично. Ризель не стала противоречить; советника провели к больному. Строптивец пробыл там недолго – выскочил за дверь весь бледный и трясущийся, бормоча что-то о «каре небесной». Потом Фаби слышала, что он почти сутки провел в ванной и заставил слуг сменить воду не меньше десяти раз.

Больше о личной аудиенции никто не просил.

«Капитан-Император скоро умрет...»

Даже произнеся эту фразу мысленно, Фаби от ужаса зажмурилась. Император Аматейн был очень молод по меркам небесных людей, ему не исполнилось даже ста лет. Как рассказывали Фаби родители, коронация Аматейна была столь пышной, что всем казалось – она обязательно войдет в легенды и ознаменует начало нового Золотого века. Получилось совсем наоборот: война с Окраиной разгорелась с новой силой, да к тому же Империю ослабляли постоянные столкновения между семействами. Только три клана из пятнадцати сумели остаться в стороне от интриг и борьбы за земли – Жаворонки, Ласточки и Соловьи, – остальных же словно поразило внезапное безумие, и они с ожесточением принялись уничтожать друг друга. Двадцать лет назад Аматейн положил конец этой борьбе, подписав договор с шестью семействами, но Фениксы, Буревестники и Совы не захотели ему подчиниться, а земли Пересмешников и Голубей оказались поделены между победителями. Где-то на просторах Империи остатки покоренных кланов лелеяли планы мести...

Много лет спустя уже никто не мог с уверенностью сказать, что на самом деле произошло с непокорными Фейра, Амальфи и Соффио. Фаби слышала немало версий, одна страшней и невероятней другой, но самые жуткие истории рассказывали о гибели семейства Фейра – говорили даже, что пламенный лорд вовсе не нарушал никакой клятвы, а сам стал жертвой предательства и изощренной интриги, чье авторство приписывали то Вейлану, первому советнику и адмиралу Аматейна, то... нет, об этом Фаби не хотелось даже думать. Так или иначе, именно после того, как Фейра были уничтожены, Капитан-Император заболел. Поначалу его недуг вовсе не казался чем-то ужасным. Уже потом, когда стало понятно, что хворь не намерена отпускать Аматейна из своих цепких объятий, во дворец стали приглашать лучших целителей – сначала тайно, а потом и в открытую. В Яшмовой твердыне побывал даже лорд Рейнен, старейшина вороньего семейства, – и все без толку.

Капитан-Император стоически перенес то, что болезнь изуродовала его красивое лицо, заставив на людях носить маску, но вскоре судьба нанесла ему удар пострашнее: старший сын Аматейна пропал без вести где-то на севере, и до сих пор о нем не было никаких известий.

А два года назад Аматейн потерял сразу жену и младшего сына: мальчика загрызли пардусы, сбежавшие из дворцового зверинца, после чего Ее Величество в великой скорби удалилась в Сады Иллюзий – туда, где и супруг не мог ее отыскать. Фаби немало наслышалась о том, что звери оставили от тела бедного ребенка всего-то несколько костей. На время похорон сына Аматейн ненадолго прервал затворничество, но когда траурный срок закончился, по дворцу поползли слухи.

Болезнь Капитана-Императора зашла слишком далеко.

Было весьма маловероятно, что он сумеет снова зачать наследника, а ведь три тысячи лет трон Цапли передавался только по мужской линии. Теперь же наследников мужского пола не осталось, даже незаконнорожденных, поэтому все взгляды обратились к Ризель.

Юная принцесса была очень красива, и ее многогранному таланту можно было только позавидовать. Она могла поддержать любой разговор и разбиралась в тонкостях морского дела не хуже, чем в тканях или драгоценных камнях. С ней считали за честь подискутировать о проблемах философии виднейшие ученые из лучших университетов Империи... и все-таки она была женщиной. А лорды сильных кланов никогда не склонят головы перед императрицей, если рядом с ней не будет императора.

За поведением Ризель следили очень внимательно, пытаясь то так, то этак растолковать каждый ее шаг. Пока что Ее Высочество ничем не выдала своих намерений, какими бы они ни были. Но не нужно было долго думать, чтобы понять всего лишь одну простую истину: как бы ни поступила принцесса, войны не избежать. А если станет известно, что все прошедшие века династия Цапли стояла на зыбком фундаменте из слегка подправленных легенд, то никто не будет дожидаться смерти Аматейна.

Взгляд Ризель сделался тяжелым, и Фаби поняла, что время, отведенное ей на размышления, закончилось.

– Говори.

Девушка с трудом взяла себя в руки.

– Даже если это единственное расхождение с общепринятой историей... – начала она и по внезапно изменившемуся выражению лица Ее Высочества поняла: нет, не единственное. Всего лишь одно из многих. – То, я боюсь... э-э... трон зашатается так сильно, что... удержать его будет непросто. Но разве воробей может чем-то помочь Белой Цапле?

Ризель не успела ответить – в открытое окно ворвался норд-ост и разметал рукопись по комнате. Фаби следовало бы броситься ее собирать, но девушка почувствовала, что это выше ее сил. Ризель сидела неподвижно, пока ветер не стих, а потом ее тонкая рука взметнулась и описала в воздухе круг: разлетевшиеся листочки тотчас принялись сползаться к ногам принцессы, аккуратно укладываясь в стопку.

– Империя сейчас подобна одуванчику, – сказала Ее Высочество. – Стоит кому-нибудь дунуть посильнее, и она разлетится по сторонам света легкими пушинками, а от былого могущества останется одно воспоминание. Только воля моего отца удерживает ее от распада.

Принцесса встала. Она была выше Фаби всего на полголовы и по меркам магусов считалась очень маленькой, но сейчас девушке показалось, что Ризель смотрит на нее откуда-то с заоблачных высот.

– Мне очень страшно, воробышек. Я понимаю, что очень скоро моя жизнь изменится и больше никогда не станет такой, как прежде. Я тоже изменюсь. Мне нужен кто-то... мне нужен человек, который всегда будет помнить, какой я была... – Внезапно ее голос сел, и принцесса не сразу сумела продолжить: – Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. Твое желание выжить и твой ум – ты согласна разделить это богатство со мной?

«Разделить – или тотчас отправиться навстречу Великому Шторму? Ответ очевиден, моя принцесса. Или уже императрица?..»

Фаби кивнула.

– Вот и славно. – Улыбка осветила бледное лицо принцессы. – А теперь прикажи, чтобы приготовили ванну.

Над морем занималось утро нового дня.

Ветер вот-вот должен был перемениться...

Смотрите, что я принес!

Душный летний полдень. Солнце в зените с упорством, достойным лучшего применения, заливает округу лучами; куда ни глянь – ни души. Еще задолго до наступления часа короткой тени все живое поторопилось скрыться, и лишь в сиреневом мареве над океаном носятся чайки-крикуны, оглашая побережье пронзительными воплями.

Крикунам, зубастым тварям, палящий жар нипочем.

Твои босые пятки жжет белый камень мостовой, ноздри щекочет запах жареной рыбы – близится время обеда. Ты стоишь у открытой настежь двери, заглядывая через плечо вихрастому смуглому мальчишке – его ладони сложены ковшиком, на порог капает соленая морская вода.

В ковшике плещется серебристая рыбешка размером не больше мизинца.

– Я сам его поймал! Мама, мы больше не будем бедствовать! Мы сможем вернуть все, что у нас отняли!

Во взгляде матери плещется страх, отец гневно хмурится, сжимая кулаки.

На порог ложится длинная тень – черный человек уже здесь.

«Паоло, Паоло, разве ты не знаешь – плохая примета приносить в дом то, что ты сейчас принес! Иди и сейчас же выброси это там, где нашел».

Бесполезно. Можешь кричать, трясти старшего брата за плечи, бить по щекам – он ничего не почувствует.

Тебя здесь нет.

Ты наказана бесконечным повторением этого дня, и Великая Эльга – Заступница моряков не ответит на вопрос, который ты столько раз задавала во сне и наяву – за что? Отчего ночной кошмар снова и снова повторяется в деталях, почему этот черный день никак не отправится туда, где ему положено быть, – на дно времени, в прошлое? Там прохладно и темно, там хранятся осколки счастья, черепки надежд – все то, что безвозвратно ушло, не выстояв в бою с Великим штормом. Ты хотела бы сама отправиться на дно – ведь лучше лежать во мгле, в синей прохладной мгле, чем мучиться здесь снова и снова, отбывая наказание за чужой грех. К утру сон растворится в предрассветном сумраке, но останется ощущение потери – черная дыра в воспоминаниях, пустое место, откуда веет холодом.

Ты преуспела в искусстве забывать, но не сумела избегнуть платы за это...

Утренний бриз тихонько проскользнул сквозь приоткрытое окно и, осмелев, шаловливо взъерошил волосы Эсме, благословением Эльги коснулся ее горячего лба. Ночь без сна вылилась в обычное утро – в растерзанной постели, среди разбросанных подушек и скомканных простыней. Любой, завидев подобное зрелище, не сомневался бы ни секунды, что в одиночку она ни за что не смогла бы привести постель в такое состояние.

Хорошо, что в эту комнату заходил только ветер – он был немногословен.

– Вставай, кракен тебя побери, – негромко сказала девушка, уставившись в потолок, где давно уже были изучены и сосчитаны все трещины. – День-ночь, сутки прочь. Вставай, кому говорят.

В ушах шумело, под веки кто-то щедрой рукой насыпал по горсти песка, а стоило чуть шевельнуться, как перед глазами сразу же потемнело и мебель пустилась плясать развеселый матросский танец. В этом не было ничего удивительного: последние пять ночей Эсме почти не спала. Она закрывала глаза – и проваливалась в черную бездну, полную странных звуков и запахов, а потом внезапно просыпалась, задыхаясь и дрожа от ужаса. Эсме понимала, что виновата сама: то, что она сотворила десять лет назад с собственной памятью, не могло пройти бесследно. Иной раз человека, потерявшего руку или ногу, мучает боль на месте отсутствующей конечности – а Эсме страдала из-за того, что в ее воспоминаниях образовался провал, который подобно водокруту всасывал ее жизненную силу и никак не мог насытиться.

«Что угодно! Пусть меня кархадоны сожрут, пусть я буду каждую ночь тонуть в Великой бездне, пусть мерры утащат меня к себе в Подводное царство – Заступница, что угодно, только не это!»

Но Заступница не отвечала...

– Долг лекаря – с рассветом открывать двери свои. – Она рывком села в постели и тотчас зажмурилась. – А добросовестные целители... к коим я не отношусь, конечно... встают до восхода, ибо в их помощи нуждаются те, чей труд начинается с первыми солнечными лучами: сие есть непреложная обязанность каждого, кто наделен Даром. – Эсме робко приоткрыла один глаз и, убедившись в том, что две табуретки и комод смирно стоят на своих местах, а ее голова не свалилась с плеч, опустила на пол босые ноги. Пятки закололо – вчера она забыла вымести песок, хуже которого в Тейравене были только чайки-крикуны.

«Лучше бы уборкой занялась, чем всю ночь вертеться с бока на бок».

– Великий дар, ниспосланный Небесами, должно использовать во благо суши и моря. Так говорит Эльга, и я следую ее заветам. Да минуют шторма Капитана-Императора, да будет Заступница к нему благосклонна, – последнюю фразу девушка протараторила скороговоркой, совершенно не заботясь о должной почтительности по отношению к царственной особе. Императора, который заживо гнил в своем дворце где-то далеко на северо-востоке, лечить следовало не молитвами – если вообще его болезнь можно было вылечить.

Муть перед глазами постепенно улеглась, но шум в ушах остался. Эсме мрачно подумала, что спасти ее может только обморок, причем глубокий – ведь потерявшие сознание не видят снов. Или видят? В любом случае идею с обмороком стоило опробовать, но для этого придется постараться, потому что целителю ой как непросто лишиться чувств – для этого ему нужно, без преувеличения, устать до смерти.

Она запустила руку под кровать и выудила предусмотрительно оставленный с вечера флакон из зеленого стекла, тщательно закупоренный пробкой. К острому запаху снадобья, что содержалось внутри, она так и не сумела привыкнуть, но вкус был еще хуже.

Открыть аккуратно, не расплескав ни капли.

Пальцами левой руки зажать нос, чтобы не стошнило от запаха.

А теперь выпить...

– Кракен меня раздери! – взвыла Эсме, когда жидкость обожгла ей горло и ухнула в желудок. – Ух, га-адость.

Зелье предназначалось для того, чтобы взбодрить уставшего целителя. Существовала слабая вероятность, что измученное тело Эсме взбунтуется против очередной встряски и даст наконец искомый результат – обморок. Только очень упрямый человек мог бы ради этого глотать противное снадобье день за днем, надеясь, что оно наконец-то подействует не так, как обычно. Впрочем, выбор был невелик: либо она весь день слоняется по дому снулой рыбиной, либо – раз уж проснулась и намерена открыть двери – пьет эту ни с чем не сравнимую гадость. Недаром Велин, ее учитель, частенько повторял: «Ты упрямей кархадона...»

На сей раз Эсме опять не повезло – всего-то через несколько ударов сердца в голове прояснилось и даже глаза болеть перестали. Значит, предел ее возможностей еще не наступил и впереди еще сутки мучений.

Или не сутки...

Целительница медленно оделась – она носила белую рубаху с подвернутыми до локтя рукавами и широкую серую юбку до щиколоток, – потом расчесала волосы и повязала голову темно-зеленым шарфом.

За окном просыпался город. Небо заалело на востоке; море пряталось за городскими крышами, выдавая свое присутствие верхушками мачт и стаями чаек-крикунов – они, как всегда, снялись с насиженных мест еще до рассвета.

«Они никогда не спят. Мерзкие создания».

Одна из тварей внезапно спикировала и опустилась на подоконник; отвратительная вонь тотчас затопила комнату. «Заступница... – уныло подумала Эсме. – Отчего именно эта гадина стала символом целительской гильдии?» Она прекрасно знала ответ на свой вопрос, который был прост и сложен одновременно: из всех известных птиц только крикуны могли читать мысли, и к тому же они были клановым знаком семейства, покровительствовавшего гильдии...

Чайка щелкнула клювом, края которого были усеяны острыми зубками, захлопала кожистыми крыльями.

– Пошла прочь! – Эсме не испугалась, хотя прекрасно знала, что птица в мгновение ока может вырвать из нее кусок плоти размером с кулак дюжего матроса. – Улетай!

Чайка наклонила голову, ее красные глаза злобно блеснули. Эсме вдруг ощутила идущую от хищницы волну ненависти, и ей сделалось не по себе: вечно голодная чайка думала о еде, но мыслеобразы выдавали желание поживиться вовсе не рыбой. Эсме не знала, были это подлинные воспоминания, но увиденного хватило, чтобы заставить ее перейти от слов к действиям.

– Ах ты, мерзкая тварь! – девушка схватила первое, что подвернулось под руку, – это оказалась подушка, – и швырнула в птицу. Та, конечно, увернулась с легкостью и тотчас атаковала в ответ, но совершенно неожиданным образом: если раньше Эсме ощутила лишь отголосок кровожадных мыслей крикуна, то теперь ее накрыло по-настоящему. Целительницу чуть не вывернуло наизнанку от отвращения. Зрелище распотрошенных внутренностей не было для нее внове, но чайка добавила к отвратительной картине удовольствие и предвкушение роскошного пира, а вот этого целительница вынести не смогла. Позабыв об опасности, она бросилась к птице – и схватила воздух. Выдав напоследок издевательский вопль, чайка присоединилась к своим товаркам – вместе они будут кружить над Тейравенской пристанью до позднего вечера, досаждая морякам криками и воруя рыбу у тех, кто зазевается.

Эсме осторожно выглянула наружу. Подушка, конечно, угодила прямиком в сточную канаву. Одно хорошо – можно не выходить на улицу. Интересно, кто-то из соседей видел, что сей замечательный снаряд вылетел именно из ее окна?

Девушка закрыла глаза: мыслеобразы ускользали, будто серебристые рыбешки.

Что же она собиралась делать?

...ах да. Открыть двери.

Дом Велина располагался гораздо ближе к пристани, чем лавки двух других целителей Тейравена. Возможно, в другом городе это обстоятельство стало бы решающим в борьбе между лекарями, ведь у больного матроса нет времени, чтобы бродить по незнакомым улицам в поисках того, кто окажет ему помощь, – в другом городе, но не здесь. Еще до того, как Велин приютил у себя Эсме, его слава оставляла желать лучшего. Возможно, все дело было в том, что Велин не был местным: много лет назад он сошел на берег и больше не вернулся на борт фрегата, оставшись навсегда в шумном и грязном Тейравене, где уже жили два целителя. На что он надеялся? Чужак всегда остается чужаком, пусть даже по способностям многократно превосходит тех, кто с рождения слышал вопли тейравенских чаек-крикунов.

Эсме спустилась на первый этаж, открыла двери настежь и взялась за метлу. Велину бы не понравилось, что она нарушает порядок: уборку полагалось делать вечером, чтобы с утра ничто не мешало рабочему настроению. Всякий раз она хотела возразить, что утренняя разминка с метлой в руках помогает ей привести в порядок разбредающиеся мыслеобразы, но не осмеливалась перечить учителю. Велин умудрился подчинить свою жизнь строгим правилам, оставаясь при этом загадкой для Эсме. Он никогда не говорил с ней о своей родине и о фрегате, на котором служил. Лишь однажды Эсме удалось послушать парочку смешных историй, но она не была уверена, что они и впрямь произошли в действительности: воображение у Велина было богатое, и он порою рассказывал сказки собственного сочинения, желая повеселить вечно грустную ученицу.

Это было прекрасное время – и теперь оно тоже на дне.

Великий шторм не щадит никого и ничего.

Не выпуская из рук метлы, девушка застыла. Мельтешение мыслеобразов перед ее внутренним взором участилось, постепенно превращаясь в маленький водоворот, в самом центре которого возник сундук. Обычный сундук, вроде тех, в которых Велин держал свои книги и зелья; такой есть у каждого лекаря, только вот Эсме хранила в нем не совсем то, что следовало бы.

Она закрыла глаза, успокоила дыхание: кровь текла по жилам медленно, словно смола, и каждый удар сердца отдавался в ушах болезненным гулом.

«Целитель, исцели себя сам!»

...она выбрала самое прочное дерево.

...она изрядно потрудилась над замком.

...она выбросила ключ.

«Неужели все это было зря?!»

Где-то в порту раздался колокольный звон, и Эсме, вздрогнув, пришла в себя. Оглядела лавку, словно оказалась здесь впервые: комната была большая и светлая; вдоль стен стояли шкафчики со снадобьями и сундуки с книгами, посередине располагался большой стол, на который укладывали тяжелых пациентов. Казалось, Велин всего лишь ненадолго отлучился...

...бац! От сильного удара изнутри крышка сундука вздрагивает. Когда-нибудь напор окажется слишком сильным, и она не выдержит. Велин предупреждал, но разве ты слушала?

– Если никто не хочет обращаться ко мне за помощью, я сама разыщу страждущего! – сказала целительница и, отбросив метлу, решительным шагом вышла на улицу.

На улице чирикали воробьи; детвора играла в пиратов, оглашая округу звонкими криками: «Чур, я Звездочет! А я буду Крейном!..» Окрестные ребятишки частенько забегали к Велину и Эсме, чтобы залечить ссадины и царапины, но это не мешало им вести себя отчужденно в присутствии родителей. Завидев девушку, один из мальчишек первым делом осмотрелся – и лишь убедившись, что никто не наблюдает из окна, подбежал к ней.

– Во имя Светлой Эльги, помоги мне! – Тонкий голосок, старательно проговаривающий ритуальную фразу, вызвал у целительницы улыбку.

«Не отказывай страждущему, не жалей сил, не читай чужих мыслей» – такую клятву давал каждый вступающий в Гильдию, и нарушить ее было невозможно.

– Вот... – добавил ребенок плаксиво и протянул правую руку – от запястья до локтя змеилась глубокая царапина, воспаленная и сочащаяся гноем. Эсме покачала головой: еще чуть-чуть, и дело могло принять серьезный оборот. Она закрыла глаза и очень медленно провела раскрытой ладонью над раной. Ребятишки затаив дыхание следили за тем, как под пальцами целительницы зарождается золотистое сияние – его отсветы ложились на лицо Эсме, делая ее похожей на статую Эльги в портовой часовне. Они видели это не раз, но по-прежнему терялись перед лицом чуда.

Впрочем, это было свойственно и взрослым, просто они лучше умели скрывать собственные чувства.

– Ну вот, – сказала Эсме, когда царапина исчезла без следа. – А теперь я хочу тебя попросить об ответной услуге.

Мальчишка восторженно смотрел ей в лицо, готовый на все.

– Я ухожу в порт. Если за время моего отсутствия кто-нибудь придет, ты или твои товарищи сможете меня там разыскать? Я буду в «Водяной лошадке».

– Не вопрос! – он заулыбался, продемонстрировав отсутствие переднего зуба.

Целительница знала: примерно полдня после очередного чуда эти дети будут ее любить... почти бескорыстно. А потом обо всем забудут, и их внимание придется завоевывать заново; так будет длиться до тех пор, пока они не станут взрослыми.

По узкой извилистой улочке Эсме спустилась к гавани. Она шла медленно, всей кожей впитывая свежий бриз: ветер с моря уносил печаль, позволяя ненадолго расслабиться. У лавки с яркой вывеской «Древности и редкости» целительница ненадолго задержалась: несколько лет назад Велин, будучи при деньгах, завел ее внутрь и предложил выбрать «что-нибудь интересное». Другая на ее месте так бы и сделала – благо, выбирать было из чего, – но Эсме совершенно растерялась, завидев великое множество удивительных вещей. Там были странные ткани, покрытые светящимися узорами и струящиеся сквозь пальцы, словно вода; чудные хрустальные колокольчики, поющие от малейшего дуновения ветра; жутковатые мумии существ, о которых ей раньше доводилось читать в книгах Велина... Больше всего ей понравились золотые бабочки, обитавшие внутри большого стеклянного шара. «Придворные дамы в столице украшают ими волосы, – сказала Магда, хозяйка лавки – высокая женщина с крупными чертами лица и по-мужски широкими плечами. – Тебе бы пошло, да только вот стоят они слишком дорого». Украшения для волос? Эсме и не знала, что такое бывает. С крыльев прелестных созданий осыпалась золотая пыльца, но юная целительница поняла, что никогда в жизни не осмелится притронуться к этой красоте. Она обернулась, взглянула на учителя – тот понял все без слов и направился к выходу. Уже у самой двери их догнали слова Магды: «А я бы купила твой шарф. Он из очень редкой ткани. Если что, заходи!» – и вот тогда Эсме испугалась, хотя и сама не понимала отчего.

Шарф был у нее всегда.

Хозяйка «Древностей и редкостей» не ошиблась, изумрудно-зеленая ткань и впрямь была необычной: она не снашивалась, не выцветала на солнце, не ветшала от времени. Иногда девушка пропускала шарф, казавшийся совершенно новым, сквозь пальцы и гадала – сколько хозяек он уже сменил? Как попал к ней? Велин отмалчивался, из чего Эсме сделала вывод, что вещица уже была у нее до той страшной ночи, когда все изменилось.

Значит, шарф следовало беречь.

«Ты, наверное, сердился на меня? Мы голодали... ты продал почти все книги, а ведь Магда наверняка дала бы за него неплохую сумму. Тебе стоило лишь попросить. Отчего ты не попросил?!.»

Улица вильнула в последний раз, и перед Эсме открылся вид на пристань. Там было все еще многолюдно, хотя рыбаки уже успели распродать ночной улов и сворачивали снасти. От пакгаузов к причалу медленно топали косматые длиннорукие гроганы, волоча огромные ящики с товарами; за гроганами наблюдали надсмотрщики с плетками. У лодочных загонов вода бурлила – кормили мальков, и те дрались за еду, отпихивая друг друга маленькими пока что носовыми таранами. Как только мальки подрастут и начнут по поводу и без выпускать абордажные крючья, наступит пора аукциона, и в Тейравен съедутся навигаторы со всех концов Империи – именно аукцион составлял славу ее города, который во всем остальном не отличался от сотен других городков в глухой провинции. Когда-то он был столицей княжества Амальфи, а в белом замке на холме жил лорд с семьей – благородные магусы из рода Буревестников, зовущие шторм. Но это было давно, еще до рождения Эсме; теперь же время славы Тейравена безвозвратно миновало.

У причала покачивались на волнах фрегаты.

Эсме шла, опустив голову. Взгляды фрегатов были похожи на назойливых пчел, которые все вьются и вьются, не решаясь ужалить, но и не желая улетать. Она чувствовала их беспорядочные мыслеобразы: горделивые белопарусные гиганты скучали, желая поскорее вырваться в море – туда, где нет якорных цепей, где рыскают кархадоны и дремлют под толщей воды ужасные кракены. Эти странные создания, испокон веков служившие людям и магусам верой и правдой, всегда вызывали у нее смешанные чувства: ими невозможно было не восхищаться, но порою сквозь привычный облик кораблей под полотняными парусами проглядывала истинная звериная сущность фрегатов. Считалось, что фрегат по сути своей схож с собакой или лошадью – он мог быть привязчивым, мог оказаться своенравным и агрессивным, мог ластиться или кусаться, – но Эсме всегда казалось, что живые корабли на самом деле все-таки наделены разумом, пусть и совершенно не таким, к какому привыкли люди. Взгляд собаки иной раз тоже может показаться осмысленным, но все-таки фрегаты смотрели не так, как прочие животные. Их взгляды были сонными, будто фрегаты навечно застыли на границе между явью и восхитительными грезами о морском просторе и его обитателях...

Девушка замедлила шаг. Один из фрегатов внезапно сосредоточился на ней, словно вынырнув из водоворота видений. Это был совершенно обычный торговый корабль; его паруса обвисли безвольными складками, матросы чистили борта от паразитов и наросших кристаллов соли. Чуть повыше ватерлинии красовалась большая заплата из трех прилипал – видимо, корабль совсем недавно налетел на скалу и повредил шкуру. Глаза фрегата казались стеклянными, пустыми, но Эсме чувствовала: они смотрят, внимательно и с любопытством. Она пригляделась, и на мгновение ей померещилось, что они разного оттенка – левый отдает в зелень, а в правом больше небесной лазури... но миг спустя целительница поняла, что всему причиной игра света и тени, а глаза у фрегата на самом деле зеленовато-голубые, одинаковые.

– Эй, смотри, куда прешь!

Пока Эсме извинялась перед каким-то торговцем, странное ощущение пропало, и фрегат стал таким же сонным, как и три других корабля. «Наверное, показалось, – подумала целительница. – Этого ведь не может быть...»

Вдоль причала неторопливо прогуливалась тейравенская знать – дамы шли под руку с кавалерами, обмахиваясь веерами, хотя до полуденной жары было еще далеко. Шелковое платье любой из женщин стоило в несколько раз больше, чем Велин и Эсме заработали за последний год, но эти люди, высокие, красивые и сильные, выделялись в толпе вовсе не одеждой.

– М-магусы... – прошипел поблизости от Эсме высокий матрос с кривым шрамом на щеке. – Кракен бы их всех...

Он не договорил. Так было всегда: магусов ненавидели и боялись, потому что их гнев был подобен шторму. Уже одной только недюжинной физической силы было достаточно для того, чтобы вызывать зависть и восхищение, а ведь к этому следовало добавить немыслимо долгий срок жизни – пять веков. О таком обыкновенный человек и мечтать не мог.

Внешне неотличимые от людей, магусы людьми не были.

Они были небесными детьми.

Парень со шрамом вновь забубнил что-то нелицеприятное, но его вовремя остановил один из товарищей, намекнув, что даже самая хрупкая из дам любого матроса сумеет побороть «одним щелчком». Это не совсем соответствовало правде, да и по глазам говорившего было видно, что он полностью разделяет чувства друга, но осторожность в Тейравене еще никому не мешала.

Эсме подошла к таверне Старого Пью. Снаружи строение выглядело неказисто: потемневшие от морского ветра стены с белесыми разводами соли, давно не чиненная крыша; возле дверей пришпилено сразу пять листков с оттисками личной печати наместника Эйдела – описания примет некоторых пиратов с указанием награды за их головы. Морские разбойники и впрямь нередко появлялись в городе – сказывалась близость Окраины, – так что существовал неплохой шанс подзаработать... если бы ее устраивал такой заработок. И все-таки взгляд Эсме, скользнув по объявлениям, выхватил самую большую сумму – десять тысяч золотых – и имя: Кристобаль Крейн.

Она усмехнулась: моряки в таверне то и дело спорили, как скоро Крейн обгонит по величине награды Звездочета, самого свирепого пирата в Океане, – и вот наконец этот день настал, потому что за голову Звездочета обещали всего-то девять тысяч. Кому-то придется раскошелиться. Чуть ниже стояла пометка: «Брать живым», что было весьма странно: за последние десять лет Кристобаль Крейн успел изрядно досадить Империи, всякий раз совершая все более дерзкие нападения то на фрегаты, перевозившие казну, то на лояльные Императору города. О нем рассказывали немало страшных историй, но было маловероятно, что его фрегат окажется в здешних водах, и уж вовсе невероятным представлялось Эсме, что кто-то сумеет узнать пирата по грубому наброску на объявлении о награде. Но не приходилось сомневаться, что многие старались запечатлеть в памяти этот корявый рисунок, на который походил каждый пятый посетитель «Водяной лошадки», – уж слишком большую сумму предлагал Капитан-Император. Даже некоторые из пятнадцати благородных семейств не могли похвастаться таким капиталом...

«Двенадцати семейств», – поправила себя Эсме и нахмурилась.

На облупившейся вывеске, которую давно бы следовало подновить, красовалось изображение любопытного существа: до пояса оно было женщиной с весьма соблазнительными формами, а ниже – лошадью. «Водяная лошадка» пользовалась шумной славой не только в Тейравене, о ней говорили и в других портах, а кое-кто даже позаимствовал удачное название. Пью, щуплый старик с деревянной ногой, постоянно грозился, что разберется с теми, кто «посягнул на доброе имя его девочки», но все давно привыкли к этим обещаниям и всерьез их не принимали. Когда-то хозяин таверны, разнимая сцепившихся матросов, получил сильный удар по голове – и ушел бы считать острова вместе с Великим штормом, если бы не Велин. Пью, как оказалось, память имел преотличную, и потому у него всегда находилось угощение для Эсме и бесплатная кружка пива для ее учителя.

– О-о, вот и моя девочка! – Едва целительница вошла, хозяин таверны подхватил ее под локоток и провел к пустовавшему столику у окна – как при своем увечье Пью умудрялся передвигаться быстро, оставалось для Эсме загадкой. – Садись-садись, я приготовил для тебя подарочек... – Он хитро прищурился и жестом фокусника достал из кармана фартука большой персик. – Из сада моего сына. Видишь, как хорошо, что он не послушался меня и остался на суше?

Эсме кивнула, прикидывая, как бы вытереть сочный фрукт рукавом, чтобы трактирщик этого не заметил и не обиделся, – его фартук не отличался чистотой. Историю о своем благоразумном сыне, который не захотел продолжить династию моряков и стал неплохим садовником, Пью рассказывал уже раз двадцать.

– Как ты? – спросил старик участливо. Эсме вздрогнула от неожиданности. «Этого еще не хватало!»

– Я заметила, на пристани собрались все наши небожители, – сказала она небрежно, словно не расслышав вопроса. – Намечаются гости?

– Угадала! – Пью одарил ее щербатой улыбкой. – Ждут «Морскую звезду» с новостями из столицы. Его сиятельство Эйдел тоже спустится с заоблачных высей, я думаю...

Девушка впилась зубами в перезрелый плод, не заметив, что сок течет по пальцам. Эйдел, рука Капитана-Императора в Тейравене. Магус из клана Орла начал свое восхождение к власти в Тейравене, а потом сюда же вернулся десять лет назад, оказавшись в опале. Причины ссылки не были известны никому; ходили слухи, что между Эйделом и принцессой Ризель вспыхнула романтическая страсть, которая не пришлась по нраву Капитану-Императору.

– Лет тридцать назад я бы не вышел в море в одной команде с... – проговорил трактирщик, внезапно по-мрачнев, и Эсме быстро наступила ему на уцелевшую ногу. В «Водяной лошадке» было несколько незнакомцев и, кракен знает, вдруг кто-то из них щупач? – Всегда завидовал умению магусов пьянствовать ночи напролет так, что утром ничего не заметно... – нашелся Пью и громким шепотом принялся рассказывать фривольную историю об очередной интрижке наместника. Посетители исподволь прислушивались, прятали улыбки. В общем-то, сплетни о наместнике тоже были небезопасны, но все-таки лучше, чем воспоминания о том времени, когда Тейравен еще не был частью Империи, а Пью служил на фрегате лорда Амальфи, правой рукой которого был некий Эйдел, магус из клана Орла...

«Кархадон под водой не дышит, да щупач все сплетни слышит», – говорили люди. Эсме, опустив голову, слушала рассказ Пью и думала о том, что сколько бы жизней она ни спасла и сколько бы раз ни падала по ночам в черную бездну, ей никогда не стереть единственный росчерк пера, которым Эйдел решил судьбу ее семьи.

В «Водяной лошадке» постепенно становилось людно, и Пью заковылял прочь – обслуживать посетителей; моряки с фрегатов, которые этой ночью забрели в Тейравенскую гавань, искали развлечений. Кое-кто приветствовал Эсме кивком головы – девушка ответила столь же любезно, хоть и не помнила, когда ей и Велину приходилось лечить этих ребят. Она поигрывала персиковой косточкой, машинально прислушиваясь к разговорам – самым обычным, ничего особенного: Звездочет разгромил очередную имперскую эскадру; Окраина собирала флот, пытаясь переломить в свою пользу ход вялотекущей войны с Империей, – этим она занималась уже долгие годы; Вейлана, командующего имперским флотом, легко ранили в сражении с фрегатом Лайры Отчаянного; в порт острова Баглей заходил корабль под изумрудно-зелеными парусами – пиратский фрегат «Невеста ветра», принадлежащий тому самому Кристобалю Крейну. Эсме, скучая, посмотрела в окно; сквозь распахнутые ставни ветер вольно гулял туда и обратно, донося не очень-то приятные запахи с пристани – запахи рыбы и... тухлого мяса. Рыбацкому городишке и не полагалось приятных ароматов, но почему-то Эсме показалось, что в Тейравене раньше никогда так не смердело.

Запах усиливался, и Пью, в очередной раз проходя мимо ее стола, выглянул в окно.

– Искусай меня медуза, дохлятина приползла. Какой идиот поставил карго с наветренной стороны? Будем теперь этой вонью дышать...

Теперь Эсме поняла, в чем дело. Если фрегаты казались ей воплощением морской свободы, красивыми и благородными существами, то нечто более отвратительное, чем карго, придумать было сложно. Тело этого корабля – толстое, покрытое трясущимися наростами, истекающее жиром, – было напрочь лишено изящества, присущего фрегатам. Карго превосходил фрегат лишь по вместимости трюмов, но при этом у него не было собственных парусов: их заменяли искусственные. Управлять ими было непросто, и потому это безобразие, по непонятной причине называвшееся кораблем, использовали только для рейсов вдоль берега. А хуже всего была вонь: карго источал ужасающий гнилостный запах... правда, команда быстро к нему привыкала. Остальные моряки «дохлые корабли» недолюбливали, хотя обойтись без них не могли: именно карго перевозили звездный огонь, который ни один фрегат, даже самый послушный, не позволил бы пронести на борт.

Говорили, что в карго превращаются больные мальки. Конечно, не каждой лодке суждено стать фрегатом, но Эсме сочувствовала сущности, которая была заперта внутри этой безобразной оболочки...

– ...а в чем ты уверен? – послышался чей-то раздраженный возглас, и целительница обернулась. Поодаль за большим столом сидела компания из пяти моряков и шумно спорила. – Я тебе говорю, был сговор! Кристобаль Крейн, Айха и Одноглазый захватили Ниэмар, полностью опустошив склады и сокровищницу! У них закончилась пресная вода, так эти ублюдки заставили женщин и детей таскать бочки, пока мужчин держали под замком! А потом они ушли – и от города остались одни развалины! – Говоривший – огромный детина с туповатым выражением лица – от усердия привстал, оперся руками о стол. Его собеседники, по всей видимости, устали возражать и сомневаться, но вот за соседним столом нашелся кто-то не столь благоразумный.

Там расположилась четверка моряков весьма потрепанного вида; один из них, с повязкой через левый глаз, показался Эсме сущим бандитом – что-то неприятное было в его нагловатой ухмылке, в расслабленной позе. Двое других казались близнецами – оба высокие, широкоплечие, с одинаковыми глуповатыми физиономиями. Возразил спорщику четвертый из компании, довольно-таки симпатичный темноволосый парень в зеленой куртке.

– Вранье! – заявил он во весь голос. – Если сговор и был, то Крейн в нем не участвовал.

– Это почему же? – громила нахмурился.

– По трем причинам, – охотно пояснил матрос. – Во-первых, Крейн никогда не стал бы знаться с таким отребьем, как Одноглазый. Во-вторых, он лоялен Окраинным колониям...

Эсме машинально отметила, что незнакомец, пожалуй, слишком образован – где это видано, чтобы простой матрос употреблял слова вроде «лояльный»?

– ...и ни за что не причинил бы вред городу, откуда родом сам Лайра Отчаянный. А в-третьих, на корабле Крейна всегда вдоволь пресной воды – зачем ему издеваться над мирными жителями?

– Что правда, то правда, – подал голос Пью. – На «Невесте ветра» есть опреснитель морской воды, и потому фрегат Крейна – самый чистый во всем окоеме.

– Чтоб меня кархадоны сожрали! – Спорщик стукнул кулаком по изъеденной червями столешнице, и все пять кружек дружно подпрыгнули. – Откуда вы это знаете? И вообще, ты кто такой?!

– Да я никто и звать никак, – насмешливо перебил матрос и, откинувшись на спинку скамьи, положил ноги на стол. В его правом ухе блеснула золотая серьга – говорливый незнакомец проходил экватор, а значит, был опытным моряком, морским псом. – «Невеста ветра» не заходит в порты по полгода, это всем известно, – откуда же команда воду берет? Проще простого. А ты, видать, и бабьего узла завязать не сумеешь, если не знаешь...

– Чего-о-о?! – взревел громила и, в мгновение ока очутившись рядом с обидчиком, ухватил того за шиворот. – Да откуда ты взялся, умник?!!

– Значит, не сумеешь, – спокойно подытожил матрос с серьгой, словно каблуки его сапог не болтались в локте от пола. – Славненько. Все слышали? Я вызываю этого парня на состязание плетельщиков. Кто будет наблюдать?

...Весть о состязании непостижимым образом разнеслась по всей пристани, и недолгое время спустя в «Водяной лошадке» стало очень многолюдно; в толпе Эсме заметила даже парочку магусов – видимо, небесным детям захотелось понаблюдать, как развлекается простой народ.

Девушка ничуть не удивилась, когда с трех попыток громила не сумел распознать и повторить узлы, предложенные незнакомцем в зеленой куртке, – и вынужден был, под свист и улюлюканье, полезть под стол и трижды прокукарекать. Но после того как он скрылся с глаз долой, весь красный от стыда, нашлись и другие желающие попытать счастья. С ними незнакомец обошелся помягче, унижать не стал, но его кошелек все толстел и толстел. Пью командовал слугами, которые едва успевали разносить пиво; веселье достигло своего пика, когда парень вдруг снял серьгу и громогласно объявил, что у него устали пальцы и потому он отдаст украшение тому, кто сумеет развязать его последний узел. Это было нечто неслыханное – ставить на кон символ пересечения Экватора? – но Эсме оказалась едва ли не единственной, кто почувствовал подвох.

После того как пятый претендент на золотую сережку ушел несолоно хлебавши, она пробралась ближе к столу, за которым устроился плетельщик, и взглянула на дело его рук: узел из двух веревок был прост... обманчиво прост. Целительница, задумчиво хмурясь, проследила, как еще два человека попытались его развязать, отчего веревка еще больше запуталась. Что бы ни делали матросы, узел оставался узлом.

Ей пришла в голову мысль, которая не очень-то понравилась бы Велину.

– Эй, весельчак! – негромко позвала Эсме. Незнакомец тотчас обернулся, его приятное загорелое лицо осветилось широкой белозубой улыбкой. – Если я развяжу узел, ты отдашь серьгу?

Один из товарищей незнакомца начал было возражать, но другой – с повязкой на глазу – остановил его. Плетельщик узлов этого не заметил, он смотрел только на Эсме.

– Слово морского пса. Вот это против... – он хитро улыбнулся. – Против поцелуя, который ты подаришь мне сегодня ночью!

– Идет, – согласилась Эсме. Моряки притихли. Все взгляды были обращены к ней.

Эсме взяла веревку, пригляделась к узлу – а потом позволила рукам действовать отдельно от разума, как если бы все происходило во сне. Собравшиеся затаив дыхание наблюдали, как она немного ослабила плетение, затем продела один из свисавших концов веревки сквозь образовавшуюся петлю – со стороны казалось, что она еще сильнее все запутала и теперь-то узел ни за что не развязать.

Зажмурившись, Эсме подняла руки над головой, чтобы веревку видели абсолютно все моряки в таверне, а потом медленно потянула концы в разные стороны. Хоть сама она и не видела результата, восхищенный вопль, в унисон вырвавшийся из доброй полусотни глоток, был прекрасным свидетельством того, что у нее получилось.

Целительница открыла глаза. Матрос смотрел на нее не мигая, и в его взгляде читались самые разные чувства – но сильнее прочих были удивление и тоска. Он отдал бы весь немалый выигрыш, только бы не расставаться с серьгой – ведь без нее он превращался в простого матроса, который при следующем переходе экватора должен будет снова встретиться с Великим штормом, – да вот только, на свою беду, он был слишком честен.

Эсме позволила незнакомцу показать, что он ценит собственное слово превыше всего остального. Матрос снял серьгу – его пальцы дрожали лишь самую малость – и протянул победительнице.

Она спрятала руки и с улыбкой следила, как тоскливое выражение его лица сменяется недоумением.

– Ты знаешь, кто я? – спросила она, и матрос растерянно пожал плечами. – Мое имя Эсме, я целительница. Можешь оставить это себе – зачем женщине мужское украшение? – но взамен обещай, что если тебе или кому-то из твоих друзей понадобится помощь целителя... и я буду близко... то вы придете ко мне.

На мгновение в таверне стало тихо, а потом все сразу начали шумно спорить – возможно это или нет. Эсме подождала немного, а потом крикнула во весь голос:

– Эй, народ! Пусть тот, кого вы все знаете и уважаете, скажет свое мнение!

Конечно, этим человеком оказался Пью. С трудом сдерживая улыбку, трактирщик произнес патетическую речь о том, что нет ничего важнее честного слова, и в конце концов заявил, что такой обмен вполне допустим, поскольку серьга бесценна и, соответственно, проигравшему предстоит расплачиваться всю оставшуюся жизнь.

– Так что я считаю это возможным, – закончил Пью. – Если, конечно, он сумеет уговорить товарищей.

– Не извольте беспокоиться, – заявил матрос, к которому уже вернулось самообладание. – Я принимаю твои условия, целительница Эсме.

Рука Эсме казалась маленькой и белой на фоне загрубевшей ладони моряка. «Ставлю всем по чарочке!» – заявил трактирщик, и в последовавшей суматохе Эсме не сразу заметила, что за ней пристально наблюдает какой-то человек в черной куртке с капюшоном, низко надвинутым на лицо. Но такая маскировка не могла обмануть целительницу, поскольку мыслеобразы человека свободно вертелись вокруг него и были видны как на ладони. Эсме узнала наблюдателя и потеряла дар речи от удивления.

Человек в капюшоне протолкался сквозь толпу и, взяв ее за локоть, повлек к выходу. Эсме попыталась сопротивляться, но его хватка была нечеловечески крепкой.

– Отпустите! – наконец сумела выговорить она, когда они уже стояли на улице. – Что вам надо от меня? И что такой человек, как вы, делает в столь сомнительном заведении?

– В каком порядке отвечать на вопросы? – язвительно поинтересовался мужчина. Он был высокий, красивый... как почти все магусы. – И где твоя почтительность, своенравное создание?

– Там же, где ваша совесть! – нашлась Эсме. – Отпустите сейчас же, а не то я закричу – и вам вряд ли удастся опять попасть в таверну незамеченным, господин наместник!

Эйдел рассмеялся и отпустил руку девушки так внезапно, что она чуть не упала.

– Я всего лишь хотел выразить свои соболезнования по поводу кончины твоего учителя. – Он виновато развел руками. – Все собирался нанести визит, да вот посчастливилось встретиться случайно...

– Не говорите глупостей, я вам не верю, – хмуро пробормотала Эсме, потирая локоть – он словно побывал в тисках. – И вы это прекрасно знаете.

– Эсме, – наместник вновь взял ее под руку, но на сей раз аккуратнее. – Ты давно должна была понять, что произошедшее с твоей семьей – стечение обстоятельств, а я всего лишь выполнил свой долг.

– Вы... – от возмущения она чуть не задохнулась, но продолжала идти рядом с ним в сторону причала, словно ноги вдруг зажили отдельной жизнью. – Вы и Гиссон, у вас был сговор! Вы подтвердили фальшивую долговую расписку и отняли у нас лодку! После этого вы смеете утверждать, что...

– Смею, – в голосе наместника проскользнули металлические нотки, а приятное лицо стало жестким, словно высеченная из камня маска. – Ты сейчас повторяешь то, что говорили люди, а сама ничего не можешь помнить. Гиссон не имеет никакого отношения к случившемуся. Он всего лишь вернул себе законную собственность, а пожар... это простое совпадение.

Бац! Новый удар. Сундук подпрыгивает, но крышка держится – пока что.

По щекам Эсме потекли слезы; она по-прежнему не могла сопротивляться воле наместника.

– Хватит о былом. Я вот что хотел спросить... после Велина случайно не осталось никаких бумаг? Может, он вел записи о том времени, когда служил на фрегате?

– А разве ваши шпионы не обшарили лавку в первую же ночь? – хмуро спросила Эсме. – Я не спала и прекрасно слышала, как они ходили внизу. Справедливости ради стоит заметить, что все вещи остались на месте.

– Помилуй, дитя, – наместник усмехнулся. – Что такого ценного они могли найти, кроме вороха свитков с рецептами зелий? То, что мне нужно, несравнимо дороже.

– О чем вы, кракен побери, говорите?! – растерялась целительница. – Мы едва удерживались на грани нищеты, у нас нет... не было никаких драгоценностей!

Он вздохнул, как вздыхает отец, уставший беседовать с непослушным ребенком и понимающий, что придется перейти к более действенным мерам. В этот момент толпа, собравшаяся на пристани, заволновалась – на горизонте показалось темное пятнышко.

– Я сейчас должен тебя покинуть, – Эйдел поклонился. – Но наш разговор не окончен. Поразмысли на досуге, а я в долгу не останусь. До меня тут кое-какие слухи дошли... – он помедлил. – О случившемся той ночью. Тебя это заинтересует, но в этой жизни ничего не делается даром. Думай, девочка, думай...

Он ушел – исчез, словно просочился сквозь щели в мостовой. Эсме шагнула вперед, будто ослепнув от внезапно нахлынувшего горя, и, конечно же, толкнула какого-то незнакомца – высокого мужчину с длинными седыми волосами, задумчиво наблюдавшего за приближением корабля. Против всех ожиданий Эсме, незнакомец не стал возмущаться, а учтиво спросил:

– Вам плохо?

Нет. Она покачала головой. Ей не плохо. Тот, в ком больше чужих мыслей, чем своих, не имеет права говорить, что ему плохо...

...К пристани подходил долгожданный гость – большой горделивый фрегат с парусами цвета запекшейся крови.

«Морская звезда».

Эсме стояла на пирсе, дрожащая и усталая. Она чувствовала, как фрегат разглядывает собравшихся: большие льдисто-голубые глаза смотрели осмысленно и вовсе не казались сонными. Это было весьма странно, и другие фрегаты, должно быть тоже что-то почувствовав, заволновались, затанцевали на воде. Эсме мало что смыслила в навигации, но на мгновение ей показалось, что «Морская звезда» движется очень тяжело, словно против воли.

Будто кто-то принуждает ее идти вперед.

– ...Эсме! – мальчишка-сосед нетерпеливо дергал ее за юбку. – Эсме! Там у двери два посетителя! Иди скорее!..

«Посетители?»

Она заторопилась домой, напоследок взглянув на «Морскую звезду», – фрегат как раз складывал паруса, опять-таки тяжело и неохотно.

– В конце концов, это не мое дело, – пробормотала Эсме и тут только вспомнила, что не узнала ни имя плетельщика узлов, ни название его фрегата. Можно было позже расспросить Пью, но отчего-то девушке показалось, что толку от этого не будет. Что ж, возможно, это справедливо – ведь она выиграла спор нечестно.

У двери дома стояли двое в матросской одежде: мужчина и мальчик лет тринадцати. Эсме раньше никогда их не встречала.

– Ясной вам погоды, госпожа! – мужчина неуклюже поклонился. Высокий, нескладный, с длинными руками и ногами, он чем-то напоминал марионетку, которая ожила и оборвала все нити, но толком ходить еще не научилась. На его добродушном лице застыло выражение легкого удивления. – Это ведь дом целителя Велина, не так ли?

Эсме невольно улыбнулась. Да, эти двое здесь точно впервые и, должно быть, разыскали ее жилище сами – иначе вряд ли стали бы обращаться столь почтительно. Первый встречный в Тейравене послал бы их к другому целителю, да еще порекомендовал бы ни в коем случае не обращаться к «этой странной девчонке».

– Не надо церемоний, – попросила она. – Что случилось? Чем я могу помочь?

– О-о, ничего особенного, – матрос опять поклонился. – Вы, должно быть, ученица мастера Велина? А где он сам? Я должен передать ему послание.

Улыбка застыла на губах Эсме. Странные гости растерянно переглянулись, и мальчик неразборчиво что-то проговорил. Мужчина пожал плечами.

– Его н-нет, – проговорила Эсме, с трудом приходя в себя. – Он... он умер...

Мальчишка охнул, а взгляд матроса выразил искреннее сочувствие. От них обоих пошла такая мощная волна сострадания, что Эсме поняла: еще секунда, и она в голос разрыдается. Сундук не выдержит, а что будет дальше – можно только представить.

Отойдите от меня!

Эсме сглотнула злые слезы...

– Мне, право, очень жаль, – пробормотал мужчина. – Я... мне велели... – Он умолк.

– Что вы должны были передать? Письмо?

Ее вопрос прозвучал резко, и матрос отшатнулся.

– Нет, – он взглянул на Эсме обиженно, как собака, увернувшаяся от незаслуженного удара. – Меня попросили передать послание на словах и дождаться ответа, но теперь... – Он тяжело вздохнул и покачал головой. – Извините, что так вышло. Я не хотел причинить вам боль. Прощайте, госпожа. Да обойдут шторма ваш дом стороной!

– Попутного ветра, – хмуро отозвалась Эсме.

Странная парочка откланялась. Против собственной воли, Эсме выглянула из окна, чтобы посмотреть, куда они пойдут, – прежде чем завернуть за угол, мальчишка обернулся. В его взгляде застыли недоумение и обида, жалость и сочувствие, сочувствие, сочувствие...

– Я плохая хозяйка, Велин, – пробормотала девушка. – Не угостила их чаем, не расспросила о здоровье, о жизни. Тебе бы это не понравилось.

Внезапно знакомая с детства лавка испугала ее. Словно некое невидимое чудовище затаилось где-то в темном углу и только поджидало момент, чтобы прыгнуть ей на плечи и вцепиться в горло. Велин рассказывал о тварях, которые охотятся таким способом где-то на южных островах: пока жертва мечется в ужасе, они спокойно пьют ее кровь, а потом отпускают полумертвую, – и никто даже не может объяснить, как выглядят эти кровопийцы, потому что они нападают только ночью на одиноких путников.

Она опустилась на табуретку у рабочего стола, уронила голову на руки. Все шло просто отвратительно. Если у Велина было мало клиентов, то у нее их нет совсем. Хоть он и был чужеземцем, ему больше доверяли – точнее, не ему, а его морщинам и седой бороде, – мало обращая внимание на то, что последние пять лет она трудилась наравне с учителем. Кто поверит худой девчонке с недобрым взглядом, если рядом с ней нет умудренного опытом старика?..

Сколько времени прошло, пока она просидела, погрузившись в печальные раздумья, Эсме и не заметила. Она опомнилась, лишь когда желудок свело от голода, и побрела на кухню – там отыскалось немного сухарей и кусок старого заплесневелого сыра. На рынок она не ходила вот уже пять дней, поскольку после похорон в доме совсем не осталось денег.

Грызя сухарь, Эсме вернулась в лавку. Снаружи доносился шум и гам – соседские дети играли в догонялки. Нырнув на мгновение в разноцветные волны их беззаботного веселья, целительница немного расслабилась, но вовсе не потому, что сумела отыскать решение хотя бы одной из своих проблем, – просто на некоторое время она перестала думать.

Перестать думать совсем– для нее это было бы спасением.

День-ночь, сутки прочь...

Когда в обычный шум улицы вплелась тревожная нотка, Эсме очнулась от забытья и выглянула в окно. Со стороны пристани доносился звон колокола: это значило, что произошел несчастный случай.

«Что могло случиться?»

Девушка все еще терялась в догадках, когда на порог легла чья-то тень.

– Целительница Эсме! – Она подняла голову и встретилась взглядом с человеком, которого хотела видеть меньше всего. Это был надсмотрщик Кайо, высокий, широкоплечий мужчина с большим шрамом в пол-лица и длинными ручищами, делавшими его похожим на грогана. Глаза Кайо, маленькие и злые, смотрели так, словно не он пришел просить ее о помощи, а наоборот, – впрочем, Эсме знала, что он точно так же относится и к двум другим лекарям Тейравена. Причины этой ненависти Кайо скрывал тщательнее, чем иной пират прячет награбленное золото. – Во имя Светлой Эльги, помоги мне!

Не отказывай страждущему, не жалей сил, не читай чужих мыслей...

– Мои двери открыты для страждущих, – привычной скороговоркой отозвалась Эсме. – Что произошло?

– В порту фрегат сбрендил и задавил четверых гроганов, – быстро и просто объяснил надсмотрщик. – Одного насмерть, двоих так, слегка прижал... а четвертому, кажется, сломал хребет.

Ритуал Кайо знал очень хорошо и выполнял безукоризненно, хоть и без особого желания. Эсме не смогла бы отказать надсмотрщику, даже присовокупи тот к просьбе парочку нелицеприятных эпитетов. Девушка внезапно почувствовала угрызения совести: все пять дней вынужденного безделья она исподволь мечтала, чтобы наконец-то к ней потянулись страждущие – и вот «сбрендивший» фрегат, раненые гроганы.

«Так ты этого хотела? Получай сполна...»

Эсме надела фартук, завязала пояс за спиной. Утреннее снадобье все еще действовало: мыслеобразы были послушными, а по венам текла не кровь – золотистое пламя. Может, сегодня от нее будет хоть какой-то толк?

Снаружи уже вечерело – она просидела в раздумьях почти весь день и даже не заметила. Эсме быстро шла следом за Кайо, опустив взгляд, но все равно ощущала всей кожей волны тревоги, то и дело прокатывавшиеся по улице.

В бараки гроганов они вошли через черный ход. Внутри было темно и сыро, со всех сторон слышалось ворчание и сопение. Кайо прикрикнул на гроганов, достал плетку – сразу стало тихо.

– Где раненые? – Эсме стояла у дверей, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку. Надсмотрщик махнул рукой, но она и сама уже почувствовала отголоски чужой боли.

Очень сильной боли.

Гроган лежал на рваной грязной подстилке и шумно, со свистом дышал; кругом толпились его соплеменники. Эсме не боялась гроганов – этому ее тоже научил Велин. Мало кто испытывал к этим созданиям другие чувства, кроме страха и отвращения; даже Кайо и другие надсмотрщики их опасались и потому во всем полагались на плети.

– Отойдите... в сторону, – попросила Эсме, не сразу вспомнив, что гроганы понимают только строго определенные команды. Они отступили. Высокие, заросшие шерстью с головы до пят, с необычайно широкими плечами и мускулистыми руками до колен, гроганы выглядели агрессивно, даже когда стояли не шевелясь. Их плоские лица не выражали эмоций, но достаточно было одного взгляда на острые клыки, выглядывавшие из-под верхней губы, на маленькие красные глазки...

Эсме простерла руки над раненым.

Мыслеобразы у гроганов обычно были простые и понятные – еда, постель, холодно, тепло. Боль они ощущали в виде пламени, которое сжигало их изнутри, и Эсме знала, что первым делом нужно избавить раненого грогана от этого ощущения, иначе он может позабыть даже о страхе перед плеткой надсмотрщика и тогда ей не поздоровится. Это создание способно одной рукой сломать пополам здоровенного матроса – а с ней и полумертвый гроган справится играючи.

Эсме очистила разум от посторонних мыслей и прикоснулась к телу раненого.

Стена алого пламени встала перед ней мгновенно, но, против всех ожиданий, оно было не таким уж сильным. Грогана сильно прижало, у него было сломано несколько ребер. Эсме шагнула вперед, прямо в пламя – оно не обжигало и при соприкосновении с ее силой отстранялось, словно в испуге. Ей много раз приходилось проделывать это вместе с Велином, пока учитель удостоверился, что она в состоянии работать сама. Они лечили гроганов неоднократно, потому что эта работа считалась грязной и за нее мало платили – другие целители Тейравена не желали опускаться так низко, а Велин говорил, что никакая живая тварь не заслуживает боли и страданий.

Эсме протянула руки и ухватила один из языков пламени, который тотчас превратился в красную нитку, и принялась осторожно сматывать боль в клубок.

Когда нить закончится, она поймет, где источник боли, – без этого невозможно исцеление...

Целительница открыла глаза и увидела прямо перед собой поросшую черной шерстью физиономию: гроган оглядывал ее лицо, посапывая, и, в общем-то, опасным не казался. Но не испугаться было трудно. Она оглянулась – Кайо по-прежнему стоял у порога, поигрывая плеткой.

– У н-него сломано пять ребер, – внезапно севшим голосом проговорила Эсме. – Осколок пробил легкое. Я... я вылечу...

Кайо кивнул, и на мгновение Эсме показалось, что он смущен.

– Целительница... там, в порту... они... в общем, когда фрегат попытались успокоить, он... задавил еще пятерых. Ты примешь их?

Эсме посмотрела на раненого – он приоткрыл глаза и дышал ровнее, но не шевелился.

«Потерпи, я сейчас!»

Она кивнула.

– Конечно, Кайо. Моих сил хватит на всех.

Самым сложным было сделать так, чтобы осколок кости вышел, не навредив сильнее, чем это уже удалось сделать фрегату. Она не могла одновременно удерживать боль и сращивать сломанные ребра, поэтому определенная доля риска в этой работе все-таки была.

Потерпи, я скоро...

Когда Эсме закончила работу и открыла глаза, гроган лежал тихо, словно не веря, что все кончилось. Ей даже показалось, что на мгновение его физиономия осветилась радостью, которая роднит всех живых существ, – радость, когда у тебя ничего не болит. Потом он медленно встал и потопал к выходу – работать.

Гроганы в своей жизни знали только то, что надо работать – иначе будет больно.

Эсме закусила губу и поманила к себе следующего грогана – у него оказалась сломана рука, и по сравнению с осколком кости в легком это был очень простой случай. Еще у двоих была содрана кожа на спине – не иначе, их протащило вдоль каменного пирса. Да и шкура у фрегата вовсе не шелковая...

– Идите. – Гроганы повиновались. Еще долго их можно будет отличить от собратьев по большим залысинам на спинах и плечах – может, стоит позвать обратно и доделать работу? Но как раз в этот момент привели новых раненых, и одного взгляда на них хватило, чтобы понять: сегодня, похоже, она наконец-то будет спать без сновидений.

Эсме коснулась каждой лохматой головы и выбрала того, в ком пламя боли горело сильнее прочих, почти на пределе возможного.

Заглянув внутрь, она испугалась и тотчас начала сматывать нити – но их с каждой секундой становилось все больше и больше. Они лезли отовсюду, становились все длиннее, путались, прилипали к рукам. Глухие удары чужого сердца звучали неравномерно, постепенно затихая.

Эсме огляделась.

«Неужели я не справлюсь?»

Хребет грогана сломать не так просто, но от удара фрегата он треснул, как гнилая доска, и это было только полбеды.

«Я сумею! Я все сделаю!! Я...»

Внутренности грогана превратились в сплошное месиво.

Кровь текла, нити все прибывали...

«НЕТ!!!»

Кто-то схватил целительницу за плечи.

– Эй! – Это был Кайо. – Я не хочу, чтобы ты угробила себя из-за этой скотины! Он не жилец, видно же. Его вообще сюда не надо было тащить.

– Я смогу! – Эсме попыталась вырваться. – Он... я все сделаю, пустите!

– Девочка, – надсмотрщик усмехнулся. – Даже твой учитель не взялся бы за раненого, у которого не осталось ни одной целой кишки. Да из него три ведра крови вытекло по дороге!

По щекам Эсме потекли слезы.

– И, в конце концов, невелика потеря. Займись лучше тем, что можно спасти.

Больно...

Раненый со сломанной спиной испустил последний вздох.

Эсме, словно во сне, подошла к следующему грогану – тому, кто был ближе...

В тот вечер она срастила десятка два сломанных костей, залечила множество ран, и запах крови сделался ей привычен. Гроганы молчали, посапывали.

Я избавляю от боли...

Усталость тела не имеет ничего общего с усталостью души. К тому моменту, когда последний ее пациент был исцелен, Эсме казалось, что она превратилась в кувшин, из которого вылили всю воду... или, может, лишь на самом донышке осталось пару капель.

– Ты хорошо поработала, – донесся откуда-то издалека голос Кайо. – Вот плата.

В ее протянутую ладонь лег небольшой кошелек. Эсме не развязала его, но отрешенно подумала: если внутри серебро, то этого слишком много, если медь – слишком мало. На несколько дней в любом случае хватит...

Снаружи погасли последние отблески заката; где-то поблизости шумно дышало море. Кайо щелкнул плеткой, и гроганы друг за дружкой двинулись к выходу – их работа продолжалась до поздней ночи. Они шли, покачиваясь, обдавая Эсме волнами звериного запаха и привычными спокойными мыслеобразами – работа, спать, спать, еда, – но последний на мгновение задержался и пристально посмотрел на целительницу. В его глазах она разглядела совсем не звериное выражение, и... он наклонил голову. Эсме растерянно моргнула: будь гроган человеком, она решила бы, что он так выражает ей признательность.

«Утро началось с приставучей чайки, а закончилось благодарным гроганом. Тебе пора спать, дурочка...»

Она привязала кошель к поясу и двинулась домой. Ей хотелось только одного – спать, хотя за день произошло немало событий, которые следовало бы обдумать. Но этим, как решила целительница, можно заняться и завтра.

Эсме вошла в свой тихий дом и лишь у лестницы на второй этаж сообразила, что не заперла дверь. Обратный путь до порога показался неимоверно длинным, потому что глаза слипались, а ноги шли тяжело – будто по песку.

Дверь закрываться почему-то не хотела.

Целительница медленно опустила взгляд и увидела в дверном проеме чью-то ногу.

– Во имя Светлой Эльги, помоги мне! – произнес незнакомый голос со странным акцентом. Эсме подняла голову и встретилась взглядом с созданием, о котором ей раньше доводилось только слышать.

Невысокий – с нее ростом, – худощавый, с узкими плечами и треугольным личиком, на котором выделялись огромные бирюзовые глаза. Жесткие черные волосы стояли дыбом – в сочетании с длинным крючковатым носом они придавали лицу странного гостя птичье выражение.

Собственно, он и был птицей.

За спиной посетителя виднелось нечто, в густом сумраке тейравенского вечера похожее на плащ, но это были самые настоящие крылья – огромные, черные. По слухам, они могли поднять в воздух не только самого хозяина, но и еще одного человека. Одно время даже считали, что крыланы воруют детей, потом про глупую басню забыли, но репутация у этих созданий все-таки осталась подпорченной.

Из одежды на нем были только широкие матросские штаны, а тело от шеи вниз покрывали черные перья. Длинные пальцы, поросшие пухом, оканчивались загнутыми когтями, и на ногах – или лапах? – были такие же когти. При каждом шаге они цокали – а передвигался человек-птица тяжело, переваливаясь с боку на бок.

От перьев было свободно только загорелое до черноты лицо крылана. И оно было настороженным.

– Во имя Светлой Эльги... – повторил он, глядя ей в глаза, и Эсме внезапно поняла, что следующего утра она может и не увидеть.

Велин предупреждал не раз, что целитель может надорваться – если переоценить свои возможности, можно не найти дорогу назад и навсегда остаться в глубинах чужой души, превратиться в серую тень. Эсме мысленно перебрала события последних пяти суток и в особенности прошедшего дня: пять бессонных ночей, десяток спасенных гроганов – ее глаза слипались, мыслеобразы двигались еле-еле. Бойтесь исполнения своих желаний: она так хотела устать, что сейчас вплотную подошла к пределу собственных возможностей... или нет?

Так или иначе, крылан попросил.

Не отказывай страждущему, не жалей сил, не читай чужих мыслей...

– Мои двери открыты... – она отступила, пропуская визитера. Крылан вошел – крылья стелились за ним, – а следом показались двое дюжих матросов, тащивших третьего. Несчастный едва переставлял ноги, голова его свесилась на грудь, и черные волосы полностью скрыли лицо.

Там, где его провели, на полу оставались темные пятна.

Последним вошел плетельщик узлов.

– Я же сказал, что сдержу слово, – произнес он, улыбаясь. – Видишь, как быстро нам понадобилась твоя помощь?

Он был очень бледен и шатался. Эсме опустила взгляд и увидела расплывчатое черное пятно на зеленом сукне куртки. Кровь. Она подалась вперед, чтобы приложить ладонь к ране, но крылан в мгновение ока очутился рядом и схватил ее за запястье.

– В вашей помощи нуждается вон тот человек, – он подбородком указал на стол, куда уложили раненого мужчину.

Эсме нахмурилась. Матрос потерял сознание, но она не чувствовала угрозы для его жизни, а вот стоявший перед ней был ранен куда серьезнее.

– Он прав. – Плетельщик попытался улыбнуться, и на его лбу выступили крупные капли пота. – Помоги... ему...

Целительница упрямо поджала губы – Велин узнал бы эту гримасу и понял, что спорить с его ученицей сейчас не стоит. Крылану подобные тайны не были известны, и он...

...он что-то говорил, да. Но Эсме уже нырнула в сознание Плетельщика.

Белое пламя его души полыхало где-то вдалеке, посреди переплетения шелковых полотнищ. Кое-где виднелись плохо заштопанные старые прорехи – старые раны; кругом порхали мыслеобразы – доверчивые, словно ручные голуби. Эсме не устояла перед искушением, коснулась одного – и на краткий миг очутилась на верхушке мачты, наедине с бескрайним голубым простором, где не существует границы между небом и морем. Ей стоило больших усилий вернуться к работе.

Нити боли стягивались поблизости, и, увидев, что стало их причиной, Эсме впервые осознала, что вместе с нежданными гостями в ее дом вошли серьезные неприятности.

Как будто их раньше было недостаточно...

Она оттолкнула Плетельщика – теперь можно было не опасаться за его жизнь – и прошла мимо стола, на котором лежал раненый, к сундучку со снадобьями. Крылан уже ничего не говорил – смотрел не мигая, и в его взгляде читалось множество разнообразных чувств. Он ей не доверял, но это не имело значения.

Эсме вытащила зеленый флакончик, вытянула пробку и залпом осушила его, даже не почувствовав вкуса.

«Велин, я была и осталась дурой».

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в голове у нее прояснилось. Эсме с некоторым удивлением посмотрела на предмет, который продолжала сжимать в кулаке, – это был наконечник стрелы, застрявший у Плетельщика между ребер. Кто-то выдернул древко, но дальше этого помощь не пошла.

– Мне не нужно знать, где вы... ловили рыбу, – произнесла она бесцветным голосом. – Это меня не касается. Попридержите мысли, сударь крылан... дурные мысли о себе я слышу так же ясно, как если бы вы прокричали их мне прямо в ухо. Не стоит, право слово, оскорблять целителя в его собственном доме.

– Мне говорили, этим домом владеет Велин, – невпопад произнес человек-птица.

Эсме ощутила подступающее раздражение.

– Он умер, – сказала она резко и без всяких церемоний. Страшные слова дались легко и просто – возможно, всему виной была усталость. – Если не хотите, чтобы я лечила вашего... друга, то, пожалуйста, в Тейравене есть еще целители. А я так устала, что удерживать никого не буду. Вам решать.

Плетельщик растерянно заморгал, но не сказал ни слова. Эсме стала постепенно понимать, кто здесь главный.

– Другие целители меня не интересуют, – задумчиво произнес крылан. Кем бы ему ни приходился Велин, известие о смерти целителя нисколько не обескуражило человека-птицу. – Так ты ученица Велина? – Эсме кивнула. – Вот и славно. Значит, не будем терять времени.

Каждое слово, каждое лишнее движение отнимало силы и делало удачный исход лечения все менее вероятным. Она приблизилась к столу, на котором лежал раненый, укрытый грубым шерстяным плащом. Смутная тревога, появившаяся, едва в дверях замаячил силуэт крылана, внезапно усилилась: если поначалу Эсме не почувствовала никакой угрозы для жизни раненого, полностью сосредоточившись на Плетельщике, то теперь она ощутила нечто странное – словно тьма растекалась в разные стороны от неподвижного тела. Если он отравлен, это сильно осложняет дело... если она просчиталась, он умрет...

Отбросив лишние мысли, Эсме раскрыла плащ.

Белая рубашка незнакомца была изодрана до состояния еле-еле держащихся вместе лоскутков и вся пропиталась кровью; запекшаяся кровь покрыла его лицо и шею сплошной маской... но хуже всего были руки, особенно правая. Эсме, не касаясь, провела раскрытой ладонью от его запястья до локтя – кожа свисала лохмотьями, местами проглядывала кость, при этом кровь едва сочилась, хотя было повреждено несколько крупных сосудов, а локтевой сустав был открыт, словно на рисунке в одной из книг Велина. Кто-то весьма зубастый очень хотел перегрызть этому человеку горло и, пробиваясь к цели, рвал когтями и зубами подставленные руки, выдирая плоть клочьями. «Почему кровотечение остановилось?» Ответ на все вопросы уже начал ворочаться где-то в глубинах ее сознания, но Эсме поторопилась и коснулась сознания раненого прежде, чем поняла, кто он такой.

Это было похоже на взрыв. Вихрь сиреневого пламени тотчас охватил ее со всех сторон, страшной болью полоснул по нервам. Все кругом было опутано сиренево-алыми нитями – как человек может переносить такую боль? Из бездны, объятой пожаром, на Эсме смотрели двое – одно сознание принадлежало человеку, а вот другое показалось ей чуждым, хотя одновременно было в нем что-то знакомое, что-то из прошлого. Эта чуждость внимательно наблюдала за каждым движением Эсме, словно дикая кошка, заслонившая котят от охотника, – стоит только сделать шаг, и...

Эсме чуть не упала, но ее поддержал один из матросов. Его грубые руки были словно каменные, хоть он и постарался не сделать ей больно. Крылан стоял по другую сторону стола.

– Вы должны были сказать, что он...

Слово «магус» она не произнесла, потому что человек-птица внезапно напрягся. Да, перед ней был небожитель, но даже ему не полагалось иметь двуликую душу... по крайней мере, Велин никогда не рассказывал о подобном, и в книгах ничего похожего ей не встречалось. Обе сущности переплелись так тесно, что невозможно было определить, где заканчивается человек и начинается чуждость. Они были вместе и врозь одновременно.

– А что, это стоит дороже? – Крылан поднял бровь. Его бирюзовые глаза смотрели не мигая. – Нет проблем, только назовите цену.

– Не говорите глупостей! – Эсме закашлялась. – Я... моих сил может на него не хватить! Вы хоть понимаете, что ему грозит, если я не справлюсь?

– А ты справься, девочка. – Крылья шевельнулись, на пол упало длинное черное перо. – Велин должен был заметить в тебе что-то... этакое, раз взял в ученицы.

Кулаки Эсме разжались; она закрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. Неважно, кто они такие – хотя не догадаться, что перед ней пираты, могла бы только совершенная дурочка, – и неважно, что произошло. Окровавленный беспомощный магус лежал на ее столе – ничего подобного за прошедшие десять лет не случалось ни разу.

«Зеленого снадобья тут будет маловато...»

– Помогите мне, – попросила она вполголоса. – Там, в открытом сундучке, три флакона – зеленый, красный и черный. Возьмите красный... – Крылан только-только сообразил, что она обращается именно к нему, и с явной неохотой подчинился. Эсме приняла флакон и, прежде чем выпить снадобье, добавила: – Если вдруг я упаду... это вполне вероятно, так что будьте начеку... так вот, если я упаду и не поднимусь сама, заставьте меня выпить черный флакон, но не весь, а половину. Понятно? Не забудьте. Если я выпью больше, то умру, если меньше... – она покосилась на стол. – Ваш друг потеряет руку.

Крылан нахмурился, но ничего не сказал.

Красное зелье обожгло горло...

В отблесках сиреневого пламени кружились серые тени, их было пугающе много. Итак, она спасает головореза, у которого руки по локоть в крови, рискует жизнью ради него... но так и должно быть. Заступница не делает различий.

Должно быть, сейчас он полностью во власти серых теней – призраки, отблески душ тех, кого незнакомец отправил на встречу с Великим штормом, не упустят возможности поиздеваться всласть над своим убийцей.

Что ж, пора начинать.

Нужно было не просто смотать боль в клубок и зашить полотно там, где виднелись прорехи, – поначалу следовало спрясть нитку, а потом сесть за ткацкий станок. Иначе просто нечего было зашивать.

Эсме чувствовала, что незнакомец почти сошел с ума от боли, и лишь чудо удерживает его сознание у последнего рубежа, за которым ни один целитель не поможет. Странное чужеродное присутствие уже не беспокоило девушку, но она понимала, что стоит ошибиться хоть в чем-нибудь, и чуждость набросится на нее, разорвет в клочья.

Вертись, веретено...

Она не знала, сколько времени прошло. Красное зелье закрывало для целителя мир людей, и всегда оставалась угроза, что дверь за спиной так и не откроется. Велин сказал однажды: «Целитель проникает в такие глубины, куда и сам человек не всегда добирается. От целителя нет секретов». Это было правдой, и потому иной раз Эсме больше нравилось лечить гроганов – после них не нужно было чистить память от призраков чужих воспоминаний.

Нить получалась хорошая, ровная. Эсме жалела, что так и не успела спросить Велина, что он видит: нити? что-то другое? Образы иголок, веретена, ткацкого станка были ее собственными. Каждый целитель представляет происходящее по-своему, но важен лишь результат. Со стороны это выглядело еще более странно – сейчас, должно быть, разверстая рана на руке ее пациента заживала сама по себе: тянулись нити сухожилий, кровь наполняла сосуды, новая кожа темнела, сливаясь со старой. Эсме знала, что все получается, чувствовала – и была весьма довольна собой. Она принялась зашивать мелкие прорехи, лишь теперь позволив себе проявить любопытство – раньше ей не приходилось лечить магуса.

Пламя души у человека было белым, а у магуса – лиловым.

Полотно осталось таким же, и мыслеобразы точно так же проплывали мимо, становясь все более юркими и...

все...

более...

яркими...

...на вершине башни горит золотая звезда – светит в ночи тем, кто сразился с Великим штормом и победил, а теперь торопится домой. Но мой отец не вернется, да?

...бездна вверху, бездна внизу. Заступница, брось меня здесь – не надо больше поддерживать мою слабую искру, ты слишком жестока, Заступница. Руки устали цепляться за скользкое обгорелое бревно, пальцы вот-вот разожмутся. Тень мелькает в глубине – или в небе? Кархадон или стервятник, какая разница...

...платье – фиалковый шелк, нежное кружево. Ей понравится, как ты думаешь? Она любит фиалки. Любит. Фиалки. И не надо мне говорить, что...

Эсме уколола палец иголкой и внезапно почувствовала страшную, смертельную усталость. Чуждость тоже ощутила, что происходит что-то нехорошее, но атаковать не стала – лишь подобралась, напряглась.

«Не хочу, не хочу, не хочу...»

Сколько времени пройдет здесь, пока там, с той стороны, уже поздно будет что-то исправить? Крылан сделает все, как она сказала, но это будет неправильно, потому что работа почти закончена; осталось лишь несколько порезов, не опасных для жизни, ради них пить черную дрянь – все равно что стрелять по чайкам из портовых пушек. Велин лишь однажды пил это снадобье, и...

Сон охватил Эсме, лишил ее голоса. Иголка выпала из обессилевших пальцев.

Чуждость пробралась сквозь лабиринт сиреневых нитей и оказалась почти рядом. Эфемерный сгусток тьмы, не серая тень, нечто иное... Может, именно это остается от целителей, не рассчитавших силы?

Эсме поняла, что больше не может сопротивляться.

«Значит, все закончилось? Как глупо...»

«Ни в коем случае, – прошептал ей на ухо незнакомый голос. – Ты совсем вымоталась, девочка. Спасибо за помощь, дальше я справлюсь сам».

Перед ней возникла тень – силуэт высокого широкоплечего мужчины. Если бы Эсме успела разглядеть своего пациента в реальном мире, то увидела бы его лицо, а так – одни лишь завихрения тумана. Он галантно поклонился, а потом поманил чуждость – та тотчас приникла к его коленям, словно верная собака.

Ярко вспыхнувшая радость Эсме тотчас погасла. Он не успеет очнуться, а даже если успеет...

«Крылан... я попросила... он не послушается...»

Вместо ответа незнакомец рассмеялся, но Эсме почему-то предприняла еще одну попытку протеста:

«Я не закончила работу...»

Он помедлил, потом махнул рукой, словно отбрасывая что-то ненужное. Эсме поняла, что беспокоиться не следует. Сон постепенно охватывал ее сознание, вплоть до самых дальних уголков. Там, в реальном мире, она будет беспомощней новорожденного котенка.

«Рассчитываю... на то, что вы человек честный... ведь даже пираты, как говорят, имеют свой... кодекс?»

Тень снова рассмеялась, а потом осторожно коснулась ее щеки кончиками пальцев.

«Неужели моя госпожа считает, что я могу обидеть того, кто спас мне если не жизнь, то правую руку?»

И больше не было ни вопросов, ни ответов.

Только сон – без сновидений.

Эсме проснулась от странного и очень неприятного ощущения: девушке приснилось, что потолок комнаты вот-вот свалится ей на голову. Снаружи доносился голос моря – отчего-то он был слышен очень ясно, будто оно вдруг решило переместиться поближе к ее дому... под самые окна. То и дело раздавались резкие крики чаек и чьи-то неразборчивые возгласы; наверное, матросы с одного из фрегатов заблудились в переплетении тейравенских улиц. Совсем близко кто-то запел чистым высоким голосом, и мотив неожиданно показался Эсме знакомым, хотя она совершенно точно знала, что никогда раньше не слышала эту песню:

Она с немалым удивлением обнаружила, что голова больше не болит, хотя слегка кружится, это ощущалось даже с закрытыми глазами. Усталость не прошла полностью – значит, проспала она не так уж много. Возможно, всего лишь ночь, хотя после случившегося ей полагалось бы отдыхать не меньше трех суток.

«Значит, это еще не предел?..»

Целительница улыбнулась, подумав о том, что ей все-таки удалось обмануть собственную память, пусть даже рискуя жизнью. Таинственные ночные гости оказались очень любезны и перенесли ее в спальню. Жаль, теперь она никогда не узнает, кто они такие.

Эсме медленно села, открыла глаза – и кровь застыла в ее жилах.

Потолок и в самом деле располагался непривычно низко над головой, и это был другой потолок. Она сидела на узкой койке в маленькой комнатке с единственным круглым окошком; рядом располагался большой сундук, служивший, по всей видимости, одновременно и столом. На его крышке стояла чашка с водой, и Эсме, словно завороженная, уставилась на нее: вода покачивалась... как и вся комната.

Точнее, каюта.

Неприятный холодок пробежал между лопаток. Она впервые оказалась на борту фрегата, и странное ощущение чужого взгляда нахлынуло с необычайной силой – только теперь она не могла уйти с причала, скрыться, спрятаться. Взгляд шел сразу со всех сторон, как будто каждый предмет в каюте был живым и обладал если не разумом, то сознанием. Внезапно нахлынула тошнота; Эсме повалилась обратно на койку, задев рукой переборку, – и стало еще хуже. Мыслеобраз фрегата не оставлял сомнений в том, что создание столь же радо видеть ее у себя борту, как и...

...облезлая крыса в трюме мечется из стороны в сторону, ищет выход; стены начинают сдвигаться, и свободное пространство неумолимо уменьшается, пока не наступает неизбежный финал: отчаянный писк, треск костей...

Эсме зажмурилась: ей показалось, что стены и впрямь готовы сдвинуться. Она лежала тихо, как мышка. Взгляд не ослабевал, но постепенно сделался не таким враждебным. Целительница осторожно приоткрыла глаза и втянула носом воздух: пахло чем-то пряным. Это отчего-то показалось странным: она никогда раньше не бывала на борту фрегата и считала, что рыбный дух, насквозь пропитавший Тейравен, здесь должен быть совершенно невыносимым.

Убедившись, что корабль перестал обращать на нее внимание, Эсме снова села и оглядела себя. Она была в той же одежде, что накануне, только шарф развязался и кто-то положил его рядом на подушку, аккуратно сложив вчетверо. Ее руки, накануне вымазанные в крови по локоть, были чистыми. Кто бы ни принес ее сюда, он не был врагом – по крайней мере, ей хотелось в это верить. Эсме встала – качающийся пол был непривычен, и целительница всерьез опасалась, что не сможет устоять на ногах. За стеной послышались торопливые шаги.

Эсме почти не удивилась, когда на пороге отворившейся двери показался голубоглазый мальчик, который приходил к ее дому вместе с неуклюжим матросом. Выглядел он встревоженным, но почти сразу расплылся в улыбке.

– Вы проснулись! – он говорил с тем же певучим акцентом, что и крылан. – Я... я сейчас принесу завтрак!

– Подожди! – Эсме протянула руку, и мальчишка испуганно отпрянул. – Где я? Что это за место?

Мальчишка растерянно заморгал.

– Я... ой... простите, госпожа! Вы не переживайте, все будет хорошо, но... мне запретили с вами разговаривать... я сейчас принесу...

– Вот заладил! Да оставь ты этот завтрак! – Эсме стукнула кулаком по крышке сундука и задела чашку – та упала и разбилась бы, но мальчишка с проворством обезьянки подхватил ее у самого пола. Он так увлекся ловлей, что не заметил движения Эсме: целительница схватила мальчика за запястье и сделала то, что Велин категорически запрещал.

Она рванулась по направлению к его огненному сердцу. Там в самом центре плавали мыслеобразы – вот промелькнули темные крылья... эй, это ведь тот самый крылан! Эсме оторопела, и в тот миг, когда перед ней неторопливо проплывал следующий мыслеобраз – красивое худощавое лицо мужчины, показавшееся смутно знакомым, – неведомая сила подхватила ее и без лишних церемоний вышвырнула вон.

Последним, что она увидела, был сполох лилового пламени.

Эсме вскрикнула и зажмурилась – целительнице показалось, что кто-то насыпал ей в глаза острого перца. Она лишь мельком успела увидеть обиженное выражение на лице мальчика, и ей сделалось очень стыдно за свой необдуманный поступок.

– Я хочу увидеть капитана, – сказала она, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не тереть глаза. – Отведи меня к нему.

Мальчишка сокрушенно вздохнул и вышел, пробормотав напоследок, что «все будет хорошо». Ждать пришлось недолго: почти сразу дверь отворилась вновь, и по полу процокали когти, а потом раздался знакомый голос:

– Рад, что вы пришли в себя так быстро, но зачем нужно было нападать на юнгу? Кузнечик не сделал ничего плохого. – Крылан говорил вежливо, однако тон его был ироничным.

– Передайте юнге, что я прошу прощения, – Эсме с трудом нашла в себе силы ответить спокойно. Вести себя с достоинством непросто, если по щекам льются ручьи слез, а при малейшей попытке открыть глаза очень хочется снова потерять сознание. – Вся команда состоит из магусов? Я просто так, на всякий случай спрашиваю...

Крылан хохотнул.

– Нет, небесных детей на борту всего двое. Я спросил бы, госпожа, как вы себя чувствуете, но и так вижу, что... неплохо.

Многозначительная пауза не ускользнула от внимания Эсме.

– Почему я здесь? Сколько времени прошло? Может, объясните все-таки, что произошло?

– Охотно. Вам с подробностями или?..

– Или. Пожалуйста, не тяните! – взмолилась Эсме, и крылан сжалился.

– Хорошо, я объясню, только не ждите ответов на все вопросы. Вы наверняка догадались, кто мы такие?

– А то! – пробормотала Эсме. – Вот уж не думала, что попаду в одну из тех историй, что рассказывают в тавернах...

– В жизни всякое бывает! – философски откликнулся крылан. Целительница осторожно приоткрыла один глаз: человек-птица, сгорбившись, сидел на краешке кровати, а его крылья, казалось, занимали всю каюту. – Так вот, прошла всего лишь одна ночь – я, признаться, думал, вы не очнетесь до завтрашнего утра. Цель нашего визита в Тейравен вас вряд ли заинтересует. Скажем так, мы посетили одного старого знакомого, которой вовсе не обрадовался встрече и решил, вместо того чтобы угостить нас ужином, подать нас на ужин своему пардусу. Результат вы видели, а предыстория...

– Прошу вас! – Эсме сложила ладони в умоляющем жесте. – Подобные предыстории укорачивают жизнь. Объясните лучше, что случилось после того, как я потеряла сознание.

– Пожалуйста. – Человек-птица одновременно пожал плечами и слегка дернул крылом. – Как раз в тот момент нагрянули слуги нашего знакомого, которые следовали за нами от самого его дома с приказом довершить начатое. Мы, конечно, сопротивлялись... э-э... в общем, так вышло, что...

– Короче!

– Нам пришлось спасаться бегством, а вас мы забрали с собой! – выпалил крылан. – Искусай меня медуза, какая несносная женщина! Вместо того чтобы сказать: «Спасибо! Вы спасли мою жизнь! Как благородно!» – она пристает с расспросами... Из-за звездного огня, к твоему сведению, выгорел весь квартал...

Эсме оцепенела. Квартал? Выгорел?!.

– Надо было тебя там оставить? – саркастически поинтересовался крылан. – Боюсь, уже поздно. Мы успели уйти далеко.

Эсме почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. В одно мгновение ее жизнь круто изменилась: она потеряла дом, книги, снадобья – все наследство Велина. Она потеряла все, что могло обеспечить мало-мальски достойную жизнь, и оказалась вместе с бандитами посреди океана.

– Вам и в самом деле следовало меня оставить там, капитан, – прошептала целительница. – Так было бы лучше...

Крылан сокрушенно вздохнул и произнес нарочито трагичным тоном:

– Ну вот, теперь капитаном зовет меня сия сумасбродная барышня. Ужель то таинственное снадобье, что в красном флаконе таилось, необратимо повредило ей мозги?..

Смысл его слов дошел до Эсме не сразу. Наконец девушка уставилась на крылана воспаленными глазами и тихо спросила:

– А кто же капитан этого фрегата?

Человек-птица улыбнулся.

...Дверь капитанской каюты закрылась за ее спиной, и Эсме застыла на пороге.

Здесь было просторно, но отчего-то комната оказалась затянута туманной дымкой. Эсме моргнула несколько раз, испугавшись, что попытка прочитать мысли Кузнечика серьезно повредила ее зрение, – туман рассеялся, но не до конца.

Узкая койка стояла по правую руку, а по левую – два больших сундука и стол. На столе возвышался ворох полусвернутых карт, рядом лежал чистый лист пергамента и письменные принадлежности. Глядя на чернильницу, Эсме тупо размышляла о том, как хозяин каюты не боится, что чернила разольются, – ей хотелось думать о чем угодно, только не о том, что следовало поднять взгляд и посмотреть на человека, которого она вчера спасла.

Нет, не человека. Магуса.

Она смотрела на пергамент, на руки капитана – о таких пальцах барды поют, дескать, они с одинаковой силой и изяществом сжимают перо и саблю. Кружевные манжеты дорогой рубашки казались ослепительно белыми на фоне смуглой кожи.

– Так и будете стоять, словно провинившийся школяр? Признаться, в нашем с вами положении это должен был бы делать я. – Его голос она уже слышала там, по ту сторону.

– Не думаю, – возразила Эсме и невольно улыбнулась. – Я ведь... – она подняла взгляд и мгновенно забыла, что хотела сказать.

Прореха... иголка... он же сказал, что...

Сначала у нее покраснели уши, потом шея. Эсме закрыла щеки ладонями; она вдруг почувствовала себя в самом деле провинившимся ребенком – ребенком, который взялся за взрослое дело и не сумел довести его до конца, а теперь уже ничего нельзя исправить. Она шагнула вперед и лишь в последний момент увидела прямо перед собой трехногий табурет – он возник из пустоты, словно сидел в засаде и ждал, когда можно будет кинуться ей под ноги. Конечно, она споткнулась и...

– Эй, девочка моя, хватит! Неужто ты не можешь побыть радушной хозяйкой хоть немного? – Одно плавное движение – и магус оказался рядом. Он был похож на пардуса, такой же стремительный и хищный. – Все хорошо?

Последние слова были обращены к Эсме, а вот первая фраза... Целительнице показалось, что она слышит недовольное фырканье чуждости, и сразу вслед за этим туман в комнате рассеялся совсем. Теперь она видела всю обстановку отчетливо – несколько табуретов возле стола, книжные полки, картины на стене и множество других мелочей.

– Я не доделала работу... – прошептала девушка. – Я...

Длинные волосы, которые она запомнила растрепанными, теперь были гладко причесаны и собраны в хвост. Худое аристократическое лицо с тонкими чертами загорело до черноты; оно было... было красивым до вчерашнего вечера: на правой щеке змеился свежий шрам от виска до подбородка – та самая прореха, которую Эсме не успела зашить.

– Вы ведете себя так, словно не вылечили меня вчера, а, наоборот, едва не отправили навстречу Великому шторму, – произнес капитан, иронично прищурившись. Его улыбка вышла кривой из-за шрама. – Вот это гораздо важнее, разве нет? Я-то не вполне помню подробности, но, говорят, мне ее почти отгрызли...

Он засучил рукав и показал руку – от ранения не осталось и следа. Эсме ощутила гордость: она и впрямь справилась неплохо, Велину бы понравилось.

– Совершенно не стоит переживать из-за такого пустяка, – подытожил магус с беззаботным видом. – И, в конце концов, пирату полагается иметь какую-то особую примету. Право слово, шрам на физиономии все-таки лучше, чем стеклянный глаз или деревянная нога!

Эсме не сдержала улыбки.

– Забудем об этом, хорошо? – Капитан усадил целительницу на табурет, сам уселся напротив, возле иллюминатора. – У нас есть гораздо более важные проблемы. Для начала я хочу принести извинения за то, что стал причиной разрушения вашего дома и вынужденного бегства из Тейравена. Но смею заверить, единственное, что я мог сделать в той обстановке, – похитить вас, ведь иначе вся округа решила бы, что вы сотрудничаете с пиратами...

– Что было, то было, – Эсме вздохнула. – Но куда мне теперь податься?

– Вот об этом я и хотел поговорить, – магус кивнул. – Мое предложение таково: чтобы хоть как-то загладить вину, я предлагаю вам выбрать любой портовый город, где мы... скажем так, разыграем ваш побег. Вместе с суммой, необходимой для покупки дома и начала собственного дела. Я понимаю, что это неравноценная замена, но это единственное, что приходит мне в голову...

– Подождите, капитан. – Целительница нахмурилась. – Вы сказали, любой город?

Он кивнул.

– Но... разве пират может спокойно заходить в порты Империи?

Магус улыбнулся.

– Так ведь в Тейравенскую гавань мы зашли и вышли без проблем... относительно, конечно...

– Да-да, – растерянно согласилась Эсме. – Э-э... может, вы назовете мне свое имя?

Улыбка капитана сделалась очень хитрой.

– Разрешите не отвечать. Если вы не будете знать, кто я такой и чем занимаюсь, вам не придется лгать и изощряться в ответ на прямой вопрос. А рано или поздно вопросы появятся, уж поверьте – щупачи заинтересуются, откуда вы взялись и как раздобыли деньги. Чем скорее они убедятся в вашей бесполезности, тем скорее отпустят, и бояться нечего – целителей нынче не обижают.

– Но щупач может вытянуть из меня ваше лицо, – робко пробормотала Эсме, на что магус лишь беззаботно отмахнулся, заметив, что у Империи нет точного описания его примет. Целительница не стала больше возражать, но по ее напряженному лицу капитан все понял без слов.

– Вы мне не верите, – констатировал он, сокрушенно вздыхая. – А-а, понял. Вы хотели узнать мое имя, чтобы быть уверенной, что я не один из тех, о ком рассказывают страшные истории в тавернах.

Эсме покраснела. Магусу сполна хватило обычной проницательности, чтобы прочитать ее мысли.

– Не могу успокоить, – пират хищно улыбнулся. – Обо мне сочинили предостаточно жутковатых сказок, и кое-что даже правда. Эсме... я даю вам честное слово, все обещания будут выполнены. Верите?

А он настойчив, этот безымянный капитан...

– Верю.

– Вот и прекрасно! – Магус вскочил. – Теперь, полагаю, вам надо отдохнуть. Ближе к вечеру мы поужинаем и потом выберем город – но предупреждаю, раньше чем через три дня ни в какой порт мы не попадем. Я, кстати, распорядился, чтобы завтрак... то есть уже обед принесли в каюту. И... фрегат больше не будет вас тревожить, я прослежу.

Она почему-то смутилась.

– Капитан, у меня есть еще один вопрос. Ваш юнга... Кузнечик... и еще один матрос... они приходили ко мне и спрашивали о Велине, моем учителе.

– По моей просьбе, – магус нахмурился. – Мы когда-то были знакомы, очень давно. Я хотел с ним встретиться, но... опоздал.

– На пять дней, – прошептала девушка.

– На пять дней, – эхом откликнулся магус. – Или на целую вечность. Очень жаль, что все так вышло.

Оба на мгновение замолчали, а потом капитан движением руки словно прогнал набежавшую печаль и улыбнулся.

– Вам сейчас надо отдохнуть, а потом я отвечу на остальные вопросы... если смогу.

Он проводил ее до порога, и Эсме неожиданно для себя сказала:

– Я... меня все равно мучает совесть из-за вашего лица. Если бы не десять раненых гроганов, мне хватило бы сил...

– Ох уж эта профессиональная гордость! – капитан покачал головой. – Я так и понял, что вы к тому времени уже очень устали. К тому же смерть учителя – я понимаю, какая это потеря... – Он осекся. – Раненые гроганы, говорите? А отчего их было так много?

– Мне сказали, какой-то фрегат сошел с ума, и... – начала целительница, и тут лицо капитана сделалось очень суровым. Он перевел взгляд на дверь – та распахнулась.

За порогом стоял крылан.

– Ты об этом знал?

Человек-птица опустил голову, его крылья дрогнули.

– Узнал, когда мы уже были на борту.

– А, да, конечно, – магус растерянно нахмурился. – Так какой фрегат сошел с ума?

– «Морская звезда», – скучным голосом отозвался крылан. – Ребята слышали в таверне, что там уже больше полугода были неприятности... из Тейдена капитан никудышный, сам понимаешь, его и люди плохо слушаются. Э-э... короче, эти идиоты попытались поднять на борт бочонок звездного огня. Капитан, по-моему, нашей гостье не мешало бы отдохнуть, а?

– Да-да, ты опять прав, – выражение лица магуса снова изменилось – он словно надел новую маску. Эсме хорошо видела тревогу под напускным благодушием и веселостью. – Моя госпожа, не угодно ли будет вам пройти в каюту? Завтрак ждет... – Он ненадолго закрыл глаза, и босые ноги Эсме ощутили, как в недрах фрегата что-то заворочалось. – И я пришлю кое-кого, чтобы составить вам компанию. Ничего не бойтесь, Эсме...

В каюте, которая должна была стать домом Эсме на ближайшие несколько дней, ее уже ждал поднос с едой. Неведомый кок постарался угодить гостье: в глиняной миске лежал кусок мяса, которого хватило бы на троих. Рядом стояли две чашки, в одной был эль, в другой – вода. Целительница не успела даже притронуться к еде, как в дверь вновь постучали.

– Прощу прощения. – Капитан надел темно-зеленую куртку поверх рубашки. Эсме вдруг показалось, что она слышала раньше о пирате, который всем прочим цветам предпочитает зеленый.

– Я тут кое-что принес, – магус протянул аккуратно перевязанный лентой пакет.

– Что это? – насторожилась целительница. Выражение лица у капитана было странное – он смотрел прямо перед собой, словно не видя ее.

– Одежда, – произнес он ровным голосом. – Возможно, наше путешествие окажется более длинным, чем планировалось изначально, а женщине нелегко без сменного платья. Примите, прошу.

При мысли о том, откуда могла взяться на фрегате женская одежда, целительница густо покраснела. Он хочет, чтобы она надела это? Отчаянно захотелось поинтересоваться, нет ли там внутри красных чулок, но что-то в лице капитана остановило Эсме от этого опрометчивого шага. Она со вздохом приняла пакет и, когда магус откланялся, развязала ленту.

Внутри было очень красивое шелковое платье, тонкая нижняя рубашка и кружевная шаль, все – фиалкового цвета.

«Она любит фиалки?»

Одежда пахла лавандой и слегка пожелтела от времени. Эсме мало что понимала в моде, но фасон платья вызвал в ее памяти полузабытые воспоминания десятилетней давности. Такое, только алого цвета, было у ее матери... в другой жизни.

– Кому же ты предназначалось? – тихонько спросила она, сметая с фиалкового шелка невидимые пылинки. Платье, конечно, не ответило, но зато усилилось ощущение взгляда– сразу со всех сторон, – да и пряный запах стал заметней.

Фрегат присматривался к гостье.

«Гостье? – Эсме, грустно улыбнувшись, взобралась на койку с ногами. – Кажется, я больше похожа на пленницу...»

Времени для того, чтобы обдумать свое положение, было предостаточно. Она отщипнула кусочек от предложенной щедрой порции, выпила воду – а потом и не заметила, как задремала.

...в ночи пожар полыхает так, что глазам больно смотреть.

Ты стоишь, растерянно опустив руки, и не знаешь, что делать. Ты еще не поняла, что произошло, тебе отчаянно хочется, чтобы все это оказалось сном, просто кошмарным сном – а завтра ты проснешься в своей комнате от дующего в окно бриза.

Но этого не будет.

– Во всем виноват твой брат, – говорит черный человек. Он стоит рядом, высокий, огромный. Ты так усердно вытравливала всякое воспоминание о нем из своей памяти, что теперь даже во сне видишь одну лишь темную фигуру, у которой нет лица, а его холодный и безжизненный голос мог бы принадлежать мраморной статуе. – Ему не следовало приносить домой свой улов...

Ты молчишь. Что еще ты, маленький ребенок, можешь сделать? Черный человек долго смотрит на тебя, а потом поворачивается и уходит.

Кажется, именно тогда ты принимаешь решение. Поначалу трудно, ты кричишь и плачешь – ведь отсекать воспоминания немногим проще, чем самой себе отрубить палец. А потом ты вдруг чувствуешь на плече чью-то руку, и смутно знакомый голос произносит:

– Не следовало этого делать. Потом ты будешь сожалеть – если, конечно, сможешь.

Ты оборачиваешься и видишь Велина...

Эсме проснулась оттого, что кто-то поскребся в дверь. Девушка едва успела провести рукой по спутанным волосам, как дверь распахнулась – похоже, для двоих посетителей это было такой же неожиданностью, как и для нее.

– Ох, простите, – смущенно улыбнулся высокий неуклюжий матрос. Под глазом у него красовался большой синяк. – Мы тут ни при чем, это все шуточки неве... – юнга бесцеремонно двинул своего товарища локтем в бок, и тот поперхнулся. – Нашего фрегата, я хотел сказать.

Где-то в отдалении слышится издевательское хихиканье.

– Я верю, – Эсме тоже улыбнулась, хотя ей было совсем не весело. – Входите, раз пришли.

Как ни странно, они вполне сумели разместиться в каюте втроем: юнга устроился на краешке сундука, а матрос опустился прямо на пол. Недолгое время она и странная парочка смотрели друг на друга, а потом Эсме решила начать разговор сама.

– Ну, ладно, – сказала она, вздыхая. – Поначалу я хотела бы извиниться перед вами обоими за свою вчерашнюю грубость и перед тобой... – Она с трудом вспомнила, как зовут юнгу. – Перед тобой, Кузнечик, за грубость сегодняшнюю. Вы меня прощаете?

– О чем разговор! – Матрос всплеснул руками, вновь напомнив Эсме марионетку с оборванными нитками. – Вы спасли нашего капитана, да еще и Умберто в придачу. Ребята, которые были в таверне, просто в восторге от вашего умения развязывать узлы!

«Значит, Умберто – это плетельщик узлов...»

– Меня зовут Сандер, – матрос приложил ладонь к груди и слегка наклонил голову. На краткий миг его движения стали изящными, словно у кукольника все-таки осталось в запасе несколько нитей. – А с Кузнечиком вы уже познакомились.

Молчаливый юнга улыбнулся. Оставалось только догадываться, каким образом молоденький магус попал на пиратский фрегат, но, похоже, он не приходился капитану родственником: щуплый, русоволосый и с кожей, которая от природы была намного светлее, он скорее напоминал воробья, чем кузнечика. Интересно, к какому клану он принадлежит и как попал на пиратский корабль? Впрочем, те же самые вопросы можно было задать и о капитане.

– Собственно, капитан попросил, чтобы мы вас немного развлекли, – сказал Сандер, когда пауза затянулась. – Только учтите, что мы ничего не можем рассказывать о нем и о фрегате. А если хотите, чтобы мы ушли, гоните нас в шею.

Эсме призадумалась. А в самом деле, хочет ли она остаться в одиночестве?

– Нет, не уходите. Но чем вы можете меня... развлечь?

Они переглянулись и пожали плечами. Эсме хмыкнула: уже одно только присутствие забавной парочки привело к тому, что она на миг позабыла обо всех неприятностях.

– А можно мне выйти на палубу? – Эсме еще не договорила, а Кузнечик уже воскликнул: «Нет!» – и его старший товарищ согласно кивнул.

– Капитан сказал, что было бы лучше вам остаться в каюте, – произнес он виновато.

– Он рассчитывает, что я безвылазно просижу здесь три дня? – нахмурившись, поинтересовалась целительница. Ответ был очевиден, и она вновь подумала о том, что эта каюта больше напоминает тюрьму, чем комнату для гостей. – Но почему? Команда взбунтуется?

– Таков обычай, – ответил Сандер немного смущенно. – Пассажирки на фрегате всегда... э-э... проводят как можно больше времени в каюте. Раньше, кстати, вообще запрещалось брать на борт женщин.

Она знала об этом, но не подозревала, что все настолько серьезно.

– Причиной тому вовсе не команда, а сам фрегат, – продолжил матрос. – Между кораблем и капитаном... э-э... отношения ближе, чем между влюбленными. И фрегат... он – это не «он», а «она»... женщина.

– Капитан тебе за эти слова врежет, – тихонько проговорил Кузнечик, искоса поглядывая на матроса. Тот вздрогнул и осторожно потрогал синяк под глазом. – Точно врежет. Давайте лучше о чем-то другом поговорим!

– Так это что, он?.. – спросила Эсме, и Сандер тотчас завертел головой.

– Нет, боцман... когда я вернулся на борт и сказал, что не сумел доставить послание капитана, он мне и засветил от всей души. Он такой, но капитан в гневе намного страшнее... впрочем, я привык. Эсме, так вы поняли, что я сказал? Это важно.

Она растерянно нахмурилась.

– То есть вы хотите сказать, что... фрегат ревнует?

И свет померк.

Всего на один миг Эсме ослепла и оглохла, а в ее сознании эхом прокатился женский смех – очень жестокий смех. Целительница даже не успела испугаться, как все стало по-прежнему, и по лицам Сандера и Кузнечика Эсме поняла, что они знают о случившемся.

– Вот видите! Достаточно одного лишь присутствия женщины на борту, чтобы фрегат начал нервничать, а уж если женщина будет расхаживать по палубе, словно хозяйка... – матрос закатил глаза и не закончил фразу. – К тому же наш корабль отличается весьма крутым нравом. Не представляю другого человека, кроме капитана, который смог бы удержать ее в узде.

– Да, ваш капитан – весьма загадочная персона, – пробормотала Эсме. – Я не знаю названия фрегата, не знаю имени капитана. Могу лишь догадаться, что он не Одноглазый... и не Лассе-кархадон, если бы тот был магусом, об этом стало бы известно. Может, это сам Лайра Отчаянный?

Кузнечик покачал головой и еле заметно улыбнулся.

– Я даже не знаю, из какого он семейства...

Магус пират – это было очень необычно, но возможно. Конечно, еще сто лет назад мало кто поверил бы, что аристократ, с младенчества привыкший к роскоши, променяет спокойную жизнь на существование, полное риска. Но после того как Семейства разделились на сторонников Капитана-Императора и тех, кто не захотел следовать за ним, все изменилось.

Три Семейства – Фейра, Амальфи и Соффио – поплатились за неправильный выбор жизнью: первых не спасла удивительная способность повелевать огнем, вторых – зыбкий дар предвидения. Что же касается третьих, то ходили упорные слухи о якобы спасшейся молодой паре – за тридцать лет, впрочем, ничем не подтвердившиеся.

Еще два рода лишились земель и были изгнаны, а оставшиеся три пытались сохранить нейтралитет, но это уже ничего не меняло: на стороне Капитана-Императора были семь самых сильных кланов, считая его собственный – сильнейший из всех.

«Капитан-Император победил, но сейчас, когда он заживо гниет в своем дворце, радует ли его эта победа?»

Собственно, в любом клане всегда существовали бастарды-полукровки: дети от магусов и обычных людей никогда не наследовали способности небожителей, но зато получали долгую жизнь и крепкое здоровье. Определить на глазок чистоту крови Эсме не могла, да и не хотела. Оставался единственный способ узнать, к какому клану принадлежит капитан: подождать, пока он проявит способность. Если, конечно, он будет настолько неосторожен, что сделает это в ее присутствии.

– Простите, – сказал Сандер смущенно. – Мы и сами не знаем... ох... капитан запретил вести разговоры об этом. Он сказал, что отрицательный ответ – тоже ответ, и...

– Да, я знаю, – Эсме нахмурилась. – Но разве он сейчас здесь?

Оба кивнули.

– Капитан везде, – пояснил Кузнечик, увидев ее растерянное лицо. – Он управляет кораблем, все видит и все слышит. Сейчас он, наверное, разговаривает с... помощником, но одновременно слушает наш разговор и все другие разговоры на борту.

Фрегат больше не будет вас тревожить, я прослежу.

Как же она сразу не поняла? Эсме ужаснулась при мысли о том, что на самом деле представляет собой пара фрегат – навигатор. Ей всегда казалось, что управлять живым кораблем – то же самое, что управлять лошадью или отдавать команды собаке, лошади или грогану. Налево, направо, стоять, ко мне... Выходит, все совсем по-другому, и для того, чтобы подчинить себе фрегат, нужно очень сильно измениться.

– Похоже, нам и впрямь лучше поменять тему, – сказала она смущенно. – Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности. А... нет, все-таки спрошу. Это правда, что женщин раньше выбрасывали за борт, если начиналась буря?

Кузнечик вспыхнул, словно девушка, а Сандер принялся пространно объяснять, как возник этот странный обычай и почему он исчез. Единственное, что Эсме удалось понять из его объяснения, – слухи не были так уж далеки от истины, как хотелось бы.

– Но вам ничего не угрожает! – заверил матрос, увидев, как изменилось выражение ее лица. – Просто не выходите из каюты, вот и все...

Эсме вздохнула.

– Вы, кажется, собирались меня развлечь?

Матрос заулыбался и вытащил из-за пазухи нечто странное – с десяток тонких трубочек разной длины, соединенных между собой. Эсме поняла, что это музыкальный инструмент, но ничего подобного ей раньше видеть не приходилось.

– Так вы музыкант? – спросила она, невольно подавшись вперед. По лицу Сандера пробежала тень, и, недолго поколебавшись, он произнес изменившимся голосом:

– В большей степени, чем кажется. Если бы не сирринг, меня бы уже давно ссадили на берег.

И прежде, чем Эсме успела опомниться, он заиграл.

Слова вспомнились легко, но пела Эсме лишь в мыслях. Она неожиданно ощутила, как где-то в глубине сознания пробуждается старое-старое воспоминание – ворочается, точно донная рыбина. Целительница редко бывала на представлениях заезжих актеров, но моряцкие песни знала наизусть из-за мыслеобразов своих пациентов – в голове у моряка что ни мысль, то песня, и чаще всего – непристойная.

Но эта песня была необычной.

Едва сирринг коснулся губ Сандера, матрос преобразился и разом помолодел лет на десять. Он играл с закрытыми глазами и весь самозабвенно отдался музыке – куда только подевались неуклюжесть и робость?

Мелодия вилась вокруг них – живая, свободная... и жестокая. Эсме не знала, отчего Сандер выбрал именно эту песню, но ей внезапно сделалось страшно. Она отчетливо ощутила, что по ту сторону полуживого корпуса дышит океан, опасный и равнодушный, а взгляд фрегата вновь стал пристальным и весьма неприятным. Похоже, фрегат изучил ее мыслеобразы – и, изучив, счел недостойным противником. Эсме никогда раньше не чувствовала такого презрения, необъяснимого никакими причинами, – в Тейравене ее не любили, но все-таки признавали талант и временами жалели, а здесь... «Чего ты хочешь?» – спросила Эсме, но чуждость не ответила.

Музыка смолкла, и целительница вытерла украдкой внезапно проступившие слезы.

– Благодарю, – сказала девушка, с трудом найдя силы, чтобы скрыть истинные чувства. – Это было... прекрасно.

– Я не собирался вас так расстраивать, – матрос виновато вздохнул и укоризненно посмотрел на своего младшего товарища. – Что же ты? Забыл слова?

– Замечтался, прости. – Мальчишка и впрямь выглядел так, словно на некоторое время его душа воспарила за облака и оттуда взирала на океан. – Давай еще раз... – Он изменился в лице и вскочил. Эсме перевела взгляд на Сандера и увидела, что тот тоже посерьезнел.

– Простите. – Он спрятал сирринг и, к счастью, кланяться не стал. – Нас требуют на палубу. До встречи!

И оба исчезли так быстро, что Эсме даже не успела ответить.

Мы там, где звездный свет...

Отголоски затихшей музыки все еще бились о стены тесной каюты. Эсме недоумевала: отчего ей так страшно сделалось, когда зазвучал этот простой и милый, в общем-то, мотив? В этом тоже крылась какая-то тайна, и девушка невольно задалась вопросом – есть ли на борту этого фрегата хоть кто-то или что-то простое и понятное, без тайн и секретов.

Мы там, где неба нет...

Она опустилась на койку, закрыла глаза – и почувствовала, как каюта схлопнулась.

Позднее Эсме не могла вспоминать этот момент без содрогания. Вдруг, в один момент, ей стало нечем дышать, вокруг сделалось совершенно темно, и в темноте приготовилась к прыжку чуждость.

Это было даже страшнее, чем тьма и ночные кошмары, поэтому...

...поэтому неудивительно, что девушка очнулась только на палубе.

Легкий ветерок тотчас взъерошил ее волосы. Эсме зажмурилась – после полумрака каюты солнечный свет казался слишком ярким – и подставила лицо ветру. Здесь, на открытом воздухе, давление фрегата ослабло, и она сумела восстановить контроль над собственными чувствами. Причина произошедшего осталась покрыта тьмой.

– Моя госпожа, – послышался знакомый голос. – Но вы же...

