Пролог

Берлин, осень 1996 года

Девушке было двадцать три года. Она жила в третьем заднем дворе старого здания в Кройцберге. Когда в 6:44 утра она вышла из дому, на ней были джинсы, вязаный пуловер и утепленные наушники поверх коротких черных волос с синей прядью.

Было холодное октябрьское утро, за полчаса до рассвета, уличные фонари подсвечивали туманную зарю, первые опавшие листья лежали на тротуаре. В конце улицы девушка свернула на Мерингдамм и через тридцать метров оказалась у входа в метро.

Аксель Баум припарковал машину на углу, чтобы наблюдать за девушкой от двери дома и вплоть до входа в метро. Она поедет до площади Савиньи, где работает официанткой в одном из кафе. Это он уже выяснил два дня назад, проследив за ней.

Сегодня может на этом сэкономить. Он съест на завтрак колбасу карри и оглядится в ее квартире. Возможно, у нее найдутся наркотики или другие вещи, с помощью которых удастся серьезно осложнить ей жизнь. Потом он поспит пару часов, чтобы набраться сил. Вечером Баум планировал узнать, с кем встречается девушка в свободное время. Была пятница.

Несколько дней спустя

Они пришли вдвоем, чтобы узнать, что накопал Баум. Возможно, из любопытства, возможно, из-за того, что у них была общая цель. Марк и Регина Аугустин, ему тридцать, ей на четыре года больше. Ухоженные, хорошо одетые брат с сестрой. Баум всегда чувствовал себя неуютно в присутствии людей, с рождения обладающих деньгами. Осанка, с какой они приветствовали других, и особые манеры, суть которых Баум так и не мог уловить, создавали расстояние между ними и простыми смертными и вызывали у него дискомфорт. Еще шесть лет назад Баум не встречал им подобных. Да что там, кое-что и сейчас вызывало недоумение. Хотя он вполне успешно приспособился к свободному рынку, поскольку работал в области, в которой ГДР не просто находилась на мировом уровне, но была лидером: торговля информацией. Разумеется, подобные дела выпадали не часто. Но, выведя одной ненавязчивой подсказкой своего предыдущего работодателя в лидеры, Баум стал пользоваться уважением и доверием к своей профессиональной компетенции, каких удостаивались, быть может, только спортивные тренеры, явившиеся из новых земель.

Баума пригласили в городскую квартиру Регины Аугустин на Кудамме, потому что встреча здесь была незаметнее, чем в доме в Груневальде. Квартира была обустроена со вкусом, но несколько холодно. Здесь никто не жил. Квартира предназначалась для гостей. Благородная пара восседала на диване: он – заложив руки за голову, она – закинув ногу на ногу. На улице уже стемнело, тем не менее на столе стояла только вода, как будто профи не пьют. Если бы они знали, сколько он употребил во время службы в Штази. Ну да ладно. По крайней мере, оба курили. Баум тоже засмолил и уткнулся в свою тетрадь.

– Мириам Кордес родилась 3 марта 1973 года, проживает на Бергманнштрассе, 92, в течение последней пары недель работает в качестве кухонной прислуги в кафе «Бленике» на Бляйбтройштрассе. Родом из Брауншвейга, посещала там гимназию, которую бросила в двенадцатом классе. Потом один год в Кёльне, нерегулярные работы на телевидении, в 1990-м перебралась в Берлин и так далее. Я не хочу вас утомлять. Все есть в письменном отчете. До недавнего времени госпожа Кордес вела довольно беспорядочную жизнь и время от времени употребляла наркотики. Дважды была задержана с кокаином. Два месяца тому назад получила еще один приговор с испытательным сроком в связи с сопротивлением агенту полиции и нанесением телесных повреждений. В настоящее время старается держаться от кокаина подальше.

– Откуда вы это знаете? – На лице Регины Аугустин читался неподдельный интерес: подобным вещам не было места в ее мире.

– Потому что она не захотела покупать его. И это притом, что цена была действительно невысокой.

– Вы сами ей предложили?

– Вам в самом деле нужны подробности?

Регина промолчала.

– И что у нашего дяди общего с этой наркоманкой? – Марк Аугустин подался вперед, продолжая держать руки за головой.

– Похоже на то… – Баум пролистнул свои записки, хотя прекрасно знал, что сейчас скажет, – что госпожа Кордес предложила себя пожилому господину в качестве эскорта.

– О боже, нет! Это омерзительно. – Регина Аугустин поморщилась от отвращения и взглянула на брата, требуя моральной поддержки.

– Мой бог, он овдовел пять лет тому назад. Если у него есть потребности – почему нет?

– Ах, это нормально? Прошу прощения. А я-то думала, что люди нашего круга так не поступают.

– Как видишь, поступают. – Марк снова повернулся к Бауму: – Это значит, что она вроде как… девушка по вызову?

– Называйте это как вам угодно. Она многократно сопровождала вашего дядю в поездках выходного дня на Остзе и что-то за это получала.

– Да, это и правда можно так назвать! – Регина презрительно усмехнулась.

– Между ними должно быть нечто большее, – предположил Марк. – Выходные или даже два или три… Хорошо, и сколько за это платят?

– Ты, похоже, и сам это знаешь, – прошипела Регина.

– Полагаю, пара сотен марок и, скажем, милое платьице или сумочка. – Баум попытался придерживаться бесстрастного тона, чтобы сгладить возникшее между клиентами напряжение. – Но передавать все свое состояние – это уже… необычно.

– Это жестоко. – Регина в отчаянии покачала головой и, казалось, была близка к слезам. – Вы должны знать, что «Шварцвассер^[1] лтд» уже много лет находится в фамильном владении. И, к сожалению, наш дядя – не слишком вдаваясь в дела – ничего не сделал для компании. Он всегда только тратил деньги. Наш дедушка увидел это и хотел назначить наследниками моего брата и меня. Но не успел.

Баум сделал сочувственное лицо, хотя беспокойство богатеньких детей было ему до одного места. На самом деле он может предъявить новый счет, подумалось ему. Почасовая ставка в сорок две марки была слишком низкой. На следующем деле ему следует взять побольше.

– Хорошо, – сказал Марк, передавая сестре белый полотняный носовой платок. Бауму показалось, что он разглядел вышитые инициалы «М. А». – Итак, что вы предлагаете?

– При теперешних обстоятельствах судебный процесс не кажется многообещающим.

– Нашего дядю признали дееспособным два профессора психиатрии, – стонала Регина Аугустин. – Очевидно, он это устроил только для того, чтобы оставить без наследства своих единственных близких родственников.

Регине пришлось опять взяться за платок. Баум отнесся с пониманием – по отношению к дяде.

– Есть две зацепки. Мириам Кордес в качестве наследника. И этот адвокат, Дитер Зиттинг. В «Шварцвассер лтд» Зиттинг имеет некоторое влияние, если я правильно понял завещание.

– Вы все понимаете абсолютно правильно.

– Тогда нам нужно сконцентрироваться на нем.

Верхняя Бавария, осень 2015 года

В сентябре это наконец произошло. Что рано или поздно такое случится, было так же неизбежно, как и приход за вечером утра, и можно было делать ставки только относительно точного времени.

Уже пару месяцев, как они открыли на него охоту: младший коллега полицейского обермейстера Леонарда Кройтнера Грайнер и парочка других. Tempora mutantur!^[2] Прежде ни один офицер в форме не мог подвергнуть коллегу антиалкогольному контролю и попросить его подышать в трубку. Они просто наблюдали, может ли подвыпивший полицейский ехать прямо. И если возникали проблемы, то помогали ему покинуть машину и позволяли протрезветь в патрульном автомобиле в течение одного-двух часов, пока он снова не становился способен вести машину. Но настали другие времена. Помогать друг другу – сегодня эти слова были забыты. Врачи, слышал Кройтнер, лечили других врачей бесплатно. Это вопрос морали! И в этом смысле полицейские обычно говорили: «Такое опьянение должно бы стоить водительских прав. Но для коллег это бесплатно». А сегодня они даже гордятся, когда вылавливают другого полицейского.

Из-за этого этического провала Кройтнер чрезвычайно осторожно водил, находясь под хмельком. Хотя, будучи не на службе, он в общем знал, где и что контролируется. Но знал не все. Это, конечно, было чем-то ожидаемым во время полевых вылазок, понимал он. Кройтнер видел руку судьбы в том, что похмелье предыдущего дня сохранялось, и почему-то ему не захотелось пробовать пиво на мельнице Мангфалль. Он заказал кувшин ромашкового чая, который полностью опорожнил вечером. По дороге домой он испытал эйфорию. Чай вернул живот в порядок, и непривычная четкость, с которой он видел среднюю полосу, а также ощущение, что они ничего не смогут сделать ему во время контрольной проверки, привели Кройтнера в экстаз. Он с удовольствием летел сквозь ночь, трезвый как младенец и неприкасаемый. В его возвышенном сознании появилась первая трещина, когда на обочине дороги мелькнуло что-то красное.

– Ну ты и крутой, уважаемый коллега. – Конечно, это Грайнер тормознул его. – Как думаешь, с какой скоростью ехал?

– Без понятия. Я же не смотрю на спидометр постоянно. Восемьдесят?

– Так! Сто сорок два как одна копеечка. Минус три процента, будет сто тридцать семь. Это дает… – Грайнер покопался в книжице, хотя Кройтнер был уверен, что тот знает тарифы штрафов наизусть. – Двести сорок евро, два пункта и корочки долой.

– Эй, Грайнер, мы же коллеги…

– И что?

– Некрасиво так поступать со своими.

– Ты не в банановой республике. Здесь, в Германии, законы распространяются на всех. Даже на тебя.

– По долгу службы я вожу патрульную машину. Мне нужны права!

– Для начала мы немножко успокоимся. – Коллега Грайнер протянул Кройтнеру алкотестер. – Это добровольно. Да ты и сам знаешь.

Кройтнер взял прибор, с силой дунул и с озабоченным видом отдал Грайнеру. Тот посмотрел на показания и наморщил лоб.

– Гребаный прибор! Что с ним такое? Кройтнер управляет автомобилем, трезвый как стеклышко.

Он передал алкотестер своему коллеге, который тоже недоверчиво покачал головой.

– Поздравляю. Ты беременный?

Кройтнер не захотел присоединяться к веселью дежурного коллеги.

– Тогда остается только превышение скорости. Скоро получишь письмишко, – пригрозил Грайнер, возвращая Кройтнеру его бумаги.

– Подожди секундочку. С этим же можно разобраться по-другому.

Грайнер задумчиво посмотрел на Кройтнера и наконец подошел ближе и сказал приглушенным голосом:

– Например, разделить двести сорок евро по-братски?

– Грайнер, ты в первый раз дело говоришь. – Кройтнер тоже понизил голос, хотя никто, кроме другого коллеги, не мог его слышать. – Что ты об этом думаешь?

– Да, по-братски: восемьдесят, восемьдесят, восемьдесят.

– Скажем, по полтиннику на каждого и бутылец самогона сверху.

Кройтнер был сейчас в своей стихии и ждал следующего предложения Грайнера. Но тот молча глядел на Кройтнера. Наконец он сказал:

– Это была шутка. А теперь отползай, иначе попадешь под статью о взяточничестве в отношении государственных служащих.

Начиная с этого момента зло обрело для Кройтнера фамилию Грайнер. И Кройтнер будет теперь упорно ждать подходящего случая для мести.

Возможный одномесячный запрет на вождение сорвал Кройтнера с места, пока это еще было возможно. И так получилось, что ближайшая потребность в автомобильных правах случилась на карнавале.

Глава 1

Мисбах, 31 января 2016 года, 23:02

Ночь выдалась морозная. Облако собственного дыхания окружило Клеменса Валльнера, когда он вышел из такси. Вопреки обыкновению Валльнер был расстроен. Он навестил некую Стефани Лауберхальм, даму замечательную минимум по двум причинам. Во-первых, она была практикующей ведьмой. Через свой веб-сайт предлагала базовые курсы магии, травничества, исцеления камнями. Кроме того, можно было заказать магическое вмешательство Стефани, чтобы справиться с болезнью, депрессией или злыми духами в собственном саду. Во-вторых, Стефани была опекуншей Оливии, девочки двенадцати лет – единокровной сестры Валльнера, о существовании которой он долгие годы не имел понятия. Странный поворот судьбы свел брата и сестру пару лет назад.

Валльнер стоял в холодной ночи и смотрел на комнату на втором этаже, в которой спал его дедушка Манфред. Было темно. В других комнатах тоже не было света. Валльнер удивился. Манфред редко отправлялся в постель до полуночи. И Валльнеру нужно было срочно с ним поговорить. То, что он узнал, настолько поразило его, что не терпело промедления.

В доме было тихо. Валльнер повесил пуховик на вешалку и прислушался. Работал холодильник. Больше слушать было особо нечего.

Дверь в комнату Манфреда была открыта. Валльнер остановился перед дверью и принялся вглядываться в темноту. Свет тонкой полоской падал на лакированный буфет. Тихо. Никакого дыхания, никакого храпа. Валльнер ощутил, как перехватило горло. Был ли это тот момент, которого он боялся годами? Валльнер всегда надеялся, что дед спокойно умрет в своей постели. Но сейчас это было бы чертовски не вовремя.

– Манфред? – Голос Валльнера был низким и напряженным. Нет ответа. Он постучал. – Ты в постели?

Валльнер толкнул дверь. Полоска света стала шире и попала на постель. Она была пуста.

Взволнованный Валльнер прогромыхал вниз по лестнице, поискал записку на кухонном столе. Что-то вроде: «Ненадолго вышел. В полночь вернусь». Но это было бы абсурдно. Манфред никогда не выходил из дому ночью, тем более не сказав об этом Валльнеру.

Валльнер открыл дверь гостиной. Комната была пуста, как и весь дом. Валльнер прочесал его от чердака до подвала. Покончив с этим, он сел за кухонный стол, медленно вдохнул и выдохнул и заставил себя мыслить рационально. На самом деле было только одно объяснение: Манфред впал в состояние дезориентации. Посредством удара, кровоизлияния в мозг или первого симптома деменции. Он покинул дом и блуждал теперь в ночи. Валльнер направился к гардеробу. Дедов пуховик висел там. Манфред вышел на холод без куртки.

Валльнер решил отправиться на поиски Манфреда. Но ключа от машины не было. Он всегда лежал в муранской пепельнице перед зеркалом в гардеробной. Всегда. Почему же сейчас его нет? О господи… Чтобы не терять времени, он взял запасной ключ из ящика, вышел из дому, не запирая его, и открыл дверь гаража. Пусто. Хоть шаром покати…

Валльнер позвонил в полицию и описал ситуацию. Полицейский на коммутаторе обещал объявить в розыск Манфреда и машину Валльнера.

Валльнеру захотелось выпить шнапса, но он удовольствовался минеральной водой. Грудь сдавила тревога. Чтобы хоть чем-то себя занять, Валльнер сел за ноутбук и написал список мест по соседству, где Манфред бывал чаще всего, особенно в детстве, потому что это было время, о котором люди с деменцией помнили лучше всего. Итак, когда с Манфредом в первый раз случился приступ деменции? Валльнер присоединил воспоминания к многим другим неразрешенным вопросам этого вечера и отправил список в полицию.

– Посмотри, пожалуйста, свои мейлы, – сказал он коллеге на телефонном коммутаторе, – я послал тебе список.

– Уже посмотрел. Все ясно.

– Это места, в которые Манфред, возможно, отправился.

– Да, понятно.

– Может быть, если вы сосредоточитесь на этом…

– Все ясно. Я пошлю список дальше. – В голосе коллеги слышалось нетерпение.

– Большое спасибо. И, пожалуйста, в любом случае звоните. Я на связи.

– Подожди секунду, – перебил коллега. – Вот как раз что-то идет.

Он перевел звонок Валльнера в режим ожидания. Валльнер держал трубку рядом с ухом. Когда агент после минуты ожидания так и не объявился. Валльнер запаниковал, дернулся и пожевал кутикулу. После двух бесконечных минут в трубке раздался слабый треск.

– Да, это снова я. – Нетерпение в тоне собеседника исчезло, и это насторожило Валльнера. Голос коллеги звучал обеспокоенно и подавленно.

– Что там такое?

– Да тут все немного запутанно. Шартауэра вызвали в один дом, и… он там сейчас… – Агент колебался.

– Что случилось? Почему его вызвали?

– Ну… там нашли труп. – Коллега замолчал. Ему, казалось, не хватало воздуха.

– Что за труп? Слушай, мужик, да скажи уже! – Валльнер встал и обошел кухонный стол.

– Они еще не идентифицировали мертвеца. Но это точно… старый человек, и… твоя машина стоит перед домом.

Глава 2

Пивная «Мельница Мангфалль», 22:40

«Затаив дыхание, сквозь ночь…» Мужик на сцене пел страстно, с закрытыми глазами, черные штопором локоны падали ему на плечи. На танцплощадке вздымались тела и лица – восторженные, потные, рты открывались и хрипели рефрен в световые импульсы стробоскопа. В репертуаре кавер-бэнда были в основном композиции типа Hell Bells рок-группы AC/DC, но парни проявляли гибкость, когда это было необходимо. А сейчас, несомненно, требовалась Хелена Фишер^[3]. Костюмированный бал без «Затаив дыхание…» как-то не получался.

Леонард Кройтнер в костюме браконьера энергично двигался, бич кружил по воздуху, широкополая шляпа едва держалась на затылке, руки трепетали на высоте головы. Он то и дело поглядывал на женщину, которая танцевала напротив него. В платье с блестками в стиле двадцатых годов, парике-каре, она, как будто выпрыгнувшая из фильма «Кабаре», смеялась, хлопая руками за спиной, затем подняла брови, прикрыла глаза, двигалась, опьяненная мелодией. Когда она наконец вновь открыла глаза, ее взгляд был чуть глубже. «Задыхаясь до головокружения», они танцевали совсем близко друг к другу, их влажные, горячие руки двигались рядом, раскручивалось «настоящее кино для нас двоих», он вдыхал ее духи, цветочные, тяжелые и не слишком дорогие.

Кройтнер уже несколько лет как положил глаз на Михаэлу Хундсгайгер, парикмахершу из Роттах-Эгерна. Десять лет назад она пользовалась большим успехом в долине, и подающие надежды сыновья адвокатов и главврачей вертелись вокруг нее. Никаких шансов для простого полицейского без кабриолета 325i. Между тем теперь Хундс гайгерихе было под сорок, и никто из сыновей адвокатов и главврачей так на ней и не женился. У нее был дружок, механик с чернотой под ногтями. Точнее говоря, еще четыре недели назад он был ее дружком. Пока она не послала его лесом. И вот теперь наконец после всех этих лет Кройтнеру выпал шанс. Этой ночью все должно произойти!

– Как ты поступишь, если завтра, скажем, выиграешь миллион? – Кройтнер стоял с Михаэлой возле бара, в руках у каждого был коктейль с блестящей пальмой внутри.

– Миллион! – Михаэла задумчиво сжала соломинку полными томатно-красными губами. Последние капли коктейля забулькали меж дробленого льда.

Кройтнер сильно разгорячился от этого зрелища, но виду попытался не подавать.

– Ну так что? Что ты сделаешь с такими огромными деньжищами?

Взгляд Михаэлы стал серьезным.

– Куплю собственный дом. С библиотекой, как в английском замке. – Она сжала губы и кивнула решительно. – А ты что сделаешь с миллионом?

– Ни в коем случае не стану покупать дом. У меня уже есть один.

Кройтнер прокрутил перед мысленным взором картины владений между Гмундом и Хаусхамом, которые унаследовал от своего дяди Симона несколько лет назад. Дом – это как посмотреть, но пока есть крыша, сказал себе Кройтнер, это дом, а не руины. Кройтнер жил в основном на кухне, остальные помещения были в упадке, обои шестидесятых годов отваливались от стен. Более того, на прошлой неделе во время перегонки яблочного шнапса он поджег бывшую конюшню и должен был посредством бутылки самогона убедить людей из хаусхамской пожарной службы, что в отчете должны появиться слова «пожар от неисправной проводки». Помимо неприглядного вида почерневших от сажи стен, во всех комнатах дома воцарился острый запах гари.

– Зеннляйтнер сказал, что это выглядит довольно прискорбно, – заметила Микаэла.

– Мой дом? Он его совсем не знает.

– Ну как же? Где-то между Гмундом и Хаусхамом, так он и сказал. – Она наклонилась вперед, и ее тон стал заговорщическим. – И сзади там черная горелая дыра.

– Ах это! – Кройтнер рассмеялся и покачал головой. – Так он решил, что это и есть мой дом? Вот простофиля!

– Это не твое?

– Мое. Получил недавно в наследство. И как раз планирую сделать ремонт. Устрою там дачу.

Михаэла впечатленно кивнула.

– А твой настоящий дом?

– Э-э-э… недалеко отсюда. – Кройтнер тянул время, соображая, где должен находиться его якобы настоящий дом и как он должен выглядеть.

– С библиотекой?

– Ну а как ты думаешь? Дом без библиотеки – не дом, а коровье стойло. С этого-то и надо начинать строительство.

– Мне бы хотелось посмотреть.

Кройтнер сглотнул. Дама пожелала пойти к нему домой! Намерения обретали реальную форму.

– Да, конечно, и когда?

Михаэла пожала плечами и рассмеялась:

– Да хоть сейчас!

Кройтнеру ударил в голову адреналин.

– О’кей, – радостно подхватил он.

Тем не менее неожиданное предложение порождало много вопросов. И первый: где можно быстренько найти дом с библиотекой? Попросить кого-нибудь из друзей предоставить такой? Из приятелей Кройтнера никто добровольно не прочел в жизни ни одной книги, не говоря уже о том, чтобы обладать библиотекой.

– Итак, – произнес Кройтнер несколько неуверенно, – ты хочешь посмотреть мой дом.

– Да. И что? Не убрано? – Михаэла дразняще похлопала темными ресницами, бросила на Кройтнера томный взгляд, и он почувствовал себя совсем по-другому.

– Мне нужно еще кое-что утрясти. Потом можно будет поехать.

Он помахал Гарри Линтингеру, хозяину мельницы Мангфалль, который стоял за прилавком в жилете, с котелком на голове и с галстуком-бабочкой, полностью посвятив себя смешению дорогостоящих напитков из недорогих ингредиентов:

– Сделаешь Михаэлочке еще раз «Секс на пляже»?

Гарри кивнул. Кройтнер положил руку на предплечье Михаэлы и сказал:

– Сейчас же вернусь.

В туалете Кройтнер набрал номер на мобильнике. Включился автоответчик, и некто по имени Клаус Вартберг попросил оставить сообщение. Кройтнер закончил соединение и выглядел удовлетворенно.

Когда Кройтнер вернулся в зал, парни из кавер-бэнда в традициях своего истинного призвания забавляли присутствующих исполнением You Shook Me All Night Long. Михаэла опять была на танцполе, заложив руки за голову, поводила бедрами в ритм мелодии. Кройтнер помахал ей, давая понять, что они скоро уйдут. Тем временем Гарри Линтингер смешал для Михаэлы коктейль из большого количества апельсинового сока из картонного пакета, льда, яблочного шнапса и неопределяемого фруктового сиропа. Под конец в стакан упала блестящая пальма.

– Гарри, послушай. – Кройтнер прошел за стойку и встал поближе к хозяину, чтобы не приходилось кричать. – Мне нужен ключ от дома Вартберга.

– Зачем? – Линтингер поставил коктейль на стойку.

– Получишь еще одну партию. – Кройтнер говорил о фруктовом шнапсе черной перегонки, который иногда продавал Линтингеру и который сегодня как раз и шел в дело.

– Зачем тебе ключ?

Кройтнер кивнул в сторону танцплощадки. Михаэла, по-прежнему крутя бедрами, послала ему воздушный поцелуй. Кройтнер послал воздушный поцелуй в ответ.

– Ничего не выйдет, – прошептал Линтингер. – Вартберг дома.

– Нет его. Лара сказала на днях, что он собирался куда-то уехать. И телефон не отвечает.

Линтингер скептически взглянул на Кройтнера. Клаусу Вартбергу было за шестьдесят, он жил в особняке, удаленном на пару километров от мельницы Мангфалль. Лара Эверс, молодая девушка, которая прислуживала на мельнице, знала Вартберга. Насколько близко они были знакомы и что их связывало, никто не знал. Однако у Лары имелся ключ от его дома. За двести евро Линтингер получил разрешение снять с ключа копию. Не то чтобы Линтингер хотел вломиться в дом. Но если бы Вартберг, у которого не было ни друзей, ни семьи, в один прекрасный день внезапно исчез или умер, можно было бы, при некотором везении, вынести из дома несколько ценных вещей так, чтобы никто не узнал об этом.

– Ты уверен, что его нет? – Линтингер наполнил коктейльный бокал вермутом, добавил самогонки от Кройтнера и приладил сверху компотную вишню из банки.

– Когда он дома, всегда отвечает на звонки.

Линтингер поставил коктейльный стакан на прилавок перед женщиной в костюме индианки:

– Один «Манхэттен», мадам!

Линтингер задумался. Вероятность, что Вартберг отправится на костюмированный бал, можно было исключить. Вечером Вартберг никуда не ходил.

– Два ящика. Двадцать бутылок, – напомнил о себе Кройтнер.

Линтингер протянул ему ключ.

– Двадцать четыре.

Кройтнер взглянул на танцплощадку. Там Михаэла как раз принялась танцевать со Спайдерменом.

Кройтнер сдался и взял ключ.

Теперь ему оставалось добраться до дома Вартберга. Без водительских прав это было, к сожалению, не так легко. Но всегда можно найти решение. Взгляд Кройтнера упал на субъекта за столом в другом конце зала: черная фетровая шляпа, мелово-белое лицо с глазами, обведенными черным. Призрачный маленький человечек сидел перед стаканом пива, позади него к стене была прислонена коса…

Глава 3

– Поворачивай! – Счетчик оборотов двигателя подошел к отметке шесть тысяч, и голос Кройтнера звучал нетерпеливо. – Ну сделай же это!

За рулем старого «Ауди А4 Авант» сидел Манфред Валльнер восьмидесяти шести лет, в фетровой шляпе и черном плаще.

Пассажиров бросило вперед и затем назад.

– Это тормоз, силы небесные! – Кройтнер управлял действиями Манфреда с пассажирского сиденья.

– Я это тоже заметил, не дурак. А теперь налево, как и раньше.

– Нажмешь уже наконец на сцепление?

Манфреду пришлось изо всех сил вытянуть левую ногу, чтобы достать до педали. Из-за этого и потому еще, что он посмотрел вниз, край его шляпы уткнулся в рулевое колесо и закрыл ему глаза.

– Проклятье! Я ничего не вижу.

Кройтнер сдвинул шляпу назад и схватился за руль, потому что автомобиль двигался в направлении сточной канавы.

– Оставайся на сцеплении. Сейчас я переключусь.

Кройтнер положил левую руку на ручку коробки передач, но тут же убрал ее и повернул голову Манфреда в сторону лобового стекла.

– Ты не должен смотреть на мою руку, когда я переключаю. Смотри на дорогу. – Кройтнер переключил передачу. – Поехали!

Двигатель завыл.

– Отпускай сцепление, но медл…

У Кройтнера не получилось договорить, потому что машина прыгнула вперед.

– Медленно, я сказал!

– Да, да.

Кройтнер бросил взгляд назад. Михаэла Хундсгайгер схватилась за верхнюю часть косы и беспокойно посмотрела на Кройтнера.

– Сейчас приедем, – пообещал Кройтнер, – это только небольшое упражнение.

Ближе к вечеру Кройтнер попросил Манфреда отвести его на мельницу Мангфалль. Там проводился костюмированный бал с довольно сомнительной репутацией, в особенности по части соблюдения норм морали. Уговорить Манфреда оказалось несложно. Гигантская шляпа, черный плащ и старая коса из сарая – костюм смерти был сымпровизирован быстро, и теперь их ждал безудержный кутеж. Раньше Кройтнер не имел ни малейших угрызений совести по поводу езды без прав. Но на полицейской службе он не мог себе позволить подобного. Когда Манфред не справлялся с управлением машиной, Кройтнер брал на себя переключение скоростей и время от времени рулевое управление, поэтому они доехали до мельницы Мангфалль со скоростью улитки, но живые. Теперь Манфред вел машину в направлении собственности Вартберга. Кройтнер спросил Манфреда, не придется ли ему по нраву приятная вечеринка втроем с Михаэлой. Точный ход этого события представлялся несколько туманным. Но Манфред явно имел большие надежды. В любом случае Михаэла была вполне в его вкусе.

«Ауди» подъехал к сельской усадьбе на заснеженной боковой улице.

– Да, крутотень! – сказала Михаэла Хундсгайгер, когда дом стал хорошо виден.

– Это твоя ферма? – Манфред смотрел вперед.

– Это мой главный дом, – объяснил Кройтнер с пассажирского сиденья.

– Его главный дом! – Манфред смахнул высокий, хриплый, старческий смешок со своего бледного лица и повернулся к Михаэле: – Меня не волнует, чей это дом. Главное то, что мы втроем прекрасно проведем вечер.

– Смотри на дорогу, мать твою! – Кройтнер снова схватился за руль и не позволил машине зарыться в сугроб у дороги.

Ворота на участок были открыты. Это, с одной стороны, устроило Кройтнера, потому что он не знал, подходит ли ключ от дома к воротам. С другой стороны, он насторожился. Если хозяин удалился на некоторое время, как сказала Лара о Вартберге, он закрыл бы ворота. Был ли Вартберг все еще дома? И его ли мотороллер стоял у двери дома? Кройтнер позвонил, прежде чем открыть дверь.

– Что ты звонишь? Это ведь твой дом, – сказал Манфред, стоявший с косой позади Кройтнера.

– Из соображений осторожности. Вдруг в дом кто-нибудь вломился.

Манфред и Михаэла вопросительно посмотрели на Кройтнера.

– Если я появлюсь неожиданно, они испугаются, запаникуют, и тогда всякое может случиться. Понятно?

Михаэла кивнула слегка нервно. Манфред тоже выглядел взволнованным и что-то бормотал, Кройтнер мог рассказывать своей бабушке, что это его дом. Кройтнер отступил на шаг от входной двери и стал изучать фасад. Но в окнах не было света, из дома не доносилось ни звука.

– Все чисто. – Кройтнер сунул ключ в замок и повернул его. Ему опять пришлось удивиться. Дверь была лишь прикрыта, но не заперта.

– Не заперто? – прокряхтел Манфред.

– Типичный полицейский, – пошутил Кройтнер, повернувшись к Михаэле. – Я постоянно забываю об этом.

После этого странная троица, состоящая из браконьера, Смерти с косой и чарльстонной девицы в шубке из фальшивого меха, вошла в дом.

* * *

Кройтнер пошарил по стене, нащупывая выключатель.

– Добро пожаловать в дом!

Они стояли в длинном коридоре с гардеробной, в который выходило множество дверей. Одна из дверей вела на кухню, другая – в ванную, что было абсолютно ясно, потому что двери стояли открытые. Куду ведут другие было не настолько понятно. Кройтнер взял искусственную шубу Михаэлы и повесил ее в шкаф. Манфред предпочел держать свои вещи при себе.

– Сейчас устроимся поуютнее.

Кройтнер распахнул перед Михаэлой среднюю дверь. Там находилась не гостиная и не библиотека, а подсобное помещение для метелок и ведер.

Михаэла удивленно взглянула на Кройтнера.

Кройтнер, смеясь, захлопнул дверь.

– Шутка!

Со следующей дверью ему повезло. Она вела в гостиную.

Не только открытый камин украшал комнату. Книжные полки на стенах поднимались до потолка. Михаэла была в восторге. На журнальном столике, однако, стояли два использованных стакана для виски и несколько открытых бутылок спиртного.

– Не успел убрать. Сорри.

Манфред, сжимая костлявой рукой косу, всматривался в комнату из-под фетровой шляпы и обеспокоенно поглядывал на Кройтнера. Он догадался: здесь что-то не так. Михаэла тем временем остановилась перед одной из книжных полок.

– Круть! Ты все их прочел?

– Почти все. А парочку даже дважды, – прыснул Манфред в правый кулак, который держал у рта.

– Да! Именно так, – прошипел ему Кройтнер и опять повернулся к Михаэле: – Хочешь чего-нибудь выпить?

– Да. «Секс на пляже», – ответила та и направилась освежиться в ванную.

– А мне пиво, – сказал Манфред и со стоном упал в кресло.

Кройтнер наблюдал, как Михаэла исчезает в коридоре в своем блестящем костюме.

– О’кей, сейчас разберемся. – Кройтнер сел к Манфреду на подлокотник кресла и прокашлялся. – Ты наверняка заметил, что Михаэла неровно ко мне дышит. – Он перешел на шепот: – Сегодня ночью у нас все случится!

Дедушка Смерть молчал и казался задумчивым.

– И хм, было бы супер, если бы ты… ну, держался в стороне. Сделай это для меня.

– Но ты же говорил о вечере втроем! – По-видимому, Манфред не сильно заботился об интересах Кройтнера.

– И как ты это представлял? Думаешь, ей что-то от тебя надо?

Манфред сделал неопределенный жест.

– Ну иди! Нужно все-таки оставаться реалистом.

По пути в ванную Михаэла прошла мимо открытой двери. Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы различить кровать. Михаэла остановилась и, слегка поколебавшись, вошла в комнату. Было темно, только свет из коридора проникал внутрь. Михаэла нащупала выключатель возле двери и застыла: в этой комнате тоже были книжные полки до потолка. Поверх полок прикреплены удлиненные лампы, чтобы освещать книги. Возле кровати располагались три двери из темного дерева. Потолочного света не было. Но книжные светильники и прикроватная лампа обеспечивали приятный, подходящий для спальни свет.

Кровать была в тени, за исключением той части, где светилась прикроватная лампа. Михаэле пришлось дважды всмотреться, пока она не поняла, что привлекло ее внимание: одеяло лежало неровно. Там что-то было. Она сделала шаг вперед и увидела серые волосы, выглядывающие из-под одеяла. Михаэла вскрикнула и закрыла ладонью рот.

– По крайней мере, тогда ты должен представить меня твоей матери.

Переговоры между Манфредом и Кройтнером продолжались. Кройтнер меж тем опрокинул разные напитки в большой стакан в надежде соорудить приемлемый коктейль. Но виски и курасао дали малопривлекательный оттенок, да и вкус смеси соответствовал ее виду. Кройтнер как раз задавался вопросом, может ли немного ангостуры исправить ситуацию, когда услышал шаги.

– Пшт! – сделал он знак Манфреду.

В дверях вспыхнуло блестками платье Михаэлы. Она уставилась на Кройтнера. Ужас был написан на ее лице.

– Там… кто-то в твоей постели.

Она часто дышала, ее подбородок дрожал.

– Ах так?! – Кройтнер тоже почувствовал трепет в конечностях, и первая его мысль была о том, чтобы поскорее убраться из этого дома. Но это угрожало разрушить его планы относительно Михаэлы.

– Кто это? – Голос Михаэлы звучал надтреснуто.

– Я… я как раз думаю, не собирался ли кто-нибудь ко мне в гости.

– Я предвидел это, – тихонько посетовал Манфред и глубже натянул шляпу на лоб.

Михаэла беспомощно стояла в дверях, смотрела на Кройтнера и, видимо, ожидала ответа на вопрос о том, что должно сейчас произойти.

– Он бодрствует?

– Думаю, нет. Как это?

– Теперь я вспомнил. Это дядя Вилли. У него есть ключ.

– Он спит в твоей кровати?

