Глава 1

Письмо

«Без всякого прискорбия извещаем, что мистер Роберт Аластэр Бойл скончается в Лондоне девятого числа сего месяца. Мистер Бойл родился в 1893 году, окончил школу, название которой никому не интересно, попал на войну в 1914-м, но не прославил себя никакими подвигами, которые достойны упоминания в его некрологе. После окончания войны и вплоть до своей безвременной смерти мистер Бойл работал в фирме «Шарп, Обри и Биггс», единственным смыслом существования которой является обирание доверчивых граждан. У покойного останутся вдова и двое детей. О месте и дате похорон все заинтересованные лица смогут узнать из газет».

Бывают письма долгожданные, письма неприятные, письма неизбежные – к примеру, счета и официальные уведомления, – а бывают и такие послания, что совершенно непонятно, как к ним относиться и что вообще с ними делать. Признаться, до сегодняшнего дня мистер Роберт Бойл считал, что с чувством юмора у него все в порядке. Но когда он вскрыл конверт и прочитал текст, отпечатанный на машинке и заключенный, как и подобает настоящему некрологу, в черную рамку, то сначала ничегошеньки не понял, затем оторопел, затем остолбенел, а под конец возмутился:

– Черт знает что! Делать ему, что ли, нечего? И придет же в голову такое!

– Что случилось, Роберт? – спросила жена.

Мистер Бойл побагровел и скомкал листок, который держал в руке.

– Да так… Глупости, Джуди, не забивай себе голову. Некоторые люди почему-то считают, что им все позволено…

Но жена, которая успела за семь лет совместной жизни хорошо изучить все разновидности выражения его широкого открытого лица, встревожилась.

– Ты чем-то расстроен? – обеспокоенно спросила она.

– Нет, нет! Просто дурацкая шутка. – Роберт рассмеялся напряженным, вынужденным смехом. Под испытующим взглядом Джуди ему сделалось малость не по себе, и к тому же он терпеть не мог лгать жене. – Понимаешь, это Гарри, мой бывший армейский приятель… – Говоря, он машинально покосился на конверт. – Обратного адреса на письме нет, но такой розыгрыш вполне в его духе.

– Это тот Гарри, которого мы видели на прошлой неделе? – задумчиво спросила Джуди. – В ресторане…

Она не договорила, потому что отлично помнила, что Роберт, едва приметив в зале старого знакомого, изменился в лице и настоял на том, чтобы они с женой немедленно ушли оттуда. Само собой, ее такая реакция озадачила, но Джуди не посмела тогда спрашивать объяснений. Мужчины такие странные! К примеру, живешь с человеком душа в душу несколько лет, думаешь, что знаешь его как облупленного, а он нет-нет да преподнесет какой-нибудь сюрприз. Роберт вообще не любил говорить о войне, и мало ли что он мог не поделить с этим Гарри…

– Что ему от тебя нужно? – спросила она.

– Понятия не имею. – Роберт поморщился и, чтобы хоть как-то выразить обуревавшие его чувства, разорвал письмо на четыре части и вместе с конвертом выкинул в мусор. – Кофе совсем остыл, – буркнул он, вернувшись на место и отпивая из своей чашки. И по тону мужа Джуди поняла, что он больше не желает говорить ни о Гарри, ни о таинственном письме, вызвавшем такой приступ раздражения.

Все это произошло восьмого марта, а утром девятого, собираясь, как обычно, в Сити, Роберт Бойл почти забыл о вчерашнем послании. Ему предстояло столько дел – работа, потом надо было купить подарок старшему сыну, день рождения которого отмечали на этой неделе, и еще следовало решить массу совершенно неотложных вопросов – например, где достать коричневые шнурки для ботинок и не пора ли рассчитать кухарку, которая готовит не то чтобы совсем плохо, но и не сказать чтобы хорошо. Вообще после войны дела с прислугой стали обстоять куда хуже, чем раньше, и мистер Бойл, как и многие его здравомыслящие соотечественники, полагал, что всему виной происки большевиков.

С утра накрапывал дождь, но уже к обеду пасмурное небо и хорошая погода заключили перемирие, которое выразилось в том, что тучи отчасти разошлись и сквозь их разрывы брызнуло солнце. Когда после работы мистер Бойл вышел на улицу, весь Лондон искрился золотом, и по сероватым волнам Темзы бежали сверкающие блики.

«Пожалуй, шнурки подождут, – в порыве вдохновения подумал мистер Бойл. – Томми просил игрушечный самолетик, а на Стрэнде есть отличный магазин… Думаю, у них есть именно то, что мне нужно».

Но он вскоре пожалел, что идет к Стрэнду, потому что коварное солнце выманило из домов даже тех лондонцев, которые терпеть не могут покидать родные стены, и тротуары в центре были забиты толпами народа. Роберта несколько раз толкнули, и вдобавок кто-то из гуляющих уколол его своим зонтиком и даже не подумал извиниться. До магазина, где он рассчитывал купить подарок своему сыну, оставалось всего несколько шагов, но Роберту Бойлу уже не суждено было их преодолеть.

Сначала стены домов накренились и заходили ходуном, а вывески заплясали перед глазами. Чувствуя приступ удушья («Неужели это из-за стряпни Энни? Да нет, не может быть»), Роберт развязал шарф и ослабил галстук, но легче не стало – наоборот, он почувствовал липкий страх и какую-то странную, невыразимую, ни на что не похожую тоску.

– Ну ты смотри, куда идешь! Глаза-то разуй…

Кудлатая веснушчатая баба – по выговору типичная кокни, – проходя мимо, грубо толкнула его, и внезапно он понял: это конец. Держа в правой руке портфель, левой он машинально пытался еще больше ослабить галстук, но что-то – возможно, интуиция, которая умирает последней, даже после надежды, – настойчиво нашептывало ему, что все бесполезно. Роберт задыхался, ему не хватало воздуха, сердце отчаянно колотилось у него в груди. Он стоял, покачиваясь из стороны в сторону, а вокруг были все те же равнодушные, уродливые, чужие лица.

И внезапно его охватил ужас – что он умрет так обыденно, так жестоко, вдали от близких, и в его последнюю минуту рядом не будет никого, никого – никого. Только он и ангел смерти, который не дал ему даже дотянуть до сорока – да что там сорока, даже до тридцати пяти…

– Сэр, вам нехорошо?

Все плыло у него перед глазами, но он все же успел увидеть надвигающийся на него женский силуэт и ощутил тонкий аромат каких-то духов, окутывавший незнакомку нежным коконом. Она подхватила шатающегося Роберта под локоть своей маленькой, но твердой рукой, и безумная надежда на спасение вдруг шевельнулась в его душе.

– Сэр, сэр, вот скамейка – я держу вас – сюда – садитесь – боже мой! Вы слышите меня?

Потом, как сквозь вату, до него донеслось:

– Человеку плохо – позовите врача! – Это она кричала кому-то другому, вероятно полицейскому.

Но тьма уже надвигалась на него, готовая его поглотить. Голова Роберта откинулась на спинку скамьи, и только веки едва подрагивали, показывая, что он еще жив.

– Джуди, – прошептал он, собрав последние силы, – самолет…

– Сэр!

Машинально он все еще прижимал к себе портфель.

– Врач сейчас будет… Отойдите, пожалуйста, дайте ему дышать!

– Удар, – пробубнил кто-то из-за темной пелены, которую деловито разворачивал вокруг Роберта ангел смерти.

– Сердечный приступ, я вам точно говорю, – отозвался высокий неприятный женский голос. – Взять хотя бы моего кузена…

Роберт закрыл глаза, но что-то мешало ему уйти за пелену целиком.

Ах да, незнакомка. Она все еще держала его за руку, и на мгновение – на какую-то долю мгновения – перед концом он успел увидеть ее лицо. Она заслуживала того, чтобы он сказал ей… Да, да, сказал самое важное, то, что подспудно мучило его последние сутки, хотя он не решился признаться даже самому себе… Губы Роберта шевельнулись. Чтобы расслышать, девушка наклонилась над ним так низко, что концы ее волос коснулись его щеки. Мимо сидящих по Стрэнду катился поток автомобилей, и по тротуарам по-прежнему текла беззаботная, ленивая, как река, толпа.

– Некролог, – прошептал он.

– Что? – изумилась она.

Но Роберт Бойл уже ничего не слышал. Взгляд его застыл, нижняя челюсть отвисла. Он был мертв.

Глава 2

Ксения

В мире нет ничего постоянного, кроме, пожалуй, непостоянства. Впрочем, это уже трюизм с замахом на парадокс.

Самый прочный дом может рухнуть, город – стать жертвой стихийного бедствия, государство – развалиться еще быстрее, чем город или дом. Но должны же остаться хоть какие-нибудь привычки, незыблемые или притворяющиеся незыблемыми, которые все уважают и соблюдают!

К примеру, если вы позвонили матери и предупредили, что придете к семичасовому ужину (в Петербурге это был бы обед, но где теперь тот аристократический, имперский Петербург?), – так вот, если вы обещали явиться, но не явились вовремя, это проявление как минимум неуважения, небрежности, необязательности и должно караться по всей строгости внутрисемейного закона. (Взгляд на часы.) А если опоздание больше чем на полчаса, это непростительно!

Восхитительно безразличные стрелки кружили в вечном вальсе времени, и наконец, когда они показали без четверти восемь, в передней затрещал долгожданный звонок. Простучали бойкие каблучки горничной, а немолодая дама, сидевшая в кресле и только что размышлявшая о привычках и непостоянстве, вцепилась обеими руками в подлокотники до того, что побелели пальцы.

«Боже мой, уж не случилось ли с ней чего?»

– Амалия Константиновна, барышня прибыла…

Барышня. Барышня. Ох, от сердца отлегло. За окнами – Лондон, район Белгрэвия, аристократический и надменный. Но упало слово – барышня, – и исчез Лондон, скукожился и сгинул. Остался один Петербург, воображаемый, но оттого не менее реальный.

…Боже мой, когда же она перестанет сожалеть о былых временах? Когда перестанет вспоминать о них?

– Мама, прости, я опоздала, но это не моя вина…

Но Амалия уже угадала – по выражению лица дочери, – что произошло что-то экстраординарное, иначе Ксения не выглядела бы такой взвинченной.

– Машенька, распорядись… Ужин, конечно, остыл, но это не беда. Будешь чай, пока еду разогреют?

Ксения мотнула головой.

– Не надо, мама… Мне кусок в горло не полезет.

– Что произошло? – тихо спросила Амалия, пристально вглядываясь в дочь.

– Произошло? – Ксения не села, а почти рухнула в кресло. – С точки зрения репортеров, наверное, пустяк… В утренних газетах напишут. Просто на улице умер человек…

Ее лицо исказилось. И, хотя Амалия все поняла, она все же спросила, справедливо считая, что дочери станет легче, если она выговорится:

– Это случилось при тебе?

Кивок.

– Где?

– На Стрэнде. Я хотела зайти в магазин, кое-что купить, и вот…

– Несчастный случай?

– Если человек умирает на улице, то вряд ли это можно назвать счастливым случаем, – сухо заметила Ксения. – Нет, его не сбила машина, он не попал под автобус, ничего подобного. Просто…

Пауза, во время которой в гостиной материализовалась Машенька с чаем, вареньем и пирожными. Ксения невидящим взглядом смотрела на чашку, в которую лился ароматный напиток. Вполголоса сообщив Амалии, что ужин будет подан через четверть часа, Машенька вышла, прикрыв за собой дверь.

– Расскажи мне все, – попросила Амалия, когда молчать стало совсем невмоготу.

Ксения вздохнула. Внешне мать и дочь не то чтобы походили друг на друга, но было между ними какое-то тождество, куда более важное, чем простое сходство. У Ксении овал лица был тоньше и волосы темнее, но больше всего в ее облике поражали глаза. Когда она была рассеянной или задумчивой, ее слегка прищуренный взгляд скользил по предметам, ни на чем не останавливаясь; но неожиданно от какой-нибудь фразы собеседника или мысли она преображалась, и тогда в ее глазах вспыхивало пламя, и взор их становился прямым и острым, как лезвие кинжала. Обе женщины могли считаться красавицами, но было заметно, что Амалия куда больше заботится о своей одежде и внешности, чем дочь. Мать легко было представить на каком-нибудь дворцовом приеме в платье со шлейфом, а вот Ксения на первый взгляд производила впечатление вполне современной девушки, не помышляющей ни о чем подобном. Однако достаточно было присмотреться к горделивой посадке головы, к тонкой изящной шее, чтобы понять, что дочь, в сущности, еще более далека от современности, чем мать, и пожалеть, что она не жила во времена Боттичелли. Уж он-то сумел бы написать ее правдивый портрет.

– Рассказать… – вяло протянула Ксения, собираясь с мыслями. – Да что тут рассказывать, в самом деле…

И все же она решилась:

– Знаешь, он умер почти у меня на руках.

– Мне очень жаль, – сказала Амалия, и эти банальные слова прозвучали совершенно искренне.

– Шел по улице и умер. Да, – Ксения закусила губу. – Вот так, оказывается, все и происходит, и не надо ни войны, ни сражений, ни пуль, ни чемоданов…

Тут, пожалуй, стоит пояснить, что «чемоданами» беженцы из России называли тяжелые снаряды, широко использовавшиеся во время войны.

– И светило солнце, – добавила Ксения, страдальчески морщась. – Обыкновенный такой день, понимаешь… Врач пришел, когда он был уже мертв. Потом полиция захотела знать, что я делаю рядом с телом… Пришлось мне давать объяснения. И как будто этого мало, откуда-то появился репортер и вцепился в меня: что вы думаете, да как это случилось, не жена ли вы умершему…

Она умолкла, растирая ладонями виски.

– Знаешь, самые простые вопросы можно задавать таким пакостным тоном, что… Не знаю, как я сдержалась и не ударила этого наглеца…

Амалия легонько дотронулась до ее руки.

– Мы сейчас будем ужинать, хорошо? То, что это случилось при тебе, полиция и прочее, – конечно, грустно, что так вышло. Но такова жизнь, как говорят французы…

На бледном лице Ксении промелькнуло подобие улыбки.

– Это так, но все же… все же… Ох!

Она откинулась на спинку кресла, прикрывая пальцами глаза.

– Я все понимаю, мама, поверь… Неожиданность, конечно, сыграла свою роль. Шел человек… здоровый, спортивного телосложения… по виду из клерков, таких много в Сити… Костюм, портфель… И ни с того ни с сего…

Простучали каблучки, в дверях показалась Машенька.

– Пойдем ужинать, – шепнула Амалия, поднимаясь с места.

Как и следовало ожидать, ужин не задался. Ксения ковыряла вилкой в тарелке, в то время как мать пыталась отвлечь ее разговором о братьях. Один сын Амалии в ту пору находился в Париже, другой – в Ницце. Но по лицу дочери баронесса Корф видела, что та поддерживает беседу через силу, неотрывно думая о чем-то своем.

– Что с тобой? – не удержалась Амалия.

– Со мной? – Ксения повела плечом. – Ничего.

– Ты сама не своя, – заметила мать, испытующе глядя на нее. – Что еще там произошло, что тебя так задело?

Ксения нахмурилась и отодвинула тарелку.

– Вот именно, – проговорила девушка изменившимся голосом. – Было кое-что еще, это-то и странно. Я никак не могу понять, к чему он это сказал.

– О чем ты?

– Последнее слово, которое он произнес, было «некролог».

– Что? – изумилась Амалия.

– Ну вот, ты тоже удивилась… И я поначалу решила, что ослышалась, но нет. Он произнес его очень четко. Как будто оно означало для него… ну, не знаю… что-то особенное.

Амалия задумалась.

– Сколько ему было лет? – наконец спросила она.

– Примерно тридцать три – тридцать пять, я так думаю. Молодой еще человек, белокурый, курносый, с довольно широким маловыразительным лицом. Типично английская внешность, – Ксения усмехнулась, – лично я не удивлюсь, если англичанки считали его красавцем…

Так, так, стало быть, мы уже язвим. У Амалии немного отлегло от сердца. По правде говоря, ни один из ее детей не внушал ей столько скрытого беспокойства, как упрямая, гордая, замкнутая дочь, которая внешне вроде бы не создавала никаких проблем.

– Почему он говорил про некролог? Вот что странно. Я хочу сказать, это совершенно с ним не вяжется…

Амалия шевельнулась на стуле.

– Как удачно выразился великий Гёте, «сущее не делится на разум без остатка». Логика вообще плохой помощник, если ты хочешь понять людей…

– У меня нет никаких иллюзий по поводу людей, – отрезала Ксения. – Я не понимаю конкретно этого человека. Я не знала его, но вряд ли в его жизни было что-то особенное. Перед смертью он звал кого-то, возможно жену, потому что на руке у него было обручальное кольцо. Говорил о самолете – может быть, они с женой собирались смотреть на полеты. Это все вполне объяснимо, но при чем тут некролог? Он выглядел… ну, не знаю… таким здоровым… По-моему, такие люди предпочитают вообще не размышлять о смерти и обо всем, что ее сопровождает…

Амалия хотела заметить, что человек далеко не всегда контролирует свои слова и поступки перед смертью, но баронесса Корф была женщиной и поймала себя на том, что ей попросту наскучило обсуждать смерть какого-то бедняги на Стрэнде. Да, это трагедия, спору нет, но сколько беженцев из России пережило куда более страшные трагедии, о которых не пишут в газетах, сколько судеб поломала революция, и сколько она поломает еще…

– Честно говоря, я не вижу смысла гадать, что именно тот бедняга имел в виду, – произнесла баронесса вслух. – Ты же сама сказала, что в утренних газетах должны написать о случившемся, и там наверняка будет его адрес. Если хочешь, можешь сходить и поговорить с его женой. Моральное право на это у тебя есть – в конце концов, ты последняя, кто общался с ее мужем…

Однако, увидев, как просияло лицо Ксении, Амалия едва не раскаялась в том, что подала такой совет. «Бедная девочка, у нее нервы на пределе… Она совсем как я, все время терзается, что могла что-то изменить – и не справилась, не сделала… В Ницце, где я создала приют для наших беженцев, она точно так же изводила себя из-за каждой неудачи… да еще тот случай с поклонником, который совершенно выбил ее из колеи… Еле-еле удалось уговорить ее перебраться в Лондон… потому что во Франции на каждом шагу встречаешь русских из той, другой жизни, там тебе не дадут забыть, что мы потеряли родину и обречены скитаться… Но разве в Лондоне лучше? Ювелирные магазины забиты русскими драгоценностями, которые уходят за бесценок… Газеты – что ни номер, то статья о большевиках, с этой типично английской язвительностью, за которой скрывается самый обыкновенный страх… И еще черт меня дернул предложить ей изменить образ жизни, чтобы отвлечься, и найти себе какое-нибудь занятие. И вот – она устроилась печатать на машинке рукописи, поселилась отдельно, словно у нас нет этой квартиры… и если с Ксенией что-нибудь случится, я могу и не успеть помочь ей. – На мгновение в глазах у Амалии потемнело, но она тотчас овладела собой. – О боже, нет, только не это, только не это… Я не переживу, если с кем-нибудь из моих детей что-то случится. Не переживу…»

– Мама, с тобой все в порядке? – с тревогой спросила Ксения.

– Все хорошо. – Но руки у Амалии дрожали, и она едва не опрокинула чашку. Ища, о чем бы поговорить, она с готовностью ухватилась за первое пришедшее на ум воспоминание. – Ты мне говорила по телефону про твоего нанимателя… Уильяма Бедфорда. Помнится, твои братья одно время зачитывались романами какого-то Бедфорда… правда, это было так давно…

– Это тот самый Бедфорд, автор детективов, – кивнула Ксения. – Он диктует мне свой новый роман, потому что его почерк, как он уверяет, никто не в состоянии разобрать.

– И как тебе его книга?

Ксения вместо ответа лишь пожала плечами.

– Что, настолько не вдохновляет?

– Ну я же не видела текст целиком, – отозвалась дочь. – А если судить по тому, что я успела напечатать… – Колеблясь, как бы точнее сформулировать свои ощущения, она машинально водила пальцем по ободку чашки. – Понимаешь, до войны Бедфорд был необыкновенно популярен. Все эти его возвышенные героини, которые становились жертвой адских козней, и благородные аристократы, которые помогали вершить правосудие… Мне кажется, когда-то его герои… ну… совпадали с требованиями публики, с тем, что она ожидала от произведений этого жанра. Люди были согласны тешить себя красивыми сказками… А теперь время сказок прошло, и сам Бедфорд постарел. Но он по-прежнему пишет про благородных лордов и прекрасных леди, хотя многое в мире изменилось, и люди изменились, и привлекают их совсем другие герои. Все, что он написал после войны, не имело никакого успеха. Похоже, он и сам понимает, что его время ушло, но не хочет признать этого. Он из кожи вон лезет, чтобы соответствовать требованиям сегодняшнего дня, – задумчиво прибавила Ксения, – но чем больше он старается, тем хуже у него выходит. В результате он теряет последних старых поклонников, которым не нравятся его попытки измениться, а новая публика вообще не хочет его знать, потому что у нее другие кумиры…

Однако вовсе не Бедфорд интересовал Амалию в эти мгновения, и она решила, что терзавшие ее сомнения слишком важны, чтобы ходить вокруг да около и тщательно подбирать слова.

– Послушай, я через какое-то время вернусь во Францию, и эта квартира будет в твоем полном распоряжении. Почему бы тебе не перебраться сюда? Обещаю, я не буду тебе мешать…

Однако Амалии было достаточно увидеть внезапно замкнувшееся лицо своей дочери, чтобы угадать ответ еще до того, как он будет произнесен.

– Спасибо, мама, мне хорошо и так… Я тебе и правда очень благодарна, но пока меня все устраивает.

Амалия поняла, что настаивать бесполезно. Однако она все же сказала:

– Если ты когда-нибудь передумаешь…

Дочь открыла было рот, чтобы возразить, но поглядела на лицо матери и вместо этого сказала:

– Я буду иметь в виду, конечно. Но пока – пока пусть все остается, как есть.

Глава 3

Две вдовы

Ксения жила в Темпле, который она на французский манер предпочитала про себя называть Тамплем. Теперь, пожалуй, молодая женщина затруднилась бы сказать, как и почему ее занесло в этот квартал, издавна облюбованный судейским сословием. Но как-то вечером она оказалась неподалеку, полюбовалась на церковь тамплиеров, некогда отстроенную заново после Великого пожара^[1], восхитилась тишиной и уединенностью квартала, такими непривычными для центра Лондона, увидела объявление о сдаче квартиры – и решилась.

Миссис Ломакс была вдовой почтенного барристера^[2] и придерживалась чрезвычайно строгих правил относительно того, кому можно сдавать внаем квартиру, а кому нельзя. Незамужние девушки, и к тому же чужестранки, входили в категорию людей, которым совершенно нечего делать в доме миссис Ломакс и которым следовало вежливо, но твердо давать от ворот поворот. Старая дама вовсе не принадлежала к числу людей, которые легко отказываются от своих предрассудков, и тем не менее факт остается фактом: Ксения сумела-таки снять квартиру и жила там уже второй месяц. Когда знакомые миссис Ломакс интересовались, почему она изменила своим убеждениям, старая дама устремляла на них пристальный взор своих выцветших глаз и туманно давала понять, что существуют обстоятельства, которые… Тут она голосом ставила многоточие и ненавязчиво переводила разговор на другую тему, а если знакомые пытались возобновить расспросы, искусно уходила от ответа, и в конце концов они удалялись, отравленные жгучим ощущением некоей тайны, в которую их не сочли нужным посвятить. Сама тайна, скорее всего, не стоила выеденного яйца, но тем обиднее им было не узнать, в чем, собственно, она заключалась.

Впрочем, миссис Ломакс вряд ли жалела о том, что изменила своим принципам, потому что Ксения принадлежала к той редкой породе жильцов, которые не доставляют своим квартирным хозяевам никаких хлопот. Она платила за жилье точно в срок, не была привередлива в еде, аккуратно обращалась с вещами, вела уединенный образ жизни и много работала, перепечатывая на машинке самые разные документы. В ней не было того, чего англичане не любят больше всего на свете, – сюрпризов. Она казалась скромной, уравновешенной и абсолютно добропорядочной особой, и миссис Ломакс в конце концов пришла к заключению, что по характеру Ксения совершенная англичанка.

Откроем еще один маленький секрет: хотя разговоры Ксении с квартирной хозяйкой редко выходили за рамки погоды, кулинарных способностей кухарки Салли и обсуждения прочих квартирантов миссис Ломакс, старая дама пришла к выводу, что ее жиличке не мешало бы устроить свою жизнь, то бишь выйти замуж. Однако едва миссис Ломакс весьма деликатно и как бы не всерьез коснулась в беседе этого предмета, Ксения довольно мрачно посмотрела на собеседницу и сказала, что у нее нет намерения связываться с кем бы то ни было в ближайшую тысячу лет. Вывод напрашивался сам собой – в прошлом девушка пережила любовное разочарование. Раз так, нелишне было бы помочь ей забыть о нем, а для начала, к примеру, познакомить с каким-нибудь достойным кандидатом.

«Разумеется, у нее не так много денег, но она из хорошей семьи, говорит по-английски без малейшего акцента и прекрасно воспитана, а это дорогого стоит… В конце концов, она должна понимать, что нельзя же вечно стучать на машинке. Даже в газете недавно писали, что такая работа портит зрение и осанку…»

Кругом общения миссис Ломакс были юристы, обвинители и адвокаты различного ранга, но среди ее знакомых имелось не так много холостяков, способных заинтересоваться девушкой с блестящим прошлым, но туманным будущим. Однако старая дама принадлежала к людям, которых трудности только подстегивают. С ее точки зрения, Ксения заслуживала лучшей доли, чем быть до скончания веков прикованной к пишущей машинке, и поэтому миссис Ломакс не без удовлетворения восприняла новость, что молодой Деннис Мюррей, блестящий адвокат, расторг помолвку с очаровательной Глэдис Хайтауэр, которая имела неосторожность затеять роман с другим. На самом деле если у Глэдис и был другой роман, то разве что с ночными клубами, которые она любила посещать, но честолюбивому адвокату хватило и его, чтобы моментально избавиться от невесты, как от ненужного балласта.

Тут перед миссис Ломакс встали разом две проблемы. Первая заключалась в том, что Деннис был хорош собой и вокруг него наверняка станут теперь увиваться другие девушки, а это может свести на нет шансы Ксении. Вторая же проблема заключалась в том, что Ксения и адвокат не были друг с другом знакомы, и почтенная дама пока не знала, как свести двух человек, внешне не имеющих никаких точек соприкосновения.

Узнав от служанки, что Ксения завтракает у себя и что она просила принести ей утреннюю газету, миссис Ломакс почувствовала прилив вдохновения и поднялась наверх.

– Вы вчера вернулись позже обычного, – заметила хозяйка после того, как обмен приветствиями был завершен.

– Я была у своей родственницы, которая живет в другом районе, – спокойно ответила Ксения. – За разговором не заметила, как летит время.

Тут, пожалуй, стоит заметить, что Ксения придерживалась правила выдавать посторонним людям лишь минимум информации о себе, и то только если ее очень об этом попросят. Делала она это не из скрытности, а чтобы избежать сочувствия (которое казалось ей сущим лицемерием) и расспросов, которые ее утомляли. В ее прошлом было прекрасное образование и блестящие балы, работа в госпитале сестрой милосердия и Гражданская война, процветание и потери, и всего этого хватило бы на десять жизней, а досталось ей одной. Но она не любила перелистывать страницы былого, некоторые из них причиняли ей боль сродни физической. Кстати, при первой встрече с миссис Ломакс именно нежелание Ксении говорить о себе едва не сыграло против нее.

– Скажите, мисс, чем занимается ваш отец?

– Он погиб.

– Сожалею, а ваша матушка?

– Она живет во Франции.

Миссис Ломакс внимательно посмотрела на девушку, которая притязала на то, чтобы поселиться в свободной квартире, и с тоской подумала, почему Бог, который все видит, не пошлет ей в качестве жильца какого-нибудь симпатичного молодого адвоката без вредных привычек, который усердно работает и не водит к себе любовниц. Миссис Ломакс отдавала себе отчет в том, что просит у Бога слишком многого, но не переставала надеяться, что однажды он ее услышит.

Одним словом, у Ксении не было никаких шансов занять скромную квартиру из трех небольших комнат. К тому же почтенную даму не отпускало ощущение, что она где-то уже видела это красивое замкнутое лицо.

Устав ломать себе голову над загадками, миссис Ломакс открыла было рот, чтобы тактично отказать гостье и пожелать ей всего доброго, но тут взгляд почтенной дамы упал на вчерашнюю газету – точнее, на снимок в этой самой газете, запечатлевший группу аристократов на каком-то вечере, куда допускались лишь отборные сливки общества. На первом плане можно было, к примеру, видеть известного всей Англии герцога Олдкасла, а немного в стороне… погодите-ка… ну да, в некотором отдалении, отвернувшись от здоровяка-герцога и его друзей, стояла сегодняшняя гостья миссис Ломакс. И пусть она была одета не в скромный костюм, как сегодня, а в вечернее платье, характерное для нее выражение лица – смесь отчужденности с оттенком совершенного равнодушия – неоспоримо выдавало, что никакой ошибки быть не может и что это действительно она.

«А-а-а-ах! – сладко застонал кто-то в голове почтенной дамы. – Так вот почему мне кажется, что я ее уже видела!»

В мгновение ока не слишком любезная чужестранка с труднопроизносимым именем превратилась для миссис Ломакс в леди, которая из гордости не хочет опускаться до объяснений, почему она водит знакомство с герцогами и в то же время ищет работу машинистки. Миссис Ломакс трепетала, предполагая трагедию, одну из главных ролей в которой сыграла переменчивая Фортуна, богиня удачи. Разумеется, Ксения – самая настоящая аристократка, из-за революции ее семья потеряла все, и теперь бедная девушка вынуждена зарабатывать себе на жизнь. И само собой, что она более чем достойна поселиться в принадлежащей миссис Ломакс квартире в доме на улице Кармелитов.

Для Ксении недолго оставались секретом причины такого неожиданного благоволения квартирной хозяйки – уже первый, как бы невзначай заданный вопрос о герцоге Олдкасле ясно показал, куда ветер дует.

– Это друг нашей семьи, – коротко сказала девушка. – Он много для нас сделал, – добавила она, давая понять, что большего от него просить невозможно.

Но в глубине души она решила, что миссис Ломакс – обыкновенная снобка, и нельзя сказать, что мнение Ксении о старой даме стало от этого лучше. Когда Амалия приезжала в Англию, Ксения отправлялась ее проведать, но миссис Ломакс знала об этих встречах только то, что девушка навещает свою родственницу. Положим, это вовсе не являлось ложью, потому что мать действительно приходится дочери родственницей, но такое умолчание было вполне в духе Ксении. Она ревниво оберегала свое личное пространство от чужаков, и сейчас, когда миссис Ломакс помешала ей дочитать газетную заметку о происшествии на Стрэнде, девушка не могла дождаться, когда та наконец уйдет и оставит ее в покое. Но миссис Ломакс не уходила, глядя на Ксению со своей обычной доброжелательностью и явно собираясь и дальше продолжать совершенно излишний, с точки зрения девушки, разговор. Внешность у квартирной хозяйки была самая что ни на есть умиротворяющая – седые волосы собраны в аккуратный пучок, все складочки на одежде лежат ровно, на воротнике и манжетах – ни пятнышка. У Ксении мелькнуло в голове, что миссис Ломакс выглядит настолько безупречной, добропорядочной и скучной дамой, что если бы ей в голову вдруг взбрела дикая фантазия зарубить топором зеленщика, полиция стала бы подозревать ее в последнюю очередь. Как видим, Ксения остерегалась доверять внешности – пусть даже самой безобидной.

– Полагаю, вы с вашей родственницей вспоминали добрые старые времена? – учтиво спросила хозяйка.

– Не совсем, – спокойно отозвалась Ксения.

Миссис Ломакс подумала, что бы такое еще сказать, и проникновенно осведомилась:

– В Советской России все по-прежнему?

Ксению передернуло. Буду откровенной: если бы миссис Ломакс обладала способностью читать чужие мысли, скорее всего, она бы уже в следующую минуту отказала моей героине от дома.

«Она что, издевается надо мной? Или она всерьез считает, что большевики – некий дым, который может взять и сам собой развеяться? Господи, до чего тупые эти англичане! С виду такие важные, но – тупые, причем безнадежно…»

На мгновение Ксения даже пожалела, что вчера не ответила согласием на предложение матери переехать к ней. По правде говоря, никакой особой причины для отказа не было, за исключением того, что Ксения терпеть не могла герцога Олдкасла, когда-то подарившего Амалии квартиру, в которой та жила, когда приезжала в Лондон. По мнению дочери, все мужчины баронессы Корф не стоили не то что мизинца последней, а даже кончика мизинца. Исключение Ксения согласна была сделать только для своего отца, и то с оговорками.

– Я очень вам сочувствую, – добавила миссис Ломакс в точности таким же тоном, каким недавно говорила, что на улице опять идет дождь. – Эти социальные потрясения так ужасны… и самое ужасное, что из них никогда не выходит ничего путного, – в порыве вдохновения заключила она.

– Мне бы не хотелось говорить об этом сейчас, – вырвалось у Ксении.

И, чтобы показать, что у нее нет времени на досужую болтовню, она уткнулась в газету и сделала вид, что читает.

«Уж не завела ли она себе приятеля? – с некоторым беспокойством размышляла тем временем миссис Ломакс. – Знаем мы эти поздние возвращения домой…»

Она переставила пару безделушек на этажерке, сделала вид, что смахивает пыль с одной из них и, пожелав Ксении хорошего дня, удалилась.

«Все-таки Деннису она не подойдет. Лет шесть назад, до того самого процесса, она имела бы шансы, но теперь… Он стал знаменит, а со временем, наверное, будет лучшим адвокатом Британии. Конечно, ему не помешала бы утонченная жена, которая сумеет задать нужный тон в доме, ведь сам Деннис – что греха таить – вовсе не аристократического происхождения. – Тут мысли миссис Ломакс приняли новый оборот: – Хотя они недурно выглядели бы вместе. Она бледная, тонкая, интересная, а он такой солидный, широкоплечий… И возраст у них вполне подходящий. Сейчас считается, что супруги должны быть примерно одного возраста, но, по-моему, в мое время были правы, когда говорили, что лучше всего – когда муж лет на десять старше жены…»

Не подозревая о нешуточных терзаниях хозяйки, Ксения допила чай, сложила газету и стала собираться. Ей предстояло довольно долгое путешествие в ту часть Лондона, где она до того не была и куда, скорее всего, она бы вряд ли заглянула в других обстоятельствах.

«Почему он упомянул некролог?..»

Горничная, отворившая дверь, сказала, что хозяйка сейчас не может никого принять – в доме горе. Ксения достала газету.

– Мое имя упоминается здесь, правда, в исковерканном виде, – сказала девушка. – Я шла по Стрэнду и, когда одному из прохожих стало плохо, помогла ему сесть и вызвала врача. Перед смертью мистер Бойл сказал несколько слов, и я подумала, что его жене будет интересно их узнать. Ничего особенного в них нет, но тем не менее…

И через минуту Ксения была приглашена в гостиную, где на кресле лежала кукла, которую впопыхах забыли убрать. Скорбь не имеет запаха, и тем не менее Ксения была готова поклясться, что в доме пахнет именно скорбью. Миссис Бойл оказалась высокой молодой женщиной лет тридцати, стройной и рыжеволосой. Сейчас ее лицо опухло от слез, она выглядела растерянной и подавленной. Руки ее машинально комкали носовой платок.

– Я очень рада вас видеть, мисс… Прошу вас, садитесь…

Дежурные слова механически слетали с ее языка, но тут миссис Бойл заметила куклу и, нервным движением схватив ее, передала горничной. Та вышла и прикрыла за собой дверь.

– Наверное, мне не следовало приходить, – пробормотала Ксения, чувствуя мучительную неловкость.

Но миссис Бойл так резко тряхнула головой, что пара рыжих прядей выбилась из прически.

– О, нет, вовсе нет… Я действительно рада, что вы… сумели найти время для меня… Я постоянно думаю о том, как это было… как это случилось…

Она судорожно стиснула платок, в ее глазах застыло умоляющее выражение.

– Если вас интересует, страдал ли ваш муж, то я думаю, что нет, – сказала Ксения, стараясь говорить как можно мягче. – Все произошло так быстро… Когда подошел врач, ваш муж был уже мертв.

– Боже мой…

Губы миссис Бойл задрожали. Она не плакала, но Ксения видела, что та держится из последних сил.

– Я не могу понять… Роберт занимался спортом… вел здоровый образ жизни… и вот… Человек уходит, живой и здоровый, а вечером… вечером ты узнаешь, что его больше нет… Это ужасно.

– Он думал о вас, – сказала Ксения.

Миссис Бойл подняла голову.

– Роберт?

– Да. Перед смертью он произнес три слова. Первое – Джуди. Он назвал ваше имя.

По правде говоря, если бы Ксения не прочитала в статье, что вдову покойного зовут Джудит Бойл, она бы поостереглась сообщать ей такие подробности – в самом деле, мало ли о ком умирающий мог думать в последние секунды своего бытия…

Все-таки Джудит Бойл не сдержалась. По ее щекам потекли слезы, она судорожно всхлипнула и поднесла ко рту платок.

– Вот как? Он… он думал обо мне?

– Да. Он еще сказал – «самолет».

– Самолет, самолет… – бормотала миссис Бойл. – Ах, да! Наш сынишка просил подарок на день рожденья. Больше всего он хотел получить игрушечный самолет… Муж мне по секрету сказал, что постарается выполнить его желание, но ничего не обещает…

Верно, вспомнила Ксения, Роберт Бойл двигался как раз по направлению к магазину игрушек. И как она сразу не вспомнила об этом… Сынишка хотел получить самолет, на кресле лежала кукла, значит, у Бойлов было как минимум двое детей… Да, вдове теперь придется нелегко.

– А что еще он сказал? – с неожиданно пробудившимся любопытством спросила миссис Бойл, вытирая слезы. Она не то чтобы успокоилась, но Ксения видела, что молодой женщине стало чуть-чуть легче от сознания того, что муж думал о ней – до самого конца.

– По правде говоря, я ни в чем не уверена, – помедлив, призналась гостья. – И в то же время он произнес это слово очень отчетливо, словно оно многое для него значило… Вероятно, это был просто бред.

Джуди Бойл вздрогнула.

– Просто бред?

– Наверное, да. Последнее слово, которое я услышала от него, было «некролог».

В комнате наступило томительное молчание. Но Ксения была наблюдательна, и от нее не укрылось, что хотя хозяйка дома озадачена, услышанное вовсе не застигло ее врасплох. Ей явно что-то было известно. Но что?

– Я подумала, может быть, вам захочется узнать… Поверьте, я понимаю, как вам тяжело. Я… мне приходилось раньше терять близких… очень близких людей…

Ксения почувствовала, что стала говорить слишком бессвязно, и запнулась, сердясь на себя.

…Из-за чего, в конце концов, она так переживает? Ну, умер один клерк, царствие ему небесное, его место займет другой, и через неделю все уже благополучно забудут о нем…

Кроме самых близких, самых любящих людей. Те – да, те будут помнить о нем до последнего вздоха…

Ну да, ну да, помнить-то будут, спора нет, но жизнь продолжается, а мертвые – не соперники живым… И рыжекудрая вдова, которая сегодня так убивается, через несколько месяцев может снова пойти под венец, и будет перед алтарем давать клятву верности какому-нибудь Дику или Тому так же искренне, как сейчас заливается слезами…

– Это Гарри, – прошептала миссис Бойл.

– Что? – Ксения даже изменилась в лице, словно ее мысли подслушали.

– Генри Хэйли, – пояснила вдова. – Он и мой муж вместе были на войне… Боб называл его «Гарри-весельчак» или «Весельчак Гарри». А недавно тот прислал мужу такое…

Она поднялась, подошла к столу и выдвинула один из ящиков. Когда Джуди повернулась к Ксении, та увидела, что хозяйка держит в руках некогда разорванный на четыре части, а теперь аккуратно склеенный лист.

– Отвратительная шутка… По правде говоря, это даже шуткой нельзя назвать. Присылать живому человеку некролог… это кем же надо быть вообще?

В ее тоне звенело неподдельное возмущение.

– Я могу взглянуть? – спросила Ксения, начиная понимать – и в то же время не понимая ничего.

Миссис Бойл протянула ей письмо.

– Да, конечно…

Гостья пробежала глазами строки, и ее брови приподнялись.

– Я вижу, что лист склеен…

– Да. Роберт порвал письмо, но потом, когда он ушел, я вытащила его из мусора… сама не знаю зачем…

Затем, что встревожилась – можно и не объяснять. Ксения вновь просмотрела текст, на сей раз придирчиво изучая каждую букву.

– Это «ремингтон»…

– Простите?

– Напечатано на «ремингтоне». Машинка не новая, потому что хвостики букв пропечатываются не слишком отчетливо, хотя лента явно свежая… Характерный дефект – буква «е» немного ниже строки…

За окнами что-то сверкнуло, и через несколько секунд до женщин донесся удар грома – но, по правде говоря, ни одна не обратила на него внимания.

– Не нравится мне все это, – наконец подала голос Ксения. – Знакомый посылает вашему мужу глумливое письмо в форме некролога, что девятого числа тот умрет. Допускаю, что у Генри Хэйли какое-то особо тонкое чувство юмора, которое мне недоступно, но ведь в этот день ваш муж действительно умирает… почему? Или его настолько расстроило, что…

Джуди всхлипнула и опустилась на диван.

– Да, Боб действительно расстроился… Но не настолько, чтобы умереть! Я его жена, и я его знаю… то есть знала…

– Очень странная история, – призналась Ксения. – Кстати, я не вижу тут подписи автора.

– А ее не было.

– Она стояла на конверте?..

– Нет. На конверте был только наш адрес.

– Тогда почему вы думаете, что…

– Роберт сказал, что, наверное, это его рук дело. Знаете, он вообще не любил Гарри. Помнится, увидел его в ресторане и настоял на том, чтобы мы ушли в другое место…

Ксения нахмурилась.

– Когда это было?

– Где-то с неделю назад.

– Что вообще за человек этот Хэйли? Вы хорошо его знаете?

– Нет. Боб редко упоминал о нем. Мой муж вообще не любил говорить обо всем, что связано с войной… Как-то раз мы с ним столкнулись на улице, и Боб был вынужден представить нас друг другу. Потом мистер Хэйли подвез нас на своей машине.

– На машине?

– Он из обеспеченной семьи. Мистер Хэйли был очень любезен, но я готова поклясться, что Боб точно не был рад его видеть.

Вот те на. Одно дело – не любить бывшего боевого товарища, у которого нет ни гроша за душой, и совсем другое – отмахиваться от того, у кого денег куры не клюют и кто разъезжает на собственной машине. Чем-то мистер Хэйли всерьез насолил скромному служащему. Определенно…

– Вы случайно не знаете, где этот Хэйли живет? Я хочу сказать, у него довольно распространенная фамилия…

– В Мэйфере, – тотчас же ответила Джуди. – Он упомянул Гровенор-стрит… чтобы произвести на нас впечатление, я думаю. Но номер дома не сказал, а может, я просто забыла.

Да, странные, однако, причуды у обитателя одного из самых аристократических районов Лондона. Жить в Мэйфере и сочинять при жизни некрологи своим приятелям…

– Скажите, как вы сами объясняете себе случившееся? – напрямик спросила Ксения. – Допустим, мистер Хэйли заметил, что вы с мужем ушли из ресторана, чтобы не сталкиваться с ним. Он был настолько мстительным, чтобы устроить такой, прямо скажем, некрасивый розыгрыш?

Джуди нахмурилась.

– Вы знаете, мне приходило в голову нечто подобное, но… он не производил такого впечатления! – воскликнула она. – Я хочу сказать… я не могла понять, почему Боб не хочет с ним общаться… Мистер Хэйли казался таким веселым… действительно Гарри-весельчак… такой жизнерадостный человек, всегда улыбается, воспитанный, любезный… А Боб на дух его не выносил. Сидел тогда в машине, кусая губы, и только и ждал, когда нам можно будет уйти – я по лицу видела…

– Может быть, он просто завидовал богатству своего знакомого? – предположила Ксения.

– Нет, – Джуди энергично мотнула головой. – Нет, мой Боб был не такой… Никому он никогда не завидовал, это не про него вообще. Чужое богатство его не интересовало, он только о нас думал, чтобы у нас дома все было хорошо, чтобы дети не болели, чтобы с работой все было в порядке…

А ведь она действительно любила своего мужа, мелькнуло в голове у Ксении. Может быть, не той пламенной страстью, которая сжигает тех, кто любит, но – простой, честной любовью без всяких выкрутасов, без излишних переживаний и даже без громких слов… Глаза Джуди Бойл были прикованы к фотографии, стоявшей на столе, где она и ее муж были сняты в день свадьбы. Невеста в пене белых кружев прямо-таки лучилась счастьем, муж выглядел по-английски сдержанно, но его улыбка – смущенная и сияющая одновременно – выдавала, что он тоже счастлив. Ксения отвернулась. Неужели, мелькнуло у нее в голове, неужели я завидую им?

– Тем более странно то, что он сделал, – проговорила хозяйка.

– Да, этот некролог действительно странен, – невпопад откликнулась собеседница.

– Я вовсе не о том, мисс… Понимаете…

В лице миссис Бойл появилось какое-то новое, напряженное выражение.

– Я стала сегодня разбирать карточки Роберта, как раз перед вашим приходом… И обнаружила одну вещь. Он с войны привез несколько фотографий, понимаете? Так вот, те, где он стоит один, как были, так и остались. А другие, где он снят с товарищами… Но лучше я вам покажу.

Она поднялась с места, достала небольшой альбом и раскрыла его.

– Вот… Смотрите.

Ксения без труда узнала Роберта Бойла в молодом губастом солдате, который стоял и беспечно щурился в объектив. Белокурая прядь волос свисала из-под его фуражки на левую бровь.

– На следующей странице, – подсказала Джуди.

Судя по светлым пятнам клея на плотных картонных листах альбома, несколько фотографий были уничтожены полностью. От других – вероятно, групповых снимков – остались только те фрагменты, на которых был запечатлен Роберт. Все его соседи оказались аккуратно отрезаны, и только на одном фото, где солдаты стояли обнявшись, была видна чужая рука, лежавшая на плече Бойла, что придавало всей композиции какой-то нереальный вид.

– Очень любопытно, – пробормотала Ксения.

– Это совсем на него не похоже, – беспомощно призналась Джуди. – Совсем. Он всегда так аккуратно хранил любые документы… И на работе его считали образцовым служащим, не в последнюю очередь из-за этого.

– Значит, вчера, получив письмо, он стал резать фото…

– Нет, – покачала головой Джуди. – Не вчера, иначе я бы заметила в мусоре обрезки. Он сделал это давно… и посмотрите, с каким раздражением он отдирал снимки от страниц – кое-где остались кусочки фотографий, там, где они были приклеены. Можно ведь и аккуратно отклеивать, а Боб, получается, был очень рассержен…

Ксения закрыла альбом и, собираясь с мыслями, протянула его Джуди.

– Возможно, вам покажется странным то, что я сейчас скажу, – начала гостья, – но эта история не дает мне покоя. С вашего позволения я хотела бы навестить мистера Хэйли и задать ему вопрос, с какой стати ему вздумалось устраивать такие скверные розыгрыши.

– Вы это сделаете? – недоверчиво промолвила Джуди. – Но…

Однако Ксения была умна и угадала продолжение фразы еще до того, как оно было произнесено.

– Вам лучше не ходить к нему сейчас в таком состоянии, – внушительно проговорила она. – Вы должны думать не только о себе, но и о детях… Это сейчас важнее всего на свете. Я же в некотором роде лицо незаинтересованное, и мне будет легче беседовать с ним. – Она посмотрела на письмо, лежавшее на ее коленях. – Жаль, что конверт не сохранился, но, возможно, письма окажется достаточно… Вряд ли у мистера Хэйли получится долго отпираться.

– Я не знаю, имеет ли смысл… – пролепетала Джуди Бойл и угасла. – Я хочу сказать… это ужасное совпадение, что все так получилось… Но…

– Ваш муж думал о некрологе в последние минуты своей жизни, – сказала Ксения. – И мы не можем исключить возможность того, что эта глупая бумажка каким-то образом ускорила его смерть. Что, если он вообще стал объектом травли со стороны этого любителя розыгрышей и некролог просто стал последней каплей?..

– Но никакой травли не было! – вырвалось у Джуди. – Я хочу сказать… муж обязательно сказал бы мне, если бы что-то такое было… Он лишь получил нелепое письмо…

– Которое вы достали из мусора и склеили, настолько оно вас встревожило, – напомнила Ксения. – Вы же не просто так сделали это, миссис Бойл… Вы, как и я, ощутили угрозу, которая исходит от этого послания. И она мне крайне не по душе.

В комнате наступило молчание.

– Вы полагаете, мистер Хэйли будет с вами откровенен? – наконец спросила Джуди.

Ксения поднялась с места, сложила письмо и сунула его в сумочку.

– Ему придется, – коротко ответила гостья. – У вас есть телефон? Запишите мой номер, миссис Бойл.

Глава 4

Писатель без читателей

Одни моралисты утверждают, что в большинстве своем люди добры, другие – что, напротив, в массе своей люди злы. Третьи же просто считают, что люди, как правило, равнодушны к тому, что не затрагивает непосредственно их самих и их интересы. Однако уж в чем-чем, а в равнодушии Ксению никак нельзя было упрекнуть.

Смерть совершенно незнакомого человека, случившаяся на ее глазах, произвела на девушку крайне гнетущее впечатление, а после беседы с вдовой Ксения окончательно убедилась в том, что тут что-то нечисто. Многое мог прояснить разговор с Генри Хэйли, но прежде чем обращаться к этому джентльмену, следовало как следует обдумать, какой линии придерживаться. Не может же, в самом деле, молодая леди просто явиться к нему и, устремив на шутника пытливый взор, непринужденно осведомиться, с какой стати ему вздумалось послать некролог своему армейскому товарищу, который, судя по всему, вовсе не собирался умирать.

Вернувшись домой, Ксения узнала, что ее искал мистер Бедфорд, который сначала позвонил ей, а потом оставил миссис Ломакс сообщение для нее. Мистер Бедфорд внес последние коррективы во вторую часть своего романа и жаждал надиктовать машинистке готовый текст, чтобы на следующей неделе уже представить рукопись на рассмотрение издателя.

Ксения ни единым словом, ни единым жестом не выдала свое раздражение, но все же в глазах ее появилось такое выражение, что миссис Ломакс посмотрела на нее озадаченно и окончательно убедилась в том, что девушку как можно скорее необходимо пристроить. Для начала миссис Ломакс решила поговорить на эту тему со своим родичем, старым прокурором Найтом, который несколько лет назад вышел в отставку. Эндрю Найт был зануда и брюзга, но он знал все обо всех лондонских юристах и при желании мог подать весьма толковый совет.

Так как время поджимало, Ксения наскоро перекусила, не чувствуя вкуса пищи, и отправилась к Бедфорду. Знаменитый некогда писатель жил на Риджент-стрит, но за громким именем скрывалась куда более скромная действительность в виде небольшой квартирки, полной пыльных книг и экзотических вещиц, нередко поддельных. В основном все эти кинжалы, резные фигурки и мрачноватые колониальные идолы были подарками поклонников, потому что даже в молодости Уильям Бедфорд не любил путешествовать, говоря, что больше всего любит перемещаться по страницам книг. За всю свою жизнь он всего лишь два или три раза бывал в Европе и вынес оттуда чрезвычайно оригинальные впечатления о том, что в Париже говорят по-французски, а в Берлине на улицах много военных. Лишь позже Ксения поняла, что в действительности писатель был вовсе не так ограничен, как ей казалось, на самом деле он иронизировал – в такой же степени над самим собой, как и над своими собеседниками. Вообще Бедфорд совершенно искренне считал, что люди везде одинаковые и, стало быть, нет особой нужды путешествовать, чтобы видеть за границей те же типы, что и у себя дома.

Сейчас, в 1927 году, писателю было немногим больше шестидесяти. Для своих лет он сохранил подтянутую фигуру, и только изборожденное глубокими морщинами лицо делало его чем-то смахивающим на старую мудрую черепаху. Черты Бедфорда казались скорее некрасивыми, если не считать черных глаз, в которых до сих пор нет-нет да вспыхивали огоньки, как в молодости. Редкие седеющие волосы писатель зачесывал со лба назад и даже дома одевался как денди, повязывая галстук и тщательно подбирая запонки. Начинал он с журналистики, но через какое-то время стал сочинять книги и отошел от газетной работы. В первых его произведениях не было ничего особенного: он писал об обездоленных – тогда все о них писали, – а когда эта тема публике надоела, переключился на детективы, спрос на которые был куда выше. Одно время он являлся едва ли не самым популярным автором Британии, уступая разве что Конан Дойлу с его бессмертным Шерлоком Холмсом. Уильям Бедфорд был плодовит (за долгие годы он выработал привычку писать по роману за шесть месяцев), упорен и умел нравиться читателям и прессе. Им импонировало, что он выглядит как джентльмен, но в то же время не чванится, хотя прекрасно было известно, что его книги читают даже в королевской семье. Ему приписывали авторство нескольких острот, которые укрепили за ним репутацию неглупого человека, и даже поговаривали, что он подумывает о политической карьере. Он был удачно женат, но никто почему-то не удивился, когда через некоторое время выяснилось, что Уильям Бедфорд ухитрился как-то незаметно развестись и жениться на другой. По слухам, этот брак оказался еще более удачным. Что касается его детективов, то в общем и целом все они повторяли одну и ту же схему. Герои их были невыносимо благородны, преступления чудовищно запутанны, а героини все без исключения прекрасны. Злодеи строили злодейские козни, но в конце концов непременно получали по заслугам. Если вам этого мало, то следует сказать, что перо у Бедфорда было легкое, и он с одинаковым мастерством умел и выдавить из читателя слезу, и вставить к месту хорошую шутку, чтобы развеселить его. Книги приносили ему немалый доход, и когда самые прозорливые критики указывали ему, что время идет вперед, а он не меняется, оставаясь на том же самом уровне, Бедфорд лишь пожимал плечами. Впрочем, он вообще недолюбливал критиков, которые в упор не видели его, когда он был неизвестен, и прохладно хвалили, когда он стал знаменит.

А потом грянула война, та самая, которую позже назовут Первой мировой. Она тянулась невыносимо долго, а когда все-таки закончилась, выяснилось, что с карты Европы исчезли некогда могущественные державы, несколько миллионов человек отдали свои жизни непонятно за что, а писатель Уильям Бедфорд утратил расположение своих читателей. Его магия больше не действовала, его герои казались картонными марионетками и ходульными болванами – какими они, впрочем, и были всегда, – а его сюжеты уже не пробуждали никакого отклика. Не понимая, что происходит, писатель заметался, стал бросаться в крайности, пытаясь вновь попасть в струю и подражая тем авторам, которые имели успех в данный момент. Но пока он пытался догнать поезд, который ушел, его настиг новый удар – умерла вторая жена, которую он искренне любил. Бедфорд был в отчаянии, но он принадлежал к тем мужчинам, у которых плохо получается жить в одиночестве. Одним словом, он женился в третий раз, на честолюбивой сорокалетней особе со склонностью к литературе, и это обернулось катастрофой. Третья жена обобрала его, заставив среди прочего продать особняк в Челси, и вынудила Бедфорда перебраться в крошечную квартирку на Риджент-стрит. Мало того, третья жена, которой следовало довольствоваться скромной ролью спутницы известного писателя, начала и сама сочинять, причем нечто модернистское, бессвязное и, как уверял рассерженный Бедфорд, в высшей степени бессмысленное. Хорошо еще, что ее писанина не имела успеха, иначе его бы, пожалуй, стали называть «мужем талантливой миссис Бедфорд, – вы, конечно, слышали о ней?». А для любого уважающего себя писателя нет худшего оскорбления, чем стать довеском к чужой славе.

Когда Ксения вошла, Уильям Бедфорд окинул ее взглядом и подумал, что сегодня она чуть бледнее, чем обычно. Любопытно, что такое у нее случилось, мелькнуло у него в голове. Странная машинистка интересовала его, но только с самой эгоистичной в мире точки зрения – писательской. Он чувствовал, что она могла бы стать неплохим материалом для какого-нибудь его романа, но пока не видел сюжета, в котором она оказалась бы на своем месте.

– Поразительные нынче пошли авторы, – ворчливо сказал Бедфорд после обмена приветствиями, закрывая книгу, которую читал до прихода девушки. – Вот, не угодно ли: Вернон Сомерсет. Последняя новинка сезона, везде, куда ни глянь, рекламируется эта книжка. А ведь дрянь несусветная, автор даже в оружии не разбирается. Пистолет то и дело именует револьвером и наоборот, хотя всякий уважающий себя автор детективов знает, что у револьвера – барабан, у пистолета – обойма, и спутать их никак невозможно. Вот такие вот опусы печатают сейчас и читают, читают взахлеб… – Бедфорд выразительно скривился, отчего все морщины его черепашьего лица пришли в движение. – Но бывает и хуже, и еще как бывает! Чего стоят хотя бы всезнающие бельгийские сыщики, снабженные какими-то особенными серыми клеточками, которых нет больше ни у кого на свете. Честное слово, я не понимаю, почему сыщик в детективе не может быть просто здравомыслящим англичанином! Но нет – он то француз, то бельгиец, а то и вовсе католический священник, как у мистера Честертона. А эта старая дева, мисс Кристи, которая травит своих героев направо и налево всякими изысканными ядами…

– Миссис Кристи – замужняя дама, – тихо напомнила Ксения. Но Бедфорд отмахнулся от ее слов, как от ничего не значащего пустяка.

– Важно не то, кто она, а то, как она пишет. А пишет она, как старая дева. Чего стоят хотя бы ее юные трогательные девушки, переходящие из романа в роман, которых надо непременно выдать замуж за кого-нибудь, неважно за кого… И ведь она совершенно не знает меры. Прискорбно, но факт: детектив гибнет. Как только в этот жанр пришли непрофессионалы…

Ксения перестала слушать. «Я могла бы быть сейчас на Гровенор-стрит, – сказала она себе, – и Генри Хэйли, он же Весельчак Гарри, мог бы многое мне рассказать. Почему бы мне просто не повернуться и не уйти, оставив старого ворчуна наедине с его разглагольствованиями? Ведь я в любое мгновение могу перестать изображать машинистку. Нет ничего скучнее работы с чужими мыслями – особенно когда мысли эти, по сути, отсутствуют. В деньгах я не нуждаюсь, тогда к чему вообще все это? Бросить работу, гулять по набережной недалеко от дома, смотреть на церковь тамплиеров, которых давно уже нет, как и их ордена… И что дальше? Без определенного занятия жизнь превращается в полое никчемное существование. Не зря же сказал Фома Аквинский^[3] – или это был не он? – что «работа изгоняет демонов». Мои демоны по-прежнему со мной, но когда я работаю, они отступают… и я все реже вспоминаю о том, что произошло в Ницце. Мама была права – я совершила тогда огромную ошибку. Тогда мне казалось, что она судит слишком ограниченно, но сейчас я вижу, что она…»

Бедфорд повысил голос, и Ксения машинально повернула голову в сторону писателя.

– Однако сейчас никого не волнуют заслуги или знания – подумаешь, какие пустяки! Славу человеку делают газеты, а уж им-то подавай совсем другое… Вы читали последние выпуски? Помните, кого там на все лады обсуждают на первых полосах? Не короля, не премьер-министра, даже не современных актрис, прости господи, а вот эту… миссис Карлайл! Жену мясника, которая то ли нанесла шестнадцать ударов ножом любовнице мужа, то ли не нанесла… Которую неделю тянется этот дурацкий процесс, и все гадают: она это была или не она? Разумеется, куда уж честному писателю соперничать с женой какого-то мясника… и даже такому писателю, как Вернон Сомерсет! – ядовито прибавил Бедфорд.

А ведь он завидует, печально подумала Ксения, просто завидует, и больше ничего. Сидит неглупый, в общем-то, человек и переживает, что у него теперь не такая слава, какая была раньше. Впрочем, будь даже Бедфорд сейчас знаменит, как до войны, он бы наверняка нашел другие причины для недовольства. Возраст, жена, которая отравляет ему жизнь, действия правительства – да мало ли что…

– О чем вы думаете? – не удержался писатель.

– О том, что на свете нет счастья, – серьезно ответила Ксения.

Бедфорд прожил немало и не без самодовольства считал, что никто на свете больше не способен его удивить. Однако факт остается фактом: он не сразу нашелся, что ответить.

– Счастье… гм… – Писатель откашлялся, чтобы скрыть смущение. – Собственно говоря, все зависит от того, что понимать под этим словом. Лично я бы сказал, что счастье все-таки существует, но… прячется от людей…

«Может быть, у нее денежные затруднения? – размышлял он. – Конечно, я мог бы платить ей больше, тем более что она превосходная машинистка, но… с другой стороны, зачем, если она согласилась на меньшую оплату? Да и дела мои сейчас вовсе не блестящи…»

– Что ж, – неловко промолвил он, – я полагаю, мы можем приступить к… Ну да, приступить к работе.

Ксения печатала на машинке, которая стояла у Бедфорда в кабинете, что избавляло девушку от необходимости таскать с собой громоздкий чемоданчик с собственной машинкой. В прошлый раз Ксения заметила хозяину, что пора менять ленту, но, едва сев на место, девушка сразу же заметила, что катушку никто не менял.

– Нужна новая лента, – сказала она вслух.

Бедфорд, сидя в кресле, рассеянно взглянул на нее поверх очков.

– Лента? Ах да… Минуточку.

Новая лента пачкает руки, а катушка никак не хочет стать на место. Наконец Ксении удалось наладить все как надо.

Лист, копирка, второй лист…

– Часть вторая. «Инспектор Кертис действует». Глава первая…

Бедфорд диктовал негромким голосом, интонационно расставляя знаки препинания, так что Ксения и без подсказок понимала, где запятая, где точка, а где прямая речь. Она печатала быстро, практически не делая опечаток и вникая в текст лишь настолько, насколько было необходимо. Еще в начале работы девушка сообразила, кому автор назначил роль убийцы, – само собой, это был персонаж, который не вызывал абсолютно никаких подозрений, и к тому же женщина. Ксения догадывалась, что старомодному Бедфорду его дерзость кажется едва ли не революционной, но предчувствовала, что публика, которая до того прочитала сотни книг, где действовали женщины-преступницы, вряд ли будет с ним единодушна. В качестве уступки современным вкусам Бедфорд решил также разнообразить сцены убийства, но переборщил с кровавостью. В результате получилась тошнотворная натуралистичность, которая могла только оттолкнуть читателя, а не расположить его к себе.

Старинные часы отбили четверть, потом половину. Вскоре Ксения и писатель услышали, как за дверями зазвонил телефон. Звон быстро прекратился, к аппарату подошел дворецкий. Бедфорд оборвал диктовку и поморщился, словно знал, кто звонил, и отдавал себе отчет в том, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Сэр!

– Меня нет, – отрывисто бросил писатель дворецкому, который стоял на пороге.

– Но миссис Бедфорд…

– Особенно для миссис Бедфорд, Джеймс!

Дворецкий молча поклонился и вышел, бесшумно затворив за собой дверь, а писатель почувствовал, как у него испортилось настроение. Еще утром он любил свой роман, а теперь ему не в радость было видеть собственные строки, не в радость диктовать текст машинистке, которая печатала так быстро, что едва успевала переводить каретку со строки на строку.