– Я уже вышла, Кузнечик, – ответила Эсме, решив не сообщать юнге, что ее, собственно говоря, выгнали. Знать бы почему. – В каюте душно. Я не пленница на вашем корабле, поэтому могу делать, что хочу, так?

Мальчишка вздохнул.

– Ну, кто это у нас? – прозвучал – точнее, прорычал – новый голос. Чья-то тень заслонила солнце, и Эсме приоткрыла глаза. Над ее головой на фоне синего неба полоскались на ветру белоснежные паруса; где-то высоко перекрикивались матросы. Фрегат шел споро, над верхушками мачт кружились несколько чаек.

Перед Эсме стоял огромный, широкоплечий, длиннорукий и волосатый... гроган.

Целительница растерянно моргнула, словно неожиданное видение могло раствориться в полуденном мареве. Уж не перегрелась ли она? Или, может, помешалась? Гроган выглядел огромным, но ему и полагалось быть таким, а вот умного блеска в красных глазах и насмешливой улыбки ему не полагалось, это ей точно было известно.

Разве гроганы разумны?

Разве гроганы умеют говорить?!.

– Я так и понял, что капитан притащил на борт бабу... э-э... женщину, – пробурчал гигант, обращаясь к самому себе. – И разговаривать с ней запретил, это так. Но я взамен попросил, чтобы эта... женщина... носа из каюты не высовывала, потому как моя девочка волнуется. Того и гляди скинет кого в воду, кархадонам на съедение. Кузнечик, ты не передал капитану мои слова?

Мальчишка что-то испуганно пискнул, но к этому времени Эсме уже пришла в себя. Крылан, потом разумный гроган – следующим будет, вероятно, ручной кархадон?

– Он все передал, – заступилась она за мальчика, хотя гроган выглядел устрашающе. – Я сама решила...

– Она сама, ну да. Я так и понял, – гроган разглядывал ее, склонив голову набок. – Капитановы дела меня не касаются, да. Но баба на борту, да еще и красивая, – это непорядок. Ей бы назад спуститься, в каюту, пока чего плохого не случилось... и чем быстрее она на берег сойдет, тем лучше для всех будет, да...

Он посмотрел вверх и нахмурился.

Странная манера разговора – а Эсме уже догадалась, что перед ней, по всей видимости, боцман, – объяснялась тем, что он пытался совместить в своем невеликом мозгу приказ капитана не разговаривать с ней и необходимость объясниться. Эсме неожиданно стало смешно, а потом в ней взыграло упрямство.

– Я не уйду, – сказала она. Гроган промолчал, но снова взглянул вверх. – Там душно, и фрегат смотрит... со всех сторон. Я здесь постою, ничего не буду трогать...

Внезапно боцман вытянулся, а с его физиономии мигом слетела ухмылка. Кузнечик ойкнул и быстро смылся, а по палубе прошуршали кончики черных крыльев, потом стукнули каблуки сапог.

– Я говорил, надо было запереть дверь каюты. – В голосе крылана послышались язвительные нотки. – А теперь уже поздно.

«Отчего поздно?» – хотела спросить Эсме, но внезапно заметила, что свет солнца как-то странно потускнел. Гроган опять посмотрел вверх, и она невольно сделала то же самое.

Белые паруса фрегата постепенно наливались зеленью – сначала они стали цвета молодой листвы, потом начали темнеть. Эсме затаила дыхание. Зеленый цвет делался все гуще и ярче, пока наконец паруса не приобрели глубокий изумрудный оттенок – они сияли и искрились, наполненные ветром...

– Поздно, – повторил крылан. – Ладно, я полетел...

Он разбежался и, оказавшись возле фальшборта, прыгнул – а потом взмыл в небеса, словно огромный буревестник.

Эсме стояла, вновь не в силах обернуться и взглянуть в глаза человеку, стоявшему за ее спиной, – теперь-то она знала, как его зовут. Мало того, она теперь понимала, какое название можно прочитать на борту фрегата, чья палуба недовольно подрагивала под ее ногами.

– Эльга-заступница... – прошептала девушка, чувствуя, как щеки заливает краска. – Я такая дура. Что теперь будет?

Послышался вздох.

– Для начала я представлюсь по всей форме, – негромко сказал капитан. – Кристобаль Крейн, к вашим услугам...

– Пират, чью голову оценили в десять тысяч золотых, – продолжила Эсме. – Угораздило же меня попасть именно на ваш корабль!

Она наконец-то обернулась.

Вспомнился набросок на стене «Водяной лошадки» – да, если этот портрет был самым хорошим из всех, то пират может не опасаться, что его когда-нибудь узнают. К тому же весьма любопытная деталь его внешности в полумраке капитанской каюты осталась незамеченной – у магуса были удивительные разноцветные глаза, зеленый левый и синий правый. Теперь-то Эсме поняла, отчего он усадил ее лицом к иллюминатору: из-за того, что свет падал в глаза, она не разглядела главной особой приметы самого известного пирата. Ни один щупач не смог бы понять, с кем ей пришлось иметь дело. О-о, это был хитроумный план, но все пошло прахом из-за ее упрямства. Вряд ли он сдержит слово, ведь теперь она представляет собой угрозу всему экипажу.

Капитан Крейн смотрел на нее и насмешливо улыбался.

– Вы не должны меня бояться, – сказал он, когда Эсме начало тяготить долгое молчание. – Я все сделаю, как обещал, – вот только выплачу небольшой долг в Тейравене.

– Может, оставите меня там? – неуверенно предложила Эсме и смолкла, когда пират покачал головой.

– Нет. Мы не для этого разыгрывали ваше похищение, да к тому же у нас не будет такой возможности. Все остается в силе, только выберите порт.

– И вы не боитесь? – осмелилась спросить целительница. – Я ведь теперь знаю...

– Ничего такого, что могло бы навредить мне или «Невесте», вы не знаете, – капитан вздохнул. – А сейчас спуститесь в каюту и не выходите до тех пор, пока я не при... не позову. Хорошо? Если вас увидят на палубе, то уже ничто не остановит распространение слухов о том, что вы сотрудничаете с пиратами. Прошу, Эсме...

Целительница со вздохом повиновалась.

Мы там, где неба нет...

В каюте царил полумрак. Фиалковое платье лежало на кровати там же, где она его оставила; Эсме присела рядом и провела ладонью по шелковой ткани – та приятно холодила кожу, словно приглашая: «Надень меня!»

Целительница, грустно улыбаясь, покачала головой – а потом вдруг передумала.

Велин не обижал свою единственную ученицу, но все-таки их скудных заработков едва хватало на еду и снадобья – что тут говорить о новых платьях? Пару лет назад Велин прикупил по случаю дешевого сукна, и Эсме сама сшила себе юбку. С той поры обновок у нее не было...

...ты помнишь.

Мамин сундук из темного дерева, украшенного серебряными завитушками, на тяжелой крышке замок в виде львиной головы.

Сунешь палец – откусит.

Шелковая рубашка цвета чайной розы, волны кружев и алое атласное платье. Гладкая ткань струится под пальцами, обжигает. Из недр сундука пахнет лавандой и еще чем-то сладким, приятным.

Запах прошлого.

Эсме смахнула слезу.

«Что еще уничтожит огонь в моей жизни?»

Опасливо косясь на дверь, она быстро переоделась – фиалковое платье легло точно по фигуре, словно было сшито специально для нее, – и в этот миг чуждость... нет, «Невеста» неожиданно обратила на целительницу внимание, запустила в ее разум щупальце и принялась шарить, словно палкой по дну озера, поднимая тучи ила и спугивая мыслеобразы. На сей раз Эсме удалось сохранить самообладание, но такое бесцеремонное вмешательство было не просто невежливым, оно грозило в лучшем случае сильной головной болью. Она не собиралась терпеть, пока фрегат утолит любопытство.

Уйди прочь!

«Невеста» отпрянула, шумно фыркнув, и... снова попыталась пробраться внутрь – на сей раз осторожно, крадучись. Эсме растерялась: чего хочет фрегат? Сущность «Невесты» напоминала одичавшую собаку, которая вдруг приняла за хозяина случайного прохожего и увязалась следом, настойчиво тыркаясь в колени мокрым носом, будто спрашивая – ты это или не ты?

Неужели... неужели всему причиной платье?

«Она любит фиалки? Она... кто?»

Из настойчивого желания фрегата проникнуть в ее память можно было извлечь пользу. Эсме присела на краешек кровати, закрыла глаза, опустила все внутренние заслоны. Тоненькое щупальце тотчас ринулось вперед, беспорядочно бросаясь из стороны в сторону. Эсме поморщилась, но не стала препятствовать «Невесте». Поиски продлились недолго – и не увенчались успехом. Чуждость ретировалась, не найдя того, что искала; ее разочарование слегка отдавало тухлой рыбой.

Эсме по-прежнему сидела неподвижно.

Торопливо шаря по закоулкам ее памяти, «Невеста» приоткрыла маленькую щель в собственных доспехах – и теперь настал черед Эсме немного похозяйничать в чужом доме. Она с трудом сдерживала ликование, не позволяла себе поддаться радости – как раз наоборот, следовало быть тише воды, ниже травы. Она не сумеет навязать фрегату свою волю, но вот посмотреть и послушать – это можно.

Если, конечно, «Невеста» не выкинет ее раньше времени.

...Кузнечик вместе с двумя матросами чуть постарше бегает по палубе, разнося оружие. Матросами командует гроган – его зовут Бэр, как внезапно осознает Эсме. Это знание «Невесты». Капитан стоит на полуюте – неподвижный, словно статуя.

– Поберегись! – Матросы бросаются врассыпную, и сверху камнем падает крылан. Он выглядит растрепанным и встревоженным. – Кристобаль, они уже все приготовили! Там два фрегата-охранника, один сцеплен со «Звездой», другой на страже... у них хакке!

Пират все так же неподвижен, но голос его раздается будто отовсюду:

– Всем приготовиться к атаке! Вперед, «Невеста»!

Корпус фрегата вздрагивает, и корабль устремляется навстречу битве. Эсме с трудом удается удерживать хрупкую связь – от сумасшедшей скорости у нее кружится голова, а от довольного урчания фрегата вибрирует каждая косточка в черепе.

...Когда на горизонте показались смутные очертания трех фрегатов, на «Невесте» уже все было готово к бою.

Портовый корабль тоже их увидел – и изумрудные паруса сообщили ему, кто приближается. «Невеста ветра» шла очень быстро, и, когда сторожевой фрегат начал разворачиваться, Эсме поняла: противник готовится принять бой. Она никогда раньше не видела воочию стрелометы, но сейчас услужливая фантомная память – знать бы чья! – подбросила весьма устрашающую картину. Зазубренные лезвия, нацелившиеся на «Невесту ветра», несли разрушение, смерть, боль – кто лучше целителя знал, какие раны можно нанести таким оружием?

За миг до того, как борт сторожевого фрегата выплюнул в сторону «Невесты» несколько десятков смертоносных стрел, пиратский корабль вильнул так резко, что почти лег набок. Эсме вспомнила, как однажды в порту один матрос рассказывал другому о том, что корабль Кристобаля Крейна движется быстрее молнии, – выходит, это была чистая правда. Подавить волю фрегата не так просто – он хоть и неразумен, но упрям. Если Крейн нашел такой действенный способ подчинить «Невесту», то неудивительно, что его приказано брать живым.

...Дальнейшее произошло так быстро, что Эсме не успела даже испугаться.

«Невеста ветра» вышла с наветренной стороны, когда сторожевой фрегат еще не успел закончить маневр. Пиратский корабль на полном ходу ударил в корму тараном, и Эсме показалось, что она услышала вопль боли. Паруса фрегата опали, он остановился – команда безуспешно суетилась на палубе, пытаясь привести корабль в чувство.

«Невеста» не стала дожидаться, пока у них это получится. Корпус корабля снова вздрогнул, а потом в один миг ощетинился острейшими иглами – так, что фрегат стал похож на огромного морского ежа.

Обойдя второй сторожевик, соединенный с «Морской звездой» точно такими же крючьями, «Невеста» вцепилась в другой борт мятежного фрегата – и три корабля стали единым целым, а потом начался бой...

Эсме сжала кулаки. Она только теперь поняла, что на «Невесте ветра» нет собственного целителя.

«Крейн, будь ты проклят!»

Она обещала не выходить на палубу, но отчего он не прикажет относить раненых вниз? Хотя у нее нет ни одного снадобья... это значит, сил хватит ненадолго, но хоть кто-то был бы спасен!

От бессилия хотелось кричать...

Резня на палубе достигла пика, и Эсме почувствовала три смерти. Она не могла понять, погиб ли кто-то из пиратов, или же пали солдаты наместника – для нее это не имело значения. Внезапно она ощутила, как на «Невесту» перешел сам наместник. Эйдел был, как всегда, обманчиво медлителен; в правой руке он сжимал саблю, а в левой – что-то непонятное, сгусток тьмы. Эсме поняла, что фрегат боится.

– Крейн! – закричал наместник, размахивая странным предметом. – Я давно мечтал опробовать хакке на твоем фрегате, и вот ты сам пришел! Благодарю!

Капитан «Невесты», вместо ответа насмешливо поклонился – и Эйдел бросился в атаку. Эсме впервые увидела, как дерутся два магуса, но разглядеть ей удалось немногое – они двигались так быстро, что превратились в две размытые тени.

Битва длилась недолго.

– Давно мечтал увидеть лорда Эйдела на коленях, – произнес пират в полной тишине, насмешливо копируя интонации наместника. Тот стоял на коленях, вытирая кровь с рассеченной щеки. Его держали на прицеле двое матросов с арбалетами. – И вот вы сами пришли, оказав мне тем самым большую любезность! Всем бросить оружие! – Его голос раскатился над фрегатами, и не нашлось никого, кто бы ослушался. – Господин наместник, попрошу отдать мне хакке. Обещаю, когда вы это сделаете, вас препроводят на корабль... который никто не будет преследовать. В ваших интересах не сопротивляться.

Эйдел медлил. Должно быть, именно тьма в его руке была хакке, которое столь страшило «Невесту», что та отказывалась его видеть.

– Отчего я должен верить тебе, пират? – севшим голосом вопросил наместник. – Я слишком много знаю. Взять хотя бы Лэйфир...

– Вы не обязаны верить, – просто ответил Крейн. – А я не обязан сохранять вам жизнь, но именно это собираюсь сделать.

– Еще один вопрос, капитан, – Эйдел улыбнулся, но улыбка вышла кривой. – Зачем вам это нужно? Вы ведь знаете, что произойдет в скором времени с этим кораблем. Дайте нам закончить начатое, и...

– Передайте мне хакке, сударь, – перебил Крейн. – Я не буду ничего объяснять.

– Как хотите. – Наместник пожал плечами. – Прошу!

Его левая рука, до этого безвольно опущенная вдоль тела, взметнулась – и черный предмет полетел в сторону Крейна. Эйдел целился в горло и попал бы, но чья-то тень, метнувшаяся к капитану, приняла удар на себя и упала на палубу, корчась от боли.

Только один человек на борту «Невесты ветра» мог двигаться так быстро.

Эсме в это время уже бежала наверх.

Оказавшись на палубе, она метнулась к Кузнечику, вокруг которого растекалась большая лужа крови. «Хакке» оказалось копьецом длиной чуть больше локтя – с устрашающим наконечником, который насквозь пробил горло мальчишки. Человек не имел бы никаких шансов выжить даже при помощи целителя, но этот ребенок был магусом. Хотя его глаза уже закатились, все-таки оставалась слабая надежда.

Эсме упала на колени рядом с юнгой и положила ладони по обе стороны от окровавленного древка.

– Тяните! – крикнула она, и кто-то с силой дернул, вытащив хакке с первого раза – по счастью, у него не было оперения, и древко прошло свободно. Эсме стянула пальцами края страшной раны и закрыла глаза...

...полотно было изорвано в клочья, и ей никак не удавалось соединить его. Где-то вдалеке послышался крик: «Не надо! Надорвешься!..» – но она не прекратила попыток. Уже знакомое голубоватое пламя окружило ее кольцом, но оно было столь слабым, что у Эсме болезненно сжалось сердце. Усталость после исцеления Крейна не прошла бесследно, она едва может удерживаться здесь – что же, выходит...

– Я не отпущу тебя! – закричала целительница. – Ты не смеешь уходить!

И в этот миг рядом очутилась чуждость. Она неторопливо приблизилась, словно сытая кошка, потом взглянула на Эсме, смешно склонив голову набок.

Подошла еще ближе.

Потерлась о ее колени.

...большая, теплая.

Эсме глубоко вздохнула и принялась зашивать края прорехи.

«Вот теперь все будет хорошо...»

Кузнечик открыл глаза и закашлялся – кровь все еще текла, но Эсме знала, что его жизнь вне опасности.

Она вот-вот должна была лишиться сил от смертельной усталости, но все-таки чувствовала на себе удивленные взгляды. Матросы обеих команд застыли в изумлении.

А еще на нее смотрели два корабля – «Невеста ветра» и... «Морская звезда».

Вернее, то, что раньше ею было.

Угольно-черная шкура фрегата уже начала обрастать броней. Все палубные надстройки исчезли, обводы корпуса сделались гладкими и хищными; он больше не казался деревянным. На месте мачт возвышались костистые отростки, от которых отходили кожистые складки парусов-плавников. Глаза «Морской звезды» Эсме видеть не могла, но вполне представляла себе их выражение...

– Весьма симпатичный новый член команды, – выдавил сквозь зубы наместник. Он, казалось, не замечал, что его руки пронзили три арбалетных болта, а оба рукава промокли от крови. – Рад, что ты нашла свою цель в жизни, Эсме! Очень рад за тебя... может, ты окажешь по...

– Ни звука больше! – Разноцветные глаза Крейна полыхнули. Эйдел усмехнулся, но не стал испытывать терпение капитана. Эсме виновато опустила взгляд: если бы наместник успел произнести до конца ритуальную просьбу, она не сумела бы ему отказать. – Увести ее в каюту, быстро! Тейравен не оценил богатства, дарованного Эльгой, поэтому я забрал эту целительницу себе!

Наместник ничего не сказал.

Крейн подобрал хакке, перехватил его у самого наконечника и... что-то сделал. Зазубренный наконечник с резким щелчком разделился на шесть частей, и из его сердцевины выскочила острейшая игла. По ее блестящей поверхности пробегали синеватые искры.

Раздался протяжный звук, похожий на стон, а следом за ним другой. Эсме, уже в полуобморочном состоянии, поняла: это стонут фрегаты.

И ей внезапно тоже захотелось завыть...

С хакке в руке Крейн поднялся на полуют и оттуда, размахнувшись, выбросил страшное оружие далеко в море.

Наместник улыбнулся.

– Возвращайтесь на свой корабль и не смейте нас преследовать, – ледяным голосом произнес пират. – Будьте уверены, о том, что произошло сегодня, заговорят во всех портах десяти тысяч островов... хотя вам, конечно, нет до этого дела. Эй! Помогите наместнику!

– Благодарю, я сам... – Улыбка Эйдела больше напоминала оскал. – Мы еще встретимся, капитан Крейн, если только вас не сожрет кархадон. И с тобой... – он бросил обжигающий взгляд в сторону Эсме. – С тобой мы тоже обязательно встретимся.

«Возможно...» – вот и все, о чем она успела подумать, прежде чем потерять сознание.

– Нет, ты все неправильно делаешь. – Велин отбирает у тебя птицу и в мгновение ока исцеляет сломанное крыло. Золотистое сияние ослепительно вспыхивает под его ладонями, и миг спустя птаха уже парит в небесах. – В прошлый раз все получилось, что же теперь, а?

Ты молчишь, насупившись. В густой зеленой траве кипит жизнь – ты совсем недавно начала чувствовать всех живых существ вблизи, и пока что это доставляет сплошные неудобства. Но здесь все-таки хорошо, потому что биение сердца полевки или зеленые мыслеобразы травяных скакунов не лезут без спросу в голову, не оставляют после себя фантомных воспоминаний.

Отчаявшись дождаться ответа, Велин сокрушенно качает головой. Нет, он вовсе не сомневается в твоих способностях – если верить ему на слово, не распознать в тебе целителя мог бы только слепой... хотя ты не очень-то ему веришь. Он просто удивлен, отчего силу твоего упрямства никак не удается направить во благо, и винит в этом только себя.

– Знаешь, – вдруг говорит он доверительным тоном. – Когда-то у меня был друг, который в раннем детстве потерял всю семью, как и ты. Это круто изменило его жизнь, и... в общем, он так и не сумел до конца справиться с потерей, хотя твердил, что все хорошо. Я предложил ему исцеление... сказал, что могу приглушить тяжкие воспоминания, сделать их не такими болезненными. Знаешь, что он мне ответил? Что если я лишу его хоть малой доли этой горечи, этой невыносимой, отчаянной тоски – он перестанет быть самим собой.

Ты молчишь.

– Мы тогда из-за этого крупно повздорили, – продолжает Велин, – но теперь мне начинает казаться, что он был прав. Боюсь, когда-нибудь тебе понравится отсекать от себя все, что причиняет боль. Если это произойдет, ты изменишься и никогда не сможешь стать прежней. Не делай этого, Эсме, прошу! Когда дела пойдут плохо и очень-очень захочется решить все одним махом, ты вспомни о нашем разговоре... особенно если меня не будет рядом...

Ты пообещала ему, помнишь?

Пробуждение было не из приятных, но этого следовало ожидать.

Голова болела не так сильно, как после пяти бессонных ночей, и Эсме попыталась привести в порядок расползающиеся мыслеобразы, которые на сей раз больше напоминали улиток, чем рыб, и двигались соответствующим образом. Когда это почти удалось, она открыла глаза и осторожно приподняла голову.

Взгляд «Невесты» тотчас сосредоточился на ней – он больше не был враждебным, но все-таки оставался настороженным. Из иллюминатора лился мягкий розоватый свет – это рассвет или закат? Эсме понятия не имела, сколько времени прошло.

Кристобаль Крейн сидел на сундуке в очень неудобной позе – вытянув длинные ноги к двери, облокотившись о переборку – и дремал. Впрочем, он почти сразу проснулся, откинул свесившиеся на лоб длинные волосы и заметил с улыбкой:

– Вы испортили платье весьма экстравагантным образом, Эсме!

Тут только она сообразила, что одета в длинную рубаху явно с чужого – капитанского? – плеча. Ей захотелось провалиться сквозь землю.

– А что я должен был делать? – магус виновато развел руками. – Вы же шлепнулись на колени прямо в лужу крови, а потом прижимали Кузнечика к груди... оно промокло насквозь. Уж извините...

«Кузнечик!»

Эсме тотчас обо всем забыла и требовательно спросила:

– Кузнечик, что с ним? Он... жив?

– Жив-здоров и уже занялся стиркой, – усмехнулся капитан. – Он очень живучий. Правда, говорит пока с трудом, очень хрипло.

– Я так и знала, что где-то допущу ошибку. – Эсме потупилась. – Я...

– Бросьте. Вы чуть было не пожертвовали собой, спасая юнгу на пиратском корабле, – перебил магус. – Знаете, сколько времени вы провели без сознания? Без малого четверо суток. Вся команда ходит на цыпочках – только и разговоров, что о здоровье целительницы.

Эсме покраснела еще сильнее.

– Капитан, я даже не знаю, что сказать...

– А ничего говорить не надо. Впрочем... у вас, верно, есть вопросы? Прошу, я весь внимание.

Целительница призадумалась. В самом деле, о чем она может спросить пирата, пока тот в настроении беседовать? Она прикрыла глаза и сквозь ресницы увидела: у ног капитана сгустилось черное пятно, от которого тянулись тонкие нити, опутавшие тело Крейна, словно щупальца кракена.

«Невеста» не оставляла их ни на миг.

– Что такое хакке? – спросила Эсме. – Отчего фрегат так его боится?

Крейн вздохнул и ответил вопросом на вопрос:

– Вы знакомы с трудами Синфы о средоточии разума?

– Конечно... – растерянно проговорила целительница. – Но откуда вы о них знаете?

– У меня было много свободного времени и большая библиотека, – пират небрежно махнул рукой. – Раз вы их читали, мне легче будет объяснить. Так вот, у фрегата, как и у человека, имеется некое средоточие разума, только у нас оно расположено в черепе, а у фрегатов – у основания грот-мачты. Как по-вашему, отчего?

Эсме пожала плечами.

– Возможно, это самое безопасное место?

– Почти правильно, – Крейн улыбнулся. – Это место недосягаемо для таранного удара. Но вот человеку показалось неправильным, что фрегат, по сути, неуязвим – ведь если средоточие разума не повреждено, корабль рано или поздно восстановит любое повреждение, – и тогда было создано хакке.

Корпус «Невесты» дрогнул – даже простой рассказ об этой страшной вещи сильно взволновал фрегат.

– Вам, наверное, так не показалось, но хакке на самом деле оружие никудышное. Оно плохо сбалансировано и не годится для метания, да только дело не в этом. У него особый наконечник – для того, чтобы пробить шкуру фрегата и поразить его... – Лицо Крейна сделалось очень суровым. – Средоточие разума восстановить невозможно, но без него фрегат не умирает. Он...

Внезапно Эсме прозрела.

– Я знаю, – сказала она. – Фрегат превращается в карго.

Карго, несчастное создание, лишенное парусов и обреченное влачить жалкую жизнь, вызывающее одно лишь отвращение...

– Карго, – повторил пират. Взгляд его разноцветных глаз казался устремленным куда-то далеко. – Послушная тварь, которая никогда не взбунтуется и не перевернется посреди океана кверху килем. Она будет ползать вдоль берега – медленно, спокойно... ну, пованивает чуток... куски на ходу отваливаются... подумаешь, неприятность! – Кулаки Крейна сжались; он сильно побледнел, а шрам на щеке, напротив, налился кровью. – Прошу, капитан, примите командование!

Последние слова он произнес явно не своим голосом, и Эсме испугалась. Она осторожно коснулась его руки, и пират, вздрогнув всем телом, пришел в себя.

– Вот так, – произнес он будничным тоном, совершенно не выдававшим сильнейшего душевного волнения. – Что еще вы хотите узнать?

«Отчего фрегаты переворачиваются кверху килем?»

– Я только хотела спросить... – Эсме боялась, что Крейн снова начнет тонуть в воспоминаниях, и поэтому подбирала слова очень осторожно. – «Морская звезда»... она выглядела совсем другой... когда говорят, что фрегат сошел с ума, – это ведь на самом деле не так, я правильно понимаю?

Крейн снова вздохнул.

– Вообще-то вы сейчас меня спросили о тайне, которую всякий моряк обязуется хранить до самой смерти и не раскрывать тем, кто с суши. Но я перед вами в неоплатном долгу и поэтому буду откровенен. – Эсме запротестовала, но он не захотел слушать. – Ответ на этот вопрос я покажу чуть позже. Кстати, завтра вечером мы прибудем в Ламар – вам этот город понравится. Если оценить ваши заслуги, то вместе с домом мне придется обеспечить еще и библиотеку... продукты на год вперед... в чем еще нуждается целитель?

Капитан сменил тему разговора столь же быстро, как менялся курс «Невесты».

– Снадобья, – Эсме улыбнулась при мысли о «продуктах на год вперед». – У каждого целителя есть сундучок, в котором хранятся снадобья. Если бы у меня было хоть самое слабое из них, то... – Она умолкла, не решаясь спросить магуса о потерях, которые понес экипаж.

– Сундучок, конечно. – Разноцветные глаза прищурились. – Я запомнил.

– Но его не так просто раздобыть! – Эсме покачала головой. – Эти снадобья продаются только в Гильдии целителей... собственно, я смогу их выписать, когда устроюсь на новом месте...

– Возможно, возможно, – задумчиво пробормотал Крейн. – Вернемся к этому разговору позже, а теперь вам надо подкрепиться. Кузнечик!

Дверь тотчас отворилась, и показался юнга с подносом в руках. Выглядел он и впрямь неплохо – улыбался, по крайней мере. Повязка на его шее была не особенно чистой, и Эсме захотела ее размотать и проверить, как заживает рана, но тут он заговорил – точнее, попытался.

Капитан выхватил поднос из рук юнги, зашедшегося в кашле, а Эсме сокрушенно покачала головой. Кузнечик наконец выдавил из себя всего три слова – «спасибо», «лучший» и «заступница».

– Молодец, а теперь иди, – магус кивком указал на дверь.

– Я это... – Мальчишка засуетился и вытащил откуда-то – словно из воздуха – стопку фиалкового шелка. – Простите, капитан... оно очень старое... хххр... шелк не могу... – Он виновато развел руками. – Боюсь, порвется...

Целительница посмотрела на капитана – и увидела, что магус вот-вот провалится в бездну. Она любила фиалки.

«Больше никогда не буду читать чужие мысли. Честное слово, больше никогда...»

– Ну и ладно, – сказал Крейн бесцветным голосом. – Пепел к пеплу... иди, Кузнечик.

Юнга не сразу поверил, что его простили, – а потом торопливо ретировался.

– Я слышал, что целителю нельзя лечить серьезные раны, не выпив перед этим хотя бы самое слабое снадобье, – вдруг проговорил капитан, испытующе глядя ей в лицо. Эсме с трудом выдержала этот взгляд; она догадывалась, к чему клонит магус. – Это и в самом деле так?

– Не совсем, – ей не хотелось лгать, но и правду говорить сейчас не следовало. – Просто без снадобья... хм... все гораздо сложнее. Исцелять я могу всегда, пока живу, – если меня попросят.

– А-а... – протянул Крейн. – Что ж, тогда я постараюсь сделать так, чтобы на борту моего фрегата вам больше не пришлось никого лечить без этих волшебных зелий.

Вопрос, которого она боялась больше всего, не прозвучал.

– Судя по тому, что я видела там, – сказала Эсме, торопясь вернуться к прежней теме разговора, – его голос никогда не восстановится. Связки повреждены. Разве что чудо...

Пират кивнул.

– Я ему на это намекал, но... не стоит отнимать у мальчика надежду, хорошо? – Она кивнула. – Так, теперь одевайтесь и принимайтесь за еду, а потом поднимайтесь на палубу. Там я все покажу, как обещал.

Эсме последовала совету капитана: у нее проснулся зверский аппетит, и в скором времени от ужина остались одни крошки. Она надела старую одежду и вышла на палубу.

Несколько матросов, управлявшихся со снастями, заметили ее, и один, оставив работу, приблизился – это был Сандер.

– Я хочу поблагодарить вас за спасение Кузнечика, – сказал музыкант. – Теперь я ваш должник.

– Вы с ним так дружны? – с улыбкой спросила целительница.

– Он мне ближе, чем брат! – отозвался матрос. – Нет на свете человека сердечнее и добрее, чем этот мальчишка, вы в этом убедитесь!

«Магус», – машинально отметила про себя Эсме, а вслух сказала:

– Я верю, но у нас вряд ли будет шанс познакомиться поближе. Капитан сказал, что вскоре мы прибудем в Ламар.

Взгляд Сандера сделался растерянным. Он пробормотал: «Да, конечно» – и, вновь поклонившись, вернулся к работе.

Размышляя о том, что могло так смутить матроса, Эсме медленно обернулась и увидела капитана. Неподвижный магус стоял на полуюте; скрестив руки на груди, он устремил взгляд куда-то вдаль и в таком положении, похоже, пребывал с тех самых пор, как ушел из ее каюты. Чувствуя, как что-то словно подталкивает ее, Эсме поднялась по трапу.

Вид открывался неописуемый. Куда ни глянь, кругом простирался океан, и не было видно ни единой точки, означавшей приближение другого корабля или близкую землю, но Эсме неожиданно ухватила самый краешек мыслеобраза, который мог принадлежать капитану, «Невесте» или любому из находившихся на борту людей и нелюдей. Не нужны были ни другие корабли, ни земля; вот этот ужасающе прекрасный простор и есть то, что будет вспоминать любой моряк в последние минуты жизни. Целительница осознала, что огромный мощный фрегат на самом деле – всего лишь хрупкая скорлупка на краю бездны, в которой обитают чудовища, но это новое знание ее не испугало... почти не испугало. В этот миг она готова была целиком и полностью признать, что ни шторма, ни твари из глубин не сумеют отвратить от моря того, чья душа опутана чарами безбрежного синего простора.

Из этой изощренной ловушки нет выхода.

Мы там, где неба нет, а есть лишь отраженье моря...

– Нравится? – Разноцветные глаза смотрели на нее с любопытством.

– Это... безмерно опасно и безумно прекрасно, – пробормотала Эсме, и капитану, похоже, эти слова пришлись по нраву. – Неужели вы совершенно не испытываете страха перед океаном?

Магус улыбнулся и ответил без тени иронии:

– Я не имею права бояться. Как только Он ощутит хоть смутную тень страха в моей душе, наша судьба решена. Любой из членов команды всегда должен знать, что между ним и океаном стоит капитан.

– И фрегат, – осмелилась поправить Эсме.

Магус покачал головой.

– Капитан и фрегат, фрегат и капитан... какая разница? В нашем с «Невестой» случае и вовсе трудно понять, где заканчивается она и начинаюсь я.

Эсме пригляделась и вновь наяву увидела, как потоки черного пламени обтекают фигуру магуса, пронизывают его тело, но стоило лишь моргнуть – и наваждение исчезло.

– Боюсь, эта мысль для меня слишком сложна, – смущенно призналась Эсме. – Я и не знала, что все так... непросто.

– Для кого-то сложнее понять, что именно делает целитель, когда глядит перед собой отсутствующим взглядом и из-под его ладоней струится золотистый свет, – заметил он с легкой усмешкой, возвращаясь к обычному тону. – Но людям важен результат, и они стараются не вникать во все остальное. А ведь на самом деле это просто. – Он обвел взглядом палубу, как будто желая охватить всю «Невесту», вобрать в себя. – Однажды ты слышишь зов, против которого невозможно устоять, и идешь вперед, пока не находишь ту часть своей души, на месте которой всегда была пустота. Ты обретаешь целостность...

Эсме слушала, словно зачарованная.

– Я никогда не думала об этом так, – сказала она, когда магус умолк. – Признаюсь честно, капитан, вы... «Невеста»... все то, что случилось за последние дни, – это многое изменило во мне. Я буду вспоминать об этом приключении, когда все будет позади...

– Да, – произнес Крейн со странной интонацией. – Сидя у камина, в окружении внуков. Но мы забыли, зачем я вас сюда позвал. Встаньте-ка на мое место!

Эсме повиновалась. Она вдруг ощутила странное напряжение, как будто «Невесте» не очень нравилось то, что намеревался сделать капитан, но здесь, на палубе, фрегат не мог устроить целительнице милую шалость в виде сдвигающихся стен.

– Смотрите!

Сначала Эсме не поняла, куда нужно смотреть, но послушно проследила взглядом за рукой Крейна. Стальную гладь океанских волн рассекала кильватерная струя «Невесты ветра», в вышине кружила крылатая тень человека-птицы.

...Недалеко от «Невесты», справа по борту, в воде мелькнула большая тень.

Миг спустя такая же появилась слева.

Словно почетный караул, за фрегатом следовали два огромных кархадона.

– Эльга-заступница! – только и сумела выдавить Эсме, парализованная страхом. Чудовищ было два, хотя и одного было достаточно, чтобы в два укуса расправиться с «Невестой». Целительница зажмурилась: ужас предстоящего столь явственно нарисовался перед ее внутренним взором, что оставалось только...

– Не надо бояться, – на ее плечо легла горячая рука Крейна. – Посмотрите. Разве они не прекрасны?

Где-то в бездне послышался издевательский смешок; теперь Эсме уже не сомневалась, что смеется «Невеста», хотя это было невозможно. Девушка собралась с духом и открыла глаза.

Кархадоны шли пугающе близко. Они двигались с той же скоростью, что и фрегат, поэтому казалось, что чудища привязаны к кораблю невидимыми тросами. Их черные спины то уходили под воду, то вновь показывались на поверхности. Говорят, эти бронированные шкуры невозможно пробить никаким оружием...

Нет, неправильно. Ты не об этом должна думать.

Эсме изумилась самообладанию Крейна и тому, что ни один из матросов не забил тревогу – все продолжали заниматься своими делами, словно ничего особенного не происходило. Они не боялись.

Любой из членов команды всегда должен знать, что между ним и океаном стоит капитан...

И в тот момент, когда кархадоны вдруг одновременно выпрыгнули из воды, подставив мощные тела под лучи заходящего солнца, Эсме все поняла. Она узнала очертания фрегатов в этих машинах для убийства – узнала тупой таран, превратившийся в острейший рог, узнала мачтовые отростки, ставшие плавниками, узнала взгляды, которые не изменились.

«Мы еще встретимся, капитан Крейн, если только вас не сожрет кархадон...»

Теперь странная фраза Эйдела была ей понятна.

Кархадоны плавно вошли в воду и исчезли в глубине, а над гладью волн раздался протяжный стон фрегата.

– Кажется, после этого меня уже ничто не сможет удивить или испугать, – прошептала Эсме, стараясь сохранить в памяти каждое мгновение этой чудесной встречи.

– Вы и так не из робкого десятка, – усмехнулся магус. – Тут важно другое. Вы почувствовали их суть?

Она кивнула.

– Они не агрессивны, даже наоборот. Но... откуда тогда взялись все эти страшные истории?

– Это рассказ не на один вечер, – магус загадочно улыбнулся. – А закат лучше встречать молча. Поверите ли вы мне на слово, если я скажу, что в этих историях есть доля правды, но как бы там ни было – у всего в этом мире есть своя роль, в том числе и у фрегатов, которые превращаются в кархадонов? И если я скажу, что не нам, людям, вмешиваться в это?

Она кивнула без тени сомнения.

– Сегодня, капитан, я готова поверить во что угодно!

Он ничего не сказал – потому что закат и в самом деле следовало встречать молча.

...А после наступления темноты они устроили пир.

Матросы собрались в кубрике; они во что бы то ни стало хотели увидеть «спасительницу Кузнечика» – и выпить за ее здоровье. Эсме оробела, оказавшись среди отпетых головорезов – за душой некоторых она видела не меньше десятка серых теней, – но матросы были дружелюбны, и если кто-то и вспомнил о старинном обычае приносить женщин в жертву Великому шторму, то только в шутку.

Все до единого твердили, что в долгу перед ней.

– Они очень ценят самоотверженность и смелость, – сказал капитан, когда они вышли из кубрика и направились в его каюту. – В наше время чаще встречается просто безрассудство, а это разные вещи.

В большой каюте был накрыт стол, за которым и расположились все участники ужина; Крейн представил их так церемонно, словно они собрались не на борту пиратского корабля, а во дворце Капитана-Императора. Эсме получила место по правую руку от капитана, по левую сидел крылан – как оказалось, звали его Джа-Джинни. Рядом с человеком-птицей расположился сухощавый пожилой мужчина по имени Эрдан – корабельный мастер. Одного взгляда было достаточно, чтобы память услужливо подсказала: именно с ним она столкнулась на пристани после разговора с Эйделом. Корабел тоже ее узнал и ободряюще кивнул, еле заметно улыбнувшись. Он был, как она сейчас разглядела, очень стар, хотя и казался крепким. Возле самой Эсме сидел плетельщик узлов Умберто, сменивший матросский наряд на добротную куртку. Его слишком грамотная для матроса речь перестала быть удивительной: простому морскому псу не место за капитанским столом. «Джа-Джинни, моя правая рука, – сказал Крейн. – И Умберто, соответственно, левая». Умберто виновато улыбнулся, словно прочитав ее мысли, и потер мочку уха, где блестела золотая серьга. Проверял – на месте ли сокровище, которого едва не лишился из-за сумасбродной выходки?

Целительница украдкой оглядела собравшихся – трудно было представить, что из всех один лишь Умберто пересекал экватор, но больше никто не носил такого украшения, как он. «Моряки предпочитают этим не хвастаться, – вдруг вспомнились ей слова Велина. – По крайней мере те, кто мыслит здраво и не желает нарываться на неприятности. Подумай сама: ведь если некто проходил экватор, значит, он бывал за пределами Окраины, а на такое способны лишь пираты и очарованные морем. Вот и делай выводы...» Да, посетители «Водяной лошадки» должны были догадаться, что парень в зеленой куртке не так прост, как кажется с виду, – потому, наверное, верзила-спорщик и не стал с ним драться...

Умберто поймал ее взгляд и лукаво улыбнулся.

Последнее место за столом досталось юнге. Кузнечик краснел и смущался, но честь, причитавшуюся ему за спасение капитанской жизни, принял.

– Этот первый тост, – магус поднял кубок, – за здоровье нашей гостьи, которая хоть и оказалась на борту «Невесты» не по собственной воле, повела себя как подобает члену команды!

Эсме покраснела, но, увидев, что все замерли и ждут, поняла: придется совладать с робостью и позабыть на один вечер о том, где она находится, – иначе праздник будет испорчен. Она протянула руку и с удивлением поняла, что не может поднять кубок. Он словно приклеился к столу, и ее пальцы соскользнули раз, другой, третий...

Кристобаль Крейн деликатно кашлянул.

– «Невеста», прекрати.

Эсме замерла. В следующий раз, когда она протянула руку к кубку, тот повел себя как подобает столовому прибору. Целительница подумала, что капитан вполне мог приструнить фрегат мысленно – и тогда она, не рассчитав силу, обязательно вылила бы вино на платье. А то и залила бы капитанскую рубашку...

– Благодарю, – сказала она, смущенно улыбаясь. – Так «Невеста» может каждую вещь на борту... закрепить?

Ответил ей не капитан, а корабельный мастер.

– Не каждую. – Голос у Эрдана оказался низкий и хриплый. – Многое из того, что вы видите в этой каюте, не то, чем кажется. Стол, к примеру, не деревянный – это часть тела фрегата, которую он может изменять по собственному желанию или по просьбе капитана... или моей. Соответственно, стол можно передвинуть, если хорошо попросить, но оторвать от пола и вынести из каюты нельзя. А все, что прикасается к столешнице, становится доступным «Невесте». Во время качки, знаете ли, удобно – точно знаешь, что вещи останутся на своих местах, – он демонстративно толкнул блюдо с жарким – оно не шелохнулось. – Вот так.

Эсме поблагодарила Эрдана и уставилась в тарелку. Обстановка за столом была доброжелательной и веселой, но все-таки она ни на секунду не могла забыть, что находится среди пиратов. Пожалуй, более неуютно себя чувствовал только Кузнечик, и когда разговор перешел на обсуждение дальнейшего курса и запестрил малопонятными морскими выражениями, Эсме обрадовалась и принялась за еду. Яства для пира были приготовлены отменные.

Лишь через некоторое время она стала прислушиваться к беседе, ощутив нарастающую напряженность.

– ...как хочешь, но я тебя предупредил, – проговорил Эрдан, барабаня пальцами по столу. Поначалу показавшийся ей спокойным и даже хладнокровным, он с трудом держал себя в руках. – Маневр слишком рискованный, и если «Невеста» не успеет закрыть глаза, то за последствия я не отвечаю.

– Он прав, Кристобаль, – Джа-Джинни кивал с серьезным видом. – Не думаю, что риск в этом случае оправдан... хотя, конечно, если бы удалось... нет, прости. Я против.

– Умберто, а ты что скажешь? – Крейн сидел, откинувшись на спинку стула. – Как ты поступил бы на моем месте?

Молодой моряк вздохнул.

– Это для меня немного сложно... если честно, я с трудом представляю, как вообще такой маневр возможен.

– Ну, знаешь... – Крейн усмехнулся. – Все когда-то бывает в первый раз.

Умберто пожал плечами.

– Тогда вам решать, капитан.

– Кристобаль, не стоит торопить события, – заметил крылан, и в его голосе проскользнули тревожные нотки. – Неужели нам когда-нибудь может понадобиться совершить что-то подобное? Ты ведь понимаешь, какой может оказаться цена...

Крейн вздохнул и проговорил почти ласково:

– Еще бы. Ведь именно мне предстоит ее заплатить в случае, если расчет окажется неверным. Береги как зеницу ока... – он осекся, взглянул на Эсме. – Мы, должно быть, вас утомили?

Целительница отложила вилку.

– Нисколько. Но о чем, собственно, речь? Возможно, я смогу помочь?

Крылан усмехнулся, а Эрдан сказал:

– Ценю вашу самоотверженность, Эсме. Только целители сначала предлагают помощь, а потом спрашивают, что им за это будет... если вообще спрашивают. Но на сей раз вы ничего не сможете сделать, потому что мы говорим об одном очень опасном действии, которое капитан хотел бы предпринять.

– А вы против? – подытожила девушка.

– Совершенно верно. – Эрдан улыбнулся. Покосившись на капитана и получив незаметное согласие, он продолжил: – Вы уже имеете представление о том, как выглядит фрегат, приготовившийся к бою, – этакий еж, ощетинившийся острейшими крючьями. Сцепившиеся корабли могут разойтись только двумя способами: если капитан проигравшего фрегата даст тому команду немного опуститься или если победители обрубят ему крючья. Первый способ предпочтительнее, но это... э-э... как бы объяснить...

– Унизительно, – пробормотал Умберто.

– Совершенно верно! Редкий капитан охотно подвергнет себя бесчестью и склонится перед противником. А утерянные крючья отрастают несколько недель...

– Эрдан, ты отвлекся, – тихо проговорил Крейн.

– Прошу прощения. Так вот, фрегат, готовый к бою, все-таки имеет несколько уязвимых точек, в которые обычно стремятся направить удар тарана, – при удачном стечении обстоятельств первый же удар может решить исход боя. Две точки расположены на корме, четыре других – на бортах ниже ватерлинии. Чтобы ударить в корму, нужен подходящий ветер и команда лентяев на атакуемом судне; чтобы бить в борт, нужно заставить корабль немного опуститься носом в воду, а это непросто. Но нужно быть... – корабел умолк и посмотрел на капитана, сердито хмурясь.

– Безумцем, – спокойно подсказал Крейн.

– Благодарю. Нужно совершенно сойти с ума, чтобы бить в седьмую точку, расположенную прямо под тараном. Для этого атакующий фрегат должен нырнуть носом в воду или лечь набок... и малейший просчет приведет к тому, что он лишится глаза. А то и обоих. Кому нужна победа, купленная такой ценой?

– А, вот ты и ответил на мой вопрос! – воскликнул магус. – Значит, все-таки удар достигнет цели?

– Да! – рявкнул Эрдан и в запальчивости стукнул кулаком по столу. Ни один из столовых приборов не шелохнулся. – Если тебе этого хочется – да! Но не говори потом, что я не предупреждал...

– Эрдан не объяснил самого главного. – Крейн повернулся к Эсме, пропустив мимо ушей последние слова корабела. – Дело в том, что уязвимые точки позволяют вывести фрегат из боя... скажем так, оглушить его, при этом не нанося существенных повреждений. И чем сложнее добраться до точки, тем лучше результат: после удара в корму фрегат придет в себя совсем скоро, а вот удар в борт – это уже несколько часов неподвижности. – Он мечтательно вздохнул. – Думаю, удар в седьмую точку обездвижит корабль не меньше чем на сутки.

– Ты не можешь знать заранее, – Джа-Джинни покачал головой. – Никто еще этого не делал...

И они снова заспорили, позабыв о целительнице, – но через некоторое время она почувствовала ироничный взгляд крылана.

– Вам еще не стало скучно? – поинтересовался он с нарочито невинным выражением лица. Разговор затих, все взгляды устремились на нее. Эсме покраснела.

– Вы в самом деле обо мне беспокоитесь? – спросила она. – Или боитесь, что я ненароком узнаю какой-нибудь секрет?

– Их и так уже раскрыто немало... – начал крылан, но капитан торопливо перебил «правую руку»:

– Не стоит так беспокоиться, Джа-Джинни. Наша гостья стремится встретиться с имперскими крысами не больше, чем мы с тобой.

– Да, я знаю, – человек-птица скривился. – Но они будут ее искать, разве нет?

Лоб Эсме покрылся холодным потом. В самом деле, отчего это она решила, что сумеет жить спокойно, словно и не было этой странной встречи?..

– Ты слишком мрачно смотришь на жизнь, дружище, – проговорил Крейн с улыбкой, которая показалась Эсме неискренней. Ведь не может он с таким безразличием относиться к столь важному делу... или может?

– Погодите, капитан, – она вдруг почувствовала сильную дрожь. – Настала пора и мне поделиться своими профессиональными секретами. Вы можете безопасно разглашать все свои тайны, поскольку перед тем, как сойти с борта «Невесты», я все забуду.

Звякнула вилка. Эсме скорее почувствовала, чем увидела, как капитан повернулся к ней.

– Что?

Она осознала, что комкает в пальцах салфетку и никак не может собраться с мыслями.

– Все именно так. Умберто, я... должна признаться в мошенничестве.

От изумления моряк застыл с открытым ртом.

– Давайте-ка я все объясню, – с внезапной решимостью проговорила Эсме. – Когда целитель погружается в чужую душу, от него ничего нельзя скрыть. Не поймите меня превратно, мы не щупачи и не читаем чужих мыслей преднамеренно, но их невозможно не касаться, а любое прикосновение ведет к тому, что чужое воспоминание становится моим собственным. Кстати, для этого вовсе не нужно дотрагиваться, достаточно просто быть поблизости. Так вот, это даже не мысли... эмоции, чувства... образы. Мыслеобразы. Очень трудно объяснить. Таково свойство материи, из которой сделаны наши души. – Она вздохнула. В каюте было тихо. – Иногда эти образы красивы и интересны, но чаще мы видим другое. Потаенные страхи, полузабытые обиды, низменные страсти... не самое приятное зрелище, одним словом. И вот для того, чтобы избавляться от этих фантомных воспоминаний, существует особое... хм... особое место в сознании целителя. Нечто вроде шкафа или сундука, в который можно что угодно положить, но нельзя достать обратно. – Она страдальчески нахмурилась и взглянула на Умберто. – Я не все воспоминания прятала. Не хочу оправдываться, но так поступают многие целители. Однажды моим пациентом стал один моряк, дока по части узлов, – вот я и зацепила из его памяти кое-что. Не думала даже, что это мне пригодится. Вот так-то...

Когда пауза затянулась, Умберто откашлялся и произнес:

– А по-моему, это ничего не меняет. Ведь вы сами сказали, что воспоминание становится вашим? Так какая разница? Все было честно.

– Я тоже так считаю, – встрял капитан. – И все-таки, какое отношение имеет это к нашему предыдущему разговору?

– Самое прямое, – Эсме не поднимала взгляда. – Я могу спрятать как чужое, так и собственное воспоминание.

– Вы это уже проделывали? – Голос Крейна показался ей странным.

«Ты пожалеешь, но будет поздно...»

– А разве у вас нет воспоминаний, от которых становится больно? – тихо спросила она, чувствуя, как затянувшаяся было черная дыра в памяти вновь начинает саднить тупой болью. – Разве вам никогда не хотелось, чтобы пришел целитель души – и избавил от боли, которая иной раз бывает страшнее всякого телесного страдания? Я... мне слишком многое пришлось потерять. Невыносимо жить с таким грузом, и я предпочла от него избавиться.

– И от этого стало легко и приятно? – поинтересовался магус столь ядовито, что Эсме ощутила во рту горький привкус. – Да? Я прав?

Она покраснела. Крейн по-прежнему сидел спокойно, вальяжно, но плясавшие в его разноцветных глазах огоньки придавали капитану довольно-таки безумный вид. Его рука безотчетно сжимала вилку, и Эсме вдруг подумала, что этот странный человек может превратить в оружие даже перышко...

– Да, вы совершенно правы, – сказала она тихо, но уверенно. – Я сама принимала решение, и мне показалось, что этот выбор лучше, чем прыжок со скалы вниз головой.

– Ага, – теперь голос капитана сделался глумливым. Он отбросил вилку и поднес руку к лицу. – Джа-Джинни, что-то у меня воспалился заусенец на мизинце. Как ты считаешь, может, лучше отрубить палец?

– Воля ваша, капитан, – откликнулся человек-птица с безразличным видом. – Нужна помощь?

– Нет, я сам. – Эсме, внутренне холодея, следила за тем, как Крейн аккуратно укладывает отставленный в сторону мизинец правой руки на столешнице, примеряется, заносит нож. За мгновение до того, как завершить начатое, Крейн обратил к ней бледное лицо: его губы кривились в усмешке, глаза светились. – Как по-вашему, я в своем уме?

Вопрос пришелся как нельзя кстати.

– Да вы все тут ненормальные... – Эсме выскользнула из-за стола, бросила на пол салфетку. – Ненормальные!

Она выбежала из каюты на палубу, ни разу не оглянувшись.

«...а ведь тебя предупреждали, что на каждую стену найдется таран, а на каждый замок – ключ».

Она пришла в себя возле фальшборта. Темнота превратила океан в бездну без конца и края, без верха и низа; казалось, «Невеста» – это все, что осталось во вселенной. Но Эсме не испугалась, ее гораздо больше страшила совсем другая бездна.

Во тьме проплывала странная мелодия, рисуя узоры из звезд, заигрывая с ветром и волнами. Эсме закрыла глаза: целительнице хотелось, чтобы музыка вытравила из ее ума все мысли, вошла в сознание и осталась там навечно. Отчего простые и понятные вещи так сложно объяснить?

Музыка все еще витала в воздухе, когда свет фонаря на мгновение заслонила тень; по палубе прошуршали кончики крыльев.

– Я должен извиниться за свое поведение, – сказал Джа-Джинни очень серьезным голосом. – Но не ждите, что капитан поступит так же. Придется смириться.

– Нам недолго друг друга терпеть. – Эсме сглотнула непрошеные слезы. – Завтра вечером мы прибываем в Ламар?

Крылан вздохнул.

– Совершенно верно. Я бы очень хотел, чтобы там нам удалось все решить.

Она промолчала, и человек-птица вдруг добавил:

– Он слишком ценит свои руки, чтобы сделать нечто подобное. Хотя мог бы наделать глупостей, разозли вы его еще хоть чуть-чуть. Если уж он выходит из себя, то... делает это по-настоящему.

– Что такого я сделала? – со злостью отозвалась Эсме. – И отчего тогда вы его подзадоривали, а не останавливали?

– Захоти я его остановить, дело бы точно закончилось бедой. Кристобаль в этом смысле похож на ребенка – делает именно то, чего нельзя. А вот что касается того, что сделали вы... – Крылан с растерянным видом почесал затылок. – Видите ли, Эсме, капитан твердо убежден в том, что память – самое ценное богатство, которым обладает человек. Блага земные можно отнять, здоровья рано или поздно лишается каждый, даже магусы, но вот память неприкосновенна и сокрыта от посторонних. Знаю, мое объяснение звучит странно, но больше мог бы рассказать только сам капитан Крейн... однако, боюсь, до завтрашнего вечера он не станет вообще ни с кем разговаривать.

– Я все равно не понимаю...

Когтистые руки крылана легли на планшир. Эсме не видела выражения его лица, но вполне могла себе представить.

– Если я скажу, что из-за этого он поссорился с лучшим другом и тот покинул «Невесту», вам станет понятнее?

Эсме покачала головой.

– Мне казалось, его лучший друг – вы.

Джа-Джинни рассмеялся.

– Это случилось очень давно, когда капитан был в большей степени... в своем уме. Теперь у него нет друзей. Его жена и любовница – «Невеста ветра», его семья – команда. Это великое благо и страшный груз, каждый миг нести ответственность за столько живых существ. Вы должны понять, что Кристобаля Крейна нельзя мерить той же меркой, что и остальных людей. Даже в своем безумии он особенный.

– И все капитаны фрегатов такие?

Крылан покачал головой.

– Я же сказал, Эсме. Он необыкновенный. Вы многого не знаете, и это хорошо. Просто поверьте мне на слово.

Поверить – это было не так уж сложно. Но кое-что из сказанного Джа-Джинни было уж слишком странным и пугающим.

– Память, – пробормотала Эсме. – Нет, это вовсе не богатство. Это проклятие, страшнее которого нет на свете...

Крылан покачал головой.

– Тогда вы никогда не сумеете найти общий язык с капитаном, Эсме.

Она, не отвечая, перегнулась через фальшборт и взглянула туда, где волны ласкали корпус «Невесты ветра». В темной воде внезапно промелькнуло что-то серебристое, большое – рыбина? Целительница уже хотела сказать крылану, что за ними следует какой-то странный зверь, как вдруг раздался звук шагов.

Хотя Эсме и не видела, кто именно вышел на палубу, она почувствовала: это капитан. Ей показалось, что ночной воздух сгустился, а плеск волн сделался тише; она спиной ощутила, как Крейн оглядывается, вздыхает, проводит рукой по волосам, – но вслед за этим прозвучали совсем не те слова, которых она ожидала.

– Вахтенный! – рявкнул капитан, и тотчас послышался голос Сандера. – Ты что, уснул? Надвигается шторм! Свистать всех наверх, да побыстрее, крысы трюмные!

Эсме оглянулась – и поняла, что крылана рядом с ней уже нет. Где-то наверху промелькнула тень, лишь чуточку более темная, чем окружавшая ее ночная мгла, а уже в следующий миг подул ветер. На палубе сделалось людно: матросы торопливо готовили корабль к приближавшемуся шторму, и Эсме стало страшно.

– Лучше вам спуститься в каюту, – сказал Эрдан, невесть как оказавшийся рядом. – Сейчас он отвлечется, а потом и поговорить сможете... по-человечески.

Взгляд старика был ласковым и понимающим.

– Откуда он знает, что надвигается шторм? – тихо спросила Эсме. Кроме чуть посвежевшего ветра, по-прежнему ничего не предвещало перемены погоды.

– На море всегда так, – ответил корабел. – Если кругом тишь да гладь, жди беды. Шторм будет тяжелый, но бояться не надо – «Невеста ветра» утонуть не может.

– Очередной секрет?

Эрдан улыбнулся.

– Лучше просто спуститесь вниз, чтобы вас не смыло за борт.

Целительница понимала, что это было бы самым разумным поступком, но почему-то именно в этот момент ей захотелось остаться на палубе. Ветер крепчал, и «Невеста» изменила курс, повернувшись носом навстречу волне. В памяти Эсме вдруг всплыло затерявшееся воспоминание, отчего-то не попавшее в сундук вместе со всем остальным: отец, сидя у камина, рассказывает Паоло о том, как надо управлять лодкой в плохую погоду.

«Как давно это было...»

Эсме забилась в какую-то щель, чтобы не попадаться под ноги матросам. Один раз мимо прошел очень суровый Крейн, но даже не взглянул в ее сторону. Ветер становился все сильнее, по палубе забарабанили крупные капли дождя, и Эсме едва успела подумать о том, что ей в самом деле пора в каюту, как кто-то бросил целительнице непромокаемый плащ. Она огляделась и увидела удалявшуюся сутулую спину музыканта Сандера.

Матросы закрепляли мачты, вязали узлы за узлами. Эсме вспомнила рассказ Пью о том, как во время шторма сильным порывом ветра фрегату сломало грот-мачту. Старый моряк тогда вдруг побледнел и сказал изменившимся голосом, что за всю свою жизнь не слышал крика страшнее, чем тот, который издал раненый фрегат.

Качка усиливалась, волны становились все выше и выше. «Невеста ветра» взбиралась на гребень очередной волны, словно усталый, но упрямый путник, вознамерившийся во что бы то ни стало добраться до цели, – а потом падала вниз, будто в пропасть. Эсме взглянула вверх: над мачтами фрегата кружила тень. Оставалось лишь удивляться, что такого находит Джа-Джинни в полетах перед штормом.

В очередной раз проходя мимо, Крейн попытался сделать вид, что только-только ее заметил, но у него это не очень хорошо получилось.

– А вы что здесь делаете? Идите вниз. Не хватало еще, чтобы вас смыло.

Эсме заметила, что моряки ходят по палубе спокойно, не боясь упасть в воду, хотя фрегат сильно качало. Конечно, всему причиной была «Невеста», именно она берегла экипаж, – но беречь того, кто не был частью команды, она не собиралась...

– Невелика потеря! – ответила девушка, но внезапно усилившийся ветер засвистел в парусах и увлек слова за собой. Крейн что-то сказал, но Эсме лишь увидела, как шевелятся его губы, – ничего, кроме ветра, слышно не было. Капитан пожал плечами и отвернулся, но не ушел.

Эсме стало спокойнее.

В темном небе сталкивались тучи; молнии сновали между небесами и водой, словно желая сшить их воедино. Дождь лил и лил, ветер крепчал – мачты «Невесты ветра» начали стонать. Эсме слышала эти странные звуки не ушами, а ощущала босыми ногами; палуба корабля то и дело содрогалась, словно в его недрах ворочалось что-то большое и страшное. «Невеста» тоже боится, вдруг поняла Эсме. Фрегат боится и борется со штормом только потому, что капитан на борту.

Это великое благо и страшный груз...

Крейн стоял неподвижно, и по его плащу ручьями стекала вода.

«Невесту» мотало из стороны в сторону, но корабль упрямо взбирался на очередную преграду, чтобы потом низвергнуться вниз. Ноги Эсме онемели от холода и скользили по мокрой палубе, но уйти она даже не подумала.

Каково это – когда тебя несет по бескрайнему морю и чья-то чужая воля служит компасом и картой? Когда ветер рвет твои паруса и ломает мачты? Когда и сверху, и снизу – лишь безжалостная бездна? «Если тебе нужны мои силы, возьми, – подумала Эсме. – Если бы Заступница услышала меня, она остановила бы шторм...»

Внезапно, словно в ответ на ее невысказанную просьбу, ветер стал стихать. Волны успокоились, и буря постепенно угомонилась – лишь слабый дождик напоминал о том, что творилось на море совсем недавно. Эсме выпрямилась, разжала побелевшие от напряжения руки и попыталась сделать шаг вперед. Чуть не упала и почувствовала, что команда вовсе не радуется неожиданному затишью.

Вот и дождь перестал, наступила тишина – такая, что у Эсме по спине побежали мурашки от страха. Клубком мокрых перьев с неба свалился Джа-Джинни; Крейн, по-прежнему неподвижный, предостерегающе поднял руку, призывая не нарушать молчание; Эсме замерла. Поверхность моря оставалась ровной, но слегка мерцала, хотя до рассвета было еще далеко. «Буря ушла?» Слух Эсме уловил отголоски далекого грома, и в тот же миг палуба под ногами дрогнула.

В тишине и при полном безветрии фрегат двинулся вперед. Волны страха передались целительнице, и она поняла, что «Невеста ветра» идет против собственной воли и уж подавно не по желанию капитана.

– Рубить тросы! – хрипло крикнул магус. – А потом все вниз! Вам лучше сделать это прямо сейчас!

Целительница не двинулась с места.

– Я спущусь только вместе с вами.

Он зло дернул плечом и больше не смотрел в ее сторону. Матросы расправились с канатами очень быстро и один за другим попрыгали в люк; последним скрылся из виду мастер-корабел. Капитан по-прежнему стоял возле фальшборта, «Невесту» несло вперед – по кругу. Эсме подошла к магусу и увидела то, что раньше ускользало от ее внимания: поверхность моря больше не была ровной, на ней обрисовался большой круг, внутренняя часть которого медленно опускалась... и «Невеста» опускалась тоже.

Водокрут!

Ноги Эсме подкосились, и она упала бы, не подхвати ее Крейн. Фрегат полностью попал под власть водоворота, и теперь ничто не могло им помочь: Эсме слышала не раз рассказы моряков о том, сколько кораблей пропадают без следа в океане, сколько моряков уходят считать острова. Кархадоны, кракены и прочие опасности голубой бездны – их угораздило встретить ту, от которой не спастись...

– Вот! – Разноцветные глаза капитана сияли, он словно не понимал, что происходит. – Раз уж мы здесь, не стоит упускать такую возможность... сейчас... сейчас он появится...

Эсме не сопротивлялась и послушно смотрела туда, куда он указывал, – хотя ей меньше всего хотелось любоваться на сплошную стену воды, которая вставала над левым бортом «Невесты». Происходящее было похоже на сон, но целительница понимала, что снов в этой жизни ей больше увидеть не суждено. Фрегат медленно опускался к жерлу водокрута – туда, где чудовищная сила должна была расплющить его, разорвать в клочья. Эсме казалось, что все ее чувства умерли, остались лишь зрение и слух.

Чтобы слышать, как плещется вода о борт «Невесты».

Чтобы видеть смерть на дне колодца.

Чтобы видеть...

...огромный молочно-белый фрегат, похожий на плавучий остров, идущий поверх водокрута. Против течения. Его слепые глаза серебристо мерцали, борта обросли кораллами и водорослями, а над мачтами кружила целая стая буревестников. Самих мачт было непривычно много – не меньше семи, да еще и на бортах красовались непонятные отростки, похожие на плавники. В полной тишине Эсме смотрела на чудище из легенд, величаво проплывавшее над ними. «Именно это видят все моряки перед смертью?» Она закрыла глаза.

– Идем! – хрипло каркнул магус. – Нам нельзя здесь оставаться.

– Какой смысл куда-то идти? – Эсме показалось, что все кости в ее теле расплавились. – Это смерть. Нас спасет только чудо.

– Значит, будет чудо! – Крейн, устав пререкаться, схватил ее за руку и увлек за собой...

Корпус «Невесты» дрогнул.

– Пойдемте, – в темноте коридора она едва различила силуэт Эрдана. – Не стоит мешать капитану.

– Но я... – Эсме оглянулась. Крейна рядом уже не было. – Что происходит?

Мастер-корабел тяжело вздохнул.

– Происходит то, о чем вам бы лучше не знать. Быстрее, Эсме, сейчас нам лучше быть в каюте.

...ты делаешь шаг и вдруг понимаешь, что кругом вода. Кракен вяло шевелит щупальцами где-то в невообразимой глубине; поодаль проплывает косяк серебристых рыб. Ты пока еще не так глубоко, чтобы начал трещать корпус, но водокрут силен и еще не скоро тебя отпустит – поэтому надо готовиться к худшему.

Ты все готова перенести, потому что об этом попросил...

– Я ничего не понимаю... – Эсме коснулась иллюминатора, за которым была мутная зеленоватая мгла. Стены ее каюты едва заметно светились; лицо Эрдана в зеленых отблесках казалось лицом покойника. – Где мы?

– Под водой, – спокойно ответил мастер-корабел. – Канаты, которые мы обрубили, мешали «Невесте» сложить паруса и нырнуть раньше времени. А теперь время пришло.

На лбу Эсме выступила испарина: воздух в каюте был влажным и спертым.

– Но разве фрегаты могут плавать под водой? – растерянно спросила она.

Эрдан вздохнул.

– Вы же видели истинную сущность фрегата. То, что мы привыкли называть кораблем... то, к чему многие относятся как к неодушевленному предмету... на самом деле «Невеста» – живое существо, и я даже не стану строить предположений, отчего она такая, какая есть.

...ты шевелишь плавниками, которые еще недавно ловили ветер.

Тебя несет течением.

– Считается, что от водокрута невозможно спастись... но «Невеста» пережила их с десяток, а может, и больше – я уж стал забывать то, что происходило с нами в первые годы.

– И больше ни один фрегат так не умеет?

Мастер-корабел покачал головой.

– Так не умеют другие капитаны. Для того чтобы заставить фрегат погрузиться, нужно полностью его подчинить своей воле... я бы даже сказал, нужно слиться с ним. На это способен не каждый.

«Даже в своем безумии он особенный!»

– Я обязана ему жизнью...

– Мы все обязаны, Эсме, вся команда – от Кузнечика до Джа-Джинни. Рискуя собственной шкурой, он нас спасал, и мало кому удалось вернуть этот долг. Кузнечику повезло, теперь они с капитаном квиты, а мой черед еще не наступил... – Эрдан вздохнул. – Ложитесь спать, Эсме. Завтра утром вы проснетесь, когда мы будем уже на поверхности. Не знаю, куда нас занесет...

– Последний вопрос! – взмолилась целительница, видя, что мастер-корабел уходит. Она чувствовала, как в тепле каюты оттаивают заледеневшие ноги, как закрываются сонные глаза. – Я видела кое-что там... наверху...

– А-а, – Эрдан грустно улыбнулся. – Вы хотите знать, реален ли Белый фрегат? Я бы тоже хотел это узнать, Эсме. Спокойной ночи.

...и ты видишь сны о рыбах – всю ночь только сны о рыбах, и ничего больше.

Ты почти счастлива.

Без канатов, удерживавших паруса, фрегат выглядел странно – как лошадь, сорвавшаяся с привязи, но еще не сообразившая, что получила свободу. Эсме раньше не замечала, как много на корабле веревочных снастей, и уж подавно не задумывалась об их назначении.

– Шевелитесь, медузы!

Матросы не нуждались в окриках боцмана и работали споро. За тем, как «Невесту ветра» приводили в порядок, наблюдал Умберто; мастер-корабел лишь однажды показался на палубе и тотчас исчез в недрах фрегата, на самой нижней палубе, куда могли входить только он сам и капитан – именно в таком порядке.

Целительница устроилась на бухте каната; ей до сих пор не верилось, что шторм пощадил их. Странное и страшное видение – Белый фрегат на вершине огромной волны – немного поблекло, да в такой солнечный и ясный день и не хотелось думать о плохом.

«Не знаю, куда нас занесет», – сказал мастер-корабел накануне ночью. Он оказался совершенно прав: фрегат медленно плыл сквозь густой туман, и ни Умберто, ни Джа-Джинни не сумели опознать очертания берегов, которые показались поодаль всего-то на мгновение. Крылан отправился в разведку, он не боялся заблудиться, поскольку «Невеста» вела любого из своих матросов ничуть не хуже маяка.

– Поберегись!

Матросы привычно попрятались кто куда. Эсме уже привыкла к тому, что у крылана нелады с приземлением: обрушившись всем телом на какого-нибудь неповоротливого моряка, человек-птица запросто мог переломать несчастному все кости. Но на сей раз он опустился на палубу плавно, даже изящно. За спиной Эсме послышались шаги: на палубу вышел магус в наброшенной на плечи длиннополой куртке.

– Кристобаль! – Джа-Джинни расплылся в улыбке. – Мы на редкость удачно всплыли! Знаешь, что это за место?

– Остров Алетейя, – пробурчал капитан. Он выглядел невыспавшимся и раздраженным. – Что ты на меня так смотришь? – Крылан и в самом деле растерялся, отчего его лицо приобрело глуповатый вид. – В океане нет двух одинаковых коралловых рифов, да и туман здесь особенный. Но это не все новости, я правильно понял?

– Да. – Крылан нахмурился, от его веселого настроения не осталось и следа. – На берегу стоят три рыбачки из деревни. Говорят, старейшина хочет тебя видеть.

– Делия хочет видеть меня? – вот теперь Крейн удивился, хотя его лицо мало изменилось. – Но как она узнала?

– Вот это самое интересное, – хмыкнул Джа-Джинни. – Они говорят, ей сообщил о нашем прибытии Великий шторм.

Магус застыл, а потом внезапно расхохотался.

– Все-таки она курит не обычный табак! Потому что от обычного шторма разговаривать не начинают, даже великие... ох, ладно. Их дозорные увидели зеленые паруса, только и всего. Но раз старейшина хочет меня видеть, придется прогуляться, – с этими словами он закрыл глаза и что-то произнес одними губами, а потом поморщился, словно от внезапной головной боли.

За бортом «Невесты» что-то зашумело, забурлила вода. Эсме перегнулась через фальшборт и увидела маленькую верткую лодочку, танцующую на волнах.

– Не хотите прокатиться? – прозвучало над ухом. Крейн стоял, ухватившись рукой за трос, другой конец которого был привязан к мачте. – На островах в это время года просто восхитительно.

– Я даже не знаю... – Эсме не успела договорить, как магус обхватил ее свободной рукой за талию, и она в мгновение ока оказалась в лодке. Целительница зажмурилась: вода была пугающе близко, а лодочка работала плавниками так рьяно, что брызги летели во все стороны.

Когда девушка осмелилась открыть глаза, они уже были далеко от «Невесты ветра». Хотя поджилки у нее и дрожали от страха, показывать чувства было стыдно: магус сидел на корме и усмехался. Эсме вцепилась пальцами в борта и мысленно пожелала ему провалиться на самое дно океана – а потом ей сделалось стыдно за собственные дурные мысли.

– Если найдется подходящий навигатор, из этой малышки вырастет неплохой фрегат, – вдруг сказал Крейн. Словно услышав его слова, лодка громко фыркнула. Ее шершавая шкура была теплой; Эсме вдруг поняла, что от странного создания идут в точности такие же волны, как от жеребенка или щенка.

– Навигатор? Я считала, фрегатом управляет капитан...

Магус добродушно улыбнулся.

– Капитан управляет командой, а навигатор – фрегатом. Можно, конечно, быть и тем и другим, но если нет такой необходимости, то зачем раскармливать лодку до размеров «Невесты»? Можно ограничиться небольшой шхуной. Для трех-пяти человек более чем достаточно.

– А-а... – растерянно согласилась Эсме. – Так, значит, все начинается в тот момент, когда встречаются лодка и навигатор?

– Начинается, – кивнул Крейн. – Или продолжается. Век фрегата намного длиннее жизни человека. Рано или поздно кораблю приходится привыкать к новому капитану – обычно им становится кто-то из команды. Старого-то могут убить...

Эсме оторопела. «И он так спокойно об этом говорит?»

– А если новый навигатор появится при живом капитане?

– Интересный вопрос. – Магус прищурился. – Такое бывает. Если он появится и я об этом узнаю... а я узнаю первым, даже раньше, чем он сам поймет, что к чему... думаю, для него лучше всего будет сойти на берег в ближайшем порту, не делая лишних движений.

Выражение его лица не оставляло сомнений в том, что произойдет, если второй навигатор не захочет покидать фрегат. Целительница отвернулась и стала смотреть на приближавшийся берег.

– Почему вы спросили? – неожиданно поинтересовался Крейн и сам ответил на вопрос: – Вам кажется, что вы слышите фрегат. Смею заверить, навигатор испытывает совсем не то, что целитель.

– Откуда... – Эсме чуть было не вскочила, позабыв о том, где находится, – и лодка качнулась, едва не зачерпнув бортом воду. – Как вы узнали?

Магус молчал и улыбался. Эсме стиснула зубы: этот человек умудрялся быть одновременно обаятельным и несносным, но она и сама должна была помнить о том, что говорили Сандер и Кузнечик, – капитан и есть фрегат.

Собственно, сам Крейн этого не скрывал.

Остаток пути до берега они проделали в молчании. Когда лодка остановилась на мелководье, магус выскочил за борт, оказавшись в воде по колено, и без труда поднял целительницу на руки – а потом поставил на горячий песок, словно куклу, и зашагал вперед.

Легким, танцующим шагом.

«Он не человек, – напомнила себе Эсме, стараясь не растерять ни одной крупицы злости. – Он магус. Такой же магус, как Эйдел...»

– Что-то я не вижу встречающих и почетного эскорта. – Крейн обвел взглядом совершенно пустой берег и обернулся к Эсме: – Что ж, придется освежить память и отправиться самому. Вы можете остаться здесь, погулять – остров совершенно безопасен.

«Остаться? Одной?!»

– Нет уж, я отправлюсь с вами... если можно, естественно. – Эсме с трудом удалось удержаться на должном уровне почтительности. Магусу ничего не стоит бросить ее здесь. – Расскажете мне, что это за место? И кто такой этот старейшина?

– Кто такая. – Крейн усмехнулся. – Не отставайте. Что это за место, да? Земля первозданная, которой никогда не владели злобные и мерзкие пришельцы, подобные мне...

В чаще леса, куда они ступили, царил зеленоватый полумрак. Босые ноги Эсме ступали по ковру из трав, восхитительно прохладному после горячего песка. Когда глаза привыкли к темноте, целительница разглядела, что идут они сквозь густые заросли, где кто-то прорубил коридор, а ветви над головами сплетаются в плотную крышу.

– ...на этих островах с незапамятных времен живут только люди, никаких магусов. Дальше к западу – только океан. Эти земли, хоть и необычайно красивы, не представляют интереса для Капитана-Императора, поэтому он милостиво разрешил поселиться здесь нескольким племенам рыболовов... было это где-то две тысячи лет назад, и с тех пор, что удивительно, никто из императорской династии не пытался нарушить договор...

Что-то прошуршало в листве, и из чащи на Эсме уставились две пары оранжевых глаз с вертикальными зрачками. Она подпрыгнула от страха, а магус рассмеялся и тихонько свистнул. Из зарослей ему ответили таким же свистом.

– Не надо бояться, но все-таки не помешает смотреть под ноги. – Крейн улыбался. – Настоящая опасность не сверкает глазищами из тьмы, она подкрадывается незаметно и хватает за пятку... а это всего лишь ларимы. Жаль, они не вышли на свет – очень милые пушистые создания.

После его слов Эсме и сама почувствовала, что глазастые наблюдатели настроены дружелюбно и их всего лишь снедает любопытство – не так уж часто в этих краях появляются чужаки. Магус и целительница двинулись дальше. Когда шарф Эсме зацепился за низкую ветку, Крейн аккуратно высвободил тонкую ткань и вдруг поинтересовался:

– Кстати, я давно хотел спросить – откуда у вас эта милая вещица?

«Опять?!» Эсме ощутила знакомый страх, хотя бояться было нечего.

– Он... достался мне в наследство.

– Правда? – удивился Крейн. – Вероятно, от матери.

– Да! – ответила девушка немного раздраженно. – А почему вы спрашиваете?

– Просто так... – магус пожал плечами. – Его цвет точь-в-точь такой, как паруса «Невесты». Забавное совпадение, не находите? – Да, подобное трудно было не заметить. – К тому же, если я не ошибаюсь, это нисский шелк, очень редкий и безумно дорогой. Секрет его изготовления давно утрачен. Не удивлюсь, если вашему шарфу не меньше трехсот лет... – Он тяжело вздохнул и после недолгого молчания продолжил прерванный рассказ: – Так вот, о чем это я? О договоре и племенах. Здесь и поныне живут рыбаки, хотя теперь их осталось совсем мало – слишком долго не было притока свежей крови, и наступило вырождение. По сути, за две тысячи лет племена стали одной большой семьей... Каждым островом управляет староста, а над ними всеми находится старейшина, а точнее – Старейшая. Вот к ней-то мы и направляемся. – Он чуть помедлил. – Ходят слухи, старейшие во все времена владели неким секретом, о котором не знали даже магусы, но я знаком с Делией уже лет двадцать... Не думаю, что это правда... – в его голосе проскользнули неуверенные нотки. – Ну, да ладно. Мы почти пришли...

Туннель в зарослях сделался шире, и они вышли на небольшую поляну, окруженную необыкновенно высокими и толстыми деревьями – даже самое тонкое из них едва ли смогли бы обхватить трое гроганов. Эсме запрокинула голову: где-то далеко виднелся клочок ослепительно синего неба с вольно парящими чайками.

Здешние места и впрямь напоминали рай.

– Капитан, я даже не знаю, как вас отблагодарить...

Эсме осеклась – что-то пребольно укололо ее чуть выше правой пятки. Привыкшая ходить босиком, она нередко резала ноги осколками раковин, но в этот раз ощущение было совсем другое: острая боль почти сразу сменилась странным тянущим ощущением, будто к ране приложили кусок льда.

Взглянув вниз, она увидела пеструю тонкую ленту, скрывшуюся в траве.

– Капитан...

Смотри на меня.

Черный человек склоняется над тобой, хватает тебя за плечи. Ты не видишь его лица, его голос мог бы принадлежать статуе, его руки холоднее льда.

Что ты натворила, мерзкая девчонка!

Но ты не трогала, не трогала, не трогала ничего. Это все Паоло... это Паоло...

Смотри на меня.

Смотри.

Большой рыжий муравей взобрался на высокий стебелек травы и, очутившись на верхушке, сверзился вниз. Ощупал усиками ствол и принялся опять штурмовать вершину, словно его внутренний компас вдруг сбился.

Лежать на траве было приятно, мягко. Где-то в вышине слышалось мелодичное щебетание, и это было восхитительно: в мире есть и другие птицы, кроме портовых чаек, в мире есть птицы, которые умеют петь. Эсме вдруг поняла, что ей отчаянно хочется объездить все острова в окоеме и, останавливаясь на каждом хоть на один день, слушать птичье пение. Говорят, островов всего десять тысяч, но точно не знает никто – вот она чуть было не отправилась их считать.

– Не дергайся.

Крейн сплюнул кровь и снова припал ртом к ее щиколотке. Зрение Эсме все еще не прояснилось до конца, но она видела бурые потеки на его подбородке, кровавые отметины. Пальцы магуса сжимали ее ногу так крепко, что, казалось, вот-вот проткнут плоть и достанут до кости – не пальцы, а железные клещи. Боль растекалась от раны вверх, но была она вялая и совсем не страшная.

– Рану полагается прижечь, – пробормотала Эсме. – Надо быстрее в поселок...

– Там дальше река, которую надо вброд переходить по скользким камням, – отозвался Крейн с хмурым видом. – С тобой на руках это быстро не сделаешь, а оставлять тебя одну я не хочу.

– Почему? – неискренне удивилась целительница. – Здесь же совершенно безопасно.

– Для тех, кто носит сапоги и смотрит под ноги, – парировал магус. – И потом, у меня дурное предчувствие.

– Но что же делать?

Он вздохнул.

– Для начала помочь мне. Прижми вот здесь, да покрепче...

Эсме послушно прижала пальцами место на собственной ноге, которая отчего-то стала казаться чужой. Крейн на мгновение замер, потом произнес с иронией:

– Никогда бы не подумал, что целители не могут лечить сами себя.

Девушка покачала головой.

– Вы, магусы, направляете силу на то, чтобы совершенствовать собственные тела. Мы же совершенствуем... исправляем... улучшаем чужое. Излечить свое тело для целителя так же просто, как заглянуть внутрь собственного черепа или укусить себя за локоть...

– Некоторые так могут. – Крейн сбросил куртку и стянул рубашку. – Я о локте.

Мгновение он смотрел на дорогую ткань словно в раздумьях, потом в несколько движений превратил рубашку в ворох лоскутьев – Эсме даже не заметила, как мелькнули его руки. Смысл происходящего оставался для нее в тайне, но потом железные пальцы магуса вновь стиснули ее щиколотку, и Крейн сказал:

– Сейчас будет больно.

«Больно? А что же было до сих пор?..»

Пальцы его свободной правой руки изогнулись, словно желая обхватить невидимое яблоко, а потом между ними мелькнула искра. Миг – и она разрослась, превратилась в сияющий огонек размером чуть больше косточки от вишни. Эсме зажмурилась и стиснула зубы.

«Только бы не закричать...»

...черный человек смотрит.

Ну что, спрячем и это в сундук, милая моя?

Вытирая пот с ее лба, магус коснулся кожи Эсме – его пальцы были сухими и очень горячими.

– Почему «Крейн»? – пробормотала целительница. – Почему? Ведь Кристобаль Фейра... звучит... красивее...

– Семейства Фейра нет на свете уже сорок лет, – стеклянным голосом произнес пират. – Давайте не будем тревожить мертвых.

– Не будем, – согласилась Эсме. – Не будем...

Он встал, подобрал с земли куртку – но, хоть оделся магус быстро, Эсме все-таки успела разглядеть на его спине татуировку: две танцующие птицы, два феникса с черно-красным оперением.

Семейство Фейра, пламенные, – самый сильный противник Капитана-Императора...

Эсме уже и не знала, какая из тайн, которые ей довелось узнать, страшнее.

– Нам пора. – Пират отшвырнул остатки рубашки и с легкостью поднял Эсме на руки. – Старейшая не любит ждать.

Черный человек несет тебя на руках прямо в адское пламя – или наоборот? Может, он тебя спасает? Ты уже не понимаешь, где верх, где низ, где право, где лево. Шумит река, гудит огонь – вихри лилового пламени танцуют фарэко... нет, это живые девушки, настоящие, но с лиловой кожей. Живые? Разве у живых бывает такая кожа?

...и ходить тебе по свету до тех пор, пока не разыщешь платье цвета фиалок, что растут в императорском Саду Иллюзий.

Ты не знаешь зачем.

Черный человек несет тебя в огонь.

Черный человек стоит у костра...

Эсме пришла в себя, когда они оказались в неглубокой лощине, где лепились друг к другу бедные рыбацкие хижины, прячась от штормов и набегающих на побережье волн, после которых не остается даже следов прошлой жизни. У ствола большого дерева располагалась самая большая хижина – здесь и живет Старейшая? Неподалеку от порога – погасший костер, дымок еще курится.

С трудом разогнав туман в голове, Эсме увидела: кругом пустота. Ни одной живой души. Крейн не опустил ее на землю, он стоял совершенно неподвижно.

– Что происходит? – прошептала она, и произнесенные вслух слова разрушили магию остановившегося времени. От ствола дерева-исполина отделилась тень, и к ним стремительным шагом приблизился человек, одетый во все черное.

– Приветствую тебя, Кристобаль Крейн!

Волосы незнакомца побелели, лицо избороздили морщины, но все-таки он казался весьма крепким и сильным – словно древняя сосна, чей ствол сотню раз изгибался в поисках опоры. От него исходили странные волны: этот человек не просто привык повелевать, поняла Эсме. Он привык, что все ему подчиняются... и небезосновательно. Отчего-то лицо его вызывало причудливые ассоциации с кархадоном – волевые скулы, прозрачные льдистые глаза, седые волосы... но причиной всему было выражение, хищное, беспощадное, хотя незнакомец улыбался. И уж совсем невообразимым было то, что Эсме сразу узнала этого человека – по портрету, который висел на стене «Водяной лошадки».

Перед ней стоял не кто иной, как Звездочет.

– Как мило! – Его зубы поразили Эсме – ровные и белые, словно у шестнадцатилетнего парня. – Ты пришел, чтобы дать мне возможность тебя отпустить и сравнять счет! Я тебе больше ничего не должен, Кристобаль, это восхитительно!

Магус медленно опустил Эсме на землю, и целительница с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть, наступив на больную ногу. Звездочет с интересом взглянул на нее.

– Новый член команды, как я погляжу? Хороша, хоть и не в твоем вкусе. Или я ошибаюсь?

– Если мы в расчете, может, прикажешь своим людям не держать меня под прицелом? – тихо проговорил Крейн. – Волнуюсь, знаешь ли.

– Да ну? – наигранно удивился старый пират. – Ты ведь с легкостью можешь увернуться от стрелы. А вот твоя милая спутница не сможет, так что волноваться должна именно она. Или ты переживаешь как раз из-за нее?

Магус по-прежнему не шевелился, и внезапно Эсме ощутила, что они оба стоят в центре большой паутины и ее туго натянутые нити слегка подрагивают, готовые в любой момент лопнуть.

А паук был прямо перед ними.

Такого ей не приходилось испытывать еще ни разу в жизни: ситуация была по-настоящему безвыходная. На «Невесте» все считают, что капитан отправился беседовать со Старейшей, а если остров совершенно безопасен, то спохватиться могут только к вечеру... когда их тела уже остынут и второй фрегат будет далеко. Но как же Джа-Джинни не заметил, что они не одни, когда облетал остров? Эсме зажмурилась: ей захотелось, чтобы все происходящее превратилось в кошмарный сон и забылось поутру. Но старик в черном и его ухмыляющаяся команда никуда не делись. Мало того, Эсме почувствовала на себе чей-то очень внимательный и очень злобный взгляд.

– Не стоит так волноваться, – Звездочет махнул рукой совершенно по-приятельски. – Ваши жизни вне опасности.

Эсме не упустила из виду то, как странный человек подбирал слова: ваши жизни.

– Я, видишь ли, мимо проходил... и решил забрать у нашей общей знакомой одну вещицу. – Только сейчас Эсме заметила, что в левой руке он сжимал потрепанный свиток.

– Она у меня, так что задерживаться дальше смысла нет... хотя погоди-ка. – Старик нахмурился, а потом воскликнул: – Ох, чуть не забыл! С тобой очень хочет поговорить кое-кто. В прошлый раз вам не удалось закончить беседу, и он прямо все уши мне прожужжал о том, что осталось недосказанным...

Словно по незаметному сигналу, рядом со стариком возникло новое действующее лицо – худощавый человек с заряженным арбалетом в руках. Нижнюю часть его лица скрывал черный платок – так что были видны только глаза, и вот они-то и уставились... на Эсме. Почти сразу незнакомец перевел взгляд на Крейна, но ошибки быть не могло: именно он следил за ней все это время.

– А-а, Змееныш, – магус криво улыбнулся. – Вижу, твои кости срослись?

– Твоими молитвами. – Голос Змееныша вполне соответствовал прозвищу – тихий, свистящий шепот. Он отложил оружие и приблизился, хромая; стало заметно, что он молод – немногим старше Эсме. Она закрыла глаза и явственно ощутила, что этому человеку пришлось не раз испытывать сильную боль и от огня, и от железа, и от нечеловечески сильных рук.

– Давно мечтал это сделать. – Змееныш замахнулся и рукой в перчатке ударил магуса по лицу. Раздался отвратительный хруст, из разбитого носа Крейна потекла струйка крови.

Он даже не попытался заслониться от удара.

– Получаешь удовольствие? Не наигрался в детстве, мальчишка...

В груди Змееныша что-то заклокотало, и его новый удар опрокинул магуса на землю.

– Прекратите! – Эсме рванулась вперед, ощутив, как натянулась паутина. – Это... это же... отвратительно! Это подло!

– Подло? – переспросил старик, повернувшись к ней. Льдисто-голубые глаза уставились на целительницу с интересом. – Помилуйте! Всего лишь встреча двух старых друзей, только и всего. Поговорят и разойдутся.

– До следующей встречи! – прошипел Змееныш, одарив ее ненавидящим взглядом. – Не советую мешать!

Крейн неторопливо поднялся, сплюнул кровь. Он не смотрел на Эсме, и целительница понимала, что в происходящем есть немалая доля ее вины – будь магус один, он не терпел бы издевательства.

Но как долго это будет длиться?

Отвернувшись от усмехающегося пирата, Эсме сосредоточила внимание на Змееныше. Странное прозвище, вероятно, было ему дано из-за голоса... поврежденные связки, как у Кузнечика? Он прячет лицо... и бьет Крейна так, чтобы не просто сделать больно, а искалечить, изуродовать... значит, он уродлив сам? Руки в перчатках... следы старой боли...

Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Эсме закрыла глаза и принялась собирать все, что не попало в сундук, – все картины развороченных внутренностей и раздробленных костей, все самое страшное, что только ей довелось увидеть в своей жизни. Этот человек наверняка видел больше, но сейчас он не ждет атаки с ее стороны, и кто знает, что произойдет? Напоследок Эсме добавила отвратительную картинку, которую ей послала чайка как-то утром в Тейравене... целую вечность назад.

В тот момент, когда ее разум соприкоснулся с сознанием Змееныша, произошло нечто странное: она на мгновение потеряла контроль над собой, пугающе близко оказалась черная дыра в памяти и...

...и Змееныш заглянул туда.

Его фигура дрожала и расплывалась, он сгорбился на самом краю провала и закрыл лицо руками. Эсме не понимала, что происходит, – неужели те старые воспоминания страшны не только ей? Змееныш упал на колени, закричал тяжело и страшно, и Эсме, не в силах больше это терпеть, оттолкнула его.

– Не трогай меня!!!

Змееныш повалился на землю, из его груди вырвалось рыдание. Эсме замерла – она никак не ожидала такого результата. Крейн переводил взгляд с нее на Змееныша и тоже не шевелился.

Удивленным не казался только старик. Он подал еле заметный знак своим людям; два дюжих матроса подхватили Змееныша и поволокли прочь.

– Мило. – Пират обернулся к Эсме и Крейну. По глазам было понятно, что он прекрасно знает, кто всему виной. – Вижу, на сегодня темы для беседы исчерпаны, а на будущий раз – не забудь, Кристобаль, я ничего тебе не должен. Моя госпожа! – он шутливо поклонился целительнице. – Вы уж подлатайте ему физиономию, а не то океан лишится самого симпатичного капитана. Всего вам хорошего! Ах да – я как-нибудь дам тебе знать о том, что разыщу по карте, – тебя ведь снедает любопытство, не так ли?

– ...Сюда, скорее.

В хижине было темно и пахло сушеными травами. Эсме впопыхах споткнулась обо что-то мягкое и пушистое – и оно с диким воплем рванулось из-под ног.

На лежанке в дальнем углу едва виднелось под ворохом одеял тело женщины, и, едва приблизившись к ней, Эсме поняла: Старейшая вот-вот отправится навстречу Великому шторму считать острова. Ее голос был едва слышен, словно шелест опадающей листвы:

– Криссстобаль...

– Тише, – магус опустился на колени рядом с постелью умирающей. – Не разговаривай, тебе надо беречь силы...

– Дурачок... – На лице, больше напоминавшем череп, обтянутый желтой кожей, появилась улыбка. – Ты забыл, что я простая смертная... во мне нет ни капли божественной крови... они ушли?

– Д-да.

Разбитые губы плохо слушались магуса, и Эсме показалось, что он вот-вот заплачет.

– Хорошо... – Делия снова улыбнулась. – Теперь слушай меня внимательно... Звездочет забрал карту, но ты должен... отнять ее... и отыскать то, что на ней... так сказал Великий шторм...

– О чем ты?

– Как же? – Старейшая закашлялась, и Эсме положила ей руку на грудь, готовая передать часть своих сил. Старуха перевела на нее мутный взгляд. – Не стоит, дитя. Моя болезнь называется «старость», и от нее нет лекарства. Кристобаль... вспомни... я рассказывала тебе...

Крейн наклонился, и длинные волосы закрыли его лицо.

– Карта, конечно. Я вспомнил.

– Там корабль... – Она умолкла, словно ждала чего-то. – Нельзя, чтобы Звездочет... – Она снова закашлялась, на этот раз надолго. Эсме все-таки попробовала проскользнуть в сознание умирающей – и тотчас ее отбросило прочь.

Там, внутри, было холодно.

– Корабль, – проговорил Крейн. – Карту надо забрать. Так?

Делия моргнула – это должно было означать согласие.

– Можешь не переживать, я... мы все сделаем.

Старейшая шумно вздохнула, и, чтобы расслышать ее последние слова, им пришлось наклониться.

– Великий шторм... сказал... что вы двое придете... я теперь... спокойна...

И все закончилось.

...Постепенно рыбаки возвращались из потайных убежищ, собирались возле хижины Старейшей. Никто не вымолвил ни слова, никто не поднял глаз: им было стыдно, что в последнюю минуту рядом с Делией оказались чужеземцы.

Магус сидел поодаль на поваленном дереве – неподвижно и сурово, погрузившись в раздумья. Эсме подошла, хромая; устроилась рядом.

– Повернись.

Он послушно повернул к ней лицо, превратившееся в сплошной кровоподтек: правый глаз едва открывался, левый заплыл совсем, а на нос и вовсе смотреть было страшно. Но по сравнению с тем, что ей пришлось восстанавливать в прошлый раз, это были сущие пустяки. Даже снадобья не нужны.

– Я снова оказалась не в том месте и не вовремя. – Эсме провела раскрытой ладонью над его правым глазом – полилось золотистое сияние, отек начал спадать. – Наверное, не нужно ни о чем спрашивать... да только я впервые в жизни умираю от любопытства. Что за карту забрал Звездочет? Что вообще здесь произошло?

– Это началось давно, – проговорил магус, еле шевеля губами. – Делия как-то обмолвилась, что испокон веков ее род хранит... э-э... сведения о некоем сокровище, которое изменит лицо мира. Я тогда очень удивился, и она сказала: «Время еще не пришло, чтобы пустить его в ход, да и ты слишком мал».

– И что было дальше?

– Ничего. Я решил, что она шутит или выдает древние сказки за явь. Хотя слухи о том, что здешние рыбаки хранят какие-то секреты, ходили всегда. Я надолго об этих словах позабыл, пока не увидел, как она разглядывает какую-то очень старую карту... – Крейн тяжело вздохнул. – Я идиот. Там были изображены острова, расположенные далеко на юге, у самых границ Морского царства... она была желтая, потрепанная, но правильная. Делия быстро все спрятала и при этом явно испугалась, а я тогда был слишком занят другими вещами, чтобы хорошенько поразмыслить о случившемся...

– И когда это было?

– Лет десять назад.

Десять лет. Рубеж, когда одна жизнь Эсме закончилась и началась вторая – а теперь, видимо, настал черед третьей? Знать бы, сколько их будет всего.

– Хорошо, – сказала целительница. – Значит, Звездочет забрал карту. Но что на ней изображено? О каком сокровище говорила Делия?

– Хм. Если ей верить, то... о корабле.

– Каком?

Магус развел руками.

– Ты же слышала. О каком корабле можно говорить так?

– О Белом фрегате? – наугад предположила Эсме. – Или... – От внезапной догадки ей вдруг стало холодно. – Об «Утренней звезде»? Но... она ведь сгорела...

Крейн ничего не ответил, а потом начал думать вслух, все больше мрачнея:

– Как могла оказаться у Делии такая карта? Ни одна бумага в здешних условиях не сохранилась бы и пяти лет... значит, ее много раз перерисовывали, могли допустить ошибки... Звездочет это понимает, поэтому он не будет торопиться...

– Кто бы сказал мне десять дней назад, что я вскоре встречу сразу двух самых знаменитых пиратов океана... – негромко заметила Эсме.

– Есть еще Лайра Отчаянный, – сообщил магус. – Весьма любопытная личность.

– Да неужели? – Эсме коснулась разбитого носа, и Крейн вздрогнул. От боли? – Не дергайтесь, капитан, если не хотите заполучить еще одну особую примету.

Хрящи встали на место с таким же звуком, какой раздался при ударе, и – отражения чужой боли Эсме хватило сполна – с такими же ощущениями. Магус перенес процедуру стоически, а потом осторожно ощупал лицо кончиками пальцев, словно не веря, что все закончилось.

– Змееныш... – пробормотал пират. – Маленький ублюдок...

– Кто он такой? – не сдержалась Эсме. У нее в ушах все еще звучал отчаянный вопль: «Не трогай меня!»

– Цепной пес Звездочета. – Крейн пожал плечами. – Немного сумасшедший, как и вся его команда. Говорят, он родом с каких-то дальних островов, где поклоняются змеям, и у него все тело покрыто изображениями этих тварей... но это слухи. Мы недавно крупно повздорили, и мне пришлось научить его уму-разуму.

– А-а... – разочарованно протянула Эсме, убедившись, что Крейн то ли ничего больше не знает о Змееныше, то ли просто не хочет рассказывать. Она почувствовала, как накатила усталость, – змея, Звездочет и его головорезы, исцеление Крейна, все это не прошло бесследно. – Я вот что хотела спросить: как Джа-Джинни умудрился проморгать целый фрегат?

Магус скривился.

– Туман! Видимо, Звездочету помогает кто-то из местных, а умелый лоцман может провести между рифами целую флотилию так, что даже кончик мачты наружу не высунется. Я должен был подумать об этом раньше... Так, ладно, нам пора.

Крейн встал, и Эсме с трудом последовала его примеру.

– Капитан... я хотела бы еще раз зайти в дом.

– Попрощаться? – он вопросительно поднял бровь.

– Да... наверное... – Эсме растерянно пожала плечами. – Меня как будто ждет там незаконченное дело.

– А-а... – магус смотрел на нее со странным выражением. – Эсме, я давно хотел спросить. С чем связано то воспоминание... ну, которое...

– Которое я спрятала? – Она вздохнула. – Со смертью моей семьи. Мой отец был удачливым и богатым торговцем, ему многие завидовали – но особенно завидовал другой торговец. Этот человек – его зовут Гиссон – сумел подговорить наместника Эйдела, и тот удостоверил фальшивую долговую расписку, которую якобы дал мой отец. Подпись была поддельная, но этого доказать не удалось. У нас забрали все, а потом произошло... нечто. Говорят, это был большой пожар. Выжила только я, меня спас Велин. Я... не знаю, что на самом деле случилось той ночью, я обо всем забыла. Помню только, что накануне мой старший брат Паоло поймал маленького фрегата, и это должно было спасти нашу семью, а вместо этого погубило.

– Но зачем нужно было все забывать? – спросил магус почти жалобно. – Я не понимаю.

– Чтобы не страдать. – Эсме пожала плечами. – Не думать о мести Гиссону... ведь это наверняка он устроил тот пожар. Чтобы идти вперед не оглядываясь...

Крейн смотрел на нее так долго, что Эсме сделалось страшно – вдруг он опять поведет себя так, как тогда в каюте? Но магус сказал спокойно:

– Что ж, иди... идите.

Даже слишком спокойно.

...Ее незаконченное дело свернулось клубочком на груди Старейшей. Когда Эсме вошла, зверек повернул к ней остроносую мордочку. Он был орехового цвета и, казалось, весь состоял из пуха, сияющих оранжевых глаз и длиннейшего хвоста.

– Значит, это на тебя я наступила? – прошептала девушка. – Прости...

Зверек издал мелодичную трель, а потом в два прыжка оказался у нее на плече, уткнувшись носом в ухо. Он был теплый, пушистый, и Эсме захотелось плакать.

«Я позабочусь о тебе...»

...«Невеста ветра» безмятежно покачивалась на волнах в заливе. С борта им сбросили веревочную лестницу, и, когда Эсме и Крейн оказались на палубе, Джа-Джинни и Умберто изумленно воззрились на своего капитана – без рубашки и явно растрепанного – и целительницу – хромую, со странным зверем на плече.

– Как прогулялись? – наконец выдавил из себя Умберто.

– Просто отлично! – заверил его капитан.

Эсме благоразумно промолчала.

...в открытое окно льется солнечный свет.

Велин стоит у стола, его взгляд устремлен на тебя.

– Ну что, еще не заскучала по Тейравену?

Ты пытаешься вспомнить, когда это было, – и лишь когда учитель начинает посмеиваться над твоим растерянным видом, понимаешь: этого не было.

Это есть – СЕЙЧАС.

– Я рад, что ты жива и здорова, – ласково говорит Велин, и ты бросаешься к нему, утыкаешься лицом, мокрым от слез, в окладистую седую бороду и сбивчиво шепчешь, что не хочешь просыпаться, что останешься тут навсегда...

– Ты мне это брось. – Велин принимается вытирать твои слезы. – Ты разве исцелила всех, кого я не успел? Использовала все знания, которые я тебе дал? Или, может быть, воспитала собственного ученика?

Ты смущенно умолкаешь.

– Я всегда знал, – говорит Велин, – что не ошибся. Твоя сила сияет, словно звездочка в ночи, и лишь одно омрачает ее свет – твое желание все прятать в сундук. Ты спрятала бы самое себя, если бы сумела...

Немного помолчав, он продолжает:

– Но я все-таки надеюсь, что ты поймешь свою ошибку. Только бы не было слишком поздно.

Ты киваешь и понимаешь, что вам пора расставаться.

– Береги себя, – шепчет Велин напоследок. – И если ты решишь продолжить мое дело, то скажи Кристобалю, когда представится возможность, – я не держу на него зла. Он был прав.

Ты запомнишь этот последний урок...

Ее подушка была мокрой от слез.

Проснувшись, Эсме долго лежала неподвижно, словно боясь, что восхитительный сон растает без следа и от него останется лишь смутное воспоминание о чем-то прекрасном, но недосягаемом. Велин стоял перед ней как живой, Велин говорил с ней – такого щедрого подарка от Заступницы она не ожидала.

Или это был не подарок, а аванс?..

Эсме внезапно почувствовала, что они добрались до места назначения, – понадобилось пять дней, чтобы преодолеть под парусами то расстояние, на которое их унесло штормом, и прибыть в Ламар. Ощущение было странное: она словно видела где-то вдали высокие башни, узкие улочки, шумную пристань – и ей не хотелось туда. Это была очередная проделка «Невесты ветра», на сей раз непреднамеренная: Эсме была более чем уверена в желании фрегата побыстрее избавиться от гостьи. Всему причиной был целительский дар Эсме, и хоть Крейн утверждал обратное, между нею и кораблем очень быстро установилась связь, крепнущая с каждым днем, – и обоюдно неприятная.

– Чем скорее мы расстанемся, тем лучше, – произнесла целительница, хотя для того, чтобы фрегат ее услышал, достаточно было просто подумать. От звука голоса проснулся ларим... точнее, перестал притворяться, что спит. Потянулся, встряхнулся – от этого каждая шерстинка на его коричневой шкуре встала дыбом, – и прыгнул на плечо Эсме, которую с того самого памятного дня безоговорочно признавал за хозяйку. Остальных моряков, включая и капитана, он уважал, но не более того: гладить себя не позволял никому, особо настойчивых мог и укусить – и первым укушенным оказался Кузнечик.

«Сам виноват, – хмуро бросил Джа-Джинни. Крылан был единственным, кому ларим не понравился. – Это создание не любит магусов, как и его хозяйка, как ты сразу не догадался?»

У зверька не было имени, хотя он вот уже неделю разгуливал по палубе «Невесты» и, кажется, успел обследовать все закоулки. Когда Эсме и Крейн покидали рыбацкий поселок, никто из них и не подумал о том, чтоб спросить жителей, как звали любимца Делии, а когда вспомнили, было уже поздно возвращаться. На шее у ларима красовалось странное украшение – кожаный ремешок, на котором висели вперемешку костяные бусины, перья и металлические штуковины непонятного назначения. Когда Эсме, которой показалось, что ошейник слишком туго затянут, попыталась его снять, ларим оглушительно заверещал, метнулся в самый дальний угол каюты – и там начал скрести пол, словно пытаясь прокопать нору и выбраться наружу. «Невеста», к величайшему удивлению целительницы, никак не отреагировала на такое издевательство над своим корпусом, и даже наоборот – Эсме готова была поклясться, что почувствовала, как фрегат пытался успокоить зверя. Так или иначе, ларим угомонился только после долгих увещеваний и заверений в том, что его украшение никто не тронет.

Именно тогда Эсме поняла, что зверек гораздо умнее, чем можно было ожидать от бессловесной твари.

Ну а имя? С ним решили подождать, по совету Эрдана: мастер-корабел рассказал Эсме о том, что фрегатам имя дают не просто так, а в связи с каким-нибудь интересным и знаменательным событием... чего стоит повременить с именем для зверька? Целительница согласилась и как бы невзначай спросила: «А отчего тогда „Невеста ветра“ носит такое название?»

«Имя, – поправил ее мастер-корабел. – Имя...»

Тут взгляд Эрдана затуманился, он повернулся и ушел, словно сомнамбула. Эсме ничего не оставалось, как пожать плечами и отложить вопрос до лучших времен.

– Сегодня мы сойдем на берег, – сказала девушка, и ларим ткнулся ей в щеку мокрым носом. – По крайней мере, я на это надеюсь. Нас с тобой ждет новая жизнь, новый дом... новые знакомства... жаль, конечно, что в Тейравен я уже никогда не попаду, а ты не вернешься на Алетейю...

Тут она осеклась. А на самом ли деле ей жаль оставлять Тейравен позади – навсегда? О чем стоило бы сожалеть?

Пепелище, да не одно, а целых два – старое и новое. Нет, туда возвращаться не хочется. Еще есть «Водяная лошадка». Пью, наверное, единственный, кто будет по ней скучать. Окрестные дети быстро все забудут, у них короткая память, благословенный дар Эльги...

...Невольно Эсме вспомнила странную сцену, свидетельницей которой оказалась три дня назад: Кузнечик выволок на палубу лохань с водой и принялся за стирку с таким рвением, словно это было самое интересное занятие в мире. Мальчишка увлекся и сам не заметил, как начал за работой напевать уже знакомую Эсме песенку – хрипло и еле слышно, то и дело срываясь на сухой кашель. Кузнечик не видел, что целительница плачет; что бы ни говорили, она продолжала считать его безвозвратно утерянный голос, как и уже побледневший шрам на лице Крейна, свидетельствами своих неудач.

А потом она поняла, что впервые слышит песню полностью.

Только теперь она поняла, что песню кто-то сочинил специально для «Невесты ветра» – или, быть может, для капитана? Так или иначе, последние слова накрепко врезались в память, и ей отчего-то показалось, что забыть их будет невозможно даже с помощью сундука.

– Ну и ладно, – сказала Эсме, отгоняя воспоминание. Ларим шумно засопел и принялся умываться. – Начнем все сначала, а там видно будет.

«Невеста» ненавязчиво дала ей знать, что Ламар уже совсем близко... и что капитан ждет ее на палубе. Эсме в последний раз оглядела каюту – здесь было уютно, но это место домом ей так и не стало. Чего-то ему не хватало, чего-то очень важного.

Легко собираться в путь, когда путешествуешь налегке.

С ларимом на плече целительница вышла из каюты.

Паруса «Невесты ветра» снова побелели. На палубе было прохладно, и девушка обняла себя за плечи, а зверек, словно прочитав ее мысли, меховым воротником распластался на плечах хозяйки. Но это мало помогло – все равно ее бил озноб.

Или, может, причиной был вовсе не холод?

Эсме огляделась. По правому борту виднелся утопающий в тумане берег; с легким испугом она поняла, что куда ни кинь взгляд, везде виднеются рыбацкие хижины, верфи, причалы – Ламар был пугающе большим, он превосходил Тейравен раз в пять.

На мгновение туман разошелся, словно решив по-дразнить ее, и открылся поразительной красоты вид: высокие белоснежные башни, розоватый купол храма Заступницы на вершине холма, очертания далеких гор – и тут же все растаяло без следа, будто восхитительный мираж.

Капитан стоял на полуюте, спиной к целительнице. Она уже шагнула к нему, но остановилась: Крейн был не один. Точнее, рядом с ним никого не было... кроме «Невесты». Вокруг одинокой фигуры на корме витала еле уловимая аура, подобная той, что окружает влюбленных; Эсме даже показалось, что рядом с Крейном в холодном утреннем воздухе проступает женский силуэт. Целительница отвернулась и отошла к фальшборту. Наблюдая за тем, как фрегат рассекает волны, она подумала, что никогда не сумеет понять, каково это – не оставаться в одиночестве ни на миг.

Позади кто-то деликатно кашлянул.

– Вижу, вы уже готовы сойти на берег?

– Мне не нужно долго собираться. – Целительница обернулась и чуть не подпрыгнула от неожиданности. Крейн был одет гораздо скромнее, чем обычно, – Эсме, привыкшая к тому, что пират любит дорогие ткани, даже не думала, что в его гардеробе найдется хоть одна старая куртка с неряшливыми заплатами и истрепанными рукавами, – но дело было совсем в другом.

Лицо магуса перечеркивала повязка, закрывавшая левый – зеленый! – глаз. В сочетании с трехдневной щетиной и черным платком, скрывавшим волосы, это меняло его внешность так, что никто и никогда не узнал бы щеголя-пирата в матросе с совершенно бандитской физиономией.

– Заступница! – восхищенно воскликнула девушка. – Как я раньше не вспомнила... В таверне Пью, в Тейравене...

– Я сидел рядом с Умберто и наслаждался спектаклем, – подхватил магус, улыбаясь. – Кто мог знать, к чему это приведет?

– Значит, этот маскарад – специально для имперских городов? – Эсме тоже не сдержала улыбки. – Очень интересно. Да, я понимаю теперь – как ни крути, в памяти остается только повязка... забавно...

– В маскарад входят также новые имена для меня и «Невесты», – Крейн знакомым жестом почесал переносицу. – И несколько других хитростей. В Ламаре нас знают как «Шуструю» и капитана Ристо-Счастливчика. К вашим услугам! – он отвесил целительнице шутливый поклон. – Занимаемся доставкой мелких грузов, иногда не совсем законных, но какой порт выживет, строго соблюдая законы? Вы удивитесь, узнав, насколько мы востребованы.

– Не удивлюсь. – Она перевела взгляд на город. – Я, кажется, готова ко всему.

– Что ж, тогда нам пора, – хмыкнул магус. – Можете не прощаться, мы еще вернемся на борт, а для начала я бы просто хотел показать вам один домик, который, возможно, подойдет.

– Я готова, – повторила девушка.

В город они отправились вместе с Умберто и Кузнечиком. Когда Крейн помогал целительнице сесть в лодку, полы куртки раскрылись, и Эсме увидела на его поясе саблю. Отчего-то это ее встревожило, но девушка заставила себя думать только о том, что приготовил ей Ламар.

Ламар приготовил шум.

На пристани царила сутолока, и казалось, что там собралось не меньше половины городских жителей. Эсме с некоторым содроганием убедилась, что Тейравен по сравнению с Ламаром заслуживал в лучшем случае названия городишка, а уж что творилось в столице, сколько там было народу на улицах, она даже думать боялась. Вдобавок ко всему за две недели на борту «Невесты ветра» она привыкла к качке и теперь чувствовала себя очень неуверенно на твердой земле.

