Книга: Краткий курс Золушки



Елена Нестерина

Краткий курс Золушки

Глава 1

Настя номер семь

Так получилось, что девочек с именем Настя в восьмом «Б» классе было семь. Нет, никто специально не подстраивал так – для путаницы или для смеха. Просто когда после начальной школы формировали профильные классы – математический, класс «В», и гуманитарный, соответственно, «Г», учеников двух общеобразовательных классов тоже изрядно перетасовали. Девочек с именем Настя в этой параллели оказалось очень много, поэтому их делили-делили и поделили по-честному – шесть в один класс, шесть в другой. В «Г» класс изучать гуманитарные науки отправилась всего одна Настя, а в класс точных наук не попало ни одной. Со временем в класс «Б» пришла ещё одна Настя, а спустя год Настя из «А» класса перешла в другую школу. Вот так и получилось. Зато в восьмом «В» было три Даши, в «Г» две, в классе «А» всего одна и в «Б» ни одной.

Ещё во всех четырёх классах было много Иванов и Александров. Но речь сейчас не о них.

А об Анастасии.

О Насте Ладыжковской. Точнее, о Насте седьмой.

Среди девочек восьмого «Б» уже давно существовал строгий рейтинг популярности. Каждая знала своё место в этом рейтинге, и, чтобы подняться или опуститься хотя бы на одну позицию, нужно было приложить колоссальные усилия. Вернее, это подняться было трудно, практически невозможно, конкуренты давили и сверху, и снизу турнирной таблицы. А вот опуститься-то можно было вполне.

Но только не Насте седьмой. Которой падать было уже некуда. Седьмая в рейтинге Насть, она и в общем списке занимала последнее, одиннадцатое место. Хуже её не было девочки. Да, все шесть Насть, одна Анжела, одна Марина и две Оксаны были лучше её. Так считали они сами, и так было определено справедливым и беспощадным рейтингом. Первой девушкой класса – самой лучшей, самой красивой, самой популярной и самой стильной (не говоря уже об отличнице, спортсменке и прочем) – была Настя Первая. Первая, первая, первая во всём. Она была прекрасна, как звезда с неба. Её волосы с натуральным платиновым отливом, её безупречное лицо и точёная фигура, её лидерский характер – всё было самого высокого уровня. До неё не дотягивался никто. И даже не пытался дотягиваться. Звезда – она звезда и есть. Самая красивая девочка параллели. А может, и школы. Её порядковый рейтинговый номер даже произносился уважительно – как будто с большой буквы. Настя Первая…

Как, впрочем, и номера Насти Второй и Насти Третьей. Тройка лидеров – а дальше уже не так почётно. Вот потому-то борьба за эти места была наиболее ожесточённой. Три девушки, тоже три Насти – Горошкова, Балабкина и Потапчук, имели примерно равные шансы. И потому изо всех сил старались переплюнуть друг друга. Так что в течение одной недели Настя Вторая могла оказаться Настей четвёртой – и выпасть из тройки лидеров. Точно так же и наоборот. Неудачный макияж, облезший лак на ногтях, неуспех на дискотеке или прилюдная оплошность – за всем этим неусыпно следили девчонки. Да и мальчишки тоже. И фиксировали, фиксировали. «Ну-у, Настя, это не круто! Облажалась ты, Настя!» – не совсем всерьёз, но и почти не в шутку разочарованно говорили промахнувшейся Насте добрые одноклассники. И все понимали, что расклад на рейтинговой таблице снова изменился. Кто-то опустился в её низ, и кто-то поднялся. Это была давняя и любимая игра. Которая бодрила и делала однообразную школьную жизнь интереснее. Не давала расслабиться. И заставляла девчонок быть всегда на высоте.

Уважаемую группу крепких середнячков уверенно представляли Анжела, Настя пятая и Оксана первая – девочки неплохо учились, не отставали от общей тусовки, их мнение было почти так же важно, как мнение тройки лидеров и постоянно выпадающей оттуда четвёртой красотки. К тому же именно они были главными составительницами рейтингов. С Настей шестой и Мариной единственной было всё понятно – Марина, спортсменка-акробатка, появлялась в школе нечасто, особо не желала ни с кем общаться, но могла так накатить в лоб своим крепким акробатическим кулачком, что связываться с ней было себе дороже. А потому восьмое место, к которому Марина никак не относилась, переживая только за места в своих спортивных соревнованиях, вполне могло оказаться и седьмым, и шестым, и выше, если бы стройная и вполне симпатичная Марина сама этого хотела. И проявляла активность. Но она не проявляла – ей и так было хорошо. И плевала она на местные условности и порядки.

Настя же шестая была девочка из обеспеченной семьи, носила дорогие вещи – цене, качеству и престижности которых не придавала значения, сутулилась, пищала что-то себе под нос и часто болела. А потому и имела девятое место. Десятку замыкала Оксана вторая – ботаник в прямом смысле этого слова, цветовод-овощевод, круглая и комическая девочка. Она дружила с Настей шестой, училась хорошо, но как-то по-тихому, одевалась скромно, на дискотеки не ходила, остроумием не блистала. И тоже не имела никакого влияния в классе.

Ну так а Настя-то седьмая… Седьмая среди семи Насть и в рейтинге одиннадцатая. То есть последняя.

Вот кто тоже не участвовал в игре. Совсем не участвовал. И не имел никаких шансов – как имела их та же уверенная в себе спортсменка Марина. Или Настя шестая, которая могла расправить плечи, накраситься дорогой косметикой – маминой или своей, которую при первом же желании ей тут же купят, встряхнуть свои дорогие шмотки, стукнуть кулаком по парте и превратиться из лягушки в царевну.

А Настя седьмая не могла. Никак. Да и какой смысл подниматься из болотных недр завершающей строчки рейтинга?

Настя седьмая обладала всем набором Золушки, не имеющей шанса не только стать невестой принца, но даже и просто поучаствовать в борьбе за расположение доброй феи – чтобы та хотя бы подпихнула её в сторону дороги, ведущей на королевский бал. Ну, или расчистила место на этой многолюдной тропе и предоставила хоть какую-то возможность своей протеже в борьбе за успех. А говоря проще, это была бедная, некрасивая, стеснительная, неуверенная в себе девочка. Настя седьмая сидела за партой одна – если можно было рассаживаться кто как хочет, или с тем, с кем классная руководительница её посадила. То есть со средней популярности мальчиком Аркашей, который за все несколько лет совместного проживания за одной партой сказал ей не больше двадцати слов. Да и Настя ему тоже. Если не меньше.

Как выглядела. Да, как Настя выглядела?.. Понятное дело, что никак – ведь она была никакая. Конечно, какая-то она была, только никому не было до этого дела. Среднего цвета волосы, среднее телосложение, средней выразительности лицо. Тихий неуверенный голос, учёба с тройки на четвёрку. Всё обычное и скучное.

Понятно, что никто из мальчиков на такую неинтересную девочку внимания не обращал.

А Настю это совершенно не расстраивало. Она даже не понимала, зачем нужно, чтобы тобой интересовались мальчики. Так что Настя мирно копошилась за партой, тихонько перебегала из кабинета в кабинет, скомканно и по-быстренькому отвечала, если её спрашивали на уроках. Смеялась вместе со всеми, когда артистичные Настя Первая, Настя Горошкова и Настя Балабкина (она чаще оказывалась Настей Второй – и потому, что была очень крута, и потому, что больше всех дружила с Настей Первой) показывали кого-то в лицах или разыгрывали сценку. А на переменах просто наблюдала за всеми.

Ей это было интересно точно так же, как и телесериалы, которые, придя из школы, она смотрела один за другим. Сериалы, да – вот это было главной её радостью! Чужая насыщенная жизнь. Настоящие события, переживания. Которых у неё не было.

А у неё самой была квартира, в которой нужно убираться, готовить, стирать и всё остальное. Была мама, которую нужно ждать с работы. Магазины, в которые надо ходить за продуктами. И, конечно же, окно в мир – телевизор. Так что скучать Насте не приходилось.

Мама у неё была деловая. Она изо всех сил старалась выбраться в люди и как можно лучше устроить свою личную жизнь. На работу мама ездила из одного конца Москвы в другой и трудилась там до позднего вечера, стараясь поскорее подняться по карьерной лестнице. Выглядела Настина мама как девушка двадцати пяти лет, посещала курсы английского языка, фитнес и spa-салон. Её модные вещи были куплены в хороших магазинах. Правда, в сезон самых последних скидок (хотя мама тщательно скрывала это от знакомых, сотрудников – да и вообще ото всех, кроме Насти). Как опытный охотник, она сначала присматривала себе что-то, долго выжидала – а в распродажи приезжала и покупала. Конечно, часто её опережали такие же мудрые охотницы, но в основном Настиной маме везло, и качественные товары доставались ей с её любимой скидкой. Так что она умела экономить, делала это виртуозно и приучила экономить Настю. Так приучила, что девочка постепенно поверила – ей вообще ничего не надо. Надо маме, потому что она, создавая себя – красивую, ухоженную и успешную, работает на их счастливое будущее. А у неё самой всё, что нужно, есть. А вырастет, будет ещё больше. И ничего не просила. Носила в школу форму – пиджачок и плиссированную юбку, которые купила ей мама в позапрошлом году, и была этим довольна. Они так до сих пор и были в самый раз, разве что рукава пиджака, которые стали коротки, Настя сама отпустила и прострочила на машинке. Пусть политика в их школе была демократичной по поводу одежды – никакой формы, Настя неизменно, разве что кроме случаев самых лютых морозов и майской жары, появлялась в своём пиджачке и скучной юбочке. Менялись неприметные блузочки и водолазки. Да Настины причёски – иногда она закручивала волосы в хвост, иногда в косу заплетала. Всё.

Отсидела уроки – и скорее домой! По такой схеме была построена жизнь Насти. С раннего детства она находилась на хозяйстве, а мама работала. Поэтому девочка умела всё. Идеальная домохозяйка. Мама при такой горя не знала. Каждый день её ждали завтрак и ужин, изготовленные неутомимой дочкой. Настя вставала раньше мамы и принималась за хлопоты, каждый раз стараясь её порадовать чем-то новым – хотя мама не давала ей денег на разносолы, она всегда готовила что-то вкусненькое. Настя понимала, как трудно маме: чтобы тебя заметили, чтобы продвинуться, чтобы показать, что ты лучше других, – надо блистать. Так что мама это делала – на всю зарплату. И Настя, придумав, что мама находится на фронте битвы за жизнь, а она сама в тылу, старалась изо всех сил. Вот пробьётся мама – тогда и заживут они совсем по-другому.

А пока уж как есть. Нормально.

Мамой Настя гордилась. Хотя очень стеснялась показываться с ней на людях – чтобы не опозорить. Она хорошо понимала, что взрослая дочь такой молодой матери имиджево невыгодна. Несколько раз по выходным мама и Настя ездили отдыхать на открытом воздухе – когда корпорация требовала, чтобы сотрудники являлись на отдых вместе с детьми. Настя видела, как люди удивляются тому, сколько лет дочке её мамы. Ей хотелось провалиться сквозь землю или стать голопопым карапузом – ведь маме тоже не очень-то приятно было реагировать на это удивление и знать, что в этот момент её любопытные сотруднички подсчитывают в уме, сколько же тогда лет маме, если у неё такая взрослая дочка. Получалось, что не так мало, как кажется. И значит, зря мама старается выглядеть моложе. Так что она перестала брать с собой Настю. Начальству говорила, что дочь уехала на сборы – потому что активно занимается спортом: большим теннисом, да, да, да. «Не забудь, – втолковывала мама Насте, придумав эту версию, – если кто из моих знакомых спросит – ты занимаешься большим теннисом, и занимаешься серьёзно!» Настя сильно сомневалась, что кому-то из взрослых придёт в голову обратиться к ней с вопросом, каким именно спортом она занимается, но всё же послушно соглашалась.

И сидела дома. Ей там было хорошо. Настя умела делать косметический ремонт в квартире, чинить краны и электропроводку, разобралась даже с телефонным кабелем, который однажды повредили в подъезде соседи, перетаскивавшие только что купленный гарнитур. Она время от времени устраивала дома перестановку мебели – тем более что мебель была удобная, лёгкая, купленная в экономичном шведском магазине.

Так, за домашними заботами и хлопотами, день и проходил. Уроки Настя учила быстро – зачем тратить на них лишнее время? И неслась к своим делам. А телевизор радовал её бурными событиями чужой жизни, показывал роскошных артистов, красивых артисток, которые играли страдающих и побеждающих мужчин и женщин, их любовь и ненависть. А не так давно Настя полюбила передачи про то, как люди участвуют во всяких конкурсах, соревнуются, создают любовные пары, ругаются-мирятся, выбирают себе друзей и подружек, обследуя их жилища или машины, лезут за призом сквозь болота и джунгли – все такие без комплексов, уверенные, загорелые, красивые. Эта телевизионная братия была ей как родная. Проблемы героев сериалов и реалити-шоу Настя воспринимала как собственные. И искренне переживала за своих любимцев.

А в реальности… В реальности она, понятное дело, ничего похожего не имела, ни с кем не дружила, потому что знала: слишком она неинтересна, скучна и неостроумна. А уж что касается того, чтобы встречаться с кем-то из парней, – об этом Настя даже не мечтала. Это уж точно из другой, нереальной жизни – ведь даже у самой Насти Первой не было молодого человека.

Свою примитивность Настя ощущала непрерывно. Ну разве только дома, в родной хозяйственной стихии она об этом забывала. А в школе или на улице она старалась прошмыгнуть как можно незаметнее мимо стильных девчонок (вернее, мимо всех, потому что знала – любая девушка в облезлой куртке или немодных джинсах может оказаться кем-нибудь вроде их спортсменки Марины, которая, если что окажется не по ней, или без промедления засветит в ухо, или обложит такими словами, что будешь лететь от неё как колбаска по Малой Спасской). В присутствии мальчишек – ну разве что кроме учеников начальной школы и младше, Настя вообще старалась слиться с пейзажем.

Поэтому, конечно же, в классе с ней не считались. Там даже присказка такая ходила: «Хуже, чем седьмая». «Страшнее, чем седьмая». «Тупее, чем седьмая». И тому подобное. То есть так плохо, что хуже просто быть не может… В прошлом году на Восьмое марта мальчишки даже забыли купить для седьмой Насти подарок – выяснили это уже на торжественном вручении. И не постеснялись ей сказать: «Да, забыли, но ты бодрись и жди. На следующий год что-нибудь подарим».

Насте было тогда обидно. Ей было больно, горько и безысходно. Самооценка её забилась под плинтус и там, дрожа, доедала саму себя. Однако в школе Настя держалась до последнего: улыбалась, хлопала в ладоши вместе со всеми, когда мальчишки поздравляли классную руководительницу. А дома долго и горько плакала. Правда, только до того времени, пока не появилась мама – весёлая, довольная, с корпоративной восьмомартовской вечеринки. Портить маме праздничное настроение Настя, конечно, не могла. И, как обычно, ничего ей не сказала. О школьном рейтинге мама даже понятия не имела.

Вообще Настя седьмая, как и любая другая девушка, обойдённая вниманием парней и удручённая собственным несовершенством, часто думала о судьбе Золушки и сравнивала её со своей. Понимала, что принцы никогда не согласятся на такую, как она. Ведь у Золушки только одежда и условия жизни были плохими, а сама-то она просто красавица – если отмыть её от золы и приодеть. Её же, Настю, мыть не надо, она и так всегда тщательно умытая, причёсанная и в наглаженной чистой одежде. Просто в некрасивой. И сама некрасивая. Сколько раз Настя примеряла мамины наряды, смотрела в зеркало и понимала: выглядит это всё никуда не годно. Как корова не может носить седло, так и ей нечего даже пытаться одеваться стильно. С подобным умением нужно родиться – ну или, как на своём примере доказывали это героини сериалов и участницы телепередач типа «Мы вас переоденем – и жизнь наладится!», долго и неутомимо трудиться над своим имиджем. И в конце концов это самое умение и чувство стиля приобрести. А для того, чтобы начать трудиться, нужен стимул. Цель какая-нибудь благородная. Ни того, ни другого у Насти не было. А ещё, как сообщали девочке её дорогие жители телеящика, двигателем может стать страстная любовь. И тогда забитые страшилы превращаются в красоток. И в них, соответственно, тут же влюбляются красавцы. А страхопутры, соответственно, после долгого завоевания их сердец, отвечают им взаимностью. И когда эта самая страхолюдина влюблена, она под влиянием своей любви преображается. Ну, или старается ради карьеры и процветания, как Настина мама. Но мама-то не страхолюдина… В общем, Настя путалась и старалась вообще не думать на эти темы. А просто жить, раз уж живёт.

Вот такая это была девочка.

И вот какая история произошла с ней.



Глава 2

Не Золушка – Грязюшка!

Однажды сразу после уроков Настя отправилась в сберкассу оплачивать коммунальные услуги. Раз взяла с утра из дома квитанции и деньги, значит, надо идти. В мамином тылу нужно поддерживать тишь и гладь.

Честно отстояв очередь и расплатившись по всем счетам, девочка вышла на улицу. Было тепло и солнечно – заканчивался сентябрь. Небо над Москвой было трогательно голубым. Настя подняла голову и смотрела вверх. Это была её любимая погода – когда всё вокруг как будто прощалось с теплом и радостью, становилось особенно нежным и каким-то дрожащим. Без всякой причины хотелось плакать. Настя вздохнула, и вдруг её окликнули:

– Девочка! Девочка, добрый день! Послушай, мы ведь с тобой, кажется, в одном подъезде живём? Да?

Настя оглянулась. Её тронула за рукав молодая женщина. Ну да, Настя её помнила, она действительно жила в их подъезде.

– Здрасьте…

– Здравствуй! – обрадовалась женщина. – Пожалуйста, не могла бы ты мне помочь? Мне нужно срочно две квитанции оплатить, а в сберкассе так много народу, с коляской не пускают. Не протолкнуться будет. А я одна. И ребёнка не могу просто так на улице оставить. У тебя есть время? Постой, пожалуйста, возле коляски, покарауль. А я займу очередь. Пожалуйста. Мне так неудобно просить…

– Конечно, конечно, я покараулю! – интенсивно закивала Настя – потому что тоже очень не любила просить. То есть боялась. Но, так или иначе, – она по себе знала, как неловко в такие моменты человеку, а потому постаралась поскорее прекратить его мучения.

– Вот спасибо! – Женщина тут же подкатила к ней коляску, в которой спал малыш. – Там у коляски колёса не стопорятся, – добавила мамаша, – так что она даже от ветра катается. Может на проезжую часть выехать, если её не держать. Осторожнее, хорошо?

– Да, да!

– Ну, я пойду?

– Конечно! – Настя крепко вцепилась в ручку коляски и замерла. Она была очень ответственная.

И принялась стоять. Стояла, стояла, глядя то на спящего ребёнка, то в ясное осеннее небо. И вдруг малыш проснулся. Открыл глаза, скосил их сначала в одну сторону, затем в другую. Зафиксировал взгляд на Насте. И… заплакал. Девочка похолодела. Мама малыша ничего не говорила о том, что делать, когда он проснётся. Малыш тем временем продолжал плакать – громко, безутешно. Скорее всего он испугался, когда, открыв глаза, обнаружил вместо мамы какую-то чужую тётю.

Так решила для себя Настя. И заметалась: что делать? Принялась яростно качать коляску – может, ребёнок укачается и уснёт? Но он, конечно же, не мог заснуть в такой обстановке и заплакал ещё громче.

Настя попыталась погладить его по голове – ей самой в детстве нравилось, когда её так гладили. Но ребёнок в испуге шарахнулся, чуть не перевернув свою коляску. Он уже покраснел и аж заходился в крике.

«Что ж я такая глупая-то? – корила себя Настя. – Почему я не могу принять решение? Почему не могу ничего придумать? Неужели я совершенно безнадёжна?!» Ведь ставить на себе крест ей не хотелось. Хотелось жить – пусть не в кругу успешных людей, но хотя бы просто – сама по себе, но жить и что-то делать. А в эпоху жёсткой конкуренции лузеры не имеют на это права. Настя давно и искренне считала себя этим самым лузером – бедной неудачницей. Тем более что в прошлом году по итогам анкетного опроса социально-личностной активности, который проводили у них бойкие жизнерадостные практикантки-студентки, она лишь подтвердила своё последнее место в классе. Настя оказалась самой непопулярной, самой неинтересной в общении, самой незаметной в плане внешнего вида, самой неучаствующей в жизни класса, и уж тем более в жизни школы. Распечатка с итогами анкетирования и позорным наипоследнейшим местом хранилась у неё в глубине письменного стола. Маме Настя его показывать не стала, чтобы не расстраивать.

«Может, я всё-таки не лузер? Или хотя бы не окончательный. Ведь такое простое дело – неужели я не справлюсь? Миллионы людей справляются с младенцами, а я что?» С этой мыслью девочка выхватила кричащего ребёнка из коляски и бросилась к дверям сберкассы. Стоп – одеяльце ведь тоже неплохо захватить, а вдруг его утащат? Настя вернулась, кое-как подцепила одеяло и потянувшуюся за ней пелёнку – и снова побежала в кассу.

– Он плачет, никак не может успокоиться! – пробравшись сквозь толпу к матери горлопана, стыдясь, забормотала она. – Я не смогла его утешить и вот принесла вам…

Мать взяла своего ребёнка на руки. И не стала позорить Настю – хотя Настя уже вжала голову в плечи и приготовилась терпеть. Женщина сама принялась извиняться: что отняла у Насти время и что испугала её своим громкоголосым сынком. А ещё сказала, что Настя поступила правильно – быстро среагировала и принесла ей ребёнка. Так что всё хорошо, волноваться не надо, спасибо.

– А тогда покарауль на улице, пожалуйста, нашу коляску, хорошо? – попросила женщина. – Её, конечно, никто не утащит, но на всякий случай. Тормозов-то у неё нет. А мы уже скоро выйдем.

– Хорошо.

Настя, которую и похвалили, и даже снова попросили о помощи, отправилась на улицу. Конечно, она будет ещё больше стараться, она станет караулить коляску со всей ответственностью!

