Книга: Нескромное предложение



Нескромное предложение

Кэтрин Коултер

Нескромное предложение

Моей любимой сестре и старому верному другу, а также Анико, Илди, Урсуле, Лесли и Зите. Будем надеяться, что второй раунд будет иметь не меньший успех, чем первый!

Глава 1

— Если немедленно не оставишь меня в покое, я закричу!

— Ну разумеется, ты не сделаешь ничего подобного, кошечка моя! Ты и сама знаешь, что принадлежишь мне, только мне одному, и твое предназначение — быть моей любимой игрушкой. Я стану ласкать тебя, гладить, где и когда захочу, и под моей рукой ты будешь лишь потягиваться и мурлыкать от удовольствия.

В этот час в портретной галерее стояли ранние сумерки — тусклые лучи умирающего зимнего солнца почти не проникали в высокие окна.

— Да, — кивнул он с улыбкой, медленно направляясь к ней и властно протягивая изящную белую руку, на указательном пальце которой поблескивал огромный изумруд. — Поверь, Сабрина, тебе понравится все, что мне придет в голову сделать с тобой. Я с самого начала знал, что тебе не терпится меня заполучить, но пришлось дождаться свадьбы с Элизабет. Надеюсь, ты понимаешь, это было необходимо. Но, слава Богу, все позади, и я здесь. Теперь мы можем быть вместе.

Сабрина с зачарованным ужасом наблюдала за его хищно скрюченными, как когти зверя, пальцами. Представив, как они впиваются в ее плоть, девушка вздрогнула и стала пятиться, пока угол огромной позолоченной рамы не впился ей в спину.

Внезапно перед глазами взорвалась ослепительно белая вспышка, и портретная галерея померкла. Тревор куда-то исчез. Она осталась одна.

Очередной приступ кашля оказался так силен, что девушка, согнувшись, схватилась за грудь. Боль осталась даже после того, как она немного пришла в себя. Ощущение было такое, словно чьи-то огромные лапы обвили ее стальным обручем, вдавив и переломав ребра, и теперь острые концы впиваются в тело. Сабрину трясло как в лихорадке, но она все же ухитрилась взять себя в руки, выпрямиться и медленно обвести глазами унылый пейзаж. Повсюду однообразная слепящая снежная белизна. Куда же она забрела? И где находится?

Сабрина вспомнила, что Данте в своей «Божественной комедии» изображал последний, седьмой круг ада ледяной пустыней. В эту минуту она была готова полностью согласиться с прославленным поэтом. Теперь она знала, как выглядит преисподняя — бесцветный безжизненный холод. Вылетавшие изо рта клубочки пара, казалось, замерзали на лету.

Девушка зябко обхватила себя руками и обессиленно прислонилась к большому узловатому вязу, ощущая, как грубая кора царапает щеку. Что же, по крайней мере лицо еще не обморожено и не потеряло чувствительность. Как это чудесно — опереться на что-то твердое, надежное! Она наслаждалась минутным отдыхом и слабым подобием убежища, хотя ветер бесцеремонно играл полами ее плаща, а низко нависшие голые ветки с неприятным скрипом терлись друг о друга, угрожающе раскачиваясь, переплетаясь, потрескивая.

Сабрина подняла глаза. Снегопад еще только начался, но не пройдет и получаса, как буран всей силой обрушится на нее, и если к тому времени она не выберется из леса, то непременно замерзнет.

Девушка вынудила себя снова оглядеться. Кажется ей или снег в самом деле стал гуще?

Она неохотно оттолкнулась от дерева и решительно шагнула вперед, от души надеясь, что движется к югу. Ах, это ей возмездие за чрезмерную самоуверенность! Даже когда кобыла охромела, Сабрина легкомысленно посчитала, что сумеет найти дорогу из Эппингемского леса. Что ни говори, она восемнадцать лет живет в этих местах и прекрасно знает все здешние тропинки. Но теперь, когда все вехи покоятся под толстым белым покрывалом, Сабрина совершенно растерялась. Сумеет ли она сориентироваться, пока последние приметы не исчезли в снегу?

Терновый шип вонзился в красивый плащ из алого бархата, подарок дедушки на прошлое Рождество. Сабрина нагнулась, чтобы высвободить полу, и боль в груди вспыхнула с новой силой. Лающий кашель разрывал легкие, и по щекам девушки покатились ледяные слезы. Она смахнула их ладонью, и, когда зрение прояснилось, перед глазами вновь всплыло лицо Тревора с идеально вылепленными чертами. Красивое. Пожалуй, для мужчины даже чересчур красивое. Зеленые глаза под тяжелыми веками, опушенные длинными ресницами, чуть потемнели и сверкали торжеством. Недаром Элизабет все твердила, что хорошо бы дочерям унаследовать прекрасные глаза отца!


Тревор тайком последовал за ней в восточное крыло Монмут-Эбби, где располагалась фамильная портретная галерея. В хорошую погоду Сабрина любила там рисовать. В тот день она хотела скопировать портрет графини Изольды, жившей в шестнадцатом веке и, если верить семейным преданиям, удостоенной внимания самого Генриха VIII. Но при виде Тревора Сабрина мгновенно забыла обо всем.

С каким невозмутимым видом, заранее уверенный в победе, он объяснял тогда:

— Не противься мне, малышка Сабрина. Ты давно водила меня за нос, бесстыдно флиртовала, а я не отличаюсь особенным терпением. Но ты не успокоилась, пока не добилась своего. Кокетничала со мной, мучила, пока мне не захотелось сорвать с тебя покров притворной невинности, которым ты себя окутала. Наконец-то мое ожидание вознаграждено! Больше я не потерплю никаких игр! Я знаю, почему ты ускользнула в этот уединенный уголок! Твой план превосходен, что и говорить! Ну же, иди сюда, признайся, как сильно хочешь меня!

Сабрина вжалась спиной в раму прадедовского портрета. Дальше отступать некуда. Остается уговорить его, воззвать к рассудку.

— Ты ошибаешься, Тревор. Очнись! Я твоя свояченица. Ты только что женился на Элизабет. Она твоя жена, а я никогда не питала к тебе ничего, кроме самых дружеских чувств. Поверь, я и не думала завлекать тебя. Между нами ничего не может быть. Я не лгу, не притворяюсь. Прошу, оставь меня в покое. Я пришла сюда лишь за тем, чтобы скопировать портрет.

Тревор молча улыбнулся. Только слепой не мог разглядеть в его глазах неутолимый жадный голод. Голод и кое-что еще. Решимость. Он не послушается доводов разума. Тревор из тех, кто слышит исключительно то, что хочет, и видит лишь то, что пожелает. Господи, куда подевались слуги? Обычно от них прохода нет, а тут все словно сквозь землю провалились. И Сабрина, не видя иного выхода, наконец дала волю презрению, которое испытывала к этому человеку.

— Да очнись же, Тревор! Твоя жена без ума от тебя. Дедушка тебе доверяет. Только я с самого начала раскусила тебя, но сейчас и это не важно.

Тревор задумчиво склонил голову набок и рассмеялся. Лицо на миг исказилось похотью.

— Ты прелестна в этом темно-сером платье! Сначала мне показалось, что оно слишком тебя бледнит, но это не так. Все дело в твоих великолепных огненных волосах. В них словно играют алые блики. Никогда не видел такой красоты, Сабрина. Стоит тебе тряхнуть головой, и эта роскошная копна рассыплется по плечам. Ты часто так делала, когда была уверена, что я на тебя смотрю. Они притягивают к себе, как смертный грех. Такое же непреодолимое искушение.

Хотя Тревор отнюдь не мог считаться великаном, все же был куда выше и сильнее Сабрины. Что ей делать?

Не помня себя от бешенства, она погрозила ему кулаком.

— Немедленно прекрати, Тревор! Я ни в чем не виновата и, говоря по правде, давно тебя недолюбливаю. Жаль, что ты вообще появился в нашем доме. Увы, ты единственный прямой наследник по мужской линии, так что дедушка был вынужден признать тебя как своего внучатого племянника. А теперь оставь меня в покое и убирайся.

Она попыталась протиснуться мимо него, но Тревор не двинулся с места и лишь язвительно улыбнулся.

— О да, Сабрина, тут ты права, — вкрадчиво выдохнул он. Какой неприятно медоточивый голос и противно скользкая ухмылка! — Но все здесь станет моим, когда дряхлый пень наконец отдаст Богу свою чертову душонку! Осталось совсем немного! Скоро я буду тут полновластным хозяином и господином, как для Элизабет, так и для тебя. Мне доставит удовольствие слышать эти слова из твоих нежных уст, когда ты начнешь извиваться подо мной в порыве страсти. Плотью чувствовать теплое женское дыхание — что может быть приятнее! Ты ведь знаешь, я предпочел бы жениться на тебе, но, увы, этому не суждено было случиться. Граф навязал мне Элизабет. Все твердил, что раз она старше, то и должна по справедливости выйти замуж первой. Но я понял, что он просто не хотел отдать тебя мне. Зато теперь, поскольку ты еще здесь, мы сможем насладиться друг другом, пусть я так и не стал твоим мужем!

Он наклонился к ней, но Сабрина уперлась ладонями в его грудь и с силой оттолкнула.

— Вон отсюда, Тревор, иначе я закричу. Слуги пока еще подчиняются мне!

Тревор расхохотался. Его лицо было так близко, что девушка ощутила запах черепашьего супа, съеденного им за обедом.

— Вопи, пока не охрипнешь, Сабрина! Никто тебя не услышит, но ведь ты на это и рассчитываешь, не так ли, моя трепещущая голубка?

— Я не твоя голубка, ублюдок!

В ответ он легонько провел кончиками пальцев по щеке Сабрины. Кулак девушки врезался ему в живот, и как только Тревор скорчился, ей удалось вырваться. Но ненадолго. Его пальцы впились в ее руку, оставляя синяки. Разъяренный, Тревор, тяжело дыша, стал ее душить. Сабрина билась, вырывалась, царапалась, но не могла освободиться. Она теряла сознание, лицо ненавистного врага расплывалось перед глазами. Он неожиданно разжал руки, и Сабрина жадно втянула в себя воздух. Но губы Тревора впились в ее рот, а язык настойчиво толкался в сомкнутые губы, стараясь их раскрыть. Сабрина попыталась закричать, и его язык тут же проник глубоко, до самого горла. Сабрина подавилась и, пытаясь заглушить подступившую к горлу тошноту, сомкнула зубы. Тревор взвыл от боли и отшатнулся.

— Маленькая сучка! — завопил он и, не помня себя от ярости и боли, стукнул ее по лицу, раз, другой, третий, с такой силой, что девушка больно ударилась о стену и неловко взмахнула руками, чтобы сохранить равновесие.

— Подонок! — прошипела она, сверкая глазами. — Я убью тебя, грязная свинья!

Глава 2

Но она довольно быстро поняла, что оскорбления лишь забавляют Тревора и еще больше распаляют, и смолкла. Он словно по волшебству успокоился и, усмехнувшись, заметил:

— Всегда питал слабость к горячим женщинам! Ненавижу безжизненных кукол вроде твоей идиотки сестрицы! Стоит мне врезаться в нее посильнее, как она бледнеет и закусывает губу от боли.

И увидев, что Сабрина не понимает, о чем идет речь, Тревор довольно рассмеялся. С самой первой встречи он мечтал быть первым, кто объездит эту резвую кобылку!

— Да, Сабрина, обожаю неукрощенных любовниц! Отбивайся сколько хочешь, если тебе нравятся подобные игры! Прекрасная молодая аристократка, такая гордая, такая уверенная в себе и в том, что все обязаны склониться перед твоим знатным родом, богатством и красотой… какая прелесть! Не могу дождаться, пока возьму тебя. Интересно, будет ли твоя девственная кровь течь так же густо, как у Элизабет? О, как ее было много! Моя бедная перепуганная женушка пребывала в полной уверенности, что я убил ее. Жаль, что ей это только казалось!

И в этот момент до Сабрины наконец с ужасающей ясностью дошло, что Тревор собирается изнасиловать ее. Он сжал ее запястья, поднял руки над головой и придвинулся ближе.

— Нет! — взвизгнула она. — Я обо всем расскажу дедушке, не сомневайся! Он велит высечь тебя и выбросить из Мон-мут-Эбби! И лишит тебя наследства!

— Я все гадал, осмелишься ли ты на такое, Сабрина! Попробуй открыть свой милый ротик, и я помогу дорогому родственничку упокоиться в последнем приюте! Сама знаешь, чтобы свести его в могилу, не потребуется особых усилий! Ну а теперь, дорогая, хватит глупостей. Я и без того слишком много времени потратил, дожидаясь тебя. Больше ни минуты.

Светло-зеленые глаза хищно прищурились. Тревор схватился за вырез ее простого шерстяного платья и резко рванул вниз. Девушка обрушила на него град ударов, но Тревору удалось стиснуть ее запястье и заломить руку за спину. Сабрина вскрикнула от боли и, увидев растянутый в улыбке рот, поняла, что он наслаждается ее мучениями. Тревор еще сильнее потянул ее руку, но на этот раз Сабрина сумела сдержаться.

— Прекрасно, — прошипел Тревор и одним движением сорвал с нее лиф платья до самой талии и горящим взором уставился на обнажившиеся белоснежные груди.

— Бог мой, да ты настоящая красавица! Я часто представлял себе твою грудь, но не думал, что она настолько совершенна.

Он сжал крохотный сосок и стал медленно выворачивать. Но Сабрина постаралась не подать виду, как страдает. Она не доставит ему удовлетворения знать, что он намного превосходит ее силой и способен в любую минуту причинить боль. Нагнув голову, она впилась зубами в тыльную сторону его ладони. Тревор отвесил ей очередную пощечину.

— Я научу тебя повиноваться хозяину и владельцу! Попробуй еще раз проделать такое и горько пожалеешь!

Он снова впился ногтями в ее грудь, но тут же отняв руку, принялся лихорадочно шарить по ее животу, пытаясь задрать юбку.

— Нет!

Тревор визгливо захихикал и опрокинул Сабрину на жесткий деревянный пол. Девушка, задыхаясь, старалась подняться, но он упал на нее, придавив всей тяжестью тела к холодному паркету. Что-то твердое уперлось ей между ног. Сабрина высвободила руку и ударила ему кулаком по носу.

— Тварь, подлая гнусная шлюха! — заверещал Тревор, награждая ее оплеухами, пока Сабрина едва не потеряла сознание. Перед глазами плыл красный туман. А Тревор все продолжал бить ее, не помня себя, обезумев от ярости.

Но неожиданно его тело свело странной судорогой, взор помутился и застыл. Он снова ударил ее, бормоча проклятия, только на этот раз голос стал мягким, нежным, почти мечтательным.

— Будь ты проклята, проклята, — пробормотал он и, на секунду оцепенев, откатился и лег рядом. Сабрина немедленно вскочила и потрясенно уставилась на зятя. Он громко хрипло дышал, глядя на нее с ангельской улыбкой и осторожно ощупывая себя. На шелковых панталонах расплывалось огромное мокрое пятно.

Сабрина невольно отступила, содрогаясь от несказанного гнева, и не долго думая пнула его в ребра носком туфельки.

— Подлое, мерзкое животное! Господи, как я тебя ненавижу!

Тревор попытался схватить ее за щиколотку, и девушка едва успела увернуться. Тревор чуть дотронулся до окровавленного носа. Лицо его снова приобрело ангельское спокойствие.

— Ты больше не посмеешь дотронуться до меня, хотя не могу сказать, что слишком уж тебя осуждаю. Правда, тут есть и твоя вина, Сабрина. Ты чересчур меня возбуждаешь, и я так и не смог дать тебе наслаждение, глубоко вонзиться в твое девственное тело. Ничего, еще не все потеряно. До следующего раза. Боль и экстаз, моя кошечка, прихотливо сплетены навек и неразделимы. Я получу тебя, и никто на свете не помешает мне, а менее всего — ты. И не пытайся запирать дверь своей спальни, иначе я сумею сместить равновесие экстаза и боли в пользу последней. Знаешь, в следующий раз я, пожалуй, свяжу тебя. Ты разбила мне нос, совсем как в школьной драке. Ребра мои ноют, и я пролил семя в собственные панталоны. И всему причиной ты. Я давно уже так не пылал, особенно в постели с твоей бескровной ханжой сестрицей, не говоря уже о дурочках горничных. Не слишком удачное начало для нас, но тем не менее начало.

Сабрина выбежала из галереи с такой быстротой, словно за ней гнался сам дьявол. В ушах неприятным эхом отдавался стук каблучков. Услышав почти бесшумные шаги лакея, она спряталась в нише и дождалась, пока тот пройдет мимо. Наконец девушка добралась до своей спальни и трясущимися пальцами повернула ключ в скважине. С облегчением переведя дух, она встала перед высоким зеркалом и коснулась пальцами распухшего лица. На кого она похожа! Красные глаза, все еще мокрые от слез ресницы, грязные потеки на горящих щеках, к которым невозможно притронуться. Как получилось, что она даже в собственном доме бессильна против негодяя?!

Сабрина вспомнила, как впервые увидела Тревора. Тот прибыл из Италии всего полтора месяца назад, такой очаровательный, услужливый, прекрасно воспитанный, готовый на все в своем мальчишеском стремлении завоевать симпатии домочадцев, особенно Элизабет. А руки! Белые и мягкие, как у женщины! Недаром дедушка брезгливо проворчал себе под нос, что новоявленный родственник — попросту тщеславный, надутый павлин!

Дедушка…

Сабрина отвернулась от зеркала и устало опустилась на кровать. Если она откроет ему глаза на Тревора, гнев дедушки будет ужасен.

Сабрина тихо всхлипнула. Он ее единственная защита от кузена, но, к сожалению, слишком стар. Видно, остается одно!

Она пойдет к Элизабет, расскажет все, и вместе они примут решение.

Девушка наспех плеснула в лицо холодной водой. Выглядела она по-прежнему ужасно. Что же, по крайней мере это послужит для Элизабет достаточным доказательством правдивости ее рассказа. Пусть знает, за какого человека вышла замуж!

Сабрина переоделась в старое коричневое платье, порванную одежду свернула в узел и сунула в угол шкафа и направилась к сестре. Элизабет сидела в своей комнате за маленьким бюро и писала письма, вероятно, благодарила гостей, принявших приглашение на свадьбу.



— Оставьте нас, Мэри, — велела Сабрина горничной.

Элизабет подняла на сестру блеклые голубые глаза, но ничего не сказала, пока Мэри с величайшей неохотой не направилась к выходу. Отложив перо, она пригладила прядь светлых, как у мужа, волос, заправленных в узел.

— Совершенно ни к чему вести себя так грубо с Мэри. Она девушка чувствительная и нежная. Не желаю, чтобы ты впредь так поступала. Итак, что тебе нужно? Неужели не видишь, что я занята! Ломаю голову, какими словами благодарить виконтессу Ашфорд за это чудовищное кашпо. Можешь себе представить, мерзкий горшок весь разрисован голубыми тюльпанами! Тревор смеялся до упаду!

— Кашпо действительно уродливое. Но Мэри-Луиза искренне хотела тебя порадовать, — заметила Сабрина. — И в конце концов это не важно. Послушай, Элизабет, мне нужно с тобой поговорить. Знаю, для тебя это будет ужасным потрясением, но ты должна мне помочь. Тревор… Тревор пытался меня изнасиловать.

Элизабет чуть подняла почти белую бровь и посмотрела на каминные часы. Губы ее искривила легкая улыбка.

— Сначала ты выгоняешь Мэри, потом утверждаешь, что муж, с которым мы не прожили и двух недель, едва не взял тебя силой. Это какая-то новая игра, Сабрина? Неужели ты так завидуешь моему счастью? Еще только три часа дня, так что ни о каких изнасилованиях не может быть и речи! Слишком рано!

Сабрина в изумлении воззрилась на сестру, не веря собственным ушам. В голосе Элизабет звенели льдинки! Нет, она просто не поняла, о чем идет речь!

Девушка бросилась к сестре.

— Взгляни на меня хорошенько! Он избил меня, и это доставило ему несказанное удовольствие! Да не отводи глаз, черт бы тебя побрал!

Элизабет равнодушно пожала плечами:

— Подумаешь, щеки раскраснелись! Ты вечно бегаешь на солнце с непокрытой головой, что тут удивительного!

— Сейчас зима, Элизабет! Все эти дни небо было затянуто тучами!

Сабрина в отчаянии опустилась на колени, сжимая ладонь сестры, и подняла голову. Неужели Элизабет не замечает, как распухло ее лицо?

— Поверь мне, сестра! Для Тревора нет разницы, когда взять женщину, ночью или днем! Я отправилась в галерею взглянуть на портрет графини. Хотела попробовать нарисовать его. Тревор проследил, куда я иду. Он знал, что туда редко кто заходит и вряд ли я смогу рассчитывать на помощь. Элизабет, неужели ты ничего не замечаешь? Только не говори, что это всего-навсего румянец! Нет, он бил меня, бил и не мог остановиться. Это злобное, жестокое чудовище, у которого нет ни чести, ни совести. Он даже угрожал убить дедушку, если я расскажу ему правду. Давай вместе решим, что делать!

Элизабет брезгливо, словно червяка, стряхнула ее руку и медленно встала. Сабрина тоже поднялась. Элизабет была дюйма на три выше сестры и поэтому могла легко смотреть на нее сверху вниз. В глазах ее стыла откровенная неприязнь.

— Я запрещаю тебе, Сабрина, слышишь, запрещаю нести подобную чушь! И впредь помни, что ты говоришь о моем муже и нашем кузене! Неужели для тебя так мало значит, что после смерти деда он станет графом Монмутом?

Сабрина невольно отпрянула.

— Элизабет, да слышала ли ты меня? Поняла, что я сказала? Черт, да посмотри же на меня хорошенько! На моих щеках до сих пор отпечатки его пальцев! Какой же это вздор? Мне очень жаль, но тебе придется поверить. Тревор — настоящий негодяй! Он едва меня не изнасиловал. Я не лгу. Он не стоит тебя. Пригрозил, что изувечит, если я посмею запереть дверь спальни. Пожалуйста, милая, подумай, как быть.

Глава 3

Элизабет откинулась на спинку изящного французского креслица, тихо выбивая по ручке кончиками пальцев одну лишь ей известную мелодию. Немного погодя она пригладила светло-голубую юбку, полюбовалась своим обручальным кольцом, на котором в окружении крупных бриллиантов сверкал гигантский изумруд, и, наконец, подняв глаза, улыбнулась сестре. Вид изуродованного лица Сабрины был истинным бальзамом для ее злобной душонки.

— Надеюсь, ты еще девственна, Сабрина?

Сабрина растерялась от неожиданности. Почему тон сестры так равнодушно-пренебрежителен?

— Отвечай же! Ты что, онемела? Или окончательно поглупела?

Сабрина покраснела, вспомнив глухой воющий вопль Тревора и медленно расплывшееся по панталонам пятно. Боже, как она ненавидит его и все то, в чем он успел ее просветить за столь короткое время!

— Да, я невинна, вопреки всем усилиям этого подонка.

Щелки глаз Элизабет почти скрылись за опущенными ресницами.

— Итак, дорогая младшая сестричка, ты флиртовала с Тревором, всячески завлекала его, дразнила, а он, податливый на зов плоти как любой мужчина, решил взять то, что ему с такой готовностью предлагают. Ну а ты… ты немедленно струсила и сбежала, едва поняла, что он воспринял твое кокетство всерьез. Побоялась, что он наградит тебя ребенком?

Сабрина схватила пальцы сестры, увидела презрение в ее невыразительных, как у снулой рыбы, глазах и отдернула руку, словно обожглась.

— Элизабет, да очнись же! Ты сама не веришь тому, что плетешь! В твоих устах это звучит так, словно я намеренно пыталась соблазнить твоего мужа! Говорю же, он тщеславный, пустоголовый, порочный павлин, который принесет нам лишь несчастье!

Хорошо еще, что она не успела рассказать сестре, что думает о ней ее собственный муж!

— Элизабет, ты не имеешь права, не можешь отмахнуться от всего этого, притвориться, будто ничего не произошло! Ты просто обязана придумать выход!

Элизабет вскочила, приподнялась на носки, чтобы казаться выше, и оперлась ладонями о крышку бюро.

— Нет, это ты послушай меня, спесивая маленькая негодница! С детства мне приходилось молча наблюдать, как ты ловко заставляешь деда плясать под свою дудку! Ты втерлась к нему в доверие так хитро и незаметно, что на меня у него не осталось любви. Он и не знал, какую змею пригрел на груди! О да, дед раскошелился и дал мне возможность провести сезон в Лондоне, под присмотром тети Берсфорд, в надежде, что я найду себе мужа и избавлю его от своего присутствия. Но я всегда считала, что мое место — здесь, хотя ты на каждом шагу старалась вытеснить меня из Монмут-Эбби и самой стать хозяйкой! Но теперь все переменилось, и ты проиграла. Я жена Тревора.

Элизабет гордо расправила плечи. Неяркое солнце зажгло золотистые огоньки в ее волосах, превратив их на мгновение в сияющий ореол. В этот момент она казалась настоящей принцессой, гордой и стройной. Вот только голос ее был холоднее северного ветра, свистевшего в ветвях старого дуба за окном.

— Когда этот жалкий старикашка отправится к праотцам, я буду графиней Монмут. В этот день, дорогая сестрица, я стану полноправной госпожой, а ты… ты всего лишь приживалкой. Вряд ли я позволю тебе жить здесь. Вероятно, вдовий домик — самое подходящее для тебя место. Сомневаюсь, что захочу выбрасывать деньги на лондонский сезон для нищей нахлебницы.

Лицо сестры исказилось такой неприкрытой ненавистью, что Сабрина непроизвольно съежилась. И неожиданно поняла, что за равнодушной отчужденностью, с которой сестра всегда относилась к окружающим, скрывались горечь и зависть, разъедавшие душу. Может ли быть, что каким-то образом в этом виновата она, Сабрина?

Девушка потрясение покачала головой. Да нет же, нет! Ей всего восемнадцать! Веселая, озорная, она никому не причинила зла. Единственным глубоким горем явилась гибель отца в войне с Наполеоном на Пиренейском полуострове и последовавшая за ней бессмысленная смерть матери. Но рядом всегда находился дед, и Сабрина безоговорочно принимала его любовь и тепло, не понимая, что Элизабет чувствует себя лишней. Но ведь это совсем не так! Дедушка, разумеется, любил их одинаково!

Сабрина честно пыталась понять сестру, причины ее ненависти, стремление защитить человека, недостойного быть ее мужем. Наверное, Элизабет он нужен хотя бы для того, чтобы получить власть в доме.

— Элизабет, — медленно выговорила девушка, — неужели ты хочешь сказать, будто вышла за Тревора лишь для того, чтобы стать графиней Монмут?! Нет, ты не способна на такую низость!

Беспросветные пять лет, прошедшие с того дня, как Элизабет исполнилось восемнадцать, казались ей бесконечной унылой пустыней. Пять лет быть безмолвной свидетельницей того, как эта противная девчонка постепенно становится настоящей красавицей!

— Я добилась всего, о чем мечтала, Сабрина, — с мертвенным спокойствием процедила она, — и ты никогда больше не сможешь мне помешать. И не лезь в то, что тебя не касается. Мои чувства к Тревору — не твое дело. Он мой муж и им останется. Не такой гнусной маленькой лгунье, как ты, чернить его репутацию!

Непонятный страх петлей стиснул горло Сабрины.

— Я не лгу! Тревор угрожал снова прийти ко мне, в мою спальню! Пообещал расправиться со мной, если запру дверь! Он безжалостно избил меня! По-моему, Тревор не в себе! Наверняка не все мужчины такие!

— Замолчи!

Сабрина растерянно смотрела на застывшую физиономию сестры. Никогда еще она так остро не сознавала собственное бессилие.

— Вот уж не думала, что ты настолько не любишь меня, Элизабет! — вздохнула она, пытаясь осмыслить грязные оскорбления, брошенные сестрой. — Я не причинила тебе ни малейшего зла. И не верю, что моя любовь к дедушке отняла у тебя его нежность и заботу. Не отворачивайся от меня, Элизабет. Ты моя единственная сестра, и я всего лишь стремлюсь защитить нас обеих от этого негодяя.

— Убирайся, Сабрина. Хватит с меня твоих жалких уверток!

Сабрина гордо выпрямилась во весь рост.

— В таком случае мне придется пойти к дедушке. Я не могу оставить безнаказанным поведение Тревора. И не стану, подобно тем жеманным дурочкам, о которых он упоминал, покорно ждать, пока твой муж явится и обесчестит меня!

Она повернулась и быстро зашагала к двери.

— Если наберешься наглости донести свои грязные сплетни до ушей деда, — завизжала вслед Элизабет, — я скажу, что ты в приступе ревности бросилась на шею Тревора, а когда он благородно отверг тебя, решила его оболгать. Подумай об этом, маленькая распутница, хорошенько подумай! Все отвернутся от тебя! Ты опозоришь семью, осквернишь имя деда! И знай, что от меня и фартинга не дождешься!

Сабрина неожиданно почувствовала себя нежеланной чужачкой в собственном доме. Она нерешительно замялась на пороге, угрюмо поглядывая на сестру. Элизабет поджала и без того тонкие губы и уже спокойнее сказала:

— Нет, Сабрина, дедушка тебе не поверит. Ты, конечно, догадываешься, что скажет Тревор. После этого ты в два счета лишишься любви и покровительства деда. Пойми же, дуреха, Тревор — его наследник. Дед примет его сторону хотя бы потому, что благодаря Тревору драгоценный род Монмутов не прервется. Впрочем, может, вся мерзость, которая выплывет наружу благодаря тебе, скорее сведет деда в могилу. Хочешь, чтобы смерть его была на твоей совести? Ради Бога!

Она высказывалась с такой бесстрастной убежденностью, что у Сабрины мороз шел по коже. Девушка снова припомнила слова Тревора. Нет, он, конечно, не попытается убить деда, но что, если…

Она тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок. Лицо саднило, в мозгах все путалось. Перед глазами снова всплыло мокрое пятно на панталонах Тревора, и она ощутила такую всепоглощающую ненависть, что едва не задохнулась.

— Знаешь, Сабрина, — хладнокровно продолжала Элизабет, не переставая при этом наблюдать за сестрой, — собственно говоря, тебе вообще нечего здесь делать. Если тебя так уж волнуют чрезмерные знаки внимания со стороны моего мужа, возможно, наилучшим выходом будет твой немедленный отъезд.

И заметив тоскливый ужас в прекрасных фиалковых глазах Сабрины, которыми все так восхищались, быстро отвернулась. Она и так достаточно сказала. Элизабет хотелось смеяться, петь от восторга, но она сдержалась. Победа близка!

— Оставь меня, — сухо велела она, глядя в окно. Ветер усиливался. По всему видно, вот-вот начнется буран, и свирепый: недаром за стеклом мечутся снежные вихри. — Оставь меня. Видеть тебя больше не могу!


Сабрина, смахнув слезы, попробовала успокоиться, уговорить себя смотреть на жизнь проще, хотя бы на минуту забыть то, что произошло вчерашним днем. Она провела ночь в огромном буфете, с незапамятных времен стоявшем в старой детской комнате, и, проснувшись на рассвете, оделась и пробралась в конюшню. Неужели Тревор лишь накануне набросился на нее? Казалось, прошло не менее недели — недели, проведенной в одиночестве в заледеневшем лесу. С потемневшего неба непрерывно падал снег. Девушка прижала руку к груди и, нащупав кошелек, слабо улыбнулась. Тут все ее надежды — три фунта, которых наверняка хватит, чтобы купить билет на лондонский дилижанс. В столице живет ее тетя, которая, разумеется, с радостью примет племянницу. Ей надо поторопиться. Нельзя столько времени простоять, обнявшись с деревом!

Сабрина откинула упавшую на лоб прядь тяжелых волос и огляделась. Кажется, она выбрала нужное направление. Вскоре она окажется в Боремвуде, в тепле и безопасности гостиницы «Ворон».

Резкая боль снова пронзила ее, и Сабрина терпеливо выждала, пока приступ кашля пройдет. В ушах звучало ее собственное хриплое дыхание, и она была вынуждена сознаться себе, что заболевает.

— Я не хочу умирать, — вымолвила она. — И не умру.

Слова колкими льдинками замерзли на губах. Девушка принялась пробираться сквозь заросли. Кажется, она близка к цели! Вот и опушка! Значит, Боремвуд совсем рядом!

Но тут она споткнулась о корень и растянулась лицом вниз на замерзшей земле, едва не лишившись сознания. Странно, под снегом мох, и такой мягкий… вроде бы даже теплее стало!

Девушка вздохнула. Она полежит еще немного, отдохнет и встанет… вот только сил наберется. И тогда полетит в Боремвуд как на крыльях!

Глава 4

— Проклятие!

Филип Эдмунд Мерсеро, виконт Деренкур, натянул поводья гнедой кобылы Таши, оглядел почти непроходимую чащу и вновь разразился ругательствами. Черт бы побрал этого Чарлза! Нет, он любил друга, знал его едва ли не с пеленок, но это уж слишком! Что взбрело ему в голову, когда он объяснял, как добраться до его поместья Морленд? Следуя его указаниям, Филип очутился посреди леса в самый разгар метели, которая вот-вот превратится в настоящую снежную бурю! Да он просто пристрелит Чарлза при следующей же встрече!

Если таковая состоится.

Нет, это поистине смехотворно! Таша сильна и вынослива. Он следует строго на восток и скоро выберется из этих подлых зарослей. Но время шло, а он не видел никаких признаков деревушки, называемой Боремвуд, молотого, не встретил ни одной фермы, где мог бы остановиться и попросить чашку чая, чтобы хоть немного согреться. Впрочем, откуда взяться фермам в лесу?

Филип изрыгнул очередное богохульство. Хоть бы на несколько минут укрыть Ташу от снега! Каким же он был дураком, когда отослал вперед своего камердинера Дамблера, обладавшего невероятной способностью, словно собака-ищейка, носом чуять верное направление. Филип с завистью подумал, что Дамблер, должно быть, уже давно греет ноги у гостеприимного камелька в Морленде. А его хозяин торчит здесь, замерзший, голодный, с двумя сменами одежды в саквояже из мягкой кожи, притороченном к седлу кобылы.

И что это на него нашло? Охота и рождественские праздники в Морленде! Да отыщет ли он туда дорогу хотя бы ко второму дню Рождества?

Филип похлопал лошадь по блестящей холке и осторожно тронул шпорами бока.

— Вперед, Таша, — пробормотал он, глотая снег, — если мы хоть ненадолго задержимся здесь, чертов Чарлз найдет нас только по весне, когда мы наконец оттаем. Но тогда будет поздно.

Нет, он, разумеется, движется на восток.

Филип решил положиться на свое чутье. Дамблер всегда утверждал, что нос никогда не подведет, но за все свои старания Филип заработал только насморк и к тому же неудержимо расчихался.

Стемнело. Скоро совсем ничего не будет видно, и если он немедленно не найдет дорогу, дело кончится плохо.

Но тут Таша вдруг фыркнула и дернула головой. Слева в крошечной лощине угнездился коттедж, казалось, вросший в землю подобно деревьям. При мысли о горячем кофе у Филипа потекли слюнки. Он развернул Ташу, немедленно забыв о трепке, которую намеревался задать Чарлзу, как только они встретятся на ринге в боксерском клубе «Джентльмен Джексон».

К тому же это не простой коттедж, а двухэтажный охотничий домик из красного кирпича, увитый по фасаду побелевшим от снега плющом. Филип спрыгнул на землю перед украшенным колоннами входом, потопал занемевшими ногами и громко постучал. Никто не ответил. И неудивительно, ведь здесь никто не живет, и владелец, вероятно, не вернется до следующей весны!

Садясь в седло, Филип тяжело вздохнул:

— Таша, обещаю тебе лишнее ведро овса, если довезешь меня до Морленда, с тем чтобы я смог поколотить Чарлза еще сегодня вечером.

Филип, не снимая перчатки, сунул руку за пазуху и пошарил в кармане жилета в поисках хронометра. Четыре часа дня, и в трех шагах почти ничего не видно за пеленой снега. Покачав головой, Филип направил Ташу по узенькой скользкой тропинке. Если он не выберется отсюда, придется вернуться к дому. Он дал себе еще полчаса. Не больше.



Несмотря на подбитое мехом пальто, холод пробирал его до костей. Филип поежился и пригнул голову к самой шее кобылы. Но стоило взглянуть наверх, как лицо залепило снегом. Он потуже стянул у горла ворот, подтянул шарф едва ли не до глаз и послал Ташу вперед. Вскоре они очутились на развилке. Куда теперь? Филип беспомощно осмотрелся, вынул гинею, подкинул в воздух и, пожав плечами, свернул влево. Только бы не забыть дорогу к охотничьему домику! Если другого выхода не будет, он переждет там.

Молодой человек внезапно усмехнулся, представив, что сказали бы друзья, узнав о его приключении. Он просто не переживет их иронии. В ушах зазвучал насмешливый голос его лучшего друга Розна Кэррингтона:

— Ну, Филип, как же так вышло? Чтобы человек, не растерявшийся в дебрях Шотландии, запутался в трех соснах на каких-то йоркширских задворках? Позор!

А Мартина, его любовница? Филип представил ее лежащей на широкой постели, облаченной в нечто соблазнительно полупрозрачное, предназначенное для возбуждения его похоти, такой нестерпимой, что он готов был снести любые ее издевательства!

Перед ним словно встала серебристо-серая пелена снега. Таша все ускоряла шаг. Филип старался не поднимать головы. Лошадь сама не сойдет с дороги, но если лес в ближайшее время не кончится, придется вернуться в домик. У Филипа всегда было превосходное чувство времени, даже Мартина это признавала. Он неизменно чувствовал точное мгновение, когда она хотела от него тех или иных изысканных ласк.

Улыбаясь, Филип снова вынул часы. Да, еще десять минут, и пора поворачивать обратно.

Мартина, его роскошная, неотразимо ослепительная любовница… Сама мысль о ней согревает его. Когда он сказал, что собирается на север, отпраздновать Рождество с Чарлзом, она приподнялась на локтях и лениво рассмеялась:

— Ах, мой красавчик, значит, ты предпочитаешь мертвую зиму живому теплому телу? Какой абсурд!

Сейчас, застигнутый непогодой, Филип отдал бы половину своего состояния, лишь бы очутиться обнаженным в ее мягкой постели, уткнуться лицом в упругую грудь и продемонстрировать свое искусство непревзойденного любовника.

Метель настолько усилилась, что он снова остановил Ташу и осмотрелся. Внимание его привлекло большое алое пятно на белоснежном фоне. Он поднес руку к глазам и прищурился. Что все это означает? Откуда взялось это пятно? Еще немного, и оно скроется под снегом.

Филип подъехал ближе и, пораженный, уставился на бесчувственную миниатюрную женщину в багряном бархатном плаще. Спешившись, он встал на колени возле незнакомки. Что с ней?! Почему она одна здесь, в метель, в дремучем лесу?

Он осторожно перевернул ее и вгляделся в юное лицо. Да она белее снега, а губы посинели от холода! На белой коже отчетливо выделялись голубые вены. Щеки пересекли две узкие царапины, покрытые засохшей кровью. На лоб падала густая прядь волос цвета красного дерева.

Виконт стянул кожаную перчатку и, чуть приоткрыв ворот плаща, приложил руку к груди девушки. Жива, но дыхание затруднено, и из горла вырываются хрипы.

Филип слегка похлопал ее по щекам. Никакой реакции. Он ударил сильнее и потряс ее за плечи, но она по-прежнему не приходила в себя. Филип видел много случаев обморожения, когда провел зиму в Польше, и знал, что последствия могут быть смертельно опасны. Он поскорее поднял девушку, завернул в свое пальто. Несмотря на промокшую одежду, она была легка, как пушинка.

Филип понял, что продолжать путь невозможно. Он едва видел Ташу, стоявшую не более чем в четырех футах от него. Значит, надо ехать в охотничий домик — это их единственное убежище.

Он крепче прижал к себе незнакомку и направился в обратный путь.

— Жизнь становится все сложнее, — пожаловался он лошади. Та запрядала ушами и тихонько заржала.


Филип отыскал небольшую конюшню на задах дома. Войдя внутрь, он осторожно опустил девушку на вязанку сена, затем быстро ввел Ташу в стойло, расседлал ее и накрыл толстой попоной.

— Как только смогу, немедленно приду покормить тебя, старушка, — сказал он, похлопав кобылу по крупу, после чего подхватил свою бесчувственную «находку» и понес к дому.

Массивная дубовая дверь, как и ожидалось, была заперта. Скрипя сапогами по снегу, Филип обошел здание и увидел еще одну дверь, к счастью, не столь надежную. Он отступил, поднял ногу и с силой ударил в створку. Та дрогнула, но не поддалась. Филип повторил маневр, и вторая попытка удалась: дверь распахнулась. Он переступил порог и оказался в крошечной кухоньке, на редкость уютной, на столах и буфетах которой были разбросаны всякие милые мелочи, а у стены, рядом с камином, высилась охапка дров. И хотя у Филипа еще не выдалось времени заглянуть в кладовую, он был уверен, что от голода они не умрут.

Он зашагал с девушкой на руках по узкому коридору, ведущему в центральную часть дома. Окинув столовую безразличным взглядом, молодой человек направился дальше, в гостиную. Здесь вся мебель была затянута чехлами из голландского полотна. Чувствуя, что сырость от мокрой одежды девушки проникает сквозь его жилет, Филип торопливо поднялся по винтовой лестнице. В конце коридора он обнаружил большую спальню с широкой кроватью. Откинув покрывало, он уложил девушку на постель, снял с нее плащ и стал расстегивать бесчисленный ряд пуговиц на тяжелом от влаги платье. Опытный глаз отметил отменное качество и изысканный покрой ее туалета. Она не дочь фермера, уж это несомненно.

При виде ее обуви Филип нахмурился. Сапожки для верховой езды и явно не предназначены для прогулок по лесу. Куда девалась ее лошадь? Может, сбросила наездницу и убежала в родную конюшню? Вполне вероятно. Но что заставило девушку пуститься в путешествие в такой день?

Филип поспешно стащил с нее нижние юбки и сорочку, все вышитое, из белоснежного батиста. За ними последовали толстые шерстяные носки.

Филип внимательно посмотрел в лицо незнакомки, но густые ресницы не дрогнули. Он осторожно согнул ей руки и ноги, опасаясь переломов, прижал ладонь к жилке, слабо пульсирующей на шее. Сердце билось медленно, но ровно. Кажется, ничего не сломано. Что же все-таки с ней произошло?

Судя по всему, перед ним не девочка, а молодая женщина. Длинноногая, изящная… нет, он не посмеет оценивать ее женские достоинства, это неблагородно с его стороны.

Филип торопливо укрыл ее, подтянув одеяло к самому подбородку, затем собрал в кулак копну красных, как платье шлюхи, волос и раскинул по подушке. Сейчас она казалась ему мертвым ангелом, абсолютно неподвижным, с мраморной кожей. Он сел рядом, приложил ладонь сначала к ее лбу, потом к щекам. Совсем холодные… но немного спустя бедняжку начнет пожирать лихорадка, которая, вероятнее всего, унесет ее жизнь. Подобно тому, как случилось с Люциусом, его сводным братом, наполовину французом, имевшим мужество добровольно последовать за Наполеоном в бескрайние просторы России.

Глядя на незнакомку, Филип на мгновение представил изможденное лицо Люциуса, иссушенное голодом и беспощадными ветрами. Он успел добраться до Польши, где его и нашел Филип.

Дрожащими руками он поплотнее укутал девушку и заставил себя отвлечься от мучительных воспоминаний, терзавших его. Как она неподвижна!

Он еще раз проверил, дышит ли девушка. Кажется, жива, хотя едва-едва. Филип так и не смог спасти Люциуса, но будь он проклят, если даст умереть малышке!

Глава 5

Филип шагнул к бельевому шкафу, вынул несколько одеял и набросил их на девушку и только потом спустился в кухню за дровами. Небрежные, чуть расхлябанные манеры и праздный вид бездельника, которыми он славился среди приятелей и знакомых, исчезли как по волшебству.

Он развел яркий огонь в камине, раздувая угли, пока оранжевые языки не взвились чуть не до самого дымохода, проверил состояние больной и, не найдя никаких перемен, отправился в конюшню позаботиться о Таше и принести саквояж. Метель разыгралась с такой силой, что Филип едва нашел дорогу: приходилось держать голову как можно ниже, иначе снежные хлопья залепляли глаза. Лишь теперь его осенила ужасная мысль: слуги, присматривающие за охотничьим домиком, наверняка побоятся выйти из своих коттеджей, пока буран не стихнет. Кто знает, сколько времени пройдет.

Таша приветствовала хозяина радостным ржанием. Она уже освоилась и спокойно жевала сено. Что ж, по крайней мере хоть за лошадь не придется волноваться. Он потрепал Ташу по холке, поднял саквояж и бегом вернулся в дом. В спальне царили уют и тепло, и Филипу сразу стало легче на душе. Он распаковал вещи, аккуратно разложил на стуле и подумал, что неплохо бы надеть на девушку что-то вроде ночной сорочки.

Стащив чехол с солидного квадратного комода, он порылся в ящиках, набитых мужской одеждой, к сожалению, слишком для него короткой. Под нижним бельем, однако, отыскались два старых поношенных бархатных халата. Филип сел у постели больной и снова прижал ладонь к ее лбу и щекам. Кожа немного потеплела, а губы потеряли пугающий синеватый оттенок, однако в сознание девушка так и не пришла. Он осторожно ощупал ее голову и, к счастью, не обнаружил ни шишки, ни каких-либо других следов падения. Спустив одеяла пониже, он приложился ухом к ее груди. Дыхание по-прежнему затруднено, и к тому же он расслышал влажные булькающие хрипы. Филип насторожился, вспомнив те же ужасные звуки, исходившие из съеденных болезнью легких Люциуса. Девушка шевельнулась, с трудом подняла руку и затряслась от озноба. Филип поскорее натянул на нее халат, дважды обернул полами и стянул поясом, а поверх надел второй халат. Почему нет? Затем накрыл девушку одеялами и легонько похлопал ее по щекам. Пора ей очнуться.

— Ну же, откройте глаза, хотя бы ради меня. Постарайтесь. У вас все получится. — Незнакомка что-то неразборчиво промямлила и отвернула голову. — Не пытайтесь отделаться от меня. Я упрямее осла. Просыпайтесь. — Она жалобно застонала. — Я заключил пари со своей кобылой Ташей, что в дополнение к порочному рыжему цвету ваших волос природа наградила вас зелеными глазами. Нет, пожалуй, у ваших волос оттенок красного дерева, верно? Ах, все равно порочный. Ну же, откликнитесь, должен же я знать, кто выиграл.

Ее веки чуть затрепетали.

— Наберитесь мужества снова встретиться лицом к лицу с этим жестоким миром. И со мной. Поверьте, я не самый худший представитель рода человеческого. Неплохой парень и хороший друг. Соберитесь с силами.

Слишком хорошо помнил Филип, что чем дольше человек, подвергшийся воздействию холода, не приходит в сознание, тем меньше его шансы выжить. Нет, он не станет равнодушным свидетелем еще одной смерти!

— Черт побери, немедленно делайте, как вам говорят! — заорал он. — Дьявол, да двигайтесь же!

Не помня себя от страха и ярости, Филип схватил ее за плечи и тряхнул. Девушка тихо захныкала и попыталась оттолкнуть его, но пять толстых одеял оказались серьезным препятствием.

— Откройте глаза и взгляните на меня, иначе это плохо для вас кончится, — предупредил он, продолжая трясти ее.

Словно сквозь туман до Сабрины донесся чей-то незнакомый голос. Кто-то неумолимо жестокий вынуждал ее открыть глаза. Она с трудом приподняла веки, но все плыло и кружилось. Снова этот голос, ужасно сердитый. Сабрина моргнула, и все внезапно прояснилось. Над ней склонился мужчина… держит за плечи…

Сабрина вскрикнула и, мучительно закашлявшись, выдавила:

— Нет, пожалуйста, нет, Тревор… отпустите меня… не надо…

Филип уставился в огромные фиалковые, чуть раскосые глаза, опушенные густыми ресницами немного более темного, чем волосы, оттенка, и, увидев страх… нет, безумный ужас в этих бездонных озерах, медленно и раздельно выговорил:

— Я не Тревор и не причиню вам зла. Тревора здесь нет. Только вы и я. Не бойтесь меня. Вы поняли?

Девушка невероятным усилием воли взяла себя в руки и всмотрелась в неизвестного.

— Вы не Тревор, — тихо подтвердила она.

— Нет, разумеется. Не бойтесь меня. Я всего лишь хочу вам помочь.

— Вас послал Господь?

Филипу пришлось призадуматься над столь необычным вопросом.

— Знаете, все возможно. Я заблудился в лесу и случайно увидел вас лежащей на поляне.

— Что-то не слишком вы походите на Божьего посланника.

— Мой отец утверждал, что посланники Господни являются в разных обличьях, иногда даже в весьма странных. Не отвергайте меня лишь потому, что я не похож на благочестивого методистского священника.

— Ваши волосы темнее шторма в Ирландском море. Не думаю, что у методистов бывают черные волосы. Правда, должна признаться, что никогда не встречала никаких методистов.

— Вот видите! Я хоть и не святой, но спас святую.

Филип улыбнулся девушке, прекрасно сознавая, что она еще не в силах собраться с мыслями. Однако для человека, подвергавшегося смертельной опасности, она удивительно быстро оправилась и отвечает вполне логично. Он чуть коснулся ладонью ее щеки. Теплая, но не пышет жаром. Девушка не отстранилась.

— Будь я мужчиной, хотела бы иметь вашу внешность. Вы высокий?

— Почти великан.

— Все мужчины гиганты в сравнении со мной. Я давно перестала расти и ужасно расстраивалась по этому поводу, но дедушка утверждает, что все это вздор и не играет ни малейшей роли. Постоянно повторяет, что я — само совершенство.

— Совершенства обычно нелегко достичь, но в отношении вас это чистая правда. И вообще дедушки чаще всего бывают правы.

— Возможно, но он слишком меня любит. Кажется, одеял чересчур много. Они такие тяжелые, так давят на меня!

Видя, что он не хочет ей помочь, Сабрина сделала попытку выбраться на свободу.

— Лежите спокойно. Сейчас устрою вас поудобнее.

— Я просто дышать не могу.

— Знаю. И постараюсь облегчить вашу участь.

Филип тяжело вздохнул, понимая, что дело не в одеялах. Девушка сильно простудилась.

— Так лучше?

Она покачала головой и снова заворочалась, умудрившись наконец скинуть два верхних одеяла. Филип поймал ее руки и прижал к бокам.

— Нет, вам нужно тепло. Мне очень жаль, но даже без одеял вам будет трудно дышать. Сейчас самое главное — не сопротивляться ни мне, ни боли. Постарайтесь дышать совсем неглубоко. Вот так. Медленно, поверхностно…

Он вспомнил, как давным-давно говорил Люциусу то же самое, и нахмурился.

— Скоро вам станет лучше, обещаю.

— Помогите мне, пожалуйста, — прошептала девушка. Ее глаза снова были закрыты, руки бессильно обмякли. Филип опять совершил набег на бельевой шкаф, вытащил несколько полотенец и повесил одно из них на каминную решетку. Уже через пять минут полотенце так нагрелось, что он с трудом мог держать его в руках. Откинув одеяла и разведя воротники халатов девушки, он предупредил:

— Неприятные ощущения быстро пройдут, и вы сможете дышать свободнее.

— О Боже, — вздохнула она, когда горячая ткань коснулась голой кожи, и попыталась сбросить полотенце, но Филип быстро прикрыл ее одеялами. Девушка больше не произнесла ни звука, только слезы струились по щекам. Он смахнул их и снова стиснул ее руки.

— Простите, но иначе нельзя. Вот увидите, скоро все пройдет. Кстати, как вас зовут?

— Зовут… — едва слышно повторила она, морщась от боли. — Имя… вы просто пытаетесь меня отвлечь, верно?

— Абсолютно.

— В таком случае называйте меня Бри.

— Бри — это французский сыр, настолько мягкий, что тает от жары, и к тому же я всегда терпеть его не мог. Правда, моя мать его обожала. Не могу понять, что в нем такого находят французы и отчего поют ему столь назойливые дифирамбы. Кстати, вы совсем не похожи на француженку, так что вряд ли вас назвали в честь сыра.

— Нет-нет, это уменьшительное от Сабрины.

Филип улыбнулся и легонько надавил пальцем на кончик ее носа.

— Имя вам подходит. А ваша фамилия?

В ее невероятных, волшебных глазах снова вспыхнул ужас. Ужас и сомнение. Наверное, она боится, что он такой же негодяй, как тот.

— Перестаньте. Я не Тревор.

— Мне остается только надеяться на это.

— Поверьте, так оно и есть.

Кажется, страх и тревога постепенно тают…

Филип усмехнулся и погладил ее по щеке.

— Моя кобыла выиграла пари. У вас вовсе не банальные зеленые глаза, которые так часто встречаются у рыжих. Никогда не видел таких красивых фиалок!

— Я унаследовала их от бабушки. Ее звали Камилла. Дедушка безумно ее любил. Они никогда не ссорились. Кстати, это у вас зеленые глаза, и вовсе они не банальные. Похожи на влажный лесной мох.

— Влажный мох и французский сыр. Интересное сочетание.

— Болит гораздо меньше! Просто замечательно!

— Готовы к новому испытанию?

— Нет, умоляю, подождите. Мне уже не так плохо.

— Я Филип Мерсеро.

— Вы нездешний.

— Именно. Как уже было сказано, я заблудился. Этот злосчастный Чарлз даже не мог правильно объяснить, как добраться до Морленда. Это его дом. Слышали?

Она явно знала Чарлза, это было написано на ее лице. Но по какой-то причине Сабрина боится открыть, кто она. Отчего? Но разве это так важно сейчас? Недаром Филип любил всяческие тайны и загадки, а Сабрина, без сомнения, хранит не меньше секретов, чем любая монахиня эпохи Возрождения.

— Вы никогда обо мне не слышали?

Она покачала головой.

— Ладно, оставим это. Главное — я здесь и позабочусь о вас. Как насчет очередного горячего полотенца?

Девушка кивнула, с удивлением сознавая, что ей становится лучше, а тепло приятно растекается по всему телу. Она всмотрелась в красивое молодое лицо с правильными чертами, склонившееся над ней. Филипу, должно быть, не более двадцати шести — двадцати семи лет. Почему она не может отвести взгляда от его чарующих глаз? Как жаль, что он направлялся в Морленд! Правда, возможно, все к лучшему, иначе она была бы к этому времени уже мертва.

— Несу! — предупредил Филип, но не тронулся с места: Сабрина высвободила руку и поднесла к его щеке. Филип не шелохнулся, чувствуя, как кончики тоненьких пальчиков легко касаются его подбородка, скулы, носа.

— Нет, — почти неразборчиво пробормотала она, — слава Богу, вы совсем не похожи на Тревора.

Но тут последние силы покинули ее, и рука безвольно упала на одеяло.

— Разумеется, не похож, Сабрина.

Он сжал ее ладони и несколько мгновений рассматривал изящные, словно вылепленные из алебастра кисти. Ни мозолей, ни следа от иголки. Она в самом деле настоящая юная леди.

Гримаса боли вновь промелькнула на лице Сабрины, и она поспешно отвернула голову, не желая, чтобы он видел, как она слаба и труслива. Но лающий кашель заставил ее судорожно выгнуться. Филип торопливо вскочил и принес новое полотенце. Сабрина нервно вздрогнула, но на этот раз с честью выдержала испытание. Филип накинул на нее одеяла и отправился на поиски лекарств — должны же в доме быть какие-то лекарства! Его усилия были вознаграждены. В крошечной каморке в конце коридора он обнаружил целый ящик с бинтами, мазями, притираниями и настойкой опия — словом, все то, что и ожидал найти в охотничьем домике. Он отмерил несколько капель опия в стакан воды и вернулся в спальню.

— Выпейте это. Все сразу, — сказал он, приподнимая девушку.

Хотя Сабрина старалась глотать помедленнее, она все же захлебнулась и закашлялась. Филип прижал ее к себе и похлопал по спине.

— Ш-ш-ш, все в порядке. Вода не в то горло попала. Дышите осторожно и неглубоко. Нет, не сопротивляйтесь.

Он удерживал Сабрину, пока та не отдышалась, и снова поднес стакан к ее губам. На этот раз девушка допила все, до последней капли. Филип бережно опустил ее на подушки, и она застыла, терпеливо ожидая, пока станет легче. Он продолжал стоять, внимательно изучая Сабрину и удивляясь внезапному стремлению уберечь и защитить это страдающее неземное создание. Ей около восемнадцати лет… по всей вероятности, она до сих пор девственна, поскольку обручального кольца нет. Кто же такой этот ублюдок Тревор, из-за которого ей пришлось бежать из дома? Вне всякого сомнения, именно из-за него бедняжка очутилась в зимнем лесу. Филип отвел со вспотевшего лба влажный красноватый локон. Похоже, Сабрина заснула: ресницы темными опахалами лежали на бледных щеках. Она поистине прелестна, хотя при данных обстоятельствах это не имело особого значения.

Глава 6

Филип оставил дверь спальни открытой, чтобы услышать, когда проснется Сабрина, а сам спустился на кухню. Он был так голоден, что невольно вспомнил, как вместе с однополчанами-офицерами коротал ночные часы у походных костров в горах Испании, жаря на вертелах с трудом добытых перепелок и кроликов, без которых не смог бы выжить и вернуться. Тогда он выучился варить суп из костей и даже видел, как его люди пекли лепешки в импровизированных печах. Но, черт возьми, с тех пор прошло более четырех лет, и за все это время ему ни разу не пришлось заботиться о пропитании. Подумав об изысканных обедах, которые имела обыкновение готовить его повариха в Динвитти-Мэнор, он едва не лишился сознания. Представить только, что в Лондоне он старался есть как можно меньше, опасаясь растолстеть! Нет, как только вернется в загородный дом, он немедленно повысит поварихе жалованье!

Он вошел в маленькую холодную кладовую рядом с кухней и с облегчением увидел, что владелец домика оказался поистине предусмотрительным хозяином. С крюка в потолке свисал прекрасный копченый окорок, по углам стояли мешки с мукой, сахаром, солью, картофелем, луком, морковью, сушеным горохом и даже полбочонка сушеных яблок!

Филип Эдмунд Мерсеро, виконт Деренкур, надел большой белый передник и приступил к нелегкой задаче приготовления относительно съедобного супа: порезал овощи, ломоть ветчины и бросил все это в горшок вместе с пригоршней гороха. Покончив с этим, он беспомощно огляделся в поисках воды, словно в надежде, что в кухне как по волшебству появится ручей, но, не дождавшись, вышел во двор и набрал снега в самый большой горшок. Колодец, должно быть, погребен под снежным покровом толщиной в фут.

Не прошло и десяти минут, а суп уже весело булькал на огне.

— Слава Богу, не такой уж ты безрукий лентяй, — похвалил себя Филип, снял передник, вымыл руки и побрел наверх. Бесшумно подойдя к кровати, он взглянул на Сабрину. Глаза ее были закрыты, а дышала она так тяжело, что хрипы были слышны в коридоре. Однако щеки оставались прохладными.

Сабрина ощутила легкое прикосновение и заставила себя поднять веки. В первый момент она не сумела разглядеть лица стоявшего перед ней мужчины и съежилась от страха, но тут же, вспомнив, успокоилась.

— Филип…

— Да, Сабрина, не волнуйтесь, я здесь, — тихо произнес Филип. Не хватало еще перепугать ее до смерти.

Странно, откуда он знает ее имя? В памяти всплывали отдельные подробности ее побега из Монмут-Эбби: лес, метель, охромевшая кобыла…

— Мне так холодно, — пожаловалась она, — ужасно холодно, совсем как в лесу. Но я больше не в лесу. Что со мной?

— Ничего страшного. Со мной вам ничто не грозит, Сабрина. Лежите спокойно. Я вас согрею.

Филип снял с решетки очередное полотенце и положил на грудь девушки. Та застонала.

— Нет, не двигайтесь, пусть тепло проникнет как можно глубже. Главное, лежите смирно. Вот так.

Она послушалась и постаралась не шевелиться, хотя это было довольно трудно. Обжигающий жар медленно проникал внутрь. Невыразимое ощущение!

Он коснулся ее волос и покачал головой:

— У вас волосы так и не просохли.

— Зато мне лучше. Вы были правы. У меня даже кости плавятся.

Филип старательно подоткнул одеяла.

— Вот и прекрасно. Теперь вам нужно поспать. Чем крепче сон, тем скорее выздоровление. Помню, как мама твердила мне это после того, как я едва не утонул. Мне это помогло, поможет и вам. Если понадоблюсь, буду рядом.

Но девушка уже не слышала его. Она спала.

Филип подошел к окну и отдернул шторы. Пурга по-прежнему свирепствовала. Филип невольно улыбнулся. Неумолимый рок и неуклюжие инструкции Чарлза, должно быть, объединились, чтобы изменить его жизнь.


Он слишком стар и измучен. Иногда ему хотелось закрыть глаза и тихо отойти в мир иной. Он не заслуживал долгой жизни, дарованной Богом, особенно после того, как позволил Камилле умереть. По его вине она скончалась в родах. Ему не следовало соглашаться на мольбы жены подарить ей дочь. У них был всего один сын, и она так хотела еще ребенка! Но Господь забрал Камиллу и новорожденного сына.

Нет, он не станет сейчас думать о Камилле.

Граф подался вперед, вцепившись в подлокотники кресла, и вперил взор в старшую внучку. Стоит признать, что она изящна, хорошо сложена и могла бы считаться хорошенькой, если бы не гримаса постоянного недовольства, тянувшая вниз уголки ее губ.

Сабрина. Элизабет пришла сообщить, что Сабрина мертва. Нет, он не смирится с этим. Никогда.

Она шагнула к нему, опасаясь, однако, подходить слишком близко, потому что ненавидела деда. Он знал это и немало ломал голову, стараясь понять почему. И в один прекрасный день его осенило. Элизабет завидовала его власти, кроме того, она не переносила стариков, считая преклонный возраст чем-то вроде омерзительной болезни. Граф мог бы объяснить ей, что это совсем не страшно, а всего лишь скучно. Как-то он упомянул о своем возрасте Сабрине, и та ущипнула его за руку и попросила не говорить глупостей, потому что Господь наверняка дал ему столь долгий век, чтобы он мог присмотреть за своими землями и людьми, уберечь их от злобных грешников, населяющих эту землю.

«Злобные грешники», — подумал он, уставясь на внучатого племянника. Да, именно таков он, наследник и будущий граф Монмут, приторный красавчик, всегда учтивый и вкрадчивый, скрывающий свои истинные мысли за взглядами, полными фальшивой преданности.

Граф, пытаясь не выказать своего омерзения, вновь обратился к Элизабет. Нужно произнести слова вслух, хотя последствия могут быть непредсказуемы. Но внезапно на него нахлынуло столь неодолимое бессилие, что он безвольно обмяк в кресле и, судорожно сглотнув, промолчал. Однако и Элизабет, и Тревор держались совершенно спокойно. Слишком спокойно. Значит, новостей нет.

— Прошло два дня, а от Сабрины никаких известий. Ни слова, ни объяснений, ни знака. Значит, и вы ничего не узнали? Тебе превосходно известно, Элизабет, что она не покинула бы дом без серьезных причин.

Он вынул из кармана халата клочок смятой бумаги и махнул в сторону Элизабет, внучки, которую он пытался любить, воспитывать и защищать и которой все это было абсолютно не нужно. Страх клещами стискивал его горло, змеей шевелился в желудке.

— Нельзя же всерьез принимать эту пустую записку, которую она мне оставила. Проклятие, в чем же дело? Она сообщает, что не может оставаться здесь и решила перебраться в Лондон, к тете Берсфорд.

Кобыла Сабрины, охромевшая, с исцарапанными ногами, вернулась вчера в конюшню. При одной мысли об этом у графа кровь леденела в жилах.

— Только не смейте говорить мне о подавленном духе, сердечных терзаниях и прочей чепухе. Мне нужна правда, Элизабет, и надоели твои бесконечные увертки.

Элизабет гордо выпрямилась, похожая на призрак своей бледностью и худобой, но тут же нервно переступила с ноги на ногу. Что сказать этому дряхлому старикашке, ее полновластному господину, тирану, даже не позволявшему сидеть в его присутствии? Она хотела причинить ему как можно больше боли: он заслужил это, но страх останавливал ее. Элизабет стала еще бледнее, и ее лицо почти слилось со стеной, у которой стояло кресло деда. Она замерла, не выказывая ни страха, ни презрения, а затем, едва сдерживая улыбку, заявила:

— Я не лгу, дедушка, и знаю только то, что рассказала тебе. Сабрина со мной не откровенничала, мне нечего добавить.

— Элизабет просто не хочет причинять вам лишней боли, сэр, — вкрадчиво вмешался Тревор, нежно сжимая костлявую руку жены. — Пойдем, дорогая, не стоит расстраивать дедушку. Нельзя же всю жизнь выгораживать сестру.

Глаза Элизабет широко распахнулись. Она почувствовала нараставшее возбуждение мужа, жестокое удовольствие в решимости нанести смертельный удар, но сама по-прежнему боялась злосчастного старика, все еще удерживавшего в руках бразды правления. Он не выпустит их до самой смерти! По-прежнему будет терзать и унижать ее, а у нее нет ни сил, ни воли обороняться. И он победит, победит, как всегда.

Она словно сжалась, увяла на глазах, только губы брезгливо скривились. Но последующие слова деда явились последней каплей. Пусть убирается в ад, где ему самое место!

— Ну, девчонка, — прогремел он с силой, неожиданной для столь немолодого человека, — не стой здесь, как безмозглая корова! Выкладывай немедленно все, что знаешь о Сабрине, иначе, клянусь Богом, ты понесешь наказание! Надоела твоя так называемая истина, в которой нет ни капли правды!

Элизабет откинула голову, как от удара, и вернула мужу пожатие. И даже заставила себя небрежно повести плечами.

— Простите, милорд, но все обстоит так, как говорит Тревор. Мне не хочется огорчать вас, но, поскольку вы настаиваете, готова признаться во всем начистоту. Сабрина меня ревновала. Хотела сама заполучить Тревора.

Из горла старика вырвалось глухое грозное рычание, и Элизабет осеклась.

— Любимая, — елейно запел Тревор, — ты должна открыть его сиятельству все, до конца. Так продолжаться не может. В конце концов, твоей сестры нет уже два дня, и граф тревожится за нее. Ну же, не молчи!

Его пальцы хищно сжались, и Элизабет невольно поморщилась. Она ненавидела боль и боялась ее, и он прекрасно знал это, еще с брачной ночи, когда она молила его о пощаде, а он не слушал, лишь безжалостно улыбался, наслаждаясь муками, которым ее подвергал. Элизабет попробовала высвободить руку, и Тревор не воспротивился. Она глубоко вздохнула.

— Мне очень жаль, милорд, но Сабрина пыталась соблазнить Тревора и тем самым очернить его в ваших глазах. Она надеялась, что после этого он будет вынужден покинуть наш дом и меня.

Прекрасная речь! Элизабет была довольна собой. Голос ее звенел чистосердечием, глаза сверкали, но старик недоверчиво уставился на нее и проскрипел:

— Что за вздор, девочка? Сабрина в роли совратительницы? Да это просто чушь! Она с первого взгляда невзлюбила его, и хотя ничего не говорила мне, я все понял! Бедняжка старалась скрывать свою неприязнь, как могла, но от меня ничего не утаишь. Опять твои выдумки!

— Я говорю чистую правду, дедушка. К чему мне врать? Ведь это она убежала из дому, не я. Так вот, я видела все собственными глазами. Слышите? Собственными! Она попросила Тревора проводить ее в портретную галерею под предлогом показать ему портрет бабушки Камиллы. Стоило им остаться наедине, как Сабрина, в полной уверенности, что их никто не видит, бросилась ему на шею и стала целовать.

Элизабет запнулась, но тут Тревор, с самым искренним видом глядя на графа, продолжил:

— Я предупредил Сабрину, милорд, что хотя испытываю к ней глубочайшее уважение, но ни за что не предам Элизабет. Пояснил, что для меня она всего лишь сестра и навсегда останется таковой. Она страшно обозлилась, милорд, и пригрозила донести вам, что я пытался взять ее силой. Но Элизабет скрывалась в нише, сэр, и все видела. Мы не стали бы так нагло лгать, сэр. Такова, к сожалению, печальная реальность.

— Именно тогда я была вынуждена сказать ей, что собственными глазами наблюдала всю постыдную сцену, — добавила Элизабет. — Должно быть, она сообразила, что навек погубила свою репутацию.

Противный, гнусный старикашка поспешно отвел глаза, уставясь сначала на свои узловатые пальцы, потом на ревущий в камине огонь. Нужно же было так натопить! Здесь дышать нечем!

Зловещую тишину прерывало лишь тихое потрескивание дров.

— Итак, вы пытаетесь заставить меня поверить, будто Сабрина сбежала из дому после благородного отречения от ее прелестей Тревора?

— Скорее всего так и было, — спокойно и с очевидным сожалением подтвердил Тревор. — Вероятно, она была убита собственным непростительным поведением и испугалась, что вы обо всем проведаете. Но, милорд, ей следовало бы знать, что истинный джентльмен, к коим я себя причисляю, не позволит себе унизить даму подобным образом. Что до Элизабет, я уверен, что она уже простила сестру, не так ли, дорогая?

Его пальцы вновь сомкнулись на руке Элизабет, и та с готовностью кивнула:

— Разумеется. Тревор прав, дедушка. Сабрине известно, как искренне я ее люблю. И постараюсь обо всем забыть. К тому же ее положение не слишком устойчиво. Она по праву может считаться старой девой, и неудивительно, что завидует мне и хочет отнять у меня мужа. Но мои симпатии к ней неизменно глубоки.

— Глубоки, говоришь? Что же, Элизабет, считай, что я верю каждому слову, слетевшему с твоих уст, ибо такой внучкой, являющейся идеалом и образцом для всего женского пола, можно лишь гордиться.

Элизабет, расцветая от похвал, распрямила плечи. Граф с легким сожалением смотрел на нее, поражаясь, насколько она тщеславна и глупа, если не заметила, что его похвала дышит сарказмом. Он отвел взгляд. За окном по-прежнему выла и бесновалась метель. А Сабрина так и не добралась до Боремвуда, откуда отправлялся лондонский экипаж. Поисковая партия из пятидесяти человек безуспешно обшаривала лес.

Скорбь и безумная тоска, утихшие было через много лет после смерти Камиллы, принялись терзать его с новой силой. Сабрина… живой портрет Камиллы, с глазами цвета темных фиалок и роскошными вьющимися густыми волосами, словно прихотливые извивы пламени. И такая же верная, преданная и искренняя.

Граф даже улыбнулся, вспомнив, как внучка гордилась своими волосами, утверждая, что они такого же оттенка, как у царицы фей и эльфов Титании в шекспировском «Сне в летнюю ночь». И возможно, была права. Как-то в одиннадцать лет Сабрина едва не умерла от лихорадки, и ей пришлось отрезать великолепную рыжую гриву. Он тогда сказал еще, что если она выздоровеет, волосы снова начнут расти, а если нет… отправится на небо лысой. Ради одного того, чтобы этого не случилось, стоит поправиться как можно скорее. И что же? Ей сразу же стало лучше. Слава Богу, иногда и тщеславие идет на пользу.

Но он ни секунды не усомнился в Сабрине. Ее благородство и честь были так же непоколебимы и сильны, как его собственные.

Бессильная ярость бушевала в нем. Сабрина, может быть, в эту минуту лежит бездыханная на снегу, а он молча сносит, как ее чернят и предают. Что произошло на самом деле? Почему Сабрина предпочла уйти? Сознание собственной немощи сводило его с ума. Разумеется, скорее всего именно Тревор набросился на нее в портретной галерее и возжелал обесчестить свояченицу.

Граф покосился на наследника. Да, скорее всего так оно и было, иначе к чему им сочинять столь мерзкую историю? Известно, вор первым кричит «держи вора»!

Усталость сковала самую душу старика. О, он отдал бы все богатства и титул, чтобы иметь возможность вскочить с кресла и растоптать гадину, прокравшуюся в его дом. Но доказательств у него не было.

Что случилось? Кто запугал Сабрину настолько, что она не осмелилась прийти к нему и исповедаться, как бывало все эти годы, с самого раннего ее детства, еще до того, как умерли родители?

— Немедленно пошлите ко мне Джесперсона, — холодно бросил граф, не поднимая глаз. — И немедленно сообщите, если что-то узнаете о судьбе Сабрины. — Он небрежно махнул рукой, словно приказывая удалиться лакею. Не мог видеть, слышать, находиться в одной комнате с этими чудовищами.

