Valija Zinck

Penelop und der Funkenrote Zauber

* * *

1

Пенелопа Говиндер

Пенелопа Говиндер была необычной девочкой. Ее волосы, прядями спадавшие на лоб, были серыми, точно олово, и от нее вечно пахло костром.

И порой, едва только мать собиралась окликнуть ее, Пенелопа заранее слышала, что та хочет ей сказать. Фрау Говиндер и рта раскрыть не успевала, а Пенелопа уже в ответ: «Да, мама, я мыла сегодня голову!» или «Ладно-ладно, сейчас отнесу бабушке наверх ее кофе!».

То, что волосы у Пенелопы были седыми, казалось ей совершенно в порядке вещей – ведь они никогда другими и не были. К запаху костра она давно привыкла, а над тем, что некоторые слова она слышит еще до того, как они будут сказаны, даже и не задумывалась. Единственным, о чем она все-таки задумывалась, и всерьез, был ее день рождения. Родилась Пенелопа летом, а точнее – тринадцатого августа. И каждый год тринадцатого августа шел дождь. Кроме самой Пенелопы, почти никто на это внимания не обращал. А поскольку большинство людей ходит с зонтиком или в плаще, никто не замечал, что от дождя, идущего тринадцатого августа, на самом деле никто не мокнет.

Когда на свой седьмой день рождения Пенелопа поделилась с матерью своими удивительными наблюдениями, та побледнела, как полотно, и строго сказала: «Ничего не желаю слышать о подобных странностях! Достаточно я их уже навидалась!» Пенелопа спросила, что она имеет в виду, но фрау Говиндер промолчала, и девочке показалось, будто в уголках глаз у нее блеснули слезы. Пенелопа очень любила маму и больше об этом странном дожде не заговаривала. Ни на свой следующий, восьмой день рождения, ни когда-либо еще.

Пенелопа с мамой, бабушкой Эрлиндой и серой кошкой Куку жили в маленьком деревянном домике на самой окраине, прямо там, где начинаются лес и болото. В доме дуло из всех щелей, но несмотря на холод и тесноту, Пенелопа его очень любила. Особенно потому, что издали казалось, будто он покрыт драконьей чешуей. Когда-то стены были ярко-красными, но мама перекрасила их в темно-зеленый. Каждое лето после дождя краска облетала, и под слоем зелени проступало все больше красного – до тех пор, пока весь дом не стал пестрым.

Папа с ними не жил. Он вообще больше нигде не жил, потому что умер, когда Пенелопа была еще совсем маленькой, и она скучала по нему, хоть и совсем не знала его. Единственное, что от него осталось – это кошка Куку и старая, уже довольно потрепанная черно-белая фотография. На ней длинноволосый мужчина, улыбаясь, обнимал фрау Говиндер, у которой тогда еще не было ни одной морщинки, зато был большой круглый живот, в котором сидела Пенелопа. Больше во всем доме ничто не напоминало об отце. Все его вещи мама раздала, потому что от одного взгляда на них ей становилось грустно. Пенелопа об этом жалела. Ей бы хотелось больше знать об отце! А то, что ему когда-то принадлежало, могло бы о чем-нибудь ей рассказать… Когда она начинала расспрашивать, бабушка Эрлинда отвечала что-нибудь вроде: «Жаль, конечно, что его больше нет с нами!», а мама вообще никогда о нем не говорила.

2

Дождь

Однажды в пятницу, пасмурным апрельским утром, Пенелопа проснулась оттого, что кто-то щекотал ей нос.

– Куку, отстань! – пробормотала она. Но тут вдруг сообразила, что кошка лежит у нее в ногах, как грелка, а то, что щекочет ей лицо, больше похоже на многоножку. Пенелопа тут же вскочила.

– Вот же кикимора принесла! – воскликнула она и с отвращением стряхнула с носа большого желтовато-серого паука-сенокосца. – Чем ты думало, когда заползло на меня?!

Ничего не ответив, сенокосец, пошатываясь на тонких ножках, поспешил скрыться под кроватью.

– Вежливости тебе тоже не занимать! – крикнула ему вслед Пенелопа. Вообще-то она ничего не имела против косиножек, пауков и прочих ползучих тварей, вот только не в шесть утра и не у себя на носу. Тут ее взгляд упал на дремлющую кошку. – Это так ты меня охраняешь? На меня прямо с утра напало жуткое насекомое, а ты посапываешь себе и ухом не ведешь?

Куку даже не шевельнулась.

«Видимо, со мной сегодня все решили не разговаривать», – подумала Пенелопа. Но не тут-то было. В следующую секунду по дому разнесся пронзительный вопль:

– Пенелопа, на по-о-о-мощь!

Ага! Наверное, у мамы молоко убежало, или она капнула кофе себе на платье. Но, спускаясь по потертой деревянной лестнице, Пенелопа не учуяла ни запаха подгоревшего молока, ни вкусного аромата кофе. Мама, свернувшись калачиком, спала на диване. Ох уж эти слуховые галлюцинации! Временами они просто выводили Пенелопу из себя. А уж когда то, что она должна была услышать, возникало у нее в голове за несколько дней до того, как прозвучит на самом деле, это совершенно сбивало ее с толку.

Тихо, чтобы не разбудить маму, Пенелопа стала готовить завтрак. Завтракая в одиночестве, она заваривала себе вербену и намазывала булочку маслом. Фрау Говиндер играла на кларнете в городском театре и после вечерних спектаклей возвращалась домой глубоко за полночь. Утром она отсыпалась, и Пенелопе приходилось завтракать одной, вот как сегодня. Надкусив булочку, она смотрела на капли дождя, кривыми дорожками сбегавшие по стеклу. «Жаль, что это настоящий дождь, а не как на мой день рождения! – подумала она и сделала глоток чая. – Пока доберусь до автобусной остановки, промокну до нитки!»

Пенелопа вышла из дома. В лицо дул пронизывающий ветер. Втянув голову в плечи, она выкатила из сарая велосипед. От их дома до проселочной дороги тянулась песчаная бугристая тропинка. Вдоль обочины торчали пучки травы. Ехать по этой тропинке было совершенно невозможно, и Пенелопа обычно катила велосипед до старого бука, за которым можно было свернуть на мощеную улицу. Там она садилась на своего железного коня и взбиралась вверх по крутому склону.

По дороге ей встретился незнакомый трактор. Грохоча, он быстро катил навстречу, и именно в тот момент, когда Пенелопа объезжала огромную лужу, тракторист прибавил газу и проехал прямо по воде, подняв кучу брызг и окатив Пенелопу песком. Ей казалось, будто ее только что вытащили из болота.

– Ах ты, кривая рожа! – крикнула она вслед трактору, вытирая лицо рукой. – Ты за это поплатишься, уж будь уверен!

Что же это за день такой? Сначала паук на лице, потом душ из лужи…

– Ну а ты, ты куда смотрела? – обозлилась она на дорогу. – Не могла, что ли, сделать так, чтобы он поехал как-нибудь еще?

Дорога, разумеется, ничего не ответила, и Пенелопа потащилась дальше к остановке.

– Да ты, никак, уже искупалась? – усмехнулся водитель, когда она вошла в автобус, но отвечать у Пенелопы никакого желания не было.

Добравшись до школы, она стащила с себя мокрую одежду, развесила на дверце шкафчика и натянула футболку и шорты, которые обычно носила на занятиях спортом. От них, конечно, несло сыростью, да и денек выдался прохладный, но всё лучше, чем голышом, решила Пенелопа. Ничего, обойдется! В конце концов, она ведь не неженка! Но когда Пенелопа начала стучать зубами так громко, что у учителя математики на доске вместо прямых линий начали выходить зигзаги, тот не выдержал.

– Все, хватит дрожать! – воскликнул герр Пумпф. – Пятый «Б», проявите солидарность со мной (бедный я, несчастный!) и с нашей многоуважаемой мисс Говиндер. Кто готов поделиться с ней какой-нибудь одеждой и спасти от воспаления легких?

Готовы были все. И вскоре Пенелопа сидела в шелковом топе, водолазке мятно-зеленого цвета, слегка щекочущихся теплых колготках, бежевых леггинсах, одном штопаном чулке, вязаном жакете, свитере с капюшоном, в налобной повязке, с фиолетовым бантом на голове, серебряным колечком с розочками на пальце и в двух шарфах – одном черном и другом, в красно-оранжевую полоску.

– Не хватает только обуви, – наполовину в шутку, наполовину всерьез заметил учитель. Тут же с задней парты вскочили два невероятно худых блондина. Это были Том и Питч – у обоих щель между зубами, одинаковые улыбки и ярко-голубые кроссовки. На левую ногу Пенелопе предложили кроссовку тридцать восьмого размера, на правую – тридцать девятого.

– А мы до завтра и так попрыгать можем! – крикнул Питч, поставив кроссовки перед ней на парту, и подхватил под руку Тома. Так они и поскакали обратно на свои места. Все расхохотались, а Пенелопа даже не знала, что ответить: ощущения были такие, словно у нее внезапно случился еще один день рождения и ей надарили гору подарков. И хотя сидела она теперь, словно луковица, а кроссовки, разумеется, были очень велики – разве это имело значение?

Больше ничего необычного тем утром не произошло, и когда в обед пришла пора возвращаться домой, Пенелопа уже вполне могла бы надеть свою одежду, ведь она уже почти высохла – но расставаться с приятным чувством, что ее как будто обнимает целый класс, совершенно не хотелось.

3

Лес и болото

Дождь почти перестал, на улице лишь слегка моросило. Пенелопа решила сократить дорогу и направилась к дому через лес: если идти через деревню, мимо автобусной остановки, то чтобы добраться до драконьего дома, ей требовалась двадцать одна минута, а если идти лесом – то всего двенадцать. Кто уже бывал в заболоченном лесу, тот знает, что сквозь него ведут редкие, очень узкие тропки, и сворачивать с них настоятельно не рекомендуется. Стоит сделать шаг в сторону, как тут же проваливаешься в холодную топь – по грудь, а то и глубже. Если очень повезет, и удастся выбраться (что маловероятно), домой придется шлепать босиком – болото тут же стягивает с ног ботинки, проглатывает, и больше тебе их не видать.

Пока Пенелопа осторожно перекатывала велосипед через корягу, колеса его чуть не соскользнули – такой скользкой была тропинка. Пенелопа крепче ухватилась за руль, вцепилась пальцами ног в стельки огромных кроссовок, очень осторожно обогнула следующее дерево – и от ужаса замерла.

Прямо перед ней на дороге лежало что-то, чего никак не должно было быть на болоте. То, что обычно бывает только на шее. Темно-зеленый платок в розочку. Мамин! Пенелопе хватило двух секунд, чтобы его узнать.

«Что он тут делает?» – спросила себя Пенелопа, поднимая платок, и огляделась, но вокруг были лишь деревья да трава на болоте. Ветер трепал ее седые волосы.

– Мама, ты здесь? – тихонько позвала она.

Но никто не ответил. Сунув платок в карман жакета и еще раз посмотрев по сторонам, она вскочила на велосипед и помчалась вперед так быстро, как только позволяла мокрая дорога.

Сведенными от холода пальцами она постучала в красно-зеленую чешуйчатую дверь. Из дома не доносилось ни звука.

– Мама! – крикнула Пенелопа. – Бабушка! Откройте!

В ответ – только тишина. Пенелопа обошла вокруг дома и заглянула в окно, но не увидела ни дымящейся на плите кастрюли, ни мамы, разучивающей пьесу на кларнете, ни бабушки Эрлинды, склонившейся над своей коллекцией монет – только серая кошка Куку, свернувшись, дремала в кресле.

«Что бы это могло значить?» – задумалась Пенелопа, присев на деревянную ступеньку перед входом. Тут же язык ее словно сам собой принялся щелкать – как и всякий раз, стоило ей погрузиться в глубокие раздумья. Ничего дурного в этом, в общем, не было, хотя иногда раздражало.

– Боже милосердный! Наконец-то ты явилась!

Перед ней внезапно возникла бабушка Эрлинда. Собственно, то, что это бабушка, можно было понять по потрепанному зеленому плащу, обтягивающему внушительный живот. В остальном старушку было не узнать – ее кожа посерела, крашенные в русый цвет волосы растрепались, глаза опухли, нос покраснел… Что же случилось?

– Твоя мама попала в аварию, – тихо сказала бабушка, садясь рядом на ступеньку.

– Что?! – подскочила Пенелопа.

– Спокойно, спокойно. Все не так плохо. Мы можем прямо сейчас поехать ее навестить.

Дорога на автобусе заняла уйму времени. Бабушка Эрлинда успела рассказать, что в деревне маму сбил какой-то трактор. Она отделалась парой ушибов, но все равно в сознании может оставаться лишь несколько минут, а потом снова отключается.

– А мама сегодня – щелк! – не была в лесу?

– Нет, а с чего бы? – удивилась бабушка.

– Ну, потому что… Ладно, я просто так спросила, – ответила Пенелопа и уставилась в окно. По ту сторону луга чернел заболоченный лес.

4

Новая прическа

В последовавшие за несчастным случаем недели Пенелопе пришлось привыкать к тому, что маму можно увидеть только по выходным, и от этого она очень страдала. Дорога в больницу занимала больше двух часов – о том, чтобы навещать маму на неделе, нечего было и думать. Когда Пенелопа приезжала, мама обычно спала, но в те редкие минуты, когда фрау Говиндер открывала глаза, она мужественно улыбалась дочери и говорила: «Всё образуется! Я чувствую себя уже гораздо лучше и скоро вернусь домой».

Пенелопа надеялась, что это правда.

Привыкать ей пришлось и к кулинарным изыскам бабушки – впрочем, ни к жестким, как подошва, печеночным оладьям, ни к дочерна подгоревшей яичнице, ни ко всему остальному, что могла приготовить бабушка Эрлинда, слова «кулинария» и «изыск» не очень-то подходили.

К тому, что найти ярко-голубые шнурки довольно непросто, Пенелопа тоже привыкла. На следующий день обнаружилось, что шнурок на левой одолженной кроссовке совершенно истрепался – вероятно, с ним что-то случилось, когда Пенелопа пробиралась через болото. И хотя Питч сказал, что у него есть запасные шнурки, оранжевые, и голубой ему совершенно не нужен, Пенелопа с этим смириться не могла – если уж она что-то одолжила, то обязана вернуть. Даже если не сразу, как в этом случае.

Однажды в пятницу вечером – Пенелопа уже съездила в больницу, и врач сказал, что на следующий день выпишет фрау Говиндер домой, – так вот, однажды вечером, лежа в кровати, Пенелопа вдруг заметила: что-то изменилось.

«Чего-то не хватает… Чего-то, что всегда у меня было, а теперь пропало», – подумала она, но понять, что именно исчезло, так и не смогла. Она включила ночник и осмотрелась. Стол на гнутых ножках стоял на своем обычном месте у подоконника, кресло с ржаво-коричневой обивкой тоже никуда не делось, шкаф тоже был тут – ну а в кровати лежала она сама, поэтому кровать тоже не исчезла.

«Наверное, это что-то настолько маленькое, что я его даже не вижу, – зевнула Пенелопа. – Ну ничего, завтра выясню, а сейчас пора спать».

Она вновь погасила свет и выбросила эту мысль из головы. Когда Пенелопа уже лежала в полудреме, в комнату прокралась Куку, вскочила на постель и зарылась в одеяло, но тут же снова вылезла, подбежала к голове Пенелопы и принюхалась.

– Отвяжись, – буркнула Пенелопа и отмахнулась от кошки. Мяукнув, Куку вновь полезла под одеяло. Почувствовав, что та теплым клубочком свернулась у нее в ногах, Пенелопа тут же уснула. Немного погода кошка громко чихнула, а потом еще раз, и еще.

– Так вот в чем дело! От меня больше не пахнет костром, – сквозь сон пробормотала Пенелопа.

И в самом деле: если от тебя всю жизнь пахло костром, а потом вдруг перестало, это озадачивает. И наутро Пенелопа очень удивилась. Но не тому, что больше не чувствует привычного запаха – настоящее потрясение она испытала в ванной, увидев свое отражение. Из висевшего над умывальником зеркала на нее смотрела совершенно незнакомая девочка.

Ну, это, конечно, глупости. Девочка была вполне знакомая, ведь в зеркало смотрела она сама, Пенелопа. Но волосы у нее уже не висели тусклыми серыми прядями, как селедочные хвосты – вместо них появились огненно-рыжие кудри, торчавшие во все стороны.

– Ты кто такая? – спросила Пенелопа у отражения. У девочки был тот же носик пуговкой, те же темно-зеленые глаза и такая же светлая кожа, как у нее самой.

Схватив себя за волосы, Пенелопа поднесла одну прядь к глазам. К правому глазу. И моргнула.

– Не может быть, – пробормотала она. Девочка в зеркале ничего не сказала, но ее губы шевелились в такт словам. Сев на крышку унитаза, Пенелопа попыталась отдышаться и трижды сосчитала до десяти – как всегда, когда хотела успокоиться. Однако это не помогло. Что стряслось? Запах костра исчез, а волосы стали яркими, как языки пламени… Как это могло случиться? И что это значит?

Вдруг она почувствовала такую тоску по матери, какой не чувствовала все эти несколько недель. Пенелопе захотелось упасть ей в объятия, прижаться к груди и услышать, как бьется ее сердце – как она слышала когда-то, когда была совсем маленькой. Захотелось, чтобы мама погладила ее по огненно-рыжей голове и сказала: «Ах, Пенни, милая моя Пенни! Ты же моя дочь, а значит, ты для меня всегда хорошо пахнешь, костром или чем-нибудь еще. И седая ты или рыжая – это не меняет тебя внутри!»

Но в этом-то все и дело! Пенелопа была не уверена, что внутри у нее ничего не изменилось. Чувствовала она себя совсем не так, как прежде – появилась неожиданная легкость, словно она стала прозрачной, да и бодрости было куда больше обычного. Где-то внутри в ней пробудилась такая сила, что позвоночник как будто горел. Нельзя сказать, чтобы это было плохо, но и не так, как Пенелопа привыкла себя ощущать, и поэтому ей все-таки было немного страшно.

В дверь проскользнула Куку, посмотрела на хозяйку и потерлась о ее ноги. Пенелопа наклонилась: до чего же здорово, что кошка тут! Погладив старушку по серой шерстке, она тайком смахнула слезу. Куку ткнулась мордочкой ей в ладонь – она проголодалась, и звала Пенелопу вниз, чтобы та насыпала ей корма в миску.

– Ну, хватит, милая! – Пенелопа выпрямилась и сделала глубокий вдох. Что ж! Если даже кошка делает вид, будто сегодня совершенно обычный день, то она последует ее примеру.

5

Письмо пришло

Пенелопа схватила с полочки щетку и принялась энергично расчесывать непослушные рыжие кудри, а затем, умывшись ледяной водой, спустилась вниз. Корм – в миску, вербену – в чашку… Что еще? К счастью, это было утро субботы, и в школу идти не нужно. Но подышать воздухом все-таки хотелось. Пенелопу неудержимо тянуло то ли в лес, то ли к тому месту, где огромные камни выстроились в круг, то ли просто в поля – словом, куда угодно, лишь бы не сидеть дома и не думать о случившемся. И вдруг в дверь постучали.

– Кто широко живет, не запирает ворот! – крикнула Пенелопа. И поскольку дверь действительно была не заперта, на пороге в ту же секунду появился почтальон.

– У меня посылка для многоуважаемой Эрлинды Эрк. – Утирая пот со лба, почтальон поставил перед девочкой огромную коробку. – И обычная почта, – добавил он, положив сверху два письма. – Ну что ж, мне пора! Между прочим, отлично покрасилась. Смело, но тебе идет!

Он уже шагнул за порог, как Пенелопа окликнула его:

– А вы ничего не забыли? Я имею в виду вон то письмо в темном конверте!

– А? Что? – изумленно обернулся почтальон. – Разве там есть что-то еще?..

Но, порывшись в сумке, он и вправду выудил темно-серый конверт.

– Вот это да! А ты откуда о нем знала? – нахмурился почтальон, но Пенелопа только пожала плечами. Быстро сунув ей в руки письмо, почтальон заторопился к машине.

«Выглядит так, как будто это написано для таких, как я», – мелькнуло в голове у Пенелопы, и она щелкнула языком. Кто были эти «такие, как она», Пенелопа не знала, но отчего-то подозревала, что ничего хорошего внутри не обнаружит.

На наклейке с адресом она прочитала: «Лючии и Пенелопе Говиндер». Отправитель: «Л. Говиндер». Опять наклейка. Кто такой этот Л. Говиндер? Родственников у них не было, только двоюродный дед, но его звали Бенно Хербст. Им с матерью написал письмо незнакомец с той же фамилией, что и у них. И отправил его в совершенно отвратительном конверте.

– Ну ладно, – пробормотала Пенелопа. – Я, пожалуй, открою. Так я хоть что-нибудь узнаю про этого Л. Говиндера.

Но тут она задумалась. Письмо было адресовано не только ей, но и маме. Имеет ли она право вскрывать его одна?

«Я только посмотрю, – решила она и немного подержала письмо над чайником. – Если я открою конверт над паром, то смогу тут же заклеить его снова, и мама ничего не заметит».

Куку мяукнула и выгнула спину. Ее хвост ходил из стороны в сторону.

– А ну, угомонись! – прикрикнула на нее Пенелопа. – Ты что, думаешь, оттуда собака выскочит?

Открыв конверт, Пенелопа заглянула внутрь. И что же? Никакого письма там не было. И даже открытки. В сером конверте лежали пять евро, и больше ничего.

– Ц-ц-ц, – покачала головой Пенелопа. – И что бы это могло значить?

– Пенело-о-о-о-опа! – разнеслось по дому. На лестнице стояла бабушка Эрлинда. На ней была белая ночная рубашка, а ее лицо было почти такого же цвета. Пенелопа поспешно заклеила конверт и сунула его вниз под остальную почту.

– Силы небесные! Что с твоими волосами? Что это с ними такое? – Бабушка смотрела на нее так, словно посреди кухни стояла не ее родная внучка, а грабитель.

Ах, ну да, конечно! Волосы-то у нее теперь рыжие!.. Из-за письма Пенелопа совсем об этом забыла.

– Хороший цвет, правда? Вот и почтальон так считает. Будешь пить чай?

– Тебя уже кто-то видел? О, небо! – простонала Эрлинда Эрк.

«Поверить не могу! – подумала Пенелопа. Она топнула ногой по деревянному полу, да так, что накопившаяся за последние несколько недель пыль клубами взвилась в воздух. – Только этого не хватало! Сначала она дрыхнет без задних ног, а потом, когда наконец соизволит встать, начинает причитать по поводу моих волос! Вообще-то могла бы и поинтересоваться, как я себя чувствую, и…»

– Мы тебя подстрижем. Сейчас принесу ножницы, – сказала бабушка и скрылась в ванной.

– Вот еще! – рассердилась Пенелопа. – Стриги, что хочешь, только не мои роскошные локоны!

И она громко хлопнула дверью. Промчавшись вниз по лестнице, она побежала через луг к лесу. Перепрыгивая через канаву, она едва не упала. «Главное – убраться подальше отсюда, – стучало у нее в голове. – Дальше, как можно дальше!»

Из леса вышел олень, но Пенелопа его даже не заметила. Она неслась по мокрой от росы траве, и ноги ее мелькали так быстро, словно она летела по воздуху, не касаясь земли. За спиной у нее развевались огненно-рыжие волосы, сияя на солнце, как розовое золото.

6

Серость наступает

Когда Пенелопа подошла к дому, сгущались сумерки. Бабушка Эрлинда, разумеется, уже уехала в город, чтобы забрать маму из больницы. На кухонном столе лежал листок желтоватой бумаги.

«„С приветом, б. Э.“?! Ну надо же», – подумала Пенелопа, а потом соорудила себе огромный бутерброд, посыпала его жареным луком и налила воды из-под крана. Ах, до чего же славно: завтра вернется мама, погладит ее по голове и заплетет две рыжие косички. Держась за руки, они пойдут гулять в лес… Ну, а бабушка Эрлинда – или просто б. Э., как она, видимо, хочет, чтобы ее теперь называли, – будет сидеть дома и разглядывать монетки из своей коллекции.

Пенелопа отправилась в ванную мыться. Потом долго стояла перед зеркалом и разглядывала свои новые волосы – смотрела, как они переливаются на свету, пробовала их на ощупь. Они спадали на плечи и спускались по спине, словно защищавший ее красный покров. Еще утром она сама перепугалась, увидев себя в зеркале, а теперь даже не могла представить, что когда-то выглядела иначе. Она чувствовала легкость и свободу, а поток сил, пробудившийся в ней с утра, утих. Пробравшись в ванную, Куку полезла вверх по штанине хозяйки.

– Ну, хватит! Уже иду! – рассмеялась Пенелопа и следом за старой кошкой направилась по скрипучим половицам в спальню. Когда глаза уже слипались, она услышала, как открывается дверь: «Мама приехала!» Она вскочила, выбежала из комнаты… и замерла, услышав внизу недовольный голос. Мать расхаживала по кухне.

– Где этот конверт?! Пять евро, говоришь? Поверить не могу! Он что, после всего, что случилось, решил меня еще и позлить? Что всё это значит? Мама, ты можешь мне объяснить? Вот негодяй! Лучше бы я никогда его…

– Но тогда бы у тебя не было Пенелопы, – заметила бабушка Эрлинда. – А она для тебя всё! По крайней мере, ты так всегда говоришь. Он ведь был любовью всей твоей жизни.

Воцарилась тишина, слышно было лишь, как тикают кухонные часы. О чем это они там только что говорили? Кто этот негодяй и любовь всей ее жизни? И при чем тут пять евро?

– И кстати, – добавила Эрлинда Эрк. – Раз уж ты и так на взводе, расскажу тебе всё сразу.

– Что случилось?! – воскликнула фрау Говиндер.

– Волосы Пенелопы… Они… немного порыжели. Ну, знаешь, совсем чуть-чуть… Она сама еще не заметила, но ты должна немедленно…

– Боже мой! – воскликнула мать. – Вовремя же меня отпустили из больницы! Иначе нас ждала бы настоящая катастрофа!

Катастрофа?! Но почему? И почему «боже мой»? Уже второй раз за день Пенелопа рассердилась. Она-то думала, что мама обрадуется, а она вон что говорит! Желание броситься ей навстречу пропало, к горлу подступил ком. Прокравшись обратно в комнату, она забралась в постель и натянула одеяло до самого носа. В голове у нее проносились обрывки разговора: «Тогда бы у тебя не было Пенелопы… Был любовью всей твоей жизни… Да лучше б я никогда его…»

Неужели они говорят о ее отце? Но ведь он умер, и как он может в таком случае кого-то злить? Что там было написано на наклейке – «Л. Говиндер»? Неужели это Леопольд Говиндер? Леопольд Артур – так звали ее отца. Пенелопа так яростно защелкала языком, что вскоре у нее заныла челюсть. И почему б. Э. сказала, что ее волосы только слегка порыжели? Она что, теперь плохо видит? Рыжее и представить себе нельзя!

На лестнице раздались шаги. Пенелопа не желала никого видеть. И если она тут же не прекратит щелкать, мама и бабушка заметят, что она не спит.

«Не думай, – приказала себе Пенелопа. – Или думай о чем-нибудь другом! О чем-нибудь очень, очень скучном… О мухоморах! О белых грибах… Моховиках…»

Щёлк-щёлк.

Щёлк.

Кто-то подошел и остановился прямо под дверью.

Дверная ручка опустилась.

Уф-ф! Язык, еще разок щелкнув, угомонился. Дверь открылась, и в комнату тихо вошла фрау Говиндер.

– Пенни, сокровище мое, ты не спишь?

Пенелопа ничего не ответила. Крепко зажмурившись, она старалась дышать как можно ровнее. Присев на край кровати, мама вздохнула и провела рукой по волосам Пенелопы. Ах, до чего же это было приятно! Как же ей не хватало маминой ласки! Пенелопа уже почти забыла, как злилась на нее, но тут…

Клак!

Что это? Как будто открылась крышка… В нос Пенелопе ударил странный и в то же время знакомый запах. Она вновь ощутила прикосновение к волосам, но на этот раз оно было другим. Пенелопа подскочила.

– Что ты делаешь? – воскликнула она и быстро включила лампочку над головой. Фрау Говиндер так и застыла – вид у нее был такой, словно ее только что заморозили. Не двигаясь, она смотрела на волосы дочери. В руке у нее была кисточка, вымазанная серым, а на коленях стояла большая банка, в которой что-то клокотало – очевидно, та самая серая паста. Всю комнату наполнил запах костра, дыма и серы.

– Мама, что ты делаешь? – повторила Пенелопа. Та не отвечала, тогда Пенелопа подняла руку и потрогала то место, где ее коснулась кисть. На пальцах остались липкие комочки серой грязи. Стоило принюхаться, как в носу защипало, а на глазах выступили слезы. И тут она все поняла. С глаз ее словно спала пелена.

– Ты все это время красила мне волосы! Они никогда не были седыми! Рыжий – мой настоящий цвет, а ты постоянно мазала мне голову этой гадостью. А теперь, пока тебя не было, они обрели свой настоящий цвет…

Она поспешно соскребла с головы вонючую пасту.

Фрау Говиндер по-прежнему не шевелилась.

– Но зачем, мама? Зачем ты это делала?

В ответ ни звука. Ни шороха. И только когда на колени к матери вспрыгнула Куку и мягко ткнулась ей носом в живот, та смогла прошептать:

– Потому что ты для меня всё, Пенелопа. И я не хочу тебя потерять.

Слезы градом покатились у нее по щекам. Пенелопа обняла ее.

– Но ведь ты не теряешь меня, мама! Наоборот, с рыжими волосами я впервые чувствую себя собой! Наконец-то я здесь, вся целиком. О какой потере ты говоришь?

Тут мать зарыдала еще сильнее, и Пенелопа, недоумевая, отстранилась и села, подтянув колени к груди. Сердце ее бешено стучало, язык щелкал, не отставая. Рыжие волосы каскадом спадали к ногам. Почему же мама так горько плачет, в то время как Пенелопа радуется тому, что обрела себя? Из-за туч выглянула луна, осветив и комнату, и мебель, и маму, и саму Пенелопу дивным серебристым светом. И вдруг ее снова озарило. Очевидно, не у нее одной была такая огненная шевелюра. Она досталась ей по наследству.

– Расскажи мне о папе, – тихо попросила она. Подняв глаза, фрау Говиндер молча кивнула.