Ей было почти спокойно – ведь она оказалась не такой позорной, и даже больше – поступила правильно. Так ей сказал взрослый человек. Настино настроение поднялось.

И вдруг…

Выйдя из двери сберкассы, девочка увидела, что коляски-то нет! Нигде нет, ни у самой двери, ни справа-слева. Куда же она делась? Настя в ужасе пробежала туда-сюда вдоль здания. Нет. Может, укатилась? Здесь, у края новостроек, всё ещё были овраги, и вся местность оставалась неровной, холмистой, так что вполне коляска, у которой не стопорились колёса, могла скатиться с горки и мчать себе весело дальше.

Настя выскочила на тротуар, пригляделась. Да вот же она, коляска, во-он, вдали! И в ней… сидит мальчишка – а двое других его катят по очереди, с жеребячьим хохотом отталкивая друг друга и продолжая нестись вперёд. И здоровые такие ребята, Настиного возраста, а не какие-нибудь там малыши.

А ведь это она, шляпа-раззява, коляску упустила! Она, глупая Настя! Очень зря она о себе хорошо подумала – и вот результат.

Надо срочно исправляться. Надо… отбирать коляску.

Но как???

Как?

Бежать за мальчишками? Говорить – «Отдайте»?

Настя только на миг представила, как она это будет делать, – и ей стало до того страшно, что даже в глазах потемнело.

И ещё стыдно. Стало очень стыдно. Сейчас соседка выйдет из сберкассы – а ребёнка-то и положить некуда. Пропала его коляска. Просто прекрасно покараулила её растяпа-Настенька…

Стыд победил. Он дал инфернального пинка Насте под зад. Она помчалась по дороге.

А мальчишки… Мальчишки уже подкатили к оврагу. Его пересекала заасфальтированная пешеходная дорожка, ведущая от отделения Сбербанка и магазинов к недавно построенным высотным домам.

Да что ж они делают!!! Сидя в детской коляске, с воплями и гиканьем один из них лихо мчал с горы. Докатил до самого низа – до раздрыганного мостика, под которым тёк ручей. К нему подбежали двое приятелей. И вот они снова заволокли коляску на бугор. Следующий гонщик полез в неё…

Настя их узнала – это были мальчишки из восьмого «Г» класса. Как их зовут, она никогда не интересовалась, но лица за столько лет обучения в одной школе, конечно, запомнила.

Надо кричать, надо требовать, чтобы прекратили кататься, чтобы отдали коляску… Но девочка бежала молча – громко кричать она никогда не пробовала. Вот так вот за всю свою жизнь и не крикнула ни на кого.

Подбежала и, когда похитители влезли в коляску уже втроём – один уселся, а двое напрыгнули на неё с боков и, болтая ногами, помчались с горки, она изо всех сил схватилась за куртку одного из них. Молча.

– Эй, чего пристала! Отвали! – Пацан стряхнул с себя Настины руки.

Коляска неслась под горку, Настя какую-то пару секунд ехала буксиром вслед за ней. Но ноги зацепились за выщерблину в асфальте, Настя резко дёрнулась и упала. Конечно, проскреблась по дороге. Руками и коленями угодила в лужу, и даже на лицо ей плеснула грязная вода. Эх…

А коляска тоже долго не удержалась – под тяжестью великовозрастных слонят лопнули пружины. Люлька коляски осела, накренилась и упала на бок. Мальчишки посыпались на асфальт. Ходовая часть проехала ещё полметра, но вот от неё отвалилось колесо и жизнерадостно покатилось к обочине… Всё.

– Вы зачем… Зачем коляску?.. – расплакавшись от боли и отчаяния, причитала Настя, поднимаясь и даже не пытаясь отряхиваться. Только слёзы вытерла – так что по щеке расплылась широкая полоса грязи. Вид у девочки был самый что ни на есть комический и жалкий.

Вот к такой зачуханной особе и подошли три гневных добра молодца.

– Ты чего, совсем припухла? – поинтересовался у Насти тот, который пару минут назад предложил ей отвалить.

– Чё, больная, что ли? Чего тебе надо, вообще? – зло и яростно крикнул второй.

А третий – тот, который первым забрался в коляску и восседал там, как фон-барон, не сказал ничего. Просто иронично оглядел Настю с ног до головы и с грустным сочувствием покачал головой.

И это обидело девочку больше всех самых обзывательных слов. Этот ухоженный и невероятно уверенный в себе красавчик не даёт ей даже шанса! Он понимает всю её ничтожность – и даже сочувствует! Вроде как – «бедная убогая! Ну что с неё взять»…

И это… разозлило Настю! Да – и придало ей сил. И даже уверенности. Она шумно вздохнула – чтобы крикнуть, так уж крикнуть. Но тут красавчик сморщил лицо и с сюсюканьем сказал:

– Пацаны, ну что вы, в самом деле. Ну разве каждый день вам девушка под колёса бросается? Так что гордитесь. А ты, я смотрю, захотела произвести впечатление на мальчиков? Ор-р-ригинальный способ. Ещё одна влюблённая, значит… И что ж вас так разбирает-то? Ну, давай знакомиться, крошка. Меня зовут Алексей. Я парень мечты, и твоей, значит, тоже. А ты, наверное, Золушка?

– Грязюшка, – хихикнул один из его приятелей.

– Почему это? – удивился второй.

– А потому что не в золе, а в грязи.

– Грязюшка. Точно! – С этими словами Алексей провёл указательным пальцем по Настиной щеке, внимательно осмотрел грязь, которая на нём осталась. И притворно сладко улыбнулся девочке.

Которой от стыда хотелось провалиться в самый центр Земли и захлебнуться в пучине магмы. И шла бы речь сейчас о ней, Настя бы так и поступила. Но сейчас она старалась не для себя. И пусть слёзы прямо-таки брызнули у Насти из глаз, она, не обратив внимания на глумливые слова про парня её мечты, гневно заявила:

– Что же вы наделали?! Вы же нормальные люди – вы что, не знаете, что нельзя брать чужое имущество? Как вы вообще могли – угнать чужую коляску? А ребёнка в чём теперь будут катать? Он же маленький!

– Какого ребёнка?

– Обыкновенного! – Настя бросилась к коляске, грустно накренившейся на бесколёсную сторону. Осмотрела её – пружины полопались, погнулась рама. Под тяжёлыми задницами принцев из параллельного класса коляска превратилась в отходы, не поддающиеся восстановлению… Но Настя всё ещё не сдавалась – она подобрала колесо и попыталась приделать его на место.

Трое ребят молча наблюдали за ней.

– Что же вы за люди такие? Стояла себе коляска, никого не трогала. Или вы думаете, если я… Если я, если мне… Значит, можно издеваться? Думаете, я совсем, совсем… Что у меня… У меня…

– Хватит на нас баллоны катить! – прервал Настины вопли Алексей. – Что ты «совсем»? И чего гонишь-то? Никакая это не твоя коляска. Потому что это вообще не коляска!

– Как – не коляска? – опешила Настя – с такой уверенностью он говорил.

– Это не коляска, это хлам, – продолжал Алексей. – И никакого ребёнка в ней не возят, что ты мне лапшу на уши вешаешь?! Думаешь, мы совсем отморозки – будем у детей коляски угонять?

– Возят в ней ребёнка! Возят! Я же знаю! – изо всех сил крикнула Настя. И хорошо крикнула – громко. Потому что была на сто процентов уверена в том, что говорила.

– Когда возят?

– Сейчас возят!

– Кто?!

– Соседка моя!!!

– И сколько лет соседке?

– Ну… – Настя растерялась. – Сколько там обычно бывает, когда ребёнок маленький…

– Ага, а коляске этой лет сто. – С этими словами Алексей дёрнул за отошедший от металлического каркаса кусок клеёнки, которой была обтянута коляска. Он охотно и с весёлым треском оторвался. Так рвётся материал, давно отслуживший свой век… Алексей молча продемонстрировал клеёнку Насте.

Настя внимательно осмотрела злосчастную коляску. До этого она не обращала внимания на её внешний вид. О ужас! И правда – коляска оказалась до того старая и жалкая, что поверить в возможность того, что в ней возили на улицу ребёнка, было просто нельзя. Она отличалась от тех, что ездили сейчас по дорогам городов и сёл, буквально всем. И конфигурацией, и материалом, из которого сделана. Пусть она была чистая, аккуратно перевязанная скотчем и пластырем в надломленных временем креплениях – но такая ветхая! И это был не винтаж[1], не вещь, изготовленная специально в эстетике ретро. Нет – просто очень старая затрёпанная колясочка. Каких времён – даже непонятно. Настя ещё помнила коляску, в которой сама каталась. Она долго стояла в кладовке, заваленная другими старыми вещами, не сразу мама куда-то её дела. Коляска была похожа на те, которые выпускали сейчас, ну разве что попроще. А эта…

Настя представила её – бедную, задрипанную, неловко и несмело едущую среди всяких современных трансформеров и колясок со множеством самых разных наворотов, чуть ли не с вертикальным взлётом и функцией подогрева окружающего пространства… И едва не расплакалась. Хотя почему едва – тихо и горько девочка заплакала. Она и сама, казалось Насте, была похожа на эту жалкую коляску: такая же убогонькая, пришибленная. Точно так же при виде её презрительно хихикают подпевалы красавцев и глядят с брезгливой жалостью сами красавцы. А уж как глумятся девицы… Ну да что поделать? Эта коляска не могла стать новее и красивее. И Настя стать не то что красивой, хотя бы просто как все, в пределах допустимого уровня непозорности, не могла тоже. А значит, каждый имел право издеваться над ней, как над этой коляской.

… – На этой коляске алкаши возят бутылки сдавать, – сквозь свои мысли услышала вдруг Настя. – Так почему бы нам не прокатиться на их колымаге?

Какие ещё алкаши? Какие бутылки? Нет. Алексей ошибался. Знаменитую на весь микрорайон парочку алкашей и их транспортное средство Настя тоже неоднократно видела. Да, это тоже была коляска старых времён – но другая. А коляска соседки, в которой лежал спящий малыш, вот она, здесь… Алексей путает. Или, прекрасно всё зная, по-прежнему изощрённо издевается? Потому что над ней, убогой Настей, можно? А ведь можно…

И Настя не стала ничего объяснять. Она развернулась и пошла по асфальтовой дорожке в гору.

– Коляску-то свою забирай! – донеслось ей вслед.

– Эй, мать-героиня из каменного века, лови!

Мимо Насти, бренча тремя оставшимися колёсами и разваливаясь на ходу, прокатилась дурацкая коляска. Упала у обочины – Настя это услышала, но оглядываться даже не стала. И так всё было ясно…

Красивые, стройные, стильно одетые и уверенные в себе, мальчишки издевались над уродливой вещью. Если бы Настя была им ровней – такой же интересной яркой девушкой, она могла бы веселиться вместе с ними. Они бы изощрялись в остроумии, стараясь переплюнуть друг друга, – чтобы только Насте понравиться. Так вели себя ребята, которые крутились возле Насти Первой и её подружек. Причём даже не одноклассники – у них давно не было шансов, они рассматривались этими девушками лишь как маленькие несмышлёные домочадцы. Потому что на Настю Первую обращали внимание более взрослые молодые люди.

Насте седьмой успеха такого уровня было совсем не нужно. Ей вполне хватило бы простого человеческого отношения, на равных. «Ишь чего захотела!» – горестно усмехнувшись, подумала Настя, поймав себя на этой мысли. И продолжала идти. Быстрыми-быстрыми и даже решительными шагами.

Глава 3

Не умеешь жить – не берись!

А шагала она заканчивать свою позорную жизнь.

Потому что очень чётко поняла: хватит. Быть неудачницей – хватит. Ничего в мире не изменится, если количество человек уменьшится на одну лузерскую единицу. Никто не заметит и даже не будет переживать. Громко всхлипнув при этой мысли, девочка представила себя лежащей в гробу – бледной, холодной и очень достойной, как почившая принцесса. Все, кто увидел бы её, тут же, конечно, раскаялись бы и принялись ругать себя за то, что были так пренебрежительны по отношению к ней, что не считались с девочкой, которая решилась на такой отчаянный шаг, лежит вот теперь в гробу, и ожидает её не счастливая юность, а сырая могила… Представив всё это, Настя зарыдала ещё сильнее – и, протиснувшись сквозь шаткие доски забора, помчалась по стройке к почти готовой двадцатидвухэтажке. Помирать так помирать – чтоб уж наверняка! Герои сериалов часто заканчивали свою жизнь так, что зачастую их спасали вовремя подоспевшие друзья, родственники или добрые случайные прохожие. Или этаж для сбрасывания они выбирали невысокий. Или яд жидкий. Или ножик неострый. Или пистолет с поддельными патронами. Нет. Прыжок с двадцать второго этажа решит эту проблему наверняка. Девочка была настроена решительно.



Она мчалась по ступенькам и представляла лицо мамы. Мама, конечно, расстроится. Но зато тогда, без Насти, она точно будет считаться перспективной невестой. Претенденты на руку и сердце оживятся. И, женившись на молодой и красивой Настиной маме, обязательно заведут с ней нового ребёнка – маленького и подходящего для статуса настоящей счастливой семьи. А Настя всегда была только обузой. Хоть мама никогда ей такого не говорила, конечно. Так что в этом плане тоже всё хорошо!

Подумав о ребёнке, Настя вспомнила о том, которого уже никогда не положат в бледно-коричневую, сделанную из старой клеёнки коляску. Потому что нет больше этой коляски, нету!

Мысль о том, как жить в ожидании встречи с соседкой, раскалённым кинжалом вонзилась в Настин и без того разгорячённый мозг. Да как – никак нельзя жить! Потому что просто ужасно стыдно будет показаться ей на глаза. Что на глаза – просто войти в собственный подъезд, просто выйти из дома… Да – невыносимо будет подбирать жалкие слова в попытке объяснить, куда же делась вещь, которую Настя пообещала сторожить. И ладно бы, думалось Насте, она подвела бы какую-то там богачку, которой купить новую коляску – всё равно что Насте купить жевачку. А то ведь бедную женщину, у которой наверняка совсем мало денег, подвела. Позорница, ничтожная личность, которой нет места на Земле – по причине того, что она самая настоящая убогая неудачница. Неудачница. Да-да-да, неу-да-да-да-чница!.. Да!

Так думала, в ритме своего быстрого бега, девочка Настя. И одновременно представляла мать ребёнка на своих похоронах. Как она, бедняжка, смотрит в неподвижное Настино лицо. И – великодушно прощает её, несчастную… Прощает, ведь всех грешников обычно прощают, что с них ещё взять…

Задыхаясь от быстрого бега и обливаясь слезами, Настя мчалась по ступенькам лестницы, у которой ещё не было перил, вверх и вверх. Картина того, какая она печальная и изящная лежит в гробу, снова предстала перед глазами Насти. Тот факт, что наверняка после падения с двадцать второго этажа в гробу будет лежать только то, что соскребут с асфальта (и оно окажется не таким уж приглядным), нисколько не смущал девочку. Нет – мёртвая она наверняка окажется прекрасна. Точно – прекрасна! Наконец-то – прекрасна! Вот она лежит вся такая. А люди, окружившие гроб, проливают горькие слёзы, вздыхают: «Ах, какая прекрасная девушка – но почему-то умерла!» – и раскаиваются в том, что обижали Настю и не считались с ней. Все раскаиваются, все – и одноклассники, и мерзкие мальчишки, угнавшие коляску, и просто люди, которые когда-либо поступили с Настей плохо. Все, все!.. Если бы Настя читала книжки – даже не какие-нибудь там книги по психологии, а просто художественные, из них она бы, конечно, узнала о том, что такие мысли приходят на ум практически каждому ребёнку. Мысли про лежащего в гробу незаслуженно обиженного страдальца и раскаивающихся его обидчиков. Но Настя книжек не читала – в руки ей попадали только журналы, которые, уже прочитанные сотрудниками в офисе, в большом количестве приносила домой мама. Вот их-то внимательно перечитывая, Настя и пополняла свои сведения о современном мире и последних изменениях в нём. Статей про всякие проблемы там было много – Настя их читала. Но невнимательно. Кулинарные рецепты и биографии звёзд с фотографиями их звёздного быта нравились ей гораздо больше.

Но на что теперь рецепты, кому нужны яркие журнальные снимки, зачем рассказы о трудных судьбах известных людей, фильмы и телепередачи – ведь жизнь заканчивалась. Насте было ужасно стыдно – стыдно за убогий внешний вид, стыдно за то, что она так и не смогла стать интересной и кому-то нужной, что не завела друзей, стыдно, что для мамы она только обуза. И, конечно, стыдно за ошибки и оплошности. Как посмотреть в глаза женщине, оставшейся без коляски? Ведь раз эта коляска такая старая, значит, мать ребёнка совсем не имела денег – если не смогла купить ему другую коляску, нормальную. Безмозглая Настя вместо того, чтобы помочь бедным, только навредила им. Дура! Позор! Стыдно-о-о!

Прокричав так, девочка выскочила на заваленную строительными отходами крышу дома. Всё, не умеешь жить – не берись! Такой приговор мысленно произнесла она себе и бросилась к краю крыши. Главное теперь – быстро. Главное – решительно и без всякого промедления. Сегодня она решительная, как никогда. Жалко – подумала Настя, стала решительной, когда уже поздно, когда всё кончается. Эх! Всё кончается. Кончается жизнь… Вот, почти не началась – и уже кончается. Насте стало себя ещё жальче. Но что ж делать – решилась так решилась. Да, вот такая вся из себя решительная – хотя бы в последний день, нет, в последний час жизни…

Реши-реши-решительной! – шуршало у Насти в ушах. Или это мысли такие шуршащие… Непонятно. Да и не важно.

Смахнув с лица слёзы, которые лили уже непрерывным водопадом, девочка завернула за наваленные друг на друга бетонные блоки. Зацепилась ногой за торчащий металлический жгут. Упала – и всем телом, с оттяжкой проскреблась по расколотой бетонной плите. И если, упав сегодня на асфальтовой дорожке, она просто измазала и немного порвала колготки, то теперь, Насте казалось, она стесала коленные чашечки до самого основания.

И ладони.

И локти.

Ой, как больно, как ей было больно! Настя кричала и плакала, держась за коленки и катаясь по плите и строительному мусору. Очень, очень больно…

Настя рыдала в голос – теперь уже не разбирая, от боли, обиды или стыда. Рыдала, запрокинув голову в небо. Которое пока ещё было всё такое же голубое, обрамлённое, как вывернутая наизнанку лысина доброго дедушки-бога, по горизонту милыми курчавыми облачками.

Рыдала – но ползла к краю крыши. Из центра падение вниз было, понятное дело, невозможно. Рыдала и ползла, ползла и рыдала.

Рыдала громко, заглушая себе все посторонние звуки. И потому не сразу услышала:

– Эй, ты! А ну пошла отсюда! Пошла отсюда, я сказал!

Настя тут же остановилась, всхлипнула и, зажав ладонью появившийся из дырки на пиджаке локоть, который тут же начало саднить и щипать, в испуге оглянулась по сторонам.

Ой, мамочки… Прямо на Настю шёл парень примерно её лет или чуть младше – Настя плохо разбиралась в этих самых парнях и их возрасте. Сейчас это было, кстати, совершенно не важно. Потому что физиономия у него была очень злая.

– Ты чего сюда припёрлась? – продолжал парень, подходя к Насте и пиная её ногой в плечо. – Давай, вали.

В первые секунды ужас сковал бедную девочку. Вот он, оказывается, какой, УЖАС, – ледяной, парализующий всё тело. Да ещё и покалывающий голову, точно электрическими разрядами. Из-за этого покалывающего электричества было трудно думать. И всё же мысль в голове Насти проскочила: какой позор! Даже самоубиться не получается! Приняла решение самостоятельно уйти из жизни – но никто с этим решением жалкой неудачницы не считается…

Вслед за ужасом пришла другая мысль: ну, вот сейчас всё и закончится. Этот кошмарный злобный парень сейчас убьёт её. Да – треснет чем-нибудь по кумполу. Или вытащит специальный ножик-заточку – и воткнёт его Насте прямо в сердце. Или из пистолета застрелит – а что, наверняка у этого злобнюги он есть. А то ещё проще: парень попросту скинет Настю с крыши, как она сама и планировала. То есть даже поможет – быстренько прекратит её мучения. Ускорит и упростит процесс Настиного ухода из жизни.

И тут Насте расхотелось умирать. Да что ж это такое?! Снова ей навязывают чужую волю, а сама она никак не может исполнить самой же принятое собственное решение… Мысли о стыде и обиженных ею людях отошли сейчас на второй план. А на первом было следующее: или сама, или никак!!! В смысле, заканчивать жизнь. Сама. Или никак. Не заканчивать, а бороться за неё.

Да!!!

Втянув носом сопли, изрядно разбавленные горючими слезами, Настя поднялась на ноги и как можно более независимо посмотрела на агрессивно настроенного юношу. Она стояла, молчала и просто разглядывала его, ожидая ответных действий. Скорее всего агрессивных. Поэтому парнишке пришлось переспрашивать.

– Слышала, чего я сказал? Вали давай отсюда. Ты чего вообще тут забыла?

– Я тут гуляю… – пробормотала Настя. Больше ей всё равно ничего сказать не удалось бы – ей было страшно, губы и зубы тряслись, голова и руки вздрагивали, а коленки ходили ходуном…

– Че-е-го-о? – сморщился презрительно парень. – Не фига тут гулять. Давай, пошла вон.

– Сам иди вон, – наклонив голову, как будто собираясь бодаться, очень негромко пробормотала Настя.

Но наглый парень услышал. Посчитав это как высшее проявление агрессии, он попросту схватил девочку за воротник пиджака и потащил к люку, ведущему в подъезд. Сумка, старая мамина сумка, имитирующая кожаную – в ней Настя носила в школу книги и тетради, – раскрылась. Незатейливое учебное добрецо посыпалось из неё. А с ним и квитанции коммунальных платежей, кошелёк с ключами от квартиры. С этими вещами Настя не имела права расставаться.