— Я примчусь к вам в ту же минуту, — пообещал Тревор и, подхватив Элизабет под руку, повел к двери. Похоже, он сжимает ее пальцы чересчур сильно, так сильно, что она едва удерживается, чтобы не вскрикнуть.

Глава 7

Едва выйдя из библиотеки, Тревор стремительно повернулся к женщине, с которой всего три недели назад стоял перед алтарем.

— Разве тебе не двадцать три года, дорогая? — И, дождавшись растерянного кивка, как ни в чем не бывало продолжил: — А Сабрине восемнадцать. Твоя глупость, неудачливость и нерасторопность поистине поражают! У тебя было целых пять лет, любовь моя, чтобы завоевать привязанность старого джентльмена, прежде чем она появилась на свет. Какое же сокрушительное поражение ты потерпела!

Элизабет, прикусив губу, уставилась на искусно вырезанную балюстраду лестницы.

— Но мы наконец избавились от нее, навсегда!

— Навсегда?! Тебе так хочется верить, что Сабрина мертва?

Элизабет сердито поджала губы.

— Если бы она не была такой дурочкой и не побежала ко мне за советом и защитой, а держала язык за зубами, с ней ничего не случилось бы. Можешь представить, она думала, что я ей поверю!

— Брось, Элизабет, ты всегда ненавидела Сабрину. И, родись ты в другой, не столь знатной семье, сейчас, вероятно, блистала бы на подмостках «Друри-Лейн» — так искусно ты умела скрывать свои чувства. Только что ты весьма убедительно доказала, что она не кто иная, как жалкая маленькая шлюха. Чем же ты недовольна?

Красиво очерченные губы Тревора издевательски искривились.

— Но мы-то с тобой знаем, что это не так, верно, муженек? Признайся, Тревор, ты продолжал бы приходить в спальню девчонки после того, как наконец ухитрился бы обесчестить ее? Интересно, что бы ты сделал, как только добился своего?

— Послушай, дорогая, пусть мы и женаты совсем недавно, я ожидаю от своей супруги неизменной почтительности и преданности. Никто не смеет подвергать меня столь унизительному допросу.

— Разве я не верна тебе? Ну же, признайся, скажи правду: ты гонялся бы за ней после того, как изнасиловал?

Он рассмеялся! В самом деле рассмеялся!

— Истина — вещь довольно странная, не так ли, Элизабет? Ненавидишь сестрицу и все же предпочитаешь верить ей, а не мне! Почему, Элизабет? В конце концов, я твой муж и будущий отец твоих детей. Мое лицо станет последним, что ты увидишь перед смертью.

На мгновение Элизабет увидела себя лежащей на смертном одре, под пристальным взглядом Тревора, и содрогнулась.

— Прекрати! Забудь все, о чем я говорила, забудь!

— Прекрасно, так и поступлю. Но я требую послушания, даже когда мы остаемся наедине, и не желаю слышать никаких грязных намеков и догадок, Элизабет. Полная покорность и подчинение — вот мои требования. Ты должна склониться перед моей волей.

Говоря это, Тревор пристально рассматривал свою спокойно-отрешенную жену. Интересно, найдется ли на земле мужчина, способный заставить ее кричать от страсти, метаться и терять сознание от ласк, в порыве экстаза? Вероятно, нет. Тревор считал себя превосходным любовником, но она не выносила его прикосновений, не говоря уже о большем. С самой брачной ночи он обращался с ней неизменно вежливо, даже нежно, вынуждая себя сдерживать свои необузданные инстинкты. Больше она не сжималась, не молила о пощаде. Но это лишь начало. У него предостаточно времени показать, кто глава семьи и безраздельный владелец этой женщины. Она еще не поняла, что лишь мысль о старом графе заставляла Тревора держать себя в руках. Его забавляли попытки Элизабет манипулировать им. Ничего, когда Монмут отправится к праотцам, Тревор получит полную свободу действий.

Так значит, она не позволит ему порочить имя Эверсли? Уже одно это заслуживает наказания, и он с радостью возьмет на себя обязанности палача… когда настанет подходящий момент.

Ну а пока он наградил Элизабет самой обаятельной из своих улыбок и нежно, как подобает верному любовнику, заметил:

— Увы, моя дражайшая женушка, мужчина иногда бывает непозволительно слаб. Разве твой отец был не таков? И не гонялся за любой юбкой? Ах, не стоит отвечать. Возможно, ты в своей невинности и не подозревала ни о чем подобном. Или мой отец оболгал твоего? Но тебе не о чем волноваться: ты, разумеется, сознаешь, что я люблю и желаю тебя превыше всех женщин на свете. Сабрина? Она для меня ничто, просто очередная молоденькая дурочка, имевшая неосторожность возбудить мой аппетит. Но подумай только, как удачно все для тебя закончилось! По-моему, ты обязана быть мне благодарной до конца жизни, ведь Сабрины больше нет!

Элизабет пропустила его речь мимо ушей. Да, ее отец не был святым, как и всякий мужчина, но и на Тревора не походил. Подумать только, она до конца дней своих связана с ним узами брака! При одной мысли об этом ее трясло. Ну что же, она попытается изменить его, приспособить к своим вкусам, перевоспитать. С тем чтобы он не опозорил ее в будущем.

Элизабет поднесла к глазам обручальное кольцо с огромным изумрудом. Вот чем можно гордиться! Это символ того, что она уже отчаялась было получить. Два месяца назад граф призвал ее в библиотеку, вложил перстень в худую ладонь и без обиняков провозгласил:

— Ты выходишь замуж, Элизабет. Фамильный изумруд Эверсли отныне твой. Надеюсь, тебе понравится жених. После моей смерти он станет графом Монмутом.

Элизабет так растерялась, что несколько секунд не могла найти подходящих слов.

— Это мой кузен Тревор?

— Разумеется, девочка. Я бы предпочел иного наследника, но такова воля Господня. По крайней мере Тревор — не чужой тебе человек.

Но она почти не знала его и видела всего дважды, когда тот приезжал погостить из Италии. И теперь станет его женой?

Девушка тихо охнула:

— Он приезжает сюда, дедушка?

— Конечно, иначе как бы ты могла с ним обвенчаться? — раздраженно бросил дед и, не дожидаясь ответа, показал на кресло: — Садись, и я все расскажу подробнее.

Немного помедлив, он начал:

— Как тебе известно, Элизабет, Тревор — внук моего младшего брата. Его отец, Винсент, обесчестил имя Эверсли, сбежав на континент вместе с разведенной женщиной, и к тому же шлюхой. Не стану осквернять твоих ушей рассказами о распутном поведении матери Тревора. Но Винсент хотя бы имел смелость жениться на ней, так что Тревор родился в законном браке. Три месяца назад его мать заразилась сифилисом и умерла позорной смертью. Тогда твой кузен и написал мне. Я не намереваюсь наказывать Тревора за грехи его предков, тем более что в нашем роду, кроме него и меня, больше не осталось прямых потомков мужского пола. Я старею, Элизабет. Тревору Эверсли пора усвоить все, что требуется от него как от будущего графа и хозяина Монмут-Эбби. Ты должна знать также, что я имею право завещать состояние Эверсли кому захочу. И Тревор его получит, если возьмет в жены тебя. Его ответ показал, что здравого смысла у молодого человека хватает. Вы, естественно, будете жить здесь, со мной, пока Господь не призовет меня к себе.

— Но, мне кажется, кузен не обращал на меня ни малейшего внимания, дедушка.

— С вашей последней встречи прошло четыре года. Ему сейчас почти двадцать восемь. Взрослый мужчина! Да и ты со временем не становишься моложе, так что не желаю слышать от тебя всякую романтическую чепуху. Уж я позабочусь, чтобы он хорошо с тобой обращался.

— Как вам угодно, дедушка, — покорно кивнула Элизабет.

— Он приезжает на следующей неделе. Тогда и объявим о помолвке.

И граф, словно позабыв о присутствии внучки, равнодушно отвернулся, бросив на прощание:

— Можешь идти, Элизабет. И пришли ко мне Сабрину.

Элизабет будто на крыльях выпорхнула в коридор, но тут же опомнилась и заставила себя идти медленно, хотя не сумела сдержать радостной улыбки. Какую бы неизвестность ни таил в себе будущий брак, сейчас это не важно. Главное, что она теперь невеста! И выходит замуж не за кого-нибудь, а за будущего графа Монмута! И это после того, как она почти отчаялась, что какой-либо джентльмен обратит на нее внимание, даже несмотря на весьма солидное приданое. Во время пребывания в Лондоне она получила всего два предложения, да и то от очевидных охотников поживиться чужими деньгами, мотов и распутников. Наконец-то ее перестанут преследовать ехидные намеки и язвительные замечания об участи старых дев, бесцеремонные сравнения с сестрой.

Обычно блеклые глаза Элизабет неестественно ярко сверкнули. Самое главное не это! Ей предстоит в недалеком будущем стать графиней Монмут!


Элизабет почувствовала, как пальцы Тревора ласкают ее плечи, и, наградив его рассеянной улыбкой, углубилась в свои размышления: действительно ли мертва сестра.

— Я боюсь за Сабрину, — заявила она вслух, пытаясь игнорировать настойчиво ползущую к груди руку. Тревор резко отшатнулся.

— Представь, я тоже, — заверил он сухо. — Жаль, что все так получилось. Поистине жаль.

— Возможно, она все-таки сумела отыскать убежище, — продолжала Элизабет, слегка вздернув подбородок. — Она так прелестна и полна жизни, что всякий готов прийти ей на помощь, как по-твоему? Я сама видела, как джентльмены лезли из кожи вон, лишь бы угодить ей. Но она только смеялась и поддразнивала их.

— Желаешь, чтобы твоя дорогая младшая сестренка вернулась в лоно семьи? Ну да, разумеется, ты все бы отдала ради такого события. Возможно, тем оно и кончится. Я, со своей стороны, буду в полном восторге и тоже попытаюсь угодить ей, чем могу, не так ли, дорогая?!

Элизабет затрепетала. Он снова победил.

— Если она и вернется, — с тихой яростью проговорила она, — то, уверяю тебя, Тревор, ненадолго.


Филип развязал галстук, бросил на диван и устало опустился на стул у постели Сабрины, подозрительно глядя в миску с супом. Не слишком аппетитно он выглядит! Филип никак не мог понять, что сделал не так. Очевидно было одно: сама попытка проглотить хотя бы ложку этого варева будет настоящим подвигом. Но есть надо!

Он еще раз посмотрел на бульон с волокнистыми овощами и пересоленной ветчиной и решительно принялся опустошать миску, пока не съел все, до последней капли. И лишь потом, облегченно вздохнув, откинулся на спинку и закрыл глаза. Интересно, встревожит ли Чарлза отсутствие друга? И как скоро пошлет он на поиски?

Филип горько усмехнулся. Что за идиотские мысли? Вряд ли кому-нибудь пришло в голову, что он попал в беду. Скорее всего его отсутствие объяснят очередным любовным приключением. Нетрудно вообразить, какими непристойными шуточками станут обмениваться джентльмены, расписывая его воображаемые похождения с первой же встреченной смазливой девчонкой. Должно быть, немало пари уже успели заключить относительно исхода его приключения. Жаль, что он так и не сможет оправдать их разыгравшегося воображения.

Филип с тревогой посмотрел на Сабрину, метавшуюся во сне. Ее прекрасные волосы спутались, и он, наклонившись над девушкой, пригладил рыжие пряди и заплел, как умел, длинную косу. Результат получился не таким уж блестящим, но для первого раза сойдет.

Интересно, из какой она семьи? Речь правильная, без малейших следов йоркширского акцента. Видно, что Сабрина получила неплохое образование. Филип невольно представил, что она жила с холодной, бесчувственной, властной мачехой и слабым, безвольным отцом, иначе как могла воспитанная девушка знатного рода отважиться на подобный поступок!

— Итак, дорогая, — обратился он к спящей, — будь уверена, я постараюсь докопаться до истины, даже если для этого придется проникнуть в твою прелестную головку и вытащить правду на свет Божий!

Он потрогал ее лоб и выругался. Сухой и горячий. Значит, горячка не пощадила ее.

Девушка неожиданно распахнула глаза и, вперившись в него невидящим взглядом, принялась сбрасывать одеяла.

— Нет! — пронзительно вскрикнула она. — Ты не можешь, дедушка! Нет! Мой бедный Дьябло, нет!

Филип схватил ее за плечи и прижал к подушке.

— Сабрина! Ты слышишь меня? Все хорошо. У тебя жар. Но он скоро пройдет, клянусь, ты выздоровеешь.

Она опустила ресницы и обмякла. Филип разжал руки, но девушка неожиданно встрепенулась и ударила его в грудь кулаком.

— Ублюдок! Немедленно отпусти меня, слышишь?

Что творится в ее мозгу? Неужели опять приняла его за Тревора?

Сабрина заплакала, и у Филипа сжалось сердце. Ему не вынести этого! Он привлек ее к себе и начал укачивать.

— Все пройдет, милая. Я не лгу. Доверься мне. Даю слово, никто на свете больше не посмеет обидеть тебя. Ты должна отдыхать и поправляться. Как только выздоровеешь, будешь колотить меня сколько душе угодно.

Сабрина наконец успокоилась. Он решил было, что она сейчас заснет, но девушка вновь стала вырываться и, нахмурившись, объявила:

— Здесь ужасно жарко. Почему? Мне это не нравится. Вы что, рассудок потеряли? Пытаетесь меня поджарить заживо?

Он вспомнил жестокую лихорадку, терзавшую Люциуса, снедавшую брата изнутри.

— Сейчас станет прохладнее. Попытайся не думать об огне.

Он дал ей воды, но, сделав несколько жадных глотков, Сабрина неудержимо закашлялась. Наконец ей удалось осушить стакан, и она бессильно опустилась на постель, однако бред ее не прекращался:

— Пожалуйста, Мэри, я пробовала забыть о жаре, но ничего не получается. Открой окно, иначе я задохнусь. Палит… солнце палит…

Ей казалось, что она умирает. Раньше она всегда гадала, как это будет. Все очень просто: ее жарят заживо, только пламя разгорается в ней самой. Медленно, но верно испепеляет ее. И чей-то голос доносится с небес. Кто это? Кажется, она знала его, но сейчас никак не вспомнит.

— Лежи смирно, Сабрина, — услышала она. — Сейчас боль и жар уйдут.

Но разве такое возможно? Неумолимый огонь пожирал ее, но вдруг к лицу прижалось что-то восхитительно прохладное.

— Ну вот, только не сопротивляйся. Разве тебе не хорошо?

Откуда-то повеяло свежим ветерком, и мокрая ткань легла на ее грудь. Сабрина непроизвольно выгнулась, желая, чтобы это продолжалось вечно, чтобы живительная влага проникла во все поры ее тела. Сильные руки перевернули ее, и Сабрина вскинулась, но тут же ощутила, как по ее спине скользит влажная ткань, охлаждая кожу.

Остаток дня и вечер Филип неутомимо обтирал девушку. Слабая улыбка появилась на его губах, когда он убедился, что сумел, пусть и ненадолго, сбить ей температуру. На мгновение ему показалось, что он видел ответную улыбку, но Сабрина тут же мирно заснула.

Филип разделся, взял одеяло с кровати и устроился в огромном кресле у камина, прислушиваясь к вою ветра и ударам снежных вихрей в стекла. Как приятно в такую погоду греться у огня! Он проведет ночь здесь и, поскольку славился чутким сном, непременно услышит, если Сабрина проснется. Годы войны на Пиренеях приучили его к простому правилу: любитель крепко спать рискует упокоиться навсегда. Небольшие отряды французов, переодетых крестьянами, частенько пробирались в лагеря англичан под покровом ночи и расправлялись с врагами. Филип никогда не забудет ужасный булькающий звук, исторгшийся из перерезанного горла сержанта, старого закаленного солдата-девонширца. Филип поймал его убийцу и задушил собственными руками, но сержанту уже ничем нельзя было помочь. Он вновь ощутил приступ тошноты и ту бессильную ярость, пожиравшую его, когда он стоял над телом девонширца.

Филип тряхнул головой. Он измучен, смертельно измучен. Но зато не отдал Сабрину ненасытной смерти.

Он поднес к свече руки с тщательно ухоженными ногтями. Руки джентльмена, чье единственное занятие — развлечения. Кто бы мог подумать, что в нем жива память о кровавом насилии и бойнях войны?

Филип прижал фитиль, глубоко вздохнул и откинул голову на спинку кресла. Странно, что эта незнакомая больная девушка сумела пробудить в нем воспоминания о прошлом, которые он считал похороненными глубоко в душе.

Глава 8

Мисс Тереза Эллиот хмуро уставилась в бокал с шампанским, подняла голову и, заметив, что хозяин более не уделяет ей достойного, по ее мнению, внимания, процедила:

— В самом деле, Чарлз, должны же вы иметь хоть какое-то представление о том, где сейчас его сиятельство? Вы, кажется, утверждали, что лично объяснили ему, как добраться до Морленда. Но где же он? Я хочу его видеть!

— Я подробнейшим образом растолковал, где находится мое поместье. Не понимаю, что его задержало.

— По-моему, ваше недоумение не суть важно сейчас. Неужели вы ничуть не тревожитесь? Злосчастный буран превратил округу в белую пустыню. Что, если Филип лежит где-то, беспомощный, умирающий? Да сделайте же хоть что-нибудь!

Чарлз взглянул в хорошенькое личико гостьи и с тоской подумал, что, где бы ни был в эту минуту Филип, тот в более выгодном положении, чем он здесь. Мисс Эллиот обворожила его в Лондоне, но в Морленде едва не свела с ума! Достойная всяких похвал способность скрывать от окружающих дурные стороны своего характера в столице, похоже, не распространяется на провинцию. А может, дело в том, что Филипа здесь нет и поэтому Тереза не заботится так тщательно о своих манерах.

— Ведете себя так, словно вам все равно, если бедняжка Филип погибнет. А это вполне вероятно в такую богопротивную погоду!

Она почти швырнула бокал на столик. Любимый хрусталь мамы! Остается надеяться, что он не пострадал.

— Разве не вы сообщили, что камердинер Филипа уже здесь? Почему, спрашивается, он преспокойно развалился у огня, когда его хозяин, возможно, замерзает в снегу? Как вы могли не допросить его, не добиться связных ответов?!

Последняя фраза переполнила чашу терпения хозяина. С него довольно! Чарлз обладал безупречными манерами, был великолепно воспитан и, имея трех сестер, прекрасно умел утешить страдающих девиц и всегда считался с их тонкой чувствительностью, но это уж слишком.

— Мне начинает казаться, Тереза, — произнес он сладчайшим голосом, который любой из его друзей счел бы опасным признаком, — что шампанское несколько притупило ваши мыслительные способности. Я, естественно, поговорил с Дамблером. Он чрезвычайно взволнован, но, к сожалению, ничего не знает о местопребывании Филипа. Заметьте, он не пил и поэтому способен вполне связно изложить все, что произошло.

К сожалению, Тереза, не обладавшая особым чувством юмора, осталась глуха к иронии и, отмахнувшись прелестной ручкой, не знавшей в жизни ни минуты труда, презрительно фыркнула:

— Слуга, очевидно, лжет! Мерзкий лентяй! Считает, что, если хозяина нет, можно преспокойно бездельничать! Ни за что не поверю, что виконт послал его вперед, лишь потому что пожелал обследовать окрестности. В одиночестве! Чушь и вздор! Что тут можно увидеть зимой? Это не Лондон и даже не Бат! Вы просто обязаны во всем разобраться, Чарлз! Поговорите с ним еще раз, да построже, допросите как следует и поймете, что я права.

Остается либо немедленно покинуть эту комнату, либо придушить ее, третьего не дано!

Чарлз сделал знак лакею наполнить бокал мисс Эллиот. Хорошая мысль! Он напоит эту змею до умопомрачения, может, тогда удастся заставить ее замолчать, а утром она головы не поднимет от страшного похмелья. Уверения Дамблера в том, что виконт отпустил его с целью проехаться немного по дорогам Йоркшира, вовсе не показались ему странными. Он знал Филипа еще со времен совместной учебы в Итоне. Тот неизменно и всегда шел своей дорогой. Так что Чарлз исключал возможность гибели друга. Филип беспомощно лежит в снегу, ожидая смерти? Не такой он человек, чтобы заблудиться, хотя бы и в незнакомом месте. Скорее всего его вынудили задержаться чрезвычайные обстоятельства.

Между тем пальчики Терезы настойчиво теребили рукав изумительного сюртука, сшитого парижским портным Готье, который придумал этот фасон специально для Чарлза.

— К сожалению, Чарлз, вы, как любой мужчина, терпеть не можете прислушиваться к женским пророчествам. Но помяните мое слово, это добром не кончится. Умоляю, пообещайте послать на поиски Филипа не позднее утра.

Чарлз осторожно высвободил руку. Черт, ее острые коготки оставили след в мягком бархате! Его камердинера удар хватит!

Разглаживая дорогую материю, он успокаивающе заметил:

— Тереза, пока буран продолжается, выходить из дома небезопасно. Любой человек немедленно заблудится и потеряет дорогу, едва оказавшись за воротами. Я не желаю, чтобы на моей совести лежала смерть невинных людей. Нужно подождать, пока метель уляжется, и если Филип не появится, мы попробуем его отыскать.

При этом он глядел на ее прелестную белоснежную шейку, с непристойным сладострастием воображая, как его пальцы впиваются в гладкую кожу. Но тут же поняв все неприличие подобных фантазий, Чарлз вздохнул и пропел особым вкрадчивым тоном, всегда неотразимо действовавшим на мать. Та неизменно расплывалась в улыбке и называла его своим дорогим малышом.

— Поверьте, сейчас мы ничего не сумеем поделать. Чем вы хотели бы заняться? Поиграть в карты? Или предпочтете потанцевать?

Тереза сделала несколько глотков превосходного шампанского, купленного еще его покойным отцом, и едва заметно улыбнулась. По правде говоря, она была уверена, что Филип в настоящий момент с комфортом расположился в какой-нибудь гостинице или соседнем имении, потягивает теплый эль и флиртует с самой хорошенькой девушкой, которая только нашлась поблизости. Всем было известно, что после своего возвращения в Англию Филип, страдавший от раны в плече, полученной в сражении под Сьюдад-Родриго, всячески избегал малейших неудобств.

Чарлз поморщился, когда она размашистым жестом плюхнула на стол второй бокал. Что ему делать? Объяснить, что хрусталь требует бережного обращения? Нет. Он попробует иной способ.

— Не забывайте, Тереза, Филип был солдатом, и, если буря застигла его врасплох, у него хватит здравого смысла не продолжать путь. Уверен, что он нашел надежное убежище. И будь это возможно, столь хорошо воспитанный человек, как он, наверняка нашел бы способ известить о своем местопребывании. К моему прискорбию, пурга весьма неблагоприятно влияет на хорошие манеры.

И тут его осенило. Да как же он упустил из виду…

— Знаете, — с торжеством заключил он, — уверен, что, где бы ни находился Филип, он тоскует о вас.

Гениальный ход! Наконец-то он попал в самую точку! Тереза явно приободрилась. Господи, только бы не забыть, отходя ко сну, попросить в вечерней молитве прощения у отсутствующего виконта!

— Вы действительно так считаете, Чарлз? Что Филип сейчас скучает без меня и…

К счастью, в этот момент появился Эдгар Пламмер под руку с сестрой Чарлза Маргарет. Пламмер был стар, как Мафусаил, но в сообразительности ему было трудно отказать. Он сразу понял, в каком отчаянном положении находится хозяин, и поспешил на выручку.

— Позвольте дряхлой развалине заверить, что прекраснее вас нет на свете, мисс Эллиот, — проворковал он, склоняясь над рукой Терезы. — Умоляю, сыграйте для нас на фортепьяно. Будьте благосклонны к вашему верному поклоннику!

Тереза кокетливо отказывалась три раза, что в обществе считалось обязательным для девицы, желающей выказать похвальную скромность, но потом позволила мистеру Пламме-ру подвести ее к инструменту.

— О Господи, Чарли, мы попались! Она явно собирается завести очередную, невыносимо нудную французскую балладу! Хочешь пари? Клянусь, она во всеуслышание посвятит ее бедняге Филипу!

— Не так громко, Маргарет, она услышит! — простонал Чарлз, усаживая сестру на изящный диванчик с красной парчовой обивкой, сделанный прославленным мастером в начале прошлого века. — Наконец-то леди соизволила хоть чем-то заняться! Эдгар — мой спаситель: напомни мне купить ему рождественский подарок. Нет, я подарю ему свой любимый футляр для часов. Да-да, именно. Футляры для часов — лучший подарок!

— Она опять пристает к тебе с Филипом?

— Это ее пунктик. По-моему, она нацелилась на Филипа и мечтает связать его священными узами брака. Правда, у меня хватило здравого смысла не намекнуть, что виконт, вероятнее всего, коротает тоскливые часы в объятиях какой-нибудь йоркширской красотки.

— Но где он, Чарли? — озабоченно вздохнула Маргарет. — На постоялом дворе? Мне казалось, он куда более разборчив. Польститься на служанку в пивной? Фи, как низко!

Чарлз расплылся в улыбке. А он еще боялся шокировать сестрицу! Вот уже почти год как она замужем за сэром Хью Дрейкмором и из застенчивой провинциальной гусыни превратилась в светскую искушенную даму. Правда, ему такие перемены пришлись по душе, тем более что Хью остался прежним — спокойным, замкнутым и весьма рассудительным. Очевидно, в их семейной жизни не все так просто.

— Ты, пожалуй, права. Филип действительно обладает неплохим вкусом и, вероятно, гостит сейчас у моих ближайших соседей, наслаждаясь обществом хорошенькой хозяйки или ее дочери.

— Но, Чарли, Филип не стал бы соблазнять замужнюю женщину.

— Откуда тебе знать?

— Он сам мне сказал.

— Маргарет, ты, разумеется, шутишь, и…

— Нисколько. Я спросила его как-то, года два назад, когда воображала, что влюблена в него. Но он оказался таким милым и порядочным! Прекрасно понял, что я испытываю, и постарался не ранить мои чувства. Говорили, что он спит с миссис Стоктон, женой посла, но это оказалось неправдой. Филип как мог вежливо отверг ее притязания, а она в отместку распространила сплетню, что он ее совратил. Филип ужасно рассердился, Чарли, и сказал, что отныне для него все замужние леди вне игры.

Маргарет влюбилась в Филипа! А Чарли даже не подозревал.

— Знаешь, ты права, я действительно не припомню, чтобы у Филипа были замужние любовницы. Кстати, ты… э-э… больше не испытываешь к нему ничего подобного, верно, Маргарет?

— Разумеется, нет, особенно после того, как встретила Хью. Всего одна неделя с ним — и остальных мужчин для меня просто не существует.

— Слава Богу.

— Но, Чарлз, я часто гадала, отчего Филип не женится. Мне совершенно точно известно, что многие молодые леди с радостью бы приняли его предложение.

— Это старая история. Ты слышала о графине Баффорд?

Маргарет кокетливо склонила головку набок, так что каштановые букли скользнули по плечу.

— Разумеется. Она безраздельно царит в свете. Мама терпеть ее не может, но говорит, что у нее слишком влиятельные связи и поэтому ей опасно переходить дорогу. В ее присутствии лучше держаться настороже и не подпускать к себе слишком близко. Мне она всегда казалась такой невинной и милой, настоящим ангелом, но мама лишь посмеялась и просила не доверять ей. Зато лорд Баффорд обожает жену. Но какое отношение она имеет к Филипу?

— Шесть лет назад, впервые появившись в обществе, она получила прозвище Снежной королевы, хотя была так прекрасна и богата, что успех оказался оглушительным. Ту весну Филип Мерсеро, молодой гусарский капитан, проводил в Лондоне, поскольку его отец только что умер и он выдерживал положенный год траура. Тогда Филип был еще неопытен и совсем не знал женщин, подобных Элейн, и к тому же страшно горевал по отцу.

— Господи Боже, неужели ты хочешь сказать, что он влюбился в эту хищницу?

Чарлз философски пожал плечами:

— Я не совсем уверен, что подобное чувство можно назвать любовью, но точно знаю: он ее хотел. Любовь ли это? Кто знает? Филипу было тогда всего двадцать, совсем мальчишка. А мальчишки обычно не могут устоять перед похотью, или, если хочешь, сладострастием. Ах, взгляни, Эдгар умоляет мисс Эллиот продолжить концерт. Скрести пальцы на удачу! Вдруг нам всем повезет!

Мисс Эллиот разразилась очередным жалобным песнопением, французской балладой прошлого столетия, выводя затейливые фиоритуры.

— Хорошо еще, что голос у нее не слишком пронзительный, — облегченно заметил Чарлз.

— Ну же, Чарли, не тяни, поведай, что было дальше!

Глава 9

Чарлз задумчиво воззрился на сестру, удивляясь, почему ему взбрело в голову завести разговор об этом именно сейчас, после стольких лет. Нет, разумеется, все понятно. После того как их общий друг Роэн Кэррингтон, барон Маунтвейл, женился, Филип сильно призадумался и даже как-то заметил Чарли: «Подумать только, Роэн счастлив. Счастлив! Можешь ты этому поверить? И Сюзанна тоже! Неужели между мужчиной и женщиной может быть нечто искреннее и возвышенное?»

— Хорошо, Маргарет, — согласился наконец Чарлз. — Но поклянись, что с твоего языка не слетит ни единое слово. В обществе почти никто не знает подробностей случившегося. Кроме меня, все известно лишь Роэну Кэррингтону.

— Даю слово, Чарлз.

Мисс Эллиот взяла фа четвертой октавы. Хрустальный кубок на столе тихо звякнул.

— Филип сделал Элейн предложение, и она согласилась. Венчание было назначено на апрель следующего года, из-за траура по усопшему виконту. В это время на Пиренеях велись ожесточенные бои. Филип посчитал своим долгом вернуться в полк, несмотря на возражения Элейн. Иногда я просто поражаюсь, насколько мы тогда были глупы и неопытны. Юные идиоты!

Филип вернулся домой в начале февраля, чтобы подать в отставку и привести в порядок Динвитти-Мэнор к свадьбе. Он сильно изменился, словно в одну ночь из мальчика превратился в зрелого мужа, а ведь ему исполнился всего двадцать один год.

— Какая несправедливость, ведь в этом возрасте женщина уже считается старой девой! — воскликнула Маргарет.

— Возможно, но речь сейчас не об этом.

— Знаешь, Чарлз, иногда мне кажется, что глаза Филипа отражают его сокровенные мысли. Я часто видела в них искорки веселья и глубочайшую скорбь, а лицо в это время оставалось бесстрастным.

Чарлз не имел ни малейшего понятия, о чем толкует сестра, да и знать не желал.

— Никогда не забуду ту ночь, когда он ворвался ко мне в дом на улице Полумесяца, — продолжал он, — мертвецки пьяный, с перекошенным от бешенства лицом. Я испугался при виде его: казалось, будто он побывал в битве с самим дьяволом. «Элейн хочет обвенчаться прямо сейчас, не дожидаясь апреля!» — с ядовитой усмешкой заявил он. Что я мог сказать ему на это? Филип был так молод, и мы все до одного были против столь ранней женитьбы.

«Значит, она скучала по тебе больше, чем все мы предполагали? — осторожно заметил я. — Это поистине хороший знак». — «Скучала! — дико расхохотался Филип, и я невольно отшатнулся: столько злобы прозвучало в этом смехе. — Не знал, что ты такой остряк! Налей мне бренди, да поторопись!» Я молча шагнул к буфету, взял хрустальный графин и, налив бренди, протянул бокал Филипу. Он одним махом выпил его содержимое и с яростным рычанием метнул стакан в каминную решетку. По коврику рассыпались прозрачные осколки. Ничего не понимая, я взмолился: «Иисусе милосердный, что стряслось? Объясни же, Филип!»

Он поднял на меня глаза и выговорил так тихо, что я был вынужден наклониться поближе: «Элейн, моя Снежная королева, беременна, друг мой. Пришлось немало потрудиться, чтобы вытянуть из нее эту малоприятную тайну. И, как сам понимаешь, отец отнюдь не я». Но на мой вопрос, кто же в таком случае отец, он с горечью ответил: «К моему глубочайшему сожалению, Элейн отказалась раскрыть секрет. Пришлось, как ни прискорбно, совершить не слишком благородный поступок и проследить за ней. У меня не осталось сомнений, что отец ее незаконного ребенка — кузен моей нареченной, Роджер, всем известный мот и распутник. Разумеется, он никогда не увидит своего отпрыска, поскольку к тому времени будет лежать в могиле, — жестко добавил Филип. — Я вызову его на дуэль и прикончу».

Я частенько видел Элейн в обществе кузена, но, естественно, ничего не заподозрил. Что может быть невиннее встречи родственников? Да и в обществе о ней никогда не ходило сомнительных слухов. «И что ты намереваешься делать?» — спросил я. «С этой развратной сучонкой? — По комнате снова разнесся его безумный хохот. — Если таковы снежные королевы, Чарлз, что говорить об остальных, обычных девицах? Ну так вот, друг мой, все они потаскухи, без чести и совести, готовые раздвинуть ноги перед любым мужчиной! Спасибо Господу за то, что вовремя спас меня! Никогда больше я не попаду в подобную ловушку!» Я с силой тряхнул Филипа за плечи: «Ты пьян, как портовая шлюха, Филип, и сам не знаешь, что несешь! Ложись спать. Завтра, на свежую голову, решим, что делать».

Но Филип упорствовал. Тогда я прибегнул к последнему аргументу: «Подумай, какой разразится скандал! Что станется с твоей матушкой? С семейством Элейн? Ты же виконт, а не какой-то простолюдин!» Филип на мгновение задумался, но тут же покачал головой: «Что у меня останется, Чарлз, если я лишусь чести? Общество отвергнет меня! — Поднявшись, он накинул на плечи пальто и проговорил: — Не так уж я и пьян, чтобы не попасть в цель. Ты идешь, Чарлз?»

Маргарет трясло от ужаса. Подумать только, какие бывают женщины! Что за гнусная история!

— Но ведь этим дело не кончилось, верно, Чарли? — воскликнула она. — Если начал, так не останавливайся! Я хочу знать все!

— Нет нужды говорить, что я отправился вместе с Филипом к Роджеру Траверсу. Но ни его, ни камердинера не оказалось дома. Экономка, настоящее чучело, дрожащими руками протянула нам записку, в которой Роджер извещал, что отбывает в продолжительное путешествие на континент. Дело поспешно замяли. Элейн каким-то образом избавилась от младенца, но, по всей вероятности, что-то непоправимо повредила себе, поскольку так и не родила лорду Баффорду наследника. Филип немедленно отправился на Пиренейский полуостров. Именно Элейн разорвала помолвку, напечатав объявление в «Газетг». В июне она вышла за Баффорда. Остальное, дорогая Маргарет, тебе известно.

— Ну и мерзавка! Клянусь, я с удовольствием вызвала бы ее на дуэль!

Чарлз сочувственно сжал маленькую ручку сестры.

— Но самое странное заключается в том, что Элейн ненавидит Филипа, хотя он ни словом не обмолвился о том, что она натворила. Стоит ей увидеть его, как она полностью теряет самообладание и забывает о вежливости и приличиях. Но смотри не проговорись, иначе Филип свернет мне шею.

— Это из-за Элейн он никак не женится?

Чарлз посмотрел в сторону Терезы, блиставшей своим искусством.

— Иногда подобное испытание необратимо изменяет жизнь человека, иссушает его сердце, наполняет душу горечью и ненавистью, навсегда лишает доверия к женщинам, но Филип не из таких. Он слишком умен и восприимчив, чтобы из-за одной лживой негодяйки исполниться презрением ко всему слабому полу.

— В таком случае почему он до сих пор одинок?

— Но я тоже холостяк, Маргарет, и притом ровесник Филипа. Дай же нам время, женщина, и не смей торопить! Мы еще не созрели, как утверждает Роэн Кэррингтон.

— А что он еще утверждает?

— Леди созревают раньше и либо дожидаются своих сверстников, либо берут в мужья мужчин постарше.

— Пожалуй, это верно, — кивнула Маргарет и шутливо ущипнула брата за плечо. — Но дождусь ли я светлого дня?

— Наверное, я так и останусь холостяком, Маргарет. Что же до Филипа… он чересчур осторожничает. Впрочем, время покажет.

— А я безумно счастлива. Семейная жизнь — это чудесно, особенно когда твердо знаешь, что ты небезразлична своему мужу и он сделает для тебя все на свете. Жаль, что тебе это неведомо. Умоляю, Чарли, поразмысли над моими словами и найди себе невесту.

— Я подумаю. Только обещай мне не дразнить Филипа, и, главное, никаких намеков на то, о чем я тебе рассказал.

— Я надежна, как скала.

Внимание Чарлза снова привлекло очередное громкое заявление мисс Эллиот.

— Нет, я не стану играть в вист, — заявила она вдовствующей графине Моубри. — Мой неизменный партнер — виконт Деренкур, и я дождусь его.

— Собственно говоря, леди Моубри чрезвычайно повезло. Тереза отвратительно играет в вист. Я имел несчастье как-то оказаться с ней за одним карточным столом. Она побила мой туз пик. Я едва не свернул ей шею. А бессердечный Филип только ехидно ухмылялся.

— Еще одна Снежная королева, — вздохнула Маргарет и, погладив брата по руке, отправилась составить графине партию в вист.

Глава 10

— Пожалуйста, разожгите огонь, мне ужасно холодно, — прошептала она, почти прижавшись губами к ямочке между его ключицами.

Филип лег рядом и покрепче прижал Сабрину к себе, прислушиваясь к тихому хриплому дыханию. Пряди волос выбились из косы и щекотали ему нос. Он пригладил рыжие локоны и чуть отодвинулся. Она, словно притягиваемая магнитом, потянулась за ним, чтобы не потерять ни капли драгоценного тепла. Ее пальцы цеплялись за его рубашку, стройное тело прильнуло к нему, и Филип ощутил страстное желание. Это бывало и раньше, когда он раздевал ее и обтирал прохладной водой, но, как и тогда, он не обратил на призывы своего естества ни малейшего внимания. В конце концов, он мужчина, а не похотливый юнец! Ничего не поделаешь, придется смириться с временным неудобством.

Он пытался сосредоточиться на воспоминаниях о Люциусе, воображал, что ухаживает за братом, согревает его своим теплом. Но Сабрина, в отличие от Люциуса, была такой маленькой! Он, должно быть, подавляет ее своим весом и размерами!

Филип слегка потерся подбородком о ее макушку. Будь он проклят, если еще раз покинет Лондон на Рождество!

Но тут сообразил, что, не окажись он случайно именно в этом месте в эту минуту, девушка бы наверняка погибла. Он не допустит этого! И только сейчас осознал, как хочет увидеть ее улыбку, огонь в невероятных фиолетовых глазах, услышать звонкий смех и жизнерадостный голосок, пусть и болтающий всяческие милые глупости… не важно, главное, чтобы она была живой и здоровой.

Он коснулся губами ее волос. Больше никаких жалоб! Филип никогда не верил в потусторонние силы и слепой рок, внезапно и полностью менявший жизнь человеческую, давая ей совсем иное направление. Нет, он всегда считал, что человек — хозяин своей судьбы и волен изменять ее по своему усмотрению. Что же, возможно, он и ошибался. Провидению было угодно, чтобы он, сбившись с пути, встретил Сабрину и принял на себя ответственность за ее жизнь. Правда, хотелось бы знать, что из всего этого выйдет.

На следующее утро он проснулся весь в поту, с затекшей спиной и едва не застонал от боли в плече. Но тут же облегченно вздохнул и радостно заулыбался, обнаружив, что Сабрина тоже в испарине. Жара больше не было!

— Дело идет на поправку, милая, — пробормотал он, целуя ее в висок, и, осторожно отодвинувшись, сполз с кровати. Девушка тут же свернулась в клубочек и мирно засопела. Филип несколько минут стоял неподвижно, прислушиваясь к ее глубокому мерному дыханию.

— На этот раз я победил! — триумфально провозгласил он в тишине комнаты, испытывая в этот момент невыразимый восторг. Он не чувствовал себя столь счастливым с того дня, как Роэн и Сюзанна посетили Динвитти-Мэнор и сумели найти ключ к местонахождению клада. Давно уже Филип не был так доволен собой!

В комнате стало холодно. Он разжег огонь в камине и отправился вниз, чтобы согреть воды и помыться. Вздыхая от блаженства и наслаждаясь собственной чистотой, он вытерся и уныло воззрился на груду грязного белья. Но иного выхода не было: виконт Деренкур принялся за дело, представляя потрясенную физиономию Дамблера при виде хозяина, энергично трущего белую батистовую рубашку в тазу с грязноватой водой.

Филип развесил белье на спинках стульев, окружавших большой деревянный кухонный стол, натянул последнюю чистую рубашку, панталоны и вернулся в спальню. Девушка по-прежнему спала, повернувшись к нему спиной. Лоб оставался холодным, но халат был влажен от пота. Черт возьми, как же он не догадался ее переодеть!

Филип осторожно стянул с нее халат, стараясь не разбудить, и против воли стал восторженно рассматривать девушку. Как она прелестна, особенно теперь, когда чуть разрумянилась! Кустик волос на венерином холмике немного темнее локонов на голове. Он хотел коснуться ее. Погрузиться в женскую плоть. Господи, неужели нельзя думать о чем-то другом! Хорошо, он сосредоточит свое внимание на самых невинных частях тела. Белоснежные руки с длинными пальчиками… Наверное, она играет на фортепьяно. Ну вот, может же он владеть собой! А груди… такие круглые и упругие… нет-нет, он опять свернул не туда.

Филип уставился на ее ноги. Маленькие ступни с высоким подъемом, вполне пригодные для бега и ходьбы, как полагается хорошим ногам.

Но тут он, не выдержав, рассмеялся над собой.

— Прости, милая. Я изо всех сил пытаюсь держаться в рамках приличий. Прости, если считаешь, что у меня плохо получается.

Сабрина тихо застонала во сне, чем отнюдь не отвлекла Филипа от грешных мыслей.

Филип надел на нее белую мужскую рубашку, вынутую из комода, и хорошенько расправил. Она доходила до середины девичьих бедер. Вполне скромный вид. Но наверное, придется выстирать халаты, или бархат нельзя стирать?

Филип вгляделся в ее спокойное лицо, ставшее за эти дни таким дорогим для него. Как ни странно, это правда.

Сейчас ему все равно, даже если она окажется расчетливой подлой лгуньей, ведьмой или святой. В разговоре она казалась неглупой, остроумной и образованной, но по собственному опыту Филип знал, как легко идеал и совершенство могут обернуться злом и пороком.

Элейн. Он так давно не думал о ней. Говоря по правде, он вспоминал об этой женщине, только когда сталкивался с ней лицом к лицу в бальной зале или на приеме. И от души надеялся, что она несчастна в браке.

Сабрина все еще спала. Пора что-то поесть. Филип испек хлеб, вернее, некое подобие такового, и, вытащив из печи два каравая, буквально раздулся от гордости, несмотря на то что хлеб не подошел, да к тому же подгорел. Но главное, он был съедобен, и Филип сам, сам его состряпал! Настоящий мужчина должен выжить в любой ситуации. Караваи напомнили ему серые плиты, которые его рабочие вырезали из песчаника в каменоломне около Динвитти-Мэнор, когда потребовалось отремонтировать древнюю сторожевую башню времен королевы Елизаветы. Тот же песчаник пойдет на строительство новой башни с бойницами, которую он проектировал собственноручно все прошлое лето. Однако работы еще так и не начинались, возможно, из-за того, что он был слишком потрясен случившимся в Шотландии с Роэном и Сюзанной Кэррингтон. Впрочем, сейчас не время думать о той неправдоподобной истории! Филип позволял себе эти воспоминания, только когда оставался один и пил бренди в библиотеке, глядя в огонь и видя сцены, которые обыкновенный смертный и вообразить не мог.

Он надломил почерневший уголок каравая и, попробовав, поморщился. Правда, он не особенно голоден, иначе его изделие показалось бы ему таким же лакомством, как и чудесные блюда, которые готовила повариха в Динвитти-Мэнор. Но сейчас все это не важно. В их положении придется довольствоваться тем, что есть.

Сабрина не просыпалась, и Филип удовлетворенно кивнул. Сон для нее — лучшее лекарство.

Он старательно завернул караваи в салфетки из грубой ткани, найденные на кухонной полке, накинул пальто и отправился проведать Ташу. Стоило ступить за порог, как ветер, завывая, швырнул ему в лицо пригоршню колючих снежинок. Когда же наконец буран стихнет?

Филип взглянул на белую ленту каменной дорожки, вьющейся вокруг дома. Так или иначе, сюда вряд ли кто заглянет сегодня.

Таша, как обычно, при виде его тихо заржала. Он погладил бархатистую морду кобылы и засмеялся, когда она игриво толкнула его в грудь.

— Знаю, милая, тебе все до чертиков надоело, но ничего не поделаешь. Еще несколько дней — и мы помчимся отсюда резвым галопом. — И, поглядев на почти пустую кормушку, добавил: — Правда, я в этом сомневаюсь. К концу нашего заключения ты так разжиреешь, что едва сможешь переставлять ноги.

Он наполнил кормушку сеном, набрал в ведро снега, поставил таять и медленно побрел назад, проваливаясь в снег по колено.

В доме царила тишина. Филип покачал головой и улыбнулся. Черт возьми, если Сабрина и дальше будет спать без просыпу, он скоро осатанеет от скуки и одиночества и начнет разговаривать с мебелью!

Он почти закончил уборку на кухне, когда сверху послышался глухой стук. Филип сорвал передник и одним махом взлетел по ступенькам. Распахнув полуоткрытую дверь спальни, он замер как вкопанный. Сабрина стояла у кровати, держась за кроватный столбик. Лицо ее побелело от напряжения, она тяжело дышала.

— Какого черта вы встали?!

Сабрина упрямо смотрела на него, слегка пошатываясь от слабости.

— Я пока не могу лечь.

— Почему, черт возьми?!

— Мне… мне нужно облегчиться. Вы не знаете, где ночная ваза?

— Знаю, разумеется, но вам следовало бы позвать меня, вместо того чтобы действовать самой.

— Но я даже не знакома с вами! То есть знакома, конечно, но вы мужчина. Не хотелось бы, чтобы вы оказывали мне столь интимные услуги. Это» неприлично и донельзя унизительно.

— Так и быть, помогу вам добраться до ширмы. Позовите, когда справитесь, я доведу вас до постели. Бьюсь об заклад, сил у вас не больше, чем у дохлой мухи.

— Увы, это так, — признала она.

Уложив девушку и как следует подоткнув одеяла, Филип сел рядом и привычно потрогал ее лоб. Едва теплый. Ни малейшего жара.

— Кажется, все обошлось. Только не вздумайте вставать, Сабрина. Вы теперь нуждаетесь в отдыхе, чтобы окончательно поправиться.

— Вы знаете, как меня зовут? — удивилась она, пристально глядя на него своими странными глазами. Филип едва не ляпнул, что знает также о крошечной родинке-сердечке на ее левой ягодице, но благоразумно сдержался, одарив ее улыбкой.

— Разумеется, и даже проведал, что домашние именуют вас Бри. Надеюсь, вы помните, что я Филип?

— Да, это откуда-то мне известно. Где мы?

Филип аккуратно поправил ее развившиеся локоны.

— Слава Богу, вы окончательно пришли в себя. К сожалению, я не имею ни малейшего представления, куда мы попали. Никогда не бывал в этой части Йоркшира. Проезжая по лесу, я нашел вас лежащей в снегу и привез в охотничий домик. Мы здесь вот уже два дня.

— Что вы делали в лесу, милорд?

— Милорд? Откуда вам известно, что я лорд, а не, скажем, торговец?

Сообщил ли он ей свой титул? Филип не помнил. Взгляд Сабрины устремился к его левой руке.

— Вы носите кольцо-печатку с фамильным гербом. Я не настолько глупа и невежественна, чтобы не заметить этого.

Филип кивнул, мельком посмотрев на тяжелый перстень с рубином, вот уже три столетия передаваемый в его роду от поколения к поколению. Не такой уж долгий отрезок времени по сравнению с традициями других знатных британских семей, но все же достаточно внушительный.

— Вы весьма наблюдательны, Сабрина. До сих пор я не удосужился представиться по всей форме: Филип Мерсеро, виконт Деренкур, владелец родового поместья Динвитти-Мэнор, неподалеку от Оксфорда.

Филипу показалось, что взгляд девушки оживился, но она поспешно опустила ресницы.

— Мне любопытно в свою очередь узнать, кто вы, Сабрина.

Глава 11

Филип не ошибся. Она действительно поколебалась, прежде чем ответить. Неужели до сих пор его боится?

— Я Сабрина Эверсли, — наконец выговорила Сабрина, не собираясь добавить, что по праву рождения заслужила обращение «леди». Это не его дело. Что, если он один из приятелей Тревора? Ведь она совершенно не знает этого человека. Нет, пока лучше сохранить анонимность.

Имя Эверсли ему знакомо! Где он его слышал?

Сабрина устало закрыла глаза, и Филип с тревогой коснулся рукой ее щеки. Температуры по-прежнему нет.

— Сабрина, спать пока рано. Я испек хлеб и сварил суп. Нужно поесть, чтобы восстановить силы. Хорошо? Сабрина, не открывая глаз, кивнула:

— Да. Я голодна. Спасибо вам.

Филип улыбнулся и, поднявшись, направился к двери.

— Оставайтесь в постели, — бросил он на ходу. — Если я понадоблюсь, позовите.

Через несколько минут он торжественно внес в спальню большой поднос.

— К вашим услугам, Сабрина. Лучший хлеб и суп, какие только можно достать в здешних местах. Разумеется, в конюшне есть овес и сено, но Таша вряд ли согласится поделиться с нами.

Девушка вопросительно склонила голову.

— Моя лошадь, — пояснил Филип. — А теперь позвольте подложить вам под спину подушку, миледи.

Сабрина встрепенулась и широко распахнула глаза. «Он не ошибся!» — в панике подумала она и медленно проговорила:

— У меня нет печатки. И поэтому никакая я не леди. Отчего вдруг вы вообразили, будто я леди?

Филип уже хотел было сказать, что пошутил, но что-то удержало его. Почему она так странно себя ведет?

— Нет, печатки у вас не имеется, — согласился он, — но это и не важно. Садитесь, настало время обеда!

Он помог ей поудобнее устроиться на подушках, уселся рядом и принялся энергично помешивать суп, чтобы немного охладить.

— Представьте себе, этот рецепт добыт прямо с кухни его величества вашим покорным слугой! Неужели не верите? Попробуйте хотя бы!

Он поднес к ее рту ложку с бульоном. К величайшему облегчению и восторгу Филипа, она с удовольствием съела весь суп и, когда миска опустела, покачала головой:

— Просто восхитительно, Филип! Не будь вы виконтом, могли бы стать первым поваром короля!

— Прежде чем рассыпаться в дифирамбах, попробуйте хлеб, — предложил он. — Правда, с эстетической точки зрения он выглядит не совсем изящно, но вы, надеюсь, не откажетесь проглотить кусочек.

Он протянул ей ломтик все еще теплого хлеба. Сабрина старательно прожевала его, проглотила и даже не поморщилась. Наоборот, улыбнулась.

— Великолепно! Вы просто гений кулинарии. Где научились так готовить?

— На Пиренейском полуострове. Там не то что виконт, а даже герцог в два счета овладеет наукой выживания. Однако сомневаюсь, что ваш энтузиазм в отношении моих кулинарных изысков сохранится надолго. Стоит вам поправиться, и обязательно начнете привередничать.

Мрачная тень легла на лицо девушки.

— Знаете, мой отец был убит в сражении при Сьюдад-Родриго.

Эверсли! Так вот откуда ему так знакомо это имя! К сожалению, лицо офицера стерлось из памяти.

— Очень печально, — вздохнул Филип. — Много прекрасных людей унесла война. Я тоже был ранен. — Девушка охнула. — Да, в плечо. Пришлось вернуться в Англию. Иногда, при смене погоды, старая рана надсадно ноет. Но мне все-таки очень повезло: я вернулся домой живой.

Сабрина прикусила губу. Ну почему отцу выпала иная доля? Как несправедлив рок!

Но что сейчас думать об этом!

— Ваш хлеб немного похож на черепаху, а я только сейчас откусила у нее голову, — неожиданно выпалила она, к удивлению Филипа.

— Какая отталкивающая мысль!

Лицо Сабрины озарила улыбка, и на щеках появились милые ямочки. Как она очаровательна! Красива, полна света, энергии, лукава и остроумна.

— Вот отдохну немного и съем ее ноги!

— Да вы настоящая садистка!

— Что это означает?

Бедняжка до того невинна, что не слышала о порочном французе, маркизе де Саде! Филип покачал головой:

— Я просто хотел сказать, что у вас весьма живое воображение. Очень мило.

Сабрина неожиданно сжалась и ушла в себя. Филип удивился. Почему? Он ничего особенного не сказал.

— Знаете, — беспечно заявил он, — мне этот каравай напоминает плиту песчаника, который добывается в каменоломнях моего имения.

— Наша повариха время от времени учила меня готовить. Мне в самом деле понравился ваш хлеб, милорд, хотя должна признаться, что немного закваски не помешало бы.

— Вы правы, но я так и не смог ее найти.

Сабрина снова улыбнулась, но уже через силу, и откинула голову на подушку. И вздрогнула, когда он коснулся ее щеки.

— Нет-нет, не отстраняйтесь. Я должен проверить… Слава Богу, жара нет.

— И долго мы здесь находимся?

— По моим подсчетам, двое с половиной суток. Думаю, вы пробыли в лесу не слишком долго, прежде чем я вас нашел.

— Это Эппингемский лес.

— Ну вот, теперь я знаю, что ваша фамилия Эверсли и что этот лес называется Эппингемским. Не хотите открыть мне, где живете?

Глаза ее опасно сверкнули. Да у нее еще и характер есть!

— Какой сегодня день? — спросила она вместо ответа.

— По-моему, среда, — немного подумав, ответил Филип. Как странно жить вне времени!

Среда.

Девушка с обреченным видом отвернулась, не желая, чтобы он видел выражение ее лица. Она покинула Мон-мут-Эбби в воскресенье. С тех пор, казалось, прошла вечность. Сабрина подумала об оставленной деду записке и часто-часто заморгала. Она не заплачет. Ни за что не заплачет, иначе Филип заподозрит неладное. До деда уже наверняка дошли известия, что она не добралась до Боремвуда, и ее считают мертвой.

Филип встал. Что-то здесь не так. Но не стоит донимать ее расспросами.

— Позже мы поговорим о том, почему вы вдруг решили уйти из дому, милая. Ваша семья, наверное, с ума сходит от беспокойства. Бурану недолго осталось бушевать. — Он ободряюще сжал ее руку. — Нет, не волнуйтесь, все обойдется, вот увидите. Мои друзья, вне всякого сомнения, немедленно отправятся на поиски, как, впрочем, и ваши родственники.

Сабрина побелела как полотно, но постаралась выбросить из головы мысли о дедушке и Треворе. Она устала… смертельно устала. Сделав усилие, она повернулась к Филипу.

— Ваши глаза. Они так красивы… кажется, это было так ужасно давно, но помню, что хотела видеть, как вы хмуритесь или улыбаетесь, чтобы прочесть ваши мысли и узнать, какой же вы человек на самом деле.

— Со мной вам это вряд ли удастся. Потом решите, хорош я или плох. Сейчас поспите немного, а когда проснетесь, сил прибавится. Я оставлю вам суп с хлебом.

Филип терпеливо дождался, пока она не заснет. «Значит, у меня прекрасные глаза, Сабрина? Кстати, она так и не призналась, каким человеком меня считает!»

Он тихо подошел к окну и рассеянно уставился на белый пейзаж. Снег уже не бил в окна с прежней силой. Ветер ослабел. Скоро метель уляжется. Кстати, где он раньше слышал имя Эверсли? В Сьюдад-Родриго?


— Ну же, дорогая, что ты молчишь? Говори! Какие-нибудь новости?

Элизабет стояла перед дедом с опущенными глазами, нервно перебирая складки юбки.

— Никаких, дедушка, мне очень жаль. С самого утра наши люди обыскивают лес, но пока ничего не нашли.

— Тревор тоже участвует в поисках?

— Да, пытался, — пробормотала Элизабет, отводя взгляд.

— И что это означает, позволь спросить?

— Тревор тяжело переносит наш суровый климат. Он был вынужден почти сразу же вернуться и отправился в спальню, немного согреться.

Граф повернул голову и несколько минут молча всматривался в замерзшее окно.

— Сабрина не глупа, — пробормотал он наконец, скорее себе, чем Элизабет.

Та подумала, что сестра всегда была последней дурой, и презрительно скривила губы. Горечь и ревность терзали ее.

— Но это не я убежала из дому, — неожиданно выпалила она, — опозорив себя и семью!

Седые лохматые брови старика угрожающе сошлись.

— Сабрина отнюдь не потаскушка, Элизабет, хотя тебе нравится так думать! — прогремел его голос. — Твоя злоба и зависть не делают тебе чести. Так, значит, Сабрина бесстыдно предложила себя Тревору? Какая чушь!

Он заметил, что с лица внучки сбежала краска, но понял: добиться от нее правды вряд ли удастся. Каким непростительным легкомыслием с его стороны было считать, что неприязнь Элизабет к сестре уменьшится, как только он найдет ей мужа, и не просто мужа, а будущего графа Монмута. Граф хотел, чтобы Элизабет пошла к алтарю прежде Сабрины, и даже отверг предложение знатного дворянина, лишь бы благополучно пристроить Элизабет.

Старик покачал головой. Нет, он лукавит, даже сам с собой! Просто хотел как можно дольше не расставаться с Сабриной. Если бы только Кларендон попросил у него руки старшей внучки! Но тот был сражен Сабриной, когда увидел, как заразительно она смеется вместе со старым сквайром Фробишером, помогая тому сесть в кресло. Граф вспомнил ошеломленное выражение лица Кларендона. Тогда он сразу понял, что Ричард безумно хочет получить Сабрину.

Граф перевел взгляд на бледное лицо Элизабет.

— Итак, тебе нечего мне сказать? — многозначительно поинтересовался он. Ах, бессмысленный вопрос! Она, разумеется, станет молчать как рыба.

Элизабет сжалась под пронзительным взглядом старика.

— Но, сэр, если уж Сабрина по какой бы то ни было причине решила уехать из дому, почему не посоветовалась с вами? Вы сами признаете, что в письме ничего существенного не сказано. Не является ли это доказательством ее виновности?

Наконец-то ей удалось нанести удар!

Элизабет едва сдержала торжествующую улыбку. Она сумела взять верх! Он словно усох на глазах, прилип к спинке кресла, а ярко-голубые глаза мгновенно выцвели и затуманились. Вот тебе! Твоя бесценная Сабрина, которая по всякому поводу бегала к тебе со всеми бедами и невзгодами, сбежала без оглядки, ни на секунду не подумав о своем грозном защитнике!

Граф глубоко вздохнул.

— Не верю и никогда не поверю той лживой сказке, которую сплела ты со своим муженьком. Оставь меня, Элизабет.

Надменно выпрямившись, Элизабет повернулась и поспешно вышла из библиотеки. Проходя через огромный холл, она с ужасом думала, что произойдет, если Сабрина все-таки выживет и вернется.

— Леди Элизабет? — раздался голос дворецкого. Элизабет вздрогнула от неожиданности и резко обернулась, схватившись за перила лестницы.

— Да, Риббл?

— Извините, миледи, но маркиз Арисдейл просит разрешения увидеться с леди Сабриной. Он сейчас в гостиной. Я не взял на себя смелость сообщить ему об исчезновении леди Сабрины.

Теплая волна восторга разлилась в душе Элизабет. Она облизнула пересохшие губы. Господи Боже, Ричард Кларендон здесь!

Заметив, что дворецкий исподтишка наблюдает за ней, она коротко кивнула:

— Я приму его, Риббл.

Страх и волнение охватили женщину при мысли о встрече с Ричардом, человеком, которого она любила с шестнадцати лет. Он был старше ее на пять лет. Элизабет всячески пыталась привлечь к себе его внимание, открыто упоминая о немалом приданом, но он пропускал все ее намеки мимо ушей. Когда два года назад молодая жена Ричарда внезапно скончалась, надежды Элизабет вновь вспыхнули, но он… он предал ее!

Она вспомнила, как едва не потеряла сознания, подслушав разговор Ричарда со старым графом. Он просил руки Сабрины! Унижение ее было тем горше, что мужчины, казалось, даже не замечали, что она находится в комнате.

До сих пор в ее ушах стояли слова деда, произнесенные глубоким бархатным баритоном: «Моя малышка Сабрина так похожа на свою бабку! Она не потерпит измен мужа. И к тому же она знает о вашей репутации, хотя многие подробности ваших похождений ей остались неизвестны. Нет, я никогда не отдам внучку человеку, способному ее предать. Именно предателем она посчитает человека, неразборчивого в связях с женщинами. Постарайтесь одуматься и встать на путь исправления и раскаяния. Не отдам внучку на позор и несчастье!» — «Сабрина молода, милорд, — почтительно возразил Ричард Кларендон. — Она словно пылкая, прекрасная, но неукрощенная кобылка. Заверяю вас, что моя жена ни в чем не будет нуждаться. И ей даже в голову не придет смотреть на других джентльменов». — «Вы хотите сказать, Ричард, что ваше обаяние и чары завоюют мою внучку?..»

— Леди Элизабет!

Элизабет вздрогнула, возвращаясь к реальности, и раздраженно взглянула на дворецкого.

— Что вам надо, Риббл?

— Простите за дерзость, миледи, но от леди Сабрины нет никаких известий?

Элизабет знала, что слуги каким-то неведомым образом узнают обо всем гораздо раньше хозяев. Этот старый идиот уже пронюхал, что Сабрина опозорила себя, но имеет наглость расспрашивать ее, бесспорную госпожу Монмут-Эбби, о маленькой шлюхе.

— Боюсь, Риббл, — холодно проронила она, — что моя сестра погибла в эту ужасную метель. Мужчины до сих пор обыскивают лес, но скоро его сиятельство поймет тщету наших усилий и отзовет их. Ее тело, несомненно, обнаружат, как только стает снег.

Лицо старика исказила мучительная гримаса скорби.

— Естественно, это величайшая трагедия для нас всех, — равнодушно продолжала она, отходя, — и огромная потеря Но жизнь продолжается. А теперь проводите меня в гостиную, Риббл. Не хочу заставлять маркиза ждать.

Глава 12

Маркиз стоял у окна, задумчиво глядя вдаль. При виде высокого красавца у Элизабет перехватило дыхание. Она никого и никогда не хотела так, как Ричарда Кларендона. Он поистине великолепен: олицетворение силы и мужской красоты, а лицо… холодное, высокомерное лицо притягивало каждую женщину, имевшую счастье или горе встретить его на своем пути. Элизабет громко сглотнула и протянула руки:

— Ричард, как вы очутились в Йоркшире? В это время года Лондон куда приятнее!

Маркиз Арисдейл выпрямился и направился к ней. Хищная грация его движений, как всегда, ошеломила и потрясла Элизабет. Чуть поклонившись, он поднес к губам ее руку.

— Рад вас видеть, Элизабет. Замужество вам к лицу. Сожалею только, что не смог присутствовать на вашей свадьбе.

Теплые губы коснулись ее запястья, и Элизабет невольно затрепетала, хотя сознавала, что он давно привык к подобной реакции. Ричард Кларендон недаром слыл повесой и распутником, готовым уложить в постель любую женщину. Раньше Элизабет не задумывалась об этом, но теперь, зная, что именно мужчинам нужно от женщины, она часто гадала, как бы вела себя в постели, будь маркиз ее мужем.

На щеках Элизабет выступили два ярко-красных пятна. Перед глазами стояла соблазнительно-непристойная сцена: обнаженный Ричард нависает над ней. Он не будет так осторожен и вкрадчив, как Тревор. Набросится на нее подобно изголодавшемуся хищнику.

— Где Сабрина, Элизабет?

Сабрина! Он желает видеть Сабрину! Ненависть и ярость сковали ее тело. Опустив глаза, Элизабет дрогнувшим голосом пробормотала:

— Ах, Ричард, к моему прискорбию, у меня не слишком приятные новости.

— Черт возьми, мадам, о чем вы толкуете?

Она мгновенно ощутила его полное равнодушие к себе. Ленивая грация исчезла как по волшебству. Он мгновенно превратился в разъяренного зверя, готового растерзать свою жертву.

— Прошу, Ричард, садитесь, — пригласила она, показывая на голубой парчовый диванчик.

— Довольно светских церемоний. Где Сабрина? — проворчал он, опускаясь рядом с ней. Она чувствовала в нем едва сдерживаемую энергию, готовую вот-вот вырваться наружу и все уничтожить. Жажда насилия была так сильна в нем, что пугала и одновременно возбуждала Элизабет.

Жаль, что она не может поведать ему, что наделала Сабрина, объяснить, что его маленькая принцесса не более чем жалкая потаскушка, обесчестившая себя и сбежавшая из дому. Но не настолько она глупа. Ричард — человек непредсказуемый. Вполне возможно, что он взбесится и в припадке ярости убьет Тревора. А вместе с Тревором погибнут и все ее мечты. Нет, нужно сохранять спокойствие и ясность мысли.

— Сабрина исчезла, — объявила Элизабет и, опустив голову, стала ждать.

— Сабрина — не ведьма и на помеле не летает. Во всяком случае, я такого за ней не замечал. Что значит исчезла?

— Все так, как я сказала, Ричард. В прошлое воскресенье она ушла из дому. Как раз перед бураном. Оставила деду странное письмо, в котором заявила, что намеревается жить в Лондоне с тетей Берсфорд. С тех пор мы о ней ничего не знаем и боимся, что она замерзла в лесу.

Маркиз гибким движением взметнулся с дивана. Глаза зловеще сверкнули.

— Проклятие, Элизабет, что за бред? Сабрина знала, что я собираюсь ее навестить, и, вне всякого сомнения, ей была известна цель моего приезда.

Элизабет поджала губы, чтобы не рассмеяться. Он, сам того не подозревая, дал ей в руки мощное оружие.

— Вероятно, Ричард, — промурлыкала она, жадно вглядываясь в грубовато-красивое лицо, — это и явилось причиной ее столь таинственного бегства.

Не будь она женщиной, Ричард ударил бы ее. Но торжество Элизабет было недолгим. Маркиз сделал усилие и взял себя в руки.

— Это гнусная ложь, Элизабет, и вы это знаете лучше, чем кто-либо!

Он хотел сказать еще что-то, но плотно сжал губы и устремился к двери. Элизабет, внезапно встревожившись, вскочила:

— Ричард, куда же вы?

— Поговорю с графом, — бросил он через плечо. — Похоже, от вас разумных речей не дождешься. — И, неожиданно обернувшись, смерил ее пренебрежительным взглядом. — К сожалению, Элизабет, вы по-прежнему все та же. Ничуть не изменились.

Дверь громко хлопнула, и Элизабет осталась одна. Совсем одна в огромной неприветливой гостиной. Она нервно потерла руки. Как холодно… Но что он имел в виду?!

Сабрина мчалась по узкой длинной комнате. Люди глазели на нее, но не пытались помочь. За ее спиной раздавался неумолчный звук шагов, с каждой минутой он становился все громче и громче. Она в панике обернулась: Тревор! Тревор преследует ее, а в глазах горит почти болезненное вожделение.

Сабрина отступила. Что-то острое впилось ей в спину, и она охнула. Незнакомые гости равнодушно наблюдали за ней, а Тревор был уже почти рядом. Сейчас протянет руку и коснется ее…

Чья-то рука сжала плечо девушки, и она вскрикнула.

— Сабрина, проснитесь! — донеслось до нее.

Но кошмар продолжался. Она все еще находилась в этом ужасном месте, окруженная безразличной толпой. Кто-то снова тряхнул ее, на этот раз сильнее.

— Проснитесь, это всего лишь дурной сон. Ну же, милая, все хорошо, не терзайтесь.

Глаза девушки широко раскрылись, и при виде озабоченного лица Филипа ее охватило такое невыразимое облегчение, что она непроизвольно обхватила его шею и, прильнув, спрятала голову на груди.

— Лица… — пробормотала она. — Столько лиц… Все молча смотрели на меня. Никто не захотел помочь. Им было все равно.

Филип прижал ее к: себе и погладил по голове.

— Вам нечего бояться. Мы здесь одни, и я не позволю никому вас обидеть. О каких лицах вы говорите?

Девушка глубоко, прерывисто вздохнула и, чуть откинувшись, подняла глаза.

— Лица? Должно быть, портреты в галерее. Их было так много, все давно мертвы, и никому до меня не было дела.

— Так вы убежали в портретную галерею, чтобы спастись от Тревора? — как можно спокойнее спросил он.

— Да, — выпалила она, но тут же осеклась. Неужели выдала себя?

— Кто вы на самом деле, Сабрина? И кто такой Тревор? Ей хотелось выложить все начистоту, но она не представляла, как поведет себя Филип, узнав эту омерзительную историю. Что, если он немедленно отвезет ее назад и вызовет Тревора на дуэль?! Что тогда будет с дедушкой? Нет, она этого не допустит! Решено: как только к ней вернутся силы, она продолжит путешествие в Лондон. Путь в родной дом ей навсегда закрыт, пока там находятся Тревор и Элизабет.

При мысли о том, что творится сейчас с дедом, стареньким и несчастным, пребывающим в полном неведении относительно ее судьбы, Сабрина едва не заплакала, но тут же энергично тряхнула головой. Нет, слезы ей не помогут. И Филип, чего доброго, опять примется ее допрашивать!

Она вынудила себя отстраниться.

— Я уже говорила, меня зовут Сабрина Эверсли. Вряд ли вас может интересовать Тревор.

— Возможно, но я уже успел убедиться, что он последний негодяй и каким-то образом причинил вам зло. Поэтому я и хотел узнать правду, но если вы все еще настроены держать свою историю в тайне, что же, как вам будет угодно. Всегда обожал разгадывать чужие секреты. Время и терпение — вот мое оружие.

Он осторожно уложил ее на подушки, но девушка тут же приподнялась, опираясь на локти.

— Мои деньги! Что вы сделали с моими деньгами?

— Вы о тех трех фунтах и паре шиллингов, которые я обнаружил у вас за корсажем? — усмехнулся Филип. Он совершенно не собирался конфузить ее. Не слишком хорошо с его стороны, но в эту минуту он не испытывал к ней особого сочувствия. — Увы, поблизости нет карточного клуба, где я мог бы просадить ваше состояние. Заверяю, эти злосчастные три фунта целы и невредимы. Но, поскольку вы проснулись, я настаиваю на том, что нужно немного поесть. Нельзя же, чтобы вы вернулись домой, похожая на сироту из работного дома!

Ненавистные бессильные слезы снова обожгли ее веки.

— Мой дом в Лондоне, — объявила она, — и как только я встану, немедленно отправлюсь туда.

— Хотите сказать, что отправились на зимнюю прогулку ради развлечения и заблудились в своем Эппингемском лесу?

Девушка пожала плечами, и этот безразличный жест отчего-то взбесил его.

— Я гостила у знакомых, но живу в Лондоне у тети. Пожалуйста, Филип, вы должны помочь мне вернуться туда.

— Кто эти знакомые, у которых вы гостите?

Девушка надменно вздернула подбородок и молча уставилась в одну точку, но Филип видел, как тяжело дается ей напускное хладнокровие.

— Как зовут вашу тетю?

Подбородок поднялся еще на несколько дюймов.

— Она замужем за лондонским торговцем, так что ее имя вам ничего не скажет.

— А, теперь понимаю. Вы сирота.

Филип явно застал ее врасплох. Говоря по правде, Сабрина никогда не считала себя сиротой, хотя родители давно уже лежали в могиле. И сейчас она вспомнила лицо матери, получившей известие о гибели мужа. Она так и не вынесла горя и вскоре умерла. Да, Сабрина, разумеется, сирота.

Девушка молча кивнула.

— Господи, ну и упрямица же вы! Как мне вернуть вас тетке, если я даже не знаю, где она живет!

— Я уже говорила, что собиралась добраться до Боремвуда и сесть на лондонский дилижанс. Но моя лошадь захромала. Знай я, что начнется метель, ни за что бы не отправилась в дорогу.

Виконт с нескрываемой неприязнью оглядел девушку:

— Довольно, Сабрина. Если станете и дальше потчевать меня вашими немыслимыми россказнями, я могу поддаться искушению задать вам трепку.

— Типично по-мужски, — презрительно бросила она. — Как это благородно: угрожать тому, кто меньше ростом и слабее! Но Филип неожиданно расплылся в улыбке:

— Избавьте меня от взрыва праведного негодования! Я терпеливо слушал ваши басни! Сами знаете, что высосали их из пальца! Если не считать Тревора, которого я не задумываясь отправлю на тот свет, как только узнаю, кто он такой. Ну а теперь успокойтесь, миледи, и я принесу суп.

