Книга: Боги пустыни

========== Пролог ==========

Ночи в пустыне всегда холодны и темны. Бесконечные чёрные барханы простилались за горизонт, блестя своими песчаными хребтами. Жаркий воздух быстро остывал, уносимый в звёздное небо. Штиль держался почти три дня, и блестящий флюгер на толстой мачте, сделанный в виде старого четырёхкрылого самолёта, неподвижно завис, тоскливо отражая серебряный свет.

И среди этих жёстких песков пустыни, лишь один объект казался неестественным и чужеродным — большой белый купол, мигающий огнями различных измерительных приборов и станций. Следы крупного автомобиля, что вели к широким воротам длинного шлюза, всё ещё отчётливо виднелись на естественном узоре барханов и уходили в темноту пустыни Ари.

Тихо и светло внутри купола. Минуя шлюз, вечно пахнущий стерильным раствором, можно оказаться в длинном коридоре, освещённом белым светом встроенных ламп. Этот коридор настолько длинный, что в нём сделали несколько перегородок, а сам он пересекал весь купол пополам, и от него расходились, как ветви дерева, побочные пути к различным лабораториям, техническим и жилым отсекам. Но самое важное, ради чего это сооружение построили здесь, находилось посередине. Каменная арка, украшенная невиданным ранее ни в одной культуре исчезнувших народов узором, в виде языков пламени, перерастающих в цветущие лозы винограда. Она стояла на каменном постаменте, видимо, бывшем когда-то частью площади древнего города, полностью огороженная от остальной базы изолирующей обивкой и светом прожекторов, под неусыпным наблюдением учёных и охранников. Лишь у её основания было узкое глубокое отверстие шириной всего в три сантиметра, а рядом изображён странного вида меч, разделённый на четыре части. И эту находку не сочли бы важной, приписав к очередному забытому городу жителей пустыни, но… существовала одна легенда, которая и привлекла внимание учёных со всего мира…

========== Глава I. Оазис ==========

Пустыни опасны не только невыносимым зноем и последствиями его воздействия. Здесь до сих пор водятся опасные вирусы и бактерии, встречаются змеи и скорпионы, чей яд смертелен и способен убить человека за минуту. Неосторожный путешественник может попасть в область сыпучих песков или сойти с ума от обезвоживания и тепловых ударов. Даже древние народы пустыни не заходили слишком далеко от поселений, со страхом поглядывая на искажающийся жаром воздух.

Впрочем, обитатели этого места не задумывались о выживании — мобильная научно-исследовательская база класса «Оазис» проектировалась лучшими умами человечества и являлась самой надёжной в своём роде. Здесь собрали всё самое необходимое для комфортных условий жизни — и гидропонные фермы, и конденсаторы влаги, осушающие и без того сухой воздух, и охранные системы против пустынных зверей или людей, решивших поживиться имуществом непрошеных гостей. Поставки продовольствия осуществлялись три раза в неделю, но связь с «большой землёй» у обитателей Оазиса включалась лишь на крайний случай. В каком-то роде, база и являлась настоящим оазисом, если бы не тайны и люди, которые их охраняли.

Просторная столовая, которая вмещала до пятидесяти персон разом, ещё с утра оглашалась громкими разговорами и грохотом посуды. Аккуратные круглые столики, покрытые белыми скатертями, в большинстве своём уже заняли мужчины и женщины, одетые во вполне обычные для этого места одежды — комбинезоны, которые различались лишь по цветам. У учёных он был идеально-белого цвета, у технических работников насыщенно-синего, со светодиодными нашивками, чтобы различать друг друга в тёмных пространствах, а у охраны чёрные, с особыми отметками на плечах и груди. Сейчас наступило время завтрака, но весь технический персонал и охранники давно поели и разошлись по служебным местам, остались лишь учёные, привыкшие всё делать обстоятельно и неторопливо. Они до сих пор сидели за столами, нервируя уборщиц, и не сколько завтракали, сколько обсуждали грядущие проекты, многие из которых даже не относились к их текущей цели, собирая возле себя целые консилиумы, ожесточённо и громко споря друг с другом.

— И почему им всегда так важно устраивать из умных диалогов этот балаган? — ворчливо спросил сухенький старичок в белом комбинезоне, который смотрелся на нём несколько мешковато и неопрятно. — Я категорически заявляю — они перегрызут друг друга, если поживут вместе ещё пару недель.

— Полагаю, не всё так уж плохо, — пожал плечами сидящий напротив него молодой человек с густыми тёмно-русыми волосами, и с явной тоской и безразличием ковыряющийся вилкой в тарелке с пюре, — а вот если они продолжат добавлять чеснок в картошку, то перегрызу всех я.

— Старик, это нисколечко не остроумно, — укоризненно ответил ему тот, покачав головой и со слабо скрываемой завистью взглянув на его шевелюру — у него самого от волос остались только воспоминания и несколько седых отщепенцев на затылке и у висков.

— Не остроумно, — согласился его собеседник, — но я это есть не могу. Пожалуй, останусь голодным и дождусь обеда. В конце концов — лечебное голодание никто ещё не называл вредным.

— Оно называется лечебным только после хорошего приёма пищи, — упрямо возразил ему старичок, — я категорически против того, чтобы вы, Роман Юрьевич, переводили зазря продукты!

— При всём уважении, Никита Александрович, — закатил глаза тот, — меня мать в детстве всё время пыталась накормить этим премерзким варёным чесноком — он мне даже в кошмарах снился. Это психологическая травма, право.

Они сидели за самым дальним столиком в углу столовой, молча наблюдая за перепалками на различные темы между своими «коллегами». Все двадцать человек за пределами Оазиса являлись важными личностями и видными учёными разных областей науки — археологи, историки, физики, химики, биологи, даже пара геодезистов. Каждый из них годился молодому учёному в дедушки, но никто из них не считал ни его, ни его руководителя достойных даже обычного рукопожатия или приветствия. И если Роман Юрьевич Соломонов, или, как он просил себя называть, «Искатель», вполне равнодушно относился к подобному поведению, то Никита Александрович Галактионов, написавший пять толстых книг и бессчётное множество научных статей, всякий раз, приходя в их комнату, трясся от гнева и грозился «выбить дури» из этих «пузырей». «Как они смеют так обращаться со мной?! — ругался он, поедая шоколадные конфеты своего помощника за кружкой горячего чёрного чая. — Да я диссертацию защитил, когда они только под стол заползали, неблагодарные сопляки! Уедем, Роман Юрьевич, — в сердцах говорил он, после каждого такого разговора, — ей-богу, уедем! Это я вам категорически заявляю, мы не останемся среди этих заносчивых умников!» Однако после крепкого сна старый профессор отходил, принимал внутри себя важное, возможно даже жертвенное решение, и они оставались ещё на один день в Оазисе, приглашённые лично его владельцем — Максимилианом Вирдио-де-Харност Эльмом, человеком с таким запутанным отчеством, что многие его знали просто как «МаксЭл», с чем он вынужденно соглашался.

— И всё же, я настаиваю Роман Юрьевич, — Никита Александрович уже начал волноваться, что выдавали его руки, которые он не знал куда деть — то сожмёт их в кулаки, то начнёт теребить салфетку, — чеснок полезен против вредоносных микробов, и это давно известный научный факт! И не смотрите на меня такими глазами, я вам категорически заявляю — мы не уйдём отсюда, пока вы не съедите свою порцию!

С профессором Галактионовым Роман познакомился в институте Астрономии в городе Альмонт, где сам родился и вырос. Как и большинство первокурсников, его пугал и одновременно смешил сухенький старичок в строгом чёрном костюме, словно собравшийся на похороны своей нелюбимой тёщи и пытавшийся заговорить со всеми, кто хоть чуть проявил интерес к археологии или к астрономии. В особенности в ту сферу, которые обычные люди рассматривают или скептически или в фантастическом ключе, а учёные не замечают, предпочитая более приземлённые вопросы — ксеноархеологию, изучение якобы инопланетных артефактов. Никита Александрович мог часами напролёт рассказывать об исследованиях и разговорах с влиятельными уфологами и сталкерами, о личном опыте поиска этих реликвий и их отличий от человеческих. Он даже лично посещал известный всем Дольмен Звёздного Неба в лесах Тангонии, чтобы начать писать свою первую книгу: «По следу звёздных странников», где подробно описывалось, в каком месте расположен Дольмен, его свойства прояснять разум и удивительные видения, открывающиеся спящим рядом людям.

Увы, это не принесло ему ожидаемых признания и славы — книгу хоть и выпустили, но считать научным трудом никак не хотели. Возможно, потому, что в Элеме, их мире, уже не осталось места таким несущественным вещам как рассказы об НЛО или «видениях», а может и по другим, менее очевидным причинам. Так или иначе, это побудило Никиту Александровича на ещё более интенсивное изучение своего предмета, и в качестве помощника он выбрал себе аспиранта Соломонова, так неудачно защищавшего ранее диплом по астрофизике.