7

Любовь с первого взгляда

– Мы с твоим отцом познакомились на аукционе. Продавали старый дом в деревне, – начала мать. – Туда пришло много людей, но я сразу заметила симпатичного молодого человека с рыжими волосами и в темном пальто. Ни у меня, ни у него денег на дом не хватило, и когда аукцион подошел к концу, он предложил: «Ну что ж, раз мы оба неплохо сэкономили, может, пойдем куда-нибудь и потратим эти деньги вместе?» У него так блестели глаза, что я не могла отказать. В тот день мы долго гуляли – не потратили, разумеется, ни гроша, но зато столько смеялись! Всё, о чем бы он ни говорил, было просто и понятно, всё, что бы он ни делал, казалось само собой разумеющимся и как будто не стоило ему никаких усилий. Поначалу я даже не заметила в нем ничего особенного. На улице была ранняя весна, а он срывал мне ягоды с кустов; он брал молодые листочки, прижимал к щеке, расправлял между пальцев – и тут же из ладоней у него вылетали бабочки. Он подхватил меня за талию, приподнял, закружил – и вдруг мы оказались на самой верхушке огромного дуба. Он взял меня за руку, взглянул на меня и произнес: «Мы с тобой будем жить долго и счастливо. И я всегда буду рядом, до конца своих дней. Ты бы этого хотела? Хочешь стать моей женой?» И я кивнула. Что-то внутри подсказывало мне, что он – любовь всей моей жизни. Хотя я его совершенно не знала!

Фрау Говиндер ненадолго умолкла, теребя край блузки. Глаза у нее странно блестели. Повернувшись к окну и глядя в темноту, она глубоко вздохнула и продолжила:

– Дни, которые мы провели вместе, стали самыми счастливыми в моей жизни. Нам всё давалось легко и просто, жизнь казалась идеальной. Как я уже говорила, твой отец был не такой, как все, и бывали дни, когда ему приходилось уезжать из дома. Он говорил, что отправляется на встречу с такими же, как он – ненадолго, только чтобы не закиснуть. Вернувшись домой, он всегда излучал хорошее настроение, энергия в нём била ключом… Эти встречи словно оживляли его, а его бодрость и смех были так заразительны! Но однажды он вернулся домой бледным, буркнул «Привет!» и скрылся в спальне. Из-за двери доносились странные звуки: что-то шипело, звенело стекло, время от времени раздавались громкие хлопки. Когда он спустился вниз, его волосы, прекрасные длинные рыжие волосы стали седыми, как у старика.

– Что ты сделал?! – воскликнула я в отчаянии. Но он лишь улыбнулся и взял мои руки в свои.

– Я замаскировался, – ответил он и прижал меня к себе. Я не знала, что и думать. Если это была шутка, мне было совершенно не смешно. – Я обесцветил волосы, чтобы стать невидимкой.

– Леопольд, твой план провалился, – ответила ему я. – Прости, но я тебя по-прежнему вижу. Вот он ты, на тебе синий свитер, а волосы у тебя теперь седые.

– Я не это имею в виду, – мягко ответил он. – Я стал невидим для таких, как я. Разумеется, они, как и раньше, могут меня видеть – но не могут чувствовать, не могут заподозрить, что я – один из них. И не смогут заставить делать то, чего я не хочу.

– Что ты имеешь в виду? Кто пытается тебя заставить?

– Поверь, Лючия, лучше тебе этого не знать. По крайней мере, пока. Я хочу провести остаток дней с тобой, и только с тобой. Ты для меня важнее всего. Ты для меня всё. Я стану обычным человеком, мы переедем куда-нибудь, где нас никто не знает, и заживем спокойно.

Мы перебрались сюда, купили этот домик и выкрасили его в красный цвет. Раз в месяц Леопольд мазал голову этой странной серой пастой, которая вытягивала из волос не только цвет, но и всю заключенную в них силу. Они оставались седыми, а он – незаметным. Лишь иногда, когда он был абсолютно уверен, что никого из тех, кого он боялся, поблизости нет, он позволял рыжине проступить на пару часов. «Мне это необходимо, – говорил он, – хотя бы иногда. Иначе я не буду развиваться и навсегда застряну на том уровне, на котором сейчас нахожусь». Он уходил в лес, чтобы поупражняться в чем-то новом. Изучал, как поднимать в воздух камни, или как позволить тени вести человека за собой.

Пенелопа во все глаза смотрела на мать.

– А потом появилась ты. Ах, Пенни! Если я и раньше была счастлива, то после твоего рождения солнце, казалось, просто перестало заходить за горизонт. Глаза у тебя были темными и внимательными, а голос мощный, словно ураган. Леопольд и сам был от тебя без ума. Волос у тебя еще не было, ты была совсем лысой, моя крошка. И Леопольд был сам не свой – так ему хотелось узнать, станешь ты рыжей или нет. Но когда на голове у тебя показался первый пушок, первые огненные перышки, этого уже нельзя было не заметить.

Как-то раз вечером, когда на улице бушевала гроза, он сказал:

– Завтра мне нужно снова пойти в лес, испытать себя. Ты справишься, если я на целый день оставлю тебя с Пенни?

Разумеется, я не возражала, и он не стал мазать на ночь волосы пастой из золы. На следующее утро волосы у него сияли ярче солнца. Когда он шагнул за порог, мне почудилось, что он летит, а не идет. Он помахал мне рукой, послал воздушный поцелуй и исчез. С тех пор я больше его не видела.

– Как это?! – воскликнула Пенелопа. Она уже успела с головой погрузиться в сказку, героями которой были ее родители, и неожиданный конец привел ее в полное замешательство. – Быть того не может!

– Вот и я так думала: быть того не может! Но спустя несколько месяцев пришло письмо, и совершенно недвусмысленное.

– Какое письмо?

– А вот такое:

Плечи Лючии Говиндер поникли, но потом она снова выпрямилась. Пожав плечами, она взглянула на дочь.

– Несколько месяцев я плакала и молилась. Я думала, что умру. Но не умерла. Потому что у меня была ты, а тебя нужно было кормить, менять пеленки, качать на руках. Твоя улыбка была мне словно бальзам на сердце. Но твои волосы были огненно-рыжими и такими же ослепительно прекрасными, как у твоего отца. Я испугалась, потому что не знала, унаследовала ты только их цвет или и их удивительные свойства тоже. Я достала из шкафа пасту из золы, которая осталась от Леопольда, и намазала тебе голову. Волосы поседели и стали серыми, как камень, а у меня отлегло от сердца. Когда ты немного подросла, ты начала слышать голоса еще до того, как мы к тебе обращались – и я убедилась, что от отца тебе досталась не только рыжина. Поверь, Пенни, я делала это не для того, чтобы ты ничего не знала о своих способностях. Больше всего на свете я боялась, что однажды уйдешь и ты. Как ушел Леопольд.

Пенелопа перевела дух. У нее было такое чувство, словно она полчаса не дышала.

– А что потом? – спросила она.

– Да ничего! На том и сказке конец. Он ушел, ну и пусть! Слышать о нем больше не желаю. – В голосе матери снова зазвучала прежняя жесткость, и она замкнулась в себе.

– А что за история с конвертом и пятью евро?

– А ты откуда знаешь?! Хотя какая разница… Леопольд каждый месяц присылает деньги на твое содержание. Седьмого числа приходит серый конверт. Ни письма, ни открытки… На этот раз он, видимо, решил пошутить и прислал всего пять евро. Очень остроумно! Я буквально по полу каталась от смеха.

Тон матери Пенелопе не понравился. Разумеется, фрау Говиндер была зла на своего мужа – он ведь бросил их, – но Пенелопе всё равно не хотелось слушать ее нападки. Как ни странно, они не казались ей справедливыми.

– И ты никогда не пыталась ответить ему?

– У меня нет обратного адреса. Но даже если бы и был, я бы не стала ему писать. – Лючия Говиндер встала и собралась уходить.

– Но разве на конверте нет почтового штемпеля? Откуда приходят письма?

– Из какой-то деревеньки под названием Черная Топь. Всё, пора спать, дорогая. О том, что будет дальше, поговорим завтра, хорошо? Я очень устала.

– А дождь, который каждый год идет на мой день рождения и от которого никто не мокнет – он тоже из-за папы?

– Вот этого я не знаю. Правда. А теперь спи!

Кивнув, Пенелопа погасила свет. Внезапно в ее жизни появился самый настоящий живой отец! Это надо было обдумать. У нее был отец с рыжими волосами и необычными способностями, отец, который любил смеяться и с которым не было скучно. Отец, который жил в деревеньке Черная Топь и каждый месяц присылал серый конверт с деньгами.

8

Дорога

Комнату заливал яркий всепроникающий свет утреннего солнца. Проснувшись от того, что луч щекотал ей нос, Пенелопа тут же вскочила и поспешила в ванную.

«Мама первый день дома после больницы. Надо съездить за свежими булочками! А значит, опять придется лезть вверх по склону… – Умывшись, Пенелопа поскакала по ступенькам вниз. – А еще теперь у меня есть папа! Живой, всамделишный папа! Да за это я хоть три раза подряд на гору взберусь!»

Она насыпала кошке в миску корма, налила воды в другую плошку, надела синие сандалии и распахнула дверь. Снаружи было так ярко, что Пенелопа зажмурилась, и даже не заметила, как в это время через порог в дом прошмыгнул серо-желтый паук-косиножка. Куку, спускавшейся по лестнице, тоже не было никакого дела до многоногого гостя – ее манила миска с едой.

Пенелопа выкатила из сарая велосипед и, ведя его за руль, пошла вверх по песчаной тропинке, вдоль которой росли душистые травы.

У старого бука она остановилась и огляделась вокруг. Какое же чудесное стояло утро – полное света, свежести и щебета птиц! Перед ней тянулась дорога, петлявшая среди зеленых холмов и далеко впереди уходившая в лес.

Когда колеса покатились по булыжной мостовой, Пенелопа вскочила в седло и поехала, что было мочи крутя педали. Не успела она проехать и нескольких метров, как раздался громкий скрежет, и в следующее мгновение на вершине холма показался трактор. Пенелопа тут же съехала на обочину. По спине у нее пробежали мурашки. «Такие, как я! Такие, как я!» – вновь подумала она, по-прежнему не зная, что это могло означать. А трактор ехал всё быстрее, и Пенелопа только сейчас заметила, что мчится он прямо на нее, никуда не сворачивая. Она стояла, не шелохнувшись, и не могла даже вскрикнуть или отскочить в сторону. Вот и кончилась ее славная, но короткая жизнь! Прости-прощай! Сейчас ее раздавит зеленый монстр, расплющат огромные тяжелые колеса…

Пенелопа почувствовала удар. Раздался звон – но она по-прежнему стояла на ногах. Значит, вот она какая, смерть?.. Нет, не может быть. Никаких изменений она не почувствовала! Приоткрыв глаза, Пенелопа увидела, как трактор завис на двух колесах. Он покачивался в воздухе, словно не мог решить – завалиться на бок или опуститься на землю. Потом его тряхнуло, он грохнулся оземь и, петляя среди холмов, умчался прочь с такой скоростью, словно кто-то поставил кино на ускоренную перемотку. В тот же самый миг по телу Пенелопы пробежала дрожь, и она почувствовала, как с той же невероятной скоростью мчится на велосипеде вверх по склону. Если так пойдет и дальше, трактор непременно врежется в дерево, а сама она – в ближайший кирпичный дом!

И только когда трактор скрылся в лесу, велосипед вновь покатил с обычной скоростью. Пенелопа притормозила, спрыгнула на землю и, опираясь на руль, сделала глубокий вдох.

«Что происходит?» – промелькнуло у нее в голове.

– Помнишь, в тот раз, когда тракторист окатил тебя водой из лужи, ты возмутилась и спросила, нельзя ли было сделать так, чтобы он поехал как-нибудь еще?

Пенелопа тут же обернулась.

– Подходящего объезда, увы, не нашлось. Но я подумала, что небольшая кочка в сочетании с некоторым ускорением сделают свое дело.

Голос звучал тихо, но понять, откуда он шел, было невозможно – казалось, в вышине раздаются отдаленные раскаты грома. Где был тот, кто говорил, близко или далеко? Внизу, глубоко под землей, или далеко в деревне? Или и вовсе у нее в голове?

– Ну-ну, не бойся! Ты ведь, кажется, куда-то спешила. Если будешь так и дальше на мне стоять, пустишь корни и прирастешь!

Тут кто-то легонько постучал в подошвы ее ботинок – так, что Пенелопа даже подпрыгнула на месте. Она посмотрела вниз. Булыжники как ни в чем не бывало сверкали на солнце.

– Это ты со мной разговариваешь? – прошептала она.

– А кто же еще? – ответила ей дорога.

– Но как же… Как… – Пенелопа запнулась.

– А вот так, – вздыбилась дорога, и Пенелопа вдруг ощутила, как они с велосипедом тихо куда-то плывут, словно на горизонтальном эскалаторе. Она даже не прикоснулась к педалям, а брусчатка уже осталась позади. Когда внизу оказался асфальт, колеса велосипеда закрутились еще быстрее. И только когда Пенелопа захотела притормозить у булочной, она потеряла равновесие и растянулась во весь рост. Дорога издала гулкий рокот. Пенелопа тут же вскочила, отряхнулась, как ни в чем не бывало, кивнула женщине, выходившей из дверей, и поспешила внутрь.

Выйдя из магазина, Пенелопа несколько раз оглянулась по сторонам, прежде чем ступить на серый асфальт.

– Нечего стесняться, – раздались вновь далекие раскаты. – Я давно привыкла к тому, что по мне бегают, ходят, катят, ездят… ну, и что там еще. Для меня это не более чем расслабляющий массаж.

– Вот как, – Пенелопа смущенно улыбнулась, но на велосипед всё равно вскочила осторожнее, чем обычно, и на педали давила не так сильно. Назад ехать было еще проще, ведь дорога теперь шла вниз по склону. И не успела она моргнуть и глазом, как уже оказалась у старого бука.

– Спасибо, – шепнула Пенелопа, сворачивая на песчаную тропку. – Благодарю, что подвезла. И особенно за то, что помогла с трактором.

– О, не стоит. Ну что, до завтра – тебе же завтра в школу, верно? Думаю, я никуда не денусь!

И в громовом голосе послышались гулкие раскаты. Неужели дорога смеялась? Но поскольку Пенелопа молчала, голос буркнул ей вслед:

– Хотя кто знает, может, меня перекопают и развернут куда-нибудь еще. Ха-ха.

– Ах вот оно что!

Пенелопа была рада, что успела свернуть – булыжники на мостовой колыхались от хохота.

9

Дружба крепчает

Когда Пенелопа переступила порог своего драконьего дома, окруженная ароматом свежеиспеченных булочек, стол был уже накрыт. Мама носилась по кухне, что-то мурлыча себе под нос, и поцеловала дочку в лоб. Пенелопа улыбнулась. Больше всего ей хотелось рассказать о том, что случилось с ней по дороге, но за столом уже сидела бабушка Эрлинда, а при ней Пенелопе не хотелось ни о чем таком говорить. После завтрака мама предложила отправиться на прогулку. «Надеюсь, б. Э. останется дома», – подумала Пенелопа. Но, как выяснилось, именно сегодня бабушка была не прочь поразмяться.

Идя друг за дружкой по узкой тропинке, они миновали заболоченный лес и вышли на влажные весенние луга. Солнце стояло высоко, в воздухе весело жужжали мухи, шмели и пчелы. Пенелопа смирилась с тем, что с рассказами придется повременить. Через некоторое время они подошли к выстроившимся в круг камням – серовато-рыжые валуны образовывали посреди луга кольцо. Пенелопа уже не раз задавалась вопросом, как они сюда попали, но ни учителя в школе, ни мама не знали ответа. Хотя, как внезапно выяснилось, кто-то все-таки знал.

– Это твой папа расставил тут эти камни, – произнесла фрау Говиндер. – Он их сюда приволок, все до единого. Только не спрашивай меня, как. Сам он говорил, что просто вежливо попросил, и они прикатились сами.

– Ну, следует признать, место для пикника вышло отменное, – пробормотала бабушка, опираясь на один из валунов.

Взобравшись на самый маленький, Пенелопа посмотрела сверху на фрау Говиндер. Внезапно ее охватило чувство невероятной близости с матерью – они всегда отлично ладили, но раньше между ними никогда не заходил разговор об отце, и Пенелопе всегда казалось, что существует какое-то белое пятно, отделявшее ее от Лючии. Но теперь оно исчезло. Мама закрасила его, разрисовала портретами отца, и за это Пенелопа полюбила ее еще сильнее. Отца она тоже любила. По крайней мере, одного из них. Потому что ей теперь казалось, что их было двое – тот, что был мужем ее матери, смешливый и творивший чудеса, и другой, который просто исчез, бросил их, связавшись с другой женщиной. Тот, второй, ей совсем не нравился. Она злилась на него, и от этих мрачных мыслей в голове всё как будто съёживалось. Когда-нибудь они встретятся, и уж тогда она выскажет ему всё, что о нем думает – в этом она была уверена так твердо, как твердо стояли камни на своих местах.

Прогулка затянулась сильно после полудня. Узкая тропинка вела их вдоль изгороди из терна… Но внезапно кончилась. Дальше идти пришлось через заросшее поле. Вскоре показалась проселочная дорога, отделявшая лес от луга. Стоило им ступить на нее, как раздался рокот и гул; Пенелопа съежилась в испуге.

– Кстати, лучше будет, если ты им ничего не скажешь, – проговорила дорога.

– Что? А, да, конечно, – пробормотала Пенелопа.

Фрау Говиндер в недоумении посмотрела на дочь.

– Что – «А, да, конечно»? Ты что, опять что-то услышала?

– А вы что, ничего не слышали?

– Нет. А что, должны были? – спросили мама и бабушка Эрлинда.

– Нет-нет, – Пенелопа быстро замотала головой. И чтобы отвлечь их, тут же предложила бежать наперегонки: – Кто быстрей до во-он той березы?

И тут же бросилась бежать. Мама, немного помедлив, кинулась за ней следом, да и бабушка заторопилась.

– Даже если ты видишь или слышишь то, чего мы не видим и не слышим, – крикнула вслед Пенелопе фрау Говиндер, – есть одно, чего ты не можешь видеть, но видим мы! Это твои огненно-рыжие волосы! Они развеваются у тебя за спиной, словно языки пламени!

Смеясь, она попробовала догнать дочь; Пенелопа тоже расхохоталась. И, что удивительно, бабушка Эрлинда тоже! Но в следующее мгновение улыбка исчезла с ее лица и она громко вскрикнула: «Аа-а-ах!». Пенелопа обернулась и увидела, что бабушка споткнулась и теперь прыгает на одной ноге.

– Что случилось? – подбежала к ней Лючия.

– Ногу подвернула, – простонала бабушка. – Ох, как больно!

Лицо ее побелело, словно кора березы.

– Ох-ох-ох… Кажется, мне надо присесть!

Она опустилась на траву, и на лбу у нее мелкими капельками выступил пот.

– Дай-ка я посмотрю, – склонилась над ней фрау Говиндер. Но как только она потянула за сапог, бабушка закричала от боли. Пот теперь градом струился у нее по лицу.

– Кажется, я… – пробормотала она. И вдруг повалилась на спину, закрыла глаза и замолчала.

– Что это с ней? – Пенелопа подбежала и опустилась рядом на колени. Она потрясла бабушку за плечо, похлопала по щекам, но та продолжала лежать, не шелохнувшись, и не открывала глаз.

– Она упала в обморок. Ты же знаешь, она не очень хорошо переносит боль. А у меня здесь не ловит телефон. Оставайся с ней, а я побегу за помощью. – И мама умчалась, едва Пенелопа успела открыть рот.

Пенелопа осторожно погладила бабушкину руку.

– Ты меня слышишь? – прошептала она. Но бабушка, по-видимому, ничего не слышала. Поэтому Пенелопа просто сидела и ждала, когда вернется мама, глядела на последние лучики света, пробиравшиеся сквозь ветки и плясавшие на траве, на раскинувшиеся вокруг поля и слушала, как шелестит трава.

Внезапно над ухом у нее загромыхал голос дороги:

– Когда помощь придет, уже стемнеет. К тому же, приближается гроза. Если ты дотащишь эту женщину до меня, об остальном я позабочусь.

– Правда? – Пенелопа подскочила, схватила б. Э. под мышки и принялась тянуть. Тянуть и тянуть. Бабушка оказалась тяжелее, чем могло показаться.

Пенелопе удалось сдвинуть ее на пару сантиметров, но до проселочной дороги оставалось еще метров сто, не меньше.

– Продолжай стараться, – пророкотала дорога. – Гнусь я только в дождь – а когда светит солнце, я твердая, как сушеный червяк. Иначе бы давно помогла тебе.

– Я стараюсь! – задыхаясь, сказала Пенелопа. Теперь она попробовала катить бабушку.

– Что за ерунда! Всё, чем ты тут занимаешься – бессмысленная трата сил. У тебя только мусор в голове, иначе ты бы давно уже занялась тем, что лучше всего умеешь.

Пенелопа ушам своим не верила. Она тянула, толкала, пихала… А эта кривая дорога еще и позволяет себе так с ней разговаривать! И вообще, что это значит – «мусор в голове» и «то, что лучше всего умеешь»?!

– Это значит вот что: а ну-ка встань как следует и стань сильнее! – прогремело вдалеке.

Сказать, была ли то по-прежнему дорога или уже грохотала гроза, Пенелопа не могла. И как нужно встать «как следует», не знала. И уж тем более, она не знала, как стать сильнее. Поэтому она просто остановилась и закрыла глаза. И стояла – тихо, не шевелясь.

Вдруг ее колени задрожали. Казалось, что ноги прорастают в землю. А откуда-то изнутри нее пробиваются длинные лозы, вонзаются в землю, как корни, и вытягивают из нее силу. «Отлично, – пронеслось в голове у Пенелопы, – отлично! Я и правда чувствую себя сильнее!» Она попробовала дышать ровно и медленно, но тут ее словно ударило током. Ай! Пенелопа вдруг почувствовала, что становится прозрачной. Легкой.

Вздрогнув, она посмотрела вниз…

– Эй! Стоп! Не надо! Эй! Куда?!.. Не-е-е-т!!!

Все шло совсем не так, как было запланировано. Она хотела стать сильнее, а не легче! Но ее ноги, ноги!.. Ее ноги в синих сандалиях болтались в воздухе!

10

Сорвавшись с места

Ну, «болтались в воздухе» – это, пожалуй, некоторое преувеличение, но примерно на полсантиметра от земли она все-таки поднялась. А потом на сантиметр. На два. На целых три. На шесть. Внизу шелестела трава, над головой шумели ветви деревьев. Сердце Пенелопы стучало. Она поднималась всё выше и выше. О нет! Вот она уже поднялась на целых полметра! Если так пойдет и дальше, единственное, что ей останется – послать маме открытку: «Прости, пришлось улететь. Шлю тебе привет с Луны! Пенелопа»

Но в то же время парить вот так над землей было по-своему прекрасно. Она могла бы просто позволить ветру нести ее и качать, а сама бы смотрела на мир сверху. Могла бы…

По закатному небу пролетела стая гусей. Хриплые крики птиц достигли ее ушей, вернули с небес на землю. Пенелопа, сама не зная почему, запустила пальцы в волосы и резко потянула вниз. И тут же снова вздрогнула, покачнулась в воздухе, потом ее снова будто ударило током, и сила, тянувшая ее вверх, ослабла. Пенелопа зависла в метре над землей и, держа себя за волосы, вздохнула с облегчением. И прочистила горло.

– Спокойно, – всколыхнулась дорога. – Теперь заверши начатое! Сосредоточься, собери всю свою легкость и передай ее бабушке.

Пенелопа посмотрела на бабушку Эрлинду, на ее большой живот и морщинистые руки, и, сама не зная почему, вдруг стала тяжелее и начала медленно опускаться вниз. Стоило ее ногам коснуться травы, как бабушкино тело слегка приподнялось. Заметить это было трудно, но бабушка уже не касалась спиной земли, а парила в паре миллиметров над ней. Пенелопа осторожно разжала пальцы и подождала немного.

– А теперь – самое сложное, – заявила дорога. – Ничего не делай! Сосредоточься только на том, в каком направлении ей нужно двигаться. Ведь ты собираешься перенести бабушку на меня, а не просто оставить ее повисеть в воздухе. Сосредоточься и жди! И всё. Главное – не теряй терпения и не мешай процессу!

Пенелопа набрала воздуха в грудь и мысленно направилась от того места, где они находились, к дороге. Солнце медленно садилось за деревья, тени деревьев теряли четкие очертания. И вдруг раздался «Вжух!» – и бабушка Эрлинда заскользила по лугу, словно подгоняемый ветром сухой осенний лист. Немного покачиваясь, она плыла дальше, пока не оказалась на асфальте. Выдохнув, Пенелопа помчалась за ней вслед.

– То, что надо, – громыхнула дорога. – А теперь возьми ее за руку и иди рядом.

– А я не могу поехать с ней?

Земля у нее под ногами задрожала.

– Ну, нет. Я могу переместить только одного человека в одном направлении. К тому же, я не лента у кассы в магазине. Или я ошибаюсь, и ты не девочка, а пачка печенья?

– Ладно, ладно, – буркнула Пенелопа и побежала. Темп, который задавала дорога, был не для слабаков.

Больше половины пути до дома они уже преодолели, но тут… «В-р-румм!» – и Пенелопа, крепко державшая за руку б. Э., пошатнулась и упала на мостовую.

– Эй, дорога! Это что за выкрутасы? – возмутилась она, потирая ушибленное колено. – Сначала ты заставляешь меня нестись сломя голову, а потом тормозишь?!

– Торможу я не просто так, скоро увидишь…

В ту же секунду на вершине холма показались огни фар. Бабушка открыла глаза, изумленно огляделась, пробормотала что-то вроде «Странно, я ничего не помню!» (Или «Странно, из чулана вопли!», разобрать было невозможно) и попыталась встать.

Пенелопа подскочила и протянула ей руку.

– Сможешь подняться?

– Пока не знаю!..

Машина остановилась, из нее вышла мама в сопровождении мужчины из соседней деревни. Облегчение на лице фрау Говиндер сменилось изумлением. Мужчина тем временем принялся усаживать бабушку на пассажирское кресло.

– Как вам это удалось? – тихо спросила Лючия у дочери, когда та садилась в машину.

– В другой раз расскажу, – так же шепотом ответила Пенелопа, которая и сама не очень хорошо поняла, что произошло.

Небо озарила первая вспышка молнии. Раздался раскат грома, и вот уже над лугами послышался шум дождя. Хотя судя по тому, какие потоки струились с небес, уместнее было назвать его «потопом».

В любом случае, в свете фар Пенелопа не могла различить отдельных капель – впереди стояла стена ливня. Теперь Пенелопа была только рада, что дорога устроила ей пробежку. Сосед ехал очень медленно, и даже иногда останавливался.

– Контролировать скорость важнее всего. Нельзя переоценивать себя и свой автомобиль, – поглаживая руль, повторял он. – Разумеется, время от времени я даю себе волю! Мотор ведь надо иногда пускать на полный ход. Могу как-нибудь прокатить вас по шоссе и показать, что на самом деле у моей старой доброй колымаги под капотом!

Он всё говорил, не замечая, что дождь уже перестал – так же неожиданно, как и начался.

Пенелопа закатила глаза, а фрау Говиндер осторожно поинтересовалась, нельзя ли уже ехать дальше.

– Разумеется, – ответил сосед. – Только нужно иметь в виду, что по такой погоде дорога ведет себя совершенно непредсказуемо!

«Да и по жаре тоже», – с благодарностью подумала Пенелопа и улыбнулась.

11

Новости для Питча

Ночью Пенелопа летала во сне. Она парила в воздухе над своим драконьим домом и, сколько ни тянула себя за волосы, не могла спуститься. Внезапно на трубе дома появился рыжеволосый мужчина со смеющимся взглядом и помахал ей рукой.

– Эй, послушай! Тянуть себя за волосы – это для новичков! Тут дело совсем не в этом!

Но в чем именно дело, он так и не сказал. В следующее мгновение Пенелопа открыла глаза. Сон улетучился, и вспомнить его она уже не могла, осталось только какое-то странное чувство. Кроме того, ей очень хотелось, чтобы после всего, что произошло в последние дни, рядом был кто-то, кто поддержал бы ее. Разумеется, теперь у нее была дорога… Но дорога – это дорога, и стать человеком она никак не могла. К тому же, она как раз и представляла собой одно из тех явлений, которым Пенелопа не находила никакого объяснения.

– Пенни, завтрак готов! – раздался бодрый голос матери.

Когда Пенелопа спустилась вниз, на тарелке у нее возвышалась горка блинов. Забыв про всякую поддержку, она тут же уселась за стол и принялась за еду. Блинчики с сахаром и корицей! Блинчики с яблочным пюре! Блинчики с кленовым сиропом! Блинчики с клубничным джемом! Уф-ф-ф… Мама пекла блины лучше всех на свете. Остановиться было просто невозможно! Но после восьмого блина у Пенелопы начал болеть живот, а после девятого она почувствовала, как живот раздулся, а сама она так наелась и отяжелела, что даже представить себе не могла, как сейчас отправится в школу. Но фрау Говиндер вполне могла себе это представить! Она сунула дочери в руки рюкзак, поцеловала в щеку и выставила за дверь.

С трудом толкая велосипед по песчаной тропе, Пенелопа решила, что никогда в жизни больше не будет так объедаться. «Все подумают, что я превратилась в шарик, – отдуваясь, сказала она себе. – Хотя кто знает, может, мне повезет, и надо будет толкать велосипед только до старого бука, а подняться наверх дорога мне уж как-нибудь поможет…»

– С добрым утром! – воскликнула она, добравшись до места и, приподняв велосипед, уперлась колесами в брусчатку. Дорога все так же вилась между холмами и делала вид, что спит. Пенелопа кашлянула и подождала еще. Но нет, земля под ногами не дрогнула, вдалеке не раздалось громовых раскатов – вокруг царили тишина и покой.

– Вот соня! Неужели ты еще не проснулась?

Поскольку ответа не последовало, Пенелопа решила, что молчание – знак согласия, и кое-как сама добралась до остановки. В автобусе все немедленно обступили ее, а когда она вошла в класс, поднялась невероятная суматоха. И вовсе не потому, что каждый хотел посмотреть на человека, превратившегося в шарик! «Отличный цвет! Сияешь, как солнце! Ух ты!» – доносилось со всех сторон. Ах, ну конечно! Волосы! Пенелопа уже успела забыть, что ее еще не видели такой. Прибежали дети даже из других классов, и среди них были не только ее сверстники, но и пара человек из восьмого класса.