— Не смейте называть меня «миледи»! — воскликнула Сабрина и тут же поняла, что своей излишней нервозностью выдала себя с головой.

— Пусть вы и не носите фамильных перстней, — небрежно заметил Филип, — породу видно сразу. И мне на своем веку приходилось встречать немало знатных дам. Что бы вы там ни плели, вы из благородной семьи.

Сабрина энергично покачала головой и раскашлялась. Филип нагнулся, приподнял ее и принялся бережно поглаживать по спине, пока спазмы не стихли.

— Ужасно себя чувствую. Теплое дыхание овеяло его лицо.

— Знаю, дорогая, знаю. — Он снова уложил ее и укрыл одеялом. — Больше никаких расспросов.

Остановившись на пороге, он оглянулся. Сабрина лежала неподвижно. Что с ней будет? И с ним, если она не признается во всем? А если и признается? Тогда что?

Глава 13

— Вы опоздали с визитом, Ричард. Было бы куда лучше, явись вы неделей раньше.

Маркиз взволнованно мерил шагами комнату, чем донельзя утомил старого графа.

— Я ничего не добился от Элизабет, милорд, — прорычал Ричард. — Возможно, вы скажете, куда девалась Сабрина, и я немедленно поеду за ней.

— Перестаньте сверлить меня своим сатанинским взглядом! Садитесь, мальчик мой, и успокойтесь, в моем доме и без вас хватает безумцев.

Маркиз благоразумно подавил свой гнев и опустился в кожаное кресло. Невольная тревога, нечто похожее на страх сжали его сердце. Господи, он только сейчас как следует рассмотрел графа. За то время, что они не виделись, он, кажется, постарел на целую вечность! Глаза глубоко запали, а плечи поникли. Случилось что-то ужасное!

— Ну вот, я сел. Теперь вы объясните, что случилось с Сабриной?

— Она пропала, Кларендон, оставив совершенно бессмысленную записку. Мои люди обыскали всю округу, но она словно растворилась в воздухе.

Маркиз нетерпеливо взмахнул ухоженной рукой.

— Это я уже слышал от Элизабет. Сабрина сообщила, что уезжает к тетке в Лондон.

— Да, это проклятое письмо, — едва слышно проговорил граф. — Но ни одна женщина, по описанию похожая на Сабрину, не садилась в лондонский дилижанс. Ее хорошо знают в Боремвуде. Ни один человек там ее не видел.

— Значит, она остановилась у кого-то из соседей.

— Мне очень жаль, Ричард, но это не так. Маркиз вскочил и снова стал метаться по комнате.

— Я уверен, что она скрывается где-то поблизости. Вопрос в том, что послужило причиной ее бегства. Не ошибусь, если предположу, что Элизабет со своим муженьком сделали ее жизнь невыносимой. Она просто не смогла больше терпеть.

— В таком случае ей стоило прийти ко мне и все рассказать. Она прекрасно знает, что я как-нибудь справился бы с Тревором и Элизабет. Нет, тут что-то иное.

— Проклятие, все это какой-то кошмар наяву! — Маркиз склонился над стариком, упершись ладонями в подлокотники его кресла. — Почему, сэр? Почему она исчезла?

— Что Элизабет вам наговорила?

— Элизабет?

Маркиз выпрямился, пренебрежительно пожал плечами и скрестил руки на груди.

— Полную бессмыслицу, вроде того, что Сабрина ушла из дому, не желая встречаться со мной.

Тень улыбки озарила хмурое лицо графа, но тут же растаяла.

— Опять Элизабет плетет свои небылицы. Должен признаться, мальчик мой, Сабрина даже не помнила о вашем предполагаемом приезде. Для человека, выражавшего столь страстные чувства к моей внучке, вы оказались удивительно ненавязчивым поклонником.

Ричард отпрянул. В темных, чуть суженных глазах полыхнуло яростное пламя.

— Если припомните, милорд, по вашей просьбе я согласился оставить Сабрину в покое и отказаться от своих притязаний, пока ей не исполнится восемнадцать. День ее рождения был две недели назад. Похоже, все это время вы не проявляли особого энтузиазма касательно моего предложения!

И тут, к полному потрясению маркиза, из глаз старого графа покатились слезы. Он в отчаянии ударил кулаком по подлокотнику кресла.

— Неужели вы не понимаете, маркиз?! Она пропала и, вероятнее всего, уже мертва! Ее охромевшая лошадь вернулась в конюшню, а о самой девочке нет ни слуху ни духу. Метель бушевала почти три дня. Никто не сумел бы выжить в такую бурю. Никто.

Сердце маркиза дрогнуло, но он упрямо не хотел верить предположениям старика.

— Сабрина молода, милорд, но уж никак не глупа. Она наверняка успела найти убежище. Но, черт возьми, сэр, что заставило ее покинуть дом?

Рассказать ему о Треворе? Граф был не слишком высокого мнения о племяннике, но все же он Эверсли, последний продолжатель рода. Если Кларендон узнает о роли Тревора в этой истории, он вызовет мерзавца на дуэль.

— Успокойтесь, Ричард. Я знаю не больше вашего. — И, видя недоверчивое выражение лица маркиза, горько добавил: — Ах, мальчик, моя печаль безмерна. Я потерял любимую внучку.

— Я не приму подобных объяснений, — сквозь зубы процедил Кларендон. — И в жизни не поверю, будто Сабрина мертва.

Граф беспомощно развел костлявыми руками. Маркиз торопливо зашагал к двери и, уже взявшись за ручку, неожиданно обернулся:

— А где ваш внучатый племянник, милорд? Хотелось бы потолковать с ним.

Губы графа брезгливо дернулись. Он так и не сумел скрыть своего отношения к наследнику.

— Тревор слег с простудой. Заболел, пока искал Сабрину.

Маркиз презрительно усмехнулся:

— Вы уверены, что в жилах этой бледной немочи течет ваша кровь?

— К сожалению, — вздохнул граф. — Видите ли, он всю жизнь прожил в Италии и не привычен к здешним холодам.

Маркиза, казалось, вот-вот вырвет от омерзения.

— Пошлете за ним, милорд, или я сам навещу его?

Поняв, что маркиз не отстанет, старик обреченно кивнул:

— Налейте нам по бокалу хереса, Ричард, а я тем временем узнаю, достаточно ли здоров Тревор, чтобы принять вас.

И с этими словами дернул за позолоченную бахрому сонетки.

Тревор распахнул халат. Горничная Мэри лежала на спине, широко раскинув ноги. Многочисленные юбки сбились до самой талии. Она так и не сбросила грубых башмаков и толстых шерстяных чулок, закрепленных выше колена черными подвязками.

— Пожалуйста, сэр, неужели не придете ко мне? — прошептала она, протягивая руки, чтобы прижать его к себе. Тревор медленно погрузил пальцы в широкую влажную расщелину. Девушка застонала и подняла бедра.

— Какая же ты шлюха, девочка моя, — хрипло пробормотал он. И, почувствовав трепет пышной плоти, быстро оседлал Мэри. Она попыталась было притянуть его голову к себе и впиться в губы поцелуем, но он небрежно шлепнул ее по руке и, задрав юбки еще выше, снова принялся грубо ласкать.

Горничная вскрикнула. Он проник пальцами еще глубже, и она застонала. От боли или удовольствия. Впрочем, какая разница?

— Да, Мэри, да. Ты обожаешь боль, не так ли?

Тревор бесцеремонно сунул руку ей за корсаж и принялся мять полную грудь, не переставая расписывать, какое удовольствие доставляет ему она, грязная потаскуха. Пусть наберется терпения, он даст ей все, чего она так жаждет.

Тревор улыбнулся, почувствовав, что она застыла под ним, но тут же размахнулся и ударил ее по лицу. И одновременно вонзился в нее с такой силой, что наверняка заставил страдать. Она снова вскрикнула, но тут же забилась в конвульсиях наслаждения. Мэри находила удовольствие в боли и со всей отчетливостью, мало присущей человеку, редко задумывающемуся о принципах морали, знала, что хозяин с первого взгляда угадал в ней это извращение и поэтому частенько призывал к себе. И она прибегала к нему, как ничтожная дворовая собачонка.

Тревор на мгновение напрягся и дал себе волю, ощущая, как фонтан семени брызнул в гостеприимные глубины. Удовлетворенно зарычав, он снова обозвал ее распутной дрянью, и она покорно снесла оскорбление, в душе соглашаясь с хозяином.

Немного полежав, он вскочил, сжал кулаки и грязно выругался. Черт бы побрал Сабрину. Такая же подстилка, как остальные, и еще имела наглость отвергнуть его! И вот теперь она мертва, и он так и не насладился ею!

Он оглядел лежавшую на боку Мэри. Белоснежная пена юбок клубилась вокруг нее, как глазурь на пироге. Она так доступна и бежит к нему, не боясь ни осуждения прислуги, ни гнева госпожи! Ее может получить каждый, без особых усилий. Это не Сабрина.

Он мог бить Мэри, терзать, царапать и при этом живо воображать на ее месте Сабрину. Но пока такие мечты опасны. Надо дождаться смерти старика, и тогда можно делать все, что заблагорассудится. А до этого счастливого дня необходимо сдерживать свои порывы.

В дверь спальни постучали. Мэри встрепенулась и вопросительно поглядела на хозяина.

— Прикройся, распутница, — пробурчал тот. Она мигом спрыгнула с кровати, торопливо поправляя одежду. Тревор расправил смятое покрывало, запахнул халат и подтолкнул Мэри к ширме, стоявшей в углу.

— Кто там? — слабым голосом простонал он.

— Джесперсон, сэр. Его сиятельство желает поговорить с вами.

— Минуту, мне нужно одеться. Вы уверены, что дело неотложное? Что угодно милорду?

— Он желает познакомить вас со своим гостем.

— Хорошо, пришлите моего камердинера. — И, повернувшись к Мэри, бросил, показывая на ночную вазу: — Раз ты все равно тут, можешь по крайней мере заняться своими прямыми обязанностями. Я позову тебя, когда понадобишься.

Мэри поклялась никогда больше не приближаться к хозяину, хотя в глубине души понимала, что обманывает себя. Взяв ночную вазу, она вышла из спальни. Молодой хозяин, разумеется, уже забыл о ее существовании. Когда умрет старый граф, Монмут-Эбби станет гнездом порока и разврата. А леди Элизабет? Мэри не питала особых симпатий к молодой хозяйке, но понимала, что лорд Тревор превратит жизнь жены в ад.

У порога горничная оглянулась. Тревор сбросил халат и стоял голым у камина. Несмотря на красивое лицо, сложен он был довольно плохо. Тело слишком белое и дряблое, как у женщины. Но этим сходство и ограничивалось. Ни одна женщина не способна на такую жестокость. Боль, причиненная им, все еще не прошла и воскрешала в памяти безумное наслаждение, которое он ей дарил.

В коридоре ей встретился камердинер Тревора и, хотя ему было известно, чем они занимались в спальне, прошел мимо Мэри, словно не замечая.


Двадцать пять минут спустя Тревор вошел в библиотеку.

«Давно пора», — подумал граф, сохраняя, однако, бесстрастное выражение лица.

— А, вот и ты, Тревор. Познакомься, это маркиз Арисдейл. Ричард, представляю моего внучатого племянника Тревора Эверсли.

Тревор протянул унизанные кольцами пальцы и тут же сморщился от боли, когда смуглый сильный мужчина смял его ладонь отнюдь не дружеским рукопожатием.

— Милорд, — тихо, вкрадчиво произнес Тревор, — какая честь для меня!

Единым взглядом окинув высокий остроконечный воротничок, сиреневый жилет и прилизанные волосы, маркиз инстинктивно отпрянул. Боже, что за тщеславная гнусная вошь! Не хватало еще, чтобы он питал склонность к лицам своего пола, что тогда станется с родом Эверсли?!

— Тревор, маркиз приехал к Сабрине. Он крайне обеспокоен ее отсутствием, впрочем, как и все мы.

Вынув безупречно белый надушенный платочек, Тревор промокнул выступившие на лбу крупные капли пота.

— Какая трагедия, милорд! Моя бедняжка Элизабет вне себя от горя. Мы так и не смогли найти ни единого следа, никакой приметы, Сабрина словно исчезла с лица земли!

Маркизу неожиданно пришло в голову, что Элизабет, возможно, так и не потеряла невинности. Оставалось надеяться, что это не так, иначе не дождаться графу наследника! И как ему ни противно было иметь дело с этим мерзким слизняком, он учтиво заметил:

— Я собираюсь жениться на Сабрине, сэр, и пытаюсь найти логичное объяснение ее поступку.

На шее Тревора бешено забилась жилка. Однако в уме ему нельзя было отказать.

— Боюсь, милорд, — почти прошепелявил он, — что ничем не сумею вам помочь. Неожиданное исчезновение моей свояченицы стало для всех нас огромным потрясением. Никто не понимает, почему она ушла из дому.

Маркиз с неприкрытым отвращением поморщился и отвернулся, поспешно натягивая перчатки.

— Не стану вас больше задерживать, — поклонился он графу.

— Что собираетесь предпринять, Ричард?

— Обыскать все графство и найти Сабрину, милорд. Доброго вам дня, господа.

Он шагнул к выходу. Тревор поглядел вслед маркизу.

— Вы не говорили, что Сабрина обручена с этим человеком.

— Она еще не приняла его предложения.

— Понимаю, — кивнул Тревор, теребя золотую цепочку от часов. — Какой грубый тип! Просто дикое животное. Слишком велик и неотесан, чтобы взять в жены такого ребенка, как Сабрина.

— Он настоящий мужчина! А ты можешь возвращаться к себе и нянчить свою простуду. Мне нужно подумать.

— Кажется, сэр, мне стало значительно лучше, — злорадно усмехнулся Тревор. — Пожалуй, пойду поговорю с моей дражайшей Элизабет.

Голос графа настиг его у порога:

— Советую, племянничек, не слишком распространяться о так называемой причине, по которой Сабрина предпочла покинуть отчий дом. Если твои россказни дойдут до ушей маркиза, тебе плохо придется. Он человек прямой, решительный и, не раздумывая, покончит с тобой голыми руками. Берегись! Сейчас самое время действовать с оглядкой, если дорожишь жизнью.

— Я старался вести себя осторожно с самого своего прибытия в Англию, — заверил Тревор, невольно вздрогнув. — Голыми руками, говорите? Да-да, кажется, лапищи у него просто огромные!

И Тревор, ступая, как кошка, еле слышно, покинул библиотеку.

Глава 14

— Расскажите же, Филип, что произошло потом? Не дразните меня, иначе умру от любопытства!

— Ладно, так и быть. Нелл, не моргнув глазом, велела ему снять штаны и голого притащила в лагерь, заявив полковнику: «Этот олух пытался меня изнасиловать, сэр. Надеюсь, вы прикажете его повесить на первом же суку!» Она вручила полковнику пистолет и бумаги, украденные злосчастным парнем у нее из-за корсажа, и добавила: «Если нападение на беззащитную женщину не является веской причиной для наказания, сэр, надеюсь, эти документы, в которых содержатся сведения о передвижении вражеских войск, станут веским аргументом». Полковник перевел взгляд с Нелл на захваченного лазутчика и уронил свой монокль.

— О Господи, неужели все так и было? — искренне изумилась Сабрина.

— Клянусь! После этого полковник возвел Нелл в чин капрала. По сей день она находится на службе его величества, и рядовые к ней всегда обращаются «капрал Нелл».

Смех Сабрины неожиданно оборвался, сменившись откровенным страхом.

— Он хотел изнасиловать Нелл, — пробормотала Сабрина, — но ей удалось спастись. Она сумела, а у меня не хватит сил. Я пыталась, но не смогла.

Филип рванулся было обнять ее, утешить, заверить, что с ним она в полной безопасности, но инстинктивно почувствовал, что этого делать не стоит.

— Знаете, Сабрина, совсем не обязательно сдаваться на милость мужчины.

— Что вы хотите этим сказать? — удивилась она.

— Могу научить вас драться. И если когда-нибудь кто-то попытается вас сломить, вы сумеете дать достойный отпор негодяю.

— Это правда? Такое возможно? Вы не просто меня утешаете?

— Конечно, нет. Когда вы поправитесь, я дам вам первый урок.

Глаза девушки засияли.

— Если он еще раз попробует наброситься на меня, я сумею убить его! Убить!

— Или причинить такую боль, что при одном взгляде на вас он непременно вспомнит, какие муки претерпел от вашей руки. Разве это не куда более утонченное наказание, чем обыкновенная смерть?

— Да, — медленно протянула она, сосредоточенно хмурясь. — Вы правы. В таком случае я, пожалуй, вернусь домой.

— Я слышал от своего однополчанина, что капрал Нелл вышла в отставку в прошлом году и стала хозяйкой роскошного борделя в Брюсселе.

— Как она могла?! Зная, что собой представляют мужчины и что способны сотворить с женщиной, пользуясь полной безнаказанностью?

— Говорят, она и ее подопечные беззастенчиво обирают клиентов, так что не стоит их жалеть, Сабрина. Сами посудите, неужели найдется мужчина, который рискнет связаться с самой Нелл или обмануть одну из ее девушек?

— Возможно, вы правы, но все же мне это не нравится. Не думаю, чтобы отважилась на такой шаг.

— Верно, — обронил он и, подавшись вперед, нежно погладил ее по щеке.

Вместо того чтобы отстраниться, Сабрина мечтательно выдохнула:

— Вы пережили так много приключений, объездили чуть не весь свет! Разумеется, вас сотни раз могли убить, но зато с вами на всю жизнь остались волнующие воспоминания!

— Поверьте, Сабрина, в большинстве своем они далеко не так приятны, как вам кажется. Слишком много людей, храбрых и отважных, как ваш отец, погибли и все еще погибают. Поэтому я считаю, что правители всех стран должны собраться и объявить войны вне закона. Вообразите себе мир, в котором больше нет и не будет распрей!

Сабрина подумала о прочитанных ею биографиях великих полководцев и неуверенно возразила:

— Однако не будь войн, не было бы написано столько прекрасных книг. И герои бы не появлялись.

— Писатели нашли бы другие темы. Не обязательно убить человека, чтобы считаться героем.

Он вспомнил Шотландию: пережитое в этой стране коренным образом изменило его взгляды на жизнь и смерть.

— Возможно, но все-таки вы остались живы, и на вашей памяти немало чудесных приключений. А я все это время небо коптила, ездила верхом, посещала скучнейшие рауты, училась управлять слу…

Девушка осеклась и смущенно отвела глаза.

— Каким же образом, — не преминул вставить Филип, — вы ухитрились стать прекрасной наездницей, живя в Лондоне, да еще на Флит-стрит?

Она не имела представления, где находится Флит-стрит, но тут же постаралась выйти из положения.

— Я часто каталась в Гайд-парке. Меня все хвалили.

— О да, самое подходящее место для скачек, не так ли? По всей Роттенроу[1] мчатся всадники, летят, словно ветер!

— Я тоже обожала это местечко. Каталась каждое утро.

Филип только головой покачал. Какая леди осмелится скакать в Гайд-парке? После этого ее не примут ни в одном приличном доме! Общество относится весьма строго к подобным выходкам.

— Вы знаете, что герцог Веллингтон известен своими стратегическими отступлениями? — с улыбкой осведомился он.

— Нет, но какое отношение это имеет к теме нашего разговора?

— Почти никакого, — согласился Филип, вставая. — Я удаляюсь в надежде вернуться и одержать полную победу.

— Это больше похоже на бегство. Неужели я чем-то оскорбила вас?

Филип настороженно замер на пороге.

— Нет, я всего лишь собираюсь приготовить вам ванну. Думаю, вы достаточно окрепли, чтобы как следует вымыться. — И, заметив, как Сабрина с критическим видом повертела в руках кончик толстой косы, добавил: — Да, ваши волосы тоже нуждаются в горячей воде. Ну, что скажете?

Девушка просияла.

— О да, Филип, пожалуйста! У меня такое ощущение, будто по мне ползают насекомые!

— Не оскорбляйте меня! И это после всех умываний и обтираний, которые я устраивал вам по десять раз на дню?!

Сабрина побелела и, сжав губы, отвернулась. Филип тихо выругался.

— Видите ли, если бы я не заботился о вас, боюсь, вы давно уже пребывали бы на небесах в облике эдакого прелестного ангелочка, — счел нужным пояснить он.

— Простите, Филип, умоляю, простите! Но все, что произошло, настолько невероятно! Вы меня совсем не знаете и все же были так добры!

Он бы знал о ней куда больше, расскажи она правду о себе. Но девушка предпочитала молчать.

Филип кивнул и покинул спальню.

Когда он вернулся с двумя большими ведрами горячей воды, Сабрина сидела на постели с таким видом, словно ожидала рождественских подарков. Филип рассмеялся:

— Нет, не вставайте пока с постели. Я еще должен принести ванну.

Три минуты спустя из большой медной ванны уже поднимался пар.

— У вас есть мыло?

— И вы еще сомневаетесь в моих мародерских способностях? — шутливо обиделся Филип, нюхая брусок мыла. — Кажется, жасмин. Но не торопитесь. Воды маловато: у вас слишком много волос.

Наполнив ванну, он повернулся к девушке, расплетавшей косу, и в упор выпалил:

— Кому принадлежит охотничий домик?

— Конечно, Ча…

Сабрина, похоже, была готова откусить себе язык, но на диво быстро взяла себя в руки и, продолжая расчесывать спутавшиеся волосы, пожала плечами:

— Откуда мне знать? Я уже говорила, что живу в Лондоне и редко бываю в Йоркшире.

Филип картинно хлопнул себя ладонью по лбу:

— Господи, как же я мог забыть?!

Он ехидно ухмыльнулся, совершенно игнорируя убийственный взор Сабрины, и откинул покрывала.

— Вперед, Сабрина, купание вас ждет.

Сабрина плотнее укуталась в халат и спустила ноги с кровати. Филип протянул руки, но она, гордо отказавшись от помощи, встала и тут же упала ему на грудь.

— Боже, просто не верю, что так ослабела! Всего неделю назад ноги прекрасно меня держали, бегали, прыгали и танцевали самые сложные танцы. Что же с ними стало? Какая печальная история!

Филип подхватил ее и нежно поцеловал в макушку, но Сабрина, казалось, не заметила этого.

— Помогите мне добраться до ванны, Филип, дальше я сама справлюсь, а вы уходите.

— Посмотрим.

Он поднял ее на руки, донес до ванны и осторожно опустил на пол.

— Спасибо, — решительно заявила девушка. — Теперь я сама. Идите, Филип.

— Не для того я преданно ухаживал за вами все это время, чтобы позволить вам утонуть. Успокойтесь и стойте смирно.

Удерживая ее одной рукой, он принялся развязывать пояс халата. Девушка неуклюже отбивалась.

— Пожалуйста, не нужно. Я сама все сделаю.

Он понимал, что Сабрина смущена. Одно дело — принимать его заботы, находясь в бессознательном состоянии, и совсем другое — сознавать, что на тебя смотрит мужчина. Филип глубоко вздохнул.

— Так и быть, я пойду готовить обед. Позовите, если понадоблюсь.

Дверь за ним закрылась, и Сабрина услышала звук удалявшихся шагов. Только тогда девушка развязала пояс и сбросила халат. Борт ванны оказался значительно выше, чем она предполагала. Сабрина сделала неловкое движение, пытаясь преодолеть это неожиданное препятствие, но ее пальцы беспомощно скользнули по гладкой меди, и, не удержавшись, она с криком упала навзничь, ударившись головой. В тот же момент в комнату вбежал Филип. Сильные руки сжали хрупкую талию девушки и помогли ей подняться.

Уж лучше бы она снова потеряла сознание! По крайней мере не испытала бы такого стыда.

Сабрина зажмурилась, моля Бога, чтобы тот лишил ее чувств. Но обмороков по заказу, как известно, не бывает.

— Успокойтесь, Сабрина, — проговорил Филип, усаживая ее в ванну. Теплая вода поднялась до самого подбородка. Сабрина не смотрела на Филипа. Боялась. И хотя понимала, что ведет себя глупо, ничего не могла с собой поделать.

— Сейчас помоем голову, — весело объявил он, закатывая рукава. — Сумеете сами справиться с остальным?

— Постараюсь, — пробормотала Сабрина, — но все-таки мне это не нравится.

— Насилие над юными девственницами отнюдь не относится к числу моих любимых занятий. Успокойтесь!

И не ожидая, пока Сабрина осыплет его ругательствами, он принялся намыливать ей волосы, громко жалуясь при этом:

— Это же нужно иметь такую гриву! Хватило бы на всех лысых в вашей деревне! Ну вот, почти готово.

Он промыл ей голову и завернул в полотенце. И уже решил было предоставить ее самой себе, но вовремя заметил, как она измучена. Еще утонет, в самом деле!

Филип поднял девушку и, поставив перед камином, старательно вытер. Она беспомощно цеплялась за него, забыв про стыд. Сейчас ей больше всего хотелось оказаться в постели и спать беспробудно до самой весны. Но тут произошло нечто странное. Какое-то непонятное ощущение пробилось сквозь пелену усталости и равнодушия. Чрезвычайно острое осознание его присутствия. За все восемнадцать лет своей жизни она никогда не испытывала ничего подобного. Она стоит перед ним обнаженная, а он словно ничего не замечает! И руки у него сильные и теплые.

Сабрина взглянула в его глаза, переливающиеся зеленым светом, и вздрогнула.

Но не от смущения.

Глава 15

Филип почувствовал этот невольный трепет и выругал себя. Он напугал бедняжку!

— Сабрина, все в порядке, я сейчас заканчиваю. Потерпите еще немного.

— Пытаюсь, — пролепетала она, но, встретившись с ним глазами, поняла, что, если Филип немедленно ее не отпустит, бросится ему на шею и станет осыпать поцелуями. О Господи, откуда эти развратные мысли, ведь порядочным девушкам и подумать об этом совестно! Наверное, все потому, что она еще слаба, больна и привыкла доверять ему, по крайней мере в этом. В чем именно?!

Неукротимое вожделение терзало Филипа. Нет-нет, он не посмеет воспользоваться беспомощным положением девушки! Каков негодяй! Ее трясет от холода, страха, озноба, а он готов взгромоздиться на нее! Ублюдок!

Не глядя на Сабрину, Филип натянул на ее плечи халат и усадил в кресло у огня.

— Вашему слуге пора снова потрудиться. — С этими словами он стащил с кровати одеяла и принялся менять постельное белье.

Сабрина молча наблюдала за ним. Рубашка Филипа распахнулась, открывая поросшую темными волосами грудь.

Она поспешно отвернулась и уставилась в огонь. Так-то лучше. В голову не лезет всякая чепуха, а тело не охвачено идиотским томлением. Все же она не переставала гадать о природе этих непонятных ощущений: внизу живота словно бились крыльями сотни бабочек, стоило лишь Филипу прикоснуться к ней. Разве подобает женщине поддаваться подобным чувствам, особенно невинной девушке?

Она представила Тревора и поежилась. Отвращение — вот что должна переживать любая девушка из приличной семьи. Ну что же, пусть это послужит ей хорошим уроком…

Сабрина проспала почти весь день и проснулась к вечеру. Открыв глаза, она несколько минут не шевелилась, вдыхая смесь слабых запахов лаванды от чистых простыней и жасминового аромата мыла. Осторожно подняв руку, она коснулась головы. Волосы совсем сухие и такие мягкие!

Вспомнив забавные причитания Филипа по поводу ее чересчур длинных и густых волос, девушка засмеялась, но тут же закашлялась и привстала, чтобы отдышаться. И не удивилась, услышав торопливые шаги.

— Немедленно выпейте, Сабрина. Это чай с медом. Мед смягчит ваше горло. Только помедленнее, вот так.

Сабрина с удовольствием осушила чашку, легла и окинула Филипа мрачным взглядом.

— По-моему, эта девушка просто безумна.

Филип поставил чашку на тумбочку и бессознательным жестом пригладил рыжеватые локоны Сабрины.

— Какая девушка? Я ее знаю?

— Та самая, с которой вы были помолвлены. Проговорились вчера, когда пытались вытянуть из меня подробности о моей жизни. Ее имя случайно слетело у вас с языка, тут вы и попались!

— Собственно говоря, тогда она была в здравом рассудке, разве что сейчас сошла с ума, но об этом мне ничего не известно. Кто знает, на свете все случается.

— Какой она была?

— Бесчестной и бессовестной. Понятно?

— Нет. Я считаю, что, если человек что-то пообещал или дал слово, он должен держаться до конца. Только нечеловеческие пытки могут вынудить его отказаться от клятвы.

— Тут я с вами полностью согласен и придерживаюсь того же мнения.

— Вы все еще тоскуете по ней, Филип?

— Тоскую? Что за ерунда! Да я вообще о ней не думаю и вспоминаю, лишь когда мы случайно сталкиваемся в обществе. Возможно, эти редкие встречи весьма полезны. Предостерегают от поспешных неразумных действий. Кстати, а почему вы решили, что она сумасшедшая?

— Но это же очевидно! С таким мужем, как вы, Филип, можно сэкономить на прислуге огромные деньги!

— Так значит, я неплохой лакей и повар, верно? Честно говоря, я сам радуюсь своим способностям. Особенно умению стряпать съедобную пищу. До сих пор я потерпел лишь одну неудачу!

— Неправда! Пусть хлеб и не поднялся, это еще ничего не значит! Так в чем же тут неудача? Объясните!

— Вы так и не доверились мне. Я сделал все мыслимое и немыслимое. Приводил самые разумные доводы, но все напрасно. Вы по-прежнему дичитесь меня. Все истории, которые я излагал, вас не тронули. Вы считаете меня своим врагом? Иначе отчего вы не хотите позволить мне вам помочь? Из вас уже вышла неплохая лгунья. Еще несколько лет — и вы превзойдете даже меня. Но разве между друзьями возможен обман?

Она сболтнула глупость об Элейн, и смотрите, во что это вылилось! Пришлось выслушать проповедь о доверии к ближнему. Черт возьми, пусть себе болтает!

Сабрина разгладила на коленях зеленое бархатное покрывало и уставилась на кроватный столбик.

Снова замкнулась, ушла в себя. Дьявол! Филип почти наслаждался нахлынувшей волной ярости.

— Поймите, — жестко бросил он, — что слуги, которые следят за порядком в этом доме, могут в любую минуту вернуться. Стало теплее, и снег тает. Если я вовремя доставлю вас в родной дом, никто ничего не узнает, и ваша репутация не пострадает. Кстати, Дьябло — это ваш конь? Дедушка его пристрелил?

Рыжеволосая головка так молниеносно вскинулась, что Филип едва не рассмеялся. Но вместо этого пригвоздил ее к месту строгим взглядом, надеясь привести в чувство.

— Откуда вы знаете о Дьябло? Мне в то время было только десять. Сестра взяла его без моего ведома и заставила прыгнуть через изгородь. Он… он не смог.

Даже сейчас при воспоминании о том ужасном дне у нее перехватило горло.

— Что с ним случилось?

— Он сломал ногу… пришлось его… как вы узнали?

— Вы бредили и выкрикивали его имя.

Опять это искаженное страхом лицо! Ему захотелось хорошенько ее тряхнуть.

— А о чем я еще говорила?

— О Треворе.

— Да, Тревор, — повторила она, отворачиваясь.

Филипу хотелось отшлепать ее, но, к сожалению, она еще слишком слаба, а когда поправится, будет уже поздно. Он медленно поднялся.

— Послушайте меня, Сабрина, что бы ни случилось с вами, я сумею помочь, но для этого должен знать, кто такой Тревор и что он сделал вам.

— Мои беды не имеют к вам никакого отношения, Филип. Я почти здорова. Завтра утром смогу встать с постели. Я буду вам очень обязана, если вы отвезете меня на почту в Боремвуд. Больше я не стану ничем вас обременять. Избавитесь от меня раз и навсегда.

— Честь офицера не позволит мне так поступить, Сабрина. Вы молодая леди, восемнадцати лет от роду. Я не имею права способствовать вашему побегу из дому, посадив на лондонский дилижанс. Вы представить себе не можете, какого рода люди могут встретиться вам в пути. Никогда и ни за что. Забудьте об этом и честно все расскажите.

Он гнется, но не ломается! И явно стремится настоять на своем, положив предел своей снисходительности.

Сабрина, не глядя на Филипа, покачала головой. Он молча встал и спустился на кухню готовить ужин, а девушка тем временем сосредоточенно обдумывала возникший в ее голове план. Несправедливо будет вмешивать этого честного доброго человека в грязные подробности ее побега. Лучше, если он останется в стороне.

Во время ужина Филип был на редкость немногословен, но Сабрина сознавала, что он не отступится. И все замечает: сколько ложек рагу она съела, сколько кусочков хлеба отломила. Он явно тревожится за свою подопечную. На какое-то мгновение она едва не поддалась искушению исповедаться, но тут же представила, какой ужас ожидает ее в Монмут-Эбби, вздумай она там появиться.

— Вы упоминали, что приехали с визитом к другу. — Сабрина, решила прервать затянувшееся молчание.

— Да, именно так и есть.

— Кто же этот друг?

— Вне всякого сомнения, он также и один из ваших хороших знакомых. Сэр Чарлз Аскбридж, — пробурчал Филип, пристально рассматривая свои грязные ботфорты.

Чарли!

Ей потребовалась вся выдержка, чтобы принять равнодушный вид.

— Кажется, это имя мне знакомо, — улыбнулась она. Всякие намеки на скуку и усталость мгновенно испарились, и Филип встрепенулся.

— Как вам хорошо известно, Сабрина, имение Чарлза называется «Морленд». И хотя я безнадежно заблудился в лесу, готов поклясться, что Морленд не слишком далеко отсюда.

Морленд и в самом деле находился милях в семи от охотничьего домика. Чарлз с самого детства любил охотиться в лесу. И он знал Филипа! Как близок был Филип к своей цели! Еще немного, и их дороги разминулись бы. Он проехал бы мимо, а она так и осталась бы лежать на снегу.

Сабрина пожала плечами.

— Вероятно, вы симпатизируете Чарлзу. Его любят все. Кстати, какого вы мнения о его младшей сестре Маргарет? Она не намного вас старше.

Маргарет было двадцать, и она уже успела выйти замуж.

Сабрина покачала головой и с деланным недоумением уставилась на Филипа. Он явно сердит, но не дает волю гневу. Такая сдержанность произвела на нее немалое впечатление.

— Вы ехали один. Немного необычно для виконта, не находите?

— Я оставил весь штат слуг в Лидсе и отправился в путь, мужественно готовясь к приключениям, а вместо этого посмотрите, во что впутался! Хотите услышать остальные подробности моего путешествия? Ну разумеется! Вы, конечно, знаете, что сейчас принято давать рождественские балы и вечера в сельских поместьях и приглашать на праздники гостей. И не смотрите на меня так удивленно. Нужно отдать вам должное, вы превосходная актриса, и я уже успел вас хорошо узнать! Но так или иначе, Чарлз пригласил меня в Морленд и объяснил, как туда добраться. Я послал вперед своего камердинера и, исполненный романтического желания слиться с природой, отправился в путь. Какое невезение! Так что, Сабрина, в настоящее время Чарлз со своим семейством, возможно, нас разыскивает. — И добавил так серьезно, что Сабрина едва не призналась во всем: — Еще день-другой, и нас найдут.

Сабрина втайне признавала его правоту, но промолчала. У нее созрел уже план бегства. Она зевнула и потянулась.

— Ваш восхитительный обед лучше любого снотворного. Думаю, мне стоит лечь пораньше.

Филип пристально посмотрел на свою подопечную.

— За стенами этого дома целый мир, Сабрина, и притом не всегда доброжелательный. Советую хорошенько подумать об этом. — Наклонившись, он погладил ее по щеке. — Спокойной ночи. Приятных снов.

Девушке хотелось поблагодарить его от всего сердца, но она не посмела.

— Доброй ночи, Филип, — пробормотала она и, закрыв глаза, отвернулась.

Филип задул свечу и направился в соседнюю спальню. Поскольку больная поправлялась и не требовала больше постоянного внимания, он спал теперь в другой комнате, на старой кровати, которая, впрочем, оказалась куда удобнее кресла в спальне Сабрины.

Девушка долго лежала, стараясь не шевелиться и продумывая все детали плана. Теперь, когда растаял снег, дедушка — что бы он ни думал про нее — вышлет на поиски армию слуг, даже если считает внучку мертвой. Страшно представить, в какое поле кровавой битвы превратится Монмут-Эбби, если Сабрину найдут и вернут деду. Он слишком стар и болен, но утаить от него подлость Тревора и предательство Элизабет не будет никакой возможности. Нет, она/не станет причиной горького разочарования дедушки! Не уничтожит все его надежды и чаяния! А что, если Тревор действительно попытается убить его, когда Сабрина вернется? Она не может рисковать!

Итак, решено! Сегодня же она приведет в исполнение свой простой и незамысловатый план. Что из того, что она еще слаба? Подумаешь, немного пройти пешком и чуточку проскакать верхом! Она вполне способна на такое.

Сабрина тихо выскользнула из постели, зажгла свечу и босиком подкралась к маленькому письменному столу около камина. Взяв перо и бумагу, она нацарапала несколько строк, которые повторяла про себя последние два часа:

«Пожалуйста, простите меня, Филип, но я больше не в силах оставаться здесь. Спасибо за то, что спасли мне жизнь. Теперь я должна сама о себе позаботиться».

Чуть поколебавшись, она быстро добавила:

«Я никогда не забуду вас. Сабрина».

Девушка свернула письмо. На душу легла невыразимая тяжесть. Как грустно расставаться с новым другом!

Дав себе слово, что напишет деду, как только доберется до Лондона, Сабрина отыскала свою одежду и смятый плащ, висевший в гардеробе, сняла халат и переоделась. В эту минуту она чувствовала себя сильной и уверенной в себе. К счастью, Филип оставил ее деньги на столе. Она сунула их в карман и захватила с собой три одеяла, чтобы не мерзнуть в пути.

Бесшумно ступая, Сабрина спустилась по лестнице, полная решимости добиться своего. Как чудесно вновь чувствовать себя здоровой, молодой и бодрой!

Замок щелкнул с громким неприятным звуком, и девушка испуганно обернулась. Нет, кажется, обошлось, и Филип не проснулся.

Она торопливо вышла за порог, прикрыла дверь и немного постояла, вдыхая холодный воздух зимней безлунной ночи.

Девушка думала о Филипе, о доброте и нежности этого почти незнакомого человека. Она знала его совсем недолго, однако он успел стать частью ее существования. И не просто частью, а центром. Он всегда был рядом, когда она в нем нуждалась.

Сабрина покачала головой. Не стоит сейчас мучиться мыслями о Филипе.

Она сделала несколько шагов и с удивлением обнаружила, что далеко не так сильна, как воображала. Ничего, главное — не падать духом. Она выдержит!

И Сабрина стала медленно, шаг за шагом продвигаться к конюшне.

Глава 16

Откинув засов, она ступила в полумрак стойла и едва разглядела грациозный силуэт Таши. Кобыла изогнула шею и тихо фыркнула.

— Тише, милая, тише, — уговаривала Сабрина лошадь, гладя ее по холке. — Вот так, крошка, не бойся, не шарахайся. Давай лучше познакомимся. Ну разве ты не красотка? Теперь вижу, почему Филип так тебя любит. Еще бы ему не любить!

Похоже, Таша успокоилась. Сабрина потянулась за седлом и обнаружила, что руки трясутся крупной дрожью. Она чертыхнулась и сразу почувствовала себя лучше. Жаль, конечно, что она не умеет ругаться по-настоящему, но где она могла научиться этому?

Оказалось, что у нее не хватает сил оседлать Ташу, зато она смогла накинуть на нее узду.

В углу стойла стоял большой ящик. Потребовалось немало усилий, чтобы подтащить его поближе к Таше. Теперь оставалось только взобраться на него и перевалиться на спину кобылы. Однако это оказалось почти невыполнимой задачей. К тому же лошадь нервно прядала ушами.

— Нет-нет, Таша, все хорошо. Пожалуйста, постой смирно. Я куда легче Филипа, ты и не заметишь, как мы доберемся до Боремвуда! А ездить со мной куда веселее!

Подавшись вперед, она схватила поводья. Удалось!

Девушка щелкнула уздой, посылая кобылу вперед. Но Таша не тронулась с места. Сабрина легонько пришпорила ее каблуками и попыталась еще раз. Бесполезно. Таша словно примерзла к месту.

Что же это такое? Сабрина освоила искусство наездницы, едва научившись ходить! Почему же на этот раз ее не слушается лошадь?

Пригнувшись к холке Таши, она прошептала:

— Пожалуйста, Таша, нам нужно ехать. Совсем недалеко, только до Боремвуда, но мне срочно нужно туда добраться. Прошу тебя.

— Извините, Сабрина, но Таша не потерпит иного наездника, кроме меня. Если бы вы потрудились спросить меня, я сразу бы вам это сказал, и вы не потратили бы зря столько времени.

Сабрина обернулась на веселый голос Филипа. Тот стоял, небрежно прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди. И хотя вовсе не выглядел рассерженным, Сабрина поняла, как сильно он взбешен. Стоит ли удивляться! На месте Филипа она сама рвала бы и метала.

— Я так старалась не шуметь! Может, случайно задремала и вижу кошмарный сон? Вы никак не должны были появиться, Филип, особенно в роли эдакой Немезиды. И даже пальто не надели. Вы простудитесь! Почему бы вам не вернуться в дом и не дать мне спокойно удалиться?

Но Филип, не двигаясь с места, холодно усмехнулся:

— Вам лучше других должно быть известно, какой у меня чуткий сон. Стоит вам кашлянуть — и я оказываюсь рядом. Вы пытаетесь прочистить горло — и я несу чай. Эта моя особенность несколько раз спасала мне жизнь на Пиренеях. Возможно, теперь сохранила и вашу.

— Вовсе нет. Умоляю, Филип, отпустите меня. Я не могу здесь оставаться. Вы сами сказали, что нас будут искать. Нельзя, чтобы меня нашли.

— Кто нашел, Сабрина?

Но девушка рассеянно отмахнулась:

— Если Таша не будет мне повиноваться, я пойду пешком. За свои годы я исходила, наверное, сотни миль. Поверьте, вы ничем не сумеете мне помочь. Ни вы и никто другой. Мне нужно скрыться, это единственный шанс обрести спокойную жизнь. Я ничего не скажу вам о себе. Храня молчание, я оберегаю не только свою семью, но и вас. Я безмерно благодарна вам за все, но должна немедленно уехать.

Сабрина соскользнула с лошадиной спины и едва не упала, коснувшись ногами земли. Проклятая болезнь! Пришлось схватиться за поводья, пока голова не перестала кружиться.

Оставалось надеяться, что Филип решил, будто она прощается с кобылой.

Наконец девушка выпрямилась и осторожно покосилась на Филипа. Тот не тронулся с места, просто молча смотрел на нее. Наверное, ей все-таки удалось его уговорить. С другой стороны, он мужчина, а за свои восемнадцать лет Сабрина редко видела мужчин, которые прислушивались бы к голосу разума, исходившему от женщины. Но Филип — человек исключительный. Возможно, он и согласится отпустить ее.

Хотя при мысли о ночной прогулке по лесу у Сабрины мурашки шли по коже, девушка была преисполнена решимости. Она добьется своего!

Сабрина гордо расправила плечи, откинула голову и зашагала к двери.

— Вот видите, я прекрасно себя чувствую. Прощайте, Филип.

К сожалению, ее маневр не удался — Филип даже не пошевелился, продолжая закрывать ей дорогу. Широкоплечий, мускулистый, грозный — куда сильнее Тревора!

Нет, она не позволит себя запугать! Это Филип. Он ни за что не причинит ей зла!

— Пожалуйста, дайте мне пройти, — обратилась она к пуговице его рубашки. Но Филип, казалось, не слышал ее слов.

— Немедленно возвращайтесь в дом, Сабрина. Не хватало еще, чтобы вы опять слегли!

— Ни за что! — воскликнула она, отводя взгляд от злосчастной пуговицы. Но тут все же решила посмотреть ему в глаза и подняла голову. — Послушайте, ведь вы меня совсем не знаете. Я для вас никто — ни сестра, ни кузина, ни дальняя родственница. К чему вам вмешиваться в эту малоприятную историю? Если я расскажу все, вряд ли это придется вам по вкусу. Предоставьте меня моей судьбе. Вы уже сделали доброе дело. Но теперь все кончено. Я ни одной живой душе не проговорюсь о нашей встрече. Вы больше никогда меня не увидите.

— Более жалких и неубедительных аргументов в жизни не слышал. Все эти мольбы, и просьбы, и смехотворные попытки переубедить меня не производят ни малейшего впечатления. Вы серьезно рассчитываете, будто я способен отпустить вас одну, ночью, в лес? Зимой? Слабую, еще не оправившуюся от болезни? Неужели я кажусь вам таким идиотом? Хватит глупостей, Сабрина, немедленно домой.

Все же он не попытался применить силу. Лицо девушки побледнело, изумительные волосы разметались по плечам.

— Неужели вы так мало цените свою жизнь, что готовы одна гулять в лесной чаще? — взорвался наконец Филип. — Там, возможно, полно волков. Я сам слышал вой.

— Дорога мне хорошо знакома, так что сбиться невозможно. Я взяла с собой три одеяла и, уж конечно, не замерзну.

Да она побелела как простыня! Придется положить этому конец.

— Вы никуда не пойдете, Сабрина. Пора спать.

Он протянул ей руку, но девушка упрямо тряхнула головой. И при этом наверняка замерзла не меньше, чем он. А у него вот-вот зубы застучат. Не успел даже пальто накинуть! Жаль, по крайней мере сейчас завернул бы в него Сабрину.

— Я все решила, Филип.

— Не будете так любезны снять узду с Таши?

У нее ноги подкашиваются, а он требует снять проклятую узду!

Сабрина молча повернулась и направилась к Таше. Немало времени прошло, прежде чем она наконец справилась и завела кобылу в стойло.

— Знаете, — заметил Филип, медленно приближаясь к ней, — мне следовало бы спрятать вашу одежду. Не предполагал, что вы осмелитесь на столь дурацкую выходку!

Стараясь не смотреть на него, Сабрина потуже стянула воротник плаща.

— Я ухожу. Посторонитесь! Больше я повторять не намерена!

Но Филип, не торопясь, притянул ее к себе, так что она почти упала ему на грудь. Господи, какой же он теплый, даже в этом холодном стойле! Если бы она не так страстно хотела убить его, прижалась бы потеснее, с головой погрузилась бы в восхитительные ощущения!

— Вы не имеете на меня никаких прав, и я не позволю себя запугивать! Отпустите!

— Мне холодно, и я теряю терпение, Сабрина! На вашем месте я бы поостерегся.

Сабрина нагнула голову и впилась зубами в его ладонь. Филип охнул от неожиданности и отпустил ее. Но не успела девушка добежать и до двери, как Филип догнал ее и схватил за талию.

— Не торопись, маленькая ведьма! А, да что я тут распинаюсь!

Он поднял ее, завернул в одеяла и перебросил через плечо. Сабрина попыталась взбрыкнуть и за все старания получила увесистый шлепок по заду.

— Да не сопротивляйтесь же, черт бы вас побрал! Мне холодно, я зол, как тысяча дьяволов, так что лежите смирно!

Последовал очередной шлепок.

Она замолотила кулаками по его спине, отлично понимая, что еще больше раздражает Филипа. Но вскоре ее силы иссякли, и она притихла.

Филип добрался до спальни, поставил Сабрину на ноги, но не отпускал.

— Пожалуйста, Филип, — жалобно пробормотала она, — вы не понимаете. Мне очень тяжело. Если останетесь со мной, вам тоже плохо придется.

— Каким это образом?

Девушка упорно поджала губы.

— Что, еще не придумали? Я так и знал. И учтите, не позволю вам сгубить себя. Сами знаете, шансов добраться до Боремвуда у вас почти нет. Я не могу отвезти вас в Лондон, хотя бы и знал все о ваших обстоятельствах и семье. Даже если бы вы соизволили сообщить, где живет ваша тетя. Правда, вы решительно отказываетесь объяснить, какие печальные обстоятельства заставили вас покинуть дом. Нет, мои действия расценивались бы в лучшем случае как глупость и легкомыслие, а в худшем считались бы похищением. — Он слегка встряхнул Сабрину, и та подняла голову. — Ничего со мной не случится. Никто со мной не справится. И я обещаю защищать вас до последней капли крови.

Он понятия не имел, на что отважился, но это его меньше всего заботило: он дал клятву и сдержит слово.

— Только скажите правду. Кто вы?

Ее рот превратился в бледную тонкую линию, и Филип, видя, как она трепещет, деловито осведомился:

— Вы сумеете сами раздеться?

— Да, — устало пробормотала девушка, смиряясь с поражением. Филип ненавидел себя за жестокость, но что тут поделаешь? Он ожидал, что Сабрина немедленно отодвинется, но она еще теснее прижалась к нему, кажется, опасаясь, что вот-вот упадет.

— Так мы до утра провозимся. Сейчас помогу. Не двигайтесь.

Сабрина хотела отойти, в самом деле хотела, только ноги не слушались. Еще чуть-чуть, и она рухнет, а такое унижение снести невозможно.

Филип ловко расстегнул пуговицы ее корсажа, бесцеремонно снял платье и, усадив Сабрину на край кровати, потянулся за сброшенным в спешке на пол халатом. Он уже хотел было отшвырнуть платье, как увидел на юбке кровь и в панике бросился к Сабрине.

— Господи, что вы натворили? — прогремел он и стал вертеть ее, как куклу, из стороны в сторону. Сабрина, оцепенев, смотрела куда-то вниз.

— Ложитесь, и я осмотрю вас. Где же рана?..

— Нет! — выпалила Сабрина и под изумленным взглядом Филипа схватила одеяло и прижала к себе.

Он возмущенно воззрился на нее, все еще не выпуская из рук платья.

— Но вы истекаете кровью, а я…

И тут он понял. Филип поспешно осекся и, видя, что побагровевшая Сабрина старается сжаться в комочек, раздраженно поморщился.

— Ради Бога, не стройте из себя дурочку! Слава Богу, с вами не случилось ничего серьезного! Да поймите, все это вполне естественно! Сущие пустяки!

Но ей хотелось одного: закрыть глаза и умереть. Она взглянула на Филипа и, увидев улыбку облегчения на его лице, истерически взвизгнула:

— Уходите! Уходите сейчас же!

Но он словно примерз к месту и никак не мог прийти в себя. Она смущена! Он должен был предвидеть это!

Сабрина не сводила с него глаз. На тоненькой шейке бьется жилка. Обнаженной шейке… Да она, должно быть, замерзла! Нужно что-то делать, да побыстрее!

— Надевайте халат. Сейчас принесу вам салфетки. Он вышел и, вернувшись, молча протянул ей несколько полосок батиста, оторванных от полы мужской рубашки.

— Принести горячей воды?

Сабрина кивнула, так и не подняв глаз.

— Сабрина… — начал было он, но она лихорадочно затрясла головой, и Филип счел за лучшее закрыть рот.

— Спасибо. Пожалуйста, уходите, — едва слышно проговорила она.

Филип поставил на умывальник кувшин с теплой водой, положил мыло и попросил:

— Обещайте немедленно позвать меня, если что-то понадобится.

Сабрина снова кивнула, и Филип, чувствуя, как от жалости сжимается сердце, пошел к двери.

Девушка не спала почти всю ночь, предаваясь самым мрачным размышлениям. Признайся Филип, что он пребывает в том же состоянии, она наверняка не поверила бы. Нет, он мужественный и сильный. И делает с Сабриной все, что хочет. Взбрело в голову вернуть ее — и притащил в дом, невзирая на все мольбы. Но хуже всего то, что он прав: Сабрина ни за что не добралась бы до Боремвуда. Наверняка свалилась бы на полпути или стала бы жертвой волчьей стаи. Все, что у нее осталось, — ужасные предчувствия неизбежного. И в животе противные спазмы.

Она обхватила себя руками и уже на рассвете погрузилась в неспокойный сон.


На следующее утро Филип сочувственно вздохнул, заметив ее измученное лицо и темные круги под глазами. Поставив на тумбочку поднос с завтраком, он помог Сабрине сесть.

— Я принес вам крепкий чай и тосты с джемом.

— Спасибо, — пролепетала Сабрина.

— А сейчас у меня полно дел. Увидимся позже.

Филип не появлялся два часа. Приняв ванну и побрившись, он тихо постучал в дверь спальни.

Сабрина выглядела совершенно измученной и поникшей.

— Вы плохо спали?

Глупый вопрос, но нужно же хоть что-то сказать! Филип уселся на край кровати, коснулся девичьей щеки и не задумываясь выпалил:

— Может, вы себя лучше почувствуете после купания? — И тут же понял, что натворил. — Простите, я всего лишь невежественный холостяк и ни с чем подобным раньше не сталкивался. Дать вам немного опия? В пузырьке чуть-чуть осталось. Вам следует отдохнуть. Согласны?

— Хорошо, — выдохнула она, и Филипу страстно захотелось обнять ее, утешить и сказать… Что?!

Он вытряс последние капли опия в стакан с водой и принес Сабрине. Она, не отрываясь, выпила все и легла в ожидании блаженного забытья.

Филип бесшумно ступал по комнате, наводя порядок. Прибравшись, он добавил дров в камин, выпрямился и искоса глянул на девушку. К его величайшей досаде, она уставилась в потолок широко раскрытыми глазами.

Филип решительно подвинул к камину большое кресло.

— Вы смертельно устали. Доверьтесь мне, я все сделаю.

Она не сопротивлялась, когда Филип сгреб ее вместе с одеялами и принес к креслу. Усевшись, он прижал ее к груди. Девушка долго смотрела на него, прежде чем опустить ресницы и прислониться головой к его плечу.

Филип легонько погладил ее по спине и откинулся на спинку кресла. Уже через несколько минут она расслабилась и задышала ровнее.

Он и сам не помнил, как тоже задремал. Разбудил его едва слышный шорох. Встрепенувшись, Филип уставился на полуоткрытую дверь. На лестнице слышались тихие шаги. Он уже хотел было снять Сабрину с колен и ринуться на неведомого врага, как в щели появилась очень знакомая физиономия.

Физиономия старого приятеля Чарлза Аскбриджа.

Глава 17

Чарлз ошеломленно разинул рот, охнул и тут же плотно сомкнул губы, не веря собственным глазам. Филип! Пропавший Филип как ни в чем не бывало восседает у огня со спящей особой женского пола на коленях! Чарлз от всей души надеялся, что она действительно спит, а не мертва или в обмороке!

— О Иисусе! — выговорил он наконец, не в силах пошевелиться. Просто не мог. Ноги не повиновались. Как, впрочем, и язык.

— Тише, Чарлз, не то она проснется. У нее была нелегкая ночь. Как и у меня.

Чарлз кивнул, все еще не в состоянии ни говорить, ни мыслить связно. На цыпочках подойдя к Филипу, он присмотрелся и — о, ужас! — узнал Сабрину Эверсли.

— Иисусе… — повторил он, окончательно растерявшись.

Сабрина что-то пробормотала во сне, но не очнулась.

Филип погрозил Чарлзу пальцем, медленно встал, отнес девушку на постель и, уложив, знаком велел потрясенному другу выйти.

Поглядев в последний раз на свою подопечную, он удовлетворенно улыбнулся. Она не скоро проснется.

Мужчины молча направились вниз, и только когда очутились у подножия лестницы, Филип осмелился заговорить.

— Ну, Чарли, — начал он, пожимая руку приятеля, — вот так сюрприз! Когда это у тебя вошло в привычку вламываться в чужие дома и красться по ступенькам?

— Решил, что я вор? А я принял тебя за грабителя. Видишь ли, Филип, собственно говоря, это мое владение.

Филип неудержимо рассмеялся. Какие же штуки иногда откалывает судьба!

Облегчение его было безмерным. Теперь все уладится!

— Черт возьми, ну и совпадение! Что ж, поскольку хозяин пришел проверить, все ли в порядке, было бы нечестно выбрасывать его на мороз. И везет же мне! Что, если бы ты вздумал привести с собой дюжину гостей поохотиться? Нет, лучше об этом не думать! Слишком непредсказуемы были бы последствия! А теперь устроимся в твоей уютной гостиной, и я налью тебе бокал твоего хереса.

— Филип, все с ума сходили от тревоги. Что ты здесь делаешь? И не только ты, но и Сабрина Эверсли! Господи, дружище, все графство поднято на ноги, и вот уже который день идут поиски!

— Значит, ты знаком с Сабриной, Чарли? Ну разумеется. Ведь она твоя соседка! — Он вручил Чарлзу полный бокал хереса. — У тебя неплохой винный погреб! Вижу, ты ни в чем себе не отказываешь! За твое здоровье.

Друзья чокнулись и выпили. Чарлз мгновенно осушил бокал, закашлялся, вытирая слезы, и наконец немного успокоился.

— Я хотел бы, чтобы ты поскорее убрал свой пистолет, Чарли. Слишком много всего случилось со мной за прошлую неделю. Не хватало в довершение всего получить пулю в живот.

Он снова налил Чарлзу хереса. Тот проглотил напиток, ошеломленно тряхнул головой и тупо уставился на пистолет, свисавший под каким-то невероятным углом из кармана сюртука. Бросив оружие на стол, он честно признался:

— Знаешь, мне приходило в голову, что так называемым взломщиком можешь оказаться ты, но, честно говоря, не очень верилось. Я уже опасался, что ты погиб, Филип. Как же хорошо вновь увидеть тебя!

— Благодарю. Я тоже в полном восторге. Лучше уж я, чем какой-нибудь разбойник с большой дороги. Он уж не позаботился бы содержать дом в такой чистоте.

Чарлз расплылся в счастливой улыбке.

— Бедный Стимсон! Он вместе с женой присматривает за домом. Прибежал ко мне в Морленд, трясущийся от страха. Хорошо, что я в этот момент был один: остальные отправились тебя разыскивать. Стимсон увидел дым из трубы и, решив, что какие-то негодяи захватили дом, поспешил сообщить мне об этом. Кстати, давно здесь находится Сабрина? — спросил он, опускаясь в покрытое чехлом кресло.

— Дней пять-шесть. Точно сказать не могу, — небрежно бросил Филип. — Чарлз, кто она?

Приятель недоуменно поднял брови:

— Что за странный вопрос, черт возьми? Тебе ли не знать?

— Как, неужели все куда хуже, чем я предполагал? Надеюсь, она не член королевской семьи? Откровенно говоря, мисс Эверсли отказалась объяснить, кто она и откуда. Ты моя единственная надежда.

Чарлз гневно сверкнул глазами. Никогда еще он не был так зол на Филипа.

— Как ты мог? Где вы встретились? Неужели не понимаешь, насколько она молода и невинна? Боже милостивый, Филип, поверить не могу, что ты способен соблазнить молодую девушку из благородной семьи. Но ты на это отважился! Одарил ее своей неотразимой ленивой улыбкой, и она растаяла. Черт возьми, она так юна и наивна, совсем не знает мужчин и редко бывала в обществе. А потом… потом она, должно быть, сообразила, что наделала, и поэтому отказалась назвать свое имя.

— Чарли, кто она?

— Внучка графа Монмута.

Филип оцепенел от неожиданности. Теперь он вспомнил, где слышал имя отца девушки! Да-да, от одного из людей Веллингтона! Майору Эверсли пришлось взять отпуск из-за болезни отца. А потом он вернулся в район боевых действий и погиб при Сьюдад-Родриго. Проклятие!

— Позволь мне кое-что прояснить, Чарлз. Я мирно направлялся в Морленд, следуя твоим идиотским указаниям, когда нашел ее на опушке леса, больную и без сознания. К счастью, я вспомнил, что проезжал мимо этого дома, поэтому и привез ее сюда, тем более что буран набирал силу. Но я не совращал ее. Так, говоришь, она внучка графа? Но какого черта она скрывала это? И чего так смертельно боялась? Разве ее титул и богатство имеют значение? Странно! Эта загадка не дает мне покоя. С каким бы удовольствием я взял розгу и хорошенько высек эту упрямую и своенравную девчонку!

Чарлз застонал и залпом осушил третий бокал хереса. Все это крайне ему не нравилось, и к тому же предчувствие подсказывало, что в реальности дело обстоит куда хуже.

— А кто такой Тревор? — продолжал допытываться Филип.

— Тревор? А, ты о Треворе Эверсли, внучатом племяннике и наследнике графа Монмута! Он недавно женился на Элизабет, старшей сестре Сабрины. Примерно месяц назад и со всей помпой. На свадьбу было приглашено все графство. Какой блеск, какая роскошь! Тогда мне показалось, что Сабрина вполне спокойна и счастлива. Что же случилось, Филип? Как она оказалась в лесу? И какое отношение ко всему этому имеет Тревор? Ты сказал, она была больна?

— Да, и очень тяжело. Лихорадка и сильный жар. Несколько раз мне казалось, что она на грани смерти. Девочка оказалась сильнее, чем я думал. Она настоящий боец. И хотя еще очень слаба, но, думаю, выкарабкается. Ты давно знаешь Сабрину?

— Крошку Бри? Со дня ее рождения. Монмут-Эбби находится всего в десяти милях от Морленда. Так она действительно простудилась? Уверен, что малышка поправится?

— Да. Как я уже сказал, она еще очень слаба, но через неделю-другую обо всем забудет, — пообещал Филип и внезапно ринулся к двери: — Пойдем со мной, Чарлз! Тесто уже поднялось, пора печь хлеб. Мне все-таки удалось отыскать дрожжи. Теперь все будет по правилам!

— Что?!

Филип хитро улыбнулся и выбежал из комнаты. Чарлз, сгорая от любопытства, последовал за ним. Оказавшись в кухне, где до этого ему не приходилось бывать, Чарлз изумленно наблюдал за другом, облачавшимся в широкий белый передник. Филип обернулся и весело подмигнул приятелю.

— Я здесь полный хозяин и господин, — сообщил он, обводя рукой тесное помещение. — Если мой скромный опыт меня не обманывает, тесто еще должно подойти. Садись, Чарлз. Я, к сожалению, пока не могу отвлечься.

И тут Чарлз впервые заметил непонятный наряд виконта. Белая сорочка, правда, довольно чистая, но неглаженая, светло-коричневые панталоны все в морщинках. Спал он в них, что ли? А ботфорты, должно быть, не чищены целую вечность.

— Господи, Дамблера удар хватит, когда он тебя увидит.

— Я рассчитывал, что Дамблер добрался до Морленда. Надеюсь, ты не отправил его на поиски. Он прекрасный парень, но по-прежнему считает меня ребенком, которого нужно всячески оберегать и лелеять.

— Не представляешь, как он волновался! Разве его удержишь? Отправился с поисковой партией. Кстати, ищут не только тебя, но и Сабрину Эверсли. Кажется, мне еще не мешает выпить.

— Ну же, Чарли, договаривай! Ты ведь не все выложил, верно?

— Тереза Эллиот, — объявил Чарлз с таким видом, словно этим все было сказано.

— А что с ней? Тереза ведь в Морленде, верно?

— К моему величайшему прискорбию. Похоже, она заполнила собой каждую щелочку в доме и нет от нее спасения. Успела довести до белого каления как гостей, так и домашних, пыталась выгнать меня на улицу в самый разгар метели, требуя, чтобы я немедленно тебя отыскал. К счастью, опасность миновала, Филип, и теперь можно не беспокоиться, что эта гарпия вонзит в тебя свои коготки.

— Но я никогда и ни за какие коврижки не женился бы на Терезе Эллиот! Скорее грянет Страшный суд и моя тетушка Милли предстанет перед Создателем, что случится не ранее следующего столетия. Успокойся, Чарлз, чары мисс Эллиот надо мной не властны.

— Что ж, если ей не удалось ослепить тебя своей неземной красотой, тем лучше, все равно дело решено.

— Чарлз, о чем ты толкуешь, черт возьми? Если меня не подводит память, я всего лишь однажды отправился с ней на прогулку в парк и при этом не подавал ей ни малейших надежд. Подобное приглашение никак не может быть истолковано двусмысленно!

— А ты забыл, что дважды танцевал с ней на балу у леди Бренсон? Она без конца расписывала мне это счастливое событие. Очевидно, Тереза настолько уверена в себе, что ничуть не сомневается в своей способности привести тебя к алтарю. Но, как я уже сказал, с этой стороны тебе ничто не грозит. Ты ухитрился попасть из огня прямо в полымя. Правда, пламя поистине прелестное, тут ничего не скажешь.

— Напрасно ты выпил три бокала хереса подряд, спиртное затуманило твой мозг, Чарли. Как насчет кофе? Мгновенно приведет тебя в чувство. Нет, не стоит рассыпаться в благодарностях, я здесь по совместительству еще и дворецкий. Кофе?

— Сабрина Эверсли — очаровательная девушка, — продолжал Чарлз, игнорируя предложение друга. — К тому же ей восемнадцать. — Он принялся старательно загибать пальцы. — Ну да, восемнадцать. На два года моложе моей сестры Маргарет.

— Иногда в ней и верно проскальзывает какое-то очарование, тут ты прав, но обычно она упрямее и молчаливее Хорейса, любимого борова дядюшки Харви. Необыкновенное животное, если уж упрется, тут всему конец.

— Филип, при чем тут какой-то боров?! Оставь свои глупости и выслушай меня! Думаю, будет приличнее всего, если твоим шафером стану я. Старый граф может за день получить специальное разрешение на брак, и к концу недели вы поженитесь. Монмут сделает все, чтобы дело не получило огласки. — Чарлз облегченно вздохнул и просиял от удовольствия, что сумел так безупречно выразить свои мысли. — А вот теперь, пожалуй, неплохо бы выпить чашечку кофе.

— Кофе? — тупо повторил Филип, не в силах прийти в себя. — Специальное разрешение? Дорогой Чарлз, тебе в самом деле нужно поменьше пить. Ты считаешь, что я соглашусь жениться на Сабрине Эверсли? Да этот вздор еще смехотворнее, чем тот дурацкий жилет, который ты в прошлом месяце надел в «Уайте», помнишь? С желтыми тюльпанами по всему полю! Я знаю юную леди чуть меньше недели.

— В этом-то и вся штука, Филип. Ты успел заработать репутацию неотразимого, смертельно опасного для дам донжуана. Женщины дерутся за право попасть в твою постель, а мужчины зеленеют от зависти. И вот выясняется, что невинная незамужняя леди прожила с тобой в одном доме несколько дней. Она скомпрометирована, Филип, покрыта позором с головы до ног.

— А ножки у нее просто изумительные, — вставил Филип.

— Сомневаюсь, что даже Ричард Кларендон теперь ее захочет.

— Должно быть, я свихнулся куда сильнее тебя, Чарли! Вот от кого я еще слышал ее имя! Как-то за партией в пикет Ричард стал петь дифирамбы особе, на которой решил жениться. Да-да, молодая девушка из Йоркшира по имени Сабрина. Ну а теперь, когда я честно выслушал все твои доводы, позволь мне кое-что сказать. Я не собираюсь связывать себя узами брака. Не вижу надобности. Неужели не понимаешь? Она едва не погибла. Я спас ей жизнь. И при этом ни разу не посмотрел на нее как на женщину. Заботился о ней. Как брат, как отец, как сиделка, и все это отнюдь не включало и намека на плотскую любовь. Готовил, кормил ее и не требовал десерта в виде постели. Так что забудь весь тот вздор, который ты сейчас нес. Пусть ее получит Ричард вместе с моим благословением. Я был и остаюсь добрым самаритянином, и никем больше.

— Сомневаюсь. Как только до Кларендона дойдут слухи о пребывании Сабрины в обществе джентльмена, имеющего такую же репутацию, как и он сам, вряд ли намерения Ричарда останутся прежними. Знаешь ли ты, что он просто обезумел и едва не загнал коня в поисках Сабрины? Он сгорает желанием добиться ее. Но, Филип, смотри, чтобы дело не кончилось дуэлью.

«Возможно, Ричард не любит Сабрину, иначе отчего бы продолжал играть и распутничать? — размышлял Филип. — Ведь всего три недели назад он завел новую любовницу, оперную певичку! А что, если Чарли ошибается и это отнюдь не брак по любви?»

Он нахмурился, пытаясь в точности припомнить, что говорил Ричард о Сабрине.

Они играли в пикет в клубе «Уайте», предварительно навестив своих содержанок. Ричард был слегка пьян, да и на Филипа бренди уже начало оказывать обычное действие.

— Я нашел себе жену, — неожиданно бросил Ричард, глядя, однако, не на Филипа, а на веселый огонь в камине. Филип, подумав, что он шутит, засмеялся и наполнил бокал.

— Нет-нет, Филип, я серьезно. Восхитительная девушка, хотя придется ждать еще три месяца, пока ей не исполнится восемнадцать. Старый Эверсли заставил меня пообещать, что я наберусь терпения.

Филип вспомнил, как удивился такому признанию.

— Но ты похоронил первую супругу, Ричард, весьма удачно успевшую родить тебе наследника. И сам сколько раз твердил, что никогда больше не женишься, что ни одна женщина не способна дать тебе счастья и удовлетворения.

Вместо ответа Ричард осушил очередной бокал бренди.

— Я хочу ее, — тихо выговорил он голосом, хриплым от похоти и спиртного. — Она жизнерадостна и прекрасна, как сама жизнь. Волосы цвета пламени, густые и длинные. Умираю от желания зарыться лицом в эти пряди и вдыхать их аромат. Знаешь, Филип, она единственная красавица, кто не пытается пустить в ход свои чары, чтобы поймать меня. И, как ни странно, совершенно не знает, что такое страсть, и не подозревает, как пьянит меня ее прелесть. Да, я жажду ее и не стыжусь в этом признаться.

Филип с трудом очнулся от раздумий и сообразил, что пропустил мимо ушей очередную тираду Чарлза.

— Что ты сказал, Чарли?

— Спросил, что ты намереваешься делать.

— Ты, кажется, не расслышал? Я спас ее жизнь, не более и не менее того. И собираюсь вернуть ее семье. — Нет, все не так просто! Прежде нужно разделаться с Тревором. — Ты сказал, что этот Тревор женат на сестре Сабрины?

— Да, и если желаешь знать, его подкупили титулом. Элизабет — женщина малоприятная и не слишком привлекательная. При одном взгляде на нее хочется бежать со всех ног.

— У Сабрины есть в Лондоне тетка?

— Разумеется. Леди Берсфорд. Разве ты не бывал на ее приемах?

Ну да, та самая жена торговца.

Филип рассеянно кивнул. Очевидно, она намеревалась искать покровительства у тетки. Теперь, после объяснения Чарлза, Филип сумеет вытянуть из нее всю правду, ну а потом решит, как лучше поступить.

— Ты по-прежнему отказываешься признать, что скомпрометировал ее?

— Но я не компрометировал ее и не считаю, что мне выпала в этом фарсе роль главного злодея лишь потому, что позаботился о девушке. Только не говори, что когда-либо хотел слиться в объятиях с особой, зубы которой выбивают от холода дробь!

— Нет, но меня никто и никогда не считал распутником и ловеласом, как тебя. Возможно, и не столь странные ситуации заставляли тебя сходить с ума от вожделения.

— Да замолчишь ты?!

— Если тебе это так уж важно, лично я считаю, что ты сказал правду. Ты никогда не лгал, разве что в детстве, когда хотел избежать наказания. Но больше ни одна живая душа тебе не поверит. И Сабрина немедленно превратится в парию, стоит только кому-то узнать, что произошло.

К сожалению, Чарлз ничуть не преувеличивал, и это крайне не понравилось Филипу. Неужели окружающие такого дурного мнения о нем? Он никого не обидел, никому не причинил зла, просто поступал в соответствии со своими желаниями.

— Значит, у меня такая ужасная репутация, Чарли?

— Ужасная? Да, в подобной ситуации это, пожалуй, главное. Беда в том, что ты выйдешь из этой истории незапятнанным, а вот что станется с Сабриной? Не находишь, что в нашем обществе слишком много лицемеров?

Филип едва не взорвался от внезапно накатившего гнева. Все верно, иногда он желал эту девушку. Но в конце концов, он молодой сильный мужчина! Что ему чувствовать при виде обнаженной женщины? Но он благородный человек и не воспользовался ее бедственным положением. И если бы не болезнь, держался бы от Сабрины на расстоянии.

Он неожиданно вспомнил о своей любовнице Мартине. Господи, если бы он остался в Лондоне и провел в ее постели долгие лениво-сладострастные часы, всего этого не случилось бы. Но что теперь жалеть? Все равно ничего не вернешь, и если Чарлз прав, дело гиблое — придется идти под венец.

Филип яростно набросился на тесто. Все пропало, теперь остается расплачиваться за свою скандальную репутацию.

— Как ты считаешь, — пробормотал он, — не удастся сохранить все в тайне?