Однако, вопреки ожиданиям Романа, его наставник не сидел в Альмонте, до хрипоты споря с коллегами по институту о своей правоте. Никита Александрович почти каждый месяц срывался то в одну экспедицию, то в другую, путешествуя по «аномальным» зонам, съездам уфологов и даже на раскопки в Исментил, где, по слухам, нашли фрагмент некоего устройства из неизвестного металла. Собственно, именно поэтому, Роман и назвал себя «Искателем». Что-то в этом прозвище было эдакое фантастично-романтическое, с чем он привык себя ассоциировать, когда поступал в институт Астрономии. Он с детства мечтал стать космонавтом, причём не просто космонавтом, а тем, кто будет изучать космос, выдвигать новые теории и, возможно, стать одним из тех, кто проложит человечеству путь в бесконечное пространство. Единственное, что его огорчало, так это то, что он практически перестал общаться с роднёй — отец и мать, ударные работники завода по производству оконных карнизов, гардин и прочей утвари, очень скептически относились к интересу сына, но зато вполне наслышаны о зарплате на аэрокосмических предприятиях и только поэтому согласились с его выбором. Правда, когда они узнали его окончательный выбор, то прямо заявили ему, что довольствия в виде денег ему больше не предоставляется, и после этого он сам по себе. Из-за частых переездов и путешествий, Роману было трудно найти постоянную работу, но тут ему помог сам Никита Александрович, полностью оплачивающий ему проезд, жильё и питание.

Так они работали и жили примерно пять лет, уже практически сроднившись. И когда профессор ксеноархеологии получил приглашение от своего старого друга и бывшего ученика Максимилиана Эльма участвовать в исследованиях на Оазисе, он тут же рванул в путешествие, едва не растеряв половину вещей по дороге. Ведь именно там располагался древний артефакт, об изучении которого Никита Александрович давно уже грезил.

***

— Проверка системы безопасности, — прогремел голос диспетчера Хранилища, под вспыхнувшие красные лампы. Окружавшие этот зал пункты наблюдения за толстыми стёклами постепенно наполнялись людьми в белых комбинезонах, с умным видом рассматривающих объект своего изучения так, словно видели его в первый раз. Среди них, оказавшись как раз рядом со шлюзом внутрь Хранилища, затесались и Роман с Никитой Александровичем, который сердито посматривал на окружавших его людей. Никто из них даже не взглянул на него в ответ, кроме высокого старика сохранившего достаточно волос, чтобы вызывать зависть у профессора ксеноархеологии. Строгие квадратные очки сверкнули в свете угасающих ламп, и он ядовито улыбнулся проходящему внутрь наблюдательного пункта учёному.

— Не знал, что тут приземлилось НЛО, — полушёпотом сказал он Никите Александровичу, — или оно такое же невидимое, как и смысл вашего присутствия?

— Между прочим, Адриан, есть прямое доказательство того, что это сооружение — неэлемского происхождения, — сухо ответил тот, нахмурив тонкие седые брови, — к тому же, МаксЭл лично пригласил меня, а ты, насколько я знаю, добирался сюда на общих правах.

— Да, как признанный научным миром археолог, половину жизни проведший в этой пустыне, — фыркнул он, скривив почти белые губы, — и до сих пор настаиваю на мнении, что эта арка — лишь останки города энофопов, об этом свидетельствуют изображения на ней. Пусть они немного и отличаются от обычных энофопских рисунков, но это объясняется лишь удалённостью этого города от остальных, что привело к формированию своей культуры. К тому же, три тысячи лет тут протекала полноводная река Арихея, а значит, здесь была и растительность, которую можно увидеть на самой арке.

— Каменные останки этого сооружения не подпадают ни под одно из времён периода существования энофопов, — ехидно возразил ему Никита Александрович, — странно, как это археолог, который, как он утверждает, прожил полжизни в пустыне Ари, не заметил этой очевидной детали. К тому же, из всего города сохранилась лишь эта арка, и при детальном лабораторном изучении, оказалось, что порода, из которого она сделана, никак не относится к верхним слоям тектонической плиты, где находится пустыня. Это, между прочим, даже не мои слова, месье Адриан. Я категорически советую вам ознакомиться с текущими данными, прежде чем открывать свой рот.

Тот уже хотел что-то ответить, и, возможно, в весьма нелестной форме, но операторы Хранилища как раз вовремя выключили свет в наблюдательных пунктах, и все сосредоточили внимание на стоящей в центре арке.

— Сейчас они попытаются воздействовать на неё потоком ускоренных частиц, — заговорщицким тоном зашептал на ухо Роману Никита Александрович, жадно уставившись на разворачиваемые в Хранилище действия, — старик, вы хоть понимаете, что присутствуйте при историческом событии?

— Я так понимаю, это сооружение как-то связано с верованиями энофопов о божественных вратах? — так же шёпотом спросил его Искатель. — Я читал про эту религию — боги пустыни пришли из сияющих врат в городе Аххоране, и дали людям огонь и орудия труда, научили добывать воду и сажать съедобные растения. В обмен на это энофопы воздвигали им пирамидовидные храмы и даже приносили в них жертвы, дабы ублажить богов. Но потом сведения обрываются. Я не совсем понял, что произошло — то ли война, то ли засуха. Это описывается, как Гнев — вместо богов пришли демоны, которые убили почти всех людей и закрыли божественные врата. И… всё. На этом легенда заканчивается, как и история энофопов.

— Да, старик, это так, — довольный эрудицией своего подопечного, прокряхтел профессор, — это произошло задолго до Потопа, изменившего наш мир в такой, какой он есть сейчас, но сведения об энофопской религии сохранились и до наших дней. И знаете, Роман Юрьевич, что я думаю по этому поводу — боги эти, и вправду существовали, — позади послышался слабо сдерживаемый смешок Адриана, который Никита Александрович хладнокровно проигнорировал, — правда, это для нас они боги, а на самом деле, это могли быть другие исследователи, попавшиеся сюда по некоему стечению обстоятельств. Но категорически вас прошу — не принимайте эти слова как истину, у меня и самого ещё много вопросов по этому поводу.

«Эта арка, — Роман присмотрелся внимательнее, — хм… арка — это проход между дорогой и площадью, разделение. Но что если сама арка и есть ворота? Если эта легенда хоть на долю правдива и «боги» появлялись в Элеме, то единственный вывод, который можно сделать, это то, что они закрыли ворота. Но тогда нам нужен ключ, чтобы открыть их». В его голове почему-то предстала открывающаяся дверь в его комнату. Старая, истрёпанная жизнью, деревянная дверь с разрисованной ручкой и скрипящими петлями. Она медленно, с протяжным стоном открывалась, а за ней плескался яркий дневной свет…

Между тем, из потолка помещения над самой аркой показалось конусовидное устройство, переливающееся светодиодами. Из Хранилища с шипением выкачали воздух, оставляя внутри помещения вакуум. Принцип действия этого устройства являлся достаточно простым — разгон лептонов с их последующим выходом в безвоздушное пространство. По задумке, лёгкие частицы должны были показать энергетические следы на самой арке, которые оставили «боги» или иные создания, когда взаимодействовали с ней. Однако, несмотря на бешеное вращение катушек ускорителя и мерцание устройства, пространство вокруг объекта оставалось неизменным, а приборы, подключённые к Хранилищу предательски молчали, вызывая у кого-то скептическое покачивание головой, а у других вздох нескрываемой досады.

— Подождите! — взволнованно заговорил электронный мужской голос из соседнего наблюдательного пункта. — Тепловые сенсоры что-то обнаружили под плитой арки!

— Это же сам МаксЭл, — удивлённо сказал Никита Александрович, во все глаза пытаясь увидеть через песок и камень, что же там такого нашёл прибор, — я думал, он не будет присутствовать при этом…

— На глубине шесть с половиной метров под аркой обнаружен слабый источник тепла! — почти что с радостью заключил голос. — Выключить ускоритель, вернуть воздух в Хранилище.

— Что это может быть? — скорее сам себя спросил Роман, однако из-за поднявшегося шума множества голосов его никто не услышал.

Учёные наперебой обсуждали это открытие, буквально на ходу строя теории и решения. Неделя бесплодных опытов, которые не установили ничего, кроме очевидного факта, что порода не местная, наконец-то закончилась, и зацепка оказалась ближе, чем они думали. Впрочем, находились и отъявленные скептики, в частности Адриан Ливз, занимающийся археологией энофопов так же долго, как Никита Александрович ксеноархеологией. Он громче всех кричал, что это, вероятно, одна из магматических вершин плиты, нагретая ускоренными лептонами, и ничего особенного тут нет. Очень скоро Хранилище, представляющее собой оббитое металлом полусферическое помещение с объектом посередине, наполнилось людьми в белых комбинезонах, вовсю советующими прибывающим техникам с оборудованием быть предельно острожными со своим «кирками». И хотя цилиндрообразные роботы-кроты ничего общего не имели с данным орудием труда, их всё равно приходилось ровно устанавливать на песок, по координатам окружавших их учёных.

