1

22 марта 2001 года Пандора, штат Колорадо

Гаснущие звезды в утреннем небе кажутся нарисованными на заднике театральной сцены, если смотреть на них с высоты в девять тысяч футов над уровнем моря. Но, когда Луис Маркес вышел на порог своего маленького деревянного домика, самый призрачный вид был у луны. Такого неестественного апельсинового ореола вокруг нее Луис никогда раньше не видел. Несколько секунд он разглядывал это странное явление и только потом направился через двор к своей машине – пикапу “Шевроле Шайенн” 1973 года выпуска.

В темноте натянув рабочий комбинезон, Луис выскользнул из дому тише мыши, чтобы не разбудить жену и дочек. Лайза накануне вечером предлагала встать вместе с мужем, чтобы приготовить ему завтрак и сандвичи на ланч, но он твердо заявил, что в четыре часа утра ковыряться на кухне, не зажигая света, может только душевнобольной.

В быту Маркесы никогда не стремились к роскоши и умели довольствоваться малым. Глава семейства собственными руками отремонтировал и перепланировал обветшавший коттеджик, построенный еще в 1882 году. Дети ходили в школу в ближайший городок Теллурид, а все, что Луис и Лайза не могли купить в магазинах этого быстро завоевывающего популярность горнолыжного курорта, приобреталось в ежемесячных поездках в Монтроз, расположенный в шестидесяти семи милях к северу.

Привычный утренний ритуал Луиса считался незавершенным до тех пор, пока он не насладится чашечкой кофе, одновременно разглядывая сверху окрестности Пандоры, ныне превратившейся в город-призрак. В потустороннем свете луны несколько десятков сохранившихся здании казались кладбищенскими надгробьями.

Когда в 1874 году в этих местах обнаружили золотоносные породы и волны старателей хлынули в долину Сан-Мигель, здесь возник город, которому дали название Пандора – в честь легендарной древнегреческой красотки с сундуком, полным даров весьма сомнительного свойства. Бостонские банки, скупив большую часть индивидуальных заявок, профинансировали разработку шахты и строительство крупной обогатительной фабрики в двух милях от еще более знаменитого шахтерского городка Теллурида.

Шахту назвали “Парадиз”, а Пандора вскоре получила официальный статус города с населением в двести человек и собственным почтовым отделением. Вдоль главной улицы тянулись аккуратно выкрашенные коттеджи с тщательно подстриженными и огороженными побеленным штакетником газонами. Хотя Пандора располагалась в высокогорной долине, откуда можно было выбраться только через узкое ущелье, между городом и остальным миром была налажена оживленная связь. Дорога к Теллуриду поддерживалась в идеальном состоянии, а “Южная железнодорожная компания Рио-Гранде” провела по дну каньона ветку-одноколейку, чтобы доставлять на шахту пассажиров и грузы и вывозить добытое золото в Денвер.

Кое-кто, однако, утверждал, что на шахте лежит проклятие. Добытое за несколько десятков лет эксплуатации золото на сумму более пятидесяти миллионов долларов было щедро оплачено жизнями и здоровьем шахтеров. Всего в сырых и плохо вентилируемых штольнях и забоях погибло двадцать восемь человек, причем четырнадцать из них в одной катастрофе, а еще около сотни изувечило на всю жизнь при просадках и обвалах.

Старожилы, покинувшие город и осевшие в Теллуриде, клялись, что в шахте до сих пор можно услышать шаги и жалобные стоны призрака одного из погибших. Подземные выработки тянулись на десятки миль, сетью крупноячеистых сот пронизывая крутые склоны величественного пика, вздымающегося в нежную лазурь колорадских небес на высоту почти 13 000 футов.

К 1931 году разработка истощившейся золотоносной породы сделалась нерентабельной. Шахта “Парадиз” закрылась и шестьдесят пять лет оставалась лишь воспоминанием и медленно затягивающимся шрамом, уродующим живописный ландшафт. Только в 1996 году забытые стволы и галереи снова услышали топот сапог и звон кирки.

Маркес перевел взгляд на горные вершины. Неделю назад закончилась четыре дня свирепствовавшая буря, и толщина покрова и без того заснеженных склонов возросла еще на четыре фута. С весенним потеплением снег стал рыхлым, как картофельное пюре. Приближался сезон лавин. Горнолыжников предупреждали об опасности и рекомендовали ни в коем случае не отклоняться в сторону от проложенных маршрутов и лыжных трасс. Впрочем, дому Маркеса и его семье ничто не угрожало – со дня основания Пандору еще никогда не накрывал снежный оползень, – а вот сам он сильно рисковал всякий раз, когда взбирался зимой на своем пикапчике по узкому обледеневшему серпантину и допоздна работал в одной из самых глубоких и отдаленных штолен заброшенной шахты. С каждым днем становилось все теплее, и сход лавины мог произойти в любое время.

За все проведенные в горах годы Маркес только однажды видел лавину. И это зрелище до конца жизни не изгладится из его памяти. Колоссальных размеров снежный ком с огромной скоростью скатывался по склону, окруженный искрящимся облаком, сметая с рокочущим громом на своем пути скалы и деревья.

Допив кофе, Луис нахлобучил видавшую виды защитную каску, сел за руль своего внедорожника и запустил двигатель. Дав ему пару минут прогреться, тронулся с места и осторожно повел машину по узкой немощеной дороге, ведущей к шахте. После недавней бури протекторы его автомобиля оставляли в снегу глубокие колеи, и Луис очень внимательно следил за дорогой, которая вскоре начала круто изгибаться вверх по спирали. Через пару минут с внешней стороны дороги показался обрыв, отвесно уходящий вниз на несколько сот футов. Если на этом отрезке серпантина занесет, спасателям долго потом придется выскребать по кусочкам искореженный труп из груды расплющенного железа.

Местные, не стесняясь, намекали, что у Маркеса проблемы с головой, а все из-за того, что он зачем-то приобрел права на старую шахту “Парадиз”. За глаза же, собираясь в салуне попить пивка, откровенно называли его старым маразматиком. “Ведь все золото, которое стоило извлекать из породы, добыто уже много лет назад!” – говорили они, в недоумении пожимая плечами. И ни одна живая душа на свете, кроме Лайзы и председателя правления скромного коммерческого банка в Теллуриде, не догадывалась о том, что Маркес благодаря этой покупке станет богатым человеком. Прибыль от шахты он расчетливо инвестировал в местную недвижимость, и когда начался горнолыжный бум, состояние его достигло почти двух миллионов долларов.

Золото Луиса не интересовало. Последние десять лет он занимался исключительно камнями. В Монтане, Неваде и Колорадо он рыскал по заброшенным золотым и серебряным рудникам, выискивая часто сопутствующие драгоценным металлам редкие минералы, ценимые ювелирами. В одном из штреков шахты “Парадиз” он наткнулся на мощную жилу розоватых кристаллов, пренебрежительно принятых старыми горняками за пустую породу. Наметанный глаз Маркеса сразу опознал в них родохрозит, очень красивый полудрагоценный камень, в природных условиях имеющий окраску от бледно-розовой до темно-вишневой.

Месторождения родохрозита встречаются во всех частях света, но довольно редки. Ювелирной обработке подвергаются, как правило, только мелкие экземпляры, а крупные природные кристаллы чистой воды весом от восемнадцати карат пользуются бешеным спросом среди коллекционеров. Камни, добытые в шахте “Парадиз”, отвечали самым строгим требованиям знатоков и ценителей. Маркес мог бы давно уйти на покой и провести остаток жизни в блаженном ничегонеделании, но решил повременить еще немного, пока не выработает жилу до конца.

Остановив свой старый потрепанный пикап у массивной и порядком проржавевшей железной двери, запертой аж на четыре навесных замка, Маркес вышел из кабины, достал ключи, каждый размером в мужскую ладонь, открыл замки и снял цепи. Двумя руками потянул на себя тяжелую створку. Лучи лунного света проникли в проем, вырвав из мрака наклонно уходящую вниз площадку и пару рельсов.

Войдя внутрь, Луис запустил движок, приводящий в действие большой переносной генератор, и повернул тумблер на распределительном щите. Ствол шахты внезапно озарился длинной гирляндой электрических лампочек, протянутой на сотни ярдов в глубь галереи. На рельсах Маркеса ждала вагонетка, привязанная тросом к лебедке. Вагонетку делали на века, и единственным признаком ее истинного возраста был бурый налет ржавчины на бортах.

Маркес влез в вагонетку и нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Лебедка зажужжала, стравливая трос, и вагонетка покатила по рельсам вниз, движимая одной лишь силой тяжести. Спуск под землю – занятие не для слабонервных или страдающих клаустрофобией. Толщина шахтного ствола едва превышала ширину вагонетки. Бревенчатые крепи, похожие на дверные рамы с толстенными стойками и перекладинами, располагались через каждые несколько футов, страхуя кровлю от обвала. Часть бревен прогнила, но большинство оставалось прочными и надежными, как и в тот день, когда их поставили здесь давно ушедшие горняки. Вагонетка быстро преодолела крутой спуск и остановилась на отметке 1200 футов глубины. Здесь было неуютно и сыро от постоянно сочащейся с кровли и убегающей журчащими струйками в темноту воды.

Прихватив рюкзак и пакет с ланчем, Маркес вылез из вагонетки и пошел к вертикальному стволу, ведущему к нижним отметкам шахты “Парадиз” до уровня 2200 футов. Начинавшиеся оттуда галереи и квершлаги веером расходились в разные стороны, пронизывая гранитную толщу, как спицы колеса. Если верить старым записям и картам подземных выработок, общая протяженность туннелей под Пандорой и вокруг нее превышала сто миль.

Луис бросил камешек в зияющую пустоту. Звук всплеска дошел до него через две секунды.

Вскоре после закрытия шахты и остановки насосов нижние уровни затопило. Постепенно уровень воды установился футов на пятнадцать ниже отметки 1200, где Маркес разрабатывал жилу родохрозита. Но во время таяния снегов и дождливых сезонов вода быстро поднималась, и Луис уже предвидел, что через несколько недель она достигнет верха старой шахты и главных штолен. И пока вода не схлынет до прежнего уровня, добычу придется приостановить.

Поэтому Маркес заранее настроился извлечь за оставшееся время столько драгоценных кристаллов, сколько успеет. К сожалению, использование современной техники в столь деликатной операции исключалось, и приходилось полагаться только на собственные руки, кирку и тачку, чтобы подвозить к вагонетке отбитые куски породы с вкраплениями друз родохрозита.

Шагая по туннелю, он то и дело обходил старые ржавеющие вагонетки и отбойные молотки, брошенные покинувшими выработку шахтерами после закрытия “Парадиза”. Сбыть ставшее ненужным оборудование владельцам было некуда, так как ближайшие шахты прекратили добычу примерно в то же время, и потому все это железо побросали прямо там, где последний раз им пользовались.

Пройдя семьдесят пять ярдов, Луис уперся в узкую расщелину, в которую с трудом мог протиснуться. Двадцатью футами дальше начиналась его заветная жила. Подвешенная на проволоке лампочка перегорела, и Маркес заменил ее на новую. Потом взял в руки кирку, примерился и начал вырубать из неподатливого гранита вкрапления кристаллов, чем-то напоминающих изюминки в сдобной булочке.

Намахавшись до второго пота, он решил немного передохнуть и тут же вспомнил об опасно нависшем над лазом в расщелину каменном козырьке. Козырек с виду казался прочным, но Маркес не хотел рисковать. Если тот все-таки сорвется во время работы, то ему из этой мышеловки нипочем не выбраться. Долбить его киркой было бы слишком долго и утомительно, так что оставалось только взорвать. С помощью переносного пневматического бура он просверлил в камне отверстие, засунул туда заряд динамита и подсоединил провода к ручному детонатору. Выйдя из расщелины и зайдя за поворот штольни, он нажал плунжер. Глухой удар потряс стены, эхом прокатившись по переходам; сразу вслед за ним послышался характерный шум обвала, и все вокруг заволокло облаком пыли.

Выждав несколько минут, пока не осядет пыль, Маркес, осторожно ступая, вернулся к месту взрыва. Козырька больше не существовало – он превратился в бесформенную каменную груду, частично перегородившую вход в расщелину. Подкатив поближе тачку, Маркес занялся уборкой, вывозя и выбрасывая обломки чуть дальше по ходу. Очистив проход, он поднял голову и бросил взгляд вверх, чтобы окончательно удостовериться в устранении угрозы обвала.

И с удивлением уставился в черный проем с неровными краями, непонятным образом появившийся в арке кровли прямо над жилой. Чтобы получше его рассмотреть, он направил в отверстие луч закрепленного на каске шахтерского фонаря. Внутри высветилось довольно объемистое пространство подозрительно правильной формы. Снедаемый внезапно вспыхнувшим любопытством, Маркес пробежался по штольне и где-то через полсотни ярдов увидел в куче брошенного оборудования то, что искал: ржавый покореженный пролет железного трапа длиной около шести футов. Вернувшись в расщелину, он приставил импровизированную лестницу к стене, взобрался наверх и стал расширять отверстие, осторожно вынимая шатающиеся камни, пока не увеличил его настолько, чтобы можно было пролезть. Затем поднялся на предпоследнюю ступеньку, просунулся в дыру до пояса и осмотрелся по сторонам, разгоняя тьму фонарем на козырьке каски.

Взору его открылось удивительное зрелище: вырубленная в гранитной скале комната, представляющая собой практически идеальный куб со стороной примерно в пятнадцать футов. Безупречно ровные и гладкие стены покрывали аккуратно вырезанные странные письмена. Луис готов был поклясться, что эти знаки оставлены кем угодно, только не горняками минувшего столетия. Но тут луч фонаря упал на каменный пьедестал в центре зала и осветил водруженный на него предмет.

Маркес вздрогнул от неожиданности и чуть не упал с лестницы. Пустые глазницы абсолютно черного черепа смотрели, казалось, прямо на него.

2

Двухмоторный самолет компании “Юнайтед Эйрлайнз” лихо обогнул на вираже парочку пухлых облаков и начал снижение к короткой посадочной полосе, расположенной чуть ли не на самом краю обрывистого берега реки Сан-Мигель. Хотя пилот давно потерял счет взлетам и посадкам в аэропорт} Теллурида, ему всякий раз приходилось заставлять себя сосредоточиться на управлении самолетом, не отвлекаясь на открывающуюся с высоты живописную панораму снежных пиков горного хребта Сан-Хуан. От безмятежной красоты остроконечных вершин и крутых склонов, облаченных в мантию вечных снегов под бездонным лазурным небом, неизменно захватывало дух.

Самолет нырнул в долину, и по обе стороны от него величественно воздвиглись горы. До них было так близко, что пассажирам казалось, будто кончики крыльев вот-вот сбреют парочку эспенов, сиротливо дрожащих кронами на покрытых проплешинами осыпей склонах. Машину и в самом деле тряхнуло, но лишь оттого, что пилот выпустил шасси. А в следуюшую минуту колеса коснулись посадочной полосы и мягко зашуршали по бетону.

В самолете было всего восемнадцать пассажиров, и высадка прошла быстро. Патриция О’Коннелл вышла последней. По совету друзей, уже летавших этим маршрутом, она специально попросила билет на место в хвосте, чтобы любоваться фантастическим горным ландшафтом, а не плоскостью самолета в иллюминаторе.

На высоте 9000 футов недостаток кислорода в разреженном воздухе ощущался заметно, но с лихвой компенсировался его невероятной чистотой и свежестью. По дороге от трапа до здания аэровокзала Пэт дышала полной грудью и никак не могла надышаться. У входа навстречу ей шагнул невысокий коренастый крепыш с бритой головой и пышной темно-каштановой бородой.

– Доктор О’Коннелл?

– Можете называть меня просто Пэт, – ответила она. – А вы доктор Эмброз?

– Можете называть меня просто Том, – подхватывая ее тон, улыбнулся встречающий. – Как долетели?

– Чудесно. Немножко поболтало над горами, но вид сверху заставляет забыть о любых неудобствах.

– Теллурид – прекрасное место, – задумчиво произнес Том. – Иногда мне хочется плюнуть на все, обосноваться в горах и провести здесь остаток жизни.

Внешне доктор Томас Эмброз мало подходил под стереотип серьезного ученого, но он считался одним из самых уважаемых антропологов в мире. Заслуженный профессор Аризонского университета, выдающийся исследователь и аналитик, чьи скрупулезные отчеты о раскопках, проведенных под его руководством, служили общепризнанным эталоном. Пэт знала, что Эмброзу под шестьдесят, но выглядел он лет на десять моложе. Никто бы не подумал, что у него за плечами более тридцати лет поисков следов древнего человека и доисторических культур в юго-западных регионах Северной Америки.

– Доктор Кидд говорил со мной по телефону, почти сплошь загадками. И при этом таинственно намекал на какое-то грандиозное открытие. Но ничего конкретного так и не сказал, – пожаловалась Патриция, бросив вопросительный взгляд на собеседника.

– Я тоже не скажу, – засмеялся Эмброз. – Лучше наберитесь терпения, и скоро все увидите сами.

– А как вы оказались в этом замешаны, если не секрет?

– Просто оказался в нужном месте в нужное время. Приехал покататься на лыжах с подругой, думал на недельку расслабиться, а тут вдруг позвонил коллега из университета Колорадо и спросил, не взгляну ли я на находку одного старого горняка. После беглого осмотра на месте я сразу понял, что это выходит за пределы моей компетенции.

– Странно слышать подобное признание из уст человека с вашей репутацией.

– К сожалению, мои скромные познания не включают эпиграфику. Так что следующий выход ваш. Единственный специалист по расшифровке древних надписей, с которым я знаком лично, это доктор Джерри Кидд из Стэнфорда. Сам он приехать не смог, но очень настойчиво рекомендовал пригласить вместо него именно вас.

Эмброз повернулся к открывшемуся люку багажного транспортера, по ту сторону которого регистраторши, они же по совместительству грузчицы и носильщицы, принялись споро швырять чемоданы и сумки в наклонный металлический желоб.

– Моя вон та, зеленая, – подсказала Пэт, радуясь втихомолку, что есть кому тащить ее пятидесятифунтовую сумку, битком набитую справочниками.

Эмброз подхватил сумку, удивленно хмыкнул, но от комментариев воздержался и безропотно поволок ее к джипу “Чероки”, припаркованному на стоянке возле здания аэровокзала. Прежде чем сесть в машину, Патриция задержалась на минутку, чтобы еще раз полюбоваться живописной панорамой смешанных сосново-эспеновых лесов, сплошь покрывающих склоны Маунт-Уилсон и Саншайн-пик на противоположной стороне долины. Эмброз воспользовался моментом, чтобы украдкой рассмотреть спутницу. Огненно-рыжие волосы Пэт свободно ниспадали до талии, выгодно оттеняя большие светло-зеленые, как степная полынь, глаза. Она стояла в непринужденной позе, перенеся вес на правую ногу и чуть вывернув внутрь левое колено, чем-то напоминая изваянную гениальным мастером скульптуру. Развитые мышцы плеч и рук в сочетании с женственной фигурой свидетельствовали о долгих часах, проведенных на тренажере и в гимнастическом зале. Всего на четыре дюйма недотягивая до шести футов, она почти на голову была выше коротышки Эмброза, да и весила, похоже, добрых сто тридцать пять фунтов. Не то чтобы красавица или просто хорошенькая, но Пэт с первого взгляда пробуждала в мужчинах симпатию и интерес. Не стал исключением и доктор Томас Эмброз, живо представивший ее в куда более соблазнительном наряде, чем потертые джинсы и мужская кожаная безрукавка.

Доктор Кидд в беседе по телефону утверждал, что никто не сумеет расшифровать древние надписи лучше Патриции О’Коннелл. Он переслал по факсу список ее научных работ и достижений, который произвел на Эмброза весьма благоприятное впечатление. Тридцать пять лет, докторская степень по древним языкам от колледжа св. Эндрю в Шотландии, профессорская кафедра в университете штата Пенсильвания с преподаванием вводного курса сравнительной лингвистики, автор трех книг о наскальных надписях, расшифрованных ею в разных частях света. Была замужем за юристом, сейчас разведена и воспитывает четырнадцатилетнюю дочь. Убежденный диффузионист: придерживается теории, что культуры плавно переходят одна в другую, а не возникают самостоятельно на пустом месте. Твердо верит, что древние мореплаватели достигли берегов Америки за много сотен лет до Колумба.

– Я подыскал вам в городе приличную гостиницу с полупансионом, – сообщил Эмброз. – Если хотите освежиться и отдохнуть с дороги, могу вас туда забросить на часок.

– Нет, спасибо, – улыбнулась в ответ Пэт. – Если не возражаете, я бы предпочла отправиться прямо на место.

Эмброз кивнул, достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.

– Я предупрежу Луиса Маркеса – это владелец шахты, который сделал открытие, что мы выезжаем.

Центральную часть Теллурида они проехали молча. Пэт рассматривала горнолыжные трассы на склонах Маунт-Вилледж, с интересом наблюдая, как лыжники азартно начинают их штурмовать сразу за городской окраиной. Появились старые бревенчатые здания, сохранившиеся с прошлого столетия. Их заботливо отреставрировали, только вместо бесчисленных салунов там теперь размещались обычные магазины.

Эмброз прервал молчание, указывая на дом слева:

– Вот тут Буч Кессиди ограбил свой первый банк.

– Должно быть, у Теллурида богатая история?

– Так оно и есть. Вот здесь, прямо перед “Шеридан-отелем”, Уильям Дженнингс Брайан произнес свою знаменитую речь о “кресте из золота”. А немного дальше, в Сауз-Форк-Вэлли, построили первую в мире электростанцию переменного тока для шахт. Оборудование станции изготовлено по чертежам самого Николы Теслы.

Джип выбрался за пределы Теллурида, улицы которого пестрели шумными группками лыжников и туристов, и въехал в каньон, откуда начиналась мощеная дорога, ведущая к Пандоре. Пэт не могла отвести взор от отвесных гранитных утесов, обступивших старый шахтерский городок; от первозданной красоты “Фаты невесты” – знаменитого каскада, по уступам которого струился пока еще тоненький ручеек талой воды.

Эмброз свернул на боковую дорогу. Справа показалась кучка полуразвалившихся строений и припаркованные рядом на обочине фургон и джип одинакового бирюзового цвета. Двое мужчин в гидрокостюмах выгружали какое-то оборудование, показавшееся Пэт снаряжением аквалангистов.

– Интересно, что понадобилось подводникам в высокогорной долине Колорадо? – высказала она вслух свое удивление.

– Мне тоже стало любопытно, так я вчера подъехал и спросил у них напрямик, – признался Эмброз. – Эти парни из НУМА – Национального универсального морского агентства.

– Далековато отсюда до моря.

– Они мне сказали, что исследуют сложную систему древних водных путей, по которым когда-то стекала вода с западного склона гор Сан-Хуан. Там целый лабиринт пещер, соединяющийся со старыми шахтными выработками.

Через полмили они проехали заброшенную обогатительную фабрику, где на берегу реки Сан-Мигель рядом со входом в шахту стоял большой грузовик с трейлером. На борту трейлера красовалась надпись: “Подземные исследования Инк.”, а пониже, мелкими буквами, адрес корпорации: город Финикс, штат Аризона.

– Еще одна группа ученых, – пояснил Эмброз, хотя Пэт его ни о чем не спрашивала. – Геофизики. Шастают по старым выработкам с электронными детекторами в поисках золотых жил, пропущенных горняками прошлых лет.

– Думаете, что-нибудь найдут?

– Сомневаюсь. Эти горы обследованы и перекопаны вдоль и поперек.

Проехав еще немного, Эмброз свернул к живописному деревянному домику и припарковался рядом со старым пикапом “шевроле”. Маркес и его жена Лайза, предупрежденные о прибытии гостей, вышли навстречу. Эмброз представил им Патрицию.

– Вы живете среди такой красоты, что поневоле позавидуешь, – заметила она.

– Как ни грустно в этом признаваться, – вздохнула Лайза, – через год так привыкаешь, что перестаешь замечать красоты природы.

– Все равно не могу поверить, что кто-то может оставаться к ним равнодушным!

– Может, выпьете чего-нибудь? Кофе, пива?

– Нет, спасибо, – отказалась Пэт. – Я бы хотела как можно скорее осмотреть вашу находку.

– Нет ничего проще, – сказал Маркес. – Впереди пять часов светлого времени. Более чем достаточно, чтобы показать вам ту камеру и вернуться до темноты.

– Поспеете как раз к ужину, – согласно кивнула Лайза. – Надеюсь, вы ничего не имеете против бифштекса из лосятины?

– Звучит заманчиво, – ответила Пэт, внезапно ощутив легкое урчание в желудке.

Луис с сомнением покосился на свой старый автомобиль.

– Думаю, док, поездка будет более комфортабельной, если мы отправимся в вашем джипе, а то я никак не соберусь поменять рессоры на своей развалюхе.

Через пятнадцать минут все трое разместились в вагонетке и начали спуск в недра “Парадиза”. На Пэт, впервые оказавшуюся так глубоко под землей, он произвел неизгладимое впечатление.

– Мне кажется, или действительно становится теплее? – обернулась она за подтверждением к Маркесу... – Вообще говоря, – пояснил тот, – температура повышается в среднем на три градуса Цельсия на каждые сто футов глубины. На нижних уровнях, которые теперь затоплены, жара доходила до сорока.

Вагонетка остановилась. Маркес вылез, покопался в большом деревянном ящике с инструментами, вытащил две шахтерские каски и протянул ученым.

– Для защиты от камнепада? – поинтересовалась Пэт. Маркес рассмеялся:

– И для этого тоже, но в основном для того, чтобы вы не разбили себе лоб о крепежные бревна.

Тусклые лампочки, закрепленные на стойках крепи, неровно мигали над головами пробирающихся по штольне людей. Луис шагал впереди. Если кто-нибудь начинал говорить, слова гулким эхом разносились по туннелю, отражаясь от каменных стен. Пэт то и дело спотыкалась о шпалы старой ржавой одноколейки, но каким-то чудом ухитрилась ни разу не упасть. Собираясь и одеваясь сегодня утром перед вылетом в Теллурид, она еще не догадывалась, насколько мудрым окажется спонтанное решение обуться в туристские ботинки. Ей казалось, что они тащатся уже целый час, хотя на самом деле весь путь до входа в расщелину занял не больше десяти минут. Вслед за проводником они протиснулись в узкий лаз. У приставленного к стене железного лестничного пролета Маркес остановился и жестом указал вверх, на озаренный изнутри электрическим светом проем.

– После вашего вчерашнего визита я провел туда свет, доктор Эмброз. Стены гладкие, отражают не хуже рефлекторов, так что с изучением надписей у вас затруднений не возникнет. – С этими словами он отступил в сторону и помог Пэт подняться по лестнице.

Не зная заранее, чего ждать, она была ошеломлена и потрясена. Только теперь она поняла, что чувствовал Говард Картер, первым увидевший гробницу Тутанхамона. Взгляд ее сразу словно магнитом притянуло к черному черепу. На цыпочках, затаив дыхание, она благоговейно приблизилась к пьедесталу, не отрывая глаз от светящейся матовым блеском отполированной поверхности сокровища.

– Уникальная вещь! Вы согласны со мной, доктор? – не скрывая восхищения, обратилась Пэт к присоединившемуся к ней Тому Эмброзу.

– Да, работа исключительная, – согласился тот. – Между прочим, обратите внимание на материал. Вулканический обсидиан, если не ошибаюсь.

– Я видела череп, найденный в Белизе и вырезанный древними майя из цельного кристалла горного хрусталя, но тот по сравнению с этим не более чем грубая ремесленная поделка.

– Я слышал, что хрустальный череп излучает световую ауру, и от него исходят странные звуки.

– Должно быть, он, когда я его обследовала, впал в летаргический сон, – улыбнулась Пэт. – Я глазела на него, он глазел на меня, но никаких необычных проявлений активности я не заметила.

– Не могу себе представить, сколько лет или даже поколений ушло, чтобы без лазерной техники и других современных инструментов сотворить и отшлифовать такой сложный предмет из столь хрупкого материала. А какая колоссальная ответственность на плечах мастера: подумайте, одно неверное касание резца – и все вдребезги!

– Полировка безупречная, ни единой шероховатости, – отметила Пэт, осторожно проведя пальцами по поверхности черепа. – Просто чудо, вы не находите?

Эмброз жестом обвел камеру:

– Весь этот зал – чудо! Чтобы только нанести на стены и потолок все эти письмена, полудюжине искусных резчиков по камню понадобилась бы целая жизнь. Так ведь еще и стены надо было предварительно отполировать. Да и выдолбить помещение таких размеров в сплошном граните меньше чем за несколько лет невозможно. Я тут вчера сделал кое-какие замеры. Четыре стены, пол и потолок представляют собой идеальный куб. Если где-то и есть отклонения, они не превышают долей миллиметра. И совершенно непонятно, каким путем покинули его создатели? Прямо как в классическом старом детективе: тело убитого в запертой изнутри комнате без окон, дымохода и вентиляции.

– А как же отверстие в полу? – удивилась Пэт.

– Случайно образовалось при взрыве мини-заряда динамита. Наш друг Луис Маркес трудится над добычей полудрагоценных камней и решил немного обезопасить подходы к жиле.

– Тогда я вообще не понимаю, как им удалось проделать подобный трюк.

Эмброз показал на потолок:

– Единственная зацепка, которую я нашел, – микроскопический зазор по всему периметру потолка. Рискну предположить, что строители этой камеры сначала вырубили ее в скале, а потом накрыли сверху точно пригнанным по размерам каменным блоком.

– С какой целью?

Эмброз развел руками и усмехнулся:

– Это уже не в моей компетенции. Ответы вам придется искать самой – для того вы сюда и прилетели.

Пэт достала из поясной сумочки блокнот, кисточку и лупу. Подойдя к стене, она смахнула кисточкой пыль веков и принялась изучать очищенный фрагмент под увеличительным стеклом. Несколько секунд она внимательно рассматривала странные знаки, потом перевела взгляд на потолок. Лицо ее выражало полное недоумение.

– С потолком, думается, я разобралась: это карта звездного неба, – уверенно заявила Пэт, повернувшись к спутнику. – А вот символы на стенах... – Она замялась, подыскивая слова, потом махнула рукой и выпалила: – Боюсь, это всего-навсего фальшивка, оставленная горняками, пробившими штольню.

– Что заставляет вас так думать? – насторожился Эмброз.

– Они не имеют аналогов ни с одной древней письменностью.

– А расшифровать хоть что-нибудь вы можете?

– Пока могу только сказать, что это не пиктографическое письмо, типа иероглифов, и не логографическое, где каждый символ соответствует отдельному слову. Больше всего эти знаки напоминают алфавит.

– Иначе говоря, вы склонны считать их буквами, каждая из которых выражает гласный или согласный звук? – уточнил Эмброз.

Пэт утвердительно кивнула:

– Совершенно верно. Только я никак не могу решить, с чем мы имеем дело: с зашифрованным посланием потомкам горняков-остряков или все-таки с оригинальной доисторической системой письменности.

Эмброз внимательно посмотрел на нее:

– Не могли бы вы все же пояснить подробнее, почему подозреваете здесь чей-то розыгрыш?

– Я ведь уже сказала, что эти письмена не имеют ни малейшего сходства ни с одним из известных науке памятников письменной речи за все века человеческой истории.

– А чуть позже высказали прямо противоположную точку зрения: что они могут оказаться оригинальной системой письменных знаков.

Пэт протянула Эмброзу лупу:

– Не будем спорить, лучше взгляните сами. Все символы отличаются удивительной простотой и, я бы сказала, законченной лаконичностью линий. Использование геометрических форм в сочетании с отрезками прямых – самый эффективный метод алфавитной конструкции. Вот почему мне не верится в их принадлежность какой-нибудь древней культуре.

– Но расшифровать их все-таки реально? Тогда мы точно определим, розыгрыш это или неизвестный науке текст.

– Узнаю, когда сниму кальки и прогоню их через университетский компьютер. Среди древних надписей крайне редко встречаются тексты со столь однозначной, четкой и ярко выраженной структурой. Это большой плюс при составлении программы дешифровки. Беда в другом: не имея в своем распоряжении аналогичных образцов, мне не от чего оттолкнуться. А компьютер может нащупать какой-то перспективный путь исключительно методом проб и ошибок. И одному богу известно, сколько на это уйдет времени.

– Эй, как вы там? – крикнул снизу Маркес.

– Думаю, на сегодня мы почти закончили, – отозвалась Пэт. – Кстати, у вас в городе найдется магазин канцтоваров?

– Даже два.

– Отлично. Мне понадобится несколько больших рулонов кальки и прозрачный скотч, чтобы склеить их в широкие полосы, которые я могла бы при... – Пэт осеклась на полуслове, настороженно прислушиваясь: откуда-то из глубины штольни донесся отдаленный рокот, и пол камеры ощутимо дрогнул под ногами.

– Что это было? Землетрясение? – с тревогой в голосе спросила она.

– Вряд ли, – ответил Маркес. – Скорее всего, лавина где-то неподалеку сошла. Вы с доктором Эмброзом занимайтесь своим делом, а я поднимусь и посмотрю.

Снова тряхнуло, на этот раз сильнее.

– Может быть, нам стоит пойти с вами? – опасливо предложила Пэт.

– Крепь в штольне старая, многие бревна подгнили, – с сомнением покачал головой Луис. – От сотрясения породы кровля может рухнуть. Спокойнее будет, если вы подождете здесь.

– Только недолго, ладно? А то у меня, кажется, начинается приступ клаустрофобии.

– Через десять минут вернусь, – заверил Маркес. Когда шаги его стихли за поворотом, Пэт обратилась к Эмброзу:

– Хотелось бы выслушать ваше мнение о черепе. Как вы считаете, это работа древняя или современная?

Антрополог уставился на череп задумчивым взглядом.

– Определить, сделан он вручную или с помощью современных технических средств, без лабораторного анализа я не рискну. Но в одном уверен на все сто: этот зал вырубили не иштеры. Такая трудоемкая и требующая колоссальных временных затрат работа не могла остаться незамеченной даже сто лет назад. Между тем Маркес гарантирует, что в старых записях и картах шахты “Парадиз” нет никаких указаний на вертикальный ствол, пробитый на этом конкретном участке. Отсюда следует, что подземная камера появилась здесь до 1850 года.

– Или намного позже. Эмброз пожал плечами:

– Все работы на шахте прекратились в 1931 году. Конечно, посторонним не составляет труда проникнуть внутрь, но вручную вырубить и вывезти такое количество породы невозможно, а использование мощного горнопроходческого оборудования неизбежно привлекло бы внимание местного населения. Я дорожу своей репутацией и предпочитаю не рисковать ею без крайней необходимости, но сейчас готов авторитетно заявить, что, по моему мнению, этим надписям и черепу больше тысячи лет. И не удивлюсь, если намного больше.

– Может, древние индейцы постарались? – неуверенно предположила Пэт.

– Исключено, – покачал головой Эмброз. – Коренные жители Америки возвели в прошлом немало сооружений из камня; некоторые из них до сих пор поражают воображение своими масштабами и циклопическими размерами, однако такой поистине ювелирной точности, как здесь, больше нигде не зафиксировано. Полагаю, сотворить нечто подобное им было просто не по плечу. И не забывайте о надписях! Насколько мне известно, индейцы обходились без письменности.

– Да, пожалуй, здесь мы столкнулись со следами цивилизации несравненно более высокого творческого и интеллектуального уровня, – со вздохом согласилась Пэт, машинально проводя кончиками пальцев по высеченным на граните символам.

В ожидании возвращения Маркеса она занялась перерисовыванием настенных знаков в блокнот. Доктор Эмброз стоял рядом, молча наблюдая за ее уверенной работой. Закончив копирование, Пэт сосчитала отличающиеся друг от друга символы. Их оказалось всего сорок два, что подтверждало ее первоначальную гипотезу об алфавитной структуре надписей. Потом измерила глубину резьбы и расстояние между строками и знаками. Но чем дольше вглядывалась она в компактные группы символов, определенно представляющие собой слова и предложения, тем сильнее возрастали ее раздражение и неуверенность. В форме, расположении и структуре надписей угадывалась ускользающая от нее логика, но разрешить загадку мог наверное, только точный перевод. Пэт уже почти закончила фотосъемку испещренных письменами стен и стилизованной карты звездного неба на потолке, когда в отверстии в полу показалась голова Маркеса.

– Похоже, мы тут на какое-то время застряли, – объявил он, забираясь внутрь. – Вход в шахту завален лавиной.

– О господи! – тихо ахнула Пэт.

– Причин для паники нет, уверяю вас, – широко улыбнулся Луис, хотя обоим ученым показалось, что улыбка у него несколько вымученная, а голос звучит неестественно бодро. – Моя жена знает, что делать в таких случаях. Она сразу поймет, что с нами стряслось, и вызовет помощь. Из города приедут спасатели и откопают нас.

– И долго нам придется здесь торчать? – ворчливо поинтересовался Эмброз.

– Трудно сказать. Зависит от того, сколько снегу навалило на дверь. Может быть, несколько часов. Может быть, целый день. Но работать они будут без перерыва, пока полностью не разберут завал. В этом можете не сомневаться.

Пэт с облегчением вздохнула.

– Ладно, подождем, раз такое дело. Слава богу, освещение работает. Думаю, мы с доктором Эмброзом успеем за время вынужденного заключения зарисовать хотя бы часть текста.

Не успела она закончить фразу, как пол и стены камеры сотряслись от мощного толчка, сопровождаемого накатывающимся откуда-то с самых глубинных уровней и постоянно нарастающим громовым рокотом. Затем до их ушей донесся противный хруст сминаемых бревен и тяжкий гул камнепада, эхом прокатившийся по штольне. Тугая волна уплотнившегося воздуха вихрем вонзилась в расщелину и с ревом ворвалась в проем, расшвыряв и сбив с ног всех, кто находился внутри.

Свет мигнул и погас.

3

Потревоженные недра горы еще долгое время отзывались недовольным ворчанием, но вот наконец затих последний отзвук катаклизма, сменившись оглушительной тишиной. Невидимая в кромешном мраке пыль заклубилась в туннеле, просочилась в расщелину и, будто подхваченная чьем-то невидимой рукой, оккупировала камеру. Заскрипела на зубах мельчайшая минеральная взвесь; кто-то удушливо закашлялся. Эмброз первым сумел выдавить нечто членораздельное и осмысленное:

– Кто мне скажет, что тут такое стряслось?

– Обвал, – сипло отозвался Маркес. – Наверное, кровля в штольне обрушилась.

– Пэт! – позвал Эмброз, шаря руками в темноте. – Вы не ранены?

– Нет, – прохрипела она в промежутке между приступами кашля. – Слегка ударилась спиной и пыли наглоталась, а так все в порядке.

Антрополог нащупал ее руку и помог встать.

– Возьмите мой платок и закройте рот и нос. Пэт последовала совету и некоторое время просто дышала, наслаждаясь очищенным от пыли воздухом.

– Мне показалось, будто земля под ногами вздыбилась, – пожаловалась она, когда пыль немного осела.

– А с чего это вдруг такой обвал неожиданный? – обратился Эмброз к невидимому в темноте Маркесу.

– Точно не скажу, но сдается мне, кто-то здесь взрывчаткой побаловался.

– Разве кровля не могла обвалиться из-за вызванного лавиной сотрясения?

– Богом клянусь, это был динамит! Мне ли не знать, когда я сам уж лет сорок им пользуюсь. Динамитную шашку я за десять миль по звуку определяю. Только я всегда применяю маломощные заряды с кумулятивным эффектом – как раз для того, чтобы взрывной волной ничего ненароком не обрушило. А сейчас шарахнуло так, что аж вся гора завибрировала. Прямо под нами, между прочим! И не одну палочку взорвали, а килограммов десять.

– Я думал, шахта давно заброшена, – удивился Эмброз. – Откуда здесь взрывники?

– Она и заброшена. Много лет здесь бывали только мы с женой.

– Но как же тогда...

– Не как, а зачем, – поправил антрополога Маркес. – Ох, прошу прощения, доктор, – извинился он, в поисках слетевшей с головы каски случайно зацепив его за ногу.

– Вы хотите сказать, что кто-то намеренно взорвал динамит на нижнем уровне, чтобы вызвать обвал?! – воскликнула пораженная Пэт.

– И я не я буду, если не выясню, кто и зачем, если мы отсюда выберемся, – угрюмо проворчал Луис; он нашарил наконец свою каску, нахлобучил ее на голову и включил фонарь. – Вот так-то лучше.

Слабенькая лампочка не столько давала свет, сколько обозначала его присутствие. Оседающая пыль походила на предутренний туман, зловеще клубящийся над кромкой воды. Казалось, все трое преждевременно поседели, а их лица и одежда приобрели грязновато-серый оттенок окружающего гранита.

– Что-то не нравится мне интонация, с которой вы произнесли слово “если”, мистер Маркес, – заметила Патриция.

– Тут все зависит от расклада, леди. Смотря с какой стороны от расщелины осела штольня. Если дальше по ходу – ничего страшного. А вот если кровля обрушилась между нами и входом, у нас крупные проблемы. Схожу-ка я гляну, чтоб не гадать понапрасну.

Пэт не успела и слова вымолвить, как Луис выскользнул в отверстие, оставив их с Эмброзом в непроглядной темноте. Оба молчали, окруженные удушливым саваном мрака и пыли, борясь изо всех душевных сил с овладевающими ими ужасом, отчаянием и паникой. Маркес вернулся через пять минут, показавшихся им годами. Понять что-либо по выражению его лица они не могли, поскольку луч фонаря на каске бил прямо в глаза, но и по голосу нетрудно было догадаться, что старуха с косой бродит совсем рядом.

– Боюсь, новости у меня паршивые, – начал Луис, помолчав немного. – Выход перекрыт. Обвал произошел недалеко отсюда. По моим прикидкам, длина завала добрых тридцать ярдов, если не больше. Чтобы его расчистить, спасателям потребуются дни, а то и недели.

Эмброз изучающе посмотрел на горняка, стараясь понять, осталась ли еще надежда выпутаться живыми из этой передряги. Не обнаружив ничего утешительного, он спросил в упор:

– Но вы все-таки полагаете, нас вытащат раньше, чем мы умрем от голода?

– Не в том дело, – ответил Маркес, безуспешно пытаясь скрыть тревожные нотки в голосе. – Вряд ли мы с вами успеем даже проголодаться по-настоящему. Беда в другом: в штольне полно воды. Уже поднялась на три фута, и уровень продолжает повышаться.

Только теперь Пэт заметила, что комбинезон Маркеса промок выше колен.

– Выходит, мы не только заперты в этой дыре, но и обречены утонуть, как крысы?!

– Этого я не говорил! – отрезал Луис. – Есть шанс, и довольно большой, что вода схлынет через боковые штреки раньше, чем доберется до нас.

– Но уверенности в этом нет? – уточнил Эмброз.

– Через несколько часов будем знать точно, – ушел от прямого ответа Маркес.

Пэт побледнела. Учащенное дыхание судорожно вырывалось сквозь полуоткрытые губы, казавшиеся обескровленными, как у вампира, из-за осевшей на них пыли. Холодные тиски страха все сильнее сжимали ее сердце, а снизу все громче и ближе доносилось зловещее журчание. Она встретилась взглядом с антропологом, в чьих глазах тоже метался ужас.

– Хотела бы я знать, – прошептала чуть слышно Пэт, – захлебнуться и утонуть под землей – это очень мучительная смерть?

Минуты казались годами, два часа растянулись на столетие. Неуклонно поднимающаяся вода достигла нижнего края проема, хлынула внутрь и заплескалась под ногами. Парализованная отчаянием Пэт встала на цыпочки и прижалась спиной к стене, тщетно пытаясь выиграть хоть несколько лишних секунд у беспощадно надвигающегося прилива. Губы ее беззвучно шевелились в безотчетной молитве Создателю с просьбой ниспослать чудо и остановить воду, прежде чем уровень подъема достигнет плеч.

Сознание отказывалось воспринимать кошмарную перспективу безвременной гибели в кромешном мраке подземелья на глубине более тысячи футов. Всплыли в памяти газетные заметки об аквалангистах, заблудившихся в лабиринте подводных пещер. Найденные тела отличались одной характерной особенностью: подушечки пальцев у них были стерты до кости в предсмертных усилиях проникнуть сквозь каменную толщу.

Мужчины угрюмо молчали, также погруженные в невеселые мысли. Маркес никак не мог поверить, что кто-то всерьез хотел их убить. Не находя ни смысла, ни мотива в подобном покушении, он мысленно представлял, в какую бездну скорби и горя повергнет его смерть всю семью. Слава богу, хоть нуждаться им не придется!

Пэт тоже думала о семье, точнее говоря, о дочери, остро ощущая глубокую безысходность и чувство вины перед девочкой. Какая жалость, какая жестокая несправедливость, что ей не доведется увидеть, как ее единственный ребенок подрастает и расцветает, постепенно превращаясь в женщину. И как ужасно, что ей суждено погибнуть в этой мышеловке под толщей скал, где тело ее, скорее всего, никогда не найдут. Хотелось плакать, да что там плакать – голосить навзрыд! – но слез почему-то не было.

Когда вода дошла до колен, все разговоры прекратились. Но подъем продолжался, и вскоре она заплескалась на уровне бедер. Вода была обжигающе холодной; соприкасаясь с кожей, она будто вонзалась в нее тысячами раскаленных иголок. Ноги Пэт начали неметь, она вся дрожала, зубы неудержимо выбивали крупную дробь. Доктор Эмброз, распознав грозные признаки гипотермии, привлек ее к себе и обнял, плотно прижавшись всем телом. В этом великодушном жесте не было ни намека на секс – лишь доброта, сострадание и забота о ближнем, – и Пэт восприняла его с благодарностью. От ровного горячего дыхания коротышки-антрополога, уткнувшегося лицом ей в ключицу, стало чуточку теплее, но она все равно не могла смотреть без ужаса на отвратительную черную рябь, завивающуюся воронками и отливающую мерзким маслянистым блеском в луче шахтерского фонаря на каске Маркеса.

Пэт внезапно встрепенулась. Ей на миг показалось, что в проеме, давно скрывшемся под слоем черной воды толщиной около трех футов, происходит что-то необычное.

– Погасите фонарь, пожалуйста, – тихо попросила она Маркеса.

– Что?

– Погасите фонарь. По-моему, внизу кто-то есть.

Мужчины, не сговариваясь, решили, что от холода и страха у нее начались галлюцинации, но Луис не стал спорить, а согласно кивнул, поднял руку и нащупал выключатель. Камера погрузилась во мрак.

– Вы можете сказать, что увидели? – спросил после паузы Эмброз.

– Свечение. Правда, очень слабое.

– Я ничего не вижу, – с сомнением покачал головой Маркес

– Да как же не видите?! – нетерпеливо воскликнула Патриция. – Смотрите, вот оно!

Луис и Том, напрягая зрение, уставились в воду, но ее поверхность оставалась такой же непроницаемо-черной, как и минуту назад.

– Но я же видела! Богом клянусь, что видела свет в расщелине!

Эмброз снова обнял ее и по-отечески ласково погладил по голове.

– Успокойтесь, Пэт, мы здесь одни, – мягко произнес он. – Вам просто померещилось.

Патриция с силой оттолкнула опешившего антрополога и закричала во весь голос, чуть не плача от негодования и обиды

– Мне никогда ничего не мерещится, а вот вы – слепые кутята! Неужели и сейчас не видите?

Маркес, озаренный внезапной догадкой, погрузил лицо в воду и открыл глаза и тоже увидел, как со стороны штольни становясь ярче с каждым мгновением, приближается светящаяся полусфера диаметром в несколько футов. Резко выдернув голову, он заговорил глухим голосом, стуча зубами от страха:

– Там действительно кто-то есть... Но человек не может бродить по затопленным туннелям... Я знаю, это призрак! – выкрикнул он в исступлении, дрожа всем телом. – Тот самый, что поселился в шахте почти сто лет назад!

От бессвязной речи Луиса повеяло такой жутью, что Пэт и Эмброз лишились последних крох физических и моральных сил. Сбившись в кучку, все трое как завороженные следили за приближением тускло светящегося облачка. Маркес снова включил фонарь, направив луч на окруженный призрачным ореолом поднимающийся из глубин черный клубок.

Неожиданно из мрака вынырнула обычная человеческая рука, вынула загубник и сдвинула маску на лоб. В свете шахтерской лампы сверкнули озорным блеском живые зеленые глаза, губы приоткрылись в улыбке, обнажив два ряда идеально ровных и ослепительно белых зубов.

– Похоже, леди и джентльмены, – дружеским тоном заговорил незнакомец, – я подоспел как раз в тот самый пресловутый критический момент.

4

В первое мгновение Пэт подумала, что истерзанное отчаянием и парализующим холодом сознание играет с ней в дурацкие игры. Эмброз с Маркесом, ошеломленные не меньше, тупо уставились, разинув рты, на улыбающуюся физиономию аквалангиста. Но не прошло и минуты, как потрясение сменилось облегчением. Каждый радовался, что они больше не одни, – ведь появление незнакомца сулило возобновление контакта с внешним миром. Липкий, сосущий страх постепенно уступил место пробудившейся надежде.

– Господи, да откуда вы взялись?! – первым не выдержал Маркес.

– Из соседней шахты “Буканьер”, – любезно сообщил пришелец; луч его фонаря неторопливо пробежался по стенам и надолго задержался на обсидиановом черепе. – Что здесь такое? Мавзолей?

– Нет, – покачала головой Пэт. – Загадка.

– Кажется, я вас узнаю! – просияй антрополог – Вы ведь из НУМА, не так ли?

– Ваше лицо мне тоже знакомо, доктор Эмброз. К сожалению, не могу сказать, что рад вас здесь видеть. – Незнакомец повернулся к горняку. – Вы, как я понимаю, Луис Маркес, владелец этой шахты? Я обещал вашей жене доставить вас домой к ужину. А эта прекрасная леди наверняка доктор О’Коннелл, – произнес он, лукаво подмигнув ошарашенной Патриции.

– Меня-то вы откуда знаете?

– Со слов миссис Маркес. Она очень подробно вас описала.

– Но как вы сюда попали? – не отставала Пэт.

– Благодаря все той же миссис Маркес, вовремя забившей тревогу и оповестившей власти Теллурида. Узнав от шерифа, что вход в шахту завален снежной лавиной, наша команда пловцов решила добраться до вас по галереям, соединяющим шахты “Буканьер” и “Парадиз”. Мы успели пройти всего несколько сот ярдов, как вдруг ощутили сильнейший толчок. Когда вода начала быстро подниматься, заливая обе шахты, мы поняли, что пробиться к вам можно только с аквалангом.

– И вы сумели доплыть сюда от шахты “Буканьер”, не заблудившись? – недоверчиво прищурился Маркес. – Это же почти полмили!

– Вообще-то большую часть пути я проделал пешком, – признался незнакомец. – Нырять пришлось только в самом конце. К сожалению, уровень оказался выше, чем я ожидал. Я буксировал на тросике водонепроницаемый мешок с едой и медикаментами, но его оторвало и унесло, когда меня шваркнуло течением о старую буровую установку.

– Вы не ранены? – озабоченно спросила Пэт.

– Ерунда. Пара синяков, правда, на таком месте, которое мне не хотелось бы называть, а тем более показывать в присутствии дамы.

– Просто чудо, что в этом лабиринте, где сам черт ногу сломит, вы сумели выйти на нас с такой точностью, – как бы невзначай заметил Маркес, видимо не до конца отбросивший сомнения.

В ответ человек из НУМА продемонстрировал миниатюрный монитор, экран которого светился призрачно-зеленым светом.

– Подводный микрокомпьютер, в программу которого заложены данные о стволах, штольнях и штреках всех шахт, расположенных в районе каньона Теллурид. Достаточно задать координаты искомой точки, и он сам выведет вас в нужное место. Но мне все равно пришлось попыхтеть: подходы квашен штольне перекрыло обвалом, и я был вынужден искать обходной путь уровнем ниже и заходить с другой стороны. Проплывая мимо расщелины, я заметил в воде отблеск вашего фонаря и поспешил на выручку.

– Выходит, наверху не знают об обвале? – уточнил Маркес.

– Вот тут вы ошибаетесь, – возразил аквалангист. – Мои ребята позвонили шерифу, как только поняли, что случилось.

Мучнисто-бледное лицо Эмброза отнюдь не отражало оптимистического настроения спутников.

– Насколько мне известно, – медленно заговорил он, – подводные работы обычно проводятся вдвоем. А где ваш напарник? Незнакомец едва заметно покачал головой:

– Я один. У нас имелось только два заряженных баллона, и я счел слишком рискованным пробиваться сюда вдвоем.

– Тогда вы зря потратили время и силы. Я не вижу, чем вы можете нам помочь.

– Что ж, постараюсь преподнести вам сюрприз, – с веселой усмешкой пообещал аквалангист. – Приятный, разумеется.

– В ваших спаренных баллонах не хватит воздуха, чтобы провести нас всех наверх сквозь лабиринт заполненных водой туннелей. А сплавать за подмогой вы попросту не успеете – не позднее чем через час мы все умрем от переохлаждения.

– Вы очень проницательны, доктор. Я могу дотянуть до шахты “Буканьер” двоих из вас, но только двоих!

– Тогда первой вы должны взять с собой даму.

Человек из НУМА иронически улыбнулся:

– Очень благородно с вашей стороны, мой друг, но мы тут не шлюпки на “Титанике” распределяем.

– Прошу вас! – взмолился Маркес. – Вода прибывает. Спасите хотя бы доктора О’Коннелл.

– Ну, если вы настаиваете... – с каким-то неестественным безразличием пожал плечами незнакомец и взял Пэт за руку. – Ныряли когда-нибудь с аквалангом?

Та покачала головой.

Он по очереди высветил фонарем мужчин:

– А вы?

– Какая разница? – мрачно огрызнулся Эмброз.

– Значит, есть, раз спрашиваю.

– Я квалифицированный ныряльщик со стажем, – нехотя процедил антрополог.

– Я так и думал. Вы?

Луис виновато развел руками:

– Я и плавать-то толком не умею.

Аквалангист повернулся к Пэт, тщательно упаковывающей в пластиковый пакет блокнот и фотоаппарат:

– Вы поплывете рядом со мной, и мы будем дышать по очереди, передавая друг другу загубник. Я делаю вдох и передаю вам. Вы делаете вдох и возвращаете. Как только мы нырнем, хватайтесь за мой пояс и держитесь.

Обернувшись к Маркесу и Эмброзу, он сказал:

– Джентльмены, мне жаль вас разочаровывать, но если вы всерьез полагали, что я позволю вам здесь загнуться, то сильно ошибались. Я вернусь за вами через пятнадцать минут.

– Постарайтесь пораньше. – Осунувшееся лицо Луиса Маркеса выглядело таким же серым, как гранитные стены подземной камеры. – Через двадцать минут нас накроет с головой.

– В этом прискорбном случае рекомендую встать на цыпочки, – сухо посоветовал на прощание человек из НУМА, подхватил Пэт под руку и вместе с ней погрузился в непроницаемо-черную толщу воды.

Скользя лучом закрепленного на лбу фонаря по стенкам штольни, ныряльщик поминутно сверялся с курсом, высвечивающимся на экране монитора микрокомпьютера. Вода плескалась уже под самой кровлей, но волны и стремительное течение, доставившие ему столько хлопот по пути сюда, больше не беспокоили. Перепончатые ласты размеренно и мощно колыхались вверх-вниз, придавая его движению дополнительную скорость. Время от времени он оглядывался назад. Его спутница, крепко зажмурившись, мертвой хваткой вцепилась в пояс с грузом. Она не открывала глаз даже в те моменты, когда загубник переходил из рук в руки.

Решение положиться на простую полуобзорную маску ныряльщика и стандартный облегченный акваланг системы “Водолей” вместо привычной тяжелой экипировки с полным обзором было верным. Налегке оказалось куда проще преодолеть полмили разветвленных подземных переходов от шахты “Буканьер” до шахты “Парадиз”, тем более что многие из них частично забило камнями и бревнами. Попадались и сухие галереи, еще не затопленные поднимающейся водой; по одним можно было пройти пешком, по другим приходилось передвигаться ползком из-за многочисленных осыпей. Пробираться по рельсам и шпалам сквозь каменные завалы, таща на себе громоздкие баллоны, компенсатор плавучести, манометры, нож и пояс со свинцовыми грузами, – задача не из легких даже для очень выносливого человека. Хорошо еще, что он мог не обращать внимания на близкую к нулевой температуру воды, – гидрокостюм “Викинг” отлично сохранял тепло. Он и выбрал его за надежную гидроизоляцию, а также за эластичность, не сковывающую движений при ходьбе.

Свет от фонаря, конусообразно рассеиваясь в сильно замутненной воде, проникал в ее толщу не далее чем на десяток футов. Чтобы не ошибиться в определении пройденного расстояния, аквалангисту приходилось попутно считать стойки крепи. Наконец впереди замаячил долгожданный поворот к вертикальному стволу, ведущему на верхний уровень. Внутри колодца было темно и жутко, будто в брюхе какого-нибудь доисторического монстра, но подъем, к счастью, не отнял много времени. Уже через минуту-другую они с Пэт вынырнули на поверхность. Пловец из НУМА направил луч вверх, пронизывая угольно-черную пустоту над головами. Сорока футами выше проходила горизонтальная галерея следующего уровня “Парадиза”.

Патриция убрала с лица слипшиеся сосульками волосы и впервые за все время подводного путешествия открыла слегка расширенные от испуга и непривычных ощущений глаза. Ее спутник не преминул при этом отметить, что они почти такого же оливкового оттенка, как у него.

– Добрались! – выдохнула она, откашливаясь и отплевываясь. – Вы знали об этом стволе?

– Без этой драгоценной штуковины нипочем бы не нашел, – рассмеялся он, бережно поглаживая экранчик монитора. Затем помог Пэт ухватиться обеими руками за скользкую перекладину ржавого железного трапа в полутора футах над поверхностью воды и спросил: – Сами взобраться сумеете?

– Птицей взлечу, если понадобится! – заверила Пэт и тоже засмеялась, от души радуясь своему счастливому избавлению от ужасной смерти и появлению пусть пока призрачного, но все-таки шанса дожить до старости.

– Когда начнете подниматься по трапу, – напутствовал ее аквалангист, – руками держитесь за стойки, а ноги старайтесь ставить по краям ступенек. Они старые и могли проржаветь насквозь. Так что будьте поосторожнее, если не хотите снова искупаться.

– Ничего, справлюсь. Ни за что не позволю себе все испортить, особенно после того, как вы меня дотащили сюда, можно сказать, на собственном горбу.

Он протянул ей туристскую газовую зажигалку.

– Вот, возьмите. Как подниметесь, сразу разведите костер. Сухого дерева там навалом, долго искать не придется. Вы слишком долго пробыли в холодной воде, да и остальным согреться не помешает, когда они к вам присоединятся.

Аквалангист опустил маску на лицо и приготовился нырнуть обратно, но рука Пэт внезапно сжалась на его запястье. Ее вдруг неудержимо потянуло хотя бы еще раз заглянуть на прощание в эти зеленые глаза с веселыми чертиками, пляшущими в глубине зрачков.

– Вы уверены, что спасете их? – спросила она, не находя других слов.

Он кивнул и ободряюще улыбнулся.

– Я их вытащу. Не волнуйтесь, время еще есть.

– Постойте, вы ведь даже не назвали вашего имени!

– Меня зовут Дирк Питт, – ответил незнакомец, вставил в рот загубник и с легким плеском исчез в темной воде.

Вода поднялась уже до уровня плеч, но двое пленников полузатопленной подземной камеры больше не испытывали панического страха перед замкнутым пространством и внутренне примирились с судьбой, уготованной каждому из них в этом персональном аду. Маркес приготовился бороться до последнего дыхания, а Эмброз избрал другой путь. Он настраивал себя, чтобы разом покончить с жизнью, собираясь нырнуть сквозь расщелину в туннель и плыть, пока хватит воздуха в легких.

– Вернется он, как считаете, док? – с трудом выговорил Маркес.

– Сомнительно что-то. Думаю, не успеет. Решил, наверное, что поступит гуманно, дав нам ложную надежду.

– Странно. А мне показалось, ему можно довериться.

– Похоже, вы не ошиблись, Луис! – неожиданно воскликнул Эмброз, первым заметив в глубине приближающуюся светлую точку.

– Слава богу! – выдохнул Маркес, когда вслед за лучом фонаря, беспорядочно заплясавшим на потолке и стенах, на поверхность вынырнула голова в маске. – Вы все-таки вернулись!

– А вы что, сомневались?! – деланно изумился Питт.

– Где Пэт? – отрывисто спросил Эмброз, глядя ему прямо в глаза.

– В безопасности, – столь же лаконично ответил аквалангист. – Я оставил ее в сухом шахтном стволе ярдах в восьмидесяти отсюда.

– Знаю, – прокашлялся Луис. – Он ведет на один из верхних горизонтов “Парадиза”.

Наметанным взглядом определив у горняка очевидные признаки гипотермии: неразборчивую речь, сонливость, помутнение сознания, Питт решил отбуксировать его первым. У Эмброза наблюдались те же симптомы, однако антрополог, сам опытный ныряльщик, все же находился в сравнительно лучшей форме. Но следовало поторапливаться, потому что жизнь буквально на глазах уходила из тел обоих, уже не первый час зажатых в тисках леденящего холода.

– Мистер Маркес, ваша очередь.

– Я могу запаниковать и потерять сознание под водой, – честно предупредил тот, с непроизвольно вырвавшимся стоном шагнув к спасателю.

Питт взял его за плечо и крепко стиснул:

– Держитесь. И попробуйте представить, что плещетесь в теплой водичке где-нибудь у берегов Уайкики-Бич.

– Удачи, – пожелал Эмброз.

Питт усмехнулся и хлопнул его по плечу:

– Смотрите никуда не уходите. У меня нет времени играть с вами в прятки.

– Не сойти мне с этого места, если уйду! – поклялся антрополог, ухитрившись при этом изобразить ответную улыбку. Дирк кивнул Маркесу:

– Вперед, мой друг, и вспоминайте о гавайских пляжах.

Переход прошел гладко. Питт напрягал все силы, чтобы поскорее добраться до колодца, отлично понимая, как необходимо Маркесу поскорее согреться и обсушиться. А иначе тот не только сознание потерять может, но и вообще отдаст концы у него на руках. Для человека, толком не умеющего плавать, Луис, против ожидания, держался выше всяких похвал. Вдохнув из загубника воздух, он тут же передавал его обратно, не задерживаясь ни на мгновение.

В колодце Питт помог Маркесу преодолеть первые несколько ступенек лестницы, бесцеремонно подталкивая сзади, пока тот целиком не выбрался из воды.

– Сможете подняться сами?

– Обязан, – прохрипел Луис, стуча зубами от холода. – Вот теперь я точно не сдамся!

Оставив его наедине с лестницей, Питт вернулся за Эмброзом. От долгого пребывания в холодной воде тот заметно позеленел и сделался похож на утопленника. Температура его тела упала до тридцати трех градусов. Еще пять минут, и спасать было бы некого, да и вода добралась уже почти до потолка и плескалась всего несколькими дюймами ниже. Питт не стад тратить времени на разговоры, а просто сунул антропологу загубник в рот и потащил его за собой в расщелину, а оттуда в штольню.

Через пятнадцать минут все трое спасенных сгрудились вокруг костерка, который Пэт сумела разжечь из собранных в соседнем штреке щепок. Питт, порыскав по окрестностям, приволок несколько трухлявых бревен, вывалившихся из крепи и сухих, как пробка. Очень скоро штольня превратилась в пылающее горнило, а горе-исследователи затопленного подземного тайника, едва не ставшего для них братской могилой, начали потихоньку оттаивать. Маркес снова стал похож на человека, а Пэт окончательно оправилась и принялась энергично растирать закоченевшие ноги антрополога.

Пока спасенные блаженствовали, наслаждаясь теплом. Питт возился с компьютером, выискивая подходящий маршрут, который вывел бы их из шахты на поверхность. Горные склоны, окружающие долину Теллурида, были изъедены старыми выработками, как дерево термитами. Шахтные стволы, квершлаги, штреки и штольни общей протяженностью более 360 миль пронизывали близлежащие горы до такой степени, что казалось странным, как это они до сих пор не сложились и не рухнули подобно карточному домику. Позволив своим подопечным отдыхать и греться в течение часа, сразу по окончании этого срока Питт ненавязчиво напомнил, что домой они пока еще не вернулись:

– Если мы хотим снова увидеть небо и солнце, пора подниматься и пробиваться к выходу, друзья мои.

– А к чему такая спешка? – пожал плечами Маркес. – Нам достаточно пройти по штольне до вертикального ствола над выходом и пересидеть там несколько часов. Спасатели раскопают снег, вода схлынет, а мы спустимся и выйдем наружу, не замочив ног.