– Почему ты не сделала этого раньше? Выглядит потрясающе! – дернула ее за локон Анна-Лея, сидевшая с ней за одной партой.

Вокруг носился герр Пумпф, размахивая руками и громко возмущаясь, что никто не обращает на него внимания. В конце концов он снял со стены огромный гонг и принялся в него колотить.

– А ну, возвращайтесь в свой класс! – сердито кричал он, хотя все понимали, что на самом деле он совсем не злится. – Наша драгоценная мисс Говиндер сегодня всех затмила! Даже сорванцы Том и Питч сегодня, кажется, притихли. Но учиться все равно придется.

Замечание насчет близнецов, однако, не вполне соответствовало действительности. Питч был чем-то взбудоражен. На первой же большой перемене он схватил Пенелопу за руку и отвел в сторону.

– Ты случайно не слышала о каком-то там куку?

– Куку – это моя кошка! А при чем здесь она?

Но вместо ответа Питч снова спросил:

– А о Черной Топи слышала?

Пенелопа вздрогнула, глаза у нее загорелись.

– Что ты знаешь о Черной Топи? – набросилась она на Питча, но тут же пожалела. Вид у него и без того был перепуганный.

– Да в том-то и дело, что ничего… Я даже не знаю, что это и где! – запинаясь, сказал он. – Я… Я подумал, может быть, ты знаешь…

– Да? И почему ты так решил?

– Потому что… Потому… – Питч замолчал и успокоился лишь, когда Пенелопа взяла его за руку.

– Потому что… кто-то велел мне отнести Куку в Черную Топь. Вот так прямо и сказал: «Отнеси Куку в Черную Топь!»

Пенелопа побледнела. Неужели кто-то собирается похитить ее кошку?

– Кто это тебе сказал?

– Да в том-то и дело, что никто! Я просто услышал голос… В голове, понимаешь? Я играл на футбольном поле, вокруг ни души – и вдруг над ухом раздался этот голос. Тихий такой, даже ласковый, и попросил отнести куда-то какое-то куку…

Отступив на шаг, Пенелопа смерила его взглядом. Посмотрела на его голубые кроссовки с разноцветными шнурками (голубым и оранжевым), на тощие ноги в поношенных джинсах, потрепанный черный свитер и соломенные волосы… Неужели он тоже?.. Но разве такое возможно?

– Ты что, тоже слышишь наперед?

– Я… что? – брови Питча поползли вверх от удивления. – Слушай, Пенелопа, понятия не имею, что вы там все слышите! И я бы сразу забыл про этот голос, если бы тут же не услышал другой, и он назвал твое имя. Именно поэтому я тебя и спрашиваю: что все это значит?

Питч растерянно переминался с ноги на ногу.

– Тот голос – я имею в виду, второй, – был уже не таким дружелюбным. Он был каким-то скользким и холодным… «Этот голубой шнурок – твоя новая игрушка, Говиндер?» – спросил он. А потом тишина. Я подождал еще, и уже почти поверил, что мне просто померещилось. И продолжил гонять мяч. Но сегодня утром увидел тебя и решил, что надо все-таки рассказать. Может, ты знаешь, что к чему…

Пенелопа не знала, что ответить. То, что рассказал Питч, казалось какой-то бессмыслицей. Она начала тихо пощелкивать языком. Колени задрожали, но она тут же взяла себя в руки. «Я, Пенелопа Говиндер, разберусь, что тут к чему!» – мысленно пообещала она себе.

– Спасибо, что рассказал, – сказала она Питчу. – Думаю, это важно. Как только я пойму, в чем дело, обязательно скажу тебе. А сейчас пойдем к остальным, у нас же все-таки перемена!

12

Бетонщик

Если делать уроки, думая о чем-то другом, можно просидеть за столом целую вечность. Пенелопа уже три часа корпела над сочинением и написала пока всего два предложения – не то чтобы много. Особенно если учитывать, что к теме сочинения эти две фразы не имели никакого отношения.

– вывела она крупными буквами на линованном листе. А снизу, помельче:

Пенелопа решила записать услышанное в надежде, что это поможет ей разобраться. Мысли в ее голове сплетались в клубок. То, что Питч не обладает даром предслышанья, было очевидно. Волосы у него были хоть и соломенные, но не рыжие, и к тому же рядом с ним Пенелопа никогда не ощущала ничего необычного – а отец упоминал, что такие как, ты могут чувствовать друг друга. Но что же он тогда слышал? И главное, кого?!

– Да ну его! Я так никогда ничего не выясню!

Пенелопа вскочила из-за стола, быстро собралась и направилась в деревню.

Дом, где жил Питч, был самым большим и самым впечатляющим во всей округе. Выкрашенный в ярко-желтый цвет, украшенный лепниной, он был похож на небольшой дворец с башенками и эркерами. Чтобы подойти к дому, нужно было пройти сквозь кованые ворота, а затем пересечь огромный и очень ухоженный сад. Вдалеке на небольшом возвышении стоял сам дом. Остановившись перед большой дубовой дверью, Пенелопа позвонила. Сердце ее отчаянно колотилось. Но никто не открывал. Подождав, немного, она позвонила снова и на всякий случай еще постучала по двери молотком в виде головы льва.

Внезапно позади раздался какой-то хруст. Пенелопа испуганно обернулась. В саду под большим олеандром стоял странно одетый человек в серебристо-черной мантии и колпаке, из-под которого выбивались тонкие седые волосы. В руке у него была черная волшебная палочка, которой он почесывал локоть.

– Приветствую, юная леди! Давно звонишь? Мы все на террасе с другой стороны дома и, вероятно, ничего не слышим! – улыбнулся он.

– Э-э… – только и могла произнести Пенелопа.

– Может, присоединишься к нам? Ты, наверное, пришла к моему сыну?

– Ну, вообще-то я пришла к Питчу, – с трудом ответила Пенелопа.

– Тогда пойдем! Он, безусловно, будет рад оказаться в компании хоть кого-то из сверстников. Мы тут празднуем день рождения Эми!

Эми была младшей сестрой Питча и училась в начальной школе. Пенелопа пару раз видела ее, когда та с братом и матерью ходила по магазинам.

С их отцом она до этого не встречалась и знала о нем только то, что люди в деревне за глаза называли его «Бетонщиком» – ему принадлежала бетонная фабрика «Интермикс».

– Послушай, а может, ты хотела бы принять участие в моем шоу? Я тут собирался немного поколдовать для малышки… И не отказался бы от помощи ассистента. Или ассистентки. – Бетонщик с надеждой посмотрел на Пенелопу. – Тем более что Питч не собирается мне помогать…

– Ладно, – пробормотала Пенелопа, – только если это не займет много времени. Мне еще нужно кое о чем поговорить с вашим сыном.

– Не бойся, не пройдет и десяти минут, как ты снова окажешься на свободе! – усмехнулся Бетонщик и легким шагом направился в глубину сада.

Питч совершенно не ожидал увидеть Пенелопу, но действительно обрадовался.

– Ты не представляешь, как меня раздражает вся эта мелюзга! Поднимемся ко мне в комнату?

Когда Пенелопа сказала, что уже пообещала принять участие в шоу, Питч закатил глаза.

– Папа кого угодно запрячь сумеет!..

В дальнем углу сада, под грецким орехом, Бетонщик устроил небольшой помост. На заднем фоне с карниза свисали куски серо-черной ткани. Два поставленных вертикально сундука, накрытые красным бархатом, служили столом. Сцена была украшена мерцающим серебристым тюлем. Зрители сидели на перевернутых деревянных ящиках.

– Выглядит потрясающе! – воскликнула Пенелопа. Глаза отца семейства горели. Встав перед столом, он взмахнул палочкой, словно дирижируя невидимым оркестром.

– Я просто обожаю фокусы. Как здорово, что ты согласилась мне помочь! Ты готова, девочка? Тогда я позову зрителей!

– Что вы! – засмеялась Пенелопа. – Это задача ассистентки!

И помчалась прочь.

13 Зефирное чудо

Когда она вернулась, ведя за собой именинницу и гостей, Бетонщик стоял на сцене, подняв руки к небу, и не шевелился. Дети уставились на него во все глаза. И вдруг с его головы слетел колпак, и из него посыпались цветы – и сыпались до тех пор, пока колпак не опустел, а весь стол не был покрыт пестрым цветочным ковром. Волшебник надел колпак, но тот снова соскочил, осыпая подмостки цветами – на этот раз их было так много, что со стола они сыпались в траву. Эми и ее друзья визжали от восторга, а Пенелопа прыгала на месте. Отец Питча еще раз надел колпак, и тот уже больше не падал.

Он взмахнул рукавом, и оттуда вылетела колода карт. Задачей Пенелопы было раздать каждому из детей по одной карте, а Бетонщик принялся угадывать, кому какая досталась. Ни одного промаха! Затем Пенелопа поднялась на сцену и завязала ему глаза голубым шарфом.

– По моей команде все меняются картами! – воскликнул он. Но и это не помешало ему угадать, у кого какая в руке! Сияя, он снял повязку с глаз. Дети хлопали в ладоши и требовали продолжения. Пенелопа никак не могла понять, почему Питч не хочет принимать участие в шоу. Он должен радоваться, что у него вообще есть отец, тем более такой!

Приближалась кульминация представления. На столе появилось огромное блюдо с зефиром в шоколаде. Бетонщик торжественно пообещал, что как только он произнесет волшебное слово, блюдо исчезнет! А потом, спустя пару минут, Пенелопа должна спуститься в зрительный зал и совершенно неожиданно обнаружить его под ящиком, на котором сидела Эми. Разумеется, он заранее спрятал там точно такое же блюдо, но гостям об этом знать не зачем. Равно как и о том, что он заранее соорудил конструкцию из лески, с помощью которой собирался стащить первое блюдо со стола, как только накроет его волшебной шалью.

– Внимание, внимание! Особо опасный трюк! – воскликнул он, взмахнув платком. Как они и договаривались, Пенелопа включила музыку.

– Сейчас прямо на ваших глазах эта гора зефира растает в воздухе!

В зале воцарилась тишина. Дети не сводили глаз со сцены. Бетонщик медленно-медленно накрыл стол шалью, сделал шаг вперед и таинственно забормотал:

– Кубак! Кубук! Куба-а-ан! Апро! Апрок! Ага-а-ан!.. – и споткнулся, запутавшись ногами в леске. Блюдо, к которому был примотан другой конец, заскользило к краю стола, и если бы Пенелопа не подхватила его в последнюю секунду, оно непременно грохнулось бы вниз вместе со всем зефиром. А так на землю грохнулся только сам Бетонщик, исчезнув в облаках серебристого тюля.

– О нет, нет! Пенелопа, отвлеки их, умоляю! Мне надо выпутаться. Я сейчас все исправлю! – Бетонщик дернул ногой, но леска не поддавалась. Он принялся колдовать над своей хитроумной конструкцией. Пенелопе было прекрасно видно, что в ловушку он угодил не только ногой – леска обвивала его левую руку и даже колпак.

– Э-э-э… Попробую, – прошептала Пенелопа, обернулась к залу и почесала в затылке. – Ну, как вы уже знаете, сейчас волшебник выполнит особо опасный трюк! Ита-а-ак…

Тут она резко дернула за край блюда и высвободила его из пут. Отлично, теперь оно по крайней мере уже не упадет. Ой, или она только что разрушила всю композицию? Что делать дальше, Пенелопа не знала.

– Где же волшебник? – пискнула девочка из зала.

– Сейчас вернется! – сообщила Пенелопа. Она понятия не имела, как отвлечь детей. Больше всего ей самой хотелось исчезнуть.

– Тяни время, – шепнул ей из-под тюля несчастный Бетонщик. – Ну, не знаю… Сделай колесо! Это всегда всем нравится! Эта чертова леска опутала меня со всех сторон…

Пенелопа лишь покачала головой. Крутить колесо она не собиралась. Ведь она даже не знала, как это делается. Пусть лучше сам выкручивается из положения!

– Хотим фокус! Фокус! – крикнули два мальчика.

– Да, покажите фокус! – поддакнула какая-то девочка.

– Или давайте есть зефир!

Кто-то из ребят подскочил. Пенелопа бросила взгляд на Бетонщика: тот барахтался на земле, пытаясь перекусить леску зубами. Затем снова посмотрела в зал: все дети вскочили со своих мест, кроме Эми. Та сидела на своем огромном ящике, съежившись и покраснев, и не знала, куда деваться от стыда.

«Что вчера сказала дорога? Что у меня слишком много мусора в голове!» – вспомнила Пенелопа. Она отлично понимала, что пытаться сейчас что-то изобразить – не лучший выход. Но стоило Пенелопе посмотреть на именинницу, как мусор у нее из головы моментально вымело. Недолго думая, она сделала шаг вперед и закрыла глаза, сосредоточившись на собственных ногах. И, словно она всегда это знала и умела, а не впервые проделала этот трюк только вчера, Пенелопа ощутила прилив сил, идущих из-под земли, проходящих сквозь нее и стремящихся куда-то ввысь. Кр-р-рак! Удар тока оказался немного болезненным, ну да ладно! Проявлять слабость в такой ситуации было совершенно недопустимо – и к тому же, ее ноги уже оторвались от земли. Пенелопа слегка присела, чтобы никто ничего не заметил. От волнения сердце у нее забилось; ноги уже оторвались на несколько сантиметров от земли. Она тут же схватилась за голову, потянула себя за волосы и, к счастью, немедленно замерла. Откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды, до нее доносился голос Питча:

– Пожалуйста, садитесь на свои места! Представление скоро продолжится! Пожалуйста, садитесь!

– А почему та девочка с рыжими волосами так странно стоит?

Пенелопа старалась не отвлекаться. Уставившись на тарелку, она постаралась передать всю переполнявшую ее легкость зефиркам. И это оказалось не так уж сложно! Телу вернулся привычный вес, она немного неуклюже опустилась на землю, а пирамида зефира на блюде вдруг задрожала. Пенелопа нервно сглотнула. И тут блюдо действительно поднялось в воздух! Поначалу это было почти незаметно, но блюдо, покачиваясь, медленно набирало высоту и вскоре зависло высоко над сундуками. И все дети, в том числе и Эми, отлично его видели. Гости тут же умолкли. Никто не решался произнести ни звука.

«Надеюсь, они еще дышат», – мелькнуло в голове у Пенелопы. Фокус поверг публику в такое изумление, что над садом повисла абсолютная тишина.

Именно в этот момент отец Питча, освободившись от пут, встал на колени, приподнялся и крикнул:

– Внимание, внимание!

Он взмахнул палочкой, слегка задев при этом Пенелопу. Ее внимание рассеялось, по воздуху будто прокатилась волна, и в ту же секунду зефирки выстрелили во все стороны. Со свистом рассекая воздух, словно ракеты, они устремились вверх, в крону орехового дерева, ударились о ствол и посыпались в кусты. Вжух! Только их и видели!

Но пара зефирок все же медленно плыла по воздуху. И тут на пути у них оказался волшебник, который только что встал на ноги. Только он набрал воздуха в грудь, чтобы снова воскликнуть «Кубак! Кубук!», как раздалось: «Плоп!» – и изо рта у него теперь торчал зефир. «Чпок! Шмяк!» Это остальные зефирки слетелись к нему: угодили в глаз, в лоб, в колпак, в мантию… Спустя мгновение на сцене стоял облепленный зефиром снеговик. Дети визжали от восторга, именинница всхлипывала от смеха.

– Ах, папа, папа! Как ты это сделал?!

Отец, разумеется, и понятия не имел, как. С трудом открыв глаза, он вытер липкое лицо рукавом.

– Удавались мне фокусы и получше! – пробурчал он.

– Нет-нет, ты самый веселый и самый замечательный волшебник на свете! – кричали дети. Вскочив, они хлопали в ладоши и требовали:

– Еще, еще!

С кривой усмешкой волшебник стянул с головы колпак и вскоре тоже разразился громким хохотом. Все его тело колыхалось. Спрыгнув со сцены, он подошел прямо к Эми и указал палочкой на ящик, на котором она сидела.

– Кубак! Кубук! Куба-а-ан!!! Апро! Апрок! Ага-а-ан! – воскликнул он, схватился за ящик и, поднатужившись, поднял его вместе с дочерью. – Вуаля! Ассистентка, прошу раздать всем зефир!

Пенелопа с радостью кинулась выполнять просьбу. Наконец-то ей поручили что-то понятное! Дети обступили Бетонщика и скакали от радости, а сам он выглядел вполне довольным, но в глубине души ей было немного стыдно, что она так его испачкала.

– Ты очень выручила меня, Пенелопа, – сказал он, похлопывая ее по плечу. Во взгляде его светилась благодарность, и ни намека на то, что он задавался вопросом: а что же все-таки произошло. Питч схватил с блюда последнюю зефирку.

– Эй, пора делать ноги! – крикнул он с набитым ртом. – А не то они потребуют продолжения!

14

Слишком много информации

– Ухохочешься! Обычно у папы получается не так смешно, – хмыкнул Питч, плюхаясь на кровать. Войдя в комнату, Пенелопа замерла. Куда это она попала – в спортзал? Или, может, в бальный зал? Нет, тогда бы здесь было больше свободного места… В огромной комнате Питча помещался роскошный письменный стол, резной шкаф, изящная этажерка, доверху набитая игрушками, несколько коробок с разными гаджетами, компьютер, два ноутбука, сто миллионов книг, гамак, пианино, два кресла, диван, трехъярусная клетка для морской свинки, аквариум, небольшая шведская стенка и турник.

– Может, у вас и бассейн есть? – спросила Пенелопа.

– Конечно! В подвале. Но он такой крохотный, что пришлось установить в нем противоток, иначе от одной стенки до другой было бы всего пять гребков.

– Вот как, – пробормотала Пенелопа, подойдя к окну. Из него открывался вид на окрестности – правда, ее драконьего дома было не видать, его закрывал холм, но верхушку бука разглядеть было можно.

– Ты уже что-нибудь выяснила? – поднявшись, Питч повис на турнике. – Ты же поэтому пришла, разве нет?

И он сделал сальто.

Пенелопа, все так же глядя в окно, ничего не ответила.

Питч крутанулся вперед, потом назад и сделал в стойку на руках. Зависнув на несколько секунд, он качнулся вперед и, сделав еще одно сальто, приземлился рядом с ней.

– Или ты так ничего и не разузнала? И зашла просто так?

Оторвав взгляд от окна, Пенелопа посмотрела на одноклассника и поняла, что он чего-то ждет от нее. Но чего? По-видимому, ответа. В голове у нее кружил целый рой мыслей. Их забавный отец, едва не провалившееся представление, огромный дом, куча дорогих вещей, которые были у Питча, этот потрясающий вид из окна… Пенелопа чуть не забыла, за чем пришла.

– Э-э… Ах да! Вот что я хотела спросить… – начала она. – Скажи, у тебя не бывает так, что ты уже заранее знаешь, о чем тебя попросит мама? Еще до того, как она к тебе обратится?

– Разумеется! Да в общем, всегда, – усмехнулся Питч. – Она скажет либо «Убери в комнате!», либо «Убери в комнате немедленно!»

– Нет, я не это имею в виду, – покачала головой Пенелопа. – Скорее что-то вроде тех голосов, что ты слышал на футбольном поле. Которые говорили тебе про Куку, Черную Топь, про меня и игрушку. Может, бывало так, что ты слышишь, как с тобой разговаривают родители или сестра, хотя в реальности они еще ничего не произнесли?

– Послушай, Пенелопа, – опустился в кресло Питч. – Я тебе еще утром сказал, что ничего такого я не умею. Может, ты умеешь? Не знаю. В конце концов, с таким отцом, как у тебя…

– Что тебе известно о моем отце? И от кого? – подскочила она к нему.

– Да я почти ничего и не знаю! Папа как-то раз рассказывал, что он – в смысле, Леопольд Говиндер, – пока был жив, время от времени выполнял для него разные поручения по делам фабрики. И очень жаль, что его больше нет. Не только потому, что они отлично ладили, но прежде всего потому, что он был самым умным и изобретательным сотрудником за всю историю «Интермикса».

Узнать, что Бетонщик так хорошо отзывался о ее отце, было приятно. Пенелопе хотелось сказать Питчу, что ее отец на самом деле не умер… Но тогда пришлось бы признаться, что он просто сбежал, а этого она делать не собиралась. Она еще не решила, какая из этих двух версий нравится ей больше – та, в которой у нее милый, добрый, но давно умерший отец, или та, в которой отец жив и здоров, но не желает иметь с ними ничего общего и только присылает им дурацкие деньги в гадких серых конвертах. Пенелопа почувствовала, что очень устала.

– Думаю, мне пора, – сказала она и направилась к двери. Питч проводил ее.

– Увидимся завтра в школе, – сказал он на прощание.

Кивнув, она поспешила через сад к ограде, где стоял ее велосипед.

Ветер, подув ей в лицо, унес усталость. И хотя Пенелопе по-прежнему было невдомек, откуда взялись те голоса, что слышал Питч, зато она познакомилась со всей его семьей.

– Да, роль семьи нельзя недооценивать, – раздался внезапно голос дороги.

Пенелопа чуть не свалилась с велосипеда, но потом взяла себя в руки и улыбнулась.

– О да! Тебя, дорогая дорога, и всё твое семейство точно нельзя недооценивать!

Громыхнув, дорога пробурчала что-то невнятное, что можно было расценить как «Нет у меня никакого семейства, я сама по себе».

Пенелопа задумалась, не стоит ли сказать ей пару ободряющих слов.

– Ты вовсе не одна, – принялась утешать она дорогу. – На свете столько других дорог! Постоянно появляются новые! Всюду вечно строят, роют, мостят, кладут асфальт…

– Глупости! Нет никаких других дорог! Это всё я!

Пенелопа нахмурилась.

– Ты когда-нибудь видела дорогу, которая начинается и заканчивается прямо в поле? – спросила дорога, но ответа на свой вопрос дожидаться не стала. – Всякая дорога сливается с другой дорогой. Все они связаны. Все едины.

Пенелопа заговорила:

– Да, конечно. Но…

– Поэтому нет никаких других дорог! Все они – это я! – громыхнуло вдалеке, и голос смолк.

– Ну, хорошо, хорошо, – пробормотала Пенелопа. – И я, Пенелопа Говиндер, тоже одна-единственная! И голова у меня одна. Поэтому на сегодня для меня уже слишком много информации!

15

Практика, практика и еще раз практика

С каждой неделей становилось всё теплее. Весну сменило лето. Иногда уже в восемь утра солнце припекало так немилосердно, что Пенелопа предпочитала добираться до остановки через болото, потому что в лесу было хоть немного прохладней – даже если при этом приходилось жертвовать беседами с дорогой. Хотя в это время дорога, как правило, еще крепко спала. А потом уверяла, что всю ночь не смыкала глаз и вся извертелась.

Большинство соседских детей в такую жару почти каждый день собирались у лесного озера, плавали наперегонки, подначивая друг друга, ныряли в камыши, и рассекали воду, оседлав скользкие поваленные деревья. Устав, они ложились на траву в тени высоких сосен, пили колу, лимонад и ели мороженое.

Пенелопу к ним не тянуло. Не потому что она не любила плавать, вовсе нет – напротив, в каникулы ее невозможно было выманить из воды. Дело было в том, что она поставила перед собой чересчур высокую планку.

Вернувшись из школы, она садилась за стол вместе с бабушкой и мамой, обедала, а потом поднималась к себе в комнату под предлогом, что ей нужно делать уроки. Мама молча глядела ей вслед. Она догадывалась, что Пенелопа далеко не все время тратит на домашние задания, но ничего не говорила. Того времени, что она провела бок о бок с Леопольдом Говиндером, хватило, чтобы понять – лучше не вмешиваться. Единственное, чем она могла помочь дочери – это оставить ее в покое и дать время обдумать всё, что случилось.

Рядом с дверью Пенелопа приклеила к стене сантиметр. Он был весь утыкан булавками с красными головками.

– Да что ж такое! Опять сто один сантиметр!

Опустившись вниз, она так сильно топнула ногой, что со стены слетела картинка, которую они с Анной-Леей рисовали на уроке. Пенелопа села на кровать.

Из-под одеяла высунулась испуганная Куку и возмущенно уставилась на хозяйку.

– Я столько дней упражняюсь в полетах и не ни на дюйм выше не поднялась! Так что имею право топать, сколько захочу! – сказала Пенелопа и снова зажмурилась. В-вум-м-м! Ноги ее вросли в пол. Она подождала, пока придут силы, и взмыла в воздух. На всё ушло не больше двух секунд. Пенелопа успела стать чемпионкой по быстрому старту, но вот подъем ей не давался до сих пор. Обычно она отрывалась от земли от силы на метр, в редких случаях – на метр двадцать четыре сантиметра, как вчера, но этим всё и ограничивалось. Ей уже не приходилось дергать себя за волосы, чтобы остановиться – на определенной высоте она всё равно тормозила. Хотя высотой это и назвать-то было трудно. Преодолеть эту планку ей не удавалось нигде – ни дома, ни в лесу, ни в поле.

Через несколько дней после того, как она побывала в гостях у Питча, Пенелопа отправилась к кругу камней, чтобы попробовать полетать – просто так, для себя. Ради удовольствия, а не для того, чтобы кого-то выручить. Поначалу выходило неплохо – ведь она всё равно не решалась подняться выше самого маленького валуна. Но когда однажды она осмелела и решила добраться до крон деревьев, у нее ничего не вышло. Казалось, что ее просто покидают силы. Или что сверху на нее что-то давит и не дает подняться. «Возможно, нужно немного поупражняться», – подумала Пенелопа и решила заниматься ежедневно. А для того, чтобы следить за своими успехами, приклеила у двери сантиметр.

Но успех всё не приходил. Неважно, насколько сильно ей удавалось сосредоточиться. Неважно, каким сильным было желание взлететь. И неважно, пробовала ли она взлететь утром, днем или вечером, в новолуние или в полнолуние, усталая она была или полна сил, плотно пообедала или только слегка перекусила.

«Что я делаю не так? – думая она, щелкая языком. – Ведь должна быть причина…» Может, дело было в жаре? Или в том что она и такие, как она могут подниматься лишь на определенную высоту? Гм… Возможно, никому и никогда не удавалось взмыть над верхушками деревьев или подняться в небеса. Может, это просто ее мечта. А на самом деле порхать, как ласточка, никому не дано…

И вновь Пенелопа ощутила жгучую потребность в том, кто мог бы дать ей совет, в том, кто знал, каково это – уметь летать. В том, кто мог бы выслушать ее. Она попробовала поговорить с дорогой, но та в ответ лишь прогрохотала:

– Лучше стремиться вперед, чем вверх!

И всё.

Вперед у Пенелопы с самого начала получалось гораздо лучше. Поднявшись в воздух у двери, она, к примеру, без труда могла перелететь к столу – для этого надо было лишь шагнуть в воздухе в нужную сторону. Правда, ей это не доставляло особого удовольствия – бежать по воздуху оказалось гораздо труднее, чем по земле.

«А может, спросить у мамы? – мелькнуло у нее в голове. – Может быть, отец раскрыл ей несколько своих секретов, а я тут без толку трачу время?»

Тут в дверь постучали. Пенелопа тут же опустилась на пол и крикнула:

– Открыто!

В комнату протиснулись двое светловолосых мальчишек.

– Ты сегодня вообще купаться собираешься? – поинтересовался Том.

– Если слишком долго сидеть над уроками, можно чокнуться. Научно доказано! – подхватил Питч.

И оба засмеялись.

16

Друзья и полеты

Увидев друзей, Пенелопа обрадовалась. А поскольку сама собой напрашивалась мысль о том, что если слишком долго пытаться взлететь, тоже можно запросто чокнуться, даже если научных доказательств пока нет, Пенелопа сопротивляться не стала. Расспросить маму она еще успеет.

Немного погодя все трое качались на волнах в озере, температура воды в котором приближалась к температуре горячей ванны.

– И в такую жару нас еще заставляют ходить в школу! – пожаловался Том. – Вообще-то следовало бы распустить нас по домам!

– Верно, – присоединился к нему Питч. – Неплохо было бы намекнуть учителям… А если получится, то отменить уроки еще и осенью, а там и до зимних каникул рукой подать… – Подставив лицо солнцу, он блаженно улыбнулся. – А новый год можно было бы начать с небольшой передышки, ну, примерно до Пасхи, а может, и немного дольше… А потом – непременно в школу, недели на две, чтобы не прозевать экскурсию, спортивные соревнования и выпускной!

Пенелопа хихикнула. До чего приятно плескаться вместе в желтоватом от глины пруду и представлять себе такую сладкую жизнь! Она так упорно упражнялась, что чуть не забыла, что в мечтах можно воспарить гораздо выше! Давно уже она не ощущала той легкости, которая наполняла теперь всё ее существо.

Когда потом, сидя в теньке, Том открыл сумку-холодильник и достал мороженое, она не удержалась:

– Вот бы всё лето так провести – валяться на пляже и есть мороженое!

– Почему бы и нет, – ответил Питч. – По крайней мере, у меня других планов нет. В отпуск мы в этом году не едем.

– Как это? Почему? – удивленно уставился на него Том. – Вы же обычно уезжаете чуть ли не на все каникулы! Сначала ходите под парусом, а потом летите на вашу виллу на островах…

– О нет, яхту папа давно уже продал, и виллу тоже. Говорит, что дела у нашей компании идут плохо, и лучше уж он сам откажется от излишеств, чем придется увольнять сотрудников.

– Не очень разумно со стороны твоего отца, но нам от этого только лучше – проведем вместе еще целых шесть недель! – воскликнул Том, доставая из сумки каждому еще по мороженому.

Потом они снова отправились купаться в пруду. Потом опять ели мороженое. И опять купались. И опять ели. Купались. Ели. Пили лимонад. Купались. А потом Пенелопе страшно захотелось в туалет.

– Я сбегаю в кустики, – пробормотала она и углубилась в лес. Только она собралась присесть, как из-за деревьев появились юноша и девушка и, не сводя глаз друг с друга, остановились прямо перед ней.