— Вряд ли, вся округа взбудоражена вашим исчезновением. К тому же нужно принять в расчет Ричарда Кларендона.

Филип продолжал неутомимо месить тесто. Неожиданно он остановился, и на его лице появилась торжествующая улыбка.

— Придумал! Я сам поговорю с Кларендоном. Возможно, он поверит мне и, несмотря ни на что, женится на Сабрине. Он маркиз, что не идет в сравнение с каким-то жалким виконтом. Чрезвычайно выгодная партия!

— Неплохая мысль. Но на твоем месте я не рассчитывал бы, что он похлопает тебя по спине, с благодарностью расцелует и заверит, что считает тебя святее самого папы. Нет, Филип, мне очень жаль, но думаю, тебе следует быть готовым к худшему. Так или иначе, тебе давно пора жениться и иметь наследников. Даже Роэн Кэррингтон попался в сети брака. Теперь твоя очередь.

Филип разразился проклятиями.

— Но всякий джентльмен поступил бы так, — заверил Чарлз. — Это достойный шаг.

— Пропади пропадом достоинство и благородство! — И Филип вновь принялся яростно молотить тесто кулаками.

— Это неприлично. Нельзя посылать к черту честь дворянина.

Элейн не задумалась втоптать в грязь его имя.

Филип с горечью поморщился. Много лет он провел в удовольствиях и развлечениях, ни о ком и ни о чем не заботясь.

— Наверное, ты прав, — медленно выговорил он. — Кто-нибудь должен позаботиться о Сабрине. У меня создалось впечатление, что мисс Эверсли, предоставленная себе, начнет попадать из одной передряги в другую. Я по крайней мере сумею удержать ее в узде.

К удивлению Филипа, Чарли расхохотался. Филип поднял брови:

— Я на восемь лет старше и как-нибудь справлюсь с девчонкой.

— Ты знаешь ее едва неделю, Филип. И кроме того, она больна. Советую расспросить Маргарет обо всех их совместных невероятных проделках, в которых Сабрина неизменно была лидером. Так что твои выводы весьма поспешны. Сабрина отнюдь не покорная овечка.

Филип вспомнил о возмутительной попытке сбежать вчерашней ночью и покачал головой:

— Она послушается меня, вот увидишь. Он скатал два каравая и поставил их в печь.

— Надеюсь, ты пообедаешь со мной, Чарлз? Мы должны составить план. Когда Сабрина проснется, я уведомлю ее о нашем решении.

Глава 18

Но Чарлз не остался на обед: следовало немедленно сообщить новости графу и прекратить поиски. Услышав, что Сабрина проснулась, Филип взял заранее приготовленный поднос и поднялся наверх. Говоря по чести, он не знал, кого жалеет больше: ее или себя. Оба попали в ловушку строжайших правил светского этикета, и выхода нет. Вот награда за сделанное добро Ему навязали жену!

Жену.

Не нужна ему никакая жена. Он слишком молод. Слишком привык вести разгульную свободную жизнь. Самодовольная физиономия Роэна Кэррингтона вызывает у него злость и раздражение. Правда, в глубине души он завидовал другу. Но одно дело жениться на той, кого выбрал сам, и совсем другое — идти к алтарю с навязанной невестой. Выхода все равно нет. Он не подлец, не негодяй и не позволит погибнуть молодой девушке, если в его силах спасти ее репутацию.

К этому времени он уже полностью смирился с последствиями своего великодушного поступка. Сабрина Мерсеро, виконтесса Деренкур. Звучит неплохо! Не такое уж это тяжкое испытание — жениться на ней, — стоит лишь вспомнить необыкновенные, единственные на всем белом свете фиолетовые глаза. Да и все остальное, что он успел рассмотреть во всех подробностях.

Он неожиданно обнаружил, что с нетерпением ждет реакции на известие о том, что ее инкогнито раскрыто. Ну и упрямая же ведьма! Впрочем, ее упорство и твердый характер ему по вкусу; главное — уметь держать их под контролем, конечно. Он почти уверен, что она подходит ему куда лучше Элейн, по крайней мере втайне на это надеялся. Сабрина не только прелестна, но и умна. Немногие мужчины успевали так хорошо узнать невесту до свадьбы. Да, все обернулось не так уж плохо. Она станет его женой. И как можно скорее.

Он постучал и ступил через порог. Сабрина задумчиво смотрела в окно. Яркий солнечный свет струился сквозь стекло, зажигая ее волосы полуденным пламенем, окружавшим ее головку подобно алому гало.

После свадьбы, когда она окажется в безопасности, он объяснит, что не имеет ни малейшего намерения изменять свою жизнь. Она, разумеется, должна понять. В конце концов, это брак не по любви, а по голому расчету. Сабрина займет подобающее ей место в обществе, а он пойдет своей дорогой.

Девушка отвернулась от окна и закрыла глаза. Нос забавно подергивался.

— Кажется, виконт испек хлеб? Пусть он снова будет плоским, как лепешка, я готова съесть все, до последней крошки.

Филип, улыбнувшись, опустил поднос на столик.

— Поэтому я и захватил целый каравай.

Кроме хлеба, он принес суп, мисочку с медом, и Сабрина с жадностью набросилась на еду. Господи, какая же она тощая. Это обстоятельство отчего-то тревожило его. Когда он привезет новую госпожу в Динвитти-Мэнор, повариха мгновенно набросится на очередную жертву с энтузиазмом религиозного фанатика, и ей придется быть поосторожнее, иначе через месяц она не пролезет в дверь.

Сабрина энергично дожевывала последний кусок, когда в ее сознание ворвались слова Филипа:

— Ешьте сколько пожелаете, сейчас это только на пользу, но учтите на будущее, что мне не нужна толстуха жена.

Сабрина на миг застыла, уставилась на Филипа и, тряхнув головой, стала жевать еще быстрее. Проглотила, поперхнулась, закашлялась и поспешно выпила воды. И лишь потом пронзила его испепеляющим взглядом.

— Извините, Филип, я, кажется, не так вас поняла. Что вы сказали? Не будете ли так добры повторить?

— Как угодно, леди Сабрина.

— Я уже говорила, что мне не нравится такое обращение.

— Так и быть, на этот раз смирюсь. — Он уселся на постель и взял ее руку с липкими от меда пальцами. — Сабрина, вы станете моей женой? Окажете мне эту честь? Мы знаем друг друга целых пять дней и, думаю, прекрасно поладим. Что скажете?

— Выйти за вас? — повторила она, не сводя с него взгляда.

— Да. Подумайте, мы сумели ужиться вместе и ссоримся, лишь когда вы замыкаетесь в своей раковине. Этому пора положить конец. Вам придется довериться мне, открыть все свои мысли. Как по-вашему, это удастся?

— Вы сами не знаете, что говорите. Зачем вам связывать себя? И откуда вдруг такая идея? Я для вас чужая. Вы понятия не имеете, кто я, каковы мои вкусы и пристрастия…

— Того, что я знаю, вполне достаточно. Итак?

Сабрина недоумевающе смотрела на Филипа, не понимая, что это на него нашло. Все это не имеет ни малейшего смысла. Конечно, в этом случае все ее проблемы разом бы решились. Она избавится от Тревора и Элизабет, сможет навещать деда, не беспокоясь, что они исподтишка нанесут ей удар в спину. Не придется также жить с тетей Берсфорд, которую Элизабет называла старым бульдогом. Но все же зачем ему эта обуза?

— Нет, Филип, я, конечно, не выйду за вас. Но возможно, вы будете так добры объяснить, почему отважились сделать мне предложение? А, понимаю! Господи, должно быть, у меня голова со сна слишком тяжела! Простите, что так туго соображаю! Вы, очевидно, пытаетесь меня защитить, но, уверяю, в этом нет необходимости.

— Вы нуждаетесь в защите куда больше, чем моя хромая кошка Доркас.

— Почему хромая?

— Не важно. Забудьте, что я сказал. Доркас отправилась в кошачий рай пять лет назад. Ей удалось пересечь двадцатилетний рубеж, прежде чем навсегда закрыть глаза. Ну так как же? Предпочтете мне Ричарда Кларендона, Сабрина? Ведь он маркиз и, вероятно, богаче меня?

— Ричард? — растерялась девушка. — Ричард Кларендон? Разумеется, нет! Я едва его знаю. Правда, он довольно часто приезжал к нам в дом летом. — И тут она поняла. — Боже, что это значит! Вы… кто вам…

— Здесь побывал Чарлз Аскбридж.

Сабрина медленно кивнула и низко опустила голову. Значит, ему все известно.

— Да, мне теперь все ясно, Чарли упомянул Кларендона, и я вспомнил, где слышал имя Эверсли. Три месяца назад в Лондоне Ричард признался, что страстно желает заполучить вас и ждет, пока вам не исполнится восемнадцать. Я специально упомянул о Ричарде, чтобы посмотреть, питаете ли вы к нему нежные чувства. Если это так, вам следует выйти за него.

Он поднялся и сел в кресло у кровати, кресло, к которому так привык за последние пять дней.

— Итак, вы наконец все поняли. Бедный Чарлз, видели бы вы его лицо, когда он вломился сюда и узрел вас спящей у меня на коленях. Я был готов наброситься на него и разорвать на части, заподозрив, что в дом проник грабитель.

— Каким образом?

— Каким образом он оказался здесь? Слуга, который присматривал за домом, вообразил, что это жилище превратилось в разбойничье гнездо. Чарлз решил сам проверить, что здесь творится. Он был не слишком удивлен, увидев меня, но шок от вашего присутствия был так силен, что бедняга лишился речи на целых три минуты. Для Чарлза это поистине небывалый случай. Короче говоря, он отправился к вашему деду сообщить о счастливой находке и привести экипаж, в котором мы благополучно доберемся до Монмут-Эбби.

От лица Сабрины мигом отхлынула краска.

— О нет! Я не могу вернуться, Филип! Не могу! Вы не заставите меня!

— Настало время честно объяснить, что случилось. Расскажите о Треворе и Элизабет и о том, почему дедушка не сумел вас защитить.

— Совершенно ни к чему вдаваться в подробности.

— Доверие — крайне важная вещь, Сабрина. Я требую, чтобы вы мне открылись. Да, знаю, Тревор — внучатый племянник вашего деда, муж вашей сестры. Ну а теперь остальное. Я должен знать все, чтобы уберечь вас от подлых людишек.

— Я в самом деле надеялась, что Элизабет будет счастлива.

Филип ничего на это не ответил, только выжидающе кивнул. Сабрина взглянула ему в глаза.

— Тревор пытался изнасиловать меня. Но вы уже это поняли.

— Совершенно верно. Главное, ему это не удалось. А что было дальше?

— При первой встрече он показался мне неплохим человеком, более того, обаятельным и симпатичным. Я думала даже, что он питает к Элизабет искренние чувства. Она была так рада, буквально летала от счастья по Монмут-Эбби. Но за прекрасными манерами и очаровательной внешностью Тревора скрывалось настоящее чудовище.

Сабрина немного помолчала. Странно, что при одной мысли о Треворе, попытке описать его ее охватывает страх.

— Непонятно, — продолжала она, — что он за человек. Красивое лицо, безупречно воспитанный, что-то в нем есть мягкое, почти женственное. А на деле — злобен и жесток. Похоже, ему доставляет наслаждение причинять боль. Он набросился на меня в картинной галерее, уединенном месте, куда редко заходят слуги и домочадцы. И ему удалось бы обесчестить меня, если бы от чрезмерного возбуждения он… он не обессилел.

— Хотите сказать, что…

— Да, именно так. На его панталонах расплылось огромное пятно, он вдруг тяжело задышал и обмяк.

Благодарение Господу, ублюдок не сумел сдержаться!

— Понятно. А дальше?

— Я ударила его, но не слишком сильно. И после того, как он… забылся… убежала, вне себя от ужаса. Трусиха несчастная.

— Нет, вовсе не трусиха. Вас испугали. Все это вполне понятно.

Бешеная ярость бушевала в нем, но он не хотел обнаружить перед Сабриной свои чувства. И без того трудно сохранять невозмутимый вид.

— Что же вы сделали? — внешне спокойно осведомился Филип.

— Пошла к Элизабет и все выложила. Я даже готова была доказать ей. Он надавал мне пощечин, так что лицо распухло. Выглядела я поистине устрашающе. Она, разумеется, не могла не понять, что я говорю правду, но назвала лгуньей и отказалась принять мою сторону. Только тогда я поняла, как сильно она ненавидит меня.

«Ревность, — подумал Филип. — Эта сучка так исходит злобой и ревностью, что готова защищать мерзавца даже ценой позора младшей сестры».

Гнев каждую минуту угрожал вырваться наружу. Филип опустил глаза. Не хватало, чтобы Сабрина заметила, что жажда крови застилает ему глаза красным туманом.

— Элизабет предупредила, что если посмею пожаловаться дедушке, она поклянется, что была свидетельницей, как я пыталась совратить ее мужа. Двое против одной. Кому поверит дедушка, тем более что Тревор — его наследник? Потом она напомнила, что подобный скандал может раньше времени свести деда в могилу и во всем окажусь виновата я. Мне ничего не осталось, как покинуть Монмут-Эбби. Тревор пообещал прийти ко мне ночью и пригрозил, что, если я запру дверь, он поможет дедушке отправиться к праотцам. Кто посмел бы остановить его? Боюсь, Элизабет только порадовалась бы моему падению. Нужно было защитить дедушку и себя. И я нашла выход.

Она подняла на Филипа полные страдания глаза.

— Мне следовало вернуться в Монмут-Эбби, когда захромала лошадь, но я не сумела себя заставить. Тут пошел снег. Я была так уверена, что доберусь до Боремвуда и успею сесть в лондонский дилижанс, что не заметила, как заблудилась и упала в снег. Вы нашли меня. Вот и все.

Какая жалостная история! И ее роль в ней настолько неприглядна!

Сабрина нервно сцепила пальцы.

— Вы вернетесь в Эбби не одна. С вами буду я. Естественно, мне придется убить Тревора.

— Именно поэтому мне и не хотелось вам ничего рассказывать. Попытайтесь понять, Филип. Он будущий граф Монмут. Последний мужчина в роду. Обещайте, что не тронете его.

— Скрепя сердце, — пробормотал Филип, нежно сжимая ее руку. — Обещаю, но поверьте, это будет нелегко. Когда мы окажемся на месте, я ни на минуту не выпущу вас из виду. И если согласитесь стать моей женой, через неделю навсегда избавитесь от необходимости видеть эту парочку.

— Выйти за вас? О нет, никогда! Это несправедливо и нечестно по отношению к вам. Спасибо за все, что сделали для меня. Я безмерно вам благодарна. Вы спасли мне жизнь, кормили, ухаживали за мной. Я не хочу вновь оказаться в Монмут-Эбби. И умоляю о последнем одолжении. Пожалуйста, проводите меня в Боремвуд и посадите в дилижанс. Помогите добраться до дома моей тети. Это единственное возможное решение. И самое правильное. Конечно, вы ничем мне не обязаны, но прошу вас согласиться и не препятствовать моему отъезду.

Глава 19

Филип разжал пальцы и отстранился. Такого он не предполагал. Значит, она отказывает ему? Неужели настолько глупа, что не понимает: отныне она персона нон грата в высшем обществе. Видимо, придется ей объяснить.

— Сабрина, боюсь, вы не совсем осознаете положение, в котором находитесь. Все это слишком серьезно. Ведомо ли вам, что случится, если всем станет известно, что вы провели последнюю неделю в компании человека, известного не слишком примерным поведением? Признаться, я давно заработал репутацию повесы, не пропускающего ни одной юбки.

Девушка уставилась на Филипа с таким видом, словно у него выросли клыки и рога.

— Увы, но это чистая правда! Некоторые люди считают меня не только распутником, но и настоящим донжуаном. Честно говоря, не так уж я неисправим, но многие предпочитают верить сплетням и слухам. Даже если вы уедете в Лондон, дурные вести мгновенно донесутся и туда, и ваша репутация будет навеки погублена. Никто не станет вас принимать. Вы превратитесь в изгоя. Поэтому нам лучше пожениться, и побыстрее, — заверил он, ожидая, естественно, что она поймет логику его рассуждений.

Но вместо этого девушка снисходительно усмехнулась:

— С вашей стороны весьма великодушно принести себя в жертву, Филип, но я этого не допущу. И пусть Чарлз не изображает посланца судьбы. Не хватало еще, чтобы вы связали жизнь с нелюбимой женой… Я поступила бы на редкость подло, если бы согласилась на этот брак. Нет, милорд, ни за что.

— Будьте благоразумны, Сабрина, я не позволю вам погубить себя. Вы прекрасно понимаете, что произошло, и сейчас упрямитесь мне назло. Неужели я такая невыгодная партия? Боитесь, что я стану плохим мужем? Неужели я совсем вам не нравлюсь?

Сабрина зажмурилась и покачала головой, но Филип неумолимо добавил:

— Даже если вы влюблены в Кларендона, должен с сожалением отметить, что он вряд ли теперь женится на вас.

— Почему?

— Потому что вы подпорченный товар, Сабрина, это ясно, как дважды два. Смиритесь с этим фактом и выходите за меня.

Сабрина гневно сверкнула глазами.

— Все мужчины мне отвратительны! Двуликие Янусы! Одни принципы, по которым живете вы, мужественные, храбрые, благородные представители сильного пола, а другие предназначены для несчастных созданий, которых вы либо презираете, либо защищаете, повинуясь собственным капризам! Так вот, я отказываюсь быть вашей забавой и игрушкой! Убирайтесь к дьяволу, милорд, и можете захватить с собой Кларендона! Он, видите ли, отречется от меня, и лишь потому, что мне пришлось провести здесь целых пять дней, больной и почти без сознания! Порченый товар! Да я просто вне себя от злости, Филип!

Она швырнула в него подушкой и, задыхаясь, повалилась на постель. Филипу пришла в голову совершенно неуместная мысль о том, что не стоило давать ей так много хлеба, — уж слишком она разбушевалась. Правда, он даже не сердился на Сабрину, поскольку в глубине души признавал, что она кое в чем права. Зря она так разошлась! Вдруг ей опять станет плохо?!

— Пожалуйста, успокойтесь, — попросил он, встревоженно хмурясь. — И простите меня. Я вообще не должен был упоминать о Кларендоне, я лишь хотел, чтобы вы поняли: отныне все стало по-другому. И жизнь ваша круто переменилась. Не подозревайте меня во лжи, Сабрина, я вовсе не собираюсь воспользоваться вашими затруднительными обстоятельствами. Подумайте хорошенько и тогда сами убедитесь, что нам больше ничего не остается, кроме как пожениться.

Девушка устало вздохнула:

— Давайте простимся друзьями, Филип. Я выйду замуж только по любви, и поэтому ни вы, ни Ричард не станете моими избранниками. Дело не в вас и не в нем. Дело во мне. Я должна идти своей дорогой и с легким сердцем пускаюсь в путь.

Филип начал понемногу уставать. Нелегко иметь дело с человеком, в суждениях которого отсутствует хотя бы подобие логики. Что же, остается одно: сделать неожиданный и смелый ход.

Он подался вперед и положил ей руку на плечо.

— Возможно, — хриплым шепотом пробормотал он, — мне стоило бы взять тебя сейчас и немедленно. Так или иначе, все будут убеждены, что мы только этим и занимались в течение пяти дней. Меня не остановит даже твое… скажем, деликатное состояние.

Сабрина на несколько мгновений потеряла дар речи, но тут же опомнилась и со всей силой размахнулась. Удар пришелся по уху. Тяжелая у нее рука! Филип поморщился от боли, а она тем временем поспешно отодвинулась на дальний край кровати и старательно завернулась в одеяло.

Филип выругался и раздраженно пригладил волосы.

— Простите. Черт, я просто пытался как-то доказать вам. Открыть глаза. Извините. Я не подлец, и вы это знаете. Совсем не то, что ваш Тревор. Все это чистое притворство. Послушайте, Сабрина, мы прекрасно поладим, только доверьтесь мне.

Сабрина ничего не ответила, но зато вновь подвинулась на прежнее место.

— Я взял на себя смелость сделать кое-какие распоряжения, — признался он наконец, поскольку Сабрина молчала, всем видом давая понять, как ей невыносимо его присутствие. — То есть мы договорились с Чарлзом. Он должен переговорить с вашим дедом, уверить его, что ваша репутация не пострадала, и просить от моего имени согласия на брак. В Монмут-Эбби вы вернетесь как моя нареченная.

— Филип, я не падшая женщина. Просто тяжело болела. Разве одно это обстоятельство делает меня аморальной особой? Я не жалею, что вы нашли меня, потому что иначе погибла бы. И неужели теперь отплачу подобным образом за вашу доброту?! Довольно глупых споров. Вы отвезете меня в Боремвуд?

Филип развел руками, не в силах найти подходящих доводов. Не так-то легко заставить ее пойти к алтарю. То есть все это вполне осуществимо, но потребует немалых усилий, а он, откровенно признаться, невероятно устал. Проклятие, и что же теперь остается?

Услышав топот копыт, он выглянул в окно. У дома остановилась дорожная карета. Сабрина побледнела и сжалась.

— Пора, Сабрина, — объявил он, вопросительно подняв брови. Девушка покачала головой. Филип повернулся и, не вступая в дальнейшие дебаты, вышел из комнаты. Он встретил Чарлза у входной двери и с удивлением заметил отсутствие графского герба на дверце экипажа.

— Это моя карета, — пояснил Чарлз. — Пойдем, Филип, у нас возникла новая и весьма неприятная проблема.

Филип удержал готовое сорваться с языка очередное ругательство и последовал за Чарлзом в гостиную.

— Ну? Не томи же, дружище. Выкладывай!

— С графом Монмутом случился удар. Врач никого к нему не пускает. Я велел передать графу, что Сабрина жива и здорова. Однако врач сомневается, что больной его поймет.

— Ясно, — мрачно выдавил Филип. — Тревор наконец дорвался до власти.

— Да, он и Элизабет. Тебе будет интересно узнать, что Элизабет уже отозвала своих людей и приказала прекратить поиски сестры. Судя по их радостным физиономиям и взглядам, которыми они обменивались, оба были убеждены, что Сабрина мертва. Просто невероятно! Элизабет и раньше не вызывала у окружающих особых симпатий, но такое бессердечие!

— И все же, Чарли, почему ты захватил свой экипаж?

— Ты еще не дослушал до конца, Филип. Когда я объявил Элизабет, что Сабрина в безопасности, она принялась настойчиво расспрашивать, открыла ли сестра причину, по которой убежала из дому. Я ответил, что подробностей не знаю, но Сабрина, вероятно, все объяснила тебе. Элизабет многозначительно посмотрела на муженька, и оба наперебой принялись расписывать, как бедняжка пыталась совратить Тревора, а он повел себя в высшей степени благородно. Они, видите ли, считают, что Сабрина, исполненная стыда, решила скрыться от позора. Знаешь, Филип, боюсь, они начнут повторять эту сказку каждому. В любом случае Элизабет холодно процедила, что не находит в себе сил простить сестре ее ужасный проступок. Правда, она предложила привезти Сабрину в Монмут-Эбби, но мне отчего-то не захотелось.

— А что при этом сказал Тревор?

— Его излияния переполнили чашу моего терпения! Тревор в отличие от жены простил Сабрину и страстно жаждет ее возвращения. Пообещал лично заботиться о ней. Утверждал, что скучает и желает ей добра. Он, оказывается, любит свояченицу и не оставит ее своими милостями. Поверишь, меня даже дрожь пробрала. Думал, Элизабет набросится на него и расцарапает физиономию.

— Черт с ними! Никто из соседей не поверит подобному вздору, тем более что все знают Сабрину с пеленок. Никто не усомнится, что она чиста, как цветок, и невинна…

Филип осекся, и, к удивлению Чарлза, на щеках друга медленно расплылись красные пятна. Но Филип сумел достаточно быстро овладеть собой и проговорил:

— Мне удалось наконец вытянуть из Сабрины правду, хотя это оказалось нелегко. Все было, как я и предполагал. Тревор решил воспользоваться ее неопытностью и едва не изнасиловал, а дорогая сестрица приняла сторону мужа. После чего Сабрина и сбежала. Пусть мы и знакомы всего пять дней, но я верю, что она не лжет.

— Кстати, ты прав насчет здешних жителей. Сабрину все знают и любят. Никто не клюнет на приманку Элизабет. Тем более когда вы объявите о своей помолвке.

— Весьма слабое утешение, — проворчал Филип. — Сабрина отказывается выходить за меня замуж. По ее словам, я не обязан приносить себя в жертву. Я из кожи вон лез, чтобы ее убедить, но все без толку. Как ни странно, Чарлз, моя знаменитая тактика обольщения здесь совершенно бесполезна.

— Невероятно! Она отказалась? Не может быть, Филип! Погоди, а Кларендон? Наверное, она предпочла Ричарда?

— Ничего подобного. Заявила, что почти его не знает. Он для нее никто. Послушай, Чарли, не могу же я поколотить девчонку, чтобы добиться своего, хотя и руки чешутся! Может, ты отвезешь ее в Морленд?

— Разумеется. Беда только в том, что гости еще не разъехались. Маргарет, конечно, будет рада повидаться с Сабриной и, вероятнее всего, сама станет за ней ухаживать. Боюсь, Филип, тебе придется доверить ей свою пациентку.

— Если мы уговорим ее ехать в Морленд, сумеем выиграть время. Не стоит обрушивать на нее сразу столько неприятностей.

— Я все слышала.

Мужчины растерянно обернулись. В дверях стояла Сабрина, кутаясь в халат. Распущенные волосы струились по ее плечам и спине. Под глазами синие тени. Бледное, хрупкое, трогательное привидение. Она держалась лишь сверхъестественным усилием воли.

— Видите ли, Сабрина… — начал Филип, поспешно шагнув к ней и протягивая руки.

— Рада видеть вас, Чарли, жаль только, что при весьма печальных обстоятельствах.

Чарлз с удивлением смотрел на девушку. Господи, да она ужасно выглядит! Должно быть, в самом деле едва не умерла. У него сжалось сердце от жалости к этому очаровательному созданию.

— Сабрина, вы нездоровы!

— Дедушка поправится, Чарли?

У него язык не повернулся солгать.

— Его доктор ничего не может сказать, Сабрина. Мне очень жаль.

— Это я во всем виновата, — с отчаянием проговорила она. — Не убеги я из дома, он не волновался бы так, считая, что я погибла. Мне нет оправдания.

Сабрина растерянно посмотрела на Филипа, все еще стоявшего с протянутыми руками, и рухнула на пол в глубоком обмороке. Полы халата раскинулись вокруг огромным зеленым веером.

Глава 20

Филип угрюмо глядел куда-то поверх газона, покрытого островками тающего снега. Сумерки только начали сгущаться, и по земле протянулись длинные тени. Услышав рассерженный голос Ричарда Кларендона, он не спеша обернулся.

— Проклятие! — бросил Ричард Чарлзу, сурово сдвинув брови. — Клянешься, что рассказал мне все? Ладно, я тебе верю. И немедленно отправляюсь всадить пулю в этого гнусного ублюдка!

Да, в чем в чем, но в решительности Ричарду не откажешь! Уж если он задумал что-то, в гневе или в спокойном состоянии, примется действовать незамедлительно.

— Ричард, — спокойно проговорил Филип, — возьми себя в руки!

— Не будь такой хладнокровной скотиной, Филип, — нетерпеливо откликнулся маркиз. — Ты не хуже меня понимаешь, что Сабрина не способна никого совратить, а тем более этого мерзкого слизняка, которого я имел сомнительную честь увидеть в Монмут-Эбби. Господи, при одном взгляде на него меня тошнит!

Он с омерзением передернул плечами.

— Позволь мне закончить, Ричард. У графа нет иного наследника титула Монмутов. Поразмысли хорошенько, стоит ли избавляться от этой твари, прежде чем он подарит Элизабет наследника?

Тут маркиз призадумался и принялся медленно стягивать с правой руки перчатку тонкой черной кожи.

— Знаешь, Филип, а это действительно веский довод! Ты верно рассчитал: как только Элизабет произведет на свет мальчика, я разделаюсь с Тревором. Да, великолепный план! Только пусть он останется в секрете. Иначе этот негодяй и близко к жене не подойдет!

— Хорошо, — кивнул Филип. — Но со временем мы снова обсудим этот вопрос. Я не позволю тебе участвовать в этом деле одному. Согласен?

— Ни за что! — возмутился маркиз.

— Пойми, может пройти десять лет, прежде чем он удосужится родить сына! Кто знает, что тогда случится со всеми нами! Обещай, Ричард!

— Пропади ты пропадом, Филип! Ладно, так и быть!

— Да, и не забывай, Ричард, — добавил Чарлз, — что, как только пристрелишь гадину, тебе придется бежать на континент и твой отец, вероятнее всего, предложит себя в качестве заложника.

— Скорее всего он признается в убийстве Тревора, — возразил Филип. Приятели знали, что герцог Портсмут боготворил своего сына и наследника и считал его неспособным совершать ошибки. Оба они искренне завидовали Кларендону, имевшему столь преданного родителя.

— Господь благословил меня прекрасным отцом, — наконец вымолвил Ричард. — Ну, хорошо. Если мы соберемся убить негодяя после рождения наследника, придется сделать это втайне. Не желаю покидать Англию и тем более вмешивать в эту историю отца. Вы правы. Он все сделает ради меня. Жизнь отдаст. Пойдет под пули и на виселицу. — Ричард тяжело вздохнул и вдруг с силой ударил кулаком по столу, так что ножки едва не подломились. — Но меня бесит, что этот Тревор остается безнаказанным!

— Прекрасно тебя понимаю, — согласился Чарлз, наливая бренди в три бокала.

— Придумал! — обрадовался Филип, пригубив божественный напиток, явно доставленный контрабандой из Франции. — Я отделаю маленького крысенка до полусмерти. Не убью. Изо всех сил постараюсь не пришибить, но места живого не оставлю. Уж нос точно сломаю. При одном взгляде на него женщины будут шарахаться.

— Превосходная мысль, — одобрил Чарлз, салютуя Филипу бокалом. — Я слышал, что хотя после свадьбы прошло чуть больше месяца, новобрачный успел переспать со всеми хорошенькими горничными в Монмут-Эбби. Да, Филип, изуродуй его.

— Нет! — запротестовал Ричард, осушив бокал. — Я ее жених, я и обязан отомстить, хоть и не мне первому пришла в голову эта идея. Подари мне свой план, приятель, и мерзавец уже через час останется безносым!

— Она не выйдет за тебя, Ричард, так что не трудись.

Чарлз перевел взгляд с Филипа на Ричарда и весело рассмеялся:

— Собственно говоря, Сабрина не желает иметь ничего общего с вами обоими. Я знаю ее с пеленок, и мой долг отплатить насильнику. Я с громадным удовольствием намну ему бока! Кстати, как насчет правой руки?

До Филипа дошел комизм ситуации.

— Мы спорим, словно мальчишки-школьники, Ричард. Договорились. Предоставим Чарлзу честь задать Тревору хорошую трепку.

— Ну хорошо, хорошо, — сдался маркиз. — Только не забудь, нос и правая рука, Чарлз. Мы на тебя надеемся.

— Я вас не подведу.

Неожиданно Ричард встревожился:

— Может, мне на всякий случай стоит поехать с тобой?

— Нет уж, если кто и отправится со мной, так это Филип. В конце концов, именно он спас жизнь Сабрине и преданно ухаживал за ней во время болезни.

Филипа так и подмывало дать Чарлзу оплеуху. Ну зачем лишний раз напоминать Ричарду о роли, которую он сыграл в судьбе Сабрины? Сейчас он взорвется с новой силой. Разговор о Треворе лишь ненадолго его отвлек. Недаром маркиз считает Филипа еще большим распутником, чем он сам!

Но, слава Богу, в этот момент дверь библиотеки с шумом распахнулась, и в комнату грациозно вплыла мисс Тереза Эллиот. Подойдя к Филипу, она обвила лилейными ручками его шею.

— Филип! Вы живы, здоровы и с нами! Правда, вам следовало быть здесь давным-давно и встречать мою карету, но вы предпочли сделать все по-своему. Как нехорошо с вашей стороны! И видите, что случилось! Нужно же было вам наткнуться на эту злосчастную девицу и скрываться в лесу целых пять дней! Пять дней, Филип! Без вас здесь было невыносимо!

Филипу страшно хотелось сказать, что она слишком ярко накрасила губы, но из вежливости он промолчал и осторожно высвободился, стараясь держаться от нее как можно дальше.

— О Господи, вы, должно быть, устали! Можно только представить, как вас утомила эта особа! Постоянно находиться с ней в одном доме! Ей, кажется, не больше четырнадцати, верно?

Филип только головой покачал. Можно биться об заклад, Тереза успела узнать о Сабрине все, вплоть до дня и часа рождения.

— Откуда вы знаете, что я делал последние пять дней? — все-таки осведомился он.

Тереза мило надула губки. Эту гримасу она, очевидно, долго и тщательно репетировала перед зеркалом.

— Об этом не так трудно догадаться, милорд! Разве вы не прибыли сюда с ней? Разве не внесли на руках в спальню? Мы имели случай любоваться, как ее голова лежала на вашем плече так, словно мисс всю жизнь провела в такой позе!

Она рассмеялась, и если бы Филип не был так взбешен, непременно заметил бы в ее голосе нотки зависти и злобы.

— Вы же знаете, каковы слуги, милорд. Я успела наслушаться самых странных подробностей!

— Не следует слушать сплетни челяди, Тереза. Это неприлично.

Но Филип прекрасно знал, с каким наслаждением господа, да и лакеи с горничными судачат насчет бедной Сабрины.

— Кстати, вы знакомы с Ричардом Кларендоном, маркизом Арисдейлом? Ричард, это мисс Эллиот.

Тереза была вынуждена освободить Филипа, но встреча с Ричардом того стоила. Смуглый, как сам дьявол, он имел вид человека, точно знающего, чего он хочет, и Тереза сразу поняла, что женщины, которых он удостаивает своим вниманием, стонут в его постели от наслаждения. Пусть она еще девственна, но чувствует, когда перед ней настоящий мужчина. Рука Терезы слегка задрожала, как только он прикоснулся губами к ее запястью. Если бы она не обещала — о, конечно, мысленно — Филипу свою невинность, следующим в ее списке стал бы, несомненно, Ричард Кларендон. Ей столько о нем рассказывали! Интересно, правда ли, что число его замужних любовниц превысило три дюжины?

— Какое невыразимое удовольствие, милорд, — жеманно промурлыкала Тереза, с вожделением глядя на склоненную темноволосую голову. Как он изумительно сложен! Она никогда не была так близко от него! Просто чудо!

Тереза мысленно улыбнулась: она знала, какое воздействие производит на мужчин ее красота. Маркиз, конечно, не станет исключением. Но, к ее досаде, он коротко бросил: «Очень рад, мисс Эллиот», — и отвернулся.

Чарлз озабоченно поджал губы. Только бы эта леди, которую благоразумнее всего было бы утопить в день ее шестнадцатилетия, не устроила новой сцены! Он успел заметить, как опасно поблескивают ее глаза. Должно быть, ожидает, что Ричард потеряет из-за нее голову. Гром и молния, что же ему делать?

Он откашлялся и бросил умоляющий взгляд на Филипа, который виконт благополучно проигнорировал. Видя, что никто не спешит прийти на помощь, Чарлз в отчаянии пролепетал:

— Дорогая Тереза, вы соизволили появиться в довольно неподходящий момент. Мы обсуждали некое весьма спешное дело. Готов поклясться, что вас все эти споры смертельно утомят. Могу я надеяться на вашу прелестную компанию за ужином?

— А мне кажется, что речь идет об этой несчастной дурочке, имевшей наглость обременять Филипа своими так называемыми болезнями.

— Увидимся позже, Тереза, — непреклонно заявил Филип тем самым тоном, который его собственный отец неизменно и весьма эффективно употреблял, когда хотел приструнить своего сына.

Тереза сгорала от любопытства. Филип принадлежит ей, и она должна знать, что произошло между ним и Сабриной Эверсли. Но ее не слишком вежливо пытаются выставить. Какая досада!

Она умоляюще посмотрела на маркиза, но тот угрюмо уставился в огонь. Странно, что он там видит? Ничего, она подумает, взять его в любовники или нет, после того как подарит Филипу обязательного наследника. И что он нашел в той девчонке наверху?

Тереза улыбнулась. Это потребовало от нее больших усилий, но она недаром гордилась своей выдержкой и знанием этикета.

— Как угодно, джентльмены, — небрежно махнула она рукой. — Так и быть, решайте, что делать с этой бродяжкой. Я бы хотела весело отпраздновать Рождество, как мне обещали Чарлз и Маргарет, а пока она здесь, ничего не получится.

— Повторяю, Тереза, — еще жестче бросил Филип, — не стоит слушать сплетни.

Он был готов наброситься на нее и схватить за глотку. «Бродяжка»? Это она о Сабрине? Черт возьми, лицо у него пылает от гнева!

— Как скажете, — промурлыкала Тереза. Сколько усилий приложила мать, чтобы обучить ее этому покорному тону милой послушной деточки. Ну ничего, час торжества недалек!

Она снова помахала мужчинам и мелкими шажками вышла из комнаты. Чарлз брезгливо поморщился:

— Если ты женишься на ней, Филип, я перестану с тобой разговаривать!

— Да я просто потеряю дар речи, если сотворю такую глупость! Если бы мисс Эллиот осталась единственной женщиной на свете, я и тогда не женился бы на ней!

— Она настоящая стерва, — отрезал Ричард. — Но теперь, когда мы от нее избавились, перейдем к делу.

Однако он продолжал смотреть в камин, казалось, языки оранжевого пламени неодолимо его притягивали.

— Я знаю, что юные невинные девицы не в твоем вкусе, Филип, — выдавил он, — но Сабрина такая трепетная, юная, живая, так разительно отличается от других дам благородного происхождения! Она то притягивает меня, то отталкивает! То слушает меня с таким видом, словно умнее меня нет на свете человека, то смеется надо мной. Должно быть, она и на тебя производит подобное действие. Как ты мог устоять перед ней? Ты видел ее обнаженной, Филип, а это непереносимо! Ты дотрагивался до Сабрины, а я просто с ума схожу при мысли об этом!

— Перестань скрипеть зубами, Ричард, — мягко посоветовал Филип.

— Черт возьми, да она даже не позволила мне поцеловать ее!

По правде говоря, Ричард вспомнил, как Сабрина засмеялась своим звонким невинным смехом, когда он попытался найти губами ее губы. А ее глаза… светящиеся фиолетовые глаза, глядевшие на него… нет, ему в душу, проницательные и добрые. Как она с добродушным юмором посоветовала ему не подражать Недди Бриклу, сыну кузнеца, который как-то затащил ее за конюшню и неуклюже облапил, намереваясь поцеловать.

— Представляете, она даже не поняла, кто я!

— Иными словами, — вставил Чарлз, — она не сообразила, что сам маркиз оказывает ей честь?

— Замолчи, Чарли! Я совсем не это хотел сказать! Но, Филип, она провела с тобой пять дней и ночей! Ты, конечно, заметил, какие у нее необыкновенные глаза!

— Совершенно верно.

— А волосы… не рыжие, не огненные, а настоящее красное дерево!

— Да, великолепные волосы.

— Она, естественно, тебя заинтриговала, не так ли?

— Не так.

— Ты лжешь, дьявол тебя раздери. Признайся, что касался ее, Филип!

— А ты что думал? — спокойно отпарировал тот. — Она едва не умерла. Я делал все, что в моих силах, лишь бы сохранить ей жизнь. Предпочел бы, чтобы я оставил ее на снегу? Она уже посинела к тому времени, как я на нее наткнулся.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! — прошипел Ричард, сжав кулаки. — Мне это не нравится, Филип. Как бы не пришлось вызвать тебя на дуэль!

— Иисусе, вот так награда для доброго самаритянина! Прекрати, Ричард, и слушай меня. Обнаружив наше убежище, Чарлз долго убеждал меня в необходимости жениться на мисс Эверсли, поскольку пять дней, проведенных в моем обществе, навеки погубят ее репутацию. Она наотрез отказала мне, Ричард, и наверняка откажет тебе, если ты все еще намереваешься сделать предложение. Однако, — продолжал он, глядя в глаза приятелю, — как только Сабрине станет лучше, я обязательно постараюсь уговорить ее стать моей женой. Общество отринет ее, а она такого не заслужила.

— Если ты не затащил ее в постель, я сделаю ее своей женой.

— Я не тронул ее, — коротко бросил Филип, отчего-то убежденный, что, если ситуация разрешится сама собой и она пойдет с ним к алтарю, это будет совсем не так уж плохо. Пусть он и не любит ее, зато успел достаточно узнать. Он питает к ней уважение и симпатию, разве этого мало? Добрая, милая, умная девушка. Она то кажется тайной за семью печатями, то — открытой книгой. Он станет ей гораздо лучшим мужем, чем Ричард, которому она нужна лишь затем, чтобы ненадолго развеять его вечный сплин да стать матерью его ребенка. Он запрет ее в сельском поместье, чтобы самому развлекаться в столице.

— Может, она выберет меня? — вмешался Чарлз. — Мы с ней знакомы целую вечность. Я не дам ее в обиду. Ну, что скажете?

У обоих джентльменов мгновенно сделались такие свирепые лица, что Чарлз воздел к небу руки:

— Ладно-ладно, забудьте, что я сказал! Но если понадобится принести себя в жертву, я готов.

— На твоем месте я держал бы язык за зубами, Чарли, — сердито сказал маркиз. — Я немедленно иду к ней. Интересно, вышел ли уже этот чертов доктор Симмонс из ее спальни?!

— Сейчас спрошу, — пообещал Чарлз, дернув за сонетку. Его терзали дурные предчувствия. Хорошо еще, если дело закончится всего лишь сломанным носом Тревора! Чарлзу почему-то казалось, что жертв будет куда больше.

Глава 21

Сабрина не шевелилась, хотя рука совсем онемела. А вдруг Маргарет заметит, что она уже проснулась!

Мягкий батист ночной сорочки приятно льнул к телу. Как чудесно! Элизабет была так добра, что распорядилась прислать вещи Сабрины в Морленд. Теперь она по крайней мере не чувствует себя нищенкой! Зато ужасно неприятно сознавать собственную беспомощность. Скорее бы к ней вернулись силы! Тогда она навестит деда, уверится, что все в порядке, и убедит его, что для всех будет лучше, если она уедет в Лондон.

Только сейчас девушка сообразила, что может потребовать у Тревора десять тысяч фунтов, наследство, оставленное матерью. Деньги, бесспорно, принадлежат ей, и даже Тревор не сумеет помешать адвокатам выделить Сабрине законную долю. Как он, должно быть, разочарован, что она не погибла!

Сабрина тихо всхлипнула и попыталась было приглушить предательские звуки, но ничего не получилось.

— Бри, дорогая, наконец ты проснулась! Как себя чувствуешь?

Сабрина подняла печальный взгляд на Маргарет, деловито наливавшую чай. Подруга детства вышла замуж за любимого человека и выглядела такой счастливой, что сердце сжималось от невольной зависти.

— Я жива, и это главное. В самом деле, жива. Не стоит так волноваться за меня, Маргарет, — пробормотала Сабрина.

— Ну разумеется, я тревожусь. У тебя ничего не болит, Бри? Послать за доктором Симмонсом? Он все еще внизу, по-моему, беседует с Филипом.

Легкая, мягкая рука легла на лоб Сабрины. Но она тосковала по прикосновению сильной смуглой ладони Филипа и поэтому поспешно сжала запястье Маргарет.

— Нет, милая, со мной все в порядке Я очень благодарна тебе и Чарли за то, что дали мне приют. В Эбби мне больше не жить. Спасибо. Как только я поправлюсь, а это будет очень скоро — ты ведь знаешь, как быстро я выздоравливаю, — я с вами распрощаюсь. День-другой — и упорхну в Лондон.

Она почти равнодушно подумала о том, как воспримет тетя Берсфорд ее неожиданное появление. Что, если Элизабет напишет тетке, что Сабрина беспутная потаскушка, развратница и кто там еще? Как отзываются в обществе о легкомысленных аморальных особах? Так трудно подобрать слова, которых никогда не слышала… Нет, Элизабет не захочет, чтобы сестра возвратилась в Монмут-Эбби. Она будет держать язык за зубами.

Судя по тому, что Сабрина слышала о своей тетке, та вряд ли прогонит племянницу с приданым в десять тысяч.

— Перестань вздор молоть, Сабрина! Не желаю больше слышать эту чушь! Останешься здесь, пока врач не позволит тебе уехать. Слушай, Чарлз в эту самую минуту избавляется от гостей, так что все улажено. Мой муж приезжает через два дня, и мы все вместе весело отпразднуем Рождество, совсем как в прежнее время. Помнишь, как-то в сочельник ты разозлилась на Чарли за то, что он обращался с нами как с малыми детьми, каковыми мы тогда и являлись? Но зато месть была сладка и ужасна! Он до сих пор вздрагивает, вспоминая о том, как мы с ним расправились!

Сабрина невольно улыбнулась:

— В жизни не забуду, с каким перекошенным лицом он выбрался из ванны! Мы сидели в шкафу и подсматривали в щелочку. Бедняга Чарли! Зеленый с головы до ног, как водяной! Цвета лесного мха! Да, нелегко ему пришлось.

— Видишь, и несмотря на все издевательства, он прекрасно к тебе относится. Да, и не забудь, что здесь Филип и Ричард Кларендон. Они втроем заперлись в библиотеке и просидели там несколько часов. Горничная шепнула мне, будто Тереза Эллиот вылетела оттуда в таком бешенстве, что даже говорить не могла. Бьюсь об заклад, эта змея постаралась излить свой яд на Филипа, а тот поставил ее на место.

— Ричард Кларендон здесь? В Морленде?

— Да. Все это время он с другими соседями прочесывал лес. Даже после того, как твоя сестра… впрочем, это не важно.

— Говори, Маргарет.

— Ладно, Сабрина, только помни, что это ты вынудила меня. Тревор и Элизабет велели прекратить поиски. Ричард просто осатанел от злости.

Как ни странно, Сабрина не почувствовала даже легкого огорчения. Ясно, что она самим своим присутствием опровергает лживые россказни супругов.

— Значит, джентльмены совещались в библиотеке?

— Совершенно верно.

— Вне всякого сомнения, обсуждали, что делать со мной. А Ричард Кларендон, разумеется, принимал в этом самое живое участие. Вероятно, они бросили жребий, кому достанется сомнительный приз. Сабрина Эверсли, аккуратно завернутая, словно рождественский подарок, переходит к самому неудачливому.

— Не будь дурочкой, Сабрина. Сама знаешь, что все это вздор. Перестань себя жалеть. Мне это совсем не нравится. Отталкивающее зрелище.

— Ладно, прости. Лучше скажи, есть ли какие новости о дедушке?

— Нет, насколько мне известно, его состояние остается прежним. — И Маргарет с деловым видом добавила: — А теперь выпей чашечку чая. Сразу почувствуешь себя лучше.

И советую помнить о том, что ты жива и скоро встанешь с постели. Твой дедушка тоже поправится. Вот увидишь.

Но втайне Маргарет не переставала гадать, что будет с подругой, если та так и не согласится выйти за Филипа. До сих пор Маргарет считала, что ни одна леди в возрасте от шестнадцати до восьмидесяти лет не способна отказать виконту Деренкуру. Но Сабрина так упряма! Да, она не глупа и не наивна и должна понимать, что в сложившейся ситуации единственный выход — выйти замуж за Филипа.

Интересно, каково это — хоть немного побыть на месте Сабрины и позволить Филипу пять дней заботиться о себе? В глубине души Маргарет завидовала подруге.

— Сабрина, неужели тебе совсем не нравится Филип?

— Ну почему же?

— Но…

И тут в дверь робко постучали. Сабрина в страхе сжала руку подруги.

— Прошу, Маргарет, не пускай никого.

Пожалуйста! Маргарет успокаивающе погладила ее по плечу.

— А если это Филип?

— Особенно Филипа. Умоляю!

— Хорошо, Сабрина! Только успокойся. Ни к чему краснеть.

Маргарет медленно подошла к двери и слегка приоткрыла ее. В коридоре стоял маркиз Арисдейл. Рядом топтался Чарлз.

— Ричард желает поговорить с Сабриной, — объявил он. — Она проснулась?

Маргарет взглянула в мрачно-красивое лицо маркиза, стараясь не поддаваться исходившей от него притягательной силе. Один из тех редкостных мужчин, о которых ее предупреждала мать: перед ними не способна устоять ни одна женщина, ими можно восхищаться, но лучше к ним не приближаться.

— Прошу прощения, милорд, но она не расположена никого видеть.

— Кроме меня, — твердо заявил Ричард, выступая вперед. Но Маргарет остановила его:

— Милорд, пожалуйста, прислушайтесь к моим словам. Сабрина все еще нездорова. Столько всего случилось за такое короткое время!

— Пойдем, Ричард, — вмешался Чарлз. — Маргарет права. Нужно дать Сабрине прийти в себя.

Маркиз нерешительно помялся, не сводя глаз с закрытой двери.

— Я постараюсь не волновать ее.

— У тебя это не получится, — усмехнулся Чарлз. — Оставь Сабрину в покое, Ричард.

Тихое проклятие слетело с уст будущего герцога. Он повернулся к Маргарет и, не сводя с ее лица темных пронизывающих глаз, проговорил:

— Пожалуйста, передайте Сабрине, что я вернусь вечером. Мне нужно поговорить с ней.

И прежде чем Маргарет успела возразить, маркиз учтиво раскланялся.

Чарлз встревоженно смотрел ему вслед.

— Кларендон добьется свидания, Маргарет. Предупреди Сабрину. По крайней мере у нее останется несколько часов для принятия решения. Ну а пока, дорогая, наша матушка пустила в ход все свои чары, чтобы как можно вежливее избавить нас от назойливых гостей. Твоя святая обязанность — спуститься вниз и попрощаться.

— Тереза Эллиот уже уехала?

— К общему прискорбию, нет. — Он расплылся в улыбке, погладил сестру по щеке и заверил: — Она обязательно уберется, дай срок. У нее хватит ума понять, что здесь ей не рады.

Маргарет кивнула:

— Чем раньше мы от нее отделаемся, тем лучше. Моя горничная говорит, она целыми днями бегает по дому и собирает сплетни. Появление Сабрины с Филипом превратило легкий ветерок слухов в настоящий шторм, так что она в своей стихии.

— К сожалению, с этим мне ничего не поделать, — пожал плечами Чарлз, — разве что получше накормить ее лошадей, чтобы подольше не уставали.

— Я поговорю с Сабриной, — пообещала Маргарет. — Не понимаю, братец, почему она с таким упорством отвергает обоих поклонников. Какой еще женщине представлялся подобный выбор?!

— Ты не поверишь, но даже я решился пожертвовать собой. Поразительно, не правда ли?

Значит, Сабрина права! Они бросали жребий, кому вести ее к алтарю!

— Это был Филип? — поинтересовалась Сабрина, когда Маргарет вернулась в спальню. Но та покачала головой:

— Нет, маркиз Арисдейл. Он хотел поговорить с тобой, Сабрина. Чарлз уговорил его отложить свой визит, но только до вечера. Тебе придется принять его, иначе он взломает дверь.

Сабрина внезапно ощутила, что слабый луч надежды угас. Но какое это имеет значение?

— Хорошо. Пощажу твою дверь и побеседую с ним.

Где Филип? Почему ни разу не пришел к ней? Может, вместе с остальными гостями уехал из Морленда?

После ухода Маргарет Сабрина долго перебирала в уме подробности их переезда из охотничьего домика в Морленд. Всю дорогу Филип сжимал ее в объятиях, но так и не сказал ни единого ободряющего слова, лишь изредка обменивался репликами с Чарлзом. Лицо его оставалось невозмутимо спокойным. Сабрина была искренне благодарна ему за молчание. Но почему же он избегает ее? Почему не соизволил даже попрощаться?

Она понимала, что противоречит сама себе, что излишне упряма и непоследовательна, но ничего не могла поделать с собой.

Девушка угрюмо уставилась на закрытую дверь. Неужели именно Ричарду Кларендону суждено совершить благородный поступок и принести в жертву свою холостую жизнь? Сомнительно. Маркиз не из тех, кого можно принудить к чему-то силой. Разумеется, он не проявляет особой готовности жениться на ней.

Сабрина вздохнула и закрыла глаза. Если Ричард действительно сделает ей предложение, придется спасти его от самого себя.


Вероятно, ее разбудил мерцающий огонек свечи, отблеск которого лег на лицо. Сабрина встрепенулась и увидела сидевшего на постели Филипа. Несмотря на то что его лицо оставалось совершенно бесстрастным, взгляд был пугающе пристальным.

Она так привыкла видеть его у своей постели, в своей спальне. Она радостно улыбнулась, охваченная чувством глубокого покоя, сознанием собственной безопасности. Он здесь и не позволит никому ее обидеть.

Но Филип не улыбнулся в ответ.

— Который час? — прошептала она, пытаясь приподняться, но Филип осторожно прижал ее к подушке.

— Нет, лежите спокойно. Не стоит разыгрывать гостеприимную хозяйку. Только что пробило полночь. Я надеялся, что свет рано или поздно разбудит вас. Меня самого едва не сморил сон.

— Что вы делаете, Филип? Мы больше не в охотничьем домике, и ваше присутствие здесь крайне нежелательно. Сколько раз за последний день мне твердили, что наше пребывание вдвоем неприлично. — Она тихо рассмеялась. — Правда, теперь уже все равно. С таким же успехом в моей спальне мог бы побывать целый батальон солдат.

— Значит, вы наконец пришли в себя и готовы выслушать разумные доводы.

— Во всей этой истории нет ничего разумного. Моя репутация погублена, но разве это справедливо? Какая жестокость! Ведь мы с вами знаем правду! Между нами не было ничего непристойного!

— И что? Что вы хотите этим сказать?

— Ничего, — устало вздохнула девушка. — Что бы я ни говорила, все бессмысленно. Так уж сложились обстоятельства, и ничего не изменить.

— Это верно, по крайней мере в обозримом будущем.

Он наклонился и положил ладонь ей на лоб.

— Надеюсь, вам лучше?

— Да. Так все же, Филип, что вы здесь делаете?

— Ричард сообщил мне… кстати, он зол, как сто чертей… что вы отказались выйти за него. Он хотел избить меня до полусмерти, но решил, что, если вы пожелаете осчастливить меня своим согласием, идти к алтарю с подбитым глазом будет непристойно. Я хотел узнать, прав ли он, но выждал, пока остальные отправятся спать. И провел здесь всего час-полтора. Смотрел на вас, спящую. Вы кажетесь такой умиротворенной, когда спите, Сабрина. Однажды даже слегка улыбнулись. Не помните, какой именно сон видели? Нет? Ну, все равно.

— Ричард ошибся. Я сказала ему, что вообще не выйду ни за кого.

Перед ее глазами встал маркиз, огромный, угрюмый, совершенно сбитый с толку. У него был столь забавный вид, что Сабрина непременно засмеялась бы, не будь ситуация такой серьезной.

— Так вы мне отказываете, Сабрина? — Изумлению Ричарда не было конца. Уж не ослышался ли он?!

— Да, Ричард, отказываю, но благодарю вас за доброту и сочувствие.

— Какие, к черту, доброта и сочувствие! Перестаньте играть словами и отделываться вежливыми фразами! Мы с вашим дедом уже обо всем договорились. Я так или иначе должен был стать вашим мужем! Старый граф одобрил будущий союз.

— Дедушка ни разу не говорил со мной об этом, милорд, — возразила она, и гневный огонь в ее глазах обескуражил Ричарда, правда, ненадолго.

— Вы давно знаете, как я хотел вас! Любая женщина мгновенно чувствует, когда мужчина ею интересуется.

— Значит, я не любая.

— Теперь мне все ясно! Вы провели пять дней с Филипом Мерсеро, и я уже больше вас не интересую?

Будь у нее силы, Сабрина вскочила бы с кровати и влепила бы пощечину наглецу!

— Милорд, кажется, вы ошиблись во мне, — ледяным тоном проговорила она. — Я не из тех женщин, которые флиртуют с мужчиной, дразнят его, кокетничают, а потом бросают, чтобы искать другую жертву. Вы сделали мне галантное и великодушное предложение. Я его отвергла. Теперь вы свободны от всех обязательств по отношению ко мне, если подобные обязательства вообще существовали. Я намереваюсь прежде всего навестить дедушку и убедиться, что о нем как следует заботятся. Ну а потом отправлюсь в Лондон к своей тете, леди Берсфорд. Вы, разумеется, понимаете, что в Монмут-Эбби я больше не могу оставаться.

Ричард неистовствовал, спорил и, наконец, отчаявшись, покинул ее покои. Ни с чем…

А теперь перед ней сидел Филип.

— Что бы вы там ни сказали Кларендону, я уверен, что именно мне предназначено быть вашим мужем. Поэтому и явился сюда, чтобы убедиться, так ли это.

Сабрина пожала плечами. Ее безразличие разозлило Филипа. Он предпочел бы другую реакцию — неприязнь, ярость, обиду — все что угодно, но только не этот равнодушный взгляд.

— Ричард твердит, что вы собираетесь к тетке. Но что заставляет вас думать, дорогая, что леди Берсфорд откроет объятия внезапно свалившейся на голову племяннице?

— У меня десять тысяч фунтов.

Филип насмешливо поднял брови.

— Короче говоря, богатая наследница. Клянусь Богом, настоящая находка! Превосходно! Теперь все посчитают, будто я собираюсь жениться на вас из-за денег! Что же, лучше прослыть охотником за приданым, чем благородным глупцом.

— Но я не собираюсь расставаться со своими деньгами, даже будучи замужем.

— Согласен. Все можно решить. Мы положим золото на ваше имя или на имя будущих детей.

Сабрина с недоумением посмотрела на Филипа. Он возводит крепость из ее же слов, а она безуспешно бьется в стены этой крепости. Уж лучше еще один словесный поединок с Ричардом. В их споре именно она по крайней мере была спокойной, рассудительной стороной.

— Филип, — начала девушка, пытаясь сбить его с намеченной колеи, — мне кажется, вы восприняли мой отказ, как подобает настоящему джентльмену. Однако можете быть уверены: то, что жребий пал на вас, ни к чему вас не обязывает. Прошу также уведомить Чарлза и Ричарда, что я сама способна о себе позаботиться и не нуждаюсь в помощи галантных рыцарей.

— Что вы несете, черт побери? — внезапно насторожился Филип. — Какой жребий?!

Но на память тут же пришли глупый спор с Ричардом и шутка Чарлза, предлагавшего себя в жертву. Филип смущенно отвел глаза.

Она так хотела, чтобы в ее смехе прозвучала высокомерная ирония, но вместо нее послышались горечь и разочарование.

— Не смеете отрицать этого, верно? Представляю милую картину! Вы, Чарлз и этот злосчастный маркиз уставились друг на друга, как бойцовые петухи, в стремлении сохранить идиотскую мужскую честь, а заодно и свободу! Ну так вот, Филип, я не желаю принимать в этом участия! Я не порченый товар и не хочу каяться перед всем миром в том, чего не совершала, тем более спешно выходить замуж, чтобы, как все выражаются, «прикрыть грех». Прошу прощения, милорд, но я очень устала, и утомляете меня именно вы. Доброй ночи, Филип. Надеюсь, вы найдете дорогу в свою спальню.

Она повернулась спиной к нему.

Филип от неожиданности не нашелся, что ответить, и немного помолчав, поднялся.

— Мир крайне редко бывает таким, каким мы его желаем видеть, — печально вымолвил он.

— В таком случае мир должен измениться, и я позабочусь об этом.

— Вижу, вам предстоит учиться на собственных ошибках. Общество не откажется от своих правил ради вас, Сабрина. Надеюсь, мы увидимся в Лондоне.

— Вероятно. Но сначала мне необходимо навестить дедушку. Возможно, ему потребуется моя помощь.

Филип сокрушенно покачал головой:

— Вы не желаете слушать моих доводов, Сабрина, но поймите хотя бы, что ваш дед слишком болен и вряд ли вас узнает. Вы абсолютно ничем не сумеете ему помочь.

Сабрина повернулась к Филипу.

— Неужели вы не понимаете, Филип, что я должна своими глазами убедиться, что о нем заботятся. Вы не знаете Тревора. Он не питает теплых чувств ни к кому из нас, особенно к деду, который стоит на его пути к графскому титулу, не говоря уже о богатстве Эверсли. Я должна ехать.

Виконт задумался, затем решительно спросил:

— Может, позволите мне убедиться, что старому графу обеспечен надлежащий уход и он в полной безопасности от милых родственников?

— Но каким образом?

— Отвечайте! Согласны вы доверить мне подобное поручение?

— Наверное… — нерешительно протянула она, сознавая, что сама пока не в силах отправиться в Монмут-Эбби, — ведь доверила же я вам собственную жизнь! Вы честный и великодушный человек и все исполните как надо. Спасибо, милорд, за все, что для меня сделали.

— Но вручить мне свое будущее вы не отважитесь?

— Нет, милорд. Я не из тех людей, которые готовы беззастенчиво пользоваться чужим благородством и порядочностью.

Филип со вздохом поднял свечу и шагнул к порогу.

— До свидания, Сабрина.

И, не дожидаясь ответа, бесшумно исчез за дверью.

Глава 22

Лондон. Три недели спустя

— Позвольте поздравить вас, Анисса. Ваша племянница так очаровательна, хотя я слышала, что некоторые считают ее надменной. Но я всегда повторяю, что немного высокомерия в девушке хорошего рода никогда не вредит, если, разумеется, не заходить слишком далеко. Некоторые также утверждают, что она чересчур худа и локти уж очень острые, но при таком великолепном приданом кто на это обратит внимание! Хорошо еще, что ее грудь не так тоща, как руки, и можно надеяться, что под вашим неусыпным присмотром она немного округлится. Верно ведь?

Анисса Берсфорд посмотрела в любопытные алчные глазки Люсиллы Мортон и едва удержалась от желания дать ей пощечину, как нашкодившей горничной, но, к сожалению, у Люсиллы имелось куда больше денег, а следовательно, и влияния, и, кроме того, они считались давними подругами. Поэтому она просто кивнула:

— Да, Люсилла, но я говорила, что дорогая Сабрина… кстати, вы не заметили ее изумительные глаза? В жизни не видела такого восхитительного оттенка фиолетового!

— И все-таки ужасно худа, — настаивала Люсилла. Анисса согласилась. Она могла позволить себе быть великодушной.

— Да, как куриная лапа. Только недавно встала с постели: что-то вроде горячки. Но сейчас уже поправляется. Все равно, бледность сейчас в моде!

— Только не такая болезненная!

С этими словами Люсилла бросила взгляд в сторону дочери и как-то сникла: Доринда, вот уже второй сезон безуспешно пытавшаяся поймать мужа, стояла рядом с Сабриной под огромной пальмой в горшке, и сравнение отнюдь не радовало мать.

— Она куда приятнее Элизабет.

— Любая девушка куда приятнее Элизабет, — рассмеялась Анисса.

— Надеюсь, характер у Сабрины не столь бесцветный и безжизненный, как у сестры.

— Трудно сказать, она живет у меня всего неделю.

Правду говоря, не будь перед ней лучшая подруга, Анисса призналась бы, что Сабрина так тиха и сдержанна, что она никак не могла решить: то ли племянница святая, то ли чересчур хитрая. Но не нужно забывать, что она едва не умерла от болезни.

— Мадам Жизель, — заявила Анисса, — сотворила настоящее чудо с голубым бархатным туалетом Сабрины. Мне очень нравится русский стиль, хотя сама я слишком стара, чтобы его носить.

Люсилла ничего не ответила. Она тоже восхищалась этим фасоном. Леди Берсфорд улыбнулась племяннице, выглядевшей вялой и отрешенной. Она, казалось, спала на ходу, когда молодой граф Граммерси повел ее в котильоне. Наверное, следует намекнуть Сабрине, что легкая улыбка, а иногда и остроумное замечание творят чудеса.

— Я говорила, что наряд будет выглядеть по-настоящему элегантно, только если она поправится, — продолжала леди Анисса. — Но обратите внимание, сейчас она повернется. Изумительная спина, не так ли? Мадам Жизель специально сделала сзади вырез пониже, чтобы отвлечь внимание от довольно скромной груди.

— Волосы слишком длинные, — прошипела Люсилла.

— Вздор! Ее волосы — лучшее, что в ней есть, если не считать глаз, конечно. Ослепительный цвет!

— Но они немодные.

— Красное дерево всегда в моде.

— Я имею в виду длину. Клянусь, джентльменам совсем не нравится подобная грива. Сейчас все носят прически короче!

— Верно, — со вздохом согласилась Анисса. Она долго уговаривала племянницу довериться заботам цирюльника, но девушка оставалась тверда как скала. Но в душе она восхищалась густыми блестящими локонами Сабрины. Это было ее маленькой тайной.

Леди Люсилла исчерпала все заряды злости. Пора переходить к делу.

— Так, говорите, эта девушка богатая наследница, Анисса?

— Да. Получила от матери десять тысяч фунтов. Правда, я не справлялась насчет ее приданого. Старый граф Монмут все еще очень болен. Но, разумеется, проявит щедрость и великодушие.

Леди Люсилла бросила нежный взгляд в сторону младшего сына Эдварда, который бездарно растрачивал время, танцуя с этой толстухой, дочерью Бланш Холфорд. Едва музыка стихнет, она отведет его в сторону и объяснит, как без особого труда разбогатеть и приобрести состояние.

Рука Аниссы Берсфорд, поправлявшей седые букли, внезапно замерла в воздухе.

— Что все это значит?! Господи Боже, просто невероятно!

Леди Люсилла проследила за взглядом подруги. В дверях стоял виконт Деренкур, дерзко взирая на собравшихся. Высок, красив, безупречно одет, а высокомерно-ленивый прищур зеленых глаз придает ему вид сытого хищника.

— Что Филип Мерсеро делает здесь? — удивилась она. — Я специально спрашивала Джейн, собирается ли он приехать, а она только печально покачала головой. Моя бедняжка Доринда! Все ради нее, а Джейн уверяла, что виконт никогда не бывает на вечеринках в узком кругу. Кроме того, сейчас январь, а он редко приезжает в Лондон в это время. Правда, Джейн на всякий случай послала ему приглашение, но столь неожиданная любезность с его стороны?! Неслыханно!

Но тут леди Люсилла внезапно сообразила, что это будущий муж ее собственной дочери — если, разумеется, ее воля тут что-то значит — стоит в полном одиночестве и пока ни одна чересчур проворная особа еще не успела им завладеть. Она ринулась на поиски дочери, а Джейн Бэлфур, вовремя вспомнив о своих обязанностях хозяйки, почти подбежала к виконту, встретившему ее очаровательной улыбкой.

По мнению Аниссы Берсфорд, мужчины, подобные виконту Деренкуру, встречаются раз в сто лет. Люсилла просто безумна, если смеет надеяться, будто Филип Мерсеро удостоит Доринду хотя бы одним взглядом! Но вот Сабрина… тут дело другое. Почему бы ему не обратить внимание на Сабрину?

Она уселась поудобнее и принялась строить далеко идущие планы.

Котильон вот-вот закончится. Сабрина вежливо присела перед молодым графом, грациозным взмахом руки распрощалась с ним и направилась к тетке.

— Ему следовало проводить тебя, Сабрина. Неприлично девушке так поспешно удирать от своего кавалера.

— Да, мадам, я опять забыла.

Сабрина со вздохом села рядом с теткой. Как здесь душно! Она устала и смертельно хотела спать. Когда же она окончательно поправится?

— Ты довольно сносно танцуешь. Это уже что-то.

— Спасибо, мадам.

— Можешь звать меня тетей. Кроме того, я считаю, что оживленные нотки придадут твоему голосу больше привлекательности. Заметь, ничего лишнего, во всем нужно знать меру. А сейчас… ты как вареная курица. Немного энергии никак не помешает. Учти, джентльмены с опаской относятся к девушке, чей смех слышен на другом конце гостиной, но, с другой стороны, не особенно любят дам, словно воды в рот набравших. Кто обратит внимание на девицу, которой даже сказать нечего? Пытайся выжать из каждого джентльмена, с которым танцуешь, хотя бы по одному комплименту. Иногда это нелегко, поскольку большинство из них страдают прискорбным отсутствием галантности или хотя бы простой вежливости, но думаю, тебе это удастся.

— Хорошо, тетя. Простите, но я так измучена.

Анисса внимательно взглянула на племянницу. Да, девушка не лжет — чудесные глаза обведены темными кругами. Отвратительно! Нужно что-то предпринять! Ничто не должно отвлекать внимания от этих фиалковых омутов!

— Через полчаса мы уходим. И немедленно в постель. Можешь спать хоть до полудня.

Сабрине так хотелось признаться грозной тетке, что дело не только в физической немощи. Она могла провести в постели целую неделю, но это отнюдь не улучшило бы расположения духа.

— Да, вы совершенно правы, мне нужно отдохнуть, — ответила она с вымученной улыбкой, чем, казалось, полностью удовлетворила тетку.

Анисса наклонилась поближе:

— Я ни за что не посоветовала бы тебе открыто кокетничать с мужчинами, дитя мое, но помни, это твое первое появление в свете. Возможно, тебе следует — как только почувствуешь себя лучше, разумеется, — приложить немного усилий, чтобы стать более привлекательной.

И тут Анисса осеклась, вспомнив, что этими же самыми словами объясняла сестре Сабрины, спесивице Элизабет, ее обязанности в обществе. Правда, никакого толку все равно не вышло. На протяжении целого сезон она безуспешно пыталась сбыть Элизабет с рук.

Анисса вздохнула.

— Это был самый длинный и тяжелый сезон в моей жизни, — объявила она. — Элизабет была заранее обречена на неудачу, но сейчас дело иное, слава Богу. Я была приятно удивлена, когда узнала от твоего деда, что ей наконец удалось поймать мужа. Но что теперь о ней заботиться? Она будущая графиня Монмут, и этим все сказано. Сейчас очередь за тобой Сабрина.

Говоря это, она краем глаза следила за Джейн Бэлфур, подводившей виконта Деренкура к Доринде Мортон. За ними, как охотничья собака по следу, шла Люсилла.

Анисса насторожилась и, стараясь выиграть время, послала Сабрину за чашкой пунша. Вернувшись, та неожиданно услышала за спиной голос хозяйки:

— Сабрина, позвольте представить вам виконта Дерен-кура. Филип, вы, надеюсь, знакомы с леди Берсфорд. Это ее племянница, леди Сабрина Эверсли.

Какое счастье, что она уже отдала тетке чашку, иначе наверняка уронила бы ее, залив пуншем свое модное платье! Сабрина, разумеется, знала, что увидится с Филипом в Лондоне, но не ожидала, что это произойдет так скоро. Слишком скоро. Она Не успела даже разобраться в своих чувствах к нему и выработать линию поведения.

Сабрина медленно подняла глаза на виконта. Какой разительный контраст с тем мужчиной, который преданно ухаживал за ней пять дней! Правда, и она выглядит совсем иной.

Словно во сне Сабрина видела, как Филип с изысканной галантностью склонился над рукой тетки.

— Леди Берсфорд, как поживаете? Рад видеть вас, леди Сабрина.

Она едва не потеряла самообладание при звуках этого непривычно нежного голоса. За все время их пребывания в охотничьем домике он ни разу не говорил с ней так мягко.

Сабрина молча кивнула. Слова не шли с языка.

— Как, милорд, неужели вы знакомы? Вот уж не предполагала! — воскликнула Анисса, удивляясь, отчего Сабрина вмиг превратилась в холодную, немую, бесчувственную статую.

— Встречались всего однажды, миледи, — пояснил Филип, стараясь смотреть не на Сабрину, а на ее тетушку, старую злобную ведьму, которую всегда старался раньше избегать как чумы. — На рождественском вечере, в Морленде.

— А, в загородном поместье Чарлза Аскбриджа! — кивнула леди Берсфорд. — Его милая сестрица Маргарет стала супругой сэра Хью Дрейкмора! Рада слышать об этом, поскольку бедняжка немного не вышла ростом и ее матушка уже отчаялась найти младшей дочери достойного мужа! Как она поживает в браке, милорд?

Филип вспомнил сияющее личико Маргарет, когда Хью, человек, который, можно было бы поклясться, так и сойдет в могилу холостяком, прибыл в Морленд за день до Рождества. Он подхватил жену на руки и, смеясь, осыпал поцелуями.

— Я сказал бы, что она вполне свыклась со своим новым положением, мадам.

Но тут маленький оркестр, расположившийся в дальнем конце залы, заиграл жизнерадостный быстрый сельский танец.

— Леди Сабрина, удостойте меня чести.

— Охотно, милорд.

Сабрина, не глядя на него, подала руку.

— Можно, тетя?

— Конечно, дитя мое, веселись.