— Господа, расступитесь, не мешайте процессу, — к бригаде с роботом, через окружившую их кольцом толпу, протиснулся ещё один человек в белом комбинезоне. Он выглядел не таким старым, как большинство окружающих, но и молодым его уже нельзя было назвать. Приглаженные тёмные волосы, короткие ухоженные усы и бородка выдавали в нём небедного человека, который умеет следить за собой и привык к достатку, а непринуждённые движения говорили о его аристократичных манерах и сопутствующей им вальяжности.

Учёные повиновались, нехотя отступив подальше от начавших бурение специалистов. Чёрный корпус робота загудел, и по подключённому к нему шлангу зашуршал сухой песок, выкачиваемый турбинной тягой. Роман и Никита Александрович стояли в первых рядах, то и дело попираемые сзади какой-то женщиной-биологом немалых размеров, и могли видеть процесс во всех деталях.

— Как вы думаете, Никита Александрович, что это может быть? — с волнением спросил Искатель у своего наставника, не отрывая взгляда от процесса выкачивания.

— Категорически надеюсь, что это ответ хотя бы на один из вопросов, которые стоят перед нами, — хотел сказать тот, но запнулся, когда робот неожиданно затрясся и начал громко пищать.

— Всем назад! — громко крикнул один из операторов, пытаясь выключить машину. Однако её насосы внутри были с плавным переходом скорости, и робот продолжал откачивать песок, несмотря на отчаянные действия людей.

Толпа учёных отшатнулась, волной прибившись к стенке, кто-то даже вышел за дверь в шлюз, и тут, под громкий хлопок разорвавшегося шланга, в воздух взметнулся фонтан тёмного песка, осыпавшись на закрывшихся руками людей. Кто-то закричал, кто-то бросился бежать, а кто-то больно толкнул Романа в левый бок, от чего он едва не потерял равновесие и не упал.

— Осторожно! — услышал он трескучий крик Никиты Александровича его слабеющим от возраста голосом.

В серо-голубых глазах Романа промелькнула золотым светом искорка, вынырнувшая из фонтана прибившего её песка и начала, как комета, падать прямо на него. Он даже не понял, как вытянул руки вперёд, пытаясь закрыться, когда почувствовал, что его ладони коснулось нечто тёплое, словно нагретый на свету камень.

— С-старик… — только и сказал Никита Александрович, с широко раскрытыми глазами глядя на длинный золотой шест, который держал в руке упавший на колено Роман, ещё до конца не осознавший, что с ним произошло.

========== Глава II. Жители пустыни ==========

Лабораторные отсеки Оазиса по факту являлись сжатыми центрами исследований, до потолка напичканные передовыми датчиками и сенсорами различных назначений. Здесь можно было проанализировать что угодно, даже структуру легчайшего лептона, но никто не мог сказать, что за загадочную вещь смог откопать робот-крот и почему её никто не заметил сразу. «Золотой посох», как его назвали археологи, неподвижно висел в поле антигравитации за стеклянным защитным колпаком в одном из внутренних отсеков особого назначения — маленьком помещении, где даже трём людям тесно находиться рядом. Все действия с предметом осуществлялись при помощи механических манипуляторов, а в случае опасности эта камера мгновенно изолировалась пятисантиметровыми листами чистого титана, экранированным агрессивным энергетическим полем.

— И что это такое? — нетерпеливо спросил Роман, стоящий у толстого лабораторного стекла. — По ощущениям, это обычный камень, правда очень хорошо отшлифованный. Что думаете, профессор?

После того, как у него в руках оказался этот предмет, он думал, что навсегда останется за стеклом камеры. Бесконечные вопросы с одним и тем же ответом, тщательное сканирование его организма на изменение всевозможных фонов, биопсия, психологические тесты — прошедшие три дня оказались сущей пыткой, и лишь Никита Александрович пытался как-то утешить его, с виноватым видом пытаясь сказать, что всё будет хорошо. Как никогда чувствовалось презрение коллег к нему и его исследованиям — старый профессор оказался бессилен хоть как-то помочь своему помощнику, не говоря уж о том, чтобы его допустили к исследованиям.

Впрочем, как показали результаты, предмет ни радиации, ни магнитных полей не излучал, а «объект Соломонов», как успели окрестить Романа после контакта, не изменился ни в одном аспекте. Вновь поползи слухи о том, что найденный предмет — лишь чудом уцелевшая трость какого-то вельможи энофопов и не представляет особой ценности, за исключением своего возраста. И даже повторное воздействие на него ускоренных частиц никаких результатов не дало — предмет упрямо оставался золотым шестом в полтора метра, идеально гладким и, по словам, Романа, на ощупь как камень, хотя и это уже успели опровергнуть, аргументируя состоянием аффекта молодого ксеноархеолога и его родом деятельности.

— Мне чудится, старик, — протянул Никита Александрович, когда они вышли из лаборатории в основной коридор, — что эта вещь в некотором роде разумна. Если моя теория о сохранении информации верна, мысли владельца, благодаря ноосферическим потокам, можно сохранить в неодушевлённом предмете, как программу в роботе. И я нисколько не удивлюсь, если этот предмет не хочет быть изученным. Он чего-то ждёт.

— Ждёт? — удивился Роман, почесав шею. Синтетическая ткань комбинезона неприятно натирала кожу, вызывая раздражение.

— Ждёт, — кивнул тот, — сигнала или что-то в этом духе. Однако пока нам не разрешают даже взаимодействовать с ним, я не смогу проверить эту теорию, но категорически заявляю — этот посох — разумен!

— Это просто кусок драгоценного металла, как не пыжься, мой псевдонаучный друг, — услышали они позади скрипучий голос Адриана Ливза. Высокий учёный шёл прямо за ними в компании самого МаксЭла, который всем видом показывающим, что ему безразличны их междоусобные споры. Роману вообще казалось, что владельцу Оазиса в большей части безразлично вообще всё, где он не видит своей выгоды, и в данном случае ссориться с двумя старыми учёными ему не хотелось. «Странный тип, — подумал молодой учёный, — он к науке-то имеет поверхностное отношение, однако всё равно выкупил у государства целый исследовательский комплекс. Но зачем, интересно?»

— Если бы в мире существовало только то, что мы можем потрогать руками, то вы бы, Адриан, до сих пор бы катали каменное колесо по полям, — тут же вскинулся ксеноархеолог, — вы забываете, что все прорывы в теориях и практиках научного мира достигались путём шага в неизведанное. И делалось это теми, кто верил в то, что существуют вещи, которых мы не видим или не можем видеть.

— Как серые человечки из летающих тарелок? — уточнил тот. — Или звёздные карты из дольмена, приснившиеся вам на свежем таёжном воздухе?

— Человеческий разум — это мутный омут, в котором предстоит разбираться не одному поколению, — Никита Александрович всем своим видом показывал, что этот диалог ему неприятен, — даже нейробиология ещё не дала чёткого ответа на многие важные вопросы. И давным-давно, такие как вы, с пеной у рта, категорически заявляли, что мир плоский и иначе быть не может, потому что они видели горизонт, а не сферу.

— Так что же предлагаете вы, Никита Александрович? — подал голос МаксЭл. — Я выслушал достаточно теорий от ваших коллег в области физики, биологии, химии и истории, но никто из них так и не разгадал тайну этой вещи. Теперь, я прошу вас дать объяснение случившемуся. Как по-вашему, почему мы не нашли этот… «посох», как его называют, раньше, когда сканировали территорию под аркой?

Обрадованный оказанным вниманием и кислой миной на лице Адриана, старый профессор ксеноархеологии даже на секунду задохнулся, но быстро взял себя в руки и ответил:

— Я предполагаю, что эта вещь обладает защитными функциями, которые могут скрыть её от глубинных сканеров любого спектра. Мы не могли её найти, потому что нам неведома данная методология поиска. Смотрите — когда вы сканировали территорию впервые, вы не знали, что хотели найти, потому что не имели представления об арке. Во второй раз, вы уже знали из чего состоит арка, но не знали, для чего она служит. В третий раз, вам попалась история религии энофопов, но и тогда никто не понял, чего он хочет от этой вещи. И мы бы не нашли её и в этот раз, если бы кто-то не догадался о свойствах арки! Этот некто понял то, до чего я категорически додумался только сейчас — что от всякой двери есть свой ключ, а раз есть дверь, то есть и проход, и логический выбор очевиден — необходим ключ от двери.

Слушая его, Роман вдруг ощутил, как предательски засосало под ложечкой от нахлынувшего беспокойства. Все мысли разом смешались от переполняющих его чувств, и почему-то вновь представилась старая дверь в его комнату, медленно и со скрипом открывающаяся навстречу дневному свету. «Неужели, это из-за меня такое случилось? — он с трудом сглотнул подступивший к горлу комок. — Но… это невозможно! Как, среди всех этих учёных, которым я в подмётки не гожусь, он смог услышать мою секундную мысль? Да нет, это не мог быть я. Возможно, сам Никита Александрович или господин Эльм, догадались об этом… но… но не я».