– Если вы не против, сделаем перерыв, – сказал Бедфорд Ксении.

Она не стала возражать, и это внезапно показалось ему обидным, потому что они остановились в самом разгаре ударной, как полагал автор, сцены. (Впрочем, Ксения еще в конце прошлой главы поняла, куда ветер дует, и догадалась, чей труп должен будет обнаружить бравый инспектор Кертис в образцовом саду одного из героев.) Довольно неловко Бедфорд предпринял попытку оправдаться.

– Некоторым детектив может показаться несерьезным жанром, – сказал писатель. – Но, уверяю вас, это не так. Детектив может принимать любую форму, в зависимости от целей автора. И, в конце концов, – вдохновенно добавил он, – что такое, к примеру, шекспировский «Гамлет», как не мистический детектив? Все составляющие хорошего детектива здесь налицо: убийство, расследование и возмездие. Привидение, на мой вкус, совершенно лишнее, Гамлету следовало самому догадаться, кто убил его отца, но Шекспиру приходилось считаться с условностями эпохи. Можно только предполагать, как он написал бы эту пьесу сейчас, когда мистика больше не в моде.

– Сейчас он бы вообще не стал писать пьесы, – не удержалась Ксения. – Он бы служил в банке, вот и все.

Тут, надо сказать, Бедфорд изумился вторично – настолько, что даже забыл о неприятном звонке жены. (Некоторое время назад она вбила себе в голову, что обязана познакомить мужа со своим очередным любовником, и Бедфорд уже отчаялся внушить ей, что вовсе недостоин такой чести.)

– Тут, пожалуй, я могу с вами поспорить, – начал писатель, с любопытством глядя на свою собеседницу. – Если у человека есть талант, он все равно возьмет верх. Уверен, современный Шекспир ненадолго бы задержался в своем банке…

Бедфорд был готов развивать эту тему и дальше, но с присущей ему чуткостью он уловил, что Ксения витает мыслями где-то далеко и вовсе не Шекспир волнует ее в настоящий момент.

– Хотя я не думаю, что современный «Гамлет» был бы лучше того, классического, несмотря на все неправдоподобие некоторых моментов, – прибавил писатель шутливо, чтобы закрыть тему.

Ксения усмехнулась.

– Жизнь тоже не слишком заботится о правдоподобии, мистер Бедфорд. Например, я знаю… то есть знала одного человека, который получил по почте шуточный некролог, что он умрет девятого марта. Жена этого человека уверяет, что он был совершенно здоров и не собирался умирать, однако девятого числа тот действительно умер. Неправдоподобно? Да. И тем не менее это имело место в реальности.

– Боже мой! – воскликнул писатель. – Какой поразительный сюжет!

Ксения подскочила на месте и широко раскрытыми глазами уставилась на своего бессердечного собеседника.

– Мистер Бедфорд, сэр… Это не сюжет. Это реальная жизнь. Если вы видели утренние газеты, там как раз описывается этот случай, только без упоминания о некрологе. Роберт Бойл, тридцати четырех лет от роду… смерть на Стрэнде… И ведь у него не было совершенно никакой причины умирать.

– Разумеется, была, – отмахнулся Бедфорд, своим бисерным почерком записывая что-то в маленькую книжечку, куда он всегда заносил новые сюжеты, удачные обороты и пришедшие ему на ум остроты, чтобы впоследствии использовать их в своих произведениях. – Была, и не спорьте… Я не говорю о реальной жизни, разумеется, меня совершенно не интересует, что могло в действительности произойти с этим господином. Но в детективе, само собой, причина его гибели может быть только одна. – Он даже зажмурился от удовольствия.

– И что это за причина? – спросила Ксения.

– Убийство, – с торжеством ответил мистер Бедфорд.

Глава 5

Весельчак Гарри

Уверена, с вами это тоже случалось.

В конце концов, с каждым может произойти что-то из ряда вон выходящее. Вы ломаете себе голову, пытаясь понять причину, прикидываете и так и эдак, ищете правдоподобные объяснения… И тут появляется некто – человек, который, как вам кажется, не способен пролить свет на происходящее, – и одной фразой, одним словом, одним замечанием расставляет все по местам.

Убийство!

Да нет, повторяла себе Ксения, возвращаясь домой, о каком убийстве может идти речь? Не было ничего подобного, никто не убивал Роберта Бойла, он умер сам, ведь она сама была там, она видела…

А некролог? А таившаяся в нем угроза?

Глупая шутка, только и всего. И если Генри Хэйли прочитал утренние газеты, он уже раскаивается в ней.

Шутка? Нет, это не шутка, и не стоит себя обманывать. Надо очень сильно ненавидеть человека, чтобы решиться на такое…

И вовсе не обязательно приплетать сюда ненависть, одернула себя Ксения. Может, этот Весельчак Гарри просто непроходимо глуп? Как говорит Амалия, мы привыкли предполагать логику и смысл там, где чаще всего причиной является обыкновенная глупость…

И Ксения решилась. Она села в такси и велела везти себя на Гровенор-стрит. Точный адрес мистера Хэйли она уже знала из справочника.

Увы, величавый и неприступный, как банковский сейф, дворецкий сообщил, что мистера Хэйли нет дома, но завтра до обеда у леди будет возможность застать его, если она пожелает. Ксения оставила свою визитную карточку с коротким сообщением и, ощущая отчего-то глубокое недовольство собой, вернулась в Темпл.

Дома она некоторое время бесцельно блуждала от одной стены к другой, и наконец, чувствуя потребность поделиться с кем-нибудь тем, что ее беспокоило, позвонила матери.

– Скажи, мама, что ты обо всем этом думаешь? – спросила Ксения, закончив свой рассказ.

Некоторое время Амалия молчала.

– Я думаю, реально ли внушить человеку, что он должен умереть в определенное время, – сказала она наконец. – Ты, безусловно, права в том, что совпадение реальной смерти с той, что была предсказана в некрологе, выглядит подозрительно. Но…

– Да?

– Человека, который видел войну, просто так на испуг не возьмешь, – спокойно сказала Амалия, – и до смерти не напугаешь. А Бойл был на войне с 1914 года. Нет, тут что-то не сходится. И вообще пока у нас слишком мало данных, чтобы делать выводы.

– Я предположила, что он стал объектом травли и некролог стал просто последней каплей, – проговорила Ксения, волнуясь. – Но его жена уверяет, что никакой травли не было.

– Жена могла и не знать, но дело даже не в этом.

– А в чем?

– В фотографиях. Женщина легко уничтожает фотографии – в порыве разочарования, от недовольства собой, в гневе, по тысяче других причин. Мужчины – другое дело. Я бы сказала, что они в общем равнодушны к своим изображениям, и нужно что-то очень серьезное, чтобы они стали рвать карточки в клочья. Ты действительно хочешь завтра навестить этого Хэйли?

– Да.

– Попытайся узнать у него, что такое случилось между ним и Бойлом, что последний не желал с ним общаться после войны. Вряд ли это было так же серьезно для Хэйли, как для Бойла, но…

– Почему ты так думаешь?

– Ну, он же подвез Бойла и его жену и, судя по всему, никак не показал, что встреча со старым товарищем была ему неприятна. Зато в следующий раз старый товарищ сам ушел из ресторана и увел жену, едва заметил там Хэйли. Роберт Бойл явно не желал повторной встречи – интересно, почему?

Утром 11 марта Ксения вышла из такси на Гровенор-стрит и позвонила в знакомую дверь.

– Да, мисс, разумеется, я помню вас. Проходите, мистер Хэйли вас ждет.

Мистер Генри Хэйли оказался подтянутым щеголеватым брюнетом лет тридцати пяти, с узким лицом, наиболее примечательной частью которого являлись идеально подстриженные усы. Легко было представить его в военной форме и еще легче сообразить, как она, вероятно, ему шла в те годы. Сейчас хозяин дома был собран и серьезен, так что мало кто рискнул бы назвать его весельчаком.

– Вы написали, мисс, что дружите с женой Боба… – Говоря, он окинул внимательным взглядом гостью с головы до ног, не упустив ни единой мелочи из ее облика. – Прошу вас, садитесь. Я читал в газетах… прискорбно, весьма прискорбно…

«Не англичанка, дорогие духи, платье из Парижа и чертовски ей к лицу. Ни одного украшения, только повязала на французский манер шарфик на шею… Шикарно, просто шикарно! Интересно, где эта рыжая кобыла могла с ней познакомиться? Жене Бойла парижские наряды точно не по карману, и она, бедняжка, даже не понимает, что такое стиль…»

Когда Ксения ехала в Мэйфер, у нее в голове сложился целый план, как именно разговорить Хэйли и, понемногу подбираясь к сути, заставить его выдать нужную ей информацию. Но едва она увидела его лицо, у нее пропало всякое желание ходить вокруг да около. Инстинктивно она почувствовала, что такой неглупый и проницательный человек вряд ли проговорится. Он скажет ровно столько, сколько сочтет нужным – если, разумеется, не застать его врасплох.

– Я бы хотела попросить у вас объяснений по поводу этого, – без всяких предисловий сказала Ксения и, щелкнув замочком сумочки, достала оттуда злосчастный некролог.

Едва ее собеседник увидел черную рамку и первые слова текста, на лице его мелькнуло удивление, и Ксения могла бы поклясться, что оно было совершенно искренним. Кроме того, она отметила одну особенность: если только что Генри Хэйли любезно улыбался, теперь его губы сжались, а брови нахмурились. Взяв склеенный лист из рук девушки, он внимательно прочитал то, что там значилось.

– Значит, Боб тоже… – начал он и осекся. – Скажите, почему вы пришли с этим именно ко мне?

– Мистер Бойл решил, что вы можете быть автором этого послания.

– Я? – изумился Хэйли. – С какой стати?

– Он просто так подумал. А что, он был не прав?

В комнате наступило молчание, сидящий напротив Ксении человек взвешивал, что он может открыть ей, а о чем промолчать. Девушка это почувствовала.

– Боюсь, Роберт был обо мне не самого лучшего мнения, – промолвил наконец Хэйли.

– У него имелись на то причины?

Хозяин дома метнул на Ксению странный взгляд.

– Вряд ли, мисс.

Ответ вполне соответствовал взгляду, но девушку это не остановило.

– А точнее? – настойчиво спросила она.

– Полагаю, вам будут неинтересны наши мелкие разногласия, – улыбнулся Хэйли. – На войне чего только не бывает…

– И тем не менее я хотела бы узнать подробнее об этих разногласиях, сэр.

– Они не имеют отношения к делу.

– Неужели? А что же имеет?

– То, что вчера я получил похожий некролог.

Ксения остолбенела.

– Вы?

– Я.

– Могу я взглянуть на него?

– Разумеется. Дорсет! Принесите, пожалуйста, вчерашнее письмо. Да, да, то самое, которое так меня озадачило.

Уже по адресу, напечатанному на конверте, Ксения убедилась, что автор пользовался той же самой машинкой с выбивающейся из общего ряда буквой «е». Внутри конверта обнаружился лист с текстом, обведенным черной каймой.

«Без всякого прискорбия извещаем, что мистер Генри Спенсер Хэйли скончается в Лондоне одиннадцатого числа сего месяца. Мистер Хэйли родился в 1890 году, затем рос, учился, выпивал, занимался спортом, устраивал розыгрыши, но для чего он жил, не сможет сказать никто, включая его самого. В начале войны он предпринял героические усилия, чтобы не попасть туда, но в конце концов все же оказался на фронте. Следует отдать мистеру Хэйли должное – на войне он ухитрился проводить время так же весело, как и в тылу, и даже получил орден за то, за что его должны были отдать под трибунал. После окончания войны и вплоть до своей безвременной смерти мистер Хэйли заводил и бросал подружек, тратил деньги, которые получил в наследство, и казался всем глупцам образцом английского джентльмена. У покойного не останется ни одного человека, который стал бы жалеть о нем. О месте и дате похорон все желающие смогут узнать из газет».

– Поразительно… – пробормотала Ксения.

Но она не смогла удержаться от мысли: «А не послал ли этот милый человек письмо себе сам, испугавшись последствий своего розыгрыша?» Машинально она поглядела на штемпель, как будто он мог сказать ей правду. Чаринг-Кросс, отправлено девятого марта. Сообщение о смерти Бойла появилось в утренних газетах десятого числа. С другой стороны, что мешало Хэйли проследить за Бойлом вечером девятого и, убедившись, что шутка окончилась трагедией, придумать некролог уже для самого себя, чтобы сбить с толку полицию в случае возможного расследования?

– Что вы собираетесь предпринять? – спросила Ксения.

– Предпринять? – Хэйли пожал плечами. – В связи с чем? Какой-то ненормальный развлекается, рассылая глупые письма, и думает, что может кого-то этим напугать. Допустим, я обращусь в полицию, и что я им скажу? Что я, взрослый человек, испугался чьей-то нелепой шутки?

– Шутка или нет, но в этом письме назначили дату вашей смерти, – настаивала Ксения. – Между прочим, первый некролог обещал Бойлу смерть девятого числа, и он действительно умер.

– Боб всегда принимал близко к сердцу вещи, которые того не стоили, – спокойно ответил Хэйли.

Интересно, очень интересно. Уж не послал ли ты ему некролог, рассчитывая на то, что Роберт Бойл как раз «примет его близко к сердцу»?

– Иными словами, его смерть представляется вам вполне закономерной? – чуть резче, чем ей хотелось бы, спросила Ксения.

– Милая леди, я не врач и не коронер, – безмятежно отозвался ее собеседник. – Полагаю, что если человек умирает, тому должны быть веские причины. В последнее время я не слишком тесно общался с Бобом и не знаю, какой была его ситуация, но сомневаюсь, что это смехотворное послание имеет отношение к его смерти. Возможно, было что-то еще, что сыграло определяющую роль – больное сердце, к примеру. А письмо – всего лишь письмо, и каким бы неприятным оно ни было, оно не может никого убить.

– Я бы не сказала, что оно просто неприятное, – заметила Ксения. – Эти письма сообщают о еще не наступившей смерти как о свершившемся факте, а это гораздо хуже. Скажите, мистер Хэйли, у вас есть враги?

– Гм… Полагаю, они есть у всех.

– Враги, которые могли ненавидеть вас и Бойла, возможно, еще с войны. Есть такие?

И тут в глубоко посаженных глазах Хэйли что-то мелькнуло, словно он что-то внезапно понял или сообразил, кто сидел за пишущей машинкой и кто на самом деле сочинял эти зловещие некрологи живым людям. «Нет, – в смятении подумала Ксения, – нет, это точно был не он… Кто-то другой. И Генри Хэйли знает, кто это, и знает, почему он так поступает…»

– Нет, – вырвалось у Хэйли, – этого не может быть! Вздор какой-то…

– О ком вы говорите, сэр? Кого вы имеете в виду?

Но Весельчак Гарри не относился к людям, которые просто так выдают свои секреты. Он овладел собой и, взглянув на Ксению, сердечно улыбнулся.

– Я понимаю, мисс, как вся эта история расстроила вашу подругу. Потерять мужа – это ужасно. Прошу вас, передайте миссис Бойл мои искренние соболезнования.

Тщетно пыталась Ксения вернуть разговор к автору некрологов. Генри Хэйли надежно укрылся за стеной из общих слов, любезно улыбался, но, по сути дела, не говорил ничего, и раздосадованная девушка поняла, что больше никаких сведений она из него не вытянет. Все же она предприняла еще одну попытку:

– Если вам что-нибудь станет известно, мистер Хэйли… Вот мой телефон.

Хозяин дома рассеянно кивнул, и тут Ксения решилась на недозволенный прием. Передавая ему визитную карточку, она как бы невзначай дотронулась до его руки и со значением поглядела ему в глаза.

– Нас с миссис Бойл очень, очень беспокоит эта история, – шепнула она.

«Неужели она была любовницей Боба? – мелькнуло в голове у Хэйли. – А я-то всегда считал его таким рохлей! Конечно, стала бы она искать меня, будь она просто подругой его жены…»

– А если мне ничего не станет известно? – многозначительно спросил он, выгибая бровь.

– Тоже позвоните, – отозвалась Ксения, вынудив себя улыбнуться. – Иначе я буду беспокоиться… За вас.

– Неужели?

– Да, ведь сегодня одиннадцатое число. – Она взглядом указала на некролог, лежавший на столе.

– Уверяю вас, я вовсе не собираюсь умирать, – заметил Хэйли со смехом. – Этого еще не хватало!

Он проводил Ксению до дверей и пообещал дать ей знать, как только что-то прояснится. Однако, когда девушка удалилась, выражение лица Весельчака Гарри изменилось. Хмурясь, он сделал несколько шагов по комнате и наконец, не сдержавшись, стукнул кулаком по столешнице.

– Ну, Тимоти Гарретт, берегись! – в сердцах проговорил Хэйли. – Если я прав, тогда… Если я прав, тебе не жить!

Глава 6

Кое-что проясняется

Остаток дня Ксения провела в обществе Уильяма Бедфорда, который продолжил диктовку своего романа. От писателя не укрылось, что его помощница нервничала, хмурилась и – что с ней случалось крайне редко – делала в тексте гораздо больше ошибок, чем обычно.

Впрочем, в перерыве Ксения не удержалась и рассказала Бедфорду о своем визите к человеку, которого она еще утром считала автором некролога.

– Довольно оригинальный поворот сюжета, – заметил писатель. – Тот, кого вы считали ответственным за шутку, сам оказался… гм-м…

– Это не сюжет, – проворчала Ксения, которая никак не могла привыкнуть к манере Бедфорда видеть вещи исключительно с удобной для его ремесла точки зрения.

– Позвольте с вами не согласиться, – живо возразил писатель. – Во всяком случае, то, что вы рассказываете, куда увлекательнее этой несносной миссис Карлайл, о которой трубят все газеты. Зарезать любовницу своего мужа – что может быть банальнее? А в вашей истории хотя бы есть тайна, есть, так сказать, соль, нечто такое, что завораживает. Если бы я писал детектив о людях, которым при жизни присылают некрологи…

Ксения затаила дыхание. Бедфорд заметил это и улыбнулся.

– Конечно же, это месть. На войне Бойл и Хэйли совершили что-то такое, за что им теперь мстят. И сегодня мистер Хэйли умрет, как и было обещано.

– Ну, нет! – вырвалось у Ксении.

– Да, умрет, и выглядеть это будет как несчастный случай, – поддразнил ее писатель. – Все дело в том, что письма, понимаете… те самые некрологи… они отравлены ядом кураре.

Ксения насупилась.

– Мистер Бедфорд!

– Ну да, я понимаю, почему вам не по душе моя теория. Ведь вы тоже держали эти письма в руках, как и миссис Бойл. Хорошо, я согласен на яд, который действует только на того, кто первым читал письмо…

– Сэр!

– Тогда возникает вопрос, почему тот, кто посылает письма, не отравился сам, да? Но это уже детали. У него есть противоядие, например…

– Но…

– Да-да, я прекрасно помню, что мы с вами обсуждаем не роман, а реальность… в которой куда проще стукнуть человека по голове кирпичом, чем посылать ему отравленные письма.

Уильям Бедфорд театрально вздохнул. С утра у него болело сердце, все его мысли были пронизаны предчувствием смерти, которая еще не здесь, рядом, но уже подстерегает его, и вот явилась хорошенькая темноволосая девушка с головкой, набитой прелестными глупостями, и все мрачное, что мучило его, отошло на второй план, – и даже сердце перестало болеть.

– Вообще нелепый какой-то выходит сюжет, – продолжал писатель раздумчиво. – Вчера я вам сказал, что тут может скрываться убийство, но если вы хотите убить кого-то, зачем вам фактически предупреждать его о своих намерениях? Это нонсенс…

– И что же вы думаете обо всем этом? – не удержалась Ксения.

– Смерть Бойла – чистая случайность, – веско уронил Бедфорд. – Эти письма преследуют какую-то свою цель, они вовсе не то, чем кажутся.

– Какую цель могут преследовать некрологи, посланные живым людям? – проворчала Ксения.

– Не знаю. Но Роберт Бойл и Генри Хэйли пересеклись на войне, и она упоминается в обоих текстах. Обратите внимание на выбор слов: один «не прославил себя никакими подвигами», другой «получил орден за то, за что его должны были отдать под трибунал». – Бедфорд со значением прищурился. – Интересно, у Бойла было много денег?

Ксения подалась вперед, ее щеки порозовели.

– Вы хотите сказать, что это шантаж? Кто-то шантажирует их, намекая на их прошлое… и Бойл испугался огласки настолько, что умер? Но почему он тогда сказал жене, что письмо наверняка прислал Хэйли?

– Для отвода глаз, – парировал Бедфорд, иронически сощурившись. – А может быть, он пытался сам себя убедить в том, что ему ничего не угрожает. Но предположим, что днем девятого марта ему позвонил шантажист и обозначил свои требования. Могло такое случиться? Вполне. Бойл взвинчен, он идет по улице, и тут…

– Нет. – Ксения решительно тряхнула головой.

– Что – нет?

– Он шел в магазин игрушек на Стрэнде. Если бы ему угрожал шантажист, если бы все было так серьезно, Бойл бы думать забыл о подарке для сына. Он поспешил бы за деньгами в банк… либо обзавелся бы оружием, чтобы решить проблему другим путем.

– Не хотите рассмотреть вариант, что шантажист назначил ему встречу возле магазина игрушек? – мягко спросил Бедфорд.

– Не хочу.

– Почему?

– Потому что, чем больше я об этом думаю, тем меньше мне верится, что все затевалось ради шантажа. Слишком уж сложная комбинация.

– Тогда у нас остается только одно объяснение: письма рассылает сумасшедший.

– О!

– Понимаю, почему вам не по душе такой поворот сюжета. В хорошем детективе преступник не будет ненормальным, к этому дешевому трюку прибегают только слабые и безответственные авторы. Но посмотрим правде в глаза: нормальный шантажист действительно изложил бы свои требования иначе, нормальный убийца вообще не стал бы рассылать извещения… что остается? Только нормальный сумасшедший.

Произнося последнюю фразу, Бедфорд машинально отметил про себя, что неплохо было бы вставить ее в какой-нибудь роман.

– Остается только объяснить, почему он выбрал именно Бойла и Хэйли, – проворчала Ксения.

– О, ими наверняка дело не ограничится, – жизнерадостно отозвался писатель. – Я хочу сказать, в романе жертв было бы куда больше. Кстати, мы с вами не рассмотрели еще вариант тайного немецкого общества, которое поставило перед собой цель мстить бывшим английским военным. Лига рейха – как вам такое название, а?

– Сэр, – в сердцах выпалила Ксения, – осмелюсь вам заметить, что вы… вы…

– Да, мисс?

– Вы просто невыносимы!

– А вы, мисс, просто прелесть! – совершенно искренне ответил писатель, который забавлялся, как никогда.

Бедфорд окончательно запутал Ксению, и, возвращаясь после работы домой, она решила, что больше никогда не станет говорить с ним о Бойле, Хэйли и странных письмах.

На Пикадилли Ксения купила вечерние газеты и за ужином прочитала их, но ни в одной больше не упоминалось о Роберте Бойле. Зато имелся подробный отчет о процессе миссис Карлайл, которая так раздражала писателя, и заметка о том, что пропавшая несколько дней назад в Суррее продавщица так и не нашлась, причем это не первый случай исчезновения в графстве. От скуки Ксения переключилась на раздел объявлений (в котором, как уверял Бедфорд, всегда можно найти сюжеты для нескольких романов), но тут позвонила миссис Бойл, и девушка рассказала ей все, что удалось сегодня выяснить у Весельчака Гарри.

– Мне так неловко, – призналась вдова. – Из-за меня и моих глупых страхов вы потратили время, которое, наверное, могли бы употребить с большей пользой. У мистера Хэйли безупречная репутация, и я убеждена, что он не имеет к этому письму никакого отношения…

– Возможно, – коротко сказала Ксения, которая поняла, что миссис Бойл уже раскаивается в том, что согласилась на ее помощь. – Время покажет.

Повесив трубку, она подумала, не позвонить ли ей Хэйли.

«Но что я ему скажу? Еще, чего доброго, он решит, что я навязываюсь ему…»

Для гордой Ксении подобная мысль была невыносима, поэтому она просто дочитала сборник рассказов Тэффи^[4], который начала читать несколькими днями ранее, и отправилась спать. Но сон долго не шел к ней. Она ворочалась с боку на бок, погружалась в кратковременную дрему и просыпалась. Когда она наконец заснула, шел уже третий час ночи.

Разбудил ее звонок в дверь.

Ксения открыла глаза, перевернулась на другой бок и подтянула одеяло повыше, но звонок повторился, и теперь он звучал еще более резко, чем в первый раз. Чувствуя досаду, как всякий человек, которому не дали выспаться как следует, Ксения вылезла из постели и, спросонья забыв надеть тапочки, голыми ногами зашлепала к двери.

– Миссис Ломакс, я сегодня буду завтракать позже, – объявила она, распахнув дверь.

Но взгляд полусонной Ксении уперся вовсе не в квартирную хозяйку, а в совершенно незнакомого человека в макинтоше и старой измятой шляпе.

– Мисс Зиния Тэймерен? – осведомился человек, буравя ее недоверчивым взором, словно подозревал какой-то подвох.

– Ксения Тамарина, – поправила его собеседница, – а вы кто?

– Я инспектор Стивен Хантер из Скотленд-Ярда, – отозвался незваный гость и предъявил документ, удостоверяющий, что он действительно инспектор, а не какой-нибудь там констебль. По-английски он говорил вполне академически, но иногда все же начинал сбиваться на говор кокни, глотая букву h и употребляя личные местоимения вместо притяжательных. – Полиция, – зачем-то прибавил Хантер, как будто имелась хоть малая доля вероятности, что девушка, стоящая на пороге, может принять его за молочника или булочника.

Машинально Ксения протерла глаза, и тут…

…И тут только она сообразила, что стоит перед незнакомым мужчиной в пижаме! непричесанная! и даже без домашних тапочек!

– Инспектор, – прошептала Ксения, краснея, – вас не затруднит подождать? Только минутку! – быстро прибавила она.

И, пока инспектор Хантер открывал рот – возможно, чтобы возразить, а возможно, совсем наоборот, – Ксения быстро захлопнула дверь.

Из квартиры до инспектора долетел шум, как будто кто-то наткнулся на угол шкафа, что-то упало и с сухим треском разбилось, потом некоторое время не было слышно вообще ничего, и наконец дверь отворилась вновь.

В экстраординарных обстоятельствах для женщины бывает достаточно и нескольких минут, чтобы сотворить чудеса. Ксения успела умыться, причесаться, переодеться, брызнуть на себя духами и теперь с ясной улыбкой смотрела в лицо гостю.

– Прошу вас, мистер… э… – Его имя совершенно вылетело у нее из головы.

– Хантер, – буркнул полицейский. Он бросил подозрительный взгляд внутрь квартиры, словно там могла находиться свора преступников, лелеющих планы покушения на его жизнь, и после легкого колебания переступил через порог.

– Можете снять плащ, – любезно сказала Ксения. – Гостиная вон там.

Стивен Хантер покосился на нее еще более подозрительно и сердито засопел, но макинтош и шляпу все-таки снял. Только сейчас, стоя напротив него, Ксения сообразила, что гость почти на полголовы ниже ее. Пока он не снял шляпу, это было не так заметно. Поглядев на его ноги, девушка машинально отметила, что и ботинки он надевает на толстой подошве, чтобы казаться выше ростом.

Они прошли в гостиную, где на стенах в золоченых рамах висели портреты каких-то адвокатов в мантиях, а в углу стоял викторианский шкаф, набитый юридической литературой. Наблюдательный инспектор уже отметил, насколько мало Ксения соответствует окружающей ее обстановке. Впрочем, он также догадался, что саму девушку, по-видимому, это ни капли не заботит.

– Присаживайтесь, инспектор… Так о чем мы с вами будем говорить?

Инспектор Хантер, лишенный защитной брони из макинтоша и шляпы, оказался молодым человеком («года тридцать три, не больше») в мешковатом костюме, явно купленном на распродаже. Коротко стриженные светлые волосы Хантера топорщились воинственным ежиком, словно намекая на то, что их обладателя лучше лишний раз не задирать. Он был коренаст, с треугольным скуластым лицом, усыпанным веснушками, маленьким ртом и носом боксера, из-за чего у Ксении сразу же сложилось о госте вполне определенное впечатление.

«Из низов, с детства привык драться, потому что многие задевали его из-за маленького роста… Упорный, цепкий, но, скорее всего, звезд с неба не хватает».

– Вы, кажется, не слишком удивились моему визиту, – заметил инспектор, буравя ее взглядом.

«Черт возьми, что это за иноземная принцесса? Хозяйка сказала, что она работает машинисткой. Черта с два я этому поверю…»

– Я просто рассчитываю, что вы сами мне все объясните, – отозвалась Ксения спокойно.

Стивен Хантер как-то неопределенно хмыкнул, залез в карман и достал оттуда довольно пухлый блокнот, на две трети испещренный какими-то загадочными записями. Если бы их посчастливилось увидеть постороннему наблюдателю, он бы заметил, что записи идут то крупно, то убористо, то вдоль, то поперек листа, а то и вообще по диагонали. Кроме того, пурист наподобие Уильяма Бедфорда не преминул бы отметить немалое количество грамматических ошибок и полное отсутствие на некоторых страницах знаков препинания.

– Скажите, вам знаком некий Генри Спенсер Хэйли? – спросил Хантер.

– Если вы о том Хэйли, который живет на Гровенор-стрит, то да.

– Жил, – поправил собеседницу инспектор. – Вчера вечером его убили.

– Одиннадцатого марта? – невольно вырвалось у Ксении. – Как это произошло?

– Его застрелили.

– Застрелили? Кто?

– Как выразились бы на коронерском дознании, «неизвестное лицо или лица», – хладнокровно отозвался инспектор.

Невероятно. То есть, собственно говоря, почему невероятно? Роберт Бойл получил первый некролог и погиб. Генри Хэйли получил второй – и тоже умер…

– Скажите, – откровенно спросила Ксения, – вы уже знаете о некрологах?

Не сводя с нее взгляда, Хантер кивнул.

– Я видел тот, который получил Хэйли. Его слуга рассказал мне о вашем вчерашнем визите и о том, что вы представились знакомой миссис Бойл. Утром я побывал у миссис Бойл, которая сказала, что полученное ее мужем письмо находится у вас. Где оно?

Ксения поднялась и вышла в спальню, где на кресле лежала ее сумочка. Забрав оттуда некролог, Ксения вернулась в гостиную.

– Вот… Это некролог, который получил мистер Бойл.

– Вы хорошо его знали? – как бы между прочим поинтересовался полицейский, прочитав текст.

– Я вообще его не знала. Так получилось, что он скончался у меня на глазах, и его последние слова меня озадачили. Я решила, что для его вдовы они могут что-то значить, и отправилась к ней. От нее я узнала о письме, ну и…

Стивен Хантер вздохнул.

– Вы, наверное, любите детективы? – ни к селу ни к городу осведомился он с покровительственной ноткой в голосе.

– Я сейчас работаю у мистера Уильяма Бедфорда, – с достоинством ответила Ксения, чтобы избежать утомительного объяснения, что на самом деле к романам об убийствах она совершенно равнодушна.

– У Бедфорда? Того самого?

Хантер весь подобрался, и у Ксении мелькнула мысль, что он отчего-то даже обиделся. Неужели романы Бедфорда ему настолько антипатичны?

– И как он? – мрачно спросил инспектор.

– Мистер Бедфорд? Достойный старый джентльмен.

– Терпеть не могу писателей, – к удивлению Ксении, пылко объявил Хантер. – Напридумывают всякого, а люди им верят… И вообще, что они знают о реальной жизни? У них-то самих работенка непыльная, знай сиди себе и сочиняй… Это же не они снашивают подметки и получают нагоняи от начальства… Да и вообще, хотел бы я видеть хоть одного такого сочинителя, который бы полгода проработал у нас в Скотленд-Ярде! Такие дела попадаются, что сон можно потерять…

«Обиженный сочинитель? – смутно помыслила Ксения. – Написал рассказ и послал его Бедфорду, а тот вежливо ответил, что автору лучше заняться чем-нибудь другим?»

– Ладно, – буркнул инспектор, сворачивая письмо и пряча его в карман. – Итак, вы решили поиграть в сыщика-любителя из романов и навестили Хэйли. Что именно он вам сказал?

– Я не играла в сыщика, – холодно сказала Ксения. – И если вы будете разговаривать со мной в таком тоне, вам придется покинуть мой дом.

У Стивена Хантера возникло скверное впечатление, что его пытаются поставить на место, и будь это не та, кого он про себя определил как иноземную принцессу, а кто-нибудь другой, он бы сумел найти достойный ответ. Но так как рассерженная Ксения выглядела еще более очаровательно, чем Ксения невозмутимая, маленький инспектор решил с ответом не торопиться – и вообще не торопить события.

– Так или иначе, вы нашли Хэйли, – повторил он. – Каким он показался вам? Испуганным?

– Нет, вовсе нет. По-моему, он счел некролог скверной шуткой и забеспокоился, только когда я спросила, нет ли у него и Бойла общих врагов.

– Вы бы не могли подробнее описать мне ваш разговор, мисс? Все, что вы запомнили.

Ксения выполнила просьбу инспектора и пересказала свою беседу с Хэйли, стараясь не упускать ни единой детали. Хантер тем временем вдохновенно черкал в блокноте, менее чем когда-либо обращая внимание на знаки препинания.

– Скажите, – спросил инспектор, когда девушка закончила, – мистер Хэйли упоминал при вас имя Гарретта? Тимоти Гарретта?

– Нет. По правде говоря, он вообще не называл никаких имен… А кто это?

– Едва вы ушли, Хэйли поручил дворецкому навести справки об этом джентльмене, и как можно скорее. У меня сложилось впечатление, что этот Гарретт может иметь какое-то отношение к письмам. Так мистер Хэйли ничего о нем не говорил? Даже не намекал?

– Нет.

Стивен Хантер сложил блокнот, и, восприняв этот жест как сигнал к окончанию беседы, Ксения решила все-таки задать вопрос, который не давал ей покоя.

– Скажите, инспектор, какова точная причина смерти мистера Бойла?

– Насколько я понял, вы с мистером Бойлом были едва знакомы, – заметил Хантер, испытующе глядя на нее. – Почему он вас так интересует?

– Потому что мистер Хэйли получил некролог и был убит. Логично тогда предположить, что мистера Бойла тоже убили и его смерть вовсе не была такой естественной, как кажется.

– Ну, насколько мне известно, в его смерти не было ничего неестественного, – протянул инспектор.

– Вот как? То есть он не был, к примеру, отравлен?

– Нет, мисс.

Ксения ощутила укол смертельного разочарования. Все складывалось совсем не так, как она предполагала.

…Может, Бедфорд был прав, когда отворачивался от реальной жизни и рассматривал любое событие лишь в контексте возможного сюжета? Бойл и Хэйли вместе были на войне, Хэйли получил угрожающее письмо – и был убит, Бойл получил такое же письмо – и умер своей смертью. Где, ну где тут логика?

Досадуя, Ксения поднялась с места и сверху вниз поглядела на маленького инспектора, который вовсе не спешил уходить.

– Если мне понадобятся ваши показания или, ну там, что-нибудь уточнить… – начал Хантер.

– Я живу здесь, – коротко ответила Ксения, – и не собираюсь никуда переезжать. Пойдемте, я провожу вас.

Глава 7

Субботнее чаепитие

– Разумеется, – важно промолвила миссис Ломакс, – я готова была сказать ей все, что думаю, о недопустимости появления полиции в моем доме. И знаешь, Эндрю, что удержало меня от этого?

– Понятия не имею, – проворчал старый прокурор. Он отпил глоток чая и бережно поставил на блюдечко чашку рокингемского фарфора – белую, покрытую глазурью, с нежным рисунком и с золотым ободком.

В гостиной Эндрю Найта фарфор всегда занимал почетное место – стараниями миссис Найт, которая была без ума от глазурованных чашек и тарелок. Но потом миссис Найт умерла, прокурор вышел в отставку, и теперь всякий раз, когда он смотрел на любимый сервиз жены, он не мог отделаться от неприятной мысли, что наследники, его племянники, совсем ничегошеньки не смыслят в фарфоре и не оценят его по достоинству. Будущих наследников, само собой, куда больше заинтересовала бы денежная часть наследства, но тут Эндрю Найт мог быть совершенно спокоен, потому что из-за биржевых треволнений потерял значительную часть своего состояния. Куда больше он беспокоился о фарфоре, потому что у того явно не было никаких шансов попасть в хорошие руки.

Одним словом, принимая гостей, прокурор теперь заботился о том, чтобы ставить на стол парадную посуду и вообще сервировать его как можно лучше. В глубине души он был даже не против того, чтобы гости разбили одну-две чашки, и, как следствие, постылым наследникам достался бы неполный сервиз. Но пока сервизу везло, и все предметы были в целости и сохранности.

– Я вспомнила твои слова, Эндрю, что подсудимому всегда следует дать возможность оправдаться, – объявила миссис Ломакс в ответ на замечание собеседника.

Прокурор важно кивнул. По правде говоря, его любимое изречение звучало несколько иначе: «Подсудимому всегда следует дать возможность оправдаться, чтобы он сам себя окончательно приговорил». Но Эндрю Найт решил проявить снисходительность и не стал напоминать вторую часть фразы.

– Оказалось, – продолжала миссис Ломакс, – что все совсем не так, как я думала. Просто у бедняжки слишком отзывчивое сердце.

– И поэтому ее пришел допрашивать полицейский? – хмыкнул Найт. Но миссис Ломакс, подобно большинству женщин, не замечала и не ценила сарказма.

– Она шла по Стрэнду, и при ней человеку стало плохо, – сказала миссис Ломакс. – Она усадила его на скамейку, позвала полисмена и попросила найти врача, но пока его искали, тот человек умер. Обо всем этом было в газетах, просто ее имя так переврали, что я его не узнала. Потом выяснилось, что тот человек перед смертью получил угрожающее письмо, и полиция стала проверять обстоятельства. По правде говоря, они могли бы прислать кого-нибудь получше к молодой леди. Их инспектор не произвел на меня должного впечатления.

Эндрю Найт много лет работал обвинителем и за свою карьеру выступал на многих нашумевших процессах. Он носил почетное звание королевского юриста, и до своей отставки не чурался самых сложных, самых запутанных дел. От его выступлений порой зависели жизнь и смерть людей, и сейчас, слушая рассказ миссис Ломакс о какой-то ничем не примечательной девице и ее проблемах, он ощущал явное неудобство.

– Иви, Иви, – вздохнул Найт, качая головой, – все это прекрасно, но при чем тут я? Если твоей жиличке ничего не грозит – а ей, насколько я понял, никто не собирается предъявлять обвинение…

– Я вовсе не об этом, Эндрю.

– А о чем же?

– О том, что в наши дни любой может обидеть женщину, если за нее некому заступиться. Молодой леди плохо быть совсем одной в таком городе, как Лондон.

– Иви, ты уверена, что настолько хорошо ее знаешь?

– Дорогой Эндрю, не говори чепухи. Кто лучше разбирается в людях, чем квартирная хозяйка? Мисс Ксения не получает писем, подруг у нее нет, и ей редко кто звонит. Она даже в кино не ходит, – добавила миссис Ломакс, – что совсем уж странно для нынешних девушек. Но тут я всецело ее одобряю, потому что сюжеты современных фильмов – это…

Эндрю Найт открыл рот, чтобы сказать нечто весьма уместное в данном случае – и довольно-таки желчное, но тут он вспомнил кое-что и сдержался. Иви Ломакс была вдовой его двоюродного брата, и двое их детей, мальчик и девочка, умерли во младенчестве. Если миссис Ломакс, женщина практичная и в высшей степени здравомыслящая, принимала такое участие в незнакомой девушке, это могло значить только одно: девушка того стоила. Конечно, помыслил прокурор, ничего такого не случилось бы, останься дочь Иви в живых…

– Кто он? – спросил Эндрю Найт напрямик.

Миссис Ломакс открыла рот.

– Ну же, Иви, – подбодрил ее прокурор, – раз уж ты решила играть роль свахи, надо идти до конца. С кем ты собираешься ее познакомить?

Щеки Иви Ломакс слегка порозовели. С одной стороны, приятно, когда тебя понимают с полуслова, с другой – как-то немного обидно отказываться от полунамеков, намеков и тончайшей игры смыслами, когда подбираешься к сути обиняками и понемногу, осторожно наводишь собеседника на верный путь.

– Я думала о Деннисе Мюррее, – решилась наконец миссис Ломакс.

Крак! Чашка рокингемского фарфора, выпав из рук Найта, ударилась о пол и разбилась вдребезги. Наследникам меньше достанется, прокурор тихо ликовал.

– Эндрю! – сдавленно вскрикнула миссис Ломакс.

– Извини, дорогая, – воскликнул старый джентльмен, – надеюсь, я тебя не напугал? Артрит, пальцы ни к черту…

Но миссис Ломакс не стала слушать его оправдания, а тотчас вызвала горничную и велела ей убрать разбившуюся чашку.

– Как жаль, – вздохнула она. – Это ведь был любимый сервиз Сесили, верно?

– Ты совершенно права, Иви.

– Так что ты думаешь о Деннисе? – спросила миссис Ломакс, когда осколки чашки были убраны, новая чашка подана взамен разбитой, чай налит и горничная скрылась за дверью.

Прокурор побагровел.

– Об этом прохвосте?

– Эндрю, он выдающийся адвокат. Ему еще нет сорока, а он уже королевский юрист. И он до сих пор не женат.

– Еще бы, – усмехнулся прокурор. – Если Мюррей и женится когда-нибудь, то только на больших деньгах. А твоя протеже, насколько я понимаю, нищая.

– Это не так. У нее есть богатая родственница, которая ей помогает. Конечно, девушка мне ничего не говорит, но я-то вижу, какие чулки она покупает – простой машинистке такие не по карману. На ярлыке костюма, который она отдавала в стирку, написано: «Мадлен Вионне»^[5], а одеваться у Вионне дорого стоит. Думаю, она повздорила с близкими и решила им доказать, что может сама заработать деньги. У современных девушек случаются такие порывы, которые нам порой трудно понять.

– И ты думаешь, что все это произведет впечатление на такого, как Деннис Мюррей? Брось, Иви, ничего у тебя не выйдет.

– Я знаю, Эндрю, что ты его не слишком жалуешь, но мы можем хотя бы попробовать? – спросила миссис Ломакс, умоляюще глядя на своего собеседника.

Как уже упоминалось, мистер Найт некогда был женат, а значит, прекрасно понимал, что бесполезно спорить с женщиной, если она вбила себе в голову что-нибудь. Поэтому он предпочел промолчать и лишь осторожно опустил в чай крошечный кусочек сахара.

– Я полагаю, для начала достаточно их познакомить, а там будет видно, – добавила старая дама. – Моя знакомая вовсе не глупа, и я уверена, что она постарается не упустить такую возможность.

– Если она не глупа, – не удержался прокурор, – то постарается сбежать от Мюррея, и как можно дальше.

– Эндрю! Я прекрасно понимаю, почему ты так сердит на него…

– В самом деле?

– Конечно, ведь он добился оправдания людей, которых ты хотел послать на виселицу. Но нельзя же, в самом деле, столько времени злиться на него за это.

– Я вовсе не злюсь, – кротко ответил Найт, хотя внутри его все кипело.

– Нет, ты злишься!

– Иви, называть прохвоста и выскочку прохвостом и выскочкой не значит злиться.

– Ну вот, Эндрю, ты опять за свое. Конечно, Деннис не бог весть какого происхождения, но времена изменились. Теперь на это обращают куда меньше внимания, чем раньше.

И тут Найт понял, что если он не выложит прямо сейчас, сию же секунду то, что накопилось у него на душе, то произойдет что-то страшное. Стараясь казаться спокойным и оттого волнуясь еще больше, он проговорил:

– При чем тут происхождение, Иви? Речь вовсе не об этом. Я согласен, что Мюррей умеет производить впечатление. Он блестящий оратор, он может загнать в угол любого свидетеля и сделать его смешным. Он в совершенстве владеет всеми секретами нашей профессии, но закон для него – не повод для уважения, а то, что можно трактовать как угодно, лишь бы добиться своего. То он вопреки здравому смыслу вырывает оправдательный приговор для ламбетского убийцы и его жены, то защищает какого-нибудь торговца наркотиками. В мое время адвокаты берегли свою репутацию и не ввязывались в сомнительные процессы, но сейчас честь, этика и незапятнанное имя благодаря таким, как Мюррей, стали пустыми словами. А так как газеты следят за каждым его выступлением и раздувают его успехи, у людей складывается ложное мнение, что можно творить что угодно – достаточно нанять беспринципного адвоката вроде Мюррея, чтобы выйти сухим из воды. Именно поэтому, а не по какой-либо иной причине я считал, считаю и буду и впредь считать его прохвостом. Да!

Он взмахнул рукой, подкрепляя слова энергичным жестом, но не рассчитал силу движения, и вторая чашка из любимого сервиза покойной жены рухнула на пол вместе с блюдцем, разбившись на множество мелких осколков.

– Полагаю, Эндрю, нам лучше прекратить разговор, пока ты не переколотил весь сервиз, – сказала миссис Ломакс с достоинством. – Через несколько дней у леди Хендерсон состоится благотворительный вечер, а ее дядя – твой бывший однокурсник по Оксфорду. Деннис Мюррей также числится среди устроителей этого мероприятия, так что он будет непременно. И я буду чрезвычайно тебе признательна, если ты достанешь приглашения для нас с мисс Ксенией.

Глава 8

Инспектор Хантер действует

Стивен Хантер был человеком методичным. Возможно, не в последнюю очередь из-за этого он считался у своего начальства одним из лучших инспекторов среди молодежи, под которой подразумевались все служащие Скотленд-Ярда моложе шестидесяти лет. Переговорив с Ксенией, он без промедления приступил к следующему пункту своей программы, а именно – отправился покупать новый галстук.

Кроме того, инспектора вдруг осенило, что носить старую шляпу со светлым и вполне приличным макинтошем не вполне корректно. Однако если замена галстука прошла безболезненно, со шляпой дело обстояло не так просто. Именно в этой шляпе ее владелец арестовал знаменитого грабителя по кличке Громила Чарли и тем самым заслужил чин инспектора. Одним словом, это была счастливая шляпа, и ее замена могла серьезно аукнуться хозяину.

«Не беда, – решил находчивый Стивен. – В крайнем случае, можно будет как-нибудь ее подновить».

Когда он вернулся в Скотленд-Ярд, коллега, с которым маленький инспектор столкнулся в коридоре, сообщил, что Хантера искал доктор Вутон.

– Это по поводу вскрытия Бойла… Он просил немедленно ему перезвонить.

Стивен хмыкнул, прошел в свой кабинет, снял трубку и набрал номер морга. Всякий раз, как он звонил туда, ему представлялось, что однажды ему ответят: «Морг, говорит труп номер сто тридцать шесть, слушаю вас! Алло, ну говорите, что же вы?»

Однако сегодня все оказалось как обычно, и вообще Стивену повезло, потому что доктор был все еще в морге.

– Вы должны это знать, – сказал Вутон. – Ваш клиент скончался от отравления.

– Чего-чегоо? – опешил Стивен, от волнения переходя на просторечие.

– Его укололи отравленным предметом, не исключено, что зонтиком или чем-то вроде этого. Судя по расположению и характеру ранки, я почти уверен, что это был зонтик. Что касается состава яда…

В полном остолбенении Стивен выслушал доктора, плохо понимая, на каком он свете. В конце инспектор попросил прислать ему официальное заключение, повесил трубку и стиснул руками виски.

Значит, иноземная принцесса знала, что Роберт Бойл был отравлен, – знала еще до того, как доктор Вутон, делавший вскрытие по просьбе инспектора Хантера, завершил его. Выходит, что она каким-то образом замешана в этой истории?

Стивен ругнулся себе под нос, скосил глаза на яркий галстук, который купил час назад, и, чувствуя себя обманутым, растоптанным и совершенно несчастным, содрал его с шеи.

Нет, сказал себе инспектор, не будем делать поспешных выводов. Ну-ка, пройдемся по делу еще раз…

Пункт первый: Роберт Бойл получает некролог, обещающий ему смерть девятого числа. Девятого числа на улице некто втыкает в него отравленный зонтик. Возле Бойла оказывается принцесса, которая…

– Сайкс! – заорал инспектор.

За дверью завозились, послышались торопливые шаги, и перед инспектором предстал Джонни Сайкс. Должность, которую он занимал в Скотленд-Ярде, не имела ни малейшего значения, потому что по сути своей этот молодой человек был рабом Стивена. Будем откровенны: Джонни Сайкс появился на свет исключительно для того, чтобы выполнять самые разнообразные поручения Хантера, испытывать на себе последствия его вспышек гнева, выслушивать версии инспектора о происшедшем и по вечерам жаловаться приятелям в пабе, как его измучила работа в полиции и как его тиранит несносный коротышка. Если бы в это мгновение перед Джонни Сайксом явился ангел – или представитель службы занятости – и предложил ему непыльную, хорошо оплачиваемую и абсолютно безопасную работу в любом другом месте, Сайкс бы покраснел, посинел, позеленел, пожелтел и в конце концов, скрипнув зубами, героически от нее отказался бы. В Скотленд-Ярде, под руководством несносного Хантера, он ощущал, что нужен, что его помощь приносит реальную пользу и что без него – если уж говорить начистоту – инспектор будет как без рук.

– Сайкс, – отрывисто бросил Стивен, – мне позарез нужно знать, был ли у нее в руках зонтик.

– У кого?

– У леди, которая позвала на помощь, когда Бойлу стало плохо. Найди полисмена или врача, которые там были, а еще лучше – обоих, и расспроси их.

Сайкс озадаченно моргнул. Он был высокий, тощий, слегка косил на один глаз и расчесывал рыжеватые волосы на идеальный боковой пробор. Просьба Хантера казалась Сайксу совершенно бессмысленной, но юноша достаточно хорошо изучил своего шефа и знал, что тот ничего не делает просто так.

– А какие подробности насчет зонтика вас интересуют? Цвет, размер, или…

– Мне нужно знать, был у нее зонтик или нет! – рявкнул Стивен. – Вот и все!

– Тогда почему не спросить об этом у нее самой?

– Я тебе спрошу! – проскрежетал инспектор. – Брысь!

Сайкс послушно сгинул, а Стивен достал блокнот, просмотрел свои каракули, кое-что подчеркнул, кое-где добавил знак вопроса и погрузился в мрачные раздумья.

…Нет, она, конечно, не имеет к убийствам отношения. Хотя бы потому, что скрыться в толпе на Стрэнде – пара пустяков, а вместо этого Ксения, наоборот, привлекла к себе внимание, позвав полисмена и попросив вызвать врача.

Так-то оно так, но факт остается фактом: она находилась рядом с первой жертвой, и она же навестила вторую жертву до того, как Генри Хэйли отправился на небеса. Нет, принцессу из виду упускать никак нельзя…

Морщась, Стивен сдернул с рычагов трубку и позвонил в архивный отдел.

– Я хочу знать, есть ли у нас что-нибудь на Тимоти Гарретта… Два «р», два «т». – Он подумал и добавил: – А также на Роберта Бойла и Генри Хэйли… Да, еще меня интересует одна девушка… Хорошо, я подожду.

…Когда Джонни Сайкс вернулся, ему хватило одного взгляда на лицо босса, чтобы мысленно поставить диагноз: «Расследование не клеится». Стивен с мрачным видом листал блокнот, куда в последние часы добавилось несколько новых записей.

– У нее не было зонтика, – выпалил Джонни. Инспектор поднял глаза.

– Точно?

– Точно. Оба свидетеля вполне категоричны.

Стивен Хантер шмыгнул носом.

– Роберт Бойл был отравлен, – снизошел он до объяснения. – Его ткнули ядовитым зонтиком.

– Ничего себе! – только и мог вымолвить пораженный юноша. – Совсем как в каком-нибудь романе Вернона Сомерсета…

– А Генри Хэйли замочил снайпер, когда он находился у себя в гостиной, – буркнул инспектор. – В мирное время, Сайкс, в мирное время! Газетчики с ума сойдут от счастья.

– Уже сошли, – деловито отозвался Сайкс. – Репортеры кружат вокруг управления, как грифы, а редакторы оборвали начальству телефоны. Завтра ваше фото будет во всех газетах.

– Ну да, а послезавтра нас с тобой выкинут, если не будет результата, – вернул его на землю инспектор. – Теперь вот что: я навел справки в военном министерстве. Оттуда сообщили, что Бойл и Хэйли служили в армии вместе с неким Тимоти Гарреттом. Его же Хэйли упоминал незадолго до смерти. Я поднял на ноги всех, чтобы отыскать Гарретта. В прошлом у него нет ничего криминального… черт знает, как это понимать. То ли он действительно чист, то ли до времени ухитрялся не проявляться. Где он сейчас живет, неизвестно. С женой он развелся, сама она живет с новым ухажером и давно не имела вестей о муже. По крайней мере, так она сама сказала мне по телефону. Наши отыскали адрес его матери, она живет в Уотфорде^[6]. Сейчас мы с тобой прокатимся туда и поговорим с ней.

– Мы можем подключить местную полицию… – заикнулся было Сайкс, но увидел выражение лица босса и почел за благо умолкнуть.

– Меня всегда учили: хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам, – назидательно объявил Хантер, надевая макинтош. – Мне не нужен телефонный рапорт местных дурней, что миссис Гарретт разводит цветочки, исправно платит налоги, держит трех кошек и ничего не знает о том, что нас интересует. Ее сын у нас на подозрении, и мне нужно знать, где и как его найти, пока он не натворил новых дел.

– Думаете, это он убил тех двоих? – с интересом спросил Джонни. – Но за что? Война-то давно кончилась…

– Он прислал обеим жертвам некрологи, – сварливо отозвался инспектор, поправляя шляпу. – Типа как приговор… или повестку… И везде он упоминает о войне. Что-то там произошло такое, что крепко его зацепило, но что?

Глава 9

След

– Дорогая мисс, на вашем месте я бы совершенно не волновался, – сказал Бедфорд Ксении. – Нет сомнений, полиция находится на верном пути. Впрочем, если верить газетным статьям, полиция всегда находится на верном пути. К их услугам вся мощь сыскного аппарата… кажется, я стал говорить совсем уж газетными штампами, n’est-ce pas^[7]? Одним словом, я бы посоветовал вам забыть о неприятном происшествии на Стрэнде, некрологах и прочем. Верьте мне, что не пройдет и двух дней, как вы в деталях прочитаете в прессе всю подноготную случившегося, и она вас разочарует. Там будут какие-нибудь старые счеты, денежный обман или еще что-то, столь же прозаическое. Никакого яда кураре, само собой, и никакой романтики. Это сейчас, когда вы еще не знаете всего, вам кажется, что там может быть что-нибудь значительное. И вы настолько поглощены мыслями об этом деле, что даже забыли дома зонтик и попали под дождь. Так недолго и простудиться, в самом деле!

Ксения чихнула.

– Я люблю дождь, – призналась она. – Если смотреть на небо из-под зонтика и если смотреть, когда зонтика нет – знаете, тогда кажется, что перед вами два разных неба. Я имею в виду…

Бедфорд вздохнул. Как неплохой писатель, он оценил оригинальность мысли, но как истинный англичанин, не мог не знать, что дождь бывает вреден для здоровья, а простуда в британском климате может запросто привести к воспалению легких и ранней смерти. Поэтому он вызвал Джеймса и велел ему разжечь камин поярче, а еще – принести для леди чай погорячее.

– Благодарю вас, – промолвила Ксения, – это очень любезно с вашей стороны. Но, знаете, я никак не могу перестать думать об этом Тимоти Гарретте. Ни в одном из справочников его имени нет. Может быть и так, что он живет не в Лондоне. А между тем…

– А между тем вам очень хотелось бы отыскать его до полиции, – мягко поддразнил ее Бедфорд. – Зачем, скажите на милость?

Ксения задумалась.

– Не знаю, – наконец сказала она. – Видите ли, сэр, у меня в руках словно оказалась первая часть какого-то увлекательного романа. Но это только начало, и я не узнаю продолжения, если не найду Гарретта. Вы понимаете меня?

– Не понимаю, – спокойно парировал Бедфорд. Он сидел в кресле, положив ногу на ногу, и покачивал носком начищенного ботинка, на котором играли блики огня от камина. – Посудите сами: если Тимоти Гарретт честный малый и ни в чем не замешан, тогда ваше общение с ним попросту бесполезно. А если он автор некрологов и, простите, убийца, который застрелил мистера Хэйли, тогда вам несдобровать… Что вам, Джеймс?

Дворецкий уже некоторое время маячил в дверях, не решаясь уйти.

– Прошу прощения, сэр, но я слышал часть вашего разговора, когда разжигал огонь… Я правильно понимаю, что вы ищете Тимоти Гарретта?

– Лично я никого не ищу, – иронически отозвался Бедфорд, любуясь на свои ботинки, – но юная леди полагает, что он может прояснить кое-какие обстоятельства, которые ее чрезвычайно интересуют.

– Вы его знаете, Джеймс? – встрепенулась Ксения. – Вы с ним встречались?

Дворецкий смущенно откашлялся. Это был плотный, седовласый, представительный мужчина, который служил у своего хозяина много лет. Он ходил практически бесшумно, нередко появлялся в комнате еще до того, как хозяин собирался звонить в колокольчик, и вообще был совершенно незаменим. Когда Бедфорд был вынужден перебраться из особняка в Челси на Риджент-стрит, он не рассчитал только двух слуг: дворецкого и кухарку, которые состарились в его доме.

– Я видел его лишь раз, – объяснил Джеймс, слегка нервничая, поскольку правила приличия не поощряли вмешательство слуг в господскую беседу. – Если, разумеется, это тот Тимоти Гарретт, который вам нужен, потому что я не могу точно знать, кого вы ищете…

– Прошу вас, – сказала Ксения, призвав на помощь свою самую очаровательную улыбку, – может быть, вы просто расскажете все по порядку?

И дворецкий рассказал.

В прошлом году, осенью, мистера Бедфорда пригласили выступить в Мушкетерском клубе. И…

– Мушкетерский клуб? Я никогда о таком не слышала. Что это такое и где он находится?

– О, это весьма оригинальное заведение, – отозвался Бедфорд с легкой улыбкой. – Создан он для поклонников Александра Дюма и занимает прекрасный старинный особняк в центре Лондона. В члены клуба принимаются только джентльмены, достойные звания мушкетера. В свободное время они разыгрывают сцены из романов, обычно это «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя», «Виконт де Бражелон», «Граф Монте-Кристо». Что еще? При клубе существует фехтовальный зал, в котором работают лучшие в Европе знатоки исторического фехтования. Кухня в клубе отменная, там готовится множество блюд по рецептам Дюма и не только… Меня пригласили прочитать небольшую лекцию о преступлениях в романах Дюма и их связи с современным детективом. Джеймс сопровождал меня. Вероятно, об остальном он расскажет лучше, чем я, потому что – хоть убейте – лично я не помню никакого Тимоти Гарретта.

– Вряд ли вы его запомнили, сэр, – спокойно отозвался дворецкий. – Он принимал в гардеробе одежду у посетителей.

– Как он выглядит? – допытывалась Ксения. – Сколько ему лет, хотя бы приблизительно?

– Я бы сказал, мисс, ему чуть меньше сорока. Скорее худой, чем толстый, и довольно высокий. Рыжеватый, лицо обыкновенное, глаза светлые. Пока мистер Бедфорд читал лекцию, я немного пообщался с Гарреттом. Знаете, как это обычно бывает, слово за слово, ну и…

– Я понимаю, Джеймс. И о чем же вы говорили?

– О, мисс, обо всем и ни о чем конкретно. Среди прочего он рассказал мне, что был на войне и его однажды ранили, но легко. Он был женат, у него есть дочь, но несколько лет назад жена его бросила.

– Вот как? Почему, он не упоминал?

– Не думаю, чтобы ему было приятно говорить об этом, – усмехнулся дворецкий. – Достаточно было взглянуть на его нос и руки, чтобы понять, в чем дело. Готов поспорить, он крепко пил. И курил он много. Вообще он производил какое-то беспокойное впечатление. Говорит, и вдруг – засмеется ни к селу ни к городу. Какой-то он странный был, если хотите знать мое мнение. Издерганный, но явно не из-за работы. В Мушкетерском клубе служащим платят щедро, я там с разными людьми успел пообщаться.

Ксения задумалась. Бывший военный, оставленный женой. Пьяница и, судя по всему, неврастеник. Портрет явно намечался многообещающий – в рамках того расследования, которое так ее интересовало.

– Он не говорил, где живет? Хотя бы район?

– Нет, мисс. Да я и не стремился особо его расспрашивать. Честно говоря, он мне не понравился. Я немало встречал людей, которых сломала война. Все они пытаются найти место в мирной жизни, но ничего у них не получается, и нередко это плохо кончается.

Война. Ксения поежилась. Верно, ведь Роберт Бойл был на войне… но он вовсе не выглядел сломленным. Другой бывший военный, Генри Хэйли, в своем особняке на Гровенор-стрит – уж он-то вообще излучал уверенность и обаяние. А она сама…

Интересно, подумала Ксения, сломала ли меня война? Как хотелось бы ответить решительным «нет» и перевернуть эту страницу, но откуда же тогда ее кошмары, и мучительные мысли, которые одолевают ее, когда она остается одна, и приступы отчаяния, и…

Бедфорд, внимательно наблюдавший за Ксенией, нахмурился. Ему инстинктивно не понравилось выражение ее лица.

– Джеймс, – негромко промолвил он, – я, кажется, просил принести горячий чай для леди…

Дворецкий вспыхнул, извинился и, поклонившись, исчез. Ксении показалось, что он вернулся через секунду, неся поднос, но на самом деле, конечно, прошло чуть больше времени.

– Я должна извиниться перед вами, мистер Бедфорд, – сказала Ксения, глядя на писателя поверх чашки, которую держала в руках. – Вместо того, чтобы перепечатывать ваш труд, я забрасываю вопросами вашего дворецкого… – Она поморщилась и отставила чашку. Чай оказался слишком горячим. – Это сложно объяснить, но я так устроена, что не люблю тайн. Я обязательно должна все выяснить, понимаете?

– Понимаю, – отозвался Бедфорд с тонкой улыбкой. – Кстати, мне кажется, что я должен еще раз просмотреть те главы, которые вы не успели напечатать. Есть там одна сцена, которая внушает мне некоторые опасения, и я хочу немного над ней подумать… Так что на сегодня вы свободны, как птица.

– Мистер Бедфорд! Если вы полагаете, что я могу забыть о работе из-за… из-за других дел…

– Ну разумеется, нет, мисс! Но вы должны иметь снисхождение к старому писателю, который заставил вас сорваться с места, хотя работы нет. Надеюсь, вы не станете слишком на меня сердиться?

Ксения порозовела.

– Мистер Бедфорд, – объявила она, вставая с кресла, – вы настоящий джентльмен!

– А совсем недавно она говорила, что я невыносим, – пробормотал себе под нос писатель, когда дверь за девушкой закрылась, и покачал головой. – О, женщины, вам имя непостоянство!

Следует отдать должное тактичности Бедфорда, который сжалился над Ксенией и отпустил ее, видя, что она горит желанием немедленно продолжить свое расследование. Однако, так как моя обязанность – ничего не скрывать от читателя, я должна также сообщить об утреннем звонке литературного агента на Риджент-стрит. Агент дал Бедфорду понять, что в соответствии с нынешней политикой издательства перспективы новой книги его клиента являются весьма туманными. Проще говоря – какой бы хорошей она ни была, ее попросту могут не опубликовать.