– Не-е-ет! – закричала она, выворачиваясь в руках агрессора. Пиджак треснул и охотно разъехался по нескольким швам, так что, выпав из него на плиты, Настя проворно ухватила представляющие ценность вещи. За книги и тетрадки тут же охотно принялся ветер, который привольно гулял по крыше и дул как ему вздумается.

– Не ори ты! Не ори!!! – бросаясь к Насте и зажимая ей рот руками, испуганно забормотал парень.

А Насте как нарочно хотелось именно орать. Ей было и больно, и обидно, и одиноко, и горько. Она продолжала сгребать тетрадки с книжками и взахлёб плакать, с неожиданной силой выворачиваясь из рук мальчишки.

Который вдруг… с просящими интонациями в голосе заговорил:

– Ну не ори же ты так громко! Услышат же, услышат! Набегут сюда строители – и перекроют ход на крышу. И чего тебе тут надо-то? Ну уйди, а?

– Да куда я пойду? Мне надо… Я хотела… – начала Настя, вытирая лепёшку сопливых слёз с обложки тетради.

– А-а, сброситься вниз, что ли, хотела? – Тут же, увидев её замешательство, парень вновь стал бойким и уверенным. – Ах-ох, жизнь не удалась, мальчики не любят!.. Э-э, фигушки! Нет уж, иди прыгай с другой крыши. А эта – моя!

Запихнув своё имущество в сумку, Настя всхлипнула:

– Ага, крышевладелец…

– Ну да, – согласился парень, – я тут крышую.

– Чего делаешь?! – Из сериалов Настя знала, что это слово у лихих бандитов имеет другое значение.

– Чего-чего, живу я здесь! – оглядываясь по сторонам – как будто на крыше недостроенного дома откуда-то ещё, а не из люка, возле которого он сам стоял, мог кто-то появиться и его услышать, сдавленно воскликнул парень. – Да, здесь, на крыше. Крышую – так это у нас называется.

– У кого это – «у вас»? – В голосе Насти появилось даже ехидство – она сама удивилась.

– У вольных людей.

Настя не поняла, шутит злой мальчишка или нет, а потому спросила не очень уверенно:

– В смысле – у разбойничков?

– Ты что – дура? У каких разбойничков? – рявкнул парень. – Или ты прикалываешься?

– Нет, нет, не прикалываюсь… Я просто не поняла, – замотала головой Настя.

– А чего тут понимать: кто живёт на крыше, тот крышует, кто в подвале…

– Подваливает, да?

– Да-да, Караганда! Не «подваливает», а «подвалит»!

И тут Настя вместо того, чтобы растеряться или засмущаться, вдруг с какой-то призрачной и дрожащей надеждой подумала: а вдруг они сейчас с этим мальчишкой подружатся?!! И тогда её жизнь изменится – в лучшую, разумеется, в лучшую сторону! Этот наглый парень, конечно же, перестанет быть наглым по отношению к ней, Насте, – бывают же такие чудеса! Но вообще, конечно, не изменится, а потому спустится с крыши, найдёт Настиных обидчиков – тех, кто угнал злосчастную коляску, и как следует надерёт им задницы! И пойдёт Настина жизнь по-другому – интересно, качественно, как у девушки самой высокой пробы. Ей будет хорошо – с таким-то другом и защитником! И в школе об этой дружбе с хулиганствующим элементом быстро узнают – тут же зауважают: Настя заметила, как девчонки то хвалились своими сёстрами и старшими подругами, которые крутили романы с начинающими бандитиками, то мечтали вслух о подобной романтической судьбе. И на улице оценят. Всё-таки это, наверное, здорово – гулять у всех перед носом с парнем, да не с каким-нибудь забитым зубрилой, а вот таким – смелым и бойким, способным на решительные поступки. Насте почему-то именно таким представлялся этот незнакомый мальчишка.

Даже мама наверняка подумает о Насте иначе – удивится, конечно, что её блёклая дочка хоть кого-то заинтересовала. А затем увидит кого – отчаянного и безбашенного парнишку, который сделал местом своей жизни крышу, то есть человека, который в один прекрасный день выбрал для себя свободу и независимость. Вот это будет да!..

Но никакого «да» не произошло. Больше не вступая в разговоры и не церемонясь, этот самый отчаянный и весь из себя независимый парень рывком поднял Настю с насиженного места, подхватил её сумку и потащил всё это к люку. Вынудил спуститься по металлической лесенке на площадку последнего этажа, сам забрался обратно и, перед тем, как захлопнуть люк, погрозил Насте кулаком и страшным голосом предупредил:

– Только попробуй проговориться кому-нибудь, что меня здесь видела. Поймаю – и урою! Раз такая больная, что жить надоело, – ищи другую крышу и прыгай оттуда. А здесь не появляйся даже близко. Просекла? Всё, помчалась отсюда – скачками!

И Настя помчалась… Долго грохотали по лестнице её ноги, взлетала в воздух строительная пыль, Настя чихала и размазывала по лицу эту самую пыль, разбавленную слезами.

Она мчалась по стройке, мчалась по улицам. Свой родной двор пересекла просто на космической скорости. Влетела в квартиру, кое-как стянула одежду, набрав под краном пригоршню воды, повозила по лбу и щекам. Бухнулась в постель, накрывшись с головой. И, в подробностях прокручивая весь позор сегодняшнего дня, мелко-мелко дрожала всем телом и плакала. Мама в этот вечер пришла поздно, заглянула в комнату дочки, увидела, что Настя спит, накрывшись с головой одеялом, и будить её не стала.

Глава 4

Кирюшка и его семья

Но и утром следующего дня ситуация не изменилась. Проснувшись по сигналу будильника, мама отправилась наводить себе красоту и бодрость. И Настю на кухне не увидела. Как не увидела и подготовки к завтраку. Хотя пора было бы уже.

А Настя лежала у себя в комнате и продолжала дрожать под одеялом. Приложив ладонь к её лбу, мама констатировала повышенную температуру. Градусник подтвердил, что это так и есть – его показания зашкаливали за тридцать девять градусов. Взволнованная, мама сама сварила себе кофе и умчалась на работу. А оттуда позвонила в детскую больницу и вызвала Насте врача.

Врач приехал, Настя открыла ему дверь. Врач произвёл осмотр и назначил лечение от простудного заболевания. «Продуло где-то, девочка переохладилась – и вот результат, – заявил он. – Ходят потому что очень уж модные, форсят, с голыми животами, в лёгких куртках. А на дворе осень, не май месяц!» Настя не стала спорить и возражать на ворчание врача, хоть никогда в джинсах с голым животом и узенькой курточке нигде не появлялась, хоть втайне и мечтала об этом. Врач-то думает, что она как все, нормальная. А она, она… Чума она болотная, жалкая болотная чума…

Это признание не добавило девочке бодрости, и она провела остаток дня в кровати, размышляя о своей ничтожности и плача.

Вечером прибыла мама с таблетками, горчичниками и волшебными шипучими порошками. Настя начала лечиться.

Лечиться. Чего ей совершенно не хотелось. Она мечтала раствориться под тяжестью трёх лечебных одеял, отравиться полезной таблеткой, захлебнуться антипростудным шипучим напитком. Но ничего этого не происходило. Настя просто лежала в кровати, просто смотрела в потолок и просто думала. И высокая её температура не падала. Жаркий ужас накатывал на девочку, едва она представляла, как выходит из подъезда и видит ту женщину – с ребёнком и без коляски. То ли в бреду, то ли на самом деле она открывала рот, пытаясь что-то сказать, объяснить, что же на самом деле произошло, – и слова застревали в горячем пересохшем горле. Это стыд не выпускал их оттуда. Ой, как же стыдно было Насте, ой, как!

И наглейший парень, так бесцеремонно прогнавший Настю с крыши, то и дело вставал перед глазами. Девочка пыталась говорить с ним свободно и уверенно, чтобы он знал, с кем связывается, но слова тоже не вылетали изо рта – едва родившись, они проваливались внутрь организма. И Настя маялась – то просыпаясь в ужасе от своих страданий, то проводя бессмысленные бессонные часы, полные страха и отчаяния.

Проснувшись, Настя лежала, не двигаясь и прислушиваясь к звукам: с каждым шорохом ей казалось, что мать младенца уже узнала, где она живёт, и теперь пришла взыскивать деньги за пропажу. А денег у Насти не было. И тем более стольких, сколько стоит коляска, в которой возят совсем маленьких детей… Мама, конечно же, денег не даст – а когда узнает о том, что произошло, устроит ТАКОЕ!!!

Так что к первым страхам добавился ужас перед тем, что скажет мама, когда узнает обо всех этих позорных поражениях. Ведь мама старается выиграть всегда, всегда лидировать, не давать себя в обиду, но и не вредить другим, быть в курсе последних событий – чтобы правильно реагировать на ситуацию. И того, что случилось с её размазнёй-дочерью, просто не поймёт. Мама борец, мама молодец. А она, Настя…

Вот поэтому лежала Анастасия Ладыжковская в кровати с температурой тридцать девять и четыре уже почти две недели. И лечение её успеха не имело. В кровати было нестрашно, в кровати была хоть какая-то защищённость от внешних событий, и время как будто бы остановилось. А болеть оказалось ничего, вполне нормально – уж куда лучше в сравнении с тем, что в любой момент по дороге в школу, из школы, в магазин и прочее придётся так или иначе встретиться с тётенькой, которая доверила Насте своё самое почти что дорогое – транспорт собственного ребёнка.

Так что Настя лежала и дрожала, лежала и дрожала. Мама лечила её – вечером, ночью и утром, а днём работала.

И только когда девочка наконец-то приняла решение, температура упала. Настя стала ходить по квартире. Ходить и размышлять. Решение было простым – пойти и признаться. Извиниться. Сказать, что попросит у матери денег на новую коляску взамен загубленной. Да, придётся попросить… Об этом Настя пока не думала – как сообщить маме, у которой все доходы-расходы были тщательно расписаны и учтены, что она влетела на такую сумму. Разговор с мамой был, может, даже пострашнее, чем с малознакомой тётенькой. Но он будет позже, позже. А сейчас…

Пусть решение принято – надо же как-то осуществить задуманное. Но пересилить себя, то есть свой стыд и страх, было трудно. Просто невозможно трудно. От панических мыслей, которые не покидали Настю, болела голова и звенело в ушах. Девочка металась по квартире и не находила себе места. Даже телевизор смотреть не могла. И убиралась кое-как. И почти ничего не ела. Ночью не могла уснуть, а если проваливалась в тягучую дремоту, то видела только одно – как женщина с ребёнком сначала ругает её, а затем плачет по своей пропавшей коляске. Чувство стыда подбрасывало Настю на кровати, она просыпалась, понимала, что это был сон, но явь окажется примерно такой же. И снова мучилась…

Но в конце концов она так устала мучиться, что однажды, после маминого ухода на работу, собралась и вышла во двор.

На скамейке сидели старички и старушки. Настя поздоровалась с ними и спросила, в какой квартире живёт женщина с ребёнком. Как смогла, описала её внешность. Старики и старушки ответили ей, предположив, что это библиотекарша Света из двести двадцать восьмой квартиры.

И Настя, снова от волнения дрожа и покрываясь липким потом, вернулась в свой подъезд, быстро подсчитала, на каком двести двадцать восьмая квартира будет этаже, вошла в лифт, нажала цифру «15» и поехала сдаваться…


Дверь открыла пожилая женщина. Её Настя не сразу, но всё-таки вспомнила. Она, видимо, очень редко выходила из дома. А может, конечно, выходила часто, но просто не в то время, что и Настя. Не важно.

– Скажите, а Светлана здесь живёт? – обратилась к ней Настя.

«Нет! Нет! Не здесь! Она живёт не здесь!!!» – трусливо подсказывало девочке её позорное прошлое. Ведь раз не здесь – можно просто уйти и уже больше никого не искать – миссия насколько возможно выполнена, можно успокоиться. Но Настя понимала, что так не сделает и всё равно продолжит искать человека, которого она так подвела. Пока не найдёт. И пока не объяснится. Назло себе. Назло себе прежней. Хоть, конечно, она не стала собою новой – да и как вдруг становятся «новыми», изменёнными, Настя не знала, ну и всё равно! И пусть она лучше от этого поступка не станет – но уж пусть ей станет хуже до самого конца.

– Здесь, – с улыбкой кивнула женщина. – Ты к ней? Проходи, девочка.

Ну что – назад дороги не было. Пришлось проходить. Оставив туфли и куртку в прихожей, Настя мелкими шагами прошла в комнату.

В точно такой же, как у Насти с мамой, двухкомнатной квартире было всё по-другому. Конечно, по-другому – ведь квартира-то была чужая! По-другому в смысле совсем иного подхода к решению пространства (эти термины Настя знала из телевизионных передач про ремонт в квартирах добровольцев). «Бедно, но чистенько» – так охарактеризовали бы здешний интерьер сочинители книг. Но Настя ведь художественных книг не читала, поэтому и определение это не пришло ей в голову.

Но было тут именно так. И книг – этих самых книг в комнате было просто навалом. Вернее, не навалом, они аккуратно стояли на полках и в многочисленных застеклённых шкафах. Места для жизни оставалось немного – маленький диванчик, два старомодных кресла, обеденный стол, застеленный одеялом с пелёнкой.

И на этом столе младенец, которого мамаша упаковывала в трогательные детские одёжки.

– Здравствуйте… – обратилась к женщине Настя.

И заплакала. Вслед за ней заплакал малыш, пожилая женщина кинулась к нему, подхватила на руки и принялась качать. А женщина по имени Светлана бросилась к Насте, обняла её за плечи и усадила на диван.

Настя рассказывала долго. Периодически разбавляла своё повествование словами «простите… извините…», хотя точно сама не знала, нуждается ли в прощении.

И некоторые факты она скрыла – например, не сказала, что собиралась сбрасываться с двадцать второго этажа. А некоторые изменила – придумала, что мальчишки, которые угнали коляску, были незнакомые.

… – Мы вернём, вернём вам коляску, правда! – всхлипывая, уверяла Настя Светлану.

Младенец на руках бабушки примолк и тоже, казалось, внимательно слушал историю трагической кончины своего транспортного средства.

– Вот оно в чём дело! – выслушав сбивчивый Настин рассказ, ахнула бабушка. – Света, а мы что только не передумали! И что тебя вместе с этой коляской машина сбила – а «Скорая помощь» увезла, так что и не найдёшь.

– А я сначала подумала, что ты меня просто не поняла и с коляской к дому поехала, – добавила Светлана. – Я скорее к нашему дому помчалась. А тут вот какое дело…

– Это же ужасно. Простите меня… – в сто двадцать пятый раз промычала Настя.

– Да простили уже, – улыбнулась Светлана. – А то, что ты нашла в себе силы и пришла нам рассказать, как было дело, очень хорошо. Ты повела себя как достойный человек. Который и умеет пересилить свой страх, и имеет совесть.

– Не хвалите меня! – снова залилась слезами Настя.

Ей очень хотелось, чтобы слова, сказанные о ней, были по-настоящему. То есть как Светлана говорила, так и было бы на самом деле. В смысле достойный, конечно, достойный она человек! А не лузер… Но ведь наверняка женщина так сказала из жалости, чтобы просто подбодрить бедняжку. Которой предстоит долго с ней расплачиваться за пропавшую вещь.

– Ну почему – не хвалить? – удивилась Светлана, ласково погладив Настю по плечу. – Я говорю правду. Множество людей этого не сделало бы…

– Это самое множество и коляску бы не упустило! – первый раз в жизни возразив взрослому, воскликнула Настя. И вжала голову в плечи: мама обычно и не за такое тут же отвешивала подзатыльник – потому что не любила, когда Настя дерзила или противоречила ей.

Но ничего подобного не произошло. Вместо этого бабушка с мальчиком подсели к Насте с другой стороны. И бабушка так же ласково сказала:

– Главное – не свершившийся факт, а отношение человека к нему. Неприятность может случиться с каждым. Но то, как человек ведёт себя в определённой ситуации, и выявляет его истинную сущность. У тебя хорошая сущность. И ты хороший совестливый человек.

– Но коляску-то ведь так жалко… – всхлипнула Настя.

Ей сразу же стало стыдно. Стыд её вообще не отпускал. А всё потому, что сказала она сейчас не то, из-за чего переживала. Ей не коляску было жалко, а себя, которой придётся просить на неё у мамы денег… А эти наивные люди ещё назвали её достойной и совестливой…

– Да, коляску жалко, – согласилась Светлана. – В ней ещё меня мама возила. Мы её просто хранили, не выбрасывали столько лет. А вот колясочка-то и пригодилась, когда Кирюша у нас родился. Да, Кирюша?

Маленький Кирюша что-то мурлыкнул на руках у бабушки. И завозился. Ему, очевидно, хотелось гулять.

– Она совсем, конечно, была старая. Колёса отваливались, тормозов не было, – добавила бабушка, – но ездила. Мы уж решили новую не покупать, они дорогие. Сейчас вон будем выносить Кирилла во двор на перевязи – вон, посмотри, мы сшили какой хороший… Как он там называется?

– Слинг это называется. Изобретение пришло к нам из глубины веков. Люди с давних времён так своих детей носили. Очень удобно – ребёнок никуда не вывалится, и руки свободны! – пояснила Светлана, указав на жёлто-коричневую сбрую, напоминающую шлейку, которой привязывали к себе детей бродяжки в метро.

– Да, да, – продолжала её мать. – Осень так походим, а там Кирюшку и на саночках можно будет катать. Он сидеть уже будет хорошо, так что закутаем потеплее – и красота! У нас санки тоже Светины остались, отличные такие санки, со спинкой.

– А весной купим ему уже прогулочную коляску, – словно успокаивая Настю, добавила Светлана, – они гораздо дешевле этих. Так что, Настя, не переживай. Мы выйдем из положения.

Настя покраснела. Нет, определённо, такого ещё никогда не было в её жизни. Она была виновата, а её же ещё и успокаивали! В этой тряпке они собираются мальчика на прогулки выносить! Что это ещё за слинг?

– А можно мне попробовать в слинге ребёночка поносить? – попросила она. И снова отметила про себя, какая она, оказывается, изворотливая.

Матерчатую перевязь перекинули ей через плечо и засунули внутрь малыша. Он поворчал, но быстро устроился там, глядя на Настю удивлёнными глазами. Однако не плакал. Настя обняла его, прижала к себе. А что – и правда удобно. Неизвестно только, сколько можно вот так проходить по улице. А если дождь пойдёт – сейчас же осень! Как зонтик ни держи, малыш ведь всё равно намокнет, сыро же на улице в дождь. Домой сразу бежать? Вот проблема… Как же с ним лучше обращаться?

Насте стало вдруг очень весело. Все эти семейно-бытовые проблемы всегда очень волновали её. Детишки, их одёжки, бутылочки и соски. Да и вообще, всё, что касалось домашних забот, было ей приятно и понятно. А в этом славном доме, где жили явно совсем бедные люди, она чувствовала себя очень хорошо. Спокойно. Насте казалось, что её тут… любили. Прислушивались к её мнению, общались с ней на равных!

Подумав так, Настя тут же постаралась стряхнуть с себя наваждение. Кого это тут полюбили? Её?! Все эти слинги-санки – конечно, здорово. Но Настя тоже была щепетильна. И знала, что нужно отдавать долги. К этому приучила её принципиальная мама, которая не любила быть кому-то должна и в то же время очень боялась, что её сочтут неимущей и нуждающейся.

Так что – нечего тут приживаться. Домой!

Настя засуетилась, заторопилась, забормотала, что уже пора, её давно мама ждёт, спасибо – до свидания – простите ещё раз…

– Заходи к нам, Настя! – прощаясь у двери, пригласила её Светлана. – Видишь, как тебе Кирюшка обрадовался. Просто так заходи, хорошо? А если что-то будет надо – заходи тем более!

«Зайду, зайду! – думала Настя, мчась в лифте на свой третий этаж. – Но только когда отдам свой долг! Но отдам! Отдам обязательно!!!»


Не то что камень – гора упала с Настиных плеч! Девочка мчалась домой почти что счастливая. Все кошмарные мысли про то, как теперь ходить по улице, как страшно столкнуться со Светланой у подъезда, как заставить себя начать объяснения, и всё такое прочее покинули её голову. Невыносимое напряжение больше не сжимало её виски, и в ушах уже не звенело.

Настя думала, что переделает дома кучу дел – ведь квартиру она изрядно запустила. Но пришла домой, вошла в свою комнату, присела на кровать – и уснула.

Она спала долго, без снов. Не чувствовала, как пришедшая с работы мама разворачивает её из сидячего положения в лежачее и накрывает одеялом. Проспала Настя и то, как утром мама отправилась на работу. Пробудилась только к полудню.

И поняла, что совсем здорова. А раз здорова – надо идти в поликлинику выписываться. И, одевшись потеплее, – за эти две недели погода сменилась на суровое осеннее ненастье, отправилась получать справку и заветное освобождение от физкультуры.

Глава 5

Лежачего не бьют!

В школе, конечно же, Настю седьмую не ждало ничего радужного. Там было всё по-прежнему. Настя Первая блистала; она стала даже, кажется, ещё выше, стройнее и красивее. Насти со Второй по четвёртую продолжали борьбу и выпендривались друг перед другом, остальные или держались середнячками, или мирно булькали в болоте.

Настя Ладыжковская пришла на занятия в почти до этого ни разу не надёванных джинсах и мамином зелёном свитере, который после стирки стал маме мал, и она отписала его доченьке. Синий форменный пиджачок, за который трепал Настю злой мальчишка на крыше, окончательно дал дуба. Ни продранные локти, ни оторвавшийся ворот и лопнувшая спинка не подлежали реставрации. Чтобы добро не пропадало, Настя хотела было нашить из него прихваток. Но подумала, что их вид будет постоянно напоминать ей о том знаменательно-позорном дне. И, скатав в тугой узелок, выбросила пиджак в мусоропровод. А маме сказала, что он протёрся и стал окончательно ей мал. Что было почти правда.

В свитере и джинсах было непривычно уютно. Настя как-то даже увереннее себя в них чувствовала. И голову держала выше, и плечи практически расправила.