— Старик, тебе нехорошо? — заботливо спросил его профессор, заметив, что его помощник побледнел как полотно.

— Нет-нет, — поспешно тряхнул головой Роман, — я заслушался и забыл дышать… вы же знаете, такое со мной иногда бывает…

— О да, и я категорически против, чтобы ты так халатно относился к своему здоровью, — начал отчитывать его Никита Александрович, принимая образ ворчливого деда, — это, между прочим, подтверждает теорию нейробиологии, что человек не полностью использует ресурсы своего мозга…

— Мы говорили о посохе, — вежливо напомнил ему МаксЭл.

— Ах, да. Теперь о самом интересном. Видите ли, я сам не был уверен в той теории, что озвучил, до недавнего эксперимента ещё раз бомбардировать объект разогнанными лептонами. Результат оправдал мои ожидания — посох никак не изменился, и я сделал единственный вывод о его состоянии. Он защищён полем, которое мы пока не можем никак обнаружить. Это тончайшая энергия, неуловимая даже для самого чуткого сенсора, что мы имеем, и в то же время она самая распространённая в нашем мире. Это мысль!

— Какая мысль?

— Та самая, что запрещает прочим «грубым» воздействиям как-то контактировать с посохом. Кто-то очень могущественный, кто мог управлять самой мыслью, смог защитить этот предмет от обнаружения. А поскольку окружающий нас мир мы можем понимать только нашим несовершенным мозгом, я категорически уверен, мы не нашли его раньше, потому что для нас его там просто не было! Но когда появился тот, чьё желание эта защитная функция посчитала законным или нужным к исполнению, то мысль проявила эту вещь, и мы смогли её обнаружить.

— И вы хотите сказать, что вы не сумасшедший? — поинтересовался, закипая, Адриан. — Какая, к чёрту, «мысль»?! Вдумайтесь в то, что вы говорите: посоха не существовало, пока о нём не подумали! Знаете, если существование внеэлемских форм жизни ещё можно было бы предположить, то продвигать инсинуации, прямо противоречащие законам физики, это слишком даже для вас!

— Человечество знало немало случаев «противоречия» известных физических законов, — у Никиты Александровича даже лысина побагровела, — и дабы вы знали, «защитник науки», наше представление о мире всё ещё поверхностно. Новые методы изучения материи и энергии возникают чуть ли не каждое десятилетие, но такие как вы с громким лаем пытаетесь защитить уже не работающие теории и свои собственные представления о мире, не понимая, что наука сама по себе — необъятное явление! И я категорически заявляю — то, что мы знаем сейчас, возможно не будет иметь никакого значения в будущем.

— Все ваши «новые методы исследования» настолько несуразны, что не могут пройти и поверхностной критики! Как историк, могу с уверенностью сказать, что человеку свойственно мистифицировать любое непонятное явление, приписывая к нему свойства неких «высших сил», «инопланетян» и прочей антинаучной чепухи. И пока что ваша теория «материализации с помощью мысли» относится именно к ним. У вас нет никаких доказательств…

— Пока что эта теория хоть как-то проливает свет на случившееся, — неожиданно холодно вмешался в спор МаксЭл, — если профессор Галактионов прав, и мы имеем дело с инопланетным артефактом, который, к тому же, защищён «мыслями» этих существ, то мы сейчас стоим на пороге одного из величайших открытий в истории! И лучше бы она подтвердилась, иначе вы все, — он окинул взглядом всех троих, — покажете себя как люди… некомпетентные и ни за что получающие государственные деньги.

Старого археолога словно холодной водой окатили. Роману стало немного жаль Адриана, и даже Никита Александрович помрачнел. Что-то пробормотав про неотложные дела, профессор истории поспешно ретировался в смежный коридор в жилой отсек.

— Никита Александрович, — МаксЭл тоже остановился, сделав жест подошедшему водителю личной машины, — я не могу до конца понять ваши теории в силу своей неосведомлённости, но вы убедили меня — это и правда нечто неэлемского происхождения. И раз вы единственный, кто хоть что-то понимает в этом, я передам вашим коллегам, что вы получаете полный доступ к изучению данного объекта. Делайте всё, что сочтёте нужным. В разумных пределах, конечно. Я не могу допустить, чтобы кто-то пострадал по необъяснимым обстоятельствам.

— Я всё понимаю, господин Эльм, — торопливо закивал тот, — я и мой помощник сделаем всё, что в наших силах!

— Надеюсь на это, — тот коротко кивнул, галантно слегка отставив ногу, и отправился за своим водителем в гараж, где стояли автобусы и грузовики Оазиса.

***

Однако, несмотря на весь энтузиазм профессора Галактионова, посох никак не хотел реагировать на попытки воздействовать на него разумом. Он всё так же упрямо продолжал висеть в поле антигравитации под стеклянным колпаком, поблёскивая в свете прожекторов, и не уступал в попытках раскрыть свои секреты.

— Если он ключ, то должен быть и замок, — логически рассуждал Роман, глядя на хмурого Никиту Александровича, сидящего за письменным столом напротив камеры с посохом, — но я не видел на арке ничего даже близко подобного.

— Само понятие «ключ» может быть всего лишь ассоциацией, — уныло покачал головой тот, — и я теперь не уверен ключ ли это вообще. Быть может, это всего лишь накопитель мыслей, как батарейка, а возможно, что это и правда всего лишь кусок металла, чудесным образом скрывшийся от множественных сканирований.

— Похоже, вы совсем отчаялись, Никита Александрович, — участливо произнёс Искатель, пододвигая своему наставнику кружку крепкого чёрного чая, который он любил попивать с шоколадными конфетами, — возможно, мы просто думаем о нём не так… нужно точно воспроизвести момент, когда он активировался впервые.

— Как же теперь найти того, кто подумал правильно, Роман Юрьевич? — ярко-красная обёртка шоколадной конфеты «Сласть» быстро избавилась от своего содержимого и аккуратно свёрнутым шариком упала в урну под столом. — К тому же, этот человек и сам мог не знать, что думает правильно. Эх… а ведь разгадка была совсем рядом. Я категорически убеждён, что не стоило таскать его по лабораториям и анализаторам, а сразу пытаться открыть эту дверь… Что уж теперь говорить — надо искать дальше и надеяться на ещё один случай из миллиона.

— Может и нет, — глухо произнёс Роман, изо всех сил пытаясь построить ту логическую цепочку, что он придумал в наблюдательном пункте. «Дверь-арка, посох-ключ, — думал он, чувствуя, с каким трудом ему удаётся удерживать эти мысли, — но… что тогда замок? Где замок?» И вновь перед его глазами предстала старая деревянная дверь с разрисованной ручкой, открывающаяся на скрипучих петлях. Но ещё ни разу этот образ не задержался у него в голове настолько, чтобы он смог разглядеть, что скрыто за её пределами, за ослепляющим дневным светом.

— Старик! — неожиданно громко воскликнул Никита Александрович, выронив в чай надкушенную конфету и медленно приподнимаясь со стула. — Показатели… температура посоха растёт! Он начинает светиться!

Блеск золота на посохе и вправду стал ярче, а показатели термодатчиков подпрыгнули к тридцати градусам. Послышался сигнал тревоги — это диспетчер в другом наблюдательном пункте отметил изменение показателей, оповестив об этом всю базу. Но Роману сейчас было не до посоха и сигналов. Неожиданно для себя он начал понимать, что одна и та же мысль может быть представлена в разном виде. И что дверь в его старую комнату, старая, изношенная, с разрисованной ручкой и скрипучими петлями, на самом деле не его мысль, а защита посоха, тот самый замок, который нужно найти, чтобы воспользоваться этим ключом. Ослеплённый этим знанием, он слепо нажал на панель управления на столе и разблокировал створки шлюза в камеру.

— Что ты делаешь?! — отчаянно завопил Никита Александрович, но было уже поздно. Боясь упустить образ медленно открывающейся двери, так мерзко и глупо скрипящей петлями, Роман вбежал в камеру, не обращая внимания на мигающие красные лампы, и дёрнул аварийный рубильник на стене шлюза, выключая поле антигравитации, вместе со стеклянным куполом.

На ощупь посох действительно казался каменным. Его золотой блеск манил, притягивая взгляд и предмет словно просился в руки. Схватившись обеими руками за идеально гладкую поверхность, Искатель рванул обратно из камеры, предчувствуя, что растерявшийся диспетчер собирается опустить защитные створки, и наткнулся прямо на Никиту Александровича, с расширившимися от ужаса глазами смотрящего на него.

— Пропусти!.. — на одном дыхании прохрипел Роман, чувствуя, что старик держит его за комбинезон. Образ вздрогнул и начал расплываться. Нет, нельзя его упускать! Второй шанс ему вряд ли дадут.