– Почему? – мрачно спросил Бедфорд. Он был настолько угнетен услышанным, что у него даже пропало желание ругаться или что-то доказывать.

Агент произнес много бессвязных слов о рыночной конъюнктуре, о современных требованиях, о том, что издатели тоже люди, между прочим, и порой они тоже заблуждаются.

– О, разумеется, – ядовито ответил писатель. – Кстати, это правда, что издательство посулило какой-то сумасшедший гонорар жене мясника, которая ухлопала любовницу своего мужа, если она согласится написать хоть что-нибудь?

На другом конце провода агент поперхнулся и закашлялся.

– Воображаю, что это будет за чтиво! – фыркнул Бедфорд. – Но не переживай, Том, я все понял. Достаточно мне прикончить кого-нибудь, и издательство оторвет с руками даже мои записные книжки, чтобы состряпать из них бестселлер. А у меня много записных книжек, Том, очень, очень много! – с нескрываемым раздражением прибавил он. – Кстати, я совсем забыл – ведь для автора детективов есть и другие возможности заявить о себе! Может, мне поступить как миссис Кристи, а? Организовать свое исчезновение, чтобы публика заволновалась^[8]? В самом деле, чего уж там церемониться! Зачем выдумывать сюжеты, сочинять книги, честно трудиться, когда можно провернуть что-нибудь этакое и в одночасье сделаться звездой…

– Уильям, – проникновенно молвил агент, отдышавшись. – Мы оба знаем, что ты хороший писатель. Просто сейчас не совсем подходящее время для твоих книг, и… словом, надо подождать. Уверяю тебя, что как только что-нибудь прояснится, я обязательно…

Не дослушав, Бедфорд бросил трубку (что с ним случалось крайне редко) и ушел в свой кабинет, где на одном углу стола лежали две аккуратные стопки – страницы романа, которые Ксения успела напечатать в двух экземплярах, – а на другом лежала груда еще не перепечатанных черновиков. Гнев и обида душили старого писателя. Какое-то время он боролся с искушением схватить рукопись и бросить ее в камин, но Бедфорд хорошо помнил, чего ему стоила эта работа, и в глубине души понимал, что никогда не решится уничтожить текст, на который потратил столько времени и сил.

Писатель постоял у окна, глядя на поток автомобилей и двухэтажных автобусов, спешащих по Риджент-стрит. Одиночество сдавило его невидимыми клещами, хотя в квартире, кроме него, находились еще два человека. Мучительно, до боли захотелось увидеть другие лица, услышать другие речи, пусть даже о каком-то клерке, которому взбрела в голову нелепая идея умереть на Стрэнде. Тогда-то Бедфорд вызвал дворецкого и поручил ему пригласить Ксению. Читателю уже известно, чем закончился их разговор.

Глава 10

Мушкетерский клуб

Вернувшись домой, Ксения первым делом сняла с полки увесистый адресный справочник и стала искать, где находится Мушкетерский клуб. Оказалось, что он расположен недалеко от Темпла, что отчасти облегчало задачу.

Однако, так как Ксения ничуть не обманывалась насчет сложностей, с которыми ей, возможно, предстоит столкнуться, она решила подстраховаться, для чего зашла в спальню и приставила стул к платяному шкафу. Наверху шкафа хранился чемодан, в нем остались вещи, которыми, как предполагала Ксения, ей вряд ли придется воспользоваться во время пребывания в Лондоне.

Ксения забралась на стул, достала чемодан, слезла со стула и откинула крышку. Внутри обнаружилось несколько выходных платьев, за обладание которыми любая уважающая себя модница отдала бы душу, и две пары туфель на каблуках, также выходных. Однако вовсе не они интересовали девушку в этот момент.

Она открыла потайное отделение чемодана и извлекла оттуда револьвер и коробку патронов. Револьвер она, зарядив, переложила в свою сумочку, а остальные патроны убрала на прежнее место, вновь положила в чемодан платья и туфли, закрыла его и закинула наверх платяного шкафа.

Зеркало в передней отразило девушку с решительным взглядом, в коротком приталенном плаще лазоревого цвета и с шарфиком на шее. Из-под плаща выглядывал край светлой юбки – Ксения не любила темные цвета и редко их носила.

«Туфли испачкались, когда я бежала по лужам… Ну и ладно, надену другие».

Она переобулась и вышла, крепко прижимая к себе сумочку.

На лестнице Ксения столкнулась с миссис Ломакс.

– Вы так быстро вернулись! – заметила хозяйка.

Ксения ответила первое, что ей пришло на ум: мистер Бедфорд почувствовал себя плохо, диктуя текст, и поэтому сегодня они были вынуждены закончить раньше обычного.

– В самом деле, нельзя столько работать, – отозвалась миссис Ломакс. – Надо уметь и отдыхать, я так считаю. Вы, душечка, совсем себя не бережете.

Если бы Ксения не думала в эти мгновения совсем о другом, она бы наверняка обратила внимание на непривычное для квартирной хозяйки слово «душечка», а обратив на него внимание, неизбежно задалась бы вопросом, сколько раз в своей жизни миссис Ломакс произносила его прежде. Но так как Ксения размышляла только о том, как бы поскорее улизнуть от квартирной хозяйки, не нарушая приличий, она ничего не заметила.

– Вы очень добры, миссис Ломакс, – («и как она ухитряется так стать на лестнице, что ее не обойдешь?») – но мне вполне хватает того отдыха, который у меня есть. – («С виду совсем худая, но если уж встала поперек дороги, то никак ее не обогнуть… Вот уж чему действительно стоит поучиться у англичан!»)

– Вы такая бледная, – пожурила ее миссис Ломакс. – Вам надо больше выходить, бывать в гостях…

– К сожалению, миссис Ломакс, у меня в Лондоне почти нет знакомых. – («Очередной бессмысленный разговор, который ни к чему не ведет. Еще одна типично английская черта – часами, если понадобится, переливать из пустого в порожнее…»)

Миссис Ломакс удовлетворенно кивнула, словно ее вполне устраивало то, что у Ксении мало знакомых, и посторонилась. Обретя свободу, девушка быстро сбежала вниз по лестнице, и только тут квартирная хозяйка с опозданием сообразила, что надо было сказать ей кое-что еще.

– Мисс! Вы забыли зонтик! – крикнула миссис Ломакс, свешиваясь через перила.

Но внизу уже хлопнула дверь.

«Странная забывчивость… Уж не на свидание ли она так спешит? – Но миссис Ломакс тотчас же решительно отмела эту версию. – Нет, если бы речь шла о свидании, она бы обязательно накрасилась».

Снаружи уже не было дождя, но Ксения, поглощенная своими мыслями, даже не заметила этого. На Лондон опускались вечерние сумерки, и кое-где уже зажглись фонари.

Мушкетерский клуб действительно занимал великолепный старинный особняк с садом. На высоких тумбах по обе стороны ворот стояли два каменных льва и, казалось, внимательно рассматривали каждого посетителя.

Войдя, Ксения сразу же увидела в саду белую статую Александра Дюма. С пером в руке он сидел на постаменте, на четырех сторонах которого были изображены его самые известные герои и красовалась надпись: «Tous pour un, un pour tous»^[9].

Пока Ксения смотрела на изваяние бессмертного француза, написавшего, может быть, самый выдающийся роман в истории литературы, к ней подошел худощавый молодой человек с книгами под мышкой.

– Прошу прощения, мисс… Вы кого-то ищете?

– Да, я хотела бы поговорить с кем-нибудь из учредителей клуба, – быстро ответила Ксения.

– У Мушкетерского клуба только один учредитель – мистер Ричард Сеймур, – отозвался молодой человек. – Полагаю, вы найдете его на лестнице. – Он кивком головы указал на особняк, и глаза его при этом смеялись.

Войдя, Ксения оказалась в огромном холле, освещенном впечатляющих размеров хрустальной люстрой с множеством лампочек. Ксения машинально подумала, что гардероб должен быть где-то рядом, но тут ее взгляд упал на величественную лестницу, и все мысли разом вылетели у девушки из головы.

Человек в синей форме королевского мушкетера, стоя на верхних ступеньках, оборонялся от наседающих на него трех других мушкетеров, которые стремились вытеснить его с позиции и занять его место. На нижних ступенях толпились восхищенные зрители – кто в форме мушкетера, кто в алом одеянии гвардейца, а кое-кто и просто в камзоле той эпохи. Наверху сверкали шпаги, звенела сталь, блестели азартно глаза, и то и дело из толпы слышались возгласы:

– Браво, Ричард!

– Не уступай ему!

– Давай, Ник!

«Боже мой, – подумала пораженная Ксения, – ведь это же… Приемная господина де Тревиля, то, что увидел д’Артаньян в свой первый приезд в Париж…»

– Туше! – крикнул мушкетер, защищавший верхнюю ступеньку. – Ник, мне очень жаль, но ты убит… И ты тоже, Роджер!

Роджер, признав свое поражение, отошел в сторону и опустил шпагу, но Ник разыграл целое представление. Он выронил оружие, покачнулся, отступил на шаг, закатил глаза и картинно рухнул. Зрители бешено зааплодировали.

– Предупреждаю, Ричард, я не собираюсь так просто сдаваться, – объявил последний из трех противников, оставшийся на ногах.

– Неужели? – с задором парировал его собеседник и ловким финтом выбил у него шпагу, которая заскользила вниз по ступеням.

Новый взрыв аплодисментов был ему ответом.

– Сдаешься? – весело спросил Ричард, держа острие шпаги в нескольких дюймах от горла соперника.

– А что еще мне остается? – вздохнул тот. – Сдаюсь!

Стоявший на верхней ступеньке мушкетер опустил шпагу и повернулся. Он был стройный, как тростинка, без шляпы, с правильными чертами лица, темными волосами, падающими на плечи, и весь искрился молодостью, задором и обаянием. Тут его взгляд упал на Ксению, которая стояла и изумленно наблюдала за всем происходящим.

– А вот и миледи! – прокричал он, указывая на нее.

И прежде, чем она успела возразить, он в несколько прыжков соскочил с лестницы и подошел к Ксении, лучась улыбкой.

– Добро пожаловать под наш кров, сударыня! Этот скромный клуб служит прибежищем для всех, кому надоела современность и кто черпает силы в замечательных мирах, созданных мсье Дюма, за что мы вечно будем ему признательны… Без его чудесных книг действительность была бы совсем невыносимой!

– Совершенно верно, – подтвердил кто-то из толпы.

По правде говоря, Ксения немного растерялась. Атмосфера клуба сбивала ее с толку. Конечно, девушка отдавала себе отчет в том, что оказалась свидетельницей игры; но в игре этой она не чувствовала никакого притворства, наоборот – все выглядело предельно искренне. Обступившие Ксению и ее собеседника зрители носили костюмы, стилизованные под времена Людовика XIII, а кое-кто и парики, но люди, облаченные в них, вовсе не походили на участников какого-нибудь надуманного маскарада и уж точно получали от всего происходящего неподдельное удовольствие. Здесь не было кислых и недовольных лиц, которые можно увидеть на любой лондонской улице; напротив, ощущалось, что члены клуба, переступая порог, стараются все свои невзгоды оставлять снаружи и развлекаются, как дети. Вообще все, что Ксения видела, настолько противоречило расхожему мнению об англичанах как о чопорной, занудной и ограниченной нации, что девушка не знала, что и думать.

– Значит, вы – миледи? – спросил человек в костюме мушкетера, который, по-видимому, верховодил всей этой веселой компанией.

– Рик, это не она! – шепнул Роджер, пробившись к нему сквозь толпу.

– То есть как? – удивился Ричард. – Ты же обещал, что найдешь для нас миледи и сегодня представишь нам.

– Ну да, я говорил с моей знакомой, но она колеблется. Так что я ничего не могу тебе обещать.

– Жаль, – вздохнул Ричард. – Итак, господа, миледи у нас нет! Значит, на следующей неделе займемся пятой главой: мушкетеры короля против гвардейцев кардинала.

Тотчас же поднялся гул голосов.

– Чур, я буду Атосом!

– А я – Арамисом!

– Ричард! Ты говорил, что позволишь мне побыть Арамисом!

– Фрэнк, тебе надо подтянуть фехтование… Только не обижайся, хорошо?

– Портос, за мной! Да, да, и не спорьте!

– А я хочу быть Жюссаком, – неожиданно объявил какой-то джентльмен с военной выправкой. – Чем черт не шутит, может, мне хоть раз удастся победить д’Артаньяна и его друзей…

– Ричард, я тоже хочу участвовать! Надоело быть зрителем, ей-богу…

– Договорились, ты будешь Бикара.

– Что? Это кто еще? Гвардеец? Ричард! Я хочу быть мушкетером!

– А чем тебе не по душе славный Бикара? «Он был из тех железных людей, которые стоят до конца и падают только мертвыми», – процитировал говорящий по памяти. – Филипп, перечитай текст, в самом деле… У Дюма иные мимолетные персонажи описаны лучше, чем у многих других авторов – главные герои…

Тут Ксения почувствовала, что ей пора вмешаться.

– Скажите, вы мистер Сеймур? Меня зовут Ксения Тамарина, и я хотела бы переговорить с вами по одному важному вопросу.

– Если меня сейчас не разорвут на части, я к вашим услугам, – ответил ее собеседник, улыбаясь.

Наконец все будущие роли были распределены, все спорные моменты улажены, и Ричард пригласил Ксению следовать за собой.

Они поднялись по лестнице и миновали несколько зал. Стены одной из них были увешаны старинным оружием, таинственно поблескивающим в полумраке. Другое помещение оказалось библиотекой, в которой, судя по корешкам, было собрано множество изданий Дюма, включая переводы. За столом сидел тот самый молодой человек, которого Ксения встретила в саду, и изучал какие-то бумаги.

– Ну что, Гилкрист? – весело спросил Ричард, подходя к нему.

Тот поднял голову.

– Письмо, которое вам предлагали купить, – подделка, Ричард, – спокойно промолвил он. – Оно якобы написано в Париже, но я тщательно все проверил и выяснил, что в тот день Дюма не было в городе. Так что не вздумайте больше ничего приобретать у того, кто предложил вам этот… этот якобы раритет.

– Что бы мы делали без вас! – засмеялся Ричард.

Ксения и ее спутник пересекли еще несколько комнат, повернули налево и наконец оказались в маленьком уютном кабинете, где на одной стене висел портрет, изображавший молодого красивого Дюма, а на другой – заключенная в рамку первая страница газеты «Век» за 14 марта 1844 года, в которой началась публикация «Трех мушкетеров». Поглядев на дверь, Ксения увидела над ней выписанные золотыми буквами слова: «Каждый человек имеет право быть мушкетером, когда ему вздумается».

– Это девиз нашего клуба, – пояснил Ричард. – Вы не хотите снять плащ? Весной в этих комнатах иногда бывает чертовски жарко – из-за отопления…

– Да, я уже заметила, – улыбнулась Ксения.

Ричард положил на стол шпагу, с которой выглядел так же естественно, как любой другой лондонец – со своим неразлучным зонтиком, и помог своей собеседнице избавиться от плаща.

– Прошу вас, садитесь… Вы ничего не хотите? Чаю? Кофе? Вам стоит только пожелать…

– Нет, благодарю вас, ничего не надо.

Ричард сел за стол, Ксения опустилась в кресло напротив. Снаружи что-то зашелестело – снова начался дождь.

– Итак, мисс, я могу вам чем-то помочь? – спросил Ричард Сеймур.

Глава 11

Пунктуальность мистера Ярвуда

Направляясь в клуб, моя героиня держала в голове несколько вариантов развития событий. Либо полиция опередила ее, либо не опередила; либо Ксения найдет Гарретта, либо нет; если ей придется наводить о нем справки, то она либо скажет правду, которая может кому-то показаться неправдоподобной, либо придумает правдоподобное объяснение. Но, само собой, ни один из этих вариантов не предусматривал того, что она окажется лицом к лицу с молодым человеком в форме, на которой нашит золотой мушкетерский крест, – с человеком, у которого, между прочим, серо-голубые глаза, которые в сочетании с темными волосами производят совершенно замечательное впечатление, а еще – как она заметила только сейчас – изящные руки с тонкими пальцами. Будем откровенны: с таким собеседником хочется говорить о романах плаща и шпаги, об истории, о поэзии, но никак не о каком-то гражданине, который, судя по всему, оказался замешан в крайне скверную историю. И тем не менее Ксения сказала:

– Я бы хотела навести справки об одном из ваших служащих… Его зовут Тимоти Гарретт, и он работает в гардеробе.

Вообще-то в этот момент Ксения с куда большой охотой наводила бы справки о самом мистере Сеймуре, который не на шутку ее заинтриговал, но дело есть дело. Ричард откинулся на спинку кресла, и Ксения видела, что он явно озадачен.

– У нас много служащих, – сказал он наконец, потирая подбородок, – и я не могу похвастаться, что знаю их всех, но попытаюсь вам помочь… А что, собственно, он натворил?

– Я даже не уверена, что он что-то натворил, – ответила Ксения после легкого колебания. – Именно поэтому я и хотела бы его найти.

– Хорошо, – сказал Ричард и дернул за звонок, вызывая слугу.

В результате переговоров со слугой в кабинете через некоторое время материализовался невозмутимый человек лет пятидесяти в сером камзоле.

– Это наш незаменимый Ла Порт, – с улыбкой пояснил Ричард, – доверенное лицо королевы Анны, он же мистер Ярвуд, отвечающий за наем персонала. Мистер Ярвуд, что вам известно о Тимоти Гарретте?

– Он больше у нас не работает, – спокойно ответил мистер Ярвуд.

– Вот как? Почему?

Мистер Ярвуд заколебался.

– Можете говорить все как есть, – разрешил Ричард.

– Он явился на работу пьяным, – сокрушенно сказал мистер Ярвуд. – Я был вынужден его уволить.

– Когда это случилось?

– Недели две тому назад, мисс.

– У вас остался его адрес?

– Да, но я не могу поручиться, что мистер Гарретт до сих пор там живет. Он упоминал, что часто переезжает. По-моему, он принадлежит к тем людям, которые съезжают, не заплатив за последний месяц.

– Какое впечатление он вообще на вас производил?

– Впечатление? – Вопрос явно поставил мистера Ярвуда в тупик.

– Да, что вы о нем думали как о человеке?

– Боюсь, я вообще о нем не думал, – с достоинством отозвался мистер Ярвуд. – Для меня он был прежде всего служащим.

Продолжение «а не человеком» не было произнесено, но все же подразумевалось настолько явно, что Ксения едва не вспылила; однако тут вмешался Ричард:

– Я полагаю, мистер Ярвуд, что вам все же есть, что сказать. От нашей гостьи вы можете ничего не скрывать.

– Ну что ж, сэр, – с некоторым сомнением молвил Ярвуд, – если вас интересует мое мнение о Гарретте, то вот оно. Он человек безалаберный, неумный, болтливый и склонный к выпивке, но я был согласен терпеть его, пока он вел себя пристойно и проявлял все эти качества не в рабочее время. Он то и дело поминал войну, к месту и не к месту, и, по-моему, она повлияла на него не лучшим образом. У меня сложилось впечатление, что война покалечила его – не физически, а морально, если вы понимаете, что я имею в виду. Сэр, вы наверняка встречали людей, у которых война выявила худшие их качества, и, по моему скромному мнению, мистер Гарретт как раз относится к их числу.

– Скажите, он дружил с кем-нибудь из служащих? – спросила Ксения.

– М-м… Насколько мне известно, нет. Я бы сказал, мистер Гарретт был не прочь выпить за чужой счет и поболтать о том о сем, но друзей здесь у него не имелось. Да и работал он у нас недолго – с ноября по февраль, стало быть, меньше полугода.

– Мне бы хотелось узнать его адрес, мистер Ярвуд.

– Да, мисс. Постараюсь найти его как можно скорее.

И, отвесив церемонный придворный поклон, невозмутимый мистер Ярвуд вышел.

– Я заинтригован, – пробормотал Ричард. Ксения открыла было рот, чтобы дать кое-какие объяснения, но ее собеседник быстро выставил вперед руку: – Нет-нет, не надо ничего говорить! Я буду чертовски разочарован, если все дело окажется в том, что вы наняли мистера Гарретта на службу, а после его ухода недосчитались серебряных ложек.

– Вы бы, конечно, предпочли подвески королевы, – заметила Ксения с улыбкой.

– Это было бы слишком хорошо! – вздохнул Ричард.

– Наверное, мне стоит поздравить вас с тем, что вам удалось создать такой прекрасный клуб, – сказала Ксения серьезно. – И все-таки: почему Дюма?

– Простите?

– Многие писали исторические романы. К примеру, Вальтер Скотт…

– Не припомню ни одного романа Вальтера Скотта, на страницах которого мне хотелось бы оказаться, – молодой мушкетер пренебрежительно передернул плечами. – Как-то раз мы для разнообразия взяли сцену турнира из «Айвенго» и попробовали ее воспроизвести. Вышло довольно скучно, даже несмотря на то, что у нас Робин Гуд изо всех сил старался спасти положение.

– И кто же был Робин Гудом? Вы?

– Нет, его играл Роджер. Я был Брианом де Буагильбером.

– Вы? Тамплиером?

– Вы удивлены? Да, я умею не только летать, но и ездить верхом. Это у нас семейное. Все мои предки – образцовые охотники.

– А в мире Дюма вы, конечно, д’Артаньян, – заметила Ксения.

– Когда как, – хмыкнул ее собеседник. – Вообще-то клуб устроен в том числе и для того, чтобы каждый мог попробовать свои силы в качестве героев великого писателя, причем самых разных. Я, например, был и Рошфором, и Тревилем, и Арамисом, не говоря уже о графе Монте-Кристо и прочих. Правда, графа Монте-Кристо из меня не вышло – возраст не тот. Впрочем, мы не только разыгрываем сцены из романов. Люди изучают историю, французский язык, учатся фехтовать… Еще мы собираем документы, связанные с автором, и ведем переписку с его биографами. В нашей библиотеке тысячи томов его произведений на всех доступных языках, а еще – книги, которые он читал, труды, которые изучал, воспоминания о Дюма и посвященные ему биографии. Кстати, стол, за которым я сижу, тоже когда-то принадлежал ему.

Глаза Ричарда зажглись, и он осторожно погладил кромку столешницы, словно та была живым существом. «Да, это он сумел так увлечь и объединить людей, – мелькнуло в голове у Ксении, – без него клуб был бы совсем другим… Интересно, кто он такой?»

В дверь постучали, и на пороге показался мистер Ярвуд с небольшим листком в руках.

– Вот, мисс, адрес, который вы спрашивали. Это небольшой тупичок в Ламбете, – счел нужным пояснить мистер Ярвуд. – Но я поговорил со служащими, и наш библиотекарь, который хорошо помнит мистера Гарретта, сказал, что тот уже переехал. Вот, внизу я написал адрес, который назвал мистер Гилкрист. Это многоквартирный дом на Брикстон-роуд. Полагаю, что если Гарретт не переехал еще раз, вы имеете все шансы найти его именно там.

Он протянул листок Ксении, и молодая женщина тихо вздохнула. Ну что стоило мистеру Гарретту поселиться где-нибудь поближе, хотя бы в Сохо, например…

– Благодарю вас, мистер Ярвуд, – сказала она, складывая листок и пряча его в сумочку.

В сущности, теперь Ксения могла с чистой совестью удалиться, но ей помешали, потому что вновь раздался стук в дверь, и на пороге возник длиннолицый блондин в мушкетерской одежде, откликавшийся на имя Роджер, в сопровождении смущенной девушки в крошечной шляпке.

– Ричард, ты не занят? Замечательно! Тогда я возьму на себя смелость представить тебе мисс Грету Крюгер. Это о ней я недавно говорил тебе, что она может… ну… сыграть миледи. Мисс Крюгер, это Ричард Сеймур. О подвигах его не буду упоминать, они и так всем известны…

Мистер Ярвуд тактично испарился, а Ричард вскочил с места и подошел к гостье. Движения у него были легкие и порывистые, как у подростка.

– Мисс Крюгер, рад с вами познакомиться… Вы, вероятно, голландка?

– Да, но наполовину шведка, – улыбнулась девушка. У нее были белокурые волосы, правильные черты лица и очаровательные голубые глаза под выщипанными дугами бровей. Впрочем, Ксения отчего-то сочла лицо вновь прибывшей маловыразительным, волосы – блеклыми, одежду – безвкусной, а шляпку – попросту уродливой.

«Какая из нее миледи? Та была яркая и обворожительная, а эта – просто рядовая серая фрекен…»

– Я никогда не участвовала в подобных розыгрышах, – добавила девушка, застенчиво косясь снизу вверх на Ричарда, который оказался почти на голову выше ее. В речи Греты слышался явный иностранный акцент, который становился заметнее, когда она волновалась. – Но мне говорили о вас столько хорошего… Я… я колебалась, никак не могла решиться, и вот сегодня…

Она умоляюще посмотрела на Роджера, словно только он сумел бы помочь ей закончить фразу.

– Прошу меня простить, что не представил вас, – спохватился Ричард. – Мисс Грета Крюгер – мисс Ксения Тамарина. Роджер Деннорант – мисс Ксения.

– Очень приятно, – пробормотала Грета, поворачиваясь к молодой женщине. – Вы тоже… как это говорится… участница клуба, да?

– Боюсь, что нет, – отозвалась Ксения. – Я здесь по частному делу.

– Вы уже покидаете нас? – быстро спросил Ричард, заметив взгляд, который она бросила на свой плащ, висевший в углу.

– Не смею больше отнимать у вас время, – отозвалась Ксения с любезной улыбкой.

По правде говоря, если бы у нее был хоть малейший предлог, она бы с удовольствием осталась. Расследование, которое она вела, внезапно стало ей казаться бесплодным и бессмысленным, а жизнь за пределами Мушкетерского клуба – бледной и однообразной. Портрет молодого Дюма смотрел на нее со стены с томным прищуром.

Ричард помог ей облачиться в плащ и вызвал слугу, чтобы он проводил ее. С чувством смутного сожаления Ксения попрощалась с присутствующими и скрылась за дверью.

– Какая красивая шпага! – с восхищением сказала Грета, глядя на оружие, лежащее на столе. – Она настоящая?

– Разумеется, – отозвался Ричард.

– А что это за шишечка на острие? – Не удержавшись, молодая женщина потрогала ее пальцем.

– Чтобы не ранить кого-нибудь во время фехтования, – объяснил ее собеседник.

Роджер покосился на дверь и, так как его мучило любопытство, вполголоса спросил:

– Слушай, Рик, что это за особа и чего она от тебя хотела?

– Ничего. – Ричард передернул плечами. – Она спрашивала про Тимоти Гарретта.

– Это еще кто такой? – поднял брови Роджер.

– Он работал у нас в клубе. Я тоже не сразу его вспомнил, хорошо, что мистер Ярвуд… – Ричард поглядел за окно и нахмурился. – О, черт!

– Что такое?

– На улице дождь, а у нее нет зонта.

И не успел Роджер глазом моргнуть, как его собеседник был уже у двери.

– Рик! – простонал Роджер, скорчив жалобную гримасу. Он собирался сказать тысячу вещей и среди прочего напомнить, как невежливо покидать гостей, даже не попрощавшись; но Ричард только отмахнулся и, нетерпеливо бросив по-французски: «Потом, потом, все потом», скрылся за дверью.

– Ваш друг уже ушел? – с изумлением спросила Грета.

Роджер позеленел. Как и многие англичане, он гордился своей выдержкой, и не без оснований, но иногда спутница искушала даже его терпение. Он никак не мог решить, то ли она наивна, то ли попросту глупа, а между тем некоторые ее замечания выдавали человека вовсе не глупого. Вот и сейчас она задумчиво произнесла:

– Впрочем, его можно понять. Эта леди очень мила, и она явно ему нравится.

– Милая Грета, – воскликнул Роджер, – я готов присягнуть на чем угодно, что вы в тысячу раз лучше ее!

– О, мистер Деннорант, вы известный льстец, – вздохнула Грета. – И вообще вы человек опасный, вы кого угодно можете убедить в чем угодно. Взять хотя бы миледи: ведь я вовсе не хотела представлять этот персонаж. И я до сих пор не уверена, что мне этого хочется.

– Но почему, мисс Крюгер? Она блондинка – вы тоже; она красавица – вы тоже… И потом, это всего лишь игра!

– Да, конечно, – довольно вяло согласилась его собеседница, – но ведь в романе ей отрубают голову.

– Мисс Крюгер! Уверяю вас, что в нашем клубе голов не рубят, и вообще все всегда заканчивается благополучно. Если кого-то и убивают, то он встает через минуту и отправляется обедать, а кухня у нас, пожалуй, одна из лучших в Лондоне…

– Я всегда считала неприличным, что руку к убийству миледи приложили ее бывший муж и любовник, – упрямо сказала Грета, и даже ее очаровательный носик дернулся от возмущения. – Это нехорошо.

– Да, но ведь она отравила мадемуазель Бонасье!

– Которая была ее врагом.

– И убила герцога Бекингемского! – горячился Роджер.

– Который был всего лишь англичанин и враг ее страны. Это даже нельзя считать убийством! – убежденно объявила его собеседница.

Роджер опомнился. Грета Крюгер нравилась ему – да что там, она чертовски ему нравилась, – а раз так, спорить с ней не имело ни малейшего смысла. Вообще женщинам лучше не перечить, горько помыслил Роджер, потому что все равно ничего хорошего из этого не выйдет.

– Мисс Крюгер, – торжественно промолвил молодой человек, – стоит вам только попросить, и мы устроим игру, в которой ваша героиня предстанет положительным персонажем. – Он бросил взгляд на портрет Дюма и быстро добавил: – Конечно, автору это бы не понравилось, но у нас есть Гилкрист, мастер на все руки, и я полагаю, что он сумеет набросать сценарий новой трактовки…

Тонкие губы Греты тронула улыбка.

– Вы очень добры, мистер Деннорант… Но вы должны войти в мое положение… понимаете, я из очень старомодной семьи… Они могут меня не понять… Одним словом, я бы хотела сначала присмотреться… к вашему клубу… к играм, которые вы устраиваете… Вы ведь не будете против? – с тревогой спросила она, касаясь его руки.

– Конечно, нет! – вскричал Роджер. – Что до меня, то я готов оказать вам любую помощь. Располагайте мной, как вам будет угодно!

«Все-таки я ей нравлюсь, а Ричард не произвел на нее впечатления, хотя она была явно заинтригована, когда я рассказал про него, и ей бы пошло платье по тогдашней моде! – И тут ему в голову пришла другая мысль: – Жаль, конечно, что она никак не может определиться… Вот темноволосая мисс – совсем другое дело: уверен, если бы ей предложили сыграть миледи, она бы не стала отказываться…»

Но так как Роджер был влюблен вовсе не в темноволосую Ксению, а в белокурую Грету, он предложил голландке покамест совершить небольшую экскурсию по клубу и завершить ее в ресторане, в котором наверняка найдется что-нибудь достойное их внимания; и Грета ответила согласием.

Глава 12

Профиль с открытки

Выйдя из клуба, Ксения попала под дождь и тут только спохватилась, что оставила зонтик дома.

«Не беда, – подумала она, – возьму такси».

Однако все такси, ехавшие по улице, были заняты, а шофер единственного незанятого отказался везти ее в такую даль, как Брикстон-роуд. Спрятавшись под козырек какого-то магазина, Ксения мрачно констатировала, что ее мнение о человеческом роде за последние три минуты изменилось к худшему, но тут кто-то просигналил, и, подняв глаза, девушка увидела подъехавший к тротуару «Роллс-Ройс», из которого высунулся шофер.

– Миледи! Садитесь!

По-видимому, Ричарду было легче произносить привычное «миледи», чем называть ее «мисс Тамарина», но Ксения решила не обращать внимания на такие пустяки и забралась в машину.

– Едем на Брикстон-роуд? – спросил Ричард с улыбкой.

Когда он высунулся наружу, волосы у него намокли, челка теперь лезла в глаза, и он отвел ее назад. Ксения заметила, что Ричард даже не стал переодеваться, лишь накинул поверх мушкетерской формы черный свитер. Странным образом это вовсе не вернуло его обладателя в двадцатый век; теперь он выглядел как мушкетер, сделавший уступку современной одежде – и только.

«Да, старинная одежда ему идет так, словно он в ней родился, чего не скажешь, к примеру, о мистере Денноранте… Вы, наверное, мечтатель, мистер Сеймур… мечтатель со средствами, если судить по машине…»

– Я бы очень хотела поехать на Брикстон-роуд, сэр, – сказала вслух Ксения, – но мне совестно вас обременять.

– Ну, машины существуют для того, чтобы ездить, – заметил Ричард, заводя мотор. – Кроме того я люблю приключения, и если не узнаю, чем закончится ваше, я просто умру от любопытства. – Он посмотрел на Ксению смеющимися глазами, и через несколько мгновений «Роллс-Ройс» влился в поток машин, направляющихся на юг Лондона.

Ксения насторожилась. Сейчас, когда она сидела рядом с Ричардом, она видела его лицо в профиль – очень чистый профиль, можно сказать, медальный; но вовсе не это тревожило ее, а смутное ощущение, что она уже видела его где-то. Давно-давно, может быть, во время войны, может, еще до войны; но воспоминание ускользало и дразнило ее своей неопределенностью.

Они переправились через Темзу по мосту Ватерлоо, потом свернули на Кеннингтон-парк-роуд и миновали Кеннингтонский парк. Ричард молчал, и Ксению это вполне устраивало – она не слишком жаловала водителей, которые разговаривают за рулем.

– Выезжаем на Брикстон-роуд, – подал голос Ричард. – Какой номер дома вас интересует?

Ксения открыла сумочку и вытащила оттуда листок. Ричард машинально взглянул на него и заметил в глубине сумки револьвер.

– Я вижу, у вас серьезные намерения в отношении мистера Гарретта, – заметил он негромко.

Девушка не сумела удержаться от улыбки.

– Скажу вам честно, я даже не знаю, как он выглядит, – объявила она.

– Но подвески того стоят? – осведомился Ричард.

– Безусловно!

…Дом был обшарпанный и ветхий, он смотрел на улицу с видом угрюмого старика, который словно хочет сказать: да, я стар и некрасив, но не желаю притворяться другим, и вообще, если вам повезет, вы доживете до моих лет и тогда будете выглядеть точно так же. Ксения позвонила.

– Простите, мистер Тимоти Гарретт здесь живет? – спросила она у открывшей дверь старухи, которая держала на руках здоровенного кота.

– Третий этаж, – буркнула та.

Кот изогнулся кренделем и сладостно зажмурился. Его хозяйка смерила Ричарда подозрительным взглядом, покосилась на припаркованный возле дома «Роллс-Ройс», и выражение ее лица сменилось на озадаченное.

– Присмотрите за машиной до нашего возвращения – получите шиллинг, – сказал Ричард женщине.

– Я могу и одна подняться наверх, – попробовала возразить Ксения.

– Я вас не отпущу, – спокойно возразил ее спутник.

– Скажите, прекрасный принц, вы случаем не актер? – с любопытством спросила старуха. – Где-то я вас точно видела…

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Ричард. – Так я могу не беспокоиться за машину?

– О, да, конечно!

Наверное, он занимается политикой, подумала Ксения, поднимаясь по лестнице. Эксцентричный лорд… или даже пэр, к примеру. Англичане – политизированная нация, старая женщина с котом наверняка сейчас вспомнит, кто именно с ней говорил, а вот Ксения где-то видела его фото (в журнале? в газете?) и благополучно забыла. Кем бы он ни являлся в реальной жизни, это куда менее интересно, чем быть мушкетером в выдуманном мире.

На третьем этаже оказалось четыре двери, и к той, что находилась ближе всего к лестнице, была приколота карточка с небрежно нацарапанным на ней «Т. Гарретт».

Ксения позвонила, потом постучала. Бесполезно – никто не отзывался. Для очистки совести она позвонила снова. Результата никакого.

…Стоило предпринимать столько усилий, ехать в Мушкетерский клуб, знакомиться с Ричардом и мистером Ярвудом, чтобы в конце концов уткнуться в запертую дверь! У Ксении от огорчения даже защипало в носу.

– Что вы делаете? – шепнул Ричард, видя, как Ксения роется в сумочке.

– Вам лучше не знать, – мрачно ответила девушка, доставая обыкновенную дамскую шпильку, которая, по правде говоря, никогда не служила для закрепления прически. – Полагаю, вам надо вернуться к машине, потому что ваше приключение может перерасти в уголовщину.

– Я постою на стреме, – любезно произнес мистер Сеймур.

Ксения фыркнула.

– Кроме того, я совершенно уверен, что такая леди, как вы, в принципе не способна на уголовщину, – добавил ее собеседник.

– Как видите, способна, – отозвалась моя героиня через минуту, открывая дверь.

Искатели приключений вошли и… Не знаю, замечали ли вы, но обстановка безлюдных незнакомых квартир в первые мгновения действует почти магически. Это чужое пространство, еще полное шагов и дыхания того, кого уже здесь нет. У Ксении, которая шла чуть-чуть впереди, возникло впечатление, что она находится на неведомой территории, настоящей terra incognita, где за любым поворотом ее может подстерегать что угодно.

Пока же ее подстерегали только мебель с выцветшей обивкой, слегка потемневшее от времени зеркало в красивой раме, часы, безмятежно отстукивавшие время, и диван, очевидно, выполнявший также роль кровати. Не было заметно ни единой попытки хоть как-то скрасить окружающее убожество. Ни картинки на стене, ни фото вездесущей кинозвезды – ничего. Принюхавшись, Ксения поняла, что в комнате чуть-чуть пахнет горелой бумагой.

– Тут что-то жгли, – заметила она вслух. – Если запах до сих пор ощущается, значит… Значит, не так уж давно Гарретт ушел.

На столе стояла пепельница, и, едва Ксения увидела ее содержимое, у нее сразу же заныло под ложечкой. Там были обгоревшие клочки адресованного Гарретту конверта, на котором угадывалась уже знакомая ей беспокойная буква «е», и фрагменты содержавшегося в нем послания – все, что пощадил огонь. Не удержавшись, Ксения вытряхнула содержимое пепельницы на стол и стала разбирать обрывки.

– «Без вся… приск…» это начало… «без всякого прискорбия извещаем»… автор, похоже, верен себе… а это что? Так, так… «тринадц…» он что, умрет тринадцатого числа?

– Какого дьявола вы тут делаете?

Ксения подпрыгнула на месте и поспешно обернулась к двери. Искатели приключений слишком увлеклись и забыли о том, что на стреме надо стоять не только тогда, когда забираешься в чужую квартиру, но и тогда, когда в этой квартире находишься.

Теперь же отступать было поздно, потому что в дверях стоял пышущий яростью маленький инспектор Хантер, над плечом которого виднелась физиономия какого-то незнакомого Ксении юнца с выпученными от любопытства глазами. Руки Стивен засунул глубоко в карманы, чтобы никто не видел, что они сжаты в кулаки аж до того, что побелели костяшки пальцев.

– Добрый вечер, инспектор! – любезно сказала Ксения. – Кто это с вами?

– Не ваше дело, – просипел Хантер, багровея. Он потратил целый день на то, чтобы узнать адрес Гарретта, допросил его мать, соседей матери, его бывшую жену, соседей жены, и наконец, когда он добрался до вожделенной квартиры на Брикстон-роуд, оказалось, что начитавшаяся романов доморощенная сыщица его опередила. И мало того, что его, инспектора Скотленд-Ярда, выставили полным дураком – сыщица притащилась к Гарретту не одна, а вместе с каким-то длинноволосым типом, смахивающим на художника. Хантер прекрасно знал, что в королевстве должны быть король и королева, министры и народ, полицейские и воры, те, кто живет в Мэйфере, и те, кто прозябает на Брикстон-роуд, но он никогда не мог взять в толк, для чего нужны художники. Неудивительно, что Ричарда Сеймура инспектор невзлюбил с первого взгляда.

– Что вы делаете на месте преступления? – ринулся в атаку Хантер.

– О чем вы, инспектор? – вмешался Ричард. – Где вы тут видите преступление?

Инспектор понял, что голыми руками длинноволосого не взять, и решил зайти с другой стороны.

– Это квартира человека, подозреваемого в двух убийствах, – проскрежетал он, – и я желаю немедленно получить объяснения, какого черта вы тут забыли!

– Уже двух убийствах? – уронила Ксения. – А утром было только одно.

– Да, да, можете радоваться! – вспыхнул Хантер. – Роберт Бойл тоже был убит – отравлен, в точности как вы и предсказали. Интересно, почему вы были уверены, что он именно отравлен, а не убит как-то иначе?

– Простите, сэр, – очень вежливо промолвила Ксения, – но как-то не было похоже на то, что его зарезали или застрелили. Также я отвергла гипотезу, что его могла укусить до смерти акула, заплывшая на Стрэнд. – Джонни Сайкс поперхнулся смешком, но тотчас же поторопился сделать серьезное лицо. – Поэтому я решила, что раз он получил некролог и умер в предсказанный день, это не совпадение, а отравление. Кстати, судя по всему, вы не правы насчет Гарретта.

– Я не прав? – набычился инспектор.

– Да. В пепельнице на столе находилось сожженное письмо. Судя по всему, Гарретт получил третий некролог.

Хантер издал горлом какой-то странный звук – нечто среднее между сипением и хрюканьем – и подошел к столу.

– Но если Гарретт получил некролог…

– Вот именно, – кивнула Ксения. – Получается, что автор писем – не он. – Она бросила взгляд на часы, показывающие четверть одиннадцатого. – Тринадцатое число наступит через час сорок пять минут. Если я правильно расшифровала текст, получается, что смерть Гарретта назначена именно на тринадцатое число. Если вы отыщете его прежде убийцы, инспектор, вы спасете ему жизнь.

– Прошу не указывать мне, мисс, что я должен делать, – просипел Хантер, еле сдерживаясь. – Вы до сих пор не объяснили мне, как вы вообще тут оказались с этим… этим…

Джонни Сайкс кашлянул и метнул на инспектора предостерегающий взгляд, но тот был так взвинчен, что ничего не заметил.

– Вы сами упомянули о Гарретте, мистер Хантер, – молвила Ксения задушевно, и в ее темных глазах полыхнули и погасли золотые искры.

– Я упомянул? – позеленел инспектор.

– Вы. Поэтому мне и стало любопытно, кто это такой. Оказалось, что его помнит дворецкий мистера Бедфорда. Он видел Гарретта, когда тот работал в Мушкетерском клубе. Я отправилась в клуб, узнала адрес Гарретта и приехала сюда.

– А дверь, конечно, была открыта? – ехидно спросил инспектор.

– Вы угадали, – безмятежно отозвалась его собеседница. – Ведь Гарретт, судя по всему, бежал в спешке. Кстати, он покинул квартиру не так давно – когда мы пришли, тут еще пахло жженой бумагой.

– Не нравится мне все это! – вырвалось у инспектора. – Вы, мисс, были рядом с Бойлом, когда он умер. Вы навестили Хэйли, и на следующий день его убили. Теперь я застаю вас в квартире Гарретта, который исчез! Интересно, что я обо всем этом должен думать?

– А вы не думайте, инспектор, – посоветовал Ричард с насмешкой. – Легче будет.

Хантер только и ждал, когда неприятный спутник Ксении подаст ему повод.

– Вы, любезнейший… – начал он, брызгая слюной. Не утерпев, Сайкс дернул его за рукав, но инспектор только досадливо отмахнулся. – Не лезьте в дела, которые вас не касаются! Иначе окажетесь в таком месте, из которого вам очень непросто будет выбраться! И кто вы вообще такой, черт бы вас побрал?

Джонни Сайкс покрылся пятнами и дернул начальника за макинтош с такой силой, что чуть не порвал его.

– Сайкс, ты что, спятил? – возмутился инспектор. – Какого дья…

– Сэр, я его сразу же узнал, – выпалил Джонни, чувствуя, что еще немного – и босс погубит себя, потому что такой скандал ему наверху не простят никогда. – Это лейтенант Сеймур, сэр… тот самый, который сбил Черного Барона, помните?

Инспектор Хантер закоченел.

Инспектор Хантер побледнел.

Инспектор Хантер…

В общем, описывать метаморфозы инспектора Хантера можно еще долго. Три его брата погибли на войне, и он не слишком жаловал все, что было с ней связано. Однако на стене в его комнате долгое время висела открытка, связанная с войной. Это была фотография лейтенанта Сеймура, того самого, который подделал документы и в шестнадцать лет сбежал из дома, чтобы воевать. (Из-за этих подделанных документов его одно время называли лейтенантом Бартоном, пока не открылось его настоящее имя.)

Одним словом, он попал в военно-воздушные силы и после краткого курса обучения был отправлен на фронт, где в то время царил грозный и несокрушимый Черный Барон – немец фон Рейнхард на своем «фоккере» с фюзеляжем, выкрашенным в черный цвет для устрашения противника. Рейнхард был ас, бог и ангел смерти в одном флаконе. Он сбивал английские и французские самолеты, демонстрируя такие чудеса виртуозности, что его противникам оставалось только молиться, чтобы их не заметил пилот черного «фоккера», несущий гибель. Он был непобедим, он вселял ужас, он один, казалось, олицетворял собой всю мощь германской армии. А потом где-то между небом и землей ему встретился старый «сопвит», за штурвалом которого сидел вчерашний курсант Сеймур. Это был его первый воздушный бой…

Потом свидетели того исторического боя рассказывали, что они не поверили своим глазам, когда увидели, как черный самолет завертелся штопором и, рухнув на землю, взорвался. Сеймур получил ранение, его самолет был поврежден, и летчик еле-еле дотянул до базы, но это уже не имело значения. Потому что в бой вылетал вчерашний курсант, а вернулся – национальный герой. Тот самый, благодаря которому Черный Барон обратился в ничто.

Британские газеты заходились в экстазе. Все слагаемые хорошей легенды были налицо: юный герой, первый бой и поверженный дракон. Когда открылось, что герой и вовсе сбежал из дома, чтобы защищать родную страну, экстаз перешел все мыслимые и немыслимые пределы. В Ричарде Сеймуре сошлось все, что импонировало публике: он был из хорошей семьи, но не хвастал этим, он совершил подвиг, но казался точно таким же, как все, а кроме того, он был застенчив и явно стеснялся своей известности. Несколько месяцев английские издания наперегонки печатали его фотографии. Не отставали и производители открыток, и самая известная из них представляла Сеймура в профиль, на фоне того самого самолета, на котором он сбил «фоккер» Черного Барона. Именно эту открытку видела Ксения, и именно поэтому девушке казалось, что профиль ее спутника ей знаком. Тогда Сеймур был коротко стрижен, без челки, и выглядел совсем хрупким и юным. Когда вы видели его, у вас начинало щемить сердце, и Ксению не особенно удивило, когда через несколько месяцев о Сеймуре вдруг перестали упоминать. Очевидно, он погиб в очередном воздушном бою, а современная легенда предпочитает оканчиваться многоточием, чем смертью главного героя.

Однако он остался в живых, и более того – он стоял теперь возле Ксении в чужой квартире, скрестив руки на груди и с легкой иронией глядя сверху вниз на инспектора Хантера, который теперь более всего напоминал воздушный шар, из которого выпустили воздух.

– Так вы – тот самый лейтенант… – пролепетал инспектор и угас.

«Надо мне было раньше догадаться, – думала Ксения. – Как только он сказал, что умеет не только летать… я должна была понять, кто он!»

И тут Джонни Сайкс показал себя с самой лучшей стороны.

– Сэр, я имею честь принести вам извинения от лица нас обоих, – быстро проговорил он. – Инспектор Хантер сегодня работал целый день, а сейчас, как изволите видеть, уже поздний вечер… Нам выпало чрезвычайно запутанное дело. Мы надеялись, что у мистера Гарретта будут ответы на вопросы, которые нас интересуют, но увы… Инспектор и в мыслях не имел задеть вас, не правда ли, мистер Хантер?

– Сэр, – сказал инспектор, отдышавшись, – я прошу вас забыть то, что я тут сгоряча наговорил. Вы настоящий герой, и я даже подумать не мог, что буду так просто разговаривать с вами…

– Даже слишком просто, мистер Хантер, – усмехнулся Ричард. – А что касается геройства, то война давно кончилась. Сейчас я всего лишь частное лицо.

– Которое я попросила сопровождать меня, так как не хотела ехать к мистеру Гарретту одна, – быстро прибавила Ксения. – Теперь вы знаете столько же, сколько и мы, и так как действительно уже поздно, мне бы хотелось вернуться домой. Если у вас будут вопросы… или, к примеру, вы захотите сообщить мне что-нибудь о ходе следствия…

– Разумеется, я знаю, где вас найти, мисс.

– Так до свиданья, инспектор, – сказала Ксения, голосом слегка подчеркнув первые слова.

Когда искатели приключений вышли из дома, дождь уже кончился, и небо над Лондоном казалось почти черным. Ричард дал шиллинг хозяйке кота, которая честно проследила, чтобы с «Роллс-Ройсом» ничего не случилось, и автомобиль, развернувшись, двинулся обратно к центру Лондона.

– Я так ничего и не понял, – признался Сеймур. – Что за некрологи и при чем тут другие люди, которых упомянул инспектор? И какое отношение ко всему этому имеет мой бывший служащий?

– О, – вздохнула Ксения, – это долгая история, но, пока мы едем, я попытаюсь все объяснить. Итак, девятого марта я шла по Стрэнду…

Глава 13

Файф-о-клок в Белгрэвии

– Честно говоря, мне до сих пор немного совестно, – призналась Ксения. – У него должно было сложиться впечатление, что я принимаю как должное все, что он делает для меня. А я его даже не узнала!

Амалия внимательно посмотрела на дочь и отметила про себя, что, говоря о победителе Черного Барона, та немного порозовела и нервным движением завела за ухо прядь волос, выбившуюся из прически. Следующий день, 13 марта, был воскресеньем, и Ксения решила провести его в обществе матери. Баронесса Корф и ее дочь сидели в гостиной и разговаривали.

– Нам бы сейчас не повредил справочник типа «Кто есть кто», – улыбнулась Амалия. – Но в этой квартире его нет.

– Зато у меня дома он есть, – отозвалась Ксения. – И я уже прочитала все, что написано там о Рич… о Сеймуре. Он родился в 1900 году, как и я, в юном возрасте убежал на войну… дальше ты и сама знаешь. Получил Крест Виктории^[10], а также награды от французов и бельгийцев. Ну, а потом во время очередного полета его сбили, и он чудом остался жив. Больше он уже не летал, да и война вскоре кончилась. После войны его наперебой зазывали к себе разные политические партии, которые стремились использовать его известность, но он предпочел основать Мушкетерский клуб и все свободное время посвящает ему.

– Надеюсь, он еще не женат? – поинтересовалась Амалия.

– Мама!

– Семейное положение в биографических справочниках тоже указывается… Так что там сказано по этому поводу?

– Нет, он не женат, – проворчала Ксения. – Но миссис Ломакс уверяет, что он был помолвлен с дочерью баронета, которая в конце концов вышла замуж за его друга Ника. Если это тот самый Ник, которого я видела в клубе, могу сказать, что Ричард по-прежнему с ним дружен, несмотря на случившееся.

– Из чего мы вправе сделать вывод, что девушка была не слишком ему нужна, – подытожила Амалия.

– Мама!

– Но это, разумеется, уже несущественные детали. По правде говоря, я бы хотела взглянуть на мистера Сеймура, хотя вряд ли получится это устроить.

– Э… – Ксения замялась. – По правде говоря, я пригласила его к нам на файф-о-клок. То есть к тебе, – быстро добавила она, – мне не хочется, чтобы миссис Ломакс…

Но Амалия царственным жестом отмахнулась от миссис Ломакс, как от назойливой букашки.

– И когда он придет?

– Сегодня.

– Уже второй час, – заметила Амалия, глядя на часы. – Что ж, как раз есть время распорядиться.

Она вызвала Машеньку, поставила ее в известность, что к пятичасовому чаю будет гость, и перечислила, что именно надо подать на стол.

– Ну а теперь, – сказала Амалия, когда Машенька упорхнула, – я хочу подробнее узнать о его недостатках.

Ксения недоверчиво покосилась на мать.

– У него нет никаких недостатков, – сдержанно сказала она. – То есть за те несколько часов, что мы были вместе, я их не заметила.

– Плохо, – вздохнула Амалия. – Человек без недостатков – как картина без рамы… нет, это я неудачно выразилась. Одним словом, нельзя быть одновременно героем войны, романтиком, поклонником Дюма и вдобавок ко всему иметь… – Амалия иронически покосилась на дочь, – как ты выразилась, «медальный профиль».

– Мама!

– Надеюсь, у него есть любовница-горничная, – продолжала неисправимая баронесса, – которую он время от времени поколачивает, чтобы она не забывала свое место.

– Мама, это пошло, – сухо сказала Ксения, ей начинал не нравиться оборот, который принимал разговор. – Если уж любовница, то я согласна на знаменитую актрису, которая его обожает… или сразу двух, – быстро добавила она.

– Главное, чтобы их не оказалось сразу десять, – отозвалась Амалия. – Девочка моя, надеюсь, ты не думаешь, что я хочу тебя обидеть? – продолжала она, меняя тон на серьезный. – Мне уже заочно нравится этот молодой человек, который положил конец карьере Черного Барона. Но жизнь есть жизнь, идеальных людей не бывает, и ты должна быть готова к тому, что что-то обязательно окажется не таким, как ты представляла. Понимаешь, всегда надо оставлять чуть-чуть места для разочарования… чтобы потом не разочароваться уж слишком сильно.

Ксения машинально кивнула, хотя, если говорить начистоту, ее слегка задело, что мать не разделяла ее энтузиазм по поводу вчерашнего знакомого. Хотя нет, сказала она себе, мама наверняка будет рада познакомиться с Ричардом. У Амалии имелись на то личные причины – еще в начале войны Черный Барон сбил самолет ее бывшего поклонника, графа де Ламбера^[11], и тот погиб. За много лет до этого отношения Амалии и графа сошли на нет, но Ксения не сомневалась, что ее мать ничего не забыла – такой уж она была человек.

– А пока, наверное, – заключила Амалия, – ты захочешь съездить к себе на Кармелит-стрит. Время как раз позволяет.

– Позволяет – что? – удивилась Ксения.

– Переодеться, – пояснила баронесса Корф. – Если то платье от Пату^[12] до сих пор у тебя…

– Мама, мне хорошо и в этой одежде!

– Дело не в том, в чем тебе хорошо, а в том, чтобы найти лучший вариант из возможных, – парировала Амалия. – Я голосую за белое платье от Пату и белые туфли. Ну же, Ксения, в конце концов, мы не мистера Бедфорда будем принимать у себя! Для почтенного старого писателя сошел бы и твой нынешний костюм, но для героя войны…

Не удержавшись, девушка фыркнула и поглядела на мать благодарными глазами.

– Я скажу, чтобы тебе вызвали такси, – закончила Амалия.

Когда дочь уехала, баронесса Корф некоторое время сидела в кресле, глядя в окно и размышляя о чем-то своем. В конце концов она неизвестно к чему промолвила: «Ну что ж», сняла трубку и позвонила своему старому знакомому, герцогу Олдкаслу.

– Арчи, – без всяких предисловий начала она, – что именно тебе известно о Ричарде Сеймуре? Том самом, который герой войны, летчик…

– Сеймур? Мм… Храбрый малый, но… как тебе сказать…

– Откровенно, Арчи.

– Я и не собирался скрывать правду, – проворчал герцог. – Одним словом, будь у него голова на плечах, он был бы сейчас министром, не меньше. А вместо этого он устраивает какие-то дурацкие игры в своем клубе Дюма… знаешь, граф Монте-Кристо, д’Артаньян и все такое прочее…

– Спасибо, Арчи, я знаю, кто такой Дюма. Меня интересует, кто такой Ричард Сеймур. Вот что я хотела бы понять.

– Он тронутый, вот и все, – безапелляционно заявил герцог. – Помешанный на мушкетерах, книжках и героической чепухе.

– Вот как? Может быть, именно эта чепуха помогла ему одолеть Черного Барона, с которым не могли сладить ни британские, ни французские ВВС?

«Зря я вообще расспрашиваю Арчи о Сеймуре, – с досадой подумала Амалия. Ясно же, что герцог – человек совсем другого склада, и такие люди, как Ричард, должны быть ему непонятны и, пожалуй, неприятны».

– Эмили, я думаю, что больше всего ему помог случай, – парировал Олдкасл, который за годы общения с Амалией научился не лезть за словом в карман. – Тебя интересуют его военные подвиги или что-то еще?

– Э… Честно говоря, «что-то еще». Например, что ты знаешь о его женщинах?

– Он был один раз помолвлен и еще раз – почти помолвлен, но на этом все закончилось.

– А любовницы?

– Эмили, – жалобно воззвал герцог, – я тебе что, колонка светских сплетен? – Но тут же сдался: – У Сеймура был роман с Нелли Райт, певичкой, но она умерла от болезни сердца. Были еще какие-то актрисы, но это, как говорится, мимолетные увлечения. Кстати, если тебя это заинтересует, мои дочери довольно хорошо знают Ричарда, и они говорили мне, что лучше с ним дружить, чем в него влюбляться.

– Неужели? И что это значит?

– Вот-вот! Я тоже спросил, как это понимать. В общем, у них сложилось впечатление, что до алтаря с ним не дойдешь… Одним словом, он не из тех, кто женится. Хоть он и увлекается Дюма, но в этом смысле он абсолютно современный молодой человек, – не без язвительности добавил герцог.

– Дорогой Арчи, – серьезно сказала Амалия, – я тебя обожаю!

На другом конце провода герцог запыхтел так громко, что баронесса даже чуть-чуть отодвинула трубку от уха.

– Милая Эмили, мне чертовски приятно это слышать! Если я могу что-то еще сделать для тебя…

– Спасибо, Арчи. Я обязательно обращусь к тебе, если мне вдруг понадобится твоя помощь.

Ксения вернулась, когда стрелки часов показывали четвертый час. Она переоделась в изящное платье с умеренно открытой спиной и привезла с собой туфли, чтобы не испачкать их на улице.

– Можно я воспользуюсь трельяжем в твоей спальне? Там самый лучший свет…

– Конечно, конечно!

«Если она решила подкраситься, значит, дело серьезно, – подумала Амалия. – Главное теперь, чтобы молодой человек не обманул ее надежд».

Ричард Сеймур появился незадолго до пяти. Пока Ксения представляла его матери, Амалия не отрывала от гостя внимательного взгляда. Действительно стройный, довольно высокий и симпатичный молодой человек. Когда он состарится, кожа покроется морщинками, а рот, как у всех англичан, стянется в узкую щель, но сейчас, в расцвете молодости, Ричард производил самое выгодное впечатление. Он казался дружелюбным и очень – как ни банально это звучит – милым. Костюм гостя был скроен безукоризненно и сидел на нем безупречно, но Амалия легко себе представила, что одеяние мушкетера или доспехи рыцаря шли его обладателю куда больше.

За чаем завязалась непринужденная беседа – обо всем и ни о чем конкретно. Среди прочего Ксения упомянула о своем расследовании.

– Ах да, – сказал Ричард, отставляя чашку. – Я позвонил кое-кому из своих приятелей в военном министерстве и попросил их узнать, не были ли во время войны Бойл, Хэйли и Гарретт в чем-то замешаны. Раз кто-то преследует именно их, должна быть причина, а инспектор Хантер, судя по всему, до сих пор не разобрался, в чем там дело.

– О, инспектор Хантер! – протянула Ксения, и глаза ее зажглись.

– Зато у него подходящая фамилия для полицейского, – заметила Амалия, имея в виду, что она означает «охотник».

– В нашей эскадрилье был летчик, которого звали Флаер, – сообщил Ричард. – Но фамилия ему не помогла, потому что из всех пилотов он был самым худшим.

Ксения улыбнулась.

– А лучшим, конечно, были вы? – спросила Амалия, с любопытством ожидая ответа.

– Нет, – с обезоруживающей улыбкой ответил Ричард. – Если хотите знать правду, невозможно было стать хорошим пилотом за то время, за какое нас обучали. Это тогда у меня были иллюзии, а сейчас я понимаю, что огромное количество летчиков погибло в первую очередь из-за недостаточной подготовки. Да и самолеты, на которых мы летали, не всегда оказывались хорошими, и вооружение на них… К примеру, когда я вылетел в первый свой полет, у меня заклинило пулемет.

– Я думала, в первом же полете вы сбили Барона, – заметила Амалия, которая очень внимательно слушала своего собеседника.

– Это все выдумала пресса, – отмахнулся молодой человек. – На самом деле тот полет был пятым, а четыре предыдущих я занимался тем, что пытался не погибнуть сразу после вылета с аэродрома. Чрезвычайно героическое занятие, ничего не скажешь… И вот летим мы в мой пятый бой, и тут, откуда ни возьмись, немецкая эскадрилья. – Его глаза потемнели. – Рассказать, что было дальше?

– Рассказывайте, – велела Амалия.

– Все мои товарищи развернулись и кинулись наутек, – промолвил Ричард. На виске его нервно подрагивала тоненькая жилка. – Едва они заметили впереди тот самый черный самолет, они позорно бежали. Я знаю, что англичане стоят до конца, мы сумели всем это внушить, но я-то был там и видел все. – Он усмехнулся. – А у меня был старый самолет, и я не успел развернуться. Я вообще, честно говоря, не сразу понял, что происходит. Видя, что я остался, Черный Барон ринулся на меня, а его товарищи стали преследовать удирающих англичан. Если бы фон Рейнхарда поддержал хоть один немецкий летчик, мне была бы крышка, но мы сражались один на один, и я… В общем, это была настоящая воздушная дуэль. Мне не повезло, я почти сразу же получил ранение, да еще пулемет снова заклинило. Самолет стал падать, он почти вошел в пике, но у земли я выровнял его и поднял. И тут я увидел, что «фоккер» Черного Барона оказался прямо надо мной. Я попытался открыть по нему огонь, и вы не можете себе представить, что я почувствовал, когда мой пулемет ожил. Обстреляв «фоккер», я заложил вираж и ушел в сторону, готовый к тому, что все только начинается. Я не верил, что победил, даже когда он задымился и стал падать. А потом черный самолет достиг земли, и снизу донесся такой глухой звук… «бум»… и через некоторое время – взрыв. Но меня куда больше заботило то, что мотор стал работать с перебоями, и я решил вернуться на базу. Едва я посадил самолет, как потерял сознание. Врач потом сказал, что с такой потерей крови это должно было случиться еще в воздухе, гораздо раньше… а уж когда стало известно, что я сбил самого Черного Барона, из меня стали старательно делать героя…

– Вам это было неприятно?

Ричард поморщился.

– Во всей этой шумихе было что-то донельзя фальшивое, – спокойно промолвил он. – И мне не нравилась всеобщая радость из-за смерти человека… все-таки фон Рейнхард был выдающийся летчик. В мирное время он соперничал с Роланом Гарросом^[13], хотел перелететь через Средиземное море, но Гаррос сделал это первым. Когда началась война, барон отправился защищать свою страну, и это совершенно нормально… Мне претило, что его поливают грязью, но никто не хотел ничего слушать. Меня же выставляли асом и чуть ли не повелителем воздуха, хотя я отлично понимал, что мне просто повезло. В общем, я поправлялся и мечтал лишь об одном – как бы поскорее вернуться в строй. Но товарищи Черного Барона договорились отомстить за него, выследить меня и сбить. И когда я снова начал летать, они не давали мне продохнуть. Писали, что после Барона я сбил четыре самолета, но это все вранье. Самолет я сбил потом только один, и то, по счастью, летчик успел выпрыгнуть с парашютом.