Даже если бы Пенелопа не выдержала и присела бы прямо там, где стояла, молодые люди ничего бы не заметили, настолько они были поглощены друг другом. Но Пенелопа решила поискать другое место, хотя терпела уже из последних сил. Вон там, неподалеку, отличный куст бузины… Да что ж это такое? Рядом с ним уже примостилась другая целующаяся пара. Нет, ну вы подумайте! Не лес, а место для свиданий! Она заторопилась вперед, но путь ей преградили заросли крапивы.

«Вот бы перебраться через них, там уж точно никого нет, и можно наконец уже, наконец… Ох!» – подумала Пенелопа и оглянулась. Парочки, разумеется, ничего не видели и не слышали. Недолго думая, она зажмурилась, пустила в землю воображаемые корни и взмыла вверх. Поднявшись над крапивой, она засеменила в воздухе – как всегда, это получалось у нее с трудом, но зато она тут же поплыла над зарослями. Но что это? Она летела не только вперед, но и вверх! Скользя по воздуху, Пенелопа одновременно поднималась ввысь, не прилагая к этому никаких усилий. ВВЫСЬ!

Йух-ху! Она сделала это! Наконец-то ей удалось подняться выше! Она чуть было не вскрикнула от радости, но тогда влюбленные, наверное, всё же обратят на нее внимание и увидят, как она, перебирая ногами, стремительно и элегантно удаляется от них, и… Бдымс!.. И налетает на толстую ветку.

Ах, если б она только успела сгруппироваться, уйти в сторону… Раздался треск, Пенелопа перекувырнулась вокруг ветки, ударилась плечом, оцарапала ногу, обо что-то ударилась подбородком. Сосновые иголки кололи ей лицо. Соскользнув вниз, Пенелопа ухватилась за какой-то сучок, но тот не выдержал и треснул. Пенелопа чуть не свалилась, но в последнюю секунду успела обхватить в ствол и скрестить ноги. Напрягая все мышцы, она замерла на месте. Спина ныла, голова болела. Тяжело дыша, Пенелопа повисла на сосне.

Как она потом спустилась, она и сама не помнила.

17

Тайна бабушки Эрлинды

Увидев взлохмаченную Пенелопу, которая шлепнулась рядом с ними на покрывало, Том и Питч вытаращили глаза.

– Пенелопа, это действительно ты? – спросил Том. – А я и не знал, что когда писаешь, волосы встают дыбом, словно сунул палец в розетку! И почему у тебя пол-лица расцарапано? Это у вас, девочек, так принято? Или сейчас такая мода, а я не в курсе?

– Умолкни, Том. Не видишь, она вся в крови! – Питч достал из сумки лед и протянул ей. – Вот, возьми! Приложи к ноге. Видок у тебя, словно тебя занесло в крапивные джунгли!

Пенелопа с благодарностью на него посмотрела.

– В следующий раз писать буду в озеро. В лесу слишком опасно!

Она рассмеялась, и друзья вздохнули с облегчением.

– Что с тобой случилось? – полюбопытствовал Том, но Пенелопа сделала вид, что у нее что-то застряло между пальцами ног.

– Эй! Я с тобой разговариваю! С каких это пор наш лес стал опасным?

– Это всё сосны, – ответила Пенелопа.

– Сосны?! – переспросил Питч. – Не понимаю. Что в них такого опасного?

– А то, что у них ветки растут именно там, где мне понадобилось пройти!

– Высоковато же ты ходишь, – усмехнулся Том.

– А то! – ответила Пенелопа. – Как насчет того, чтобы еще разок окунуться, прежде чем пора будет по домам?

Вскочив, она бросилась к пруду.

– Кто быстрее, кто быстрее? – воскликнула она и плюхнулась в воду.

Питч и Том, разумеется, отставать не собирались – ринулись к озеру и минуту спустя что есть сил гребли следом за ней.

Вода была, как парное молоко, но умыться и промыть царапины было приятно. Мешали только комары да слепни, кружившие низко над водой и поджидавшие подходящего случая, чтобы накинуться на них.

– Может, вы в другой раз меня покусаете? – прошипела Пенелопа. – Сегодня с меня и так хватит!

Она нырнула и поплыла дальше, стараясь, чтобы друзья ее не догнали. Но Том и Питч были сильнее, а она уже порядком устала. К тому же ее мучил вопрос: «Почему? Почему же я наконец взлетела?!»

Но ей и в голову не могло прийти, что найти ответ на этот вопрос ей поможет бабушка Эрлинда. Вечером, когда Пенелопа вернулась домой, б. Э., увидев ее расцарапанное лицо, поинтересовалась:

– У вас что, был боксерский поединок?

– А мама уже на работе?

– Да. Начались недели барочной музыки, а значит, у нее опять по два концерта каждый вечер.

Вздохнув, Пенелопа налила себе воды из-под крана.

– Кажется, у меня есть мазь, которая поможет твоим царапинам побыстрее зажить, – пробормотала бабушка.

– Какая еще мазь?

– Ну, такая… Лечебная… По народному рецепту. Принести тебе?

Пенелопа кивнула, и бабушка отправилась к себе наверх. Не прошло и нескольких минут, как она вернулась с пустыми руками.

– Прости, ничего не осталось!

Присев за стол, б. Э. налила себе стакан молока, но, едва поднеся его к губам, тут же отставила и в задумчивости уставилась на внучку.

– Но, может, есть кое-что другое…

– Что – другое? – уточнила Пенелопа.

Вздохнув, Эрлинда Эрк встала и, обойдя стул, оперлась обеими руками о его спинку, вцепившись пальцами в светлое, слегка растрескавшееся дерево. Затем повернулась, направилась к раковине, открыла кран и принялась драить и без того до блеска отчищенную раковину. Сначала сверху, потом снизу.

– Бабуля? Бабуля?!

Тут Эрлинда Эрк внезапно обнаружила, что на кухне есть еще и плита. Словно зачарованная, она подошла поближе и включила конфорку. И пару секунд спустя выключила.

– Бабуля! – нахмурилась Пенелопа. – В чем дело? Ты хотела рассказать мне, какое «другое» ты имела в виду, а сама бродишь по кухне!

Замерев на месте, б. Э. подняла указательный палец и, широко открыв глаза, медленно поднесла его к губам:

– Тс-с-с! Ну, ладно. Придется тебе обо всем рассказать. Видимо, другого выхода нет. Но матери ни слова!

Что же могло потребовать такой секретности? Пенелопа хотела закатить глаза, но передумала: ее одолевало любопытство. И она кивнула.

Не говоря ни слова, бабушка снова поднялась наверх. На этот раз прошло довольно много времени, прежде чем она вновь показалась на пороге кухни.

– Возможно, это нам поможет, – сказала она и положила на стол не очень толстую, но довольно необычную книгу. Корешок у нее поблескивал, а на обложке были изображены монеты и всякие узоры. И хотя Пенелопа не любила читать, ей сразу захотелось заглянуть внутрь. Рука ее сама потянулась к книге, но бабушка, опустив ладонь на переплет, сказала:

– Я этого мудреного языка не понимаю, но может, ты поймешь…

– А что это за книга? – спросила Пенелопа.

Сунув книгу в карман своего домашнего кардигана, б. Э. кашлянула.

– Когда твой отец бросил мою дочь, через некоторое время она решила раздать все его вещи. А те, что раздать не получилось, сожгла. Остались только серая краска для волос, та маленькая черно-белая фотография да старушка Куку. Но кое-чего мне было жалко, и его чудесную целебную мазь я припрятала. Лючия ничего не заметила. А я с тех пор забыла, что такое мозоли, комариные укусы и порезы.

Пенелопа ждала, когда бабушка наконец заговорит о книге, но та, казалось, погрузилась в свои мысли, и радовалась чему-то, что совершенно к делу не относилось.

– А какое это имеет отношение к книге?

– Что? Ах да… Книгу я тогда тоже оставила. Мне, разумеется, было любопытно, ведь на обложке были монеты, но… До сих пор не знаю, что с ней делать. Не понимаю, о чем в ней говорится, но уж точно не о нумизматике ^[1]. Но может, ты поймешь, раз ты теперь… Как бы это сказать? Раз ты теперь тоже такая.

«Какая это – такая?!» – возмущенно подумала Пенелопа, но только открыла рот, как бабушка продолжила:

– Короче говоря, возможно, ты сумеешь ее прочитать – теперь, когда Лючия больше не красит тебе волосы. Есть же такая вероятность? И если ты разберешь, что к чему, и вдруг найдешь рецепт той мази, то может, ты мне – я хотела сказать, нам – приготовишь ее? Было бы замечательно! Ведь она кончилась…

Она вновь достала книгу из кармана и протянула Пенелопе.

Пенелопа так и сидела с открытым ртом. И хотя бабушка ее уже не перебивала, она все равно не находила слов.

Пенелопа так долго сидела молча, что б. Э. потянула книгу к себе.

– Ну, не хочешь – как хочешь. Я просто подумала, что…

Что?! Пенелопа очнулась. Нет уж, разумеется, она заберет книгу! Она вскочила, выхватила книгу у бабушки, воскликнула: «Нет-нет, что ты, отличная идея! Я посмотрю, почитаю, может, и разузнаю что!» – и, не дожидаясь ответа, рванула к себе наверх, прижимая добычу к груди.

18

Великий Властелин

Заперев дверь, Пенелопа привалилась к ней спиной. Ее сердце отчаянно стучало. Она выждала, но, не услышав бабушкиных шагов, направилась к окну, закрыла его и уселась с книгой на кровать. С этой удивительной книгой. Потрясающей книгой, принадлежавшей когда-то ее отцу. Дрожа от волнения, она провела пальцами по блестящему корешку. Переплет был мягким и отчего-то казался смутно знакомым. Книга так и просилась, чтобы ее раскрыли. Названия у нее, кажется, не было – по крайней мере, на обложке ничего не было написано.

На мгновение Пенелопа зажмурилась. «Давай!» – прошептала она себе и открыла первую страницу.

Ага, значит, название все-таки было. Вот только автор какой-то странный. Ну скажите, кого в наши дни могут звать Великим Властелином? Пенелопа начала переворачивать страницы. Сначала показалась картинка. Что на ней было изображено, оставалось только догадываться. Вероятно, какое-то колесо, в которое засосало кучу людей. В центре колеса стояла женщина – а может, и мужчина – с раскинутыми руками. Руки были единственным, что можно был точно узнать. Они были крупными, но при этом изящными, а кожа казалась такой светлой, словно на нее падал луч солнца. На следующей странице была еще одна иллюстрация, опять похожая на колесо с человечками. В центре колеса кто-то стоял. Просто стоял. Его руки были в тени, зато из груди исходил свет. Гм. На третьей странице оказалось то же самое колесо, и на четвертой тоже. Пенелопа слегка разочарованно принялась листать дальше – и была приятно удивлена, когда спустя еще пять колес обнаружила оглавление.

Пенелопа пробежала глазами по строчкам в поисках чего-то – она и сама не знала, чего. Но уж точно не рецепта мази. Наверное, какой-то зацепки, которая приведет к отцу. Может, в главе о том, как видеть, сказано, что нужно делать? Пенелопа открыла нужную страницу – вся она была усеяна золотисто-зелеными буквами. Ни слов, ни предложений, ни строк разобрать не удалось – казалось, между буквами нет никакой связи. Неудивительно, что б. Э. ничего не смогла узнать из книги. Похоже, и ей самой не удастся. Но только Пенелопа собралась перевернуть страницу, как что-то изменилось – то ли на бумаге, то ли в ее глазах. Отдельные буквы, словно найдя, наконец, соседей, внезапно сложились в слова:

Ага! Ну, уже что-то. И даже если Пенелопа не могла пока сказать, что это значит, она уже видела законченную фразу. «Где, как не за далью дали прошлому быть? Нужно опуститься, чтобы взмыть!» – повторила она вслух. И почувствовала, что слова отозвались в ней, затронув какие-то струны души.

Внезапно – Пенелопа была совершенно уверена, что раньше их не было – она обнаружила в нижнем углу страницы следующие слова:

– «Мани треногу»? – пробормотала она. – Звучит забавно.

«Видеть глазами другого». Кажется, это немного понятней, чем вся эта неразбериха с «опуститься» и «взмыть». Может быть, это о том, как видеть кухню глазами б. Э Может, достаточно произнести «Мани треногу!» – и она тут же поймет, что раковину обязательно нужно отмыть снизу, причем немедленно? Хихикнув, Пенелопа вернулась к оглавлению и с интересом провела пальцами по строчкам.

«О том, как летать»?! Сердце Пенелопы ухнуло. Она зашелестела страницами в поисках нужного раздела. Так, где же он? Ах, только бы понять, что там написано, только бы разобрать! Пенелопа так разволновалась, что ей пришлось сделать усилие и успокоиться, чтобы не рвать страницы в спешке. Вот, наконец! И что же?.. Никаких картинок, виньеток или странных золотисто-зеленых букв… На странице черным по белому было написано:

Ну, разумеется, это всё объясняет! «Окатиться с головы до ног»… Видимо, воды, стекающей с мокрых после купания волос, оказалось достаточно. Вот в чем было дело, вот чего ей раньше не хватало! Для того чтобы взлететь, необходимо соединить все четыре элемента: землю, воздух, огонь и воду.

«Попробую как-нибудь, – сказала себе Пенелопа, – но уже не сейчас. Завтра. И не в комнате, а где-нибудь в другом месте, а то, того и гляди, набью еще одну шишку, стукнувшись о потолок!»

И, надежно спрятав драгоценную книгу под матрасом, она улеглась и заснула.

19

Искусство видеть

Ну почему, почему в будний день утро всегда в сто раз длиннее вечера?! Пенелопа уже не раз задавалась этим вопросом. А сейчас ее мучил еще один – уже совершенно математического свойства: когда же закончится этот урок?

Герр Пумпф был, наверное, самым милым и добрым учителем на свете, но Пенелопа никак не могла заставить себя вникнуть в суть науки о числах. Она ее совсем не интересовала. Зачем всё это учить? Кому хоть раз в жизни пригодилась алгебра? Когда же их наконец отпустят?.. Домой, к «Великому Властелину», набрать воды, разбежаться в круге камней, и…

– Пенелопа!

– Да?

– Что значит – «да»? – нахмурился герр Пумпф.

– Простите, мне показалось, вы только что назвали мое имя!

– Совершенно верно, назвал.

– И… э-э-э… почему же?

– Да, почему же, дорогая моя? Очень сложный вопрос! Однако если принять во внимание обстоятельства, можно предположить, что я хотел услышать решение задачи!

– Семь целых девяносто две сотых, – выпалила она.

Из-за спины преподавателя выглядывал Питч с листком в руках.

– Великолепно, Пенелопа! Ты не устаешь меня удивлять, – с наигранным уважением произнес герр Пумпф. – Потрясающие подглядывательные способности! Ну, и разумеется, не могу не отметить выдающиеся достижения Питча не только по части математики, но и в области чистописания!

Пенелопа покраснела, Питч смутился. Видимо, герр Пумпф был чемпионом по смотрению чужими глазами.

Когда уроки, наконец, кончились, и Пенелопа, вернувшись домой, села с мамой и бабушкой за стол, в дверь их драконьего дома постучали. Это был почтальон.

– Простите, сегодня припозднился! У меня снова посылка для многоуважаемой Эрлинды Эрк, ну и обычная почта, – улыбнувшись, сказал он, а потом, пожелав всем хорошего дня, удалился. «Обычной почтой» на этот раз оказалась бабушкина путевка в санаторий. Через месяц она должна была отправиться на Северное море – поправлять здоровье. Судя по выражению ее лица, она была рада, но как же рада была Пенелопа! Целых три недели бабушка проведет на море. Это означало, что у Пенелопы будет три недели углубленного постижения мудростей Великого Властелина. Каждый день, как только мама уйдет на работу, у нее будет несколько часов свободного времени, чтобы упражняться! До чего радужная вырисовывалась перспектива!

– Пойду погуляю! – крикнула Пенелопа маме, закончив уроки. Налив большую бутылку воды, она сунула ее в рюкзак и открыла дверь.

– Всего хорошего, детка! Когда ты вернешься, я, наверное, уже буду на репетиции. – Фрау Говиндер догнала ее и вручила бейсболку. – На, возьми, а то на улице жара! И кстати, ты не брала случайно мой шейный платок с розочками? Давно его ищу и всё никак не могу найти…

– Твой платок? – Пенелопа была уверена, что после того, как в день аварии вернулась из леса, повесила его на вешалку в прихожей. Разве нет? – Гм. Нет, я точно не брала. Но спроси у бабушки!

И она помчалась вниз по ступенькам.

– Пенелопа!

– Да?

– Прошу, будь осторожна.

Пенелопа кивнула. У нее что, на лбу написано: «Я иду летать!»? Конечно, нет… Но иногда казалось, что мама видит ее насквозь.

20

Наконец-то в воздухе

Камни сиротливо возвышались над выжженным лугом. Солнце не пощадило его: на голой, высохшей земле то тут, то там торчали лишь редкие, растрепанные ветром желтые соломинки. Пенелопа вся взмокла. По лбу градом струился пот, соленые капли попадали в глаза. Разумеется, в тени было бы приятнее, но где тень, там и деревья – а еще раз удариться о ветку ей не хотелось. И хотя у круга камней ей никогда никто не встречался, она на всякий случай как следует огляделась по сторонам. Пенелопа решила, что вначале попробует подняться повыше, а потом уже повернуть направо или налево. Но ни в коем случае не то и другое одновременно.

Прочь бейсболку. Открыть рюкзак, достать бутылку – и можно начинать! Встав в центр круга, Пенелопа медленно открутила крышку и подняла бутылку над головой.

– Ну что, готова? – спросила она себя. – Да? Тогда поехали!

Она зажмурилась и сосредоточилась на своих ногах. Дождавшись, когда тело пронзит удар тока, она одним махом опрокинула на себя полбутылки и воскликнула:

– Семус триокко!

Она поднялась над землей. Первые несколько секунд прошли как обычно, затем она начала ускоряться, и вскоре почувствовала себя зефиркой на празднике. Она рванула вверх, как стрела, выпущенная из лука. Ветер свистел в ушах, воздух становился всё холоднее. Слегка наклонив голову, она увидела, как мир внизу стал не больше кукольного домика. Она пролетела сквозь облако, но останавливаться вовсе не собиралась. Надо было немедленно тормозить, иначе она никогда не вернется назад – ну или в лучшем случае в виде ледышки! Держа одной рукой бутылку, другой Пенелопа вцепилась в волосы и потянула вниз. Ее начало мотать из стороны в сторону, она перевернулась на живот, завертелась вокруг своей оси, словно волчок, но скорость и не думала снижаться. Бросив бутылку, Пенни запустила вторую руку в волосы. Чш-ш-ш-ш! Тут она наконец остановилась и вздохнула с облегчением.

Дышать ледяным воздухом было больно. Внизу она могла разглядеть лишь зеленовато-серый туман, в котором проступали неясные очертания.

– Ничего себе! И вот надо же всё время бросаться из крайности в крайность! Осторожнее надо быть со своими желаниями! – рассерженно буркнула она и, покачиваясь, приступила к снижению. Вновь показался круг камней. Стало теплее. Пенелопа замерла, осторожно сделала пару шагов в сторону – вернее, скорее гребков, – и ее тут же понесло вперед. Смотрите-ка, а летать, лежа на животе, оказывается, гораздо проще! Она плыла по воздуху, словно невесомое оранжевое перышко – тихо и неторопливо.

Внизу мелькали луга. Показалось поле, засеянное рапсом. Между рядами капусты скакал заяц. Тянулись изгороди из кустов боярышника и орешника. Утка и селезень плескались в луже, оставшейся на месте высохшего пруда. Пенелопа помахала им рукой. Пролетела над громадным сосновым бором, над бесконечными кукурузными полями, над табуном лошадей, нежившихся на солнышке. То и дело вспыхивали яркие пятна алых маков и синих васильков. Пенелопа раскрыла рот от изумления. Ее охватила тихая радость. Мир внизу, в ярком свете солнца, был прекрасен.

Внезапно прямо перед ней возникла стая птиц. Пытаясь увернуться, Пенелопа дернула себя рукой за волосы, и тут же стала разворачиваться. «Вот, оказывается, как всё просто!» – подумала она и чуть не расхохоталась.

– Видели? – крикнула она птицам. – Управление с помощью волос, высший класс!

Но те уже улетели, не удостоив ее открытие вниманием. Но ничего! Пенелопа тут же снова потянула себя за волосы и, развернувшись, устремилась за ними вслед.

– Всё индивидуальной сборки! Тип «Галактика», модель «Пенелопа»! Может, и вам пригодится! Хотите, я узнаю, где такие дают?

Но птицы не хотели и, резко уйдя в сторону, полетели по направлению к табуну. Пенелопа не отставала. Ее тело плавно поворачивало в ту сторону, в которую она тянула себя за волосы. Воздух слегка дрожал, как будто вода, в которую упал камешек. Когда стая повернула к лесу, и птицы резко спикировали вниз, Пенелопа перестал за ними гнаться и, также накренившись, немного неуклюже приземлилась посреди кукурузы.

Смеясь, она шлепнулась на твердую землю, раскинула руки и ноги и посмотрела вверх между высоких выгоревших стеблей. «Я летала, я и вправду летала! – мелькнуло у нее в голове. – Как птицы! Значит, я могу! И вверх, и вниз, и вперед!» Она чувствовала необыкновенное тепло внутри, ее сердце ликовало. Но вдруг Пенелопа подскочила, словно невидимый дирижер приказал ее поющему сердцу: «Молчать!».

– Моя бутылка! У меня же кончилась вода!

Об этом она не подумала. Нельзя было приземляться – ведь теперь она не сможет нормально взлететь! Значит, сквозь кукурузу придется пробираться пешком. И через лес. А лес был огромный! Насупившись, она раздвинула руками острые листья кукурузы и начала продираться вперед сквозь плотные ряды растений. Вскоре показались сосны. Когда заросший колючками подлесок наконец остался позади, руки у Пенни ныли. А несколько часов спустя, когда под покровом ночи она подошла к драконьему дому, болело вообще всё, из чего только состояла галактическая модель «Пенелопа».

21

Два письма

Следующим утром Том и Питч так раскачивались на стульях, что дважды свалились за один только урок английского, и миссис Нортон не выдержала и написала им в дневник замечание.

Пенелопа, напротив, сидела совершенно неподвижно. Сил двигаться у нее не было: вчерашняя дорога домой отзывалась во всех мышцах. Если бы Анна-Лея не толкнула ее в бок, чтобы передать крошечную, в несколько раз сложенную записку от Тома, она бы, наверное, и вовсе уснула – и тоже получила бы замечание. А так у нее резко улучшилось настроение. Вот что было в записке:

Отправиться в город с Томом и Питчем? Да еще и смотреть весь день кино? «Я с вами!» – нацарапала в ответ Пенелопа, но решила не передавать записку через соседей. Вместо этого она скатала бумажку в комок и запустила прямо Питчу в лоб. Тот вздрогнул от неожиданности, улыбнулся и сунул записку Тому. Пенелопа тем временем старательно выводила в тетради: «The cat doesn’t eat the spider ^[2]».

После уроков она поспешила домой. У нее еще было полно дел! Во-первых, ей не терпелось рассказать маме о завтрашнем походе в кино, а во-вторых, она собиралась найти какое-то решение вчерашней проблемы с бутылкой. Кроме того, надо было посмотреть, не найдется ли и в самом деле среди советов Великого Властелина рецепта чудодейственной мази. Б. Э. обрадуется, да и ей самой после вчерашней прогулки подлечиться не помешает.

Бабушка Эрлинда торчала на грядках перед драконьим домом и пропалывала сельдерей и морковь. Как только Пенелопа подбежала к крыльцу, она подняла голову.

– А вот и ты! Иди-ка сюда, помоги немного. Лючия попросила ей не мешать, а я борюсь с этой ползучей дрянью. Лето было почти без дождя, так что, может, нам удастся наконец от них избавиться? Тяпка во-он там! – сообщила она и выдернула очередной сорняк.

Пенелопа и думать не могла ни о какой прополке. Нужно было рассказать маме о том, какой Тому достался классный билет на целую компанию. Ничего страшного, если она ей немного помешает! И Пенелопа быстро шмыгнула в дом.

– Ма-а-а-м! Угадай, что я сегодня узнала?

Мама сидела на кухне, уставившись в стену.

– Мама? – бросив рюкзак, Пенелопа подошла к столу. Ничего не ответив, фрау Говиндер опустила голову. Перед ней лежал конверт. Серый конверт с наклейкой вместо адреса.

– Он что, опять прислал нам всего пять евро? – Губы у Пенелопы задрожали. Ей вовсе не хотелось узнать, что человек, называвший себя ее отцом, так с ними поступает.

– Нет, – глухо ответила Лючия. – На этот раз он прислал песок.

– Песок?!

– Песок и перья. Посмотри сама. Вот и всё, что мы заслужили в этом месяце!

Схватив конверт, Пенелопа даже сквозь бумагу почувствовала, что в нем перекатываются песчинки.

– Да я бы… – прошептала мать. – Почему бы ему просто не оставить нас в покое? Я и сама справлюсь! Зачем меня мучить? Его что, больше ничего в жизни не радует? Я ничего ему не сделала! Ничего дурного! Не могу понять. Ведь мы так друг друга любили…

Пенелопа не знала, что и сказать. Она тоже не понимала, что происходит. Ей хотелось утешить маму, но как? Сердце у нее сжалось. В груди, где еще вчера всё ликовало, появилось отвратительное чувство, стремительно охватило ее и… взорвалось. Пенелопа в жизни не была так рассержена. Она злилась на того, кто прислал им это. Она вскочила, бросилась к себе в комнату и вытащила из-под матраса книгу.

Наверняка что-нибудь подходящее найдется. Что-то, с помощью чего можно будет причинить такую же боль Леопольду Говиндеру!

Пенелопа быстро перевернула первые страницы с картинками в поисках оглавления. Руки у нее дрожали. Оглавление не находилось. Какую бы страницу она ни открывала, на ней были только голубые виньетки.

– Да ну его, это оглавление! Я и так отыщу то, что мне нужно!

Трясясь от ярости, она продолжала листать, но каждый следующий разворот был в точности похож на предыдущий.

– Ладно, ладно! Я поняла, надо подождать, – пробурчала она и, нахмурившись, принялась сверлить взглядом растительный орнамент по краям страниц. – Ну же!

Но сколько бы она ни глядела, ничего не происходило.

– Ну, нет – так нет! – и она швырнула книгу на пол. – Знаешь что, Великий Властелин? И без твоей помощи придумаю, как его проучить!

Пенелопа уставилась в окно.

– Всё, что мне нужно – пара идей, больше ничего!

Но никаких идей ей в голову не приходило. Хорошие мысли со злостью не ладили и являлись только тогда, когда Пенелопа была абсолютно спокойна. Это раздражало ее еще больше. Она огляделась в поисках того, что можно было бы швырнуть об стену.

Из-за двери послышалось мяуканье.

– Сделай милость, проваливай! – рявкнула Пенелопа, распахнув дверь. Но только Пенелопа собралась ее захлопнуть, как Куку уже просочилась в комнату и бросила на хозяйку такой высокомерный взгляд, что та закусила губу. Сев рядом с книгой, кошка потянула носом воздух и чихнула, затем вскочила на кровать и вызывающе посмотрела Пенелопе в глаза. Пенелопа отвернулась, но книгу с пола все-таки подняла и положила на стол.

– Довольна? – угрюмо бросила она Куку.

Та зевнула, покрутилась на месте и улеглась на подушку. Пенелопа подождала еще, но кошка больше не обращала на нее внимания.

– Ну, что еще?

Куку принялась сосредоточенно вылизывать себе спинку. Девочка села на край кровати, но кошка, казалось, этого не заметила.

– Ну, хорошо, хорошо. Я больше не буду!

И тут же получила легкий удар лапой по колену. Что означало: «Извинения приняты, теперь можешь меня погладить!»

Дважды повторять не пришлось. Пенелопа провела рукой по серой шерстке, потом еще, и еще раз. С каждым прикосновением к гладкой спинке Куку ей становилось легче на душе. Злость улетучилась. А когда кошка лизнула ей ладонь, в голове Пенелопы начал выстраиваться план.

Придется отправиться в Черную Топь. В этом не было никаких сомнений. Надо поехать туда и разыскать отца. Может, это будет трудно, ведь адреса она не знает. А может, и нет. Через месяц он снова придет на почту с серым конвертом в руках.

Как сказала мама? «Седьмого числа приходит конверт с деньгами». Каждый месяц седьмого числа. Значит, нужно приехать накануне, шестого июля. И ждать его у почтамта. Нет, сперва надо сделать так, чтобы он не мог бросить письмо ни в один почтовый ящик. Тут поможет клей «Момент». Да, придется заклеить все ящики в деревне! И оставить только тот, что у почтамта. Таким образом, всем жителям Черной Топи придется шестого июля отправиться со своими письмами на почту. Останется только подождать. И когда она увидит мужчину, бросившего в ящик темно-серый конверт, пойдет за ним. До самого дома. А там… Увидим. Можно накопать сорняков и подсадить ему в сад. Если с ними вовремя не начать бороться, они заполонят весь участок, опутают дом и разрушат его. Или можно высыпать ему в почтовый ящик ведро песка, закрасить окна серой краской и оставить на память прядь волос. Или просто позвонить в дверь.

Да-да, она бы полила себя водой, позвонила и сказала:

– Я Пенелопа Говиндер!

Посмотрела бы на него, прищурившись, и продолжила:

– Если ты думаешь, что находить в письмах песок – это весело, то ты глубоко ошибаешься. Оставь себе свои подачки! И песок, чтобы лепить куличики!

Тут он, наверное, захочет что-нибудь ответить, но она ему не позволит.

– И извинения свои прибереги для того, для кого они хоть что-то значат!

Повернется и направится к воротам.

– Пенелопа, пожалуйста, не уходи! – бросится ей вслед отец. Но она и не подумает останавливаться. И она будет слышать. Потому что зажмурится, прокричит «Семус триокко!» и взмоет в небо. А он останется один. Его слова превратятся в пыль и упадут к его ногам. А она сверху швырнет в него гадкими ползучими сорняками. О да, отличный план! Итак, чтобы его осуществить, нужно:

1. Выяснить, где находится эта Черная Топь и как туда попасть.

2. Стащить у мамы из шкафа пасту из золы. Надо будет снова обесцветить волосы. Еще не хватало, чтобы отец почуял ее еще до того, как она позвонит в дверь. Это испортит всё представление.

3. Раздобыть краску для волос, выкраситься в брюнетку и таким образом замаскировать седину. Седая девочка, стоящая у почтамта, наверняка сразу же бросится отцу в глаза. А он-то прекрасно знает, откуда у молодых берется седина! Это же он придумал ту вонючую пасту.