Искатель не знал, что профессор ксеноархеологии увидел в его глазах в этот момент, но тот вздрогнул и медленно отпустил его, пытаясь подобрать хоть слово. Он всё понял.

— За мной, быстро! — прошептал он одними губами, схватив Романа за локоть и потащив за собой в коридор.

Навстречу им уже бежали охранники в полной экипировке, в шлемах и винтовками наперевес, но увидев бегущего впереди старого учёного, они замешкались и остановились, не зная, что делать.

— Все назад! — рявкнул на них Никита Александрович, пригрозив сухеньким кулаком. — Это важный научный эксперимент, прочь с дороги!

— Остановите его, он совсем спятил! — послышался где-то впереди коридора крик Адриана, но охранники поспешно расступились перед бегущим стариком, который тянул за собой молодого человека лет двадцати пяти, прижимающего к себе горящий золотым огнём посох. Максимилиан предупредил всех о важности экспериментов профессора Галактионова, и строго-настрого запретил им ему препятствовать.

Что это было? Слепая вера в человека, всю свою жизнь посвятившего предмету изучения, который даже не считали научным? Или понимание, что они имеют дело с силами, ещё не подвластными человеческому разуму? Никите Александровичу, по большому счёту, плевать на мотивацию и угрозы МаксЭла — он получил шанс вырваться из тьмы на свет, доказать всему миру, что он прав, что он выбрал верный путь в отличие от многих, и прямо сейчас его мечта осуществляется.

— Остановите! Остановите их! — слышались голоса мужчин и женщин в белых комбинезонах, раздающиеся отовсюду. Роман не видел их лиц, но отчётливо слышал их страх и ненависть. Они боялись неизвестности и ненавидели тех, кто туда шёл, тем самым разрушая их мир. Всю жизнь, всю историю, они топтались на месте в кромешной темноте, нагло и опрометчиво полагая, что знают всё о мире, пока не появлялся кто-то, кто нёс свет через тьму, выводил на новые рубежи, в новое место, которое после него они назовут своим домом. Что в этом мире, полном тьмы и выдуманных страхов, они безраздельно правят и знают о нём абсолютно всё, пока не приходит ещё один со светом в руках, и разрушает их иллюзии страха и ненависти, обличённых в красивые и грозные слова.

Основной коридор тянулся бесконечно для Романа и ведущего его Никиты Александровича. Стальные стены сливались в одну сплошную полосу с белыми огоньками ламп, а в сознании угасала единственная верная мысль, растворяясь в холодной реальности. Свет из проёма приоткрытой двери становился всё ярче, но в тоже время в нём можно было различить неясные фигуры, движущиеся к нему так же, как он двигался к заветному проходу. Охрана открыла двери шлюза в Хранилище, повинуясь приказу МаксЭла, с заспанным видом стоявшего на наблюдательном пункте.

— Дальше сам… — выдохнул ему на ухо Никита Александрович, согнувшись от недостатка воздуха. Такие пробежки он и в молодости бы не осилил, чего уж говорить о его нынешнем возрасте, но Роман был доставлен к арке, а значит, теперь всё зависело только от него.

Нетвёрдыми шагами, гулко отражающимися в пустом пространстве Хранилища, Искатель быстро шёл к каменной арке с высеченными на ней узорами языков пламени перерастающих в виноградные лозы. Дверь открылась настежь, и теперь свет заполнял и его комнату и его самого в ней. Осталось только протянуть руку, принять свет в себя, сделать шаг вперёд из комнаты, чтобы оказаться за её пределами… И он сделал шаг.

Посох в его руках дрогнул и потянулся вниз, к твёрдой площадке из того же камня, из которого сделана арка. Менялась его структура, менялся вид. Вместо гладко отшлифованного шеста из ярко светящегося золота, в руках молодого учёного оказалась фигура одновременно напоминающая крест и меч. «Крест и меч… это одно и то же», — промелькнула у него в голове мысль. Исказившись, словно был сделан из жидкости, меч распался на четыре части — две половинки лезвия и две половинки рукояти, из конца каждой струился всё тот же золотой свет, лишь посередине образовалось нечто вроде окружности, внутри которой пульсировал плотный воздух. Чувствуя, как силы покидают его, Роман воткнул лезвия меча в тот самый разрез у основания арки, загнав его до середины. Круг внутри вспыхнул и внезапно все образы и свет исчезли из разума обессиленного человека, оставив его с удивлением смотреть на оставшийся меч и заискрившуюся изнутри арку.

— Получилось? — прошептал он, отступая от платформы.

Сполохи между дугами арки сливались воедино, образуя поле, а круг на перекрестье меча пульсировал всё чаще, и Роману показалось, что эта пульсация разрастается, обтекая своды каменных врат. Ещё немного, и золотое свечение меча полностью влилось внутрь арки, переливаясь и волнуясь, словно водяная поверхность.

— Получилось? — ещё раз спросил Роман, застыв на месте и заворожённо глядя на это явление.

— Всё хорошо, старик, — услышал он позади себя сдавленный голос Никиты Александровича, который всё ещё не мог перевести дыхание, — ты сделал это… что бы это ни было.

Золотая плёнка продолжала пульсировать, и Роману показалось, что она задрожала сильнее, чем обычно.

— Роман Юрьевич! — неожиданно громко загремел голос МаксЭла. — Из арки что-то выходит, отходите!

И правда, в золотом свечении он увидел две неясные фигуры. Внезапно Искателя прошиб холодный пот от осознания того, что сейчас происходит. Прямо на него из открытых врат шло нечто, с чем ещё не сталкивался ни один человек на Элеме. «Вот такой он, страх неизвестности, в котором мы блуждаем», — успел подумать он, пытаясь совладать с телом. Однако ноги стали словно ватными. Что-то до сих пор кричал МаксЭл, эхом разрывая воздух Хранилища, где-то позади пытался дойти до него всё ещё задыхающийся Никита Александрович, а фигуры всё приближались. Они оказались у самого края, и Роман различил их большие головы. Одна из них, та что повыше, вытянула свою конечность, коснувшись пульсирующей плёнки и, на секунду замерев, прорвала её, выходя в их мир.

========== Глава III. Боги пустыни ==========

Её глаза казались большими голубыми топазами, которые с удивлением и даже некой радостью смотрели прямо на него. Идеально белая кожа без всякой пигментации и морщин слабо светилась от попадающего на неё света, а золотистые волнистые локоны, ниспадающие до хрупких плеч, переливались в такт пульсации арки. Именно из-за них ему показалось, что у этих существ большие головы. Лицо выглядело вполне человеческим, но без морщин и с большими глазами оно больше походило на кукольное, с тонкими чертами, аккуратным носом и ртом. Тело инопланетянки выглядело очень худым, но не дистрофичным, покрытым блестящая белёсая чешуя от плеч до колен. Роман не сразу сообразил, что это своеобразная одежда.

Следом за «девушкой», держа её за руку, вышел такой же гуманоид поменьше ростом, но удивительно похожий на первого. Те же золотистые волосы до плеч, тонкие черты лица, внешняя хрупкость и удивительные ярко-голубые глаза без зрачков. Единственное, что его отличало, было отсутствие чешуйчатой одежды на торсе, что позволяло предположить, что он мужского пола, хотя Роман не мог утверждать это наверняка. «Она прекрасна! Само совершенство!» — он не мог оторвать глаз от застывшей у порога арки белокожей неэлемской девицы, и даже не мог предположить, почему счёл её женского пола. Возможно из-за выпирающей груди под чешуйчатой одеждой, а может и потому, что она казалась хрупче стоящего рядом сородича.

— Назад, Роман Юрьевич! — шепнул ему на ухо подкравшийся сзади Никита Александрович, едва дышащий и пристально следивший за движениями пришельцев расширившимися глазами.

Неожиданно, Роман осознал, что сейчас вся база, все учёные во главе с МаксЭлом смотрят на них, не понимая, что им делать. Они были готовы ко всему, кроме скоротечной встречи с неэлемским разумом, представителями не просто другого вида, а другой цивилизации.

Позади раздался звук раскрывающихся створок, и в Хранилище, пригибаясь, вбежали четверо охранников, целясь из коротких автоматов в гостей. Роман хотел было крикнуть им, чтобы не совершали резких движений и уж тем более насилия, но лишь едва мог дёрнуть головой, не в силах оторваться от лица незнакомки. Она сделала осторожный шаг вперёд, и Искатель буквально услышал, как крепко сжали рукояти оружия охранники. Ещё немного, и они не выдержат! Страх окончательно завладеет их разумом, а потом и телом, пальцы нажмут на спусковой крючок, и всё чего они достигли, окажется зря. Судя по удивлённо-радостному выражению лица, инопланетянка даже не подозревала, что находится на волосок от гибели, и Роман больше не мог медлить.

— Стой! — вскрикнул он, поднимая ладонь. — Не шевелись! — он сделал неуверенный и скованный шаг навстречу, мельком глянув на стоящих позади него людей.