– Ваши слова делают вам честь, – негромко заметила Амалия. – Насколько я понимаю, вы тогда уже успели понять цену войне.

– Цена? – Ричард криво усмехнулся. – Вы слишком добры, госпожа баронесса. Нет, истинную цену я осознал лишь тогда, когда меня самого сбили и я падал в пылающей машине. Я горел… товарищи Барона все-таки добились своего… да… Но мой самолет упал в реку. Не помню, как я выбрался из кабины… или меня выбросило, ничего не помню. Когда меня наконец разыскали и доставили в госпиталь, врачи развели руками и сказали, что я, скорее всего, не буду ходить – при условии, что вообще выживу. По-моему, я сломал все, что только можно, обгорел и вдобавок получил огнестрельные ранения, когда мой самолет обстреливали из пулеметов. В общем, – заключил Ричард, – меня собирали по частям, как головоломку. И неплохо собрали, должен вам сказать, но тогда – тогда я с ума сходил от мысли, что останусь калекой. В наш госпиталь приходили всякие знаменитости, и однажды одна из них, видя мое состояние, предложила что-нибудь мне почитать. Это оказались «Три мушкетера». Я раньше не очень любил Дюма, он казался мне фанфароном, а тогда я понял, что не прав. Все, о чем он писал, казалось таким… не знаю… живым, таким настоящим… Более реальным, чем сама реальность, если вы понимаете, о чем я. Он писал о людях, которые не сдаются, несмотря ни на что, и я решил, что тоже не буду сдаваться.

Интересно, подумала Амалия, знаменитость, которая читала раненому, – уж не Нелли ли Райт? Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.

– Наверное, вы сочли меня страшным эгоистом, – заметил Ричард, глядя на притихших женщин. – Только и говорю, что о себе…

– Я очень рада, что мне выпала честь с вами познакомиться, – серьезно сказала Амалия. – Черный Барон послужил причиной гибели одного из моих друзей.

– О! Я понятия не имел об этом.

– Да, вот так. Кстати, на Ксению произвел большое впечатление ваш клуб, – заметила баронесса, чтобы сменить тему. – Откуда вы взяли идею для мушкетерской формы? Из рисунков Лелуара^[14]? Может быть, я не права, но для меня роман Дюма неразрывно связан с Лелуаром… с тем, как он изобразил героев, хотя некоторые, наверное, со мной не согласятся.

– Да, месье Лелуар – большой знаток истории костюма, – оживился Ричард. – Когда мы начали думать над мушкетерской формой, мы прежде всего написали ему. С его стороны…

Внезапно он побледнел, оборвал фразу на полуслове, покачнулся и потерял сознание.

– Боже мой! – Ксения вскочила так быстро, что едва не опрокинула столик.

– Ничего страшного, это простой обморок, – сказала Амалия, которая уже была возле Ричарда и слушала пульс. – Напротив живет доктор Эвери, и…

Не дослушав, Ксения метнулась к двери.

– Можно просто позвонить ему! – крикнула Амалия ей вслед.

Когда Ксения вернулась в сопровождении доктора, Ричард, все еще бледный, сидел на диване и тонкой рукой нервно растирал правый висок. Не удержавшись, девушка бросила на мать укоризненный взгляд.

– Тебе не стоило говорить о войне, – шепнула Ксения. – Он переволновался, и вот…

– Я уже извинилась перед ним за то, что пробудила воспоминания, которые, судя по всему, ему неприятны, – сказала Амалия. – Но дело не в этом, а в том, что он ездит без шофера, а мне не хотелось бы отпускать его одного в таком состоянии.

Мать и дочь обменялись взглядами.

– Я отвезу его, – быстро сказала Ксения.

Ричард наотрез отказался от осмотра Эвери, заверив почтенного доктора, что у него иногда случаются такие припадки слабости – следствие перенесенного на войне тяжелого ранения. Эскулап, чтобы не терять лицо, дал общие рекомендации – избегать переутомлений, спать как минимум десять часов в день и все же показаться врачу.

– Я регулярно бываю у своего врача, Артура Несбитта, – сказал Ричард, колюче взглянув на Эвери. – Вам не о чем волноваться, сэр… Сколько я вам должен за то, что из-за меня вас побеспокоили?

Но доктор Эвери наотрез отказался от оплаты, заявив, что для него честь помочь такому человеку, и удалился, лишив Ричарда возможности настоять на своем.

– Мне ужасно неловко, что так получилось, – сказал Ричард, обращаясь к дамам. – Боюсь, что без меня ваш файф-о-клок был бы веселее.

– О нет, сэр, вы не правы, и вечер получился во всех смыслах занимательным, – живо возразила Амалия. – Не смею вас больше задерживать, вы наверняка предпочли бы сейчас вернуться домой… Моя дочь довезет вас.

– Госпожа баронесса!

– Она прекрасный водитель… Нет-нет, и не спорьте – мы не отпустим вас одного. Она отвезет вас и вернется на такси.

Ричард попробовал возражать, но с Амалией это было совершенно бесполезно – она не изменяла своему решению, раз приняв его.

– Я самый никчемный гость на свете, – не удержавшись, пожаловался он Ксении, когда они были уже на улице.

– А по-моему, все справедливо, – заметила девушка рассудительно. – Вчера вы возили меня, сегодня – я вас…

Ричард рассмеялся и сел в машину.

…Когда Ксения вернулась, она сразу же обратила внимание на то, что мать молчит и даже не пытается расспрашивать ее, как прошла поездка.

– Все-таки Ричард тебе не понравился, – выпалила Ксения, садясь на диван. – А дом у него красивый, и чувствуется, что слуги искренне привязаны к своему хозяину. Сейчас это довольно редко встречается…

– Какая идиллия, – пробормотала Амалия. – Помнится, ты упоминала, что у него очень легкие движения.

– И что?

– А то, что для человека, который падал в горящем самолете и переломал себе все кости, это странно. Я уже тогда должна была понять, в чем дело.

– Силу воли в расчет не берем? – воинственно спросила Ксения.

– Сила воли тут ни при чем, – отмахнулась Амалия. – Когда он потерял сознание, я расстегнула на нем рубашку и кое-что увидела. У него верхняя часть тела, особенно с левой стороны, в страшных ожогах, а на предплечьях – следы уколов. И на руках – тоже.

Ксения застыла на месте.

– Ты хочешь сказать, что Ричард… Что он – наркоман?

– Не по собственному желанию, скорее всего. Я полагаю, он колется, чтобы снять приступы боли, потому что такие страшные травмы, которые он перенес, не обходятся без последствий. А так как наркотики создают, как бы это выразиться, позитивный настрой, именно поэтому на людях Ричард выглядит… ну… таким, как ты его описала. Излучающим обаяние… и так далее. На самом деле он несчастный человек, который в своем клубе создал себе такой вот островок счастья. Это, конечно, искусственное счастье, – серьезно добавила Амалия, – потому что в итоге, с какой стороны ни посмотреть, получается, что он отворачивается от реальной жизни, но именно это ему и надо. То, что с ним сотворила жизнь, мы с тобой уже слышали сегодня. – Ксения подавленно молчала. – Не обижайся, но обычный англичанин не поехал бы поздно вечером в субботу с незнакомой девушкой на окраину Лондона. На такие поступки способен только тот, кому в принципе нечего терять.

– Ты мне советуешь забыть о его существовании? – тихо спросила Ксения. – Так, что ли?

– Где и когда я об этом говорила? – вздохнула Амалия. – Я просто считаю, что ты имеешь право знать. По крайней мере, он не производит впечатление человека безответственного. Он не связал себя ни с какой женщиной, отлично понимая, что ей придется перенести из-за него. В свете это истолковали как ветреность, но дело-то совсем в другом.

В комнате наступило молчание.

«От наркомании можно излечиться, – думала Ксения. – Но в его случае… в его случае это может означать совсем не то же, что для здорового человека…»

– Ты на меня сердишься? – подала голос Амалия.

– Я? Нет. – Ксения мотнула головой. – Знаешь, уже поздно… Пожалуй, я пойду домой, а то миссис Ломакс навоображает себе бог весть что.

У Амалии вертелся на языке вопрос: «С каких это пор миссис Ломакс стала для тебя важнее, чем родная мать?», но баронесса Корф сдержалась, понимая, что дело вовсе не в квартирной хозяйке и даже не в самой Амалии. Просто Ксения собиралась обдумать все наедине – и, когда она все обдумает, она, вероятно, примет решение.

– До свидания, мама, – сказала Ксения. И без тени сарказма или иронии она прибавила: – Спасибо за приятный вечер.

Глава 14

Тени прошлого

В понедельник утром Ксения почти не притронулась к завтраку, поглощенная своими мыслями. Из задумчивости ее вывел пронзительный телефонный звонок.

– Мисс Теймерин?

По голосу она сразу же узнала Стивена Хантера.

– Доброе утро, инспектор, – сказала Ксения. Ее собеседник слегка замялся, прежде чем произнести следующую фразу.

– При нашей последней встрече вы выразили желание, чтобы я держал вас в курсе расследования, – наконец вымолвил он.

Расследования… Какого еще расследования? Ах да, того самого… Некрологи… бывшие солдаты… Господи, какая чепуха! И как она могла всем этим интересоваться?

– Я вас слушаю, инспектор, – промолвила Ксения вежливым тоном, который Хантер, плохо разбиравшийся в нюансах женского поведения, предпочел истолковать как заинтересованный.

– Я прошу вас передать мою искреннюю благодарность мистеру Сеймуру, – объявил он. – У меня вчера побывал его знакомый из военного министерства… кхм… передал кое-какую информацию… закрытого, так сказать, характера. Но поскольку речь идет об убийствах…

– Что вы узнали, мистер Хантер?

– О, это скверная история, мисс… очень скверная.

И тут инспектор решился:

– Мисс, а вы не заедете к нам в Скотленд-Ярд? По телефону я не сумею вам все рассказать… получится совсем не то, да и детали дела таковы, что их… кхе, кхе! Не для телефонного обсуждения, словом…

Ну да, само собой, ей нечего делать, кроме как ездить в полицейское управление!

– Вы нашли Тимоти Гарретта? – наугад спросила Ксения.

– Нашел.

Ее начало разбирать любопытство. Коротышка-инспектор явно расположен к ней, иначе давно задержал бы ее без всяких разговоров. В конце концов, почему бы не выслушать его историю? Потом она перескажет ее маме, и Амалия скажет, что примерно так она и думала, но инспектор проглядел некоторые нюансы, а на самом деле…

– Хорошо, мистер Хантер. Я приеду… скажем, к часу дня. Годится?

– Я выпишу вам пропуск, мисс! Да, и мой человек будет ждать вас внизу, а то у нас в управлении не всякий сразу разберется, где кто находится…

В кабинете Скотленд-Ярда Джонни Сайкс изумленно наблюдал, как его босс мечется, словно серна (или ураган, если вам больше по душе такое сравнение). Стивен содрал со стены несколько фото разыскиваемых преступников (только самые зверские рожи), притащил для гостьи другой стул, получше, и даже переставил шкаф с таким расчетом, чтобы тот теперь закрывал уродливое пятно на стене.

– Может, вы еще цветы ей подарите? – несмело поинтересовался Сайкс.

Хантер метнул на него испепеляющий взгляд.

– Цветы будут тебе, – просипел он. – На могилку, если не перестанешь подкалывать…

– Я серьезно, босс!

Ксения явилась с опозданием ровно на пять минут, и Джонни Сайкс, которого Хантер загодя послал вниз, проводил ее до кабинета инспектора.

«Черт! – помыслил Стивен, бросив взгляд на лицо гостьи. – Зря я не послушал Джонни, цветы бы точно не помешали… Леди мрачна, как сто лондонских туч. Что такое, неужели она рассорилась с мистером Сеймуром? Быть такого не может!»

По правде говоря, в некоторых отношениях (но только в некоторых) инспектор был крайне скромен. К примеру, он даже не помышлял о том, что может составить герою войны конкуренцию в сердце леди, которая нравилась им обоим.

– Я вся внимание, мистер Хантер, – сказала Ксения, усаживаясь и одарив инспектора любезной улыбкой. – Вы нашли автора некрологов?

– Нашел.

– И кто же это?

Инспектор замялся:

– Для начала я должен вам рассказать то, что мне открыл сотрудник военного министерства. Газетчики бы дорого дали, чтобы раскопать эту историю, поэтому я прошу вас, мисс… все должно остаться строго между нами.

– Разумеется, – кивнула Ксения. – Итак, в чем там было дело?

– А дело в том, что во время войны, находясь на бельгийской территории, три британских солдата убили целую семью. Мирных, между прочим, жителей.

– Бойл, Хэйли и Гарретт?

– Именно так, мисс. Они вообще были приятелями, служили вместе, вместе развлекались, куда один, туда и двое других. Правда, заводилой обычно выступал Хэйли, но оно и понятно – он из хорошей семьи, а остальные ребята были попроще, неудивительно, что они смотрели на него снизу вверх. Однажды они решили поразвлечься… Вы уверены, что хотите знать, что было дальше?

– Вполне. Продолжайте.

Инспектор Хантер вздохнул:

– Короче говоря, в деревне Хэйли по пьяни изнасиловал дочь хозяина. Она побежала к отцу жаловаться, он пришел с ружьем и хотел убить Хэйли. Между отцом и солдатами завязалась драка, и Бойл убил его. Затем они испугались того, что натворили, и перебили всех, кто жил в доме, всех, кто мог знать об их преступлении. В семье было одиннадцать человек, включая маленьких детей, и трое слуг. – Хантер перевел дыхание.

– Однако военное начальство все же узнало об этом, раз вы рассказываете мне такие подробности, – заметила Ксения. – Кому-то из свидетелей удалось спастись?

– Да. Сестре первой жертвы, девочке по имени Мари Пеллетье. Ей было тринадцать лет, и она успела спрятаться в погребе.

– Но Хэйли и его веселым друзьям удалось уйти от наказания, потому что свидетель был только один и к тому же – несовершеннолетняя. Так?

– Так, мисс. – Инспектор поглядел на Ксению с нескрываемым восхищением. – Не зря вы любите детективные романы, ей-богу!

– Терпеть их не могу, – отчего-то внезапно рассердившись, выпалила Ксения.

– Правда? – Хантер аж подскочил на месте. – Поразительно! Я тоже всегда говорю: чепуха все это! Преступления в закрытой комнате, убийство невидимым оружием, которым оказывается растаявший ледяной кинжал… Или какие-нибудь разлученные близнецы, как в некоторых романах мистера Бедфорда…

– Поправьте меня, инспектор, если я ошибаюсь, но, по-моему, вы мистера Бедфорда особенно не любите, – кротко заметила Ксения. – Отчего бы это?

Хантер насупился.

– Отчего? Отчего… гм… Оттого, что я из-за этого прохвоста сделался полицейским, вот отчего! – выпалил он. – Помните его романы? Если там убивают, то непременно какую-нибудь леди… труп находят сразу, следствие идет без сучка без задоринки… все сыщики до тошноты учтивые, подозреваемые им под стать, а истина всегда торжествует! Никакой грязи, никакой мерзости… не то что у нас, когда приходится разбираться то с разложившимся трупом, то проституток допрашивать… а иногда доказательств не хватает, и виновный уходит от суда… да что там! В жизни все совсем не так, как в романах, совсем не так! Будь у этих писак хоть на грош совести, они бы перед каждой книжкой честно предупреждали, что это вранье от первого до последнего слова… а то ведь некоторые люди читают и верят… не всему, конечно, но…

Он умолк, весь красный, как рак, и Ксения видела, что он еле сдерживает себя.

– Мистер Хантер, возможно, это слабое утешение, но тем не менее вы сидите в Скотленд-Ярде, коллеги вас уважают и начальство с вами считается, раз вы расследуете такие сложные дела, – мягко заметила девушка. – К тому же, если я вас правильно поняла, в деле с некрологами вы не дали убийце уйти…

– А, ну да. – Инспектор заметно успокоился. – В общем, когда я понял, что именно связывало эту троицу – Бойла, Хэйли и Гарретта, – я сообразил, что был только один человек, которому их смерть была на руку. Та самая Мари Пеллетье! – выпалил он с торжеством. – Девочка, чью семью они убили!

– То есть она не в Бельгии?

– Нет. Она находится в Лондоне с конца февраля.

– Вы объявили ее в розыск?

– Зачем? Я уже ее арестовал.

Да, инспектор Хантер умел действовать оперативно, когда хотел. По его лицу Ксения видела, что он ждет похвалы, и вполне искренне сказала ему, что она восхищена его быстротой.

– А Тимоти Гарретт? Он тоже у вас?

– Нет. – На лицо инспектора набежало облачко. – Он в морге.

– То есть она все же успела добраться до него?..

– Нет. Вчера он повесился в номере дешевой гостиницы на Прейд-стрит, недалеко от Паддингтонского вокзала.

– Повесился?

– У меня на руках заключение экспертов, – сердито сказал инспектор, уловив в голосе собеседницы намек на сомнение. – Это самоубийство, совершенно точно. Тимоти Гарретт покончил с собой, его никто не убивал.

– То есть он не стал ждать, когда за ним придут, и предпочел сам поставить точку, – протянула Ксения. – Ну что ж… Некролог предсказывал ему смерть тринадцатого числа. Так оно и вышло.

Но что-то все же подспудно не давало ей покоя.

– Скажите, если Мари Пеллетье ненавидела этих троих – что вполне понятно, – зачем она писала эти письма-предупреждения? Чего она пыталась добиться?

– Мы с Сайксом тоже ломали над этим голову, – доверительно сообщил Хантер. – Джонни первый догадался. Понимаете, Мари – католичка. Она давала им время, чтобы они успели раскаяться в своих грехах.

– Вряд ли они успели оценить ее любезность, – сухо заметила Ксения.

– Ну да, ну да, – кивнул инспектор. – Бойл, как вы помните, решил, что это злой розыгрыш Хэйли. Хэйли сначала решил, что письмо прислал Бойл, а потом – что таким образом Гарретт, возможно, пытается вытянуть из него деньги. Поэтому он и пытался отыскать Гарретта. Ну, а у самого Гарретта нервы были на пределе, он не мог жить с тем, что совершил когда-то, пойдя на поводу у товарищей. Он сжег письмо и бежал из дома. По нашим сведениям, он сначала пытался купить билет на Паддингтонском вокзале. Кассир спросил, куда, и уверяет, что Гарретт странно на него посмотрел и сказал: «Действительно, куда? Никто меня нигде не ждет». Билет он в итоге брать не стал, а купил выпивку, снял номер в гостинице и там покончил с собой.

Да, Гарретт, судя по всему, был единственным, кого мучило то, что он совершил. Роберт Бойл ограничился тем, что порвал военные фотографии и избегал контактов с теми, кто мог напомнить ему о прошлом, а Хэйли… Она вспомнила его прямой, открытый взгляд, его спокойную улыбку, полную достоинства. Хэйли, судя по всему, вообще не жалел ни о чем. Что он ей сказал? Что у него с Бойлом были «мелкие разногласия»? Ах, мерзавец, мерзавец… какой же мерзавец!

– Блестящая работа, инспектор, – сказала Ксения.

Хантер приосанился, и стало даже казаться, что он сделался чуточку выше ростом.

– В романе, конечно, вас бы непременно обошел какой-нибудь сыщик-любитель, но в жизни – в жизни ведь все не так, как в книгах, – добавила Ксения с улыбкой. – Полагаю, я ужасно вас раздражала, но если я вам чем-то помешала, я прошу у вас прощения. Просто эта история не давала мне покоя, она казалась такой загадочной… а ведь на самом деле все так просто!

– Вы ничуть мне не мешали, мисс! – пылко воскликнул инспектор. – Даже наоборот… И к тому же я собирался просить вас о маленькой услуге, – прибавил он почти заискивающе.

Так-так, похоже, она сильно недооценила мистера Хантера. Ксения насторожилась. Полиция не имеет привычки просить об услугах, а когда она это делает, это значит, что у вас просто не будет другого выхода.

– Понимаете, Мари Пеллетье отказывается с нами говорить. Будто бы она понимает только по-французски, а я на этом языке ни бум-бум, и Сайкс тоже. Ваша хозяйка упоминала, что вы знаете несколько языков, в том числе и французский. Если бы вы, мисс, могли с ней побеседовать…

– Этот разговор не будет иметь законной силы, – тихо сказала Ксения. – Я не служу в полиции и не имею права допрашивать кого бы то ни было.

– Речь вовсе не о допросе, что вы! – замахал руками Стивен. – Просто скажите ей, что запираться бесполезно. Ее история наделает много шуму, но присяжные вряд ли будут настроены против нее, учитывая все обстоятельства. Если она согласится покаяться и отдаст пишущую машинку…

– А вы до сих пор ее не нашли?

– Нет. Она точно где-то ее спрятала… а может быть, вообще успела от нее избавиться, после того как написала третье письмо. Я не говорил вам, кем она работает? Секретаршей представителя бельгийской шоколадной фирмы. Машинка – это ее рабочий инструмент. Изначально в Лондон должна была поехать другая секретарша, но Мари уговорила ее уступить место ей, и теперь ясно, почему…

Ксения задумалась.

– Хорошо, мистер Хантер, – решилась она. – Я поговорю с этой несчастной девушкой, но я ничего вам не обещаю. Только одно условие…

– Да?

– Разговор будет с глазу на глаз, без свидетелей. Полагаю, – быстро добавила Ксения, видя, что Хантер колеблется, – ей будет легче довериться женщине, если я буду одна.

– Но вы расскажете мне, если узнаете что-нибудь важное?

– Можете не сомневаться, – заверила его Ксения.

Глава 15

Девушка со Стрэнда

Комната для допросов была словно нарочно обставлена так, чтобы человек, которому выпало несчастье попасть сюда, окончательно пал духом. Стены были какого-то отвратительного грязного цвета, единственная лампочка светила еле-еле, а стулья оказались такими же жесткими, как условия займа у опытного ростовщика. Между двумя стульями стоял простой стол без ящиков. Больше в комнате не было никакой мебели.

Женщина-полицейский ввела Мари Пеллетье, с которой не сняли наручников, и жестом указала ей на стул. Мари села. Наручники стесняли ее, и она не положила руки на стол, а опустила их на колени, чтобы не были видны уродливые металлические браслеты и толстая цепь между ними.

Дверь лязгнула, на пороге показалась Ксения.

– Можете идти, – сказала она женщине в форме.

Та вышла, и Ксения повернулась к задержанной. Когда дверь открылась, Мари сидела опустив голову, но теперь она подняла глаза. На ее лице мелькнуло изумление…

«Она знает меня! – поняла Ксения. – Точнее, не знает, но видела… Где? На Стрэнде? Она шла за Бойлом… ждала, когда он умрет… И она видела, как я пыталась ему помочь. Ну, инспектор Хантер! Как будто в Скотленд-Ярде нет ни одного человека, который знает французский! Но он пригласил именно меня… Не такой уж он и недотепа, как я опрометчиво сочла. Очень, очень умный ход!»

– Вы меня узнали? – спросила Ксения по-французски.

Не сводя с нее взгляда, Мари кивнула.

– Вы видели, как умирал Роберт Бойл, – сказала Ксения скорее утвердительно, чем вопросительно. – Это вы убили его?

Мари молча покачала головой. Не думая больше ни об отвратительной обстановке, ни о цвете стен, Ксения отодвинула стул и села напротив бельгийки. Бледное круглое лицо, из тех, которые романисты, чтобы не тратить время на описание, именуют плоскими, маленький носик, темные волосы, собранные на затылке в пучок, невыразительная одежда. Вся Мари Пеллетье выглядела какой-то потухшей, поблекшей, усталой. Чем-то она до жути походила на привидение – на нечто, что давно умерло и только притворяется, что живет.

– Послушайте, Мари, – начала Ксения, – я тут как неофициальное лицо, и наш разговор не имеет юридической силы. Полиция знает все: о том, что случилось в Бельгии, о вашем приезде в Лондон, о письмах…

– Я не писала никаких писем, – ровным, безжизненным голосом промолвила Мари. – И я никого не убивала.

«Н-да, – подумала раздосадованная Ксения, – тут не повредило бы присутствие Эркюля Пуаро. Который, кстати сказать, соотечественник подозреваемой. Разумеется, два бельгийца легко нашли бы общий язык…»

Но хватит, хватит, довольно. Как выразился мистер Хантер, жизнь – не роман, усатый бельгийский гений – плод воображения миссис Кристи, и он никак не поможет Ксении разговорить вполне реальную Мари Пеллетье, измученную девушку, отмеченную печатью беды.

– Хотела бы я вам поверить, – заметила Ксения. Мари слегка качнулась на стуле.

– Перестаньте… Ведь вам все равно.

– Нет, – сказала Ксения, и это было чистой правдой.

– Никто не может понять, через что я прошла, – вздохнула бельгийка. – Никто.

– Вы же не просто так приехали в Лондон, Мари? Да, у вас была работа… но ведь не только она привела вас сюда? – Собеседница Ксении молчала, не отрывая взгляда от исцарапанной поверхности стола. – Вы хотели их убить?

Мари подняла голову.

– А вы сами как думаете? – чужим, охрипшим голосом спросила она.

Забывшись, Мари положила руки на стол. Цепь звякнула, и лишь тут Ксения заметила наручники.

– Я позову кого-нибудь, чтобы их сняли, – сказала она.

Однако вместо женщины-полицейского явился сам инспектор Хантер, который довольно мрачно выслушал просьбу Ксении.

– А если она вцепится вам в горло? У нас уже бывали такие случаи, знаете ли…

– Инспектор, – терпеливо промолвила Ксения, – я не могу вызывать на откровенность человека, который скован. Окажите мне такую услугу… В конце концов, – быстро прибавила она, – горло, в которое она может вцепиться, – мое, и я имею право распоряжаться им по своему усмотрению.

Хантер фыркнул, достал из кармана ключ и снял с Мари наручники.

– Под вашу ответственность, – веско сказал он Ксении, прежде чем скрыться за дверью.

Когда он ушел, бельгийка, морщась, стала растирать запястья.

– Вам лучше? – спросила Ксения.

– Мне? Мне уже не может быть лучше… – Мари вздохнула. – Дядя говорил мне: надо забыть то, что случилось. Никакие слезы их не воскресят. Тетка тоже…

– Вы жили у дяди и тети?

– Да. Они забрали меня к себе после… после всего. Они жили в Брюгге… Хотя почему жили? Они до сих пор там живут… – машинально поправила она себя. – Скажите, это правда, что они все умерли?

– Если вы о тех трех солдатах, то да. Их больше нет.

И тут, к удивлению Ксении, Мари всхлипнула.

– Я желала им смерти… Это было как наваждение. Я просыпалась и думала: наверняка они живы, у них все хорошо, и совесть их не тревожит… Я засыпала и мечтала, чтобы с ними приключилось какое-нибудь несчастье, которое бы их раздавило. Чтобы они попали под поезд… не знаю… заболели неизлечимой болезнью… В конце концов я не могла уже думать ни о чем, кроме них. Я должна была их увидеть, понимаете? И когда стало известно, что месье ван Меннеле едет в Лондон… Мне показалось, что вот он, мой шанс.

– Чтобы отомстить?

– Чтобы взглянуть им в глаза. Чтобы спросить, зачем они это сделали… за что они лишили меня моей семьи, моих близких. Одна из моих сестер была замужем, она жила с детьми и мужем в одном доме с нами. Ее младший ребенок был еще в колыбели… но они убили даже его, понимаете? И вот я оказалась в Лондоне. Серый, серый, серый город, – печально промолвила она. – Как тут вообще можно жить?

– Что вы сделали, Мари?

– Я? Ну, я узнала адреса двоих… Бойла и Хэйли. Это было легко. Но…

Она замолчала.

– Я никак не могла решиться. Одна мысль, что я снова их увижу… В общем, я решила начать с третьего.

– С Гарретта?

– Да. Я нашла номер его жены, наплела ей какую-то фантастическую историю и узнала, где он живет. Но оказалось, он уже переехал, правда, одна из его соседок знала, что он работает в клубе, и назвала мне адрес этого клуба. Я собралась с духом и поехала туда. Гарретт как раз закончил свою смену и собирался уходить, я догнала его на улице…

Она обхватила себя руками, словно ей было холодно.

– Скажите, Мари, почему вы решили начать именно с Гарретта?

– Он был единственным среди них, который умолял их прекратить. Он не хотел… не хотел убивать… Но они заставили его. Тот, который с усиками, кричал, что они все виновны и что никто не должен остаться чистеньким… чтобы никто не вздумал донести, иначе им всем конец. Гарретт все равно не хотел, и тогда блондин… который Бойл… приставил к его голове пистолет. – Мари заломила руки. – Я трусиха, понимаете? Ведь я могла сделать что-нибудь… схватить вилы, напасть на них… Но я убежала и пряталась… Я слышала, как моих родных убивали. Гарретт добил моего брата, чтобы не погибнуть самому… И я не сумела им помешать…

По ее щекам текли слезы.

– Послушайте, Мари, у вас не было никаких шансов против трех вооруженных мерзавцев, – мрачно сказала Ксения. – Вы бы просто стали еще одной жертвой. Не терзайте себя.

– Да, но я могла хотя бы попытаться… А я словно вся заледенела от страха. Потом долгое время мне снился один и тот же сон. Что они… что эти трое умирают, а я вижу, как они умирают, и не двигаюсь с места. Но это был только сон… только сон.

– Скажите, Мари, о чем вы говорили с Гарреттом?

– Когда он понял, кто я, то стал белым, как полотно… Я никогда не думала, что человек может так побледнеть. Он стал твердить, что не виноват, что он ни в чем не виноват, что его заставили… Потом разрыдался. Он был жалок… И омерзителен. Я видела, что он опустился, что он пьет… Люди стали оглядываться на нас. И я ушла.

– Когда именно произошла ваша встреча?

– Две недели тому назад… Нет, чуть больше.

Ну что ж, теперь ясно, почему вскоре после этого Гарретт явился на работу пьяным, хотя раньше ничего такого себе не позволял. Встреча с Мари оказалась для него сильнейшим потрясением.

– Что было дальше? – спросила Ксения.

– Дальше? Ничего. Я думала, что, может быть, правосудие захочет заняться моим случаем… Я нашла юриста, он долго расспрашивал меня, но в конце концов сказал, что шансов почти никаких. Меня всю трясло во время разговора с ним… из-за того, что он заставил меня вспоминать… все подробности… Он был очень любезен, но сказал, что у меня не хватит сил выстоять в суде, опытный адвокат разобьет меня в пух и прах и докажет, как дважды два, что белое – это черное… Кроме того, для процесса в Англии нужны большие деньги, а какие у меня доходы… Одним словом, что бы я ни делала, я все равно упиралась в тупик. Однажды после работы я подъехала к дому, где жил Хэйли. Но я так и не сумела войти – от волнения мне сделалось дурно.

– Если вам было настолько плохо, может, стоило остановиться?

– Я думала об этом, – помолчав, сказала Мари. – Но я не могла оставить все как есть… И в то же время не могла ничего поделать. В мечтах я тысячу раз, не меньше, убивала их. Но я не убийца… Я уже сказала вам: я трусиха. Ужасно ощущать, что имеешь право, понимаете, полное право уничтожить их – и сознавать, что все напрасно, потому что ты никогда не решишься на это… Я так и не смогла заставить себя встретиться с Хэйли, а Бойл… Один раз я видела издали его жену. Она шла с детьми. У меня возникло искушение рассказать ей правду о том, что за человек ее муж. Если ад существует, то для одного его многовато… Должен же кто-то разделить мой ад, верно? Но я все-таки решила сначала попытаться… и побеседовать с самим Бойлом.

– Вы последовали за ним в тот день, когда он после работы отправился на Стрэнд?

– Да. Он шел широкими шагами… трудно было за ним поспеть. И вдруг он остановился, изменился в лице, стал шататься… Вы подбежали к нему, усадили его на скамейку, стали кричать, чтобы вызвали врача. У меня в голове не укладывалась, что то, о чем я долгое время мечтала… что это происходит наяву, что один из моих мучителей умирает на моих глазах. Я подошла поближе как раз тогда, когда доктор сказал: «Он мертв». Полисмен спросил ваш адрес, кем вы приходитесь погибшему… Потом откуда-то появился репортер… помню, вы так на него посмотрели…

– Раз вы беседовали с Гарреттом и поняли, о чем я говорю с полисменом, значит, вы говорите по-английски? – Мари не отвечала. – Может быть, перейдем тогда на английский?

– Как хотите…

– Скажите, Мари, вы часто ходите в кино? – спросила Ксения по-английски.

– А почему вы хотите знать?.. Ну хорошо. Я часто хожу в кино. Мне нравятся фильмы.

– Какие, например?

– Разные. Смешные. Но и мелодрамы – тоже хорошо.

– Какие актеры вам нравятся?

Мари вздохнула.

– Такие, которые заставляют мечтать… Вот.

– Непохожие на обычных людей, да?

Бельгийка пожала плечами и с легким пренебрежением ответила по-французски:

– Зачем мне ходить в кино, чтобы видеть людей, которых я могу видеть в своем дворе? Да еще платить за это деньги… Нет уж, такое кино мне не нужно.

– А детективы вы читаете? – снова спросила Ксения по-английски.

– Редко. Мне больше нравятся романы о любви.

– Вы ходите на танцы?

– Да, но я плохо танцую. – Мари замолчала и после паузы спросила по-французски: – Почему вы спрашиваете обо всем этом?

– Потому что хочу получить правдивый ответ на два главных вопроса. Это вы присылали жертвам некрологи?

– Нет.

– Вы причастны к смерти кого-либо из них?

– Разве что тем, что желала им умереть… Но я никого из них не убивала.

– Однако вы были на Стрэнде в тот момент, когда Бойл был убит.

– Вы тоже там были. Как и сотни других людей…

Положительно, этой упрямой бельгийке нельзя было отказать в логике.

– За секунды до того, как Бойлу стало дурно, вы видели рядом с ним кого-нибудь? Какого-нибудь человека с зонтиком?

Мари задумалась.

– Там было много людей с зонтами, – сказала она.

– И все же?

Девушка беспомощно пожала плечами.

– Не знаю… Я смотрела только на него. Кажется, за ним шел какой-то старый джентльмен, но я не уверена.

– В этом джентльмене было что-то особенное?

– Нет, ничего такого я не заметила. Повторяю, я смотрела лишь на Бойла. Может быть, все это мне показалось… или тот джентльмен был не такой уж старый… не знаю.

– Но кто-то следовал за Бойлом, верно? Таково ваше впечатление?

– Просто человек из толпы, – сказала Мари. – В черном плаще с черным зонтом. Вот все, что я о нем запомнила. Но вы ведь наверняка скажете, что я его придумала, не так ли?

Глава 16

Мистер и миссис Смит

– Разумеется, она все это выдумала, – заявил инспектор Хантер, когда Ксения пересказала ему суть своего разговора с задержанной. – Человек в черном плаще и с черным зонтом, надо же, какие оригинальные приметы! Под них подпадает каждый второй житель Лондона… да вот хотя бы Сайкс! – добавил он, кивая на своего помощника, стоявшего в дверях.

– У вас тоже есть черный плащ, – несмело заметил Джонни.

– Так, я не понял, к чему это ты, – сверкнул на него глазами инспектор. – Между прочим, ты до сих пор еще не представил мне рапорт о том деле на Оксфорд-стрит. Да, да, я вовсе о нем не забыл, так что ступай работать!

При свидетелях упоминание о «деле на Оксфорд-стрит» служило вежливым аналогом выражения «иди к черту» или «катись, сейчас не до тебя». Джонни понял намек и исчез.

– Инспектор, – сказала Ксения, – боюсь, что вы все-таки не правы. Мари Пеллетье не имеет отношения к убийствам, и вовсе не потому, что видела рядом с Бойлом какого-то человека.

– А почему?

– Да хотя бы потому, что Генри Хэйли застрелил снайпер. Вы всерьез считаете, что Мари могла это сделать?

– Да, считаю. К вашему сведению, ее коллеги уверяют, что в тире мадемуазель всегда проявляла исключительную меткость и хладнокровие.

– Одно дело – стрелять по мишеням, и совсем другое – убить живого человека.

– Хм, – задумчиво заметил Хантер, почесывая мочку уха, – что-то в таком же роде мне пытался доказать некий Стэнли Вэниш, застреливший своего кузена, после которого должен был унаследовать нехилые деньги.

– Мистер Хантер…

– Послушайте, вы опять начинаете бузить, как в каком-нибудь романе. У Мари Пеллетье нет алиби ни на одно из убийств, более того – она сама призналась вам, что была на Стрэнде, когда там умер Роберт Бойл. По-моему, все предельно ясно.

– Нет, инспектор. Мне, например, совершенно неясно, кто сочинял некрологи.

– Как кто? Она же и сочиняла, само собой!

– Мистер Хантер, умоляю вас… Вы слышали, как она говорит по-английски? Какие у нее рубленые фразы, какой бедный словарный запас… Что я, по-вашему, зря завела с ней разговор о кино, о танцах? – Хантер открыл рот и недоверчиво уставился на свою собеседницу. – Господи боже мой, да перечитайте вы эти письма, наконец! – рассердилась Ксения. – Их писал человек, который отлично владеет английским… обратите внимание на выбор слов, на то, какие там изысканные обороты! Если автор – иностранец, то такой, для которого английский – практически родной, а Мари лишь с грехом пополам на нем объясняется!

Стивен Хантер потемнел лицом, опустился на край стола и стал ожесточенно чесать макушку. За стеной яростно затрещал телефон. Он звонил долго, пока не выбился из сил, захлебнулся и умолк.

– Все очень просто, – буркнул инспектор. – Она притворяется. На самом деле девушка хорошо владеет английским, просто она сумела вас обмануть.

– Прекрасно, – не стала спорить Ксения. – Только вот владение иностранным языком не скроешь. Полагаю, вы легко узнаете правду, опросив ее коллег.

И тут инспектор воочию узрел, как карточный домик его расследования, который он возводил так кропотливо и с таким трудом, разваливается на глазах. Дело было даже не в знании английского языка. Хантер внезапно понял, что глумливый, бескомпромиссный тон некрологов совершенно не вязался с таким человеком, как Мари Пеллетье.

Значит ли это, что у нее, к примеру, был сообщник? Но Стивен уже знал, что у Мари не было ни жениха, ни друзей-мужчин. По правде говоря, у нее вообще не было друзей.

Тогда кто же мог принять ее судьбу так близко к сердцу, что, не колеблясь, пошел ради нее на преступление? Да никто, сказал он себе, вспомнив некрасивое лицо Мари. И даже не во внешности тут дело, поправил себя Хантер, а в том, что людям в принципе несимпатичны те, кто несчастен. Доброта и сострадание отнимают много сил, они немыслимы без такта, готовности хотя бы отчасти пожертвовать собой, бескорыстия и тысячи других качеств. Куда проще сразу же отмахнуться от страдальца, загородиться своими делами и не тратить попусту время и нервы.

Тут мысли Стивена прервал робкий – можно даже сказать, едва различимый стук в дверь, и на пороге возник Джонни Сайкс. Вид у него, надо сказать, был довольно-таки озадаченный.

– Мистер Хантер, сэр… У нас новое дело. На Оксфорд-стрит.

Ксения так и не поняла, отчего инспектор побагровел и уставился на подчиненного с раздражением, переходящим в ярость.

– Сайкс!

– Только Оксфорд-стрит не наша, а та, которая в Сент-Джордж-Хиллз, – выпалил Джонни, одним глазом умоляюще косясь на Ксению, чтобы она защитила его в случае чего, а другим глядя в лицо инспектора. – Это деревушка в Суррее, и… В общем, оттуда только что передали…

– Суррей – это где в последнее время люди исчезают, что ли? Я этим делом не занимаюсь, – буркнул Хантер. – И вообще я еще не закончил допрос подозреваемой в двойном убийстве.

– Боюсь, сэр, нам придется все оставить и ехать в Сент-Джордж-Хиллз, – твердо промолвил Джонни. – Таков приказ начальства.

В глубине души послав судьбе смачное проклятие, инспектор Хантер сполз со стола, попрощался с Ксенией, пообещав и дальше делиться с ней новостями, и отправился к шефу – узнавать, из-за чего, собственно говоря, ему надо бросать на полпути многообещающее расследование и тащиться в глушь, которая лично ему была совершенно неинтересна.

«Черт, так я и знал… Небось отнимут у меня дело бельгийки и передадут хлыщу Чемберсу, у которого дядя – важная шишка в министерстве чего-то там… Типа как хлыщ сам все раскопал, ага! Знаем, знаем мы такие фокусы, не первый год в полиции тянем лямку… А на меня свалят какое-нибудь безнадежное расследование у черта на рогах. Чемберсу, само собой, все пряники и награды, а мне – ничего, кроме поездки в Суррей. И дело-то наверняка будет безнадежное, хуже некуда… черт, черт, черт!»

По правде говоря, еще этим утром скромная деревня Сент-Джордж-Хиллз и не подозревала о том, что ей суждено вписать свое имя в анналы криминальной хроники. Нет, конечно же, в деревне имелись преступники – вдова полковника, страдающая клептоманией, и несколько местных браконьеров. Но все соседи прекрасно знали о пороке вдовы, и к тому же местный викарий всегда был готов усовестить ее, дабы она вернула похищенное добро в случае, если бы за ней вдруг недоглядели. Что касается браконьеров, то специально для борьбы с ними недавно был создан полицейский участок, покамест укомплектованный лишь сержантом констеблем. Следует добавить, что, очевидно, для того, чтобы облегчить блюстителям порядка их работу, здание участка стояло на наиболее удаленном от леса краю деревни.

Констебль Симпсон был известен тем, что мог выпить больше всех эля, особенно если его угощал кто-то другой. На этом, собственно говоря, заканчивались его достоинства, а также недостатки. Что касается сержанта Мэтью Бренарда, то он эля не пил, а предпочитал молоко, вел здоровый образ жизни и вдобавок ко всему был записан в библиотеку. Местные косились на него с недоверием, потому что он разговаривал как джентльмен, одевался скромно, но со вкусом и не позволял себе распускать руки с задержанными. Чтобы выразить свое неудовольствие, жители Сент-Джордж-Хиллз, не сговариваясь, стали звать Бренарда Бернардом. Им представлялось, что таким образом они ставят его на место, но они глубоко заблуждались. Мистер Бренард принадлежал к тем абсолютно самодостаточным людям, которые в любой точке земного шара умеют выстроить себе уютную раковину и благополучно живут в ней, обращая на внешний мир ровно столько внимания, сколько он заслуживает. А так как, по правде говоря, заслуживает он немногого, они не слишком-то беспокоятся на его счет.

Мистер Бренард любил читать. По природе методичный, он прежде всего проштудировал всю английскую классику, имеющуюся в наличии в местной библиотеке, и в настоящее время вплотную занялся русской литературой. Сначала он прочел всего переводного Толстого, затем всего Достоевского, после чего взялся за Чехова. Как раз когда сержант явился в участок, неся с собой очередной том и предвкушая самое мирное времяпрепровождение, он напоролся на мисс Тротт.

– Вы все читаете, – изрекла она, с неодобрением косясь на книгу.

Мисс Тротт перевалило за восемьдесят, и она выглядела как сущий одуванчик – если не принимать в расчет того, что в человеческом обществе именно одуванчики порой источают более всего яда. В молодости она так и не вышла замуж – как уверяли злые языки, не вышла четыре или пять раз, потому что ей всегда хотелось партию получше – и теперь доживала свой век в компании старой глухой служанки и старого кота. Ни с котом, ни со служанкой поговорить толком не удавалось, и поэтому мисс Тротт бродила по деревне, выискивая жертву, как вампир выискивает самую сочную девственницу, чтобы вдоволь напиться ее крови. Выследив кого-нибудь, мисс Тротт впиявливалась в своего собеседника и не успокаивалась, пока не доводила его до полного изнеможения, после чего с чувством выполненного долга возвращалась домой и жаловалась коту и служанке, как очерствели люди.

Завидев мисс Тротт, Мэтью с горечью понял, что пришел и его черед. Как назло, браконьеры не появлялись, а что касается вдовы полковника, то сержант даже в самом страшном сне не мог представить, чтобы ему когда-либо позволили ее задержать. Одним словом, он никак не мог сослаться на необходимость работать, чтобы избавиться от мисс Тротт.

– Э-э… полагаю, книги существуют для того, чтобы их читали, – сказал мистер Бренард смущенно. По правде говоря, он был бы рад в это мгновение приветствовать удар молнии или падение метеорита, землетрясение в крайнем случае, которое положило бы конец бренному существованию мисс Тротт. Но этот одуванчик принадлежал к тому разряду людей, перед которыми даже землетрясение бессильно.

– Этот Чехов – русский, – обвиняющим тоном промолвила мисс Тротт. – И он наверняка большевик.

– Мисс Тротт, он никогда не был большевиком, – возразил Бренард. Не то чтобы он надеялся переубедить упрямую старую даму – он отлично знал, что это невозможно; но любовь к точности пересилила логику.

– Приличные люди книг не пишут, – изрекла мисс Тротт, вперив в собеседника злобный взгляд. – Вы тоже большевик, раз его читаете. Вообще кругом одни большевики. Недавно цены на молоко опять поднялись, наверняка это все их происки.

Тут даже терпеливый Мэтью не выдержал.

– Не думаю, что хоть одну английскую корову можно заставить петь «Интернационал», – сухо заметил он.

– В мое время молодые люди были вежливее и не грубили старшим, – сказала мисс Тротт, повышая голос. – Верьте мне, когда большевики придут за вами, шуточками вы не отделаетесь. Они хотят лишить всех людей права собственности.

– Полагаю, – дипломатично молвил Мэтью, от греха подальше отводя взор от тощей морщинистой шеи мисс Тротт, – что это будет так же трудно, как отучить людей дышать.

– Наш викарий – тоже большевик, – объявила мисс Тротт. – Постоянно говорит о том, что надо помогать бедным. Это подозрительно, очень, очень подозрительно. Лично я не удивлюсь, если узнаю, что он где-нибудь прячет красный флаг и молится на него.

Мэтью Бренард поправил очки. По правде говоря, у него начало подергиваться в нервном тике левое веко, что бывало с молодым человеком крайне редко, но тут случилось чудо. Нет, оно не притворилось метеоритом или другим стихийным бедствием, чтобы спасти сержанта. По воле провидения оно приняло образ миссис Тэйлор, кудрявой молодой женщины, которая унаследовала в деревне небольшой дом после кончины какого-то дальнего родственника. Местные кумушки недолюбливали миссис Тэйлор. Во-первых, она казалась не по-английски общительной и открытой, во-вторых, она приехала из Лондона, и, в-третьих, при всей своей общительности она умела держать дистанцию между собой и деревенскими жителями. Впрочем, их хватил бы удар, если бы они узнали, что миссис Тэйлор на самом деле мисс и она никогда не была замужем. С собой миссис Тэйлор привела Джима, своего одиннадцатилетнего сына, который с любопытством взирал на скромную обстановку полицейского участка.

– Доброе утро, миссис Тэйлор! – воскликнул Мэтью, с готовностью поворачиваясь к вновь прибывшей. – Здравствуй, Джим! Чем могу служить?

– Мистер Бренард, – сказала миссис Тэйлор, волнуясь, отчего ее грудь совершенно непристойным (по мнению мисс Тротт) образом пришла в движение, – вся надежда только на вас, что вы поможете прояснить эту историю. Лично я надеюсь, что Джим просто все придумал.

– Я ничего не придумывал, – упрямо объявил Джим, потупившись на носки своих ботинок. – Он сидел за столом, а она лежала на ковре. Они так выглядели, что я убежал. Стал бы я придумывать!

– Кто – они? – спросил Мэтью.

– Мистер и миссис Смит, – вмешалась миссис Тэйлор, ободряюще улыбаясь ему. – Наши соседи, у которых дом совсем на отшибе… ну, вы их знаете… Они поселились тут полгода назад.

– Семь месяцев назад, – скрипучим голосом поправила мисс Тротт.

– А Джим лазает везде, где ему вздумается, – сокрушенно сказала миссис Тэйлор. – И я никак не могу внушить ему, что это нехорошо. Вчера он забрался в сад к Смитам и заглянул в окно. Он говорит, что они были в комнате и… Скажи, Джим, что ты увидел?

– Они были все в пятнах, – радостно доложил Джим. – И они не двигались. Я думаю, что они умерли. В детективах трупы выглядят именно так. Интересно, их ограбили или нет? Вообще-то они казались небогатыми, но в романах всегда все не так, как кажется, – он перевел дух. – Это ведь вы будете расследовать это дело? Я могу дать показания, не смотрите, что я маленький!

– Джим, помолчи, – в изнеможении попросила миссис Тэйлор. – Вот ей-богу, если ты выдумываешь…

– А если я говорю правду, ты мне купишь глобус? – спросил Джим с замиранием сердца.

Миссис Тэйлор вздохнула и послала Мэтью умоляющий взгляд. Сержант тем временем размышлял. Общество, особенно провинциальное, в те времена держалось замкнуто, и чужаков в него допускали, лишь как следует изучив их со всех сторон. Когда Смиты купили пустовавший дом вдовы Гринмор, которая перебралась к замужней дочери в город, вновь прибывшие сразу же сделались поводом для обсуждений. Стало известно, что Смиты долго жили в колониях, что одно время им везло, а потом не очень, что во время войны глава семьи потерял значительные деньги и теперь Смиты экономят буквально на всем, чтобы снова стать на ноги. У мистера Смита была старенькая машина, на которой он часто уезжал, как он говорил, – по делам в Лондон. Миссис Смит прелестно вышивала и нечасто покидала дом, так как хромала на правую ногу. Супруги исправно ходили в церковь, когда мистер Смит был в деревне, и местное общество, присмотревшись к паре, вынесло свой вердикт – совершенно обычные, нормальные люди. Формально их дом находился на Оксфорд-стрит, но на самом деле он стоял на отшибе и требовал ремонта, что позволило новым хозяевам при покупке значительно сбить цену. С прислугой они не слишком ладили – садовник миссис Гринмор был сразу же уволен за леность, кухарка – за то, что в разговоре выразилась о новой хозяйке «эта колченогая». Смиты наняли глухую миссис Фостер в кухарки и ее племянницу, сорокалетнюю незамужнюю Молли, в горничные. У Молли всегда был угрюмый вид, как будто в лавке ее обсчитали и вдобавок обвесили, и она имела репутацию не самой лучшей служанки, потому что целыми днями запоем читала романы. Вспомнив об этом, Бренард вспомнил и кое-что другое – а именно, что, кроме приходящей прислуги, других слуг в доме не было. Здание на отшибе, семейная пара под пятьдесят… Случись с ними что-нибудь, кто бы пришел им на помощь?

– Должен признаться, что лично я не видел Смитов несколько дней, – заметил Мэтью задумчиво.

– Они были в церкви в прошлое воскресенье, – вмешалась мисс Тротт, которая, догадываясь, что от нее хотят избавиться, вовсе не собиралась никуда уходить. – А вчера их не было. Дафна Дюк сказала, что мистер и миссис Смит собирались уехать на пару недель к родственникам. – Жизнерадостная девяностолетняя мисс Дюк была первой сплетницей Сент-Джордж-Хиллз. – А жена викария упоминала, что они обещали вернуться раньше. Так или иначе, никто не удивился, что их не было.

– Вот видишь, – с укором сказала миссис Тэйлор Джиму. – Люди просто уехали на несколько дней… а ты выдумываешь невесть что!

– Мама, как они могли уехать, если они умерли? – возразил Джим сердито. – Говорю же тебе, что я сам, своими глазами их видел!

И тут мисс Тротт изумила всех, в кои-то веки высказав абсолютно здравую мысль.

– Вам следовало самой пойти туда и проверить, сказал ли ваш сын правду, – заявила она дребезжащим старческим голосом. – Если люди умерли, то это, знаете ли, заметно!

– Мисс Тротт, я очень благодарен вам за помощь, – сказал Мэтью после того, как оправился от изумления. – Но мы должны также войти в положение миссис Тэйлор, которая вовсе не обязана заниматься такими вещами… – Он повернулся к Джиму. – Итак, я хочу еще раз услышать, что ты видел, и с подробностями.

Выслушав Джима, сержант вызвал констебля и попросил его найти миссис Фостер или Молли, а еще лучше – обеих и опросить их. Симпсон вскоре вернулся и доложил начальнику, что миссис Смит сказала обеим служанкам об отъезде и добавила, что даст им знать, когда она вернется с мужем и услуги миссис Фостер и Молли понадобятся снова. «Нас не будет дней десять, не больше», – сказала миссис Смит.

На вопрос констебля, имелись ли в доме ценности, обе женщины дали одинаковый ответ: они не интересовались этим, и вообще они не суют нос в чужие дела. Миссис Фостер, по ее словам, редко покидала кухню, а книгочейка Молли витала в иных мирах, которые интересовали ее куда больше, чем реальность.

– Верьте мне, эта юная особа – худшая горничная на свете, – изрекла мисс Тротт. – Только приезжие и могли ее нанять, потому что все в деревне отлично знают, чего она стоит. А ведь я пыталась предупредить миссис Смит, и Дафна – тоже!

Сержант подавил желание напомнить мисс Тротт, что сороек лет – не самый юный возраст, и сказал, что Джим с матерью могут пока идти домой. Миссис Тэйлор объявила, что у нее в деревне кое-какие дела, но она обязательно вернется в участок.

– Если это фантазия Джима, я места себе не найду, – печально сказала она Бренарду на прощание. – Мне будет ужасно неловко, что я вас побеспокоила, но, понимаете, он несколько раз рассказал мне эту историю, и я уже не знала, что думать… Без отца мальчик совсем отбился от рук, – прибавила она, потупив взор.

– Его отец погиб на фронте, верно? – спросил Мэтью. Миссис Тэйлор кивнула и пустила слезу.

(А чего вы хотите? Не будешь же, в самом деле, признаваться каждому встречному-поперечному, что отец – подающий надежды молодой актер – бросил ее сразу же после того, как она обнаружила, что ждет ребенка…)

– Что касается ваших соседей, то обещаю вам, мы все выясним, – сказал Мэтью серьезно.

Впрочем, даже когда он произносил эти слова, он не слишком верил в то, что история, рассказанная мальчиком, окажется правдой.

Глава 17

Сыщик городской и сыщик деревенский

Мистер и миссис Смит обнаружились в гостиной на первом этаже – и именно в таких позах, как описал Джим. Хозяин дома сидел за столом, его жена лежала на ковре неподалеку. Машинально Мэтью отметил, что на столе стояли три чашки с кофе, одна из которых осталась почти полной. По заключению старого доктора Крэйга, Смиты были мертвы уже несколько дней.

– Может быть, неделю, – уточнил он, позеленел и отвернулся, прикрывая нос платком.

– Причина смерти?

– Скорее всего, отравление, но мне надо будет провести исследования.

Помимо трупов, Мэтью Бренард обнаружил также кое-что интересное, а именно: уцелевший уголок конверта и два обрывка сожженного в камине письма, в которых читались такие слова: «Без всякого прискорбия извещаем, что мистер Джордж Мортимер Смит, иначе им…» и «…за преступления, не имеющие оправдания, приговариваются к смертной казни, которая последует 7 марта…». Присмотревшись, сержант заметил, что пощаженные огнем клочки бумаги были заключены в черную рамку, как некролог.

– Их убили седьмого марта, – сказал Бренард вслух.

– О чем это вы? – проворчал Крэйг. – Имейте в виду, когда тела в таком состоянии, так просто дату смерти не определить.

– Я нашел клочки странного письма, – объяснил сержант. – Нечто вроде приговора, и в нем говорится, что…

Он услышал какой-то мягкий стук и повернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. Оказалось, что старый доктор упал в обморок.

Весть о преступлении в доме на Оксфорд-стрит разлетелась по деревне в мгновение ока. Люди охали, ахали, ужасались, вспоминали, когда они видели убитых в последний раз, выспрашивали друг у друга мельчайшие подробности и с удовлетворением восприняли весть, что полицейское начальство решило от греха подальше призвать на помощь Скотленд-Ярд.

– В самом деле, Бернард всего лишь сержант, и потом, какой прок может быть от человека, который постоянно читает книги? – решили жители.

Впрочем, лондонский сыщик им понравился еще меньше, чем Мэтью. Стивен Хантер был явно не джентльмен, да что там – он даже не пытался казаться джентльменом. Кроме того, инспектор-коротышка, явившийся в сопровождении своего долговязого помощника, всюду следовавшего за ним, как тень, вообще не производил солидного впечатления. Жители Сент-Джордж-Хиллз в сердцах решили, что им из столицы прислали самых завалящих полицейских, и смертельно обиделись.

Первым делом Хантер забрал у сержанта обрывки таинственного письма. Убедившись своими глазами, что оно было напечатано на машинке с капризной буквой «е», инспектор побурел лицом.

– Прислугу допросили? – отрывисто бросил он.

– Да, но они не сказали ничего существенного.

– Друзья, знакомые?

– Смиты жили тут меньше года. По местным меркам, этого слишком мало, чтобы обзавестись друзьями, – усмехнулся Мэтью. – Знакомых у них, считайте, была вся деревня, но, насколько мне известно, пока все теряются в догадках.

– Родственники?

– Понадобится время, чтобы их разыскать. Миссис Смит упоминала, что они родом с Джерси.

– Да? Жаль. Мне нужно знать, когда жертвы получили черную метку.

– Черную метку? – озадаченно переспросил Бренард.

– Ну, некролог.

– Он пришел не по почте.

– Откуда такая уверенность?

– Я уже допросил почтальона.

Взгляды двух сыщиков скрестились, как шпаги, и Бренард почувствовал, что пока лондонский приезжий вполне одобряет его действия.

– Враги или конфликты? – отрывисто бросил Стивен.

– Никаких.

– Мотивы?

– Пока не просматриваются. В спальне наверху стоят несколько чемоданов, другие, насколько я понял, только укладывались. Судя по всему, Смиты собирались куда-то уезжать, как они и сказали. Я допросил несколько человек, которые бывали у них дома, и свидетели не уверены, что что-то пропало. Особых ценностей у Смитов тоже вроде бы не было.

– Скажите, вы хорошо их знали?

– Примерно так же, как остальных жителей. Друзьями мы не были.

– И что вы о них думали?

Мэтью решил, что лучше ничего не утаивать.

– Знаете, мне казалось, они были последними людьми, с которыми могла произойти такая дикая история. И я не могу даже предположить, о каких преступлениях говорит письмо, которое я нашел. Это, – Мэтью взглядом указал на обрывки в руках инспектора, – признаться, сбивает меня с толку.

Стивен иронически покосился на него.

– Вы бы знали, как это сбивает с толку меня, – вздохнул он. – Да, что там насчет причины смерти? Отравление?

– Да. В двух кофейных чашках, которые остались стоять на столе, обнаружился стрихнин. Конечно, можно было бы предположить самоубийство, если бы не…

– Если бы не письмо, разумеется, – усмехнулся инспектор. – Трупы обнаружил мальчик?

– Увидел через окно. – Мэтью пересказал сцену в участке, опустив лишние, по его мнению, фразы мисс Тротт насчет большевиков. Лицо инспектора, когда он слушал своего коллегу, было непроницаемо.

– Я хочу поговорить с миссис Тэйлор, – сказал он, когда Бренард закончил.

Его тон чем-то неуловимо покоробил Мэтью, но у него не было оснований отказывать инспектору, и Маргарет Тэйлор, явно нервничая, предстала перед столичным сыщиком.

– Я волнуюсь за Джима, – сказала она. – Он такой впечатлительный мальчик, а его, наверное, заставят рассказывать эту историю снова и снова…

Инспектор задумчиво поглядел на нее.

– Я хочу задать вам только один вопрос, миссис Тэйлор. Почему, услышав от сына о трупах по соседству, вы не пошли и не посмотрели сами, в чем там дело?

Миссис Тэйлор вспыхнула.

– Вы меня в чем-то обвиняете? – спросила она, пытаясь выдержать независимый тон.

– Нет, просто если бы я жил в деревне и услышал, что рядом случилось что-то странное, я бы не выдержал и отправился туда, хотя бы из любопытства. Вы меня понимаете? Мы не на допросе, Сайкс не записывает ваши слова, так что можете сказать мне правду, она останется между нами.

Его собеседница задумалась.

– Что ж, – решилась она, – если вам интересна правда, то вот она. Мне не нравились Смиты. Да, они были очень учтивые, всегда улыбались и… – Она умолкла, видимо, подыскивая более точные слова для определения своего отношения. – Но у меня к ним не лежала душа. Однажды мистер Смит привез Джиму из очередной своей поездки конфеты. Джим до сих пор на меня дуется, потому что я взяла эти конфеты и выкинула, сама не знаю почему. И когда он стал мне рассказывать о том, что увидел, я решила, что это его маленькая месть мне за выброшенные конфеты, понимаете? Я решила, что, если отведу его к полицейскому – к мистеру Бренарду, – Джим перестанет капризничать и признается, что все придумал. Но вы и сами знаете, как все обернулось…

– Репортеры скоро будут, – сказал инспектор ни к селу ни к городу, поднимаясь с места. – Наверняка захотят вас сфотографировать и взять интервью… Кстати, этот наряд вам очень к лицу, не правда ли, мистер Бренард?

Мэтью, краснея, подтвердил, что так оно и есть.

– А вы нас извините, нам пора работать. Служба!

– Значит, вы обратили внимание на то же, что и мисс Тротт? – не удержался Мэтью, когда трое полицейских шли от участка к дому Смитов.

– Да и без всякой мисс Тротт ясно, что соседка должна была пойти и посмотреть, в чем там дело, – отмахнулся инспектор. – Тела уже увезли? Вот и отлично. Прошерстим весь дом и посмотрим, что за люди были эти Смиты и какого черта некто не поленился притащиться в вашу глушь – пардон, сержант, – чтобы, по выражению этого психа, приговорить их к смерти.

Мэтью оторопел. Судя по всему, сбылись его худшие опасения.

– Вы хотите сказать, что мы имеем дело с сумасшедшим?

– Пока я ничего не хочу сказать, – пробурчал инспектор. – Если Смит как-то связан с Бойлом и компанией, при чем тут миссис Смит? Или она тоже служила в армии? Почему тогда Мари Пеллетье не сказала ни слова ни о миссис Смит, ни о ее муже? Какое отношение вообще Сент-Джордж-Хиллз может иметь к Лондону? Хоть убей, не пойму!

Мэтью Бренард тоже ничего не понял, но, увидев выражение лица инспектора, благоразумно решил пока воздержаться от вопросов. Осмотрев сад и поворчав на то, что все следы, которые были, уже затоптаны, Хантер вошел в дом и стал осматриваться.

– Что наверху?

– Второй этаж со спальнями хозяев и чердак со всяким хламом, – ответил Мэтью. – Ничего интересного.

– А внизу?

– Кажется, погреб.

– Сайкс!

– Уже понял, – отозвался незаменимый помощник и исчез.

Хантер побродил по гостиной, наугад выдвигая и задвигая ящики. Всюду, куда ни кинь взгляд, были вышитые салфеточки и изящные скатерти. Миссис Смит и в самом деле была замечательной рукодельницей.

– Это хозяева? – спросил инспектор, кивая на фотографию, стоящую на комоде.

– Да, – подтвердил Мэтью. – Снимок совсем недавний, я видел ее однажды, и именно в этом платье. И получились оба удачно.

В самом деле, пара выглядела на редкость гармонично: уверенный в себе бородатый мужчина лет пятидесяти и того же возраста женщина, нежно державшая его под руку. Стивен Хантер подошел ближе. Нахмурился.

– Скажите, а жена, случаем, не хромала? – спросил он странным голосом. – На правую ногу?

Мэтью изумился.