Правда, никто из учеников восьмого «Б» этого не заметил. Да, вон снова на месте, где сидит Настя седьмая, что-то зелёное привычно синеется. Синее зеленеется. Ну и пусть себе.

За всё время, которое Настя проболела, никто из одноклассников ни разу не навестил её. Никому это просто даже в голову не пришло. Да и сама Настя бы удивилась, если бы кто-то к ней вдруг припёрся. Домашних заданий она не узнавала и не делала. А потому, естественно, по всем предметам изрядно отстала, но это не сильно волновало её. Как-нибудь справлюсь – была уверена Настя.

Мысли во время уроков у неё были другие. Работа. Нужно найти работу – и начать собирать деньги. Накопить и отдать Светлане. Хотя бы столько, сколько стоит средней паршивости коляска.

А стоили они немало. Настя не поленилась и сходила сначала в большой торговый центр у метро – там были пафосные дорогущие модели. Затем съездила на ярмарку детских товаров. Там были уже коляски попроще, и стоили они подешевле. Но всё равно много. Пусть, думала Настя, к тому времени, как она наберёт денег, Кирюшке действительно такая большая коляска не понадобится, но на эту сумму мама купит ему что-нибудь не менее нужное.

Свою маму Настя информировать о том, что ей нужны деньги, не стала. Это было выше её сил. Сама. Она добудет деньги сама. Честным трудом.

Думала Настя, думала и не надумала ничего лучше, чем отправиться на овощной рынок – там, если верить объявлению, нужна была уборщица в павильоны. Непременно с московской пропиской. Вот Настя и решила рискнуть. Тем более что она видела, как смуглая девчонка примерно её возраста подметала возле одного из ларьков и таскала мусор. Место, куда ещё могли бы взять несовершеннолетнего сотрудника, нужно было бы искать долго. Этих мест наверняка по Москве много, но время, время – ездить наверняка придётся далеко. А тут прямо у дома…

Так что, взяв недавно полученный паспорт, Настя отправилась устраиваться на работу.


Если идти от Настиного дома, то удобнее всего заходить на рынок было не с центрального входа, а через узкий проход между павильонами. Крепко прижимая к себе ворот куртки – холодный ветер, казалось, задувал со всех сторон, Настя подходила к рынку именно с этой стороны.

И, для сокращения пути пробегая мимо заброшенного фонтана, краем глаза заметила группу мальчишек. Мальчишки и мальчишки – Насте даже думать про них не хотелось. Но знакомый яростный голос невольно резанул её по ушам. Настя присмотрелась и… узнала всю компанию.

И будто тот самый позорный день вернулся… День, когда они – вот эти вот негодяи – угнали коляску бедной Светланы, лишив её сына Кирюшу возможности кататься по улице, как все нормальные младенцы.

Если бы Настя читала книги, она бы знала, что это – запрещённый приём. Запрещённый приём вызывать жалость при помощи страдающих кошечек, собачек и младенцев. Ведь всё это размягчает даже самые жестокие сердца. А потому хорошие писатели никогда не используют его. Но Настя, как мы знаем, книг не читала. Поэтому, вспомнив, как страдает маленький мальчик и его малообеспеченные мама и бабушка, она забыла обо всех своих страхах и бросилась в бой.

Ведь жестокий красавчик Алексей и его приспешники цинично пинали ногами лежащего на земле мальчишку с крыши. Тот вскрикивал и огрызался. А те трое, которые справились с одним, продолжали его мучить.

Настя по себе знала, как это – быть одиноким и забитым. И пусть физически её никогда не били. Неуважение и презрение били ещё больнее. Так что Настя знала цену страданиям. А теперь, после визита в двести двадцать восьмую квартиру, ей хотелось помочь всем страдающим и несчастным.

Поэтому она подбежала к Алексею, дёрнула его за куртку и крикнула:

– А ну-ка, быстро отстали от него! Быстро! У меня дядя на рынке охранником работает, я ему сейчас позвоню, скажу, что вы на меня напали. И трындец вам тогда. Поняли? Валите отсюда!

Настя первый раз в жизни произнесла слова «валите» и «трындец». Но, похоже, никто этого не заметил – что первый раз. Потому что впечатление это произвело.

– О, какие люди! – усмехнулся Алексей. – Мы что, снова спасаем люмпенов[2] и убогих?

– Да! – с вызовом воскликнула Настя, глядя Алексею в лицо. – Так что давайте отсюда.

Алексей перестал пинать скорчившегося на земле парнишку. Остановились и его приспешники.

– Ну, дядя на рынке – это серьёзно, – подчёркнуто подобострастно сморщил лицо Алексей. – Ладно, раз девушка требует… Пойдёмте отсюда, пацаны.

Он шутил, он снова насмехался. Никакого дядю с рынка, а тем более мифического, он не боялся. Но тем не менее почему-то уходил. Вернее, собирался. Или это он продолжает издеваться?..

– Идите-идите! – Настя смотрела на него, не отрываясь. Ей сейчас казалось, что всё дело во взгляде – нужно смотреть так твёрдо, чтобы об этот самый взгляд, как о ледокол, разбивались любые попытки обидеть её саму.

– Идём-идём. – В покорной усмешке Алексея было столько иронии, что любая другая девушка уже давно сгорела бы со стыда. Но не Настя – она просто не знала, что с парнями можно общаться как-то по-другому. Она ведь, за всю свою недолгую практику общения с ними, видела только такое. И была уже привычная.

– Давайте-давайте, – как заведённая повторила Настя.

Алексей перешагнул через мальчишку, замершего в грязной траве. Приблизился к Насте и, покачав головой, сказал. Спокойно и грустно:

– Только зря ты стараешься. Не того защищаешь. Этот ушлёпок у Костяна рюкзак украл. И не сознаётся. Так что вор он. И не принц воров Робин Гуд, а просто мелко-уголовное чмо. А раз трётся тут возле рынка, значит, и ещё может чем-то подобным отличиться. Так что передай это дяде, пусть тщательнее охраняет. А вам с ним желаю приятных минут! Хай!

С этими словами он снова перешагнул через избитого лежачего, присоединился к своим товарищам. И все трое удалились, посмеиваясь и презрительно отплёвываясь.

А Настя осталась возле мальчишки, который уже поднимался на ноги, даже не пытаясь хоть как-то убрать с себя грязь и вытереть кровь, неровной струйкой хлынувшую из разбитого носа.

– Давай руку! Я помогу тебе, – кинулась к нему Настя.

Но парень, конечно же, не дал ей никакой руки. Он лишь потёр спину, что-то на ней прощупывая. Видимо, оценивая степень повреждения.

– Эх, ты… – в педагогическом порыве горько посетовала Настя. Ей сейчас было совершенно не страшно. Она даже была горда собой – что смогла защитить человека. Правда, как выяснилось, не самого положительного. – Зачем ты воруешь-то? Я понимаю, что ради денег. Но вот у меня вот, например, тоже денег нету. Вернее, мало… Но я-то не ворую!

– И я тоже! – неожиданно громко и яростно рявкнул парень.

Настя уже знала, как он умеет орать и рявкать. Поэтому не сильно удивилась. Как не удивилась и тому, что он сказал. Из просмотренных сериалов, большая часть которых была криминальной направленности, она знала, что все воры и преступники так говорят, все они изображают невинных, даже если их ловят с поличным. Вот и он так же поступает…

– Эх… – Настя горько вздохнула. Значит, парень закоренелый преступник. И крышу он себе облюбовал для жительства не потому, что такой оригинал, а чтобы без всяких помех выходить на преступную дорожку…

Но спасать хотелось всех – и плохих, и хороших. Ведь не от сладкой жизни этот мальчишка решил стать вором! А ещё отказывался, когда она его к разбойникам причислила…

Настя вытащила носовой платок и стёрла кровь с лица бедолаги.

– Как тебя зовут? – спросила она. – Меня – Настя.

– Генка, – бросил парнишка, отшатываясь от Насти, которая попыталась заодно убрать с его лица ещё и разводы грязи.

– Пойдём, – потянула его за руку Настя.

– Куда? – дёрнулся тот. – К твоему дяде-охраннику?

– К кому? – удивилась Настя. Про придуманного сурового дядю она уже забыла. Но вовремя спохватилась: – А-а, нет, не к нему. Пойдём ко мне домой. Тебе надо умыться. И посмотреть, как там тебе досталось-то, сильно?

Она говорила и уверенно тащила за собой Генку. Тот сначала послушно шёл за ней, наверное, поддавшись потоку её слов. Но во дворе, на опустевшей детской площадке вдруг остановился как вкопанный. И отбросил от себя руку Насти, которая тут же попыталась снова тащить его за собой.

– Слушай, чего тебе надо, а? – с болью в голосе прошипел Генка. – На фига я тебе сдался? Ты чего – благотворительная сестра милосердия? Или в специальном божественном пансионе учишься – где оценки ставят за добрые дела?

– Нет… – опешила Настя. – Мне просто… Просто… Просто тебя жалко.

– А не хрена меня жалеть! – Генка плюхнулся на мокрую скамейку – ему, в его перепачканной одежде, было уже совершенно всё равно.

– Ну так четверо на одного – это нечестно… – пролепетала Настя. Ей становилось стыдно – и это было ужасно. Чем больше было стыда, тем быстрее она теряла уверенность в себе…

– А тебе-то такое дело? Иди своей дорогой, сопи себе в две дырочки.

– Ну а ты-то как? Без дома, без друзей же плохо…

– Это мои проблемы. Или ты собралась со мной дружбу водить? Я тебе, может, понравился? Так вот это всё фигня! – Генка дёрнул Настю за рукав, и она упала на скамейку рядом с ним. – Отстань ты от меня, Настя. Не буду я с тобой дружить, и помощи мне твоей не надо. Ты мне поможешь – и буду я тебе обязан. А оно мне на фиг не сдалось! Не хочу я к убогой прибиваться.

Услышав слово «убогая», Настя похолодела. Вода со скамейки, которую только что поливал дождь, сквозь джинсы пробралась к её ногам. Но это была такая ерунда в сравнении с тем, что Генка моментально вычислил её. Убогая! Это видно невооружённым глазом. Несчастное забитое создание, которое всех боится и с которым никто не считается… Вот оно в чём дело! Значит, никакая ни смелость, ни решительность в этом не помогают. Хоть ты горы сверни, а раз человек по жизни несчастный лузер – это каждый сразу видит. Увидел и Генка…

– А по мне разве видно, что я какая-то там неудачница? – как можно более независимо поинтересовалась Настя. Хотя на самом деле ей хотелось просто выть от обиды.

– Конечно, – хмыкнул Генка. – Видно, что одета ты как третьеклассница, шмотки у тебя детские и дешёвые. Глянь на свою куртейку. И вся такая зачуханная, пришибленная. Вон, горбишься как. Нормальные девки во каких моделей из себя строят – на хромой козе к ним не подкатишь. А ты… Что с тебя взять. И такой ты и останешься, с детства неудачницей. А меня достал мир лузеров.

Дурацкое слово «лузер», которое произнесли, имея в виду её, как будто стукнуло Настю по лбу мерзкой, зашлёпанной трупами мух мухобойкой. Она даже дёрнулась, стараясь побороть обиду и отвращение. Очень, очень Насте не хотелось быть несчастной неудачницей…

А Генка тем временем продолжал. Но только зачем он говорил Насте всё это? Не нуждается в помощи – и до свидания. Мог бы идти, как он сам предлагал Насте, своей дорогой. Но он почему-то остался и теперь выступал:

– Я хочу выбраться из него и как-то подняться в жизни. Лузеров терпеть не могу! Моя мать вышла за такого – за папашу моего. Как я его ненавижу!.. А мать дура, просто дура. Видела же, что отец с молодости был забулдыгой. И всё равно… Говорит такая: «Мы из простых, поэтому надо выходить замуж за ровню себе!» А её тогда любил другой парень. Типа того мажор, как тогда говорили. Знаешь, какая у моей матери фигура? Как у Мерилин Монро! И вообще она была вся из себя красотка. Мажор за ней так ухаживал – как в кино! Могла бы бросить наш чахлый район и жила бы себе в пентхаусе, владела фирмой, тусовалась бы по клубам… А она папашу моего выбрала – потому что он такой простой, родной, понятный. И к тому же пропадает человек – с детства знакомый, из соседнего подъезда. Жалко. Вышла за него. И всё от пьянки его спасала. А папаша пил себе и пил, буянил так, что мы с ней по ночам от него в одних пижамах и тапках по улице бегали. Мать его спасала, а он её за собой тянул и тянул в своё алкашное болото, топил и топил. И затопил – она тоже стала пить. А папаше сейчас и дела нет. Он с другой тёткой теперь пьёт. А мать в одиночку. Тоску заливает… И как живём мы с ней в жутком пролетарском районе с видом на канализационные отстойники, так и будем жить, пока не сдохнем… А я так не хочу. Мне в люди выбиться надо. Шагнуть выше этого грёбаного болота. Так что и ты со своей убогой жалостью не приставай, поняла?

Настя опешила. Она совсем не была уверена сейчас, что собиралась дружить с этим странным типом.

– Почему? – спросила она несмело. – Ведь мы-то не пьём. Мы дети.

Генка махнул рукой и поднялся со скамейки.

– Мать говорит, – с болью в голосе произнёс он, – что тот, у кого характер слабый, ну – характер неуспешного человека, страдальца, – тот и другого, если и он такой же слабак, за собой в неуспешность потянет. Так и будут эти бесхарактерные, как они с отцом, в дерьме барахтаться и друг друга за это ненавидеть. Так что не надо мне таких друзей, уж извини. Пока. Желаю удачи. А вор я или не вор – какая тебе разница?

С этими словами Генка развернулся и быстро пошёл вон со двора.

Настя не стала его догонять. Она стояла и плакала. Капли дождя смешивались с её слезами, и, добавляя друг другу скорости, они стремительно стекали с её лица под воротник. Это было неприятно. Но Настя терпела. Потому что слова Генки, который пытался пробиться в люди таким замысловатым способом, были в сто раз неприятнее.

Как можно пытаться искать работу в таком раздрызганном состоянии? Конечно, Настя отправилась домой. Сменила мокрую одежду на сухую, тоже, кстати, совсем детскую, только домашнюю, устроилась перед телевизором и долго тупо щёлкала пультом, перебирая программы и ни на какой не останавливаясь.

Тупо щёлкала – потому что думала. Сначала грустно – потому что её, как говорится, сегодня жестоко обломали. И, главное, непонятно зачем и за что. Неужели, казалось Насте, этот Генка как-то узнал о её мыслях по поводу возможной дружбы? Стыдливый позор снова заставил запылать её щёки.

Стараясь как можно быстрее избавиться от этого стыда, Настя бросилась думать о чём-нибудь другом. Какой лучший способ перестать мучиться? Только попытаться помочь кому-то, кому ещё хуже, чем тебе. Настя, конечно, попыталась, спасла Генку от ещё более злобных, чем он, приятелей красавчика из параллельного класса. Может, не надо было спасать? Вдруг Генка хотел, чтобы они забили его насмерть? Вряд ли. Он же выйти в люди собирается. Значит, наверное, случай с Генкой – это было простое совпадение. А те, кому ещё хуже, чем ей, это совсем другие люди. Да, другие.

И, приободрившись, Настя выскочила из квартиры. Заперла дверь, вбежала в лифт. Через полминуты она уже стояла в дверях квартиры двести двадцать восемь и, улыбаясь, спрашивала:

– А хотите, я с Кирюшей посижу?

Глава 6

«Муму» читали? Вот то же самое, но только про любовь

И Настя зачастила на пятнадцатый этаж. Заниматься с младенцем у неё получалось очень хорошо. В это время его бабушка и мама активно делали свои дела: бабушка готовила еду, убиралась, стирала, а мама сосредоточенно трудилась за компьютером. Как узнала Настя, Светлана работала в центральной городской библиотеке. Поэтому и получала мало денег, так что даже коляску для ребёнка ей пришлось использовать старую. Но она не унывала, Кирюшка её ни от чего не страдал, вид имел довольный и характер весёлый.

А сейчас Светлана училась верстать журналы, так что в ближайшем будущем могла брать работу на дом и таким образом улучшать материальное состояние своей маленькой семьи. Поэтому Настина помощь была здесь очень даже кстати. Одетого в тёплый костюм и завёрнутого в ватное одеяло, Настя даже выносила малыша на улицу. Нацепив странное матерчатое сооружение под названием «слинг». Кирилл дышал свежим московским воздухом, а Настя ловила на себе удивлённые взгляды прохожих. В числе которых попался даже красавчик Алексей. Настя сначала сделала вид, что не замечает его. Но потом подумала: а пусть видит, что из-за него ребёнок остался без коляски! Пусть заметит, как тяжело теперь и его бедной маме, и самой Насте – попробовал бы сам на руках потаскать, ребёночек-то уже не новорождённый, вместе со всей своей сбруей весит килограммчиков, наверное, восемь, а то и десять. Пусть – может, проберёт его стыд. Настя подхватила Кирилла повыше и развернулась так, чтобы заносчивому мальчишке было видно его милое личико. Но ку-ку, паровоз ушёл – Алексей давно уже не смотрел в их сторону, а секунду спустя вообще свернул за угол. А потому не проникся тем, насколько Насте тяжело и как страдает бесколясочный младенец… Так что стыдно стало самой Насте. Что много о себе возомнила.


И ещё один вопрос не давал покоя Насте – с того самого дня, когда она первый раз попала в квартиру Светланы. Так что в один из своих визитов она его задала.

– Света, а откуда у вас столько книжек? – спросила она у Кирюшиной мамы.

Светлана улыбнулась:

– Да вот, как-то набралось.

– И вы их все купили? – уточнила Настя.

– Да. Ну, есть тут и такие, которые нам кто-нибудь подарил.

Настя в недоумении покачала головой. Надо же – мебель новую не покупают, вон она какая – допотопных времён, такую Настя видела только по телевизору в сериалах – когда речь шла о доперестроечных временах. А на все эти книги сколько денег угрохано… И книги-то как раз не старьё – вон, полно совсем новых, просто свеженьких, если судить по обложкам.

– Ну так а зачем покупали-то?

– Странный вопрос, – снова улыбнулась Светлана, – да потому что хотелось эти книги прочитать. Вот и собралось столько. Сначала мои родители покупали. Нет, даже некоторые начали собирать ещё родители родителей, то есть бабушки и дедушки. Потом и я стала покупать.

– И вы все их прочитали?

– Практически все, да.

Настя не поверила. За свою жизнь она прочитала, не считая, конечно, замусоленных до дыр детских книг сказок и стихов, книжки четыре. И все они были по школьной программе. По этой самой программе, конечно же, нужно было прочитать их гораздо больше, но Настя благополучно обошла это занятие, свою «троечку» по литературе обычно получала, а чего ещё надо? Про что эти книги были, она уже точно сказать не могла. «Капитанскую дочку» Пушкина, правда, помнила. Хорошая там была история про любовь. Настя её внимательно проследила, пропуская скучные места про войну. А так… Книги было сложно читать. Журналы она пролистывала, когда сидела у телевизора, закончив все дела по дому. Одним глазом туда, другим сюда – так было даже интереснее. А когда делала эти самые дела – гладила бельё, например, мыла полы или вытирала пыль, параллельно смотрела сериалы и передачи. С книгами так вряд ли получилось бы. Да и зачем? Истории, которые разворачивались в фильмах или сериалах, и так были интересными. А раз многие из них, как было написано в титрах, создавались по этим самым книгам, так зачем совершать двойную работу? Вот Настя и не совершала.

А Светлана тогда почему такая книголюбка? Настя решила, что, наверное, по работе – чтобы тем, кто придёт и поинтересуется той или иной книжкой, рассказать её краткое содержание, пояснить, чтобы люди время не тратили, – хорошая она или плохая. Наверное, так оно и было, но Настя на всякий случай спросила:

– А зачем вы их прочитали? По работе было нужно, да?

Светлана долго смеялась. Глядя на мать, смеялся и Кирюшка. Насте даже показалось, что он понимает, над чем смеётся, и знает ответ, зачем нужно читать книжки.

– Прости, – пожав Насте руку, проговорила, наконец, Светлана. – Я читала эти книги, потому что мне было просто интересно.

«Ну, начинается, – тут же подумала Настя, вспомнив свою заунывную, наводящую смертельную тоску учительницу русского языка и литературы. – Сейчас скажет, как обычно наша зануда: «Книга – источник знаний и мудрости. Мы в ваши годы каждый день в библиотеку бегали, за новой книжкой в очередь записывались. А вы ничего не читаете, растёт поколение невежд!» Тоска… И зачем я спросила?»

Светлана не могла прочитать Настиных мыслей, а потому продолжала:

– Ведь все писатели разные, все хотят рассказать разные истории. И делают это, используя разные приёмы, каждый свой – слова по-разному подбирают, сюжет выстраивают. В одном произведении они создают целый мир. И человек, когда читает книгу, в этот самый мир попадает. Это как будто кино, которое показывают только тебе и только в твоей голове.

– Это как? – Настя удивилась: так всегда бывает, когда ждёшь одного – и вдруг слышишь совсем иное.

– А вот так. У литературы есть магия – магия слов, выстроенной автором череды событий. И, конечно же, завораживающая убедительность образов, которые тот или иной автор придумал.

Настя не совсем поняла смысл того, что сказала Светлана, – она перешла на какой-то очень уж умный язык, как из учебника. А Насте всегда казалось, что все эти слова, которыми рассказывается в учебниках, мёртвые, такими не говорят. Они специально так подобраны, для заумности, чтобы ученики не расслаблялись и трепетали перед науками. Вот и Светлана перешла на него. Убедительность образов какая-то, приёмы, череда событий…

Девочка вздохнула и закивала, вроде как – понятно-понятно, всё, спасибо…

И Светлана поняла её.