– Все хорошо? – раздался хриплый шепот, и Кузнечик сжал ее локоть. – Не потеряйтесь, а то обязательно влипнете в какую-нибудь историю.

Хоть Эсме и была в смятении, она все же заметила, что мальчик чувствует себя в большом городе совершенно спокойно и уверенно – даже увереннее, чем на фрегате.

– Ну что? – Магус закончил договариваться с портовым клерком и повернулся к ним. – Идем?

– Капитан, кажется, наша гостья себя неважно чувствует, – заметил Кузнечик.

– Уже вижу, – Крейн нахмурился. – Давайте-ка сюда...

Они отошли к крепостной стене, и там Эсме усадили на камень, который уже успел сильно нагреться на солнце. Она, словно кукла, позволяла делать с собой все, что угодно, одновременно пытаясь выстроить изнутри защиту против шума и потоков чужих эмоций, страстей, мыслей. Крейн даже не догадывался, что целительнице приходилось сейчас выносить, – словно тысяча человек одновременно шептали ей на ухо все свои секреты.

Оказавшись в небольшом отдалении от толпы, она пришла в себя и увидела встревоженные взгляды Крейна и Кузнечика. Ларим жался к ее плечу, и краем глаза Эсме видела, что зверек зажмурился и прижал уши к голове.

– А где Умберто? – спросила она слабым голосом.

– Отправился по делам, – сказал магус, не скрывая облегченного вздоха. – Ты в порядке?

Она кивнула.

– Тогда вы оба посидите пока здесь, я скоро буду.

Когда магус скрылся из виду, Кузнечик примостился на камне рядом с Эсме и беспечно сказал:

– Мне лучше всех. Я могу не менять имя, когда мы приходим в новый город.

Эсме встревожилась.

– Охотно тебе верю, но... разве не опасно об этом го...

– Не-а, – мальчишка покачал головой. – Хотя нет, ты права. Надо быть осторожнее, потому что... – Он закашлялся, прижав руку к горлу, и целительница вновь ощутила укол совести: не сумела, недотянула, не доделала. Велин бы ругался... наверное.

– Ты здесь бывал раньше?

Кузнечик кивнул и показал три пальца. Три раза? Три года назад? Говорить он то ли не мог, то ли боялся нового приступа. Эсме кивнула и отвернулась, чтобы рассмотреть пристань.

Белый камень, из которого здесь были выстроены дома и которым мостили дороги, по какой-то непонятной причине сиял, словно зодчие только вчера покинули город. Кое-где сквозь щели пробивалась молодая трава, а над стеной, возле которой они сидели, виднелись пышные кроны деревьев – за ней прятался чей-то сад. Эсме присмотрелась к людям, проходившим мимо, и не без удивления поняла, что их не так много, как ей показалось поначалу. Жители Ламара отличались от ее соплеменников озабоченными лицами: они все куда-то торопились. Праздношатающихся на пристани не было.

– Здесь хорошо, – хрипло сказал Кузнечик. – К их заносчивым физиономиям рано или поздно привыкаешь.

– Ты ведь здесь не жил, – укоризненно напомнила Эсме, и тотчас об этом пожалела: мальчишка на мгновение помрачнел, словно вспомнил о чем-то неприятном.

«Мне будет не хватать твоих тайн, „Невеста“...»

Неожиданно для самой себя Эсме сказала:

– Кузнечик, можно тебя спросить?..

Он кивнул.

– Можешь не отвечать, я не обижусь. Но... я давно хотела узнать... из какого ты семейства?

По лицу Кузнечика снова пробежала тень.

– Разве это не заметно? – проговорил он хрипло и отвернулся. – Было заметно, я хотел сказать. Клан Соловья.

Соловьи, конечно же...

Обладатели чарующих голосов, которые с возрастом не меняются... или меняются в лучшую сторону. Клан музыкантов, во все времена избегавших войны и альянсов с другими кланами. Эсме в очередной раз прокляла свое любопытство.

В потоке прохожих неожиданно обрисовалась неподвижная фигура – скалой посреди бушующего моря. Эсме мельком скользнула взглядом по человеку, остановившемуся в нескольких шагах от нее, отметила белую рясу с капюшоном, сутулые плечи, посох с навершием в виде чайки.

Эсме повернулась к лариму, и тот, обрадованный вниманием со стороны хозяйки, весело застрекотал, распушил хвост. «Мне хорошо сидеть на солнышке... я испугалась шумного города, но теперь все хорошо... все просто замечательно...» Она ощутила, как Кузнечик подобрался, словно приготовившись к прыжку. Человек в рясе шагнул в их сторону – точнее, он одним плавным движением оказался рядом – и откинул капюшон. Суровый взгляд серых глаз обжег Эсме, и она потупилась, чтобы не видеть это жесткое лицо – острый подбородок, крючковатый нос, высокий лоб, перечеркнутый морщиной. На вид незнакомцу было лет сорок, но Эсме знала – это обман. Перед ней стоял магус, а значит – ему могло быть и сто сорок, и даже двести сорок.

– Дитя мое, ты целительница?

Его голос был под стать внешности – лязганье стали и то приятнее на слух.

– Да, отче. – Она встала, и ларим протестующе фыркнул. – Вам нужна помощь?

– Нет. – По выражению его лица невозможно было ничего понять. – Просто я почувствовал твою силу и удивился – что это привело служительницу Эльги сюда, в Ламар.

– Меня захватили в плен пираты, – сказала Эсме тихим дрожащим голосом, и глаза ее наполнились слезами. – Но мне удалось бежать, и в море меня спасла «Шустрая»...

– На все воля Заступницы, – магус выдал некое подобие улыбки. – Я встречал капитана «Шустрой», он неплохой человек, хоть и грешник. И ты хочешь здесь остаться?

– Если получится, – она кивнула. – В маленьком городке, откуда я родом, уже есть два целителя. К тому же там меня никто не ждет.

– Что ж, тогда пусть благословение небес пребудет с тобой! – сказал магус. – Если не найдется добрая душа, которая тебе поможет, обращайся в храм.

Степенно кивнув, он продолжил свой путь. Эсме перевела дух, и в этот миг знакомый голос прошептал ей на ухо:

– И каково ощущение после знакомства с настоящим магусом из клана Чайки?

Она остолбенела.

Крейн, ухмыляясь, перебросил из одной руки в другую небольшой сверток.

– Удивлена?

– Щупач? – наконец к Эсме вернулся дар речи. – Он?! Ох, да, он же сказал, что почувствовал мою силу. А я-то думала, он просто священник...

– ...и щупач, – кивнул Крейн. – Отец Мефиус – крайне любопытная личность. Раз он обратил на тебя внимание, обязательно захочет потом разузнать, как ты устроилась. Да не бойся! Если щупач будет проверять каждого жителя Ламара, то надорвется и умрет в страшных муках... или сойдет с ума. Ты должна понимать это лучше, чем я, – у них тоже есть запас силы, тратить ее следует осторожно, с умом. Кроме того, – он заговорщически прищурился, – могу открыть тебе страшную тайну. Щупачей в Империи крайне мало. Гораздо опаснее те, кто им служит – шпионы, лазутчики, просто стукачи, – но от них можно защититься очень простым способом – поменьше болтать.

Эсме молчала, ошеломленная, и Крейн без улыбки добавил:

– Поэтому вовсе не обязательно отказываться от своих воспоминаний.

Она смутилась и покраснела, а магус, вновь надевая дурашливую маску Ристо-Счастливчика, сказал:

– Ну-ка, дай сюда ногу.

– Что?! – Эсме оторопела.

– Ногу, – нетерпеливо повторил Крейн, изящным движением разворачивая сверток. – Ты ведь не хочешь ходить по Ламару босиком? Точнее, хочешь, но не можешь, потому что я не разрешу. Долго мы будем так сидеть?

Она вытянула вперед правую ногу, где еще не зажил до конца ожог, и магус надел на нее сандалию – плотную кожаную подошву с множеством ремешков, которые он хитро обвернул вокруг щиколотки и завязал. Потом то же самое повторилось с левой ногой.

– Ну вот, – удовлетворенно произнес Крейн. – Совсем другое дело.

Эсме покосилась на Кузнечика: мальчишка тщетно старался спрятать улыбку.

– Здесь все так ходят? – спросила она, чувствуя себя полной дурой. Магус кивнул. – Что ж, тогда вперед...

Начиная новую жизнь, она училась ходить по-новому – и споткнулась добрый десяток раз, прежде чем привыкла к обуви.

...Дом был точь-в-точь как ее домик в Тейравене, только новее и немного меньше. Вывески над входом не оказалось, внутри было темно, но ей почудилось, что сейчас дверь откроется и выйдет Велин.

– Он продается? – от волнения голос Эсме звучал хрипло.

– Еще нет, но скоро будет, – скучным тоном отозвался Крейн. Они стояли на противоположной стороне небольшой площади, посреди которой бил фонтан.

– Откуда вы... ты знаешь? Ты знаком с хозяином?

– Да, – магус кивнул. – Почти каждый день его вижу... в зеркале.

Эсме обернулась к нему. Крейн криво улыбнулся и принялся разъяснять подробности. План его был прост и весьма хорош: он собирался поселить Эсме у своего близкого друга, торговца тканями, а потом этот самый торговец должен был якобы дать ей ссуду на покупку дома. На самом деле магус намеревался оставить ему всю необходимую сумму, а еще и дать ей деньги «на первое время».

– Конечно, все надо будет делать очень осторожно, чтобы не возбудить ничьих подозрений, – добавил он. – Но при должной аккуратности все будет хорошо.

Эсме хотела спросить, под каким именем его знает этот торговец тканями, но от избытка чувств у нее перехватило горло.

– Капитан, я... – она смахнула слезу. – Я даже не знаю, как вас отблагодарить...

– Не стоит благодарностей, – он пожал плечами с равнодушным видом. – Возвращаемся на борт?

Так они и сделали.

На обратном пути Эсме разглядывала улицы, уже не боясь заблудиться. Теперь она видела, что в Ламаре грязнее, чем в Тейравене, – потому-то Крейн и не захотел, чтобы она ходила босиком. Время близилось к полудню, солнце светило ярко, и день казался просто восхитительным – но что-то было не так, о чем-то она забыла. Эсме хмурилась и морщила лоб всю дорогу, но даже когда они поднялись на борт фрегата по веревочному трапу, она не вспомнила.

Эсме сделала несколько шагов по палубе и остановилась. Ей не нужно было спускаться в каюту, не нужно было собирать вещи, которых не было. Завидев ее, матросы зашептались, бросили работу; Эсме оглянулась и увидела, что Крейн исчез. Даже Кузнечик куда-то подевался.

Ее вновь охватило странное ощущение, что вот-вот будет потеряно и навсегда забыто что-то очень важное.

– Милейшая Эсме!

На корме устроился Джа-Джинни, которому в Ламарской бухте было запрещено летать, – ему посчастливилось быть самой особой приметой «Невесты ветра», даже более важной, чем изумрудные паруса. Человек-птица прогуливался по палубе, веселя матросов шутками, но сам изнывал от скуки.

Эсме подошла к крылану.

– Как вам понравился город?

– Грязный, шумный, – честно сказала целительница. – Но если отойти от пристани, то можно много интересного найти. Это для меня целый новый мир... пугающий и прекрасный.

Джа-Джинни кивнул, но ничего не сказал.

– А... куда «Невеста ветра» отправится дальше?

Ее вопрос повлек за собой нечто странное: крылан вскинул голову и спросил:

– Так вы уже приняли решение?

Саркастическая усмешка Джа-Джинни ей не понравилась, но девушка ответила:

– Да, я все решила.

Человек-птица всматривался в ее лицо так пристально, что Эсме ощутила раздражение – и это помогло ей не отвернуться и даже не покраснеть.

– Милое дитя, – проникновенно сказал крылан. – Ну зачем тебе второй сундук, который ты никогда не сумеешь открыть? Разве одного недостаточно?

Эсме оторопела. Она не совсем поняла, о чем говорит Джа-Джинни, но то, что он неверно понял ее возвращение, было яснее ясного. Ларим на ее плече насторожился и даже выпустил когти, и в этот момент на палубе появился капитан.

Все в той же потрепанной одежде, но уже без повязки, он выглядел встревоженным и заговорил очень торжественным тоном:

– Эсме, я наконец-то решил сдержать все свои обещания. Вам понравился дом?

– Он хорош, – пробормотала целительница. Кругом собралась команда; матросы молча смотрели на нее, и в их взглядах можно было прочитать самые разные чувства.

– Прекрасно. Я оплачу все расходы, но прежде... – магус как-то странно улыбнулся. – Позвольте напомнить, что я обещал вам еще и лекарский сундучок.

Вот оно!

– Конечно! – Эсме оживилась. – Я и впрямь позабыла об этом. И что же? Его не так просто купить, капитан, – я вам говорила, для этого придется обратиться в Гильдию...

Магус кивнул.

– Купить его нельзя, но можно получить по наследству. Пройдемте со мной.

Растерянная Эсме последовала за капитаном... в каюту, где жила две недели. Там все оставалось без изменений, и она не понимала, что намерен предпринять магус.

Он остановился у порога и сказал, явно нервничая:

– Должен признаться, я умолчал одну важную подробность относительно этой каюты. Дело в том, что здесь жил целитель... и мой близкий друг, который сошел на берег из-за глупой ссоры, в которой был виноват... э-э... в которой было больше моей вины, чем его. Это случилось примерно десять лет назад, и с тех пор словно злой рок преследует «Невесту» – ни один целитель не задерживается у нас дольше чем на полгода. Они или уходят сами, или... в силу других причин. Но сундук остался, и я хотел бы передать его вам. Только погодите радоваться...

Эсме слушала его, словно сквозь сон. Магус посторонился, дал ей возможность открыть сундук, и девушка от изумления ахнула – она и не подозревала, рядом с каким сокровищем провела так много времени! Целительница запустила руки по локоть во чрево сундука, разглядывая плотно закупоренные разноцветные склянки, пакеты с порошками, свитки, книги. Такое богатство ей и не снилось. Эсме на некоторое время словно оглохла, и потому Крейну пришлось несколько раз повторить последнюю фразу, прежде чем до нее дошел смысл сказанного.

– То есть как? – растерянно проговорила она. – Я не понимаю...

– У этого сундука есть один маленький изъян, – терпеливо объяснил капитан. – И прежде чем вы его примете или не примете, я должен об этом сказать. Точнее, напомнить.

Эсме пожала плечами. Она не представляла себе причины, которая могла бы заставить ее отказаться от такого подарка.

– Его нельзя сдвинуть с места, – произнес капитан. Он и Эсме смотрели друг другу в глаза. – Он только кажется деревянным, а на самом деле прирос к полу, как и вся прочая мебель на борту «Невесты». Так что если вы его примете – то только вместе с каютой целителя и фрегатом. И моим почтением.

Эсме замерла.

– Один вопрос, – сказала она очень тихо. Крейн кивнул и застыл в ожидании. – Куда «Невеста ветра» направляется дальше?

– В погоню за украденной картой, – ответил магус. – Я дал слово Делии. Умберто тут поговорил с ребятами в таверне: фрегат Звездочета видели неподалеку, он опережает нас почти на сутки. Так ты принимаешь предложение?

Скрипнула дверь, дрогнул пол. Фрегат по-своему повторял вопрос капитана, но с совершенно иными интонациями, обещающими весьма непростую жизнь.

У Эсме пересохло в горле, когда она сказала:

– Да.

Против всех ожиданий, каюта не схлопнулась, – наоборот, раздалась ввысь и вширь. Эсме ощутила необычайную легкость, как будто у нее выросли крылья... или паруса? Где-то в отдаленном уголке сознания возникла еле заметная тень, которая отныне будет днем и ночью следить за ней и при первой же угрозе для команды подаст сигнал капитану, но Эсме ничуть не обеспокоилась.

«Что же, это и означает – быть в команде?»

Ларим вопросительно присвистнул у нее на плече, и девушка погладила зверька, успокаивая его.

– Мне приснился нынче ночью странный сон... – несмело проговорила она. Крейн ободряюще кивнул. – Мне приснился Велин. Он сказал, что... что ты был прав. И он не держит зла.

На краткий миг во взгляде Кристобаля Фейры промелькнули растерянность и отчаянная грусть, но он тотчас закрыл глаза и склонил голову.

– Это ведь он был целителем, который сошел на берег десять лет назад? – спросила Эсме, хотя знала ответ.

– Да... – магус кивнул. – Долгая история. Если хочешь, я... расскажу.

Пауза не ускользнула от внимания целительницы, и она вспомнила слова Джа-Джинни, сказанные в ночь перед штормом: «Вы многого не знаете, и это хорошо».

– Когда-нибудь потом, – проговорила она, и Крейн облегченно вздохнул – выполнение его опрометчивого обещания откладывалось на неопределенный срок. – А если бы я отказалась, ты стал бы меня уговаривать?

– Возможно, – Крейн улыбнулся. – А быть может, и нет. Хм... знаешь, я могу сейчас вернуть тебе слово, разрешить забрать из сундука все, что душа пожелает. Но перед тем как сойти с корабля, ты забудешь все, что было. По рукам?

На Эсме смотрели разноцветные глаза расчетливого пройдохи, отчаянного бандита, немного сумасшедшего, необыкновенно обаятельного.

И безумно влюбленного в собственный корабль.

– Ну уж нет, мой капитан, – сказала она, бесстрашно встретив его взгляд. – Я не из тех людей, которые, едва успев дать слово, тут же забирают его обратно. Э-э... как у вас, моряков, принято говорить? Искусай меня медуза?

– И кракен меня раздери! – подхватил магус и протянул ей руку. – Тогда добро пожаловать в команду!

Эсме протянула руку в ответ.

Ларим присвистнул, ощутив, как в недрах фрегата что-то дрогнуло, скрепляя только что заключенный договор.

Свеча догорала.

Тот, кого называли Звездочетом, протер усталые глаза, бережно сложил карту и подошел к иллюминатору. Последние строчки расшифрованы, последние загадки разгаданы: он давно знал, что на острове Алетейя хранится нечто ценное – возможно, даже более ценное, чем все сокровища Яшмового дворца вместе взятые, – но то, что открылось ему сейчас, многократно превосходило ожидания. Череда случайностей, приведших его на один из островов Окраинной гряды, завершилась весьма неожиданно.

– Приключение обещает быть интересным, – сказал Звездочет вслух. – Возможно, оно войдет в историю.

На ветхой расползающейся бумаге – где только ее раздобыли жители острова? – были изображены три местности, и лишь одна из них оказалась ему знакома. Другая, возможно, располагалась где-то на далеком юге, поблизости от владений Морской царицы, а третья, заставив его промучиться несколько ночей кряду, так и осталась неопознанной. Пометки на полях, сделанные на редкость корявым почерком и на устаревшем наречии, были очень туманны и мало что проясняли, пока он не понял, что раз за разом при копировании карты в текст вкрались ошибки. Пришлось многое угадывать, но шаг за шагом Звездочет все-таки продвигался в разрешении головоломки – и теперь мог с уверенностью сказать, что в его руках самое драгоценное сокровище всего мира.

– Ай-ай, Кристобаль! – Он не смог сдержать довольной улыбки. – Когда ты узнаешь, что я добыл ключ к «Утренней звезде», то сгоришь от зависти...

Тотчас же палуба под его ногами дрогнула и откуда-то из недр фрегата робко потянулось тонкое черное щупальце. «Поди прочь!» – коротко бросил Звездочет, и щупальце послушно растворилось. Он приучил фрегат к повиновению, хотя на первых порах им обоим пришлось несладко – были дни и ночи без сна, а потом жуткие кошмары наяву, громовые раскаты внутри его черепа и кровь, текущая по переборкам...

Но все это в прошлом, и теперь она стала смирной, точно овечка.

Она – другая «Утренняя звезда», его собственная.

Назвать фрегат именем небесного корабля Основателей было с его стороны не просто сумасбродной выходкой, а настоящим безумством. Многие ждали, что «Звезду» в первый же день в море сожрет кракен или она попросту выйдет из повиновения, превратится. Даже самые отчаянные головорезы поворачивались и уходили, заслышав название фрегата, и их не прельщали ни слава Звездочета, ни золото. Сатто, его помощник, после долгих сомнений все-таки выдавил из себя робкое возражение: «Капитан, чего стоило назвать ее как-то иначе? Императору это явно не понравится». «А какое мне дело до императора? Он никогда не получит этот корабль...» – был ответ. Возможно, что-то в его лице убедило помощника, и Сатто больше ни в чем не сомневался.

А теперь он добудет настоящую «Утреннюю звезду».

Если тот, кто в глубокой древности нарисовал эту карту и приписал несколько строчек на свободном месте, не решил подшутить над потомками и не погрешил против истины, то три странных значка обозначали места, где хранились части некоего механизма. Их следовало собрать и соединить – тогда небесный компас покажет путь к кораблю Основателей. «Если столько древних реликвий еще работают, что можно будет обнаружить на борту целого корабля? Он ведь путешествовал между мирами. Пусть даже он сильно поврежден – ведь легенда говорит, что корабль падал с небес, весь объятый пламенем, – но зачем его прятать и придумывать компас, зачем рисовать карту? Значит, там еще осталось нечто интересное!»

Тысячеглазая ночь смотрела на него из иллюминатора. Несколько лет назад Звездочет встретил чудаковатого собирателя легенд – из тех, что стали древними еще до пришествия Основателей, – который рассказал ему об очень странном поверье. Когда-то давно жители одного северного острова верили, что звезды на ночном небе – это рассыпавшиеся драгоценности двуликой богини Мун. Если Мун разозлить, то на море тотчас начнется буря, поэтому ее всячески ублажали и задабривали. Тем не менее каждый вечер темный безымянный карлик воровал у богини ожерелья и прочие побрякушки, чтобы разбросать по небу и обеспечить ей занятие на всю ночь. Рыбаки считали, что если однажды Мун поймает вора или успеет собрать все свои драгоценности до наступления утра, солнце уже не взойдет никогда. «Глупости! – сказал Звездочет, выслушав собирателя легенд. – Эту сказку придумал тот, кого беззвездной ночью унесло далеко в море, – он испугался, что не отыщет дорогу домой». «Быть может, это и впрямь глупости, – бесстрашно ответил человек. – Но скажи мне, храбрый капитан, что такое звезды, если не самая большая драгоценность, которую никто и никогда не сумеет заполучить?» Звездочет в тот день был не в настроении и воспринял эти слова близко к сердцу – а потому отправил собирателя сказок к Морской царице, чтобы он ей морочил голову своими историями. Потом, правда, не раз об этом жалел...

Чудак в чем-то был прав. Испокон веков люди и магусы восхищались звездным светом, воспевали его и грезили о том, что где-то там, по ту сторону неба, есть чудесный край, где вечно светит рассветное солнце и нет смерти. Звездочет смеялся над этими легендами: он знал, что волшебной страны, этой мифической прародины из священных книг, на самом деле нет – там, в небе, одна лишь пустота, лишенная тепла, света и звука... но в последние годы мечты о золотых дворцах и вечной жизни посещали его все чаще. «Кто ты? Посмотри в зеркало, глупая развалина. Все твои шансы Великий шторм давно утопил. Даже если бы завтра состоялось второе пришествие основателей, ни один из них не взглянул бы в твою сторону. Смирись!»

– Не смирюсь! – проговорил он севшим голосом. – Я отыщу ее, чего бы это ни стоило, слышишь?!

Ему никто не ответил; лишь в недрах фрегата что-то заворочалось, но сразу утихло.

Звездочет вернулся к столу и зажег новую свечу. Потом он снова развернул карту, достал нож. Аккуратно разрезая ветхую бумагу на две неравные части, Звездочет обдумывал детали похода: самым сложным представлялся первый этап, но он не сомневался – все получится наилучшим образом. В течение двух долгих месяцев «Невеста ветра» следовала по пятам за его фрегатом, отставая всего-то на день. Должно быть, хитроумный Крейн уже понял, в какой порт направляется «Утренняя звезда»... только вряд ли этот проныра догадывается, какой сюрприз готовится для него.

– Видишь ли, Кристобаль... – задумавшись, старый пират заговорил вслух, как будто капитан «Невесты ветра» находился сейчас рядом с ним. – Я очень стар, и тяготы дальнего пути мне не по силам. А в таком деле, как поиск небесного корабля, слабость недопустима. Ты ведь поможешь мне, парень? Знаю, ты такой же одержимый, как и я сам... двум сумасшедшим проще договориться, согласен?

Звездочет откинулся на спинку стула, созерцая дело своих рук: теперь перед ним лежали две карты, и на одну из них были нанесены острова хоть и труднодоступные, но хорошо ему знакомые. А вот другая, побольше, таила в себе столько опасностей, сколько он не изведал за всю свою долгую жизнь.

– Я, быть может, заслужил репутацию чудаковатого старика, – проговорил он вполголоса, – но все-таки не настолько сошел с ума, чтобы прыгнуть в водокрут или отправиться на свидание с Морской царицей. А ты все это сделаешь, Кристобаль. Ты будешь очень зол – быть может, даже испепелишь кого-нибудь, – но не сумеешь устоять перед искушением. Ты сыграешь по моим правилам. Люблю, когда играют по моим правилам. Так, Змееныш?

В дальнем углу каюты раздался шорох: то, что доселе казалось бесформенной кучей тряпья, зашевелилось и тихонько застонало.

– Ну, хватит притворяться.

– Свет... – послышался усталый невыразительный голос. – Потуши свечу, мне больно... прошу тебя...

– Еще чего! – ухмыльнулся Звездочет. – Привыкай, друг любезный. Свеча-то рано или поздно догорит, а солнце для тебя никто гасить не будет.

Змееныш снова застонал, а потом очень медленно поднялся, закрывая лицо руками в перчатках. С ног до головы одетый в черное, он казался сгустком тьмы, едва заметным в ночи. Звездочету нравилось, что его питомец такой – невидимый, злобный, смертоносный, – но после трех недель болезни он стал слабее новорожденного котенка, и это сильно раздражало пирата. Вдобавок к исходу второй недели мальчишка сделался чересчур болтлив, и его пришлось перенести из кубрика в каюту капитана, поскольку какой-нибудь матрос посообразительней рано или поздно должен был догадаться, что капитанский любимец не бредит.

– Ты знаешь, какой сегодня день?

Змееныш покачал головой. Было видно, что каждое движение дается ему с трудом.

– День встречи, – сказал пират, с особым чувством произнеся последнее слово. Змееныш вздрогнул. – Вскоре «Звезда» будет в Лейстесе. Ты все запомнил? Ничего не перепутаешь?

– Я все сделаю, – хрипло ответил Змееныш и опустил руки, решив, что сможет перетерпеть боль, но сразу же застонал и болезненно зажмурился. Он не увидел, как Звездочет отворачивается, брезгливо скривившись, – зато услышал его возмущенный возглас:

– Какого кракена ты снял маску?!

– Раздражает? – Змееныш хрипло рассмеялся, не открывая глаз. – Не нравлюсь? Надо же, а я-то думал, тебе хочется хоть изредка полюбоваться.

– Хватит паясничать! – рявкнул старый пират. – Вижу, тебе захотелось повторить тот достославный урок, так что...

– Попробуй, – равнодушно ответил Змееныш. – Только придумай что-нибудь новенькое, потому что кандалы меня теперь не удержат...

Звездочет резко поднялся, с грохотом опрокинув стул, но Змееныш уже поправлял черный шарф, скрывший нижнюю часть его лица до самой переносицы. Глаза он чуть-чуть приоткрыл, и их взгляды встретились – капитана и человека, чье имя уже много лет заменяла презрительная кличка.

– Что-то ты стал очень дерзким, – сказал Звездочет. – Но сейчас у меня нет времени придумывать тебе наказание, так что оставим это на потом. Хм... сдается мне, ты изменился после встречи с Крейном и его новой целительницей...

– Крейн! – Рука Змееныша потянулась к поясу, но оружия там не оказалось. Он глухо зарычал, словно зверь, и Звездочет улыбнулся, довольный. – Ненавижу... ненавижу его...

Безумный огонь, вспыхивавший в глазах Змееныша всякий раз при встрече с Кристобалем Крейном, приводил Звездочета в восторг. Хоть он и не знал, отчего мальчишка так ненавидит капитана «Невесты ветра», это было ему на руку, а уж их памятную драку, состоявшуюся в начале весны в одной из таверн Лаорики, Звездочет вспоминал с особым удовольствием. В тот раз Крейн едва успел войти в зал, как Змееныш с хриплым ревом кинулся на него – и магусу пришлось изрядно постараться, чтобы не выдать свою истинную силу. Хотя в конце концов Змееныш оказался на полу – Кристобаль сломал ему несколько ребер и правую руку, воспользовавшись кочергой, – Звездочет оценил это зрелище и был весьма благодарен обоим.

– У тебя еще будет шанс ему отомстить, – сказал пират. – Имей терпение. Ну вот, таким ты мне куда больше нра...

Звездочет не договорил, потому что «Утренняя звезда» внезапно проснулась и обрушила на него видение – рванувшуюся из глубины огромную черную тварь. Почти сразу раздался сигнал тревоги, а следом – возглас вахтенного: «Кракен справа по борту!» Тотчас сонная команда пришла в движение, и Звездочет невольно залюбовался слаженной работой матросов: они были так вышколены, что ему едва ли приходилось даже хмурить брови. Тем паче им уже не раз случалось биться с подобными чудовищами. Это было очень опасно, почти смертельно опасно – но все-таки не безнадежно.

А вот водокрут – совсем другое дело. При одном лишь воспоминании о том, как «Утреннюю звезду» едва не утянуло на дно, старик вздрогнул. Они чудом спаслись в тот раз, а фрегату понадобился месяц, чтобы зарастить все повреждения. Мерзкий белый призрак теперь то и дело являлся в его сны, а еще капитану не давала покоя мысль о том, что Кристобаль Крейн знает секрет, позволяющий справиться с водокрутом. Именно об этом заявил как-то раз пьяный матрос в таверне – дескать, «Невеста ветра» прошла через дюжину водокрутов и одолеет еще две дюжины. «Твой фрегат будет моим, глупый мальчишка. Твою целительницу я, пожалуй, тоже прихвачу!..»

– Знамение! – Звездочет быстро сложил карту и спрятал ее за пазуху. – Все идет точно по плану, но у нас совсем мало времени. Надо еще многое подготовить... – он мечтательно улыбнулся. – О, Крейн будет очень удивлен!

С этими словами капитан «Утренней звезды» быстрым шагом вышел из каюты.

Змееныш остался.

Когда дверь закрылась за спиной Звездочета, он медленно опустился на колени, сотрясаясь то ли от беззвучного смеха, то ли от рыданий. И если бы его лицо не скрывалось под черным шарфом, а рядом находился кто-то умеющий читать по губам, он бы прочел всего одно слово, повторенное много раз: «Ненавижу...»

Весь день ветер гонял по небу рваные серо-стальные облака, трепал кроны деревьев, вздымал на дороге тучи пыли. Ближе к вечеру Робин и Кэсса тайком сбегали на берег, к обрыву, а потом взволнованно рассказали Джайне о том, что там, внизу, бушует прибой и белые лошадки носятся по воде. «Ну-ка, быстро в дом!» – тотчас скомандовала она, и дети подчинились. По всем приметам до начала бури оставалось чуть-чуть; Джайна о многом успела позаботиться заранее, и теперь надо было лишь загнать гусей в птичник да спрятать сторожевого пса. Волкодав, успевший за последние полгода трижды отразить нападение грызохватов и один раз – оборванного субъекта, чьи намерения были написаны на немытой физиономии, забился под порог, дрожа от страха; вытаскивая его оттуда, Джайна вся взмокла.

Кто бы сказал десять лет назад блистательной госпоже Алье, любительнице танцев и остроумных бесед, что ей придется одной вести хозяйство, оберегая двух маленьких детей, – и все это случится на далеком острове, название которого она в те времена даже не слышала...

Она в последний раз обошла двор, собирая все, что мог унести ветер. Потом Робин и Кэсса помогли ей закрыть ставни и уселись рядом: свечи они берегли, а спать детям, взбудораженным приближающейся бурей, не хотелось совершенно. Джайна крепко обняла обоих, поцеловала в лохматые макушки.

Сказки и истории подождут до завтра, а перед бурей лучше молчать и молиться.

Между тем ветер стих: он больше не шумел в трубе, а сквозь щели в ставнях было видно, что крона огромного дерева, возвышавшегося поблизости от их дома, не колышется. Воцарилась тишина – неприятная, давящая, лживая. Издалека доносился голос прибоя, но больше ни один звук не нарушил молчание природы; кругом было... мертво. Джайна вся превратилась в слух, а Робин то и дело поглядывал на нее, словно не решаясь спросить: ну, где твоя буря?

И буря пришла.

Внезапный порыв ветра пронесся над землей с такой силой, что крыша дома едва не подпрыгнула. «И это только начало!» Джайна улыбнулась, скрывая внезапный страх: если дети поймут, какая опасность им угрожает, они здорово перепугаются... а так, может, все обойдется. Она вспомнила старое поверье своего клана: если в бурю спасешь хоть одно живое создание, Повелитель штормов тебя не тронет.

Только где его сейчас найдешь, это создание?..

Ветер крепчал. Он выл в трубе на разные голоса, стучался в ставни; вскоре пошел дождь. «Только бы не град...» – с тоской подумала Джайна. После града от их скромного урожая вовсе ничего не останется. Хотя, скорее всего, он и так обречен...

Дети прижались к ней, словно два котенка, – дрожали и молчали. В дальнем углу скулил пес. Джайна молилась про себя, хотя и не знала, какого бога просит о защите от Повелителя штормов, а буря тем временем пробовала на прочность их домик. «Мы ведь не умрем, правда?» – шепотом спросила Кэсса. Джайна покачала головой: «Не сегодня».

Отчего-то ее ответ успокоил девочку.

Они сидели, обнимая друг друга, целую вечность, а потом Джайна задремала. Ей привиделись тучи, словно клубы нечесаной овечьей шерсти, и сверкающие лезвия молний. В этом странном сне у нее было два огромных черных крыла, которые отчаянно болели; ветром ее бросало из стороны в строну, пока из мутного тумана впереди не вынырнули очертания большого дерева. Мелькнула крыша дома – такая знакомая! – а потом, не в силах сопротивляться ветру, Джайна залетела прямиком в спутанные ветви, которые сдавили ее со всех сторон, будто змеи...

Дети испугались, когда она внезапно вскочила и бросилась к двери – там, снаружи, бесновался ветер и сверкали молнии.

Молнии.

Любая из них могла угодить в дерево, сквозь потрепанную крону которого даже в ночной темноте отчетливо виднелись изломанные черные крылья...

– ...а что ты об этом думаешь? – спросил Кристобаль Крейн.

Джа-Джинни, вздрогнув, пришел в себя и сердито посмотрел на магуса.

– По правде говоря, я все прослушал, – сказал он, стараясь не повышать голос. – Но ваши мысли, капитан, написаны у вас на лбу. Мой ответ – нет. Я не согласен рисковать жизнью ради сокровища, которое едва ли существует.

В главном зале «Владычицы морей» – самой большой таверны Лейстеса – было шумно и многолюдно; на их компанию никто не обращал внимания, хотя любой мог увидеть разноцветные глаза Крейна, а крылья Джа-Джинни занимали полскамьи. В этом городе они могли оставаться самими собой, поскольку находились среди таких же изгоев, врагов Капитана-Императора.

Лейстес-легенда, город изгнанников, пристанище пиратов...

Они сидели за одним столом: хмурый Джа-Джинни, бесстрастный Эрдан, задумчивый Умберто и ухмыляющийся Крейн. Крылан не любил, когда на капитана находило беспричинное веселье: это был верный признак скорых неприятностей.

Ах да! Еще была Эсме.

Прошло больше двух месяцев с того дня, как целительницу приняли в команду, но он не привык считать ее своей. Казалось очень странным, что «Невеста ветра» относилась к женщине на борту спокойно – если учесть, с чего началось их знакомство. «Они заключили мирный договор, – отмахнулся магус, когда Джа-Джинни поделился с ним сомнениями. – Если хочешь знать, именно я их помирил». Это совсем не успокоило крылана, как раз наоборот – предчувствие беды овладело им с новой силой.

«Я ничего не имею против тебя, – подумал крылан, исподволь наблюдая за Эсме. Она притулилась на уголке скамьи и всячески старалась раствориться в дымном воздухе таверны. – Но останься ты в Ламаре, было бы гораздо лучше!» Целительница, словно прочитав его мысли, подняла голову, и крылан смущенно отвернулся.

Обычное грустно-сосредоточенное выражение лица мешало разглядеть, насколько Эсме красива. У нее были большие серые глаза с длинными и густыми ресницами; темно-русые волосы, выгоревшие на солнце, обрамляли худое личико с тонкими чертами. В подобающей одежде и с другой прической она вполне могла бы блистать в главном зале Яшмового дворца или, как любил говорить один из тамошних бардов, соперничать красотой с певчими птицами и цветами. «В императорских Садах Иллюзий есть немало диковинок, – подумал Джа-Джинни с кривой усмешкой. – Нет, оставайся лучше здесь!»

– Значит, ты против... – проговорил Кристобаль, словно ожидая, что крылан передумает. – Отлично. Кто еще хочет высказаться? Эрдан?

– Я тоже возражаю, – сказал мастер-корабел. – Кристобаль, всему есть мера. Мы два месяца выслеживали «Утреннюю звезду» – и я притворялся, что нам просто понадобилось носиться по морям без определенной цели... но сейчас настал решающий момент. Звездочет не в своем уме, это все знают, и ссориться с ним может только такой же безумец. Одумайся, пока не поздно.

Магус лишь усмехнулся.

Открылась дверь, впустив прохладный вечерний воздух – и четверых мужчин весьма сурового вида. Один из них – широкоплечий чернобородый здоровяк, чьи руки от плеч до кончиков пальцев покрывала густая вязь татуировок, – оглядел зал. Увидев Крейна, он зловеще прищурился и что-то вполголоса сказал товарищам.

– Вспомнишь о кракене – а он уже выпустил щупальца! – Крейн слегка наклонил голову, не сводя пристального немигающего взгляда с четверки. От этого взгляда бородач слегка стушевался и обратил все внимание на трактирщика, как раз пробегавшего мимо. – Сатто и головорезы здесь... значит, скоро появятся старик и его ручная зверушка. Ладно, не будем отвлекаться. Умберто?

– Я... даже не знаю... – неуверенно начал юноша. – Эх... опасно, конечно... кто спорит... но я все-таки соглашусь. Это... может оказаться интересным.

Джа-Джинни хмыкнул. Кто бы сомневался! Умберто, при всех своих хороших качествах, не мог усидеть на месте и постоянно ввязывался в новые авантюры – как правило, смертельно опасные. Именно благодаря одному из таких приключений он и попал на борт «Невесты ветра» пять лет назад. Промедление крылан истолковал в пользу собственной правоты: уж если отчаянный Умберто не уверен в принятом решении, значит – дело и впрямь опасное.

Итак, двое «за» и двое «против». По старой традиции «Невесты ветра», капитанский голос при решении самых важных вопросов преимущества не имел, и до сих пор Крейн не нарушал правило, придуманное им самим. «Ну-ка, друг мой. Как ты выкрутишься теперь?»

Капитан улыбнулся.

– Эсме?..

Крылан с трудом сдержал возглас возмущения: такого он не ожидал, хотя мог бы догадаться. Эрдан частенько вспоминал о времени, когда решения принимали втроем Крейн, он сам и Велин, – поэтому ничего удивительного не было в том, что Крейн решил дать целительнице право голоса. Девушка, в конце концов, рискует больше, чем кое-кто из сидящих рядом с ней...

– Эсме? Ты хочешь узнать, что скрывает карта?

Она растерянно пожала плечами:

– Я там была и слышала последние слова Делии. Было бы странно... не захотеть.

– Значит, ты поддерживаешь мое предложение? – уточнил Крейн, и Эсме кивнула.

Трое «за», двое «против».

«Это безумие, Кристобаль... но ты опять всех перехитрил».

– Итак, мы вступаем в противоборство с чокнутым стариком, который ни в грош не ставит собственную жизнь, не говоря уже о чужих... – Крылан криво усмехнулся. – Всю жизнь мечтал о таком приключении!

– Что-то ты совсем пал духом, – заметил Крейн. – Это нехорошо.

– Нехорошо?! – рявкнул Джа-Джинни. На них стали оборачиваться другие посетители таверны. – Позволь тебе напомнить кое-что! После того как мы год назад помогли «Утренней звезде» сбежать от имперских фрегатов, Звездочет пообещал, что не будет соперничать с «Невестой» и ни в чем не перейдет нам дороги, а ты...

– Он взял свои слова обратно – там, на Алетейе, – перебил магус. – Долг возвращен, нас больше ничего не связывает – так он сказал. В любом случае я не стал бы полагаться на слово Звездочета... и к тому же Зубастый уже двадцать лет не у дел, а пиратская корона все еще не нашла достойного. Мне-то на нее плевать, но рано или поздно все должно закончиться хорошей дракой со Звездочетом. Предпочитаю сделать первый ход.

– Ты не делаешь первый ход, тебя вынуждают его сделать, – мрачно пробормотал крылан. – Смекаешь разницу?

Крейн прищурился, а между большим и указательным пальцем его правой руки проскочила искра. Этого никто не заметил, кроме крылана, а он в пылу спора едва не позабыл об опасности – но тут вмешался Эрдан.

– Решение принято, – бесстрастно произнес корабельный мастер. – Не вижу смысла дальше пререкаться. Лучше давайте обсудим план действий.

Умберто согласно кивнул, а Эсме сидела неподвижно, переводя взгляд с крылана на Крейна. Понимала ли она, чем могла закончиться их ссора?..

– Пла-ан действий... – протянул Крейн. – Что ж, слушайте.

...Они преследовали «Утреннюю звезду» два месяца. Если бы не остановка в Ламаре, от которой все равно никакого толку не было, фрегату Звездочета не удалось бы опередить их так сильно, но Джа-Джинни радовался. Он сразу почувствовал, что странная история с картой может привести к неприятностям, и все же понадеялся, что долгая погоня вымотает Крейна, успокоит его.

Получилось наоборот.

С каждым днем магус делался все мрачнее. Бард из Яшмового дворца сказал бы, что в глазах капитана разгорался огонь решимости, но Джа-Джинни предпочитал называть это одержимостью. Крейн все больше проникался идеей отнять карту у Звездочета и разыскать то, что на ней обозначено, а когда на магуса находило, ему никто не мог перечить: хотя лишь четыре человека в команде доподлинно знали, к какому клану принадлежит Крейн и что может сделать с ослушником в пылу гнева, остальным хватало и простой интуиции. К тому же после появления на борту «Невесты ветра» целительницы матросы возликовали и готовы были следовать за капитаном в огонь и воду, не догадываясь, что именно это, возможно, им и предстоит.

Когда они потеряли след, Крейн и вовсе перестал разговаривать, а только ходил по палубе; матросы старались убраться с его дороги поскорее. Вскоре после того, как на горизонте показалась Благодатная бухта, капитан заговорил впервые за три дня: «Зайдем в Лейстес. Надо почистить дно... да и отдохнем немного...» Джа-Джинни успокоился, но каково же было его удивление, когда в гавани их встретила «Утренняя звезда»!

Фрегат Звездочета выглядел ужасающе: от парусов на бизань-мачте остались одни лохмотья, почти все крючья по правому борту были сломаны или вырваны... а еще у «Звезды» была оторвана часть кормовой надстройки. Джа-Джинни показалось, что это была как раз та часть, где располагалась каюта капитана. Ненадолго все, кто увидел это жуткое зрелище, лишились дара речи, и даже «Невеста» закрыла глаза. Кристобаль первым нарушил тишину, обратившись к Эсме: «Смотри, это работа кракена».

Целительница едва не упала без чувств.

А Кристобаль повеселел и воспрянул духом...

– ...вы сами убедились в том, что «Утренняя звезда» не останавливалась надолго ни в одном из портов, – сказал Кристобаль. – Что бы сделал я на месте Звездочета, окажись в моих руках такая карта? Она ценная, поэтому ее никому нельзя доверить. Она старая и непонятная, поэтому ее придется расшифровывать, сравнивать с другими картами. Думаю, он изначально собирался привезти ее сюда, поскольку другого безопасного места не существует... сами видели, что случилось с его каютой. Не думаю, что карта погибла... – Он на мгновение помрачнел. – Не могу даже допустить подобной мысли. Звездочет скорее даст отрубить себе правую руку, чем позволит какому-то паршивому кракену отнять такое сокровище. Так или иначе, «Утренняя звезда» в Лейстесе. А ведь здесь у Звездочета дом и, как говорят, большая библиотека...

– Только не говори, что ты собрался проникнуть туда и похозяйничать в его кабинете... – с иронией начал Джа-Джинни и осекся. Крейн смотрел на него улыбаясь. – Кристобаль?..

– Именно это я и собираюсь сделать, – тихо проговорил магус. – Правда, пока не знаю, каким образом. Есть идея получше?

Крылан онемел от возмущения. Вместо него ответил Эрдан:

– Пока что и впрямь не видно других путей. Он одинок – ни жены, ни любовницы. Даже зверей не держит, если не считать Змееныша. Не подступишься... – Корабельный мастер поморщился. – Кристобаль, я прошу тебя об одном – не торопись. «Утренняя звезда» простоит в доках не меньше месяца. Тебе хватит времени на раздумья.

Умберто закивал, соглашаясь.

Магус ничего не ответил.

«Вот мы сидим, как бывало раньше не раз, – вдруг подумал крылан. – И задумка Кристобаля ненамного безумнее, чем достославное путешествие на юг. Он не стал бы тем, кто он есть, если бы боялся каждой тени. Отчего же мне кажется, что скоро произойдет большое несчастье?» Предчувствие беды сделалось необычайно сильным – ему еще не бывало так неуютно в этой таверне, где их всегда принимали с радостью.

Джа-Джинни огляделся и увидел, что девушка с гитарой, устроившаяся у очага, не сводит с него глаз.

Когда они вошли в зал некоторое время назад, она уже сидела там. В таверне не было постоянного музыканта, и люди давно привыкли, что заезжие барды поют сезон-другой, а потом исчезают в неизвестном направлении. Кто-то из них оставил после себя приятные воспоминания и хорошие песни, кого-то вспоминали со смехом; некоторые даже возвращались, но эту девушку Джа-Джинни здесь раньше не встречал. Она перебирала струны гитары с отсутствующим видом, наигрывая мелодию известной песенки о легкомысленной невесте моряка, которая, не дождавшись возвращения своего суженого, закрутила интрижку с мерром и стала одной из очарованных морем. Музыкантша выглядела молодо, не старше Эсме; ее длинные темно-рыжие волосы были заплетены во множество косичек, в которых то и дело проглядывали ленты, монетки, кольца и даже маленькие колокольчики. Но самой примечательной деталью ее внешности оказалось нечто другое: Джа-Джинни сразу заметил, что гитару незнакомка держит неудобно, как-то странно ссутулившись, и лишь потом понял – она горбата.

За разговором крылан совершенно позабыл о девушке, лишь краем уха прислушиваясь к мелодиям, разносившимся по залу, но теперь встретил ее взгляд и почему-то растерялся. Незнакомка смотрела так, словно они раньше виделись и теперь он должен во что бы то ни стало ее узнать. Крылан не любил такие взгляды – как, впрочем, и любые другие. А смотрели на него часто – с интересом, искоса, думая, что он не замечает; нередко смотрели боязливо, потому что о его похождениях пятилетней давности не слышал, кажется, только глухой. Он все это видел и тянулся к оружию, в который раз забывая, что не вооружен.

«Может быть, она встречала меня... раньше? Нет, ей не больше двадцати лет. Она тогда еще не родилась. Все-таки это странно...»

Музыкантша улыбнулась и слегка наклонила голову, окончательно смутив крылана, – а потом откинула со лба длинную челку и запела впервые за вечер.

У нее оказался приятный, чуть хрипловатый голос.

Ее пальцы ласково трогали струны, мягкая лиричная мелодия ненавязчиво вплеталась в шум таверны. Мотив не был знаком крылану, но слова показались ему странными. Барды пели разные песни, но это...

По загривку Джа-Джинни пробежал холодок. Крылан перевел взгляд на капитана и успел заметить, как тот прячет под стол правую руку – от пальцев к запястью бежали голубоватые искорки. Лицо Крейна оставалось отрешенно-задумчивым, но Джа-Джинни понял: магус весь превратился в слух.

Эсме и Умберто растерянно переглядывались – они чувствовали, что происходит что-то странное. Эрдан оставался бесстрастным, хотя он, как и Джа-Джинни, знал о Кристобале все и должен был заметить.

«Что еще ты нам споешь?»

И она спела.

– Как мило! – хмыкнул Крейн. – Дождался! Глупых сказок обо мне насочиняли предостаточно, а теперь вот песни поют. Эй! – Он привстал и махнул рукой, приглашая девушку с гитарой подойти. Она с наигранным удивлением подняла брови и беззвучно спросила: «Я?!»

Магус кивнул.

Вдобавок к горбу на спине, музыкантша еще и прихрамывала. На ее лице застыло учтивое выражение, но взгляд был настороженным.

– Я пришла, – сказала она негромко. – Вам не понравилась песня?

– Напротив! – Крейн улыбнулся, хотя в его взгляде веселья было маловато. – Мне она понравилась настолько, что даже захотелось узнать – кто ее сочинил?

Пальцы горбуньи дрогнули, и гитарные струны жалобно тренькнули.

– Я.

– Это интересно... – магус старался говорить спокойно. – Но скажи мне, о чем твоя песня? Она не похожа на баллады или веселые песенки, которые обычно поют в тавернах.

Мимолетная улыбка тронула узкие губы.

– Я не пою обычные песенки.

– Но что-то подсказало тебе... эти образы? Или, может быть, кто-то? – ровным голосом спросил Крейн.

Крылан отчетливо почувствовал, что капитан теряет последние крохи терпения. Горбунья с тяжелым вздохом произнесла:

– Да, вы тот самый... он предупреждал, что так будет...

«Тот самый?»

Лицо магуса сделалось озадаченным.

– Два дня назад я пела, как всегда, а потом вышла ненадолго на улицу, – начала рассказывать девушка. – И тут ко мне подошел... некто. Я не разглядела его лица – было очень темно, – да к тому же он кутался в плащ с капюшоном. Этот человек сказал, что хорошо заплатит мне, если я напишу песню о том, что ему нужно, и буду петь ее каждый день. Это должна быть песня об одиночестве, сказал он. И о пламени, обязательно...

– И о предательстве, – тихонько проговорил Крейн.

– Да, – кивнула музыкантша. – Он несколько раз повторил: предательство! Страшное предательство! Он... просил не удивляться, если кто-то попросит спеть еще раз или начнет выведывать, зачем я сочинила эту песню. Я спросила, надо ли скрывать его просьбу... он ответил – нет. Больше я ничего не знаю.

Магус покачал головой.

– Все это слишком странно...

– Она не врет, капитан! – впервые подала голос Эсме и тотчас смутилась. – Я... я бы почувствовала...

– Барды редко врут, но зачастую приукрашивают истину. – Горбунья снова улыбнулась, на сей раз чуточку теплее. – Сейчас я и впрямь говорю чистую правду. Этот незнакомец... видите ли, я запоминаю голоса всех людей, с кем когда-либо встречалась. Он ни разу не появлялся здесь. Впрочем, я работаю всего-то полгода... – Она обернулась к Джа-Джинни. – Поэтому мне не доводилось видеть вас раньше, ведь «Невеста ветра» – редкий гость в Лейстесе.

– Так ты знаешь, кто мы, – проронил крылан. Он ощущал себя совершенно сбитым с толку.

– Считаете меня дурочкой? Есть всего один капитан с разноцветными глазами. Я давно хотела сочинить балладу для Кристобаля Крейна, но не думала, что это получится таким странным образом. Да и песня вышла невеселой...

«А еще он мог тебя превратить в горстку пепла, и незнакомец об этом, похоже, знал», – подумал Джа-Джинни, и его кулаки сжались.

– Зато она, без сомнения, талантлива. – Крейн протянул музыкантше кошелек, и он тотчас исчез в складках ее одеяния. – Если вдруг вспомнишь что-нибудь еще...

– Конечно, я дам знать. – Она опустила взгляд и вдруг проговорила очень быстро, словно стремясь опередить собственные мысли: – Меня зовут Лейла!

Лейла.

Странное имя показалось крылану нежным и мелодичным, словно перезвон бубенчиков. Пока он несколько раз повторял его в мыслях, девушка исчезла, проявив неожиданную для хромой прыть.

Крейн сидел, опустив подбородок на сплетенные пальцы.

– Странно, – сказал Умберто. – Ты ей веришь?

– А как не верить? – ответил магус, криво улыбаясь. – Она спела об одной истории, все участники которой давно мертвы. Все, кроме меня. – Он вздохнул. – А раз так, то есть основания полагать, что вторая часть песни – предупреждение... или предсказание. Значит, черный человек? Хотелось бы знать, что ему нужно от меня...

Джа-Джинни пожал плечами.

– Ну, пока что он нам помог... вроде бы.

– Помог? – странным голосом спросила Эсме. – Я бы так не сказала.

Целительница сильно побледнела и, как показалось крылану, задрожала, словно в песне Лейлы было что-то предсказано и ей.

– Капитан, разве вы не понимаете? «Нектар измены горький»! Нет даже намека, кто и почему совершит предательство, – значит, подозревать можно всех!

«А ведь и в самом деле...»

Джа-Джинни обвел собравшихся взглядом, а потом посмотрел на капитана.

– В чем-то ты права, – сказал Крейн с явной неохотой. – Но давай поразмыслим. Страшное предательство может совершить тот, кому доверяешь больше, чем другим. Тот, кто много знает. Круг таких людей в моем случае весьма узок – если не быть многословным, все они собрались за этим столом. Включая тебя, конечно.

Целительница зарделась.

– Как видишь, пальцев одной руки вполне хватает. Справлюсь как-нибудь наблюдать за вашей дружной компанией... – Он снова помрачнел. – Как там она пела? Жребий предрешен...

– И мольбы бесполезны, – прошептала Эсме.

– Да-да. – Магус с каждой секундой все больше удалялся от своих собеседников, словно его уносило течением, – и унесло бы совсем, не появись в таверне новый посетитель.

Дверь приоткрылась; в зал вошел высокий седой мужчина в простой одежде. Завидев Крейна, незнакомец тотчас заулыбался и поспешил к нему.

– Добрый вечер, капитан! Господин Скодри послал меня, чтобы передать поздравления с удачным завершением похода...

– Я этому рад, – торопливо перебил магус. Из сидевших за столом только Эсме не поняла, в чем причина его неучтивости, а Крейн так поступил именно из-за нее, поскольку целительница до сих пор не знала о причинах визита «Невесты ветра» в Тейравен. Джа-Джинни покачал головой: он не сомневался, что скрытность Крейна в итоге приведет к болезненной ссоре, потому что рано или поздно Эсме осознает, что находится на корабле бандитов... и сама в некотором роде пребывает вне закона.

– Как он поживает? – спросил магус, чтобы как-то сгладить неловкость.

– Э-э... – слуга замялся. – Вы можете спросить его самого. Господин Скодри приглашает вас на ужин и передает, что вы можете взять с собой кого-то из команды... – Он перевел взгляд на Эсме. – Господин Скодри также надеется... весьма надеется, что новая целительница «Невесты ветра» будет вас сопровождать.

Эсме ошеломленно подняла брови; Джа-Джинни усмехнулся. Он мог представить себе, что чувствует девушка, которую пригласили на ужин к совершенно незнакомому человеку, да к тому же таким странным способом. Знай она, кто такой этот «господин Скодри», – удивилась бы куда сильнее. А пригласить ее напрямую не мог никто, поскольку Крейн мог расценить это как попытку переманить целительницу на другой фрегат.

– Эрдан?

Корабельный мастер покачал головой и пробормотал что-то вроде «я слишком стар для поздних ужинов». Умберто тоже отказался, сославшись на какие-то важные дела, и тогда Крейн перевел взгляд на Джа-Джинни.

– У тебя тоже дела?

Крылан скривился.

– Ты же знаешь, я не люблю быть украшением стола...

– Передай Скодри, мы обязательно будем. – Магус повернулся к слуге, который терпеливо ждал ответа. – Я, Эсме и Джа-Джинни. Рад буду увидеть госпожу Агнес и Люса...

Старик, пряча взгляд, пробормотал что-то учтиво-бессмысленное и скрылся. Умберто посмотрел на капитана и, получив молчаливое согласие, откланялся.

– Может, кто-то объяснит мне, что произошло? – поинтересовалась Эсме с еле заметным раздражением. – Кто такой этот Скодри?

– Очень милый человек, – ответил ей Эрдан совершенно серьезно, а Джа-Джинни хмыкнул: ему бы не пришла в голову мысль назвать того, кто двадцать лет назад наводил страх на весь океан, очень милым человеком.

Хотя Эрдан был прав – в определенном смысле...

Утро после грозы было свежим и чистым.

Джайна выпустила на волю исстрадавшегося волкодава, открыла в доме все окна, чтобы прогнать ночные страхи, а потом прошлась по двору, собирая сломанные ветки и листья, занесенные ветром. Робин и Кэсса помогали ей. Мальчику с трудом удавалось молчать – ребенок всегда остается ребенком, и клан не имеет значения.

– Его прислали за нами? – наконец спросил Робин. В спокойном голосе не было ни малейшей нотки страха. Кэсса бесстрастно наблюдала. – Он нас выслеживал и нашел, да?

– Не думаю, – ответила Джайна не очень уверенно. – Он просто... пролетал мимо.

– Мимо, как же! – мальчик рассмеялся совсем по-взрослому. – Ты видела, какой он черный? Чернее, чем полночь в безлунную ночь. Я даже не думал, что... в человеке может быть столько ненависти.

Джайна безотчетно отметила, что Робин запнулся на слове «человек». Ей нечего было возразить: ночью, затащив незнакомца в дом, она первым делом сняла с него перевязь с метательными ножами, но теперь понимала – без толку. Таким людям, как он, не нужно оружие, чтобы нести смерть. Он сам был ею – когтистой темнокрылой смертью с безжалостным взглядом.

– У него в глазах угольки, – прошептала Кэсса чуть слышно. – А еще у него серебряная игла вот здесь! – Она приложила ладошку к груди, напротив сердца. – Он страшный. Он плохой. Но мы не сможем отсюда уйти...

– Нам некуда уходить, – кивнула Джайна и услышала странный звук – как будто кто-то скреб когтями по дереву. Она оглянулась и увидела ночного гостя.

Крылан остановился на пороге дома; его крылья волочились по полу, исцарапанное лицо казалось маской. Бирюзовые глаза внимательно оглядели двор, Джайну и детей, а потом остановились на дереве, которое ночью раскололо молнией на три части. Джайне было немного жаль дерева – оно давало приятную тень летом и мелодично шелестело листвой.

«Вырастут другие деревья...»

– Как ты меня спасла? – Его голос был низким и хриплым. – Как ты сумела?..

Джайна пожала плечами, потерла запястья. Работа была и впрямь непростая, особенно если вспомнить про молнии. Но что она могла ответить?

– Залезла и сняла тебя оттуда. Ты легкий.

Это было равносильно признанию вины, поскольку двое взрослых мужчин едва ли смогли бы сделать то, с чем она справилась в одиночку.

– Магусы. – Крылан моргнул по-птичьи, перевел взгляд на Робина и Кэссу. – В этих краях? Вы изгнанники, скрываетесь от Империи.

Он немного помолчал, потом добавил:

– Как и я.

Когда отзвонили вечерние колокола в портовой часовне, они уже приближались к жилищу Скодри. Старый пират обитал в отдалении от шумных улиц – в небольшом особняке, оплетенном виноградной лозой по самую крышу, посреди цветника, где бурно разрослись розовые кусты.

– Красивое место, – сказала Эсме с легкой улыбкой. Джа-Джинни хмыкнул, Крейн промолчал. От самой гостиницы, где пришлось остановиться на время ремонта «Невесты ветра», они шли в молчании, которое тяготило целительницу, но нарушить его она решилась только сейчас. – Я бы хотела жить в таком доме.

– Я давно говорил капитану, что не мешало бы купить в Лейстесе какое-нибудь жилище, – сказал крылан. – Но ему, верно, нравится останавливаться в гостинице и кормить тамошних клопов.

Магус одарил его косым взглядом – и опять промолчал. Впрочем, Джа-Джинни не нуждался в ответе, он и сам знал: даже если Кристобаль поддастся когда-нибудь на его уговоры, он не станет в этом доме жить, как и во многих других, купленных по случаю и пустующих. Он не признавал другого дома, кроме «Невесты ветра».

– Может, все-таки расскажете мне, кто такой этот Скодри? – осторожно спросила целительница. – И отчего ему понадобилась я? Как-то не хочется выглядеть полной дурой...

Выдержав паузу, Джа-Джинни убедился: Крейн по-прежнему не желает разговаривать. И тогда он принялся объяснять сам:

– Ты слыхала о лирийском мятеже?

Она покачала головой.

– Это случилось... э-э... точно не помню, кажется, лет через двадцать после вступления на престол Капитана-Императора Аматейна. Кланы Орла, Скопы и Ястреба не поделили между собой Лирию – большой процветающий остров. Сейчас уже точно не скажешь, кто первый начал – кланы несколько лет валили вину друг на друга, – но когда жители Лирии, измученные тем, что с них снимают дань в трехкратном размере, да еще и Император постоянно требует подарков, подняли восстание, его подавляли сразу три клана, которым помогали имперские войска. Не вдаваясь в подробности, скажу: от богатого острова осталось пепелище. Я не преувеличиваю – города сровняли с землей, виноградники вырубили...

– Заступница! – ошеломленно пробормотала Эсме. – Я теперь припоминаю, Велин об этом рассказывал. Но почему с ними обошлись так жестоко?!

– Капитан-Император решил преподать урок, – встрял Крейн. – Как говорится, чтобы другим неповадно было.

– Да-да, – кивнул Джа-Джинни. – Магусы не щадили ни женщин, ни детей. В ход шло любое оружие, и в живых осталась всего-то тысяча лирийцев. Среди них оказался и некий Скодри – рыбак, не принимавший участия в восстании, но потерявший в итоге всю семью – если не ошибаюсь, десять человек. В тех краях у рыбаков всегда были большие семьи...

– Он решил мстить?

– Совершенно верно. Собрал таких же несчастных, сколотил команду. Как они первый фрегат захватили, я расскажу тебе в другой раз, но факт есть факт – уже через год после лирийской бойни Скодри вовсю пиратствовал в морях, и горе было тем магусам, которые попадались ему в руки...

Эсме побледнела, и Джа-Джинни счел это удачным поводом закончить рассказ. Ему вдруг сделалось не по себе, словно чей-то недобрый взгляд задержался на них: рука крылана поднялась к груди, но схватила пустоту.

– Не в руки, а в зубы, – поправил Крейн. – Это известная история. Когда Скодри захватил в плен одного из воинов клана Скопы, тот вызвал его на поединок и заявил – дескать, будет драться без оружия, потому что его оружие всегда при нем. Видела когда-нибудь Скопу? У них когти, словно лезвия кинжалов. Скодри принял вызов смеясь – все тогда решили, что он окончательно помешался. Дуэль закончилась тем, что Скодри... э-э... загрыз несчастного. С тех пор его стали называть...

– Зубастым Скодри, – сказала целительница. – Проклятье! Отчего вы меня сразу не предупредили?

– Ты бы отказалась? – иронично поинтересовался капитан. – Не каждый день тебя приглашает на ужин живая легенда. Ну ладно, не надо так переживать. Он уже лет двадцать как отошел от дел, никого не кусает – обзавелся семьей и тихо-мирно живет в Лейстесе... который, кстати, никогда не был бы построен, если бы не Зубастый.

– Хотя он по-прежнему ненавидит магусов, – проговорил Джа-Джинни. – Всех, а не только виновных в гибели Лирии.

– Но как же... – Эсме растерянно подняла брови. – Ведь он...

– Он не знает, кто я такой. – Крейн улыбнулся краем рта. – Собственно, об этом никто не знает, кроме Джа-Джинни, Умберто, Эрдана и тебя. Хотя, без сомнения, многие догадываются.

Джа-Джинни кивнул, соглашаясь с Кристобалем. О капитане Крейне заговорили лет пятнадцать назад, хотя «Невеста ветра» вышла в море гораздо раньше. Ждать осталось недолго: пройдет еще лет пять, и жители Лейстеса – те, кто воочию видел знаменитого пирата и его фрегат под зелеными парусами, – обратят внимание, что он не стареет. Тогда они сделают единственно возможный вывод.

А пока что те из матросов «Невесты», кому случалось увидеть истинную силу капитана Крейна, благоразумно помалкивали...

– Сменить имя намного проще, чем лицо, – сказал крылан. – Думаю, у тебя точно есть в запасе год-другой, а потом надо будет что-то придумать.

– За год многое может измениться, – загадочно произнес Крейн. – Что-то мы заболтались, а Скодри ждет. Идем!

Они прошли по узкой дорожке, посыпанной мелкой галькой; с обеих сторон вздымались огромные – выше человеческого роста – кусты роз. «Жаль, не цветут», – подумал Джа-Джинни. Пару лет назад он попал сюда в разгар лета, когда цветов было больше, чем листьев, и от их аромата можно было опьянеть.

Возле дома, под навесом из лозы, был накрыт большой стол, вокруг которого суетились слуги – ими командовала маленькая худощавая женщина лет сорока. Ее необычайно густые и длинные волосы были собраны в хвост, простое платье облегало стройную фигуру, а длинные пальцы, как было известно Джа-Джинни, справлялись не только с иголкой, но и с острым тонким стилетом, который Агнес порою использовала вместо шпильки для волос. Крылан легонько тронул Эсме за локоть и прошептал, взглядом указывая на женщину: «Это жена Скодри».

– О-о, вот и гости! – воскликнула Агнес, когда они вышли из-за поворота дороги. – Как раз вовремя! Милый!

Джа-Джинни обратил внимание, как Эсме передернуло при слове «милый», и слегка испугался. Не хватало только, чтобы целительница лишилась чувств от страха. Пожалуй, все-таки не стоило рассказывать о прошлом хозяина этого дома... хотя не было ни слова неправды, даже наоборот – о самых страшных вещах он умолчал.

Скодри, хромая, появился из-за угла дома. Он был не выше Крейна, но зато намного шире в плечах и рядом с миниатюрной супругой казался настоящим великаном. В свои шестьдесят лет пират сохранил почти все зубы, и в его густой шевелюре черных волос было намного больше, чем седых. Спину он держал по-прежнему прямо, а голову – гордо.

– Ах, пройдоха! – Скодри по-медвежьи облапил Крейна – у другого от таких объятий затрещали бы ребра, но магус не дрогнул. – Сколько лет сколько зим! Я уж думал, ты больше к нам не вернешься...

– Экий ты... нетерпеливый, – хмыкнул Кристобаль. – Всего-навсего одна зима, два лета.

– В море время течет быстрее, – заметила Агнес. – Джа-Джинни, мы рады тебя видеть в добром здравии. Кристобаль... – она укоризненно взглянула на Крейна. – Представь нас!

Крейн закивал, и последовал слегка церемонный ритуал знакомства, за которым крылан наблюдал очень внимательно. Но Эсме превзошла его ожидания: она учтиво улыбалась и даже бестрепетно протянула руку, которую Скодри поцеловал.

– Мы единственные гости? – поинтересовался Крейн, оглядев стол. – Ты больше никого из капитанов не пригласил?

– А кого? – искренне удивился Скодри. – Ребята со сторожевых кораблей бывают у меня почти каждый день, а таких редких гостей, как ты, в Лейстесе давно не было.

– Как же? – удивился Крейн. – А Звездочет? Ведь «Утренняя звезда» стоит в доке?

– Звездочет... – Скодри на мгновение помрачнел. – Он не из тех, с кем я хотел бы ужинать... да к тому же его на фрегате нет.

От удивления Джа-Джинни чуть было не выругался. Звездочета нет на фрегате? Но где же он тогда?! Его невысказанный вопрос осторожно задал Крейн, на что Скодри отмахнулся: дескать, не знаю и знать не хочу. «Но его там точно нет, – сказал он напоследок. – Сатто, его помощник, был у меня и сказал, что временно командует „Звездой“. Вот ты и разберись, если так интересуешься...» Крейн красноречиво взглянул на Джа-Джинни, и они молчаливо решили отложить эту странную новость до окончания ужина.

Потом появились дочери Агнес и Скодри – Джа-Джинни с трудом припомнил, что одной, должно быть, уже исполнилось восемнадцать, а другая на два года младше. Девушки смеялись, щебетали, и именно из-за них Эсме перестала смотреть на хозяев дома с опаской.

Одного человека не хватало.

– А где Люс? – спросил Джа-Джинни у Агнес, когда они садились за стол. Младший, долгожданный сын Скодри ему нравился – это был на редкость смышленый и любознательный мальчишка.

Женщина потупилась, и ее улыбка на мгновение погасла.

– Он... скоро будет. Потом.

«Потом?» Джа-Джинни с трудом мог представить себе, что могло помешать Люсу выбежать первым навстречу капитану Крейну, которого он просто обожал, но настаивать было бы неприлично.

Застолье Скодри устроил отменное: блюда сменяли друг друга и были столь вкусны, что очень скоро Крейн шутливо заметил – дескать, за этим столом и кракен бы наелся до отвала. Скодри тотчас парировал: «Уж скорее он попал бы на этот стол в качестве главного блюда!»

– Кстати, – сказал Крейн. – Эсме очень интересовалась историей Лейстеса, но я решил, что лучше всего ей будет послушать самого отца-основателя. Ты не мог бы?..

– Конечно! – радостно зарычал Скодри, не заметив, что целительница совсем смутилась. – Вот скажите, Эсме, чем человек отличается от зверя?

Девушка растерянно пожала плечами.

– Не знаете? – старый пират лукаво улыбнулся. – Я тоже понял это не сразу, но постепенно убедился в собственной правоте. Зверь, будь он птицей или рыбой, питается тем, что поймает, и спит там, где безопасно. Птицы, правда, вьют гнезда, но не все и чаще всего лишь на время, пока высиживают яйца и выкармливают птенцов. А человеку нужен дом, Эсме. Дом. Это такое место, куда ты всегда сможешь вернуться, как бы далеко тебя ни забросила судьба. Или... – По лицу Скодри словно пробежала туча, и он ненадолго умолк. – По крайней мере, о возвращении домой можно мечтать. Даже если за твою голову назначена награда.

В два глотка он осушил полный кубок обжигающей сарьи, и на краткий миг в его глазах полыхнул тот самый огонь, который в течение тридцати лет заставлял имперских служак трепетать при одной лишь мысли о Зубастом Скодри.

– Этот город, – сказал он очень серьезно и сурово, – основан вовсе не только для пиратов, иначе кругом были бы сплошь старики да инвалиды. Лейстес открыт для всех, кто потерял свой дом. Знаешь, Эсме, граница между моряком и пиратом не всегда так уж очевидна. Порою случается, что пиратский фрегат берет на абордаж торговый – а тот оказывается лучше вооружен. И каков результат? Торговец очищает трюмы пирата и преспокойно продает его товар в ближайшем порту. Команда, естественно, отправляется считать острова, а сам фрегат в лучшем случае успевает удрать и перерождается где-нибудь в океане. Но я отвлекся... – он усмехнулся. – Если моряк завербовался на судно, может случиться так, что он вернется домой не скоро – и, оказавшись на берегу, увидит, что дома-то и нет.

– Сгорел, к примеру, – произнесла Эсме со странным выражением.

– Допустим. Что это значит? Это значит, что теперь наш матрос навеки привязан к морю. Но, что ни говори, человек не рыба и не может всю жизнь провести в брюхе фрегата, поэтому рано или поздно он начинает думать о том, что не мешало бы осесть где-нибудь в порту, прикупить землицы и заняться выращиванием... ну, например...

– Персиков, – подсказала целительница.

– А почему бы и нет? И вот тут-то наступает самое интересное. Распрощался наш моряк с друзьями, получил жалованье, сошел на берег. Присмотрел себе домик, а заодно и жену – и тут к нему приходит местный староста да ненавязчиво так намекает: дескать, все хорошо, ты парень при деньгах, да вот только нам бывшие пираты в соседях не нужны. Ты не пират? А докажи. Вот только возмущаться не надо, мы люди мирные, спокойные – без лишнего шума по шее дадим и считать острова отправим. Приходится ему вновь наниматься на фрегат – а там уж и старость не за горами... понимаешь, к чему я клоню?

Эсме кивнула.

Собственно, Джа-Джинни отлично знал историю основания Лейстеса, которому было всего-то чуть больше двадцати лет. Началом стал договор между Скодри и Лайрой Арлини, самопровозглашенным королем Окраины. Лайра в то время был молод и горяч, но он понимал, что Окраина никогда не сумеет собрать флот, который позволит не бояться Империи. И он пошел на хитрость – заключил договор с Зубастым Скодри. Окраина передала пиратскому королю один из самых плодородных островов в обмен на обещание держать в постоянной боевой готовности три фрегата, которые в любой момент смогут прийти по зову Лайры Арлини и встать на защиту его хрупкого королевства. Скодри в те годы уже устал от пиратства и исподволь мечтал о домике посреди сада – поэтому на предложение Арлини согласился легко, поторговавшись лишь для вида. Там, где они заключили договор, теперь была главная лейстесская площадь, которую еще называли площадью Согласия. Это было место общего сбора, а также суда, поскольку в Лейстесе существовали и стражи порядка – отряды, следившие за тем, чтобы никто не нарушал мир и покой... а для тех, кто все-таки не мог удержаться, на той же площади Согласия была выстроена тюрьма.

Горожане гордились тем, что она почти всегда пустовала.

Скодри поначалу вовсе не собирался брать на себя управление городом; он рассчитывал создать что-то вроде совета капитанов, который бы и принимал решения. Но капитаны приходили и уходили, а он всегда был в Лейстесе, и как-то само собой получилось, что Зубастый стал править городом и вершить суд.

Джа-Джинни порою с грустью думал о том, что как бы хорошо ни выглядел Скодри, он рано или поздно достигнет своего предела, да и сам Лайра, хоть и намного моложе, тоже не вечен. Что же произойдет с Лейстесом, когда оба его хранителя уйдут вслед за Великим штормом?..

– ...Вот так-то, – закончил свою историю Скодри. – Так и живем.

– Здесь очень красиво, – сказала Эсме совершенно искренне, позабыв на миг о страхе и смущении. – Это необычайное... необычайно прекрасное место!

Зубастый улыбнулся.

За разговором время текло незаметно. Когда начало темнеть, старый слуга и двое помощников развесили на деревьях маленькие фонарики, чей теплый оранжевый свет придавал вечернему саду неизъяснимое очарование. Поддавшись этой странной магии, хозяева и гости постепенно умолкли, и каждый задумался о чем-то своем. Мысли Джа-Джинни были невеселыми: он вдруг ощутил себя лишним среди этой идиллии – и все потому, что некстати вспомнил о прошлом. «Ведь мы играем, притворяемся. Отдыхаем, уставшие от битв и рек крови. Да, Кристобаль? Да, Скодри? Но это несправедливо по отношению к Эсме и девочкам – они-то думают, что мы настоящие...» Крылан погрузился в размышления и не сразу почувствовал на себе пристальный взгляд Агнес: жена Зубастого Скодри, должно быть, за двадцать лет супружества отточила интуицию так, что та превратилась в дар чтения мыслей. Она смотрела на Джа-Джинни и еле заметно качала головой. Крылан виновато улыбнулся. Он успел позабыть, насколько хрупким бывает волшебство подобных вечеров – его способны разрушить даже неправильные мысли. А что уж говорить о неосторожных словах...

Вдруг раздался звонкий голос Марты, младшей дочери Скодри и Агнес:

– Капитан Крейн! Ой! – Она рассерженно взглянула на сестру, от которой только что получила локтем в бок. Лора, старшая, выглядела очень смущенной и злой; она хотела бы заставить Марту замолчать, но было поздно. – Мы с Лорой поспорили... она говорит, вы совсем не изменились с последнего визита... ни капельки не изменились. Капитан, сколько вам лет? Лора говорит, тридцать, но тогда... – она хихикнула, – получается, что вы в десять лет уже командовали фрегатом.

Джа-Джинни оторопел. Уж не подслушал ли кто-нибудь их разговор, спрятавшись за розовыми кустами? Вполне возможно. Как он мог быть столь невнимателен...

– Я всегда знал, что дети унаследовали твою хитрость, Скодри, – сказал Крейн с добродушной усмешкой. – Это интересный ход, Марта. Поскольку точно год своего рождения я не знаю, отвечу так: в женихи ни тебе, ни Лоре я не гожусь. Слишком я для вас обеих старый!

Марта рассмеялась, а старшая сестра, не сдержавшись, отвесила ей подзатыльник. Агнес нахмурила брови, и девочки с трудом угомонились.

– Они чрезмерно болтливы, – сказала Агнес, извиняясь. – Люс обычно их сдерживает...

– Да-да, а где же он сегодня? – с легкой тревогой спросил Крейн. – Неужто я в прошлый раз его обидел? Или что-то случилось?

Жена Скодри опустила голову, и по ее щеке скатилась слеза.

– Случилось... – шумно вздохнул старый пират. Только теперь Джа-Джинни понял, что с самого начала не давало ему покоя: слишком веселыми казались эти двое, слишком беззаботными. Так не бывает. – Собственно, я поэтому хотел, чтобы целительница пришла с тобой. Мы...

Фразу он договорил в один голос с женой:

– ...хотим попросить о помощи.

Джа-Джинни перевел взгляд на Эсме – она тотчас выпрямилась, подобралась, словно перед прыжком в ледяную воду.

– Я готова помочь. Что произошло?

...В самом начале минувшей весны Люс упал с дерева. В этом не было ничего необычного – мальчишкам его возраста свойственно лазать где ни попадя и, конечно, падать. Даже то, что он сломал руку, не так уж сильно испугало Агнес: в годы своей юности она видела немало по-настоящему страшных ранений. Приглашенный лекарь – постоянного целителя в Лейстесе не было, служители Эльги появлялись и уходили с попутными фрегатами – соорудил лубки из тонких дощечек и выразил надежду, что через пару месяцев от перелома останутся только воспоминания. «Молодые кости срастаются быстро», – сказал он и исчез в неизвестном направлении.

К концу весны стало понятно: кость срослась, но как-то странно – Люс с трудом мог разогнуть руку. Скодри забеспокоился, стал приглашать целителей, но они лишь головами качали. Слишком поздно, надо было сразу, мы ничего не можем сделать...

Время шло, рука мальчишки все больше теряла подвижность, пока не перестала шевелиться вовсе. Но всю глубину несчастья они осознали, лишь когда заметили, что больная правая рука стала тоньше левой...

– Мне нужно его осмотреть, – сказала Эсме и поднялась из-за стола. От ее смущения и робости не осталось и следа. – Где он?

– Наверху. – Скодри тоже встал. – Пойдемте.

Когда они вошли в небольшую комнату на втором этаже, Люс сидел за столом, неудобно изогнувшись, и левой рукой старательно выводил что-то на листе бумаги, от сосредоточенности прикусив кончик языка. Он так увлекся, что не сразу заметил посетителей.

Мальчишка был похож на мать – такой же худощавый, маленький, с тонкими чертами лица. Он заметно подрос со дня их последней встречи. Джа-Джинни вдруг подумал, что ребенок вряд ли знает правду о бурной молодости Скодри: видно было по глазам, что Люс души не чает в своем отце, как и в матери. Их вполне можно было бы назвать счастливой семьей, если бы не увечье, отравлявшее жизнь не только мальчику, но и его родителям.

Люс поначалу оробел от неожиданности, но быстро пришел в себя – встал из-за стола, поклонился. Его правая рука была согнута в локте и прижата к груди; пальцы чуть заметно шевельнулись, но не более того. Когда, поклонившись, Люс выпрямился, рукав соскользнул, и крылан увидел: мышцы от локтя до запястья усохли, кожа потемнела.

«Его лицо – сама доброта. Никогда бы не подумал, что Зубастый Скодри родит воплощенную невинность...» – подумал крылан, и ему тотчас сделалось совестно за сарказм.

– Люс, мы привели гостей! – От волнения голос Агнес сделался хриплым. – Мы решили, ты обрадуешься...

– Капитан Крейн! – восхищенно проговорил мальчик. – И Джа-Джинни! Я... я так рад! Я так давно вас не видел, капитан!

– Прости, я был слишком занят, – Кристобаль виновато развел руками. – Но у меня есть в запасе кое-какие новые истории.

– С удовольствием их послушаю! – Улыбка Люса померкла. – Только вот записать не смогу. Я никак не могу научиться держать перо в левой руке.

Краем глаза Джа-Джинни заметил, как Агнес отворачивается и украдкой вытирает слезу. Скодри тронул локоть жены, и на его лице отразились такие тоска и беспомощность, что Джа-Джинни почувствовал озноб. Даже будь пират сейчас моложе на двадцать лет, в зените славы, – он не сумел бы помочь собственному сыну, хотя не остановился бы ни перед чем. Просто есть в мире вещи, которые не купишь за золото и не заставишь отдать под угрозой страшной смерти.

Но существуют целители, которых можно попросить о невозможном...

– Позволь мне осмотреть тебя? – Эсме, до этого скромно прятавшаяся за широкой спиной капитана, скользнула к мальчику. Люс удивленно заморгал, только теперь заметив девушку. – Я целительница.

На мгновение лицо Люса стало больше похожим на отцовское.

– Пожалуйста, – с горькой иронией сказал он, протягивая Эсме руку. – Мне не привыкать к осмотрам... – тут он отвернулся, чтобы скрыть предательский блеск в глазах.

Эсме усадила пациента на кровать, сама опустилась рядом. Ненадолго в комнате стало очень тихо: целительница, закрыв глаза, ощупывала руку Люса; мальчик сидел тише мыши, а остальные наблюдали затаив дыхание.

Наконец Эсме закончила. Выражение ее лица показалось крылану странным: она словно разговаривала с кем-то в мыслях, пыталась кого-то убедить...

– Я... – начала она и смущенно замолчала, взглянув на Люса, а потом на Скодри и Агнес. Старый пират не успел ответить на невысказанный вопрос Эсме – сын опередил его:

– Прошу вас, не скрывайте ничего! Я не маленький уже и хочу все знать! Пожалуйста...

Скодри еле заметно кивнул.

– Хорошо. – Эсме опустила взгляд. – Сломанная кость неправильно срослась. С каждым днем мышцы руки отмирают, и если оставить все как есть, ты вскоре не сможешь шевелить и пальцами.

При этих словах Люс сильно побледнел, но ничего не сказал.

– Собственно говоря, есть один-единственный способ... я не знаю даже, как начать... – Эсме шумно вздохнула, собираясь с духом. – Можно заново сломать руку в том же месте, и тогда я сумею ее срастить правильно. – Завидев проблеск надежды на лице мальчишки, она торопливо добавила: – Но есть одна сложность. Перелом слишком близко к локтевому суставу, и если его повредить, то... в общем, может оказаться, что ты будешь страдать напрасно... или все станет еще хуже, чем сейчас.

Люс мгновенно сник.

– Значит, все зря... – скорбно прошептала Агнес. – А я так надеялась...

– Погодите! – перебила Эсме, хмуря брови. – Я еще не закончила. Все дело в том, что нужно ломать точно в том месте, где я покажу... а для такой точности нужны сильные руки... сильные пальцы... – Она снова умолкла на мгновение. – Пальцы магуса.

Ухмылка Скодри напомнила Джа-Джинни о том, кто перед ним стоит.

– Значит, надежды нет, – сказала Агнес. Ее супруг молчал. – Единственный магус на острове – Ворон-алхимик. Я попросила бы его, но этот старик ни с кем не разговаривает... он то ли дал обет, то ли просто сошел с ума. Никто не знает даже его имени...

Джа-Джинни оторопел. Он слышал о Вороне, который отказался от собственного имени и покинул клан: это был очень старый магус, знавший еще покойного Капитана-Императора, отца Аматейна. Никто понятия не имел, отчего влиятельный алхимик вдруг оставил богатый дом, семью, друзей и пустился в странствия, не взяв с собой ни единой книги. «В чем был, в том и ушел!» – рассказывали потом немногие очевидцы этого странного поступка. И с тех пор, вот уже больше сорока лет, он перебирался с острова на остров, нигде не задерживаясь надолго...

«Безымянный алхимик здесь?!»

Крылан задрожал. Он узнал о Вороне четыре года назад, когда совсем отчаялся обнаружить хотя бы одну ниточку, ведущую к цели его поисков. «Ищи Безымянного! – сказали ему. – Если кто и может помочь тебе, то только он!» Но в самом ли деле это тот самый магус? Существовала одна примета, и Джа-Джинни торопливо спросил, хотя и понимал, насколько неподходящий момент выбрал:

– Агнес, а у него... у него случайно нет шрама на лице?

– Есть, – ответила женщина. Она была так поглощена словами Эсме, что даже не удивилась. – Большой ожог на правой щеке... напоминает щупальца кракена.

«Я нашел его!» Джа-Джинни отвернулся, чтобы никто не заметил на его лице внезапную радость. «Нашел!» Крылану хотелось танцевать. Он вовсе не был уверен, что Безымянный окажется полезен, но надежда, столь неожиданно обретшая второе дыхание, теперь билась и рвалась на волю, словно обезумевшая лошадь в стойле...

– Но он слишком высокомерен, чтобы согласиться. А пока судьба занесет в Лейстес другого небожителя, времени пройдет немало... – прошептала убитая горем женщина.

– Гораздо меньше, чем вы думаете. – Крейн обращался к Скодри, но смотрел на целительницу – пристально, не мигая. – Я готов помочь, если вы не против.

«Проклятье...»

Джа-Джинни прикусил язык, едва не выругавшись вслух: теперь ему стало понятно, отчего целительница так странно себя вела. Она все сделала правильно, дала капитану возможность самому выбирать... и он выбрал.

– Делайте, что надо, – тихо проговорил Зубастый с каменным выражением лица.

Его жена ничего не сказала, но ее взгляд, устремленный на Кристобаля Крейна, был весьма красноречив. Джа-Джинни посмотрел на капитана – тот снял куртку и подворачивал рукава рубашки. Эсме сидела спокойно – прямая, сосредоточенная. «Что творится у целительницы в голове, когда она вот так смотрит?» Крылан подсел к Люсу; мальчик всячески старался сохранять спокойствие, но в его взгляде то и дело пробивалась паника. Он очень хотел показать себя настоящим мужчиной, но отчаянно боялся боли...

– Капитан рассказывал тебе, как ему пришлось однажды охотиться на самого себя? – Когтистый палец человека-птицы аккуратно прикоснулся к подбородку Люса и заставил мальчика повернуть голову. «Вот так. Нечего тебе на них смотреть».

– На самого себя? – удивленно повторил ребенок, и любопытство пересилило страх. – Это как же?

– А вот так... – Эсме что-то объясняла капитану – так тихо, что Джа-Джинни видел только ее шевелящиеся губы. Крейн кивал; выражение его лица выдавало напряженность и сосредоточенность. – Ты ведь знаешь, что в имперских портах у капитана Крейна другое лицо и другое имя? Как-то раз в порту Кейлис нас нанял один человек. Он сказал, что торгует шанисскими коврами и что его обманули компаньоны... дескать, мы нужны, чтобы помочь в розыске этих людей. Он хорошо заплатил, а взамен поставил очень интересное условие: в каждом порту он будет называть следующий город, и только так. Все прекрасно, возим мы его из порта в порт, а на пятой остановке...

– На шестой, – послышался голос Крейна. Собственно, эту историю должен был рассказывать он, потому что Джа-Джинни все время, пока на борту находился чужак, просидел в трюме, изнывая от скуки.

– Да, на шестой... этот человек заболел, и очень серьезно. – Джа-Джинни не стал уточнять, что причиной болезни была некая сушеная трава, которую пассажиру подсыпали с молчаливого согласия капитана. – Тут мы решили на всякий случай проверить его бумаги и обнаружили, что честный купец – на самом деле имперский агент, который выслеживает – кого? Правильно, Кристобаля Крейна и его фрегат. Самое интересное – агент, хоть и был весьма умен, искренне верил, что находится на фрегате обыкновенных контрабандистов, хоть и жуликов, но мелких. Ему нужна была рыбка покрупнее. И тут капитан...

Щелк!

Краем глаза Джа-Джинни успел разглядеть, что Крейн едва прикоснулся к руке мальчишки: она сломалась легко, словно сухая ветка. Тело Люса выгнулось дугой, по подбородку побежала струйка крови – он прокусил губу, – но в этот миг за дело принялась Эсме.

Из-под ладоней целительницы вырвалось такое яркое сияние, что крылан на мгновение зажмурился. Когда он открыл глаза, то первым делом увидел, как Люс смотрит на Эсме и недоверие в его взгляде сменяется надеждой.

– Мне не больно... – прошептал мальчик. – Совсем не больно...

Отблески золотистого света ложились на неподвижное лицо Эсме, придавая целительнице совершенно неземной вид.

– Смотрите! – вдруг восхитился Люс. – Она же... она похожа на статую Заступницы в портовой часовне! Правда?

Скодри, а потом и Агнес приблизились к кровати сына.

– Ты прав... – слегка растерянно проговорила Агнес. – Они так похожи, словно эту статую с нее ваяли. Капитан, вы ведь были в нашей часовне?

– Очень давно, – лаконично отозвался Крейн.

«Врешь ты все, – подумал крылан с беззлобной усмешкой. – Не был ни разу, и я даже знаю почему». А вот сам Джа-Джинни был – но в тот год еще никакой статуи Эльги там не оказалось. Вероятно, ее установили потом: не иначе кто-то из богатых пиратов исподволь замаливал грехи.

– Обязательно отведите туда Эсме! – попросила Агнес. – Это просто чудо... сходство необыкновенное...

Исцеление между тем продолжалось: рука Люса менялась на глазах – болезненный желтый цвет кожи сменился здоровым загаром, в отмершие мышцы возвращалась жизнь. Мальчик, сосредоточенно нахмурившись, уставился на свои пальцы, словно хотел взглядом заставить их шевельнуться.

– Все! – выдохнула Эсме и упала без сил.

Крейн еле успел ее подхватить.

– Ну же, Люс! – Агнес стиснула локоть мужа, но не двинулась с места, как будто неосторожное движение могло спугнуть птицу удачи, ненароком залетевшую в их окно. – Люс...

Он вытянул руку, согнул пальцы. Сжал кулак.

И заплакал.

...Эсме пришла в себя и оглядела собравшихся в комнате людей. Поначалу ее взгляд не понравился крылану – уж слишком он был сонный, смурной, – но постепенно силы к ней возвращались.

– Ты в порядке? – спросил магус, сидевший на корточках возле кровати. Девушка кивнула. Джа-Джинни ясно видел по ее лицу: Эсме считает себя виноватой в том, что капитану пришлось выдать свою тайну, но слишком устала для угрызений совести. Кристобаль, сохранявший невозмутимый вид, помог ей встать.

Люс, которого обнимали родители, восторженно глядел на своих спасителей, но постепенно он осознал, что тишину, повисшую в комнате, иначе как напряженной назвать нельзя. «Капитан...» – начал он и осекся.

Скодри и Крейн смотрели друг на друга, почти не мигая. Магус первым отвел взгляд; взял со спинки кровати свою куртку, небрежно перебросил ее через плечо.

– Я рискну попросить вас всех, чтобы произошедшее в этой комнате не покинуло ее пределов, – сказал он с легкой улыбкой. – Хотя, конечно, вы вольны мне слово не давать.

– Мы никому не скажем, – быстро проговорила Агнес. – Это останется тайной. Правда?..

Скодри прищурился.

– Из какого ты клана?

– О, Заступница! – Крейн скривился. – А раньше это для тебя не имело значения...

– КЛАН! – зарычал Скодри. – Назови свой клан!

Джа-Джинни отступил к окну и увлек за собой Эсме – целительница была слабой и безвольной, словно тряпичная кукла. «Второй этаж... взлететь не сумею, наверное... хоть попытаюсь...»

– У меня нет клана, – бесстрастно ответил Крейн. – Я сам по себе, устраивает тебя это или нет. А теперь разреши мне уйти или прикончи прямо сейчас!

Невыносимо долго они снова сверлили друг друга взглядами, а потом Скодри отступил, увлекая за собой жену и сына.

– Благодарю. – Магус склонил голову. – Что ж, спасибо за интересный вечер, но пора и честь знать.

Он прошел мимо хозяев дома, не забыв улыбнуться Люсу.

Джа-Джинни и Эсме последовали за своим капитаном.

Когда они вышли на улицу, Крейн вдруг замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Джа-Джинни замер, сжимая запястье Эсме: он увидел, как руки магуса от кончиков пальцев до локтей покрылись искрами – теперь их было намного больше, чем тогда, в таверне.

– Джа-Джинни... – хрипло проговорил Крейн. – Мне нужно... побыть одному.

– Не вопрос, капитан, – сказал крылан, с трудом заставив себя говорить спокойно. – Мы доберемся до гостиницы и сами.

– Отлично. Присмотри... за всем...

И он растворился в темноте, не дожидаясь ответа. «Присмотри за всем» – значит, капитан исчезает не на одну ночь. Что ж, такое уже случалось раньше. Джа-Джинни взглянул на Эсме – что она сделает? О чем спросит? Но девушка промолчала.

Крылан и целительница молча шли по темной безлюдной улице. Негромко цокали по мостовой когти Джа-Джинни, да постукивали деревянные подошвы сандалий Эсме; над спящим Лейстесом разносилось мелодичное пение цикад, а где-то впереди море ворчливо билось о каменный пирс.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джа-Джинни и тотчас понял, насколько глупо прозвучал вопрос. Прохладный ночной воздух помог Эсме немного взбодриться, но она по-прежнему выглядела уставшей.

– Спать хочется, – тихо ответила целительница. – Интересно, сколько дней ушло...

Крылан резко остановился.

– Ты о чем?

Эсме криво улыбнулась, вздохнула – она выглядела как человек, которой ненароком выдал свой секрет и теперь понимает, что придется объяснять слишком многое.

– Моя сила делится на две неравные части. Бо?льшую я использую, когда исцеляю больных, а меньшая необходима мне самой, чтобы жить. Понимаешь?

– Не очень... – честно признался крылан.

Она опять вздохнула.

– Целители для того и пьют снадобья, чтобы не черпать силу из собственного тела, поскольку она быстро закончится, и тогда... все еще не понял?

– Ты хочешь сказать... – Он ошеломленно уставился на хрупкую маленькую девушку. – Всякий раз, исцеляя кого-нибудь, ты уменьшаешь собственную жизнь?!

– Не всякий, – она покачала головой. – Но сегодня – да, потому что у меня не было ни одного зелья.

– Почему же ты не послала за ними? Я бы мог слетать.

– Не послала, – повторила она с безразличным видом. – Забыла...

– Ты могла бы отказаться... – Джа-Джинни осекся.

Эсме посмотрела на него с грустной улыбкой, которая была куда красноречивей слов о долге и предназначении. Впрочем, он и сам все понял.

– Клятва Эльги, да... – Крылан нахмурился. Не отказывать, не жалеть сил, не читать чужих мыслей. Ну, третий завет они все понемногу нарушают, в этом Эсме сама призналась, а вот первые два нарушить невозможно. Внезапно он кое-что вспомнил и похолодел. – Эсме, а как же... когда ты спасла Кузнечика, у тебя ведь тоже не было...

Крылан замолчал, ошеломленный открывшейся истиной, такой простой и страшной. Все в мире имеет свою цену, но стоит ли платить? Сколько лет своей жизни она отдала в обмен на жизнь юнги?

– Но как же ты с этим живешь? – растерянно спросил он. Целительница пожала плечами.

– Дар – часть меня, и я не могу его не использовать. Велин не уставал повторять, чтобы я везде носила снадобья с собой, потому что иначе недолго протяну. В общем-то, целители редко доживают до сорока. Велин был исключением, он... предусмотрительный. Был. – Она вздохнула. – Это нелегко, конечно, но... как ты живешь с крыльями за спиной? Просто не можешь иначе, потому что таким родился.

Джа-Джинни покачал головой. Это было выше его понимания.

С карниза сорвалась красноглазая летучая мышь и нахально пролетела перед самым носом крылана; он машинально взмахнул рукой, хотя знал – вертлявую мелочь ему не поймать.

«Интересно, где сейчас Кристобаль?» Появление искр означало, что магус больше не может сдерживать огонь – а значит, ему пора исчезнуть на некоторое время. Об этих странностях знали только Джа-Джинни, Эрдан и Умберто: им приходилось всякий раз выдумывать истории, которые позволили бы объяснить отсутствие капитана. Он появлялся чаще всего под утро – пропахший гарью, смурной и немногословный...

Эсме споткнулась – раз, другой. До пристани было еще далеко, и Джа-Джинни, искоса поглядывая на свою спутницу, попытался прикинуть, сумеет ли подняться в воздух с девушкой на руках. Стоило ему лишь подумать об этом, как Эсме тотчас приободрилась и зашагала быстрей.

Крылан вздохнул. Он понимал, что это не совпадение: хотя Эсме и повторяла не раз, что мыслей не читает, все-таки она очень тонко чувствовала настроение тех, кто был рядом. «Как будто мне одной „Невесты“ было мало...»

Улица вильнула вправо и устремилась вниз; воздух здесь был другой – сырой, пахнущий солью и рыбой. Пение цикад заглушали звуки трактирного веселья – звон гитарных струн, невнятный шум разговоров, отголоски смеха...

...и слабый, еле слышный крик: «Помогите!»

Джа-Джинни остановился и беспомощно завертел головой; крик больше не повторился, и крылан не мог понять, откуда он прозвучал.

– Там! – Эсме уверенно взмахнула рукой в сторону узкого проема между домами, ведущего, должно быть, на соседнюю улицу. Крылан, чей слух был намного острее человеческого, удивленно воззрился на целительницу.

– Я чувствую опасность! – сказала она. – Ну, ты долго будешь стоять?

Ширина прохода едва ли превосходила локоть: даже Эсме протиснулась бы лишь боком, а уж крылья Джа-Джинни в нем ни за что бы не поместились. «Стой здесь», – сказал он целительнице, а сам, отойдя на несколько шагов назад, попытался взлететь.

Не вышло.

Мощные крылья не приносили ни малейшей пользы там, где не было возвышенности, с которой он мог бы спрыгнуть. Поднялся ветер – только и всего. В сердцах помянув кракена, Джа-Джинни собрался предпринять вторую попытку, и тут целительница негромко спросила:

– Почему ты взлетаешь, как человек?

Разве птицы ходят на двух ногах, держа спину прямо? Разве люди могут летать?

Но он не человек и не птица, он – нечто среднее. Джа-Джинни даже не успел обидеться, как внезапное прозрение озарило его, словно вспышка молнии. Он вспомнил, как взлетали чайки с палубы «Невесты ветра», а потом закрыл глаза и представил себя чайкой.

Миг спустя он был в воздухе.

На соседней улице, темной и грязной, он не стал сразу садиться, а пролетел над головами людей, обступивших скорчившуюся на мостовой фигурку. Их было четверо – рослые, широкоплечие, в плащах с капюшонами. «Что я делаю?» – вдруг подумал Джа-Джинни, словно проснувшись. У него не было оружия, а намерения этой странной компании определенно не были мирными. Ждать помощи от «Невесты ветра»? Если он не опустится на землю, им его не достать – а до тех пор фрегат будет дремать у причала, как младенец, и даже если проснется, от этого ничего не изменится: Крейн бродит неизвестно где, Эсме стоит неподалеку... а Эрдан вряд ли сумеет распознать грезы корабля, если опасность не будет угрожать члену команды.

Он пристроился на плоской крыше одного из домов и оттуда небрежно спросил:

– Эй, а четверо на одного – не маловато ли? Вдруг он вас одной левой к Великому шторму отправит?

Один из людей в черном поднял голову. «Главный?..»

– Тебе какое дело, крылан? Лети своей дорогой и не...

– Своей дорогой, говоришь? – перебил Джа-Джинни. – Но она закончилась здесь. Ты ведь знаешь, кто я и откуда?

– Еще бы! – незнакомец рассмеялся. – Ты друг вспыльчивого капитана Крейна, известного поборника справедливости. Я знаю даже больше, чем ты думаешь.

Джа-Джинни слетел с крыши и опустился рядом с человеком, по-прежнему лежавшим ничком на земле. Лишь хриплое дыхание говорило о том, что он еще не умер от страха.

– Ну, раз так, – сказал крылан, – то вам пора убираться отсюда. Полагаю, капитан Крейн уже заметил, что я не появился на борту в назначенное время.

– Думаешь, он успеет сюда добраться? – зловеще поинтересовался один из людей в черном, и Джа-Джинни с трудом сдержал улыбку. Как все-таки хорошо, что Кристобаль скрывает от команды свои затянувшиеся прогулки...

– Хотите попробовать? – спросил он, обращаясь к главарю. – Что ж, воля ваша.

Пробовать они не стали, а растворились в темноте, сохраняя зловещее молчание. А когда человек на мостовой поднял голову, Джа-Джинни сначала услышал звяканье колокольчиков и лишь потом увидел бледное от страха лицо Лейлы, музыкантши из трактира.

«Вот это встреча...»

Девушка затравленно огляделась; в удачное избавление от преследователей, кем бы они ни были, она не верила.

– Опять ночь, опять люди в черном, – заметил Джа-Джинни. – Где-то я это уже слышал...

– Ты глупец! – Эсме возникла из темноты и едва не набросилась на него с кулаками. – Разве можно так рисковать? Их было четверо!

– Да, а я один, – беззаботно отозвался крылан. Приключение закончилось благополучно, и он ощутил внезапный прилив сил. – Эсме, упади хоть волос с моей головы или перо – из крыла, сюда бы тотчас примчались ребята с «Невесты». Как я когда-то прилетел на помощь Кристобалю... эй, ты куда?

Пока они с целительницей пререкались, Лейла тихонько подобрала свой мешок, с трудом поднялась, опираясь на гитару, и теперь уходила, хромая. Двигалась она медленно, и крылану не составило труда догнать беглянку.

– Кажется, ты меня поблагодарила за чудесное спасение? – сказал он шутливо. – Я что-то не расслышал...

– Десять тысяч лучезарных улыбок дарую моему спасителю, – хмуро ответила девушка, продолжая идти. – Я сочиню балладу об этой ночи и буду петь ее во всех тавернах Окраинных колоний: удобно устроившись на крыше, крылан спасает певицу, обстреливая ее обидчиков колкими остротами... блистая неподражаемым чувством юмора...

– Очень мило! – воскликнул Джа-Джинни. – Вижу, ты торопишься и даже не хочешь подумать об одной важной вещи.

– О какой же? – спросила Лейла, и Джа-Джинни почувствовал: ее равнодушие было напускным.

– Ну, хотя бы о том, что неразговорчивые ребята могут поджидать тебя за следующим поворотом.

Девушка резко остановилась; гитарные струны жалобно тренькнули.

– Да, – сказала она с тоскливой обреченностью. – И что же, мне теперь надо нанимать телохранителя?

– Ну, это тебе решать. Можно обойтись и более простыми методами – хотя бы не гулять в темноте по безлюдным улицам. А на эту ночь я готов предложить свои услуги... – Джа-Джинни осекся: он совсем позабыл про Эсме, которая валилась с ног от усталости. Но целительница в очередной раз удивила крылана.

– Я составлю вам компанию, – заявила она весело и бодро. – Надеюсь, идти не очень далеко?

– Как сказать... – пробормотала Лейла. Музыкантша колебалась, но в конце концов страх победил. – Пойдемте. Я живу в доме Ворона.

Единственный магус на острове – Ворон-алхимик.

– Алхимика? – тупо переспросил Джа-Джинни и получил в ответ заслуженную язвительную усмешку.

– Да, о светоч мудрости. Ворон был столь добр, что приютил меня. Так мы идем или нет? – Лейла покачнулась, и крылан заметил нечто ранее ускользнувшее от его внимания – темное пятно на рукаве.

– Ты ранена! – воскликнула Эсме. – Позволь, я...

Лейла резко отдернула руку, и в ее взгляде проскользнуло что-то угрожающее. Джа-Джинни растерялся: он был рад, что Эсме не пришлось опять тратить силы, но кровь на рукаве музыкантши тоже не предвещала ничего хорошего... к тому же ее странное поведение весьма его удивило.

– Пойдемте, – тихо повторила Лейла и двинулась вперед, не дожидаясь своих непрошеных телохранителей.

Недолгий путь они проделали в тишине. «Ну и компания! – подумал Джа-Джинни с мрачным весельем. – Все трое еле-еле плетемся...» Крылану хотелось взлететь – ходок из него был никудышный, – но оставлять девушек без присмотра не следовало: хотя он был уверен, что люди в черном нынче ночью точно не покажутся, в темноте вполне могли бродить другие искатели развлечений.

Луна вышла из-за туч как раз в тот момент, когда они подошли к дому Ворона: он стоял на отшибе, посреди небольшой рощицы, и казался заброшенным. Такие жилища – их частенько называли башнями, хотя на самом деле это были совершенно обычные дома, – были почти в каждом городе: их строили в отдалении, потому что эксперименты алхимиков нередко бывали опасны не только для их собственных жизней. Репутация Воронов не была секретом для Джа-Джинни: о многом он узнал сам еще в юности, да к тому же Кристобаль оказался на редкость осведомлен о жизни этих высокомерных и замкнутых ученых... знать бы откуда. Джа-Джинни подозревал, что капитану приходилось какое-то время жить в подобной башне, но сам Крейн ничего не сделал, чтобы подтвердить или опровергнуть эти догадки.

– Зловещее место, – пробормотала Эсме, невольно отступив на шаг назад, и Джа-Джинни вдруг подумал, что как раз в Тейравене башни алхимика он не заметил. Собственно, а был ли там вообще алхимик? Об этом следовало расспросить целительницу, но попозже.

Сейчас его мысли занимал Ворон.

– Ну, благодарю вас за помощь, – с фальшивой улыбкой провозгласила музыкантша. – Жаль, не могу пригласить в дом – хозяин этого не любит, да и поздно уже...

«...так что вам пора убираться восвояси», – закончил про себя крылан и хмыкнул. Он не для того хромал через полгорода, чтобы так запросто уйти.

– Милая моя, – сказал он душевным тоном. – Хоть я не особо рисковал, спасая твою драгоценную шкуру, все-таки правила честной игры позволяют мне рассчитывать на какое-нибудь возмещение.

Лейла нахмурилась.

– Ты пират или бард? Изъясняйся понятнее.

– Охотно. Раз уж я тебе помог, то прошу об ответной услуге. Ты ведь сейчас постучишь в дверь? Да. Так вот, дай мне возможность сказать Ворону всего два слова... и я уйду. Если, конечно, он не захочет со мной побеседовать, но это уже будет касаться только нас двоих.

Музыкантша призадумалась. Она стояла с гитарой в одной руке и дорожным мешком – в другой, кусала губы и морщила лоб. Джа-Джинни прибавил:

– Я безоружен и не причиню ему вреда.

– Вред? – Лейла усмехнулась. – Ты?! Уж скорее он превратит тебя в ворону. Хорошо, я попробую. Стой, где стоишь.

Она постучала; это был условный стук со сложным ритмом, который Джа-Джинни не сумел бы повторить даже при очень большом желании. За дверью почти сразу раздались шаги, а в маленьком оконце мелькнул огонек – как будто Ворон не спал, а ждал возвращения своей непутевой гостьи. Но мысли о том, кем на самом деле приходились друг другу алхимик и музыкантша, Джа-Джинни тоже отложил на потом.

– Это я, – сказала Лейла, нетерпеливо постукивая ногой. – Со мной гости...

Когда крылан решил, что алхимик вознамерился оставить их всех троих снаружи, дверь скрипнула и приоткрылась, но ровно настолько, чтобы Лейла сумела змеей проскользнуть внутрь, бросив вещи на землю. Послышались приглушенные голоса – они спорили, потом отчетливо раздался возглас музыкантши: «Я ему обязана жизнью!»

Спустя короткую вечность дверь отворилась, и сердце Джа-Джинни забилось чаще.

На пороге стоял высокий худой человек в темном мешковатом одеянии. Лампа в руке хозяина дома бросала дрожащие отблески на его лицо, но даже при таком свете был виден безобразный шрам на правой щеке. Длинные волосы алхимика были совершенно седыми.

Крылан даже рта открыть не успел.

– Входи, раз пришел, – проговорил Ворон хриплым голосом и, чуть помедлив, добавил: – Вестник смерти!

Рука Джа-Джинни против его воли поднялась – туда, где несколько лет назад его грудь пересекала перевязь с метательными ножами. Заметив это, Ворон усмехнулся и отступил, приглашая их войти.

Джа-Джинни увлек Эсме за собой. «Только не задавай вопросов! – безмолвно взмолился он. – Я все объясню, когда придет время, но не сейчас!» Читала целительница его мысли или нет, но повела она себя спокойно, словно именно так все и должно было произойти. В полном молчании они поднялись на второй этаж и оказались в просторной комнате. Было темно – огонь в камине освещал лишь маленький кусочек пола, – но Джа-Джинни разглядел аскетическое убранство: полки с книгами вдоль стен, стол, заставленный хрупкими стеклянными сосудами и странными штуковинами непонятного назначения, узкую койку у окна. В дальнем углу стояла большая клетка, из которой доносилось шуршание.

– Угощения не будет, – сказал алхимик. – Я не ждал гостей. Садись-ка сюда, потолкуем...

Ворон взмахнул рукой, указывая на два больших кресла перед камином. Лейла между тем что-то шепнула Эсме, и целительница согласно закивала. Обе девушки поднялись на этаж выше – вероятно, на чердаке была еще одна комната.

Джа-Джинни привычно устроился на самом краешке сиденья: облокотиться на спинку он не мог – мешали крылья. Он столько раз в мыслях беседовал с алхимиком, но теперь растерялся и не знал, с чего начать. Даже представляться не было смысла, потому что Ворон знал, кто он такой.

– Ты хотел со мной поговорить, – сказал алхимик. – Я весь внимание.

Магус, сидевший перед Джа-Джинни, был стар даже по меркам своего народа – ему было больше четырехсот лет. Но магусы старели не так, как люди: у них почти не появлялись морщины, зато седели волосы, а черты лица заострялись, становились более жесткими. Сила и здоровье никуда не девались – как сказал однажды Кристобаль, магусы умирают от скуки.

Этот Ворон, судя по обжигающему пытливому взгляду, должен был прожить еще немало.

– Ты уверен, что искал именно меня? – спросил магус. Вместо ответа крылан коснулся своей правой щеки кончиками пальцев, и алхимик безотчетно повторил его жест. – А-а... понятно. Это след одного неудачного опыта. Неудачного вдвойне, потому что рядом не оказалось целителя. Мы все носим свои ошибки с собой, да? Только у большинства они не видны.

Джа-Джинни кивнул, по-прежнему не зная, как начать разговор. Он чувствовал себя на редкость глупо.

– Пока ты охотишься за мыслями, позволь попросить об одной услуге, – вдруг сказал Ворон. – Можно мне поближе взглянуть на твои крылья?

Джа-Джинни пожал плечами. Почему бы и нет? Он встал, повернулся спиной к алхимику и почувствовал, как сильные пальцы ощупывают крылья – тщательно, но деликатно. «Восхитительно! – бормотал алхимик себе под нос. – Просто чудесно! Я и не верил, что это возможно...»

– Эй, осторожно! – От внезапной боли Джа-Джинни вздрогнул и резко развернулся. – Я все-таки не набитое опилками чучело!

– Прости... – ответил Ворон, растерянно улыбаясь. – Увлекся. Очень давно мне не доводилось видеть крыланов так близко.

Вот оно!

– Значит, когда-то доводилось?

Старик кивнул.

– Даже не знаю, с чего начать... – крылан потупился, но отступать было некуда. Ты сам этого хотел. – Говорили, я родился на двадцатый год царствования Аматейна, значит – мне сорок пять лет. Но детства я не помню... переболел лихорадкой и потом забыл даже собственное имя... – Он судорожно воздохнул и закрыл глаза. – Мне много довелось пережить. Я побывал в стольких городах, что только их названия можно перечислять до утра... я бывал даже в тех местах, которые не нанесены на карты...