– Да. Но откуда… Простите, ради бога, я сам виноват, что не успел упомянуть об этом…

– Ничего, – проскрежетал инспектор, – ничего. Вышивать любила, значит… Точно, она ведь любила рукодельничать…

Он вытащил из кармана обрывки некролога Смитов и еще раз внимательно перечитал их.

– Я идиот, – сказал Хантер наконец. Мэтью Бренард, жадно ловивший каждое его слово, был озадачен выражением лица инспектора. – Идиот, да и только. Надо было сразу догадаться. «Джордж Мортимер Смит, иначе им…» – имеется в виду «иначе именуемый». Ну конечно же!

– Так что, он вовсе не Смит? – спросил сбитый с толку Бренард.

– Нет, – ответил инспектор с нехорошим блеском в глазах, – он вовсе не Смит. Он Джозеф Инмэн, а его жена – Милдред Инмэн. На фото он с бородой, а тогда был без бороды. – Сержант открыл рот. – Помните эту парочку? Ламбетский убийца и его жена.

И тут, словно бог из машины, на пороге показался Джонни Сайкс. Он был бледен и держался за стену.

– Сэр, – сказал он подрагивающим голосом, – вам следует взглянуть на это. Похоже, у них в погребе спрятан труп, и не один. Помните людей, которые бесследно исчезали в графстве в последние месяцы? Так вот, они там, внизу. И я бы сказал, что все это очень напоминает…

– Ламбетского убийцу, – кивнул Хантер. – Мы уже знаем, Сайкс. Ну что ж, раз ты нашел их, веди нас.

Глава 18

Таинственный незнакомец

Утром 15 марта Сент-Джордж-Хиллз переживал наивысшие мгновения своей славы.

– Вы слышали? Из Лондона приехали еще две машины…

– И бригада экспертов…

– Смитам угрожали расправой. Полиция нашла письмо…

– Это наверняка происки большевиков.

– Мне только что по секрету сказал констебль Симпсон… В подвале у Смитов нашли трупы… Да-да-да!

И наконец:

– Вы представляете, какой ужас! Мы думали, они Смиты, а они… Это Инмэн и его жена! Какой кошмар!

– Позвольте, но ведь их же оправдали?! И после процесса они уехали в Австралию…

– Что-то я не замечала у нас под окнами кенгуру, Дафна, милочка!

Тем временем в полицейском участке вовсю кипела жизнь. Стивен Хантер изъял для личных нужд кабинет Мэтью Бренарда и расположился там, отдавая приказания и то и дело отвечая на телефонные звонки из Лондона. Джонни Сайкс метался, как джинн, и то подносил боссу кофе, то выслушивал его излияния, то передавал дальше указания инспектора.

– Итак, джентльмены, что у нас получается? Шесть лет назад за убийство восьми человек были арестованы Джозеф Инмэн и его жена. Он выслеживал жертвы – обычно это были молодые женщины – заманивал их и убивал, а жена, которая обо всем знала, помогала ему. Мотивом их действий можно было счесть ограбление, но почти во всех случаях добыча оказывалась мизерной. Похоже, они убивали потому, что им просто это нравилось, и даже психиатры не нашли другого объяснения. Инмэнов признали совершенно вменяемыми и должны были повесить, но на суде благодаря ловкости адвоката их оправдали, и они покинули страну. По одним слухам, они уехали в Австралию, по другим – в Южную Америку, но так или иначе, где-то они ухитрились сменить фамилию, а Инмэн вдобавок отрастил бороду, чтобы его не узнали. Жене приходилось тяжелее – одна из жертв, защищаясь, успела перебить ей ногу, поэтому Милдред Инмэн сильно хромала.

Мэтью Бренард, присев на край подоконника, протирал очки. Он старался сохранять спокойствие, слушая рассуждения инспектора, но руки сержанта дрожали. Джонни Сайкс, стоя возле стены, благоговейно внимал каждому слову своего начальника.

– В конце концов они вернулись в Англию, решили поселиться в деревушке и изображать мирных жителей. Они выбрали дом на отшибе, чтобы никто их не беспокоил, и сочинили для себя более-менее подходящее прошлое. Но по понятным причинам им пришлось быть осторожными с прислугой. Для начала они под разными предлогами избавились от старых слуг. Ведь старые слуги всегда недолюбливают новых хозяев и внимательно следят за ними, а Инмэнам это вовсе не было нужно. Наведя в деревне справки, они затем выбрали приходящую прислугу – глухую миссис Фостер, которая предпочитала не покидать кухню, и мечтательницу Молли, которая любила читать книжки и не обращала внимания на то, что творится вокруг нее. Все складывалось хорошо, никто ничего не подозревал, и на новом месте Инмэн принялся за старое. Он снова стал убивать.

Мэтью Бренард вскинул на говорящего потемневшие глаза.

– Лучше бы этих мерзавцев повесили шесть лет назад, – проговорил он срывающимся голосом. – Ведь можно было избежать новых жертв!

– Ну, я не знаю, какими мотивами руководствовались присяжные, отпуская явных убийц, – хищно усмехнулся Стивен, покачиваясь на стуле. – Что было дальше, можно только предполагать. Скорее всего, некто выследил Смитов и прислал им некролог. Они запаниковали и решили бежать, а в деревне объявили, что пару недель погостят у родственников, и отпустили прислугу. Однако седьмого марта к ним наведался убийца и накормил их стрихнином. Письмо он сжег, но не слишком аккуратно, а сам после этого отправился в Лондон – разбираться с тремя бывшими солдатами армии его величества, которые вырезали бельгийскую семью.

– У меня вопрос, сэр, – промолвил Сайкс учтиво. – Почему Инмэны не опасались человека, который седьмого числа явился в их дом?

– Потому, вероятно, что он не внушал опасений, – хмыкнул инспектор. – Не знаю, как ему это удалось, но, если исходить из результата, он добился своего. Теперь вот что: меня интересуют все, кого видели в деревне седьмого марта. В особенности – те, кто околачивался на Оксфорд-стрит, а точнее – возле дома Смитов. Сомневаюсь, чтобы убийца был местным, он, скорее всего, приехал из Лондона. Значит, либо он прибыл на поезде, либо у него была машина. Действуйте, джентльмены, действуйте! Бернард, вас лучше здесь знают, вам больше доверяют. Постарайтесь аккуратно расспросить мающихся бессонницей старых дев, любителей совать нос в чужие дела, ну, в общем, вы сами понимаете. Сайкс, на тебе железнодорожная станция и гостиницы. Конечно, мало вероятности, что убийца там останавливался, а вдруг? Следует проверить все возможности.

Джонни Сайкс кивнул и скрылся за дверью. Что же до сержанта, то он задержался.

– Сэр, если вы не возражаете… Я хотел бы подробнее узнать, что это за дело с тремя солдатами.

Инспектор вкратце обрисовал ему суть происходящего и, морщась, потер переносицу. Ночью Хантер так и не успел толком выспаться.

– Вы давно знаете миссис Тэйлор? – неожиданно спросил он у Бренарда.

– Гм… Прилично.

– А женская интуиция все-таки существует, – усмехнулся инспектор. – Она не хотела, чтобы ее сын общался со Смитами. Кто ее муж, кстати?

– Он погиб на войне.

– Что ж, это упрощает дело, – заметил Стивен. – Будь я на вашем месте, я бы не стал колебаться, мистер Бернард.

Мэтью вспыхнул.

– Мистер Хантер… Меня зовут не Бернард, а Бренард. И я был бы вам очень признателен, если бы вы не коверкали мое имя.

– А я был бы вам очень обязан, если бы вы нашли что-нибудь такое, что помогло бы мне отыскать убийцу, – колюче парировал инспектор. – Этот тип на редкость методичен, он убивает раз в два дня, по нечетным числам, а сегодня, между прочим, уже пятнадцатое. И если он опять кого-нибудь прикончит, вина за это будет лежать в том числе и на мне.

– Простите, сэр, – с достоинством промолвил Мэтью, поправляя очки, – но, по-моему, он делает работу правосудия. Вы же сами сказали, что у Мари Пеллетье не было никаких шансов добиться осуждения людей, которые убили ее семью, а что до Инмэнов, то всем отлично известно, что их вообще оправдали, хотя улики казались неопровержимыми.

И он воззрился на Хантера, не без трепета ожидая, какой ответ тот ему даст.

– Сколько вам лет, сержант? – мрачно спросил инспектор.

– Двадцать шесть.

– Я не буду пускаться в рассуждения о правосудии и справедливости, – сказал Хантер, дернув щекой, – на этих темах ломались головы и поумнее, чем моя. Подумайте лучше вот о чем: готовы ли вы сами, лично вы, прикончить человека за то, что он преступил закон? Вы ведь жили в одной деревне со Смитами, – добавил инспектор, оживившись, – допустим, вы бы узнали, кто они на самом деле. Стали бы вы напрашиваться к ним на кофе, чтобы отравить их стрихнином? А?

Мэтью долго молчал, но в его лице что-то дрогнуло.

– Если бы я узнал, кто они… Я бы сразу же сопоставил отъезды Смита с исчезновениями людей. И я бы без промедления арестовал его вместе с женой.

– Вот видите, – удовлетворенно промолвил Стивен. – Вы бы стали действовать по закону. Вы бы не стали травить убийцу, даже если бы у вас была такая возможность. Тогда какого черта вы защищаете того, кто решил, что имеет право вершить самосуд? Помните, Бренард: да, преступник может вызывать понимание и где-то даже симпатию, но это все равно ничего не меняет, потому что мы находимся по другую сторону. Мы – закон, каким бы несовершенным он ни был. А если мы забудем об этом и перейдем на сторону преступника, что произойдет? Правильно: мир рухнет.

Когда Мэтью Бренард вышел из своего бывшего кабинета, он ощущал не то чтобы реальное головокружение, но, скажем так, головокружение умственного типа. Лондонский инспектор, раньше представлявшийся ему личностью довольно примитивного склада, высказал чрезвычайно мудрую мысль. Закон есть закон, и убийство есть убийство, несмотря ни на что. А раз так, надо отбросить эмоции и…

И тут Мэтью побледнел и попятился, потому что перед ним стояла мисс Тротт.

– Лесли видела, – без всяких околичностей сообщила старая дама.

– Лесли? Дочка… э… мистера Тэнкла?

– Браконьера Тэнкла, – поправила мисс Тротт. По неписаным местным законам браконьер назывался «мистер» крайне редко и только в исключительных обстоятельствах. – Она видела его.

– Кого?

– Того, кто убил Смитов.

– Мисс Тротт…

– Он приехал на старой машине. Развалюха, почти колымага. На дороге недалеко от дома машина остановилась, словно сломалась. Лесли видела, как он вышел из машины и постучал к Смитам. Он был в черном плаще.

– Когда это было?

– После наступления сумерек.

– И что Лесли делала в такое время возле дома Смитов, а?

– Она околачивалась в лесу неподалеку, ждала своего дружка. Его папаша тоже браконьер, – обличающе прибавила мисс Тротт. – Каждому лягушонку по жабе, известное дело. Но вам она, разумеется, скажет, что смотрела на луну и думала о вечности.

– Мисс Тротт…

– Да, я прекрасно знаю, как вы мне благодарны за помощь, – отрезала старая дама, не давая Мэтью передышки. – Но это мой долг. Эти… эти нелюди обманули всех, в том числе и меня. Прикидывались такими приличными, такими нормальными. Мне уже тогда надо было сообразить, что все совсем не так. Это как старинный фарфор: если на нем нет хоть одной крошечной трещинки, он наверняка поддельный, – торжествующе заключила она.

Пока в Сент-Джордж-Хиллз сержант искал Лесли Тэнкл, пока допрашивал ее, пока Сайкс обходил гостиницы, пока Стивен допрашивал Лесли вторично и еще более подробно, в Лондоне Ксения в легком замешательстве перечитывала газеты. Заголовки были один краше другого: «Тайна пропавших девушек раскрыта», «Суррейские вампиры», и, наконец, «Без всякого прискорбия извещаем». Автор последней статьи оказался наиболее осведомленным по поводу череды странных некрологов и ухитрился даже взять интервью у дворецкого покойного Хэйли. Тон статьи не оставлял сомнений в том, что если правосудие оказалось бессильно, то кому-то приходится поработать за него. «Если вы совершили убийство и ушли от наказания, – патетически восклицал автор, – не поленитесь заглянуть в почтовый ящик! Как знать, вдруг там уже лежит некролог с датой вашей смерти?»

…Секретарша доктора Дэйви дочитала статью, пожала плечами и стала разбирать почту. Так, письмо от какого-то знакомого, приглашение на бал, просьба о денежном вспомоществовании, а это что? Секретарша разрезала конверт, извлекла оттуда отпечатанный на машинке текст в черной рамке – и ее выщипанные брови полезли вверх.

Через несколько мгновений она уже была в кабинете у своего босса и (по совместительству) любовника. Обычно женщины не летают на каблуках, но сегодня, похоже, секретарша стала исключением, подтверждающим правило.

– Алекс! Алекс! Это пришло только что… Ты читал газеты? Этот ненормальный хочет тебя убить!

Доктор Дэйви брезгливо выпятил нижнюю губу и взял листок в черной рамке из ее рук. Мистер Дэйви был невысок и совершенно лыс, с мясистым желтоватым лицом и жесткими складками у неожиданно сочных пухлых губ. Какое-то время он перебивался в качестве терапевта, но потом нашел себя в совершенно иной области, к которой медицина имеет разве что отдаленное отношение. Испугать его было нелегко, и ко всему в жизни он привык относиться с изрядной долей иронии.

– О господи, Герда… Ты суетишься, как курица. По-моему, это все выдумки полиции. Посмотри, меня тут обвиняют в том, что я торгую наркотиками и стал причиной смерти многих людей. Точь-в-точь как мне сказали когда-то в полиции, практически слово в слово. Они тогда очень хотели сцапать меня и засадить за решетку, но я оказался им не по зубам.

– Это не полиция! – простонала его собеседница, теряя голову. – Это… как его назвали в статье? Мистер Возмездие, да! И он хочет тебя убить! За то, что из-за тебя погибли люди!

– Герда, милая, прости, но лично я в жизни никого не убивал, – проговорил доктор с ноткой раздражения в голосе. – Если этот тип действительно карает – господи, ну и слово! – убийц, ему лучше выбрать кого-нибудь другого. В конце концов, я не виноват, что людям больше нравится колоться, чем ходить по музеям и слушать музыку Баха. Если людям не запрещают ходить в музеи, то я не вижу причин, почему надо запретить им употреблять наркотики. – Он еще раз перечитал письмо и вернул его Герде. – Впрочем, если ты так волнуешься, можешь позвонить в полицию, я не возражаю.

– Я сейчас же им позвоню, – пообещала Герда. – Только, пожалуйста, перейди в комнату, где нет окон. Я тебя умоляю!

– Герда, ты сошла с ума? – нахмурился доктор. Он любил свой светлый кабинет с большими окнами и современной мебелью. Мысль о том, что надо куда-то уходить, по сути, бежать, была ему не по душе.

– Одну из жертв, Генри Хэйли, застрелил снайпер, – прошептала Герда. – А что… что, если он прямо сейчас смотрит на нас в прицел?

Несколько мгновений доктор пристально глядел на нее. Потом пожал плечами.

– Герда, милая, ты начиталась детективных романов, – уронил он. – У тебя просто нервы не в порядке.

Но тем не менее он ощутил какое-то тревожное облегчение, оказавшись в маленьком предбаннике Герды, лишенном окон, и видя, как молодая женщина, торопясь и срывая ногти, набирает номер Скотленд-Ярда.

Глава 19

Успеть до полуночи

– Сэр, простите меня, но я не могу разорваться, – сказал Стивен Хантер по телефону своему начальнику. – Я еще не закончил следствие здесь, в Суррее, а между тем дело важное, потому что одна свидетельница видела убийцу. Правда, сначала она говорила, что он был вроде старый, а теперь – что она ошиблась и он молодой, и вообще, она могла видеть его не седьмого марта, а раньше, пятого. Только вот пятого жертвы совершенно точно были еще живы, потому что их видели шестого в церкви. Я пытаюсь расколоть ее и так, и этак, но с местными нелегко иметь дело, поверьте мне. Как только они поняли, кто такие Смиты на самом деле, да еще узнали про погреб, их настроение резко изменилось. В пивных чуть ли не открытым текстом говорят, что убийца – молодец, и вообще, так этим уродам и надо. Местная клуша, Дафна Дюк, сожгла какую-то вышитую ерунду, которую ей подарила миссис Смит, и теперь хвастается напропалую, словно совершила подвиг. – Инспектор перевел дыхание. – Короче, трудно вести следствие, когда все вокруг молчаливо одобряют убийцу и, по-моему, не прочь его покрывать. И свидетельница туда же: сначала твердила, что видела мужчину, а потом стала говорить, что это могла быть и переодетая женщина в плаще.

– А что думаете вы, инспектор?

– Я думаю, что это был некто, не вызывающий никаких подозрений, и первая версия свидетельницы о немолодом человеке ближе к истине. Он постучал в дом, извинился и сказал, например, что у него сломалась машина. Может быть, попросил позволения позвонить, вызвать мастера, или что-нибудь подобное. То, что слуг отослали, облегчило ему работу, но в любом случае вечером миссис Фостер и Молли возвращались к себе, и они не могли ему помешать. Это наводит на мысль, что либо он знал обо всем, что происходило в доме, либо ему чертовски повезло. – Стивен перевел дыхание. – Кто-то предложил выпить кофе, вероятно, сам гость, потому что стрихнин на вкус горький, и в чае он будет ощущаться, а в кофе – нет. Дальше, понятное дело, гость отравил хозяев, уничтожил письмо и уехал на машине, которая чудесным образом починилась сама. Остаются некоторые вопросы, к примеру, откуда он вообще мог узнать, что Смиты – это Инмэны, но я полагаю, что, когда мы его задержим, все разъяснится.

– Полагаю, – довольно сухо молвил начальник, – что у вас было бы куда больше шансов задержать его сегодня в Лондоне, сэр.

– Возможно, – не стал спорить Стивен. – Но поскольку вы поручили охрану мистера Дэйви инспектору Чемберсу, я не сомневаюсь, что он не будет спускать с будущей жертвы глаз. А значит, доктор Дэйви находится в совершенной безопасности.

Тон инспектора был преисполнен почтительности, но начальник был далеко не глуп и, без труда раскусив, что за ней скрывалось, рассердился.

– Инспектор Хантер, дело слишком серьезное, чтобы я выслушивал от вас всю эту чушь, – промолвил он. – Какой-то сумасшедший вообразил, что он может заменить полицию, суд и палача одновременно. Не мне вам говорить, как в этих условиях смотрятся настоящие полиция, суд и… и…

– И палач, – любезно подсказал Стивен. – Наше реноме подмочено. Или правильно говорить – репутация?

– Если с Дэйви что-то случится, пресса сожрет нас с потрохами, – сказал его собеседник. – Инспектор Чемберс – опытный сотрудник, но…

Тут Стивена прорвало.

– Особенно много опыта он приобрел во время войны, просиживая штаны в штабе и раскатывая из «Савоя»^[15] в военное министерство и из министерства – обратно в «Савой», – съязвил он.

– Мистер Хантер!

– Я-то получил ранение на передовой, а потом меня перевели в шоферы, так что я отлично знал, кого куда возили, – усмехнулся Стивен. – Не знаю, что конкретно придумает наш клиент, чтобы ухлопать Дэйви до полуночи, но на месте доктора я бы уже писал завещание.

– Ему не понадобится завещание, потому что я приказываю вам вернуться в Лондон и охранять его.

– Но, сэр…

– Фактически доктор играет роль живца, и теперь поймать того, кто ему угрожает, – дело чести. Вы же сами сказали, что его попытаются убить, так что и без объяснений все понимаете. Завтра утром я жду ваш доклад, инспектор. С подробностями!

И, прежде чем Стивен успел возразить, на том конце провода бросили трубку.

…Многим известна пословица «Мой дом – моя крепость», но современный дом вовсе не так легко превратить в крепость. Осмотрев импозантный особняк доктора Дэйви, инспектор Чемберс пришел к выводу, что охранять его будет нелегко, и затребовал по телефону дополнительных сотрудников. Полицейские, которым была отлично известна профессия того, кого им поручено было стеречь, ходили по комнатам, набитым старинными статуями, рыцарскими доспехами, дорогими картинами, и в головы их закрадывалась крамольная мысль, что торговля наркотиками – анафемски прибыльный бизнес. По крайней мере, ни у кого из них самих дома ничего подобного не наблюдалось.

– Проверьте доспехи, не спрятался ли убийца внутри какого-нибудь из этих рыцарей, – велел Чемберс, нервничая. – Мы-то думаем, вдруг он начнет стрелять или явится снаружи, но что, если он уже в доме?

Доспехи проверили и добросовестно заглянули внутрь каждого рыцаря, но нигде не обнаружилось никакого убийцы – лишь пустота, пропахшая ржавчиной и пылью. Точно так же обыскали все шкафы, обшарили чуланы и заглянули во все закутки, но нигде не нашли даже намека на постороннее присутствие.

Итак, все входы и выходы были взяты под охрану, к каждому слуге, находившемуся в доме, на всякий случай приставили по полицейскому, а сам Чемберс и двое его подчиненных устроились в гостиной в обществе доктора Дэйви. Герда сидела тут же – она наотрез отказалась уходить, несмотря ни на что. Окна в особняке закрыли и вдобавок наглухо зашторили, чтобы исключить возможность вмешательства для снайпера. Переодетые полицейские патрулировали близлежащие улицы, вглядываясь в каждого прохожего, который казался им подозрительным.

Часы пробили сначала шесть, потом семь, восемь часов вечера. Доктор Дэйви мрачно шуршал газетами, затем включил радио, потом радио выключил и стал вяло раскладывать пасьянс. Герда смотрела, как он перекладывает карты.

– Валет треф на даму бубен, – подсказала она. Дэйви взглянул на нее непонимающе. – Если ты переложишь карту вот сюда…

– Да ну тебя к черту! – в сердцах выпалил доктор, смешивая карты. Герда вздрогнула и с укором посмотрела на него. Трое полицейских, находившиеся в комнате, дружно сделали вид, что ничего не заметили.

И тут все услышали громкий звонок в парадную дверь. Герда тихо вскрикнула, помощники переглянулись и синхронно побледнели, а Чемберс не мог удержаться от неприятного ощущения, что ему вдруг стало не по себе.

Однако это оказался всего лишь инспектор Хантер, за которым безмолвной тенью следовал Джонни Сайкс. Необъяснимо, но факт: в Сент-Джордж-Хиллз инспектор, который прежде не имел привычки опаздывать, ухитрился пропустить несколько поездов подряд и прибыл в Лондон только к вечеру.

– Добрый вечер, инспектор, – сказал Чемберс, стараясь говорить как можно более бодрым тоном. – Рад, что вы присоединились к нашей компании. – И он представил Хантера тем из присутствующих, кто его еще не знал.

Морщась, Стивен ответил на стандартные приветствия и бросил взгляд на окна, занавешенные тяжелыми бархатными портьерами, которые не оставляли возможности увидеть снаружи то, что творится внутри. Он не любил Чемберса, даже больше – терпеть его не мог, но неприязнь эта носила чисто социальный характер. Чемберс выглядел как джентльмен, даже когда ему приходилось кого-нибудь допрашивать, что вообще-то случалось нечасто, потому что всю черновую работу он без зазрения совести сваливал на своих помощников. У него была отличная высокая фигура и маленькая аристократическая голова с добродушными ореховыми глазами слегка навыкате. Когда он и Стивен сталкивались где-нибудь в коридоре, маленький инспектор всегда чувствовал, что коллега смотрит на него сверху вниз во всех смыслах, и злился. Чемберса он считал приспособленцем и паршивым чистюлькой, но, опять же, это все были эмоции. Хотя Хантер и сказал начальнику, что коллега не сумеет уберечь Дэйви, в глубине души он отлично понимал, что Чемберс не настолько глуп и сделает все от него зависящее, чтобы не дать доктора в обиду. Именно поэтому Стивен не испытывал особого желания сворачивать следствие в Суррее и возвращаться в Лондон. Вообще он не сомневался, что, столкнувшись с серьезным противодействием его планам, убийца не рискнет появиться, а если и рискнет, Чемберс без труда одержит над ним верх и станет героем завтрашних выпусков. И даже если именно Стивену удастся задержать таинственного мистера Возмездие, героем станет все равно Чемберс – вот что было обиднее всего.

– Дом осмотрели?

– Сверху донизу.

– Слуги все проверены?

– Они служат тут уже много лет. Впрочем, я к каждому приставил по человеку.

Стивен одобрительно кивнул. Он задал еще несколько вопросов, и все ответы вполне его устраивали. Покосившись на телефон, стоявший на круглом изящном столике, инспектор спросил:

– В доме есть еще один аппарат? Я хочу поговорить по одному важному делу…

– Через две комнаты направо, – сказала Герда. – Я могу вызвать дворецкого, чтобы он проводил вас.

– Не стоит, мисс, я найду сам.

Широкими шагами он вышел из гостиной, и, когда за ним закрылась дверь, все переглянулись. Напряжение в комнате возрастало с каждой минутой, а Стивен – все почувствовали это – словно вносил некую разрядку. И оттого, когда он ушел, всем стало его не хватать.

Меж тем, стоя возле аппарата в малой гостиной, Стивен позвонил Ксении, но номер был занят. Чувствуя досаду, инспектор подождал и перезвонил. На сей раз девушка ответила.

– Надеюсь, я вам не помешал? Вы с кем-то беседовали…

– С мамой, – коротко ответила Ксения. – Правда, что Мари Пеллетье отпустили? Так написано в газетах.

– Да, мы выпустили ее, но следим за ней. На всякий случай, хотя я почти не сомневаюсь, что она не имеет никакого отношения к… к первому убийству.

И инспектор, не удержавшись, пересказал Ксении все, что ему удалось узнать в Сент-Джордж-Хиллз, а также упомянул, кого он охраняет сейчас.

– Ну что ж, – вздохнула Ксения, – у вас будет шанс лицом к лицу встретиться с тем, кто стоит за этими письмами. Дом хорошо защищен от пожара?

– А почему вы спрашиваете?

– Ну, поскольку вы находитесь внутри и в безопасности, я думаю: а не собирается ли этот человек предпринять что-нибудь, чтобы заставить вас выйти наружу? Пожар или наводнение вполне подойдут. Я хочу сказать, – добавила Ксения, – было вполне предсказуемо, что Дэйви станут охранять в его доме. Скотленд-Ярд слишком многолюден и абсолютно не подходит для таких целей.

– Мисс, – сказал инспектор после паузы, – я у вас в долгу, ей-богу!

Он закончил разговор с Ксенией и что было духу поспешил обратно.

– Сэр, тут такой вопрос… Дом случайно не могут поджечь, к примеру? Или затопить? Чтобы вынудить нас его покинуть?

– Затопить… разве что Темза поднимется футов на тридцать, – отозвался доктор. – А что касается пожара… Не знаю, по правде говоря, что вам и сказать. Поджечь снаружи вряд ли возможно, если говорить о чем-то серьезном, а изнутри… – Он пожал плечами. – Даже не представляю, как это можно осуществить.

Тем не менее Хантер взял с собой Сайкса и еще одного полицейского, который уныло околачивался в холле, и втроем они осмотрели весь дом, но не обнаружили ничего подозрительного.

«Допустим, для начала достаточно закинуть в окно бутылку с зажигательной смесью… – размышлял инспектор. – А что? Паника, суматоха, мы выходим, и он убивает Дэйви… Правда, дом окружен довольно большим садом, в котором полно наших людей, так что швырнуть внутрь бутылку со смесью будет нелегко, но… лучше все-таки не расслабляться…»

Вскоре после десяти доктор Дэйви поднялся и сказал, что идет спать. В коридоре его нагнала Герда.

– Алекс, я прошу тебя… Позволь мне остаться с тобой! – попросила она, умоляюще заглядывая ему в глаза.

Но доктор был слишком англичанином и джентльменом, чтобы согласиться на подобное предложение.

– Герда, в доме полицейские, за дверью спальни будут торчать их люди… Не глупи!

– Ну хотя бы подожди тогда до полуночи, прежде чем лечь! – вырвалось у нее. Доктор нахмурился.

– Герда, хватит… Всем и так уже ясно: никто не придет. Надо быть безумцем, чтобы пойти на убийство в доме, где полно полиции!

Он оттолкнул ее руки, пытавшиеся удержать его, сердито посмотрел на ее лицо, залитое слезами, и удалился к себе в спальню. Плечи женщины слегка вздрогнули, когда хлопнула дверь.

Глава 20

Невидимый убийца

Ксения проснулась рано и долго лежала в постели, ощущая то ни с чем не сравнимое блаженство, которое охватывает человека в тепле и покое, когда ему не надо никуда торопиться и никого бояться. Мысли текли, как вода, свободные и неспешные, и она купалась в них, как русалка, но вот одна мысль, не то чтобы тревожная, но беспокойная, выделилась из общего потока и стала покалывать Ксению, словно иголочкой. Мысль эта касалась того, арестовал ли коротышка-инспектор мистера Возмездие или тот предпочел не связываться с Хантером и никак не проявился. И хотя Ксения говорила себе, что в общем и целом эта история ее больше не касается, она все же была не прочь узнать, чем все закончилось.

Она встала, привела себя в порядок и оделась. «Скоро принесут завтрак», – подумала Ксения и открыла дверь, чтобы посмотреть, не идет ли служанка. Однако за дверью обнаружилась вовсе не Мэри, а Ричард Сеймур. В руке он держал красную розу, и при взгляде на нее сразу же становилось ясно, что выбрали ее наверняка в самом лучшем лондонском магазине. Она была величиной с апельсин и искушала ароматом рая.

– Ой, – сказала Ксения от неожиданности.

– Доброе утро, – сказал Ричард, и глаза его блеснули. – Это вам.

Ксения смутилась. Она звонила ему и в понедельник, и во вторник, но оба раза ответ слуги был одинаковым – мистер Сеймур болен, он лежит в постели и не подходит к телефону. Девушке было не слишком приятно думать, что таким образом он, возможно, дает ей понять, что не хочет с ней общаться, и она решила, что больше ни за что не станет искать с ним встреч. И надо же – он стоит на ее пороге, да еще с розой, которую явно выбирали очень тщательно, и смотрит на нее, Ксению, так, что сердце тает. Она вгляделась в его зрачки, но нет – они казались нормальными, и вообще ничего в Ричарде не было такого, что намекало бы на его пристрастие.

– Вам нравится? – спросил Ричард. В Ксении взыграл дух противоречия.

– Если вы мне скажете, что я прекрасна, как эта роза…

– В жизни не собирался прибегать к таким пошлым комплиментам, – отозвался Ричард. – Конечно же, вы лучше.

Оба рассмеялись, но Ксения все-таки чуточку покраснела.

– Я вам не помешал?

– Нет, вовсе нет. – Ксения, спохватившись, посторонилась. – Входите.

Он вошел, и Ксения закрыла дверь. «Миссис Ломакс наверняка откажет мне от квартиры, – машинально подумала она. – Ну и ладно… Переберусь к маме».

– Я не знаю, как ваша хозяйка относится к визитам посторонних, – сказал Ричард. – Поэтому я сказал служанке, что иду к адвокату, который тоже живет в этом доме, посоветоваться по важному делу.

– К адвокату? С розой? – улыбнулась Ксения, ставя цветок в высокую вазу.

– Э-э… Об этом я не подумал! – сокрушенно промолвил Ричард.

Они опять рассмеялись. «С Ричардом действительно легко смеяться вместе, – мелькнуло в голове у Ксении, – а ведь это качество не так часто встречается у англичан».

– Я так и не извинился перед вами за то, что произошло на файф-о-клоке, – вздохнул Ричард.

– О, напротив, вы извинились тысячу раз, – возразила Ксения.

– И ваша мать меня невзлюбила, – добавил он.

– Вовсе нет!

– Конечно, да. Думаю, она увидела уколы у меня на руках и решила, что я наркоман. Верно?

Ксения покраснела.

– Ну, если вы хотите знать… Хорошо. Она… я… В общем…

Больше ничего осмысленного ей выжать из себя не удалось.

– Вы ведь не наркоман, верно? – спросила она почти умоляюще. Ричард вздохнул.

– У меня случаются приступы бессонницы, – сказал он. – А таблетки на меня почти не действуют. Однажды я целую неделю не мог заснуть и чуть не сошел с ума. Ужасное ощущение, когда лежишь в постели и изо всех сил пытаешься уснуть, и почти засыпаешь, но словно… словно какой-то кусочек в тебе спать не хочет, сопротивляется, и из-за него ты вынужден бодрствовать. Да… Словом, пришлось мне принять кое-какие меры. Потом, при резких переменах погоды у меня бывает ощущение, что я снова превращаюсь в головоломку. Я рассказывал вам, как меня собирали? Так вот, не очень приятно чувствовать, как возвращаешься в то самое состояние, когда все старые раны оживают и начинают ныть. – Его светлые глаза потемнели. – Одним словом, на такую безнадежную развалину, как я, могут подействовать только очень сильные средства. И я…

Тут Ксения все-таки решилась – она подошла и поцеловала его в щеку. Очень легонько, но все-таки это был поцелуй, и Сеймур явно не ждал его. Он замер и недоверчиво посмотрел на нее.

– Не надо оправдываться, – шепнула она. – Ничего не надо, слышите? Я и так вам верю.

Как истинный англичанин, Ричард в такой двусмысленной ситуации должен был рассыпаться в бессвязных извинениях, отступить к дверям и исчезнуть, но он даже не сделал движения к выходу. Он просто стоял и смотрел на Ксению, а она смотрела на него.

Когда он наконец заговорил, его слова, казалось, не имели никакой связи с тем, что только что произошло.

– Знаете, – произнес он, – я бы отдал полжизни, чтобы этой войны никогда не было. Да.

И тут Ксения услышала, как кто-то осторожно поскребся в дверь.

– Кажется, завтрак принесли, – быстро сказала она и выбежала из комнаты.

Но это оказался вовсе не завтрак, а потрепанный, помятый и истерзанный Стивен Хантер без шляпы и в криво застегнутом плаще.

– Инспек… – только и могла сказать Ксения.

– Ни-ни, – покачал головой Хантер, и тут стало заметно, что он где-то успел основательно набраться. – Не испе… сипе… сипектор Хантер, а труп инспектора. Зарре… зар-резали без ножа. Да!

– Вы его упустили? – поняла Ксения. – Он сбежал? Он… он что, убил Дэйви?

– Да, – горестно подтвердил Стивен. – Шприц… воткнул… Передоз… И доку каюк. Кош-мар!

И инспектор, прислонившись к стене, бесформенным студнем сполз по ней и осел на коврик у двери Ксении.

– Инспектор Хантер! – Возле Ксении тотчас же материализовался Ричард. – Вы что, с ума сошли? – возмутился он. – Что вы себе позволяете?

– А, мистер Сеймур! – сердечно приветствовал его инспектор. – Опоз… опоздал. Я опоздал. И вчера опоздал, и сейчас опоздал… Жиииизнь!

Однако Ричард Сеймур явно не собирался препираться по поводу смысла жизни с инспектором Хантером. Молодой человек просто ухватил инспектора за шкирку и втащил его в квартиру. Стивен попытался было сопротивляться, но куда там! Преимущество было явно не на его стороне.

– Ричард, – пролепетала Ксения, – что вы собираетесь с ним делать?

– Привести его в чувство, – коротко ответил молодой человек. – Если вас не затруднит включить холодную воду…

Ксения открыла рот. По правде говоря, до сих пор она воспринимала Ричарда скорее как современного мушкетера, человека, которому прошлое дороже настоящего – и она была готова понять это и принять, потому что ее собственное далекое прошлое представлялось ей безоблачным и безмятежным по сравнению с тем, что произошло потом. Конечно, она помнила, что Ричард был еще и тем самым лейтенантом Сеймуром, который уничтожил Черного Барона, но она никак, просто никак не могла вообразить своего знакомого в этой роли. Сейчас же, видя исполненное решимости лицо Ричарда и то, как он с его обманчиво хрупким телосложением крепко держит инспектора, который уж точно не был тщедушным или слабосильным, Ксения даже чуть-чуть растерялась. «Да, такой человек мог убить Барона…» – мелькнуло у нее в голове.

– Ванная вон там, – сказала она. – Идемте, я помогу вам.

Если бы поблизости в эти минуты оказались миссис Ломакс или одна из горничных, не исключено, что они бы побежали за констеблем и в красках расписали бы ему душераздирающие подробности убийства, которое как раз в эти минуты происходит в одной из квартир прекрасного старого дома на Кармелит-стрит. Но миссис Ломакс ушла по делам, а горничные так увлеклись статьей в утренней газете, в которой десять специалистов пытались нарисовать психологический портрет мистера Возмездие, что даже забыли подать вовремя завтрак.

Примерно через полчаса Ксения сидела в столовой и ковыряла вилкой остывший омлет. Напротив нее, поставив локти на стол и опершись на скрещенные руки подбородком, сидел Ричард Сеймур. Дверь приоткрылась с заискивающим скрипом, и тень инспектора Хантера – которого, судя по всему, недавно тут убивали, но так и не убили окончательно – вползла в комнату. Больше всего Стивен, успевший где-то лишиться своего макинтоша, походил на мокрую выдру, которая выбралась из реки и ищет местечко, чтобы обсохнуть. Однако глаза сейчас у него были ясные, не замутненные алкоголем, и смело встретили огненный взгляд, который на него метнул Ричард.

– Я надеюсь, вы пришли в себя? – спросил Сеймур.

– Совершенно, – скорее прошелестел, чем проговорил инспектор. Он вытащил откуда-то из-за спины полотенце, недоуменно поглядел на него и протер им лицо и волосы.

– Садитесь, мистер Хантер, – пригласила его Ксения.

– Нет уж, – ощетинился Ричард. – Пусть для начала извинится, что напился и… и посмел в таком виде притащиться к вам!

– Пожалуйста, – смиренно ответил Стивен и бухнулся посреди гостиной на колени. Полотенце ему мешало, и он предпринял попытку засунуть его в карман.

– Мистер Хантер! – Ксения подпрыгнула на месте.

– По-моему, он все еще пьян, – сказал Ричард, теряя терпение. – Сейчас я выброшу его в окно, – в сердцах добавил он, поднимаясь с места.

– Ну уж нет, вы его не тронете! Давайте не будем изображать д’Артаньяна, который… который… – Ксения попыталась припомнить, покушался ли герой Дюма выкинуть из окна своего соперника, но так и не вспомнила, потому что Ричард поглядел на нее с явным удивлением.

– Я? Изображаю? Я никогда никого не изображаю, поверьте мне.

– В конце концов, – сказала Ксения, теряясь, – инспектор просто был очень расстроен. Да?

Стивен несколько раз энергично кивнул.

– Старик обещал меня уволить, – прошелестел он, – и позаботиться о том, чтобы я ник… никогда больше не позорил полицию своим присутствием. Я конченый человек.

– Никто вас не уволит, – буркнул Ричард. – Может быть, вы все-таки встанете… то есть сядете и расскажете нам, что произошло?

И Стивен подчинился.

Из его путаного рассказа стало ясно одно: план полиции не сработал. Убийца уже находился в доме, но где – совершенно непонятно, потому что Чемберс и его люди прочесали особняк от подвала до крыши. Когда мистер Дэйви ушел к себе в спальню и лег в постель, убийца пробрался к нему и сделал смертельную инъекцию, после чего просто-напросто исчез.

– Так и вижу заголовки в газетах: «Невидимый убийца наносит очередной удар!» – фыркнул Ричард.

– Скажите, он убил мистера Дэйви с помощью того самого наркотика, которым тот торговал? – спросила Ксения.

Стивен кивнул.

– Было очень глупо не ставить полицейских у двери спальни, – заметил Ричард.

– Там сидели три наших сотрудника, – сердито ответил Стивен.

– Включая вас?

– Нет. Я и Сайкс ходили по дому, следили, все ли наши на своих местах, не готовится ли какая-нибудь пакость… ну… вроде пожара, например.

– И вы никого и ничего не заметили?

– В том-то и дело. И те, кто сидел у двери спальни, клянутся, что никто не входил и не выходил.

– В романе мистера Бедфорда выяснилось бы, что в спальне имеется какой-нибудь тайник, – вздохнула Ксения. Стивен с укором покосился на нее. – Хорошо, я понимаю, что на самом деле тайника не было. Итак, если речь идет о… м-м… обычной комнате, где есть стены, пол, потолок, дверь, окна… Поскольку в дверь он войти не мог… и пройти сквозь стену тоже… пол и потолок отпадают по той же причине… Получается, что остаются только окна.

– В саду тоже были наши люди, – сердито промолвил Стивен. – И они клянутся, что никого не подпускали к дому и уж тем более – не давали залезть в окно.

– Значит, убийца все-таки находился в доме, – настаивала Ксения. – Он спрятался в одной из комнат, потом, когда стемнело, выбрался через окно… допустим, на наружный карниз и по карнизу перебрался в спальню Дэйви. Поднял окно – вы меня простите, инспектор, но ваши поднимающиеся окна открыть легче легкого, – залез в спальню, убил доктора и вернулся обратно в свой тайник. Поскольку в саду были полицейские, уйти сразу после убийства он не мог. Утром, когда поднялась суматоха, он покинул дом под видом… ну, не знаю, слуги… или почтальона… Одним словом, человека, на которого никто не обращает внимания, как выразился бы мистер Честертон^[16].

В комнате наступило молчание.

– Почему полицейские, которые были в саду, не заметили человека на карнизе? – спросил Ричард.

– Потому что им внушили, что убийца может прийти с улицы. Вот они и следили за улицей, а не за домом.

– В том, что вы тут нафантазировали, есть рациональное зерно, – проворчал Стивен. – Только вот никто из слуг не покидал дом, я сам проверял.

– Значит, все еще хуже, – заметила Ксения. – Убийца – один из них.

– Или один из полицейских, – добавил Ричард. – А что? Подозревать – так всех… Как в романе!

– Слуги все время были под наблюдением, за каждым следил наш сотрудник, – уже раздраженно бросил инспектор. – Так что ваша версия никуда не годится. А полицейские, простите, занимались своим делом, а не лазали по карнизам. Я уж молчу о том, что заниматься этим ночью небезопасно, – ехидно прибавил он, – того и гляди сорвешься и сломаешь себе шею.

– Вы чертовски неромантичный человек, мистер Хантер, – сказал Ричард. Инспектор насупился.

– Сэр, если вы хотите меня обругать, сделайте это по-человечески. Я и сам понимаю, что набедокурил, – добавил он, умоляюще глядя на Ксению. – Конечно, мне не следовало напиваться и уж тем более – приходить сюда в таком виде, но…

Его прервал звонок в дверь.

«Кто бы это мог быть?» – подумала девушка, поднимаясь с места.

Впрочем, долго ей гадать не пришлось, потому что на пороге обнаружился смущенный Джонни Сайкс, который от волнения косил даже сильнее обычного.

– Прошу прощения, мисс… Тут такое дело…

– Входите, – сказала Ксения, широко распахивая дверь. – Мистер Хантер здесь.

– А… гм… как он, мисс? – осторожно спросил оруженосец инспектора.

– Насколько я могу судить, не хуже, чем обычно, – отозвалась девушка, пожимая плечами.

Оказавшись в гостиной, Джонни машинально отметил присутствие в интерьере алой розы и героя войны, а также то, что у инспектора были влажные волосы. Следует сказать, что Хантер воспринял появление Сайкса без особого удовольствия, но на то у инспектора были свои причины.

– Что, явился вручить мне приказ об отставке? – мрачно спросил Стивен.

– Не совсем, сэр. – Джонни замялся, но, видя, что на столе нет выпивки, которая могла бы соблазнить инспектора сорваться снова, решился: – Инспектор Чемберс уволен, сэр.

Если в голове Стивена еще оставался хмель, то после этих слов он окончательно выветрился. Инспектор резко распрямился.

– Быть такого не может!

– Да, сэр. Но это случилось, сэр.

– За что же его так?..

– Это ведь он осматривал комнаты в особняке. И это он проглядел тайный ход.

– Та… – инспектор поперхнулся словом, как будто оно встало ему поперек горла.

– Между спальней мистера Дэйви и переулком, сэр. Убийца спокойно пришел по нему, сделал свое черное дело, как говорят в романах, и ушел обратно.

– О господи! – вырвалось у Ксении. – Вы… вы не шутите, сержант?

– Мисс, это действительно самый настоящий тайный ход, – обиделся Сайкс. – Ему три или четыре века, не меньше. Дело в том, что в этом особняке жил когда-то человек, который… Одним словом, он был женат, но не слишком удачно, и не мог развестись, потому что родня жены не допустила бы этого, да что там – они бы просто сжили его со свету. Тот человек был влюблен, и… ну… Словом, он приказал проделать этот ход, чтобы навещать, так сказать, даму сердца без всяких помех.

– Это моя вина, – объявил Хантер.

– Вы-то тут при чем? – поднял брови Ричард.

– Моя вина, что я положился на слова Чемберса и сам не осмотрел особняк, – проворчал инспектор. – Вот в чем дело.

– Но, сэр, вы в тот день работали в Сент-Джордж-Хиллз не покладая рук, – напомнил Сайкс. – Мы еще опоздали на поезд и прибыли поздно. К тому же, если бы вы стали вновь осматривать комнаты, это означало бы, что вы не доверяете мистеру Чемберсу, одному из лучших наших сотрудников. Нет, сэр, тайный ход – это вовсе не ваша ошибка. Я так и сказал, когда начальство меня спросило. И еще я сказал, что было бы преступно увольнять вас, потому что семнадцатое число еще впереди.

И он с достоинством выдержал пристальные взгляды присутствующих.

– Хотите сказать, – не выдержал Ричард, – что завтра этот малый опять кого-нибудь убьет?

– Гм… пока ему все сходит с рук, мистер Сеймур. Так что я не вижу причин, по которым он может остановиться.

– Мы возьмем следующую жертву под круглосуточную охрану, – свирепо пропыхтел маленький инспектор. – Увезем ее в какое-нибудь место, в котором я буду абсолютно уверен. И никаких тайных ходов! – прибавил он, дергая шеей. – Клянусь, в следующий раз я изловлю этого любителя рассылать повестки, не будь я Стивен Хантер!

Глава 21

Весна в сердце

– Мне ужасно неловко просить вас об этом, – сказала миссис Ломакс, потупив взор, – но если я пойду на благотворительный вечер одна, это будет неправильно, и потом, я совершенно теряюсь среди незнакомых людей. Если бы вы, мисс, согласились меня сопровождать… Там будет весьма, весьма достойное общество. И разумеется, за такси заплачу я.

– Что вы, миссис Ломакс, – возразила Ксения, – я вполне в состоянии заплатить за такси, поверьте! Разумеется, если вам так хочется пойти на этот вечер, я согласна вас сопровождать – тем более что в пятницу вечером у меня нет никаких дел.

Миссис Ломакс просияла. Первая часть миссии по заманиванию Ксении на вечер с целью последующего ее облагодетельствования была проведена как нельзя лучше.

– Вы просто ангел, дорогая мисс, просто ангел! Честное слово, я не знаю, что бы я делала, если бы не вы. Значит, мы обо всем договорились? Я буду ждать вас внизу в семь часов.

Ксения пристально посмотрела на квартирную хозяйку. Получается, миссис Ломакс уже все предусмотрела, хотя разговор о вечере зашел только что, и Ксения вообще-то могла бы не давать своего согласия. Интересно, мелькнуло у девушки в голове, на что старая дама рассчитывает? Или на вечере будет герцог Олдкасл, и миссис Ломакс попросит Ксению представить его ей?

«Не беда, – решила девушка. – И потом, у меня всегда может заболеть голова».

А миссис Ломакс тем временем говорила, как важны такие вечера бывают для людей. Подумать только, ведь когда-то она тоже встретила своего Джона на благотворительном вечере!

Даже если это и неправда (Джон был сыном соседей, и миссис Ломакс знала его с детства), не мешало с самого начала внушить Ксении правильный настрой.

– Кстати, – перебила сама себя квартирная хозяйка, – я надеюсь, мисс, вам не слишком докучает полиция? Мэри сказала, что к вам утром приходил полицейский, а за ним еще один, который искал первого. Я, должно быть, не так ее поняла, потому что она уверяет, что тот, который пришел раньше, был… э… слегка навеселе.

– Что вы, – воскликнула Ксения, делая вид, что она шокирована до глубины души, – конечно же, нет! Просто инспектор Хантер никак не может поймать мистера Возмездие, и он забрал себе в голову, что я могла заметить убийцу на Стрэнде… ну… тогда, когда пыталась оказать помощь мистеру Бойлу. Но я сказала инспектору, что никого не помню, потому что все мое внимание было поглощено мистером Бойлом.

– Хорошо, что ваше имя не попало в газеты, – сказала миссис Ломакс поучительно. – Молодой девушке всегда следует беречь свою репутацию, а в наши дни это особенно трудно. Достаточно один раз попасть в прессу, и с добрым именем можно попрощаться.

И тут, признаться, Ксения рассердилась.

– Я знаю вещи куда страшнее, чем потеря репутации, – объявила она, вскинув голову.

– Да? И какие же?

– Война, например. Да мало ли…

Но миссис Ломакс только пожала плечами.

– Всякая война когда-нибудь кончается, мисс, а репутация – это навсегда. Так не забудьте, я буду ждать вас в пятницу в семь часов.

Она выплыла из комнаты, и Ксения услышала, как за гостьей затворилась дверь.

«Хорошо еще, что она не узнала о визите Ричарда… Трое мужчин за одно утро – это с викторианской точки зрения все-таки многовато».

Зазвонил телефон, и Ксения поспешила к аппарату, надеясь, что это окажется мать. Но это оказался Джеймс, дворецкий Уильяма Бедфорда, который сообщил, что сегодня хозяин хотел бы продолжить диктовку своего романа.

«Уволюсь», – подумала Ксения сердито и покосилась на часы.

Она обещала Ричарду в четыре часа быть в Мушкетерском клубе, где должна была состояться репетиция сцены «Мушкетеры против гвардейцев», и ей настолько хотелось видеть его в образе д’Артаньяна, что любое препятствие или даже намек на него выводил ее из себя.

«Я поговорю с мистером Бедфордом… В конце концов, найти в наши дни машинистку – совсем не проблема».

Она застала старого писателя, как всегда, безупречно одетого, в гостиной на Риджент-стрит. Он сидел в кресле и читал газету. Когда появилась Ксения, он поздоровался еще более любезно, чем обычно, но, бросив выразительный взгляд на часы, все же дал машинистке понять, что она опоздала на целых десять минут. И этот взгляд особенно задел ее, потому что получалось, что она что-то должна этому автору скучных романов, этому человеку, который платил ей гроши, да еще делал вид, что так и надо. «А если бы у меня не было мамы, которая всегда поддерживает меня? Если бы отец не оставил мне наследство? Если бы я и впрямь зависела от мистера Бедфорда… целыми днями выслушивать его разглагольствования о жене, которая его бросила, о Верноне Сомерсете и его успехах, о том, что мир катится в пропасть, о…»

– Читали, что в нашей замечательной газете написали о мистере Возмездие? – спросил писатель. – Это же просто уму непостижимо! Десять человек, именующих себя специалистами, изложили свои версии, кем этот ненормальный может быть. Версии, надо вам сказать, одна смехотворнее другой, потому что почти во всем друг другу противоречат. Вот, не угодно ли, знаменитый психолог: если верить ему, мы имеем дело с противоречивой натурой, у которой в детстве случилась моральная травма. Отставной сыщик заявляет, что современная полиция никуда не годится и в его время этого любителя некрологов сцапали бы в два счета. Впрочем, лично он не сомневается, что убийства – дело рук не англичанина, потому что наша нация на такие фокусы не способна. Какая-то пишущая дама – и к тому же феминистка – уверяет, что эти преступления чрезвычайно романтичны и что тут определенно видна женская рука. Вернон Сомерсет – само собой, он и тут подсуетился – считает, что убийца на самом деле не один, их несколько. «Я чувствую некую тайну, – вещает этот самодовольный олух, – одному человеку не под силу одновременно сочинять столь изощренные письма, выслеживать маньяков, изводить ядом и отстреливать. Разумеется, мы имеем дело с хорошо организованной группой». О да, разумеется, ни одному человеку не под силу сочинить письмо и подсыпать стрихнин своему ближнему, который вообще-то давно напрашивался на то, чтобы его прикончили, – ехидно заметил Бедфорд. – И ведь это еще не все! Политик, который на каждом углу кричит, как он будет бороться с коммунизмом, если его изберут, само собой, обличает мистера Возмездие как коммуниста. Еще один политик – из тех, которые помогли нам потерять Ирландию, – заявляет, что убийца – психопат и вообще упадочная личность. И так далее, и тому подобное. В другой газете репортер строит самые фантастические догадки, почему убийства происходят раз в два дня. В самом деле, почему бы не каждый день? Газетчикам было бы куда веселее, а то им, бедолагам, приходится в сотый и тысячный раз сочинять ругательные статьи о вашей России, до которой им вообще-то столько же дела, сколько до какой-нибудь Гренландии.

И тут Ксения решилась.

– Мистер Бедфорд, – сказала она, – мне очень жаль, но я больше не могу у вас работать.

Писатель поднял голову. Он был не то чтобы удивлен, но, скажем так, озадачен. В его представлении Ксения вполне справлялась со своими обязанностями. Она была добросовестна, молчалива, не раздражала его слишком дешевой одеждой или слишком кричащей косметикой, и сам он, разумеется, никак не мог ее раздражать. Он платил ей ровно столько, сколько она заслуживала, – не больше и не меньше. С чего это вдруг она решила уйти?

– Послушайте, мисс…

Он начал говорить – и вдруг сообразил, что забыл ее фамилию, хотя раньше помнил, и Ксения к тому же упоминала ее несколько раз, чтобы продемонстрировать, как правильно надо ее произносить.

– По-моему, у вас нет никаких причин жаловаться на меня, – промолвил писатель беспомощно.

В это мгновение он с горечью думал лишь о том, что постарел, раз стал даже забывать имена. Но Ксения восприняла его слова совсем по-другому, потому что из всех возможных продолжений он выбрал наихудшее.

– Я и не жалуюсь, – коротко сказала она. – Я просто не буду больше здесь работать.

– Почему? Вы нашли другое место, где вам больше платят?

Не другое место, а свое место, вот в чем разница. Ксения ощутила прилив сил.

– Дело вовсе не в этом, мистер Бедфорд, просто я не могу больше продолжать заниматься тем, чем занималась раньше. Я думаю, если вы обратитесь в бюро – например, в «Орион», – они пришлют вам другую машинистку. Я уверена, она будет печатать не хуже меня, а может, и лучше.

И Ксения ушла. По правде говоря, ей было немножечко стыдно – как всякой женщине, которая бросает мужчину, пусть даже этот мужчина не любовник, а всего лишь старый писатель, диктовавший ей свой предсказуемый и скучноватый текст.

– Я позвоню в «Орион», сэр? – почтительно спросил Джеймс. Бедфорд, не мигая, смотрел на огонь, горевший в камине. – Со стороны этой мисс было крайне безответственно поступить так, как она поступила. В конце концов, она обязана была поставить вас в известность о своем уходе заранее.

– Какая разница? – пробормотал писатель. – Мой роман все равно никому не нужен, а значит… значит, все равно.

Дворецкий собирался возразить, но от его внимания не ускользнуло, что хозяин был крайне подавлен чем-то, что не имело к выходке машинистки никакого отношения. Бедфорд внезапно понял, что свою битву с жизнью – ту самую, которую в одиночку ведет каждый человек, – он проиграл. В молодости, живя книгами, он из чистого эгоизма не захотел тратить время на детей, и в результате ни одна из его трех жен никого не родила. Романы, которые он писал, наверняка будут забыты еще до того, как он умрет, а то скромное состояние, которое у него еще оставалось, станет добычей последней миссис Бедфорд, которую он презирал. Да, у него имелись родственники, имелись даже друзья, но по-настоящему близких людей у него не было. Если не считать преданного Джеймса и старой кухарки, которая помнит его еще подающим надежды молодым человеком… но преданность слуг – особого сорта, и ее нельзя принимать в расчет.

«Я как орел в бездне одиночества», – сказал себе Бедфорд и сам поразился напыщенности своей фразы. Какой орел, какая бездна? Одна машинистка ушла, на ее место придет другая, и ни к чему устраивать вселенскую трагедию. Жизнь не удалась – ему ли жаловаться, в самом деле? Были, были у него и любовь, и слава, и богатство, а что с детьми не получилось, так ведь он никогда и не стремился их завести. Он вспомнил знакомых писателей и их семьи – жен с тройными подбородками, прыщавых сыновей, унылых дочерей, и очень редко в ком-либо из домочадцев можно было обнаружить блестки остроумия или хотя бы обыкновенного ума. Они говорили о спарже и лососине, о политике и модных танцах, но едва речь заходила о книгах, как у всех сразу же становился сконфуженный вид. И писатели в кругу семьи обычно делали вид, что они не писатели, а их призвание – тоже рассуждать о спарже и лососине…

А вообще он поймал себя на мысли, что ему все надоело. Надоело быть собой, надоело притворяться, что это ему нравится, надоело изображать из себя писателя, чьи книги отвергают те самые издатели, которые прежде заискивали перед ним. Но Джеймс все еще находился в гостиной, ожидая указаний, – не скажешь же ему, что Уильяма Бедфорда, выражаясь по-простонародному, все достало.

– Позвоните в «Орион», – сказал писатель дворецкому. – Пусть они пришлют машинистку, но только, ради всего святого, – с раздражением прибавил он, – пусть она будет англичанкой. Хватит с меня непредсказуемых русских!

А Ксения шла по улице, чувствуя в сердце весну, хотя над Лондоном нависли тучи. Но тем, у кого в сердце весна, не страшны никакие дожди.

Ровно без пяти четыре Ксения была уже в Мушкетерском клубе. Она поздоровалась с мистером Гилкристом, библиотекарем, и Роджером, который пришел не один, а с Гретой. Обстановка на репетиции была самая непринужденная – кто-то явился в старинной одежде, кто-то в современной, как Роджер и его спутница. Ричард же, судя по всему, не давал себе поблажек – он был в костюме д’Артаньяна, приехавшего из Тарба. И хотя костюм был хорош, Ксения подумала, что одеяние мушкетера Ричарду больше к лицу.

Представив Ксении присутствующих, – некоторых она уже знала, – Ричард продолжил разговор, начатый до ее появления.

– Три мушкетера и д’Артаньян объединяются против пяти гвардейцев, – сказал он. – Заметьте скромность Дюма: четверо против пятерых. Современный автор наверняка написал бы, что против его героев выступило человек десять, не меньше.

– Можно попробовать и десять, – заметил Гилкрист с улыбкой.

– А смысл? – возразил плечистый молодой человек, которого Сеймур в прошлый раз уговорил играть бесстрашного гвардейца Бикара. – Они просто перебьют мушкетеров, и дело с концом.

– По-моему, из всех мушкетеров Дюма меньше всего любил Арамиса, – сказал Роджер. – Противники остальных названы поименно, это Жюссак, Каюзак и Бикара. А у Арамиса мало того что двое противников, но они безличны, никак не обозначены, и нам лишь известно, что один из них умирает сразу, а другой будет ранен.

– О да, – вздохнул Ричард. – Грустно быть персонажем Дюма, который только вошел в текст, и раз! – сразу же налетает на мушкетеров с д’Артаньяном и гибнет.

Все заулыбались, кроме Греты, которая смотрела на Ричарда с явным изумлением.

– Если нет дождя, то пойдем наружу, разомнемся, – сказал глава Мушкетерского клуба. – А здание нашего клуба будет играть роль кармелитского монастыря из романа, – пояснил он Ксении.

– В книге дуэль должна была состояться после полудня, – напомнила девушка, посмотрев в окно, за которым собирался дождь. – И был очень, очень жаркий день.

– О, смилуйтесь! – засмеялся Ричард. – Конечно, лондонскому вечеру придется изображать парижский полдень. Но ведь это всего лишь репетиция.

И все присутствующие гурьбой высыпали наружу и под руководством Ричарда стали искать в саду наилучшее место для дуэли.

– Я появляюсь из-за угла – помните? – неожиданно, – говорил высокий военный, игравший роль Жюссака. – Вот с этой стороны я и покажусь. По-моему, тут самое подходящее место.

Роджер, который не участвовал в сцене, но искренне забавлялся, спорил, вносил свои предложения, подавал советы. Грета, морща свой хорошенький носик, подошла к Ксении.

– Скажите, он действительно военный летчик? – неожиданно спросила шведка, указывая на длинноногого растрепанного Ричарда, которому сейчас можно было дать лет девятнадцать – настолько юным и увлеченным своей ролью он выглядел. – Тот самый лейтенант Бартон?

– Да, – подтвердила Ксения. – А вы удивлены?

Грета задумалась.

– Не знаю, – беспомощно призналась она. – Я ожидала увидеть кого-то более… более…

– Более похожего на богатыря?

Ее собеседница прикусила губу.

– Он совсем не похож на героя, – выпалила она, и искреннее огорчение зазвенело в ее голосе. – Совсем.

Ксения хотела было ответить: «Не говорите глупостей», но неожиданно ей стало жаль Грету, которая не способна была увидеть героизм в человеке, если он не обладал квадратной мужественной челюстью и не выставлял напоказ внушительные мускулы. Поэтому Ксения лишь примирительно сказала:

– Герои бывают разные.

– Наверное, вы правы, – заметила Грета со вздохом. – Очень, очень разные.

Зябко передернув плечами, она отошла к Роджеру, и внимание Ксении переключилось на Ричарда, который стоял напротив «Атоса» и Гилкриста и спорил с ними о том, стоит ли оставлять упоминание о чудодейственном бальзаме, которое ему чем-то не нравилось, или его можно убрать.

Глава 22

Звонок из Ливерпуля

Инспектор Хантер пребывал в состоянии, хорошо известном всякому, кто находился на волосок от крушения, но неожиданно для себя оказался вознесен колесом Фортуны на самую вершину. Никто больше не порывался его уволить, не осыпал его оскорблениями и не кричал ему в лицо, что он самый жалкий, самый никчемный полицейский Англии, а возможно, и всей Европы. Наоборот, его засыпали комплиментами, припомнили все его удачные дела, которые он сам уже успел подзабыть, пообещали ему повышение и награды, но с одним условием: он должен был во что бы то ни стало изловить таинственного мистера Возмездие, из-за действий которого полиция и суд рисковали стать посмешищем.

– Это будет не так просто, – сказал Стивен. – Мне понадобится команда, и в этой команде я хотел бы видеть лучших наших людей.

Ему посулили команду, любого, кого он захочет, лишь бы был результат. Впрочем, если бы Стивен запросил сейчас звезду с неба, вряд ли его начальство стало бы протестовать.

– В таком случае, – объявил маленький инспектор, – мне также понадобится сержант Бренард из Сент-Джордж-Хиллз.

Начальство попыталось возразить, что расследование ведется в Лондоне, а сержант Бренард… Но, очевидно, выражение лица у Стивена было такое, что всем стало ясно: без сержанта Бренарда не обойтись.

– Ладно, забирайте этого вашего Бернарда, – пробурчало начальство.

Так Мэтью оказался в Скотленд-Ярде и без промедления приступил к своим обязанностям. На одном из этажей устроили нечто вроде мозгового центра, в который стекались все данные о жертвах и где обрабатывалась вся поступающая информация. Туда приволокли громадную доску наподобие той, которую можно увидеть в любом учебном классе, и Стивен Хантер азартно исчеркал ее схемами, стрелками и знаками вопроса – точь-в-точь так, как он обычно делал в своем блокноте. На соседнюю стену повесили фотографии жертв, мест преступлений и копии сохранившихся некрологов. Оригиналы и конверты писем Стивен отправил экспертам, но он уже знал, что отпечатков пальцев убийцы обнаружить не удалось, а значит, тот был в перчатках и явно не собирался облегчать полиции расследование.