– Он очень… болен. Проблемы с сердцем. Нам нужно вести себя потише и пойти наверх.

Кройтнер надеялся, что на втором этаже обнаружится что-то вроде гостевой комнаты или, по меньшей мере, комната с диваном. Интуиция настоятельно рекомендовала очистить территорию как можно быстрее, прежде чем хозяин обнаружит их. Но Кройтнер не хотел упускать хороший шанс заполучить Михаэлу в постель. Как бы то ни было, Вартберг не проснулся, когда она вошла в спальню. Значит, хозяин либо крепко спал, либо был пьян.

– О, проклятье! – Михаэла схватилась за правое ухо под париком двадцатых годов.

– Что такое?

– Моя серьга. Видимо, выпала в спальне.

– Я принесу ее тебе. Никаких проблем.

Кройтнер увлек Михаэлу в длинный коридор. Он шел на цыпочках, как можно тише, чему способствовали горные сапоги браконьера. Кройтнер остановился перед открытой дверью спальни и прислушался. Там было тихо. Ни шуршания, ни дыхания, ни кашля, ни храпа. В комнате лежал мохнатый ковер, поглощающий звуки.

Кройтнер сделал два шага через порог и скрылся в темноте неосвещенной части комнаты. Там он остановился и дал глазам привыкнуть к полумраку. Серьга Михаэлы лежала на одеяле. И, очевидно, кто-то лежал под ним. Кройтнер не видел лица, только прядь седых волос.

Кройтнер осторожно шагнул к кровати и поднял сверкающую серьгу с одеяла, очень медленно, чтобы не шуметь. Затем он приблизился еще на полшага. Ему было любопытно и хотелось посмотреть, кто же под одеялом. Это был пожилой человек. Предположительно домовладелец Вартберг. Кройтнера передернуло: человек смотрел на него. Глаза были открыты, так же как рот. Кройтнер потихоньку поднес руку к носу человека. Ничего, никакого дыхания. Он, со всей очевидностью, был мертв. Кройтнер заметил несколько отверстий в одеяле и разлетевшиеся по комнате перья.

– Нашел? – прозвучало сзади. Михаэла стояла в дверях.

Кройтнер жестом предложил ей покинуть спальню. Через мгновение он вышел в коридор, потянув за собой дверь спальни.

– Вот, возьми. – Кройтнер вручил сережку Михаэле, и та немедленно ее надела.

– Твой дядя Вилли все еще там?

Кройтнер кивнул и задумался. Человек в кровати был мертв. Это объясняло, почему он не проснулся при их появлении. Умер ли он естественной смертью? Или здесь произошло убийство? Что за дыры в одеяле? В любом случае он должен позвонить в полицию. Но это значит расстаться с мыслью о ночи с Хундсгайгерихой. Гнев и отчаяние захлестнули Кройтнера. Ему хотелось кричать. Единственный раз в жизни повезло. Женщина, о которой он так давно мечтал, захотела поехать в его дом ночью! И вдруг все пошло не так. Все. Абсолютно все! Нельзя ли вызвать полицейских через час? После того, как они сходят на второй этаж с Михаэлой? Мертвецу все равно. И вообще, с какой стати звонить в полицию? Это не его дом. Они начнут задавать вопросы, и Михаэла узнает, что он солгал ей. Это также говорило в пользу того, что надо… ну да, максимально использовать ситуацию.

– Ну так что, пошли наверх?

Кройтнер ободряюще улыбнулся Михаэле. Но она была в шоке, и ее глаза так расширились, что Кройтнер мог видеть белок вокруг радужки.

– Кто это? – спросила Михаэла.

Она показывала на что-то за спиной Кройтнера. Тот обернулся.

Она стояла там как привидение. Девушка в джинсах и кожаной куртке, растрепанные волосы, дезориентированный взгляд опухших глаз. Кройтнер знал ее. Это была Лара Эверс. Та самая, которая сказала, что Вартберга нет дома. В ее руке был пистолет.

– Лара, – сказал Кройтнер, делая паузу, чтобы дождаться реакции. Ее не было. Девушка дышала тяжело и редко. – Только не волнуйся. – Кройтнер жестом велел Михаэле уйти. – Лара, ты меня слышишь?

Лара Эверс уставилась на Кройтнера, но было невозможно сказать, видит ли она его. Затем внезапно ее лицо ожило. Она испустила истошный вопль, подняла пистолет – и выстрелила…

Глава 4

Патрульная машина, подобравшая Валльнера, проехала по заснеженным лугам и лесу. Даже издалека можно было видеть, как в ночи вспыхивают огни проблесковых маячков. Несколько автомобилей припарковались перед старым бывшим фермерским домом. На первом этаже – белая, в некоторых местах растрескавшаяся штукатурка, на втором этаже – темное дерево. Между транспортными средствами экстренных служб стоял собственный «Ауди А4 Авант» Валльнера.

Ледяной воздух обжег Валльнера, когда тот выскочил из машины. Он застегнул пуховик и направился к дому быстрыми чеканными шагами. На расстоянии он видел, как его коллега Джанет Боде разговаривает с двумя мужчинами. Они стояли рядом с машиной с номерами Розенхайма. Валльнер пришел к выводу, что это коллеги из криминальной службы, которых обычно вызывали на ночные происшествия. В этот момент Шартауэр вышел из двери и позвал Валльнера, сам он не должен был выходить за пределы зоны, отгороженной для нужд судебных экспертов. Валльнер подошел к Шартауэру.

– Это Манфред? – хрипло спросил Валльнер.

– Манфред с другой стороны. – Шартауэр кивнул на здание. – Мы поместили его за домом.

У Валльнера потемнело в глазах. В то же время он почувствовал: что-то не так. В тоне Шартауэра было своего рода недоумение: как будто здесь недостаточно проблем, так и Манфред тоже тут. Это не соответствовало трагизму обстоятельств. К тому же Валльнер вряд ли мог поверить, что они убрали тело Манфреда, прежде чем закончилось расследование обстоятельств смерти.

– Вы… перенесли тело?

Изумление отразилось на лице Шартауэра.

– Тело?

– Ты сказал, вы поместили Манфреда за домом.

– Манфред не умер. Что ты мелешь?

– Но тут же нашли пожилого человека?

– Да. Но это не Манфред.

– Ах вот как? Хорошо.

Короткая пауза. Валльнеру потребовалось разобраться в своих мыслях, глубоко вздохнуть, прежде чем облегчение разлилось по его телу.

– Нет, конечно, плохо. Но… – Валльнер снял очки и помассировал переносицу. – Дерьмо, я несся сюда как сумасшедший. И что здесь делает мой дед?

– Не имею понятия. Спроси его сам.

За главным домом стояла небольшая деревянная постройка с перекрытиями на верхнем этаже. Бывший сарай был превращен в гараж. Перед дверью гаража стояла машина скорой помощи. В ней сидела молодая женщина, которой занимались врачи. Двое полицейских, казалось, стояли на страже. Валльнер огляделся, но не нашел Манфреда, и снова вопросительно посмотрел на Шартауэра.

– За санитаркой! В гараже!

Валльнер поблагодарил и принялся обходить амбуланс. Внезапно перед ним предстали три фигуры, как из пьесы: мужчина в кожаных штанах и домотканой рубахе, с пером на тирольской шляпе, из-под шляпы выглядывала марлевая повязка. Рядом с ним была женщина в искусственной шубе, под которой она носила сверкающее платье с блестками, на ногах угги, через плечо маленькая сумочка, из которой торчали две сверкающие лодочки. И, наконец, Смерть с косой в руке. Все трое смотрели на Валльнера и молчали.

– Я волновался, – сказал Валльнер косарю.

– Прости, пожалуйста. Я ведь оставил тебе записку. – Манфред поежился в недрах своего черного плаща. – Или не оставил?

– Я не нашел никакой записки. Где ты ее оставил?

– Ну, на кухонном столе… – Костлявые пальцы теперь выковыряли из плаща небольшой квадратный лист бумаги. – А, я положил ее в карман. Мне жаль. Я забыл о ней от волнения. – Он передал записку Валльнеру. – Вот что там было.

«Я на карнавале, – значилось на бумаге. И дальше: Это может занять время, не жди меня».

Валльнер с недоверием вернул бумажку.

– Ты был на карнавале?

– Мы были там вместе, – сказал Кройтнер. – Решили немного развлечься. – Кройтнер усмехнулся.

– Мне холодно. Могу я наконец-то идти? – обратилась дама к Валльнеру. Видимо, она догадалась, что он имеет отношение к полиции.

– Вас уже опросили?

– Я поговорила с сотрудницей криминальной полиции.

Валльнер удостоверился, что адрес Михаэлы Хундсгайгер записан, и позволил ей идти. После этого он обратился к обоим мужчинам:

– Нам надо поговорить.

Глава 5

Берлин, начало 1996 года

Районный суд Моабит, отделение Шёффен. Ответчик Мириам Кордес выглядела мило. У нее были веснушки и зеленые глаза. Короткая прическа и цветастое платье молодой женщины были слишком хороши для того, в чем ее обвиняли: хранение четырехсот граммов кокаина вкупе с сопротивлением сотрудникам правоохранительных органов и нанесение опасной травмы. Взгляд девушки был тревожным.

На свидетельской скамье находился офицер из службы по борьбе с наркотиками. Судья расспросил его о рейде, в ходе которого задержали Мириам Кордес. В ее кожаной куртке было обнаружено четыре пакета, каждый из которых содержал около ста граммов кокаина. Когда на Кордес собирались надеть наручники, она сопротивлялась и ударила кулаком офицера. На лице его осталась рваная рана, потому что подсудимая носила на пальце большое кольцо с черепом – вот почему прокуратура обвинила ее в членовредительстве, а не простом нападении.

Председатель уже закончил допрос. Прокурор был в основном удовлетворен результатом, проверил две-три детали и собирался свернуть разбирательство.

– Господин защитник? – сказал председатель.

Дитер Зиттинг, метр восемьдесят пять, все волосы на месте, седеющие виски, черная мантия адвоката, кивнул и несколько мгновений смотрел на свидетеля, как скульптор, разглядывающий камень, прежде чем решить, где разместить долото.

– Вы сказали, что у подсудимой был кокаин в кожаной куртке? – начал он допрос.

Полицейский кивнул.

– Куртка была на ней?

– Нет. Она висела на спинке ее стула.

– Как вы узнали, что это был ее стул?

Офицер выглядел так, как будто его спросили о чем-то совершенно абсурдном, но он собрался.

– Там был стол со скамейкой и три-четыре стула. Мы нашли только обвиняемую и только одну куртку. Чья это могла быть куртка?

– Возможно, раньше там сидели другие люди.

– Это действительно возможно. На столе было много стаканов. Но все остальные исчезли, когда начался рейд.

– Вероятно, это происходило довольно быстро.

– Люди начинают нервничать, когда мы приходим.

– Хорошо. Но тогда куртка, возможно, принадлежала одному из этих людей.

– Ну, во-первых, если я ухожу, то, полагаю, возьму с собой свой пиджак.

– Если в нем четыреста граммов кокаина, а полиция уже в помещении? Тогда вы возьмете его с собой?

Смех в зале. Чиновник проигнорировал вопрос, подождал, пока станет тише, и продолжил:

– И, во-вторых, когда мы осматривали куртку, обвиняемая сильно нервничала. Мы предъявили ей кокаин и спросили, откуда он взялся. Она отвернулась и промолчала.

– Значит, она не признала, что кокаин принадлежал ей.

– Любой в подобной ситуации сразу говорит, что кокс не принадлежит ему. Любой.

– Записана ли где-нибудь эта статистика?

– Какая разница. Что бы вы сделали, если бы я подсунул кокс вам под нос, и он не ваш?

– Ну хорошо, я защитник. Полагаю, я ничего бы не сказал.

– Но любой, кто не является юристом, кричит благим матом, если его ошибочно обвиняют. Спросите любого другого полицейского, спросите психологов.

– Спасибо за подсказку. Но это не планируется делать прямо сейчас. Позвольте мне кратко рассказать… – Он повернулся к судебному столу: – Полиция встречает подсудимую в баре одну за столом с несколькими стульями. Кстати, она не убежала, как многие другие, что, по моему опыту, скорее указывает на то, что она не сделала ничего противозаконного…

– Она была слишком под кайфом, чтобы убежать, – вмешался детектив.

– Могу ли я быстренько закончить мысль? Спасибо. На одном из стульев висит кожаная куртка с четырьмя мешками кокаина. Полиция спрашивает обвиняемую, ее ли это кокаин. И что она делает? Она использует свое право не отвечать. Общепризнано, что молчание в этом случае не должно рассматриваться как признание или каким-либо образом использоваться против обвиняемого.

Полицейский ошеломленно мотнул головой.

– Есть ли другие доказательства того, что кокаин находился во владении подсудимой? Наверное, нет, иначе вы бы обязательно это упомянули. Я все равно спрашиваю: например, отпечатки пальцев?

– Пластиковые пакеты, очевидно, долго находились во внутреннем кармане куртки. Из-за тканевой подкладки отпечатки пальцев стерлись, и их невозможно было идентифицировать.

– Были ли отпечатки пальцев подсудимой или волосы на куртке?

– Куртку не удалось обезопаситъ.

– О, как это?

– Там воцарился хаос. Когда мы допрашивали ответчицу, в дальнем конце бара вспыхнула драка. Мы должны были помочь коллегам.

– Никто не остался с подсудимой?

– Осталась коллега. Но у нее было множество дел помимо охраны подсудимой. Что именно произошло, невозможно сейчас восстановить. Во всяком случае, в конце концов куртки не оказалось на месте.

Зиттинг подождал несколько секунд, чтобы дать офицеру возможность оправдать себя. Но тот был опытным и знал, что любое дальнейшее слово усугубит ситуацию. Наконец Зиттинг сказал:

– Хорошо. Тогда подытожим: нет никаких доказательств того, что куртка и, следовательно, кокаин принадлежали обвиняемой. И она никогда этого не признавала. Я откровенно задаюсь вопросом: на каком основании составлен обвинительный акт?

Председатель взглянул на государственного прокурора, как будто та задавала себе подобный же вопрос.

– Ну, я думаю… – государственный обвинитель подбирала аргументы, – что… оценка… все обстоятельства позволяют сделать вывод, нет, даже отрицать, что кокаин находился во владении обвиняемой.

Она соприкоснулась с судьей взглядом в надежде, что его суждение, не искаженное ни одной юридической школой, докажет ценность ее мнения.

– Если вы так считаете, – сказал председатель.

И больше ничего. Было очевидно, что обвинение проиграло в своем самом важном пункте.

Сильвия Марек сидела у письменного стола и считала на калькуляторе, когда Зиттинг вошел в приемную. По тому как он открыл двери, она заключила, что он в хорошем настроении.

– И как прошло? – спросила она, продолжая считать.

– Шесть месяцев условно. Кокаин – больше не тема. Я приглашаю тебя на обед.

– На какие деньги?

– Деловой ланч. Половину заплатит государство.

Она оторвала взгляд от калькулятора и посмотрела на Зиттинга, как смотрят на шаловливого ребенка.

– Государство берет на себя половину только в том случае, если заплачены налоги. Это, в свою очередь, требует прибыли. А у нас ее нет.

– Да ладно. – Он рассмеялся.

Сильвия была на четыре года моложе его. У нее был слегка направленный книзу нос и маленький рот с постоянно сжатыми губами, что свидетельствовало о неумении расслабляться. Она носила очки из оранжево-красного пластика, одета была в рубашку и джинсы. Свободная рубашка скрывала несколько килограммов, которые она считала лишними, на ягодицах и бедрах. Сильвия работала секретарем адвоката в течение семи лет, с того времени, как он основал свою собственную юридическую фирму. Она была надежной и неутомимой и еще ни разу не взяла полный отпуск, хотя Зиттинг и выговаривал ей за это. Один или два раза они ужинали вместе, но Зиттинг никогда не стремил ся к более близким отношениям с ней. Хотя Сильвия, вполне очевидно, ничего не имела бы против такой попытки.

– У меня осталось тридцать марок. Мы едем к тайцам.

– О’кей. – Сильвия рассмеялась и посмотрела на свои туфли. – Но мы должны что-то сделать. Иначе в следующем месяце не сможем заплатить за аренду помещения.

– Пока мы можем выплачивать твою зарплату, все в порядке. – Зиттинг ловил взгляд Сильвии, но она отводила глаза. – Что такое?

– Мы не можем выплачивать мою зарплату. Уже три месяца как.

Зиттинг молчал.

– Все не так уж плохо, – тихо сказала Сильвия. Это прозвучало так, будто она сожалела, что сообщила неприятную новость Зиттингу.

Зиттинг все еще пытался найти нужные слова, когда внимание Сильвии переключилось на что-то, происходящее перед домом. Она встала и сделала шаг к окну.

– Что такое? – спросил Зиттинг. – Что он здесь делает?

Перед домом остановился черный лимузин, и из него вышел человек. На нем были костюм и галстук. Окно со стороны водителя было опущено, и мужчина в костюме что-то сказал водителю, после чего машина уехала. Человек в костюме подошел к дому.

– Этот вряд ли к нам?

Сомнение Сильвии было обоснованным. У них не водилось клиентов в костюмах. Было непонятно, что этот человек мог делать здесь, в глубинке Веддинга^[4]. Едва он скрылся из виду в подъезде, прозвенел звонок.

– Открывай, – распорядился Зиттинг. – Судебные приставы выглядят по-другому.

Глава 6

Этот мужчина был словно из фильма Лени Рифеншталь: белокурый, бледный, с угловатым подбородком и льдистыми глазами, в уголках которых наметились морщинки, когда этот господин лет сорока, войдя в кабинет, улыбнулся. Он сделал это с определенным обаянием, а затем сказал:

– Грегор Нольте – мое имя. Я хотел бы поговорить с господином Зиттингом.

– По какому вопросу?

– У меня проблема юридического свойства.

Сильвия сделала озадаченное лицо, как будто господин Нольте поставил ее в неудобное положение своим желанием аудиенции.

– Мне нужно посмотреть, найдется ли время, – сказала она и набрала что-то на компьютере. Календарь посещений лежал возле нее. Но она не хотела в него заглядывать, так как он был совершенно пуст. От коллег она слышала, что некоторые бюро назначают встречи по электронной почте. Это, безусловно, впечатлит господина Нольте больше, чем несчастный календарь. Побарабанив с минуту по клавишам, она взялась за телефон. – Вероятно, мы сможем что-нибудь сделать.

Пятью минутами позже – такого времени ожидания требовало самоуважение Зиттинга – господин Нольте сидел в кабинете адвоката, который разложил на столе три старых, давно закрытых дела, чтобы создать иллюзию бурной деятельности.

– Кофе? – спросил Зиттинг после того, как они с визитером обменялись рукопожатиями.

– Нет, спасибо. Ваша секретарша мне уже предложила. Очень мило.

– Что я могу для вас сделать?

Нольте огляделся:

– Вы работаете в одиночку?

– В настоящий момент да. Но предполагаю нанять со временем еще двоих-троих адвокатов. – Зиттинг приложил усилия к тому, чтобы не раскраснеться от этого смелого вранья. – Но рынок практически пуст. Столь многие отправились в новые земли…

– Да, я тоже слышал. Раньше там вообще не было юристов.

– По крайней мере, тех, кто знаком с западногерманским законодательством. – Зиттинг приподнял руки. – У вас проблемы с полицией?

– У меня было ДТП. И, к сожалению, с жертвой. Я под следствием за непредумышленное убийство.

Зиттинг кивнул. Речь Нольте была певучей, и Зиттинг не мог приписать это никакому диалекту. Вдобавок он выговаривал «т» относительно мягко, как в Баварии или Австрии. Он хотел бы спросить Нольте о его происхождении, но в тот момент счел неуместным.

Зиттинг попросил Нольте объяснить, что произошло, сделал заметки и заявил, что прежде всего запросит выписку из акта. Нольте не стоит слишком беспокоиться, при авариях со смертельным исходом прокуроры почти всегда проверяют, не является ли убийство непредумышленным. Если, как говорит Нольте, жертва внезапно выбежала на дорогу перед машиной, то никакое дело не будет заведено.

Нольте, похоже, был удовлетворен информацией, его беспокойство по поводу грозящего ему наказания уменьшилось. Зиттинг же испытал иное чувство.

– Еще одна мелочь, – сказал Зиттинг, когда Нольте уже собрался уходить.

– О, конечно! – Нольте сунул руку во внутренний карман пиджака. – Ваш гонорар. – Он достал стандартный белый конверт и положил его на стол.

– Я не это имел в виду.

– Я думал, что адвокаты работают только при условии уплаты аванса.

– Да – с клиентами, которые находятся в тюрьме и не производят впечатления, что своевременно оплачивают счета, это правда. В вашем случае это нечто другое.

– Иногда законы обманчивы. – Нольте рассмеялся и указал на конверт. – Вы должны это пересчитать и выдать расписку.

Зиттинг подумал секунду, должен ли он отказаться от денег. Нет, это было бы глупо. Он взял конверт и стал вынимать банкноты. Судя по размеру стопки, их должно было быть двадцать или тридцать. Зиттинг часто получал наличные деньги от своих клиентов и умел на ощупь определить сумму. Это тысяча, может быть, две тысячи марок.

Когда деньги появились на свет, Зиттинг наконец понял, что держал в руках. Сначала он заметил, что банкноты слишком большие для сотен. Затем увидел Лимбургский собор, а рядом с ним обрамленное коричневыми гильошами число: тысяча. Двадцать пять тысяч марок.

– Это слишком много, – сказал он. Столь крупная сумма вызвала у него беспокойство и чувство неловкости. – Мы никогда не придем к этой сумме.

– Возможно, с этим делом все так и обстоит. Но у меня есть достаточно работы для адвоката. Эти деньги точно будут отработаны. – Нольте приготовился уходить. – Просто пришлите мне расписку.

– Подождите… Я провожу вас. – Ни на что большее Зиттинг не был способен. Его переполняло волнение. Неужели Нольте предлагал работать для него постоянно?

Нольте остановился в дверном проеме.

– Что у вас был еще за вопрос? – Зиттинг сделал вид, что не помнит. – Вы хотели поговорить о чем-то еще, и это не гонорар.

– О, это… Да, я… я хотел спросить, не рекомендовал ли меня кто-нибудь. Я имею в виду, почему такой человек, как вы, отправляется к адвокату… – Зиттинг понял, что говорит не то, что нужно.

– Вроде вас? – закончил Нольте. – Сегодня я был в суде. Мне известно, сколько получает общественный защитник. И я никогда не видел, чтобы кто-то так хорошо выполнял такую работу за неприлично маленькие деньги.

Когда клиент покинул офис, Сильвия поспешила к окну. Водитель открывал дверь для Нольте.

– Мне он показался очень милым. – В глазах Сильвии мелькнули надежда и любопытство. – Чего он хотел?

Зиттинг положил деньги на ее стол:

– Сначала возьми причитающуюся тебе зарплату.

Глаза Сильвии расширились, когда она увидела стопку тысячных купюр. Обмахиваясь стопкой как веером, она смотрела на Зиттинга с открытым ртом.

– Такого не бывает! Чего он от тебя хочет?

Зиттинг подошел к окну, понаблюдал за машиной Нольте и скрестил руки на груди.

– Я тоже хотел бы это знать.

Глава 7

Округ Мисбах, 1 февраля 2016 года

Валльнер поговорил с Джанет, которая первой оказалась на месте происшествия. Она рассказала ему, что выяснила к настоящему моменту. Мертвеца звали Клаус Вартберг, ему было шестьдесят пять лет, в доме он жил один. Кройтнер и его спутники обнаружили тело примерно в 23 часа 15 минут. Причиной смерти явились, насколько можно было пока судить, огнестрельные ранения в грудь жертвы. Была задержана подозреваемая: Лара Эверс, девятнадцати лет. Она находилась в шоке, ею занимался дежурный врач. После того как выяснилось, что от нее не приходится ожидать показаний, ее отвезли в больницу в Агатариде, чтобы проверить, не вызвано ли ее психическое состояние употреблением алкоголя и наркотиков. Кройтнер застал ее в доме с оружием в руках и задержал. Что именно произошло, все еще не вполне ясно. Во всяком случае, Кройтнер ранен в голову. Также было непонятно, что Кройтнер и его спутники делали в доме. Пока Джанет поговорила только с Михаэлой Хундсгайгер (в то время как Кройтнеру оказывали первую помощь). Однако и эта свидетельница была одновременно как в шоке, так и под влиянием алкоголя.

Пассажирское отделение полицейского фургона было оснащено столом и скамейкой. Там сидели Браконьер и Смерть, собираясь с мыслями и готовясь к вопросам. На столе стоял термос и кофе в трех бумажных стаканчиках. Двигатель работал из-за обогрева салона. Валльнер в принципе очень правильно относился к вопросам охраны окружающей среды и каждый обгоревший кусок дерева нес в биопомойку. Однако, когда проблемы окружающей среды столкнулись с потребностью Валльнера в тепле, приоритет получала защита от холода. Валльнер сел на откидное сиденье возле стола, скрестил руки на груди и сказал:

– Я слушаю.

– Что именно? – спросил Кройтнер.

– Давай сначала. Как получилось, что вы обнаружили мертвеца?

– Хороший вопрос, – вздохнул Кройтнер и помешал кофе в своем стаканчике. – Стало быть, все началось на мельнице Мангфалль. Мы были там на карнавале. И там я попробовал позвонить господину Вартбергу.

– Откуда ты его знал?

– Вообще-то я его не знал. Я знал Лару Эверс. Ту, которая стреляла. А она знала Вартберга.

– Так почему ты позвонил Вартбергу?

– Некий Гарри Линтингер, хозяин мельницы Мангфалль, – вы его знаете, – сказал, что ему нужен еще кто-то в помощь, потому что было много народу. И тогда я предложил привезти Лару. Она часто прислуживает на мельнице Мангфалль.

– Я все еще не понимаю, какое ко всему этому имеет отношение господин Вартберг.

– Сначала я попробовал позвонить Ларе. Но попал на автоответчик. – Кройтнер тянул время, чтобы придумать историю как можно более близкую к реальности, надеясь, что они не будут проверять каждую деталь. – Если она выходит куда-нибудь, то чаще всего к Вартбергу.

Валльнер посмотрел на своего дедушку, тот пожал плечами.

– Итак, я сначала позвонил Ларе Эверс, затем Вартбергу. Обычно он всегда дома. Но не в этот раз. Поэтому-то я и подумал, не случилось ли чего. Неплохо бы проверить. Именно так и произошло.

Валльнер хмыкнул скептически:

– Ты очень заботлив.

– Я полицейский.

Валльнер посмотрел на дедушку:

– Ты тоже это слышал?

– Я просто старый дурак, – хрипло рассмеялся Манфред. – От меня никакого толку.

– Вы поехали туда, чтобы убедиться в своей правоте?

Кройтнер кивнул.

– Насколько мне известно, у тебя сейчас нет водительских прав.

– А я и не вел машину.

Валльнер слегка смутился.

– Женщина?

Кройтнер покачал головой и указал на Манфреда.

– Что?! – Валльнер растерянно уставился на дедушку.

– Да, и что такого? У меня есть водительские права.

– Разве мы не договорились, что ты больше не будешь ездить?

– Похоже, ты что-то путаешь.

– Ты сказал, что больше не ездишь за рулем. После того, как разбил последнюю машину.

– Я сказал: не волнуйся. Мне больше не хочется кататься. Вот что я сказал.

– И что изменилось?

– Сегодня я снова получил от езды удовольствие.

Валльнер повернулся к Кройтнеру:

– Знаешь ведь, что он не может переключать скорости.

– Он и не должен был этого делать.

– Как так? Вы проделали на первой передаче весь путь?

Кройтнер и Манфред переглянулись.

– Ладно, допустим. А как насчет женщины? – Эта парочка уже стала выводить Валльнера из себя.

– Это Лара Эверс.

– Нет, другая, в блестящем костюме.

– А, эта… Ее зовут Михаэла Хундсгайгер, и… она тоже с нами поехала.

Валльнер молчал в ожидании объяснения.

Кройтнер пожал плечами:

– Ну, она запала на меня. Мы очень сблизились во время костюмированного бала и в какой-то момент, скажем так, решили сменить локацию.

– Я думал, что ты покинул мельницу Мангфалль из-за Вартберга. Теперь ты говоришь, что хотел отправиться куда-нибудь с госпожой Хундсгайгер. Ты хотел пристроиться здесь?

– Конечно нет. Я направлялся… в свой дом. И подумал, что можно проехать мимо Вартберга. Так мы и сделали. И когда приехали сюда, въездные ворота были открыты. Я подумал: «Это посреди ночи? Странно!»

– Въездные ворота открыты… – пробормотал Валльнер, кивая.

– Да, так, а потом я позвонил у входной двери – и что ты думаешь? Никто не отозвался. Я осторожно толкнул дверь, и оказалось, что она была просто прикрыта. Ну, а затем оп-па – и мы нашли старика.

– И Лару Эверс с пистолетом.

– Да. Ее тоже.

– Она была в спальне у тела? – уточнил Валльнер.

– Ну, она внезапно возникла позади меня. В коридоре.

– Значит, ты не видел, как она застрелила человека в постели?

Кройтнер покачал головой.

– Как долго ты уже знаешь эту женщину?

Кройтнер снова пожал плечами:

– Она приехала сюда два года назад и работает у Гарри Линтингера. До этого она жила в Регенсбурге, во всяком случае, так сказала.

– Шартауэр говорит, что у нее есть судимость. Среди прочего, за нанесение телесного повреждения.

– Я не удивлен. Она та еще ведьма! Особенно если с кем-нибудь заестся.

– Ты думаешь, это она застрелила Вартберга?

Кройтнер возвел очи горе:

– Откуда мне знать? Я не психолог.

– А как насчет жертвы? Клауса Вартберга?

– Имени я не знаю. Его всегда называли просто Вартберг. Мне известно о нем только потому, что Лара Эверс часто его упоминала.

Это было не совсем верно. Гарри Линтингер разнюхал, что кажущийся странным Вартберг, очевидно, был человеком состоятельным, и поделился с Кройтнером. Вероятно, Линтингер знал о Вартберге намного больше, но не хотел обременять этим знанием своего полицейского друга.

– Денежки у него водились. Откуда, никто не знает. Также неизвестно, из каких краев он приехал и как долго здесь жил… Но он не местный, это точно.

– И какое отношение имела эта девушка к убитому?

– Они были друзьями.

Валльнер недоверчиво посмотрел на него.

– Подробностей я не знаю, что там была за дружба?… – поспешил заметить Кройтнер.

– Мы узнаем. – Валльнер налил себе кофе из термоса. – И как ты сумел ее обезвредить?

Кройтнер рассказал, что Лара Эверс запаниковала, увидев загримированного под Смерть Манфреда, и выстрелила, но вместо этого попала в него, Кройтнера, слегка задев голову. Отдача оружия, которой девушка, по-видимому, не ожидала, выбросила пистолет из ее руки, и тот упал на пол, где его подхватил Кройтнер. Михаэла Хундсгайгер, чьи нервы уже были на пределе, по-видимому, приняла кровь на голове Кройтнера за полноценное попадание и пережила шок.

– Она стреляла в тебя? – Валльнер внимательно посмотрел на деда, словно искал пулевые отверстия.

– Она просто подумала, что я Смерть. Разве можно обвинить бедную девушку за это.

– О боже! – Валльнер закрыл лицо руками. – Я отсутствовал в доме в течение всего нескольких часов! – Внезапно он выпрямился, как будто что-то вспомнил. – Кстати, о доме… Давайте вернемся к причине вашего присутствия здесь. – Валльнер взглянул на Кройтнера. – Джанет уже поговорила с госпожой Хундсгайгер. Она думает, что это твой дом.

– Мой дом? – Кройтнер рассмеялся. – Нет-нет. Возможно, она не поняла, что я хочу остановиться где-то еще по пути домой. Потому и решила, что это и есть мой дом.

– Видимо, ты сделал вид, что это твой дом, и открыл дверь ключом. А потом решил смешать коктейль для госпожи Хундсгайгер.

– Это она так сказала? – Кройтнер выглядел ошеломленным.

– Да, она так сказала.

– Между нами… – Кройтнер понизил голос, – она проглотила что-то на мельнице Мангфалль. Не знаю, что это было. Не удивляйся, если эта женщина говорит странные вещи.

Валльнер повернулся к Манфреду:

– А ты что можешь сказать?

– Я должен был сосредоточиться на вождении. И не слышал, о чем говорят молодые люди.

– Ну конечно… – Валльнер решил разобраться с дедушкой позже. Он не хотел, чтобы его дурачили.

В дверь постучали.

– В чем дело? – крикнул Валльнер наружу, не открывая, потому что в машине наконец стало более или менее тепло.

– Ты идешь? – раздался голос Джанет. – Я хотела бы показать тебе кое-что.

Глава 8

Галогеновая лампа подсвечивала заднюю часть дома. Джанет кивнула на снег перед окнами, за которыми располагалась гостиная. Снежная поверхность была не гладкой, как в остальной части сада, а зернистой и неровной, как будто с крыши низверглась лавина.

– Видишь этот снег? – Джанет указала на место.

Валльнер отступил на несколько шагов от дома и поднял глаза.

– Это не свалилось с крыши. Наверху все на месте.

– Снег кто-то перекопал.

Валльнер обнаружил лопату, которая была прислонена к стене дома немного в отдалении.

– Интересно почему?

– Хотел скрыть что-то, – сказала Джанет.

– И что же? – Валльнер опустился на колени, чтобы взглянуть на снег поближе.

– Кто-то подошел здесь к окну. – Джанет смотрела на место. – Потом уничтожил свои следы. Зачем?

Валльнер пожал плечами:

– Потому что не хотел быть узнанным?

– Похоже на правду.

И снова пили кофе. Валльнер уже достиг своего оптимума, но прочим троим нужно было больше кофеина, чтобы не уснуть. Валльнер, Джанет, а также Оливер и Тина из департамента судебной экспертизы провели импровизированное совещание в хорошо прогретом полицейском фургоне. Валльнер сообщил, что сказал ему Кройтнер. Теперь вопрос состоял в том, как действовать. Валльнер назначил председательствующей Джанет, ведь она оказалась на месте преступления первой и могла лучше оценить ситуацию.

– Лара Эверс, девушка с пистолетом, конечно, наш главный подозреваемый. Кстати, у нее есть судимость за нанесение опасных телесных повреждений. Два года назад она ударила кого-то ножом. Тогда ей было семнадцать. Вы ее осмотрели?

– Да. На следы крови и пороха. Мы взяли несколько образцов с кожи. И заставили отдать нам одежду. Я отправил сотрудника с ней в больницу. – Оливер налил себе еще кофе из термоса. – Но все это, вероятно, мало что даст.

– Почему?

– Потому что она выстрелила из пистолета в Кройтнера. И порох мы найдем в любом случае. Однако это не значит, что она застрелила старика. Вот если мы найдем на ней кровь жертвы, это будет лучше. Но она, или из осторожности скажем пока – преступник выстрелил через одеяло. Я не думаю, что кровь разбрызгана по комнате. Во всяком случае, мы не нашли ее вне кровати.

– Может быть, криминалисты обнаружат какие-то частицы на одеяле, – вмешалась Тина. – Из-за выстрелов много чего поднялось в воздух. Перья, клещи, текстильные волокна. Может быть, что-то осело на девушке.

– Но даже если они ничего не найдут, – сказал Валльнер, – это не значит, что Лара Эверс невиновна. Пистолет, из которого она выстрелила, был орудием убийства?