– Пе-не-ло-па! – голос матери звучал уже значительно бодрее. – Ты, кажется, собиралась мне что-то рассказать? Спускайся вниз, еще не хватало, чтобы этот негодяй нам весь день испортил!

Ах да, конечно! Она же еще ничего не рассказала о завтрашнем походе в кино. От одних мыслей об этом настроение у Пенелопы поднялось, а когда она сообразила, что это еще и отличная возможность купить краску, она просто возликовала. Ведь у них в деревне такого не продавали, а в город она почти никогда не ездила. Так что с планами на завтра ей дважды повезло!

22

Большое приключение

На следующий день в одиннадцать часов утра Пенелопа с друзьями уже стояла на ступеньках бесконечно длинного эскалатора, поднимавшего их навстречу желанной цели. Торговый центр представлял собой гигантский застекленный купол с множеством магазинов, ресторанов, кафе и салонов красоты. Под самой крышей, словно вишенка на торте, размещался большой кинотеатр.

– Сначала пойдем на «Акулу-убийцу-3»! – улыбаясь до ушей, объявил Том.

– Даже и не думай, – буркнул Питч. – Мы же договаривались: сначала либо «Ужасный боец», либо «Губка Боб выходит на берег»!

Тут Пенелопа задумалась: такой ли уж удачной была идея отправиться на целый день в кино в компании двух мальчишек? Не удержавшись, Том и Питч прыснули со смеху.

– Да мы просто прикалываемся! Мы же знаем, что с нами женщина!

И, держась за перила, они с гиканьем понеслись наверх, перепрыгивая по четыре ступеньки за раз. Но стоило Пенелопе произнести: «Замечательно! В таком случае предлагаю „Лунную фею в поисках волшебного пони“!», как ребята в ужасе замолчали.

Войдя в кинотеатр, они единодушно пришли к выводу, что лучшего начала, чем «Заклинатель змей», не придумаешь. Прихватив каждый по стакану лимонада, они заняли свои места в огромном, почти пустом зале.

Фильм был немного скучным, но Том и Питч начали комментировать носы и прически героев, и Пенелопа не могла сдержать смех. Ребята ей нравились. Они могли что угодно превратить в шутку. Во время следующего сеанса все трое сидели тихо, как мышки. «Спасайтесь, Сорамо!» оказался очень захватывающим фильмом. В какой-то момент Пенелопа от волнения чуть не схватила Питча за руку, но все же сдержалась.

Купив попкорн, они сели в фойе передохнуть. Сердце Пенелопы билось учащенно, звуки казались слишком громкими. И словно им не хватило тех ужасов, которых они только что насмотрелись, Питч вдруг произнес:

– Я вчера подслушал разговор родителей. И знаете что? В офис папиной компании недавно проник грабитель! Вот только он ничего не украл. Компьютеры, флешки, чертежи – всё осталось на месте.

– Да он сумасшедший! – воскликнул Том. – Столько усилий, чтобы взломать дверь и проникнуть внутрь – и ничего не взять!

– Он точно сумасшедший. Но кое-что он все-таки взял.

– И что же? – полюбопытствовала Пенелопа.

– Пластмассовую волшебную палочку, с помощью которой отец каждый день в обеденный перерыв упражняется в фокусах! Она стояла среди ручек и карандашей, и на следующий день он обнаружил, что палочка пропала.

Забросив в рот целую пригоршню попкорна, Том вытер руку о штаны.

– Вот придурок! Точно такую можно купить за два пятьдесят!.. Эй, слушайте, сейчас начнется «Хозяин семи крыш»! Еще по мороженому, и айда?

– Нет, ребята, мне нужен перерыв, – решительно возразила Пенелопа. – Вы же вроде собирались на «Акулу-убийцу»? Может, вы сходите, а я немного похожу по магазинам? Встретимся на том же месте в пять.

Том и Питч изобразили негодование, но по их глазам было видно, что они не имеют ничего против такого предложения.

Пенелопа спустилась по эскалатору вниз и побрела вдоль витрин, мимо кричащих нарядов, новомодных аксессуаров и канцелярских принадлежностей. «Главное – не заблудиться», – думала она. Вдруг по спине у нее пробежали мурашки, и ее передернуло. Она почувствовала таких, как она! Пенелопа обернулась. Где-то здесь был такой же, как она, человек! Причем совсем рядом! Она очень отчетливо это ощущала. Но где именно? Мимо проходили толпы, и выяснить, кто именно это мог быть, казалось невозможно. Она посмотрела налево, потом направо; встав на цыпочки, стала заглядывать прохожим в глаза. Удавалось ей это через раз. Посетившее ее чувство начало слабеть и в конце концов пропало. Она подождала еще немного, снова внимательно огляделась, но никого так и не смогла обнаружить. Через некоторое время она сдалась и, по-прежнему пребывая в некоторой растерянности, пошла дальше, пока не увидела обувной магазин, на витрине которого были разложены разноцветные шнурки. Каких там только не было! Пенелопа тут же направилась туда, и не прошло и минуты, как она стала счастливой обладательницей ярко-голубых шнурков. Наконец-то, спустя два месяца, она сможет вернуть долг Питчу! Пенелопа посмотрела на часы: до встречи с ребятами оставалось еще полно времени. Вполне достаточно, чтобы посвятить его осуществлению своего плана и найти магазин, где продается краска для волос.

На первом этаже ей наконец попалась подходящая вывеска. Но, оказавшись перед стойкой с краской для волос, Пенелопа поняла, что до пяти вряд ли управится. Оказывается, на свете существовал не только светло- и темно-русый цвет волос, но еще и «Шведский блондин», «Горячий шоколад», «Золотой каштан», «Черный махаон», «Великолепная медь», «Королевский янтарь» и «Кленовый мед». А может, взять «Лесной орех» или «Исландскую глину»? Но как только она потянулась за одной из упаковок, чтобы прочитать, что написано на обороте, как по телу опять пробежала дрожь. И прежде, чем Пенелопа успела обернуться, кто-то тронул ее за плечо.

– Глазам своим не верю! – воскликнул кто-то высоким скрипучим голоском. – Уже три года мы торчим в этой дыре, а я еще не встречала никого из таких, как я!

Перед ней стояла худая рыжая девочка, повыше ростом, в платье бутылочно-зеленого цвета и в сапожках, и в упор глядела на нее светлыми, посаженными близко к носу глазами.

– Откуда ты взялась? – спросила она. Но Пенелопа стояла, открыв рот, и от удивления не могла вымолвить ни слова.

– Ты здесь живешь? Или в гости приехала? И что это ты тут ищешь, неужели краску? Она что, на твоих волосах держится? Я как-то попробовала – ничего не вышло. Мама говорит, что для таких, как мы, это нормально: что ни делай, никакая краска не берет. Мой брат тоже как-то пробовал, и у него… Ой, прости, я же не представилась. Я Джина. А тебя как зовут?

И она протянула Пенелопе узкую ладонь.

– Пенелопа, – очнувшись, сказала та. И пожала руку новой знакомой.

23

Джина

– Какое необычное имя. Ну так что, идешь со мной?

Если бы на месте Джины был кто-то другой, Пенелопа, скорее всего, покрутила бы пальцем у виска и ответила: «Ты в своем уме? Мы всего три секунды знакомы! С чего это я должна идти с тобой?!» Но на этот раз всё было иначе. Пенелопе страшно хотелось пойти с Джиной. Да, та была немножко странной, но в этом была своя прелесть.

– Почему бы и нет! Но в пять мне нужно быть наверху, возле кинотеатра, меня там будут ждать друзья. Ну а до тех пор я свободна! – И, несмотря на предупреждение, Пенелопа схватила с полки коробку с надписью «Исландская глина».

– Какие еще друзья? Неужели и они тоже… – На лице Джины мелькнуло любопытство, но как только Пенелопа покачала головой, оно сразу исчезло.

– Ну и ладно. Это было бы даже слишком… До пяти мы успеем, я живу тут неподалеку, – и, заправив за ухо непослушную прядь, она подхватила Пенелопу под руку и потащила к кассе. Как только та расплатилась, Джина повела ее за собой на улицу.

По дороге Джина успела задать столько вопросов, что у Пенелопы голова пошла кругом. Она старалась отвечать честно: в городе она бывает редко, а до недавних пор и не подозревала, что у нее огненно-рыжие волосы, они были совсем другого цвета. В подробности она решила не вдаваться. То что Пенелопе наконец удалось встретить кого-то из таких, как она, вовсе не означало, что она готова раскрывать душу перед незнакомым человеком. Но всё же она упомянула, что цвет волос и кое-какие другие особенности достались ей от отца, которого она никогда не знала, и что живет он где-то далеко. А Джина рассказала, что ей самой и ее семье часто бывает одиноко, потому что, как она выразилась, переехав в этот город, они совершенно перестали общаться с людьми одного с ними толка. Правда, ее брата Джана это ничуть не смущало: ему уже четырнадцать, и каждые каникулы он ездит на курсы.

– И чему он там учится? – полюбопытствовала Пенелопа.

– Ой, ну это всякие там тренинги, которые проводят ученики Великого Властелина. Но на них берут только с одиннадцати лет. Вот ведь глупость, скажи? Ну, ничего, я уже и сама многому научилась. Например… Ой, добрый день, фрау Ялушек! – Джина помахала рукой старушке, которая как раз выходила из подъезда. – Прошу прощения, сегодня времени болтать совсем нет!

И, схватив Пенелопу за рукав, Джина затащила ее в темный подъезд. В лифте было накурено. Пока они поднимались на девятый этаж, Пенелопа вновь почувствовала, как по спине у нее вновь пробегает дрожь. Только гораздо более крупная, чем раньше.

Только Джина собралась открыть дверь, как та распахнулась словно сама собой. На пороге показалась высокая женщина с лицом, усеянным веснушками, и сияющей улыбкой. В руках она держала черную шляпку.

– Ах, Джина, дорогая, да у тебя гости! Прекрасно, прекрасно! Входите скорее, не стойте на пороге. Надо же, какие люди! Как это волнующе! Хотите лимонада? Или сока? У нас и кофе есть! А хотите мороженого? Или пойдете к себе? Возьмите тогда вишенок поклевать! Хотя нет, зачем же идти к себе? Посидим вместе на балконе, сейчас опущу навес. Джан у себя в комнате, но мы его сейчас позовем. И тогда, мое дорогое рыжее солнышко, ты нам всем расскажешь, где ты сегодня…

– Мама!!!! – свирепо посмотрела на нее Джина.

– О, прошу прощения, прошу прощения! Разумеется, вы хотите побыть одни. Да-да, прекрасно понимаю. Ну, если вам что-то понадобится, просто скажите, а если все-таки решите выйти на балкон, то… э-э-э… Ну, в общем, я… Ну, вы поняли!..

Выпалив всё это, она промчалась по коридору и скрылась за дверью.

– Ну, разве можно на нее обижаться? – пожала плечами Джина. – Да и, в конце концов, я тоже очень рада была тебя встретить!

Пенелопа смущенно улыбнулась.

Комната Джины представляла собой что-то невероятное. Не то чтобы Пенелопу удивляло, что у кого-то есть серебряная кровать с черным одеялом, большой темно-синий ковер с узором из серебристых спиралей, письменный стол из черного дерева, изящная этажерка, раскрашенная под паутинку, или зеркальный шкаф – нет, удивительно было то, что у Джины царила чистота, как в мебельном магазине. Нигде ничего не валялось, кругом ни соринки, кровать заправлена идеально, без единой складочки, книги на полках расставлены по цветам, из керамического стаканчика торчали остро заточенные карандаши и ручки в колпачках, а при взгляде на окно невозможно было даже понять, есть ли в нем стекло – так чисто оно было вымыто.

– Вот так ты живешь? – изумилась Пенелопа.

– Да! И если решишь войти, уверяю, ничего страшного с тобой не случится, – ответила Джина, усевшись на ковер и скрестив ноги.

Пенелопа нерешительно переступила порог.

– Какой у тебя порядок! У меня в жизни не было так чисто, – с уважением заметила она.

– Вообще-то и у меня тоже, – хихикнула Джина. – Поэтому Джан подарил мне на прошлый день рождения волшебную чистку. Его как раз тогда научили на курсах, как это делается, и он решил поэкспериментировать на мне.

– То есть ты хочешь сказать, комната убирает себя сама? Удобно, ничего не скажешь! – глаза у Пенелопы засияли.

– Ну, насчет удобно я бы поспорила. Я даже рада, что чары держатся недолго. Через пять месяцев они рассеются. А я наконец высплюсь! – вздохнув, Джина опустилась на ковер, свернулась калачиком и театрально прикрыла глаза.

– А при чем тут уборка? – в растерянности спросила Пенни.

– Казалось бы, ни при чем. Просто чары Джана… гм… У них свое расписание. Например, каждое воскресенье ровно в полседьмого утра одеяло вышвыривает меня из кровати, чтобы встряхнуться и отправиться проветриваться за окно. На целый час.

– Да ну?! – хихикнула Пенелопа.

– И какая за окном погода, не имеет ни малейшего значения. У меня уже не раз после этого была мокрая подушка, и маме приходилось ее сушить.

– Но если не считать проблем с кроватью, то, что комната всё делает за тебя – это очень круто, разве нет?

– В общем да. Хочешь посмотреть, как работает волшебная чистка? – Не дожидаясь ответа, Джина вскочила, выбежала из комнаты и вскоре вернулась с мешком от пылесоса. Держа его над ковром, она принялась что было сил трясти его. На темно-синий ворс полетела пыль, песок и волосы.

– А теперь подожди немного, – сказала она и усадила Пенелопу на кровать. – Пока комната собирается с мыслями, расскажи немного о себе. Чему ты успела сама научиться? Ну, давай, выкладывай!

Не веря своим глазам, Пенелопа всё глядела на ковер. Неужели он вот так просто возьмет – и снова станет чистым?

– Эй! Оставь ковер в покое! Расскажи мне, что ты умеешь? – дернула ее за рукав настырная Джина. Пенелопа по-прежнему пребывала в раздумьях. Что бы ей такого сказать? Джина выудила из подставки ножницы и принялась подравнивать кончики своих рыжих волос.

– Ты что, еще ничего не умеешь? – спросила она разочарованно и в то же время с сочувственно. И сдула обрезанные кончики с покрывала на ковер. – Ну и ладно. Это не страшно. А вот мой мобильник…

– Я слышу звуки улицы, – пробормотала Пенелопа.

– Да, разумеется, там под окном сейчас час пик. Вечером не так шумно.

– Да нет, я не машины имею в виду, а те звуки, которые издает сама дорога, – пояснила Пенелопа. – Я слышу, что она говорит.

– Хочешь сказать, дорога умеет разговаривать?! – усмехнулась Джина.

– Именно! Однажды она спасла меня от столкновения с трактором. И к тому же, научила меня летать.

– Ха-а-а-ха-ха! – расхохоталась Джина. – Во загнула! Ты забавная! Если бы мы и правда такое умели! Хотя мама рассказывала, что однажды встречала на семинаре парня, который умел подниматься в воздух. Ну, на полметра где-то, или даже на метр, но ты только представь! Это, разумеется, был какой-то умник с шевелюрой, что твоя медная проволока, и за плечами у него было столько разных курсов, что со счету можно сбиться. Небось, он и у самого Великого Властелина поучиться успел, кто знает! Мы себе таких трат позволить не можем. Но если серьезно, то, что ты говоришь про дорогу, звучит интересно. И как ты это делаешь? А если…

Тут, к огромной радости Пенелопы, ковер вдруг начал вибрировать, и Джина замолчала. Ковер принялся складываться, снова и снова, пока не превратился в небольшой квадрат. Окно распахнулось, и ковер, элегантно взлетев на подоконник, принялся вытряхивать себя сам, постепенно разворачиваясь. Серо-коричневая пыль клубами полетела вниз. После этого ковер вернулся на место, на поверхности у него появилась пена, сама себя кругами втиравшая в ворс. Взметнулись крошечные фонтанчики, и раздался шум, напоминающий звук работающего фена.

– Ну, что скажешь? Круто, а? – Соскочив с кровати, Джина снова села на идеально чистый ковер. Пенелопа собралась было последовать ее примеру, но тут взгляд ее остановился на мусорной корзине. Она была пуста – за исключением какой-то маленькой блестящей штучки.

– А что это там лежит?

– Угадай-ка? Мусор! Поэтому я его и выбросила! Правда, комната почему-то так не считает. Поэтому когда корзина отправляется вытряхиваться, эта штука всегда остается внутри, точно примагниченная. Хотя корзина не металлическая.

– Вот как…

– Если хочешь знать, это противоглаз.

– Противогаз?! Зачем он тебе?

– Глупенькая! – хихикнула Джина. – Не газ, а глаз! У меня их два. И у тебя, кажется, тоже.

– Да, два… Так для чего этот противоглаз?

– Мне он вообще не сдался, он сломан. Джан привез с какого-то семинара в Англии.

Вытащив из корзины маленькую шкатулку, Джина сунула ее в руку Пенелопе.

– Видишь эту ржавую кнопку? Если нажать, исчезнешь. То есть, я, конечно, имею в виду, станешь невидимкой. Но поскольку кто-то им уже от души попользовался, эффект держится всего десять секунд. И что мне с того? За десять секунд я даже не успею стащить шоколадку оттуда, где мама их прячет.

Но Пенелопа ее уже не слышала. Она думала только об одном: что будет, если нажать на кнопку. И не успела Джина сказать «Даже не думай!», как Пенелопа исчезла.

Она уставилась туда, где еще мгновение назад была ее рука. Там не было ничего, кроме пустоты. Ни руки, ни шкатулочки – просто воздух. Ног тоже не было – лишь в том месте, где она сидела, одеяло осталось примятым. Ух ты! Но не успела она осознать, что случилось, как десять секунд истекли, и она, как ни в чем не бывало, снова сидела на кровати.

– Потрясающе, – прошептала она.

– Угу, – усмехнулась Джина. – Но я же тебя просила: не нажимай!

– Прошу прощения, – всё так же шепотом ответила Пенелопа.

– Это ты у себя самой проси прощения, тебе теперь мучиться. На ближайшие минут десять ты осталась без голоса. Я же говорила, эта штука сломана.

– Ничего страшного, – ответила Пенелопа. – Все равно прикольно!

– Хочешь, я его тебе отдам? Мне он совершенно не нужен, а Джана я попрошу в следующий раз привезти нормальный.

– Я могу оставить его себе? Правда? Я… Мне… Спасибо огромное!

– Что-что? – переспросила Джина, наклонившись поближе, но шепот становился всё тише.

– Спасибо, – выдохнула Пенни.

– Ничего не слышу. И кстати, уже пять минут шестого. Если не хочешь, чтобы твои приятели ждали тебя до скончания веков, тебе пора. Будешь в следующий раз в городе – заходи. Покажу, какой у меня теперь навороченный мобильник. Джан его брал с собой на семинар и что-то там с ним сделал, – хихикнула Джина.

Пенелопа кивнула. Они обменялись телефонами, Джина проводила ее до лифта, и Пенелопа вновь осталась одна.

24

Бетонщику опять не везет

Когда Пенелопа вышла из подъезда, первое, что она увидела, была дама в элегантном белом платье, стоявшая возле золотого кабриолета с мопсом на руках. Дама орала в телефон:

– Это не город, а бог знает что! Говорю тебе, то, что кружит тут в воздухе, даже пылью назвать нельзя! У нас это было бы просто немыслимо! Ты не представляешь, в каком состоянии наша машина! А ветровое стекло, а белоснежные сиденья? Они выглядят так, будто кто-то чистил над ними грязные сапоги! Нет, в этом городе мы ничего покупать не будем! Тратить капитал на подобные инвестиции крайне глупо! Увидимся в отеле. Нам с Хорстом срочно нужно в ванну, почистить шерстку!..

Пенелопа прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Да, попасть под ковер Джины – врагу не пожелаешь! И она заспешила прочь, подальше от разъяренной леди.

Войдя в торговый центр, она некоторое время потратила на поиски эскалатора. Подняв голову, она увидела высоко наверху Тома и Питча, озиравшихся по сторонам.

«Эй, вы там! Я уже иду!» – хотела крикнуть она, но изо рта вырвалось только шипение. Помчавшись вверх по эскалатору, на каждом повороте Пенни повторяла «Противоглаз!», чтобы проверить, не вернулся ли голос. На третий раз она смогла громко шептать, а с пятой попытки голос наконец зазвучал по-прежнему.

– Эй, Питч, смотри, вон она! Я ее вижу! Наша мудрейшая спутница, наша провидица Пенелопа движется прямо к нам! Ну, с помощью эскалатора, конечно…

Перегнувшись через стеклянное ограждение, Том, улыбаясь, махал ей рукой.

Стоило Пенелопе сойти с эскалатора, как к ней подскочил Питч.

– Ты была права, что не пошла на эту фантастическую ерунду! Нет, ну как это вообще? Ни единой, даже самой малюсенькой капельки крови за весь фильм! Только какие-то киты, причем такие мелкие, словно это стая детенышей. И у них были какие-то болячки, а потом появились скользкие ластоногие, похожие на Пумпфа, а потом…

– Слушай, Питч, да ты и сам похож на Пумпфа! Эй, Пенни, а ты что делала всё это время? Давай, выкладывай! – Том протянул ей попкорн.

Запустив руку в кулек, Пенелопа перевела взгляд с одного на другого.

– Я нашла голубые шнурки, купила краску для волос и познакомилась с девочкой, такой же, как я.

– Не может быть! – воскликнул Питч.

– Если бы она была такой же, как ты, она бы уже стала нашей подругой, – поддержал его Том.

– Вот именно, а мы ее не знаем! Значит, она не такая, как ты! – подхватил Питч. Пенелопа улыбнулась.

– А теперь погнали! – крикнул Том и прыгнул на эскалатор. Пенелопа и Питч бросились следом. Внизу их ждал лифт на парковку. Отец Питча уже, наверное, целую вечность ждал их на третьем уровне. Нужно было поторапливаться.

– А вот и наши киноманы, – с улыбкой приветствовал ребят Бетонщик, как только они вышли из лифта. На нем был элегантный костюм и очки, так что на улице Пенелопа ни за что бы его не узнала. Да и выражение лица у него было другое: обычная веселость уступила место напряженной задумчивости.

– Залезайте! Насладимся последней поездкой на «Бентли». С завтрашнего дня он больше нам не принадлежит.

– Но папа, ты же говорил, что ни за что не расстанешься с машиной! – расстроился Питч.

– Говорил, сынок, говорил. Но обстоятельства изменились. Ты же знаешь, дела у нашей компании плохи. В начале года всё шло отлично, а теперь денег не хватает то на одно, то на другое… Не могу понять, что происходит. И справиться с этим тоже никак не могу. Чертовщина какая-то! В начале недели грядут первые сокращения. Если и это не поможет, в четвертом квартале «Интермикс» придется закрыть.

– А что же дальше? На что мы будем жить? – воскликнул Питч.

– Наверное, пойду опять работать в «Топстрой». Да и мама тоже может снова выйти на работу. Не переживай, с голоду не умрем. Но от роскоши придется отказаться. – С этими словами Бетонщик открыл дверцу и сел за руль.

Вспомнив, как он запутался в леске и кувыркался по полу, пытаясь перекусить ее зубами, Пенни подумала: «Как жаль, что я не знаю, как ему помочь!» Но фокусы на детском празднике и крах огромной строительной компании – вовсе не одно и то же…

25

Борьба с сорняками

В течение следующих нескольких недель Пенелопа упорно постигала премудрости Великого Властелина. Но как ни старалась, особенно продвинуться не удалось. Картинки с человечками и колесами были на месте, появилась еще пара глав – «О том, как летать» и «О том, как видеть глазами другого», – но на остальных страницах были в основном только изящные светло-синие виньетки, волнообразный серебристый орнамент, головы странных животных и отвратительно ухмыляющиеся рожи. Никаких слов ей больше не попадалось – лишь пара золотистых букв, но чем они могли ей помочь? И всё же Пенелопа не сдавалась и каждый день снова и снова листала драгоценную книгу. Уж когда-нибудь точно должно что-то появиться! В оставшееся время она упражнялась в полетах или колдовала над подаренным Джиной противоглазом. Может, когда-нибудь удастся продлить его действие? Или что-нибудь придумать, чтобы не терять голос всякий раз, едва коснувшись ржавой кнопки.

Все это было для Пенелопы частью подготовки к встрече с отцом. Она ведь понимала, что его силы во много раз превосходят ее скромные возможности, и вовсе не хотела казаться глупым ребенком, который только что обнаружил, на что способен. Она то и дело прокручивала в голове будущую поездку. К тому времени ей уже удалось выяснить, что сначала надо сесть на автобус и доехать до вокзала в Горчичной Горе, а там сесть на поезд, идущий в Малые Городки. Выйдя на станции, придется идти через поле, потом через лес… Лесок небольшой, выйдя из него, она окажется в Черной Топи. Вся дорога должна занять примерно три с половиной часа. Значит, выехать нужно в самую рань, если она хочет успеть заклеить все почтовые ящики.

В те дни, когда она не думала о своем отце, у нее из головы не шел Бетонщик. Ей хотелось понять, почему его компания так стремительно разорялась. Но как это сделать? В финансах она совершенно не разбиралась. Вот если бы попробовать…

– Пенелопа! – прервал ее размышления голос б. Э. – Спускайся, помоги полоть сорняки!

Сорняки, сорняки, опять эти проклятые сорняки! Как будто ей заняться больше нечем! Ну да ладно, немного развеяться не помешает. Кроме того, можно будет тайком припрятать в рюкзак пару экземпляров этой ползучей дряни – папе на память.

Она выбежала из комнаты и поскакала вниз по лестнице. Дверь на улицу была распахнута. Мама с бабушкой, присев под кустом шиповника, вдвоем тянули из земли сорняк.

– Дались же тебе эти сорняки, мама! – смеялась Лючия.

– Смейся, смейся! – пыхтела Эрлинда Эрк. – Ты еще увидишь, какую службу я вам сослужила, когда мы наконец вытащим эту заразу!

Она раскраснелась, но настроение у нее, кажется, было превосходное.

– А вот и ты, Пенни! Ну-ка, окопай этот клубень, будь любезна. И хватайся за другой стебель. Всё, сегодня мы их победим!

Вот что собой представляли эти ползучие сорняки: у них были тонкие и очень, длинные корни, а через каждые несколько сантиметров на них образовывались небольшие клубни, поэтому вырвать сорняк из земли было почти невозможно. Но поскольку этим летом стояла жара и засуха, разрастись они не успели, и появилась хоть какая-то надежда наконец от них избавиться. А сегодня бабушка, по-видимому, нашла самый главный сорняк.

Подкопав сорняк со всех сторон, Пенелопа тоже вцепилась в него, и они втроем принялись тянуть. И тащить. И дергать. И выдирать растение из земли. Поначалу клубень не поддавался, но потом вдруг что-то ка-а-ак сдвинулось! Мама, бабушка и Пенелопа шлепнулись на землю. Первой пришла в себя бабушка Эрлинда и тут же снова вцепилась в гигантский корень. Теперь тащить его было гораздо легче. Бабушка вытягивала его из земли, а он ложился кругами, точно лассо. Вскоре показался и конец корня. Они измерили длину сорняка: девятнадцать метров! Кроме главного клубня, на нем болталось еще восемь обычных и тридцать один сросшийся.

– Ага-а-а! – бабушка торжествующе вскинула руки. Казалось, на мгновение к ней вернулась молодость. – Наконец-то мы справились с этим безобразием! Подумать только, сколько лет этот сорняк тянул соки из наших растений, но сегодня… Ха-ха! – Она принялась сматывать корневище в клубок. – Не выбрасывайте его! Мы его засушим и будем хранить в ящике как трофей.

И она гордо прошествовала в дом.

«Выбросить-то мы его не выбросим, но у меня есть идея получше, – подумала Пенелопа. – Раз уж теперь вся эта лиана свернута в клубок, то я прихвачу ее, когда отправлюсь в гости к мистеру Серый Конверт!»

– Лючия, Пенелопа, – выглянула из дома бабушка, – мне кажется, это надо отметить! Пойду испеку пирог!

Фрау Говиндер и Пенелопа переглянулись.

– Да что ты, мама, не стоит! – тут же возразила Лючия. – Пенелопа сейчас съездит в булочную за чем-нибудь вкусненьким! Правда, дочка?

Обычно перспектива лишний раз съездить в булочную Пенелопу не вдохновляла, но мысль о том, что иначе придется есть бабушкину стряпню, мгновенно придала ей ускорение, так что она готова была мчаться хоть до самого города.

– Плывем по течению! – громыхнула дорога, как только Пенелопа въехала на булыжную мостовую.

– Что, прости?! – удивилась Пенелопа.

– Всё течет, всё изменяется, – продолжала дорога. – Все преграды преодолимы… Одно мое старенькое шоссе расширили, и теперь больше никто не опаздывает. Никто не томится в пробках! Все идет своим чередом, своим чередом, а я пока еще здесь… А тебе куда нужно, деточка?

– В булочную. Я должна купить торт, чтобы отметить бабушкину победу над ползучими сорняками.

– О-о-о, победа над сорняками! – ухнула дорога. – Да уж, эта ползучая нечисть и впрямь может испортить жизнь. Немного южнее одну мою боковую тропу сорняки разрушают уже не первый год. Ну и гадкое же растение! А эти клубни! Поначалу они кажутся довольно милыми, но как только начинают разрастаться – ой-ой-ой! Бедное мое покрытие! А самое страшное – это сенокос. Представь себе: идет дождь, на меня падает свежескошенная трава, всё это превращается в жижу, и как только она добирается до клубней, то их так распирает, что они могут стать величиной с тыкву! Вот как мне бывает тяжело… Хорошо вам, людям – живете себе и горя не знаете!

– Да-да, – пробормотала Пенелопа. Обычно разговоры с дорогой казались ей довольно бессмысленными. – Да уж, – повторила она.

Но вдруг сообразила, какую ценную информацию только что рассказала ей дорога о сорняках! Ха-ха! Уж в чем в чем, а в траве в это время года недостатка не было.

«Что ж, будем надеяться, что вечером шестого июля в Черной Топи случится настоящий ливень!» – усмехнулась она про себя, откинула со лба рыжие волосы и стала быстрее крутить педали.