Но когда молодая пара отошла, у Аниссы сжалось сердце от дурного предчувствия. Спору нет: виконт молод, красив, богат — словом, завидная партия, но, по общему мнению, верткая рыбешка, которую никому еще не удавалось поймать в сети. Непременно следует предупредить Сабрину, что он никогда на ней не женится. Он еще в том возрасте, когда рано беспокоиться о наследнике, хотя стоило бы помнить, что все люди смертны. Но джентльмены отчего-то редко об этом задумываются. А жизнь человеческая так скоротечна! Дети — вот что может обеспечить бессмертие. Да, она обязательно поговорит с Сабриной. Не стоит зря тратить время. Странно, правда, что она знакома с человеком, подобным Мерсеро. Интересно, в каких они отношениях?

— Жаль, что вы не можете вальсировать, — пробормотал Филип, почти касаясь губами уха Сабрины.

— Отчего же не могу?! Дедушка нанял учителя танцев как раз перед свадьбой Элизабет.

Но она еще ни разу не имела случая танцевать вальс в Лондоне.

— Я не это имел в виду. Нужно получить разрешение танцевать вальс.

— От кого?

— От патронесс «Олмэкса»[2]. Ваша тетя добилась разрешения на посещение этого достославного места?

— Не знаю. Она ничего не сказала.

Какое счастье, что она встретила Филипа во всеоружии! Сабрина задохнулась и подалась вперед, едва не коснувшись его грудью. Он поспешно отстранился.

— Не могу, Сабрина, как страстно ни желал бы, но не могу.

Сабрина недоуменно посмотрела на него, испытывая в эту минуту почти физическую боль. Перед глазами все плыло. Такого она не ожидала. Что с ней творится? Откуда эти странные ощущения?

— Почему?

Она близко, слишком близко. И эта чертова одежда! Правда, Сабрина и в ней выглядит обольстительной. Неотразимой. Прелестной. Но он помнил каждый дюйм ее белоснежного тела.

До него, как сквозь туман, донесся ее голос. «Почему?»

— Потому что джентльмен не должен поддаваться чарам леди из опасения, что она его скомпрометирует. Должен признаться, что держусь из последних сил, так что вам лучше не искушать меня.

— Я ничего не понимаю в искушении.

— Естественно, — вздохнул Филип. — Я пригласил вас на танец, желая серьезно поговорить.

Танцующие разбились на четверки, и их тут же разлучили. Сабрина, растянув губы в улыбке, присела и протянула руку сначала одному, потом другому кавалеру. И хотя все это казалось не слишком утомительным, к концу танца она с трудом переводила дыхание.

— Похоже, вы еще не оправились как следует и быстро устаете, — заметил Филип.

— Да. Но с каждым днем мне становится лучше.

— Не хотелось бы возвращать вас тете. Нам действительно нужно потолковать. Не выпьете ли пунша, чтобы немного освежиться?

Сабрина кивнула и взяла Филипа под руку. Они направились через бальную залу к столовой, где длинные столы были уставлены самыми разнообразными блюдами, от пирожков с устрицами до яблочных пирожных.

— Вы голодны?

Девушка покачала головой. Филип протянул ей бокал и взял с подноса у проходившего лакея бокал с шампанским.

— За Лондон и ваш очевидный успех.

Сабрина пригубила пунш, показавшийся ей чересчур сладким. Поморщившись, она отставила бокал.

— Лучше выпьем за мир, который не нуждается в переменах. Мой успех далеко не столь очевиден, как вы считаете.

— Ах, Сабрина, здешнее общество еще не успело узнать…

— И вы намереваетесь их просветить?

— Это совершенно ни к чему. Вы и сами не понимаете, что живете в стеклянном доме. Всего один камень, чей-то грязный язык, и все разлетится вдребезги.

— Какая чушь! Во всем этом нет ни малейшего смысла! Я никому ничего не сделала плохого, а здесь стараюсь не открывать рта. Тетушка болтает за двоих. Я всего лишь улыбаюсь, киваю и послушно выполняю ее повеления. Нет, Филип, для такой злобы вовсе нет причин.

— Вы поразительно наивны, — грустно улыбнулся Филип. — Рано или поздно это произойдет. Кстати, вы получили мое письмо?

— Да, сегодня утром. Спасибо, Филип. Я в огромном долгу перед вами.

— Надеюсь, вы перестали волноваться.

— Почти.

— Лжете, впрочем, это не важно. Как я писал, здоровье вашего деда постепенно улучшается. Он крепкий орешек. Боюсь, ваш кузен одряхлеет, дожидаясь своей очереди стать графом. Да, кстати, я не сообщил вам, на случай, если тетушка Берсфорд сунет нос в письмо, но графу теперь не угрожает никакая опасность со стороны Тревора.

Сабрина нахмурилась, поняв скрытый смысл его слов.

— Что вы натворили?

— Поехал в Монмут-Эбби, повидался со змеенышем и постарался все ему разъяснить.

Глава 23

— Что?! Что вы сказали, Филип? В самом деле ездили туда? Видели Тревора? Стреляли в него? О Господи! Надеюсь, что вы промахнулись и не попали в сердце!

— Признаться, — рассмеялся Филип, — я рассчитываю месяцев через шесть снова побывать в Монмут-Эбби и переломать негодяю все кости.

Он не добавил, что Ричард Кларендон, вероятнее всего, станет его спутником, если не успеет раньше расправиться с Тревором. Сама мысль об этом наполняла его восторгом. Филип едва не потирал руки от удовольствия.

— Вот как все вышло, Сабрина: я припер к стенке не только Тревора, но и его застенчивую юную женушку. Должен сказать, они друг друга стоят.

Сабрина беспомощно всплеснула руками:

— Но почему?

— У обоих моральные принципы и понятия о чести, как у бродячих котов.

— Но зачем вы туда поехали?

— Чувствовал, что обязан это сделать ради вас.

— Ничем вы мне не обязаны, сколько раз повторять? Вы спасли мне жизнь, Филип, неужели этого недостаточно?

— Ладно, если быть честным, я поехал, желая своими глазами посмотреть на того очаровательного денди, который произвел столь огромное впечатление на Ричарда Кларендона. Мужественного рыцаря, задумавшего изнасиловать невинную свояченицу, доверенную его покровительству.

— Он и в самом деле красив. Вы велели ему оставить дедушку в покое?

— Да. Несмотря на бесчисленные недостатки, Тревор Эверсли не лишен инстинкта самосохранения. Я достаточно подробно разъяснил ему и Элизабет, что пущу пулю в сердце будущего графа, если старый умрет. Пришлось вытерпеть бурю негодования. Меня обвиняли в том, что я лезу не в свои дела, но в конце концов мне удалось их усмирить. Правда, признаюсь, что для наглядности сшиб Тревора с ног и пару раз ударил головой о стену. Элизабет визжала, будто ее режут, но мне кажется, она втайне радовалась, что я задал трепку ублюдку. Кто знает? Все это очень странно. Тревор позвал на помощь дворецкого.

— Риббла?

— Совершенно верно. Он появился, встал в дверях, увидел, что происходит, и немедленно исчез.

— Но, Филип, вы упомянули о дуэли с Тревором в случае смерти дедушки! Я не могу этого одобрить. А что, если он вас ранит? Неужели станете рисковать жизнью из-за какого-то старика?

— Он ваш дедушка, Сабрина.

— Я освобождаю вас от всех обязательств, навязанных Чарлзом. Мой долг вам растет с каждой минутой, и это невыносимо.

— Похоже, вам придется терпеть, пока я не выполню все, что задумал.

Терпеть? Этого еще не хватало!

Она стала обмахиваться рукой, чтобы охладить пылающие щеки.

— Благодарю вас, Филип, — холодно проговорила она. Филип с досадой поморщился.

— Мне не нужна ваша благодарность, Сабрина. Все эти излияния так утомительны!

Ну вот, кажется, подействовало. От груди до самых корней волос она покрылась густым румянцем. Ах, эти груди… Филип спохватился и поспешно отвел взгляд.

— Утомительны?! — ахнула Сабрина. — Глупец, да если бы вы знали, как мне надоело постоянно рассыпаться в благодарностях! Почему бы вам не выказать наконец свой характер, буйный и эгоистичный, как считает Чарлз?

— Эгоистичный? И это после того, как я купал вас, Сабрина, вытирал, укладывал в кровать и при этом не воспользовался вашим бедственным положением! Разве я не доказал свою самоотверженность?

— Я была без сознания, то есть почти. Только законченный злодей способен был купать меня в таком состоянии.

Она несла совершенный вздор, но это ему нравилось. Филип решил слегка поддразнить ее.

— Кстати, вы почти визжали от удовольствия, когда я предложил принять ванну. Без сознания? Что-то незаметно было.

— Джентльмену не обязательно помнить подобные мелочи.

Румянец на ее щеках пылал алыми розами, глаза сверкали яростью. Еще секунда, и она набросится на него, вполне обретя утраченный было бойцовский дух.

— Ничего подобного, Сабрина, наоборот. Джентльмен должен помнить каждую деталь. Такая способность помогает ему в следующий раз еще лучше угодить леди. Но, может, вы не желаете, чтобы я упоминал о дамах? Придется хорошенько обдумать, стоит ли соглашаться. Кстати, готов поклясться, что к тому памятному дню, когда я усадил вас в ванну, вы уже полностью пришли в себя, да и раньше отнюдь не метались в бреду и не лежали в обмороке. Наоборот, находились в чересчур возбужденном лихорадочном состоянии.

Он задумчиво уставился на маленькое ушко, обрамленное темно-красными локонами. Сейчас последует взрыв.

— Неужели забыли, как я согревал вас, когда вы замерзли?

Сердце Сабрины учащенно забилось. Разве могла она забыть, как он прижимал ее к себе, согревая жаром собственного тела, а его ладони неустанно гладили ее спину и она старалась глубже окунуться в это чудесное тепло!

— Вы не джентльмен, сэр, — с достоинством объявила она и отступила, выставив вперед руки, словно желая отгородиться от него.

Черт, он и в самом деле зашел слишком далеко в своем желании немного ее встряхнуть. Но, гром и молния, кажется, взрыва не получилось.

— Вы правы, — коротко, жестко бросил он. — Примите мои извинения. И позвольте заверить, что вы и в самом деле были не в себе. Я, со своей стороны, делал все необходимое, чтобы спасти вашу жизнь. Не стоит впадать в истерику. Обещаю, что больше словом не упомяну об этом.

— Я никогда не впадаю в истерику.

Филип невольно расхохотался:

— Действительно. И я умоляю впредь не приобретать подобной привычки. Я смертельно боюсь женщин такого склада. Ну а теперь приглашаю вас на танец. Или, если вы уж очень злы на меня, просто вернемся к леди Берсфорд. Той самой тете, что, кажется, замужем за торговцем? О, простите, я снова забылся! Вы слишком тяжело дышите, что свидетельствует о нервном напряжении. Успокойтесь.

— Ваше остроумие способно кого угодно свести в могилу, — бросила девушка и, подобрав юбки, величественно поплыла по коридору в бальную залу, под крылышко тетки.

— Очередное оскорбление, которое мне приходится терпеть от вас! — воскликнул, смеясь, Филип. — Как вы жестоки!

Он вежливо попрощался с хозяйкой и велел кучеру ехать в «Уайте». Проведя там несколько часов за бутылкой бренди, он отправился к своей содержанке Мартине на Фиттон-плейс. Энни, горничная, дворецкий и повариха в одном лице, приоткрыла дверь на громкий настойчивый стук и раздраженно осведомилась, кого это принесло. Увидев покровителя хозяйки, она растерянно произнесла:

— Милорд, да ведь сейчас два часа ночи!

— Самое подходящее время, девушка, — заверил тот, широко улыбаясь, и бросил Энни пальто и цилиндр. — Я войду без доклада. Сделаю сюрприз вашей хозяйке.

Он взлетел наверх, перепрыгивая через ступеньки, и бесцеремонно ворвался в спальню Мартины. Комнату освещало неяркое сияние свечи, стоявшей на тумбочке. Мартина сидела в кровати и с ленивой улыбкой на прелестных губах разглядывала гостя.

— Добрый вечер, мадам, — пьяно приветствовал он, отвесив размашистый поклон.

Мартина вздохнула, и покрывало сползло с ее полной груди. Оказалось, что она спала голой. Филип уставился на белоснежную плоть, чувствуя, как вздыбилось его мужское достоинство. Он застонал и принялся срывать с себя одежду, разбрасывая ее по полу.

— Какая спешка, — заметила Мартина с сильным манчестерским выговором. — Подойдите, милорд, кажется, вам необходима моя помощь, и как можно скорее.

Она откинула покрывало и притянула его к себе.

— Вы пьяны, Филип? Слишком пьяны, чтобы подарить нам обоим наслаждение?

— Лишить тебя наслаждения? О, чтобы такое случилось, я должен быть не пьян, а мертв! Доверься мне, Мартина, я не разочарую тебя! И если что-то пропущу, постарайся мне напомнить. Люблю повторять пройденное!

Мартина снова засмеялась и укусила его в плечо.

— Обязательно, но не думаю, что ты забудешь какие-то тонкости, они давно уже превратились в любовный ритуал!

Филип, ухмыльнувшись, уткнулся лицом в ее груди. По крайней мере этой женщине он нужен.

Она провела ладонью по его темным волосам, чуть поблескивавшим в желтоватом свете, и выгнула спину, подставляя груди жадным губам.

— Ах, как приятно!

— Я мог бы ублажить всех лондонских дам, — пробормотал он между поцелуями, — включая эту упрямую маленькую ведьму.

«Вот это уже становится интересным», — подумала Мартина, прежде чем волна блаженства подхватила ее и понесла, вытеснив все мысли из ее сознания. Губы их слились в жарком поцелуе.

После нескольких минут полного забытья Филип приподнялся и окинул ее мутным взглядом, затем упал на бок и, опершись на локоть, принялся, скорее по привычке, гладить и мять ее плоть.

— Она дурочка, Мартина. Я скомпрометировал ее, но она все равно не желает иметь со мной ничего общего. О нет, сегодня вечером я не просил ее выйти за меня, это бесполезно. С меня довольно. Зачем снова нарываться на отказ? Нет, не такой я идиот! Но все равно не знаю, что делать. Не нахожу себе места. Меня терзает ее убитый вид. Совершенно не к лицу такой девушке! Но знаешь что? У нее хватило дерзости обвинить меня в заключении какого-то немыслимого договора! Будто мы трое поспорили, кому принести себя в жертву и стать ее мужем! Представляешь? Это я жертва? Какая чепуха!

Мартина растерянно моргала, слушая эту исповедь. Он забыл о ласках, унесясь мыслями куда-то далеко. Что же, это не менее интересно!

— Вы скомпрометировали леди, милорд?

— Разумеется, нет! Неужели ты способна так плохо думать обо мне?

Пальцы Мартины зарылись в его взъерошенные волосы.

— Но ты сам только что сказал…

— Обстоятельства, дорогая. Она замерзла бы в лесу, если бы я не позаботился о ней. Мы оба знаем это, но чертово общество… если только они пронюхают…

Он принялся рассеянно выстукивать какую-то мелодию на ее животе. Мартина улыбнулась, всем своим поведением вызывая его на дальнейшие откровения. И он не обманул ее ожиданий.

— Представляешь, даже Кларендон добивался ее. Ну почему она не видит, что недалек час расплаты и она превратится в парию?

— Не понимаю. Если ты ее не компрометировал, почему свет должен ее отвергнуть?

Филип откинулся на спину и всмотрелся в игру теней на потолке. Кажется, кусочек штукатурки вот-вот отвалится и упадет прямо ему на голову.

— Немедленно прикажи позвать обойщиков и маляров, Мартина. Не желаю, чтобы потолок обрушился в самый разгар наших любовных игр.

Мартина кивнула и с любопытством спросила:

— Все-таки не могу понять, почему эта девушка отказала Кларендону! Такой неотразимый мужчина, мечта всех женщин! При одном его имени я почти теряю сознание.

Она дразнит его! Филип нахмурился, но Мартина тут же добавила:

— Однако при упоминании твоего имени, Филип, я немедленно падаю в обморок! Почему ты против того, чтобы он на ней женился?

— Он просто хочет ее, но не любит. Кларендон — распутник и не достоин Сабрины.

— А ты? Ты любишь ее?

— Вздор! Я едва с ней знаком. И при этом слишком молод, чтобы кого-то любить, не говоря уже о женитьбе.

— Но разве ты не повеса?

— Не совсем. И уж точно не такой, как Кларендон! Куда мне до него. И вообще сплетни обо мне слишком преувеличены! Я не так свят, как Роэн Кэррингтон, но все-таки не гоняюсь за каждой юбкой, подобно Ричарду!

— Обожаю слушать характеристики, которые ты даешь друзьям, Филип.

— Не смей искажать мои слова! Кларендон наверняка скомпрометировал бы девушку, воспользовался бы ее невинностью, окажись он на моем месте. Я благороден. И не дал похоти взять надо мной верх, хоть искушение и было сильным.

Мартина обдумала эту пламенную тираду и вновь вернулась к довольно странному замечанию, поразившему ее воображение.

— А что, Кларендон тоже хотел стать этим самым «жертвенным мужем» той леди, которую никто не компрометировал?

— Ни о чем таком и речи не было. Это глупая шутка олуха Чарли Аскбриджа. Твой романтический Кларендон исчез бы при одной мысли о том, что должен принести себя в жертву, как бы он ни распинался насчет страстного желания жениться на ней, при условии, разумеется, что я не «испортил» ее. Испортил! Можешь такому поверить? Услышав, что она едва не умерла, он еще возымел наглость допытываться, тронул ли я ее! Куда катится этот мир, Мартина? В сточную канаву!

— Ты прав, дорогой, — согласилась Мартина, пробегая пальцами по его груди, животу и спускаясь чуть ниже. Пора бы и к делу перейти: честно говоря, ей уже начинали надоедать все эти рассуждения о какой-то совершенно неизвестной девушке.

Наклонившись, она припала губами к шее любовника.

— Какой ты твердый, — шепнула она, обхватив напрягшуюся плоть.

— Ты же знаешь, я часто тренируюсь в боксерском салоне «Джентльмен Джексон», — рассеянно обронил Филип, все еще рассматривая потрескавшуюся штукатурку.

Мартина усмехнулась и снова осыпала его поцелуями.

— Нет, Филип, не думаю, что эти тренировки имеют какое-то отношение к такого рода твердости, — пробормотала она и сжала пальцы чуть сильнее. У Филипа перехватило дыхание. Немного опомнившись, он потянул ее на себя. — Знаешь, я не совсем тебя понимаю, Филип, — оторвавшись от его губ, проговорила Мартина. — Ты все время твердишь, будто слишком молод, чтобы жениться, а сам так переживаешь из-за этой леди. Похоже, твоя совесть все же не чиста.

И с этими словами она начала двигаться, и он едва не позабыл обо всем на свете. Но стоило Мартине на секунду остановиться, как Филип заговорил:

— Сабрина провела со мной наедине почти неделю. А эта гнусная парочка, Элизабет и Тревор, повсюду распространяют слух, будто она пыталась совратить собственного зятя. Правда, сплетни еще не достигли Лондона, но это вопрос времени. А Сабрина не желает ничего понять, черт бы ее побрал, и не доверяет мне.

Мартина молча выжидала, пока он заполнит ее до конца. Как это изумительно — чувствовать в себе Филипа!

— Интересно, понравилось бы это девушке, которую ты так и не соблазнил?

Филип представил Сабрину, маленькую, легкую, прижимавшуюся к нему в бреду и жару. Она сгорала от стыда, узнав о том, какие интимные услуги он ей оказывал!

И хотя похоть туманила рассудок, он сумел взять себя в руки. Джентльмен не обсуждает благородную леди, не судачит о ней со своей любовницей. Но Мартина не виновата. Он сам затронул эту скользкую тему.

— Нет, Мартина, не стоит об этом. Сейчас мне нужно совсем другое. Ты. Только ты.

Он запустил пальцы в короткие светлые локоны и прижался ртом к ее губам.

Глава 24

На рассвете Дамблер с самым угрюмым видом впустил в дом своего хозяина и, желая выразить недовольство столь фривольным поведением, потащился за ним по широкой лестнице. Он прекрасно понимал, где виконт провел ночь и чем занимался. Нет. Он не завидовал. Давно смирился с тем, что стареет, а следовательно, становится равнодушным к дамам. Одно из преимуществ его возраста — денег на женщин уходит все меньше.

Он демонстративно принюхался. От виконта пахло продажной любовью и бренди. Аромат первой почти перебивал запах второго.

— Я не желаю слушать твои проповеди, — предупредил Филип, не оборачиваясь, но уверенный, что Дамблер в любой момент способен наступить ему на пятки. Камердинер не удостоил господина ответом.

Добравшись до спальни, Филип честно попытался снять измятую одежду, но пальцы упрямо отказывались слушаться.

— Господь предназначил ночное время для того, чтобы почивать, милорд, а не предаваться разгулу, — не выдержал наконец камердинер.

— Твои сентенции годятся только для стариков, так что успокойся. Кстати, отец не раз описывал мне, каким повесой ты был в молодости. Ты просто завидуешь!

— Никоим образом, милорд.

Филип только ухмыльнулся. Все уверения Дамблера — чистый вздор!

Он с блаженным вздохом растянулся на чистых простынях. Какие они прохладные!

Филип хотел было что-то сказать, но глаза сами закрывались.

— С другой стороны, все возможно, — неожиданно заявил Дамблер. — Придется хорошенько над этим поразмыслить. Дело в том, что я как раз поздравлял себя с возможностью спокойно наслаждаться одной из радостей наступления старости: слава Богу, теперь совершенно не обязательно каждую ночь тащить в постель женщину.

— Или даже двух, если получится.

— Помилуйте, милорд, что-то я такого не припомню! То есть… возможно, что-то подобное и бывало, но это мимолетные встречи, не оставившие даже воспоминаний.

— Похоже, ты сейчас разрыдаешься. Забудь о своих осенних годах, Дамблер, и поищи себе пухленькую хохотушку. Но сначала иди спать и буди меня только в том случае, если начнется пожар или почувствуешь, что умираешь. Я не просил дожидаться меня, черт тебя побери!

— Что бы сказала ее сиятельство! — вздохнул Дамблер, принимаясь тушить свечи.

— Поскольку матушка отправилась на небо четыре года назад, боюсь, всякая встреча с ней довольно затруднительна, даже для тебя. Иди к себе, Дамблер. Но знаешь, мать в свое время слыла довольно дерзкой особой, неукротимой и знала толк в развлечениях. Родная кровь все-таки, благодарение Богу!

Дамблер от возмущения зашипел, но Филип уже отвернулся. Интересно, что сказал бы камердинер, увидев Мартину во всем ее великолепии. Удар. Наверняка бы дело кончилось апоплексическим ударом.

— Что вы собирались делать вечером, милорд? — проговорил Дамблер с порога.

— По-моему, вечер давно закончился. Убирайся.

— Я имею в виду вечер наступившего дня, милорд. Филип неожиданно выругался:

— И как это я забыл? Нужно торчать в невыносимо тоскливом «Олмэксе» и снова разыгрывать святого Георгия, без всякой, впрочем, пользы.

— Святой Георгий был благородным рыцарем, милорд.

— Да, и если при этом хоть сколько-нибудь похожим на меня, значит, к тому же еще и редкостным дураком.


Мисс Тереза Эллиот под руку с братом Уилфредом грациозно скользила по полу парадного зала «Олмэкс» к возвышению, где, верша суд, восседали патронессы.

— Старые ведьмы, — проворчал Уилфред на ухо сестре, близоруко взирая на трех благородных леди, занимавших три позолоченных стула с высокими жесткими спинками. — Уж лучше предстать перед военным трибуналом! Если бы ты не изводила маму со своими дурацкими балами и нарядами…

— Немедленно замолчи, Уилфред! Тебе полезно хотя бы раз в неделю выезжать в свет, отложив свои злосчастные книги! Должен же меня кто-то сопровождать!

— В таком случае поскорее найди себе мужа, Тереза! Может, удастся поймать какого-нибудь беднягу, который позволит тебе таскать его по чужим домам…

Она одарила брата мерзкой самодовольной ухмылкой, и тому страстно захотелось подставить ей подножку и полюбоваться, как милая сестрица растянется на паркете на виду у всех.

— К твоему сведению, я выбрала одного из самых завидных женихов в столице!

— И кто же этот несчастный? — осведомился Уилфред, с брезгливой жалостью глядя на классический профиль Терезы.

— Вряд ли он сегодня здесь будет. Всем известно, что он терпеть не может «Олмэкс». Однако надеюсь, что после свадьбы сумею внушить ему некоторые понятия о правилах приличия!

— И кто же все-таки этот слабовольный осел?

Тереза ущипнула его за руку, но на большее не осмелилась: герцогиня Уиген как раз смотрела в ее сторону.

— Довольно загадок, Тереза! Так кто же это совершенство и воплощенная добродетель, на которого ты расставила силки?

— Сомневаюсь, чтобы он удостоил тебя вниманием. Он слишком великолепен, красив, умен…

— Хватит! Вероятно, один из тех ничтожеств, которые способны лишь с утра до вечера тянуть бренди, навещать любовниц и хвастаться своими лошадьми.

— Ошибаешься, олух! Я говорю о виконте Деренкуре!

— Филипе Мерсеро?

— Вот именно, — подтвердила Тереза, намеренно игнорируя недоверчивые нотки в голосе брата. — Если бы ты взял на себя труд поднять нос от своих бесконечных трактатов, давно бы узнал, что я каталась с ним в парке и гостила в Морленде перед Рождеством.

Она не призналась, правда, что пребывание в доме лорда Аскбриджа отнюдь не оправдало ее ожиданий.

— Ах, если бы не эта глупая девчонка, я уверена, что он обязательно…

— Ты, кажется, утверждала, что Филип Мерсеро никогда не бывает в «Олмэксе».

— К сожалению. А я сегодня выгляжу как никогда, и если бы… — Тереза не договорила. Проследив за пристальным взглядом брата, она охнула: — Господи помилуй, он, должно быть, узнал, куда я поехала. Как романтично с его стороны преподнести мне сюрприз! — И, дернув за рукав брата, девушка прошипела: — Попробуй только не быть с ним учтивым, Уилли, и завтра же твой наставник влюбится в меня по уши!

Если бы только Уилфред мог поставить ее на место! Но ведь она исполнит угрозу, и при мысли об учителе, несчастном мистере Джеймсе, и его невыразимых страданиях у молодого человека сжалось сердце.

— Обещаю быть воплощенной вежливостью, — выдавил Уилфред.

— Боже, но сначала нам придется поздороваться с леди Джерси, княгиней Ливен и этой противной миссис Драммонд Беррел!

— Предпочел бы сразу отправиться в Ньюгейт.

Легкий румянец возбуждения окрасил щеки Терезы, но манеры, как всегда, оставались безупречными. Даже Уилфред, слава Создателю, сумел выговорить несколько почтительных фраз, требуемых этикетом.

— Миленькая девушка, — заметила княгиня Ливен леди Джерси, прикрываясь веером и глядя вслед молодой паре. — И хорошо воспитана. Одевается со вкусом.

Леди Джерси ответила высокомерной улыбкой, в которой, по правде говоря, содержалась немалая доля ехидства.

— Возможно, мисс Тереза Эллиот мгновенно забудет о манерах и воспитании, когда увидит нашу новую дебютантку. Похоже, — задумчиво добавила она, — что Сабрина Эверсли уже успела одержать блистательную победу. Филип Мерсеро просил моего разрешения пригласить ее на вальс.

Миссис Драммонд Беррел, до того момента, казалось, не прислушивавшаяся к разговору, окинула холодным взглядом леди Джерси.

— У меня сложилось отчетливое впечатление, что виконт вскоре окажется между двух огней. Этот мужчина поистине неотразим, но сейчас ему придется нелегко. С удовольствием понаблюдаю, как он сумеет выйти из столь щекотливого положения.

Тереза потащила Уилфреда к виконту, почти не обращая внимания на молодых джентльменов, по-видимому, горевших желанием занять его место, и обмениваясь с ними короткими приветствиями. Она была уже почти у цели, когда виконт, отвернувшись, заговорил с миниатюрной рыжеволосой девушкой, стоявшей рядом с леди Берсфорд. Еще мгновение, и виконт повел незнакомку танцевать. Тереза замерла как вкопанная.

— Да как он посмел! Ведь он видел меня, я знаю, что видел! Кто эта жалкая особа? О, он поплатится за это!

Уилфред, до сих пор изнывавший от скуки, немедленно оживился и, увидев взбешенное лицо сестры, поспешил подлить масла в огонь:

— По-моему, эта красотка похитила твоего виконта прямо из-под носа. Ну не прелесть ли? Чудесные волосы, настоящий тициановский оттенок. И выглядит такой невинной и свеженькой! Что-то мне чудится, будто ты проиграла, сестрица. Интересно, согласится она потанцевать со мной? Как считаешь?

— Замолчи, или я все расскажу маме. Подумаешь, танец! Обыкновенная учтивость, ничего более. Пойдем, Уилл, нужно выразить почтение леди Берсфорд.

В этот момент леди Берсфорд наклонила увенчанную тюрбаном голову, чтобы лучше слышать Люсиллу Мортон. Было бы непростительным нарушением этикета прервать беседу дам. Тереза пробормотала проклятие и устремила взор в сторону танцующих. Филип как раз откинул голову и рассмеялся над каким-то замечанием костлявого отродья. Тереза схватила брата за руку.

— Тебе придется танцевать со мной, Уилл. Не ной и попробуй только наступить мне на ноги! Я надела новые белые туфельки!

Филип кружил Сабрину в вальсе по всему залу, так что она с трудом переводила дыхание.

— Что вы думаете об «Олмэксе»? — спросил Филип.

— Прекрасное местечко! Я люблю вальс, и вы куда лучший партнер, чем учитель танцев. Он громко считает вслух, и руки у него вечно потные. Вы часто бываете в «Олмэксе»?

— Почти никогда. Здесь такая скука!

— Надеюсь, вы подверглись столь суровому испытанию не ради меня?

— О нет! Разве вам не говорили, что я законченный эгоист? И ни о ком не думаю, кроме себя? В большинстве случаев это именно так и бывает. Обычно я вытворяю все, что заблагорассудится. — И мысленно добавил: «Если не считать всего, что касается вас, Сабрина!»

Она, казалось, забыла их бурную стычку накануне вечером. Может, наконец опомнилась и послушает доводы рассудка? Нет, вряд ли! У нее уже сложилось твердое мнение о лондонском свете, и лишь катастрофа способна его поколебать.

— Вы тяжело дышите, Сабрина. Давайте немного отдохнем. Я не хочу, чтобы вы переутомились.

— А я боюсь докучать вам, милорд.

— Я предупрежу, если почувствую приближение приступа хандры.

Ее фиолетовые глаза широко раскрылись, но, поняв, что Филип не собирался ее задеть, девушка улыбнулась.

Пусть набросится на него и попытается уничтожить! Все лучше, чем эта подозрительная покорность!

— Ну что же вы молчите, Сабрина? Где ваш знаменитый нрав? А Ричард говорил, что вы изменчивы и пылки, как сама жизнь! Я не возражал бы, если бы вы попытались произвести на меня такое же впечатление!

Но прежде чем Сабрина успела ответить, оркестр заиграл еще один вальс. Он чуть крепче сжал ее талию, и волшебство началось снова. В зале было тепло, свет дробился в хрустальных люстрах, вокруг слышались смех и говор. Сабрине давно не было так хорошо. Филип чуть ближе привлек ее к себе и замедлил темп.

— Пожалуйста, не останавливайтесь, Филип! Вы чудесно меня ведете.

Филипу показалось, что, если он отпустит Сабрину, она обхватит себя руками и примется самозабвенно кружиться в одиночестве. Этот внутренний порыв очаровал его.

— Вы ошибались! — опять заговорила Сабрина. — Посмотрите вокруг. Какая же тут скука? Все шутят, веселятся, танцуют. И так добры! Моя тетя предупреждала, что последний раз миссис Драммонд Беррел улыбалась гусару в ярком мундире еще в конце прошлого века. А мне она тоже улыбнулась, Филип! То есть почти улыбнулась. Показала зубы, что, как заверила тетя, считается едва ли не чудом и достойно занесения в анналы.

Вместо ответа Филип покачал головой, и они снова понеслись в вихре вальса.

— Должен согласиться, это замечательный вечер, — шепнул он. — И вы прекрасно танцуете, особенно для родственницы лондонского торговца.

— Все джентльмены, с которыми я сегодня танцевала, того же мнения, — заверила Сабрина, глядя на него сквозь полуопущенные ресницы.

Она шутит! И кажется, чуть-чуть кокетничает!

Филип был совершенно покорен.

— Для мещаночки вы также изумительно одеты. Мне нравится выбор вашей тети. Светло-янтарный оттенок, что может быть красивее! И этот итальянский креп восхитителен.

— Это я сама выбрала платье, а вовсе не тетя! И откуда вам известно про итальянский креп? Не думала, что джентльмены знают о подобных вещах!

— Мужчина, имеющий определенный успех у дам, должен разбираться в таких делах! Если хотите, могу отвезти вас в маленькую шляпную лавку неподалеку от Бонд-стрит. Ее хозяйка сумеет подобрать вам фасоны шляпок, которые идеально подчеркнут вашу красоту!

Сабрина не знала, то ли злиться, то ли хохотать, и Филип, заметив это, поднял брови:

— Итак, что скажете?

— Обещаю подумать. Но если я сейчас засмеюсь, вы посчитаете, будто я вас поощряю.

— Возможно.

Ее пальцы выстукивали ритм вальса на его плече, и он отчего-то вспомнил о ночи, проведенной с Мартиной.

За секунду перед тем, как прозвучал последний аккорд, Филип чуть коснулся подбородком короны волос на головке девушки и тихо попросил:

— Я хотел бы, чтобы вы позволили мне стать вашим святым Георгием. Вы прекрасная дама, попавшая в беду. Это чистая правда, и гроза вот-вот разразится. Может, измените решение?

— Я никогда не отплачу злом за добро, позволив вам испортить себе жизнь. Кроме того, посмотрите, меня здесь все полюбили. Так что святой Георгий вовсе не нужен.

Филип вздохнул. И едиа раздались звуки третьего вальса, поспешно увлек ее за собой.

— Третий вальс! Как вы добры! Я на седьмом небе от счастья!

Филип растянул губы в улыбке. Если бы только она знала, на что отважилась, танцуя третий вальс подряд с одним и тем же партнером!

Глава 25

В глазах окружающих горело нескрываемое любопытство. Это их третий вальс! Уже второй был равен объявлению о помолвке в «Газетт». А уж третий… Теперь в глазах общества они почти женаты. Предчувствия его не обманули! Сабрина, в своем святом неведении и полном незнании правил лондонского света, даже не подозревала, что этим он как бы надел ей на палец обручальное кольцо. Филипа не терзали угрызения совести. Пусть тетушка Берсфорд объясняется с племянницей.

Немного погодя он сообщил:

— Мне придется уехать из Лондона на несколько дней. Я отправляюсь в свое поместье, близ Оксфорда. Не желаете покататься вместе в парке, когда я вернусь?

— Хотите сказать, что девицам из торговых семейств тоже позволяется бывать в парке?

— Поскольку вы будете в моем обществе, — с деланной важностью объявил он, стараясь не смеяться, — вам не о чем беспокоиться. Если кто-то возразит против вашего присутствия, я вступлюсь за вас.

Она снова откинула голову.

— Клянусь, Филип Мерсеро, что когда-нибудь последнее слово останется за мной.

— Сомневаюсь, что такое возможно, ведь я на восемь лет старше вас и к тому же знатнее!

— Посмотрим. — Сабрина вздернула подбородок, но Филип понял, что и на этот раз взял верх. — Я почти ничего не знаю о вашем доме, кроме того, где он расположен, — неожиданно сказала девушка.

Белоснежные зубы Филипа блеснули в усмешке. Значит, она желает побольше узнать о Динвитти-Мэнор, вот как? Что же, вполне вероятно, что он станет и ее домом! Поэтому он охотно поведает ей обо всем, что возможно.

— Вы когда-нибудь бывали в Оксфорде, Сабрина?

Девушка покачала головой:

— Я слышала, что он не так красив, как Котсуолдс.

— Чума на вас за такие реплики! Он просто великолепен! Мое фамильное имение — Динвитти-Мэнор. Довольно дурацкое название, но на нем настояла наследница, спасшая моего предка от разорения. Она восстановила честь и славу нашего рода, и с тех самых пор ни один последующий виконт не был мотом и прожигателем жизни. Собственно говоря, все мы прекрасно разбираемся в финансовых вопросах и весьма успешно ведем свои дела. Динвитти-Мэнор, кроме того, считается весьма странным созданием архитектуры.

— В каком смысле?

— Видите ли, у моих предшественников были различные вкусы, и каждый стремился увековечить свои пристрастия в камне. Так что здание представляет собой самое невероятное смешение стилей. Я питаю любовь к средневековью, мой отец — к мавританским постройкам, дед — к классическому направлению. Так что получился очаровательный, хотя и несколько необычный особняк.

— Звучит интригующе.

— Зато там очень милая детская, — понизив голос, добавил Филип, и глаза Сабрины широко раскрылись. — А кроме того, еще и прекрасная библиотека. Бальная зала, детище моего деда, — в глубине дома, и потолок там буквально кишит лепными херувимчиками, довольно неприятное зрелище, так и кажется, что они повалятся на танцующих!

Музыка растаяла, и низкий интриган имел наглость пригласить Сабрину на новый танец. Она оживилась было, но тут же сникла:

— О, проклятие! Смотрите, Филип, тетя машет мне! Боже, она хмурится! Но почему? Я ничего такого не сделала, никого не обидела, поскольку танцевала только с вами, и, как вы считаете, весьма сносно.

— Я немедленно отведу вас к ней. Вероятно, она хочет представить вам других джентльменов.

Не дай Бог, леди Берсфорд начнет шипеть на Сабрину за нарушение всех приличий!

— Вы, наверное, правы. Пригласите меня на вальс, после того как я исполню свой долг и потанцую с другими кавалерами? Я прекрасно провела с вами время!

— Простите, не сегодня. Мне нужно ехать. У меня назначена встреча.

Он подвел Сабрину к леди Берсфорд и заметил нескрываемо хищный блеск в глазах почтенной матроны.

— Миледи, Сабрина, я вернусь в Лондон в понедельник. Если позволите, мы поедем кататься в парк.

Сабрина кивнула и с непонятным разочарованием посмотрела вслед виконту, который направлялся к патронессам, чтобы пожелать спокойной ночи.

— По-видимому, — заметила миссис Драммонд Беррел, — его сиятельству удалось выйти сухим из воды. Какая жалость! Я предпочла бы более драматический финал.

— Должна сказать, что у мисс Эллиот не слишком счастливый вид, — вставила леди Джерси. — Да, спектакль не удался. Печально.

— По крайней мере у девушки хватило ума не броситься за ним, — вступила княгиня Ливен. Втайне она, как и две ее соседки, надеялась на обратное.

— О Господи, — охнула леди Джерси. — Кажется, мы поторопились. Мисс Эллиот решила сразиться с соперницей. Как бы я хотела сидеть чуть ближе!

— Дорогая леди Берсфорд! — воскликнула Тереза, растянув губы в улыбке. — Какая радость снова видеть вас! Знай мама, что вы собираетесь почтить это собрание сегодня вечером, наверняка послала бы свое глубочайшее почтение!

Сабрина обернулась. Что за пленительная незнакомка!

Она постаралась выбросить Филипа из головы, пообещав себе, что разберется с ним в понедельник, когда он приедет с визитом. Тетя только сейчас объяснила, во что он ее втравил, заставив протанцевать с ним три вальса подряд. И при этом умудрился держаться так, словно ничего не происходит! Решил снова скомпрометировать ее? Но зачем? Она отвергла его. Он свободен. Почему бы ему не благословить ее и не бежать сломя голову как можно дальше?

— …А это мой брат Уилфред, миледи.

Уилфред с мечтательно сонными глазами. Он низко склонился над рукой тетки. Почему он не сводит глаз с сестры, а та, в свою очередь, хмуро уставилась на Сабрину?

Леди Берсфорд учтиво кивнула Уилфреду, которому явно было не по себе.

— Сабрина, это Тереза Эллиот и ее брат Уилфред.

Обменявшись с девушкой вежливыми приветствиями, Тереза, лучась весельем и доброжелательностью, воскликнула:

— Позвольте нам с Сабриной немного поговорить! Мне так хочется узнать ее получше.

Уилфред открыл было рот, желая возразить, но Тереза поспешно вмешалась:

— Почему бы тебе не потанцевать с мисс Эйнсли, Уилл? Она вон там, рядом с той дамой, похожей на слона в посудной лавке. — Лицо Уилла осталось абсолютно бесстрастным, и Сабрина невольно улыбнулась.

— Но я не…

— Иди же, Уилл, — отмахнулась Тереза и чуть подтолкнула его в сторону мисс Эйнсли, после чего вновь повернулась к Сабрине.

— Не слишком задерживайте мою племянницу, мисс Эллиот, — предупредила леди Берсфорд, — многие джентльмены просили меня их представить.

— Разумеется, — заверила Тереза и, вцепившись в руку Сабрины, повела к маленькому диванчику на двоих, скрытому пальмой. — Вы недавно в Лондоне? — осведомилась она.

— Да, приехала к тете всего неделю назад.

— Я видела, как вы танцевали с виконтом Деренкуром, мисс Берсфорд.

— Моя фамилия Эверсли.

— Ах, простите, мисс Эверсли. Значит, дорогой виконт давал вам уроки?

— Собственно говоря, не совсем. Я люблю вальсировать, а он прекрасный партнер.

— Вероятно, вы не знали, что три вальса подряд с одним и тем же партнером не говорят в пользу вашего здравого смысла? Да имеете ли вы хоть какое-то понятие о приличиях?

Сабрина, искренне восхищавшаяся своей прелестной собеседницей, впервые заподозрила что-то неладное.

— Разумеется, не знала. Филип, очевидно, решил подшутить надо мной.

— Филип? Вы зовете его Филип? Позвольте поинтересоваться, как долго вы знаете виконта, мисс Эверсли?

— Недавно, но мы добрые друзья.

— Хороший друг не станет хладнокровно и беззастенчиво играть с репутацией девушки.

«Станет, если хочет повести девушку к венцу», — едва не проговорилась Сабрина, но вовремя прикусила язычок.

И тут Терезу осенило.

— Вы сказали, Эверсли? — взвизгнула она, широко распахнув глаза и прижав руку к сильно забившемуся сердцу. Не может быть! Откуда такая удача?!

Девушка откашлялась. Главное, не торопиться, поспешность в таких делах опасна.

— Вы, случайно, не уроженка Йоркшира, мисс Эверсли?

— Да, наш дом неподалеку от Лидса.

Что ей нужно? Почему эта молодая красавица так назойливо допрашивает Сабрину? И какое мисс Эллиот дело, откуда она родом?

Ноздри Терезы жадно раздувались, глаза торжествующе сверкали, душу переполнял восторг.

— В таком случае вы действительно близко знакомы с виконтом Деренкуром.

Сабрина инстинктивно почувствовала надвигавшуюся опасность. Очевидно, эта мисс Эллиот попросту ревнует, желая заполучить Филипа. Поэтому и хочет все знать о Сабрине.

Но тут она заметила, что глаза соперницы превратились в щелки, а губы плотно сжаты. Сабрина отнюдь не отличалась глупостью. Вряд ли стоит продолжать эту беседу, поскольку ее собеседница выглядит так, словно готова воткнуть ей нож между ребер. Сабрина поспешно поднялась:

— Я должна вернуться к тете, мисс Эллиот. Рада была познакомиться с вами и вашим братом. Прошу меня извинить, недавно я тяжело болела и легко утомляюсь.

— Болели, мисс Эверсли? Позвольте вам не поверить! Вы просто назначили свидание виконту в охотничьем домике Чарлза Аскбриджа и неплохо провели время, развлекаясь в постели. Удивительно только, что виконт после всего этого вообще удостаивает вас разговора! Неужели еще не натешился вами за все пять дней! Должно быть, вы ему пока не надоели.

Она знает! Знает и собирается уничтожить Сабрину!

— Вам следует успокоиться, мисс Эллиот. Ревность и зависть портят вашу красоту.

— Ревность, мисс Эверсли? Заверяю вас, к таким, как вы, не ревнуют. И незачем разыгрывать оскорбленную невинность! Мне все известно про вас и ваши похождения! Поделитесь, какую сказку вы придумали для тетушки, когда уговаривали ее ввести вас в общество?

— У вас нет никаких оснований вести себя столь грубо и бесцеремонно, мисс Эллиот. И не стоит набрасываться на меня лишь потому, что сами стремитесь поймать Филипа. Можете получить его: как я уже сказала, мы с ним просто друзья. Так что дорога свободна. Но будь у него в голове хоть немного разума, он понял бы, что вы собой представляете, и избегал бы вас, как чумы. Вы малоприятная особа, мисс Эллиот.

Тереза вскочила, потрясая кулаками перед лицом Сабрины.

— Вульгарная маленькая потаскушка! Если Филип ваш друг, интересно, каким термином вы обозначите своего кузена, Тревора Эверсли?

Сабрине в голову не пришло поинтересоваться, откуда мисс Эллиот знает о Треворе. Да это уже и не важно. Филип прав — она безмозглая простушка. Всем мечтам о новой жизни пришел конец.

Тереза заметила, как от лица Сабрины отхлынула кровь, и едва не взвыла от восторга. Ей удалось поставить на место мерзкую тварь!

— Я гостила в Морленде. А, вижу, вы даже не пытаетесь все отрицать! Бедные джентльмены целый день ломали головы, решая, как поступить с вами. И каков же Филип в постели? Я слышала, он сама доброта по отношению к брошенным любовницам. Именно поэтому, грязное отребье, он и не погнушался вальсировать с тобой!

Мотивы мисс Эллиот вполне понятны. Она вне себя от зависти и, будь ее воля, убила бы Сабрину. Но ведь в обществе не все таковы! Погруженная в свои мысли, Сабрина почти не слышала продолжения гневной тирады:

— И вы приехали в Лондон, чтобы и тут распутничать? Все в Морленде были возмущены, узнав, что девушка из приличной семьи посмела совратить собственного кузена, и к тому же зятя, а потом провела почти неделю наедине с Филипом Мерсеро!

Сабрина вспомнила, как смело уверяла Филипа, что перевернет мир, но сейчас, глядя в злорадную физиономию мисс Эллиот, поняла, как жестоко ошибалась. Свет не изменит своих правил и законов ради нее и с этой минуты отвергнет оступившуюся.

Девушка гордо вскинула голову и объявила:

— Я не снизойду до того, чтобы оправдываться перед вами и вам подобными, мисс Эллиот. Вы злобная, завистливая девушка. Мне жаль вас.

— Я не нуждаюсь в жалости шлюхи!

Сабрина повернулась и медленно направилась к тетке. Возможно, следовало бы говорить с мисс Эллиот в ином тоне, попытаться все объяснить. Но что бы это изменило? Жертвовать своей гордостью — единственным, что у нее осталось, и ради чего?

Она с каким-то равнодушием подумала о том, что теперь с ней будет.

Глава 26

Сабрина стояла у окна маленькой гостиной своего номера в отеле «Кэвендиш», уныло разглядывая бесконечные ряды крыш домов из серого и красного кирпича, тянувшихся вдоль Бонд-стрит. До нее долетали разговоры и смех прохожих, и девушка чувствовала себя не такой одинокой. Как приятно, должно быть, гулять по улице с друзьями и знакомыми, обмениваться вежливыми репликами…

Она поспешно отвернулась. Хиклс, недавно нанятая горничная, хлопотала в соседней комнате. Хотя бы есть с кем словом перемолвиться! Правда, трудно представить Хиклс в роли подруги и собеседницы!

Сабрина поморщилась, представив разжиревшую старую деву, ухитрявшуюся сохранять неодобрительное выражение лица, даже когда улыбалась, что случалось лишь в исключительных случаях. Но Сабрина не может позволить себе быть разборчивой.

Девушка рассеянно прикусила губу. Все не так и плохо. Она по крайней мере не бедствует, и милостыню просить не приходится. Когда она посетила банк Хоура, по лицам клерков было видно, что у них так и чешутся языки указать клиентке, что ее место в гостиной, за чайным прибором и что лучше бы она училась быть женой и матерью, чем лезла в неподобающие женщине дела. Но она надменно задрала нос и настояла на встрече с управляющим, мистером Бонифейсом. Наконец все было сделано. Теперь состояние переведено на ее имя, и тетушка Берсфорд ничего не сумеет изменить, а если и попытается, мистер Бонифейс немедленно уведомит Сабрину.

Девушка устало опустилась на парчовый стул и тупо уставилась на противоположную стену, где висела картина, изображавшая сельский пейзаж с пастушкой. Уголки губ Сабрины кривились в презрительной усмешке. Подумать только, всего пять дней назад она еще питала какие-то надежды, что все обойдется, несмотря на неприятный разговор с Терезой. Тогда, в «Олмэксе», тетка как-то странно взглянула на племянницу, когда та пожаловалась на головную боль, но все же без споров согласилась ехать домой.

Какой же наивной дурочкой она была, уверяя Филипа, что ни у кого нет причин завидовать ей или причинить зло! На следующий же день Сабрина в полной мере испытала, каково это — быть объектом холодных взглядов со стороны дам, которых она раньше никогда не встречала, выносить полнейшее пренебрежение подруг тетки. Один из джентльменов, с которым она познакомилась в «Олмэксе» в тот роковой вечер, имел наглость плотоядно ухмыльнуться и потереть руки.

Днем Сабрине предстоял нелегкий разговор с теткой. Девушка и сама хотела все честно рассказать, но дома их уже ожидала леди Мортон, изнывая от предвкушения скандала. Сабрина отправилась в спальню, твердя себе, что она не какая-то бедная родственница, а внучка графа. Вероятнее всего, тетя Берсфорд найдет способ уладить дело без лишнего шума.

Долго ждать не пришлось. Дворецкий пригласил Сабрину в библиотеку.

— Сядь, Сабрина, — велела тетка. Девушка испытующе посмотрела на нее. Щеки почтенной леди пылали, взгляд разил наповал.

— Леди Мортон говорила с вами? — поинтересовалась Сабрина, не повышая голоса, и огляделась в поисках сей достойной дамы. Но та, очевидно, предпочла уехать. Библиотека… какое странное название для комнаты, где нет ни одного книжного шкафа!

— А ты еще сомневаешься? — прошипела леди Берсфорд.

— Тетя, я все объясню. Мне следовало самой вам рассказать вчера вечером, но я не думала, что кто-то прислушается к сплетням мисс Эллиот. Сегодня я поняла свою ошибку, но было слишком поздно. Леди Мортон меня опередила. Прошу вас, позвольте мне все объяснить.

— Да, я уверена, что ты ничего не утаила бы: ни своего разнузданного поведения с Филипом Мерсеро, ни… всего остального. Господи, сначала Элизабет, а потом ты! По крайней мере твоя сестра не явилась в мой дом опозоренная, в надежде одурачить меня!

— Тетя, я не знаю, что именно леди Мортон вам наговорила, но, повторяю, вы должны выслушать меня. Поверьте, все это ложь, злобные измышления Терезы Эллиот.

Леди Берсфорд вплотную подступила к племяннице, сжимая кулаки.

— Ты смеешь отрицать, что убежала из Монмут-Эбби?

— Нет, разумеется, нет! Мне пришлось это сделать! Тревор пытался изнасиловать меня. Элизабет приняла его сторону. Он грозился прийти ко мне в спальню и запретил запирать дверь.

— Тревор пытался тебя изнасиловать? Не слишком правдоподобная история, девочка моя. Он женат всего месяц. И ты не провела пять дней наедине с Филипом Мерсеро?

— Я заблудилась в лесу, едва не замерзла и сильно заболела. Филип нашел меня лежащей на снегу в метель. Я пыталась добраться до Боремвуда и сесть в лондонский дилижанс, но так и не смогла. Тетя, даю слово, между нами ничего не было. Он ухаживал за мной во время болезни, как за младшей сестрой. Я почти все время была без сознания. Это Чарли Аскбридж убедил Филипа, что он меня скомпрометировал, но я и слушать ничего не желала, потому что не сделала ничего плохого.

Леди Берсфорд ошеломленно уставилась на племянницу:

— Хочешь убедить меня, будто виконт, считая, что скомпрометировал тебя, сделал тебе предложение? Я не ослышалась?

— Совершенно верно, — негромко подтвердила Сабрина. — Но я ему отказала. Он ничем не опозорил меня. Спас мне жизнь и вел себя как джентльмен. Почему он обязан жениться? Наша совесть чиста. Мы почти не знаем друг друга.

— Жалкая маленькая лгунья! — возопила леди Берсфорд, размахивая кулаками. — Ни одна девушка не может быть настолько глупа, чтобы отвергнуть виконта Деренкура, да еще проведя с ним взаперти целых пять дней! Ты, наверное, хочешь сказать, девчонка, что он предложил тебе стать его содержанкой!

— Он на такое не способен. Я внучка графа и благородная леди. Не понимаю вас, тетя!

— Все очень просто. Ты соблазнила его, а он еще не устал от твоих прелестей. Тут нет ничего сложного. Он настоящий мужчина, красавец, богатый, знатный, женщины вешаются ему на шею, а ты просто дура.

— Филип никогда не опустился бы до такой низости! Почему вы оскорбляете его? Он великодушен и добр, вел себя безупречно по отношению ко мне.

Леди Берсфорд с отвращением поморщилась.

— Я не оскорбляю его, но только наивная провинциалка может считать Филипа Мерсеро добряком. У него вполне определенная репутация во всем, что касается дам. Виконт способен уговорить любую женщину задрать перед ним юбки. О женитьбе он не думает, и это вполне понятно: ему всего двадцать шесть. Мерсеро и не собирается просить твоей руки. Ты лжешь! — Она внезапно ударила себя ладонью по лбу. — Но как бы то ни было, ты и в самом деле внучка графа! Что мне с тобой делать?!

Ну вот, еще одна персона собирается решать судьбу Сабрины Эверсли!

— Ты немедленно отправишься домой, в Йоркшир, — вынесла вердикт леди Берсфорд. — Постараешься примириться с Элизабет и Тревором ради блага дедушки. Не хочешь же ты свести его в могилу! Будешь милой, послушной, вежливой, принесешь свои извинения. Надеюсь, Тревор и Элизабет тебя простят.

Сабрина подняла голову и взглянула тетке в глаза:

— Я не вернусь в Монмут-Эбби. Хотя вы и не верите мне, Тревор действительно пытался совершить насилие. Я ни минуты не сомневаюсь, что, как только он поймет, что меня некому защитить, он удвоит усилия. Кроме того, я больше не желаю жить в одном доме с Элизабет. Она показала свое истинное лицо.

— И ты осуждаешь сестру? Ведь ты едва не совратила ее мужа!

— Я этого не делала! Почему вы мне не верите?

У леди Берсфорд был такой вид, словно она вот-вот бросится на племянницу.

— Верить тебе?! Какая чушь! Не воображай, что я так же глупа, как ты, Сабрина! О Господи милостивый, что же ты намереваешься предпринять? После того, что ты натворила, оставаться здесь тебе нельзя!

Сабрина медленно поднялась.

— Вы не правы, тетя, глубоко не правы. И даже отказываетесь выслушать меня! Почему? Почему считаете, будто я способна лгать?

— Не будь идиоткой! Даже слепая старуха, миссис Баггил, и то способна увидеть истину. Ты жила вместе с Филипом Мерсеро в одном доме. И он, конечно, не преминул затащить тебя в постель!

— Прекрасно. В таком случае я уеду из вашего дома, как только сложу вещи.

— Вот как? И куда это, спрашивается, вы собрались, мисс?

— Не на панель, если именно это вас волнует. Вы забываете, что деньги, которые так щедро тратили, принадлежат мне. Прощайте, тетушка.


— Мисс Сабрина!

Сабрина отвела взгляд от стены и всмотрелась в одутловатую неприветливую физиономию горничной. Нет, это невыносимо! Неужели в этом городе каждый знает о ее позоре и наслаждается унижением?

— Прошу именовать меня леди Сабрина, — процедила она. — Понятно?

Хиклс явно была не так глупа, как выглядела, но ее новая работа оказалась для нее тяжким испытанием. Она-то воображала, что в гостиной целый день будут толпиться джентльмены, но до сих пор никто не явился с визитом, а хозяйка молчалива и чем-то расстроена. Хиклс была явно разочарована.

— Леди Сабрина, пора пить чай. Прикажете принести?

— Да, спасибо, Хиклс.

Она видела в лице горничной плохо скрытое злорадство. Как странно, даже слуги знали о ее падении! Откуда? А Хиклс, несомненно, кое-что было известно, как и то, что именно она придает их скромному хозяйству некоторое подобие респектабельности.

Сабрина лениво следила за стрелками часов, медленно отсчитывавшими минуты. Она боялась покидать отель из страха встретить знакомых вроде того джентльмена, который открыто пожирал ее глазами. Как ей хотелось дать ему пощечину!

Когда часы пробили четыре, Сабрина вдруг сообразила, что сегодня вторник. Вчера она должна была кататься в парке с Филипом Мерсеро. Вероятно, он задержался в имении и ничего не слышал о том, что произошло с ней.

Филип все предвидел заранее, не раз предупреждал ее, а она смеялась над ним.

Сабрина посмотрела в узкое зеркало над камином и увидела бледное осунувшееся лицо.

— Тебе неопровержимо доказали, — бросила она жалкой незнакомке, — что глупее тебя нет на свете. Дурочка, безмозглая дурочка, у которой нет будущего. Перед тобой расстилается, словно пустыня, череда унылых дней, перетекающих в месяцы и годы.

Безумная ярость, стремление взбунтоваться против такой несправедливости охватили ее с такой силой, что девушка с размаху ударила кулаком в серебристое стекло. Осколки посыпались на ковер. Сабрина тупо уставилась на струйки крови, ползущие по руке.

Только после полуночи, в результате мучительных размышлений, ее осенила идея. Пусть мир остался прежним, она изменилась. Сабрина прошла долгий путь. Сначала романтические бредни о счастье, потом приступ постыдной жалости к себе, несчастной погубленной душе, и, наконец, стремление действовать. Конечно, сначала следует набраться решимости. Но она сделает то, что задумала, непременно сделает.

И с этой клятвой Сабрина крепко заснула.


Филип вернулся в Лондон не к понедельнику, а в субботу, раньше, чем предполагал. И все дело в том, что он стосковался по этим, черт бы их побрал, фиолетовым глазам! Сабрина не выходила у него из головы, Филип все время гадал, что она сейчас делает, здорова ли, хороший ли у нее аппетит. Интересно, понравится ли ей стряпня поварихи в Динвитти-Мэнор? Разумеется, она придет в восторг, как и все, кто сюда приезжает!

Но в Лондоне его ожидали печальные новости.

В среду Филип заперся в библиотеке своего городского дома и задумчиво смотрел в пространство, сжимая листок бумаги.

От него потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься к Сабрине сразу же, как он узнал о разразившемся скандале. Но Филип удержал себя, велев Дамблеру поговорить со слугами леди Берсфорд. Дела обстояли еще хуже, чем он предполагал. И все-таки Филип не покинул дома. Отправиться в «Кэвендиш» в воскресенье или понедельник значило принять на себя всю силу ее гнева. Он прекрасно представлял горечь, терзания и бессильное бешенство несправедливо наказанной девушки. Она наверняка винит его за то, что он оказался прав и мрачные предсказания так скоро исполнились. Как известно, гонца, принесшего дурные вести, в старые времена казнили.

Он развернул записку и снова перечитал. Наконец-то! Еще немного, и он сам бы помчался к ней, невзирая на доводы рассудка. Она пишет, что готова обсудить с ним важное дело. Вот как? В мужестве ей не откажешь. Ему не терпится узнать, что у нее на уме. Хорошо, что он первый не бросился к ней, предлагая свои услуги! Теперь ее очередь! Она все-таки опомнилась.

Филип позвал Дамблера и стал одеваться, не переставая гадать, что она ему сообщит.

Глава 27

Ровно в половине пятого виконт Деренкур постучал в дверь гостиничного номера, который снимала леди Сабрина Эверсли. Слава Богу, она не нуждается. Филип первым делом справился, догадалась ли Сабрина закрепить за собой наследство матери.

Неуклюжая толстая женщина неопределенного возраста впустила виконта, с нескрываемым любопытством рассматривая его. Такая бесцеремонность возмутила Филипа.

— Я виконт Деренкур. Доложите обо мне своей госпоже, — надменно велел он, справедливо полагая, что Сабрина вынесла немало неприятностей от этой злосчастной особы. Он с первого взгляда почувствовал искреннее отвращение к ней. Она наверняка грубит Сабрине. — Доложите и можете уходить.

Хиклс с разочарованным видом удалилась в крошечную гостиную.

— Леди Сабрина, к вам виконт Деренкур, — объявила она.

Сабрина поднялась навстречу гостю. Филип был потрясен ее видом. Она смертельно бледна и измучена и так смотрит на него, будто ждет осуждения. Боится, что и он заодно с теми, кто издевался над ней?

— Милорд, я рада, что вы нашли время приехать, — пробормотала девушка с таким смирением, что виконт готов был схватить ее в объятия и просить никогда больше ни о чем не тревожиться, пока он жив. Но Филип сдержался. У нее какое-то деловое предложение. Он будет играть по ее правилам. Поэтому он не сдвинулся с места.

— Хиклс, — приказала Сабрина горничной, — вы свободны. Оденьтесь потеплее, на улице холодно.

Филип снял пальто и перчатки, и когда Сабрина взяла их у него, неожиданно нахмурился.

— Постойте, что у вас с рукой? Дайте я посмотрю.

— Ничего особенного, — отмахнулась она, пряча руку за спину. — Еще раз благодарю за то, что пришли, милорд. Не хотите ли сесть?

— Нет, сначала покажите руку. И кто вам ее бинтовал? Слепой калека?

— Я сама. Трудно орудовать одной рукой. Я порезалась об осколки зеркала. Случайно разбила. Уже совсем не болит.

Но он высился перед ней, как скала. Наконец Сабрина, устало вздохнув, подчинилась. Филип размотал повязку и осмотрел рану.

— Не слишком страшно, — решил он, — но нужно промыть порез бренди. У вас есть что-то в этом роде?

Сабрина кивнула и подошла к буфету. Бренди, должно быть, самого низшего сорта, но это не важно.

Он подвел Сабрину к окну, распахнул створки и заставил ее высунуть ладонь наружу. И только потом плеснул на нее жгучей жидкости. Девушка даже не дернулась и не застонала. Хорошо еще, что в этот момент под окном не было прохожих.

— А теперь как следует перевяжем. Очень болит?

Рана горела, но Сабрина покачала головой. Он аккуратно забинтовал руку.

— Ну вот, как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, благодарю вас.

— Не хотите рассказать, как вы ухитрились расколотить зеркало?

— Нет. Простая неловкость, ничего больше. Пожалуйста, милорд!

Филип смирился, молча сел и, сложив ладони домиком, улыбнулся Сабрине.

— Хотите чаю?

— Не стоит. Сейчас меня больше всего интересует предмет нашей беседы.

— Тогда к делу.

Она села напротив Филипа, спокойная, сдержанная, полностью владеющая собой. Ведет себя безупречно. Если он выкажет свое беспокойство, Сабрина посчитает, что ее жалеют, а этого она не допустит.

Прошло несколько минут. Сабрина не произнесла ни слова, только смотрела на него.

— Я получил вашу записку, Сабрина. Вы сообщили, что желаете обсудить со мной важное дело, — прервал затянувшееся молчание Филип.

— Совершенно верно, — выдавила она, упрямо уставясь в какую-то точку за его левым плечом. — Вам, разумеется, уже известно, почему я здесь.

— О да, — беспечно обронил он. — Я вернулся в Лондон в прошлую субботу. Должен сказать, вы произвели фурор.

Истории, которых я наслушался, так невероятны, что ни вы, ни я больше не можем считаться простыми смертными. Мои мужские доблести, оказывается, таковы, что любой джентльмен, должно быть, скрипит зубами и зеленеет от зависти. Сабрина не находила слов.

— Вы приехали в субботу?! И, зная, что произошло, ничего не предприняли? Сегодня среда! Среда!

— И что из этого? Кстати, вы так и не объяснили, в чем дело.

Сабрина поднялась и гордо распрямила плечи.

— Вы правы, милорд…

— Филип.

— Да, Филип. Так вот, вы были правы во всем. Я уничтожена, втоптана в грязь стараниями некоей мисс Терезы Эллиот, которая, насколько я поняла, охотится за вами. Я пыталась объяснить ей, что никоим образом не претендую на вас, но она даже не пожелала слушать меня. Все произошло так, как вы и говорили, милорд. Оказалось достаточно одного змеиного языка, чтобы изменить всю мою жизнь! К сожалению, моя тетя не склонна оправдывать меня и предпочла поверить чужим людям. Она потребовала, чтобы я возвратилась в Монмут-Эбби. По вполне понятным причинам я не могла так поступить, поэтому пришлось покинуть ее дом.

— Не стану тратить зря время, напоминая, что я обо всем вас предупреждал.

— Спасибо. Я ценю вашу сдержанность. Филип учтиво улыбнулся:

— Весьма польщен. Ну а теперь о деле. Так что же вы хотели мне сообщить?

— Я много размышляла в эти дни. Никогда еще мне не приходилось испытывать такого полного одиночества. Ни друзей, ни близких. Мне крайне тяжело. Невыносимо. Больше я так не могу.

Филип прекрасно представлял, каково сейчас девушке. Значит, теперь даже замужество предпочтительнее всеобщего остракизма. Сама эта мысль не слишком ранила тщеславие Филипа, ибо он понимал, чего стоило это решение Сабрине.

— Итак, вы несчастны и томитесь в изгнании. Вам это не нравится. Так чего же вы хотите от меня, Сабрина?

— Собираюсь сделать вам предложение. Прошу, женитесь на мне, Филип. Это честная сделка. Если согласитесь, получаете оставшиеся девять тысяч пятьсот фунтов и мое приданое. Не знаю, насколько оно велико, но, уж наверное, не маленькое. К несчастью, леди Берсфорд успела растратить пятьсот фунтов моего наследства на туалеты для себя и меня.

— Да вы богачка, Сабрина! Такая же, как та легендарная наследница, что дала название Динвитти-Мэнор. Весьма соблазнительное предложение. Трудно устоять. Давайте уточним: если я женюсь на вас, вы отдаете мне все свои деньги?

Она ненавидела звук этого бесстрастного голоса. Виконт так безразлично цедил слова, будто пересчитывал мешки с мукой или овец. А ведь речь шла об их совместной жизни, о ее будущем, о возможности спасения!

— Да, — кивнула девушка, стараясь не выдать горечи и раздражения, переполнявших ее. — А кроме этого… — Она закашлялась, пытаясь выиграть время. Главное — произнести до конца заранее приготовленную тираду и покончить поскорее со всем этим… — Я также предлагаю вам полную свободу. Вы молоды, хотя не понимаю, почему человек старше меня на восемь лет считается чересчур юным для уз брака, а на меня смотрят едва ли не как на старую деву. В любом случае вы еще не перепробовали всех любвеобильных лондонских дам. Можете продолжать в том же духе, сколько пожелаете. Тетя предупредила меня, что вы не собираетесь жениться, пока женщины бросаются вам на шею. Поэтому я и готова закрыть глаза на ваши похождения.

— Понятно. Вы не собираетесь никоим образом вмешиваться в мою личную жизнь.

— Совершенно верно.

Филип наконец не выдержал и рассмеялся.

— Но я и без того свободен как ветер, Сабрина. Брак — отнюдь не цепи для мужчины, если он, конечно, не глупец. Нет, нужен какой-то более привлекательный довод, кроме вашего золота, разумеется.

Сабрина отвела глаза, чтобы Филип не заметил, как глубоко ранили ее бездумные жестокие слова.

— Вы получите и меня, — едва слышно выдавила она, — если захотите. Я молода, невежественна и вовсе не сведуща в делах… делах… то есть в подметки не гожусь тем леди, с которыми вы встречались. Но больше у меня ничего нет, кроме кобылы, да и та охромела.

— Что ж, все-таки собственность, хоть и не слишком ценная.

Она подняла голову, и Филип заметил опасный блеск глаз. Превосходно!

— Я тоже что-то собой представляю.

— Ну да, наверное. Итак, моя роль во всех ваших хитрых планах и махинациях — спасти вас от бесчестья и дать свое имя.

— В-верно…

Как безжалостно он обнажил все ее мысли! И какими жалкими они предстали перед ней! Что он ответит? Сердце Сабрины разрывалось от гнева и обиды. Но оказаться во власти и на попечении Тревора было еще хуже.

Филип встал и протянул руку. Она сделала то же самое, и они обменялись торжественным рукопожатием.

— Я принимаю ваше предложение, Сабрина. Девушка не смогла сдержать вздоха облегчения. На щеках ее проступил нежный румянец.

Он посмотрел в это страстное, живое, нетерпеливое лицо и не удержался от укола:

— Правда, если память мне не изменяет, вы сказали как-то, что не выйдете замуж без любви.

Ей хотелось наброситься на него с кулаками. Теперь она целиком зависит от Филипа, он это понимает и, пользуясь ее беспомощностью, не упускает возможности поиздеваться.

— Память вам не изменяет, — прошипела она, — но все в моей жизни перевернулось вверх дном. Честно говоря, сейчас вы даже не нравитесь мне, но что поделать. — И тут ее прорвало. Она сама не ожидала такой бури эмоций. — Подумать только! Вас по-прежнему обожают, вами восхищаются, повсюду приглашают, а я — всеми презираемая, отвергнутая особа легкого поведения! Это несправедливо!

— Согласен. Я никогда не понимал этого, но так заведено, и ничего тут не поделаешь. Я говорил вам когда-то, что, к несчастью, в отличие от вас хорошо знаю эти джунгли, где водятся опасные хищники. Играйте по их правилам и только тогда сможете выжить. Вы уже попросили меня жениться на вас, иначе говоря, следуете правилу номер один. Видите, вы уже учитесь.

Он развалился в кресле и, блаженно вытянув длинные ноги, закинул руки за голову.

— Да, я выучу все ваши чертовы правила. Ну а теперь, когда мы обо всем договорились, хотите еще чая?

Филип неожиданно выпрямился.

— Скажите, Сабрина, вы действительно всерьез предложили мне себя, свои деньги и лошадь?

Сабрина напряглась и растерянно посмотрела на него. В ответ виконт одарил ее очаровательной улыбкой.

— Пришлось предложить, — уточнила девушка. — Но это не слишком выгодная для вас сделка. Я некрасива. Чересчур тощая и совершенно невежественная. Не питай вы ко мне отвращения, наверняка посмеялись бы над такой невестой.

— Понятно. А насчет моей свободы…

— Даю слово на нее не посягать.

— Но никто и не может отнять ее у меня. Я о другом. Намереваетесь ли иметь любовников вы?! Сабрина побелела как полотно.

— О нет, это омерзительно! После Тревора… ни за что и никогда!

— Но вы отдаете мне себя. И переживете ли, если я осмелюсь предъявить супружеские права? Сабрина опустила глаза.

— Не знаю. И понятия не имею, что включают в себя эти самые супружеские права. Судя по печальному опыту с Тревором, мне вряд ли захочется испытать это полностью.

— А если я скажу, что все не так уж плохо? С настоящим мужчиной вы сумеете познать радости любви.

— Вряд ли, во всяком случае, пока. Но я исполню свой долг. И если захотите меня, не стану сопротивляться. Я сдержу слово и не откажусь от нашей сделки.

— Великолепно, — иронически буркнул Филип, представляя Сабрину, лежащую в постели неподвижно, подобно статуе, и себя, раскрасневшегося и пыхтящего над ней. Какой кошмар! Но, с другой стороны, понять Сабрину можно. Бедная девочка боится мужчин после всего случившегося.

Он приблизился к ней и положил руку ей на плечо. Сабрина оцепенела. Филип не удивился, но внутри что-то чуть напряглось.

— Сабрина, — начал он голосом, нежным, как лепестки роз, — простите, что напугал вас. Это нечестно с моей стороны. Со мной вы в безопасности, даю слово. Я никогда не заставлю насильно делать то, что вам неприятно. И поверьте, я счастлив, что удостоен такой чести. Попытаюсь стать вам хорошим мужем. — Он чуть помолчал и коснулся ее щеки. — Мы прекрасно поладим, вот увидите. Ну а теперь за дело. У нас впереди столько хлопот.

Сабрина нахмурилась.

— Надеюсь, этот поступок не навлечет на вас позора?

— Нет. Большинство посчитает, что мое благородство не имеет пределов. Я позабочусь о том, чтобы никто больше не обидел вас.

— Мои деньги послужат возмещением за ту жертву, которую вам придется принести?