– В магазине не хватает пяти патронов, – уточнила Тина. – Четыре – в груди Вартберга, один – в стене в коридоре. Я думаю, что баллистическая экспертиза подтвердит, что это орудие убийства.

– Если Лара Эверс не убивала, то она взяла пистолет позже, после того как кто-то другой выстрелил, – предположила Джанет. – В таком случае преступник оставил оружие на месте происшествия. Такое бывает редко, но не исключено. Тогда возникает вопрос: кем был неизвестный? Тот, со снежными следами.

– Внучка, которая хотела приготовить сюрприз для дедушки? – подсказал Валльнер.

– Если только у внучки сорок шестой размер обуви…

– Вы можете сказать, как давно оставлены снежные следы?

Тина посмотрела в свой планшетный компьютер.

– Снегопад начался сегодня днем около семнадцати часов. То есть следы были оставлены позже. В противном случае над ними был бы новый слой снега.

Валльнер взглянул на Тину:

– Медик сказал что-нибудь о времени смерти?

– Он говорит, что это случилось не так давно. Не более трех часов назад. Так что между девятью и одиннадцатью. Помимо судебного медика, кстати, прибыл государственный прокурор из Мюнхена. Некто специально приглашенный. Йобст Тишлер, который, как и положено государственному прокурору, завтра проведет предварительное расследование.

– Хорошо. Завтра мы узнаем больше, – сказал Валльнер. – Кто будет вскрывать?

Тина назвала себя. В этот момент зазвонил мобильный Валльнера. Разговор был краток, и Валльнер повторил указания, которые, по-видимому, дал ему звонящий.

– Шартауэр находится в полукилометре отсюда и говорит, что у него есть свидетель, которого мы должны выслушать. Может быть связано с таинственными снежными следами.

Глава 9

Появление многочисленных полицейских в столь поздний час привлекло внимание жителей нескольких домов в округе. И коль скоро они проснулись, их удалось опросить. Прежде всего сотрудники, отправленные Джанет, должны были выяснить, когда Лара Эверс отправилась в дом Вартберга, и были ли замечены поблизости другие люди или транспортные средства. Расследования Шартауэра дали результат.

Симона Петценбергер была довольно привлекательной дамой лет пятидесяти, с высветленными волосами и спортивной фигурой. Она работала по контракту медицинским ассистентом в Мисбахе и жила с мужем и сыном на той же улице, что и Клаус Вартберг. Их дом принадлежал родителям Петценбергера, но мать несколько лет назад умерла, и отец предпочел перебраться в дом престарелых, чтобы быть «среди людей», как процитировала его госпожа Петценбергер. Ее наблюдение было интересным, сказал Шартауэр, именно поэтому и позвал Джанет и Валльнера.

– Итак, госпожа Петценбергер, не могли бы вы повторить нам то, что сказали господину Шартауэру? – Джанет и Валльнер стояли в гостиной семейного дома Петценбергеров.

– Относительно машины? – спросила госпожа Петценбергер.

– Да, про машину.

– В половине одиннадцатого здесь проехала машина. В том направлении, где живет господин Вартберг. Мне это показалось странным, потому что из соседей, как правило, никто так поздно не ездит. Они все уже в постели.

– Вы поняли, что это за машина?

– Нет. Было темно.

Джанет подошла к окну большой гостиной. Патрульная машина Шартауэра и автомобиль, на котором приехали Джанет и Валльнер, стояли под фонарем, освещающим двор. Далее были въездные ворота, за ними – улица. Через боковое окно гостиной были видны проблесковые огни полицейских машин вдали.

– Вы видели машину через окно? – спросила Джанет.

– Да, именно так.

– Она подъехала к дому господина Вартберга? – Джанет указала на боковое окно.

– Я не знаю.

– Но вы видели машину.

– Да.

– И это показалось вам странным.

– Как я уже сказала.

– И вы не посмотрели, куда она направляется?

Симона Петценбергер беспомощно пожала плечами.

– Она ничего не видела, – произнес мужской голос.

Вольфганг Петценбергер, муж Симоны, стоял в дверях кухни. Седые волосы закрывали уши. Под красной рубашкой поло виднелся солидный живот. Госпожа Петценбергер пристально смотрела на мужа.

Он повернулся к Валльнеру:

– Вольфганг Петценбергер. Я – муж. Вы проводите расследование?

– Госпожа Боде, главный детектив, проводит расследование. – Он указал на Джанет. – А моя фамилия Валльнер.

– Очень рада познакомиться, – сказала Джанет, не подавая руку Петценбергеру. – Мы беседуем с вашей женой. И будем признательны, если вы оставите нас еще на несколько минут.

– Она ничего не видела.

– Что тебе неймется? – Симона Петценбергер сунула руки в карманы.

– Просто мне не доставляет удовольствия, что некая Петценбергер рассказывает ерунду полиции. – Петценбергер повернулся к Джанет, которую теперь почитал за власть. – Она слышала это от нашего сына. Он годами рассказывал страшные истории о господине Вартберге.

– Как будто ты когда-нибудь с ним разговаривал. – Симона Петценбергер принужденно засмеялась, но на лице ее отразилось презрение.

– Так вы видели машину или ваш сын?

Симона Петценбергер закатила глаза.

– Мой сын.

– Можем ли мы в таком случае поговорить с ним?

– Сейчас он плохо себя чувствует.

– Ах, ерунда! – отмахнулся Вольфганг Петценбергер. – Просто малыш недолюбливает полицию.

– Действительно ли он нездоров или просто не хочет общаться с полицией, – вмешался Валльнер, – ему придется ответить на несколько вопросов.

Норберт Петценбергер был метр девяносто два ростом и весил, включая нердовские очки и жирные волосы, сто четырнадцать кило. Футболка поверх массивного торса объявляла о мировом турне культовой группы Metallica вместе с Suicidal Tendencies в 1993 году. Кройтнер знал Норберта по мельнице Мангфалль. Там его называли Чуваком. Но Кройтнера тут сейчас не было. Джанет отправила его домой.

В двадцать пять лет Норберт Петценбергер все еще жил с родителями и, предположительно, зарабатывал на жизнь, программируя приложения и другие интернет-сервисы. Валльнер припомнил, что молодой человек когда-то попадал в полицию за подобные услуги.

– Я ничего не видел.

Парень, держа одну руку на косяке, заполнил собой дверной проем в свою детскую комнату, другой рукой он тянул ко рту банку Red Bull. Его настороженный взгляд бродил между Валльнером и Джанет.

– Я знаю, что ты что-то видел, – предприняла попытку разговорить его мать. – Дорогой, ты должен рассказать об этом полиции.

– Я ни хрена никому не должен.

Норберт Петценбергер повернулся к присутствующим спиной, и вид в детскую скрыли перевернутые даты тура. Metallica смешно напечатала их, поставив с ног на голову. Сразу после этого дверь захлопнулась.

Симона Петценбергер виновато посмотрела на комиссаров:

– Он не совсем обычный.

– Я тоже, – сказал Валльнер и отправился звонить по телефону.

Кройтнер, как и предполагал Валльнер, еще бодрствовал и сразу подошел к телефону.

– Петценбергер? Конечно, я его знаю. А в чем дело?

– Кажется, он что-то видел, но не хочет нам рассказывать. – Валльнер встал возле бокового окна гостиной Петценбергеров и смотрел на проблесковые огни, которые пробивались на полкилометра сквозь ночь. – Я думал, у тебя может быть идея, вроде… ну, как мы можем его взломать.

– Что ты хочешь знать? Как шантажировать его?

– Что в твоем понимании означает шантаж… – Валльнер подыскивал слово получше.

– Шантаж означает шантаж. Выложите винты с накатанной головкой, покажите орудия пыток. Господин прокурор Тишлер называет это «принуждение».

– Я просто хочу получить некоторую информацию… найти подход к молодому человеку.

– Ты хочешь его шантажировать.

– Нет, я просто…

– Ты лицемер. Паршивый мелкий лицемер.

– Может быть, – согласился Валльнер. – Но что позволяет тебе судить других?

– Я просто хочу, чтобы ты это сказал. Скажи: «Я хочу шантажировать Петценбергера».

– Да что с тобой?

– Просто скажи это.

– Лео, ты не можешь опуститься так низко!

– Откуда тебе знать, как низко я могу опуститься!

Валльнер услышал несколько тяжелых глотков на другом конце линии, а затем что-то вроде похлопывания.

– Ты там пьешь?

– Скажи это!

Еще один большой глоток. Валльнер огляделся. На кухне, дверь в которую была открыта, тихо разговаривали Симона Петценбергер и Джанет. Вольфганг Петценбергер стоял перед домом на подъездной дорожке и курил сигарету.

– Да, боже ты мой, – пробормотал Валльнер в телефон, – я хочу его шантажировать.

– Все предложение: «Я хочу шантажировать Норберта Петценбергера…»

– Теперь поставь точку. Его мать стоит рядом со мной! – Валльнер все еще говорил шепотом.

– Ладно, тогда слушай. – Кройтнер усмехнулся на другом конце линии. – Так вот. Петценбергер – хакер. Он часто тусуется с тремя корешами на мельнице Мангфалль. И у него постоянный напряг с отцом. Тот хотел бы выгнать его из дома.

– Это соответствует моим наблюдениям.

– Пока, видимо, папаша не нашел причины. Но из надежного источника я знаю, что Норберт взломал как-то служебные материалы своего отца.

– А чем папочка занимается?

– Он отвечает в районном управлении за охрану природы. Тогда там был большой процесс, я думаю, о бумажной фабрике. Не важно. Во всяком случае, Чувак за что-то разозлился на отца и стер все. Данные просто исчезли. Потребовалось несколько недель, чтобы все вернуть на место. И старик не знает, кому он должен за это.

– Какая бумажная фабрика?

– «Луизенталь».

– Вроде слышал про такую.

Глава 10

Валльнер остановился перед комнатой Чувака и протолкнул под дверь записку. Затем он постучал.

– Я знаю, что вы не хотите с нами разговаривать. Но это изменится после того, как вы прочтете записку, которую я только что подсунул под вашу дверь.

В течение нескольких секунд ничего не происходило. Затем Валльнер услышал, как под гигантским телом Норберта Петценбергера застонали половицы. Шаги приблизились к двери, и воцарилась тишина. Затем через закрытую дверь донеслось:

– Что за дерьмо?

– Я не обязан вам ничего объяснять.

Ключ повернулся в замке, дверь приоткрылась немного, только до тех пор, чтобы показалось широкое лицо парня.

– Если вы пригласите меня внутрь, наше общение будет значительно конфиденциальнее.

Петценбергер открыл дверь и впустил Валльнера в комнату. Комната была заполнена компьютерным оборудованием, на стене красовались постеры трилогии «Матрица», на неубранной постели поверх подушки воцарился разодранный мешок чипсов, пустые банки из-под Red Bull валялись рядом с кроватью. Полные были, вероятно, в черном холодильнике рядом со сканером.

Петценбергер уставился на Валльнера со смесью беспокойства и отвращения. Валльнер взял у него записку.

Там рукой Валльнера было написано: «Охрана природы» и «Луизенталь».

– Уберем, чтобы, чего доброго, не потерялась здесь, в доме. – Валльнер сунул записку во внутренний карман своей куртки.

– Я понятия не имею, что вы имеете в виду. – Петценбергер указал на пуховик Валльнера.

– В любом случае рад, что вы открыли мне дверь. – Валльнер наполовину вытащил записку из кармана куртки. – Может быть, ваш отец с этим разберется?

Чувак хмыкнул и зашаркал к офисному креслу на колесиках, куда и рухнул.

– Что вы хотите знать?

– Все, что вам известно. О господине Вартберге и обо всем, связанном с его смертью.

– Полиция изъяла у меня компьютер полгода назад. Я хотел бы его вернуть.

Валльнер знал, что расследование дела Петценбергера продолжалось. Куда все повернется, он не знал, но предпочитал разыгрывать карту отца Петценбергера, хотя и не хотел этого показывать.

– Вы получите свой компьютер, когда он больше не будет нужен. Кстати, я напомню следующее: дело, касающееся вашего отца, наказуемо по нескольким статьям Уголовного кодекса, особенно 303а и 303b. Никакие уголовные обвинения еще не выдвинуты, но все может измениться, если ваш папаша узнает, кто подложил ему свинью.

Валльнер придвинул к себе складной стул, снял с него коробку из-под пиццы, вместе с использованным резаком и кофейной чашкой, положил их на пол и сел напротив Петценбергера. Тот откинулся в своем офисном кресле, сложив руки на животе, смотрел вызывающе. Наконец он повернулся к компьютеру. Через пару кликов на экране появилась страница Гугл. Петценбергер напечатал: «Клаус Вартберг» – и показал результат:

– Вот, смотрите!

Валльнер пробежал глазами результаты поиска.

– Ничего. Только управление недвижимостью, владелец которой по имени Клаус живет в деревне под названием «Вартберг». – Петценбергер указал на экран. – Это все. А я, уж поверьте, искал.

– И какой вы сделали вывод?

– Этот господин Вартберг был странной птицей. Некто, не оставляющий никаких следов в Интернете, – как-то подозрительно в наше время, верно?

– Есть много пожилых людей, которые не зависают в социальных сетях.

– У Вартберга водились деньги. Машина была недешевой.

– Похоже на то.

В гараже Вартберга стоял БМВ Х5. Валльнер оценил стоимость где-то между шестьюдесятью и восемьюдесятью тысячами.

– К тому же у него был большой дом, и он не работал.

– Откуда вы это знаете?

– Он почти никогда не покидал дом.

– Есть люди, которые работают дома. Онлайн, например.

– Но только не Вартберг.

– Ах так? – Валльнер вопросительно посмотрел на Петценбергера. – Вы можете сказать это с уверенностью?

Петценбергер не ответил. Но было ясно, что мог. Видимо, он взломал компьютер Вартберга.

– Ну, допустим, у Вартберга были деньги. На что вы намекаете?

– Некто с деньгами обычно засвечивается где-то в Сети. Как акционер компании, как благотворитель или потому, что его наградили медалью. Но не Вартберг! И поверьте мне – я искал.

– Мы узнаем, кто этот человек и как он зарабатывал деньги.

– Возможно, я могу быть вам полезен. А потом мы поговорим о моем компьютере.

– Значит, вы некоторое время наблюдаете за Вартбергом?

Чувак неопределенно пожал плечами.

– Как вы думаете, кем он был?

– Есть несколько возможностей. Ну, например, ключевой очевидец в программе защиты свидетелей.

– В таком случае все равно надо зарабатывать на жизнь.

– Отставной секретный агент. Или что-то незаконное.

– Вы начитались плохих триллеров. Давайте придерживаться жестких фактов: сегодня вы заметили подозрительную машину и рассказали об этом матери?

– Это было в десять часов двадцать девять минут вечера. Я как раз вышел на балкон. И все видел.

– Что именно?

– Машину. В это время она проезжала мимо дома. По направлению к Вартбергу.

– Что это был за автомобиль?

– Понятия не имею. Комби, я думаю. Трудно разглядеть в темноте.

– И почему машина показалась вам подозрительной?

– Ну, была почти ночь. И обычно ездят со светом, верно?

– Вы имеете в виду…

– Машина проехала с выключенными фарами.

Валльнер застегнул молнию на пуховике и надел шерстяную шапку. Петценбергер же стоял в футболке Metallica рядом с ним на балконе и, по-видимому, ничуть не мерз. Валльнера пробила дрожь от одного взгляда на него.

– Нет, нет, он не доехал до Вартберга.

– Вы сумели разглядеть это, хотя он ехал без света?

– Потому что я заметил, как он паркуется. Тормозные огни включились. Я вернулся в комнату и выключил свет, чтобы не маячить на виду.

– Вы видели, как этот мужчина вышел из машины?

– Я не знаю, был ли это мужчина. Вы можете разглядеть с такого расстояния? Но кто-то вышел и пошел дальше. В конец улицы.

Валльнер внимательно посмотрел в том направлении, куда указывал Петценбергер. Между заснеженными лугами тянулась узкая кривая дорога. В некоторых местах снежный покров прохудился, и проступал лежащий под ним асфальт. Эти пятна можно было разглядеть и в темноте.

– Не могли бы вы сказать, где была машина?

– Возможно, это был поворот к Кирмайеру. Больше здесь, пожалуй, нет места, где вы можете припарковать машину, не блокируя дорогу.

Слева и справа от дороги были сугробы, не очень высокие, но все же такие, что в них могла застрять машина. Валльнер потянулся за мобильным телефоном и набрал номер.

– Когда водитель вернулся?

– Понятия не имею. В какой-то момент мне стало скучно, и я снова полез в компьютер. В следующий раз, когда я посмотрел, там уже была полиция.

Участок возле поворота, который указал Петценбергер, был оцеплен лентой, а лампа для строительной площадки обеспечивала яркий свет. Валльнер попросил Тину и Оливера отвлечьсся от осмотра дома и уделить внимание следам, которые неизвестный автомобиль мог оставить в снегу.

Сначала следственная бригада все сфотографировала и даже на глубоком снегу смогла сделать почти идеальный силиконовый отпечаток шины. Тем не менее невооруженным глазом было видно, что отпечатки оставлены более чем одним автомобилем. Но, вероятно, можно было определить, какие следы шин добавлены последними.

Было уже очень поздно, когда Валльнер, Джанет, Тина и Оливер снова вошли в полицейский фургон. Никто больше не хотел кофе.

– По мнению Петценбергера, с Вартбергом что-то не так. Что мы знаем о нем?

Тина открыла на планшетном компьютере изображения нескольких предметов, которые исследовала.

– Мы не много о нем нашли. Существует папка с несколькими документами. У него есть частная медицинская страховка. Его пакет ценных бумаг стоимостью миллион. Но кроме этого? Нет сертификатов, спортивных призов, свидетельств военной или гражданской службы. Ничего, что выходит за рамки 2008 года. Только свидетельство о рождении.

– В доме отсутствуют семейные фотографии, – добавил Оливер. – И в его адресной книге нет никого, кто отмечен как член семьи. Конечно, мы должны проверить все контакты. Но это очень странно для человека за шестьдесят.

– Единственное, что выходит за рамки свидетельства о рождении, – это папка газетных вырезок. – Тина вывела на экран соответствующую фотографию.

– Вырезки? О чем?

– Все статьи об афере с недвижимостью в девяностые годы. Компания, которая обанкротилась, называлась «Шварцвассер». В то время, вероятно, это вызвало настоящий переполох. По крайней мере, в Берлине. Это в основном берлинские газеты.

Никто не мог ничего припомнить относительно скандала двадцатилетней давности. Только Оливер, приехавший из Берлина, смутно вспомнил что-то такое.

– Что ты собираешься делать? – спросила Джанет. – Спецкомиссия?

Учитывая, что преступник, вероятно, уже был арестован, созыв специальной комиссии из тридцати должностных лиц был бы несколько несоразмерным. Но Валльнер почувствовал какой-то подвох.

– Я еще не знаю, – сказал он. – Прежде чем решиться, мне нужно поговорить с девушкой. Неужели я единственный, кому все это кажется странным?

Все собравшиеся закивали. Валльнер попрощался до следующего дня и отправился домой. Манфред, вероятно, уже спал. Разговор придется отложить до завтра.

Глава 11

Валльнер стоял перед своим домом второй раз за вечер. Свет и на сей раз не горел. Когда он повернул ключ, ему пришло в голову, что, возможно, его дедушки еще не было дома. Валльнер искал признаки присутствия Манфреда, но не нашел ни одного. Он положил ключи от машины в муранскую пепельницу перед зеркалом в гардеробной. Знакомый звон ключей о стекло, затем ни звука. Валльнер слушал. Только слабое, но отчетливое тиканье нарушало тишину. Это были электрические настенные часы на кухне. Валльнер удивился, что они слышны в гардеробной. Должен ли он разбудить Манфреда? Нет. Ему хотелось поговорить прямо сейчас, но придется подождать до завтра.

Валльнер включил свет на кухне и открыл холодильник. После вечерних волнений ему хотелось пива. Не слишком много. В восемь нужно встать. Он захлопнул дверцу холодильника и потянулся к открывалке для бутылок, которая висела сбоку на веревке. Уже когда Валльнер протянул руку, на кухне что-то изменилось. И было ясно, что изменилось оно не к лучшему. Не только к плохому, но и к по-настоящему скверному. Валльнер покрылся гусиной кожей с головы до ног. Он чувствовал себя как в фильме ужасов. Сцена, показывающая нежить, приближающуюся к ничего не подозревающей жертве. Валльнер дернул головой. Неконтролируемый животный крик вырвался у него. Пивная бутылка выскользнула из рук, упала на пол, не разбилась, покатилась по линолеуму к холодильнику, как будто хотела вернуться в безопасный морозильный ящик.

– Проклятие! Я думал, ты в постели!

Под широкими полами шляпы Валльнер узрел череп. Манфред, все еще в костюме Смерти, сидел на угловой скамейке за кухонным столом.

– Сколько тебе лет? Восемь? – Валльнер наклонился, чтобы поднять бутылку.

– У тебя нет чувства юмора? Это же карнавал.

– Да, между делом я его приобрел. Пива?

– Пшеничного.

Валльнер достал пшеничное пиво из холодильника и вылил его в специальный стакан, который позволял Манфреду пить даже при дрожании рук. Он страдал от болезни Паркинсона, которая, к счастью, прогрессировала медленно. Манфред надеялся, что она не настигнет его в гонке до могилы.

После того как Валльнер налил пшеничного пива, они чокнулись.

– Но нужно признать одно: маска потрясающая, не так ли? – Манфред усмехнулся.

– Полагаю, что разгримировка не займет много времени, – подколол Валльнер.

Хихиканье Манфреда приблизилось к астматическому хрипу, и пшеничное пиво почти разлилось.

– Я рад, что ты в таком хорошем настроении. И не хочу его испортить. Но я хотел бы поговорить с тобой кое о чем еще.

– Ах да! Теперь забавам приходит конец. Я вижу это по твоему лицу.

– Скажем так: я был очень озадачен, когда узнал.

Манфред сделал хороший глоток и, с помощью Валльнера, дрожащей рукой поставил стакан на стол. Он посмотрел на пену, стекающую по краю стекла.

– Это звучит не очень хорошо.

Валльнер вздохнул.

– Итак, я был сегодня у Стефани.

– Ну нет, нет! Рак снова… – Манфред остановился на середине фразы.

– Нет-нет. С Оливией все в порядке Анализы хорошие. Но это косвенно связано с ней…

Манфред с беспокойством посмотрел на Валльнера.

– Стефани получила электронное письмо. Был анонсирован визит. Теперь угадай, чей?

– Понятия не имею. Разве я знаю, кто их посещает?

– Да, ты это знаешь. Отец Оливии обнаружил, что у него есть дочь и хочет ее увидеть.

Манфред уставился на Валльнера с открытым ртом:

– Как… отец? Ральф?

– Да. Ральф Валльнер возвращается через сорок лет. Сильно, не так ли?

Манфред слегка покачал головой. Кто-то подумал бы, что это дрожь Паркинсона. Но Валльнер умел различить. Его дед был в шоке. Сын Манфреда Ральф, отец Валльнера, сорок лет назад отправился в Венесуэлу в качестве инженера. Это должно было занять полгода. Ральф так и не вернулся. Сначала написал письмо, что задержится на более продолжительное время, а затем и вовсе ничего не сообщил. Из отеля в Каракасе, где компания поселила его, он отправился в неизвестном направлении. Он ушел с работы. В течение многих лет Валльнер не терял надежды, что его отец однажды вернется. После окончания университета он отправился в Венесуэлу и искал его на Ориноко, потому что вроде бы его кто-то там видел. Но отец исчез. В какой-то момент Валльнер успокоился и редко думал о Ральфе. Пока два года тому назад Стефани и ее приемная дочь Оливия не появились в его жизни. Биологическая мать Оливии проводила отпуск в Венесуэле и встретила Ральфа, тогда, по-видимому, бодрого мужчину в возрасте пятидесяти лет, который управлял пляжным рестораном. Только дома женщина поняла, что беременна от него. Сразу после рождения Оливия отправилась к своей приемной маме Стефани, живущей около Хольцкирхена. Когда Валльнер встретил Стефани в рамках расследования убийства и выяснил, что у него имеется единокровная сестра, его охватил соблазн сесть в самолет и отправиться побеседовать с отцом. Но это, по его мнению, не стоило унижения бегать за ним, как изгнанная собака.

– Да… тогда он придет и к нам, правда? – К Манфреду вернулась речь.

– Он ничего не сказал об этом.

– Но… если он появился после столь долгого отсутствия, тогда он не уедет без того, чтобы… это не сработает. – Отчаяние отразилось на лице Манфреда.

– Нет. Это невообразимо. – Валльнер задумчиво отхлебнул пива из бутылки. – Он не сказал Стефани, что хотел бы навестить и нас. Он даже не сказал, что у него есть родственники здесь.

– Ему не нужно говорить об этом со Стефани. Он объявится. – Манфред прильнул к своему стакану.

– Конечно. Он просто должен заглянуть в телефонную книгу. – Валльнер посмотрел на этикетку бутылки с пивом, поэтому ему не пришлось смотреть на дедушку.

– Итак, он возвращается после стольких лет.

Это должно было звучать непринужденно, с фаталистическим легким смешком в конце. Голос Манфреда был ослабевшим. Валльнер больше не мог отводить взгляд. Когда он поднял глаза, увидел то, чего боялся увидеть. Впервые он увидел, как его дед плакал, когда бабушка оставила его. И это было четверть века назад.

Глава 12

Берлин, лето 1996 года

– Мне нравится, – сказал Грегор Нольте. Его взгляд бродил по офисной стене с новыми полками, заполненными дорогостоящими юридическими трудами. Часть стены была оставлена свободной, чтобы был виден темно-зеленый цвет, в который она была покрашена. Там висел офорт Хорста Янссена^[5] в филигранной рамке. Он стоил недешево. Но Зиттингу картина понравилась по многим критериям, и он, несмотря на некоторые опасения, купил ее за счет фирмы. – Бизнес идет хорошо?

– Да, у нас есть новые клиенты.

– Надеюсь, у вас еще есть время для меня. – Нольте улыбнулся, его голубые глаза глядели прямо на Сильвию.

– Не беспокойтесь. У нас всегда есть для вас время.

Нольте, вероятно, знал, что теперешнее благосостояние было связано с ним одним. Зиттинг проделал хорошую работу по делу об автомобильной аварии со смертельным исходом и обнаружил двух свидетелей, которых не нашла полиция. Они видели, что жертва, тридцатипятилетний мужчина по имени Бласич, выбежал с тротуара на дорогу без предупреждения. У Нольте не было возможности уклониться от столкновения. Прокуратура наконец-то это поняла. Следствие было прекращено. После этого Нольте дал фирме еще больше заказов. Они в основном касались его компании, которая занималась самыми разнообразными делами, в частности такими, как импорт российского чая или управление недвижимостью. Юридические задачи были, соответственно, разнообразными: договорные споры, правоприменительные вопросы, учредительные компании и многое другое. Зиттингу нужно было разобраться в этом всем, потому что он был адвокатом защиты и не имел ничего общего с принудительными взысканиями или договорными контрактами компании со времен университетских экзаменов. Но дополнительные усилия того стоили. Нольте платил почасовую ставку в двести пятьдесят марок.

Открылась дверь кабинета Зиттинга. Вышла Мириам Кордес, которую он защищал в суде, Зиттинг последовал за ней.

– Ну не знаю я, почему забыла позвонить ему. Я всегда осторожна и…

Кордес шла напролом и выглядела соответственно. То, что было аккуратной короткой стрижкой в суде, теперь торчало клочьями на голове, и круги возле глаз больше не скрывались под макияжем.

– Не стоит понапрасну беспокоиться. – Зиттинг коснулся руки молодой женщины. – Я позвоню и поговорю с ним, хорошо?

– Было бы здорово, если бы вы это сделали. Потому что у меня всегда возникает неприятное чувство, когда приходится с ним говорить.

Зиттинг поймал взгляд Нольте, дал понять, что он позаботится о нем немедленно, и сопроводил продолжающую болтать Мириам Кордес к двери.

– Вам не следует тратить время на таких людей, – сказал Нольте, когда они вошли в кабинет Зиттинга.

– Это моя работа.

– Это расточительно. – Нольте сел на стул для посетителей. – Я говорю не о деньгах. Я говорю о том, чтобы не тратить зря свою энергию. Вы не сможете помочь всем таким людям.

– Я должен, по меньшей мере, попробовать.

– Эта женщина использует вас. Вы защищаете ее в суде, и в благодарность она не приносит вам ничего, кроме неприятностей. Вместо того чтобы искать работу и завязать с наркотиками, она снова трындит не по делу и не звонит своему инспектору по условно-досрочному освобождению. Или что это было?

Зиттинг молчал.

– Платит ли она вам, если вы звоните ее инспектору?

Зиттинг перегнулся к нему через стол:

– Послушайте, господин Нольте, я ведь не говорю вам, как следует выполнять свою работу. И мне хотелось бы ожидать подобного отношения.

– Как хотите. Больше никаких бесплатных советов. – Нольте добродушно усмехнулся. Казалось, ему понравилась реакция Зиттинга. – Давайте поговорим о моих проблемах.

Зиттинг откинулся назад и взял блокнот, на который положил шариковую ручку. Нольте закинул ногу на ногу.

– Один из моих сотрудников вынужден был принять участие в драке и находится в тюрьме. Я хочу, чтобы вы представляли его интересы в суде.

– Как зовут этого человека?

– Александр Шухин. Он сидит в окружной тюрьме Моабит. Был арестован вчера вечером. Я смог позвонить ему. Он знает, что вы придете.

Зиттинг сделал пометки в своем блокноте.

– Что вы знаете об этом деле?

– Немного. Шухин поссорился с кем-то и избил его, что вовсе ему не свойственно. Гражданский патруль, вероятно, обратил внимание на драку и арестовал Шухина. Он говорит, что это была самооборона. Другой участник драки начал первым.

– Вероятно, тот говорит то же самое.

– Я не знаю. Но думаю, что другой участник еще не в состоянии говорить.

Зиттинг в изумлении поднял брови, но ничего не сказал.

– Хорошо. Я займусь этим делом.

– Большое спасибо. Конечно, я заплачу за это. – Нольте достал из пиджака белый конверт и положил его на стол.

– Спасибо, – сказал Зиттинг, не касаясь конверта. – В следующий раз, пожалуйста, переведите на счет. У меня возникают проблемы, когда я получаю так много наличных платежей.

Зиттинг привык к повышенной бдительности в вопросах отмывания денег, которая законодательно предписывалась банками в течение последних нескольких лет.

– Я немного старомоден. Только наличные. – Нольте усмехнулся. – Возьмите на этот раз. Вам не нужно вносить деньги на свой счет. Это может плохо сказаться на имидже фирмы.

У Зиттинга мелькнула мысль, что и впрямь не стоит регистрировать полученный гонорар. Но он не знал, проверяет ли налоговая инспекция, был ли перечислен гонорар за каждую процедуру. Если налоговики это делают, то с него потребуют объяснений.

– Спасибо в любом случае. – Он взял конверт. Сколько внутри, он не представлял, но наверняка более чем достаточно, насколько он знал Нольте. – Могу я что-нибудь еще сделать для вас?

– Да, небольшая услуга, если вы поедете к Шухину. – Нольте снова полез в карман пиджака, на этот раз с другой стороны, и вытащил сотовый телефон. – Будьте так добры, отдайте это Шухину. – Он положил телефон на стол.

– Извините, но я не могу этого сделать. Заключенным запрещено пользоваться телефонами.

– Это плохо. Я должен как-то связаться с этим человеком. У него есть оперативная информация, которая мне от него нужна.

– Я могу подать заявление об освобождении. Но уверен, что они откажут.

– Вы могли бы просто взять с собой телефон. Или вас досматривают?

– Обычно нет. Но если на сей раз такое произойдет, это может стоить мне лицензии.

– Если вас досмотрят, скажите, что это ваш телефон.

– Послушайте… – Зиттинг придвинул телефон к Нольте. – Есть правила, которые я должен соблюдать в качестве адвоката. И этими правилами запрещено доставлять незаконные вещи в тюрьму. Это просто не сработает.

– Ага, – произнес Нольте, беря со стола телефон. – Конечно, все в порядке, как я только что сказал. Вы… не хотите этого делать.

– Верно. Я не хочу этого делать.

Нольте посмотрел на телефон в руке, кивнул и скривился:

– Это весьма досадно. Я думал, что у нас доверительные отношения.

– Так и есть. Только, как юрист, я не буду делать ничего запрещенного. Если я потеряю лицензию, вы не сможете быть моим клиентом.

– Как я только что сказал, это было очень важно для меня. – Он встал и положил в карман телефон. – Хорошо. – Нольте, казалось, был глубоко разочарован Зиттингом. – Может быть, вы еще передумаете. Тогда позвоните мне сегодня до двух часов дня. Всего доброго.

Нольте вышел из кабинета, не пожав руки, и попрощался с Сильвией, не переходя границы элементарной любезности. Когда дверь за ним закрылась, Зиттинг появился в приемной.

Сильвия посмотрела на него так, словно мгновение назад взорвалась бомба:

– Что происходит?

Зиттинг прихватил у азиата за углом рисовую лапшу с курицей в арахисовом соусе. Огромной порции хватило на двоих, а у Зиттинга все равно не было аппетита.

– Как думаешь, что он сделает, если ты не протащишь телефон в тюрьму?

– Понятия не имею. Надеюсь, он понимает, что это невозможно.

– У меня не сложилось такого впечатления. А почему он сам этого не сделает?

– Не так просто добиться посещения. Он же не родственник.

Некоторое время оба предавались размышлениям. Зиттинг ковырялся палочками в бело-голубой миске, в которую положил свою порцию, но не ел.

– Ты беспокоишься, – сказала Сильвия, – что он уйдет.

Зиттинг пожал плечами:

– Конечно. Я надеялся, что мы вылезем из долгов. И теперь все рушится снова.

Он опустил палочки. Сильвия положила ладонь на его руку, и он ей позволил.

– Мы переживем и это. – Она сжала его руку, он ответил на рукопожатие, не поднимая глаз на нее. – Ты отличный адвокат. С течением времени в этом убедится еще больше людей.

– За исключением некоторых мошенников, которые не могут заплатить. Семь лет дают себя знать. – Теперь он взглянул на нее. – Я так устал от ежедневной борьбы.

– Значит, ты хочешь это сделать? – В ее глазах читалось беспокойство. – Если они поймают тебя, это конец.

Зиттинг встал и подошел к окну.

– Тогда мне придется делать что-то другое. Может быть, это и правильно. Поехать к Рюдигеру в Уккермарк и выращивать там овец. – Рюдигер Отт был младшим единоутробным братом Зиттинга.

– Нет. Ты должен быть адвокатом – это твоя жизнь. Ты всегда был счастлив в прошлом, даже когда дела шли плохо.

– Это правда? Я был счастлив?

Зиттинг подумал об этом и улыбнулся. Да, он не мог представить себе работу, которая делала бы его настолько счастливым. Он родился адвокатом. Только не мог выгодно продать себя. Он не был Рольфом Босси^[6]. Он просто умел защищать наркоманов и мелких воришек и иногда помогал оступившемуся молодому парню подняться на ноги. Он был хорош в этом, и одновременно здесь крылась ошибка. Он слишком много времени тратил на свои дела. Строго говоря, за деньги, которые государство платило ему за обязательную защиту, у него даже не было времени пролистать дело. Он никогда не ставил свои гонорары во главу угла. Но он, вероятно, получал бы лучшую почасовую плату в Макдональдсе. Если говорить честно, дела шли хорошо только в том случае, когда у юридической фирмы был спонсор. И это точно был Нольте. Он по какой-то причине закачивал щедрые деньги в кассу Зиттинга. Если поток денег прекратится, все пойдет прахом. В частности, существование Сильвии зависело от этой юридической фирмы.