— Роман Юрьевич…

— Подождите, Никита Александрович, — Искатель прерывисто вздохнул, собираясь с мыслями, — не надо их обижать… они же не понимают, что их могут застрелить. Господин Эльм, велите им опустить оружие! — обратился он к стёклам наблюдательных пунктов. Он не знал, где конкретно находится МаксЭл, но прекрасно понимал, что тот его слышит.

Золотоволосая девушка в недоумении остановилась, разглядывая раскричавшегося человека удивлённым взглядом. Как же красивы её глаза! Роман никогда не думал, что взгляд вообще может быть столь выразительным и так ясно передавать мысли. И сейчас она словно говорила в его голове звонким и мелодичным, как журчание вод весеннего ручья, голосом. «Почему ты так громко говоришь? — спрашивала она, слегка склонив голову на бок. — Почему твои друзья так напряжены?» Эти вопросы сыпались один за другим, возникая и исчезая в его мыслях, и Роман на какое-то время впал в ступор, пытаясь совладать с ними. «Ничего не понимаю, — он вновь почувствовал, как сухая рука старика тянет его за локоть назад к спасительному шлюзу, но он упрямо отдёрнул руку, — это телепатия? Или это моё воображение?»

— Роман Юрьевич Соломонов, немедленно покиньте Хранилище, — прогремел голос МаксЭла по громкоговорителю, — отойдите от этих созданий!

— Они не враждебны! — ответил ему Искатель, продолжая смотреть в глаза инопланетянки. — Прикажите отвести автоматчиков!..

— Роман Юрьевич, — даже через электронные искажения механизма он почувствовал, что глава Оазиса едва сдерживается, чтобы не обругать его и даже вежливое обращение по имени и отчеству даётся ему с трудом, — вы не можете знать этого наверняка.

«Почему он так кричит? — на белом лице девушки показалась улыбка. Беззаботная, наивная улыбка ребёнка, который не знал грубостей и горя. — Как тебя зовут?»

— Меня зовут Роман, — сбивчиво поспешил ответить ей молодой человек, заметив, что та сделала ещё один короткий шаг к нему. В горле пересохло и предательски затряслись коленки — а что если МаксЭл прав? Что если за миловидным личиком и мелодичным голосом скрывается монстр?

— Как тебя зовут? — выдавил он, кое-как совладав со своим страхом. Мерзкие путы древнего животного ужаса, взращиваемого в человеке его предками столько лет, немного ослабли, не в силах противиться золотому свету мыслей сделавшего ещё один шаг белого создания.

«Я Дэна, — она улыбнулась чуть шире, обрадовавшись тому, что тот с ней заговорил, — а это мой брат, Нэне, — юноша всё ещё с удивлением осматривался по сторонам, словно пытаясь понять, где они находятся. Конечно, знать он этого не мог, но по его выражению в глазах становилось очевидно, что ему тут совсем не нравится, — мы — алуманы, жители города Эноф».

— Эноф? Энофопы? — удивление оказалось столь велико, что страх попросту забылся, исчезнув, словно летний туман. — Вы были тут раньше?

«Нет, — он не сразу осознал, что она стоит всего в шаге от него. В нос ударил насыщенный и сладостный запах свежести, будто он вдохнул вишню, лимон и мяту одновременно. Дэна медленно протянула руку, и тут же отдёрнула, словно почувствовав его страх, — ты боишься меня, Роман?»

— Немного, — соврал он. На самом деле он ещё никогда не испытывал столь сильного страха, но вместе с ним — безумное любопытство и желание говорить с Дэной. Ему хотелось смотреть в эти большие голубые глаза без зрачков, приветливо сощуренные, с искорками улыбки и счастья, питаться этим золотистым светом, что излучали её мысли.

«Не бойся», — ободряюще произнесла она, вновь протягивая руку. Позади вновь послышалось бряцание оружия, а напряжение, которое исходило от людей, казалось, можно ощутить физически.

Дэна вытянула указательный палец ко лбу Романа и, подступив чуть ближе, закрыла глаза и склонила голову. Где-то позади шумно ахнул отшатнувшийся Никита Александрович, опять что-то рявкнул громкоговоритель, но уши молодого ксеноархеолога заглушила высокая и плавная мелодия, льющаяся прямо из мыслей Дэны. Он вытянулся в струнку, повинуясь движению её тонкого пальчика, и сам закрыл глаза, пытаясь насладиться новым ощущением. Страх ушёл. На его месте, там, где раньше во тьме дремало древнее чудище с ледяными щупальцами, зацвели сады и невиданные ярко-алые цветы с большими бутонами. Зашумели от ветра могучие деревья, под прохладной сенью которых пели разноцветные птицы. Мелодия слилась воедино с этой природой, плавно протекая сквозь стволы и высокую траву, возносила к голубому небу и лёгким белым облакам.

— Р-оман, у вас удивительный язык, — услышал он мелодичный голос, словно вырванный из этой картинки в реальность людей. Открыв глаза, он понял, что Дэна всё ещё стоит напротив него, улыбаясь невинной улыбкой ребёнка, и ждёт, когда тот выйдет из транса.

— Ты… вы умеете говорить по-нашему? — едва он это произнёс, как ему стало стыдно, насколько глупо это прозвучало.

— Теперь умею, — тихо рассмеялась та, посмотрев по сторонам, — вы живёте в твёрдом металле?

— Нет… то есть да, — и в этот момент Искатель задумался — а что может человек ответить на столь простой вопрос? Жить в коробках из камня и железа, куда проведены вода и электричество? И почему он так стыдится этой истины?

— Твои друзья нам не рады, — с улыбкой заключила Дэна, посмотрев по сторонам. Когда её взгляд коснулся постаревшего ещё на десяток лет Никиты Александровича, тот тихо застонал и замотал головой, не зная, куда смотреть.

— Они напуганы, — почему-то виноватым тоном ответил ей Роман. Её запах, улыбка и взгляд, заставляли его чувствовать себя живым по-настоящему, легко, без страха и ненависти, без лицемерия и лжи… Всё было предельно просто, и те понятия жизни, которых он раньше придерживался, попросту растворялись, отпадали, как забытые и ненужные мысли.

— Дэна, они не хотят с нами говорить, — вмешался до этого молчавший Нэне на человеческом языке — должно быть свои мысли сестра передала и ему. Юноша хоть и был хрупок на вид, но в нём и близко не чувствовалось намёка на какие-то комплексы, какими обычно страдают худые мальчишки. Его не обижали в школе и дворе за то, что он не мог за себя постоять, его не били и не унижали сверстники — для него, как и для Дэны, насилие чуждо, незнакомо…

— Я пойду с ним, — ласково произнесла его сестра, указывая на остолбеневшего Романа, — он смог войти в Гармонию вместе со мной. Он не даст нас в обиду.

От такого вывода Искатель даже оторопел, не в силах придумать ничего лучше, кроме как скованно кивнуть. «И как мне, позвольте узнать, убедить всех этих людей не расстрелять меня и их на месте?» — спросил он сам себя, поворачивая голову к Никите Александровичу. Старый профессор, автор пяти книг о ксеноархеологии, всю свою жизнь посвятивший изучению инопланетных артефактов, теперь выглядел потерянным, усталым, совсем не тем живым старичком, который любил порассуждать о мироустройстве и несправедливом заблудшем мире. Он был его частью, отверженный в своих попытках пронести свет и погасивший его, несмотря на то, что однажды увидел истинную природу вещей. Сломавшийся старый человек, живущий ради поиска убеждений, что прожил жизнь не зря, что оказался когда-то прав, и умоляющий окружающих сказать ему: «Ты не ошибся!» Теперь он молчал, не в силах принять то, что давно забыл сам.

— Господин Эльм, подготовьте лабораторную камеру, — набравшись духа, громко произнёс Роман, переводя взгляд с поникшего Николая Александровича на тёмное стекло наблюдательного пункта у шлюза, — я установил контакт, мы готовы к диалогу.

Такая уверенная речь эхом отразилась от стен Хранилища, в испуге ожидая надвигающейся бури. Романа здесь считали в самом лучшем случае младшим научным сотрудником, без всяких доступов и прав, к тому же в области лженауки. Такой как он не мог указывать им, что делать! Они — признанные себе подобными боги, знающие всё о мире и целой Вселенной. О каждой молекуле, породе, энергии они писали статьи и трактаты, проводили долгосрочные исследования и могли на часы затянуть лекцию о передвижении протонов в ускорителе частиц или о процессах электромагнитных бурь. Они видели и слышали, изучали и вывели истину, которую хотели видеть. Никто не смел им приказывать! Но у владельца Оазиса были свои взгляды на этот счёт, и за этого его многие не любили.