– План замечательный, однако, увы, невыполнимый, – покачал головой Питт. – Ненавижу сообщать плохие новости, но на спасателей рассчитывать нечего. Подходы к шахте завалены слоем снега толщиной в двадцать футов. Дорога узкая и тоже частично забита. При таком раскладе спасатели не сочли возможным подтянуть тяжелое оборудование. Вдобавок большую часть бригады срочно отозвали на другие участки в связи с потеплением и резким увеличением опасности схода лавин. Так что ковыряются они там сейчас вручную, и можно только гадать, сколько дней или недель у них уйдет, чтобы докопаться до цели.

Луис, без труда представивший, что творится наверху, опустил голову и мрачно уставился в огонь; плечи его поникли.

– Как будто всё на свете ополчилось против нас, – с горечью произнес он вполголоса.

– У нас есть огонь, дрова и море воды, – подвела итог Пэт. – Хоть она и грязная, но от жажды не умрем. Ну а без еды, думаю, сможем протянуть, сколько понадобится.

Эмброз едва заметно улыбнулся:

– По статистике, голодная смерть наступает в интервале от шестидесяти до семидесяти суток воздержания от пищи.

– Чем торчать тут два месяца на вынужденной диете, не лучше ли двинуться в путь, пока мы все не обратились в ходячие скелеты, – предложил Питт.

Маркес уныло покачал головой:

– О чем вы говорите, мистер Питт, когда вам отлично известно, что единственный маршрут, соединяющий шахту “Буканьер” с “Парадизом”, затоплен. Мы никак не сможем выбраться тем путем, которым прошли вы.

– Без аквалангов, – уточнил Эмброз.

– Верно, – согласился Питт. – Но если верить моей компьютеризованной дорожной карте, существует еще порядка двух дюжин сухих штолен и стволов, ведущих на поверхность. Причем, заметьте, с этого уровня!

– Компьютер у вас что надо, – откликнулся Маркес, – да только информация в нем, боюсь, сильно устарела. За последние девяносто лет все выходы, о которых идет речь, наверняка обвалились.

– А на мой взгляд, – вмешался антрополог, – надо просто пойти и проверить каждый из них. Все лучше, чем киснуть здесь месяц или два, плотоядно поглядывая друг на друга.

– Согласна, – заявила Пэт. – Хотя на сегодня я уже досыта наелась ваших штреков и штолен, мысль о двухмесячном голодании вдохновляет меня еще меньше.

Ее слова словно подстегнули Питта. Он вскочил на ноги, приблизился к краю колодца и посмотрел вниз. Луч его фонаря отразился от матово-черной поверхности воды, до которой уже можно было дотянуться рукой, опустившись на колени.

– Все, друзья, конец дискуссии! – сухо объявил он, обернувшись к сидящим у костра. – Выбор сделан за нас. Минут через двадцать здесь станет ужасно мокро и сыро, так что рекомендую не задерживаться.

Маркес подошел к нему и тоже заглянул в ствол.

– С ума сойти, – пробормотал он. – Столько лет живу в этих краях, но впервые вижу, чтобы вода поднялась до такого высокого уровня. Видать, накрылась моя добыча самоцветов. Жаль, жаль, редкостная была жила...

– Должно быть, землетрясением разрушило перемычку, и какой-то подземный водный поток прорвался в шахту, – высказал догадку Питт.

– Каким еще землетрясением?! – изумленно воззрился на него Маркес. – Вы разве не поняли, что это был динамит?

– Вы хотите сказать, что обвал и затопление вызваны взрывом? – в свою очередь удивился Питт. – А вы уверены?

– На все сто! – Он покосился на Питта и добавил: – Готов биться об заклад на свою заявку, что в шахте побывали посторонние.

Питт в задумчивости уставился на отливающую зловещим маслянистым блеском поверхность воды, плещущейся уже почти у самых ног.

– В таком случае, – медленно заговорил он после паузы, – нам остается только констатировать как непреложный факт, что эти посторонние почему-то очень не хотели выпустить вас троих отсюда живыми.

5

– Пойдете первым, – приказал Питт Маркесу. – Будете освещать дорогу вашей лампой, пока батареи не сядут. Потом воспользуемся моим фонарем.

– Тяжелее всего будет подниматься по вертикальным стволам, – предупредил горняк. – Пока что нам везло, но аварийные трапы имеются далеко не везде. В основном в них для подъема и спуска применялись клети.

– Когда столкнемся с этой проблемой, тогда и будем ее решать, – отмахнулся Питт.

Ровно в пять часов пополудни они тронулись в путь, держа курс на запад по компасу Питта. Гидрокостюм, перчатки и башмаки со стальными каблуками придавали последнему довольно экзотический вид. Он оставил при себе только компьютер, компас, подводный фонарь и нож, закрепленный на голени правой ноги. Остальное снаряжение пришлось бросить у гаснущего костра.

В штольне почти не было мусора, и первые сто ярдов дались легко. Маркес возглавлял группу, за ним шли Пэт и Эмброз, а Питт замыкал шествие. Между рельсами и стенкой выработки вполне хватало места, чтобы идти нормально, не спотыкаясь о стыки и не семеня по шпалам. Миновали один шахтный ствол, за ним другой – нигде не было и намека на какие-либо средства подъема на следующий уровень, – а потом дорога вывела их к просторной галерее, откуда, как на сказочном перекрестке, расходились в разных направлениях сразу три штольни.

Маркес сосредоточился:

– Если память мне не изменяет, нам налево.

Питт сверился с компьютером и согласно кивнул:

– Точно в яблочко! Ярдов через пятьдесят они уперлись в завал. Каменная осыпь показалась сравнительно небольшой, и мужчины решили попытаться ее разобрать. Затратив час времени и пролив не одну кварту пота, они проделали лаз, сквозь который смогли протиснуться. Далее туннель вывел еще к одному вертикальному стволу. Питт посветил вверх. Ощущение было такое, будто он заглянул в бездонную яму, только перевернутую вверх ногами. До верхнего края луч не достал, но ствол выглядел многообещающе. Внутри сохранилась уходящая вверх аварийная лестница и даже стальные тросы, по которым когда-то ходили клети.

– Внушает оптимизм, – заметил Питт.

– Если только лестница не сгнила, – сухо бросил Эмброз; он взялся обеими руками за стойки и несколько раз с силой встряхнул их. Лестница завибрировала, словно тетива лука, сверху из темноты посыпались хлопья ржавчины, древесная труха, мелкие камешки, но ничего более существенного. Антрополог удовлетворенно кивнул: – Вроде прочная. К сожалению, те времена, когда я мог влезть наверх по скользкому тросу на одних руках, давно прошли.

– Я пойду первым, – сказал Питт, закрепляя лямку фонаря на запястье левой руки.

– “Всего труднее первый шаг”? – чуть заметно улыбнувшись, процитировала Патриция.

Питт заглянул ей в глаза, но прочел в них лишь неподдельную заботу о его безопасности.

– Меня больше беспокоит последний, – усмехнулся он в ответ.

Поднявшись на несколько ступеней, он остановился, недовольный тем, как раскачивается лестница. Потом полез дальше, не отрывая взгляда от болтающихся на расстоянии вытянутой руки тросов подъемника. Если под ногами обломится, он должен успеть хотя бы ухватиться за трос. Питт поднимался осторожно – ступенька за ступенькой, – сначала пробуя каждую на прочность и лишь потом перенося на нее всю тяжесть тела. Будь он один, он мог бы двигаться гораздо быстрее, но сейчас главным было убедиться, что идущим следом ничего не угрожает.

Футах в пятидесяти над головами напряженно следящих за его движением спутников Питт снова сделал остановку и посветил вверх. Лестница обрывалась в шести футах над головой, и от ее конца до края верхней штольни оставалось еще добрых двенадцать футов. Поднявшись на пару ступенек, Питт подтянул к себе один из тросов. Сплетенный из стальных жил и толщиной в пять восьмых дюйма, он представлял собой практически идеальную опору для рук и ног. Перебравшись с лестницы на трос и ловко подтягиваясь на руках, Питт полез дальше, пока не поднялся фута на четыре выше края колодца. Там он начал раскачиваться, с каждым разом увеличивая амплитуду, а затем мягко спрыгнул на каменный пол штольни.

– Как дела? – послышался снизу голос Маркеса.

– Верхний пролет отсутствует, но я смогу вас вытащить. Посылайте доктора О’Коннелл.

Пэт начала подъем, ориентируясь на свет фонаря Питта. Сверху доносился ожесточенный стук камня по металлу. Она терялась в догадках, но, когда добралась до последней ступени, прямо над ее головой покачивалось бревно с двумя вбитыми в него железными скобами.

– Хватайтесь обеими руками и держитесь, – крикнул Питт.

Она беспрекословно подчинилась и через несколько секунд вновь ощутила под ногами земную твердь. Вскоре к ним присоединились Маркес и Эмброз. Питт направил луч в туннель и убедился, что завалов в пределах досягаемости не наблюдается. Тогда он выключил фонарь, экономя батарейки, и повернулся к остальным:

– Порядок следования прежний. Прошу вас, мистер Маркес.

– Я спускался в эту штольню года три назад, – заметил тот. – Если не ошибаюсь, она выведет нас в центральную галерею шахты “Парадиз”.

– Но там нам нечего делать – ведь вход в нее завален лавиной, – забеспокоился Эмброз.

– А мы туда и не пойдем, мы пойдем в обход, – рассеянно отозвался Питт, напряженно вглядываясь в экранчик монитора своего компьютера. – Если свернуть в ближайший квершлаг, то через сто пятьдесят ярдов мы выйдем на пересечение с боковой выработкой соседней шахты “Северная звезда”.

– А что такое квершлаг? – спросила Пэт.

– Проход, открывающий доступ к так называемым перпендикулярным жилам, то есть расходящимся под прямыми углами от основной. Квершлаги используются также для вентиляции и сообщения между близлежащими выработками, – пояснил Маркес и с сомнением в голосе заметил, глядя в упор на Питта: – Что-то не припоминаю я здесь никакого квершлага. Нет, вы только не подумайте, что я вам не доверяю, но если он когда-то и существовал, то сейчас наверняка замурован.

– Тогда повнимательней приглядывайтесь к левой стенке штольни, – посоветовал Питт.

Маркес молча кивнул и первым двинулся в темный зев туннеля, подсвечивая под ноги своей шахтерской лампой. Остальные потянулись следом. Пэт казалось, что прошла уже целая вечность, но тут идущий перед ней Луис внезапно остановился, подозвал Питта и попросил посветить на стену его более сильным фонарем.

– Похоже, мы нашли именно то, что искали, – сказал он, указывая на отчетливые очертания узкого арочного проема, заложенного старой кладкой из необработанного камня.

Мужчины сразу же принялись выламывать камни и расчищать проход. Через несколько минут в кладке образовалась большая дыра. Питт наполовину просунулся в лаз, посветил фонариком и сообщил сразу повеселевшим спутникам, что путь свободен. Затем на всякий случай сверился с компасом.

– Направление верное, друзья. Что ж, пойдем дальше. Нет-нет, только после вас, мистер Маркес.

Квершлаг оказался заметно уже штольни. Идти пришлось по шпалам, отчего продвижение сразу замедлилось и отнимало значительно больше сил. Битый час тащились они по рельсам при свете слабенькой шахтерской лампы, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. Давно угас вспыхнувший было энтузиазм. Бесконечная ходьба выматывала людей, отнимая последние крохи физических и моральных сил.

Еще один завал, через который не удалось пробиться, заставил Питта вновь прибегнуть к помощи компьютера в поисках обходного пути, отнявшего у них более двух часов, показавшихся веками. Самым тяжким и утомительным был подъем по шахтному стволу, пронизывающему целых три горизонта и заканчивающемуся в просторном подземном зале, большую часть которого занимали проржавевшие останки парового подъемника. Огибая остов отслужившего свой срок монстра, люди с уважением разглядывали циклопических размеров цилиндры и огромные катушки со все еще намотанными на них милями стального троса.

Начало сказываться напряжение последних часов. Первым стал сдавать Маркес. Для своего возраста он находился в хорошей форме, но не был готов к таким физическим и эмоциональным нагрузкам. А вот Эмброз, в отличие от него, выглядел свежим и полным сил, как будто все это время прогуливался в парке. Да и вообще вел себя на удивление спокойно и невозмутимо для кабинетного ученого. Единственным развлечением на протяжении всех их скитаний в недрах горы служили лишь регулярно изрыгаемые Питтом приглушенные проклятия. С его ростом в шесть футов и три дюйма одолженная ему не столь высокой Пэт каска то и дело с грохотом врезалась в горизонтальные бревна крепи.

Питт шел замыкающим и не видел лиц спутников, но уже успел понять в процессе общения, что каждый из них достаточно упрям, чтобы продолжать идти вперед, стиснув зубы, и слишком горд, чтобы первым предложить сделать привал. И хотя сам пока не нуждался в отдыхе, искусно изобразил прерывистое дыхание и голосом умирающего, чтобы остальные поверили, взмолился:

– Я сейчас испущу дух! Может, отдохнем минутку?

– Я не против, – отозвался Маркес, втихомолку радуясь, что предложение исходит от кого-то другого.

Эмброз прислонился к стене и нарочито равнодушным тоном заявил:

– Я бы предпочел обойтись без остановок, пока не выберемся отсюда.

– Хоть мы с вами и коллеги, Том, но я вас не поддержу, так и знайте! – вознегодовала Пэт. – У меня сейчас ноги отвалятся от этих чертовых шпал!

Лишь когда все трое облегченно растянулись на тех же опостылевших шпалах, они обратили внимание на оставшегося стоять в небрежно расслабленной позе Питта и догадались, что он их провел. Но никто не возмутился. Каждый был счастлив передохнуть несколько минут и помассировать ноющие от усталости ноги.

– Кто-нибудь может мне сказать, долго нам еще топать? – жалобно спросила Пэт.

Питт в сотый, наверное, раз проконсультировался с компьютером.

– Абсолютной гарантии не даю, но если без помех поднимемся еще на два уровня и не напоремся на очередной завал, то где-нибудь за час выползем.

– И где же вы рассчитываете выползти? – полюбопытствовал Маркес.

– По всей видимости, где-то в пределах самого Теллурида.

– Ясно. На старой заявке О’Рейли, значит. Тот ствол, помнится, начали пробивать аккурат в том месте, где сейчас проходит канатная дорога, ведущая к горнолыжным трассам Маунт-Вилледж. Боюсь, у нас будет проблема.

– Как, еще одна?

– Отель “Нью-Шеридан” с рестораном на первом этаже построен прямо над входом в шахту.

Питт усмехнулся:

– Вот и прекрасно. Приглашаю всех на ужин.

Движение возобновилось. Минуты две шли в молчании, каждый думал о своем. Тишину нарушали лишь человеческое дыхание и неумолчный звон капели с сочащейся влагой кровли. Короткий привал развеял уныние и вселил надежду, а мысль о том, что выход совсем близко, заставила отступить накопившуюся усталость.

Питт всегда подозревал, что у женщин слух острее, чем у мужчин, – еще с тех времен, когда знакомые девушки, заходя к нему в гости, неизменно жаловались, что телевизор орет слишком громко. Его подозрения подтвердились, когда Пэт вдруг сказала:

– Кажется, я слышу мотоцикл.

– “Харлей-Дэвидсон” или “Хонда”? – тут же среагировал Маркес, от души рассмеявшись впервые за день.

– Нет, я серьезно! – обиделась Пэт. – Честное слово, очень похоже на мотоцикл.

Питт тоже уловил что-то необычное. Повернувшись в направлении звука, он приложил к ушам ладони раструбом и прислушался. Спустя несколько секунд его обострившийся слух четко выделил из прочих характерный звук выхлопа мощного мотоцикла-внедорожника.

– Скажите, мистер Маркес, местные байкеры часто катаются по заброшенным штольням? – нахмурившись, обратился он к горняку.

Тот отрицательно покачал головой:

– Никогда. Тут в момент заблудишься в лабиринте или свалишься в ствол глубиной тысячу футов. Кроме того, от шума моторов запросто может обрушиться сгнившая крепь и образоваться завал. Нет, мистер Питт, во всем Теллуриде не сыщешь такого идиота, который рискнул бы лихачить под землей.

– Откуда же тогда они взялись? – спросила Пэт, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Из какой-нибудь другой шахты, откуда еще?! Хотя одному господу известно, каким образом они сподобились очутиться в той же штольне, что и мы.

– Забавное совпадение, вы не находите, друзья? – вполголоса произнес Питт, всматриваясь в глубь туннеля. Почему-то ему было не по себе, хотя он сам толком не знал, что именно так на него повлияло. Он стоял неподвижно как статуя, не шевеля ни единым мускулом и чутко прислушиваясь к треску мотора, становившемуся все громче. В лабиринте старой шахты этот звук воспринимался как нечто чуждое и неуместное, вроде пресловутого слона в посудной лавке. Питт терпеливо ждал и дождался: в дальнем конце штольни мелькнула и тут же пропала короткая световая вспышка.

Пока оставалось неясным, направляется сюда один мотоциклист или несколько. Но при любом раскладе следовало рассматривать их как потенциальную угрозу. Лучше проявить излишнюю бдительность, чем потом локти кусать. Звучит вроде бы банально, но осторожный от природы Питт предпочитал придерживаться старых принципов, что не раз спасало ему жизнь.

План действий созрел мгновенно: он повернулся и, бесшумно ступая, двинулся в обход Эмброза и Маркеса. Последние, целиком поглощенные приближающимся шумом мотора и светом фар, не обратили внимания на аквалангиста, тихо прошмыгнувшего вдоль стены в том направлении, откуда должны были вот-вот появиться непрошеные гости. Только Пэт успела заметить, как Питт тенью нырнул в узкую нишу между двумя стояками крепи и растворился в темноте.

Байкеров оказалось трое. Их машины были оснащены мощными галогенными фарами, с невыносимой яркостью бьющими прямо в глаза. Ослепленные люди отворачивались, прикрываясь ладонями. Мотоциклисты остановились в нескольких ярдах, но движков глушить не стали, а только переключили их на холостой ход. Двое неторопливо спешились и направились в сторону Патриции, Эмброза и Маркеса, а третий остался в седле своего железного коня. В свете фар, затянутые в черную кожу и в блестящих шлемах, они казались пришельцами из космоса. Подойдя вплотную, они подняли защитные щитки и застыли на месте.

– Господи, до чего же мы рады вас видеть! – восторженно воскликнула Пэт.

– Вам бы пораньше объявиться, когда мы действительно нуждались в помощи, – проворчал вечно недовольный Эмброз. – Но лучше поздно, чем никогда.

– Примите мои поздравления, леди и джентльмены, – коротко кивнул мотоциклист, стоящий справа; голос его звучал низко и угрожающе. – Вы проявили необыкновенную прыть. Еще час назад мы были уверены, что вы утонули в святилище эменитов.

– Эменитов? – озадаченно переспросила Пэт.

– А вы вообще-то откуда, ребята? – вмешался Маркес.

– Вам ни к чему это знать, – сухо ответил байкер, чем-то напоминавший в этот момент школьного учителя, услышавшего от надоедливого ученика очередной щекотливый вопрос.

– Так вы знали, что мы отрезаны обвалом и вода в камере поднимается?

– Да, – холодно подтвердил мотоциклист.

– И ничего не сделали? – Маркес, казалось, не мог поверить собственным ушам. – Не попытались нас спасти или привести помощь?

– Нет.

“На редкость разговорчивый тип”, – подумал Питт. Если раньше его томило лишь смутное подозрение, то теперь оно переросло в твердую уверенность, что эти парни отнюдь не местные удальцы, отправляющиеся по выходным на поиски приключений, а вооруженные до зубов киллеры-профессионалы. И живыми они их отсюда не выпустят, хотя причины столь радикальной акции в отношении пожилого горняка и двух безобидных ученых по-прежнему оставались загадкой. Надо постараться на полную катушку использовать внезапность – единственное преимущество, имевшееся на стороне Питта. Он беззвучно вытянул нож из ножен и крепко стиснул ребристую рукоять. Другого оружия он с собой не прихватил, значит, придется обойтись тем, что имеется. Дирк сделал с полдюжины глубоких вдохов и выдохов, вентилируя легкие, несколько раз с силой сжал и разжал пальцы и пригнулся, изготовившись к броску. Все, пора действовать. Теперь или никогда!

– Мы чуть не захлебнулись и едва успели выбраться, – возмущенно заявила Пэт, гадая про себя, что же задумал Питт, если только тот вообще что-нибудь задумал. Мелькнула непрошеная мысль: уж не струсил ли он и не прячется ли от опасности?

– Мы знаем. Таков был наш план.

– План? Какой план?

– Вы трое должны были погибнуть. – Роковые слова, а в особенности абсолютно безразличный тон ответа потрясли их так сильно, что заставили на время онеметь. – К сожалению, мы недооценили вашу стойкость, изобретательность и волю к жизни, позволившие вам преодолеть завалы и спастись от наводнения. Но это уже не имеет значения. Вы всего лишь отодвинули неизбежное.

– Динамит... – пробормотал Маркес. – Тоже ваша работа?

– Тоже наша, – без тени смущения признал байкер.

Пэт смотрела на него расширенными от страха глазами лани, застигнутой светом фар приближающегося грузовика. Она поняла, что незнакомцы не догадываются о присутствии Питта, и потому вела себя так, будто его здесь нет и никогда не было. А Луис и Том вообще думали, что он где-то у них за спиной и тоже молчит, как и они, оцепенев от неожиданности и ужаса.

– Но для чего вам наша смерть? – снова заговорила Пэт дрожащим голосом. – Какой смысл убивать совершенно незнакомых людей?

– Вы видели череп и видели надписи.

– Ну и что с того?! – прорычал Маркес, обуреваемый гневом и страхом.

– Мы не можем позволить, чтобы сведения о вашем открытии вышли за пределы этой шахты.

– Но мы не сделали ничего плохого, – возразил Эмброз, сохраняя поразительное спокойствие. – Мы просто ученые, исследующие исторические памятники прошлого. Мы не ищем сокровища, нас интересуют исключительно археологические находки. Лишать жизни только за это, на мой взгляд, – полнейшее безумие.

Мотоциклист пожал плечами:

– К несчастью, вы оказались замешаны в такие дела, от которых вам следовало держаться подальше.

– Но как вы вообще узнали, что мы туда отправились? – спросил Маркес.

– Нам сообщили. Большего я вам сказать не могу.

– Кто сообщил? Всего пять человек знали, где мы находимся.

– Хорош трепаться, – буркнул второй байкер. – Время поджимает. Кончим их здесь или доведем до ближайшего ствола?

– Полнейшее безумие, – повторил Эмброз, опять-таки не проявляя при этом решительно никаких эмоций.

Питт бесшумно выскользнул из ниши. Звук его шагов заглушали ровное стрекотание мотоциклетных движков и периодические глухие выбросы отработанных газов из выхлопных труб. Стремительный бросок, и он оказался за спиной оставшегося в седле байкера. Тот с интересом прислушивался к разговору главаря с будущими жертвами.

Питту не раз приходилось убивать людей, но он не мог заставить себя всадить нож в спину человеку, каким бы гадом тот ни был. Неуловимо быстрым движением перехватив нож рукояткой вперед, он нанес бандиту сильнейший удар в основание шейных позвонков. Таким ударом можно убить, но Питт хотел только вырубить противника и в последнее мгновение слегка притормозил. Мотоциклист обмяк и мешком повалился в объятия аквалангиста, не успев издать ни крика, ни стона. Присев на корточки, Питт обхватил руками бесчувственное тело, мгновение подержал на весу и мягко опустил вместе с мотоциклом на рельсы. Двигатель продолжал тихо тарахтеть на холостом ходу.

Быстро отстегнув нагрудник, Дирк нащупал кобуру под мышкой и вытащил из нее новенький “Пара-Орднанс 10+1” – автоматический пистолет сорок пятого калибра. Направил ствол в спину стоящего справа главаря и взвел курок. Стрелять из “П-10” ему прежде не приходилось, но увесистая прикладистость оружия к руке во многом напоминала его старый верный кольт того же калибра, оставшийся, к сожалению, в бардачке принадлежащего НУМА джипа, в котором Питт приехал в Колорадо из Вашингтона.

Галогенные фары ярко освещали обоих киллеров, не подозревающих о присутствии подкрадывающегося сзади аквалангиста в черном гидрокостюме. Но, когда дистанция сократилась до нескольких футов, Питт неосторожно пересек световой луч от фар лежащей на рельсах третьей машины, и его тут же заметил Эмброз.

– Как вы там очутились?! – выпалил антрополог, изумленно выпучив глаза и указывая на него пальцем.

Послав коротышке мысленное проклятие, Питт тщательно прицелился и положил палец на спусковой крючок.

– К кому это ты обращаешься? – насторожился главарь, однако оборачиваться не стал, явно подозревая какой-то подвох со стороны профессора.

– Всего лишь ко мне, – скромно признался Питт.

Убийцы показали себя суперпрофессионалами и отреагировали одновременно и слаженно, как одно целое. Ни намека на удивление, ни малейшего колебания или неуверенности, никаких попыток выиграть время переговорами. Отработанным до синхронности движением оба моментально выхватили свои “П-10” и развернулись. В оловянных глазах киллеров читалась холодная неумолимость.

Питт не собирался корчить из себя киногероя и изображать знакомую всем по многочисленным боевикам позу: полицейский стоит на полусогнутых лицом к преступнику и держит ствол обеими руками на уровне собственного носа. Он предпочитал куда более практичную классическую стойку: тело повернуто боком, глаза смотрят поверх плеча, оружие в вытянутой руке. Такая позиция значительно уменьшает площадь поражения со стороны противника и увеличивает точность прицеливания. В легендах о Диком Западе слишком много вранья и игры на публику. Питт знал, что на самом деле доживали до седин не воспетые Голливудом ковбои с их умением мгновенно выхватить из кобуры шестизарядный кольт, а те стрелки, что точно поражали цель и не торопились нажать на спуск, пока не поймали ее на мушку.

Первая выпущенная им пуля угодила в шею лидера банды. Легкое, едва уловимое смещение ствола влево, и второй выстрел поразил его сообщника в грудь мгновением раньше, чем дуло его пистолета оказалось направлено на Питта. С трудом верилось, что два человека могут действовать так быстро и согласованно. Будь у них в запасе хотя бы десятая доля секунды, сейчас поперек рельсов на полу штольни валялся бы труп Питта с простреленной головой.

Под низкими сводами забоя выстрелы прозвучали оглушительной артиллерийской канонадой, раскатившись гулким эхом по всей штольне. Секунд десять, а может, и двадцать, – хотя присутствующим они все равно показались часами, – Пэт, Эмброз и Маркес, словно не веря своим глазам, оторопело таращились на мертвые тела. Но постепенно в их оцепеневший от ужаса мозг пришло осознание случившегося, и у них снова зародилась робкая надежда выпутаться из этого кошмара живыми.

– Что тут... что вы с ними сделали? – первой обрела дар речи Пэт, подняв на Питта полный страха и мучительной неуверенности взгляд. – Вы... вы их застрелили?

– Уж лучше я их, чем они вас, – бодро ответил тот, обнимая ее за плечи. – И не переживайте так за эту мразь, доктор О’Коннелл. Если хотите, считайте происшедшее дурным сном, который уже закончился. Или вот-вот закончится, – добавил он после короткой паузы.

Маркес переступил через рельсы и склонился над мертвыми киллерами:

– Кто эти люди?

– Над этой загадкой пускай ломает голову полиция, – ответил Эмброз и повернулся к Питту: – Разрешите в знак искренней благодарности пожать вам руку, мистер... – Он вдруг запнулся и ошарашенно посмотрел на аквалангиста. – Господи помилуй! А ведь я даже не знаю имени того, кто спас мне... спас всем нам жизнь!

– Дирк Питт, – наклонив голову, представился человек из НУМА.

– Я перед вами в неоплатном долгу, мистер Питт, – церемонно поклонился в ответ антрополог, в чьем голосе только очень чуткий слух сумел бы уловить намек на нечто иное, чем просто благодарность.

– И я тоже! – с чувством хлопнул Питта по спине Маркес.

– Как вы думаете, через какую шахту они проникли сюда? – спросил его Питт. Горняк на миг задумался:

– Скорее всего, через “Парадиз”.

– Получается, они сознательно отрезали себе путь к отступлению, когда взорвали заряд, вызвавший сход лавины, – удивился Эмброз.

Питт утвердительно кивнул:

– Именно так. Они знали, что смогут выбраться на поверхность другим путем. А вот со вторым взрывом допустили промашку, заложив слишком мощный заряд. Вряд ли эти парни рассчитывали на такой эффект. Мне почему-то кажется, что все эти многочисленные завалы и стремительный прорыв подземных вод на верхние горизонты отнюдь не входили в их планы.

– Сходится, – кивнул Маркес. – Поскольку они находились по другую сторону отрезавшего нас завала, то располагали достаточным запасом времени, чтобы, опережая наводнение, спокойно подняться на мотоциклах по наклонному стволу и выбраться на поверхность через заранее намеченный боковой выход. А когда оказалось, что его тоже завалило, принялись раскатывать по верхним горизонтам в поисках другого пути...

– А потом, проплутав несколько часов, вышли прямо на нас, – закончил Эмброз.

– Им было проще, чем нам, – заметил Питт. – Они сразу поднялись по главной штольне “Парадиза” на этот уровень, в то время как мы совсем выдохлись, корячась в вертикальных стволах.

– А я сперва решил, что они нас специально искали, – буркнул Маркес.

Питт промолчал, не желая вступать в ненужные споры, но сам придерживался усредненной версии: целенаправленно искать их начали лишь после того, как они выбрались на верхние уровни, а кружившие по ним киллеры обнаружили свежие следы и пустились в погоню.

– Бред какой-то шизоидный, – пробормотала Пэт, завороженно глядя на распростертые тела лжебайкеров. – Хотела бы я знать, что он имел в виду, когда сказал: “Вы оказались замешаны в такие дела, от которых вам следовало держаться подальше”?

Питт философски пожал плечами:

– Что толку гадать понапрасну? Меня больше интересует: кто их послал? А вообще-то я простой инженер-механик, который промок насквозь и замерз как собака, и сейчас меня на самом деле всерьез волнует только один вопрос: где бы раздобыть отбивную на ребрышках по-колорадски, средне-прожаренную и потолще, и стаканчик текилы.

– Для простого инженера вы прямо-таки виртуозно управляетесь с пистолетом, – с подковыркой заметил Эмброз.

– Чтобы застрелить человека сзади, виртуозность не требуется, – цинично парировал Питт.

– А с этим что делать будем? – спросил Маркес, указывая на оглушенного Питтом третьего бандита.

– Веревок у нас нет, так что снимем с него сапоги. Босиком по штольне он далеко не уйдет.

– Хотите оставить его здесь?

– Не вижу смысла тащить с собой бесчувственное тело. Приложил я его изрядно, так что, когда сюда заявятся шериф или его помощники, этот парень, скорее всего, еще будет валяться в отключке. Кстати, кто-нибудь из вас умеет ездить на мотоцикле?

– В молодости я лет десять гонял на “Харлее”, – ностальгически вздохнув, ответил Маркес.

– А у меня до сих пор старенькая “Хонда-Суперспорт” в гараже стоит, – похвасталась Пэт. – Папино наследство, между прочим.

– Управляетесь с ней?

– Пока училась в колледже, постоянно каталась. Да и сейчас иногда выезжаю по выходным. Питт посмотрел на нее с уважением:

– Так вы у нас, выходит, “амазонка в кожаных штанах” – так, кажется, называют женщин в седле мотоцикла?

– Примерно так, – кивнула Патриция.

– А вы, док? – повернулся Питт к Эмброзу.

– В жизни не садился на эти дурацкие тарахтелки. А почему вы спрашиваете?

– Да потому, что в нашем распоряжении три отличных внедорожных “Судзуки Суперкросс”, и почему бы не воспользоваться ими, чтобы сократить дорогу домой.

Маркес ухмыльнулся, сверкнув зубами:

– Я за!

– Лучше уж я подожду, пока появится шериф, – поморщился антрополог. – Поезжайте одни. И побыстрее возвращайтесь – мне совсем не улыбается торчать тут в обществе двух мертвых киллеров и одного живого хотя бы минутой дольше сверх необходимого.

– Ну а мне не улыбается оставлять вас наедине с этим живым, док. Ручаюсь, на заднем сиденье за моей спиной вам будет гораздо комфортней.

Но Эмброз оставался непреклонен.

– По-моему, эта дурацкая машина вовсе не приспособлена для перевозки пассажиров, и будь я проклят, если на нее сяду! К тому же я слишком дорожу своими мозгами, чтобы смазывать ими ржавые рельсы, вылетев из седла, а такое легко может произойти, потому что ехать вам придется по шпалам.

– Что ж, будь по-вашему, – уступил наконец Питт упрямому антропологу.

Наклонившись, он вынул пистолеты из рук мертвецов. Его не терзали угрызения совести: эти двое были профессиональными убийцами, хладнокровными и беспощадными, в то время как он применил оружие исключительно в порядке самозащиты. Не спусти он курок первым; лишились бы жизни трое ни в чем не повинных людей, не говоря уже о нем самом, чего Питт отнюдь не собирался допустить ни при каких обстоятельствах.

Один пистолет он протянул коротышке и кивнул в сторону лежащего без сознания киллера:

– Старайтесь не подходить к этому типу ближе, чем на двадцать футов, и не спускайте с него глаз. Даже если он только моргнет, сразу берите на мушку. Свой фонарь я тоже оставляю вам. Батареек должно хватить до прихода шерифа.

– Вряд ли я смогу выстрелить в другое человеческое существо, – с сомнением покачал головой Эмброз, но жесткие стальные нотки в голосе антрополога заставляли предположить обратное.

– Напрасно, док, вы считаете этих тварей людьми. Это хладнокровные палачи, которые походя перережут горло женщине или ребенку, а потом спокойно пойдут есть мороженое или смотреть кино. Ладно, не буду вас больше уговаривать. Не хотите стрелять, не надо, но вот вам мой совет: если этот тип хотя бы дернется, сразу успокойте его булыжником по башке. – Напутствовав таким образом несговорчивого профессора, Питт сунул за пояс невостребованный пистолет и шагнул к ближайшему “судзуки”.

На ознакомление с системой управления все еще тарахтящих на холостом ходу мотоциклов байкерам-ветеранам потребовалось меньше минуты. Помахав на прощание Эмброзу, Питт стартовал первым, Пэт и Маркес, с небольшим интервалом, тронулись вслед за ним. Между рельсами и стенкой штольни машина не помещалась – мешали рукоятки руля, – так что пришлось держаться строго по центру узкоколейки. От немилосердной тряски жесткая подвеска “судзуки” не спасала, поэтому езда по шпалам не доставляла, мягко говоря, ни малейшего удовольствия. Пэт, к примеру, в первые минуты движения испытывала ощущение, будто ее засунули в барабан стиральной машины. Но со временем, методом проб и ошибок, Питту удалось определить скоростной режим, при котором вибрация становилась минимальной. Оптимальный вариант оказался равен примерно двадцати пяти милям в час – черепашья скорость для асфальтового шоссе, но сопряженная с риском для жизни в условиях узкой штольни.

Многократно усиленное акустикой шахты стаккато выхлопов отдавалось в ушах грохотом хард-рока. Мечущиеся лучи фар высвечивали то шпалы и рельсы, то бревна кровли. Из-за этого Питт чуть не врезался в вагонетку, передняя часть которой уходила в боковой квершлаг, а задняя наполовину перегораживала путь. Преодолев пологий подъем по наклонному стволу, мотоциклисты попали на верхний уровень шахты, обозначенной в компьютерной карте как “Ситизен”. Остановившись на пересечении двух штолен, Питт сверился с монитором.

– Мы не заблудились? – встревоженно спросила Пэт; чтобы перекрыть шум выхлопов, ей пришлось кричать.

– Все в порядке, – крикнул в ответ Питт. – Еще двести ярдов влево, и мы окажемся в старой штольне, которая, как утверждал мистер Маркес, начинается под рестораном отеля “Нью-Шеридан”.

– Вход в заявку О’Рейли застроили больше ста лет назад, – предупредил Маркес. – Там нам никак не выбраться.

– За погляд денег не берут, – отшутился Питт. – Вот мы и поглядим.

Отпустив сцепление и переключив скорость, он лихо рванул с места, но уже через несколько минут пришлось резко тормозить. Рельсы обрывались, упершись в кирпичную стену, наглухо перекрывшую выход. Прислонив мотоцикл к крепежному бревну, Питт внимательно осмотрел кладку при свете фар.

– Я же говорил, что надо искать другой путь, – с укором сказал подъехавший Маркес, не торопясь вылезти из седла и не глуша мотор. – Эта стена – часть фундамента гостиницы.

Питт пропустил его слова мимо ушей, как будто мысленно находился где-то за тысячи миль отсюда. Медленно, как во сне, он вытянул руку и осторожно провел пальцами по старой кладке из красного обожженного кирпича. Не прервал он своего занятия, даже когда подкатила Пэт и ядовитым тоном, за которым, однако, угадывалась смертельная усталость, потребовала объяснений:

– Ну и куда теперь прикажете податься?

– Туда, – бросил Питт, по-прежнему не оборачиваясь и жестом указывая на кирпичную стену. – А вас, друзья, я бы попросил освободить подъездной путь.

Пэт с Маркесом послушно перетащили обе машины через рельсы, прислонили их к стене штольни и выжидательно уставились на Питта. До них еще не дошло. Не дошло и минуту спустя, когда тот, закончив осмотр, оседлал свой “судзуки”, дал газ, взметнув на развороте щебень из-под заднего колеса, и поехал назад, в глубь штольни. Потом они услышали, как Питт несется обратно, набирая скорость, и увидели бешено пляшущий на бревнах крепи и плахах шпал луч от фары его мотоцикла.

Маркес на взгляд определил, что Питт разогнался почти до тридцати миль в час, и похолодел от страха: “Безумец! Что он делает?! Ведь он же сейчас в лепешку...” Но в десяти ярдах от стены Питт вытянул ноги, уперся в рельсы и привстал, как на стременах, выпуская из-под себя рвущийся вперед мотоцикл. Откинувшись назад всем телом, чтобы погасить инерцию, он скользил по рельсам еще футов двадцать, каким-то чудом удерживая равновесие. Наконец одна нога сорвалась, но Питт был к этому готов. Вовремя сгруппировавшись и свернувшись клубком, он мячиком покатился по шпалам.

Освобожденный “судзуки” все еще сохранял вертикальное положение, но уже начал угрожающе крениться набок, когда переднее колесо соприкоснулось с кирпичной кладкой. По ушам полоснул визг рвущегося металла, взметнулась клубами бурая пыль, а массивный внедорожник, с легкостью проломив растрескавшийся от времени тонкий кирпичный слой, с лязгом и грохотом обрушился внутрь.

Пэт опомнилась первой и бросилась к Питту, который тоже врезался в кладку, едва не последовав за своим мотоциклом. Она почти не сомневалась, что он погиб, но аквалангист вдруг приоткрыл один глаз и весело подмигнул ей. Из рассеченной скулы обильно струилась кровь, смешиваясь с запорошившей лицо кирпичной пылью, что ничуть не мешало Питту скалить зубы в широкой, до ушей, торжествующей ухмылке:

– Пускай теперь Ивел Найвел попробует повторить мой трюк!

– Слава богу! – воскликнула Пэт. – Я уж думала, вы себе все кости переломали.

– Да нет, вроде целы, – успокоил ее Питт, тем не менее с трудом поднимаясь на ноги и морщась от боли. – Разве что погнулись маленько.

– Видал я психов, но такого первый раз в жизни встречаю, – проворчал Маркес, неодобрительно качая головой.

– Может быть, – тут же откликнулся Питт, – но ведь сработало! И даже лучше, чем я рассчитывал.

Осторожно массируя ушибленное левое плечо, он кивком указал на пробитую в кирпичной стене дыру. Боль в ребрах и выбитой ключице временно вывела его из строя, так что Маркесу пришлось в одиночку выламывать кирпичи, расширяя пролом. Отшвырнув в сторону последний обломок кладки, он заглянул внутрь, подсвечивая себе лампой. Процесс обозрения затянулся секунд на тридцать, после чего горняк вновь обратил к терпеливо ожидающим спутникам свою заметно помрачневшую физиономию и с невыразимой скорбью в голосе объявил:

– Кажется, мы здорово влипли.

– А что такое? – удивилась Пэт. – Там нет выхода?

– Выход-то есть, – тяжело вздохнул Маркес, – да только влетит он нам в такие бабки, что страшно становится!

– Бабки? – Питт, прихрамывая, доковылял к дыре и засунул в нее голову. – О нет, только не это! – простонал он.

– Да что там такое?! – взмолилась Пэт, сгорая от любопытства.

– Мотоцикл, – уныло ответил Питт. – Он угодил прямо в винный погреб ресторана и разнес вдребезги сотни полторы бутылок марочного вина, которое сейчас стекает в канализацию.

6

Шериф Джеймс Иген-младший руководил спасательными работами на шахте “Парадиз” и не поверил своим ушам, когда дежурный по участку сообщил, что Луис Маркес арестован полицией Теллурида в отеле “Нью-Шеридан” по обвинению в незаконном проникновении со взломом. Такое как-то даже в голове не укладывалось. Да и откуда он мог объявиться в городе, если жена Маркеса утверждала, что ее муж и двое ученых отправились в шахту задолго до схода лавины и сейчас находятся там? Теряясь в догадках и терзаясь сомнениями, Иген оставил командование на бригадира спасателей, сел в машину и поехал в гостиницу.

Чего он никак не ожидал увидеть на месте происшествия, так это искореженный мотоцикл, застрявший среди ящиков с разбитыми бутылками и непонятно каким образом попавший в винный подвал. Удивление шерифа заметно возросло, когда он обнаружил в конференц-зале отеля, куда временно поместили задержанных, хорошо известного ему Луиса Маркеса в компании двух незнакомцев, мужчины и женщины. Все трое выглядели так, будто выбрались из сточной канавы, – мокрые, грязные, оборванные. На запястьях подозреваемых наручники, у дверей бдительная охрана в лице двоих помощников шерифа. Один из них кивком указал на второго мужчину, почему-то одетого в черный гидрокостюм:

– Вот у этого целый арсенал нашли, шеф!

– Предъявите изъятое оружие, – официальным тоном скомандовал Иген.

Помощник с готовностью продемонстрировал три автоматических “Пара-Орднанс” сорок пятого калибра.

Бегло осмотрев пистолеты, шериф переключился на Маркеса:

– Как, черт побери, ты умудрился выбраться из шахты и очутиться здесь? Спасатели роют, как кроты, жена вся изнервничалась, а он хулиганит! Ты что, Луис, старина, сквозь стены просачиваться научился?

– Кончай подкалывать, Джимми! – огрызнулся Маркес. – Прогуляйся-ка лучше по штольне со своими ребятами. Ярдов через двести свернете направо в старый квершлаг. Там найдешь парочку жмуриков и профессора Томаса Эмброза. Профессор настоящий, из университета, только вот из какого – не упомню. Он третьего киллера сторожит.

На лице шерифа Игена отразился вполне естественный скептицизм, грозящий в любой момент перерасти в нечто большее. Он сел, откинулся вместе со стулом, балансируя на задних ножках, и вытянул из кармана рубашки блокнот с авторучкой.

– Давай-ка лучше по порядку, дружище.

Все еще на что-то надеясь, Маркес поведал о завале и затоплении, весьма своевременном появлении Питта, спасении из таинственной пещеры, столкновении с трио наемных убийц и вынужденном несанкционированном проникновении в винный погреб отеля. Поначалу рассказ горняка изобиловал подробностями, но вскоре он ощутил явное недоверие со стороны Игена и заторопился, перескакивая с одного на другое и с тоской сознавая, как неубедительно и фантастично звучит излагаемая им версия. Окончательно пав духом, Маркес принялся умолять Игена поспешить на помощь Эмброзу:

– Черт тебя побери. Джим, не будь упрямым ослом! Неужели так трудно оторвать задницу от стула и сходить посмотреть?! Клянусь, я говорю чистую правду!

Иген знал Маркеса давно и глубоко уважал за честность и порядочность, но сейчас тот городил такое, что поверить без доказательств он просто не мог.

– Хорошо, теперь давайте подытожим, что мы имеем, – задумчиво произнес шериф, вертя в руках авторучку. – Черный череп из обсидиана, непонятные настенные надписи в пещере, вырезанной неизвестно кем в толще скал, наемные киллеры, разъезжающие на мотоциклах по заброшенным выработкам, два трупа... Между прочим, если последний пункт не плод твоей фантазии, вы трое подпадаете под подозрение в убийстве.

– Я готова подтвердить под присягой все, что сообщил вам мистер Маркес, – впервые с начала допроса заговорила Пэт. – Почему вы ему не верите?

– Минутку, мэм. Ваше имя и род занятий, пожалуйста?

– Патриция О’Коннелл, доктор лингвистики, – устало ответила она. – Работаю в университете штата Пенсильвания.

– И по какой причине вы оказались в шахте?

– Я занимаюсь древними языками. Меня пригласили в Теллурид, чтобы расшифровать загадочные надписи, обнаруженные мистером Маркесом.

Несколько секунд Иген в упор смотрел на нее холодным изучающим взглядом профессионального полицейского. Любопытная особа. И вроде бы не дурнушка – особенно если ее приодеть, причесать и подкрасить. Но поверить в ее докторскую степень по древним языкам – это, пожалуй, перебор... Сидящая перед ним женщина с мокрыми сосульками спутанных волос и перемазанной физиономией сейчас больше всего походила на бездомную побирушку.

– Что ж, допустим, – неторопливо произнес шериф, – но пока в моем распоряжении всего два неоспоримых факта: разбитый мотоцикл, возможно, краденый, и разгромленный винный погреб этого отеля.

– Перестань пороть чушь, Джим, – взмолился Маркес. – Надо выручать доктора Эмброза!

– Я пошлю своих людей в шахту не раньше, чем уверюсь в истинности ваших показаний! – отрезал Иген.

Джеймс Иген занимал должность шерифа графства Сан-Мигель восьмой год и всегда работал в полном согласии и взаимопонимании с силами правопорядка в Теллуриде. Убийства на его территории случались крайне редко. Из правонарушений чаще всего приходилось сталкиваться с вождением в пьяном виде, мелким воровством, хулиганством, бытовыми преступлениями. Проблема наркотиков возникала только летом, когда Теллурид наводняли толпы молодых людей, приезжающих на традиционные фестивали кантри или джаза. Местные жители Игена уважали и ценили. К службе он относился серьезно, но слыл своим в доску компанейским парнем, всегда готовым пропустить кружку пива в одной из местных забегаловок и посмеяться над незамысловатыми шутками завсегдатаев. Не отличаясь ни высоким ростом, ни мощным телосложением, он мастерски владел лицевыми мускулами: когда Иген находился при исполнении, обычно хватало одного взгляда из-под строго насупленных бровей, чтобы поставить на место самого буйного нарушителя общественного порядка.

– Могу я попросить вас о небольшом одолжении, шериф? – обратился к нему третий задержанный – высокий мужчина с усталым, помятым лицом в изодранном гидрокостюме. Вид у него был такой, будто его протащили сквозь лопасти водяного насоса.

По первому впечатлению Иген определил возраст подозреваемого лет в сорок пять, однако, присмотревшись повнимательней, понял, что тот на добрых пять лет моложе, а старит его резкость словно топором вырубленных черт лица и выдубленная ветром и солнцем бронзовая от загара кожа. “Рост шесть футов и три дюйма, вес сто восемьдесят пять фунтов, волосы черные и волнистые, с небольшой проседью на висках. – По въевшейся в кровь за годы службы в полиции привычке, шериф автоматически фиксировал приметы предполагаемого преступника. – Брови темные, густые, глаза зеленые; нос прямой и узкий, губы четко очерчены, уголки губ чуть приподняты, создавая впечатление непроизвольной усмешки”. Вроде бы ничего особенного, но Игену его поведение показалось не совсем обычным для арестованного. Причем заинтриговало шерифа не столько его видимое безразличие к происходящему – многие преступники, попав в руки закона, впадают в апатию, – сколько ироничная, независимая и как бы отстраненная манера держаться. Попытка применения излюбленной Игеном тактики устрашить, деморализовать и подавить волю допрашиваемого вдребезги разбилась о глыбу несокрушимого спокойствия, демонстрируемого человеком по ту сторону стола.

– Смотря о каком, – хмуро пробурчал Иген. первым отведя взгляд и уткнувшись в блокнот. – Ваше имя?

– Дирк Питт.

– И чем же вы занимаетесь, мистер Питт?

– Государственный служащий. Возглавляю отдел специальных проектов НУМА.

– Как вы попали в шахту?

– Да просто проезжал мимо и подумал, что было бы занятно побродить по старым выработкам, золотишко поискать...

Иген начал медленно закипать, отчетливо сознавая, что преимущество в этом диалоге отнюдь не на его стороне.

– Ваши остроты неуместны, мистер Питт, и в дальнейшем попрошу обойтись без них! Итак, я вас слушаю.

– Если я дам вам номер телефона, вы не откажете мне в любезности позвонить по нему? – утонченно вежливо, без тени враждебности, осведомился Питт.

– Желаете поговорить со своим адвокатом? Что ж, это ваше право. – Нет-нет, я ни с кем разговаривать не собираюсь, вы меня неправильно поняли. Я всего лишь предлагаю вам воспользоваться самым быстрым способом для удостоверения моей личности и занимаемой должности. Один звонок – что может быть проще?

Иген на секунду задумался, потом передал через стол блокнот и ручку.

– Ладно, давайте номер.

Питт написал что-то в блокноте и вернул его шерифу.

– Это междугородний звонок. Можете позвонить за счет вызываемого, если хотите.

– Сами оплатите в отеле, – принужденно улыбнулся Иген.

– Вы будете говорить с адмиралом Джеймсом Сэндекером, – предупредил Питт. – Это номер его персонального телефона. Назовите ему мое имя и введите в курс дела.

Иген подошел к аппарату на соседнем столе, запросил выход на межгород, набрал номер и заговорил в трубку после короткой паузы:

– Адмирал Сэндекер? Добрый вечер, сэр. Вас беспокоит шериф Джеймс Иген из графства Сан-Мигель, штат Колорадо. Мы задержали человека, который утверждает, что работает у вас. Его имя Дирк Питт.

Иген выслушал короткий вопрос абонента на другом конце провода, кивнул и кратко обрисовал ситуацию, упомянув, между прочим, что Питта, по всей видимости, придется взять пол арест по обвинению в преступном проникновении второй степени, воровстве и вандализме. Сразу после этого сообщения шериф вдруг замолчал, увял лицом и в течение последующих десяти минут стоял, вытянувшись по стойке “смирно”, как будто разговаривал если не с самим Господом, то, по крайней мере, с его заместителем. Несколько раз он покорно повторил: “Так точно, сэр! Будет исполнено, сэр”, а когда повесил трубку, мешком повалился на стул, вытер рукавом мундира пот со лба и обалдело уставился на Питта.

– Ну и босс у вас, мистер Питт. Сущий дракон!

– Да, иногда он производит такое впечатление, – рассмеялся Дирк.

– Он рассказал о вас поразительные вещи.

– А ущерб возместить не предложил?

Иген ухмыльнулся:

– Сказал, что вычтет из вашей зарплаты.

– А что еще сказал этот ваш адмирал? – не выдержала снедаемая любопытством Пэт.

– Да много чего, – поежился Иген. – А в частности, адмирал Сэндекер произнес любопытнейшую фразу. Цитирую – “Слушай меня, сынок. Ты можешь безоговорочно верить каждому слову мистера Питта, даже если он вдруг заявит, что в Гражданской войне победил не Север, а Юг”.

Питт и Маркес в сопровождении Игена и одного из его помощников пробрались в штольню сквозь пролом в стене винного погреба. Миновали брошенные мотоциклы, торчащую из бокового туннеля старую вагонетку и поспешно двинулись дальше.

В узкой трубе туннеля расстояние скрадывалось темнотой, и даже Питт затруднился бы точно определить, сколько они уже прошли. По грубым прикидкам, от того места, где остались доктор Эмброз и пленный киллер, подвал отеля отделяло примерно три четверти мили. Через каждые несколько сот футов Питт выключал фонарик, одолженный у помощника шерифа, и вглядывался в темноту – не мелькнет ли где проблеск света. Когда, по его расчетам, они достигли цели, Питт остановился и посветил в глубь штольни, насколько доставал луч фонарика.

Потом щелкнул выключателем. Впереди царил лишь кромешный мрак.

– По-моему, мы пришли, – повернулся он к Маркесу.

– Не может быть, – усомнился тот. – Доктор Эмброз наверняка дал бы о себе знать, увидев свет и услышав наши голоса. Позвал бы или фонарем посигналил...

– Что-то здесь не так. – Питт направил луч на углубление в стене туннеля. – А вот и ниша, где я прятался, когда мотоциклисты подъехали.

– Почему стоим? – осведомился подошедший Иген.

– Звучит, конечно, по-идиотски, – ответил Питт, – но они исчезли.

– А вы уверены, что они вам не померещились?

– Чертовщина какая-то, – пробормотал Маркес. – Богом клянусь, Джим, место правильное! Вон там валялись два дохлых киллера, чуть поодаль, на рельсах – третий в отключке, а доктора Эмброза мы оставили прямо здесь, где стоим.

Питт, не обращая внимания на шерифа, опустился на колени. Очень медленно обвел лучом фонарика полукруг, изучая каждый дюйм пола и рельсов.

– Что это вы... – начал было Маркес, но Питт резко вскинул руку, призывая спутников к молчанию. Он хотел доказать Игену, что тот имеет дело не с лунатиками, а с нормальными людьми. Даже если Эмброз куда-то пропал вместе с одним живым и двумя мертвыми киллерами, то должны остаться хотя бы следы их пребывания. Питт собирался подобрать стреляные гильзы и продемонстрировать их Игену, но ничего похожего на латунные цилиндрики не обнаружил. И вдруг волосы у него на голове зашевелились. Ползая на коленях по щебенке, он каким-то шестым чувством уловил смертельную опасность, исходящую от почти незаметной проволочки, протянутой вдоль стены всего в полутора футах от него, – такой тонкой, что она даже тени не давала. Пройдясь лучом по проволоке, Питт обнаружил засунутый между бревнами кровли и стояка черный брезентовый сверток.

– Скажите, шериф, – приглушенным голосом спросил Питт, – вы, случайно, не проходили курс обучения по обезвреживанию бомб?

– Я сам преподаю этот предмет – еще в армии стал классным специалистом по разминированию, – не без гордости ответил Иген и тут же озадаченно поднял брови. – А в чем дело?

– У меня такое ощущение, что нас собирались отправить в мир иной, причем по частям. – Он навел фонарь на проволоку, тянущуюся от пола к кровле туннеля. – Если не ошибаюсь, нам приготовили мину-ловушку.

Шериф медленно приблизился, опустился на колени рядом с Питтом и с расстояния в несколько дюймов впился глазами в смертоносный проводок. Затем поднял голову, увидел сверток, осторожно поднялся на ноги и тщательно обследовал его со всех сторон. Когда он снова повернулся к Питту и заговорил, в голосе полицейского сквозило нескрываемое уважение:

– Вы несомненно правы, мистер Питт. Похоже, кто-то вас очень не любит.

– И вас тоже, шериф. Они наверняка знали, что мы вернемся за доктором Эмброзом вместе с вами и вашими людьми.

– Но где же профессор? – растерянно спросил Маркес. – Куда он мог подеваться?

– Могу предложить парочку версий, – отозвался Питт. – Первая: киллер пришел в сознание, каким-то способом обманул бдительность доктора Эмброза, убил его и сбросил тело в ближайший шахтный ствол. Потом поставил мину и удрал по другой штольне, ведущей наружу.

– Вам бы сказки сочинять, – буркнул Иген.

– Во всяком случае, эта версия объясняет присутствие мины-ловушки.

– Откуда мне знать, что ее поставили не вы?

– У меня нет мотива.

– Отстань ты от него, Джим! – с досадой сплюнул Маркес. – Мистер Питт последние пять часов все время находился у меня на глазах. А сейчас всем нам жизнь спас. Если б даже эта штука нас сразу не прикончила, так обвалом точно бы всех похоронило!

– Мы пока не знаем точно, есть ли в этом свертке взрывчатка, – упрямо насупился Иген.

– Тогда дерните за веревочку и увидите, что там откроется, – усмехнулся Питт. – Только я не собираюсь торчать поблизости, чтобы разделить вашу участь. – Он легко вскочил на ноги и прогулочным шагом направился в сторону отеля.

– Одну минутку, мистер Питт! Я с вами еще не закончил.

Питт остановился и обернулся.

– У вас есть другой план, шериф?

– Есть. Хочу вытащить этот узелок и обезвредить взрывное устройство. Если, конечно, оно там есть.

– Я бы на вашем месте этого не делал, – покачал головой Питт. – Это вам не кустарная бомба, которую какой-нибудь начинающий террорист смастерил у себя на заднем дворе. Готов биться об заклад на свое ближайшее месячное жалованье, что эта изготовлена специалистом-экспертом и взорвется при малейшем прикосновении.

Иген заколебался; видимо, аргументация Питта произвела на него впечатление.

– Если у вас есть идея получше, я готов ее выслушать.

– В паре сотен ярдов отсюда стоит на рельсах старая вагонетка. Подтолкнем ее, раскатим немного и пускай едет. Зацепит за проволоку и взорвет мину.

– Кровля рухнет, – предупредил Маркес. – Штольню засыплет навсегда.

Питт пожал плечами:

– Вряд ли мы обездолим следующие поколения, лишив их удовольствия прогуляться именно по ней. Не думаю, что за последние семьдесят лет здесь побывал кто-то еще, кроме нас.

– Не лишено смысла, – согласился наконец Иген. – Да и заряженную бомбу нельзя оставлять – не дай бог, забредет кто случайно!

Минут через пятнадцать Питт, Иген, Маркес и помощник шерифа, пыхтя и обливаясь потом, выкатили вагонетку на стартовую позицию. Сначала тяжеленные железные колеса натужно скрипели, не желая проворачиваться, но, когда застывшая смазка осей слегка разогрелась и проникла в роликовые подшипники, дело пошло веселее. До заминированного участка оставалось около пятидесяти ярдов. Дальше дорога шла под уклон.

– Конечная остановка, – объявил Питт. – Хороший толчок – и она милю проедет.

– Если в ближайший ствол не свалится, – добавил Маркес.

Все четверо дружно уперлись в задник, разгоняя вагонетку, пока та не набрала скорость и не начала двигаться вперед самостоятельно. Пробежав по инерции еще пару шагов, они остановились, чтобы перевести дух. Только лучи их фонариков сопровождали последний рейс с каждым мгновением все быстрее движущегося железного монстра. Вскоре вагонетка скрылась за поворотом, а минуту спустя штольню потряс оглушительный взрыв. Ударная волна едва не сбила людей с ног. Затем до них донесся многократно усиленный эхом грохот оседающих каменных глыб из расколотой кровли, и все вокруг окуталось плотным облаком пыли.

Еще отдавались в ушах отзвуки взрыва и метались, отражаясь от гранитных стен шахты, раскаты эха, когда Маркес, схватив шерифа за руку, торжествующе рявкнул во весь голос.

– Ну что, убедился теперь, кто был прав, формалист недоделанный?!

– Вы так торопились доказать свою правоту, – сухо парировал Иген, – что забыли об одной существенной детали.

– О какой же? – бросил на него быстрый взгляд Питт.

– О профессоре Эмброзе. Вдруг он еще жив и остался за этим завалом? А если даже мертв, тело его теперь нипочем не достать.

– Эмброза там нет. Ни живого, ни мертвого.

– Вы так уверены? – прищурился шериф. – Любопытно, любопытно... Кстати, вы так и не удосужились ознакомить нас с вашей версией номер два: уж не с ней ли, случайно, связано ваше заявление?

– Угадали, – подтвердил Питт. – Доктор Эмброз не убит, не покалечен и на данный момент пребывает в безопасности и полном здравии.

– А как же третий киллер? По-вашему выходит, он так вот просто взял и отпустил профессора? – недоверчиво покрутил головой Маркес.

– Вот именно. Не станет же он убивать собственного босса.

– Босса?!

Питт улыбнулся и утвердительно кивнул:

– Конечно. А если вы еще не поняли, объясняю более популярно: доктор Эмброз и отнюдь не святая троица псевдобайкеров – одна шайка-лейка.

7

– Извините, что опоздала к ужину, – сказала Пэт, переступая порог дома Маркесов, – но мне позарез была нужна горячая ванна. А пока я в ней отмокала, так разнежилась, что совершенно потеряла счет времени.

Лайза Маркес рассмеялась и обняла гостью.

– Никто никуда не опоздал. Вы даже не представляете, как я рада вас видеть!

Она отступила на шаг, пропуская Пэт в холл. Лицо миссис Маркес озарилось радостью, когда она увидела идущего следом Питта. Порывисто бросившись ему на шею, она расцеловала его в обе щеки:

– Ах, мистер Питт! Как мне отблагодарить вас за все, что вы для нас сделали, вернув моего Луиса живым и здоровым?!

– Моей заслуги в этом нет, – возразил Питт, демонстрируя свою фирменную улыбку. – Я всего лишь спасал собственную шкуру. Ну и его за компанию.

– Вы просто скромничаете!

Пэт не поверила своим глазам, когда Питт потупился в неподдельном смущении, но все равно не удержалась, добавив:

– Между прочим, мистер Питт спас сегодня не только вашего мужа, дорогая Лайза.

– Луис держит язык за зубами и почти ничего мне не рассказал, – пожаловалась миссис Маркес, – За ужином надеюсь услышать от вас все подробности. – В модном брючном костюмчике Лайза имела весьма элегантный вид и казалась помолодевшей лет на десять. – Позвольте я повешу ваши куртки.

– Я чую запах жареной лосятины, или мне мерещится? – повел носом Питт, разряжая неловкую ситуацию.

– Луис в гараже, возится со своей коптильней, – ответила Лайза. – Во дворе слишком холодно, так что я накрыла стол в солярии на задней веранде. Муж установил обогреватели, и там тепло и уютно. Будете проходить через кухню, прихватите себе пива.

Питт взял из холодильника бутылку “Пасифико” и отправился в гараж к Маркесу. Тот колдовал над пятидесятигаллонной бочкой, из которой соорудил коптильню.

– Пахнет роскошно, – облизнулся Питт. – А почему вы не пользуетесь угольным мангалом?

– При горячем копчении мясо, птица и рыба приобретают совершенно неповторимый вкус, не говоря уж об аромате, – куда лучше, чем если их просто зажарить, – пояснил Маркес. – Этого лося я подстрелил в прошлом сезоне. В Монтрозе его разделали и заморозили. Лайза приготовила свой фирменный соус, так что скоро вы сами оцените, какая вкуснятина получится.

Минут через десять все сидели за массивным столом из цельных сосновых бревен – еще один шедевр, вышедший из искусных рук Маркеса, – любуясь звездным небом за стеклянным куполом веранды и наслаждаясь вкуснейшими бифштексами под великолепным соусом. Тушенный в сметане шпинат, запеченный под майонезом картофель и большая ваза салата составили отличную компанию копченой лосятине. Перед ужином Луис украдкой попросил Пэт и Дирка не особо распространяться об их приключениях, не желая расстраивать жену. Она и без того достаточно переволновалась, пока не получила известие, что ее муж выбрался из шахты целым и невредимым. Поэтому застольная беседа велась в шутливых тонах, об опасностях и риске для жизни упоминалось вскользь, а о киллерах на мотоциклах гости вообще умолчали. Отсутствие Эмброза объяснили тем, что он встретил друзей и потому не смог прийти на ужин.

Короче говоря, в изложении Питта и умело подыгрывающей ему Патриции события последних часов, едва не закончившиеся кровавой развязкой, приобрели характер увеселительной прогулки. Лайзу их откровенное вранье, конечно, не обмануло, но она сделала вид, что верит каждому слову. После ужина Пэт помогла ей убрать со стола и вернулась, оставив миссис Маркес хлопотать у плиты, мыть посуду, кормить маленьких дочек, готовить кофе и следить за доходящим в духовке пирогом со сладкой начинкой из тертой моркови.

Питт, извинившись, поднялся из-за стола, прошел в дом, но вместо туалета проследовал на кухню, где в течение нескольких минут что-то терпеливо втолковывал Лайзе, после чего вновь присоединился к Пэт и Луису.

Воспользовавшись тем, что жена далеко и не слышит, слегка осоловевший от выпитого пива Маркес в упор посмотрел на Питта и заявил:

– Хоть режьте меня, хоть ешьте, но не могу я поверить в вашу теорию насчет профессора. Думаю, его все же убили вскоре после нашего ухода.

– Пожалуй, я соглашусь с Луисом, – энергично кивнула Пэт. – Доктор Эмброз – уважаемый ученый, известнейший археолог, и просто смешно подозревать такого человека в связях с гангстерами.