– Тебе показалось, что я говорю о чём-то отвлечённом и скучном, да? – улыбнулась она, заглядывая Насте в глаза. – Но читать книги на самом деле здорово. С тем, что ты посмотришь, например, кинофильм, это не сравнится. У кино своя эстетика. Его любят совершенно за другое. Но кино – это одно, а книга другое. Писатели делают так, что, когда человек читает их книгу, он сам представляет себе тот мир, который автор в книге нарисовал. Каждый себе свой, понимаешь? То есть он всегда с тобой. Кинофильм – это одни и те же картинки и лица, которые увидят миллионы людей. А книгу прочитают миллионы людей – и создадут у себя в голове свои собственные фильмы. Вот это я имела в виду. И даже если в книге будет чёткое описание внешности какого-нибудь героя, каждый из читателей представит его себе по этому описанию по-своему. И это будет лично его представление. И эмоции по поводу одного и того же, описанного именно теми словами, которые напечатаны в этой книге, каждый получит свои. Вот ради этих эмоций, ощущений от красивых и точных слов, впечатлений от описанных в книге событий, размышлений над тем же, над чем размышляет автор, – люди и хотят читать книги.

Настя задумалась. Свой фильм у себя в голове – это интересно. Она вспомнила почему-то про собачку Муму и капитанскую дочку Машу, которым сочувствовала, когда читала книги о них. Как ей было жалко Муму! Когда её в классе вызвали читать вслух – учительница любила, чтобы каждый, друг за другом, выразительно читал на уроках, ей достался эпизод с тем, как Герасим выехал на лодке топить собачонку, и Настя настолько расстроилась, что горько-горько заплакала. Так ей было всех жалко – и так писатель был не прав! Впоследствии Настя долго придумывала возможные пути того, как всё могло бы произойти, – чтобы Муму обязательно уцелела. Собаку спасали инопланетяне; или водолазы; или камень отрывался от верёвки, Муму выплывала – и её подбирали добрые дети, а затем возвращали хозяину; отменяли крепостное право – и Герасим решительно уходил от барыни за день до роковых событий; Герасим встречался на улице со странствующим врачом ухо-горло-носом – и тот восстанавливал ему речевой аппарат, так что теперь Герасим мог и всё правильно слышать, и говорить, выражая своё мнение; да и вообще, все события описанного в книге того ужасного дня Настя перестраивала иначе – и в результате никто из персонажей повести никого не обижал…

А с капитанской дочкой всё понятно – Настя за неё переживала: выйдет Маша замуж или нет. Вышла. Закрыв книжку, Настя, как она помнила до сих пор, вздохнула с облегчением.

Так что, пожалуй, Светлана была права.

– Тот, кто много читает, и говорит, и думает лучше, – услышала Настя. – Это правда: ведь в произведениях качественной литературы очень интересный язык, то есть слова подобраны так, что это и красиво, и умно, и как-то так ложится на сердце, что волнует человека. А значит, забыть он их не может. Забудет, конечно, если наизусть не выучит. Но книги наизусть не учат, они не на это рассчитаны. А на то, что у человека что-то в голове отложится. И ведь откладывается, правда! Иначе их перестали бы писать, продавать и читать. Хочешь, я дам тебе почитать что-нибудь хорошее?

Настя вздрогнула. Обижать Светлану ей не хотелось. Но и читать книжку тоже. Может, там и будет всё так, как она говорит, но тратить время…

– А может, я лучше с Кирюшкой ещё посижу? – предложила она, пытаясь перевести разговор. – А вы в это время поработаете.

Светлана покачала головой.

– Знаешь, – сказала она, – мне, конечно, очень нужно работать. Мне нужно много денег, и здесь всё зависит только от меня. Поэтому времени у меня всегда мало. Но если я не буду читать книги, мой мозг начнёт закисать, а моя душа станет черствее. Когда я читаю, я думаю и переживаю. Но это не подмена моей жизни. Это те же миры, о которых я тебе говорила.

– Как это – подмена?

– Да очень просто, – вздохнула Светлана, – вот нет у меня, например, любви, личной жизни. И я могу начать читать только любовные романы. Читать, упиваться чужими отношениями и представлять себя на месте героинь. Как будто всё это происходит со мной. Но я не хочу. Мне этого мало. Потому что мне нужно большего – работы души и мысли. И только книги мне это дают. Ладно, не буду навязывать, смотри сама. – С этими словами Светлана поднялась из кресла и стала ходить вдоль шкафов и полок, доставая с них книги. – Я вот отберу несколько, положу в коридоре на тумбочку. А если надумаешь взять – то, когда будешь уходить, заберёшь. Хорошо?

– Да… – прошептала Настя.

Она верила и не верила Светлане. С одной стороны, ей хотелось сказать – вот ты копаешься в своих книжках, поэтому и такая бедная. И мужа у тебя нет поэтому же. Занималась бы бизнесом – и была бы сейчас у Кирюшки отличная коляска плюс няня, которая разговаривает на трёх языках, и всё остальное. А с другой стороны… С другой, разумеется, хотелось проверить, правду ли она говорит. Очень уж убедительно.

Так что – почему бы не взять?..

И, уходя, Настя стащила книги с тумбочки.


Дома она разложила их на своём письменном столе. «Овод», «Чучело» – названия были какие-то странные – как будто садово-огородные, «Повелитель мух», например, «Над пропастью во ржи»… Или про каких-то клоунов – «Убить пересмешника». С этого пересмешника Настя решила начать – во-первых, книжка была самая тонкая, а во-вторых, наверное, детективная – как кто-то собирался убить клоуна, который, очевидно, обсмеял кого-то не того. Хотя про чучело и про рожь книги тоже были небольшими.

За этим занятием Настю и застала мама.

– Откуда у тебя столько книг? – поинтересовалась она, глядя на разложенную экспозицию. – В библиотеку, что ли, записалась?

– Да, – кивнула Настя. Это ведь была почти правда. Да и сейчас почему-то ей не хотелось рассказывать маме о своём новом знакомстве. А вдруг мама разволнуется или что-нибудь начнёт думать. Расскажет, конечно. Но позже. Настя боялась, что какое-нибудь резкое или осуждающее мамино слово разрушит её ещё совсем жидкий, дрожащий душевный комфорт. Такими словами она, конечно, не думала, но смысл был именно этот.

– Ясно, – сказала тем временем мама. – Это бесплатно?

– Конечно, бесплатно! – На этот раз Настя ответила чистую правду. И ей даже полегчало.

– Ну и хорошо, – улыбнулась мама, потрепала Настю по макушке и отправилась в свою комнату. – Читай-читай, это полезно.

Мамино одобрение порадовало Настю. Когда мама её хвалила, ей хотелось горы свернуть, выше себя подпрыгнуть. На волне этой радости Настя рьяно схватила самую толстую книгу – она называлась «Отверженные»[3]. Включила настольную лампу и принялась читать.

Глава 7

Понял, не дурак

Мама не знала, что этот день Настя прогуляла. В смысле не пошла в школу. Вечером она пришла домой – и всё там было как обычно. А обычно Настя в школу регулярно ходила. Поэтому у мамы даже мысли не возникло, что может быть как-то по-другому.

А потому Настя в школу не пошла, что читала всю ночь. И весь следующий день. Ведь это оказалась не просто книжка, а что-то удивительное, хотя поначалу, в силу того, что Настя совсем плохо знала историческую науку, да и читать такие большие книги не имела навыка, ей было трудно, неинтересно и утомительно. Но постепенно вся эта история – а вернее, много историй, которые переплетались, перетекали друг в друга, так увлекла её, что девочка забыла обо всём, кроме этой книги. Главный её герой – Жан Вальжан был похож на неё, Настю. Вернее, ей очень хотелось, чтобы был похож. Вернее, она на него. Когда-то он был тупой, забитый и несчастный, но однажды, совершив в ответ на хорошее к себе отношение такой же тупой и злой поступок, он вдруг что-то понял и… изменился. Вдруг, да, вдруг его пробрало, и тупой скотиной ему быть расхотелось. Расхотелось стараться пробраться вверх только затем, чтобы жить в наслаждениях и развлечениях. Он всё это мог бы – но вместо этого стал помогать таким же убогим и несчастным, каким был когда-то сам. Настя нашла в этой книге даже историю про бедную маленькую девочку Козетту, которую в младшей школе читали им вслух на внеклассном чтении. Удивилась – надо же, а она думала, что это отдельная специальная книжка. Такая – для жалости, как «Муму».

И продолжала читать дальше. Жан Вальжан был умным и добрым, а главное – предприимчивым и деятельным. Он помогал, помогал, помогал – и стал благодетелем целого края. Огромному количеству людей от его деятельности было только хорошо. И эти люди тоже менялись. В лучшую, разумеется, сторону. Правда, не все – большинство всё равно оказывались хитрыми и неблагодарными, но некоторые-то улучшались. Всё лечилось добром – так считал этот персонаж. И продолжал стараться. Его жизнь была теперь со смыслом. И это очень нравилось Насте.

Нужно жалеть и помогать – казалось ей. И тогда люди непременно станут лучше. Генка, например. Или Алексей. Который красивый как принц, но какой-то очень заносчивый. А значит, бессердечный.


Алексей…

На следующей день Настя пришла, разумеется, в школу. Классной руководительнице пролепетала что-то вроде «Плохо себя чувствовала». И та поверила – Настя в прогульщиках никогда не числилась. И во врушках тоже.

Да Настя ведь особо и не соврала. Тогда, после целой ночи чтения, она, забравшись в кровать примерно за час до звонка будильника, тут же провалилась в сон. А по будильнику встала, собрала маме завтрак и, проводив её на работу, снова схватила книгу. Ведь осталось читать ещё больше половины! Что там, как? Забыв о еде и обо всём остальном, Настя читала и читала. Сердце её билось часто и как-то особенно рьяно, руки стали влажными и даже немного подрагивали, так она волновалась. С большим интересом, хоть и не во всём разобравшись, девочка прочитала про очередную французскую революцию и баррикады. Уроки она учила плохо, а потому не помнила из истории, что там у них во Франции тогда было и зачем. Настя читала и просто сочувствовала людям, которые боролись за свои права и против засилья богатых, ей было жалко погибшего Гавроша – мальчишка собирал патроны, которые носил своим, засевшим на баррикаде. Правда, на злобных и весьма гадких родственников Гавроша, которые не любили его самого, мучили Козетту, обижали её умершую от страданий и горя мать по имени Фантина, издевались над добрым Жаном Вальжаном, почему-то не действовало правило – что всё лечится добрым отношением. Настя решила, что это как раз правило-то и подтверждает. Для того и книжку написали.

А потому к вечеру, закончив чтение, вытерла слёзы, тщательно умылась. И, гордо вскинув голову, посмотрела в окно. Да, пусть она самая ничтожная в классе, пусть над ней посмеиваются и не принимают всерьёз, а на Восьмое марта даже забывают подарить подарок. Пусть! Она сама будет деятельно доброй – к тем, кто в этом нуждается. Да и вообще ко всем.

С такими мыслями она отправилась на пятнадцатый этаж, с трудом подбирая слова, долго благодарила Светлану за книжку. Попросила подержать её ещё какое-то время («Кое-кому хочу дать почитать, можно?»).

И, возвратившись домой, наугад вытащила новую книгу из стопки тех, что подобрала ей Светлана. «Чучело»[4] – прочитала Настя и хихикнула. «Ну посмотрим, что там за чучело такое», – усмехнулась девочка, забравшись с книжкой в кровать.

…Так вот Алексей. В этот же день, продолжая с утра влачить своё привычное для всех жалкое существование самой никчёмной и неинтересной девушки класса, Настя его увидела издалека на просторах коридора и решила сообщить ту мысль, которая уже давно пришла ей в голову. Просто раньше этот самый красавчик под руку не попадался.

А Алексей тоже увидел её. И тоже направился навстречу Насте. Как-то так получилось, что их движение друг к другу не осталось незамеченным – и тут же образовалось изрядное количество зрителей. В классе «Г» – гуманитарном, где учился Алексей, после перемены должен был начаться урок литературы. А в Настином «Б» – русский язык, так что кабинеты, в которых всё это должно было происходить, располагались недалеко друг от друга.

Ну вот они и двинулись. Коридор вдруг резко стал широким – это зрители распределились вдоль стен, освободив пространство так, чтобы лучше было видно. Только ученики других классов проходили мимо, а их в тупиковой части коридора бродило совсем мало.

Или это случайно получилось. Так или иначе, но подошли друг к другу Алексей и Настя как будто на сценической площадке. Однако даже не заметили этого.

– Я хотел тебе сказать… – первым начал Алексей.

Отстав всего на пару секунд, вслед за ним заговорила Настя:

– Я хотела тебе сказать…

Услышав это, и Настя, и Алексей весело усмехнулись.

– Что? – первой поинтересовалась Настя.

– Да я хотел сказать… – с трудом, но виновато склонив голову – как человек, не привыкший просить прощения и сомневаться в своих действиях, заговорил Алексей. – Костик-то наш перепутал. Это не его рюкзак он спёр.

– Какой Костик? Чей рюкзак он спёр? – не поняла Настя. Потому что совершенно такого не ожидала – ни раскаяния, ни сообщения о неком Костике. Она хотела сказать совсем про другое. И предложить почитать книжку – в том числе.

– Да не Костик, а у Костика, – улыбнулся Алексей и терпеливо принялся объяснять: – У Костика рюкзак украли. А мы его у бомжары у твоего увидели и отобрали тогда, помнишь? И ещё по ушам ему нахлопали. А ты тогда заступалась, за дядей собиралась своим бежать.

– А-а, – сообразила Настя. – И что?

– Ну говорю же: а рюкзак-то не его оказался! Очень похожий. Костик всё внимательно осмотрел. Хоть там уже вещи чужие лежали, мы подумали – да мало ли, чужие. Положил их туда твой бомжонок. А оказалось – и правда. Не тот рюкзак. Ошибочка. Там подкладка другая. Так что Костику чужого не надо. Это как-то не круто… В общем, ты можешь сказать своему бомжу…

– Это не мой бомж, – оборвала Алексея Настя. – И вообще не бомж.

Тот с покладистой улыбкой на красивом лице поднял руки.

– Хорошо-хорошо, приятелю твоему! Так вот передай, чтобы он на нас обиду не держал. Неувязочка вышла.

– Так сами ему и скажите! – обрадовалась Настя. Ну надо же, какой этот Алексей совестливый оказался! – И рюкзак верните.

– На раз. А устроишь встречу?

– Ой. Постараюсь. Ради такого дела… – задумавшись о том, как бы всё это устроить, медленно произнесла Настя.

Увлечённая разговором, она не замечала, как смотрят на неё одноклассницы. С каким удивлением. Самый популярный молодой человек параллели и её окрестностей вдруг проявил к Насте седьмой интерес! До этого Алексей не общался ни с кем из девчонок, за исключением, правда, своих гуманитарных одноклассниц, которых в «Г» было гораздо больше, чем мальчиков. А вот с девчонками из других классов – никогда. Он был хорош, пригож, интересен и притягателен. Девчонки всеми способами пытались обратить на себя его внимание. Но это было бесполезно – шансов не имели даже Насти с Первой по четвёртую. И тут вдруг такое…

– Ну что вы хотите: стандартный парадокс, – глядя на мирно воркующих голубков, прокомментировала подругам Настя Балабкина. – Красавцам часто нравятся уродки. Ну, или посредственности. И наоборот.

– Это называется «закон компенсации». У одного привлекательности много, у другого мало. Вот красавцы и ищут себе девушек пострашнее, – поддержала её Настя Горошкова. Красивые и модно одетые, они всю неделю вели ожесточённую борьбу за второе место. И результаты должны определиться к концу сегодняшнего дня.

– То есть – мы его заинтересовать не можем? – удивилась Настя Первая.

– Да… – вздохнула Настя Горошкова. – А значит, и нам придётся искать себе кого-то среди ребят пострашнее.

– Не в красоте счастье, – кротко заметила Настя Первая. И покосилась на своё отражение в окне. Отражение ей понравилось. Настя улыбнулась. Вера в то, что всё-таки красота – это счастье, не оставила её. С красотой было лучше, чем без красоты. Жить и быть некрасивой Настя ни за что бы не хотела. А потому с неподдельным интересом наблюдала, что там происходит с самой некрасивой девочкой их класса. С Настей седьмой в смысле.


…А Настя седьмая тем временем строго выговаривала Алексею:

– Ты знаешь, что я была у тех людей, чью коляску вы уничтожили?

– Прям так и уничтожили, – улыбнулся он. – Мы её тебе подкатили. Могла бы забрать и передать своим друзьям-алкоголикам. Что ж ты за девчонка-то такая странная – так тебя и тянет к каким-то люмпенам. Что они тебе хорошего-то делают?

– Да что ты заладил: люмпены-люмпены! – возмутилась Настя. – Во-первых, коляска эта нормальных людей.

– Не гони – у нормальных людей нормальные коляски… Они на таких развалюхах своих детей катать не будут. Опасно. Я уж не говорю про то, что просто беспонтово… Это ты во что-то всё играешь – и никак угомониться не можешь. Вот говорю – чудная ты какая-то. Ни разу таких не встречал ещё.

Настя посмотрела на Алексея как на больного.

– А ты допускаешь, что люди бывают бедными – и у них может не хватать денег на то, чтобы купить новую коляску. – Настя говорила так напористо, что Алексею даже пришлось отступить на шаг назад. – Вот они и пользуются старой. А?

Мальчишка кивнул и пожал плечами. Информация его удивила.

– Это ты кого имеешь в виду?

– Я ж тебе говорю – владельцев той коляски! – всплеснула руками Настя. – Почему ты мне не веришь? Коляска эта была одной женщины, у которой маленький ребёнок. У них очень мало денег, они живут втроём – бабушка-пенсионерка, она и малыш.

– А муж? Отец ребёнка – он почему им денег не даёт на нормальные вещи?

– А его нету…

Алексей фыркнул:

– Вот с этого и надо было начинать. Зачем заводить детей, если мужа нет и не на что их содержать, я не понимаю…

Настя опешила. Нормальный мальчишка, на вид так вполне ничего, а рассуждает как бабка-сплетница и ханжа!

Об этом Настя и сообщила Алексею. Тот смутился. А Настя просто бурлила от негодования:

– Я не спрашивала, но, может, муж её на войне погиб! Или в автокатастрофе. А может, папаша просто позорно смотался, узнав о ребёнке. Как мой, например. И что? Этому бедному малышу теперь на свете не жить? А он, между прочим, отличный мальчик. Может, он станет героем страны. Или учёным. Да хоть кем – он имеет такое же право жить, как и мы с тобой!

– Да ладно-ладно… – растерянно пробормотал Алексей. – Ты не наезжай, благотворительница. Поменьше напора. Всё я понял, не дурак.

Под впечатлением от своего пафосного выступления (Кирюшку и его семью снова стало жалко-прежалко, так что даже слёзы из глаз брызнули) Настя махнула рукой, развернулась и пошла к кабинету русского и литературы.

А Алексей бросился за ней.

– Погоди… – схватив Настю за руку, воскликнул он.

Зрители ахнули. Чтобы Алексей бегал за кем-то из девчонок!.. Что случилось? Какой медведь сдох – и в каком лесу? Чем, подумали ученицы восьмого «Г», «эта бэшка» (в случае мыслей Настиных одноклассниц – «Настя седьмая», разумеется) его так заинтересовала? Приворожила, влюбила в себя? Чем, как, почему?!

– Да организую я тебе встречу, не переживай! – старательно отворачивая лицо, проговорила Настя.

– Я не об этом… – начал Алексей.

Но Настя вырвала у него руку и умчалась в свой кабинет. Ей казалось, что она ничего не смогла добиться, не смогла объяснить самовлюблённому красавчику, что есть не такие, как он, обеспеченные люди. И что у них в жизни всё может быть по-другому. Такую простую вещь не смогла объяснить. Потому что не умеет с людьми разговаривать – вот почему.

Не умеет – так надо учиться! Эта мысль вошла Насте в голову, как только прозвенел звонок. И учиться она будет на Алексее, который обязательно должен понять, что так, как он, обращаться с людьми нельзя. И даже, быть может, заставить его попросить у Светланы прощения получится. Надо, надо убедить его – не так уж это и сложно.

Настя пообещала самой себе постараться это сделать. Ей понравилось обещать себе что-то – и выполнять.

Разговаривая с Алексеем, Настя совсем забыла о том, что она – самая-самая, в смысле никудышняя. Забыла, что обычно стеснялась всех. Да всё забыла, кроме своего дела – того, что хотела объяснить Алексею. Она ещё не поняла, что это тоже было ещё одним шагом к новой себе – такой, которую могут и будут уважать люди. Но шаг этот она совершила.


А Алексей, обескураженный и растерянный, постоял некоторое время там, где его оставила Настя, и направился в свой класс. Погружённый в мысли о произошедшем, он не замечал, с каким интересом его рассматривают и свои девчонки-ребята, и «бэшки». Не до этого ему было.

… – Жалко, плохо слышно! – со звонком направляясь в сторону кабинета русского и литературы, вздыхали Настины одноклассницы, которые сейчас по-прежнему не уважали, но активно обсуждали Ладыжковскую Настю. – Ну надо же: голубки повздорили. А в чём там проблема-то?

– Я что-то услышала, седьмая всё повторяла «муж, муж»… – сообщила Настя Балабкина.

– Что-о? Наша бледная поганка замуж за него собралась? – с напряжённым лицом пошутила Настя Первая.

– Ага – прямо сейчас, в восьмом классе… – хмыкнула Настя пятая.

– А он, понятное дело, этого совсем не планирует, – усмехнулась Анжела единственная.

– Там было ещё что-то про коляску, – добавила Настя Горошкова. – И про то, что зачем заводить детей…

– Было, я тоже расслышала, – подтвердила Настя пятая.

– Ой, мамочки… И что-то про малыша, который тоже имеет право жить на свете! – прижала ладошку ко рту Настя Потапчук. – Это что ж получается? Если они уже о детях заговорили…

– А ещё они говорили про алкоголиков, люмпенов и героя страны…

– Да? – удивилась Настя Первая. – А какая связь между будущим малышом и люмпенами?

– Непонятно… – пожала плечами Настя Потапчук.

– Люмпены – это вообще кто?