– И чего же ты хочешь от меня?

– Я давно потерял счет островам, на которых побывал, – продолжал Джа-Джинни, словно не услышав Ворона. – Везде жили люди, кое-где встречались мерры... и гроганы, конечно. На одном из островов я даже видел диких гроганов. Острова полны чудес, о которых не написано ни в одной книге.

Он резко встал и подошел к окну; крылья стелились по полу, словно полы плаща.

– Но себе подобных я не встретил ни разу.

Вот. Он сумел сказать главное... теперь осталось задать вопрос.

– Понимаете? Я искал... и поначалу не придавал значения тому, что на меня смотрят, словно на диковинку. О крыланах рассказывают легенды, боятся, винят в разных мерзостях... но то же самое твердят, к примеру, о драконах.

– Считаешь, их нет? – послышался спокойный голос алхимика.

– Мне что-то ни один не встретился. Я прочел множество книг, но историки противоречат друг другу. Кто-то вовсе не упоминает о людях-птицах, кто-то излагает сплетни и ничем не подтвержденные легенды. Будь я человеком, то поспорил бы на что угодно – крыланов не существует. – Он повернулся к Ворону и виновато развел руками: – Но я крылан. Остается либо поверить в то, что меня нет, либо попытаться разгадать эту загадку самому.

– Я теперь понимаю, отчего ты начал издалека, – задумчиво проговорил алхимик. – Значит, те, кто выхаживал тебя, были людьми?

– Да. Я очень плохо помню то время. Где-то два года после болезни я заново учился ходить, говорить, летать. А потом меня... – он осекся. – Потом меня оттуда увезли. И снова кругом были только люди. На мои вопросы никто из них ответить не мог... или не хотел.

Ворон ничего не сказал на это, поэтому Джа-Джинни счел возможным продолжить:

– Но четыре года назад я случайно услышал об одном магусе, который некогда был влиятелен и богат, даже дружил с покойным Капитаном-Императором. И, если верить слухам, этот магус... алхимик из клана Бдительных... однажды приютил в своем доме двух крыланов.

Старик молчаливо сидел в кресле, подперев рукой подбородок; его лицо было отрешенно-задумчивым.

– Давно это было, – наконец сказал он. – Но было. Больше ста лет назад. Их звали Лея и Льюк – милые, словно дети... белые, чистые... как два голубя.

– Что с ними случилось? – хрипло спросил крылан.

– Они... улетели. – Странная пауза не ускользнула от внимания крылана. – Я не знаю куда.

«Улетели». С внезапной обреченной уверенностью Джа-Джинни понял, какое слово едва не произнес Ворон: умерли. Они умерли. А даже если алхимик сказал правду, нет никакой разницы – искать их потомков среди десяти тысяч островов немногим проще, чем жемчужину, которую кто-то бросил в океан.

– Прости, – вздохнул крылан. – Я зря тебя побеспокоил.

Алхимик испытующе взглянул на него.

– Сколько лет ты искал свой народ? – Джа-Джинни пожал плечами. – Ты сказал, что потерял счет островам, на которых побывал, но я не думаю, что их было больше тысячи. А между тем я могу, не заглядывая в книги, назвать тебе добрых пять десятков животных и растений, которые встречаются только на каком-нибудь одном острове и больше нигде. Возможно, ты слишком нетерпелив.

– Вы пытаетесь меня успокоить или обмануть, – сказал крылан, качая головой. – Нет, здесь скрыта какая-то тайна. Отчего в разных легендах и сказках мой народ по-разному описывается? Люди с крыльями. Люди с птичьими клювами. Когда-то они встречались, сейчас их нет. Это...

– Я бы не стал так доверять легендам! – перебил магус. – В конце концов, имеется одно местечко, где уж точно должны быть крыланы. Но я сомневаюсь, что тебе захочется туда попасть...

– Сады Иллюзий, – сказал Джа-Джинни с кривой усмешкой. – О да. Но меня там вряд ли ждут с распростертыми объятиями. Крыланов там нет, это я точно знаю.

– Странно... – Ворон, казалось, искренне удивился. – Что ж... тогда остается и в самом деле последняя возможность. Воронье гнездо.

– Что? – Джа-Джинни нахмурился. – Цитадель Воронов, которая охраняется лучше, чем Яшмовый дворец? Это безумие, туда попасть невозможно – если ты не Ворон, конечно...

– Но ты же погнался за мечтой? – алхимик вопросительно поднял брови. – Ты же хочешь найти себе подобных? Возможно, своих родителей или хотя бы кого-то, кто их помнит. Раз уж ты без этого жить не можешь...

Крылан потупился.

– Я могу помочь тебе лишь советом и больше ничем, – жестко сказал Ворон. – Я стар и скоро уйду к Великому шторму, а то, что было раньше... не знаю, что тебе рассказали, но я устал и решил уйти, отказавшись от имени и прошлого, – и на это были причины, которые тебя не касаются. Уж прости старика за резкость...

Джа-Джинни молчал.

– Должен признаться, ты меня удивил, – вдруг добавил алхимик. – Я наслышан о твоих похождениях и ожидал, что ты будешь... совсем другим. Вестник смерти – тебе ведь неспроста дали это прозвище, а? Говорят, ты очень изощренно мстил своим обидчикам.

– Это в прошлом, – проговорил крылан. – Я изменился.

– Слишком уж быстро, – покачал головой магус. – Наводит на размышления. Уж не встретил ли ты на своем пути воплощенную совесть?

Крылан нахмурился. Он не ожидал, что Ворон так быстро все поймет, – и это было очень плохо. Кто знает, вдруг старика навещают не только воспоминания?

– Спасибо за беседу! – Джа-Джинни решительно поднялся. – Это была для меня большая честь. Уже очень поздно...

– Я бы сказал, очень рано, – хмыкнул алхимик. – Для меня эта встреча тоже... весьма поучительна. Если бы еще я смог посмотреть, как ты летаешь...

Это был удачный поворот, поскольку Джа-Джинни хотел попросить о том, чтобы ему разрешили покинуть башню через окно. Третий этаж – как раз подходящая высота, даже с учетом того, что ему придется взять на руки Эсме. Он сказал об этом Ворону, и тот предложил не медлить.

Они поднялись на чердак. Там горела одинокая свеча, а Лейла, сидя у окна, меланхолично наигрывала на гитаре какую-то незнакомую мелодию. На тюфяке, из которого выглядывали птичьи перья, спала усталая целительница: во сне она казалась еще моложе, чем была, а темные круги под глазами почему-то вызвали у Джа-Джинни угрызения совести. Он поднял девушку на руки – она не проснулась, – а Лейла и Ворон в это время открыли окно; к счастью, оно оказалось достаточно большим, чтобы крылан сумел протиснуться. Он встал на подоконник и перед тем, как взлететь, оглянулся.

Ворон смотрел на него, восторженно улыбаясь.

Лицо Лейлы было бесстрастным.

– Все хорошо?

Джайна сидела на пороге дома, наблюдая за крыланом, – он устроился на перевернутом бочонке, который долго катал по двору, выискивая солнечное место. Человек-птица грелся, благодатно щуря большие глаза, встопорщив перья. В ответ на ее вопрос он медленно раскрыл сначала одно крыло, потом другое; при этом пару раз вздрогнул, словно от боли.

– Да, кости целы. Пара ушибов... так, ерунда. Пройдет.

Джайна невольно залюбовалась. Его перья, иссиня-черные, на солнце блестели и переливались всеми цветами радуги, а сами крылья были воистину огромны. Странная, нечеловеческая красота ночного гостя притягивала и отталкивала одновременно. Джайна вдруг вспомнила, каким неожиданно тяжелым оказался крылан, и сказала:

– Это, наверное, очень непросто – все время носить за спиной такой груз.

Он вздрогнул, словно от удара. Взглянул на нее, склонив голову набок. Птичья, узкая грудь, кривые ноги, когтистые ступни и ладони. Черты его лица были человеческими, но вот взгляд больших глаз... нет, люди так не смотрят. К тому же Джайна касалась его лица прошлой ночью и поняла: эти щеки никогда не трогала бритва; хорошо хоть, перья на них тоже не росли, иначе он утратил бы последнее сходство с людским родом.

«Мне тебя жаль», – хотела бы сказать Джайна, но промолчала. Он не примет и не поймет ее жалость – по крайней мере, сейчас. С таким диким и опасным созданием не следовало забывать об осторожности.

– Летать непросто, – спокойно согласился крылан. – Но по земле ходить – сущая мука. Ты первая, кто это заметил...

Когда накануне они сошли на берег и Крейн объявил, что стоянка затянется на несколько дней, стало понятно: на это время тем, кто не участвует в ремонте, придется поселиться в гостинице и посвятить свободное время одному из двух чрезвычайно важных занятий – развлекаться или умирать со скуки. К числу таких везунчиков относились, в числе прочих, Эсме и Джа-Джинни. Правда, целительнице надлежало быть в пределах досягаемости на тот случай, если понадобится помощь, а вот крылан мог бездельничать сколько душе угодно. Собственно, самым занятым человеком на время стоянки становился Эрдан, который руководил работами в доке. Капитану, не исчезни он в неизвестном направлении, оставалось бы лишь отдыхать.

Ближайшая к докам гостиница, где решила поселиться Эсме, была маленькой и невзрачной, но целительница заявила, что ей здесь нравится. Джа-Джинни подозревал, что все дело в деньгах: Эрдан, выполнявший одновременно и обязанности корабельного казначея, выдал ей авансом только часть жалованья, а просить больше девушке не позволяла гордость. Свои мысли, однако, Джа-Джинни оставил при себе; Крейн тоже не стал перечить Эсме и разрешил ей остановиться там, где хотелось.

А потом взял да и поселился в той же гостинице.

Хозяин был этому несказанно рад: он получил плату вперед и вдобавок мог теперь привлекать клиентов тем, что у него остановился сам капитан «Невесты ветра». Он благоразумно не заметил, что комната Крейна в первую ночь пустовала.

Комнатенка Эсме оказалась немногим больше ее каюты на «Невесте ветра», но зато была светлой и чистой; хозяин даже приволок откуда-то совершенно новую перину. Он был сообразителен и молчалив, а это, как заметил однажды Скодри, залог успеха в Лейстесе. Так что Джа-Джинни мог не беспокоиться о том, видел ли кто-нибудь, каким странным образом постоялица попала в свою комнату этой ночью.

Эсме не проснулась, пока они летели над городом. Она была очень легкой, и он даже не устал; самым сложным оказалось залететь в открытое – к счастью! – окно и остановиться, не врезавшись в противоположную стену и не устроив слишком много шума. Это ему удалось, хоть и с трудом. Джа-Джинни уложил Эсме на кровать и вдруг понял, что идти ему некуда, – а потому уселся на подоконнике и стал дожидаться рассвета.

Когда небо начало светлеть, оказалось, что вид из окна открывался преотличный. Гавань была как на ладони – где-то далеко, у самого горизонта, острый глаз крылана даже различил сторожевой фрегат. Просыпающийся Лейстес ничем не отличался от других городов – разве что здесь оказалось гораздо больше строящихся домов, потому что новые люди прибывали со всех сторон света.

За спиной крылана послышался шорох.

– Мне снилось, что я лечу, – сказала Эсме хрипловатым голосом. – Это было прекрасно.

Он улыбнулся, не оборачиваясь.

– А что еще тебе снилось?

– О, что-то странное! – Она негромко рассмеялась. – Будто я на какой-то площади, стою на деревянном помосте и не могу ни сойти с него, ни укрыться от полуденного солнца – а оно жарит будь здоров. Руки у меня то ли связаны, то ли закованы в кандалы. То ли меня собираются казнить, то ли продать в рабство... – При этих словах Джа-Джинни чуть не выпал из окна, а целительница продолжала: – И знаешь, что самое удивительное? Я чувствовала во сне очень сильную боль – болели спина и плечи, как будто я проработала сутки в доках, перетаскивая мешки. Странная какая-то боль...

– К тому же все на тебя пялятся, – проговорил крылан и сообразил, что думает вслух. Оставалось лишь радоваться, что Эсме не видит, как сильно он покраснел. – Ну, на площади...

– Да, ты верно угадал. Там полно народу, и все смотрят... бр-р, отвратительно. И знаешь что... или мне показалось? Вроде бы в толпе стоял капитан. Странный сон, правда?

– Ага... – буркнул Джа-Джинни, раздумывая, как бы перевести разговор в безопасное русло. Крылан по-прежнему сидел на подоконнике, но прекрасно услышал, как Эсме встала с кровати и подошла к нему. Думая, что он не почувствует, девушка осторожно прикоснулась к маховым перьям его правого крыла. Джа-Джинни давно привык, что у всех, кто оказывается поблизости от него, возникает непреодолимое желание потрогать крылья, – единственным исключением из этого правила оказался Кристобаль Крейн. Джа-Джинни не испытывал в таких случаях ничего, кроме раздражения... но не сейчас.

– Это был не мой сон, – сказала Эсме, легко разрушив хрупкое волшебство, которое сама же и сотворила.

Крылан нахмурился.

– Как это – не твой?

– Так. Чужой сон, только и всего. Заплутавший мыслеобраз... днем я могу защищаться от них, а ночью – другое дело. Я сплю, они приходят. Велин пытался научить меня держать защиту и во сне, но не получилось. А уж «Невеста» рада стараться! Я из-за нее каждую ночь попадаю в чужие видения. По-моему, она так развлекается...

В душе крылана появилась смутная надежда, что все обойдется.

– Но этот ты увидела впервые?

– Да-а... – Она зевнула. – Наверное, это был кто-то из постояльцев. Слушай, а о чем ты говорил вчера с Вороном? И почему он так странно тебя назвал? Вестник... смерти?

Джа-Джинни беспокойно заерзал на подоконнике и впервые за все утро обернулся. Эсме, взъерошенная и по-прежнему с кругами под глазами, смотрела на него; безмятежное выражение ее лица сменилось понимающим. Даже сочувственным.

«Что бы такое придумать?..»

– Извини, – сказала целительница, не дожидаясь ответа. – Можешь не отвечать.

– У меня все написано на лбу? – спросил он с легкой иронией. Она покачала головой:

– Нет. Я же говорила. Мне не нужно читать мысли, чтобы ощутить, что ты сейчас испытываешь – ты или кто-то другой. Мыслеобразы плавают вокруг нас, словно рыбы... ты не обиделся?

– Нет, что ты... – торопливо проговорил Джа-Джинни. – Просто я много лет разыскиваю ответ на одну загадку, и почему-то мне казалось, что алхимик может помочь. Как выяснилось, зря надеялся.

– Понятно. – Она вздохнула. – Обещаю больше об этом не спрашивать... чувствую, тебе это неприятно. Э-э... а что мы будем делать сегодня? В смысле, у капитана есть для меня какое-то задание? Он вчера так быстро исчез...

– Нет. – Объяснять, где находится капитан в настоящий момент, крылану не хотелось. Поиски карты в любом случае откладывались до его возвращения. – Имеешь полное право бездельничать, бродить по городу, собирать ракушки и даже танцевать фареко. Если умеешь, конечно. Здесь ты можешь ничего не бояться...

– Да-а? – Эсме скептически подняла брови. – В последний раз, когда Кристобаль сказал «здесь совершенно безопасно», мы столкнулись со Звездочетом, который воровал карту.

Крылан хохотнул.

– Я не Кристобаль. К тому же... а ты все еще не поняла?

Пришлось объяснять, что связь с «Невестой ветра» действует не только на корабле, но и на суше. Он напомнил о случившемся в Тейравене – в тот раз он прилетел на помощь Кристобалю именно благодаря «Невесте», а до этого сидел на палубе тихо-мирно, как обычно поступал в имперских портах. Случись прошлой ночью что-то серьезное, «Невеста» тотчас бы проснулась, чтобы прислать кого-нибудь на помощь.

– ...а иначе какой смысл в команде? – закончил крылан. – «Невеста» связывает нас воедино, делает чем-то большим, чем просто отряд наемников. Ты разве этого не почувствовала?

Девушка задумчиво ответила, что постоянно ощущает связь с кораблем, но думала, что всему причиной ее целительские способности.

– Но теперь я понимаю, – сказала она, – отчего присутствие не ослабевает из-за расстояния. Да, это обнадеживает... но и пугает тоже. Если ты в команде, то не останешься в одиночестве даже на суше?

Джа-Джинни кивнул.

– Тебе еще ко многому предстоит привыкнуть.

– Воистину так! – Отчего-то ее улыбка показалась ему невеселой. – Послушай, а ты не мог бы показать мне дорогу в доки? Хочу забрать ларима. Раз уж мы застряли здесь надолго, негоже ему оставаться без присмотра.

На том и порешили. Крылан вылетел из окна, чтобы немного покружить над городом, пока Эсме приведет себя в порядок и позавтракает; сам он не хотел ни есть, ни спать, ощущая внезапный прилив сил и хорошего настроения. Скоро вернется Кристобаль, и с ним – неприятности, а до тех пор можно и в самом деле немного отдохнуть.

Он сделал несколько кругов, наслаждаясь свежим воздухом и мягким рассветным солнцем, а потом вспомнил про Эсме. Целительница уже стояла возле входа в гостиницу и наблюдала за его полетом, а поодаль тем же самым занимались несколько зевак. Пролетев вдоль улицы – от его крыльев поднялся ветер, – Джа-Джинни опустился на мостовую прямо рядом с девушкой.

– Пойдем!

По пути к докам Эсме вдруг спросила:

– Джа-Джинни, как давно ты попал на фрегат?

– Хм... где-то девять лет назад. А что?

– Да так... – Она вздохнула. – Значит, ты не был знаком с Велином?

– Нет, мы с Кристобалем встретились уже после того, как Велин оставил «Невесту». Э-э... как-то с трудом верится, что он не рассказывал тебе ничего о своем прошлом.

– Но так и было... – Эсме растерянно пожала плечами. – Он меня учил целительству и остальным наукам – по книгам, но в основном по памяти. О жизни до Тейравена мы не говорили... – Она умолкла.

Крылан покачал головой.

– Тебе понадобится много времени, чтобы привыкнуть ко всему.

«...и ты будешь неприятно удивлена в итоге».

– А куда мне торопиться? – сказала Эсме и улыбнулась.

Они шли по узкой улочке, разглядывая вывески лавок и мастерских, которых в Лейстесе было предостаточно.

– Ой, смотри!

Восклицание Эсме относилось к толпе на пристани: возле лодочных загонов человек пятьдесят шумно спорили и размахивали руками. «Что-то мне не нравятся эти люди», – пробормотала девушка, но крылан уже и сам разглядел их хмурые лица. Что-то случилось? Возможно, «Невеста ветра» не имеет к этому никакого отношения, иначе они бы уже почувствовали зов корабля. Тем не менее слишком уж часто собравшиеся посматривали в ту сторону, где слегка покачивались в осушенном до половины доке мачты «Невесты». Крылан ощутил, как дурные предчувствия гонят прочь его хорошее настроение, и не удивился, увидев в толпе Умберто и нескольких матросов в зеленых куртках. Он сжал ладонь Эсме, и они вступили в море недоверия и подозрительности.

– Привет, Умберто! – сказал Джа-Джинни весело и беззаботно. – Что-то случилось?

Тотчас поблизости обнаружился невысокий полноватый человек; его рыжие волосы свисали неопрятными сосульками, а невыразительные водянистые глаза отчего-то напомнили Джа-Джинни медуз, которых прибой выбрасывает на берег перед штормом.

– Случилось?! – завопил незнакомец. Крылан только сейчас заметил у него на виске потеки запекшейся крови. – Меня обокрали! – Дальше хлынул поток невнятных угроз: толстячок то подпрыгивал и сокрушенно хлопал себя по щекам, то принимался грозить кому-то грязным кулаком. Крылан принюхался: от странного человека пахло рыбой и фрегатами... но больше рыбой. Причем тухлой.

Он посмотрел на Умберто, ожидая объяснений.

– Это Свен, лодочный смотритель, – хмуро начал помощник капитана. – Ночью кто-то сломал загон, и пятнадцать лодок исчезли.

Крылан присвистнул. Пятнадцать лодок! Неудивительно, что смотритель не в себе: если пропажу не удастся обнаружить, он будет разорен... да что там, бедолагу просто разорвут на части те, кто поручил ему присматривать за своими питомцами. Каждая из лодок в ближайшем будущем могла перевоплотиться в небольшой корабль, каким-то суждено было стать фрегатами; даже самая хилая лодка стоила очень дорого, а тут – пятнадцать штук...

– А мы-то при чем? – спросил Джа-Джинни, и тут смотритель схватил его за плечо.

– При чем? – Свен вращал глазами – наверное, ему казалось, что это выглядит угрожающе. – Да при том, что ночью вышел я глянуть, кто у загонов шумит, – а тут какие-то ребята, и куртки у них... – Смотритель обвел людей взглядом и последнее слово произнес с трепетом, будто актер на подмостках: —...зеленые!

Стало очень тихо. Собравшиеся уже не раз слышали это обвинение, но теперь оно было брошено в лицо самому Джа-Джинни – и каждый хотел посмотреть, что из этого получится.

«Где мои ножи?..»

Резким движением крылан сбросил чужую руку со своего плеча, как бы случайно задержав у лица Свена когтистую ладонь, а потом повернулся к Умберто. Вид у помощника капитана был суровый, но Джа-Джинни прекрасно понимал, что Умберто в полной растерянности.

Если бы сейчас они были не живыми людьми, а марионетками в руках кукловода или уличными артистами, исполняющими роли в какой-нибудь популярной пьеске, то по всем законам жанра должен был появиться капитан Крейн и разрешить спор, защитить свою команду. Но это была не пьеса, а жизнь, и капитан бродил где-то очень далеко как раз в тот момент, когда был нужен...

– Когда, говоришь, ты вышел погулять? Ночью? – спросил крылан с заинтересованным видом.

– Да! – выкрикнул смотритель, опасливо поглядывая на когти своего собеседника. На лице его читалось разочарование: Умберто был куда лучшей жертвой, чем Джа-Джинни. – Ночь была... темно... гляжу – а там они! Шастают...

– Ты их увидел – и что, закричал? – продолжал выспрашивать Джа-Джинни.

– Ага... а они меня – по башке!

– Да ну? – Крылан усмехнулся. – Все разом на твой плотик перепрыгнули?

– Не-а... – Свен, поморщившись, притронулся к ране, скрытой под волосами. – Кто-то камень бросил... из пращи...

– То есть ты стоял вон там... – Джа-Джинни махнул рукой в ту сторону, где прямо на воде располагалась плавучая хижина смотрителя. – А они – вот здесь, где мы сейчас стоим? И ночь была темная?

Смотритель кивнул, озадаченный такими странными вопросами. «Затоптали все следы, если они вообще были», – досадливо подумал Джа-Джинни, а вслух сказал, уже не скрывая иронии:

– Ну и зрение у тебя! Рассмотреть в темноте, что куртки зеленые, – ну, я бы не смог, честное слово. Ты, видать, ночью черную кошку от серой отличить сумеешь? Завидую...

Свен оторопел. Джа-Джинни, молчаливо наблюдая за собравшимися, усмехнулся: постепенно его мысль стала понятна всем. Смотритель и впрямь мог заметить какие-то тени, копошащиеся возле загонов, – но не более того. Хотя сам крылан считал, что Свен сразу получил по голове и вообще ничего не видел...

– Спасибо! – шепнул Умберто. – Я бы не сумел выпутаться из этой истории.

– Мы и не выпутались! – таким же шепотом ответил крылан, продолжая улыбаться. – Я просто их отвлек... но ненадолго. Сколько наших было на берегу этой ночью?

– Человек десять, считая нас с тобой. – Умберто нахмурился. – Не нравится мне это. В Лейстесе всегда можно было отдохнуть спокойно, а теперь... Где капитан? Боюсь, понадобится его помощь.

Прежде чем ответить, Джа-Джинни огляделся: толпа постепенно расходилась, люди посмеивались и больше не обращали внимания на Свена, который бегал от одного человека к другому – хватал за руки, что-то бормотал.

– Капитан скоро не появится. Нам придется справиться с неприятностями самим.

– Я что-то не пойму, – впервые подала голос Эсме. – Отчего ты считаешь, что у этой истории будет продолжение? Они ведь тебе поверили...

Крылан вздохнул.

– До тех пор, пока до них не дойдет, что это вовсе не чья-то дурацкая шутка и лодки в самом деле пропали. Пираты способны на всякое, но до недавнего времени в Лейстесе никто и никогда не отважился бы на столь наглое ограбление. Те, кто проводит большую часть жизни в сражениях, ценят покой превыше золота и драгоценных камней... и чужих лодок.

– Но почему он попытался все свалить на нас? – Целительница недоверчиво покачала головой. – Как-то все слишком странно выглядит.

– Вот и я о том же, – ответил Джа-Джинни с невеселой усмешкой. – Умберто, глянь-ка на загоны. Что ты видишь?

Помощник капитана медленно подошел к краю пирса, постоял там недолго, потом вернулся.

– Похоже, они пробиты в нескольких местах... хм... – Он внезапно просветлел. – Послушай, а доски-то наружу торчат! Как будто изнутри ломали!

– Это уже кое-что, – пробурчал крылан. – Ладно. Пожалуй, мы все-таки дождемся капитана.

Обеспокоенная Эсме вздохнула с облегчением. Умберто тотчас принялся рассказывать ей какую-то забавную историю, а крылан стоял рядом, продолжая разглядывать сломанные загородки. Умберто был прав: обломки досок торчали наружу, а это могло означать лишь одно – чтобы сломать загоны, кто-то бился в стены изнутри. Но лодки подняли бы страшный шум, проникни в загон кто-то чужой. С другой стороны, смотритель ведь почему-то вышел из хижины, значит...

Джа-Джинни поискал взглядом Свена, но безуспешно – не иначе, тот уже отправился заливать горе в какой-нибудь из портовых таверн, сопровождаемый сердобольными приятелями.

– Проводи Эсме на борт, – сказал крылан. – Она хочет забрать своего зверя.

Умберто не надо было просить дважды. Наблюдая за удаляющейся парочкой – Умберто галантно держал Эсме под руку, она смеялась его шуткам, – Джа-Джинни вдруг почувствовал легкую досаду.

А потом он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд и обернулся.

– Ты сегодня без гитары?

– Сегодня я отдыхаю. – Лейла взмахнула правой рукой: под тонкой тканью блузы виднелась плотная повязка от запястья до локтя. – Да и завтра, наверное, тоже.

Крылан покачал головой.

– По мне, так это глупо – не воспользоваться помощью целителя, когда тот сам ее предлагает, да еще бесплатно.

– Ой ли? – девушка лукаво улыбнулась. – Ты и впрямь так думаешь?

«Три тысячи кракенов!» Джа-Джинни покраснел и отвернулся. До сих пор столь легко читать его мысли удавалось лишь Кристобалю и Джайне, но первый был его капитаном, а вторая поклялась молчать. Эсме мыслей не читала, но зато проникла в сны. А кто такая эта девчонка?..

Последовавшие слова Лейлы его успокоили.

– У всех есть тайны, – сказала девушка. – Те, у кого их много, носят невидимое клеймо, которое могут разглядеть только барды. Я смотрю на тебя и вижу... человека, который много пережил и отгородился от остальных высоким забором, лишенным ворот, – через такой не всякая птица перелетит. Вот я и подумала, что целителя в свою душу ты вряд ли пустишь – предпочтешь немного пострадать, лишь бы не делиться секретами.

– Ну, если от этого будет зависеть жизнь... – начал крылан и умолк. Он даже самому себе не хотел признаваться, что музыкантша права.

– От царапины еще никто не умирал, – небрежно отозвалась Лейла. – К тому же давно хотела устроить себе несколько дней отдыха, да как-то повода не было.

– А-а...

Разговора не получалось. Джа-Джинни смотрел вдаль, исподволь разглядывая Лейлу: что-то несуразное, неправильное чудилось крылану в ее фигуре, и горб на спине был здесь ни при чем. Держись она чуть спокойней, этот недостаток и вовсе не бросался бы в глаза, но Лейла робела и сутулилась, как будто ее пригибал к земле невидимый груз. Дерзкие речи и затравленный взгляд – кто бы знал, что эти вещи могут уживаться в одном человеке.

– Ты пришла сюда за мной?

Она нахмурилась, и на мгновение крылану показалось, что сейчас он получит в ответ очередную колкость... причем заслуженную. Но Лейла сменила гнев на милость быстрее, чем он успел додумать эту мысль до конца. Вздохнув, она сказала таким тоном, словно говорила о погоде или какой-нибудь другой мелочи:

– Так уж вышло, что у меня на чердаке отлично слышно, о чем разговаривает Ворон со своими гостями.

Джа-Джинни вздрогнул. То, что сейчас прозвучало из уст Лейлы, было равносильно приговору ей самой, и у него даже мысли не возникло разыграть возмущение и оскорбление. Дело принимало неожиданно серьезный оборот, и ему вдруг захотелось облететь остров и поискать капитана где-нибудь на пустошах или в пещерах... там, где покажется дым.

– А у него бывают гости? – спросил он так же небрежно.

Лейла улыбнулась краем рта.

– Бывают. Вот дней десять назад приходил один рыбак, из новых переселенцев. Еще в начале весны он был очень счастлив, когда вел к алтарю невесту – самую красивую девушку побережья. Мило, правда?

– Весьма.

– Вот. Счастлив он был до того момента, когда на свадьбе появился лорд Рейго из клана Чайки и потребовал... э-э... в общем, напомнил о своем праве первой ночи. Рыбаки возмутились, но Рейго упомянул о том, что в его замке гостит сам лорд Скопа вместе с отрядом охранников. Ты понимаешь, чем все закончилось.

– Я не могу их винить в трусости, – невыразительным голосом произнес крылан, – поскольку видел Скопу в действии.

Музыкантша кивнула.

– Невесту увели и вернули только через неделю. Муж, как умел, пытался ее утешить, и ненадолго о случившемся удалось забыть. А потом обнаружилось, что она беременна. – Рука Лейлы взметнулась, как будто она хотела ударить по струнам. – И тогда началось самое страшное. С каждым днем муж все меньше узнавал свою жену – она странным образом изменилась, стала говорить чужими голосами, все время кого-то звала. Постепенно она забыла имена всех родных, потом перестала узнавать их лица – и в конце концов полностью погрузилась в безумие. Как ты думаешь, что сделал рыбак?

Джа-Джинни пожал плечами. Подобных историй он слышал немало и знал, что у рыбака было всего два пути: терпеть молча или...

– Как-то вечером он и трое его братьев подстерегли лорда Рейго, когда тот возвращался домой с охоты. Двух охранников рыбаки сбросили в пропасть, а лорд... хм... этот человек в подробностях и с наслаждением рассказал, что они сделали с Рейго, но я эту часть истории опущу. Замечу лишь, что, если в замке не было целителя, лорд вряд ли выжил. Понятное дело, после такого им пришлось бежать... ты, верно, удивляешься, зачем я все это рассказываю?

Крылан только усмехнулся.

– Он привез жену в Лейстес и здесь, узнав об алхимике, решил попросить о помощи, потому что целители безумцев не лечат. Она то лежит целыми днями без движения, то начинает бредить... – Лейла ненадолго замолчала, словно собираясь с мыслями. – В бреду она часто повторяет: черные крылья, у моего ребенка будут черные крылья.

Джа-Джинни опустил голову. Он так давно искал ответ на загадку всей своей жизни, что готов был принять любую помощь, любой знак – но бред безумной женщины? Это было слишком.

– Отчего ты думаешь, что эта грустная история как-то мне поможет?

– Я знала, что ты не поймешь. – Лейла грустно улыбнулась. – Видишь ли, мне показался странным не столько сам рассказ, сколько поведение Ворона. Он всегда спокоен, даже безразличен, а тут вдруг забегал по комнате и даже говорить стал по-другому – торопливо, сбивчиво. Рыбака выпроводил – дескать, безумие излечить не сумеет никто – и потом всю ночь не спал. Что-то бормотал, ругался... а утром, когда я спустилась с чердака, все его книги были в беспорядке, как будто он пытался в них что-то разыскать.

Сердце крылана забилось часто и неровно. Возможно ли, что Ворон ему солгал? Но если алхимик и впрямь что-то скрывает, нет смысла идти к нему опять – Бдительные тайн не выдают. У моего ребенка будут черные крылья. Он искал себе подобных, но никогда не пытался даже самому себе объяснить зачем... а теперь понял. Прожив больше сорока лет, крылан понятия не имел, сколько ему отпущено. Сорок – половина жизни для человека, ранняя юность для магуса. И те и другие к этому времени уже имеют семью и детей. А крыланы?..

– Благодарю, – сказал он хрипло и взволнованно. – Это и в самом деле интересно. Но скажи, зачем ты мне помогаешь?

Лейла отвернулась и пожала плечами:

– Я бард. Из этого может получиться неплохая песня, которую будут петь в тавернах даже после того, как я замолчу навсегда... – Помолчав, она добавила: – Знаешь, мне почему-то кажется, что приближается время, о котором будет сложено немало песен.

– Вроде той, что ты спела капитану Крейну?

– Да. – Она тяжело вздохнула. – Хотелось бы мне сделать ее повеселее, но уже поздно...

– Поздно... – повторил крылан. – Где, ты сказала, живет этот рыбак?

– Я не говорила, – хмуро ответила Лейла. – Тебе не надо там появляться, разве не понятно? – Джа-Джинни пристально взглянул на девушку, и она нахмурилась еще сильней. – Если он увидит воочию человека с черными крыльями, то может решить...

– ...что я замешан в этой истории, – кивнул Джа-Джинни. – Да, он обязательно так подумает. Но неужели ты считаешь, что я не смогу сам отыскать этого человека? Лейстес не так уж велик. Помоги мне еще раз, не заставляй терять время.

– Ты сумасшедший, – с тяжелым вздохом проговорила Лейла. – А я дура. Рыбака зовут Шак, его жену – Вейде. Они живут в западной части города, в лачуге у самых скал... обещай, что будешь осторожен!

– Боишься, не о ком будет сочинять песни? – с усмешкой поинтересовался крылан.

– Обещай! – повторила девушка, не обращая внимания на его ироничный тон. – Пожалуйста!

– Хорошо, – смилостивился Джа-Джинни. – Обещаю не бросаться со скалы очертя голову.

Она вздрогнула, словно он сказал что-то обидное; пробормотала невнятно слова прощания и захромала прочь, не дожидаясь ответа. Крылан остался стоять, разрываясь между желанием тотчас полететь на поиски рыбака и необходимостью разобраться в случившемся ночью. От принятия решения его освободил Умберто, который шел со стороны доков в одиночестве.

– Я тут поспрашивал вахтенных и узнал кое-что интересное, – начал он, едва приблизившись. – Ночью с борта «Утренней звезды» снимали какие-то сундуки и тащили в город, к дому Звездочета. Как думаешь, капитан был прав? В одном из этих сундуков вполне могла быть карта.

– Могла, – охотно согласился крылан. – Только не надо кричать об этом на всю пристань.

Умберто нахмурился.

– Тут еще одна любопытная вещь получается. Вахтенный говорит, как раз в то время, когда они сундуки тащили, со стороны загонов вдруг раздался шум и треск.

– Да? – Джа-Джинни не сумел сдержать удивления. Это и впрямь было любопытно. – А что еще он видел?

– Больше ничего. Он решил, что матросы со «Звезды» уронили сундук и он сломался...

Крылан призадумался.

– Нет, не сходится что-то. Сундуки... «Утренняя звезда»... бред какой-то.

Ему вдруг показалось, что ответ на все вопросы где-то рядом, только руку протяни. Но пока что он не мог понять, как связаны друг с другом части этой странной головоломки. Кристобаль бы понял, он никогда не чурался безумных предположений, а вот ему, Джа-Джинни, мешал здравый смысл. «Не все твои дары пошли во благо, Джайна».

– Умберто, если бы мы с тобой захотели украсть лодки, что бы мы сделали?

Помощник капитана надолго задумался – видно было по лицу, что он отнесся к предложению Джа-Джинни со всей серьезностью, – а потом уверенно сказал:

– Уж точно мы не стали бы ломать загоны. Лодки через дыру рванут в океан – и ищи их потом всю оставшуюся жизнь...

– Не согласен, – покачал головой крылан. – Они не дикие и не станут уплывать далеко от того места, где их сытно кормят. Хм, послушай... а если некто хотел украсть одну лодку, а на остальные ему было наплевать?

Умберто пожал плечами.

– Это не объясняет, почему загородки пробиты изнутри, да еще и в трех местах. Как будто лодки сами их и сломали, без чьей-то помощи.

– Что?! – Джа-Джинни оторопел. – Ты хоть понял, что сказал? Сами сломали?

Умберто растерянно заморгал.

– Сами, сами... – забормотал крылан. – Но зачем?

– Может быть, им стало страшно? – предположил помощник капитана. – Ну, как лошади убегают из конюшен во время пожара?

При мысли о том, чего боятся лодки, Джа-Джинни показалось, что ему на голову вылили ведро ледяной воды. Страх, который заставляет фрегат выйти из повиновения капитану и бежать за горизонт что было сил. Страх перед одной вещью, ужаснее которой нет ничего на свете. Это было безумное, бредовое предположение...

– Так! – решительно заявил крылан. – Ступай-ка опять на «Невесту», бери лодку. У меня возникло желание пройтись вдоль побережья и осмотреть пещеры... ты ведь знаешь, что здесь полным-полно пещер? Это такие удобные места для того, чтобы прятаться! Я прямо вижу, как лодки отсиживаются в какой-нибудь из них, где потемнее да поглубже, и ждут...

– Чего ждут? – непонимающе спросил Умберто.

Джа-Джинни вздохнул.

– Глупый ты. Ждут, пока Звездочет увезет из Лейстеса хакке.

Джайна чистила рыбу к обеду, когда крылан, за полдня проронивший едва ли несколько слов, вдруг сказал:

– Позволь тебе помочь?

Она пожала плечами и уступила ему место. С ножом человек-птица управлялся куда как лучше, чем она после десяти лет практики. Это, впрочем, было неудивительно: Джайна уже поняла, кто такой ее гость. Перевязь с метательными ножами оставалась в доме, но сомнений в том, что он сумеет обойтись и без оружия, у нее не было.

– Ты очень любезен...

– Всего лишь отрабатываю свою долю обеда, – хмыкнул крылан. – Я пока что не могу взлететь... думаю, вам придется потерпеть меня еще одну ночь.

«Еще ночь?!»

Чувства, должно быть, отразились у нее на лице, потому что он нахмурился.

– Так сильно мешаю? Мне некуда пойти.

Извиниться он даже не попытался, как и попросить разрешения.

– Дело не в этом, – сказала Джайна. – Просто есть кое-что, о чем я должна предупредить... – Она замешкалась, подыскивая слова.

– А-а, так в этом доме имеется хозяин, который скоро появится? – с усмешкой поинтересовался крылан. – Я не собираюсь... э-э... скажи детям, чтобы не подслушивали. И не надо подкрадываться, это кончится плохо.

– Робин! – крикнула Джайна. Раздался топот убегающих ног. – Плохо кончится? Это как?

Не оборачиваясь, крылан бросил нож через плечо. Джайна содрогнулась: он пролетел как раз через то место, где из-за угла дома мгновение назад выглядывала вихрастая голова Робина.

– Бью, а потом думаю. – Крылан развел руками. – Да, я такой.

Она отвела взгляд.

– Отвратительно, да?

– Мне тебя жаль.

Он рассмеялся, как мог бы смеяться приговоренный к смерти.

– Не стоит. Я этого не заслуживаю...

– Ты весь черный, – сказала Джайна, и он удивленно заморгал. – Не снаружи, внутри. Чтобы это увидеть, мне даже смотреть на тебя не нужно. Тьма у тебя в сердце, в душе... гнев, ненависть, месть. Боги, как мне тебя жаль! Что нужно было сотворить с человеком, чтобы он стал таким?

– Мне попались умелые... творцы, – сказал крылан негромко. – Мастера по части унижений и оскорблений. Скажи, ты щупач?

Он все еще не понял, куда попал.

Джайна вздохнула. Ее часто принимали за щупача, и обычно уверения в обратном ни к чему хорошему не приводили. Но крылан, по крайней мере, не испугался, хотя теперь в его взгляде появилась настороженность. Что ж, раз он почувствовал, как соприкоснулись их сознания, значит, изменения наступят гораздо быстрее, чем обычно, – и будет нечестно, если она не предупредит об этом.

– Я не имею никакого отношения к клану Чайки, – сказала Джайна, откладывая в сторону рыбу. – Но, пожалуй, мне следует тебя предостеречь.

Вот теперь он встревожился, но скрыл истинные чувства за кривой усмешкой.

– То, что ты ощутил, происходит против моей воли. – Она спокойно встретила его испытующий взгляд. – Чем больше времени ты проведешь поблизости от меня и детей, тем сильнее изменишься, сам того не осознавая. Проще говоря, тебя начнет мучить совесть, и ты можешь этого не пережить. Поэтому, если в твоей душе нет ничего, кроме мерзости, скопившейся за долгие годы, лучше уходи прямо сейчас.

– Как это понимать? – сказал он, продолжая усмехаться. – Выгоняешь меня? Измученного, голодного?..

Джайна сделала вид, что не расслышала в его словах сарказм.

– Я всего лишь предупреждаю. Ты понял, кто я?

Он кивнул.

– Не боишься, что к утру станешь другим человеком?

– Я всегда отвечаю на брошенный вызов, – промолвил крылан вместо ответа. – А что может быть интересней, чем схватка идей? Докажи, что я не прав.

Недолго помолчав, он добавил:

– Я умею проигрывать достойно.

Джайна опустила взгляд. Вызов брошен, вызов принят – еще никто не говорил о ее даре так странно и страшно. Он умен и хитер, но отравлен ненавистью; случись эта встреча лет десять назад, она сочла бы своим долгом очистить его, как очищают замусоренное русло родника, чтобы открыть дорогу чистой воде. Но за годы в изгнании она о многом успела поразмыслить и поняла, что иногда ненависть необходима.

Вызов брошен...

Крылан по-птичьи склонил голову набок, словно предоставляя ей право первого хода. Глупый. Все еще не понял, что ей ничего не надо делать, достаточно просто быть рядом. Все, что случится с ним к утру, будет делом его рук. Он сам – лавина, а она, Джайна, – всего лишь камешек, который эту лавину сдвинет с места.

...вызов принят.

Кожу на левом плече кольнуло – это возвращались воспоминания полувековой давности, когда она получила свой клановый знак.

Пора начинать.

Скалы в Благодатной бухте и впрямь были источены пещерами не хуже, чем ниэмарский сыр, но лишь немногие из них имели входы, доступные во время прилива, а кое-какие и в отлив оставались затопленными. Когда Умберто понял, какая роль уготована ему в поисках пещеры, где могли скрыться сбежавшие лодки, то энтузиазма в нем заметно поубавилось – но и отступить помощник капитана не захотел. «А как ты думал? – спросил Джа-Джинни, сделав удивленное лицо. – Чем меньше людей будут знать о том, что мы делаем, тем лучше. Можно, конечно, пустить все на самотек, но я что-то сомневаюсь, что Крейну это понравится».

Умберто буркнул что-то невразумительное – крылан сделал вид, что не слышит, – сбросил рубашку и сапоги, а потом прыгнул в воду. Дожидаясь, пока он вернется, крылан сидел в лодке, которая покачивалась на волнах, и гадал: отчего это он испытал такую радость, устроив Умберто незапланированное купание?..

Парень появился очень быстро – забрался в лодку, дрожа от холода, и сказал:

– Здесь пусто.

Крылан равнодушно пожал плечами.

– Тогда поехали дальше...

В бесплодных поисках прошел целый день.

Они вернулись на берег затемно; Умберто, одарив Джа-Джинни сердитым взглядом, отправился согреваться в ближайшую таверну, а крылан вспомнил о рыбаке и его безумной жене. Но в тот вечер он чувствовал себя слишком усталым, чтобы куда-то лететь и что-то выяснять, поэтому отложил встречу на следующий день.

К тому же его по-настоящему захватила идея разыскать лодки – ведь обследовать удалось совсем небольшой участок бухты, – причем сделать это хотелось до того, как вернется капитан. Что было причиной такой спешки, крылан и сам не знал, но всерьез подозревал, что Крейн заразил его одержимостью...

...– Ты всерьез считаешь, что Звездочет мог притащить в Лейстес хакке и об этом никто не подозревает?

Солнце в зените светило ярко; в ветвях деревьев пели птицы. Умберто и Джа-Джинни причалили у западного берега Благодатной бухты и устроили привал: провизию к обеду крылан предусмотрительно захватил еще утром. Полдня прошло впустую, но пока что они оба сохранили изначальное стремление разыскать пропажу во что бы то ни стало. А вопрос, прозвучавший из уст Умберто, Джа-Джинни ждал еще вчера, поэтому успел обдумать ответ.

– Знаешь, это было озарение. Но нынче утром я расспросил Эрдана, и он сказал, что если капитан в достаточной степени подчинил фрегат собственной воле, то он может сдерживать страх корабля перед хакке. Кристобаль сможет это сделать, сказал Эрдан, но не станет. Я, естественно, спросил – почему? – Крылан ненадолго замолчал. – Это жестоко, сказал Эрдан, да к тому же чревато большими неприятностями. Разрываясь между самым жутким страхом и необходимостью повиноваться, фрегат вполне может сойти с ума, а что за этим последует – сам понимаешь.

– Ясно... – Умберто лежал на спине, блаженствуя в лучах солнца. Его волосы едва успели высохнуть после очередного купания. – Выходит, Звездочет тоже неплохо владеет кораблем, а?

– Ну, я всегда говорил капитану, что не стоит его недооценивать, – вздохнул Джа-Джинни. – Как-то я услышал одну очень странную историю, и она до сих пор не идет у меня из головы. Речь шла о капитане, который потерял свой корабль в битве с кракеном и решил не тратить деньги на покупку нового. Вместо этого он задумал отобрать чужой фрегат.

– И что же сказал капитан этого фрегата? – без особого интереса спросил Умберто. – Или он не успел ничего сказать?

– В том-то и дело... – проговорил крылан, хмуря брови. – Если верить слухам, фрегат отбирали у живого капитана, который при этом находился на борту.

– Ох! – Умберто вздрогнул. – Что за ужасы ты рассказываешь?! Разве такое возможно?

Джа-Джинни пожал плечами:

– Считается, что связь между кораблем и капитаном нерушима, но мне не понравилось лицо Кристобаля... такое впечатление, что он знает что-то, о чем не знаем мы.

Умберто резко сел и заявил, что отдохнул и готов продолжить поиски. Не дожидаясь ответа Джа-Джинни, он направился к лодке, на ходу вычесывая из волос сухую траву и бормоча что-то обидное о любителях страшных историй.

– Я самое главное не сказал, – проговорил крылан, обращаясь к самому себе. – Капитаном этим совершенно точно был Звездочет. Фрегат, который он все-таки сумел отобрать, – «Утренняя звезда». Но хотел бы я знать, как звали несчастного, что владел «Звездой» до этого сумасшедшего старика...

Он вздохнул и отправился следом за Умберто, который уже отвязывал лодку.

Снова и снова пещеры, попадавшиеся на их пути, оказывались пустыми. Если удавалось проникнуть туда сквозь узкие щели, крылан видел сырые своды, заросшие светящейся плесенью, а один раз они обнаружили скелет с обрывками богато изукрашенной одежды на пожелтевших костях. Джа-Джинни становился все мрачнее, а Умберто, наоборот, успокоился и даже заметил добродушно, что благодаря крылану сберег немало денег, которые неизбежно оставил бы в тавернах и других заведениях Лейстеса.

– Еще одна... – Умберто остановил лодку и указал рукой туда, где под водой смутно виднелись очертания входа в пещеру. – Ну, я пошел. Не скучай.

– Поосторожней там! – крикнул Джа-Джинни, но его напарник уже нырнул.

Крылан, насупившись, сидел на корме лодки, размышляя о том, что предпримет Кристобаль после своего возвращения. Карта, проклятая карта! Если она и впрямь была в одном из сундуков, которые матросы «Звезды» перетаскивали в дом Звездочета под покровом ночи, то неизвестно, легче становилась их задача или тяжелей. Сам Джа-Джинни считал, что пробраться как на борт фрегата Звездочета, так и в его дом одинаково невозможно, но он не без оснований полагал, что Крейн другого мнения. Должно быть, магус обрадуется известию о сундуках и сочинит безумный план проникновения в логово старого пирата – план, который вполне может увенчаться успехом.

Джа-Джинни с внезапной тоской вспомнил те годы, которые провел на «Невесте ветра» до встречи с Джайной Алье. Тогда было легче: капитан говорил, а он делал и не задумывался о том, насколько та или иная затея Крейна оправданна или просчитана. Справедливости ради следовало признать, что он попросту не хотел размышлять над этим, поскольку не переставая думал совсем о других вещах.

От которых его избавила Джайна.

«Ты изменился, – с некоторым удивлением и свойственной ему прямотой заметил Кристобаль уже через месяц после приснопамятной грозы. – Я бы даже сказал, поумнел». Крылан предложил ему самому поговорить с Джайной, на что магус, посмеиваясь, ответил: «А мне и так неплохо. Будем считать, что ты при мне в качестве ходячего здравого смысла и угрызений совести в одном лице, хорошо?» Капитану-то и впрямь было хорошо, но жизнь Джа-Джинни сделалась невыносимой – ему пришлось ко всему привыкать заново...

От долгого сидения в одной позе у крылана затекла шея, и он осторожно стал потягиваться, опасаясь перевернуть лодку. Умберто не возвращался уже достаточно долго, и Джа-Джинни впервые за целый день подумал о том, что если там, в пещере, что-то произошло, он не сумеет помочь другу. Умберто был вооружен длинным кривым кинжалом, но в темноте, под мрачными сводами пещер могли таиться существа, которым этот кинжал – что фрегату укус ларима, любимца Эсме. Крылан с тревогой всматривался в темный провал пещеры, скрытый под мерцающей водной гладью, и вдруг краем глаза заметил нечто странное.

От одной из скал чуть западнее того места, где покачивалась на волнах его лодка, отделилась тень и полетела над морем, то почти падая в воду, то вновь набирая высоту. Джа-Джинни сразу понял, отчего она движется так странно: он и сам порою летал, всецело доверяясь ветру, – потоки воздуха поднимали и опускали его, даруя отдых усталым крыльям. Но его больше удивило то, что крылья неведомого летуна были намного больше, чем у любой из птиц, обитавших в Благодатной бухте, хотя и здорово уступали его собственным.

«Что это?!»

В растерянности и восхищении Джа-Джинни наблюдал, как незнакомец – его белые перья сверкали серебром в лучах солнца – парит над водой, иногда опускаясь очень низко.

И, позабыв, где находится, он попытался взлететь.

...темная вода накрыла его с головой, обжигающим потоком хлынула в горло, закупорила уши. Крылан не умел и не мог плавать, но при этом продолжал взлетать с борта «Невесты ветра», всякий раз расправляя крылья лишь в самый последний момент. Крылья – именно они сейчас губили его, тянули на дно, словно были сделаны из камня. «Это конец...» – сверкнула напоследок холодная искра-мысль. Еще он успел почему-то подумать об Эсме...

– ...ненормальный! – орал Умберто с перекошенным от страха лицом. – Чтоб меня кракены съели! Чем ты думал, когда взлетал из лодки?!

Крылан молча принимал заслуженные упреки и думал о том, что, должно быть, выглядит сейчас весьма жалко – этакий клубок изломанных мокрых перьев, дрожащий от холода и все еще перепуганный до полусмерти. Он еще ни разу в жизни не был так испуган.

Они сидели на небольшом выступе скалы чуть поодаль от того места, где виднелся вход в злополучную пещеру. С обоих ручьями стекала вода, оба еле дышали. Джа-Джинни недоумевал, каким образом Умберто сумел его вытащить: до сих пор крылан был уверен, что только магусу по силам его поднять, и никак не ожидал подобного подвига от худощавого молодого моряка.

– Прости, – сказал он, когда Умберто ненадолго замолчал, чтобы перевести дух. – Сам не знаю, что на меня нашло. Извини.

– Он извиняется! – воскликнул Умберто, возмутившись пуще прежнего. – Как бы я объяснил Крейну, что произошло?! Да он бы сразу превратил меня в уголь!

Да, такое вполне могло случиться. Крылан досадливо помянул кракена и все его восемьдесят щупалец: еще один день впустую – они не просто не сумели отыскать лодки, а еще и чуть не погибли, потому что Умберто тоже рисковал. К тому же Джа-Джинни так и не понял, что это были за белые крылья, и даже не был уверен теперь, что они ему не пригрезились.

– Уже почти вечер, – сказал он, бросив взгляд на заходящее солнце. – Пора домой. Дурацкая это была затея...

– Дурацкая, говоришь? – хмыкнул помощник капитана. – Ну-ну.

Погруженный в раздумья крылан не сразу заметил хитрое выражение лица Умберто, а когда заметил...

– Погоди-ка. Только не говори, что ты их нашел?!

Умберто расхохотался и по-дружески стукнул крылана по плечу.

– Мы нашли, мы! Все пятнадцать штук! Сидят там, сбившись в кучу, – то ли спят, то ли боятся выходить. Ну что, теперь надо бы привезти сюда смотрителя – этого, как его? Свена?

Крылан ошеломленно кивнул, все еще не веря в удачу. Выходит, он был прав... но это значит, что в одном из сундуков, которые матросы Звездочета тащили по пирсу, и впрямь могло быть хакке.

– Да, конечно... – пробормотал Джа-Джинни. – Сделаем так. Ты бери лодку и давай на пристань, за смотрителем. Я подожду здесь, мне все равно надо высохнуть...

Уговаривать Умберто не пришлось, он горел желанием похвастаться перед кем-нибудь своим успехом. Предупредив Джа-Джинни напоследок, чтобы тот не пытался больше плавать, моряк прыгнул в лодку и был таков.

«Мы их нашли, ну надо же...»

Крылан подставил мокрую спину под лучи заходящего солнца и легкий ветерок, который тут же взъерошил его перья. Итак, у Звездочета есть хакке, но для чего он заставил свой фрегат смириться со страшным грузом на борту? Карго пирату бесполезен, а разве можно использовать хакке для чего-то другого?..

Ночь упала на Благодатную бухту внезапно, как всегда происходило в этих широтах, – кажется, только что над горизонтом виднелась еще добрая половина солнечного диска, и вот уже наступила тьма. Далекая пристань осветилась огнями; изредка ветер доносил отзвуки голосов и веселого смеха.

– Что-то случилось, – проговорил крылан. Он стоял на выступе скалы, переминаясь с ноги на ногу. – Какая-то большая неприятность. Искусай меня медуза...

За это время Умберто мог бы раз пять добраться до пристани и обратно. Может быть, он не сумел отыскать Свена? Джа-Джинни хотелось, чтобы все оказалось именно так, но в глубине души он понимал, сколь хрупка эта надежда.

«Что же мне делать?»

Даже если не произошло ничего серьезного, ночью Умберто вряд ли отыщет это место – все приметные деревья и скалы надежно скрывала тьма. Нужно было улетать, но как? Джа-Джинни огляделся вокруг: подняться по скале? Глупо. Он упадет вниз и разобьется о камни. А взлететь с уступа, на котором стоял, он не мог...

...или мог?

Он вспомнил, как взлетал той ночью, когда на Лейлу напали неизвестные, вспомнил совет Эсме – брошенный ненароком, но оказавшийся таким полезным. Однако там, на темной лейстесской улице, ему в случае неудачи грозили несколько синяков и ссадин, а что сейчас?

«Если я коснусь воды, мне конец».

Джа-Джинни расправил крылья – Умберто обломал ему немало перьев, пока втаскивал на уступ, – а потом закрыл глаза и попытался представить себя настоящей птицей...

...подлетая к пристани, он ощутил присутствие «Невесты ветра» в своем сознании: фрегат был взволнован. Джа-Джинни сделал круг над доками, а потом опустился на полуют «Невесты», где стоял корабельный мастер.

– У нас неприятности, – с ходу заявил Эрдан, чье суровое лицо не оставляло сомнений в том, что дело и впрямь плохо. На палубе показалась бледная Эсме, тщательно скрывающая страх под маской сосредоточенной уверенности.

– Что стряслось?

– Возле лодочных загонов была драка, – коротко объяснил Эрдан. – Несколько матросов Звездочета сцепились с Умберто, и он одного из них уделал насмерть. Потом подоспели стражи порядка и забрали его в тюрьму.

Крылан в сердцах помянул кракена.

– «Невеста» говорит мне, что он тяжело ранен, – сказал мастер-корабел. – Ты как раз вовремя успел, мы с Эсме собрались пойти туда.

– Хорошая мысль, – согласился Джа-Джинни. – Хотя знаешь что, Эрдан... лучше тебе побыть здесь. Мало ли что случится?

Он и Эрдан обменялись многозначительными взглядами; Эсме нахмурилась. Корабельный мастер кивнул и отступил, а потом крылан посмотрел на целительницу.

– Не хочешь... полетать?

Она обомлела. Джа-Джинни понимал, что такое предложение кого угодно вгонит в дрожь, но времени на уговоры не оставалось. «Она сама говорила, что это было прекрасно!» Он подхватил Эсме, разбежался и взлетел – прежде, чем она успела опомниться.

«Может, это и впрямь прекрасно... но в тот раз она спала!»

– Обними меня за шею и постарайся не дергаться! – крикнул он, когда они поднялись над мачтами «Невесты ветра». – Думай о том, как эффектно мы появимся!

Предупреждение оказалось лишним: она была неподвижна, словно кукла, но отчего-то показалась ему тяжелее, чем прошлой ночью. Крылан понял, что купание не прошло даром, – он почувствовал сильную усталость и даже слегка испугался, что не дотянет до площади Согласия, где и располагалась лейстесская тюрьма.

«Кристобаль, где тебя носит?!.»

У здания тюрьмы стояли несколько стражей с факелами, а чуть подальше Джа-Джинни увидел человека, с которым ему меньше всего хотелось встречаться, – Сатто, правую руку Звездочета. Рядом с ним было пятеро здоровенных матросов, и вся эта милая компания, задрав головы, наблюдала за полетом крылана.

– Ну что, ты готова? – спросил Джа-Джинни, прикидывая, где бы сесть. Вместо ответа Эсме чуть сжала его плечо. – Спускаюсь! Все будет хорошо, вот увидишь...

Коснувшись земли, крылан пробежал несколько шагов, лишь потом сумел остановиться – и сам себя поздравил с тем, что не сломал ноги. Впрочем, в присутствии Эсме это было пустяком: гораздо глубже оказалась бы рана, нанесенная его самолюбию. Но все обошлось, и теперь предстояло выполнить трудную, но не такую опасную для жизни часть его плана.

Крылан встретился взглядом с Эсме. Лицо целительницы все еще оставалось бледным, хотя другой на ее месте выглядел бы намного хуже. Она в очередной раз показала свою храбрость.

– Ты молодец... – шепнул крылан и застыл в изумлении, услышав в ответ шипение разъяренной кошки:

– Теперь я вижу, что Крейн собирал команду по образу и подобию своему! – Глаза Эсме прищурились, и ее лицо вдруг изменилось, стало старше и жестче. – Уже в который раз меня хватают и куда-то тащат, позабыв спросить разрешения!

– Я спросил! – попытался оправдаться крылан, но она лишь фыркнула, возмущенно и презрительно. Джа-Джинни еще ни разу не видел Эсме такой и невольно задумался, что бы сказал об этом Крейн. Неожиданно целительница покачнулась, и Джа-Джинни испугался, что она потеряет сознание, – а потом и сам ощутил прикосновение фрегата.

– Пошли... – тихонько проговорила девушка, болезненно нахмурившись. – «Невеста» сердится, что мы не помогаем Умберто. Ему сейчас очень плохо.

Времени на споры и пререкания не осталось. Джа-Джинни взял Эсме за руку, и они решительно пошли к входу в тюрьму... где их ждал очередной неприятный сюрприз.

– Не велено пускать, – равнодушно отозвался страж в ответ на просьбу Джа-Джинни. – Не имею права.

– Что?! – изумился крылан. – Как это – не велено? Там наш товарищ, он ранен. Я целительницу привел, не кого-нибудь!

– А мне какая разница? – Страж пожал плечами. – Ранен – и что с того? Я, что ли, его на нож толкнул?

Джа-Джинни оторопел. Он не мог сейчас просто отодвинуть стражей в сторону и войти в тюрьму, невзирая на их возражения и сопротивление, не мог и угрожать оружием, поскольку тогда сам оказался бы в камере. Раньше его никогда не заботили лейстесские стражи порядка, потому что с ними не было проблем – если уж случалось кому-нибудь из команды «Невесты ветра» попасть в «яму», то на следующее же утро их обычно выкупал Крейн или же отпускал сам Скодри, разобравшись, что к чему.

«Скодри!»

– Кто запретил нас пускать? – спросил Джа-Джинни ровным голосом. Он вспомнил все, что произошло в тот памятный вечер в доме Зубастого, и ужаснулся: к каким страшным последствиям привела доброта Эсме! Но ответ стража оказался неожиданным.

– Вот они и запретили... – пробурчал тот, махнув рукой в сторону Сатто и матросов с «Утренней звезды».

Джа-Джинни обернулся; помощник Звездочета поприветствовал его издевательской ухмылкой. «Дело дрянь», – подумал крылан, а вслух сказал, насмешливо и громко:

– С каких это пор Звездочет стал в Лейстесе главным?

Как он и ожидал, Сатто в два прыжка оказался у дверей и взглянул на крылана с высоты своего немаленького роста.

– Придержи-ка язык, птичка! – рявкнул здоровяк. – Твой капитан совсем распустил команду! Давно пришла пора научить ваших придурков уму-разуму!

– Да-а? – скривился крылан, пропустив «птичку» мимо ушей. – По-моему, ты что-то перепутал. Это ваши люди напали первыми и получили по заслугам. А теперь пропусти! Мы пришли, чтобы оказать помощь раненому...

– Да пусть меня кракен съест! – Сатто присвистнул, и матросы в мгновение ока встали за его спиной. – Видел я, как этот пройдоха ранен, – от таких царапин еще никто не умирал! А Дорс ушел к Великому шторму по милости твоего дружка – так что теперь я никого туда не впущу до завтрашнего суда!

– Суда? – ошеломленно повторил крылан. – Ты перегрелся или перепил? Если Скодри по каждой поножовщине будет устраивать суд...

– Вот именно, – послышалось откуда-то сзади. – Здесь и без суда все ясно.

Джа-Джинни обернулся. Шагах в десяти от них стояли Скодри и двое слуг с факелами. На лицо Зубастого падала тень, но крылан вполне мог представить себе его выражение.

– Пропустить их, – скомандовал старый пират. – Немедленно.

И вот тут-то Джа-Джинни понял, что дела пошли и вовсе хуже некуда, потому что Сатто ни капли не испугался, а даже наоборот – повеселел. Вдобавок на площади появились еще матросы с «Утренней звезды», и их лица не оставляли сомнений в их замыслах.

– И не подумаю! – с усмешкой заявил помощник Звездочета. – С места не сдвинусь!

– Вот как? – ровным голосом спросил Скодри. – А что скажет твой капитан, когда вернется?

Сатто скорчил жалостливую гримасу, а потом расхохотался.

– Что скажет? Мой капитан?! Я соблюдаю правило, которое ты сам установил, когда был моложе, – до суда никто не должен видеться с убийцей! А суд будет, потому что команда этого хочет, и ты не сможешь нам запретить! – Он огляделся и добавил: – Всем известно, что вы с Крейном друзья, но справедливость еще никто не отменял! И вообще, час поздний – тебе пора на отдых, старик!

В толпе матросов послышались смешки. Джа-Джинни на мгновение прикрыл глаза; от ужаса ему захотелось все бросить и улететь куда глаза глядят. Он знал, он чувствовал, что скоро власти Зубастого придет конец, но не так быстро и не таким жестоким способом! Люс, Агнес, девочки – что их ждет, если Скодри не вернется с этой площади?..

– Вот как? – Зубастый негромко рассмеялся. – Любопытно. Сдается мне, твой капитан все заранее рассчитал и предвидел, даже исчезновение пятнадцати лодок и эту глупую ссору на пристани. Ох, как он проницателен. Или я не прав и в этом лишь твоя заслуга?

Сатто прищурился и ничего не сказал.

– Мне известен всего один способ предвидеть такие вещи, – продолжал между тем Скодри. – Организовать их самому. Что ж, в данный момент преимущество на твоей стороне – я стар и слаб, со мной всего-то два человека. Легкая добыча, не спорю. Но что ты будешь делать завтра, когда вернутся из дозора фрегаты? Что ты будешь делать, когда здесь появится Лайра Отчаянный?

На мгновение во взгляде Сатто промелькнуло что-то похожее на страх. Джа-Джинни показалось слишком уж невероятным, что Звездочет спланировал переворот в Лейстесе, значит – его помощник все устроил сам.

– Мне плевать... – начал Сатто, но договорить ему не дали. Джа-Джинни охнуть не успел, как Эсме метнулась вперед и бесстрашно встала прямо перед моряком, который был выше ее на две головы и раза в три шире в плечах.

– Хватит пререкаться! – крикнула целительница со слезами на глазах. – Там умирает человек, я это чувствую! Будет суд или нет, но, если я сейчас не войду, Умберто не доживет до завтрашнего утра!

Стоило ей это сказать, и Джа-Джинни вдруг словно затянуло в водоворот. Ощущение было очень неприятное...

...вторжение в его память было весьма бесцеремонным: некто очень быстро и грубо переворошил воспоминания последних дней, задержавшись на истории с лодками и недовольно цыкнув зубом при виде крылана, барахтающегося в воде.

«Прости, – сказал знакомый голос. – У меня не было другого выхода».

Он не пообещал, что больше не будет...

– Ты слышишь меня?! – Эсме шагнула вперед, сжав кулаки. – Пропусти сейчас же!

И – о ужас! – Сатто отступил.

Эсме рванулась вперед, не оглядываясь; следом за ней заторопились стражи, показывая дорогу. Крылан подумал, что они вряд ли высунут нос наружу, пока все не закончится, – в гневе Зубастый страшен. Сам он не двинулся с места, потому что не совсем пришел в себя после случившегося... и потому что хотел увидеть, что произойдет дальше между двумя пиратами, молодым и старым.

К тому же уже вот-вот должно было появиться еще одно действующее лицо.

– Ну что, продолжим нашу милую беседу? – ироничным тоном поинтересовался Скодри. Он стоял на прежнем месте и, казалось, не считал происходящее чем-то особенно важным. – Ты поведал мне столько интересного, что прямо-таки не удержусь, спрошу: а Звездочет того же мнения?

– Да! – выкрикнул Сатто. – Я командую людьми, пока его нет, и говорю за него...

– Это я понял, – усмехнулся Зубастый. – Но вот согласится ли он с тем, что ты успел тут наболтать?

Помощник Звездочета сжал кулаки, но в голосе появились нотки неуверенности:

– Я защищал своих людей...

– Понятно! – коротко бросил Зубастый и... свистнул. Но это был не короткий свист, который издал незадолго до этого Сатто, а виртуозная разбойничья трель.

Тотчас же из подворотен, стенных ниш, узких улочек, сбегавшихся к площади, выступили вооруженные люди, и Джа-Джинни с немалым удивлением заметил зеленые куртки – в свете факелов они были прекрасно видны. Матросы Звездочета в растерянности оглядывались по сторонам; их окружили со всех сторон.

– Как видишь, не все согласны с тем, что мне пора на покой, – негромко проговорил Скодри. – Я бы даже сказал, ты в меньшинстве.

– Ты... – заговорил Сатто после долгой паузы и закашлялся. Зубастый спокойно ждал, пока к его собеседнику вернется голос. – Ты меня неправильно понял. Я... всего лишь проявил заботу о твоем здоровье. Мы... очень ценим тебя и никогда бы не стали...

– Достаточно! – прервал эти словоизлияния Скодри. – Истинная правда, уже глубокая ночь, а завтра трудный день. Суд, говоришь? Хорошо, будет суд. А теперь искренне советую отправиться... на отдых.

Сатто дернул подбородком и сошел с порога; матросы последовали за ним.

Еще через какое-то время площадь почти опустела – остались только Скодри и Джа-Джинни. Крылан стоял неподвижно, не в силах перебороть собственное изумление: случившееся казалось ему слишком странным. То, что Скодри пришел не один, оказалось приятным и эффектным сюрпризом, но поведение Сатто насторожило крылана.

Старый пират похромал к порогу тюрьмы и опустился прямо на ступеньки, выставив ногу с негнущимся коленом. Только теперь он оказался полностью на свету, и сердце Джа-Джинни сжалось: был ли тому виной неверный отблеск пламени двух факелов или что-то иное, но Скодри выглядел очень уставшим и очень старым.

– Вот теперь можешь выходить, Кристобаль, – негромко сказал пират.

От ствола большого дерева, что росло неподалеку, отделилась высокая тень, и крылан кивком головы приветствовал своего капитана. Когда магус оказался в круге света, Джа-Джинни увидел, что он с ног до головы перемазан сажей, словно по пути на площадь пролез через немалое количество дымоходов.

Скодри не удивился этому – или просто не подал вида.

– Спасибо, что привел своих людей, – сказал он неприветливо, глядя куда-то в сторону. – Спасибо, что предупредил о заговоре.

– Не стоит благодарностей, – весело отозвался Крейн. – Этот заговор по большей части направлен против меня.

– Знаю, – последовал короткий ответ. – Но, покончив с тобой, Звездочет не остановится.

– О да. Аппетит у него отменный. Так что, завтра будет суд?

Скодри криво улыбнулся.

– А ты как думал?

Магус кивнул и сказал серьезным тоном:

– Тогда я тоже намерен кое-кому предъявить обвинение.

– Твое право... – Скодри пожал плечами. – Препятствовать не буду.

Он медленно поднялся, опираясь на трость, с каким-то странным выражением лица оглядел площадь – как будто видел ее впервые. Потом взглянул на Крейна и проговорил:

– Я трижды за два прошедших дня слышал истории о том, что неподалеку от города видели нечто странное.

– В самом деле? – отозвался Крейн, с любопытством уставившись на свой рукав – как будто только что заметил, в каком состоянии его одежда. – И что же там видели?

– Человека, – хмуро ответил Скодри. – Он шел по дороге и горел.

– Надо же... – магус покачал головой. – Наверное, это был призрак.

– Возможно. Он был объят пламенем от макушки до пяток, но при этом не было похоже, чтобы он испытывал боль. Там, где он прошел, следов не осталось, но вот там, где он хоть ненадолго задержался, кипела вода и плавились камни. Любопытное явление, правда?

Не дожидаясь ответа, Скодри развернулся и ушел, хромая. Крейн проследил за ним взглядом, потом сказал тихим и невыразительным голосом:

– Врут. Вода не кипела, а сразу испарялась...

Он покачнулся. Джа-Джинни шагнул навстречу, готовый помочь, – и тотчас отскочил, почувствовав сильный жар, исходящий от магуса. «Проклятье! Он слишком рано вернулся!»

– Не подходи! – запоздало предупредил магус. – Я сейчас могу испарить небольшое озеро... или большое...

Джа-Джинни покачал головой:

– Зачем ты примчался? Мы бы справились и сами.

– Да? – Крейн вымученно улыбнулся. – Стоило мне исчезнуть всего-то на два дня, как по Лейстесу пошли слухи, будто матросы с «Невесты ветра» напились в стельку и разгромили лодочные загоны... а потом угнали пятнадцать, нет – двадцать пять лодок! Их количество, думаю, будет увеличиваться. Потом один мой помощник чуть было не утонул, а другого почти зарезали... – Он возвел глаза к небу, словно обращаясь к богам. – Не дадут отдохнуть как следует!

– Лодки мы нашли...

– Знаю. – Магус махнул рукой. – Так. Сейчас ты дождешься Эсме и отведешь ее на борт «Невесты». Понятно? Никаких гостиниц. Завтра трудный день, и мне может понадобиться помощь, поэтому пусть она хорошенько отдохнет... но говорить об этом напрямую не стоит, хорошо? – Крылан кивнул. – Дальше. Пошли к лодкам нескольких людей, пусть возьмут смотрителя... если он еще не покончил с собой от горя.

– Это все?

– Кажется... – Крейн болезненно поморщился, вытер проступивший на лбу пот грязным рукавом. – Пусть завтра никто не сходит на берег... я боюсь провокаций.

– Понятно. А где ты сам будешь?

– Я появлюсь в нужный момент, – усмехнулся магус. – Все, ухожу.

– Кристобаль! – торопливо позвал Джа-Джинни, пока он еще не скрылся в темноте. Крейн обернулся с явной неохотой. – Твои извинения будут приняты, если пообещаешь больше не читать мои мысли.

Стоило крылану это сказать, как он почувствовал волнение «Невесты ветра». Собственно, в случившемся было больше ее вины, потому что без помощи фрегата Крейн не был способен на подобное.

– Что есть в твоей голове такого, о чем я не знаю? – поинтересовался магус. Он не ждал ответа. – Всего хорошего и не забудь, о чем я сказал.

С этими словами он исчез.

Джа-Джинни недолго пришлось ждать: совсем скоро послышался шум, топот – и на пороге показались два стража, а следом за ними Эсме. Блюстители порядка выглядели пристыженными и даже слегка напуганными. «Любопытно, что еще она успела им наговорить?» Целительница, против всех его ожиданий, вовсе не казалась уставшей.

– Вижу, ты беспокоился, – с улыбкой сказала она, будто прочитав его мысли, и показала небольшой флакон, наполовину пустой. Цвет снадобья в сумерках было не разглядеть. – Зря. Я ведь знала, куда и зачем иду.

Глядя на ее спокойное лицо, Джа-Джинни почувствовал, как отпускает напряжение последних часов. Такое ему доводилось испытывать лишь в присутствии Джайны.

– Здесь был Крейн, – заметила Эсме слегка удивленно. – Почему он ушел?

Крылан развел руками.

– Ладно... – вздохнула девушка. – Веди меня в гостиницу... или куда приказано. – Он кивнул, и она торопливо добавила: – Только никаких полетов больше!

– Еще чего! – фыркнул Джа-Джинни. – Я так устал, что едва ли сам сумею долететь, а тебя тащить – уволь! Пройдемся пешком, а пока что расскажи, как там Умберто.

– А-а, Умберто... – слегка растерянно сказала целительница и нахмурилась. – С ним все в порядке... уже. Он потерял много крови, но к утру, думаю, придет в себя окончательно.

Джа-Джинни заметил ее неуверенность и спросил:

– Тебя что-то беспокоит?

– Нет... – пробормотала она, но тотчас же сокрушенно вздохнула. – Видишь ли, я почувствовала... мне показалось... что кто-то пытался прочитать его мысли.

– То есть?

– Ну, я не знаю, как объяснить. Когда я начала исцелять... хм, тебе знакомо ощущение, когда входишь в темную комнату и чувствуешь, что там кто-то есть?

– Знакомо, – улыбнулся Джа-Джинни. – Но чаще всего оказывается, что там пусто. В крайнем случае можно обнаружить мышь или кошку...

– Не смешно! – огрызнулась целительница, но лицо у нее было смущенное. – Щупач проникает в сознание тем же путем, что и я. После красного снадобья я ничего не вижу и не слышу, а Умберто был без чувств... поэтому кто угодно мог стоять за моей спиной и читать его мысли так, что я смогла ощутить лишь слабые отголоски чужого присутствия!

– Эсме... – сказал крылан устало. – Ты не должна об этом даже думать. Все до единого члены команды недосягаемы для щупачей, потому что в нашем сознании всегда незримо присутствует «Невеста ветра». Она ревностно охраняет все то, что считает своим. Поэтому любой капитан может не опасаться, что щупач выведает его секреты, захватив кого-нибудь. А если найдется дурень, который попытается это сделать... – Джа-Джинни пожал плечами. – Я ему не завидую. Да ты, собственно, уже успела испытать на себе характер «Невесты». Представь себе, на что она способна, когда не шалит, а... наказывает.

Он едва не сказал «убивает» – и вздрогнул, вспомнив, как это выглядит со стороны.

Хорошо, что Эсме не приходилось видеть подобное...

– Наши мысли может читать только капитан – с помощью «Невесты», конечно же. Иногда он это делает. – Крылан поморщился. – Потом извиняется... иногда.

– Понятно, – вздохнула целительница. – Мне, наверное, показалось.

До самой пристани они шли молча, а потом Джа-Джинни резко остановился. Эсме удивленно взглянула на своего спутника, и он спросил:

– Ты очень устала?

– Ну... – она неуверенно пожала плечами. – А что?

– Мне бы хотелось тебе кое-что показать. Кое-что интересное.

– А это не может подождать до завтра? – осторожно поинтересовалась девушка. Крылан вздохнул.

– Может, но... у меня предчувствие, что это надо увидеть сегодня. Сейчас.

– Тогда пошли, – Эсме улыбнулась. – Ты меня заинтриговал.

– Тут недалеко...

Им и впрямь пришлось пройти совсем немного – шагов пятьдесят в сторону, противоположную той, где располагались доки. Когда Эсме увидела, куда ее привел Джа-Джинни, она удивленно подняла брови, но крылан приложил палец к губам.

Они вошли в портовую часовню – совершенно пустую, если не считать двух летучих мышей, залетевших сквозь открытое окно. В часовне пахло благовониями, а в мягком свете десятка свечей лики на фресках казались лицами живых людей: они то хмурились, то улыбались, глядя на столь поздних посетителей. Джа-Джинни и Эсме миновали ряды скамеек, отполированных до блеска, и приблизились к сердцу часовни – изображению той, которая одна среди небесных детей нашла в себе силы противостоять жуткому Повелителю штормов.

Здешняя статуя Эльги сильно отличалась от прочих. Днем на лицо богини должен был падать луч солнечного света, пробивающийся сквозь оконце в потолке; сейчас ее окутывали сумерки, но это не мешало рассмотреть необычайную работу неизвестного мастера. Эльга не стояла на коленях, а просто сидела, опершись на левую руку; из-под подола длинной юбки шаловливо выглядывала босая ножка, да и улыбка богини была весьма лукавой. В правой руке покровительница моряков и целителей держала фрегат размером чуть побольше ее ладони: казалось, она выловила кораблик из бурного моря и теперь не отпустит его до тех пор, пока шторм не угомонится.

Крылан всмотрелся в лицо богини.

– Как... – стоило Эсме заговорить, у нее тотчас сел голос. – Что это такое? Я...

Джа-Джинни сжал руку целительницы, пристально вгляделся в ее лицо, а потом снова перевел взгляд на статую. Сходство, как и говорил Люс, было поразительным: маленький рот, большие глаза, изящно очерченные скулы и аккуратный нос... те же самые черты. Даже волосы Эльги были той же длины, что у Эсме, а окажись они еще и подвязаны таким же шарфом, Джа-Джинни попросту решил бы, что сошел с ума.

«Это невероятно...»

Немного придя в себя, он всмотрелся получше и понял: между ними все-таки были различия, хотя и еле уловимые. Эльга казалась старше и умудренней опытом – что, собственно, полагалось ей по статусу, – а ее улыбка была скорее ироничной, чем лукавой. Она как будто понимала, что вызов, брошенный Повелителю штормов, может стоить ей жизни. Понимала, но отступать не собиралась.

Жизнь богини – в обмен на маленький кораблик, беззащитный и хрупкий...

– Невероятно! – проговорила Эсме чуть слышно. – Я, наверное, сплю. Или у меня что-то со зрением...

– Признаться, я хотел не столько показать ее тебе, сколько взглянуть на вас обеих... сразу... – Он отступил на шаг назад. – Это бесспорное чудо. Но, знаешь, я не хотел бы увидеть когда-нибудь на твоем лице такое выражение.

– Я простая смертная. – Эсме взглянула на статую так, словно перед ней была настоящая, живая Эльга. Большие глаза целительницы смотрели жалобно, словно она готова была расплакаться. – Я боюсь таких совпадений.

– Эсме, – тихо сказал Джа-Джинни. От осознания того, что он вознамерился сделать, крылан дрожал сильнее, чем после достославного купания у пещеры с лодками. – Помнишь, ты рассказала мне про сон, в котором ты оказалась на площади, среди закованных в кандалы рабов?

Она кивнула.

– Это был мой сон.

– Так ты за этим меня сюда привел? – Целительница горько усмехнулась. – Что ж, рассказывай. Я... готова помочь.

Кто смотрит на тебя – Джайна или Эсме?

Не имеет значения. Ты второй раз в жизни пускаешь в свою душу другого человека – Кристобаль не в счет, он приходит и уходит, не спрашивая разрешения.

Ты второй раз в жизни смотришь на себя чужими глазами...

...на мокрых от пота простынях мечется нечто – существо, одновременно похожее на человека и на птицу. Безумные глаза, разинутый в беззвучном крике рот – мало кто задерживается у постели больного надолго, слишком уж жутко на него смотреть.

Существо прожило на свете пятнадцать лет, но все эти годы сгорят в безжалостном пламени смертельной лихорадки. Дым жертвоприношения вознесется к небесам, и боги с их странной жалостью, так легко переходящей в жестокость, решат: живи. Лишенный памяти, позабывший даже собственное имя – живи. Учись ходить, говорить, летать.

Живи!

И существо подчиняется воле богов...

Когда становится понятно, что болезнь отступила, жизнь постепенно налаживается; точнее, так считают люди. Они перестают говорить шепотом, боязливо ходить на цыпочках: теперь можно не бояться, что завтра придется готовить погребальный костер, а память – она вернется! Обязательно вернется, надо только подождать.

Их слова птицами летают в небе – непойманные, непонятые.

Что такое имя? Пустое сотрясание воздуха. Существо лежит на жесткой кровати, уставившись в стену невидящим взглядом; поросшее черными перьями тело бросает то в жар, то в холод, огромные крылья свисают бесполезными тряпками.

Жалкое зрелище...

...по дорожке запущенного садика ковыляет на кривых лапах человек-птица.

Он уже запомнил собственное имя и понимает человеческую речь... почти всегда. Взгляд его больших бирюзовых глаз больше не безумен, но люди по-прежнему отворачиваются, если он смотрит на них слишком пристально. Ему помогают, с ним обращаются ласково и по-доброму, но со своей болью он всякий раз остается один на один. Все еще очень слабый после болезни, он быстро устает и тогда забивается в какой-нибудь угол потемнее; сидит там, затаив дыхание, ждет – может быть, не сегодня? Пустые надежды. Боль подкрадывается сзади и набрасывается, вгрызаясь в хребет, повисая на плечах непосильным грузом. Всему виной бестолковые придатки чуть ниже плеч – даже самое легкое прикосновение к ним причиняет такую боль, что он не может сдержать слез. Зачем они, для чего? Лучше бы их не было.

По дорожке запущенного садика ковыляет на кривых лапах человек-птица.

Он уже запомнил собственное имя и понимает человеческую речь.

Он иногда смотрит на небо и надолго застывает, наблюдая за теми, кто парит в облаках...

...кажется, в тот день, когда это случилось, он еще не знал, как звучит слово «предательство».

Да разве это имеет значение? То, что человек не успел дать название чему-то, еще не значит, что оно не существует. Привыкший доверять окружающим во всем, не знающий о существовании мира за пределами сумрачного замка и заросшего садика, он вдруг столкнулся с жестокой правдой и далеко не сразу понял, что произошло.

Он был предан... нет, он был продан.

По прошествии многих лет он рассказывал об этом с ироничной ухмылкой, но тогда – стоял, удивленно моргая, и следил за тем, как из рук в руки передают сундук, доверху заполненный золотыми монетами. К тому времени он уже понимал, что это «деньги», а чуть позже даже сумел подсчитать: за него заплатили, как за небольшой замок. Такое мог позволить себе лишь один человек в мире, точнее – магус.

Его хозяин был высоким, широкоплечим, с властными повадками и привычкой наклонять голову, прислушиваясь к чему-нибудь. Лицо, съеденное болезнью, ему заменяла серебряная маска; о, это была необычайно интересная вещь! Она как будто жила собственной жизнью и порою становилась весьма выразительной. Так, голос этого человека мог быть ровным и спокойным, а на блестящей поверхности маски играли отблески пламени, предвещая грядущий пожар...

Место, где ему теперь предстояло жить, оказалось очень странным. Это был огромный сад, где росли самые разные деревья и цветы; едва с одних опадала листва, как на других распускались почки – это был сад, зеленеющий и цветущий без перерыва. Времена года не знали об этом райском уголке, или, вернее, он был отдан в безраздельное пользование весне и лету. Ни одна снежинка не упала с неба за долгие годы, что он там провел, ни разу северный ветер не потревожил нежную листву. Ему понадобилось три года, чтобы узнать: в самой середине сада таится хрустальное сердце, которое создает невидимый купол и не пускает внутрь зиму; но, хоть купол и невидим, пролететь сквозь него нельзя. Обитатели сада тоже были весьма необычными существами; хотя никто из них не умел говорить, все-таки по сообразительности они не уступали людям. Некоторые были опасны, но не желали причинять зло – и потому их никто не боялся. С ними можно было вести странные беседы, в которых один только говорил, другой – только слушал.

«Ты особенный, – сказал хозяин сада. – Тебе позволено делать все, что захочешь. Главное, чтобы ты был счастлив...»

Это было странное счастье. Он на несколько лет застрял в безвременье между весной и летом: прохлаждался у воды, подолгу разговаривал с бессловесными тварями, полюбившими его, читал книги, которые приносил человек в маске. Нередко в саду появлялась необычайно красивая женщина с лучистыми голубыми глазами и таким голосом, что при одном лишь его звуке можно было взлететь без крыльев. Были и другие люди. Кто-то появлялся, чтобы говорить с обитателями сада, кто-то – чтобы их убивать. Когда он впервые увидел смерть, то испугался, что станет следующим, но хозяин сказал, смеясь: «Ты обошелся мне слишком дорого!»

Еще была девочка с белыми волосами. Возможно, ее черты повторяли отцовские, навечно скрытые под маской, но по характеру она отличалась как от отца, так и от матери. Казалось, в ее глазах стоял вечный вопрос: почему? Она вовсе не надоедала взрослым, как раз наоборот – почти всегда молчала, и постепенно он понял, что этого попросту никто не видит. Девочка была одинока – и, глядя на нее, он понял, что тоже одинок.

Вместе им было хорошо молчать.

Однажды она пришла в сад и долго бродила среди деревьев, а потом попросила отвести ее к отцу. Человек в маске в это время развлекался – вместе с гостями они затравили огромного пардуса, – и девочка увидела его как раз в тот момент, когда он пробил рукой ребра еще живого зверя и вытащил трепыхающееся сердце.

Она застыла. Замер и хозяин; его маска была покрыта алыми брызгами.

Потом кто-то увел девочку, а ее отец подошел к человеку-птице и окровавленной ладонью ударил того по лицу. «Кажется, я забыл сказать, – проговорил он ровным и спокойным голосом, – что ты мой раб. Ты ничем не отличаешься от этого пардуса и, возможно, когда-нибудь окажешься на его месте».

Он плохо помнил, что случилось потом – чем именно он разбил хрустальное сердце сада. Но миг, когда день внезапно сменился ночью и с темного неба посыпались белые хлопья снега, позабыть было невозможно. Снаружи была зима, и теперь она наступила и в раю.

Кажется, он смеялся.

Потом его били – долго и со знанием дела, чтобы не убить, но причинить как можно больше боли. Они не знали, что он свыкся с болью давным-давно и научился ее не замечать.

Потом его продали...

Его продавали опять и опять, и каждый новый хозяин стремился объяснить тупоголовому созданию очень простую истину: ты не человек, говорили ему. Ты вещь, игрушка, забавная шутка природы. А раз ты не человек, с тобой можно делать все, что угодно.

Бард, часто появлявшийся в Садах Иллюзий, выразился бы так: постепенно его душа стала такой же черной, как его оперение. Но внешне это никак не выражалось, он бывал спокоен и молчалив, а порою становился язвительным и едким, и всякий раз его продавали не за дела, а за слова. Он потерял счет времени, и лишь потом сумел подсчитать, что провел в рабстве восемнадцать лет – до того дня, как оказался на рынке, где торговали гроганами и редкими животными, завезенными со всех концов мира. Было лето, солнце светило жарко; ему сковали руки, и раны от кандалов уже начинали гноиться...

Именно тогда он встретил Крейна.

Слепые глаза богини смотрели на него и сквозь него; Джа-Джинни и не заметил, когда именно отвернулся от Эсме. Теперь он боялся посмотреть на целительницу, но продолжил свой рассказ, хотя это было намного сложнее, чем в прошлый раз, с Джайной.

Ведь Джайне он вообще ни о чем не говорил, она вошла в его мысли и заставила измениться – он все сделал сам, просто потому, что в ее присутствии не было места ненависти и мести. Если бы он тогда ушел, не остался на ночь, сейчас перед Эсме сидел бы совсем другой Джа-Джинни – и он вряд ли стал бы изливать душу.

«Так что, выходит – я никогда по-настоящему эту историю не рассказывал?..»

– Возможно, ты ждешь сейчас повествования об очередном подвиге Кристобаля... – Он опустил голову. – Вынужден тебя разочаровать, потому что капитан меня не спасал из лап торговцев. Он героически меня купил, расставшись с приличной суммой. Думаю, фрегат на эти деньги вполне можно было приобрести, но Кристобаль предпочел меня. Так что, если следовать букве закона... – Джа-Джинни горько рассмеялся. – Выходит, я его собственность.

– Сомневаюсь, что капитан и в самом деле так думает, – проговорила Эсме. – Думаю, он считает эти деньги дружеским займом.

– Который я никогда не верну, – вздохнул крылан. – Поскольку с некоторых пор не участвую в схватках и, соответственно, не имею права на долю в добыче. Разве что я отыщу своих родных и окажется, что где-нибудь на далеком Юге меня ждет престол затерянного королевства крылатых людей... на далеком Юге, за Великим штормом...

Он сжал ладонями голову, которая, казалось, вот-вот взорвется. Оставалась последняя часть истории – самая короткая и самая сложная.

– Помнишь, Эсме, я рассказал тебе о Скодри? Ты была в ужасе, чуть не лишилась чувств. А теперь подумай, отчего мне уже в первый год на «Невесте ветра» дали прозвище Вестник смерти...

Она вздрогнула.

– Тебе повезло попасть на наш фрегат в то время, когда пираты немного устали от обычной жизни и им захотелось спокойствия. А ведь на самом деле все вовсе не так чинно-благородно. Вот, к примеру, знаменитая история о Лэйфире. Там половину города разнесло, потому что взорвались сразу два склада звездного огня... – Джа-Джинни осекся, почувствовав во рту горький привкус. Склады взорвались исключительно по вине Крейна, и было много ненужных жертв, но ведь он не должен рассказывать об этом Эсме! А чуть было не рассказал... – Эсме, когда я понял, что могу отомстить за восемнадцать лет унижений, то принялся за дело очень рьяно. Не буду вдаваться в подробности, но прозвище свое я заслужил. – Он сжал кулаки так сильно, что острые когти вонзились в ладонь и потекла кровь.

Эсме молчала.

– Однажды я летел с поручением Крейна в глубь одного большого острова и попал в грозу. Меня долго мотало из стороны в сторону, пока не бросило на дерево, в ветвях которого я и запутался. Оттуда меня сняла женщина... Эсме, ты знаешь что-нибудь о клане Голубя? Он сейчас в изгнании. Этот клан обладает очень странным даром: если достаточно долго пробыть рядом с Голубем – просто быть рядом, ничего больше! – то ты безвозвратно утратишь те стороны своей натуры, которые принято называть черными. – Он коротко рассмеялся. – То есть, попросту говоря, станешь лучше и добрее, как бы банально это ни звучало. В этом есть определенный риск: если, кроме ненависти и желания отомстить, в твоей душе больше ничего нет, ты умрешь. Твое сердце просто перестанет биться.

Он поднял голову и посмотрел на Эсме. Лицо целительницы было столь же неподвижным, как и лицо мраморной Эльги; в глазах стояли слезы.

– Я, как видишь, выжил.

«И это конец истории».

– Ты открыл мне все свои секреты, – медленно проговорила Эсме. – Зачем?

– Потому что принял тебя за Эльгу, – сказал он с усмешкой. – Нет, не из-за этого... ты ведь сама спросила, о чем я говорил с Вороном, помнишь? Нет, опять не то. Просто... просто Джайна изменила меня, но ведь эти воспоминания никуда не делись. Я все помню, словно это произошло вчера.

Эсме смотрела не него с сомнением во взгляде. «Если ты сейчас предложишь мне все забыть, я зря разоткровенничался», – подумал крылан. Но его опасения оказались напрасны.

– Я п-понимаю... – сказала она, чуть запнувшись. – Тебе нужно было излить душу.

Он кивнул, а потом, хоть это и было нелегко, опустился перед целительницей на колено – и поцеловал ей руку.

– Спасибо, что выслушала меня.

Она вытерла слезы рукавом и ничего не ответила.

Пора было отправляться на борт «Невесты ветра», чтобы наконец-то отдохнуть...

...– Капитан сказал, что я должен держаться поблизости от тебя. – Кузнечик виновато развел руками. – Уж извини, если мешаю.

– Ничего страшного, – Джа-Джинни заставил себя улыбнуться. – Сказал, говоришь? Ты его видел или?..

Кузнечик махнул рукой, словно пытаясь поймать ветер. Крылан хмыкнул: с самого утра «Невестой» командовал невидимый капитан, и если уж это выводило из себя Джа-Джинни, то остальные и вовсе мрачнели на глазах. Особенно матросов раздражал приказ не сходить на берег без разрешения. Нарушить его было невозможно, и Джа-Джинни испытал это на себе: попытавшись улететь, он чуть было не упал в воду из-за внезапного приступа жуткой головной боли.

Собственно, головная боль терзала всех и каждого. До тех пор, пока Крейн вкупе с «Невестой» не перестанут врываться в их головы по поводу и без, она не прекратится...

– Уже вечер, – хрипло проговорил юнга. Парнишка тщетно пытался скрыть волнение – ведь ему предстояло выполнить очень важное поручение, от которого зависит успех всего предприятия. Джа-Джинни был против того, чтобы Кузнечик участвовал в их авантюре, но капитан даже не стал выслушивать его возражения. «Он уже показал себя храбрецом, – прозвучал голос Крейна. – К тому же никто другой в этом деле не сможет быть твоим помощником...»

– Да, вечер, – пробормотал крылан. – Скоро закончатся эти мысленные нотации, и я смогу сказать капитану все, что о нем думаю.

Кузнечик улыбнулся.

...он самый легкий и худой в команде – за исключением разве что Эсме. Хочешь, чтобы я послал ее? Не хочешь? Тогда молчи. Так вот, кабинет Звездочета находится на втором этаже. Вы опуститесь на крышу, а оттуда ты спустишь Кузнечика на веревке, чтобы он открыл окно без лишнего шума. И прекрати волноваться, ему уже случалось это делать... не спрашивай. Когда-нибудь он сам тебе расскажет. Так вот, когда он откроет окно, ты сможешь залететь внутрь – а там уже действуйте по обстановке.

Запоминай расположение комнат...

Назначенное время приближалось. Крылан подумал о своем друге: Умберто уже приходилось представать перед судом, но не пиратским – здесь правила были иными... это и судом-то назвать можно было с большой натяжкой. Джа-Джинни понятия не имел, что придумал капитан для спасения своего помощника, но верил – все обойдется. Гораздо больше его беспокоила оброненная Крейном фраза: «Я тоже намерен кое-кому предъявить обвинение».

Кому?..

И, самое главное, как он рассчитывает отвлечь людей Звездочета? Крылан за целый день невеселых размышлений вконец измучился и теперь переживал гораздо больше, чем утром. Он ненадолго повеселел, лишь когда увидел сбежавшие лодки – их загоняли в наспех отремонтированные загоны, а потом едва протрезвевший Свен на радостях лез обниматься ко всем, кто не успел вовремя удрать.

Уже совсем стемнело, когда в голове Джа-Джинни внезапно прогремел голос капитана: «Пора!» Он направился к фальшборту, чтобы взлететь, и неожиданно споткнулся о что-то, лежащее на палубе.

Это была перевязь с метательными ножами – та самая, которую он отдал капитану после встречи с Джайной. Отдал, как он тогда выразился, на бессрочное хранение. Теперь же Крейн и «Невеста» возвращали его имущество в целости и сохранности.

«Вот тебе и безопасное приключение, – растерянно подумал крылан. – Я не хочу ее брать!»

Но он понимал, что это сделать придется – из-за Кузнечика. Без сомнения, мальчишка поможет ему в предстоящем деле, но если все пойдет не так гладко, как предполагает капитан, придется пустить в ход ножи. Это было похоже на насмешку шутницы-судьбы: в последние дни он частенько жалел о том, что безоружен.

Он уже и позабыть успел, какая она тяжелая...

«Ну спасибо, капитан!..»

Крылан слетел на берег; теперь ему ничто не помешало, даже наоборот – как будто невидимый ветер подталкивал в спину, приговаривая: «Скорей!» Джа-Джинни чувствовал это, но понимал, что Крейн ни при чем: всему виной его собственное нетерпение. На берегу пришлось подождать, пока переправятся остальные, и потом они все вместе отправились на площадь Согласия, где и должен был состояться суд. Кузнечик, пробившись сквозь толпу, оказался рядом с Джа-Джинни, но не заговорил с ним – просто шел в нескольких шагах позади крылана.

Эсме тоже была здесь. После вчерашней ночи крылан избегал встречаться с ней взглядом, но порою чувствовал легкое прикосновение к своему сознанию – не такое, как прикосновение «Невесты ветра» или Крейна.

Самого капитана пока что видно не было.

...На площади собрался, казалось, весь город.

Здесь было множество матросов – утром к пристани подошли два сторожевых фрегата, – но и прочие жители не стали отсиживаться по домам, когда надвигалось такое интересное и необычное событие; ведь Лейстес, как и многие города средней величины, страдал вялотекущей болезнью, которая временами попросту изматывала его, и имя этой болезни было скука. Как же упустить такое развлечение?

В центре площади соорудили помост, на котором установили некое подобие трона. Там сидел Скодри – старый пират выглядел суровым и сосредоточенным.

А потом появился Крейн.

– Чуть не опоздал! – Магус хлопнул Джа-Джинни по плечу; удар был тяжелым, но жара крылан не почувствовал. Оставалось лишь гадать, чем занимался Крейн всю прошедшую ночь, но он определенно не спал – это было видно по глазам. – Будь наготове, дружище. Ты поймешь, когда надо приниматься за дело.

Крылан вздохнул.

– Ты хочешь сказать, суд нам поможет?

– Не суд, – хитро улыбнулся Крейн, – а то, что за ним последует.

– Я прошу тишины! – Скодри встал. – Мы начинаем! Приведите обвиняемого...

Вывели Умберто. Он выглядел уставшим и слегка испуганным, но, едва оказавшись в круге, приободрился и даже нашел в себе силы усмехнуться. Джа-Джинни покосился на капитана: тот стоял спокойно, как будто ничего особенного не происходило.

– Сатто с «Утренней звезды» обвиняет Умберто с «Невесты ветра» в убийстве матроса по имени Дорс. Что ты хочешь нам сказать, Сатто?

Помощник Звездочета поднялся на помост и встал рядом с креслом Скодри.

– Этот человек, – он указал на Умберто, – вероломно напал на моего друга и убил его! Разве так поступают честные морские псы? Разве об этом мы мечтали, когда шли сюда, в Лейстес, город спокойствия и порядка, где можно отдохнуть и набраться сил?..

Толпа, где было немало людей Звездочета, загудела. Скодри хмуро выслушал длинную речь Сатто, потом спросил:

– Есть ли свидетели случившегося?

Свидетелями оказались двое матросов, в тот злополучный вечер встретившие Умберто на пристани. Они рассказали, что шли в таверну, когда из-за угла появился помощник Крейна и стал осыпать их оскорблениями...

Когда настала очередь Умберто, он сказал, что шел по своим делам, когда наткнулся на компанию матросов «Звезды», – несмотря на достаточно ранний час, они уже были в изрядном подпитии. Эти самые матросы заявили ему, что команда «Невесты ветра» – воры и бездельники, а сама «Невеста» уже ни на что не годится, потому-то они и украли пятнадцать лодок, принадлежащих жителям Лейстеса. Он не мог такое вытерпеть и взялся за оружие.

– ...я не виноват в том, что оказался быстрее и сильнее, – закончил он, виновато разведя руками. – Но молчать, когда клевещут на мой фрегат и моих друзей, я не умею. Если суд признает, что я должен понести наказание, – так тому и быть, но о содеянном я не жалею.

– У тебя есть свидетели? – хмуро спросил Скодри.

Умберто покачал головой, и среди матросов «Утренней звезды» послышались торжествующие крики. Зубастый поднял руку, призывая собравшихся к порядку, и сказал:

– По известной вам всем традиции за каждого члена команды может заступиться капитан. Звездочета здесь нет, а Сатто мы уже выслушали. Что скажет Кристобаль Крейн? – с этими словами он впервые за весь вечер посмотрел на капитана «Невесты ветра».

Крейн кивнул, благодаря за предоставленное слово, и поднялся на помост – так, чтобы его все видели.

– Если я сейчас скажу, что Умберто невиновен, – начал он, – то вы все решите, что я попросту выгораживаю помощника и друга. – Раздались смешки. Крейн выждал, пока матросы успокоятся. – Но дело в том, что мы забыли о двух очень важных свидетелях, которые не могут сюда прийти... потому что не умеют ходить.

Ответом ему были недоуменные возгласы и взгляды – удивленные, возмущенные.

– О ком ты говоришь? – поинтересовался Скодри. По лицу не было понятно, о чем думает старый пират. – О каких свидетелях?

– Да это просто очередная уловка... – начал Сатто и осекся.

Крейн ухмыльнулся:

– Если ты и впрямь говоришь правду, то чего тебе бояться? А свидетели, которые никогда не смогут попасть сюда, но все-таки видят и слышат происходящее, – это корабли. Так, «Невеста»?

Со стороны пристани раздался трубный возглас фрегата, хорошо знакомый всем присутствовавшим. Матросы онемели от неожиданности – как те, кто хотел добиться казни Умберто, так и его сторонники из команды «Невесты ветра». То, о чем сказал Крейн, было очевидно, но отчего-то...

– Отчего-то никто и никогда не привлекал фрегат в качестве свидетеля, – проговорил капитан Крейн. – Вся причина в том, что он не может войти в зал суда и не может говорить. Но ведь немой может свидетельствовать? Конечно. Безногий? Еще как. Просто надо отыскать способ, который позволит услышать и понять...

– И как ты собираешься это сделать? – с кривой ухмылкой спросил Сатто. Помощник Звездочета по-прежнему держался уверенно и нагло, но что-то в его взгляде подсказало Джа-Джинни, что этот суд не затянется надолго. – Как ты узнаешь, что они видели и чувствовали в тот вечер?

– О, все просто! – Крейн развел руками. – Фрегат не может ничего рассказать или показать тем, кто не из команды, но ответить на простой вопрос «да» или «нет» – всегда! Что я и продемонстрировал. Теперь, думаю, Скодри вполне может задавать вопросы... – Крейн поклонился Зубастому. – Надеюсь, никто не сомневается в том, что фрегаты не умеют лгать? Они не знают, что это такое.

Молчание собравшихся сменилось страшным шумом: заговорили все и сразу, каждый хотел быть услышанным. Крейн наблюдал за этим с добродушной усмешкой, Сатто – язвительно скривившись; лицо Скодри по-прежнему было непроницаемым.

Джа-Джинни перевел взгляд на Умберто и увидел, что тот, не отрываясь, следит за каждым движением капитана...

– Да, это необычно, – сказал Зубастый, чуть заметно улыбнувшись. – Но ты прав, Кристобаль, не стоит пренебрегать такими свидетелями. Сатто! Я хочу узнать, что видела «Утренняя звезда» в тот вечер.

– Делайте, что хотите, – помощник Звездочета пожал плечами. – Препятствовать не буду.

– Тогда я хочу услышать «Звезду»! – Скодри откинулся на спинку кресла и с интересом всмотрелся в ту сторону, где располагалась пристань. Тотчас раздался голос фрегата, и он достаточно сильно отличался от голоса «Невесты ветра» – был выше и тоньше. «Неудивительно, – подумал Джа-Джинни. – „Звезда“ моложе, ей всего десять лет...» – Ты слышишь и понимаешь меня? Пусть один крик означает «да», а два – «нет»!

Да.

– Твой капитан сейчас в Лейстесе? – Фрегат крикнул два раза. Скодри удовлетворенно кивнул и задал следующий вопрос: – Ты почувствовала, как погиб матрос по имени Дорс? – Ответ был снова утвердительным, и Джа-Джинни почувствовал, как напряглись все собравшиеся. В наступившей тишине вечернее пение цикад казалось слишком громким. – Он умер от удара кинжалом?

Да.

Скодри выдержал паузу.

– То, что рассказали матросы, – правда?

«Утренняя звезда» молчала так долго, что Джа-Джинни показалось – кто-то из стоящих на судейском помосте не выдержит и взорвется. А потом звенящую тишину прорезали два крика – ответ был «нет». Скодри вскочил и очень быстро задал последний вопрос:

– Умберто говорит правду?

И снова «Утренняя звезда» с ним согласилась...

– Я считаю, решение очевидно, – проговорил Зубастый, когда утихли радостные крики в одном лагере и возмущенные – в другом. – Мы не допустим в Лейстесе убийств, но это было справедливое воздаяние за нанесенное оскорбление. Умберто невиновен и...

– Это неправильно! – вскричал Сатто. – Фрегат не может быть свидетелем! Ты обманываешь нас, Крейн!

Капитан «Невесты ветра» с отсутствующим видом смотрел в сторону, а Скодри повернулся к возмутителю спокойствия.

– Не стоит так волноваться, – сказал он примирительно. – Все видели и слышали, никакого обмана нет. Я бы на твоем месте радовался, что капитан Крейн не требует более существенной расплаты за оскорбления...

– Почему же, – внезапно проговорил Крейн. – Еще как требую. Твои люди, Сатто, клевещут на моих и на меня лично. Дело не только в глупой ссоре, из-за которой мы здесь собрались, дело в другом. Как уже упоминалось, у смотрителя на пристани пропали лодки. И почему-то во всех тавернах заговорили, что это сделали мои люди... – Он обвел собравшихся пристальным взглядом. Многие отворачивались. – Так вот, если мое слово как капитана что-то для вас значит, то слушайте: я утверждаю, что к пропаже лодок никто с «Невесты ветра» отношения не имеет, и даже наоборот – мои матросы рисковали жизнью, отыскивая их. И нашли! – Он повысил голос. – Нашли! А теперь я вот что хочу сказать...

Крейн спрыгнул с помоста и подошел вплотную к Сатто, который невольно отшатнулся.

– Никто не посмеет болтать чепуху о моих людях, моем фрегате и обо мне, – четко и громко сказал капитан «Невесты ветра», словно разъяснял непослушному ребенку, как следует себя вести в приличном обществе. – А раз уж команда «Утренней звезды» последние дни только тем и занималась, что распространяла слухи – у меня полгорода свидетелей! – то именно вас и надо проучить. Чем я и намерен заняться!

Матросы зашумели и закричали. Джа-Джинни взглянул на Эсме, которая стояла неподалеку: девушка только сейчас забеспокоилась, предчувствуя, что намечается драка. Конечно, ей неоткуда было знать о старом обычае, по которому в случае крупной ссоры между командами устраивалось сражение: каждая сторона выставляла лучшего бойца, и считалось, что победитель отстоял своей доброе имя. Этот обычай уже давно не использовался, но именно о нем вспомнил Крейн.

Скодри наблюдал за происходящим, не делая попыток вмешаться.

– Принимаю вызов! – Сатто сумел взять себя в руки и устоял под тяжелым взглядом Крейна. – И, ты знаешь... – он ухмыльнулся. – Я даже приму его лично. Я буду драться сам. Кого ты выставляешь со своей стороны?

Крейн махнул рукой, и сквозь толпу стал продвигаться Бэр – огромный и страшный. Но, против всех ожиданий крылана, Сатто нисколько не испугался.

– Э! Нет, так не пойдет! – Он лукаво пригрозил Крейну. – Обычай говорит, что условия поединка должны быть равными, а у нас в команде нет грогана! Выставляй человека, и не надо хитрить!

Крейн поднял брови с изумлением, которое выглядело вполне искренно, а потом сокрушенно вздохнул.

– Надо же, ты прав. А я забыл... – Он задумчиво почесал шрам на щеке. – Выставить против тебя помощника я не могу – Умберто слишком устал, а Джа-Джинни опять-таки не человек, – поэтому... М-да. Ладно, так и быть – буду драться сам!

Сатто отшатнулся, словно его ударили. На мгновение он растерялся, но потом сказал ровным голосом:

– Но, Крейн... я, кажется, достаточно ясно выразился? По обычаю дерутся только люди против людей...

Капитан «Невесты ветра» смотрел на него не мигая и молчал. Сатто взял себя в руки, и на его лице появилась обычная ухмылка. Он провозгласил, обращаясь к публике:

– Я уже понял, что капитан Крейн не любит, когда о нем распространяют слухи! Но все дело в том, что ни я, ни кто-то другой из команды «Утренней звезды» не имеем отношения к любопытному слушку, который появился не так давно... – Он выдержал театральную паузу. – Говорят, капитан Крейн не человек, а магус!

Джа-Джинни увидел: на краткий миг лицо Кристобаля превратилось в пепельного цвета маску, а в глазах мелькнули красные искры. Но Крейн очень быстро пришел в себя, хотя было понятно – такого подвоха он не ожидал.

– Слухи – дело темное! – продолжал Сатто все смелее. – Я знаю Крейна всего-то лет пять и не берусь утверждать, состарился он за это время или нет. Я соглашусь биться с ним – но пусть сначала кто-то, знающий его достаточно давно, подтвердит, что Кристобаль Крейн принадлежит к человеческому роду!..

Джа-Джинни опустил голову. Он понимал, что хитроумный план капитана вот-вот рухнет из-за досадной мелочи... но предусмотреть все невозможно. Хуже всего было то, что Сатто подлил яду: как теперь доказать, что Крейн и в самом деле человек? А если ничего не доказывать, распространение слухов не остановишь. Крылан мысленно перебирал имена самых сильных матросов, которых можно было бы выставить против здоровенного Сатто, когда раздался знакомый голос.

Голос человека, который должен был молчать...

– Ты в своем уме, Сатто? – сказал Скодри с легкой усмешкой. – Неужто ты решил, что я допустил бы в свой дом магуса? – последнее слово он произнес с глубоким презрением. – А ведь сам упрекнул меня недавно в дружбе с Кристобалем... выходит, ты считаешь, я смог бы назвать другом того, чьи сородичи погубили мою семью?

На лице Сатто отразился испуг; чтобы это скрыть, он низко поклонился Зубастому и не сказал ни слова, как бы понимая, что любое оправдание только усугубит вину. Скодри принял извинения с достоинством и ободряюще кивнул Крейну.

Джа-Джинни смотрел на своего капитана и думал о том, что всем прочим он должен казаться воплощением холодной ярости. На самом деле неподвижное лицо и застывший взгляд объяснялись просто: магус растерялся.

Но продлилось это недолго...

– Готовьтесь! – коротко бросил Скодри, всем своим видом показывая, что его очень интересует предстоящая битва. Джа-Джинни огляделся: все вокруг не сводили глаз с двоих мужчин в центре площади, готовых убить друг друга. Не поддались этой жутковатой магии только двое – Эсме и Кузнечик.

– Опять... – пробормотала целительница. Только теперь Джа-Джинни заметил у нее на поясе кошель, в котором, должно быть, лежал флакон. – А я еще подумала – зачем брать снадобья?

Он, не сдержавшись, протянул руку и сжал ее тонкое запястье.

– Не переживай. Может, все обойдется? Он очень хорош...

Девушка криво улыбнулась, и Джа-Джинни пришла в голову мысль, что она поняла его последние слова совсем не так. Но обдумать это он не успел, потому что...

...Пора.

Он огляделся и, завидев Кузнечика, глазами указал ему в сторону ближайшей улицы. Мальчишка кивнул. Вдвоем они выбрались из толпы, и никто не обратил на это ни малейшего внимания.