Должен ли Зиттинг предать принципы, которые всегда были для него священными?

– Я полагаю, что господин Шухин просто важен для Нольте, – сказал он наконец. – Во многих компаниях есть люди, которые все знают. Там, где другие тратят часы на поиски, они сразу же узнают, в чем проблема и как с ней справиться.

– Ну да. Глупо, если такой незаменимый сотрудник оказывается в тюрьме. – Сильвия, похоже, была не слишком убеждена в теории Зиттинга.

Он сел за стол и пожевал палочку.

– Полагаю, я не тот, кто позволяет себе такое. Я… рыцарь принципов.

– Думаю, хорошо, что такие люди есть.

– Спасибо. – Зиттинг горько улыбнулся. Вероятно, ему следует закрутить роман с Сильвией. Почему бы и нет? – Но я никогда не понимал, почему люди, которые не признаны виновными, рассматриваются как осужденные преступники. Например, ты не можешь использовать телефон, если тебя прикрыли.

– Таков закон.

Зиттинг откинулся на спинку стула и огляделся. Посмотрел на новую офисную мебель, офорт Янссена на зеленой стене, новый компьютер Сильвии, кресло в соседнем кабинете, чья кожа пахла благородно, и книжные полки с решениями государственного суда и юридическими обзорами.

Он был человеком принципов. Да, но существовали люди, которые в нем нуждались. Люди, которых в противном случае защищал бы кто-то, кого их судьба не волновала. Почему он протестовал против сотового телефона в кармане рубашки? Ему пора повзрослеть. Мир – не пансион для благородных девиц.

– Я могу добыть билеты на Бон Джови. Хочешь пойти?

Сильвия была удивлена сменой темы и довольна предложением.

– Очень хочу!

Его глаза упали на настенные часы. Два без четверти.

Глава 13

Мисбах, 1 февраля 2016 года

Следующее утро было еще более ледяным, чем ночь, которую оно сменило. Валльнер отправился в офис пешком, чтобы согреться. Когда он двигался, его тело разогревалось, когда же сидел неподвижно, обмен веществ, казалось, полностью прекращался, и Валльнеру становилось холодно. Манфред был необычайно спокойным за завтраком. Возвращение сына занимало его. Оно занимало и Валльнера. На самом деле он был рад, что сегодня расследование убийства отвлечет его от размышлений.

Валльнер вошел в полицейский участок примерно в половине девятого, что было для него поздновато. Но после всего четырех часов сна, однако, это было бы рано. Валльнеру не хотелось работать уставшим. Он начал немного позже, зато пришел со свежей головой.

Сразу же после проверки электронной почты Валльнер позвонил в больницу в Агатариде. Лара Эверс находилась теперь в закрытом психиатрическом отделении и могла быть опрошена.

Затем Валльнер поговорил с Оливером, чтобы узнать, что обнаружили в лаборатории. Тина уже была в Мюнхене, где должна была присутствовать на вскрытии. Прокурор Йобст Тишлер, который появится только в 11:30, хотел тут же услышать все о деле. Валльнер решил пока заняться Ларой Эверс вместе с главным инспектором Майком Ханке, своим старшим коллегой. Но ему пришлось отложить допрос. Секретарша с коммутатора сказала, что Норберт Петценбергер хочет поговорить с Валльнером из-за убийства, произошедшего прошлой ночью. Должна ли она соединить. Валльнер ответил положительно.

– Я вспомнил кое-что еще, – сказал Петценбергер, также известный как Чувак, голосом, как подумалось Валльнеру, злобным. – Я вчера забыл в суете.

– Очень хорошо, что вы сразу позвонили, – подбодрил Валльнер, раздумывая, что же сейчас услышит.

– Вы не поверите, но вчера я сделал фотографию машины. Ну, той машины, о которой я вам рассказывал.

– Это замечательно. Вы можете отправить нам фото?

– К сожалению, есть проблема.

Валльнер подумал, что это уловка. Предположительно, Петценбергер приберег эту деталь, чтобы продать ее полиции как можно дороже.

– Какая проблема?

– Я отправил фотографию на свою электронную почту, а затем удалил ее. Но, к сожалению, не могу больше войти в свою почту.

– Почему вы не можете зайти в свою электронную почту?

– Это всего лишь один из многих моих адресов. Конечно, каждый со своим собственным паролем, и я их регулярно меняю, как следует делать любому добропорядочному пользователю. Одним словом, я не помню пароль.

– Я думал, что вы хакер. А вы не можете зайти в собственный аккаунт?

– Непрофессионалы представляют это слишком легким делом. Но в реальности все не так, как в кино.

– И как это происходит?

Чувак поколебался мгновение, потом прочистил горло и сказал:

– В компьютере, который конфисковала полиция, находится пароль. Если бы я смог вернуть его…

– Вы не можете. Он, как вы правильно заметили, конфискован.

– Хорошо, тогда…

– Речь же идет не о компьютере, которому уже несколько лет, не так ли?

– Нет. Я обеспокоен тем, что хранится на жестком диске. Я не смог сделать резервную копию.

Валльнер задумался.

– Приходите и попросите госпожу Боде. Она будет в курсе. Вы можете сделать копию диска под наблюдением. А потом дайте нам фото.

На другом конце линии было тихо, пока не раздалось облегченное:

– Круто.

Когда оба комиссара вышли из машины на больничной автостоянке, позвонил Кройтнер, который узнал, что Валльнер собирается заняться Ларой Эверс.

– Почему ты не сказал? С ней должен был работать я.

– Потому что…

– Потому что я ее знаю. Это сложно. Если вы не выберете правильный тон, то ничего от нее не добьетесь.

– Так ты с ней встречаешься?

– Как тебе сказать – мы знаем друг друга. Она доверяет мне.

– Ах да. Потому-то она и застрелила тебя.

– По недомыслию. Это не нужно переоценивать.

– Держись подальше от больницы. Я дам тебе знать, когда ты мне понадобишься. – Валльнер отключился.

– Сердечко мое, Лео. – Майк перелистнул отчет. – У Эверс вчера во время преступления было два и три десятых промилле.

Окно было зарешечено и без ручки. Заключенные из закрытых отделений с радостью использовали оконные ручки, чтобы повеситься.

Валльнер посмотрел на молодую женщину, которая сидела напротив него. Она выглядела иначе, чем вчера вечером, когда он увидел ее в машине скорой помощи. Не так испуганно, но устало. По-видимому, седативные средства еще не закончили свою работу. Лара Эверс сидела на кровати, комиссары – на двух раскладных стульях, которые после их ухода будут вынесены из комнаты.

– Вас зовут Лара Эверс, и вы живете в Гмунде, Макс-Обермайер-штрассе, 17, родились 22 августа 1997 года в Берлине? – Валльнер начал допрос.

– Вы это уже знаете.

– Я понимаю это как «да». – Валльнер вытащил из пуховика сотовый телефон. – Я хотел бы записать наш разговор. Тогда не будет никаких сомнений относительно того, что было сказано. Вы можете получить копию аудиофайла.

Эверс задумалась.

– А если я этого не хочу?

– Тогда мы составим протокол, – сказал Майк. – Это будет не буквально то, что было сказано. Мы запишем все так, как поняли.

– Включите вашу штуку.

Валльнер активировал функцию записи мобильного телефона.

– Госпожа Эверс, вы находитесь под подозрением в убийстве известного вам Клауса Вартберга. Вы можете поговорить с нами, если не против. Вы также можете нанять адвоката.

– Не могу позволить себе адвоката.

– В таком случае вы получите его от государства.

– Да, раньше у меня был такой. На суде он знал только мое имя.

– Значит, без адвоката?

Эверс покачала головой.

– Вы готовы давать показания?

Эверс ответила хлопком ресниц.

– Просто расскажите, что случилось вчера вечером в доме господина Вартберга.

Лара Эверс сузила глаза, как будто хотела лучше видеть то, что сохранилось на задворках ее памяти.

– Я приехала где-то в девять. На скутере. Ночью было довольно холодно. Да… и потом чего-то поели и поболтали. В гостиной. И выпили. Крепкое, водка в основном.

– Вы делаете это часто?

– Я навещаю его время от времени. – Вместо более подробного объяснения Лара Эверс молчала, уставившись в стену.

– Что вы делали во время этих посещений?

– Говорили. И пили. У него всегда было что-то. Хорошие напитки.

– Вчера вы тоже выпили?

– О да.

– Много?

Она сжала губы и кивнула:

– Кое-что проглотили. Клаус, то есть господин Вартберг, действительно дал себе волю. – Лара Эверс сделала паузу. На ее лбу образовались капли пота. – А здесь нечего выпить? – Она огляделась.

Валльнер кивком указал в сторону кувшина и стакана, оба из пластика.

– Я не это имею в виду. – Взгляд Эверс стал беспокойным и слегка агрессивным.

– Вы в больнице, – напомнил Майк, наливая Ларе стакан воды.

Она выпила ее залпом. Валльнер разглядывал девушку. Кожа была гладкой, как и ожидается в возрасте девятнадцати лет. И все же несколько морщин уже наметилось в уголках рта и на лбу. Тени под глазами также показывали, что она испытала больше, чем положено девятнадцатилетней девушке. Валльнер представил себе, как его дочь Катя, которую он видел слишком редко, будет выглядеть в девятнадцать. И его одолела печаль, которая в последнее время приходила все чаще. Так или иначе, с годами он стал тонкокожим. Разве не должно быть наоборот?

– Вы, стало быть, пили вместе. – Майк вырвал Валльнера из мрачных мыслей. – Что было дальше?

– В какой-то момент я заснула. А потом… – Она поиграла пластиковым стаканом и сделала паузу. И во время этого перерыва, казалось, очень тщательно думала о том, что скажет комиссарам. – Тогда я снова проснулась. Потому что… потому что меня кто-то коснулся. – Эверс сжала губы и посмотрела на улицу. Несколько ветвей плясали на зимнем ветру перед зарешеченным окном. – Это был он. Потрогал меня за грудь. Пока я спала. Я думаю: дерьмо, он сумасшедший. Я убрала его руку. Но он не останавливался. Потом схватил меня за руку и потащил в спальню. Я сказала, что он должен остановиться. Но он был настолько пьян, что не понял этого. А потом… – Она уставилась на светло-серый линолеум пола и открыла рот, но никаких слов не последовало.

Валльнеру показалось, что она пыталась произнести что-то чудовищно сложное и не находила слов.

– А потом?… – помог Майк.

– Не знаю точно. Может быть, там лежал пистолет. Она посмотрела прямо на Валльнера. – Он хотел изнасиловать меня!

– Не могли бы вы описать более подробно – как вы стреляли? – Валльнер наклонился вперед, уперев локти в колени. – Постарайтесь вспомнить. Важно, что именно произошло.

Лара Эверс закрыла глаза и задумалась. Ее напряжение было очевидно.

– Пистолет, который был… на тумбочке. Я взяла его и нажала на спуск.

– Сколько раз?

Эверс поколебалась.

– Это произошло так быстро… И я была пьяна. Дважды?

– Вы взяли пистолет с тумбочки и выстрелили?

Лара Эверс кивнула.

– Вы должны были что-нибудь сделать, чтобы выстрелить?

Она пожала плечами.

– Снять с предохранителя?

Лара Эверс непонимающе посмотрела на Валльнера.

– Вы знаете, как снять пистолет с предохранителя?

– Как сказала, я точно не помню. Все происходило так быстро, и еще алкоголь…

Валльнер взглянул на экран своего мобильного телефона, чтобы посмотреть, ведется ли запись.

– Но вы точно помните, что мистер Вартберг потащил вас в спальню?

– Да. Он потащил меня в спальню и хотел напасть на меня. Я застрелила его, чтобы остановить. Я не хотела убивать.

Валльнер изучал лицо Лары Эверс. Она что-то рассказывала о себе? Нервозность, прыжки с темы на тему, по-тирания руками по бедрам, некоторая поспешность сказали бы ему: «Барышня, ты врешь!» Нет, не было ничего подобного. Возможно, ее история была правдой? Однако опыт сказал Валльеру, что все не так. Девушка врет. И без каких-либо признаков угрызений совести. Вероятно, привыкла лгать с детства.

– Как вы познакомились с господином Вартбергом?

– В Регенсбурге. В пабе. Я работала там, и однажды вечером он зашел выпить. У нас завязался разговор.

– Он к вам приставал? – Майк перешел к сути вещей.

– Да нет. Это был тип доброго дедушки. – Она снова задумалась над вопросом. – Ну, он ко мне не приставал. Просто говорил со мной, и болтал, и болтал. Он вернулся на следующий день. А также приходил в следующие дни. И в какой-то момент сказал: «Не хочешь ли переехать на Тегернское озеро? Я устрою тебя на работу». Конечно, я подумала, что от меня хочет старый пень?

– Когда это было? – спросил Майк, предостерегающе взглянув на Валльнера: не встревай, пока кто-то говорит!

– Год назад. – Эверс сделала паузу. – Или два? Время летит так быстро.

– Итак, вы задавались вопросом, чего хочет от вас господин Вартберг? – Валльнер попытался вернуть ее в нужное русло.

– Да, логично. Конечно, я думала, что он на меня запал. Но нет… он никогда меня не трогал. Даже не пытался. Всегда был вежлив и не интересовался моей задницей.

– До последней ночи. – На этот раз Валльнер прервал ее. – Противоречие было слишком очевидным.

– Да… до вчерашней ночи. Он внезапно вышел из себя. Не знаю… может, что-то вбил себе в голову.

Лара Эверс замолчала.

– До вчерашней ночи, вы говорите, мистер Вартберг был мил с вами. В чем это выражалось?

Валльнер открыл записную книжку и сделал пометку: «Отношения Эверс / Вартберг???»

– Он иногда давал мне деньги. И если у меня были проблемы, я всегда могла прийти к нему. Не знаю, почему он это делал.

– Был ли он одинок?

– Возможно. Думаю, у него не было друзей. Время от времени он разговаривал с соседями, больше ничего. Может, поэтому.

– Что?

– Поэтому он был добр ко мне. У него не было никого другого.

– Вы его любили?

– Прикиньте. Я тоже знаю не так много людей. Я не придирчива.

– Что вы знаете о господине Вартберге?

– Он много читал. И каждый месяц ходил на концерт в Мюнхене. Я тоже. Но это дерьмо.

– Классическая музыка?

– Если это со скрипками и есть классическая музыка.

– Это было не для вас?

– Первая часть была названа двенадцатитоновой музыкой. Вы знаете это?

Валльнер слегка поморщился:

– Да…

– Тогда я хотела уйти. Он сказал: не торопись. Следующий лучше. Но дурить себе задницу я могу и в одиночестве. Ну, короче, больше я с ним не ходила.

– На что жил господин Вартберг, вы этого не знаете?

– Он был богат. Не знаю, откуда.

Четверть часа спустя стало ясно, что Лара Эверс мало знала о человеке, которого она убила прошлой ночью. Кроме того, концентрация ее внимания уменьшилась, и она, казалось, потеряла всякий интерес к разговору с полицейскими. Валльнер решил закончить на этот раз. Самую важную информацию Лара Эверс им дала. Теперь следовало сравнить то, что было сказано, с фактами.

– Только один последний вопрос. – Валльнер убедился, что допрос все еще записывается на мобильный телефон. – Вы уверены, что вчера убили господина Вартберга?

Лара Эверс колебалась.

– Потому что он стал навязчив, и вы по-другому не могли себе помочь?

– Да. Но я не хотела убивать его. Я просто хотела, чтобы он оставил меня в покое.

Валльнер кивнул:

– Хорошо. Это записано таким образом. – Он выключил телефон и положил его в карман. – Должны ли мы связаться с кем-то? Или вы хотите кому-нибудь позвонить?

Эверс задумалась на мгновение. Затем покачала головой.

– Совсем никого? Любые родственники? Друг? Адвокат?

Эверс молчала. Валльнер принял это к сведению, и комиссары вышли из комнаты. Когда они уже были в дверях, Эверс подала голос:

– Может ли Лео сюда приехать?

– Кройтнер? – спросил Майк, совершенно озадаченный, потому что для него было ново, что Эверс и Кройтнер неплохо знали друг друга.

– Мы дадим ему знать. – Валльнер повернулся к Майку: – Может быть, ему она скажет больше, чем нам.

По дороге им позвонили из офиса. Государственный прокурор прибыл из Мюнхена и ожидал, что его проинформируют о расследовании.

Глава 14

Йобст Тишлер прибыл прямо со вскрытия трупа, при котором также присутствовала Тина. От нее Валльнер уже узнал, что вскрытие не принесло ничего необычного. Одна из четырех пистолетных пуль угодила в сердце Вартберга. От этого он и умер, накануне между двадцатью и двадцатью тремя часами. Как особенность, было отмечено, что лицо Вартберга несло следы пластической хирургии.

– Мне говорили, что был арест, – сказал Тишлер вместо приветствия, вынимая бумаги из своего портфеля.

– Да. Но до сих пор неясно, действительно ли это убийца.

– Ах так? А я слышал нечто противоположное, господин Валльнер.

– Женщина была задержана на месте происшествия с предполагаемым орудием убийства в руке. Это верно.

– Она выстрелила в полицейского, который пытался арестовать ее, и хорошо известна полиции. Что вы еще хотите?

Валльнер оставил вопрос без ответа. Ему было ясно, что Тишлер стремился добиться успеха как можно быстрее. На данный момент еще одно предварительное расследование было на очереди: симпатичная владелица ночного кафе в Штарнберге была застрелена, и публика активно интересовалась этим делом. К сожалению, Тишлер после четырех недель все еще не мог предъявить подозреваемого, из-за чего его начальник, главный прокурор Кесслер, не давал ему покоя.

В зале заседаний, помимо государственного прокурора и Валльнера, присутствовали Тина и Оливер из отдела судебно-медицинской экспертизы, а также Майк Ханке и Джанет Боде, коллеги Валльнера по криминальной полиции.

– Господин Тишлер хорошо известен всем вам, – начал с формальностей Валльнер. – И всех присутствующих он знает конечно же.

Тем не менее он снова представил всех коллег из криминальной полиции Мисбаха. Тишлер не мог бы назвать никого из них по имени. Подчиненные начальника уголовного розыска его не интересовали.

Затем Валльнер кратко рассказал о том, что произошло вчера вечером.

– Хорошо, – сказал Тишлер. – И что позволяет усомниться, что Лара Эверс преступница?

– Не многое. Тем более что она призналась час назад.

Тишлер удивленно посмотрел на Валльнера.

– Теперь я совсем ничего не понимаю.

– Признания легко отменяются.

Жест Тишлера говорил: «Какого черта, у нас есть убийца».

– Она признала выстрелы в Вартберга. Утверждает, что это было в порядке самообороны.

– Что именно там произошло?

– Предположительно, Вартберг потащил ее в спальню, чтобы изнасиловать. Она сопротивлялась, взяла пистолет, который лежал рядом с кроватью, и выстрелила в Вартберга.

– Когда вы нашли тело, выглядело оно как после драки?

– Нет. Похоже, что Вартберг был застрелен через одеяло во сне.

– Это же подтвердило и вскрытие. – Тишлер повернулся к Тине: – Не было никаких следов борьбы или телесных повреждений?

Тина покачала головой.

– Вероятно, она придумала историю с самообороной, – подытожил Тишлер. – Но мы увидим это в процессе. Крайне важно, что она признала факт выстрела. И что же заставляет вас сомневаться?

– Не только попытка изнасилования, но и вся ее история не ясна. Откуда Эверс взяла пистолет? – Валльнер повернулся к Тишлеру: – Она говорит, что он лежал на прикроватном столике. Ну, такое возможно. Но обычно никто не оставляет рядом с собой пистолет. На имя Вартберга, кроме того, не зарегистрировано никакого оружия. Следующий вопрос: мы спросили ее, сняла ли она пистолет с предохранителя? Она избегала ответа, и было совершенно ясно, что она не знала, как это нужно делать.

– Но как она смогла выстрелить в полицейского? – спросил Тишлер.

– Пистолет был уже разблокирован. Тем, кто стрелял в Вартберга.

Тишлер водил пальцем по своему смартфону и думал. Наконец он сказал:

– Почему тогда она призналась?

– Люди делают ложные признания по самым странным причинам. Другой вопрос, который я нахожу более интересным: зачем ей убивать Вартберга?

– Чтобы ограбить его?

Телефон Майка зазвонил, он взглянул на дисплей.

– У нее был ключ от дома. Она могла взять с собой все, что захочет.

Майк встал.

– Мне нужно ненадолго уйти. Прошу прощения. – Он взял телефон и вышел из комнаты.

– Мы нашли в квартире Эверс вещи, которые, по-видимому, принадлежали Вартбергу, – сказал Оливер. – Наверное, она украла их. Ей не нужно было убивать этого человека, чтобы ограбить его.

Тишлер огляделся.

– Хорошо. Но что случилось в тот вечер?

– Лара Эверс рассказала нам, что она и Вартберг много выпили, и она заснула. Что касается девушки, то промилле алкоголя в ее крови подтверждает ее слова. У нее было около двух с половиной. Что у Вартберга? – Валльнер обратился к Тине.

– От двух и восьми десятых до трех и двух десятых. Возможно, он лег спать и сразу заснул. Или потерял сознание. Это частенько случается при трех промилле. Предположим, кто-то вошел в дом и застрелил Вартберга. Лара Эверс лежала пьяная в другой комнате, и выстрелы были заглушены одеялом. Может быть, она их не слышала.

– И убийца оставляет пистолет, Эверс просыпается, поднимает его, стреляет в полицейского и на следующий день признается в убийстве Вартберга? – Тишлер вопросительно посмотрел на присутствующих.

– Мы только начинаем, – заметил Валльнер. – Много чего требуется уточнить. Только ради полноты картины следует уточнить: Эверс не целилась в полицейского, она… скажем, выстрелила в зомби и случайно задела полицейского.

– У нее были какие-то бредовые мысли?

– Нет, зомби был настоящий.

Валльнер наткнулся на раздраженный взгляд Тишлера.

– Это был мой дедушка. Незадолго до этого он посетил костюмированный бал.

– Сейчас я не совсем понимаю. Но надеюсь на письменный отчет.

– Да, это немного сложно. Я не утверждаю, что убила не Эверс. Я просто говорю, что есть несколько несоответствий. И мы не должны оставлять их без внимания, иначе защита за это зацепится. Прежде всего, мы должны уточнить мотив обвиняемой.

– На этот вопрос, возможно, даст ответ вот это.

В дверь вошел Майк. У него в руке был трехстраничный документ, и он держал его так, чтобы все видели.

Глава 15

Майк притянул офисное кресло и сел за стол. Он положил документ перед собой. Он был на фирменном бланке юридической фирмы. «Баумгертель и партнеры» значилось вверху. Три имени на полях. Хуберт Баумгертель и двое его коллег.

– Чай еще есть? – спросил Майк, видимо, наслаждаясь всеобщим вниманием.

– Вот термос. – Тина указала на центр стола. – Загляни внутрь, и ты узнаешь.

Майк очаровательно улыбнулся Тине и потянул термос к себе. Вес давал повод для надежды, и на самом деле чашка Майка оказалась полна. С большой осторожностью он освободил два сахарных кубика от бумажной обертки и положил их в чай.

– Говори уже. Или я отберу у тебя эту писанину. – Валльнер сказал то, что думали все присутствующие.

– Хорошо, хорошо. – Щедрая добавка сгущенного молока придала содержимому кружки цвет ортопедических ботинок. – Вартберг не очень много звонил. По крайней мере, по стационарной сети. И мы должны подождать данных с мобильного телефона – пока наши друзья из Земельного отделения полиции все еще колдуют над PIN-кодом. Но несколько человек позвонили Вартбергу на стационарный телефон. Среди прочих, адвокат Баумгертель. – Майк указал на бумагу. – Его офис располагается здесь, в Мисбахе. Я связался с ним сегодня утром, но он был в суде.

Только что перезвонил. Видимо, Вартберг консультировался с ним о нескольких вещах. Подробнее Баумгертель не захотел говорить, ссылаясь на обязательство хранить тайну. Он смог отправить нам только один документ: завещание Вартберга. В любом случае он должен передать это суду.

– Это завещание Клауса Вартберга? – Тишлер нетерпеливо указал на бумаги.

– Это только сопроводительное письмо. – Майк отложил верхний лист в сторону. Внизу была факсимильная копия рукописного документа. – Должен ли я прочитать вслух?

– Да, конечно. Чего вы ждете?

Майк надел очки для чтения. Ему было около пятидесяти.

– Моя последняя воля. Это, кстати, собственноручная запись. Вартберг хотел сократить нотариальные расходы. Моя последняя воля. Я, Клаус Вартберг, родившийся и т. д., оставляю все мое состояние, открывающая скобка, точный список, см. в приложении, закрывающая скобка, госпоже Ларе Эверс, в настоящее время, открывающая скобка, январь 2016 года, закрывающая скобка, проживающей в Гмунде на Тегернском озере, Макс-Обермайер-штрассе, 17. Если Лара Эверс умирает до наследования, наследуют ее выжившие дети. Настоящим я заявляю, что у меня нет детей или других живых родственников по прямой линии. Мисбах, 15 января 2016 года, подпись.

– Можно? – Тишлер протянул руку за завещанием.

Майк закатил глаза и подтолкнул бумагу к начальнику.

– Конечно, можно.

Тишлер торжественно поднял завещание.

– Вуаля! Мотив. – Его взгляд был направлен на Валльнера, который хмыкнул скептически. – Этого для вас недостаточно?

– Я придерживаюсь мнения, что убийцу не следует искать под фонарем. Но убить кого-то сразу после того, как ты назначен наследником… – Валльнер выглядел так, будто жует лимон. – Слишком неуклюже. Девушка, может быть, бессовестна и лжет, как по напечатанному. Но она не глупа.

– Вы знаете, как непредусмотрительно ведут себя люди, убивающие из жадности. Вы сами, вероятно, можете навскидку привести мне три примера такой глупости.

– Может быть. Тем не менее… – Валльнер наблюдал за вороной за окном, на зимнем ветру. – Я не говорю, что это была не она. Но что-то там зацепило. Кроме того, есть признаки того, что кто-то еще был в доме у Вартберга прошлой ночью…

Телефон Валльнера зазвонил. Он вынул его из кармана рубашки.

– Прошу прощения. Я забыл его заблокировать. – Он взглянул на дисплей, на лице нарисовалось изумление. – Больница…

Любопытство Тишлера было разбужено.

– Ответьте же.

Валльнер ответил на звонок, и его брови сдвинулись. Ему, похоже, не нравилось то, что он слышал. Тишлер недовольным шепотом спросил Тину, почему Валльнер не включил громкую связь. «Потому что он никогда этого не делает», – ответила ему Тина. Со словами: «Хорошо. Позаботьтесь об этом и держите меня в курсе событий», – Валльнер закончил разговор.

Как только он отключился, Тишлер спросил:

– Чего они хотели?

– Лара Эверс, по всей видимости, сбежала…

Глава 16

Берлин, лето 1996 года

Зиттинг вспотел, когда проходил через накопитель. Он задавался вопросом, почему. Не было причин для нервозности. У него был только один мобильный телефон, он оставил свой в автомобиле. Если они прошмонают Шухина сразу после его визита, это будет плохо. Сделают ли они нечто подобное? Если они прошмонают его самого, Зиттинга, оставалась только опасность, что они это сделают и на входе, и на выходе и обнаружат, что у него больше нет с собой сотового телефона. Но они не составили список предметов, которые он взял с собой в тюрьму. Или все-таки?… О боже! Ему нужно было взять себя в руки. Чуть больше куража действительно не помешало бы.

Ничего не случилось. Просто кивок чиновника в шлюзе. Зиттинг проходил мимо него много раз. Это создает доверие. Зиттинг дружески кивнул в ответ. Затем каблуки его ботинок застучали по серому мозаичному полу старого кирпичного здания. Запах чистящего средства висел в воздухе.

Александр Шухин, примерно тридцати пяти лет, мускулистый, среднего роста, обладал густыми, золотисто-русыми, коротко подстриженными волосами, кустистыми бровями и ссадиной на виске. Он говорил по-немецки со славянским акцентом. Шухин был белорусом.

За что именно Шухин отвечал в фирме Нольте, Зиттинг не имел понятия, и Нольте не сказал об этом по телефону, когда они говорили два часа назад. Представившись, Зиттинг выложил на стол карандаш, блокнот, папку и сотовый телефон. В конце свидания он забудет забрать телефон. Батарея была заряжена полностью. Конечно, Шухину вряд ли хватило бы этого на часы телефонных переговоров со своей девушкой. Если понадобится, Зиттингу придется в будущем тайно переправить зарядное устройство.

– Я немедленно отправлю заявление о необоснованном задержании и вытащу вас отсюда. Тюрьма из-за телесных повреждений – они закрыли вас только потому, что вы иностранец.

Шухин кивком показал, что ему нравится эта оценка.

– Расскажите мне вкратце, что случилось.

Прошлым вечером какой-то человек зацепил его в переулке Ораниенбурга. Человек был пьян, или под наркотиками, или и то, и другое. Шухин пытался избавиться от задиры и избежать физического противостояния. Но парень становился все более агрессивным и в итоге нанес удар. Шухин ответил. По случаю возле большой помойки на улице находился старый деревянный стул. Шухин отбил ножку стула и тем самым получил преимущество. В противном случае атакующего было попросту не остановить. В середине драки двое полицейских в штатском вмешались и прекратили потасовку. Насколько Шухин знал, другой участник драки был наркодилером, известным полиции. Если он расскажет что-то другое, вряд ли ему поверят. Кроме того, Зиттинг, к своему удивлению, узнал что в деле имеется свидетель. Шухин вытащил из кармана брюк смятый лист бумаги с номером телефона на нем и подтолкнул его к Зиттингу через стол. Предположительно, свидетель смог передать этот клочок бумаги Шухину. Зиттингу было бы интересно узнать, как Шухину удалось пронести это в тюрьму, но он принял записку и не стал задавать вопросов. Шухин ничего не знал о свидетеле, никогда раньше его не видел.

На выходе Зиттинг попрощался с мужчиной в шлюзе чуть более дружелюбно, чем поздоровался при входе. Нервозность утихла, он был не более возбужден, чем обычно, когда посещал следственную тюрьму, и вопрос о том, мог ли мужчина за стеклом увидеть, что нагрудный карман куртки теперь более плоский, нежели полчаса назад, потому что никакого сотового телефона больше там не было, Зиттинг находил, по большому счету, несущественным.

В машине Зиттинг выдохнул, и его взгляд упал на новые итальянские кожаные туфли, которые он купил по совету Сильвии. Правая нога слегка дрожала, он сильнее прижал ее к полу машины, но дрожь не прекратилась. Казалось, что Зиттинг боялся оторвать правую ногу от того места, где, окруженная благородной кожей, она творила бесчинства. Что заставило Зиттинга так нервничать? Тот факт, что он совершил небольшое преступление? Он посмотрел на стену с зарешеченными окнами, и ему показалось, что он только что пересек узкую, но бурную реку. За ним была темная земля. Неожиданно паромщик встал на лодке и грустно посмотрел на него, и Зиттинг знал то, что знал паромщик: паром никогда не вернет его на зеленые берега по ту сторону.

Он звонил четыре раза, прежде чем ему наконец ответили, и сказал «Алло». Зиттинг набрал номер на записке Шухина.

– Добрый день. Моя фамилия Зиттинг. Я адвокат и представляю человека по имени Александр Шухин. Имя ничего вам не скажет. Вчера вечером вы дали ему записку с этим номером телефона.

– Возможно, да…

Зиттингу голос показался смутно знакомым, как будто он уже звонил этому человеку.

– Вы стали свидетелем ссоры?

– Да. Я все это видел. Другой начал.

– И вы были бы готовы дать показания? При необходимости, в суде?

– Конечно. – Ответ прозвучал неожиданно быстро.

– Мы можем встретиться?

– Когда?

– Я в Моабите. Где вы сейчас?

– Мы можем встретиться на углу Канта и Лейбница. Через полчаса?

– Пойдет. Как я узнаю вас?

– Вы меня знаете.

Зиттинг призадумался.

– Как вас зовут?

– Фогт. Герхард Фогт.

В первое мгновение Зиттинг подумал о совпадении. Но обстоятельства и участники предложили совершенно другую версию, и жгучее ощущение появилось ниже грудины Зиттинга, как будто он получил удар в солнечное сплетение. Он дышал поверхностно, во рту у него пересохло. Да, действительно, он знал этого человека…

Глава 17

У Нольте не было времени на встречу, но Зиттинг настоял. Это важно. Наконец, Нольте пригласил его в свой офис, что было необычно. До сих пор Нольте всегда приходил в адвокатскую контору.

Офис находился в еще не отремонтированном старинном здании во Фридрихсхайне. На первом этаже располагался русский ресторан. Звонок компании Нольте не был подписан. Зиттинг спросил в ресторане, который был пуст, за исключением одного стола. Сидя за столом, четверо мужчин разговаривали по-русски, как предположил Зиттинг. Возможно, это был также польский или болгарский. Зиттинг не говорил ни на одном из этих языков. У молодой женщины за прилавком тоже был акцент. Нольте? Конечно. Второй этаж. Знает ли она господина Нольте, спросил Зиттинг. Конечно. Он владеет домом, сказала женщина, и Зиттинг услышал в ее голосе уважение, благоговение, даже небольшой страх. Но, может быть, он придавал слишком много значения своим трактовкам.

Старый паркет заскрипел, когда Зиттинга препроводила в кабинет Нольте его коллега, чья точная функция была скрыта. Кабинет оказался простоватым, как будто здесь заседал начальник бухгалтерии, а не генеральный директор процветающей компании. На столе нет фотографий, а в шкафу – куча бумаг и рядом – телефонный счет, вдоль стен – витрины для папок и дорожная карта Европы. Кажется, ей было несколько лет, она показывала границы до 1990 года. Зиттинг ожидал увидеть антиквариат или дизайнерский стол, картины на стенах или коллекцию оружия. А тут что? Это не гармонировало с Нольте, его прекрасными костюмами и лимузином с шофером.

– Мне жаль, что вам пришлось прийти. Но сегодня я немного ограничен во времени. – Нольте был, как всегда, дружелюбен и самодержавен и, казалось, все контролировал каждую секунду.

– Нет проблем. Движение было не так уж ужасно. – Зиттинг сел на предложенный стул, перед столом.

– Кофе?

– Нет. Спасибо. Сегодня я уже выбрал свою дозу.

– Хорошо. – Нольте положил руки на стол.

– Речь идет о моем новом клиенте. Господине Шухине. Он попросил меня позаботиться об этом.

– Телефон он получил, я знаю.

– Да. Но проблема не в этом. – Зиттинг был очень взволнован и думал о том, как будет вести разговор. Дружелюбно, но решительно. Показать границы. Нарисовать красную линию. Теперь пришло время говорить, и он все еще не знал, как это сделать. – Было осложнение, – наконец произнес он, понимая в тот же момент, что сморозил глупость. Это было не осложнение, а преступление. И оно не раскрыто. Криминал не возникает сам по себе, он делается. Преднамеренно. – Господин Шухин ударил кого-то деревянной палкой. Человек, насколько мне известно, в коме. Но есть не вовлеченная третья сторона, которая может засвидетельствовать, что господин Шухин действовал в порядке самообороны.

– Господин Шухин – серьезный человек. Он ни за что не станет бить без причины.