– Это кто хуже, чем нищие, кажется… Может, там что-то с деньгами связано? – предположила Настя Балабкина. – Наша седьмая-то вроде как бедная.

– Нет – он имел в виду, что если они прям сейчас поженятся, то станут бедными, – хлопнув подруг по рукам, вступила Настя Горошкова. – Ребёнка кормить будет нечем, и они с горя станут алкоголиками!

Настя Балабкина поддержала её – и они разыграли уморительную сценку про то, как юные родители Алексей и Настя седьмая слоняются по помойкам, допивают пиво из бутылок и размышляют, где добыть еды младенцу. Получилось смешно, Настя Первая хохотала громче всех – она любила всякие сценки.

Но что же такое обсуждали на самом деле Настя седьмая и красавчик из «Г» класса, выяснить не удалось. Девочки не могли связать концы с концами. А очень хотелось. Они расстраивались, что никто не догадался подобраться поближе и прослушать весь разговор от начала и до конца. А то только стояли, любовались и диву давались… Красавец и пустое место. Ну надо же!

– Вот оно – в тихом омуте и правда черти водятся! – в удивлении и недоумении качая головой, вздохнула Настя Потапчук.

– Девчонки, ну давайте вспоминайте, кто ещё что услышал! – Насте Первой очень хотелось докопаться до сути и понять – что же всё-таки эту парочку связывает? Ведь Настька седьмая и Алексей трындели как хорошие приятели. После школы, выходит, они встречаются? А никто этого не замечал, надо же…

У Насти Первой хоть и было в изобилии поклонников и обожателей, это всё не считалось. Алексей нравился ей самой. Ещё с весны прошлого года. Она очаровывала его и так, и эдак, а он не реагировал. И это было удивительно. Но теперь не только удивительно – а хоть как-то понятно. Вернее – совершенно непонятно. Променять её на такую… такое…

Да уж – разговор гуманитарного красавчика и зачуханной Насти седьмой уверенно занял первую строчку в рейтинге самых интересных событий класса. О нём в восьмом «Б» судачили на переменах и уроках. Сорвалось даже подведение итогов того, какая из трёх Насть оказалась лучшей за неделю и какое место в турнирной таблице заняли в таком случае остальные.

Потому что вдруг на арену борьбы выплыла из своей Зачухляндии Настя седьмая. И что вот с ней делать? Лучше на вид она не стала, общаться ни с кем из одноклассников не начала – но о ней говорят сегодня целый день!

Глава 8

Первый привод

А эта самая Настя седьмая по-прежнему ничего не замечала. Она определилась с тем, что должна предпринять, и теперь с нетерпением ждала завершения учебного дня. Надо же – а Генка-то тогда говорил правду! Он не вор!

Только закончился последний урок, Настя опрометью помчалась домой. Там бросила сумку с учебниками, второпях поела и отправилась на стройку. Раз Алексей хочет встретиться с Генкой, вернуть ему отобранный рюкзак, а может, даже извиниться, – так пусть встретится!

Вот это жизнь закипела-забурлила! Столько событий! Так думала девочка, смело влезая на стройку через дырку в заборе. И началось это всё в тот позорный день, когда вредный Алексей с приятелями угнал и разломал коляску, а Настя собиралась свести счёты со своей жалкой неудачной жизнью, сбросившись с крыши. И это с такой-то интересной жизнью она планировала расстаться??? Сейчас у девочки подобных мыслей не было. Она хотела сделать так много дел, ей было так интересно и весело. Сил и уверенности у неё на всё это хватит – точно хватит!

Или это Жан Вальжан переустановил ей мозги? Вернее, даже не он – а Светлана и её книжки. Историю про Чучело – девочку-изгоя она прочитала в один момент, даже скачала из Интернета фильм с таким же названием и решила посмотреть, чтобы сравнить, что интереснее – смотреть или читать. Вот закончит с этим делом – и сядет смотреть! А там ещё полно книг на очереди. И дел всяких тоже. Эх!

Размышляя таким образом, Настя уверенно шагала вверх и вверх по ступеням строящегося дома. Она не сомневалась, что Генке станет очень приятно от того, что Алексей извинится перед ним. Обвинение в воровстве – это ведь ужасно! А тем более в воровстве, которого ты не совершал.

Правда, этот Генка – очень гордый, опять будет огрызаться, гнать Настю от себя и говорить гадости. Но для его же блага Настя решила потерпеть. Главное – уговорить Генку встретиться с Алексеем. На какой-нибудь нейтральной территории. В Настином дворе, например…

Однако на крыше Генки не оказалось. Напрасно Настя заглядывала за все нагромождения строительных материалов, горы мусора и в щели. Даже звала его. Генка не появлялся. Настя решила его подождать.

Ждала она долго. Начало темнеть, затем и стемнело, а Генки всё не было. «Может быть, он вернулся домой!» – думала Настя. С одной стороны, это было хорошо – семья воссоединилась. И всё у них там может наладиться. Но с другой… Настя совершенно не представляла, где тогда Генку искать. Он ведь даже не сказал, в каком районе Москвы его дом.

Холод на крыше был собачий. «И как тут можно жить? – удивлялась Настя, разглядывая чахлый сарайчик, из которого в тот день появился Генка. Сарайчик, видимо, соорудили строители. Может быть, затем, чтобы отдыхать в нём и греться во время работы? Сейчас его шаткая дверь была заперта на висячий замок, так что определить, как там, внутри, тепло или нет, было невозможно. – Ведь в недостроенных квартирах и то, наверное, теплее. Уж лучше там жить. Или нет, хуже – сплошной голый бетон. Да и сторожа какие-нибудь наверняка есть. Гоняют… Бедный Генка!»

Но вот из люка, который вёл из подъезда на крышу, послышался шорох. Вслед за ним темноту разрезал луч фонарика. Наконец-то! Настя бегом помчалась встречать Генку и… попала в руки двух мощных дядек!

Она упиралась, она извивалась, она даже попыталась кусаться, но строители всё равно сволокли Настю по ступенькам вниз, вывели за пределы стройки. И начали допытываться, как её фамилия и из какой она школы.

Настя мужественно не отвечала на их вопросы.

– Ну надо же – такая приличная девочка… – принялись стыдить её строители. – Взрослая. Считай, невеста. И гуляет по стройке. Ну что ты тут забыла? Каким мёдом вам тут намазано, что вы сюда всё лезете?

Настя хмурилась и отворачивалась. Информация о том, что она приличная девочка и почти невеста, очень порадовала её и добавила уверенности. Но что сделать, чтобы выпутаться из этой истории, она не знала.

Строители тоже не знали, что с ней делать. Наконец один из них вытащил мобильный телефон и принялся кричать в него, разъясняя ситуацию:

– Да, у нас тут ещё один ребёнок на стройку забрался! Да, опять сняли с крыши! Приводить? Да, хорошо!

К удивлению дядек, Настя отправилась с ними очень даже охотно. Слова о том, что «ещё один ребёнок на стройку забрался» и её сняли с крыши, как и какого-то предыдущего, внушили надежду на то, что, может быть, этот самый предыдущий – как раз таки Генка и сейчас там, куда Настю ведут, она его и увидит.

А пришли они в отделение милиции, в кабинет к участковому. Настя его узнала – летом этот дядька ходил по квартирам и что-то выяснял, прочитал им с мамой короткую лекцию про бытовой терроризм.

Узнал он Настю или нет, осталось непонятным. Но очень удивился. Строители ушли, ещё раз поохав, какая Настя приличная девочка, а подвергает свою жизнь – жизнь будущей невесты – такой опасности.

И Настя осталась наедине с участковым. Он был усталый и грустный.

– Что, голубушка, – хмыкнул он, потерев виски и глубоко вздохнув, – вот у тебя и первый привод в милицию. Что, приключений ищешь, что ли? Ладно, мальчишки – а тебя-то зачем понесло на стройку?

Настя почувствовала себя персонажем романа «Отверженные». Взбодрилась. Ответила: «Да так, просто захотелось…»

И в это время в кабинет вошёл ещё один милиционер. Поздоровался с участковым. И предложил Насте… отправляться в детскую комнату милиции. Разбираться – кто она, что она и зачем она. И на стройку зачем забралась, и вообще.

– Но разве я сделала что-то криминальное? – удивилась Настя. И охотно – всё ещё надеясь обнаружить Генку – заторопилась вслед за детским инспектором.

Участковый помахал ей рукой на прощанье.

И в другом кабинете Настя уже рассказала всё. И кто она – что она, и про Генку, и про свой план по его спасению.

– Строители говорили, что я не единственная, кого они прогнали с этой крыши! – закончив рассказывать, воскликнула Настя. – Значит, они ещё кого-то вам передали. Ведь так?

– Было такое, – согласился милиционер, которого звали капитан Макаров. – Как раз вчера и передали.

– Значит, он здесь, у вас? – обрадовалась девочка. – Это Генка! Генка, точно! А можно, я на него посмотрю? Пожалуйста, мне нужно ему хотя бы два слова сказать!

Капитан Макаров сморщил губы.

– Ну пожалуйста! – Настя была полна решимости. – Где это? Как это у вас называется – обезьянник? Можно мне туда? А не пустите, я буду себя плохо вести, и вам всё равно придётся меня туда отправить. А-а-а-а! Я буйная!

Милиционер не ожидал такой прыти от скромной и спокойной на вид девочки. Настя продолжала вопить и прыгать по его кабинету. Милиционер выскочил из-за стола и принялся её ловить.

– Успокойся, Ладыжковская! – крикнул он. – А то придётся мне в школу сообщать, что ты у нас, в детской комнате милиции теперь числишься. И матери звонить. Как думаешь – удивятся? Обрадуются?

Настя решила, что – очень. Но бузить не перестала.

– А мне всё равно! Ну пустите. Неужели вы не хотите помочь человеку? Не мне, а Генке!

И она убедила Макарова. Пробормотав что-то про безумных и бешеных девиц, он вывел Настю из кабинета и повёл по длинному неприветливому коридору. Подвёл к двери, распахнув которую указал на забранное решёткой помещение. Там, напротив ещё одного милиционера, сидели двое маленьких чумазых узбечат. Генки не наблюдалось.

– Ну вот они, – указал на малышей капитан. – Вчера их на двадцатидвухэтажке и поймали. А других нету.

– И не было? – растерялась Настя. Она уже приготовилась к тому, что увидит сейчас Генку, а значит, тот будет снова зол, упрям, станет говорить, что ему ничего не нужно и что пошла бы ты, Настя, куда подальше.

– Не было, – под вопросительным взглядом начальника Макарова ответил другой милиционер – тот, который сидел с ребятами.

Настя вздохнула. Генка снова был недосягаем.

– Всё? – поинтересовался капитан Макаров, подпихивая Настю к выходу. – Тогда давай-ка, гражданка Ладыжковская Настя, мотай-ка ты отсюда.

Уже оказавшись в коридоре, Настя оглянулась.

– А с этими ребятами что? – спросила она, указывая рукой за решётку.

– Что-что? Будем отправлять их на родину, – ответил Макаров. – А это непросто. Надо ведь ещё выяснить, что они на стройке делали. Может, бомбу их заставили заложить. Это вряд ли, конечно. Но проверить надо – это наша работа. А по-русски они не говорят. Или притворяются. Вы, дети, народ хитрый.

– Как – на родину? – ахнула Настя. – Одних? А вдруг их родители где-то здесь? И ищут их, найти не могут… Они же так совсем друг друга потеряют!

– Вот и будем их здесь держать. А параллельно искать их родителей. – Капитан Макаров подвёл Настю к выходу и у стола дежурного добавил: – Так что не переживай, они тут как раз не пропадут. И в приёмнике-распределителе тоже. Это лучше, чем на улице.

– А если Генка, фамилии не знаю, всё-таки к вам попадёт, сообщите? – Насте понравилось разговаривать со взрослыми на равных. За последнее время это удавалось ей гораздо лучше, чем общение с одноклассниками.

– Сообщим, – кивнул Макаров. – Твои координаты у нас есть, Анастасия Ладыжковская. Так что ты у нас теперь тоже в списках значишься. Среди шпаны и юных уголовников. Беги и будь здорова!


И Настя побежала. Домой, к маме. Которая давно пришла и волнуется. И наверняка ищет её, звонит. На телефон, который Настя, торопясь, оставила дома в школьной сумке.

Так что сейчас мама будет ругаться. Но это ничего. События этого дня Настя уверенно причислила к списку своих побед. Несмотря даже на то, что Генку вот так вот с ходу отыскать ей не удалось.

Глава 9

Выпадение в осадок

Алексей подошёл к ней в школе на первой же перемене.

– Мне правда неудобно, – тут же начал он. – Ты не думай, что я такой жлоб. И вообще… Где живут эти люди?

Он имел в виду, конечно же, Кирюшку и его родителей! Настя сразу догадалась, хотя Алексей, как она успела заметить, обычно такой невозмутимый и уверенный в себе, сейчас мямлил и очень стеснялся, а потому говорил нечётко и тихо. Решился, значит, попросить прощения. Какой умник! Значит, он хороший человек! И среди красавцев, значит, такие попадаются!

– В моём доме они живут, – ответила Настя. Очень спокойным голосом. Ей хотелось, чтобы и Алексей тоже успокоился, – потому что его было даже жалко. Не хотелось смотреть на то, как человеку было не по себе…

– Настя, я хочу к ним зайти, – уже гораздо спокойнее попросил Алексей.

– Здорово! Ты молодец! – улыбнулась Настя.

– А в какой они живут квартире? Слушай, а может, ты проводишь? – Алексей улыбнулся тоже.

– Ну давай провожу.

– Я знаю, в каком ты доме живёшь! – заторопился Алексей. – Давай встретимся, может, в вашем дворе?

– Давай.

– Во сколько?

– Ну… Можно в четыре часа.

– Отлично! До встречи! – махнув рукой, крикнул Алексей и умчался.

А Настя осталась возле окна, где её и обнаружил Алексей несколько минут назад. Она была счастлива. Всё лечится добром, это правда!


Торопясь к кабинету биологии – звенел звонок на урок, Настя случайно перехватила взгляд Насти Первой. И ещё Насти Потапчук: какая она там сегодня – Третья, четвёртая? А может, уже вырвалась вперёд и стала Вторая? Настя вдруг подумала, что ей стало это совсем неинтересно – быть зрителем, наблюдающим бурление чужой жизни. Быть только пассивным зрителем. Нет, победить в их соревновании по красоте и успешности ей всё равно не захотелось. Но вот что стало всё равно – это точно. Своя жизнь нравилась Насте больше. Потому что она оказалась ничуть не хуже. Так что и Настя Ладыжковская, она же седьмая среди Насть и в общем списке тоже последняя, посмотрела на прекрасную Первую не как лягушка из болота на сверкающую в небе звезду, а как просто девочка на просто девочку.

Настя это, кажется, поняла. Только другая Настя – Настя Потапчук. Потому что она с необыкновенным удивлением на лице перевела взгляд с Насти седьмой на Настю Первую. И обратно. Вроде бы как демонстрируя: нет, ну вы посмотрите, что творится! Это кто тут так приборзел?

А Настя седьмая уже не вдавалась в подробности местной иерархии. Ведь у неё было столько дел, столько дел…


Почти в четыре часа дня Настя вышла из подъезда. Конечно, никого на улице не увидела. Никакого Алексея в смысле…

Естественно, она сразу подумала: а вдруг Алексей пошутил? Он такой насмешливый, такой ехидный. Вот и продолжает так изощрённо прикалываться над ней. Потому что она, конечно же, не могла сразу стать уверенной и непрошибаемой. Настя оставалась самой собой, а потому и вполне допускала, что к ней могут вот так относиться – в смысле обманывать и прикалываться. Это только в случае с Золушкой – да и то в сказочном варианте, такое возможно. Такое – что её немедленно сделали членом королевской фамилии и начали почитать. В обычной жизни, разумно рассуждала Настя, всё придёт не сразу.

Но Алексей всё-таки появился, хоть и заставил Настю посходить с ума минут десять. Он окликнул её из машины – красивой узкой машины, как будто размазанной по земле.

Девочка вздохнула с большим облегчением. Машина остановилась у подъезда, Алексей выскочил из неё и подошёл к Насте.

– Привет! – улыбнулся он, и Настя смогла оценить, какой же Алексей красавец.

– Привет!

– Ты знаешь, я про это, в общем, сестре рассказал… – начал он, – ну, хотел просто уточнить, насколько может быть правдой то, что ты говорила…

– То есть ты мне не поверил? – ахнула Настя.

– Да поверил! Ну просто совета хотел спросить. Да и вообще, она умная. – Алексей взъерошил волосы и оглянулся на машину. – Ну, и она мне по мозгам надавала. Сказала, что стыдно… и вообще… Ты, в общем, не думай.

– Да ничего я не думаю! – Настя не могла понять, к чему он клонит и что значат все эти «вообще».

– В общем, она предлагает вещи – у неё же племяшка… В смысле у меня племяшка, а у неё сын, Вовка. Вещи она предлагает Вовкины. У нас их просто море – и в нашей квартире завалы, и у сестры. Вовке два года, он из многих уже вырос, и девать их некуда. И коляску его… Мы бы всё отдали. Возьмут эти люди, как ты думаешь? Сестра вон привезла целую машину. Но она выходить не будет. Сказала, я должен всё сам, раз сам дров наломал. Ну, как лучше сделать?

Настя задумалась. Откуда она знала, как отреагирует Светлана и её мама. Они же гордые. Скажут: нам чужого не надо, и ваших подачек тоже. Алексей расстроится. А хочет ведь доброе дело сделать…

Надо сказать, надо просто всё нормально объяснить! Настя вновь наполнилась решимостью. И широко кивнула Алексею:

– Давай предложим!

– О’кей! – обрадовался Алексей. – Нести?

– Неси.

И Алексей бросился к машине.

Открыв багажник, он принялся вытаскивать оттуда разное добро: пакеты, коробки, роскошную сине-зелёную коляску, которую тут же, на улице, мгновенно собрал и наполнил этими самыми пакетами, свёртками и коробками. Правда, часть даже не поместилась.

– Поможешь? – поинтересовался Алексей. – Тогда возьми эти две коробки. Они лёгкие. Ну, куда идти?


Их пустили в дом. Очень удивились, смутились, но с улыбкой и искренними словами благодарности взяли всё добро. Но с порога Алексей начал так:

– Это я вашу коляску сломал. Угнал и сломал. Простите. Я приехал всё это компенсировать.

Насте понравилось, как он сказал. Она ничего не знала о принципах романтизма[5], которые на примере своих персонажей претворял в жизнь писатель Гюго. Ей просто нравилось всё благородное и возвышенное, а Алексей вёл себя сейчас именно так.

– Вот эти две сумки со всем новым, сестра сказала! – суетился Алексей, как хорошо подготовленный молодой папаша, Настя даже незаметно хихикнула. – Вовке столько надарили, не пригодилось. Вот в этой сумке – что всего пару раз надевали. Это игрушки – тоже новые, малышковские. Сестра сказала, что в детских вещах добрая энергетика, надо брать, когда предлагают…

Светлана и её мама улыбались спокойно и мило. Они не ахали, заламывая руки, не кричали «Ничего нам не надо!», не жались в угол, изображая суперскромниц. Светлана спросила только:

– А ты хорошо подумал?

Алексей кивнул в знак согласия. И ему поверили…


Роскошная машина сестры Алексея давно умчала от подъезда. Закончилась суета с тряпками и игрушками, и вот, провожая Настю и её напарника, Светлана вывезла своего сына во двор на новой коляске.

Алексей нёс пакет с книгами. Ещё перед выходом из дома благодарная любительница чтения захотела сделать ему подарок и предложила несколько больших красивых книг и пару маленьких, невзрачных.

– Хочу подарить это тебе, – сказала тогда Светлана, протягивая Алексею стопку, – прочитай, мне кажется, тебе понравится.

И тут Алексей снова удивил Настю смущением. Он замялся, не решаясь брать книги в руки. Так что Настя даже осторожно похлопала его по руке и прошептала:

– Бери же, почитай. Интересно!

На самом деле она, конечно же, даже не успела рассмотреть фамилий авторов и названий, но раз Светлана уверяла, что должно понравиться, то какой разговор? Однако Алексей потупился и негромко произнёс:

– На самом деле я это уже всё читал… Да, и это тоже, и это… Но можно, я у вас кое-что другое попрошу? Просто прочитаю – и верну?

– Конечно! – обрадовалась Светлана.

И они, забыв о Насте, которая старательно прислушивалась к их разговору, зашагали вдоль книжных полок. Они обсуждали каких-то писателей, сыпали словами, где не всегда разберёшь – что фамилии автора, а что название книжки. Настя всего этого, конечно же, раньше не слышала. Но ей не было обидно, что сейчас её игнорировали, – на днях совершенно неожиданно для себя Настя узнала, что больше ясности и пользы будет от того, если читать книги не какие попадутся, а в определённой последовательности – какой, она ещё не выяснила, но ведь всему своё время. Это Светлана как-то начала ей объяснять, но тогда пришлось прерваться. Ничего. Слушая увлечённый разговор вставшего на путь исправления циничного красавца из гуманитарного класса и влюблённой в книги библиотекарши, Настя поняла, что очень хочет быть образованной. Зачем – это ещё пока не совсем было ей ясно. Но хочет.

Да и вообще – столько планов у неё было, столько деятельных мыслей!..

…Поэтому когда на углу дома она прощалась с Алексеем, то слушала его слова невнимательно – задумалась о своих делах, замечталась. А он говорил что-то о том, как Настя хорошо поступила, кажется… В общем, что-то приятное.


Неприятное началось в школе – в середине следующей недели. Тоскливо-неинтересная – Настя даже её скучные имя-отчество всё время забывала – учительница русского и литературы, она же классная руководительница, подозвала на перемене Настю к себе, выгнала всех из кабинета и заговорила так:

– Настя, мне кажется, ты стала слишком рано интересоваться мальчиками. И не просто мальчиками, а взрослой жизнью. Не находишь?

Настя, конечно же, «не находила». И потому не знала, как ответить на этот вопрос. Она просто пожала плечами.