– Вы когда-нибудь раньше видели Эмброза? – поинтересовался Питт.

Пэт покачала головой:

– Нет, но я знакома с его научными трудами и слышала, что у него безупречная репутация.

– Но лично никогда с ним не встречались?

– Нет.

– Тогда откуда вы знаете, что человек, представившийся вам под именем Томаса Эмброза, не самозванец?

– Постойте, постойте, давайте сначала кое-что уточним, – вмешался Маркес. – Допустим, он действительно самозванец и заодно с этими моторизованными психами. Но ведь он все время находился рядом и утонул бы вместе с нами в подземной камере, не явись вы на выручку в последний момент. Хотелось бы знать, как вы объясните этот факт? Не самоубийца же он в конце концов!

– Верно, – поддержала Луиса Пэт. – Раз его тоже пытались убрать, значит, он с ними не связан.

– Его коллеги перестарались. – В голосе Питта звучала холодная уверенность. – Они, безусловно, специалисты в закладке мин, но не знают специфики горного дела, в отличие, скажем, от вас, мистер Маркес. Они заложили слишком мощный заряд. Вместо того чтобы вызвать локальный обвал и перекрыть одну-единственную штольню, взрыв затронул скальное ложе подземной реки, и ее воды хлынули в нижние уровни шахты. Ошибка в расчетах, сломавшая их планы. Ствол и камера с черепом оказались затоплены, прежде чем они успели на мотоциклах объехать завал и спасти своего шефа.

Маркес задумался, устремив взор на окружающие Теллурид горы. Остроконечные силуэты пиков четко выделялись на фоне усыпанного мириадами звезд ночного неба.

– А зачем им вообще понадобилось что-то взрывать, устраивать обвал, на мотоциклах по шахте носиться? Пристрелили бы нас прямо в пещере, да и дело с концом. Чего они добивались-то, никак в толк не возьму?

– Безупречного убийства. Они собирались прикончить вас двоих, размозжив вам головы и засыпав ваши тела обломками породы из завала. Рано или поздно спасатели откопали бы ваши останки – скорее поздно, чем рано, – и списали бы все на несчастный случай в шахте.

– Но зачем нас убивать? С какой целью? – возмутилась Пэт.

– Потому что вы представляете собой угрозу.

– Мы с Луисом? Угрозу? – Пэт непонимающе уставилась на Питта. – Да кому мы можем угрожать?

– Хорошо финансируемой и хорошо организованной группе лиц, не желающих, чтобы ваше открытие сделалось достоянием гласности.

– Но зачем кому-то пускаться на такие крайности лишь для того, чтобы скрыть от общественности обычную археологическую находку, пусть даже очень значительную? – жалобно спросила совершенно сбитая с толку Патриция.

Питт развел руками:

– Здесь мои предположения кончаются. Но я готов поставить все до последнего цента, что случившееся с нами сегодня – отнюдь не единичный эпизод. Чутье меня редко подводит, а оно подсказывает, что были и другие открытия такого же масштаба, о которых уже никто не поведает ни городу, ни миру по причине безвременной и скоропостижной смерти участников и свидетелей. Последовавшей, разумеется, в результате естественных причин типа несчастного случая.

– Любопытная гипотеза, – задумчиво произнесла Пэт. – Мне, правда, припоминается всего одна археологическая экспедиция, закончившаяся гибелью всех, кто в ней участвовал. Возглавлял ее доктор Джеффри Таффет из университета штата Аризона. Он и несколько его студентов погибли при исследовании пещеры на северном склоне горы Ласкар в Чили.

– И отчего же они погибли? – первым спросил Маркес.

– Их нашли замерзшими, – ответила Пэт. – Что очень удивило обнаруживших тела спасателей. Погода стояла чудесная: ни бурь, ни лавин, ни прочих катаклизмов, да и температура не опускалась больше чем на пару градусов ниже нуля. Проведенное расследование не выявило ни одной объективной причины столь сильного переохлаждения.

– Пещера представляла какой-нибудь археологический интерес? – уточнил Питт.

– Никто до сих пор ничего толком не знает. Ее нашли двое альпинистов-любителей из Нью-Йорка, оба преуспевающие юристы по налоговому праву. Они наткнулись на вход в пещеру, когда спускались с вершины, и перед своей гибелью успели устно описать древние статуэтки, скульптуры и другие предметы, обнаруженные внутри и аккуратно расставленные вдоль стен.

Питт пристально посмотрел на нее:

– Выходит, они тоже умерли?

– Их частный самолет разбился при взлете в аэропорту-Сантьяго.

– Завеса тайны сгущается, вы не находите?

– Но спасатели и последующие экспедиции ничего в этой пещере не нашли, – продолжала Пэт. – Либо юристам приснились их находки...

– ... либо кто-то их оттуда убрал, – закончил за нее Питт. – Интересно, черного черепа эти парни там, случайно, не видели? – подал голос Маркес.

– Теперь уже никто не скажет, – грустно покачала головой Пэт.

– Кстати, доктор О’Коннелл, вам-то удалось сохранить ваши записи? – встрепенулся Луис.

–Страницы блокнота промокли, но я их высушила феном, и они вполне читаемы. Но если у вас имеются вопросы относительно содержания надписей, то задавать их пока рановато. Эти знаки разительно отличаются от всех форм письменности, с которыми мне доводилось сталкиваться.

– Я привык считать, что письменным символам свойственно передаваться от одной культуры к другой, и это свойство одинаково характерно как для древних цивилизаций, так и для более поздних, – как бы вскользь заметил Питт. – Разве это не означает, что у них должно быть и схожее начертание?

– Не обязательно. Известно немало памятников древней письменности, не имеющих аналогов ни с какими другими. И если я утверждаю, что настенные символы в найденной мистером Маркесом пещере уникальны, поверьте, я знаю, о чем говорю.

– А нельзя предположить, что это чей-то розыгрыш?

– Не могу сказать, пока не изучу их поглубже.

– Тогда уж поверьте и мне на слово, – с нажимом произнес Маркес. – До меня там давно – очень давно! – никто не бывал. И на стенах ни единой царапинки.

Пэт нервно отбросила упавшую на лицо прядь волос.

– Но ведь кто-то же ее построил. Знать бы еще, зачем?

– И когда, – добавил Питт. – Я уверен, существует какая-то связь между этой пещерой и киллерами.

Порыв ветра прошумел по каньону, стекла солярия задребезжали. Пэт зябко поежилась:

– Что-то стало холодать... Пойду-ка я курточку свою накину.

Маркес покосился на дверь, ведущую в дом:

– Куда это Лайза запропастилась с кофе и пирогом...

Не успел он договорить, как Питт, отшвырнув стул, метнулся к нему и одним толчком отправил под стол. Затем схватил за руку Пэт, рывком швырнул ее на пол и сам навалился сверху, прикрыв своим телом. Всего лишь намек на движение в тени за домом заставил сработать годами отточенное чувство опасности. А в следующее мгновение ночную тишину разорвали два выстрела, произведенные с таким коротким интервалом, что практически слились в один.

Пэт, больно ударившаяся при падении, начала задыхаться под тяжестью тела Питта и смогла перевести дыхание, лишь когда тот откатился в сторону и резко вскочил на ноги. Из темноты за углом дома послышался чей-то уверенный голос:

– Я его взял! Отбой!

Питт помог даме подняться и заботливо усадил на стул, потом выдернул из-под стола Маркеса.

– Там вроде бы стреляли... и кричал кто-то... – лепетал, машинально отряхиваясь, ошеломленный горняк.

– Только без паники, – успокоил его Питт. – Тот, что кричал, на нашей стороне. И уже поймал того, который стрелял.

– А Лайза, дети?

– Сидят в ванной, где им ничего не грозит. – Питт удержал за руку дернувшегося было к двери Маркеса и добавил, силой заставив его опуститься на стул: – Не волнуйтесь, все уже позади.

– В ванне? А почему...

– Потому что я приказал им там спрятаться.

Из окружавшего дом чахлого горного подлеска материализовался квадратного телосложения крепыш в белом полярном комбинезоне с откинутым капюшоном. Не прилагая видимых усилий, он волок по снегу за ногу чье-то бесчувственное тело в облегающем черном трико – излюбленном наряде киношных ниндзя. Лицо пленника закрывала маска из лыжной шапочки с прорезями для глаз.

– Проблемы? – лаконично осведомился Питт, шагнув навстречу незнакомцу.

– Никаких, – весело ответил тот, блеснув белозубой улыбкой и задорно тряхнув пышной шапкой вьющихся черных волос над подвижной смуглой физиономией, черты которой безоговорочно выдавали его южноевропейское происхождение. – Как слепого щенка скрутил. К дому, правда, он подобрался весьма квалифицированно, но сам угодить в засаду никак не ожидал.

– Недооценка намеченной жертвы – самый большой просчет, который только может допустить профессиональный убийца, – нравоучительным тоном произнес Питт. подняв вверх указательный палец.

Пэт с лицом белее мела в ужасе уставилась на него.

– Так вы все это предвидели?! – прошептала она, пораженная внезапной догадкой.

– Естественно, – без тени смущения признался Питт. – Эти киллеры – фанатики... вернее сказать, были фанатиками. Не суть важно, чем они руководствовались, стремясь убрать каждого, кто побывал в таинственной пещере, но было нетрудно догадаться, что лично я переместился в первую строку их списка, когда свалился из ниоткуда и сунул гаечный ключ в хорошо смазанный механизм их плана. К тому же они боялись, что я вернусь и заберу черный череп, а Пэт расшифрует надписи. Когда мы спаслись из штольни, вот этот тип, – кивнул он на пленника, – следил за нами, ожидая удобного случая. Поскольку они уже приложили немалые усилия, чтобы скрыть существование пещеры, устраняя всех свидетелей, даже деревенский дурачок догадался бы, что на этом они не остановятся и очень постараются никого из нас живым из Теллурида не выпустить. Ну я и решил опередить их, забросив наживку. Как видите, клюнуло – вот она, рыбка, на берегу трепыхается.

– А мы все, выходит, вроде живца у вас на крючке?! – взвился разъяренный Маркес. – Нас же тут запросто перестрелять могли или перерезать, как курей!

– Выгодней рисковать, когда у тебя на руках все козыри, чем ждать, пока противник сам выберет момент для атаки.

– Не разумней ли было передать дело в руки шерифа Игена? В конце концов это его работа.

– Пока мы тут наслаждались замечательной стряпней вашей супруги, шериф как раз готовился к задержанию второго киллера в пансионе, где остановилась доктор О’Коннелл.

– Киллер в моем номере? – замирающим голосом прошептала Пэт. – А я в ванне чуть было не заснула...

– Успокойтесь, он проник туда после того, как мы с вами уехали к Маркесам.

– Но он же мог войти раньше и убить меня!

– Это вряд ли, – усмехнулся Питт, ободряюще сжав ее руку. – Вам практически ничто не угрожало. Обратили внимание, сколько народу толпилось в холле и бродило по этажам? Шериф собрал небольшую толпу из внештатных сотрудников, которые шатались по коридорам, пили кофе в столовой, одним словом, прикидывались постояльцами. Наемный убийца не станет убирать жертву, когда вокруг полно свидетелей, без крайней необходимости. Как только стало известно, что мы с вами ужинаем у Маркесов, киллеры разделились. Один двинул следом, питая надежду не только испортить нам трапезу, но и сделать ее последней в нашей жизни, а второй остался в гостинице, намереваясь обшарить ваши апартаменты и завладеть фотоаппаратом и блокнотом.

– А это что еще за птица? – бесцеремонно указал Маркес пальцем на незнакомца. – Что-то не припоминаю я такого в нашем полицейском управлении.

Питт повернулся и положил руку на плечо крепыша, только что обезвредившего убийцу.

– Позвольте представить вам моего лучшего и испытаннейшего друга Альберта Джиордино, одного из самых опытных сотрудников НУМА и моего бессменного заместителя.

Луис и Пэт моментально умолкли, в упор уставившись на новое действующее лицо с жадным любопытством микробиологов, изучающих под микроскопом новый вид инфузории. Джиордино отпустил ногу пленного, шагнул вперед и пожат им руки.

– Счастлив познакомиться. Рад, что смог быть вам полезным.

– В кого хоть попало-то? – небрежно поинтересовался Питт.

Джиордино закатил глаза:

– Слушай, у этого типа такая реакция! Мама миа, да ты просто не поверишь!

– Поверю, поверю, – успокоил его Питт.

– Прямо телепат какой-то! Представляешь, пальнул в меня, гад, в тот же самый момент, когда я спустил курок. – Джиордино не без гордости продемонстрировал небольшую прореху на штанине комбинезона. – Только его пуля поцарапала мне кожу, а моя – пробила ему правое легкое.

– Повезло.

– А вот и не угадал! – счастливо рассмеялся итальянец. – Просто я успел прицелиться, а он нет.

– Он жив?

– Жив, зараза. Но в ближайшее время марафон бегать точно не сможет.

Питт наклонился и сдернул маску с головы киллера.

Пэт ахнула в ужасе – вполне понятном, учитывая обстоятельства. Она все еще не могла до конца поверить в реальность происходящего с ней, начиная с момента посадки самолета в теллуридском аэропорту.

– Господи! Да это же доктор Эмброз! – воскликнула она, непроизвольно отшатнувшись.

– Вот тут вы ошибаетесь, – мягко поправил ее Питт. – Этот негодяй не имеет ничего общего с уважаемым профессором антропологии Томасом Эмброзом. Как я вам уже говорил, настоящий доктор Эмброз скорее всего мертв. А самозванцу, я думаю, не случайно поручили убрать вас, меня и Луиса, потому что только он знает нас всех в лицо.

Жестокая истина его слов буквально потрясла Пэт. Она опустилась на колени, заглянула в открытые глаза киллера и тихо спросила:

– Зачем вы убили доктора Эмброза?

В глазах киллера не отразилось ни единого проблеска эмоций. Да и держался он, надо признать, мужественно. Лишь пузырящаяся на губах и тонкой струйкой сочащаяся из уголков рта кровь – верный признак поражения легкого – выдавала тяжесть его ранения.

– Не убили, а устранили, – прошептал самозванец. – Он представлял собой угрозу и должен был умереть. Так же, как и все вы.

– Смотрите-ка, у него еще хватает наглости оправдывать свои преступления! – заметил Питт с ледяным холодком в голосе.

– Я не оправдываюсь. Исполнение долга по отношению к Новому уделу не требует оправданий.

– Что такое Новый удел?

– Четвертая империя, но вы не увидите ее рождения, потому что не доживете. – Голос убийцы звучат ровно и обыденно, без ненависти, пафоса или высокомерия, как будто он просто констатировал некий непреложный факт.

– А пещера, черный череп – что они означают?

– Послание из прошлого. – На лице киллера впервые появился намек на улыбку. – И величайшую в мире тайну. Вам ее все равно никогда не разгадать, а большего вы от меня не узнаете.

– Ничего, посидишь в тюряге за убийство, глядишь, язычок-то и развяжется.

Лже-Эмброз едва заметно покачал головой:

– Вряд ли я успею предстать перед судом.

– Не бойся, поправишься. Сдохнуть мы тебе не позволим!

– Вы снова ошибаетесь. У вас не будет возможности даже допросить меня. Прощайте. Я ухожу, ни о чем не сожалея и утешаясь уверенностью, что и вы очень скоро последуете за мной, мистер Питт. – И прежде чем тот успел вмешаться, киллер быстрым движением поднес руку ко рту и зажал зубами какую-то капсулу. – Цианистый калий, леди и джентльмены. Столь же действенный, как и тот, что пятьдесят пять лет назад принял рейхсмаршал Герман Геринг, подавший нам великий пример! – воскликнул он и с хрустом раскусил капсулу.

Питт не мог позволить убийце Тома Эмброза оставить за собой последнее слово и, пока тот еще не успел отойти в мир иной, быстро опустился на снег и крикнул ему прямо в ухо:

– Подыхай, жалкий слизняк! Нам и так уже давно все известно о твоей дебильной Четвертой империи! – То была наглая ложь, но Питту она доставила злобное удовлетворение.

Безмерное удивление отразилось на миг в выкатившихся из орбит глазах умирающего, а в следующий момент они потухли и начали медленно стекленеть.

– Он мертв? – прошептала Пэт.

– Как египетская мумия, – холодно отозвался Питт.

– Туда ему и дорога, – безразлично пожал плечами Джиордино. – Стыд и позор, что нельзя скормить его труп стервятникам.

– Вы знали, – тихо сказала Пэт, не сводя глаз с Питта. – Вы все знали еще тогда. И поэтому не дали ему пистолет.

– И слава богу! Он бы нас всех в спину перестрелял, – облегченно вздохнул Маркес. – Но как вы догадались?

– Просто сопоставил факты. Мне он сразу показался слишком расчетливым и хладнокровным. Потом еще кое-что подметил... Короче говоря, липовый доктор Эмброз вел себя не адекватно ситуации и мало походил на человека, чья жизнь подвергается смертельной опасности.

Из окна кухни послышалась телефонная трель. Маркес прошел в дом, снял трубку, поговорил с минуту и вернулся к остальным.

– Это шериф Иген. Двое его помощников получили серьезные ранения в ходе возникшей в пансионе перестрелки. Неизвестный, пытавшийся проникнуть в номер Пэт, был вооружен и первым начал стрелять. Шериф приказал открыть огонь на поражение, в результате чего преступник был смертельно ранен и скончался, не сказав ни слова.

Пэт бросила задумчивый взгляд на тело мнимого доктора Эмброза:

– Кто это сказал, что мертвые не болтают?

– Нам уже можно выйти? – громким театральным шепотом осведомилась Лайза Маркес, высунув голову за дверь; увидев труп на снегу, она слабо ойкнула и спряталась обратно.

– Можно, можно, – ответил Питт, распахнув дверь и галантно подхватив даму под ручку. Луис обнял жену за плечи:

– Как там девочки?

– Спят, как суслики.

– Обвал навсегда отрезал доступ к жиле, – сокрушенно покачал головой Маркес. – Миновали, похоже, мои старательские деньки.

– Только не надейся, что меня это огорчит, – ответила Лайза, расплываясь в широкой улыбке. – У тебя и так куча денег, Луис Маркес! Пора бы уже сменить стиль жизни.

– Не только пора, но и настоятельно необходимо, – поддержал ее Питт. Со стороны дороги послышался приближающийся вой сирен полицейских машин и “скорой помощи”. – Пока мы не узнаем, кто эти люди и каковы их цели, – добавил он, скользнув недобрым, колючим взглядом по телу мертвого киллера, – вам и вашей семье следует исчезнуть из Теллурида.

Лайза мечтательно посмотрела на мужа:

– Помнишь тот маленький отель в пальмовой роще, на пляже в Кабо-Сан-Лукасе, который мы присмотрели в прошлом году и даже собирались купить?

Он кивнул:

– Думаю, сейчас самое время.

Патриция тронула Питта за руку, тот с улыбкой повернулся к ней.

– А мне где спрятаться? – негромко, но очень серьезно спросила она. – Я не могу бросить научную карьеру. Слишком много сил и труда потрачено, чтобы стать тем, кто я есть.

– Если вы вернетесь к своим студентам и лабораторным исследованиям, я не дам за вашу жизнь и двух центов. По крайней мере, до тех пор, пока мы точно не определим, кому перешли дорогу.

– Мы? – удивилась Пэт. – Но я лингвист, специалист по древним языкам, а вы инженер и занимаетесь подводными работами. Гоняться за убийцами – это не наш профиль.

– Вы правы, – согласился Питт. – Дальше расследованием займутся компетентные органы. Но ваш опыт в расшифровке древних текстов может оказаться бесценным для решения этой загадки.

– Вы полагаете, это еще не конец?

Питт медленно покачал головой:

– Мы имеем дело с разветвленным заговором в духе Макиавелли или законспирированным подпольем – называйте, как хотите, – причем интересы и амбиции этих людей далеко выходят за рамки простого убийства. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять: находка в пещере настенных надписей и черного черепа может повлечь за собой куда более глубокие последствия, чем мы можем себе представить.

Когда прибывший на место происшествия шериф Иген приступил к официальному допросу Джиордино, Питт снова вышел во двор. Глубоко вдохнув чистый морозный воздух, он поднял глаза и уставился в небо, где огромным блистающим ковром раскинулся во всю ширь Млечный Путь. Отсюда, с высоты в десять тысяч футов, пылающие на черном бархате ночи звезды казались неисчерпаемой россыпью дивных самоцветов.

Но Питт не замечал ни сияния звезд, ни очарования ночи, ни монументального величия окружающих гор. Он смотрел на них невидящим взглядом, мысленно проклиная все на свете: чудеса природы, свою беспомощность, неизвестных убийц и даже самого себя, тыкающегося, как слепой щенок, по углам и ничего не понимающего в стремительно закручивающемся водовороте событий. Что такое Новый удел? Кто эти люди со своей безумной идеей создания Четвертой империи? Ответы терялись в безмолвии ночи, дразня кажущейся близостью и ускользая в последний момент. В одном Питт не сомневался: те, кто это затеял, обязательно ответят за все. А уж он приложит руку, чтобы заставить их расплатиться. И расплатиться по-крупному!

Поклявшись отомстить, Питт почувствовал себя значительно лучше. Застилавшая взор багровая пелена безудержного гнева постепенно спала, сменившись холодной решимостью и вернувшейся уверенностью в собственных силах. В прояснившемся мозгу начала формироваться свежая мысль. Он не стал ускорять процесс, позволив ей самостоятельно развиться и созреть, пока не понял, что должен сделать в первую очередь.

Утром он вернется в шахту и заберет из пещеры черный обсидиановый череп.

8

Поскольку проникнуть в шахту обычным путем было невозможно из-за завала, группа, состоящая из Питта, Джиордино, Игена, Маркеса и двух помощников шерифа, воспользовалась маршрутом от шахты “Буканьер”, которым Дирк уже проходил накануне. С помощью компьютерной карты они быстро добрались до затопленного шахтного ствола, от которого отходили штольни, ведущие в шахту “Парадиз”. Стоя на краю и глядя в колодец, где лениво колыхалась черная, в масляных разводах вода, Питт размышлял, так ли уж разумно туда лезть. Со вчерашнего дня затопило еще два горизонта. За ночь, правда, напор снизу заметно ослабел, и уровень стабилизировался.

Когда Питт объявил о своем решении, шериф Иген посчитал его сумасшедшим. Патриция О’Коннелл и чета Маркесов единодушно согласились с его мнением. Воздержался один Джиордино, да и то лишь потому, что вызвался идти в паре с шефом – для подстраховки, как он выразился.

Подводное снаряжение Питт подобрал идентичное вчерашнему, за исключением гидрокостюма. Приобретенный накануне опыт подсказывал, что водонепроницаемая модель больше подходит для применения в условиях затопленной шахты. Стандартный гидрокостюм удобнее для передвижения по суше, зато герметичный вариант лучше защитит тело от холода подземных вод. Для начальной стадии путешествия Питт надел обычную одежду, теплую и удобную, собираясь переодеться непосредственно перед погружением.

Луис Маркес привлек троих соседей-горняков в качестве рабочей силы для переноски снаряжения, в том числе веревочных лестниц. Что касается шерифа, то его участие в экспедиции, строго говоря, было излишним, но Джеймс Иген настоял на своем, считая неизбежной будущую спасательную операцию, для руководства которой не видел иной кандидатуры, помимо своей.

Питт и Джиордино быстро разделись до трусов, натянули вместо нижнего белья облегающие трико из нейлона и полиэстера и влезли в гидрокостюмы “Викинг”, снабженные всеми атрибутами легководолазного скафандра – шлемами, перчатками и сапогами с рифлеными металлическими подошвами. Подогнав и проверив снаряжение, Питт взглянул на напарника. Коротышка-итальянец держался спокойно и невозмутимо, как будто ему предстояло не погружение на сотни футов в кромешном мраке, а всего лишь нырок в плавательный бассейн для очистки засорившегося стока.

– Я пойду первым с компьютерной картой, а ты следи за соблюдением графика остановок для декомпрессии.

Ал поднес к глазам дисплей декомпрессионного датчика, закрепленного на запястье левой руки, и озабоченно покачал головой:

– Учитывая высоту в десять тысяч футов над уровнем моря, будет сложновато рассчитать необходимые поправки для стандартного тридцатиминутного погружения на глубину в сто десять футов. И все же склонен полагать, что смогу тебя вернуть в этот сад камней без глубинного опьянения, эмболии и судорог. В конце концов, где я еще отыщу другого такого босса?

– Можешь рассчитывать на мою вечную благодарность. Питт натянул шлем со встроенной системой подводной связи.

– Как слышимость? – спросил он в микрофон.

– Как будто ты у меня в башке торчишь! – скривился Джиордино. – Убавь громкость, пока я не оглох.

Они принесли с собой десять заряженных баллонов, но для погружения каждый из ныряльщиков взял по паре основных, закрепленных на спине, и по одному резервному баллону, втиснутому между ними. Оставшиеся четыре Маркес и его коллеги спустили на заранее просчитанные Алом глубины, где предстояло делать остановки для декомпрессии. Оружия брать не стали, ограничившись ножами.

– Ну что, двинули? – предложил Питт.

– Только после вас, шеф, – подвинулся в сторонку Джиордино.

Питт включил фонарь и направил луч на гладкую поверхность воды. Затем резко оттолкнулся от края колодца и прыгнул ногами вперед. Пролетев пять футов по воздуху, он гулко врезался в толщу воды, взметнув фонтан брызг. Секунду спустя второй всплеск возвестил о том, что к нему присоединился Джиордино. Питт жестом подал сигнал “за мной”, сделал полуоборот и пошел вниз, усиленно работая ластами.

Они погружались все глубже и глубже; лучи фонарей рассекали черную воду, натыкаясь лишь на холодные и твердые каменные стены. Оба ныряльщика двигались размеренно и неторопливо, через каждые несколько ярдов стравливая воздух, чтобы уравновесить нарастающее давление воды. В водной среде вестибулярный аппарат расстраивается, поэтому ощущения аквалангиста, опускающегося по вертикальному стволу и плывущего в горизонтальной трубе, ничем не отличаются. Но вот наконец высветился проход в галерею нижнего уровня выплыли из мрака тусклые полосы рельсов, опрокинутая вагонетка, разбросанные вокруг проржавевшие обломки металлических конструкций и прочий мусор. Вызванная прогремевшим накануне взрывом турбулентность давно прекратилась, муть осела, вода сделалась спокойной и прозрачной, и пределы видимости увеличились до пятнадцати ярдов. Питт бросил взгляд на глубиномер – стрелка показывала сто восемьдесят шесть футов – и подождал, пока Джиордино поравняется с ним.

– Далеко еще? – спросил тот.

– Где-то ярдов тридцать, – ответил Питт, указывая рукой направление. – Вход сразу за ближайшим поворотом штольни.

Взмахнув ластами, он устремился вперед. Свет его фонаря выхватывал из темноты то бревна крепи, то толстые плиты шпал. Джиордино плыл следом, держась строго над рельсами. Внезапно Питт вскинул руку и резко затормозил.

– Гаси фонарь! – прошипел он таким тоном, что напарник немедленно подчинился; штольня вновь погрузилась в казалось бы непроглядную тьму, но впечатление было обманчивым: через несколько секунд, когда глаза Ала привыкли к темноте, он увидел прямо по ходу тусклое свечение явно искусственного происхождения.

– Кажется, нас опередили браконьеры, – заметил итальянец.

– И почему только эти типы появляются всякий раз, стоит мне только высморкаться?! – трагически простонал Питт.

В пещере обнаружились двое аквалангистов, с необыкновенным усердием и целеустремленностью фотографирующих надписи на стенах. Два мощных софита на треногах освещали затопленную пещеру не хуже голливудского павильона. Питт следил за действиями операторов через проем в полу, прячась в тени, чтобы те ненароком не заметили отражения света от стекла его шлема.

Их профессионализм в подборе снаряжения восхищал. Они воспользовались автономными дыхательными аппаратами, поглощающими пузырьки выдыхаемого воздуха, с единственной целью не допустить их появления перед объективами камер, что могло бы повлиять на качество снимков. В результате Питту пришлось тщательно следить, чтобы его собственные пузырьки не проникали внутрь.

– Аккуратно работают, твари, ничего не скажешь, – глухо процедил он сквозь зубы, с трудом сдерживая ярость. – Что бы ни означали эти письмена, содержащаяся в них информация, видимо, настолько важна, что ради нее они готовы не только убивать, но и умирать!

– Скажи спасибо, что у наших систем связи разные частоты, иначе они могли бы подслушать наш разговор.

– А вдруг они уже настроились на нас, но не подают виду, чтобы заманить в ловушку?

Губы Джиордино раздвинулись в хищной усмешке:

– Уж не намерен ли ты разочаровать этих милых людей, тихонько улизнув, пока они не спохватились?

– С каких это пор мы с тобой так сильно поумнели, чтобы вовремя смыться?

– Что-то я такого не припоминаю в нашей с тобой биографии.

Тесные узы, связывающие Дирка Питта и Ала Джиордино с первого класса начальной школы, за долгие годы их дружбы не только не ослабели, но многократно усилились. Какой бы смехотворный или безумный проект ни порождала безудержная фантазия Питта, Джиордино воспринимал его безоговорочно и приступал к совместному воплощению без тени сомнений и угрызений совести. Каждый не раз спасал другому жизнь; они так притерлись, что понимали друг друга с полунамека, – порой казалось, будто оба владеют умением читать мысли напарника, особенно в критических ситуациях. Они много лет работали в одной связке, и никому из начальства никогда не приходило в голову их разлучить. В НУМА и далеко за его пределами об их невероятных приключениях ходили легенды.

– Вдвоем мы туда одновременно не пролезем, это уж точно, – вздохнул Питт, оценивающе смерив взглядом узкий проем. – А все потому, что ты такой толстый! – добавил он обвиняющим тоном.

– Я не толстый, я плотный! – возмущенно парировал итальянец, после чего сразу успокоился и предложил: – Давай заплывем внутрь по очереди и выпустим им кишки. Тоже по очереди. Только чур я первый!

– Будь они на нашем месте, – произнес Питт так тихо, что Джиордино едва его расслышал, – то именно так бы с нами и поступили. Но здравый смысл подсказывает мне, что живыми они принесут нам значительно больше дивидендов.

– Живыми?! Ха! Легче сказать, чем сделать!

Питт приблизился к отверстию и очень осторожно, чтобы, не дай бог, не выдать себя, заглянул в пещеру. Аквалангисты-фотографы были целиком поглощены работой и вроде бы ни на что больше не обращали внимания.

– Мне почему-то кажется, что у нас все-таки есть шанс взять их живьем, – задумчиво произнес он, понаблюдав с минуту за чужаками.

– Только не оставляй меня томиться в неведении, о мудрейший, – попросил Джиордино, сняв перчатки и усиленно разминая пальцы.

– Ты заметил – у них ножи закреплены ниже колен? Густые черные брови итальянца вопросительно поползли вверх.

– Ну и что? А наши, по-твоему, где висят? Впрочем, за тебя я не поручусь, ты еще в детстве слыл большим проказником.

– Уж чья бы корова мычала, – ностальгически усмехнулся Питт. – И при чем тут наши ножи? Ведь это не на нас собираются коварно напасть сзади двое отчаянных, оголтелых и ужасно шаловливых проказников.

Водолазы в пещере закончили фотографирование надписей и рисунков. Один принялся загружать камеры в большой кофр, а другой начал закладывать заряды взрывчатки по углам пещеры, что было на руку Питту и Джиордино. Как только первый, волоча за собой сумку, выбрался из отверстия, Джиордино выдернул у него изо рта загубник и перерезал шланг подачи воздуха. Одновременно он сдавил локтем горло противника, чем привел его в абсолютно беспомощное состояние.

– Мой готов, – булькнул Джиордино.

Питт не стал затрудняться с ответом. Придав телу ускорение мощным толчком ластов, он ворвался в пещеру и сбоку атаковал ничего не подозревающего водолаза, который как раз прилаживал таймер к взрывчатке. Повторяя действия Джиордино, он выдернул загубник противника и сдавил его горло мертвым захватом. Но уже в следующее мгновение понял, что избрал неверную тактику: его оппонент оказался исполинского роста и чудовищных габаритов. Питту хватило секунды на осознание, что он заглотил кусок больше, чем в силах прожевать. Чужак обладал навыками профессионального борца и соответствующими мускулами. Не имея доступа к кислороду, он не поник беспомощно, а начал метаться по пещере, как припадочный. Питт оказался в положении лисы, которая сдуру вспрыгнула на спину раненого медведя и держится изо всех сил, спасая свою жизнь.

Грубая животная сила противника попросту ужасала. Две здоровенные клешни протянулись к голове Питта, и тому несколько томительных мгновений казалось, что его череп вот-вот разлетится на тысячу кусков. Жутко разозлившись, Питт выплюнул загубник, сумел извернуться и изо всех сил вцепился зубами в руку гиганта. Кровавое облачко замутило воду. Сжимавшие голову Питта руки отдернулись, лицо за стеклом маски перекосилось. Воспользовавшись замешательством противника, Питт резким движением сорвал с него маску. Верзила судорожно отпрянул назад. Баллоны Питта клацнули по стене, от удара пресеклось дыхание, но он не ослабил захват даже на долю дюйма. Свободной рукой он надавил на запястье, охватывающее горло противника, и усилил нажим.

Питт не видел лица соперника. Тот мотался, как отряхивающийся ньюфаундленд, и пытался поймать загубник, но шланг был завернут вокруг руки Питта. Тогда чужак отчаянным движением согнулся пополам, чтобы достать нож, привязанный к правой икре, но Питт ожидал этого и приготовился. Как только великан потянулся вниз, Питт отпустил руку, сжимавшую горло противника, и пальцем ткнул в открытый глаз.

Эффект оказался ожидаемым: гориллоподобный гигант одеревенел, зажав глаз рукой, но при этом вслепую поймал руку Питта и стал медленно, беспощадно выворачивать назад средний и указательный пальцы. Боль молнией пронзила суставы. Пытка, когда ломают пальцы, не похожа ни на какую другую. Невыносимая – слишком слабое слово. В глазах Питта засверкали искры. Еще микросекунда – и он бы отпустил противника, лишь бы избавиться от муки, но вдруг ощутил, что давление ослабло. Боль осталась, но почему-то начала уменьшаться. Питт перевел взгляд на оператора и увидел, что великан начал заглатывать воду открытым ртом. Движения его сделались судорожными и беспорядочными. Первая фаза помутнения сознания. Лицо тонущего вдруг исказилось паническим страхом. Когда верзила обмяк, Питт подождал еще несколько секунд, а потом вставил ему в рот загубник.

– Ты там не уснул? – просунулся в отверстие Джиордино.

– Как обычно, немного не повезло с раскладом, – прохрипел Питт, пытаясь перевести дыхание. Сердце билось, как поршень в цилиндре. – На дороге всегда становлюсь не в тот ряд, в банке – в самую медленную очередь, в драке нарываюсь на самого здоровенного в мире типа. А как там твой?

– Я его завернул туже шелковичного кокона в электрический провод, на котором здесь висело освещение. – Джиордино глянул на неподвижное тело на полу пещеры и вытаращил глаза под маской. – А тренеры Национальной футбольной лиги уже знают об этом парне?

– Если бы знали, давно бы за него перегрызлись, – сказал Питт, постепенно успокаивая пульс и дыхание. – Забери у них ножи и другое оружие, если найдется. Потом поищи еще провода и свяжи этого громилу, пока он не очухался и не начал тут стены крушить. Маски не надевай, нечего им по сторонам глазеть.

Джиордино связал гиганта по рукам и ногам и не слишком вежливо вытолкнул в дыру в полу. Потом снял по одному грузу с пояса каждого из водолазов, придав их телам нейтральную плавучесть, чтобы легче было буксировать пленников по штольне. Ножи он у них тоже отобрал. У того, что поменьше, обнаружился пистолет, стреляющий зазубренными стрелками, выталкиваемыми сжатым воздухом из полого цилиндра.

Пока Джиордино занимался трофеями, Питт снял с пояса большую нейлоновую сеть и открыл металлическую застежку. Пустые глазницы черного черепа молчаливо и жутко уставились на него. На миг мелькнула мысль: не лежит ли на нем какое-нибудь кошмарное проклятие и не замешаны ли здесь потусторонние силы?

Но практическая сторона дела быстро возобладала над мистической. Питт, будучи в душе мечтателем и романтиком, не верил в мифы и сильно сомневался в существовании загробной жизни. Если предмет, понятие или ощущение нельзя увидеть, пощупать или пережить, для Питта они не существовали. И не для того он забрался сейчас на глубину в сто восемьдесят футов, чтобы плюнуть на этот череп. Тот служил важнейшим звеном в целой цепи тайн, поэтому Питт твердо решил передать находку в руки людей, которые ее как следует изучат и докопаются до сути происходящего.

– Извини, старина, – сказал он тихо, чтобы не услышал Джиордино, – но пришла тебе пора снова увидеть свет божий.

Очень осторожно сняв череп с пьедестала, Питт положил его в сумку. На этой глубине он казался легким, но Питт прикинул, что на суше череп будет весить добрых сорок фунтов. Окинув последним взглядом пещеру, надписи на стенах, все еще горящие юпитеры, поваленные во время борьбы, он головой вперед выплыл в отверстие, держа череп перед собой и стараясь не задеть о камни. Ал уже вытащил обоих водолазов в штольню. Верзила пришел в себя и отчаянно бился, пытаясь освободиться от витков провода, туго стягивающего лодыжки и заведенные за спину руки.

– Помочь? – предложил Питт.

– Сам управлюсь. Ты тащи череп и кофр с камерами, а я все остальное.

– Тогда ты двигай первым. Так мне будет виднее, если твой подопечный начнет распутываться.

Джиордино протянул ему пистолет-цилиндр с торчащей из дула зазубренной стрелой.

– Стреляй прямо в кадык, если он хоть пальцем шевельнет.

– Как бы нам на декомпрессионных остановках промашки не дать. На четверых может не хватить воздуха. Джиордино небрежно отмахнулся:

– На войне как на войне. Что-то я сегодня не в настроении жертвовать собой ради ближнего.

Возвращение затянулось. Итальянцу оказалось удобнее идти по шпалам, волоча за собой водолазов с их дыхательными аппаратами, чем плыть. Драгоценный воздух в баллонах расходовался с угрожающей быстротой. Питт то и дело озабоченно посматривал на манометр, стрелка которого опустилась до отметки всего в триста фунтов. Из-за непредвиденной схватки в пещере они с напарником уже истратили вдвое больше воздуха, чем рассчитывали.

Взмахнув ластами, Питт подплыл к связанным пленникам, чтобы проверить показания их манометров. У тех давление составляло по семьсот фунтов. Очевидно, решил Питт, они нашли более короткий путь к пещере. Казалось, прошло не меньше года, прежде чем Питт и Джиордино наконец достигли ствола и поднялись до уровня первой декомпрессионной остановки. Там их ждало два полных баллона, спущенных Игеном и Маркесом точно на ту глубину, которую заранее рассчитал итальянец.

Не отводя глаз от декомпрессионного датчика, Джиордино прислушивался к монотонному голосу напарника, через равномерные интервалы времени считывающего показания манометра каждого баллона. Лишь когда давление вышло за пределы безопасной зоны, аквалангисты отсоединили их и подключили новые. Пленники воинственности не проявляли: до них дошло, что любая попытка сопротивления сейчас означает верную гибель. И все же Питт ни на секунду не терял бдительности. Он хорошо понимал, что эти двое сравнимы с гранатами с выдернутой чекой и готовы взорваться при первой возможности, стоит только ослабить хватку.

Время еле ползло – как будто завязло в клее. Когда опустели баллоны у пленников, Питт и Джиордино стали делиться с ними воздухом, дыша по очереди. Выждав положенное время, они поднялись к следующей декомпрессионной остановке, где снова пришлось надолго задержаться. Из второй пары резервных баллонов вытекали последние остатки воздуха, когда Джиордино подал наконец сигнал к всплытию, с облегчением объявив:

– Пикник окончен, господа, пора домой, домой, домой!

Питт первым поднялся по веревочной лестнице, заботливо придерживаемой Маркесом. Добравшись до края колодца, он передал шерифу сначала свои баллоны, а затем трофеи: череп и кофр с камерами. И только после этого ухватился за протянутую руку Игена и с его помощью выбрался на твердую землю. Перевернулся на спину, сорвал шлем и с минуту лежал неподвижно, с наслаждением вдыхая холодный сырой воздух шахты.

– С возвращением, – поздравил шериф. – Отчего так долго? Мы ждали вас минут двадцать назад.

– Да вот, задержались немного. Раздобыли еще двух клиентов для вашей каталажки.

Джиордино вынырнул, вскарабкался по трапу и тут же опустился на четвереньки, с натугой вытягивая в штольню пленника с меньшими габаритами.

– Со вторым мне в одиночку не справиться, – снимая шлем и отдуваясь, пожаловался итальянец. – Весит вдвое больше меня, паразит. Настоящий слон!

Через три минуты Иген приступил к предварительному допросу, но задержанные упорно молчали, ограничиваясь угрюмыми взглядами. Питт наклонился и резким движением сдернул с маленького резиновый водолазный капюшон.

– Да это же наш старый приятель, байкер! – картинно удивился Дирк. – Как шейка, не болит?

Связанный киллер вскинул голову и плюнул, едва не попав Питту в лицо Зубы псевдобайкера были оскалены, как у бешеного пса, глаза пылали ненавистью и лютой злобой.

– Ух ты, какие мы крутые! Еще один фанат Четвертой империи, угадал? Вот о ней и помечтаешь, пока будешь гнить в тюрьме.

Шериф опустил руку на плечо Питта:

– Боюсь, мне придется их отпустить. Питт непонимающе посмотрел на шерифа; в глазах его недобро сверкнул зеленый огонь.

– Черта с два!

– Я не имею права их арестовать, не располагая конкретными фактами нарушения закона, – беспомощно развел руками Иген.

– У меня найдется, в чем их обвинить! – неожиданно раздался холодный, уверенный голос Луиса Маркеса.

– В чем же?

– В нарушении границ частного владения, – принялся перечислять тот, загибая пальцы, – в проникновении на территорию чужой старательской заявки, в злонамеренном уничтожении чужого имущества... кстати, добавим сюда же заодно и его присвоение.

– И что же они украли? – озадаченно спросил Иген.

– Мою осветительную систему! – возмущенно воскликнул Маркес, указывая на провода, которыми были связаны водолазы. – Все это они сперли в моей шахте!

Повеселевший Питт дружески ткнул служителя закона локтем в бок:

– А еще, шериф, я присовокупил бы к списку покушение на убийство. Полагаю, будет правильным упрятать их за решетку – по крайней мере до тех пор, пока предварительное следствие не определит, кто они такие и с какими намерениями явились в Теллурид.

– Ну же, не ерепенься, Джим! – поддержал Питта Маркес. – Ты вполне можешь подержать их под замком хотя бы для того, чтобы допросить и выяснить личность.

– Не думаю, что эти типы окажутся слишком разговорчивыми.

– Полностью присоединяюсь, – заметил Джиордино, пытаясь привести в порядок свою буйную шевелюру маленькой карманной расческой. – Они совсем не похожи на мирных туристов.

– Вы же сами понимаете, мистер Иген, что происходящее здесь далеко выходит за пределы графства Сан-Мигель и вашей компетенции, – предупреждающе произнес Питт. снимая гидрокостюм и натягивая обычную одежду. – А подстраховаться никогда не вредно.

Иген задумался.

– Ладно, я отправлю рапорт в Бюро расследований штата Колорадо...

Шериф не успел договорить. Все разом повернули головы в сторону выхода из штольни. Оттуда, из-за поворота, выбежал человек, что-то крича и размахивая руками, как будто за ним гналась стая дьяволов. Через несколько секунд перед ними предстал один из помощников Игена. Он согнулся чуть ли не пополам, задыхаясь и ловя воздух открытым ртом. Видно было, что пробежка сюда от винного погреба ресторана далась бедняге нелегко.

– Что стряслось, Чарли? Да не тяни, выкладывай! – прикрикнул на него Иген.

– Тела... – Чарли все никак не мог перевести дыхание. – Тела в морге!

Шериф взял его за плечи и коротко встряхнул.

– Что там с телами?

– Их нет!

– Что значит нет?!

– Коронер уверяет, что они исчезли. Что кто-то выкрал их из морга.

В наступившей тишине Питт смерил Игена долгим, сочувственным взглядом и негромко сказал:

– На вашем месте, шериф, я бы отправил копии рапорта в ФБР и департамент юстиции. Потому что нам с вами даже приблизительно не представить истинные масштабы этого дела.

9

27 марта 2001 года Залив Окума, Антарктида

Капитан Дэниел Гилспи стоял на просторном застекленном мостике “Полярной бури”, рассматривая сквозь хроматические линзы бинокля нагромождения льда, теснящиеся вокруг корпуса восьмитысячетонного исследовательского ледокола. Длинный, тощий, легковозбудимый, капитан разглядывал ледяные поля, мысленно прокладывая курс для наиболее удобного и безопасного прохода. В море Росса осенний лед устанавливается рано. Кое-где он уже достиг толщины двух футов, а торосы местами возвышались и до трех.

Палуба содрогалась под ногами всякий раз, когда огромный закругленный форштевень наезжал и наваливался всей своей массой на поверхность, круша льдину на куски величиной с крышку концертного рояля. Ледяные глыбы натужно стонали, со скрипом сцарапывая краску с броневых плит корпуса. Проходя под килем, они попадали в мясорубку двенадцатифутовых винтовых лопастей ледокола и превращались в ледяное крошево, беспорядочно бултыхающееся в кильватерной струе за кормой. Этот процесс продолжался, пока судно не удалилось на несколько миль от берега, где лед был тоньше и толщина его нарастала медленнее.

“Полярная буря” по своей конструкции была одновременно ледоколом и исследовательским судном. По всем мореходным стандартам она порядочно устарела, так как была спущена на воду двадцать лет назад, в 1981 году. Кроме того, она считалась “малышкой” по сравнению со специализированными ледокольными судами. “Полярная буря” имела водоизмещение всего в восемь тысяч тонн, длина ее составляла сто сорок пять футов, а ширина – двадцать семь футов. На ней находилось оборудование для проведения океанографических, метеорологических, биологических и гляциологических исследовании, и она легко могла форсировать ледовые поля до трех футов толщиной. Эви Тан, поднявшаяся на борт в Монтевидео, куда ледокол заходил по пути в Антарктиду, сидела в кресле и что-то писала у себя в блокноте. Писатель-популяризатор и фотограф, Эви приняла участие в экспедиции, чтобы написать цикл статей для национального научного журнала. Миниатюрная брюнетка, родившаяся и выросшая на Филиппинах, Эви Тан по праву гордилась своими длинными, шелковистыми, иссиня-черными волосами и такими же жгуче-черными бархатными глазами. Проследив за капитаном, наблюдающим за льдинами, журналистка, чуть поколебавшись, все-таки решилась задать ему вопрос:

– Вы планируете высадить группу ученых на лед, сэр?

Гилспи опустил бинокль и кивнул:

– Это обычная процедура. Иногда за антарктический день гляциологи по нескольку раз берут пробы льда и морской воды, а также снимают показания аппаратуры, которые потом обрабатываются в лабораториях судна. Отсюда частые остановки на нашем пути.

– Они ищут что-нибудь конкретное?

– Джоэл Роджерс, научный руководитель экспедиции, мог бы объяснить это лучше меня. Главная цель – оценить последствия текущего потепления, от которого сокращается площадь льда вокруг континента.

– И что же, она действительно сокращается? – заинтересовалась Эви.

– Во время антарктической осени – это период с марта по май – океан начинает замерзать и покрывается льдом. Ледяные поля расходятся от суши и образуют воротник, площадью в два раза больше Австралии. Но сейчас морские льды отступают и уже не столь обширны и мощны, как когда-то. Просто зимы уже не такие холодные, как в пятидесятые и шестидесятые годы. Из-за глобального потепления, кстати, нарушается цепочка биологических связей между обитателями антарктических морей.

– Начиная с одноклеточных водорослей, которые живут подо льдом, не так ли? – понимающе кивнула Эви.

– Вы неплохо подготовились, – улыбнулся Гилспи. – Нет водорослей, значит, нечем питаться крилю – это такой мелкий рачок вроде креветки. А уж крилем кормятся буквально все рыбы и звери в этих водах – от пингвинов до китов и ластоногих.

– Ластоногие? Это тюлени, кажется?

– В том числе.

Эви окинула задумчивым взглядом, залив Окума, отделяющий большой шельфовый ледник Росса от полуострова Эдуарда VII.

– А как называется тот горный хребет на юге?

– Горы Рокфеллера, – любезно сообщил капитан. – Ближайшая к нам – пик Фрейзиера, а самая отдаленная – пик Нильсена.

– Красивые, – похвалила журналистка, любуясь сверкающими на солнце снежными вершинами. – Могу я попросить у вас бинокль, сэр?

– Конечно.

Эви навела бинокль на группу разнотипных строений, расположенных вокруг массивного сооружения, напоминающего водонапорную башню. Поселок раскинулся на берегу бухты в южной части залива Окума. За постройками виднелась взлетная полоса, а прямо у берега темнел бетонный пирс, длинным волноломом уходящий в глубь гавани и практически отрезающий ее от моря. У причала стояло большое грузовое судно, из трюмов которого с помощью высокого башенного крана выгружали какие-то контейнеры.

– Что это за исследовательская станция там, у подножия пика Фрейзиера, сэр?

Гилспи прищурился и посмотрел в ту сторону, куда указывала собеседница.

– Нет, это вовсе не станция, а комбинат, построенный международной горнодобывающей компанией из Аргентины. Извлекают из морской воды ценные металлы и минералы.

Эви опустила бинокль и удивленно взглянула на капитана:

– Из морской воды? Я всегда думала, что это нерентабельно.

Гилспи покачал головой:

– Вы отстали от жизни. Боб Марис, наш геолог, рассказывал, что они разработали уникальный процесс, позволяющий с выгодой добывать из моря золото, платину и многое другое.

– Странно, что я об этом не слышала.

– У них все работы жутко засекречены. Вот подойдем поближе, сами убедитесь. Даже на пару миль не подпустят. Из бухты сразу выскакивают катера охраны и открывают предупредительный огонь. Боб говорил, что это делается с помощью новой науки, которая называется нанотехнология.

– Не понимаю, зачем тогда забираться в такую даль? Гораздо проще построить комбинат на побережье той же Аргентины; близ портового города, где и теплее, и транспортировка дешевле.

– Дело в том, как объяснил мне тот же Марис, что при замерзании морской воды растворенные в ней соли концентрируются и уходят в глубину. Процесс извлечения дает больший эффект, когда соли... – Капитан прервал свою речь и бесцеремонно выхватил бинокль из рук дамы. – Прошу прощения, мисс Тан, но у нас тут айсберг прямо по носу.

Айсберг нависал над ледяным полем подобно одинокому плато, накрытому белоснежным одеялом. Сияющая под лучистым солнцем и ярко-голубым небом гора казалась девственно-чистой, еще не оскверненной ни человеком, ни животным, ни растительностью. “Полярная буря” приближалась к айсбергу с запада, и Гилспи приказал рулевому задать автопилоту обходной курс вокруг ближайшей оконечности ледяного исполина. Пальцы рулевого уверенно забегали по клавишам управления на широкой консоли, и ледокол послушно повернул на семьдесят пять градусов влево, в то время как включенный эхолот автоматически фиксировал, не окажется ли на заданном курсе подводных выступов айсберга. В расчеты прочности корпуса судна было заложено и прямое столкновение со сплошной массой льда, но Гилспи не видел смысла лишний раз подвергать нагрузке броневые плиты обшивки.

Он обогнул препятствие почти за триста ярдов – дистанция безопасная, но достаточно короткая, чтобы команда и ученые могли с близкого расстояния рассмотреть ледяные утесы и пропасти, которыми была изрыта поверхность айсберга. То было редкостное и удивительное зрелище. Но вот причудливый лабиринт скал, уступов, козырьков и обрывов прошел мимо правого борта и сместился назад, за корму, когда ледокол, закончив маневр, вернулся на прежний курс.

Внезапно впереди, прямо по ходу, появился прежде скрытый за айсбергом неизвестный корабль, в котором Гилспи с удивлением и ужасом опознал подводную лодку. С ужасом потому, что субмарина шла перпендикулярным курсом, подставляя свой беззащитный правый борт под сокрушительный Удар форштевня ледокола, который неминуемо должен был перерезать ее пополам и в считанные минуты отправить на дно морское.

Рулевой среагировал раньше, чем капитан успел отдать приказ. Он мгновенно оценил ситуацию, скорость субмарины и немедленно дал “полный назад” левому двигателю. Весьма своевременный и разумный маневр, который мог бы в свое время спасти “Титаник”. Вместо реверса обоих двигателей в тщетной попытке погасить инерцию судна правый продолжал работать на средних оборотах. Один винт толкал “Полярную бурю” вперед, другой тащил назад, а в результате судно развернулось куда быстрее и резче, чем при простом перекладывании руля. Люди на мостике застыли, напряженно следя, как бронированный форштевень медленно смещается от корпуса подлодки в сторону ее кильватерной струи. Не оставалось времени ни на предупреждение экипажу, ни на переговоры с чужим кораблем. Гилспи просто врубил сирену и крикнул в интерком, чтобы каждый хватался, за что сможет. На мостике воцарилась атмосфера тревожного ожидания.

– Ну давай, крошка! – взмолился рулевой. – Вертись, вертись!

Эви несколько мгновений тупо созерцала происходящее, пока сама собой не включилась деловая и профессиональная сторона сознания. Выхватив из футляра фотоаппарат, она бросила быстрый взгляд на его настройки и начала лихорадочно отщелкивать снимок за снимком. В видоискатель было хорошо видно, что ни на палубе подлодки, ни в рубке нет ни души. Мисс Тан прекратила съемку, чтобы навести объектив на резкость, но в этот момент субмарина нырнула носом под ближайшее ледяное поле, начиная экстренное погружение.

Сближение продолжалось. Гилспи не сомневался, что соприкосновение закончится трагически для подлодки – каким бы прочным ни оказался ее корпус, он не мог противостоять столкновению с ледоколом. Но отчаянный рывок подводного судна вкупе с быстрой реакцией рулевого “Бури” и ее способностью разворачиваться чуть ли не на одном месте предопределили разницу между потенциальной опасностью и реальной катастрофой.

Гилспи выскочил на правое крыло мостика и перегнулся через поручни, всматриваясь в забортную воду. Субмарина едва успела проскочить: нос ледокола прошел над ее кормой, разминувшись с винтами и рулем не более чем на ширину обеденного стола. Капитан никак не мог поверить, что угроза столкновения миновала, и потому не сразу обратил внимание, что странная подлодка исчезла, оставив лишь легкую рябь да несколько воронкообразных завихрений на поверхности ледяной воды.

– Ф-фу! Чуть-чуть не врезались! – выдохнул рулевой, вытирая пот со лба.

– Что здесь делает подлодка? – произнесла Эви слабым голосом, опуская камеру. – Откуда она и чья?

– Опознавательных знаков я не заметил, – сказал рулевой. – Но ни на один из знакомых мне типов субмарин не походит.

На мостик, запыхавшись, взбежал старший помощник Джейк Буши.

– Что случилось, сэр?

– Чуть не столкнулись с подводной лодкой.

– Атомная подводная лодка здесь, в заливе Маргерит?! Вы, должно быть, шутите, сэр?

– Какие могут быть шутки? – возмутилась журналистка. – Между прочим, я ее засняла.

– И это не атомная подлодка, мистер Буши, – добавил Гилспи.

– Так точно, сэр, судя по виду, модель устаревшая, – согласился с ним рулевой; он покосился на свои руки и с удивлением отметил, что те до сих пор дрожат.

– Вот что, мистер Буши, примите-ка пока командование, – распорядился капитан. – Держите курс на ледяную гряду в миле справа по ходу. Там же и ученых высадим. Я у себя в каюте.

И старпом, и Эви Тан обратили внимание на весьма необычное и как будто озадаченное выражение лица капитана. Оба с недоумением провожали его взглядами, когда он спускался по трапу на верхнюю палубу. Открыв дверь своей каюты, Гилспи вошел и аккуратно прикрыл ее за собой. Его хобби, как у многих прирожденных моряков, была история мореплавания. Вдоль переборок его каюты тянулись полки, уставленные книгами и справочниками по морскому делу. Пробежав глазами по корешкам, он без колебаний вытянул из длинного ряда увесистый том в кожаном переплете – регистровый справочник, изданный лет сорок назад.

Расположившись в удобном кожаном кресле, капитан открыл книгу, нашел нужный раздел и принялся перелистывать страницы, пока не наткнулся на застрявшую в памяти фотографию. На снимке – один к одному! – красовалось изображение точно такого же подводного корабля, как едва не столкнувшийся с “Полярной бурей” несколько минут назад. Загадочная субмарина была запечатлена в надводном положении на живописном фоне скалистого берега. Сопроводительная надпись гласила:

“Единственная известная фотография “U-2015”, одной из двух подводных лодок типа “Электро-XXI” в составе ВМФ Германии во время Второй мировой войны. Быстроходный корабль, способный неопределенно долго оставаться под водой и преодолеть без всплытия для дозаправки расстояние в половину земного экватора”.

Далее в пояснении говорилось, что “U-2015” ушла в свой последний рейс из Дании накануне освобождения этой страны войсками союзников и бесследно растворилась где-то на просторах Атлантики, а спустя некоторое время была официально занесена в реестр пропавших без вести кораблей.

Гилспи с трудом верил собственным глазам. Случившееся казалось невозможным, фантастическим, но факты свидетельствовали об обратном. Неизвестным подводным судном без опознавательных знаков, которое “Полярная буря” чуть не отправила на дно, оказалась субмарина военного флота страны, потерпевшей поражение в войне, закончившейся пятьдесят шесть лет назад.

10

После долгих телефонных переговоров с участием возглавлявшего НУМА адмирала Сэндекера и Фрэнсиса Рэгсдейла, недавно назначенного директором ФБР, было решено, что Питта, Джиордино и доктора О’Коннелл доставят в Вашингтон, чтобы ввести в курс дела правительственную комиссию по расследованию загадочных событий в шахте “Парадиз”. Домой к Пэт отправились сотрудники ФБР, чтобы отвезти ее дочь в безопасное место в пригороде Вашингтона, где им предстояло вскоре увидеться. Кроме того, правительственные агенты прибыли в Теллурид и забрали Луиса и Лайзу Маркесов вместе с дочерьми. Их доставили на Гавайи и временно поместили в секретном убежище.

Окруженные плотным защитным кольцом полицейского эскорта – прощальная любезность со стороны шерифа Игена, – Питт, Джиордино и Патриция взошли по трапу в самолет НУМА и отправились в столицу. Когда “Сессна” взлетела над снежными пиками Сан-Хуана и взяла курс на северо-запад, Пэт повернулась и взяла Питта за руку.

– Вы уверены, что моей дочери ничего не грозит?

Тот улыбнулся и успокаивающе сжал ее пальцы.

– В десятый раз повторяю: девочка находится в умелых руках ФБР. Через несколько часов вы с ней обниметесь.

– Не могу себе представить, что всю оставшуюся жизнь на нас будут охотиться, как на диких зверей!

– Ну, этого можно не опасаться, – заверил ее Питт. – Как только банда психов из Четвертой империи будет выловлена, арестована и осуждена, мы все сможем вернуться к нормальной жизни.

Пэт покосилась на Джиордино, безмятежно захрапевшего еще раньше, чем колеса шасси оторвались от взлетной полосы:

– Ваш друг, как я погляжу, времени зря не теряет.

– Ал способен заснуть где угодно, когда угодно и на чем угодно. Как кот. – Питт неожиданно поднес ее руку к губам и коснулся пальцев легким поцелуем. – Вам тоже не мешает поспать. Вы же с ног валитесь.

То было первое проявление нежности с его стороны с момента их встречи, но Пэт подсознательно была к этому готова, хотя и виду не подала, какое удовольствие доставил ей своим ни к чему, казалось бы, не обязывающим порывом Питт.

– Слишком много всякого крутится в голове, чтобы заснуть. – Она вытащила из сумки блокнот. – Займусь-ка я лучше анализом символов, пока летим.

– В заднем салоне имеется компьютер, если он вам может пригодиться, – предложил Питт.

– А сканер там есть, чтобы перенести мои рисунки на диск?

– Прибамбасов полный комплект.

Лицо Пэт на глазах преобразилось: усталость будто волной смыло, глаза загорелись.

– Ой как здорово! Жаль только, что мои пленки в воде испортились.

Питт сунул руку в карман джинсов, достал пластиковый пакетик и царственным жестом бросил ей на колени.

– Полный набор снимков вашей пещеры.

Пэт трясущимися руками открыла пакет и поразилась, обнаружив внутри целых шесть кассет обратимой фотопленки.

– Каким чудом вы сумели их добыть?

– Военный трофей. Конфисковано у приверженцев Четвертой империи, – пояснил он. – Мы с Алом были вынуждены прервать проводимую ими в пещере съемку. Но они уже заканчивали, когда мы нагрянули, так что, я думаю, успели заснять весь текст. Когда прилетим, первым делом отдам эти пленки в лабораторию НУМА на проявку.

– Ох, спасибо вам огромное! – воскликнула Пэт и на радостях чмокнула его в небритую щеку. – Я ведь успела зарисовать лишь малую часть надписей. – И тут же устремилась в задний салон к вожделенному сканеру, мгновенно забыв о существовании Питта, как будто тот был всего лишь случайным встречным на улице.

Питт с трудом вытянул ноющее тело из уютного кресла, доковылял до камбуза, открыл холодильник и достал банку чего-то безалкогольного. К его огромному сожалению, личным распоряжением адмирала Сэндекера строго-настрого запрещалось наличие алкогольных напитков на борту всех, без исключения, подводных, надводных и воздушных судов, принадлежащих НУМА.

На обратном пути он задержался у деревянного ящика, надежно привязанного к пустому сиденью. Питт не выпускал из виду черный обсидиановый череп и ни на миг не расставался с ним после того, как вынес из пещеры эту драгоценность. Вот и сейчас он мысленно представил взгляд пустых черных глазниц, устремленный на него из-под досок контейнера. Присев в кресло напротив, он вытащил свой спутниковый телефон и нажал кнопку набора заранее зафиксированного в памяти номера. Вызов был принят одним из семидесяти спутников связи, который ретранслировал его через другой спутник на землю, где сигнал попал уже в обычную телефонную сеть.

Рассеянно глядя в иллюминатор на проплывающие облака, Питт ждал. Он знал, что человек на том конце провода редко снимает трубку раньше седьмого или восьмого звонка. Только на десятом кто-то недовольно буркнул рокочущим басом:

– Слушаю.

– Джулиан?

– Дирк! – бухнул Джулиан Перлмуттер, узнав Питта по голосу. – Знай я, что это ты, снял бы трубку раньше.

– Нарушив все свои традиции? Что-то не верится.

Питт без труда представил себе четырехсотфунтовую тушу Перлмуттера в неизменной шелковой клетчатой пижаме и в окружении горных хребтов книг по маринистике, занимающих почти все свободное пространство в здании бывшего депо, Которое он сделал своим домом. Превосходный рассказчик, турман, знаток вин и признанный авторитет в области истории мореходства, владелец уникальной библиотеки, включающей не только десятки тысяч редчайших изданий, но и частных писем, газетных вырезок и чертежей любого когда-либо построенного корабля, Перлмуттер был ходячей энциклопедией буквально во всем, что затрагивает взаимоотношения человека с морем.

– Ты откуда звонишь, мой мальчик?

– Я сейчас на высоте тридцати пяти тысяч футов над Скалистыми горами.

– Не мог потерпеть до Вашингтона?

– Есть одна исследовательская работенка, которую хотелось бы раскрутить на все обороты как можно скорее.

– Чем могу быть полезен?

Питт коротко описал таинственную пещеру и надписи на стенах. Джулиан внимательно выслушал рассказ, время от времени задавая уточняющие вопросы. Когда Питт закончил, Перлмуттер спросил деловым тоном:

– Что конкретно от меня требуется?

– У тебя ведь имеются материалы по доколумбовым контактам с Америкой?

– Целая комната. Факты и теоретические исследования по всем мореплавателям, посещавшим Северную, Южную и Центральную Америку задолго до Колумба.

– Может, припомнишь тогда какие-нибудь данные или хотя бы легенды о древних мореплавателях, заходивших в глубь материка и строивших подземные камеры в виде идеального куба и полностью изолированные? Причем строивших с единственной целью – оставить послание отдаленным потомкам? В письменной истории что-нибудь подобное упоминается?

– Навскидку ничего не могу вспомнить. Есть масса разрозненных сведений о торговле между народами Америки и мореходами из Европы и Азии. Считается, что на нашем континенте те вели интенсивную добычу меди и олова для выплавки бронзы. А было это пять тысяч лет назад.