– Итак, начинаем все с самого начала, – сказал Стивен. Его белесые волосы топорщились еще более воинственно, чем обычно, глаза сверкали. – Первые жертвы – мистер и миссис Смит, они же мистер и миссис Инмэн. Убиты вечером седьмого марта, скорее всего, после десяти вечера, точнее время смерти установить невозможно, так как тела обнаружили не сразу. Предположительно утром шестого марта они получили – не по почте – некролог, запаниковали и решили бежать. Местным жителям на утренней службе в церкви они сказали, что уезжают то ли на неделю, то ли на две, отпустили прислугу, начали собирать вещи…

Мэтью Бренард, примостившийся на стуле, кивнул.

– Причем вещи они собирали сами, – вставил он, – чтобы прислуга не обратила внимание на кое-какие любопытные предметы. Например, на папки с газетными вырезками об убийствах, которые совершали Смиты. Оказалось, они очень тщательно читали все, что о них писали, кое-какие фразы подчеркивали, а над некоторыми предположениями попросту смеялись, потому что прямо на тексте статьи оставили издевательские ремарки.

– Совершенно верно, – кивнул Стивен. – Но дело не только в вещах – внизу, в подвале, находятся жертвы этой безумной парочки. Трупы убитых, и оставлять их там нельзя. Это единственное объяснение того, почему Смиты не удрали сразу же, а задержались. Возможно, они хотели вывезти тела под покровом темноты. Возможно, день седьмого марта прошел без треволнений, и они слегка расслабились. А вечером в их двери постучал некто, у которого на дороге будто бы сломалась машина. Тот, кто стоял на пороге, явно не вызывал никаких подозрений, раз его впустили в дом и даже стали пить с ним кофе. На столе стояла третья чашка, полная и без стрихнина, – помните? Он не пил кофе. Он не для этого пришел в этот дом. Он явился отравить ламбетского убийцу и его сообщницу ядом, который вызывает страшные судороги и мучительную смерть. И так как преступник уже тогда знал, что Смиты – не последние его жертвы, он уничтожил свое письмо и ушел. Он не хотел привлекать к себе внимание раньше времени. Впрочем, ему повезло, потому что отравленных и так обнаружили после того, как он разобрался с Бойлом, Хэйли и Гарреттом.

– Он не убивал Тимоти Гарретта, – негромко заметил Мэтью, чрезвычайно внимательно слушавший инспектора. – Гарретт покончил с собой.

– Да, но причиной его смерти все равно послужил некролог, который он получил. Так что в некотором смысле мистер Возмездие все же убил его.

– У меня вопрос, сэр, – вмешался Джонни Сайкс. – Каким образом этот мистер Возмездие узнал о Смитах? Ведь никто в округе даже не догадывался, кто они такие. Да что там в округе – ни у кого даже и тени подозрения не возникло.

– Это очень важный вопрос, Сайкс, – кивнул инспектор. – Скажу честно: у меня нет на него ответа. Но мы тут посовещались с мистером Бренардом, и он считает, что если мы выясним, как мистер Возмездие понял, что Смиты – это Инмэны, мы поймем, кого мы ищем. Ведь начал он именно с них.

– В сущности, вариантов не так уж много, – сказал Бренард. – Либо мистер Возмездие встретил их в колониях, понял, кто они такие, решил не выпускать их из виду и выследил до Сент-Джордж-Хиллз. Либо он столкнулся с ними уже в Англии и узнал их. Либо, наконец, он мог стать свидетелем одного из убийств и понял, кто именно убивает. Все родственники Инмэнов в один голос говорят, что разорвали с ними всякие отношения еще шесть лет назад, и даже оправдание не заставило их передумать. Но они могут и лгать. Возможно, Смиты не сообщали прямо о своем возвращении в Англию, а прислали открытку… или что-нибудь вроде того, так, чтобы было понятно, от кого она. И убийца об этом узнал, а по штемпелю понял, где можно найти Смитов.

– Ну, в таком случае он должен быть вхож к родичам Инмэнов, – проворчал Стивен. – Вы же не станете показывать кому попало открытку, которая вам пришла от кузена-психа, верно? Я уже послал наших людей трясти родню Инмэнов, но пока что они стоят на своем, и нашим ничего обнаружить не удалось. Еще двое полицейских проверяют прошлое Смитов. Тут все еще сложнее, потому что они находились за тридевять земель, но чем черт не шутит, может, что-то и прояснится. Теперь перейдем к показаниям Лесли Тэнкл, которая, возможно, видела убийцу. Первая ее версия была – немолодой мужчина в черном плаще на старой черной машине. Потом, когда она узнала, кого именно убили, она отказалась от своих показаний и вообще стала врать и запутывать нас. То машину видела в другой день, то за рулем могла быть и женщина в плаще…

– Я проверил ее показания, сэр, – негромко заметил Мэтью.

– Каким образом?

– Ну, я встал в то же время суток в том же месте, которое описала Лесли, и посмотрел на дом. Обзор оттуда частично загораживают деревья, но даже если выйти на дорогу, в сумерках можно видеть разве что спину человека, если он идет к дому. Старый он или молодой, мужчина или женщина – нафантазировать можно что угодно. Ясно пока только одно: у убийцы есть машина, и он умеет водить.

– И стрелять, – добавил Джонни Сайкс. – Генри Хэйли он застрелил выстрелом издали.

Сержант Бренард нахмурился.

– У меня вопрос, сэр. Мы ломаем себе голову, как убийца мог узнать, кто такие Смиты. Но откуда он узнал об убитой бельгийской семье? Ведь фото Инмэнов хотя бы было в газетах, об их процессе много писали. А о том, что случилось с семьей Мари Пеллетье, никто нигде не сообщал. Вы понимаете меня?

– Ну, некоторые все же знали о случившемся, – заметил Стивен. – Люди из военного министерства, например. Или сама Мари могла рассказать кому-то о том, что произошло с ее семьей. Те, кто работал с ней, тоже слышали об этой истории, так что они могли проболтаться.

– Они знали имена солдат? – настаивал Мэтью. – Насколько сослуживцы были посвящены в происшедшее?

Инспектор Хантер вздохнул.

– Знаете что, сержант, раз вас так это интересует, вот этим вы и займетесь, – буркнул он. – Найдите Мари и расспросите ее. Теперь перейдем к последнему убийству: доктор Дэйви. Сам он вроде бы никого не убивал, но из-за наркотиков, которыми он торговал, только в прошлом году умерли несколько человек. Все попытки привлечь его к суду заканчивались ничем – он всегда нанимал лучших адвокатов и выходил сухим из воды. Но тут по его душу явился мистер Возмездие, который по странному стечению обстоятельств знал о потайном ходе в доме доктора – ходе, о котором никто из живущих в доме осведомлен не был. У меня вопрос: откуда, черт возьми, мистер Возмездие мог о нем узнать? Даже если принять гипотезу, что он бывал в особняке доктора, это ничего не объясняет. Для того, чтобы найти этот ход, нужно время, и вообще…

– Этот ход значится на старых чертежах особняка, – заметил Мэтью Бренард, – но с середины XIX века его почему-то перестают отмечать.

– Замечательно, – проворчал инспектор. – И где же находятся эти старые чертежи?

– Э… Я отыскал их в архивах, сэр.

– Да? Вы проверили, кто запрашивал их до вас?

Впрочем, по выражению лица Мэтью инспектор уже понял, что это ничего им не даст.

– Некий Родерик Холт, историк, – с готовностью ответил сержант. – Это было в 1876 году.

– И после него никто…

– Никто, сэр. Сам мистер Холт скончался еще до войны.

Стивен сердито почесал нос.

– Знаете, джентльмены, – признался он, – иногда у меня возникает скверное ощущение, что газеты правы и против нас действует не один человек, а целая банда.

– Я так не думаю, сэр, – спокойно заметил сержант.

– Да? Можно узнать, почему?

– Видите ли, сэр, мы до сих пор не нашли никакой, даже отдаленной связи между этими преступлениями, которая предполагает корысть. Значит, первое наше впечатление было верным и убийства совершает… скажем так, некто, принявший на себя роль мстителя. Обычный человек такими вещами заниматься не будет, хотя в принципе можно представить, что…

– Вы хотите сказать, – прищурился Стивен, – что один человек еще может свихнуться настолько, чтобы начать мстить за обиженных и угнетенных, но несколько человек не могут одновременно так чокнуться? Я правильно вас понял?

– Ну… в общем… да, сэр.

Джонни Сайкс покрутил головой и фыркнул. С его точки зрения, инспектор Хантер только что поставил настырного провинциального сыщика на место, и не сказать, чтобы Джонни не был этому рад.

– Тогда наша задача упрощается, – заявил инспектор. – План действий остается прежним: найти очередную жертву и перехватить убийцу до того, как он приведет свой приговор в исполнение. Так как наш псих действует с завидной регулярностью, по нечетным числам, сегодня он опять должен кого-нибудь укокошить.

Впрочем, если верить поступавшей в Скотленд-Ярд информации, мистер Возмездие решил себя не стеснять и 17 марта собирался убить аж 156 человек. По крайней мере, столько граждан сообщили о том, что вчера или сегодня утром получили напечатанные на машинке некрологи, и требовали, чтобы полиция незамедлительно приняла меры. Особенно невидимый убийца ополчился против сумасшедших всех возрастов, изнывающих от скуки домохозяек и бездельников всех мастей, которые обрадовались, что нашли себе нестандартное развлечение.

– Ненавижу газетчиков! – кричал Стивен Хантер, потрясая кулаком. – Из-за них всякие идиоты отвлекают нас от дела, а с минуты на минуту может случиться настоящее убийство!

По свежим следам были задержаны несколько шутников, которые вздумали попугать своих знакомых, посылая им некрологи. Но куда печальнее то, что одну старую женщину, получившую письмо в черной рамке, увезли с сердечным приступом, и было неизвестно, выживет она или нет. Обозленный инспектор приказал арестовать автора розыгрыша – восемнадцатилетнего внука пострадавшей, юношу с глазами невинной газели, – и произнес много энергичных слов, большинство из которых самые полные толковые словари английского языка предпочитают игнорировать. Так или иначе, а день уже клонился к вечеру, и было совершенно непонятно, где настоящая жертва коварного убийцы и почему, черт побери, она до сих пор не дала знать о себе.

– Он затаился, – сказал Джонни Сайкс вслух то, что многие принимавшие в расследовании участие думали про себя.

Инспектор взглянул на него больными глазами, и тут на столе зазвонил телефон. По выражению лица босса Джонни понял, что тому сейчас меньше всего хочется отвечать на звонки, и снял трубку.

– Алло! Скотленд-Ярд, сержант Сайкс у телефона… – Джонни бросил быстрый взгляд на Стивена, который обмяк на стуле. – Инспектор только что вышел, вы можете сказать все мне, я ему передам. О черт… извините, сэр, вырвалось… Так… так… Письмо нашли в кармане? Отправлено из Лондона, вокзал Виктория? Вы не могли бы подождать минуту, инспектор только что вернулся…

Он прикрыл трубку ладонью и повернулся к Хантеру, который распрямился на своем стуле и буравил помощника вопросительным взором.

– Что там? – выпалил Стивен.

– Звонят из Ливерпуля. Днем случился взрыв в заброшенном здании… То есть его считали заброшенным. Пять человек погибли, один получил сильнейшие ожоги. Когда его доставили в больницу, в кармане нашли некролог в распечатанном конверте. В некрологе упоминаются имена Доннелли, Фрэйна, Дента, Кэрри Пирс… и Уэббера.

Инспектор прикипел к месту.

– Тот самый Уэббер? Террорист, который взорвал школу? Его арестовали, но судить не успели, потому что любовница, Кэрри Пирс, помогла ему бежать…

– Да, сэр. В здании находились он и его сообщники, те самые Доннелли, Фрэйн, Дент и Кэрри Пирс. Похоже, что тот, кто отделался ожогами, – ее младший брат Герберт. Он журналист, не входил в группу, но писал для газет сочувственные статейки о ее деятельности. Он и был адресатом письма.

– Так вот почему адресат не обратился в полицию! – вырвалось у Стивена. – Ну, теперь все понятно… Дай мне трубку и срочно зови сюда сержанта Бернарда. Похоже, мы едем в Ливерпуль!

Глава 23

Разговоры обо всем и ни о чем

– О, мисс Ксения, добрый вечер! Я как раз говорил Грете, что в Лондоне невозможно пойти куда-нибудь, чтобы не встретить знакомого… Вы кого-то ждете?

– Кажется, я даже догадываюсь, кого, – заметила Грета с улыбкой.

Если жизнь становится чересчур похожей на бочку меда, немедленно ищите в ней ложку дегтя, и вы не ошибетесь. Ксения любезно улыбнулась, подавляя вздох. Сколько в Лондоне ресторанов, подумалось ей, а Роджеру и его спутнице обязательно надо было оказаться здесь, когда она ждет Ричарда, и именно сейчас, когда ей не хочется ни с кем его делить.

Но тут возле стола Ксении материализовался словно ниоткуда роскошный букет, а из-за букета выглянуло улыбающееся лицо Ричарда, и девушка забыла обо всем на свете.

– Я опоздал, – извиняющимся тоном промолвил он, поздоровавшись и вручив Ксении букет. – Не люблю поручать выбор цветов продавцам, так что…

– А мне показалось, ты купил сразу всю цветочную лавку, – сказал Роджер, который заметил, как Грета задержалась на букете взглядом. Сам Роджер не любил дарить дамам цветы – что проку дарить какой-то веник, который все равно скоро завянет? – но, к чести мистера Денноранта, он не скупился на украшения.

Официант принес вазу, но она оказалась маловата для букета таких размеров, и пришлось ему сходить за другой, побольше. Ксения ждала, когда Роджер и Грета уйдут, но, к ее разочарованию, Ричард пригласил их присоединиться. Грета села рядом с Ксенией, Роджер – рядом со своим другом.

– Вы просто нас спасли, – сказала шведка со смущенной улыбкой. – В последние дни, где бы мы с Роджером ни были, только и говорят, что о мистере Возмездие. Всего несколько минут назад мы столкнулись у входа с мистером…

– С Ником и его женой, – подсказал Роджер. – Он сказал, что его престарелая тетушка Констанс, которая последние тридцать лет уверяла всех, что она слепая, теперь прозрела настолько, что читает все газеты, где сообщается об этом ненормальном.

Ксения улыбнулась.

– Невольно напрашивается вывод, что она не такая уж слепая, – заметила девушка.

– Конечно, – ответил Роджер, – но знаете, когда все вокруг твердят об одном и том же, это начинает действовать на нервы. – Он повернулся к Ричарду. – Кстати, Клэр просила, чтобы ты ей позвонил. Я спросил, почему она сама не позвонит тебе, но она сказала, что звонила, но тебя не застала.

Ксения слегка напряглась. Что это еще за Клэр? Жена Ника? Уж не та ли, которая когда-то была невестой самого Ричарда?

– А, да, дворецкий говорил мне, – пожал плечами Сеймур. – Наверное, она опять хочет пригласить меня на один из этих ужасных благотворительных вечеров.

– Почему ужасных? – наивно спросила Грета.

– Потому что люди приходят туда из-за того, что питают иллюзию, будто умирать от скуки в обществе приличнее, чем просто скучать в одиночестве.

– Не напоминайте, – воскликнула Ксения, – я как раз обещала быть завтра на одном из таких вечеров и уже раскаиваюсь!

– У леди Хендерсон? – поднял брови Роджер. – Нет, она вас не уморит скукой. Она сделалась очень мила с тех пор, как коротко подстригла волосы, и все стали ей наперебой говорить, что она выглядит на двадцать лет моложе. Оказалось, что короткой стрижки для счастья вполне достаточно.

– А я еще помню, какой она была до войны, – лукаво вставил Ричард. – По-моему, от одного ее присутствия скисало молоко. Теперь, конечно, она совсем другая.

– Но вы все-таки будете завтра на вечере? – спросила Грета.

Точности ради следует сказать, что этот вопрос почему-то не понравился сразу двум из четырех человек, сидевших за столом, – Роджеру и Ксении.

– Увы, нет, потому что я потерял приглашение, – объявил Ричард, глазом не моргнув. – Со мной такое случается.

«Тогда я тоже туда не пойду, – решила Ксения. – В конце концов, может ведь у меня заболеть голова?»

Но стоило ей на следующий день пожаловаться миссис Ломакс на головную боль и намекнуть, что она хотела бы остаться дома, как у старой дамы сделался такой обиженный вид, что Ксения почувствовала укол совести.

– Впрочем, у меня где-то есть аспирин, – капитулировала девушка. – И потом, голова болит не так уж сильно.

Когда миссис Ломакс удалилась, недовольная Ксения сделала несколько кругов по комнате и под конец, ощущая потребность излить кому-нибудь душу, позвонила Амалии.

– По-моему, я сто раз, не меньше, предлагала тебе переехать ко мне, – спокойно заметила мать. – У англичан есть одна любопытная особенность: когда они не обращают на тебя внимания, это еще полбеды, но когда они всерьез начинают тобой интересоваться, тогда-то и возникают настоящие сложности.

– У нее явно что-то на уме, – пожаловалась Ксения. – Полагаю, на вечере меня познакомят с перспективным вдовцом, который уже уморил пять своих предыдущих жен.

– А ты расскажи ему, как уморила шесть своих предыдущих мужей, и он поймет, что ему за тобой не угнаться, – посоветовала Амалия, и Ксения по голосу поняла, что мать улыбается.

– Мне не нужно шесть мужей, мама. Меня вполне устроит и один… Кстати, я хотела тебе сказать, что ты была не права насчет Ричарда. Он вовсе не наркоман.

«Вот как, – подумала заинтригованная Амалия, – сначала разговор о муже, и тут же появляется его имя… Неспроста, ох, неспроста!»

– Я рада, если ошиблась, – сказала она вслух.

– Правда?

– Ну да, а что?

– По-моему, – решилась Ксения после паузы, – он тебе не нравится.

– Ошибаешься. Он мне нравится уже тем, что заставил тебя вспомнить, кто ты есть. Дарить девушке цветы и водить ее в рестораны – это, может быть, банально, но правильно. Его игры в мушкетеров я не понимаю, но это уже мои трудности.

«Нет, – подумала Ксения, надувшись, – он тебе не нравится, и бесполезно меня убеждать… я-то знаю, что означает этот холодок в твоем голосе, ведь даже лучшие из людей не лишены предрассудков…»

– Ты читала газеты? – спросила она, чтобы переменить тему.

– О взрыве в Ливерпуле? Конечно, читала. Террористы устроили в старом здании нечто вроде лаборатории, где делали свои бомбы. Там накопилось множество взрывчатых веществ, и в какой-то момент случился взрыв. Его бы вообще списали на случайность, если бы не письмо…

– Нет, я имею в виду другое. То, что пишут сейчас о России.

– А что ты хочешь от меня услышать? – вздохнула Амалия. – Помню, мы проиграли войну с Японией, я была в Париже и видела, как французы веселились над нашим позором. А ведь мы были союзниками Франции… Так они относились к нам, еще когда мы были Российской империей. Они всегда радовались любой нашей неудаче, неважно какой. Теперь на месте Российской империи возникла Советская империя, которую можно просто ненавидеть, потому что она провозгласила свой особый путь… Вообще, знаешь, я могу рассуждать об истории до бесконечности, но на данный момент все это бесполезно. В итоге остаются поток и щепка, более ничего.

– Ты это о чем? – озадаченно спросила Ксения.

– Щепку несет потоком. Щепка может знать все о направлении потока, о его свойствах, о составе воды и так далее. Она может быть самой умной щепкой на свете и говорить самые правильные слова – потоку это совершенно безразлично. Он все равно будет течь, куда ему надо, не обращая внимания ни на какие щепки. Живи для себя, – заключила Амалия, – и не забивай себе голову мыслями о том, на что все равно никак не можешь повлиять. Решишь ко мне перебраться, просто позвони, и мы мигом все устроим.

Когда без пяти минут семь Ксения, тщательно причесанная, накрашенная и в платье замечательного серо-сиреневого оттенка, появилась внизу, миссис Ломакс отметила, что у девушки задумчивый вид.

– Вам должно понравиться у леди Хендерсон, – сказала старая дама. – У нее на вечерах можно встретить самых знаменитых людей Лондона. Даже ваш знакомый, герцог Олдкасл, и тот иногда…

Ксения перестала слушать. Они сели в такси, которое довезло их за пять минут, и девушка расплатилась, невзирая на протесты старой дамы. В особняке леди Хендерсон уже собралось много народу, и Ксения была рада увидеть среди гостей Роджера, который на этот раз явился без спутницы. Девушка хотела поздороваться с ним, но ей помешала миссис Ломакс, которая пожелала непременно представить ее своему родственнику. Тот оказался бывшим прокурором Эндрю Найтом и больше всего походил на ящерицу, втиснутую в слишком узкий костюм. Дряблая шея и выпуклые глаза довершали сходство.

– Рад с вами познакомиться, мисс, – церемонно промолвил Эндрю.

«Господи, ну и пугало! – мелькнуло в голове у Ксении. – Неужели миссис Ломакс решила, что он и я…»

– На кого это вы смотрите? – спросила у Роджера Денноранта его соседка, очаровательная синеглазая леди лет двадцати восьми, внешность которой портили лишь чуть более длинные, чем следовало бы, передние зубы.

– Это знакомая Ричарда, – отозвался он. – Та, о которой я вам рассказывал, Клэр.

– Неужели? Довольно дерзко было с ее стороны явиться сюда. Кстати, вы не передали Ричарду, что я его искала, потому что он так мне и не перезвонил.

– Поверьте, Клэр, я все ему передал, – спокойно ответил Роджер. – Но уж вам-то прекрасно должно быть известно, что Ричард…

– Да, Роджер?

– …обладает удивительной способностью забывать сделать то, чего ему не хочется делать, – смело договорил ее собеседник.

– Я знаю еще более удивительные способности, – парировала Клэр. – Например, связываться с женщинами, которые категорически ему не подходят. Чего стоит хотя бы эта потаскушка Нелли Райт…

– Клэр!

– Да, Роджер, привыкайте: сегодня женщины знают и не такие слова!

– О, я никогда не сомневался, что у торговок с Биллингсгейта^[17] чрезвычайно обширный словарь, – учтиво возразил Роджер. – Но будет досадно, если все женщины захотят выражаться, как они.

– О да, разумеется, приличия прежде всего, – съязвила Клэр. – Кстати, я кое-что разузнала об этой русской мисс с непроизносимой фамилией и должна признаться, что покойная Нелли по сравнению с ней может считаться ангелом. Начать с того…

– Дорогая Клэр, – перебил ее собеседник, – насколько мне известно, вы давно замужем за Ником и вполне с ним счастливы. Что вам за дело до того, есть ли кто-то у Ричарда или нет?

– Ричард – большой ребенок, – воинственно объявила Клэр, тряхнув волосами. – Его семья погибла на «Лузитании»^[18], кроме брата, которого позже убили на войне, и самой старшей сестры. Но она, бедняжка, никогда не видела дальше своего носа, поэтому я всегда считала своим долгом заботиться о нем.

– Может, если бы вы меньше заботились о нем, но больше любили, вы бы сейчас были миссис Сеймур, а не миссис Трэвис? – сухо спросил Роджер. Он ничего не имел против Клэр и был вполне равнодушен к тому, что говорили о Ксении, но попытка принизить Ричарда, известного летчика и героя войны, которым он искренне восхищался, неприятно задела его.

– Туше^[19], Роджер, туше, – усмехнулась Клэр. – Ладно, если уж Ричард не хочет со мной разговаривать, придется вам кое-что ему передать. Так вот, особа, которая привлекла его внимание…

– Клэр, я никогда…

– Да-да, я знаю: вы нейтральная Швейцария, никогда ни во что не вмешиваетесь, и счастье ваших друзей вам совершенно безразлично. Например, вам все равно, что мисс, которая вскружила Ричарду голову, – дочь авантюристки и балканского диктатора, что ее мать была замешана в куче шпионских историй, что отца расстреляли австрийцы, кажется, в 1912 году… Вам этого мало? Может, вы собираетесь мне сказать, что раз человек не выбирает своих родителей, то и за поступки их не отвечает? Тогда как вам то, что сама мисс Ксения однажды хладнокровно убила человека, чтобы получить после него наследство? И это вовсе не выдумки, нет, не выдумки – я могу привести вам факты и назвать людей, которые подтвердят, что это правда. Ну так как? Вы будете меня слушать, Роджер? Вы обещаете передать Ричарду то, что я вам скажу? Потому что – клянусь вам – я ни минуты не буду знать покоя, пока эта особа будет находиться рядом с ним. Она уже убила человека, что ей стоит проделать это во второй раз? Судя по выражению вашего лица, вы все-таки готовы меня выслушать. Так вот, Роджер: запоминайте внимательно то, что я вам скажу…

Глава 24

Убийственный вечер

В молодости Эндрю Найт терпеть не мог званые вечера и предпочитал оставаться дома, но теперь, когда быть дома означало то же самое, что и быть в полном одиночестве, он пересмотрел свои взгляды. Леди Хендерсон, конечно, несносная трещотка, но она все же неплохая женщина и сумела созвать самых разных гостей, среди которых попадались прелюбопытные типы. Мисс Ксения, о судьбе которой так беспокоилась миссис Ломакс, оказалась настоящей штучкой, по выражению прокурора. Она поглядывала на Найта с любопытством, а по ее словам он уже успел заметить, что она далеко не проста и уж точно не глупа. На несколько его язвительных замечаний, которые отпугнули бы более робких барышень, она ответила утонченными колкостями, что привело Найта в хорошее настроение. Ему нравились женщины, которые умели за себя постоять, хотя сам он некогда женился на чрезвычайно робкой и стеснительной барышне, – которая тем не менее, выйдя замуж, вела образцово хозяйство и держала прислугу в ежовых рукавицах. На какую-то шутку Ксении он рассмеялся так громко, что подошедшая к ним миссис Ломакс не преминула послать родственнику укоризненный взгляд.

– Кажется, пришел мистер Мюррей, – сказала она, кашлянув. – Ты не представишь нас, Эндрю?

– Разумеется, Иви, разумеется, – сказал прокурор и повел дам знакомиться.

В глубине души мистер Найт приготовился увидеть, как Ксения отошьет настырного адвоката, но на самом деле она почти не обратила на Денниса Мюррея внимания, потому что услышала знакомый голос – и, обернувшись, увидела возле помпезного мраморного камина Уильяма Бедфорда, беседовавшего с кем-то из своих старых поклонниц.

– Скажите, сэр, у ваших героев есть прототипы? – спрашивала она.

– Как вам сказать… – глубокомысленно отвечал писатель, который прежде слышал этот вопрос не менее тысячи раз. – Дело в том, что публика обычно ставит между прототипом и персонажем знак равенства, но на самом деле все обстоит совсем иначе. Лучше всего пояснить на примере: допустим, писатель видит на улице красный грузовик. Он приходит домой и описывает в тексте… ну, скажем, белый легковой автомобиль. Да, вот так примерно это и работает. То, что создает писатель в своем воображении, на самом деле имеет с реальностью очень… э… мало общего.

В конце фразы он споткнулся, потому что тоже увидел Ксению и узнал ее. «Черт возьми, – подумал неприятно удивленный Бедфорд, – что моя бывшая машинистка делает среди гостей? Сейчас, конечно, на вечера приглашают всех, кого ни попадя, но… но должны же оставаться хоть какие-то приличия, в конце концов!»

Однако он тотчас забыл о приличиях, потому что к нему подлетела маленькая экспансивная зобастая дама, вся увешанная гремящими бусами и экзотическими браслетами. На буксире дама волокла такого же маленького господина лет сорока с одутловатым лицом и болезненной улыбкой.

– Билли! – вскричала дама, всплеснув руками и затрещав всеми браслетами, как гремучая змея. – Дорогой Билли, как я рада тебя видеть!

Если Уильям Бедфорд не любил видеть своих машинисток на той же вечеринке, на которую пригласили и его, то еще больше он не любил, когда его называли Билли. Впрочем, за три года совместной жизни он так и не сумел внушить третьей жене, что подобная фамильярность ему неприятна.

– Дорогая Клем… Однако мир тесен, да? Хочешь не хочешь, а приходится встречаться.

«Лучше бы я остался дома, – обреченно помыслил он. – Вечер превращается черт знает во что».

– Это Билли, мой муж, – прощебетала миссис Клементина Бедфорд. – А это Огастес Мэнтл. Любовь всей моей жизни! – победно объявила она и поглядела на Огастеса блестящими от гордости глазами.

И тут мистер Бедфорд окончательно понял, что хочет назад в викторианскую эпоху, когда машинистки не разгуливали по светским раутам, а жена не представляла любовника мужу, с которым, между прочим, до сих пор не была разведена, и не заявляла ему, что нашла любовь всей своей жизни.

– Милая Клем, я так за тебя рад! – промолвил он с нескрываемой иронией. – Вы поэт или прозаик, мистер Мэнтл?

По опыту предыдущих лет мистер Бедфорд помнил, что все великие любови его жены покушались заниматься сочинительством, но литература отчего-то не одобряла их покушений.

– Оги торгует чемоданами, – объявила миссис Бедфорд.

«Какое счастье!» – язвительно подумал писатель.

– Но мечтает написать пьесу, которая его прославит, – добавила супруга. – Строго между нами, современный театр никуда не годится. У Оги есть такие идеи…

Всю свою писательскую жизнь мистер Бедфорд слышал о людях, у которых есть идеи. Иногда эти люди даже брали его за пуговицу, отводили в уголок и, пугливо озираясь, шепотом начинали излагать свои идеи, которые, как они были убеждены, принесут им славу и деньги, если удастся их воплотить. Изложение, как правило, выходило крайне запутанным и производило на Бедфорда самое удручающее впечатление. По какой-то прихоти судьбы творцы идей почему-то никогда не могли придать своим идеям внятную форму, не говоря уже о том, чтобы выразить их в мало-мальски художественном виде. Если авторы идей начинали писать рассказ или роман, он редко продвигался дальше первой страницы, но это их не обескураживало. Вскоре их обычно осеняла новая идея, еще более плодотворная, еще более гениальная, и они объявляли, что уж теперь-то – непременно – обязательно – напишут нечто такое, от чего земля вздрогнет. Но время шло, творцы идей почему-то не создавали ничего путного, а земля если и дрожала, то исключительно по причине землетрясений, которые не имеют к творчеству никакого отношения.

– Если у вас есть идеи, главное – никому их не выдавайте, – в порыве вдохновения шепнул Бедфорд Огастесу. – Клем наверняка вам говорила, что в писательской среде все только притворяются друзьями, но на самом деле все терпеть друг друга не могут. Кому-нибудь расскажете свою идею, и ее обязательно украдут.

По выражению паники, проступившему на лице мистера Мэнтла, Бедфорд догадался, что о его великой идее не был осведомлен только глухой – и, посмеиваясь про себя, отошел от камина, чтобы незаметно скрыться. Однако миссис Бедфорд не дала ему бежать и настигла его в дверях гостиной.

– Билли, как это похоже на тебя – до смерти пугать человека, который не сделал тебе ничего плохого! – укоризненно промолвила она, качая головой, отчего ее короткие темные кудри осуждающе затрепетали.

«Как это не сделал? – изумился про себя злопамятный Бедфорд. – А спать с моей женой – это как?»

– Но все равно, я рада, что увидела тебя, потому что хотела… что же я хотела? – перебила себя Клементина, театральным жестом приложив руку ко лбу. Браслеты вновь загремели. – Ах да! Нам надо с тобой обсудить эмиграцию.

– Что? – переспросил озадаченный писатель.

– Нет, не эмиграцию… Эманацию? Нет, не то… Ах да, инфляцию! Все эти иностранные слова просто сбивают меня с толку… Оказывается, из-за инфляции цены растут, хотя товары остаются теми же, что и раньше. Мне очень жаль, Билли, но женщина с моими духовными запросами просто не может существовать на те деньги, которые ты мне платишь.

– Полагаю, что духовные запросы обходятся все же дешевле, чем великий творец Оги Мэнтл, – не удержался Бедфорд.

– Билли! – в экстазе вскричала миссис Бедфорд, широко распахивая глаза. – Неужели ты ревнуешь? Как это мелко… хотя, если посмотреть с другой стороны, Верлен сказал, что ревность… или не Верлен? Одним словом, Билли, ты должен пересмотреть мое содержание. Я просто не могу…

– Милая Клем, – вежливо, но твердо промолвил писатель, дергая шеей, потому что воротник вдруг стал отчего-то казаться ему слишком тесным, – я буду платить тебе столько, сколько платил до этого, и ни пенни больше. Точка!

– Ты разочаровал меня, Билли, – промолвила миссис Бедфорд после паузы. – Очень, очень разочаровал. Я полагала, что пять совместных лет…

– Всего три года.

И по его непреклонному виду Клементина поняла, что ей придется пустить в ход тяжелую артиллерию.

– Ты меня бил, – заявила она.

– Я? – остолбенел писатель, который в жизни ни на кого не поднял руку. – Когда?

– Все время, – трагически проговорила Клементина, придвигаясь к нему поближе. – А когда ты не бил меня, ты пил.

– Я никогда…

– Что будет, Билли, если я призову общественность и расскажу ей, как ты со мной обращался?

– Да как я с тобой обращался, черт подери? – вспылил Бедфорд. – Я даже убрал из гостиной портрет Эми, – это была его вторая жена, – потому что ты не хотела его видеть…

– Видит бог, мне не хочется доводить дело до суда, – промолвила миссис Бедфорд со вздохом. – Я бы предпочла решить все миром, Билли, понимаешь? Тебе совсем не нужна огласка твоих оргий…

– Клем, это… Это уже просто шантаж, черт побери! Какие еще оргии, в самом деле?!!

– Билли, ты же знаешь, я не люблю, когда ты выражаешься… В конце концов, я не виновата, что эманация… то есть инфляция… Поддерживать образ жизни, к которому я привыкла, нелегко, но я обязана соответствовать. Кстати, ты так и не сказал мне, понравились ли тебе мои стихи.

– Ты мне их не присылала, – мрачно промолвил Бедфорд.

– Неужели? – Миссис Бедфорд снова широко распахнула глаза. – В журнале «Зеленый чертополох»… Ты разве не читал? О, само собой, это элитарное издание, только тонкие ценители в силах его оценить… Я пришлю тебе номер журнала, не беспокойся. А насчет денег мы с тобой еще поговорим… позже… в более подходящем месте, – добавила она.

Когда миссис Бедфорд наконец удалилась, гремя бусами и браслетами, писатель опустился в первое попавшееся кресло, ощущая сильнейшее сердцебиение. Однако его испытания на этом не кончились, потому что через минуту к нему подошел его агент, подвижный человечек с пальцами-сардельками и блестящими черными глазами.

– Том, – сказал Бедфорд, – мне во что бы то ни стало надо пристроить мой роман.

– Текст уже готов?

Писатель кивнул.

– Осталось напечатать только две последних главы… Новая машинистка работает не так быстро, как предыдущая.

По правде говоря, новая машинистка вообще его раздражала. О нет, она не делала ошибок и печатала вполне профессионально, но зато она постоянно шмыгала носом и сморкалась, и это выводило его из себя.

– Что ж, попробуем, попробуем, – с сомнением протянул Том. – Кстати, один мой знакомый из полиции сообщил кое-что занятное. Среди вещей Смитов нашли книгу с твоим автографом.

– Каких еще Смитов? – спросил Бедфорд. Том изумленно посмотрел на него.

– Тех самых, которые на самом деле Инмэны. Ламбетский убийца и его жена. Помнишь, мы устроили в начале года автограф-сессию после выхода «Тени возмездия»? Судя по дате в надписи, именно тогда Смит подошел к тебе и спросил автограф.

«Тень возмездия», «Тень возмездия»… Бедфорд поморщился, вспомнив большой книжный магазин, в котором для встречи с читателями ему отвели закуток на втором этаже. Пришло совсем немного людей, в основном это были немолодые мужчины и женщины, которые читали его книги еще в юности и теперь еще продолжали покупать их по привычке. Забавно, но никакого Смита он не запомнил, а тот ведь наверняка называл свою фамилию, чтобы Бедфорд подписал книгу.

– Если удастся протащить в прессу упоминание, что ламбетский убийца читал твои романы, это может помочь напечатать следующую книгу, – задумчиво заметил агент. Бедфорда аж передернуло.

– Нет, Том, только не это! Прошу тебя! И не надо мне говорить, что я ничего не смыслю в коммерции, – с раздражением добавил он, видя, что агент собирается переубеждать его.

– Но ты ведь действительно ничего не смыслишь в коммерции, Уильям! Так как мне прикажешь продавать твои романы?

Вопрос остался без ответа, потому что мистер Бедфорд подозвал слугу и взял с подноса выпивку. Потом он выпил еще раз, и еще, и еще, и, хоть и не утратил ясность мысли, остальная часть вечера погрузилась для него в легкий, приятный туман. В этом тумане выделялись только два пятна – алое платье леди Хендерсон, которая произносила речь о благотворительности, и серо-сиреневый наряд Ксении, которая пристально смотрела на писателя. Рядом с ней сидел Деннис Мюррей, который то и дело пытался отвлечь ее разговором, но делал он это вовсе не из вежливости и не потому, что девушка, которую ему представили миссис Ломакс и Эндрю Найт, ему понравилась. Деннис отлично помнил, что видел ее раньше на вечере у герцога Олдкасла, куда она заглянула на несколько минут и явно без особой охоты, и был заинтригован. Как англичанину, ему жизненно важно было поместить ее в некую классификацию, приклеить невидимый ярлык, который позволит ему раз и навсегда уяснить, как надо с ней обращаться, но пока Ксения упорно сопротивлялась всем попыткам подыскать ей однозначное определение. Он только понял, что она не родственница миссис Ломакс, не родственница Найта и не родственница Олдкасла.

– Скажите, мисс, вы случаем не художница? – с горя спросил Деннис.

– Нет, – ответила Ксения и, покосившись на дремавшего в углу Бедфорда, добавила: – Я машинистка.

– О!

По огонечкам, мелькнувшим в глазах Ксении, адвокат понял, что она смеется над ним, но даже не успел обидеться, потому что леди Хендерсон передала слово новому оратору, и все зааплодировали, приветствуя его.

– Вы знакомы с Хью Гилмором? – спросил Деннис.

– Нет, – сказала Ксения. – Он, кажется, миллионер?

– Миллионер, бизнесмен, филантроп, спортсмен, – перечислил адвокат. Ксения всмотрелась в жесткое решительное лицо оратора и едва заметно поморщилась.

– Он мне не нравится, – сказала она.

– Вам не нравится, что он спортсмен или что он филантроп? – поинтересовался Деннис с ангельским видом.

Ксения пристально посмотрела на него. По правде говоря, мистер Гилмор в эти мгновения волновал ее меньше всего на свете.

– Это правда, что вы защищали ламбетского убийцу? – выпалила она.

Адвокат усмехнулся.

– Не вижу смысла это отрицать, – сказал он.

– И вы не жалеете?

– О чем?

– Хотя бы о том, что, когда этот человек и его жена оказались на свободе, они снова стали убивать. Или вы всерьез считали, что они были невиновны, а трупы, которые обнаружили шесть лет назад в подвале их дома, туда принес кто-то другой?

Будем откровенны: Деннис мог попытаться отшутиться. Он мог также в изящной форме поставить свою собеседницу на место; он мог… да черт возьми, как опытный адвокат, он знал тысячу и один способ, как уйти от прямого ответа. И когда он впоследствии с неудовольствием вспоминал этот вечер, он так и не сумел себе объяснить, зачем ему понадобилось тогда сказать правду. Вероятно, пытливые глаза Ксении, устремленные на него, все же сыграли свою роль.

– Моя мать была тяжело больна, – спокойно промолвил Деннис. – Ей нужна была дорогостоящая операция, которую могли сделать только в Швейцарии. А у меня не было денег. Понимаете ли, я был всего лишь молодым адвокатом без особых связей, которого никто не воспринимал всерьез. Никто, ни один человек в Лондоне, не хотел защищать Инмэна. А я взялся за это дело. И когда я его выиграл, ко мне пришла слава адвоката, который способен… способен на многое. Это принесло моей матери несколько лишних лет жизни, а моим близким обеспечило достаток, который они заслуживают. Но я скажу вам одну вещь: я никогда не считал Инмэна и его сообщницу невиновными. У людей, которых они убивали, остались близкие, остались родственники, остались друзья. Лично я был уверен, что, когда Инмэны выйдут на свободу, их просто-напросто прикончат, и тогда я буду защищать того, кто это сделает, и, конечно, добьюсь оправдания. Видите, мисс, каким я был идеалистом? – Он усмехнулся. – Но, как вы знаете, ничего такого не произошло, и Инмэны просто исчезли. Чем все кончилось, мы уже знаем.

– Кроме главного – человека, который сумел до них добраться, – сказала Ксения.

– Да, несомненно, это чрезвычайно важный момент, – вежливо согласился адвокат.

В другом углу гостиной миссис Ломакс наклонилась к Эндрю Найту и негромко сказала:

– По-моему, все идет как по маслу. Они разговаривают уже добрых четверть часа.

– Не обольщайся, Иви, – ответил практичный мистер Найт. – Он смотрит на нее так, словно собирается вчинить ей иск.

– За украденное сердце, – тотчас же нашлась миссис Ломакс. Но старый крючкотвор тоже был не лыком шит.

– У этого прохвоста нет сердца, Иви, – веско промолвил он и оставил-таки последнее слово за собой, упрямый брюзга.

Вечер меж тем шел своим чередом. Выступила некая оперная дива, изумительная красавица с небольшим голосом, но большими бриллиантами. Дуэт комических актеров блестяще разыграл пародию на самые популярные жанры немого кино. Состоялась весьма остроумная благотворительная лотерея, в которой разыгрывали улыбку леди Хендерсон, танец с очаровательной мисс Рэвенкрофт, ее племянницей, совет от мистера Мюррея, поцелуй присутствующей среди гостей известной актрисы и тому подобные призы. Поцелуй за довольно приличные деньги приобрел мистер Гилмор, и по тому, как он и актриса поглядывали друг на друга, Ксения поняла, что они уже некоторое время любовники.

В общем и целом вечер ей понравился, и она не жалела, что оказалась на нем – хотя для полного счастья ей не хватало лишь присутствия одного человека. Когда начались танцы, она ускользнула в одну из полутемных комнат и долго стояла там у окна.

«Есть ли у нас будущее? Есть ли вообще мы, или я просто тороплю события? Как жаль, что маме он не нравится. Все-таки хорошо, когда есть с кем поговорить о человеке, который тебе небезразличен, а когда не с кем…»

Ее мысли прервали чьи-то резкие голоса, потом хлопнула дверь, и, повернувшись, Ксения уткнулась взглядом в инспектора Хантера.

– Прошу прощения, мисс… – начал он, но тут узнал Ксению в этой ослепительной молодой даме в модном платье и опешил.

– Инспектор, – только и могла проговорить девушка, – что вы тут делаете?

– Я ищу мистера Гилмора, – ответил Хантер. За его спиной маячили двое полицейских. Одного Ксения уже знала, это был Джонни Сайкс. Второй был в очках, имел до ужаса примерный вид и походил скорее на какого-нибудь прилежного молодого бухгалтера, чем на сержанта полиции.

– А что такое с мистером Гилмором? – удивилась Ксения.

Стивен Хантер вздохнул, полез в карман и достал оттуда измятый лист.

– Вот, полюбуйтесь… Пришло сегодня в фирму, которой он руководит. Туда ежедневно приходят груды почты, секретари не успевают разбирать… Меня известили только час назад.

– Машинка не та, – быстро сказала Ксения, едва увидев содержание первых строк.

– Да, я знаю. Это не оригинал, а копия. С оригиналом сейчас работают наши эксперты, хотя мало надежды, что им удастся что-нибудь из него выжать.

«Без всякого прискорбия извещаем, что мистер Хьюго Бенедикт Гилмор скончается в Лондоне девятнадцатого числа сего месяца. Мистер Гилмор родился в 1880 году в семье весьма скромного достатка. Его отец крепко пил, а мать трудилась на нескольких работах, чтобы заработать деньги на выпивку мужу и на четверых детей. Еще в юности мистер Гилмор осознал всю пагубность алкоголя, равно как и честного труда, и всю жизнь старался воздерживаться как от первого, так и от второго. Пойдя по коммерческой стезе, он через несколько лет стал компаньоном некоего Джейкоба Риса, который вскоре поплатился за свое доверие. Как только мистер Гилмор почувствовал свою силу, он не постеснялся разорить мистера Риса и отобрал у него дело. Не вынеся предательства, Джейкоб Рис повесился, а дочь Элизабет, которая нашла его тело, через некоторое время сошла с ума. Можно долго описывать дальнейшие действия мистера Гилмора, но все они были не лучше первого, которое принесло ему процветание и даже уважение в обществе. У покойного мистера Гилмора останутся три разведенных вдовы и неустановленное количество любовниц, имена которых мы предпочитаем из скромности опустить. О месте и дате похорон все заинтересованные лица смогут узнать из газет, равно как и о сражении за наследство, которое наверняка развернется после кончины этого джентльмена».

– Как только я узнал, что Гилмор был приглашен к леди Хендерсон, я сразу же поспешил сюда, – сказал Стивен. – Скажите, мисс, вы давно видели его? Прислуга уверяет, что он до сих пор в доме, но мы не можем нигде его найти.

– Да, он был на вечере, – подтвердила Ксения, возвращая инспектору копию письма. – Он произносил речь… потом участвовал в лотерее… А после я его не видела. Думаю, у вас еще есть время, инспектор. Ведь его обещают убить только девятнадцатого числа, а сейчас еще восемнадцатое.

– Нет, – ответил Стивен каким-то странным тоном, посмотрев на часы. – Уже половина первого, мисс. Девятнадцатое число уже наступило.

И тут все, кто находился в комнате, услышали истошный женский визг. Как выяснилось позже, он принадлежал одной из приглашенных – даме весьма аристократического происхождения. Хотя Джонни Сайкс впоследствии утверждал за кружкой эля, что она визжала ну точь-в-точь как самая обыкновенная горничная.

Нет, конечно, она не искала мистера Гилмора, но так получилось, что именно она его обнаружила – повешенным в оранжерее леди Хендерсон, среди заморских растений и экзотических цветов.

Глава 25

Лики правды и лжи

Когда позже Ксении приходилось вспоминать последующие несколько минут, она не могла не признаться себе, что все смотрелись на редкость глупо. Несколько дам колебались между желанием упасть в обморок и допить оставшееся после вечера шампанское, мужчины восклицали: «Этого не может быть! Мы же совсем недавно видели его живым!», а хозяйка дома наиболее полно выразила общее настроение, заметив инспектору: «Мистер Хантер, я ничего не понимаю! Воля ваша, но это… это роман какой-то!»

В самом деле, все присутствующие читали детективы о том, как дерзкий преступник совершает убийство на вечере в присутствии сотен гостей. Но чтобы нечто подобное случилось в реальности, в Лондоне, в 1927 году – немыслимо, просто немыслимо!

Стивен предпринял все необходимые в таких случаях действия: отдал распоряжения, чтобы на месте преступления до прибытия экспертов никто ничего не трогал, затребовал список всех, кто находился в доме, и принялся допрашивать свидетелей. Прежде всего он поговорил с Ксенией, имея в виду отпустить ее как можно скорее, и девушка с досадой должна была признаться, что она ничего не видела, ничего не слышала, не заметила ничего странного и ни о чем даже не подозревала.

– Похоже, я самый бесполезный свидетель на свете, мистер Хантер, – сказала она.

Когда Ксения наконец вернулась в свою квартиру, зазвонил телефон. Это была Амалия.

– Мне только что сообщили, что у леди Хендерсон произошло убийство, – сказала мать. – С тобой все в порядке?

– Все в порядке, не волнуйся, – сказала Ксения. – Убит делец, некий Хью Гилмор. Инспектор говорит, что его подкараулили, когда он остался один, оглушили ударом по голове и повесили в оранжерее, где в тот момент никого не было. Честно говоря, до сегодняшнего дня я вообще об этом Гилморе не слышала…

Амалия промолчала.

– Хотела бы я знать, почему он так уверен, что останется безнаказанным, – внезапно промолвила она.

– Мама, ты о чем?

– Убийца ведет себя крайне вызывающе, – объяснила Амалия. – В обычных обстоятельствах это означало бы, что он попросту неумен, но, будь он неумен, его бы, во-первых, уже поймали, а во-вторых, он сам нипочем бы не нашел группу террористов и пару убийц, которые тщательно скрывались от всех на свете. Бойл, Хэйли и Гарретт были, так сказать, легкими жертвами, но об Инмэнах того же вовсе не скажешь… а про Уэббера и его соратников я вообще молчу. Скажи, твой знакомый до сих пор не обнаружил между жертвами никакой связи?

– Нет. Он только упоминал, что все письма написаны на одной машинке и отправлены с людных точек вроде лондонских вокзалов. Это может значить как то, что убийца находится в Лондоне, так и то, что он тут не живет. Отпечатков пальцев на письмах нет, следов парфюмерии, табака и тому подобного тоже не обнаружено. Судя по стилю некрологов, их сочиняет вполне образованный человек.

– А что можно сказать о стиле его работы на машинке?

– Вот-вот, я не удержалась и тоже спросила у инспектора об этом… Я же знаю, что можно отличить текст, который двумя пальцами не спеша печатает любитель, и текст, написанный профессиональной машинисткой. Сила удара, количество знаков в строке и число переносов будут совершенно разными, понимаешь? В общем, если верить инспектору, автор писем – не то чтобы совсем уж любитель, но в то же время и не профессионал. Печатает он довольно хорошо, но сила удара у него не поставлена так, как она поставлена у человека, который имеет дело с машинкой постоянно.

Амалия вздохнула.

– Надеюсь, что инспектор темнит и что он не сказал тебе чего-то важного, что поможет ему найти этого мистера Возмездие, – неожиданно сказала она. – Иначе – прости, но я просто не вижу способа, как мистер Хантер может одержать над ним верх. Он все время на шаг позади преступника, и даже не на шаг, если говорить откровенно, а на целую милю. В этих условиях преступник будет убивать и убивать, пока не потеряет бдительность окончательно и не попадется на какой-нибудь совсем уж мелкой ошибке или пока в него не ударит молния. Возможно, ему первому надоест эта игра и он придет в полицию сам, но на месте мистера Хантера я бы не слишком рассчитывала на такой подарок судьбы.

– Я не думала, что тебя настолько беспокоят эти убийства, – сказала Ксения после паузы.

– Конечно, они меня беспокоят, – проворчала Амалия. – Потому что уже второй раз ты каким-то образом оказываешься к ним причастна.

Однако, когда Ксения легла спать, все ее мысли были вовсе не о том, что произошло на благотворительном вечере, и уж точно не о таинственном мистере Возмездие.

«Завтра, то есть уже сегодня, последняя репетиция дуэли д’Артаньяна… А в воскресенье, если будет хорошая погода, дуэль разыграют в клубе перед его членами».

И ее мысли приняли совсем другое направление – что то время наверняка казалось тем, кто тогда жил, самым обыкновенным и, может быть, даже более суровым, чем предыдущее, а потом, несколько веков спустя, пришел Дюма – и расцветил сухое повествование истории красками своего воображения.

«Надо будет почитать письма мадам де Севинье^[20]… Она ведь лично знала настоящего д’Артаньяна и упоминала о нем в переписке. Хотя… кто сказал про прототипа и персонажа, что они как красный грузовик и белая машина? Лучше, наверное, начать с другой книги, которая вдохновила самого Дюма. С выдуманных мемуаров д’Артаньяна… наверняка они есть в библиотеке клуба, только надо будет спросить у мистера Гилкриста…»

Утром 19 марта Ричард Сеймур завтракал у себя дома, одновременно листая экземпляр «Трех мушкетеров» на французском с множеством закладок и аккуратными карандашными пометками на полях. Слуга доложил, что пришел мистер Роджер Деннорант и что он настаивает на немедленной встрече с хозяином дома.

– Господи, что за церемонии! – вырвалось у Ричарда. – Ну конечно, зови, я всегда рад его видеть…

Однако вид у вошедшего Роджера был такой встревоженный, что у Сеймура, когда он увидел лицо своего друга, даже мелькнула дикая мысль, что так может выглядеть разве что человек, который вчера прикончил Хью Гилмора и опасается, что полиция уже взяла его след. Но это было настолько нелепо, что Ричард не мог удержаться от улыбки.

– Извини, я, кажется, невовремя? – начал Роджер, косясь на толстый том в руках друга. – Собственно, я хотел тебе позвонить, но дело настолько… ммм… щекотливое, что я не решился доверить его телефону. – Говоря, он оглянулся на слугу, который по-прежнему стоял в дверях.

Ричард закрыл книгу и положил ее на край стола.

– Можете идти, Генри, – сказал Сеймур слуге. Тот удалился, прикрыв за собой дверь.

– Такая таинственность, – с улыбкой заметил Ричард после того, как Роджер сел, – я было решил, что ты собрался жениться на этой белокурой красавице, но…

– Брак – дело серьезное, – сказал Роджер, хмурясь. – Ты знаешь мои чувства к мисс Крюгер, но мы все же знакомы слишком мало, чтобы я… ну, ты сам понимаешь. Кроме того, она иностранка.

– Ну и что?

– Сначала надо все как следует обдумать, – твердо ответил Роджер. – Ты знаешь не меньше моего историй, когда неудачная связь портила человеку жизнь.

– Господи, Роджер, мы живем в ХХ веке, – сказал Ричард, откинувшись на спинку стула и отводя назад волосы, которые лезли ему в глаза. – Если брак оказался неудачным, достаточно развестись, вот и все. Кстати, ты был вчера у леди Хендерсон? Ксения упоминала, что видела тебя там.

– Ксения?

– Да, я говорил с ней по телефону. – Ричард поморщился. – Неприятная история там приключилась, но Ксения сказала, что она даже не слишком волновалась, потому что…

Он хотел сказать «потому что ничего не видела и не слышала», но Роджер перебил его.

– Еще бы ей волноваться, когда она сама убила человека!

Он побагровел и запнулся. Нет, не так, совсем не так он хотел преподнести эту весть другу. Но что толку теперь рассуждать, когда роковая фраза уже была произнесена.

– Ксения убила Гилмора? – озадаченно переспросил Ричард. – Роджер, ты соображаешь, что говоришь?

– Я имел в виду вовсе не Гилмора, – буркнул его друг, сердясь на себя. – Я говорю совсем о другом человеке. Клэр хорошо знает его семью, и она…

Взгляд у Ричарда сделался таким тяжелым, что на мгновение Роджер даже пожалел, что вообще начал этот разговор.

– Ах, значит, Клэр, – протянул Ричард с такой неприятной интонацией, какую Роджер никогда прежде за ним не замечал. – Вот что, Роджер. Раз уж ты пришел сюда, я приглашаю тебя разделить со мной завтрак. Но я не желаю слышать, что тебе сказала Клэр. Ясно?

– Но, Ричард…

– Я сказал: ни слова больше, – холодно промолвил Ричард. – Что бы она там ни выдумала, какую бы чудовищную ложь ни изобрела, мне это неинтересно. Генри!

Дверь отворилась, на пороге возник слуга.

– Принесите второй прибор, – распорядился Ричард. – Мистер Деннорант будет завтракать со мной.

– Ричард, я думаю, ты должен меня выслушать, – выпалил Роджер, чувствуя, что вопреки всему все же обязан предупредить друга. – Это вовсе не сплетни и не ложь! Помнишь, ты назвал Ксению миледи, как только ее увидел? Так вот, предчувствие тебя не обмануло. Она…

– Дорогой Роджер, – сказал Ричард с какой-то усталой, смутной улыбкой, – вынужден тебя предупредить: мы с тобой знакомы с детства, но еще одно слово, и тебе придется покинуть этот дом навсегда. Я никогда больше не подам тебе руки и не скажу тебе ни слова. – Он увидел, что Роджер колеблется, и добавил: – Подумай над этим хорошенько. Из-за Клэр я когда-то едва не рассорился с Ником, хотя с ним я знаком столько же, сколько с тобой. Ты хочешь, чтобы она рассорила и нас?

Роджер сдался.

– Хорошо, я больше ничего тебе не скажу, – проворчал он. – Если бы ты сам поговорил с Клэр…

– Боюсь, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на бесплодные разговоры, – хладнокровно парировал Ричард. – Скажу тебе честно: я не пошел на вечер к леди Хендерсон, потому что знал, что там будет Клэр. А у меня нет никакого желания с ней общаться после того, как я нашел ее письма.

– Какие письма?

– К моему покойному брату, любовницей которого она была, – ответил Ричард, дернув ртом. – Говорю тебе это только для того, чтобы ты понял: Клэр нельзя доверять. Она жила с Майклом, а когда он погиб, решила, что я должен его заменить. И, конечно, семейное состояние, которое я унаследовал, сыграло не последнюю роль.

– Рик…

– Ну а что еще я должен об этом думать? Только не надо меня убеждать, что когда Майкла убили, Клэр внезапно поняла, что любит не его, а меня. Он ведь погиб в самом конце войны, когда я поправлялся в госпитале и только-только снова начал ходить. Тут-то в моей жизни и появилась Клэр, но вот незадача – я тогда много времени проводил с Нелли, которая мне очень помогла. Но Клэр всегда была решительной, она стала оттирать бедную Нелли всеми возможными способами, настроила против нее мою сестру… добилась даже того, что мы обручились. Кончилось все тем, что я вернулся домой и нашел среди бумаг Майкла письма Клэр. Жаль, что Дюма уже нет на свете, – задумчиво прибавил Ричард, – дорого бы я дал, чтобы он видел мою встречу с Клэр, когда я попросил у нее объяснений. Под конец она сказала, что я еще пожалею о том, что бросил ее, и удалилась с гордо поднятой головой. Потом она вышла за Ника и сделала все, чтобы нас поссорить, но, как ты знаешь, ничего у нее не вышло. Одно время мне казалось, что она угомонилась, но нет – когда я вернулся к Нелли, Клэр передавала мне все сплетни про нее, теперь вот измышляет всякую чушь о Ксении…

Роджер задумался. Одно упоминание Ксении сразу же после Нелли, которую, как он знал, Ричард очень любил, говорило о многом. И, хотя только что Деннорант вовсе не был уверен, что Клэр сказала ему неправду, он начал колебаться.

– Скажи, – начал он, смущенный тем, что ему придется сейчас задать вопрос о личных делах, которые его не касались, – ты и эта девушка… У тебя есть какие-то… ну… намерения относительно вас двоих?

– Нет у меня никаких намерений, – ледяным тоном ответил Ричард, которому, судя по всему, до смерти надоел этот разговор.

И чтобы показать, что его терпение не бесконечно, он демонстративно взял том Дюма и стал читать с середины страницы текст, который и так практически знал наизусть.

Глава 26

Связующее звено

Мэтью Бренард чувствовал себя бесконечно уставшим, хотя была только середина дня и сам сержант не имел склонности отлынивать от работы.

В субботу утром он по поручению Стивена Хантера побывал в сумасшедшем доме, в котором содержалась Элизабет Рис, и визит произвел на него неизгладимое впечатление. Несомненно, именно из-за того, что сержанту довелось там увидеть, он и пребывал сейчас в таком подавленном состоянии.

От персонала он получил ответы на вопросы, которые интересовали следствие, и ответы эти нисколько не могли им помочь.

Нет, Элизабет Рис последние три года никто не навещал.

Нет, она не общалась ни с кем, кроме персонала.

Нет, категорически исключено, чтобы она куда-то выходила или покидала лечебницу.

Одним словом, это был тупик.

Если преступник не общался с Элизабет Рис и, судя по всему, не общался с Мари Пеллетье, как он выбирал жертвы? Точнее, почему он выбрал именно эти жертвы? Чем конкретно они привлекли его внимание?

Чувствуя, как у него раскалывается голова, Мэтью Бренард налил себе стакан воды, запил порошок аспирина, сел за стол, который ему распорядился для работы выделить инспектор Хантер, и вынул из ящика чистый лист.

На этом листе Мэтью крупно написал:

«Случай № 1. Джордж и Милдред Инмэн».

Ламбетский убийца и его жена, они же, как оказалось – убийцы из Суррея. Жертвами их в основном были молодые женщины. Еще шесть лет назад, после убийств в Ламбете, их поймали и повесили бы, если бы не желание Денниса Мюррея сделать карьеру. Правосудие дало осечку.

Подумав, Мэтью добавил новую строку:

«Случай № 2. Роберт Бойл, Генри Хэйли и Тимоти Гарретт».

Совершили зверское преступление во время войны. Ну, тут все понятно: правосудие не то что дало осечку, оно вообще не пожелало вмешиваться. Подумаешь, какие-то там бельгийцы…

А Мэтью писал дальше:

«Случай № 3. Доктор Алекс Дэйви».

Торговец наркотиками. Да, его пытались притянуть к ответу, но правосудие…

Рука Мэтью, занесенная над бумагой, замерла.

Он решил исправить ошибки правосудия, понял Мэтью. Там, где оно не справилось, мистер Возмездие решил занять его место.

Да это, в общем, было понятно и раньше. Ничего нового догадка сержанту не дает.

«Случай № 4. Уэббер и остальные террористы».

Уэббер бежал из тюрьмы еще до суда. Правосудие почти дотянулось до него, но упустило его. Тут мистер Возмездие не стал мелочиться – расправился с террористами их же методом.

«Случай № 5. Хью Гилмор».

Беспринципный делец, который с точки зрения закона вообще не совершал никакого преступления. Или его все-таки пытались притянуть к ответу? Или…

Инмэны и Дэйви были под судом, Уэббер был бы, если бы ему не удалось бежать, Бойлу, Хэйли и Гарретту ничего не грозило, а Гилмор…

Забыв о головной боли, забыв обо всем на свете, чувствуя только инстинктом сыщика, что еще немного – и он нащупает путь к отгадке, Бренард бросился в архив.

Примерно через полчаса после этого инспектор Хантер, который тоже чувствовал себя сегодня не лучшим образом, ибо начальство в который раз высказало ему все, что думает о нем и его способностях, шел по коридору и размышлял, не махнуть ли ему на все рукой и не подать ли немедленно в отставку. Пусть другие ищут неуловимого убийцу, а с него хватит.

Движущийся в противоположном направлении сержант Бренард, в руках у которого была груда каких-то бумаг, выскочил из-за угла и со всего маху врезался в маленького инспектора. Стивен Хантер отлетел к стене и сердито зашипел.

– Вы совсем очумели, а? – свирепо спросил он у подчиненного. – Смотреть надо, куда идете!

– Сэр, – сказал Бренард с чувством, – кажется, я его нашел!

– Кого? – машинально спросил Хантер, растирая плечо, которому больше всего досталось от прыткого провинциального коллеги.

– Дело вовсе не в возмездии, сэр… Он вершитель правосудия, вот он кто! Помните, кто был обвинителем на процессе Инмэнов?

Стивен напряг память.

– Какой-то королевский юрист, – проворчал он. – А что?

– Его зовут Эндрю Найт, – торжествующе объявил Мэтью. – В тот раз он потерпел поражение от Денниса Мюррея, и Инмэнов отпустили. Тот же Эндрю Найт пытался упрятать за решетку доктора Дэйви, но обвинению тогда не хватило улик.