А учительница продолжала:

– Ну тогда скажи-ка мне такую вещь: почему ты ведёшь с учеником параллельного класса, твоим ровесником, всего лишь твоим ровесником, какие-то совершенно непотребные разговоры? Не делай удивлённого лица – а лучше вспомни, что это у тебя за мысли о деторождении и почему ты разговариваешь по этому поводу с мальчиком. С мальчиком, заметь, из благополучной семьи, отличником, который идёт на серебряную медаль. К чему ты его подбиваешь? Ты, наверное, решила, что вы уже взрослые?.. – Сбавив громкость голоса, учительница уставилась Насте в глаза и тревожно спросила: – Ты не хочешь делать аборт? Или, наоборот, – хочешь?

Если бы Настя рассказывала кому-то об этом разговоре, то она охарактеризовала бы своё состояние так – «Я просто выпала в осадок»… Серебряная медаль, аборт – и особенно аборт. Кто аборт? Кому аборт? Чего учительнице надо? И вдруг, совершенно некстати, Настя представила свою некрасивую и неинтересную училку играющей в сериале для семейного просмотра. Кого играющую? Такую же скучную учительницу. Слово «аборт» Настя чаще всего слышала именно во время просмотра сериалов. Так вот ей и представилось сейчас, что учительница произносит свою речь с экрана телевизора. И… Настя усмехнулась.

– Ты чего это смеёшься, Ладыжковская? – опешила классная руководительница – уж такой реакции она точно не ожидала. – Вот это да-а-а, вот это девочка у нас… Ты что, думаешь, мы о тебе ничего не знаем? Между прочим, завуч по воспитательной работе видела твою фамилию в числе тех, кого задержали сотрудники детской комнаты милиции! Ты в курсе? Кошмар, кошмар! Позор, позор! Оказывается, ты где-то шляешься после уроков – раз тебя уже в детскую комнату приводят! Я думала, у меня тут просто троечница учится, а она, оказывается, маленькая потаскуха! Да ещё и такого хорошего мальчика пытается с пути сбить! Вот это да-а-а!..

Такие слова в свой адрес Настя слышала впервые. Ну, троечница, ну – кошмар и позор. Но всё остальное… Да, чего-чего, а такого девочка не ожидала. Перед глазами у неё зарябило, Настя быстро-быстро заморгала, чтобы унять слёзы. Надо же… Всю её новую жизнь – наконец-то интересную, счастливую, вдруг как будто вывернули наизнанку, перекроили. И такую позорную показали людям – смотрите и ужасайтесь! А получилась она гадкой, неприглядной – такой, на которую хотелось набросить тряпку, чтобы никому её видно не было.

Отличник из благополучной семьи… Это понятно кто. Но он-то тут при чём? Надо же!

Настя стояла перед классной руководительницей, которая вертела у самого её лица своим длинным хрящеватым носом, – и понимала, что не знает, как ответить, чтобы защитить себя. Что возразить. Как оправдаться… И она вдруг поняла, зачем Светлана предложила ей почитать именно те книги! Ведь все они оказались, конечно, не садово-огородными, не про клоунов и чудовищ. Они – про таких же, как Настя, про отверженных. Про тех, кого гонят, обижают и несправедливо наказывают. Которые не уверены в себе и во всём сомневаются. Которых некому поддержать… Как будто Светлана знала, что случится с Настей. Ведь наверняка с теми, кто решил подняться с колен (ну или хотя бы просто из болота), рано или поздно всегда такое случается. То есть вдруг наступает критический момент, и эти самые несчастные и задрипанные коренным образом меняют свою жизнь. Вот и книги Света дала, чтобы Настя учла опыт. Опыт предыдущих страдальцев – и победителей!

Да, ведь теперь Настя читала книги. И, как это ни пафосно звучит, они помогали ей. Вот и сейчас все благородные, добрые и смелые герои, книги о которых она успела прочитать, как будто встали у девочки за спиной. И они словно шептали Насте: «Не бойся! Давай, борись за свою честь! Мы выдержали, и ты старайся!»

…А учительница тем временем продолжала:

– Вот у нас тут какая, оказывается, на самом деле тихоня… И никто ж ведь не ожидал. Сидит – тише воды ниже травы, а поди ж ты! Рано о мальчиках-то начала думать, рано! Вернее, какое там «думать» – если у тебя с ним уже разговоры о мужьях и младенцах!!!

И тут до Насти наконец дошло. Всё не так плохо – просто учительница услышала её разговор с Алексеем – по поводу похода к Светлане и Кирюшке! Ой, да это ж совершенно ничего тогда страшного, надо просто объяснить сейчас, о чём идёт речь! И по поводу детской комнаты милиции тоже внести ясность…

Настя даже улыбнулась, обрадовавшись тому, что всё сейчас разъяснится и никто не будет обзывать её плохими словами и в чём-то подозревать.

Но её улыбка просто взбесила классную руководительницу.

– Нет, ну вы посмотрите! – всплеснув руками, воскликнула она. – Она ещё и издевается надо мной! Вы посмотрите, какая она довольная!!! Мать вообще тобой не занимается, что ли? Сама – молодая профурсетка, и дочка по её стопам идёт, в восьмом классе ребёнка заводить задумала! В общем, чтобы завтра прямо с утра в школу с матерью. Слышишь меня?! Я вызываю инспектора из детской комнаты милиции. Вот мы и выясним, за какие такие подвиги ты там числишься и что за жизнь ты ведёшь. И завуч будет при разговоре присутствовать. Уж она тебе спуску не даст. Вам с мамашей. Ясно? И будем решать, что с тобой делать. У нас такой хороший класс – по всем показателям. И вдруг такой… такой… Нонсенс такой! Мы этого так не допустим! Не оставим… Поняла? А сейчас иди, тихушница!

Уже прозвенел звонок, и в кабинет влетели самые нетерпеливые одноклассники. Про тихушницу, нонсенс и «что с тобой делать» они услышали. Так что перешёптывание с показыванием на Настю седьмую пальцем продолжалось все уроки напролёт. Новая её тайна снова будоражила и манила. Что седьмая такого совершила? Что нарушила? И что с ней собираются делать?..

А Настя все эти уроки сидела, как пыльным мешком пришибленная. Думала и вспоминала слова учительницы, пытаясь понять: на чём же основаны её такие ужасные и нелепые подозрения? Под это дело даже не расслышала, как её вызвала географичка. С довольным улюлюканьем добрые одноклассники погнали её к доске, но в силу того, что Настя не слышала вопроса, она не смогла, естественно, рассказать ничего внятного. Была отправлена на место с двойкой и какими-то обидными словами в свой адрес. А уже на обратном пути случайно подняла голову и посмотрела в прекрасное лицо Насти Первой. Первая тоже смотрела на неё. Пристально и с явным интересом.

А раньше ведь даже не замечала.

И сама Настя Ладыжковская, по причине того, что была всего лишь седьмая, наблюдала за красавицей лишь издалека или сбоку. А чтобы посмотреть ей в лицо – нет, никогда… И тем более заговорить с ней. Да, за время совместного обучения эти девочки никогда не разговаривали.

Никогда…

Вплоть до той самой беседы, которая состоялась у них не далее как вчера после уроков.

Глава 10

И последние станут первыми…

Главная Настя класса подошла тогда к Насте самой неглавной. Так получилось, что больше вокруг никого не оказалось – ни привычной свиты красавицы, ни вообще каких-либо людей. Это было в кабинете русского и литературы после урока – как раз последнего. Настя собиралась, как обычно, прошмыгнуть в дверь с общей массой, но чья-то твёрдая рука выдернула её из потока. И вот уже Настя последняя стоит перед Настей Первой, которая, заслонив собой входную дверь, пристально смотрит на неё. На Настю седьмую…

Пришлось и Насте поднять глаза на красу и гордость класса. А краса сказала:

– Ну, ты меня удивила. А у тебя хороший вкус, дорогуша. Я имею в виду – на парней. Губа не дура.

Настя растерялась. Разумеется, растерялась. И, конечно же, не могла понять – хвалят её сейчас, что ли? Или как это понимать? Поэтому она просто промолчала.

А Первая Настя продолжала:

– Мы тебя, конечно, явно недооценивали. Но теперь исправимся. Даже интересно, чем ты так Алекса Шаповалова зацепила. А может, он твой родственник? Новый сводный брат, а? Что там у вас со свадьбами, мужьями – мне очень интересно. Кто там чей муж, кто на ком женился? Может, родители ваши объединились в одну семью – а мы и не знаем?

– Нет, нет! – замотала головой Настя седьмая.

– Точно?

– Точно!!!

Настя Первая над ней, наверное, издевалась. Настя это осмыслить не успела, потому что задумалась: видимо, Алекс Шаповалов – это и есть Алексей, угнавший и возместивший коляску бедной женщине, признавший свою неправоту и решивший попросить прощения у обиженного им Генки… Красивый и благородный. А она даже не удосужилась его фамилию узнать. Алексей и Алексей. А он, оказывается, к тому же и Алекс.

– Ты чего молчишь? Прикалываешься? – услышала тут Настя. И аж вздрогнула – прекрасное лицо Насти Первой было гневным и недовольным. Тоже прекрасным, конечно же. Но очень гневным.

Настя седьмая что-то ответила, но слова её утонули в воплях влетевших в кабинет шестиклашек. Настя Первая больше ничего сказать не успела, прорвалась сквозь толпу и пропала. А Настя последняя долго пропускала наглых шустрых детишек.


…Вот какая это была беседа. И сегодня Настя Ладыжковская решила её возобновить. Да, сама. Потому что, сопоставив несколько фактов, она пришла к выводу, что гнев училки – не от того, что она сама услышала её разговор с Алексеем и наделала всяких неправильных выводов. А кто-то пересказал ей этот разговор! И кто мог пересказать – а тот, кто был недоволен фактом общения Насти с Алексеем, вот оно что! Кто это мог быть? Конечно, тот, кто особо удивлялся этому. И даже заводил с Настей разговор на данную тему. А кто этот человек? Прекрасная Настя Первая…

Настя Ладыжковская пришла в ужас от такого вывода. И – не поверила сама себе. Ведь Первая была такой красивой и гармоничной. Ну не могла она взять и побежать к учительнице ябедничать! Да ещё так искажать факты. Не похожа она была на злодейку.

Почему не похожа? Потому что Насте очень хотелось, чтобы всё красивое было одновременно и добрым. А иначе зачем красота нужна? Зачем она даётся человеку? Не затем же, чтобы людей обманывать. Алексей вот ведь красивый – и тоже, как выяснилось, добрый. Просто это нужно заметить в человеке, поддержать, развить…

Настя придумала уже много добрых дел, к которым ей не терпелось привлечь своего пока что единственного приятеля. Она боялась называть Алексея другом – но была уверена, что он и есть её друг. Он увидел в ней её прекрасную внутреннюю сущность, раз сам проявил интерес и оказался способен на такой благородный поступок! Девочка была погружена в самые радужные, самые трогательные, самые прекраснодушные мечты. Нет, что они являются такими, она, конечно, не знала. Ей просто хотелось добра, счастья и настоящей дружбы.

Ей даже Золушкой больше стать не хотелось. Во как! Много раз думая про эту самую Золушкину судьбу, Настя вдруг поняла, что ей самой совершенно всё равно, как на неё отреагируют принцы и выберет ли её кто-нибудь. Окрылённая своей активной деятельностью, она чувствовала в себе энергию десяти принцев. И с теми, кто её не уважает и не замечает, бороться смысла не было. Настя ощущала себя равной им. Этого было достаточно – и не важно, знают они об этом или нет. Так что, если придётся давать им отпор и сразу у Насти удачно не получится, она не расстроится. Она просто в следующий раз будет спокойнее и сильнее. А ещё лучше – она им просто улыбнётся, и обижать её никому не захочется. Ну, наверное…

Так что Настя продолжала бороться за свой ясный и светлый мир. Поэтому, дождавшись перемены перед последним уроком, она собралась с духом и, подойдя к Насте Первой, дёрнула её за рукав.

Первая обернулась. В безграничном удивлении замерла и вся её свита. А Настя – борец за счастье, спокойным голосом спросила у Насти Распрекрасной, зачем она так поступила и пересказала учительнице чужой разговор. И к тому же столь мощно его переврала. Конечно, красиво и чётко выражать свои мысли Настя Ладыжковская ещё не умела, говорила она, перескакивая с пятого на десятое. Но всё-таки говорила. И смотрела в красивое лицо Насти Первой очень уверенно.

Так что Настя снова удивилась. А свита её удивилась ещё больше – ведь все были уверены, что эти две Насти разговаривают первый раз в жизни.

Ого…

Настя Первая умела держать паузу. Или, как у всех гармоничных людей, у неё это получилось само собой. Но своим молчанием она заставила Настю седьмую покрыться испариной и покраснеть от волнения.

Но любая пауза в конце концов заканчивается.

– Ну да, я как-то слышала, что вы с Шаповаловым о чём-то болтали, – заговорила Настя Первая, – удивилась, конечно. Да ты и так знаешь, что смогла меня удивить. Но чтобы училке рассказывать… Это не в моём характере, я до такого не опускаюсь.

– Правда? – обрадовалась Настя. И вскрикнула как-то уж совсем пискляво – как первоклашка. Даже застыдилась этого. Тьфу…

– Правда. Не знаю, может, ты сплетница, а мне ни к чему. А нравится Алекс – владей. Мне даже интересно – надолго это у вас? Вот и посмотрю… За тобой, оказывается, оч-ч-чень наблюдать интересно. Просто цирк. Ну, действуй.

Настя не верила своим ушам. Она уже поняла, что невзначай перебежала дорожку самой красивой девушке класса. И вот теперь эта самая девушка отказывается от борьбы с ней – хотя могла бы по щелчку пальцев собрать такую армию, которая за считаные секунды смела бы Настю с дороги.

Все вокруг были благородными! Надо верить в добро – и оно непременно восторжествует!

Настя смотрела на красивую стройную спину другой Насти и чуть не плакала от счастья. Как хорошо иметь дело с такими людьми! Да и со всеми остальными. Вот их сколько вокруг! И если раньше ей хотелось, чтобы никто из одноклассников не видел её и не слышал, то теперь Настя была готова всех обнять, всем что-нибудь сделать приятное, помочь как-то. И вообще…

Все те, кому она собиралась немедленно помочь, с сожалением стали расходиться – удивительный концерт закончился. В своей эйфории Настя не слышала, как хихикали и с удивлением обсуждали это событие её одноклассники. Она была вся в мыслях о добре и зле. О том, что у людей много сложностей и трудностей и им на самом деле не очень-то и легко живётся. Даже красивым. Даже самым красивым. Ведь у Насти Первой, кроме разбитого сердца, имелась большая проблема. Фамилия у этой Насти была – Свинорылова.


А по поводу своего сердца Настя Ладыжковская была спокойна. Новая партия книг, которой снабдила Настю библиотекарь Светлана, была про любовь. Настя сама попросила. И хоть за эти дни одолеть она успела совсем немного, девочке, которая с большим интересом следила за взаимоотношениями персонажей, стало понятно: любовь может развиться из дружбы и постоянного интереса. А раз всё это у них с Шаповаловым Алексеем есть… Дальше загадывать Настя боялась. Как получится.

Тем более что сейчас было не до любви.

Едва закончился урок, классная руководительница примчалась откуда-то из недр школы, зависла возле двери кабинета физики и, равнодушно пропуская мимо себя остальных, отфильтровала в толпе Настю и вцепилась в неё.

– Ты помнишь: чтобы завтра же с матерью в школу! К первому же уроку! Поняла?

Настя-то поняла – но вот поймёт ли мама?.. Как ей об этом сказать – и сможет ли она отпроситься на работе? Там, знала Настя, такое не приветствовалось. А у мамы построение карьеры и деньги, которые, кроме неё, никто им с Настей не заработает…

Одноклассники проскакивали мимо Насти седьмой, которая замерла у раздевалки, не решаясь забрать куртку и отправиться домой.

– Ну, седьмая, это серьёзная заявка на популярность! – проходя мимо неё, протянула Анжела.

Шедшая следом на ней акробатка Марина ничего не сказала, только посмотрела на Настю с интересом – а ведь раньше тоже глядела как сквозь стекло, не замечала. Прокатились шумным колобком несерьёзные, вечно хихикающие мальчишки.

– Седьмая, колись, чего ты там отмочила?

– Ну-у, седьмая! С матерью в школу – это круто!

– С матерью в школу – да ты претендуешь на лидера нашего хит-парада!

– Ты прямо какая-то жёсткая неформалка, оказывается! А, седьмая?

– Мы тебя боимся!

– Ой, боимся!..

А вот Настя-то сейчас никаких мальчишек не боялась. Она даже отмахиваться от них не стала, мальчишки выступили и укатились своей громогласной оравой к вешалкам. Ужас перед маминой реакцией накрыл её мощной волной. После слов учительницы она подумала о предстоящем разговоре с мамой как-то вскользь. А сейчас…

И конечно, благородный и внимательный Алексей пришёл на помощь! Настя хоть и не поджидала Алексея специально, но немножечко – просто самую малость, надеялась на его появление.

Что он сделал? Отыскал Настину куртку, поскорее вывел девочку на улицу и уже там, по дороге к Настиному дому, расспросил обо всём.

И всё придумал – смелый, решительный и деятельный, настоящий романтический герой, Алексей успокоил Настю и всё-всё придумал. Придумал, как поступить завтра – и сделать так, чтобы, никого не обманывая, не зля Настину работящую маму, и в то же время достойно выстоять в завтрашней битве с учителями.

Для этого нужен был только добрый и понятливый взрослый – ведь для гармонии и справедливости обязательно должны быть такие взрослые, которые не ругаются, а заступаются за детей. Иначе детям просто не выжить. Как нарочно, суровая, но справедливая сестра Алексея и её муж в эти дни уехали из Москвы. Но ничего, был ещё один хороший человек – Светлана. К которой Настя с Алексеем и отправились – предварительно позвонив ей: можно?

Оказалось, можно!


И ранним утром, без многих минут восемь, Настя и Светлана поджидали классную руководительницу, завуча и всех, кто придёт обличать Настю, возле учительской. Алексей маячил в отдалении – его должны были вызвать, если понадобится поддержка.

Не понадобилась. Классная руководительница суетливым, но гневным комаром подлетела к этой парочке, цыкнула на Настю, посмотрела на скромную невысокую Светлану и возмущённо выпалила:

– Вы кто? Вы не мать!

Она имела в виду, конечно, что Светлана не мать Насти (что являлось несомненной правдой). Но с русским языком у учительницы было не очень – вдруг отметила про себя Настя. Поэтому фраза получилась такой комичной. Тогда как Светлана говорила чётко, ясно и красиво.

– Ошибаетесь, – улыбнулась Светлана, – я как раз мать. Правда, другого ребёнка. А этому – то есть Насте, я наставник. Присматриваю за ней, и она мне помогает. Настя – очень хорошая, добрая девочка, и потому мне хотелось бы выяснить, в чём же вы пытаетесь её обвинить. И знаете ли вы о презумпции невиновности?

Наверное, учительница об этом что-то знала. Но при чём здесь какая-то презумпция – когда завуч вот-вот снимет с неё такую стружку за подобную педагогически запущенную ситуацию, что это всё может закончиться очень плачевно лично для неё, как для сотрудника данного учебного заведения!!! Так что Настина классная руководительница набрала в лёгкие побольше воздуха – и повторила примерно всё то же, что высказала Насте. Да ещё и добавила изрядную долю рассуждений о нравственном облике Настиной мамы, которая не удосужилась сама прийти в школу.

Настя молчала и сдерживалась, хотя слёзы были уже наготове. Светлана смотрела на учительницу с ироничной улыбкой и оставалась спокойной, даже когда к ним подошли завуч и милиционер, которые пригласили всех зайти в учительскую.

В милиционере Настя узнала капитана Макарова. Он улыбнулся Насте. Видимо, они всё уже обсудили с завучем, а потому…

Потому обличительные слова учительницы, которая таким образом отчаянно защищала себя, никакого успеха не имели. Ведь капитан Макаров рассказал, что случилось с Настей в тот день, когда она оказалась в их учреждении, кого там искала и чего хотела добиться. Пожурив за рьяность, он с удовольствием хвалил Настю и говорил, что побольше бы таких сознательных детей.

Завуч сидела довольная. Всегда приятно, когда твои подопечных не ругают, а хвалят. Распрощавшись со Светланой и отправив на уроки Настю, завуч с удивлением поинтересовалась у учительницы, что же так не понравилось ей в поведении ученицы Ладыжковской.

Конечно, учительницу было жалко. Конечно, она не могла поведать подробностей своей нелепой истории – чтобы не поставить себя в глупое-преглупое положение. Кое-как отговорившись и сославшись на то, что у неё идёт сейчас важный урок, она умчалась от инспектора по делам несовершеннолетних и своей начальницы.

А как только выдалась возможность, подозвала к себе Настю Потапчук – и в свою очередь поинтересовалась у неё…

Хорошо, что этого не узнала Настя Ладыжковская. Того, что именно Настя Потапчук поделилась информацией со своей учительницей. Не информацией, конечно, а выдуманными фактами.

А зачем? Чтобы стать более близкой подругой Насти Блистательной. Схема была простая: просто-напросто нейтрализовать неожиданно возникшую на пути Насти Первой к сердцу прекрасного Шаповалова Настьку седьмую. Санкции учителей могут быть самыми разнообразными: от простых разборок с родителями, запрета дружить и тому подобных мягких мер – до исключения неблагонадёжной девицы из школы и переводе если не в интернат, то куда-нибудь подальше. Настя Первая обязательно должна оценить этот поступок – и сделать Настю Потапчук своей подругой. Потапчук уже видела вечную незыблемую тройку первых красавиц королевства – Свинорылова, Потапчук и Балабкина. А там, глядишь, можно и Балабкину отодвинуть, так что первых места будет два – а остальные деритесь как хотите за остатки. Это было давней, выстраданной мечтой Насти Потапчук.