– Где? – спросил Питт.

– Миннесота, Мичиган, Висконсин.

– Насколько достоверны факты?

– Мне лично достаточно, – ответил Перлмуттер. – Найдены следы древних разработок свинца в Кентукки, змеевика в Пенсильвании, слюды в Калифорнии. Копи эти действовали за много столетий до Рождества Христова. Потом неизвестные рудокопы таинственным образом исчезли – кстати, за очень короткий период времени, оставив инструменты и другие предметы, свидетельствующие об их присутствии. Такое ощущение, будто их всех разом что-то спугнуло. Нельзя также не упомянуть о высеченных из камня скульптурах, жертвенных алтарях и дольменах. Дольмены, если ты не в курсе, – это огромные каменные плиты доисторического происхождения, установленные в виде перекрытия на двух или более вертикальных столбах.

– Индейцы не могли их создать?

– Североамериканские индейцы доколумбовой эпохи вообще очень редко занимались обработкой камня. Если что-нибудь подобное от них и осталось, то в единичных экземплярах, а то и вовсе ничего. Между прочим, горные инженеры, изучив древние выработки, пришли к выводу, что было добыто и вывезено более семи миллионов фунтов меди. Никто не верит, что это дело рук индейцев: все медные изделия в виде примитивных побрякушек, найденные археологами почти за сотню лет планомерных раскопок, весят в совокупности не более нескольких сот фунтов. К тому же общеизвестно, что древние индейцы практически не знали металла.

– Иначе говоря, никаких сведений о подземных камерах с таинственными надписями в твоей базе данных нет?

Перлмуттер замолчал и ответил только после долгой паузы:

– Если и есть, я о них ничего не знаю. От тех доисторических времен почти не сохранилось даже черепков, не говоря уже о письменных источниках или наскальных надписях. Хорошо, если наберется с дюжину логографов и пиктограмм, да и то большей частью нечитаемых. Мы можем только строить гипотезы об их происхождении: то ли это египтяне, то ли финикийцы, то ли скандинавы, то ли вообще представители еще более ранних культур. На юго-западе обнаружили остатки якобы кельтских копей, а в окрестностях Таксона в Аризоне в начале века вроде бы откопали какие-то римские древности. Но никто почему-то не спешит признавать эти открытия за непреложный факт. Ты же знаешь, археологи такой народ – не очень любят высовываться за границы общепринятых теорий, особенно когда речь заходит о доколумбовых связях. А уж в диффузию просто отказываются верить.

– Под диффузией ты подразумеваешь постепенный переход одной культуры в другую в результате тесного контакта между ними?

– Именно.

– Но ведь существует столько свидетельств!

– Я же говорю: археологи – народ упертый, – вздохнул Перлмуттер. – Мне иногда кажется, что все они родом из Миссури: им мало услышать, надо еще увидеть, потрогать и на зуб попробовать. А поскольку доисторические американские племена применяли колесо только в детских игрушках и не знали гончарного круга, у археологов-консерваторов имеется по меньшей мере два железобетонных аргумента против сторонников диффузионной теории.

– Ну, тому может быть много причин, – возразил Питт. – До появления Кортеса и испанцев в обеих Америках не использовали ни лошадей, ни быков. Даже мне известно, что идея обычной тачки путешествовала от Китая до Европы шестьсот лет.

– Что я могу сказать? – снова вздохнул Перлмуттер. – Я всего лишь жалкий дилетант, помешанный на морской истории. Да и не по возрасту мне строчить статейки и трактаты и с пеной у рта доказывать профессионалам, что они ни хрена не смыслят в своем деле. Опять же, – добавил он уныло, – я и сам, честно говоря, слабовато разбираюсь во всех их склоках по поводу противоречивых теорий.

– Тогда пообещай мне пошарить в своей библиотеке на предмет любого упоминания о находках подземных помещений с нерасшифрованными настенными надписями в тех точках, которые четыре тысячи лет назад считались медвежьими углами.

– Сделаю, что смогу.

– Спасибо, старина! О большем просить не смею.

Старого друга семьи, который качал его в детстве на коленях и рассказывал захватывающие истории о пиратах и прочих морских приключениях, Питт знал как облупленного и ничуть не удивился, когда тот насторожился, услышав его последнюю реплику.

– Дирк, дружочек, а не нашлось ли, случайно, в этой камере или пещере чего-то такого, о чем ты мне забыл сообщить? – елейно-вкрадчивым тоном поинтересовался Перлмуттер

– Да так, один предмет не совсем обычный, – как бы нехотя ответил Питт.

– И ты посмел от меня это скрыть, негодяй! – ударил ему в ухо разгневанный бас. – Какой? Говори сейчас же, не то трубку брошу!

Питт довольно ухмыльнулся и преувеличенно обиженным голосом произнес:

– Ну чего раскричался? Всего лишь человеческий череп в натуральную величину, вырезанный из цельного куска черного обсидиана.

Перлмуттер несколько секунд переваривал информацию, потом осторожно спросил:

– А известно ли тебе, что он означает?

– Увы, ничего путного в голову не приходит, – признался Питт. – Могу только сказать, что без современного оборудования и лазерного инструмента вырезавшие и отполировавшие череп до зеркального блеска древние могли создать его лишь в течение нескольких поколений.

– Ты совершенно прав. Обсидиан очень хрупок – ведь это вулканическое стекло, образующееся при быстром охлаждении жидкой лавы. Много тысяч лет человек делал из осколков ножи и наконечники для стрел и копий, но изготовить из обсидиана такой предмет, как человеческий череп, не разбив и не повредив заготовку на протяжении столетий, – самый настоящий подвиг!

– Жаль, что ты его не видишь, Джулиан.

– А мне и не нужно. Я прекрасно представляю, как он выглядит.

Питт почуял подвох. Перлмуттер славился тем, что любил поиграть с потенциальной жертвой, как кошка с мышью, прежде чем морально добить ее своим интеллектуальным превосходством. Но выбора у Питта не было: в конце концов, он по собственной воле угодил в западню.

– Такую красоту надо видеть собственными глазами.

– Знаешь, я ведь тоже забыл тебе кое-что сообщить, мой мальчик, – невинным голосом проворковал в трубку Перлмуттер. – Видишь ли, мне известно, где находится второй такой череп.

11

“Сессна” коснулась колесами восточной полосы аэродрома базы ВВС Эндрюс и покатилась к ангарам, которые авиаторы сдавали в аренду различным правительственным ведомствам. Здания, занимаемые НУМА, располагались в северо-восточной части базы. Самолет уже поджидал микроавтобус с двумя охранниками, которым предстояло отвезти Джиордино домой, в Александрию, штат Виргиния, а Пэт – в безопасное место, где ее ждала дочь. Питт бережно вынес из самолета деревянный ящик с обсидиановым черепом и поставил на землю, но садиться в машину почему-то не спешил.

– Вы разве не с нами? – удивилась Пэт.

– Нет, за мной кое-кто должен заехать. Пэт бросила на него пронизывающий взгляд:

– Подружка? Он рассмеялся:

– А если я скажу, что мой крестный, вы мне поверите?

– Вряд ли, – саркастически усмехнулась Пэт. – Когда я вас снова увижу?

Он поцеловал ее в лоб:

– Раньше, чем вы думаете.

Питт захлопнул дверцу и проводил взглядом микроавтобус, резво рванувший в направлении главных ворот базы. Потом сел на землю, привалился спиной к колесу шасси и постарался расслабиться. Оба пилота уже куда-то испарились, и он остался один. Весна в Вашингтоне радовала жителей столицы сухой, ясной и не по сезону теплой погодой. Ждать Питту пришлось не больше десяти минут: мягко прошуршали по бетону покрышки, и у трапа остановился вместительный лимузин, элегантно сочетающий в своей окраске два цвета – зеленый и серебристый.

“Роллс-ройс” модели “Серебряный рассвет” – одна из самых дорогих и комфортабельных машин за всю историю автомобилестроения. В 1955 году фирмой по производству кузовов “Хупер и компания” на стандартное шасси был установлен кузов ручной работы, радующий глаз истинного ценителя своими плавными классическими обводами от радиатора до заднего бампера. Шестицилиндровый двигатель объемом двести шестьдесят три кубических дюйма разгонял машину до скорости восемьдесят семь миль в час. При этом сторонний наблюдатель не слышал ни единого звука, кроме шороха шин по асфальту.

Хьюго Малхоленд, бессменный персональный водитель Джулиана Перлмуттера, степенно вышел из машины и протянул руку.

– Рад снова видеть вас, мистер Питт, – буркнул он без всякого намека на сердечность.

Питт улыбнулся в ответ и пожал руку шофера, ничуть не обидевшись на холодный прием. Хьюго он знал уже больше двадцати лет. Тот не только выполнял водительские обязанности, но служил Перлмуттеру еще и секретарем, помощником, охранником и нянькой в одном лице. Будучи в душе человеком мягким и добросердечным, он обладал ценной особенностью, прославившей в свое время великого Бастера Китона: абсолютно непроницаемой физиономией, на которой крайне редко отражались какие-либо эмоции. Забрав у Питта саквояж, шофер положил его в багажник и шагнул назад, предоставляя пассажиру возможность самому установить получше деревянный ящик. Затем захлопнул крышку, открыл заднюю дверцу и отступил в сторону.

Питт пригнул голову и с трудом втиснулся на заднее сиденье, более чем на две трети оккупированное мощным телом Перлмуттера.

– Джулиан, ты выглядишь как огурчик!

– Скорее уж как бочка с огурцами. – Перлмуттер ухватил Питта за уши, притянул к себе и смачно расцеловал в обе щеки. Из-под куцей детской панамки у него на голове выбивался жиденький венчик седых волос. На кирпичного цвета лице выделялись ясные небесно-голубые глаза и нос картошкой. – Сколько же мы с тобой не виделись? Пожалуй, с тех самых пор, как та симпатичная китаянка из Службы натурализации и иммиграции угощала нас обедом у тебя в ангаре.

– Примерно год прошел. Ее зовут Джулия Мэри Ли.

– А что с ней сталось?

– Я слышал, она получила назначение в Гонконг.

– Они у тебя никогда надолго не задерживаются?

– Увы, я не из тех парней, которых девушки ведут домой знакомиться с мамой после первого же свидания.

– Чушь! Счастлива будет та девица, которой удастся тебя захомутать. Если, конечно, перестанешь мотаться по свету, – добавил Перлмуттер после некоторого размышления.

– Пахнет снедью, или у меня галлюцинации? – сменил тему Питт.

– Ты когда ел последний раз? – подозрительно покосился на него Джулиан.

– Кофе вместо завтрака и какая-то безалкогольная бурда вместо ланча – вот и вся моя еда.

Перлмуттер укоризненно покачал головой, поднял с пола корзину для пикников и водрузил на свои мощные колени. Потом вынул из-за спинки переднего сиденья пару расписанных под орех подносов.

– Я тут припас кое-что перекусить в дорогу. До Фредериксберга путь не близкий.

– Мы едем туда? – осведомился Питт, у которого при виде набитой деликатесами корзинки сразу потекли слюнки.

Перлмуттер кивнул и достал бутылку “Вдовы Клико” – “Понсарден-брют” с желтой этикеткой.

– Годится?

– Мое любимое! – с чувством воскликнул Питт.

За воротами базы Малхоленд свернул налево и выехал на Окружное шоссе, тянущееся вдоль берега Потомака. Добравшись до Спрингфилда, он повернул на юг. Перлмуттер тем временем сноровисто сервировал подносы серебром и фарфором, затем начал выкладывать на блюда и тарелки разнообразные закуски: блинчики с грибной и мясной начинкой, жаренные в сухарях устрицы, паштеты, сыры, а на десерт – груши, сваренные в красном вине.

– Ты перещеголял Лукулла! – восторженно выдохнул Питт. – Признаться, мне нечасто случается так изысканно питаться.

– А мне часто, – довольно хохотнул Перлмуттер, похлопав себя по толстому животу. – В этом-то и заключается главная разница между нами, мой юный друг.

Роскошный пикник завершился двумя чашечками эспрессо из небольшого термоса.

– Без коньяка?! – полушутя удивился Питт.

– Человеку в моем возрасте вредно пить крепкие напитки с утра. Я потом весь день сплю.

– Так где находится второй обсидиановый череп, о котором ты говорил?

– Мы как раз туда и направляемся.

– Я так и подумал. Фредериксберг, стало быть...

– Он принадлежит одной симпатичной пожилой леди по имени Кристин Мендер-Хастед. Череп нашла ее прабабушка во время вынужденной зимовки, когда китобойное судно, которым командовал ее муж, затерло льдами у берегов Антарктиды. Захватывающая история, между прочим. Согласно семейному преданию, Роксана Мендер однажды попала в снежный заряд и заблудилась. Матросы во главе с капитаном отправились на выручку. При этом помимо терпящей бедствие миссис Мендер обнаружили по соседству буквально вросший в лед старый английский парусник Ост-Индской компании. Люди поднялись на борт, где нашли множество мертвых пассажиров и членов экипажа, которые либо замерзли, либо умерли от голода. А в цейхгаузе наткнулись на целый склад весьма необычных предметов искусственного происхождения, в числе которых был черный обсидиановый череп. К сожалению, все эти сокровища так и остались в кладовой, потому что лед начал ломаться и им пришлось срочно спасаться бегством.

– Но череп они все-таки утащили?

Перлмуттер кивнул:

– Да. Роксана сама вынесла его и сохранила до возвращения домой. С тех пор он передается по наследству как семейная реликвия.

Питт с полминуты лениво созерцал зеленеющие пологие холмы Виргинии за окном, затем снова повернулся к собеседнику:

– Допустим, черепа идентичны. Но ведь они все равно нам не скажут, кто и зачем их создал.

– Я не для того договорился о встрече с миссис Мендер-Хастед, чтобы сравнивать черепа.

– А для чего?

– Я уже десять лет пытаюсь купить переписку Мендеров, относящуюся к тому времени, когда капитан Мендер охотился на китов. В том числе бортовые журналы судов, на которых он ходил. Но жемчужина коллекции, за которую я прямо сейчас отдал бы все свои оставшиеся зубы, это судовой журнал найденного во льдах “индиамэна”.

– Что, тоже фамильная реликвия? – спросил Питт, ощущая всевозрастающее любопытство.

– Насколько я понимаю, Бредфорд Мендер прихватил его при осмотре капитанской каюты, хотя полной уверенности у меня нет.

– Выходит, ты затеял эту поездку, рассчитывая подстрелить сразу двух зайцев?

Перлмуттер с хитрецой прищурился:

– Ты угадал. Я очень надеюсь, что уважаемая миссис Мендер-Хастед, увидев твой череп, поддастся наконец на мои уговоры и уступит мне свой. Вместе с семейным архивом.

– Тебе не бывает стыдно, когда ты смотришься в зеркало?

– Бывает, еще как бывает! – рассмеялся Перлмуттер. – Но скоро проходит.

– А в журнале есть какие-нибудь сведения о том, откуда взялся череп?

Перлмуттер развел руками:

– Мне так и не удалось выяснить. Миссис Мендер-Хастед хранит его под замком и никому не показывает.

Вскоре Джулиан закрыл глаза и задремал, слегка посапывая носом, а Питт погрузился в размышления, вертевшиеся в основном вокруг главного вопроса: сколько же еще обсидиановых черепов таится по всему миру в толще скал?

Ни разу не превысив разрешенной скорости, “роллс-ройс” домчал их до Фредериксберга за каких-то полтора часа. Не доезжая до окраины города, Малхоленд свернул на круговую аллею, ведущую к большому дому в колониальном стиле, выстроенному на одном из живописных холмов над рекой Раппаханнок. От дома открывался вид на долину, где в одном из самых кровопролитных сражений Гражданской войны погибли когда-то за один день двенадцать с половиной тысяч солдат армии северян. Само здание, возведенное в 1848 году, служило куда более приятным и изящным напоминанием о прошлом.

– Вот и приехали, – удовлетворенно пробурчал Перлмуттер, с трудом протискивая свои обширные телеса сквозь правую заднюю дверцу, предупредительно распахнутую Малхолендом.

Питт обошел машину сзади, поднял крышку багажника и вытащил ящик с черепом.

– Хотел бы я знать, что за прием нас ожидает, – проговорил он, поднявшись по ступеням и дернув за шнурок звонка.

Кристин Мендер-Хастед на первый взгляд казалась образцом бабушки. Живая, седовласая, с приветливой улыбкой, ангельским лицом и несколько расплывшейся фигурой, она поспевала всюду почти с той же быстротой, с какой взгляд ее искрящихся юмором карих глаз замечал любой непорядок.

Перлмуттера хозяйка дома приветствовала крепким мужским рукопожатием, а вот представленному им Питту всего лишь кивнула.

– Проходите, прошу вас, джентльмены, – любезно пригласила гостей миссис Мендер-Хастед. – Я вас давно поджидаю. Вы позволите угостить вас чаем?

Выслушав заверения в полном согласии, она провела их в библиотеку с высоким потолком и обшитыми панелями из мореного дуба стенами, где предложила располагаться в старинных кожаных креслах – столь же необъятных по размеру, как седалище Перлмуттера. Как только молоденькая девица, оказавшаяся соседкой и приходящей помощницей по хозяйству, подала чай и быстро упорхнула, хозяйка сразу взяла быка за рога, обратившись к Перлмуттеру с легкой укоризной в голосе:

– Джулиан, дорогой, я вам утром уже говорила по телефону и готова повторить еще раз, что пока не собираюсь расставаться с фамильными архивами.

– А я пока не собираюсь отказываться от надежды когда-нибудь все же уговорить вас, дорогая Кристин, – рассмеялся Перлмуттер, – но Дирка я сюда привез совсем по другой причине. – Он повернулся к Питту. – Ты не находишь, мой мальчик, что самое время познакомить миссис Мендер-Хастед с содержимым твоего ящика?

– Можете называть меня просто Кристин, молодой человек. Мою двойную фамилию довольно трудно прожевать за один присест.

– Вы всегда жили в Виргинии, Кристин? – поинтересовался Питт, поддерживая разговор и одновременно возясь с тугими защелками контейнера с черепом из шахты “Парадиз”.

– Нет, я калифорнийка уже в шестом поколении. Большинство моих родственников до сих пор живут в Сан-Франциско и его окрестностях. Просто мне посчастливилось выйти замуж за человека родом из Виргинии. Между прочим, мой покойный супруг служил специальным советником при трех президентах США, – с гордостью добавила миссис Мендер-Хастед.

Питт вдруг осекся и замолчал, не сводя глаз с черного обсидианового черепа на каминной полке, озаренного отблесками пляшущего под ним пламени. Потом медленно, будто в трансе, откинул крышку, вынул из ящика свой череп, так же замедленно встал, подошел к камину и поставил рядом.

– Боже мой! – ахнула Кристин. – Мне и не снилось, что существует еще один такой же.

– Мне тоже, – рассеянно отозвался Питт, отступив на пару шагов и сравнивая критическим взглядом оба черепа. – Что ж, насколько я могу судить невооруженным глазом, мы имеем дело с абсолютно идентичными экземплярами. Даже размеры совпадают. Как будто их в одной форме отливали!

– Может, вы хоть теперь расскажете нам, Кристин, – вкрадчиво произнес Перлмуттер, держа чашку в руке, – какую страшную легенду унаследовали от прадеда и прабабки вместе с этим черепом?

Миссис Мендер-Хастед слабо всплеснула руками и устало заговорила с мученическим выражением лица школьной учительницы, в сотый раз объясняющей урок непонятливым ученикам:

– Вам не хуже меня известно, Джулиан, что череп был найден на вмерзшем в лед судне Ост-Индской компании. “Мадрас” вышел из Бомбея в Ливерпуль, имея на борту тридцать семь пассажиров, сорок человек экипажа и различный груз, в том числе чай, шелк, пряности и фарфор. Мои прадед и прабабка нашли череп в цейхгаузе вместе с другими древностями.

– Разумеется, известно, – бесцеремонно ухмыльнулся Перлмуттер, в упор глядя на Кристин, чьи щеки отчего-то вдруг слегка зарумянились. – Меня ведь другое интересует: известно ли вам, каким образом все эти предметы попали на “Мадрас”?

– Я знаю только, что череп и другие находки в Бомбее на борт не грузили. Их нашли, когда судно бросило якорь у необитаемого острова, чтобы пополнить запасы воды. Подробности были в судовом журнале.

Питт похолодел, опасаясь худшего, но все же спросил:

– Вы сказали, были в журнале?

– Бредфорд Мендер его не сохранил, – потупив голову, чуть слышно произнесла Кристин. – В своем предсмертном письме капитан “Мадраса” просил, чтобы журнал передали владельцам судна. Мой прадед, естественно, отослал его с курьером в Ливерпуль.

Питт почувствовал себя так, будто с размаху налетел на стену в конце тупика. Но надо было выяснить все до конца.

– А вы не знаете, как отреагировали на сообщение капитана Мендера владельцы “Мадраса”? – глухо спросил он, почти ни на что уже не надеясь и не замечая иронического блеска в глазах Джулиана, с довольным видом потягивающего чаек.

– У компании оказались новые хозяева, купившие ее задолго до того, как прадедушка отправил журнал в Англию, – объяснила Кристин. – Они снарядили на поиски “Мадраса” экспедицию из двух кораблей, но оба пропали без вести со всем экипажем.

– Значит, след и здесь обрывается! – обескураженно констатировал Питт.

Миссис Мендер-Хастед внезапно подняла голову и посмотрела на него долгим, изучающим взглядом. Затем удовлетворенно кивнула и ровным голосом произнесла:

– Этого я не говорила.

Боясь поверить своим ушам, Питт уставился на сидящую напротив пожилую женщину, тщетно пытаясь прочесть что-нибудь в ее глазах. Перлмуттер ехидно хихикнул.

– Но как же тогда... – растерянно пробормотал Питт.

– Моя прабабушка была неглупой и предусмотрительной женщиной, – перебила его вновь обретшая прежнюю уверенность Кристин. – Прежде чем переслать журнал в Англию, она сняла точную копию, переписав его от руки.

На Питта ее слова подействовали так, словно солнце вдруг выглянуло из-за туч после долгой непогоды.

– Можно... можно ее посмотреть?

Кристин ответила не сразу. Она подошла к судовому бюро красного дерева, когда-то украшавшему каюту капитана, и с минуту вглядывалась в висящее над ним старинное полотно, как будто спрашивая совета у изображенных на нем людей. На переднем плане в таком же кресле, как те, в которых расположились Питт и Перлмуттер, сидел, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, крупный кряжистый мужчина с окладистой бородой, закрывающей почти все лицо. Если бы не борода, его можно было бы назвать красавцем. За спиной мужчины, положив руку ему на плечо, стояла женщина. Миниатюрная, хрупкая, с удивительно яркими и живыми карими глазами. Оба персонажа на двойном портрете были одеты по моде конца девятнадцатого века.

– Капитан Бредфорд Мендер и его жена Роксана, – задумчиво произнесла Кристин, словно уйдя мыслями в прошлое. Потом отвернулась от картины и перевела взгляд на Перлмуттера.

– Можете радоваться, Джулиан, вы все же добились своего. Только не думайте, что вам удалось меня перехитрить. Просто я сегодня поняла, что настало время. Слишком долго я из сентиментальности хранила их документы и письма. Пускай теперь о моих предках вспоминают другие люди, которые смогут прочесть их историю, понять ее и что-то из нее извлечь. Собрание ваше, по той цене, которую вы назначили.

Перлмуттер вскочил так легко и стремительно, как будто весил не четыреста фунтов, а раз в пять меньше. Бросившись к Кристин, он буквально выхватил ее из кресла и закружил в вальсе.

– Тысяча благодарностей, моя дорогая леди! Клянусь, ни один клочок бумаги не пропадет. Все это будет должным образом сохранено в архивах для будущих историков.

Кристин, высвободившись из объятий толстяка, подошла к Питту, по-прежнему стоящему у каминной полки.

– А для вас, мистер Питт, у меня есть подарок. Вручаю вам этот обсидиановый череп. Теперь, когда у вас их пара, что вы намерены с ними делать?

– Прежде чем они отправятся в музей древней истории, их изучат в лаборатории, чтобы выяснить, нельзя ли их датировать и отнести к какой-нибудь древней цивилизации.

Миссис Мендер-Хастед с грустью посмотрела на уже не принадлежащий ей череп.

– Ох, как же не хочется мне с ним расставаться! – вздохнула она. – Хоть и знаю, что отдаю его в надежные руки, и с ним будут обращаться должным образом. Знаете, люди всегда видели в нем что-то недоброе, пугающее, считали вестником бед и несчастий. Но с тех пор как Роксана принесла его с тающей льдины на судно своего мужа, семье Мендеров он не принес ничего, кроме богатства и процветания.

На обратном пути в Вашингтон Питт прочел записи из журнала, переписанные изящным почерком Роксаны Мендер в толстую тетрадь в кожаном переплете. Несмотря на плавный ход “роллс-ройса”, время от времени приходилось отрываться от чтения и смотреть в окно, чтобы не укачало.

– Накопал что-нибудь интересное? – спросил Перлмуттер уже в самом конце пути, когда Малхоленд выехал на мост Джорджа Мейсона через Потомак.

Питт поднял глаза:

– Не то слово! Теперь мы знаем не только точные координаты острова, где останавливался “Мадрас” и был найден череп, но и многое, многое другое.

12

“Роллс-ройс” остановился у старого самолетного ангара, который Питт называл домом. Ангар одиноко притулился на пустующей оконечности Вашингтонского международного аэропорта. Полуразрушенное с виду сооружение, построенное в далеком 1936 году, выглядело заброшенным и никому не нужным. Вокруг ржавеющих стен из гофрированного железа раскинулись буйные заросли крапивы и репейника, окна закрывали набитые крест-накрест толстые доски.

Но стоило Хьюго вылезти из машины, как тут же неведомо откуда материализовались двое в камуфляже с автоматами на изготовку. Один из них шагнул к открытой дверце, другой остался стоять, держа Малхоленда на мушке, а палец на спусковом крючке. Первый сунул голову в салон и угрожающим тоном рявкнул, поводя стволом “М-16” от одного пассажира на заднем сиденье к другому:

– Если среди вас нет человека по имени Дирк Питт...

– Это я, – перебил его Питт. – В чем дело?

– Документы! – потребовал охранник приказным тоном, но уже мягче.

Питт достал свое удостоверение НУМА. Секьюрити внимательно изучил его, пристально вгляделся в лицо предъявителя, сравнивая фото с оригиналом, после чего убрал оружие и отступил в сторону. Губы его растянулись в подобии улыбки, больше напоминающей оскал голодного тигра, у которого прямо из-под носа увели законную добычу.

– Прошу прощения за неудобства, сэр, но нам приказано оберегать вас и вашу собственность любой ценой.

Судя по экипировке и высокому профессионализму действий, эти ребята представляли одну малоизвестную правительственную охранную структуру. Питт слышал, что ее агентов специально готовят для защиты высокопоставленных правительственных чиновников, жизни которых угрожает опасность, при соблюдении полной конфиденциальности и близкой к идеальной маскировке.

– Благодарю за заботу и усердие.

– Последний вопрос, сэр: кто эти двое джентльменов?

– Мои хорошие друзья.

Агент протянул Питту маленькую пластиковую коробочку.

– Устройство для экстренного вызова, сэр. Пожалуйста, всегда держите при себе, пока находитесь в вашей резиденции. При малейшем намеке на опасность нажмите кнопку. Мы явимся через двадцать секунд.

Секьюрити так и не назвал своего имени, а Питт не стал спрашивать.

Малхоленд открыл багажник. Питт вытащил свою дорожную сумку. И в этот момент заметил, что охранники исчезли. Он внимательно оглядел окрестности ангара и обширную пустошь, тянущуюся вплоть до центральной взлетной полосы аэродрома. Нигде ни души. Поневоле напрашивался единственный логический вывод, что те провалились сквозь землю. В глубине души Питт подозревал, что именно так и произошло. Искусству маскировки в их конторе обучали в первую очередь.

– Мы с Хьюго заскочим по дороге в НУМА и забросим твои обсидиановые головы, – сказал Перлмуттер.

Ясно было, что имелось в виду под словом “мы”, поэтому Питт снисходительно усмехнулся и положил руку на плечо Малхоленду:

– Только не надо ничего забрасывать, договорились? Обращайтесь с ними очень осторожно и бережно, как с младенцем. Подниметесь на шестой этаж в лабораторию и отдадите лично в руки начальнику. Его зовут Гарри Мэтьюз.

Губы шофера едва заметно дрогнули, что у любого другого человека означало бы улыбку до ушей.

– Постараюсь не бросать и не ронять, мистер Питт, – пообещал он.

– Вот и отлично. Счастливо, Джулиан. И огромное спасибо.

– Не за что, мой мальчик. Заглядывай на обед, как только выдастся свободный часок.

Лимузин развернулся и покатил к воротам аэропорта, взметая за собой пыльный шлейф. Питт проводил его взглядом, потом поднял глаза на облезлый фонарный столб с замаскированной под сучок миниатюрной камерой наблюдения. Быть может, видеотехника подскажет, откуда появлялись и куда исчезали охранники?

Достав небольшой пульт дистанционного управления, Питт отключил охранную систему ангара и потянул на себя железную дверь, которую, если судить по толстому слою ржавчины, не открывали со времен Второй мировой. Закинув на плечо дорожную сумку, он вошел внутрь. В ангаре царил кромешный мрак. Ни единый луч света не проникал снаружи. Помимо прочего помещение было свето– и пыленепроницаемым. Питт закрыл дверь и щелкнул выключателем. Ангар залило морем света с радужными переливами.

Вдоль стены ангара, на полу, покрытом глянцево-белым эпоксидным лаком, выстроились в ряд пятьдесят антикварных и классических автомобилей, выкрашенных чуть ли не во все мыслимые цвета. Другую часть экспозиции составляли тоже средства передвижения, но несколько иного плана. Среди них особенно выделялись “Ме-263”, один из первых в мире реактивных истребителей, собранный на предприятиях Мессершмитта в Германии в конце Второй мировой войны, и трехмоторный самолет компании “Форд” начала тридцатых годов с метким прозвищем “Жестяной гусь”. По соседству, на бетонированном возвышении с вмонтированными в него рельсами красовался пульмановский вагон первого класса. Неизменное внимание гостей хозяина привлекали также невесть как затесавшиеся сюда чугунная эмалированная ванна с подвесным мотором и надувной плот с самодельной каютой и мачтой для паруса. Все это собрание сторожил тотемный столб индейского племени хайда.

Питт остановился, оглядел свою разношерстную коллекцию и гирляндами свисающие со сводчатого потолка этикетки марочных вин из разных стран, включая такие экзотические, как Бирма. Убедившись, что все на месте, он поднялся по железной винтовой лестнице на второй этаж, в свою берлогу.

Она напоминала морской музей. Модели кораблей в бутылках, штурвальные колеса и картуши компасов, судовые колокола, бронзовые водолазные шлемы и многое другое занимало львиную долю площади. Собственно жилым помещениям: гостиной, кабинету, единственной спальне с ванной комнатой и кухне-столовой было отведено не более тысячи ста квадратных футов¹, весьма скромная квартирка даже по вашингтонским меркам.

Хотя Питт до безумия устал, он все же заставил себя распаковать сумку, разделся догола, бросил грязные шмотки в бачок в чулане, где стояла стиральная машина и сушильный агрегат, потом отправился в ванную и долго расслаблялся под обжигающе горячим душем, лежа на спине с задранными на кафельную стенку ногами. Но едва он вознамерился достойно завершить начатое и взял в руки бокал, наполненный льдом и текилой “Хуан Хулио” с серебряной этикеткой, как судовой колокол возвестил о появлении посетителя у дверей ангара. Питт бросил взгляд на монитор контролирующей вход видеокамеры и узнал в госте заместителя директора НУМА Руди Ганна. Нажав кнопку на пульте, он бросил в микрофон:

– Привет, Руди. Заходи, я наверху.

Ганн взбежал по лестнице и вошел в апартаменты Питта. В неприметном лысеющем мужчине ниже среднего роста, близоруко взирающем на мир из-за стекол сильных очков в роговой оправе, вряд ли кто сумел бы с первого взгляда распознать поистине незаурядную личность. Коммандер ВМФ США в отставке, закончивший Военно-морскую академию первым в своем выпуске, Ганн среди сотрудников НУМА пользовался уважением и огромным авторитетом за интеллект и блестящие организаторские способности.

– Слушай, Дирк, что там у тебя во дворе за парни в камуфляже и с автоматами? Они меня чуть до смерти не затерроризировали, пока не убедились, что я твой друг и сослуживец.

– Идея адмирала Сэндекера.

– Я слышал, что он привлек людей из какого-то жутко законспирированного охранного агентства, но понятия не имел, что они умеют появляться прямо из-под земли, как черти из преисподней. Только запаха серы не хватает.

– Умелые ребята, – согласился Питт.

– Мне дали почитать досье о событиях в Теллуриде. Знатная заварушка. Ходят слухи, что твоя жизнь не стоит и двух центов.

Питт принес из кухни бокал чая со льдом. Руди не пил ничего алкогольного, кроме пива, да и то крайне редко.

– Только не для этих хмырей из Четвертой империи. Я сильно подозреваю, что они не остановятся перед любыми расходами, лишь бы загнать меня в могилу.

– И в связи с твоим бедственным положением, – продолжал Ганн, воспользовавшись паузой, чтобы одним глотком ополовинить стакан с чаем, – я позволил себе задействовать кое-какие дружеские связи. В частности, встретился и побеседовал с парочкой старых приятелей из ЦРУ...

– Не понимаю, чем может заинтересовать ЦРУ отечественный криминал²?

– У них есть подозрение, что киллеры, с которыми ты столкнулся в шахте “Парадиз”, могут входить в международный преступный синдикат.

– Террористы?

Ганн покачал головой:

– Ни религиозных, ни политических целей они не преследуют, хотя и фанатики. Но чего именно добиваются, выяснить пока не удается. Еще никто не сумел к ним внедриться – ни оперативники ЦРУ, ни агенты Интерпола. Многие иностранные разведки тоже знают о существовании организации, однако этим вся информация и исчерпывается. Откуда они взялись, где обосновались и кто их контролирует – тайна за семью печатями. Их киллеры объявляются словно из-под земли – как было в Теллуриде, – ликвидируют намеченные жертвы и исчезают.

– Не в курсе, какие-нибудь еще делишки, помимо убийств, за ними числятся?

– Тоже никто не знает. Питт прищурился:

– Преступный синдикат, не имеющий мотивов для преступления, так, что ли?

Ганн пожал плечами:

– Я понимаю, это звучит по-идиотски. Но пока что ни у кого нет ни малейшей зацепки.

– А как же те два мерзавца из Теллурида, которых мы с Алом повязали? Разве нельзя их допросить?

Руди удивленно поднял брови:

– Так ты еще не слышал?

– О чем не слышал?

– Шериф Джеймс Иген из Теллурида, штат Колорадо, позвонил нашему адмиралу около часа назад. Арестованные мертвы.

– Проклятие! – раздраженно чертыхнулся Питт. – Говорил же дураку, чтоб обыскал их как следует! Опять капсулы с цианидом, если я правильно понял?

– Увы, все гораздо банальнее. По сообщению Игена, в камеру каким-то образом сумели пронести бомбу. Заключенных разнесло в клочья вместе с помощником шерифа, который их сторожил.

– Вот же твари! – снова выругался Питт. – Ну ни во что человеческую жизнь не ставят!

– Вот и мы пришли к тому же выводу.

– Это ты о чем?

– Адмирал решил поручить тебе возглавить глубоководный геологический проект. Посреди Тихого океана на глубине в десять тысяч футов ты будешь в сравнительной безопасности от дальнейших попыток ликвидации.

Питт лукаво усмехнулся:

– А если я возьму и откажусь?

– Он знал, что ты откажешься, – усмехнулся в ответ Руди. – Кроме того, твоя роль слишком важна, чтобы отсылать тебя в захолустье. Так уж вышло, что ты единственный надежный свидетель, который тесно контактировал с членами группировки и сумел при этом выжить. С тобой прямо-таки жаждут побеседовать некоторые весьма высокопоставленные лица, принимающие участие в расследовании. Завтра к восьми утра, – протянул он Питту клочок бумаги, – прибудешь по этому адресу. Заезжай прямо в открытый гараж и жди дальнейших инструкций.

– Джеймс Бонд и Джек Райан тоже подтянутся?

– Очень смешно! – скривился Ганн; допив чай, он вышел на балкон, откуда знаменитая коллекция Питта смотрелась в наиболее выгодном ракурсе. – Кстати, Дирк, у меня тут одна любопытная мыслишка мелькнула.

– Излагай.

– Ты ведь упоминал в отчете, что убийцы называли себя приверженцами некой Четвертой империи?

– Только один из них, – уточнил Питт.

– А тебе известно, что Адольф и прочие высшие наци из его окружения именовали Германию не иначе как Третьим рейхом?

– Слыхал. Благодарение богу, старые нацисты уже вымерли. И их Третий рейх издох вместе с ними.

– Ты по-немецки вообще-то говоришь? – поинтересовался Руди.

Питт помотал головой:

– Ни словечка, кроме “да”, “нет” и “до свидания”.

– Понятно. Темный ты все-таки человек. Так вот, могу просветить на будущее. “Рейх” в переводе с немецкого означает не что иное, как “империя”. Теперь смекаешь, куда я клоню?

Питт встрепенулся:

– Хочешь сказать, это шайка неонацистов?!

Ганн не успел ответить. В уши обоим ударила мощная звуковая волна – как будто совсем рядом включил форсаж реактивный истребитель, – и сразу же послышался скрежет раздираемого металла. Продолговатый сгусток оранжевого пламени стрелой пронесся по ангару и исчез в дальней стене. Спустя две секунды где-то поблизости прогрохотал сильный взрыв. Площадка балкона с литой чугунной решеткой ощутимо дрогнула под ногами. С металлической крыши хлопьями посыпалась ржавчина вперемешку с пылью, тусклым налетом оседая на сияющих краской и хромом автомобилях. Последний отзвук взрыва эхом прокатился под высоким сводом ангара, и воцарилась жуткая тишина.

Питт первым обрел дар речи.

– Грязные ублюдки! – прошипел он.

– Что это было? – с трудом выдавил потрясенный Ганн.

– Сволочи! Чтоб их черти взяли! – Питт все никак не мог успокоиться и на вопрос коллеги ответил лишь после того, как отвел душу: – Они выпустили в мой ангар ракету. Нас только потому не разнесло в клочья, что она не взорвалась. Стенки слишком тонкие, да еще проржавели, вот боеголовка и прошила их насквозь на входе и выходе, не напоровшись ни на что более существенное. А то бы сработал детонатор – и нам крышка.

Распахнулась входная дверь, вбежавшие охранники остановились у подножия лестницы.

– Вас не ранило, сэр? – озабоченно спросил один из них.

– Ерунда, тряхнуло слегка, – отмахнулся Питт. – Откуда она взялась?

– Ручной ракетомет, сэр. Запуск был произведен с вертолета, – сообщил агент. – Приносим извинения за то, что так близко его подпустили. Нас обманули опознавательные знаки местной телекомпании на бортах. Огонь мы по нему открыли и даже сбили, но слишком поздно. Машина упала в реку и взорвалась.

– Отличная работа, – искренне похвалил Питт.

– Похоже, ваши “доброжелатели” не жалеют расходов?

– Очевидно, у них много лишних денег.

Охранник повернулся к напарнику:

– Придется нам увеличить периметр, – заметил он задумчиво, мельком оглядел ангар и снова обратился к Питту: – Какие повреждения, сэр?

– Только вот эти две дыры, через которые можно воздушных змеев запускать.

– Мы немедленно распорядимся о ремонте. Еще что-нибудь?

– Да! – сказал Питт, чуть помедлив с ответом; грязно-серый покров на стеклах, крышах и капотах любимых автомобилей, каждый из которых был отреставрирован им собственными руками, приводил его в бешенство. – Пусть пришлют сюда бригаду уборщиков. И как можно скорее!

– Может, тебе все-таки стоит подумать насчет того проекта в Тихом океане? – осторожно запустил пробный шар Руди, но Питт уже так завелся, что пропустил его слова мимо ушей.

– Четвертый рейх, Четвертая империя... Плевать я хотел, как они себя называют, только я тебе скажу одно: сегодня эти ребята совершили очень серьезную ошибку!

– Правда? – Ганн с каким-то отстраненным любопытством, будто чужие, разглядывал свои трясущиеся руки. – И какую же?

Взгляд Питта был прикован к зияющим рваным дырам в стенах ангара – единственного места в мире, которое он мог назвать своим домом, – и в его зеленых глазах разгорался дьявольский огонь неумолимой ненависти и решимости идти до конца. Даже Руди, бывший его близким другом и уже не раз наблюдавший подобную метаморфозу, невольно содрогнулся.

– Я пришел к выводу, что плохие парни уже достаточно повеселились за мой счет, – криво усмехнувшись, ответил Питт. – Теперь моя очередь.

13

Перед сном Питт просмотрел кассеты из камер внешнего наблюдения и разгадал секрет безупречной маскировки группы охраны. Ребята действительно отлично подготовились к работе. Изучив чертежи подземной системы дренажа аэропорта, они обнаружили большую трубу восьми футов в диаметре, по которой от взлетных полос, рулежных дорожек и терминалов отводилась дождевая и талая вода. Эта труба проходила в девяноста футах от ангара Питта. Возле технического люка, надежно скрытого в высокой траве, охранники оборудовали великолепно закамуфлированный наблюдательный пост. Уважающий профессионализм во всем, Питт подумывал даже выйти и угостить их кофе с бутербродами, но по зрелом размышлении отказался от неуместного порыва. С его стороны было бы верхом идиотизма демаскировать свое же прикрытие.

Он только успел одеться и быстро позавтракать, когда подъехал грузовик с материалами для ремонта. За грузовиком следовал неприметный микроавтобус. Из него высыпала стайка женщин в рабочих комбинезонах. Охранники своего присутствия не обнаружили, но Питт знал, что они держат площадку перед ангаром под неусыпным наблюдением. Из первого грузовика выбрался пожилой мужчина и подошел к Питту.

– Мистер Питт?

– Он самый.

– Мы постараемся вас не затруднять и не задерживать. Просто войдем, устраним повреждения, все приберем и немедленно удалимся.

Питт с нарастающим восхищением наблюдал за разгрузкой: в кузове фургона оказались сложенные аккуратной стопкой старые ржавые листы гофрированного железа – точь-в-точь такие же, как те, из которых был собран ангар.

– Где вы их откопали? – не удержался он от вопроса, поймав за рукав пробегавшего мимо бригадира.

– Вы не поверите, сэр, как дотошно ведется правительственный учет старых строительных материалов, – ухмыльнулся тот. – Мы всего час назад сняли все это хозяйство с крыши одного старого склада на окраине Вашингтона.

– Черт побери, наше правительство работает куда лучше, чем я думал!

Оставив ремонтников и уборщиц заниматься своим делом, Питт собирался уже сесть за руль принадлежащего НУМА служебного джипа “Чероки”, как вдруг на дороге показался черный “Стингрей-Корвет”. Лихо развернувшись на пятачке, машина скрипнула тормозами впритирку к джипу. Из окна высунулась голова Джиордино:

– Подбросить?

Питт рысцой обежал “Корвет” сзади, влез внутрь, закинул ногу на ногу и поерзал на сиденье, устраиваясь поудобней.

– Ты мне вроде не говорил, что собираешься заехать.

– Мне приказали прибыть туда же, куда и тебе, ровно в восемь утра. Ну я и подумал, что мы вполне можем прокатиться вместе.

– Вот и умница, – благосклонно потрепал его по щеке Питт. – Обещаю больше не обращать внимания на те гадости, что о тебе говорят.

С Висконсин-авеню Джиордино свернул в тихую улочку на территории Гловер-парка близ Морской обсерватории. Вдоль проезжей части на расстоянии не более квартала тянулись столетние ильмы. Если не считать одинокого здания, скрытого за высокой живой изгородью, никаких признаков человеческого присутствия не наблюдалось. Ни припаркованных машин, ни прохожих на тротуарах.

– Ты уверен, что мы попали, куда надо? – хмуро спросил Ал.

Питт пожал плечами и указал на табличку с названием:

– Улица та. Дом на ней всего один. Значит, все правильно. Ищи открытый гараж.

Джиордино объехал здание с торца по круговой подъездной дорожке, но сворачивать к парадному не стал, а проследовал дальше, к черному ходу, где и обнаружился стоящий несколько на отшибе гараж. Пока он заводил машину внутрь, Питт с интересом рассматривал трехэтажный кирпичный особняк, построенный, судя по стилю, вскоре после Гражданской войны и, безусловно, принадлежащий кому-то весьма богатому и влиятельному. Дом и прилегающая к нему территория выглядели безупречно ухоженными, но все окна были наглухо зашторены, как будто живущие здесь люди куда-то надолго уехали.

Разбросанные садовые инструменты, притулившаяся в углу старая газонокосилка и сломанная скамейка, к которым лет двадцать никто не прикасался, придавали интерьеру гаража вид заброшенности и неухоженности. Джиордино выключил мотор и повернулся к Питту:

– Что дальше?

Словно в ответ на его вопрос двери автоматически закрылись. Через несколько секунд автомобиль начал медленно опускаться вместе с полом. Если не считать чуть слышного жужжания, спуск проходил бесшумно. Питт попытался оценить скорость и глубину погружения, но свет внезапно погас. Опустившись, по его прикидкам, футов на сто, лифт мягко остановился. Снова вспыхнули огни, осветив приличного размера подземную стоянку, где уже было припарковано еще с дюжину автомобилей. Джиордино поставил “Корвет” на свободное место между бирюзовым джипом “Чероки” с маркировкой НУМА и роскошным “крайслером”. Друзья, разумеется, с первого взгляда опознали джип, принадлежащий адмиралу Сэндекеру. Это он в свое время настоял на оснащении автомобильного парка НУМА исключительно полноприводными внедорожниками, чтобы его сотрудники имели возможность добраться, куда нужно, даже в самую плохую погоду.

У единственной металлической двери стоял на часах морской пехотинец.

– Как думаешь, не сопрут мою тачку? – озабоченно спросил Джиордино. – Или стоит все-таки запереть?

– У меня такое предчувствие, – с глубокомысленным видом покачал головой Питт, – что никуда она отсюда не денется.

Выйдя из машины, они подошли к часовому с тремя сержантскими нашивками на рукаве. Сержант отдал честь и коротко кивнул:

– Дирк Питт и Альберт Джиордино, насколько я понимаю? Добро пожаловать. Все уже собрались и ждут только вас.

– Что, и документы предъявлять не надо? – изумился итальянец.

Часовой широко улыбнулся:

– Мне показывали ваши фотографии. Такую парочку ни с кем не спутаешь. Да и друг от друга отличить легче, чем Джо Пески от Клинта Иствуда. Проходите. – Он нажал кнопку, и дверь скользнула в сторону, открывая путь в короткий коридор, заканчивающийся еще одной металлической дверью. – Когда дойдете до конца, остановитесь и подождите, пока оператор за монитором видеокамеры наблюдения не удостоверит ваши личности.

– Неужели он не доверяет вам? – с сочувствием спросил Джиордино.

Улыбку с лица часового словно ветром сдуло.

– Безопасность, – сухо сказал он.

– Вечно они перебарщивают с этой безопасностью, – вздохнул Ал. – Сняли бы лучше для совещания пару кабинок в “Тако Белл”.

– Все чиновники помешаны на секретности, – нравоучительно заметил Питт.

– Знаю. Но там я хоть энчиладу себе заказал бы.

За внутренней дверью открылся широкий зал с покрытым ковролином полом и тщательно задрапированными стенами, поглощающими звук. Центральную часть зала занимал двадцатифутовый овальный стол, на дальней стене висел большой экран. Освещение достаточно яркое, но не утешительное для глаз. За столом уже сидели несколько мужчин и одна женщина. Никто из них не встал, когда вошли Питт и Джиордино.

– Опаздываете, джентльмены!

Замечание сделал адмирал Джеймс Сэндекер, директор НУМА. Невысокий, сухощавый, со спортивной фигурой и замечательно сохранившейся огненно-рыжей шевелюрой; умное, подвижное лицо украшали бородка клинышком а-ля Ван Дейк и пронзительные голубые глаза, от взгляда которых, казалось, ничто не могло ускользнуть. Хитрый и ловкий, искушенный и мудрый, он чем-то напоминал матерого леопарда, дремлющего в развилке дерева, поглядывая на мир одним глазом, и твердо знающего, что рано или поздно обед сам его найдет. Обладая крутым, вспыльчивым характером и явно выраженными диктаторскими замашками, Сэндекер управлял НУМА железной рукой, но в случае каких-либо конфликтов горой стоял за своих подчиненных. Указав на соседа слева, адмирал представил его вошедшим как Кена Хелма, специального агента ФБР.

Седой мужчина в деловом костюме с уверенным взглядом внимательных карих глаз поверх очков привстал со стула и протянул руку:

– Мистер Питт, мистер Джиордино, рад познакомиться. Наслышан, наслышан о ваших подвигах...

“Скажи уж лучше, что как следует проштудировал наши досье”, – подумал Питт, автоматически отвечая на рукопожатие.

Сэндекер повернулся к соседу справа:

– Рон Литтл из ЦРУ. Забыл, что там у него за должность, но название какое-то чересчур мудреное. Впрочем, это вам и ни к чему.

Питт почему-то решил, что должность называется “заместитель директора”, но скромно промолчал.

Разведчик походил на обыкновенного чиновника средней руки и средних лет с усталым, изборожденным морщинами лицом и поредевшими волосами. Глаза темно-карие, грустные и влажные, как у колли. Вставать он не стал и ограничился кивком:

– Добрый день, джентльмены.

– С остальными вы знакомы. – Сэндекер жестом обвел стол и с видимым облегчением уселся на место.

Руди Ганн что-то увлеченно записывал в блокнот и даже головы не поднял. Питт шагнул вперед и положил руку на плечо Патриции О’Коннелл.

– Раньше, чем вы думали, – тихо сказал он.

– Обожаю мужчин, выполняющих свои обещания. – Она похлопала его по руке, не обращая внимания на неодобрительные взгляды некоторых из собравшихся. – Садитесь со мной, Дирк. А то здесь столько начальства, что мне одной страшно.

– Заверяю вас, доктор О’Коннелл, – несколько обиженным тоном откликнулся адмирал, – что ни один волос не упадет с вашей прекрасной головки!

Питт придвинул ближайший стул и уселся рядом, с Пэт, а Джиордино примостился возле Руди Ганна.

– Мы с Алом ничего существенного не пропустили? – осведомился Питт.

– Доктор О’Коннелл проинформировала нас о черепе и подземной пещере, – ответил Сэндекер, – а Кен Хелм как раз собирался доложить результаты судебно-медицинской экспертизы тел, доставленных из Теллурида.

– К сожалению, выяснить удалось немного, – неторопливо заговорил Хелм. – Идентифицировать трупы по зубам оказалось затруднительным, но предварительные исследования позволяют предположить, что зубы им лечили в Южной Америке.

Питт с сомнением посмотрел на федерального агента:

– Неужели ваши сотрудники умеют различать работу дантистов из разных стран мира?

– Хороший судебно-медицинский эксперт, специализирующийся на стоматологии, нередко способен назвать даже город, где ставили пломбы.

– Выходит, это были иностранцы, – подвел черту Джиордино.

– То-то мне их английский показался несколько необычным! – встрепенулся Питт.

Хелм бросил на него острый взгляд поверх очков: – Что именно вас насторожило?

– Слишком правильный язык, без американского акцента. Хотя двое из них, судя по носовому выговору, уроженцы Новой Англии.

Литтл что-то черкнул в своем желтом блокноте.

– Мистер Питт, коммандер Ганн сообщил нам, что убийцы, с которыми вы столкнулись в Теллуриде, признали себя членами некой организации под названием Четвертая империя. Я правильно излагаю?

– Да. И еще они называли ее Новым уделом.

– Вы тоже считаете, что Четвертая империя может быть наследницей Третьего рейха?

– Вполне возможно.

Джиордино вытянул из нагрудного кармана гигантскую сигару и принялся демонстративно перекатывать ее из одного уголка рта в другой, не прикуривая, чтобы не раздражать собравшихся, среди которых могли оказаться не выносящие табачного дыма. Сэндекер бросил на него убийственный взгляд, мгновенно опознав по желтой этикетке экземпляр из нежно лелеемых и ревниво оберегаемых персональных запасов.

– Я парень простой и малость туповат, наверное, – начал Ал с покаянным видом; скромность была напускной: Академию ВВС Джиордино окончил третьим в своем выпуске, – поэтому до меня не доходит, каким образом преступная организация, имеющая на содержании армию элитных киллеров, может годами действовать свободно и безнаказанно, оставаясь при этом загадкой для лучших спецслужб мира? Насколько я понимаю, никто до сих пор не знает, кто они такие и чего добиваются?

– Я первым готов признать, что мы в полном недоумении, – откровенно заявил Хелм. – Вы сами знаете, что безмотивные преступления труднее всего поддаются расследованию.

Литтл согласно кивнул:

– И свидетелей они не оставляют. До событий в Теллуриде ни один из тех, кто входил с ними в контакт, не доживал до встречи со следователем.

– Теперь же, благодаря Дирку и доктору О’Коннелл, у нас появилась зацепка, – оптимистически заметил Руди Ганн.

– Обугленные зубы? Слабоватая зацепочка, на мой взгляд, – проворчал Сэндекер.

– Верно, – согласился Хелм, – но ведь у нас имеется и кое-что другое. Надеюсь, присутствующие не забыли о найденной в шахте “Парадиз” пещере, с которой, собственно, все и началось? Уж если кто-то сознательно идет на такие крайности, как массовое убийство ни в чем не повинных людей, лишь бы не позволить ученым изучить надписи, и не отступает даже перед самоубийством ради сохранения тайны, значит, на это имеются весьма серьезные причины.

– Полагаю, мы узнаем о них только после расшифровки, – задумчиво произнес Питт. – Иначе я просто не вижу смысла в приложении столь огромных усилий к сокрытию находки.

– Да еще и закончившихся полным провалом, – подхватил Ганн. – Они потеряли шесть профессиональных киллеров, а череп и фотографии надписей все равно попали в наши руки!

– Странно, что обыкновенная археологическая находка обходится во столько жизней, – заметил адмирал.

– И вовсе не обыкновенная! – вскинулась Пэт. – Если пещера не грандиозный блеф, задуманный и осуществленный старыми горняками, она может оказаться находкой столетия.

– Вам удалось расшифровать символы? – спросил Питт.

– Уже после беглого анализа своих записей могу с уверенностью заявить, что они представляют собой алфавит. Иначе говоря, каждый соответствует одиночному звуку. В английском алфавите, к примеру, используется двадцать шесть символов, а тот, с помощью которого сделаны надписи на стенах в подземной камере, содержит сорок два знака. Причем десять из них – цифры, которые мне удалось сравнительно легко перевести в известную всем десятичную систему счисления. Кто бы ни были эти люди, они знали число ноль и для вычислений использовали столько же символов, сколько наши современники. Большего сказать не могу, пока не заложу все данные в компьютер и не проведу комплексное исследование.

– На мой взгляд, леди, вы и так сделали потрясающе много за исключительно короткий срок, – не удержался от комплимента Хелм. – Кстати, как вы оцениваете дальнейшие перспективы, доктор О’Коннелл?

– Уверена, что мы сможем прочитать надписи. В отличие от все еще не разгаданных до конца сложных логосиллабических систем письменности древних египтян, китайцев или критян эта прямо-таки уникальна по своей лаконичности и простоте.

– Как вы полагаете, найденный в пещере череп может стать ключом к расшифровке? – спросил Ганн. Пэт покачала головой:

– Пока остается только гадать. Возможно, у него ритуальное назначение, как у хрустальных аналогов из Мексики или с Тибета. Некоторые исследователи – сразу замечу, не профессиональные археологи – считают, что тринадцать хрустальных черепов, размещенных в определенном порядке, могут преобразовывать в голографические изображения любые возмущения окружающей среды.

– Вы в это верите? – серьезно спросил Литтл. Пэт рассмеялась:

– Ну нет, для этого я слишком прагматична. В теории подобного рода я уверую лишь в том случае, если мне представят вещественные доказательства.

– И все же, доктор О’Коннелл, – не отставал разведчик, – вы не думаете, что обсидиановый череп...

– Черепа, – поправил его Питт. Пэт удивленно покосилась на него:

– С каких это пор их стало больше одного?

– Со вчерашнего дня. Благодаря моему доброму другу Джулиану Перлмуттеру я обзавелся вторым экземпляром. Сэндекер устремил на Питта пристальный взгляд:

– И где он теперь?

– Вместе с черепом из Теллурида передан в химлабораторию НУМА для анализа. Изделия из обсидиана обычными методами датировать невозможно, но инструментальное исследование может кое-что прояснить относительно его создателей.

– Откуда взялся другой череп? – вмешалась Пэт, сгорая от любопытства.

Не вдаваясь в детали, Питт кратко описал находку черепа на борту вмерзшего в лед “Мадраса”, а затем рассказал о встрече с Кристин Мендер-Хастед и ее неожиданном подарке, сопровождавшем согласие старой дамы на предложение Перлмуттера купить фамильный архив.

– Где его нашли? Где люди с “Мадраса” обнаружили череп? – посыпались вопросы со всех сторон.

Питт откровенно наслаждался моментом, но сделал вид, что затрудняется с ответом, чтобы помучить Пэт и остальных, но потом все-таки сжалился и заговорил:

– Согласно бортовому журналу, “Мадрас” направлялся из Бомбея в Ливерпуль, но в пути был застигнут ураганом...

– Циклоном, – снисходительным тоном поправил его Сэндекер. – Ураганы случаются в Атлантике и восточной части Тихого океана. В западной же бывают тайфуны, а в Индийском океане – циклоны.

– Поправку принимаю, – вздохнул Питт; адмирал никогда не упускал случая блеснуть неистощимым запасом познаний в морском деле. – Итак, продолжим. “Мадрас” угодил в жестокий шторм, продолжавшийся две недели кряду. Судно получило повреждения и отклонилось от курса далеко к югу. Когда стихия успокоилась, оказалось, что часть бочек с пресной водой разбита и ее запасов до конца рейса не хватит. Капитан, сверившись с картами, решил зайти на один из островов необитаемого архипелага в Индийском океане. Эта горстка безжизненных скал ныне принадлежит Франции под названием островов Крозе. “Мадрас” бросил якорь возле острова св. Павла, выгодно отличающегося от других изрезанной береговой линией и высокой горой вулканического происхождения в центре. Пока матросы чинили бочки и наполняли их из горного ручья, одному из пассажиров вздумалось немного поохотиться (бывший полковник британских колониальных войск возвращался в метрополию с женой и двумя дочерьми после десяти лет службы в Индии). Всю фауну острова составляли моржи и пингвины, но полковник по невежеству вообразил, что в горах непременно найдутся какие-нибудь четвероногие. Поднявшись почти на тысячу футов, охотничья экспедиция наткнулась на тропу, вымощенную истертыми каменными плитами. Тропа вывела их к отверстию в скале в форме правильной арки. Войдя внутрь, охотники очутились в туннеле, уходящем в глубь земли.

– С тех пор кто-нибудь еще исследовал эту пещеру? – поинтересовался Ганн.

– Не исключено. Хайрем Йегер кое-что выяснил по моей просьбе. Остров по сей день необитаем, но в 1978 году австралийцы поставили там автоматическую метеостанцию, управляемую со спутника. Если метеорологи и нашли что-то необычное в недрах горы, они об этом скромно умолчали. Все их отчеты касаются только погоды.

– И что же было потом? – не выдержал Литтл, до того заинтригованный, что буквально лег грудью на стол, лишь бы не пропустить ни слова из рассказа Питта.

– Полковник отправил одного из охотников обратно на судно за фонарями. Оказалось, что туннель имеет искусственное происхождение и уходит наклонно вниз футов на сто. Он заканчивался небольшим залом, также вырубленным в толще скальной породы и уставленным десятками статуй, скульптурных изображений и других предметов из камня и меди необычного вида и, безусловно, очень древних. В судовом журнале упоминаются также непонятные надписи на стенах и потолке подземной камеры.

– Они ничего не зарисовали? – с надеждой спросила Пэт.

– Увы. Есть только схема маршрута от места стоянки к пещере.

– А находки? – поинтересовался Сэндекер.

– Они остались на борту “индиамэна”, – объяснил Питт. – Роксана Мендер, жена капитана китобойного судна, первой обнаружившая “Мадрас”, рассказывает о них в своем дневнике. Один из предметов походил на медную урну. Остальные, по ее словам, изображали каких-то невиданных зверей. Согласно морскому праву, капитан “Паловерде” намеревался снять с “Мадраса” все ценности, но тут началась подвижка льда, и им пришлось спасаться бегством. Миссис Мендер успела прихватить только обсидиановый череп.

– Еще одна таинственная пещера, полная сокровищ древнего искусства, – вздохнула Пэт, глядя в пространство. – Сколько же еще разбросано их по всему миру?

Сэндекер метнул неприязненный взгляд на Джиордино, продолжавшего невозмутимо жевать сигару, с видимым усилием взял себя в руки и попытался подвести итог совещания:

– Позвольте поблагодарить мистера Питта и доктора О’Коннелл за помощь в деле разрешения возникшей проблемы и предложить кое-какие конкретные мероприятия для ее окончательного закрытия. – Адмирал отвел наконец глаза от невинной физиономии итальянца и посмотрел на Ганна. – Руди, твоя первоочередная задача – снарядить и как можно скорее отправить две экспедиции. Одну на поиски “Мадраса” в Антарктике, другую – на остров св. Павла для детального осмотра находящегося там подземного хранилища. Даю тебе карт-бланш. Можешь распоряжаться всеми нашими научно-исследовательскими судами в прилегающих к указанным районам акваториях. – Адмиральский перст продолжил поступательное движение. – Дирк, ты возглавишь антарктическую группу, а вы, мистер Джиордино, возьмете на себя остров св. Павла.

Расслабленно откинувшийся на спинку стула итальянец даже не шелохнулся, только томно прошелестел:

– Руди, дружище, надеюсь, ты не позволишь нашим кровожадным приятелям добраться туда раньше меня?

– На месте узнаешь, – парировал Ганн с непроницаемой физиономией.

– А я тем временем, – подхватил Хелм, – направлю лучших агентов на розыск по всем Соединенным Штатам следов организации, нанимавшей киллеров.

– Должен предупредить вас, адмирал, – заговорил Литтл, – что для ЦРУ это задание не является приоритетным. Но я сделаю все, что от меня зависит. Мои люди займутся международными преступными синдикатами за пределами США и попробуют разнюхать, кто из них финансировал или проводил археологические исследования. Свидетельства ваших сотрудников, указывающие на неонацистский орден, могут оказаться весьма ценными.

Сэндекер смущенно откашлялся:

– Ну а теперь, джентльмены, обратимся к последней по очереди, но отнюдь не по значению – к прекрасной даме, волею судьбы оказавшейся в наших рядах.

Пэт невольно зарделась, хотя ничего личного в словах адмирала не было – рыцарское отношение к женщине было неотъемлемой частью его воспитания и мировоззрения. Взоры всех присутствующих скрестились на ней, отчего она покраснела еще сильнее.

– Весьма польщена столь высокой оценкой моих способностей, адмирал Сэндекер, – скромно потупилась Пэт. – Разрешите заверить, что постараюсь закончить расшифровку надписей в кратчайший срок.

– Конфискованные у киллеров пленки, должно быть, уже проявлены, – заметил Ганн.

– Тогда мне нужно рабочее место, – оживилась Патриция и тут же увяла: – Послушайте, ведь здесь я никто и ничего не знаю! Может быть, стоит вернуться в университет и начать гонять программу анализа на своем компьютере. Вы мне только охрану обеспечьте.

Сэндекер улыбнулся:

– Успокоитесь, доктор О’Коннелл В трех наших ведомствах – моем, Рона и Кена – лучшее в мире оборудование с лучшим в мире обслуживающим персоналом. Выбор за вами

– Позвольте внести предложение, сэр, – вмешался Питт, не дожидаясь разрешения и даже не пытаясь скрыть заинтересованность. – Поскольку НУМА продолжает заниматься этими пещерами и их содержимым, для доктора О’Коннелл имеет прямой смысл работать с Хайремом Йегером в нашей компьютерной лаборатории.

Сэндекер впился глазами в бесстрастное лицо Питта, стараясь угадать коварный замысел за внешне невинными фразами, но, не узрев ничего, пожал плечами и недовольно буркнул:

– Что скажете, доктор?

– Думаю, мистер Питт прав. Работая в контакте с НУМА, мне будет проще держать связь с экспедициями.

– Как вам будет угодно. В таком случае Йегер и Макс поступают в ваше полное распоряжение.