26

Приготовления

Бывает, что удача – ну или везение, или еще что-нибудь в этом роде – сваливается внезапно, как снег на голову. Пенелопа ушам не поверила, когда за чаем выяснилось, что бабушка уезжает в санаторий как раз накануне ее визита в Черную Топь! Мама сказала, что пятого поедет провожать б. Э. – а поскольку дорога длинная, то вернется только на следующий день.

– Я, наверное, приеду ближе к вечеру. Может, спросишь у Анны-Леи, не разрешат ли тебе ее родители переночевать у них? Или у Тома? А может, у Питча?

– Попробую, – пробормотала Пенелопа с набитым ртом, хотя, разумеется, уже решила, что ни у кого ничего спрашивать не будет. Такой возможности больше не представится! Если мама уедет пятого, Пенелопа спокойно достанет мазь у нее из шкафа, не торопясь обесцветит волосы, а затем снова выкрасит той «Исландской глиной». А самое главное, никто не помешает ей рано утром шестого числа выйти из дома и осуществить задуманное. Когда мама вернется, Пенелопа будет сидеть на кухне и делать вид, что ничего и не было. А на самом деле еще как было! И седьмого всё станет ясно. Потому что почтальон не доставит им никакого конверта с песком! Ни в июле, ни когда-либо еще. Ни-ког-да! Уж об этом она позаботится! Пенелопа довольно усмехнулась.

Прошла неделя, и наступило пятое июля. Пенелопа помогла маме стащить по ступеням тяжелый бабушкин чемодан и доволокла его по тропинке до старого бука. Там их уже дожидалось такси, чтобы отвезти на вокзал. На прощание мама поцеловала Пенелопу в щеку.

– Передавай привет родителям Анны-Леи и не забудь сказать спасибо!

– Конечно, мама.

– И если меня завтра долго не будет, не жди, ложись спать!

– Хорошо, мама.

– Веди себя прилично! Меня ведь целый месяц не будет, – поцеловала ее бабушка.

– Хорошо, бабуля.

– Будь умницей и читай книжки, и глядишь, у меня снова будет моя любимая мазь!

– Разумеется, бабуля.

– И на вот, возьми денег, купи себе мороженое!

– Спасибо, бабуля!

Наконец бабушка тоже уселась в такси. Пенелопа махала им вслед рукой, пока машина не скрылась за холмом.

Повернув к драконьему дому, она сделала глубокий вдох. На самом деле дом уже не вполне соответствовал своему названию – этим летом зеленая краска почти облетела с потрескавшихся досок, и никаких чешуек почти не осталось. Если говорить начистоту, он снова был почти такой же красный, как раньше.

– Ты поменял цвет, и я сейчас поменяю! – крикнула Пенелопа, обращаясь к дому, промчалась по песчаной тропинке и взлетела на крыльцо.

Войдя в кухню, она заперла за собой дверь и направилась прямо к маминому створчатому шкафу. Дверца была заперта. Ой! Этого она не предусмотрела. Интересно, где же мама хранит ключ? Неужели он висит у нее на брелоке вместе с остальными?! Нет, только не это. Тогда придется ждать, пока она вернется – а значит, отправляться на поиски отца сейчас абсолютно бессмысленно.

– Так, везучая я или нет? – спросила она себя.

– Мяу, – отозвалась Куку.

– Это значит «да»? Если так, то, может, подскажешь, где ключ? – посмотрела на нее Пенелопа.

Кошка подошла к шкафу и, задрав голову, стала смотреть куда-то вверх.

– Хочешь сказать, он просто лежит наверху?

Придвинув стул, Пенелопа взобралась на него и пошарила на шкафу. Подняв целое облако пыли, она так ничего и не нащупала. Расстроившись, она спрыгнула вниз. Тут зазвонил телефон.

– Пенелопа слушает, – сказала она в трубку самым недружелюбным тоном. Сейчас ей ни с кем не хотелось разговаривать.

– Пенелопа, привет! Это Джина! Ну, как дела-делишки? Не хочешь завтра после школы приехать ко мне в город? Мы могли бы встретиться! Знаю, путь неблизкий, но это было бы очень мило с твоей стороны! Или я могла бы приехать к тебе – мне, разумеется, совсем не трудно, – ведь Джан у кого-то взял на время два потрясающих сверхскоростных кресла-качалки, – и если я буду вести себя хорошо, он меня подбросит, – а у меня на мобильнике есть новое приложение, с помощью которого я могу делать мороженое, – и если ты…

– Джина, прости, но завтра я никак не могу.

– Вот как!

– Но я очень рада, что ты позвонила! Кстати, ты случайно не знаешь, как открывать запертые двери? Или замки?

– Разумеется, знаю! Джан в этом просто спец. Он сказал, что надо просто внимательно посмотреть на замок, который надо открыть, и не моргать, а потом начертить в воздухе ключ и произнести: «Сезам, откройся!». И если ты уже достаточно натренирована, откроется, что угодно.

Пенелопа недовольно скривилась.

– Ты уверена, что это работает? Звучит как-то странно, особенно в сочетании с дурацким заклинанием из сказки про Али-бабу.

– Знаю, знаю! Если честно, мне пока не удалось ничего открыть, – смущенно пробормотала Джина. – Но Джан сказал, что я слишком маленькая! Может, тебе повезет? И выяснится, что у тебя больше сил, способностей, ну или чего там еще. В конце концов, ты ведь гораздо рыжее меня!

– А может, выяснится, что твой брат просто пошутил. Но я всё равно попробую! Спасибо за совет. Пока-пока, я тебе позвоню!

– Да не за что! Удачи! Ну или если хочешь, я… Э-э-э… Я могла бы посмотреть в книжке – погоди, я сейчас попытаюсь попасть в спальню – там у моего отца есть несколько таких, ну, знаешь… Эй, ты меня слушаешь? Пенелопа! Пенелопа, алло!..

А Пенелопа, отодвинув стул на место, встала напротив шкафа, решительно уставилась на него и сосредоточилась, чтобы не моргать. Подняв руку, она начертила в воздухе ключ и только собралась произнести «Сезам, откройся!», как взгляд ее упал на крохотную квадратную латунную ручку. Разумеется, Пенелопа уже не раз ее видела, но никогда не замечала, что она поворачивается! Шкаф не был заперт, потому что у него не было замка! Надо было просто повернуть ручку, и дверца распахнется. И кстати, Пенелопа не раз видела, как мама его открывает.

– Интересно, я глупая или слепая? Или и то, и другое?

Кошка ничего не ответила и отвернулась. Что, вероятно, означало следующее: «Привыкай видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, а не какими ты бы хотела их видеть».

– Ладно, ладно, я поняла. А теперь мне нужна паста!

Пенелопа распахнула шкаф, отодвинула пару зачитанных книг, заглянула в большую жестяную банку, затем в пару коробок и наконец развернула что-то, замотанное в плотную холщовую ткань. Нашла! Вот и она, та самая банка. Немного запотевшая, довольно тяжелая. Внутри что-то плюхало. Серая паста ползла вверх по стеклу, под своей тяжестью шлепалась вниз и снова начинала ползти вверх, пытаясь выбраться наружу. Пенелопа осторожно открутила крышку. В нос ей ударил знакомый запах.

27

Салон красоты «Пенелопа»

Понадобилось шесть часов, чтобы клейкая масса впиталась. Волосы высохли и от корней до самых кончиков стали серыми, словно засохший цемент.

– Какой кошмар, – расстроилась Пенелопа. – Просто ужас! И как я только раньше терпела? Это же отвратительно!

Но самым отвратительным были даже не волосы, а то, как она теперь себя чувствовала. Все тело казалось отяжелевшим, неуклюжим и будто обернутым в вату; легкость исчезла. Огонь, пылавший в сердце и гнавший по позвоночнику силы, превратился в еле тлеющий уголек. И вообще она чувствовала себя теперь какой-то… Неполноценной. Не собой, а кем-то другим. Но Пенелопа гордо расправила плечи.

– Я – Пенелопа Говиндер, и выдержу это испытание! В конце концов, речь идет о моей маме. Она не заслужила того, чтобы ей приходили такие гадкие письма. А мне пора приниматься за дело!

Открыв коробку с краской, она обнаружила в ней пару одноразовых перчаток, бутылочку с какой-то жидкостью, тюбик, пакетик шампуня и инструкцию, начинавшуюся словами:

Что ж, отлично. А где же, собственно, руководство по применению всех этих странных штук?

Ну, уж нет, некогда мне проводить всякие тесты, времени и так в обрез! Кроме того, вряд ли краска окажется более едкой, чем вонючая серая мазь!

Надеюсь, к золе это не относится. Если уж некогда делать пробу на аллергию, то ждать две недели – тем более! Ага, вот и нужное место:

Итак… Справившись со всем, Пенелопа подождала полчаса и отправилась мыть и сушить голову. Готово! Довольно улыбаясь, из зеркала на нее смотрела темно-русая Пенелопа. Отлично! Нет, не так: превосходно! Настолько обычной она еще никогда себя не чувствовала.

28

Путешествие начинается

Пенелопа долго ворочалась, поправляла простыню, взбивала подушку, но сон не шел. Включив лампу, она посмотрела в окно. Снаружи было темно. Пенелопа достала старую черно-белую фотографию родителей. Интересно, изменился ли отец с тех пор? Наверное, постарел? Она снова улеглась, скрестив руки под головой. Спустя некоторое время веки отяжелели, Пенелопу окутала дрема, и ей приснился странный сон, в котором она ползла через парк вместе с каким-то худым рыжеволосым мужчиной. Указав на большую мраморную статую, он спросил:

– Откуда ты знаешь, что ключ спрятан именно под тем ангелом?

– Мне это приснилось, – ответила Пенелопа во сне и подскочила в кровати. Куку щекотала ей лицо усами. Кровь стучала в висках. Всё тело казалось неповоротливым и в то же время хрупким. За окном начинало светать. Неужели проспала? Да нет, еще пять минут до будильника. Спустив с кровати ноги, она вскочила. Тихо скрипнула половица. Пенелопа поплелась в ванную, умылась, оделась и, еще не до конца проснувшись, пошлепала вниз по лестнице.

Поскольку есть в такую рань еще не хотелось, Пенелопа сделала себе три огромных бутерброда с сыром, положила сверху несколько листьев салата и заварила в термосе яблочный чай. В рюкзаке уже лежала большая бутылка воды, но предназначалась она вовсе не для питья, а для того, чтобы, во-первых, достаточно высоко взлететь, а во-вторых, чтобы поливать быстрорастущие сорняки. Клубок корней она, разумеется, заранее положила в рюкзак, а еще противоглаз и клей «Момент». На дне сумки лежала охапка сена. Оставалось только взять кошелек.

Как хорошо, что бабушка оставила немного денег! На автобусе до Горчичной Горы она может доехать и так, по проездному, а вот дальше придется платить.

Когда Пенелопа вышла на крыльцо, птицы уже запели, небо над заболоченным лесом окрасилось в зеленовато-желтый цвет, а где-то в деревне закукарекал петух. Кошка протиснулась мимо нее на улицу.

– Поспи еще! Я вернусь вечером, – попыталась успокоить ее Пенелопа, но кошка и ухом не повела. Куку шла за ней сначала до сарая, потом вверх по тропинке – и даже когда Пенелопа вскочила на велосипед и тронулась, она попыталась ее догнать.

29

Противоглаз

На следующей станции женщина с сумками вышла. Остался лишь мрачный мужчина на другом конце вагона. «Ну, уж он-то мне точно не помешает», – глядя в окно, подумала Пенелопа. Снаружи тянулись пыльно-серые луга со стогами сена, мелькали ветряные мельницы, совершенно не примечательные коровы, ржавые рельсы, валявшиеся рядом с путями в коричнево-желтой траве. То, что когда-то было лесом, а теперь представляло собой лишь скопище сломанных стволов, указывающих в небо, словно бледные пальцы. Дом с заколоченными окнами и проросшими сквозь обвалившуюся крышу березами. «Какое странное место», – поежилась Пенелопа и достала из рюкзака бутерброд. Снова появился кондуктор и буркнул привычное: «Билеты, пожалуйста!». Показался вокзал из красного кирпича, давно почерневший от старости. Поезд остановился и тут же снова тронулся в путь. Одинаковые дома, потом снова поля. Свалка, над которой кружили серо-черные вороны. Снова вокзал, потом еще один и еще. Глаза у Пенелопы закрылись, и она крепко уснула. На этот раз ей ничего не снилось, и до конца поездки она даже не шевельнулась.

«Следующая станция – Поленца!» – раздался дребезжащий голос из громкоговорителя. Если бы пассажир, направляясь к выходу, не задел Пенелопу локтем, она бы так и дремала. Пенелопа подскочила и сонно огляделась, пытаясь понять, где находится – и только когда поезд начал тормозить, вспомнила, куда направляется. Мужчина сошел на станции, а больше в вагон никто не сел. Пенелопа прочитала вывеску: «Поленца». Поленца?! О нет! Она, конечно, не собиралась выходить, но билет-то больше не действовал. Нужно будет вести себя осторожно, чтобы не попасться. Пенелопа достала противоглаз. Из тамбура доносились обрывки объявлений, звучавших по громкой связи.

Поезд поехал дальше и Пенелопа выглянула в тамбур. Главное – заметить, когда появится кондуктор! Она нажала кнопку, открывающую дверь в соседний вагон и тут же отпрянула: навстречу ей, отдуваясь, торопливо шагал контролер. Прыгнув на место, Пенелопа схватила рюкзак и прислушалась. Нужно внимательно следить, чтобы от волнения не нажать кнопку слишком рано! Ну и, конечно, не нажать слишком поздно! Дверь распахнулась.

– Билеты, пожалуйста!

Пенелопа надавила пальцем на ржавую кнопку и тут же исчезла. Только небольшая вмятина на сиденье свидетельствовала о ее присутствии, но надо было быть очень внимательным, чтобы ее заметить. Кондуктор внимательностью не отличался. Он прошел мимо, даже не повернув головы, и когда Пенелопа снова появилась, давно скрылся за следующими дверями.

«Скажем так: я еду не зайцем, я еду невидимкой, а это другое дело!» – усмехнувшись, хотела сказать Пенелопа, но противоглаз лишил ее голоса. Поэтому оставшуюся часть пути она сидела тихо и, проехав еще три станции и трижды прибегнув к помощи волшебной кнопки, сошла на станции Малые Городки.

Вокзал в Малых Городках мало чем отличался от предыдущих, и находился в еще более запущенном состоянии. Тут не было ничего, кроме грязно-желтого домика с осыпающейся штукатуркой и покрытого граффити автомата по продаже билетов. Два голубя что-то клевали на платформе. Пенелопе понадобилось некоторое время, чтобы понять, в какую сторону идти. Но спустя некоторое время, стоя на окраине Городков и глядя на скошенное пшеничное поле, она всё же засомневалась. Спросить было не у кого, вокруг ни души. Невысокие бледно-коричневые домики, огороженные металлической сеткой, выглядели негостеприимно. Звонить в дверь она бы не решилась, во всяком случае, не в такую рань.

И вдруг – Бам! Бух! – она ощутила резкий толчок откуда-то снизу. Булыжная мостовая подтолкнула ее к полю. Пенелопа пролетела довольно далеко и чуть не упала, но всё же сумела удержаться на ногах.

– Спасибо за совет! А помягче нельзя?

К ней вновь вернулся голос. Впрочем, дорога отвечать не собиралась, ведь утром она обычно дремала, хотя сейчас Пенелопа не отказалась бы услышать знакомый голос. Но ей ничего не оставалось, кроме как пойти вперед, через поле, перешагивая торчащие пучки соломы.

30

Черная Топь

В отличие от окружающего пейзажа, лес, к которому подошла Пенелопа, производил приятное впечатление: в нем было светло, воздух пах смолой. Глубоко дыша, она старалась идти прямо, насколько это было возможно. Вскоре впереди показалась опушка. Стоя на пригорке, Пенелопа, затаив дыхание, посмотрела вниз. Она пришла! Внизу начиналась деревня Черная Топь.

Скорее скатившись, чем спустившись по склону, поросшему редким кустарником, Пенелопа побежала по дорожке, посыпанной гравием, и через несколько минут уже стояла среди домов. Как и в Поленцах, на улицах не было ни души – только маленький джек-рассел-терьер, заливисто лая, прыгал на забор. Пенелопа нащупала в рюкзаке тюбик клея. Хоть бы поскорее отыскать все ящики! Ноги у нее немного ныли – не потому что она много прошла, а потому что мало спала, а еще ей не нравилось, что она потеряла чувство легкости. Во дворике возле одного из кирпичных домов кудахтали куры. Из дома вышла полная женщина и с удивлением уставилась на Пенелопу.

– А ну не дрейфь! Соберись! Сэкономишь массу времени и сил, – пробормотала себе под нос Пенелопа и обратилась к женщине:

– Добрый день! Не подскажете, где ближайший почтовый ящик?

Дама так на нее посмотрела, будто не могла решить, стоит ли вообще разговаривать с незнакомыми девочками. Пенелопа улыбнулась ей как можно шире. Опущенные вниз уголки губ женщины дрогнули, и она произнесла:

– Ближайший ящик на почте. Вон там, впереди. Завернешь за угол – перейди дорогу, и справа увидишь площадь. Ту, где сберкасса и магазин. Почта в том же доме, где магазин. Но откроется она только через час.

И женщина вернулась в дом. Поблагодарив ее – вернее, захлопнувшуюся за ней дверь, – Пенелопа зашагала дальше.

У входа в магазин она обнаружила не только желтый почтовый ящик, но и доску объявлений. На ней под прозрачным стеклом висели местные объявления, часы работы ратуши и карта. Красная стрелка указывала на точку, под которой значилось: «Вы здесь». Еще несколько стрелок указывали, где находятся начальная школа, церковь, площадка для барбекю и так далее. Еще, если верить карте, на Городецкой улице был общественный туалет, в Новом переулке – памятник героям войны, а в Розовом переулке и на площади Топь – почтовые ящики. Пенелопа и подумать не могла, что ей так повезет! И отправилась на разведку.

«Розы тут, может, и растут, но этому переулку больше подходит название „Каменные стены“», – думала она, шагая вдоль вот уже пятой ограды высотой в человеческий рост. Видимо, местным жителям не нравилось, когда кто-то заглядывает к ним в сад. И это было очень кстати, поскольку Пенелопе вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь, выглянув из окна, увидел, как темно-русая девочка достает огромный тюбик с клеем, обмазывает им щель почтового ящика, захлопывает крышку и крепко прижимает. А потом еще для проверки дергает за нее, но крышка не поддается – и тогда девчонка, усмехнувшись, вприпрыжку убегает.

Что ж, в Розовом переулке герр Говиндер сегодня точно не опустит письмо в ящик. Не прошло и получаса, как та же участь постигла ящик на площади Топь и у дверей самой почты.

31

Ожидание

Пенелопа постояла посреди площади на одной ноге. Потом на другой. Потом на цыпочках. Ей было скучно. Когда же дурацкий магазин наконец откроется? Сколько ей еще торчать на площади в ожидании отца? Или хоть кого-нибудь? Вероятно, во всей Черной Топи вообще нет никого, кому нравится ходить по магазинам. Только высоченные ограды и мрачные толстые тетки с выводком цыплят во дворе.

– Ты что, на сцене выступать собралась?

Пенелопа вздрогнула, обернулась и увидела усатого мужчину, прислонявшего к стене велосипед. Она не услышала, как он подъехал.

– Да нет… Я… В общем, мне просто нечем заняться, – покраснев, ответила она.

– Ах вот как! Нечем заняться! Мне бы такую жизнь, – пробормотал мужчина, звякнув ключами. Отперев решетку, закрывавшую вход в магазин, он скрылся внутри. «Наконец-то, – подумала Пенелопа. – Почта заработала!» Как только появится первый клиент, нужно будет сосредоточиться.

Первой оказалась старуха с клюкой. Шаркая, она так медленно плелась через площадь, что у Пенелопы было предостаточно времени, чтобы ее изучить. Уж она точно не могла быть ее отцом. Во-первых, это была женщина, а во-вторых, лет ей было как минимум девяносто, а то и все сто. Исчезнув за дверью, она вскоре вышла, держа в руках газету и небольшой сверток. Следующей пришла молодая мама с двойняшками в большой коляске. Затем на площадь въехал красный спортивный автомобиль. Из него вышла коротко стриженная блондинка и, громко цокая высокими каблуками, направилась к ящику. Попытавшись отодвинуть заслонку, но ничего не добившись, она тоже скрылась внутри здания.

В животе у Пенелопы заурчало. Но едва она собралась достать второй бутерброд, как раздался громкий звук – это зазвонил телефон в сумочке у дамы, которая к тому моменту уже вышла обратно на площадь. Пенелопа обернулась и внимательно посмотрела на блондинку. Лет ей было примерно столько же, сколько и ее маме. Видно было, как блестят ее наманикюренные ногти, пока она роется в сумочке в поисках мобильника. Бросив беглый взгляд на девочку, дама быстро отправила кому-то сообщение, цокая каблуками, подошла к машине, села в нее и уехала.

«Какая же я глупая!» – пронеслось у Пенелопы в голове. А что, если отец не сам отправится на почту, а пошлет кого-нибудь вместо себя? Например, свою новую жену? Нет, это же надо быть такой недотепой!

И почему она раньше не догадалась, что ждать надо не снаружи, а внутри, чтобы видеть, что люди покупают или отправляют? И если мимо нее только что прошла новая фрау Говиндер, выходит, всё путешествие было напрасно…

Под ложечкой опять засосало. Пенни наконец достала бутерброд, откусила кусок, прожевала и щелкнула языком.

– С другой стороны, – пробормотала она, – с другой стороны, это никак не могла быть его новая жена. Я совершенно ничего не почувствовала при ее появлении. У меня не дергалась шея, не бежали по спине мурашки. А в письме, которое он когда-то отправил моей маме, Леопольд Говиндер писал, что встретил женщину, такую же, как он сам. Значит, можно успокоиться. Осталось только немного потерпеть…

И, вздохнув, она убрала со лба темно-русую прядь.

32

Человек с рыбьими глазами

Часы на колокольне пробили полдень. Солнце над площадью стояло в зените. Усталая Пенелопа словно в оцепенении сидела в тени клена, которая не очень-то спасала от пекла. Глаза у нее были закрыты. Организм требовал лечь прямо на асфальт, забыть обо всем и уснуть. «Если отец не появится в ближайшее время, я засну и даже не замечу, дернулась у меня шея или нет», – думала она.

– А я буду колу! Мне уже разрешают пить колу!

– Ха! Да я давно пью колу, ты, молокосос!

– А я хочу кислых червячков!

Прозвучали торопливые шаги, детский смех и крики. Кто-то толкал кого-то в бок. Промелькнули разноцветные рюкзаки и светлое льняное платье учительницы.

Пенелопа смотрела на всё словно сквозь пелену тумана. «Отца среди школьников явно нет, поэтому внутрь можно не заходить», – лениво подумала она и вновь прикрыла глаза.

Что было сначала – услышала она визг тормозов, хлопанье дверцы, или же почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь, – Пенелопа сказать не могла. «Не пропусти таких, как ты! – застучало у нее в голове. – Не пропусти таких, как ты!»

Она вскочила. Вон он! Пенелопа сразу его узнала, ведь в руке он держал серый конверт. Машина, из которой он вышел, тоже была серой, серым был и дорогой костюм – только футболка под пиджаком была светло-сиреневой, и повязанный вокруг головы тюрбан отливал черным. Мужчина быстро приближался. В его походке было что-то необычное – он то скользил, как змея, то вышагивал, словно напыщенный индюк. Подойдя к почте, он на секунду остановился, сунул руку в карман пиджака, достал очечник и надел темные очки в золотой оправе. Он прошел мимо Пенелопы, не удостоив ее даже взгляда, и сердце у нее екнуло. Глядя ему в спину, она хотела окликнуть его: «Папа!», но не смогла. Слово «отец» ему совершенно не подходило. И вообще, она не собиралась звать папой того, кто присылал им эти гадкие письма.

Мужчина тем временем подошел к ящику, собираясь бросить в него серый конверт, и дернул за приклеенную заслонку. Та не шелохнулась.

– Проклятие! И здесь то же самое! – прошипел он и вошел в дверь. Пенелопа бросилась следом за ним.

В магазине царили шум и гам. Несколько школьников послушно встали в очередь, но остальные толкались и пихались, кричали и визжали. Мужчина остановился, как вкопанный, но потом всё же встал за детьми, хотя ему этого явно не хотелось.

– Папа… – опять прошептала Пенелопа. Но и эта попытка ничего не дала. Слова скользили по этому человеку, словно это был айсберг, и отлетали прочь. «Это не он! – догадалась Пенни. – Разумеется, это не он! Это просто не может быть мой отец! То, что он держит в руках серый конверт, еще ни о чем не говорит. Он же не один в целом мире такими пользуется! Наверняка, это письмо адресовано вовсе не нам!»

Она почувствовала облегчение. Человек в сером костюме был просто еще одним из таких, как она. И сегодня ему случайно тоже понадобилось отправить письмо. В точно таком же сером конверте. Да, так и есть. Просто совпадение.

«Если бы я только могла прочитать адрес на конверте, я бы точно знала, что это случайность», – подумала она. Но, увы, это было невозможно. Человек в сером костюме подошел к стойке и протянул письмо. Чтобы что-то разглядеть, глаза у Пенелопы должны были быть на рожках, как у улитки, а еще лучше – на подвижных телескопических трубах. А еще лучше…

«Где, как не за далью дали прошлому быть? Нужно опуститься, чтобы взмыть… – гулко отозвалось у нее в голове. – Мани треногу! Мани треногу!»

Внезапно ее ударило током, причем довольно сильно. Она зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, и почувствовала, как что-то внутри оборвалось, или как невидимая часть ее, отделившись, просочилась наружу и, словно ветерок, заскользила между стоящими впереди детьми к кассе. Это бестелесное, невесомое нечто нагнало мужчину, забилось под серые подметки его ботинок, проникло сквозь подошвы, пробралось в стопы, поднялось по ногам, пролетело насквозь прямо в голову и наконец, мягко плеснувшись влево и вправо, сбавило скорость и замерло на уровне глаз. Пенелопа увидела прямо перед собой жилистую руку – так близко, словно она была ее собственная. Рука держала конверт с наклейкой: «Лючии и Пенелопе Говиндер». А напротив возникло лицо усатого продавца за стойкой, который и взял конверт. Пенелопе стало дурно и захотелось назад, в свое тело, к своим глазам. Хотелось поскорее убраться из чужой оболочки. Ведь она уже увидела, что хотела. Но вырваться не получалось – что-то удерживало ее и тянуло вниз, в серый туман, пахнущий сыростью, алчностью, деньгами, паленой шкурой… Кто-то пронзительно расхохотался…

– Тебе плохо? – зазвучал откуда-то голос учительницы в льняном платье. – Эй, девочка, что с тобой? – Она тронула Пенелопу за плечо, та не реагировала, и учительница принялась ее трясти. Пенелопа чувствовала это, так же, как и запах сырости. Она должна была узнать, кто смеялся, над чем смеялся, узнать… Да нет же! Ничего ей не нужно знать! Ей нельзя дольше оставаться в чужом теле, пора возвращаться в свое. Иначе она потеряет себя. Вжух! Та часть ее, что проникла в другого человека, резко метнулась обратно и ухнула куда-то внутрь.

– Спасибо, уже всё в порядке, – пробормотала она, глядя на учительницу, хоть и сама еще не поняла, что только что произошло. В этот момент мужчина обернулся и, сорвав с носа очки, взволнованно оглядел помещение. Взгляд его скользнул по учительнице, Пенелопе, другим детям, на долю секунды задержавшись на каждом. В его глазах – узких, серых и холодных, как у мертвой рыбы, – читалось полное непонимание. Нет, это были вовсе не те глаза, что она помнила по фотографии!

Губы мужчины шевелились, он что-то бормотал. Еще раз яростно окинув взором толпу, он уставился на Пенелопу, помедлил, как будто размышляя, она это или нет, а потом бросился к ней, расталкивая детей… И схватил за руку рыжеволосого мальчика, стоявшего прямо позади нее. Тот вскрикнул.

– Что вы себе позволяете! А ну-ка отпустите моего ученика! – Учительница хотела встать между ними, но мужчина словно не замечал ее. Мальчик побледнел, но незнакомец лишь сильнее сжал пальцы.

– Сейчас я тебе покажу, каково это – оказаться на моем месте!..

– Оставьте свои угрозы при себе, герр Фелльзейфер, и немедленно ступайте вон! – раздался голос кассира.

Человек с рыбьими глазами прищурился.

– Вы меня слышали, герр Фелльзейфер? Немедленно отпустите ребенка и уходите, иначе я вызову полицию!

Усатый продавец вышел из-за стойки и начал пробираться вперед мимо перепуганных школьников.

Мужчина по фамилии Фелльзейфер, не спуская глаз с рыжего мальчика, медленно разжал руку.

– Прошу прощения, обознался! – вдруг рявкнул он, еще раз огляделся и протиснулся в полуоткрытую дверь.

Как бы Пенелопе ни хотелось остаться здесь с учительницей и ее классом, она должна была проследить за тем человеком. И немедленно. Глаза у него были не те, и фамилия другая – не Говиндер. Но у него в руках было то самое письмо, а значит, что-то связывало его с отцом.

33

Погоня

Оказавшись на улице, человек с рыбьими глазами, не оборачиваясь, быстрым шагом направился к машине. Пригнувшись, Пенелопа поспешила за ним, прячась за стоявшими у обочины автомобилями. Она бежала, хоть и не очень быстро – заклятье лишило ее последних сил, ноги и руки словно налились свинцом.

Заурчал мотор. К счастью, выезд перегородил большущий грузовик: это позволило Пенелопе догнать машину рыбьеглазого. Пока серый автомобиль тащился за грузовиком, она не отставала, но стоило грузовику свернуть, как двигатель взревел, и машина Фелльзейфера скрылась из виду.

– Ах, дорога! Прошу тебя! Мне нужно догнать того человека, причем немедленно, – взмолилась Пенни. – Пожалуйста, поторопись! Для тебя ведь это совсем близко!

Ответа не последовало, и Пенелопа топнула ногой.

– Знаю, ты живешь по своим законам, но если я не догоню его, тогда… Тогда… – Она опустилась на землю и, почти касаясь мостовой губами, прошептала: – Пожалуйста, по-жа-луй-ста!.. Ну что тебе стоит мне помочь?!

– Ты всегда разговариваешь с тем, что у тебя под ногами?