— Роман, вы отвечаете за свои действия? — спросил он по громкоговорителю, глядя на настороженное лицо ксеноархеолога. — Оно коснулась вас…

— Её зовут Дэна, а её брата Нэне, — торопливо перебил его тот, обидевшись за этих невинных созданий, которые с улыбками наблюдали за этой сценой, — она сделала это, чтобы понять наш язык…

— Вы понимаете, что я не могу этого допустить? — холодно возразил МаксЭл. — Я не буду подвергать опасности весь Оазис и не верю вам на слово. Если они и вправду не враждебны, то пусть остаются на своих местах, пока не принесут средства защиты…

— Вы хотите посадить их в клетки, как зверей? — взревел Роман, чувствуя, как мелодия в его голове дрогнула, и из недр сознания потянул щупальца другой монстр — горячая ярость, не менее опасная, чем страх.

— Это вынужденная необходимость…

— Так-то вы встречаете представителей другой цивилизации? — не дал ему договорить тот. — Они пришли к нам с миром, с удивлением глядя на вас, а вы пытаетесь расчленить их, чтобы убедиться, что их можно убить. Ведь то, что смертно, менее страшно, да?

— Старик, не провоцируйте их, — подал голос Никита Алексанрович, покачав головой, — из-за страха они не понимают что происходит, и могут и вас запереть в клетке, ради опытов. Я категорически прошу вас — не совершайте безрассудных поступков!

— Я не позволю препарировать их, как кроликов, — с видом, что дальнейший диалог невозможен, покачал головой Роман, — это живые разумные существа и насилие над ними может повлиять на дальнейшие взаимоотношения с их цивилизацией.

Доводы Искателя показались вполне разумными и вызвали смешанные мнения среди всех этих безликих учёных, стоящих за тёмным стеклом. С одной стороны, кто знает, какие открытия и перспективы могли бы принести все опыты, которые были доступны с помощью оборудования Оазиса? С другой, из открытых врат в мир этих созданий могли прийти и другие, подобные им или ещё более страшные, и очень рискованно портить с ними отношения сейчас.

— Хорошо, — после короткого молчания, сказал МаксЭл, дав сигнал людям в чёрных комбинезонах, чтобы те опустили оружие, — подготовить камеры «ЛА-43» и «ЛА-44». Надеюсь, разделить этих двух, для быстроты опроса у нас есть право, господин Соломонов? — в его голосе не было ни капли тепла, и только теперь Роман понял, что этого человека ему стоило бояться прежде всего.

***

Неприветливая тёмная камера, такая же, в которой хранили посох-меч, вновь была активирована и наполнена мигающим индикаторами оборудованием с единственным источником света — мощной направленной лампой по центру комнаты. Дэну усадили на довольно жёсткое кресло с регулируемой высотой, точнее это сделал Роман, поскольку остальные люди предпочли остаться на почтительном расстоянии от инопланетянки. Она даже не собиралась сопротивляться, с детским любопытством осматривая помещение.

— Всё хорошо, они просто опросят тебя, — неуверенно сказал ей Искатель, вздрогнув, когда она подняла на него взгляд, — они не причинят тебе вреда.

— Р-оман, вы странные, — хихикнула она, обнажив белые зубки, — у вас дома сделаны из жёсткого камня и металла — это же неудобно…

Казалось, её совершенно не заботит, что она общается с представителем иной цивилизации и находится в абсолютно чужом для неё мире. «Хотя, для таких как она, это, наверное, не удивительно, — подумал Роман, не отрывая взгляда, — сколько они уже видели таких как мы?»

— Роман Юрьевич, покиньте камеру, — услышал он скрипучий голос старого профессора ксеноархеологии через динамики под потолком. Взгляд Дэны тут же метнулся к стеклянной стене перед собой, за которой находились собравшиеся люди. Вряд ли она видела их за непроницаемым стеклом камеры, но Роман уже знал — она слышит мысли, а значит знает, где те находятся.

— Останься со мной, — ласково попросила она его, радостно улыбаясь.

— Это ненадолго, — смутился он. Взгляд Дэны пронизывал до самых глубин разума, и он понял, что не может сопротивляться этим ярко-голубым глазам наполненными беззаботным счастьем и радостью.

— Нэне говорит, что он за этой стенкой, — она показала рукой направо, где за толстым слоем стали и проводов находился её брат. К юноше относились так же настороженно, но он и сам не проявлял такого живого интереса, как его сестра. Неизвестно, чем это было вызвано, но Роман надеялся, что это просто особенность его характера.

— С ним хорошо обращаются, не волнуйся.

— Он немного замкнут в себе, но очень умный, — словно не слыша его, говорила Дэна, — Р-оман, он говорит, что мне надо быть осторожней.

Что-то ёкнуло в сердце Искателя. Он отшатнулся от смотрящей на него белокожей инопланетянки и попытался улыбнуться ей в ответ. Не получилось — вышла какая-то болезненная ухмылка, словно ему стало больно, но Дэна лишь весело рассмеялась его жесту.

— Роман Юрьевич, что случилось? — послышался встревоженный голос Никиты Александровича.

— Н-ничего, я выхожу, откройте дверь, — выдавил из себя тот, не сводя глаз с Дэны.

«Всё будет хорошо, скоро мы вас выпустим», — подумал он, понимая, что не может скрыть мыслей от неё. Точнее — не хочет этого. Ему хотелось выпустить её сейчас, оказаться где-нибудь в зелёном парке у журчащего фонтана, в спокойной обстановке и, смеясь, рассказывать и рассказывать о своём мире, всю историю от начала и до нынешних дней. Хотелось рассказать об их открытиях, достижениях, укладе жизни, но… вряд ли кто-то даст ему такую возможность.

Когда он вошёл в лабораторию перед камерой, он сразу же встретился взглядами с МаксЭлом. Несмотря на то, что вид владельца Оазиса остался аристократично-непринуждённым, в его глазах плясали огоньки ледяной ярости, которую он испытывал по отношению к Роману. Этот юнец не поучавший даже похвалы от старших товарищей, смел указывать ему что делать! Даже самые старые учёные, что находились на базе, не позволяли себе такого и всегда считались с его мнением. Но теперь поздно высказывать своё недовольство — Дэна смотрела прямо на них, словно между ними не существовало никакого стекла, и это нешуточно нервировало всех, кроме Романа, видящего в её глазах лишь неподдельное любопытство.

— Опасное существо, я считаю, — заявил Адриан, которого он поначалу и не заметил за спиной МаксЭла, — почему вы не активировали контуры защиты в камере?

Тот хотел было что-то ответить, коротко взглянув на Романа, но промолчал, коротко кивнув Николаю Александровичу, сидящему за письменным столом с тонким ноутбуком. На экране устройства отображалась панель диктофона, записывающего речь сразу в несколько файлов на удалённых компьютерах, чтобы не потерять их. Кроме него, Адриана Ливза, Романа и МаксЭла в лаборатории никого не осталось — глава Оазиса решительно настоял на том, чтобы лично опросить незнакомое существо, раз уж ему не выпала честь его встретить.

— Вы слышите меня? — спокойным голосом спросил Николай Александрович в микрофон гарнитуры, надевая тонкие беспроводные наушники на голову.

— Да, — протянула Дэна, улыбнувшись чуть шире. Видимо, ей уже надоело сидеть, и она, потянувшись, встала с кресла, с интересом изучая мигающий индикатор теплового датчика на стене.

— Вы понимаете о чём я говорю? — задал довольно очевидный вопрос профессор, вызвавший у Адриана презрительный смешок.

— Конечно.

— Кто вы?

— Мы называем себя алуманы, — ответила та, вновь переведя взгляд на стекло, — меня зовут Дэна, а моего брата Нэне. Вы хотите узнать, откуда мы прибыли? — вдруг задала она вопрос, подходя ближе.

Такая смена инициативы в разговоре ошеломила Никиту Александровича, удивлённого заморгавшего, словно его ударили. Неожиданно мысли вновь затихли в его голове, вновь зазвучала знакомая мелодия и перед глазами Романа предстала удивительная картина — среди бескрайних песчаных морей, среди белых скал и высоких широколиственных деревьев, с которых свисали дивные красные плоды, стояли дома из блестящей белой чешуи и пылал огонь без дыма. Они тянулись по спирали до большой круглой площади с сияющим белым светом обелиском из мягкого камня. Он не слепил и не обжигал и от него не чувствовалось жара. Вдруг Роман понял, что ни огонь, ни электричество, ни какая-то другая понятная им энергия не служат источником света. Это были мысли самих алуманов, их города или племени, воплощённые в этой скульптуре и закреплённые в ней, как и те, что находились в посохе. И дома эти, как он понял, сделаны не из кожи каких-то рептилий или тканей, а из ярких мыслей самих носителей, материализовавшихся в предметы. А ещё он заметил, что большинство алуманов сидит перед обелиском, подогнув ноги под себя. Их глаза были закрыты, и казалось, что они и вовсе не живые, настолько медленно они дышали. «У вас тоже может получиться, — услышал он голос Дэны, — телом мы здесь, но мысли наши в далёких проекциях других миров. Немногие из нас решаются искать чудеса в своём мире, но так я нашла вас. И мы…»

— Прочь из моей головы! — услышал он истеричный выкрик откуда-то сбоку.