— Более чем достаточным. Однако, если я когда-нибудь разорюсь и стану нищим, придется удушить вас и найти другую, с кошельком потолще.

Он по-прежнему добр и великодушен. Сабрина облегченно вздохнула и даже нашла в себе силы раздвинуть губы в улыбке.

— Не хочу, чтобы вы остались нищим. Придется с толком тратить каждый фартинг.

Он притянул ее к себе и коснулся губами ее лба.

— Я научу вас печь хлеб по своему рецепту.

— О, на этом мы немало сэкономим, — прошептала она и положила голову ему на грудь. И кажется, больше не боялась. — Я попробую стать вам хорошей женой, Филип. Клянусь.

Он тихо засмеялся и крепко обнял невесту.

— Примерная жена. Как это невыносимо!

Глава 28

Друзья собрались в библиотеке городского дома Филипа Мерсеро. Виконт стоял у камина, глядя на Чарлза Аскбрид-жа и Роэна Кэррингтона.

— Ну вот и все. Чарли, ты можешь добавить что-то еще, чтобы Роэн полностью уяснил себе суть этой гнусной катастрофы?

— Нет, но должен сказать, очень рад, что Сабрина наконец послушалась голоса рассудка.

Роэн Кэррингтон, барон Маунтвейл, растерянно покачал головой:

— Никак не могу представить себе, что так называемый благородный человек способен изнасиловать невинную девушку, находящуюся под его покровительством! Лично я предпочел бы убить его. Будь я на месте старого графа, не хотел бы, чтобы кровь этого подлеца текла в жилах будущих поколений Монмутов.

— Все мы разделяем твое мнение, — заверил Филип, — но речь идет о сохранении рода. Этот слизняк — будущий граф, разрази его гром.

— Филип по крайней мере сделал все, чтобы Тревор и Элизабет больше не распространяли сплетен о Сабрине, — вставил Чарлз.

— А я все же прикончил бы подлеца. И Сюзанна со мной согласна, — настаивал Роэн, вспомнив о своей жене, счастливо обретенной всего полгода назад. Как она возмутилась, услышав печальную историю Сабрины!

— Господи, подумать только, этот тип станет моим свояком! — ужаснулся Филип. — И это после того, как я смазал ему по физиономии!

— Что от нас требуется, Филип? — деловито осведомился Роэн.

— От тебя — вся сила твоего обаяния. Как по-твоему, нам это удастся?

— Разумеется, — заверил Роэн, пригубив бренди. — Но самая сложная проблема — справиться с тетушкой, леди Берсфорд. Если нам удастся ее уговорить, тогда все остальное общество быстро последует примеру достойной дамы. Родственники обычно доставляют больше всего хлопот. Жаль, матушка за границей. Она в два счета уложила бы леди Берсфорд на обе лопатки и после этого преспокойно танцевала бы всю ночь.

— О нет, Роэн, оставь леди мне, — сказал Филип, сладострастно потирая руки. — Эту честь я ни с кем не разделю! Она не только вернет Сабрине благосклонность общества, но и позволит провести свадебную церемонию в своем доме! А праздновать, разумеется, будем здесь.

— Сколько у нас времени? — спросил Чарлз.

— Я хочу надеть кольцо на ее палец не позже чем в субботу. Короче говоря, джентльмены, даю вам четыре дня.

Сейчас самым горячим желанием Филипа было увидеть улыбку Сабрины.

— Ты просишь нас почти о чуде! — воскликнул Чарлз.

— Совершенно верно, — согласился Филип, весело ухмыляясь. — А иначе почему позвал на помощь? Ну как, согласны перевернуть мир?

Роэн поднял бокал:

— За конец твоей холостой жизни! Поверь, Филип, семейная жизнь совсем не так страшна. Сюзанна стала моим лучшим другом. Трудно представить, как я существовал без нее!

— Что же до меня, то я останусь холостяком, — провозгласил Чарлз, допивая бренди. — По крайней мере стану изобретать новые способы коротать зиму. Ну пока, еду в «Уайте» и начинаю творить чудеса.

— А я, — добавил Роэн, пожимая руку Филипа, — отправляюсь к своей дражайшей приятельнице леди Салли Джерси.

— Спасибо вам обоим, — выдохнул Филип. — От всей души.

После ухода Роэна Чарлз ненадолго задержался, чтобы поинтересоваться, что Филип намеревался предпринять относительно Терезы Эллиот — ведь это из-за нее начался скандал!

— Не будь Терезы, — пожал плечами Филип, — нашелся бы кто-то другой.

— Тереза рвалась заполучить тебя, — возразил Чарлз. — Что, если она не отвяжется от Сабрины?

— Я ее уничтожу!

Чарлз кивнул, безоговорочно поверив словам друга.

— Кроме того, Чарлз, когда все будет закончено и Сабрина немного освоится, боюсь, мисс Эллиот быстро обнаружит, что виконтесса Деренкур — достойный противник.

На следующее утро, подкрепившись двумя чашками крепкого испанского кофе и ростбифом с кровью, Филип погнал фаэтон к дому Берсфордов. Хотя день выдался облачным, виконт был в прекрасном настроении и с нетерпением ожидал поединка с леди Берсфорд.

Он спрыгнул на землю, вручил вожжи своему груму Лэнкому и взбежал по широким ступенькам крыльца.

— Я сам доложу о себе, — бросил он дворецкому. Несчастный в ужасе застонал, глядя вслед незваному гостю, поднимавшемуся на второй этаж, в гостиную. Филип совсем не удивился, что дворецкий узнал его. Ему, разумеется, известно все, как и каждому слуге в Лондоне.

— Доброе утро, мадам, — приветствовал он омерзительно жизнерадостным голосом.

Леди Берсфорд с удивительной для ее возраста энергией вскочила и ринулась к нему.

— Милорд! Что вы здесь делаете?

Он увидел на письменном столе перо и бумагу. Интересно, сколько писем с жалобами на предательство распутной племянницы она уже успела написать своим приятельницам?

Но Филип продолжал растягивать губы в деланной улыбке.

— Надеюсь, вы простите мне столь ранний визит, мадам? Однако вижу, что вы уже встали и приступили к утренним занятиям. Рад, что могу сообщить вам приятные новости, которые вы, в свою очередь, передадите своим друзьям.

— Немедленно покиньте мой дом, милорд! Мне не о чем говорить с вами. — Она шагнула к нему и величественно указала на дверь. — Вы, разумеется, примчались сюда просить за Сабрину, но все ваши усилия напрасны. Я никогда больше не приму ее. А теперь, пожалуйста, уходите.

Но Филип продолжал смотреть на нее с тем же восторженным выражением.

— Неужели, мадам, вы не хотите уделить немного времени своему будущему зятю?

Леди Берсфорд медленно покачала головой:

— Я вам не верю. Вы не могли сделать ей предложение, это невозможно. Ни один джентльмен не отважился бы на такое, тем более сейчас, когда ее имя на устах у всего света!

— Почему же невозможно? Я делал Сабрине предложение не один раз и должен поблагодарить вас за ее согласие. Не обойдись вы с ней столь жестоко, она никогда бы не стала моей невестой.

— Вы не смеете осуждать мое поведение, милорд!

— Должен заметить, мадам, что Господь обделил мою суженую родственниками, которые бы заботились о ней, защищали или хотя бы держались на ее стороне. Однако сейчас меня гораздо больше беспокоит мнение общества. Думаю, объединив усилия, мы сможем заткнуть рты сплетникам. Не пройдет и месяца, как новый и куда более интересный скандал затмит историю Сабрины, и все о ней забудут.

Обширная грудь леди Берсфорд тяжело вздымалась. Она решила дать волю ярости и не пыталась сдерживаться:

— Это создание — дурная овца в семьях Эверсли и Берсфордов, пятно на их чести! Сколько чепухи она мне тут наговорила! Кто поверит всему этому?!

— Все, кто хотя бы немного знаком с Сабриной. Она попросту не способна притворяться и лгать! Однако мне абсолютно все равно, верите вы ей или нет. Сейчас важнее всего, чтобы общество безоговорочно приняло мою жену.

— Ни один приличный человек не посмотрит в ее сторону, — с непонятным удовлетворением констатировала леди Берсфорд. — Что же касается вас, милорд… на вашем месте я, прежде чем мчаться к алтарю, поинтересовалась бы, который вы у нее по счету.

Филипа так и подмывало высказать этой гарпии все, что он о ней думает. Но он сдержал свой пыл. Ничего, успеется, всему свое время.

— Вот что, мадам, — жестко бросил он. — Довольно с меня вашей глупой утомительной злобы! Вы порочите свою племянницу и мою нареченную! Будьте добры сесть и выслушать меня!

Леди Берсфорд вовсе не собиралась садиться. Ей хотелось визжать, обличать Сабрину, выгнать вон назойливого посетителя, но у виконта был слишком решительный вид. Она покорно опустилась на стул.

— Так вот, мадам, мы с Сабриной поженимся в субботу, в вашем доме, скромно и в узком кругу. Завтра я привезу ее сюда, и вы станете обращаться с ней со всем уважением, которого она заслуживает.

— Пустить ее в мой дом?! Это неслыханно! Да посмотрите, что эта негодяйка сотворила со мной! Не будь моя репутация безупречной, от меня отвернулся бы весь Лондон!

Филип стойко продолжал улыбаться, хотя желание придушить ведьму все росло.

— Короче говоря, мадам, вместо того чтобы дать огню разгореться и поглотить вас, Сабрину и меня, не лучше ли потушить его в самом начале? Посудите сами: наиболее разумное решение — благополучно выдать племянницу замуж за виконта. Именно в этот момент мои друзья уже стараются положить конец грязным слухам. Если вы согласитесь со мной, мадам, больше вам не придется опасаться за свое положение в обществе. В противном случае я способен стать грозным врагом, как, впрочем, и мои приятели.

Он проговорил это так спокойно, что леди Берсфорд даже не сразу уяснила значение его слов. Она встала и гордо выпрямилась.

— Вы не понимаете, молодой человек. Мои друзья прекрасно осведомлены о моих страданиях и сочувствуют мне. Рыдают вместе со мной о падении нравов. Они не покинут меня и будут на моей стороне! Их уважение ко мне неизменно!

Оба прекрасно знали, что истинные друзья — такая же редкость, как снег летом. И что, вероятнее всего, дражайшие приятели втихомолку злорадствуют над ее бедами.

— Почему бы вам не сообщить друзьям, что вы получили бесспорные доказательства невиновности племянницы? Ее и в самом деле очернили и оболгали, а вы, ее тетка, справедливая и честная женщина, желаете исправить допущенную несправедливость. Не находите, что они снова начнут проливать потоки слез, но на этот раз светлых?

— Но свадьба в субботу? Это невозможно!

— Отчего же, если постараться? Не согласны?

Ему показалось, что он услышал тихое проклятие. Но Филип продолжал терпеливо ждать, рассматривая ногти.

— Хорошо, — бросила она наконец. — Я согласна, но все это не так легко. Если ее не примут в обществе, вините только себя.

— Примут! Я рассчитываю на ваши старания и уверен, что вы сделаете все возможное. Прислать вам на помощь моего секретаря?

Леди Берсфорд рассеянно покачала головой, и Филип понял, что она уже планирует, как все лучше устроить. Он кивнул:

— Завтра же привезу к вам Сабрину. И учтите, что, если не будете с ней приветливы, вам придется иметь дело со мной.

Он уже был у порога, когда леди Берсфорд проговорила:

— Надеюсь, вы не пожалеете о своем великодушии, милорд.

Филип пожал плечами, но леди Берсфорд не умолкала:

— Почему вы так уверены, что девушка невинна?

— Я знаю Сабрину. И к тому же имел несчастье познакомиться с Тревором Эверсли. Боюсь, что он придал новое и куда более сильное значение эпитету «омерзительный». Пожалуйста, не забудьте, что теперь Сабрина на моем попечении. До завтра, миледи.

Глава 29

— Никто не подумал бы, что ты невеста, если бы не роскошное платье, купленное виконтом!

Сабрина отвернулась от зеркала. Она выглядела куда хуже, чем накануне.

— Это не Филип купил платье, а я, тетушка.

— Теперь это тебе совершенно все равно, — фыркнула леди Берсфорд, расправляя юбки своего дорогого шелкового туалета. — Как только священник провозгласит вас мужем и женой, у тебя не останется и пенса своего. Поскольку твой дорогой дедушка все еще не встает с постели, я велела своим поверенным составить брачный контракт. Твое приданое еще больше, чем я предполагала, так что твой муженек разбогатеет и сможет весело проводить время.

А Сабрина думала об адресованных ей нескольких строках письма, выведенных неровным, почти неразборчивым почерком. Дед заверял внучку, что скоро поправится и сможет принять ее и виконта. Граф не упоминал о неприятных обстоятельствах, сопутствовавших ее внезапному замужеству. Знал ли он правду? Но это сейчас уже не имело значения.

Радость, вызванная письмом деда, поддерживала ее и придавала сил.

— Вы имеете в виду любовницу Филипа? — рассеянно спросила она у тетки.

Леди Берсфорд презрительно пожала плечами:

— Если у него одна любовница, что весьма сомнительно.

— Это не важно. Я предоставила ему полную свободу.

— Он не нуждается в твоем великодушном жесте, девочка моя! Позволь открыть тебе, что Филип Мерсеро никогда не вел целомудренную жизнь и вряд ли что-либо изменит в своей жизни после женитьбы. Интересно посмотреть, будет ли он, как и прежде, выставлять напоказ своих содержанок!

Сабрина нервно дернула за жесткий воротник из брюссельских кружев, царапавший кожу.

— Филип очень добр. Он никогда не сделает того, что могло бы причинить мне вред.

— Ха! Он мужчина, а мужчины всегда поступают, как им в голову взбредет! Если он предпочтет игнорировать тебя, значит, так тому и быть. Если захочет унизить, ты ничего не сможешь поделать. Однако у виконта действительно неплохая репутация. Посмотрим! Что до меня, я поистине шокирована тем, как ловко ты одурачила его! Не думала, что он такой олух!

Который раз за последние три дня Сабрина едва сдержалась, чтобы не дать дражайшей тетушке оплеуху. Так, чтобы растрепались аккуратные седые букли.

— Он не олух, — возразила она, сжимая кулаки. Скоро она навсегда покинет этот дом и больше не увидит тетки. Ну, разве что иногда, случайно… Сабрина выпрямилась и объявила: — Кажется, пора спуститься вниз, мадам.

— Верно. Ради Бога, девочка, ущипни себя за щеки! Ты выглядишь так, словно я все эти дни держала тебя на хлебе и воде, хотя Господь наш видит, сколько я претерпела за это время, сначала от твоей сестрицы, а потом от тебя! Навлечь такой скандал на наш дом, лгать…

Она осеклась. Сабрина могла пожаловаться виконту, хотя Анисса искренне считала, что обращалась с племянницей куда лучше, чем та могла ожидать при подобных обстоятельствах.

Леди Берсфорд повернулась и, не оглядываясь, поплыла к порогу.

Сабрина последовала совету тетки и принялась растирать белые щеки. Неожиданно из глубины спальни появилась Хиклс. По выражению лица горничной Сабрина поняла, что та подслушала весь ее разговор с леди Берсфорд.

— Вам угодно что-то еще, миледи? — заискивающим тоном спросила Хиклс.

— Да, — спокойно ответила Сабрина. — Я больше не хочу видеть вашу физиономию, Хиклс. Вы невероятно меня раздражаете. Убирайтесь.

Она подобрала шлейф платья и ушла, не удостоив горничную даже взглядом.


— Из Сабрины получилась прелестная новобрачная. Правда, слишком бледная, зато не похожая на безжизненную фарфоровую куклу, как большинство невест.

Маргарет Дрейкмор, в бессильной злобе сжимая кулаки, демонстративно отвернулась от леди Бингли. Та чуть подняла накрашенную бровь:

— По-моему, вы слишком буквально понимаете слова «дружеская верность», Маргарет. Да кончайте поскорее с этой оборкой, глупая девчонка, — прошипела она горничной, стоявшей перед ней на коленях с иголкой в руках.

— Но, Маделейн, сейчас самый подходящий случай проявить христианское милосердие, — возразила сидевшая у зеркала леди Дорчестер.

Ничего не поделаешь, приходится защищать негодницу, тем более что лорд Дорчестер считался добрым приятелем жениха и Роэна Кэррингтона. Сама леди Дорчестер, разумеется, слова плохого не скажет о невесте. Какая обида! Можно было бы прекрасно провести время, смакуя пикантные подробности случившегося скандала.

Леди Бингли, отпустив горничную, сделала изящный пируэт и чуть приподняла юбку, любуясь результатом.

— Ну вот, теперь никто не заметит, что этот неуклюжий медведь, полковник Сандовар, наступил на подол и оторвал оборку! Кстати, кажется, заиграли вальс! Пожалуй, стоит спуститься в бальную залу, прежде чем наши мужья испугаются, что мы от них сбежали! Ах, удрать после неудавшегося совращения кузена, провести пять дней в объятиях Филипа Мерсеро и ухитриться вновь вернуться в лоно добродетели — такое не каждая сможет! Тут требуется немало смекалки и ума! Я просто зеленею от зависти при мысли о том, как ловко она сумела выпутаться!

Маргарет, от всей души сожалея, что не может подтащить леди Бингли к верхней площадке лестницы и спихнуть со ступеней, негодующе выпрямилась.

— По-моему, я рассказывала вам, как все было на самом деле, Маделейн! Весьма некрасиво с вашей стороны распространять эти глупые сплетни!

Леди Дорчестер, в свою очередь, пригладила темные волосы и поднялась.

— Маргарет права, Маделейн! Что было, то было. Все кончено, и не стоит больше злобствовать. — Но, выходя из гардеробной, все-таки не сдержалась: — Поймите, ведь можно поздравить виконта с тем, что судьба избавила его в первую брачную ночь от трепещущей наивной простушки!

Леди Бингли, рассыпавшись звонким смехом, последовала за ней.

— Еще бы! У виконта было достаточно времени, чтобы обучить бедную девочку всем премудростям любви! Она получила поистине незабываемые уроки!

— Стервы! — тихо выругалась Маргарет.

— Не удивлюсь, если виконтесса окажется в интересном положении, — продолжала Маделейн, — иначе к чему такая спешка со свадьбой?

Маргарет не без основания заподозрила, что ехидные реплики были предназначены для ее ушей. Но к счастью, почти все гости вели себя как подобает и не проявляли слишком открытой неприязни к Сабрине. При мысли об этом настроение у нее немного улучшилось.

Скромная свадебная церемония в доме леди Берсфорд прошла достаточно гладко. Брат Маргарет Чарлз выступал как представитель семьи Монмутов. Роэн Кэррингтон был шафером Филипа. Маргарет предложила такой же скромный ужин и бал, но Филип был настроен весьма воинственно.

— Нет, Сабрина будет танцевать со мной свадебный вальс в присутствии многочисленных гостей. Не пожалею никаких расходов. Пусть весь свет завтра судачит о свадьбе!

И действительно, в доме виконта присутствовал весь бомонд.

Наверное, Филип был прав, но измученный вид Сабрины все портит.

Маргарет задумчиво побрела к широкой дубовой лестнице, ведущей вниз.

Сабрина торопливо метнулась в тень и подождала, пока Маргарет не скроется из виду. Проходя мимо, она услышала последнюю фразу Маделейн и была крайне уязвлена. Но чего еще ожидать? Девушка тяжело вздохнула. Слава Богу, скоро гости разъедутся.

Она забыла о выбившихся из прически локонах и быстро спустилась на первый этаж.

— Постой, Сабрина, я заколю тебе волосы.

— Филип! — воскликнула она. Виконт стоял двумя ступеньками ниже. На губах играла легкая улыбка. Только сейчас Сабрина сообразила, что, погруженная в собственные переживания, весь день не обращала внимания на мужа. Она во все глаза смотрела на него, неотразимо красивого в строгом черном фраке. — Ты прекрасен! — выдохнула она. — Прости, я совсем не замечала тебя сегодня. Ты столько сделал для меня, а я впервые по-настоящему тебя вижу. У тебя ресницы густые, как у девушки!

Рот Филипа растянулся едва не до ушей.

— Что же, начало неплохое. Ты действительно считаешь, что я прекрасен? Я всего лишь мужчина, ко мне не применим столь возвышенный эпитет!

— Ну вот, ты снова нестерпимо высокомерен! Хочешь, чтобы я убеждала тебя, рассыпалась в комплиментах, а ты станешь снисходительно принимать мое поклонение. Ладно, так и быть, повторю: ты прекрасен. Надеюсь, твое самолюбие удовлетворено?

— Пожалуй. Любая девушка мечтает о таких ресницах! Подойди же, Сабрина, пока волосы не упали тебе на лоб!

Она охотно повиновалась и, осторожно ступая из страха наступить на подол подвенечного платья и споткнуться, приблизилась к мужу. Длинные пальцы ловко заправили непокорную прядь на место и закололи шпилькой.

— Ну вот, теперь ты идеальная виконтесса.

Сабрина ошеломленно уставилась на Филипа:

— Господи, да ведь и в самом деле! Почему же я совсем не чувствую себя виконтессой? Все это… — она небрежно взмахнула рукой, — все это кажется сном. Словно это не я, а кто-то другой давал обеты, танцевал, раскланивался с гостями…

Филип приподнял пальцем ее подбородок.

— Это не сон, Сабрина. Мы с тобой реальны. И отныне муж и жена. Сном были людская злоба и ненависть, терзавшие тебя до этого дня, — дурным сном. Но теперь все кончено. Навсегда.

Она вспомнила о только что звучавших за ее спиной язвительных, жалящих насмешках.

— Да, все кончено, Филип, — выдавила из себя улыбку Сабрина. — Спасибо за все, чем ты для меня пожертвовал.

Он не выносил этих униженных проявлений благодарности и не задумываясь ответил:

— Все оплачено твоими деньгами. Так что благодарить меня не за что!

— Деньги! — гневно процедила Сабрина. — Деньги — это совсем другое, Филип Мерсеро! Но то, что сделал ты… ни за какое золото не купишь.

Филип, донельзя довольный, мысленно согласился с ней. Интересно, о чем она сейчас думает? У нее совершенно отсутствующий взгляд, и за весь день Сабрина едва проронила несколько слов, если не считать брачных обетов. Ничего, скоро он все это изменит.

— Ты должна протанцевать со мной еще один вальс, Сабрина, а потом удалишься.

Насмешливые слова леди Дорчестер всплыли в памяти девушки, и она вздрогнула:

— Нет, я не хочу! Лучше останусь здесь, с тобой и гостями! — И, видя, как он недоуменно нахмурился, сдавленным голосом повторила: — Я хочу остаться здесь!

Филип заметил, как она украдкой оглянулась на лестницу, и тут до него дошло. Она боится лечь с ним в постель! Со своим мужем! Дрожит от страха!

Наверное, стоило бы ей сказать, что нечего опасаться, что он не собирается взять ее силой, но сейчас для подобных излияний не было времени. Первые аккорды вальса раздались в зале.

— Мой танец, Сабрина, — прошептал Филип, протягивая руку. — Выше голову! Попытайся улыбнуться. Не забывай, сегодняшний день должен считаться счастливейшим в твоей жизни! По крайней мере, что касается меня, так и есть.

— Ты, должно быть, шутишь, — пробормотала Сабрина, но послушно приподняла уголки губ в подобии улыбки.

— Возможно, — согласился он и повел ее в центр зала. Роскошно одетые леди и джентльмены учтиво расступались, пропуская жениха с невестой. Краем глаза увидев леди Дорчестер, Сабрина оступилась и ощутила, как пальцы Филипа сжали ее талию. Он одарил ее сияющей улыбкой и, смеясь, приказал: — Покажи всему миру, что ты без ума от меня!

— Наверное, я действительно лишилась рассудка.

— Больше чувств! Подумай о моих великолепных ресницах!

Сабрина, не выдержав, засмеялась.

— Превосходно, — одобрил Филип, наклоняя голову и целуя маленькое ушко. — Лучше изобразить невозможно!

Глава 30

Завершая последний круг по залу, Филип спросил:

— Теперь ты поверила, что дедушка поправляется?

На этот раз искренняя и очень светлая улыбка озарила ее лицо.

— О да, Филип. Но его почерк не так разборчив, как раньше. Это немного пугает меня.

— Все будет в порядке, вот увидишь!

Музыка смолкла, и Филип, притянув к себе Сабрину, коснулся губами ее губ.

— Молодец! Ну вот и все.

Он снова поцеловал жену под смех и аплодисменты собравшихся, все еще не привыкнув к ее маленькому росту: макушка едва доходила до его плеча. И он принял на себя ответственность за это крохотное непредсказуемое создание.

Будущую мать его детей. Да, при этой мысли любому мужчине станет не по себе!

Стоя рядом, супруги принимали прощальные пожелания и поздравления гостей. Очень немногие были при этом чистосердечны, большинство оставались холодно-вежливыми. Некоторые джентльмены исподтишка бросали на невесту взгляды, крайне не понравившиеся бы Филипу, если бы он их заметил. Но в основном приличия были соблюдены.

Одной из последних ушла леди Берсфорд.

— Ты довольно умело все это проделала, племянница, — заметила она, — и сумела добиться своего. Повезло тебе, что виконт оказался благородным человеком.

— Совершенно верно. Благодарю вас, тетя, — едва шевеля губами, выговорила Сабрина. Взгляд ее не отрывался от зеркала, сверкавшего как раз над правым плечом тетки.

Леди Берсфорд кивнула виконту:

— Доброй ночи, милорд. Оставляю вас с вашей стыдливой новобрачной.

Филип взял руку Сабрины, поднес к губам и поцеловал пальцы.

— Сабрина слишком устала, чтобы думать о стыде и тому подобных вещах, хотя я уверен, что она невольно краснела, выслушивая омерзительные замечания, которые позволяли себе некоторые дамы.

— Ничего не поделаешь, — презрительно фыркнула леди Берсфорд, величественно выпрямляясь.

Сабрина с облегчением увидела, что дворецкий Грейбар маячит возле тетки с горностаевой накидкой, перекинутой через руку.

— Спасибо, Грейбар. Ее сиятельство уже уходит. Доброй ночи, тетя.

Леди Берсфорд пронзила племянницу уничтожающим взглядом и позволила Грейбару накинуть на нее роскошный мех.

— Что ж, племянница, как постелешь, так и поспишь. Прекрасный выпад, и прямо в цель!

Но Сабрина лишь безразлично посмотрела на нее, склонив голову набок.

— Мужчины всегда высоко ценили невинность, — добавила леди Берсфорд и прошествовала вон из комнаты.

— Забудь. Не обращай внимания, Сабрина, — посоветовал Филип. — Все они не стоят твоего мизинца. Ну что, пора спать?

Сабрина нерешительно замялась.

— Ни о чем не волнуйся, — велел он, — и верь мне.

Он не какой-то похотливый мальчишка, не владеющий собой! Не хватало еще насмерть перепугать ее! Нет, он даст ей возможность опомниться, оглядеться, получше узнать его. Да и ему самому нужно время привыкнуть к мысли о том, что теперь он женатый человек. Совершенно невозможно представить, какие изменения придется вносить в свою доселе столь приятную жизнь.

— Грейбар сообщил, что эта ужасная особа Хиклс собрала вещи и ушла. Он считает, что Дорис прекрасно тебе подойдет. Я ее пришлю.

Филип погладил жену по руке и отвернулся.


— Никогда не видела ангела с такими изумительными рыжими волосами, миледи, — восхитилась Дорис. — Даже на картинках в книжке все ангелы — прелестные маленькие девочки со светлыми волосами и огромными голубыми глазами. Но, думаю, красноволосый ангел — тоже очень мило.

«Только уж слишком он бледный и безжизненный, этот ангел», — подумала про себя горничная, надевая на Сабрину вышитую батистовую сорочку. Она представила себя в объятиях его сиятельства и едва не лишилась сознания. Да, такой джентльмен — мечта любой леди! Очарователен, просто очарователен, и глаза сводят тебя с ума, а против манер невозможно устоять! Правда, на Дорис он никогда не обращал внимания. Жаль, что виконтессой стала эта малышка, которая ведет себя, как испуганный кролик на прицеле охотника! Она совсем не похожа на распутную особу, подарившую виконту свою невинность и сумевшую поймать его на удочку. Если бы не густые волосы и не эти странные глаза, за которые в древние времена ее, вероятно, сожгли бы на костре, как ведьму, она казалась бы жалким потерянным ребенком. Непонятно, как виконту удалось заставить ее задрать юбки!

Сабрина рассеянно кивнула, и Дорис улыбнулась про себя. Неужели найдется такая женщина, которая сможет остаться равнодушной к виконту в постели?! Даже это бледное создание вряд ли сможет устоять.

Она отложила щетку и отступила.

— Что еще будет угодно, миледи?

— Ничего, Дорис. Спасибо.

Горничная присела и торопливо удалилась, бесшумно прикрыв за собой дверь. Сабрина медленно отвернулась от зеркала и оглядела большую спальню. Типично мужское убежище со строгой обстановкой, совершенно не отражавшей характер хозяина. Над всем царила огромная кровать из резного дуба, стоявшая на возвышении. Ни занавесей, ни балдахина, чтобы смягчить впечатление.

Она подняла канделябр и, подойдя к кровати, поставила его на тумбочку. Филип пообещал, что завтра же рабочие начнут переделывать смежные покои, принадлежавшие его матери. Он искренне сожалел, что не хватило времени все подготовить к свадьбе, так что придется сегодня Сабрине провести ночь здесь.

С ним.

Сабрина никогда раньше не спала с мужчиной. То есть спала, но тогда у нее был жар. Филип прижимал ее к себе, и все казалось нереальным, призрачным, а она оставалась безвольной молчаливой участницей происходившего.

И вот теперь Сабрина замужем. И даже предложила Филипу себя как часть сделки. Что-то он не проявил особого энтузиазма!

Сабрина поскорее улеглась, натянула одеяло до подбородка и уставилась в потемневшие потолочные балки. И стала напряженно прислушиваться, пытаясь уловить шаги мужа. Тонкая ткань рубашки сбилась до талии, когда девушка подтянула колени к подбородку.

Филип будет добр и нежен. Нет причин бояться, что он станет унижать ее, причинять боль, как Тревор. Он просил доверять ему, и она согласилась.

Комната была такой пустой и молчаливой… просто невыносимо!

Сабрина тихо запела и пела до тех пор, пока не заболело горло.

Он не пришел.

К счастью, она в отличие от других девушек имела возможность неплохо узнать будущего мужа. Он ухаживал за ней, купал, пек хлеб, рассказывал о своих приключениях. В ту ужасную ночь она пыталась сбежать от него, но проклятая лошадь не тронулась с места. А еще одна неприятность… месячные… он даже знал о подобных вещах! И помог ей. Сабрина зажмурилась что было сил. Да, она знала Филипа, или, лучше сказать, он знал ее. Часы на камине громко пробили один раз. Возможно, он вообще не придет. Но где же Филип будет спать? Она заняла его постель. Если бы он не хотел этого, так и сказал бы. А что, если он занял комнату для гостей?

Сабрина решительно вскочила. Несправедливо, что она выгнала Филипа из собственной спальни! Это его дом, его кровать!

Она зажгла свечу, накинула пеньюар и босиком направилась к двери. В коридоре была тишина. Она медленно двинулась вперед, открывая по пути каждую дверь. Пусто. Ни единой живой души. Где же он?

Девушка спустилась вниз, бережно прикрывая рукой колеблющийся огонек. Наконец она заметила свет, пробивающийся в щель под дверью комнаты в глубине дома. Кажется, нашла!

Сабрина подняла было руку, чтобы постучать, но тут же передумала и приложилась ухом к двери. Ни звука. Она осторожно повернула ручку. Дверь бесшумно приоткрылась. Похоже на мужской кабинет, обставленный кожаной мебелью и обшитый панелями. Перед камином, в котором почти угас огонь, возвышалось большое мягкое кресло. Она двинулась было к креслу, но Филип неожиданно встал и повернулся лицом к жене. Он так и не снял фрака, только ослабил галстук. Волосы растрепаны, в руке бокал с бренди.

— Сабрина? — Он шагнул было к ней, но тут же замер. — Что-то случилось? Тебе плохо? Приснился кошмар?

— О нет! Прости, что побеспокоила тебя, Филип, но ты не пришел в спальню. Это несправедливо, так что я решила найти тебя и попросить прийти.

Филип ошеломленно потряс головой, словно не веря собственным ушам.

— Несколько странное предложение, — пробормотал он, — особенно для девушки, предпочитающей скорее увидеть любого мужчину в цепях, чем позволить ему ее коснуться. Давай сначала все выясним. Хочешь, чтобы я пришел в свою спальню?

— Да, разумеется. Это твой дом.

— Но теперь и твой тоже! Повторим все еще раз. Ты просишь меня прийти в спальню? И сама там будешь?

— Конечно. Но если предпочитаешь, чтобы я спала в другом месте, так и скажи. Меня это не оскорбит. Мы ведь друзья, чтобы обращать внимание на такие пустяки.

Как ни странно, но в эту минуту он готов был поклясться, что в ее голосе прозвучала обида.

Филип откашлялся и нетерпеливо запустил пальцы в волосы, чем еще больше их растрепал.

— Ты меня не так поняла, Сабрина. Я хотел поговорить с тобой о супружеских обязанностях… Нет, это слишком прямолинейное понятие. Я собирался побеседовать с тобой об отношениях между мужем и женой, но решил сделать это завтра. Ты очень устала и сегодня должна отдохнуть и выспаться. Не стоит бродить по дому в час ночи в этой вышитой штуке, которая, если сказать правду, делает тебя неотразимо соблазнительной. Ну, что скажешь?

Сабрина опустила глаза. Хорошо, что она стоит на толстом ковре. Деревянный паркет, должно быть, очень холодный.

— Что я скажу? Послушай, Филип, чего ты хочешь от меня?

— Хочу, чтобы ты шла спать, а завтра, когда черные круги под твоими глазами исчезнут, я постараюсь очень осторожно разъяснить тебе, что происходит в постели между супругами. Но сейчас очень поздно и ты… отчего-то совсем не так бледна, как раньше. — Он чертыхнулся и внимательно вгляделся в лицо Сабрины.

— Я хотела узнать, придешь ли ты, Филип, — терпеливо повторила она. — Ты сам сказал, что уже поздно. Тебе тоже нужно отдохнуть: ты столько сделал за эту неделю! И так старался ради меня!

— Хорошо, — кивнул Филип и шагнул к ней. Она отступила. Филип протянул руку, но она вручила ему канделябр.

Филип улыбнулся мягко, снисходительно, словно отец — капризному ребенку.

— Ты очень отважна, Сабрина, — заметил он, отдавая обратно канделябр, и потрепал ее по щеке. — Иди спать. Завтра один из нас сможет поселиться в другой спальне.

— Ты поговоришь со мной, о чем хотел?

— Обязательно.

Филип подождал, пока не услышал, как закрылась дверь кабинета. Он представлял, как она поднимается по лестнице и подол широкой сорочки вьется вокруг щиколоток. Но даже если бы вожделение захлестывало его, Филип не дотронулся бы до этого невинного прелестного создания. И она выбрала его, открыто предлагала себя!

Он ощутил прилив неудержимого сладострастия и справедливого гнева к себе. Он не осквернит ее своими ласками, не отпугнет, не оскорбит. Защитит и убережет от своих же притязаний. И немедленно покинет этот дом.

Филип вышел и тут же наткнулся на сияющего дворецкого.

— Великолепный праздник, милорд.

— Да, Грейбар, — рассеянно кивнул виконт, все еще думая о Сабрине. — Поблагодарите слуг за меня.

— Позвольте мне и всей челяди пожелать счастья вам и виконтессе.

Грейбар надеялся, что хозяин поймет намек, но опасался, что надежды напрасны. Его сиятельство, очевидно, исполнен самых твердых намерений и успел осушить не один бокал бренди. Почему он уезжает? В свою брачную ночь!

Дворецкий сокрушенно поглядел вслед виконтессе, одиноко бредущей по лестнице. И тут его осенило. Его сиятельство — настоящий благородный рыцарь. Даже последней судомойке известны обстоятельства, предшествовавшие поспешной женитьбе виконта.

— Бедная мышка, — вздыхала экономка миссис Холи, тряся седыми локонами, которыми необычайно гордилась, — после свадьбы она будет в безопасности среди нас.

В этот момент Грейбар боготворил господина. Виконт сумел подняться над собой и выказал необычайную галантность. Не поддался, не уступил плотским инстинктам. Нет, как истинный джентльмен, он обрушит эти самые инстинкты на другую, которую они не оскорбят, и оставит в покое испуганную девочку, лежавшую сейчас наверху, в девственно-белом одеянии. Конечно, не пристало новобрачному посещать любовницу в брачную ночь, но в этом случае подобный поступок вполне оправдан. Хозяин молод и пылок и, не желая терзать жену, даст волю своей страсти в другом месте.

Дворецкий помог хозяину надеть пальто и вручил цилиндр и перчатки.

— Вы, разумеется, знаете, что новой хозяйке пришлось пройти через нелегкие испытания, — пояснил Филип. — Но теперь все позади. Она совсем юна и неопытна и не искушена в тонкостях светской жизни. Сначала я хотел поселить ее в Динвитти-Мэнор, но потом передумал. Она должна многому научиться в Лондоне, и надеюсь, вы ей в этом поможете. Думаю, неплохо бы начать со званого ужина на следующей неделе.

— О да, милорд, вы совершенно правы. Осмелюсь предположить, недели вполне достаточно, чтобы вернуть румянец на щечки ее сиятельства и, возможно, нарастить немного мяса на ее косточках. Какая превосходная мысль.

Ровно два часа спустя, во второй раз бесстыдно оповестив громким криком о неземном блаженстве, Филип отодвинулся от Мартины, лег на спину и, подложив руки под голову, привычно уставился в заново оштукатуренный потолок. Слава Богу, теперь можно думать о Сабрине спокойно, благожелательно, не терзаясь от назойливого вожделения, воспламенявшегося, едва он представлял ее в своей большой кровати, нежную, мягкую, мирно спящую.

— Знаешь, Мартина, — пробормотал он, вполне довольный ею и собой, — мои друзья были просто великолепны. И сотворили чудо, успев все подготовить за четыре дня! А ты вернула мои мысли в привычное русло и погасила зов плоти. Теперь я сумею помочь Сабрине восстановить силу духа и забыть о прошлом, и, уж конечно, мне в голову не придет целовать и ласкать ее. При одном взгляде на бедняжку я сгораю от желания, а она так пугается меня, что, кажется, вот-вот лишится сознания и упадет в обморок прямо у моих ног. Нет, отныне она для меня — неопытная, но старательная ученица, которая рада свято следовать советам своего наставника. Правда, она должна завоевать свое место в обществе. Думаю, Грейбар прав, как только она чуть пополнеет, будет выглядеть намного лучше. Но главное — дать ей время навсегда забыть об этом ублюдке Треворе. И когда это произойдет, я смогу посвятить ее в тайны супружеских отношений. Не знаю, правда, как это будет происходить на практике. На следующей неделе мы даем званый ужин. Я уже сообщил об этом дворецкому. Ты же знаешь, как Грейбар любит принимать гостей…

Рядом послышалось тихое сопение. Мартина крепко спала, свернувшись под одеялом. Филип, ухмыляясь, оделся и отправился домой.

Он долго ворочался на слишком короткой кровати в комнате для гостей и задремал, лишь когда небо за окном окрасилось в светло-розовый цвет. Последняя мысль была о Сабрине. Чистая и целомудренная мысль. Идеальное происхождение, безупречное воспитание… из нее выйдет превосходная жена. Да, все складывается как нельзя лучше.

Он и во сне продолжал самодовольно улыбаться.

Глава 31

На следующее утро виконт, усаживаясь за стол, обратился к жене:

— Положить немного бекона, Сабрина? Я считаю, что тебе следует немного поправиться. Ты хорошо спала?

— Мне не хочется бекона, но спала я хорошо, правда, не сразу удалось уснуть. Кровать слишком велика, и я не привыкла к твоему дому. Сначала стояла неестественная тишина, а потом долго слышались какие-то скрипы и шорохи. Мне снились чудовища и привидения.

— Жаль, но ты скоро освоишься.

Сабрина кивнула и надкусила кусочек тоста. Сегодня она была очаровательна в утреннем платье из бледно-розового муслина с высоким воротом. Этот цвет удивительно оттенял ее волосы и белую кожу, не говоря уже о том, что глаза казались настоящими аметистами. Филип хотел было сделать жене комплимент, но побоялся, что бедняжка посчитает, будто он льстит с целью затащить ее в постель. Поэтому он ничего не сказал, только продолжал улыбаться.

— Привыкать к моей кровати не обязательно. Ты можешь выбрать любую комнату, пока спальню матери не отделают заново. Хорошо?

— Ты провел ночь в одной из комнат для гостей, Филип?

— Да. Кровать оказалась коротковатой, но я устроился.

Сабрина рассеянно играла с корочкой тоста. Филип протянул ей горшочек с джемом.

— Дорис сказала, что я похожа на рыжего ангела, — внезапно выпалила Сабрина.

Филип вскинул голову. Он как раз отрезал себе кусочек ростбифа с кровью и едва не поранил палец.

— Рыжий ангел, вот как? Спрошу Роэна, что он об этом думает.

— Он очень мил.

— Да. Мы знаем друг друга с детства. Он и Сюзанна очень любят друг друга.

— Это видно. Он так по ней скучает! Только и говорит, что о ней и своей дочери Марианне, да еще о шурине Тоби и Джейми, веселом конюхе, который поет лошадям и котам лимерики[3].

— Да, он без ума от своей жены. Сюзанна беременна, и поэтому не смогла приехать. Роэн утверждает, что каждый раз, когда кто-то пытается пошутить, ее тошнит. И хотя крайне нелегко быть в ее присутствии серьезным и меланхоличным, все домашние ходят с постными физиономиями и стараются не улыбаться.

— Понятно. Надеюсь, мы с ней встретимся.

— Разумеется. Мы можем погостить в Маунтвейл-Холле и посетить кошачьи бега.

— Я слышала, что кошачьи бега весьма популярны на юге Англии. Дедушка часто о них рассказывал. Думаю, ему бы хотелось побывать на них.

— Вероятно, все мы сможем поехать. Самые знаменитые соревнования обычно проходят на скаковой дорожке Макколтри, вблизи Истборна, каждую субботу, с апреля по октябрь. — Филип немного помедлил, вертя вилку, и наконец добавил: — Я всегда хотел иметь беговую кошку, но братья Харкер, самые известные тренеры, считают, что у меня нет призвания к этому роду занятий. О, посмотрим, как тебе это понравится! Начало бегов четвертого апреля. Ну а пока придется немного побыть в Лондоне.

Сабрина продолжала уныло жевать тост, затем, обращаясь к огромному натюрморту, висевшему на противоположной стене, неожиданно объявила:

— Я совсем не чувствую себя замужней женщиной. Все как прежде, если не считать отсутствия тети Берсфорд, чему я искренне рада.

Филип решил, будто Сабрина все еще боится злословия и недоброжелательства в обществе и нуждается в его ободрении. Что ж, он готов сделать все для бедной девочки.

— Только посмотри на изумруд Мерсеро у себя на пальце, Сабрина. Это кольцо украшало руки женщин нескольких поколений нашего рода. Надеюсь, тебе оно нравится и когда-нибудь ты передашь его невесте нашего сына. Со вчерашнего дня ты виконтесса Деренкур, и отныне тебе нечего бояться. Общество скоро забудет о скандале, не мы первые, не мы последние. К тому времени, как родится наш первый ребенок, будут помнить лишь, что ты внучка графа и замужем за красавцем виконтом, который к тому же обожает тебя. Ну, что думаешь?

По-видимому, Филип прав и действительно обожает ее, обращаясь, словно с фарфоровой пастушкой, стоящей на камине. Никто и никогда так ее не оберегал. Но это и раздражало ее больше всего.

Сабрина взглянула на мужа, увлекшегося ростбифом, и улыбнулась:

— Ты очень добр, Филип. Но, возможно, одного обожания мало?

— Совершенно верно. Кстати, я хотел тебе сказать, что Питер Страддлинг, мой поверенный, в эту минуту составляет все необходимые бумаги, чтобы переписать десять тысяч на твое имя.

Его улыбка сияла нестерпимым самодовольством. Филип чувствовал себя воплощением добродетели и лучшим из мужчин. Сабрина смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами. Однако Филип, не замечая ее реакции, совершенно серьезно продолжал:

— Не хочу, чтобы ты думала, будто я женился только из-за богатства, которое ты принесла. Твое приданое принадлежит мне по закону, но наследство снова станет твоим, и распоряжайся им, как пожелаешь. Кроме того, тебе полагается ежеквартальное содержание.

Сабрина сидела неподвижно, все с тем же изумлением на лице.

— Ты чего-то не понимаешь?

— Не понимаю, милорд.

— Проклятые десять тысяч твои, вот и все. Что тут понимать? Все по справедливости, и ничего тут не добавишь. Сабрина осторожно положила вилку.

— Но у тебя нет никаких причин так поступать. Зачем это?

— Сколько твердить: мне ни к чему твои деньги. Не желаю, чтобы шептались, будто я женился из корысти. Ради Бога, Сабрина, ты могла бы по меньшей мере выразить свою признательность. Отныне ты совершенно независима и самостоятельна.

Гнев медленно закипал в Сабрине. Бесполезный. Бессильный. Грозивший задушить, если она прямо сейчас не сделает что-то, не ответит… хотя если выскажет все, что думает, покажется неблагодарной дурой. Но она ничего не смогла с собой поделать и вдруг поднялась, опершись руками о стол.

— Значит, милорд, вы уверены, что, поскольку я всего-навсего женщина, такие понятия, как честь и нерушимость договора, мне недоступны? Это не мои деньги, Филип. Мы заключили соглашение, деловое соглашение, разве не помнишь? В тот момент, когда ты принял мое предложение, эти деньги стали твоими.

— Эта сделка была заключена по твоему настоянию, — мягко возразил он, пожимая плечами. — Она позволила тебе сохранить лицо…

Сабрина резко подалась вперед, и он заметил, как бешено бьется жилка у нее на шее. Но чем он обидел жену?!

— Ты самодовольный павлин! — Ее буквально трясло от ярости. — Как ты смеешь обращаться со мной, как с безмозглой курицей, чьим единственным стремлением было завлечь высокородного лорда в сети брака? «Сохранить лицо!» Я предложила вам все, что имела, в обмен на имя Мерсеро, милорд! Это не какие-то жалкие гроши, а огромные деньги! Сделка была честной, и я думала, что вы это сознаете.

— Почему ты искажаешь смысл моих слов и поступков? — медленно выговорил Филип, не понимая причины ее вспышки, но чувствуя, как накалена атмосфера. — Я никогда не считал, что ты способна кого-то завлечь. Просто спас твое честное имя и репутацию, вот и все. И это чистая правда. Пора тебе свыкнуться с этими обстоятельствами. Какого дьявола ты взвилась ни с того ни с сего?

— Послушайте, милорд! Вы решительно отказываетесь вникнуть в смысл моих слов. Почему вы хотите втоптать в грязь мою честь и видеть во мне безмозглую идиотку?

Филип, не выдержав, поднялся:

— Прекрасно, мадам, будь по-вашему. Я оставлю себе чертовы деньги, все десять тысяч, и, возможно, просто проиграю их, хотя не слишком люблю проводить время за карточным столом. Далее, мадам, если уж так желаете, будем производить расчеты в конце каждого квартала. Я ожидаю от вас бережливости и надеюсь, что ваши расходы не превысят сумму, выдаваемую вам на булавки. Ты именно об этом мечтала, Сабрина? Плясать под мою дудку?

Сабрина дрожала, как в ознобе. К сожалению, она действительно пляшет под дудку, только не его, а общества. Но именно он и представляет это самое общество, чванное и высокомерное, которое так ее унизило.

— Все что угодно, Филип, — прошипела она, — все что угодно, лишь бы не быть у тебя в долгу. Даже позор ежеквартальных подачек. Что же до твоего так называемого мужского благородства, надеюсь, ты им подавишься.

— Я хотел, чтобы ваш своенравный характер и мятежный дух вернулись к вам, после того как вы благополучно выйдете за меня, мадам. Однако, если это означает, что вы превратитесь в сварливую упрямую ведьму, которая так погружена в свои мелочные обиды, что…

— Лучше уж быть ведьмой, чем тупым ослом!

— Я ваш муж. Постарайтесь впредь не перебивать меня, Сабрина.

— Ну уж нет! Я буду поступать так, как сочту нужным! В конце концов, я довольно дорого заплатила вам за это право!

— Вам еще многому нужно учиться, виконтесса, — небрежно бросил он, сумев овладеть собой. — Что же касается прав… у вас их попросту нет. Вы будете делать так, как вам велят. Возможно, вы и внучка графа, но гораздо важнее то, что стали моей женой. Почему бы вам не подняться к себе и не поразмыслить о вреде несправедливых нападок и оскорблений? Когда будете готовы извиниться, позвоните Грейбару, и он меня уведомит.

Горшочек с джемом просвистел мимо его головы. Филип потрясение уставился на жену. Она дышала часто и тяжело, грудь ее вздымалась. Ее следует хорошенько встряхнуть, но Филип опасался причинить ей боль.

— Иди в свою комнату, Сабрина.

— Ни за что! — упрямо проговорила она. — Скорее уж напишу Чарлзу Аскбриджу. Вероятно, он согласится поехать со мной на прогулку в парк. Чарлз по крайней мере никогда не был напыщенным тираном!

— Не доводи меня до крайности, Сабрина! Я сошлю тебя в Динвитти-Мэнор, где ты сможешь охладить свой пыл в мирном уединении.

— А ты только этого и добиваешься, чтобы спокойно проводить время в обществе любовницы?! — воскликнула Сабрина, но тут же осеклась при виде его ошеломленного лица.

На скулах Филипа выступили багровые пятна. Он выглядел смущенным и виноватым.

И тут Сабрина сделала весьма неприятное для себя открытие.

— Так вот что ты делал прошлой ночью… — едва выговорила она. — Ушел сразу же после того, как отправил меня в постель. То-то мне показалось, что я слышала стук парадной двери! Ты… ты поехал к любовнице в нашу брачную ночь? Не потрудился даже заглянуть к жене, провести с ней несколько часов, хотя бы лечь в соседней спальне, нет, ты провел ночь с другой женщиной!

Филип молчал.

Сабрина окинула его презрительным взглядом.

— Меня поражает, как ты можешь, имея любовницу, хвастаться мне своими благородством и галантностью.

— Я этого не делал!

— Конечно, вслух ты и не высказывался, но пыжился, надувал щеки и распускал хвост, упиваясь своим проклятым нравственным величием и рыцарским поведением! Может, мне броситься к твоим ногам, Филип, целовать сапоги за то, что спас меня? Или послать подарок твоей любовнице в знак признательности за то, что не подпустила тебя к жене в самую главную ночь ее жизни?

Филип не знал, куда деться. Тихая, бледная девочка внезапно превратилась в тигрицу. Он ухватился за последнюю фразу, как утопающий — за соломинку.

— Это действительно самая главная ночь в жизни женщины?

— Только если женщина не подозревает, что собой представляют мужчины.

— Довольно твоих уколов! Хватит меня дразнить, Сабрина! Отвечай: ты хотела, чтобы прошлой ночью я остался с тобой?

В дверь столовой осторожно постучали.

— О дьявол! — выругался Филип. — Ты ответишь мне на этот вопрос, Сабрина. О да, ответишь, как только я избавлюсь от той назойливой особы, которая не уйдет, пока ее не пригласишь. И никаких посланий Чарлзу. Ты обязана подчиняться мужу. Войдите! — крикнул он, выпрямляясь.

— Экипаж ждет, милорд, — объявил Грейбар, устремив взгляд на белоснежный галстук хозяина. Он отнюдь не был глух и с радостью воспользовался поводом прервать чересчур оживленную беседу господ. К счастью, на этот раз обошлось без битья посуды!

— Мне не нужен экипаж, Грейбар. Ее сиятельство остается дома. Велите Лэнкому запрячь лошадей в фаэтон.

Грейбар строптиво нахмурился, готовый ринуться в бой, и громко захрустел пальцами — жест, которого Филип за всю свою жизнь ни разу не имел возможности наблюдать. И вместо того чтобы выйти, громко откашлялся. Это оказалось последней каплей.

— Фаэтон, Грейбар. Немедленно. И никаких споров. Идите.

— Да, милорд.

Когда за Грейбаром закрылась дверь, Филип снова повернулся к жене.

— Отвечай, Сабрина! Ты хотела, чтобы я остался с тобой в прошлую ночь?

Сабрина помолчала, внимательно изучая свои ногти.

— Я сказала, что это самая важная ночь в жизни женщины, если только она не подозревает, что собой представляют мужчины. — Она подняла потемневшие от ярости глаза. — Но у меня, к несчастью, есть печальный опыт общения с противоположным полом. Тревор многому меня научил, а вы — еще большему. Думаете, я желаю, чтобы меня, как остальных несчастных, осыпали грубыми омерзительными ласками? Неужели считаете, что я так бесконечно глупа?

Ее ответ был бы совершенно иным, если бы не столь несвоевременное появление Грейбара!

Филип был уверен в этом, но пока Сабрина держалась на редкость мужественно и явно брала над ним верх.

— Прекрасно. Поскольку вы, очевидно, не нуждаетесь в моем обществе, я удаляюсь. В ваши обязанности входит составление меню вместе с миссис Холи. Передайте ей, что сегодня я поужинаю в клубе и приеду поздно. Желаю хорошо провести день, Сабрина. Надеюсь, вы не лопнете от ничем не обоснованной злобы.

Сабрина не накинулась на него, хотя кулаки сами собой сжимались.

— Вы так и не сказали, стоит ли послать сувенир вашей содержанке?

— Вы забудете о существовании моей любовницы, — приказал Филип и ринулся к выходу, умирая от желания перекинуть ее через колено и задать трепку. На пороге он обернулся: — Я запрещаю вам упоминать о ней. Понятно?

Сабрина потянулась за очередным горшочком джема, тем самым, что стоял у самого ее локтя, но Филип уже исчез.

Глава 32

Все в нем так и кипело от бешенства. С каким наслаждением он сейчас побил бы кого-нибудь! Но, увы, подходящего кандидата не находилось. И тут Филип улыбнулся. Вот оно! Нужно немедленно ехать в боксерский салон «Джентльмен Джексон»!

Следующие два часа он провел на ринге, уложил четырех противников и измучился так, что едва держался на ногах.

— А я считал, Деренкур, что вы обнаружили куда более приятные способы избавиться от напряжения.

Филип отбросил полотенце, которым вытирал лицо. Граф Марч, сам недавно женившийся, с подозрительной веселостью разглядывал его.

— Добрый день, Сент-Клер. Жаль, что не явились пораньше, попробовали бы силы в бою со мной.

— Ну да, позволить вам размозжить мне голову? Ни за что! Разрешите нам с Кейт пожелать вам счастья. Мы только вчера вечером вернулись из Сент-Клера, иначе я имел бы честь протанцевать вальс с вашей очаровательной невестой.

— Моя очаровательная невеста в данный момент развлекается с Чарлзом Аскбриджем. Я запретил ей видеться с ним, но она не послушалась меня. Ей, видите ли, нравится его общество, потому что он не тиран.

— В отличие от вас, разумеется?

— Да! И это после всего, что я для нее сделал!

Граф с интересом наблюдал за вспышкой возмущения у этого обычно сдержанного и хладнокровного человека.

— Наверное, это глупый вопрос, Филип, но не могли бы вы объяснить, что именно сделали для нее?

— Как… я думал, вы знаете… спас ей жизнь.

— Да, это прекрасный поступок.

Филип внезапно опустил глаза. Проклятие, Джулиан прав! И Сабрина тоже. Он возомнил себя божеством среди простых смертных, всемогущим, всесильным, бескорыстным.

— Мне кажется, — дружелюбно заметил граф, — что вам выпало счастье жениться на чудесной девушке, из хорошей семьи, с великолепным приданым. Если бы вы встретили ее в Лондоне при обычных обстоятельствах, влюбились бы вы в нее тогда? Захотели бы жениться? Судя по тому, что я слышал, она красавица. У нее было бы немало поклонников. Пожелали бы вы стать одним из них, чтобы выиграть драгоценный приз? Кто знает?

— Дьявол вас побери, Джулиан! Был бы крайне благодарен, если бы вы держали свое драгоценное мнение при себе.

Дело в том, что она моя жена и должна повиноваться мне, и все тут.

— Чарлз Аскбридж, закоренелый холостяк, возможно, согласится с вами. Но я все-таки осмелюсь иметь свое суждение. Не пытайтесь сломить ее дух, Филип. А теперь прощайте, друг мой. Моя жена обожает есть мороженое у Гюнтерса. Я рад во всем ей потакать. Говоря по правде, у меня сердце тает от ее счастливой улыбки.

Филип, разминая усталые мышцы, угрюмо смотрел вслед другу. Господи, как неприятно осознавать, что ты не прав. И еще неприятнее, когда тебе указывают на это.


Сабрина вручила плащ, подбитый соболем, расстроенному Грейбару и спокойно дожидалась, пока тот принимал пальто и перчатки Чарлза.

Они проследовали в гостиную, чтобы выпить чаю.

— Что это с Грейбаром? — спросил Чарлз. — Мне показалось, он либо сейчас заплачет, либо разобьет об мою голову китайскую вазу.

— Он верный слуга своего хозяина, а Филип запретил мне видеться с вами, следовательно, Грейбар не одобряет моего своеволия.

Чарлз подошел к камину и протянул руки к огню. Сабрина, не находя себе места, уныло бродила по комнате. Странно, почему ей пришло в голову пригласить на прогулку в парк именно его? Правда, он был деликатен и не задал ей ни одного вопроса. Сабрина же всю дорогу изводила его пустой болтовней, так что в конце у него голова пошла кругом. Какое счастье, что хоть сейчас она молчит! Но беда в том, что Чарлз слишком хорошо знал Сабрину и ему было больно видеть, как она страдает и старается это скрыть.

— Где Филип? — наконец спросил он. — Я думал, мы застанем его дома.

Сабрина повернулась к нему. Ее щеки раскраснелись от ветра, волосы в беспорядке вились вокруг осунувшегося лица. Она с притворным безразличием пожала плечами, но не так-то просто было обмануть Чарлза.

— Понятия не имею, Чарлз.

— Как скоро вы его ожидаете?

— Это дом Филипа. Он вернется, когда пожелает.

Гнев, а не горечь поражения, вот что владеет ею!

— Выслушайте меня, Сабрина Эверсли, поскольку я последние два часа подвергал свой слух самому жестокому испытанию и был вынужден терпеть вашу идиотскую трескотню. Я задаю самый обычный вопрос о местопребывании вашего мужа, а вы мгновенно превращаетесь в ощерившегося мастиффа. Вы замужем всего два дня. Что происходит, черт возьми?!

— Я так и знала, что вы станете его защищать.

— Защищать Филипа? С чего вы это взяли? Ну же, Сабрина, — попросил он, немного смягчившись при виде полных тоски и боли глаз, — мы дружим целую вечность, и вы прекрасно понимаете, что можете мне довериться. Поговорите со мной.

В комнате возник Грейбар с тяжелым серебряным подносом. Пока Сабрина возилась с чашками, Чарлз безуспешно ломал голову, пытаясь найти объяснение происходящему.

Как только Грейбар с неодобрительно-чопорным видом монахини, случайно попавшей в бордель, удалился, Чарлз подступил к Сабрине:

— А теперь немедленно объясните, что заставило Филипа бежать из собственного дома.

И тут же подскочил от оглушительного крика.

— Вот видите, Чарлз, вы уже взяли его сторону! — Голос Сабрины звенел в его ушах. — Почему вы осуждаете меня, не выслушав? Неужели ни на минуту не допускаете, что не я виновата в его отсутствии?

— Вот именно, не допускаю. Слишком хорошо мы знакомы. Я привык к вам и вашим выходкам. Господи, только подумать обо всех проделках, в которые вы втянули несчастную Маргарет! Но бедняга Филип…

— Бедняга, говорите? Уж поверьте, он отнюдь не беден, получив такое великолепное приданое, как у меня, не говоря уже о десяти тысячах наследства! Бедный Филип, подумать только! Прямо-таки нищий!

— Я вовсе не это имел в виду, и вы все прекрасно понимаете!

— Превосходно! Итак, за завтраком ваш бедный Филип счел своим долгом сообщить мне, что возвращает мне мое наследство, а вместе с ним и финансовую независимость.

— Да как он смел, негодяй! Да его стоит повесить за такую наглость!

— Хотите сказать, что Филип ничего не говорил вам о нашем деловом соглашении?

— Деловом соглашении? Что за бессмыслица? Начнем с того, что джентльмены не станут пачкать руки какими-либо сделками, тем более с дамами.

Сабрина опустила глаза и принялась нервно теребить складки на юбке.

— После той ужасной ночи в клубе «Олмэкс» Филип старался держаться подальше от меня. Обстановка была такой невыносимой, что мне пришлось написать ему и попросить приехать. Это я предложила ему жениться на мне, Чарли. У меня сложилось впечатление, что он нуждался в моих деньгах, поэтому мы заключили договор, устраивающий нас обоих.

— Клянусь всеми святыми, Филипу в голову бы не пришло жениться по расчету! С тех пор как один из Мерсеро женился на богатой наследнице, их род ни в чем не знал недостатка. Последние два поколения виконтов многократно увеличили состояние. Филипу так же нужны ваши деньги, как прошлогодний снег.

— Кажется, я поняла это сегодня утром, — тяжело вздохнула девушка. — Но я тоже богата, Чарли.

— И что из этого? Теперь-то вы поняли, что Филип никогда не гнался за вашим золотом? Господи, да он не взял бы его, даже если бы сам не имел ни фартинга. Похоже, вы сами вынудили его прибегнуть к этой уловке, чтобы выполнить свой долг по отношению к вам.

— Видимо, я и это сознавала, — пробормотала она так тихо, что Чарлз был вынужден податься вперед, чтобы лучше расслышать. — Все это было чистым притворством. Ложью.

— Вспомните, Сабрина, сколько раз вы ему отказывали. Он нес за вас ответственность, хотя исключительно по вашей вине попал в такой переплет. Разумеется, вы не намеренно втянули его в эту историю, но, не наткнись он на вас в лесу, ничего бы не случилось.

— И Филип был бы свободен и не обременен нелюбимой женой! О, неужели не понимаете, Чарлз? Я не желала жертв с его стороны и поэтому стремилась привнести в наш брак хоть что-то, помимо моей запятнанной репутации.

— Если бы вы хоть на минуту перестали тревожиться за свою честь и подумали бы о его…

Сабрина сморгнула подступившие слезы. Она терпеть не могла выказывать столь постыдную слабость, но ничего не смогла с собой поделать. Судорожно сглотнув, девушка подняла глаза.

— Он и вправду меня не любит. И не случись всего этого, даже не обратил бы на меня внимания, не то чтобы жениться.

— Разумеется, не любит. С чего бы такие нежные чувства? Вы едва друг друга знаете. Что же до остального, вы непременно встретились бы в Лондоне во время сезона. Кто знает, возможно, при первом же взгляде на вас он бросился бы к вашим ногам.

Чарлз придвинулся поближе и неуклюже погладил ее по плечу. Сабрина повернулась к нему и уткнулась головой ему в грудь.

— Он провел ночь… нашу брачную ночь не со мной. Поехал к любовнице.

Чарлз от неожиданности задохнулся, чувствуя себя так, словно над головой смыкается толща воды. Нет, Филип не сделал бы ничего подобного! Никогда! В конце концов, никто не может назвать Сабрину дурнушкой. Она прелестна!

Но в следующий момент он понял, что руководило другом, и похлопал Сабрину по спине. Она не плакала, только бессильно обмякла, как крошечное обиженное дитя.

— Сабрина, он просто не хотел торопить вас. Решил дать вам время справиться с ударом, который нанес вам Тревор, и сделал все, чтобы вы его не боялись. А потом… ведь вы так тяжело болели! И до сих пор просто пугающе бледны! Нет, Филип заботился о вас и ваших чувствах. Не стоит ненавидеть его за то, что он старался вести себя как джентльмен по отношению к вам.

Она мгновенно напряглась и словно окаменела. Глаза злобно сощурились.

— Ну, слава Создателю, теперь мне все понятно! Наш галантный рыцарь был так благороден, что поспешил забраться в постель к любовнице! А мне кажется, Чарли, что, будь Филип в самом деле настолько свят, каким вы его хотите представить, он не помчался бы к своей шлюхе, а остался бы дома, в собственной постели. Вместе со мной. Этот праведник, разумеется, не коснулся бы меня. Или, о радость, провел бы в соседней комнате целую ночь, а не несколько часов перед рассветом, когда соизволил наконец вернуться! Он просто свинья!

— Ну уж нет, Сабоина! Беда в том, что Филип привык к женскому вниманию и не может обходиться…

Он поспешно сжал губы, но было уже поздно. Роковые слова слетели с языка.

— Я не хотел… забудьте… это все глупости…

— Да, конечно, — медленно протянула она, и Чарлзу показалось, что Сабрина сумела взять себя в руки. Какое облегчение! Он не выносил женских слез. — Да, это вполне возможно, — повторила она. — Филип действительно не в силах отказаться от любовных утех. Он таков, каков есть. Не пожелал спать со мной из опасения напугать. Теперь все ясно. — Она вскочила и принялась метаться по комнате. — Видимо, теперь от меня зависит убедить его, что я вполне здорова и не упаду в обморок, если мужу вздумается подарить мне супружеский поцелуй.

— Но… но одних поцелуев недостаточно… и…

— Знаю!

Сабрина повернулась, и Чарлз, к своему невыразимому удивлению, обнаружил, что она широко улыбается. Перед ним стояла совершенно преобразившаяся, словно светящаяся изнутри девушка.

Он едва удержался от смеха. Невероятно! Подумать только, что за картина: Филип Мерсеро, не устоявший перед чарами восемнадцатилетней девчонки, к тому же, по странному совпадению, оказавшейся его женой!

Чарлз от души пожелал ей успеха. Он обязательно помолится, чтобы она навеки забыла Тревора и свои страхи.

— Но, Чарли, не знаю, как быть с его любовницей. Видите ли, я предоставила ему полную свободу.

— Советую ничего не предпринимать, — твердо заявил Чарлз. — Позвольте событиям идти своим чередом. Согласитесь, что ваши отношения с Филипом с самого начала не слишком походили на обычный роман. Филип еще не осознал, что женат. Он слишком уверен в женском внимании.

Дамы вечно бросаются ему на шею и твердят, какой он исключительный и несравненный.

— Но ему приходится им платить, а я его жена, — выпалила Сабрина и, помолчав, добавила: — Правда, мне он назначил ежеквартальное содержание.

— Да, иногда он им платит, — начал объяснять Чарлз, но благоразумно воздержался от продолжения и, улыбнувшись, сжал руку Сабрины. — Еще раз умоляю, не торопитесь. Подождите, Сабрина. Филип, вероятно, растерян не меньше вашего. Дайте срок, все образуется. Он новичок в вопросах супружеской жизни.

— Ну да, а я старый опытный морской волк. Боже, Чарли, мне ведь всего восемнадцать!

— Верно, но дамы куда лучше разбираются в таких вещах и обычно более проницательны, чем мужчины, особенно когда речь идет о чувствах и тому подобном. Так что, Сабрина, держите язычок на привязи. Дайте мужу шанс.

— Бьюсь об заклад, вы никогда не наблюдали, что происходит, когда Филип спускает с привязи свой язык.

— Почему же, наблюдал, но это совсем другое дело. Мужчинам полагается сквернословить и награждать друг друга тумаками. Ну а теперь мне пора. Вы довели меня до умопомрачения и совершенно измучили. Я устал. Голова раскалывается. К тому же нужно бежать, пока Филип не вернулся и не стал допытываться, что именно я наговорил вам.

Глава 33

Мартина недоумевающе уставилась на любовника. Кого-кого, а уж Филипа она никак не ожидала.

— Дорогой, что ты здесь делаешь? Еще совсем рано, и к тому же ты только вчера женился! Так не принято! Я уже не говорю о том, что ночь ты провел у меня! Неужели настолько не выносишь жену, которая, как мне говорили, молода, прелестна и к тому же богата? Что стряслось?

Мартина обожала разыгрывать из себя томную красотку. Она была безмятежной, сдержанной, благодушной и даже в постели не разыгрывала бурную страсть. Но сегодня бедняжка была явно выбита из колеи непредсказуемым поведением покровителя.

— Добрый вечер, Мартина, — приветствовал Филип, швыряя на стул пальто. — Да, я здесь. Да, сегодня второй день после свадьбы. И что? Я стал для тебя нежеланным гостем?

Он устремился к растерянной любовнице и поцеловал розовые губки.

— Я всегда счастлива тебя видеть, и ты это знаешь, — запротестовала Мартина, пристально разглядывая лицо любовника. Ах, эти неотразимые глаза и чувственный рот! — Но ты у нас молодожен!

— И знаю об этом не хуже тебя. С чего вдруг такие упреки? А, знакомый тон! Слышал нечто подобное сегодня утром и сыт по горло гневом, раздражением и полным отсутствием логики. Хватит с меня злобных фурий! Оставь меня в покое и будь сама собой.

— Эта девочка, на которой ты женился, сердится на тебя? Непонятно почему, Филип! Она должна быть благодарна по гроб жизни, боготворить тебя, восхищаться твоим благородством!

У Филипа хватило совести поморщиться.

— Как бы там ни было, теперь она в безопасности.

Подойдя к буфету, он налил себе портвейна. Мартина молча наблюдала, как он двумя глотками осушил бокал и налил себе еще.

— Надеюсь, маляр обновил штукатурку на потолке?

— Да, еще вчера. Разве ты не заметил?

Филип, что-то припомнив, рассеянно кивнул.

— Такой забавный! Все ухмылялся и уверял, что теперь мозги вашего сиятельства не разлетятся по подушке.

— Это было бы весьма неаппетитное зрелище.

Филип поставил бокал, поклонился и широким жестом показал ей на дверь в спальню.

— Надеюсь, ты последуешь за мной, Мартина? Мое желание растет с каждой минутой.

Ей отчего-то так не казалось, но она с милой улыбкой протянула ему руку.

Снимая платье в кокетливо обставленной спальне, Мартина бросила взгляд на виконта, стоявшего у камина и тупо смотревшего в огонь.

— Филип!

Он что-то проворчал, не отводя взгляда от пламени.

— Малышка сейчас одна?

Филип приподнял голову.

— Какого черта ты так ее называешь?

Мартина спустила с плеч бретельки сорочки, и мягкая ткань скользнула вниз. Но, как ни странно, Филип не обратил внимания на пышные прелести любовницы.

— Дело в том, что я ее видела.

— Где и когда?

— Сегодня в парке. Она каталась вместе с Чарлзом Аскбриджем, в его фаэтоне.

Его пленительные глаза мгновенно потемнели. Завораживающее зрелище! Но его напускное безразличие вовсе не обмануло Мартину. Она лениво освободилась от одежды, представ перед ним полностью обнаженной, и направилась к кровати. Однако Филип не шелохнулся.

— Как она выглядела?

— Так, словно старалась забыть нечто неприятное. Она улыбалась, я даже слышала ее смех… но какой-то… какой-то искусственный… ты понимаешь, о чем я?

— Буду крайне благодарен, если ты не станешь вмешиваться не в свои дела, Мартина.

Женщина вальяжно раскинулась на постели, но Филип продолжал стоять на месте.

— Я не вмешиваюсь, дорогой. Вспомни, это ты начал меня допрашивать.

— Я приказал ей держаться подальше от Чарлза. Она хотела послать ему записку! На второй день после свадьбы пожелала встретиться с другим мужчиной! Но если ты видела ее, значит, она ослушалась. Почему-то это меня не слишком удивляет.

Он начал было раздеваться, но что-то остановило его.

— У малышки необыкновенные глаза, — продолжала Мартина. — Изумительные. Только представь, какие у вас получатся дети! Достойные восхищения!

Филип не дрогнул. Отблески пламени играли на его обнаженном торсе. Не дождавшись ответа, Мартина заметила:

— В жизни не видела фиолетовых глаз!

Филип с ожесточением набросился на ни в чем не повинные панталоны.

— Черт возьми, я был и останусь свободным! И не собираюсь всю жизнь быть привязанным к юбке жены! Вздор! Я слишком молод и не потерял вкуса к приключениям! Да, она хотела, чтобы я пришел к ней прошлой ночью, можно сказать, сама в этом призналась, но дурочка не подозревает, что стоит мне коснуться ее, и она умрет от страха! Нет, я не отважусь на это! Но буду поступать так, как хочу! Да, моя независимость мне всего дороже, и не важно, каким способом я стану это доказывать — себе и ей! Не имеет значения.