В двух шагах от Пенелопы со скейта спрыгнул долговязый мальчишка в зеленых кроссовках. Подняв глаза, Пенелопа почувствовала себя немного неловко.

– Я кое-что потеряла.

– Деньги? Сережку? Губную помаду? – усмехнулся мальчишка.

– Машину, – встала с земли Пенелопа.

– Машину? Ну и что такого? Вот если б ты потеряла скейтборд, я бы понял…

– Всё зависит от ситуации. А ты случайно не знаешь, где живет господин Фелльзейфер?

Мальчишка тут же перестал улыбаться.

– Тот странный тип? А тебе зачем? Вы что, знакомы?

– Нет, но если ты мне скажешь – кто знает, возможно, и познакомимся, – как можно более безразличным тоном ответила Пенелопа.

– Он с еще одним таким же типом живет в Розовом переулке. В самом последнем доме, рядом с запущенным садом. Вот что я тебе скажу: я бы не стал с ним знакомиться, у него не все дома. Не нравятся мне эти двое. Так что я бы на твоем месте…

– Но ты не на моем месте, – перебила его Пенелопа. – А теперь прости, мне пора.

И, оставив его стоять с разинутым ртом, она бросилась бежать. Но спустя пару шагов до нее вдруг дошел смысл его слов. Человек с рыбьими глазами живет в одном доме с еще каким-то мужчиной. Таким же, как он. Это мог быть ее отец! Может быть, он не сам ходит на почту а посылает рыбьеглазого. Развернувшись, она снова подбежала к парню со скейтом.

– Ты сказал, у этого Фелльзейфера есть сосед? Он не рыжий случайно?

– Понятия не имею. Да нет, волосы у него скорее такого цвета… Никакого. Как у мокрой крысы.

– Как это – никакого? Хочешь сказать, серого? То есть, он седой? Или пепельно-русый?

– Точно! Волосы у него такие… грязноватые… как будто он их осветляет. Короче, не знаю. А теперь мне пора! – Мальчишка вскочил на скейт. – Удачи с этими чокнутыми. Может, они будут поразговорчивее, чем асфальт!

И он укатил прочь.

Уже второй раз за день Пенелопа шла мимо высоких оград Розового переулка. Теперь, когда она знала, куда идет, можно было не торопиться, отдышаться и привести мысли в порядок. Но она была слишком взволнована. Сердце ее бешено колотилось, и ноги, несмотря на всю тяжесть, несли ее вперед. Миновав последнюю изгородь, она увидела запущенный участок. На нем были свалены бревна и стояли какие-то вазоны, увитые темным плющом. В зарослях крапивы виднелся остов развалившегося автофургона. На земле валялись ржавые трубы, кости, опутанные паутиной… Прочь отсюда, скорее!

Ох! Шея у нее дернулась раз, а потом другой. Пусть даже почти незаметно. И всё же Пенелопа почувствовала, что рядом находится не один, а сразу двое таких, как она. Присутствие одного она ощущала отчетливо, а другого – совсем слабо, словно это был трепещущий на ветру огонек. Но несмотря на то, что второе ощущение было таким слабым, Пенелопа знала, что оно – совершенно иного рода. «Такое чувство, что где-то там еще одна я, – подумала она. – Меня как будто пробирает дрожь от моего собственного присутствия».

– Папа, – прошептала она. И на этот раз не ощутила никакого внутреннего сопротивления.

Изгороди тут были в человеческий рост, но стена, окружавшая последний дом по Розовому переулку, оказалась еще выше. Кроме того, по верху шла колючая проволока, а кое-где торчали гвозди и осколки стекла.

– Что ж, не очень-то тебе тут хорошо живется, Леопольд Говиндер. Тебе и твоему подозрительному дружку, – произнесла Пенелопа в абсолютной тишине. – Если поселишься в таком месте, как это, не стоит удивляться, что в один прекрасный день начнешь слать людям по почте песок. Или еще как-нибудь странно себя вести.

В стене были большие стальные ворота.

«Вот бы хоть глазком заглянуть за стену», – подумала Пенелопа и вернулась к заброшенному саду. Протиснувшись мимо старого фургона, она влезла на поленницу, но и оттуда ничего не увидела. Значит, надо попробовать по-другому. Недолго думая, она вытащила из рюкзака бутылку, привычным движением облила голову, зажмурилась и пробормотала: «Семус триокко!»

Ничего не произошло.

– В чем дело? – Пенелопа на всякий случай плеснула на темно-русые волосы еще воды, слезла с поленницы и попробовала снова, стоя на земле. – Семус триокко!

Ничего.

– Семус триокко! Семус триокко!

«Почему же я не взлетаю?! – возмутилась Пенелопа. – Я что, сплю? Во сне всегда так: сколько ни бейся, ничего не получается…» И она задумчиво запустила пальцы в волосы.

Вдруг шея у нее снова дернулась, по спине пробежала ледяная дрожь. Послышалось знакомое тарахтение.

Высунувшись из-за фургона, она увидела, как на пригорок поднимается зеленый трактор с двумя парами огромных тяжелых колес. Как-то раз они уже встречались, вот только не в Черной Топи, а неподалеку от драконьего дома. Пенелопа сжала кулаки. Что здесь вообще происходит?!

Она едва успела спрятаться. Проехав мимо, трактор остановился прямо у ворот. Мужчина, сидевший за рулем, тоже был в дорогом костюме, только в черном. Вытащив из кармана телефон, он набрал номер, что-то сказал и ворота распахнулись. Трактор, грохоча, въехал во двор, и створки начали медленно закрываться. Пенелопа выхватила из рюкзака противоглаз, нажала кнопку и, никем не замеченная в последнюю секунду прошмыгнула внутрь.

Колеса трактора шуршали по белому гравию дорожки.

Спрятавшись за большим розовым кустом, Пенелопа смотрела во все глаза.

34

За стеной

Дорожка вела к большому светло-коричневому дому с колоннами. Подкатив к крыльцу, трактор остановился. Мужчина в костюме с трудом сполз вниз. Вдруг он обернулся и повел носом, как волк, учуявший добычу. У Пенелопы перехватило дыхание.

«Он не чувствует меня. Я в безопасности, он не чувствует меня», – успокаивала она себя. Когда мужчина, скрылся за дверью, она вздохнула. Только теперь она увидела, что вдоль дорожки стоят на постаментах белоснежные мраморные статуи: хрупкие девушки в струящихся туниках, с венками в волосах – и огромный четырехкрылый ангел с ребенком на руках. «Странный выбор украшений для сада», – подумала Пенни и снова посмотрела на дом. Ей вспомнилось, что говорил о его обитателях парень на скейте, и она почувствовала, как ей снова становится не по себе. Кто эти люди – этот с трактором и тот, с безжизненным рыбьим взглядом? И что у них общего с ее отцом? Если у него такие друзья, то и сам он, вероятно, человек опасный. Почему она не подумала как следует, прежде чем войти в эти ворота?!

«Я – Пенелопа Говиндер! И если я буду бояться, это мне никак не поможет! – сказала она себе. – Но вот разговаривать с отцом, может, все-таки не стоит: целее буду… А сорняки я тут обязательно посажу. За маму и за себя! И чем ближе к дому, тем лучше – под окнами от них больше всего вреда!»

Не дожидаясь, пока страх возьмет верх, Пенелопа, пригнувшись, прыгнула к следующему кусту и немного подождала. Кажется, никто ее не видел – по крайней мере, никто не вышел из дома. Чуть дальше впереди начиналась плотная живая изгородь, спрятавшись за которой, можно было обогнуть дом и проползти на задний двор – а там уже и подобраться ближе к стенам, не опасаясь, что тебя заметят.

В саду за домом тоже было полно мраморных статуй. Вот только они не стояли на постаментах, а валялись в траве. Взгляд Пенелопы скользнул по крохотному ангелочку с обломанными крыльями, затем по громадной плите из кованого железа. Размером она была примерно с ее комнату в драконьем доме. К плите крепилась толстая цепь, намотанная на огромный ворот. Прячась за изгородью, Пенелопа раздвинула ветки, чтобы получше разглядеть плиту. Та напоминала крышку от люка. «У них тут что, какая-то сокровищница в саду? – подумала она. – А что еще это может быть?» Вдруг послышались шаги. Сердце Пенелопы зашлось, внутри всё будто завязалось узлом. Съежившись, она сжала в руке противоглаз. Шаги приближались. Из укрытия Пенелопа могла разглядеть ноги в черных брюках и черных лакированных ботинках. Человек прошел мимо, ничего не заметив, но Пенелопа сидела, затаив дыхание. Слишком велика была опасность, что человек в ботинках ее услышит.

Но в следующую секунду эта предосторожность уже оказалась излишней. Раздался такой оглушительный звон и грохот, что даже если бы Пенелопа закричала, никто бы ее не услышал. Она поползла вперед. Там стоял человек, который приехал на тракторе. Его редкие, бесцветные волосы липли к голове. Правой рукой он повернул ключ, торчавший из металлической коробки, находившейся рядом с люком. Ворот начал вращаться, цепь с грохотом наматывалась на него, люк со скрипом поднимался.

Скривив губы в презрительной усмешке, он склонился над люком.

– Эй, Говиндер!

Пенелопа вздрогнула. Что?! Неужели?..

– Просыпайся, полдень на дворе! – мужчина говорил негромко, но голос его звучал холодно и резко.

Из люка доносились обрывки фраз, но разобрать слов Пенелопа не могла. Мужчина в костюме коротко усмехнулся и прошипел:

– Фелльзейфер уже сходил на почту, твое письмецо в пути. На этот раз ты вел себя хорошо, Говиндер, а значит, твоя семья снова получит деньги. Мы ведь держим слово! – Он провел рукой по волосам и сплюнул. – Завтра тебя ждет трудный день. Поэтому сегодня ты даже получишь еды. Фелльзейфер что-то там тебе готовит… А пока он возится, я оставлю тебе щелку подышать. Вот как мы нынче щедры с тобой, Говиндер! Надеюсь, завтра ты об этом вспомнишь и отблагодаришь нас как следует!

Щелкнув пальцами, он повернул ключ, и крышка люка со свистом полетела вниз, остановившись у самой земли. Вытащив ключ, человек в черных ботинках неторопливо вернулся в дом.

Сжавшись за изгородью, Пенелопа прикрыла рот рукой. Больше всего ей сейчас хотелось закричать или расплакаться. Нет, это, должно быть, сон. Это слишком ужасно, чтобы быть правдой. Она хотела проснуться, хотела, чтобы всё это кончилось или оказалось неправдой. Но проснуться никак не получалось. Она по-прежнему лежала на земле под стеной чужого дома, и этот сальный урод в начищенных башмаках только что говорил с человеком, сидевшим в глубокой яме под железной плитой. И человека этого звали Говиндер. А его семье снова отправили деньги. Слезы струились по щекам Пенелопы.

35

Паук-связной

Сколько времени она пролежала в кустах, пытаясь успокоиться, Пенелопа не знала. Обхватив себя руками, она пыталась унять дрожь. Вдруг совсем рядом раздался какой-то шорох. Открыв глаза, Пенелопа увидела, как прямо у нее перед носом по земле ползет темно-зеленый платок с розами. Мамин платок.

«Что происходит? Что это значит?..» – мысли ее путались. Платок подполз к люку и замер в нескольких сантиметрах от края. По нему пробежала едва заметная волна, краешек осторожно приподнялся, и из-под платка показался желтовато-серый паук-косиножка. Деловито просеменив к люку, он засучил передними лапками – так, словно что-то опускал в яму: волос, нитку, тоненькую леску или что-то еще. Развернувшись, он вновь забрался под платок и подполз так близко к краю, что ткань перевесила, и платок соскользнул вниз. Паук замер; казалось, он наблюдает, как платок медленно опускается вниз.

– Пенелопа, ты слышишь меня? Пожалуйста, не пугайся!

Разумеется, Пенелопа страшно испугалась. Съежившись, она, даже не раздумывая, нажала на противоглаз. Кто с ней говорит?! Слова звучали прямо у нее в голове. Но это был не ее голос, а голос незнакомого мужчины. Ласковый, но очень слабый.

– Пенелопа, прошу, выслушай меня, – произнес он. – Это я, твой отец, Леопольд. Конечно, ты меня не знаешь. И наверняка думаешь, что все эти годы и я не желал тебя знать. А что же тебе еще было думать? Я могу объяснить, что произошло. Но не сейчас. Это слишком долгая история.

Замерев, Пенелопа прислушивалась. Ее сердце громко стучало.

– Я не бросал вас, Пенелопа. Меня держат здесь взаперти. Я очень, очень далеко от вас, но может быть, ты сумеешь мне помочь. Всё, что вам нужно сделать – тебе и маме – это принести мне Куку. Пожалуйста, помоги мне, Пенелопа. Отнеси Куку в Черную Топь, пожалуйста, отнеси!

Голос умолк. Пенелопу прошиб пот. «Отнеси Куку в Черную Топь!» Где-то она уже это слышала, вот только где?.. Неважно. Некогда думать о всяких глупостях! Она нашла отца, и только от нее теперь зависит – выберется он из темницы или нет. Нельзя терять ни минуты.

Она подползла к люку, надеясь, что никто из дома ее не увидит, выглянув случайно в окно. Воспользоваться противоглазом она не могла – ей важно было, чтобы ее услышали.

– Эй! – прошептала она. – Эй, папа, это я!

– К-кто… Кто здесь? Кто это? – донесся до нее слабый голос.

Она сделала глубокий вдох.

– Папа, это я, Пенелопа.

Воцарилась тишина. Из ямы не доносилось ни звука.

– Папа, что случилось? Папа! Почему ты молчишь?

Внизу раздалось какое-то бормотание, но Пенни могла разобрать лишь отдельные слова.

– Не может… Симон ведь только что принес волос… Так быстро не…

– Папа, послушай!..

– Пенелопа, это действительно ты? Немедленно уходи, здесь слишком опасно! – воскликнул отец.

– Я знаю, – вздохнула Пенелопа. – Поэтому я не уйду, пока не вызволю тебя.

– Ты принесла Куку?

– Нет, не принесла. Послушай меня, пожа…

Но отец не собирался ее слушать. Его голос дрожал.

– Пенелопа, что бы тебя сюда ни привело, немедленно возвращайся домой и принеси кошку. Это мой единственный шанс. Прошу тебя!

Сделав глубокий вдох, Пенелопа заговорила медленно и внятно, словно обращаясь к ребенку.

– Куку у меня нет. И я не могу достать ее по мановению волшебной палочки. Но у меня есть кое-что другое, и возможно, это будет полезнее старой кошки. Просто сделай так, как я тебе скажу.

– Пенелопа, ты даже не представляешь себе… – простонал Леопольд и хотел было снова перебить ее, но Пенелопа ждать не стала.

– Сейчас я сброшу тебе противоглаз.

– Что?

– Противоглаз. Это маленькая шкатулка, но она многое может. Если нажать на ржавую кнопку, станешь невидимым. К сожалению, он сломан, поэтому исчезнешь ты ровно на десять секунд. Затем потеряешь голос, но потом он вернется. Итак…

Леопольд Говиндер снова попытался ее перебить, но Пенелопа продолжала:

– Итак, когда вернется Фелльзейфер и принесет еду, нажми на кнопку. Ты понял?

– Откуда ты знаешь о Фелльзейфере?

– Какая разница! Сейчас я брошу тебе противоглаз, а ты потом нажми на кнопку!

– Но чем это мне может помочь?

Боже мой! До него всегда так медленно доходит? Или это она так путано объясняет?

– Да всем! Нужно лишь немного везения. Не понимаешь? Когда этот рыбьеглазый заглянет в люк и не увидит тебя, он подумает, что ты сбежал. Сначала он, конечно, не поверит своим глазам, но потом побежит звать на помощь своего дружка. От волнения он, разумеется, забудет закрыть люк. Логично: он же будет думать, что тебя там нет!

Отец задумчиво хмыкнул.

– Но что потом? Эта яма глубиной в несколько метров! Как я выберусь отсюда? Сил подняться в воздух у меня нет, а ты, по моим ощущениям… Ты – не одна из нас. То есть ты не можешь… Э-э… Я хотел сказать… Нет, ничего, прости.

– Об этом не волнуйся, – спокойно ответила Пенелопа. – Я обо всем позабочусь. И подниматься в воздух совсем не обязательно.

Сделав паузу, она добавила чуть более взволнованно:

– А что касается остального… Меня, тебя… Таких, как мы. Есть множество способов скрыть это, и тебе это известно не хуже меня. И если ты…

Зашуршал гравий под чьими-то ногами.

– Кто-то идет, – прошипела Пенелопа. – Лови!

Она бросила противоглаз в люк. Звук падения она не услышала, значит, отец поймал противоглаз. Оставалось только шмыгнуть за изгородь и облить сено водой.

36

Свобода!

Мимо того места, где пряталась Пенелопа, прошел Фелльзейфер с кастрюлей и тарелкой в руках. Поставив и то, и другое на землю, он сунул в скважину ключ, повернул его, и цепь снова зазвенела. Когда крышка наполовину открылась, он крикнул:

– Говиндер, еда! Сможешь поймать кастрюлю или облить тебя супом, а?

Крышка поднялась над ямой.

– Решил сегодня со мной не разговаривать?

«Вот, сейчас он посмотрит вниз, – пронеслось в голове у Пенелопы. – Давай, папа, жми!»

Фелльзейфер, изогнувшись, как змея, сунул голову в люк… И замер.

– Говиндер!!! Где… Где ты, черт побери?!

В наступившей тишине Пенелопа считала секунды. Раз, два, три, четыре… Фелльзейфер должен был оглядеть люк, пока она считала до десяти.

– Карау-у-ул! Серж! На помощь! – рыбьеглазый побежал к дому. Как только он миновал изгородь, Пенелопа выскочила из укрытия и быстро, как молния, понеслась к люку. Обмотав один конец корня вокруг ворота, другой она бросила в яму и, сорвав крышку с бутылки, в которую успела натолкать травы, аккуратно плеснула водой на сорняк. Вр-р-рум-м! Шр-р-р! Кр-р-р! Да, дорога сказала правду. Клубни вырастали один за другим, болтались на корневище, которое теперь напоминало веревочную лестницу с узлами вместо ступенек. Лестница доставала до самого дна.

– Сумеешь подняться? – крикнула вниз Пенелопа.

– Хс-с-с-с-ш-ш-ш, – только и ответил отец. Ведь он только что пользовался противоглазом.

Леопольд Говиндер карабкался наверх, а корневище почти не дрожало. «Какой же он худой!» – подумала Пенелопа. Волосы его были бесцветными и почти полностью сострижены, а у штанов и майки если когда-то и был цвет, то его уже было не распознать – такими они были грязными.

– Я правду говорю, Серж! Он сбежал! Давай же, пошевеливайся!

Голос Фелльзейфера звучал всё ближе.

– Поднажми, поднажми! Он не мог далеко уйти!

С невероятной скоростью Пенелопа сорвала корень с ворота и бросила вниз.

– Эй, Симон Чакерно, а ну иди ко мне, – прошептал Леопольд, поднеся ладонь к краю люка. На нее забрался паук-косиножка. Говиндеры кинулись наутек. Выскользнув из кармашка на футболке Леопольда, противоглаз, описав дугу, полетел в яму и приземлился прямо на клубни. Но беглецам было не до того. Шмыгнув за изгородь, они бросились наземь и притаились. И очень вовремя – в ту же секунду из-за угла показались тюремщики и направились прямо к яме.

– Что за чертовщина?! – побледнел рыбьеглазый. – Что это? Еще пару минут назад там ничего не было! Клянусь, Серж, яма была пуста!

Мужчина в черном провел рукой по редким волосам.

– Угомонись, Фелльзейфер. Я его чую, он не мог уйти. Полезай в яму, разберись, что это, а я осмотрю участок.

– Я?! Почему я? Сам полезай! – Рыбьеглазый в панике схватился за голову, обмотанную черным тюрбаном.

– Ты что, боишься, что он у тебя последнюю рыжину высосет? – прошипел Серж. Почесав одну ногу о другую, он подошел ближе. – Это ты хотел провернуть всё завтра. Ты мерил вчера длину его волос! Если б я знал, что ты халтуришь, ни за что бы не оставил крышку открытой.

– Да как ты смеешь обвинять меня! Это я халтурю? Я всё делал как обычно! – взвился Фелльзейфер, отскочив от своего напарника.

– Да? И как же так вышло, что Говиндера больше нет, а вместо него в яме гора каких-то гигантских клубней? А? Как это вышло, я тебя спрашиваю? Значит, его волосы успели отрасти. Других вариантов нет. Значит, к нему вернулась сила, и теперь он над нами издевается.

Рыбьеглазый промолчал. Взглянув на клубни, он прищурился. Ему показалось – или совсем недавно они все-таки были поменьше? Вытащив из кармана телефон, он быстро набрал код. В стене ямы появилась лестница и, раскладываясь, стала опускаться вниз.

Серж помчался за угол, проверить, заперты ли ворота.

Фелльзейфер быстро спустился в яму. Достигнув дна, он затрясся – до чего здесь было холодно! Сделав шаг к стремительно разраставшемуся корневищу, он приподнял его за один конец. Дзынь! Под ноги ему выкатился противоглаз.

– Это что у нас тут такое? – пробормотал он, нагнувшись, чтобы поднять коробочку. – Да это же… Серж! Серж! Иди сюда скорей! Смотри, что я нашел!

На мрачном лице Фелльзейфера мелькнуло нечто вроде воодушевления. Все, что имело хоть какое-то отношение к технике, оказывало на него гипнотическое действие. Глядя на шкатулку, на мгновение он даже забыл, зачем сюда спустился. Недолго думая, он нажал на ржавую кнопку.

– Ну и что у тебя там? – Мужчина в костюме пересек лужайку и склонился над ямой. – Фелльзейфер, где ты? Черт бы тебя побрал!

Он принялся озираться по сторонам.

– Не волнуйся, Серж, я всё еще здесь, внизу! – хотел крикнуть рыбьеглазый, но с губ его слетело только еле слышное «С-с-ст!». Он принялся давить на кнопку в надежде, что его снова станет видно, но разумеется, ничего не вышло. «Дурацкая безделушка!» – подумал он и полез наверх.

– Фелль-зей-фер!!! Проклятие! Да что здесь происходит?! – негодовал его приятель, в ужасе озираясь. Когда кто-то схватил его за руку, душа у него ушла в пятки.

Грянувшись оземь, противоглаз сам собой починился. Ну, или почти. Исчезание начало работать так, как его и задумал создатель коробочки: нажав на кнопку, человек становился невидимым на полчаса. Затем вначале появлялась голова, потом ноги, а потом постепенно появлялось и всё остальное. Но поскольку Фелльзейфер ткнул в кнопку пальцем раза три, не меньше, ему оставалось быть невидимым еще как минимум часа полтора. Но проблема с потерей голоса так и не была решена.

37

Побег

В это время Пенелопа и ее отец, передвигаясь по-пластунски, обогнули дом. Теперь они стояли, прижавшись спиной к колонне, и едва дышали. Подул легкий ветерок, зашуршали побеги плюща, свисавшие с высокой ограды.

– Надо как-то выбраться отсюда, – прошептал Леопольд, оглядывая каменную стену.

Пенелопа посмотрела сначала на гравийную дорожку, затем на стальные ворота. «Ну, уж нет, мы выйдем отсюда», – подумала она, хоть и знала, что ворота заперты. Ее взгляд скользнул по газону, мху, мраморным статуям… И остановился на огромном четырехкрылом ангеле. В голове всплыло какое-то смутное воспоминание, размытый образ… Ах да, это же был ее сон! Сон, приснившийся сегодня под утро, в котором она вместе с каким-то худощавым мужчиной ползла через парк. Что он ее спросил?.. «Откуда ты знаешь, что ключ под ангелом?» – так? Или что-то в этом духе? А она ему ответила: «Мне приснилось…»

Пенелопа бросилась к статуе, сунула руку в щель у подножия постамента – и вытащила ключ, привязанный к черной ленте.

– Папа, сюда! – негромко позвала она, подбежав к воротам. Ключ подошел. Она повернула его, замок щелкнул, и ворота открылись. Пенелопа бесшумно выскользнула наружу, отец – за ней. Заперев ворота снаружи, они бросились бежать по улице, миновали ратушу, почту и банк и помчались дальше, как можно дальше, по узкой каменистой тропе, вверх по склону, через кусты, в лес.

Совершенно обессилев, отец и дочь остановились у черничной поляны, чтобы перевести дух. Пенелопе не давала разогнаться тяжесть в ногах, а Леопольд просто был очень слаб. Им повезло, что они сумели так далеко удрать.

– Теперь можно не торопиться, – отдуваясь, пробормотал Говиндер. – На таком расстоянии они ни за что нас не учуют, за деревьями ничего не разглядеть.

Часы на колокольне Черной Топи пробили три.

– К сожалению, нам все-таки придется поторопиться, – прибавила шаг Пенелопа. – Поезд до Горчичной Горы отправляется в четверть четвертого. Мы должны на него успеть!

Тут она споткнулась и упала. Леопольд помог ей подняться. Погоняемые страхом, они снова побежали сквозь чащу, по скошенному полю, по высохшим и растрескавшимся проселочным дорогам, мимо бледно-коричневых домов и участков, огороженных сеткой. Впереди показался вокзал. Поезд уже стоял у перрона. Пенелопа и отец влетели в вагон вместе с последними пассажирами. Двери захлопнулись, и состав тронулся.

Так они и стояли в тамбуре, зажатые между незнакомыми людьми, которые, может, и хотели бы отодвинуться от потных и грязных соседей, но не могли. Мест не было. С утра поезд был почти пустой, а сейчас набилось столько людей, сколько селедок в бочке. Нельзя было и пальцем пошевелить. Пенелопа и Леопольд стояли спиной друг к другу. А им бы очень хотелось поговорить, теперь, когда уже ни от кого не надо прятаться. Но в этой ситуации были и плюсы – сквозь такую толпу не мог протиснуться контролер и попросить билет, которого, конечно же, у них не было.

Добравшись до Горчичной Горы, они направились к стоявшему на остановке автобусу. Держа в руке проездной, Пенелопа пробормотала:

– Я поговорю с водителем. Он меня давно знает, и может быть, разрешит тебе проехать со мной…

Загородив, насколько это было возможно, отца, чтобы никто не видел его лохмотьев, Пенелопа широко улыбнулась водителю. Тот в изумлении уставился ей через плечо. Глаза у него полезли на лоб.

– Леопольд, это ты? – растерянно спросил он. – Но как?.. Ты же… То есть, я думал… Мне казалось… что ты уже много лет мертв!

– Привет, Фальк, – спокойно произнес герр Говиндер. – Рад тебя видеть! Как видишь, я жив. И если можно, хотел бы прокатиться на автобусе.

Водитель только рот открыл. Леопольд невозмутимо продолжил:

– Фальк, как только будет возможность, я расскажу, что со мной было. Но сегодня, прошу разрешения проехать на автобусе, хоть я и не могу заплатить.

Водитель решительно поднялся со своего места.

– О чем разговор, Леопольд! – ответил он и протянул ему билет. – Конечно, поезжай. Не хватало еще, чтобы я не пустил в автобус лучшего вратаря, который когда-либо был у нашей команды.

Взяв билет, Леопольд Говиндер улыбнулся. Тут за ними в автобус поднялась группа подростков, оттеснив их в глубь салона. Автобус резко тронулся с места.

Пенелопа ухватилась за спинки кресел. Чувствовала она себя довольно странно. Прямо у нее за спиной по проходу шел отец – и все же она не до конца была уверена, он ли это. И не растворится ли вдруг в воздухе, как сон. Она никогда не думала, что они когда-нибудь будут вместе ехать на автобусе.

Нет, этого просто не может быть!

38

Леопольд рассказывает свою историю

Оказывается, еще как может.

Сев в предпоследнем ряду рядом с дочерью, герр Говиндер в задумчивости пробормотал:

– Мертв? Как это?! С чего это он взял, что я умер?..

Пенелопа скрипнула зубами. Говорить, что мама много лет вводила всех, включая ее, в заблуждение, ей не хотелось. Вид у отца и без того был измученный, а если она еще и это на него взвалит… Наверное, лучше подождать, пока…

– Плателлю и Фелльзейферу не понадобится и двух дней, чтобы добраться до нашего дома, – прервал ее размышления Говиндер. – Но как только я встречусь с Куку, им со мной ни за что не справиться.

– Да при чем тут Куку? Зачем она тебе? – не выдержала Пенелопа.

– Куку – мой персональный аккумурлятор.

– Аккумур… Кто?!

– Аккумурлятор, – усмехнулся отец. – Ну, это я ее, конечно, в шутку так называю. Знаешь, когда я раньше высветлял волосы золой, то временами очень страдал от этого. Дело ведь не просто в том, что с обесцвеченными волосами нас невозможно заметить – это еще и глушит нашу энергию. Трудно было выносить такую тяжесть и уныние, Поэтому всякий раз перед тем, как нанести на голову пасту, я переносил весь запас своих сил в Куку. А она потом возвращала их мне, когда это было нужно. Я, так сказать, мог от нее подзаряжаться. Вот я и прозвал ее аккумурлятором, хотя, если честно, ей это не нравилось.

Автобус подъехал к новой остановке у строящегося квартала. Школьники вышли из автобуса. Пенелопа смотрела им вслед, почти не замечая: ее гораздо больше интересовало то, что рассказал отец. И как это она раньше не догадалась, что Куку обладает волшебной силой? Теперь, когда она обо всем узнала, это казалось совершенно очевидным. Ведь всякий раз, погладив кошку, она чувствовала прилив сил, на душе у нее становилось спокойнее, а мысли прояснялись. А сегодня утром, на остановке, пока Куку, свернувшись, лежала у нее на коленях, свинцовая тяжесть ненадолго отступила. И почему ей раньше это в голову не приходило…

– В тот день, когда я исчез, – вновь заговорил Леопольд, – Куку побежала за мной в лес, но я ее прогнал. Как глупо это было с моей стороны! Будь она рядом, может, всего этого и не случилось бы. Помню только, как поднял глаза, всматриваясь в кроны деревьев… И всё. Должно быть, меня стукнули по голове чем-то тяжелым. Когда я очнулся, голова болела так, что меня стошнило. Было темно. Я лежал на земле и дрожал от холода. Холоднее всего было как раз голове: они обрили меня, лишив остатка сил.

Он умолк. Пенелопе показалось, что у него на глаза навернулись слезы. Он настолько ослаб, что, казалось, вот-вот упадет с сиденья. Надо было срочно что-то придумать.