Оказавшись там, где их уже не могли увидеть, оба зашагали быстрее, а потом крылан сказал:

– Времени мало. Ты помнишь, что говорил капитан?

– Он пообещал, что поможет узнать карту. – Кузнечик поморщился. – Но я что-то сомневаюсь, что у него будет возможность отвлечься от дуэли.

– Правильно. Значит, рассчитываем только на себя... – Джа-Джинни огляделся. – Ну-ка, дай мне место...

Он с легкостью взлетел, чем вызвал возглас удивления у Кузнечика. Командовать, что делать дальше, крылану не пришлось: парнишка стоял неподвижно, и, пролетев второй раз над улицей – так низко, что крылья почти касались мостовой, – Джа-Джинни подхватил его на руки.

– Я думал, ты легче, – с удивлением заметил он, когда они поднялись высоко над городом. – Эсме выше тебя, а весит столько же...

– Просто девушек носить на руках приятнее... – пробурчал Кузнечик, и Джа-Джинни усмехнулся.

Очень скоро дом Звездочета оказался прямо под ними – темная громада особняка посреди большого сада. Старый пират не отказывал себе в роскоши: даже ночью было видно, что по сравнению с его домом жилище Скодри выглядит более чем скромно. Вспомнив образы, которые передал ему Крейн, Джа-Джинни с легкостью определил, где находится кабинет Звездочета... и с удивлением обнаружил, что нужное ему окно распахнуто настежь. Если бы он заранее знал об этом, то ни за что не взял бы с собой Кузнечика.

– Можешь расслабиться! – крикнул он. – Окно открыто, и тебе ничего не придется делать! Нас как будто ждали!

«А ведь и в самом деле...»

– Время, время! – пискнул Кузнечик, когда они в третий раз пролетели над особняком. – Ты слишком долго прицеливаешься!

– А тебе так хочется промахнуться и быть размазанным по стенке? – прошипел Джа-Джинни. – Сейчас устроим!..

Оказавшись на нужной высоте, он сложил крылья и камнем упал в открытое окно.

Где-то совсем близко Кристобаль и Сатто скрестили оружие, но все-таки Джа-Джинни ощущал незримое присутствие капитана – тот как будто стоял за его спиной. Все-таки магусов нужно бояться, и не зря Сатто требовал, чтобы против него вышел человек. Да, Крейн обманул всех, и это рано или поздно откроется – а ему придется заплатить.

Как и Скодри.

– Здесь так темно... – хрипло прошептал Кузнечик. – Ничего не видно...

Джа-Джинни сжал его руку, призывая к молчанию. Он видел в темноте ничуть не хуже совы: в коридоре было пусто, но в любой момент могли появиться охранники – поэтому следовало соблюдать осторожность. Он шепнул: «Идем!» – и потащил мальчишку за собой.

Комната, которая была им нужна, оказалась незапертой.

– Проклятье... – Джа-Джинни остановился на пороге. – Нас как будто ждали. Мне это не нравится.

Кузнечик посмотрел на него удивленно и растерянно.

– Ты думаешь, это ловушка?

– Не знаю, – крылан пожал плечами. – Посуди сам. Хоть Кристобаль и правильно рассчитал, что большинство людей Звездочета не устоят перед искушением полюбоваться на драку, в доме должен был остаться хоть кто-нибудь. А здесь ни души. И мне все время кажется, что на меня кто-то смотрит... кто-то очень злобный...

Мальчишка вздохнул.

– Мы теряем время. Ловушка это или нет, надо взять то, за чем мы пришли.

– Ты прав... – Джа-Джинни отодвинул Кузнечика в сторону и первым вошел в кабинет Звездочета. Здесь оказалось темнее, чем в коридоре, потому что одно из двух окон, выходящих во внутренний двор, было занавешено плотной шторой. В полумраке Джа-Джинни разглядел книжные шкафы, заполненные сверху донизу, большую карту на одной из стен и стол, заваленный бумагами. Комната была заставлена большими и маленькими сундуками: они как будто ждали, что придет хозяин и разберет их, разложит по местам книги и редкие вещицы, добытые на море и на суше. Осторожно пробираясь между ними, Джа-Джинни подошел к столу и внезапно почувствовал волнение Крейна.

Карта лежала на виду, ее даже не попытались спрятать.

Очень ветхая и выцветшая, она дышала стариной, и крылан вполне мог бы и сам, без подсказки капитана, догадаться, что они ищут именно эту вещь. Он осторожно подцепил край карты когтями, развернул ее...

– Сзади! – крикнул юнга, но уже в тот момент, когда его глаза округлились от страха, Джа-Джинни выхватил нож и бросил его за спину – туда, где должно было находиться нечто, так испугавшее Кузнечика. Он сделал это бездумно, не медля – и понял, что Вестник смерти вовсе не остался на далеком северном острове, в доме, где жили трое изгнанников из клана Голубя.

– Какая мерзость... – скривился Кузнечик. Джа-Джинни обернулся: на стене, примерно вровень с его головой, трепыхался огромный паук. Крылану случалось видеть разных пауков – даже таких, которые расставляли сети на мелких пташек, – но тварь такого размера попалась ему на глаза впервые. Ладонь грогана, не меньше. Джа-Джинни осторожно приблизился и, вытащив второй нож, довершил начатое. Тело паука неприятно хрустнуло; почему-то именно в этот момент крылан почувствовал, что ощущение чужого давящего взгляда исчезло. Приглядевшись, он заметил нечто весьма интересное.

– Кузнечик, это не настоящий паук, а мех... интересно, где Звездочет его раздобыл? Не нравится мне все это. Давай-ка заберем ее и отправимся восвояси, пока здесь не объявился кто-то покрупнее.

– Да, да! – нетерпеливо зашептал Кузнечик. – Это она? Та самая карта?

– Да... – пробормотал крылан. – Это острова далекого юга, но не совсем те, где мы побывали. А это и вовсе незнакомое место. Посмотри-ка сюда... ничего не замечаешь?

– Я не вижу! – обиженно отозвался мальчик. – Темно!

Джа-Джинни досадливо покачал головой.

– Это не вся карта. – Он провел пальцем вдоль одной из сторон. – Ее разделили пополам... наверное. Надо отыскать вторую часть...

– Ее здесь нет.

– Откуда ты зна... – Джа-Джинни осекся. Кузнечик смотрел на него круглыми глазами и едва заметно дрожал. Голос, прозвучавший только что, ему не принадлежал, хотя был таким же тихим и хриплым.

Крылан огляделся: поначалу казалось, что в комнате негде прятаться – разве что потайной ход, скрытый за каким-нибудь шкафом? – но потом он заметил, что складки шторы лежат совсем не так, как должны были бы. Он подскочил к окну и сдернул штору.

– Браво! – сказал Змееныш. Он сидел на подоконнике, обхватив руками колени, и не двинулся с места, даже когда крылан приставил к его шее нож. – Ты прикончил меха, да еще меня нашел. Молодчина!

Он был в обычном черном наряде и неизменном платке, скрывающем большую часть лица. Джа-Джинни раньше никогда не встречался со Змеенышем так близко и не замечал, какие странные у него глаза – желтые, очень большие. На мгновение ему даже показалось, что зрачки этих глаз сжимаются в щелочки, а не точки.

– Шевельнешься – прирежу, – предупредил крылан на всякий случай.

– Очень надо! – Змееныш хрипло рассмеялся. – Берите то, за чем пришли, и уматывайте поскорее.

– Кто-то из нас сошел с ума, – пробормотал Джа-Джинни. – Или за стеной прячется отряд сторожей?

– В доме нет никого, – устало ответил Змееныш. – Можете даже выйти через дверь, никто вас не остановит. Передавай мое почтение Крейну.

– Послушай... – Лезвие сдвинулось чуть выше, и Змееныш задрал подбородок. – Это какая-то ловушка, да? Иначе не может быть. Зачем ты отдаешь нам карту?

– Убери железяку, тогда скажу! – выпалил Змееныш на выдохе. Крылану пришлось подчиниться. – Звездочет разделил карту пополам. На ней обозначены три места... он считает, что там хранятся части механизма, который позволит отыскать главное сокровище...

– Какое?

– Ха! Ты еще не понял? – Змееныш прищурился. – «Утреннюю звезду» – корабль, на котором Основатели путешествовали между мирами.

Джа-Джинни ошеломленно застыл. Крейн упоминал о том, что сокровище как-то связано с Основателями, но такого он и предположить не мог...

– «Утренняя звезда» – легенда, – крылан покачал головой. – А если даже она существовала когда-то, то давно разрушилась.

– Да-а? – Змееныш опять рассмеялся. – Яшмовый дворец, по-твоему, тоже легенда? А ведь ты там был... гулял, так сказать, в садах... все-все, я молчу!

– Нет, не молчи, – хмуро бросил Джа-Джинни. – Ты еще не все рассказал. О нашем приходе знали?

Змееныш кивнул.

– Откуда?

– Не скажу, – последовал спокойный ответ. – Потому что после этого мне останется лишь вырвать у себя сердце и самому его съесть. Хотя... да, я могу кое-что объяснить. Звездочет понимает: твой капитан безумно заинтересован в том, чтобы отыскать сокровище, чем бы оно ни являлось. Вот он и решил: зачем мотаться по морям самому, когда это может за тебя сделать кто-то другой? Крейн получит часть карты, на которой отмечены два места, и отправится на поиски, а Звездочет в это время отыщет третью часть. Потом они встретятся... договорятся, хм?.. не знаю. Короче, потом Звездочет любыми способами отнимет у Крейна два артефакта, которые тот разыщет, и – вот тебе раз! – у него окажется готовая штуковина... назовем ее небесным компасом. Он-то и укажет путь к «Утренней звезде». Затраты и потери уменьшены на две трети... в общем, думаю, ты понял...

Длинная речь отняла у Змееныша много сил – он запыхался и теперь дышал тяжело, со свистом, всячески стараясь это скрыть. Джа-Джинни смотрел на него со смешанным ощущением жалости и презрения.

– Он знал, что Крейн пришлет кого-нибудь... по всей вероятности, тебя.

Крылан вздохнул.

– Врешь ты все. Крейн сам об этом не знал до сегодняшнего вечера.

– Слишком... долго! – Внезапно Змееныш вздрогнул всем телом, в его странных глазах появился страх. – Уходите! Уходите сейчас... прошу...

– Мне это не нравится, – шепнул Кузнечик, прячась за спину крылана. – Он странно себя ведет...

– А когда-нибудь было иначе? – отозвался Джа-Джинни. Ему больше не было страшно: Змееныш сам сказал, что в доме никого нет, а раз так – бояться нечего. – Я хочу понять, что происходит.

Змееныш перестал их замечать; его руки и ноги задергались, голова запрокинулась, и он медленно сполз с подоконника. Под платком видно было, как шевелятся губы, и Джа-Джинни наклонился, чтобы его снять, – но почему-то ощутил смутное беспокойство, едва протянув руку. «Падучая? Он болен?..» Джа-Джинни не заметил, что говорит вслух. Змееныш его не услышал, зато услышал юнга:

– Нет, это что-то другое. Я... мне доводилось видеть припадок... это не то...

– Понятно, – вздохнул крылан и собрался встать, как вдруг рука Змееныша взметнулась и схватила его за плечо.

– П-передай Крейну... – с трудом проговорил Змееныш, – пусть он ее бережет...

– Ее? – насторожился крылан. – Кого? «Невесту»?

Змееныш его не слышал.

– Я н-не могу ее увидеть... – шептал он. Его блуждающий взгляд перебегал с лица Джа-Джинни на сундук, стоявший рядом с окном. – Это так... странно. Передай Кристобалю... он должен беречь ее и опасаться того, что в этом сундуке...

И это были последние слова, на которые у Змееныша хватило сил: его глаза закатились, тело судорожно задергалось. Джа-Джинни осторожно опустил Змееныша на пол – для своего небольшого роста тот оказался неожиданно тяжелым.

– Сундук... – хрипло прошептал Кузнечик. – Посмотрим?

Крылан и юнга переглянулись.

До рассвета Джайна не сомкнула глаз. Время тянулось невыносимо медленно, и ей казалось, что прошла целая вечность, пока горизонт на востоке порозовел.

Дети спали. Против собственной воли они тоже принимали участие в том, что происходило сейчас в душе их странного гостя, – и, возможно, если ничего хорошего из этого не выйдет, на них ляжет часть вины.

«Нет, они здесь ни при чем. Виновата только я...»

Она протерла усталые покрасневшие глаза. Кто мог предугадать, что здесь, в забытом всеми богами захолустье, их найдет тот, кто знает о сущности клана Голубя? Рыбаки с побережья и крестьяне из окрестных деревень не догадывались, кто они такие... по крайней мере, Джайне хотелось в это верить. Но она все-таки не могла не заметить, что очень многие соседи избегают даже проходить мимо ее дома. Тех же, кто хоть изредка заходил в гости, и вовсе можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Она покосилась на крылана. Около полуночи он забылся беспокойным сном – то и дело вздрагивал, беззвучно что-то шептал. Джайна чувствовала, как ему тяжело, но ничем не могла помочь: даже если бы каким-то чудом он оказался сейчас далеко от них, начатое остановить невозможно, оставалось лишь ждать. К утру его лицо сильно побледнело, а дыхание сделалось таким легким и незаметным, что Джайна решила – конец...

– Утро, – пробормотал крылан, не открывая глаз. – Боги, как я устал...

Джайна затаила дыхание.

Он с хрустом потянулся, а потом посмотрел на нее. Взгляд бирюзовых глаз был спокойным, но Джайна видела перемену... только не знала, радоваться ей или огорчаться. Крылан молчал так долго, что она совсем растерялась. Наконец он проговорил совсем другим голосом:

– Я не знаю, надо ли тебя благодарить. Наверное, надо... но это очень тяжело. Те, кто был близок к смерти, говорят, что вся жизнь прошла перед их глазами. – Он замолчал, потом добавил: – Я как будто умер. У меня нет привычки благодарить тех, кто меня убивает.

Крылан поднялся, проковылял к ней через всю комнату – а потом медленно опустился на колени. Он простоял так совсем недолго, но Джайне было этого достаточно: тот жестокий гордец, что был на его месте вчера вечером, ни перед кем и никогда этого бы не сделал.

– Я это делаю в первый и последний раз в жизни, – сказал он, словно прочитав ее мысли. Джайна улыбнулась. – Теперь я понял, почему Капитан-Император даже не попытался заполучить вас в союзники. Жить без совести несравнимо легче. Лучше всего совесть попросту уничтожить...

– Мы выжили, – сказал Робин. Джайна и не заметила, что дети проснулись. – Когда-нибудь мы вернемся.

– Да, – сказал крылан. – Хотелось бы дожить и посмотреть на это.

А потом он улетел.

– ...и мы открыли сундук, – проговорил Джа-Джинни и замолчал. Он не мог подобрать слова, чтобы описать вещь, которая там лежала.

– Там было хакке? – подсказал Кристобаль. После сражения с его измученного лица не сходила довольная улыбка: победу он одержал красиво, не выдав своей истинной силы и отстояв доброе имя. Сатто унесли с поля боя, а сам магус отделался несколькими царапинами, которые Эсме излечила очень быстро.

Теперь он и Эсме, сидя в каюте капитана на борту «Невесты ветра», слушали рассказ Джа-Джинни о случившемся в доме Звездочета. Кузнечик тоже был в каюте – он устроился на полу, у самой двери, и молчал.

– Да, хакке... – растерянно ответил крылан. – Но довольно-таки странное. Толще, чем обычное... я бы сказал, раза в два. Длиннее. И, самое главное, – оно было черного цвета.

– Жаль, я не могу на него посмотреть, – Крейн покачал головой. – По описанию трудно понять, что это такое и почему его надо опасаться.

– Меня все-таки больше удивило поведение Змееныша, – сказал Джа-Джинни. – Он как будто превратился совсем в другого человека. И этот припадок...

– Да-да, – пробормотал магус, всецело погрузившись в разглядывание карты, которую он бережно разложил на столе. Крылан вздохнул, сообразив, что капитан его уже не слушает.

– Эсме! – позвал Джа-Джинни, и целительница вздрогнула, очнувшись от каких-то невеселых дум. – Ты говорила, что Змееныш в тот раз стоял очень близко от тебя. Не заметила в его лице ничего необычного?

– Ну, там и лица-то не было видно... – девушка пожала плечами. – Одни глаза...

– Я об этом и говорю. Какого они цвета, помнишь?

– Карие, – растерянно ответила она. – Просто взгляд очень злой, а глаза... обыкновенные.

Джа-Джинни умолк. Ему показалось, что глаза у помощника Звездочета были не карие, а желтые. С вертикальными зрачками. Но он не мог утверждать этого со всей уверенностью...

– А хитер старик! – раздался возглас Крейна. – Уж не знаю, где там спрятана третья часть небесного компаса, но эти две находятся в таких местах, что... – он покачал головой. – В общем, будет весело.

– И ты собираешься туда отправиться? – поинтересовался крылан.

– Есть другие предложения? – хмыкнул магус. – Неужто тебе не хочется отыскать «Утреннюю звезду»?

– Нигде на карте не написано, что целью, на которую укажет компас, будет в самом деле она, – парировал Джа-Джинни. – К тому же, когда мы отыщем две части, останется сущий пустяк – отобрать у Звездочета третью.

– Вот именно! – Крейн восторженно кивнул. – Сущий пустяк. Мне понравилось, как ты это сказал.

– Я же пошутил... – сокрушенно вздохнул крылан, понимая, что сопротивление бесполезно: в разноцветных глазах Крейна уже отражались далекие южные моря. Итак, им суждено вновь отправиться на юг и побывать там, куда не удалось попасть в прошлый раз...

– Выходим утром! – объявил магус. – Я бы отправился прямо сейчас, но Эрдан рассердится. Ты все рассказал?

– Нет, не все, – хмуро ответил Джа-Джинни. Он и впрямь чуть было не забыл еще об одной странности. – Кузнечик, а ты ничего не хочешь рассказать капитану? – Мальчишка сделал удивленные глаза. Крылан добавил: – Или показать?

Крейн поднял брови; юнга покраснел до ушей и вытащил из-за пазухи тонкую тетрадь в кожаном переплете.

– Как ты узнал?.. – прошептал он хрипло. – Я...

– Оконное стекло! – Джа-Джинни усмехнулся. – Превосходного качества, гладкое и блестящее. Пока я разговаривал со Змеенышем, в стекле за его спиной прекрасно отражалось то, как ты... э-э... заимствуешь у Звездочета эту вещь. Зачем, а?

Кузнечик с хмурым видом молчал, кусая губы. Джа-Джинни покосился на капитана: тот листал тетрадь, все больше мрачнея. На «Невесте ветра» за воровство карали сурово, но крылан понимал: после того как магус сам послал их на такое странное задание, порка юнге не грозит. Хотя, конечно, безнаказанным этот поступок не останется.

И внезапно его осенило...

– Кракен меня побери! Но ведь Змееныш видел, что ты делаешь... должен был видеть! И промолчал... но почему?

– Возможно, он хотел, чтобы вы это забрали, – сказал Крейн, и Джа-Джинни поразился тому, как холодно прозвучал его голос. – Ты точно не хочешь мне объяснить, почему взял ее?

– Я прочитал несколько строчек... – пробормотал мальчик. – Мне стало интересно. Такой легенды об Основателях я еще не слышал...

– Правдоподобно, – хмыкнул капитан. – Но неправда. Ты, кажется, забыл – я чувствую ложь. – Юнга от страха сделался меньше ростом. – Лучше молчи, раз не хочешь говорить. Это был глупый и опасный поступок, который может привести к непредсказуемым последствиям. Иди. Это останется у меня... пока что.

Он перевел взгляд на крылана.

– Эсме, Джа-Джинни... вы тоже уходите. Завтра мы выходим в море, и вам надо отдохнуть как следует. Путь предстоит долгий и тяжелый...

– Последнее! – Джа-Джинни выждал, когда за Эсме закроется дверь. – Кого надо беречь, по словам Змееныша? Ты понял?

– Да, – ответил магус неохотно. – По крайней мере, мне так кажется. Иди, мне нужно побыть одному.

Крылан вышел из каюты капитана в еще большей растерянности, чем раньше. Было очевидно, что Крейн в самом деле понял из его рассказа гораздо больше, чем казалось поначалу. Завтра они отправляются в путь, из которого вполне могут не вернуться, но – Крейн по-прежнему держит всю команду на коротком поводке, и вряд ли кто-то станет ему перечить.

«Отчего мне кажется, что я позабыл о самом важном?»

Утро!..

Хоть Джа-Джинни и чувствовал себя очень уставшим, он разбежался и взлетел. «Отосплюсь завтра!» Путь его пролегал на запад, к скалам – к дому рыбака, чья жена говорила о черных крыльях. Была уже глубокая ночь, и у Джа-Джинни не было плана действий. Что он будет делать, когда окажется на месте? Что-нибудь придумает. Но даже если в конце концов рассказ Лейлы обернется бредом помешанной, нельзя упускать шанс.

Дом он отыскал без труда и опустился на соседней улице, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но каждый шаг по направлению к возможной разгадке самой главной тайны всей его жизни давался крылану все труднее. Если Лейла не ошиблась... если в самом деле на острове, откуда бежали эти несчастные, был крылан... то он с большим рвением отправился бы туда, хоть это и будет означать...

Предательство.

Песня Лейлы всплыла в его памяти, и Джа-Джинни остановился, ошеломленный и растерянный. Нет, такого быть не могло – он никогда не предаст Кристобаля! Он обязан магусу жизнью и свободой, они друзья! Что с того, что Крейн вынуждает его отправиться в далекое и, возможно, бестолковое путешествие...

От осознания того, о чем он думает, Джа-Джинни чуть не застонал, а потом вспомнил Кузнечика и украденную тетрадь. Это тоже было подозрительно, и опять, хочешь не хочешь, вспоминалась проклятая песня. Конечно, Кузнечик не был так уж близок к капитану и многого не знал... но почему они решили, что предать может только самый близкий друг?

«Эсме права. Мы выпили яд и не заметили...»

Дом Шака был уже в нескольких шагах, когда крылан заметил свет в окне. «Не спят... почему?» Обуреваемый недобрыми предчувствиями, он подобрался к окну и осторожно заглянул внутрь.

На убогой постели лежала больная; рядом с ней притулилась сгорбленная пожилая женщина – она то и дело вытирала слезы. Поодаль, в углу, стоял мужчина – такой высокий, что его голова почти касалась потолка. Шак?..

– Мне так жаль... – сказала женщина. – Я ничем не могу помочь... на фрегате капитана Крейна есть очень хорошая целительница – говорят, она творит чудеса...

– Я не пойду к Крейну! – рявкнул Шак, и его жена беспокойно заметалась. Незнакомка склонилась над ней, что-то шепча, вытерла пот со лба. – Не пойду! – повторил он тише, но все с тем же упрямством. – Если я увижу там этого... с крыльями... то не смогу сдержаться...

– Как хочешь, – со вздохом ответила женщина. – Наверное, уже поздно. Тс-с, тише, родная...

– Крылья... – проговорила больная, и на этот раз Джа-Джинни услышал ее. – Бел-лые... здесь была женщина-птица... такая... красивая...

– Опять она про крылья бредит, – скрипуче пробормотала женщина. – Боги, за что такое наказание?

– Н-не брежу... она была... рыжая...

Шак опустился на колени перед умирающей женой и зарыдал, а Джа-Джинни отвернулся и медленно сполз по стене. Он чувствовал себя опустошенным и неспособным на какие-то действия. Опоздал, безнадежно опоздал. Женщина умирает, с ней уже не поговорить, а воскресить мертвую Эсме и в самом деле не сумеет.

Он сидел на земле подле бедной рыбацкой хижины еще очень долго, но в окно больше не заглядывал. Уже светало, когда Шак вывел старую женщину во двор и попрощался с ней... а потом Джа-Джинни спохватился.

Догнать ее было нетрудно, но, увидев перед собой крылатую тень, она так перепугалась, что потеряла дар речи. Джа-Джинни даже испугался, что она упадет замертво, но старушка оказалась крепкой.

– Чего тебе надо? – спросила она сварливо, придя в себя. – Зачем ты здесь?

– Ты была в том доме, – крылан дернул подбородком. – Понимаешь, о чем я.

– Да. – Она нахмурилась. – Ты что, имеешь к этому отношение?

– Скажи мне, что с ее ребенком? – Джа-Джинни решил не оправдываться, хотя понимал, что за слухи пойдут по Лейстесу уже завтра. – Она ведь беременна?

– Она родила мертвого ребенка прошлым вечером, – хмуро проговорила женщина. – Меня позвали, но было поздно. Ты...

Это была повитуха, как он и догадывался. Джа-Джинни зажмурился и выпалил:

– Ребенок... он был человеческого рода?

Повитуха очень долго молчала.

– Мне много лет, – наконец проговорила она. – Я многое повидала. Но это... нет, ребенок не был человеком.

Она помедлила.

– И крыланом он тоже не был. Это было жуткое... создание, и слава богам, что оно не выжило. Я не знаю, что с ней случилось, но... не удивляюсь, что она сошла с ума.

Джа-Джинни опустил голову, ощущая, как накатывает усталость, скопившаяся за весь день. Лейла все-таки ошиблась... и слава богам. Он повернулся и расправил крылья, чтобы взлететь, а потом неожиданно для себя самого крикнул повитухе:

– Скажи ему, я отыщу того, кто это сделал, – и отомщу за нее! Скажи!

– Хорошо, – тихо проговорила старуха, но он услышал.

...Утро выдалось светлым и ясным; настроение у команды и у самого фрегата было под стать – воодушевленные и веселые, они собирались в путь. Джа-Джинни наблюдал со стороны за суетой перед отплытием и чувствовал себя очень несчастным.

– Ты хмурый, как туча, – раздался голос за его спиной. Крылан, не оборачиваясь, сказал:

– Я совсем запутался и жалею, что не могу прочитать твои мысли.

– Ха! – Крейн был в очень дружелюбном расположении духа. – Незачем! Все мои мысли написаны у меня на лбу – так ты сказал давеча, а? Вот и читай.

– Боги, как я устал... – проговорил Джа-Джинни бесцветным голосом, и магус тотчас посерьезнел.

– Что произошло?

Крылан вздохнул – и поведал капитану о ночном происшествии и беседе с Вороном, о неожиданном визите Лейлы и о том, что услышал от повитухи.

– Да, теперь я понимаю... – начал Крейн, но Джа-Джинни перебил его:

– Ничего ты не понимаешь. Я поначалу не поверил Лейле, не принял ее рассказ всерьез. А потом вдруг подумал: если когда-нибудь появится настоящий след? Боюсь, Кристобаль, песня Лейлы обо мне... – он замолчал и уставился на Крейна.

– Вот в чем дело! – сказал магус с добродушной усмешкой. – Боишься, что не сумеешь совладать с собой и предашь меня. Зря.

– Ты так уверен, что все знаешь? Если не я, то кто тогда? Может, Кузнечик – после его странной выходки...

– ...ты сам не веришь в то, что сказал, – Крейн покачал головой. – Кузнечик не способен на предательство, а поступок его может объясняться чем угодно, вплоть до простого любопытства. Он почти ребенок.

– Теперь позволь мне не поверить, – сказал крылан. – И все-таки...

Крейн задумчиво посмотрел на Джа-Джинни.

– Хотел бы тебя утешить и сказать – да, знаю. На самом деле это не так. Я догадываюсь кто. Но понятия не имею когда.

От удивления и возмущения крылан ненадолго утратил дар речи.

– Так почему же ты ничего не делаешь, чтобы это предотвратить?! Этот человек... ты должен... – он осекся.

– По-твоему, я должен его изгнать, так? Или убить? – спросил магус с иронией. – Видишь ли, я не верю в то, что будущее предопределено раз и навсегда. Кто знает, быть может – если я сейчас займусь выяснением отношений, именно это и приведет к печальному финалу, о котором пела та девочка в таверне. Поэтому я ничего не буду делать и на вопросы твои не отвечу. Решай сам, когда время придет... – он улыбнулся. – Но знай: если ты захочешь отправиться за своей мечтой, я все пойму и удерживать не стану. По рукам?

– По рукам, – ответил Джа-Джинни, чувствуя невыразимое облегчение.

Крейн ушел, а крылан остался на своем наблюдательном посту. На душе у него было спокойно, и даже предстоящее путешествие не казалось больше таким уж тягостным. Он жалел лишь о том, что не попрощался с Лейлой.

«Невеста ветра» начала медленно отходить от пристани; Джа-Джинни смотрел на удаляющийся Лейстес – и потому сразу заметил мальчишку, который размахивал руками в надежде, что его заметят. Крылан перемахнул через гакаборт и слетел на пристань.

– Ой, как хорошо, что я успел! – Это был совершенно незнакомый ему мальчик – из тех, кто за гроши разносят по тавернам письма. – Это вам, сударь!

Он протянул Джа-Джинни небольшой сверток.

– Что это? – подозрительно спросил крылан. – От кого?

– От музыкантши из таверны, – ответил посыльный. – Ну, которая с гитарой, рыжая...

Когда Джа-Джинни развернул письмо, из него что-то выскользнуло. Он ошеломленно смотрел, как на мостовую плавно опускается длинное белое перо. Еще миг, и порывом ветра его сдуло бы в море, но мальчик оказался проворней.

– Поймал! – он с улыбкой протянул перо Джа-Джинни.

На дешевой измятой бумаге торопливым незнакомым почерком были написаны всего две строчки:

Наша встреча была коротка и печальна.

Ведь не всем, кто крылат, суждено полететь...

– Где она? – севшим голосом проговорил крылан.

– О, далеко! – мальчишка взмахнул рукой, указывая за горизонт. – Еще затемно ушли три фрегата, так она на одном из них. Не знаю, правда, на каком...

Джа-Джинни до крови прикусил губу. Возможно ли, что... нет, это безумие. Странное поведение Лейлы можно было объяснить другими причинами, чем угодно, но только не тем, что пришло ему в голову.

– Как ты думаешь, – сказал он негромко, – много ли на островах горбатых певиц с рыжими волосами? Таких, которые поют необычные песни?

– Думаю, всего одна. – На лице мальчишки появилась всезнающая улыбка. – Ее легко будет отыскать.

– Спасибо! – Джа-Джинни потрепал посыльного по волосам и полетел вслед за «Невестой ветра».

«Не сейчас. Еще слишком рано. Я не могу их бросить сейчас...»

Опустившись на палубу, Джа-Джинни первым делом подумал о том, что белое перо нужно спрятать, но у него никогда не было на «Невесте ветра» собственного угла. Попросить капитана? Или, может быть, Эсме?

Эсме...

Даже не оглядевшись по сторонам, крылан сделал то, о чем раньше не мог и помыслить, – положил ладони на планшир и, закрыв глаза, прислушался к биению огромного невидимого сердца. Этот звук был неотъемлемой частью жизни на борту, и моряки, привыкая, переставали его слышать... но сейчас Джа-Джинни захотелось остаться с «Невестой ветра» наедине.

«Я совсем запутался. Помоги мне...»

И на краткий миг он...

...увидел «Невесту», какой она представала для капитана и больше ни для кого, – он объял ее целиком, от глубин трюма до вершины грот-мачты, и почувствовал, чем занимается каждый человек на борту. Он увидел Эсме – целительница, погруженная в раздумья, почесывала за ухом ларима, который от удовольствия громко урчал и щурил большие глаза. Он увидел юнгу – мальчишка застыл над горой немытой посуды, лицо у него было невеселое. Он увидел Крейна. Капитан на мгновение оторвался от чтения тетради, украденной из кабинета Звездочета, и с напускной суровостью проговорил: «Ну-ка, прекратить!»

Этого мига ему хватило.

– Я дурак, да? – Крылан отдернул руку, словно обжегшись. – Почти влюбился в богиню. Почти исполнил собственное пророчество о большой беде... – Он горько рассмеялся. – Упустил ответ на все вопросы... надеюсь, почти упустил.

Чуть помедлив, он добавил:

– Ты ведь никому не расскажешь об этом, правда?

Ответом ему был только ветер, поющий в парусах фрегата.

В просторной комнате царил полумрак: все окна были занавешены плотными шторами, горела только одна свеча – ее робкий огонек отражался на блестящей щеке серебряной маски.

– Доброе утро! – послышался приглушенный голос Капитана-Императора. – Ты выглядишь уставшей. Опять работала всю ночь?

– Нет, просто не спалось, – ответила Ризель. – Я пока что не хочу браться за новый перевод... слишком уж сильное впечатление оставил предыдущий...

– Что верно, то верно. Но ты хорошо потрудилась.

Принцесса улыбнулась краем рта: это была едва ли не первая похвала из уст отца за долгое-долгое время. Обычно он предпочитал ее отчитывать – ровным голосом, спокойно и безжалостно. Он препарировал ее поступки, как алхимик препарирует полуживого зверька, а Ризель оставалось лишь терпеть... и учиться. Всякий раз, попадая в эту комнату, она превращалась в маленькую девочку, которая однажды увидела то, что не предназначалось для нее, и тем самым предопределила собственную судьбу.

Но это не может длиться вечно.

– Скажи, как обстоят дела с черным флотом?

«Черный флот, да...»

– Торрэ как раз вчера был у меня с докладом. Все идет по плану... за исключением нескольких мелочей. Думаю, через четыре месяца я пущу его к тебе, чтобы сообщить о результате.

– Мелочи? – Блики на поверхности маски застыли, как если бы отраженный свет впитался в серебро, стал его частью. – Какие?

Ризель вздохнула и начала пересказывать все, о чем накануне говорил Торрэ, главная императорская ищейка. Перед ее внутренним взором неожиданно возникло его лицо – ухмыляющаяся физиономия, смотреть на которую без содрогания было невозможно. Торрэ был воином клана Скопы, одним из лучших, но лет пять назад в бою с пиратским капитаном потерял правый глаз и бо?льшую часть правой щеки. Имя этого пирата в последнее время Ризель слышала все чаще – некий Кристобаль Крейн, загадочная и неуловимая личность. Если верить слухам, он всякий раз ловко ускользал из самых изощренных ловушек, меняя внешность, а уж о его фрегате и вовсе болтали кракен знает что: будто корабль растворяется в тумане, чтобы потом появиться в другом месте, как если бы его переносил по воздуху сам Великий шторм. Противоречивые описания сходились в одном: у фрегата были зеленые паруса. Еще говорили, что у самого Крейна разноцветные глаза. «Когда-нибудь мы снова встретимся, – однажды обмолвился Торрэ. – Я, так и быть, разрешу ему самому выбрать, какой из них лишний!» Из-за черного флота Ризель приходилось встречаться с ищейкой гораздо чаще, чем хотелось бы, – и она, жалея о том, что Крейн не довел дело до конца, постепенно прониклась симпатией к странному капитану и его невероятному кораблю.

– ...такова обстановка, – закончила Ризель. – Право слово, лучше бы ты его сам выслушал. Я ведь могу о чем-то и забыть.

– О-о, ты опять умаляешь свои достоинства! – Принцессе показалось, что слух обманывает ее... но император в самом деле рассмеялся. Воистину, он нынче был в очень благодушном настроении. – Я-то знаю, что ты запоминаешь в мельчайших подробностях все, что видишь и слышишь. Ладно. Кажется, я вконец тебя измучил государственными делами... так и быть, пусть Торрэ сам ко мне придет сегодня вечером. – Он чуть помедлил. – Даю тебе неделю отдыха. Выспись, расслабься – можешь даже устроить бал, я разрешаю.

Не найдя, что сказать, Ризель поклонилась.

– Иди. Не буду тебя задерживать.

Принцесса вышла из покоев Капитана-Императора в полной растерянности. Что все это значило? Быть может, он почувствовал себя лучше и в скором времени в Яшмовом дворце опять появится настоящий хозяин?..

Она понятия не имела, радоваться нужно или огорчаться. За годы вынужденного затворничества Аматейна его дочь, без сомнения, узнала немало государственных тайн – в том числе тех, о которых прочие советники Его Величества даже не догадывались, – но все-таки она не строила иллюзий относительно собственной роли в управлении Империей. «Я всего лишь инструмент. Перо, которое изображает на бумаге знаки, повинуется руке; гитара не издаст ни звука, пока ее струн не коснутся пальцы барда. Я воплощаю в жизнь его желания и мечты... но значит ли это, что у меня не может быть собственных?» Аматейн взвалил на нее эту нелегкую ношу лишь потому, что так сложились обстоятельства: ее старший брат сгинул где-то на севере, младший – пал жертвой бешеных пардусов, сбежавших из Садов Иллюзий. Даже если Аматейн все еще способен зачать ребенка, кто-то должен править Империей сейчас.

Да, он ее любит... по-своему.

Но есть вещи, которые он любит намного больше.

– Фаби, мы идем в сад.

Воробышек невидимой тенью последовала за хозяйкой; Ризель не надо было даже оглядываться, чтобы ощутить присутствие подруги. Что-то странное было в этой неуклюжей девчонке с перепуганным взглядом; Ризель и сама не знала, отчего остановила выбор именно на Фаби, но пока что жалеть об этом не пришлось. Воробышек была скромной, исполнительной и молчаливой – что еще нужно для служанки, пусть даже она гордо именуется «подругой принцессы»? И все-таки Ее Высочество чувствовала: настанет день, когда слабость Фаби обернется силой.

Они спустились по широкой лестнице, чьи перила украшали изображения самых разных животных; морды тварей, хоть отдаленно напоминавших пардусов, были сбиты. Попадавшиеся на их пути придворные низко кланялись, а дамы опускались на холодный мрамор, шурша богатыми одеждами и блистая драгоценностями, – платье Ризель на их фоне выглядело вызывающе просто, равно как и полное отсутствие украшений. Белый – цвет траура; она продолжала скорбеть по младшему брату, хотя его кости давно покоились в земле. Об этом шептались, но принцессе было наплевать.

«Можешь устроить бал», – сказал Аматейн. Ей в самом деле придется так поступить, потому что принцессам положено интересоваться танцами и нарядами, а не государственными тайнами. Если она этого не сделает, Его Величество может призадуматься, и тогда наступит конец всему. Нет, ее жизни ничего не угрожает – все-таки единственная наследница престола! – но свободы она точно лишится.

Холодные коридоры Яшмового дворца остались позади; Ризель и Фаби шли по присыпанной гравием садовой дорожке. Осень безраздельно царствовала здесь, раскрашивая листья в оттенки багрянца – деревья стояли, словно облитые кровью. Много лет назад неподалеку располагался вход в Сады Иллюзий, надежно защищенные от беспощадного времени невидимым щитом, проработавшим очень долго. Но даже самые надежные люди предают, а самые надежные механизмы ломаются, и Ризель хорошо помнила, как и почему Сады уменьшились почти на треть. Впрочем, они были столь огромны, что эту перемену восприняли не очень тяжело.

Та часть садов, что осталась за пределами восстановленного купола, влилась в круговорот времен года и очень быстро пришла в запустение. Садовники Его Величества попросту не знали, как следует ухаживать за деревьями и цветами, чтобы они не погибали зимой, – ведь холода в этих широтах бывали суровыми. Уже через несколько лет на месте изысканного сада возник самый настоящий лес, который с успехом держал оборону от всех попыток его облагородить... а потом Ризель заявила, что берет его под свою опеку.

Вот так и появился возле Яшмового дворца сад принцессы – одичалый, своенравный, свободный. Она почти каждый день гуляла по его заросшим тропам, предаваясь размышлениям, и именно здесь прошлой весной случилось нечто весьма любопытное.

Тот день выдался спокойным и ясным...

...Солнце светило; посреди ветвей, прячась в молодой листве, пела птица. Накидка Ризель оказалась слишком теплой, и принцесса замедлила шаг, все внимание обратив на безнадежно запутавшуюся шнуровку воротника. Фаби, как обычно, следовала позади.

Потом птица замолчала.

Тело Ризель отреагировало быстрее разума: она рванула шнуровку и бросилась вниз по склону, а ее накидка осталась висеть в воздухе над тропой, сохраняя очертания человеческого тела. Миг спустя плотную ткань пробила стрела с черным оперением.

– Фаби! – крикнула принцесса, прижимаясь к дереву. – Ты жива?

Это было глупо – тотчас же в ствол ударилась вторая стрела. Нападавший был вооружен не привычным арбалетом, а луком и мог не тратить время, натягивая тетиву. Ризель осторожно выглянула из-за дерева, рискуя получить новую стрелу точно в лоб: там, откуда она спустилась в овраг, не было ни души.

– Я здесь, – послышался робкий голосок... и листва высокого дерева дрогнула. Ризель вскочила, уже не заботясь о собственной безопасности, взмахнула рукой – от внезапного напряжения ее сердце забилось чаще, в ушах загудело.

Неизвестный свалился с ветки, словно мешок с мукой.

– Все хорошо... – пробормотала принцесса, выбравшись обратно на тропу. Фаби сидела на земле, тяжело дыша, – последняя стрела оцарапала ей руку. Сама Ризель не пострадала, хотя выглядела не лучшим образом: в изорванном платье, перепачкавшаяся в грязи, со спутанными волосами. Но в тот момент ей меньше всего хотелось думать о внешности.

Несостоявшийся убийца пришел в себя довольно быстро; первым, что он увидел, был кинжал, повисший в точности напротив его сердца. Если это и напугало незнакомца, на его лице страх не отразился.

– Кто ты такой? – спросила Ризель, не особенно надеясь получить ответ. – Мне кажется, я тебя где-то встречала...

На вид ему было под шестьдесят. Худое лицо в морщинах и пятнах, узкие губы и длинный нос... да, она его видела. И не один раз.

– Ты слуга лорда Рейго.

Он еле заметно улыбнулся, а потом проговорил приятным низким голосом:

– У вас просто отменная память, Ваше Высочество.

– Как твое имя? – спросила принцесса, не обратив внимания на его слова.

– Разве это имеет значение? – был ответ. Ризель повторила вопрос, и острие кинжала прорезало кожаную куртку на груди странного человека.

– Хаген.

– Зачем ты пытался меня убить, Хаген?

– Я убивал вовсе не вас, принцесса, – очень спокойно ответил слуга лорда Рейго. – Моей целью был...

– Только не надо рассказывать про узурпатора, который ведет Империю к гибели! – торопливо перебила Ризель. – Про императора, ставшего воплощением распада и гниения всего того, что еще сто лет назад цвело и благоухало! Я знаю наизусть басни, которые так любят борцы за свободу!..

– Тогда мне остается лишь молчать, – покорно согласился Хаген. – Вы сами все сказали, Ваше Высочество.

Ризель с негодованием взглянула на своего почти что убийцу, и от внезапной догадки ей сделалось холодно. Он выглядел старым, но разве может пожилой человек взобраться на высокое дерево и просидеть там долгое время в ожидании, пока она придет? Был всего один способ проверить, справедливо ли ее предположение, и Ризель не собиралась медлить.

Колчан, который она сняла с тела Хагена, пока тот еще был без сознания, перевернулся. Стрелы одна за другой взмыли в воздух и застыли в непосредственной близости от лица того, кто выдавал себя за слугу. Ризель взглянула на них, задумчиво хмурясь. Где-то год назад ей попалась в руки любопытная книга... кто мог знать, что она окажется столь полезной?

– Фаби, подойди-ка сюда! – скомандовала принцесса. – У тебя не скоро появится шанс увидеть такое.

Хаген лежал неподвижно, вжавшись в землю. Стрелы висели в воздухе над его лицом: острия наконечников касались висков, скул, переносицы и подбородка. На самом деле точек было гораздо больше, но она решила выбрать самые важные – и по тому, как изменился его взгляд, поняла: не ошиблась.

– Стоит мне захотеть, и твоя физиономия украсится шестью неглубокими порезами, – сказала Ризель. – Сущий пустяк – заживут, даже шрамов не останется. Только вот сдается мне, ты после этого уже ни на что не будешь годен, Хаген... или на самом деле тебя зовут иначе?

– Имя настоящее, – еле слышно ответил мужчина. – Лучше сразу меня убейте.

Дело приобретало интересный оборот: на ее жизнь покушался не кто-нибудь, а оборотень-пересмешник. Магус. Изгнанник...

– Понимаешь, Фаби, если надрезать мышцы в этих местах, он уже никогда не сможет менять обличье, – сказала она, обращаясь к подруге. – Видишь, как высоко оборотни ценят свой дар? Превыше жизни.

– Выше его мы ценим только честь! – вновь послышался хриплый голос Хагена. – Твой отец лишил нас всего, оставив только месть, поэтому...

– Тише, тише, – мягко перебила Ризель, улыбаясь. – Ты говоришь, как мальчишка. Ну-ка, покажи мне свое настоящее лицо!

Недолго поколебавшись, оборотень закрыл глаза и глубоко вздохнул. Морщины на его лбу и под глазами исчезли первыми – осталась лишь упрямая складка между бровями, – кожа потемнела и натянулась. Принцесса наблюдала за трансформацией затаив дыхание; она не очень-то верила, что пересмешники в самом деле способны изменять обличье. Но вот перед ней живое доказательство сухих книжных слов...

– Восхитительно! – не сдержалась Фаби. Ее можно было понять и простить: лицо Хагена стало совершенно другим, изменились даже форма носа и очертания скул. Чуть резковатые черты смягчила ироничная улыбка, и Ризель на мгновение ощутила легкую растерянность – она догадалась, что пересмешник на самом деле молод, но откуда ей было знать, что он к тому же красив?

Прежними в нем остались только хитрый прищур глаз и... волосы.

– Они такие, – сказал Хаген, проследив за ее взглядом. – Я родился седым.

«Как и я...»

Ризель стоило немалых усилий взять себя в руки.

– Вот что, Хаген. Ты можешь не верить, но Капитан-Император вовсе не опечалился бы, случись со мной что-то нехорошее. Это... трудно объяснить.

Против всех ее ожиданий, пересмешник поверил сразу.

– Но если ты и впрямь хочешь отомстить за свой род, я могла бы тебе кое-что предложить.

– Я весь внимание, – сказал Хаген. – Только, Ваше Высочество, уберите оружие... – Она выполнила его просьбу с усмешкой. – Я позабыл, что у цапли есть когти...

– ...Ваше Высочество?

– Да, Фаби. – Взгляд принцессы был задумчивым и туманным. – Мы идем в наш сад. И никто не помешает мне растить в нем те деревья, которые мне нравятся...

Две фигуры кружатся, то сближаются, то вновь расходятся. Этот танец необычайно красив и смертельно опасен, но тем, кто за ними наблюдает, так часто приходилось смотреть в лицо Великому шторму, что о смерти они думают в последнюю очередь, а вот жутковатую красоту оценить способны, как никто другой.

Две фигуры кружатся в красноватом свете факелов.

Эти двое хорошо знают свое дело, даже слишком. Поначалу оба веселят толпу, вызывая крики и восхищенные возгласы: их мастерство отточено годами практики, проверено в длинной череде схваток. И лишь потом один из них понимает, что забавы кончились.

Другой это знал с самого начала.

Биться не в полную силу гораздо сложнее, чем обрушиться на противника и сразу сломить его волю, уничтожить. Если приходится скрывать, на что ты способен, то нужно быть готовым ко всему, просчитывать каждый шаг.

Промахнуться.

А потом еще раз.

Пропустить удар – на белой ткани рубашки тотчас расплывется алое пятно, – зашипеть от боли. Оглядеть мутным взглядом собравшихся, сделать вид, что вот-вот потеряешь сознание.

И когда обрадованный противник ринется в атаку, вновь собраться и...

...начать все сначала.

Ты и в этом деле мастер, Кристобаль.

Капитан Крейн, великий притворщик...

Когда Сатто унесли с поля боя живым, но истекающим кровью, капитан «Невесты ветра», тяжело дыша, повернулся к Скодри. Зубастый наблюдал за схваткой с каменным лицом – казалось, старого пирата совершенно не волнует, кто выйдет победителем, – но теперь он соизволил улыбнуться и кивнул своему... другу? Крейн, взмокший от пота, ослабевший от двух легких ран, улыбнулся в ответ и поклонился.

Этот молчаливый обмен любезностями удивил лишь тех, кто знал о произошедшем три дня назад, но даже они так и не сумели понять, остались ли Крейн и Скодри друзьями.

А спрашивать обоих было бесполезно...

«...и теперь меня из-за этого мучает бессонница».

– Мастер Эрдан, вам тоже не спится? – робко спросил вахтенный.

Корабел с улыбкой кивнул. Была уже глубокая ночь, но он поднялся на палубу, потому что устал ворочаться с боку на бок, рискуя свалиться с узкой койки. Еще до рассвета предстояло начать подготовку к отплытию – хлопотное дело, которое капитан давным-давно переложил на его плечи без малейших угрызений совести. Впрочем, за годы на борту «Невесты ветра» Эрдан научился предугадывать приказы Крейна, иной раз – дословно, поэтому не боялся, что после выхода в море капитан хватится какой-нибудь важной мелочи.

– Да вот, хотел понаблюдать за облаками... – сказал он. Оправдание было не из лучших, но вахтенный – им оказался Сандер – простодушно согласился. Из всех матросов «Невесты» этот был самым безотказным и бестолковым: готовый помочь любому – только попроси! – он вот уже третью ночь добровольно нес собачью вахту. – Похоже, утром будет дождь, – проговорил матрос. – Такие низкие облака... и я слышу, на том берегу залива кто-то играет на гитаре... – Он закрыл глаза и приложил к губам сирринг, с которым не расставался даже во сне; всего мгновение продлилась тишина, а потом полилась грустная ночная музыка. Она была тихая и спокойная, но Эрдану вдруг показалось, что над «Невестой ветра» сгущается тьма.

– Просто ты слышишь музыку там, где ее нет... – сказал он невпопад, желая лишь развеять странные чары сирринга. Сандер прекратил играть и поднял руку, призывая мастера-корабела к молчанию. Ждать долго не пришлось: вскоре с другого берега и впрямь послышались гитарные аккорды. Беспокойство Эрдана усилилось: ему показалось, гитара и сирринг переговариваются друг с другом на незнакомом языке, который они, люди, не поймут никогда.

А облака и впрямь шли очень низко над горизонтом и выглядели в неверном свете луны очень грозно. В этом не было ничего удивительного: приближался сезон дождей – суровое время, когда редкий фрегат рискнет перейти Окраину и податься на юг. Шторма следуют за штормами, из моря Кракена приходят безымянные чудовища – и корабли исчезают бесследно.

«Кристобаль уже все решил. Проще заставить луну разгореться ярче солнца, чем убедить его задержать отплытие!»

– Завтра мы отправляемся в долгий путь. Не боишься, Сандер? – поинтересовался Эрдан, безуспешно пытаясь справиться с беспокойством. – Капитан меня за такие слова не похвалит, но кто-то может и не вернуться домой...

– У меня нет другого дома, кроме «Невесты», – ответил матрос, пожимая плечами. – Кому я нужен? А здесь хоть какую-то пользу приношу. Риск, конечно, есть... но новичкам и простакам везет, так ведь говорят?

Его улыбка сделалась хитрой. «Ох, не так ты прост, каким хочешь казаться!» – подумал Эрдан, невольно вспомнив песню-предсказание рыжей горбуньи. Он с радостью позабыл бы эту рифмованную околесицу, но лицо Кристобаля вычеркнуть из памяти оказалось гораздо сложнее. Стоило песне начаться, как магус побледнел, а потом и вовсе едва не вспыхнул... так что следовало ждать предательства. Удара со стороны того, кто слишком много знает.

«А ведь в команде нет никого, кто знал бы о нем больше меня...»

– Ты ненароком не видел Крист... капитана? – торопливо спросил Эрдан.

Вахтенный покачал головой:

– Нет, он не выходил. Отдыхает после поединка с Сатто, наверное? Жаль, мне не удалось посмотреть...

– Еще посмотришь как-нибудь! – ответил мастер-корабел и быстрым шагом направился к капитанской каюте. Эрдан вдруг понял, что разбудило его посреди ночи беспокойство, зародившееся где-то в глубинах сознания «Невесты»: фрегат что-то чувствовал и просил о помощи.

«Как же я сразу не понял? Старею...»

Он коротко постучал. Хотя Крейн уже в первые дни совместного плавания ясно дал понять, что его двери открыты для мастера-корабела в любое время дня и ночи, злоупотреблять этим не стоило – всегда оставалась вероятность нарваться на магуса в плохом настроении, когда он напрочь забывал все обещания. Послышался странный звук, но никто не пригласил его войти – и Эрдан рискнул.

– Кристобаль?..

Мерцающий бледно-зеленый свет, казалось, шел отовсюду. В каюте царил беспорядок, словно после шторма: кругом были разбросаны свитки, карты, раскрытые книги. Скомканное одеяло лежало в дальнем углу – по всей видимости, его туда бросили. Во лбу деревянной маски, висевшей на стене, торчал метательный нож; еще один вонзился в крышку сундука, стоявшего неподалеку от двери, а тремя другими Крейн жонглировал, сидя на краю стола.

– А я о чем говорю? – пробормотал он, не обратив на Эрдана ни малейшего внимания. – Предсказать мои действия непросто, потому что я и сам не знаю, что собираюсь делать... и как же ему это удается? Ха! Кошмар какой-то... если он знал наперед все, что должно было случиться... может, ему приснился вещий сон? Нет... уж скорее я сам ему снюсь...

Бессвязная речь капитана напугала мастера-корабела, хотя он ожидал чего-то в этом духе. Ножи вертелись в воздухе, отбрасывая зеленоватые блики на смуглую кожу магуса, которая от этого стала казаться мертвенно-серой. Блуждающий взгляд разноцветных глаз ненадолго задержался на Эрдане, и магус произнес назидательным тоном:

– Беда в том, что я никак не могу разобраться, кто кому снится – я Звездочету или Звездочет мне?

Это была последняя капля. Мастер-корабел решительно направился к своему капитану, на ходу занося руку: Крейн, всецело поглощенный жонглерскими упражнениями, не успел отстраниться и... получил сокрушительный удар в челюсть. В полубезумных глазах мгновенно вспыхнули красные огоньки, руки взметнулись – но тотчас же он судорожно вздохнул и зажмурился. Эрдан ощутил волну горячего воздуха, словно из приоткрытой плавильной печи, а потом увидел, как лицо и руки Кристобаля покрываются тончайшим слоем белой пыли.

Белого пепла.

– Позвать Эсме? – спросил он севшим голосом.

– Для себя ее зови... – раздалось в ответ. Эрдан облегченно вздохнул и с немалым изумлением понял, что один из упавших ножей оцарапал его правую руку. – Для меня это пустяк – все равно что на солнце обгореть, – добавил магус и стряхнул пепел; в самом деле, его кожа совсем не казалась обожженной.

Эрдан кивнул. За долгие годы знакомства с Кристобалем он и человеческую-то сторону капитана не успел изучить как следует, что уж говорить о пламенной. Зеленое сияние постепенно угасало, и это был хороший знак: «Невеста» успокаивалась. Она знала, что мастер-корабел не уйдет, пока не разберется, в чем дело.

– Ты хоть понимал, что творишь? – хмуро поинтересовался магус, шаря по столу в поисках свечи. Эрдан увидел ее первым и подал капитану; тому стоило лишь дунуть, и фитиль мгновенно занялся. – Спасибо за помощь, конечно, но я мог и не спохватиться...

– Я понимаю гораздо больше, чем тебе кажется, Кристобаль. Что случилось?

– Ничего особенного... – пробурчал Крейн. – Просто мы здорово влипли.

– Влипли?! – ошеломленно повторил мастер-корабел. – О чем ты?..

– Ох, прости, – Крейн усмехнулся. – Я забыл, что ты предпочитаешь другую манеру речи. Потерпели сокрушительное поражение – так устраивает? Настолько сокрушительное, что до сих пор в ушах свистит.

– Э-э... – Он не ожидал, что все так сложно. Крейн выглядел довольным, возвратившись на борт после поединка... а потом объявился Джа-Джинни, успешно раздобывший карту. Что же случилось? – Может, слезешь со стола? Если уж нам предстоит долгий разговор, давай хоть посидим по-человечески...

Магус хмыкнул, но все-таки последовал совету корабела; он собрал ножи и бросил их в ящик стола, а потом сгреб бумаги и карты, освободив угол. Эрдан тем временем подобрал один из табуретов, валявшийся на полу ножками кверху. «Интересно, что он тут творил до того, как заигрался с ножиками?..»

– Перевяжи руку, – сказал Крейн, протягивая Эрдану какую-то тряпку. – Я не хотел бы беспокоить Эсме, она спит... впервые за много ночей спит без снов.

– Ты все-таки пробираешься в наши сны, – со вздохом отметил мастер-корабел. – Я тебя такому не учил.

– Я бы не выдержал, – продолжал бормотать магус. – Каждую ночь кошмары, бр-р...

«Опять?!»

– Кристобаль! – взмолился Эрдан. – У меня болит рука, а левой я и в молодости бил плохо! Ради твоего блага, так и быть, попробую...

Он сделал вид, что собирается ударить, и Крейн поднял руки: «Сдаюсь!» Тут Эрдан заметил на столе предмет, которого там раньше не было, – бутылку. Мастер-корабел покачал головой: он отлично знал, что капитаны фрегатов могут пить сколько душе угодно, при этом почти не пьянея... но зачастую разыгрывают пьяных, поскольку это бывает полезно. Из Кристобаля вышел бы прекрасный актер, да только обмануть своего учителя ему не удалось бы никогда.

– Хочешь напоить старика и заморочить ему голову какой-нибудь безобидной сказочкой? – спросил корабел с усмешкой.

– Нет, – ответил Крейн без улыбки. – Сегодня я настроен говорить только правду и отвечу на любой вопрос. Садись, поговорим – как в старые добрые времена...

Вино показалось Эрдану горьким, и все из-за последних слов капитана. Старые добрые времена, когда был жив Велин, а за голову Кристобаля еще не назначили награду... как давно это было! Годы на борту «Невесты ветра» бежали незаметно, и он предпочитал не думать, сколько лет прошло со дня их первой встречи, но собственное тело напоминало об этом все чаще и чаще.

Подумать только, а ведь когда-то он считал, что прожил жизнь без остатка, выпил до донышка – и вдруг появился мальчишка, наглец и сумасброд, невесть как заполучивший прелестный фрегат с весьма непростым характером. Он, словно шторм, взбаламутил неспешные воды, в которых Эрдан вознамерился доживать остаток дней...

– Берегись!

Отзвуки эха еще не успокоились, а на причале уже не осталось ни души – докеры бросились врассыпную, многие попросту спрыгнули в воду. Огромный фрегат с темно-зелеными парусами врезался в деревянный настил, и прочные доски жалобно затрещали.

Эрдан курил трубку, наблюдая за швартовкой с интересом, но без особого волнения, тогда как проходивший мимо торговец был весьма далек от спокойствия: он позабыл о корзине с рыбой и напряженно следил за фрегатом, громко излагая все, что думал о его навигаторе. Самым мягким выражением было «ненормальный, у которого в башке мозгов меньше, чем у кракена».

– Ну кто так швартуется! – взвыл торговец, когда зеленопарусный корабль в очередной раз дернулся и несколько досок причального настила разлетелись в щепки. – Эгей, на борту! Что за сын медузы и кракена у вас вместо навигатора?!

– Сам такой! – огрызнулся кто-то. Торговец в сердцах плюнул и поволок свою корзину дальше, а Эрдан лишь усмехнулся. Конечно, незнакомый навигатор явно не обладал особым мастерством, но все-таки дело было не в нем, а в корабле. Фрегат был необычайно красив: ему уже очень давно не доводилось видеть такой изящный и вместе с тем мощный корпус. Три стройные мачты вздымались над палубой, зеленые паруса хлопали на ветру; великое множество мелочей, незаметных обычному взгляду, подсказывали – этот корабль совсем недавно был намного меньше размером. Значит, навигатор попросту не привык к тому, что его фрегат изменился. Пройдет время, и эта парочка сумеет помириться... а как же иначе?

Только ему до этого дела нет, потому что он больше не мастер-корабел.

Швартовка закончилась; докеры наконец-то пришли в себя и помогли закрепить тросы, а фрегат немного успокоился, хотя и продолжал изредка вздрагивать. Эрдан вдруг почувствовал, что и сам дрожит от непреодолимого желания подойти ближе и взглянуть кораблю в глаза – почему-то казалось, что они обязательно будут необычными. С борта сбросили веревочную лестницу, и на пристань сошли двое: широкоплечий верзила с туповатым выражением лица и худощавый парнишка лет двадцати – даже издалека было видно, что он готов вот-вот взорваться от злости. Выглядели они как совершенно обычные моряки, каких в любом порту не меньше сотни, и потому Эрдан ощутил себя на редкость глупо: он совершенно точно знал, что один из этой странной пары – навигатор. «Надо же... вот повезло. Только что простым рыбакам делать с такой красотой?» Он вспомнил, как дергался фрегат, огрызаясь на каждый приказ, – такое своенравное создание следовало держать за горло мертвой хваткой. Что флегматичный здоровяк, что мальчишка вряд ли были на это способны, но первый все-таки больше подходил на роль капитана – лишь очень спокойный по натуре человек может терпеть подобные выходки.

Незнакомцы тем временем обменялись несколькими словами, которые ветер унес в море. Эрдан пристально следил за ними, и вскоре расслышал отдаленное биение большого сердца... а потом фрегат его заметил. Парус на грот-мачте резко сложился, оборвав несколько тросов; молодой моряк остановился, его лицо потемнело от гнева, и Эрдан с немалым удивлением понял – это и есть навигатор.

«Чему ты удивляешься? – спросил он сам себя. – Только глянь на его лицо. Нечего сказать, прекрасная пара – буйный фрегат и капитан, в любой момент готовый вспыхнуть, словно у него в жилах звездный огонь вместо крови...»

Он опомнился, лишь когда незнакомец остановился поблизости и спросил:

– Эй, старик! Где я могу найти мастера-корабела по имени Эрдан?

– Эрдан? – позвал Кристобаль. – Что с тобой?

– Воспоминания... – отозвался мастер-корабел с рассеянной улыбкой. – Со стариками это случается.

– А-а! – хмыкнул магус. – Видать, вспомнилась наша первая встреча... я не читал твоих мыслей, просто догадался. Веришь?

...Об этом мало кто догадывался, но Кристобаль и в самом деле не читал чужих мыслей, всецело доверяя «Невесте». Фрегат, незримо присутствуя в сознании каждого матроса, следил за их мыслями, не читая, поскольку они были огромному созданию неинтересны. Если что-то вдруг привлекало внимание сущности, она тотчас же давала капитану знать, и вот тогда-то он как следует проверял попавшего под подозрение моряка. Ну а до тех пор, пока чьи-то секреты напрямую не касались «Невесты» или Кристобаля, они оставались в целости и сохранности. Так что все упиралось в чистоту помыслов...

– Верю, – устало вздохнул Эрдан. – Знаешь, я вдруг подумал: из первой команды «Невесты ветра» остались только мы с тобой. Вот уж никогда не думал, что так получится! Я ведь был всегда самым старым на борту, и все-таки молодые ушли раньше. Скоро придет и мой черед...

– Прекрати, – нахмурился Крейн. – Беду накличешь.

– Какая беда, о чем ты? – Корабел невесело рассмеялся. – Всего лишь закономерность. Сейчас ты выглядишь почти так же, как в тот день на Рокэ, когда мы повстречались... ну, разве что подсобрал приличную коллекцию шрамов. А ведь я уже тогда был немолод и всерьез собрался доживать остаток дней в тиши и покое...

– И тут появился я, – вставил Крейн.

– Ага. Ты подарил мне целую жизнь, Кристобаль, но я всего лишь человек, и мне отмерен срок... хотя порою кажется, что Шторм про меня забыл.

– За это надо выпить! – воскликнул магус, не очень изящно переводя разговор в другое русло. Эрдан не стал упорствовать, хотя не сказал самого главного: предстоящее его вовсе не пугало. «Что бы ни твердили люди, шторм молитвой не остановишь...»

Крейн осушил свой стакан, и лицо его сделалось точь-в-точь таким, как у слегка захмелевшего человека, – едва заметная полуулыбка, мечтательный взгляд. Он протянул Эрдану раскрытую ладонь: над нею танцевал огонек, словно заблудившееся пламя свечи.

– Я, быть может, умелый капитан, – сказал он негромко. – Но все-таки один из многих. Хотя благодаря тебе определенно нахожусь среди этих «многих» в первой десятке...

«Скромник!» – подумал Эрдан, с трудом пряча улыбку. Кристобаль продолжал:

– А вот осознавать себя последним в роду иногда бывает очень... странно.

– Ты хотел сказать, больно?

– Узнаю своего учителя, – отозвался магус с кривой усмешкой. – Да, ты опять прав. Так больно, что хочется кричать... но ведь никто не услышит. Иногда мне кажется, что я сам себя придумал...

Эрдан ударил кулаком по столу и сурово нахмурился.

– Переигрываешь, капитан. Даже самый хилый моряк не начнет жаловаться на судьбу после одного стакана. И вообще, почему мне кажется, что когда мы вот так беседуем наедине, ты рано или поздно начинаешь чудить, словно хмелеешь без вина?

– За нашим кланом водится такая странность... – Магус осекся. Его ладонь сжалась в кулак, огонек с шипением исчез. – Я хотел сказать, водилась.

Сердце Эрдана болезненно сжалось: «Сорок лет спустя он все еще оговаривается?!» Он вдруг подумал о том, что кто-то должен будет помогать Кристобалю... потом. Об этом следовало позаботиться во что бы то ни стало, хотя капитан, конечно, станет возражать.

– Давай-ка лучше поговорим о том, что так тебя напугало, – сказал Эрдан. – Неужто это страшнее безымянного чудовища?

Кристобаль попытался улыбнуться.

– Что бы ты сказал, если бы я вдруг стал предугадывать твои поступки... ну, к примеру, на полгода вперед? Я серьезно.

– Предугадывать? – переспросил Эрдан. – Предсказывать? Я, часом, ничего не перепутал – ты ведь из клана Фейра, но не Амальфи? Кроме них, по-моему, никто не обладал даром предвидения.

Магус насмешливо отсалютовал ему стаканом.

– А теперь поразмысли хорошенько над собственными словами, Эрдан. Право слово, мне даже как-то лень объяснять...

– Нет уж, изволь! – корабел хмуро покачал головой. – По ночам мне плохо думается!

Крейн вздохнул.

– Звездочет знал, что я догоню его в Лейстесе. Знал, что пошлю в особняк Джа-Джинни. Он нарочно подставил тупицу Сатто, как бы предоставив мне возможность немного поразвлечься. Все было просчитано до мелочей, понимаешь? Одной интуиции здесь мало... и теперь получается, что я буду искать фрагменты, чтобы потом он их у меня отнял.

– Но отчего ты так в этом уверен?

– Во имя Великого шторма, Эрдан! Это же очевидно. Он знает наперед, что получит все три фрагмента и компас, что я положу своих людей там, где это пришлось бы сделать ему... тьфу, мерзость! Если бы он сейчас был в Лейстесе, я бы спалил его вместе с фрегатом и особняком, и плевать на секреты. Так он и это предусмотрел, понимаешь? Его здесь нет. Он где-то спрятался и, должно быть, пьет сейчас вино за успех своего предприятия...

Лицо Крейна было серьезным и очень мрачным, но стоило Эрдану осторожно предложить: «Так откажись от путешествия...» – как в его глазах вновь вспыхнул безумный огонек.

– Не могу.

– Но почему? – растерялся Эрдан. – Если ты знаешь, что оно закончится столь бесславно, зачем идти по дороге, которую тебе определил Звездочет? Вдруг ты погибнешь?

– В том-то и дело... – вздохнув, ответил магус. – После того, что я сейчас скажу, ты меня возненавидишь. Раз Звездочет знает, что мы встретимся, когда у него будет один фрагмент, а у меня – два, то я точно не погибну ни на юге, ни где-то еще... – Он замолчал, смущенно потупившись, будто провинившийся мальчишка.

– Но ты понимаешь, что погибнуть может кто-то другой, – закончил Эрдан за него. – Я, быть может... или Эсме... или Джа-Джинни...

– Прекрати! – прорычал магус; под опущенными веками полыхнуло красным. – Я не позволю снова отнять у меня близких людей! Но и от компаса не откажусь. Я буду защищать вас, чего бы это ни стоило, а потом мы вместе отыщем «Утреннюю звезду» – и пусть Звездочет хоть с Великим штормом сговорится! Будущее не может быть определено раз и навсегда!..

– Так чего же ты тогда испугался?

Крейн очень долго молчал, а потом проговорил с явной неохотой:

– Я не испугался. Я запутался.

Он еще помолчал, потом добавил:

– И еще я очень боюсь совершить непоправимую ошибку...

Эрдан смотрел на своего ученика и видел... мальчишку. Это было не так уж странно, поскольку по меркам своего народа Кристобаль и впрямь был очень молод – пламенному магусу предстояло прожить вдесятеро больше, если, конечно, он раньше не отыщет смерть, как это случалось со многими его сородичами из самых разных кланов. Хитроумный капитан, веселый и ироничный, но умеющий проявить характер, когда надо, – это была всего лишь маска, которую Кристобаль надевал, выходя из каюты.

А что под ней?

Перепуганный мальчишка, который видел гибель всех, кто его любил, – или все-таки пылающий феникс с безумным блеском в глазах?..

За многие годы Эрдан не раз видел, как Кристобаль меняется, отстраняясь от окружающего мира, словно боясь причинить зло тем, кто стал ему близок. Случалось и такое, что капитан испытывал растерянность, но всякий раз он находил в себе новые силы, словно... феникс, восстающий из пепла. «В нем как будто сошлась вся мощь погибшего клана. Разве может одиночка, будь он человек или магус, вынести такое?»

– Кристобаль, – сказал Эрдан негромко, и Крейн встрепенулся, уставившись на корабела с надеждой. – До сих пор ты принимал решения сам, не пытаясь переложить ответственность на чужие плечи. Я не вижу, что изменилось сейчас. Нам даже в этот миг угрожает опасность, и ты это знаешь не хуже меня. Сделай выбор и найди в себе силы принять его последствия, никого в этом не обвиняя. А будущее... – он вздохнул. – Быть может, именно наш с тобой разговор Звездочет не предвидел, кто знает?

– Не предвидел... – пробормотал Крейн. – Как вообще он сумел это предвидеть, а?

Эрдан растерянно пожал плечами.

– Может, простое совпадение? – предположил он. – Или... кто знает, вдруг Звездочет – последний выживший из рода Амальфи? Уже прошло почти сорок лет с тех пор, как был убит лорд, но я как-то слышал, что у него был старший брат, которого вроде изгнали из семьи...

Крейн покачал головой:

– Нет. Разве я не рассказывал тебе, как стареют магусы? Совсем не так, как люди. Звездочет – человек... или, быть может, полукровка. Но полукровки очень редко наследуют дар... – Внезапно капитан нахмурился, и в его взгляде проскользнуло изумление – как если бы он понял что-то очень важное. – Ох, ладно. Мы все равно не узнаем правду.

«Он что-то скрывает, – подумал Эрдан. – Интересно...»

– А тебе не приходило в голову, что на корабле есть шпион? – сказал он вслух. – Это, конечно, маловероятно...

– Это совершенно невозможно! – перебил Крейн. – Ты еще про песню-предсказание вспомни... нет-нет, молчи! Я даже слышать не хочу о том, что кто-то из команды способен на предательство! Уж скорее... – Магус опять замолчал, и во второй раз за ночь Эрдан увидел на лице своего ученика очень странное выражение – удивление пополам с растерянностью, – которое тотчас сменилось обычной усмешкой. Это обрадовало мастера-корабела – капитан определенно приходил в себя! – но вместе с тем и насторожило.

Получалось, что Кристобаль ему не доверяет.

– Ты сейчас подумал о чем-то важном, – проговорил Эрдан. – Не хочешь поделиться?

Магус скривился, словно говоря: «Важное? Шутишь...» – но потом неохотно сказал:

– Мне просто пришла в голову одна мысль. Ну, по поводу предательства. Кажется, я знаю, о чем она пела.

– О чем или о ком?

– И это тоже.

Теперь настал черед Эрдана растеряться.

– Что же ты собираешься делать?..

– Ничего, – ответил Крейн, улыбаясь. – Сейчас предателя на борту нет. А когда он появится, я буду готов... наверное.

Эрдан покачал головой.

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь.

– Конечно... – Магус замер, прислушиваясь. – Джа-Джинни вернулся.

Он мог этого и не говорить – мгновением позже мастер-корабел и сам расслышал хлопанье огромных крыльев, скрежет когтей о палубу. Крылан вернулся? Но куда же он улетал?..

– Думаю, Джа-Джинни тоже вскоре наберется храбрости... или наглости?.. чтобы поговорить со мной об этой проклятой песне, – сказал магус и сокрушенно вздохнул. – Три тысячи кракенов! Надо было беседовать с певицей наедине, а я поторопился... Эсме правильно сказала – словно яду выпили, только не мы, а вы. Внушай теперь каждому, что бояться не надо...

– Ты в этом совершенно уверен?

– Да! – заявил Крейн тоном, не терпящим возражений. – Я внимательно слушал песню и запомнил слова. Там все сказано достаточно ясно... знать бы только, что за доброжелатель в черном плаще появился на моем пути? – Он тряхнул головой, словно отгоняя непрошеные мысли. – Но об этом можно подумать и завтра.

– Что ж, тогда я пошел, – сказал Эрдан, поднимаясь. – Рад, что ты в порядке.

Он направился к двери и у самого порога остановился, обернулся на оклик Кристобаля: «Постой!»

– Спасибо, что зашел, – негромко сказал магус.

Он все так же сидел за столом, опустив подбородок на сплетенные пальцы. Полумрак скрадывал те немногие перемены в его лице, произошедшие со дня их первой встречи, и казалось, что миновало совсем немного времени.

Хотя на самом деле прошло тридцать лет.

– Эй, старик! Где я могу найти мастера-корабела по имени Эрдан?

Старик...

Глубокие морщины у него появились лет в двадцать, а волосы поседели совсем недавно. Сорок девять лет – много, мало? Какая разница, сказал бы он еще нынче утром... но почему-то это обращение, прозвучавшее из уст незнакомого юнца, сильно разозлило бывшего мастера-корабела.

«Тебя, юноша, следовало бы научить уму-разуму...»

– А зачем он тебе сдался? – спокойно поинтересовался Эрдан, решив прежде разузнать, откуда взялся наглец, а уж потом преподать ему урок.

– Хочу попроситься в ученики, – с неохотой ответил парнишка. Его матрос остановился поодаль и, скучая, рассматривал дома. Эрдан пригляделся и заметил нечто странное в лице своего собеседника: через его лоб и щеку проходила полоса незагорелой кожи, словно он недавно носил повязку на левом глазу. «Ох, Заступница! А сам-то глаз другого цвета...»

– Почему именно к Эрдану? Он вроде давно не у дел.

– Эге! – улыбнулся незнакомец. – Да ты, видать, не знаешь, с каким человеком в одном городе живешь! Он пятнадцать лет учил имперских капитанов, даже имел свою школу на Аламеде. Все знают, что он лучший...

Эрдан не сумел сдержать усмешку.

– Надо же... и что же этот господин делает здесь, в глухом захолустье? Отчего он не в своем богатом доме на Аламеде, окруженный учениками, детьми и внуками?

– Не знаю... – хмуро пробормотал парень, впервые заподозрив неладное. – Вот встречу его и спрошу. Так что, где его искать?

Злость Эрдана исчезла так же внезапно, как и появилась. Можно было прямо сейчас во всем признаться и расставить все по местам, но почему-то он продолжил играть и сказал:

– За городом ищи. Иди по дороге, пока не увидишь рощицу, а прямо за ней – его дом.

– Он один живет?

– А я почем знаю? – раздраженно ответил Эрдан, которому уже надоел этот разговор. – Один, не один... иди и сам проверь.

«Не один. Со мной живут мыши и целая толпа призраков».

Незнакомец чуть помедлил и неожиданно поклонился. Эрдан обомлел – неужто догадался? Но нет, это была всего лишь запоздалая вежливость: парнишка махнул рукой верзиле-матросу и пошел по пристани легкой танцующей походкой. «Вот загадка, – подумал бывший мастер-корабел. – Кто он такой? Откуда взялся?» Что-то в лице молодого моряка показалось ему смутно знакомым, но в те дни, когда и впрямь все навигаторы океана мечтали попасть в школу Эрдана, этот парень был еще ребенком.

«Мне нет до него дела, кем бы он ни был...»

Он провел на пристани весь день, позабыв обо всем; сидел, вертя в пальцах давно остывшую трубку, и наблюдал за кораблем. Цветные паруса встречались нечасто, и один лишь изумрудный оттенок увеличивал стоимость этого фрегата в разы. А если учесть, что пропорции его тела были идеальны да и сам он словно создан был по канону Сегэна, то сумма и вовсе получалась несусветная.

Истинное сокровище. И капитан его, неумеха-наглец...

Солнце клонилось к закату, когда Эрдан отправился домой. Шел он медленно – больное колено ныло уже третий день, предвещая сильный шторм, – да торопиться и не следовало. Тому, кто его ждал, в первую очередь нужно было научиться терпению.

Миновав рощицу, Эрдан приостановился. Отсюда он мог беспрепятственно разглядывать окрестности, сам оставаясь незамеченным; что ж, ничего неожиданного не произошло. У порога его ветхой лачуги сидел давешний моряк – дремал, скрестив руки на груди и вытянув длинные ноги в потрепанных сапогах. Хромая, Эрдан приблизился, и в этот миг парнишка проснулся. Череда забавных гримас сменилась на его лице с быстротой мысли – изумление, осознание собственной ошибки, досада, виноватая улыбка, – а потом он вскочил и поклонился Эрдану во второй раз.

– Я не беру учеников, – сказал бывший корабел и проследовал в дом, захлопнув дверь перед самым носом растерявшегося моряка.

Темнело. Эрдан лежал на старом тюфяке, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи, – там нетерпеливо ходили взад-вперед, потом раздалось приглушенное ругательство... и вскоре все звуки утихли, кроме мышиной возни под полом.

Что ж, по крайней мере, он не стал ломиться в дверь.

Когда наступила ночь, далекий грохот ознаменовал приближение грозы, а вскоре по крыше застучали крупные капли – сбылось предсказанное его коленом ненастье. Эрдан представил себе, что чувствует моряк там, снаружи: без плаща, в залатанной куртке долго под дождем не высидишь. «Вот и славно, – подумал корабел, засыпая. – Сам уйдет, и мне не придется с ним объясняться!»

Ему приснилась Аламеда. Мальчишка, чтоб его кракены съели, растревожил старую рану: Эрдан увидел всех своих учеников, живых и мертвых, – каждый норовил рассказать и показать, чему научился в школе... только вместо слов у них получалось шипение, как будто на горячую плиту пролили варево. Он то и дело просыпался, вертелся с боку на бок и поминал безымянное чудовище, а потому к утру почувствовал себя совершенно разбитым. К тому же, хоть гроза и прошла, колено разболелось еще сильнее.

Он вышел из дома и почему-то не удивился, завидев незваного гостя на том же месте и в той же позе. Пройдоха выглядел невыспавшимся и сердитым, но, едва завидев корабела, тотчас же придал лицу смиренное выражение.

Странное дело, но он каким-то чудом умудрился не промокнуть...

– Я же тебе сказал, что не беру учеников, – скрипуче проговорил Эрдан. – Посмотри на меня!

Он знал, что выглядит не лучшим образом. Седая борода, неряшливые длинные космы, изношенные ветхие штаны и куртка с чужого плеча – портовый нищий и тот порою бывает куда опрятнее. Но мальчишку это не смутило, и в его взгляде Эрдан с содроганием различил два чувства, хуже которых и придумать быть трудно.

Одним из этих чувств было тщательно скрываемое благоговение. Не будучи его учеником, этот глупец готов был вытерпеть что угодно, потому что твердо был уверен в правоте учителя.

Другое чувство принято было называть железным упрямством...

– Я ухожу, – коротко бросил Эрдан. – Когда вернусь, чтоб тебя здесь не было.

Даже не оглянувшись, он почувствовал: морячок покинул насиженное место и двинулся следом на почтительном расстоянии в десять шагов. «Интересно, как долго он продержится?» – подумал бывший корабел и решил сегодня в город не идти: стоявший у причала фрегат манил его, и это никак не способствовало твердости характера. Эрдан не был намерен отказываться от решения, которое заставило его покинуть Аламеду и привело сюда, на остров Рокэ.

«И пусть этот юнец думает что хочет!»

Он и не догадывался тогда, что за странный поворот судьба совершит уже очень скоро...

Наутро Эрдан был весьма рад увидеть капитана таким, какой он был всегда. Крейн наблюдал за тем, как «Невесту ветра» снаряжают в долгое плавание; иногда он покрикивал на матросов, но при этом оставался добродушно-веселым. Мастер-корабел знал, что настроение Кристобаля исподволь передается всей команде, и потому как нельзя кстати пришелся вчерашний ночной разговор – еще не хватало, чтобы капитан начал путешествие в состоянии полной растерянности и смятения.

– Доброе утро... – послышался голосок Эсме. – Какое красивое небо сегодня!

Мастер-корабел улыбнулся: ночью шторм прошел стороной, и это тоже было весьма хорошим предзнаменованием – солнце светило ярко, дул попутный ветер. «Так легко и просто поверить, что все будет хорошо, что Кристобаль ошибся! Но я-то знаю, что сезон дождей никуда не делся. Просто задержался на день...»

– Мастер Эрдан, а это правда, что у вас была когда-то школа на Аламеде? – спросила целительница, смущаясь. Эрдан удивленно поднял брови – интересно, кто ей рассказал?

– Да, была. Я считался в те времена одним из лучших корабелов...

Если бы Кристобаль стоял рядом, он не преминул бы поправить: «Самым лучшим!» И был бы прав.

– А почему же вы... оказались здесь?

– Не думаю, что тебе эта история покажется интересной, – вздохнул старик. – Так сложилось, что я убедился на собственном опыте, что учил неправильно.

– Но разве это повод для того, чтобы все бросить? – робко возразила девушка.

Эрдан кивнул. «И ты даже не догадываешься, насколько серьезный...»

– Понятно, – вздохнула Эсме. – И потом вы с капитаном встретились? Уж простите меня за назойливость...

– Кристобаль нашел меня и заставил взять себя в руки, а его – в ученики, – ответил мастер-корабел. – Э-э... знаешь, я когда-нибудь расскажу тебе эту историю в подробностях, если он не будет возражать. Сейчас просто момент неподходящий.

– Да-да, конечно! – кивнула целительница и лукаво улыбнулась. – А что, он может быть против?

– Еще как! – сказал Крейн, торопливо спускаясь с полуюта, где перед этим разговаривал с Джа-Джинни. Крылан остался на месте. – Не вздумай ничего ей рассказывать, Эрдан! Я лучше сам... когда-нибудь...

– Но почему? – заупрямилась Эсме, и в ее глазах вдруг появились веселые искорки. – Опять тайна?

Эрдан и Крейн переглянулись. «Так и быть, – подумал мастер-корабел. – Пожалею тебя и не стану рассказывать, как наследник Фейра унижался перед старым бродягой, умоляя взять его в ученики. Прилип, словно репей к собачьему хвосту... есть что вспомнить, да? Но я буду молчать».

– Нет никакой тайны, – сказал он вслух. – Просто это история долгая и немного скучная. Самое главное, результат тебе известен – я здесь.

Эсме кивнула, а Кристобаль вздохнул с явным облегчением – и тут же помчался проверять, как закрепили в трюмах груз. «Он все утро сегодня делает мою работу, – с усмешкой подумал Эрдан. – Выражает благодарность за вчерашнее? Или просто жалеет старика?..»

– У нашего капитана столько лиц, – проговорила Эсме чуть слышно. – Он бывает веселым и печальным... добродушным и жестоким... хотела бы я знать, что из этого настоящее, а что – всего лишь маска.

Ее слова так точно совпадали с тем, о чем сам Эрдан думал после разговора с капитаном, что мастер-корабел даже вздрогнул – а потом вспомнил, кто стоит перед ним. Велин частенько жаловался, что «Невеста» не делает различий между его памятью и своей собственной, и особенно – во сне. Крейн не понимал, что в этом плохого, потому что сам полностью слился с фрегатом: у них на двоих были общие слух, зрение и такие чувства, для которых в человеческом языке просто не было названия. А вот Эрдан знал, насколько тяжело приходится целителю, – он-то мог приструнить зарвавшийся фрегат, но больше никто на это не был способен.

Так что не следовало удивляться тому, что Эсме знала больше, чем должна была.

– Я бы тоже хотел понять, – сказал он с грустной улыбкой. – Но за тридцать лет он так и остался для меня загадкой. Возможно, тебе повезет больше?

«...а тебе повезет, я уверен. Иначе зачем он примчался, едва зашла речь о неприглядной истории нашего знакомства? Ой-ой, Кристобаль. Ты не сможешь все время быть рядом, и я бы на твоем месте рассказал ей все сам, пока не поздно!»

Эсме поморщилась и жалобно взглянула на корабела.

– Слишком... громкие мысли. Мастер Эрдан, когда вы в моем присутствии думаете обо мне, я это чувствую.

– В твоем присутствии трудно думать о чем-то другом, – вздохнул Эрдан. – Но я попытаюсь. Просто слишком долго у нас не было целителя, и я отвык.

Она кивнула.

Что-то колючее вонзилось в ногу Эрдана; он опустил взгляд и увидел ларима – зверек решил поточить об него когти. До этого странное создание, помесь обезьяны, кошки и еще чего-то, вообще не обращало внимания на корабела, теперь же перепутало его с деревом. Эсме, виновато рассмеявшись, подняла своего питомца, и он тотчас же обвил плечи хозяйки, словно меховой воротник... с глазами и довольно-таки острыми когтями. Зубы у него тоже были отменные, что запросто мог бы подтвердить Кузнечик и еще пара-тройка укушенных. Целительница понесла ларима в каюту, и как раз в этот миг вернулся Джа-Джинни.

В руке крылан держал листок бумаги и перо – похожее на его собственные, но белое. Он выглядел растерянным и даже слегка напуганным. Эрдан шагнул было вперед, чтобы узнать, в чем дело, но «Невеста» остановила его.

«Справишься сама? – удивился мастер-корабел. – Ну смотри...»

Он стоял поодаль и наблюдал за крыланом, который ничего и никого вокруг не видел. Джа-Джинни, продолжая сжимать странное письмо в одной руке, положил другую на планшир – и в тот же миг его напряженное лицо расслабилось, на губах появилась неуверенная улыбка. Он что-то произнес так тихо, что Эрдан не расслышал, но ощутил, что «Невеста» довольна. Крылан побрел на нос корабля – свое обычное место во время долгого пути. Он по-прежнему выглядел погруженным в раздумья, но все-таки фрегату удалось забрать тревогу себе.

«У нас могут быть секреты друг от друга, – подумал корабел, – но только не от „Невесты“. А поскольку капитан и фрегат едины, все наши тайны известны и ему тоже. Значит, и впрямь не стоит бояться предательства?» Он покачал головой: «Я старею и становлюсь недоверчивым – или просто боюсь, что Кристобаль в самом деле совершает ошибку? Глупо. Если бы не вчерашний разговор, я бы ни о чем таком даже думать не стал...»

«Невеста», ощутив сомнения Эрдана, коснулась его сознания, поделилась спокойствием и силой. Мастер-корабел всегда чувствовал, когда с помощью фрегата с ним разговаривал Крейн, а когда фрегат действовал по собственной воле, – сейчас произошло именно это. Он вздохнул и с улыбкой подставил лицо попутному ветру, разрешив «Невесте» поделиться с ним и ощущением парусов.

«Снова в путь, снова вместе? Что ж, неси нас вперед...»

Так началось новое путешествие «Невесты ветра» на юг.

«Интересно, как долго он продержится?»

Первый день прошел именно так, как ожидалось. Эрдан до позднего вечера бродил по окрестным скалам, нарочно выбирая самые крутые и извилистые тропы; лишь изредка он оборачивался, чтобы увидеть все ту же картину – настырного кандидата в ученики, прыгающего по камням с изяществом горного козла. Надежды на то, что морячок оступится и подвернет ногу, не оправдались; он оказался очень крепким и к концу дня выглядел лишь слегка запыхавшимся. Сам Эрдан порядком устал и разозлился, а потому решил на следующий день никуда не ходить. Он поужинал черствой лепешкой и лег спать.

Мальчишка, словно верный пес, улегся под дверью снаружи.

Весь следующий день Эрдан просидел на обрыве неподалеку от дома, наблюдая за бегущими по небу облаками. Морячок устроился неподалеку; исподволь за ним наблюдая, Эрдан думал о том, что этот ненормальный, похоже, не нуждается в еде, а спать умеет где придется. Полезное качество для бродячей жизни, но – как некстати! Бывший корабел впервые понял, что избавиться от такого неприхотливого упрямца будет сложно. Другие – а за эти годы их было не так уж мало! – рано или поздно ломались именно из-за голода и жажды, но сейчас нужно было придумать новый способ, более изощренный.

«Кем бы ты ни был, у тебя должно быть слабое место, и я его отыщу!» – подумал Эрдан и успокоился. Надо было лишь набраться терпения...

Ночью снова пошел дождь, и опять мальчишка оказался почти сухим, но это уже не удивило Эрдана: бывший мастер-корабел приступил к осуществлению хитроумного плана, целью которого было выдворение незадачливого ученичка с Рокэ, и чем скорее – тем лучше. Он отправился в новую прогулку по скалам, на сей раз уделяя особое внимание не извилистым тропам, а колючим зарослям. Парнишка стойко продирался следом за тем, кого упорно считал своим учителем; естественно, его физиономия украсилась примечательными царапинами, а на куртке прибавилось прорех. Эрдан возрадовался, но уже вечером понял, что поспешил: смиренно устроившись на пороге, моряк вынул из шва куртки толстую иглу, выдрал несколько нитей из подкладки и принялся латать дыры с таким видом, будто это самое интересное дело на свете. «Запасливый...» – с досадой подумал корабел и ушел в дом. К этому времени обычно большинство кандидатов в ученики начинали сыпать ругательствами, а морячок и косого взгляда в его сторону не бросил... пока что. Пришлось признаться самому себе, что он недооценил упрямца.

Но это ничего не меняло.

К исходу недели парень заметно исхудал и пообносился; запавшие щеки, покрытые черной щетиной, и голодный блеск в глазах придавали ему довольно-таки бандитский вид. На мгновение Эрдан ощутил жалость и почти что решился нарушить обет молчания, но вовремя одумался. Он понял: если рассказать морячку свою историю, попытаться воззвать к его здравому смыслу, в итоге получится совсем не то, что нужно. «С ума сошел, старый идиот? Чуть было не распустил язык...» – отругал себя корабел и решил перейти к той части плана, которую отложил напоследок.

Он пошел в город.

Поначалу все шло как надо: расстояние в десять шагов постепенно превратилось в пятнадцать – парень явно осознал, что выглядит не лучшим образом, и слегка оробел. Но это быстро прошло, и вскоре он догнал «учителя», который от этого очень сильно разозлился. Завидев странную пару, горожане посмеивались; порою до них доносились чьи-то весьма жестокие шутки. Ученичок не обращал на это внимания, как и на стайку детей, увязавшихся следом, но у дверей самой захудалой таверны в порту все же замедлил шаг, словно предчувствуя грядущие неприятности. «Нет уж, ты войдешь сюда следом за мной, – мрачно подумал Эрдан. – Не тот ты человек, чтобы сдаться сейчас... и тебе же хуже».

– Трактирщик! – После семидневного молчания его голос звучал немногим лучше вороньего карканья. – Я пришел забрать долг!

– Явился... – хмуро пробормотал толстяк в грязном фартуке. В заполненном наполовину зале было сумрачно и душно, между столами бродила понурая собака. Ее то и дело пинал кто-нибудь из посетителей, но псина упорно выискивала кости и прочие объедки.

Трактирщик вполголоса приказал служанке принести еды «дорогому гостю», а сам принялся вытирать стойку, не переставая при этом бубнить: «Корми его, дармоеда... сколько можно? Чтоб тебя кракены съели...»

– Я в море не выхожу, а по суше кракены, слава Заступнице, не передвигаются пока что, – весело отозвался Эрдан, чей слух нисколько не ухудшился с возрастом. – Хватит киснуть! Согласно указу Его Величества ты обязан кормить и поить меня, как и любого другого корабела, каждый день. Скажи спасибо, что я не так прожорлив и захожу сюда всего-то раз в месяц!

– Но мой трактир не один в порту! – парировал хозяин. – Что ж ты повадился ко мне, будто здесь медом намазано? И вообще... это что еще за тип?

– Он со мной, – равнодушно бросил Эрдан. Служанка как раз принесла похлебку, выглядевшую весьма неаппетитно, но корабел вдруг ощутил такой голод, что вид странного варева нисколько его не смутил.

– Его тоже кормить надо? – подозрительно спросил трактирщик, и Эрдан замотал головой:

– Ни в коем случае! Если, конечно, он не заплатит за себя сам...

Хозяин успокоился.

Морячок окинул долгим взглядом грязный зал, физиономии посетителей и трактирщика. Корабел в это время уже принялся за еду и потому наблюдал за ученичком лишь краем глаза. Он ожидал, что парнишка повернется и уйдет. Или, быть может, голод возьмет верх?

– Эй, ты! – послышался чей-то возглас. – Что, решил заделаться лучшим в окоеме капитаном? – и говоривший расхохотался.

Парень обернулся, но ничего не сказал. «Меня это не касается, – подумал Эрдан, продолжая уплетать похлебку за обе щеки. – Пусть хоть подерутся...»

– А что, разве это такое странное желание? – невыразительным голосом проговорил морячок. – Всякая птица хочет летать выше, а рыба – плавать глубже.

Ответом ему был взрыв смеха.

– Видишь, что бывает с лучшими из лучших? Нравится? Вали отсюда, пока не поздно!..

Эрдан подавился и закашлялся, а когда приступ прошел, он увидел стоящего рядом ученика и замер. Выражение лица у парня было такое странное, что корабел внутренне приготовился получить по шее, как случалось раньше не раз. Но вместо этого морячок тяжело вздохнул и... сел на пол.

«Что ты делаешь?!» – хотел закричать Эрдан, но лишился дара речи. Его безупречный слух внезапно отказал, и вместо гогота матросов мастер-корабел услышал голос собственного учителя, много лет назад отправившегося считать острова: «Если я забуду пригласить тебя к столу, ты не возьмешь в рот ни крошки. Если я скажу: „Лети!“ – ты отрастишь крылья. Если я буду тонуть, но не попрошу о помощи, ты не двинешься с места...» Ученик сидел на грязном полу; собака подошла к нему и положила рядом обглоданную кость. Эрдан вдруг почувствовал во рту ужасный привкус.

Стоящее перед ним варево воняло тухлятиной.

– Трактирщик! – крикнул он. – Принеси мне вина...

Сколько он в тот вечер выпил и как вышел из трактира, Эрдан запомнил смутно. Кажется, кто-то из матросов все-таки полез в драку, но ученик врезал ему с такой силой, что второго удара не понадобилось. Больше желающих не нашлось... хотя, быть может, это было лишь сном. Откуда такая сила у человека, голодавшего семь дней?

На свежем воздухе его желудок взбунтовался и изверг наружу все, что Эрдан съел и выпил за вечер. В голове немного прояснилось, и корабел, шатаясь, побрел домой.

Ученик шел следом.

Когда они вышли из города, Эрдан остановился. Ночь была безлунная, и на темном небе четко вырисовывались созвездия – Великое Ожерелье, Гончие Эльги, Перо Феникса. Когда-то он учил молодых навигаторов, как править по звездам и что делать, если небо затянули тучи. Когда-то он был счастлив, думая, что совершает благое дело...

– Я хочу умереть, – громко сказал корабел, не оборачиваясь. – Чего ты хочешь от меня? Перед тобой всего лишь старая безумная развалина, которой немного осталось. Брось меня и разыщи другого мастера... уходи...

– Нет, – послышалось из темноты. – Я буду твоим учеником – или ничьим.

– Ну и будь ничьим, – великодушно согласился Эрдан. – Чтобы управлять фрегатом, вовсе не обязательно учиться – достаточно простой интуиции. Уходи, пожалуйста!

– Нет! – упрямо повторил парень. – Я не оставлю тебя!

– Ну что ты заладил одно и то же... – Эрдан сокрушенно вздохнул. – Вот навязался на мою голову... поди прочь, в третий раз говорю!

Моряк ничего не ответил, и корабел двинулся дальше. В полном молчании они преодолели оставшийся путь до дома, но потом Эрдан свернул к обрыву и там уселся, скрестив ноги. В темноте дышал ночной прибой, пели цикады; бывшему мастеру-корабелу казалось, что его сердце пробито насквозь острым кинжалом, но почему-то продолжает биться. Над пожухлой травой стелился туман, в котором он ясно видел призраков из своего прошлого – их становилось все больше и больше. А потом из-за скалы появился фрегат: он светился мерцающим бледно-зеленым светом, а на его мачтах сияли огни.

Эрдан не сразу понял, что это не призрак.

– Прикажи ей уйти, – сказал он, не оборачиваясь. – Здесь дно усеяно рифами. Корпус молодого фрегата они порвут быстрее, чем ты скажешь «ах».

Послышался тяжелый вздох.

– Я не могу... – слабым голосом проговорил ученик. – Она... чувствует, что мне нехорошо, и хочет помочь. Мы слишком много времени провели вдали друг от друга...

– Это не шутки! – Эрдан вскочил, но молодой моряк остался сидеть, опустив голову. – Прикажи ей уйти, сейчас же!

С парнем происходило что-то странное: он, вытерпевший столько дней, вдруг как-то сразу утратил силы. Даже в темноте было видно, что его загорелое лицо сделалось совсем белым. Фрегат протяжно закричал и направился к берегу; Эрдан готов был завыть от бессилия – он просто хотел, чтобы его оставили в покое, но вовсе не такой ценой. Корабел обернулся к ученику, и тот с трудом поднялся... но как раз в это время корабль напоролся на скалу. Бухту огласил жалобный крик, паруса на грот-мачте резко сложились, оборвав плохо закрепленные тросы, – а капитан рухнул на колени, сраженный страшной болью.

– Ненормальный! – заорал Эрдан. – Разве можно так привязываться к кораблю?

Он протянул руку и схватил ученика за плечо, заставил подняться, развернул лицом к морю, где его фрегат уже готовился вновь штурмовать скалы. Трепещущая нить, связывающая этих двоих, теперь была отчетливо видна – до чего же толстой она оказалась! Времени на размышления не осталось вовсе, и потому корабел потянулся к фрегату сквозь сознание его капитана.

«Уходи. С ним все хорошо. Уходи, тебе нельзя здесь находиться!» В ответ он ощутил робкое удивление, сменившееся недоверчивостью, а поверх всего этого – упрямство. «Он скоро вернется! Но сейчас тебе надо уйти, потому что ты сама причиняешь ему боль!»

Фрегат застыл. Мысль о том, что своими действиями она ранит капитана, была для сущности корабля внове, и Эрдан в очередной раз убедился, что связь между зеленопарусной красавицей и молодым моряком неимоверно прочна. Конечно, все навигаторы были связаны со своими кораблями, постоянно ощущали их, но все-таки Эрдану за много лет еще не приходилось видеть подобное...

Ощутив вопрос, идущий от фрегата, он поторопился ответить: «Да. С ним все будет хорошо, потому что... я о нем позабочусь» – и лишь потом понял, что сказал.

Корабль вновь раскрыл паруса, медленно развернулся и отошел от берега. Эрдан отпустил плечо ученика и внезапно ощутил сильную боль – руку жгло и дергало, словно он держал не живое тело под суконной курткой, а раскаленную подкову. В недоумении мастер-корабел уставился на свою ладонь: в самом деле, она была обожжена.

Он перевел взгляд на ученика.

– Я уже позвал целителя, – сказал тот жалобным голосом. – Он скоро будет здесь.

– Что ж... – Эрдан чуть помедлил. Он испытывал соблазн отказаться от помощи и отправить парня восвояси, но... обещание, данное фрегату, было подобно клейму или татуировке. – Назови мне свое имя. Название твоего клана я, похоже, только что узнал.

– ...Я взял на себя смелость выбрать из двух обозначенных на карте кладов тот, который находится близко к нашему теперешнему расположению. Конечная цель путешествия – вот здесь... – Крейн постучал указательным пальцем по карте. – В прошлый раз мы, если помните, обогнули эти острова с запада и отправились дальше. Если я правильно перевел надпись, они называются острова Зеленого Великана... или что-то в этом роде.

Они расположились в каюте капитана – Эрдан, Умберто и Джа-Джинни. Хорошая погода продержалась недолго: вскоре после полудня пошел противный мелкий дождь и море заволновалось. Но ветер все-таки остался попутным, если верить Крейну, потому что капитан лишь к вечеру соизволил позвать их к себе и объяснить, куда же все-таки направляется «Невеста ветра».

– Что за странное название... – пробормотал Джа-Джинни. – Мне не нравится.

– Тебе не нравится само путешествие! – фыркнул Умберто, и крылан одарил друга косым взглядом. Он явно не был расположен шутить.

– Так вот, – продолжил Крейн, не обратив внимания на перепалку между помощниками. – Мы, если помните, прошли мимо острова Тодзан, но сейчас этот путь не подходит. Начинается сезон дождей, а там слишком много рифов... в общем, даже самый слабый шторм в тех водах может доставить большие неприятности.

– Может, обойти Гудо с востока и двинуться дальше, держась побережья? – предложил Умберто.

Крейн с усмешкой ответил:

– Ввиду берега или вдалеке от него, мы все равно окажемся в море Кракена. Нет уж, уволь. Есть другой путь... – Он склонился над картой. – Вот здесь... если идти вдоль западного берега Гудо, мы попадем в пролив, а дальше...

Эрдан внимательно выслушал объяснения капитана – он был совершенно согласен с тем, что в сезон дождей подходить близко к Тодзану не стоит, а море Кракена в любое время года опасно, – и лишь потом спросил:

– Кристобаль, пролив у южной части Гудо имеет весьма странное название, если я ничего не путаю... как там он обозначен?

– Пролив Сирен, – с тяжелым вздохом ответил Крейн.

– Что?! – встрепенулся Джа-Джинни. – Кристобаль, ты в своем уме?

– Это всего лишь название... – Умберто торопливо успокоил друга. – Так ведь, капитан?

Крейн пожал плечами и честно ответил:

– Откуда мне знать? Быть может, там обитали сирены... когда-то. Я не слышал о том, чтобы в этом проливе пропадали корабли, а вот об опасностях в море Кракена и к западу от Тодзана известно наверняка.

Рука Эрдана невольно потянулась за трубкой. Они снова оказались перед выбором, но... похоже, Кристобаль все решил сам и голосования ждать не приходится. «Сейчас он начнет нас убеждать», – подумал мастер-корабел и оказался прав. Крейн заговорил, и смысл его длинной речи преотлично укладывался в одну фразу: чем соваться туда, где существует настоящая опасность, лучше рискнуть и пройти южным проливом – где, быть может, ничего страшного и нет. Напрашивался еще один путь, и Умберто немедленно его озвучил: переждать сезон дождей в каком-нибудь порту Окраины, а потом отправиться на юг через Тодзан. Крейн сверкнул глазами и заявил, что если кое-кто так боится зимнего моря, то ему нечего делать на борту фрегата. Умберто обиженно замолчал.

– Хорошо, я все понял! – Джа-Джинни затряс головой, как будто слова Кристобаля превратились в тучу мошкары и роились вокруг него. – Но представь на мгновение, что сирены там все-таки есть. Что тогда?

– Вот поэтому нам необходимо прежде всего посоветоваться с тем, кто может знать об этом проливе больше нас, – спокойно ответил капитан. В ответ на безмолвное удивление друзей он добавил: – Я говорю о Паучке.

– Камэ? – изумленно переспросил Джа-Джинни и вполголоса помянул морскую мать. Умберто, впервые услышавший это имя, удивленно поднял брови, а Эрдан предпочел промолчать.

– Ты что, всерьез считаешь, что Камэ согласится нам помочь после всего, что произошло в прошлый раз? – сварливо поинтересовался крылан.

– Все зависит от того, насколько убедительными окажутся наши доводы, – сказал Крейн. – Но подумай сам: никто не знает южные моря лучше Паучка, хотя бы и по картам...

– Это понятно, – встрял Эрдан. – Собственно, поэтому ты и собирался взять Камэ с собой в наше первое путешествие на юг. Но, Кристобаль, Джа-Джинни прав – после того, что произошло девять лет назад, вам придется объясниться... возможно, кое-кто вынужден будет извиниться за свое... э-э... странное поведение. Как ты считаешь?

Взгляд Крейна сделался отрешенно-задумчивым.

– Если не будет другого выхода, я извинюсь, – сказал он после долгой паузы. – Нам в самом деле нужен совет, который не может дать никто другой. Ладно... вот доберемся до Кеттеки, там и разберемся, что к чему. Еще вопросы есть?

– Есть, – кивнул Эрдан. – Я в древнем наречии ничего не смыслю, поэтому будь любезен, переведи эту надпись.

Он указал на две строчки, вписанные на свободном месте чуть повыше островов Зеленого Великана. Острова эти были прорисованы очень подробно, а посреди самого большого красовался странный знак, похожий на два профиля, черный и желтый, обращенные друг к другу и разделенные чертой. Как раз вблизи этого знака начиналась вязь старинного алфавита.

Крейн почесал переносицу.

– Это дом двуликой госпожи, – проговорил он. – Вошедший да узрит свое отражение с другой стороны зеркала... ну, примерно так.

– Что за двуликая госпожа? – нахмурился Эрдан. – Впервые о такой слышу. Какое-то божество Основателей?

Магус развел руками; Джа-Джинни с мрачным видом покачал головой.

– Я как-то слышал о ней в одной таверне, – вдруг сказал Умберто и тут же махнул рукой, завидев их изумленные взгляды. – Да ничего особенного! Это было еще до того, как я сюда попал. Один матрос клялся ее памятью, что играл честно, хотя на самом деле у него были крапленые карты...

– И что? – с интересом спросил крылан.

– И ничего, – вздохнул Умберто. – Поскольку обманул он меня, расспрашивать о госпоже я был не в настроении. А когда получил деньги обратно, он уже был не в состоянии отвечать на вопросы.

Джа-Джинни разочарованно вздохнул.

– Ты хоть запомнил, с какого корабля был этот... шулер? – поинтересовался Крейн. Умберто покачал головой.

– Вроде откуда-то с севера...

На этом разговор был окончен, и Крейн отпустил помощников, предложив каждому отыскать себе занятие на ближайшие три-четыре дня, пока они не доберутся до Кеттеки, где предстояло встретиться с Паучком. «А что мы будем делать, если Камэ не окажется дома?» – поинтересовался Эрдан напоследок. Крейн пожал плечами и возвел глаза к потолку, как бы говоря: «На все воля Заступницы!»

За время их совета вечер превратился в ночь. Прогулявшись недолго по палубе, Эрдан спустился к себе в каюту; его не оставляли мысли о двуликой госпоже – почему-то казалось, что эти странные слова про отражение с другой стороны зеркала могут быть куда более важными, чем пролив Сирен и прочие опасности. Кем была двуликая госпожа? Почему именно в ее «доме» хранится фрагмент небесного компаса? На все эти вопросы еще предстояло отыскать ответы – и, кто знает, что получится в итоге...

«Может, она была древней богиней – из тех, в которых верили до пришествия Основателей?» – подумал Эрдан и тотчас же отказался от этой идеи. В доме на Аламеде у него была хорошая библиотека, в которой труды по корабельному делу занимали лишь половину шкафов. Остальные книги достались ему в наследство от учителя, который одно время увлекался легендами: ни в одной из них двуликая госпожа не упоминалась.

«Пожалуй, стоит спросить Камэ и об этом тоже, – решил мастер-корабел. – Если, конечно, у нас получится разговор...»

Хотя погода была сырая, путь до Кеттеки прошел без сюрпризов: всякий раз, когда на горизонте собирались грозовые облака, они неизменно проходили мимо, чтобы пролиться дождем в Лейстесе, оставшемся позади. Кристобаль почти все время проводил в каюте за чтением и лишь однажды позвал Эрдана к себе; целый вечер они проспорили над старыми картами, и в результате каждый остался при своем мнении. Джа-Джинни был неразговорчив; он то сидел неподвижно на носу «Невесты ветра», то летал где-то высоко. Порою задумчивое лицо крылана вновь заставляло Эрдана заподозрить неладное – с ним явно что-то произошло в Лейстесе, – но все-таки спокойствие и уверенность капитана исподволь передались и мастеру-корабелу.

В один из дней, когда небо затянули тучи и полился мелкий дождь, опасный разве что унынием и скукой, Эрдан спустился в кубрик, где матросы развлекались игрой в карты, – Крейн разрешал азартные игры с условием, что никто не будет делать денежных ставок. Там он обнаружил Умберто – вот кто с удовольствием нарушил бы запрет капитана! – и Сандера. Музыкант устроился в углу и тихонько наигрывал грустную мелодию, под стать дождю, поливавшему «Невесту ветра». Взгляд у матроса был тоже очень грустный, и Эрдан внезапно понял, что в шумной компании не хватает одного человека.

Чтобы его отыскать, корабелу пришлось обратиться к «Невесте» – и фрегат сразу же показал ему закуток на нижней палубе, где между ящиками с провизией ютилась щуплая фигурка. Эрдан заспешил туда.

– Ну, ты и спрятался! – сказал он нарочито веселым тоном, словно не заметив, что щеки Кузнечика мокры от слез. Мальчишка шмыгнул носом и посмотрел на мастера-корабела, как щенок смотрит на хозяина. – Пойдем... ко мне? – Эрдан хотел сказать, «к остальным», но в последний момент передумал.

Юнга пожал плечами – дескать, куда хотите, – и мастер-корабел повел его к себе в каюту. У самой двери он ощутил внимательный взгляд капитана и сказал про себя: «Я, кажется, нашел подходящее занятие, Кристобаль».

– Садись! – Он легонько толкнул Кузнечика в плечо, и тот послушно опустился на койку. Сам корабел уселся напротив – на сундук, в котором хранил книги. – Что с тобой происходит в последнее время?

– А что со мной происходит? – хрипло повторил юнга, разглядывая свои мозолистые ладони. Хотя он сидел, низко опустив голову, Эрдану все-таки очень хорошо был виден грубый шрам на тонкой мальчишеской шее, и он прекрасно помнил на этом месте рваную рану, из которой неудержимо хлестала кровь. В тот день Кузнечик должен был умереть, если бы на борту «Невесты ветра» не оказалась Эсме.

Быть может, он жалеет, что и в самом деле не умер?

Юнга появился на фрегате при весьма любопытных обстоятельствах. Два года назад «Невеста» зашла в ламарский порт и стала в док на ремонт – за день до того их угораздило встретиться со стаей мурен, и фрегату пришлось туго. Правый борт «Невесты» был весь изранен, и она очень страдала. Крейн, понятное дело, был в весьма дурном настроении, и даже Эрдан старался не заговаривать с капитаном лишний раз. Но откуда мог обо всем этом знать чумазый портовый воришка? Кузнечик – а это был именно он – забрался глубокой ночью в гостиничный номер Кристобаля через открытое окно и был застигнут на месте преступления. Если бы Крейну удалось его поймать сразу, все могло быть иначе, но капитан, потерявший сноровку от постоянной боли, которую делил с фрегатом, упустил вора. Кузнечик выпрыгнул наружу – комната располагалась на третьем этаже – и был таков.

Как они узнали впоследствии, именно за отчаянные прыжки мальчишка и получил свое забавное прозвище, однако той ночью Крейн не оценил виртуозное искусство и сказал, что не уйдет из Ламара, пока не отыщет наглеца... хотя, собственно, все его имущество осталось на месте. Ремонт был уже закончен, когда в порту, едва ли не перед самым носом «Невесты», Кузнечик вознамерился срезать кошелек у тучного пожилого торговца. Толстяк проявил неожиданную ловкость и схватил мальчишку за руку.

Вряд ли кто-то мог предвидеть, что произойдет дальше. К вопящему от негодования торговцу подошел Ристо, капитан фрегата «Шустрая», и заявил, что непутевый воришка – его юнга, который задумал бежать с корабля. Ристо пообещал толстяку, что маленького негодяя сурово накажут, и предложил прибавить к сумме, находившейся в кошельке, еще столько же – исключительно ради того, чтобы замять скандал. Поломавшись для вида, торговец согласился, а потом Ристо потащил «юнгу» на корабль, крепко держа за правое ухо. Когда они оказались на борту, оно стало раза в три больше левого, но мальчишка даже не пискнул – он прекрасно понимал, что спасает тем самым свою правую руку, а может быть, и жизнь.