Он был почти обнажен. Мартина улыбнулась Филипу, хотя, по правде сказать, не совсем его понимала. Он стал другим, что-то в его душе изменилось, и ему приходилось отчаянно бороться с непонятными силами, внезапно ворвавшимися в его жизнь. Мужчины, с которыми Мартина обычно имела дело, были чересчур упрямы.

Филип подмял ее под себя и принялся неистово ласкать. Но это продолжалось недолго. Он застыл, откатился от нее, встал и, ни слова не говоря, стал одеваться.

— Знаешь, ведь Роэн Кэррингтон имел репутацию завзятого повесы, — ни с того ни с сего выпалил он, натягивая панталоны.

— Да, и все были потрясены, когда обнаружилось, что у него жена и четырехлетняя дочка. Говорят, вернее мужа не сыскать. Меня уверяли, что он без ума от супруги и обожает малышку.

— Да, но мы с ним слишком разные люди, Мартина. Роэна никогда не заботила потеря свободы, в отличие от меня.

Филип поднял голову. Мартина лежала в соблазнительной позе опытной искусительницы, но он ничего не замечал.

— Да, я совсем не похож на Роэна, — повторил он. — И кажется, способен причинить боль близкому человеку.

Одевшись, он подошел к кровати, нагнулся и нежно поцеловал Мартину в губы.

— Я увижу вас, милорд? — прошептала она и потерлась щекой о его ладонь.

— Разумеется, — заверил Филип.

— Ах да, ведь вопрос независимости, не так ли?

Филип окинул ее жестким взглядом.

— Возможно, — наконец обронил он и не оглядываясь вышел.

Мартина долго смотрела в пространство невидящим взглядом.


Маленькие позолоченные часы на камине пробили полночь. Сабрина лежала в темноте, напряженно прислушиваясь к малейшему шороху в ожидании мужа. Она была не совсем уверена, что отчетливо представляет, как именно приступит к нелегкой задаче обольстительницы, но знала, что, если решится поцеловать Филипа, тот наверняка не останется равнодушным. Очевидно, это самый верный способ разжечь в мужчине страсть.

Сабрина вздрогнула и насторожилась, услышав звук шагов за дверью спальни. Филип остановился, помедлил, затем шаги стали удаляться, пока не замерли где-то в конце коридора. Прекрасно! Он дал ей возможность избавиться от страха перед мужчинами!

Она вынудила себя несколько минут полежать спокойно, потом поднялась и, подойдя к туалетному столику, зажгла свечу. В зеркале отразилась тоненькая девушка с неестественно огромными сверкающими глазами, в длинной вышитой сорочке. Блестящие волосы спускались до талии темно-красными волнами.

Сабрина выскользнула из комнаты и направилась к спальне для гостей. Она приоткрыла дверь и остановилась, изумленно заморгав. Во мраке раздавался громкий храп. Неужели она опоздала? Господи, да он спит как убитый! Что же, придется разбудить его самым неожиданным образом!

Сабрина, широко улыбнувшись, подкралась к кровати. Филип лежал на спине. Боже, он даже не дал себе труда раздеться. Руки вытянуты по бокам. Да, не такую сцену она представляла!

Сабрина нагнулась и протянула было руку, чтобы дотронуться до него, но тут же замерла, уловив запах бренди. Интересно, сколько он выпил? Возможно, много. Может, не спит, а пребывает в забытьи?

Она снова потянула носом и теперь различила аромат розового масла. Вряд ли он так уж любит эти духи! Нет, должно быть, опять ездил к любовнице, оберегая свою девственную женушку!

Ну, с нее довольно! Пусть он выпил хоть целую бочку, она все равно своего добьется!

Сабрина осторожно стянула с плеч сорочку, и она заструилась по ногам. Теперь она была полностью обнажена, зато муж одет. Что же делать?

Сабрина не долго думая легла рядом и, едва касаясь, провела пальцем по его лбу, носу, очертила губы. Как она любит его рот!

Девушка наклонилась и поцеловала Филипа. Он перестал храпеть, открыл глаза и невидящим взглядом уставился на нее.

— Мартина?

— Нет, Филип. Это твоя жена. Сабрина.

— Не может быть! Сабрина боится мужчин. Она ни за что не пришла бы сюда и, уж конечно, не стала бы целовать меня и прижиматься ко мне… разве что снова заболела бы и металась в бреду. Помню, как пытался не смотреть на ее груди, такие белые и мягкие. С каким трудом это мне давалось, но я терпел… — тихо, почти неразборчиво бормотал Филип.

Сабрина легонько тряхнула его за плечо.

— Пожалуйста, погляди на меня сейчас. Я совсем голая, потому что пришла соблазнить тебя. — Она опять поцеловала мужа.

— Нет, меня не обманешь, это ты, Мартина. Играешь со мной? Так и быть, играй, если так уж хочется. — Его руки сомкнулись на ее обнаженной спине. — Ты вдруг похудела, Мартина, но все равно такая мягкая! Обожаю гладить твою нежную кожу! Поцелуй меня еще раз!

Филип приподнялся, лег на женщину и, как только уперся в сопротивляющуюся плоть, сразу понял, что перед ним жена. Он мгновенно пришел в себя, пары спиртного тут же улетучились. Она была такой маленькой и тесной, и приходилось напрягаться, чтобы проникнуть глубже. Но тут он наткнулся на барьер ее невинности и поднял голову. Глаза Сабрины были плотно закрыты. Он честно попытался выйти из нее, но не смог. Просто не смог.

— Сабрина?

Глаза-аметисты распахнулись.

— Филип, прости, но мне больно. Ужасно больно.

— Знаю, знаю. Лежи спокойно, и я попробую сдержаться. Может, тебе станет легче? Никогда раньше не имел дела с девственницами. Знаешь, что я сейчас испытываю? Каково это быть в тебе? Внутри тебя. — Сабрине хотелось смеяться, но он надавил чуть сильнее, и жжение усилилось. — Я хочу проникнуть как можно глубже, — шепнул он, делая резкий выпад. Сабрина вскрикнула. Филип упоенно погрузился в нее, откинув голову, выгнув спину. Бушующее пламя достигло такого накала, что он не выдержал и излился в нее, уверенный, что она ощущает такое же блаженство. Но Сабрина плакала; слезы медленно сочились сквозь опущенные ресницы.

Как только Филип пришел в себя, он снова принялся целовать жену.

— Ты не боялась меня?

— Нет. Ну… может, чуть-чуть и только когда ты смотрел на меня. Совсем не так, как во время моей болезни.

— Надеюсь, что нет. Ты прекрасна, Сабрина. Прости, что сделал тебе больно. Но в следующий раз такого не будет, обещаю. Спасибо, что пришла ко мне.

— Я очень рада, Филип.

Он притянул ее к себе, прижал ее голову к своей груди и через несколько минут уже мирно спал. Сабрина положила ладонь на то место, где билось его сердце, и тихо призналась:

— Я люблю тебя, Филип. Поняла, что люблю, в Морленде, когда лежала в постели и, проснувшись, обнаружила рядом тебя. Помнишь? Ты не разбудил меня, только разглядывал в мягком сиянии свечи. И тогда я тебя полюбила.

— Да? А почему в таком случае отказалась стать моей женой?

Сабрина на миг окаменела, но тут же дернулась, пытаясь вскочить. Сильная рука удержала ее.

— И не вздумай сопротивляться. Почему ты не приняла мое предложение? Всего этого можно было избежать… ну, может, не совсем, но Терезе пришлось бы иметь дело с нами обоими. Она не посмела бы тогда травить тебя.

— Ты же спал! Я слышала, как ты храпишь!

— У меня чуткий сон. И храп означает, что я всего лишь немного расслабился.

— Ну и врун, — вздохнула Сабрина. Она не получила ответа, на который надеялась.

Но тут Филип неожиданно стал осыпать ее поцелуями. Руки скользили по ее телу, ласкали, гладили. В полутьме спальни слышались тихие, непристойные, чувственные слова, значение которых Сабрина не понимала. И когда он поднял ее и впился поцелуем в сокровенное потайное местечко, она растерянно потянула его за волосы и прошептала:

— Филип, что ты делаешь? Это так странно… ужасно стыдно…

— Замолчи и постарайся насладиться в полной мере, Сабрина. Я хочу, чтобы на этот раз ты получила удовольствие.

Но она умирала от смущения и, залившись краской, кусала губы. Наконец он выдохнул что-то неразборчивое, и она почувствовала, как он разводит ей ноги и медленно, нежно погружается в нее. Там, в глубине, все саднило, но острая боль ушла. Он начал двигаться, и Сабрина поняла, почему ее так презирали. Все были уверены, что именно этим они занимались в охотничьем домике Чарлза. Почему женщины считали, что ей не терпелось попасть к нему в постель?

Она лежала неподвижно, ощущая, как он врывается в нее. Пусть она любит Филипа, но добровольно никогда не согласилась бы на такое. Похоже, эти судорожные телодвижения очень важны для него.

Боль снова вернулась, но Филип не унимался, целуя ее губы, грудь, лаская каждую частичку тела. Она такая худая! Неужели ему это нравится?

Когда он застонал, она уже знала, чего ожидать, и терпеливо снесла тяжесть его обмякшего тела и поток неприятной влаги внутри. Кажется, все.

— Прости, Сабрина, но мне ужасно хочется спать.

— Простить? За что?

— Клянусь, — рассмеялся Филип, — скоро я тебя научу, чему следует. Ты еще не знаешь, что это такое — быть настоящей женщиной, но всему свое время.

На этот раз он действительно заснул. Сабрина медленно отстранилась, встала и, намочив полотенце в тазу, старательно обтерлась. На ткани остались пятна крови и какой-то беловатой жидкости.

Поразительно, что кто-то способен находить в этом удовольствие!

Подумав о прислуге, Сабрина поспешно выстирала полотенце, повесила его на каминную решетку, снова легла и задула свечу. Под ее ладонью билось сердце мужа, успокаивая ее, и, слушая его мерный ритм, она заснула. Даже храп не мешал.

Первые робкие рассветные лучи рассеяли тьму, когда она пришла в себя оттого, что он снова оказался в ней, двигаясь неспешно, словно пронзая ее с каждым толчком. Пусть ей больно, но это муж, ее муж, она любила его, и если ему вздумается взять Сабрину хоть сотню раз, она не станет возражать. Ну… разве что скажет что-то… через неделю… но сегодня только первая ночь. Она еще в силах все это вынести.

Сабрина поцеловала Филипа и погладила его мощную спину. Прошло совсем немного времени, прежде чем он глубоко втянул в себя воздух и прокричал всему миру о своем торжестве.

И снова мгновенно заснул, а Сабрина терпеливо проследовала к тазу, вновь недоумевая, какая женщина добровольно согласится на подобное, если, конечно, не потребует муж. Или… если она отчаянно влюблена и готова на все, лишь бы угодить возлюбленному.

При этом сама Сабрина, очевидно, относится к обеим категориям.

Но по крайней мере теперь он принадлежит ей. Она позволит ему делать с собой все, так чтобы у него не осталось сил ни на каких Мартин.

Она погрузилась в дремоту, гадая, пожелает ли он заниматься этим днем. Если да, то придется держаться поближе к мужу, на случай, чтобы всегда быть под рукой. Представив, как он касается и целует ее там, Сабрина вздрогнула от стыда и унижения. Что, если ему вздумается делать это днем, при свете, когда все видно? Когда он сможет смотреть на нее, сколько захочет?!

Глава 34

— Мой секретарь Пол Блекадор каждый раз твердит о том, что вся суть в мелочах. Как ты считаешь, Сабрина?

— Не понимаю, о чем ты.

Этот зимний день выдался ясным и морозным, солнечные лучи струились в столовую. Филип смеялся, говорил глупости, не забывая при этом набивать рот. Сабрина почти не держалась на ногах, внутри все ныло, но, черт побери, она обожала мужа за то, что он и не подумал справиться, как она себя чувствует. Превратил ее в совершенную развалину и способен при этом толковать исключительно о каких-то идиотских мелочах. Неужели не хватает мозгов сказать, что испытывает к ней хотя бы теплое чувство.

— Это означает, что если не уделять внимания деталям, именно они могут обернуться против него и стать причиной крушения любого плана. Уничтожить его.

— Все-таки никак не уловлю направления твоих мыслей.

— Все очень просто. Не желаю, чтобы ты любила меня, Сабрина, — объявил Филип, энергично жуя кусочек бекона. Видимо, она не стоила даже того, чтобы он из вежливости отложил вилку.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Прошлой ночью ты сказала, что полюбила меня в Морленде, когда я пришел к тебе в спальню. Очень сожалею. Не пойми меня неправильно. Ты мне нравишься, очень нравишься, я тебе искренне симпатизирую, но все останется по-прежнему.

Он отвел глаза, вспомнив об ощущениях, пробужденных этой ночью ее нежным телом. Такого он не испытывал ни с одной женщиной… Вонзаться в эту тугую плоть, погружаться все глубже, забыться в экстазе… Нет, он не станет думать об этом! Просто похоть, очередная женщина, ничего более.

Филип посмотрел на жену и вдруг осознал, что снова жаждет коснуться ее… Он на секунду прикрыл глаза.

— Что именно?

Филип безразлично пожал плечами:

— Прошлая ночь подарила мне истинное наслаждение. Спасибо за то, что пришла ко мне. Надеюсь, тебе было не слишком плохо? Как ты сегодня?

Он вспомнил, с каким трудом вошел в нее. Она такая маленькая, тесная, а он был груб и нетерпелив. Во всем его вина. Ему не следовало торопиться! Дьявол бы побрал его похоть л вчерашнее бренди!

— Отвратительно. У меня все болит. Я понятия не имела, что мужчины способны на такое.

У Филипа едва глаза не вылезли из орбит. Он с ужасом осознал, что умирает от желания смести все со скатерти и уложить ее на стол. Снова окунуться в пережитое наслаждение и заставить ее испытать то же самое. Научить ее искусству любви. Хотел услышать крик, но не боли. Не боли. Но принять дар, который она так благородно ему предлагает? Ни за что?

— Мужчины способны на все. Впрочем, и женщины тоже.

Сабрина словно онемела.

— Скоро ты поймешь, что я прав. Только постарайся избавиться от этого детского увлечения. Ты ведь прекрасно знаешь, что ни о какой возвышенной любви и речи быть не может. Начиталась романтических книжек и мнишь меня своим героем. Все это чушь, Сабрина, далекая от истинной жизни.

Он швырнул на стол салфетку, поднялся и, подойдя к ней, коснулся губами губ.

— Ты прелестна, Сабрина. Прошлая ночь была истинным блаженством… насколько это можно сказать о мужчине, познавшем женщину, даже если последняя лежит под ним неподвижно, как бревно. Но, обещаю, больше так не будет. Вот увидишь, нам будет хорошо, и не только в постели.

И с этими словами он, насвистывая, вышел из комнаты. Сабрина метнула тарелку в закрывшуюся дверь. Филип услышал грохот, замедлил шаг и покачал головой. Пусть срывает зло, если это поможет ей отличить глупые иллюзии от реальной жизни. Он станет дарить ей наслаждение каждую ночь, и она не сможет устоять. Женщины всегда любят мужчин, способных довести их до экстаза, и за это прощают им все на свете.

Он снова принялся насвистывать и, спустившись с крыльца, вскочил в седло и помчался галопом на Хитроу-коммон.


— Ее сиятельство дома, Грейбар?

День клонился к вечеру. Филип прекрасно провел время и намеревался уделить внимание девочке-тростинке, ставшей его женой, той самой, которую он введет в мир плотских радостей сегодня ночью.

Филип неожиданно нахмурился. Может, он слишком ее балует? Наверное, следовало бы сегодня провести вечер в клубе или у Мартины? Пусть не считает, что приобрела нечто вроде верной собаки, готовой постоянно сидеть у ее ног, высунув язык и пыхтя от усердия!

— Насколько я знаю, миледи вместе с мистером Блекадором составляют меню званого ужина.

— О, я совсем забыл!

— Было бы неплохо освежить свою память, милорд. Осталось три дня. Если мне будет позволено сказать, ее сиятельство прекрасно знает, как все следует устроить. Мистер Блекадор уже разослал приглашения. Разве не припоминаете? Вы лично проверяли список гостей, не далее чем вчера.

— О да, разумеется. Как раз то, что нужно, чтобы ее сиятельство засверкала подобно бриллианту чистой воды. Он довольно потер руки.

— Кстати, Грейбар, можете на меня положиться. Я сделаю так, чтобы с ее лица не сходила улыбка.

У Грейбара сделалось такое лицо, словно он съел что-то крайне неприятное. Он, разумеется, уже знал, что новобрачная потеряла невинность, поскольку горничная уведомила миссис Холи о кровавой воде в тазу, а та, в свою очередь, строго соблюдая иерархию, сообщила обо всем Грейбару за чаем. Недаром его сиятельство едва не лопается от самодовольства. Грейбар не впервые за эту неделю испытывал горячее желание треснуть хозяина по голове, но вместо этого стиснул губы и пристально уставился в настенную панель.

— Я решил поселить миледи в смежной с моей спальне. Да, так гораздо проще. Велите обойщику, маляру и всем остальным рабочим помочь ей выбрать мебель, обои и поговорить лично со мной… нет, лучше с ее сиятельством. Пусть она и молода, но не совсем же невежественна!

— Милорд, она ваша жена, следовательно…

— Вот именно, — кивнул Филип и отправился на поиски супруги.

Он нашел Сабрину и Пола в библиотеке. Секретарь сидел рядом с виконтессой с пером и бумагой наготове.

— Здравствуйте, Пол, Сабрина, — приветствовал он, входя в комнату. — Вижу, вы тут собрались устроить настоящую оргию. Все в порядке?

Произнося все это, Филип заметил, что, несмотря на миленькое бледно-желтое платье, изумительно оттенявшее ее роскошные волосы, она выглядела бледной и осунувшейся. Черт побери, зря он так измучил ее ночью! Три раза — это уже слишком, особенно для юной невинной девушки. Но он хотел ее, так хотел, а она сама пришла к нему. Твердила, что любит с того самого давнего вечера в Морленде. Какой вздор!

В голосе Сабрины звучало весьма странное сочетание гнева и усталости.

— Добрый день, милорд. Какая радость вновь видеть вас! Трудно поверить, что это ваш дом, если учесть, что вас здесь почти не бывает, но какое кому дело?

— Разумеется, и меньше всего вам, мадам, — буркнул он, но тут же смягчился при виде Пола. Бедняга так нервничал, что, казалось, вот-вот упадет в обморок. — Готовитесь к званому ужину?

— Да, составляем меню. Пол прекрасный помощник и посоветовал немало интересного.

Пол? Пол в роли советчика? Да он трех слов не свяжет. На всякие замечания он лишь кивает и низко опускает голову! Да она просто издевается над секретарем!

Филип посмотрел на Блекадора. Обычно приятное лицо сейчас искажали самые невероятные гримасы.

— Может, обсудим все за чаем, Сабрина?

— Я не хочу пить, милорд. Нам еще много нужно сделать. Как видите, мы с Полом крайне заняты.

— В таком случае вам следует попробовать лимонных пирожных. Пойдем, Сабрина. Я не стану просить дважды.

У нее чесался язык послать мужа ко всем чертям вместе с его знаменитыми мелочами, но, увидев, что Пол едва не умирает от смущения, она поднялась.

— Прекрасно, милорд. Пол, вы подождете меня?

— Конечно, миледи. Займусь пока другими делами.

Он перевел взгляд с хозяина на хозяйку, на скулах которой горели яркие пятна, и уронил перо. Филип поднял брови. Он мог бы поклясться, что слышал, как его скромный, застенчивый секретарь злобно выругался. Филип чуть улыбнулся, но не разжал губ.

Пока Сабрина разливала чай, крепкий, почти черный, как любил Филип, он произнес:

— Надеюсь, ты больше не сердишься на меня за неудачный рыцарский поступок. Я имею в виду твое наследство.

— Нет, — обронила она, передавая ему чашку. — Я решила согласиться. Мне необходима финансовая независимость. Не желаю, чтобы ты дергал за веревочку, не собираюсь быть у тебя под каблуком. Спасибо за то, что предложил его вернуть. Я принимаю твое предложение. Если захочешь расстаться и с моим приданым, с удовольствием возьму его.

— Нет, только не приданое. Наследство — дело другое, а меня корыстолюбивым не назовешь.

Филип свел брови. Поведение жены ему не нравилось. Странно, как быстро она передумала. И ведет она себя настолько откровенно вызывающе, что даже последний олух поймет: она всячески стремится довести мужа до крайности. И к чему ей эта самая независимость? С его стороны это просто широкий жест, лишнее подтверждение снисходительности по отношению к жене. Неужели она боится, что он станет одевать ее в лохмотья и морить голодом?

— Я чем-то еще оскорбил тебя? Всего за три дня ты успела найти кучу недостатков в моем характере. Собираешься открыть мне глаза на остальные?

— Нет, не сейчас. Надеюсь, ты вволю насладился сегодняшним днем, что бы и с кем ни делал?

— Да, спасибо.

Он поднес к губам чашку. Китайский, его любимый.

— А теперь расскажи, как идет подготовка к твоему первому званому ужину.

— Моему? Ты не намереваешься присутствовать? А, понимаю, у тебя дела куда важнее. Сопровождаешь Мартину в Воксхолл[4]?

— Ешь лимонное пирожное.

— Я не голодна.

— Теперь, когда ты в безопасности со мной, должна бы, кажется, цвести.

— Цвести?

— Да, как прекрасный бутон раскрывает лепестки под благодатными лучами солнца.

— Смехотворно, просто смехотворно! Ты нелеп!

— Да, возможно, но ты по крайней мере заулыбалась. А теперь открой свои планы, чтобы я смог одобрить их или запретить. Вот так, садись, съешь что-нибудь, если хочешь, швырни в меня чашкой, поскольку она все равно почти пуста.

Сабрина осторожно поставила чашку на блюдце, сложила руки на коленях с видом примерной девочки и принялась разглядывать мыски своих желтых туфель.

— До того как встретила тебя, я никогда ничем не швырялась.

— Вероятно, не страдала разлитием желчи.

— Постараюсь впредь сдерживаться.

— Вот и хорошо. А теперь к делу.

Филип взял пирожное и вручил ей другое. Сабрина рассеянно откусила кусочек. Филип довольно улыбнулся. Что же, по крайней мере это начало.

— Какие удовольствия ты приготовила мне?

Сабрина подумала об удовольствиях того сорта, которые, несомненно, предпочел бы муж, и так разозлилась, что прикусила щеку. Но тут перед глазами всплыла сцена в охотничьем домике: вот он склоняется над ней и касается ладонью лба.

— Спасибо за то, что спас мне жизнь.

— А это из какой оперы? — пробурчал Филип. Поведение жены ему совсем не нравилось. Уж лучше бы получить тарелкой по голове! Ну… не совсем, но все лучше, чем любовные излияния. Он был бы счастлив, если бы их отношения устоялись.

— Не знаю. Просто мимолетное воспоминание. Ты постоянно был рядом, когда я приходила в сознание, первое, что я видела, было твое лицо.

— Знаешь, я раньше никогда не купал женщину, и уж тем более не мыл ей голову. Хотелось бы когда-нибудь снова это проделать.

— Со мной или с любовницей? — выпалила Сабрина и в ужасе прикрыла рот ладонью. Слова вырвались неожиданно, она вовсе не собиралась упрекать мужа, но что сказано, то сказано. В комнате повисла напряженная тишина. Однако Филип ничего не ответил и продолжал пить чай, сосредоточив все внимание на обюссонском ковре под ногами.

— Итак, — мягко спросил он наконец, — твои планы на ужин?

Изложение было подробным и заняло немало времени. Когда Сабрина наконец замолчала, Филип кивнул:

— Впечатляюще. Возможно, не так уж плохо иметь жену, воспитанную в йоркширской глуши. Позволь мне выбрать вина, и, клянусь, придется силой оттаскивать гостей от стола.

Сабрина порозовела от удовольствия, хотя очень не хотелось показывать мужу, как приятна ей его похвала. Ну почему стоит ему сделать пустой комплимент — и она готова растаять? Ей даже все равно, что он заменил все вина!

— Я попросила Пола пригласить оркестр Хаксли, — слегка улыбаясь, сообщила она. — Так люблю танцевать вальс, а Грейбар сказал, что они самые известные музыканты во всем Лондоне. Даже лучше тех, что играли на нашей свадьбе.

— Танцы? — удивился Филип. — А я считал, что мы планируем званый ужин.

— Да, разумеется, это недешево обойдется, но, поскольку у меня есть свои деньги, я согласна заплатить оркестру.

Стоит сказать ей слово, как она тут же щетинится, как еж!

На этот раз Филип даже бровью не повел, только спокойно заметил:

— Прекрасно. Так и поступим во имя твоей независимости. Кроме того, обожаю вальсировать с тобой.

— А я — с тобой, — вежливо заметила она, хотя не собиралась этого говорить. Но стоило Сабрине немного успокоиться, как она сразу вспоминала, как сильно любит мужа, несмотря на уверенность последнего, что она все еще ребенок, а все ее чувства — не более чем детское увлечение. Глупец!

— Если вдруг обнаружишь, что осталась без денег, не стесняйся обращаться ко мне. Я человек щедрый и был бы еще великодушнее, не знай я, как это тебе неприятно.

— Давай поговорим о чем-то еще, кроме денег, Филип.

— Да, деньги — это не слишком приятная тема.

— Ты сегодня ужинаешь дома? — осведомилась Сабрина, поднимаясь. Какой пленительной, испуганной и одновременно настороженной она выглядела!

Филип неспешно встал и чуть коснулся кончиками пальцев ее подбородка. Свобода! Нельзя забывать о свободе! Он просто не может себе этого позволить! И все-таки сгорал от неутолимой потребности взять ее прямо сейчас, немедленно, на этом красивом ковре.

Но нет, он не превратится в комнатную собачку!

— Да, но потом должен уехать. У меня назначена встреча, так что буду поздно. Ну а потом, Сабрина, я приду к тебе, или, если хочешь, так и быть, приходи ты ко мне, и мы снова попытаемся заставить тебя кричать от наслаждения.

Сабрина размахнулась, но Филип успел поймать ее кулачок, нацеленный в его челюсть.

— Я думал, ты любишь меня.

Она смело взглянула в зеленые глаза.

— Да, но мне все-таки очень хочется прикончить тебя.

Филип рассмеялся и выпустил ее руку. Что же, теперь его жена уже не девственница, хоть это неплохо. Правда, так и не познала восторгов любви, но все еще впереди. У него есть время, чтобы научить ее. Вся жизнь.

И пусть ему не слишком нравился такой долгий срок, на душе отчего-то стало легко и приятно.

Свобода. Все дело в свободе.

Он отошел на шаг и поинтересовался:

— Какое платье ты собираешься надеть?

«Что ему еще нужно?» — подумала Сабрина и ответила:

— Розовое атласное. Его еще не принесли от модистки.

— Оно пойдет к твоим волосам.

— Надеюсь. Чарлз тоже так считает.

— Плевать мне на мнение Чарлза, особенно в отношении моей жены, — взорвался Филип и тут же подметил улыбку жены. — Я не ревную к этому болвану, Сабрина.

— Разумеется, нет, милорд. Это было бы крайне мелочно с вашей стороны, а этим пороком вы никак не грешите.

Она почти ничего не знала о Филипе, но очень хотела узнать. Для этого у нее еще есть время. Вся жизнь. Долгие годы, в течение которых одна любовница станет сменять другую. А она-то, дурочка, ожидала, что после вчерашнего он захочет провести вечер с ней. Господи, она отдала ему все, что имела!

Но значит, этого недостаточно. Что же, она пойдет к миссис Холи поговорить о новых простынях.

Когда наутро посыльный принес ей новое розовое платье, Сабрина даже не потрудилась его примерить.

Глава 35

Сабрина стояла перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Атласный наряд, отделанный бесчисленными воланами валансьенских кружев по лифу и рукавам, придавал ей вид средневековой дамы, необычный и оригинальный. Слава Богу, она не кажется такой уж уродиной.

Он не пришел к ней. Она хотела броситься к нему, но заставила себя лежать неподвижно. Боялась, что снова уловит аромат духов его любовницы.

Он мог бы смирить свою гордость хотя бы раз, но этого не случилось.

Сабрина потянулась к жемчужной нити, но услышала стук в дверь. Она находилась в маленькой спальне, а он, вероятно, в своей.

— Войдите, — ответила она и, кивнув Дорис, принялась застегивать замочек ожерелья.

— А, это вы, милорд! Пожалуйста! Ее сиятельство прекрасна, не правда ли? Я ужасно волновалась за кружевную отделку, но все вышло как нельзя лучше. Ее сиятельство так элегантна!

Сабрина улыбнулась энтузиазму горничной и, обернувшись, оцепенела. В дверях стоял Филип в строгом черном фраке безупречного покроя. Рубашка и галстук сияли снежной белизной. Наверняка, если их коснуться, пальцы замерзнут! За всю свою жизнь она не видела мужчины красивее, правда, не слишком долго она прожила, но все равно, никто на свете с ним не сравнится! Ну, если не на свете, то по меньшей мере в Лондоне. Как бы ей хотелось броситься ему на шею, осыпать поцелуями! Но вместо этого Сабрина стояла неподвижно, выжидая.

Филип тоже не спешил подойти и, отослав Дорис, окинул жену оценивающим взглядом с видом охотника, решавшего, стоит ли купить именно эту собаку.

Наконец он улыбнулся и шагнул к жене.

— Еще одна небольшая деталь, Сабрина, и все джентльмены падут сегодня к твоим ногам.

Ей не нужны все джентльмены! Только один! И не у ее ног, а в ее объятиях!

— Добрый вечер, Филип. О чем ты? Какая деталь?

Филип открыл узкий футляр. На черном бархате переливалось всеми цветами радуги бриллиантовое ожерелье. Прекрасное. Изумительное.

Сабрина не находила слов.

— Я успел увидеть твое платье и посчитал, что бриллианты куда больше подойдут сюда, чем жемчуга.

Сабрина подняла колье, ошеломленно наблюдая, как камни льются в ладонь.

— Невероятно! О, Филип, спасибо!

Она бросилась ему на шею.

Он не шевельнулся. Не поднял рук. Но все-таки поцеловал ее в висок.

— Позволь, я сам застегну.

Сабрина ощутила холод драгоценностей и тепло его пальцев, коснувшихся шеи.

— Я хотел купить что-то специально для тебя. Все фамильные драгоценности слишком стары и тяжелы. Ну вот, тебе нравится?

Но она смотрела не на ожерелье, а на мужа. Мужа, стоявшего чуть сзади.

— Чудесно. Просто чудесно.

— Колье, Сабрина, — смущенно напомнил Филип.

— Я на себя не похожа. Оно так сверкает, что гости ослепнут.

— Вот и хорошо. Пусть слепнут, особенно мужчины. Тогда они не смогут глазеть на тебя, чему я буду очень рад.

Глазеть? Шутка весьма дурного тона! Он оглядел спальню.

— Миссис Холи сказала, что ты перебралась сюда вчера. Ничего, если останешься тут, пока спальню виконтессы не переделают по твоему вкусу?

— Разумеется. Не стоит за меня волноваться.

Филип провел ладонью по спинке французского кресла, обитого голубым бархатом, которое Сабрина нашла в другой комнате и велела принести сюда. Чудесное креслице, но слишком изящное, чтобы выдержать его тяжесть.

— Я не покупала этого кресла.

— Знаю.

— А если бы купила, заплатила бы из своих денег.

— Очень мило с твоей стороны. Ну что, пора встречать гостей?

Пока они спускались по широкой лестнице, Сабрина вспомнила что-то и тихо охнула:

— Я должна сказать, Филип, что это платье ужасно дорогое. Совсем забыла! Предпочитаешь, чтобы я купила его сама?

— Нет. Считай этот наряд и колье свадебными подарками от заботливого мужа, — великодушно заключил Филип и, задумчиво взглянув на нее, добавил: — Прибудет еще один гость, которого ты не ожидала. Надеюсь, ты будешь рада его видеть.

Сабрина удивилась. Кого он мог пригласить? Она умоляла его открыть тайну, но Филип стойко молчал.

Среди двадцати гостей, сидевших за длинным обеденным столом, было мало знакомых лиц. Она посмотрела на другой конец, где раздавались взрывы смеха. Соседи Филипа от души хохотали над каким-то остроумным анекдотом, рассказанным хозяином.

Сабрина кивнула графине Марч, прелестной молодой даме, очевидно, тоже увлеченной рассказом.

Ужин мирно продолжался своим чередом, а когда подали запеченного фазана, Сабрина заметила на обычно кислой физиономии тетушки Берсфорд искреннюю улыбку и облегченно вздохнула. Никто не отказался от приглашения, и Сабрина цинично подумала, что, вероятно, многие приехали лишь потому, что желали посмотреть, не опозорится ли хозяйка.

Но теперь она была принуждена стать свидетельницей бесспорного успеха мужа. И джентльмены, и леди грелись в лучах его внимания, уделяемого с рыцарской галантностью каждому гостю в равной мере. На ее пристрастный взгляд, ни один из мужчин не мог с ним сравниться.

Граф Марч, сидевший почти в центре, рядом с леди Берсфорд, казался полностью в своей стихии, как, впрочем, и виконт. Графиня же была чрезвычайно добра к Сабрине.

— Дорогая, — тихо прошептала она, когда дамы покидали столовую, — нам нужно обсудить, как лучше лишить эту мужскую твердыню холостяцких привычек. Слава Богу, Филип увидел свет истины, и это обнадеживает. Я всегда ему симпатизировала, но теперь, когда у него есть вы, надеюсь, он преисполнится почти той же святости, что и мой муж. Вы просто обязаны навестить меня на Гросвенор-сквер, и мы выработаем совместную стратегию.

К десяти в бальной зале было куда больше людей, чем на их свадьбе неделю назад. Неужели прошла всего неделя?

— Прекрасная идея! Твой муж неглуп, — заметила тетя Берсфорд, оглядывая великолепно одетых людей. — Тереза Эллиот, должно быть, рвет и мечет, не получив приглашения. Но чего ей ожидать после того, как она с тобой обошлась!

Кажется, тетя Берсфорд перешла под ее знамена! Сабрина чуть усмехнулась.

— Филип пообещал при первой же встрече свернуть ей шею, но я сказала, что, если мы не пошлем приглашения, наживем себе лишнего врага, только и всего.

Полчаса спустя в зале появилась мисс Эллиот под руку с братом Уилфредом. Тот совсем не выглядел счастливым, скорее смирившимся. Что же до Терезы… она, как всегда, была неотразима, только глаза зловеще поблескивали. Сабрина от души надеялась, что девушка сумеет держать себя в руках.

— Всю неделю ты бесилась от злости и вела себя хуже базарной торговки, — едва слышно упрекал сестру Уилфред. — Будь у тебя хоть капля мозгов и унция здравого смысла, попыталась бы вести себя прилично.

— Только взгляни на нее, Уилфред, распоряжается всем, словно ей место среди порядочных людей!

— Именно так и есть. А вот ты, если ценишь свое положение в обществе, лучше сотри эту мерзкую гримасу с лица. Хочешь, чтобы все знали о твоем сокрушительном поражении?

Тереза была вынуждена последовать совету брата и, когда пришла их очередь приветствовать хозяев, изобразила подобие улыбки.

— Как мило, что вы смогли приехать, — заметила Сабрина, учтиво кивая мистеру и мисс Эллиот. Тереза наклонила голову, успев перед этим метнуть взгляд на профиль виконта. — Филип, — напомнила Сабрина, легонько потянув мужа за рукав. — Мисс Эллиот и ее брат Уилфред.

Филип отвлекся от увлекательной беседы с лордом Уильямом Рамзи. Зеленые глаза мигом похолодели, приветливое тепло куда-то испарилось.

— Я только сейчас говорила Уилфреду, что вы слишком поспешили украсть у общества мисс Эверсли. Гадкий мальчик! Мы почти не успели узнать ее как следует!

Филип одарил жену ленивой улыбкой и небрежно заметил:

— Поверьте, Тереза, если бы мне не удалось завоевать ее так быстро, пришлось бы отдать любимую сопернику. Как известно, мы, Мерсеро, всегда славились умом и сообразительностью. Уилфред, как идут ваши занятия?

— Прекрасно, милорд.

Филип, качая головой, посмотрел вслед брату и сестре, направляющимся в бальную залу.

— Хоть какое-то развлечение! Если она вздумает досаждать тебе, разрешаю разбить о ее голову тарелку или бокал. Ну а если она все-таки не уймется, лягни ее как следует.

— Спасибо. Возможно, мне стоит держаться поближе в надежде, что она не выдержит и оскорбит меня. В самом деле можно ее лягнуть?

— Да, но постарайся проделать все это без свидетелей.

К ним приблизилась очередная пара, и только минут через десять Филип повернулся к жене:

— Наш вальс, Сабрина. Кажется, все гости собрались.

— Все, кроме твоего «сюрприза».

— Наверное, он по размышлении решил не приезжать, — вздохнул Филип, обнимая ее за талию.

Уже через несколько минут Сабрина, забыв обо всем, весело хохотала, восторженно сверкая глазами.

— Вот видишь, Филип, не все в Лондоне злы и бесчувственны.

— Шутишь?! Даже ты не можешь быть настолько тупоголовой.

— Ладно, ты прав, но все забывается, когда ты кружишь меня по зале. Кстати, мне очень нравятся граф и графиня Марч. Очаровательная чета.

Филип вспомнил разговор с графом в боксерском салоне и сказал скорее себе, чем ей:

— Джулиан, очевидно, следует собственным принципам. Никогда еще не видел молодую леди, столь своевольную и не привычную к узде. Вот уж кого трудно сломить!

— К узде? О чем ты?

Но тут гости расступились, и Филип повел жену в центр залы. Когда ритм танца немного замедлился, Сабрина, тяжело дыша, снова рассмеялась:

— О, это было изумительно!

Филип коснулся губами толстой косы, уложенной короной на ее голове. Сквозь пряди была пропущена розовая лента. Ей так идет эта прическа!

Сабрина придвинулась к нему чуть ближе, и он нахмурился. Зачем он поцеловал ее? Филип сам не понимал, что на него нашло.

— Кажется, — объявил он, когда музыканты отложили инструменты, — наш долгожданный гость прибыл и, если не ошибаюсь, жаждет потанцевать с тобой.

Сабрина обернулась и, оказавшись лицом к лицу с Ричардом Кларендоном, удивленно подняла брови. Странно, почему в голосе Филипа слышится насмешка? Какая кошка пробежала между ними?

— Ричард! — воскликнула она, приседая.

Ричард Кларендон не мог отвести глаз от стройной трепетной, грациозной девушки и на мгновение забыл обо всем, словно оставшись наедине с ней. Первые слова, сорвавшиеся с его уст, отнюдь не были приветствием. Скорее продолжением его тайных мыслей:

— Вы здоровы, Сабрина? Как поживаете?

— Да, Ричард, здорова. Все хорошо.

— Я счастлив, что вы смогли прийти, Ричард, — вмешался Филип. — Моя жена обожает вальс. Сделаете ей одолжение?

Из памяти Сабрины совершенно вылетела их последняя встреча в Морленде, когда она лежала в постели, слабая, измученная, а Ричард старался подчинить ее своей воле. Сейчас она видела только необыкновенно красивого смуглого темноволосого мужчину, из тех, которых женщины называют «роковыми».

— Но возможно, Ричард не хочет танцевать, Филип.

Однако Ричард кивнул Филипу и взял Сабрину за руку. Сабрина улыбнулась навстречу склоненному над ней лицу: Ричард был на несколько дюймов выше Филипа. Они исчезли среди танцующих.

— Господи, Филип, что ты затеял? Окончательно потерял рассудок?

Филип повернул голову. Рядом стоял Чарлз Аскбридж. Филип стал с деланным безразличием рассматривать тщательно наманикюренные ногти.

— Кларендон только что прибыл в город, — мягко заметил он. — Это наш друг, Чарли. Хочешь, чтобы я отказал ему от дома?

— Но он все еще мечтает о ней! Вообрази, в какое положение ты поставил Сабрину! Я на твоем месте трижды подумал бы!

Филип равнодушно пожал плечами:

— Прости, Чарлз, но я хотел бы потанцевать с Терезой. Не терпится услышать, что она скажет. Я либо рассмеюсь ей в лицо, либо придушу прямо при всех. Что, по-твоему, предпочтительнее?

Глава 36

— Ваши сын и мать здоровы, надеюсь? — улыбаясь, осведомилась Сабрина.

— Да, — рассерженно буркнул Ричард.

— Я чем-то оскорбила вас, мистер Кларендон?

Темные глаза Ричарда зловеще блеснули.

— Разумеется, нет. Я сам себя оскорбил.

— Не понимаю.

— Мне тоже часто бывает трудно понять себя.

Женщина в его объятиях носила имя виконта Деренкура, и ничто на земле не могло изменить этого печального факта.

— Я читал о вашей свадьбе.

— Прошла почти неделя, но мне кажется — целая вечность.

Ричард терзал себя вопросом, как повернулись бы события, если бы после ее отказа он не отправился в одно из своих поместий на севере. И, будь он в Лондоне, когда разразился скандал, попытался бы, подобно Филипу, убедить ее стать его женой? Кто знает? Трудно винить Филипа за поспешность, жаль только, что не он, Ричард, стал ее спасителем!

Заметив, что она вопросительно смотрит на него широко раскрытыми глазами, Кларендон поспешил сменить тему:

— Я снова посетил Монмут-Эбби перед возвращением в Лондон. Вашему деду намного лучше. Этот слизняк, ваш кузен, сто раз заверил меня, что граф обязательно поправится. Тревор в самом деле омерзительный тип, Сабрина, и я едва преодолел искушение придушить его. Хотя, признаюсь, схватил этого шакала за галстук, оторвал от пола дюймов на шесть и хорошенько потряс.

— Искренне рада слышать это! — широко улыбнулась Сабрина. — Признаться, я вам завидую. У меня руки чешутся расправиться с дорогим родственником. Вчера я получила еще одно письмо от дедушки. Кажется, он в самом деле поправляется. Спасибо за то, что нашли время заглянуть в Монмут-Эбби, Ричард. Вы очень добры. Скажите, а к деду вас пустили?

— Да, ненадолго. У него даже румянец на щеках появился. Граф счастлив, что вы в надежных руках.

Сабрина продолжала пристально всматриваться в него. Ричард понял невысказанный вопрос и поспешно заявил:

— Да, я встречался с Элизабет. Она, кажется, наслаждается ролью хозяйки поместья. Но вы не хуже меня знаете, что это ее единственная радость. Всей округе известно, что Тревор не пропускает ни одной служанки и не считает нужным скрывать это от жены. Я слышал даже, что он совратил ее личную горничную, Мэри.

— Но, надеюсь, Тревор хотя бы на людях обращается с ней как подобает?

— Да, не настолько он глуп. Хорошо, что вы покинули этот ад!

— Бедная Элизабет, — вздохнула Сабрина. — Она не заслуживает такой судьбы! Быть навеки связанной с человеком, подобным Тревору! Ни одной женщине такого не пожелаешь! Я сказала ей правду, но она меня не послушала.

— Не припоминаю, чтобы Элизабет кого-нибудь когда-нибудь слушала. Кстати, вы все еще слишком худы, Сабрина.

— Дайте срок, Ричард, — беспечно отмахнулась Сабрина. — Филип утверждает, что стоит мне попасть в Динвитти-Мэнор, и я растолстею, как бочка.

— Он прав. Это крайне опасное место.

Она почувствовала, как его рука плотнее обхватила ее талию, и изумленно моргнула. Его глаза сверкнули мрачным пламенем.

Зачем он сюда пришел! Он все еще не в силах противиться ее очарованию. Не может забыть! И хотя Ричард не задумываясь забавлялся с замужними леди, мысль о флирте с Сабриной, попытке соблазнить ее была отвратительна, а это попахивало высокими идеалами и строгими моральными принципами, ему ненавистными.

— Ваш бал имеет успех.

— Да, Филип не знает, как мне угодить, не находите?

— Однако вы не производите впечатления счастливой женщины!

Он стиснул ее пальцы.

— Вы ошибаетесь, я очень счастлива! Как прекрасно, что та глупая провинциалка из Йоркшира навеки исчезла!

Последние звуки вальса растаяли в воздухе. Ричард взял ее под локоть, нежно скользнув по руке теплой ладонью.

— Пойдемте, Сабрина, попробуем вашего пунша. Я слышал от одной восторженной дамы, что в нем превосходное шампанское. Погреба Филипа пользуются заслуженной славой.

Сабрина кивнула, ища взглядом мужа. Филип о чем-то увлеченно беседовал с ослепительно красивой девушкой, имени которой она не знала.

Но тут раздался подозрительный треск. Сабрина остановилась как вкопанная.

— О черт, посмотрите, что я наделала! Наступила на подол! Простите, Ричард, я должна подняться в гардеробную.

— Позвольте мне починить платье, Сабрина. Я настоящий мастер своего дела.

Сабрина нерешительно огляделась.

— Поверьте, все будет в порядке.

Сабрина, смеясь, покачала головой:

— Вы и Филип словно две горошины из одного стручка. Последнее слово всегда должно остаться за вами. Так и быть! В другом конце коридора есть маленькая комната, где вы, я и моя оборка найдем желанное уединение.

Филип, чуть прищурившись, провожал взглядом жену и гостя, покидавших зал. Что они задумали?

Извинившись, он отошел от мисс Паттерсон и последовал за парочкой, которая, заговорщически пересмеиваясь, исчезла в глубине дома. И как Филип ни ненавидел себя за это, все-таки пошел за ними. И увидел, как Сабрина открывает дверь комнаты, которую объявила своей личной гостиной.

Филип в ярости сжал кулаки. Приходилось признать, что, пригласив человека, много лет считавшегося его хорошим другом, он затеял нечто вроде испытания. Ему очень хотелось знать, питает ли Сабрина какие-либо чувства к маркизу. Да, таким поступком вряд ли можно гордиться. Но что сделано, то сделано. Он ничем не помешал им, позволив делать все что угодно. Смотрел, как они входят в комнату, как за ними медленно закрывается дверь.

Ее поведение отвратительно!

Давно уже он не был так зол.

Филип резко повернулся и направился к гостям.

А Сабрина тем временем нещадно издевалась над спутником:

— Ну и помощник из вас, Ричард! Да что вы творите?

Он стоял на коленях, старательно подкалывая булавками оторванный подол. Головы их почти соприкасались.

Ричард поднял голову и, не в силах оторвать взгляда от ее губ, проговорил:

— Считайте меня вашим рабом.

— Нет, эта булавка не на месте. Вот так!

Сабрина торопливо схватила булавку и уколола палец.

— О Боже, какая я неловкая! — охнула она.

— Вот тут я и пригожусь! — воскликнул Ричард, подвигаясь ближе и осматривая ранку. На месте укола повисла крохотная капелька крови. Ричард слизнул ее и нежно поцеловал пальчик.

Сабрина замерла, глядя на его склоненную голову.

— Ричард… — пробормотала она и осеклась, не зная, что сказать. Она была донельзя смущена и сгорала от стыда. Ричард застонал, уронил ее руку, словно обжегшись, и поспешно вскочил.

— Простите, Сабрина… я не хотел…

Сабрина поднялась и коснулась его рукава.

— Ничего страшного, Ричард, все забыто. Вы верный друг и…

— Черт возьми, я никогда не был вам другом! Сами знаете, я женился бы на вас, несмотря на все, что было между вами и Филипом.

Сабрина вскинула голову и посмотрела прямо ему в глаза:

— Я стала женщиной всего четыре ночи назад. Теперь мне открылось все, что происходит между мужчиной и женщиной. Филип… Филип сделал это со мной три раза. Поверьте, я нахожу абсолютно невозможным, чтобы женщина, у которой есть хоть что-то в голове, по своей воле разрешила мужчине так с ней обращаться. Какой вздор! И если искренне верите, что я, едва не умирая, позволила Филипу совратить меня, вы идиот, Ричард, настоящий идиот!

Ричард Кларендон чувствовал, что ступает по тонкому льду, но он был из тех людей, кто привык действовать напрямую. Правда, на этот раз он сильно рисковал.

— Хотите сказать, что ласки Филипа оставили вас равнодушной?! Сабрина, Филип опытный мужчина, не какой-то грубый невежда. Невозможно! Он овладел вами трижды и вы не получили наслаждения?

Он хотел что-то еще сказать, но при виде лица Сабрины проглотил вертевшиеся на языке слова. Она была смертельно бледна, глаза горели гневом.

— О, Сабрина, мне так жаль! Простите, мне не следовало этого говорить! — Он нервно пригладил волосы. — Вы влюблены в него и все же не познали радости любви. Поймите, это невероятно!

Но неожиданно до него дошло все неприличие их поведения. Сабрина настолько невинна, что заперлась с ним в комнате, не думая о последствиях. Ей не хватает только нового взрыва злобных сплетен. Это его вина, только его. Она тут ни при чем.

Ричард улыбнулся и осторожно поднес к губам ее пальчики.

— Я глупец. Вот увидите, Сабрина, все уладится. А теперь мне нужно идти. Вы должны вернуться в бальную залу, к гостям, пока вас не хватились. Прощайте.

Он низко поклонился и закрыл за собой дверь.


К двум часам ночи Сабрина так утомилась, что едва держалась на ногах. Пока Дорис причесывала ее на ночь, она чуть было не задремала. Но тут дверь спальни с грохотом распахнулась, и на пороге возник Филип. Сабрина сонно улыбнулась:

— Проводил последних гостей?

Не получив ответа, Сабрина с некоторым удивлением повернулась и посмотрела на мужа. Он был мрачен как туча.

— Да, все уехали. Пунш с шампанским выпит до капли.

Он устало опустился в кресло, и длинные пальцы стали выбивать на подлокотнике маршевый ритм.

— Мы танцевали только два вальса, Филип. Я надеялась на шесть. Но ты так щедро расточал свое обаяние, что дамы никак не желали расстаться с тобой.

Филип отмахнулся и тихо, с ледяной учтивостью заметил:

— По крайней мере у тебя хватило ума возвратиться в залу, прежде чем сплетники заметили твое отсутствие.

До потрясенной Сабрины не сразу дошел смысл его слов. Она лишь ошеломленно тряхнула головой.

— Я оторвала оборку, пришлось заколоть булавками. Если бы ты пригласил меня танцевать после того, как я пришла, сразу бы все объяснилось.

— И кто сочинил эту сказку? Ты или Ричард?

Сабрина плотно сомкнула губы.

— Я не виню тебя за то, что ты пытаешься все скрыть. На твоем месте я поступил бы так же. Но, к несчастью для тебя, Сабрина, я видел, как вы входили в ту уединенную каморку.

— Что за вздор вы несете, милорд!

— Милорд? Как официально! Но возможно, ситуация этого требует. Видишь ли, Сабрина, я дал тебе возможность доказать свое равнодушие к Кларендону, но добился совершенно противоположного. После вальса вы сразу ушли вдвоем.

Сабрина медленно поднялась, заливаясь краской.

— Хочешь сказать, что пригласил Ричарда, желая устроить нечто вроде испытания?

— Да, которого ты не выдержала.

— Не может быть, Филип. Не может быть. Ты имеешь наглость признаваться, что не поверил мне, когда я твердила, что равнодушна к Ричарду? И посмел пригласить его лишь по этой единственной причине? Подвергнуть свою жену пытке искушением?

— Нет, конечно, нет, — запротестовал Филип, вскакивая. — Я вполне могу справиться со своей супругой, не прибегая к недостойным уловкам.

— Но если это не уловка, то что же в таком случае?

— Просто возможность для тебя доказать свою преданность мне. Но, как я уже сказал, ты потерпела неудачу. Теперь я обязан спросить, какие чувства ты питаешь к Кларендону.

— Будь у меня нож, я вонзила бы его в твое коварное, лицемерное, лживое сердце! Ублюдок, это ты изменяешь мне на каждом шагу! Обвиняешь меня в связи с Ричардом без всяких тому доказательств, хотя временами называешь жену именем своей мерзкой любовницы! Мартина, ах, Мартина!

Она схватила пузырек с духами и швырнула в мужа. И страшно пожалела, что не попала, потому что он, увернувшись, громко захохотал. Но тут же став серьезным, объявил:

— Я мужчина. Ты моя жена. Следовательно, должна повиноваться мне и даже не помышлять об измене.

Сабрину трясло от ярости. Нет, она больше не станет ничем в него кидаться. Это глупо и по-детски. Нужно действовать умнее, уничтожить его сарказмом, он довел ее до предела, и глаза застилает красной дымкой бешенства.

— Я прошу тебя немедленно удалиться, Филип. Больше нам не о чем говорить.

Но Филип подошел к ней и, взяв ее руки в свои, слегка тряхнул. Сабрина нехотя подняла глаза.

— Ошибаешься. Будешь делать, как тебе велено. Нам есть о чем говорить. Ты моя жена, и это мой дом.

— А ты — мой муж.

— Конечно. Отныне ты находишься под защитой моего имени, и я не позволю его чернить. Слушай меня, Сабрина. Слушай внимательно. Я не потерплю ни Кларендона, ни кого иного в роли твоего любовника.

— Ричард до сих пор считал, что ты лишил меня девственности еще в охотничьем домике. Но я открыла ему глаза, объяснив, что всего несколько дней назад потеряла невинность, что ты взял меня трижды и я считаю невероятной чушью все утверждения о стремлении и готовности женщины добровольно завести роман. То, что делают мужчины с женщинами… то, что ты сделал со мной… это унизительно и мерзко! Я не хочу никакого любовника, Филип! Сама мысль об этом мне смешна!

Ошеломленный, Филип несколько раз открыл и закрыл рот, как рыба на песке.

— Ты призналась Ричарду, что я не сумел дать тебе наслаждения? — возмутился он наконец.

Сабрина удивленно воззрилась на него. Нет, она не способна понять мужской логики!

— Я сказала ему, что ты грубиян и олух! — упрямо приподняв подбородок, проговорила Сабрина.

— Нет, — медленно протянул он, изучая ее мраморно-белое лицо, — нет, ты ведь любишь меня. И никогда не позволила бы себе унизить меня перед другим мужчиной.

— Ты противоречишь себе. Если я, как ты утверждаешь, люблю тебя, о каком любовнике может идти речь?

— Не знаю, истинно ли твое чувство. Я думаю, это просто увлечение, которое рано или поздно пройдет, и ты бросишься в объятия Ричарда. Он умеет обращаться с женщинами. Но все же мне неприятно, что ты назвала меня грубияном в его присутствии. Ты ошибаешься, просто никак не придешь в себя из-за этого негодяя Тревора. Ты еще не оттаяла…

Не договорив, он коснулся пальцем е» щеки.

— Такая мягкая, — пробормотал он, наклоняясь. Сабрина отпрянула.

— Неужели ты хочешь снова сделать это со мной, хотя считаешь падшей женщиной?

— Отнюдь не падшей. Просто эта опасная тропинка может завести тебя слишком далеко, а мне этого не хотелось бы.

— Ты сейчас похож на ревнивого супруга, Филип, — бесстрастно бросила Сабрина. — Там, где нет любви, а ты ничего подобного ко мне не испытываешь, почва слишком бесплодна и способна взрастить лишь ревность.

— Я никогда не стану ревновать женщину, особенно свою строптивую жену. Но и рога носить не собираюсь, Сабрина. Сегодня я позволил тебе флиртовать с Ричардом. В последний раз. Этому будет положен конец. Мне казалось, после всего, что я для тебя сделал, ты должна хотя бы выказать некоторую благодарность.

Сабрина только что поклялась себе никогда и ничем не швыряться в мужа, но рука помимо ее воли стиснула щетку. Она словно со стороны наблюдала, как эта самая рука поднимается и щетка описывает дугу в воздухе. Филип схватился за челюсть. Наконец-то ей удалось причинить ему боль!

— Ты жалкий глупец, Филип. Убирайся.

— Не сейчас, мадам. Еще рано.

Он одним прыжком оказался рядом, перекинул ее через плечо и шагнул к кровати. Она и оглянуться не успела, как Филип бросил ее на перину и принялся шлепать. Сабрина попыталась вырваться, но он оказался сильнее. Сабрина осыпала мужа проклятиями, но он только смеялся. И лишь когда рука устала, поставил Сабрину на пол.

— На будущее, если вздумаешь снова бросать в меня вещами, запомни, какое последует наказание. В следующий раз я задеру тебе юбки, и тогда будет куда больнее! Так что впредь будь поосторожнее.

И, не удостоив ее взглядом, вышел.

— Подумать только, я искренне считала, что жизнь с тобой будет куда лучше, чем прозябание в жалкой гостинице! Какой идиоткой я была! — выкрикнула Сабрина ему в спину.

Дверь приотворилась, и в комнату просунулась голова Филипа.

— Не испытывай моего терпения, Сабрина!

— Твое терпение? Я ни в чем не виновата перед тобой, но ты не желаешь понять этого!

Она тяжело дышала, и Филип, услышав ее срывающийся голос, полный невыносимой боли, мгновенно опомнился. Он этого не вынесет!

— Сабрина, — прошептал он, протягивая руки. Но она с тихим возгласом метнулась в угол и, оказавшись на безопасном расстоянии, немного осмелела.

— Вы заявили, милорд, что это ваш дом. Как по-вашему, сколько стоит эта спальня? Я с радостью выкуплю ее у вас, и тогда вы, может быть, перестанете постоянно напоминать о необходимости быть вам благодарной.

— Дарю тебе эту комнату. Доброй ночи, Сабрина.

— Значит, вы не желаете выслушать, как я заманила Ричарда в уединенную гостиную, заперла дверь от любопытных глаз и, несмотря на благородные протесты маркиза Арисдейла, бесстыдно совратила его? Это у меня в крови, не так ли? Что ни говори, а я провела с вами пять дней и ночей! Да, я развратница, в этом нет никакого сомнения! Жажду затащить в постель любого мужчину, особенно после испытанного в ваших объятиях наслаждения. Моя душа распутницы заставляет меня искать все новых развлечений. Ричард неотразим и словно окружен тайной… Клянусь, женщины без ума от него. При мысли о нем у меня голова идет кругом.

Филип благоразумно молчал. Сабрина явно на грани истерики. Не стоит дразнить ее.

Он кивнул и осторожно выскользнул в коридор. Сабрина долго стояла, глядя на закрытую дверь и кусая губы. В глазах блестели непролитые слезы.

Но она не заплачет. Он не стоит ее мучений.

Нет, она больше никогда не выкажет слабости.

Глава 37

Три дня спустя, за обедом, Филип заметил:

— Видишь ли, Сабрина, мы живем в одном доме, но ты неизменно ухитряешься при каждой встрече смотреть сквозь меня. Не стану отрицать, ты послушна и ни в чем не противоречишь, но тебя здесь будто и нет. Ты избегаешь меня. Довольно! Твоя фальшивая покорность сводит меня с ума.

Сабрина отложила вилку и стала слушать мужа, не сводя глаз с его лица. Казалось, все ее внимание сосредоточено на нем, но Филип видел, что это не так. Именно в эту минуту он и решил увезти жену в Динвитти-Мэнор, подальше от столицы, соблазнов и тяжелых воспоминаний. В Динвитти все будет по-другому. Повариха будет кормить ее нектаром и амброзией. Сабрина поможет Филипу завершить план башни. Чертежи с прошлого лета пылились на полке. Но сейчас Филипа снова охватил зуд созидательства. Он готов все начать сначала. Филип любил строить. Интересно, понравится ли Сабрине его затея? Кроме того, Филип напишет Роэну и Сюзанне и пригласит их погостить. Да, прекрасная мысль!

— Как именно я должна измениться, Филип? Что бы ты хотел? Я сделаю все, что в моих силах.

Филип отчетливо осознал, что отдал бы все на свете, лишь бы она запустила тарелкой ему в голову. Но Сабрина, естественно, не сделала ничего подобного. Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Куда девалась ее неиссякаемая энергия? Она словно потухшая свеча! Филипу стало не по себе. Черт, если она и дальше будет продолжать в том же роде, он запрет ее в новой башне!

— Я хочу, чтобы ты встала. Подошла ближе. И поцеловала меня.

Сабрина без малейшего колебания поднялась, шагнула к мужу и, наклонившись, на мгновение прижалась губами к его рту. Мимолетное легкое прикосновение, не выражавшее ни гнева, ни страсти, ни какого-либо чувства. Так, нечто случайное.

Она тут же выпрямилась, направилась к окну и, откинув гардины, принялась рассматривать унылый зимний пейзаж.

— Поедем сегодня в «Олмэкс»? Ты любишь вальс. Надеюсь, это развлечет тебя.

— То, что доставляет удовольствие тебе, естественно, должно нравиться и мне, — равнодушно бросила Сабрина.

Она даже не соизволила повернуться, когда говорила с мужем! Такое пренебрежение донельзя взбесило Филипа.

— Я спрашиваю, что ты предпочитаешь, Сабрина.

На этот раз она обернулась и опустила голову: должно быть, мыски туфель были для нее куда важнее и интереснее собеседника.

— Мне казалось, что ты находишь «Олмэкс» скучным. Кроме того, похоже, вот-вот пойдет снег. Облака нависли совсем низко, и небо почти черное.

— И что из того? Подумаешь, какой-то снег! Мне нравится танцевать с тобой вальс.

— Понимаю, — кивнула Сабрина, поплотнее закутываясь в шаль. — Я, разумеется, готова исполнить волю мужа.

— Не уходи. Сядь.

Сабрина без единого слова опустилась на стул.

— Я осведомился о твоих желаниях. Речь вовсе не идет об исполнении моей воли.

— Но мои желания не так важны по сравнению с вашими повелениями, милорд.

— Прекрасно, я повелеваю немедленно прекратить разыгрывать из себя заезженную старую клячу.

Филипу показалось, что в потухших глазах сверкнули гневные искорки, и он почувствовал, что больше всего на свете жаждет раздуть их в бушующее пламя, в котором готов сгореть. Он хотел еще раз увидеть, как она сжимает кулаки, услышать звон бьющейся посуды.

Но, к его величайшей досаде, Сабрина осталась неподвижна. Однако Филип упрямо продолжал:

— Возможно, там будет Ричард Кларендон. Теперь я понял, что для нас он всегда останется верным другом. Возможно, ты с удовольствием поболтаешь с ним.

Все эти излияния, по мнению Филипа, вполне заменяли извинения. По его убеждению, мужчина, как бы не прав он ни был, не должен открыто выражать раскаяние и униженно молить о прощении. Он честно пытается предложить мир! Должна же Сабрина это понимать!

— В таком случае, милорд, — объявила она, поднимая голову, — я согласна поехать.

— Что?! Что ты хочешь этим сказать?!

— Только то, что я согласна поехать. И, как вы верно заметили, не стоит обращать внимания на снег.

Теперь Филип далеко не был так уверен, что она действительно поняла сказанное им. Неужели она захотела посетить «Олмэкс» только потому, что надеется увидеть Кларендона?

Окончательно запутавшись, Филип взирал на жену со всевозрастающим раздражением.

— Что-то не нравится мне вся эта затея с женитьбой, — буркнул он наконец и, отшвырнув стул, почти выбежал из столовой.

— Знаю, — успела крикнуть вслед Сабрина, — и, по правде говоря, мне тоже!

Да, вся эта затея, как выражается Филип, не принесла им ничего, кроме обиды и горя.

Сабрина медленно подошла к окну и прижалась щекой к ледяному стеклу. Она хотела вывести Филипа из себя, и, кажется, ей это блестяще удалось. Но что это решило?

Она уныло поплелась в библиотеку и, взяв книгу с полки, прилегла на банкетку под окном. Это был маленький томик Вольтера, и она попыталась сосредоточиться на брызжущей ядом сатиры французской прозе. Но вскоре ее внимание отвлекли легкие снежные хлопья, липнувшие к стеклам окна, тут же таявшие и тонкими струйками воды стекавшие вниз. Сабрина лениво чертила кончиком пальца по причудливым узорам, оставленным прозрачными дорожками.

Должно быть, она задремала, потому что вздрогнула и очнулась при звуках мужских голосов.

— Я просто хотел уточнить, милорд, — оправдывался Пол Блекадор, — поскольку уж очень это странный счет.

Сабрина мгновенно насторожилась, но ответ Филипа не оставил ни малейших сомнений в предмете их беседы.

— А, да, маляр. Мартина нашла его весьма забавным. К вашему сведению, Пол, я серьезно опасался быть придавленным куском отлетевшей штукатурки в ее спальне. Заплатите ему.

Пальцы Сабрины судорожно сжали тонкий томик. Она живо представила ухмыляющиеся мужские физиономии. Она никогда еще не была так взбешена… то есть, может, и была, но приступы неистовой ярости стали случаться с ней только после того, как она встретила Филипа.

— А вот еще счет, милорд, за платье от мадам Жизель. Мне кажется, это уж слишком.

— Дороговато, — согласился Филип без особого, впрочем, интереса. — Когда навещу леди, обязательно узнаю, в чем дело. Что-нибудь еще срочное, Пол?

Остальные неотложные дела касались будущей речи в палате лордов относительно Хлебных законов[5], которую Пол готовил для хозяина. После оживленной дискуссии Филип удалился. Секретарь не замедлил последовать за ним.

Когда дверь библиотеки закрылась, Сабрина немедленно выбралась из укрытия и энергично погрозила кулаком в пространство. Ее угораздило выйти замуж за величайшего в мире лицемера! Подумать только, он ревнует ее даже к Ричарду, а сам тем временем предается распутству!

Филип велел ей не строить из себя заезженную старую клячу. Прекрасно, так она и поступит.

Бешенство и жажда мести кипели в крови.

Адрес Мартины Николсби был проставлен в счете маляра. Сабрина затвердила наизусть номер дома на Фиттон-плейс и аккуратно уложила бумагу обратно на стопку документов.

Накинув теплый плащ и натянув перчатки, она спустилась в холл. Грейбар молча воззрился на госпожу так, словно видел впервые. Что же, всех их ждет немало сюрпризов!

— Его сиятельство уехал? — осведомилась она и, получив утвердительный ответ, приказала: — Найдите мне наемный экипаж. Я спешу.

Грейбару явно не терпелось узнать, куда отправляется миледи в такую погоду, но Сабрина пригвоздила его к месту надменным взглядом — вернейшим оружием деда. Оно не подвело и ее.

Полчаса спустя Сабрина оказалась перед двухэтажным кирпичным зданием, расположенным между такими же неброскими домами на тихой улице, не более чем в миле от особняка Филипа. Запахнувшись в подбитый горностаем плащ, она поспешно спрыгнула на землю и тут же заметила Лэнкома, ливрейного грума Филипа, взбиравшегося на козлы.

Как это похоже на Филипа! Позаботиться, чтобы лошади не застоялись, пока он нежничает с любовницей! Интересно, сколько раз бедняге Лэнкому придется объехать вокруг дома, прежде чем хозяин соизволит появиться?

В этот момент грум заметил хозяйку и широко раскрыл рот от изумления. Несчастный не знал, куда деваться, и только ошеломленно тряс головой.

Сабрина как ни в чем не бывало повернулась к нему спиной, поднялась на крыльцо и бесцеремонно заколотила в дверь. Дверь приоткрылась, и в щели показалось хмурое лицо горничной.

— Что вам угодно?

— Мне нужен мой муж! — холодно процедила Сабрина и, отбросив девушку, ворвалась в дом. Она оказалась в квадратном вестибюле, по одну сторону от которого находилась небольшая гостиная. Прямо перед ней возвышалась лестница, ведущая на второй этаж. Сабрина расслышала доносившийся сверху звонкий смех и не раздумывая ринулась туда

— О Боже, погодите, мисс, погодите! Туда нельзя!

— Поймай меня, — бросила, не оглядываясь, Сабрина и взлетела по ступенькам.

Чуть хрипловатый грудной голос женщины раздавался из первой комнаты по коридору. Несколько мгновений Сабрина в смятении мялась перед чуть приоткрытой дверью. Все решил громкий хохот Филипа. Сабрина ворвалась в комнату и, тяжело дыша, огляделась. Она находилась в большой спальне, где над всем царила гигантская кровать, на которой лежала женщина во всем великолепии алебастрово-белой наготы. Черт побери, она словно сошла с картины!

Но Сабрина тут же забыла о Мартине. Филип! Филип стоял у кровати, развязывая галстук. Его фрак небрежно брошен на спинку стула! Еще немного, и он разденется до последней нитки!

Но тут Филип, смеявшийся над какой-то остротой Мартины, обернулся и увидел жену. Повторилось то же, что и с грумом: Филип оцепенел, недвижный, шокированный до глубины души. Ему потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя.

Немая сцена внезапно ожила и превратилась в поле битвы.

— Какого дьявола ты здесь делаешь?! — загремел он.

Глава 38

— Господи, — охнула Мартина, приподнимаясь и накидывая пеньюар, — такого я не ожидала.

Сабрина, мельком взглянув на растерянную содержанку, закричала в ярости:

— Жаль, что штукатурка не свалилась тебе на голову, пока ты валялся с ней в постели, ублюдок! Как ты смел явиться сюда? С каким бы наслаждением я прикончила тебя, Филип! Черт возьми, ведь ты мой муж!

— Что ты несешь насчет штукатурки? А! Так ты подслушивала! Не очень-то подходящее занятие для леди!

Филип осекся. Он в жизни не чувствовал себя так глупо. Проклятие, этого просто не может быть! Только не с ним! Похоже на дурацкий театральный фарс!

— Некрасиво? — бушевала Сабрина. — Ты, грязный развратник, забыл, что отныне принадлежишь мне?!

— Да, ты моя жена, и раз так, почему, спрашивается, не сидишь дома, как все порядочные дамы?

— Это твой дом, вероломный подонок, не мой, и я там чужая! Временно обитаю, только и всего. Могла бы жить и она, поскольку тебе все равно.

— Проклятие, Сабрина, остановись! Я не допущу скандала! Поезжай домой. Я поговорю с тобой позже.

— Позже? То есть после того, как переспишь с ней? Тогда, возможно, у тебя найдется время и для меня? Мое сердце просто поет от радости!

— Мои отношения с этой дамой тебя не касаются. По-моему, именно ты предложила мне свободу, свободу, которая, как я уже говорил, и без того мне принадлежит и будет принадлежать.

— И ты еще смеешь обвинять меня в заигрывании с Ричардом? А сам при этом содержишь любовницу?! — Сабрина негодующе ткнула пальцем в Мартину, сидевшую на кровати. — Как ты можешь поступать со мной так? Неужели я настолько мало значу для тебя, что ты без зазрения совести унижаешь меня? Значит, наш брак всего лишь жалкая декорация?

— Я женился на вас, мадам, чтобы дать вам дом и защиту своего имени. Ты хотела этого, разве не так? Не помнишь, как сделала мне предложение? И пообещала мне свободу!

Сабрина подскочила к мужу, потрясая кулаками перед его носом.

— Все это было очень давно! Теперь многое переменилось. Я люблю тебя! Ты мой муж, и я не дам тебе никакой свободы, кроме свободы быть со мной!

Она взглянула на Мартину, и, к ее удивлению, та с улыбкой кивнула. Странно. Мартина должна бы принять сторону своего покровителя! Но ничто уже не могло остановить Сабрину.

— Да, она прекрасна и куда лучше сложена, чем я! Но не ее репутация уничтожена, а моя! Тебе пришлось жениться не на ней, а на мне! Что сделано, то сделано, так что смирись.

— Смириться, как тогда, когда я увидел, как ты вместе с Кларендоном заперлась в отдаленной комнате?

— Тебе не надоела одна и та же дурацкая песня? Сам знаешь, это вздор чистой воды! — начала было Сабрина, но вдруг вызывающе вскинула подбородок. — Что же, возможно, ты не ошибся. Что, если именно Ричарду удалось ублажить меня и я немедленно отправлюсь к нему, пока ты тут развлекаешься?

— Ты не возьмешь в любовники Ричарда Кларендона! И никого другого!

Сабрина уставилась на него, не в силах поверить столь откровенному ханжеству. Филип рассеянно провел рукой по лбу.

— Ах, ты доводишь меня до грани безумия. Поезжай домой, Сабрина. Больше я этого не потерплю. Убирайся отсюда. Клянусь Богом, ты не в себе. Визжишь, как последняя потаскуха из Сохо.

— Негодяй! — истерически вскрикнула Сабрина. — Я застала тебя у любовницы, а ты имеешь наглость называть потаскухой меня?!

Она ринулась на него и принялась колотить в грудь кулаками.

Мартина вскочила, но тут же опомнилась и, покачав головой, снова опустилась на кровать.

Филипу едва удалось схватить жену и оттащить в маленькую гардеробную, смежную со спальней, и захлопнуть ногой дверь.

— Прекрати, Сабрина! Прекрати! — повторял он, продолжая трясти ее. Лишь когда Сабрина бессильно обмякла в его руках, он отпустил ее. — Твое поведение непростительно. Впредь ты не станешь подвергать сомнению мои действия. Ну а теперь спокойно удалишься, иначе мне придется серьезно поразмыслить о том, чтобы отослать тебя в Динвитти-Мэнор поучиться смирению. Может, тогда будешь знать свое место.