– Макс?

– Последняя игрушка Йегера, – пояснил Питт. – Компьютерная система с искусственным интеллектом и голографическим изображением.

Пэт мысленно досчитала до десяти и обреченно вздохнула:

– Я уверена, что любая техническая помощь, пусть даже экзотическая, придется очень кстати.

– Да стоит ли вообще так волноваться, друзья? – очнулся Ал, благодушно взирая на окружающих. – Держу пари, что эти надписи, если они действительно древние, окажутся всего лишь книгой рецептов.

– Рецептов чего? – ошарашенно воззрился на него Хелм.

– Блюд из козлятины, – кротко пояснил Джиордино. – Вы только представьте себе: тысяча и один способ приготовления парного козьего мяса!

14

– Простите, что отвлекаю, но вы, случайно, не Хайрем Йегер?

Преисполненная энтузиазма, Пэт отважно преодолела огромный компьютерный лабиринт, занимающий весь десятый этаж здания НУМА. Компьютерщики Пенсильванского университета с благоговением упоминали Центр океанографических исследований Морского агентства. Она слышала также, что база данных Центра содержит самый большой объем информации в изучаемой области, когда-либо собранный под одной крышей.

Неопределенного возраста тип с немыслимой прической, сидящий перед подковообразной консолью, сдернул с носа очки в старомодной оправе и раздраженно обернулся к женщине, бесцеремонно вторгшейся в его святая святых.

– Ну я, – сердито буркнул он, но тут же лицо его прояснилось. – Постойте, а вы, наверное, доктор О’Коннелл? Адмирал предупреждал, что вы должны заглянуть ко мне сегодня утром.

Внешность обладателя мозга, приводящего в действие всю эту сложнейшую систему оборудования по сбору и анализу данных, совершенно не соответствовала ожиданиям Пэт. Она представляла себе Йегера чем-то средним между Гейтсом, Винером и Эйнштейном, а перед ней предстали: потертый джинсовый костюм поверх белой футболки; ковбойские сапоги, пережившие, судя по виду, не одну сотню родео, длинные темные волосы, завязанные хвостом на затылке. А вот лицо совсем мальчишеское, чисто выбритое, с тонким носом и серыми глазами.

Пэт удивилась бы куда сильнее, узнай она, что ее новый знакомый живет в престижном районе Мэриленда, женат на модной художнице-анималистке и имеет двух дочерей подросткового возраста, учащихся в дорогой частной школе. Единственным хобби Йегера было коллекционирование и реставрация старых, давно вышедших из употребления моделей компьютеров.

– Надеюсь, я не оторвала вас от чего-то важного? – сказала Пэт, отдавая дань вежливости.

– Вообще-то вас должны были встретить у лифта и проводить ко мне.

Патриция слегка смутилась:

– Ну, я просто бродила вокруг, пока не увидела кого-то, не очень похожего на Дилберта.

Йегер, сам большой любитель комиксов Скотта Адамса, заразительно расхохотался:

– Спасибо за комплимент. Приношу свои искренние извинения за то, что вам так долго пришлось бродить в одиночестве.

– Мне не привыкать. И позвольте, в свою очередь, поблагодарить вас за вынужденную экскурсию. Ваша империя данных действительно потрясающа, а компьютеры не идут ни в какое сравнение с аппаратурой, на которой я привыкла работать в университете.

– Чашечку кофе?

– Нет, спасибо. Я бы предпочла сразу приступить к делу.

– Как вам будет угодно.

– Вы уже получили фотографии, снятые в пещере?

– Да, вчера вечером прислали из лаборатории. Я задержался допоздна, чтобы отсканировать их и ввести в Макса.

– Дирк мне про него такого наговорил! Хочется посмотреть на это чудо в действии.

Йегер подтянул к себе соседнее кресло, но Пэт сесть не предложил.

– Если вы обойдете консоль и встанете вон на ту платформу, я вам покажу, как работает Макс.

Пэт подошла к платформе и встала на середину, глядя на Йегера. На ее глазах компьютерный волшебник словно расплылся, а потом и вовсе исчез, а ее окружило нечто вроде туманного облачка. Постепенно проявились стены вокруг, пол под ногами, и Пэт вдруг обнаружила себя стоящей в центре той самой пещеры. Ей пришлось сделать усилие, чтобы убедить себя, что это всего лишь копия, голографическая иллюзия, хотя выглядела она абсолютно реальной – вплоть до цепочек символов, воссозданных с удивительной четкостью.

– Фантастика! – в восторге прошептала Патриция.

– Все надписи и их последовательность внесены в память системы. У нас, правда, имеется монитор с экраном, как в провинциальном кинотеатре, но я подумал, что вам будет удобнее рассматривать их под изначальным углом зрения.

– Да, безусловно, – с благодарностью подхватила Пэт. – Возможность охватить весь текст одним взглядом исключительно важна. Огромное спасибо вам, мистер Йегер. И Максу тоже!

– Можете называть меня Хайрем, – донесся до нее голос из-за стен иллюзорной пещеры. – А теперь идите сюда, я вас познакомлю. Потом начнем работать.

Пэт чуть было не выпалила: “Как же я выйду?” – настолько реальной казалась голографическая копия пещеры, – но быстро преодолела замешательство, храбро шагнула сквозь призрачную стену и подошла к сидящему за консолью Йегеру.

– Макс, дружок, – проговорил тот куда-то в пространство, – познакомься с доктором Патрицией О’Коннелл.

– Очень приятно, – послышался в ответ негромкий женский голос.

Пэт подозрительно покосилась на компьютерщика:

– Макс – это женщина?!

– Первый вариант говорил моим собственным голосом. Но потом я стал вносить поправки в программу и обнаружил, что женские модуляции нравятся мне больше мужских.

– Она реагирует на обращение? Йегер улыбнулся:

– Конечно. Макс это не просто компьютер, а система искусственного интеллекта. Кнопок никаких нажимать не надо. Просто беседуйте с ней, как с обычным человеком.

Пэт огляделась:

– А где же микрофон?

– Микрофонов здесь целых шесть штук, но они миниатюрные, поэтому их не видно. Вы можете разговаривать откуда угодно, только не отходите от меня дальше чем на двадцать футов.

Пэт вопросительно подняла голову:

– Макс?

На большом мониторе рядом с платформой появилось женское лицо. Живое, обрамленное сияющим ореолом каштановых волос, оно смотрело прямо на нее широко раскрытыми карими с топазовым оттенком глазами. Губы женщины на экране раздвинулись в приветливой улыбке, открывая ровные белые зубы. На ней было платье с глубоким декольте, открывавшем безукоризненные плечи и верхнюю часть груди.

– Здравствуйте, доктор О’Коннелл. Очень рада нашему знакомству.

– Зовите меня Пэт, – автоматически откликнулась та, взглядом включая сюда и Хайрема Йегера.

– С этой минуты так и буду называть.

– Как она прекрасна! – заметила Патриция, откровенно любуясь изображением на экране.

– Вы сегодня щедры на комплименты, Пэт, – усмехнулся Йегер. – Между прочим, прототип зовут Элси, и она моя жена.

– И как вам работается вместе? Супружеских споров не возникает? – шутливо спросила Патриция.

– Как правило. Но, если я порой забываюсь, она становится такой же вредной и упрямой, как оригинал.

– Ладно, хватит лирики, пора приниматься за дела, – пробормотала Пэт и подняла глаза на монитор. – Макс, ты уже проанализировала тексты с отсканированных накануне снимков?

– Да, – совсем по-человечески кивнула женская головка на экране.

– Можешь ли ты дешифровать какие-либо символы и перевести их в английский алфавит?

– Я только начала разбираться, но кое в чем успела продвинуться. Знаки на потолке пещеры, очевидно, являются картой звездного неба.

– Подробнее, пожалуйста, – приказал Йегер.

– На фотографиях отчетливо прослеживается довольно искусно разработанная система координат, с помощью которой в астрономии определяются позиции небесных тел на небосводе. Хочу также отметить, что отображенное на карте расположение видимых на небосводе звезд не совсем совпадает с современными астрономическими данными.

– Ты имеешь в виду изменения положения небесных светил из-за отклонений земной оси?

– Да, в астрономии эти явления называются прецессией и нутацией, – пояснила Макс. – Поскольку Земля, благодаря вращению и возникающим при этом центробежным силам, сплюснута у полюсов и слегка раздута в области экваториального пояса наподобие тыквы, именно там наиболее заметно сказывается тяготение Солнца и Луны, что вызывает некоторые колебания земной оси. Аналогичное явление наблюдается при вращении волчка. Оно называется прецессией. Расчеты показывают, что земная ось описывает полный конус за двадцать пять тысяч восемьсот лет. Нутацией же называется слабое, но нерегулярное движение, отклоняющее небесный полюс от круга прецессии на десять угловых секунд каждые 18,6 года.

– Я где-то читала, – вставила Пэт, – что в не столь уж отдаленном будущем Полярная звезда утратит свое назначение главного северного ориентира.

– Совершенно верно, – согласилась Макс. – Полярная звезда сместится в сторону, и другая займет ее место над Северным полюсом. Это произойдет через триста сорок пять лет. За сто лет до Рождества Христова точка весеннего равноденствия... извините, вы знакомы с этим термином?

– Насколько я помню из курса астрономии, – ответила Пэт, – точка весеннего равноденствия находится там, где Солнце пересекает небесный экватор с юга на север в момент весеннего равноденствия. Это точка отсчета углового расстояния от экватора.

– Очень хорошо, – похвалила ее Макс. – Ни один университетский профессор, желающий убаюкать свою аудиторию, не смог бы выразиться лучше. Словом, до Рождества Христова точка весеннего равноденствия лежала в созвездии Овна, а сейчас в результате прецессии находится в созвездии Рыб и медленно смещается в сторону Водолея.

– Если я правильно понимаю, ты хочешь сказать, – с воодушевлением подхватила Пэт, – что символы на потолке изображают координаты звезд в прошлом?!

– Правильно понимаешь, – бесстрастно подтвердила Макс.

– Но располагали ли древние необходимыми знаниями, чтобы построить достаточно точную проекцию?

– У меня есть все основания утверждать, что люди, вырезавшие карту звездного неба на потолке пещеры, на голову превосходили астрономов, живших всего несколько сот лет назад. Они совершенно справедливо считали, что Млечный Путь относительно неподвижен, а вращаются Солнце, Луна и планеты. Кроме того, на карте показаны орбиты всех планет Солнечной системы, включая Плутон, который открыли лишь в прошлом столетии. Далее, авторам карты было известно, что Бетельгейзе, Сириус и Процион остаются на постоянных позициях, в то время как остальные созвездия едва заметно смещаются. Можно еще многое добавить, но одно неоспоримо: во всем, что касается астрономии, эти древние ребята знали толк, вы уж мне поверьте!

Пэт бросила взгляд на Йегера:

– Вы понимаете, что это значит? Если Макс сумеет расшифровать эту систему звездных координат и провести сравнительный анализ ее с современными астрономическими данными, мы сможем с высокой степенью точности датировать период строительства пещеры!

– Она постарается.

– Я частично разобралась в их системе нумерации и могу поделиться, – предложила Пэт. – Тебе это поможет, Макс?

– Не стоило беспокоиться, я уже сама ее проанализировала. Она гениальна в своей простоте. Жду не дождусь, когда смогу запустить коготки своих байтов в те надписи, где содержатся слова.

– Макс?

– Слушаю, Хайрем?

– Сосредоточься на расшифровке звездных символов и отложи на время работу над алфавитными текстами.

– Ты хочешь, чтобы я произвела сравнительный анализ древней и современной звездных карт? – уточнила Макс.

– Да. Сделай все, что сможешь, и чем скорее, тем лучше.

– До пяти вечера подождешь? К тому времени я рассчитываю подобрать к ним ключ.

– Приступай, – коротко ответил Йегер.

– Макс просит всего несколько часов на работу, которая отняла бы у меня месяцы, если не годы? – недоверчиво переспросила Пэт.

– Не стоит ее недооценивать. – Йегер развернулся на вращающемся стуле и отхлебнул глоток давно остывшего кофе. – Я провел лучшие годы своей жизни, собирая и программируя Макс буквально по крупицам. Подобной компьютерной системы нет больше нигде в мире, хотя это отнюдь не означает, что она морально не устареет уже через декаду. Но, если говорить о настоящем, очень мало такого, чего она сделать не в состоянии. Главное же в том, что она не только уникальна, но и принадлежит сердцем и душой мне и НУМА.

– А патенты? Ведь вы государственный служащий и обязаны передать права правительству.

– Адмирал Сэндекер – это вам не какой-нибудь бездушный чинуша-буквоед. У нас с ним устный контракт: он доверяет мне, а я ему. Пятьдесят процентов патентных отчислений и гонораров за пользование накопленной нами базой данных идет НУМА, пятьдесят – мне.

– Повезло вам с начальством, – не без зависти вздохнула Патриция. – Любой другой на его месте выписал бы вам солидную премию, вручил золотые часы в подарок, дружески похлопал по спине, произнес тост в вашу честь на торжественном банкете, но вот денежки ваши точно бы зажал.

– А мне вообще повезло с сослуживцами, – очень серьезно ответил Йегер. – Адмирал, Руди Ганн, Ал Джиордино, Дирк Питт – я горжусь дружбой с этими людьми.

– Вы давно с ними знакомы?

– Скоро уже пятнадцать лет. Мы с ними не один пуд соли съели и не одну загадку океана разгадали.

– Послушайте, Хайрем, а не заняться ли нам, чтобы скоротать ожидание, пока Макс не закончит, анализом настенных текстов? Вдруг до чего-нибудь полезного додумаемся...

– Почему бы и нет? – пожал плечами Йегер.

– Вы можете вернуть голографическое изображение камеры?

– Ну это нам раз плюнуть, – весело отозвался компьютерщик, вводя команду с клавиатуры; мгновение спустя вокруг платформы снова появились внутренние стены пещеры.

– Чтобы расшифровать неизвестное алфавитное письмо, – лекторским тоном начала Пэт, – прежде всего необходимо отделить гласные от согласных. Поскольку я не усматриваю признаков того, что эти знаки символизируют идеи или предметы, будем предполагать, что они представляют собой отдельные буквы и обозначают звуки.

– А ученым известно происхождение самого первого алфавита? – полюбопытствовал Йегер.

– Сохранилось очень мало вещественных доказательств, но большинство эпиграфистов считают, что его изобрели в древних Ханаане и Финикии где-то между тысяча семисотым и тысяча пятисотым годами до новой эры. Он называется северо-шемитским. Разумеется, ведущие специалисты до сих пор спорят друг с другом по этому поводу, хотя все в общем-то сходятся в двух вещах: во-первых, честь создания алфавитного письма принадлежит одной из ранних средиземноморских культур, а во-вторых, базой для него послужила античная геометрическая символика. Много позже его восприняли и существенно улучшили греки; те буквенные знаки, которыми мы сегодня пользуемся, во многом родственны древнегреческому алфавиту. Дальнейшему прогрессу он обязан этрускам, но более всего – римлянам. Последние, развивая письменную латынь, не стеснялись широко прибегать к заимствованиям, однако в результате мы с вами как раз и имеем те двадцать шесть букв классического латинского алфавита, к которым привыкли с детства.

– Спасибо, – кротко кивнул Хайрем. – С чего начнем?

– Практически с нуля, – вздохнула Пэт, сверяясь со своими записями. – Мне не известно ни одной древней системы письма, у которой символы соответствовали бы найденным в пещере. Абсолютно никакой взаимосвязи, что само по себе крайне необычно. Просматривается лишь очень отдаленное сходство с огамическим алфавитом древних кельтов, но больше у меня ни единой зацепки.

– Ох, чуть не забыл! – спохватился Йегер, протягивая Пэт небольшой цилиндрический пульт с миниатюрной камерой на конце. – Макс уже закодировала все символы. Если с моей стороны потребуется помощь в каких-либо расчетах, просто направьте камеру на тот знак или строку в тексте, которые вас заинтересовали, и я тут же приступлю к созданию программы дешифровки.

– Звучит заманчиво, – облизнулась Пэт, дрожа от возбуждения, как старая боевая лошадь, услышавшая звуки военных горнов. – Давайте первым делом составим каталог различных символов и посчитаем, сколько раз и в каких сочетаниях каждый из них встречается. Потом попытаемся выделить на этой базе наиболее употребительные слова.

– Вроде союзов и артиклей? – догадался Хайрем.

– Вроде, хотя, как правило, в древних надписях очень редко попадаются слова, которые сегодня мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Но в первую очередь хотелось бы все-таки попробовать отделить гласные от согласных.

Они трудились весь день без перерыва. В полдень Йегер отправил посыльного в кафетерий НУМА за сандвичами и чем-нибудь безалкогольным. Пэт к тому времени уже начала злиться и злилась все сильнее с каждым уходящим часом. Символы выглядели до идиотизма простыми, но расшифровке упорно не поддавались. К пяти вечера результат оставался так же близок к нулю, как и в начале работы.

– Ну почему систему нумерации оказалось так легко расколоть, а с алфавитом столько возни?! – выплеснула она наружу накопившееся раздражение, с силой ударив себя кулаком по колену.

– Не отложить ли нам до завтра? – предложил Йегер.

– Я еще не устала.

– Я тоже, – парировал Хайрем. – Но с утра у нас будет свежий взгляд. Не знаю, как у вас, а у меня лучшие решения частенько рождаются во сне. К тому же Макс не нуждается в отдыхе. Я поручу ей потрудиться ночью над вашими текстами и готов поспорить, что к нашему приходу у нее обязательно появятся какие-нибудь идеи насчет перевода.

– Ну что ж, в таком случае не возражаю, – скрепя сердце, согласилась Пэт.

– Тогда я вызову Макс и спрошу, как там у нее дела со звездами.

На этот раз Йегер не прикоснулся к клавиатуре, а просто нажал кнопку связи на пульте и позвал:

– Макс, ты где, прекрасное создание? Возникшее на экране монитора женское лицо выражало нескрываемое неодобрение.

– Вы что так долго копаетесь?! – возмущенно напустилась она на Хайрема и остолбеневшую от неожиданности доктора О’Коннелл. – Нельзя было раньше со мной связаться? Я уже битых два часа от безделья маюсь!

– Прости, Макс, и не шуми так, пожалуйста, – сказал Йегер примирительным тоном, не выражая, однако, глубокого сожаления. – Мы были заняты.

– Погоди, так ведь всего несколько часов прошло, – наивно удивилась Пэт. – Неужели ты добилась прорыва за такой короткий срок?

– Какой там, к черту, прорыв! – огрызнулась Макс. – Я добилась того, что могу дать вам точный ответ на поставленный вопрос. И могла, кстати, сделать это еще два часа назад, – добавила она не без яда в голосе.

– Больше ты от меня извинений не дождешься, – предупредил Йегер. – А теперь докладывай. Начни с алгоритма решения.

– Ты не думал, надеюсь, дорогой, что я сама буду рассчитывать параметры движения звезд? – капризно надув губы, осведомилась Макс.

– Я твоей свободы действий, кажется, не ограничивал, – осторожно заметил Хайрем.

– Да и с чего мне напрягать собственные микросхемы, когда я всегда могу перевалить черновую работу на другие компьютеры? – продолжала она, как будто в чем-то оправдываясь.

– Макс, крошка, об этом позже. Прошу тебя, расскажи нам, что ты нашла?

– Ладно. Прежде всего, определение расположения небесных тел требует сложных геометрических расчетов. Не стану затруднять вас скучными подробностями. Моя задача состояла в том, чтобы определить место, где были измерены координаты, выгравированные на камнях пещеры. Я установила точку наблюдения с точностью до нескольких миль, а также те звезды, по которым астрономы древних рассчитывали отклонения за многолетний период. Выяснила, что три звезды в поясе созвездия Ориона подверглись смещению, а положение Сириуса осталось фиксированным. С этими данными я влезла в астрометрический компьютер Национального научного центра.

– Как тебе не стыдно, Макс! – покачал головой Йегер. – Ты можешь меня сильно подставить, если будешь незаконно шарить по чужим сетям.

– Компьютер в ННЦ ко мне вроде бы неравнодушен. Он обещал стереть мой запрос.

– Надеюсь, ему можно верить, – с сомнением хмыкнул Йегер, чья суровость была чистой воды притворством; он сам сотни раз взламывал чужие компьютерные программы в поисках засекреченных данных, знать о которых ему не полагалось.

– Астрометрия, – невозмутимо продолжала Макс, – это, если вы не в курсе, один из старейших разделов астрономии, и занимается определением движения звезд. Пока понятно?

– Давай дальше, – поторопила ее Пэт.

– Тот компьютерный паренек в ННЦ, конечно, куда слабее меня, но задачка для него элементарна, и я его уболтала рассчитать время изменения положений Сириуса и Ориона на момент строительства той камеры в сравнении с их теперешними небесными координатами.

– Так ты датировала пещеру?! – с ликованием воскликнула Пэт и затаила дыхание в ожидании ответа.

– Датировала.

– И это не подделка? – будничным голосом осведомился Йегер.

– Нет, разве что ваши предполагаемые шутники-горняки не были заодно и первоклассными астрономами.

– Макс, ради бога, не томи! – взмолилась Пэт. – Когда построили пещеру и вырезали надписи на стенах?

– Только должна предупредить, что дам оценку с точностью плюс-минус сто лет.

– Ну, если она старше ста лет, значит, это наверняка не розыгрыш.

– А “как вам понравится другая цифра... – Макс как будто нарочно выдержала томительную паузу, прежде чем закончить: – Например, девять тысяч лет?

– Что?!

– Я всего лишь хочу сказать, что вышеупомянутую пещеру вырезали в скальной толще гор Колорадо приблизительно в семь тысяч сотом году до нашей эры.

15

Джиордино поднял “Белл-Боинг-609” в темно-синее небо Кейптауна ровно в четыре часа утра. Направленные под прямым углом винты самолета придавали ему свойства геликоптера и позволяли осуществлять вертикальный взлет и посадку при наличии даже самого крохотного пятачка свободного и относительно ровного пространства. Достигнув высоты в пятьсот футов, итальянец перевел лопасти в вертикальное положение и продолжил полет.

Самолет мог поднять девять пассажиров, но сейчас в салоне было пусто, если не считать привязанной к стойкам кресел охапки походного снаряжения. Джиордино зафрахтовал его в Кейптауне, поскольку ближайшее исследовательское судно НУМА отделяло сейчас от островов Крозе свыше тысячи миль.

Вертолету на две тысячи четыреста миль пути туда и обратно потребовалось бы не меньше четырех дозаправок, а обычному самолету, не нуждающемуся в дополнительном топливе, на вулканическом острове просто негде было приземлиться. “Белл-Боинг-609” мог сесть всюду, где может сесть вертолет, и обойтись без дозаправки. Выбор Джиордино выглядел идеальным. Даже учитывая возможные капризы переменчивых ветров, полет должен был занять не более четырех часов в один конец. Но все равно необходимо было тщательно следить за расходом горючего. Несмотря на дополнительные емкости в крыльях самолета, резервный запас полетного времени на возвращение в Кейптаун не превышал полутора часов. Резерв, безусловно, минимальный, но Джиордино не привык уклоняться от рискованных игр.

Через тридцать минут, достигнув высоты двенадцать тысяч футов над Индийским океаном и взяв курс на юго-восток, он перевел расход топлива на самый экономичный крейсерский режим. Индикатор скорости подрагивал на отметке трехсот миль в час, чуть зашкаливая в большую сторону. Включив автопилот, Ал повернулся к щуплому очкарику, занимающему кресло второго пилота:

– Если ты уже пожалел, что ввязался в эту сумасшедшую авантюру, считаю своим долгом сообщить, что передумывать поздно.

Руди Ганн кисло усмехнулся:

– Все это ерунда по сравнению с тем штормом, который обрушится на мою бедную голову, когда адмирал обнаружит, что его первый заместитель не сидит за столом в своем кабинете, а куда-то смылся.

– Надеюсь, ты придумал достаточно убедительный предлог, чтобы исчезнуть аж на шесть дней?

– Своим подчиненным я сказал, что лечу на Балтику проследить за работами по подъему затонувших кораблей, которые НУМА ведет совместно с датскими археологами.

– Первый раз слышу о таком проекте. Ты его, часом, не из пальца высосал?

– Можешь не сомневаться. Целая флотилия драккаров викингов, на которые напоролся сетью какой-то рыбак. Джиордино передал Ганну стопку штурманских карт:

– Держи. Можешь пока заняться прокладкой курса.

– А какого размера этот остров св. Павла?

– Примерно две с половиной квадратных мили. Ганн внимательно посмотрел на Джиордино.

– От всей души надеюсь, – очень спокойно сказал он, – что мы не идем по стопам Амелии Эрхарт и Фреда Нунана³.

Полет продолжался уже три часа. Расход горючего пока не превышал нормы – пилоту удалось поймать попутный ветер, дующий со скоростью в пять узлов. Но затем машина вошла в густую облачность, и поверхность океана скрылась под крылом, заслоненная тяжелыми, мрачными тучами, несущими дождевые шквалы и турбулентность. Пришлось срочно набирать высоту, чтобы выбраться в спокойные воздушные слои под голубым небом. Снова засияло солнце, и только далеко внизу, подобно штормовому морю, угрожающе клубились изредка озаряемые вспышками молний грозовые облака.

Джиордино обладал потрясающей способностью засыпать где угодно. Ему ничего не стоило отключиться минут на десять, мгновенно проснуться, бросить взгляд на приборы, скорректировать курс, если возникала такая необходимость, и тут же задремать снова. Это повторялось столько раз, что Ганн сбился со счета.

На самом деле экипажу нечего было опасаться – проскочить остров св. Павла им не удалось бы при всем желании. На борту находилась новейшая Глобальная навигационная система (ГНС), посредством спутниковой связи автоматически вычисляющая точные координаты самолета в каждый данный момент. Информация поступала в бортовой компьютер, и Ганну достаточно было нажать клавишу, чтобы определить скорость, время и расстояние до места назначения.

В отличие от Джиордино, ему не спалось. Итальянец не зря считал его мнительным и не стеснялся заявлять об этом в глаза. Даже лежа под пальмой на пляже где-нибудь на Таити, Ганн не мог до конца расслабиться. Его вечно снедало беспокойство и тревожили нехорошие предчувствия. Вот и сейчас он постоянно дергался, ежеминутно глядя на часы и уточняя координаты самолета, а в промежутках прилежно изучая аэрофотоснимки острова. Когда Джиордино в очередной раз продрал глаза и бегло осмотрел приборную панель, Руди похлопал его по руке:

– Хватит дрыхнуть, лежебока. Пора начинать снижение. До острова осталось всего сорок миль.

Ал плеснул себе в лицо водой из фляги и чуть подал штурвал вперед. Самолет медленно пошел вниз и снова вошел в облачный слой. Тут же началась болтанка. Машина то и дело проваливалась в воздушные ямы. Видимость сократилась до нуля, и только показания альтиметра, который раскручивался сейчас против часовой стрелки, давали представление о положении “Боинга”. На высоте пять тысяч футов белесый туман за стеклами иллюминаторов начал редеть, самолет вынырнул из-за облаков, и впервые за последние три часа показался океан.

– Отличная работа, Руди! – похвалил штурмана Джиордино. – До острова отсюда миль пять, отклонение всего два градуса вправо. Ты вывел нас на цель практически безошибочно.

– Целых два градуса! – нахмурился Ганн. – На обратном пути придется считать получше.

Болтанка больше не беспокоила, вибрация крыльев и корпуса прекратилась. Джиордино уменьшил подачу топлива, и рев двигателей сменился приглушенным гудением. Дождь кончился, но струйки все еще стекали по стеклу кабины. Пилот включил “дворники” и направил машину, вновь превратившуюся в вертолет, поверх высокого скального барьера, защищающего сушу от непрестанных атак океанских волн.

– Ты уже подобрал местечко, где можно притулиться? – спросил Джиордино, с сомнением озирая островок, почти целиком состоящий из единственной горы, вздымающейся гигантским конусом, казалось, прямо из моря.

Остров св. Павла являл собой удручающее зрелище. Ни полоски песчаного пляжа, ни луга, ни поляны. Куда ни кинь взор, повсюду громоздились только скалы и каменистые осыпи с крутыми обрывистыми склонами.

Ганн, держа лупу перед глазами, лихорадочно рассматривал одну фотографию за другой:

– Ты уж прости, Ал, но я осмотрел тут каждый дюйм и пришел к неутешительному выводу, что впервые сталкиваюсь с таким бесперспективным земельным участком. Это просто огромная груда камней, где сможет выжить разве что компания по добыче щебня.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что мы перлись в такую даль только для того, чтобы сразу развернуться и полететь обратно?!

– Постой, постой, – испугался Ганн, – я вовсе не говорил, что приземлиться некуда. Есть ровный участок у подножия горы на западной стороне – скальная полка размером футов пятьдесят на сто.

Джиордино мастерски изобразил благородное негодование:

– Слушай, чудовище, даже в киношных боевиках не сажают вертолеты на склон горы!

Вместо ответа Ганн ткнул пальцем в стекло, указывая куда-то вниз:

– Сам посмотри. Вон там, чуть левее водопада. И не так уж плохо выглядит – честно говоря, я ожидал худшего.

С точки зрения итальянца, его напарник несколько преувеличил размеры единственного подходящего для посадки места на западном склоне потухшего вулкана. Из пилотской кабины пятачок казался не больше кузова самосвала. Профессиональным взглядом пилота Ал в мгновение ока оценил все достоинства и недостатки посадочной площадки и выработал план действий. Его руки и ноги словно прилипли к штурвалу и педалям управления рулями высоты. Как всегда в такие минуты, он слился с машиной, превратившись в единое целое. Ювелирно корректируя скорость и угол спуска едва заметными движениями, Джиордино повел самолет на посадку почти впритирку со склоном горы, мысленно благодаря Небо за встречный ветер, хотя тот и не превышал четырех узлов. Скальный уступ шириной не более пятнадцати ярдов был усеян камнями, но, по счастью, не настолько крупными, чтобы повредить колеса шасси.

Оторвав одну руку от штурвала, Ал принялся осторожно манипулировать наклоном винтов, пока наконец машина не зависла прямо над серединой площадки. Видно было, как внизу под напором мощных воздушных струй от лопастей винтов разлетаются во все стороны мелкие камешки и пыль. Наступил самый ответственный момент. Сажать самолет Джиордино пришлось, что называется, “задним чутьем”; он опускал тяжелую махину “Боинга” дюйм за дюймом, одним глазом косясь на приближающуюся землю, другим поглядывая на отвесные скалы, уходящие ввысь не далее чем в десяти футах от кончика правого крыла. Наконец колеса с легким стуком коснулись каменистой поверхности, самолет замер на миг и грузно осел, подобно усаживающейся на полную кладку яиц толстой гусыне. Итальянец перевел дух, вытер пот со лба, затем убрал газ и выключил двигатели.

– Ф-фу-у, ну и посадочка! – с облегчением выдохнул он и тут же с озабоченным видом пощупал рукой между ног: – Нет, вроде сухо, а у тебя?

Совиное лицо Руди сморщилось в ухмылке:

– Неужели ты сомневался?

– С моей стороны скалы сильно способствовали. А что с твоей?

Во время приземления Ганн, как и Джиордино, не отрывал глаз от склона и только сейчас удосужился выглянуть в иллюминатор. В каких-нибудь четырех футах от левой дверцы кабины уступ круто обрывался почти на восемьсот футов вниз. Конец крыла завис далеко над пропастью. Улыбка на губах Руди разом увяла, а вновь обратившееся к пилоту лицо покрылось синюшной бледностью, как у утопленника.

– Да, тут не так просторно, как мне показалось сначала, – признался он слегка дрожащим голосом. Джиордино отстегнул ремни:

– Ты уже продумал маршрут к пещере? Ганн разложил аэрофотоснимки на приборной панели и показал на узкое ущелье, ведущее вверх от берега.

– Только этим путем охотники могли пройти в глубь острова и забраться на гору. Судя по записям в судовом журнале, о которых упоминал Дирк, полковник и его люди наткнулись на мощеную дорогу где-то на половине пути к вершине. Мы сели примерно на той же высоте.

– И в какой стороне отсюда эта щель?

– В южной. И сразу отвечаю на второй вопрос: мы на западном склоне горы. Если повезет, и мы набредем на ту же древнюю тропу, идти придется не больше трех четвертей мили.

– Слава богу, что островок маленький, – буркнул Джиордино. – А на твоих фотографиях этой дороги не видно?

– Даже признаков не заметно.

Они отвязали снаряжение и надели рюкзаки. Заморосил дождь, периодически усиливаясь до ливня, так что пришлось поверх одежды и обуви надеть водонепроницаемые накидки и бахилы. Собравшись, Ганн и Джиордино открыли пассажирскую дверь и выбрались наружу. Полка заканчивалась отвесным обрывом, а далеко внизу хмуро пенился серой волной Индийский океан. Самолет из предосторожности привязали к нескольким крупным валунам.

Низко нависшее грозовое небо придавало острову еще более пустынный и мрачный вид. Ганн прищурился, вглядываясь в окрестности сквозь дождевую завесу, затем пропустил напарника вперед, жестом указав тому направление, и оба двинулись в путь по диагонали поперек склона, стараясь держаться поближе к утесам и крупным камням, где почва была ровнее и тверже.

Они перелезали через уступы и перепрыгивали через небольшие трещины, сознательно выбирая такой маршрут, чтобы поменьше пользоваться альпинистским снаряжением, поскольку в искусстве скалолазания ни один из них не мог похвастаться профессиональными навыками. Широко шагающий впереди Джиордино чем-то напоминал танк; его мощное, бугрящееся узлами мышц тело, казалось, не знало усталости. Торопливо семенящий за ним Ганн тоже не испытывал особых трудностей. Тщедушный с виду, но жилистый и обладающий стальными мускулами, он находился в прекрасной форме. А то и дело догонять не сбавляющего темп итальянца вынуждало беднягу Руди только то обстоятельство, что через каждые двадцать ярдов ему приходилось задерживаться, чтобы протереть стекла очков. Преодолев примерно половину расстояния до цели вдоль западного склона, Джиордино внезапно остановился:

– Если ты определился правильно, мощеная тропа должна проходить где-то совсем рядом – чуть выше или чуть ниже нас.

Ганн присел на камень, прислонясь спиной к гладкому лавовому уступу, и всмотрелся в покоробившуюся от влаги и загнувшуюся по краям фотокопию.

– Исходя из того, что на выходе из ущелья полковник избрал наиболее удобный путь, маршрут охотничьей группы с “Мадраса” пролегал футах в ста под нами.

Джиордино пригнулся, положив руки на полусогнутые колени, и напряженно уставился куда-то вниз. На несколько секунд он застыл в этой позе, как будто в трансе, потом вдруг резко выпрямился, повернулся и в упор посмотрел на спутника:

– Быстро признавайся, как тебе это удалось, Копперфилд недоделанный?!

– Что удалось?! – несказанно удивился Руди.

– В тридцати футах под нами тянется узкая дорожка, выложенная чем-то вроде садовой плитки. Ты что, раньше здесь бывал?

Вытянув голову на цыплячьей шее, Ганн заглянул за край уступа, на котором они находились. И сразу увидел дорогу или скорее даже тропу фута четыре шириной, вымощенную плоскими каменными плитами с сильно выветренной поверхностью. Тропа тянулась в обе стороны, хотя значительную ее часть покрывали оползни. Из щелей между плитами пробивалась странного вида поросль: у растений были головки, как у латука, но они стелились по земле.

– Надо полагать, британский полковник описывал именно эту дорогу.

– А что это за штуковина там растет? – спросил Джиордино.

– Кергеленская капуста. Содержит едкое масло, но в вареном виде вполне съедобна.

– Теперь понятно, почему тропу не видно с воздуха. Она вся заросла капустой.

– Боюсь, ты как всегда прав, – удрученно склонил голову Руди.

– А откуда она вообще взялась на этом богом забытом острове?

– Возможно, семена занесло ветром или они попали сюда с птичьим пометом.

– И в какую же сторону нам теперь идти?

Ганн бросил взгляд направо, потом налево, и принялся рассуждать вслух:

– Очевидно, охотники могли выйти на эту дорогу, только выбравшись из каньона, который находится ниже и справа от нас. И они наверняка пошли в гору. Снова спускаться не имело смысла, да и тропа там, должно быть, разрушена эрозией и оползнями. Полагаю, нам не стоит начинать поиск от вершины горы и терять время, поскольку пещера, скорее всего, где-то неподалеку и выше по склону. Короче, идем влево и вверх.

Они осторожно спустились с уступа и вскоре добрались до аккуратно уложенных плит. Ровная дорога под ногами заметно подняла настроение, чего никак нельзя было сказать об оползнях. Они дважды преграждали им путь, каждый не меньше тридцати ярдов в ширину. Перебирались через них медленно, следя за каждым движением. Осколки вулканических пород были острыми как бритва. Один неверный шаг, и человек кубарем покатится вниз по склону, набирая скорость, пока не разобьется об утесы у подножия горы или не упадет в море.

Преодолев последний завал, Ганн и Джиордино присели передохнуть. Итальянец оторвал миниатюрный кочан кергеленской капусты и швырнул вниз, лениво наблюдая, как тот подпрыгивает на камнях, описывая замысловатые траектории. За обрывом он пропал, и Джиордино уже не увидел, как кочан плюхнулся в воду со скоростью пушечного ядра. Заметно похолодало, да и дождь усилился. Ветер крепчал, безжалостно хлеща лица людей тугими дождевыми струями. Хотя обоих защищали непромокаемые накидки, вода все равно находила лазейки, просачиваясь за воротник и затекая под одежду.

Ганн передал напарнику термос с кофе, успевшим остыть до комнатной температуры, и по-братски разделил пачку галет. Больше в меню походного ланча ничего не значилось. Состояние путников после трапезы пока еще нельзя было назвать угнетенным, но эта стадия приближалась с пугающей быстротой.

– Дьявол! Задницей чувствую, что мы где-то рядом! – выругался сквозь зубы Ганн, обозревая окрестности в бинокль. – Видишь вон ту скалу? Дальше за ней уже ни хрена не просматривается.

Джиордино с интересом оглядел торчащий из склона под небольшим углом корявый каменный палец.

– Будем надеяться, что пещера окажется прямо под ним. Не хотелось бы мне заночевать тут под открытым небом.

– Не волнуйся, в этих широтах до темноты еще целых двенадцать часов ждать, – усмехнулся Руди.

– Знаешь, мне тут одна мысль в голову ударила...

– Какая?

– На две тысячи миль вокруг, кроме нас с тобой, нет ни одной человеческой души.

– Очень воодушевляюще, – скривился Ганн.

– А представь, что мы покалечимся и не сможем взлететь? Я уж не говорю о том, что при таком ветре я просто не решусь поднять машину в воздух.

– Подумаешь! – отмахнулся Руди, доставая из кармана спутниковый телефон. – Звякнем Сэндекеру, а он пришлет кого-нибудь на выручку. Всего и хлопот-то – номер набрать.

– А жрать все это время что прикажешь? Капусту? Нет уж, ищи дураков в другом месте.

Ганн со вздохом покачал головой. Ну что за неисправимый нытик! И все же лучшего спутника, чем Ал Джиордино, ни в этой, ни в еще более сложной ситуации он бы себе не пожелал. Единственное, что по-настоящему пугало обоих, – возможность потерпеть неудачу.

– Вот доберемся до пещеры, – повысил он голос, чтобы перекричать шум ветра, – тогда и от бури укроемся, и обсушиться сможем.

Джиордино в уговорах не нуждался.

– Так какого черта мы здесь сидим? – ехидно осведомился он, бодро вскакивая на ноги. – Пошли скорее, а то я уже ощущаю себя шваброй в ведре с грязной водой.

Не оглядываясь на напарника, он направился к скале, нависающей над древней тропой ярдах в пятидесяти выше по склону. Подъем сделался заметно круче, к тому же дорога оказалась частично разрушенной, и приходилось предельно внимательно следить, куда ставишь ногу. К счастью, сразу за скалой открылся арочный свод, безусловно сложенный человеческими руками. Размеры, правда, не впечатляли: всего шесть футов в высоту и четыре в ширину – точь-в-точь как ведущая к пещере тропа. Отверстие входа зловеще зияло угольно-черной пустотой.

– А полковник молодец, ни словечка не приврал, – бросил Ганн.

– Один из нас, по идее, должен бы закричать “Эврика!” – заметил Джиордино, очень довольный, что можно наконец укрыться от дождя и ветра, и выжидающе уставился на спутника.

– Можешь орать сам, если есть желание, а я лучше горло поберегу, – пожал плечами Руди. – Не хватало еще ангину подцепить. Между прочим, мне до смерти надоела эта мокрая шкура. Сейчас я ее скину вместе с рюкзаком и пойду дальше налегке.

– Полностью с тобой согласен, – откликнулся повеселевший итальянец.

Несколько минут спустя, бросив рюкзаки у входа и разложив сушиться свои непромокаемые накидки, друзья прикончили остатки кофе, достали фонари и отважно углубились под сень подземных сводов. Мастерство древних строителей поражало: стены туннеля на всем протяжении не имели ни единой шероховатости, как будто были не вырублены, а выплавлены в базальтовом монолите. Чем-то загадочным и чуждым веяло из глубины, и это жутковатое впечатление усугублялось кромешным мраком и заунывным воем ветра в подземных пустотах.

Снедаемые любопытством пополам с настороженностью, они следовали за лучами своих фонарей, безуспешно гадая, что за находки ожидают их на пути. Туннель внезапно оборвался, расширившись до размеров квадратной камеры. Джиордино напрягся и слегка прищурился, когда свет фонаря выхватил из темноты сначала кости стопы и берцовые, затем таща и грудной клетки с позвоночным столбом, заканчивающимся черепом с остатками рыжих волос. Скелет частично прикрывали изъеденные плесенью клочки одежды.

– Хотел бы я знать, откуда взялся здесь этот бедолага? – растерянно произнес Ганн.

Джиордино обвел помещение фонарем, высветив небольшой очаг, какие-то инструменты и грубо сколоченную мебель. Все предметы обстановки были изготовлены вручную из дерева и обломков вулканических пород. В противоположном углу виднелась охапка полуистлевших тюленьих шкур и куча обглоданных костей.

– Судя по покрою остатков одежды, я бы сказал, что это простой матрос. Одному богу известно, сколько он проторчал на этом клочке земли, пока не умер.

– Странно, что полковник о нем не упомянул.

– Ничего странного. “Мадрас” занесло сюда в 1779 году в результате шторма. Можно сказать, чисто случайно, поскольку остров лежит далеко в стороне от обычных путей парусных судов того времени. А этот парень оказался здесь позже. Скорее всего, его выбросило на берег после кораблекрушения, потому что сведений о посещении острова другими судами в течение последующих лет пятидесяти, а то и ста, не имеется.

– Кошмар какой! Как представишь себе, что сидишь здесь на мокрой куче камней совсем один, голодный, холодный, утративший всякую надежду на спасение, и ждешь смерти, – так аж мурашки по спине ползут.

– А что ты скажешь об очаге, мой сентиментальный друг? – не без иронии осведомился Джиордино. – Зачем он его выкопал и чем топил, если на всем острове нет ни единого деревца, и только кое-где попадаются чахлые кустики?

– Наверное, собирал сухие ветки или плавник вдоль берега... – Ганн вдруг умолк, опустился на колени и начал ожесточенно копаться в золе, пока не выудил обгоревшие остатки игрушечной колесницы. Особенно сильно пострадала впряженная в нее пара лошадей. – Вандал проклятый! – выругался он, сильно помрачнев. – Сжег все древности, содержавшие хоть крупицу дерева! – Луч его фонаря упал на лицо Джиордино, расплывшееся в широкой улыбке. – Ну и что тут смешного?

– Да я просто подумал, сколько же этой мерзкой капусты пришлось слопать бедняге, прежде чем помереть?

– А откуда ты знаешь, какова она на вкус, если сам ни разу не пробовал? – огрызнулся Руди. – Вдруг это деликатес?

Джиордино повел фонарем по стенам, испещренным такими же письменами, как найденные в пещере под Теллуридом. В центре камеры возвышался черный обсидиановый пьедестал, на котором раньше покоился череп, прихваченный британским полковником. Неожиданно луч скользнул по каменистой осыпи, почти до середины завалившей дальнюю стену.

– Так, – оживился экс-коммандер, – а что у нас, интересно, за этой кучкой?

– Стена, не видишь, что ли?

– Может быть, но я так не думаю, – покачал головой Ганн с непонятной уверенностью в голосе.

Джиордино много лет назад научился доверять могучему интеллекту “малыша” Руди и никогда не отмахиваться от его интуитивных прозрений, порой граничащих с гениальностью.

– Полагаешь, по ту сторону мы найдем продолжение галереи?

– Полагаю.

– Дьявол! – прошипел Джиордино. – Неужели наши друзья из Теллурида нас опередили?!

– С чего ты взял? – удивился Ганн. Итальянец направил фонарь на осыпь:

– Их почерк. Они обожают устраивать подземные завалы. Как правило, с помощью взрывчатки.

– Вряд ли это они. Кровля обрушилась давно, очень давно, если судить по количеству пыли, скопившейся между обломками. Готов поспорить на свою рождественскую премию, что обвал случился даже раньше, чем сюда попали люди с “Мадраса” или вот этот несчастный. Просто все они были ленивы и нелюбопытны, поэтому ни у кого из них не возникло желания прокопаться внутрь и посмотреть, что же там на другой стороне. – Ганн ползком вскарабкался на вершину осыпи и посветил фонарем на прилегающие к стене камни. – По-моему, все выглядит самым естественным образом. Типичная просадка. И не слишком серьезная. Думаю, мы с тобой в два счета проделаем лаз в этой груде.

– Помилосердствуй, Руди! – притворно взмолился Джиордино. – Мой организм не в состоянии выработать столько тестостерона!

– Заткнись и копай!

Вскоре выяснилось, что Ганн, как всегда, оказался прав. Обвал тянулся всего на несколько ярдов и вполне поддавался расчистке. Джиордино, несмотря на непрерывное ворчание, пахал как вол. Будучи намного сильнее напарника, он неутомимо ворочал и отваливал в сторону тяжелые камни, в то время как следующий за ним по пятам Руди подбирал и отшвыривал обломки поменьше. Неудержимая целеустремленность сквозила в движениях итальянца, когда он играючи, как пробковые, отбрасывал со своего пути сорокафунтовые куски породы. Не прошло и часа, как в завале появился узкий проход, сквозь который мог протиснуться не только щуплый Руди, но и Ал с его квадратным телосложением. Ганн, как более маленький и легкий, полез первым. Дополз до конца прохода, остановился и посветил фонарем.

– Нашел что-нибудь интересное? – крикнул изнывающий от любопытства итальянец, не видящий пока ничего, кроме ребристых подошв туристских ботинок спутника.

– Короткий коридор. Ведет в другую камеру. До нее футов двадцать, – лаконично доложил Руди.

Извиваясь ужом, он выбрался из лаза, встал, отряхнулся и принялся выламывать камни из выходного отверстия, чтобы широкоплечему Джиордино легче было вылезти. Очутившись по ту сторону завала, друзья на секунду задержались – направленные в следующую камеру лучи обоих фонарей давали какие-то уж очень странные отражения.

– Правильно я сделал, что тебя послушался, – бросил Джиордино, шагнув вперед.

– Еще бы! У меня интуиция. Между прочим, ставлю десять баксов, что нас никто не опередил.

– Принимаю. Хотя бы для того, чтобы поддержать свое реноме скептика.

С нарастающим волнением и предчувствием удивительных открытий они вошли во вторую камеру и осветили фонарями пол и стены. Надписи здесь отсутствовали, но от представшего их взорам зрелища у обоих перехватило дыхание. Друзья застыли в благоговейном восторге. Прямо перед ними расположились в вырезанных в скале каменных креслах два десятка мумифицированных фигур. Еще две мумии сидели на возвышении напротив входа в камеру, в то время как остальные размещались по обе стороны вдоль стен.

– Куда это мы попали? – шепотом спросил Джиордино; суеверному, как все его соотечественники, итальянцу уже мерещились прячущиеся по темным углам призраки.

– Смахивает на усыпальницу, – ответил Ганн. – И очень древнюю, если судить по облачению ее обитателей.

Мумии сохранились великолепно, вплоть до уложенных в изящные прически черных волос, черт лица и мельчайших фрагментов одежды. Каменные кресла сидящих на возвышении покрывала искусная резьба, изображающая разнообразных морских животных. Наряды этих людей выглядели более пышными и богатыми, чем у прочих, а лбы наподобие диадем украшали медные обручи с затейливым орнаментом, выложенным драгоценными камнями, в которых Ганн опознал черные и бирюзовые опалы. Высокие конические колпаки на головах служили дополнительным свидетельством привилегированного прижизненного положения этих фигур. Одеяния состояли из длинных туник, расшитых от воротника до подола перламутром в сочетании с полированными обсидиановыми и медными дисками, а обуты они были в кожаные сапожки, доходящие до середины икр.

Две мумии на постаменте безусловно превосходили рангом всех остальных и принадлежали мужчине и женщине. Хотя волосы у обитателей пещеры имели одинаковую длину, а какие-либо ярко выраженные половые признаки отсутствовали, простая логика позволяла с легкостью отличить представителей сильного пола от слабого. Во-первых, мужские фигуры были заметно крупнее женских, а во-вторых, у мужчин сильнее выдавалась нижняя челюсть и надбровные дуги. Примечательно, что обручи-диадемы, венчающие головы пары на возвышении, были абсолютно идентичными. Возможно, это означало, что их носители обладали равной властью. Если условно назвать этих двоих королем и королевой, то все мужские мумии сидели по правую руку от короля, а все женские – по левую руку от королевы. Одежды “придворных” копировали облачение центральных фигур, но заметно уступали ему в изяществе отделки и обилии украшений.

Вдоль одной из стен выстроились в ряд копья с отполированными древками и обсидиановыми наконечниками. В ногах каждой мумии помещались медные миска и чашка с ложкой. В посуде и ложках имелись отверстия с продетыми длинными кожаными ремешками, позволяющими носить их на шее или через плечо. Поневоле возникало абсурдное предположение, будто эти люди при жизни не расставались с кухонной утварью и всюду таскали ее с собой. Рядом с каменными креслами стояли глиняные кувшины, расписанные, сложным геометрическим орнаментом, и большие медные урны, наполненные иссохшими останками листьев и цветочных лепестков, когда-то благоухавших, услаждая обоняние мертвецов в склепе, но давно утративших свой аромат. Сработанные вручную редкостными мастерами, кувшины и урны были настоящими произведениями искусства. Но больше всего восхитила знавшего в этом толк Ганна искусная работа бальзамировщиков, намного превзошедших таких признанных специалистов, как древние египтяне.

– Признаков насильственной смерти не наблюдается, – заметил он, закончив скрупулезное обследование мумифицированных тел. – Выглядят так, будто умерли во сне. Вот только с трудом верится, что все они собрались здесь только для того, чтобы совместно отойти в мир иной

– Да, непохоже, – согласился Джиордино. – Кто-то ведь должен был позаботиться о мертвецах – ну хотя бы по креслам их рассадить.

– Это точно, – подтвердил Ганн, жестом обводя камеру. – Кстати, обрати внимание на позы. Пусть в мелочах, но все они чем-то отличаются. У кого-то руки на коленях, у других на подлокотниках кресел. Царь с царицей – или кем там они были по жизни – вообще сидят, опираясь щекой на раскрытую ладонь, как “Мыслитель” Родена. Хотел бы я знать, о чем они думают?

– Кончай балаганить, – буркнул Джиордино.

– Неужели ты не ощущаешь себя кем-то вроде Говарда Картера в тот миг, когда он впервые ступил на порог гробницы Тутанхамона?

– Говарду повезло. Он нашел кое-что, чего не нашли мы.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты оглядись вокруг. Ни золота, ни серебра. Если эти мумии и в родстве с Тути, то они явно бедные родственники. Похоже, самым ценным металлом у них считалась медь.

– Неплохо бы узнать, когда именно обрели они вечный покой? – задумчиво произнес Ганн.

– Ты бы лучше спросил, почему? – проворчал итальянец. – Вот достану сейчас из рюкзака фотоаппарат, отщелкаем этих покойничков – и по домам. Длительное пребывание в вонючих склепах отрицательно действует на мой деликатный желудок.

В течение последующих пяти часов Джиордино снял на пленку каждый квадратный дюйм усыпальницы, а Ганн наговорил на портативный диктофон свои комментарии к каждому кадру и сделал в блокноте подробную опись всего найденного в пещере. При этом они ни к чему не прикасались и не потревожили ни одного предмета. Возможно, группа профессиональных археологов проделала бы более квалифицированную работу, но Ал и Руди совсем неплохо справились и в качестве любителей. А разрешать исторические загадки и выяснять, чьи это мумии, будут другие.

Они закончили уже под вечер. Выбравшись через частично разобранный завал в первую камеру, оккупированную скелетом мертвого моряка, Ганн вдруг заметил, что напарник отстал.

Обернувшись, он увидел, что итальянец закладывает дыру камнями, перекрывая проход.

– Это еще зачем? – удивился Руди. Джиордино на миг оторвался от работы:

– Не желаю снабжать бесплатным входным билетом тех, кто придет после нас. И ежели кому захочется пролезть в гробницу, пускай сначала разгребет эту кучу ручонками, как мы.

На обратном пути к самолету они показали отличный результат в спортивной ходьбе. Правда, к тому времени дождь и ветер заметно поутихли, да и дорога, кроме последних пятидесяти ярдов, шла под уклон. Ганн и Джиордино как раз форсировали узкий козырек на ближних подходах к посадочной площадке, когда отсыревшие сумерки полыхнули вдруг ослепительной оранжевой вспышкой в форме огненного шара. Взрыв прозвучал на удивление тихо – вроде петарды, хлопнувшей в жестяной банке. Пламя тоже улеглось в считанные секунды, оставив столб черного дыма, возносящийся по спирали к свинцовым облакам.

На глазах у беспомощно застывших людей их машина лопнула, как перезрелая дыня, сброшенная с крыши на тротуар. Взвились в воздух обломки, а искореженный, закопченный остов самолета, перевалившись через край площадки, тяжело рухнул вниз и закувыркался по склону, оставляя на своем пути россыпь металлолома. Ударившись напоследок о прибрежные скалы, останки “Боинга” нелепо подпрыгнули вверх и беззвучно нырнули в волны прибоя.

Давно затих скрежет раздираемого камнями металла, а Ганн с Джиордино все еще стояли, как прикованные, утратив дар речи и тупо созерцая опустевший уступ. Случившееся потрясло обоих до глубины души, но восприняли они его по-разному: Ганн выглядел подавленным и ошарашенным, в то время как Джиордино буквально трясло от ярости; лицо его побелело, пальцы сжались в кулаки.

– Ничего не понимаю. Этого просто не может быть, – с трудом выдавил наконец Руди. – Близ острова нет ни одного судна, приземлиться тоже некуда, и все же кто-то подложил в самолет бомбу и остался незамеченным. Чудеса да и только!

– Никаких чудес! – ледяным тоном отрезал итальянец. – Машину заминировали еще до нашего отлета из Кейптауна. И установили таймер таким образом, чтобы взрыв произошел на обратном пути.

Ганн остолбенело уставился на напарника:

– Получается, те часы, что мы провели в склепе...

– ...спасли нам жизнь. Кто бы ни были эти киллеры, они наверняка не рассчитывали, что мы найдем гробницу и надолго задержимся, поэтому и рвануло на четыре часа раньше, чем нужно.

– Все равно не верю, что кто-то еще побывал в пещере после людей с “Мадраса”, не считая того несчастного матроса.

– Я тоже так думаю. Наши теллуридские друзья не станут миндальничать. Они бы ее просто уничтожили. Все гораздо проще. Где-то произошла утечка информации. Не сомневаюсь, что наш маршрут уже отслежен, а это означает, что прибытие экскурсантов на остров св. Павла можно ожидать с минуты на минуту.

Ганн сосредоточился, осмысливая новые обстоятельства.

– Прежде всего, мы должны известить адмирала о наших трудностях, – высказался он после долгой паузы.

– Разумно. Только воспользуйся шифром, – предостерег Джиордино. – Эти ребята свое дело знают. Ставлю десять против одного, что у них имеются средства для прослушки спутниковых телефонов. Пусть лучше думают, что мы кормим рыбок на дне Индийского океана.

Руди достал мобильник и начал было набирать номер, когда в голову ему пришла еще одна мысль:

– А что мы будем делать, если киллеры доберутся сюда раньше спасательной партии?

– Для начала попрактикуемся в метании камней. Другого оружия у нас все равно нет.

Ганн окинул хмурым взглядом унылый каменистый ландшафт:

– Ладно, уговорил. – Он обреченно махнул рукой и добавил: – Одно утешение: можно не беспокоиться, что боеприпасы кончатся.

16

“Полярная буря” с экипажем и учеными на борту обогнула Землю Грейама и вошла в море Уэдделла, когда поступила радиограмма от Сэндекера с приказом капитану Гилспи временно свернуть экспедицию. Ему предписывалось немедленно изменить курс и следовать полным ходом к берегу Принца Улафа, где встать на рейд в виду японской станции “Сева” и ждать дальнейших распоряжений. Гилспи поговорил со стармехом и его командой, и ребята совершили маленькое чудо, выжав из машины ледокола скорость в двадцать узлов, что на одиннадцать процентов превышало максимально возможную, указанную в спецификациях двадцать два года назад при спуске судна на воду.

Благодаря усилиям трудяг из машинного отделения “Полярная буря” достигла нужной точки, опередив график на восемь часов, к вящему удовлетворению капитана. Глубина не позволяла бросить якорь, поэтому Гилспи приказал лечь в дрейф у наружного края ледяного поля, после чего известил Сэндекера о прибытии и запросил инструкции.

Ответ был краток: “Готовьтесь принять на борт пассажира”.

Нежданная передышка дала людям возможность вплотную заняться незавершенными делами. Ученые анализировали и заносили в компьютеры новые данные; экипаж производил мелкий ремонт и покраску судового оборудования, Таинственный пассажир не заставил себя долго ждать.

Утром на пятый день после выхода из моря Уэдделла Гилспи, стоя на мостике, рассматривал в бинокль прибрежное ледяное поле. Внезапно из утреннего тумана вынырнул вертолет, уверенно направляющийся прямо к “Полярной буре”. Капитан тут же отдал распоряжение второму помощнику встретить машину на кормовой посадочной площадке.

Вертолет на несколько секунд завис над палубой и начал медленно снижаться. Из открытой грузовой дверцы выпрыгнул высокий мужчина с чемоданчиком в руке и дорожной сумкой через плечо. Он что-то сказал помощнику, потом обернулся и помахал пилоту. Лопасти ускорили вращение, винтокрылая машина взмыла вверх и легла на обратный курс. Дирк Питт легко взбежал на мостик и протянул руку капитану:

– Привет, Дэн! Рад тебя видеть.

– Дирк! Откуда ты взялся?

– Меня доставили на самолете ВВС из Пунта-Аренас в Магеллановом проливе до здешней японской станции, где есть взлетная полоса. Ну а японцы не отказали в любезности подбросить меня сюда на своем вертолете.

– А за каким дьяволом тебя вообще занесло в Антарктику?

– Да надо провернуть одну деликатную работенку неподалеку отсюда.

– Так я и знал, что адмирал спрятал туза в рукаве. Такой секретности напустил – даже не сказал мне, что это ты прилетаешь.

– К сожалению, у него есть на то причины. – Питт положил чемоданчик на штурманский стол, открыл его и передал Гилспи листок бумаги с координатами. – Вот твой пункт назначения.

Капитан прочитал две строчки цифр и перевел взгляд на карту.

– Залив Стефенсона, значит, – произнес он задумчиво. – Действительно неподалеку, на берегу Кемпа, немного не доходя до островов Хобса. Ничего интересного. Едва ли не самый унылый и пустынный земельный участок на всем побережье. И что же мы рассчитываем там отыскать?

– Старый парусник.

– Подо льдом?!

– Нет, – усмехнулся Питт. – Во льду.

Залив Стефенсона оказался еще более унылым и пустынным, чем предсказывал Гилспи. Впечатление усугублялось затянутым угольно-черными тучами небом и тяжелой зыбью морских волн, лениво вздымающих на своих гребнях толстенные пласты отколовшихся от берегового припая льдин. Студеный ветер угрем пробирался под одежду, словно иглами вонзаясь в самые уязвимые места, и Питт уже начал подумывать, а хватит ли у него физических сил преодолеть несколько миль, отделяющих кромку ледяного поля от берега. Но стоило представить, как он взойдет на палубу судна, на которую с 1858 года не ступала нога человека, в кровь поступала такая порция адреналина, что все сомнения разом рассеивались.

Но реально ли рассчитывать, что спустя почти полтора столетия “индиамэн” все еще остается там, где его нашла Роксана Мендер? А если его давно раздавило льдами или унесло в море и навеки похоронило на дне?

Гилспи стоял на крыле мостика, напряженно разглядывая в бинокль расходящийся буквой “V” кильватерный след ледокола.

– Китов высматриваешь? – небрежно поинтересовался Питт.

– Нет, субмарины, – в тон ему ответил капитан. Питт принял слова Гилспи за шутку и продолжил разговор в том же духе:

– В этих водах волки редко ходят стаями.

– Мне и одного более чем достаточно, – бросил капитан, не отрываясь от бинокля. – А зовут его, точнее ее, – “U-2015”. Вот уже десять дней сидит у нас на хвосте после того, как мы ее чуть не протаранили.

Питт потряс головой, все еще сомневаясь, не ослышался ли он:

– Ты это серьезно?

– Более чем. – Гилспи опустил бинокль и рассказал Питту о первой встрече с загадочной подводной лодкой. – Я узнал ее по старой фотографии в одной из книг своей библиотеки. Сомнений у меня нет – это действительно “U-2015”. И не спрашивай, как она уцелела за все эти годы и почему следует по пятам за моим судном. Ответов я все равно не знаю, знаю только, что она где-то рядом.

Питт работал бок о бок с капитаном Гилспи по крайней мере в четырех проектах и искренне считал его исключительно надежным человеком и компетентным специалистом. Собственно говоря, других капитанов судов научно-исследовательского флота НУМА просто не держали, но Дэн Гилспи даже среди них выделялся своим хладнокровием, здравомыслием и высочайшим профессионализмом. Трезвый, решительный, без единого пятнышка в послужном списке; одно его присутствие на палубе служило залогом того, что ни с судном, ни с командой ничего серьезного не случится. А уж склонностью сочинять байки Дэн точно никогда не грешил.

– Кто бы поверил, что после стольких лет... – начал Питт и тут же осекся, сам не зная толком, что именно пытается высказать.

– Не обязательно быть телепатом, чтобы прочесть твои мысли, – грустно усмехнулся Гилспи. – Ты сейчас наверняка прикидываешь: а не созрел ли старина Дэн для смирительной рубашки? Могу успокоить: не созрел. А заодно представить кое-какие доказательства в подтверждение своих слов. Мисс Эви Тан, журналистка, которая пишет цикл репортажей о нашей экспедиции, успела сфотографировать субмарину, когда мы чуть не столкнулись с ней.

– А сейчас ты можешь назвать какие-либо признаки ее присутствия? – быстро спросил Питт. – Перископ или шнорхель?

– Последнее время они осторожничают и на поверхности не показываются, – мрачно покачал головой Гилспи.

– Откуда же ты тогда знаешь, что она здесь?

– Один из наших ученых изучает речь китов и дельфинов. Мы раскинули сеть глубоководных микрофонов на четверть мили за кормой, а потом выключили двигатели и легли в дрейф. “U-2015” все же не современная атомная подлодка, которую никакой акустик не засечет, так что шум ее дизелей слышен так же отчетливо, как волчий вой.

– Остроумное решение, – одобрил Питт, – только я бы на твоем месте запустил метеозонд с подвешенным магнитометром.

– Тоже неплохая идея, – рассмеялся Гилспи. – Мы придумали еще несколько вариантов пеленгации, однако все они сопряжены с техническими сложностями и довольно трудоемки. Но теперь, когда ты с нами, я очень надеюсь, что многое вскоре разъяснится.

В голове у Питта внезапно вспыхнул и запульсировал тревожный сигнал такой интенсивности, что поневоле вспомнился Стивен Кинг. Поначалу мысль о связи между убийцами Четвертой империи и старой субмариной времен Второй мировой показалась ему чистой воды абсурдом. С другой стороны, во всей безумной круговерти совершенно невероятных событий, в центре которой он очутился, тоже вроде бы не усматривалось ни крупицы здравого смысла.

– Вот что, Дэн, – отрывисто заговорил Питт. – Немедленно извести адмирала и добавь, что нам может срочно понадобиться поддержка.