– Может быть. Проблема в том, что свидетель – Герхард Фогт.

Нольте откинулся на спинку стула и положил руки на бедра.

– И в чем дело?

– Это тот же Герхард Фогт, который дал показания в вашем суде.

– Действительно?

– На самом деле.

– Какое совпадение.

– Я бы с радостью назвал это совпадением. И просто не знаю, что скажет суд, если свидетель моего клиента станет решающим свидетелем в суде над его работодателем несколько недель назад.

– Никто ничего не скажет. Хотя бы потому, что это два разных суда; вряд ли кто-нибудь знает, кто свидетельствовал где-нибудь еще в Берлине. Вы слишком все усложняете.

– Тем не менее я не считаю это хорошей идеей. Я не привык иметь дело со свидетелем, продающим свои услуги на рынке.

– Что вас беспокоит? Человек, по крайней мере, имеет опыт работы в суде. Чтобы не было неприятных сюрпризов.

Зиттинг был несколько удивлен тем, сколь открыто Нольте покупает Фогта.

– Послушайте, – Зиттинг крутил свой большой палец, – конечно, я не могу выбирать свидетелей на суде.

Нольте развел руками, как бы говоря: «Вот видите!»

– Если я чувствую, что свидетель лжет, это не мое дело. Для этого есть прокурор. Но когда есть конкретные доказательства того, что мой свидетель куплен, у меня возникают проблемы.

– Куплен! Вы утверждаете, что я подкупил свидетеля?

– Нет. Я говорю только то, что, принимая в расчет внешние обстоятельства, со свидетелем не все ладно. Если полиция плотнее займется господином Фогтом, я хотел бы знать, чего мне ожидать.

– Ничего страшного. У полиции есть чем заняться, кроме свидетеля небольшой драки. Какова ваша проблема?

– Моя проблема… – Зиттинг на мгновение замялся. Он все еще не мог собраться. – Моя проблема в том, что если я ничего не сделаю, то не смогу примириться с моей совестью или с моим профессиональным духом.

Нольте кивнул, аккуратно соединив кончики пальцев обеих рук.

– Совесть… профессиональная этика… интересно. – Он бросил резкий взгляд на Зиттинга. – Вы говорите об одном из ваших случаев, как будто не существует никакой секретности. Может ли после этого идти речь о вашей профессиональной этике?

Нольте был прав. То, что Зиттинг сейчас делал, было наказуемо.

– Вы поручили мне дело. Вы мне платите.

– И поэтому вы позволили себе рассказать мне о свидетелях Шухина? Я не специалист, но…

Нольте хорошо разбирался в делах. Между тем Зиттинг больше этому не удивлялся.

– Вы играете здесь законопослушного адвоката. Но разве не вы пронесли сегодня мобильный телефон в тюрьму?

– Потому что вы на меня надавили.

– Нет, не надавил. Я спросил вас, можете ли вы передать его господину Шухину. Если это запрещено, вы должны были отказать мне.

– Я очень хорошо…

Зиттинг замолчал. Беседа была бессмысленной. Во всяком случае, пока он пытался рассуждать логически. Карты Зиттинга были не очень хороши. Если бы у Шухина нашли сотовый телефон – а Нольте мог бы это устроить в любое время, – в коллегии адвокатов возникли бы проблемы. Несколько лет назад был случай с гражданским иском против Зиттинга. Речь шла о купленном свидетеле. Зиттинг об этом догадывался, но не знал наверняка. Когда правда вышла на свет, клиент Зиттинга попытался воспользоваться виной своего адвоката. Процесс был в конечном счете прекращен, потому что клиент переехал за границу. Если Зиттинг снова позволит себе просчет, он потеряет адвокатскую лицензию. Теперь он может выбирать между купленным свидетелем и контрабандным мобильным телефоном. Свидетель был хуже, но, возможно, дело никогда не раскроется. Ценой этому будет вечная зависимость от Нольте.

– Хорошо, – сказал Зиттинг через несколько минут размышления. – Что вы хотите от меня?

Нольте наклонился вперед и улыбнулся. Зиттинг, по-видимому, понял, куда все идет.

– Я большой поклонник ваших способностей, господин Зиттинг. Честно. До сих пор вы были недооценены. И это должно измениться. Вы будете работать для меня и моей компании и получите статус, которого заслуживаете. Также и финансово. О да, вы будете довольны возможностями заработать, которые вам откроются. – Он перевел взгляд на потолок на мгновение, а затем снова сложил кончики пальцев вместе. – Ваша работа будет в основном касаться… юридических вопросов. К сожалению, уголовное судопроизводство играет определенную роль в моем бизнесе. Но вы также получите и другие задачи, задачи, для решения которых нужен человек с вашей ответственностью. Я ожидаю навыков ведения переговоров, уверенности в себе и, прежде всего, лояльности. Соблюдение моих интересов, и вы должны это понимать, будет иметь абсолютный приоритет над всем остальным. Потому что вы получаете такое доверие и близость к моим делам, как еще максимум двое людей на этой планете. Если я пойму, что не ошибся, поверив вам, то вы будете вести очень приятную жизнь. Адвокатское бюро на бульваре Кудамм с симпатичными секретаршами, дорогой служебный автомобиль компании и льготное обслуживание в люксовых ресторанах этого города. – Он послал Зиттингу полный сочувствия взгляд. – Что у вас возникнут некоторые сомнения, мне было ясно. В противном случае вы бы мне открыто сказали, что вам страшно. Может быть, вам поможет, если я предупрежу: либо вы работаете на меня, либо больше не работаете в качестве адвоката. Так что оцените позитив, связанный с вашим новым жизненным путем.

Зиттинг глубоко вздохнул. Кот выбрался из мешка.

Нольте нуждался в адвокате, чтобы уберечь себя самого и своих людей от тюрьмы, когда их кривой бизнес оказывался в пролете. От адвоката ожидалось, что он не будет щепетилен, когда свидетелей подкупают или угрожают им, или прибегают к жульничеству, чтобы выиграть судебный процесс. Что касается его других обязанностей, то они будут распространяться от курьерских услуг для заключенных и до создания мошеннических компаний.

– Теперь я знаю ответ, – сказал Зиттинг, вставая, чтобы вернуться к работе.

– Ты выглядишь усталым, – сказала Сильвия, когда Зиттинг вернулся в офис в половине шестого.

– Да, это был напряженный день.

– Только утомительный?

Сильвия почувствовала: что-то случилось. Зиттинг был для нее открытой книгой. Это беспокоило его и одновременно давало ощущение тепла. Чувство, которое стало его потребностью на протяжении многих лет, как он сам признавал. Он нуждался в ней. Особенно сейчас, когда его мир угрожает разрушиться. Сильвия была единственной, для кого он что-то значил. И это заставило Зиттинга почувствовать привязанность, если не любовь к ней. Ее единственным недостатком было то, что она хотела отношений. Это было очевидно и беспокоило его. Но что именно беспокоило его при таком раскладе? Разве она не была достаточно хороша для него? Он что-то пропустит, если женится на ней? Что именно? Если вдруг супермодель влюбится в него?

– Нет. Не только утомительный… – Зиттинг замолчал, не сказав того, что хотел сказать.

– Это дело с телефоном?

– Да. – Зиттинг кивнул и в этот момент принял решение защитить Сильвию от определенных вещей. – Я сказал ему.

– В самом деле? Он это принял?

– Я сказал, что не могу так работать. Я уже думал, что Нольте все бросит, но он понял свою ошибку.

Сильвия смотрела на него, счастье и любовь читались в ее глазах.

– Не могу сказать тебе, насколько я рада.

Она была близка к слезам и явно испытывала сильное желание обнять Зиттинга. И не поверила своим глазам, когда он сделал к ней шаг и раскрыл объятия. Они долго стояли тесно прижавшись друг к другу. И едва она попробовала отстраниться, как он откинулся назад, обхватив руками ее бедра, мягкие и теплые. И она обняла его за шею, ожидая, что будет. Его рот приблизился к ее рту, ее губы пошевелились, и он был удивлен, насколько мягким и одновременно твердым был ее рот.

– Мы сегодня пообедаем? – спросил Зитинг после того, как они закончили долгий поцелуй.

Сильвия кивнула.

– Между прочим, у меня не убрано, – признался он.

– А у меня все в порядке.

Сильвия рассмеялась и положила голову ему на плечо.

Глава 18

Мисбах, 1 февраля 2016 года

Кройтнер объявился на службе. Он не обязан был этого делать. Он был ранен. Хотя и не на службе, но некоторым образом при исполнении официальной миссии. Он мог взять больничный, никто не обвинил бы его в злоупотреблении. Конечно же Кройтнер думал об этом, но в конечном счете идею отверг. Во-первых, раньше он никогда не болел. Даже после тяжелых алкогольных излишеств приступал к службе. Этого требовал его личный кодекс чести. Кроме того, эта надежность была одним из немногих достоинств, которые он мог привести в свою пользу, если бы кто-то снова захотел убрать его из полицейского управления. Во-вторых, что ему было делать со свободным временем? Восстанавливать свое выжженное поместье? Куда лучше сидеть в теплом кабинете. И last, not least^[7], или, строго говоря, самое важное: он должен был оставаться в курсе расследования, чтобы оно не повернулось против него самого.

По этой причине Кройтнер настолько казался перстом судьбы, что Валльнер попросил его сходить к Ларе Эверс. Сейчас это было главное на повестке дня. Кройтнер уже поговорил с Михаэлой Хундсгайгер и сказал ей, что в ту ночь она что-то неправильно поняла. Это был не его дом, и он не говорил ей этого. Он хотел навестить знакомого, поэтому они и заехали к нему. Михаэла так много выпила прошлым вечером, что почти ничего не помнила. Труп и ужасная женщина с пистолетом – только это и осталось в ее памяти. Остальное поблекло. Однако Михаэле Хундсгайгер было уже ясно, кого она должна благодарить за этот ужасный вечер, и она больше не хотела видеть Кройтнера. Что ему не нравилось. Но по крайней, мере с этой стороны все было не так уж страшно. Как дела с Ларой Эверс, Кройтнер не знал. Вчера вечером она была не в себе. Но что она действительно поняла? Теперь у него была возможность это узнать.

– Честь имею! – Кройтнер стоял перед Зеннляйтнером с сумкой через плечо. Зеннляйтнер был выставлен в качестве охранника перед комнатой Лары Эверс.

– Будь осторожен, чтобы она не выстрелила в тебя, – предупредил Зеннляйтнер. – Что у тебя в сумке? – Он постучал по сумке. Приглушенный звон пивных бутылок был ему ответом.

– Разве с этим нельзя?

– Мне пофиг. Но бутылки все нужно вынести отсюда. Из-за угрозы самоубийства. Осколки, понимаешь?

– Понятно. Как долго ты уже здесь сидишь?

– С девяти. Через полчаса придет Грайнер. И я сменюсь.

Лицо Кройтнера потемнело, как будто кто-то выключил свет. Грайнер лишил его водительских прав, и Кройтнер несколько ночей не спал, раздумывая, как отомстить. Но до сих пор так ничего и не придумал.

– Я попытаюсь выйти раньше, чем он придет, – сказал Кройтнер и позволил Зеннляйтнеру открыть перед собой дверь.

Лара Эверс небрежно обошлась с первой бутылкой пива, как будто не хотела создавать впечатление, что это для нее что-то значит.

– Ну как? Все в порядке? – поинтересовался Кройтнер.

– Сойдет. – Она аккуратно потягивала из бутылки, и алкоголь, казалось, разливал покой по ее телу.

Кройтнер наблюдал за ней и ждал, пока она отставит пиво. Затем он дал ей несколько секунд, чтобы что-то сказать. Но она этого не сделала.

– Если ты хочешь извиниться – не заставляй себя ждать.

– За что?

Кройтнер указал на повязку на своей голове:

– Вчера ты мне чуть башку не отстрелила.

– Вчера? – Эверс хлопнула ресницами, раздумывая. – О! В доме Вартберга. Да… сорри.

– Это не имеет значения. Не можешь вспомнить, что было, не так ли? – Кройтнер очень внимательно рассматривал мимику Лары Эверс, потому что по женщине всегда можно узнать, лжет ли она.

Она покачала головой.

– Ты помнишь, что была в доме? И что Вартберг мертв.

– Да. Я это помню.

– Почему Вартберг там был? Ты сказала, что его нет.

– Я это сказала? – Она напряженно взглянула на Кройтнера. – Может быть, я перепутала дату.

– Ну супер.

Лара встала, сделала несколько шагов по комнате, затем повернулась к Кройтнеру и посмотрела на него, словно искала дефекты на коже его лица.

– Могу я сказать тебе кое-что, так, чтобы ты никому не передавал?

– Попробуй.

Лара Эверс задумалась, закусила губу и через несколько секунд превратилась в маленькую девочку.

– Кажется, я спорола фигню.

– Все это уже знают. Я не обязан рассказывать об этом.

– Я имею в виду кое-что другое. – Кройтнер вопросительно посмотрел на нее. – Я сказала детективу, что Вартберг хотел изнасиловать меня. И поэтому я его застрелила.

– Звучит не так уж плохо.

– Это неправда.

– Почему же тогда ты его застрелила?

– Этого я не знаю. Я проснулась, и пистолет был у меня в руке. Но застрелила ли я его и почему – понятия не имею.

– Возможно, ты даже в него не стреляла.

– Да… может быть. – Она с тревогой посмотрела на Кройтнера. – Но ты думаешь, они поверят в это?

Кройтнер пожал плечами и сделал лицо, которое оставило мало надежды Ларе Эверс.

– Вот почему я приплела байку об изнасиловании. Это самооборона. Они не могут меня запереть, верно?

– В зависимости от того, смогут ли они доказать, что твоя байка не соответствует действительности. Что именно ты сказала?

Лара выложила ему все.

После того как она закончила, Кройтнер долго рассматривал в окно легкий снег, сыпавший с серого неба. Затем он вновь посмотрел на девушку. Долгое время они сидели и молча смотрели друг на друга. Кройтнер был практически уверен, что заявление Лары будет расценено как ложь, на основании вещественных доказательств и результатов вскрытия.

– Я действительно наговорила ерунду, правда? – Лара сжала губы, ее подбородок задрожал, и вскоре потекли слезы.

Кройтнер пошевелился на своем стуле, чувствуя себя неловко от того, что сидел в запертой комнате с рыдающей девушкой.

– Все будет хорошо. Если ты этого не сделала, они разберутся.

– Они ничего не смогут найти. Они просто узнают, что я солгала. – Слезы текли, и слова толчками отлетали от мокрого лица Лары. – Они мне больше не поверят.

Кройтнер хотел сказать нечто обнадеживающее. Но он ничего не мог придумать. Лара была права. Даже если раньше она этого не подозревала, теперь точно знала, что права.

Лара Эверс спрятала лицо в ладонях и плакала, плакала…

– Меня засадят в тюрьму?

– Ну да… – Конечно. Она будет находиться под стражей до тех пор, пока судебное разбирательство не закончится, а затем еще в течение долгого времени. – Я не хочу тебя обманывать. Немножко тюрьмы наверняка будет. Ты же уже бывала там, не так ли?

– Я больше не хочу туда! – Она потянула носом. Кройтнер вытащил бумажный носовой платок из своей форменной куртки и вручил его девушке. – Ты думаешь, в тюрьме так интересно? – Она вытерла глаза. – Это такое дерьмо, что ты даже не представляешь.

– В данный момент я не могу помочь тебе.

Лара Эверс встала, подошла к окну без ручки и посмотрела на улицу. Были видны горы, над которыми быстро бежали облака.

– Я должна выйти отсюда. – Она обернулась и посмотрела на Кройтнера. – Как мне это сделать? Ты наверняка знаешь какой-нибудь трюк?

– Отсюда никто не выйдет. Рядом с дверью сидит полицейский.

– Ты же с ним знаком. Можешь что-нибудь сделать?

– О чем ты? Если кто-то тебя упустит, ему мало не покажется. Никто этого делать не станет. – В этот момент Кройтнер сделал паузу, размышляя. Если Зеннляйтнер позволит девушке бежать, то получит по шапке вполне официально. Конечно, он не хотел бы так подставлять Зеннляйтнера. Однако после Зеннляйтнера заступает Грайнер. Все начинает выглядеть несколько иначе…

– Что?

Голос Лары почти пронзил Кройтнера. Потому что в тот момент в его сознании сложился план.

– Лео?

Кройтнер медленно повернул голову к Ларе Эверс и внимательно посмотрел на нее. Девушка была изворотливой и беспринципной и обладала достаточным количеством криминальной энергии, хотя в настоящий момент выглядела злобной одиннадцатилетней девчонкой. Кройтнер почему-то не верил, что она убила Вартберга. Он уже понял то, что большинство бы не разглядели. Но инстинкт полицейского, дистиллят из двадцати пяти лет опыта, сказал ему: это убийство бессмысленно. Тот факт, что она рассказала историю изнасилования, вполне в духе Лары Эверс. Она хотела быть слишком умной и вляпалась в нечто такое, что могло без всякой вины запрятать ее за решетку надолго. Это его проблема? Не совсем. Но если Кройтнер правильно оценил ситуацию, это была возможность помочь ей и в то же время реализовать заветный проект.

– Перестань рыдать и садись, – сказал он наконец. – И навостри уши.

Глава 19

Прежде чем попрощаться с Зеннляйтнером, Кройтнер убедился, что Грайнер скоро придет. Зеннляйтнер слегка удивился этому вопросу. Кройтнер сказал, что просто не хочет на того натыкаться.

После того как санитар вывел его из закрытого отделения, Кройтнер отправился на два отделения вперед и выяснил по карте на стене, где находится хранилище одежды. Там он наткнулся на уборщицу, которая едва понимала по-немецки и потрясенно смотрела на Кройтнера. Видимо, она приехала из страны, где поступать так было целесообразно, когда встречаешь человека в форме. Кройтнер оказался прав. Он смог спокойно выбрать белый халат и брюки и положить в сумку.

Вернувшись в коридор, Кройтнер заметил табличку, указывающую путь к кардиологии, проктологии и педиатрии. Последнее, как показалось Кройтнеру, лучше всего подходило для его целей. В детском отделении он открыл наугад двери в несколько палат и заявил, что ищет кого-то, пока не встретил одиннадцатилетнего мальчика с повязкой на глазах. Мальчик был один и удивился, когда его посетитель представился в качестве полицмейстера Тобиаса Грайнера. Он просто хотел проверить, как дела у мальчика, сказал Кройтнер. Выйдя из комнаты, Кройтнер прихватил кроссовки, которые стояли рядом с гардеробом.

После этого он отправился в сестринскую, где сидел фельдшер, играющий в Candy Crush Saga, который даже не поднял глаза от своего мобильного телефона, когда Кройтнер вошел в комнату. Кройтнер задал несколько несущественных вопросов, взял стетоскоп, висящий над стулом, и очки для чтения, которые нашел на тетрадке судоку, и попрощался.

– Сервус^[8]. Я должен вернуться.

– Ах так?

– Пивные бутылки все еще там.

– Мать твою, я же напоминал тебе… – Зеннляйтнер с усталым видом отпер дверь.

Спортивная обувь была на четыре размера велика. Одиннадцатилетний злодей фактически имел сорок третий размер. Но Лара Эверс смогла компенсировать это туалетной бумагой. В ношении краденых туфель у нее был опыт. Остальное более или менее подходило. Пока Кройтнер складывал опустошенные бутылки в сумку, он уговорил Эверс дождаться смены охраны перед дверью. Это произойдет через пять минут. Если она не уверена, пусть подождет еще десять минут.

Тобиасу Грайнеру было тридцать два года, и у него имелся немалый опыт полицейской службы. Он проявлял усердие и был неподкупным. Не всем это нравилось, но начальство было им довольно, и он открывал список на продвижение по службе. Если он не допустит грубых ошибок, повышение в должности не заставит себя ждать. В не столь далекой перспективе он стал бы главой полицейского управления и начальником Кройтнера.

Кройтнер не нравился Тобиасу Грайнеру. Коррумпированный пьяница, который ничем не пожертвовал для службы в полиции, – таким был Кройтнер в его глазах. Кроме того, в первые годы Грайнеру приходилось страдать от издевательств своего старшего коллеги. Например, если он не хотел пить с другими. Оскорбление глубоко поселилось в его душе, и на протяжении многих лет ожесточение против Кройтнера неуклонно росло. В моменты бездеятельности, как сейчас, когда он просто сидел рядом с дверью, он забавлялся, мысленно объявляя Кройтнеру о его увольнении. Это были очень приятные мысли. Кройтнер брал взятки и был уличен агентом-провокатором (которого, возможно, даже подослал Грайнер, кто знает, детали еще не были вырезаны в камне). Он очень любезно просил Кройтнера сесть и спрашивал его о том, как тот поживает, чтобы усыпить его бдительность обманчивой безопасностью. Затем, казалось бы, безобидный вопрос об особых событиях в последнее время. Кройтнер, вероятно, ничего бы не заподозрил, отдаваясь своей детской наивности. Ну, может быть. Кройтнер не был таким уж глупым и десятилетиями развивал инстинкт ощущения грядущей опасности. Да, именно. Он почувствовал бы неладное и стал нервничать из-за этого вопроса. Он, Грайнер, в то время как Кройтнер неловко ерзал бы на своем стуле, жаловался на чрезмерную нагрузку или болтал о другой ерунде. Кройтнер сидел бы словно на горящих углях. А потом – из ниоткуда – возникает вопрос, не знает ли Кройтнер господина Такого-то. Нет? Странно! Этот господин, если он, Грайнер, правильно прочел протокол (он бы одновременно просматривал файл), был вчера остановлен из-за превышения скорости. Пьяное лицо Кройтнера побледнело бы, его взгляд стал бы недоверчивым и напуганным… В дверь постучали. Грайнер сказал: «Не сейчас», потому что не хотел, чтобы его беспокоили посреди этого важного разговора. Вновь раздался стук, и Грайнер очнулся от своего дневного сна. Он сидел на пластиковом стуле в больничном коридоре, окруженный запахом дезинфицирующих средств, и никого не видел. И опять постучали сбоку от него. Дверь в комнату Лары Эверс. Немного ошеломленный, он встал и посмотрел через глазок. В комнате находилась врач.

– Не могли бы вы меня выпустить? – сказала она.

Грайнер открыл дверь, доктор, которая показалась ему относительно молодой, но, возможно, она была интерном, вышла. Ему показалось знакомым лицо. Он, должно быть, встречал ее когда-то на вокзале.

– Я не знал, что кто-то есть внутри. – Грайнер взглянул на женщину, слегка смутившись. На ней были очки, белый халат и стетоскоп на шее, как у большинства врачей. Спортивная обувь была великовата для женщины.

– Ваш коллега впустил меня. Разве он не сказал вам?

Грайнер покачал головой и заглянул в комнату.

– Вы хотите оставить дверь открытой? – пробормотала доктор. – Это закрытое отделение. Почему, вы думаете, оно так называется?

Грайнер поспешил закрыть дверь. Еще не хватало, чтобы врач пожаловалась на него.

– Я дала ей успокоительное средство. – Доктор кивнула в сторону двери. – Она спит. Никто не должен будить ее в течение следующих двух часов.

Даже не дожидаясь кивка Грайнера, доктор устремилась прочь, подала фельдшеру, дежурившему у дверей, знак и покинула отделение через укрепленную дверь.

Через глазок Грайнер увидел, что Лара Эверс лежала в постели. Он сел на пластиковый стул и снова попытался завладеть нитями управления своим сном.

– Ты не контролировал вчера такого-то?

Правильно, это был вопрос, который привел бы к краху Кройтнера. Грайнер задал бы его с лукавой иронией. Или нет – с искренним изумлением. Так было бы лучше. Удивленно и озабоченно он задает вопрос. И самодовольное глупое лицо Кройтнера красиво и медленно…

Глава 20

– Это просто невозможно! – Выражение лица Тишлера стало растерянным после того, как Валльнер объявил о побеге Лары Эверс. – Что, ее не охраняют?

– Кто сбежал? – Кройтнер показался в дверях.

– Лара Эверс. – Валльнер помахал Кройтнеру. – Ты был у нее?

– Да, как раз иду из больницы, дай, подумал, загляну. Я надеюсь, с Грайнером ничего не случилось. Он получил какие-нибудь травмы?

– Насколько я знаю, нет. А почему Грайнер?…

– Он должен был ее охранять. – Кройтнер покачал головой, как бы отгоняя неуместные мысли. – Как это? Окна зарешечены, и дверь не открывается изнутри. Как можно убежать?

– Это меня тоже заинтересовало. – Тишлер оглядел комнату. – Где этот полицейский?

Валльнер возглавлял криминальную полицию Мисбаха, но начальником всей полиции был главный комиссар Дитер Хёнбихлер. В его кабинете теперь собрались Грайнер, Валльнер, Тишлер, Зеннляйтнер и Кройтнер, который навестил Лару Эверс незадолго до побега.

– Теперь успокойся и расскажи все с самого начала и по порядку.

Призывы Хёнбихлера были совершенно уместны, потому что Грайнер выглядел потрясенным. Побег вверенной ему преступницы дался ему тяжело.

– Я принял вахту у Зеннляйтнера. И… никаких особых происшествий не было. По крайней мере, он не сказал мне ни о чем подобном.

Хёнбихлер посмотрел на Зеннляйтнера. Тот покачал головой.

– И он не предупредил меня, что в комнате была врач. Я этого просто не знал.

Еще один взгляд на Зеннляйтнера.

– Там не было врача.

– Но я ее видел.

– Стоп, стоп, стоп! – вмешался Хёнбихлер. – Давай по порядку. Ты, стало быть, сел рядом с дверью палаты. Ты заглянул в палату?

– Да. Через глазок. Госпожа Эверс сидела на кровати. Затем я сел на стул. И через несколько минут раздался стук, и это была врач, которая хотела, чтобы я позволил ей выйти.

– У них есть ключи, – сказал Зеннляйтнер. – Они могут сами выходить.

– Я… я подумал, может, она забыла ключ. Может же такое случиться?

– Значит, ты позволил врачу выйти из комнаты, а потом?

– Потом она ушла.

– Ты знал этого врача?

– Нет, по имени нет. Но мне было знакомо лицо. Раньше я видел ее на вокзале.

– Ты убедился, что задержанная все еще оставалась в палате?

– Да.

– Как?

– Я посмотрел в глазок. Она лежала в кровати. Ну, так это выглядело. Я не пошел туда, потому что врач сказала, что госпожа Эверс спит и ее нельзя тревожить.

– Но она не спала?

– Нет. В постели… стало быть была не госпожа Эверс. Одеяло было сложено, и через глазок казалось, что кто-то есть в постели.

– Как выглядела доктор? – спросил Кройтнер.

– Метр шестьдесят пять, белокурая, в очках… – Он задумался. – Под тридцать. Нет, двадцать пять… или даже моложе.

– Так выглядит Эверс. Кроме очков.

– Это была врач! С такой штукой, чтобы слушать.

– Стетоскоп?

– Да. Это была врач. Точно-точно.

Хёнбихлер посмотрел на Грайнера с сочувствием.

– В отделении две женщины-врача, сказали нам. Одна седая, пятидесяти шести лет, другая брюнетка.

– Значит, она из другого отделения.

– Тобиас… – выражение Хёнбихлера теперь было отеческим, – доктор, которого ты выпустил, это была Эверс.

Стремление защитить себя заставило Грайнера открыть рот и совершить механические движения нижней челюстью, но ни слова произнести не удалось. Ему просто нечего было сказать в свою защиту. Грайнера провели, как салагу.

– Вот почему лицо врача показалось тебе знакомым, – завершил Хёнбихлер казнь Грайнера и вздохнул. Грайнер обреченно молчал. Хёнбихлер повернулся к Кройтнеру: – Ты разговаривал с ней раньше. Что-нибудь заметил?

– Эверс сказала, что признание было липовым, и запаниковала.

– Да, такое часто случается, лучше бы она держала рот на замке, – прокомментировал Тишлер. – Но признание сделано.

– Я не думаю, что убила она.

Тишлер посмотрел на Кройтнера.

– На чем основано ваше мнение?

– Я редко ошибаюсь.

– Тогда, возможно, вы должны стать судьей. Вы заметили что-нибудь помимо признания госпожи Эверс в невиновности во время вашего посещения?

Кройтнер сконцентрировался, как будто напряженно восстанавливал картину увиденного.

– На столе лежали очки для чтения. – Он проговорил фразу в пространство, затем скосился на Грайнера.

– Проклятье, очки! У нее есть очки для чтения. Меня это удивило, потому что она такая молодая. Она обычно не носит… – Фраза оборвалась, и Грайнер покачал головой, сокрушаясь из-за собственной глупости.

– В самом деле, – произнес Хёнбихлер несколько ворчливо. – По крайней мере, ты заметил.

– Дурацкая ситуация. Кто помог ей переодеться во врача? Как она смогла получить все вещи?

– Мы будем разбираться во всем этом досконально. – Хёнбихлер заметил, что лицо Грайнера стало белым как мел. – Мне жаль. Ты не хотел этого. Но мы не можем попросту замести все под ковер. – Грайнер, казалось, был близок к слезам. – Тебя не отстранят немедленно, но дисциплинарного расследования не избежать. – Хёнбихлер пытался утешить своего подчиненного.

«Но продвижение по службе ты можешь засунуть себе очень глубоко куда-то пониже спины», – подумал Кройтнер, и в его сердце выскочила пробка от шампанского. Затем он подошел к Грайнеру и положил руку ему на плечо.

– Выше нос. Каждому из нас случалось творить дерьмище.

После этих слов Кройтнер выплыл из комнаты. В его сердце было на удивление пасмурно, но откуда-то тянуло ароматом сирени.

Глава 21

Лару Эверс объявили в розыск, и каждый патрульный в округе имел ее фотографию уже через несколько минут. Но у Эверс было преимущество. Прошло больше часа, прежде чем Грайнер (между бодрящими фантазиями об увольнении ненавистного коллеги) усомнился в том, что доктор может выглядеть настолько молодо, что на ней были очки для чтения и что Зеннляйтнер ничего не сказал о ней при смене. До тех пор, пока не стало неопровержимым осознание, что в ситуации было нечто смешное, и он снова не заглянул в комнату. Достаточно времени, чтобы Лара Эверс оказалась почти в трех километрах от больницы. Оттуда было всего несколько сотен метров по едва проложенной дороге до сгоревшей фермы. Кройтнер сказал ей, где спрятаны ключи. Лару Эверс было уже не найти.

Между тем прокурор Йобст Тишлер все еще пребывал в хорошем настроении. Ведь он смог предоставить преступника на следующий день после убийства. Так, как любят СМИ. Корпеть неделями и все еще не найти виновного – журналисты от этого раздражаются, а следователи выглядят идиотами. В таком случае Тишлер должен был обеспечить осторожную политику интервью, чтобы полицию воспринимали всерьез в качестве органа, проводящего расследование.

– Я подведу итог, – сказал Тишлер, любовно поглаживая копию завещания Клауса Вартберга. – У нас есть подозреваемая, которая находится в доме жертвы с орудием убийства в руке сразу после преступления и чуть не приканчивает полицейского при аресте. Подозреваемая признается, но утверждает, что жертва напала на нее, и она защищала себя пистолетом, но в подтверждение этого нет никаких фактов. Напротив, явные следы говорят, что жертву убили во время сна. И есть мотив убийства: подозреваемая наследует, по-видимому, значительное состояние жертвы. – Тишлер собрал свои документы, копию завещания и бросил стопку на стол. – Конечно, нам придется дождаться лабораторных исследований и сделать доказательства неоспоримыми.

Он имел в виду необходимость снова поймать подозреваемую и устранить некоторые тривиальные несоответствия. И оставляет это Валльнеру и его деревенским полицейским.

Дело было ясно для Тишлера, и он казался малочувствительным к мелким возражениям. Поэтому Валльнер воздержался от того, чтобы Тишлер узнал, что в вечер преступления рядом с домом Вартберга был замечен неизвестный, и чрезвычайно обрадовался, когда прокурор попрощался с ними и уехал. Теперь можно было снова работать спокойно.

Прежде всего Валльнер создал специальную комиссию. Для этого потребовались государственные служащие из Розенхайма и Мюнхена. До сих пор он не знал, не обидится ли его народ в Мисбахе. В конце концов, все еще было похоже, что преступница уже была задержана. И если Лара Эверс сделала достоверное признание с окончательными данными о преступлении, орудии убийства и мотиве, объяснение таким и останется. И все-таки оставалось слишком много нуждающихся в разъяснении моментов.

Валльнер назначил встречу с сотрудниками на шестнадцать часов. Цель состояла в том, чтобы обсудить исходную информацию о жертве и Ларе Эверс. А пока Валльнер отправился с Майком к адвокату Баумгертелю, чей офис находился всего в нескольких минутах ходьбы от центра города.

* * *

Хуберту Баумгертелю было под сорок, он держал юридический кабинет вместе со своей женой. Хуберт Баумгертель-старший ушел на пенсию два года назад, но сохранил свою лицензию и порой работал в фирме, главным образом в области наследственного права, потому что за последние годы приобрел в округе определенную репутацию. Он также составил завещание Клауса Вартберга, но с клиентом говорил его сын.

– Люди всегда считают, что наследование – это что-то типа снотворного. Но я могу рассказать вам такие истории, мой дорогой! – Баумгертель покачал головой, как будто стараясь прогнать из памяти воспоминания.

– Итак, вы составили завещание для мистера Вартберга. – Валльнер попытался перейти к делу.

– Да, точно. Кстати, вы знаете, кто хуже прочих, когда речь идет о наследовании? Вы знаете, кто они? – Комиссары сознались в своем невежестве. – Супруги! В семье – да, ну, есть споры, логично. И все-таки в какой-то момент все родственники соглашаются. Но супруги, которые даже не принадлежат к семье, ни за что не согласятся. Они самы-е худ-ши-е провокаторы.

– Да ну? – удивился Майк, и Валльнер заподозрил, что он на самом деле нашел пустую болтовню Баумгертеля интересной.

– Пару лет назад в окружном суде был мой коллега. Беспроблемное наследование. Стороны были в основном согласны. В рассмотрении оставалось только сравнение, и дело должно было быть закрыто. И что, вы думаете, происходит в перерыве на переговорах?

Майк пожал плечами:

– Началась драчка?

– Еще лучше: один наставляет свой револьвер, немаленькая штучка, сорок пятый «смит-вессон», и стреляет. Два трупа. Едва не пострадал мой коллега. Слава богу, смог убежать в пустой зал суда. Наследование! Вот так бывает.

– В газете что-то писали об этом, – смутно вспомнил Валльнер. – Ландсхут?

– Да! Там-то все и произошло! Как на Диком Западе.

– Нижняя Бавария в своем репертуаре, – добавил Майк к общему клише.

– Но давайте обратимся к мистеру Вартбергу. Вы знали его какое-то время?

– Мой отец раньше был с ним связан. Строительные дела. Ничего особенного. Но поэтому он и пришел к нам.

Адвокатская секретарша принесла поднос с кофе. Баумгертель налил Майку и себе, пока они разговаривали.

– Вы знаете, есть ли у него родственники?

– Предположительно нет. Я спросил его о правомочных лицах. У него не было родителей, детей, внуков. Есть ли братья и сестры, племянники или кузены, я не знаю.

– Ну, по крайней мере, не нашлось кого-то из близких, кому он хотел бы передать наследство. Вы знаете, почему он все завещал Ларе Эверс?

– У меня сложилось впечатление, что ему понравилась девушка и он хотел помочь ей встать на ноги. По-видимому, ей было тяжело. Проблемное детство, домашнее образование и так далее. Но он ничего не говорил об этом.