Но Настя Первая её своей подругой не сделала. Выслушав донесение ожидающей похвалы и горячих дружеских объятий Потапчук, она пришла в негодование и заявила, что это подло и что подлые поступки – это не её метод. С интриганкой и разносчицей грязных сплетен Потапчук ей не захотелось больше иметь ничего общего, а с невинно пострадавшей Ладыжковской Настя Первая даже объяснилась. И великодушно подарила ей Алексея Шаповалова. Вернее, возможность быть с ним.

Так что Настя Ладыжковская не ошиблась – внешне красивые люди бывают так же красивы и внутренне. Настя Первая была красива и благородна. А также умна, добра, порядочна – и ещё много-много-много она имела прекрасных качеств. И все они были настоящими. Такая уж Настя уродилась. А фамилия… Ну что – фамилия. Сменить неблагозвучную фамилию на какую-нибудь другую существует много способов. И выйти замуж, чтобы стать, например, Гримальди, Бернадот, Гогенцоллерн, Романовой, Виндзор, Саксен-Кобург-Готской[6] или любой другой, – вполне возможный вариант для такой красавицы. Если Настя задастся подобной целью, конечно.

У Насти Ладыжковской были проблемы совсем другие. О благородном поступке своей прекрасной одноклассницы она не узнала – а то, конечно же, пришла бы в восхищение. Её теперь многое что восхищало, радовало и интересовало. Из скромной и почти невидимой девочки она превратилась в ураган активности. Даже пылесосила теперь дома Настя чуть ли не со скоростью света. И готовила быстрее. А уж посуду как мыла… Потому что столько других дел, столько дел…


…Довольная и счастливая, она попрощалась со спешившей домой Светланой и мчалась от учительской к повороту коридора, где ждал её Алексей. Да, он всё ещё ждал, хотя к нему уже активно приставали дежурные старшеклассники, интересуясь, почему он до сих пор не на уроке.

Настина благодарность к Светлане и Алексею Шаповалову не знала границ. И если выразить хотя бы её часть Светлане она успела, то Алексея осчастливить не удалось – под конвоем дежурных он направился в кабинет биологии. Настя только радостно крикнула, когда он обернулся:

– Всё отлично! Просто супер! Они меня даже хвалили!

Алексей сложил из пальцев значок о’кей и с дурашливо-покорным видом зашагал по коридору, окружённый дежурными.

А Настя отправилась на свой урок. Нет, одноклассники не встретили её овацией и заверениями в дружбе. Но и глупая мещанская версия случившегося с ней, которую придумала и донесла до ушей бдительной классной руководительницы Настя Потапчук, не добралась до них. Так что всё осталось почти по-прежнему: есть Настя седьмая, и есть её тайна.

После уроков, стоя у дверей и наблюдая, как удаляются от школы эта самая седьмая Настя и Алексей Шаповалов, рьяные составители рейтингов популярности восьмого «Б» класса Настя пятая, Света первая и Анжела с привычным удивлением переглянулись.

– Ну что – по количеству упоминаний и ссылок за эту неделю наша седьмая лидирует, – констатировала Настя пятая.

– Предлагаешь её двинуть? – спросила Анжела.

– А что ж? – поддержала Настю пятую Оксана первая. – Ботаничку и Настьку шестую спустим на последние строчки. А у этой будет, ну… Девятое место в общем списке и…

– И тогда она, значит, будет шестая.

– Девятое место – когда такой ажиотаж вокруг неё? – удивилась Настя пятая. – Как-то мало…

– Ну давай, она будет пятая, ты шестая, а шестая – седьмая, – предложила Анжела.

– Это с какого перепуга? – испугалась Настя пятая.

– Популярность, Настенька… – усмехнулась Анжела. – У нас всё честно. Кто популярнее, тот и…

– Не-не-не, так не пойдёт! – замотала головой Настя пятая – ей очень не хотелось терять своё хоть не первое, но и далеко не последнее место в списке. – А давайте, может, на такой случай отдельный рейтинг составим? Ну, что-нибудь типа «Удивления этой недели»? А старый список не будем трогать…

– Но ведь кое-что изменилось – ты же не можешь это отрицать? – сказала Оксана.

– Изменилось, да…

Девочки задумались. Задача перед ними стояла непростая.

Глава 11

Сама себе фея

А Настя Ладыжковская, которой по-прежнему не было никакого дела до их рейтингов популярности, уже сидела на детских карусельках в своём дворе, и Алексей Шаповалов изо всех сил эти карусельки раскручивал. Настя весело визжала, а Алексей всё крутил и крутил – до тех пор, пока проходившая мимо женщина не крикнула:

– Эй, ну-ка, слезайте! Сломаете! Это же для малышей карусель. Как вам не стыдно – лбы такие здоровые, забрались!

Конечно, Алексей и Настя тут же слезли. Конечно – не сговариваясь, рассмеялись, ведь история почти повторилась, и оба это поняли. Они уселись на вполне нейтральную скамейку – на которую не претендовали ни дети, ни старушки. Вокруг было мирно и тихо. Вот, пересекая двор, по дорожке прошла красноносая парочка. Пыхтя от усердия, неутомимые любители выпить толкали коляску, набитую очищенными от этикеток бутылками. Коляска и правда оказалась похожей на ту, которую…

– Глянь-ка… – кивнув в сторону тружеников стакана и рюмки, сказала Настя. – Их транспорт в целости и сохранности. А ты мне не верил.

Алексей дёрнул плечом и промолчал. Настя посмотрела на него и вздохнула. Да, признать чужую правоту тяжело – ведь принцы не могут быть не правы. Алексей гордо вскинул голову – но не выдержал, рассмеялся. Настя снова вздохнула – теперь уже с облегчением: что ни говори, а у интеллектуалов отличное чувство юмора. Ну ничего, подумала девочка, настраивая себя на позитив, она ещё поднатаскается в гуманитарных науках – и переведётся в «Г» класс. Пусть там у них Насть прибавится. Ей хотелось разбираться во всех красотах – живописи там какой-нибудь, классической музыке, знать, когда было рококо, а когда барокко и что это вообще такое. Мама старается, совершенствует свои знания и умения, и она тоже будет. Только такие знания, чтобы не работать, как мама, менеджером по продажам чего-то непонятного… Больше не будет маячить перед Настей скучная и трусливая классная руководительница, которую Настя, конечно, великодушно простила – но видеть не хотела. Поэтому в новый класс – это было бы так здорово! Так что Настина интересная жизнь со временем станет ещё интереснее – они с Алексеем будут учиться вместе. Ведь Алексей – умный, красивый и утончённый (Настя пока называла это «весь из себя»), и ей очень хотелось подняться до его уровня.

Но только как же… Как быть с внешним видом? Быть в новом классе снова последней во всём Настя больше не планировала. И хоть она не переставала думать, что человека украшают хорошие поступки, «никакой» быть уже не хотелось. Поэтому с внешностью что-то обязательно нужно делать, как бы мама ни сопротивлялась. В конце концов, работу для подростков ещё не отменили, на одежду можно заработать. А там и «Макдоналдс», и подобное ему вполне реальны. Мозг Насти, как мясорубка или бетономешалка, прокручивал одну кипучую мысль за другой. Вот какая боевая девочка столько лет просиживала в скуке и болоте!

Подумав так о себе, Настя, всё это время смотревшая в небо, на котором чуть разошлись тучки и показался нежно-голубой, подсвеченный солнцем лоскуток, с ностальгической грустью вздохнула. И тут же встрепенулась.

Стоп! Но Алексей-то почему обратил на неё внимание? Ведь не за красивые глаза и выдающуюся фигуру. Ведь он так изощрённо смеялся тогда над Настей, и его друзья подхихикивали… Сколько раз Настя думала об этом – а случая спросить не выдавалось ни разу. Значит, надо сейчас!

И Настя спросила:

– Алексей, скажи, а ты почему со мной дружишь? Я правда такая необычная? Тебе правда со мной интересно?

Если бы Настя продолжала смотреть сериалы, то она могла бы увидеть, как герой самого слезогонного и страдательного из них позавчера сказал, отвечая точно на такой же вопрос героини, так:

– Да, ты необычная. Не такая, как все. Все девчонки бегают за мной, а ты нет. И мне самому хочется за тобой бегать…

Но пока ей было некогда смотреть телевизор – и Настя не услышала этого ответа. А ещё не знала, что он очень банальный[7] и что произносят такие слова только или кто говорит в данном случае неправду, или люди совсем без фантазии и собственного мнения. Но тем не менее ждала она именно таких слов. Ведь ей так хотелось подтверждения того, что она личность и что он оценил именно это.

– Не знаю… Наверное, потому, что ты простая и хорошая, – ответил Алексей. – А ещё смелая – вон как на нас тогда наехала. Я как-то не ожидал. Ну, думаю, даже интересно – что это за пипетка такая бойкая…

Настя не знала – после такого признания обрадоваться ей или загрустить. Задумалась. Но ничего – она ведь только начала работать над собой, и со вкусом у неё было пока не очень.

… – А ещё – потому что ты называешь меня Алексеем, – донеслось тем временем до Настиных ушей. Точно – это он говорит, почему с ней общается. – Все «Алекс, Алекс». А Алексеем называют только дома. Вот меня как-то и пробрало.

Наверное, Алексей ждал, что сейчас Настя будет рассказывать ему, почему он ей нравится. Но вместо этого, забыв о самом любимом занятии девушек – выяснении отношений, она выпалила то, что забурлило в её мозговой мешалке:

– Отлично! Тогда смотри, что я придумала! Нам с тобой нужно съездить домой к Генке. Я уже всё придумала! Мы его с тобой найдём – только нужно взять карту Москвы и посидеть подумать, где он может жить. Я помню, он говорил, что живёт где-то, где из окна вид на канализационные отстойники. Я уже подумала – мне кажется, это где-то на юго-востоке, Верхние какие-нибудь Поля, Нижние Поля. Ведь у них там тоже есть детская комната милиции – заедем и спросим! Вот – давай скорее по карте посмотрим, поищем адреса детских комнат. В Интернете и телефонном справочнике – у нас дома есть «Жёлтые страницы» – и поедем! Ты возьмёшь рюкзак – помнишь, вы же отобрали у него рюкзак, вот ты его и вернёшь!

Деятельного задора и восторженной активности у Насти было через край. Ещё бы – столько лет сидеть юной домохозяйкой!

Но Алексей снова ответил так, как Настя не ожидала:

– Да не поеду я никуда, ты что…

– Как – не поедешь? – Настя решила, что в своих добрых делах они с Алексеем настолько объединились, что она вполне может планировать за них обоих. А тут вдруг…

– Вот так – не поеду, и всё, – покачал головой Алексей.

– А как же Генка?..

– Да как хочет.

– Как – «как хочет»? Ты что??! – воскликнула Настя, вскочила на ноги и встала перед Алексеем. – Ты же извиниться перед ним собирался – что вы обознались, помнишь? Ты же человека вором назвал – а он не вор! Забыл? Ты же сам просил встречу вам устроить!

Алексей пожал плечами. Пока Настя возмущалась, он смотрел на неё с удивлением, а сейчас на его лице была скука.

– А сейчас уже не хочу, – сказал он и нахмурился.

– Почему???

– Да я уже как-то и забыл про это про всё… – честно признался Алексей, но Настя не знала меры и не понимала «забыл». Это у неё в жизни события только сейчас хоть какие-то начались, а у некоторых всё иначе. Но Настя пока этого тоже не понимала.

– Да что же ты говоришь такое? – прошептала она горько. – А как же там Генка?

– Ну вообще этот Генка – мужик и сам справится со своими проблемами, – ответил ей Алексей. – А если не справится… Ладно, давай не будем об этом.

Настя не верила своим ушам. И это говорил тот, кто смог побороть гордость и отправиться просить прощения за сломанную коляску. Кто признал свою ошибку и собирался извиниться перед избитым им невинным человеком. Ужас! Она собиралась сделать ещё одно доброе дело – а Алексей не поддерживал её! Как же это так? Алексей, Алексей… Он казался ей хорошим человеком, просто настоящим романтическим героем – благородным, отважным и всё такое. А он оказался, оказался…

Настя попробовала зайти с другой стороны – убеждала, взывала к доброму сердцу Алексея. Но ничего у неё не получалось.

Мимо спорящих Насти и Алексеем проехали Кирюшка в коляске и его бабушка. Но в запале страстей они даже не поздоровались – потому что не замечали никого и ничего вокруг. Может быть, даже град их не остановил бы.

Но они разбежались сами. Оставляя Настю в полном недоумении, Алексей помчался из её двора, бросив:

– Ну и мотай к своему Генке.

Закапал дождь (до града дело так и не дошло), Настя стояла на дорожке и смотрела вслед удаляющемуся парню. Очень красивому, остроумному и стильному. Который должен был составить пару самой красивой девочке параллели. Но почему-то оказался рядом с ней, Настей. Может, не навсегда. Может, больше уже и не захочет с ней общаться – после такой ссоры…

Настя тряхнула головой. Ничего. Если они друзья, то всё просто так закончиться не может – по крайней мере, в книгах обычно так не заканчивалось. Это влюблённость проходила: раз – и нету! Так что сдаваться в воспитании Алексея Настя не собиралась. Он добрый, он хороший человек – просто сам не понимает этого. Поэтому так себя ведёт. Настя верила в добро – и ничто не могло теперь сбить её с этого убеждения.

С такими мыслями девочка отправилась домой. Там её ждало хозяйство в беспорядке, с которым она собиралась расправиться как можно быстрее. И книги – которые можно читать: при мысли об этом Настя чуть ли не облизнулась. А ещё карта Москвы и телефонный справочник – надо же, на самом деле, продумать, куда ехать искать Генку. Несчастные и неустроенные люди не должны страдать, кто-то обязательно должен спешить им на помощь. Ведь если нашлись добрые люди, которые помогли ей, Насте, и она должна быть для кого-то помощником и спасителем. Так что Алексей не прав, ох, не прав. Но он обязательно изменит своё мнение!

Да, Насте ещё только предстояло узнать, что её строптивый друг Алексей, как и большинство мужчин – да что мужчин, людей вообще, не плохой и не хороший. Он такой, как есть. Ну так у Насти впереди ещё целая жизнь – поймёт, куда она денется.

А Алексей этот бежал к своему дому-новостройке. Холодный осенний дождь падал на его красивую причёску, к созданию которой он, по большому счёту, не прилагал особых усилий, просто стригся у хорошего мастера. Но Алексей не замечал того, как дождевые капли сползают по волосам, создавая из них сосульки. «Я думал, вот не кривляка и не глупая Барби, а человек! – морщась, точно от боли, думал он. – Что она не помешана на свиданиях, любовных эсэмэсках и всякой такой хрени! А она, она… Ещё хуже она!» За его недолгую жизнь девушки так замучили Алексея, что он решил для себя – если и буду иметь дело с кем-то из них, то только с личностью. Только с той, с которой в первую очередь интересно поговорить и которую можно за что-то уважать. Поэтому от всех девчонок, которые выглядели как Настя Первая (ну, или почти так), он держался подальше. И в этом он тоже не знал меры – как и Настя Ладыжковская в добрых делах. Ведь красивые – не значит глупые, а весёлые и бойкие – не значит наглые. Но это всё ему ещё предстоит узнать. А пока…

Да пока он к тому же просто ревновал! «Генка! Генку искать, Генку спасать! – думал он, вбегая в подъезд. – По детским комнатам милиции шастать собралась – совсем, что ли, сбрендила? Что там она хотела ещё? А, канализационные отстойники обследовать…» Подумав об отстойниках и представив, как Настя заглядывает в них и призывно кричит «Ге-е-ен-ка!», Алексей хмыкнул. Затем усмехнулся. А у самой двери захохотал. Ну и Настя! В её безумии была какая-то прелесть. Эта девчонка не переставала его удивлять. Настя не знала – но из-за неё он поссорился со своими приятелями Костяном и Гариком. Они собирались в новый парк аттракционов, и Алексей предложил взять Настю. Ребята оказались против: ведь раньше они всегда были втроём, а вот теперь из-под колёс раздрыганной коляски вдруг появилась какая-то Грязюшка – и привет, тусуйся дальше кто как может… В результате на новые аттракционы, которые открыли в специальном ангаре и которые, если верить отзывам тех, кто там уже побывал, просто потрясают воображение, не пошёл никто.

«Надо мириться, – стряхивая с волос воду, весело подумал Алексей. – И пойдём. Вдвоём с Настей». Как быть с рюкзаком, Генкой и канализационными отстойниками, он ещё не знал. По-хорошему, а не по-жлобски если подумать, то, конечно, найти его надо бы. «Ну вот мы с пацанами и поедем его искать», – решил Алексей. Ехать в чужой район – да ещё точно не известно, в какой, искать малознакомого парня – в этом было что-то притягательно-опасное. Костян и Гарик наверняка согласятся, и мир восстановится. Алексею окончательно стало весело.

Так что нужно было действовать. Он схватил телефонную трубку. Надо позвонить. Но кому сначала – друзьям или девчонке? С кем помириться сначала?

Может быть, его выбор определит то, кто и во всей остальной жизни будет ему важнее: позвонит он кому-то из ребят или же наберёт сначала номер Насти. А может, ничего это и не значит. Сегодня так, завтра так. Но всё равно – о дальнейших событиях в жизни Алексея Шаповалова мы больше сообщать не будем. Ведь она, эта жизнь, – вещь очень таинственная. И случиться в ней может такое, о чём, казалось, ещё вчера даже мечтать было невозможно. Но вот то, что натурам деятельным – и особенно делающим что-то хорошее для других – везёт как правило больше, – это правда. Да и жизнь их интереснее.

Пусть везёт и красивым. Таким, как Настя Первая. С тронов и высоких пьедесталов больнее падать, чем с обычных стульев. Но если вдруг падать всё же придётся – то пусть она падает в руки верных друзей. А не хитрых завистников, которые с удовольствием отойдут в сторонку или бросятся занимать освободившийся трон. Ведь королей и королев поддерживает их двор. Так что пусть двор этой королевы красоты состоит из друзей или хотя бы просто добрых людей.

Подлым и хитрым тоже почему-то везёт. Но, наверное, нет в этом везении какого-то лучезарного счастья, а всё время выходит, что с оглядкой: всё ли шито, всё ли крыто? – приходится задаваться этим вопросом интриганам, нечистым на руку и нечестным людям. А что это за счастье такое? Но и оно, конечно, кого-то радует. Просто каждый делает свой выбор.


Поздним вечером, когда Настя уже спала, а возле её кровати лежали карта Москвы, телефонный справочник и несколько толстых книг, к ней в комнату тихонько вошла мама. Свет фонаря падал сквозь шторы, и мама увидела спокойную улыбку на лице девочки. Мама долго стояла и смотрела на Настю, затем собрала её книги и карту, отнесла их в свою комнату и выложила на журнальный стол.

«А ведь Настя совсем взрослая, – подумала она, разглядывая обложки книг. – Вон что читает. Ей, значит, интересно… А карта города зачем? Что Настя ищет? Что-то ведь с ней происходит – происходит, это точно! Она и выглядеть стала по-другому – интересно, это она давно так или недавно? Ведь не из-за того, что расхотела в форме ходить и решилась надеть мой свитер? Молодец – она, оказывается, у меня вон какая стройная. Надо же – не любит наряжаться. Или… Это я ей не позволяла? Конечно – вообще ничего не покупала, радовалась, как экономно получается… Неужели?! Стыдно… Взрослая ведь девочка, взрослая. А мне всё казалось – малышка. У подростков взросление резко происходит? У меня-то как было? Не помню… Так что же Настя?.. Что у неё за жизнь? Кто её подружки? Ничего она не рассказывает. Эх, да я и не спрашиваю! И ничего-то о ней не знаю. Как так получилось?..»

Мама задумалась, затем включила компьютер и стала рассматривать предложения туристических агентств. Может быть, в интересной поездке они с Настей станут ближе, смогут порадоваться чему-то вместе. Или хотя бы поговорить. И не о расходах на неделю. А о чём-то другом. О чём там разговаривают со взрослыми дочерьми?..


Вот такая история произошла с девочкой Настей. Вернее, как – произошла, она и сейчас продолжается. Настя живёт себе и радуется. А могла бы быть забитой личностью до конца своих дней. И кто вдруг взял и изменил её жизнь? Добрая фея? Нет – это сама Настя стала для себя феей. Да, бывает и такое. Так что пусть Ладыжковская Настя ещё сто пятьдесят раз ошибётся и направит свою кипучую деятельность не туда, движение она выбрала верное. Она станет личностью – а это главное.

Примечания

1

Винтаж (в сфере моды) – одежда или вещь, выпущенная в ХХ веке и получившая актуальность в моде начала ХХI века. В широком смысле – любые предметы обихода прошлого в современной интерпретации.

2

Люмпен (от нем. Lumpen– «лохмотья») – термин введён Карлом Марксом для обозначения низших слоев пролетариата. Позднее люмпенами стали называться все деклассированные слои населения (бродяги, нищие, уголовники и другие). В большинстве случаев «люмпен» – это лицо, не имеющее никакой собственности и живущее случайными заработками.

3

Роман французского писателя XIX века Виктора Гюго.

4

Повесть современного российского писателя Владимира Железникова.

5

Романтизм – (франц. romantisme) – идейное и художественное направление в духовной культуре конца XVIII – первой половины XIX в. Романтизм противопоставляет миру расчёта, обыденности эстетику возвышенных и благородных чувств и поступков. Писателей-романтиков интересовали только сильные цельные личности, необыкновенные события, героика протеста соседствует у них с мотивами мировой скорби, мирового зла, «ночной» стороны души; для их творчества характерна поэтика двоемирия – когда герой, не имея возможности реализовать себя в мире настоящем, бежит от него или в миры ирреальные, легендарные, либо в такие места планеты, где его возвышенная душа и жажда подвигов могут найти себе применение. Впоследствии на основе романтизма возникло направление неоромантизм; фантастика и фэнтези также уходят своими корнями в этику и эстетику романтизма.

6

Фамилии современных монархических династий.

7

Лишённый своеобразия, заурядный, потерявший выразительность от частого употребления.


на главную | моя полка | | Краткий курс Золушки |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 39
Средний рейтинг 4.6 из 5



Оцените эту книгу