– Может, подергаем за усы эту подводную тварь? – предложил Гилспи. – Сдвоим след и поиграем в кошки-мышки? Питт с сожалением покачал головой:

– Боюсь, друг мой, что гоняться за призраками прошлого пока не время. Наша первоочередная задача – найти “Мадрас”.

– Ты имеешь в виду тот парусник?

Питт кивнул:

– Торгово-транспортное судно Ост-Индской компании, пропавшее в 1779 году.

– И ты всерьез надеешься, что он до сих пор торчит во льдах где-то на этом побережье? – с сомнением в голосе протянул Гилспи.

– Надеюсь, – коротко ответил Питт.

– Что же такого ценного для НУМА может найтись на борту “индиамэна” восемнадцатого столетия?

– Ответы на древние загадки.

Капитан “Полярной бури” не стал выяснять подробности, хотя его и разбирало вполне законное любопытство. Но если старина Дирк не посчитал нужным открыть большего, значит, у него есть на то веские основания. Питту Гилспи доверял безоговорочно, поэтому решил заниматься только своими капитанскими делами и безропотно выполнять приказы начальства – до тех пор, разумеется, пока это не угрожает безопасности вверенного ему судна и экипажа.

– Как близко к берегу я должен подогнать ледокол? Питт достал из кармана листок бумаги:

– Идеальный вариант, если ты выведешь “Полярную бурю” вот в эту точку.

Гилспи прочел цифры координат и надолго задумался.

– Давненько не ходил я по счислению, но для тебя постараюсь сделать все, что смогу.

– Давай постарайся, а то совсем разбаловались. Привыкли ко всяким инерциальным системам, вроде Лорана и спутниковой навигации. Скоро, того гляди, такой приборчик изобретут, который будет указывать, где находится ближайший рулон туалетной бумаги и сколько до него дюймов.

– Могу я спросить, откуда ты взял эти координаты?

– Из судового журнала “Паловерде”, китобоя из Сан-Франциско, команда которого обнаружила вмерзший в лед “Мадрас”. Правда, случилось это давным-давно, и я не могу поручиться за их точность.

– Я бы поручился, – со вздохом признался Гилспи. – Более того, готов поспорить, что шкипер китобоя запросто вывел бы свое судно на десятицентовую монетку. Ну а мне придется поднатужиться, чтобы хоть в четвертак угодить.

“Полярная буря” развернулась форштевнем в сторону береговой линии и начала проламываться сквозь лед, как громила-нападающий через линию защитников. Первая миля далась без особых трудов – толщина ледяного поля не превышала одного фута, но по мере приближения к берегу быстро нарастала, достигая местами трех-четырех футов. Приходилось останавливаться, сдавать назад и опять с ходу врезаться стальным тараном в неподатливую твердь. После каждого такого удара льды неохотно расходились, образуя узкую трещину футов пятидесяти длиной. Потом снова смыкались, мешая продвижению судна. Процедура повторялась раз за разом, но каждый пройденный ярд требовал огромных усилий.

Гилспи за ледорубкой не наблюдал, будучи занят более важным делом: он сидел во вращающемся кресле, не отрываясь от экрана эхолота, непрерывно посылающего сигналы ко дну моря. Отраженные от грунта волны возвращались, и на мониторе автоматически высвечивалось расстояние в футах от киля до дна. Эти воды никто еще не исследовал, и глубины на навигационных картах отсутствовали.

Питт стоял чуть поодаль, глядя в позаимствованный у капитана бинокль, снабженный светофильтрами, чтобы солнечные лучи, отражаясь от ледяной поверхности, не слепили глаза. Торосы у самого берега громоздились на двести футов в высоту, постепенно переходя в обширное плато. Он уделял особое внимание основанию ледовой стены, пытаясь обнаружить какие-нибудь следы “Мадраса”. Но никаких утешительных признаков вроде торчащей изо льда кормы или хотя бы кончиков мачт над торосами не просматривалось.

– Мистер Питт?

Обернувшись на голос, Дирк очутился лицом к лицу с невысоким, но плотным и кряжистым мужчиной лет сорока. Мощное телосложение резко контрастировало с розовой и невинной, как у херувима, физиономией, искрящимися добродушным лукавством зелеными глазами и широким ртом, растянувшимся в приветливой улыбке. Протянутая” рука незнакомца оказалась маленькой, изящной и нежной, как у девушки или ребенка, поэтому железная крепость рукопожатия стала неожиданностью для Питта.

– К вашим услугам, – коротко наклонил он голову и поинтересовался в свою очередь: – С кем имею честь?

– Эд Нортроп, гляциолог и начальник научной части экспедиции. Много слышал о вас, но не имел удовольствия лицезреть, так сказать, живьем.

– Рад познакомиться, доктор Нортроп. Я тоже кое-что о вас слышал. От адмирала Сэндекера.

– Сильно сомневаюсь, что адмирал сыпал комплиментами в мой адрес, – криво усмехнулся ученый.

– По правде говоря, он так и не простил вам того случая в Беринговом море, когда вы набили его унты колотым льдом.

– Ну до чего же злопамятный тип! – восхитился Нортроп. – Каюсь, было такое дело. Пятнадцать лет прошло, а у Джима до сих пор на меня зуб!

– Давно вы занимаетесь полярными исследованиями?

– Да уж лет восемнадцать мотаюсь между Арктикой и Антарктикой, изучая морские льды. Кстати, я ведь не просто так к вам подошел. Предлагаю свою кандидатуру на роль напарника в вашей вылазке на материк.

– Не сочтите меня неблагодарным, доктор, но я предпочел бы отправиться один.

Нортроп рассеянно кивнул и сложил обе ручки на изрядно выпирающем животике:

– Понимаю вашу позицию, но рискну предположить, что вам отнюдь не помешает иметь под рукой специалиста, умеющего “читать лед”. К тому же я гораздо выносливее, чем кажусь с виду.

– У вас сильная аргументация, доктор, – одобрительно кивнул Питт. – Хорошо, я подумаю.

– Глубина понижается, – объявил Гилспи и рявкнул в микрофон: – Стоп машина! Все, приехали, – добавил он, переведя взгляд на Питта. – Те самые широта и долгота, что ты заказывал.

– Спасибо, Дэн, отличная работа. Это координаты места, где “Паловерде” угодил в ледовый плен антарктической зимой 1858 года.

Нортроп выглянул в иллюминатор мостика. За бортом ледокола во все стороны до горизонта простиралась бескрайняя ледяная пустыня.

– До берега осталось всего две мили. Небольшая разминка на свежем воздухе пойдет нам только на пользу. Заодно и аппетит нагуляем.

– А парочки снегоходов на борту случайно не завалялось?

– К сожалению, нашей научной программой не предусмотрено удаляться от судна далее чем на сотню ярдов. Вот начальство и решило не перегружать смету подобными излишествами.

– И какая же температура, по вашему мнению, соответствует понятию “свежий воздух”?

– Градусов двадцать – двадцать пять ниже нуля по Цельсию. Относительно теплая погода для здешних мест.

– Щедрая у вас душа, доктор, – усмехнулся Питт. – Но и ждать я тоже не могу.

– Считайте, что вам еще повезло. Сейчас осень. Весной тут значительно холоднее.

– Я вообще-то предпочитаю тропики. Теплые пассаты, ласковое солнышко и красивые девушки-азиатки в саронгах, грациозно танцующие под звуки тамтамов на закате дня.

Взгляд его внезапно упал на красивую девушку азиатской наружности, направляющуюся к нему грациозной походкой.

– Да вы прямо настоящий поэт, – заметила она, блеснув ослепительной белозубой улыбкой.

– Таким уж я уродился, – скромно потупившись, признался Питт.

– Мне сказали, что вы тот самый Дирк Питт. Я не ошибаюсь?

– Надеюсь, что нет, – усмехнулся тот, демонстрируя столь же безупречную работу дантиста. – А вы, очевидно, Эви Тан. Дэн упоминал, что вы делаете серию репортажей об экспедиции.

– Я прочла целую кучу материалов о ваших... исследованиях, мистер Питт. Могу я рассчитывать на интервью? Когда вы вернетесь из вашей вылазки на берег, разумеется?

Питт автоматически бросил укоризненный взгляд на Гилспи, но капитан только покачал головой и развел руками:

– Клянусь, никому ни слова не говорил!

– С удовольствием побеседую с вами, мисс Тан, как только освобожусь, – сказал Питт, – но предупреждаю заранее: суть нашего проекта не для печати.

– Неужели НУМА работает на военных? – невинным голосом спросила она.

Реакция Питта на столь неуклюжую попытку зондажа была мгновенной:

– Никакого отношения к Министерству обороны, равно как к золотому грузу испанских галеонов или поискам снежного человека, мое задание не имеет. На самом деле оно настолько обыденное, что едва ли заинтересует уважающего себя журналиста. – Он обернулся к капитану: – Похоже, Дэн, мы все же сбросили с хвоста ту субмарину у кромки припая.

– Либо сбросили, – пожал тот плечами, – либо она следует за нами подо льдом.

– Все готово, сэр, – почтительно обратился к Питту первый помощник Буши.

– Уже иду.

Матросы спустили трап и перенесли на лед трое саней. На одних стоял покрытый брезентом ящик с инструментами для резки льда. Двое других пустовали, не считая вороха веревок и канатов для крепления возможных находок. Питт спрыгнул в пушистый снег, погрузившись на целый фут, и бросил вопросительный взгляд на Гилспи, подталкивающего к сходням здоровенного парня, габаритами и телосложением напоминающего кодьякского медведя.

– Дирк, старина, по зрелом размышлении я решил отправить с вами моего третьего помощника. Его зовут Аира Кокс.

– Здорово, ребята, – прогудел Кокс в пышную бороду, доходящую ему до груди. Утробный бас третьего помощника рокочуще доносился откуда-то пониже ватерлинии его исполинского корпуса. Протягивать руку он не стал, вероятно наученный горьким опытом. Огромные лапищи великана, могущие поспорить размерами с моржовыми ластами, были упакованы в меховые рукавицы впору разве что самому Атланту.

– Еще один доброволец? – скептически хмыкнул Питт.

– Нет, командированный, – парировал Гилспи. – Не могу же я отпустить одного из ценнейших сотрудников адмирала в рискованную прогулку по неисследованному ледяному полю без страховки. Ты на моем месте тоже, наверное, не решился бы взять на себя такую ответственность. А так я спокоен: даже если нарветесь на белого медведя, Кокс его заломает. – Белые медведи в Антарктике не водятся.

Гилспи смерил Питта взглядом и хитро прищурился:

– А вдруг?

Дирк прекратил прения, сознавая в глубине души, что каждый из спутников может спасти ему жизнь, если дело обернется к худшему.

Когда в Антарктику приходит осень, в морях вокруг континента бушуют шторма, но, когда наступает зима и воцаряется холод, вода сгущается в маслянистую шугу. Потом она сплавляется в так называемые блины, которые растут и сливаются, образуя в конце концов ледяные поля, покрытые снегом. Поскольку в этом году ледостав начался раньше обычного, Питт, Нортроп и Кокс без особых приключений продвигались вперед. по неровной, но достаточно прочной поверхности. Несколько раз пришлось обходить препятствия в виде торосов и пары айсбергов, прибитых к берегу и вмерзших в ледяной припай. На взгляд Питта, местность вокруг чем-то напоминала неубранную постель, небрежно задрапированную белым покрывалом.

Пушистый снег всего в фут глубиной почти не затруднял движение и позволял сохранять приличный темп. Возглавлял трио Нортроп, наметанным глазом обозревая пространство впереди в поисках скрытых трещин. Он шел налегке, чтобы не отвлекаться на груз и все свое внимание сосредоточить на состоянии льда. Питт, запряженный в сани, не отставал от Нортропа, бодро скользя по снегу на подбитых мехом коротких охотничьих лыжах, прихваченных на отцовском ранчо в Брекенридже, штат Колорадо. Кокс в снегоступах замыкал процессию, без усилий, как детские салазки, волоча за собой связку из двух саней.

Погода, порадовавшая в начале дня слепящим солнцем и безоблачным небом, стала потихоньку хмуриться. На горизонте заклубились какие-то подозрительные тучи, голубые небеса посерели, солнце превратилось в тусклый бледно-оранжевый шар. Пошел небольшой снег, видимость заметно понизилась. Питт старался не обращать внимания на ухудшение погоды и не думать о стылой зеленой воде под ногами, от которой его отделяла лишь тонкая корка льда. Все свое внимание он сосредоточил на отвесной ледяной стене, буквально на глазах вырастающей над загнутыми носками лыж. Далеко впереди чернели свободные от снега и льдов зазубрины гор Хансена, но нигде, куда ни кинь взор, не было видно ничего похожего на темный силуэт вмерзшего в лед парусника. В этом пустынном уголке белого безмолвия, еще не отравленного присутствием человека, Питт с особой остротой ощущал себя вандалом-захватчиком, незванно вторгшимся в сотворенное самой природой заповедное царство.

Спустя час с небольшим они пересекли заснеженную равнину и добрались до основания ледового плато. Гилспи следил в бинокль за каждым их шагом, благо бирюзовые комбинезоны НУМА отчетливо выделялись на сверкающей белизне снежного покрова. В который уж раз капитан запросил метеосводку Пока все шло нормально: умеренный снегопад при практически полном безветрии, но Гилспи понимал, что погода может перемениться в любую секунду. Неизвестным фактором, как всегда, оставался ветер. Налетевший без малейшего предупреждения шквал мог в считанные мгновения обратить мирный снежный ландшафт в скрытое непроницаемой вьюжной мглой преддверие ледяного ада. Капитан тяжело вздохнул, снял трубку судового спутникового телефона, набрал номер, и его немедленно соединили с Сэндекером.

– Они на берегу, сэр. Начинают поиск объекта.

– Спасибо, Дэн, – ответил адмирал. – Как только вернутся, сразу доложишь мне.

– Не вешайте трубку, сэр. Есть кое-что еще, о чем вам следует знать. Боюсь, у нас тут сложилась довольно деликатная и совершенно непонятная ситуация...

В нескольких сжатых фразах Гилспи изложил Сэндекеру историю с подводной лодкой. Когда он закончил, возникла ожидаемая пауза – адмиралу требовалось время, чтобы переварить услышанное. Только секунд через тридцать капитан снова услышал сухой, повелительный голос директора НУМА:

– Соблюдать осторожность. Самим ничего не предпринимать. Я лично займусь вашей проблемой.

Гилспи положил трубку, подошел к широкому иллюминатору мостика и опять впился глазами в окуляры бинокля.

– И все ради каких-то древних обломков, – раздраженно пробормотал он себе под нос. – Что ж, будем надеяться, они того стоят.

А Питт на берегу боролся с разочарованием. Он отлично понимал: найти что бы то ни было по прошествии столь долгого времени ничуть не проще, чем иголку в стоге сена. Невозможно рассчитать или угадать, сколько еще льда намерзло вокруг судна за сто пятьдесят лет. Могло и целиком похоронить, да так глубоко, что и с бульдозером не докопаешься. Приняв “Полярную бурю” за базисную точку, Питт разметил двухмильную зону у подножия плато на квадраты. Затем они разошлись в разные стороны, оставив в качестве ориентира сани с поклажей. У каждого имелся ручной прибор спутникового позиционирования размером с сигаретную пачку, с помощью которого они в любой момент могли определить свое точное местонахождение. Питт пошел налево, размашисто и быстро скользя на лыжах по плотному фирну, слежавшемуся у основания стены торосов, а Кокс и Нортроп двинулись направо. Все трое заранее договорились вернуться в точку старта, если на расстоянии мили от нее не обнаружится ничего интересного.

Питт, заметно опередив спутников, возвратился к саням первым. Пристально разглядывая каждый квадратный фут поверхности по пути туда и обратно, он, к собственной досаде, не нашел ни малейших признаков “Мадраса”. Минут через тридцать притопал на снегоступах запыхавшийся гляциолог и тяжело опустился прямо в снег, прислонившись спиной к гладкой поверхности ледяного выступа. Блаженно вытянув ноги, он некоторое время молчал и просто отдыхал. Немного переведя дух, ученый виновато взглянул на Питта сквозь затемненные стекла очков и развел руками.

– Мне очень жаль, Дирк, но в этой груде льда не нашлось ничего похожего на старое трехмачтовое судно.

– Я тоже пустой, – признался Питт.

– Не берусь утверждать наверняка, пока не исследую пробы в лаборатории, но возможен и такой вариант, что часть ледяного поля в какой-то момент отломилась, и судно унесло в море.

Из кармана бирюзовой куртки на гагачьем пуху послышался приглушенный голос Гилспи. Питт выхватил портативную рацию:

– Слушаю, Дэн.

– Похоже, надвигается серьезная буря, – озабоченным тоном сообщил капитан. – Вам лучше вернуться на борт, и как можно быстрее.

– Не возражаю. Сейчас выходим. До скорого.

Питт сунул рацию в карман и автоматически перевел взгляд направо, но на всей протяженности ледяного поля вплоть до самого горизонта не было видно ни одной живой души.

– Ты где Кокса потерял? – повернулся он к гляциологу. Удивление и растерянность на лице Нортропа сменились тревогой. Он рывком вскочил на ноги.

– Ничего не понимаю! Мы шли вместе, потом Кокс нашел какую-то трещину в стене и полез в нее. Я не стал задерживаться, думал, он только взглянет и меня догонит.

– Пойду-ка я тоже взгляну. Далеко до этой трещины?

Питт тронулся направо, ориентируясь по следам на снегу; две цепочки вели в одну сторону и только одна – в другую. Ветер быстро крепчал, взметая ввысь мельчайшие ледяные крупицы, зависающие в воздухе полупрозрачной вуалью. Вскоре солнце полностью скрылось за белесой пеленой, и температура резко упала. Можно было только поражаться отчаянной храбрости Роксаны Мендер, каким-то чудом сумевшей уцелеть в смертоносных объятиях снежной бури. Над головой Питта нависали ледяные глыбы, грозя в любую секунду сорваться и обрушиться на него всей своей тяжестью. Перекрывая нарастающий шум ветра, до ушей его донесся чей-то приглушенный крик. Питт остановился и прислушался, напряженно всматриваясь в туманный барьер и словно пытаясь просверлить его взглядом.

– Мистер Питт, скорее сюда!

Сначала он ничего не увидел и, только прищурив глаза, сумел разглядеть на фоне холодной белизны торосов расплывчатое бирюзовое пятно. На миг вынырнули из снежно-ледяной взвеси контуры узкой трещины, уродливым черным шрамом расколовшей стену от самого основания, и призывно машущая рука. Питт с силой оттолкнулся палками и устремился на зов Кокса, ощущая себя Рональдом Колменом из “Потерянного горизонта”, пробивающимся сквозь гималайскую вьюгу к ведущему в сказочную страну Шангри-Ла туннелю. И так же, как знаменитый киногерой, попал вдруг из самой гущи колючей белой круговерти в тихое, сухое местечко, полностью защищенное от ветра.

Повиснув на палках, Питт оглядел ледяную пещеру шириной около восьми футов, стены которой уходили вверх под острым углом, сходясь в одну линию на высоте двадцати футов. Пепельно-серая полутьма у входа дальше становилась почти непроглядной, скрадывая противоположный конец разлома. Эту мрачную атмосферу в черно-белых тонах несколько оживляли лишь цвета НУМА на комбинезоне Кокса.

– Ты чего тут застрял?! – напустился на отставшего спутника Питт. – Не видишь, что снаружи творится? Капитан передал штормовое предупреждение и приказал немедленно возвращаться на судно.

Кокс сдвинул на лоб солнцезащитные очки и как-то очень странно посмотрел на Питта:

– Вы собираетесь уходить? Отсюда? – с нескрываемым изумлением спросил третий помощник.

– Здесь, конечно, очень мило и уютно, но мы не можем себе позволить понапрасну терять время.

– А я – то думал, что мы ищем старый парусник.

– Я тоже так думал, – сухо отозвался Питт. Кокс поднял руку в перчатке и ткнул вверх указательным пальцем:

– Уж не этот ли?

Питт вскинул голову. Футом ниже остроконечного свода пещеры изо льда выступал резной фрагмент деревянной кормы с сильно облупившейся позолотой.

17

Питт на лыжах сгонял за Нортропом, и вдвоем они приволокли в пещеру все трое саней. Затем сообщил Гилспи о находке и заверил его, что в таком отличном укрытии им не страшна никакая буря. Кокс немедленно распаковал ящик с инструментами для резки льда, вооружился пудовым молотом и зубилом и азартно атаковал ледяной панцирь, вырубая ступени к корпусу погребенного судна. Когда Роксана Мендер и ее муж поднимались на борт “Мадраса”, верхняя палуба оставалась еще свободной ото льда, но за истекшие полтора столетия ледяной покров укрыл судно целиком, от киля до клотиков мачт.

– Поражает, что оно вообще сохранилось, – заметил Нор-троп. – Давление льда на корпус за столько лет давно должно было размолоть все в труху.

– Из чего следует, – парировал Питт, – что гляциологам тоже свойственно ошибаться.

– Нет, я серьезно. Подобный феномен достоин дополнительного изучения. Размеры и высота плато свидетельствуют о том, что прибрежные торосы столетиями только нарастали, не подвергаясь разломам. Крайне необычный случай. И наверняка существует некий природный фактор, благодаря которому они не сползают в сторону моря в сезон таяния, а остаются на месте.

Питт повернулся к Коксу, успевшему вырубить ряд ступеней к торчащему изо льда кормовому выступу.

– Как дела, Аира?

– Обшивка насквозь промерзла и сделалась такой же хрупкой, как стеклянный глаз моей бабушки. Еще час, и я прорублю дыру, в которую можно будет пролезть.

– Только простукайте предварительно доски, – посоветовал Питт. – Нарветесь на шпангоут, неделю провозитесь.

– Я знаком с конструкцией парусных судов, сэр, – холодно ответил Кокс, всем своим видом демонстрируя незаслуженную обиду.

– Прошу прощения, – кротко извинился Питт. – Если проделаете отверстие за сорок минут, от имени капитана Гилспи гарантирую почетную нашивку с присвоением звания лучшего ледоруба и дровосека “Полярной бури”.

Третий помощник Аира Кокс всегда трудно сходился с людьми, и количество его друзей в составе экипажа ледокола исчислялось единицами. Первоначально Питт произвел на него впечатление самодовольного чинуши из штаб-квартиры НУМА, но последние несколько часов, проведенные с ним бок о бок, изменили мнение Кокса к лучшему. Он понял, что руководитель отдела спецпроектов не только серьезный профессионал, но еще и свой парень с неплохим чувством юмора. Питт определенно начинал ему нравиться. Кокс с удвоенным усердием вгрызся в лед, высекая тучу осколков каждым взмахом молота.

Ровно через тридцать четыре минуты он спустился по ступенькам и торжественно объявил:

– Путь свободен, джентльмены. Питт поклонился:

– Благодарю вас, Аира. Уверен, что генерал Ли тоже бы вами гордился.

Кокс с ухмылкой отвесил ответный поклон:

– Я всегда говорил: не выбрасывайте конфедератские денежки. Кто знает, вдруг южане снова поднимутся?

– Запросто, – усмехнулся Питт. – Особенно если все они похожи на вас.

Он первым вскарабкался по вырубленным Коксом ступеням и нырнул в проход ногами вперед. Сапоги коснулись палубы в четырех футах под отверстием. Оглядевшись, Питт сообразил, что угодил на кормовой камбуз.

– Что там? – дрожащим от возбуждения голосом крикнул снизу Нортроп.

– Обледеневшая плита камбуза, – ответил Питт, выглянув в дыру. – Давайте сюда, только фонари не забудьте.

Минуту спустя Кокс и Нортроп, прихватив галогенные фонари в алюминиевых футлярах, присоединились к нему. Яркие лучи превратили полумрак помещения в солнечный день. Если не считать слоя сажи на дымоходе над большой чугунной плитой, камбуз выглядел так, будто никогда не использовался по назначению. Питт открыл печную заслонку, но в топке не оказалось даже золы.

– И на полках пусто, – заметил Кокс. – Такое ощущение, что они слопали все – от банок и жестянок до бумаги и столовых приборов.

– Ну, бумагу еще куда ни шло, – пробормотал Нортроп, явно ощущая себя не в своей тарелке.

– Давайте-ка держаться вместе, парни, – предложил Питт. – Если один из нас не заметит что-то важное, другие не пропустят.

– Мы что ищем-то, мистер Питт? – напрямик спросил Кокс.

– Кладовую в кормовом трюме под капитанской каютой.

– Это должно быть где-то двумя палубами ниже, – почесал в затылке третий помощник, мысленно прикидывая расположение судовых помещений.

– Думаю, на этом камбузе готовили пищу для офицеров и пассажиров. Значит, капитанская каюта неподалеку. Надо найти трап на нижние палубы.

Дверь камбуза вывела их в просторный обеденный салон. Длинный стол в центре зала, стулья и всю остальную мебель покрывал дюймовый слой льда и инея. В свете галогенных ламп все вокруг засверкало и заискрилось, как хрустальная люстра. В середине стола тоскливо застыл чайный сервиз, которым никто не пользовался вот уже двести с лишним лет

– Ни одного трупа, – с видимым облегчением вздохнул Нортроп.

– Большинство умерло в своих каютах, – сказал Питт. – Скорее всего, от комбинированного воздействия холода, голода и цинги.

– Куда дальше? – вмешался Кокс. Питт остановил луч фонаря на двери в противоположном конце салона.

– Для начала выйдем отсюда и поищем проход на нижнюю палубу. Он должен находиться где-то рядом.

– Вы так хорошо ориентируетесь на судне, построенном больше двух веков назад?

– У меня было время ознакомиться с чертежами и внутренней планировкой торговых судов Ост-Индской компании. Я впервые вижу “индиамэн” в натуре, но расположение всех закоулков выучил наизусть.

Они спускались по обледеневшему трапу, скользя на каждой ступеньке и с трудом удерживаясь на ногах. Добравшись до нижней палубы, Питт уверенно повел спутников на корму, не обращая внимания на старинные бронзовые пушки, выглядевшие почти такими же новенькими, как в тот день, когда их выкатывали из ворот литейной. А вот и та самая кладовая, оставленная открытой Мендерами и матросами с “Паловерде”, вынужденными спасаться бегством из-за неожиданной подвижки ледяного поля. Кровь в жилах Питта заструилась вдвое быстрее обычного, пульс резко участился. Он первым вошел внутрь и осветил помещение фонарем.

От палубы до подволоки, как в 1858 году, штабелями громоздились короба и ящики. Несколько контейнеров с сорванными крышками стояли у входа. Там же валялась медная урна, упомянутая в дневнике миссис Мендер.

Питт нагнулся и начал осторожно доставать предмет за предметом из уже вскрытых ящиков, аккуратно расставляя их да полу каптерки. Вскоре перед ним выстроилась целая коллекция статуэток, изображающих не только обычных домашних и диких животных вроде кошек, собак, быков или львов, но и каких-то неведомых зверушек, напоминающих иллюстрации к волшебным сказкам. Некоторые были отлиты из меди, но большинство – из бронзы. Попадались и человеческие фигурки, с преобладанием женских; все в длинных платьях с плиссированными юбками, из-под которых выглядывали странного вида башмачки с оригинальной отделкой. Тщательно заплетенные в косички волосы доходили до талии; груди и прочие выпуклости женского тела были нормальной полноты, без свойственных многим примитивным скульптурам искусственных преувеличений.

Дно ящиков, подобно фишкам на столах казино, покрывали толстым слоем медные диски около пяти дюймов в диаметре и в полдюйма толщиной. На ребре по периметру окружности выгравированы шестьдесят символов, полностью тождественные найденным в Теллуриде, а с обеих сторон – стилизованные изображения мужчины и женщины. У мужчины на голове высокий остроконечный колпак, за плечами просторный плащ, на груди металлическая кираса, а на бедрах короткая юбочка, похожая на шотландский килт. Он запечатлен верхом на единороге, с занесенным над головой широким мечом и явным намерением снести башку чудовищному ящеру с жуткой пастью, полной острейших зубов.

Единственное отличие в облачении женской фигуры на аверсе диска состояло лишь в большем количестве и разнообразии украшений в виде браслетов и бус, изготовленных из материала, напоминающего перламутр. Она также восседала верхом на скакуне с торчащим посреди лба длинным рогом, но в руке вместо меча держала копье и собиралась пронзить им зверя, в котором Питт с удивлением узнал саблезубого тигра, вымершего тысячи лет назад.

Мысли его на миг затуманились в попытке перенестись в другое место и в другое время; пальцы стиснули диск в тщетном усилии войти в контакт с его создателями. Увы, умение заглядывать в прошлое не входило в число экстрасенсорных способностей Питта. Рациональный и приземленный организм легко настраивался на здесь и сейчас, но невидимая стена, отделяющая прошлое от настоящего, оставалась для него непроницаемой.

Вопрос Кокса, заданный с характерным южным акцентом, вывел его из задумчивости:

– Что будем делать со всем этим хозяйством, сэр? Сами начнем грузить на сани или подмогу с ледокола вызовем?

– Сами справимся, – принял решение Питт и повернулся к напарникам. – Я забиваю крышки, а вы перетаскиваете ящики на камбуз и пока складываете там. Потом обвяжем их веревками и спустим на лед через дыру в корме.

– Двадцать четыре места грузовой клади, – быстро подсчитал Нортроп, затем подошел к штабелю и попытался приподнять один из коробов. При этом бледная физиономия гляциолога претерпела ряд изменений цветовой гаммы – от легкого румянца до кирпичного багрянца, – глаза же выпучились и полезли на лоб, как у гигантской жабы.

Кокс, мгновенно оценив ситуацию, выхватил ящик из рук ученого и без усилий, будто ребенка, водрузил себе на плечо.

– Тяжелую работу оставьте мне, – прогудел он покровительственным басом, – а вы, док, лучше помогите мистеру Питту.

– Бесконечно благодарен вам, Аира! – с чувством произнес Нортроп, избавленный от непосильной ноши весом в добрых полцентнера.

Благодаря Коксу, взявшему на себя основную физическую нагрузку, они сумели уложиться в предельно сжатый срок. Великан-помощник с неутомимостью робота сновал между кладовой и камбузом. Питт только успевал обвязывать доставляемые, как по конвейеру, ящики и спускать вниз, где Нортроп устанавливал их на подогнанные сани из расчета по восемь штук на каждые. Как только погрузка завершилась, Питт приблизился к выходу из пещеры и вызвал по рации “Полярную бурю”.

– Привет, Дэн! – весело крикнул он в трубку, узнав Гилспи по голосу. – У нас тут снаружи такая метель, что ни зги не видно. А у тебя?

– Наш метеоролог обещает, что через несколько часов буря стихнет.

– А еще у нас все трое саней под завязку загружены ценнейшими вещами, – сообщил Питт.

– Помощь нужна?

– Учитывая, что на каждого приходится примерно по восемьсот фунтов, любая помощь будет горячо приветствоваться.

– Тогда ждите, пока погода не переменится, – сказал Гилспи. – Я лично поведу спасательную партию.

– Не уверен, что твое присутствие здесь так уж необходимо, – неодобрительно хмыкнул Питт. – Оставался бы ты лучше на борту.

– Дирк, старина, ты в своем уме?! Остаться на борту и упустить шанс прошвырнуться по палубам настоящего парусника восемнадцатого столетия? Да я за весь коньяк Франции от такого не откажусь!

– Ну, как знаешь. Тогда я представлю тебя капитану.

– Ты видел капитана? – с любопытством спросил Гилспи.

– Пока нет, но, если Роксана Мендер не преувеличила, он должен быть по-прежнему свеж как огурчик.

Капитан Ли Хант сидел за тем же столом и в том же кресле, в котором умер в 1779 году. Ничто не изменилось с тех пор, если не считать чуть заметной прямоугольной выемки в слое льда и инея на том месте, где лежал судовой журнал. Питт с грустью окинул взглядом колыбель и застывшую в кресле напротив миссис Хант, чья двухвековая скорбь наконец-то скрылась под ледяной маской. А в бесформенной груде смерзшихся белых кристалликов у двери каюты лишь с большим трудом можно было опознать верного пса.

Питт и его спутники прошлись по каютам, то и дело выхватывая из мрака лучами своих фонарей тела давно умерших пассажиров. Их покрывали нарядно искрящиеся ледяными блестками саваны, под которыми едва угадывались контуры человеческих фигур. Питт попытался представить себе последние минуты этих людей, но трагедия их гибели была столь ужасной и всеобъемлющей, что сама мысль о ней показалась ему невыносимой. Тягостное зрелище восковых фигур, навеки застывших под оболочкой льда, таким гнетом давило на психику, что невозможно было представить их живыми, дышащими, ведущими повседневную жизнь и еще не подозревающими о том, какая страшная судьба уготована им всем в одном из самых далеких и труднодоступных уголков мира. Выражения некоторых лиц, гротескно искаженных наросшей ледяной коркой, вообще не поддавались описанию. О чем думали они, лишенные всякой надежды на спасение, в последние мгновения перед смертью?

– Какой кошмар! – потрясение прошептал Нортроп. – И в то же время какая изумительная удача!

– Удача?! – удивленно взглянул на него Питт.

– Конечно. Находка такого огромного количества идеально сохранившихся человеческих тел, в буквальном смысле замороженных во времени, – самое настоящее чудо. Вы только подумайте, какой гигантский потенциал откроется для криогенных исследований! А в будущем не исключено даже, что удастся вернуть их к жизни!

Слова Нортропа оглушили Питта похлеще удара обухом по голове. Неужели науке и такое когда-нибудь станет доступно, и в один прекрасный день ледяные статуи мертвых пассажиров и матросов “Мадраса” оживут и вновь заговорят?

– Тогда и вы подумайте, – заговорил он после паузы, потребовавшейся ему, чтобы собраться с мыслями, – какой здоровенный кусок истории придется переписать заново, если начнут делиться воспоминаниями воскрешенные через двести лет после смерти.

Гляциолог примирительно вскинул руки:

– Давайте лучше не будем вдаваться в подробности. Мы с вами все равно до этого не доживем.

– Давайте не будем, – согласился Питт. – И все же хотелось бы мне хоть на минутку оказаться рядом и посмотреть на реакцию этих бедолаг, когда они увидят и поймут, во что превратилась их родная планета, начиная с 1779 года.

Часа через четыре штормовые облака ушли за горизонт, а еще через час улегся и ветер. Кокс выбрался из пещеры и начал размахивать, как флагом, желтым брезентовым чехлом. Около дюжины крошечных человечков, ползущих по льду муравьиной цепочкой, заметив сигнал, изменили направление движения в сторону пещеры и увеличили темп. В общей сложности Питт насчитал десять бирюзовых комбинезонов. Когда группа спасателей приблизилась, он увидел, что во главе ее упругой походкой вышагивает сам капитан Гилспи, а в замыкающей процессию маленькой фигурке безошибочно опознал журналистку Эви Тан.

Тридцать минут спустя Гилспи обнял Питта и с улыбкой сказал:

– А погода-то разгулялась. Как раз для экскурсий...

– Добро пожаловать в антарктический музей морских древностей, – подхватил тот, пропуская капитана в расщелину и жестом собственника указывая на корпус “Мадраса”. – Только не поскользнись, когда будешь подниматься по лестнице, вырубленной, кстати, твоим замечательным помощником. Между прочим, я обещал Аире от твоего имени звание лучшего ледосека и корморуба Южного полушария.

Пока Питт и Гилспи в сопровождении Эви, отщелкавшей между делом как минимум десяток кассет пленки, обходили “Мадрас”, Кокс и Нортроп вместе с прибывшими на подмогу членами экипажа “Полярной бури” впряглись в сани с находками и потащили их на ледокол.

Питт был приятно удивлен, когда Эви, закончив съемку, расстегнула парку, без стеснения задрала толстый свитер и приклеила скотчем отснятые пленки к нижнему белью. Поймав его взгляд, она улыбнулась:

– Лучшая защита от мороза.

Джейк Буши, первый помощник, вызвал Гилспи по рации. Капитан выслушал сообщение и со злостью запихнул переговорное устройство в карман. По выражению его лица Питт без слов догадался, что настроение капитана резко испортилось.

– Нам нужно срочно возвращаться на борт.

– Еще один шторм надвигается? – испугалась Эви. Гилспи мотнул головой:

– Хуже. Проклятая подлодка только что всплыла меньше чем в полумиле от “Полярной бури”.

18

Уже на подходах к ледоколу они смогли хорошо рассмотреть отчетливо вырисовывающийся на фоне глянцево-белой поверхности льда черный китообразный силуэт субмарины. А приблизившись, разглядели группу офицеров, неподвижно застывших у лееров рубки, и орудийный расчет, хлопочущий у расчехленной пушки. От “Полярной бури” подлодку отделяло всего около четверти мили.

Гилспи чертыхнулся и вызвал по рации первого помощника:

– Буши!

– Слушаю, сэр.

– Немедленно задраить все люки и переборки, а экипажу и ученым надеть спасательные жилеты.

– Так точно, сэр, – ответил Буши. – Включаю автоматику. Сейчас оповещу экипаж и научную группу по громкой связи.

– Чуяло мое сердце, что не доведет нас до добра этот проклятый корабль-призрак, – пробурчал себе под нос Гилспи. – Его невезучесть, похоже, заразительна.

– Что ж, возблагодарим судьбу хотя бы за мелкие подачки, – философски пожал плечами Питт. – По ледовому полю торпеду не пустишь.

– Верно, но у них еще и палубная пушка имеется.

Тревожный рев сирены, извещающий об аварийном закрытии переборок, оглушительной какофонией разорвал тишину, разнесясь на мили вокруг в морозном воздухе. Питт и его спутники, напрягая последние силы, спешили к ледоколу. Полозья тяжелых саней глубоко проседали в снег, оставляя за собой широкий след и облегчая задачу подталкивающим их сзади людям. У спущенных сходней толпились матросы и офицеры “Полярной бури”, азартно размахивающие руками и призывающие поторопиться.

Капитан снова соединился с помощником:

– Скажи мне, Буши, подлодка так и не пыталась выйти с нами на связь?

– Никак нет, сэр. Прикажете запросить ее еще разок? Гилспи на секунду задумался:

– Нет, пока не стоит. Но не спускайте с нее глаз и сообщайте мне о любом подозрительном маневре с ее стороны.

– Ты пробовал с ней связаться, когда шел сюда? – спросил Питт.

– Да, пару раз пытался, но на мой запрос назвать себя ответа не последовало, – ответил капитан, не сводя глаз со зловещей субмарины.

– А как отреагировал адмирал, когда ты ему доложил?

– Приказал не рыпаться и сказал, что сам этим займется.

– Это хорошо. Обещание адмирала надежно, как банковский сейф. – Питт замолчал, о чем-то размышляя, потом снова заговорил: – Вот что, Дэн, вызови Джейка и прикажи ему отбить радиограмму на подлодку. Пусть предупредит, что вы установили сейсмоактивированные взрывные устройства точно в том месте, где сейчас находится субмарина.

– И чего ты надеешься добиться с помощью такого беспардонного вранья?

– Выиграть время. Не берусь гадать, что задумал Сэндекер, но это ему точно не помешает.

– На субмарине наверняка слушают наши радиопереговоры.

– Я на это и рассчитываю, – улыбнулся Питт.

– Если у них на вооружении те же методы, что у немецких подводников во время Второй мировой, скорее всего, они в состоянии заглушить нашу спутниковую связь.

– На это я тоже рассчитываю.

До ледокола осталось пройти еще с полмили. Гилспи снова вызвал Буши по рации.

– Джейк, слушай меня внимательно... – начал капитан и дал подробные инструкции своему первому помощнику, не сомневаясь, что на подлодке слышат каждое его слово.

Буши не выказал ни малейшего удивления и без колебаний подтвердил готовность выполнить довольно странный приказ старшего по званию:

– Так точно, сэр. Я немедленно свяжусь с подводным судном и передам предупреждение.

– Умница у тебя помощник, – одобрительно заметил Питт.

– Других не держим, – согласно кивнул Гилспи.

– Ладно, будем считать, что десять минут мы отыграли. Потом придется придумать какую-нибудь другую наживку и надеяться, что командир субмарины на нее клюнет.

– Давай-ка лучше шагу прибавим, – предложил капитан и рявкнул на подчиненных: – А ну повеселее, парни! За мной, и в темпе!

Питт чуть отстал и вскоре поравнялся с Эви Тан. Девушка еле передвигала ноги от усталости и тяжело дышала.

– Не желаете перевесить аппаратуру на мою шею? – осведомился Питт. – Она все-таки покрепче вашей будет.

Мисс Тан “решительно покачала головой:

– Фоторепортеры, как улитки, все свое таскают сами. Да вы не беспокойтесь, я в порядке. Ступайте вперед, я догоню.

– Не хотелось бы показаться невежливым, – вмешался Гилспи, – но мне необходимо попасть на мостик как можно быстрее.

– Давай, Дэн, двигай, – напутствовал его Питт. – Увидимся на борту.

Капитан пустился бегом во всю прыть и вскоре значительно оторвался от основной группы. Питт еще в пещере пытался предложить Эви свои лыжи, но та возмущенно отказалась, а сейчас, чуть поломавшись для виду, все же позволила вдеть ее ноги в крепления. Питт передал ей лыжные палки и тихо сказал:

– Вы идите, а я хочу взглянуть на эту субмарину поближе.

Расставшись с Эви и прячась за торосами, он пересек ледяное поле по диагонали и через несколько минут очутился ярдах в пятидесяти за кормой ледокола. С этой позиции таинственная подлодка была видна как на ладони. Около палубного орудия возились комендоры, за комингсом рубки виднелись фигуры офицеров. Против ожиданий, на них была не нацистская форма подводников, а обычные цельнокроеные утепленные комбинезоны, хотя и черного цвета. Выйдя из укрытия, Питт встал так, чтобы его видели с субмарины, и переключил рацию на передачу:

– Обращаюсь к командиру подлодки “U-2015”. Меня зовут Дирк Питт. Я нахожусь за кормой “Полярной бури”. – Выдержав паузу, чтобы его слова оценили должным образом, он продолжил: – И я точно знаю, кто вы. Если вы меня поняли, перехожу на прием.

Через несколько секунд треск атмосферных помех сменился довольно приятным и вполне дружелюбным голосом:

– Слушаю вас, мистер Питт. С вами говорит командир подводной лодки “U-2015”. Чем могу быть полезен?

– Я назвал вам свое имя, капитан. Могу я рассчитывать на ответную любезность?

– Мое имя вам знать ни к чему.

– Что ж, другого ответа я и не ожидал, – спокойно ответил Питт, – это вполне вписывается в общую картину. Ваши коллеги из Нового удела – или правильнее будет сказать Четвертой империи? – прямо-таки помешаны на секретности. Но вам не о чем беспокоиться: обещаю ни словом не обмолвиться о вашей подпольной банде киллеров при условии, что вы незамедлительно загрузитесь обратно в свою доисторическую консервную банку и уберетесь восвояси.

Это был выстрел наудачу, основанный на чистой воды догадках, но затянувшееся молчание подсказало Питту, что слова его задели какую-то весьма чувствительную струнку. Прошла целая минута, прежде чем рация снова ожила:

– Итак, вы и есть тот самый вездесущий Дирк Питт?

– Тот самый, – подтвердил Питт, мысленно радуясь нечаянной удаче, позволившей ему проделать хотя бы частичную брешь в обороне противника. – Вот только не подозревал, что моя слава разносится по свету с такой поразительной быстротой.

– Вы тоже не теряли времени зря, добираясь из Колорадо в Антарктику.

– Я мог бы прибыть и раньше, но нужно было сначала отделаться от трупов ваших приятелей.

– По-моему, вы намеренно испытываете мое терпение, мистер Питт.

Диалог стремительно превращался в бессмысленную пикировку, но Питт продолжал подначивать командира подлодки, чтобы выиграть еще немного времени.

– Нисколько. Всего лишь пытаюсь выяснить, какого черта вы околачиваетесь в антарктических водах, навязчиво преследуя безоружное исследовательское судно, когда вам положено крейсировать в Северной Атлантике и торпедировать беззащитные грузовые транспорты?

– Мы прекратили военные действия в апреле 1945 года, – сухо ответил подводник.

Питту очень не нравился спаренный пулемет на турели в передней части рубки, многозначительно развернутый в его сторону. Он кожей чувствовал, что истекают последние мгновения перед тем, как эти недобитые наци попытаются потопить “Полярную бурю” и уничтожить всех, кто находится на борту ледокола.

– А когда вы запустили проект “Четвертый рейх”? – спросил он невинным голосом. – Уже в мае или несколько позже?

– Я не вижу смысла продолжать наш разговор, мистер Питт, – бесстрастно и ровно, как диктор, сообщающий о погоде на завтра в Шайенне, штат Вайоминг, заявил капитан субмарины. – Всего вам доброго.

Питт не нуждался в дополнительных пояснениях, чтобы догадаться, что сейчас произойдет. Он нырнул за торос в тот самый миг, когда пулеметный расчет открыл огонь. Пули зажужжали в воздухе, со зловещим шипением вонзаясь в лед. Забившись в углубление у основания тороса и не смея даже пошевелиться, он сейчас клял себя за то, что надел форменный арктический комбинезон НУМА. Лазурь с бирюзой на белом льду превращали его в идеальную мишень.

Из укрытия Питту была хорошо видна кормовая надстройка “Полярной бури”. До нее, казалось, рукой подать – так близко и в то же время так недостижимо далеко. Пулеметчики пристрелялись, и очереди стали ложиться совсем рядом. Отчаянно извиваясь, подобно выползающей из старой шкуры змее, он ухитрился стянуть с себя комбинезон, оставшись в шерстяном свитере и шерстяных штанах. Слишком тяжелые и неудобные для бега сапоги тоже скинул. Град пуль временно прекратился – должно быть, стрелок выглядывал, задело ли Питта его огнем.

Припорошив голову снегом, чтобы замаскировать свои черные волосы, он осторожно выглянул из-за края тороса. Один пулеметчик выжидающе замер у турели, другой пристально рассматривал в бинокль убежище Питта. Потянулись томительные секунды ожидания. Наконец командир расчета отвернулся и махнул рукой в сторону ледокола. Второй номер послушно развернул спаренные стволы.

Питт глубоко вдохнул и бросился бежать, петляя из стороны в сторону почти с той же непостижимой скоростью и непредсказуемостью, как много лет назад, когда он играл нападающим за команду Академии ВВС. Жаль только страховать его отчаянный прорыв было сегодня некому – Джиордино от бессменного партнера и напарника отделяло несколько тысяч миль. Лед рвал в клочья носки и ранил ноги, но Питт не обращал внимания на боль и многочисленные порезы.

Он сумел оторваться ярдов на тридцать, прежде чем на подлодке спохватились и снова открыли огонь. Но стрелок не успел скорректировать прицел, и первая очередь прошила снег за спиной беглеца, а потом было уже поздно – Питт нырнул за ахтерштевень “Полярной бури” за секунду до того, как пули свинцовым градом застучали по кормовой обшивке, бессильно расплющиваясь о броневую сталь и лишь отколупывая от нее микроскопические ошметки сурика.

Оказавшись вне досягаемости пулемета субмарины, Питт сбавил скорость и перевел дух. Сходни уже убрали, судно по приказу Гилспи начало разворот на 180 градусов в направлении открытого моря, но с борта все еще свисал веревочный трап. Питт в несколько прыжков поравнялся с ним, ухватился за нижнюю перекладину и полез наверх, стараясь не смотреть, как громоздятся внизу под ногами отбрасываемые форштевнем ледокола остроконечные обломки льдин. Как только голова и плечи Питта показались над планширом, Кокс одной рукой подхватил его за шкирку, могучим рывком перенес через фальшборт и аккуратно опустил на палубу.

– С возвращением, сэр, – широко ухмыляясь, приветствовал он спасенного.

– Спасибо, Аира, век не забуду, – благодарно выдохнул Питт.

– Капитан просил вас подняться на мостик. Питт кивнул и зашлепал по палубе к трапу.

– Мистер Питт!

– Да? – обернулся тот.

Кокс кивком указал на кровавые следы на палубе.

– Может, вам стоит сначала показаться врачу?

– Как только все закончится, первым делом запишусь к нему на прием, – пообещал Питт, оглядев критическим взором свои израненные ноги.

Гилспи, стоя на правом крыле мостика, рассматривал субмарину в бинокль. Черный лоснящийся корпус по-прежнему торчал горбом среди льдов на месте всплытия. Услыхав шаги за спиной, капитан резко обернулся.

– Да-а, парень, крепко тебя приложило! – присвистнул он.

– Сам виноват. Позволил себе парочку бестактных замечаний по ходу переговоров.

– Я слышал ваш обмен любезностями.

– Командир лодки не пытался с тобой связаться?

Гилспи коротко мотнул головой:

– Ни звука. Рация молчит.

– Что, совсем не работает?

– Совсем. Как мы и подозревали, они заглушили нашу спутниковую связь.

Питт бросил неприязненный взгляд на подлодку:

– Хотел бы я знать, какие у них намерения?

– На месте бошей я бы дождался, пока “Полярная буря” развернется и направится в открытое море. Тогда они получат возможность беспрепятственно обстреливать наш правый борт.

– Если ты прав, – мрачно заметил Питт, – пальба начнется с минуты на минуту.

Прогноз его, по всей видимости, совпал с планами командира субмарины, потому что из дула носового орудия внезапно вырвался сгусток огня и дыма, и почти сразу же за кормой ледокола раздался мощный взрыв.

– Недолет, – флегматично констатировал Буши, стоящий перед пультом управления.

Эви Тан, испуганно прижавшись к ведущей на мостик двери, жалобно спросила:

– Это они в нас стреляют? Но почему?!

– Живо вниз! – в ярости взревел Гилспи и рявкнул в микрофон громкой связи: – Всем членам экипажа, кроме вахтенных, а также всем научным сотрудникам немедленно надеть спасательные пояса и разместиться в каютах по левому борту!

Упрямая журналистка все-таки отщелкала с полдюжины кадров, прежде чем подчинилась приказу и спустилась в сравнительно безопасную часть судна. Тем временем второй выпущенный снаряд угодил в вертолетную площадку и разнес ее в дымящиеся щепки. Третий, с воем прорезав морозный воздух, пробил трубу и взорвался внутри. Гигантский стальной цилиндр с оглушительным хлопком раскрылся, как разрубленный топором алюминиевый бидон. “Полярная буря” содрогнулась, чуть замедлила ход, но тут же снова принялась таранить лед с прежней энергией.

– Вошли в проложенный канал, сэр, – доложил Кокс.

– Все равно пройдет куча времени, прежде чем мы уберемся из зоны обстрела, – уныло покачал головой Питт. – И даже тогда не решим всех проблем: они могут в любой момент погрузиться, последовать за нами и всадить торпеду в бок уже в открытом море.

Снова ожил пулемет. Длинная очередь прошлась по полубаку, скользнула по шкафуту и буквально вспорола кормовую надстройку. Стекла иллюминаторов мостика разлетелись брызгами. Крупнокалиберные пули жужжали роем разъяренных ос, корежа и разрывая все, что возвышалось хотя бы на три фута над фальшбортом. Питт, Гилспи и Кокс автоматически повадились на падубу, а вот Буши на секунду замешкался и пострадал – одна пуля вонзилась ему в плечо, другая раздробила челюсть.

Опять лениво прогрохотала пушка, извергнув из жерла очередной смертоносный гостинец. Снаряд разорвался за мостиком, в салоне кают-компании. От вызванного взрывом сотрясения корпус “Полярной бури” завибрировал, а всех, кто находился на мостике, расшвыряло в разные стороны, как тряпичных кукол. Гилспи и Кокс врезались в штурманский стол, раненый Буши, уже потерявший сознание от болевого шока, закатился под разбитую консоль пульта управления, а Питта ударной волной вообще вынесло с мостика на левое крыло.

Очумело покрутив головой, он заставил себя подняться, не обращая внимания на ушибы и порезы от осколков выбитых стекол. В ноздри лез едкий дым, в ушах стоял звон, начисто перекрывавший доступ всем прочим звукам. Пошатываясь, он вернулся в рубку и опустился на колени рядом с капитаном. Гилспи не повезло: он сильно ударился грудью о край стола, сломав три или четыре ребра. Из ушей и носа сочилась кровь, на правой штанине быстро расплывалось темное пятно. В еще открытых, но уже начинающих стекленеть глазах застыло отчаяние.

– Мой ледокол! – прохрипел он из последних сил. – Эти сволочи сейчас разнесут мою “Полярную бурю” в щепки!

– Молчи и не двигайся! – приказал Питт. – У тебя могут быть внутренние повреждения.

– Эй, что там у вас за чертовщина? – донесся из чудом уцелевшего динамика интеркома голос старшего механика, едва различимый за лязгом и грохотом агрегатов машинного отделения.

Питт схватил трубку судового телефона:

– Ледокол подвергся неспровоцированному нападению со стороны неизвестного подводного судна. Капитан Гилспи ранен. Постарайтесь выжать из ходовой части все возможное – необходимо срочно выйти из-под обстрела, пока нас не превратили в груду металлолома.

– Но у нас серьезные повреждения, сэр. И есть раненые!

– У вас их будет гораздо больше, – рявкнул Питт, – если вы сию же минуту не дадите полный вперед!

– Джейк, – простонал Гилспи. – Где Джейк?

Старпом, истекая кровью, лежал без сознания; над ним, ошалело крутя головой, возвышался Кокс.

– Вышел из строя, – лаконично ответил Питт. – Кто у тебя второй помощник?

– Джо Бэском, но он сошел на берег в Монтевидео и вернулся в Штаты – у него жена вот-вот должна родить. Позови Кокса.

Питт жестом подозвал третьего помощника:

– Иди сюда, Аира, капитан зовет.

– Разворот завершен полностью? – спросил Гилспи. Кокс кивнул:

– Так точно, сэр. Направляемся к выходу из ледяного поля, курс ноль-пять-ноль.

Питт, словно загипнотизированный, не отрывал взгляда от субмарины в томительном ожидании следующего выстрела из носового орудия. И тот не заставил себя ждать. Снаряд превратил в щепки баркас – самую большую спасательную шлюпку, рассчитанную на шестьдесят человек. Взрывная волна встряхнула судно, заставив его судорожно накрениться на левый борт. Помимо баркаса сильно пострадала переборка между шлюпочной палубой и камбузом, которую буквально разнесло вдребезги. Вихрь дыма и огня взметнулся ввысь вместе с обломками, хищные языки пламени принялись с жадностью лизать планшир и шлюпбалки. Пожар быстро распространялся: вскоре загорелась уже вся шлюпочная палуба правого борта.

Никто на мостике не успел еще толком среагировать, как из жерла пушки вылетел очередной снаряд, с истеричным визгом устремившийся к изувеченному ледоколу. На сей раз попадание пришлось в носовую часть. Взрывом чуть не оторвало бушприт; разорванные звенья якорной цепи тяжеловесно закружились в воздухе, как спицы в колесе. Но несмотря на все разрушения, “Полярная буря” упорно продолжала двигаться вперед.

Расстояние между судном и подлодкой неуклонно росло, лишая прежней эффективности пулеметные очереди. Видимо, на субмарине тоже это заметили и прекратили огонь. И все же разрыв увеличивался недостаточно быстро. Как только командир подлодки понял, что у ледокола появился шанс уйти от обстрела, он приказал орудийному расчету ускорить темп стрельбы. Теперь выстрелы производились через каждые пятнадцать секунд, но из-за спешки процент попаданий заметно снизился. Несколько снарядов упало в море, а один, выпущенный с большим перелетом, все-таки натворил дел, срезав как бритвой радарную установку и радиомачту.

Атака на ледокол последовала с такой ошеломляющей внезапностью, что Гилспи не успел даже и подумать о том, чтобы сдаться, сохранив тем самым жизнь пассажиров и экипажа. Хотя Питт, наверняка зная, что любые переговоры о капитуляции ни к чему не приведут, все равно не позволил бы ему выкинуть белый флаг. Слуги Четвертой империи не имели привычки оставлять в живых свидетелей своих грязных делишек. Их устраивал только летальный вариант развития событий, предусматривающий полное и окончательное захоронение всех находящихся на борту “Полярной бури” в стальном саркофаге корпуса под тысячефутовой толщей ледяной воды.

По мере приближения “Полярной бури” к краю ледового поля толщина льда уменьшалась, и раненый ледокол без труда продавливал его корпусом, взбивая лопастями винтов перемешанную с ледяным крошевом обломков воду за кормой в соленый молочно-белый коктейль. Питт мысленно прикинул, нельзя ли развернуть судно в сторону подлодки и попытаться протаранить ее форштевнем, но вынужден был отказаться от этого соблазнительного плана. Во-первых, дистанция слишком велика, а во-вторых, противник легко избежит столкновения, просто уйдя под воду, но предварительно выпустив по беззащитной “Полярной буре” столько снарядов, сколько успеет.

Разбитый баркас превратился в груду обломков, с покореженных шлюпбалок сиротливо свисали обгорелые остатки бушприта и кормовой части. Рваные дыры пробоин зловеще сочились едким, вонючим дымом, но ледокол по-прежнему сохранял ход – по крайней мере, до тех пор, пока не случится прямого попадания в машинное отделение. Палубу мостика усеивали осколки битого стекла и детали навигационных приборов, местами расцвеченные рубиновыми блестками запекшейся крови.

– Еще четверть мили, и мы выйдем из-под обстрела! – крикнул Питт, перекрывая грохот неумолкающей канонады.

– Так держать, – приказал Гилспи, морщась от боли. Капитан кое-как ухитрился принять сидячее положение, привалившись спиной к ножке штурманского стола.

– Вся электроника вышла из строя, сэр, – доложил Кокс. – Руль заклинило, восстановить контроль пока не получается. Боюсь, как бы нас не повело по кругу, назад к этой чертовой субмарине.

– Потери есть?

– Насколько мне известно, ученые все живы, да и из экипажа мало кто пострадал, – ответил Питт. – Каюты и отсеки По левому борту, где они находились во время боя, почти не получили повреждений.

– Ничего себе бой! – буркнул Кокс, облизывая кровоточащую губу. – Они по нам из пушки садят, а нам даже снежка слепить не из чего.

Небо снова раскололось вспышкой. Бронебойная болванка пробила корпус, насквозь прошила машинное отделение, разрывая на своем пути электрические кабели и топливные трубопроводы, и уже на излете с гулким грохотом врезалась в противоположный борт. В машинном никого не задело, но повреждения оказались крайне серьезными: циклопические дизели сначала снизили обороты, а потом и вовсе остановились.

– Последним попаданием выведена из строя система подачи горючего, – минуту спустя доложил по интеркому стармех. – Все люди целы, но ход потерян полностью.

– Восстановить сможете?

– Смогу.

– Сколько вам нужно времени?

– Часа два-три, не меньше.

Кокс безнадежно махнул рукой и повернулся к Питту.

– Ну все, теперь нам точно конец!

– Да, похоже, – озабоченно кивнул тот. – Теперь они могут спокойно, не торопясь, как на полигоне, расстреливать нас прямой наводкой, пока от “Полярной бури” не останется только дырка во льду. Знаешь, Дэн, на твоем месте я бы отдал приказ покинуть судно. Быть может, кому-то посчастливится добраться до материка и продержаться в той ледовой пещере, пока не подоспеет помощь.

Гилспи смахнул со щеки струйку крови и сумрачно склонил голову в знак согласия:

– Аира, подай-ка мне судовой телефон.

Питт, подавленный горечью поражения, вышел на крыло мостика, выглядевшее таким помятым, будто побывало под прессом для списанных автомобилей. Посмотрел на корму, где на флагштоке все так же непокорно реяли на ветру звезды и полосы по соседству с бирюзовым вымпелом НУМА. Затем снова перевел взгляд на подводную лодку, автоматически засек дульную вспышку палубного орудия и тут же услышал пронзительный вой выпущенного снаряда, пролетевшего аккурат между радарной мачтой и распластанной одним из предыдущих попаданий трубой. В сотне ярдов за форштевнем глухо прогремел взрыв, взметнувший вверх фонтан воды, смешанной с осколками льда. Опять перелет, но Питт знал, что это всего лишь кратковременная отсрочка.

И вдруг сердце у него в груди екнуло и затрепетало, с воспаленных губ сорвался вздох облегчения – далеко за кормой субмарины мелькнула яркая вспышка, прямо из-подо льда вырвалась крошечная черная сигара и устремилась ввысь, оставляя за собой белесый реактивный след. Достигнув зенита, боевая ракета класса “земля – земля” круто изменила траекторию и начала стремительно падать, подобно завидевшему добычу соколу, прямо на обреченную субмарину. А в следующее мгновение на месте торчащей нелепым горбом посреди колотых льдин “U-2015” полыхнул невообразимой интенсивности сгусток пламени, причудливо переливающегося всеми оттенками спектра от оранжевого до лилового, и столбом вонзился в пасмурное небо, постепенно расширяясь в верхней части в шляпку чудовищной величины гриба. Корпус подлодки разломился пополам, корма и нос вздыбились над водой параллельно друг другу, а в промежутке между ними бушевал огненный смерч. Клубы дыма и пара на несколько секунд окутали непроницаемым облаком останки гибнущей субмарины, а когда туман рассеялся, в полынье уже ничего не осталось, кроме маслянистых разводов на черной поверхности воды. “U-2015” совершила последнее погружение за всю свою более чем полувековую историю.

Все произошло так быстро, что Питт не сразу поверил своим глазам.

– Это что же, она вот так просто взяла и утонула? – растерянно спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Воцарившееся на мостике оцепенелое молчание прервал уверенный мужской голос, донесшийся из динамика интеркома:

– “Полярная буря”, слышите меня?

Питт схватил рацию:

– Слышу вас, добрый самарянин!

– Говорит капитан Ивен Каннингхем, командир атомной подводной лодки ВМФ США “Таксон”. Прошу прощения, что не смогли подойти к вам пораньше.

– Лучше поздно, чем никогда, – рассмеялся Питт. – А если без шуток, вы очень вовремя подоспели, капитан! Кстати, не одолжите нам свою ремонтную бригаду? Судно сильно пострадало.

– Воды в трюме много?

– Нет, с этим все в порядке, но в надводной части масса повреждений да и в машинном тоже полный разгром.

– Готовьтесь принять на борт наших людей. Мы пришвартуемся через двадцать минут.

– Отлично. Ждем с нетерпением, икрой и шампанским.

– Откуда они взялись? – спросил ошеломленный Кокс.

– Подарок от адмирала Сэндекера, – пояснил Питт. – Старик, должно быть, звякнул начштаба флота и слегка на него надавил. У него это здорово получается.

– Теперь... когда лодка больше не глушит… нашу спутниковую связь, – с трудом произнося слова, заговорил Гилспи, – думаю, тебе стоит... связаться с адмиралом... и доложить о повреждениях и потерях.

Кокс тем временем занялся Буши, начавшим подавать признаки жизни.

– Обязательно свяжусь и доложу, – заверил Питт капитана. – А ты отдыхай пока и не бери в голову. Все уже позади, мы тебя сейчас в лазарет доставим, там врачи подлатают, и будешь как новенький.

– Что с Джейком? – Болезненно морщась, Гилспи повернул голову в сторону своего старшего помощника.

– Не волнуйся, выживет. Ранение, конечно, серьезное, но недельки за две его поставят на ноги. Между прочим, самый тяжелый случай – твой. Все остальные отделались царапинами и легкой контузией.

– Благодарение богу хотя бы за это, – мужественно улыбнулся капитан.

Набирая номер штаб-квартиры НУМА в Вашингтоне, Питт вспомнил о Джиордино, отправленном, по его искреннему убеждению, в увеселительную прогулку на остров св. Павла, и с завистью представил себе напарника сидящим в кейптаунском ресторанчике рядом с соблазнительной красоткой в открытом платье и потягивающим марочное южно-африканское винцо.

– Везет же некоторым! – сквозь зубы проворчал Питт, с отвращением окидывая взглядом искореженный скелет мостика, зияющие проемы иллюминаторов и груды битого стекла. – Он там на солнышке греется, а я тут чуть концы не отдал и замерз до полусмерти!

19

– И почему только все самое лучшее вечно достается Дирку? – обиженно ворчал себе под нос Джиордино. – Готов на что угодно поспорить, что этот везунчик дрыхнет сейчас в тепле и уюте в шикарной каюте, а под боком у него какая-нибудь сногсшибательная девица с докторской степенью по гидробиологии!

Теплолюбивый итальянец промок и продрог до костей под косыми струями дождя пополам со снегом, пока тащился по крутому склону к пещере с тощим пучком веточек, которые они с Ганном сумели нарезать с сухих кустов, обшарив в поисках топлива почти весь склон.

– Не ной! – огрызнулся Руди. – Вот сейчас подсушим маленько дровишки, разведем костер и тоже согреемся.

Он шел первым, бережно прижимая к груди охапку хвороста. Войдя под своды пещеры, он с облегчением уронил ношу на каменный пол, уселся рядом, привалился спиной к стене и вытянул гудящие от усталости ноги.