Адриан стоял на коленях, обхватив свою голову руками и бил себя по вискам, словно пытаясь выбить из ушей воду. Картина поразительного мира тут же испарилась, а музыка смолка, отозвавшись вздохом разочарования у Романа. Никита Александрович так же остался неподвижен, смущённо открыв глаза — ему это показалось чудесным сном, из которого его вырвали крики давнего соперника и просто неприятной личности. Раскрасневшийся от ярости МаксЭл сорвал с его головы наушники и микрофон и хотел было что-то крикнуть Дэне, но осёкся. Краска волной схлынула с его перекошенного ужасом лица, и в расширившихся до предела глазах сверкнули слёзы отчаяния. Попятившись, он опрокинул стул, и, показывая дрожащим пальцем на стекло, громко завыл, оседая по стене на пол. И когда Роман увидел, то, что находится в камере, он оцепенел, чувствуя, как останавливается его сердце.

Белая кожа Дэны менялась прямо на глазах. Вместо гладкой и белой, она ставилась серой и грубой, как у носорогов, обрастая костяными наростами на спине и локтях. Золотые локоны почернели и опали безобразными нитями, а ярко-голубые глаза приняли жёлтый оттенок с красным зрачком посередине. Рот раскрылся, и в сторону людей лязгнула широкая пасть с острыми, как иглы, зубами. Протяжно завыв так, что зазвенело в ушах, монстр бросился вперёд, впившись когтями в толстое стекло и пробив его насквозь. Вот теперь закричали и Никита Александрович и Адриан, когда тварь, пару секунд назад бывшая таким милым существом, начала быстро разбирать единственную преграду между ними. Взгляд жёлтых глаз хищника вводил в оцепенение, а из открытого зубастого рта капала голодная слюна, предвкушая вкус крови и плоти.

«Р-оман, думай о прекрасном! — услышал он юношеский голос в своей голове. — Думай о том, что любишь больше всего!» Нэне пытался сказать что-то ещё, но вой в соседней лаборатории заглушил и его. «Люблю больше всего?» — глаза застилала пелена, мыслить давалось с трудом, но Роман всё равно пытался представить хоть что-то, что имел в виду алуман. Любовь к познанию неизведанного? Она слишком абстрактна, чтобы называться крепкой. Любовь каким-то определённым людям? Близко, но давно уже нет таких людей, которых бы он по-настоящему любил.

Но любовь к Дэне… она открыла ему мир заново, показала ему собственный разум, освещённый ярким дневным светом, разгоняющим тьму. Многие вещи стали настолько очевидными, что потеряли свою значимость — нет смысла строить большие звездолёты и города, когда достаточно лишь своих мыслей. Уклад жизни, цели, мечты — всё это стало незначительно, хотя и казалось раньше чем-то важным, когда он блуждал во тьме. И она рассеялась, обнажила свои тайны, даже те, которые он не мог принять. Одно Роман знал точно — он любил эту инопланетную странницу, случайно нашедшую старые «врата». Когда-то и их цивилизация пыталась познать другие миры физическим путём, но что-то пошло не так, и экспедиция провалилась. Никто не вернулся, а «врата» закрылись… до нынешнего дня.

Не взирая на рвущего стекло монстра и вой сирен базы, Роман подошёл к двери шлюза и открыл его, проходя внутрь камеры. Тварь тут же метнулась к нему, прижав к стенке, и Роман почувствовал её жаркое дыхание и зубы, тянущиеся к шее… но лишь улыбнулся и обнял её. Он знал, что это Дэна, приветливая и наивная алуман, по своему любопытству нашедшая «врата» раньше взрослых. Он видел не бестию с острыми когтями и зубами, жаждущую крови, а лишь испугавшуюся девушку, которая сжалась от ужаса в своей защите. И он коснулся её разума…

Серая кожа вновь становилась белой и гладкой. Наросты пропадали, а волосы приобрели прежний золотой блеск. Лишь в больших голубых глазах без зрачков теперь сверкали слёзы, а губы уже не улыбались приветливой улыбкой, как раньше.

— Почему ты не сказал?.. — прошептала она ему на ухо, когда он прижал её к себе. — Почему ты не предупредил меня о том, что ваш мир полон ненависти и страха?

— Дэна…

— Почему вы так боитесь выйти из темноты? Почему заперли себя в металле и камне, вместо того, чтобы следовать к свету?

— Я верну тебя обратно в твой мир, — проговорил он, подхватив её на руки. Она была лёгкой, как пёрышко, и ничуть не сопротивлялась, лишь сильнее прижавшись к нему и обхватив шею руками.

— Роман Юрьевич, — услышал он сквозь какофонию тревоги и криков голос Никиты Александровича, — старик, они зависимы от эмоционального фона! Негативные эмоции и мысли вызывают в их организмах защитную реакцию. Так они обороняются от врагов.

Они вышли обратно в лабораторию, и Роман понял, что Нэне, который дал ему подсказку, уже выбрался из своей камеры, оставляя за собой кровавый след, тянущийся в глубины лабораторного сектора. Адриан тоже куда-то уполз, а вот МаксЭл до сих пор сидел у стены, дрожа от ужаса. Некогда тёмные волосы аристократа стали седыми и тусклыми, а в глазах не читалось ничего, кроме апатии. Никита Александрович всё ещё сидел на своём стуле, слабо улыбаясь вышедшим из камеры Роману и Дэне.

— Второй ушёл в лаборатории, погнался за теми, кто успел сбежать, — казалось, слова даются ему с трудом, и вдруг Роман увидел, что на его животе расползается красное пятно, — осколок… попал, — сказал он, увидев лицо своего помощника и испуганные глаза инопланетянки.

— Мы найдём и вернём Нэне в прежнее состояние, — заговорил было молодой учёный, но профессор покачал головой:

— Сомневаюсь, что у вас это получится. На базе теперь слишком много страха и ненависти от увиденного. Я категорически убеждён, что при таких сильных негативных эмоциях вокруг, он не сможет сдержать свою защитную форму. Но пока Дэна у тебя в руках и чувствует твою любовь, она не станет превращаться. Единственный твой выход — пройти с ней через портал, чтобы она не унесла с собой тот негатив, что тут царит.

— Но… а как же вы, Николай Александрович? — упавшим голосом спросил Роман, хотя и знал ответ.

Профессор рассмеялся, закашлявшись. По его подбородку изо рта потекла кровь, но тот уже не замечал этого.

— Старик, я своё получил сполна. Их ненависть стала для меня наградой. Я всю жизнь убеждал их, что они идут неверным путём, изучая лишь крошечную толику того, что скрывает Вселенная, но они не слушали меня. И сейчас, когда они поняли, что ошибались, они возненавидели этих созданий, за то, что те посмели оспорить их божественные амбиции на власть над разумом. Я категорически заявляю — теперь мне не жалко и умереть. Об одном я вас прошу, Роман Юрьевич, — силы оставили его и он склонил голову себе на грудь, — заберите посох с собой, чтобы никто из людей больше не мог пройти через ту арку… и погубить их мир…

Это были последние его слова. Помолчав, переживая эту жертву своего старого друга и наставника, который любил из своей шутливой вредности называть его «стариком», Искатель покрепче прижал к себе Дэну и побежал вперёд, слыша позади себя вой беснующегося чудища.

========== Эпилог ==========

Ночи в пустыне всегда холодны и темны. Среди бесконечных барханов, лежащих, словно исполинские звери, озарённые ярким светом ночного светила, тени казались живыми, воплощёнными. Впервые за многие дни подул лёгкий ветер, шурша жёстким песком по пустыне Ари И среди этого загадочного сумрака тяжело было разглядеть флюгер и антенны давно забытого «Оазиса». Лишь проржавевший от времени и дождей купол, некогда белый и чистый, хоть как-то выделялся среди поглотивших его песков.

Имена пятидесяти людей, включая Максимилиана Вирдио-де-Харност Эльма, профессоров Адриана Ливза и Никиты Андреевича Галактионова, предпочли внести в список погибших в песчаной буре, а исследования, что они проводили, передали другим учёным, менее искушённых в рискованных экспедициях.

Среди немногочисленной диаспоры энофопов, потомков тех, кто видел богов пустыни, вновь начали вспоминать старую легенду о «богах пустыни», что однажды подарили людям огонь и научили их ремёслам, а позже покинули их, не вытерпев войн. Легенда, что воспринимается сейчас как сказка… если бы не вой неведомого зверя, заслышав который, люди малых городов близ пустыни Ари запираются в домах, зажигают как можно больше света и стараются, пересилив страх, петь старую детскую песню о мальчике, ищущего счастья и нашедшего его.

Внутри старого Оазиса теперь тихо. Тьма некогда жилых помещений давно правит здесь, скрытая под песками и тайнами. И единственный луч света, тянущийся из прорехи в крыше, освещал каменную арку посередине полукруглого помещения, с изображёнными на ней языками пламени, которые перерастали в виноградные лозы.