— У меня нет своего места, Филип. Особенно теперь, после всего, что я видела, после того, как ты унизил меня, опозорил, лишил всякой надежды на… — Она махнула рукой. — Ах, да что говорить! Все равно ты этого не понимаешь!

— Понимаю. Достаточно, чтобы задать тебе трепку, — процедил он, хватая ее за плечи. Но Сабрина подняла колено и с силой ударила его в пах. Филип ахнул и, обхватив себя руками, упал на колени. Сабрина в ужасе вылетела из гардеробной и, не глядя на любовницу мужа, пересекла спальню и исчезла в дверях.

Тем временем Филип корчился от боли. Казалось, лучше смерть, чем такие муки. У него даже промелькнула мысль об убийстве жены. Наконец он, шатаясь, поднялся и, вернувшись в спальню, стал медленно надевать фрак.

— Да ты белее простыни! Что случилось?

— Она лягнула меня в пах, — пробормотал он, хватая пальто.

— Нехорошо с ее стороны, но малышка очень рассердилась.

— Ничего, скоро она об этом пожалеет! — рявкнул Филип, надевая перчатки.

— Ты побьешь ее? Нет, Филип! Она такая крошка по сравнению с тобой! Это несправедливо! Кроме того, ты джентльмен. Джентльмены не бьют жен!

Филип уже выходил из спальни.

— Она любит тебя! — прокричала вслед Мартина. — Сама сказала!

— Девичье увлечение, ничего больше! — усмехнулся он. — Она, разумеется, совершенно от него излечилась, после того как я взял ее три раза за ночь, но так и не подарил наслаждения. Да она слышать больше обо мне не желает! Я для нее ничего не значу. А после всего, что она сотворила, просто придушу. — Он взялся за ручку двери. — Я навеки сохраню свою свободу. И всегда буду делать то, что захочу. Вернусь позже, Мартина.

Мартина откинулась на подушки, прислушиваясь к удаляющимся шагам на лестнице.

Лэнком, увидев, в каком состоянии хозяин, счел за лучшее благоразумно промолчать. Филип прыгнул в экипаж и схватил поводья.

Не прошло и четверти часа, как он остановил у подъезда своего дома почти загнанных лошадей.

— Отведи их в конюшню, — велел он груму, стремительно вбежав на крыльцо. В прихожей его встретил взволнованный Грейбар.

— Где виконтесса? — рявкнул Филип.

— Только что вернулась, милорд, и, кажется, поднялась к себе.

Филип подошел к спальне Сабрины и толкнул дверь. Заперто. Кровь бросилась ему в голову.

— Немедленно открой, Сабрина!

— Уходи, Филип, — твердым голосом ответила Сабрина. — Убирайся к Мартине. Я больше не желаю тебя видеть.

— Я вернусь к Мартине, когда сочту нужным! — проорал он и, отступив, ударил в дверь ногой. Раздался треск. Он повторил попытку, на этот раз успешно.

Сабрина, стоявшая у окна, без особого интереса посмотрела на мужа.

— Убирайся, Филип. Прочь!

Филип медленно, не спуская с нее глаз, шагнул вперед. Ярость клубилась в его душе. Но Сабрина подняла руку, в которой блеснул стек.

— Держись подальше от меня, Филип, иначе, клянусь, плохо будет.

— Единственное, от чего мне следует держаться подальше, — твое проклятое колено!

— Я не шучу. Не приближайся ко мне! — И она погрозила ему своим оружием.

— Попробуй только, маленькая ведьма!

Он бросился на нее. Сабрина размахнулась, но Филип успел увернуться, и она лишь слегка задела его стеком. Филип метнулся вперед и схватил ее за руку повыше локтя. Сабрина попыталась вырваться, но хватка виконта была железной. Стек выскользнул из ее онемевших пальцев и упал на пол. Филип притянул к себе свою строптивую жену.

— Не могу поверить, что ты могла поднять на меня руку, — процедил он в недоумении.

Но, подняв глаза, Филип увидел лицо жены, лишенное всяких красок, огромные круги под глазами, в которых таился страх. Осторожно проведя пальцем по ее щеке, он покачал головой и тихо проговорил:

— До чего мы дошли, Сабрина! Кто бы мог подумать, что я способен причинить тебе боль. Женившись, я намеревался почитать тебя, опекать, лелеять, однако вот что получилось… Господи, что же теперь делать?

— Не знаю, — отозвалась Сабрина, — но больше мне этого не вынести. Не вынести.

— Ты едва не превратила меня в евнуха.

— Я себя не помнила. Прости, но если бы я снова увидела тебя с ней, сделала бы то же самое.

— У меня были свои причины, Сабрина.

— Полагаю, что так.

Филип вздохнул, разжал руки и, наклонившись, поднял стек.

— Ты знала, что я вернусь, и собиралась защищаться вот этим?

— Больше у меня ничего не было. Помнишь, в охотничьем домике ты пообещал научить меня драться, но так и не сделал этого.

— И слава Богу! Иначе ты бы такого натворила в доме Мартины!

— А теперь уходи, Филип. Я уже сказала все, что хотела. Оставь меня в покое.

— Да, — согласился он, — думаю, больше нам нечего сказать друг другу.

Он направился к выходу, похлопывая себя по ноге стеком. Сабрина, нахмурившись, смотрела на огонь в камине. Филип прав, им не о чем говорить.

Когда взбешенный виконт покинул дом, Грейбар, сокрушенно покачав головой ему вслед, заметил Дамблеру:

— С милордом творится что-то неладное.

— Верно, — согласился Дамблер. — Никогда не видел, чтобы его сиятельство так буйствовал.

— Раньше он не был женат, — резонно возразил дворецкий и, вздрогнув, добавил: — И чем все это кончится?!

Глава 39

Сабрина не спеша отложила перо и, отведя взгляд от письма, над которым провела целый час, выглянула из окна спальни. Тяжелые облака низко нависали над мрачным городом.

Сабрина посмотрела на каминные часы, быстро дописала несколько строк и принялась складывать вещи в саквояж. Потом подтащила его к порогу и в последний раз перечитала письмо:


«Дорогой Филип! Я возвращаюсь в Монмут-Эбби. Очень жаль, если мой внезапный отъезд поставит тебя в неловкое положение. Я также прошу прощения за все остальное, Филип, особенно за мою вчерашнюю неприличную выходку. Ты был прав: я не должна была разыгрывать оскорбленную жену и устраивать скандал лишь потому, что тебе вздумалось содержать любовницу, хотя в тот момент бешенство и злоба ослепили меня.

Вероятно, ты посчитаешь меня редкостной лицемеркой, но больше так жить я не могу. Ты много раз твердил о том, как важна для тебя свобода, а я и слушать не желала. Теперь я все поняла и не хочу быть одной из бесчисленных женщин в твоей судьбе. Мне нужно большее. И надеюсь, что стою большего. Возможно, я ошибаюсь, но мне пора вернуться туда, где я родилась и выросла. Больше я не боюсь Тревора, поскольку, как ты выражаешься, он превыше всего ценит собственную безопасность.

Я знаю, Филип, как ты горд, и прошу, чтобы ты в этой своей гордости не чувствовал себя связанным обетами чести, побуждающими немедленно броситься за мной в погоню. Я долго думала об этом и хочу избавить тебя от ненужного бремени. Еще раз прошу прошения за все доставленные муки и позор. Ты не заслужил их».


Сабрина в последний раз оглядела спальню, запахнулась в плащ и спустилась в переднюю.

— Экипаж прибыл? — ледяным голосом осведомилась она у Грейбара.

— Не соизволите ли подождать возвращения его сиятельства? — в отчаянии заговорил он. — Он вот-вот явится. И разумеется, ни за что не позволит миледи сесть в наемную карету. Виконтессе не пристало путешествовать подобным образом. Это опасно! Пожалуйста, миледи, еще десять минут, не больше. Ради Бога!

— Прощайте, Грейбар. Вы были добры ко мне. Но теперь я должна ехать. Надеюсь, вы понимаете, почему я приняла такое решение.

Она быстро сбежала с крыльца с саквояжем в руке. Дворецкий шел следом. Садясь в экипаж, она махнула рукой дрожащему от холода и тревоги старику. Кони тронулись, и ее отбросило на спинку сиденья. Сабрина натянула на колени полсть и невидящим взором уставилась прямо перед собой.


Четыре дня спустя исходившие паром лошади остановились во дворе Монмут-Эбби. Сабрина жадно всматривалась в огромное, исхлестанное ветрами и дождями каменное здание, наполовину замок, наполовину особняк; шероховатости и зазубрины стен сгладили время и непогода. Дым струился из массивных труб, возвышавшихся над крышами больше чем на двадцать футов. В зарешеченных окнах плясало отражение пламени свечей. Холод стоял ужасный, хорошо еще, что снег не шел. Уже совсем стемнело, и узкий серп полумесяца плыл по небу.

Сабрина немного постояла перед массивными дубовыми дверями; внутренности неприятно скрутило при мысли о встрече с Тревором. Но она сильнее его. И сумеет справиться с этим ничтожеством. Да что там, просто убьет, если он хотя бы попробует притронуться к ней!

Она взялась за огромный медный молоток.

На пороге появился Риббл. В первое мгновение он не узнал ее, но тут же, изумленно вытаращив глаза, воскликнул:

— Леди Сабрина! О мое дорогое дитя, наконец-то вы дома! Входите же! О чудо из чудес, как же прекрасно вновь видеть вас!

Он порывисто обнял ее, и Сабрина едва не разрыдалась.

— Я тоже очень рада, Риббл. Вы хорошо выглядите. Дедушка здоров? Почти неделя прошла с тех пор, как я в последний раз о нем слышала. Пожалуйста, скажите, что с ним все в порядке.

Риббл наконец выпустил ее из объятий и покачал головой. Что сталось с леди Сабриной? Бледная, осунувшаяся, растрепанная, исхудавшая. Дворецкому страстно захотелось завернуть ее в одеяла, усадить перед камином и как следует накормить. Но он хорошо знал строптивый характер леди и поспешно заверил:

— Будьте уверены, леди Сабрина, он поправляется. Теперь беспокоиться не о чем. Главное, вы дома, и все мы о вас позаботимся. А где же его сиятельство? Задержался во дворе?

— Я приехала одна, — просто ответила Сабрина и ступила в гигантский холл.

— Сабрина!

Девушка подняла глаза и увидела Элизабет, судорожно цеплявшуюся за лестничные перила.

— Здравствуй, Элизабет. Минутку, пожалуйста, — бросила она и, повернувшись к дворецкому, попросила: — Риббл, пожалуйста, накормите кучера и велите принести мой саквояж. Спасибо.

Риббл принялся поспешно отдавать приказания лакеям, потрясенно глазевшим на вернувшуюся блудную дочь. Что хозяева наговорили слугам? Как объяснили ее отсутствие?

Сабрина неспешно подошла к сестре, смотревшей на нее с таким видом, будто она увидела отвратительный призрак.

— Вижу, ты в добром здравии, Элизабет. Надеюсь, чувствуешь себя так же хорошо, как выглядишь.

— Почему бы нет! Ведь не я сбегала из дому и не попадала в снежный буран, рискуя умереть!

Подумать только, она едва не раскрыла сестре объятия!

— Разумеется. Ты всегда была благоразумной. Платье превосходно сшито. Очень модный фасон.

Наряд действительно был хоть куда, но Элизабет словно усохла. Платье висело на костлявых плечах. Только роскошные волосы по-прежнему обрамляли густыми прядями заострившееся личико.

Сабрина постаралась улыбнуться. Не стоит вспоминать прежние обиды!

Элизабет спустилась вниз и приблизилась к сестре, с подозрением глядя на нее.

— Что ты здесь делаешь? Не припомню, чтобы приглашала тебя в гости, и, уж конечно, дедушка не выражал желания видеть любимую внучку. Неужели старый дурак все-таки написал письмо? Он не позволяет ни мне, ни Тревору читать его почту.

— Нет, дедушка ничего не писал. Я сама приехала. Решила немного пожить у вас.

— Раз уж ты здесь, — процедила Элизабет, — то оставайся, вряд ли я решусь отослать тебя обратно среди ночи. Где твой муж?

— Пока в Лондоне. Я хотела видеть дедушку, Элизабет. Чувствовала себя такой виноватой, что не могу быть с ним рядом!

— Он, конечно, захочет тебя видеть. Ты едва не свела его в могилу, Сабрина. Надеюсь, на этот раз ты станешь себя вести, как подобает истинной леди.

— Как подобает леди? Что бы это значило? Вероятно, в твоем понятии истинная леди должна скромно лежать в постели, ожидая, пока зятю вздумается ворваться к ней и изнасиловать? Ты именно это имеешь в виду? Что же молчишь? Или все еще боишься посмотреть правде в лицо?

Глаза Элизабет вспыхнули ненавистью. Она схватила сестру за рукав и притянула к себе.

— Ты, маленькая дрянь, не смей читать мне проповеди! — Но тут же, отшатнувшись и разжав руки, рассмеялась: — Если тебе грозит здесь такая опасность, откуда вдруг ты набралась храбрости? Коль скоро твой муж остался в Лондоне, кто защитит тебя от посягательств Тревора? Ведь ты так нуждаешься в верном рыцаре!

— Все проще, чем ты думаешь, Элизабет. И ты, и Тревор прекрасно понимаете, что Филип живым в землю его зароет, если он хотя бы словом меня оскорбит.

— Но мы с тобой знаем, что беспокоиться не о чем: Тревору никогда в голову не приходило домогаться тебя!

— Иисусе, кто это? Вас ли я вижу, дорогая сестрица? Какой приятный сюрприз!

Сабрина заметила, как нервно вздрогнула Элизабет, услышав голос мужа. Тревор лениво-грациозной походкой спускался по ступенькам. Пухлые, почти женские губы растянуты в чересчур радостной улыбке, взгляд не отрывается от лица свояченицы.

— В самом деле, Тревор? Я приехала навестить дедушку.

Он остановился у подножия лестницы, не делая попытки подойти ближе.

— Вот как? А где твой восхитительно свирепый супруг?

— Виконт остался в Лондоне, — вмешалась Элизабет. — Скоро прибудет. Сабрина же, судя по ее словам, соскучилась без дедушки.

— В какой восторг придет старый джентльмен! Его драгоценная Сабрина вернулась в родное гнездо! Вы найдете его прискорбно изменившимся, сестрица, но все-таки живым.

— Да, и Филип, и Ричард Кларендон заверили меня, что ты лично позаботишься о том, чтобы дедушка окончательно поправился.

— Как же не заботиться о нашем милом старичке? Я питаю к нему истинно нежные чувства, как подобает любящему внуку. Уверен, он доживет до ста лет!

Сабрина, небрежно кивнув, обратилась к Элизабет:

— Если не возражаешь, я немедленно поднимусь к дедушке. Вели поварихе подать ужин наверх. Надеюсь, я не причиню вам беспокойства.

— Попробую. Возможно, на кухне осталось что-то из еды.

— Но, дорогая Элизабет, — вкрадчиво вставил Тревор, — ты, кажется, забыла, что мы еще не ужинали. И с удовольствием разделим с Сабриной нашу скромную трапезу. Пожалуй, я сам принесу ей поднос. Может, она даже захочет, чтобы я остался и поболтал с ней, пока она ест.

Сабрина теперь уже не испытывала такого слепящего страха перед Тревором, как раньше. Странно, но теперь она стала намного смелее, и не только от сознания, что Тревор — низкий трус и смертельно боится Филипа. Нет, она чувствовала, что сама способна пристрелить эту мразь. Почему бы не сказать ему об этом?

Но тут Сабрина увидела лицо сестры и прикусила язык. Лучше она все выложит Тревору наедине, если он посмеет подойти к ней.

— Благодарю, Тревор, но мы с дедушкой прекрасно проведем время вместе и не нуждаемся в других собеседниках.

Она кивнула супругам и, гордо вскинув голову, проплыла мимо них.

— Спроси престарелого джентльмена, не желает ли он повидаться с Элизабет или со мной! — крикнул вслед Тревор. — Он давно лишил нас своего общества!

— Неужели? Я его понимаю, — насмешливо бросила Сабрина, не оборачиваясь.

Супруги безмолвно смотрели вслед внезапно объявившейся родственнице. Наконец Тревор подошел к жене, улыбнулся и нежно погладил ее по щеке.

— Твоя сестра, разумеется, рада снова видеть меня, — заметил он, беря ее под руку, — как по-твоему? Ее визит даст нам прекрасную возможность стать хорошими друзьями, ты согласна, Элизабет?

Элизабет, упорно рассматривавшая мыски туфель, покорно кивнула.

— Кажется, я задал тебе вопрос, Элизабет, — масленым голоском пропел Тревор.

Сабрина, заподозрив неладное, поспешно обернулась, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тревор с вывертом ущипнул жену за внутреннюю часть руки, где синяк будет незаметен. Кровь бросилась в лицо Сабрины.

— Не смей, грязный ублюдок! — не выдержав, крикнула она. — Не смей ее трогать!

— Замолчи, Сабрина, — хладнокровно обронила Элизабет. — Иди куда шла и оставь нас в покое. — И, улыбнувшись мужу, добавила: — Ты, как всегда, прав, Тревор.

— Вероятно, — ухмыльнулся Тревор, — вполне вероятно, мы сможем вместе выпить чая, после того как Элизабет удалится спать. Ты, разумеется, захочешь посидеть со мной?

— У меня только одно желание — чтобы ты каким-то чудом превратился в нормального человека, но чудес не бывает, не так ли?

— В таком случае до завтра, сестричка, — прошипел Тревор, и его голос прозвучал так зловеще, что Сабрина невольно вздрогнула.

Но мысль о пистолете, украденном у мужа и мирно лежавшем в ее ридикюле, тотчас успокоила ее.

Глава 40

Джесперсон, камердинер графа, открыл дверь, ведущую в просторную спальню и гостиную, и всплеснул руками:

— О небо, да это вы, леди Сабрина! Добро пожаловать домой! Какая приятная неожиданность!

Лакей, отличавшийся необычайной серьезностью в присутствии господ, теперь широко улыбался.

— Сейчас доложу его сиятельству о вашем приезде. Он будет на седьмом небе. Надеюсь, вы поужинаете с ним? Сабрина крепко сжала его широкую ладонь.

— Спасибо, Джесперсон, за то, что заботились о нем и оберегали.

Глаза камердинера на миг увлажнились, но он лишь сдержанно наклонил голову.

— Сюда, миледи.

Детские воспоминания нахлынули на Сабрину, пока Джесперсон вел ее в спальню. Различные «сокровища», собранные ею в былые дни, были выставлены на дедовском письменном столе красного дерева: цветные камешки из ручья, гладко отполированные быстрой водой, нитка янтарных бус, оставленная Сабрине матерью, порванный воздушный змей, обвязанный длинным тряпичным хвостом. Ничто здесь не изменилось, даже синие гардины и балдахин из Дамаска остались прежними. Плотные турецкие ковры, устилавшие паркетный пол, глушили шаги. Граф сидел в кресле перед камином, закутанный в свой любимый бархатный халат цвета старого бургундского вина. Скрюченные пальцы цеплялись за подлокотник.

— Дедушка, — тихо прошептала Сабрина, боясь испугать старика.

Но когда он повернулся и увидел ее, в глазах его засветилась любовь. Сабрина радостно взвизгнула и бросилась к его ногам. Он нежно гладил ее по волосам, и она прижалась теснее и положила голову ему на колени.

Граф долго безмолвствовал, и Сабрина испугалась, что он поверил басням Тревора и Элизабет. В письмах она ни разу не упомянула о случившемся, боясь, что это приведет к ненужной вражде между родственниками.

Прошло немало времени, прежде чем она решилась взглянуть на деда.

— Ты так похожа на нее, — вздохнул граф, бережно обводя пальцем абрис ее лица. — Какая жалость, что ты ни разу не видела своей бабушки. Камилла была так же грациозна, изящна, добра и ласкова. И глаза ее ты унаследовала. Стала прекрасной, трепетной, полной жизни женщиной, Сабрина. Я так доволен твоим приездом и, говоря по правде, спокоен за твое будущее. Виконт здесь? Неплохо бы познакомиться с ним, хорошенько рассмотреть и убедиться, что он действительно тебя достоин.

— Ужин подан, милорд, — объявил Джесперсон. — Миледи, не соблаговолите ли сесть в это кресло, чтобы было удобнее беседовать во время еды?

Но Сабрина вместо этого опустилась на скамеечку для ног, где раньше любила сидеть, наблюдая, как работает граф, разбираясь с семейными бумагами и счетами поместья. Энергичный, шумный, веселый…

— Ты прекрасно выглядишь, дедушка, — пробормотала она, глядя, как граф медленно пережевывает кусочек жареного цыпленка в знаменитом сливочном соусе поварихи. Та всегда говаривала со снисходительной улыбкой, что блюдо приготовлено на французский манер.

— Я всего лишь старый орел, прикованный к скале, Сабрина. Душа моя устала и одряхлела.

— Ты старый поэт, обожающий пышные фразы, и я не позволю тебе предаваться унынию!

— Что молодая девушка может знать о старости?! — Дед нахмурился. — Ты видела сестру?

— Да.

Сабрина попыталась произнести это короткое слово как можно равнодушнее, но графа трудно было обмануть. Он слишком хорошо знал внучку.

— Она стала еще более сварливой и злобной, с тех пор как вышла за этого мерзавца. Черт побери, если бы я только сумел вовремя его разглядеть! Ноги бы его здесь не было.

— Пожалуйста, поешь, дедушка.

Он подцепил вилкой ломтик картофеля.

— Она несчастна, но это и неудивительно. Такой человек, как она, никогда ничем не будет доволен. Мне следовало давно это понять, а я вообразил, что, кроме мужа, ей ничего не надо. Вот и посчитал Тревора даром небес. — Он долго задумчиво глядел на танцующее пламя в камине, затем продолжил: — Какой глупец! Но стань она женой даже хорошего, доброго человека, все равно ничего бы не изменилось, потому что Элизабет прежде всего ненавидит себя. Я дал ей все, чего она желала. Теперь Элизабет хозяйка Монмут-Эбби, а со временем станет графиней. Она всегда мечтала стать знатной леди, повелевать окружающими, но что это ей дало? Горечь разочарования. Кроме того, муж не любит ее и всячески издевается. Жаль, Сабрина, но ничего не поделаешь.

Сабрина отставила поднос и, скользнув на пол, припала щекой к ногам графа. Мягкий бархат халата ласкал кожу.

— Она больше не приходит ко мне, — продолжал он, гладя внучку по голове. — Вероятно, потому, что чувствует себя виноватой. Нет, не смотри так удивленно, Сабрина. Зачем оскорблять меня? Как ты могла вообразить, будто я поверю тем мерзостям, что они наговорили? Честно сказать, я с удовольствием вонзил бы нож в сердце подлеца, но что тогда будет с семьей? Правда, кто знает, возможно, было бы лучше, если бы наш род закончился на мне. Я дрожу при мысли о том, каких детей породят чудовища, подобные Тревору и Элизабет.

Он помолчал, по-прежнему гладя волосы внучки. Сабрина с облегчением отметила, что дышал граф размеренно и спокойно.

— Когда этот приторный красавчик появился в Монмут-Эбби, я посчитал его вполне безвредным фатом, глупым щеголем. Но это не так, Сабрина, совсем не так. Тревор опасен. Не вмешайся твой муж и Ричард Кларендон, он не остановился бы перед тем, чтобы убить меня. Теперь меня терзает сознание собственной ошибки.

Неужели дед действительно решился бы разделаться с Тревором? Трудно представить его в роли мстителя.

Сабрина чуть откинулась назад и подняла голову.

— Спасибо за то, что поверил мне.

— Твой муж рассказал Джесперсону, что произошло на самом деле. Я в долгу у виконта до конца своих дней, Сабрина.

Сабрина мгновение поколебалась.

— Филип очень добр. Он честен и благороден. Но довольно об этом! Мы снова вместе, и я хочу болтать и смеяться, как в прежние времена, пока ты не устанешь и не отошлешь меня в спальню.

— Ты вернулась домой, потому что больше некуда идти.

Взгляд графа проникал, казалось, в самую душу. Сабрина нервно провела языком по губам. Как он догадался, что она оставила мужа?

Сабрина с трудом улыбнулась:

— Интересно, ты с такой же легкостью читал и мысли бабушки Камиллы?

— Нет, любимая, я все понял из твоих писем. Я слишком хорошо знаю тебя, Сабрина. В твоих посланиях сквозили грусть и мучительная тоска. Если бы не годы и болезни, я немедленно примчался бы в Лондон и вызвал твоего виконта на дуэль.

— Вот уж в этом я сомневаюсь!

— Что же, возможно, ты права. Знаешь, Ричард Кларендон обо всем мне рассказал.

— Ричард? Он хвалил Филипа?

— Ричард тоже порядочный человек. Он ничего не утаил, и к концу беседы мне казалось, что я уже давно знаю твоего мужа. Не могу сказать, как я был счастлив, Сабрина, что ты не попала в лапы такого же распутника, как Тревор.

— О нет, Филип никак не заслуживает такого эпитета! Кларендон не солгал. Просто… просто… Лондон… светское общество… Там все по-другому, дедушка. Я не понимаю и никогда не пойму этих правил игры и не могу так жить.

— Какие правила? О чем ты?

— Филип стремится сохранить свободу. У него есть любовница, и он не делает из этого тайны. Но я не в силах с этим смириться.

— Вы ссорились из-за его любовницы?

— И из-за нее тоже. Но с моей стороны это было нечестно. Видишь ли, перед женитьбой я пообещала предоставить мужу полную свободу.

Старый граф изумленно посмотрел на внучку:

— Ты разрешила молодому человеку вести прежний образ жизни?

— Да, но он довольно грубо заметил, что и без того совершенно волен в своих поступках и никому не позволит себе указывать. Так и оказалось в действительности.

— Именно поэтому ты покинула его? Господи, до чего же ее легко разгадать!

Сабрина смущенно опустила глаза.

— Дело в том, что я люблю его, а он ко мне равнодушен. Да, он взял на себя ответственность за меня, заботится, оберегает, но не питает ко мне никаких чувств. О, дедушка, я ужасно поступила с ним и, что всего страшнее, не раскаиваюсь и повторила бы все еще раз. Поэтому и уехала. Не могу смириться с существованием других женщин в его жизни.

— И что же ты натворила? Нечто возмутительное и вполне достойное имени Эверсли?

Сабрина улыбнулась, но тут же застонала и уткнулась лицом в его халат.

— Ворвалась в дом его любовницы и, увидев его там, пришла в такое бешенство, что бросилась на него и ударила коленом в пах. После этого умчалась домой. Филип последовал за мной. О нет, он не стал упрекать меня, пальцем не тронул, несмотря на скандал, который я устроила. Однако я поняла, что все кончено.

— О Господи, — вздохнул граф. — Говоришь, ударила? Туда?

— Да, и он едва не лишился сознания. Я не знала, что это так больно.

— Для мужчины нет места чувствительнее.

— Ах, дедушка, он меня ранил куда сильнее! Все рухнуло. Поняв, что надежды на примирение нет, я наутро наняла карету и уехала.

Граф пристально смотрел в фиалковые глаза. Глаза Камиллы. Вполне возможно, его преданная и любящая жена сделала бы с ним то же самое, вздумай он завести себе любовницу, правда, такое ему и в голову не приходило.

Он откинулся на спинку кресла и сжал ладонь внучки.

— Ты любишь его всем сердцем? И отдала бы за него жизнь? И готова любой ценой защитить его?

— Да.

— Значит, он просто осел, если даже пинок верной жены на него не подействовал!

Жаль, что он никогда не встречался с виконтом. Возможно, все было бы по-другому. Граф подержал в руке прядь тяжелых красноватых волос, рассыпавшихся по спине Сабрины. Перед его глазами встал другой образ, так похожий на внучку, образ из прошлого, живший лишь в его воспоминаниях.

— Я уже говорил, ты истинная внучка Камиллы. Поверь, Сабрина, ни один мужчина, узнавший ее, не мог бы добровольно расстаться с этой необыкновенной женщиной. Когда я увидел Камиллу во всем блеске, стал ее верным рабом. На всю жизнь.

Глава 41

Риббл отворил парадную дверь, всмотрелся в стоявшего на крыльце джентльмена и, широко улыбнувшись, протянул руку, чего уважающий себя дворецкий, разумеется, ни в коем случае не должен был делать. Но Риббл в этот момент, казалось, забыл обо всем на свете.

Филип не задумываясь пожал его ладонь:

— Рад снова видеть вас, Риббл.

— Спасибо, милорд. О Господи, все это ужасно странно, но в то же время прекрасно, не поймите меня неправильно. Вот счастье-то! Ее сиятельство будет в восторге! Но вы приехали так быстро! Спешили? Заходите, милорд. Позвольте взять ваши пальто и перчатки. Да, сегодня поистине великий день.

— Вы правы. Ее сиятельство наверняка удивится моему появлению.

Филип ступил в холл и, услышав шелест шелка, оглянулся. Но это оказалась Элизабет. Она молча приближалась к нему.

— Значит, вы все-таки явились.

Филип с усмешкой поклонился:

— Разумеется. Надеюсь, вы приветили мою жену?

Сейчас он узнает, что наговорила Сабрина своей проклятой сестрице. Филип ждал, спокойный, сдержанный, вопросительно подняв брови.

— Она прибыла только вчера вечером, милорд, и немедленно поднялась к деду. Я почти ее не видела. По-моему, она и ночь провела в его покоях.

— Что неудивительно, не так ли, Элизабет?

— Не понимаю, о чем вы, милорд.

— Неужели? Но прелестная юная девушка, видимо, опасается стать жертвой злодеев, скрывающихся в закоулках дома. Что, если один из них попытается ворваться в ее спальню?

— Какая глупость! Здесь нет и не может быть никаких злодеев. К сожалению, должна заметить, что ваши аллегории довольно грубы.

— Какие же это аллегории? Чистая правда!

Элизабет оцепенела. Но Филип небрежно махнул рукой.

— Хорошо, не стану больше вам докучать. Надеюсь, здоровье графа улучшается?

Элизабет взяла себя в руки и даже сумела равнодушно пожать плечами:

— Разумеется. Все день и ночь молятся о его выздоровлении. Думаю, он переживет нас. Возможно, я и стану графиней Монмут, но не раньше, чем превращусь в древнюю старуху. Думаю, приезд любимицы вселит в графа новые силы.

— Да, вы правы, присутствие Сабрины словно вливает в окружающих эликсир бодрости и жизнелюбия. Где она, Элизабет?

— С графом, полагаю. Как я уже сказала, она не выходила из его покоев.

— Буду счастлив проводить его сиятельство к графу, миледи, — вставил Риббл.

Элизабет изобразила улыбку.

— Надеюсь увидеться с вами позже, — бросил Филип и последовал за Рибблом по широкой лестнице. — Кстати, мне приятно будет встретиться и с вашим драгоценнейшим муженьком. Он, по-видимому, процветает?

— Как всегда.

Неужели он различил в голосе Элизабет нотки горечи?

— Жаль, — искренне вырвалось у Филипа. — Но это неудивительно. Такие, как он, неуязвимы.

У входа в покои графа Филип дружески улыбнулся дворецкому, отпуская его, и постучал в дверь.

— Милорд! — приветствовал его камердинер.

— Добрый день, Джесперсон! Как поживает граф?

— Весел и бодр с той минуты, как увидел леди Сабрину. Он и вам будет рад, я в этом уверен.

Филип не разделял убежденности Джесперсона, но не стал возражать. Интересно, поведала ли Сабрина деду о своей семейной жизни?

Направляясь в гостиную, Филип тихо спросил лакея:

— Надеюсь, вам не препятствовали ухаживать за графом?

— Что вы, милорд, никто, особенно после того как вы и маркиз побеседовали с мистером Тревором.

— Значит, негодяй держался на расстоянии?

— И очень большом, позвольте заметить, — ехидно ухмыльнулся камердинер. — Правда, иногда крутится под дверью, но силой проникнуть опасается.

— Моя жена у графа?

— Нет, милорд. Он отпустил ее час назад. Велел нагулять румянец. Она всегда любила свежий воздух.

— Отправилась кататься верхом? Но сегодня очень холодно, — встревожился Филип.

— Нет, милорд, — покачал головой Джесперсон. — Собиралась взглянуть на котят мисс Пиксел.

— Как!! Хотите сказать, что чертова кошка даже не замужем?!

Джесперсон, громко смеясь, открыл смежную дверь и пригласил виконта в спальню. Филип замер на пороге при виде старика, сидевшего у камина с шотландским пледом на коленях.

Граф медленно повернул голову, и виконт едва не вздрогнул, поймав пронзительный взгляд совсем молодых голубых глаз под нависшими седыми бровями. Да, крепкий орешек и, видно, стреляный воробей!

Филип приветствовал хозяина искренней улыбкой.

— Вы, я полагаю, муж Сабрины? — низким бархатистым голосом заговорил старик.

Филип подошел к камину и пожал изуродованную ревматизмом руку графа.

— Да, сэр, виконт Филип Мерсеро к вашим услугам.

— Садитесь, милорд.

Филип кивнул и опустился в кресло, обитое выцветшей парчой.

— Простите мой вид, сэр, я не успел привести себя в порядок с дороги. Не хотел тратить время на переодевание.

Граф безразлично пожал плечами:

— Ричард Кларендон наговорил мне о вас немало хорошего, милорд. Утверждал, что вы человек чести, истинный рыцарь, несмотря на то что поохотились в его угодьях и увели из-под носа добычу.

— Мы с Ричардом знакомы едва ли не с детства. Вместе учились в Итоне. Хорошо еще, что он не изобразил меня настоящим дьяволом.

— О нет! Милый мальчик отчаянно рвался убить Тревора, хотел удушить негодяя. Но считал своим долгом уступить эту честь вам.

— Совершенно верно, — засмеялся Филип. — Сабрина здорова, сэр?

— Да, и должен сказать, она немало удивится, узнав о вашем приезде. В отличие от меня. Я это предвидел.

— Я приехал, чтобы увезти ее домой.

Да, ничего не скажешь, виконт красив, хорошо сложен и учтив. В лице и взгляде ни малейшего признака жестокости, неудовлетворенности или недовольства ситуацией, в которой он оказался. Настоящий мужчина, и при этом обладающий неподдельным обаянием, способным растопить сердце любой женщины и обольстить самую неприступную красотку. В молодости он был похож на Филипа, но эта пора его жизни уже подернулась дымкой забвения, и, кроме того, он плохо помнил время, когда рядом с ним не было Камиллы.

Руки человека тоже о многом говорят. У Мерсеро руки сильные, хорошей формы. Умелые руки.

Графу понравилось все, что он увидел.

— Нелегко тебе придется, парень, — медленно выговорил он, глядя в лицо виконта. — А что, если Сабрина откажется поехать с тобой? Это ее дом, и я не заставлю ее вернуться к тебе, если она не захочет.

Филип, измученный быстрой ездой, отупевший от усталости и волнения, взволнованно подался вперед.

— Простите за прямоту, милорд, но Сабрина моя жена и обязана подчиняться мне. Она еще не приучена к покорности, но, возможно, все изменится, стоит ей понять мои цели и намерения. Да, я приехал за ней, и на этом точка.

Глаза графа лукаво блеснули.

— Удивительно, парень, как это еще моя внучка не отходила тебя кнутом, не назвала тираном и не попыталась пристрелить.

Филип устало улыбнулся:

— Наверное, вам неизвестно, что она ударила меня в пах. Поверьте, сэр, крайне неприятное ощущение! Странно, что я еще способен шутить на эту тему, вероятно, потому что, к счастью, не лишился вовсе своих мужских достоинств.

Граф, не сдержавшись, громко расхохотался, расправил плечи и поморщился от боли, но быстро справился с приступом. Филип, сочувственно охнув, немедленно вскочил, чтобы помочь, но старик жестом остановил его.

— Ничего страшного, милорд, — поспешно заверил он. — Старость и болезни — штука неприятная, но никому их не избежать. Сейчас для меня важнее всего внучка. Она уверяет, что вы добры, милорд, добры и благородны.

— Сначала она обозвала меня напыщенным ослом, потом кричала, что мое так называемое благородство душит ее, как петля на шее. Этому следует положить конец.

— Это правда, что вы женились на Сабрине из долга чести?

— Есть правила, сэр, кодекс поведения, который правит обществом, — немного помолчав, ответил Филип, — и мы обязаны им следовать, иначе вновь вернемся на деревья и в пещеры, станем носить звериные шкуры и охотиться с дубинками. Да, мое решение жениться на Сабрине объяснялось чувством ответственности за нее. Она несколько раз отказывала мне. Скандал вокруг ее имени заставил Сабрину пойти к алтарю, чему я был несказанно рад. Я и теперь нисколько не жалею о нашем браке и вряд ли пожалею, даже если Сабрине вздумается еще раз врезать мне коленкой в то же место. Правда, возможно, мне снова захочется удушить ее, но, вы понимаете, мужская выносливость не беспредельна.

— Разумеется. Итак, вы не жалеете, что решились на такой шаг. Однако брак был навязан вам обществом. Не верю в прочность такого союза!

— Сабрина любит меня. Она сама призналась.

— И вы ей поверили? — Граф осторожно поднял руку. Будь прокляты годы, отнявшие у него силы! — Или все же считаете, что она еще ребенок, играющий в любовь, и это детское увлечение скоро пройдет?

— Именно так я и думал. Видите ли, сэр, я не хотел, чтобы она питала ко мне нежные чувства. Я смертельно боялся этой любви, которая давала мне полную власть над Сабриной. Я твердил ей, что она все это себе придумала. Но потом я понял, каким был глупцом, и не стыжусь это признать. Я обязательно обо всем расскажу Сабрине, как только найду ее.

— Она очень горда. Горда и упряма, как ее бабка. Если та задавалась какой-то целью, то уже ничто не могло заставить ее передумать. От всей души желаю вам удачи.

— Гордость и упрямство присущи и мне, так что мы прекрасно подходим друг другу.

— Возможно. Но боюсь, как бы вы не убили друг друга в очередной схватке.

— Милорд, считаю своей обязанностью заверить вас, что Сабрина больше никогда не обманется в моих чувствах к ней. Где я могу ее найти?

— А если она откажется говорить с вами?

Глаза виконта засияли добрым светом.

— Тогда я стану целовать ее, пока не забудет обо всем на свете!

Старый граф усмехнулся:

— Она скорее всего в саду или в конюшне, играет с котятами мисс Пиксел.

— Интересно, нет ли среди них будущих беговых кошек?

— А, да, верно, даже я слышал о тренерах беговых кошек Маунтвейла, в южной Англии. Весьма интересный вид спорта, эти бега, хотя почти неизвестный на севере. Правда, все знают о беговом треке Макколтри, недалеко от Истборна. У вас есть такие кошки?

— Пока нет. — Филип снова взял руку графа и слегка сжал. — Благодарю вас, сэр. Сабрина отныне моя. Я не был ей хорошим мужем, но теперь сделаю все для ее счастья.

— Еще раз желаю удачи, — вздохнул граф. — Вам она понадобится.

— Я прощаюсь с вами, сэр! Через пару недель мы с Сабриной вас навестим. Пожалуй, я не стану убивать Тревора, — ухмыльнувшись, сообщил Филип. — Просто при одной мысли о нем во мне закипает злоба. Внизу Филипа поджидал Риббл.

— Вы уложили саквояж миледи? — осведомился виконт, лишней минуты не желавший оставаться под одной крышей со своими родственничками.

— Да, милорд.

Но Сабрины в саду не оказалось. Не было ее и в конюшне. Черт возьми! Неужели она снова удрала от него?!

Филип даже застонал от негодования. Услышав его голос, прибежал старший конюх Элберт.

— Леди Сабрины здесь нет, милорд, но она велела кое-что передать вам.

Бедняга в смущении переминался с ноги на ногу.

— Что именно? Да говори же, болван! — нетерпеливо воскликнул Филип.

— Она сказала, милорд, что уезжает из Эбби, так как не желает вас видеть. И просила оставить ее в покое.

— Ты не знаешь, куда она отправилась? — со зловещим спокойствием осведомился Филип. Конюх покачал головой.

— Она взяла лошадь?

— Бурую кобылу.

— Какую именно?

— Обыкновенную, милорд. Ничего особенного, кобыла как кобыла. А больше я ничего не знаю, милорд. И никто не знает.

Тут Филип понял, что против него зреет заговор. С каким удовольствием он сейчас поколотил бы этих олухов, которым, разумеется, все известно, но на это не было времени. Необходимо срочно найти Сабрину.

— Пропади все пропадом! — рявкнул Филип и ринулся из конюшни.

Глава 42

Динвитти-Мэнор

— Здравствуйте, дорогая! Вы, должно быть, Сабрина, жена Филипа! Прелестное имя, и такие чарующие глаза! Совершенно необычный цвет, не то что мой, голубой, весьма тривиальный, не находите? Я научу вас пользоваться столь выгодным преимуществом, хотите? Вы так молоды, у вас впереди вся жизнь! Кстати, я Шарлотта Кэррингтон, мать Роэна.

— Вы в самом деле можете научить меня, как сразить мужчину взглядом?

— Разумеется, дорогая. Но начинать лучше всего с мужа.

— Это не так легко, Шарлотта.

Сабрина отступила, и в дом, словно волшебная фея в золотых туфельках, впорхнула самая прекрасная женщина на свете. Коттер, дворецкий Мерсеро, и трое лакеев уставились на нее, открыв рты. Настоящая богиня: чудесные белокурые волосы уложены в искусную прическу, бирюзовые глаза притягивают подобно магниту. Чистота и совершенство черт завораживают.

— Рада познакомиться, Шарлотта. Жаль, что виконта нет дома. Собственно говоря, я не знаю, где он. Могу я чем-то помочь вам? Или, если есть время, согласитесь дать мне урок стрельбы глазами?

— Хм-м-м… мне нравятся эти арки в мавританском стиле. Всегда нравились. По-моему, их велел построить один из Мерсеро в семнадцатом веке.

— О да, Динвитти-Мэнор — один из самых странных домов, которые я когда-либо видела. Но мне здесь уютно и спокойно. О, что же мы стоим, проходите, пожалуйста, в гостиную. Глядя на вас, я забыла об обязанностях хозяйки, и все потому, что вы так прекрасны! Трудно поверить, что вы мать Роэна.

— Знаю, но это так. Насколько мне известно, мой милый сынок был шафером Филипа?

— Совершенно верно. К сожалению, его жена не смогла приехать. А почему вас не было, мэм?

— Я в то время жила в Париже, дорогая, и приехала в Маунтвейл-Холл всего два дня назад. И не перестаю удивляться, что в Англии и аристократы, и королевская фамилия предпочитают говорить не на своем родном языке, а по-французски.

— Матушка, за что ты мучишь бедняжку Сабрину? — Роэн Кэррингтон, улыбаясь, подошел к ослепительному видению, которое никак не могло быть его матерью.

— Она в самом деле ваша матушка, Роэн? Я никак не могу в это поверить!

— Даю слово. Удивительно, правда? Тоби, мой шурин, клянется, что при первой встрече посчитал ее моей младшей сестрой. А это моя прелестная жена Сюзанна. Сюзанна, любимая, познакомься с Сабриной.

Сабрина, все еще под впечатлением от ослепительной красоты Шарлотты, ошеломленно тряхнула головой, прежде чем улыбнуться красивой молодой женщине, на вид чуть старше ее самой, а потом снова пригласила всех в гостиную.

— Вы уже успели поправиться, Сабрина? — лукаво осведомилась Сюзанна, снимая перчатки.

— Значит, вы уже знаете эту историю? О Господи, дай мне силы выдержать! Повариха, увидев меня впервые, поклялась, что не успокоится, пока все мои платья не начнут лопаться по швам, — принялась рассказывать Сабрина, но, внезапно смутившись, осеклась.

Коттер, питавший симпатию к новой хозяйке не только за молодость, доброту и неизменную грусть в глазах, но и оттого, что был твердо уверен — именно ей суждено навсегда приручить хозяина, пришел ей на помощь.

— Миледи, — мягко спросил он, — не прикажете подать чай в гостиную?

— О да, спасибо, Коттер.

Все расселись в гостиной, и воцарилось неловкое молчание. Сабрина низко опустила голову, но, не выдержав, выпалила:

— Мне очень жаль, господа, но должна вас огорчить: Филипа здесь нет. Я уже сказала Шарлотте, что не знаю, где он. Видите ли, я сбежала из Монмут-Эбби, едва Филип туда приехал, и живу здесь уже три дня, но он так и не появлялся. Все слишком запуталось, и я не знаю, как поступить дальше и что предпринять.

— Обожаю всякие шарады, головоломки и драматические ситуации, — объявил Роэн, целуя ее пальцы. — Поверьте, Филип знает, что делает. Это его главное достоинство. — И, повернувшись к жене, поинтересовался: — Дорогая, как твой животик?

Сюзанна внимательно прислушалась к себе.

— Прекрасно! Сабрина, это так поразительно! Роэну пришлось останавливать экипаж. Меня вывернуло наизнанку. Поэтому я и не приехала на вашу свадьбу. Надеюсь, вы меня простите.

Шарлотта, вдовствующая баронесса Маунтвейл, улыбнулась хозяйке:

— Пожалуй, пойду осмотрю крыло в стиле Тюдоров. Прошло лет шесть, с тех пор как я в последний раз его видела. Филип, мой дорогой мальчик, сказал, что собирается кое-что переделать.

— Неужели, мадам? — удивилась Сабрина. — А я считала, что Филип больше интересуется средневековьем.

— Ах да, зубчатая башня, — вспомнил Роэн. — Он хотел заняться ее реставрацией, но потом ему все надоело, и прошлым летом, после того как мы вернулись из Шотландии, он забросил все свои планы.

Шарлотта весело помахала им рукой.

— Коттер, пришлите мне тех двух красавцев лакеев. Я хочу отправиться в крыло Тюдоров и немного побродить по коридорам замка и таким образом избежать пытки яблочным пирогом. Сабрина. надеюсь, мы подружимся. Ах, эти глаза! Какое удовольствие вас опекать!

— Она изумительна, — прошептала Сабрина, глядя вслед Шарлотте. — Наверное, трудно быть ее невесткой.

— Да, особенно когда мы куда-то идем и все джентльмены замирают и едва не падают в обморок при виде ее, — вздохнула Сюзанна. — Ужасно обидно! Меня Шарлотта никогда не опекала! Это несправедливо!

— Зато твой муж с тебя глаз не сводит! Не ревнуй к матери, не стоит! Она не наставляет тебя в искусстве обольщения лишь потому, что знает, как я расстроюсь, если поклонники начнут слетаться к тебе, как мухи на мед.

Сюзанна засмеялась и ущипнула его.

— Не имею представления, когда вернется Филип, — жалобно пробормотала Сабрина.

— Это произойдет сразу же, как только он обнаружит, где вы скрываетесь. — И Кэррингтоны с таинственными улыбками повернулись к двери.

На пороге стоял Филип. Он кивнул друзьям и весело объявил:

— Все это невероятная бессмыслица, ты сама знаешь, Сабрина. Если бы ты не сбежала из Монмут-Эбби с проворством беговой кошки, своими глазами убедилась бы, как я метался и рвал на себе волосы, не застав тебя у деда.

— Филип!

Сабрина вскочила, протягивая к нему руки, но вдруг, словно опомнившись, остановилась, такая тоненькая и несчастная, что у него едва сердце не разорвалось.

— Позволь мне сразу признаться: я подговорил Роэна и его дам. Они мои защитники, свидетели и основная сила в борьбе с тобой. Их задача — проникнуть в дом, немного смягчить тебя и подготовить к торжественному выходу главного героя. Ну как? Мудрая стратегия?

Сабрина в изумлении переводила взгляд с одной лукавой физиономии на другую.

— Многообещающее начало, — заключил Филип. — Так вот, они появились за несколько минут до меня. Замечательный план! Я боялся, что, увидев меня одного, ты снова сбежишь. А в присутствии моих друзей не решишься на это, в конце концов невежливо бросать гостей! Они прекрасные люди и ничем такого не заслужили.

Сабрина не тронулась с места, только руки неустанно теребили мягкие складки муслинового платья.

— Ты могла бы по крайней мере поздороваться, Сабрина.

— Добро пожаловать, милорд. Я здесь уже три дня, и ваши люди были очень добры ко мне. Я шла пешком от самой деревни, замерзла и очень устала, но они без всяких колебаний приняли меня, а повариха с тех пор всячески старается откормить. Я им очень благодарна. Все эти дни стояли морозы, солнца совсем не было, оставалось только гулять под мавританскими арками, бродить между ионическими колоннами и мечтать о средневековых башнях, которые, вероятно, встанут рядом с анфиладой покоев в итальянском стиле, на углу восточного крыла.

— Потуги на юмор?

— Наверное. Прости, что убежала, Филип, но я была в полной уверенности, что ты вот-вот меня придушишь.

— А ты уверена, что это желание у меня прошло?

— Я тебя не виню, Филип! На твоем месте я бы, наверное, жаждала того же. — Повернувшись к Роэну и Сюзанне, тихо наблюдавшим за перепалкой супругов, Сабрина пояснила: — Видите ли, я ударила его в пах, когда застала с любовницей…

— Верно, но я как раз решил объявить, что собираюсь стать таким же верным мужем, как Роэн. Буду проектировать средневековые башни, Роэн, сады и парки, и мы оба станем олицетворением супружеской преданности и примером для всех остальных джентльменов. Готов обещать также, что не потолстею на здешних соблазнительных блюдах.

— Но я ужасно оскорбила тебя, Филип! — взволнованно проговорила Сабрина. — О, Роэн, после моего удара Филип со стоном упал на колени. Мне казалось, что он умирает! Когда Филип вернулся домой, я думала, мне не жить, но он даже пальцем меня не тронул.

— Зато поступил как последний подлец, — вмешался Филип. — Оставил тебя и ушел. Я очень виноват, Сабрина. Но в мыслях у меня царил тогда полный хаос.

— Сейчас подадут чай, — объявил Коттер, пропуская двух лакеев с подносами, на которых громоздились горы еды.

— Мне казалось, что вы ушли с моей матерью, Коттер, — удивился Роэн.

— Ее милость в данный момент находится на попечении трех конюхов, двух лакеев, двух молоденьких горничных и мопса Ориона. Я взял на себя обязанность проследить, чтобы все шло по плану.

— По плану? — с подозрением переспросила Сабрина. От подносов поднимались соблазнительные запахи. Сюзанна жалобно вздохнула:

— Ах, Сабрина, вы такая худенькая и можете объедаться до отвала, но не дольше недели, иначе приобретете вредные привычки, и тогда вам конец. Станете самой толстой дамой во всей Англии! Кажется, это пирожок с черникой, Филип? О Боже, только понюхайте! Передайте мне его, пожалуйста.

— Сейчас, Сюзанна, — промычал Филип, уже успевший вонзить зубы в пирожок с крыжовником. Прикрыв глаза от удовольствия, он прожевал кусочек и с подозрением осведомился: — Ты больше не сбежишь от меня, Сабрина? Поклянись, что ты останешься со мной, и мы вместе придумаем, как жить дальше.

— Но ты не любишь меня. Что это, Коттер?

— Пирожное с терном. Повариха слишком увлеклась фруктовыми тортами на этой неделе.

Сюзанна, сидевшая с набитым ртом, внезапно замерла. Кажется, разговор супругов становился чересчур личным. Она вопросительно взглянула на мужа, но тот кивнул и прошептал:

— Делай вид, что ты кресло или стол. Филип сам скажет нам, когда придет время удалиться. Главное, Сабрина разговаривает с ним! Мы победили!

— Почему ты воображаешь, что я тебя не люблю! — вскричал Филип. — Считаешь себя недостойной любви?

— Но твоя свобода, Филип! Тебе нужны любовницы, а я этого не потерплю.

— В таком случае зачем ты приехала в Динвитти-Мэнор? Ведь я и сюда мог притащить любовницу, если бы захотел!

Сабрина отшатнулась, как от удара, но тут же гордо выпрямилась.

— Нет, если ты заведешь новую любовницу, я тебя убью!

Филип в полном восторге от столь откровенного проявления собственнического инстинкта, сообщил Кэррингтонам:

— Видите, я был прав. Она не отрицает, что обожает меня. Готова на все ради мужа. Интересно, она действительно пристрелит меня, если я посмею переспать с другой женщиной? Думаю, так оно и будет, я вижу, какой жаждой крови сверкают ее глаза. Она хочет меня только для себя одной. Так много женщин готовы пасть к моим ногам, но все их старания напрасны. Сабрина ни с кем не собирается меня делить. Что за алчная девица!

Сабрина швырнула в него засахаренной айвой. Сюзанна ахнула, не столько из страха, что цукат попадет в Филипа, сколько из желания съесть соблазнительный кусочек. Только здешняя повариха еще готовила такие старомодные лакомства. Филип, уже привыкший к постоянной бомбардировке, ловко перехватил снаряд и немедленно отдал его Сюзанне.

— Я пока воздержусь. Помнишь, Роэн, я пообещал не толстеть! Два пирожных в день и ни крошки больше. Итак, Сабрина, ты любишь меня? Готова признаться в этом перед двумя высокочтимыми свидетелями?

Глава 43

Сабрина сознавала, что в подобной ситуации ей следовало бы смутиться. Посторонние люди преспокойно слушают интимный разговор между ней и мужем и при этом жуют!

Но, как ни странно, ей было совершенно все равно. Гораздо важнее было понять, что творится в голове Филипа. Она беспомощно взглянула на него и развела руками.

— Конечно, я люблю тебя и способна твердить об этом каждому, кто захочет слушать. Но ведь не я страдаю от отсутствия любовниц!

— Намекаешь, что не прочь бы взять любовника? Никогда! Забудь об этом! Ни за что!

— Все мои любовники — только игра твоего воображения! Сколько раз говорить, что постельные утехи омерзительны и ни одна женщина не может искренне ими наслаждаться. Это неприятно, это…

Она недоговорила. Филип побагровел и отвел глаза. Роэн поперхнулся яблочной шарлоткой. Сюзанна принялась усердно колотить его по спине. Наконец Роэн с трудом отдышался и выпалил:

— Филип?! Не верю своим ушам! Ты? Ты не сумел ублажить жену? Так опозорился, что она не желает иметь с тобой ничего общего? Господи, такого я не ожидал! Это невероятно! Теперь даже не представляю, как сумею убедить Сабрину вернуться к тебе! Так с приличными дамами не поступают!

— Прошу, успокойся и вспомни, как было у нас! Я была совершенно того же мнения, что и Сабрина, Роэн, — с пугающим чистосердечием вставила Сюзанна. — Хорошо, что Шарлотта… нет, не яблочная шарлотка, а моя свекровь, непрерывно твердила, что ее бесценный сыночек способен даже жабу заставить рыдать от наслаждения, если захочет, разумеется, и на деле применит искусство обольщения, которому обучил его собственный папаша, не пожалев для этого своих любовниц. Должна заметить также, что отпрыску в то время было всего четырнадцать лет, так что он многое успел изведать.

— Довольно, Сюзанна. Главное, что ты довольно быстро сумела отрешиться от глупых заблуждений. Для этого потребовалось провести совсем немного времени в нашей постели.

— И потом все стало хорошо? — не поверила Сабрина. — Вам действительно понравилось?

— Даю слово. Очень понравилось.

— Но Филип сделал это со мной три раза за одну ночь, и это оказалось ужасно неприятно, но я терпела, потому что любила его. По-моему, только истинно любящая женщина готова вынести такое.

— Совершенно верно, — подтвердил Филип.

— Дружище, да что же с тобой стряслось? Виконт сокрушенно взглянул на друга детских лет и честно признался:

— Я был последним идиотом. Мне следовало бы знать, что дело совсем не в искусстве любви, вернее, не только в нем. Но с тех пор я поумнел.

Краска отхлынула от его лица. Филип осмелился сделать несколько шагов к тому месту, где сидела жена.

— Нет, не убегай от меня, Сабрина. Клянешься перед свидетелями, что любишь меня?

— Клянусь.

— Прекрасно. Ну а теперь я, в свою очередь, даю обет любить тебя до конца дней моих. Прости, что не понял своих чувств сразу. Моя любовь к тебе потихоньку закипала, как вода в закрытом котле, пока крышка не взлетела на воздух. Я просто слишком поздно сообразил, что со мной происходит. Но теперь мои чувства подобны ровно горящему пламени, которое никогда не погаснет.

— Какая чушь! Этого просто не может быть! Хочешь сказать, что кипишь и до самой смерти ни выкипишь?

— До самой смерти. Я также обещаю, что после того, как приличия позволят нам покинуть гостей и удалиться на покой, нас ждет неземное наслаждение. Тебя и меня. Ты веришь мне?

Сабрина, нахмурившись, молчала.

— Попробуйте довериться ему, — посоветовала Сюзанна. — Он не лжет. Мужчина и женщина вместе… это поистине прекрасно. Жизнь так ненадежна, а порой и жестока, что, когда человек находит свою половинку, случается чудо. Но так бывает крайне редко, и отыскать свою истинную любовь удается не каждому. И тогда все беды и несчастья словно исчезают, а все тяготы, свалившиеся на плечи, кажутся ничтожными.

— Если вы согласитесь забыть о прошлом, Сабрина, и дать Филипу еще один шанс, тогда я вручу ему подарок, который мы с Сюзанной привезли из Маунтвейл-Холла. От вашего решения зависит все. Только если вы протянете ему руку, я сочту Филипа достойным этого дара. Это докажет, что он способен быть преданным и верным, переменился и познал ценность постоянства.

— Бог мой, — вздохнула Сабрина, — все это слишком сложно для моего понимания. Филип, ты пригласил сюда Роэна и Сюзанну, опасаясь, что иначе я не захочу тебя выслушать?

— Я считал, что нуждаюсь в свидетелях, которым известны мои душевные побуждения, — тихо признался Филип.

— Так вы вручите ему свою судьбу, Сабрина? — настаивала Сюзанна, сгорая от нетерпения.

— Пожалуй, — протянула Сабрина, — мне стоит разыскать Шарлотту. Пусть немедленно даст мне первый урок… как лучше сразить мужчину наповал… глазами…

— Твоя мать, Роэн, когда-нибудь сведет меня в могилу, — простонал Филип.

— Считай ее главным свидетелем по твоему делу, — засмеялся Роэн и, откусив пирожное с шелковицей в форме кошки, подмигнул жене и закатил глаза от удовольствия.


Его губы прижимались к ее животу, смакуя вкус кожи, как кусочек знаменитого лимонного торта со специями, язык скользил по гладкой поверхности. Сабрине стало щекотно, и она тихо засмеялась. Неловкость и волнение потихоньку улеглись, когда Филип поднял голову и широко улыбнулся:

— Изумительный звук. Греет меня до самых… э… не важно. Главное, успокойся, Сабрина. Помни, ты обещала довериться мне.

— Да, — согласилась она, и Филип продолжил.

Он изводил ее ласками, терзал мучительным ожиданием, временами отстраняясь, замедляя ритм, и улыбался, слыша ее учащенное дыхание и тихие стоны.

— Сейчас… сейчас, — пробормотал он и очень медленно, очень осторожно вошел в нее. Сабрина приподняла бедра; тонкие руки судорожно скользили по его спине.

— О да, мне нравится, — шепнула она, кусая его в плечо. — Я рада, что Шарлотта послала меня к тебе. О Господи, Филип, что за непонятные ощущения! Такое просто представить невозможно! Сможем мы еще раз проделать это?

— Конечно, — вздохнул он пять минут спустя, когда вновь обрел способность говорить. — Дай мне несколько минут.

— Свет слишком тусклый, — пожаловалась она между поцелуями, — чтобы я могла показать, чему меня научила Шарлотта.

— Поверь мне, Сабрина, ты не нуждаешься ни в каких уроках.

Ее рука вновь скользнула по его спине.

— А теперь, — объявил он, усаживая ее на себя, — что скажешь, жена? Не хочешь для разнообразия взять дело в свои руки?

— Как это? Не понимаю.

Он подробно объяснил, и Сабрина все поняла. Ее ужасно возбудила столь необычная идея. Наконец она, задыхаясь, обмякла и уткнулась лицом в его шею.

— Я оказалась хорошей наездницей?

— Превосходной! Еще мне нравится, как ты меня покусываешь. Почти совсем как моя добродушная старая кобыла. Цапнет меня за плечо, а потом улыбается.

— Какой вздор! Чтобы кобыла улыбалась!

— Да, я нашел ее коротающей унылые дни в одной из шотландских конюшен, когда был там вместе с Розном и Сюзанной. Она тихонько заржала и улыбнулась мне. Я пообещал, что пришлю за ней, и сдержал слово. Теперь эта кобыла живет у меня в конюшне, и стоит мне пройти мимо, как она радостно ржет.

— Я видела ее, но по-моему, я ей не понравилась. Во всяком случае, мне она не улыбалась.

— Попытаюсь уговорить ее принять тебя.

— Филип, я рада, что послушалась Шарлотту. Это действительно прекрасно.

— Хочешь научиться дарить мне такое же наслаждение? Сабрина приподнялась, и густые пряди великолепных волос почти заслонили ее лицо.

— Да, пожалуйста, скорее! Что нужно делать? — обрадованно воскликнула она.

— Завтра. А сегодня, поскольку я исполнил свой долг и дважды ублаготворил тебя, думаю, что имею право сказать: если ты хотя бы еще раз попытаешься сбежать от меня, я пущусь в погоню, придушу тебя, а тело брошу в реку Ледлоу, грязную вонючую канаву, ибо лучшего ты не будешь заслуживать. Даешь слово, что больше не покинешь меня?

— Клянусь. Может, заодно пообещать, что отныне не стану швырять в тебя разнообразными предметами?

Обдумав предложение, Филип предпочел отказаться.

— Нет, пожалуй, придется отныне проворнее уворачиваться. Постараюсь держать ухо востро, иначе получу порцию лимонного торта прямо в физиономию.

И, неожиданно став серьезным, Филип уложил жену на спину и склонился над ней.

— Ты прекрасна, Сабрина. И с сегодняшнего вечера будешь слышать эти слова каждый день. Ты — та женщина, которую Бог создал специально для меня. Самое мое главное сокровище. Ты значишь для меня больше, чем зубчатая башня, которую мы построим вместе. Я люблю тебя и буду любить до конца дней моих. Ты согласна быть со мной до самого смертного часа?

Сабрина подняла голову и коснулась щеки мужа.

— Я каждую ночь буду благодарить Бога за то, что он привел в этот мир Тревора.

— Тревора? При чем тут он?

— Не будь его, я не повстречала бы тебя. И даже если бы мы увиделись в Лондоне, сомневаюсь, чтобы ты обратил на меня внимание.

Филип в душе не согласился с ней, но промолчал, улыбнулся и снова поцеловал.

— В таком случае мы завтра выпьем за Тревора. Можно мне снова поколотить ублюдка?

— Как-нибудь обязательно. Но сделаем это вдвоем.

Вдвоем? Он никогда раньше не чувствовал себя так связанным с другим человеком. Какое новое и приятное состояние!

Они заснули, прижавшись друг к другу. Но среди ночи Филип внезапно вздрогнул и открыл глаза. Стояла непроглядная тьма.

— Филип? Что случилось? Тебе плохо? Или… может быть, ты хочешь опять… О, мне бы очень этого хотелось!

— Да и мне тоже, но сейчас я вспомнил о подарке, обещанном Роэном. Он сказал, что отдаст его, как только я тебя ублаготворю.

— Но сейчас глубокая ночь.

— Да, но Роэн заслуживает, чтобы его подняли с постели. Ему следовало бы безоговорочно вручить мне подарок. По дружбе. Ведь он прекрасно знает: я свое слово держу, а тем более в отношении тебя.

Филип встал и поежился от холода: пол оказался ледяным. Он натянул халат и туго подпоясался.

— В какой комнате спят Кэррингтоны?

— В голубой. Филип, подожди меня!

Несколько минут спустя мирно спящий Роэн проснулся от оглушительного стука в дверь и, встрепенувшись, открыл глаза, но тут же зажмурился от яркого света. О Боже, что стряслось? Что происходит? Да это Филип, а рядом с ним Сабрина! Какого черта?

— Филип, что здесь творится? Что вы делаете в нашей спальне, среди ночи? Сюзанна, любимая, успокойся, ничего страшного. Это всего лишь Филип с Сабриной. Сейчас они объяснят, что привело их сюда в такое время.

— Желаю получить свой подарок, Роэн.

— А, это… — пробормотал Роэн, зевая. Потом лениво потянулся и почесал затылок. — Сюзанна, Филипу срочно понадобился его подарок. Как по-твоему, отдать?

Сюзанна перевела взгляд с виконта на Сабрину:

— Сабрина, он доказал тебе свою любовь?

— О да, пожалуйста, исполните его просьбу!

— Если я не придавил ее, — озабоченно буркнул Роэн. — Где она?

— Значит, это правда! — заорал Филип, бросившись к кровати. — Ты привез мне бегового котенка! Я давно уже мечтаю о нем! Но братья Харкер считали, что я недостаточно предан делу, что истинный знаток и любитель бегов обязан всего себя посвятить нелегким обязанностям, трудиться без устали, и при этом превозносили тебя до небес, Роэн, и даже отдали тебе сына Джилли. Теперь и у меня есть собственная кошка! — Он быстро поставил свечу на столик, подхватил Сабрину и закружил: — Беговая кошка, Сабрина! Наконец-то!

— Сейчас найду, Филип. А, вот она!

Сюзанна вытащила из-под одеяла крошечного, мирно спящего котенка.

— Ей всего девять недель. Братья Харкер сказали, что можно начинать тренировки. Они прислали подробные инструкции. Я все старательно записала. Только клянись держать все в секрете. Ты ведь знаешь, как строги Харкеры. Возьми.

Филип почтительно принял на протянутые ладони крошечное существо, черное с белыми пятнами, мягкое и пушистое. Котенок чихнул и уставился на нового хозяина немигающими золотистыми глазами. Филип почесал его за ушком.

— Какое чудо! Нужно подобрать ей имя.

Сабрина перехватила кошечку и прижала к груди.

— Только ничего сентиментального, иначе ее не станут принимать всерьез. Дадим ей величественное имя, предвещающее великие победы. Олимпия!

— Именно! — обрадовался Филип, забирая у нее котенка. Он пригладил топорщившиеся усы и поцеловал крохотную мордочку.

— Олимпия! Как звучит! Я уже мечтаю об этих самых великих победах! Через пару недель мы поедем навестить твоего дедушку и возьмем Олимпию с собой. Граф заинтересовался беговыми кошками. Он даже знает о тренерах Маунтвейла и бегах на треке Макколтри.

И с этими словами Филип подхватил жену под руку, и все трое покинули голубую комнату. Филип тихо насвистывал колыбельную котенку. В дверях Сабрина обернулась. И Роэн, и Сюзанна дружески улыбались вслед.

— Спасибо вам обоим. Вы осчастливили его.

— Это не мы, — покачал головой Роэн. — Сейчас вы — центр его существования. Нет, мы тут ни при чем.

— Значит, он станет носить меня на руках и насвистывать песенки?

И Сабрина вышла, оставив смеющихся супругов. Жизнь была чудесна. Просто чудесна.

Когда они мирно устроились в своей кровати, Филип мечтательно объявил:

— Теперь у меня есть все: жена и беговой котенок, который обязательно станет лучшим в Англии. Сомневаюсь, что даже дюжина зубчатых башен способна заменить мне эту радость.

— Интересно, — улыбнулась Сабрина, глядя на мужа, — кого ты больше любишь, меня или Олимпию?

— Странное сравнение! Кстати… а ты умеешь быстро бегать? Это я так, на всякий случай.

Сабрина уснула с ощущением огромного счастья. Голова покоилась на плече Филипа, нос почти касался маленькой вытянутой лапки Олимпии, устроившейся на его груди.

Эпилог

Беговой трек Макколтри близ Истборна.

Два с половиной года спустя

Толпа ревела. Среди шести участников бегов фаворитами считались Джилли из Маунтвейл-Мьюс и Олимпия из «конюшен» Динвитти. Джилли мчался сломя голову навстречу Джейми, стоявшему на финишной линии и во все горло оравшему любимый лимерик кота. Чуть отставая, на соседней дорожке летела Олимпия. Длинные ноги словно пожирали футы и дюймы, глаза не отрывались от поварихи из Динвитти-Мэнор, возвышавшейся рядом со щуплым Джейми. Почтенная дама, скрестив на груди руки, причитала пронзительным голосом, едва не заглушавшим исполнение Джейми:

— Сюда, лапочка моя! Сюда, кисонька! У меня все самое вкусное: бифштекс и пирог с копчеными устрицами. Только представь, какие почки, мягкие, сочные, и бифштекс нарезан длинными тонкими полосками, как ты любишь, а копченые устрицы! Язык проглотишь! Спеши ко мне, Олимпия! Быстрее, дорогая!

И тут повариха вытащила из корсажа объемистый пакет и высоко подняла кусочек мяса. Соблазнительный аромат разнесся по всему треку. Олимпия взвилась на добрый фут, так что в морду Джилли брызнул фонтан грязи, и моментально пересекла линию финиша. Через секунду она уже держала в зубах лакомый кусочек.

Филип Мерсеро высоко поднял своего крошку сына, Александра, когда Олимпия с гордо развевающимся подобно знамени пушистым хвостом и громким торжествующим мяуканьем летела к победе. Мальчик залился веселым смехом, когда Олимпия с урчанием набросилась на бифштекс. Раздались оглушительные аплодисменты одновременно с ворчанием тех, кто поставил на других участников и проиграл. Бывший чемпион Джилли покинул поле боя с высоко поднятой головой и милостиво позволил Джейми отнести его к Сюзанне и Роэну.

Сюзанна, выкрикивая поздравления Олимпии, наклонилась, подняла Джилли и, прижав его к себе, поцеловала пыльную шейку. Ее младшая дочка, Вайолет, погладила кота, бормоча утешения. Старшая, семилетняя Марианна, прошептала Роэну:

— Ну и вкусно пахнет этот бифштекс! У меня слюнки потекли! По-моему, папа, это несправедливо.

— Новые приемы, ничего не поделаешь, крошка, — вздохнул Роэн и поцеловал дочь. — Придется братьям Харкер изобрести специально для нас что-то новенькое, и тогда тетушка Сабрина и дядя Филип умрут от зависти. Вот увидишь.

Этим вечером в Маунтвейле за обеденным столом собрались гости, приехавшие к Кэррингтонам: Джулиан и Кэтрин Сент-Клер, граф и графиня Марч, и чета Мерсеро. У супругов Сент-Клер в прошлом году родился сын, Дэмиен, мирно спавший сейчас в детской вместе с остальными ребятишками. Собравшиеся долго обсуждали будущие браки между их чадами, но Филип наконец вздохнул:

— Все вы прекрасно знаете, что дети редко поступают так, как нам хочется, и шансов на то, что это произойдет, не больше, чем на победу Джилли в следующих бегах.

Роэн гордо вскинул подбородок:

— Посмотрим! Я бесконечно верю в братьев Харкер! Что же касается детей… их пока не так много, чтобы составить достойные пары. Нужно заняться этим, Сюзанна, чтобы у наших потомков был по-настоящему богатый выбор.

— Согласен, — объявил Филип, — мы тоже должны помочь Роэну, не правда ли, Сабрина?

Он погладил жену по прелестному округлившемуся плечу.

— Возможно… возможно… ты прав.

— А вы, милорд? — осведомилась графиня Марч у мужа. — Мы тоже внесем свою лепту?

— От души на это надеюсь, Кейт. От души.

Разговор зашел о Ричарде Кларендоне, маркизе Арисдейл, чей любимый отец недавно умер, передав сыну титул герцога Портсмутского.

— Интересно, — заметил Филип за стаканом сухого белого вина, — найдет ли Ричард женщину, которая станет для него центром Вселенной?

— Да, такую, которая предъявит на него все права и никому не уступит? — поддержала Сабрина.

— Кто знает? — задумчиво вздохнул Роэн Кэррингтон, поднимая бокал.

— За жаркие схватки между котами и вечную дружбу между собравшимися, — провозгласила Сюзанна.

— Аминь, — заключил Филип и, пригубив вина, подался вперед, чтобы запечатлеть поцелуй на губах жены.

Примечания

1

Аллея для верховой езды в лондонском Гайд-парке.

2

Великосветский закрытый клуб для девушек-невест знатного происхождения. Патронировался самыми высокородными дамами Англии.

3

Шуточные песни, нечто вроде частушек.

4

Увеселительный сад в Лондоне.

5

Общее название законов, регулировавших в XV-XIX вв. вывоз зерна.


на главную | моя полка | | Нескромное предложение |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 5
Средний рейтинг 4.0 из 5



Оцените эту книгу