– Ни хрена мы этим дерьмом не согреемся, только дымом прокоптимся, – буркнул Джиордино, скидывая плащ-палатку и вытирая мокрую от затекшей за шиворот воды шею.

Ганн протянул напарнику чашку уже совершенно холодного кофе из термоса и половинку галеты.

– Последняя трапеза, – торжественно провозгласил он.

– Сэндекер говорил что-нибудь конкретное на предмет того, когда нас отсюда заберут?

– Сказал только, что помощь выслана.

Ал посмотрел на часы.

– Четыре часа тут кукуем. Было бы неплохо успеть вернуться в Кейптаун, пока все пабы не закрылись.

– Скорее всего, у адмирала не нашлось под рукой второй птички с вертикальным взлетом, иначе за нами давно бы уже прилетели.

Джиордино вдруг встрепенулся, наклонил голову и замер, прислушиваясь. Затем, крадучись, двинулся к выходу из пещеры. Густо валивший мокрый снег сменился моросящим дождиком, затянутое тучами небо начало потихоньку проясняться, и впервые за последние несколько часов открылся вид на океан.

Сначала черная точка в просвете облаков показалась ему мушиным пятнышком на мутном стекле, но пятнышко быстро росло, на глазах приобретая характерные очертания вертолета. Еще миля – и он безошибочно опознал в нем модель “Макдоннел Дуглас Эксплорер” с двойным стабилизатором и без хвостового винта.

– К нам гости, – объявил Джиордино. – С северо-запада к “Острову приближается вертолет. Идет с большой скоростью и держится низко над водой. Похоже, вооружен ракетами класса “воздух – земля”.

Ганн присоединился к итальянцу, бросил взгляд на геликоптер и с сомнением покачал головой:

– Вертолету не хватит дальности, чтобы добраться сюда из Кейптауна. Остается предположить, что он стартовал с какого-то судна.

– И опознавательных знаков не видно. Скверный знак, ты не находишь?

– В арсенале ВВС ЮАР машин такого типа нет, – уверенно сказал Руди.

– Мне почему-то кажется, что он везет нам отнюдь не рождественские подарки, – глубокомысленно заметил Джиордино. – Слушай, может нам просто сюрприз сделать хотят? Иначе давно бы вызвали по рации и предупредили.

Пилот не был лихачом и заходил на посадку очень осторожно. Завис на безопасной высоте над утесами, не менее трех минут изучал площадку, где еще недавно стоял взорвавшийся самолет и только потом начал медленно снижаться, умело балансируя в воздушных потоках. Но вот полозья мягко коснулись каменистого фунта, лопасти винта замедлили вращение и наконец остановились.

И сразу наступила необыкновенная тишина. Ветер окончательно стих, и горные склоны погрузились в безмолвие. После короткой паузы массивная дверь кабины распахнулась, и из чрева вертолета один за другим выпрыгнули шестеро мужчин в черных комбинезонах, с ног до головы обвешанные оружием и боеприпасами, которых с лихвой хватило бы для успешного вторжения в какое-нибудь карликовое государство.

– Удивительно подходящее снаряжение для спасательной партии! – одобрительно цокнул языком Джиордино.

Не обращая внимания на ехидные комментарии спутника, Ганн набрал вашингтонский номер адмирала и, как только Сэндекер ответил, кратко доложил:

– К нам прибыли вооруженные до зубов гости на черном вертолете без опознавательных знаков.

– Ну и денек! – тяжело вздохнул директор НУМА. – Только тем и занят сегодня, что выручаю из беды всяких придурков. Сначала Питт вляпался, а теперь еще и вы в передрягу угодили. – За язвительным тоном адмирала таилась нешуточная тревога, которую ему так и не удалось скрыть. – Вот что, Руди, скажи мне, как долго вы сможете играть с ними в прятки?

– Минут двадцать, от силы тридцать.

– Ракетоносный фрегат ВМФ США полным ходом движется к острову св. Павла. Как только вертолет противника окажется в пределах досягаемости, я попрошу капитана разнести его в клочья.

– И когда же наступит сей долгожданный момент, сэр? – вежливо поинтересовался Ганн.

После тяжелой, продолжительной паузы адмирал неохотно выдавил:

– Часа через два. Может, даже немного раньше.

– Я уверен, сэр, что вы сделали все от вас зависящее, и мы оба очень вам благодарны, – заверил Ганн; он прекрасно понимал, что адмирал хоть и крепкий орешек, но сейчас даже его скорлупа могла дать трещину. – Вы только не волнуйтесь, сэр. Можете не сомневаться, в понедельник мы с Алом непременно заявимся в свои кабинеты и приступим к выполнению служебных обязанностей.

– Не явитесь – уволю! – мрачно пошутил Сэндекер.

– До свидания, сэр.

– До свидания, Руди. Храни вас Бог. И передай Алу, что с меня сигара.

– Передам.

– Сколько? – спросил Джиордино, догадавшись по лицу напарника, что ожидать следует худшего.

– Два часа.

– Паршиво, – хмыкнул итальянец. – Кто б еще объяснил, откуда эти мерзавцы узнали, где мы находимся?

– Вопрос на миллион долларов. Всего пятерым из следственной группы точно известно, где пассажиры “Мадраса” нашли черный череп.

– Начинаю подозревать, что на содержании Четвертой империи кроме армии наемных убийц находится еще и армия осведомителей, – со злостью буркнул Джиордино.

Поисковая партия разделилась. Трое вооруженных людей разошлись на пятьдесят ярдов друг от друга и стали прочесывать склон горы поперек. Остальные трое двинулись в противоположном направлении. Не вызывало сомнений, что подобная тактика рано или поздно приведет их ко входу в туннель.

– Ну, часок-то они провозятся, – пробормотал Ганн. – Да и старую дорогу не так просто разглядеть под зарослями капусты.

– А пять минут не хочешь? – проворчал Джиордино, кивком указывая на поднявшийся в воздух вертолет. – Сверху пилот быстро выведет своих дружков прямо к нашему порогу.

– Как ты считаешь, имеет смысл вступить в переговоры? Итальянец отрицательно покачал головой:

– Если эти парни из той же шайки, с которой мы с Дирком схлестнулись в Теллуриде, проще будет договориться со стаей голодных тигров-людоедов.

– Двое безоружных против шестерки охотников-профессионалов, снаряженных как на медведя-гризли... Неплохо бы уравнять шансы.

– У тебя есть план? – вкрадчиво спросил Джиордино.

– Спрашиваешь! Конечно, у меня есть план!

Ал заинтересованно посмотрел на коротышку Руди, очень похожего в этот момент на зануду-преподавателя из захолустного колледжа.

– Надеюсь, достаточно жестокий, коварный и подлый? Ганн утвердительно закивал. В глазах у него плясали чертики:

– Более чем. Плюс кое-что сверх того.

Вертолет облетел четыре раза вокруг горы, прежде чем пилот обнаружил древнюю дорогу, ведущую к пещере. Сообщив об этом поисковым партиям, одна из которых к тому времени находилась далеко на противоположном склоне, он завис над мощеной тропой в качестве ориентира. Первые трое выбрались на дорогу и гуськом начали подниматься вверх, сохраняя между собой интервал не менее чем в двадцать ярдов. Классическое построение разведгруппы: лидер контролирует местность прямо по ходу, следующий наблюдает за верхней частью склона, замыкающий – за нижней. Вертолет тем временем направился в сторону второй тройки, чтобы провести их к тропе кратчайшим путем.

Преодолев оползни и обогнув утес перед входом в пещеру, старший из черных комбинезонов остановился у зияющего в скале отверстия, обернулся к спутникам и крикнул по-английски:

– Дошел до пещеры. Вхожу.

– Осторожнее, Первый, там может быть засада, – предупредил следующий за ним боевик.

– Не думаю, что у них есть оружие, иначе они давно бы его применили.

С этими словами лидер группы скрылся в туннеле. Немного погодя за ним последовал второй. Замыкающий, потерявший спутников из виду, как раз приближался к утесу, когда над нагромождением камней за его спиной бесшумно выросла человеческая фигура. Целиком сосредоточившись на подходах к пещере, третий киллер не услышал шороха осыпающейся щебенки сзади и так и не узнал, чем его шарахнуло. Руди Ганн метнул обломок базальта с такой силой и меткостью, что тот насквозь пробил череп боевика, рухнувшего наземь, не издав ни звука.

Не прошло и минуты, как тело убитого исчезло под грудой камней. Быстро оглядевшись и убедившись, что вертолет все еще кружит за горой, Ганн крадущимся шагом пустился вокруг скальной преграды. Только теперь он шел на охоту не с голыми руками, а с солидным арсеналом, состоящим из десантной винтовки, девятимиллиметрового автоматического пистолета, штык-ножа и набитого патронами подсумка. На плечах его болтался слишком большой по размеру бронежилет, а на шее висела рация покойника. Коварный план Руди начал претворяться в жизнь.

Старший группы киллеров медленно продвигался по туннелю, держась настороже и освещая себе путь зажатым под мышкой фонарем. Дойдя до входа в первую камеру, плотно прижался к стене, чуть пригнувшись в боевой стойке и держа оружие наготове. Но все было спокойно, и он немного расслабился. Огляделся по сторонам, осветив фонарем пол и стены. Не нашел ничего подозрительного, кроме скелета моряка в полусгнивших лохмотьях и вороха тюленьих шкур в углу, окончательно успокоился, опустил винтовку и заговорил в закрепленный на вороте микрофон:

– Первый на связи. В туннеле и в пещере никого, если не считать костей какого-то матросика, очевидно высаженного на этот остров в незапамятные времена. Как меня слышите?

– Слышу тебя, Первый, – отозвался голос пилота под аккомпанемент рева вертолетных двигателей. – Ты уверен, что там не прячутся агенты НУМА?

– Можешь мне поверить, их тут и близко нет.

– Хорошо. Четвертый, Пятый и Шестой уже на подходе, а я пока обследую обрывы со стороны моря.

Первый отключил рацию – и это было последним осознанным действием в его жизни. Джиордино, как чертик из табакерки, выскочил из-под груды тюленьих шкур и вогнал прямо в глотку киллеру обсидиановый наконечник древнего копья. Придушенно закашлявшись, тот издал какой-то странный, булькающий звук и уже мертвый тяжело осел на каменный пол пещеры. Итальянец ловко выхватил винтовку из ослабевших рук, быстро оттащил тело подальше, снял с него рацию на ремешке и через голову надел на себя. После этого скатал свою плащ-палатку в шар и прижал ее к дулу.

– Ты что там нашел, Первый? – послышалось из туннеля.

– Всего лишь древний скелет, – крикнул в ответ Джиордино, прикрыв рот ладонью и отвернувшись к дальней стене, чтобы как можно сильнее исказить свой голос.

– Больше ничего? – Второй, похоже, что-то заподозрил и не слишком торопился войти в пещеру.

– Нет. – Джиордино решил рискнуть и предложил: – Слышишь, Второй, если не веришь, заходи и посмотри сам.

Осторожно и неуверенно, словно принюхивающийся к незнакомому запаху зверь, боевик переступил через порог камеры. Итальянец одним движением направил луч фонаря в лицо противнику и тут же навскидку выстрелил Пуля вошла Второму между глаз, а накидка заглушила грохот выстрела. Сразу вслед за ним, еще не зная, с чем предстоит столкнуться, в пещеру с винтовкой наперевес ворвался Руди.

– Теперь нас двое против четверых, – приветствовал его Джиордино, донельзя довольный собой.

– Погоди радоваться, – поморщился Ганн. – Как только вертолет вернется, мы окажемся в ловушке.

– Если уж Второй купился на мое выступление в роли Первого, то и остальные купятся, – самоуверенно заявил Ал. – Вот увидишь, когда я снова разыграю зазывалу и заманю их внутрь!

Боевики второй группы, в отличие от первой, оказались далеко не так доверчивы, как оптимистически рассчитывал Джиордино. Они приближались к пещере не менее настороженно, чем почтовый инспектор, осматривающий подозрительную посылку, в которой может таиться бомба. Даже под охраной повисшего над головами вертолета киллеры предпочитали не рисковать и продвигались строго по одному короткими перебежками, постоянно прикрывая друг друга, пока не подобрались к самому входу в туннель, где выжидающе залегли среди камней. Объяснялась такая тактика в основном тем, что Джиордино не выходил в эфир и не отвечал на вызовы, чтобы не выдать себя.

Пока боевики медлили у входа, друзья раздели один из трупов, чей размер и ширина плеч примерно соответствовали габаритам итальянца. Натянув черный комбинезон, у которого рукава оказались длиннее на два дюйма, а штанины – на все четыре, Джиордино закатал первые, подвернул вторые, закинул винтовку на плечо, нахально вышел наружу и заговорил в микрофон, старательно имитируя голос убитого вожака.

– Четвертый, вы что там копаетесь? – буркнул он, не поднимая глаз на вертолет. – Ведете себя, как старые бабы! Я же сказал, что здесь пусто, не считая давно сгнивших останков какого-то морячка, которого то ли забыли на этом острове, то ли нарочно оставили.

– По-моему, у тебя голос изменился, Первый. А вы как считаете, ребята?

Джиордино понял, что одурачить их не удалось, но решил не сдаваться и довести игру до конца.

– Простыл слегка. Ничего удивительного в такую мерзкую погоду.

– У тебя от простуды и рост на полфута убавился?

– Давай, прикалывайся дальше, если больше заняться нечем, – огрызнулся итальянец. – А я тут под дождем торчать не собираюсь. И вам не советую.

Он повернулся и вошел обратно в пещеру, будучи твердо уверен, что не получит пулю в спину. Сомнения сомнениями, но киллеры должны сначала убедиться, что не стреляют в своего.

– Почуяли-таки подвох, волкодавы чертовы, – огорчился Ганн. – Я слышал по рации, как ты с ними базарил.

– Значит, переходим к плану номер два, – подвел итог Джиордино. – Кстати, в чем он состоит?

– Выбираемся через завал в следующий туннель, ждем подходящего момента и нападаем.

– Если повезет, уложим одного, максимум двоих, – скептически покрутил головой итальянец.

– И то хлеб. По крайней мере шансы уравняем, – жизнерадостно парировал Руди.

У них оставалось в лучшем случае несколько минут в запасе, поэтому друзья с лихорадочной быстротой принялись разбирать завал. Несмотря на сырость и холод, пот лился с них градом. Они едва успели протащить сквозь узкий лаз два трупа, свои рюкзаки, пролезть сами и заложить отверстие камнями, как Четвертый прыжком влетел в камеру, перекатился по полу и занял позицию для стрельбы лежа. Следом ворвался Пятый и застыл у входа, прижимаясь к стене. По стенам заметались лучи фонарей, неотступно сопровождаемые винтовочными стволами.

– Говорил я тебе, что все вместе они сюда ни за что не сунутся, – прошептал Джиордино на ухо напарнику, – так оно и вышло: Шестого в резерве оставили.

– Никого нет, – удивленно произнес Четвертый. – Пещера пуста.

– Не может быть, – послышался голос пилота. – Я лично видел первую тройку на подходе к гроту всего пятнадцать минут назад.

– Четвертый прав, – подтвердил пятый. – Первый, Второй и Третий исчезли.

Они разговаривали вполголоса, но Ганн и Джиордино слышали у себя в наушниках каждое слово. Боевики по-прежнему держались настороже и готовы были открыть огонь в ответ на любое движение, но все-таки чуточку расслабились, убедившись своими глазами, что спрятаться здесь абсолютно негде.

– Целься в стоящего, – тихо сказал Джиордино. – На них бронежилеты, так что постарайся попасть в голову. Другой мой. Лежачих не бьют, но я без предрассудков.

Просунув стволы в крошечные отверстия размером не более полутора дюймов, специально оставленные между камнями для обзора, Руди с Алом бестрепетно навели оружие на людей, которые явились сюда с единственной целью – убить их самих. Два выстрела грянули в унисон; под сводами подземелья прокатилось громовое эхо. Лежавший Четвертый только чуть дернулся, а его стоявший на выходе напарник нелепо взмахнул руками, выронив винтовку, судорожно всхлипнул, сложился пополам и мешком повалился на пол.

Джиордино отодвинул в сторону несколько обломков, выставил в отверстие фонарь и внимательно пригляделся к телам убитых. Затем, повернувшись к Ганну, без слов чиркнул рукой поперек горла. Тот понимающе кивнул и отключил свою рацию.

– Пока придется посидеть здесь, – вполголоса заметил итальянец, но не успел развить свою мысль, будучи прерван возмущенным пилотом вертолета:

– Что у вас там стряслось?! Кто стрелял?

Не считая больше нужным маскироваться, Джиордино небрежно бросил в ответ:

– Да так, ерунда, пару кроликов подстрелили.

– Кроликов? – недоуменно переспросил пилот. – Каких еще, к черту, кроликов?!

– Не слушай его, это подстава! – врезался в переговоры глухой от ярости голос Шестого. – Эти гады из НУМА перебили всех наших парней.

– Их я и подразумевал, когда говорил о кроликах, – пояснил Джиордино, сознательно добавляя к накопившемуся счету еще и смертельное оскорбление.

– Ну все, теперь вам точно крышка! – уверенно пообещал пилот.

– Как говаривали гангстеры копам в старых фильмах: приходите и возьмите нас, если сможете.

– Вот еще! Стану я сам руки марать, – рассмеялся пилот.

– Ложись! – прошипел итальянец, прижимая напарника к насыпи. – Сейчас грохнет!

Вертолет грациозно завис напротив входа в пещеру и выпустил ракету. Начиненный взрывчаткой цилиндр с гулким уханьем сорвался с направляющих на фюзеляже, нырнул в туннель, врезался в стену и взорвался. Джиордино с Ганном тряхнуло так, будто на них концертный рояль уронили с десятого этажа. Каменная крошка прошлась по камере смертоносной шрапнелью, разрывая в клочья все, что находилось внутри. Дым и газы, перемешанные с пылью, с ураганной силой закружились в тесном пространстве, пока не нашли выхода через туннель. Все горючие предметы в камере мгновенно вспыхнули.

Поскольку основная часть энергии взрыва ушла наружу вместе с дымом и пылью, своды подземелья уцелели и не обрушились, хотя кое-где слегка потрескались. Но ударная волна и в ослабленном виде едва не вышибла дух из Джиордино и Ганна. К счастью, они вовремя среагировали: защитились от пыли и едких газов, закрыв лица руками комбинезонов, и успели заползти в гробницу.

– Только бы... только бы им не взбрело в голову запустить в нас второй ракетой! – надрывно кашляя, прохрипел Руди. – Одно хорошо: тогда уж точно не придется докладывать об этом адмиралу.

У Ала так звенело в ушах, что он едва разбирал слова напарника.

– У меня предчувствие, что они ограничатся одной, – давясь и отплевываясь, выдохнул он в ответ, а чуть придя в себя, начал энергично расширять лаз в завале.

Выбравшись из внутренней камеры, они собрали дополнительное оружие, оставшееся на телах незадачливых убийц. Теперь их арсенал увеличился до пяти винтовок и такого же количества автоматических пистолетов. Из-за пыли приходилось работать на ощупь. Джиордино вслепую связал вместе три винтовки шнуром от своего рюкзака, проделал ту же операцию с тремя пистолетами, затем пропустил свободный конец шнура сквозь скобы, одновременно захлестнув петлей спусковые крючки.

– Вряд ли они ожидают, что мы сейчас вылетим из пещеры, паля на ходу во все стороны, – сказал он. – Ты уберешь Шестого, а я попытаюсь свалить вертолет.

Ганн аккуратно протер рукавом запыленные стекла очков и согласно кивнул.

– Только я пойду первым. Если не сниму Шестого, ты и выстрелить по вертолету не успеешь.

Джиордино заколебался. Самоотверженное предложение Руди граничило с самоубийством, но возражать было уже поздно: Ганн поднял оружие наперевес и скрылся в клубящемся облаке. Ничего не видя перед собой, он споткнулся, растянулся во весь рост, больно ударился коленкой и локтем, но тут же поднялся на ноги и снова бросился вперед. Приближаясь к выходу, замдиректора НУМА больше всего опасался, что его разрежет пополам очередью, как только он выскочит из туннеля. Однако Шестой, наверное, и думать не мог, что там остался хоть кто-нибудь живой после попадания ракеты, и утратил бдительность.

Положение Ганна затруднялось еще и тем, что он почти ничего не видел и к тому же не знал, где находится Шестой. У него закоптились стекла очков, глаза слезились, и он еле различил неясный силуэт в черном в десяти ярдах справа от входа. Ганн нажал на курок и дал очередь. Пули прочертили линию рядом с фигурой Шестого, даже не оцарапав его. Киллер повалился на землю, одновременно произведя пяток выстрелов. Два прошли мимо, но одна пуля ударила в ногу, а две попали в бронежилет и опрокинули Руди на спину. Внезапно из задымленного входа в пещеру выскочил Джиордино и огнем строенных стволов почти отделил голову Шестого от тела. Не теряя ни секунды, он задрал стволы вверх и открыл огонь по брюху вертолета, паля в цельнометаллическую обшивку со скоростью трех тысяч пуль в минуту.

Пилот растерялся, видя внизу троих в одинаковых черных комбинезонах, и не сразу начал действовать. Когда он наконец догадался пустить в ход пулемет, смонтированный под носом вертолета, Джиордино уже успел всадить в незащищенное брюхо вертолета невероятное количество пуль. Подобно швейной машинке, подшивающей подол фартука, автоматические винтовки ровной строчкой огня пропороли борт фюзеляжа и брызнули в кабину сквозь ветровое стекло. Потом кончились патроны, и все стихло.

Вертолет на мгновение завис, потом резко дернулся, теряя управление, врезался в склон горы на триста ярдов ниже пещеры и вспыхнул. Ал отшвырнул связку автоматов и подбежал к Ганну, который сидел, морщась и зажимая раненую ногу.

– Не двигайся! – приказал он.

– Да пустяки, царапина, – процедил Ганн сквозь стиснутые зубы.

– Царапина, мать твою! Тебе же берцовую кость перебило! Сложный перелом, черт бы тебя побрал!

Ганн поднял глаза на Джиордино и заставил себя улыбнуться.

– Вынужден отметить, что твоя манера ухаживать за ранеными оставляет желать лучшего.

Но итальянец проигнорировал показной героизм Ганна. Вытащив из сапога шнурок, он наложил временный жгут выше колена.

– Можешь продержаться с минутку?

– Должен. Хотя бы для того, чтобы не истечь кровью, – пробормотал Руди.

Джиордино сбегал в туннель, в дымящуюся камеру, и из-за завала вытащил свой рюкзак с аптечкой. Вернулся и начал быстро и профессионально обрабатывать рану, дезинфицируя края и предпринимая все возможное, чтобы остановить кровь.

– А вот косточки я совмещать не стану, – сказал Джиордино. – Лучше пусть это сделает нормальный доктор в Кейптауне.

Не желая беспокоить раненого, он устроил его поудобнее, накрыв от дождя пластиковым пакетом из рюкзака. Потом позвонил адмиралу, доложил о ситуации и попросил прислать помощь побыстрее. Закончив разговор с Сэндекером, Джиордино сунул телефон в карман и уставился на вертолет, догоравший внизу на склоне.

– Бред, – тихо, сквозь зубы пробормотал он. – Полный бред. Столько убийств и смертей, и чего ради?

Он мог только надеяться, что рано или поздно узнает это. Лучше рано.

20

– Глубина сто шестьдесят футов, – сказал Аира Кокс, глядя на зловещую полынью, ставшую могилой для уничтоженной ракетой субмарины. – Вам непременно нужно соваться в эту дыру, сэр?

– Даже совместными усилиями обеих команд ремонт мостика и машинного отделения займет никак не меньше нескольких часов, – возразил Питт. – А раз уж так совпало, что на борту имеется комплект полярного глубоководного снаряжения, я не считаю себя вправе упустить шанс заглянуть во внутренности нашей железной рыбки.

– И что же вы рассчитываете там найти? – не удержалась Эви Тан, присоединившаяся к стоящей на льду небольшой группе.

– Бортовой журнал, документы, рапорты, да и вообще любые бумаги – они могут пролить свет на командира и последний порт приписки.

– Нацистская Германия сорок пятого года, – с ухмылкой, но без тени юмора предположил Кокс.

Питт уселся прямо на лед, натягивая ласты.

– Предположим, – бросил он в ответ, – но где же тогда, черт возьми, она скрывалась последние пятьдесят шесть лет?

Кокс пожал плечами и занялся проверкой системы подводной связи.

– Как слышите меня, сэр?

– Полегче, полегче, – поморщился Питт. – У меня сейчас барабанные перепонки лопнут.

– А сейчас?

– Лучше, – вновь послышался голос Питта, транслируемый через динамик, установленный в разбитой на краю полыньи палатке.

– И все же не следовало бы вам отправляться в одиночку, сэр.

– Напарник только будет путаться у меня под ногами. К тому же за моим поясом не меньше двух десятков погружений в полярных водах. Поверьте, Аира, я не новичок.

В палатке, где было тепло от генератора-обогревателя, Питт надел гидрокостюм с внутренней и внешней системой трубок, согревающих тело. На голову надел шлем, адаптированный к радиосвязи. Для удобства передвижения он решил погружаться с баллонами, а не со шлангом от надводной системы жизнеобеспечения. Быстрая проверка подводного фонаря – и он был готов.

– Удачи! – изо всех сил крикнула Эви, чтобы ее голос дошел до Питта через стекло шлема и слои гидроизоляции, одновременно щелкая объективом направо и налево. – Кстати, Дирк, может, я вас все-таки уговорю прихватить с собой камеру для подводной съемки?

Питт упрямо мотнул головой, а из динамика послышался его голос:

– Вряд ли у меня найдется время на подобные игрушки.

Махнув рукой на прощание, он соскользнул в темную, неподвижную воду. С силой оттолкнулся от кромки льда, взмахнул ластами и беззвучно ушел вертикально вниз. На глубине в десять футов задержался, выпустил из гидрокостюма воздух и подождал, чтобы проверить, работает ли система обогрева. Будучи человеком предусмотрительным, Питт перенес это ценное качество и на практику подводных погружений, благодаря чему крайне редко попадал в неприятные ситуации.

Под ледяным полем толщиной чуть больше трех футов лежал совершенно другой мир. Питт глядел изнутри на внутреннюю поверхность льда как на кору неведомой планеты в глубине Галактики. Залитая рассеянным светом, профильтрованным сквозь лед, неровная плоскость превратилась в перевернутый ландшафт сине-зеленых гор и долин, закрытых облаками планктона, где кормилась несметная армия криля. Питт остановился подрегулировать поток горячей воды, потом посмотрел вниз, в зеленую пустоту, переходящую в черноту глубин.

Она манила, и он нырнул ей навстречу.

Перед ним словно отдернулся туманный занавес, открывая сцену всеобщего разрушения и гибели. На дне не было ни стаек разноцветных рыбок, ни зарослей кораллов, да и вообще ничего живого. Питт завис, включил фонарь на шлеме и направил луч на останки субмарины, чтобы получше сориентироваться, а заодно уравнять давление.

Обломки раскидало на довольно большой площади. Особенно пострадала центральная часть корпуса в районе рубки. Саму же надстройку сорвало и отбросило далеко в сторону. Она торчала из придонного ила, возвышаясь уродливой силосной башней над раскиданными окрест кусками рваного металла. От кормы вообще остались одни винты и зияющий зев машинного отделения. А вот носовая часть, хотя и порядком покореженная, выглядела совсем неплохо и даже сохранила горизонтальное положение. Питта поразила толщина ила в месте катастрофы – процентов двадцать обломков уже обволокло придонными осадками.

– Я внизу, – лаконично сообщил он Коксу. – Объект сильно разрушен. Попытаюсь проникнуть внутрь.

– Поосторожнее там, сэр, – донесся до него озабоченный голос третьего помощника. – Держитесь подальше от заостренных краев. Одна дырка в костюме – и охнуть не успеете, как замерзнете. Даже наверх подняться времени не хватит.

– Какая вдохновляющая мысль! – насмешливо фыркнул Питт, на что Аира только укоризненно вздохнул.

Питт не стал пытаться пробраться внутрь с наскоку, а потратил почти десять минут драгоценного времени на детальное обследование корпуса подлодки и усеивающих ил вокруг него обломков. Поразившая ее ракета была рассчитана на гораздо более крупные цели, поэтому останки субмарины мало напоминали некогда могучий и грозный корабль. Трубы, клапаны, смятые стальные листы обшивки валялись вокруг, будто разбросанные рукой великана. Питт скользил над фрагментами разорванных в клочья тел, подобно ангелу смерти, осеняющему своим крылом взорванный террористами автобус.

Взмахнув ластами, чтобы преодолеть сопротивление течения, он проник наконец внутрь полурасплющенного корпуса сквозь огромное отверстие, образовавшееся на месте сорванной взрывом рубки. И сразу же луч фонаря выхватил из мрака два трупа, зацепившиеся за пульт управления. Подавив усилием воли позыв к рвоте, Питт заставил себя тщательно обыскать обоих мертвецов. Казалось невероятным, чтобы у членов экипажа погибшей субмарины не нашлось в карманах ничего личного, но Питт, к своему глубочайшему разочарованию, не обнаружил не только бумажников с документами или пластиковых карт, но даже самых невинных семейных фотографий.

– Восемь минут, сэр, – напомнил о себе Кокс. – У вас осталось восемь минут до начала подъема.

– Понял вас, спасибо. – Обычно подобные предупреждения исходили от Джиордино, но в отсутствие последнего Питт испытывал искреннюю благодарность к гиганту-южанину, чья заботливость позволяла ему лишний раз не смотреть на часы, экономя тем самым драгоценные секунды.

Углубившись в дебри темного корпуса и освещая фонарем переплетения искореженной стали и труб, он добрался до узкого коридора и стал осматривать каюты. Все они были пусты. Порывшись в ящиках и шкафах, Питт никаких документов не нашел. Проверил, сколько воздуха осталось в баллонах, и начал готовиться к всплытию. Времени на необходимые декомпрессионные остановки оставалось в обрез. По пути заглянул в офицерскую кают-компанию, сильно пострадавшую от вмятины в корпусе. Привинченные к палубе столы и стулья, а также другая мебель превратились в груду бесполезных обломков.

– Четыре минуты, сэр.

– Четыре минуты, – повторил Питт.

Время уходило, но он не мог покинуть подлодку, не посетив капитанскую каюту. Очутившись в тесном отсеке со спартанской обстановкой, он принялся лихорадочно искать письма, рапорты, хотя бы просто какие-нибудь записи. Ничего. Ни клочка бумаги, не говоря уже о бортовом журнале. Складывалось впечатление, будто погибший корабль и его мертвый экипаж были фантомом, галлюцинацией. Питт ничуть не удивился бы, если бы они сейчас вдруг задрожали и исчезли, как мираж в пустыне.

– Две минуты! – Голос Кокса прозвучал резче, чем в последний раз.

– Все, уже иду.

И тут Питт почувствовал у себя на плече чью-то руку. Он застыл на месте; ровно бившееся сердце вдруг застучало, как колеса курьерского поезда. Рука не пыталась схватить его за горло – она просто неподвижно лежала между плечом и шеей. Глубокое потрясение вызывает страх, парализующий, неподконтрольный ужас, уносящий в безумие. Любой человек при этом цепенеет, как под наркозом, и теряет способность трезво рассуждать. Любой, но только не Питт.

Несмотря на шок, мозг его работал на удивление ясно и четко. Питт был слишком прагматичен и недоверчив, чтобы поверить в призраков и злых духов, а другой водолаз здесь появиться просто не мог. Страх растаял, как иней под лучами солнца. Ощущение неизвестности вернулось на уровень осознания. Стараясь не делать резких движений, Питт начал медленно поворачиваться, затем осторожно переложил фонарь в левую руку, а правой вынул из ножен водолазный нож. Крепко сжав перчаткой ребристую рукоять, он заставил себя бестрепетно взглянуть в лицо невидимому противнику. Представшее взору запомнилось ему до могилы.

21

Красивая женщина, или, скорее, то, что было некогда красивой женщиной, смотрела на него расширенными, невидящими голубыми глазами. Рука, коснувшаяся его плеча, была вытянута вперед, как будто маня к себе. На мертвой был стандартный черный комбинезон Четвертой империи, но настолько изодранный в клочья, словно по нему прошлась лапа гигантской кошки. Из прорех выглядывали окровавленные клочья плоти, одна рука ниже локтя просто отсутствовала. На погонах имелись какие-то знаки различия, но Питт не смог их опознать.

Лицо женщины выглядело умиротворенно-безмятежным и мертвенно-белым от долгого пребывания в холодной воде. Вокруг головы нимбом расплывалась буйная масса светлых волос. Широкие скулы, чуть вздернутый нос и серо-голубые глаза, уставившиеся в зеленые глаза Питта на расстоянии не больше фута. Он хотел было оттолкнуть от себя труп, но тут в голову пришла свежая мысль, и он понял, что следует делать.

Он быстро обшарил карманы комбинезона, ничуть не удивившись отсутствию каких-либо предметов, указывающих на личность владелицы. Потом размотал с пояса катушку тонкого троса и обвязал обутую в сапог ногу мертвого тела. После чего выплыл из широкой трещины в корпусе и начал подъем к тускло светящейся над головой полынье.

Проделав все декомпрессионные остановки, Питт всплыл точно в центре промоины и подплыл к краю, где его ожидали Кокс и еще несколько человек. Рядом суетилась Эви Тан, с энтузиазмом снимая, как Питта с его громоздким водолазным снаряжением вытаскивают из воды на лед сразу несколько сильных мужских рук.

– Нашли, что искали, сэр? – осведомился южанин.

– К сожалению, ничего такого, что можно было бы положить в банк, – ответил Питт, когда с него сняли шлем. Он передал Коксу конец уходящего в воду троса. – Позвольте спросить, что на том конце, сэр?

– Один человек из экипажа подводной лодки.

Эви напряженно вглядывалась в неясный силуэт, поднимающийся из темных глубин, и слабо ахнула, побледнев под цвет ледяного поля, когда на поверхность выплыла изуродованная фигура с разметавшимися вокруг головы белокурыми волосами.

– О боже! Это же женщина!

Она была так потрясена, что даже забыла отщелкнуть кадр, пока неизвестную заворачивали в пластик и грузили на сани.

Питта уже успели освободить от баллонов, и он тоже провожал взглядом сани с завернутым телом.

– Если не ошибаюсь, она была офицером, – заметил он. – Быть может, даже командиром.

– Какая жалость, – с нарочитой скорбью отозвался Кокс. – Весьма привлекательная леди.

– И все же даже в мертвой, – печально покачала головой Эви, – в ней, несомненно, чувствуется какая-то утонченность. Если я хоть в чем-нибудь разбираюсь, убеждена: это была выдающаяся женщина.

– Вполне возможно, – согласился Питт, – но что она делала на подводной лодке, которой полагалось погибнуть еще лет пятьдесят назад? Я очень надеюсь, что удастся идентифицировать тело. Это будет полезный кусочек в мозаике.

– Я буду следить за этой историей до самого конца, – решительно заявила Эви.

Питт стащил ласты и натянул меховые унты.

– Вы только сначала утрясите это с флотом и адмиралом Сэндекером, – посоветовал он. – Кто знает, может быть, им не захочется огласки?

Эви попыталась что-то возразить, но Питт уже шагал к ледоколу по следам полозьев саней.

Питт принял душ, поблаженствовав в пару, побрился и теперь отдыхал с бокалом эксклюзивного ликера “Агаверо-де-Текила”, который приобрел в Мексике. И только приведя мысли в должный порядок, позвонил Сэндекеру в Вашингтон.

– Тело, говоришь? – протянул Сэндекер, выслушав доклад Питта о событиях, происшедших после атаки субмарины на ледокол. – Женщина – офицер на подводной лодке?

– Так точно, сэр. При первой же возможности я постараюсь отослать труп в федеральные органы для обследования и опознания.

– Нелегкая задача, если она не американка.

– Уверен, ее историю можно будет проследить.

– Находки с “Мадраса” при атаке не пострадали? – спросил адмирал.

– Все цело и невредимо.

– Вообще говоря, вам там сильно повезло, что хоть живы остались.

– Едва-едва остались, адмирал, – честно признался Питт. – Не покажись на горизонте капитан Каннингхем со своим “Таксоном”, на дне лежала бы не подлодка, а ледокол.

– Йегер проверил “U-2015” по своим файлам. Это подлодка-загадка. Известно, что она пропала близ берегов Дании в начале апреля 1945 года. Однако некоторые историки полагают, что она вышла из войны невредимой и была затоплена своим экипажем в реке Ла-Плата между Аргентиной и Уругваем, неподалеку от того места, где был взорван немецкий тяжелый крейсер “Граф Шпее”. Но никаких конкретных доказательств нет.

– Значит, ее судьба так и осталась невыясненной?

– Увы, – вздохнул Сэндекер. – Достоверно известно только одно – она была построена в ноябре сорок четвертого, вышла в море, но в боях не участвовала.

– И как же ее использовал немецкий военный флот?

– Поскольку она была построена и оборудована по последнему слову техники, считалось, что она превосходит все субмарины, которые имелись тогда на вооружении у любого государства. Обводы корпуса, мощные аккумуляторы позволяли ей обогнать любой надводный корабль. Она могла буквально месяцами обходиться без всплытия и проходить под водой огромные расстояния. По тем немногим сведениям, которые Йегер сумел выкопать из немецких военных документов, она должна была участвовать в операции под кодовым названием “Новая судьба”.

– Ого, это уже что-то знакомое! – пробормотал Питт себе под нос.

– Это был совместный проект нацистской верхушки и правительства Аргентины – вывезти несметные богатства, награбленные нацистами за время войны. Другие субмарины выходили на боевое дежурство топить корабли союзников, а “U-2015” курсировала между Германией и Аргентиной, перевозя на миллионы долларов золотые и серебряные слитки, платину, бриллианты и предметы искусства, похищенные из лучших коллекций Европы. Вместе с грузом сокровищ перевозили высших партийных бонз с семьями, и все это выгружали в глубокой тайне в отдаленном порту на побережье Патагонии.

– И так, пока не кончилась война?

– Да, до самого конца войны, – подтвердил Сэндекер. – Высказывалось предположение, что операция “Новая судьба” – детище Мартина Бормана. Может, он и был сумасшедшим обожателем Гитлера, но у него хватило ума понять, что Третий рейх терпит поражение. И он поставил себе целью вывезти в дружественную страну главарей нацистов и как можно больше ценностей раньше, чем союзники переправятся через Ла-Манш. Самым его дерзким планом было переправить Гитлера в секретное убежище в Андах, но из этого ничего не получилось, поскольку Гитлер настоял, что должен умереть в Берлине.

– И “U-2015” – единственная подлодка, которая переправляла в Южную Америку пассажиров и груз?

– Нет, существовало не менее двенадцати других. Судьба их известна. Некоторые были уничтожены союзниками, другие затоплены собственным экипажем или сдались нейтральным странам.

– А известно что-нибудь о том, что стало с пассажирами и деньгами?

– Ничего. Матрос с одной подлодки, давший интервью спустя много лет, вскоре бесследно исчез; он описывал тяжелые деревянные ящики, которые перегружали на грузовики у пустынного причала. Пассажиры, одетые в штатское, вели себя так, будто были важными людьми в партии нацистов, и их на берегу ждали шикарные автомобили. Что случилось с ними и с сокровищами, никто точно не знает.

– Аргентина – настоящая теплица для старых наци. Трудно подыскать лучшее место для вербовки сторонников нового мирового порядка, построенного на пепле старого.

– Ну, дожить до наших дней могла лишь горстка. И сейчас всем тем, кто мог занимать важные посты в партии или в армии, уже перевалило за девяносто.

– Загадка не проясняется, – заметил Питт. – Зачем кучке престарелых нацистов восстанавливать “U-2015” и посылать ее топить исследовательское судно?

– По тем же причинам, по которым пытались убить тебя в Теллуриде, а Ала с Руди на острове св. Павла.

– Черт, как же я раньше о них не спросил?! – пристыжено воскликнул Питт. – Что там у них стряслось? Нашли пещеру с антиквариатом?

– Нашли. Но едва не погибли, когда их самолет взорвался. Кто-то его заминировал еще в Южной Африке. А дальше, насколько можно судить, с какого-то торгового судна поднялся вертолет с шестью вооруженными киллерами на борту, которым предстояло убить всех нежелательных посетителей острова и прибрать к рукам все, что осталось после пассажиров “Мадраса”. Ал и Руди перебили их всех и вертолет тоже сбили. Но Ганн получил пулю в ногу и сложный перелом голени. Он, конечно, поправится, но в гипсе будет ходить еще долго.

– Так они все еще на острове?

– Только Ал. Руди эвакуировали около часа назад – вертолетом доставили на британский ракетный крейсер, идущий из Австралии в Саутгемптон. Скоро он будет в Кейптауне, где его прооперируют.

– Шесть киллеров и вертолет! – восхищенно покрутил головой Питт. – Хотелось бы послушать, что расскажут ребята.

– Наверняка что-нибудь захватывающее. Они же отправились на остров безоружными.

– У этой Четвертой империи разведка поставлена просто потрясающе, – задумчиво произнес Питт. – До того как подлодка начала палить по “Полярной буре”, я немножко поболтал с ее капитаном. А когда назвался, он спросил, как это я так быстро попал в Антарктику из Колорадо. Мне больно об этом говорить, адмирал, но склонен думать, что информатор сидит где-то поблизости от вашего кабинета в НУМА.

– Я это непременно выясню, – пообещал Сэндекер, с трудом контролируя гнев, который вызывала в нем одна только мысль о предателе. – А пока что отправлю доктора О’Коннелл на остров св. Павла, чтобы она осмотрела на месте камеру и находки Ала и Руди. Тебе я обеспечу транспорт – двинешь туда же и лично проследишь за ее безопасностью, а также изъятием и перевозкой экспонатов в Штаты.

– А французы возражать не будут? Разве остров принадлежит не им?

– А чего не знаешь, то и не огорчает, – буркнул адмирал.

– И когда же я вернусь обратно в мир цивилизации?

– К концу этой недели будешь спать уже в своей постели. Еще вопросы имеются?

– Пэт и Хайрем как-нибудь продвинулись в расшифровке надписей?

– Раскололи систему нумерации. Компьютерный анализ положения звезд на потолке пещеры подтвердил, что надписи сделаны девять тысяч лет назад.

Питт сначала подумал, что ослышался:

– Вы сказали девять тысяч, сэр? – Хайрем датирует строительство пещеры 7100 годом до новой эры.

Питта такое известие заметно ошеломило.

– Иначе говоря, вы утверждаете, что за четыре тысячи лет до шумеров и египтян уже существовала развитая цивилизация?

– Я древнюю историю не открывал со школьных времен, – проворчал Сэндекер, – но припоминаю, что меня чему-то в этом роде учили.

– Археологи от восторга полопаются, переписывая тома исследований о доисторических культурах.

– Йегер и доктор О’Коннелл продвинулись и в расшифровке алфавитных надписей. Вроде бы речь идет о некой катастрофе мирового масштаба.

– Древняя цивилизация, стертая с лица земли глобальным катаклизмом? Если бы я не знал вас лучше, адмирал, я бы подумал, что вы говорите об Атлантиде.

Сэндекер ответил не сразу. Питт готов был поклясться, что слышит, как поскрипывают за восемь тысяч миль шестеренки в адмиральской голове. Наконец снова послышался его странно вздрагивающий голос:

– Атлантида, говоришь? – медленно произнес Сэндекер. – Как это ни удивительно, но ты можешь оказаться гораздо ближе к истине, чем думаешь.

22

4 апреля 2001 года Буэнос-Айрес, Аргентина

Певцы и музыканты оценивают главные оперные театры мира по акустике – качеству звука, который доносится от сцены к ложам и выше – к галерке. Для любителей оперы театры различаются скорее по изяществу и пышности интерьера. Некоторые известны вычурностью, другие славятся богатством, третьи – особой изобретательностью отделки. Но ни один не сравнится по величественности с Колумбовой оперой на авениде Девятого июля в Буэнос-Айресе.

Строительство театра началось в 1890 году, и расходов на него не жалели. Закончилось оно в 1908 году, и новое здание заняло целый квартал. Его огромная сцена помнила танец Павловой и Нижинского. Здесь дирижировал Тосканини, этот зал слышал голоса всех великих певцов от Энрико Карузо до Марии Каллас.

Невероятно сложные бронзовые украшения на барьерах, ярусы с рядами бархатных кресел, шитый золотом занавес, потолок, расписанный мастерами живописи. В вечера премьер вся элита Буэнос-Айреса шествует по итальянскому мрамору вестибюля под стеклянным куполом, поднимаясь по устланной ковром лестнице к роскошным ложам.

За минуту до начала увертюры к “Коронации Поппеи” Монтеверди были заняты все места, кроме одной ложи справа от сцены. Она все еще пустовала.

Но за несколько секунд до того, как стал гаснуть свет, в пустующей ложе появился мужчина в сопровождении четырех женщин. Все пятеро удобно устроились в бархатных креслах. Невидимые за занавесями, на страже застыли двое телохранителей во фраках. Каждая пара глаз, каждый бинокль в зале автоматически повернулись в сторону вошедших.

Женщины были потрясающе красивы именно той классической красотой, которая так редко встречается в жизни. Почти одинаковые светлые волосы вились золотыми кудрями, ниспадая чуть ниже обнаженных плеч. Красавицы держались с царственной неприступностью, сложив на коленях тонкие, изящные руки и глядя в оркестровую яму одинаковыми серо-голубыми глазами. Тонкие черты лица, высокие скулы и бронзовый загар, который можно приобрести, только катаясь на лыжах в Андах или принимая солнечные ванны на яхте в Баия-Бланка. Каждой из них на вид можно было дать не больше двадцати пяти, но на самом деле каждая была на десять лет старше. Легко угадывалось, что они сестры, и действительно, то были четыре из шести близняшек. Одежда не настолько скрывала пропорции тела, чтобы нельзя было понять, что все они стройны и поддерживают эту стройность постоянными упражнениями.

Длинные переливающиеся шелковые платья с оторочкой из черно-бурой лисы отличались лишь цветом. Сидящие полукругом женщины сияли как желтый, синий, зеленый и красный сапфиры. На каждой сверкала целая россыпь драгоценностей – ожерелья, кольца, браслеты, серьги. Необыкновенно чувственные и возбуждающие, они в то же время казались эфирными созданиями. С трудом верилось, что все они не только давно уже были замужем, но и произвели на свет по пятеро детей. Эти дамы неизменно присутствовали на открытии оперных сезонов, как на семейных праздниках. Они грациозно раскланивались со знакомыми, с улыбкой поглядывая на мужчину, занимавшего центральное положение в их ложе. Он же сидел прямо как жердь, с надменным видом игнорируя окружающих. У него был тот же цвет волос и глаз, что и у его сестер, но на этом сходство заканчивалось. На свой лад он был не менее красив, чем его ослепительные спутницы, но красотой мужской и суровой. Тонкая талия и узкие бедра поддерживали тело с плечами лесоруба и руками борца-тяжеловеса. Лицо квадратное, словно высеченное из мрамора, на подбородке ямка или, скорее, вмятина, нос прямой, а на голове – густая копна светлых волос, в которые любая женщина с удовольствием запустила бы свои коготки. Высокий и стройный – шести футов и шести дюймов ростом – он подобно башне нависал над сестрами с их пятью футами и десятью дюймами.

Когда он поворачивался и заговаривал с сестрами, на его лице появлялась дружелюбная белозубая улыбка, но его выдавали глаза, в которых не было ни капли тепла. Глаза пантеры, затаившейся в ожидании добычи в зарослях высокой травы.

Карл Вольф – директор-распорядитель колоссальной семейной финансовой империи, простирающейся от Китая и Индии через Западную Европу до Аляски и от Канады до мыса Горн, – был человеком очень богатым и влиятельным. Только его личное состояние оценивалось в сотни миллиардов долларов. Гигантский конгломерат компаний, принимающих участие в самых разных научных и технических программах, был известен в деловом мире как “Дестини Энтерпрайзес Лимитед”. В отличие от своих сестер Карл был холост.

Вольф и члены его семьи могли стать украшением высшего общества новой Аргентины. Карл был человеком современным, уверенным в себе, процветающим, но и он, и вся его семья вели жизнь очень скромную, особенно учитывая их огромное состояние. В семейном клане Вольфов, насчитывающем более двухсот человек, принято было держаться в тени, редко появляясь в фешенебельных ресторанах или на светских приемах. Женщин семьи Вольф почти никогда не видели в эксклюзивных магазинах и бутиках Буэнос-Айреса. Если не считать Карла, который всячески демонстрировал открытость, другие члены семейства держались замкнуто и неприметно. С чужими они практически не общались.

Еще никому, включая мировых знаменитостей и высших правительственных чиновников, не удавалось проникнуть сквозь этот своеобразный защитный панцирь. Мужчины, которых брали себе в мужья женщины Вольфов, появлялись как будто из ниоткуда и не имели прошлого. Вопреки обычаям, они брали фамилию семьи. Все, от новорожденных до новобрачных, будь то мужчины или женщины, носили фамилию Вольф. Это был уникальный клан, многочисленный и сплоченный. Об этом многим было известно, и, когда Карл и его сестры появлялись на открытии сезона в опере, это всегда давало пищу слухам.

Увертюра тем временем закончилась, занавес открылся, и публика неохотно повернулась от ложи к сцене.

Мария Вольф, сидевшая слева от Карла, наклонилась к нему и прошептала:

– Ну зачем, зачем ты подвергаешь нас этому ужасному испытанию?

Вольф с деланной улыбкой повернулся к сестре и прошипел:

– Затем, моя дорогая, что, если мы не будем иногда появляться на людях, правительство и публика начнут считать нас обществом заговорщиков, вынашивающих некие тайные планы. Лучше уж время от времени показываться в обществе, чтобы нас не принимали за посланцев каких-нибудь инопланетян, закулисно управляющих всей страной.

– Все равно надо было дождаться, пока Хайди не вернется из Антарктики.

– Ты права, – прошептала Гели, сидевшая справа от Вольфа. – Она единственная среди нас, кому нравится это ужасающе унылое зрелище.

Карл снисходительно потрепал сестру по руке:

– Ну, это я ей организую на следующей неделе, когда состоится премьера “Травиаты”.

Они уже привыкли не обращать внимания на пристальные взгляды публики, разрывающейся между интересом к загадочному семейству Вольфов и происходящим на сцене. Когда подняли занавес в третьем акте, в ложу вошел один из охранников и что-то прошептал Вольфу на ухо. Тот застыл в кресле, улыбка его погасла, лицо помрачнело.

– Вот что, дорогие сестрички, тут возникло срочное дело. Я должен уйти. Вы останетесь. Я заказал отдельный кабинет в “Плаза-Гриль” для ужина после спектакля. Начинайте без меня, я подъеду попозже.

Все четыре сестры разом отвернулись от сцены и посмотрели на брата с нескрываемой тревогой.

– Не мог бы ты все же объяснить, что случилось? – тихо спросила Гели.

– Да, нам тоже хотелось бы знать, – добавила Мария.

– Как только я все выясню, вы и узнаете, – пообещал он. – А пока наслаждайтесь представлением

Вольф поднялся и поспешно вышел из ложи, сопровождаемый одним из телохранителей. Другой остался охранять двери ложи снаружи. У бокового входа магната ожидал лимузин “Мерседес-Бенц-600” выпуска 1969 года, вот уже более сорока лет сохраняющий репутацию одного из самых роскошных и надежных автомобилей в мире. Улицы были забиты транспортом, но в Аргентине по-другому и не бывает. С позднего вечера до раннего утра на улицах Буэнос-Айреса постоянные пробки. Водитель направил длинный “мерседес” в район Ре-колета, расположенный вокруг роскошных парков Плаза-Франсия и Плаза-Интенденте-Альвеар. Реколета считается ответом Буэнос-Айреса на Мичиган-авеню в Чикаго и Родео-драйв в Беверли-Хиллз. Вдоль трехполосных бульваров здесь размещаются рестораны, дорогие отели и дворцы частных резиденций.

Машина миновала обновленное кладбище Реколеты с его узкими мощеными дорожками между семью тысячами украшенных фресками и статуями мавзолеев, за обитателями которых надзирают ряды каменных ангелов. В том, что принадлежит семье Дуарте, покоится Ева Перон. Иностранцы обычно умиляются эпитафией над дверями склепа, где написано: “Не плачь обо мне, Аргентина! Я остаюсь с тобой”.

Шофер въехал в ворота сада мимо привлекающей взгляд ажурной кованой решетки, свернул на подъездной круг и остановился перед парадным входом большого особняка девятнадцатого столетия с колоннадой и увитыми плющом стенами, где до Второй мировой войны находилось посольство Германии. Через четыре года после окончания войны немецкое правительство перевело свое представительство в фешенебельный район Палермо-Чико. С тех пор дворец служил главным офисом корпорации “Дестини Энтерпрайзес Лимитед”.

Вольф вышел из машины и вошел в высокую дверь. Интерьер дома трудно было назвать роскошным. Мраморные полы и колонны, дорогие панели стен, мозаичный потолок напоминали о славном прошлом, но скудная меблировка и еще более скудная отделка свидетельствовали о строжайшей экономии. Наверх вела белая мраморная лестница, но Вольф вошел в замаскированный лифт. Кабина беззвучно поднялась, доставив его в большой конференц-зал, где собрались в ожидании Карла десять членов семьи Вольф – четыре женщины и шестеро мужчин разместились за тридцатифутовым столом тикового дерева. При появлении директора-распорядителя все встали. Как самый способный и предприимчивый из членов семьи, он в возрасте тридцати восьми лет получил пост главного руководителя семейной империи.

– Простите за опоздание, братья и сестры, но я прибыл, как только получил весть о трагедии. – Подойдя к седовласому человеку лет пятидесяти на вид, он порывисто обнял его.

– Это правда, отец, что “U-2015” погибла и Хайди вместе с ней?

Макс Вольф печально кивнул:

– Никаких сомнений. Твоя сестра вместе с Эриком, сыном Курта, и всем экипажем лежит на дне океана в Антарктике.

– Как, и Эрик тоже? – поразился Карл. – В опере мне не сказали, что он погиб. Я даже не знал, что он на борту. Это достоверные сведения?

– Наши службы перехватили переговоры высокопоставленного сотрудника НУМА с вашингтонским офисом, – подтвердил с противоположного конца стола Бруно Вольф, высокий мужчина, который вполне мог бы сойти за близнеца Карла, если бы его лицо не искажала гримаса ярости. – Проводя наш план устранения всех, кто имел касательство к эменитским древностям, подлодка открыла огонь по исследовательскому ледоколу НУМА. Но тут неизвестно откуда появилась американская атомная субмарина. Одной выпущенной ею ракеты хватило, чтобы уничтожить “U-2015” и всех людей на борту. Об уцелевших не сообщалось.

– Ужасная потеря. – Карл печально и сурово покачал головой. – Сразу двое членов семьи и прославленная “U-2015”. Та самая, что после войны перевезла наших дедов и ядро нашей империи из Германии.

– Мы не забудем о той бесценной службе, которую она несла многие годы, – добавил Отто Вольф, один из восьми врачей в семье. – Нам ее будет остро не хватать.

Люди за столом притихли. Они еще никогда в жизни не испытывали горечи поражения. Сорок пять лет, со дня основания, “Дестини Энтерпрайзес Лимитед” шла от успеха к успеху. Каждый проект, каждая операция планировались детально и тщательно. Никогда не возникало никаких чрезвычайных обстоятельств, которые не были бы учтены заранее. Все проблемы были ожидаемы, и для них предусматривалось соответствующее решение. Небрежность или некомпетентность попросту не имели права на существование. Семья Вольф пользовалась неограниченной властью – вплоть до нынешнего дня. И для них было крайне тяжело, почти невозможно, признать появление противника, им неподконтрольного.

Карл тяжело опустился в кресло во главе стола:

– Каковы потери среди членов семьи и наемного персонала за последние две недели?

Бруно Вольф, шурин Карла, открыл папку и просмотрел столбик цифр.

– Семь агентов в Колорадо, семь на острове св. Павла, в том числе наш кузен Фриц, который руководил операцией из вертолета, сорок семь человек на “U-2015”, среди которых Хайди и Эрик.

– Больше шестидесяти наших лучших людей и трое родственников менее чем за десять дней! – взорвалась Эльза Вольф, жена Бруно. – Да как вообще можно было такое допустить?!

– Тем более если вспомнить, что виной тому кучка университетских океанографов, которые мало чем отличаются от бескостных медуз! – гневно выпалил Отто.

Карл устало потер глаза:

– Должен напомнить тебе, дорогой Отто, что эти бескостные медузы убили дюжину наших опытнейших агентов, не считая еще двоих, которых мы были вынуждены ликвидировать сами, чтобы те не заговорили.

– Океанологи и морские инженеры – это, конечно, не профессиональные киллеры, – заметила успевшая овладеть собой Эльза. – Наш тайный агент, работающий под крышей НУМА, прислал мне личные дела тех, на чьих руках кровь наших сотрудников в Колорадо и на острове св. Павла. Это не обычные люди. Отчеты об их приключениях читаются как фантастический роман. – Она пустила по рукам стопку фотографий. – На первом снимке вы видите лицо адмирала Джеймса Сэндекера, генерального директора НУМА. Среди политической элиты Соединенных Штатов он пользуется глубоким уважением. Имея после вьетнамской войны завидный послужной список, он создал это управление по личному указанию президента и с тех пор им бессменно руководит. Его вес в Конгрессе Соединенных Штатов колоссален.

– Я его однажды встречал на конференции океанологов в Марселе, – припомнил Карл. – Да, такого противника не следует недооценивать.

– На следующей фотографии Рудольф Ганн, заместитель директора НУМА.

– А с виду хиляк и замухрышка, – заметил Феликс Вольф, главный юрист корпорации. – Такому и муху прихлопнуть силенок недостанет.

– А ему и ни к чему самому уметь убивать, – возразила Эльза. – Насколько нам удалось выяснить, это он придумал дьявольский план, стоивший нам семерых людей на острове св. Павла. Выпускник Академии ВМФ Соединенных Штатов. Сделал блестящую карьеру во флоте, а потом перешел в НУМА и стал правой рукой адмирала Сэндекера.

Бруно пристально всмотрелся в третью фотографию:

– А вот у этого типа вид такой, будто он может вырвать монету у тебя из брюха и ею же с тобой расплатиться.

– Альберт Джиордино, заместитель директора отдела специальных проектов НУМА, – пояснила Эльза. – Выпускник Американской академии ВВС. Бруно прав, Джиордино – клиент очень крутой. Послужной список его в НУМА заслуживает особого внимания. Папка с проектами, которыми он руководил, очень приличной толщины. Известно также, что он умеет убивать, и по той скудной информации, которая у нас есть, в гибели нашей группы на острове св. Павла повинны Ганн и он.

– И последняя фотография? – слегка поторопил Эльзу Отто.

– Этого зовут Дирк Питт. В океанографических кругах личность легендарная. Директор отдела специальных проектов НУМА, имеет репутацию человека эпохи Возрождения, рыцаря без страха и упрека. Не женат, коллекционирует классические автомобили. Тоже выпускник Академии ВВС, награжден несколькими медалями за героизм во время войны во Вьетнаме. Читать о его успехах не слишком приятно. Это он провалил нашу операцию в Колорадо. Он также был в Антарктиде, когда американская лодка потопила нашу “U-2015”.

– Очень жаль, – сказал Отто, не пытаясь скрыть гнева и по очереди оглядывая всех сидящих за столом. – Я предупреждал, что ошибкой было использовать ее вместо современного надводного корабля.

– Всего лишь неудачная попытка с нашей стороны сбить е толку противника, – примирительным тоном возразил Карл Вольф. – Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.

Бруно в ярости стукнул кулаком по столу.

– Мы обязаны отомстить этим людям! Они должны погибнуть.

– Ты лично отдал приказ убрать Питта, не согласовав ни с кем из нас, – резко парировал Карл. – Стоит напомнить, что попытка провалилась. Нам нужно действовать по плану, и я не хочу, чтобы наши силы отвлекались на мелочную месть.

– Ничего мелочного я в ней не вижу! – прямо возразил Бруно. – Эти четверо прямо виновны в смерти наших братьев и сестры, и это не должно остаться безнаказанным.

Карл смерил Бруно ледяным взглядом:

– А тебе ни разу не приходило в голову, милый братец, что, когда проект “Новый удел” будет доведен до решающего этапа, все они так или иначе погибнут ужасной смертью?

– Карл прав, – поддержала его Эльза. – Мы не имеем права отвлекаться от нашей истинной цели, как бы трагично это ни было для семьи.

– Вопрос закрыт, – твердо подытожил Карл. – Мы делаем то, что должны делать, а наше персональное горе будем считать частью цены.

– Кстати, теперь, когда хранилища в Колорадо и на острове св. Павла раскрыты посторонними, – добавил Отто, – не вижу, чего мы достигнем, продолжая тратить время, деньги и жизни, чтобы скрыть существование наших далеких предков.

– Согласен, – поддержал его Бруно. – Раз уж надписи попали в руки американского правительства, нам следует держаться в тени, пока они не расшифруют послание и не разгласят предупреждение эменитов о катастрофе по международным средствам массовой информации, избавив нас от необходимости делать это самим.

Карл опустил глаза, задумчиво разглядывая зеркальную поверхность стола.

– Наша самая серьезная проблема, – выдавил он наконец, – состоит в том, что история может выйти наружу слишком рано, до того, как стартует проект “Новый удел”, и тогда дезинформация приведет прямо к нашей двери.

– Тогда надо замутить воду раньше, чем ученые разгадают нашу уловку.

– По милости этих прилипал из НУМА весь мир может обрушиться на нас уже через две недели, – скривился Бруно и поднял глаза на Карла. – Брат, скажи, существует ли возможность, чтобы наши люди в Валгалле ускорили процесс подготовки и ужесточили график?

– Хм-м... Если я разъясню им причины срочности и опасность, которая нам грозит, думаю, они смогут сдвинуть дату запуска на десятый день от сегодняшнего.

– Десять дней! – мечтательно произнесла Криста. – Всего десять дней, и старый мир будет разрушен, а Четвертая империя восстанет из его пепла.

Карл торжественно кивнул:

– Если все пойдет согласно планам, которые наша семья тщательно разрабатывала с 1945 года, мы полностью изменим судьбу человечества на ближайшие десять тысяч лет.

23

Переброшенный вертолетом на ледовую станцию и пересекший наискосок западный угол Индийского океана до Кейптауна, Питт снова встретился с Пэт О’Коннелл, прилетевшей из Вашингтона. В компании с ней был доктор Бредфорд Хэтфилд, патологоанатом и археолог, специалист по изучению древних мумий. Все вместе они вылетели на остров св. Павла на самолете с вертикальным взлетом. Их встретила ледяная дробь дождевых капель, спущенных с цепи злобными тучами и подхваченных холодным бризом, бьющим в лицо. Кроме того, их встречали еще и “морские котики” – элитная группа подводных бойцов ВМФ Соединенных Штатов. Это были сильные, спокойные и очень уравновешенные парни, одетые в камуфляжную форму под цвет вулканической почвы острова.

– Добро пожаловать на затерянный акр Ада, – приветствовал гостей крупный широкоплечий мужчина, улыбаясь вполне доброжелательно. На плече у него прикладом вверх висело какое-то оружие, похожее на комбинацию автомата, ракетомета, снайперской винтовки и помповика двенадцатого калибра. – Лейтенант Майлз Джейкобс. Ваш проводник на этом острове.

– Вижу, адмирал Сэндекер полностью застраховался от возможного возвращения террористов, – заметил Питт, пожимая руку Джейкобса.

– Может, он и ушел из флота, – пожал плечами Джейкобс, – но его слово в верхних эшелонах по-прежнему значит очень много. Задачу защищать вас, сотрудников НУМА, мне ставил лично секретарь командующего.

Без долгих разговоров Джейкобс и четверо его людей – двое впереди, двое сзади – отвели Питта и его спутников на склон горы, где древняя дорога вела к пещере. Пэт уже наполовину промокла под накидкой, и ей не терпелось попасть в сухое место. Когда группа подошла к пещере, из-под арки выполз Джиордино. Вид у него был усталый, но при этом итальянец светился самодовольством, как капитан футбольной команды, выигравшей мировое первенство.

Пэт слегка удивилась, что такие суровые мужчины приветствуют друг друга объятиями и похлопываниями по спине. Столько было чувства в этих глазах, что Пэт могла бы поклясться: в них стояли слезы.

– Рад видеть тебя живым, дружище! – искренне признался Питт.

– И я рад, что ты снова уцелел, – ответил Джиордино, широко улыбаясь. – Слыхал я, ты снежками подводную лодку обстреливал.

Питт расхохотался:

– Сильно преувеличенные слухи, старина. Мы могли только грозить кулаками лобзываться, пока флот не прибыл на помощь.