– Создалось ли у вас впечатление, – Майк угостился второй чашечкой кофе, – что он был сексуально заинтересован в девушке?

– Прежде всего, мне нужно будет проверить, как это соотносится с моей обязанностью хранить тайну. Но ответа все равно не получится. Я думаю, что это было продиктовано скорее отцовскими чувствами. Конечно, я точно не знаю, что между ними было.

– Знала ли госпожа Эверс, что она наследница?

Баумгертель подумал. Затем решительно покачал головой:

– Не могу себе этого представить. Он очень хорошо знал, что молодая женщина, скажем так, психически несколько нестабильна. Он даже не захотел получить копию завещания для себя. Потому что неизвестно, кто прочтет его, сказал он, если оно будет лежать у него дома.

– Похоже, что много разных людей приходило к нему в дом, – удивился Валльнер.

Адвокат пожал плечами:

– Возможно.

– Насколько нам известно, господин Вартберг жил очень уединенно, и только два человека имели ключ от его дома: уборщица и Лара Эверс.

– Ну, тогда, по-видимому, он не хотел, чтобы госпожа Эверс узнала что-нибудь о наследстве. Но, как я уже сказал, все это только догадки.

– Скажите, – Валльнер задумчиво поигрывал своей ручкой, – завещание было составлено всего две недели назад. У вас создалось впечатление, что есть причина, чтобы сделать это именно сейчас?

– Вы имеете в виду, что он ожидал смерти?

– Например.

– Он ничего такого не говорил. Меня это не удивило. Мужчина за шестьдесят. В этом возрасте и составляют завещания. – Баумгертель сделал глоток кофе и задумался. – Теперь, когда вы спрашиваете, я вспомнил нечто, показавшееся мне немного странным. Я сказал, просто так, чтобы поддержать разговор: «Она обрадуется, эта молодая дама». И он произнес в ответ, больше для себя: «Да, мне кое-что нужно компенсировать».

– Но вы не попытались узнать подробности?

– Боже упаси. Я не хотел смущать этого человека.

Валльнер и Майк посмотрели друг на друга и согласились.

– Спасибо, – сказал Валльнер. – Большое спасибо.

– Тогда у меня есть просьба к вам, если позволите.

– Конечно. Что случилось?

– Одна из наших сотрудниц не выходит на работу уже два дня и не подходит к телефону. На электронные письма она тоже не отвечает. Это необычно. Дама долгое время работает с нами и очень надежна.

– Как зовут женщину и сколько ей лет?

– Сильвия Марек. Недавно ей исполнилось шестьдесят.

– Мы можем узнать, не произошел ли несчастный случай или еще что, – сказал Майк. – Кстати, я предлагаю вам отправить кого-то в квартиру или позвонить соседу или дворнику, чтобы они посмотрели.

– Да. Действительно следует это делать, – обеспокоенно сказал Баумгертель.

В шестнадцать часов Валльнер и его люди встретились на совещании, чтобы рассмотреть имеющиеся сведения и решить, что делать дальше. Джанет занималась подозреваемой Ларой Эверс.

– Для девятнадцати лет у девушки очень насыщенная история жизни. – Джанет указала на папку перед собой, в которую продолжала смотреть. – Родилась в Берлине в 1997 году, ее мать была зависима от наркотиков и умерла через год после родов. Ребенок передан в детский дом, удочерен в возрасте двух лет, но через несколько месяцев удочерители погибают в автомобильной катастрофе, а ребенок помещается у приемных родителей в Ингольштадте. В возрасте десяти лет от приемных родителей возвращается в детский дом. Предположительно, приемным родителям было тяжело с девочкой из-за ее поведения. Тем не менее подразделение по вопросам благосостояния молодежи подозревало в злоупотреблениях приемного отца и предполагало, что приемная мать хотела положить этому конец. В двенадцать – новая приемная семья, на этот раз в Айхштетте. Там сразу не сложилось, и она убегает. В пятнадцать – в детдоме в Мюнхене. В том же возрасте – первое обвинение в хранении наркотиков. Год спустя обвинительный акт за нанесение тяжких телесных повреждений. Она заколола молодого человека ножом, потому что он якобы украл ее мобильный телефон, – дело, которое так до конца и не прояснено. С тех пор она не попадала в полицию. Это, конечно, не означает, что ничего предосудительного не сделала за это время.

– Мы нашли пятьдесят граммов травы в ее квартире, – сказала Тина, – и немного кокса. Были и некоторые довольно ценные вещи, которые она едва ли могла купить: ручка Монблан на сумму около тысячи евро, хрустальный графин и – в это трудно поверить – своего рода яйцо Фаберже. Мы подозреваем, что она украла эти вещи у Вартберга. Может быть, он ей их подарил. Или это было платой за оказанные услуги, – добавила Джанет.

– Есть ли какая-нибудь подсказка? – спросил Валльнер. – Сексуальные контакты между ними? Адвокат говорит, что это скорее отношения отца и дочери.

– Мы не нашли ничего, что указывало бы на половые сношения, – ответил Оливер, коллега Тины. – Никаких презервативов, никакой спермы, ничего.

Наконец Валльнер сообщил о разговоре с адвокатом Баумгертелем и его предположении, что Лара Эверс ничего не знала о своем наследстве.

– Кстати, – продолжал Валльнер, – у Вартберга не было детей, и родители, вероятно, умерли. Мы как-нибудь продвинулись в этом вопросе?

Майк взял слово и положил перед собой папку.

– Ну типа того. У меня имелось определенное подозрение, которое было подтверждено сегодня. Но давайте по порядку…

Глава 22

Берлин, лето 1996 года

Разбирательство по делу Александра Шухина было затруднено. Жертва все еще находилась в отделении интенсивной терапии. Шухин сломал ему ножкой от стула несколько костей лица, а также левую ключицу. У Зиттинга от чтения медицинского отчета возникло неприятное чувство в желудке. Что заставило этого человека так изувечить свою жертву? Что случилось бы, не вмешайся патруль? Судья ответил на эти вопросы следующим образом: жертва находилась в наркотическом состоянии (анализ крови выявил кокаин и амфетамины) и напала на Шухина. Он вынужден был защищаться от агрессивного атакующего, который не захотел отпускать его даже после нескольких попаданий, освободиться удалось только после массированных ударов. Этот отчет был подтвержден свидетелем Фогтом, который якобы случайно оказался неподалеку. Сама жертва не могла этому противоречить, все еще пребывая без сознания. И поэтому, по мнению судьи, самое большее, следовало ожидать осуждения за превышение необходимой защиты и не было никаких оснований удерживать Шухина под стражей. Он покинул тюрьму свободным человеком.

Дело не отпускало Зиттинга. Он лежал в постели Сильвии ночью, ее теплая рука была на его груди, дыхание щекотало шею, в свете фонаря на потолке танцевали листья липы, стоящей перед окном, – и думал о человеке в реанимации. Что стояло за этим? Неужели Шухин хотел его убить? Если да, то почему? Был ли Нольте всего лишь мелким мошенником, чьи люди сражались с другими мелкими мошенниками? В какой бизнес ввязался Зиттинг? С тех пор как пронес сотовый телефон, он знал, что Нольте был более серьезен, чем предполагал его внешний вид. Был ли он настоящим преступником? Зиттингу хотелось бы избежать вопросов, которые ставило поведение Нольте. Но он больше не мог.

На следующее утро Зиттинг смотрел на свое обезглавленное яйцо к завтраку и ничего не говорил. Аппетита не было. Его мучил вопрос о том, как сложится теперь его жизнь. В какой-то момент он понял, что таращится на яйцо, и посмотрел на Сильвию, сидящую по другую сторону стола. В ее глазах Зиттинг увидел глубокую озабоченность. Он улыбнулся, отложил ложку и сделал паузу.

– Я не говорил с Нольте… о телефоне.

Сильвия кивнула. Она знала это с самого начала. Зиттинг сказал ей, какую сделку заключил с Нольте. Она слушала, позволяла ему говорить и не подгоняла, когда он прерывался. Она не была потрясена, разочарована или ошеломлена. Она слушала, как слушают кого-то, кто излагает большую глупость и не знает, как продолжить. Когда Зиттинг закончил, она сказала:

– Это означает, что, если ты не работаешь на него…

– Мне конец.

– Если он осуществит свою угрозу.

– Он это сделает. Хотя бы из принципа. Такие люди не терпят сопротивления.

Сильвия долго размышляла, вмешивая сгущенное молоко в свой кофе, глядела в окно и мешала дальше. Затем она вынула ложку из чашки, сделала глоток и сказала:

– Ты должен это сделать.

– Работать с Нольте?

– Нет. Уходить. Прямо сегодня.

– Ты так легко говоришь. – Он отчаянно посмотрел на нее. – Быть адвокатом – это моя жизнь.

– Будь адвокатом. Не преступником. Он будет требовать от тебя все больше и больше. Уже ради того, чтобы ты оставался зависим. Тебе придется не просто лгать и жульничать. Может быть, однажды он захочет, чтобы ты кого-то убил.

– Сильвия – это не мафия. И уж точно убивают у них не адвокаты.

– Ты будешь марионеткой преступника каждый день. Каждый день ты будешь делать грязные вещи или помогать их сделать. Либо ты на этом сломаешься, либо привыкнешь. Я не знаю, что хуже. – Ее глаза стали большими, черными и влажными. – Я потеряю тебя.

Рот Сильвии неуверенно дернулся, и первые слезы потекли по ее щекам, капали в кофе. Она вытерла лицо одной рукой и всхлипнула, отвернувшись от Зиттинга. Он сидел, как парализованный, за кухонным столом и смотрел сквозь Сильвию. Она была права. Последнее, что ему осталось, он не мог выбросить вон: его чувство собственного достоинства. Зиттинг встал и подошел к двери.

– Что ты собираешься делать? – Сильвия казалась испуганной.

– Я поеду к нему.

Зиттинг не поехал к Нольте. Еще в машине он получил эсэмэс. Нольте хотел поговорить с ним. В девять в офисе. После беседы в офисе Нольте, его тон изменился. Он больше не спрашивал, есть ли у Зиттинга время, он просто запланировал встречу и ожидал, что Зиттинг будет доступен. Если бы у него были другие встречи, ему пришлось бы отложить их.

Нольте пришел один, как всегда. Водитель ждал в машине. Сильвия ушла утром по делам. И Зиттингу самому пришлось управляться с кофеваркой. Нольте выглядел веселым. У него были планы.

– Я хочу докупить эти три дома, и тогда половина улицы будет принадлежать мне. – Нольте указал на кадастровый план улицы во Фридрихсхайне, где находился его офис. – Возможно, я куплю и другую сторону. В данный момент это не стоит почти ничего, шестьсот за квадратный метр. Потом нужно будет вложить от шести до восьми сотен в ремонт. И продать я это могу за две с половиной тысячи. Если район привлекателен. Я выкидываю русских. Туда въезжают итальянцы, а затем в некоторых домах откроют несколько хороших магазинов. Это будет следующий Пренцлауэр-Берг.

– Может быть. Но два дома здесь, – заметил Зиттинг, – заняты и выглядят не очень привлекательными.

– С панками как-нибудь договорюсь.

У Зиттинга было смутное подозрение, что в преддверии сделки обнаружится несколько серьезно раненных домовладельцев.

– Сейчас очень важно избавиться от русского ресторана. И тут вы входите в игру.

– Прежде чем продолжать, мы должны кое-что уточнить, – сказал Зиттинг и отодвинул от себя чашку кофе.

– Да? – Лоб Нольте прорезали морщины. – Я думал, что мы на днях уже все обсудили.

– Да, мы поговорили о многом. Но, возможно, я выразился не достаточно ясно, за что прошу прощения.

Глаза Нольте немного сузились, совсем чуть-чуть на самом деле, но заметно.

– Вы потребовали от меня лояльности, – начал Зиттинг самую трудную часть разговора. – Это ваше право. Как ваш адвокат, я узнаю вещи, которые являются конфиденциальными. И все, что я узнаю, подпадает под условие адвокатского молчания. В этом смысле вы сможете располагать моей неограниченной лояльностью. Если же эта лояльность вами понимается в каком-то другом смысле, мы должны уточнить, насколько далеко она должна заходить.

– Я требую абсолютной лояльности. И думаю, что я уже это говорил.

– Мне жаль. Я не мог вспомнить формулировку. Так или иначе… если под этим подразумевается, что я должен быть готов сделать что-то незаконное, то…

– То?…

– Это явно выходит за пределы моей лояльности. Я не готов.

– Я просил вас сделать что-то незаконное? – Нольте бросал быстрые взгляды во все углы офиса. Впервые он немного нервничал.

– Нет, вы не просили. Во всяком случае, не expressis verbis^[9]. – Зиттинг заметил беспокойство Нольте. – Здесь нет микрофонов, если вы об этом беспокоитесь.

– Хорошо. Тогда мы можем говорить свободно. Честно признаться, я не знаю, что должен прояснить этот разговор. Можете ли вы просветить меня?

– Я просто хочу разъяснить вам, что, хотя могу быть вашим адвокатом, я не являюсь частью вашей организации. Я соблюдаю этические и правовые принципы. Обязательства перед моими клиентами имеют определенные ограничения. И во время нашего разговора у меня сложилось впечатление, что вы уничтожаете эти ограничения.

– Если так, то что?

– Тогда нам придется прекратить наше сотрудничество.

Нольте кивнул и посмотрел на Зиттинга с насмешливым изумлением:

– Этот табак слишком крепок для такого раннего часа. – Он наклонился вперед. – Вы действительно хотите прекратить сотрудничество со мной?

– Только если вы настаиваете на определенных требованиях, касающихся моей профессиональной практики. Но так, как я вас понял… ну, думаю, я правильно вас понял.

– Возможно, не полностью. А именно, что мы… скажем так: развиваем наши деловые отношения в таких случаях.

– О да. Эта часть мне полностью понятна. – Зиттинг взял свою кофейную чашку обеими руками, как будто хотел держаться за нее, и посмотрел на светло-коричневую жижу на дне. – Знаете, мне нравится быть адвокатом. Это то, что я всегда хотел делать и что делаю лучше всего. Мне будет больно, если я больше не смогу практиковать. Но это не будет катастрофой. Катастрофой будет, если я не смогу больше смотреться в зеркало, не чувствуя себя подонком.

– Вы недооцениваете приспособляемость человеческой психики.

– Может быть. Может быть, в один прекрасный день я больше не стану возражать против того, чтобы быть преступником. Вероятно, даже Аль Капоне хорошо спал – я не сравниваю себя с ним. Но я не хочу быть таким.

Нольте слегка запрокинул голову и смотрел на Зиттинга.

– Я ценю людей с принципами. Но только если это разумные принципы. Ваши принципы глупы и псевдоидеалистичны. Вы упустили свои жизненные цели в светлые годы. А теперь цепляетесь за то, что у вас есть принципы. Принципы! У церкви есть принципы, у коммунистов есть принципы. И те, и другие убили миллионы во имя этих принципов. Поверьте мне, принципы не имеют ценности. Они дерьмо. Язвы на заднице человечества.

– Почему вы хотите, чтобы именно я работал на вас? Есть масса хороших юристов, которые готовы что угодно делать за деньги.

– Потому что я так решил. И если я что-то решаю, то стараюсь это сделать. Это мой принцип.

– Да, есть разные принципы. Попросту ваши мне не нравятся.

– Жаль. Очень, очень жаль. – Нольте встал. – Спасибо за кофе. – Он знаком задержал Зиттинга, который хотел встать. – Сидите. Я выйду.

– Конечно, неиспользованные авансы будут возвращены. Я пришлю вам квитанцию, – сказал Зиттинг Нольте.

Нольте повернулся в дверях.

– Да, пожалуйста. И сделайте это поскорее – пока еще можете.

Глава 23

Мисбах, 1 февраля 2016 года

– Прежде всего, в доме нет ничего, упоминающего о членах семьи, – начал Майк свой доклад о личных причинах убийства Вартберга. – В его адресной книге нет о них записей, по крайней мере, не значится никто по фамилии Вартберг. Всем остальным я позвонил. – Перед Майком была открытая папка со списком телефонных номеров. – Среди них не было родственников. Семейных фотографий нет. Ноль. Это довольно странно. – Майк продолжал листать папку, она была не очень толстой. Он остановился на официальном бланке. – Единственное, что указывает на происхождение Вартберга, – это его свидетельство о рождении. Он предоставил его в мэрии. Вартберг переехал сюда в 2008 году из Англии. Как известно, там нет никаких обязательств по регистрации и, соответственно, никакого сертификата. Многие мэрии в таких случаях требуют свидетельство о рождении. Так оно и было. Затем я сделал запрос в Гиссен, где, как утверждается, родился Вартберг в 1951 году. Они ничего не смогли найти. В этом году в Гиссене не родился никто, кого звали бы Клаус Вартберг. В Гиссене никогда не рождался кто-либо с таким именем. Даже родители, упомянутые в свидетельстве о рождении, никогда не жили в Гиссене.

– Дело потихоньку начинает становиться интересным, – заметила Тина. – Мы должны проверить свидетельство о рождении.

– Уже сделал, – сказал Майк. – Я еще сегодня утром подумал: что-то не сходится, и отправил сообщение в Земельное криминальное управление, попросив их немного ускориться. И что вы думаете? – Он указал на почту в своем мобильном телефоне. – Эта штука – подделка. Довольно хорошо сделанное, но явно не настоящее свидетельство о рождении. Другими словами, господин Вартберг, по всей видимости, не господин Вартберг.

В течение нескольких секунд в комнате царила тишина.

– Ну, человек изменил свою личность, – наконец сказала Джанет. – Кто обычно это делает?

– Вчера вечером я разговаривал с господином Петценбергером, компьютерным фриком, – вступил в разговор Валльнер.

– Чувак?

– Он самый, Майк. Молодой человек прошелся цифровыми методами по личности своего соседа Вартберга. И также пришел к выводу, что с ним что-то не так. Он считает, что Вартберг был агентом или участником программы защиты свидетелей. Может быть, он прав. Ты углубись в это, будь добр.

Запрос был адресован Майку.

– Я так и делаю. Но могут возникнуть сложности, особенно если он был агентом.

– Кажется, он не был ни агентом, ни в программе защиты, – возразила Тина.

– Почему?

– В обоих случаях вы получаете новую личность от государства. И с правильными бумагами. Если свидетельство о рождении выдает государственный орган, тогда лаборатория не разпознала бы его как подлог.

– Верно замечено, – кивнул Майк. – Но я все равно проверю.

– Хорошо, да. Что еще мы нашли в доме Вартберга? – Валльнер посмотрел на Оливера и Тину, которые провели судебную экспертизу.

– У нас есть папка с вырезками, – сказала Тина. Все они относятся к компании недвижимости «Шварцвассер». Точнее, к банкротству фирмы в 1997 году.

– Что тогда случилось?

– Компания «Шварцвассер лтд» существовала с семидесятых годов. Она была основана в Берлине и управляла большим портфелем недвижимости. Сама по себе солидная компания. Но затем, в 1996 году, «Шварцвассер» купила еще одну компанию по недвижимости под названием «АуЗП». И год спустя, в 1997 году, эта «АуЗП» впечатляюще разорилась, потянув за собой и «Шварцвассер». «АуЗП», вероятно, уже при покупке была обречена. Во всяком случае, проводилось расследование против некоторых ответственных лиц.

– Упомянуты ли имена, которые мы знаем? Например, Вартберг? – Валльнер написал слово «Шварцвассер» в своем блокноте.

– Мы еще не все прочли. Но в том, что я видел до сих пор, – нет. Что неудивительно, если Вартберг – не настоящее его имя.

– Во всяком случае, это разорение его очень интересовало, – сделала вывод Джанет. – Так что, возможно, связь есть. Вероятно, он был одним из владельцев компании или банкротом. Тебе придется копать глубже.

– Как давно существовала эта компания?

– Это было в 97-м.

– Почти двадцать лет. – Валльнер рисовал узоры в своем блокноте. – Потери были довольно большими. Вопрос: что это нам дает?

– Мы можем узнать, кто был жертвой, – сказал Майк. – И это, в свою очередь, может дать нам информацию о том, кто убил Вартберга, если это была не Лара Эверс.

Валльнер откинулся назад и покусывал ручку.

– Может быть, это позволит нам продвинуться дальше, – предположила Джанет. На ее планшете была фотография. Она подтолкнула планшет к середине стола, чтобы все могли посмотреть на нее. Фотография показывала фургон сзади. Машина стояла на обочине, на островке, ограниченном небольшими сугробами. – Это то, что послал нам господин Петценбергер.

– Это снято ночью? – спросила Тина.

– Да. Он использовал штатив и длинную выдержку.

Майк надел очки и сосредоточился на экране.

– Номерной знак не читается.

– Не читается, – подтвердила Джанет. – Но я попросила лабораторию пропустить фото через программу обработки изображений.

Она отодвинула фотографию в сторону. Появилась другая картинка. Она показывала номерной знак при увеличении. Немного размыто, но читаемо.

– Почему не удается прочитать начало? – Майк потянул планшет к себе.

Одним движением пальца Джанет вернула на экран первую фотографию.

– Начало номерного знака скрыто снегом или что-то в этом роде. – Она указала на соответствующее место. – По крайней мере, у нас есть AB 2371. Я тут кое-что разузнала. Для каждого регистрационного отделения комбинация может быть присуждена только один раз. Надеюсь, у нас не слишком много совпадений.

– Марка узнаваема. Это ограничивает поиск, – сказал Майк.

– Темный «пассат». Таких осталось немного. Мы должны это проверить.

Валльнер задумчиво смотрел на фотографию неизвестного автомобиля.

– Настало время для особой полицейской комиссии.

Глава 24

Ночь была холодной, а дорога – опасной, по крайней мере, если вам приходилось передвигаться на велосипеде. От Мисбаха до Агатарида он проехал по B307, затем прямо по неосвещенной проселочной дороге до кузницы Файнер, а оттуда еще несколько сотен метров, пока у подножия горы не появилось полуразрушенное строение. Но первое впечатление было обманчивым. Старый деревенский дом существовал на протяжении многих поколений и все еще крепко стоял. Это говорило о выдающихся строительных материалах, потому что ни одно из этих поколений слишком усердно не следило за сохранением собственности. Пять лет назад Кройтнер унаследовал здание от своего дяди Симона, неисправимого самогонщика, который оставил человечеству больше двух гектолитров фруктовой бормотухи. Его племянник продолжил семейный бизнес и продавал свои дистилляты на мельницу Мангфалль и другим клиентам, которые были готовы облагородить высокое содержание сивушных масел баварским предикатом «жгучий».

Из-за недавнего пожара здание в настоящее время находилось в особенно плачевном состоянии. По крайней мере, кухню нужно было перекрасить. Необходимость, которую Кройтнер игнорировал бы еще долго, но острый запах проник в одежду Кройтнера, вызывая многочисленные вопросы коллег. Он поставил ведро с белой краской из хозяйственного магазина на багажник велосипеда. Оно держалось там стабильно, потому что Кройтнер примотал его липкой лентой. Сам байк был единственной в своем роде конструкцией, Кройтнер собрал его вместе с Линтингером на свалке последнего. По сути, это был электрический велосипед, но с дополнительным мощным двигателем, который выносил на дорогу пятнадцать лошадиных сил и извлекал энергию из двух чудовищных батарей весом более ста килограммов, установленных слева и справа от заднего колеса в седельных сумках. Кройтнер уже достиг на сооружении восьмидесяти километров в час. Транспортное средство не имело техпаспорта. Но это был его единственный недостаток.

Запах горелого дерева ощущался в ночном воздухе задолго до того, как Кройтнер приблизился к дому. Окно светилось. На лугу, вокруг маленького кособокого имения, лежал снег, и снежинки сверкали в лунном свете, вдали, по направлению к Гинделальму, поднималась гора.

Лара Эверс развела огонь в маленькой старой печи. Кройтнер не был уверен, сможет ли она это сделать. Но она справилась, и на кухне было приятно тепло. Только запах гари стоял на пути безупречного уюта.

– Наконец-то, – сказала Лара, когда Кройтнер вошел в комнату. – Я тут с голоду подыхаю. Где жратва?

Кройтнер поставил ведро с краской рядом с угловым диванчиком и направился к старому серому металлическому шкафу. Ключ был на брелке. Когда Кройтнер открыл дверь, Лара увидела, что она была толщиной три сантиметра. Внутри шкаф был оборудован полками, потому что Кройтнер не держал в нем оружия, но там было около ста банок разных консервов.

– Ты держишь добро в сейфе? – Лара стояла рядом с Кройтнером, глядя на продукты питания. – Сюда наведываются грабители?

– Хуже. Время от времени приезжают друзья. – Кройтнер достал из шкафа восьмисотграммовую банку и вручил ее Ларе. – Кастрюля в раковине.

– Равиоли? – Лара без энтузиазма взглянула на этикетку. – Дерьмо на вкус.

– Глядите-ка, у принцессы претензии. Ну хорошо. Сейчас внесем сюда чуток вкуса.

Пока девушка открывала банку и вываливала содержимое в кастрюлю, Кройтнер распахнул верхнюю часть оружейного шкафа, предназначенную для патронов. В нем была миска с красными и желтыми стручками, которые выглядели как сморщенная клубника. Кройтнер достал один красный и снова запер свой сейф.

– Что это? – спросила Лара.

– Вкус.

Кройтнер усмехнулся и вытащил из ящика обеденного стола резиновую перчатку, натянул ее на левую руку и принялся измельчать стручок кухонным ножом.

– Хабанеро! – с трепетом произнес Кройтнер, смахивая около четверти измельченного стручка с доски в равиоли. Затем он позволил Ларе понюхать запах оставшегося. – И как?

– Свежесть. Ваниль.

– Верно. Так и должно быть, это чили хабанеро.

– Острый?

Кройтнер помешал в кастрюле и улыбнулся Ларе. Она рассмеялась:

– Как ты думаешь, я смогу выдержать это?

Когда варево закипело, Кройтнер взял кастрюлю и поставил ее на обеденный стол. Из ящика он достал две столовые ложки, одну из которых дал Ларе.

– Давай!

Лара нерешительно зачерпнула равиольную размазню, наконец загрузила один из пельменей с томатным соусом в ложку, долго и сильно дула, затем отправила в рот. Кройтнер с интересом наблюдал за ней.

– Нормально. – Она быстро жевала и проглатывала.

Кройтнер молча ждал.

– Ух ты! – выдохнула Лара. – Адски остро! – Пот выступил у нее на лбу, который мгновенно заблестел, словно смазанный маслом. Девушка бросилась к крану и принялась промывать рот холодной водой.

– Не поможет, – проинформировал Кройтнер.

– Я знаю, но так горит! – Она выплюнула шквал воды и заорала: – Теперь ты!

Кройтнер также выудил из кастрюли равиолину и положил ее в рот. Как только он прожевал и попытался изобра зить провокационную беззаботность, лицо его покраснело, и пот вырвался из всех пор. Тем не менее он собрался, проглотил, промурлыкал: «М-м-м!» – и сказал: «Ну, такое не получишь у итальянцев, а?» Последняя улыбка, а потом он бросился к крану.

– Убирайся отсюда! – крикнул он Ларе и приник к струе.

Лара рассмеялась, извиваясь и прикрывая ладонью рот. Невозможно было понять, пот или слезы покрывали ее щеки.

– Да, чертово дерьмо, это остро! – Кройтнер хватал ртом воздух. Даже воротник рубашки начал промокать. – Эй, что ты делаешь?

Лара подошла к обеденному столу с доской и держала ее над кастрюлей с равиоли. Три четверти нашинкованного чили все еще были на доске.

– Ты сошла с ума!

– А ты трус!

Кройтнер вытер воду с лица.

– Но потом это тоже придется съесть, – задыхаясь, сказал Кройтнер. – Предупреждаю! Мы оба продолжаем это.

– Ты трус!

– Трус.

Чили исчез в кастрюле. Лара помешала и подняла ложку, указывая на Кройтнера:

– Одновременно.

Кройтнер занял позицию над кастрюлей, издал несколько озабоченный, короткий вздох и наконец сжал ложку в кулаке.

– Я дам тебе хороший совет: ругань – лучший способ бороться с болью.

Если кто-то прошел бы в тот вечер возле дома, он услышал бы адские проклятия, перемежаемые криками боли и новой бранью. Незнакомец, возможно, остановился бы и прислушался, а затем понял, что худшие из проклятий извергает в ночь девушка. Возможно, он позвонил бы в полицию или, если бы был неустрашим, вошел внутрь и услышал бы истерический смех в паузах между проклятиями, после чего прозвучала бы фраза: «Гребаная стенка, ходит, кто хочет!»

Спустя четверть часа Кройтнер и Лара Эверс лежали на полу кухни и хохотали, и Кройтнер повторял на манер мантры:

– Ой, как больно, ну и дьявольская же боль.

Кастрюля от равиоли была пуста, и оба гурмана оказались на волосок от сосудистого коллапса. Лара прижала язык к пивной банке из холодильника.

– С ума сойти! Давно уже так хорошо не проводил время, – признался Кройтнер, и Лара Эверс согласилась.

После того как болезненные последствия капсаициновой^[10] оргии утихли, Кройтнер и Лара перешли к уютной части вечера и выпили пива. Лара рассказала о своем побеге из больницы, Кройтнер доложил о коллеге Грайнере. Лара произвела на него такое впечатление, что он принял девятнадцатилетнюю девушку за врача. У этой части вечера тоже были веселые мгновения, и Кройтнер удовлетворенно откинулся на угловом диванчике, в левой руке – пивная бутылка, в правой – сигарета. Лара подбросила еще одно полено в кухонную печь, и комната была заполнена весельем, какое встречается разве что в деревенских трактирах.

– Почему ты вытащил меня из больницы? – спросила Лара между двумя бутылками пива.

– Заткнись.

– Заткнись – такой причины нет. Все имеют цель, когда что-то делают.

– Возможно. – Кройтнер заглянул в свою бутылку. Этот маленький мир под коричневым стеклянным куполом, который пах сырым хмельным и благоуханным алкоголем, очаровывал его с незапамятных времен. Исследуйте как-нибудь бутылку пива изнутри – это нечто.

– Хочешь, чтобы я пошла с тобой в постель?

Вопрос оторвал Кройтнера от приятной усталости.

– Ты ошибаешься, – сказал он. – Это не имеет никакого отношения к тебе лично. Но я бы предпочел женщину чуток… более зрелую и с формами.

– Ах так? – Лара посмотрела на себя: трудно было отрицать, что ее грудь едва вздымала футболку.

– Хундсгайгериха – вот эта бы подошла. Но не вышло.

– Я не стреляла в Вартберга.

– А как насчет пушки в тех окрестностях? Я был так близок, – сказал он, показывая расстояние указательным и большим пальцами, – так близок к забаве. И тут являешься ты.

Лара крепко сжала бутылку с пивом и промолчала. Кройтнер подозревал, что нахлынули воспоминания.

– И что дальше? – спросил он.

Лара пожала плечами:

– Понятия не имею. У меня нет никакого плана.

– А у меня совсем наоборот.

– Что еще?

– У меня всегда есть план. Прежде всего, ты должна отменить признание. В противном случае они будут рыть только в твоем направлении.

– Как это можно сделать, если я здесь?

– В письменном виде. И немедленно. Если окажется, что ты невиновна, сможешь выйти на волю.

– Как это получится?

– Угадай. Когда я раскрою это дело.

Лара посмотрела на него слегка неуверенно.

– Я раскрыл каждое гребаное убийство в этом округе за последние несколько лет. Поэтому просто предоставь это мне.

Лара кивнула. Похоже, уверенность Кройтнера давала ей надежду.

– Итак, – сказал Кройтнер и достал из ящика под обеденным столом блокнот, ручку и надел две латексные перчатки. Он вырвал из блокнота листок и толкнул его по столу Ларе. – Пиши повыше большими буквами: «Аннуляция».

Лара Эверс взглянула на Кройтнера очарованно, но также с большим скепсисом.

– Ты все еще не сказал, чего хочешь от меня.

Кройтнер мягко рассмеялся.

– Ничего. Я ничего от тебя не хочу. Я просто хороший парень, о’кей?

Лара ждала подвоха.

– Если так тебе будет лучше, ты можешь оказать мне небольшую услугу.

– Ах да!

Кройтнер огляделся по сторонам.

– Кухню надо покраситъ. – Он указал на ведро с краской возле скамьи. – Краска тут. И если тебе все равно нечего делать весь день… это было бы супер. – Он улыбнулся Ларе и поприветствовал ее бутылкой пива.

– Так вот как это выглядит!

– Вот как это выглядит. И будь готова, что тебе придется положить два слоя. Сначала, конечно, надо оттереть грязь со стены влажной губкой.

Лара трезво прикинула фронт работ.

– А сейчас пиши: «Аннуляция!»

Лара написала, Кройтнер контролировал.

– Это слово пишется с двумя «н». – Лара начала исправлять, но Кройтнер отмахнулся. – Оставь так. Тогда они убедятся, что это точно от тебя. Далее: «Я, Лара Эверс, аннулирую свое признание, потому что все произошло не так, как я сказала. Я не убивала господина Клауса Вартберга». – Кройтнер подождал, пока Лара нацарапает текст на бумаге. – «Я сказала это, потому что у меня не было шансов в любом случае. Кроме того…» Теперь аккуратно! – Лицо Кройтнера засветилось в ожидании предстоящего удара. – «Кроме того, врачи дали мне наркотики, и у меня было сильное головокружение на допросе. Это несправедливо и против закона».

– Ха-ха! Это пять баллов! – Лара наслаждалась этой частью текста.

Кройтнер встал и принялся рыться в буфете, пока не нашел конверт.

– Подписать, сложить, засунуть в конверт.

Глава 25

Опять был гуляш. Это само по себе не вызывало возражений. Гуляш Манфреда был нежным, а соус – сливочным от большого количества лука, который он очистил и нарезал с терпением и рвением, хотя с возрастом это занимало все больше времени. В течение нескольких часов гуляш томился на медленном огне, а в конце была добавлена половина пачки сладкой паприки. Блюдо могло бы быть совершенным – если бы вкусовые рецепторы Манфреда не ослабли из-за возраста. Валльнер незаметно добавил сливки в свою порцию. Но они оставили следы.

– Почему твой соус такой светлый? – Манфред наклонился к тарелке внука и выставил свою тарелку рядом. – О, смотрите-ка! Так не бывает!

Валльнер пожал плечами и продолжал прихлебывать, когда не такие уж слабые глаза Манфреда заприметили банку со сливками, которую Валльнер спрятал за солью и перцем.

– Ты добавил сливок?

– Только чуть-чуть. Гуляш абсолютно идеален, только…

– Что?

– Чуть солоноват на мой вкус. Со сливками лучше.

– Со сливками лучше! Почему вы, молодые, так боитесь соли?

– Просто мы не привыкли к такому. Это просто не полезно, когда много соли. Для почек и кровяного давления, и всего остального.

– Не полезно! Мои почки находятся в отличном состоянии. И знаешь почему? Потому что им приходится работать каждый день. Каждый день фильтровать много соли. Орган, который работает, функционирует хорошо. Много думать полезно для мозга, марафон хорош для сердца, гребля – для позвоночника.

– Пьянство для печени.

– Точно! И соль хороша для почек. – Манфред несколько раз потряс солонкой над своим гуляшом.

Валльнер закрыл глаза.

– Ты хочешь убить себя?