Эрдан присутствовал при последовавшем разговоре, который оказался необычайно интересным. Они находились в каюте Крейна; капитан и мастер-корабел сидели у стола, а Кузнечик стоял перед ними, то и дело шмыгая носом.

«Как тебя зовут?» – спросил Крейн. Этот вопрос оказался неожиданно сложным: мальчик наотрез отказался называть себя как-то иначе, а потому в конце концов так и остался Кузнечиком. С возрастом повезло больше – ему оказалось двенадцать лет, причем ответ прозвучал очень уверенно. А вот третий вопрос ошеломил не только Кузнечика, но и Эрдана: «К какому клану ты принадлежишь?» Воришка мгновенно превратился в соляной столб, а Крейн с усмешкой объяснил ему, что человек не способен спрыгнуть с подоконника третьего этажа так же легко, как с табуретки, – чего не скажешь о магусе. Только теперь Эрдан понял, отчего капитан так настойчиво хотел отыскать ночного гостя.

«Клан Соловья», – наконец выдавил Кузнечик. «Надо же, какая удача! – воскликнул Крейн. – Я люблю хорошие песни, а среди матросов, как назло, ни одного с красивым голосом. Не хочешь стать одним из нас?»

Мальчик испуганно взглянул на капитана, которого знал как Ристо-Счастливчика, и ничего не ответил. Магус сказал: «Я обещаю никогда не спрашивать, кто ты и откуда. Твое имя мне тоже не нужно – оставайся Кузнечиком, раз так хочется... а-а, я понял, чего ты боишься. Мне нужен юнга, а твой голос – просто удачное совпадение. Никаких особых обязанностей у тебя не будет». «Соглашайся, парень, – добавил Эрдан. – Не пожалеешь!»

«Ладно... – сдался воришка, теперь уже бывший. – Хотя бы долг отработаю... но, сдается мне, вы не простые рыбаки!»

Крейн усмехнулся и промолчал. Они скрепили контракт рукопожатием, и Эрдан почувствовал, как «Невеста» приняла нового члена команды в себя, коснулась его сознания. Кузнечик вздрогнул и произнес упавшим голосом: «Вы же обещали...» «Ты о чем? – удивился магус. – А-а! Не бойся, все секреты остались в целости и сохранности, просто с тобой знакомится „Невеста“.

Даже через два года Эрдан не мог сдержать улыбку, вспоминая эту сцену.

«Невеста»? – и без того большие, глаза новоиспеченного юнги сделались попросту огромными. – Так это... так вы...» «Кристобаль Крейн к твоим услугам! – магус снял повязку с левого, зеленого, глаза. – Добро пожаловать на борт „Невесты ветра“!»

Что ж, свой долг Кузнечик отработал сполна.

– Позволь рассказать тебе одну историю, – проговорил Эрдан, с трудом вынырнув из водоворота воспоминаний. Юнга безразлично пожал плечами. – Будем считать, что это сказка. Жил да был один мальчик... лет ему было столько же, сколько тебе, и он тоже был в целом свете один-одинешенек. Родители умерли во время эпидемии, когда он был совсем младенцем, и мальчика взял на воспитание дальний родственник, владелец трактира. В этом трактире ему пришлось, как говорится, отрабатывать в поте лица свой хлеб... хотя какой там хлеб – хорошо, если черствые корки перепадали. Когда выдавалось свободное время, он бежал на берег моря и следил за фрегатами, которые входили в гавань, красивые и грозные. Он мечтал о том, как однажды поймает в море лодку и откроет в себе талант навигатора... все мальчишки об этом мечтают, верно?

– Да... – Кузнечик впервые улыбнулся. – Я тоже хотел... когда-то. Теперь не хочу.

– Значит, ты взрослее, чем... наш мальчик был в твоем возрасте. Ладно, продолжим. Среди трактирных слуг было несколько его ровесников, и вскоре они принялись вместе строить планы о том, как будут путешествовать по морям и искать сокровища. Время шло, и однажды, проходя вдоль причалов, он ощутил нечто странное – как будто кто-то разговаривал с ним без слов, кто-то огромный, но совершенно не страшный. Наш мальчик от удивления оступился и упал, а ощущение чужого присутствия пропало... но он понял тогда, что оно обязательно вернется.

– Так и вышло?

– Да. На своем наблюдательном посту, откуда он следил за кораблями, мальчишка опять услышал голос фрегата. День за днем он учился слушать и однажды, не сдержавшись, сообщил друзьям радостную весть – он считал, что стал навигатором. Конечно, откуда ему было знать, как все происходит на самом деле... Но вот настал день, когда смотритель лодочного загона выставил десять лодок, у которых не было навигаторов. Это был шанс – ведь сумей он связать себя с одной из этих лодок, и опекун больше не имел бы над ним власти! Наш мальчик в числе прочих претендентов спустился в загон, но... все до единой лодки обошли его стороной, словно риф или мель. Он выбрался на берег – мокрый, дрожащий, – и тут один из капитанов схватил его за плечо и громко заявил: «Эй, дурень! Здесь тебе не место, в тебе нет ни капли способностей!» А он, к несчастью, знал – навигаторы чувствуют друг друга. Капитан, смеясь, прибавил: «А если тебе казалось, что ты слышишь голос фрегата, – так это просто ветер свистел в твоей пустой башке!» Ну, или что-то в этом роде... уже не припомню точно...

– И что было дальше? – тихонько спросил Кузнечик, когда молчание затянулось.

– Я уже жалею, что начал рассказывать, – пробормотал Эрдан, криво улыбаясь. – Наш мальчик бросился бежать и вскоре оказался на обрыве. Там он остановился и... осознал, что жить ему незачем. Его дар оказался фальшивкой, и мало того – об этом все узнали. Значит, впереди опять трактир, объедки и побои... в общем, все станет куда хуже, чем было раньше. И он бросился с обрыва в море.

– Но ведь его спасли?

– Только чудом... Там, у лодочных загонов, был человек, прибывший издалека. Он побежал следом за мальчиком, но не сумел за ним угнаться, зато увидел падение. Он вытащил бедолагу из воды и отнес к целителю. Надо сказать, тому пришлось постараться, чтобы срастить все сломанные кости... вот. Я наконец-то подбираюсь к самому главному. Когда несостоявшийся самоубийца пришел в себя, он увидел рядом незнакомца, который спросил: «Слышать и слушать – это одно и то же?» Мальчик ответил, что нет. «Тогда подумай хорошенько, – продолжил человек, – и скажи мне, что в тебе не так. Чем ты отличаешься от навигатора?» Наверное, боль сломанных костей сделала нашего героя смышленей, чем раньше, потому что он сказал: «Я слышу корабли, но они не слышат меня». Тогда незнакомец улыбнулся и сказал: «Я Гасан, мастер-корабел Его Величества. Ты будешь моим учеником... и, быть может, превзойдешь меня». В тот же день мальчишка оставил ненавистный трактир и опекуна, который получил от Гасана неплохую компенсацию... его мечта сбылась, хоть и не так, как он хотел. Ты понимаешь, зачем я это тебе рассказываю?

Юнга всхлипнул и расплакался. Эрдан не стал его успокаивать, а терпеливо дождался, пока Кузнечик возьмет себя в руки, и в конце концов хриплые рыдания перешли в сбивчивую, но понятную речь:

– Я... я ничего не умею делать! Ты понимаешь, что такое дар? Понимаешь, наверное... я даже не знаю, что теперь будет... у меня по-настоящему ничего своего нету... и это последнее, что осталось от нее... – тут он осекся и уставился на Эрдана испуганными круглыми глазами, словно спрашивая: «И многое я успел выболтать?»

– Я мечтал стать навигатором, а вместо этого стал мастером-корабелом, – сказал старик. – Одним из лучших... быть может, даже лучшим. Но моя мечта никуда не подевалась, хотя я давным-давно понял, что ей не суждено сбыться. Кузнечик, я сейчас открываю тебе тайну: корабел – на самом деле калека. Он делает только половину того, на что способен навигатор, он только слушает корабль, но не может ему приказывать. Фрегат иногда мне повинуется, но только потому, что я точно знаю, чего он хочет, – а в этом не всякий капитан сможет разобраться. Как влюбленные порой ссорятся, так и фрегат с капитаном не всегда понимают друг друга. Вот тогда и нужен мастер-корабел, чтобы помирить их и успокоить...

– И с нашим капитаном тоже так бывает? – спросил юнга.

Эрдан покачал головой:

– Нет. Кристобаль – исключение из всех правил, он и «Невеста» – в общем-то, одно целое. Это и хорошо, и плохо одновременно... но я отвлекся. Кузнечик, признайся честно: если бы можно было все вернуть, ты сделал бы то же самое или нет?

– Я не жалею о своем поступке, – парнишка покачал головой. – Ведь я готов был тогда отдать жизнь...

– А отдал – дар.

Кузнечик растерянно пожал плечами:

– Не думал, что будет так тяжело... я все надеялся, что голос вернется.

– Чудеса бывают, – проговорил Эрдан с жалостью, – но ты не знаешь, как это выглядело со стороны. Мне, признаться, показалось, что тебе вообще оторвало голову. Так что Эсме как раз сотворила чудо... – Он прищурился. – Эй, постой. Уж не винишь ли ты ее в том, что стало с твоим горлом?

– Нет... – пробормотал Кузнечик и сильно покраснел. – Я никогда...

– А ты знаешь, что она отдала за тебя несколько лет жизни? – жестко спросил корабел.

Юнга смотрел на него круглыми глазами и дрожал, как тростник на ветру, и тогда Эрдан рассказал ему все, что знал о целителях. Кузнечик слушал, ловя каждое слово, и в какой-то момент его рука поднялась к горлу, да там и осталась. Закончив свой рассказ, корабел прибавил:

– Знаешь, никто не ждет, что ты легко и просто смиришься с тем, что произошло. Ты пережил крушение надежд, а это одно из самых страшных испытаний, которые судьба может подбросить нам на пути. Лишь немногие счастливцы избежали его... но ты не можешь сейчас сдаться, потому что не знаешь своего истинного предназначения.

– Я понял, – хрипло проговорил Кузнечик, и по тому, как изменился его голос, мастер-корабел понял: усилия не пропали даром. – Спасибо, Эрдан...

– Ну, вот и хорошо, – сказал корабел. – А теперь пошли в кубрик. Твой друг уже, наверное, замучил всех своими грустными мелодиями.

Кузнечик приободрился, и Эрдан знал, кто помогает сейчас мальчишке – незаметно, осторожно. «Невеста», как и сам Кристобаль, умела быть нежной, когда этого требовали обстоятельства.

«Можно сказать, вечер удался...»

Миновала ночь, пришел новый день. На горизонте вот-вот должны были показаться очертания Кеттеки, и команда уже готовилась к предстоящей стоянке в порту, и тут Эрдан ощутил внезапное беспокойство. Он огляделся: все шло как обычно, небо было ясным, а море – спокойным, но все-таки что-то его встревожило не на шутку.

– Тоже чувствуешь? – Кристобаль возник рядом так внезапно, что корабел даже испугался. – Это воздух. Какой-то нехороший запах... запах гари, я бы сказал...

На палубе показалась Эсме, и ее лицо тоже отражало волнение. Да, они трое – капитан, корабел и целительница – те, кто слышит фрегат, а значит, и голос моря. Остальные пока что ничего не заметили.

– Я ч-чувствую что-то ужасное... – проговорила Эсме еле слышным шепотом, оказавшись рядом с Эрданом и Кристобалем. Держалась девушка отменно, и никто из матросов не заметил ее истинных чувств. – Что произошло?

– Пока не знаю, – честно ответил Крейн. – Но оно идет с той стороны, где находится Кеттека. Это какой-то странный запах, словно после большого пожара. Понятия не имею, что могло случиться...

Заметив, что целительница дрожит, он снял куртку и набросил ей на плечи. Было довольно прохладно, и этот жест выглядел естественно... хотя Эрдану показалось, руки капитана задержались на плечах Эсме немногим дольше положенного.

Томительное ожидание казалось бесконечным. «Невеста» шла под всеми парусами, но Эрдан все равно не удержался от того, чтобы мысленно подгонять фрегат: «Быстрее, быстрее!» В ответ он получил заслуженную волну раздражения и с трудом совладал с нетерпением.

Наконец на горизонте возникли очертания далекого острова, в восточной части которого располагалась Кеттека. Крейн неторопливо прошел на нос корабля, и Эрдан последовал за капитаном, а над их головами мелькнула тень: Джа-Джинни отправился на разведку. Остров и порт приближались, и странное ощущение делалось все сильнее. Как там сказал Крейн, запах большого пожара? Эрдан покосился на капитана: магус стоял неподвижно, его лицо казалось маской, и только ноздри раздувались, втягивая воздух. Крейн принюхивался, словно гончий пес.

Заметив странное поведение капитана, матросы насторожились и притихли. В молчании «Невеста» двигалась вперед вместе с попутным ветром, а потом на палубу опустился крылан.

– Над городом дым, – доложил он с тревогой. – Я не смог опуститься, сильно режет глаза... что там могло произойти, Кристобаль?

– Скоро увидим, – лаконично ответил магус и не проронил больше ни слова. А когда они вошли в гавань, дара речи лишились все, кто был на борту.

Крепость, защищавшая Кеттеку от нападения с моря, превратилась в груду камней, и та же участь постигла с десяток домов в северной части города. Над развалинами поднимались столбы дыма, кое-где еще горел огонь. По пепелищу бродили люди, кто-то пытался растаскивать камни и доски, чтобы, быть может, спасти от страшной смерти несчастных, оказавшихся внизу. Что бы ни стало причиной пожара, оно произошло совсем недавно, и жители еще не успели опомниться. У самой пристани в земле появилась огромная яма: должно быть, стоявший на этом месте дом попросту исчез... взорвался? Похоже на то. Все порты, большие и маленькие, строились по одинаковым правилам, и можно было легко догадаться, что располагалось на месте ямы еще нынче утром.

Склад звездного огня.

От причалов остались лишь каменные выступы – деревянные настилы взрывом разнесло в щепки и разметало по всей гавани. Должно быть, за те годы, что прошли с последнего визита «Невесты ветра» в Кеттеку, город порядком разбогател и позволил себе закупить большой запас звездного огня, предназначенный для защиты от имперских судов, но уже не в первый раз эта опасная субстанция играла с людьми злую шутку. Звездный огонь предназначался для крепости, чьи пушки денно и нощно были нацелены на вход в гавань: любой фрегат, вознамерившийся войти в порт, не получив на то разрешения, мог получить ядро в борт. Такие раны заживали очень тяжело, и Эрдан частенько думал о том, что боги поступили мудро, наделив корабли непреодолимым отвращением к подобному оружию и всему, что хоть отдаленно было с ним связано. Крупица звездного огня на одежде или обуви человека, пытающегося взойти на борт фрегата, неизменно приводила к вспышке звериной ярости, а если кто-то весьма неразумный рискнул бы погрузить на корабль побольше этой гадости, он мог с уверенностью рассчитывать на полнейшее безумие фрегата и его превращение в одну из самых безжалостных и опасных морских тварей – кархадона. Именно по этой причине моряки чурались пушек и звездного огня, оставляя их тем, кому в жизни не суждено было оказаться на борту корабля, за исключением карго, на которых и перевозили взрывоопасные бочки.

Склады тщательно охраняли, но случалось всякое. Известен был надежный способ захватить город, и его нередко использовали пираты: требовалось подослать лазутчика, который взрывал склад, зачастую погибая при этом. Если удавалось оставить крепость без огня, пиратскому фрегату нужно было лишь разобраться со сторожевыми кораблями – что не представляло труда, если пират был не один, – а потом можно было высаживаться в порту и продолжать битву уже на суше. Выполнить все это было непросто, и потому горожане спали спокойно, но если уж пираты нападали на города, то делали это общими усилиями – два-три корабля, а то и больше.

Неужели кто-то из пиратских капитанов отважился нарушить договор Лайры и Скодри? Что на это скажет сам Лайра?!.

– Боги, какой ужас... – пробормотал Умберто. – Никогда такого не видел. Капитан, что мы будем делать? Капитан?

Крейн стоял неподвижно, его лицо сильно побледнело, а взгляд был устремлен куда-то вдаль. Эрдан огляделся: из всех, кто стоял на палубе, только он сам, Джа-Джинни да еще двое матросов были в команде «Невесты ветра» до путешествия на юг – а потому лишь они понимали, о чем сейчас думает капитан. «Я знал, что придется вспомнить Лэйфир, – подумал корабел. – Но не так!» Он посмотрел на Умберто, и молодой моряк понял, что не стоит беспокоить Крейна сейчас.

– Полагаю, нужно выпустить шлюпки, – сказал Джа-Джинни. – К берегу «Невеста» подходить не станет, там все пропахло огнем.

– Ты прав, – кивнул Эрдан. – Кристобаль! Тебе не обязательно туда идти, мы справимся и сами.

Магус вздрогнул, пришел в себя. Обвел тяжелым взглядом команду, вздохнул.

– Надо отыскать Камэ, – сказал он негромко. – Не нравится мне все это...

– Кого ты возьмешь с собой? – спросил Умберто.

Капитан назвал его, троих матросов, потом повернулся к Эрдану:

– Я припоминаю, ты и Паучок были добрыми друзьями?

– О да! – усмехнулся мастер-корабел. – Хочешь переложить на мои старые плечи самое трудное? Хорошо, я тоже пойду.

– И я, – раздался голос Эсме. – Там много раненых, и может потребоваться моя помощь.

Оказалось, она успела сбегать в каюту за снадобьями и теперь была готова – но не к тому, что случилось дальше.

– Там есть собственный целитель, и не один, – сказал Крейн. – Оставайся здесь.

– Раненые... – запротестовала девушка. – Я должна...

– Оставайся, – спокойно повторил магус. – Это приказ.

– Капитан!..

Крейн сурово нахмурился и отвернулся, перестав обращать внимание на злую и растерянную целительницу. С борта «Невесты» сбросили тросы, а на волнах покачивалась лодка. Эрдан уже собирался спуститься, когда целительница решительно шагнула вперед, решив, по всей видимости, что Крейн не сумеет ей запретить делать то, что хочется. Магус, не оборачиваясь, поднял руку – и девушка тотчас же упала без чувств. Эрдан помрачнел: конечно, по-другому остановить целительницу было нельзя, но все-таки капитан повел себя слишком жестоко.

– Джа-Джинни! – коротко бросил магус. – Если она каким-то образом покинет «Невесту», тебе придется добираться до Кеттеки вплавь!

Крылан с тяжелым вздохом кивнул.

– Это сурово, – сказал мастер-корабел, но Крейн даже не посмотрел в его сторону. – Бедная девочка и не догадывается, отчего ты так поступил.

– Пусть думает, что хочет, – пробормотал капитан. – Приказы одинаковы для всех.

Эрдан покачал головой: продолжать разговор было бессмысленно.

Вблизи разрушения выглядели еще хуже, чем с борта «Невесты». Запах гари напрочь заглушил все остальные запахи, даже неистребимый рыбный дух, от которого нет спасения в любом порту. За приближением шлюпки следили несколько человек, среди которых Эрдан узнал правителя Кеттеки – но не смог вспомнить, как его зовут. В молчании они подошли к тому, что осталось от одного из причалов; матрос перепрыгнул со шлюпки на берег и затянул швартовочный трос. Когда Крейн шагнул на покрытый хлопьями сажи пирс, правитель ринулся к нему с распростертыми объятиями и слезами на глазах.

– Капитан Крейн! Вас послали боги! Капитан, посмотрите на этот ужас...

– Я вижу, – магус торопливо пресек его словоизлияния. – Что произошло? На вас напали? Кто?

Сбивчиво и путано правитель Кеттеки рассказал о случившемся. Утром, едва взошло солнце, в гавань вошел незнакомый фрегат. На нем не было ни имперских опознавательных знаков, ни флага кого-то из пиратов – вообще ничего, хотя уже сам цвет корпуса и парусов мог бы послужить особой приметой: фрегат был угольно-черным, без единого пятнышка. Не в обычае Окраины стрелять в первого встречного, как попытался оправдаться правитель, поэтому незнакомца пропустили. Тем более он был один.

И тогда случилось нечто страшное... и весьма странное.

– Он остановился примерно там же, где сейчас стоит «Невеста», – проговорил правитель и, оглядевшись по сторонам, выпалил: – А потом развернулся правым бортом и выстрелил из пушек!

– Что?! – воскликнул магус с неподдельным изумлением. – Выстрелил из пушек? Вы в своем уме?..

– Я говорю правду! – воскликнул правитель, но в его голосе не было уверенности, зато в избытке оказалось трусливой дрожи.

– Хотите, чтобы я поверил в этот бред? – фыркнул Крейн. – На борту фрегата не может быть пушек, потому что не может быть никогда! Ну-ка, объяснитесь!

– А я что делаю?!

Их перепалка грозила зайти слишком далеко, и Эрдан решил вмешаться. Его спокойный тон немного охладил пыл правителя, который почувствовал себя оскорбленным недоверием Крейна.

– Какой мне смысл врать? – спросил он почти жалобно. – Это очень странно, я понимаю, но именно так все и было. Фрегат был вооружен, и он выстрелил. Это выглядело точь-в-точь как залп из пушек, к тому же прицельный, – как видите, они попали с первого раза...

Эрдан посмотрел на капитана.

– Хорошо! – пробормотал Крейн сквозь зубы. – Что было дальше?

Дальше было сражение черного незнакомца с двумя сторожевыми фрегатами, которые все еще не пришли в себя после жестоких атак незнакомого корабля. Неудивительно, что в городе началась паника, – люди убегали, бросая все, поэтому, когда нападающие высадились на берег, кругом не было ни души.

– Высадились? – повторил Крейн. – Так им все-таки что-то было нужно?

– Да, – правитель сглотнул, в его глазах появился страх. – Они... они забрали... н-на...

– Что, вашу казну? – спросил магус, устало нахмурившись.

– Нашего картографа! – выпалил правитель. От страха он зажмурился и не увидел изумленно-растерянное лицо Крейна, его беззвучный шепот: «Камэ?..» Когда правитель осмелился приоткрыть глаза, магус уже взял себя в руки и иронично проговорил:

– Поздравляю! Скоро сюда нагрянет Лайра, так что не мешало бы придумать какую-нибудь более правдоподобную историю. Что ж, приношу соболезнования и все такое... а теперь позвольте откланяться.

Правитель взвыл – должно быть, очень живо представил себе визит короля Окраины. Крейн сделал вид, что в самом деле намеревается уходить, и тогда несчастный повис у него на рукаве.

– Прошу, капитан, не бросайте нас! Они не могли далеко уйти, а «Невеста» – такая быстроходная! Я буду вашим должником до самой смерти... прошу, помогите!..

– Очень нужен мне такой должник! – холодно заметил магус, вызвав новую порцию причитаний. – Лгун, трус и никудышный правитель! Как вы могли пропустить в гавань фрегат без опознавательных знаков? Здесь Окраина, а не центр Империи, не Аламеда. Будь я на месте Лайры...

– Кристобаль, хватит, – негромко проговорил Эрдан. – Мы теряем время.

– ...Но я, слава Заступнице, не на его месте, – вздохнул Крейн. – Куда они направились?

Когда «Невеста ветра» оставила Кеттеку далеко позади, устремившись в погоню за загадочным черным фрегатом, Эрдан осмелился вновь заговорить с капитаном, который был мрачнее тучи.

– Ты уверен, что он сказал неправду?

Крейн махнул рукой.

– Глупый вопрос. Скорее всего, взрыв в хранилище просто совпал с визитом бандитов – в это я готов поверить. Ты лучше меня знаешь, что фрегат, вооруженный пушками, куда менее вероятен, чем кракен, танцующий фареко на балу у Капитана-Императора.

– Я видел за свою жизнь столько невероятных вещей! – проговорил Эрдан. – Не стоит так бесповоротно отметать версию с пушками. К тому же если это окажется правдой... – Он осекся. А в самом деле, если правитель не солгал и не приукрасил истину, что тогда? Сама мысль о том, что кто-то сумел заставить фрегат пойти против собственной природы, оказалась пугающей до дрожи. Уж лучше пусть Крейн окажется прав... – Кстати, Кристобаль, у нас в трюме чужак, – сказал он, спохватившись.

– Знаю, – Крейн улыбнулся. – Я нарочно не стал вытаскивать его сразу. Пусть посидит еще немного на нижней палубе, вместе с лодками... он заплыл туда, когда мы возвращались. Смелая выходка, ничего не скажешь! Хоть и весьма глупая.

– Подумать только! – Эрдан покачал головой. – Нынче столько человек стремятся попасть на борт «Невесты», а когда-то нам едва удавалось собрать команду.

– Люди меняются, – философски заметил капитан. – «Невеста» же остается прежней.

«Так ли это, Кристобаль?» – подумал Эрдан, но спросить не решился. В свое время он присоединился к команде зеленопарусного фрегата против воли и долгое время считал, что сойдет в следующем порту...

– Ну, можно сказать, ты своего добился, Кристобаль Фейра, – проговорил Эрдан, разглядывая ладонь. Целитель, которого позвал магус, оказался очень умелым – ему стоило лишь коснуться обожженной кожи, как все сразу исчезло. – И все-таки я не понимаю, отчего ты решил стать именно моим учеником.

Целитель ушел так же быстро, как появился, и теперь они сидели на обрыве, окруженные ночными запахами и звуками. Беспокойный фрегат, должно быть, уже стоял на своем месте у причала. После всего, что произошло, казалось кощунством вернуться в ветхую полуразвалившуюся лачугу – все равно что признать свое полное и окончательное поражение перед лицом судьбы.

– Вы лучший, – коротко ответил магус. Он сидел, скрестив ноги и закрыв глаза; изредка по его лицу и рукам пробегали голубые искры. «Наследник Фейра, подумать только!»

– Я был лучшим! – возразил Эрдан. – А теперь я ничтожество, старая развалина...

– Прошу прощения, но это глупости, – Кристобаль улыбнулся краем рта. – Седая голова еще не делает человека старым... если, конечно, он сам этого не хочет.

Корабел хмыкнул. Подобное упорство достойно было лучшего применения. «Хорошо, мальчишка, я возьмусь тебя учить, потому что иначе ты никогда не оставишь меня в покое!»

– Ладно... – Он помедлил. Любопытство исподволь взяло верх над остальными чувствами – хотелось расспросить молодого Феникса о том, как ему удалось выжить, что на самом деле произошло с семьей Фейра, был ли заговор... – Расскажи, откуда у тебя такой красивый фрегат. Где ты его нашел?

– Она меня нашла, – ответил магус. – В открытом море, умирающим и безумным. Но ведь вы на самом деле вовсе не об этом хотели спросить, а?

Эрдан смутился. Он и впрямь стареет, если его мысли так легко читаются по лицу. Или дело не в этом? Корабел пригляделся: от сидящего перед ним юноши тянулась связующая нить, по толщине превосходившая канат... а еще одна ниточка – едва заметная паутинка – шла от него самого вдаль, к фрегату.

– Урок первый: уважай чужую волю! – Мастер-корабел подхватил двумя пальцами невидимую нить и разорвал ее. Магус вздрогнул всем телом. – Если это повторится, будет гораздо больнее. Понятно?

Ученик кивнул.

– Ты, конечно, можешь меня испепелить в любой момент... – начал Эрдан, но магус торопливо перебил его:

– Я должен попросить прощения за тот случай. Мне приходится скрывать свою истинную природу, а это непросто... поэтому иногда огонь вырывается наружу.

– Как часто?

– Когда я сильно устаю или выхожу из себя... – неохотно признался юноша. – Ну, последнее случается. Если бы мне не нужно было притворяться человеком, пламя не было бы таким... жадным.

– Ясно, – пробормотал Эрдан. – И кто же тебя научил так хорошо притворяться?

– Один... человек. Это долгая и очень грустная история. Может, отложим ее на завтра?

Корабелу не очень-то хотелось признавать правоту мальчишки, но внезапно он ощутил себя таким усталым, что готов был упасть и уснуть там же, где сидел. Он с трудом поднялся, и тут магус с невинным видом спросил:

– Не хотели бы вы стать моим гостем?

Он хотел отказаться... должен был отказаться. После того как мальчишка сумел исподволь привязать его к фрегату, это было опасно. Но мысль о том, что впервые за много лет можно будет провести ночь по-человечески, показалась столь притягательной, что корабел сдался без боя.

Следующее утро он встретил уже на корабле.

Фрегат оказался столь же красивым внутри, как и снаружи. На борту не хватало лишь полноценной команды: кроме магуса, в ней было всего два человека – верзила, которого Эрдан видел в день первой встречи, и целитель. Пустые трюмы и безлюдная палуба выглядели столь непривычно, что корабелу вдруг почудилось – он уснул и видит сон. «Ты безупречна!» – подумал Эрдан, обозревая верхнюю палубу с полуюта. Корабль не дрогнул – значит, первый урок был усвоен хорошо и его мысли никто не читал. Он спустился к магусу, молчаливо стоявшему у грот-мачты; капитан выглядел выспавшимся и отдохнувшим, и, глядя на его чистую рубашку и тщательно выбритое лицо, Эрдан вдруг остро ощутил, что не мылся уже очень давно, а его одежда годится лишь для того, чтобы драить ею палубу. Капитан еле заметно усмехнулся и жестом пригласил корабела следовать за собой – в каюту, где стояла большая бадья с водой.

– О-о, ты обо всем позаботился... – сварливо проговорил Эрдан. – Но она же ледяная!

Магус хмыкнул и опустил в воду кончики пальцев; вскоре от нее повалил пар.

– Полезное умение... – пробормотал корабел.

– Ничего особенного, – небрежно отозвался юноша. – Могу помочь чем-то еще?

Эрдан нахмурился.

– Я что, похож на немощного старца? Уж как-нибудь справлюсь сам.

Ученик исчез без единого слова, предоставив учителя самому себе. Эрдан принялся за дело; въевшаяся грязь поддавалась с трудом, и в конце концов он устал так, словно целый день проработал в доках, но эта усталость была приятной. На воду, после того как он выбрался из бадьи, было страшно смотреть, такой темной она стала. Пока корабел смывал с себя несколько лет жизни, кто-то утащил его вещи и взамен положил штаны, рубашку и пояс – все чистое, хоть и далеко не новое. Не хватало только сапог. Проходив столько времени в лохмотьях, он отчего-то нахмурился при мысли, что придется надеть одежду с чужого плеча – по всей видимости, с плеча целителя, потому что капитан был выше ростом и шире в плечах. Не переставая хмуриться, он оделся и тут только заметил на полу еще кое-что.

«Предусмотрительный мальчик...»

– С этим, пожалуй, мне и впрямь понадобится помощь, – сказал Эрдан вслух. – Или хотя бы зеркало.

Тотчас же дверь отворилась, и вошел капитан.

Когда у Эрдана появились собственные ученики, он уже располагал достаточными средствами, чтобы иметь нескольких слуг, поэтому ему не пришлось приводить в действие старое правило, согласно которому ученик-новичок был в первую очередь именно слугой. Сам он многое выполнял для своего учителя, не считая это постыдным, но вот приходилось ли магусу прислуживать до этого? Приходилось, решил Эрдан, – уж очень сноровисто парень орудовал бритвой, словно заправский цирюльник. Впрочем, это не было столь уж удивительно: прошло немало лет со дня, когда род Фейра перестал существовать, и что-то подсказывало корабелу – Кристобаль и впрямь молод даже по человеческим меркам. Значит, чтобы выжить, ему пришлось пройти через многое, и тут уж не до высокомерия, которое у магусов порою застит все остальные качества. «Как ты выжил? Наверное, это было непросто... но пусть лучше твои тайны останутся при тебе...» Расправившись с его бородой, магус перешел на волосы – укоротил их до обычной длины и собрал в хвост, связав кожаным шнурком, – а потом отступил, скрестив руки на груди и выжидательно глядя на учителя.

Преображение было закончено. Эрдану казалось, что он сбросил с плеч не меньше десяти лет: его охватила странная легкость, следом за которой пришло желание немедленно приступить к работе. Выходит, он соскучился по настоящему делу за все годы, проведенные на Рокэ в роли городского сумасшедшего? «Именно так, – признался сам себе корабел. – И виноват во всем этот мальчишка...»

Кристобаль Фейра наблюдал за ним, чуть склонив голову набок. В его глазах играли лукавые искорки, словно он и без связующей нити знал, о чем думает мастер-корабел.

– Благодарю... за все это, – пробормотал Эрдан, отводя взгляд. – Ты очень любезен.

Послышался вздох.

– Вынужден признаться, я схитрил, – сказал магус. – Думал, сумею промолчать, но лучше все решить прямо сейчас. Так сложилось, что... э-э... я, по всей видимости, не сумею отплатить вам. Я... у меня нет...

– Ни гроша в кармане? – подсказал Эрдан, отчего-то не удивившись.

– Да. Я беден, как трюмная крыса. Все, чем я располагаю, – это «Невеста ветра» и...

«Невеста ветра».

Эрдан впервые услышал имя фрегата, и оно показалось ему таким удачным, что все остальное уже не имело никакого значения. Можно было догадаться, что Фейра беден, – ведь все имущество клана было конфисковано. Но что такое деньги? Когда-то их у корабела было очень много, но те времена прошли. «Великий шторм, да ты и впрямь всего лишь мальчишка...»

– Итак, ты выбрал в учителя нищего корабела и теперь хочешь предложить мне место на фрегате, потому что не можешь заплатить по-другому, – перебил он. Обида на лице Кристобаля смотрелась весьма забавно. – Что ж, тогда я буду учить просто так. Или, скажем, пусть оплатой будет то, что ты только что сделал для меня. Когда станешь хорошим навигатором, мы расстанемся.

– Если бы вы были самым богатым человеком в окоеме, я нашел бы другой путь, чтобы попасть в ученики, – пробормотал Фейра, все еще обиженный. – Я же сказал, что...

– Не имеет значения! – отрезал Эрдан. – Так согласен ты на мои условия или нет?

Магус вздохнул.

– Когда я стану хорошим навигатором? – Он задумчиво нахмурился, словно покупатель, которому проныра-купец пытается всучить товар с изъяном. – Хорошим навигатором... ладно, согласен.

– Тогда приступим. Урок второй...

На самую нижнюю палубу не мог попасть никто, кроме капитана и мастера-корабела, – другой человек просто не нашел бы вход. Там было очень сыро, стены и потолок обросли мерцающим мхом, но его света было недостаточно, чтобы разогнать тьму. У самого трапа под ногами хлюпало, а стоило сделать шаг вперед, как можно было уйти в воду по шею.

Лодки зашевелились, почувствовав приближение Крейна. Магус помог Эрдану спуститься, а потом громко сказал:

– Ну давай, вылезай. Или ты намерен превратиться в рыбу и там остаться навсегда?

Далеко в темноте послышался плеск, а потом к ним подплыла тень. Крейн с усмешкой наблюдал, как незнакомец вылезает из воды, еле дыша, – он был испуган и, казалось, вот-вот мог потерять сознание.

Это был парень лет двадцати на вид, стройный и высокий, всего на полголовы ниже Крейна. Из одежды на нем были только штаны до колен; черты лица скрадывал полумрак нижней палубы, но цвет волос был виден хорошо – они оказались совершенно белыми. «Поседел от страха, что ли?» – удивился Эрдан, но промолчал. С незнакомца ручьями стекала вода; он стоял перед капитаном и дрожал.

– Кто такой? – сухо поинтересовался Крейн. – Как звать?

Парень попытался ответить, но у него зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от страха. Крейн терпеливо ждал, и наконец с побелевших губ слетело имя: «Хаген». Магус удовлетворенно кивнул.

– Надеюсь, имя настоящее. Послушай, Хаген, одно из двух – или ты шпион, которому хорошо заплатили, чтобы разведать, как устроен мой корабль, или один из тех восторженных юнцов, которые спят и видят, как бы попасть на Тот Самый Фрегат. Только, видишь ли, и в том, и другом случае ты – дурак, потому что... ну, наверное, и так понятно.

– Простите мою глупость, капитан, – с трудом выговорил юноша. – Когда я увидел «Невесту», стоящую на рейде, то словно с ума сошел...

– Да уж! – хмыкнул Крейн. – Значит, вторая категория. И что мне с тобой делать? Знаешь, сколько таких романтиков в каждом порту Окраины? Матросов у меня достаточно...

– Я хорошо стреляю! – торопливо заявил Хаген, и в его глазах загорелся огонек надежды. – Испытайте меня, прошу!

– Прямо здесь? – иронично поинтересовался капитан. – Что-то я не вижу при тебе ни лука, ни арбалета. Хм... почему же ты так рвался сюда, скажи? Верно, хочешь отомстить кому-нибудь?

Хаген опустил голову.

– Имперцы лишили мою семью всего, – глухо проговорил он. – Отец умер от горя...

– Старший брат погиб, пытаясь отомстить, сестра попала в публичный дом, а мать сошла с ума! – перебил Крейн. – Если бы ты знал, сколько раз мне приходилось слышать эту историю... ладно. Бросать тебя в океан я не стану, да и не очень хочется. Вылезай. Высажу тебя в следующем порту.

– Капитан!

– Высажу, я сказал. Все. – Крейн обернулся к Эрдану: – Пошли. Мы, кажется, догнали его...

...Черная точка быстро увеличивалась в размерах, и вскоре можно было сосчитать мачты фрегата. В том, что это именно тот корабль, который напал на Кеттеку, сомневаться не приходилось: он в самом деле был черным, словно сажа. Шел беглец ровно, ветер ему благоприятствовал, и оставалось лишь удивляться, что «Невеста» догнала его так быстро.

Быть может, им просто повезло.

Крейн стоял на носу и рассматривал черный фрегат через подзорную трубу. Это занятие поглотило его целиком и полностью, поэтому Эрдану пришлось трижды повторить свой вопрос, прежде чем капитан расслышал.

– Кристобаль! Скажи мне, наконец, как ты собираешься с ним сражаться?

– А? Что? – Крейн посмотрел на корабела, словно впервые его увидел. – Эрдан, это очень странный корабль. Я не вижу на палубе ни одной живой души. И, ты знаешь, у него какой-то чудно?й корпус – борта словно оспинами покрыты. Хотя, быть может, мне показалось... черный цвет все-таки, тяжело рассмотреть...

– Капитан, я жду ответа, – хмуро проговорил Эрдан. – Если правитель сказал правду, нам может угрожать большая опасность. – «И не только нам...»

– Мы будем делать то же самое, что всегда, – сказал Крейн.

Мелькнула тень – это взвился в воздух крылан и стал кружить над мачтами. Расстояние между фрегатами неуклонно сокращалось, и на «Невесте» уже все было готово к атаке. На черном корабле поняли, что им хотят навязать бой и что положение «Невесты» благоприятно для нападения; однако, вместо того чтобы развернуться кормой, черный повернулся к ним правым бортом. Эрдан пристально наблюдал за его маневрами и все больше мрачнел: или капитан этого корабля сошел с ума, или сейчас произойдет что-то неожиданное.

Неожиданное и впрямь случилось: как это часто бывало в морях Окраины, внезапно сменился ветер, и преимущество «Невесты» тотчас же обернулось своей противоположностью...

Над их головами зашумели паруса; Крейн разворачивал корабль. Черный фрегат застыл совсем близко от «Невесты», и уже можно было разглядеть невооруженным глазом, что на его палубе нет ни души. Эрдан так внимательно рассматривал странный корабль, что чуть не вывалился за борт – он никак не мог поверить тому, что увидел. Правый борт черного фрегата был, как это заметил магус чуть раньше, покрыт буграми и вмятинами, словно корабль еще не оправился до конца после жестокой драки с кракеном или каким-нибудь другим чудовищем.

– О, Заступница! – воскликнул Эрдан. – Я понял! Капитан, у него кто-то выдрал все абордажные крючья – все до единого! На такое даже кракен не способен...

– Потом! – прошипел магус, не отрывая взгляда от черного корабля. – Эрдан, ты чувствуешь?..

«О чем ты?» – хотел было спросить мастер-корабел, а потом ощутил, как от фрегата словно растекается по поверхности воды темное пятно – становится все шире и шире, тянется к «Невесте». Черный корабль как будто стал расти, делаясь все более грозным и страшным; его жуткие чары подействовали не только на людей, но и на «Невесту» – ее палуба и мачты начали светиться бледно-зеленым светом. Нужно было немедленно что-то предпринять – или ринуться в атаку, или побыстрее уходить, но ветер не позволял им сделать ни то, ни другое.

«Заступница, откуда взялся этот кошмар?!.»

А потом все прекратилось так же внезапно, как началось: Эрдану показалось, подул свежий ветер и унес прочь ядовитое облако, окутавшее «Невесту». Черный фрегат все так же покачивался на волнах недалеко от них, но теперь он уже не выглядел воплощением зла – просто корабль, хотя и весьма странный.

– Они выпустили лодку! – раздался крик кого-то из матросов. От борта черного фрегата отделилась тень и направилась к «Невесте». Было видно, что в лодке кто-то сидит, крепко держась руками за борта. Пройдя ровно половину расстояния между фрегатами, лодка вдруг начала раскачиваться все сильнее и сильнее, а потом перевернулась кверху килем. Высадив таким странным образом своего пассажира, шлюпка вернулась в нормальное положение и отправилась обратно.

Сразу несколько человек спрыгнули в воду, чтобы помочь несчастному, барахтающемуся в воде посреди океана. Эрдан перевел взгляд на черный корабль и увидел, что тот как ни в чем не бывало удаляется под всеми парусами.

– Чует мое сердце, это не последняя встреча... – пробормотал Крейн, и Эрдан молчаливо с ним согласился. Пассажиру из перевернувшейся шлюпки тем временем помогли подняться на борт. Мокрый и дрожащий человек едва стоял на ногах, но держался все-таки с достоинством, которому позавидовал бы и король.

Точнее, королева.

– Заступница! – высокая стройная женщина молитвенно сложила руки и возвела глаза к небу. – О-о, я уже думала – все, конец... – Она обратила сияющий взгляд на матросов, вытащивших ее из воды. – Ребята! Как я рада вас снова видеть! Эрдан! Джа-Джинни!

Крылан камнем упал на палубу и грациозно поклонился гостье, расправив крылья. В ответ женщина изобразила подобие придворного дамского поклона, выглядевшего весьма странно, поскольку она была одета в мужскую одежду – штаны, заправленные в высокие сапоги, кожаный жилет и рубашку, один рукав которой был наполовину оторван, открывая татуировку на плече. Изображение большого паука с мохнатыми лапами было выполнено столь мастерски, что насекомое казалось живым.

– Я тоже рад тебя видеть, Паучок, – сказал Эрдан, и в следующий миг она уже повисла у него на плече и, то и дело сбиваясь на рыдания, принялась рассказывать о том, как рада, что он жив, и как ей все эти годы его не хватало. Мастер-корабел давно отвык от таких бурных чувств и здорово смутился. Собравшиеся на палубе наблюдали за этой сценой со смешанными чувствами: те, кто видел Паучка впервые, не скрывали изумления, а немногие оказавшиеся на «Невесте» еще до южного похода сочувственно посмеивались.

Эрдан облегченно вздохнул, когда она вдоволь наплакалась и, вспомнив про крылана, кинулась к нему на шею. Теперь он мог спокойно рассмотреть ее со стороны: прошедшие годы отнеслись к ней благосклонно, но все-таки перед ним была взрослая женщина, а не девчонка. В волосах, криво обрезанных чуть ниже подбородка, проглядывала седина, между бровями появилась глубокая морщина. Мастер-корабел попытался вспомнить, сколько ей лет, – получилось что-то около сорока.

«Сейчас она заметит, что Кристобаль совсем не изменился. Что-то будет...»

Не забыв ни одного матроса из тех, с кем ей довелось десять лет назад носиться по волнам, гостья наконец-то повернулась к капитану. Крейн все это время стоял неподвижно, наблюдая за встречей старых друзей с совершенно непроницаемым лицом. Теперь же, встретив ее взгляд, он криво улыбнулся и сказал:

– Здравствуй, Камэ.

Паучок кивнула и медленно подошла к магусу. Она была всего-то на полголовы ниже его, но сейчас почему-то казалась маленькой. Увидев, как радостное возбуждение уступает место чему-то другому, Эрдан приготовился к взрыву, но ничего страшного не случилось. Камэ долго смотрела на капитана, а потом произнесла с мрачным удовольствием:

– Надо же, кто-то сумел подпортить твою смазливую физиономию...

Рука Крейна невольно поднялась и коснулась шрама на щеке – он уже превратился в тонкую белую полосу на загорелой коже, но был хорошо виден. Памятка о неудачном визите в Тейравен... или удачном, если вспомнить про Эсме.

«Эсме!»

Мастер-корабел огляделся и увидел целительницу: девушка стояла на юте, рядом с Умберто, и следила за происходящим, чуть склонив голову набок. Ее лицо было бесстрастным... пожалуй, даже слишком.

– И кому досталась эта честь? – поинтересовалась тем временем Камэ.

– Пардусу, – коротко ответил Крейн. Брови Камэ удивленно поднялись; она исподволь взглянула на собственную руку, словно в мыслях сравнив свои ногти и когти зверя.

– Пардусу... – протянула она с ехидной усмешкой. – Что же ты не сжег его, не превратил в уголь? Что же ты не разнес все в округе, как тогда, в Лэйфире?! Ты, жестокосердное чудовище...

...– Чудовище!

Крик Камэ прорезал тишину и эхом отразился от далеких скал, тысячекратно раскатившись по всей бухте. Хлопья сажи падали с неба, словно черный снег; на палубе «Невесты ветра» еще дымилось черное обугленное пятно. Ни у кого не хватило решимости оглянуться на берег, оставшийся далеко за кормой, но было и так понятно, что там произошло.

Крейн стоял у фальшборта; его лицо побелело, а глаза из-за расширившихся зрачков казались черными. В трех шагах от капитана Эрдан ощутил невыносимый жар и был вынужден отступить.

– Чудовище! – снова закричала девушка и бросилась на магуса, сжав кулаки. – Ненавижу тебя! Ненавижу!!

– Камэ... – выдохнул Крейн еле слышно. Он протянул руку, но женщина отпрянула.

– Думал, что-то изменилось за эти годы? – сказала она с горечью и тоской. – Думал, я могу такое забыть? Всякое случается, но то, что ты сделал... – Она замолчала, дрожа от возмущения и... ненависти? Возможно. Магус отвел взгляд и произнес сухим официальным тоном:

– Рад, что удалось вас спасти, хоть и таким странным способом. Мы направляемся на юго-восток и завтра вечером пройдем мимо острова Ямаока. Можем... высадить вас в тамошнем порту. Если пожелаете.

«Вот так, – подумал Эрдан с легкой досадой. – И ни слова о карте, ни слова о путешествии. Неужто он надеется, что сумеет ее переубедить к завтрашнему вечеру? Глупо. Ну да ладно, хорошо хоть, они не убили друг друга...»

– Пожелаю, – ответила Камэ столь же сухо и чихнула. Купание в холодном осеннем море не прошло даром, понял Эрдан. Следовало бы помочь ей переодеться и согреться, и, в общем-то, это поручение должна была бы выполнять Эсме как единственная женщина на борту. Вот тут-то Камэ ее заметила; во взгляде, который бывший картограф «Невесты ветра» устремила на целительницу, над прочими чувствами преобладало недоверчивое удивление.

– Эсме, будь любезна, помоги нашей гостье, – сказал Крейн, глядя в сторону. Целительница хмуро посмотрела на капитана, но не решилась ему перечить, памятуя о том, что случилось утром. Камэ изобразила вежливую улыбку и протараторила:

– Нет, не стоит, просто дайте мне угол, где можно прикорнуть, и теплое одеяло – только и всего! Благодарю заранее... – Отвернувшись, она добавила еле слышно: – Будь любезна, надо же. Со мной так не разговаривали. Камэ, то! Камэ, это! Будь любезна, ха...

Хоть эта тирада предназначалась для капитанских ушей, Эрдан тоже ее расслышал и счел необходимым вмешаться. У них есть свободная пустая каюта, сказал он, а уж лишнее одеяло всегда найдется. Крейн пожал плечами – дескать, делай что хочешь – и ушел к себе.

– Самовлюбленный негодяй! – пробормотала Камэ, проследив взглядом за его удаляющейся фигурой. – Мерзавец! И ведь совсем не изменился, надо же...

– Ты с самого начала знала, кто он такой, – заметил мастер-корабел.

– Знала, конечно... – она вздохнула. – Эрдан, ты составишь мне компанию? За все эти годы о вас ходило столько слухов! Просто не терпится узнать, что из них правда...

Корабел заверил ее, что с удовольствием расскажет о случившемся за десять лет, прошедшие со дня их расставания, хоть на это и уйдет вся ночь, – на что Камэ с кокетливой улыбкой отозвалась: «Знаю, в твоем возрасте на сон уходит гораздо меньше времени, чем обычно!»

«Ты тоже ничуть не изменилась, Паучок».

Некоторое время спустя они сидели в каюте; картограф закуталась в одеяло так, что наружу высовывался лишь кончик носа. Пар от чашки со смесью вина, меда и перца поднимался, рисуя в воздухе фигуры морских чудовищ. Камэ, шмыгая носом, спросила:

– Ну, расскажи мне, кто такая эта девчонка?

Вопрос был задан нарочито безразличным тоном, но все дело испортило то, что она опять чихнула. Эсме справилась бы с простудой в два счета, подумал Эрдан.

– Гм... Камэ, ты уверена, что хочешь с этого начать? Она на борту совсем недавно, еще и трех месяцев не прошло. Ничего такого за это время не случилось...

– Да? – Из-под одеяла послышался смешок. – Проклятье. Давеча в таверне один моряк клялся и божился – дескать, Крейн заполучил в целители саму святую Эльгу. Она одним прикосновением возвращает людей с того света, приращивает оторванные конечности и все такое прочее... это, по-твоему, «ничего такого»?

Эрдан обомлел. Он знал, что слухи будут распространяться быстро, но такой скорости не ожидал бы никто. Выходит, о воскрешении Кузнечика уже сложили легенду? Вряд ли Эсме понравится, что ее считают воплощением Эльги, а ведь где-то через полгода слухи обрастут такими подробностями, что просто держись...

– Так было или не было? Что, в команде теперь есть ожившие мертвецы?

– Когда увидишь юнгу со шрамом на шее, – сказал Эрдан, вздохнув, – представь себе рану, которая была на месте этого шрама. И сделай выводы.

– Вот как... – Картограф снова чихнула. – Что ж, это ценное... приобретение. Когда брат о ней узнает, обязательно захочет отобрать, помяни мое слово.

Мастер-корабел поморщился: «отобрать» звучало так, словно целительница была дорогой вещью или редкостным животным. Камэ с годами ничуть не утратила свое высокомерие, которое не раз приводило к беде, но все-таки сейчас он вынужден был признать ее правоту. Когда слухи дойдут до Лайры Отчаянного, самопровозглашенного короля Окраины, он во что бы то ни стало захочет увидеть Эсме, а потом... ну, отобрать ее Крейн не позволит. А вот если Лайра попытается переманить целительницу, события могут принять совершенно неожиданный оборот.

– Эрдан, не томи душу! Где вы раскопали это тщедушное сокровище?

– Ладно, – проговорил мастер-корабел. – Слушай...

И он рассказал Камэ обо всем, что произошло с момента появления «Невесты ветра» в тейравенской гавани. О ссоре Крейна и Велина картограф знала, поскольку это случилось как раз перед тем, как она сама оставила фрегат, – Эрдан не раз думал о том, что если бы Велин был на борту в тот самый день, когда судьба занесла их в Лэйфир, все могло быть иначе. Камэ слушала очень внимательно, не перебивая. Когда речь зашла о новом путешествии на юг, он ждал взрыва эмоций, но Камэ сохраняла спокойствие. Дойдя до описания карты, Эрдан чуть помедлил в ожидании – не остановит ли его капитан? «Невеста» молчала, исподволь прислушиваясь к его рассказу; рассеянный взгляд Крейна ощущался будто сквозь сон – иного дозволения корабелу не требовалось. И все-таки о самом главном, об «Утренней звезде», он не рассказал. «Древнего сокровища» для Камэ оказалось вполне достаточно.

– Собственно, мы направлялись в Кеттеку, чтобы поговорить с тобой, – проговорил он с виноватым видом. – Как раз об этой карте...

Картограф сидела в одеяле, словно рак-отшельник, – кусала губы, хмурила брови. Борьба, которую она вела сама с собой, отчетливо читалась по лицу, и Эрдан ждал, что победит – профессиональный интерес или... другое чувство. Наконец она спросила:

– Ну?

– Кристобаль собирался спросить тебя, какой из трех маршрутов выбрать – Тодзан, море Кракена или пролив Сирен. В этой части архипелага мы в тот раз не были, поэтому... хм, собственно, мы начинаем все заново. Как будто не прошло столько лет.

– Для него, быть может, не прошло, – проговорила женщина язвительным тоном; каждое ее слово источало яд. – Ладно. Если завтра наш пламенный капитан будет в настроении, скажи – я посмотрю, что это за карта... – Она зевнула. – Ох, кажется, я переоценила свои силы!

«Наш капитан, говоришь? Ну-ну...»

Эрдан пожелал ей спокойной ночи и собрался уходить, как вдруг Камэ окликнула его. Взъерошенная, с красным носом и сонными глазами, она спросила:

– Эрдан, скажи... я очень постарела?

– Ты красивая, – честно сказал корабел, а про себя добавил: «...и еще долго такой будешь».

Остаток ночи он провел без сна.

...– Ты совершенно прав, к Тодзану сейчас не стоит соваться, – сказала Камэ, в задумчивости постукивая по карте длинным пальцем. – Последние пять лет зимние шторма становились там все суровее, поэтому... хм, разве что вы преодолеете весь путь под водой.

– Ты же знаешь, я не могу удерживать «Невесту» под водой дольше двенадцати часов, – проговорил Крейн скучающим тоном. – А что с проливом Сирен?

Лучи рассветного солнца заливали каюту капитана розоватым сиянием. Камэ, выспавшаяся и отдохнувшая, казалась спокойной, как будто и в самом деле не прошло десяти лет и не было никакой ссоры. Оторванный накануне рукав она пришила – так же небрежно, как бывало в старые добрые времена. «Чем поручать Паучку женскую работу, лучше пусть все сделает какой-нибудь матрос», – заметил однажды Велин, за что тотчас получил затрещину.

– Море Кракена... – пробормотала картограф, словно не расслышав вопроса. – Э-э... ну, это больше похоже подходит. Хотя... – она покачала головой. – Нет, для тех вод у тебя людей маловато. Найми в Ямаоке еще хотя бы двадцать человек... нет, лучше тридцать!.. и отправляйся через море Кракена. Да!

Она посмотрела на Крейна с лукавой улыбкой.

– Зимой в Ямаоке обычно умирает от скуки множество моряков, готовых идти за хорошим капитаном хоть к морской матери. Есть из чего выбирать...

– Пролив Сирен, – повторил магус, взглядом показывая на карту. – Что это за место? Только не говори, что не знаешь или не помнишь.

Камэ была необычным картографом. В ее памяти, которую оценили бы и магусы погибшего клана Соффио, хранились тысячи карт – от древнейших, сохранившихся лишь благодаря счастливой случайности, до наспех нарисованных, неточных и зачастую бесполезных. Довольно долго об этой особенности знал только один человек – Лайра, брат Камэ, – но своенравная девчонка не собиралась провести всю жизнь взаперти. Она хотела воочию повидать те острова, которые были изображены на картах, повидать или убедиться, что они на самом деле не существуют. Даже Лайра не смог совладать с нею – впрочем, он и не особенно старался. Как двадцать лет назад, так и сегодня куда проще было разрешить хитрому и изворотливому созданию поступать по собственной воле, чем тратить время, пытаясь ее переупрямить.

– Пролив Сирен... – Камэ прикусила губу, изображая сосредоточенность. – Что же с ним такое? А! Вспомнила! – Она подняла указательный палец с видом алхимика, на которого снизошло божественное озарение. – Ничего.

На мгновение с лица магуса сползла маска безразличия, он прищурился и сжал кулаки.

– То есть как? – торопливо вмешался Эрдан.

– Так, – Камэ лучезарно улыбнулась. – Я читала очень старые записи одного путешественника. Там скалы... ветер завывает в них и кажется, что кто-то поет. Ну а если в море раздается нечеловечески прекрасное пение, тут же начинают твердить о сиренах – вот и весь секрет. Вообще-то, получается, что на этом пути вам не будут угрожать никакие опасности – ни погода, ни чудовища. Все будет тихо и спокойно... – Она сморщила нос. – Бр-р... даже песню не о чем сложить. Я бы, конечно, посоветовала отправляться именно этим путем, но Кристобаль ведь не любит скучать.

– А что ты скажешь о карте... – Крейн неопределенно взмахнул рукой, – ...в целом?

– Не внушает доверия, – ответила она, продолжая улыбаться. – Уж не знаю, сколько ей веков, но за это время очертания берегов могли измениться. Я бы на твоем месте не полагалась на эти карак... этот набросок. Но лоцманов в тех местах нет, и вообще там ни одной живой души не сыщешь, кроме мерров...

– Понятно, – вздохнул магус. – Если бы ты была на моем месте и встретила лучшего картографа в мире, к тому же обладающего совершенной памятью, ты пригласила бы его присоединиться к экспедиции?

– Да, – ответила Камэ, посерьезнев. – Но картограф послал бы меня к кракену.

– Ясно, – кивнул Крейн и вдруг спросил: – Послушай, а что за люди были на черном фрегате? Почему они тебя отпустили?

– Люди как люди, – ворчливо ответила Камэ, которой такая перемена в разговоре пришлась не по нраву. – С руками, ногами и головой...

Оказалось, что поведать о случившемся картограф может весьма немного. Накануне утром все ее внимание поглотила береговая линия острова Сэн, который после сильного землетрясения уменьшился на треть: Камэ сравнивала новую карту со старой, пытаясь понять, отчего разлом прошел именно так, а не иначе. Полностью погрузившись в исследования, она приняла взрыв за сильный раскат грома, а потом в ее дом ворвались незнакомые люди, одетые в черное и с закрытыми лицами...

– Постой-постой, ты приняла взрыв, который разнес крепость до основания, за гром?! – не поверил Эрдан. Картограф поджала губы, а потом сварливо поинтересовалась, как давно ему случалось увлечься чем-нибудь до самозабвения. Мастер-корабел растерянно пожал плечами.

– Поэтому он и живет так долго, – усмехнулся Крейн. – Ну, что было дальше?

– Ничего особенного, – мрачно проговорила Камэ. – Порвали рубашку... хотели убедиться, что это в самом деле я. Заметь, они откуда-то знали, что означает мое прозвище... потом потащили на свой корабль. Никто со мной не разговаривал. На фрегате бросили в каюту и закрыли дверь, потом вытащили наружу, бросили в лодку и отправили купаться. Признаюсь честно, когда я увидела зеленые паруса, то вначале все-таки почувствовала радость. Пловец из меня, сам знаешь, как из кракена танцор...

– То есть ты не видела там ничего особенного? – уточнил магус.

– Кроме оравы негодяев в черном, ничего. А что я должна была увидеть?

Крейн и Эрдан переглянулись.

– Даже неловко говорить, – произнес мастер-корабел, – но правитель Кеттеки пытался убедить нас, что склад звездного огня взорвался из-за того, что черный фрегат выстрелил по нему из пушек.

Рот Камэ открылся, потом закрылся. Она тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, а потом выдала череду ругательств, определенно накопленных не в одинокой тиши хранилища книг и карт.

– ...этого идиота! – Она перевела дыхание. – Я расскажу Лайре, какого недоумка он поставил править Кеттекой! Это ж надо – пушки на фрегате...

– Вот и я об этом говорю. – Крейн посмотрел на Эрдана. – Видишь? Что невозможно, то невозможно. Ладно, к вечеру мы будем в Ямаоке, а пока что у вас двоих, наверное, найдется много тем для беседы. Эрдан, попроси Джа-Джинни, чтобы он зашел ко мне.

– Отчего ты сам не попросишь? – удивился корабел.

– С некоторых пор он стал раздражаться, ощущая мое присутствие, – хмыкнул капитан. – Я решил не беспокоить его без особой необходимости. Ведь бывает так, что человеку нужно побыть наедине с собой, да?

В этот миг Камэ сообразила, что их очень вежливо выставляют за дверь. Она нахмурилась, приготовившись выдать очередную тираду о том, какое Крейн мерзкое создание, но как-то сразу сникла. Воинственное выражение лица сменилось грустной улыбкой, и картограф легонько потянула Эрдана за рукав.

– Не будем мешать капитану. Пошли, расскажешь мне подробнее о первом путешествии на юг...

Крейн уже склонился над картой, но мастер-корабел чувствовал: мыслями Кристобаль сейчас был вовсе не на юге. И все из-за того, что Камэ не сумела удержаться, чтобы не напомнить в очередной раз о Лэйфире, из-за которого она и отказалась отправляться в путешествие.

«Вот противная девчонка!»

– Где она?

Крыса где-то в темном трюме «Невесты ветра» хвостатой кометой металась из угла в угол в безуспешных поисках выхода. Везде ее встречали только стены, которые норовили сомкнуться, раздавить, уничтожить. Фрегат легко справлялся с паразитами сам, и Эрдану стоило немалого труда убедить «Невесту» немного потерпеть.

– Где она, скажи?

Кристобаль сидел у основания грот-мачты, скрестив ноги и закрыв глаза; от напряжения у него то и дело вздрагивало веко. Он старался, но получалось плохо.

– Я не вижу! – Хлоп! Последний писк крысы заставил мастера-корабела вздрогнуть. – Я чувствую, она где-то в трюме, но не ощущаю ее... – растерянно проговорил магус. Одного дня хватило, чтобы он полностью утратил дерзость и уверился в собственной тупости. «Обычное состояние ученика, который только начал постигать науку. Через год оно проходит... но у нас этого года нет. Держись, ты сам этого хотел!» Эрдан со снисходительной улыбкой вытянул из стоявшей рядом клетки новую крысу – она извивалась и пищала, предчувствуя свою незавидную участь, – и бросил ее в открытый люк. Магус уныло проследил за полетом серой твари, потом вздохнул и закрыл глаза.

– Следи за ней. Не упускай из виду.

– Я стараюсь...

– Ага. Чем ты занимался до того, как «Невеста» выросла?

– Я... это специально, да? Отвлекающий маневр?

– Конечно. Думаешь, у тебя будет время и место для медитации? Ты должен слышать фрегат постоянно, во сне и наяву – а при этом еще и отдавать приказы, разговаривать с помощниками... и так далее. Ты не должен упускать «Невесту» даже в тот момент, когда будешь целовать красивую девушку. Даже если это будет самая красивая девушка в мире!

– Не очень-то весело...

– Сам напросился. Где крыса?

Кристобаль молчал, его лицо побелело. Сразу две связующие нити поднялись над палубой и закачались перед мастером-корабелом, словно танцующие змеи; он лишь безучастно за ними наблюдал. Так и не решившись приблизиться, обе в конце концов увяли.

– Хорошо, – заметил Эрдан. Магус еле заметно улыбнулся. – Первый урок ты усвоил. Но все-таки, что там с нашей гостьей?

– Сейчас...

Крыса к этому времени уже была мертва, но Кристобаль, судя по всему, продолжал ее искать. Эрдан с усмешкой следил за лицом молодого навигатора и ждал, когда тот поймет свою ошибку. В клетке оставалась еще одна тварь, а потом можно будет разрешить Велину и Унаги вернуться на корабль – утром он их попросил сойти на берег, чтобы не мешать. Что ж, Кристобалю все-таки незачем расстраиваться – он чувствует корабль лучше, чем многие навигаторы с богатым опытом... хотя и обращается с «Невестой» весьма грубо. А она, естественно, платит ему взаимностью.

– Крыса в трюме, под бочонком с сухарями, – сказал магус и вытянул затекшие ноги. – Ну что, я справился?

Эрдан покачал головой, и Кристобаль удивленно поднял брови.

– Там ее нет... – начал корабел и осекся. Его взгляд упал на клетку – грубое сооружение из прутьев, скрепленных веревкой. Эта самая веревка в дальнем углу оказалась перегрызенной... и клетка была пуста.

А в глубине трюма в полной темноте последняя крыса сверкала глазами.

Беглянка, которую он не почувствовал.

Вечерняя Ямаока встретила их огнями и звуками веселой музыки. Эрдан поначалу изумился и даже испугался, а потом вспомнил, что в середине осени во многих портах Окраины устраивают торжество на два-три дня – что-то вроде последнего праздника уходящего года. Перед приходом затяжных зимних дождей, когда потоки воды беспрестанно льются с неба днем и ночью, люди торопятся повеселиться так, чтобы потом было о чем вспоминать.

Выходит, они попали как раз на такой праздник.

«Невеста» медленно двигалась по темной воде залива, в которой отражались огни разноцветных фонариков. Почти вся команда высыпала на палубу, чтобы полюбоваться на празднество. «Что ж, – подумал корабел, – если бы не Камэ, никто бы и не вспомнил про карнавал». Крейн, словно прочитав его мысли, сказал:

– Этой ночью в городе никто не уснет. Думаю, будет уместно задержаться здесь... ненадолго.

Среди матросов послышались радостные возгласы. Эрдан улыбнулся: долгие недели предстоящего путешествия будут состоять всего из трех вещей – скуки, тяжелой работы да опасностей, и еще неизвестно, чего окажется больше. И впрямь не помешает позволить команде немного развлечься перед походом, раз уж стоянка в Лейстесе вышла такой суматошной.

Шум крыльев отвлек его от размышлений – Джа-Джинни взлетел и направился в сторону города. Эрдан заметил, что Крейн наблюдает за полетом крылана с выражением глубокой задумчивости, но спросить капитана, в чем дело, корабел не решился.

– Ямаока! – проговорила Камэ, загадочно улыбаясь. – Как удачно, что вы привезли меня именно сюда, да еще и в разгар праздника! Надеюсь, у всех будет шанс повеселиться?

На это Крейн пространно заметил, что равных шансов не бывает ни в удаче, ни в беде. Камэ возмущенно фыркнула и подошла к фальшборту, словно желая поторопить «Невесту». Глядя на ее стройную фигуру, мастер-корабел вдруг понял, что картограф, должно быть, все это время ощущала себя очень неуютно, – ведь она находилась на борту фрегата, но больше не была в команде! Одно дело, если человек никогда не чувствовал себя связанным с кораблем, и совсем другое – оказаться вновь на том же месте, откуда ушел много лет назад, безжалостно разорвав все нити...

Когда они причалили, Крейн назвал имена тех, кому предстояло нести вахту на корабле, а остальным разрешил отдыхать сколько душа пожелает. Повернувшись к Эрдану, он сказал:

– Надеюсь, и ты присоединишься к карнавалу?

Мастер-корабел пожал плечами. Он давно уже избегал шумных праздников, но сейчас почему-то не был настроен возражать капитану. Что-то в поведении Крейна казалось странным, и Эрдан никак не мог понять, что именно. Была ли причиной тому Камэ?

Матросы «Невесты ветра» быстро рассеялись в шумной и веселой толпе. Еле заметные отблески заката все еще освещали небо на западе, а это означало, что праздник пока что не достиг апогея – кругом пили, пели, танцевали, от разноцветных ярких нарядов и масок рябило в глазах, а музыка, казалось, заставляла даже фрегаты у причалов покачиваться в такт.

– Я должен отыскать правителя, – сказал Крейн. – Ты со мной или?..

Эрдан кивнул. Было интересно посмотреть, чем занимается правитель города в такой вечер. К тому же корабелу хотелось услышать, что именно магус собирается ему рассказать.

Они прошли вдоль набережной – дорогу к ратуше спрашивать не пришлось, поскольку она, увенчанная башней, возвышалась над прочими домами не хуже маяка, – и оказались у тяжелых дверей, покрытых витиеватыми узорами. Кристобаль поднял руку к дверному молотку – и неожиданно замер.

– Посмотри!

Музыка и веселые голоса как будто сделались тише. Среди замысловатого орнамента, сильно пострадавшего от времени и соленого морского ветра, все еще можно было разглядеть знакомый рисунок: два профиля размером с ладонь, обращенные друг к другу... по одному на каждой створке. Так вот что означала черта вдоль желто-черного знака на карте? Профили наполовину стерлись, но все-таки были хорошо видны.

– Вот это сюрприз! – ошеломленно проговорил мастер-корабел. – Похоже, нас и впрямь сюда занесло не случайно, а?

– Посмотрим, удастся ли что-нибудь узнать, – хмуро ответил Крейн и постучал.

В скором времени их принимал Нами – худощавый мужчина лет сорока, с редеющими рыжими волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. На его рабочем столе не было свободного места. Эрдан вспомнил: Лайра Отчаянный обладал забавной способностью, почти ясновидением – правитель Окраины легко угадывал, читают ли его письма сразу или откладывают на потом. Но правитель не производил впечатление человека, расстроенного таким поворотом событий.

– Дела! – слегка смущенно улыбнулся Нами, проследив за взглядом Эрдана. – Вы, я слышал, имели возможность пообщаться с Лайрой?

У жителей Окраины было право, которым не обладал больше никто в мире, – называть своего короля по имени не только в беседах за кружкой эля, но постоянно.

– Мы с ним в некотором роде друзья, – Крейн неопределенно махнул рукой. – Нас привело сюда стечение обстоятельств... – и он коротко рассказал правителю о странном похищении Камэ и ее не менее странном освобождении.

– Да, необычно, – проговорил Нами. – Хорошо, что все закончилось...

– Закончилось? – усмехнулся магус. – Я бы так не сказал. Эти неизвестные явно преследуют какую-то цель, которая пока что ими не достигнута. Не знаю, почему черный фрегат не захотел принять бой, – у него, вынужден признаться, было преимущество. Что-то происходит... и я бы посоветовал вам быть настороже!

– Учту, – кивнул правитель. – Для Ямаоки честь принимать вас и госпожу Камэ! А теперь хватит формальностей... – он хитро прищурился. – Вы ведь не уйдете прямо сейчас? Праздник только начался!

– Что вы, что вы! – рассмеялся Крейн. – Вряд ли через год я окажусь в здешних водах, поэтому упускать такой шанс попросту глупо. Нет, мы намерены задержаться... э-э... еще кое-что. Ваши двери, Нами, они ведь очень старые?

– Веков пять, я полагаю, – правитель почесал затылок. – А что такое?

– Я заметил на них странный рисунок, который раньше не встречал...

Нами закивал еще до того, как Крейн закончил фразу.

– А-а, плачущие лица. Да, на них частенько обращали внимание раньше, а сейчас и разглядеть-то не всякий сможет.

Магус слегка оторопел, и Эрдан осторожно поинтересовался:

– Что это за лица? Какая-то местная легенда?

– Я бы не сказал, что местная... – Правитель вздохнул. – Но это как посмотреть. Хм... вам ведь известна легенда о том, как Феникс нарушил клятву – передал людям огонь и крылья, научил их видеть сокрытое?

– Помню ее наизусть, – сказал Крейн. Нами в жизни не догадался бы, что означает улыбка стоящего перед ним человека. – Эти легенды связаны?

– В некотором роде. Видите ли, капитан, принято считать, что Феникс совершил именно те деяния, о которых я уже упомянул, – за что и был наказан. При всем уважении к пламенному вынужден заметить, что он не мог этого сделать...

– Что?! – воскликнули Крейн и Эрдан одновременно.

– Не торопитесь с выводами! – торопливо прибавил Нами. – Подумайте сами – ведь люди задолго до пришествия Основателей уже пользовались огнем. Летать мы как не умели, так и не умеем, а что касается умения видеть сокрытое, то здесь возможно множество толкований. В общем, я хочу сказать, что дары Феникса состояли в чем-то другом...

– В чем же? – спросил Крейн таким голосом, что Эрдан испугался, как бы капитан не наделал глупостей.

Правитель растерянно развел руками:

– Если бы я знал... так вот, возвращаясь к плачущим лицам. Есть легенда не менее древняя, чем рассказ о падении Феникса. Говорят, когда «Утренней звезды» не стало, а Основатели как-то страшно наказали клятвопреступника, где-то на южных островах появился странный дом. Обитала в нем женщина, не принадлежавшая к Основателям, но все-таки обладавшая огромной силой. Коснувшись человека или даже магуса одной рукой, она могла его убить, а прикосновением другой руки тотчас же возвращала из мертвых, и тогда он становился ее слугой. – Нами вздохнул. – Ох, никудышный из меня рассказчик. Есть не меньше десяти версий этой сказки, и все по-разному объясняют, откуда взялись профили. Вроде колдунья носила черную перчатку на левой руке и желтую – на правой... я даже слышал, что она появлялась на людях в маске, половина которой была черной, а половина, соответственно, желтой... но одна история все-таки стоит особняком. Постойте-ка...

Правитель ринулся к книжным полкам и принялся что-то искать. Эрдан взглянул на магуса – тот был очень взволнованным и бледным.

– Вот! – Нами принялся лихорадочно листать какую-то очень старую книгу. – Нашел... В год, когда звезды перестали падать с неба, явились к нам двое – ни к роду людскому, ни к морскому не принадлежали они и Основателями тоже не были. Был ликом черен один, а другой – светился золотом, точно полуденное солнце; ростом были они выше прибрежных скал. И сказали двое: «Плачьте! Ибо не стало госпожи, а значит, грядет время Великого шторма...» А потом оба растворились в тумане, и больше их никто не видел. Это прадед мой записал, он легенды собирал... говорят, так и сгинул на юге. С тех пор наши люди даже близко к тем местам не подходят.

Наме закрыл книгу и взглянул на своих гостей, словно ожидая чего-то.

– Благодарю, – проговорил Крейн, успевший взять себя в руки. – Вы нам очень помогли.

Правитель вздохнул.

– Знаете, капитан, я всегда мечтал, что когда-нибудь эта тайна будет раскрыта. Но, видимо, время еще не пришло.

– Кто знает... – загадочно проговорил магус. – Мы не можем предсказать, что будет в следующее мгновение, а уж о завтрашнем дне и вовсе говорить не стоит. У меня предчувствие, что грядут веселые и опасные времена... но сегодня, пожалуй, стоит развлечься. Ах да – чуть не забыл! – Он вытащил из-за пазухи письмо с печатью. – Передайте это Лайре при первой же возможности. Здесь подробное описание всего, что случилось в Кеттеке и во время встречи с черным фрегатом. Мне бы следовало поведать ему обо всем самому, но, боюсь, нет времени.

Правитель принял письмо, с заметным любопытством взглянул на личную печать Крейна, но не увидел ничего интересного, всего лишь переплетенные буквы КК. Он заверил, что все передаст в лучшем виде, и они распрощались.

Уже на улице Крейн сказал:

– Что ж, выходит, мы кое-что узнали о двуликой госпоже. Как ты думаешь, кем она была?

– Понятия не имею, – ответил мастер-корабел. – Признаться, эта история совсем меня запутала. Я и сам понимал, конечно, что слова легенды о Фениксе не следует понимать буквально, иначе мы бы сейчас умели летать... хм. А ты не думал о том, что Джа-Джинни имеет какое-то отношение ко второму дару?

– Возможно, – пробормотал Крейн. – А возможно, и нет.

Тут их окружила галдящая компания в изрядном подпитии и попыталась увлечь за собой. Продолжать разговор не было никакой возможности, и они направились вместе с развеселыми горожанами туда, где играла музыка и ярче всего светили разноцветные фонарики, – на широкую набережную Ямаоки.

За то время, пока Эрдан и Крейн беседовали с правителем, людей на главной улице города стало больше раза в два. Отовсюду слышалась музыка – играли флейты, гитары, сирринги и инструменты, названия которых мастер-корабел не смог вспомнить. Каждый музыкант стремился превзойти соперников и приманить как можно больше танцующих – со стороны звуки сливались в безумную какофонию, но это никого не заботило. Торговцы сарьей знай себе наполняли чашки да собирали монеты в карманы засаленных фартуков; лица вокруг становились все веселее. То и дело в толпе шныряли подозрительного вида мальчишки – не иначе, у городских карманников были свои причины радоваться празднику...

К югу от причала, где стояла «Невеста», набережная раздалась, образовав небольшую площадь с фонтаном посередине. Фонтан изображал Эльгу, попирающую бурные волны Великого шторма. Улыбка богини показалась Эрдану хищной... но, быть может, во всем были виноваты отблески красного света, ложившиеся на ее лицо? Поблизости играл маленький оркестр из двух скрипок, флейты и небольшого барабана. Музыканты работали не только вдохновенно, но еще и умело, поэтому вокруг собрались те, кто в самом деле любил танцевать – включая Умберто, который был отличным танцором. Оглядевшись, Эрдан обнаружил еще нескольких моряков из их команды, а еще он увидел Эсме и Паучка. Женщины стояли рядом, но друг на друга не смотрели.

– Милое зрелище... – сказал Крейн, и оставалось лишь догадываться, к чему относились эти слова. Предыдущая мелодия подошла к концу, и послышались первые ноты джейги, веселого и очень быстрого танца. Магус шагнул в ту сторону, где стояли Эсме и Камэ, но тут Умберто, оказавшийся ближе, подскочил к целительнице и увлек ее за собой, хотя девушка и сопротивлялась... впрочем, не очень сильно.

Крейн остановился.

Камэ увидела капитана и, проскользнув между двумя дюжими матросами, вознамерившимися пригласить ее, подошла к нему. Ее улыбка светилась ярче, чем любой из фонариков. Слов Эрдан не расслышал, но все и так было понятно. Магус чуть помедлил, а потом кивнул – и они присоедились к танцующим.

Эрдан подумал, что ему стоит вернуться на корабль. Час был поздний, танцевать он не умел и не хотел, да к тому же среди веселящейся молодежи чувствовал себя совершенной развалиной.

– Не танцуете? – спросил чей-то голос. Мастер-корабел оглянулся и не сразу понял, кого видит перед собой, а когда понял – весьма удивился.

– Я-то не танцую, это понятно, – сказал он с усмешкой. – А что же ты стоишь? Или у тебя не только голова седая, ты и внутри весь ледяной?

Парнишка из трюма смущенно заулыбался. «Как же его зовут? А, вспомнил. Хаген». Выглядел Хаген намного лучше, чем накануне, хотя одежду ему, должно быть, собирали с миру по нитке – рубашка была намного больше, чем следовало, а штаны знавали лучшие времена... когда-то давно. Но его упорство никуда не подевалось, в чем Эрдан убедился немедленно.

– Я хочу еще раз попросить капитана взять меня на борт, – сказал Хаген.

Корабел вздохнул.

– Глупо. Он никогда не отказывается от принятого решения, да нам сейчас и вправду не нужны матросы. Вот был бы ты картографом...

Парень покачал головой.

– Ну, видишь. Смирись. Я бы на твоем месте сегодня развлекся как следует, а дальше попытал бы счастья с другим капитаном... так отчего ты не потанцуешь? Для этого ведь деньги не нужны.

– Здесь нет той, с кем я хотел бы танцевать, – ответил Хаген, и Эрдану показалось, что его лицо вдруг сделалось старше. – Да она бы и не стала...

– Влюбился в высокородную даму? – Эрдан выстрелил наугад, но парнишка вздрогнул. – Глупо вдвойне. Забудь ее и живи спокойно, вот тебе мой совет... хотя ты вряд ли станешь слушать. Что ж, тогда тебе остается лишь напиться с горя!

Хаген ничего не сказал – лишь улыбнулся и низко поклонился корабелу, а потом скрылся в толпе. Эрдан вновь взглянул на танцующих и увидел, что джейга превратилась в настоящий ураган, вынести который могли лишь самые умелые и стойкие, а остальные один за другим сдавались. Музыканты, соревнуясь друг с другом, все ускоряли темп. Вот уже Умберто и Эсме отскочили в сторону, смеясь и еле дыша, а джейга понеслась дальше. Совсем скоро осталось восемь пар... потом пять... и, наконец, три. Они кружились так быстро, что цветастые юбки женщин превратились в размазанные пятна, а лиц и вовсе было не разглядеть, но Эрдан знал, что одна из этих пар – Кристобаль и Камэ. Когда и где магус научился танцевать, так и осталось для него загадкой, но в танце Кристобалю еще сложнее было скрывать свою истинную сущность, чем в битве. Как-то раз магус обмолвился, что мог бы танцевать день и ночь без перерыва, и Эрдан знал – это вовсе не преувеличение.

Вот еще одна пара выбыла из состязания...

«Что ты делаешь, Кристобаль?!»

Собравшиеся вокруг люди позабыли обо всем, напряженно следя за танцующими. Эрдан видел поодаль Умберто и Эсме: целительница смотрела на Крейна и Камэ не отрываясь, ее лицо мрачнело на глазах.

Раздался вскрик – и предпоследняя пара остановилась: женщина подвернула ногу. Тотчас же толпа взорвалась аплодисментами, а музыканты, истекающие потом, резко оборвали игру. Крейн остановился; Камэ повисла на его плече, бледная и задыхающаяся, в ее глазах стоял испуг. Сам магус выглядел спокойным и... он даже не запыхался. Эрдан решительно направился к капитану, но не успел сделать и нескольких шагов, как над набережной прокатился звон – звенели все колокола Ямаоки, и это означало, что в порт входит какой-то фрегат.

В этом не было ничего необычного, но почему-то звуки музыки, раздававшиеся там и сям, смолкли. Люди замерли, затаили дыхание, а все взгляды устремились в сторону залива – туда, где темнела вода. Поначалу во мраке никто ничего не разглядел, но Эрдана вдруг охватило знакомое ощущение, и он не удивился бы, начни хлопья сажи падать с неба. Ветер с моря принес отвратительный запах гари, и «Невеста» задрожала от киля до вершины грот-мачты.

Черный фрегат, невидимый во тьме, стоял у входа в гавань.

Эрдан почувствовал себя под прицелом. Правитель Кеттеки мог солгать, но что-то страшное произошло там и вот-вот должно было случиться здесь. Бежать на корабль? Нет смысла, они все равно не успеют ничего сделать. Сторожевой фрегат начал разворачиваться, но двигался он ужасающе медленно, да и места для битвы было маловато. Мастер-корабел посмотрел на своего капитана и ужаснулся: Крейн казался воплощением безразличия, хотя он должен был ощутить все то же самое, что и Эрдан, но в сто раз сильнее...

А потом раздался грохот – и далеко не сразу люди поняли, что это крепость нанесла удар.

«Предупредительный залп?»

Крепость не должна была стрелять по черному фрегату, ведь о нем не было известно точно, что это враг... хотя сам Эрдан считал, что излишняя подозрительность лучше, чем излишняя доверчивость. Лайра очень бережно относился к потенциальным союзникам, и порою эта бережность его подводила. Но в этот раз все случилось по воле не Лайры, а другого человека – и, похоже, удалось избежать беды. Даже закрыв глаза, Эрдан чувствовал, как опасность удаляется: черный фрегат не стал ждать второго залпа, а развернулся и ушел. Вскоре над затихшей набережной прозвучал робкий голосок одинокой скрипки, ему ответил сирринг – и через некоторое время веселье возобновилось, хотя оно было уже не таким безудержным, как прежде.

– Ну вот, испортили праздник, – сказал Крейн с усмешкой, завидев Эрдана. Камэ по-прежнему держалась за его руку.

– Почему они... – Эрдан осекся. – Эй, я понял! Как только мы вошли в порт, ты отправил Джа-Джинни в крепость! Он их предупредил о черном фрегате, да?

Магус кивнул. К ним подошли Умберто и Эсме.

– Но ведь ты не поверил в историю с пушками...

– Я решил поберечься, – ответил Крейн. – Так или иначе, у этого фрегата намерения явно недобрые, но убедить в этом правителя было бы непросто. Поэтому я написал не одно письмо Лайре, а два – и второе Джа-Джинни отнес начальнику гарнизона. Там было всего две строчки: стрелять по черному фрегату, как только он появится. И всю ответственность я взял на себя...

– Мило! – хмыкнул Эрдан. – Отчего же ты не рассказал об этом Нами?

Музыканты, придя в себя, заиграли тихую мелодию.

– А каковы были шансы, что черный придет сюда? – с иронией поинтересовался магус. – Теперь-то я окончательно убедился, что им командует безумец. Ладно, все хорошо, и здесь мы в безопасности... по крайней мере, до завтрашнего утра. Эсме, ты подаришь мне этот танец?

– Что? Я?..

Она растерялась от неожиданности, но отвергнуть протянутую руку капитана не посмела. Их взгляды встретились, и Эрдану показалось, что между целительницей и магусом проскочила искра. «Что это? Извинение за случившееся в Кеттеке?..» Крейн увлек девушку за собой туда, где медленно кружились пары. Умберто вознамерился последовать их примеру и взглянул на Камэ, но Паучок предугадала его просьбу.

– Нет, – сказала она тихо, но уверенно. – У меня еще кружится голова после джейги.

Умберто пожал плечами и пригласил какую-то миловидную горожанку.

Камэ посмотрела на Эрдана.

– Когда-то давно мне попалось на оборотной стороне одной карты странное стихотворение, – произнесла она. – Его и стихотворением-то трудно назвать – всего три строчки, и рифмы никакой. Но если вдуматься, то становится как-то не по себе... сейчас, я вспомню... Вот:

Эрдан ощутил смутное беспокойство – сродни тому, что вызвало у него приближение черного фрегата. Камэ была права, от этих строк веяло тревогой и неизбежной бедой... а еще они врезались в память так, что он теперь ни за что не сможет их забыть. «Лучше бы ты молчала...»

– Да, иногда это лучше, – усмехнулась женщина, и Эрдан помрачнел – он не заметил, что произнес эти слова вслух. – Но не всегда получается.

Фонари догорали один за другим, зато звезды светили все ярче. Над площадью витала грустная мелодия, совсем не похожая на шальную джейгу, – казалось, после долгого шторма наступило затишье. Все больше пар присоединялись к танцующим, некоторые целовались; Эрдан потерял из виду Крейна с целительницей и решил отправиться на корабль.

– Ты останешься? – спросил он Камэ, которая зябко обнимала себя за плечи, хотя было не холодно. Картограф его не услышала. – Ты остаешься здесь?

– Да, – сказала она негромко, и по тону голоса Эрдан почувствовал – его вопрос поняли неверно. – Да. В вашем путешествии для меня места нет.

– Тогда... – он чуть помедлил. – Удачи тебе.

В прошлый раз они оба думали, что расстаются навсегда, но судьбе было угодно устроить еще одну встречу... которая вполне может стать последней. «Может, я не вернусь из этого путешествия?» – подумал Эрдан и ощутил поразительное спокойствие. Долгий путь ждет. Его этот путь может завести и впрямь дальше, чем всех остальных. Камэ, должно быть, испытывала похожие чувства, потому что не стала сопротивляться внезапному порыву и крепко обняла его – но теперь это было уже не радостное объятие, как тем утром, когда ее выловили из моря, а объятие печали.

Казалось, прошла целая вечность. Музыка стихла; парочки разбрелись по площади кто куда, а музыканты принялись подсчитывать выручку. Эрдан увидел капитана: Крейн и Эсме шли к ним, но то мимолетное чувство, чья искра проскользнула от магуса к целительнице совсем недавно, сейчас не ощущалось. Крейн выглядел задумчивым, Эсме – погруженной в мечты, только и всего.

Капитан пригласил на танец целительницу.

Всякое бывает...

– Мы отплываем завтра утром, – сказал магус, обращаясь к Камэ. – У тебя последняя возможность передумать.

– Приятно осознавать, что ты так во мне нуждаешься, – спокойно произнесла женщина. – Но мое решение останется прежним.

– Что ж... – Крейн без видимого сожаления пожал плечами. – Тогда нам лучше попрощаться сейчас, чтобы не устраивать завтра театральных представлений на пристани.

– Прощай, Кристобаль, – сказала картограф с печальной улыбкой. – Скажи... она была красивая?

По лицу магуса пробежала тень.

– Кто? – спросил он ровным голосом.

– Не притворяйся, что не понимаешь. – Улыбка Камэ сделалась вымученной. – Она. Та, из-за которой ты сжег Лэйфир.

Эрдан замер; нужно было уйти, дать им поговорить в одиночестве – этого требовала дружба с Кристобалем, да и простая вежливость была того же мнения. Нужно было увести Эсме... хотя уже поздно. Слишком уж неожиданно все произошло, и мастер-корабел все-таки услышал ответ капитана:

– Ты на нее очень похожа.

Женщина вздрогнула, словно от удара. На ее лице в одно мгновение проступили невидимые доселе морщины, а в волосах прибавилось седины.

– Это наихудший ответ из всех, какие только можно было придумать, – сказала она хрипло, еле сдерживая слезы. – Чтоб ты... чтоб тебя забрала морская мать! Чтоб твоими костями играли меррские детеныши! Будь ты проклят...

Она разрыдалась. Если это и был очередной спектакль, рассчитанный на то, что Крейн попросит прощения, то он провалился. Магус следил за истерикой с ироничной полуулыбкой, даже не пытаясь успокоить женщину.

– Несправедливое проклятие всегда возвращается к тому, кто его изрек, – еле слышно проговорила Эсме. Картограф взглянула на девушку, словно впервые увидела; ее губы дрогнули. Целительница покачала головой и прибавила: – А эти слова были несправедливы, и вы это знаете, Камэ.

Женщина судорожно вздохнула, но не смогла выдавить из себя ни слова. Крейн поднял руку, прощаясь с ней как с воином... как с мужчиной. Потом повернулся и пошел к кораблю, а Эрдан ощутил себя в полной растерянности.

«Что мне делать с ними... с обеими?»

– Пойдем, – сказала Эсме. – Нам пора.

Синяк под левым глазом Кристобаля получился отменный. Велин-целитель мог бы устранить его одним прикосновением руки, но магус так посмотрел на друга, что тот сразу же стушевался. Эрдан лишь усмехнулся при виде этого и украдкой помассировал ноющую руку: подумать только! Кто бы сказал месяц назад, что он врежет наследнику Фейра по физиономии и останется жив...

– Если опять начнешь размахивать руками, как ветряная мельница, – с чувством сказал Эрдан, сжимая кулак, – то получишь еще раз. И это будет повторяться до тех пор, пока твоя тупая голова не запомнит, что фрегатом управляет не движение, а мысль! Или тебя для этого нужно связать?

– Не надо, – хмуро ответил магус. – И так справлюсь.

...а ведь он и в самом деле справлялся.

Юноша делал поразительные успехи: с такой скоростью обучения он и впрямь мог усвоить за полгода то, что в иную голову не вдолбишь и за пять лет. Связующая нить между ним и «Невестой ветра» оставалась толстой, но теперь в этом был прок – дни, когда фрегат норовил заартачиться в ответ на любой приказ капитана, прошли безвозвратно. Совсем скоро – Кристобаль и не догадывается об этом – он скажет своему ученику: «Ты свободен. Я передал тебе все свои знания...»

«Да ну? – глумливо поинтересовался внутренний голос. – И ты будешь доволен?»

Эрдан нахмурился.

Все-таки толстая связующая нить его смущала, как и блестящие успехи Кристобаля. Навигатор и фрегат ощущали чувства друг друга, но первый не переставал быть человеком, а второй – кораблем. Пока что Эрдан не заметил ничего столь уж необычного, но его не оставляла мысль, что каждый день обучения, каждое новое умение Кристобаля приближают... нечто. Какой-то порог, за которым этот юноша сделается иным. И обратной дороги не будет.

«Я не могу остановиться, – сказал он сам себе, будто оправдываясь. – Я обещал, что научу его всему, что знаю».

«Как хочешь... – прошептал внутренний голос, угасая. – Не говори потом, что тебя не предупреждали...»

Каждый день они выходили в море, чтобы отрабатывать маневры – насколько это было возможно с одним матросом в команде. Унаги, правда, был очень силен и стоил троих, а Велин – разве что половины. Кристобаль порою с трудом сдерживался, чтобы не броситься на помощь, а Эрдан лишь посмеивался, наблюдая за этой троицей. Было видно, что годы на фрегате, еще недавно носившем имя «Шустрая», их очень сблизили, даже сплавили. В один из таких дней он вдруг признался сам себе: «Если я позволю Кристобалю перейти черту, он потеряет этих двоих и вряд ли когда-то найдет новых друзей...» Мысль была ясной и четкой, оставалось лишь поступить соответствующим образом. Но едва он обратился к магусу, собираясь сказать, что обучение закончено, тот вскочил:

– Эрдан, приближается сильный шторм!

Он даже ответить не успел – сильный порыв ветра потащил «Невесту» по волнам, словно игрушечный кораблик. Безмятежные облака на глазах превращались в грозовые тучи, а море словно закипело. «Что ж... проверим, чему ты научился!» – подумал Эрдан. За месяц с лишним они ни разу не встречались с настоящей бурей. Его ученик быстро совладал с собой и направил «Невесту» носом к волне. Все было правильно... и что-то шло не так. Он увидел, как Кристобаль вздрогнул и указал рукой вдаль.

– Опять эта тварь... – Голос навигатора был едва слышен из-за ревущего ветра. – Белый... фрегат...

Проследив за рукой, мастер-корабел увидел большой корабль молочно-белого цвета, который медленно плыл сквозь бурю, не замечая ее. Эрдану не раз доводилось слышать об этом призраке – говорили, что он принадлежит самому Повелителю штормов, – но сейчас он с содроганием понял, что фрегат очень уж осязаем для привидения. Он весь оброс ракушками и водорослями и напоминал скорее плавучий остров, чем корабль. «Заступница, какой он огромный!»

– Ты видел его раньше? – прокричал Эрдан. Кристобаль кивнул. Он не казался испуганным, лишь слегка хмурился. Что ж, с белым фрегатом или без него, буря остается бурей, и ее надо пережить. Пристально наблюдая за учеником, мастер-корабел постепенно успокаивался, но в ту сторону, где по-прежнему виднелся «призрак», старался не смотреть.

Ветер крепчал, мачты «Невесты» начали трещать – а потом Эрдан заметил, что Кристобаль морщится от боли. Совпадение? Корабел в них не верил. Навигатор всегда чувствовал отголоски боли своего корабля, но сейчас неприятные ощущения не должны были оказаться такими сильными. Если чувствительность Кристобаля так обострилась, им угрожает опасность, понял Эрдан... и тут же осознал, что ничего не может сделать. Если и можно было отступить, он упустил подходящий момент.

Магус, заметив его обеспокоенное лицо, улыбнулся и хотел что-то сказать.

В этот миг с неба упала огромная молния – прямиком в грот-мачту «Невесты».

Вспышка была столь яркой, что Эрдан ненадолго ослеп. Раздался треск ломающейся мачты, и сразу вслед за этим исполненный боли вопль фрегата прокатился над волнами; корабелу хватило и слабого отголоска того, что испытывал сейчас корабль, чтобы и самому закричать. Когда зрение вернулось, Эрдан увидел полыхающую зеленым огнем палубу корабля и магуса, упавшего на колени, – струи дождя, попадавшие на него, с шипением испарялись. «Невесту», полностью лишившуюся управления, несло по воле шторма; из-за сломанной мачты корабль дал сильный крен и грозил вот-вот перевернуться – а Эрдан не мог оторвать взгляда от того, что происходило с Кристобалем.

Между капитаном и кораблем больше не было связующей нити.

Разве может быть связано то, что представляет собой единое целое?

Души магуса и фрегата переплелись и сплавились между собой так, что теперь было невозможно даже не разделить их, а хотя бы понять, кто есть кто. Такое единство незнакомо даже влюбленным: одна душа на двоих, словно они должны были родиться единым существом и лишь по недоразумению оказались в разных телах. Теперь у Кристобаля и «Невесты» общими были все чувства, начиная со страшной боли, которую не в состоянии вынести ни один человек...

Невесть как рядом оказались Велин и Унаги. Втроем они затащили бесчувственного магуса в трюм; потом целитель излечил их обожженные ладони, а сам забился в дальний угол, дрожа от боли, – себя он исцелить не мог. «Что теперь будет?» – спросил Унаги.

Мастер-корабел пожал плечами.

«Мы умрем, только и всего...»

– Что? Принимаешь решения за меня? – раздался голос Кристобаля. Они все трое уставились на капитана: магус сидел, опираясь левой рукой о палубу, а правой – прикрывая глаза. Он улыбался, превозмогая боль. – Я сейчас кое-что попробую... а вы не пугайтесь!

Эрдан не успел даже рта открыть, как трюм осветился мерзким зеленым светом – фрегат отчаянно трусил, но сопротивляться капитану все-таки не смел. Мастеру-корабелу показалось, что он тонет, – в ушах зашумело, дыхание перехватило, перед глазами завертелись разноцветные круги. Это продлилось всего мгновение, а потом он понял, что произошло.

«Невеста» ушла под воду – не утонула, а нырнула.

«Вот так...» – прошептал магус с чувством выполненного долга и медленно опустился на пол. Его трясло, а каждое движение давалось очень тяжело, словно у больного, только что пришедшего в себя после изматывающей лихорадки. Эрдан и Унаги переглянулись и молчаливо решили не тревожить капитана, а Велину так и вовсе было не до этого.

Полночи они провели под водой, готовые в любой момент отправиться следом за Великим штормом, но Кристобаль подчинил фрегат настолько, что тот сделался способен на невероятные вещи. Эрдан терялся в догадках: как такое стало возможным? Случалось, молния попадала в мачту фрегата – та ломалась, корабль на некоторое время выходил из повиновения, а капитан мог потерять сознание. Но произошедшее с «Невестой» не вписывалось ни в какие рамки. Быть может, все дело в том, что небесный огонь пламенному магусу не страшен? Мастер-корабел понимал: вряд ли он когда-то узнает ответ на этот вопрос. Так или иначе, наутро они всплыли у побережья какого-то острова – к счастью, оно оказалось безлюдным, и никто не увидел потрепанный фрегат, который медленно заполз в небольшую, но достаточно глубокую бухту.

Когда Эрдан выбрался наружу и взглянул на «Невесту», у него сжалось сердце: сломанная мачта с лохмотьями паруса так и волочилась следом, держась непонятно на чем. Он вспомнил, что у Кристобаля нет денег; значит, ремонт в доке им не светит.

– Что ты намерен предпринять? – спросил Эрдан магуса, который рассматривал грот-мачту с таким выражением лица, словно был готов вот-вот расплакаться. За ночь он осунулся, но все-таки не выглядел как человек, в которого накануне попала молния.

Кристобаль пожал плечами:

– Ты мастер. Ты предлагай...

– Ну, ремонт бесплатно никто делать не будет, – начал Эрдан. Магус кивнул с тяжелым вздохом. – Но можно все сделать самим. Думаю, понадобится месяца три... или чуть больше.

– Так в чем же дело? – Кристобаль повеселел. – Говори, что для этого нужно?

Мастер-корабел вздохнул. То, что он собирался предложить, не представляло особой проблемы для любого капитана, оказавшегося в схожем положении... для любого, кроме Кристобаля.

– Восстановить ее мы не сумеем. Есть единственная возможность: нужно дать «Невесте» вырастить новую мачту... только вот для этого придется отрубить старую.

По мере того как смысл сказанного доходил до магуса, его лицо становилось все бледнее, пока не сделалось совершенно белым. Так, наверное, выглядит человек, которого ставят перед выбором: ампутация или смерть. Мачта, конечно, отрастет – но что придется испытать магусу, Эрдан даже представить себе боялся.

– Другого выхода нет... – сказал он, словно извиняясь. – Уж прости...

Кристобаль кивнул и молча спустился в трюм; обратно он вернулся с топориком. Унаги как раз помог Велину выбраться на палубу, и теперь они все трое смотрели на капитана. Эрдан ощутил замешательство: кто же будет рубить?..

– Лучше бы вам перебраться на берег, – задумчиво проговорил магус. – Не знаю, что будет... потом.

– Собираешься все сделать сам? – ошеломленно спросил мастер-корабел. – С ума сошел?

– А как иначе? – Кристобаль улыбнулся; так, наверное, улыбаются приговоренные к повешению. – Любого из вас она после такого дела на борт не пустит, это уж точно.

Троица переглянулась.

– Мы не сойдем, – сказал Велин, выразив общее решение.

Магус пожал плечами.

Обеими руками поудобнее перехватил топор.

И со всего размаху опустил его на то, что осталось от мачты...

Отплытие получилось суматошным и тревожным. Бурный праздник не прошел даром, и несколько матросов едва не опоздали – одному даже пришлось добираться до «Невесты» вплавь под улюлюканье товарищей. Он выбрался на палубу – мокрый, дрожащий – и поспешил ретироваться в кубрик, но все-таки получил по пути оплеуху от Бэра – удар, который в представлении грогана был очень легким, отбросил бедолагу на несколько шагов.

Крейн все это время простоял на полуюте с таким видом, что подойти к нему не отважился никто, даже Эрдан. Корабел наблюдал за капитаном с безопасного расстояния и вспоминал первый шторм, который им довелось пережить вместе, – тот самый, сплавивший воедино «Невесту» и ее капитана.

Точнее, он вспоминал последовавшее за штормом утро.

Сейчас у капитана было точь-в-точь такое же лицо, как в тот раз, когда ему пришлось самому обрубить остаток грот-мачты, чтобы дать «Невесте» возможность вырастить новую. Это произошло намного быстрее, чем Эрдан предполагал – всего за месяц, – но Кристобаль две недели пролежал в лихорадке. За это время мастер-корабел узнал о нем много интересного.

«Камэ, Камэ, неужто нельзя было обойтись без сцен?»

Зато теперь они, кажется, и впрямь расстались навсегда – даже если судьбе будет угодно устроить новую встречу, это уже ничего не будет значить.

«Невеста» вышла из гавани и взяла курс на юго-восток. Небо в той стороне затянули тучи, но Эрдан видел: пока что можно не бояться шторма. Им предстояла неделя пути, если не больше, и эта часть путешествия обещала быть самой скучной – разве что погода все-таки переменится в худшую сторону. Когда они преодолеют Окраину, начнутся ничейные моря – те, в которых мерры и люди чувствуют себя одинаково чужими. Вот там-то и начнутся настоящие приключения, а пока что оставалось лишь найти себе занятие на ближайшие семь дней...

Крейн, все такой же смурной, ушел к себе. Эрдан коснулся планшира, пытаясь хоть чуть-чуть подбодрить «Невесту» – в те дни, когда капитана охватывала черная меланхолия, фрегату тоже приходилось несладко, – но она в ответ едва не обрушила на него всю свою растерянность и тоску. Корабел торопливо отдернул руку: «Я всего лишь человек, мне такие глубокие чувства не по плечу!»

– Каждому свое, – пробормотал он, не ожидая, что кто-то услышит.

– Есть те, кому предначертано чужое, мастер Эрдан! – сказала целительница, невесть как очутившаяся рядом. – Чужая боль, чужие переживания... как я от этого устала!

Корабел удивленно поднял брови, а Эсме в ответ на его гримасу лишь рассмеялась, коротко и печально. Он стоял и ждал, что сейчас целительница попросит: «Расскажите мне о Лэйфире!» – и отказать будет невозможно. Но девушка молча ушла.

Дни шли за днями; погода оставалась прежней – тучи над головой, противный мелкий дождь, редкие проблески солнца. Иногда море начинало волноваться, но это не доставляло особых проблем. Команда скучала, развлекаясь игрой в карты. Кузнечик уже не прятался по углам и заметно повеселел, но все-таки петь он больше не мог, а песен не хватало. Сандер старался как мог, извлекая из сирринга развеселые мелодии, но в них не было души, одно лишь мастерство. По ночам, в собачью вахту, он уже не пытался никого веселить, а играл то, что хотелось, – и от этой музыки зачастую на глаза наворачивались слезы.

Как-то раз Эрдан проснулся глубокой ночью – сел на койке, испуганно озираясь. Корабел никак не мог понять, что же его разбудило, пока не услышал доносящиеся с палубы звуки, похожие на плач, и поспешил туда.

По темному небу проплывали редкие тучки, луна казалась непривычно большой и яркой. «Невеста» следовала прежним курсом, и ничто вроде бы ей не угрожало, но все-таки тревога мастера-корабела никуда не подевалась. Он зябко обнял себя за плечи и подошел к фальшборту.

Сознание «Невесты» было слегка затуманенным, как будто фрегат дремал.

– Не спится? – Эрдан оглянулся и увидел Крейна – босого и лохматого. С самого отплытия из Ямаоки они обменялись едва ли парой фраз. – Я вот тоже...

Что «тоже», магус не договорил, принявшись торопливо приглаживать взъерошенные волосы: на палубе появилась Эсме. Целительница выглядела так, словно вовсе не ложилась, и на заспанный вид капитана не обратила ни малейшего внимания, равно как и на его татуированную спину. Магус редко появлялся на палубе без рубашки – не догадаться о том, что за черно-красные птицы были изображены на его клановом знаке, мог лишь полный идиот, а простым матросам незачем было знать, кто такой Крейн на самом деле.

Эсме знала, но птицы ее все равно должны были впечатлить.

«Выходит, она их видела раньше?»

– Я что-то чувствую, – сказала целительница. – Какое-то непонятное ощущение... вроде опасности нет, но все равно тревожно...

Магус кивнул.

– Мы втроем здесь оказались именно потому, что чувствуем корабль. Но угрозы в самом деле нет, и это радует.

– Я бы все-таки хотел понять, что происходит, – пробормотал Эрдан. – Люблю определенность.

– Тогда подождем, – ухмыльнулся Крейн.

Довольно долго они стояли рядом и молча смотрели вдаль; поверхность моря в свете звезд серебристо мерцала, где-то слышался далекий гром. Эрдан уже уверился в том, что чувства их обманули, и собрался в каюту – до-сматривать сны, как вдруг над водой прокатился странный звук, больше всего похожий на зов охотничьего рога.

А потом – еще один.

Справа по борту из моря выпрыгнуло существо, чье гладкое тело светилось, а плавники были усеяны шипами. Размерами оно сильно уступало «Невесте», но против десятка таких созданий фрегат бы не выстоял – уж очень неприятно блестели в полуоткрытой пасти острые зубы, а злобные глазки на тупоносой морде не оставляли надежд на то, что оно миролюбиво. И все-таки самым удивительным и страшным было не само существо, а то, что восседало на его спине: они успели разглядеть фигуру, отдаленно напоминающую человека, но покрытую чешуей, – а потом морской конь и его всадник вновь низринулись в пучину. Правда, следом за ними сразу же появились еще двое... пятеро...

– Мерры, – негромко проговорил Кристобаль. – Меррские куклы-разведчики. Что им нужно так далеко от границы, хотел бы я знать...

Первый испуг прошел, и Эрдан заметил то, что Крейн понял сразу.

– Они не обращают на нас внимания?

– Да, – хмыкнул магус. – Забавно, правда? Очередная загадка.

Корабел, которому все-таки было далеко до спокойствия капитана, растерянно покачал головой и взглянул на Эсме. Целительница смотрела на проплывавших мерров с изумлением и восхищением. «Посмотрим, что ты скажешь, увидев их вблизи, – подумал он и тотчас же прибавил: – Но лучше уж смотреть издалека». Отряд морских всадников быстро обогнал «Невесту» и скрылся из виду. Крейн взглянул на небо, пробормотал что-то о приближающемся шторме и о том, что он не выспался, – и потопал в каюту, зевая на ходу.

Ветер заметно посвежел.

– Как тихо... – вдруг сказала Эсме. В самом деле, не было слышно ни звука, но Эрдану это вовсе не казалось удивительным. – Пока они плыли, все время играла музыка... Сандер играл на сирринге?

Мастер-корабел недоверчиво покачал головой:

– Тебе показалось. Сейчас его вахта, но он, должно быть, задремал – потому и не поднял тревогу. Когда такая опасность совсем близко, только безумец будет на дудке играть.

– Они не показались мне опасными, – возразила целительница. – Они... другие. Не похожие на нас. Они красивые.

– Не говори об этом никому, – сказал Эрдан. – Тебя неправильно поймут.

Его предупреждение не возымело никакого действия – с лица Эсме так и не сошло восторженное выражение, – и мастер-корабел сокрушенно вздохнул. Вблизи блистающие чешуей меррские воины представали бесполыми и безликими куклами, от которых шел удушающий запах гнилой рыбы. Их странные тела не чувствовали боли – потери руки такой воин не замечал, если в ней не было оружия, – а вместо крови в их жилах текла отвратительная белесая жидкость, от которой палуба «Невесты» делалась ноздреватой, словно сыр. Убить их было непросто, но когда это все же удавалось, мерр частью растекался склизкой массой, а частью – рассыпался на несметное множество маленьких созданий, которые торопились ретироваться в море.

Там, в Глубинном чертоге, морская царица вылепит из них новых солдат.

– Иди в каюту, скоро начнется шторм, – попросил он. – А я потом приду и расскажу тебе о морском народе все, что знаю.

Лицо Эсме осветилось улыбкой, словно он обещал подарить ей несметные сокровища. Ни целительница, ни мастер-корабел не знали, что им предстоит весьма беспокойное утро и такой же день, а потому обещанный рассказ придется отложить до лучших времен.

Шторм и впрямь оказался нешуточный. Хотя Эрдан уже очень давно перестал сомневаться в мастерстве Крейна, он все-таки вздрагивал каждый раз, когда «Невеста» поднималась на новую волну, а потом падала, зарываясь носом в воду. То и дело палубу освещали яркие вспышки, за которыми следовали оглушительные раскаты грома; Эрдан всецело уповал на примету, по которой молния никогда не бьет в одно и то же дерево дважды – уж очень не хотелось повторять опыт тридцатилетней давности, – но внутренний голос ехидно напомнил ему, что есть еще два «дерева» – мачты. Кто знает, что случится после второго удара? К тому же в тот раз их на корабле было всего четверо, а теперь народу почти в десять раз больше...

– Уходи! – закричал Крейн, увидев корабела на палубе. – Простудишься!

Эрдан только отмахнулся. Он знал, что ничего не сможет сделать, если случится беда, но все-таки упрямо оставался рядом с капитаном. Даже когда на фрегате не было целителя, он не уходил в каюту и всерьез рисковал заболеть, что в его возрасте было равносильно смертному приговору.

А теперь у них есть Эсме.

Он и сам не знал, зачем проводит шторма бок о бок с магусом. Было ли это отголоском чувства вины за то, что произошло во время их первой бури? Сам Крейн вовсе не считал, что за это следует кого-то винить, кроме Повелителя штормов, но Эрдан был другого мнения. «Я должен был понять, предугадать, чем все закончится. Нельзя было допускать этого слияния!»

Его самый хороший ученик одновременно был его самой большой неудачей...

Корабел терзался этими мыслями, не переставая наблюдать за капитаном. Крейн стоял неподвижно, устремив взгляд навстречу шторму, и еле заметно улыбался. Он не испытывал страха и легко делился смелостью с фрегатом, заставляя зеленое сияние гаснуть. Заметив взгляд Эрдана, капитан кивнул ему – и корабел тотчас же почувствовал прилив сил и воодушевление. Заемная сила ворвалась в него, исцеляя измученную душу, как когда-то целитель восстановил его разбитое тело, но этого должно было хватить лишь до следующего шторма.

Их несло по волнам еще очень долго. Когда буря утихла и тучи рассеялись, Крейн вздохнул с облегчением и проговорил:

– Вот теперь-то я пойду спать...

– Корабли прямо по курсу! – закричал впередсмотрящий, и капитан поморщился, словно от зубной боли. – Вижу два фрегата!

В самом деле, вдали виднелись две темные точки, постепенно увеличивающиеся в размерах, а часть горизонта расплывалась туманной дымкой, чуть темнее моря, – это означало, что впереди суша. Эрдан посмотрел на Крейна, но тот лишь неопределенно махнул рукой.

– Нас снесло штормом на восток намного дальше, чем я рассчитывал. Это, по всей видимости, Каама...

Каама – самый большой и богатый остров Окраины. Неудивительно, что им повстречались сразу два фрегата – здешние воды всегда достаточно оживленные. Но Каама, помимо всего прочего, вотчина Лайры Отчаянного, с которым Крейну встречаться не хотелось. Эрдан покачал головой и вновь устремил взгляд туда, где виднелись два корабля. По всему выходило, что «Невеста» пройдет достаточно близко от них, и отчего-то это встревожило корабела.