– Мама будет так счастлива, что ты снова с нами, – прошептала она.

Лицо Леопольда просияло, глаза заблестели и в них мелькнула надежда.

– Ах, Лючия… Моя Лючия… – пробормотал он. И тут же снова помрачнел. – Не знаю, сколько дней или даже недель они держали меня в темнице. Я не знал, ни где я нахожусь, ни что со мной случилось. Потом появился Фелльзейфер и сказал, что если я использую свои способности и смогу озолотить его и его приятеля Сержа Плателля, они меня отпустят. И я им поверил. Я знал их раньше и помнил, что сами они ничего не могут, и еще – что они очень жестокие. Фелльзейфер и Плателль держали меня взаперти, пока мои волосы не отросли. Тогда они потребовали, чтобы я выполнил их задание.

Пенелопа вспомнила, как еще недавно злилась на отца, и ей стало очень стыдно.

– Мы отправились в ближайший город. Там я должен был проникнуть в голову аптекарю и, как только овладею его разумом, заставить его провернуть несколько сделок, выгодных моим похитителям. Но когда я всё исполнил, Плателль заявил, что денег недостаточно, и вскоре мне придется проделать тот же фокус с владельцем одной преуспевающей строительной компании. Я пытался сопротивляться, но они пригрозили, что придут за вами. Пришлось согласиться. Но я потребовал, чтобы они сообщили моей жене, что я жив, и послали ей денег на самое необходимое.

«Сообщили они, как же!» – подумала Пенелопа. Отправили ей поддельное письмо! А в этом году и вовсе упекли в больницу!

– Они чуть не раздавили маму трактором, – шепотом произнесла она.

– Знаю, – горько ответил отец. – В апреле моя очередная вылазка не принесла ожидаемого дохода. И они отомстили.

– Но если ты можешь проникать в головы других людей, почему ты не нашел в себе сил освободиться?

– Когда я был молод, то редко задумывался над тем, что делал. Особенно хорошо у меня получалось заглядывать в чужие головы. Люди злились, а меня это развлекало. Я мог проделывать этот трюк чуть ли не с закрытыми глазами. Фелльзейфер и Плателль хорошо меня знали, и разумеется, им было об этом известно. Они точно высчитали, какой длины должны быть мои волосы, чтобы я мог проникнуть в голову нужного им человека, и измеряли их каждый месяц, следя, чтобы они не стали длиннее. И каждый месяц водили меня на встречу с кем-нибудь, у кого я должен был увести деньги из кошелька. А бедолаги не могли понять, куда исчезает их богатство.

– Но ты ведь мог проникнуть в душу Фелльзейферу – или тому, другому, с трактором – и внушить, чтобы они освободили тебя!

– Чтобы действительно подчинить себе чей-то разум, нужно пристально смотреть ему в глаза. Или завладеть каким-нибудь предметом, который очень важен, очень дорог для него. Разумеется, ни Фелльзейфер, ни Плателль никогда не встречались со мной взглядом. А заполучить что-то, что им дорого, было невозможно. Вероятно, потому, что для них нет ничего дороже денег.

Автобус снова притормозил. Они въехали в деревню, знакомую Пенелопе. Значит, до дома уже недалеко.

– Но год назад я начал готовить побег, – продолжил отец.

– Год назад? Почему именно год назад? Что изменилось – они что, перестали стричь тебе волосы?

– О нет, конечно, нет. Они глупы, но не настолько. Но у меня вдруг появился союзник. В мою совершенно пустую темницу проник паук.

Пришлось приложить массу усилий, чтобы Фелльзейфер и Плателль ни о чем не догадались. Установить контакт с пауком-косиножкой оказалось не так-то просто, но недели через две мне это все-таки удалось. Он позволил мне проникнуть в его разум, пусть даже ненадолго. И я вежливо попросил его, если ему не составит труда, добраться до дома, где вы живете, и принести что-нибудь, что вам очень дорого.

«Ну, разумеется, почему бы и нет! С удовольствием сделаю это», – ответил Симон (так я назвал паука). И он отправился в путь, а спустя несколько недель вернулся с твоим голубым шнурком.

– Голубым шнурком? Но у меня нет голубого шнурка! – изумилась Пенелопа. – И никогда не было!

– Нет? Тогда это очень странно, – пробормотал отец. – Симон сказал, что видел на тебе огромные голубые кроссовки. Но Фелльзейфер тут же отобрал у меня шнурок. Тогда паук решил принести мне платок Лючии. Но и тут его ждала неудача. Он уже почти выволок платок из леса, как вдруг кто-то подхватил его, сунул в карман и отнес обратно в дом.

– Это была я, – тихо произнесла Пенелопа и закусила губу. – Я же не знала, что под ним прячется этот твой Симон. И что он утащил платок для тебя.

– Ну, конечно, – ласково сказал Леопольд. – Откуда тебе было знать? Спустя некоторое время он снова отправился в путь, и сегодня днем наконец-то вернулся с платком и с твоим волосом. Разве я мог предположить, что ты уже всего в нескольких метрах от меня. Как тебе вообще удалось меня разыскать?

39

Воссоединение

Взяв отца за руку, Пенелопа принялась рассказывать всё с самого начала. О том, как пришел конверт с песком и как она на него разозлилась. О том, как решила покрасить волосы, высказать ему всё, что о нем думает, в лицо и засадить весь его огород ползучими сорняками. Как погналась за Фелльзейфером, как с помощью противоглаза проникла за ворота, как пряталась за изгородью. О том, откуда у нее этот замечательный противоглаз. О Джине, рассказавшей ей, что есть специальные курсы для таких, как они. О том, как бабушка отдала ей книгу Великого Властелина, о том, что слышит, как ее кто-то зовет, задолго до того, как это случится на самом деле, и что стоит ей крепко задуматься, как ее язык начинает щелкать, а на день рождения всегда идет дождь, под которым нельзя промокнуть. Что она тоже умеет летать – ну, или по крайней мере, умела раньше. Сейчас она не может оторваться от земли, но, если она правильно поняла, это потому, что она обесцветила волосы пастой. Рассказала о дружбе с дорогой, о том, как та однажды ее спасла, о том, что б. Э. уехала в санаторий, и мама ее провожает. О том, что ее лучшего друга зовут Питч, и его отец очень богат, но у него вдруг начали пропадать деньги. О том, как попала на день рождения Эми, и какие ей самой устраивали праздники на день рождения, о выступлениях на школьных утренниках, об экскурсиях, контрольных по биологии, сочинениях. О том, как они собирали на болоте целебные травы. О своих снах, мечтах, любимых фильмах, разбитых коленках, дырке в зубе, о том, как ей нравится кататься на велосипеде, о том, как однажды она проглотила бусинку, как ходила на занятия танцами, строила шалаш, праздновала Новый год, как по ночам боялась грозы и как она счастлива, что отец снова с ними, как она тосковала по нему, и не разрешает ему больше никогда от них уходить…

Пенелопа говорила взахлеб и не могла остановиться. Ей хотелось рассказывать еще и еще. Хотелось, чтобы отец знал обо всем, что с ней когда-либо случалось, обо всем, что она знала и будет знать. Больше десяти лет она не могла с ним поговорить, и теперь ей не терпелось всё наверстать. Поделиться, высказать, объяснить. Она дрожала, по щекам у нее катились слезы…

Отец обнял ее и крепко прижал к себе.

– Все хорошо, Пенни, дорогая. Я снова рядом, и никто не сможет нас разлучить.

Он гладил ее по голове, и Пенелопа понемногу успокаивалась. Прижав ухо к его груди, она слушала, как бьется его сердце, неторопливо и гулко.

Автобус резко свернул.

– Надо бы подкрепиться, – пробормотала она и открыла рюкзак. Разделив последний бутерброд на двоих, она протянула половину отцу. Налила в крышку от термоса яблочный чай, и они пили по очереди, маленькими глотками. Чай был горячий и сладкий.

Когда автобус подъехал к их остановке, Леопольд попрощался с водителем и пообещал вскоре вернуться в футбольную команду. Пенелопа направилась к велосипеду, но вдруг остановилась. У нее появилось какое-то предчувствие. Оно росло, крепло и вскоре превратилось в уверенность.

– Они уже здесь, – прошептала она. – У нашего дома.

– Что?! Ты уверена? – съежился Леопольд. – Тогда… тогда…

В его глазах читался страх.

– Тогда мы им покажем! – сказала Пенелопа. – Жди здесь, а я подкрадусь к дому и…

– Ты с ума сошла? Я не позволю тебе одной спускаться с холма!

– Тебе придется это сделать. Потому что тебя они почувствуют и обо всем догадаются. А меня – нет! Поэтому я проберусь в дом, заберу Куку и минут через двадцать снова буду здесь. Тогда-то они узнают, что такое настоящее огненное чудо!

Леопольд был в растерянности. Было видно, что он предпочел бы другое решение. Он бы хотел, чтобы к нему вернулась его прежняя сила, и чтобы он мог защитить своего ребенка, а не наоборот.

Пенелопа коснулась его руки.

– Я – Пенелопа Говиндер, и я твоя дочь. Не бойся за меня, я многое от тебя унаследовала. И хочу научиться еще большему. А теперь позволь пойти и принести тебе кошку.

Леопольд через силу улыбнулся, кивнул, обнял Пенелопу и поцеловал в лоб.

Пенелопа бросилась вперед. Как только впереди показался бук, она свернула с тропинки и шмыгнула вниз, в заросли. Пригнувшись, скрытая густым кустарником, она побежала параллельно песчаной тропинке.

И тут она вздрогнула. Похоже, Плателль и Фелльзейфер действительно уже здесь. Осторожно выглянув из-за веток, она увидела невдалеке от бука серую машину, небрежно забросанную сеном. «Они что, думают, что мы слепые?» – подумала Пенелопа. Автомобиль был прикрыт настолько неумело, что даже отсюда было видно, что в салоне никого нет. Она огляделась, но похитителей не обнаружила. Неужели они уже пробрались в дом?

Добравшись до грядок с целебными травами, Пенелопа, скрывшись в густой траве, подползла поближе к дому. Дверь вроде бы была заперта. Ничто не внушало подозрений. Окна были целыми – по крайней мере, со стороны фасада. Куда же они спрятались? Вдруг на крыльце что-то стукнуло. Внутри у Пенелопы всё сжалось. Выбравшись через кошачью дверцу, Куку потянула носом. «Ты моя хорошая, умная киска», – подумала Пенелопа. От сердца у нее отлегло.

– Иди ко мне, – шепнула она, но Куку ее не слышала и, задрав мордочку, продолжала принюхиваться.

– Куку, подойди ближе, – произнесла Пенелопа уже чуть громче, но и это не подействовало. Тем не менее, кошка спустилась с крыльца. Пенелопа осторожно ползла вперед. Куку вздрогнула и помчалась обратно в дом. Как, снова внутрь? Нет, этого нельзя допустить! Пенелопа метнулась к дому. Куку уже почти скрылась за дверцей, но девочка схватила ее и потащила наружу. Кошка мяукнула, но Пенелопа прижала ее к груди. «Всё хорошо, угомонись», – шепнула она, развернулась и только хотела помчаться обратно по тропинке, как уперлась в невидимку Фелльзейфера.

– И кто же это у нас тут такой? – схватил ее за руку мужчина. – Серж, это ведь она! Девчонка!

Из сарая, ухмыляясь, вышел его сообщник.

– Она самая, – процедил Плателль. – Сцапаем ее, а отец за ней сам придет.

Тут раздался вопль: Куку, несмотря на то, что для всех остальных Фелльзейфер был невидим, отлично его видела и вцепилась ему в лицо.

Почувствовав, что хватка ослабла, Пенелопа вырвалась, перемахнула через кусты и бросилась бежать через луг, прижимая к себе вырывающуюся кошку. К ней возвращались силы. Плателль кинулся в погоню. Бежал он быстро. «Отец на остановке», – шепнула Пенелопа на ухо кошке, как только Серж протянул руку, чтобы схватить ее, швырнула Куку в сторону, а сама помчалась в лес.

40

Потопить и позабыть

Бегать по заболоченному лесу довольно опасно, и Пенелопа об этом знала. Однако ведь опасность грозила не только ей, но и Фелльзейферу с Плателлем. Надо было лишь сосредоточиться и не сворачивать с дороги. Только бы удалось их отвлечь! Старушка Куку уже не та. Чтобы добраться до остановки, ей понадобится время.

У поросшего мхом дерева тропинка разветвлялась. Пенелопа свернула налево. Позади раздался смех.

– Беги, беги! – кричал ей вслед Плателль. – Но как бы ты ни старалась, от нас не уйти!

Голос его звучал в отдалении, и Пенелопа решила, что сумела оторваться. Она бросила взгляд через плечо. Серж уже не гнался за ней, а просто брел позади. Но вдруг он расхохотался, и, когда Пенни вновь посмотрела вперед, она поняла, в чем дело. Дорогу ей перегородил Фелльзейфер. Ну, или по крайней мере, его ботинки. Метрах в полутора над ними парила голова.

Пенелопа замерла. Она попала в западню. Плателль неторопливо приближался – теперь ему и впрямь было некуда спешить. Добыча уже не ускользнет. Он наслаждался. Пенелопа закусила губу. Нет уж, не хватало еще, чтобы она стала приманкой, с помощью которой они заманят отца в ловушку! Она не позволит, чтобы из-за нее он вновь оказался в заточении. Не допустит, чтобы эти двое воспользовались ее беспомощностью. Леопольд Говиндер уже настрадался, и это не должно повториться. Она сделала глубокий вдох. На нее снизошел покой. «Силы почти на исходе, – пронеслось у нее в голове, – но еще немножко осталось. Надеюсь, этого хватит!» Она посмотрела на голову Фелльзейфера, направляющуюся прямо к ней, на самодовольно ухмыляющегося Плателля… И притаилась, словно заяц, над которым кружит хищная птица. В тот момент, когда негодяи готовы были броситься на нее, Пенелопа прошептала два прощальных слова и сделала большой шаг в сторону. Прямо в болото.

И бросилась бежать. Прямо по топи. Точнее, так это выглядело со стороны. В действительности она неслась в миллиметре от земли, но увидеть это можно было, только если очень внимательно приглядываться. Нырнув в кусты, Пенелопа с облегчением остановилась. Бежать по воздуху было трудно.

– Давай за ней! Здесь твердая почва! – заорал Плателль, и они бросились в погоню. Болото хлюпнуло. О том, что что-то не так, первым догадался Фелльзейфер и хотел повернуть назад, но было слишком поздно. Размахивая руками, Серж наклонился назад, но сдвинуться с места не мог. Топь не отпускала. Сырость пропитала одежду, а по телу побежали мурашки. Чем яростнее они пытались выбраться, тем глубже их засасывала трясина. Плателль погрузился в болото по грудь, а от Фелльзейфера торчала одна лишь голова на невидимой шее.

Развернувшись, Пеннелопа проплыла над топью и вернулась на тропинку. В болоте бултыхались двое преступников и отчаянно звали на помощь. Что с ними теперь делать, она не знала. Тут в воздухе что-то просвистело, кроны деревьев мягко раздвинулись, а с небес спустился огненный дракон и приземлился на тропу. Это был не дракон – Леопольд Говиндер держал руки над головой, и его ладони сияли таким ослепительным светом, что Пенелопе пришлось прикрыть глаза рукой.

– Месоль фаргервно! – громовым голосом прокричал он. Лучи света упали на головы, торчащие из трясины. Вода забурлила. Раздалось шипение, потом негромкий хлопок, словно что-то лопнуло; из болота вырвался сверкающий гейзер и взметнулся ввысь. Наступила тишина.

– Уандерфул, эбсолютли уандерфул! – расплывшись в блаженной улыбке, хихикнул Фелльзейфер.

– Зис из Йуроп! – многозначительно отозвался Плателль. На лице его читалось истинное наслаждение.

– Пойдем, Пенелопа, – тихо позвал отец. – Надо позвонить спасателям и сообщить, что у нас в болоте застряли два американских туриста.

– Что?! – возмущенно воскликнула Пенни. – Какие еще туристы? Это бандиты!

– Возможно, ты права. Но они сейчас уверены, что они – мистер Скотт из Арканзаса и мистер Портвей из Огайо, которые приехали сюда в отпуск, чтобы отдохнуть от ужасной конкуренции на рынке гладильных досок. Оздоровительный курорт с купанием в грязевых болотах. В Огайо это считается очень полезным видом отдыха.

– Что ты с ними сделал? – удивленно посмотрела него Пенелопа.

– Изменил им память.

– Что-что?!

– Я заставил их забыть, кто они такие. Мистер Скотт и мистер Портвей теперь ничего обо мне не знают. И надеюсь, навсегда оставят меня в покое, – ответил Леопольд. – А покой мне сейчас важнее всего, ведь я намерен проводить как можно больше времени со своей семьей.

Он улыбнулся.

– Пойдем. Если мы не вызовем спасателей, они утонут.

Он крепко сжал руку Пенелопы в своей, и они направились к дому.

41

Леопольд и Лючия

Когда Лючия Говиндер подошла к дому, проделав долгий путь назад с побережья Северного моря, уже смеркалось. Она устала и мечтала о горячем душе. И, разумеется, о встрече с дочерью.

То, что теплым летним вечером Пенелопа поджидала ее, сидя на ступеньках крыльца, Лючию не удивило. В отличие от того, какого цвета были ее волосы.

– Пенни! Что это у тебя на голове?! – воскликнула фрау Говиндер, даже не поздоровавшись.

– Ты имеешь в виду мой новый цвет? Называется «Исландская глина». Это был эксперимент, – хихикнула Пенелопа.

– Но ты ведь не можешь так просто взять и… Я считаю, такие вопросы нужно обсуждать вместе, – недовольно сказала мать и попыталась пройти к двери.

– Подожди! Сначала нам нужно поговорить. – Пенелопа вскочила, преграждая ей путь.

– Уймись, пожалуйста. Мне сейчас не до игр. Я проехала несколько сотен километров и очень устала. А ты встречаешь меня на пороге с выкрашенными – без спроса! – волосами и отказываешься пускать меня в дом. Что это вообще такое?

– У нас гость.

– Какой еще гость? – еще больше помрачнела фрау Говиндер. Развлекать гостей она уж точно была не в настроении. Да и у кого хватило наглости явиться в столь поздний час, да еще и без приглашения?

– Ты отлично знаешь этого человека, и он тебе очень дорог, – попыталась успокоить ее Пенелопа. – А теперь присядь, пожалуйста, на минутку.

Фрау Говиндер сдалась: «Ну ладно, выкладывай!» – и опустилась на ступеньку.

– На самом деле это вовсе не гость. К нам пришел тот, кто очень важен для нас. Давным-давно его разлучили с нами. Его заставили, он не виноват. Он не посылал тебе тогда никакого письма. И не отправлял нам никаких серых конвертов. Все эти годы он томился взаперти и тосковал по нам, мама. Но сегодня ему удалось сбежать. Папа вернулся домой.

Лючия Говиндер смотрела на Пенелопу так, будто решила, что ее дочь сошла с ума. Но та не отводила взгляда. Глаза ее странно блестели.

– Пойдем в дом, мама. Папа ждет тебя. Только не пугайся, он немного… похудел.

Пенни встала и повернула дверную ручку. Но мать, следом за ней поднявшись со ступенек, казалось, вовсе не собиралась идти в дом. Она стояла, тяжело дыша, губы у нее дрожали.

– Но ведь он же… Я хочу сказать, он… Он же сам…

Пенелопа молча покачала головой. Сжав губы, фрау Говиндер посмотрела в небо, потом вдаль, где темнел лес, затем снова на Пенелопу. И еле заметно кивнула. Отстранив дочь, она сама открыла дверь.

Пенелопа снова села на ступеньку. Теперь и она посмотрела на небо. Давно сгустились сумерки, над лесом показалась первая звезда. Стукнула кошачья дверца. На улицу выбралась Куку, гордо прошествовала по крыльцу и ткнулась мордочкой в живот хозяйке. Пенелопа провела рукой по ее спинке.

– Ты там тоже лишняя? – спросила она свою старенькую подругу. – Хочешь прогуляться? Мне нужно забрать велосипед…

Куку и Пенелопа неторопливо брели к остановке. Внезапно раздалось тихое звяканье, словно по булыжной мостовой кто-то ехал на велосипеде. Пенелопа подняла глаза. На вершине холма из темноты показался вначале руль, а затем и сам велосипед. Он сам собой катил ей навстречу.

– После такого дня было бы несправедливо заставлять тебя лезть в гору, – громыхнула дорога. Велосипед остановился прямо перед Пенелопой.

– Спасибо, – пробормотала она и подхватила велосипед, как только он начал крениться набок. – Значит, теперь ты снова со мной разговариваешь?

– Я всё это время с тобой разговаривала, но тебя это, кажется, совершенно не волновало, – обиженно буркнула дорога. – Рада, что ты одумалась!

– Ах, так я же еще и виновата?! – возмутилась Пенелопа.

– Если меня вдруг кто-то покрасит в серый, я, может, тоже оглохну, – раздался вдали глухой раскат. – Да и кошки, которая бы меня выручала, у меня тоже нет. А теперь доброй ночи!

Голос эхом растаял вдалеке, и наступила тишина.

– И тебе того же, – буркнула Пенелопа, сунула свитер в корзину, усадила сверху Куку и покатила велосипед по тропинке к дому.

Она так устала, что почти спала на ходу – но в то же время чувствовала себя бодрой, как никогда. И была безумно, безумно рада распахнуть дверь и увидеть поджидавших ее родителей.

42

Газета

По такому случаю все газеты должны были бы трубить:

О да, именно так Пенелопа представляла себе утренние заголовки на следующий день. Но поскольку до сих пор никто не заметил, что дождь, идущий на ее день рождения, не совсем настоящий, тот факт, что в день, когда ей исполнилось одиннадцать, неожиданно выглянуло солнце, тоже не вызвал особого ажиотажа.

Но сама Пенелопа была невероятно взбудоражена.

– Ур-ра-а-а! Наконец-то! Йух-ху-у! Йих-ха-а!

Схватив маму за руку, она потащила ее на улицу. Они помчались по лужайке к грушевому дереву. Пенелопа тут же залезла на него.

– У меня день рождения, а дождя нет! И мне одиннадцать, одиннадцать, одиннадцать!

Сорвав недозрелую грушу, она бросила ее отцу, как раз показавшемуся на пороге драконьего дома.

– Папа, ну что с тобой? Неужели ты не рад? Или ты бы предпочел, чтобы опять лил дождь, как и все предыдущие десять лет? – и она швырнула в него еще одной грушей, а потом еще одной.

Поймав их все, Леопольд Говиндер с наслаждением надкусил одну из них – внезапно дозревшую.

– Нет-нет, я очень рад, – пробормотал он, но вид у него был какой-то унылый.

– А почему тогда у тебя такое выражение лица, как будто ты только что съел чертополох?

– Ну, потому что… Потому что, если говорить откровенно, то, наверное, это я виноват, что до сих пор тринадцатого августа всегда было мокро и слякотно.

– Почему это ты виноват? – Пенелопа соскочила с дерева. – Тебя же здесь не было!

Леопольд уселся на ступеньку.

– В том-то и дело. Каждый год тринадцатого августа я думал о тебе. Спрашивал себя, какого ты роста, как у тебя дела, чем ты занята. Достались ли тебе от меня рыжие волосы и всё, что к ним прилагается. Думая о тебе, я очень хотел оказаться рядом. Обнять, подхватить на руки и закружить. Посмотреть на тебя и сказать: «Лючия, дорогая, посмотри-ка, наша Пенни уже такая взрослая! Вот ей исполнилось восемь, девять, десять лет…» Но дело в том, что если мы так сильно тоскуем по таким, как мы, начинается гроза. Поднимается ураган, ветер воет, с неба сыплется град, сверкают молнии… Но до земли ничего не долетает. А поскольку меня держали в темнице, и силы мои почти иссякли, то и гроза получалась слабенькая. Поэтому просто моросил дождь.

Сев рядом с отцом, Пенелопа погладила его по коленке.

– Ну и что! Зато промокнуть под этим дождем было невозможно. Знаешь что? Я как-нибудь запрусь в хлеву у соседей и начну очень сильно по тебе скучать. Вот мы и посмотрим, намочит тебя или нет!

И она хихикнула.

– Знаешь, Лючия, мне кажется, у нас выросла маленькая хулиганка, – произнес отец. – Ты согласна?

– Мне кажется, срочно пора заняться именинным пирогом, ведь мы еще не завтракали, – ответила Лючия. – И если к нам сейчас заявятся Том и Питч, будь уверен – нам не достанется ни кусочка!

– Но я могу испечь еще один пирог! – предложила бабушка Эрлинда, выходя на крыльцо.

– Э-э-э… Спасибо, бабуля, не нужно! После обеда придет Джина, и я уверена, что она принесет из города огромный торт из самой лучшей кондитерской! – сказала Пенелопа.

– Ну и славно, – успокоилась б. Э. – Надеюсь только, что это будет вкусный торт. Ведь то мороженое, что она пыталась сделать с помощью мобильного телефона, когда была у нас в прошлый раз, оказалось просто безвкусной кашей!

Пенелопа рассмеялась. Ну ничего, скоро с этой несъедобной гадостью будет покончено! Ей ведь исполнилось одиннадцать. А значит, уже очень скоро она попадет на курсы к Великому Властелину.

Праздник, который ей устроили вечером, был самым веселым за всю ее жизнь. Почему именно – Пенелопа не знала, но она никогда еще столько не смеялась. Здорово, что Том и Питч нашли общий язык с Джиной. Здорово, что мама сыграла им на кларнете. Здорово, что бабушка достала свою коллекцию монет и долго показывала и рассказывала, что это за старинные монетки и чем они интересны.

Ближе к ночи, когда гости разошлись, Пенелопа, раскрасневшаяся, с улыбкой до ушей, сидела с отцом на кухне. Мама и бабушка отправились спать. Глаза у Пенелопы слипались, но она во что бы то ни стало хотела просмотреть сегодняшние газеты. Обычно ее никогда не интересовало, о чем там пишут, но Питч сказал, что напечатали большую статью о необъяснимом крахе и неожиданном взлете «Интермикса». Том добавил, что наконец снова написали о местной футбольной команде: вот уже несколько недель они не пропускали ни одного мяча! А Джина сообщила, что в округе был замечен новый необычный вид птиц – огромные, с красными хохолками. Всё это ей хотелось прочитать самой, но вдруг ее взгляд упал на маленькую заметку в разделе «Разное».

– Папа, посмотри! Может, позвонить им и сказать, что владельцы участка отправились в Америку и возвращаться не собираются?

Леопольд Говиндер задумчиво посмотрел на газету.

– Ну, можно, конечно, – произнес он, хотя голос его звучал не очень уверенно. Он провел по столу ладонью. – Не стоило, конечно, насылать на них забвение. Но в тот момент мне просто ничего лучше в голову не пришло.

Рука его замерла.

– Остается только надеяться, что они обнаружат в себе скрытый талант производителей гладильных досок. Кто знает, может, теперь они стали гораздо счастливее!

Пенелопа нахмурилась.

– Ты правда хочешь, чтоб они были счастливы? После всего, что они тебе сделали? Неужели ты не желаешь им ничего дурного?

– Вовсе нет, – тихо произнес отец. – Разве мне от этого будет лучше? Я счастлив, что снова могу быть с вами. С моей любимой женой и с любимой дочерью.

– Но это же не значит, что любой проходимец тоже должен быть счастлив. – Пенелопа вскочила и уперла руки в бока.

– Может, и нет, – спокойно отозвался отец. – Но почему бы не попробовать? В конце концов, счастья-то они в жизни и не видали. Всё время гнались за деньгами. А богатство не приносит счастья, да и к тому же, им вечно было мало. Я им желаю, чтобы они наконец нашли то, что будет их радовать.

Подойдя к раковине, Пенелопа налила себе ледяной воды из-под крана. У нее в голове не укладывалось – как отец мог желать им добра после всего, что ему пришлось пережить. Но может, ей вовсе и не обязательно всё понимать… Тут взгляд ее упал на газету, по-прежнему лежавшую на столе.

– Ой, я же совсем не эту статью хотела прочитать!

– Завтра прочитаешь. Уже поздно.

– Нет! Ведь я уже взрослая, и могу не спать хоть полночи!

– Так-так, – вздохнул отец. – Вообще-то, я сам собирался почитать!

Надувшись, Пенелопа бросилась к столу, но Леопольд опередил ее.

– Ну, погоди, рыжий постреленок, – свернув газету, он взмахнул ею, точно мечом. – Берегись!

И метким шлепком он вначале согнал Пенелопу с места, а затем, обежав вокруг стола, погнал к лестнице. Хихикая, Пенелопа уворачивалась, как могла, но герр Говиндер безжалостно преследовал ее, поднимаясь всё выше по ступенькам. У нее не было никаких шансов – пришлось спасаться бегством в ванную. Ну а раз уж она оказалась в ванной, можно было заодно принять душ, переодеться и почистить зубы. В конце концов, она действительно очень устала.

Когда Пенелопа наконец высунула нос наружу, Леопольд давно уже сидел внизу, нацепив очки на нос и склонившись над газетой, пил бузинный лимонад. У нее аж руки зачесались – так ей захотелось его проучить. Сделав глубокий вдох, она прошептала слова, которые недавно выучила:

– Серфикс далонс!

В ту же секунду газета сама свернулась, взмыла в воздух, описала пару кругов вокруг головы отца, хлопая страницами, словно рассерженная курица крыльями, и взлетела вверх по лестнице. Там-то Пенелопа ее и схватила.

– Эй, так нечестно! – крикнул с кухни отец.

Помчавшись в комнату, Пенни, хохоча, плюхнулась на кровать и, услышав шаги на лестнице, спрятала добычу под одеяло. Вот-вот распахнется дверь, и тогда… Она по-прежнему покатывалась со смеху. Нет, она бы ни за что на свете не променяла свою теперешнюю жизнь на другую.

– Я – Пенелопа Говиндер, самый страшный похититель газет на свете! – прошептала она. – Я живу в драконьем доме, и у нас есть пушистый серый аккумурлятор. У меня есть моя любимая мама, есть б. Э., Том, Питч, а теперь еще и Джина. Я умею разговаривать с дорогой, летать и знаю еще кучу всяких фокусов из книги Великого Властелина. Мне одиннадцать лет, и у меня снова есть папа.

1

Нумизматика – наука о монетах.

2

Кошка не ест паука (англ.).