– Доктор О’Коннелл! – Джиордино галантно поклонился и поцеловал руку в перчатке. – Только такая женщина, как вы, может осветить своим присутствием эту богом забытую дыру.

Пэт с улыбкой сделала реверанс:

– Я чрезвычайно горжусь, сэр, столь высокой оценкой моих скромных достоинств.

Питт повернулся и представил археолога.

– Альберт Джиордино, доктор Бред Хэтфилд. Бред приехал изучать ваши мумии.

– Мне говорили, что вы с Ганном нашли археологическое Эльдорадо, – встрепенулся Хэтфилд.

Он был высок и тощ, со светло-карими глазами, худым удлиненным лицом и негромким голосом. Во время разговора он сутулился и близоруко вглядывался в собеседника через большие роговые очки, вышедшие из моды еще в двадцатых годах.

– Заходите внутрь, от дождя подальше, заодно сами все и увидите.

Джиордино повел гостей по туннелю в первую камеру. Еще за пятьдесят футов в нос ударила ошеломляющая вонь от дыма и горелого мяса. “Котики” установили здесь генератор и вывели шланг от выхлопной трубы наружу, чтобы дым не шел в пещеру. От генератора питалась гирлянда ламп.

Никто не ожидал такого впечатляющего зрелища опустошения. Почерневшие стены покрылись густым слоем сажи. Немногие предметы, лежавшие на полу перед взрывом, буквально испарились.

– Что тут стряслось? – спросил удивленный Питт.

– Вертолетчик, который привез группу киллеров, решил, что стоит повеселиться, запустив сюда ракету, – объяснил Джиордино, спокойно и небрежно, будто рассказывал, как надо чистить яблоко.

– И вы с Руди находились здесь в тот момент?! – не поверил Питт. – Как же вы уцелели?

– Да уж, конечно, – усмехнулся Джиордино. – Здесь бы даже ты не уцелел. Видишь ту осыпь? Там ход, который ведет в соседнюю пещеру. Нас защитили камни старого обвала. Правда, после этого мы с Руди довольно долго почти ничего не слышали, да и в легкие набилось порядочно пыли, зато выжили.

– И все-таки чудо, что вас не поджарило, как вот этих парней, – с чувством сказал Питт, глядя на обугленные останки.

– “Котики” хотят здесь все прибрать и отвезти тела в Штаты для опознания.

– Господи, ужас-то какой! – вздохнула побледневшая Пэт, но профессиональный интерес взял верх. Она огляделась и принялась водить пальцами по остаткам надписей. Потом с неожиданной грустью отвернулась от потрескавшихся и осыпающихся стен.

– Они все уничтожили, подонки, – произнесла она безжизненным шепотом. – Стерли все. Ничего не осталось, что можно было бы разобрать.

– Да ничего страшного, – безразлично бросил Джиордино. – Во внутренней камере все без царапинки. Мумии малость запылились, но в остальном остались точно такими же, как тес когда-то сюда посадили.

– Посадили? – переспросил Хэтфилд. – Разве мумии не Лежат горизонтально в саркофагах?

– Нет, сидят себе ровненько в каменных креслах, как на Чаепитии.

– Но хотя бы тканью обернуты?

– Опять не угадали, док. Восседают, будто на заседании Конгресса, разнаряженные в платья, шляпы и сандалии.

Хэтфилд недоверчиво покачал головой:

– Я обследовал многие древние захоронения, где тела лежали туго спеленутые в гробах в зародышевых позах, в глиняных горшках, липом вниз или навзничь, даже в стоячем положении. Но никогда не слышал, чтобы мумии сидели, да еще без гробниц.

– Ну не переживайте вы так. Я туда свет провел, сейчас сами на все полюбуетесь.

За те часы, что Джиордино ожидал прибытия Питта и Пэт О’Коннелл, он уговорил “котиков” помочь ему расчистить завал, вынести камни наружу и спустить с горы. Туннель во внутренний склеп теперь был открыт, и можно было пройти спокойно, не перебираясь через груды обломков. Софиты заливали камеру светом ярче солнечного, и мумии в их экзотических одеяниях можно было рассмотреть во всех подробностях.

Хэтфилд протиснулся вперед и начал разглядывать первую мумию практически нос к носу. Он походил на человека, заблудившегося в раю. Открыв большой кожаный складной чемодан, ученый достал металлический обруч с лампой и увеличительным стеклом перед глазами, как у отоларинголога. Нацепив обруч на голову, включил лампу и подкрутил линзы, а потом осторожно смахнул пыль с ресниц мумии мягкой кисточкой. Остальные, затаив дыхание, взирали на священнодействие, ожидая приговора. Наконец он повернулся, снял обруч и заговорил. Слова его звучали торжественно, как проповедь в церкви.

– За все долгие годы, что я изучаю древние захоронения, – произнес он благоговейно, – я никогда не встречал так хорошо сохранившиеся тела. Даже глазные яблоки уцелели настолько, что можно различить цвет глаз.

– Так, может, они здесь всего сотню лет сидят, а то и меньше? – предположил Джиордино.

– Исключено. Ткань этих мантий, стиль сандалий, стрижка и прическа, одежда – все это абсолютно не похоже на что-либо из того, что мне довелось увидеть. И ни на что известное из письменных источников. Каков бы ни был метод бальзамирования, техника эта на порядок выше той, которую применяли для сохранения египетских мумий. Египтяне потрошили тела, вынимали внутренние органы, удаляли мозг через ноздри. Эти же тела не изуродованы ни снаружи, ни внутри. Как будто бальзамировщики их и не трогали вообще.

– Надписи, которые мы нашли в горах Колорадо, имеют возраст в девять тысяч лет, – тихо сказала Патриция. – Как, по-вашему, эти люди и предметы – той же эпохи?

– Без детального анализа я ничего конкретного сказать не могу, – уклончиво ответил Хэтфилд. – Точное время мне неизвестно. Но я готов поручиться, что эти мумии принадлежат культуре, совершенно неизвестной историкам.

– Они, должно быть, были потрясающие мореходы, если нашли этот остров и смогли его использовать как склеп для своих правителей, – заметил Питт.

– А зачем? – спросил Джиордино. – Почему бы им не хоронить мертвых где-нибудь в более удобном месте на побережье континента?

– Возможно, они просто не хотели, чтобы захоронение нашли, – отозвалась Пэт.

Питт задумчиво оглядел полукольцо мумий:

– Не уверен. Думаю, они все же рассчитывали, что в конце: концов гробница будет найдена. Они оставили послания в других подземных камерах за тысячи миль отсюда. Насколько я понимаю, вы с Хайремом Йегером установили, что надписи в Колорадо – это не просто моления богам, правящим царством мертвых?

– Несомненно. Но нам еще предстоит большая работа по расшифровке всех символов и их значения. Судя по тому немногому, что мы смогли расшифровать, эти надписи не носят погребального характера, скорее, это некое предупреждение о катастрофе, грозящей Земле в неопределенном будущем.

– Чьем будущем? – осведомился Джиордино. – Может быть, за последние девять тысяч лет она уже произошла?

– Никаких временных ориентиров мы пока не нашли, – с сожалением призналась Пэт. – Хайрем и Макс все еще работают над этим. – Она подошла к стене и смахнула пыль с рисунков на камне. Внезапно глаза ее вспыхнули энтузиазмом подлинного исследователя. – Боже мой! Да ведь эти надписи совсем не того стиля, что найденные в Колорадо! Это же иероглифическое письмо, где каждый символ изображает человека или животное!

Вскоре вся команда занялась соскребанием накопившейся за тысячелетия пыли и грязи с полированной поверхности скальной стены. Начав с четырех углов камеры, они постепенно продвигались к середине, пока под ярким светом софитов настенные иероглифы не предстали в самых четких подробностях

– И что же эти знаки изображают? – спросил Джиордино, ни к кому конкретно не обращаясь

– Определенно морской порт, – уверенно ответила Пэт. – Вот смотрите, здесь флот кораблей, как парусных, так и гребных, а сама гавань защищена волноломом с высокими башенками по краям. Очевидно, что-то вроде маяков.

– Да, похоже, – согласился Хэтфилд. – А здесь какие-то строения близ причалов, где пришвартовано несколько судов.

– И на них, кажется, идет погрузка и разгрузка, – подхватила Патриция, рассматривая рисунки через мощную лупу, с которой никогда не расставалась. – Заметьте, человеческие фигуры вырезаны с мельчайшими подробностями и на них такие же одежды, как на этих мумиях. А вот с этого корабля выгружают стадо каких-то странных животных.

Джиордино придвинулся поближе к Пэт и прищурился.

– Мама миа! – присвистнул он. – Да это же единороги! С виду совсем как лошади, только из макушки один длинный рог торчит.

– Фантазия резчика, – скептически буркнул Хэтфилд. – Такая же, как статуи несуществующих греческих богов.

– А откуда нам знать? – возразил ему Питт. – Может быть, девять тысяч лет назад единороги существовали, а потом вымерли вместе с волосатыми носорогами, мамонтами и саблезубыми тиграми?

– Ага, и еще заодно с Горгонами Медузами, у которых змеи вместо волос, и циклопами с единственным глазом во лбу.

– Горгулий и драконов не забудьте, – без тени улыбки встрял Джиордино.

– Пока не будут найдены кости или окаменелости, подтверждающие их существование, – воинственно заявил Хэтфилд, – я отказываюсь верить в существование всяких мифических тварей!

Питт не стал продолжать беспредметный спор. Его внимание привлек большой занавес из звериных шкур, прикрывающий стену за рядом мумий. Он аккуратно обогнул каменные кресла, очень осторожно приподнял край занавеса и заглянул под него. На лице его появилось загадочное выражение.

– Осторожнее! – предупреждающе вскрикнул Хэтфилд. – Они очень непрочные и могут рассыпаться в прах от малейшего прикосновения.

Питт, не обращая внимания на протест ученого, ухватил занавес обеими руками и поднял его над головой.

– Не смейте ничего трогать! – завопил Хэтфилд. – Это же бесценные реликвии. С ними надо обращаться очень деликатно, пока их не пропитают консервирующим составом.

– Смею предположить, то, что под ними, еще бесценнее, – бесстрастно отозвался Питт и кивком подозвал Джиордино: – А ну-ка, Ал, возьми парочку этих копий и давай поднимем на них занавеску.

Хэтфилд с побагровевшим лицом попробовал остановить Джиордино, но с тем же успехом он мог бы попытаться остановить бульдозер. Итальянец небрежно, как муху, отмахнул его в сторону, даже не взглянув на разъяренного археолога, ухватил два древних копья, упер их остриями в пол пещеры и тупыми концами поддел занавес. Питт тем временем направил два софита на обнажившееся пространство.

Пэт затаила дыхание, вглядываясь в четыре большие окружности на полированной стене. В каждой из них заключались какие-то непонятные чертежи.

– Очень странные символы, – сказала она после минутного изучения. – Что-то напоминают, только не пойму, что именно?

– Может, географические карты? – подсказал Джиордино.

– Карты чего?

У Питта на губах заиграла улыбка.

– Всего лишь Земли в четырех разных проекциях. Хэтфилд воззрился сквозь очки на чертежи, перегнувшись через плечо Пэт.

– Ерунда! – заявил он. – Эти рисунки не имеют ничего общего с земной географией. Они очень подробны, но больше напоминают какую-то воображаемую планету.

– Это потому, что мы не в силах представить себе очертания континентов и океанов за девять тысяч лет до нас.

– Вынуждена согласиться с доктором Хэтфилдом, – сказала Пэт. – Даже если это карты, то на них только цепочки чего-то вроде островов, больших и малых, с изрезанным побережьем, и какие-то волнистые знаки, возможно изображающие моря.

– Похоже на бабочку, расстрелянную из зенитки на фоне клякс Роршаха, – хмыкнул Джиордино.

– Всем минус пятьдесят баллов из-за неумения применять серое вещество, – покачал головой Питт. – Я был уверен, что уж кто-кто, а вы эту головоломку решите сразу.

– Так что же здесь видите вы? – жадно спросила Пэт.

– Четыре проекции Земного шара, наблюдаемого с антарктического континента девять тысяч лет назад.

– Шутки в сторону, – согласно кивнул итальянец. – Ты прав, как всегда, черт побери!

Пэт отступила на шаг назад, чтобы охватить взглядом всю картину.

– Да, пожалуй, теперь я вижу не только острова, но и материки. Но они расположены совсем на других местах. Как будто всю планету перекосило.

– Но где же Антарктида? – удивился Хэтфилд. – Что-то я ее не нахожу.

– Она у вас прямо перед глазами.

– Откуда такая уверенность? – недоверчиво прищурилась Пэт.

– Мне тоже было бы интересно знать, каким образом вы пришли к этому заключению? – поддержал ее Хэтфилд. Питт повернулся к Патриции:

– В вашей походной сумке найдется кусочек мела, чтобы выделить надписи на стенах?

– Мел – это вчерашний день, – улыбнулась она. – Теперь используется порошок талька.

– Хорошо, давайте его сюда. И несколько бумажных салфеток. Уж они-то точно найдутся у любой женщины.

Пэт запустила руку в карман и выдала Питту пачку салфеток. Потом покопалась в сумке, перебирая блокноты, фотопринадлежности и инструменты, пока не наткнулась на коробочку с тальком.

Питт тем временем полил салфетку водой из фляжки и смочил рисунки на стене, чтобы тальк плотнее пристал к вырезанным в камне линиям. Когда Пэт передала ему порошок, он стал посыпать им гладкую поверхность вокруг древнего изображения. Примерно через три минуты Питт отступил назад, откровенно любуясь своей работой, и торжественно провозгласил:

– Леди и джентльмены, я дарю вам Антарктиду!

Трое зрителей напряженно всматривались в неровную корку белого талькового покрытия, но Питт несколькими взмахами руки стер лишнее, и открылся вытравленный в камне рисунок. Теперь в нем усматривалось явное сходство с контурами континента южного полюса.

– Так что же это означает? – возмутилась сбитая с толку Пэт.

– А это всего лишь означает, – объяснил Питт, жестом указывая на мумии, сидящие на тронах, – что эти древние люди ходили по Антарктиде за тысячи лет до современного человека. Они исследовали ее побережье и нанесли на карту, когда материк еще не был покрыт снегом и льдом.

– Чушь! – возмущенно фыркнул Хэтфилд. – Научно доказано, что вся территория континента, не считая трех процентов поверхности, уже миллионы лет покрыта слоем льда!

Питт несколько секунд молчал. Он смотрел на мумифицированные фигуры, как на живых, переводил взгляд с одного лица на другое, как будто пытаясь обменяться с ними какой-то мыслью. И, наконец, протянул руку к древним безмолвным мертвецам.

– Ответ, – сказал он с непоколебимой убежденностью, – придет от них.

24

После ланча Хайрем Йегер вернулся к своему компьютеру. В руках он нес большую картонку со щенком бассет-хаунда, которого он вытащил из городского приюта для бездомных животных за несколько часов до того, как беднягу должны были усыпить. Его прежний пес, золотистый ретривер, умер от старости, и Йегер всенародно поклялся, что другой собаки больше не заведет, но дочери-подростки так ныли, выпрашивая новую собачку и грозя даже забросить школу, если ее не купят, что у него просто не было выбора. Хайрем мог утешаться лишь тем, что он не первый отец, которого дети уломали принести домой животное.

Вообще-то он думал взять ретривера, но стоило ему заглянуть в грустные глаза бассета, увидеть его неуклюжее тело, короткие толстые лапы и волочащиеся по земле уши, и он попался на крючок. Расстелив вокруг стола газеты, Йегер позволил щенку свободно по ним бродить, но пес решил, что удобнее всего лежать в открытой коробке на подстилке и смотреть на хозяина. И оказалось, что почти невозможно оторвать взгляд от этих влажных печальных глаз.

Однако Йегер усилием воли все-таки заставил себя переключиться на работу и вызвал Макс. Она появилась на мониторе и набычилась:

– Ты просто жулик и проходимец, Хайрем! Тебе обязательно было заставлять меня ждать так долго?

Вместо ответа тот опустил руки вниз и поднял щенка, представляя его на обозрение компьютерной богини.

– Ты уж прости, что задержался; всего лишь съездил кое-куда и прихватил для дочек вот эту псинку.

Лицо Макс сразу смягчилось.

– Прощаю. Очень симпатичный щенок. Девчонки будут в восторге.

– Как там у тебя с расшифровкой?

– Я в общем-то уже выяснила значение символов, но придется еще какое-то время поработать, преобразуя их в понятия, которые можно перевести на английский.

– И много накопала?

– Много! – не без гордости ответила Макс.

– Тогда докладывай.

– Около семитысячного года до новой эры мир перенес глобальный катаклизм.

– Есть предположения, как это было?

– Да, это было зашифровано на карте небесной сферы на потолке пещеры в Колорадо. Я еще не до конца перевела весь рассказ, но вроде бы речь идет о том, что сразу две кометы прилетели с дальней периферии солнечной системы и устроили весь этот переполох.

– Ты уверена, что это были не астероиды? Я хоть и не астроном, но впервые слышу, чтобы две кометы двигались по параллельным орбитам.

– На небесной карте четко показаны два небесных тела с длинными хвостами, идущие бок о бок на столкновение с Землей.

Йегер опустил щенка в коробку, погладил и задумчиво произнес:

– Две кометы столкнулись с Землей в одно и то же время. Если они были достаточно крупными, то должны были вызвать колоссальное потрясение.

– Извини, Хайрем, я ненамеренно ввела тебя в заблуждение, – сказала Макс. – С Землей столкнулась только одна комета. Другая обогнула Солнце и исчезла в глубинах космоса.

– На звездной карте указано, куда упала комета?

Макс покачала головой.

– Точно нет, однако, судя по описанию, место столкновения где-то в Канаде. Скорее всего, в районе Гудзонова залива.

– Макс, ты прелесть, и я тобой горжусь. – Йегер снова поднял щенка, положил на колени, и тот немедленно заснул. – Ты просто классный детектив!

– Раскрытие преступлений, совершенных обычными людьми, – для меня детская игра! – заносчиво парировала Макс.

– Итак, мы имеем падение кометы в некой канадской провинции году этак в 7000 до новой эры, отчего произошел Всемирный потоп и прочие неприятности. Я тебя правильно понял?

– Это только отправная точка. Сама же история начинается значительно позже – описанием народа и цивилизации, существовавшей до катаклизма, и их последующей судьбы. Погибли почти все. Жалкая горстка уцелевших была слишком слаба, чтобы заново отстроить империю, поэтому свое божественное предначертание эти люди усмотрели в том, чтобы странствовать по свету, обучать примитивные племена, сохранившиеся в дальних уголках Земли, и строить монументы-хранилища, предупреждающие о грядущем катаклизме.

– Но почему они ожидали угрозы из космоса?

– Насколько я могу понять, они были отличными астрономами и предвидели возвращение второй кометы, которая довершит картину полного разрушения, сотворенного первой.

Йегер почти лишился дара речи:

– Послушай, Макс, если я правильно понимаю, ты утверждаешь, что действительно существовала цивилизация, которая называлась Атлантидой?

– Этого я не говорила! – раздраженно огрызнулась Макс. – И пока даже не определила, как называли себя эти Древние люди. Знаю только, что расшифрованные сведения лишь отдаленно напоминают легенду, дошедшую к нам от Платона, знаменитого греческого философа. В его записи разговора, который произошел за двести лет до него между его предком, греческим государственным деятелем Солоном, и египетским жрецом, содержится первое письменное упоминание о стране, называемой Атлантида.

– Ну, эта легенда, положим, известна любому школьнику, – заметил Йегер, чьи мысли неслись кувырком от открывающихся перспектив. – Жрец говорит о континенте, размером больше Австралии и располагавшемся к западу от Геркулесовых столбов несколько тысяч лет назад. Научно доказано, что такого континента не было. По крайней мере, между Западной Африкой и Карибами. Сейчас принято считать, что легенда основана на землетрясении и наводнении, вызванных извержением вулкана Санторин, которые погубили великую микенскую цивилизацию на Крите. Лично мне представляется, что Платон всего лишь создал одно из первых в истории произведений в жанре научной фантастики.

– Так ты считаешь, что данное Платоном описание Атлантиды в диалогах “Критий” и “Тимей” – это выдумка?

– Не совсем описание, Макс, – поправил Йегер. – Платон ведь рассказывает о ней в форме диалога – жанр, весьма популярный в древней Греции. Повествование как бы не связано с автором, но представляется читателю двумя или более рассказчиками, один из которых задает вопросы другим. И я действительно верю, что Платон выдумал Атлантиду да еще и злорадствовал при этом, предвкушая, как следующие поколения проглотят наживку, напишут на эту тему тысячи книг и будут вести бесконечные споры.

– Какой же ты упрямый тип, Хайрем, – поморщилась Макс. – Ты ведь и в предсказания известного экстрасенса Эдгара Кейса не веришь?

Йегер медленно покачал головой:

– Кейс утверждал, что видел падение и возрождение Атлантиды в Карибском море. Но если бы в этом регионе некогда существовала развитая цивилизация, остались бы следы на сотнях островов. Пока же не найдено никаких признаков столь древней культуры хотя бы в виде черепков.

– А прямоугольные блоки, которые образуют подводную дорогу близ Бимини?

– Всего лишь геологическая аномалия, какие встречаются и в других морях.

– А каменные колонны на дне моря у побережья Ямайки?

– Уже доказано, что это бочки сухого цемента с затонувшего корабля, окаменевшие в воде. Дерево сгнило, цемент остался. Макс, смотри в лицо фактам. Атлантида – это миф.

– Ты старый, упрямый тупица, Хайрем! Тебе это уже говорили?

– Я утверждаю только то, что есть на самом деле. И не собираюсь принимать на веру древнюю цивилизацию, которой

– Писатели-фантасты приписывают ракетные корабли и автоматические мусоропроводы.

– Ну да, как же, он у нас еще и скептик! – не преминула вставить Макс с неподражаемой иронией. – Вот в этом как раз и вся загвоздка. Атлантида, о которой мы говорим, – отнюдь не один огромный город, населенный Леонардо да Винчи и Эдисонами и окруженный каналами, как описывал ее Платон. Из того, что я выяснила, выходит, что этот древний народ был конгломератом малых наций-мореплавателей, которые обошли весь Земной шар и нанесли его на карту за четыре тысячи лет до того, как египтяне стали строить пирамиды. Они покорили океан. Умели использовать течения и накопили астрономические и математические знания первоклассных навигаторов. Создали цепь портовых городов на побережьях и построили торговую империю, добывая и перевозя руды, которые сами же превращали в металл – в отличие от других современных им народов, проживавших выше и дальше от моря, ведших кочевую жизнь, а потому переживших катастрофу. А мореплаватели, их суда и прибрежные поселения были уничтожены гигантскими приливными волнами и сгинули без следа. И все, что осталось от их портов и гаваней, лежит сейчас глубоко под водой и занесено слоем ила в сотни футов толщиной.

– Ты что, со вчерашнего вечера успела так много расшифровать и сопоставить? – спросил Йегер, не скрывая удивления.

– Я не лежачий камень, – менторским тоном сказала. Макс, – И могу добавить, что не сидела, сложа микросхемы.

– Макси, ты гений!

– Ну, знаешь, это уже преувеличение. В конце концов, это же ты меня создал.

– Ты мне такое порассказала. Да-а, тут есть над чем мозгами пораскинуть.

– Мой тебе совет, Хайрем: поезжай домой. Своди жену с дочками в кино. Отоспись как следует, пока я тут буду искрить Микрочипами. Пивка попей. Можешь и рюмочку пропустить.

А когда утром придешь свеженький, я тебе действительно выдам такую информацию, от которой у тебя волосы дыбом встанут.

25

Когда Пэт сфотографировала карты полушарий из погребальной камеры и закончила их подробное описание, ее вместе с Джиордино доставили на самолете в Кейптаун. Там они навестили Руди Ганна, поправляющегося после операции. Во время бурной радостной встречи Ганн уговорил Ала вывезти его на самолете из Южной Африки. Тот охотно согласился выкрасть коллегу из больницы и с умелой помощью Пэт доставил упрямого коротышку, минуя врачей и сестер, через цокольный этаж госпиталя прямо к лимузину с эмблемой НУМА. Оттуда они помчались в аэропорт, где пассажиров уже поджидал личный самолет адмирала Сэндекера, готовый отвезти их в Вашингтон.

Питт остался на острове с доктором Хэтфилдом и “котиками”. Они тщательно паковали находки и следили за их доставкой на исследовательское судно НУМА, прибывшее к тому времени к острову св. Павла. Археолог хлопотал над мумиями, подобно няньке, бережно заворачивая их в одеяла и укладывая в деревянные ящики, в которых им предстояло доехать до его лаборатории в Стенфордском университете. Там их начнут изучать всерьез.

Когда в вертолет погрузили последнюю партию найденных, Хэтфилд улетел вместе с ней на корабль. Питт проводил геликоптер взглядом, повернулся и пожал руку лейтенанту Джейкобсу.

– Спасибо за помощь, лейтенант, и поблагодарите от моего имени ваших людей. Без вас мы ни за что бы не справились.

– Нам не часто поручают возиться со старыми мумиями, – усмехнулся Джейкобс. – Скукота. Мне иногда даже хотелось, чтобы снова появились террористы и попытались их у нас украсть.

– Ну, знаете, лейтенант, я бы не назвал их террористами в строгом смысле этого слова.

– Убийца есть убийца, как его ни назови, – хмыкнул Джейкобс.

– Вы возвращаетесь в Штаты?

– Да. У нас приказ доставить трупы нападавших, с которыми так здорово разобрались ваши друзья, в мемориальный госпиталь Уолтера Рида, округ Колумбия, чтобы там их исследовали и идентифицировали, если это возможно.

– Удачи вам, – от души пожелал Питт. Джейкобс коротким жестом отдал честь:

– Спасибо, сэр. Быть может, еще доведется встретиться.

– Если да, то лучше бы где-нибудь на пляже на Таити.

Сквозь вечную морось над островом Питт смотрел, как флотский самолет с вертикальным взлетом завис над пятачком и как “котики” резво грузятся на борт. Через минуту самолет скрылся в низких облаках. Питт проводил его взглядом. Теперь на острове остался только он один.

Обойдя опустевший склеп, он в последний раз посмотрел на карты полушарий, вырезанные в дальней стене. Софиты уже убрали, и Питт подсвечивал себе фонарем.

Какие древние картографы вырезали эти невероятно точные карты Земли столько тысячелетий назад? Как они могли знать контуры Антарктиды, если она скрыта под толстым ледовым одеялом? Может быть, несколько тысяч лет назад климат на полярном континенте был теплее? И даже годился для жизни?

Картина свободной ото льда Антарктиды была не единственным несоответствием. Питт об этом не упоминал, но его заинтересовало расположение других континентов, в частности Австралии. Они находились совсем не там, где им полагалось. Он заметил также, что обе Америки, Европа и Азия сдвинуты почти на две тысячи миль к северу. Почему же древние, так точно рассчитавшие очертания берегов, сдвинули континенты настолько далеко от тех мест, где им следовало быть? Это озадачивало.

Древние мореходы по своим научным знаниям далеко превосходили тех, кто пришел им на смену. Какое же послание хотели они передать через вечно бурное море времени? Что вырезали на этой стене – послание надежды или предостережение о грядущих бедах?

Поток мыслей Питта был прерван шумом лопастей и рокотом мотора. Вертолет вернулся и готов был отвезти Питта на корабль. С некоторой неохотой он отвлекся от своих мыслей, выключил фонарь и вышел из темной опустевшей пещеры.

Не тратя времени на ожидание правительственного транспорта, Питт за свой счет вылетел из Кейптауна в Йоханнесбург, а оттуда Южно-африканскими авиалиниями в Вашингтон. Почти весь полет он проспал, только вышел пройтись и размять ноги на Канарах, где самолет садился на дозаправку. Когда он вышел из терминала аэропорта Даллеса, время близилось к полуночи, поэтому он был приятно удивлен, увидев у тротуара “форд” – кабриолет 1936 года с опущенным верхом.

Машина была из его коллекции, но казалось, что она перенеслась сюда из Калифорнии пятидесятых годов. Ее корпус и радиатор, выкрашенные в темно-бордовый “металлик”, лаково сияли в огнях аэропорта.

Автомобиль и сам по себе привлекал взгляды прохожих, но женщина, сидевшая за рулем, выглядела ничуть не менее привлекательно. Длинные соломенного цвета волосы прикрывал от ветра цветной шарф. Высокие подчеркнутые скулы фотомодели, полные губы, короткий прямой нос и завораживающие фиалковые глаза делали ее мечтой любого ценителя женской красоты. На ней был просторный альпаковый свитер цвета осенних листьев и твидовые темно-зеленые слаксы. На плечи был накинут короткий темно-зеленый плащ.

Член Палаты представителей от штата Колорадо Лорен Смит просияла неотразимой улыбкой:

– Не припомнишь, Дирк, сколько раз я встречала тебя словами: “С возвращением, моряк”?

– Раз восемь, как минимум, если мне не изменяет память, – усмехнулся Питт, от души радуясь, что его давняя романтическая любовь сумела-таки выкроить время из своего напряженного расписания и подобрать его в аэропорту на его же машине.

Закинув сумку на заднее сиденье, Питт уселся рядом с Лорен, склонился к ней и с нежностью приник к ее губам. Когда же он наконец разжал объятия, та судорожно перевела дыхание:

– Эй, поаккуратнее, любовничек, меня судьба Клинтона как-то не привлекает!

– А она тебе и не грозит, – парировал Питт. – Публика даже приветствует романы женщин-политиков.

– Это тебе так только кажется, – сказала Лорен, перебрасывая рычаг зажигания на рулевой колонке и нажимая кнопку стартера. Двигатель завелся с полуоборота и чуть слышно заурчал. – Куда прикажешь отвезти, в твой ангар?

– Да нет, мне бы надо заскочить в НУМА хоть на минутку, глянуть, что пришло по электронной почте на мой компьютер, и узнать, как обстоят дела у Хайрема Йегера по той проблеме, над которой мы сейчас работаем.

– Слушай, да ты просто уникум! Наверное, ты единственный человек во всей стране, у кого нет дома персонального компа.

– А я и не хочу, чтобы он там был, – вполне серьезно ответил Питт. – У меня слишком много работы, чтобы тратить свободное время на странствия по Интернету и ответы на дурацкие запросы.

Лорен отъехала от тротуара и направила “форд” на широкую автостраду, ведущую к городу. Питт сидел молча, весь во власти каких-то своих мыслей, когда впереди показался памятник Вашингтону, подсвеченный снизу прожекторами. Лорен достаточно хорошо знала Дирка, чтобы не мешать ему уноситься в эмпиреи. Через несколько минут он все равно возвращался на землю.

– Что нового в Конгрессе? – вышел он наконец из состояния задумчивости.

– А тебе не все равно? – отмахнулась она.

– Так скучно?

– Дебаты по бюджету – штука тоскливая и крайне нудная. – Тут Лорен понизила голос: – Я слышала, Руди Ганн серьезно ранен?

– Серьезно, но один хирург в ЮАР, большой специалист по восстановлению костей, отлично с ним поработал. С полгодика Руди, конечно, похромает, но руководить проектами НУМА вполне сможет, даже сидя за столом.

– Ал вскользь упоминал, что тебе тоже здорово досталось в Антарктике.

– Куда меньше, чем им с Руди на островке, по сравнению с которым Алькатрас покажется ботаническим садом. – В голове у него внезапно возникла идея. Он повернулся к Лорен и спросил: – Ты ведь, кажется, входишь в Комитет по международным торговым отношениям?

– Есть такое дело.

– А знаешь какие-нибудь крупные международные корпорации в Аргентине?

– Ну, так сразу не припомнишь. Летала я туда пару раз, встречалась с их министром финансов и министром торговли, но исключительно на официальном уровне. А что именно тебя интересует?

– Никогда не слышала об организации с названием типа “Новый удел Инкорпорейтед” или “Четвертая империя Лимитед”?

Лорен надолго задумалась:

– Однажды меня познакомили с директором-распорядителем “Дестини Энтерпрайзес Лимитед” – мы тогда прибыли в Буэнос-Айрес с торговой миссией. “Дестини” переводится как “судьба”, “предназначение”, “удел”, не так ли? Если не ошибаюсь, его звали Карл Вольф.

– И давно это было? – быстро спросил Питт.

– Года четыре назад.

– Хорошая у тебя память на имена.

– Карл Вольф – мужчина красивый, стильный, с потрясающим обаянием. Таких мужиков женщины не забывают.

– Какого же черта ты тогда продолжаешь водиться со мной?

Она взглянула на него с поддразнивающей улыбкой:

– А еще женщин тянет к мужчинам приземленным, грубым и хищным.

– Грубый и хищный – это точно про меня!

Питт обнял ее за плечи и слегка прикусил зубами мочку уха. Лорен с деланным возмущением отстранилась:

– Прекрати, грубый хищник, я же за рулем!

Он нежно погладил ее колено и откинулся на сиденье. Глядя на звезды, весело подмигивающие сквозь ветви деревьев, уже начинающих выпускать молодые листочки, Питт вертел в уме услышанное имя. Карл Вольф. Типично германское. Надо будет поближе приглядеться к этой самой “Дестини Энтерпрайзес”, пусть даже эта версия окажется тупиковой.

Лорен вела машину профессионально плавно и ровно, ловко расходясь с немногочисленными автомобилями, которые попадались на шоссе в ночное время. Потом свернула на дорожку, ведущую к подземной парковке здания НУМА. Из будки вышел охранник, узнал Питта и махнул рукой, пропуская и не сводя восхищенного взгляда с коллекционного “форда”. На главном уровне стояло всего три машины. Лорен остановилась рядом с лифтами и выключила фары и двигатель.

– Мне пойти с тобой? – спросила она.

– Да нет, не стоит, я долго не задержусь, – ответил Питт, выходя из салона.

Поднявшись на лифте в центральный вестибюль, он вынужден был отметиться у охранника возле стойки, окруженной телемониторами, на которых просматривались все уголки здания.

– Внеурочная работа, сэр? – сочувственно осведомился секьюрити.

– Да я всего на пару минут, – ответил Питт, подавляя зевок.

Перед тем как подняться к себе в кабинет, Питт по наитию решил заскочить на десятый этаж. Интуиция не подвела: Хайрем Йегер все еще жег полночные огни. Когда Питт вторгся в его владения, Хайрем поднял на него красные от недосыпания глаза, а из своего кибернетического континуума ему приветственно улыбнулась Макс.

– Дирк, старина! – обрадовался Йегер, поднимаясь со стула. Руки его заметно подрагивали. – Никак не ожидал, что ты объявишься здесь посреди ночи!

– Да вот решил посмотреть, как вы с доктором О’Коннелл разгребаете пыль веков, – добродушно отозвался Питт.

– Терпеть не могу избитые метафоры, – поморщилась Макс.

– Ну и держи язык за зубами! – рявкнул Йегер с притворным раздражением, после чего снова обратился к Питту: – Я оставил доклад о наших последних достижениях на столе у адмирала сегодня в десять вечера.

– Вот и отлично! Я его прихвачу, а завтра с утра верну.

– Можешь не торопиться. У него встреча с директором Национального агентства по океанографии и атмосферным исследованиям, так что они минимум до полудня протреплются.

– Между прочим, тебе сейчас полагается быть дома с женой и дочками, – укоризненно покачал головой Питт.

– Мы тут задержались допоздна с доктором О’Коннелл, – покаянно ответил Йегер, протирая кулаками глаза. – Вы с ней разминулись буквально на минуту.

– Она что же, сразу после перелета бросилась работать и даже не отдохнула? – изумился Питт.

– Замечательная женщина! Не будь я женат, бросил бы сердце к ее ногам.

– Ну, тебе всегда нравились женщины-ученые.

– Точно. Я и сейчас готов повторить, что мозги выше красоты.

– Ты не хочешь мне что-нибудь рассказать до того, как я погружусь в твой доклад? – спросил Питт.

– Могу поведать потрясающую историю, – задумчиво произнес Йегер.

– Полностью согласна, – поддержала его Макс.

– А ты не встревай, это конфиденциальный разговор, – сухо сказал Йегер, отключая компьютер. Он выпрямился и потянулся. – Так вот, мы получили совершенно невероятные данные о древней цивилизации мореходов, обитавших на Земле задолго до возникновения современной письменной истории. Почти все они погибли при столкновении кометы с нашим шариком больше девяти тысяч лет назад. Гигантские волны залили портовые города, которые эти удивительно башковитые ребята понастроили чуть ли не по всему свету. Они жили и умерли в незапамятном веке и другом мире – совсем не таком, каков он сейчас.

– Когда я последний раз разговаривал с адмиралом, он не стал априори отметать гипотезу о существовании Атлантиды, – заметил Питт.

– Это его личное мнение, но затонувший континент в середине Атлантики в картинку не вписывается, – покачал головой Йегер. – Однако у меня нет сомнений в том, что некогда существовал союз прибрежных государств, чьи мореплаватели обследовали все моря и составили карты всех континентов. – Он устало посмотрел на Питта. – Снимки, сделанные Пэт с надписей в погребальной камере и с картографических проекций, сейчас в фотолаборатории. С утра мне их выдадут, чтобы ввести в компьютер. Тогда, возможно, мы узнаем намного больше.

Питт задумчиво произнес, как будто рассуждая про себя:

– Между прочим, на древних картах расположение континентов заметно не совпадает с современным. Масса абсолютно необъяснимых смещений.

Йегер тоже задумался, моргая воспаленными глазами.

– Знаешь, мне начинает казаться, что случилось нечто еще более катастрофическое, чем просто столкновение с кометой. Я просмотрел геологические данные, накопившиеся в наших архивах за последние десять лет, и обнаружил ряд любопытных фактов. Последний ледниковый период закончился неожиданно быстро, и тут же последовала резкая флуктуация уровня моря. Сейчас он на триста футов выше, чем был девять тысяч лет назад.

– Иначе говоря, все прибрежные постройки атлантов, если даже от них что-то осталось, находятся сейчас глубоко под водой?

– Не говоря уже о придонном слое ила.

– А они действительно называли себя атлантами? – спросил Питт.

– Вряд ли они вообще знали это слово, – ответил Йегер. – Атлантида – слово греческого происхождения и означает “дочь Атланта”. Лишь благодаря Платону оно сохранилось в веках и стало известно всему миру. Сегодня каждый, кто умеет читать, и многие из тех, кто не умеет, знают об Атлантиде. В наше время этим словом называют что ни попадя – курорты, технологические и финансовые компании, сети магазинов, спортивные общества и кучу всяких товаров, в том числе вина и продукты. О пропавшем континенте написаны тысячи книг и статей и снято множество фильмов и телепрограмм. Но до сих пор всерьез верили в версию Платона лишь те, кто верил также в НЛО, снежного человека и Санта-Клауса.

Уже подойдя к двери, Питт неожиданно обернулся:

– Интересно, что скажут люди, когда узнают, что древняя цивилизация на самом деле существовала?

Йегер усмехнулся:

– Полагаю очень многие торжествующе воскликнут: “А что я вам говорил!”

Выйдя из лифта на верхнем этаже, где располагались офисы высшего руководства НУМА, Питт сразу обратил внимание, что лампы в коридоре, ведущем к кабинету адмирала, горят вполнакала. Еще более странным показалось ему, что они вообще включены, но для того могли быть самые разные причины. В конце коридора Питт толкнул дверь, ведущую в приемную и личный конференц-зал адмирала. Проходя мимо стола Джулии Вулф, бессменной секретарши Сэндекера, он отчетливо различил резкий запах цветущих апельсинов.

Остановившись в дверях, он нашарил выключатель, но свет включить не успел, потому что в тот же миг кто-то выскочил из темноты, бросился на Питта и с силой боднул его головой в живот. Не ожидая нападения, тот слишком поздно напряг мышцы. В последний момент он успел откачнуться назад и остался на ногах, но согнулся пополам от удара под ложечку. Превозмогая боль, он попытался схватить противника, но его руку с легкостью отбили в сторону, и непрошеный гость стремительно помчался по коридору за его спиной.

Пытаясь вдохнуть и прижимая руку к солнечному сплетению, Питт нашарил наконец выключатель и зажег свет. Одного взгляда на стол Сэндекера хватило, чтобы понять, что искал ночной взломщик. Будучи фанатичным аккуратистом, адмирал тщательно следил за порядком на своем рабочем столе и каждый вечер перед отъездом в свои апартаменты в отеле “Уотергейт” все документы, ручки и прочее убирал в ящики. Сейчас стол тоже был девственно чист, а это означало, что доклад Йегера о древних мореходах пропал.

Живот будто завязало тугим узлом, но Питт все же заставил себя преодолеть коридор и бросился к лифтам. Тот, что увозил вора, ехал вниз, второй стоял этажом ниже. Питт в бешенстве стукнул кулаком по кнопке вызова и принялся ждать, одновременно массируя мышцы и делая глубокие вдохи, чтобы восстановить дыхание. Двери лифта открылись. Питт прыгнул внутрь и нажал кнопку цокольного этажа, где находилась парковка. Лифт пошел вниз быстро и без остановок, за что оставалось только мысленно возблагодарить фирму “Отис”⁴.

Он выскочил раньше, чем двери полностью раскрылись, и ринулся к своему “форду”, успев заметить скрывающуюся за воротами пару хвостовых огней. Распахнув дверцу водителя, Питт отпихнул Лорен в сторону и врубил зажигание.

– Где горит? – вопросительно посмотрела на него она.

– Ты разглядела мужчину, который только что отъехал? – отрывисто спросил Питт, выжимая сцепление.

– Конечно, дорогой. Только не мужчину, а женщину. Очень красивая, в дорогом меховом манто поверх кожаного брючного костюма.

Лорен всегда отличалась редкой наблюдательностью и никогда не упускала из виду подобные детали. Двигатель “форда” взвыл, шины с душераздирающим визгом прочертили две резиновых полосы на бетонном полу. У распахнутых ворот с погнутыми створками стоял охранник, растерянно пялясь вдаль.

– Куда они поехали? – рявкнул Питт, притормозив рядом с ним.

– Вылетели, как черти, я даже опомниться не успел, – виновато потупился секьюрити. – Свернули на юг. Полицию вызывать, сэр?

– Вызывать, разиня! – снова рявкнул Питт и дал полный газ, бросая “форд” в указанном направлении. – Что за машина у этой дамочки? – резко обратился он к Лорен.

– Черный “Крайслер 300М” с двигателем три с половиной литра мощностью двести пятьдесят три лошадиных силы. Разгон от нуля до пятидесяти миль в час за восемь секунд.

– Ты знаешь его параметры? – удивился Питт.

– Разве ты не помнишь? У меня самой та же модель.

– Прости, в суматохе как-то запамятовал.

– А какова мощность твоего антикварного чуда? – крикнула Лорен, перекрывая рев мотора.

– Порядка двухсот двадцати пяти, – ответил Питт, выворачивая машину на шоссе с такой скоростью, что ее занесло на все четыре колеса.

– Тогда у них преимущество.

– Ничего, у меня вес почти на тысячу фунтов меньше, – спокойно сказал Питт, переключая скорости. – У нашей воровки может быть выше предельная скорость и устойчивость на поворотах, зато я куда быстрее разгоняюсь.

Модернизированный движок утробно рычал, набирая обороты. Стрелка спидометра подбиралась к девяноста пяти, когда Питт переключился на коробку скоростей “Коламбиа” – мысленно поблагодарив себя за то, что в свое время успел оснастить ею свою машину, – и включил повышающую передачу. Обороты немедленно упали, рев стих, а стрелка скакнула за отметку сто миль в час.

В будний день в час ночи движение не слишком интенсивное. Вскоре Питт засек черный “крайслер” в лучах придорожных фонарей и начал его догонять. Водитель гнал “крайслер” всего миль на двадцать в час быстрее разрешенной в это время скорости, но стремительная машина еще и близко не подошла к своему пределу. Причем гнал по свободной правой полосе, явно стараясь скорее избежать контакта с полицией, чем опасаясь преследования.

Когда расстояние между “фордом” и “крайслером” сократилось до трехсот ярдов, Питт стал сбавлять скорость, полагая, что преследуемая его не видит, и желая и дальше оставаться незамеченным. Но тут “крайслер” круто вывернул на мост Френсиса Скотта Кея, перелетел Потомак, вильнул влево, затем вправо, в сторону жилых кварталов Джорджтауна, и с протестующим визгом шин резко завернул за угол.

– По-моему, она тебя поимела, – заметила Лорен, дрожа от холодного ветра, огибающего лобовое стекло.

– Она не дура! – буркнул Питт, злясь, что проигрывает преследование. Крепко сжав старомодную баранку в форме луковицы, он вывернул руль до упора, посылая “форд” в девяностоградусный поворот. – Не стала убегать по прямой, а прячется за каждый угол, надеясь рано или поздно оторваться настолько, чтобы мы не увидели, куда она повернет.

В этой игре в кошки-мышки “крайслер” уходил вперед на поворотах, а старый “форд” набирал потерянные ярды на прямых участках за счет более быстрого разгона. Семь кварталов остались позади, а дистанция между машинами по-прежнему не менялась.

– Вот уж действительно новый поворот, – мрачно усмехнулся Питт, продолжая ожесточенно крутить рулевое колесо.

– В каком смысле?

Он покосился на Лорен:

– В том, что впервые в жизни, насколько я помню, преследуют не меня, а наоборот.

– Так можно всю ночь гоняться, – сказала она недовольно, сжимая дверную ручку, как будто готовилась выброситься в случае аварии.

– Или пока у кого-то из нас бензин не кончится, – парировал Питт, круто заворачивая в очередной переулок.

– Мы этот квартал вроде бы уже объезжали?

– Объезжали, – подтвердил Питт.

Но предсказание Лорен не оправдалось. Уже на следующем повороте внезапно вспыхнули стоп-сигналы идущего впереди “крайслера”, и черный монстр резко затормозил перед входом в кирпичный особняк, один из многих в этом тихом, утопающем в зелени квартале. Питт тоже нажал на тормоз. Машина пошла юзом, но он сумел справиться с управлением, остановив “форд” бок о бокс “крайслером” в каких-то нескольких дюймах от боковой дверцы как раз в тот момент, когда его водительница скрылась в дверях парадного подъезда.

– Слава богу, что она прекратила играть в догонялки, – заметила Лорен, указывая на облака пара из перегретого радиатора, клубящиеся над капотом. – Мы бы долго не протянули.

– Не стала бы она так поступать ни с того ни с сего, – с сомнением покачал головой Питт, разглядывая темные окна особняка. – Боюсь, тут какая-то ловушка.

– И что будем делать, шериф? – спросила Лорен. – Командуем отход?

Питт бросил на нее хитрый взгляд:

– Ни в коем случае! Сейчас ты просто подойдешь и позвонишь в дверь.

Лицо ее казалось призрачным в свете уличного фонаря.

– Черта с два!

– Я почему-то так и думал, что ты откажешься. Ладно, придется самому подсуетиться. – Питт открыл дверцу и вышел из автомобиля. – Вот мой спутниковый телефон, держи. Если через десять минут не вернусь, вызывай полицию и извести Сэндекера. А если услышишь малейший шум или заметишь какое-то движение – немедленно уезжай. Ясно?

– А почему просто не позвонить в полицию и не сообщить о взломе?

– Потому что я хочу оказаться там первым.

– У тебя хоть оружие есть?

Губы Питта разошлись в широченной ухмылке.

– Да слыханное ли дело – возить оружие в восстановленном антикварном автомобиле? – Он открыл бардачок и вытащил увесистый фонарик. – Этого вполне достаточно. – Наклонившись к Лорен, он поцеловал ее и слился с окружающей дом темнотой.

Фонарь он пока включать не стал. Хватило рассеянного света от городских огней и уличного фонаря, чтобы найти проход по узкому мощеному бордюрчику к заднему фасаду дома, выглядевшего таинственным и безмолвным, словно замок с привидениями. Особняк окружал ухоженный дворик, увитые плющом высокие кирпичные стены отделяли его от соседних зданий. Там тоже было темно – обитатели их спали в блаженном неведении.

Питт на девяносто девять процентов не сомневался, что в доме имеется система сигнализации, но, поскольку своры кровожадных сторожевых псов поблизости не наблюдалось, он и не пытался прятаться, а, наоборот, надеялся, что воровка и ее сообщники покажутся сами. Подойдя к двери черного входа, он с удивлением обнаружил, что она открыта. И запоздало сообразил, что птичка влетела в переднюю дверь, а вылетела через заднюю. Проклиная себя за беспечность, Питт со всех ног бросился к гаражу, выходившему в переулок.

Внезапно ночную тишину разорвал рев двигателя мощного мотоцикла. Рванув на себя дверь гаража, Питт вломился внутрь. Выездные ворота были уже распахнуты. В седле громоздилась человеческая фигура в черной меховой накидке и кожаных штанах. Водитель уже завел мотор и собирался выжать сцепление и дать газ, но в этот момент Питт коршуном обрушился на него, обхватив руками за шею.

Лорен не ошиблась: тело противника оказалось слишком легким и мягким для мужчины. Оба рухнули на пол, при этом Питт оказался сверху. Мотоцикл повалился набок и заелозил по бетонному полу, визжа задней шиной. Он описал полный круг, пока не сработал предохранительный выключатель, вырубивший двигатель. Продолжая двигаться по инерции, тяжелая машина налетела на сплетенные в схватке тела. Переднее колесо ударило женщину в лоб, а рукоятки руля, будто бычьи рога, вонзились Питту в бедро. Кости, по счастью, остались целы, но здоровенные синяки были обеспечены.

Превозмогая боль, он поднялся на колени и поискал глазами оброненный перед броском фонарь. Подполз к нему, поднял и направил луч на неподвижное тело рядом с мотоциклом. Взору его предстала изящная женская головка в обрамлении длинных светлых волос. Питт перевернул ее на спину и осветил лицо.

Над бровью наливалась огромная шишка, но черты лица были ясно различимы. Женщину здорово оглушило, она была без сознания, но жива. Питта ее облик потряс настолько, что он едва не выронил фонарь из руки, никогда прежде не дрожавшей вплоть до этого момента.

Медициной доказано, что кровь не может похолодеть – разве что ввести в кровеносную систему ледяную воду. Тем не менее Питт почувствовал, что его сердце гонит жидкость на пару градусов ниже точки замерзания. Голова внезапно закружилась, он покачнулся на коленях, все поплыло у него перед глазами, и сама атмосфера в гараже как будто сгустилась до жидкой консистенции, усугубляя овладевший им ужас. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда, но лицо лежащей перед ним в обмороке женщины было знакомо ему до мельчайших подробностей.

Глядя на него широко раскрытыми невидящими глазами, на него в упор смотрела та самая женщина, что “похлопала” его по плечу в корпусе затопленной подлодки.

26

Адмирал Сэндекер, в отличие от многих высших чиновников или корпоративных боссов, на совещания всегда приходил первым. Он предпочитал заранее разобраться со всеми предварительными данными, чтобы потом работа шла максимально эффективно. Такой стиль он выработал еще во времена пребывания на командных должностях в Военно-морском флоте.

Хотя в его распоряжении имелся большой конференц-зал для приема почетных гостей, ученых и правительственных чиновников, совещаться в узком кругу он предпочитал в небольшой комнате рядом со своим кабинетом. Эта комната была для него как бы укрытием внутри укрытия, ее обстановка действовала на него успокаивающе и стимулировала умственную активность. На бирюзовом ковре стоял двенадцатифутовый стол для заседаний, вокруг – плюшевые кресла. Стол был сделан из фрагмента корпуса шхуны девятнадцатого века, когда-то затонувшей в глубоких водах озера Эри. Настенные панели красного дерева украшали картины на темы исторических морских сражений.

Сэндекер правил НУМА твердой рукой, слывя чем-то вроде просвещенного диктатора. Он мог учинить жестокий персональный разнос любому из подчиненных, но, если его сотрудники попадали в передрягу, не останавливался ни перед чем, чтобы выручить их из беды. Когда-то его лично выбрал президент США, чтобы с нуля организовать Морское агентство. И Сэндекер создал организацию с широчайшим охватом деятельности, со штатом в две тысячи сотрудников, которые прозондировали каждый пик и каждую впадину на дне морском. НУМА весьма уважали во всем научном мире, и редко когда бюджетные запросы Агентства отклонялись Конгрессом.

Адмирал, фанат физических упражнений, поддерживал в рабочем состоянии свое шестидесятидвухлетнее тело, не обремененное ни граммом лишнего жира. Невысокого роста – всего на несколько дюймов выше пяти футов, – поджарый, подтянутый, с огненно-рыжей шевелюрой и остроконечной бородкой, он взирал на мир пронзительными карими глазками, от которых, казалось, ничто не могло укрыться Выпивал адмирал редко, в основном на парадных банкетах в Вашингтоне, и единственным его серьезным пороком было пристрастие к хорошим сигарам, большим и ароматным, табак для которых специально для него собирало и сворачивало в строгом соответствии с его запросами одно маленькое семейное предприятие в Доминиканской Республике. Гостям адмирал своих сигар никогда не предлагал и потому бесился до невозможности, когда видел, как Джиордино курит точно такую же сигару. При этом он ни разу так и не смог обнаружить ни малейшей убыли в своих личных запасах.

Сэндекер сидел во главе стола и встал, когда вошли Питт и Патриция О’Коннелл. Выйдя вперед, он приветствовал Питта как сына, пожимая ему руку и одновременно стискивая плечо.

– Я так рад тебя видеть, Дирк.

– Блудному сыну тоже приятно вернуться в отчий дом, – сверкнув улыбкой, ответил Питт; адмирал и в самом деле стал для него вторым отцом, и они были очень друг к другу привязаны.

Сэндекер повернулся к Пэт:

– Доброе утро, доктор О’Коннелл. Садитесь пожалуйста. Не терпится узнать, что там вы с Хайремом для меня накопали?

Почти сразу следом за Питтом подошли Йегер и Джиордино в компании с доктором Джоном Стивенсом, известным историком и автором книг по изучению и идентификации предметов древних культур. Стивенс принадлежал к университетской богеме и выглядел соответственно – вплоть до футболки под спортивной шерстяной курткой, из кармана которой торчала пенковая трубка. У него была манера склонять голову набок подобно малиновке, когда она прислушивается к шороху червячка под слоем дерна. Стивенс принес с собой пластиковый ящик для льда, который поставил пока на пол рядом со своим креслом.

Сэндекер водрузил перед собой спиленную гильзу от восьмидюймового снаряда, служившую ему пепельницей, и закурил сигару. При этом он так свирепо посмотрел на Джиордино, что тот решил на этот раз не дразнить начальство и прикинулся невинной овечкой.

Питт обратил внимание, что у Йегера и Пэт лица ужасно усталые и какие-то чрезмерно напряженные.

Адмирал открыл обсуждение вопросом, все ли ознакомились с докладом Пэт и Йегера. Все молча кивнули, кроме Джиордино, который счел необходимым высказать свое мнение:

– В общем занимательное чтиво, – сказал он, – но сильно уступает Азимову и Брэдбери.

Йегер бросил на итальянца укоризненный взгляд:

– Могу тебя заверить, это не фантастика!

– Вы узнали, как называлась эта раса? – спросил Питт. – Или будем пока условно именовать их цивилизацию Атлантидой?

Пэт раскрыла папку, вытащила оттуда листок с распечаткой и близоруко всмотрелась в текст.

– Насколько мне удалось расшифровать и перевести на английский, они называли свою лигу морских городов-государств Эменесом, а себя – эменитами.

– Эменес, – медленно повторил Питт. – Похоже на греческое слово.

– Я откопала массу слов, которые вполне могут служить корнями многих более поздних греческих и египетских терминов.

Сэндекер махнул зажженной сигарой в сторону историка:

– Доктор Стивенс, я полагаю, вы закончили исследование обсидиановых черепов?

– Закончил. – Стивенс наклонился, открыл переносной морозильник, достал оттуда череп и осторожно поставил его на большую шелковую подушку, лежащую перед ним на столе. Глянцевый обсидиан заблестел под светом ламп. – Воистину потрясающая работа, – благоговейно произнес ученый. – Ремесленники-эмениты выточили это из сплошной глыбы обсидиана – невероятно чистой, без всяких вкраплений, что само по себе большая редкость. В течение ста или даже больше лет череп полировали вручную, используя, как я думаю, обсидиановую пыль.

– А почему не резцы из закаленного металла с деревянными молоточками? – спросил Джиордино. Стивенс покачал головой:

– Инструменты вообще не использовались. Я не нашел никаких следов царапин или выбоин. Обсидиан хотя и крайне тверд, но при этом весьма хрупок. Стоит чуть соскользнуть резцу или чуть изменить угол его приложения – и весь череп разлетелся бы вдребезги. Нет, это выглядело примерно так, как если бы мраморный бюст нежно полировали пальчиками пастой для автомобилей.

– А сколько времени потребуется, чтобы повторить ту же работу, используя современные инструменты? Стивенс едва заметно усмехнулся:

– Полагаю, практически невозможно изготовить точную копию, даже применив достижения новейшей технологии. Чем дольше я его изучаю, тем больше убеждаюсь, что подобного просто не может существовать в природе.

– Нет ли каких-нибудь следов в основании, позволяющих предположить его происхождение? – поинтересовался Сэндекер.

– Следов нет. Но, если позволите, я сейчас покажу вам нечто по-настоящему удивительное. – С необычайной осторожностью он медленно, вращательным движением снял верхнюю часть черепа. Потом столь же аккуратно вынул из образовавшейся полости безупречной формы шар. Двумя руками, как святыню, Стивенс осторожно положил шар на приготовленную мягкую подставку. – Не могу себе даже представить, какого искусства потребовала такая работа, – восхищенно произнес он. – Я только под сильной лупой смог разглядеть микронной толщины щелку, опоясывающую череп по окружности. Невооруженным глазом ее увидеть невозможно.

– Просто невероятно! – выдохнула Пэт.

– А что за рисунок на этом шаре? – спросил Питт.

– На нем выгравирована карта мира. Если хотите посмотреть поближе, у меня есть лупа.

Он протянул Питту лупу с очень толстым стеклом, и Питт впился взглядом в сеть разбегающихся линий, вырезанных на поверхности обсидианового шарика размером с бейсбольный мяч. Спустя минуту он осторожно передвинул шар по столу к Сэндекеру и протянул ему лупу.

Пока адмирал рассматривал миниатюрный глобус, Стивенс продолжал:

– Проведя сравнительный анализ фотографий, сделанных в подземной камере в Колорадо и в пещере на острове ее Павла, я обнаружил абсолютное тождество найденных там карт с изображением земной поверхности на этом обсидиановом шаре.

– И что же это значит? – поднял голову Сэндекер.

– Если обратить внимание на взаимное расположение континентов и крупных островов вроде Гренландии и Мадагаскара, нетрудно заметить, что оно не соответствует географии современного мира.

– Я тоже заметил эти различия, – согласился Питт.

– И что это доказывает, скажите на милость? – прищурился Джиордино, очевидно возложивший на себя сегодня роль адвоката дьявола. – Кроме того, что карта примитивная и приблизительная?

– Примитивная? Да. Приблизительная? Быть может, по современным стандартам. Но я убежденный сторонник точки зрения, что эти древние люди обошли все моря Земного шара и нанесли на карты тысячи миль побережья. Если внимательно присмотреться к картинке на обсидиановом глобусе, можно различить Австралию, Японию и даже систему Великих озер в Северной Америке. И все это сделали люди, жившие более девяти тысяч лет назад!

– В отличие от атлантов, описываемых Платоном, которые жили на изолированном острове или континенте, – поддержал историка Питт, – эмениты занимались всемирной торговлей. Они добирались туда, куда так и не смогли добраться представители позднейших цивилизаций. Их не сдерживали традиции или страх перед неведомыми морями. В надписях подробно описаны морские пути и разветвленная торгово-промышленная сеть, охватывающая практически все моря и континенты. Из Европы и Африки они ходили через Атлантику в Америку. Их поселения и шахты были разбросаны повсюду: от реки св. Лаврентия до Мичигана, где они добывали медь, и от Боливии до Британских островов, где находились оловянные копи. У них была развитая металлургия, позволявшая выплавлять бронзу – то есть поднять человечество от уровня каменного века на качественно высшую ступень.

Сэндекер перегнулся через стол:

– Но тогда они наверняка добывали также серебро и золото?

– Как ни странно, эмениты не считали золото или серебро ценными металлами и для орнаментов и прочих поделок предпочитали медь Но они разыскивали по всему миру месторождения бирюзы и черного опала, которые использовались в ювелирном деле. И, разумеется, обсидиана, считавшегося у них священным. Кстати, обсидиан до сих пор используется в хирургии для операций на открытом сердце, поскольку у него более острый край, который меньше травмирует ткани “чем сталь.

– На тех мумиях, что мы нашли, куча побрякушек из меди, бирюзы и опалов, – подтвердил Джиордино.

– Что лишь доказывает степень проникновения эменитов в самые отдаленные уголки планеты, – добавила Пэт. – Бирюза такой богатой и глубокой окраски, экземпляры которой я видела среди украшений на мумиях, встречается только в пустынных регионах Юго-Запада.

– А черный опал? – спросил Сэндекер.

– Исключительно в Австралии.

– В любом случае, – продолжал вслух рассуждать Питт, – не вызывает сомнений, что эмениты превосходно знали мореходное дело и уже тысячи лет назад умели строить корабли, способные пересечь океан.

– Это также объясняет, почему их поселения тяготели к побережьям и удобным гаваням, – подхватила Пэт. – А сделанные в склепе фотографии позволяют заключить, что в истории найдется немного культур, получивших столь широкое распространение. Их портовые города располагались в таких удаленных друг от друга уголках земного шара, как Мексика, Перу, Индия, Китай, Япония и Египет. Они имели также несколько портов в Индийском океане и на тихоокеанских островах.

– Заключения доктора О’Коннелл подтверждаются моими результатами по изучению шара-глобуса из черепа, – добавил Стивенс.

– Выходит, культура эменитов существовала не только в Средиземноморье, как более поздние цивилизации шумеров, египтян, греков и римлян? – уточнил адмирал.

Историк отрицательно покачал головой:

– В эпоху эменитов Средиземное море не соединялось с океаном, да и самого моря, как такового, не существовало. Девять тысяч лет назад на его месте простирались плодородные долины и обширная система озер, питавшихся европейскими реками с севера и Нилом с юга. Они сливались друг с другом и отделялись от Атлантики Гибралтарским перешейком. Небезынтересно также отметить, что Северное море было сухой равниной, Британские острова соединялись с материком, а Балтийское море представляло собой широкую горную долину, расположенную намного выше уровня океана. На месте пустынь Гоби и Сахары росли пышные тропические леса и тянулись бескрайние саванны, где пастись огромные стала жвачных животных. Увы, мир, в котором жили древние, совсем не похож на наш.

– Так что же все-таки случилось с этими эменитами? – спросил Сэндекер. – Почему до сих пор никто не обнаружил следов их существования?

– Их цивилизация полностью погибла при столкновении Земли с кометой в семь тысяч сотом году до новой эры. Оно вызвало разрушения планетарного масштаба. Именно тогда был уничтожен Гибралтарский перешеек, и Средиземное море стало частью мирового океана. Берега затопило, их очертания навеки изменились. Морской народ, его культура, его города – все это бесследно исчезло за меньший промежуток времени, чем нужен дождевой капле, чтобы долететь до земли.

– И все это вы прочли в расшифрованных надписях?

– И не только это, сэр, – серьезно ответил Йегер. – Страдания и ужас описаны там в живых подробностях. Удар кометы был сокрушительным, смертоносным и невообразимым по своим масштабам и последствиям. В тексте послания эменитов сказано, что горы тряслись, как ивы в бурю. Бушевали землетрясения, которые по современной шкале невозможно оценить. Вулканы извергались с мощью тысяч водородных бомб, и небо заволокло слоем пепла в мили толщиной. В морях десятифутовым одеялом плавала пемза. Реки лавы почти полностью покрыли район, который сейчас мы называем Северо-Западом тихоокеанского побережья. Ураганные ветра раздували пожары, и за облаками дыма не было видно солнца. По всей планете прокатились цунами высотой около трех миль. Исчезали целые острова, навеки скрываясь под водой. Почти все люди и животные, кроме морских и рыб, были стерты с лица Земли за какие-нибудь двадцать четыре часа.

Джиордино заложил руки за голову и поднял глаза к потолку, пытаясь мысленно представить себе подобные разрушения.

– Похоже, – заговорил он наконец, – столкновение с кометой объясняет внезапное исчезновение саблезубых тигров, шерстистых носорогов, мускусных быков, исполинских бизонов с десятифутовыми рогами, мамонтов и мохнатых лошадок, что когда-то бродили по просторам Северной Америки. И моментальное окаменение промысловых моллюсков, медуз, устриц, морских звезд – помните, мы их находили слоями в осадочных породах? Эти явления всегда интриговали ученых. Быть может, теперь их наконец-то свяжут с падением кометы?

Сэндекер окинул Джиордино одобрительным взгл