– Не улик, а свидетелей, – проворчал Стивен. – Несколько наркоманов, которые должны были дать показания против доктора, неожиданно умерли. Вроде как вместо очередной порции своего зелья приняли какой-то яд…

– Ну да, будто бы случайно, хотя любому ясно, насколько Дэйви был заинтересован в устранении свидетелей, – нетерпеливо кивнул Бренард. – А вы знаете, кто должен был быть обвинителем на процессе Уэббера?

– Эндрю Найт?

– Да, сэр! Но Уэббер сбежал, и суд не состоялся.

– А Гилмор? Найт тоже его в чем-то обвинял?

– Гилмор вообще никогда не был под судом, – признался Бренард. – Полагаю, тут могут быть какие-то особые обстоятельства, и их еще необходимо прояснить. А что касается Бойла, Хэйли и Гарретта…

– Можете ничего мне не говорить, я отлично помню, что в их случае о суде и речи не было.

– Да, сэр. Но помните, вы поручили мне еще раз расспросить Мари Пеллетье по поводу некоторых деталей? – Поудобнее перехватив бумаги левой рукой, правой Мэтью поправил очки. – Так вот, я недавно говорил с ней. Еще во время первых допросов она упоминала, что в Англии советовалась с каким-то юристом по поводу того, можно ли притянуть людей, убивших ее семью, к ответу. Знаете, кто был этим юристом? Это был Эндрю Найт!

Сыщики воззрились друг на друга, затем Стивен Хантер дернул ртом, кое-что припоминая.

– Эндрю Найт был в числе гостей на вечере у леди Хендерсон, – сказал он.

Мэтью нетерпеливо кивнул.

– Три года назад умерла его жена, и он остался совсем один. Вскоре он вышел в отставку, и у него появилась масса свободного времени. Вероятно, ему стало скучно, и он придумал себе развлечение: довести до конца те дела, в которых он так или иначе потерпел поражение. Убийца должен был провести большую подготовительную работу, чтобы найти Инмэнов и Уэббера, так что время на это у Найта было. Очень многое сходится, хотя… хотя я пока не понимаю, почему последней жертвой стал Гилмор. Может, у Найта были какие-то личные причины ненавидеть его?

– Ну, это мы выясним, – пропыхтел Стивен. – А почему Найт слал жертвам письма, как вы думаете?

– Ну, он же все-таки не обычный убийца… Он юрист, а юристы любят обставлять все формальностями. Письмом он, так сказать, ставил жертву в известность о ее будущей судьбе. Понимаете, ведь те, кому он предъявил вполне конкретные обвинения, могли, например, пойти в полицию и признать свою вину. Однако никто, ни один человек, не сделал этого.

– Далеко пойдете, – объявил Стивен. – Ладно, бросайте где-нибудь ваши бумажки, и идем!

– Куда? – озадаченно спросил Мэтью.

– Требовать ордер на задержание подозреваемого и обыск его дома.

– Но, сэр, пока мы не проверили все обстоятельства…

– Нам нужны хоть какие-то результаты, – повторил Стивен слова, которые совсем недавно сказало ему высокое начальство. – Ясно вам? Если Найт виновен, мы найдем улики, если он невиновен – извинимся и отпустим его. Кроме того, не забывайте, что с его, прости господи, продуктивностью 21 марта он вполне может ухлопать кого-нибудь еще. Сегодня девятнадцатое, так что, если мы продержим его у нас дня три, многое может проясниться, сержант. Очень, очень многое!

То, что происходило в Скотленд-Ярде после этого разговора, можно описать лишь словами классика, сказанными, впрочем, по другому поводу: «И все завертелось». Да, милостивые государи, завертелось, и еще как!

Все необходимые бумаги были подписаны с умопомрачительной скоростью, и не успел Биг-Бен прозвонить пять часов вечера, как Стивен Хантер уже стоял на пороге дома Эндрю Найта. Он нажал на кнопку звонка.

– Полиция, – сказал Стивен Хантер горничной, которая отворила дверь. – Никому из дома не уходить. Ваши показания нам вскоре понадобятся.

И, ощущая себя совершенно в своей стихии, он отодвинул оторопевшую девушку и вошел в сопровождении полицейских.

Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что, когда в гостиную вошла полиция, Эндрю Найт занимался тем, что перечитывал газетный отчет о повешенном магнате, причем на лице старого прокурора было написано неподдельное удовлетворение.

– А, инспектор Хантер! – благожелательно промолвил старый джентльмен, завидев Стивена. – Ну что, поймали уже вашего мистера Возмездие?

– Полагаю, что не без того, сэр, – отвечал инспектор сдержанно. – Потому что мистер Возмездие – это вы!

Будь на месте старого законника какая-нибудь юная барышня, она бы, наверное, хлопнулась в обморок и тем самым обеспечила бы сцене драматический накал, но Эндрю Найт был не таков. Он даже бровью не повел.

– Господи боже! – только и сказал мистер Найт в ответ на слова инспектора. – Присаживайтесь, мистер Хантер, я весь внимание. Вы будете пить чай?

Инспектор выразился в том смысле, что он не рискнул бы ничего есть и пить в гостях у мистера Найта, так как мистер Возмездие слывет неплохим специалистом по ядам и уже не раз успешно пускал их в ход. На что мистер Найт преспокойно ответил, что в таком случае он вынужден будет пить чай один, что его искренне огорчает. Также он выразил законное желание ознакомиться с бумагами, на основании которых его зачислили в разряд преступников, а его жилище теперь подвергалось обыску, и его желание было удовлетворено.

– Отлично помню Реджинальда по Оксфорду, – вздохнул мистер Найт, вглядываясь в намеренно неразборчивую подпись. – Кто бы мог подумать, что однажды он выпишет ордер на мой арест.

– Сэр, – серьезно сказал Мэтью Бренард, – должны предупредить вас, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

– Неужели? – заинтересованно вскинул лохматые брови мистер Найт. – Ну что ж, попробуйте использовать против меня хоть что-нибудь из того, что я скажу!

Надо сказать, что Стивен Хантер с самого начала предполагал, что разговорить старого прокурора будет нелегко, но он даже помыслить не мог, что все окажется настолько нелегко. И во время ареста, и позже, когда Найта доставили в Скотленд-Ярд, он говорил о чем угодно – о том, чем чай с бергамотом лучше чая с чабрецом, о занимательных случаях из своей практики и, наконец, о погоде. Но по сути расследования он не сказал ничего.

Более того, хотя старый крючкотвор не сказал инспектору ни одного обидного слова и внешне никак его не оскорблял, чем дальше Стивен Хантер вел допрос, тем неуютнее ему становилось. Он чувствовал себя ничтожным выскочкой, паршивым кокни и смешным коротышкой, который смеет доставлять неприятности уважаемому человеку, королевскому юристу и признанному авторитету в своей области. И он уже не раз и не два готов был отступиться, если бы не обнадеживающие результаты обыска и не то обстоятельство, что у Эндрю Найта не было алиби ни на одно из убийств.

Тем временем горничная старого прокурора поспешила к горничной миссис Ломакс с сенсационными новостями, и вскоре хозяйка дома на Кармелит-стрит узнала, что ее родича обвиняют в серии убийств. Старая дама бросилась к телефону, обзванивать знакомых, чтобы узнать подробности, но вскоре стало совершенно ясно, что служанки не ошиблись и Эндрю Найт действительно арестован. Вечером, когда Ксения вернулась из клуба, она увидела расстроенное лицо миссис Ломакс и узнала от нее подробности случившегося.

– На месте преступления видели немолодого джентльмена в черном плаще… У Эндрю есть такой.

– Не думаю, что для суда это будет достаточным доказательством, – заметила здравомыслящая Ксения. Миссис Ломакс всхлипнула.

– Да, но у него нет алиби! И дома у него нашли стрихнин!

Ксения задумалась.

– Миссис Ломакс, я думаю, что лучше всего было бы сейчас поехать в Скотленд-Ярд. Я поговорю с инспектором Хантером, а вы попытайтесь добиться свидания с вашим родственником, хорошо?

Миссис Ломакс поняла, что Ксения на ее стороне, и воспрянула духом. Впрочем, разговор с инспектором ничуть не разрядил обстановку, а совсем даже наоборот.

– Дело вовсе не в плаще, мисс, вы же сами понимаете, что такие плащи есть у половины Лондона. Дело в том, что он упорно отказывается сказать, где он был в то время, когда происходили убийства. Он был обвинителем, когда судили Инмэнов и доктора Дэйви, он должен был выступать обвинителем на процессе Уэббера, Мари Пеллетье посвятила его в трагедию своей семьи, и, наконец, мы выяснили, что не так давно из-за махинаций Гилмора с ценными бумагами на бирже Найт практически разорился. Дома у него нашли стрихнин, и со стороны мистера Найта было довольно наивно пытаться убедить нас, что он понятия не имел о том, что это такое. Я понимаю, вам не хочется верить, что человек, который вчера сопровождал вас на вечер, пришел туда ради убийства, но это факт. Один из свидетелей вспомнил, как из оранжереи выходил немолодой человек, по описанию похожий на мистера Найта. Он убийца, и мы это докажем.

– Скажите, инспектор, – нетерпеливо перебила его Ксения, – вы нашли пишущую машинку?

– Нет. Но смешно думать, что человек, который так хорошо знает законы, как Найт, стал бы хранить ее у себя. Конечно же, он ее где-то прячет.

– А автомобиль, на котором он приехал к Смитам? Его вы обнаружили?

– Еще нет, но я не исключаю, что он мог взять авто напрокат. Мы проверяем эту версию. Во всяком случае, нам точно известно, что водить он умеет.

– Допустим, а как насчет ружья, из которого он застрелил Хэйли?

– Официально у прокурора нет оружия, но, мисс, после войны достать его не проблема. Сам Эндрю Найт всегда славился как прекрасный охотник. Уж что-что, а стрелять он умеет.

– Вы меня не убедили, – сказала Ксения после паузы. – Послушайте, я видела его вчера, говорила с ним… Он совершенно не был похож на человека, который только и ждет момента, чтобы совершить убийство! Он был абсолютно естественным, смеялся моим шуткам…

– Мисс, – вздохнул инспектор, – ваша взяла. Я сейчас выдам вам кое-что и надеюсь, что вы не дадите знать об этом прессе, потому что иначе начальство снимет с меня голову. Так вот, в бумагах Эндрю Найта мы обнаружили список, озаглавленный как «Неоконченные дела». Это дела, которые, как он считал, ему не удались, когда преступник должен был получить по заслугам, но ушел от правосудия. Как вы думаете, чьи фамилии есть в этом списке?

– Инмэнов и доктора Дэйви? – предположила Ксения.

– Да, а также Уэббера. Остальных он упоминать не стал, конечно, из осторожности, но все и так понятно. Он помешался на идее правосудия и решил довести до конца те дела, где оно оступилось. Результат вам уже известен: одиннадцать трупов.

Пока Ксения разговаривала с Хантером, миссис Ломакс, судорожно сжимая платок, сидела напротив Эндрю Найта в комнате для свиданий. Первый вопрос старой дамы звучал так:

– Эндрю, скажи мне: это ведь не ты, не ты?

– Дорогая Иви, – любезно отвечал прокурор, – должен признаться, мне порой бывало любопытно, каково это – находиться по другую сторону закона. Однако уверяю тебя, я не собирался предпринимать ничего такого, чтобы удовлетворить свое любопытство.

– Эндрю, – сказала миссис Ломакс, чуть не плача, – ты мог бы просто сказать, что это не ты!

– И ты бы мне поверила?

– Конечно, поверила бы! Но, Эндрю… ты знаешь, что они нашли у тебя стрихнин?

Прокурор вздохнул.

– Полагаю, его купила Сесили, чтобы травить мышей, – сказал он. – Во всяком случае, даю тебе честное слово джентльмена, что я ничего об этом не знал. Подумай сама: с моим знанием законов, если бы я был убийцей, разве я стал бы хранить дома улику против себя?

И странным образом, услышав это, миссис Ломакс сразу же успокоилась.

– Эндрю, если это не ты, почему бы тебе не сказать, где ты был, когда происходили эти убийства? Ведь у тебя всегда была прекрасная память, и я не сомневаюсь, что ты отлично помнишь, где тогда находился.

Эндрю Найт мрачно посмотрел на нее.

– Я был с женой, – сказал он наконец.

– Но, Эндрю, это же чудесно! Если у тебя был свиде… Ой!

Тут миссис Ломакс вытаращила глаза и поперхнулась.

– С женой? То есть на кладбище? И что, ты проводил там целые часы?

– Вот видишь, даже ты мне не веришь, – усмехнулся Найт. – Понимаешь, я привык… Сначала я задерживался ненадолго, потом стал проводить там все больше и больше времени. Я… ты знаешь, я говорил с Сесили. Иногда я готов был поклясться, что знаю, какие цветы ей нравятся из тех, что я приношу, а какие нет. И я был точно уверен в том, что всякий раз она не хотела меня отпускать, когда я уходил. Понимаешь, ведь вокруг одни незнакомые покойники, а она так любила общаться, бедняжка…

У миссис Ломакс на глаза навернулись слезы, и она даже не сразу вспомнила про платок.

– Эндрю, – искренне сказала она, – ты… ты настоящий рыцарь!

– Наверное, ты считаешь, что я совсем выжил из ума, – вздохнул Найт. – Но я скорее дам себя повесить, чем стану обсуждать мою жену с мистером Хантером.

И по тому, как у него сжались губы, миссис Ломакс поняла, что настаивать бесполезно.

– Скажи, Эндрю, ты уже подыскал себе адвоката? Или, может быть, этим лучше заняться мне?

– Да, я уже попросил Дэниэла Бута защищать меня. Впрочем, я и без всякого адвоката знаю, что у них ничего не выйдет. Даже если дело дойдет до суда, вся их доказательная база на процессе развалится. По-настоящему против меня у них ничего нет.

Эти слова, признаться, малость встревожили миссис Ломакс и вновь пробудили худшие ее подозрения, особенно когда Ксения рассказала ей об обнаруженном полицией списке.

«А вдруг это все-таки он? Его горничная уверяет, что когда он потерял деньги на бирже, то сказал, что таких мошенников, как Хью Гилмор, не грех и повесить…»

20 марта утренние газеты вышли с аршинными заголовками, намекающими на то, что мистер Возмездие наконец-то пойман и им оказался не кто иной, как бывший обвинитель. Впрочем, у миссис Ломакс не было времени читать статьи, потому что одна из служанок ни с того ни с сего потребовала прибавку к зарплате, а другая заявила, что хотела бы уволиться.

Однако миссис Ломакс в прошлой своей жизни, вероятно, была капитаном пиратского корабля и любой бунт на борту подавляла в зародыше. Прибавку к зарплате, заявила дама, еще надо заслужить, а что касается увольнения, то она будет только рада, если Энн найдет хозяйку лучше, чем она. Лично миссис Ломакс никого не держит и вообще считает, что любой волен выбирать, где ему работать.

Тут появился почтальон, разносивший почту, и миссис Ломакс стала разбирать конверты, предназначенные ее жильцам. Одно письмо было адресовано Ксении, и хозяйку это озадачило. Она отлично помнила, что ее жиличка раньше писем не получала, если не считать редких открыток из Франции. Но так как Ксения оказала ей вчера моральную поддержку и вообще повела себя как настоящая леди, миссис Ломакс решила не забивать себе голову лишними размышлениями и лично отнести письмо девушке.

– Мисс, завтрак будет через четверть часа, как обычно… А это письмо пришло вам…

Ксения подняла брови, мельком взглянула на напечатанный на письме адрес и вскрыла конверт. Оттуда выпал сложенный вдвое листок и приземлился на ковер.

Ксения не успела наклониться, потому что миссис Ломакс оказалась быстрее и подобрала письмо. Машинально бросив взгляд на текст в черной рамке и увидев первые слова, хозяйка остолбенела.

– Мисс…

– Отдайте мне письмо, – сказала Ксения чужим, неприятным голосом.

Миссис Ломакс, совершенно растерянная, отдала ей листок, но уходить не стала. Глаза Ксении скользили по строчкам, а лицо становилось все бледнее.

– Это он? – наконец очень тихо спросила миссис Ломакс.

Вместо ответа Ксения сложила письмо и положила его обратно в конверт. Девушка действовала как автомат и явно не знала, что предпринять дальше.

– Я думаю, нам следует известить полицию, – подала голос миссис Ломакс.

Ксения колюче взглянула на нее. На щеки девушки стал возвращаться румянец.

– Полиция? Да, конечно, доктору Дэйви и мистеру Гилмору они очень помогли…

«Что я скажу маме, боже мой, что я ей скажу? Нет. Ни в коем случае нельзя ее во все это вовлекать… Она захочет защитить меня любой ценой, но не сумеет, и это будет для нее еще более сильным ударом, чем… Ни за что, ни за что. Я должна… должна попытаться найти решение сама. До завтрашнего дня у меня еще есть время… по крайней мере, до первых минут после полуночи…»

– Вызовите мне такси, пожалуйста, – сказала Ксения миссис Ломакс. – Мне надо съездить в Мушкетерский клуб. И я не буду сегодня завтракать, спасибо.

Миссис Ломакс ничего не понимала. Она была готова расплакаться.

– Хорошо, мисс… Я дам вам знать, когда такси приедет.

Ей хотелось сказать Ксении что-нибудь ободряющее, но слова не шли на ум. Все, что произошло сегодня утром, казалось настолько чудовищным, что на какое-то время миссис Ломакс даже забыла об Эндрю Найте и его несчастьях.

Спустившись к себе, она вызвала такси для Ксении и некоторое время сидела у аппарата, о чем-то размышляя. Потом вновь сняла трубку и стала набирать номер.

Глава 27

Черная невеста

Ричард Сеймур взял шпагу и, сделав несколько взмахов, пронзил ею воображаемого противника. Утро 20 марта выдалось на редкость солнечным, и он не сомневался, что представление «Мушкетеры против гвардейцев» будет иметь большой успех.

Когда слуга доложил, что его спрашивает дама, он быстро обернулся к двери и вложил шпагу в ножны.

– Да, конечно, пригласите ее, – сказал Ричард.

Однако это оказалась не Ксения, которую он ждал, а Грета Крюгер, одетая в черный костюм и элегантную шляпку с вуалеткой. В руках она держала небольшую сумочку.

– Однако вы рановато, мисс Крюгер, – сказал Ричард, – представление начнется только через несколько часов… Неужели Роджер ошибся? В таком случае я искренне приношу за него извинения…

– О нет, – сказала Грета, волнуясь, отчего ее акцент сделался еще более заметным, чем обычно. – Роджер не ошибся… Я… я хотела с вами поговорить, мистер Сеймур, когда вы не заняты другими делами. Для меня это очень важно, – добавила она почти извиняющимся тоном.

Ричард пригласил гостью сесть, и она устроилась на стуле, вцепившись в сумочку обеими руками. «Мисс Крюгер сегодня какая-то нервная… – мелькнуло в голове у молодого человека. – И что такого она может мне сказать? Что Мушкетерский клуб оскорбляет ее представления о приличиях… а если я спрошу ее, что означают эти самые приличия, она даже не сможет толком мне объяснить». Он уже давно заметил, что Грете не по душе их игра в мушкетеров, и не раз ловил на ее лице выражение антипатии, когда она смотрела на него. Сейчас на Ричарде был костюм д’Артаньяна, и ему невольно подумалось, что со стороны он и одетая в современную одежду Грета представляют презабавный контраст.

– Прекрасная погода сегодня, – сказала Грета, бросив взгляд в окно.

– Совершенно с вами согласен, – промолвил молодой человек вежливо.

Судя по всему, Грета находилась в затруднении, не зная, как подступиться к предмету разговора. «Уж не поссорился ли с ней Роджер?» – подумал Ричард. Это, по крайней мере, объясняло бы, отчего молодая женщина так нервничала и избегала собеседника взглядом. Никому не бывает приятно посвящать посторонних в личные дела, даже если Грета явилась просить совета именно по этому поводу.

– Мистер Сеймур, вы помните, какой сегодня день? – неожиданно спросила она.

– 20 марта, – ответил он, не задумываясь. Но ему все же стало скучно вести этот бесплодный разговор, и он скрестил руки на груди, словно отгораживаясь от собеседницы.

– 20 марта 1927 года, – поправила его Грета. – Неужели вы ничего не помните?

Ричард был мужчиной, а мужчины любят ребусы, только если их загадывают девушки, которые им нравятся. В это мгновение мистер Сеймур окончательно понял, что Грета ему не нравится и не понравится уже никогда.

– А что я должен помнить? – с легким вызовом спросил он.

Грета повела плечом.

– Поразительно, – пробормотала она себе под нос, – просто поразительно. Вы все, все забыли. И вы стоите тут, как ряженый, словно это были не вы… не вы сбили его «фоккер» десять лет тому назад.

Ах вот, оказывается, что она имела в виду. 20 марта 1917-го, день, когда он отправился в тот самый, прославивший его полет.

– Это ведь вы убили Манфреда, – сказала Грета.

– Манфреда? – машинально переспросил он.

…Ну да, ведь Черного Барона звали Манфред фон Рейнхард. Странно, но Ричард редко называл его даже по фамилии. Для большинства англичан в то время знаменитый летчик был просто Черный Барон, или еще проще – «тот самый». Летчики особенно остерегались упоминать его имя, словно одно оно могло принести им смерть.

– Неужели уже десять лет прошло? – вырвалось у Ричарда. – Даже не верится…

– Вы бы даже не вспомнили об этом, если бы я вам не сказала, – с укором промолвила Грета.

– Боюсь, для меня и для вас это событие имеет совершенно разное значение, – чуть резче, чем следовало, ответил Ричард.

Он говорил – и в то же время перед его внутренним взором вновь вставал тот самый день. Небо, кажется, было затянуто облаками, но дождя не было. И внезапно на этом сером фоне возникал черный самолет, который надвигался прямо на него, семнадцатилетнего юношу, сидевшего за штурвалом старого «сопвита».

Он вспомнил все – и заклинивший пулемет, и свое отчаяние, и то, что было потом. Но разве мог хоть один из газетчиков, строчивших хвалебные отчеты, понять, что на самом деле ему тогда довелось пережить? Разве мог хоть один человек, читавший эти статьи, осознать, во что ему обошлась победа?

– Вы даже не представляете, как вы правы, – устало выдохнула Грета. – В самом деле, для меня это событие значило совсем не то же, что для вас. Дело в том, что…

Она всхлипнула, залезла в сумочку – и совершенно неожиданно извлекла оттуда блестящий револьвер.

– Дело в том, что я была невестой Манфреда, – закончила она, поднимаясь с места. – А вы убили его.

Ричард окаменел, его лицо застыло. Невеста Манфреда.

Невеста Черного Барона.

…Его, Ричарда, смерть.

Револьвер в руках Греты, дуло которого смотрело на него, не оставлял никаких сомнений.

– Я не шведка и не голландка, – сказала Грета, теряясь перед его молчанием, перед тем, что он даже не пытался оправдываться и вообще, казалось, ни капли не боялся смерти. – Я немка. Я сказала, что я наполовину голландка, но если бы вдруг кто-то здесь знал голландский, я бы напомнила, что я наполовину шведка… а если бы кто-то знал шведский, я бы отговорилась тем, что росла в Англии…

Грета Крюгер. Ну да, фамилия вполне характерная как для Германии, так и для Голландии…

– Вы меня выслеживали? – будничным тоном спросил Ричард, словно речь шла вовсе не о нем, а о ком-то другом.

– Я думала, вы погибли, – просто сказала Грета. – Когда Манфреда убили… когда вы его сбили, его мать выплакала себе все глаза. Она в самом деле ослепла от слез… но ваша пресса, конечно, не писала об этом…

– Мне очень жаль.

– А несколько лет спустя мы узнали, что вы живы. Я думала, вы остались калекой, потому что Эрих, который вас сбил, клялся, что после такого падения выжить невозможно. Но оказалось, что вы живы… и играете в своих мушкетеров, забыв обо всем… и вам все равно, что вы убили Манфреда и разбили мою жизнь.

Ее голос дрогнул.

– Роджер не заслужил этого, – мрачно сказал Ричард. Сейчас он думал о том, как его друг переживет то, что Грета, как оказалось, просто-напросто использовала его, чтобы подобраться к нему, Ричарду.

– Да, Роджер хороший человек, – очень просто согласилась Грета. – И он вас боготворит. Для него вы герой. Но для меня…

Грянул выстрел. Женщину в черном отбросило в сторону, она упала на ковер лицом вниз. Револьвер выпал из ее руки.

Ричард поднял голову. В дверях стояла Ксения.

– Надеюсь, я не убила ее, – сказала девушка, опуская свой револьвер, который в этот раз действительно ей пригодился. – Кто она такая?

– Невеста Черного Барона… Манфреда фон Рейнхарда.

– О господи!

И тут Ксения, не выдержав, разрыдалась. Ричард бросился к ней.

– Все хорошо, ну, послушай меня, все хорошо… Ничего не случилось, слышишь? Она просто несчастная женщина, которая вбила себе в голову, что ей будет легче, если она меня убьет… Она не понимает, что легче не будет, будет только хуже, что никогда…

– Ричард!!!

Грета шевельнулась, приподняла голову, потянулась к револьверу. Ксения успела заметить ее движение и в последний момент оттолкнула Ричарда, чтобы он не оказался на линии выстрела.

Библиотекарь Гилкрист и двое слуг, первыми прибежавшие на шум выстрела, у самых дверей услышали второй выстрел и ворвались в кабинет. Ксения лежала на полу, из ее шеи хлестала кровь. Грета попыталась прицелиться еще раз, поточнее, в Ричарда, но Гилкрист набросился на нее, вывернул руку и отобрал оружие.

– Гилкрист! – закричал Ричард. – Врача и полицию, срочно!

Он бросился к Ксении, стал на колени и рукой зажал рану на шее девушки.

– Только не шевелись, слышишь? Не двигайся… От этого зависит твоя жизнь!

Гилкрист, велев одному из слуг стеречь Грету, подошел ближе к Ксении и изменился в лице, увидев рану.

– Дело плохо, Ричард… Это артерия.

До того, как попасть в библиотеку Мушкетерского клуба, Гилкрист был санитаром в больнице, где поправлялся Ричард. Скромное происхождение не позволило Гилкристу добиться большего, но он всегда любил книги, и поэтому, открыв Мушкетерский клуб, Сеймур вспомнил о нем и пригласил его заниматься библиотекой.

– Знаю, – сказал Ричард в ответ на слова библиотекаря. – Но на войне люди выживали и после более серьезных ран…

Он был бледен, как смерть, его одежда была вся в крови, и влетевший через несколько минут в кабинет Стивен Хантер, которого предупредила по телефону миссис Ломакс, узнал его только по длинным волосам. Вместе с инспектором явились оба его помощника – Джонни Сайкс и Мэтью Бренард.

– Мистер Сеймур! Господи, как мне жаль… Это мисс Крюгер в нее стреляла?

– Не в нее, а в меня, – отозвался Ричард, закусив губу. – Сегодня ровно десять лет, как погиб Черный Барон. А я забыл. Забыл…

Инспектор и сержант переглянулись.

– Мне нужно письмо, которое она получила, – сказал Стивен Хантер. – Где ее сумочка?

Он забрал конверт, как вещественное доказательство, а также распорядился приобщить к делу оба револьвера и не спускать глаз с Греты Крюгер, которая тихо плакала, сидя на диване. Ее рана оказалась не такой серьезной – всего лишь простреленное плечо.

Прибыл доктор, затем появился сэр Артур Несбитт, знаменитый врач, которого Ричард попросил вызвать дополнительно. Мельком поглядев на Грету, он подошел к Ксении.

Стивен тем временем отвел сержанта в сторону.

– Ну, что скажете, мистер Бренард? Некролог обещал, что она умрет 21 марта. За день до того ненормальная фрейлейн стреляет в героя войны, но попадает в нее. Я был на войне и говорю со всей ответственностью: при таких ранениях, если только человек не истечет кровью сразу же, он вполне может умереть в ближайшие сутки. Что опять же возвращает нас к 21 марта.

– Сэр, – сказал Мэтью, краснея, – вы меня простите, но невозможно предугадать столько обстоятельств сразу. Мисс Крюгер могла убить мистера Сеймура, мисс Крюгер могла передумать в последний момент и не стрелять, наконец, она могла просто промахнуться…

– Да, разумеется, разумеется. Меня интересует вот что: одни говорят, что мистер Возмездие действует в одиночку, другие – причем не самые глупые люди – считают, что с ним действует целая банда. А что, если на самом деле не то и не другое, а он… как бы это сказать… аккуратно подталкивает кого-нибудь исполнить свою волю? Вы понимаете меня?

– И Грета Крюгер тоже стала его орудием?

– Ну да, а почему бы и нет?

– То есть вы уже не верите, что Эндрю Найт и есть мистер Возмездие, – сказал Мэтью, испытующе глядя на него.

– Я верю только фактам, мистер Бернард, – вздохнул инспектор. – Да, сначала все вроде бы было против мистера Найта: его личное участие в проваленных процессах, стрихнин и отсутствие алиби. Но когда мы начали проверять детали, оказалось, что семнадцатого числа, когда произошел взрыв в Ливерпуле, его не было дома всего два или три часа. За два часа – и даже за три – невозможно из Лондона добраться до Ливерпуля, подстроить взрыв и вернуться обратно. Значит, либо у него был сообщник, либо он каким-то образом узнал, что кто-то собирается свести счеты с Уэббером. Либо, наконец, он вообще ни при чем, а значит, все придется начинать сначала.

Мэтью задумался.

– В любом случае, я полагаю, мы не должны выпускать мисс Ксению из виду, – сказал он.

– Это уж само собой разумеется, – отозвался инспектор.

…В этот день Амалия собиралась купить билет на континентальный экспресс, но телефонный звонок заставил ее забыть обо всем на свете.

– Рана серьезная, но сэр Артур Несбитт обещает сделать все возможное… Ее поместили в отдельную палату, а охраной занимается полиция.

– Скажите, она выживет? – задала Амалия вопрос, который волновал ее больше всего на свете.

– Сэр Артур уверяет, что ее состояние стабильное, потому что мистер Сеймур не дал ей истечь кровью в первые минуты после ранения, – последовал ответ. – Да, в данную минуту прогноз вполне благоприятный.

Случаются мгновения, когда самые сухие, самые что ни на есть казенные штампы способны подействовать на человека живительнее, чем всякие поэтичные обороты. Воспрянув духом, Амалия поспешила в больницу, где застала целую компанию: во-первых, инспектора Хантера и его людей и, во-вторых, Ричарда Сеймура, к которому присоединился совершенно ошеломленный всем случившимся Роджер Деннорант.

– Надеюсь, инспектор, вы выделили охрану мисс Крюгер? – осведомилась Амалия неприятным тоном. – А то, знаете ли, бывают случаи, когда человек не доживает до суда…

У Мэтью Бренарда мелькнула мысль, что неплохо бы и в самом деле увеличить охрану раненой, потому что, если до нее доберется непредсказуемая мать Ксении, Грете придется туго.

– Мисс Крюгер находится в другой больнице, и, разумеется, наши люди не спускают с нее глаз, – ответил инспектор, который не хуже своего подчиненного понял, куда ветер дует.

– Это обнадеживает, – кивнула Амалия и, сочтя, очевидно, что полицейские больше не заслуживают ее внимания, подошла к Ричарду, который сидел возле двери палаты Ксении, стиснув руки. Вид у него был отчаянный: он так и не смыл кровь и в своем фантастическом одеянии походил на существо из какого-то другого мира. На Амалию он поглядел так, как смотрел бы приговоренный к смерти. Губы его шевельнулись, но он не проронил ни слова.

Роджер счел своим долгом вмешаться. Он представился и сказал:

– Мне очень жаль, что все так получилось. Грета… мисс Крюгер казалась такой уравновешенной… она вообще никогда не упоминала о Черном Бароне…

Он увидел устремленные на него сверкающие злые глаза и растерялся.

– Меня это должно утешить? – холодно спросила Амалия, берясь за ручку двери.

– Мэм, – встрепенулся Стивен Хантер, – к ней сейчас никого не пускают!

– Попробуйте только меня остановить, – бросила ему Амалия и вошла в палату.

Сэр Артур Несбитт и медсестра, которые вполголоса переговаривались у постели раненой, бросили на вошедшую укоризненный взгляд, но все взгляды мира были не способны в это мгновение удержать ее. Амалия села у постели дочери, взяла ее за руку и застыла. Она не докучала сэру Артуру ненужными – или даже самыми нужными – вопросами, не требовала от него во что бы то ни стало спасти дочь, не устраивала сцен и не заламывала руки. Она просто сидела, словно превратившись в живое изваяние, и держала дочь за руку. И мистер Несбитт почему-то ни капли не удивился, когда ресницы Ксении наконец дрогнули, и она открыла глаза.

– Мама…

– Лежи тихо, – шепнула Амалия. – Все будет хорошо.

Мистер Несбитт поглядел на медсестру, и оба на цыпочках вышли из палаты. Чуть позже, также на цыпочках, зашли двое полицейских, которым инспектор Хантер поручил глаз не сводить с раненой, и, повозившись, устроились за небольшой ширмой.

Шло время. Ксения уснула. Небо за окном начало темнеть – надвигался вечер. Но, когда Амалия вышла в коридор, она увидела, что Ричард по-прежнему сидит у двери, не двигаясь с места. Напротив него привалился к стене мрачный инспектор Хантер, держа в руках какой-то листок.

– Я хотел спросить у вас объяснений по поводу этого, – сказал он. – Мне кажется, что вы можете знать, о чем идет речь. Прежде всего, кто такой Перси Олдингтон?

Глава 28

Цена ошибки

Амалия взяла текст письма из рук инспектора и внимательно прочитала его от первого до последнего слова. Пожала плечами.

– Я полагала, что вы уже арестовали этого мистера Возмездие, – сказала она. – Но он, оказывается, ухитрился прислать очередное послание моей дочери… И мало того – он обвинил ее в преступлении, которого она не совершала.

– Мы действительно считаем, что Эндрю Найт может быть причастен к этим убийствам, – сердито ответил инспектор, забирая письмо. – Не исключено, что он заготовил очередное послание заранее и кто-то из его сообщников в установленный срок бросил конверт в ящик. Пока мы не выяснили всех обстоятельств, я предпочитаю все же узнать от вас, что именно вам известно о… об обвинении, выдвинутом в письме.

– Это очень некрасивая история, инспектор, – вздохнула Амалия. Почувствовав, что силы изменяют ей, она опустилась на стул рядом с Ричардом. – Вот представьте себе, к примеру, такую ситуацию. Вы умеете плавать, однажды утром вы выходите к реке и видите, как тонут двое детей, мальчик и девочка. У вас есть время только на то, чтобы спасти одного. Кого вы выберете?

Стивен Хантер озадаченно моргнул и почесал шею.

– Э… Ну, что касается меня, то лично я плаваю, как камень. Но суть проблемы я, конечно, понимаю. Кого бы вы ни спасли, вы все равно окажетесь виноваты в смерти второго ребенка. Верно?

– Верно. Поэтому самым благоразумным окажется тот, кто в этот момент не будет гулять по берегу реки, а, например, пойдет в музей смотреть картины. Одним словом, тот, кому не придется делать мучительный выбор. История с Перси Олдингтоном – как раз пример того, что в некоторых ситуациях приемлемого выбора нет. Выход только один – не давать себя втягивать в такие ситуации.

– Я все же хотел бы узнать кое-какие подробности, прежде чем делать выводы, – проворчал Стивен. – К примеру, автор письма обвиняет вашу дочь в том, что она сделала Перси инъекцию, которая его убила. Скажите, это правда?

– Истинная правда, инспектор.

Ричард повернул голову и недоверчиво уставился на Амалию.

– И верно ли, что он еще до того завещал ей свое состояние, так что фактически, убив его, она получила кучу денег? – продолжал Хантер.

– О-о, – протянула Амалия, – видите, каким легким и понятным все кажется? А на самом деле все было не совсем так, а точнее – совсем не так. Начнем с того, что Перси Олдингтон, хоть и англичанин, долгие годы жил в Ницце. Доктора подозревали, что у него слабые легкие, и прописали ему климат Ривьеры. В то время наша семья тоже находилась в Ницце, и у общих знакомых Ксения познакомилась с Перси. Он произвел на нее очень приятное впечатление, знаете, как это бывает…

– Полагаю, что я могу это вообразить, – с иронией отозвался Стивен. – Потому что ваша дочь… э… очень приятная леди.

– Не буду этого отрицать, сэр. Кстати, Перси тоже был очень приятным молодым джентльменом. Беда лишь в том, что его лечили от болезни, которой у него на самом деле не было. Потому что у него был рак. И когда окончательно стало понятно, что с ним, время уже было упущено. Ему оставалось лишь приготовиться к мучительной смерти. Не буду пытаться вас убедить, что у него были какие-то шансы выздороветь – ни одного, или что его смерть могла быть легкой. Одним словом, он решил, что существует только один способ решить его проблемы.

– Постойте, – пробормотал Ричард, – он что, хотел уговорить кого-то убить его? Вы это имеете в виду?

– Вы правильно все поняли, мистер Сеймур, – вздохнула Амалия. – Перси знал, что моя дочь работала медсестрой. Он знал, что она к нему неравнодушна, и рассчитывал на этом сыграть. – Инспектор Хантер открыл рот. – Моя дочь считает себя человеком жестким, но она заблуждается. Когда она общалась с мистером Олдингтоном, в голове у нее были обыкновенные женские мысли. Ну, знаете, совместная жизнь, семья, дети. И, конечно, она никак не ждала, что Перси будет просить ее милосердно убить его.

Ричард закусил губу.

– Если его положение было настолько невыносимым, почему он не мог просто покончить с собой? Зачем ему было втягивать в это кого-то еще?

– Ну-у, мистер Сеймур, – протянула Амалия, – вы рассуждаете как военный. А мистер Олдингтон был человеком совсем другого склада. Он говорил Ксении, что думал о том, чтобы застрелиться, но потом прочитал о том, что становится с людьми, которые неудачно стрелялись, и передумал. Яд его тоже по каким-то причинам не устраивал, утонуть в море он не мог, потому что был превосходным пловцом. В общем, он вбил себе в голову, что Ксения должна помочь ему уйти из жизни. Он говорил, что она не имеет права обрекать его на невыносимые страдания, и вообще, это не будет убийством, раз он заранее согласен. – Глаза Амалии сверкали, как золотистые звезды. – Я, к сожалению, узнала обо всем слишком поздно, но все равно категорически запретила Ксении делать то, о чем ее просил Перси. И даже не потому, что с точки зрения закона это будет убийство, а потому, что любая смерть, даже из самых благих побуждений, все равно навсегда останется на вашей совести. Вы, Ричард, сегодня уже поняли, что это такое, когда невеста Черного Барона пыталась вернуть вам долг за убитого жениха.

– По-моему, она просто несчастная психопатка, – проворчал Стивен. – Мы тут навели кое-какие справки и выяснили, что никакой невестой она не была и что они с Бароном даже не были обручены. Но вокруг него всегда вертелось множество девушек, и да, Грета была одной из них. Когда Черный Барон погиб, она много общалась с его матерью, утешала ее, помогала ей… ну и, очевидно, вообразила, что значила для погибшего то же, что он значил для нее. А от таких мыслей до мечты о мести – один шаг.

– Ну, по крайней мере, такое поведение более понятно, чем упорное желание мистера Олдингтона заставить кого-то разделить ответственность за его смерть, – сухо сказала Амалия. – Я много раз говорила с Ксенией, я исчерпала все доводы, чтобы удержать ее, но когда Перси стало хуже и стало понятно, что дальше все будет, как он предсказал…

– Она не выдержала и избавила его от страданий, – вмешался Ричард. – Так?

– Вы выбрали очень хорошие слова, мистер Сеймур, – серьезно сказала Амалия. – Избавила от страданий, да… Только вот вскоре у нее произошел нервный срыв, потому что выяснилось, что благодарный мистер Олдингтон, будь он трижды неладен, завещал ей все свое состояние. А у мистера Олдингтона были, к примеру, двоюродные сестры, и как только до них дошел слух об убийстве, они не задумываясь пустили его в ход.

– Однако мистер Олдингтон был достаточно благоразумен, чтобы оставить документ, который снимал всякие подозрения с вашей дочери, – заметил Стивен Хантер. – Я прав?

– Ну, раз вам все уже известно, инспектор, я не думаю, что смогу рассказать что-то новое, – колюче заметила Амалия. – О да, мистер Олдингтон поступил, как он полагал, честно и благородно. Но убийство все равно остается убийством, и да, на суде мы могли бы сослаться на документ, на свидетельства докторов и прочее. Только вот суд завершился бы, и присяжные мирно отправились бы по домам, а моя дочь до конца своих дней осталась бы с клеймом убийцы. И все только потому, что приняла близко к сердцу ситуацию человека, который был ей небезразличен. Да, мистер Олдингтон сумел добиться своего. Но лично я считаю, что этот мерзавец сломал моей дочери жизнь, и то, что он был тяжело болен, ничуть его не оправдывает.

Стивен Хантер поглядел на пылающее гневом лицо Амалии и хоть и непроизвольно, но чуть-чуть отодвинулся от нее.

– Значит, суда не было? – спросил Ричард.

– Нет. Я сказала Ксении: отдай наследницам половину денег, и пусть они подавятся. Она предпочла отдать все, потому что эти деньги с самого начала внушали ей отвращение. Следствие? Конечно, кузины покойного убедились в том, что она убийца, и только их бдительность не позволила ей воспользоваться плодами ее преступления. Такую версию событий они наверняка рассказывали всем желающим, и одним из слушателей был, конечно, автор этого послания.

– Похоже на то, – кивнул инспектор. – Что ж, мы попытаемся их допросить, хотя это будет непросто. Одна из них сейчас живет в Канаде, а другая недавно вышла замуж и уехала с мужем в Индию. Не исключено, что они общались с Эндрю Найтом, и он решил… гм… включить вашу дочь в список преступников, ускользнувших от правосудия.

– Делайте, что хотите, инспектор, – сказала Амалия. – С одним условием: ни слова при моей дочери об этой истории. Если вам нужно будет что-то уточнить, обращайтесь ко мне. Я не желаю, чтобы Ксению беспокоили из-за мистера Олдингтона. Если у нее снова случится нервный срыв, последствия могут быть крайне тяжелыми. Я надеюсь, мы с вами поняли друг друга?

– Вполне, – отвечал инспектор. – Здесь в палате двое моих людей, утром их сменят двое других. В коридоре на всякий случай дежурят еще два человека, которые получили самые строгие инструкции. Из персонала больницы могут заходить только две медсестры и сэр Артур Несбитт, которых полицейские знают в лицо. Вас они, конечно, пропустят в любое время… как и мистера Сеймура.

– Я думаю, мистеру Сеймуру надо умыться, – сказала Амалия, глядя на измученного молодого человека. – И переодеться бы тоже не помешало. Когда Ксения утром захочет вас увидеть, вряд ли ей понравится, что вы выглядите как привидение.

Ричард бросил на нее невидящий взгляд.

– Это все случилось из-за меня, – удрученно проговорил он. – Только из-за меня. Я один виноват во всем.

– Боюсь, нет никакого смысла сейчас говорить об этом, – возразила Амалия, которая привыкла ни при каких обстоятельствах не терять головы. – Давайте лучше подумаем о том, как мы можем улучшить ситуацию. Для начала позвоним вам домой и попросим слугу принести нормальную одежду. А дальше – дальше будет видно.

Глава 29

Мистер Бедфорд наносит визит

Следует отдать инспектору Хантеру должное: в случае с Ксенией он сделал все, чтобы избежать прежних ошибок и помешать преступнику осуществить свой замысел. И тем не менее он был почти разочарован, когда миновало 20 марта, затем 21-е, а с Ксенией ничего не случилось, и более того – она вообще пошла на поправку.

– Либо преступник отступился – но с какой стати, если прежде ему все удавалось? – либо он вынужден бездействовать, потому что, например, сидит в тюрьме, – рассуждал инспектор.

Однако улики против Эндрю Найта казались все более и более шаткими. Во-первых, миссис Ломакс рассказала полиции, где ее родич на самом деле проводил время. Хантер поначалу отнесся к ее рассказу скептически, но вскоре нашлись люди, которые и впрямь не раз видели прокурора на кладбище. Во-вторых, в лаборатории Скотленд-Ярда исследовали изъятый у Найта стрихнин и обнаружили, что он хранился не самым лучшим образом и практически потерял свои свойства. Отравить им кого-нибудь было в принципе возможно, но не до смерти. В-третьих, не были найдены ни винтовка, которой пользовался убийца, ни автомобиль, на котором он, возможно, приехал в Сент-Джордж-Хиллз, ни пишущая машинка. Одним словом, обвинение рассыпалось на глазах, и газеты, которые жадно ловили малейшие слухи о расследовании, вновь запестрели версиями, предположениями и комментариями специалистов.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что когда в среду мистер Бедфорд собрался нанести визит своей жене, все вокруг только и говорили что о неуловимой личности, которая стоит за происходящим. Сначала таксист, который вез писателя, глубокомысленно рассуждал, что полиция лишь зря получает деньги, а сама никого не может поймать, затем возле дома миссис Бедфорд две кумушки судачили о том, что их вгоняет в дрожь вид любого письма и скоро вообще станет страшно ходить по улицам, и, наконец, когда писателя впустили в квартиру, его жена как раз заканчивала убеждать кого-то по телефону, что она, разумеется, ничего не смыслит в убийствах, но уверена, что преступник – артистическая личность и вообще у него недурной стиль.

– Ах, Миранда, прости, ко мне пришли! Пора бежать! – объявила миссис Бедфорд и после сотни бессвязных восклицаний, которые были призваны заверить собеседницу в вечной дружбе, повесила трубку.

– Ужасная зануда эта Миранда Холмс, – пожаловалась Клементина мужу. – Ты будешь чай или кофе?

– Пожалуй, кофе, – сказал писатель.

Гостиная, в которой он оказался, должна была производить впечатление, что тут живет натура с художественными задатками, но, на взгляд писателя, комната просто-напросто захламлена и неуютна. Раскрытая книга лежала рядом с тарелкой, полной крошек, на стене висела какая-то картина в стиле, который Бедфорд про себя называл не иначе, как «табуретка с глазом», на противоположной стене красовалась японская гравюра в позолоченной рамке. Массивный викторианский шкаф соседствовал с низкой неудобной тахтой, на которой лежала кокетливая вышитая подушка, стол был подделкой под чиппендейл^[21], а стулья и сами не знали, из какой эпохи их сюда занесло. На миссис Бедфорд было какое-то черное, развевающееся на ходу длинное одеяние, которое ее муж мысленно определил как неудачный гибрид хламиды и кимоно. Ловко лавируя между стульев, Клементина отдала тарелку с крошками горничной, приказала подать кофе, убрала книгу, что-то поправила, что-то быстро переставила и с широкой радостной улыбкой повернулась к мужу.

– Ну, как ты находишь мои апартаменты, Билли?

– Прежние мне нравились больше, – помедлив, признался он.

Миссис Бедфорд издала несколько энергичных восклицаний, обличая инфляцию, дороговизну и политику правительства. Также она ввернула несколько шпилек в адрес мужа, который не потрудился обеспечить ей уровень жизни, который она заслуживала. Угрюмая горничная внесла на подносе кофе.

– Можете идти, Хелен, – махнула широким рукавом миссис Бедфорд. – Если вы будете нужны, я вас позову.

Шаркая ногами, горничная вышла.

– Ужасно сложно сейчас найти хорошую прислугу, – вздохнула хозяйка, опускаясь на стул и поправляя складки своей хламиды. – Тебе-то, конечно, жаловаться не на что. У тебя есть Джеймс и Мэри-Энн. Ты всегда умел расположить к себе людей.

Писатель не знал, что можно на это ответить, и отпил кофе из чашки, но чем бы ни была находящаяся там жидкость, к кофе она имела лишь косвенное отношение. В передней затрещал телефон, миссис Бедфорд встрепенулась.

– Я сейчас, только отвечу на звонок и вернусь, хорошо?

Она вернулась через четверть часа, успев не только всласть посплетничать с очередной знакомой, но и припудриться. Впрочем, Бедфорд даже не заметил ее ухищрений.

– Ты читал «Зеленый чертополох»? – спросила миссис Бедфорд. – Я прислала тебе номер. Миранда тоже опубликовала там свои стихи, но Оги уверяет, что мои лучше.

«Господи, – думал писатель, – зачем я вообще когда-то женился на ней? Что я здесь делаю? Для чего все это?» Его охватила тоска.

– Ты заставила меня оторваться от дел и приехать в Блумсбери только для того, чтобы обсуждать стихи? – мрачно спросил он. – Я тысячу раз, если не больше, говорил тебе, что ничего не понимаю в поэзии.

– Ты так говоришь, будто Блумсбери находится на Луне, а не в Лондоне, – обиделась жена.

Но по лицу Бедфорда она поняла, что ему не нравился излюбленный богемой район, в котором она жила, не нравилась ее квартира, наверняка не нравились ее стихи и не нравилась она сама.

– И вообще, Билли, это мелко, – пожаловалась она. – Можно подумать, что ты совсем не рад меня видеть. – Писатель молчал, никак не пытаясь опровергнуть ее слова. Клементина начала сердиться. – Конечно, я хотела поговорить с тобой о… Об инфляции, да. Мне кажется, ты должен давать мне больше денег. В конце концов, ты знаменитость…

– Уже нет, – произнес Бедфорд каким-то странным тоном.

– Но ведь ты же писатель! Мы тут недавно говорили о тебе с Тиной… Ты не знаешь Тину? Впрочем, неважно. Тина уверяет, что современные писатели не должны писать романы. Это устаревшая художественная форма. Диккенс и прочее. Девятнадцатый век! Но если уж пишешь романы… тем более какие-нибудь детективы…

– Сочинить хороший детектив чертовски нелегко, – сказал Бедфорд придушенным голосом.

– Может быть, – отозвалась Клементина. – Ты не дал мне закончить. Я хотела сказать… что именно я хотела сказать? Ах, да! Если уж пишешь романы, они должны приносить доход. Ты же сочиняешь по две книги в год, я знаю. Ты вполне мог бы…

– Клем, издательство не хочет печатать мой новый роман. Поэтому я никак не могу увеличить твое содержание. Я пытался и раньше объяснить тебе это, но…

– Понимаю, – вздохнула его собеседница. – Прости, Билли, но я совершенно не удивлена.

– Чем именно ты не удивлена? – резко спросил Бедфорд.

– Всем, – безапелляционно заявила его жена, тряхнув кудрями. – И тем, что у тебя никогда на меня нет денег, и тем, что у издателей кончилось терпение. Этого и следовало ожидать.

– Что?

– Билли, честное слово, я хорошо к тебе отношусь, – при этих словах писатель закоченел, – но ведь мы оба прекрасно знаем, что твои книги… хотя книгами их можно называть только из вежливости… – Клементина покосилась на Бедфорда и с удовлетворением отметила, как он заерзал на стуле. Словно жук, подцепленный на булавку, безжалостно подумала она. – Ты продался богу коммерции, разменял свой талант на низкопробное чтиво. Результат вполне закономерен.

– Между прочим, именно это низкопробное, как ты говоришь, чтиво позволяло тебе безбедно жить, – вспылил Бедфорд, – и если бы не твои… твои кавалеры, которые вытягивали из тебя все средства, прежде чем бросить, ты бы и сейчас жила в Челси!

– Ах так? – вскинулась миссис Бедфорд. Все-таки ей удалось задеть его за живое. – Получается, что я сама во всем виновата?

– Да, черт побери! Где художник, ради которого ты меня оставила? Где музыкантишка, который его сменил? Где его преемник, редактор несуществующего альманаха, который так и не вышел? Все деньги, которые я платил тебе, ушли на них и их жалкие прожекты. Какого черта, Клем? С какой стати я должен содержать всю эту ораву, которая даже не уважает мой труд? А теперь на повестке дня кто – торговец чемоданами? А кто будет за ним – может быть, мороженщик?

– Так, – сказала миссис Бедфорд, отдышавшись. – Ты… ты просто оскорбляешь меня, Билли. Это низко. Я думала, ты джентльмен!

Она обиженно вытянула губы и сделала вид, что плачет. Бедфорд угрюмо покосился на нее и отвернулся. В комнате повисло молчание.

«Как же мне заставить его раскошелиться? – думала Клементина. – Как жаль, что именно сейчас его книги перестали брать. Когда у него дела шли хорошо, я всегда могла делать с ним все, что хотела».

– Тебе надо написать детектив на злободневную тему, – сказала она вслух.

– Например?

– Да вот хотя бы про мистера Возмездие, по которому все сходят с ума. Раньше думали, что это бывший прокурор, но оказалось, что он вроде как ни при чем. Я недавно говорила об этом с Оги и Мирандой… Мы все гадали, кем он может быть на самом деле. Конечно, если он просто сумасшедший, это совсем неинтересно! А ты как думаешь, кто он?

– А тут и думать нечего, – ответил писатель. – Это я.

Миссис Бедфорд, которая машинально поднесла к губам чашку кофе, остановилась и взглянула на него недоверчиво.

– Билли!

– Понимаешь, – без всякого намека на иронию продолжал Бедфорд, – я столько сочинял романы об убийствах, что мне захотелось испытать, каково это… ну… на самом деле.

– Ты что, серьезно? – пробормотала Клементина, все еще не веря.

– Абсолютно. Представляешь, когда я в начале года представлял свою очередную книгу, ко мне подошел человек и попросил подписать экземпляр. Сказал, что его зовут Смит. Меня одно это насторожило, да еще его борода… Это же всем известный прием, чтобы изменить внешность. Внезапно я вспомнил, где видел его фото раньше, и понял, кто он такой. Это был Инмэн, ламбетский убийца. Так-так, подумал я, значит, он уже вернулся в Англию… и его жена, которая помогала ему убивать, наверняка тоже где-то неподалеку. Отличные жертвы, просто идеальные! Конечно, – добавил Бедфорд снисходительно, – я мог прикончить дворецкого или, к примеру, Тома, но я к ним привык, и потом, это было бы слишком просто.

Миссис Бедфорд открыла рот, но, кажется, впервые в жизни не сумела вымолвить ни слова.

– Я выследил Смита, навел справки о его с женой образе жизни и понял, что прислуга у них приходящая, значит, разделаться с ними будет легче легкого. Я так увлекся, планируя убийство, придумал столько эффектных ходов, что мне вскоре стало ясно: одних Смитов для меня маловато. Почему бы не развернуться как следует, в самом деле? И я стал подыскивать другие кандидатуры. Мало, что ли, таких негодяев, которые ускользнули от правосудия и уверены, что никогда не получат по заслугам? Почему бы, например, не избавить общество от торговца наркотиками или от каких-нибудь террористов? Я наметил несколько будущих жертв и стал разрабатывать план. Понимаешь, – доверительно сообщил мистер Бедфорд, подавшись вперед, – работа в детективном жанре приучила меня как следует все планировать, прежде чем браться за написание текста. Хороший план – это девяносто процентов успеха!

– Уильям, – пролепетала миссис Бедфорд, впервые за долгое время назвав мужа полным именем, – я закричу! Не приближайся ко мне!

Писатель усмехнулся.

– Как, ты разве не хочешь узнать подробности? Например, откуда я узнал историю Мари Пеллетье? О ней мне рассказал один старый знакомый из военного министерства, и я взял себе на заметку имена тех, кто убил ни за что целую семью. Или почему я решил приплюсовать к остальным жертвам Хью Гилмора? Конечно, он был исключительной мразью, он шел по головам, из-за его махинаций разорились тысячи людей, он отвратительно обращался с женщинами… но он же никого не убил, верно? А если я сам потерял треть состояния из-за его спекуляций? Могу я свести личные счеты под прикрытием… м-м… убийственной благотворительности? По-моему, могу. Ведь в этом деле я рисковал, как никто другой.

– Но… но… – пробулькала миссис Бедфорд. – Уильям, ты что же… ты действительно совершил все эти убийства? Это и правда был ты?

– Клем, дорогая! Кто, как не ты, совсем недавно сказала, что у посланий мистера Возмездие неплохой стиль? Конечно, я делал все, чтобы не навести полицию на мой след, но от себя самого никуда не скроешься, это факт. – «Была эта фраза в моем романе или не была? Не помню…» – Один прием я нарочно заимствовал у Вернона Сомерсета – отравленный зонтик, которым была убита одна из жертв. Поразительно, что никто, включая его самого, не заметил плагиата. А вообще отравленный зонтик – жутко неудобная штука: помнится, я с непривычки чуть было не ткнул им себя самого…

Миссис Бедфорд тихо пискнула и вжалась в спинку стула. Ее глаза на побледневшем лице сделались совсем круглыми.

– Уильям, но ведь ты же… Но ведь тебя же повесят!

– Ну, если полиция будет действовать так же, как и раньше, мне ничего не грозит, – снисходительно успокоил ее мистер Бедфорд. – У этих людей поразительно мало воображения. Я уж не говорю о том, что они даже не прочитали, к примеру, мою «Тень возмездия». Ты помнишь этот роман, дорогая?

– Я? Нет… нет… нет.

– Странно, по-моему, я его тебе посылал, – отозвался писатель. – Речь там идет о человеке, который хочет отомстить, но не хочет, чтобы его повесили. Поэтому он изобретает целую серию убийств несимпатичных людей, чтобы скрыть среди них то, которое ему выгодно. Конечно, это не совсем мой случай, но если бы какой-нибудь умный полицейский прочитал текст, он бы сразу же увидел связь между ним и тем, что творит мистер Возмездие. Например, в романе убийца один раз приходит по потайному ходу, о котором известно только ему, а в реальности именно так был убит доктор Дэйви. К счастью для меня, Клем, полицейские книг не читают. Они вообще, похоже, не читают ничего, даже своих отчетов…

Чашка в руке Клементины задрожала, громко стукаясь о блюдце. Мистер Бедфорд посмотрел на жену и укоризненно покачал головой.

– Господи, Клем, какая же ты доверчивая, – промолвил он с досадой. – Неудивительно, что тебя все время обирают разные проходимцы.

Миссис Бедфорд разинула рот.

– Уи… Уильям!!! Ты что, хочешь сказать, что ты все это выдумал?

– Ну ты же сама посоветовала мне придумать что-нибудь злободневное, – отозвался писатель, пожимая плечами. – Я и придумал. Ты очень обидела меня, Клем, когда сказала, что мои книги ничего не стоят… ну, я и решил тебя немножечко проучить.

– Билли! Ты… ты чуть не напугал меня! Я сидела и думала: боже мой, ведь когда убийца в детективе начинает откровенничать, это значит, что тот, с кем он говорит, никому не сумеет об этом рассказать…

– Клем, ты же не раз говорила, что никогда не читаешь детективов! Ты всегда уверяла, что тебя интересует только передовая литература…

Миссис Бедфорд чуточку покраснела и, чтобы выгадать время для ответа, отпила из чашки кофе. Вкус его показался ей горьким и неприятным.

– Билли, вовсе не обязательно что-то там читать, чтобы быть в курсе избитых приемов… И вообще, когда ты начал говорить, что это ты, я сразу же вспомнила приметы преступника. Немолодой мужчина в черном плаще… И ведь у тебя точно есть такой плащ, я сама его тебе когда-то подарила!

– Разве? Не помню…

– Ну вот, не помнишь, а он у тебя есть! Что еще писали об убийце? Что он умеет водить, хорошо стреляет…

– Ох, – сокрушенно вздохнул мистер Бедфорд. – Вот про стрельбу я совсем забыл. Ведь я же не умею стрелять… Поразительно, Клем, как ты сразу же меня не раскусила!

– Ну, ты мог каким-то образом научиться стрельбе после того, как мы расстались, – прощебетала Клементина, почти успокоившись. – И… что еще? Ах да, ты ведь не умеешь печатать на машинке! – развеселилась она. – Бедный старина Билли! Как я могла об этом забыть? Конечно, ты не можешь быть никаким мистером Возмездие!

– Вот так фантазии разбиваются о реальность, – театральным тоном промолвил мистер Бедфорд, которого все же покоробило, что его назвали «бедным стариной». – Кстати, если бы я был убийцей, я бы обязательно подмешал в твою чашку яд, когда ты вышла ответить на звонок. Какой-нибудь быстродействующий яд из тех, которые описывают в детективах и которые на самом деле до смешного легко приобрести.

Клементина замерла на месте, в ее взоре мелькнуло подозрение. Бедфорд, не выдержав, расхохотался.

– Ты только что доказала мне то, что я всегда подозревал: люди всегда готовы поверить, что их ближний – убийца… Ну же, Клем, не надо смотреть на меня такими глазами! Кроме того, ты уже отпила отравленный кофе из этой чашки.

– Билли, – дрожащим голосом проговорила миссис Бедфорд, – это вовсе не смешно!

– Конечно, не смешно, – спокойно ответил писатель. – Потому что ты допустила ошибку. Ты думала, что знаешь обо мне все, а ведь на самом деле научиться стрелять или печатать на машинке, особенно когда речь идет о коротких письмах, проще простого. Мне очень жаль, но у тебя нет никаких шансов спастись… дорогая. Сейчас у тебя потемнеет в глазах, ты начнешь задыхаться… потеряешь сознание… Яд уже действует, Клем, тебе не спастись!

Миссис Бедфорд вскрикнула, схватилась за горло, выронив чашку… На светлом ковре образовалось уродливое темное пятно.

– Хелен! – закричал Бедфорд, высунувшись в коридор. – Хелен, хозяйке плохо, срочно бегите за доктором…

Горничная, до которой долетали обрывки разговора из гостиной, с ужасом посмотрела на писателя и, даже толком не надев пальто, а только вдев одну руку в рукав, выбежала из квартиры.

…Переложив Клементину на тахту и убедившись, что женщина мертва, мистер Бедфорд поднял голову и посмотрел на японскую гравюру Хокусая, изображающую хризантемы, которая висела на стене.

– Недооценка – страшная вещь, – пробормотал писатель себе под нос. – А иногда так вообще убийственная.

Он вышел в переднюю, надел пальто и шляпу, взял трость и с достоинством вышел из квартиры. Снизу уже доносился топот ног горничной, которая догадалась позвать на помощь не только доктора, но и знакомого констебля, который чуточку за ней приударял.

Писатель поднялся на этаж выше и, дождавшись, когда все трое зайдут в квартиру покойной миссис Бедфорд, спокойно спустился вниз и навсегда покинул дом в Блумсбери.

Глава 30

Звездный час

– Хелен, хватит рыдать, черт бы вас побрал! Давайте рассказывайте по порядку, что вы слышали. Ну?

– Он ска… ска-а-зал… что он и есть мистер Возмездие… Ы-ы-ы!

– Сам мистер Бедфорд? Это его собственные слова?

– Да, сэр! Это он всех убил… потому что ему надоело писать книжки… и он решил убить кого-нибудь в жизни… У-у!

– Допустим. Ну и какого черта он признался в этом жене, а?

– Она… она поняла, что это он! Она сказала… сказала, что узнала его… его… Его стиль, вот!

– В смысле, она поняла, что стиль писем преступника похож на стиль ее мужа? Она так сказала?

– Да! Сэр, но ведь он и меня мог убить, да? Он же ненормальный!

– Ну-ну, мисс, – вмешался Джонни Сайкс, который видел, что инспектор Хантер вот-вот взорвется, – я думаю, что если бы даже он попытался вам навредить, у него бы ничего не вышло…

Хелен всхлипнула и поглядела на Сайкса благодарными глазами.

– Он сказал, что отравил кофе хозяйки, когда она вышла, – доложила она. – И поэтому она умерла.

Полицейские переглянулись.