– Сначала стань таким же старым, как я. Тогда ты сможешь рассказывать мне о здоровой пище. – Манфред пожевал еду. Одной из причин, почему гуляш так часто готовили в этом доме, была тонкая консистенция, которую Манфред придавал мясу посредством долгой и щадящей готовки, чтобы оно таяло во рту. Оставшиеся зубы при этом не расшатывались.

Некоторое время они спокойно наслаждались ужином и предавались размышлениям. Валльнер задавался вопросом, похожи ли были дедушкины мысли на его собственные. Так и оказалось.

– Стефани позвонила еще раз? – спросил Манфред между двумя ложками, глотнул светлого пива и сделал это так небрежно, как будто спросил про завтрашнюю погоду.

– Нет, – сказал Валльнер, и ложка остановилась у его рта. Он тоже думал о Стефани, точнее, о посетителе, который объявился у нее: Ральф Валльнер, его отец, сын Манфреда.

– Угу.

Почему его дедушка изобразил лишь незначительную заинтересованность? Этот вопрос пожирал его, Валльнеру было очевидно. Например, по ложке, которая сегодня сильнее, чем обычно, дрожала в руке Манфреда.

– Она сказала, что позвонит сегодня.

– Ага. – Ложка гуляша. Прожевать. – Возможно, он еще не позвонил ей.

Конечно, он уже позвонил. Валльнер положил ложку на тарелку и встал.

– Что такое?

– Я хочу знать это прямо сейчас.

Валльнер пошел по коридору к телефону и набрал номер Стефани. Она взяла трубку после первого звонка.

– Я думала, вы ужинаете. Не хотела беспокоить.

– Значит, ты уже говорила с ним?

– Да. Полчаса назад.

– И что?

– Сначала подумала, что это ты звонишь. У вас одинаковые голоса.

– Правда?

– Да. Разве Манфред никогда об этом не говорил?

– Он не говорит о Ральфе.

Манфред выглянул из кухни:

– Ну что там? Он приезжает?

– Завтра вечером. Он производит очень хорошее впечатление. И с нетерпением ждет встречи с Оливией. Думаю, он зайдет и к вам.

– Он сказал это?

– Нет. Но… если он вернется впервые за сорок лет, то, вероятно, навестит семью… он еще не связался с вами?

– Нет. Еще нет. Но все еще может быть.

Валльнер прочистил горло.

– Ты спросила его обо мне?

– Я не была уверена, что тебе это нужно.

Валльнер задумался.

– Оставь Манфреда и меня вне игры. Либо он по собственной воле, либо…

– Ты всерьез полагаешь, что он не объявится?

– Я знаю, что он не связывался со мной в течение сорока лет. Полагаю, у него были причины для этого. И я понятия не имею, существуют ли еще эти причины.

– Что с тобой случилось?

– Ты должна спросить его. Нет, не спрашивай. Если что, спрошу сам. Мне жаль, что ты в это втянута.

– Твоей вины в этом нет. Я останусь в стороне, если ты этого хочешь. Но не буду инструктировать Оливию. Если она хочет спросить отца о тебе, пусть это сделает.

– Конечно. Она не должна притворяться. – Валльнер глубоко вздохнул. – Какой подлец! Иногда я думаю, что было бы лучше больше никогда с ним не встречаться.

– Было бы лучше, если бы ты мог это предотвратить. Но ты не можешь. Поэтому тебе придется с ним увидеться, чтобы снять анафему. Мне не разрешается поговорить с Ральфом о вас. Но немножко магии позволительно.

– Но не убивай курицу или что там еще делают. Он того не стоит.

– Мы договорились, что ты не высмеиваешь мою работу.

– Да, было такое. Иногда мне это сложно. Но ты можешь колдовать, если хочешь.

– К концу недели вы узнаете все, что хотели знать в течение сорока лет. Так расположились звезды. И значит, так и будет.

– Ты ждал чего-то другого? – Манфред и Валльнер положили тарелки и столовые приборы в посудомоечную машину. – Он не придет сюда. Он ничего не хочет знать о нас. Я не хочу его видеть. Мне остается только переживать.

Валльнер закрыл посудомоечную машину.

– Скажи, у меня его голос?

– Что?

– Стефани говорит, что у нас с ним похожи голоса.

Манфред задумался и должен был сесть.

– Раз ты так говоришь… Я никогда не замечал.

– Мне было восемь, когда он ушел. Тогда у меня еще не было его голоса. За годы он изменился.

– Да. Вероятно, поэтому я этого не заметил. Это происходило так медленно. – Манфред посмотрел на Валльнера, как будто только что обнаружил шрам на его лице. – Действительно, тот же голос. – Он покачал головой, смеясь. – Тот же голос.

Зазвонил телефон. Они посмотрели друг на друга и подумали одно и то же.

– Кто это в такое время?

– Как ты думаешь, это он?

Телефон снова зазвонил. Валльнер не решался пойти в коридор. Третий звонок. Наконец он дернулся и пошел к телефону, прежде чем включился автоответчик. Номер сотового телефона на дисплее показался ему смутно знакомым.

– Привет, это Тина, – произнес знакомый голос.

– Привет, Тина, что случилось?

Валльнер посмотрел на Манфреда. Тот отменил боевую тревогу и потянул к себе свое пиво. Он выглядел немного разочарованным.

– Вы были у этого адвоката сегодня. Баумгертеля.

– Верно.

– Он упомянул помощницу, которая не приходит на работу. Господин Баумгертель позвонил дворнику и попросил взглянуть на ее квартиру.

– И что там?

– Теперь мы стоим в квартире женщины. Я думаю, ты тоже захочешь это увидеть.

Глава 26

Дорога не заняла у Валльнера много времени. Квартира, о которой говорила Тина, была в Хаусхаме, всего в нескольких минутах езды на машине от Мисбаха. Располагалась она на первом этаже многоквартирного дома постройки семидесятых. В Хаусхаме было таких больше, чем где бы то ни было в округе. Хаусхам когда-то был рабочим поселком, и этот характер он все еще не растерял окончательно. Синий свет полицейских мигалок предложил интересную альтернативу вечерней телевизионной программе, поэтому, несмотря на укусы холода, многие жители района собрались, чтобы наблюдать за мрачным представлением. Красно-белая лента дала офицерам пространство, необходимое для работы.

Валльнер припарковал свой автомобиль далеко от места происшествия и прошел остаток пути пешком. Холод его некоторым образом стимулировал. В такую погоду, по крайней мере, все знали, что надо сохранять тепло и оставлять закрытыми окна. В такую погоду Валльнер мог носить любимый пуховик, не слыша шепота за спиной. Не то чтобы он никогда его не слышал. Но иногда его мучили сомнения относительно того, не завоевал ли он репутацию беспросветного чудака в свои сорок с хвостиком.

Когда Валльнер прибыл, Тина занималась изучением следов. Он не хотел идти в квартиру, чтобы не мешать бригаде экспертов. Потому-то он и попросил сотрудника в форме вызвать Тину.

– Заходи и осмотрись. Пожалуй, было бы полезно увидеть это в оригинале.

Валльнеру пришлось облачиться в белый комбинезон, проскользнуть руками в латексные перчатки, натянуть на ноги бахилы, а на голову капюшон. В подобной одежде он чувствовал себя космонавтом.

– Ты не снял пуховик? – удивилась Тина, когда он шагнул через порог. Верхняя часть Валльнера выглядела как у мишленовского человечка.

– Да, конечно. Вы держите входную дверь открытой, насколько я знаю.

– Заходи и постарайся ничего не сломать своими дутыми рукавами.

На самом деле в квартире было довольно тесно. Две комнаты, кухня, ванная комната на пятидесяти шести квадратных метрах, бывшее социальное жилье, впоследствии приватизированное. В гостиной Тина поставила лампу, которая освещала все углы комнаты. Возможно, получившиеся жесткие тени вновь заставили Валльнера подумать о космосе.

Комната была уютно меблирована, насколько Валльнер мог оценить при таком свете. Растения, темное дерево, ковры, телевизор с плоским экраном, кожаный диван. Одна стена была полностью покрыта фотографиями: петербургская развеска, Валльнер когда-то читал о такой. Многие из картин были гравюрами берлинских зданий: Бранденбургские ворота, собор, городской дворец и многое другое.

На полу лежал опрокинутый табурет с металлическими ножками, который, казалось, принадлежал кухонному гарнитуру. Над табуретом в потолке торчал крюк, на котором прежде должна была висеть лампа. Теперь там был короткий, длиной сантиметров двадцать, кусок конопляной веревки, затянутой на крюке узлом. Не нужно было иметь развитую фантазию, чтобы понять, что здесь произошло.

– Вы убрали тело? – Валльнер был очень удивлен. Обычно приходилось ждать, пока придет судебно-медицинский врач, чтобы увидеть положение тела.

– Тела здесь не было.

Валльнер нахмурился. Тина дала ему знак следовать за ней. Они вернулись в небольшой коридор и оттуда прошли в спальню. И здесь светила яркая галогеновая лампа. Оливер стоял рядом с кроватью, скрывая то, что там находилось.

– Пожалуйста, оставайся там, где стоишь. Я не закончил с постельным бельем.

Валльнер сделал так, как ему велели. Вскоре Оливер подошел к двери. Теперь Валльнер увидел, что в постели лежит женщина. Она была накрыта до груди и, по-видимому, одета, потому что на ней был цвета охры шерстяной джемпер с V-образным вырезом. Возраст женщины Валльнер не брался оценить в призрачном свете и потому еще, что она, по-видимому, была мертва в течение некоторого времени. Хорошо была видна темная отметина, которую веревка оставила на ее шее.

– Давай рассказывай, – распорядился Валльнер.

– Имя женщины – Сильвия Марек, шестьдесят лет, секретарь в юридической фирме «Баумгертель». Мы нашли ее здесь. Ты был в гостиной?

– Да. Она повесилась там?

– Это довольно странно. Да, похоже, она повесилась в гостиной. Видны следы веревки. Но потом она каким-то образом попала в постель. Не имею понятия, самоубийство ли пошло не так, и она сама дошлепала до постели. Или же кто-то нашел ее и уложил в постель.

– Или кто-то повесил ее и потом уложил в постель.

– Это было бы самым странным объяснением. Если я хочу имитировать самоубийство, то оставлю жертву висеть.

– Я назвал эту возможность только ради полноты картины. Странна каждая из трех возможностей. Я имею в виду, если кто-то нашел ее, почему бы не позвонить в полицию?

– Понятия не имею. Мы до сих пор не нашли прощального письма. Похоже, убийство.

– Как долго она уже мертва?

– Не менее двух дней. Трупное окоченение уже полностью закончилось.

Валльнер кивнул и взглянул на труп:

– У вас есть сомнения в том, что это было самоубийство?

– Во всяком случае, выглядит все очень странно. И Тина обнаружила кое-что еще.

– Ты пойдешь со мной? Тогда я покажу тебе, что мы нашли, – позвала Тина из коридора.

Валльнер последовал за ней. Перед домом среди других полицейских автомобилей стоял фургон с раздвижной дверью.

Внутри машины среди прочего имелся стол с двумя сиденьями и полка, снабженная небольшими барьерами, так чтобы ничто не могло соскользнуть. Это напоминало кабину парусника. На полке лежали предметы, которые Оливер и Тина закрепили, упаковали в полиэтиленовые пакеты и надписали. Включая мобильный телефон мертвой и ее ноутбук.

– Телефон и компьютер защищены паролем? – спросил Валльнер.

– Да, нужно отослать их в Мюнхен. Садись. – Тина достала с полки большой пластиковый пакет и вынула оттуда папку с бумагами. Валльнер (на нем все еще был защитный костюм и латексные перчатки) осторожно открыл его. Папка содержала вырезки из газет, похожие на вырезки Вартберга.

– Знакомо? – спросила Тина.

– Не то слово. – Валльнер продолжал листать. – Все о том же скандале вокруг компании «Шварцвассер»?

– У женщины были такие же экзотические интересы, как у господина Вартберга. Что привлекает помощницу адвоката из Хаусхама в двадцатилетней давности скандале с недвижимостью в Берлине?

– Надеюсь, мы найдем ответ легче, чем с Вартбергом. Если женщина также не выдавала себя за кого-то другого.

– Не похоже. – Тина стащила с полки еще одну упакованную в пластик папку и положила ее на стол перед Валльнером. – Это ее личная документация. Страхование здоровья и пенсионное, свидетельство о рождении, сертификаты и так далее. Все в порядке.

Валльнер провел пальцем по надписям на разделителях и задержался на разделе «Работа». Наверху стопки была фирма «Баумгертель», начиная с 2004 года. После нескольких листов Валльнер достиг того, в который углубился.

– Ты это читала?

– Послушай, я не читаю все бумаги прямо на месте происшествия. Я хочу закончить экспертизу.

– Это был просто вопрос.

– Что там? – Тина села напротив, пытаясь расшифровать перевернутый лист.

– Родилась в 1956 году в Нойнкирхене.

– Где это?

– Саар.

– Почему ты всегда такое знаешь?

– Потому что они были в бундеслиге.

– Правда?

– В шестидесятые годы. «Боруссия» Нойнкирхен?

Тина безучастно посмотрела на своего начальника.

– О’кей. Там она родилась. Еще что-нибудь интересное?

– Не совсем. Закончила среднюю школу в 1973 году. Затем учеба на помощника адвоката в Саарбрюкене, там же первое место работы… – Валльнер просмотрел биографические данные сверху вниз. А вот тут становится интересно. В 1983 году она переехала в Берлин, а с 1989 года до 1996-го работала с адвокатом по фамилии Зиттинг. – Он насторожился. – «См. сопроводительное письмо»? – Валльнер пролистал вперед. – В 96-м был этот скандал с недвижимостью?

– Мне кажется, это было в 97-м.

– Послушай-ка!

Тина с беспокойством посмотрела на Валльнера.

– «К сожалению, я не могу предоставить рекомендательное письмо с моей работы с адвокатом Дитером Зиттингом, поскольку господин Зиттинг внезапно исчез в 1996 году и с тех пор считается пропавшим без вести».

– Звучит интригующе. – Тина подняла бровь. – Ты думаешь то, что думаю я?

– Например?

– Вартберг. Человек с фальшивой личностью. Что, если в 1996 году он перекрестился?

– И появился уже как Клаус Вартберг?

Валльнер молча кивнул и уставился на пластиковый стол.

– Но разве все не странно? Я имею в виду, сначала она рассказывает Баумгертелю, что Зиттинг исчез, и поэтому нет никаких рекомендательных писем. Позже, под фальшивым именем, Зиттинг является именно в эту адвокатскую контору, похоже, чтобы составить завещание. Узнала ли она этого человека? И если да, то что у них были за отношения?

– Согласно результатам вскрытия, Вартберг сделал пластическую операцию. По-видимому, ее целью был не косметический эффект, – сказала Тина. – Возможно, госпожа Марек его не узнала.

– Не знаю, они работали вместе в течение семи лет каждый день. Кажется, это был независимый адвокат.

– Что ты имеешь в виду?

– Если бы там было несколько юристов, один из них мог бы написать рекомендательное письмо.

– Хорошо. Но как это связано с опознанием?

– Когда я с кем-то практически каждый день общаюсь на протяжении семи лет, я знаю его голос, его способ двигаться, его жесты. Трудно представить, что она не заметила.

– Может, он и сам подсказал. Или осознанно связался с ней. Вартберг переехал сюда в 2008 году. А Марек?

Валльнер перелистывал папку.

– Аренда, – подсказала Тина.

Валльнер признательно поднял палец и указал коллеге соответствующий лист с надписью: «Начало аренды: 1.04.2006». Значит, Сильвия Марек появилась здесь перед Вартбергом.

– Если Вартберг действительно был ее бывшим работодателем Зиттингом, то было бы большим совпадением, если бы они снова встретились здесь. Через одиннадцать лет после того, как Зиттинг внезапно исчез.

– Или это не было совпадением. – Валльнер, очевидно, одновременно подумал о многом. – Впрочем, какая разница, не так ли?

Тина пожала плечами:

– Почему она убивает себя, и сразу же после этого убит он?

– Понятия не имею. Все возможно, – сказал Валльнер. – Кроме одного: эти две смерти не связаны между собой.

Глава 27

Берлин, осень 1996 года

Зиттинг бросил вызов Нольте и отказал ему в юридических услугах. Какую цену он заплатит за это?

Дни проходили напряженно. У Зиттинга было мало работы, потому что у него больше не было клиентов, которых он принял в качестве общественного защитника. Нольте не оставлял ему времени на это. И поэтому они сортировали документы для налога, подшивали дела и ждали почту. На третий день пришло письмо из коллегии адвокатов. Сильвия тут же положила его Зиттингу на стол. Он посмотрел на нее, взвесив письмо в руке. Оно было тонким.

– Открывай же, – поторопила Сильвия слегка взволнованно.

– Что они делают в таком случае? – Зиттинг предположил, что Нольте ввернет его в проблемы из-за контрабандного сотового телефона. – Впервые появилась возможность прокомментировать? Или они приглашают меня к разговору?

– Разве в таких случаях в первую очередь не происходит расследование со стороны полиции? – Сильвия уставилась на письмо в руках Зиттинга. Тот пожал плечами. – Да открой же проклятое письмо.

Зиттинг вдохнул и поискал нож для вскрытия конвертов. Сильвия вытащила его из стакана для карандашей и протянула Зиттингу.

– Итак… – Он медленно воткнул нож в бумагу, затем вытащил письмо до половины и застыл неподвижно.

– Дай мне его! – Сильвия взяла письмо и развернула. Ее испуганные глаза метались над текстом, подыскивая слова вроде «объяснение», «суд по отбытию наказаний», «нарушение профессиональной этики». Наконец, она опустила письмо.

– Что? – Зиттинг встал и протянул руку.

Она отдала ему письмо.

– Ты не оплатил членский взнос за этот год.

Зиттинг пробежал глазами текст и выпустил лист из рук. Они смотрели друг на друга вроде бы с облегчением, но сознавая: беда должна произойти.

– Проклятие! – Зиттинг подошел к окну. Первые деревья аллеи окрашивались в желтый. – Я уже подумал, не сдаться ли мне властям.

– Почему нет?

– Если я признаю, что скрытно пронес мобильный телефон в тюрьму, то нагружу это на Шухина. И одновременно нарушу секретность. Это было бы равнозначно еще одному нарушению. – Он покачал головой. Затем отправился в прихожую, к вешалке, и снял куртку с крючка.

– Что ты собираешься делать?

– Я должен обдумать свою искореженную жизнь.

Дверь за ним захлопнулась.

Лето снова вернулось. Но в проходном дворе, когда он направлялся на улицу, легкое дыхание холода, как шелк, коснулось шеи Зиттинга. Первые листья лежали на тротуарах и шелестели под ногами. Тысяча мыслей вертелась одновременно в голове, и тяжелый груз лежал у него на груди. Хуже всего была неопределенность. Как поступит Нольте? Если вам грозит судебное преследование, можно приспособиться и защитить себя. Но в данный момент ему приходилось ждать, ждать и ждать. Должен ли он сказать суду, что возвращается в качестве государственного защитника? Зиттинг сел в подошедший автобус и принялся колесить по городу.

Из окна автобуса он наблюдал уличные сценки. Люди казались довольными и оживленными, девочки с бретельками-спагетти и мальчики в шортах играли в лето. Позавчера было восемь градусов, сегодня погода стояла как в июле. Только солнечный свет был низким и более холодным и показывал, что скоро придет зима. Рядом с Савиньи-плац Зиттинг вышел из автобуса и дальше пошел пешком. Может быть, ему следует насладиться этим днем, а затем решительно провести черту. Что останется ему, кроме долгов, если он потеряет свою юридическую лицензию? Он мог пойти в страховой офис в качестве клерка. Но на какую зарплату может рассчитывать неудавшийся адвокат за сорок?

Они сидели на Савиньи-плац. Все. Последний раз в этом году. Еще раз зарядить батареи на зиму. Это был итальянский ресторан, в котором он иногда встречался с Мириам Кордес. Он взглянул на террасу. Все столы были заняты. Его взгляд внезапно остановился и вернулся назад. Что это было? Там сидела… Мириам Кордес. С мужчиной лет по меньшей мере семидесяти. Он говорил с ней, смеялся. Она тоже смеялась. Он коснулся ее руки, она вернула прикосновение, а затем он взял ее руку и поцеловал, легко, с определенным обаянием, можно было бы сказать, если бы не разница в пятьдесят лет. Зиттинг уже встречал этого человека и пытался вспомнить, где именно. Вероятно, он имел какое-то отношение к Кордес. Это был не государственный обвинитель и не офицер по надзору. Те были обычной внешности и гораздо моложе. Переговоры! Мужчина сидел в зале. Зиттингу всегда было интересно, откуда у Кордес деньги на наркотики. По-видимому, ее спонсировал состоятельный папик. В этот момент Мириам Кордес посмотрела в его сторону, и ее взгляд на долю секунды задержался на нем. Она быстро отвернулась, но высвободилась из рук старика. Несомненно, она узнала его, и ей стало неловко. Вероятно, она могла бы прилично заплатить ему, вместо того чтобы разыгрывать нищую наркоманку. Зиттинг усмехнулся. Это уже не имело значения.

Он покинул Савиньи-плац и спустился по Кантштрассе, по южной стороне, которая лежала в тени; солнце стало ему отвратительно. Даже здесь люди сидели на улице. Зиттинг проходил мимо них, пока не добрался до бара, перед которым не было столов. Он вошел в зал, темный, с обшитой латунью стойкой и множеством картин и бутылок на зеркальной стене.

– У вас нет столов на улице, – сказал он человеку за прилавком.

– У меня все как надо. Почему нужно пить на свежем воздухе? Никогда этого не понимал.

– Я тоже, – кивнул Зиттинг, садясь на табурет. – Пожалуй, начну с виски.

Зиттинг не вернулся через час, и Сильвия начала волноваться. В течение многих дней Зиттингу было не по себе. Он нервничал, был бледным, с отсутствующим взором и практически не спал. Он говорил о том, что ему придется заняться чем-то совершенно другим, если Нольте захочет выдать его с мобильным телефоном, планировал открытъ магазин виски и подыскивал в газете подходящую коммерческую недвижимость. Но Сильвия чувствовала, что этот оптимизм наигран. На самом деле дух Зиттинга был парализован. Он испытывал страх. Страх перед будущим. Страх разорения.

Она позвонила на его мобильный телефон, но тот оказался выключен. Зиттинг не привык к тому, чтобы всегда быть доступным. Он был старомодным. Тем не менее она обеспокоилась. В половине первого раздался звонок в дверь.

Перед ней стояли двое мужчин, один за сорок, второй около двадцати пяти, в летных куртках и ковбойских сапогах, у младшего была перекинута небольшая спортивная сумка через плечо. На вид сомнительная клиентура, попавшаяся за мелкие правонарушения в Веддинге. Сильвия привыкла. Большинство зловещих фигур оказывались на удивление растеряны в приемной у адвоката.

– Мне жаль. Господина Зиттинга сейчас нет, – сообщила она посетителям после того, как открыла дверь. – Было бы лучше, если бы вы позвонили, перед тем как приходить. В противном случае вы рискуете потратить время зря.

– Когда он вернется? – Мужчина постарше говорил на немецком языке с восточно-европейским акцентом.

– Я не знаю. К сожалению, он не доступен по мобильному телефону. Конечно, можно подождать. Но я не могу сказать, сколько времени это займет.

Мужчины переглянулись. Они не кивнули, они ничего не сказали, лишь молча подтвердили, что продолжат все делать, как и планировалось. Или они ожидали другого? Сильвия не могла интерпретировать поведение мужчин. Но это было неприятно.

– Будет лучше оставить свой номер телефона. Господин Зиттинг перезвонит, когда вернется.

– Подождем, – решил старший.

– Вы можете расположиться в кабинете господина Зиттинга. – Сильвия указала на дверь в другую комнату.

Старший осмотрел кабинет Сильвии и обнаружил два стула для посетителей, между которыми стоял стеклянный стол со старым журналом «Штерн» и еще более старым «Шпигелем».

– Мы предпочли бы посидеть здесь.

Не дожидаясь согласия Сильвии, мужчины сели. Сильвия пробормотала, что ее вполне устраивает, хотя это не было правдой, подошла к своему столу и сделала вид, что работает на компьютере. Иногда посматривала на мужчин краем глаза, не поворачивая головы.

– Не много работы, – сказал старший, когда младший рылся в спортивной сумке.

Сильвия хотела бы знать, что в ней было, но она не могла этого видеть со своего места.

– Сейчас должны прийти двое клиентов. – Это казалось хорошей идей – сигнализировать о том, что они не будут оставаться в одиночестве все время. Она надеялась, что когда-нибудь они потеряют терпение и уйдут. Но визитеры не производили такого впечатления. – И остальная часть дня полна, я вижу. Может, попробуете зайти завтра?

Старший молча смотрел на Сильвию из-под полуопущенных ресниц. Ты можешь мне еще рассказывать, говорил взгляд. Сильвия чувствовала себя так, как будто на ее груди лежала стокилограммовая надгробная плита. Кажется, воздуха в комнате становилось все меньше.

– Не могли бы вы задернуть занавеску? – Сильвия удивленно посмотрела на старшего. – У меня чувствительные глаза. Не переносят свет.

– Нет проблем.

На самом деле это было проблемой, как поняла Сильвия, когда стояла у окна. В доме напротив люди сидели на балконе в теплую погоду и могли видеть происходящее в кабинете. Это порядком досаждало ей. В тот момент, однако, казалось последней защитой от этих двоих людей, что бы они ни намеревались сделать. Она колебалась, держась рукой за занавеску. Как она могла объяснить нежелание зашторивать окна? Она ничего не смогла придумать. Занавес закрылся.

Стало не намного темнее, чем раньше, потому что занавеска была из светлого хлопка. Мужчины, похоже, с удовлетворением приняли это. Сильвия снова села за компьютер.

– Спасибо, – произнес чувствительный человек с некоторой задержкой.

– Не стоит благодарности, – сказала Сильвия, раздумывая, как она может избежать гнетущей ситуации.

– Хотите кофе?

Младший кивнул, старший присоединился к нему.

– Я принесу что-нибудь из пекарни на углу. – Сильвия встала и вышла из-за стола.

– Не нужно, – остановил ее старший.

– Это вообще не проблема. Мне нравится это делать. Я все равно хотела выйти… в булочную.

– Не нужно! – Старший поднялся и встал перед входной дверью, а младший полез в спортивную сумку, вызвав деревянный стук, не похожий на звук ксилофона.

Зиттинг выпил несколько стаканов виски. Не качественный «Лагавулин», который он держал дома и принимал в небольших дозах, но обычный виски неизвестного происхождения, который подавали здесь, в пабе. Хозяин сказал, как его зовут, но Зиттинг успел забыть. Чем больше он пил, тем менее важными оказывались его проблемы. Ему не приходилось работать адвокатом или страховым клерком. В конце концов, офис был жерновом на его шее. Он должен был относиться к проблеме с Нольте как к шансу. Возможно, он действительно должен переехать к своему брату Рюдигеру в Уккермарк. Нет, это было бы слишком по-обывательски. Он будет делать что-то действительно замечательное. Поедет на Антигуа и откроет там бар. Маленький. Только для местных, очень расслабленных. Только местные жители и пара иностранцев, которые живут там давно, были бы его клиентами. У всех посетителей были бы свои интересные истории, и музыка будет вдохновлять рассказчиков. Ему обязательно нужно взять свою старую Gibson Les Paul^[11] и Marshall box^[12] со встроенным усилителем.

Зиттинг прогуливался по улицам города, который несколько лет назад снова стал мировым центром, в этот ленивый полдень в начале осени. Он только что решил отправиться в Карибский бассейн. И он возьмет с собой Сильвию. В обеденное время они сидели бы с завсегдатаями на веранде (предположительно светло-голубого цвета) и пили пиво. Он дремал бы в кресле-качалке, под потрепанной панамой, наполовину надвинутой на лицо, потягивал «хейнекен» и смотрел в море цвета веранды. Боже мой, на что он впустую потратил последние несколько лет? Наконец начнется его жизнь. Зиттинг пребывал в пьяной эйфории, когда снова появился перед дверью офиса. Ему потребовалось немного больше времени, чтобы вставить ключ в замок. Он надеялся, что от него не несет алкоголем.

– Сильвия, я принял решение, – сказал Зиттинг, когда отпер дверь.

Но Сильвии не было на ее месте. Это первое, что он увидел. Кроме того, монитора компьютера не было на столе, но лежал перед ним, с разбитым стеклом. Потребовалось несколько минут, чтобы он понял, что разворачивается перед его глазами. Пол был покрыт папками и бумагами, один из стульев для посетителей валялся на столе, другой – на осколках, оставшихся от стеклянного столика. Все, что не было прикреплено к стене, было сбито, офорт Янссена разорван на несколько кусков. Зиттинг немедленно протрезвел. На дрожащих ногах он шагал по разбросанным папкам. Дверь в его кабинет была наполовину открыта. Там все выглядело еще хуже. Стол лежал на боку, и даже настенные полки были сорваны. Он позвал Сильвию. Она не ответила. Зиттинг почувствовал, как собственный пульс забил ему горло, его желудок сжался, и у него закружилась голова. Пройдя дальше, он увидел одну из красных кожаных лодочек Сильвии, сиротливо лежащую на коричневом конверте формата А4, рядом с его ручкой и несколькими скрепками. Зиттинг медленно распахнул дверь. Она открывалась нехотя, тормозимая бумагой и, наконец, застопорилась. Зиттинг приостановился. Он был в ужасе от того, что его ждало, и изо всех сил старался сдержать рвотные позывы. Никогда в жизни он не испытывал такого страха. Казалось, все внутри его было заморожено. Это все было сделано для него. Он ожидал расчета кое от кого. Но не этой оргии насилия.

– Сильвия?… – Его голос сорвался. В комнате царило молчание. Только с улицы он услышал тихоходную машину. Лишь теперь он заметил, что все занавески задернуты. Здесь орудовал не сумасшедший. Это была работа профессионалов, мужчин, чьей профессией стало насилие. Он затаил дыхание и увидел, что лежит за дверью на полу.

Глава 28

Мисбах, 2 февраля 2016 года

Первые утренние часы Валльнер провел, предоставляя коллегам из специальной комиссии все, что им требовалось.

– Мы сейчас движемся в совершенно новом направлении, насколько я понимаю? – Государственный прокурор Тишлер позвонил около десяти часов. Валльнер послал ему электронное письмо. Тишлер говорил раздраженно.

– Все изменилось. Вчера мы нашли тело женщины, которая, возможно, имела давнюю связь с мертвецом, который, как мы теперь знаем, жил под фальшивой личиной, – сказал Валльнер, пролистывая свою почту. При этом он забросил папку с делом под стол, где уже лежало со вчерашнего дня решение созвать спецкомиссию.

– Что, простите?

– Мистер Вартберг – совсем не мистер Вартберг, но, возможно, бывший адвокат по имени Дитер Зиттинг, который двадцать лет назад исчез в Берлине.

– Очень странно.

– У этого адвоката, вероятно, была весомая причина для того, чтобы исчезнуть, и это проливает совсем другой свет на его убийство.

– Я не слышу ничего, кроме «возможно» и «вероятно». Вы уверены, что налоговые деньги на спецкомиссию не зря потрачены? Могу напомнить, что у нас уже есть преступница.

В этот момент Валльнер заметил письмо, написанное детским почерком, которое кто-то положил ему на стол. Оно было подписано Ларой Эверс.

– Господин Валльнер? Вы еще там?

– Да. Извините. Я немного отвлекся.

– У нас имеется преступница. – Тишлер все больше и больше распалялся.

– Эту версию мы уже можем сдать в архив. Наша злоумышленница отозвала свое признание.

К десяти утра все офицеры прибыли, и Валльнер смог провести первое совещание спецкомиссии. Поскольку отделение полиции Мисбаха состояло всего из пятнадцати сотрудников, а другую работу никто не отменял, были направлены коллеги извне, чтобы составить двадцать пять требуемых сотрудников спецкомиссии.

Большинство коллег, в том числе и приезжие, сидели в футболках. В Мюнхене поговаривали, что глава полиции Мисбаха имеет понятие комнатной температуры, значительно отличающееся от общепринятого. В дальнем углу молодой офицер во фланелевой рубашке и свитере занял свое место, провел пальцем по воротнику и надул щеки. Наконец он снял свой свитер и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Можем ли мы открыть окно?

Приглушенный смех был ему ответом, кто-то сказал: «Шутка».

Валльнер поприветствовал членов спецкомиссии и извинился за государственного прокурора Тишлера, который из-за неотложных обязанностей остался в Мюнхене. Затем он передал слово Тине, которая только что вернулась из Мюнхена, где она присутствовала на вскрытии Сильвии Марек.

– Тело находилось в квартире от сорока восьми до семидесяти двух часов. Все время в постели. Прогресс распада можно оценить относительно хорошо, потому что мы знаем, при какой температуре пребывало тело. Отопление было включено все время. Но для определения точного времени смерти мы должны ждать гистологического исследования. В любом случае не вызывает сомнения, что женщина умерла до убийства Клауса Вартберга. Причиной смерти было отсутствие кислорода в мозге из-за закупорки артериальных сосудов на шее, то есть сонной и позвоночной артерий. Это типично для так называемого повешения на короткой веревке. Жертва стояла перед повешением на стуле. Орудием послужила конопляная веревка. От нее мы имеем только ту часть, которая была привязана к потолочному крюку. Часть, что находилась у мертвой на шее, исчезла. Мистер Валльнер уже сказал, что кто-то обрезал веревку и положил тело в постель. – Тина сделала паузу. – Это подводит нас к вопросу о самоубийстве или убийстве. Нет никаких свидетельств чужеродного влияния, такого как оковы на руках, следы борьбы или наркотики в крови. Но полностью исключить этого нельзя. Возможно, преступник, угрожая оружием, заставил жертву встать на стул и надеть веревку на шею. Но если мы выбираем самый правдоподобный вариант, то это самоубийство. Кроме того, интересно, что женщина имела несколько переломов.

– То есть была драка? – спросил один из присутствующих.

– Переломы старше. Но они, вероятно, следствие насилия. Особенно на лице.

– И что это значит?

– Мы не знаем. Может быть, еще найдется объяснение. На данный момент, будь то самоубийство или убийство, важно следующее: кто-то должен был находиться в квартире госпожи Марек в последние несколько дней. Это значит, что мы должны расспросить соседей и проверить, есть ли поблизости какие-либо видеокамеры. – Тина заглянула в свои заметки. – Это по моей части.

– Спасибо, Тина, – сказал Валльнер. – Вернемся к нашему первому делу: Клаус Вартберг. Я уже говорил вам, что главная подозреваемая Лара Эверс отозвала свое признание. – Он поискал в своих папках, но ничего не нашел. – У тебя есть это письмо от Эверс? – Вопрос был адресован Джанет.

Она извлекла из папки лист бумаги.

– Вот копия. Я отправила оригинал в лабораторию. Возможно, поэтому у тебя его и нет.

– Спасибо. – Валльнер взял копию. – Мы проверили его в меру своих возможностей и сравнили с образцами из квартиры Лары Эверс.

Он посмотрел на Джанет. Та кивнула.

– Это было нелегко, – сказала она. – Здесь и там – подписи и заметки на наклейках Post-it. Наша дама не плодовитый писатель.

– Тем более удивительно, что она правильно написала отзыв, – заметил Майк.

– Да, – сказала Джанет. – Правда, без пробелов, как единое слово.

Это уточнение вызвало у присутствующих веселье.

– Интересно, кто это смеется, – вмешался Валльнер. – Бусть бросит камень тот, кто безгрешен. – Сразу стало намного спокойнее. – У кого-нибудь есть вопросы?