На палубу выбрался Джа-Джинни – последние ночи он проводил в кубрике, устав мокнуть под дождем, но с рассветом всегда выходил наружу. Крейн, завидев крылана, указал ему на горизонт; Джа-Джинни молчаливо кивнул и миг спустя уже был в воздухе.

«Невеста ветра» медленно приближалась к неизвестным кораблям.

– Гарью пахнет, – вдруг сказал Крейн, сморщив нос. – Проклятье, неужели опять?..

Он замолчал, тревожно хмурясь.

Даже на таком расстоянии было видно, как фрегаты кружатся в жутковатом танце, не сближаясь, – атакующий никак не мог решиться завершить маневр. Крейн нетерпеливо постукивал ногой до тех пор, пока Джа-Джинни не вернулся и не подтвердил то, о чем он и сам догадался. Хотя кое-что оказалось весьма неожиданным.

– Это черный фрегат, капитан, – проговорил крылан, с трудом переводя дыхание. – Но не тот, который мы видели.

– Что?!

– Он немного больше, и таран другой формы, – Джа-Джинни говорил уверенно, он успел хорошо рассмотреть корабль. – На парусах есть светлые пятна. В общем, это не тот фрегат.

– Но воняет от него точно так же... – пробормотал Крейн. – Приготовиться к атаке!

Если до сих пор «Невеста ветра» шла достаточно быстро, то теперь она почти что полетела над водой. Магус перестал сдерживать корабль, и команда едва успела привести в боевую готовность стрелометы, как он оказался на расстоянии атаки.

Второй корабль, как оказалось, уже перенес атаку черного фрегата и был обездвижен. Его матросы, вооруженные до зубов, стояли у борта, готовые принять бой, но отчего-то черный не торопился брать противника на абордаж. Он отошел на три корпуса, развернулся для нового таранного удара, который был лишен всякого смысла.

– У него нет крючьев, капитан! – крикнул кто-то в толпе матросов «Невесты». – Он не может брать на абордаж!

Крейн кивнул. Все его внимание занимала палуба черного фрегата: собравшиеся там люди не были похожи на абордажную команду, да и сам корабль, не доведя атаку до конца, вдруг развернулся и прошел мимо парализованного соперника и его изнывающей от неопределенности команды на расстоянии всего в полкорпуса.

А потом настал черед Крейна.

Черный фрегат не успел уйти из-под удара, и таран «Невесты» врезался в его правый борт. Раздался отвратительный скрежет, но черный не издал ни звука, как будто не испытывал боли. Таран пропорол шкуру, и «Невеста» прошла мимо так близко, что можно было разглядеть палубу странного корабля в мельчайших подробностях. Там не было ничего необычного, за исключением того, что фрегат был весь словно вымазан сажей – ни единого цветного пятна, только бледные лица людей, тоже одетых в черное. Зеленые паруса ввергли их в глубокий шок, и сражение обещало быть коротким – если, конечно, как-то удастся провести абордаж...

– Зачем нужно было делать такое с фрегатом?! – зарычал Крейн, не отрывая взгляда от изъязвленного борта черного корабля, – лишенный крючьев, тот представлял собой весьма жалкое зрелище. Эрдан пожал плечами: он понятия не имел, что за извращенный ум сотворил такое, и больше всего сбивало с толку, что фрегатов два... а может, и больше.

Корабли развернулись и снова начали сходиться; о парализованном фрегате все забыли бы, но его команда оказалась на редкость шумной и всячески выражала поддержку «Невесте». Эрдан впервые присмотрелся к этому кораблю, а потом прислушался – и обомлел. Запас неожиданных встреч все еще не был исчерпан...

Корабел покосился на капитана и решил пока что не отвлекать его от битвы.

Черный выделывал странные пируэты – вместо того чтобы метить в одну из прицельных точек, он снова развернулся бортом, и верхняя часть его корпуса вдруг поплыла, словно воск над огнем. Судя по тому, как забегали люди по палубе, это вызвало панику, и Крейн воспользовался моментом. «Невеста» нанесла удар, попавший точно в цель – после такого любой корабль должен был замереть надолго, а его капитану был гарантирован приступ жестокой головной боли.

Однако на черный фрегат прямое попадание подействовало весьма странным образом: удар не обездвижил его, а как будто разбудил – паруса дрогнули, ловя ветер. Фрегат глухо застонал и начал разворачиваться, словно желая уйти с поля боя. Эрдан посмотрел на Крейна: «Невеста» не двинулась с места, но почему? Неужели магус даст ему уйти?

На лице Крейна застыло выражение недоверчивого удивления. Он пристально следил за медленно удаляющимся фрегатом, и, когда Эрдан несмело предложил «до-гнать мерзавца», магус покачал головой и не сказал ни слова.

Черный отошел всего на пять корпусов, и с ним начало твориться что-то странное: палуба опять начала плавиться, от нее стали отваливаться куски, обнажая белые ребра-шпангоуты.

Фрегат снова застонал.

Одна за другой упали мачты, паруса словно растворились в соленой воде, а потом корпус корабля разломился пополам и пугающе быстро ушел под воду...

– Выпустить шлюпки? – спросил кто-то. Ошеломленный Эрдан не мог оторвать взгляда от того места, где только что находился черный фрегат. – Вдруг кто-то спасся... мы могли бы их допросить... – Это был Умберто.

– Никто не спасся, – хрипло проговорил Крейн, и его тяжелая рука схватила Эрдана за плечо, развернула. – Ты ее слышал?

Мастер-корабел покачал головой.

– Она... – Крейн зажмурился и втянул воздух сквозь стиснутые зубы. – Она попросила, чтобы я дал ей умереть. С ней... сделали что-то ужасное. Она умерла, понимаешь?! Не превратилась, а умерла!!

Над палубой «Невесты» повисло тревожное молчание.

Эрдан хотел бы сказать Кристобалю: «Ты ошибся, такого не может быть!» – но удрученно молчал. Он не услышал голос черного фрегата, хотя почувствовал что-то странное – словно арбалетный болт просвистел у виска, пронеся смерть совсем близко.

Это было неправильно.

Это было абсурдно...

Фрегаты не умирают, они превращаются, меняют форму и суть. Кархадона можно убить, хотя он отличается от прочих морских хищников необыкновенной хитростью. Отчего все происходит так, а не иначе – то ведомо лишь богам, которые предопределили все сущее. Фрегат приходит из моря, чтобы служить человеку один год или один век, но потом возвращается обратно, откуда пришел, а ему на смену идут новые мальки. Крепнут связующие нити, новые навигаторы учатся управлять фрегатами – все повторяется раз за разом. А если кархадон нападет на фрегат, все решит честный поединок.

Но фрегат не может умереть так глупо и страшно, развалившись на части, словно сгнив заживо!..

– Кристобаль, посмотри на корабль, который мы спасли, – проговорил Эрдан. – Ты узнаешь, кто это?

Магус перевел взгляд на обездвиженный фрегат, который уже начал подавать признаки жизни. Его матросы свистели, кричали, радостно махали руками, и лишь один человек сохранял неподвижность. Мгновение Крейн смотрел на все это с легким недоумением, а потом на его лице появилась кривая усмешка.

– А-а, старый друг... – сказал он негромко.

Фрегаты стали медленно сближаться, пока не соприкоснулись бортами. Капитан второго корабля махнул рукой, приглашая Крейна перейти к нему, – на что магус лишь покачал головой и повторил его движение не хуже зеркала. Капитан рассмеялся и пригрозил Крейну пальцем, но все-таки перешел на «Невесту» сам.

В этом человеке чувствовалась сдерживаемая сила; держался он спокойно и с достоинством – высокий и широкоплечий, отчего-то смахивающий на светлую копию Крейна. Такая же ироничная ухмылка, хитрый прищур – но его русые волосы выгорели на солнце и стали почти белыми. Седины в них не было видно, и потому его истинный возраст выдавала лишь сеть морщин у глаз. Когда мужчина перестал улыбаться, его лицо сразу сделалось усталым и обеспокоенным.

«Да, много хлопот у Его Величества...»

– Рад снова увидеть тебя, старый упрямый пират! – сказал Лайра Арлини, король Окраины. – Ты совсем не изменился!

Сказать то же самое о самом Лайре было затруднительно: на правой руке короля, протянутой Крейну, не хватало двух пальцев – мизинца и безымянного. Раны зажили совсем недавно, но Лайра выдержал крепкое рукопожатие магуса, даже не поморщившись.

– Я тоже рад... – ответил Крейн с усмешкой, не оставлявшей сомнений в обратном. – Что за гадость завелась в твоих водах, величество? И как ты умудрился подставиться под удар?

Эрдан тяжело вздохнул – опять началось! Много лет назад Крейн внешне казался старше Лайры, теперь же все наоборот. Но внутри оба остались мальчишками и все так же пробуют друг друга на прочность...

Лайра в долгу не остался – тотчас же поинтересовался, отчего сражение с черным фрегатом заняло у Крейна так много времени и почему он не придумал какую-нибудь хитрость, чтобы взять того на абордаж. Крейн уже открыл рот, чтобы выдать ответную колкость, – но вместо этого оба дружно расхохотались.

– Ладно, шутки в сторону, – улыбка Лайры погасла. – Что ты здесь делаешь?

Крейн коротко и быстро рассказал ему о случившемся в Кеттеке и о Камэ; чуть помедлив, поведал и о том, куда направляется «Невеста ветра», но ни словом не обмолвился о Звездочете и об «Утренней звезде», ограничившись, как и Эрдан в разговоре с Камэ, пространным «сокровище, путь к которому указывает древняя карта». Арлини слушал, ничем не выдавая удивления, а потом попросил разрешения взглянуть на эту карту.

Магус нахмурился, будто подыскивая причину для отказа, но подходящей не нашлось. Он пожал плечами, махнул рукой, и разговор они втроем продолжили в его каюте.

– Это невероятно! – пробормотал Лайра, склонившись над пожелтевшим листом. – Она и в самом деле древняя...

– Ей не больше ста лет, – хмыкнул Крейн. – Это копия, а оригинал давно утерян.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – сказал Лайра, не поднимая головы. – Так уже очень давно не рисуют...

Лайра был известным собирателем карт. Не обладая совершенной памятью сестры, он все же испытывал необычайную любовь к изображенным на бумаге островам и порою платил за старые карты очень дорого.

– Хотел бы заполучить ее в свою коллекцию? – с иронией спросил Крейн.

– Да, как и тебя, – тотчас ответил Арлини, словно давно ждал этого вопроса. – Мое старое предложение остается в силе.

– Как и мой ответ.

– Тогда подождем следующего раза, – улыбнулся король Окраины. – Я все еще надеюсь, что ты когда-нибудь передумаешь и присоединишься к нам.

– Я никогда не стану твоим врагом, разве этого мало?

– Да! – В глазах Лайры появился жадный блеск; он смотрел на Крейна так, словно тот был редкой картой. Магус равнодушно пожал плечами, словно говоря: дело твое... – И все-таки я удивлен. Ты всегда был равнодушен к богатству, а тут вдруг – сокровище! Сдается мне, там спрятано что-то необычное.

На лице Крейна не дрогнул ни один мускул.

– Возможно, – сказал он. – А быть может, и нет.

Лайра рассмеялся.

– Не умеешь врать, Кристобаль, совсем не умеешь. Ну хорошо... хоть расскажешь мне, что тебе удастся там обнаружить? – Крейн кивнул. – Вот и славно!

– Теперь твоя очередь, – сказал магус. – Ты не выглядел удивленным, услышав про Кеттеку. Почему?

Арлини вздохнул и рассказал такое, от чего Эрдана пробрал озноб и даже Крейн удивленно нахмурился. Оказалось, что уже две недели к Лайре со всех концов Окраины поступали тревожные вести: таинственный черный фрегат появлялся то здесь, то там, и пришлось нанести на карту все места, в которых он был замечен, чтобы понять – или черный корабль на самом деле не один, или он перемещается с невообразимой скоростью.

– Кстати, такое возможно? – прервался Лайра, обратившись к корабелу. – Может появиться фрегат, который превзойдет «Невесту» по быстроходности?

Эрдан покачал головой:

– Нет, исключено. Ну... быть может, ненамного.

– Их несколько, – уверенно заявил Крейн. – По крайней мере, было точно два.

– Возможно, – усмехнулся Лайра. – То же самое, что и с Кеттекой, случилось пять дней назад в другом городе... и точно так же не оказалось ни одного свидетеля, заслуживающего доверия. Со стороны все выглядит как взрыв звездного огня. Жители в панике, история с каждым днем обрастает все более невероятными подробностями – уже говорят, что черные корабли принадлежат самому Повелителю штормов...

Крейн фыркнул, а потом вдруг посерьезнел.

– Эге, а ведь это нехорошо. Того и гляди начнут болтать, что Капитан-Император заручился божественной помощью, а?

– Не начнут, – Лайра улыбнулся. – Я обо всем позаботился.

Магус одобрительно кивнул, а Эрдана от этой улыбки передернуло.

– Вот, собственно, и все, – подытожил Лайра. – Мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться в море. И даже долго искать не пришлось, он сам нашел «Луну»... – Тут он помрачнел, вспомнив, в каком состоянии Крейн застал его фрегат. – С ветром этому мерзавцу сразу повезло, но стрелять он в меня не пытался. Если вообще мог, конечно.

– А мог ли? – тотчас же спросил Крейн. – Что ты об этом думаешь?

– Пока сам не увижу, ничего думать не буду, – последовало в ответ. – Но все очень и очень странно... зачем им Камэ, раздери меня кракен? Э-э... Кристобаль, ты не хотел бы чуть подзадержаться в здешних водах? Все равно идет сезон штормов – что, тебе так сильно хочется на дно? А Каама теперь вполне может сравниться с Аламедой...

«Хочет, чтобы мы помогли ему разобраться с черными кораблями», – понял Эрдан.

– Охотно верю, – хмыкнул магус. – Вот на обратном пути и завернем.

– На обратном пути... – Лайра скривился. – Месяца через три, и то – если тебе повезет. Эх, Кристобаль! Как тебе не стыдно – бросаешь старого друга в такое нелегкое время...

Он хмуро уставился на Крейна; магус покачал головой.

– Ладно! – Арлини махнул рукой. – Воля твоя, заставлять не буду. Но чует мое сердце, мы встретимся очень скоро – и тогда тебе понадобится моя помощь. Вот тогда и поговорим!

Крейн пожал плечами, а Эрдан подумал: «Надо же, он ведь прав! Кристобаль сам говорил, что не знает, где расположена вторая часть компаса, и для этого придется просматривать старые карты. Нам и в самом деле придется просить его о помощи...»

Но магус, по всей видимости, не думал о таком далеком будущем.

Болтая о пустяках, они вышли из каюты. «Луна» уже полностью пришла в себя; Эрдан вспомнил, отчего Лайра назвал свой фрегат именно так, – ночью его паруса еле заметно светились. Это было не очень удобно и превращало корабль в отличную мишень, но связь между Лайрой и «Луной» была весьма крепкой, да и в остальном фрегат был хорош. Мастер-корабел ощутил теплую дружественную волну – «Луна» его узнала и приветствовала на свой лад.

– ...и я сказал, что этого не будет. – Лайра вдруг осекся, на его лице отразилось изумление. Когда Эрдан понял, на кого смотрит король, им овладело нехорошее предчувствие. – Кристобаль, а кто это?!

– Моя... наша целительница, – ответил магус, нахмурившись. Лайра не обратил внимания на гримасу друга и потребовал немедленно познакомить его с «этой милой девушкой». Крейн с явной неохотой подчинился. Против всех ожиданий Эрдана, девушка ничуть не испугалась Лайры, о нраве которого ходила довольно-таки дурная слава, – она спокойно вложила узкую ладонь в его изувеченную руку; последовал галантный поцелуй, после чего Арлини спросил:

– Милейшая, не хотите ли перейти на «Луну»? Я обещаю втрое против того, что вам платит Кристобаль.

«Когда брат о ней узнает, обязательно захочет отобрать, – вспомнил Эрдан слова Камэ. – Чистая правда...» Чутье не подвело Арлини, ему не понадобилась даже демонстрация способностей целительницы, чтобы попытаться ее отобрать.

– Шутите, Ваше Величество? – Эсме растерянно улыбнулась.

– Ничуть. Впятеро.

– Нет!

– Разорить меня хотите? Хорошо, плачу в семь раз больше... – Лайра уставился на Эсме горящими глазами. «С ума сойти!» – пробормотал магус еле слышно, но не сделал попытки вмешаться. Эрдану показалось, что в ожидании ответа целительницы он затаил дыхание.

– Нет, – уверенно ответила Эсме. – Я никуда не уйду. Но чувствую себя обязанной отблагодарить вас за любезность...

Лайра все еще удерживал ее руку и пристально смотрел в глаза, поэтому не успел ничего сделать, когда ладонь целительницы охватило золотистое сияние. Это длилось всего мгновение, после чего она сказала:

– Вот. Сделать как было я не смогу, но... не будет так сильно болеть.

Король недоверчиво взглянул на свою кисть, сжал кулак – и его лицо осветила внезапная радость, а Эрдан понял: вот теперь идея переманить целительницу к себе овладела им без остатка. Лайра тем временем снова перевел взгляд на Эсме и низко поклонился, чем сильно смутил девушку.

– Везучий сын кракена... – Это относилось уже к Крейну, который тщетно старался спрятать довольную улыбку. – Ничего, до нашей следующей встречи я что-нибудь придумаю.

– Заступница в помощь! – хмыкнул магус и вдруг хлопнул себя по лбу. – Ох, забыл! Нынче ночью перед штормом мы видели отряд мерров...

– Я тоже их видел, – перебил Лайра, вновь делаясь очень серьезным. – Думаешь, я попросил бы тебя остаться только из-за каких-то черных фрегатов? Кстати, заметь – я сейчас делаю это в третий раз за один день...

Крейн покачал головой:

– Прости, друг. Ты справишься без меня.

– Только твоих напутствий мне не хватало... – проворчал Арлини. – Хорошо. Счастливого пути, старый пират! И не забудь – ты обещал навестить меня!

– Не забуду, – вздохнул Крейн. – Удачи, величество!

Фрегаты разошлись, и каждый пошел своей дорогой. Крейн застыл на полуюте задумчивым изваянием, а Эрдан, заметив неподдельный интерес во взгляде, которым Эсме следила за удаляющейся «Луной», сказал:

– Кстати, Камэ – его сестра.

– Да? – удивилась девушка. – Не очень-то они похожи...

– Это с первого взгляда, – вздохнул корабел. – Если хочешь, могу рассказать тебе их историю – пока делать нечего.

– С удовольствием! – ответила она, улыбаясь. – Раз уж я, кажется, выдержала последнее испытание...

«Последнее ли?» – усомнился Эрдан, но вслух ничего не сказал. Не стоило тревожить Эсме, хотя нынче она повела себя и впрямь смело.

И он принялся рассказывать обещанную историю о Лайре и Камэ, ощущая пристальное внимание Крейна. Это забавляло и одновременно мешало, потому что корабелу хотелось поведать целительнице нечто совсем другое...

Эрдан каждое утро начинал с осмотра грот-мачты, убеждаясь, что растет она необычно быстро. Спалось ему плохо: для того чтобы воссоздать недостающую часть тела, «Невесте» нужно было усиленно питаться – и она пела, призывая корм, а ночью это слышалось особенно отчетливо. Мелкая и крупная рыба косяками шла в пасть фрегата, не сопротивляясь, и кораблю оставалось только переварить добычу. «Невеста» намеревалась съесть не больше, чем нужно, но аппетит у нее был отменный; поэтому в своих снах Эрдан то превращался в рыбу и тупо плыл в бездонную тьму огромной пасти, то сам становился фрегатом и поглощал несчастных рыб сотнями.

И то и другое было одинаково неприятно.

Зато они могли не заботиться о пропитании: оглушенную песней фрегата рыбу можно было ловить в любых количествах. Велин даже мрачно пошутил, что будь у тунца руки, он сам бы себя выпотрошил и уложил на сковороду. Дня через три Велин и Унаги начали изнывать от безделья и придумали себе занятие – осматривать пещеры вдоль берега в надежде найти там «что-нибудь интересное».

Эрдану было не до них.

Он с тревогой наблюдал за Кристобалем, который по-прежнему лежал без движения, уставившись перед собой пустым взглядом. Иногда магус начинал бредить, и, хоть корабел старался не слушать, он ненароком узнал, как десять лет назад последнему из рода Фейра удалось спастись. Это надолго лишило его сна, превратив бдение у постели больного в сущую муку.

«Зачем мне чужие тайны? Своих достаточно...»

И все-таки по сравнению с самым первым днем все было не так плохо.

...магусу хватило одного удара, чтобы обрубить остатки мачты; «Невеста» издала глухой рык, а сам он упал навзничь. Тут Эрдан вспомнил кое-что, и ему сразу сделалось холодно.

– Веревки, быстро! – заорал корабел. – Немедленно!

Наверное, на миг к нему вернулся командный голос, потому что Унаги тотчас сиганул в трюм. Веревками, которые он принес, Эрдан связал магусу руки за спиной и ноги, а оторванным от собственной рубашки рукавом завязал глаза. Велин и Унаги оторопело за ним наблюдали, а потом целитель спросил неестественно спокойным голосом:

– Что ты делаешь, а?

– Смотри, и все поймешь сам, – коротко ответил Эрдан, у которого от страха все тряслось. Как же он сразу не понял? Случайно оброненная магусом фраза об огне, который иногда вырывается наружу, сияние, окружившее его после удара молнии... «Заступница, да мы сейчас куда ближе к смерти, чем ночью!»

Лежащая на палубе фигура вздрогнула. Казалось, Кристобаль пришел в себя, но Эрдан не двинулся с места и знаком приказал остальным не шевелиться. Магус несколько раз дернулся, проверяя на прочность веревки, потом изловчился и встал на колени; его голова была низко опущена, взъерошенные волосы закрыли лицо – и поэтому, когда раздался смех, они не сразу поняли, что это именно он смеется.

Тихо, хрипло и зловеще.

– Догадался все-таки, – послышался глухой голос, совсем не похожий на Кристобаля. Эрдан отступил на шаг назад. – Отпусти! Отпусти меня сейчас же!!

Убедившись, что никто его не слушает, магус – или то, что им овладело, – снова принялся терзать путы – Орел бы сумел их разорвать, но для Феникса они оказались достаточно крепки. Он зарычал, как волк, дернулся и упал; волны нестерпимого жара пошли во все стороны – а потом его тело окутало красноватое марево, в котором посверкивали искры.

– Веревка... – прошептал Унаги. Эрдан покачал головой.

– Он не может пережечь веревку. Его одежда тоже не горит, видишь? Сейчас... скоро все закончится...

И в самом деле, все закончилось. Но до этого магус успел пообещать сделать с ними много разных вещей и самыми интересными способами – от этого перечня даже невозмутимый Унаги побледнел, а на Велина и вовсе смотреть было страшно. Эрдан терпеливо ждал – и дождался. В горле магуса что-то заклокотало, он захрипел, несколько раз дернулся и затих. Огненное облако постепенно растворилось; мастер-корабел смог приблизиться к своему ученику и освободить его от пут, не боясь при этом сгореть заживо.

Унаги и Велин помогли перенести бесчувственного Кристобаля в каюту, а потом уставились на Эрдана – он понял, что отложить объяснение не удастся.

– Пламенная сущность Феникса должна все время гореть, – сказал он, тщательно подбирая слова. – А Кристобалю приходится изображать обычного человека, загоняя феникса в глубины души, – это все равно что зрячему человеку постоянно ходить с повязкой на глазах. Огонь накапливается и ждет подходящего случая, чтобы вырваться на волю...

– Ты говоришь так, словно огонь – живое существо, – недоверчиво пробормотал Унаги.

– Очень даже живое, поверь! – грустно усмехнулся Эрдан. – Так вот, огонь ждет. Кристобаль признался мне, что может поджечь что-нибудь, если выйдет из себя.

– Бывало... – признался Велин. Унаги кивнул.

– Я в тот раз не обратил на эти слова особого внимания, а потом сообразил: раз в такие моменты появляется искра, что случится, потеряй он сознание? Ну, вы сами видели. Пробудился феникс.

– Пробудился? – переспросил Унаги, покосившись на своего капитана, – тот лежал без движения, бледный и очень несчастный. – В нем что, две души?

– Ты ничего не понял... – вздохнул Эрдан. Он подсел к лежащему магусу, опустил ладонь ему на лоб – кожа была холодной и чуть влажной от пота. – У магусов любого клана есть два лица, и оба они – истинные. Скопа, готовясь к бою, отращивает костяные лезвия. Ястреб превращается в порыв ветра, который никто не может остановить. Соловей поет – и его тело словно растворяется для чужих глаз, остается только голос. Так и Фениксы... – Он чуть помедлил. – Я видел Феникса в боевом облике. Слово «страшно» не подходит для того, чтобы описать мои чувства...

Вода, закипающая от прикосновения, обжигающе горячая кожа и искры с кончиков пальцев – все это детские игрушки. Алое марево, окутавшее бесчувственное тело Кристобаля, должно было собраться в крылатую огненную тень за его спиной, готовую испепелить любого, на кого упадет пламенный взгляд. Разноцветные глаза магуса при этом пылали бы, словно раскаленные угли.

Феникс знает лишь одну цель – оберегать хозяина, и выполняет ее слепо. Связь Кристобаля и «Невесты», как понял Эрдан, должна была привести к тому, что фрегат принимал на себя боль, которую испытывал капитан, помогая тем самым сдерживать огонь, но теперь все случилось наоборот: «Невесте» было слишком больно, и отголосок этого чувства оглушил магуса. И тогда проснулся Феникс...

– Единственный способ удержать пламя – связать ему руки и закрыть глаза, что я и сделал. Нужно лишь успеть до того, как пробудится истинная сущность и начнет палить все вокруг.

– Он вспомнит потом... что говорил? – тихонько спросил Велин.

– Думаю, да, – ответил мастер-корабел. – Он вспомнит больше, чем хотелось бы.

...вздрогнув, Эрдан проснулся – он и не заметил, что задремал. Стоило шевельнуть ногой, как ее тотчас пронзили тысячи иголочек, и корабел, не сдержавшись, помянул кракена – приближался очередной шторм.

– Будет буря, и очень сильная, – послышался хриплый голос Кристобаля. Эрдан поднял голову и невольно вздрогнул: такого выражения лица он еще ни разу не видел у молодого магуса. Кристобаль, исхудавший и заросший многодневной щетиной, смотрел на него с испугом, который тщетно пытался скрыть. – Тебе бы стоило попросить Велина... вдруг что-то можно сделать?

– Нет, – ответил Эрдан. – Многие пытались, но это следы... неудачного падения, которое случилось слишком давно. Э-э... ты как?

– Бывает лучше... – Магус сел на койке и сразу же зажмурился. – Голова кругом идет... Как ты догадался, что меня нужно связать?

– Читал когда-то в одной книге, – сказал Эрдан. Кристобаль хмыкнул, но не стал уличать корабела во лжи, хотя прекрасно ее почувствовал. – Я все сделал правильно?

– Да. Только вот наговорил всяких глупостей...

– Скажи лучше, почему ты сам не предупредил нас о Фениксе?

Раздался тяжелый вздох.

– Нет, это ты скажи, отчего я почувствовал всю боль, которую ощутила «Невеста»? Не отголосок, как раньше, а всю. Полностью. От начала до конца, без остатка... – Магус горько рассмеялся. – Впрочем, нет...

Он посмотрел на свои руки, словно впервые их увидел.

– Это такое странное чувство... Я гляжу на тебя, а вижу море и скалистый берег. Умираю от голода – но мой желудок полон рыбы. Я могу сейчас точно указать тебе любое направление... ох! Как будто у меня в голове сразу и компас, и карта всех морей, где мы побывали...

– Где мы сейчас находимся? – спросил Эрдан. Они втроем определили это в первый же день. Корабелу хотелось, чтобы магус ошибся, но тот сказал быстрее, чем осознал свой ответ:

– Мы у северной оконечности Рокэ... – Он сжал голову ладонями и ошеломленно уставился на мастера-корабела. – Откуда я это знаю?

«Вот как все получилось...»

– «Невеста» знает, что мы вернулись к тому же острову, только севернее. Она делится с тобой знаниями и ощущениями. Вы теперь гораздо ближе друг другу, чем раньше. Это все из-за молнии.

– Из-за молнии? – взгляд Кристобаля затуманился. – Я н-не помню.

– Был шторм, – подсказал корабел. – Молния ударила в мачту, и я решил, что мы все покойники. А потом ты заставил «Невесту» закрыть люки и нырнуть... вспоминаешь? Когда мы всплыли, то оказалось, что мачта все еще волочится следом. Я сказал, что ее надо обрубить...

– Я н-не... не пом... – Резким движением магус развернулся лицом к стене и, уткнувшись в нее, застыл. Его плечи вздрагивали; Эрдану показалось, что Кристобаль вот-вот разрыдается. Этого не произошло, но корабел только теперь начал понимать, что произошло с его учеником и «Невестой ветра» в ночь шторма.

«Заступница, что я наделал!..»

– Давай-ка разберемся для начала, что ты получил и чего лишился, – проговорил он, борясь с подступающей паникой. – Твои чувства теперь не такие, как у обычного человека... э-э, магуса... и даже как у заурядного навигатора, так?

– Да, – хмуро ответил Кристобаль после недолгого молчания. – Я постоянно слышу... – он махнул рукой, как будто хотел указать на что-то у себя за спиной. – Слышу слишком много разных звуков и мыслей. О чем думаете вы трое... как кричат чайки над мачтами... как плещется вода у борта. Это словно шепот, многоголосый шепот со всех сторон. Ты ведь ничего подобного не ощущаешь?

Мастер-корабел покачал головой. Для него в каюте было совершенно тихо.

– Но это не мешает мне с тобой разговаривать, – подытожил магус. – Ну... как обоняние не мешает зрению. Говоришь, это ощущения «Невесты» смешиваются с моими?

– Тогда, во время шторма... ты разве не почувствовал, что изменился?

– Я не помню, что произошло во время шторма, – Кристобаль криво улыбнулся и развел руками. – После твоего рассказа что-то начало проясняться, но... нет, я ничего не помню. Возможно, желание спастись так сильно мною овладело, что... – Он замолчал, нахмурившись. Должно быть, подумал о том же, что пришло в голову Эрдану.

– Это было не твое чувство, – сказал мастер-корабел, видя, что его ученик продолжает молчать, уставившись перед собой остекленевшим взглядом. Сказал – и тотчас же ощутил себя безжалостным палачом, но все-таки договорил: – Не твое, а «Невесты ветра». Спасаться, позабыв обо всем, могут только животные.

– Я ведь не забыл о вас... – пробормотал Кристобаль, но возражение прозвучало неубедительно – он, должно быть, и сам это понял. Все спаслись, потому что так сложились обстоятельства, а если бы кто-то не успел спрятаться в трюме...

«Моя вина... – подумал Эрдан, глядя на растерянного магуса. – Сделал из хорошего навигатора, славного парнишки кракен знает что. Теперь ему долго придется привыкать к новым чувствам, и только Заступнице ведомо, получится ли. Такого ведь еще ни с кем не случалось...»

– Ты хотел стать хорошим навигатором. – Корабел осторожно коснулся плеча магуса. – Хотел чувствовать корабль. Боюсь, теперь ты не просто хороший навигатор, а единственный в своем роде...

Кристобаль взглянул на него так, что Эрдану захотелось провалиться на самое дно океана. «Заступница, этот мальчик слишком хорош для меня, я не заслуживаю такого доверия...»

– У тебя есть теперь все, что душе угодно, – продолжал он, хотя сам не верил в то, что говорил. – Ты молод и силен, можешь заставить свой фрегат делать такое, что имперским капитанам и не снилось, – остается лишь набрать команду. Ну, перед этим придется как-то раздобыть деньги... и можно приступать.

– К чему? – глухо спросил Кристобаль.

– К мести, – ответил Эрдан. – За свой клан и за всех, кого Капитан-Император отправил к Великому шторму. Ты ведь этого хотел?..

Магус устало упал на постель; его лицо было безжизненным, а взгляд – пустым.

– Да, хотел. Но теперь мне все это кажется таким... далеким. Я... я не смогу ничего делать, пока не пойму, кем стал.

Мастер-корабел кивнул.

– У тебя достаточно времени.

«...хотя порою не хватает всей жизни», – закончил он про себя.

Слово за слово, Эрдан рассказал Эсме не только историю Лайры и Камэ, но и кое-что из собственного прошлого – впрочем, ничего особенно важного не выболтал. Целительница слушала, склонив голову набок, иногда вставляла шутливые замечания, и неожиданно мастер-корабел понял, чего ему так сильно не хватало последние годы.

Он устал все время слушать. Хотелось хоть иногда поговорить самому.

Он понимал, что нужен Кристобалю – без Велина так и вдвойне! Магус то был в расстроенных чувствах и норовил вспыхнуть, то загорался иначе – очередной идеей, сулившей сплошные неприятности. Быть с ним рядом, поддерживать в трудные времена делалось все сложнее без того, чтобы кто-то поддержал самого корабела.

Кристобаль ведь оставался, по сути, мальчишкой, а вот Эрдан моложе не становился – он и так прожил на свете столько, что впору удивиться: не течет ли в его жилах капля небесной крови? Все возможно...

«И что же, ты хочешь позаимствовать немного силы у этой девочки? – спросил внутренний голос. – Она не откажет, ей по статусу положено страждущим помогать. А они, страждущие, рады стараться – со всех сторон так и лезут. Не проще ли...»

Проще?!.

Он побоялся даже додумать до конца мысль, так внезапно пришедшую в голову. Нет уж, пусть все остается как есть. Он, в некотором роде, сделал Крейна таким непохожим на остальных навигаторов – ему и отдуваться.

А Эсме пусть послушает стариковскую болтовню – вот это уж действительно проще...

Пока «Невеста ветра» проходила шторм за штормом, корабел и целительница коротали время за беседами. Иногда к ним присоединялся Джа-Джинни – крылан с интересом слушал рассказы о первых годах плавания «Невесты» и напоминал подробности событий, свидетелем которых был сам. Эрдан неприятно удивился, обнаружив, что гораздо лучше помнит события двадцатилетней давности, чем то, что происходило всего пару лет назад.

– Просто раньше было интересней, вот я все и запомнил... – попытался он отшутиться, когда крылан обнаружил очередную неточность. Но в груди что-то кольнуло, и внутренний голос мерзко захихикал: «Время-то идет, старик. Думал, оно про тебя забыло?» Джа-Джинни и Эсме, не сговариваясь, закивали – дескать, да. Раньше и море было лазурнее, и кархадоны – опаснее...

Так прошло десять дней.

...– Прямо по курсу вижу фрегат!

Эрдан вздрогнул от крика, столь неожиданно нарушившего тишину; открыл глаза и огляделся по сторонам. День выдался душный, сонный: измученные долгими штормами матросы засыпали на ходу, и даже Крейн вздремнул у себя в каюте – корабел почувствовал это по поведению «Невесты». Лишь трое не поддались чарам – ларим носился по палубе как угорелый, Эсме развлекалась, наблюдая за зверьком, а впередсмотрящий спать попросту не имел права.

– Фрегат? – повторил корабельный мастер, подходя к фальшборту. – И где же он?

Тускло поблескивала вода, неспешно проплывало над горизонтом заблудившееся облако – и все. Никаких признаков встречного корабля Эрдан не заметил; оставалось лишь предположить, что впередсмотрящий все-таки уснул и фрегат ему пригрезился.

– Я его видел, мастер! – матрос оказался тут как тут. Он выглядел смущенным и расстроенным. – Ну, я видел... что-то. Какая-то темная штуковина, по размерам не меньше «Невесты», а то и побольше!

– Ну-ну... – Эрдан снова взглянул туда, где предположительно должен был оказаться «корабль», хотя он не сомневался, что там ничего и никого нет.

Послышались знакомые шаги, и матрос испуганно вздрогнул при виде капитана. «Это же тот самый, который чуть было не опоздал к отплытию из Ямаоки! – вдруг вспомнил мастер-корабел – Как его... Грейдо? Гридо? Кракен меня побери, забыл!» Парень почему-то очень разволновался в присутствии Крейна – казалось, он растворился бы в воздухе, если бы умел.

– Фрегат, говоришь? – На горизонт магус даже не посмотрел – положил ладонь на планшир и застыл, уставившись в пустоту. Эрдан тоже прислушался к ощущениям «Невесты», но между его восприятием и чувствами капитана лежала бездонная пропасть – ведь «Невеста» сама решала, что сообщить корабельному мастеру, а о чем смолчать. Она гораздо больше брала, чем отдавала. На мгновение ему показалось, что где-то рядом, но на очень большой глубине пронеслась тень, размерами и в самом деле превосходившая фрегат почти в два раза. Но это случилось так быстро, да и «Невеста» ничем не проявила обеспокоенности, что мастер решил: «Померещилось...»

Молчание капитана длилось очень долго, и впередсмотрящий успел благополучно ретироваться. Эрдан наблюдал, как движутся глаза Крейна под закрытыми веками. Неожиданно магус вздрогнул, и тотчас же его лицо сильно помрачнело.

– Мне это не нравится... – пробормотал Крейн и, резко повернувшись к матросам, приказал: – Всем готовиться к атаке! Под нами кракен!

Команда бросилась выполнять приказ, а мастер-корабел с сомнением и тревогой посмотрел на капитана.

– Кристобаль, я старик, но все-таки не выжил из ума.

Магус в ответ лишь вздохнул.

– Я не чувствую под нами ничего, – осторожно продолжил Эрдан. – Твое поведение выглядит... странно. Что происходит?

Было непривычно видеть Крейна сомневающимся, правильное ли решение он принял. Магус снова протянул руку к планширу, но почти сразу отдернул ее. Нехотя он признался:

– Кракена там нет, но... я ощутил какую-то силу, непохожую на все, с чем нам приходилось сталкиваться раньше. Она меня тоже почувствовала – и сделалась невидимой. Как будто ее и не было...

– Эй, ты куда?! – раздался голос Эсме, и Крейн обернулся. Целительница стояла у грот-мачты удивленная и растерянная, а откуда-то сверху доносился стрекот ларима. Зверек раньше никогда не забирался так высоко, и уж подавно Эрдан не помнил случая, чтобы он не слушался хозяйки. Странное поведение ларима встревожило его едва ли не больше, чем слова магуса.

– Час от часу не легче... – хмуро пробормотал Крейн. – Ну-ка, попробуем...

Эрдан не успел даже открыть рот, чтобы спросить: «Что?» – а ларим уже шмякнулся сверху прямо на руки Эсме. Корабел лишь мельком успел ощутить, как дрогнула связующая нить, – раньше он вообще не знал, что она есть. «Интересно, кто принял зверя в команду – Кристобаль или сам фрегат?»

– Идите-ка вы оба лучше по каютам, пока все не прояснится, – сказал капитан с усмешкой. – А то я за всеми уследить не сумею...

Эрдану оставалось лишь повиноваться. Он подошел к целительнице – ларим уже пришел в себя и тщетно старался вырваться из рук хозяйки – и проговорил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

– Пойдем, нам нельзя здесь оставаться.

– Я услышала про кракена... – Эсме посмотрела на него с тревогой. – Это опасно?

– Нам уже случалось сталкиваться с этими тварями, – уклончиво ответил мастер-корабел. – Хм... опасно, конечно. Но не безнадежно.

Она нахмурилась. Тем, кто вырос на суше, трудно поверить в возможность победить морское чудовище в его стихии, но взгляд целительницы выражал не только недоверие и страх – в нем было еще что-то.

– Эрдан... а какая из морских тварей самая опасная?

Он на миг застыл – и после этого она говорит, что не читает мысли? – а потом признался с неохотой:

– Безымянная.

– Почему? – удивилась Эсме.

– Потому что никто не выжил после встречи с нею, чтобы придумать название, – мрачно сказал мастер-корабел. Глаза целительницы широко раскрылись, но она не издала ни звука...

...и смотрела не на него, а куда-то в сторону.

Эрдан резко обернулся – и в тот же миг палуба под их ногами дрогнула, а «Невеста» издала глухой крик. Время словно замерло: матросы застыли, все звуки куда-то исчезли, даже ветер стих. По правому борту «Невесты» из воды поднялись три щупальца и, покачиваясь, словно наблюдали за тем, что происходит на фрегате. Хотя это были всего лишь слепые отростки, усеянные присосками, Эрдан чувствовал на себе взгляд – чужой, пристальный, хищный. Щупальца оказались намного толще и длиннее, чем у кракена, и они были почти прозрачными: под обманчиво тонкой кожей светились какие-то нити, уходящие вглубь, к телу неведомой твари – размышляющей, должно быть, о том, годится ли «Невеста» в пищу.

Спустя всего мгновение тварь решила: годится.

Над водой взметнулись еще три щупальца, потом – еще пять, а потом Эрдан перестал считать. «Все восемьдесят щупалец кракена» – говорили люди, но на самом-то деле их никогда не бывало больше десяти... а вот это чудовище обладало полным набором. «Невеста» задрожала еще сильнее; Эрдан теперь чувствовал, что прямо под ними скрывается огромное тело, превосходящее фрегат не в два раза, а намного больше. Оно не имело постоянной формы – то растекалось широким и плоским блином, то сжималось опять, – и казалось, что тварь может принять и другой облик, став не кракеном, а чем-то пострашнее. Едва Эрдан успел об этом подумать, как ближайшее к нему щупальце отрастило зубастую пасть и...

«Заступница! Да у него есть глаза!..»

Красные глазки – было их штук семь – злобно уставились на корабела и остолбеневшую в ужасе целительницу, но уже в следующий миг удар абордажной сабли разрубил тварь надвое. С этим ударом вернулись звуки – лязг оружия, крики, свист арбалетных болтов, – а Умберто с перекошенным от ярости и страха лицом заорал:

– В трюм! Прячьтесь, быстрее!

Но они не могли двинуться с места.

Все происходило очень быстро, и мысли Эрдана не поспевали за событиями. «Я должен сказать Кристобалю, что оно меняет форму, что оно...» Но Крейн и сам это чувствовал, не мог не чувствовать: отмахиваясь саблей от тянущихся со всех сторон щупалец, магус пару раз замирал и смотрел куда-то вниз, как будто видел сквозь палубу и корпус «Невесты», что происходит под днищем фрегата.

Эсме прижалась к Эрдану. Нет смысла бежать и прятаться – если Крейн и матросы не отобьются, их ждет страшная смерть, и лучше уж встретить ее здесь, рядом со всеми.

А в том, что они не справятся, Эрдан уже был уверен... почти.

Им попался умный и хитрый враг, которому кракены и в подметки не годились. Крейн сражался за десятерых, но даже он не мог справиться со все прибывающим натиском противника. Подкравшееся со спины щупальце схватило его за шею; магус рубанул саблей, рискуя задеть кого-нибудь из стоявших рядом. Он освободился, но в это время другое щупальце оплело его ногу и дернуло – если бы не Бэр, разорвавший гадость голыми руками, капитана бы утащило за борт. Кровь у чудовища была голубая; попадая на палубу, она собиралась в крупные лужи, но хотя бы не обжигала, как кровь меррских воинов. Взамен каждого отрубленного щупальца прибывало два-три новых. Твари обзавелись не только зубастыми пастями, но и связками – теперь они визжали и вопили, заставляя даже самых смелых моряков дрожать от страха. «Невеста» выдвинула крючья, но это помогло ненадолго, и по корпусу корабля все чаще пробегали волны предательского зеленого света.

«Невесте» приходилось сражаться и с самой собой...

Где-то высоко мелькала тень – Джа-Джинни взлетел и пытался отвлечь на себя тварей, чтобы дать друзьям хоть миг передышки. Сам он с легкостью уворачивался от щупалец и поднимался на недосягаемую для них высоту, если становилось совсем жарко.

Но бесконечно это продолжаться не могло.

Внезапно количество щупалец уменьшилось чуть ли не вполовину. Матросы огляделись; чьи-то лица осветились недоверчивой радостью, самые опытные оставались начеку. Крейн, перемазанный голубой дрянью, замер на месте, а потом закричал:

– Держитесь!!!

«Невеста» стала заваливаться на правый борт. Эрдан чуть не ослеп от чужой боли – что-то вгрызалось в корпус фрегата ниже ватерлинии, – но все-таки увидел, как те, кто не успел выполнить последний приказ капитана, заскользили по мокрой от крови палубе прямо туда, где извивались зубастые щупальца.

«Это конец», – только и успел подумать мастер-корабел, еле-еле удерживая целительницу, чьи ноги уже болтались в воздухе. Со всех сторон несся визг и вой жутких тварей; казалось, даже небо потемнело и поднялся ветер.

Крейн с усилием выпрямился на покосившейся палубе, держась за мачту. Саблю он выронил, но одного взгляда на лицо капитана Эрдану хватило, чтобы понять: оружие магусу не понадобится. Его разноцветные глаза сияли алым, от запястий к плечам бежали маленькие молнии.

В воздухе отчетливо запахло грозой...

...его правая рука взметнулась, окутанная пламенем, и с кончиков пальцев сорвались пять огненных шаров, устремившихся в самую гущу сбившихся у борта тварей, которые оглушительно завопили. Поредевшие ряды тотчас заполнили новые щупальца, но Крейн ударил еще и еще раз; вскоре поток огня полился с его пальцев без перерыва, заливая все вокруг. Эрдан ощутил невыносимый жар; он зажмурился, лишь мельком успев заметить, как за спиной магуса появляется пылающая фигура – выше его на две головы, шире в плечах и с огромными огненными крыльями. Феникс был поистине великолепен, но смертным нельзя смотреть на такую красоту без риска утратить зрение или даже жизнь.

А потом стало так тихо, что мастер-корабел испугался – не оглох ли он? Палуба медленно стала выравниваться, и Эрдан осторожно открыл глаза.

Чистый предгрозовой запах сменился отвратительной вонью горелой плоти. Весь правый борт фрегата был усеян обрубками щупалец, запятнан кровью и сажей. «Невеста» не смогла выровняться до конца: ниже ватерлинии зияла пробоина, мастер-корабел чувствовал, как трюмы стремительно заполняются водой.

Но это были сущие пустяки...

Он вдруг почувствовал, что улыбается.

– Вот это приключение, да? – проговорил Крейн хрипло, еле дыша. Магус стоял на коленях, сжимая левой рукой правую, повисшую безжизненной плетью; его покрытое сажей лицо превратилось в черную маску, а глаза все еще полыхали. – Оно чуть было нас не сожрало...

Он попытался встать, но упал навзничь.

...По небу все так же безмятежно проплывало одинокое облачко.

Одинокая фигура на полуюте навевала тоску.

После беседы с Эрданом магус кое-как взял себя в руки и попросил позвать Унаги и Велина. О чем он говорил со своими друзьями, Эрдан не услышал, но они вышли на палубу весьма раздосадованные. Унаги посмотрел на мастера-корабела с нескрываемой угрозой, а Велин, нахмурившись, отправился рыбачить и потом едва ли перемолвился с ним парой слов.

Они считали его виноватым в том, что произошло с Кристобалем.

И были правы...

Сам навигатор после этого разговора сделался молчаливым и задумчивым. Он переместился на полуют – сидел там, завернувшись в одеяло и закрыв глаза, неподвижный и как будто не принадлежащий этому миру.

Велин и Унаги все больше мрачнели.

Близилось окончание их вынужденного заточения в бухте: «Невеста» отрастила мачту, и со дня на день новые паруса должны были развернуться. Эрдан предполагал, что вышли они даже лучше старых, но не стал об этом говорить Кристобалю и остальным – сами увидят, если захотят. Кристобаль уж точно почувствует, едва они выйдут в море.

Без него.

Он доберется до своей лачуги по суше, хоть это и займет недели две, а дальше жизнь пойдет по-старому. «Ты не просто хороший навигатор, а единственный в своем роде» – так он сказал магусу, пытаясь утешить. Но в этих словах было гораздо больше правды, чем казалось поначалу: не было в окоеме другого навигатора, который чувствовал бы корабль как собственное тело.

О том, чем это чревато, корабел старался не думать.

«Я выполнил свои обязательства, – так он скажет Кристобалю, когда придет время выходить в море. – Тебе нет равных. Я больше ничему не могу тебя научить». Магус согласится, ведь обещание и в самом деле выполнено. Они расстанутся, и Эрдан попытается больше не задавать себе главный и самый страшный вопрос: а стоило ли вообще – учить?

От многой мудрости голова седеет быстро...

...Эрдан шел вдоль кромки обрыва; внизу то бормотал, то рычал прибой. Здравый смысл уже не просто подсказывал, а требовал отойти подальше, но он не послушался – и больное колено выбрало момент, чтобы вдруг вспыхнуть огнем. Камни с шуршанием полетели в воду, а следом сверзился и он сам, не удержавшись на осыпающейся тропе.

Вода обожгла холодом.

Эрдан вынырнул, огляделся и понял, что попал в переделку.

Он забрел так далеко от «Невесты», что кричать было бессмысленно – все равно никто не услышит. А между тем помощь ему не помешала бы: берег усеивали острые камни, на которые он не упал лишь чудом; волны с силой бились о скалы, вспениваясь и рыча. Если он попробует подплыть ближе, то прибой его подхватит и...

Нет, придется искать другой способ выбраться.

Он развернулся и поплыл вдоль берега, но выдохся гораздо быстрее, чем рассчитывал, да к тому же холод, казалось, проник до самого сердца. Найти подходящее место все никак не получалось, и он понял: конец. Последний порт, Великий шторм, или как там еще говорят. Миг спустя в его голове осталась лишь одна мысль: «Заступница, до чего же глупо...»

Унаги показался на берегу неожиданно, словно возник из-под земли. Присел на корточки, склонил голову набок.

И не двинулся с места.

«Мерещится? Нет... что ж, пусть так...»

И вода накрыла его с головой.

...– Держи.

Дрожа от холода, Эрдан завернулся в одеяло, а Унаги принялся развешивать одежду вокруг костра, где уже висели его вещи. Хмурый, как туча, матрос даже не смотрел в сторону мастера-корабела; казалось, он глубоко жалел о том, что только что спас ему жизнь.

– Зачем? – тускло спросил Эрдан. – Вам же не хотелось этого делать...

Велин вздохнул – шумно, горестно, так обычно ветер шумит в ветвях по ночам. Целитель тоже выглядел мрачным, но что-то неуловимое в его лице подсказывало корабелу – обида уже перегорела и скоро совсем погаснет.

Хотя шрам от ожога, конечно, останется.

– У меня как будто умер друг, – сказал целитель. – Он дышит, ест и пьет, даже разговаривает иногда... но при этом отгородился от меня стеной, которую не пробить ни одним тараном. Пока что я не могу отыскать в ней даже трещинку, не говоря уже о дверях или воротах.

Корабел молчал.

– Ты знаешь, каково это – хоронить друга заживо? – поинтересовался Велин и не стал ждать ответа. – Мы знакомы почти десять лет. Я спас ему жизнь и зрение, а он спасал мою шкуру столько раз, что и не счесть... и кто он теперь – человек или фрегат? Ты хоть понимаешь, на какую жизнь его обрек?! Он мучается в страшном одиночестве – а я ничего не могу сделать! – На последних словах он сорвался на крик, и Эрдан вздрогнул, но по-прежнему не смог выдавить из себя ни звука.

– Как ты мог не предусмотреть, что это зайдет так далеко? – Целитель смотрел на корабела с горестной гримасой, постепенно сжимая кулаки. – Как ты мог такое сотворить с Кристобалем? Ты, лучший корабел Империи?! Почему ты не...

– Разве я управляю молниями? – перебил Эрдан, собрав все самообладание. Он боялся этого разговора, но теперь деваться было некуда. – Спроси Повелителя штормов, отчего ему вздумалось почудить именно той ночью...

– Я не об этом! – взвился целитель.

– Что ты время с ним теряешь? – ворчливо спросил Унаги. – Брось. Видишь же, человеку на всех плевать, кроме себя самого. Долго ты, наверное, мечтал о таком ученике – чтоб был лучшим, чтобы всех затмил...

При этих словах Унаги корабел словно раздвоился: одна его половина продолжала выслушивать горестные слова матроса, а другая провалилась на десять лет назад, когда другой человек и другим тоном произносил похожие слова: «Я стану твоим лучшим учеником, и вместе мы превзойдем всех, кто был и будет...»

– Да пошли вы оба к морской матери! – Он вскочил и чуть было не свалился в костер. – Как ты мог то, как ты мог это! Да, ошибся! Не рассчитал! Признаю! – От внезапной слабости он зашатался и без сил опустился на землю, договорив уже спокойнее: – А вы подумали о том, что он этой силы хотел? Нет, я не оправдываю себя, но мальчик в самом деле хотел стать лучшим – и стал. Ему сейчас тяжело, одиноко, да... но дайте ему время. Он справится.

– Справится? – переспросил Велин почти жалобно. Корабел с решительным видом кивнул. На самом-то деле он был уверен в обратном: у врага, с которым сейчас сражался Кристобаль, было куда больше шансов на победу, и имя этому врагу было – безумие. Но, произнеся вслух всего два слова, Эрдан вдруг сам в них поверил, полностью и безоговорочно.

«Он справится».

– Капитан зовет, – вдруг сказал Унаги. – Пошли, что ли?

...На следующее утро «Невеста» развернула новый парус. Корабел залюбовался чистым и гладким полотнищем без единого изъяна; грот-мачта была попросту безукоризненна. С трудом оторвав взгляд от этой прелести, он посмотрел на магуса, чувствуя в глубине души страх.

Кристобаль стоял, скрестив руки на груди. Он привел себя в порядок – побрился, причесался, – и Эрдан не мог отделаться от ощущения, что перед ним совсем не тот человек, который некогда в порту спросил у нищего старика, где живет лучший мастер-корабел Империи. Нагловатый и упрямый мальчишка заплатил сполна цену знания и навсегда изменился: в его разноцветных глазах сейчас лучился восторг, но Эрдан успел мельком заметить и другое чувство – горечь.

Или, быть может, она там проскальзывала и раньше – просто он был слишком погружен в себя, чтобы заметить?..

Велин и Унаги тактично оставили их вдвоем, и тогда магус проговорил:

– Прекрасно, да? Я, признаться, не верил, что все станет как было.

«И даже лучше», – подумал корабел, а вслух сказал:

– Зря. Фрегат сможет восстановиться, даже если ему кракен корму оторвет... – Он осекся, запоздало сообразив, что и кому рассказывает.

Кристобаль испуганно вздрогнул.

– Бр-р... не хотелось бы испытать подобное. Впрочем, капитан того фрегата ничего не почувствовал, верно?

Эрдан был вынужден кивнуть.

– Кристобаль, я... – Магус смотрел на него не мигая, и корабел вдруг отчетливо осознал, что второй раз он вряд ли осмелится отвесить ученику оплеуху... разве что заблаговременно простившись с жизнью. – Если бы я знал, что все так получится, то прекратил бы обучение за день до той грозы. Ты и так был... хорошим навигатором.

Его ученик прищурился и спросил немного лукаво:

– Хочешь знать правду?

Он пожал плечами.

– Ты не прекратил бы ничего. Потому что я не разрешил бы... – Первая часть фразы застала Эрдана врасплох, а услышав вторую, он не сразу понял, что Кристобаль шутит. – Не вини себя, это было простое стечение обстоятельств – судьба, если ты в нее веришь. Кто знает, вдруг молния все равно нашла бы меня, а без твоей науки я не смог бы справиться?

«...нашла бы меня, – повторил корабел про себя. – Не фрегат...»

Оговорился магус или нет, прозвучало это немного зловеще.

– И, ты знаешь, я бы не сказал, что наше с «Невестой»... – магус помолчал, подыскивая подходящее слово, – наше единение душ дает мне какое-то особое преимущество. Боль фрегата теперь и моя боль, а это... накладывает обязательства, о которых другие капитаны и не слыхали.

Эрдан развел руками.

– Твой дар. Твоя боль. – Он помедлил. – Твоя «Невеста»...

Капитану эти слова понравились: он впервые за весь разговор улыбнулся без иронии и лукавства в глазах.

– Я по-прежнему не могу тебе отплатить... – начал он и умолк. Эрдан покачал головой и вдруг неожиданно для самого себя попросил:

– Отвези меня домой. На Аламеду.

Остров не был нанесен ни на одну карту из тех, что хранились в каюте Крейна.

Измученная «Невеста ветра» еле-еле доползла до маленькой бухты и встала на якорь; вскоре погода начала стремительно портиться, и Эрдан, то и дело поглядывавший на небо, уже не знал, какому богу молиться. Оставалось надеяться, что Повелитель штормов их не заметит, а Эльга-Заступница, чье терпение воистину безгранично, проявит благосклонность еще раз.

«Прошу тебя, Всемилостивейшая!»

Кто-то из богов его услышал, и шторм прошел стороной – теперь можно было начинать зализывать раны. Когда возбуждение от победы над безымянной тварью схлынуло, итог сражения показался не таким уж впечатляющим и вовсе не благополучным. Команда недосчиталась девяти человек – их память еще предстояло почтить, – а раненых было так много, что Эсме пришлось сразу пить красное снадобье. Сердце Эрдана болезненно сжималось всякий раз, когда его взгляд падал на целительницу... точнее, на неподвижную фигуру с белым лицом и пустыми глазами, совершенно черными от расширившихся зрачков. Когда очередной раненый был исцелен, его забирали и взамен приносили следующего, а Эсме ждала с терпением мраморной статуи.

Но больше всего Эрдана все-таки занимала «Невеста ветра».

Поручив Крейна заботам Умберто и Джа-Джинни, корабел полностью сосредоточился на ремонте. Фрегат получил хоть и не очень тяжелые, но все-таки весьма значительные повреждения: течь в трюме удалось закрыть только после целой ночи напряженной работы. Воду откачали, пробоину наспех заделали – и, осмотрев результат, Эрдан категорически заявил, что раньше чем через десять дней «Невеста» никуда не пойдет. Поскольку капитан в этот момент лежал без сознания, никто мастеру-корабелу не возражал. Было уже раннее утро, когда он, разрешив измученной команде отдохнуть, хотел навестить Крейна – но свалился без сил и был отправлен в каюту целительницей, которая сама едва держалась на ногах...

Захватить фрегат этой ночью было бы проще простого.

Когда Эрдан проснулся, солнце уже стояло в зените. Он поднялся с большим трудом; хотелось верить, что всему причиной сильный крен «Невесты» и усталость, но корабел не хотел обманывать сам себя.

По покосившейся палубе бродили несколько сонных матросов. Поначалу Эрдан вознамерился отправить их отдыхать, потом решил прежде проверить, как себя чувствует Крейн. «Невеста» от него закрылась, и корабел испытывал за это искреннюю благодарность: к чужой боли он сейчас был не готов.

Умберто спал на полу, возле койки капитана – свернувшись клубочком, с блаженной улыбкой на усталом лице. Джа-Джинни дремал, сидя у стола и уронив голову на руки; его ослабевшие крылья казались двумя мокрыми тряпками.

– Вот обормоты, – негромко сказал Эрдан с порога. – Нет чтобы по очереди спать?!

– Оставь их... – послышался сорванный голос. Ни Умберто, ни крылан не пошевелились. – Пусть отдыхают...

Крейн лежал, уставившись в потолок; его умытое от копоти и сажи лицо казалось серым. Эрдан был удивлен, что капитан пришел в себя и даже разговаривает, но ждать, что он найдет силы подняться, не приходилось. В самом лучшем случае ему предстояло провести в постели дня три, а то и больше.

– Как... наши дела?

Основное Крейн знал и сам, но Эрдан все-таки рассказал о том, как пробоина выглядит со стороны, и о том, что стоянка затянется на две недели. Как и предполагал корабел, магус тотчас завертел головой – и болезненно зажмурился, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

– Неделя... – хрипло выдавил он, еле совладав с болью. – И ни днем больше!

Эрдан согласился; он нарочно завысил срок ремонта, зная, что Крейн сократит его вдвое. Конечно, лучше всего было бы выторговать еще три дня, но корабел решил оставить это на усмотрение богов. Кто знает, что случится за целую неделю?

– Много погибших...

Это не был вопрос. Корабел кивнул и назвал имена, а Крейн с усилием поднял руку и коснулся лба, поминая товарищей. Когда он и «Невеста» придут в себя, можно будет устроить тризну, а пока что оставалось довольствоваться молитвой.

– Девять человек... – Затуманенный взгляд капитана Эрдану сильно не понравился. – Много. Плохо...

– Мы победили безымянное чудовище, – напомнил корабел. Магус лишь криво улыбнулся.

– Предоставляю тебе честь... выдумать имя этой... твари...

Эрдан со вздохом кивнул. Одной заботой больше, как будто их мало.

– А что... – начал Крейн и осекся, досадливо поморщившись. Миг спустя Джа-Джинни поднял голову и посмотрел на них огромными бирюзовыми глазами, в которых все еще отражалась вчерашняя битва. Эрдан невольно вспомнил, каким был крылан первые три года их знакомства, и невольно испугался, что то пьянеющее от запаха крови существо может вернуться.

Джа-Джинни провел рукой по лицу, и наваждение исчезло.

– Я вчера решил – нам крышка! – Он негромко рассмеялся. – Капитан, это было весьма впечатляюще!

– Благодарю... – отозвался магус. – Мне не впервой спасать ваши шкуры... Умберто, хватит притворяться. Вставай, ты выспался за троих!

– Слушаюсь, капитан!

Вскакивать Умберто, однако, не торопился – зевнул, потянулся с хрустом и только потом поднялся. Держался парень бодро, но Эрдан все-таки заметил, что он бережет левую руку.

– Почему не подошел вчера к Эсме? – сварливо спросил корабел. – Жди теперь, пока она проснется.

– Она вчера вечером рвалась сюда, – сообщил Джа-Джинни. – Еле убедили, что капитану ее помощь не нужна. Сама на ногах едва держится, а остановиться не может...

– Сейчас она спит, – сказал Крейн и закашлялся.

«Еще неизвестно, кому чья помощь нужнее», – вдруг подумал Эрдан. – Кракен меня побери... ненавижу вот так валяться...

Это была очень старая песня. Все трое хором заверили капитана, что ему не помешает отдохнуть, а они справятся с ремонтом, – и тогда магус слабеющим голосом велел им убираться. Сам он задремал еще до того, как Эрдан, выходивший последним, переступил через порог...

Первое время матросы только и занимались тем, что латали паруса, а Эрдан подолгу сидел в трюме, наблюдая за зарастающей пробоиной. Сознание «Невесты», очень тяжело переносившей боль, не просто погрузилось в сон – оно захлопнулось, словно раковина жемчужницы. Это поначалу встревожило корабела: кто знает, вдруг фрегат не захочет просыпаться? Он успокоился, лишь когда услышал ночную песню и увидел собирающуюся за бортом рыбу. Спать стало тяжелее, но Эрдан готов был терпеть; к тому же на сей раз он мучился не один. «Проклятые рыбы, – сказала целительница, хмурая и сонная. – Хоть бы это поскорее закончилось...»

Как-то вечером корабел впервые отвлекся от работы и огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда же они попали. Песчаный берег был пуст; в скалах к югу от того места, где стоял фрегат, гнездились какие-то белые птицы, и их пронзительные крики были единственными звуками, нарушавшими тишину. По просьбе Эрдана Джа-Джинни облетел остров несколько раз и заявил, что тот довольно большой, но нигде не видно следов пребывания людей, – и вот тогда-то, обратившись к картам, корабел обнаружил, что острова на них нет. К северу от Каамы оказалось несколько клочков земли, помеченных значком «необитаемые», – да вот только, если верить картографу, все они были раз в пять-шесть меньше, чем тот, куда их занесло.

Шуршание бумаг разбудило капитана. Он долго наблюдал за корабелом краем глаза, а потом сказал сонным голосом:

– Не удивляйся... восточный берег этого острова омывается морем Кракена... одно название наводит на картографов Империи и Окраины такой ужас, что они предпочитают сюда вообще не соваться... ну, пропустили остров, подумаешь?..

– Шутишь? – проворчал Эрдан, отодвигая бесполезные карты. – Это место начинает меня тревожить, уж слишком здесь пустынно. Кстати, раз ты все равно проснулся – Умберто просит отпустить его поохотиться. Что скажешь?

– Пусть идет, – ответил Крейн после недолгого размышления. – И пусть возьмет с собой кого-нибудь... на всякий случай.

Молодой моряк очень обрадовался разрешению и на следующий день отправился в лес, захватив еще двоих матросов. Каково же было удивление Эрдана, когда Умберто и «охотники» появились вечером – без добычи, злые и уставшие, да к тому же с ног до головы в пыли и паутине. Джа-Джинни, наблюдавший за приближением троицы, поприветствовал их язвительным «Что, не повезло?» – но сразу изменился в лице, встретив взгляд Умберто. Тот был мрачнее тучи и, не обращая внимания на иронию крылана, пробормотал:

– Идем к капитану, там все расскажу.

Крейн выглядел немного лучше и нашел в себе силы подняться. Джа-Джинни и Эрдан уселись за стол, а Умберто, по привычке устроившись на полу, начал свой рассказ.

В лесу охотников с самого начала неприятно удивила тишина. Сперва казалось, что все звери ушли, почувствовав приближение чужаков, но потом один из матросов заметил: на земле и на деревьях не было ни единого следа живых существ крупнее крысы. В кронах жили создания, напоминающие белок, но от лап к телу у них тянулись кожистые перепонки, позволяющие... летать. Крылан при этих словах встрепенулся, но Умберто тотчас уточнил: они не летали, а планировали – прыгая с высокой ветки, расправляли свои странные «крылья», и ветром их несло все дальше и дальше. Этих белок удалось увидеть раз пять-шесть, а еще они заметили в траве змею.

– Ну и птицы, конечно, – было слышно, как они поют. И ни одного крупного зверя!

– Ты за этим нас сюда позвал? – ворчливо поинтересовался расстроенный крылан. – Нету зверей, подумаешь! Такое случается. Птицы едят рыбу, змеи – птичьи яйца... слышал я про зверька размером с крупную крысу, который питается исключительно змеями. Белки эти... летающие... тоже, наверное, кого-нибудь едят. И все довольны...

– А что ты об этом скажешь? – Умберто достал из-за пазухи какой-то предмет и поднял руку так, чтобы всем было видно. «Этим» оказалась каменная фигурка размером чуть меньше ладони, выполненная с большим мастерством, но сильно пострадавшая от времени: женщина в длинном платье, с раскинутыми в стороны руками. Кисти рук были отбиты. Эрдан долго смотрел на находку Умберто, прежде чем понял, что с ней не так.

У нее было второе лицо на затылке.

Моряк продолжил свой рассказ тихим голосом, в котором то и дело проскакивали зловещие нотки. Они с товарищами продолжали углубляться в заросли, хотя уже поняли, что придется вскоре возвращаться несолоно хлебавши, – как вдруг один из них оступился и... провалился сквозь землю. Когда стало ясно, что ничего страшного не произошло – пролетев два человеческих роста, матрос упал на что-то мягкое и ничего себе не сломал, – они решили осмотреть пещеру, вход в которую открылся столь странным образом.

– Лучше бы мы туда не лезли, – тускло проговорил Умберто. – Я теперь до конца жизни буду помнить это подземелье...

Веревки у охотников нашлись, а вот факела не оказалось; пришлось соорудить его жалкое подобие из того, что оказалось под рукой. Под землей было сухо и пыльно, повсюду висели плети паутины – сами пауки оказались немногим меньше пресловутых летающих белок. Пройдя немного по темному коридору, который постепенно сужался и уходил все ниже и ниже, они уже хотели повернуть обратно, как вдруг за резким поворотом обнаружилась большая комната.

В которой негде было ступить от лежавших повсюду скелетов.

– Это был, наверное, склеп, – пробормотал парень. – Они там лежат уже очень давно. На некоторых сохранилась одежда – богато украшенная, разноцветная, – но, когда мы вошли, она вдруг начала рассыпаться на глазах... а потом остались только кости...

– Ты не заметил, как они лежали? – осторожно спросил Эрдан.

– Сложив руки на груди, – хмуро ответил Умберто. – Они были разные – большие, маленькие... детские, наверное... а посередине стоял постамент, на котором была она, двуликая...

Они не так уж много успели рассмотреть, потому что самодельный факел погас. Комната погрузилась во тьму, и обратно моряки пробирались на ощупь, путаясь в паутине и сбивая друг друга с ног. А когда, еле дыша, вылезли на поверхность, Умберто обнаружил, что сжимает в руке маленькую каменную фигурку, точную копию статуи из подземелья, за исключением отломанных кистей. Как и где он ее подобрал, моряк не помнил – и это приводило его в совершенный ужас.

– Дай-ка мне... – попросил Крейн. Умберто поторопился отделаться от странной находки и жалобно взглянул на капитана, словно ждал, что тот одной короткой фразой прогонит все его страхи. Магус очень долго разглядывал статуэтку, вертел ее так и этак; его лицо оставалось непроницаемым. Наконец он с трудом поднялся и похромал к Эрдану.

– Видишь?

Корабел взял фигурку из рук капитана, который тяжело оперся о стол. Вблизи было видно, что поверхность серого камня когда-то раскрасили в разные цвета и чешуйки краски еще не сошли до конца. Эрдан ничуть не удивился, обнаружив, что одно лицо каменной женщины раньше было черным, а другое, на затылке... нет, не желтым.

Золотым.

«Здравствуй, Двуликая госпожа!..»

Мастер-корабел встал и подошел к иллюминатору, чтобы в лучах закатного солнца рассмотреть древнюю вещицу получше, а Крейн обессиленно упал на его место. Статуэтке изрядно досталось – не иначе, ею колотили о стену, бросали на пол, тщетно пытались расколоть на части и в конце концов отбили кисти рук. И все-таки работа неизвестного мастера поражала: складки на платье лежали именно так, как должны были, на плече оно было заколото брошью в виде миниатюрного цветка, а оба лица оказались весьма красивыми.

Поцарапанное и изувеченное, изваяние внушало трепет.

– На этом острове никогда не жили люди, – негромко проговорил Джа-Джинни. – Я не увидел ничего похожего на развалины домов. Откуда могли взяться скелеты?

– Как будто их сюда привезли с другого острова и похоронили, – пробормотал Умберто и вздрогнул. – Но кто же она такая? Мне все это начинает не нравиться... там было так жутко...

– Мне странно это слышать, – заметил Крейн. – Чтобы ты испугался каких-то старых костей? Уж не было ли там чего-нибудь еще?

Умберто покачал головой:

– Я все сказал.

– Я тоже не вижу поводов для страха, – проговорил Эрдан. – Склеп... скелеты... То, с чем мы столкнулись в море, было по-настоящему жутко, а здесь – так... старые кости, старые камни...

Молодой моряк пожал плечами:

– Можете считать меня трусом.

– Никто о тебе так не думает, – сказал магус устало. – Эрдан, расскажи о тех дверях в Ямаоке... расскажи им легенду...

Корабелу пришлось постараться, чтобы не забыть ни одной детали.

– Да-а... – задумчиво протянул Джа-Джинни. – Что же получается? Где-то на юге в незапамятные времена обитала некая женщина, которая не имела ничего общего с Основателями, но при этом вполне могла сравниться с некоторыми из них по силе. Когда она умерла, два странных создания оповестили об этом Ямаоку и, наверное, другие окрестные острова, а потом исчезли неизвестно куда. Как там они говорили? Грядет время Великого шторма? Да... и вот теперь мы находим ее изображение, да не одно, а сразу два... – Крылан почесал затылок. – Кто она такая?

– Если бы не эта легенда, я бы решил – богиня, – глухо проговорил Крейн. Он сидел, уронив голову на руки; лица под рассыпавшимися волосами не было видно. – Какая-нибудь... из древних...

Джа-Джинни покачал головой:

– Вот уж кто действительно древний, так это Великий шторм. В него верили задолго до пришествия Основателей... я бы даже сказал, старше его в мире только сам океан.

– А мерры? – встрял Умберто. – Мерры и их морская мать... то есть Морская царица. Она ведь тоже древняя, как и Шторм... потому их и поженили в легендах давным-давно.

– Верно, – кивнул Эрдан. – Но вот как связаны Шторм и Двуликая?

Вопрос повис в воздухе. Корабел вдруг понял, что до сих пор держит статуэтку в руке, и торопливо поставил ее на стол, как будто его прикосновения оскорбляли богиню, – но он совсем позабыл про крен. Фигурка закачалась и упала бы, не придержи ее Крейн; а потом Эрдан почувствовал, как «Невеста» приняла в себя новый предмет, – позволила ему стоять ровно, не падая.

– Два лица, – сказал магус, пристально глядя на Госпожу. – Прошлое и будущее? Правда и ложь? Нет, это слишком просто.

– Суша и океан, – предположил Эрдан. – В смысле, люди и мерры...

– Почему тогда не люди и крыланы? – фыркнул Джа-Джинни с притворной обидой. – И про гроганов забывать не стоит. Моя версия – земля и небо... хотя нет, Двуликая ведь не имеет отношения к Основателям...

– Да-а? – Крейн улыбнулся. – А почему это мы так решили? Она не принадлежала к Основателям, но появилась-то в то же время, что и они. Какая-то связь между ними уж точно есть, ведь до Основателей в этом мире не было тех, кто владел бы необычными способностями.

– Были, Кристобаль, – возразил Эрдан. – Просто магусы уничтожили все, что хоть как-то о них напоминало.

Умберто и Джа-Джинни изумленно и испуганно посмотрели на корабела.

– Докажи... – Крейн махнул рукой с глубоким безразличием, и его помощники облегченно вздохнули. – Я считаю, что магия в этом мире появилась именно с приходом Основателей. Даже целители и те пользуются благословением Эльги... – Он осекся и ошеломленно уставился на Эрдана, а тот, в свою очередь, потерял дар речи от внезапного озарения.

Эльга?!.

За крамольные мысли и тем более слова о том, что богиня-покровительница целителей на самом деле не имела никакого отношения к клану Чайки, даже высокородный магус рисковал поплатиться очень дорого – и все-таки смельчаки находились постоянно. Слишком уж заметным было различие между умениями чаек-щупачей и благословением Эльги, посему разговоры о том, что чайки попросту присвоили богиню, не утихали. Хотя немало болтливых языков успокоились навсегда...

Щупачи не могли исцелять, но свободно читали мысли.

Целители умели и то и другое, но клятва Эльги запрещала им проникать в сознание человека больше, чем это было необходимо для его излечения.

Не отказывай страждущему, не жалей сил, не читай чужих мыслей.

Первых ненавидели, вторых боготворили...

– Кто такая Эльга? – проговорил Крейн. – Дочь Основателя-Чайки? Так говорят щупачи, но мы-то не знаем наверняка. Я не слышал ни одной легенды, в которой бы говорилось о ее происхождении... она просто появилась. Пришла, принесла свое благословение... и стала богиней, равной Великому шторму, по-настоящему древнему и ужасному. Она стала Заступницей... – Он надолго задумался. – А если так: одно лицо обращено к суше, а другое – к морю? То есть к тем, кто остался, и к тем, кто ушел?

– Отчего тогда ни в одной часовне нет двуликих статуй? – возразил Эрдан. – Я не отрицаю, что это может быть Эльга, но... слишком уж все странно.

Джа-Джинни смущенно кашлянул и сказал:

– Э-э, капитан... вы помните, в Лейстесе – тот мальчик, Люс... он говорил, что статуя Эльги в портовой часовне очень похожа на Эсме...

– Помню, – магус прищурился. – И что?

– В ночь, когда Умберто был ранен... э-э... когда я провожал Эсме на борт, мы туда зашли...

– Хотя вам было не по дороге, – с усмешкой заметил Крейн. – Я почувствовал. И что, в самом деле похожа?

Ответ Джа-Джинни заставил Эрдана отчаянно пожалеть о том, что он отложил визит в часовню «до следующего раза». Сами моряки, собственно, бывали в ней нечасто – часовни строили для тех, кто оставался ждать.

– Точная копия, – сказал крылан, и Крейн удивленно поднял брови. – Она выглядит немного старше, чем Эсме... лет на пять, я бы сказал. Но сходство просто невероятное...

– Дело становится все интереснее, – проговорил Эрдан, видя, что капитан ошеломленно молчит. – Я бы пригласил Эсме сюда. Вдруг она что-то знает? И, в конце концов, ты дал ей право голоса, помнишь?..

– Не сейчас! – торопливо воскликнул магус и скривился от очередного приступа боли; измученное лицо сделалось серым, как пепел. Когда стало легче, он повторил уже спокойнее: – Не сегодня. Завтра... вечером. Я... должен все обдумать.

Это означало, что разговор окончен.

Когда они вышли на палубу, Умберто вдруг спросил невинным тоном:

– Послушайте, а вам не кажется, что капитан стал относиться к Эсме по-другому?

«Еще бы! – подумал мастер-корабел. – Иначе не испугался бы, что она увидит его таким ослабевшим...» Вслух он сказал, старательно изображая безразличие:

– Нет, не кажется. Он ею очень дорожит, так оно и понятно...

– Так и я о том же! – воскликнул Умберто, лукаво улыбаясь. – Дорожит! Смекаешь?

– Ты еще сплетничать начни... – Джа-Джинни ткнул друга в бок, перепрыгнул через фальшборт, и миг спустя в темноте уже зашумели большие крылья. Он летал по ночам, когда обдумывал что-то важное.

– Я серьезно! – продолжал упорствовать моряк. – Ты видел, как он на меня посмотрел в Ямаоке – ну, когда я Эсме на танец пригласил? Я подумал, сейчас как...

Наверное, Умберто хотел сказать «...как полыхнет!» или что-то в этом роде, но не успел – споткнулся и растянулся во весь рост на палубе. Эрдан склонился над ним, даже не пытаясь помочь, и сказал:

– Вот именно, подумал! – Он постучал по виску полусогнутым пальцем. – Ты думай побольше, только головой! А не другим местом!..

Умберто проворчал что-то про морскую мать и поднялся, кряхтя. Палуба «Невесты» имела любопытное обыкновение становиться то шершавым деревом, то твердым камнем.

И беспричинно на этой палубе никто не спотыкался.

...темная громадина где-то в вышине – на границе воды и воздуха. Большие плавники шевелятся, на шершавой шкуре тут и там жесткие наросты. Эй, корабел! Отчего не предупредил капитана, что фрегату пора чистить дно? Сам он о таких мелочах никогда не задумывается. А-а, тебе все равно? Ты лениво плывешь прямиком в разверстую пасть, куда уже успели нырнуть твои соплеменники.

Ты знаешь, что там ждет смерть.

И все равно плывешь...

– Я уже засыпаю днем... – пробормотал Эрдан и тряхнул головой, отгоняя сон. – Что ж ты делаешь, а?

«Невеста» не ответила. Корабелу показалось, что в темноте нижней палубы вокруг бродит на мягких лапах большая кошка – то и дело задевает его пушистым хвостом и тут же игриво отпрыгивает в сторону. Это был хороший признак, предвещавший скорое выздоровление, но долго терпеть подобное он не мог.

– Пойду-ка прогуляюсь, – сказал корабел сам себе. – Ты, я вижу, уже сама справляешься...

«Кошка» в темноте шумно фыркнула.

Он поднялся на верхнюю палубу и взглянул на горизонт: там проплывали грозовые облака, низкие и хмурые. Шторм уже в который раз за последние дни обходил стороной тихую гавань, и Эрдан впервые подумал о том, что это очень странно в самый разгар сезона дождей – как будто кто-то, зная об их затруднительном положении, отводил стихию подальше. Он вспомнил о разговоре с Кристобалем в ночь перед отплытием из Лейстеса: слова капитана о том, что он чувствует чью-то волю, которая ведет его по заранее определенному пути, казались теперь не такими уж далекими от истины.

Но чья же это воля?..

– Мастер Эрдан!

Он оглянулся и увидел Эсме с ларимом на плече. Целительница, смущенно улыбаясь, спросила, куда он собрался, – и, услышав в ответ, что он намеревается немного прогуляться, попросила взять ее с собой. Корабел сразу же почувствовал внимательный взгляд «Невесты ветра»: фрегат ждал, что он ответит. Эрдан пожал плечами и согласился: раз уж на острове не было крупных зверей, а тем более людей, им обоим ничто не угрожало.

«Волнуешься за нее, да?»

Ответом ему был раздавшийся где-то в глубинах сознания негромкий смешок...

Лодочка высадила их на берегу и осталась ждать, покачиваясь на воде. Эрдан побрел вдоль линии прибоя; каблуки его сапог утопали в мокром песке, а набегавшая волна стирала следы. Задумчивая целительница шла в нескольких шагах позади: быть может, ей хотелось о чем-то поговорить, но корабел, снедаемый внезапным тревожным предчувствием, не был расположен к беседам. Он просто шел вперед, изредка оглядываясь.

– Я как-то слышала легенду о моряках, которые обнаружили неотмеченный на картах остров, – сказала Эсме, когда он обернулся в очередной раз. Ларим сидел у нее на плече, свесив длинный хвост и загадочно сощурив глаза. – Они были весьма удивлены и обрадованы, потому что он оказался красивым... этакое райское местечко... – Она замолчала, виновато улыбаясь.

– А когда разожгли костер на берегу, то оказалось, что остров этот на самом деле – спина чудовища столь огромного, что даже представить страшно, – закончил Эрдан. – И эти моряки чудом спаслись, когда оно зашевелилось и решило нырнуть. Да, я знаю эту сказку. Так ты, выходит, подслушиваешь?

– Это все «Невеста»... – целительница развела руками. Ларим, едва не свалившись на песок, возмущенно застрекотал. – Она и раньше посылала мне... э-э... видения, а теперь и вовсе не умолкает. Последние дни было не так плохо, но теперь она почти выздоровела и все начинается заново. Эрдан, я... даже не знаю, как сказать. Можно что-то сделать, чтобы приглушить ее голос? И вообще, почему бы ей просто не оставить меня в покое?

На мгновение улыбка на лице Эсме сменилась горестной гримасой, и Эрдан понял: дело серьезнее, чем кажется. А самое неприятное заключалось в том, что причину происходящего он знал, но рассказать ей об этом не мог.

Он протянул руку и коснулся связующей нити.

– Ты что-то чувствуешь сейчас? – спросил корабел, сжимая кулак. Нить пульсировала, словно живая. – Или, быть может, что-то видишь?

– Нет, ничего. – Целительница нахмурилась... и почти сразу ее лицо просветлело, как будто отступила мучительная боль. Должно быть, преследовавший ее голос фрегата стал тише. – Ой! А как... как вы это делаете?

– Я держу в руке то, что связывает тебя и «Невесту ветра», – сказал Эрдан. Ему очень давно не приходилось это объяснять, но нужные слова вспомнились легко. – Эта нить невидима, неосязаема и все-таки очень прочна. Именно она позволяет «Невесте» легко проникать в твои мысли, не спрашивая разрешения... и разрушить ее может только «Невеста».

– Правда? – удивилась Эсме. – Не капитан?

Корабел нахмурился: «Что ж, придется быть честным до конца!»

– Ну-у... в общем-то, не совсем правда. Я тоже могу ее разорвать, но Кристобалю это не по силам. Когда кто-то покидает команду, «Невеста» рвет все связи с ним, потому что ее об этом просит капитан, да только вот если она решит не отпускать этого человека, Кристобаль ничего не сможет сделать.

– Невероятно... – пробормотала целительница, и изумление на ее лице сменилось настороженностью. – А если она решит кого-то изгнать? Или, наоборот, примет в команду человека, который не понравится капитану? Разве они не единое целое?

– Они разделяют друг с другом чувства, но в остальном все-таки сохраняют свободу воли, – сказал Эрдан, ощущая сквозь сознание «Невесты» отголоски недовольства. Крейн внимательно следил за их разговором, даже не пытаясь это скрыть. – Вот поэтому так важно, чтобы фрегат и капитан... э-э... скажем так, не ссорились. И нашему капитану некоторым образом повезло – у него есть я.

– Понимаю. Значит, вот для чего нужен корабельный мастер?

Эрдан рассмеялся, и она растерянно уставилась на него. Лишь Кристобаль смог бы расслышать в этом смехе горечь, а для целительницы все выглядело так, словно она сказала что-то очень глупое.

– Прости, не сдержался... – ему с трудом удалось успокоиться. – Нет, ты неправильно поняла, но в этом нет ничего удивительного. Видишь ли, я... – он замялся, подыскивая нужные слова. – Мне понадобилось десять лет, чтобы научиться обрывать нити. Другие корабелы на такое не способны.

«Вот так. Полуправда, которая хуже лжи во сто крат!»

Ему вдруг сделалось очень стыдно...

– Да, «Невеста» и впрямь не такая, как остальные фрегаты, – сказала Эсме с легкой улыбкой. – Но ты все-таки не ответил на мой вопрос. Эти... шепоты в моей голове уже порядком надоели. К тому же я вовсе не хочу подслушивать, о чем говорят в капитанской каюте... – последние слова прозвучали жалобно. – Можно что-нибудь придумать?

«Я мог бы освободить тебя...»

Нить в его руке сделалась толще и забилась, словно пытаясь утечь сквозь пальцы.

«...а потом Кристобаль меня убьет».

– Знаешь, я могу кое-что попробовать, – проговорил он, стараясь придать голосу уверенность. – Но обещать ничего не могу!

– Хорошо, – она вздохнула. – Если не получится, я стерплю. В конце концов, ко всему можно привыкнуть, хотя... быть вместилищем чужих бед, радостей и секретов не так уж приятно.

«Не так уж приятно?!»

– Скажи прямо – ужасно, отвратительно, невыносимо! Тебе ведь это попросту надоело? – За свои слова Эрдан тут же был вознагражден возмущенным взглядом. Тонкие брови Эсме сошлись на переносице; девушка уже приготовилась дать собеседнику решительную отповедь – быть может, вспомнить о долге каждого целителя и клятве Эльги, – как вдруг ее возмущение погасло.

– Ну да, – призналась она смущенно и растерянно. – Надоело. Эрдан, а что это там?

Он обернулся, но увидел только море: поверхность воды серебристо поблескивала, слабые волны бежали к берегу. Их прогулка затянулась, и «Невеста ветра» осталась далеко позади. До сих пор корабела это не беспокоило, но сейчас тревожное предчувствие, посетившее его не так давно, вновь ожило.

– Я ничего не вижу.

– Там что-то было, – растерянно проговорила девушка. – В воде... что-то живое...

Она еще не успела договорить, а Эрдан уже все увидел сам.

Шагах в тридцати от берега вода вдруг словно закипела, и над ее поверхностью показалось нечто белое, гладкое – оно напоминало купол медузы, но размером с пивной бочонок. Странное создание поднималось все выше, и наконец показалась нижняя часть купола, поросшая шевелящейся бахромой отвратительного вида, а из его центра свисали длинные щупальца. Тело медузоподобной твари было полупрозрачным; когда она приблизилась, стали заметны пульсирующие узоры жил под обманчиво тонкой шкурой.

Эрдан потянул целительницу за руку и негромко скомандовал:

– Уходим в лес. Быстро.

– Подожди... – пробормотала Эсме, не двигаясь с места. – Они... я чувствую их мысли... это так странно...

Следом за первой «медузой» показались еще две, побольше. Их щупальца были мохнатыми, и Эрдан знал: одного прикосновения будет достаточно, чтобы отправиться вслед за Великим штормом, и никакой дар Эльги не спасет. Если хоть одна из этих тварей совершит самоубийственный прыжок, которыми они издавна славились, то...

Мастер-корабел почувствовал, что дрожит.

– Эсме, это мерры. Жители глубин. Не куклы, которых ты видела раньше, а настоящие мерры! Ты не понимаешь, как это...

– Они не опасны! – перебила целительница. – Я... я это точно знаю! Эрдан, они хотят мне что-то сказать!

Ларим пискнул и перепрыгнул на руки корабелу. К своему величайшему изумлению и ужасу, Эрдан увидел, как Эсме шагнула навстречу тварям, замершим над поверхностью воды шагах в десяти от берега. В любой момент они могли завертеться, раскинув в стороны смертоносные щупальца, и броситься на хрупкую беззащитную целительницу – но его бешено колотящееся сердце отсчитывало удар за ударом, а ничего не происходило.

Лодка с «Невесты ветра» уже неслась по волнам, но она могла опоздать...

Увести Эсме против воли? Эрдан не был уверен, что мерры не набросятся на них в этом случае. Пока что странная троица оставалась в неподвижности – лишь щупальца, касавшиеся воды, слабо шевелились. Эсме застыла, словно изваяние; набегающие волны вымочили ее юбку почти до колен, но девушка не обратила на это ни малейшего внимания. Это зрелище – три мерра и целительница – было одним из самых удивительных из всего, что Эрдану довелось увидеть за много-много лет, и он вдруг понял, что больше не боится.

Время остановилось...

...огромные твари, выскакивающие из моря и бросающиеся на палубу, отдающие свою жизнь за пять человеческих.

...те, кого коснулись ядовитые щупальца, – умирающие в страшных мучениях, покрытые язвами, разъедающими плоть.

...магус с перекошенным от ярости лицом расстреливает показавшиеся из воды полупрозрачные тела – и те взрываются с шумом и грохотом.

Мерры висели над водой, казалось, целую вечность, а потом величаво поплыли прочь, медленно опускаясь. Они скрылись из виду как раз в тот момент, когда из-за скалы показалась лодка, и Эрдан облегченно вздохнул.

Целительница обернулась к нему и попыталась что-то сказать, но не сумела издать ни звука – а потом с тихим вздохом повалилась на песок...

...– Ты увидела Глубинное царство?!

Эсме сидела за столом, уронив голову на руки, и в ответ лишь устало кивнула. Собравшиеся в капитанской каюте переглянулись: Умберто растерянно пожал плечами, Джа-Джинни с тревогой посмотрел на капитана, словно ожидая, что тот все объяснит, а сам магус уставился на Эрдана, и в его взгляде отражались весьма противоречивые чувства.

– Они показали мне невероятные вещи... – еле слышно проговорила Эсме. – Блистающие дворцы... точнее, то, что они сами строят для своей Царицы... стада удивительных животных, которые никогда не поднимаются к поверхности... там были звуки, запахи и цвета, которым нет названия в языке людей. Капитан, почему мы с ними враждуем? Эти создания вовсе не злы по природе...

– Меня гораздо больше интересует другое, – сказал Крейн. – Как ты сумела их понять? Ты, выходит, очарованная морем?

Целительница пожала плечами.

Эрдан торопливо перебирал в памяти все, что ему приходилось слышать о меррах и о тех, кто на самом деле мог с ними разговаривать – если, конечно, это можно было назвать разговором. Картина получалась странная: со времен последней войны, закончившейся великим перемирием, жители глубин отгородились от людей, и лишь изредка среди моряков появлялись новые истории об очарованных – тех, в ком любовь к океану оказывалась сильнее прочих чувств. Эти сказки были очень похожи друг на друга, различаясь лишь в мелочах, и мастер-корабел мог бы спорить на сколь угодно большие деньги, что никто к подводным жителям не попадал.

«Мы живем в мирах настолько разных, что тончайшая линия между водой и воздухом становится почти непреодолимой. Мерр на суше проживет немногим дольше человека под водой. Отчего мы воюем, спрашиваешь? Я не знаю. Одно лишь известно доподлинно – хотя и есть среди людей очарованные морем, мы никогда не поймем друг друга...»

– Мы знаем о меррах очень немногое, – заговорил Эрдан, обращаясь больше к самому себе, чем к товарищам. – И знания наши становятся обрывочными и скудными в том, что не касается битвы с ними... – Он замолчал.

Все они сейчас, должно быть, думали об одном.

Правитель Ямаоки был совершенно прав в одном: пророчество Буревестника, а вместе с ним и легенду о падении Феникса можно было толковать по-разному – и самые ожесточенные споры начинались как раз по поводу даров Феникса. Если первый дар худо-бедно понимали одинаково – чем еще он мог быть, как не звездным огнем? – то со вторым дело обстояло куда сложнее, ведь ни люди, ни магусы летать не умели. О каких же крыльях говорил Буревестник? Но с третьим даром все было куда хуже, поскольку видеть сокрытое умели многие – щупачи, целители, очарованные морем, да и навигаторы тоже...

– Я вдруг вспомнил кое-что, – сказал Крейн, отстраненно глядя перед собой. – Когда мне было лет семь, из Вороньей цитадели пришло печальное известие: умер Айлантри – алхимик, заключавший великое перемирие. Он тоже был из очарованных морем. Помню, отец очень расстроился и сказал, что теперь можно ждать чего угодно – даже новой войны...

Эрдан ошеломленно уставился на Кристобаля: магус впервые за долгие-долгие годы заговорил о прошлой жизни, о погибшем отце – и в его лице ничего не изменилось. Старая рана затянулась? Корабелу хотелось бы в это поверить.

– Этот дар встречается еще реже, чем целительский, – спокойно продолжал между тем Кристобаль. – Выходит, тебя боги благословили дважды.

– Не знаю... – проговорила Эсме, нахмурившись. – Все это очень странно...

– Если ты боишься, что я заставлю тебя снова с ними разговаривать, то зря, – хмыкнул магус. – Не думаю, что в скором будущем такая встреча может повториться.

– Не боюсь! – целительница робко улыбнулась. – В этом не было ничего неприятного, даже наоборот. Просто мне кажется, что они хотели что-то сказать... и я не уверена, что поняла их правильно. Мне нужно... нужно все вспомнить и обдумать. Можно я уйду?..

– Конечно, – магус кивнул. – Отдохни и ни о чем не беспокойся!

– Ты ничего ей не сказал про Двуликую госпожу! – укоризненно заметил Джа-Джинни, когда за целительницей закрылась дверь. Крейн, который все это время с трудом изображал здорового и полного сил капитана, обессиленно рухнул на койку; с его лица мгновенно сошли все краски.

– Она ничего не знает... – послышалось невнятное бормотание. – Я не хотел ее испугать и решил проверить сам. Я был осторожен, она не почувствовала...

Корабел вздрогнул. Он вспомнил, о чем они с Эсме говорили как раз перед появлением мерров, и понял: предстоит нелегкий разговор с капитаном.

– А еще ты не упрекнул ее в беспечности... – сказал он. – Как и меня, впрочем.

– О да! – магус хрипло рассмеялся. – Невероятная, непростительная беспечность! – Его глаза на исхудавшем бледном лице полыхнули от едва сдерживаемого гнева. Окажись на месте Эрдана кто-нибудь другой, магус не стеснялся бы в выражениях, но мастер-корабел, несмотря ни на что, оставался его учителем. – Как можно было отправиться на прогулку вдвоем после того, что вчера обнаружил Умберто? Да еще и забрести так далеко?! – Он уставился на Эрдана в ожидании ответа.

– Э-э... мы, пожалуй, пойдем! – торопливо проговорил крылан. Магус еле заметно кивнул, и Джа-Джинни с Умберто ретировались поразительно быстро. «Бросаете меня на произвол судьбы?» – подумал Эрдан и устало усмехнулся. После случившегося на берегу он чувствовал себя совершенно обессиленным и с удовольствием ушел бы отсыпаться в каюту, но перед этим нужно было объясниться с капитаном.

– Ты тоже не подумал об опасности, раз не остановил нас...

– Это не оправдание! – взвился Крейн. – У тебя своя голова на плечах, как и у Эсме! Я один не могу принимать решения за каждого члена команды в отдельности! Или ты хочешь, чтобы я следил за каждым вашим шагом, постоянно во все вмешивался? Так, да?!

– Кристобаль, оставь в покое старую развалину, не терзай вопросами! – попросил Эрдан. – Тем более такими, ответы на которые тебе известны. Что произошло, то произошло. Да, я ошибся... но ведь ты и сам кое-что делаешь неправильно.

– О чем это ты? – проворчал магус, насторожившись. – Что я делаю неправильно?

Эрдан нахмурился. Следовало очень осторожно подбирать слова, чтобы капитан понял его и выслушал до конца. К тому же нельзя было забывать о том, что их сейчас, возможно, слушает не только «Невеста ветра». Это было гораздо сложнее, чем казалось поначалу.

– Видишь ли, Кристобаль... когда ты слишком много думаешь о чем-нибудь, «Невеста» это чувствует... э-э... и тоже начинает уделять много внимания этой вещи... или человеку.

Крейн помрачнел и отвел взгляд. Он все понял сразу.

– Тот, кто не рожден навигатором, очень тяжело переносит шепот, Кристобаль. От этого и с ума сойти недолго...

– Знаю, – пробормотал магус. – Так, говоришь, я слишком много думаю?

Этот вопрос не требовал ответа, хотя Эрдан мог бы сказать: «Еще и делаешь!» Если в первые дни пребывания Эсме на борту «Невесты ветра» поведение капитана можно было списать на желание завоевать доверие целительницы, то теперь об этом думать не приходилось. Эсме прекрасно вписалась в команду, ее обожали все до одного матросы, и никому из них даже в страшном сне не привиделось бы, что ее может обидеть кто-то из своих. Так что девушке было на фрегате вполне вольготно и комфортно, а что до опасных приключений – так она ведь понимала, что за жизнь выбирает, оставаясь на пиратском корабле. Но магус все-таки продолжал ее оберегать, словно хрустальный бокал под камнепадом, – и если бы все было так просто! Эрдан вдруг вспомнил, как Кристобаль попытался скрыть от Эсме существование Камэ, – даже силу применил, чего никогда не делал раньше. Мастер-корабел сокрушенно вздохнул: «Старый я дурень! Камэ-то сразу поняла, в чем дело...»

– Я помню, Кристобаль, что ты не вмешиваешься в чужие мысли без надобности, – сказал он. – Но «Невеста» слушает нас постоянно. Она знает гораздо больше секретов, чем ты. И если вдруг ей покажется, что...

– Все понятно, – перебил Крейн. – Спасибо, что предупредил.

«Понятно, как же...» Эрдану сделалось очень жаль своего ученика, которому предстояло пройти через нелегкое испытание. Он, конечно, сумеет не говорить и не делать, да только «Невесту» этим не обманешь. Она все равно прочтет в мыслях капитана то, в чем он и сам себе не признается, – и тогда их ждут серьезные неприятности.

– Кристобаль...

Магус, до этого молча глядевший перед собой отсутствующим взглядом, встрепенулся и посмотрел на мастера-корабела.

– Что?

Он произнес это короткое слово с интонацией приговоренного к пыткам. Эрдан ощутил себя палачом и не смог сказать то, что собирался.

«Не влюбляйся в нее, Кристобаль!»

– Ты ведь знаешь, на что способна «Невеста»...

– Конечно.

– Так будет лучше для всех.

– Это я тоже знаю... – Крейн вздохнул. – Все, хватит. Я достаточно бездельничал.

Корабел скептически поджал губы – капитан едва держался на ногах, ему бы следовало отдыхать еще дня три, – но промолчал.

– Завтра мы выходим в море, – сказал магус тоном, не допускающим возражений. – Пробоина уже заросла, паруса тоже в порядке. – Он чуть помолчал, потом добавил: – Уж очень хочется узнать, что ждет нас на острове Зеленого Великана...

– Не советую набирать матросов тут, – сказал Эрдан. – Здешняя публика не пойдет к неизвестному капитану, а такой красивый фрегат только вызовет у них подозрения.

Кристобаль кивнул. Маленькая команда «Невесты ветра» собралась на баке, чтобы понаблюдать за приближавшейся Аламедой: древний порт встретил их лесом мачт, за которыми едва виднелись утопающие в предрассветном тумане красные черепичные крыши домов. От одного конца огромной пристани до другого едва ли можно было дойти за день, а уж сам город и вовсе подавлял своими размерами – провинциалы обычно чувствовали себя на шумных многолюдных улицах очень неуютно и легко становились жертвами воров и мошенников, для которых здесь было истинное раздолье.

По флегматичной физиономии Унаги было трудно понять, что он чувствует: Эрдан всерьез подозревал, что верзила-матрос совершенно одинаково относился как к столичному порту, так и к любому другому, даже самому захудалому. Велин, напротив, заметно волновался, и мастер-корабел догадывался, в чем дело: любознательный целитель с удовольствием бы погулял по местным книжным лавкам, но, поскольку денег едва хватало, чтобы заплатить пошлину за стоянку и не умереть потом с голоду, ему оставалось лишь страдать молча. Эрдану было его очень жалко.

Кристобаль с самого утра пребывал в задумчивом настроении и почти не разговаривал. Сейчас же в его взгляде, устремленном на крыши Аламеды, Эрдан различил тоску, которая была слабым отголоском его собственной. Такое чувство способен испытывать лишь человек, который возвращается на пепелище родного дома, причем даже самому себе не может ответить на вопрос – зачем?..

– Ты ведь здесь бывал? – негромко спросил Эрдан. Магус обратил на него хмурый взор и кивнул, а потом неохотно проговорил:

– Отец и брат взяли меня с собой на празднование в честь рождения наследника престола. Мне тогда было шесть лет, но я хорошо все запомнил. Праздник был... красивый. Нас даже ненадолго пустили в Сады Иллюзий...

Его лицо неуловимо изменилось: магус словно превратился в мальчишку, на которого великолепная столица оказала неизгладимое впечатление, и позабыл обо всем ужасном, что произошло потом. Но это длилось всего мгновение.

Эрдан ощутил, как в глубине его души поднимается чувство, не дававшее о себе знать вот уже почти десять лет – да, именно столько времени прошло с тех пор, как он покинул Аламеду, – и торопливо проговорил:

– Здесь мы расстанемся, Кристобаль.

Магус взглянул на него с легким удивлением, но ничего не сказал. Эрдан был за это благодарен вдвойне: ему не хотелось выслушивать просьбы, ответ на которые был известен заранее, а простые слова прощания были бы ложью – ведь оба знали, как сильно Кристобалю хочется, чтобы мастер-корабел никуда не уходил.

И они расстались молча...

...Он шел по улице, по которой десять лет назад покидал город, ставший почти родным. Тогда была ночь, сейчас – раннее утро. Корабел оглядывался и с удивлением понимал, что ничего не изменилось, как будто прошел всего один день – или, быть может, его память с возрастом ослабела? Все те же лавки, та же шумная толпа, причудливая смесь запахов и звуков – только в столице можно услышать сразу все диалекты, на которых говорят в Империи, только здесь в глазах рябит от пестроты нарядов и блеска драгоценностей. Город жил размеренно и неторопливо; ему не было дела до немолодого человека, вознамерившегося вернуть прошлое.

Зазывала у входа в одну из лавок предложил ему отрез зеленого шелка, оттенком напоминавшего паруса «Невесты ветра». «Нет денег!» – отговорился корабел, но безотчетно сунул руку в карман длиннополой куртки... и с удивлением нащупал там несколько металлических кругляшей. Память услужливо подсказала, как магус на пристани отряхивал его спину, – и корабел усмехнулся. Было бы глупо возвращаться – хотя кто знает? Не исключено, Кристобаль именно на это и рассчитывал, отдавая ему все свои сбережения. Нет, раз уж бравый капитан готов голодать, пусть голодает.

Эрдан пошел дальше и сквозь многоголосый шум неожиданно различил робкую мелодию сирринга: незатейливый мотив вызвал в его душе странное полузабытое чувство. Поодаль, у стены дома стоял музыкант – седой, в рваном плаще непонятного цвета; перед ним лежала шляпа, на ее донышке сиротливо поблескивала пара медяков.

Корабел почувствовал внезапный холод.

«Этого не может быть...»

Доиграв мелодию до конца, музыкант поднял голову и, встретившись взглядом с Эрданом, кивнул ему как старому знакомому. Корабел порывисто шагнул вперед, положил монету в ветхую шляпу и только тогда понял, что отдал нищему незнакомцу не медную мелочь, а серебро.

– Неслыханная щедрость, – сказал музыкант с добродушной усмешкой. Вблизи было видно, что его плащ когда-то украшала искусная вышивка, но сейчас оставалось лишь догадываться, что именно обозначали обрывки узора – битву с меррами? пришествие Основателей? падение Феникса? Быть может, все сразу. Седые волосы падали на его лицо спутанными космами, но Эрдан поостерегся бы угадывать возраст незнакомца.

– Сколько лет сколько зим! – провозгласил музыкант и шутливо поклонился. – Давно ли ты проходил по этой улице – один, крадучись сквозь ночную мглу, будто заправской вор? Вижу, судьба была к тебе неблагосклонна – ты успешно украл сам у себя почти десять лет жизни.

– Кто ты такой? – хрипло проговорил Эрдан. – Откуда я тебя знаю?

– Я всего лишь бедный уличный музыкант, – раздалось в ответ. – Нас так много в этом городе, и мы так похожи друг на друга, что вряд ли кто-то обращает внимание на наши лица. А мы видим всех. И знаем все.

– Так не бывает...

Музыкант рассмеялся.

– Ты прав, о светоч мудрости! Меня не бывает. Я камень мостовой, наделенный слухом и голосом, – знаешь, как много интересного слышат камни за свою долгую-предолгую жизнь? Я был когда-то частью купола собора Всеблагой Эльги, а потом купол треснул, и я стал пылью – меня веками носит по улицам Аламеды. Нет такого угла, в котором я не успел бы побывать, нет такой тайны, которую бы я не знал! Вот ты, к примеру, был когда-то Учителем. Говорили, что ты лучший из лучших!

– Это не так... – прошептал Эрдан. Происходящее все больше напоминало дурной сон или бред. Быть может, он умер?

– Но так было! Ученики превозносили тебя до небес, потому что никто другой не умел делать сложное простым так, как это делал ты, и никто другой не был столь щедрым... но потом твоя щедрость перешла границы.

– Да, – корабел опустил голову. – Я совершил ошибку.

...лучи полуденного солнца падают сквозь витражное окно; разноцветные отблески ложатся на красивое лицо молодого человека – его глаза светятся от нетерпения, губы плотно сжаты. Слова, произнесенные мгновение назад, все еще витают под высокими сводами комнаты: «Ты должен открыть мне последнюю тайну! Я стану твоим лучшим учеником, и вместе мы превзойдем всех, кто был и будет...»

– Мое предназначение – учить, – сказал Эрдан. – Я выполнял свой долг.

– Вот как? – Голос музыканта стал отдаляться, растворяясь в шуме улицы. – Что же ты терзаешь себя вот уже десятый год? Ведь не ты употребил знания во зло, а ОН. Ты всего лишь учил его...

– Но если бы он не был моим учеником, ничего бы не произошло, – прошептал мастер-корабел. – Поэтому вся вина лежит на мне, и я больше не хочу никого обучать.

– Не хочешь? – послышался еле различимый шепот. – Воля твоя. Только когда придет время, Великий шторм не спросит, чего ты хочешь. Если он даст тебе рыбу вместо мяса, ты съешь рыбу. Если он скажет: «Плыви!» – ты отрастишь плавники и покроешься чешуей. Если он решит, что тебе самое место на дне, ты бросишься со скалы – но все закончится, лишь когда он решит...

...Эрдан очнулся.

Он по-прежнему стоял на том месте, где впервые расслышал смутно знакомый мотив, но теперь кругом витали лишь обычные звуки большого города. Музыканта не было и в помине, зато совсем рядом обнаружился воришка, решивший проверить – есть ли чем поживиться в карманах странного человека, застывшего посреди улицы. Мастер-корабел крепко схватил мальчишку за руку – тот лишь пискнул, скорее от удивления, чем от боли или испуга. Оборванцу было на вид лет десять.

– Хочешь к стражникам? – поинтересовался Эрдан. Воришка помотал головой и осторожно перевел дух: такое начало вполне могло оказаться благоприятным. – Тогда окажи мне услугу, и мы в расчете. Идет?

– Ага... чего надо-то?

– Ты, должно быть, всех тут знаешь?

– Ну да...

– В двух кварталах отсюда есть дом с нарисованным на стене фрегатом. Знаешь? Расскажи мне, кто там живет.

– Легко! – Мальчишка совсем успокоился и заговорил чуть снисходительно – как-никак, он все-таки был столичным жителем, а не пришлым чужеземцем: – Там никто не живет...

Солнце с шипением ушло под воду, свет померк. Гулким эхом раскатился над враз опустевшей улицей хохот Повелителя штормов, а потом волны объяли Аламеду – и его вместе с ней.

– ...вот уже лет пять. Хозяйка, вдова, нового мужа себе нашла – к нему и уехала, куда-то на запад. Дочь с собой забрала и всех слуг, а дом остался закрытым. Так с тех пор и стоит.

– Как ее звали? – хриплым голосом спросил Эрдан, с трудом поднявшись со дна.

– Хозяйку-то? Вроде Амелией... ой, нет, это дочку так зовут... во, вспомнил! Клара. Да, точно – Клара.

Клара. И Амелия...

Пять лет. Он опоздал. Как там сказал музыкант – украл у себя десять лет жизни? Нет, он ее всю украл и продал скупщику за гроши. Ничего не осталось.

Ничего...

– Эй, ты так и будешь меня держать? – проворчал мальчишка. Эрдан отпустил тонкое запястье и побрел куда-то вперед, не оглядываясь. Воришка что-то хмуро бормотал ему вслед, растирая онемевшую кисть, а потом свистнул – тотчас же словно из-под земли перед ним возник еще один чумазый оборванец, поменьше. «Передай Худому – его пропажа нашлась! – сказал мальчик. – Да поторапливайся!»

Эрдан этого не услышал. Он шел, едва замечая дорогу, а сталкиваясь с прохожими, не слышал их возмущенных окликов. Зачем? Зачем он покинул Рокэ и вернулся туда, где его давно похоронили – а быть может, и прокляли? Все из-за магуса с разноцветными глазами, в чьем взгляде смешались мальчишечья наивность и горькая мудрость человека, умудренного опытом.

Все из-за того, кто не сгорел в огне и в океане не утонул.

Нет, Эрдан вовсе не винил Кристобаля в крушении своей внезапно возникшей надежды, но после всего, что произошло на борту «Невесты ветра», он уже не мог вернуться на Рокэ, к той жизни, которую вел последние годы. А куда еще он мог отправиться? Только домой.

Точнее, туда, где раньше был его дом.

...Трое в черном нашли Эрдана, когда солнце уже клонилось к закату: он наблюдал за гроганами, разгружавшими карго под присмотром людей с хлыстами, – не то чтобы ему было интересно, просто в этой части порта не было видно зеленых парусов «Невесты ветра». Они словно вышли из тени, которую отбрасывала на причал башня с часами, обступили его с трех сторон – суровые, молчаливые и убийственно вежливые.

– О-о, наконец-то! – сказал мастер-корабел и понял, что улыбается. – Я, признаться, думал – все, забыли. Не ищут... не нужен никому, даже ему.

– Вы отлично знаете, что нужны нашему хозяину, мастер Эрдан, – прошелестел голос одного из троих. – Он ведь не раз посылал вам предложения вернуться.

– Прекрасная осведомленность! – искренне восхитился Эрдан. – И что же вы намерены со мной делать?

– Вас ждут, – раздалось в ответ. – Мы проводим.

– А если я откажусь?

– Мы проводим, – повторил человек в черном, не меняя интонации, и Эрдан усмехнулся. Он мог сопротивляться, но это означало лишь несущественную отсрочку. Троица доставит его к месту назначения, пусть даже и по частям, – главное, чтобы хоть одна из этих частей умела разговаривать.

Их путь был недолгим: в северной части пристани, где возвышался маяк, Эрдан понял, что его ведут вовсе не туда, где жил единственный человек в Аламеде и во всей Империи, способный отдавать приказы Ищейкам. Выходит, этого человека нет в городе, – но он понятия не имел, стоит ли этому радоваться. Встреча всего лишь откладывается, но не отменяется.

Тем более кто-то ждет его там, на маяке...

Мастера-корабела подвели к самому входу и там передали другим стражам, невидимым и неслышным. Когда за его спиной закрылась дверь, Эрдан огляделся – но увидел только лестницу, круто уходящую наверх. Со всех сторон доносилось неприятное шуршание и поскрипывание, живо напомнившее ему давно минувшее время. «Если ты не придешь в Яшмовую цитадель, она сама придет к тебе» – так было написано в одном из первых посланий, которые ему и в самом деле доставили. Да, свершилось – она пришла.

На открытой всем ветрам верхней площадке маяка стоял человек, оказавшийся последним из тех, кого Эрдан ожидал здесь встретить.

– Чейн? – вырвалось у мастера-корабела. – Ты?!