– Скажите, что вам известно об отношениях между мистером и миссис Бедфорд? – спросил Хантер. – То, что они разъехались, нам уже известно. Может быть, они ссорились или…

Хелен задумалась.

– Знаете, я у миссис Бедфорд служу всего три месяца… Если честно, сэр, они вообще редко общались. Но у меня возникло впечатление, что мистер Бедфорд… вы только не подумайте чего… По-моему, он был для нее дойной коровой. Я слышала, как она говорила о нем с… с разными людьми. Она никогда не упоминала, чтобы он ей угрожал, ничего подобного. По-моему, она его даже немножко презирала… и вот видите, как все обернулось!

– Большое спасибо, Хелен, – быстро проговорил инспектор, видя, что служанка намерена вновь включить водопад слез на полную мощность. – Вы нам еще понадобитесь, так что пока никуда не уходите из квартиры.

Горничная кивнула и, хлюпая носом и шаркая ногами, удалилась.

– Никакого письма с некрологом мы не обнаружили, – сказал Джонни. – С другой стороны, если все было действительно так, как она говорит, получается, что Бедфорду пришлось действовать экспромтом.

– Ты так думаешь? – буркнул инспектор.

– Ну да. А что? Миссис Бедфорд по стилю писем поняла, что их пишет ее муж, намекнула, может быть, что будет его шантажировать… И он ее убил.

– Угу, – кивнул Хантер. – Когда за стеной находилась горничная и когда на улице было полно свидетелей, которые видели, как он входил в дом. Что-то это не слишком похоже на нашего мистера Возмездие… Ладно, пойдем в гостиную, может быть, ребята уже сумели обнаружить что-нибудь.

Они вошли в гостиную, где работали эксперты, при ослепительных вспышках магния делал снимки фотограф и Мэтью Бренард, хмурясь, изучал содержимое чашек.

– Горничная уверяет, что ее не было минуты три, – сказал Хантер. – Явившийся на вызов доктор смог только констатировать смерть. Чем Бедфорд отравил жену – цианидом?

– Это не цианид, – покачал головой Мэтью, – иначе остался бы характерный запах. Вообще я пока затрудняюсь сказать, что это был за яд. Полагаю, что лаборатория Скотленд-Ярда определит его лучше, чем я… Вы собираетесь арестовать Бедфорда?

– В точку, сержант, – хмыкнул инспектор. – Честно говоря, мне жаль миссис Бедфорд, но куда больше меня интересуют слова этого джентльмена о том, что он и есть мистер Возмездие. Если это правда, то он славно покуражился над всеми нами, но теперь пришел наш черед!

Позже в газетных отчетах будет особо отмечено, что когда полицейские явились за мистером Бедфордом, тот сидел в гостиной, одетый в свой лучший костюм, с бутоньеркой в петлице, и, покачивая носком идеально вычищенного ботинка, слушал «Травиату».

– Сэр, – сказал Стивен Хантер, чувствуя мучительную неловкость, – я инспектор Хантер из Скотленд-Ярда, а это сержанты Джон Сайкс и Мэтью Бренард. Я…

Темные глаза Бедфорда насмешливо сощурились.

– Джон Сайкс? Ну что ж, хорошо хоть не Билл Сайкс^[22]… – Он повернулся к молодому сержанту в очках. – Вы не подумывали о том, чтобы сменить фамилию, мистер Бренард? Полагаю, она доставляет вам немало хлопот.

– Напротив, сэр, я как раз подумываю о том, чтобы дать свою фамилию одной молодой особе, – ответил Мэтью с достоинством и поправил очки.

Инспектор сердито кашлянул. Он и так был до глубины души уязвлен тем, что человек, из-за которого он в свое время стал полицейским, оказался убийцей. Довольно сухо Хантер зачитал арестованному Уильяму Сидни Бедфорду его права и осведомился, имеет ли он что-либо сказать.

– Только не вам, инспектор, – спокойно отозвался писатель. – Джеймс! Позвоните, пожалуйста, мистеру Деннису Мюррею и скажите, что я прошу его быть моим адвокатом. Или нет, скажите вот что: человек, которого считают мистером Возмездие, просит его быть своим адвокатом. Полагаю, что мистеру Мюррею такая постановка вопроса понравится куда больше.

Он поднялся с места и, подойдя к патефону, остановил пластинку.

– А все-таки, джентльмены, Чайковский мне больше по душе, – любезно сообщил он присутствующим, после чего погрузился в молчание и предоставил событиям течь своим чередом.

В четверг 24 марта газеты вышли с сенсационными заголовками о том, что мистер Возмездие наконец-то пойман, и им оказался не кто иной, как автор детективных романов. Горничная Хелен дала 73 интервью и получила 145 предложений руки и сердца от людей, которых она никогда в жизни не видела. Деннис Мюррей заявил, что его подопечный невиновен и он докажет это, так что полиция еще сама пожалеет, что ополчилась на заслуженного и известного человека. А литературного агента Уильяма Бедфорда стали рвать на части издатели, жаждавшие во что бы то ни стало заполучить права на любую книгу писателя. Причем больше всего – по странной прихоти судьбы – усердствовали именно те джентльмены, которые вплоть до 23 марта отмахивались от всех предложений издать романы Бедфорда и высокомерно объявляли их макулатурой, чушью и вчерашним днем.

Но это было только начало, потому что вскоре на волне скандала случился настоящий бум, как уверяли знатоки, – беспрецедентный в книжной индустрии. Имя писателя-преступника было у всех на устах, и через некоторое время магазины страны были просто завалены книгами Бедфорда, которые сметали с прилавков едва ли не быстрее, чем печатали. Их читали продавщицы и студенты, лорды и министры, школьники и хозяева лавок. А так как, если вы не забыли, Бедфорд являлся плодовитым писателем, не было никаких сомнений в том, что его книги будут переиздавать еще очень долго. Что касается последнего романа, того самого, который в свое время перепечатывала Ксения, то ушлый агент продал права на его экранизацию в Голливуд, а за право на переделку книги в пьесу сцепились четыре почтенных антрепренера, причем дело дошло до рукоприкладства и вызова полиции. Одним словом, Бедфорд купался в славе, его банковский счет рос не по дням, а по часам, и даже то, что писатель находился под арестом и обвинялся в убийствах, по-видимому, ничуть не омрачало его настроения.

Когда Ксения узнала, что ее бывший работодатель задержан по подозрению в том, что именно он являлся мистером Возмездие, она опешила, потом потребовала газеты, прочитала статьи, посвященные Бедфорду, и под конец решительно заявила:

– Нет, это какой-то вздор! Это не он!

– Почему ты так думаешь? – спросила Амалия.

Ксения покраснела.

– Конечно, у меня нет доказательств. Я могу доверять только своей интуиции, а она говорит: нет! Да, он автор детективов. И он убивает людей – но только в книгах, понимаешь? Не могу себе представить, чтобы он стал убивать кого-то в реальной жизни! Это просто чушь!

– Полагаю, нам лучше оставить это дело полиции, пусть она во всем разберется, – заметила Амалия. – Одно то, что Бедфорд взял защитником небезызвестного мистера Мюррея, наводит на размышления.

– Это еще не означает признания вины, – возразила Ксения запальчиво.

– Но означает, что на обычного защитника обвиняемый полагаться не хочет, – парировала Амалия. – Так или иначе, с тех пор как Бедфорд был задержан, никто больше не получал некрологов. Газеты получили свою сенсацию, которой им так не хватало, читатели с упоением ищут в романах Бедфорда совпадения с убийствами, которые ему приписывают, мистер Мюррей обещает дать бой Скотленд-Ярду, и все по-своему довольны. Разве не так?

Ксения покачала головой.

– Я не могу представить, чтобы мистер Бедфорд прислал мне письмо с обвинением в убийстве, – тихо сказала она. – Я допускаю, что между ним и его женой могло произойти что-то скверное…

– Вот как? Значит, ты все-таки допускаешь, что он мог убить свою жену? Только что, если мне не изменяет память, ты заявляла, что убеждена в его полной невиновности.

– Ну хорошо, я признаю, что в исключительных обстоятельствах он мог ее убить. Мог! Но сесть за машинку… кстати, где эта машинка? – и напечатать некролог для меня… Нет, мама, я не могу в это поверить. Что бы о нем ни говорили, он старомодный джентльмен. В конце концов, я довольно хорошо его знала, мы общались… Не знаю, что там воображают в полиции, но между Уильямом Бедфордом как человеком и стилем этих чертовых писем нет ничего общего. Ничего!

Твердость дочери произвела на Амалию впечатление, и, чтобы окончательно все прояснить, она решила встретиться со Стивеном Хантером. Однако ей достаточно было увидеть мрачное лицо маленького инспектора, чтобы догадаться, что следствие идет вовсе не так гладко, как хотелось бы.

– Сочувствую вам, мистер Хантер, – сказала Амалия, чтобы расположить к себе собеседника. – Нелегко, должно быть, иметь дело с подозреваемым, которого вздумает защищать мистер Мюррей.

Стивен вздохнул и свесил голову.

– Дело не в мистере Мюррее, хотя он любого выведет из терпения, – признался инспектор. – Понимаете, мы никак не можем понять, как ему это удалось.

– Что именно, мистер Хантер?

– Убить жену.

– В каком смысле? – недоверчиво спросила Амалия. – В газетах писали, что Бедфорд признался жене в том, что он и есть мистер Возмездие, а потом сказал, что подмешал ей в кофе яд. Она уже успела выпить этот кофе и вскоре умерла.

– В кофе, – с отвращением произнес Стивен, – не было ничего, кроме кофе. Мы провели десятки экспертиз, проверили все, что только можно, сделали вскрытие жертвы… – Он скривился. – И ничего! Не было там никакого яда, понимаете?

Амалия задумалась.

– Если бы он даже успел подменить кофе в чашке жертвы, то вы бы все равно нашли следы яда на вскрытии. Верно?

– Да, но кофе оставался в обеих чашках, в кофейнике, да еще часть его пролилась на ковер. И везде этот кофе идентичен, то есть – он один и тот же, без изменений. Не может быть и речи о каком-то неизвестном науке яде, к примеру. Да и вообще это смешно – Бедфорд ведь не был химиком, он всего лишь романы сочинял…

– Но если миссис Бедфорд умерла не от яда, то от чего же?

– От остановки сердца.

– То есть у нее было слабое сердце?

– Нет. Но тем не менее она умерла.

– Мистер Бедфорд дал какие-то объяснения случившемуся?

– Нет. Он вообще ведет себя так, словно уверен, что выйдет сухим из воды, – добавил Стивен с обидой. – Его слуги стоят за него горой. Если верить им, то у него вообще алиби на большинство убийств, которые совершил мистер Возмездие. Конечно, некоторые обстоятельства располагают не в его пользу. Он знал доктора Дэйви, потому что был когда-то давно у него на приеме. Он знал вашу дочь и мог быть в курсе слухов, которые ходили о ней. Он потерял деньги из-за Гилмора – в точности как и Эндрю Найт. Он был на вечере у леди Хендерсон, когда Гилмор был убит. Однако мы не нашли никого, кто мог бы сообщить Бедфорду о гибели бельгийской семьи от рук британских солдат. Мы не нашли машинку, на которой он печатал письма, мы не нашли автомобиль, мы не нашли оружие, из которого он убил Хэйли и с помощью которого устроил взрыв в Ливерпуле.

– В каком смысле, мистер Хантер?

– Там дело было так: журналист Герберт Пирс получил некролог на группу Уэббера, встревожился и побежал к своим приятелям. Они находились в доме, где делали бомбы, и там же, естественно, была куча взрывчатых веществ. Мистер Возмездие, который находился где-то снаружи на безопасном расстоянии, выстрелил из снайперской винтовки по взрывчатке, и все взлетело на воздух. Потом он подошел, проверил, что осталось от тех, кого он приговорил, и отправился восвояси. Этот Пирс, который обгорел, но остался жив, слышал шаги преступника и до сих пор трясется от ужаса, вспоминая их. К сожалению, он не видел лица мистера Возмездие, хотя, если бы он запомнил лицо, я бы не дал за жизнь свидетеля и пенни.

– Хм, – задумчиво сказала Амалия, – а ведь не исключено, что сам Герберт Пирс фактически привел преступника к тем, кого тот хотел убить. Вы не проверяли эту версию?

– Разумеется, проверяли, но никто ничего не заметил. Но я хотел другое вам сказать. По нашим сведениям, Уильям Бедфорд стрелять не умеет, но даже если бы и умел, он никак не мог в тот день успеть в Ливерпуль и вернуться обратно. Несколько людей, заслуживающих доверия, видели его тогда в Лондоне с небольшими интервалами. Значит ли это, что он невиновен? Или это значит, что он работал не один? Или он, к примеру, подталкивал кого-то к действию – например, подал мисс Крюгер мысль убить вашу дочь, а сам держался в стороне? Но мисс Крюгер уверяет, что знать не знала о существовании Бедфорда, да и убить она собиралась мистера Сеймура, а вовсе не вашу дочь.

Амалия нахмурилась.

– Одним словом, если я вас правильно поняла, плохо ваше дело, инспектор, – проговорила она. – У вас нет ни одной улики против Бедфорда – ни в части, касающейся мистера Возмездие, ни в том, что касается убийства миссис Бедфорд. Да, конечно, существуют показания горничной, но вы не хуже моего знаете, что с ней станет на процессе, как только она начнет отвечать на вопросы Денниса Мюррея. – Амалия покачала головой. – Боюсь, он просто сотрет ее в порошок.

– Боюсь, что вы правы, мэм, – вздохнул инспектор. – Самое обидное, что я, Бренард и Сайкс ломаем головы, как он ухитрился прикончить жену, но не можем понять. Сержант Бренард считает, что он мог напугать миссис Бедфорд до смерти, ну просто в буквальном смысле. Заморочил ей голову, что он убийца, что он подмешал ей в чашку яд, она восприняла его слова всерьез и испугалась настолько, что отдала богу душу. Но меня смущает, что она была совершенно здорова. Будь у нее больное сердце – я бы поверил Бренарду, но ведь не было этого…

– Да, это и в самом деле любопытно, – протянула Амалия, и ее глаза сверкнули. – У вас найдется несколько свободных минут, инспектор? Если вы проводите меня туда, где умерла миссис Бедфорд, я, может быть, смогу подсказать вам что-нибудь.

Глава 31

Вышитая подушка

Стивен Хантер не слишком верил в то, что стоящая напротив него дама сумеет помочь расследованию, но, рассудив, что он ничем не рискует, согласился проехаться со своей спутницей в Блумсбери. В квартире миссис Бедфорд Амалия и сыщик обнаружили Мэтью Бренарда, который стоял и, задумчиво поглаживая подбородок, смотрел на тахту.

– Тело лежало здесь? – догадалась Амалия.

Стивен кивнул.

– Они пили кофе за столом. Потом миссис Бедфорд якобы стало плохо, он велел горничной звать доктора, а жену перенес на тахту.

– Понятно. А эта вышитая подушка, которая лежит на тахте, была под головой миссис Бедфорд?

– Ну… да.

– Последний вопрос. Скажите, джентльмены, на теле миссис Бедфорд обнаружили следы борьбы? Проще говоря, она отбивалась от своего убийцы?

– Нет. Никаких следов сопротивления найти не удалось.

– Значит, она действительно потеряла сознание, – резюмировала Амалия. – Это чрезвычайно умное убийство, и я боюсь, что вам ничего не удастся доказать. Вот как все было: Бедфорд запугал жену, ей сделалось дурно. Он крикнул горничной, чтобы она звала доктора. Горничная, которая слышала обрывки разговора, была испугана и поспешила покинуть квартиру. И Бедфорд, которому никто не мог помешать, удавил жену подушкой с тахты. Сопротивляться она не могла, потому что была без сознания. Затем он перенес тело на тахту, подложил под голову жертвы подушку и удалился. Когда вы прибыли на место преступления, вы думали только о кофе и о яде, который мог там быть. Фокус в том, что никакого яда не было и в помине, что и доказали экспертизы. Это, если можно так сказать, психологическое убийство. И если вы на следующем допросе разоблачите Бедфорда и расскажете ему, как именно он убил жену, он лишь посмеется над вами. Потому что доказательств у вас нет – и, боюсь, не будет.

– Вы хотите сказать, что он заранее все рассчитал? – пробормотал пораженный Мэтью. – И кофе, и обморок жены, и… и…

– Я не знаю мистера Бедфорда, – сказала Амалия, – но моя дочь кое-что рассказала мне о нем. Нет, он ничего не рассчитывал. Я даже не думаю, что он заранее планировал убить жену. В конце концов, в квартире могли оказаться гости, миссис Бедфорд не требовала бы от мужа денег и не заявляла бы, что его книги никчемные (а для писателя это самое страшное оскорбление). Но в голове у него еще до этой встречи что-то сидело. Он был обижен тем, что его популярность падает. Он завидовал миссис Карлайл, которая убила любовницу мужа и прославилась на всю страну. Он…

– Вы знаете, он мне кое-что сказал, – вмешался Стивен Хантер. – Когда я пытался убедить его, что мы все равно докажем его вину, так что в его интересах сказать нам правду, он посмотрел на меня, как на младенца, и ответил: «Ну я же не миссис Карлайл, чтобы совершить топорное убийство, нанести шестнадцать ударов жертве и отправиться на виселицу». Вы правы, Бедфорд думал о ней. И он чертовски тонко сумел подгадать момент.

– Инспектор, вы не слушаете меня, – вздохнула Амалия. – Я остаюсь при своем мнении, что никакого момента Бедфорд не искал. Произошло совсем другое: в какой-то миг его жена переступила черту, и он ее приговорил. Мы знаем, что она разорила его, она выставляла его на посмешище своими связями с другими мужчинами и не ценила его как писателя, но до поры до времени он согласен был все это терпеть. А потом его терпение кончилось. Вспомните, инспектор, ведь вы наверняка расследовали раньше немало дел, когда мужья убивали своих жен, которые им просто надоели. В этом убийстве нет ничего особенного, поверьте. Но, к сожалению, о преступлениях мистера Возмездие я того же сказать не могу.

– То есть вы считаете, что мистер Бедфорд не имеет к ним никакого отношения? – спросил Мэтью, который слушал Амалию очень внимательно.

– Нет, потому что мистер Бедфорд, если присмотреться, человек абсолютно эгоистического склада. Он избавился от жены, которая ему мешала, и он позволяет вам считать его автором других нашумевших убийств, потому что это приносит ему деньги и славу. Все, как видите, всегда вертится вокруг него и его желаний. Абстрактное правосудие его не интересует. Лично я уверена, что если бы он узнал, что по соседству с ним живут опасные убийцы, он бы только пожал плечами и прекратил с ними общение, вот и все. Возможно, он бы даже не стал извещать полицию о своем открытии, если бы не ощущал угрозы для себя лично. Тот, кто выслеживал Инмэнов, кто уничтожил группу террориста Уэббера, – человек совершенно другого типа. Мы постоянно задаем себе вопросы, почему он убивал через день, по нечетным числам, или почему он начал свои акты возмездия именно седьмого марта, но, может быть, надо оставить частности и посмотреть в корень? Кто мог бы совершать подобные поступки, что конкретно им движет? Все остальное – где он берет яды, откуда у него снайперская винтовка, где он хранит машинку, на которой печатал письма, – только детали. Нужно понять главное: что это за человек. Потому что, если в него не ударила молния, он затаился, а если он затаился, это значит, что когда-нибудь он может начать действовать снова. И возможно, мы опять увидим его в деле, когда мистеру Бедфорду надоест играть в многозначительное молчание и он соизволит признать, что не имеет к мистеру Возмездие никакого отношения. Так что вам, джентльмены, лучше поторопиться и найти настоящего преступника, пока он не возобновил свою игру. А что эта игра смертельна, я полагаю, никому не надо объяснять.

– Вам бы заправлять у нас в Скотленд-Ярде, – проворчал Стивен Хантер. Но Амалия видела, что ее слова заставили его задуматься.

– Вам не хуже моего известно, что у меня в этом деле имеется личный интерес, – сказала она. – Кто бы ни был этот человек, он намеревался убить мою дочь. Поэтому я как никто другой заинтересована в том, чтобы вы положили конец его деятельности, но вовсе не собираюсь вмешиваться в ваше расследование. Если вы вдруг сочтете нужным поделиться со мной какими-либо сведениями или спросить моего совета, вы всегда знаете, где меня найти.

Когда Амалия вернулась в больницу, Ксения как раз заканчивала разговор по телефону.

– Кто это был? – спросила мать.

– Миссис Ломакс. По-моему, она вообразила, что мы с Деннисом Мюрреем подходим друг другу и нам надо познакомиться поближе. Какие странные фантазии бывают у людей!

– Она была сильно разочарована, когда ты сказала ей о Ричарде? – поинтересовалась Амалия.

– Ну, я вообще-то не хотела ничего ей говорить, но потом у меня вырвалось, что мистер Сеймур наверняка будет против моих встреч с мистером Мюрреем, даже если мы станем беседовать только о погоде. Миссис Ломакс сказала: «О!» – и больше не возвращалась к этой теме.

– С ее стороны это было не только тактично, но и мудро, – сказала Амалия, забавляясь.

– Наверное, ты права. Кстати, она сказала, что пока не собирается сдавать мою квартиру и я могу в любой момент вернуться за вещами или продолжать там жить – как мне будет угодно.

– Нет, она и в самом деле мудрая женщина, – заметила Амалия. – Вот что: раз уж она коротко знакома с мистером Найтом, ты бы не могла попросить ее, чтобы она устроила нам встречу?

Ксения задумалась.

– Я, конечно, могу попросить ее, и вряд ли она мне откажет, но ты можешь мне объяснить, зачем тебе это понадобилось?

– Меня интересует его мнение как эксперта, – сказала Амалия. – Сегодня я разговаривала с двумя полицейскими, вполне профессиональными, кстати сказать. Но они никак не могли понять одну вещь, а между тем, едва я вошла в комнату и представила себя на месте преступника, я сразу же поняла, как он действовал.

И она рассказала Ксении, каким образом Уильям Бедфорд одним ударом убил двух зайцев – избавился от жены, которая ему надоела, и обрел славу вместе с солидной суммой денег.

– Возможно, Эндрю Найт, как эксперт в своем роде, тоже сумеет мне подсказать что-то интересное, – заключила Амалия.

И уже на следующий день она была у миссис Ломакс, которая представила ее бывшему прокурору и тактично удалилась под предлогом каких-то неотложных дел. Эндрю Найт пристально посмотрел на сидевшую напротив даму, и в его взоре мелькнула искорка любопытства.

– Мне очень жаль, что эти неприятные события затронули вашу дочь, и я понимаю причину вашего интереса, – промолвил он. – Но если вы пришли только затем, чтобы спросить, не я ли являюсь мистером Возмездие, я буду вынужден ответить отрицательно.

– А вы, сэр, человек с характером, – заметила Амалия. – Нет, меня интересует ваше мнение с профессиональной, так сказать, точки зрения. Ведь за свою жизнь вы видели огромное количество преступников и, вероятно, у вас сложилось некоторое впечатление о том, кто стоит за этими убийствами.

Эндрю Найт хмыкнул, сел в кресле поудобнее и, сцепив руки на животе, полузакрыл глаза.

– Это умный человек, – проговорил он раздумчиво. – И везучий, что в области преступлений немаловажно. Я мог бы рассказать вам немало историй о том, как самые хитроумные планы и самые прочные алиби разрушались из-за сущих пустяков, из-за самых незначительных просчетов. – Бывший прокурор шевельнулся. – Он, безусловно, не профессиональный преступник, но имеет некоторую подготовку.

– Военный?

– Полагаю, да.

– Он не может быть связан с системой правосудия? Допустим, некто, кто по каким-то причинам разочаровался в ней и решил, так сказать, восполнить ее пробелы?

– Если вам интересно мое мнение, то нет. Понимаете ли, правосудие, справедливость и прочее – это громкие слова из детективных романов. Мы же, кто работает или работал в судейской системе, привыкли мыслить другими категориями. Есть законы, есть установления, ими мы и руководствуемся. Обычно говорят о судейской машине, это нелепое слово, но в общем и целом можно сказать, что эмоциям там действительно не место.

– Понятно. Скажите, сэр, а что еще вы думаете о мистере Возмездие?

– Он эмоционален, и стиль его посланий выдает хорошо образованного человека. Я бы даже поверил, что мистер Возмездие – тот самый писатель, если бы мистер Бедфорд не сочинял детективы. Его книги, увы, оставляют желать лучшего, и сам он – слишком заурядная личность для подобного преступления. Поэтому я бы сказал, что мистер Возмездие – скорее человек, который много читает. – Эндрю Найт усмехнулся. – И поскольку, как вы знаете, мне пришлось на собственном опыте изучить, как работает полиция, я сразу же скажу вам: он им не по зубам. Они никогда не поймают его, если он сам не совершит ошибку или не выдаст себя добровольно.

– Как вы думаете, почему он выбрал именно эти случаи? – тихо спросила Амалия. – Почему решил сделать жертвами именно этих преступников? Допустим, ему было легко добраться до Роберта Бойла и Генри Хэйли. Но ведь ни о группе Уэббера, ни об Инмэнах того же не скажешь…

– Интересный вопрос, – пробормотал Найт. – Да, я тоже думал над этим. Тут должна быть какая-то связь, пусть для нас она может казаться несущественной, но она есть. Но интереснее всего другое: почему автор писем внезапно остановился. Очень многие преступники губили себя именно тем, что не умели вовремя поставить точку. Им казалось, к примеру, что если они утопили первую жену в ванне и им ничего за это не было, то с таким же успехом можно утопить и вторую жену, и третью. В конце концов горничная некстати возвращалась домой, или родственники одной из жертв начинали задавать неудобные вопросы, а потом бац – суд, эксперты, улики, результаты эксгумации, и судья надевал черную шапочку^[23]. А ведь всего-то надо было вовремя остановиться и не искушать судьбу. Это, конечно, книжный оборот, но тем не менее он полнее всего отражает суть дела, – добавил прокурор.

В сущности, Эндрю Найт не сказал Амалии ничего такого, о чем она бы не догадывалась раньше, но беседа с ним все же не прошла даром. Проснувшись на следующее утро, Амалия стала размышлять, какая связь может быть между преступниками, которые стали жертвами мистера Возмездие.

«Инмэны убивали в основном молодых женщин, Уэббер и его сообщники взорвали детскую школу, Бойл, Хэйли и Гарретт убили семью… где тоже были женщины и дети… Гилмор был повешен, потому что результатом его действий стало то, что девушка оказалась в сумасшедшем доме… – Амалия аж подпрыгнула на месте, настолько важной ей показалась ее догадка. – Мистер Возмездие выбирал тех, чьими жертвами когда-то стали женщины и дети… те, кто не может заступиться за себя… А доктор Дэйви? А Ксения? Нет, тут что-то не то… Наркотики способны погубить любую жизнь… а Перси Олдингтон – со стороны тому, кто не знает всех обстоятельств, могло показаться, что это убийство из-за наследства… Доктор Дэйви… Откуда убийца мог знать про тайный ход?»

Не утерпев, она позвонила сержанту Бренарду.

– Мистер Бренард, у меня к вам вопрос. Кто владел особняком доктора Дэйви до него?

Мэтью долго листал бумаги и наконец ответил:

– До доктора Дэйви дом принадлежал некоему мистеру Карпентеру. Почтенный джентльмен, сейчас живет в Шотландии. Ухаживает за ним его сестра…

– Ухаживает?

– Да, у него был удар, он частично парализован. Вас интересует, кто был хозяином до него?

– Разумеется.

– Отец мистера Карпентера, а до него особняк более полувека принадлежал семье Деннорантов.

Амалия напрягла память. Деннорант… Деннорант…

– Постойте, так Роджер Деннорант, знакомый Сеймура… он тоже из этой семьи?

– Да, мэм. Но нет никаких оснований подозревать его – в день, когда произошло убийство в Ливерпуле, он был в ресторане. Сидел за одним столом с мистером Сеймуром, вашей дочерью и мисс Крюгер.

– Честно говоря, я не помню деталей. Что, он был в ресторане именно тогда, когда в Ливерпуле мистер Возмездие разделался с террористами?

– Нет, в ресторане мистер Деннорант и мисс Крюгер оказались примерно часа через полтора после взрыва в Ливерпуле. – Должно быть, молчание Амалии не понравилось Бренарду, потому что он быстро прибавил: – Прошу вас, не думайте, что мы не проверяли бывших владельцев особняка, это было сделано уже давным-давно. Роджер Деннорант никак не мог убить кого-то в Ливерпуле и через полтора часа быть в Лондоне. За это время он не добрался бы даже до Бирмингема.

– Поездом – возможно, а на машине?

– Ну, если бы она могла развивать скорость двести миль в час, тогда да, – улыбнулся Бренард. – Но, как вам должно быть известно, современные машины с такой скоростью не ездят… и я уж не говорю о том, что на первом перекрестке мистера Денноранта остановили бы за превышение скорости.

Амалия поблагодарила Бренарда и повесила трубку, но какая-то мысль не давала баронессе Корф покоя. Роджер Деннорант жил в особняке, в котором был убит доктор Дэйви. Мог ли Роджер каким-то образом найти тайный ход? Почему бы и нет?

Далее, Роджер был членом Мушкетерского клуба – того самого, в котором работал Тимоти Гарретт. Мог ли Гарретт, к примеру, проговориться ему о преступлении во время войны? Почему бы и нет?

Что она, в сущности, знала о Роджере Денноранте? Типичный вроде бы англичанин, друг Ричарда. Но что на самом деле все они знают о нем?

И тут Амалия вспомнила кое-что, что, по совести, она должна была вспомнить прежде всего. Роджер знал о том, что Ксения убила человека. Ему рассказала об этом Клэр Трэйвис, передав версию, удобную для родственниц Перси.

Вскоре после того, как Роджер узнал об этом, Ксения получила письмо. Может ли это быть совпадением? Особняк доктора Дэйви, Мушкетерский клуб, рассказ Клэр… Что-то слишком много совпадений, в самом деле!

Свидетель видел немолодого джентльмена в черном плаще. Но Роджер привык преображаться, изображая персонажей Дюма. Что ему стоило подобрать себе образ, не внушающий никаких подозрений?

Ну и не стоит забывать, что Грета Крюгер, которая чуть не убила Ксению, хотя намеревалась убить совсем другого человека, была подружкой Роджера.

– Нет, – сказала Амалия вслух, – это уже чересчур!

Найт считал, что мистер Возмездие был военным. Интересно, чем Роджер Деннорант занимался во время войны?

Амалия позвонила в палату Ксении, но к телефону подошел Ричард Сеймур. Впрочем, он и так пропадал в больнице часами, забросив даже свой любимый клуб.

– Мистер Сеймур, – начала Амалия, – моя знакомая собирается устроить обед для летчиков, и она думает, что ваш друг Роджер – тоже летчик. Я сказала ей, что не знаю, кем он был во время войны. Вы, наверное, служили вместе?

– Роджер? О, нет! Он служил в штабе.

– В самом деле? Графиня будет разочарована, но, я думаю, не сильно. – Поскольку никакой графини в помине не было, само собой, она не могла сильно разочароваться. – Спасибо, Ричард. – Амалия подумала и добавила: – Знаете что, у меня сегодня много дел, так что я, наверное, не приеду. Если вы сумеете как-то развлечь Ксению…

Ричард заверил ее, что ради Ксении он готов на все, и вообще, она может быть совершенно спокойна.

– Ничего я не спокойна, – проворчала Амалия себе под нос после того, как трубка вернулась обратно на рычаг.

Итак, Роджер Деннорант служил в штабе. Означало ли это, что он не умеет стрелять, допустим, из снайперской винтовки? Но даже если он умеет стрелять, каким образом он оказался в Лондоне через полтора часа после того, как прикончил террористов в Ливерпуле?

Конечно, если бы современный автомобиль мог покрывать двести миль в час…

– Черт побери! – вырвалось у Амалии.

И внезапно она поняла все. Почти все факты, которые были ей известны, получили вполне убедительное объяснение, и мистер Возмездие наконец-то обрел свое настоящее лицо. Оставалось только проверить кое-какие детали, и именно ими Амалия была намерена заняться сейчас.

Глава 32

Конец игры

– Мистер Сеймур, вам письмо, – сказала медсестра, заглядывая в палату. – Доставил посыльный, просил передать лично вам в руки. Я сказала ему, что посторонних сюда не пускают, и он согласился отдать письмо мне.

Ричард, сидевший у постели Ксении, взял конверт, мельком бросил взгляд на напечатанное на нем имя адресата и углубился в чтение. Впрочем, письмо оказалось совсем коротким – всего две строки.

– Дела? – спросила Ксения.

– Это из клуба, – вздохнул Ричард, сложив письмо и засунув его вместе с конвертом в карман. – Оказалось, что срочно надо подписать кое-какие бумаги. – Он поцеловал девушке руку и поднялся. – Я скоро вернусь, хорошо?

Но когда он вышел из палаты, спустился вниз и сел в «Роллс-Ройс», на его молодое лицо легла тень заботы. Какое-то время Ричард потирал подбородок, о чем-то размышляя, но под конец буркнул: «Ну, что ж», – завел мотор и вывел машину на дорогу.

…Сидя в ангаре за маленьким столом, Амалия терпеливо ждала. Около ее левого локтя стоял старенький «ремингтон», а возле правой руки лежал револьвер. В дальнем конце ангара хлопнула дверь. Амалия подняла голову.

Ричард приблизился, покосился на пишущую машинку, на револьвер, увидел выражение лица баронессы, которое даже самый наивный человек на свете остерегся бы назвать дружелюбным, и встал, скрестив руки на груди.

– Значит, вы получили мое письмо? – уронила Амалия, зорко наблюдая за своим собеседником.

– «Вам нравится сочинять письма, а что вы скажете на это письмо?» – процитировал Ричард. – Напечатано на пишущей машинке с неправильной буквой «е». Конечно, я сразу же понял, что имеется в виду, и поспешил сюда.

Амалия вздохнула и откинулась на спинку стула.

– Должна признаться, – доверительно сообщила она, – первым моим желанием было убить вас без долгих разговоров.

– Должен признаться, – в тон ей ответил Ричард, – я не имею чести разделить ваше желание. Хотя, возможно, кому-то вроде мистера Гилмора было бы приятно, что вы принимаете его судьбу близко к сердцу и не прочь за него отомстить.

– Довольно реплик в духе Дюма, – сухо промолвила Амалия. – Я не разделяю взгляды большевиков, но если бы вы даже перебили всех магнатов Британии, мне это было бы безразлично. А вот то, что вы расстроили мою дочь, – нет.

Ричард помрачнел.

– Мне действительно очень жаль, поверьте. Я допустил страшную ошибку. Я услышал историю Перси от Кейт, его кузины, и то, что она рассказала, меня глубоко возмутило. Убить ради денег человека, который и так готов все тебе отдать… Я решил, что ваша дочь – исчадие ада. Я забыл, что никогда нельзя полагаться без проверки на слова того, кто имеет хоть какой-то интерес в случившемся…

– Вас извиняет только одно – то, как вы вели себя после того, как эта ненормальная выстрелила в мою дочь, – проворчала Амалия. – Сэр Артур Несбитт сказал, что если бы вы не сумели зажать рану на шее Ксении, она бы истекла кровью и все было бы кончено. А ведь вы могли просто ничего не делать… или притворно рыдать, что в той ситуации никак бы ей не помогло… или зажать рану недостаточно крепко… Никто бы ничего не понял, верно? И никто бы ни о чем не догадался…

Ричард побледнел, как смерть.

– У меня даже мыслей таких не было. Когда она упала после выстрела, хлынула кровь и я понял, куда попала пуля… я понял еще одну вещь. Мне стало все равно, что там случилось с Перси в Ницце, или не случилось, убила она его или нет… Все это уже не имело значения. Когда я послал ей некролог, я был уверен, что она придет ко мне и расскажет правду. Но в тот день все получилось совсем не так…

– Садитесь, мистер Сеймур, – сжалилась над ним Амалия. – Стул как раз позади вас… Честно говоря, я всегда находила немного утомительными сцены объяснений в старых книгах, когда персонажи долго стоят друг против друга и пространно излагают авторские монологи.

Ричард растерянно оглянулся, взял стул, придвинул его поближе и сел. Амалия, повернув голову, посмотрела на самолет, стоявший в ангаре.

– Это на нем вы возвращались из Ливерпуля, когда убили террористов? Ксения говорила, что, когда вы появились в тот день в ресторане, у вас был запыхавшийся вид, но вы отговорились тем, что долго выбирали цветы…

– Скажите, как вы поняли, что это я? – не выдержал молодой человек.

– Когда я осознала момент, который упустила полиция. Они были уверены, что убийца мог либо ехать поездом, либо воспользоваться машиной. Они не учли, что это мог быть и самолет. Как только я поняла это, все сразу же стало на свои места. Вы с детства знакомы с Роджером и наверняка бывали у него в доме. Не знаю, как именно вы нашли тот самый ход…

– Совершенно случайно, играя в прятки.

– …но вы его нашли. Тимоти Гарретт работал в вашем клубе и мог выболтать вам то, что случилось во время войны. Стрелять вы, само собой, умеете, как всякий военный, о ядах можно прочитать в половине современных детективных романов. Честно говоря, о самолете я догадалась не сразу и сначала грешила на Роджера. Только вот он во время войны служил в штабе. Это выдает чрезвычайно благоразумного молодого человека, который стремится отдать долг родине, абсолютно ничем не рискуя. – В голосе Амалии зазвенели саркастические нотки. – А вот вы, Ричард, совсем другое дело. Вы вполне могли прикончить террористов, вернуться в Лондон на самолете и как ни в чем не бывало заявиться в ресторан, чтобы ваши друзья и все, кто находился там в это время, обеспечили вам алиби. Ну и, наконец, вы сами говорили, что ваши предки – охотники. Вы их превзошли. Они охотились на дичь, а вы выдумали новый вид охоты – охоту на человека.

Но Ричард только упрямо покачал головой.

– Все мимо. И все не про меня. – Он страдальчески поморщился, растирая висок. – Точнее, почти все. Насчет ресторана вы правы, но вот Гарретт ничего мне не говорил. Он проболтался Гилкристу, а уже тот рассказал мне. Я сначала решил, что это какой-то пьяный бред, но, когда навел справки, все оказалось еще хуже.

– Последний адрес Гарретта, чтобы послать письмо, вы тоже узнали от Гилкриста?

– Да. Но насчет Роджера вы совсем не правы. Он не трус. А я – не охотник.

Амалия пристально посмотрела на него.

– Потому что у вас плохо получился граф Монте-Кристо?

– При чем тут это? – вскинул брови Ричард.

– Знаете, когда актеру не удается роль? Когда он принимает ее слишком близко к сердцу. У Дюма есть две великие книги: одна – трилогия о мушкетерах, другая – «Граф Монте-Кристо». История мести… точнее, история возмездия. Нет?

Ричард придвинул стул поближе, поставил локоть на стол, подпер висок рукой и с легкой иронией покосился на свою собеседницу.

– Честно говоря, – сказал он, – я бы предпочел сейчас допрос третьей степени^[24].

– Уж не у инспектора ли Хантера? – хмыкнула Амалия. – Его бы хватил удар, поверьте. Он и так арестовал Уильяма Бедфорда, чьими книгами когда-то зачитывался, а если бы ему еще пришлось задержать вас…

– Да-да, не утруждайте себя, я помню. Я герой войны, я сбил Черного Барона и так далее. – Ноздри Ричарда дернулись. – И когда я говорил чистую правду, что мне просто повезло, повезло, понимаете, на старом самолете и с заклинившим пулеметом против первого аса Европы, мне никто не хотел верить. Все кричали, что я совершил подвиг.

– И тем не менее, – заметила Амалия, – вы все же сбили его.

– Сомневаюсь, что это помогло бы вам воскресить вашего знакомого, которого он убил, – колюче ответил Ричард. Глаза его собеседницы сверкнули.

– Мистер Сеймур, я вижу, что мне придется кое-что вам объяснить. Если я сижу тут и разговариваю с вами, а не сдала вас полиции, то исключительно потому, что вы нравитесь моей дочери. Но если я сочту, что вы опасны, непредсказуемы и так далее, я сразу же изменю свое решение. Это понятно? Вы не понравились мне с самого начала. Едва вы увидели мою дочь, вы назвали ее миледи, как персонажа из романа Дюма. Только вот любой читатель помнит, что миледи – блондинка, и уж такой влюбленный в роман читатель, как вы, наверняка должны были это знать. А у моей дочери волосы темные. Почему же она ассоциировалась у вас с этим персонажем? Уж не потому ли, что вы думали, что Ксения тоже убийца? Одно это должно было сразу же меня насторожить, хотя окончательно все стало ясно только сейчас. Не обольщайтесь, сэр: я не доверяла вам раньше, я почти стала доверять вам, когда вы спасли Ксению, но теперь – теперь я доверяю вам менее, чем когда-либо. И вам придется все мне рассказать и быть до конца откровенным, если, разумеется, вы хотите увидеть ее снова.

Договаривая последние слова, Амалия сердито дернула рукой и задела пишущую машинку, которая протестующе звякнула.

– Значит, вы хотите знать правду?

– Да.

– Это будет очень скучная история, – вздохнул Ричард. – В ней нет ни героев войны, ни охотников, ни… – Он поморщился. – Начнем с того, что сэр Артур сотворил настоящее чудо, собирая меня после падения, но кое-что не удалось даже ему. Когда мой самолет обстреливали, несколько пуль попали и в меня. Впоследствии сэр Артур сумел вытащить почти все, кроме одной. Достать ее невозможно, но хуже всего не это, а то, что она движется. Когда эта пуля дойдет до сердца, – заключил Ричард, – я умру.

– Значит, у вас есть сердце?

– Есть. И вы знаете, кому оно принадлежит.

Да, такого поворота событий Амалия никак не могла предусмотреть. Приговоренный к смерти, который приговаривал к смерти других…

– И сколько вам осталось?

– Не знаю. Может быть, неделя, месяц, год… Или несколько лет, если повезет.

– Скажите, Ричард, когда вам стало плохо в моей гостиной…

– Да, такое со мной бывает, хоть и нечасто. В общем и целом мне удается держать себя в руках. Иногда из-за сильных приступов боли или из-за бессонницы приходится колоть морфий… Я знаю, вы видели следы уколов и решили, что я наркоман, но это вовсе не так.

– Но тем не менее вы как-то пересекались с доктором Дэйви на этой почве?

– Нет. Все, что мне необходимо, всегда выписывал сэр Артур. Доктора Дэйви я возненавидел потом, когда умерла Нелли.

– Нелли Райт? Вы… вы очень ее любили?

– Тогда я думал, что да. Она была на несколько лет старше и… и была очень добра ко мне, когда я лежал в госпитале и не знал, буду ли когда-нибудь ходить. В жизни мне не очень-то везло с женщинами, – добавил Ричард. – Я говорил вам, что мать обращала на меня меньше внимания, чем на своих собачек?

– И поэтому вы так легко сбежали из дома на войну?

– Ну вот, вы начинаете понимать… Нелли появилась в моей жизни в переломный момент. Не думаю, что я был ей сильно нужен. У нее был роман с Гилмором, если, конечно, можно назвать романом такие отношения…

– Какие?

– Он ее истязал. Не только ее, конечно, но и остальных своих любовниц. Бил и всячески издевался. Я почти вытащил ее из этого ада, но тут в наши отношения влезла Клэр, которая решила во что бы то ни стало женить меня на себе. Нелли снова ушла к Гилмору, а когда я сумел избавиться от Клэр, было уже поздно. Нелли подсела на наркотики. Она и умерла от передозировки, а вовсе не от больного сердца. Просто дело замяли, потому что у доктора Дэйви были большие связи.

– То есть… то есть вы убили Дэйви и Гилмора по личным причинам?

– О-о, не все так просто… Я, знаете ли, в то время больше думал о своей смерти, чем о чужой. И меня выводило из себя, что я умру, а всякие мерзавцы будут жить. Вдобавок до меня дошли истории о том, сколько судеб сломали торговец наркотиками и этот самодовольный тип. И я начал фантазировать: а не устроить ли так, чтобы утащить их с собой? К тому времени у меня уже был Мушкетерский клуб, и я провалил игру по мотивам Монте-Кристо, потому что этот роман… он оказался слишком созвучен моему тогдашнему настроению. Месть, возмездие и все такое прочее. Но до поры до времени все оставалось на уровне фантазий. Правда, как только я узнал, что доктор поселился в бывшем особняке Деннорантов, то сразу же понял, как можно будет использовать тайный ход, о котором я знал.

– И что же подтолкнуло вас перейти от фантазий к действиям?

– Случайность. Однажды, то ли в январе, то ли в начале февраля, я завернул в книжный магазин и увидел там Уильяма Бедфорда, который сидел в каком-то закутке и подписывал свои романы. Народу пришло немного, прямо скажем… Я к его книгам был равнодушен и хотел перейти в другую часть магазина, но тут столкнулся с каким-то типом, который только что получил свой автограф. Я извинился, он пробормотал несколько слов, и тут меня как током ударило. Я понял, что передо мной стоит ламбетский убийца Инмэн. Ламбетским убийцей его прозвали за то, что большинство своих жертв он подкарауливал в лондонском Ламбете. Нелли когда-то водила меня на его процесс, она очень интересовалась этим делом, и поэтому я сразу его узнал.

– И вы последовали за ним?

– Угадали. Я узнал, где он живет и как его зовут теперь, но я не знал, что мне делать дальше. В прошлый раз его отпустили, хотя все улики были против него. А вскоре, читая сообщения об исчезновениях девушек в Суррее, я стал подозревать, что он начал убивать снова. И его жена опять была рядом с ним…

– И вы решили убить их, так сказать, для компании к Дэйви и Гилмору?

– Вы опять упрощаете. Впрочем, верно, что во время очередного приступа бессонницы я прикидывал и так и этак, что мне делать. К тому времени я уже знал о Бойле, Хэйли и Гарретте. То, что они сделали, возмутило меня. Я тоже был на войне, но я сражался честно. Я не бросал бомбы на мирные города и не убивал детей и женщин. Почему бы Весельчаку Гарри и его друзьям тоже не ответить за то, что они сотворили, подумал я. Насчет Инмэнов у меня с самого начала не было никаких сомнений. Кейт рассказала мне о вашей дочери… И еще я вспомнил об Уэббере, террористе, из-за которого погибли дети. В общем, я составил список – пока без всякой определенной цели. Кроме тех, о ком вы знаете, туда вошли известный шантажист, несколько мерзавцев, избежавших суда, и Деннис Мюррей. Но им повезло, и они никогда не узнают, что им грозило.

– Мюррей, как я понимаю, провинился в том, что когда-то защищал Дэйви?

– Нет, я записал его только из-за Инмэнов. С них я и решил начать, потому что они представляли самую большую опасность для общества. К тому же я ведь не знал, сколько еще мне суждено прожить… С Инмэнами точно стоило поторопиться.

– А террористы?

– Мне пришлось отложить их на потом. Я знал, где живут Инмэны, но единственной ниточкой к террористам был сочувствующий им журналист. У меня возникла мысль, как я могу его спровоцировать, но для этого было необходимо, чтобы вся страна заговорила о… как они его назвали… о мистере Возмездие.

– Скажите, Ричард, зачем вы вообще писали письма? Чего вы хотели добиться?

– Чтобы у полиции не возникло соблазна свалить эти дела на невиновных. Кому-то, конечно, могло показаться, что я даю жертве некое преимущество, называя в некрологе точную дату смерти. Другие решили, что у меня мания величия. Чего только в эти дни обо мне не писали…

– Итак, вы наметили себе план действий и решили начать с Инмэнов. Вы поехали в Сент-Джордж-Хиллз, положили им в ящик письмо…

Ричард покосился на Амалию, в его светлых глазах мелькнули иронические огоньки.

– Ну вот, вы тоже попались на этот трюк, как и полиция… Зачем мне извещать законченных мерзавцев, что я собираюсь их убить?

– То есть седьмого марта вы просто подъехали к дому…

– Не седьмого. Шестого. Седьмого я весь день находился в клубе, меня видели десятки людей.

– Еще одно алиби на случай, если полиция начнет вас подозревать? И в письме, которое вы оставили на месте преступления, вы заведомо солгали?

– Да. Люди считают себя хитрецами, но на самом деле они доверчивы. Если кто-то три раза подряд выполнил свое обещание, они думают, что он держит свое слово всегда. Но Инмэны были не теми людьми, с которыми стоит играть честно.

– Машина, вон там в углу, которую недавно перекрасили в серый цвет, – та самая, на которой вы приехали в Сент-Джордж-Хиллз?

– Она. Номера в тот вечер были поддельные, на случай, если кто-нибудь вдруг их запомнит…

– И кому они принадлежали?

Ричард смутился.

– Я понимаю, это было чересчур, но… Я позаимствовал номер у главы Скотленд-Ярда. Обидно, потому что номер все равно никто не заметил…

– Вы сделали себе грим старика, надели черный плащ, постучали в дверь…

– Ну да, ну да. Пожаловался на поломку, попросил разрешения позвонить, поддержал разговор о том о сем, добавил, что на этой дороге нет хороших гостиниц… Получилась такая идиллическая беседа, я сам себе не верил, что эти люди, которые мне улыбаются, убивали молодых женщин. Всюду вышитые салфеточки, уют… И тут, когда я стал рассказывать, как езжу с товаром и продаю его, они стали этак со значением переглядываться… Они явно были не прочь убить беззащитного старика и завладеть его имуществом, поверьте мне.

– Но беззащитный старик опередил их, отравив стрихнином.

– Вы бы видели их лица, – сказал Ричард. – Они не боялись закона, они не боялись людей, они не боялись никого. Но перед смертью они поняли, что вот она, расплата. Только они почему-то решили, что нарвались на кого-то, кто еще хуже, чем они сами…

– Что было дальше?

– Я оставил на месте части сожженного письма… Нарочно оставил лишь отдельные фрагменты, чтобы полиция прочитала только то, что я хотел, чтобы они прочитали. Пусть сами догадаются, что Смиты на самом деле Инмэны. Потом я спустился в погреб… То, что я там увидел, окончательно убедило меня в том, что я все сделал совершенно правильно. А затем я просто уехал.

– Скажите, вы знали, что Смиты собираются переезжать?

– Нет. Но, учитывая, сколько в доме скопилось трупов… Вряд ли у них был другой выход.

– Шестого марта, когда все началось, имеет для вас какой-то особый смысл? Или седьмого марта, указанное в самом первом некрологе?

– Никакого. Оказалось, что люди любят ломать себе голову над деталями, которые на самом деле не имеют никакого значения. Ну и, если вы спросите, почему я убивал через день… Я уже говорил вам, что не знал, сколько времени мне осталось. Потому и торопился. Окончив одно дело, я отправлял следующее письмо.

– Итак, вы избавили общество от Смитов и стали готовиться к убийству Бойла?

– Я уже давно собрал о нем все нужные мне сведения. Там и готовить было особенно нечего. Достаточно было подкараулить его на улице, и все.

– Опять грим старика, черный плащ, да? И вам не было его жаль? Ведь у него осталось двое детей.

– Роберт Бойл задушил младенца, который лежал в колыбели, – холодно ответил Ричард. – И убил еще несколько человек из семьи Пеллетье. Я, наверное, скверно устроен, но как-то я не сочувствую тем, кто убивает детей.

– Вы видели, как Бойлу пыталась помочь моя дочь, как она просила вызвать врача?

– Я не стал задерживаться. Издали – да, я заметил, что к нему подбежала какая-то девушка. Но у меня и в мыслях не было, что…

Он замолчал, и его лицо, только что – когда он говорил о преступлениях Бойла – ставшее жестким, смягчилось.

– Бойл не придал некрологу значения, – негромко напомнила Амалия. – Но Хэйли…

– Да, Хэйли что-то почувствовал. Не знаю что, но он решил не выходить в тот день из дома.

– И вы застрелили его из снайперской винтовки, которая осталась у вас с войны?

– Не говорите глупостей, – проворчал Ричард. – Откуда у летчика снайперская винтовка? Это было оружие моего брата, который погиб на войне.

– Ах вот оно что… Спасибо за разъяснение. Как я понимаю, последним из этой троицы должен был стать Гарретт, но внезапно вы столкнулись с моей дочерью.

– Ну да, и можете представить, что я чувствовал, когда она расспрашивала меня о Тимоти Гарретте, которого она безошибочно связала с Бойлом и Хэйли. А уж когда я понял, что это она позвала на помощь, когда Бойлу стало плохо… Короче, я оказался болваном. Человек, который так близко к сердцу принимает чужие дела, не может быть хладнокровным убийцей… Я должен был уже тогда это понять. А я смотрел на нее и думал: надо же, как ловко она притворяется. Это было ужасное ощущение, потому что она мне очень понравилась… И оттого я совершенно не обратил внимания на Грету Крюгер, которую привел Роджер, а ведь ее нервозность с самого начала должна была меня насторожить. Отчасти из-за Ксении я отвлекся и упустил Гарретта, хотя в конечном итоге это ничего не изменило. Он единственный из всех нашел в себе силы признать свою вину и сам поставил точку.

– Про доктора Дэйви и потайной ход мне уже все понятно. Что касается взрыва в Ливерпуле, я правильно поняла, что некролог фактически привел вас к логову террористов?

– Да, я следил за журналистом, который его получил. В газетах уже тогда вовсю трубили, что подобное послание означает смертный приговор, и он сразу же побежал предупредить своих товарищей. Я хотел просто перестрелять их, но тут увидел в прицел емкость со взрывчаткой и понял, что можно все упростить.

– Потом вы убедились, что те, кого вы приговорили, погибли, прилетели в Лондон, появились в ресторане с охапкой цветов и произвели на всех незабываемое впечатление, – сказала Амалия.

– Да. Но ночью у меня хлынула из носа кровь, и я почувствовал себя совсем скверно. Это вовсе не из-за перелета, а потому, что мой список все сокращался и сокращался… И дальше там стоял Хью Гилмор, а следующей значилась «мисс Икс».

– Икс?

– Ксения. До сих пор не понимаю, как меня не схватили возле оранжереи, когда я разделался с Гилмором. Повезло, что гость, который меня видел, был пьян. – Ричард дернул щекой. – Но дальше было еще хуже, потому что за убийства арестовали старого обвинителя в отставке. Я уже сказал вам, почему я писал письма – чтобы полиция не ополчилась на невиновных, на тех, кто по чистой случайности окажется рядом и кого будет удобно обвинить. И когда Найта арестовали, я понял, что мне придется остановиться. Но самое скверное заключалось в том, что если бы я остановился именно сейчас, это послужило бы лишним доказательством его вины. В общем, я оказался в ужасном положении… и тут еще Роджер примчался ко мне, горя желанием рассказать о Ксении то, что я и так знал. Я взбесился и все-таки написал ей обвинительное письмо. Я был уверен, что она придет ко мне за помощью. Но пришла Грета в траурном наряде и стала напоминать мне о том, о чем я больше всего хотел забыть. Десять лет назад я сбил Манфреда фон Рейнхарда в воздушном бою! Я должен заплатить за это! Оказывается, то, что у меня полтела в ожогах, переломаны все кости и пуля возле сердца, все еще недостаточно… недостаточно, понимаете? Я стоял против нее и думал: ну и черт с тобой, убивай, все равно такая жизнь, как у меня, не имеет никакого смысла! И в то же время мне ужасно хотелось жить – еще больше, чем тогда, когда я боролся с Черным Бароном и понимал, что ничего у меня не выйдет… И не то чтобы я цеплялся за жизнь ради себя, нет, мне хотелось снова увидеть ее… ее лицо, ее улыбку…

Ричард замолчал.

– Надо будет убрать отсюда машину, – уронила Амалия, пряча револьвер. – В конце концов, если ничто больше не указывает, что она причастна к убийству Смитов… Я довольно быстро отыскала ангар, в котором вы держите свой самолет, а если полицию вдруг постигнет озарение, то она ведь сделает это еще быстрее. От винтовки и остатков ядов, я надеюсь, вы уже избавились?

Недоверчиво глядя на нее, Сеймур кивнул.

– Значит, остается только пишущая машинка. Пожалуй, я сумею найти для нее подходящее место. В моей квартире есть несколько прекрасных чуланов, куда никто не заглядывает десятилетиями…

– Вы ничего не скажете Ксении? – умоляюще попросил Ричард. – Понимаете, она… Я бы ни за что на свете не хотел ее огорчать, – добавил он.

– Даже если бы вы и хотели это сделать, у вас ничего не получится, – без всякой улыбки ответила Амалия. – Потому что я вас просто убью. У меня была моя страна, были люди, которые меня любили, и дети. Теперь остались только дети, и за них – да, за них я пойду на все что угодно.

Она поднялась и стала искать взглядом чемоданчик для «ремингтона».

– Вы замечательная женщина, – искренне сказал Ричард. – Только вот с вашей стороны было… э… опрометчиво класть револьвер на стол. Если бы я был настоящим преступником, я бы очень легко мог до него дотянуться.

– Не сомневаюсь, – любезно ответила Амалия. – Потому, собственно, я туда его и положила. Мне было интересно, как вы себя поведете.

И тут Ричард не выдержал и впервые с начала беседы рассмеялся.

– Револьвер не заряжен?

– Разумеется. Другой, заряженный, я держала поблизости, но пустила бы его в ход, только если бы вы попытались меня убить.

– Знаете, – не удержался Ричард, – вы были бы восхитительным персонажем Дюма.

– В мои-то годы? Боюсь, Дюма ограничился бы одной фразой, говоря обо мне. Что-нибудь вроде «Мимо прошла баронесса, некогда знаменитая своей красотой, а теперь – только скверным характером».

– О нет, Дюма бы никогда так не написал!

– Перестаньте болтать глупости, лучше скажите мне, где чемоданчик от «ремингтона».

– А чемоданчика нет, – ответил Ричард. – Его и не было, когда я покупал машинку.

– В таком случае нужна какая-нибудь большая коробка, или оберточная бумага, или что-нибудь вроде этого.

– Зачем? Мы можем просто закинуть машинку в мой автомобиль и отвезти ее к вам, если вы так настаиваете.

– Ну да, а потом кто-нибудь совершенно некстати вспомнит, как какой-то джентльмен с длинными волосами и сопровождающая его дама в возрасте зачем-то таскали туда-сюда пишущую машинку. Так что ищите оберточную бумагу и бечевку, потому что в открытом виде я ни за что ее не повезу.

Следует сказать, что предчувствие не обмануло Амалию, потому что, когда она вместе с Ричардом возвращалась в его машине в Лондон, на одном из перекрестков рядом с ними остановился полицейский автомобиль. Джонни Сайкс сидел за рулем, а инспектор Хантер и сержант Бренард расположились на заднем сиденье.

– Добрый день, инспектор! – сердечно сказала Амалия, опуская стекло. – Я вижу, вам выделили транспорт?

– Ну, нашему транспорту далеко до вашего, – вздохнул Стивен. – Кстати, если вам интересно знать, вы оказались совершенно правы насчет Бедфорда. Он окончательно сознался в том, что мистер Возмездие – не он. Он уверяет, что только хотел подшутить над женой, которая нелестно отозвалась о его книгах, но она испугалась настолько, что умерла. Боюсь, нам придется его отпустить, и не исключено, что смерть миссис Бедфорд в конце концов признают обычным несчастным случаем.

– А что это у вас за сверток, мэм? – спросил Мэтью Бренард, с любопытством косясь на громоздкий предмет на сиденье автомобиля, запакованный в несколько слоев оберточной бумаги и перевязанный бечевкой.

– Это подарок, – ответила Амалия. – От мистера Сеймура.

– А сержант Бренард скоро женится, – неизвестно к чему сообщил Джонни Сайкс. – Ее зовут миссис Тэйлор, и она очень приятная молодая дама.

– Поздравляю вас, сэр, от всей души, – заметил Ричард. – И где же вы познакомились, мистер Бренард?

Мэтью порозовел и поправил очки.

– Она была свидетельницей убийства, – встрял инспектор Хантер, ухмыляясь.

– Э-э… Все не совсем так, – пролепетал Мэтью. – Точнее, совсем не так!

– Ну что ж, – глубокомысленно заметила Амалия, – это еще раз доказывает, что жизнь важнее смерти. До свидания, джентльмены. Желаю вам всего наилучшего, сержант!

Машины разъехались. «Роллс-Ройс» Ричарда свернул к Белгрэвии, а полицейский автомобиль двинулся по направлению к Скотленд-Ярду.

– Это она к чему сказала? – несмело спросил Джонни Сайкс. – Ну, про жизнь и про смерть?

– Да я не обратил внимания, – отозвался инспектор. – Давай-ка лучше поставим машину в гараж да завернем в пивную, пропустим по кружечке эля. Это будет интереснее любых рассуждений!

И трое полицейских выполнили свое намерение, и даже перевыполнили, если говорить о Джонни Сайксе и Стивене Хантере. Потому что Мэтью Бренард, как вы отлично помните, всем напиткам предпочитал молоко.

А в палате Ксении сидел красивый, похожий на мушкетера молодой человек со следами ожогов на теле и, держа ее за руку, думал, что его жизнь только начинается, потому что все, что было до этого, неважно – совершенно неважно.

1

 Пожар 1666 года, во время которого сгорела значительная часть города. Вновь церковь тамплиеров будет разрушена бомбежкой в 1941 году.

2

 В Англии – адвокат высшего ранга, имеющий право выступать во всех судах.

3

 Религиозный философ (1225 или 1226–1274).

4

 Надежда Тэффи – русская писательница (1872–1952), автор рассказов, пронизанных мягким юмором. До революции в России пользовалась колоссальной популярностью.

5

 Мадлен Вионне (1876–1975) – французский дизайнер, создательница косого кроя.

6

 Город неподалеку от Лондона.

7

 Не так ли? (фр.)

8

 В декабре 1926 года Агата Кристи после ссоры с мужем, который собирался оставить ее ради другой женщины, исчезла из своего дома. Более 10 дней о ее местонахождении ничего не было известно, затем ее обнаружили проживающей в гостинице под чужим именем. Это происшествие имело широкую огласку и вызвало крайне противоречивые отзывы. Сама Агата Кристи никогда не упоминала впоследствии о том, что с ней тогда произошло.

9

 «Все за одного, один за всех».

10

 Высшая военная награда Британской империи.

11

 О графе де Ламбере можно подробнее прочитать в романе В. Вербининой «Миллион в воздухе».

12

 Жан Пату (1880–1936) – французский модельер, создатель спортивного стиля; также придавал большое значение колориту и созданию новых оттенков.

13

 Выдающийся французский летчик, погиб в Первую мировую войну. В его честь назван известный теннисный турнир во Франции.

14

 Морис Лелуар – французский художник и иллюстратор, автор рисунков к «Трем мушкетерам», которые считаются каноническими.

15

 Фешенебельный лондонский отель со знаменитым рестораном.

16

 Гилберт Кит Честертон – классик детективной литературы, несколько его сюжетов включают персонажей, которые настолько всем примелькались, что их никто не замечает.

17

 Рыбный рынок в Лондоне.

18

 Британский пассажирский лайнер, потопленный германской подлодкой в мае 1915 года. При его крушении погибло более тысячи человек.

19

 Фехтовальный термин, означающий попадание в цель.

20

 Маркиза де Севинье (1626–1696) – французская писательница, чьи письма, описывающие современные ей события, стали образцом стиля и частью французской литературы.

21

 Стиль английской мебели из красного дерева (XVIII век), названный по имени его создателя Томаса Чиппендейла.

22

 Убийца и грабитель, персонаж романа Чарлза Диккенса «Приключения Оливера Твиста».

23

 В Англии судья в случае вынесения смертного приговора надевал черную шапочку.

24

 То есть допрос с применением физической силы.