Очень высокий и очень худой мужчина поклонился так низко, что, казалось, почти сложился пополам. Его волосы за десять лет поредели и побелели, в остальном же второй из лучших учеников Эрдана почти не изменился – разве что в глазах появился странный неприятный блеск.

– Рад встрече, мастер, – сказал он.

– Что ты здесь делаешь? – Эрдан с трудом справился с удивлением – тем более он уже догадывался, какой ответ услышит.

– Меня называют главным корабелом Аламеды, – ответил Чейн. – И даже всей Империи. Но это всего лишь потому, что ты предпочел отойти от дел раньше времени. Что ж, теперь все изменится.

– Ошибаешься, – спокойно возразил Эрдан. – Я не намерен...

– Он не спросит, – перебил Чейн. – Он так давно ждал возможности тебя вернуть, что не упустит шанса – раз уж ты сам пришел. Ваша глупая ссора затянулась, и пора наконец-то положить ей конец. Или ты так не считаешь?

Ученик ждал ответа, но учитель медлил. Человек, стоявший перед ним, изменился гораздо сильнее, чем казалось поначалу, – и это тоже было следствием его ошибки.

– Я часто про тебя вспоминал, – сказал мастер-корабел. – Гадал, где ты и чем занимаешься. Но я даже в страшном сне не мог предположить, что ты...

Чейн рассмеялся – сухо, трескуче. Его глаза снова заблестели, а голос вдруг сделался резким и даже жестоким.

– Я – что? Я занял твое место, да. Но ты ведь и сам считал меня лучшим – до тех пор, пока не появился он. Собственно, после твоего бегства другие кандидатуры даже не обсуждались, мне сразу предложили стать главным корабелом... и я согласился. Да, согласился после всего, что произошло между вами, – видишь, я знаю наперед все твои возражения. С тех пор прошло много лет, я уже успел воспитать своих учеников...

Эрдан подошел к краю площадки. Далеко внизу море билось о подножие маяка; к югу вздымался лес мачт. Сотни кораблей, сотни навигаторов – пары, чья связь нерушима и длится до самой смерти одного из двоих. Они покоряют океан, сражаются с чудовищами из глубин, оберегают команду – порою ценой собственной жизни. Так было испокон веков, но вот сколько еще это продлится?

– Ты позволил ему превратить себя в бессловесное и безмозглое орудие?

– О-о, видишь ли, я всегда был слабовольным глупцом, – послышался язвительный ответ. – Мне не хватило духу бросить жену и ребенка, чтобы только сберечь свою честь, не посадить на нее ни пятнышка. Я остался – и, справедливости ради, он меня не принуждал совершать то, о чем ты сейчас думаешь. В конце концов, ты меня этому так и не научил.

«Не научил» – только когда эти слова прозвучали, Эрдан распознал в голосе бывшего ученика обиду. Ядовито-горькую, жгучую обиду, которая, должно быть, мучила Чейна по ночам: как же так? Он, прослуживший учителю верой и правдой немало лет, ловивший каждое слово и не жалевший сил, оказался недостоин великой тайны! Что за вопиющая несправедливость!..

– Да, я не доверил тебе этот секрет, хотя собирался много раз. А тебе хоть приходило в голову, что хранить его – нелегкое дело? Зачем взваливать на себя груз, который может свести в могилу раньше времени?

Чейн одарил его хмурым взглядом и сказал те слова, которых Эрдан боялся больше всего:

– Если бы ты унес его с собой, я не усомнился бы в твоей правоте ни на миг.

Все верно. Эрдан опустил голову. Он должен был молчать, и тогда ничего бы не случилось. Спросить, сколько раз его лучший ученик успел испробовать свой уникальный навык, Эрдан не осмелился – ответ его заранее пугал. Наконец он сумел выдавить из себя робкую жалобу:

– Зачем я ему нужен? Я старик...

– Не смеши меня! – В голосе Чейна промелькнули легкие нотки зависти. – Ты совсем не изменился, разве что поседел. Три-четыре поколения назад у тебя в роду точно был магус – значит, до ста лет доживешь... мастер. И еще успеешь послужить Его Величеству. Отменно послужить, как он давно мечтал!

Послужить. Ни во сне, ни в бреду он такого не видел...

– О да! – мастер-корабел улыбнулся. – Так он, выходит, никого не посвятил в тайну? – Чейн кивнул. – Тогда понятно, почему меня здесь так ждали.

Он повернулся к низкому парапету и снова взглянул на лес мачт, мерно покачивавшихся в такт биению океанского сердца. Что за болезнь овладела его волей и заставила отдать грозное оружие в руки не просто недостойного человека, но к тому же и наделенного властью? Как он мог не подумать о том, что последует за его глупой выходкой?

И теперь уже ничего нельзя исправить.

– Знаешь, Чейн... я все эти годы думал лишь об одном: каким останется мое имя в памяти людей – если вообще останется? Навигаторы и корабелы, которых я воспитал до тебя, – их лица и имена отпечатались в моей памяти. Не все, конечно, были столь одаренными, как ты или он, но смею надеяться, им удалось совершить немало полезных дел... Мне бы на этом и остановиться, так нет же! Мне нужен был гениальный ученик, который бы прославился в веках, – а рядом с его именем всегда упоминали бы мое! И теперь я не понимаю, что стало причиной моего поступка – тщеславие или обычная глупость, но итог известен – Эрдан-корабел навсегда останется учителем кровожадного деспота и жестокого тирана. Я дал ему оружие, сильнее которого нет на свете, я был слеп... и мне понадобилось десять лет, чтобы прозреть. Передай... моему ученику... а впрочем, ничего ему не говори!

...шаг за каменный порог.

Чейн что-то кричит, но сквозь шум волн и свист ветра его голос не слышен.

...шаг в бездну.

Крики чаек, блеск воды. Интересно, как его встретит Великий шторм?

...всего один шаг.

Кажется, это уже было?

Солнце с шипением ушло под воду, свет померк.

Волны объяли Аламеду – и его вместе с ней...

Миновало двенадцать дней после их отплытия из безымянной гавани странного острова – Эрдан вознамерился было назвать его островом Двуликой, но передумал. Когда-то там жили люди, когда-то это странное место имело название, и мастер-корабел невольно задумался о том, что подобных секретов в их путешествии будет еще немало. Он присмотрелся к своим спутникам: все до единого заболели той странной хворью, что поражает любого несчастного, осмелившегося взглянуть на старые карты, – в их глазах светилось упрямое желание докопаться до истины любой ценой. Даже Эсме, с тех пор как «Невеста ветра» перестала донимать ее шепотами, повела себя иначе: теперь их разговоры не уходили далеко от «Утренней звезды», и целительница, как он прекрасно видел, в полной мере восприняла от капитана его одержимость поисками древнего сокровища, чем бы оно ни являлось на самом деле.

Мастер-корабел лишь посмеивался, наблюдая со стороны за Эсме и остальными.

Однажды он обмолвился о Двуликой госпоже – и тут же замер в ожидании оклика «Невесты». Ничего не произошло, но Эсме, конечно же, спросила: «Что за госпожа?»

Он поведал все, что знал. За недолгое время, что занял рассказ, рядом с ними откуда ни возьмись появился Умберто, а потом и крылан устроился неподалеку, внимательно ловя каждое слово, будто слышал эту историю впервые. Эрдан понимал, что на самом деле им хотелось посмотреть на поведение Эсме – убедиться, что она и впрямь о Двуликой не знает. Поначалу все шло именно так, как он предполагал: целительница с любопытством выслушала его, а потом пробормотала: «Удивительно...» – и только. Но внезапно Эрдану показалось, что связующая нить между Эсме и фрегатом еле заметно дрогнула; по лицу девушки пробежала мимолетная тень. «Она что-то поняла?» – изумился мастер-корабел. Если так, то Кристобаль должен был это почувствовать.

«Мне бы хотелось, чтобы ты все рассказала сама...»

Эсме словно услышала его мысли – впрочем, так оно и было – и, смущенно покраснев, пролепетала что-то невнятное об усталости и позднем времени. Мастер-корабел устало кивнул, давая ей возможность уйти; он почувствовал присутствие Кристобаля в своем сознании и спросил капитана: «Думаешь, она что-то скрывает?»

«Да... – прошелестело в ответ. – И оно лежит на самом дне ее сундука...»

Это значило, что им никогда не узнать правды.

«Конечно, мастер, нам всей правды не узнать. Но так ведь интереснее, а?»

Эрдан усмехнулся. «Мастер» – произнесенное вслух, это обращение неизбежно звучало с легкой иронией: Кристобаль всему научился сам, и гораздо больше прав на звание его учителя имела шальная молния, чем непутевый бродяга-корабел. Но сейчас он почувствовал всю искренность капитана.

«Ты прав, мой ученик».

Диск закатного солнца утопал в алом мареве. Эрдан наблюдал за ним, прищурив глаза, и думал о том, что «Невеста ветра» благополучно миновала полосу штормов – теперь они уже в южных морях.

Они там, где лето.

...Когда было заключено великое перемирие, люди и мерры поделили моря и океаны очень просто: первым достался север, а вторым – юг. Полоса штормов, она же Окраина, принадлежала людям, однако считалась столь опасным местом, что селиться на тамошних островах осмеливались только те, кому некуда было податься, – так возникло то, что в недалеком прошлом Лайра Отчаянный назвал своим королевством. Но и к югу от Окраины островов было великое множество, просто люди там не жили – таково было самое важное условие перемирия.

А ведь тысячу лет назад, если верить легендам, даже самый маленький южный город мог легко затмить Аламеду...

Мелодия Сандера парила над волнами и казалась такой же неотъемлемой частью мира, как ветер или плеск волн; с тех пор как Кузнечик перестал петь, к долговязому матросу относились по-другому, его начали ценить. Далеко на востоке тянулся огромный остров Гудо: вдоль его невидимого берега они шли вот уже пятый день и совсем скоро должны были миновать пролив Сирен – тот самый, чье название испугало крылана и вынудило Крейна искать встречи с Паучком. Корабел взглянул на Джа-Джинни: нахохлившийся крылан выглядел хмурым и встревоженным, но на сей раз его дурные предчувствия не имели под собой никаких оснований. Погода была на редкость хорошей, ветер – благоприятным, а это значило, что завтра утром странное место и его причудливое название останутся позади.

Удивительно, как Эсме еще не попросила его рассказать о сиренах...

– Она милая, правда? – Музыкант в драном плаще на мгновение отнял от губ сирринг, но мелодия все так же вилась вокруг. – Чудесное дитя, наделенное многими талантами.

– Да... – пробормотал Эрдан. – Она прелестна. Эй, а ты откуда здесь взялся?

Палубу заволокло густым туманом. Джа-Джинни поднялся; его крылья дрогнули, а выражение лица сделалось напряженным – крылан огляделся по сторонам, словно высматривая поблизости врага.

– Это я-то? Удивляешь, старина. Я всегда был здесь, все эти годы...

Музыка играла, то удаляясь, то приближаясь вновь. Эрдан закрыл глаза: как хорошо! Как тихо! Он и забыл, что это такое – когда шепот умолкает навсегда.

Блаженство...

– Все будет хорошо. Ты наконец-то пришел к концу пути.

Неожиданно он расслышал сквозь чарующую музыку какой-то другой звук – странный, тревожный. Чей-то крик? Эрдан открыл глаза, чтобы посмотреть, кто посмел нарушить его волшебный сон, – но ничего не увидел. Туман загустел; в нем бродили смутные тени, чьи голоса звучали глухо и неразборчиво... и еще он никак не мог понять, кто они такие.

– Забудь... забудь все... отдыхай...

Эрдану с трудом удалось удержаться на грани сна и бодрствования: происходило что-то очень плохое. Он чувствовал, как некая сила крадет его воспоминания, и понимал – пройдет совсем немного времени, и уже ничего нельзя будет исправить.

Он забудет даже собственное имя.

Одна из теней в тумане остановилась неподалеку, и Эрдан, хоть не мог разглядеть ее лица, почувствовал взгляд. Тень начала расти, у нее появились крылья, объятые пламенем. Жгучий алый свет разогнал хмарь, но совсем ненадолго – он успел лишь мельком увидеть прекрасную птицу с черно-красным оперением, а потом все исчезло, осталась лишь музыка.

Музыка...

– Зачем куда-то плыть, когда Великий шторм все равно тебя настигнет?

Казалось, сразу два музыканта соревнуются – кто уведет за собой больше слушателей? Две мелодии то сплетались, то разлетались в разные стороны; одна была громче и злее, другая же словно плакала, просила о чем-то. Эрдан почувствовал себя веревкой, которую двое тянут в разные стороны, и понял, что вот-вот разорвется.

А потом один из музыкантов сфальшивил.

Пронзительный звук раздался прямо у него над ухом и был таким громким, что Эрдан чуть не оглох. Зато сразу после этого волшебный туман рассеялся; мастер-корабел вновь ощутил под ногами палубу «Невесты ветра» и понял, что фрегат поворачивает в обратную сторону.

Потому что там, куда они едва не заплыли, обитали самые настоящие сирены...

По лицу Крейна было трудно понять, что он чувствует: магус выглядел спокойным, но это было напускное спокойствие. Эрдан видел в глазах капитана танцующие искорки и чувствовал, как дрожит от возмущения «Невеста ветра». Какое чудо спасло их от страшной смерти? Ведь сирены едва не свели с ума всю команду. Еще чуть-чуть, и они бы бросились в море или перебили друг друга, а «Невеста», убаюканная песней морских тварей, продолжала бы плыть по воле волн до тех пор, пока не очнулась бы в ужасе от того, что произошло.

– У всех все в порядке? – крикнул магус, словно не доверяя своим чувствам. Те, кого песня сирен застигла на палубе, ответили не сразу – все-таки магия была слишком сильна. Крейн огляделся, словно искал кого-то, и совсем скоро Эрдан получил ответ на вопрос, что именно их спасло.

– Сандер?

Матрос заспешил к капитану, пряча сирринг за спиной. Недотепа выглядел донельзя смущенным и оробевшим, словно сделал что-то очень плохое. «Да он же играл все это время!» – вспомнил Эрдан. Крейн взглянул на музыканта так, словно впервые за два с лишним года удосужился его рассмотреть как следует, а потом спросил:

– Ты уже с ними сталкивался?

– Н-нет, – ответил матрос, запнувшись. – Но слышал однажды, что один фрегат так спасся... нужно всего лишь на мгновение заглушить их песню, чтобы дать капитану возможность развернуть корабль... вот. Да и то я не сразу об этом вспомнил...

– Твоей заслуги это не умаляет, – сказал магус. – Спасибо. Я твой должник.

Эти слова нисколько не обрадовали Сандера – скорее наоборот, очень испугали. Но Крейн уже не смотрел на музыканта; он махнул рукой Эрдану и Умберто, окликнул Джа-Джинни и, чуть помедлив, позвал Эсме.

Им предстояло решить, что делать дальше.

Собравшись в каюте капитана, они очень долго молчали. Магус уставился на старую карту, и по его лицу пробегали грозовые облака: отыскать кружной путь было очень сложно. Никто не мог набраться смелости и заговорить первым, но каждый понимал причину случившегося – за исключением, может быть, Эсме... хотя ее задумчивый взгляд можно было толковать как угодно.

Наконец заговорил Крейн:

– Для того чтобы обогнуть Гудо с востока, понадобится не меньше двух недель, но не это главное, – сказал он невыразительным голосом. – Я долго думал над тем, откуда взялось то чудовище... оно могло прийти только из моря Кракена. Старые легенды говорят, что в тех краях есть создания, которых боятся даже мерры, что уж говорить о людях... – он вздохнул. – Если мы отправимся тем путем, то вполне можем встретить тварь снова, а может быть, и не одну. Я не могу подвергнуть команду такому риску.

– Западный путь? – несмело предложил Умберто. – Я знаю, что сезон бурь там сейчас в самом разгаре, но это все же не так опасно, как море Кракена... и не так безнадежно, как сирены.

– Видимо, ты прав, – Крейн скривился. – Только не забудь увеличить срок до четырех... нет, до пяти очень сложных недель постоянных штормов. Припасов нам не хватит, поэтому придется зайти в один из портов Окраины – там, пожалуй, кое-кто попросится на берег. Добирать команду придется из тех, кто согласен с кракеном танцевать, а ты знаешь, чем обычно это заканчивается...

– Все-все, капитан, я понял! – Умберто поднял руки. – Сдаюсь. Что же делать?

Магус хмыкнул.

– Думать. И хорошенько! Пока что мне приходит в голову лишь одна мысль: поискать проход среди малых островов к западу отсюда. На это уйдет дней семь-десять. Там вообще-то слишком мелко, но если нам повезет...

– Нет, это нам не подойдет, – Джа-Джинни покачал головой. – Сам видишь, сколько рифов обозначено на карте! Если мы застрянем, подмоги ждать неоткуда.

– Тогда я жду предложений, – сказал магус после долгой паузы. – Вариант «а давайте мы просто вернемся назад» не рассматривается!

Он заставил себя пошутить и добился слабых улыбок, но не более того. Эрдан смотрел на своего ученика и видел, что тот и впрямь не знает, что делать. Положение было хоть и не угрожающим, но по-настоящему безнадежным – и мастер-корабел рискнул бы предположить, что все собравшиеся в капитанской каюте думают сейчас об одном и том же: промучившись здесь несколько дней, они отправятся в обратный путь несолоно хлебавши, чтобы повторить попытку после того, как в западных водах закончится сезон штормов. Чем бы ни закончилось в итоге их путешествие, вскоре во всех портах будут говорить, что Кристобаля Крейна победили сирены – да, именно такие слухи будут повторять с удивлением и злорадством, потому что людям нравится, когда кто-то сильный вдруг оказывается наравне со слабыми. Что ж, проигрывать тоже надо умеючи...

Кристобаль поднял голову, и их взгляды встретились. «Или я не прав? – подумал мастер-корабел с внезапным беспокойством. – Неужели ты настолько одержим этим сокровищем, что придумаешь выход из безнадежного положения?»

Эсме робко кашлянула и впервые заговорила.

– Я ничего не знаю о сиренах, – робко сказала она, – кроме того, что они опасны.

– Их никто не видел, но многие слышали, – начал объяснять Джа-Джинни. – Эти твари все время поют, и их песня сводит с ума всех существ, наделенных разумом. Корабли, имевшие несчастье повстречать на своем пути сирен, потом приходят в порт без царапины, но и без единой живой души на борту. Ты, должно быть, почувствовала на себе, как их песня... проникает в душу. Если кому-то удается спастись, на картах ставят отметки, и они обычно не устаревают, потому что сирены никогда не перемещаются на другое место. Я ведь говорил, что этот пролив неспроста так называется... – Он замолчал, нахмурившись.

– Но мы решили послушать картографа, – продолжил Эрдан. – И совершили ошибку.

Он снова посмотрел на Кристобаля, но тот сидел, безучастно глядя куда-то в пустоту. Они совершили ошибку, доверившись Камэ. «А Паучок-то хороша! – подумал Эрдан и едва сдержал улыбку. – Спела нам прекрасную песенку, ничуть не хуже сирены, – мы и поверили!»

– Не думаю, что Камэ ошиблась, – сказал он. – Должно быть, ее замысел изначально заключался в том, чтобы вернуть нас назад... быть может, чтобы мы попросили помощи у Лайры... или у нее самой.

– Я не буду никого просить о помощи, – проговорил Крейн тихим, но уверенным голосом. – Выход должен быть, и мы его найдем.

– Э-э... так вот я об этом... – Эсме покраснела от смущения. – Раз вы говорите, что все дело в песне сирен... что будет, если все заткнут уши?

Это было просто до безумия и не могло оказаться правдой; Эрдан уже открыл рот, чтобы возразить, как вдруг Умберто сказал: «Ну да...» Джа-Джинни почесал затылок и кивнул, а потом и сам мастер-корабел подумал: «Неужели?»

– Жаль, мы не узнаем, спасались ли таким образом глухие рыбаки... – заметил крылан и рассмеялся, увидев растерянное лицо Эсме. – Шучу, шучу! Идея-то и впрямь хороша... может сработать...

Целительница смущенно потупилась. Эрдан взглянул на капитана и сразу же остыл: Крейн смотрел на них добродушно-снисходительно, словно на разыгравшихся маленьких детей.

– Ну, для всех, может быть, и сработает, – сказал магус с легкой усмешкой. – Но не для меня.

«Почему?» – вырвалось одновременно у Эсме, Джа-Джинни и Умберто, а Эрдан все понял сам мгновением раньше.

– Я-то ничего не услышу ушами, – пояснил Крейн, вздохнув. – Но «Невеста», по сути, сплошное ухо. Поэтому она, сама того не желая, перенесет песню сирен прямо сюда... – он постучал согнутым указательным пальцем по виску. – Думайте дальше.

Эсме расстроилась, и мастеру-корабелу захотелось ее утешить. Для любого другого капитана, не связанного со своим фрегатом так, как Кристобаль был связан с «Невестой ветра», ее идея была – лучше не придумаешь. Наверняка кто-то должен был до этого додуматься раньше, но почему-то такой простой способ защиты от сирен молва не разнесла по всем Островам.

«А что, если...»

Эрдан почувствовал, что дрожит. Для всей команды и впрямь единственно возможным выходом из положения было заткнуть уши – значит, оставался только капитан. Нужно было придумать что-то для него.

– Скажи-ка, я прав, – ведь на саму «Невесту» песня не действует? – негромко спросил мастер-корабел.

Крейн кивнул:

– Совершенно верно. Она вообще не понимала, что это место опасно... ну, теперь-то она туда ни за что не пойдет. Думаю, даже мой приказ не заставит ее приблизиться к проливу. Все очень серьезно.

– Серьезней некуда. Э-э... Кристобаль, ты в самом деле не хочешь повернуть обратно и пройти западным путем, когда закончится время штормов?

Магус снова кивнул и прищурился – он почувствовал, что Эрдан что-то придумал.

– Так ты хочешь двигаться вперед... любой ценой? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать.

– Что тут думать? – тотчас же отозвался Крейн слегка раздраженно. – Я не намерен приносить кого-то из вас в жертву сиренам, да это и не поможет. А в остальном – да, конечно. Я сам готов заплатить любую цену, потому что это была моя затея.

«Ты научился взвешивать каждое слово, Кристобаль. Хвалю!»

– Тогда слушай меня внимательно...

...Он говорил довольно долго, разъясняя все детали своего непростого замысла, очень осторожно подбирая слова, чтобы «Невеста» не встревожилась раньше времени, – и краем глаза видел, как все больше вытягиваются лица Умберто, Джа-Джинни и особенно Эсме. Крейн оставался бесстрастным, лишь слегка побледнел. Он ни разу не перебил мастера-корабела, и тот с каждым словом убеждался: да, все получится. Но вот о том, что случится потом, он даже думать боялся.

– Вот такой план, – закончил Эрдан. – Мне кажется, другого выхода нет.

Джа-Джинни шумно вздохнул.

– Полное безумие! Все равно что соваться в логово чудовища без оружия...

– Если оно слепое, может сработать, – неуверенно пробормотал Умберто.

Эсме ничего не сказала.

– Ты в самом деле сможешь соорудить эту штуку? – спросил Крейн, когда молчание стало тяготить всех. – По описанию все вроде просто, но ты же никогда ничем подобным не занимался.

Эрдан не успел ответить, как снова раздался голос Умберто:

– Я помогу. Эта «штука» здорово напоминает охотничьи ловушки... отец меня учил... я помогу, капитан!

– Тогда решено, – сказал магус и улыбнулся. – Приступайте.

«Безумие...» – беззвучно проговорил Джа-Джинни. Эрдан вдруг почувствовал холод, словно в каюте появился сквозняк; он вздрогнул и запретил себе думать о будущем. Впереди была долгая ночь, а работу предстояло проделать нешуточную.

Безумие? Что ж, крылан частенько повторял, что их капитан не в своем уме, и Крейн ничуть не обижался, даже наоборот – ему это льстило. Правда в том, что хорошая команда всегда подобна своему капитану как в добродетелях, так и в недостатках, а команда «Невесты ветра» была на редкость хороша! И все-таки за долгие-долгие годы Эрдан впервые ощутил в себе некую сумасшедшинку, потому что только ненормальный мог придумать то, что пришло ему в голову.

Против всех ожиданий, быть сумасшедшим оказалось тяжеловато.

«Мы еще обсудим это, Кристобаль. Когда-нибудь потом...»

– Пойдем, Умберто, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Нужно подобрать подходящий трос... наверное, придется поэкспериментировать, чтобы найти нужную толщину.

– Да уж, подбирайте внимательно! – встрял магус, и его усмешка была слишком уж веселой.

Они отправились в трюм. Джа-Джинни захотел полетать, а Эсме тихонько ретировалась в свою каюту; Крейну же предстояло отвлекать внимание «Невесты ветра» и просчитывать изменение курса.

К утру все было готово.

– ...Я хочу, чтобы на палубе не осталось ни одного матроса, – говорил Крейн очень спокойно и убедительно. – Мы попытаемся снова пройти сквозь пролив, и если никто из вас не решит послушать пение сирен, то никакая опасность нам не грозит.

– Но тогда мы могли бы на них посмотреть! – послышался чей-то голос. – Вдруг они и впрямь красавицы, как в легендах?

– Красавиц будешь искать в портах, – душевно посоветовал Крейн. – Все вон с палубы, это приказ!

Моряки повиновались – кто-то посмеивался, кто-то ворчал, но после встречи с глубинным ужасом и без того высокий авторитет капитана в их глазах взлетел до небес. Прикажи Крейн, наоборот, отправиться на битву с неведомыми тварями прямо сейчас, никто бы не отказался. При условии, конечно, что он и сам будет сражаться в первых рядах.

Когда последний матрос исчез в недрах фрегата, капитан обратился к целительнице:

– Эсме?

Девушка стояла поодаль, теребя кончик шарфа; ее бледное лицо выдавало сильнейшее волнение. В ответ на оклик Крейна она покачала головой и произнесла:

– Нет, капитан, я... останусь.

– И ослушаешься приказа? – поинтересовался магус. – Это интересно.

– Вам может понадобиться моя помощь! – торопливо прибавила целительница. – Мало ли, вдруг... что-то сработает не так, как надо?

«Она права», – подумал Эрдан, но вслух ничего не сказал. Не отвлекаясь от работы над странной конструкцией, которую они сооружали вдвоем с Умберто, мастер-корабел все-таки краем глаза следил за Кристобалем и с трудом сдержал вздох облегчения, когда тот кивнул, соглашаясь.

– Ветер меняется, – сказал магус, направляя разговор в другое русло. – Поторопитесь, а то как бы мы не застряли в проливе...

Все было почти готово. Они развернули один из стрелометов и направили его на грот-мачту. «А как же мы...» – начал Умберто и растерянно замолчал. Эрдан призадумался над невысказанным вопросом, но тут Крейн, будто случайно, подошел к грот-мачте и прислонился к ней. Острие гарпуна оказалось нацелено ему в сердце, и «Невеста» тотчас же заволновалась. Эрдан почти почувствовал, почти услышал, как Кристобаль успокаивает корабль, и сразу вслед за этим ощутил на себе взгляд «Невесты», исполненный подозрительности. Она не могла сейчас догадаться, что произойдет в самом скором времени, потому что никто из них не желал зла капитану.

И все-таки то, что они делали, могло стоить ему жизни.

«Только бы не ошибиться...»

Они возились с веревками, закрепляя хитроумную паутину так, чтобы все зависело от одной-единственной веревки, чью толщину они с Умберто скрупулезно просчитывали всю ночь. Крейн наблюдал, изредка давая советы таким спокойным тоном, словно его это вовсе не касалось: «Свечу-то чем-нибудь прикрыть надо будет, а то ветром задует... вот так...»

Наконец они закончили. То, что нужно было сделать теперь, было сложным и простым одновременно. Умберто, мрачный и задумчивый, поклонился капитану и нырнул в трюм; теперь на палубе оставались четверо – Эсме, Эрдан, Джа-Джинни и сам Крейн.

– Даже не думай загонять меня туда! – строптиво заявил крылан. – Приказа я не нарушу, потому что буду в воздухе!

– Как хочешь! – Крейн пожал плечами и закрыл грот-люк. Он заранее проинструктировал Бэра, который должен был на всякий случай отобрать у матросов оружие и спрятать в рундук, а уж о том, как они будут затыкать уши, предстояло позаботиться Умберто. На мгновение магус замер, словно прислушиваясь к чему-то, потом усмехнулся и пожал плечами.

– Что дальше, Эрдан? – спросил он безразличным тоном.

– Сам знаешь... – проворчал мастер-корабел. – И давай сделаем это быстрее!

Магус хмыкнул и снова подошел к грот-мачте. Он завел руки за спину, давая Эрдану возможность связать себя; острие гарпуна теперь смотрело ему точно в лоб. Корабел вязал узлы за узлами, лишая капитана возможности шевелить пальцами, и думал о том, что Крейну сейчас достаточно одного взгляда, чтобы положить этому конец.

«Странно, но я этого почти желаю...»

– Про глаза не забудь, – проговорил магус, почувствовав его смятение. Эрдана эти слова еще больше выбили из колеи – и потому, когда внезапный ветер вырвал у него из пальцев заранее приготовленный черный платок, корабел на мгновение застыл, не понимая, что произошло.

Джа-Джинни встрепенулся и раскрыл крылья, но платок уже исчез в море. Они переглянулись, и Крейн негромко рассмеялся.

– Что будем делать? – поинтересовался крылан. – Надо отыскать подходящую тря...

– Ничего не надо, – хмуро перебила Эсме. – Возьмите.

Она стянула с головы свой зеленый шарфик и протянула Эрдану, но мастер-корабел не успел его взять.

– Тогда сделай это сама, – сказал Крейн со странным выражением лица.

– Это приказ? – поинтересовалась целительница, продолжая хмуриться.

– Просьба. Пожалуйста, завяжи мне глаза.

Чтобы выполнить эту просьбу, девушке пришлось приподняться на носках и почти обнять магуса – отпрянув, она сильно покраснела, но Крейн этого уже не видел. Эрдан пристально наблюдал за обоими, и ему вдруг сделались понятны многие вещи, ранее пребывавшие во мраке тайны. Эсме тянуло к капитану, но она его боялась: Крейн казался ей красивым хищным зверем, который ластится лишь до тех пор, пока не настало время охоты, а его игры на мягких лапах легко переходят в кровавую резню. То, что песня сирен должна была пробудить в магусе ту сторону его натуры, которую Эсме до сих пор приходилось лицезреть лишь изредка и не в полную силу, пугало целительницу еще больше, почти не оставляя места для других чувств... но все-таки она осталась. Что же заставило ее так поступить – чувство долга или нечто иное? Эрдан не рискнул бы отвечать на этот вопрос. А Кристобаль на самом деле сейчас прятал свои чувства как никогда глубоко и лишь на мгновение позволил им вырваться наружу. В последний момент что-то промелькнуло в его взгляде, но был ли это страх за свою жизнь?

«Я знаю. Ты просто не хотел смотреть мне в глаза, Кристобаль».

– Давай, Эрдан. Мы приближаемся. И не забудьте заткнуть уши!

Они не забудут. Эрдан опустился на колени рядом с машиной для отложенного убийства, чья схема возникла в его голове совершенно случайно и оказалась похожа на древние часы: тонкая палочка, уложенная на специальной подставке, поджигается с одного конца, и, когда она догорает до нужного места, лопается нить, удерживающая свинцовый шарик, который со звоном падает на металлическую подставку. Только и всего. Как признался Умберто, его отец придумал похожую «штуку», охотясь на диких зверей... но это всё были слова. Точнее, это была ширма, предназначенная для «Невесты», и до поры она действовала – но теперь, зажигая огонь, Эрдан почувствовал, как беспокойство фрегата нарастает.

Дело сделано.

Когда прогорит и лопнет веревка, удерживающая спусковой крючок стреломета, он выстрелит и, конечно, попадет в цель, если до тех пор фрегат не проскочит пролив Сирен, воспользовавшись попутным ветром.

– Вот... – сказал корабел, тяжело поднимаясь с колен. – Теперь все зависит от нее.

– Знаю! – нетерпеливо зарычал капитан. Внутри «Невесты ветра» нарастала протестная волна – она поняла, что была обманута, что на ее борту произошло нечто ужасное и жизнь капитана оказалась в опасности. Хотя сирены были уже совсем близко, гораздо большая опасность им угрожала со стороны одураченного фрегата, чья ярость порою принимала весьма пугающие формы. Крейну и то не всегда удавалось сразу успокоить «Невесту», а уж сейчас, когда он и с собой совладать не сможет...

Эрдан рассчитывал лишь на то, что «Невеста» сначала преодолеет пролив.

«Давай, ты сможешь. А потом делай со мной, что захочется».

– Сделает! – улыбнулся музыкант в рваном плаще. – Ты знаешь, на что она способна в гневе. – Где-то далеко-далеко раздался чей-то крик: «...уши!!!» – и палуба, как он вдруг заметил, опять оказалась затянута туманом. Сирринг на сей раз был один, но мелодия оказалась такой знакомой, что он принялся гадать, где мог слышать ее раньше, – и позабыл бы обо всем, если бы не сущность. Черным пардусом с пылающими глазами-изумрудами она прыгнула между ним и музыкантом – тот отшатнулся, на мгновение прекратив играть. Руки Эрдана подействовали без его воли – поднялись, заткнули одно ухо, потом другое...

Музыкант исчез.

Наступила тишина.

Эрдан понял, что поддался магии сирен всего на миг, потому что ни Эсме, ни Джа-Джинни даже не успели испугаться. Они последовали совету Кристобаля заблаговременно, и теперь он оставался единственным на борту «Невесты ветра», кто слышал песню сирен.

Сама же сущность «Невесты», вновь сделавшись невидимой, все-таки осталась весьма реальной. Эрдан чувствовал присутствие в своем сознании: ее хватало и на то, чтобы нестись вперед с такой скоростью, что неслышный ветер, должно быть, выл и свистел в парусах, и на то, чтобы присматриваться к мастеру-корабелу, словно спрашивая: «Как же ты мог?!»

По счастью, она не обладала даром речи, даже мысленной.

Иначе ему было бы гораздо сложнее...

Кристобаль, связанный и совершенно беззащитный, улыбался – что он видел сейчас, с кем говорил? Под повязкой полыхнуло алым, показались искры. «Быстро, слишком быстро». Впрочем, это не имело значения: даже если феникс покажет себя прямо сейчас, он не сумеет вырваться. Гораздо хуже было то, что видения, посланные магусу сиренами, сбивали с толку и фрегат.

Эрдан отвернулся; смотреть на капитана в таком положении было выше его сил. Пролив Сирен стремительно приближался, и все-таки мастер-корабел с возрастающим беспокойством поглядывал на веревку, под которой теплился огонек. «Ты не можешь не успеть. Ты не имеешь права не успеть!» Фрегат не ответил ему – корабел не ощутил ни злости, ни чего-нибудь еще. Один лишь холод.

Холод...

Кто-то тронул его за руку – это оказалась Эсме. Целительница почувствовала, что корабелу плохо, и решила поддержать его... потому что к капитану она не могла даже прикоснуться. «А что будет, если он ворвется в наши головы?» – вдруг с ужасом подумал Эрдан и тотчас же понял – этого не будет. Если что-то осталось от железной воли Кристобаля, он такого не допустит.

Эсме сжала его ладонь и указала куда-то вперед. Крылан, так и не поднявшийся в воздух, тоже смотрел в ту сторону.

Сначала Эрдан ничего не увидел, а потом...

...Над поверхностью моря были натянуты тончайшие струны; они отсвечивали в ярких лучах полуденного солнца всеми цветами радуги. К чему крепились верхние концы струн, оставалось загадкой – они уходили в небо, теряясь в вышине. Что до нижних, подводных, концов, то Эрдан разглядел в глубине что-то темное и привычно потянулся к «Невесте», чтобы она рассмотрела получше, но в ответ ощутил все тот же холод. Он не сдержал горькой усмешки: что ж, какая теперь разница? Быть может, там и впрямь обитают загадочные чудовища, а быть может – перед ними одна из машин Основателей, забытая и сломанная. В любом случае они будут первыми, кто воочию увидел сирен и сумел их победить, а если бы Кристобаль был заурядным капитаном, к этой победе не примешивалась бы изрядная доля горечи и стыда. Даже при том, что они ничего не слышали, зрелище оказалось попросту завораживающим. Легко было представить себе, что перед ними некий музыкальный инструмент – арфа. Арфа Повелителя штормов. «О, Заступница! – подумал Эрдан. – Я не знаю, чего хочу – уйти или остаться!»

«Погоди, вы еще не проскочили!» – проговорил музыкант у него за спиной; Эрдан, вздрогнув всем телом, обернулся. Время потекло очень медленно, словно старый темный мед с крупинками сахара, словно смола, – и он почувствовал себя беспомощной мухой, застрявшей в янтаре.

Веревка, удерживающая спусковой крючок стреломета, еще не прогорела до конца, но начинает рваться – Эрдан видит, как грубые волокна лопаются одно за другим, и ему кажется, что где-то далеко раздается чей-то безумный смех. Он не может пошевелиться, будто скован по рукам и ногам, и только смотрит на это ужасающее зрелище.

Джа-Джинни и Эсме ничего не видят – они не могут оторвать глаз от исполинской арфы, которая осталась за кормой. Она уже достаточно далеко, и можно все закончить, но он по-прежнему стоит без движения.

Последняя ниточка, не толще волоса.

Он зажмурился.

Короткий свист полета стрелы, глухой удар.

Уже потом Эрдан понял, что эти звуки ему пригрезились, потому что в тот момент он не слышал ничего, хотя именно так все и произошло на самом деле: гарпун вонзился в мачту, лишь слегка оцарапав Крейну правое ухо.

Они промахнулись.

Это был самый удачный промах за все годы, что «Невеста ветра» провела в море...

Магус застыл: огонь уже упокоился, и он полностью владел собой, поэтому с помощью «Невесты» должен был видеть и понимать, что произошло. Эрдан услышал его мысленный возглас: «Так и будете стоять? Развяжите меня!» – но после этого сознание фрегата отдалилось, словно «Невеста» не желала больше знать своего корабела.

На негнущихся ногах он подошел к грот-мачте и перерезал веревки.

Эсме уже бежала к капитану, который снимал повязку с глаз – зеленый шарф был чуть-чуть запачкан в крови. Целительница, не говоря ни слова, протянула руку, и Крейн покорно наклонил голову, чтобы она могла залечить его ухо.

Губы Джа-Джинни шевельнулись, и Эрдан только тогда сообразил, что все еще ничего не слышит. «Тебе стоит только захотеть. Я всего лишь мелкая рыбешка, которая поплывет к тебе в пасть по первому зову. Ну? Накажи меня, я чуть не убил твоего капитана. Сделай что-нибудь!»

Ничего не произошло. «Невеста» была к нему холодна и безразлична...

– ...промахнулись? – спросил крылан. – Ведь вы с Умберто вроде все рассчитали?

– Ты бы хотел, чтоб гарпун попал в цель? – хмуро поинтересовался Эрдан. После долгой тишины звуки казались слишком громкими и резкими, они причиняли боль. – Он вообще не должен был выстрелить.

– Странно как-то... – пробормотал крылан, слишком обеспокоенный, чтобы обратить внимание на обидные слова Эрдана. – Как будто кто-то за нами наблюдал. Великий шторм... Надеюсь, на обратном пути не придется повторять все сначала? Ведь мы пойдем другой дорогой, так?

– Так, – откликнулся Крейн. Эсме как раз закончила исцеление, и он недоверчиво ощупал ухо. – Что ж, неплохое приключение. Отменный получился... промах.

– Я не знаю, почему так вышло, – устало сказал Эрдан. Ему внезапно сделалось совершенно безразлично, что произойдет потом. – Надо вытащить его...

Пробормотав что-то утвердительное, магус потянул за древко гарпуна, и тот вышел из мачты с отвратительным чмокающим звуком. Рана начала затягиваться; ее, конечно, заметят, но матросы «Невесты ветра» приучены не задавать лишних вопросов. Крейн отшвырнул гарпун и со странным выражением лица посмотрел назад – туда, где осталась Арфа. Что он видел под воздействием магического безумия, навсегда останется его тайной, и Эрдан сомневался, что магус захочет когда-нибудь об этом рассказать.

Свершилось. Они победили сирен, они первые.

«Заступница, как я устал...»

Он лежал под огромной толщей воды.

Где-то в зеленой вышине тускло мерцал солнечный диск. Здесь было хорошо – никто не гнался следом, не задавал странных и глупых вопросов, – здесь можно было даже забыть собственное имя. Почему он вообще что-то видит и слышит, Эрдан не задумывался: в конце концов, никто не возвращался из царства Великого шторма, чтобы рассказать, как именно Повелитель поступает с душами погибших в море. Может, он помещает эти души в раковины и те тысячу лет лежат на дне? Почему бы и нет...

Пока он неспешно размышлял, солнечный диск превратился в чье-то лицо. Оно было сосредоточенным и хмурым; белки темных глаз сильно покраснели, поджатые губы выдавали легкую растерянность.

– Это странно! – сказал смутно знакомый голос. – Я ручаюсь за то, что исцелил его полностью, но почему в таком случае он не приходит в себя?

– В этом нет твоей вины, – ответил другой голос, тоже знакомый. – Просто ему нужно время, чтобы очнуться полностью. Мастер Эрдан! Просыпайтесь!

На дне было хорошо, прохладно и спокойно. Он не хотел вспоминать прошлую жизнь и не намерен был просыпаться, сколько бы его ни звали...

Но отрешиться полностью от их разговора оказалось невозможно.

– Хм. Знаешь, Кристобаль, я понял. Уж не знаю, отчего наш мастер сиганул с маяка, но жить ему определенно не хочется. Ты чувствуешь?

– Чувствую... – Послышался тяжелый вздох. – Но не понимаю. Ладно, давай еще немного подождем.

Нет-нет. Прочь! Пусть ждут сколько угодно, он никуда отсюда не уйдет. Стоило так много лет искать покоя, чтобы в конце концов обнаружить его на океанском дне... если бы он знал об этом раньше, то воспользовался бы обрывом, где так часто проводил ночи в бесплодных терзаниях. Все, решено. Он будет лежать здесь, потому что так решил Великий шторм.

– Великий шторм, ага! – Крупная рыбина с разноцветными глазами и довольно-таки нахальной мордой зависла прямо перед ним, и Эрдан понял, что не может отвернуться. – Делать ему нечего, как устраивать каждую заблудшую душу в отдельную раковину! А ну, вылезай оттуда!

Еще чего. Он закрыл глаза, и стало темно, но тварюшка никуда не делась.

– Давай поразмышляем вместе над тем, что произошло, – сказала она чуть спокойнее. – Жизнь тебя потрепала, да, но ведь это не повод кидаться вниз головой с высоченной башни! Всегда есть выход, а если кажется, что его нет, – значит, надо искать получше!

Ребячество! Он мог бы объяснить странному созданию, что это и был единственный выход из ситуации, но чувствовал: говорить нельзя. Стоит проронить хоть одно слово, хоть один звук – и блаженному уединению конец.

Хотя какое это теперь уединение...

– Нет, так не пойдет!

Раздавшийся вслед за этим странный звук вынудил его приоткрыть один глаз: оказалось, рыбина быстро росла, ее тело вытягивалось и распухало, приобретая знакомые очертания – закругленная корма, вытянутый нос, тупой таран, – пока он не понял, что смотрит из-под воды на огромный фрегат. Ну и пасть была у этого корабля! Настоящий бездонный водокрут, готовый весь мир в себя засосать.

– Просыпайся, я кому сказал!

Голос был хорошо знаком, но вот интонация...

«Это что-то новенькое. Кто тебе дал право так со мной разговаривать?»

– Как хочу, так и говорю! Просыпайся, несчастный трус!

Трус?!.

«Да как ты смеешь? Я за всю свою жизнь ни разу не...»

– ...не дал повода назвать себя трусом, – хрипло проговорил мастер-корабел и открыл глаза. Он лежал на узкой койке в чистой и светлой каюте; рядом сидел Кристобаль Фейра, взъерошенный и невыспавшийся. Во взгляде, который магус устремил на Эрдана, светилось озорство.

– Охотно верю, – сказал он весело. – Потому я и решил прибегнуть к крайним мерам.

– Ну и дурак... – беззлобно выдохнул Эрдан и с большим трудом приподнялся на локтях. Он ощутил слабость, словно пролежал в постели не меньше недели, но не могло же на самом деле пройти так много времени! – Где мы? Куда ты меня увез?

Кристобаль неопределенно махнул рукой:

– Мы где-то... в океане.

– Как далеко от Аламеды?

– В четырех днях пути.

Вот как. Все-таки он достаточно долго пробыл без сознания, хотя там, на дне, течение времени вообще не ощущалось – могла пройти хоть тысяча лет.

Интересно, догадывается ли молодой магус, в какую историю оказался замешан, кому перешел дорогу?..

– Зачем ты меня спас? – хрипло спросил Эрдан. – Мы же расстались.

– Я отвечу только после того, как ты объяснишь, зачем кинулся в воду, – ответил Кристобаль, и в его глазах мастер-корабел увидел знакомое упрямство. Начало разговора было многообещающим: если они так и будут ставить друг другу условия, то беседа продлится бесконечно долго.

Что ж, иногда лучше поддаться...

– Я расскажу... – медленно проговорил мастер-корабел. – Только учти: тебе это очень сильно не понравится. Быть может, ты захочешь бросить меня за борт, когда узнаешь всю правду.

– Захочу – и брошу, – усмехнулся магус. – Я весь внимание.

...В те дни, когда сломанная мачта «Невесты ветра» только начинала расти, Эрдан прилагал все усилия, чтобы не слушать, о чем говорит магус в бреду. Но, к несчастью, тот бредил громко и отчетливо, поэтому сосредоточиться на чем-нибудь другом у корабела никак не получалось. Волей-неволей он узнал многое о прошлом последнего из рода Фейра, но самое тяжелое заключалось вовсе не в этом.

Ему слишком многое пришлось вспомнить.

Наверное, кроме Великого шторма, Заступницы и Морской царицы существовал еще кто-то четвертый. Он-то и устроил так, что Кристобаль Фейра, решив стать хорошим навигатором, принялся искать именно его, а не какого-нибудь другого корабела...

Рок или Судьба – называй как хочешь.

– Ты немало обо мне знаешь, – сказал Эрдан. – Поэтому обойдемся без предыстории. Меня, как ты слышал, считают лучшим корабелом Империи за последние две сотни лет, но это неправда. Я не совершил ничего выдающегося... за исключением одного случайного открытия. Вот скажи, твоя команда всегда была такой маленькой? – Магус кивнул. – Значит, ты ни разу не изгонял никого с борта «Невесты ветра». Это нелегкое дело, сказать человеку: «Ты мне больше не нужен!» – а если при этом еще и фрегат заартачится, то жди неприятностей. Многие капитаны втайне мечтают о средстве, которое позволило бы им набирать и распускать команду, минуя фрегат. Убедить корабль в том, что вам обоим и впрямь необходим некий человек, бывает очень непросто, но тебе еще предстоит с этим столкнуться... Так вот, многие хотели бы научиться рвать связующие нити и протягивать их, приказывая кораблю, а не уговаривая его. Но мало кто задумывается о том, что нить между матросом и фрегатом ненамного отличается от такой же между фрегатом и капитаном! А ведь это значит, что если возможно разорвать связующую нить без ведома корабля, то можно уничтожить и его связь с капитаном... – Эрдан умолк и посмотрел на Кристобаля – тот сохранял спокойствие, но было видно, что это дается ему все сложнее. – И я был первым, кто понял, как это сделать. Хотя... быть может, я всего лишь оказался первым тщеславным идиотом, который не сумел умолчать о своей догадке и выдал ее человеку, менее всего пригодному для хранения подобных секретов.

Магус сильно побледнел.

– У меня было много учеников – корабелов и навигаторов. Среди первых выделялся некто Чейн, а вот среди вторых... хм, это забавная история. Он пришел в школу инкогнито, долгое время жил вместе с другими молодыми учениками, ничем не выдавая своего благородного происхождения. Он был старателен и обладал бесспорным талантом, чьи новые грани открывались едва ли не каждый день. Я проникся к нему уважением и даже слегка завидовал, а потом вынужден был признать: он лучший мой ученик... и, возможно, лучший навигатор во всем океане. Время шло, его обучение почти закончилось. Однажды...

...однажды его пригласили во дворец, на прием к Капитану-Императору. До этого Эрдана называли лучшим корабелом, но на самом деле первым мастером императорского флота был некто Рейстеф. Эрдан не был знаком со своим предшественником и не мог сказать о нем вообще ничего – ни плохого, ни хорошего. Он просто учил, не задумываясь о том, что можно стремиться занять столь высокий пост. Приглашение принес курьер в богатой одежде, и Эрдан долго думал, перед тем как дать согласие. Его приглашают во дворец? Для чего?! «Не стоит отказываться, – сказала Клара. – В конце концов, ты ничего не теряешь». Он потерял все, но немного позже...

– Во дворце... что ж, ты уже все понял. Я долго вертел головой в поисках самого Капитана-Императора среди разряженных в пух и прах придворных, но безуспешно. Потом меня попросили пойти в библиотеку, и там оказался – да, тот самый человек, мой ученик. Его Величество Капитан-Император Аматейн. Я немного оробел, а он был учтив и скромен, как и полагается ученику перед лицом учителя. Он предложил мне занять должность главного корабела... это сейчас я понимаю, что освободилась она не случайно... и еще много чего наобещал. Я и растаял, как снег весной. Ему не понадобилось много времени и усилий, чтобы вытянуть из меня тайну связующих нитей...

Эрдан замолчал; Кристобаль тоже не издал ни звука. О том, что случилось дальше, им обоим было больно не только говорить, но и вспоминать.

В семействе Фейра издревле было намного больше навигаторов, чем среди других кланов, и поэтому им отчаянно завидовали. Мало того, Фейра были очень умелыми навигаторами, и им почти не нужно было учиться, на все хватало природного чутья: Эрдан отлично знал, на что были способны Бастиан, старший брат Кристобаля, и сам Марко Фейра, пламенный лорд. Их корабли, «Морская волшебница» и «Ведьма глубин», слыли лучшими фрегатами в океане, и вполне заслуженно... хотя «Невеста ветра» их бы превзошла.

Такая грозная сила не могла не привлечь внимание Капитана-Императора.

– Теперь ты знаешь, кто виноват в том, что твой брат потерял корабль и был схвачен, а потом и убит. Да, я научил Аматейна, как разорвать узы, и он не сдержал обещания... а, что теперь говорить. Это моя вина, целиком и полностью.

Лицо Кристобаля превратилось в мраморную маску, глаза полыхнули алым. Воспоминания на несколько мгновений завладели им полностью, но магус сумел с ними справиться и сказал с усилием:

– Ты... не виноват. Это глупо – винить себя за то, что сделал другой человек.

Эрдан ждал чего-то в этом роде: слова были для него не важны, но интонация – другое дело. Мастер-корабел чувствовал всю глубину горя человека, потерявшего свою семью, и хотел понять, насколько искренне были сказаны эти слова.

– Ты не виноват, – повторил Кристобаль. – Я верю.

...и в этот миг произошло нечто странное.

Сила, не имевшая названия, затопила Эрдана так, что он сам себе показался похожим на переполненный кувшин, тронь – прольется. А что же внутри? О-о, великое множество самых разнообразных чувств: боль, тоска, предчувствие беды – и радость встречи с теми, кого он уже не надеялся увидеть... но были и другие чувства.

«Заступница, что со мной происходит?!»

Верю!

Короткое слово раскатилось долгим эхом под невидимыми сводами, проникло глубоко в его сознание, отпечаталось там навеки. Четыре звука не могут нести в себе такую силу, но, быть может, все дело в том, с чьих уст они слетели?

Наверное, у него был по-настоящему ошарашенный вид, потому что молодой капитан добродушно усмехнулся и сказал:

– Разве это так сложно понять? Я знаю, что произошло, я... видел. Видел и запомнил. А еще я знаю тебя... иногда даже кажется, лучше себя самого. Твои мысли и терзания мне знакомы так, словно это именно я бросил жену и дочь и ушел в никуда, почти что сошел с ума при одной лишь мысли, что отдал страшное оружие в руки такого человека, как Аматейн. Я понимаю тебя... не оправдываю, но и не обвиняю.

Эрдан молчал – ему нечего было сказать.

– Так ты поэтому меня спас? – спросил он наконец.

Магус вздохнул.

– Ты бывал когда-нибудь на острове Тилия? – спросил он совсем другим тоном. – Это к западу отсюда.

– Нет... – растерянно отозвался корабел. – А что?

– Да ничего, – Кристобаль пожал плечами. – Просто мне вдруг показалось, что ты захочешь проведать там некоего торговца по имени Арит... точнее, его жену и приемную дочь. Их имена, я думаю, ты помнишь...

Эрдан закрыл глаза.

– К-какие силы привели т-тебя на Рокэ? – спросил он еле слышно. – Что... кто ты такой, человек или посланец богов? Зачем ты спасаешь меня?..

– Кто я такой? – послышался веселый голос Кристобаля. – Хороший вопрос. Я дважды умирал, трижды менял имя, да только все еще не понял, кто такой и чего стою... Но ты ведь сам учил, мастер, – капитан в ответе за фрегат и команду, он должен делать так, чтобы им было хорошо.

– Команду? – ошеломленно повторил Эрдан и, лишь услышав смех магуса, почувствовал нечто, до сих пор ускользавшее от его внимания.

Нить.

Не толще паутины, еле заметная, полупрозрачная связующая нить.

«Добро пожаловать на борт, мастер-корабел!..»

Последние две недели их путешествия тянулись невыносимо долго. Преодолев пролив Сирен, «Невеста ветра» словно перешла и другую незримую границу. Здесь даже солнце светило иначе: оно поднималось над горизонтом медленно, лениво и истекало медово-золотистым светом, будто смолой. Попутный ветер нес фрегат вперед, так что команда большую часть времени бездельничала. Матросы собирались в кубрике или на палубе, пели или играли в карты, а когда надоедало, принимались рассказывать истории.

Эрдан скучал больше остальных. Он по-прежнему чувствовал отчужденность со стороны «Невесты», но теперь к этому добавилось и плохое настроение Эсме: целительница разговаривала с ларимом больше, чем с кем-то другим. С ней что-то происходило, и мастер-корабел ничем не мог помочь, а говорить об этом капитану было бы последней глупостью.

Крейн проводил дни в каюте, а ночи – на палубе. Эрдан однажды застал его там, когда ему самому не спалось; оба долго наблюдали за изменившимся рисунком созвездий, но так ни слова друг другу и не сказали.

А когда на горизонте показались острова в туманной дымке, всем стало понятно: долгий путь близится к концу.

– ...Нет, я не могу сказать, что карта нас обманула, – сказал Крейн, и почему-то в его голосе не слышно было раздражения или гнева. – Там море возле самых островов другого цвета. Я должен был догадаться, что это значит... просто на новых картах такие вещи обозначаются совсем по-другому.

– И что же теперь делать? – спросил Умберто.

«Невеста» встала на якорь еще утром. Подступы к островам оказались защищены рифами, а там, где их не было, море было слишком мелким для фрегата. Острова лежали впереди, зеленые и прекрасные, но «Невеста ветра» к ним добраться не могла.

Что, впрочем, не относилось ко всем остальным.

– Где-то среди этого мелководья должен быть подходящий путь для «Невесты»... – магус поморщился. – Но искать его можно целую вечность.

– Что ты предлагаешь? – поинтересовался Эрдан, хотя догадывался об ответе.

– Я, собственно, уже попросил «Невесту» подготовить маленькую лодку, – ответил Крейн. – Задержимся на сутки, пока она отрастит парус, а потом двинемся дальше. Нам с лихвой хватит одного дня, чтобы добраться до самого большого острова.

Эрдан и Умберто переглянулись.

– И кто отправится туда, капитан? – Голос молодого моряка выдавал сильное волнение, и магус не мог это не почувствовать. Он усмехнулся и, ничего не ответив, ушел к себе в каюту.

– Кракен меня раздери... – обиженно проворчал Умберто. – Он не возьмет меня, вот увидишь.

– Отчего ты так решил? – спросил Эрдан.

– Знаю! – уклончиво ответил парень. – Так будет. Во имя Шторма! Стоило тащиться в такую даль, чтобы остаться с носом! Я буду сходить с ума от скуки тут, пока кто-то...

– Я бы на твоем месте промолчал, – заметил мастер-корабел. – Теперь капитан уж точно все услышал.

– Он и так все слышит... – отмахнулся Умберто. – И чувствует. Я всего лишь сказал то, что подумал, а не думать – уж извини, не умею. Не обучен...

Он ушел, мрачный и рассерженный, продолжая что-то бормотать себе под нос. Эрдан по привычке прикоснулся к фальшборту, но ощутил лишь шершавое безжизненное дерево – и внезапно почувствовал себя таким одиноким, словно во всем мире не осталось больше ни одного человека. Он огляделся в поисках кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить, и увидел Эсме и Джа-Джинни. Крылан и целительница были увлечены разговором – о чем-то спорили, смеялись, – и корабел не стал им мешать. Вместо этого он направился к Крейну.

Стучать в дверь пришлось трижды, пока та не соизволила открыться. По ту сторону порога магус удивленно поднял брови, но Эрдан не дал ему сказать ни слова.

– Возьми меня с собой на острова, – попросил он.

Крейн нахмурился.

– Может, зайдешь?..

– Возьми, – повторил мастер-корабел. – Уж не знаю, кого ты включил в отряд, но одно место там точно должно найтись.

Магус, устало вздохнув, потянул Эрдана за рукав и заставил зайти в каюту; когда дверь закрылась, он негромко произнес:

– Это может быть опасно.

– Чего ты боишься? Зеленых великанов? – поинтересовался корабел с иронией. – Или тех, кто может до сих пор охранять сокровище?

– И тех, и других, – серьезно ответил Крейн. – Но особенно я боюсь Двуликой госпожи.

– Она же... – начал Эрдан и осекся. Нельзя было позволять магусу увести разговор в другое русло. – Кристобаль, я не так часто тебя о чем-нибудь прошу, но сейчас – другое дело. Пожалуйста...

– Хорошо, хорошо! – Крейн поднял руки. – Сдаюсь. Поедешь завтра вместе со мной, Эсме... и еще тремя матросами.

Эсме...

– Берешь ее, хотя подозреваешь там опасность? – удивленно спросил Эрдан. – Как это называется?

– Считай, что это называется чутьем, – усмехнулся Крейн. – Я сумею ее защитить от чего угодно, а вот если... – Он замолчал, смутившись тех слов, что едва не прозвучали.

– Если с тобой будет еще и старик, то все усложняется, – хмыкнул мастер-корабел. – Да, пользы от меня никакой. Но спроси-ка свое хваленое чутье – вдруг все-таки я тебе там понадоблюсь, а?

– Ты всегда мне нужен, – тотчас же ответил Кристобаль. – Всегда и везде. Именно поэтому я и не хочу рисковать... ну, хорошо. Я ведь уже сказал, что согласен.

– Сказал, – с горечью повторил Эрдан. – Ладно. Благодарю!

Он повернулся и вышел из каюты, спиной ощущая удивленный и растерянный взгляд Кристобаля.

«Видишь? Тебе недолго осталось меня терпеть. Всего лишь еще одну ночь».

Ответа он не получил.

...Наутро рядом с «Невестой» покачивалась на волнах симпатичная лодка, белая как снег. Места в ней с лихвой хватало для десятерых, и Эрдан увидел, как лицо Умберто осветилось надеждой; Крейн, однако, за ночь не изменил своего решения. На остров отправлялся он сам, целительница, корабел и трое матросов.

Ах да – еще с ними был ларим.

– Умберто, ты остаешься на борту вместо меня, – сказал капитан, и молодой моряк кивнул, не скрывая разочарования. – Джа-Джинни... тебе не составит труда отыскать нас, если на то возникнет необходимость, поэтому я бы предпочел, чтобы ты тоже остался.

– Благодарю, капитан, – крылан склонил голову без тени недовольства. – Я и сам хотел об этом просить. В джунглях я буду вам лишь обузой.

Магус кивнул и продолжил наставления. По мере того как он говорил, лица желавших отправиться вместе с ним, чтобы полюбоваться на красоты южных земель, постепенно светлели: капитан разрешил в свое отсутствие посетить другие острова, поменьше и расположенные намного ближе к месту стоянки «Невесты ветра». Это обещало оставшимся на борту хоть какое-то развлечение, и они немного повеселели.

«А что же ожидает нас?» – спросил мастер-корабел сам себя и не смог ответить. Острова были так прекрасны с виду, что думать об опасности не хотелось, но разве красота не оборачивается частенько своей полной противоположностью?..

Они перешли на лодку, куда уже погрузили все необходимое. Эсме всячески старалась не показывать своего волнения, и получалось у нее не так уж плохо. Предстоящее приключение заставило целительницу позабыть о грустных мыслях, что так красноречиво отражались на ее лице еще вчера, – теперь она улыбалась и смотрела вперед с надеждой.

Крейн оглядел свою маленькую команду и удовлетворенно улыбнулся.

Борт «Невесты ветра» начал отдаляться...

Лодка тихо плыла сквозь рассветный туман, пока что не успевший рассеяться.

Крейн сидел на носу и выглядел погруженным в себя; мастер-корабел знал, что магус наблюдает за рифами. Остальные тоже молчали, словно зачарованные вглядываясь в туман, и Эрдан все больше убеждался в том, что эти места источают неуловимую магию, которая превратила обычные острова в волшебное царство. Ему довелось повидать немало далеких и странных земель, но нечто необъяснимое сейчас витало в воздухе, вызывая одновременно тревогу и восторг.

Вода за бортом была прозрачней слезы; обманчиво близкое дно покрывали заросли чего-то отдаленно напоминавшего траву. По поверхности голубовато-зеленого подводного луга то и дело пробегали волны – точь-в-точь как это происходило бы на обычном лугу в ветреную погоду. Стайки серебристых рыбок сновали меж гибкими стеблями, а один раз Эрдан даже успел увидеть, как что-то большое и длинное выскользнуло из зарослей и скрылось в глубине.

– Здесь очень много... жизненной силы, – проговорила Эсме, нарушив тишину. Корабел вдруг заметил, что целительница сидит, неестественно выпрямив спину и закрыв глаза. Боится? – Я никогда раньше так себя не чувствовала. Это странно...

– Что ты чувствуешь? – спросил он. – Шепоты?

– Нет... – Девушка улыбнулась и немного расслабилась. Ларим, до этого смирно сидевший у нее на коленях, вдруг заурчал и начал ластиться, подсовывая голову под руку хозяйки. – Это невозможно описать словами. Представь себе, что от каждого живого существа исходит свет, – так вот здесь его такое количество, что можно и ослепнуть. Здесь... бурлит жизнь... – Она на мгновение помрачнела. – И смерть...

– Таков закон, – сказал Кристобаль, прежде чем Эрдан успел вымолвить хоть слово. – Творение и разрушение уравновешивают друг друга, иначе мир бы просто лопнул от переизбытка жизни. Знаешь, я в последнее время часть думаю вот о чем: раз уж тебе как целительнице дана немалая сила, кто же должен быть твоей противоположностью?

Эсме по-прежнему сидела с закрытыми глазами, как будто спала, безотчетно почесывая своего зверька за ушами.

– Разве вы все, наделенные даром разрушать, не противостоите целителям? – спросила она ровным голосом. – И, в конце концов, не все в мире обязательно должно иметь свою противоположность.

– Возможно, ты права, – пробормотал магус. – Лучше бы оно и в самом деле было так.

Матросы с интересом прислушивались к их разговору. Эрдан подумал, что Кристобаль взял с собой хороших людей – спокойных, понятливых, – но мысль о том, что Умберто очень рассердился на капитана, не оставляла его. Что-то неправильное было в этом, что-то тревожное. Он боялся, что Кристобаль не почувствует опасность вовремя, а потом уже будет слишком поздно.

– Капитан! – Эсме снова нарушила молчание. – Отчего я чувствую на борту не шесть живых сердец, а семь?

Эрдан обомлел.

– Потому что седьмое спряталось, – спокойно ответил магус. – Оно то колотится от страха быстрее, чем у зайчишки, то почти замирает. Но остановиться-то совсем не может. Я прав, Кузнечик?

На корме, среди ящиков с поклажей, что-то завозилось, и спустя недолгое время их взорам предстал юнга – взъерошенный, смущенный, но с упрямым блеском в глазах.

– Можете бросить меня за борт, капитан! – дерзко сказал он хриплым голосом. – Но я не жалею о том, что сделал!

– Какое нахальство! – Крейн покачал головой, хмуря брови в притворном гневе, и потянулся, словно большой сытый кот. – Ты и в самом деле думаешь, что я не почувствовал сразу же... да что там! Еще вчера, когда ты разглядывал далекие берега, я подумал: все, жди неприятностей. Ну ладно, раз уж ты здесь, придется придумать тебе... какое-нибудь дело посложнее.

Один из матросов дружески хлопнул Кузнечика по плечу; тот все смотрел на капитана, не в силах поверить, что его простили. Другой был спокоен, словно ничего особенного не случилось, а вот во взгляде третьего моряка Эрдану почудился испуг. Чего он мог бояться? Матрос, ощутив на себе внимание корабела, приободрился, но тревога Эрдана уже успела проснуться вновь – он пригляделся и вспомнил, что именно этот парнишка первым обнаружил приближающуюся тварь из глубин... и еще он чуть не опоздал к отплытию из Ямаоки. Что-то заворочалось в глубине сознания мастера-корабела, какая-то важная деталь, о которой он позабыл...

«Неприятно чувствовать себя старой развалиной, да? Что ж, придется привыкать».

Туман расступился. Они плыли мимо небольшого островка, чьи берега покрывали странные деревья – их гладкие коричневые корни опускались прямо в воду, а с ветвей свисали не то нити мха, не то зеленая паутина. Стоило им миновать этот островок, как показался другой, и вот уже горизонт исчез из виду, а лодка все плыла дальше, медленно пробираясь сквозь лабиринт больших и малых островов. Постепенно все почувствовали то, о чем говорила Эсме: казалось, что из густой листвы за ними наблюдали тысячи внимательных глаз.

Острова присматривались к незваным гостям.

«Скоро будем на месте», – пробормотал Крейн. Он выглядел уставшим: белой лодке приходилось то и дело обходить мели и обломки гранитных скал, усеявшие дно, и от напряжения у капитана дергалось веко. Эрдан взглянул на небо и понял, что магия этого странного места действовала и на время, заставляя его течь незаметно, – полдень-то давно миновал...

Эсме совсем успокоилась, но все-таки бросала исподволь пугливые взгляды в сторону густых зарослей, как будто пыталась разглядеть неведомых наблюдателей.

«Что ты видишь? Что ты чувствуешь?»

На низкой ветке висела, раскачиваясь, змея толщиной с руку грогана; ее хвост обвивал ветку раз семь-восемь и исчезал в темной кроне. Маленькие глазки на тупоносой голове уставились на проплывающую мимо лодку, и Эрдан заметил, как Кристобаль сжимает пальцы, готовясь отразить возможное нападение.

«Эй! Если ты собрался защищать нас всех в одиночку, это может оказаться непосильной задачей даже для феникса!»

Магус перевел взгляд на него, словно спрашивая: «Ты уверен?»

Змея, покачавшись еще немного, спряталась в листве.

К тому времени, когда они выбрались из лабиринта островов, солнце уже клонилось к закату. Лодка ткнулась носом в берег; пришла пора обустраиваться на новом месте. Эрдан понял, что Кристобаль выбирал место стоянки не случайно – должно быть, на карте были какие-то ориентиры, но сам он слишком устал, чтобы попытаться их вспомнить самому.

– Что ты собираешься делать дальше? – спросил он капитана, пока матросы разгружали лодку. – Переночуем здесь, а завтра?

– Вот смотри... – Магус подобрал острую раковину и прочертил на песке линию, обозначавшую берег. – Мы находимся вот здесь. Если верить карте... – Он добавил несколько штрихов, и набросок в самом деле приобрел сходство с картой. – Если ей верить, то дом Двуликой госпожи находится недалеко отсюда. Думаю, одного дня хватит, чтобы туда добраться.

– И что? Думаешь, нас там ждут?

– Лучше бы уж не ждали, – хмыкнул магус. – Боишься, что остров обитаем? Не забывай о великом перемирии. Здесь нет и не может быть ни людей, ни магусов. Мерры не потерпели бы такого соседства. Гроганы в этих широтах тоже не обитают, поэтому нам могут угрожать только животные, а с ними мы справимся.

– Успокоил... – пробормотал Эрдан тоном, говорившим совершенно обратное. – Так что же ты ожидаешь увидеть в этом доме? Развалины храма?

– Возможно, – загадочно отозвался Кристобаль, и больше корабелу не удалось вытянуть из него ни слова.

Быстро темнело. Густой лес, подступавший вплотную к узкой песчаной полоске берега, таил в себе опасности и тайны, с которыми им предстояло повстречаться завтра, а до тех пор можно было отдыхать – но путешественники, поужинав у большого костра, вдруг обнаружили, что их усталость как рукой сняло. Чары странного острова продолжали действовать, и в такой вечер казалось непростительной оплошностью уснуть: под мягкий шорох волн и негромкое пение ночных птиц, в свете кружащихся над головами больших жуков-светлячков можно было беседовать целую вечность о делах минувших и мечтах о будущем, но только не спать.

– Какие здесь странные звезды! – восторженно сказал Кузнечик. – Они сверкают, словно бриллианты в ожерелье Императрицы!

– Ты так говоришь, словно видел это ожерелье, – пробурчал один из матросов, Куно, и мальчишка смутился. Другой матрос, Грейди, пристально наблюдал за полетом жука-светляка, потом резко выбросил руку и схватил насекомое – жук засветился еще ярче, и казалось, что парень сорвал с неба звезду.

– Капитан! – сказал он негромко. – Я давно хотел спросить... что сами магусы говорят об Основателях? Они действительно пришли с неба?

– Я не знаю, – ответил Крейн. Он ворошил в костре короткой палкой, не замечая, что пламя порою лижет его руку жадными языками. – Мне было всего десять лет, когда клан Феникса уничтожили... быть может, отец собирался когда-нибудь мне что-то рассказать. Но, кажется, он вообще избегал разговоров об Основателях... так, по крайней мере, мне запомнилось.

– Но почему?

«Совсем осмелел парнишка», – отстраненно подумал Эрдан, не вмешиваясь в разговор. Было странно слышать, что Кристобаль так откровенен с простым матросом: раньше он всячески скрывал от них свое истинное лицо... хотя после того, чем закончилась встреча с глубинным ужасом, притворяться бессмысленно.

– А ты подумай! – усмехнулся Крейн. Он отложил палку и, протянув руку, зачерпнул пламя из костра, как будто оно было водой. Огонь продолжал танцевать в его ладонях, бросая красноватые отблески на лицо и придавая магусу совершенно нечеловеческий вид. – Мой предок совершил... нечто запретное. У него были на это причины... по крайней мере, мне хочется верить, что были. Но именно из-за поступка Феникса Основатели оказались заперты в этом мире. Собственно, остается лишь удивляться тому, что они не перебили весь наш род уже тогда, много тысяч лет назад...

Заперты в этом мире.

– Ты хотел бы отыскать «Утреннюю звезду», чтобы она снова полетела? – спросил мастер-корабел и замер в ожидании ответа. Он вдруг почувствовал, что сейчас прозвучат очень важные слова, которые могут многое изменить.

– Она не полетит, – небрежно ответил Кристобаль, продолжая играть с огнем – перебрасывая его с ладони на ладонь, заставляя менять цвет с красного на синий и зеленоватый. – Ни один механизм не может остаться пригодным к использованию спустя столько тысяч лет. Но я и в самом деле хотел бы ее отыскать... чтобы понять, быть может... что на самом деле произошло тогда, во времена Основателей...

Он перевел взгляд на Грейди, который так и сидел со светлячком в кулаке.

– Ведь ты наверняка задумывался о том, что написанное в книге Основателей не может быть правдой, так? – спросил Крейн, и матрос от неожиданности разжал пальцы.

Жук вырвался на свободу и исчез среди своих собратьев.

Эсме прекратила увлеченно расчесывать ларима и настороженно взглянула в сторону леса. Ни один посторонний звук не нарушил ночную тишину, но зверек на коленях целительницы выгнул спину дугой и зашипел, глядя в ту же сторону, что и она.

– Что-то приближается к нам, – проговорила девушка. – Я чувствую.

– Зверь? – спросил Крейн, не двинувшись с места. – Или?..

– Что-то очень странное... – В глазах Эсме отражался страх. – Если бы фрегаты передвигались по суше, я бы сказала, что это фрегат.

Едва она договорила, как со стороны леса и впрямь послышался странный звук – как будто нечто большое и неуклюжее ломилось сквозь заросли. Слишком уж большое, подумал Эрдан. Матросы уже схватились за оружие, а магус все так же сидел у костра, как будто ничего не происходило.

– Смотрите! – охнул Кузнечик. – Что это?!

Яркие звезды над лесом погасли, чтобы мгновение спустя разгореться вновь: то, что приближалось к ним, было выше крон деревьев, намного выше. Темная громадина шла с севера, и ее скорость ужасала, не говоря уже о том, что таких живых существ просто не могло быть на свете.

«Механизм Основателей?!»

Эрдан вспомнил разговор с Кристобалем и слова магуса о том, что на острове не могло остаться исправных машин. Он тогда позабыл напомнить Крейну о механических обитателях Яшмовой твердыни – ведь они-то каким-то образом продолжали работать до сих пор...

Но сейчас это уже не имело смысла.

Кузнечик отступил к воде, и Эрдан понял – их единственное спасение в лодке. Ни человек, ни магус не сумеют справиться с тем странным созданием, что было уже совсем близко!

– Надо уходить! – крикнул он. – Иначе мы погибнем!

– Я решу, когда мы уйдем, – спокойно ответил Крейн. Огонь в его ладонях превратился в большой, ослепительно сияющий шар; магус встал и, легко удерживая его кончиками пальцев, повернулся навстречу приближающемуся чудовищу.

Заросли расступились, и на берег выбралось одно из самых странных существ, которое Эрдану доводилось видеть. Это была фигура, напоминавшая человеческую, но ростом превосходившая самые высокие деревья в лесу; у нее были две руки – одна короче другой, – две кривые ноги и круглая голова, но вместо лица – нечто напоминающее клубок толстых змей... Заступница! Существо полностью состояло из шевелящихся жил, которые то сплетались в тугие узлы, то вновь расплетались и повисали, как давешняя змея-наблюдатель на ветке водяного дерева. Вероятно, при дневном свете это выглядело бы намного страшнее, но даже сейчас Эрдан почувствовал, как ледяная когтистая лапа схватила его сердце и начала медленно сжиматься.

У чудища не было глаз, но, почувствовав магуса и пламя в его руке, оно остановилось, наклонило голову, словно приглядываясь. Его руки начали удлиняться, как будто их тянула к земле неведомая сила, но, едва коснувшись песка, змееподобные отростки тотчас же вернулись на прежнее место. Это сопровождалось громким шорохом, но больше странная тварь не издала ни звука.

– Кто ты? – крикнул магус. Он по-прежнему стоял спокойно, ничем не показывая страха. Чудовище не ответило, но подняло лапу, на конце которой начало расти утолщение, похожее на неплотно сжатый кулак. Крейн повторил это движение – огненный шар стал больше, и ночной гость отпрянул.

– А-а, так ты знаешь, что это опасно... – негромко проговорил Крейн. – Любопытно.

Он шагнул вперед, и чудовище отступило. Магус усмехнулся и занес руку для удара, как вдруг...

– Прекратите! – воскликнул незнакомый голос – странный, с незнакомым акцентом. – Стойте, не надо!

Крейн замер, но пламенный шар не исчез. Они наблюдали за чудищем затаив дыхание: тварь застыла, словно вросла в землю, и тут Эрдан наконец-то понял, что еще кроме клубка змей напомнило ему тело странного создания.

Корни, древесные корни...

Воспоминание повлекло за собой другое, очень старое, – открытая книга, рисунок на странице: человек, подобный дереву... или наоборот? Это была какая-то древняя магия, подвластная роду магусов, меньше других интересовавшемуся властью, землями и славой. Эти небесные дети предпочитали жить под открытым небом, питаться тем, что им дарила природа, и из ее же даров делать себе странную одежду. А природа была к ним щедра!

«Но ведь это заклинание считается забытым...»

– Какая неожиданность! – хмыкнул Крейн. – Древесный голем, надо же... а я-то думал, клан Жаворонков больше не способен на боевую магию!

На груди голема – там, где у человека расположено сердце, – появилось отверстие. Из него выбралась худощавая фигурка и, рискуя переломать себе руки и ноги, спрыгнула на песок с довольно-таки большой высоты. «Большой для человека», – поправился Эрдан. Тот, кто прятался в груди голема, человеком не был.

Точнее, не была.

– Кто вы такие? – Ее голос можно было бы назвать мелодичным, если бы не жесткие интонации. Впрочем, где-то глубоко под ними скрывался страх, поскольку в противостоянии огня и дерева у последнего было мало шансов, и незнакомка это прекрасно понимала. – Откуда взялись?

Она смотрела Крейну в глаза, безошибочно определив в нем не только защитника всех остальных, но и главного. Это не мешало Эрдану ее рассмотреть – тем более света было достаточно. Незнакомка была высокой и стройной; совершенно белые волосы падали на плечи – корабел вспомнил, что это свидетельствует о весьма почтенном возрасте, что-то около четырех веков. Разве что эта женщина была седой от природы, как принцесса Ризель... к тому же ее голос звучал молодо. Ее одежда представляла собой нечто невообразимое: балахон, словно сплетенный из стеблей какого-то растения – местами попадались и листья, – перехваченный на талии веревкой, а нечто, показавшееся ему брошью, тут же взлетело, осыпая с крыльев белесые чешуйки.

Ночной мотылек...

– Кто вы? – требовательно повторила незнакомка. – Что вам нужно на священном острове?

– Мы простые путешественники, – ответил магус и опустил руку; пламя угасло, хотя совсем не исчезло.

– Простые путешественники? – она рассмеялась. – Считаете меня полной дурой? Думаете, я поверю, что...

– Нет, не думаем, – перебил Крейн. – Но кто ты такая? Разве люди и магусы не покинули все острова в этой части архипелага, как того требовало великое перемирие?

Она чуть помедлила, испытующе глядя на магуса, а потом удостоила взглядом и его спутников.

– Мой род жил здесь задолго до самой первой войны, не говоря уже о великом перемирии, которое на самом деле лишь одно в череде многих, не менее великих. Похоже, вы и впрямь ничего не знаете о месте, в котором оказались... Это ваш корабль? Такой маленький...

– Для семерых немного места нужно, – осторожно проговорил Кристобаль. – Здесь кто-то еще живет?

Она не ответила, словно не расслышала, и шагнула к Эсме. Целительница испуганно вздрогнула, но нашла в себе силы не отстраниться; женщина из племени Жаворонков очень долго ее рассматривала, прежде чем сказать:

– Когда-то нас было много... – Она помолчала. – Мы служили Госпоже. Теперь я осталась одна...

В ее голосе прозвучали жгучая тоска и холод одиночества.

– Я уже давно одна... – вдруг прибавила она, хотя никто об этом не спросил, и всем стало понятно: это давно и впрямь длилось очень и очень долго.

– Ты не хочешь назвать нам свое имя? – спросил Эрдан, осмелившись заговорить без разрешения капитана. Женщина взглянула на него, словно увидела впервые.

– Рэй... – Она поморщилась, словно произносить собственное имя было неприятно. – Когда-то меня называли Мотыльком...

Корабел посмотрел в глаза своему ученику и постарался, чтобы его мысль прозвучала внятно и недвусмысленно: «Ты не посмеешь спрашивать о Госпоже сейчас». Крейн все понял и еле заметно пожал плечами, хотя в его глазах горел огонь нетерпения, который было непросто скрыть. Эрдан чувствовал себя очень странно; эта женщина казалась хрупкой, словно давным-давно высушенный между страницами книги цветок или крыло бабочки, – одно неосторожное прикосновение могло ее уничтожить. Ему вдруг захотелось оберегать ее от всех, включая и Кристобаля.

Магус был вознагражден за покорность весьма неожиданным образом.

– Здесь уже много лет никто не бывал, – сказала Рэй-Мотылек. – Я даже решила, что про остров совсем забыли, но Шторм смилостивился. Вы ведь пришли, чтобы разгадать загадку Госпожи, так?

Крейн сжал кулак, и пламя с шипением погасло.

– Видимо, да, – ответил он в темноте.

– Я не застала Госпожу в живых.

Это прозвучало так, словно они могли рассчитывать на обратное.

...Повинуясь неслышному приказу Рэй, древесный голем снова пришел в движение, с трудом оторвав от песка уже успевшие прирасти руки и ноги; теперь он нес свою хозяйку и пятерых чужаков в глубину густого леса. Это путешествие им суждено было запомнить как одно из самых странных в своей жизни – безлунной ночью, в свете звезд, далеко от населенных людьми и магусами островов, далеко от оживленных портов, они приближались к цели, восседая на широком плече живого дерева.

Их было пятеро, потому что двоих матросов Крейн оставил сторожить лодку, взяв с собой только Грейди, – не будь внимание Эрдана приковано к Рэй, этот выбор удивил бы его очень сильно. Ну а Кузнечик так крепко вцепился в рукав Эсме, что проще было их обоих оставить на берегу, чем оторвать его.

– Дед рассказывал, она была красивая...

– Дед рассказывал? – переспросил Кристобаль, и Эрдан невольно пожалел, что в темноте не может разглядеть его лица. – Э-э... Рэй, сколько тебе лет?

– Годы... – Она негромко рассмеялась. – Это так важно? Не знаю. Здесь время течет иначе, чем во всем остальном мире. Я живу по времени деревьев, а они ведь помнят мир без наших с тобой соплеменников...

Кристобаль ничего не сказал, и женщина прибавила с внезапной злостью:

– Мы принесли этой земле только горе!

– Расскажи о Госпоже... – попросила Эсме, робея.

Рэй не посмотрела в ее сторону и молчала так долго, как будто ничего не услышала.

– Госпожа была прекрасна... добра... она умела любить и дарила свою любовь всем, кто готов был ее принять. Но мир оказался слишком черствым и жестоким для любви, поэтому ее почти никто не понял... и все-таки она продолжала нести свою тяжелую ношу, даже когда за это пришлось заплатить страшную цену. – Она вздохнула. – Дед говорил, Госпожа отказалась от имени еще в юности, а вместе с ним оставила и прошлую жизнь...

– Быть может, когда-то ее звали Эльгой? – спросила целительница, но Мотылек покачала головой. «Не знаю», – произнесла она чуть слышно, и это было похоже на правду.

«Я храню загадку Госпожи, – сказала Рэй еще на берегу. – Все, кто появляется на этом острове, пытаются ее разгадать, но пока что никто не сумел». Крейн тотчас же поинтересовался, может ли он попытать счастья, на что хранительница предложила сделать это прямо сейчас. «Мой долг – всего лишь приветствовать вновь прибывших, – проговорила она усталым голосом. – А все остальное сделают другие...»

Но кто такие эти другие, она ответить отказалась.

Вскоре им предстояло все узнать самим.

Кроны деревьев колыхались вокруг, и в темноте их легко было перепутать с морскими волнами. Эрдан понимал теперь, отчего Эсме показалось, что к ним приближается фрегат, – сознание древесного голема изредка касалось его, и это отдаленно напоминало связь с «Невестой ветра». Он вдруг понял, что уже тоскует по своенравному кораблю, хотя прошел всего-то день. Их узы окрепли за тридцать лет, проведенные в море... и ведь за все это время они никогда не расставались надолго.

И никогда не ссорились.

«О-о, ты достойна своего капитана. Вы оба одинаково упрямы».

Он почти надеялся почувствовать возмущение «Невесты», даже приготовился к удару, но не получил никакого ответа, кроме удивленного взгляда Кристобаля. Оставалось лишь улыбнуться, приободрить встревоженного ученика – что он и сделал. «Нет, мне не плохо. Пока я жив, все хорошо...»

– Если вы не сумеете разгадать загадку, вас постигнет незавидная участь, – вдруг произнесла Рэй ровным голосом. – Пока что вы можете отказаться.

– Мы справимся, – уверенно ответил Крейн. Эрдан вспомнил их разговор в каюте, перед отплытием из Лейстеса. «Кто-то ведет меня по заранее определенному пути... Звездочет знает, что я добуду два фрагмента, иначе он не отдал бы мне карту...» – Значит, поэтому никто не знает об острове, кроме хранителей? Все неудачники платят за ошибки жизнью?

– Да, – просто ответила Мотылек. – Я всего лишь хранитель, а есть стражи. Вот они и... – Сообразив, что слишком много говорит, она умолкла. Голем все так же целеустремленно продирался сквозь лес, когда Эрдан спросил:

– Если загадка будет разгадана, твоя служба закончится?

Она кивнула.

– Ты сможешь вернуться в мир, к людям?

– Зачем? – она устало махнула рукой. – Мой дом здесь. Просто я буду знать, что последняя воля Госпожи выполнена... мы на месте, кстати.

Голем остановился, врос в землю. Кругом простиралось море листвы, деревья колыхал ночной ветер, и Эрдану стало очень холодно – он огляделся и увидел бледные лица своих спутников. Даже Кристобаль слегка растерял уверенность, но магусу не впервой было возрождаться из пепла.

– Спускайтесь, – проговорила Рэй. – Вас ждут.

Сама она не двинулась с места.

...Внизу было совершенно темно и очень сыро; одного за другим их начал колотить озноб. «Сейчас», – пробормотал Крейн и вытянул правую руку вперед; на кончиках его пальцев замерцали огоньки, освещая странное место, где им предстояло разгадать загадку Двуликой госпожи.

Это была поляна, окруженная высокими неохватными деревьями, покрытыми от старости седым мхом. Кругом не было ни одной живой души, кроме неосторожно прошуршавшей в ветвях не то белки, не то летучей мыши, явно оказавшейся тут случайно. Тишина оказалась гнетущей, неприятной – если поддаться этому ощущению, понял корабел, то запросто сойдешь с ума. Он огляделся: со всех сторон их обступали деревья, над головой едва просвечивали сквозь густую крону холодные звезды, но почему-то казалось, что они находятся в могиле. Должно быть, именно это чувство так сильно испугало Умберто, когда они с товарищами случайно обнаружили склеп и изваяние Двуликой, кем бы она ни была.

Кристобаль шагнул вперед и вдруг замер, уставившись себе под ноги. Эрдан невольно последовал его примеру и поначалу не понял, что именно заставило магуса остановиться, а потом осознал, что стоит не на земле, а на каменной плите и такими плитами вымощена почти вся «поляна». Вслед за этим он разглядел и кое-что другое.

– Развалины, – сказал Кристобаль взволнованно. – Здесь когда-то был дом... и двор... смотрите, вон там стена! И там тоже...

«Да, – беззвучно согласился корабел. – Здесь была богатая усадьба. Не дворец, но все-таки большой дом... наверное, красивый, полный света и веселых голосов... полный радости...» Он так подумал, хотя понимал, что сам себя обманывает: раз мир оказался слишком черствым и жестоким для любви, в этом доме не могло быть много радости. И самое главное – с тех пор миновало столько лет, что деревья раздробили прочный камень, превратили его в пыль. Пройдет еще немного времени, и останется только память о той, что жила здесь когда-то давно.

– Дом Двуликой госпожи? – тихонько спросила Эсме.

– Вот именно! – послышалось в ответ, и слова эти произнес не человеческий голос.

Посреди поляны, бывшей когда-то внутренним двором, возникли два светящихся столба – их верхушки терялись где-то в кронах деревьев. Один был золотистым и светился так ярко, что глазам было больно смотреть, другой же казался сгустком мрака, лишь ненамного темнее окружавшей их тьмы. Существа не имели лиц или глаз, но все-таки их взгляды пронзали, причиняя ощутимую боль.

...В год, когда звезды перестали падать с неба, явились к нам двое – ни к роду людскому, ни к морскому не принадлежали они и Основателями тоже не были. Был ликом черен один, а другой – светился золотом, точно полуденное солнце; ростом были они выше прибрежных скал. И сказали двое: «Плачьте! Ибо не стало госпожи, а значит, грядет время Великого шторма...» А потом оба растворились в тумане, и больше их никто не видел...

– Вы пришли, чтобы получить то, что хранится здесь?

– Да, – хрипло ответил Крейн.

– Тогда ответьте на наш вопрос.

Эрдан внезапно перестал бояться. Перед ними была ожившая легенда, такая древняя, что просто захватывало дух: эти существа, кем бы они ни были, видели эпоху Основателей, когда мир был молод и по небу летали крылатые машины. Если Звездочет и впрямь наделен даром предвидения, то Кристобалю суждено выдержать испытание... и тогда, быть может, оживут другие легенды.

– Пусть один из вас... – На мгновение они замолчали, словно обдумывая вопрос. – Пусть один из вас покажет, что познает тот, кто осмелится, глядя в зеркало, увидеть свое отражение с другой его стороны?

Крейн вздрогнул.

«Вот как... – ошеломленно подумал Эрдан. – Заступница! Мы же все это время знали этот вопрос, но не принимали его всерьез... что же теперь будет?»

– У нас есть время подумать? – спросил Крейн.

– НЕТ! – раздалось в ответ, и вслед за этим голоса существ впервые разделились.

– Вы знаете разгадку, – сказал высокий голос, принадлежавший, должно быть, золотому стражу. – По крайней мере, один из вас точно знает.

– Один из пяти, – сурово подытожил черный. – Но у вас всего три попытки.

– Тогда я попробую первым, – сказал магус.

Он еще никогда не вызывал феникса так – не шевельнув и пальцем, просто обратившись к огню силой мысли. На их глазах за спиной Кристобаля раскрылись ослепительно пылающие крылья, ничем не уступавшие крыльям Джа-Джинни; он обернулся на мгновение и посмотрел горящими глазами на Эсме. Целительница с трудом выдержала этот взгляд.

– Если зеркало отразит мое лицо, то с другой стороны будет огонь, – проговорил он изменившимся голосом. – Память огня живет во мне, но не смешивается с теми воспоминаниями, которые собирает человеческая сущность... хотя иной раз пламя вырывается на свободу. Оно прожорливое и жестокое, и если я не сумею с ним справиться, отражения поменяются местами... – Он чуть помедлил. – Видя оба своих отражения, я познаю самого себя, потому что пламя – тоже я. И когда оно убивает, вина ложится на меня.

– Ты честен, – сказали стражи. – Не каждый сумеет признаться в таком даже перед самим собой, но ответ неверный. Ты давно познал то, о чем сейчас рассказал, и зеркало тебе не нужно. Твое испытание впереди, а теперь дай шанс тому, кого изменит ответ на этот вопрос, изменит окончательно и бесповоротно.

Одним шансом меньше. Эрдан ощутил горечь во рту, наблюдая, как Феникс покорно склоняет голову и отступает. Что же теперь будет? Кто осмелится бросить вызов стражам?..

– Позвольте мне? – спросил Грейди.

Голос матроса тоже стал другим, и внезапно Эрдан все понял – он посмотрел на Крейна, но тот сложил крылья так, что лица не было видно. «Неужели он все это время знал правду и молчал?»

– Глядя в зеркало, я вижу человека, который отказался от собственного лица, – сказал тот, кто на время принял облик матроса по имени Грейди, и стянул с головы зеленый платок. Даже в темноте было видно, что у корней его рыжие волосы почти на палец были белыми. – Можно сколько угодно оправдывать это борьбой за высокие идеалы, но от правды не спрячешься: я перемерил столько чужих лиц, что позабыл, как выглядит мое собственное, и это ранит меня с каждым днем все сильнее. И хуже всего то, что зеркало мне не поможет... ведь его обратная сторона ничего не отражает. Я познаю лишь собственное бессилие перед лицом судьбы, но это не освобождает меня от необходимости продолжать путь, который всякий раз выбираю не я...

Черты его лица стали оплывать, как будто оно было восковым, и вскоре перед ними стоял совсем другой человек. Он не был похож и на того, кто пробрался в трюм «Невесты ветра», рискуя жизнью, и все же это был именно он – Хаген.

– И ты ошибся, хотя был очень близок к верному ответу, – раздались голоса стражей. – У вас остался последний шанс.

«Я мог бы многое сказать, – подумал Эрдан, с трудом удерживаясь от того, чтобы не впасть в панику. – У каждого человека есть то, что он скрывает от других и иногда от себя самого... но ведь им нужно вовсе не это, иначе любой смог бы дать верный ответ! Но чего же они хотят?»

– Кузнечик, – спокойно позвал Феникс, и юнга вздрогнул. – Не пора ли тебе раскрыть свой маленький секрет?

Мальчишка отступил на шаг. На его лице отразилась сильнейшая борьба чувств – казалось, он вот-вот лишится чувств от напряжения. Что же за секрет такой Крейн позволил ему хранить? Быть может, именно поэтому магус не стал возражать, когда юнга пробрался на белую лодку?

Но на что бы ни рассчитывал Крейн, Кузнечик медленно покачал головой.

– Я не готов, капитан, – тихо проговорил он. – Простите...

– Я знаю ответ.

Эсме заговорила так неожиданно, что даже сами стражи вздрогнули. Их невидимые лица обратились к целительнице, которая дрожала, как лист на ветру.

– Уверена?

– Да. – Она посмотрела на Кристобаля. – Капитан?

– Говори, – разрешил Феникс голосом, совершенно лишенным эмоций.

Все собравшиеся на поляне застыли в напряженном ожидании.

– Я не люблю смотреться в зеркала, – сказала девушка. – То, что я там вижу, – лишь пустая оболочка, лишенная мыслей и чувств, которых в избытке у любого человека. Эти мыслеобразы доступны ему самому и скрыты от окружающих, но в моем случае все наоборот. Я не вижу себя, не знаю и никогда не смогу узнать. Чужие мыслеобразы постоянно хозяйничают в моей душе, а свои я спрятала так глубоко, что теперь не могу отыскать. Поэтому смотреть на свое отражение мне невыносимо больно, ведь я... – она шумно втянула воздух. – Я не вижу там человека. Но это еще не все!

Она посмотрела на свою правую ладонь, как если бы та и впрямь была зеркалом, и со странной улыбкой продолжила:

– Зеркала врут. Они делают правое – левым, а левое – правым. Но если предположить, что отражают они не только внешнее, но и то, что внутри? Значит, оно тоже должно измениться на свою противоположность. А противоположностью дара, которым наделила меня Эльга... – лицо Эсме вдруг сделалось пугающе жестоким, – может быть только способность разрушать. Причем она должна быть столь же абсолютной, как и моя способность исцелять... она должна быть ужасающей.

...Творение и разрушение уравновешивают друг друга, иначе мир бы просто лопнул от переизбытка жизни. Знаешь, я в последнее время часть думаю вот о чем: раз уж тебе как целительнице дана немалая сила, кто же должен быть твоей противоположностью?..

– Если бы у моего отражения был затылок, он находился бы как раз по ту сторону зеркала, но увидеть его я не могу. Я вижу всегда лишь отражение собственного лица, но не затылка... – Она перевела дух и последнюю фразу почти прокричала: – Эта загадка адресована мне, потому что целитель – и есть отражение мира, полного боли и страдания... целитель и есть его противоположность, а значит, в некотором роде – зеркало!..

...Разве вы все, наделенные даром разрушать, не противостоите целителям? И, в конце концов, не все в мире обязательно должно иметь свою противоположность...

Тишина продлилась не меньше вечности.

– Ответ правильный, – сказали стражи. – Значит, мы свободны...

С этими словами они растаяли в воздухе.

Одна из замшелых каменных плит перевернулась. На ее оборотной стороне лежал небольшой металлический диск, блестящая поверхность которого отражала отблески огненных крыльев Кристобаля.

– Возьми, – сказал Феникс, не двигаясь с места. – Ты это заслужила.

Эрдан посмотрел на небо и понял, что скоро наступит рассвет, – ночь пронеслась вихрем, навсегда изменив их жизни. Ответ на главный вопрос был найден, но сколько новых загадок он повлек за собой!

Так или иначе, они добыли первую часть небесного компаса.

...– Я должен попросить прощения за обман, капитан.

Хаген стоял за спиной у Крейна, который, сидя на камне, задумчиво разглядывал горизонт. Поодаль белая лодка готовилась к отплытию; двое матросов были весьма удивлены, обнаружив вместо Грейди чужака, но в присутствии капитана выяснять отношения побоялись. Эрдан наблюдал одновременно за ними и за Кристобалем, который излучал умиротворенное спокойствие, но отчего-то корабелу казалось, что истинные свои чувства магус прятал глубже, чем обычно.

– За что? – поинтересовался Крейн, взглянув на оборотня с легкой усмешкой.

– Как же... – удивился Хаген. – Я напоил в Ямаоке вашего матроса, забрал его одежду и занял его место...

– В тот же миг, как твоя нога ступила на палубу, – перебил магус, – все это стало мне известно. Грейди был тотчас же уволен, потому что я не терплю беспробудного пьянства. А тебя мы с «Невестой» решили оставить и посмотреть, как ты себя поведешь... и что будешь делать с волосами, когда они отрастут.

– Да, это непростительный промах, – оборотень смущенно улыбнулся.

– Зачем мне извинения? Лучше объясни, кто ты такой, а потом мы с «Невестой» решим, что делать...

Хаген заговорил – и чувствовалось, что он тщательно подбирает и взвешивает каждое слово.

– Я действую по поручению... одного человека, который нуждается в вашей помощи, капитан. Он попросил меня проникнуть на фрегат, но я должен был сначала узнать, правдивы ли слухи, что ходят о «Невесте ветра» и Кристобале Крейне... а потом уже действовать по обстоятельствам.

– Вижу, ты решил, что я достоин доверия... э-э... твоего загадочного друга?

– Это не друг, – оборотень склонил голову. – Скорее хозяин.

– Уверен, что не хозяйка? – с усмешкой поинтересовался Крейн, и Хаген побледнел от испуга. – Да... это женщина, в которую ты безответно влюблен, потому и согласился на самоубийственное задание. Чего же она хочет от меня? И, самое главное, как рассчитывает отплатить за услугу?

– Об этом я ничего не знаю, – хмуро ответил оборотень. – Она просила меня лишь об одном: узнать, действительно ли Кристобаль Крейн не похож на остальных пиратов. Если это окажется правдой, я должен подать ей весть и ждать дальнейших распоряжений...

Крейн поднялся и взглянул Хагену в глаза – тот смутился, но сумел не отвернуться.

– Сейчас ты говоришь неправду. – В голосе капитана проскользнули металлические нотки. – Это может здорово навредить твоей... хозяйке. Чего она хочет? Отвечай!

Наступило тягостное молчание. Эрдан, лишь наблюдавший за разговором со стороны, проклинал себя за беспомощность, но он и впрямь не мог ничего сделать: эту загадку Кристобаль должен был разгадать сам.

– Она желает того же, что и вы, – наконец сказал Хаген. – И я. И многие другие... она хочет, чтобы тот, кто власти недостоин, ее лишился.

«...то есть она хочет свергнуть Капитана-Императора».

Кристобаль продолжал испытующе глядеть на оборотня, и тот прибавил:

– Она просила передать, что сейчас самую большую опасность для вас представляют черные корабли.

– Сколько их? – требовательно спросил Крейн.

– В начале прошлой весны было три, – со вздохом ответил Хаген. – Сейчас, наверное, больше... предупреждая ваш вопрос, капитан, – я в самом деле не знаю, откуда они берутся и отчего так опасны. Она мне не сказала.

– Как мило с твоей стороны сообщить об этом сейчас! – Крейн скривился. – Мы здесь, а черные, должно быть, громят Окраину...

Хаген покачал головой:

– Позвольте не согласиться! Я говорил с матросами «Луны» и понял, что Лайра Отчаянный без всяких предостережений начеку. К тому же, капитан, расскажи я обо всем сразу – неужели вы поверили бы?

Крейн шумно вздохнул и снова перевел взгляд на горизонт.

– Как ты собираешься подать ей знак, что говорил со мной?

– Она сказала, что все узнает сама, – ответил оборотень, почему-то смущаясь. – Понятия не имею, каким образом.

– Понятия не имеешь... – раздраженно повторил капитан. Хаген напрягся, а Эрдан еле сдержал усмешку: оборотень еще не успел изучить все привычки Крейна и не понимал, что можно уже не бояться. – Ладно. Я помогу твоей госпоже, если это окажется в моих силах. Выходит, надо ждать ее инструкций? Что ж, подождем. А пока давай разберемся кое с чем... ты ведь хочешь по-настоящему войти в команду?

Лицо Хагена осветилось радостью, но почти сразу помрачнело. Он молчал, опустив голову, и дождался язвительного замечания Кристобаля:

– Боишься, что тогда я выведаю у тебя имя этой женщины?

Оборотень не ответил.

– Ты должен был заметить, что я не лезу в чужие мысли без лишней надобности. До тех пор, пока твой секрет не представляет опасности для «Невесты», она не будет его трогать – и я тоже, соответственно. Так что это вопрос доверия. Ты веришь мне?

Хаген вздохнул, оглядел берег – его взгляд ненадолго задержался на Кузнечике, который помогал матросам.

– Да, капитан. Я согласен.

Крейн обернулся; на его лице играла добродушная улыбка, от раздражения и гнева не осталось и следа. Он протянул руку новому члену команды «Невесты ветра», и в тот момент, когда их ладони соприкоснулись, Эрдан ощутил...

...нет, он не ощутил ничего.

Солнце светило по-летнему щедро, но Эрдану вдруг стало очень холодно. Память услужливо подсказала, что должно было произойти, – волнение сущности, испуганно-восторженные чувства новичка, впервые соприкоснувшегося с сознанием фрегата, – но корабел вообще ничего не почувствовал. Он по-прежнему слышал шум моря, шорох ветра в ветвях деревьев, далекие голоса птиц – и все.

– Вот и славно! – сказал Кристобаль. – Добро пожаловать!

Лицо Хагена на мгновение сделалось до смешного растерянным, но он пришел в себя быстрее, чем это бывало со многими другими. Следом за растерянностью в его взгляде промелькнула настороженность, а потом оборотень облегченно вздохнул и улыбнулся.

– Где же Эсме? – спросил Крейн, и Эрдан не сразу понял, что капитан обращается к нему. – Она обещала вернуться к полудню...

Эрдан пожал плечами.

– Да вот же они... – обронил Хаген. – Идут...

Над кронами деревьев показалась голова голема, и вскоре он выбрался на берег. При свете дня чудище выглядело скорее странным, чем страшным: оно и в самом деле целиком состояло из переплетенных толстых лоз, а на руках и ногах имело корни, которые врастали в землю, если голем слишком долго стоял без движения. Его широкая спина была покрыта густой листвой, а на голову то и дело опускались птицы, которых ничуть не пугало, что дерево не стоит на месте. Голем остановился и поднял лапу, помогая спуститься своей хозяйке и ее гостье. Эсме бесстрашно ступила на его широкую «ладонь» и вскоре оказалась рядом с Кристобалем, Эрданом и Хагеном. Целительница казалась очень уставшей, что было вполне понятно – события прошедшей ночи изнурили всех путешественников, – но в ее взгляде Эрдану почудилось еще что-то, кроме усталости и удовлетворения от того, что цель долгого странствия достигнута.

Рэй не подошла к ним, осталась стоять возле своего слуги.

Когда хранительница увидела их живыми, ее удивлению не было предела. Эрдан подумал о том, каково ей было: бесчисленные годы в полном одиночестве на острове столь далеком, что и представить сложно... а теперь долгое служение закончилось. «Мы можем забрать тебя с собой», – предложил Кристобаль, но Рэй была непреклонна. «Я останусь, – сказала она. – Мне не нужно другого дома».

«Теперь твое одиночество будет по-настоящему полным, – подумал Эрдан. – Стражи и те ушли в небытие следом за хозяйкой...»

Рэй, должно быть, этого не понимала или не хотела делиться чувствами с чужаками, хотя ее отношение к ним все-таки изменилось. Потому-то, когда Эсме попросила показать ей остров, хранительница согласилась сразу же.

Теперь они вернулись.

– Как ты? – спросил Кристобаль, и девушка с улыбкой ответила: «Все хорошо». Но если даже ее улыбка не сумела обмануть Эрдана, то магус сразу же почувствовал неладное и нахмурился. – Что-то случилось?

– Случилось... – Целительница тяжело вздохнула. – Так ты ничего не понял? – Она обернулась, посмотрела на Эрдана тем самым взглядом, который его испугал. – Вы все не поняли, что произошло со мной этой ночью? Я... мне нужно было поразмыслить... но я не ошиблась, все именно так и случилось...

На мгновение в ее голосе зазвенели слезы, и Эрдан окончательно растерялся.

– Зеркало... – прошептала девушка. – Противоположности... Двуликая была Эльгой, теперь я это точно знаю, но не могу понять, как стало возможным... – Она замолчала.

– Эсме! – позвал мастер-корабел. – Ты можешь нам все объяснить?

– Конечно, – она оглядела смущенных и растерянных мужчин. – Вы и не могли понять. У Эльги было два лица, потому что ее дар на самом деле... а, это лучше показать. Кто из вас не побоится сильной боли?

Кристобаль молча протянул ладонь. Девушка колебалась лишь одно мгновение, а потом указательным пальцем левой руки провела по его коже от запястья до локтя...

...если свет может быть черным, то именно так засветилась ее изящная кисть.

След от прикосновения тонкого пальца тотчас же побагровел и вздулся цепью волдырей, как будто был оставлен раскаленным добела железным прутом; лицо Кристобаля побелело и вытянулось, но он не издал ни звука и не пошевелился.

Эсме быстро провела над ожогом правой рукой, стирая рану, которую сама же и нанесла, – и сразу вслед за этим разрыдалась.

– Об-боротная сторона... – раздалось сбивчивое бормотание. – Она есть... у всего... Я не знала, не знала! Я не хочу быть... такой!

Оборотная сторона дара Эльги оказалась ужасной. Выходило, что целители могут не только лечить; теперь слова Эсме, сказанные накануне ночью, приобретали совсем другой смысл.

Целитель – отражение мира, полного боли и страдания...

Но в мире есть не только боль – он многогранен и многолик, поэтому тот, кому судьбой предначертано быть зеркалом, не сумеет спрятаться от собственной темной стороны, ведь она есть у всего. На самом деле Эльга исцеляла одной рукой, а другой – убивала, она была живым воплощением безжалостного закона, который будет действовать до самого конца мира.

Творение и разрушение уравновешивают друг друга.

Просто пока в мире больше тьмы, целитель может считать себя светом...

– ...тише. – Кристобаль осторожно обнял Эсме. – Не плачь.

Эрдан вспомнил, какой она впервые попала на борт «Невесты ветра» совсем недавно, – испуганный зверек, чья самоотверженность превосходила все мыслимые границы. За короткий срок изменилось слишком многое, и ей бы давно полагалось разрыдаться, потому что такой груз слишком тяжел для этих хрупких плеч.

«Береги ее! – подумал мастер-корабел, надеясь, что капитан его слышит. – Только ты сможешь уберечь ее от всех опасностей, которые обязательно встретятся на вашем пути! Но и сам будь осторожен, не смей ее обидеть, слышишь?!»

– Нам пора возвращаться, – негромко сказал Крейн, и Эсме, с трудом успокоившись, отстранилась. Эрдан вздохнул, закрыл глаза: «Нам пора прощаться...»

Рэй, спокойно наблюдавшая за ними издалека, подняла руку, но подойти не захотела. Белая лодка, шевеля плавниками, приблизилась к берегу, и матросы перебрались на борт; Крейн подхватил Эсме на руки и пронес над волнами так легко, словно она была невесомой. Эрдан следил за ними, и ему казалось, что свет постепенно меркнет, хотя солнце стояло в зените.

– Что же ты медлишь? – спросил магус, стоя по колено в воде. – Что с тобой?

– Кристобаль... – Эрдан смотрел на ученика с жалостью. – Счастливого пути.

– Что? – Брови Крейна удивленно поднялись. – Эрдан, ты...

– Мальчик мой, ты отменный актер, но меня-то не обманешь, – сказал мастер-корабел с грустной улыбкой. – Ты не мог не почувствовать, что произошло между мной и «Невестой ветра» после того, как мы миновали пролив Сирен.

Холод – всепроникающий, убийственный.

О-о, она умела быть беспощадной!..

– Ты не мог не заметить, что...

– Для меня ничего не изменилось, – перебил Кристобаль. – Ты по-прежнему мой учитель.

– Все изменилось! – Эрдан опустил голову. – Я и раньше не был нужен тебе как корабел, а теперь стал просто обузой. И вообще, я старик... ты должен был понимать, что нам придется расстаться рано или поздно!

В полной тишине волны шуршали о берег.

– А ведь я тебя обманул, – вдруг сказал магус. – Точнее, я кое-что от тебя скрыл.

– Ты говоришь о нашей встрече? – корабел улыбнулся. – Я хочу сказать, о нашей первой встрече?

...середина лета, душный полдень.

В беседке посреди большого сада двое мужчин говорят о государственных секретах, их голоса подобны пчелам, гудящим над томными розами. Один из собеседников еще довольно молод, но уже знаменит на всю Империю; другой заработал свою славу, когда первый еще не родился. Они обсуждают будущее, но понятия не имеют о том, что всего-то через год кому-то из них суждена смерть, а кому-то – добровольная ссылка.

Мальчик, задремавший на полянке, совсем недалеко, и подавно об этом не знает...

– Да, так все и началось. Я искал именно тебя, а вовсе не лучшего корабела Империи. Мне нужен был тот, кто знал и помнил моего отца.

Эрдан долго молчал – он не мог говорить, потому что сердце стиснула холодная когтистая лапа, – а потом шагнул вперед. Лицо Кристобаля на мгновение осветилось радостью; магус решил, что корабел передумал. Он ошибся.

– Забери его, – сказал Эрдан, протягивая ученику руку. – Ты сумеешь заставить «Невесту» восстановить связь всего на мгновение, ты сможешь. – Видя, что Кристобаль медлит, он прибавил: – Я отдал это знание Аматейну, но ведь на самом деле он вовсе не мой лучший ученик. Возьми его – и я знаю, что ты сумеешь им воспользоваться правильно!

Магус порывисто шагнул вперед и... обнял Эрдана. Так сын мог бы обнять отца, перед тем как навсегда расстаться. Никто из наблюдавших за этой сценой не видел, что происходило с их душами, никто не знал, что почувствовал Кристобаль Фейра, когда получил знание, уничтожившее его семью.

Учитель и ученик долго молчали.

– Да... – наконец прошептал Кристобаль. – Я не думал, что это произойдет так.

– Ты сделал выбор, – Эрдану вдруг показалось, что его устами говорит кто-то другой. – Ты погнался за мечтой. Это нелегкий путь, на котором тебе придется терять снова и снова... и я молю Заступницу, чтобы наше расставание оказалось самой тяжкой из этих потерь!

На самом деле он был уверен в обратном и по глазам Кристобаля видел: капитан тоже это понимает. Тогда он прибавил:

– И, в конце концов, оглянись – ты оставляешь меня в раю...

Они следили за одинокой фигурой на берегу, не в силах поверить, что это происходит на самом деле. Когда прозвучали последние слова мастера-корабела и капитан, повернувшись к нему спиной, зашагал к лодке, по лицу Эсме потекли слезы, а Кузнечик так и вовсе разрыдался в голос.

Это медленное расставание было ужасным...

Крейн занял свое место на носу лодки, и долгое время к нему никто не осмеливался не просто обращаться, но даже приближаться: казалось, неподвижная фигура капитана была окутана клубами густого ядовитого тумана. Иногда им казалось, что на самой границе сознания слышен ожесточенный спор, обе стороны в котором готовы убить друг друга, и тогда наступит конец всему. Но прошло время, и Кристобаль поднял голову, взглянул на свою маленькую команду.

– Мы возвращаемся, – сказал он тихим и хриплым голосом. – Нам предстоит долгая дорога.

И это в самом деле было правдой – их ждал обратный путь через море Кракена, сражения с морскими тварями и меррами, тяжелые шторма. Дорога домой обещала быть тяжелой, но так происходит всегда: чтобы что-то приобрести, надо заплатить, и порою цена оказывается слишком высока.

Но есть в мире непреложный закон, и он гласит:

«Окончание одного пути есть всего лишь начало другого».