Отозвался один из мюнхенских коллег:

– Я одного не понял: если речь идет о самоубийстве этой женщины, что нас тогда беспокоит?

– Ну, мы не знаем, действительно ли у нас есть убийца Вартберга в лице Лары Эверс. Если это не так, нам нужно выяснить, кем на самом деле был Вартберг. В противном случае мы вряд ли узнаем, у кого был мотив убить его. И Сильвия Марек может быть ключом к прошлому Вартберга. В обеих квартирах мы обнаружили материалы о скандале с недвижимостью в Берлине в девяностых годах.

Дисплей телефона Валльнера засветился. Валльнер отключил звук, но не выключил телефон. Пришло сообщение от Оливера: «Я снова в квартире Марек. Ты не поверишь, что я там нашел. Позвони мне».

Валльнер объявил об окончании встречи и пожелал коллегам удачи. Затем он пошел в свой кабинет и вызвал Тину, Джанет и Майка. Он позвонил Оливеру по мобильному телефону и поставил на громкую связь.

– Привет, – сказал Оливер. – Пожалуй, нам лучше поговорить по скайпу. Тогда я смогу вам все показать. Это здорово.

Глава 29

– Это действительно круто. – Оливер ухмыльнулся в камеру. – Я не знаю, но почему-то иногда бывает предчувствие. И у меня оно появилось сегодня после обеда. Как будто мы пропустили что-то важное. Я заметил нечто, что, по-видимому, не бросилось в глаза остальным, даже Шерлоку Валльнеру.

– Что-то ускользнуло от меня? – спросил названный.

– Просто мелочь. Ты мог бы заметить.

– Я замечаю почти все.

– Правда? – донеслось из компьютера слегка искаженно.

– Конечно, я не знаю, что из мною не замеченного ты имеешь в виду. Может быть… – предположил Валльнер, – детекторы дыма?

– Что там с детекторами дыма?

– Ну, детектор дыма в гостиной выглядел иначе, чем другие детекторы дыма в квартире и на лестничной клетке. Это необычно, потому что в таких помещениях обычно устанавливают устройства одного типа. Но, конечно, я предположил, что вы проверили все детекторы и не обнаружили ничего необычного.

В компьютере царила тишина, и можно было видеть на экране, как озорное выражение покинуло лицо Оливера.

– Найдется кто-нибудь, чтобы ввалить этому педантичному маленькому ботанику?

– С большим удовольствием, – сказал Майк в камеру компьютера. – Прежде чем он отправится с работы домой, он прилично получит. Положись на меня.

– Разве я не говорил тебе? Есть основания мне быть вашим боссом, а не наоборот. – Валльнер оттолкнул Майка от камеры, улыбаясь. – Оливер, прекрати гипервентиляцию. Я заметил эту штуку с детектором дыма прошлой ночью, но не думал об этом. Что теперь?

– Поэтому сначала я позвонил в домоуправление и спросил, когда установлены дымовые детекторы. Это было в 2014 году. И конечно же они купили одну модель для всего поселка. Следующий вопрос заключался в том, были ли с тех пор заменены дымовые детекторы. Никто такого не помнил. Затем я позвонил соседке госпожи Марек. И она вспомнила о замене. Соответственно, Марек однажды спросила ее, заменен ли и у нее дымовой детектор. Конечно нет.

– Теперь приступай к делу, – предупредил Валльнер.

– Держись за стул, чувак. Другие также имеют право на свое шоу. – Изображение на компьютере начало двигаться. Оливер перенес айпад, с которого он вышел в скайп, через гостиную Сильвии Марек. Затем его лицо вернулось на экран. На этот раз не в лоб, а снизу. – Выше меня, как вы видите, детектор дыма на потолке. И это – скажу как человек, который считает, что талант должен быть правильно оценен нашим боссом, – другая конструкция. Прежде всего, у него есть этот поразительно большой слот, которого у других нет. Подождите, я положу его на пол. – Теперь компьютер показывал потолок гостиной с точки зрения лягушки. Рядом с потолочной лампой располагался детектор дыма. Оливерская брючина вошла в кадр, Оливер потянулся и повозился с детектором, послышался хруст. Затем айпад снова был поднят, а Оливер направил объектив камеры на детектор дыма, с которого теперь снял крышку. – И что мы там видим?

– Какой-то черный прибор, – сказал Валльнер. – Что бы это могло быть? Камера? Микрофон?

– Да, умник, это микрофон. И довольно профессиональный. – Оливер переместил камеру айпада еще ближе к детектору дыма и скользнул указательным пальцем перед обсуждаемым объектом. Затем короткое дрожание в кадре, и снова появилось лицо Оливера, заполнявшее экран. – Это означает, что женщину могли прослушивать месяцами.

– Как передается сигнал? – спросил Майк.

– Понятия не имею. Джанет! Это твоя специальность.

– Поднеси планшет поближе, – попросила Джанет, садясь перед компьютером. На мониторе снова проявилось содержимое дымового датчика. – Там много всего. Ты ничего не трогал, не так ли?

– Не дай бог. Как это говорят в комедиях? Побоялся греха.

– Хорошо. Этим должны заняться мальчики из лаборатории. Плохо то, что теперь тот, кто установил микрофон, знает, что мы его обнаружили.

– Скорее всего, нет, потому что я отключил здесь все электричество, но, возможно, она подключена прямо к энергосистеме.

– Возможно. В противном случае пришлось бы заходить в квартиру и менять аккумулятор каждые несколько недель, – сказала Джанет.

– Но вернемся к сигналу. Либо в поселке есть сеть и, следовательно, приемник для сигналов камеры. Либо пользователь находится дальше – тогда велика вероятность, что он работает как мобильный телефон, с сим-картой, которая отправляет звуковые сигналы на другой сотовый или на компьютер.

– Поговоришь с кримлабораторией? Может быть, уже сегодня кто-нибудь мог бы зайти. Это было бы очень здорово. Иначе мне придется оставить тут полицейского на всю ночь, чтобы владелец не пришел отвинчивать свой прибор.

– Сделаю все, что смогу.

– Оливер, ты слышал, Джанет звонит в лабораторию. Подожди немного. Ты или остаешься там, пока не прибудет кто-нибудь из Мюнхена. Или поставишь кого-то перед домом, чтобы охранял.

Майк, который выходил из комнаты, чтобы просмотреть электронную почту, снова появился, держа распечатку в руке.

– У нас есть номерные знаки!

Валльнер закончил беседу по скайпу с Оливером, и все присутствующие подошли к Майку. Он попросил офицера из спецкомиссии выяснить, кому были выданы номера с окончанием AB 2371, а затем выбрать темные «пассаты». В общей сложности нашлось четыре владельца транспортных средств. Два в Нижней Саксонии, один в Берлине и один в Мюнхене.

– Аксель Баум? – Джанет взяла бумагу и указала на имя. Это был владелец из Мюнхена.

Точнее, автомобиль был куплен компанией «Аксель Баум лтд».

– AB 2371. AB – это Аксель Баум, – догадалась Джанет, но оставалась задумчивой, как будто здесь скрывалась еще какая-то информация.

Тем временем Майк нашел «Аксель Баум лтд» в Гугле.

– Это частное детективное агентство в Мюнхене.

Джанет как будто пробило током.

– Теперь я знаю, где я видела это имя раньше: в одной из газетных вырезок о банкротстве «Шварцвассера». Аксель Баум также имел к этому какое-то отношение!

Глава 30

Офисы были расположены в Лехеле, центральном районе Мюнхена, застроенном старыми зданиями девятнадцатого века. Однако детективное агентство Баума поселилось в безвкусном здании пятидесятых годов и занимало в нем два этажа. Валльнер и Майк назначили встречу с господином Баумом и выпили по эспрессо из автомата, пока ждали, когда их примут.

Акселю Бауму было около пятидесяти пяти лет. Он был коренаст, с небольшим животиком, и его берлинское происхождение все еще слышалось внимательному собеседнику.

– Чем могу вам помочь? – начал разговор Баум.

– Мы хотели бы проверить покрышки на вашем «пассате», – сказал Майк.

– На каком? У нас их пять.

– На том, который с номером, заканчивающимся на AB 2371.

– Скажите мне, почему вас это интересует?

– Машина была замечена позапрошлой ночью возле дома, где произошло убийство. В окрестностях Мисбаха.

Валльнер наблюдал за реакцией Баума. Конечно, ее не было. Никакой нервозности, никаких хватаний за нос или ухо, никакого даже небольшого подергивания мышц на лице. Этот человек все держал под контролем.

– Предположим, это был наш «пассат». Хотите узнать, кто его туда загнал?

– Например.

– Я обычно тесно сотрудничаю с полицией. Но мне кажется, что это случай, когда мы сами… находимся под подозрением, верно?

– Мне не нужно вам это объяснять. Тот, кто вел машину, принадлежит к кругу подозреваемых в деле об убийстве. Это не значит, что он наш главный подозреваемый. Но, конечно, нам нужно выяснить, что он делал вблизи места преступления.

– Я это понимаю. И хочу сказать вам, что сам ездил на машине в позапрошлую ночь.

И Майк, и Валльнер были удивлены внезапной открытостью Баума. Валльнер все еще не замечал никаких признаков нервозности, кроме того, что Баум играл с концом своего серо-синего полосатого галстука.

– Не собираетесь ли вы рассказать нам, что делали в столь поздний час в нашей сельской местности?

– Я был по делам. Я должен был узнать кое-что для моего клиента.

– Не могли бы вы выражаться более конкретно?

– Это было связано с Клаусом Вартбергом. Полагаю, это тот человек, который был убит в позавчерашнюю ночь?

– Да, он был убит, – подтвердил Майк. – И примерно в то самое время, когда там был замечен ваш «пассат». Что бы вы спросили на нашем месте?

– Моя работа заключалась не в том, чтобы убить мистера Вартберга.

– И в чем же?

– Наблюдать и собирать информацию.

– Какую именно?

– Это заходит слишком далеко.

– И для кого вы должны узнать что-то о господине Вартберге?

– Мне жаль, но…

– Вы знаете, что, как частный детектив, не имеете права отказываться давать показания.

– Конечно. И вы знаете, что я не должен отвечать на вопросы полицейских. Это чистая любезность с моей стороны.

– Ну да… – Майк скрестил руки на груди. – Тогда вам придется поговорить с государственным прокурором.

– Нет. В этом случае тоже не должен. Вы сами сказали, что я подозреваемый. Поэтому имею право молчать.

– Хорошо. – Валльнер сделал примирительный жест. Баум был профессионалом и знал свои права. – Давайте попробуем оставаться конструктивными. Позвольте мне рассказать вам, почему мы к вам пришли, если вас это интересует.

– Безусловно. Я весь обращаюсь в слух.

– Господин Вартберг, жертва убийства, особенно интересовался скандалом в сфере недвижимости, произошедшим около двадцати лет назад. «Шварцвассер» – это название вам что-то говорит?

– Да.

Валльнер немного помолчал, ожидая, что Баум скажет больше. Но ничего подобного не произошло.

– Какова была ваша роль в этом деле?

– Я договорился о продажах для клиентов.

– Для продавцов из «АуЗП»?

Баум кивнул.

– Почему возникла необходимость нанять детектива для переговоров о продаже?

– Клиенты фактически нанимали меня для другого. Так получилось. Все соединилось вместе.

– Вы можете объяснить это нам?

– Мне не нравится говорить о заказах и клиентах. Это не относится к моей профессии. – Он оставил в покое острие галстука и переплел пальцы. – Господин Вартберг был заинтересован в банкротстве «Шварцвассера». И вы натолкнулись на мое имя?

Майк взял разговор на себя:

– Честно признаться, мы несколько удивлены, что некто, причастный к истории «Шварцвассера», стоял прямо перед домом мистера Вартберга в ту ночь, когда его убили. Что вы должны были сделать?

Баум некоторое время размышлял, видимо, взвешивал все за и против. Наконец покачал головой:

– Мне жаль. Я не могу вам этого сказать.

– Давайте порассуждаем, – подключился к коллеге Валльнер. – Имеются убедительные доказательства того, что господин Вартберг был не господином Вартбергом, а кем-то другим. Возможно, адвокатом Дитером Зиттингом. Тем самым, который исчез двадцать лет назад. Тем самым, кто в то время купил «АуЗП» как полномочный представитель «Шварцвассера». И переговоры по продажам привели вас к нему.

– Раз уж вы это сказали. – Баум ненадолго задумался, затем продолжил: – Конечно, я вел переговоры с Зиттингом. Это факт.

– Результатом сделки стало, в конечном счете, банкротство «Шварцвассера».

– Скажем: приобретение компании оказалось неудачным для «Шварцвассера» в ретроспективе.

– Настолько неудачным, что прокуратура выдвинула обвинение против Зиттинга.

– Границы между плохим управлением и преступлением часто бывают условными. Впоследствии мы всегда умнее.

– На самом деле никто против вас следствия не вел? Я имею в виду, что вы представляли продавцов в этой сделке.

– Об этом мне сообщили. Но в то время я не мог судить о деталях баланса. Я простой детектив. Тогда как Зиттинг был адвокатом и имел представление обо всех соответствующих документах. Продавцы ничего не скрывали. Зиттинг либо не видел рисков, либо сознательно игнорировал их.

– В любом случае… – Майк наклонился к Бауму, – некоторые люди потеряли много денег. Один из них попросил вас выяснить, где прячется Зиттинг?

Баум молчал.

– Ваш клиент пытался привлечь Зиттинга к ответственности? – Майк вызывающе посмотрел на Баума. Тот не отреагировал на взгляд Майка.

– Предположим, что один из пострадавших дал мне задание, но тогда он вряд ли захотел бы, чтобы Зиттинг умер.

– Но почему?

– Деньги. – Баум вновь задумчиво поигрывал с галстуком. – Я не знаю, что было на счетах у господина Вартберга. Но что-то должно было быть.

– Обогатился ли Зиттинг на банкротстве фирмы?

– Может быть, да, но может, и нет. Я не могу дать вам большее, чем догадки. Поэтому лучше оставлю эту тему.

Некоторое время комиссары и детектив молча сидели друг напротив друга. Валльнер заговорил первым:

– Было бы очень полезно для всех, если бы вы рассказали нам о вашей миссии.

Баум поднял обе руки в отрицательном жесте в ответ на вопрос Валльнера.

– Тогда скажите, по крайней мере, думаете ли вы, что Вартберг – это действительно Зиттинг?

– Возможно. Кажется, он почти не допустил ошибок при исчезновении, и он изменил свою внешность. Но наверняка трудно сказать. В знак моего желания сотрудничать, я дам вам сейчас номер телефона. – Баум вытащил свой телефон и вызвал на экран список контактов, затем он достал из стола маленькую серебряную коробочку, из нее визитную карточку, написал на обратной стороне номер из списка и толкнул карточку комиссарам через стол. – Это номер Рюдигера Отта. Единоутробного брата Зиттинга. Он мог бы идентифицировать мертвеца.

Валльнер посмотрел на номер телефона.

– 0034 – это что такое?

– Испания. Он живет на Майорке.

– Спасибо. Очень любезно. – Валльнер взял карточку. – Вы надеетесь таким образом узнать, действительно ли под именем Вартберг скрывался Зиттинг?

Баум с улыбкой пожал плечами.

– От нас вы ничего не узнаете, – сказал Майк.

Глава 31

Берлин, осень 1996 года

Лицо Сильвии было залито кровью, руки связаны за спиной. Голова Зиттинга стала горячей, потому что шок вогнал адреналин во все капилляры, и узел в животе почти задушил его. Он взял Сильвию за шею одной рукой, пытаясь нащупать пульс под темно-красной массой. На бровях и губах ее были рваные раны, сломанный нос кровоточил. Он почувствовал слабый пульс и дернулся, когда она ахнула. Сильвии пришлось дышать через рот, нос был забит кровью.

Неоновый свет делал серо-зеленый пестрый пол еще более блеклым, чем он был на самом деле. Зиттинг прижался к хромированной спинке стула, на котором сидел, наблюдая за дверью, из которой в конце концов выйдет доктор, чтобы сказать, как прошла операция. На противоположной стене висела репродукция картины Дэвида Хокни с изображением бассейна с трамплином, бледно-голубой водой. Она, видимо, должна была отвлечь посетителей от мыслей о близких, которые лежали на операционном столе. Прошло уже два часа, доктор все не шел. Зиттинг чувствовал только страх. Страх того, что скажет доктор, страх первого разговора с Сильвией, страх будущего. Нольте хотел сделать его своим рабом. И Зиттинг ничего не мог этому противопоставить. Неукротимая ярость кипела в нем и желание уничтожить Нольте, застрелить его, зарубить мачете или расплющить дубиной.

Но он знал, что может доставить столько же неприятностей Нольте, сколько ребенок боксеру-тяжеловесу. Он подчинится, а если попытается убежать, то Нольте выследит его и преподаст жестокий урок. И если не сможет отомстить Зиттингу, опять отыграется на Сильвии.

В коридоре послышалось движение. Зиттинг посмотрел на дверь. Но никого в белом халате там не было, вместо этого к нему подошли двое мужчин в уличной одежде.

– Дитер Зиттинг? – спросил один. На нем был серый пиджак и белая рубашка без галстука, его компаньон был в джинсах и рубашке. – Зиберт, криминальная полиция. – Мужчина сунул удостоверение личности Зиттингу под нос.

Зиттинг устало кивнул. Больница выполнила свое обязательство по регистрации телесных повреждений.

– Вы привезли госпожу Сильвию Марек? – начал допрос тот, что в пиджаке.

– Я вызвал скорую помощь. Она и привезла ее сюда.

– Как вы относитесь к госпоже Марек?

– Она мой сотрудник. Я адвокат, госпожа Марек – моя секретарша.

– Значит, вы не муж, не партнер или что-то в этом роде?

Что значит «в этом роде»? Сутенер?

– Нет, – сказал Зиттинг с задержкой, едва заметной офицерам.

– Вы знаете, как получила травмы госпожа Марек?

Зиттинг ненадолго задумался, просчитал варианты. Наконец он сказал:

– Кто-то вошел сегодня в офис и, по-видимому, избил госпожу Марек и разгромил всю обстановку. Это случилось в мое отсутствие. Я нашел госпожу Марек без сознания на полу.

– Вы представляете, кто мог это сделать?

– Я адвокат. У меня десятки бывших клиентов, что-то против меня затаивших.

– Значит, вы думаете, что агрессивные действия не были направлены против самой госпожи Марек?

– Я не знаю. Может быть… или нет. Я не имею ни малейшего понятия.

– Были у вас в последнее время проблемы с клиентами? Проигранный процесс, кто-то, кто плохо себя вел? Такое не происходит на пустом месте.

Зиттинг притворился, что обдумывал вопрос, и покачал головой.

– В последнее время у меня было относительно мало судебных процессов. И результаты тех, что я вел, вполне устроили моих клиентов. – Он взглянул на неоновые лампы на потолке и снова покачал головой. – Нет. Прямо сейчас я не хочу никого обвинять.

– Возможно, это связано с тем, что произошло какое-то время назад, – предположил офицер в рубашке. – Кто-то, допустим, недавно вышел из тюрьмы и решил отомстить своему защитнику.

На этот раз Зиттинг задумался. Месяц назад его клиент был выпущен после шести лет отсидки за ограбление со смертельным исходом. Он назвал полицейским имя преступника. Но не сказал им, что этот человек уехал за границу. Они узнают сами.

– Вы хотите открыть дело? Я имею в виду повреждение имущества в вашем офисе, вторжение?

– Наверное, – сказал Зиттинг, глядя на дверь в операционный блок. – Но пока у меня другие проблемы.

– Вы родственник? – Относительно молодой врач стоял перед Зиттингом.

Он задумался и решил не осложнять ситуацию. У Сильвии были родители в Саарланде, но он их еще не оповестил. Сначала хотел знать, как у нее дела.

– Я ее жених, – сказал Зиттинг, опасаясь, что врач может усмотреть в этом проблему. Но тот был рад, что все выяснилось, и не собирался причинять неприятности.

– При данных обстоятельствах операция была успешной. – В тоне доктора Зиттинг не мог обнаружить ни радости, ни облегчения. – В костях черепа множество переломов. Среди прочего, поврежден мозг. Следующие несколько дней покажут, как она справляется с травмами.

– Это значит…

– Пока вопрос открыт. Мы делаем все возможное.

Глава 32

Предгорья Баварских Альп, 2 февраля 2016 года

Рюдигер Отт был дружелюбным собеседником, излучавшим спокойствие человека, относящегося к жизни как к искусству. В настоящее время на Майорке было на двадцать градусов теплее, чем в Верхней Баварии, и он сидел на террасе своего маленького дома под послеполуденным солнцем. Валльнер же вел разговор из служебной машины – они с Майком возвращались из Мюнхена в Мисбах.

– У меня ваш номер от мистера Баума, – сказал Валльнер, представившись. – Вы его знаете?

– Да. Он связался со мной по поводу моего брата Дитера.

– По этому же поводу звоню и я.

– Боюсь, я не могу вам с этим помочь. Я не видел его много лет и не знаю, где он.

– Мы не это хотим узнать от вас.

– Что тогда?

– Несколько дней назад было найдено тело человека в возрасте вашего брата. Есть некоторые предположения, что это он. Но мы не уверены. Это означает, что нам нужен кто-то, кто мог бы идентифицировать его.

– Ох… – выдохнул человек на другом конце линии после небольшой паузы. – Конечно, я готов помочь. Должен ли я приехать в Германию?

– Я, пожалуй, сначала отправлю вам фотографию.

– У вас есть мой мейл?

– Вы должны мне его дать.

Валльнер записал адрес электронной почты Рюдигера Отта, позвонил Тине в Мисбах и попросил ее отправить по этому адресу фотографию мертвого Клауса Вартберга. Через пять минут зазвонил сотовый телефон Валльнера.

– Это может быть он. Но по фотографии сложно понять, – сказал Рюдигер Отт.

– Он так изменился?

– О да. Я видел его один-единственный раз после 1996 года. Это было здесь, на Майорке. Около пяти лет назад. Кто-то заговорил со мной на пляже. Я еще подумал: «Смешно, голос кажется таким знакомым». И затем он говорит: «Это я. Дитер». Это был мой брат, но совершенно на себя не похожий.

– Он сделал пластичесую операцию?

– Верно. Что-нибудь в этом роде было обнаружено на трупе?

– Сначала эксперты решили, что это была косметическая операция. Были обнаружены следы кожных и костных имплантатов. Нос, подбородок и губы были, похоже, изменены.

– Человек на фотографии может быть Дитером. Но, конечно, чтобы сказать точно, я должен увидеть его.

– Сначала я должен уточнить, можем ли мы оплатить стоимость рейса. Это займет некоторое время.

На испанском конце линии в течение нескольких мгновений стояла тишина. Потом Отт сказал:

– Не беспокойтесь, я все равно собирался лететь в Германию, чтобы утрясти пару вопросов. Заодно сделаю и это. Немножко удачи, и я получу горящий билет со скидкой. Это обойдется не так дорого.

– Было бы замечательно. – Валльнер услышал, как Отт что-то пьет. Он представил себе южное послеполуденное солнце и стакан кампари. Тем не менее из окна автомобиля он должен был видеть дорогу A8, слева и справа от нее – сугробы, затем Хофолдингер Форст^[13], темный за легкой метелью. – Как вы знаете, ваш брат исчез в 1996 году. Он связывался с вами в то время?

– Нет. Я узнал об этом с некоторой задержкой. Я никак не мог с ним связаться, поэтому позвонил в адвокатскую контору. Некоторое время там включался автоответчик. Потом его секретарь перезвонила мне. Но это было через несколько недель.

– Госпожа Марек?

– Да. Именно так ее звали. Вскоре после того как я получил имейл от Дитера. Он написал, что с ним все в порядке, и он больше не будет выходить на связь. Это все. Я позволил себе проследить почту. Он отправил сообщение из интернет-кафе в Мехико.

– Эта встреча пять лет назад… Ваш брат остался надолго?

– На несколько часов. Он выглядел затравленным и сказал, что они, вероятно, будут следить за мной тоже. Но после такого долгого времени это было маловероятно.

– Кого он имел в виду под «они»? Полицию?

– Не уверен, но я так не думаю.

– Значит, он не сказал вам, почему ушел в подполье?

– Он сказал: чем меньше ты знаешь, тем лучше. Вскоре после этого контакт был полностью разорван.

– Может быть, вы вспомните что-нибудь еще к тому времени, пока мы не встретимся. Другой вопрос: есть ли у вас предметы, принадлежащие вашему брату? Предметы, где могут быть следы ДНК? Зубная щетка, одежда? Что-нибудь подобное?

– Я посмотрю. Может быть, найду что-нибудь.

– Если найдете, положите это в полиэтиленовый пакет и привезите с собой.

– Так и сделаю.

Валльнер поблагодарил за беседу и выразил надежду на скорую встречу.

Вернувшись в Мисбах, Валльнер и Майк во второй раз посетили офис Баумгертеля.

– Это трагедия, – пробормотал господин Баумгертель, его лицо побледнело. – Я должен был предпринять что-то раньше.

– Это ничего не изменило бы. К тому моменту, когда впервые пропустила службу, она уже была мертва. – Валльнер заметил некоторое облегчение во взгляде Баумгертеля.

– Мы потеряли не только чрезвычайно компетентного сотрудника. Это ужасная человеческая потеря.

– Какая она была? – Майк подключился к разговору.

– Ну, довольно тихая. Компетентная, как я уже сказал. В ее работе не к чему было придраться. Она… – Баумгертель искал слова, способные выразить тяжелую человеческую потерю. – Она была относительно закрыта. Дружелюбна, но не разговорчива. Мы все очень ценили ее.

– Она имела какое-либо отношение к господину Вартбергу?

– У наших дам обычно нет деловых контактов с клиентами. Они приглашают их войти и спрашивают, не хотят ли те что-нибудь выпить. Могут поговорить о погоде, если есть несколько минут. Да, она, вероятно, встречалась с господином Вартбергом.

– Она когда-нибудь говорила, что у нее депрессия или что-то, что может вызвать депрессию?

Баумгертель покачал головой.

– У госпожи Марек были отношения?

– Вы имеете в виду с мужчиной?

– Хоть бы и с женщиной. Я имею в виду прочное партнерство.

– Ну, если так, то я об этом не слышал.

– У нее были друзья?

Адвокат пожал плечами:

– Она ходила в тот же фитнес-клуб, что и я. Конечно, она знала людей там. Настолько, насколько это случается в спортзале. Они здоровались и говорили о погоде.

– Что вам известно о прошлом госпожи Марек?

– Она родом из Саарланда. Как мне кажется, никогда не была замужем.

– Она говорила, что провела в Берлине несколько лет?

– Да. Работала у этого адвоката, который внезапно исчез.

– Она рассказывала о берлинском периоде?

– Она рассказывала об адвокате. У меня сложилось впечатление, что он очень ей нравился. Это было всегда… как бы это сказать… у нее был такой свет в глазах. Кто знает… – Он немного поколебался. – Может быть, она была влюблена в него.

– И этот адвокат в один прекрасный день исчез?

– Да. – Господин Баумгертель собрался с мыслями. – Мы поговорили о том человеке однажды. Я спросил, исчез ли он сам или с ним что-то случилось. Она ответила очень уклончиво и… вероятно, не хотела вспоминать об этом. Очевидно, что-то там было… – Он подыскивал подходящее выражение. – Не в порядке, вот что я вам скажу.

– Дело «Шварцвассера» говорит вам что-нибудь?

– Нет, никогда не слышал.

– Подумайте. Может быть, госпожа Марек упоминала об этом?

Ответом было решительное покачивание головой.

– Хорошо, – сказал Валльнер, глядя на блокнот со скупыми заметками. – Последний вопрос. – Он немного наклонился вперед. – Упоминала ли госпожа Марек, что ее преследуют?

– Нет. Такого не было. Но я вспомнил кое-что еще: несколько дней назад у нее было хорошее настроение. Совершенно не понимаю, почему она могла бы убить себя. Она была очень аккуратная и строила планы на будущее. Я помню, она спрашивала меня о Бразилии, потому что мы с женой были там в отпуске два года назад. Видимо, хотела туда поехать.

Валльнер записал в своем блокноте: «Бразилия – запланированная поездка? Посмотреть в документах Марек» – и отложил ручку. Он взглянул на Майка, но у того не было вопросов.

– Это приведет нас к Вартбергу? – спросил Майк, покидая офис.

Тем временем сгустились сумерки, и они стояли на морозном воздухе на центральной автостоянке города Мисбах.

– Посмотрим. Я собираюсь проверить нашу главную подозреваемую. Ты дашь мне лабораторный отчет об отзыве?

– Я поеду с тобой. Ни за что такого не пропущу. – Майк ухмыльнулся от предвкушений и поднял в воздух лист бумаги, который достал из пиджака. – Мы берем мою машину?

– Если хочешь, – сказал Валльнер, глядя на маленькую зеленую спортивную машину. – У нее есть отопление?

Глава 33

Одна стена уже была покрашена, когда вечером Кройтнер вернулся домой. Это была стена, у которой стояла кухонная плита. Кстати, плите тоже досталось краски.

– Это нужно отчистить, – сказал Кройтнер, рассматривая белые брызги, которые усеивали серебристый дымоход и через мгновение должны были вспыхнуть.

Лара выключила плиту. За окном было минус двенадцать градусов.

– Это нельзя отчистить, когда плита горячая. В холод я оставляю духовку включенной.

Кройтнер вздохнул и открыл пиво.

– Знают ли они теперь, что убила не я? – спросила Лара.

– Они получили отзыв твоего признания. Я позаботился об этом. Выглядит неплохо. Они создали спецкомиссию.

– И чего в этом хорошего? – Лицо Лары выказывало больше беспокойства, чем облегчения.

– Это означает, что они работают в других направлениях. Иначе им не нужна была бы спецкомиссия с тридцатью мужиками.

– И сколько еще мне придется здесь торчать?

– Как минимум, пока кухня не будет полностью покрашена. – Кройтнер огляделся, пытаясь представить себе, как будет выглядеть кухня после покраски. Да, тогда опять станет по-настоящему уютно.

Некоторое время они молчали, и Лара разбирала спичечную коробку на составляющие. Она при этом раздумывала.

– Лео? – наконец окликнула она.

– Да?

– Мне нужно как-то получать деньги.

– Почему?

– Каждый человек должен получать деньги.

– А как насчет работы?

– Я делаю это. – Она указала на покрашенную стену. – Но я за это ничего не получаю.

– Это не работа. Ты делаешь мне одолжение, потому что я тоже кое-что делаю для тебя. Потому что я рискую своей задницей ради тебя. Если ты хочешь денег, тебе нужно их заработать.

– Но не официанткой. Наверняка у тебя есть возможности это устроить.

– У меня ничего нет.

– Гарри Линтингер говорит, что у тебя есть чему поучиться. Ты самый большой гангстер в округе.

– Так говорит Гарри?

– Хм.

– Это не так. Я полицейский.

– Очень круто. Что ты коп, но полностью левый. Я тоже так хочу.

Кройтнер сел за стол, немного отодвинул бутылку с пивом и сложил кончики пальцев обеих рук.

– Позволь мне сказать тебе кое-что: раньше я взламывал автомобили. Это было до того, как я стал полицейским.

– Круто. Покажешь мне, как это работает?

– Хрен я тебе покажу. Я перестал, потому что не хотел угодить в тюрьму. Ты готова к тюрьме?

– К какой тюрьме?

– Мой полуродственник уже был в тюрьме. Он гангстер, а я нет. И я не позволю тебе уподобиться им.

– Тебе должно быть все равно, кем я буду.

– Так и есть. Но пока ты здесь со мной, я несу за тебя ответственность.

– Какую ответственность? Мне девятнадцать.

– Да, девятнадцать и творишь дерьмо. Теперь все будет по-другому.

Лара смотрела на Кройтнера с открытым ртом.

– Сегодня вечером мы начнем твое образование, – сказал Кройтнер, кивая, словно утверждаясь в своих намерениях.

– Образование?

– Я провожу тебя в респектабельную мастерскую. Твоя жизнь давно связана с чем-то в этом роде.

Мастерская в бывшей конюшне выглядела еще хуже, чем кухня, потому что именно здесь вспыхнул пожар. Самогонному аппарату был нанесен относительно небольшой урон. Медный котел был упрятан в кирпичной печи и поэтому хорошо изолирован от огня. Остальные детали были тоже сделаны из металла и, следовательно, относительно жароустойчивы.

Первая и самая трудозатратная часть образования Лары заключалась в перегрузке фруктового сусла из тяжелых бочек в котел. Некоторые из бочек Кройтнеру удалось спасти от огня, так же как и часть уже перегнанного шнапса. Тем не менее потери были тяжелы.

Трагедия случилась после окончания процесса дистилляции поздним вечером. Кройтнер уютно устроился со стаканом свежевыгнанного фруктового самогона. Точнее, это был пятый или шестой стакан. Пожар произошел исключительно мило. Кройтнер зажег сигарету, а спичку, как ему показалось, отправил в пепельницу. Две вещи пошли не так. Во-первых, спичка еще горела. Во-вторых, она не попала в пепельницу, стоящую на табурете, отскочила от ее края и упала на пол. Как уже упоминалось, Кройтнер к тому моменту хорошо продегустировал новый продукт, в результате, когда бросал спичку, увидел две пепельницы и выбрал не ту. Он понял, что горящую спичку не стоит оставлять на деревянном полу и поспешно потянулся вниз. Левая рука на пути к спичке наткнулась на бутылку с самогоном, и ее содержимое, состоящее из шестидесяти процентов этилового спирта (плюс один процент метанола), пролилось на пол и на спичку. К удивлению Кройтнера, через несколько минут появилась пожарная команда. Соседка вызвала ее. В результате полное уничтожение дома было предотвращено. Однако разрушения от воды были огромными.

Дверца под котлом все еще стояла открытой, и в топке горел несильный ровный огонь. Кройтнер и Лара сидели перед печью на складных стульях, запасшись тонкими поленьями.

– Важно, чтобы горело ровно. Вот почему все время нужно докладывать. Не слишком часто. – Лара держала в руке полено. – Вот теперь можешь подбросить его.

Лара сунула полено в топку и уложила его в идеальное положение кочергой.

– Я думала, что это запрещено.

– Перегонка? Да что ты плетешь! Перегонка – древнее ремесло. Вполне допустимо, конечно, если у тебя есть разрешение.

– И у тебя оно есть?

– Еще бы. Я унаследовал перегоночный цех у моего дяди Симона, и он всегда гнал.

– А твой дядя имел разрешение?

– Полагаю, что да. В противном случае ему не позволили бы это делать.

– Ты спрашивал его?

– Зачем мне спрашивать? Если твой отец – пекарь, то ты не спрашиваешь его, есть ли у него разрешение быть пекарем.

– Правильно. – Лара подбросила в печь еще одно полено. – Ты платишь налоги? На это есть налог.

– До сих пор налоговая служба ничего не потребовала.

Лара с сомнением посмотрела на Кройтнера.

– Да, я не даю им денег за это.

Кройтнер наблюдал сквозь закопченные стекла свет, который на мгновение появился, а затем исчез. Он подошел к мутному окну. К дому приближалась машина. Кройтнер вышел наружу.

– Продолжай, – сказал он, прежде чем закрыть дверь.

* * *

Они приехали на «спитфайре»^[14] Майка. Автомобиль, несомненно, имел свои достоинства. Например, очень редкий цвет Java Green. И хардтоп. Тем не менее не самый удобный автомобиль для февраля. Кройтнер уже ждал перед домом, в то время как двое прибывших выбирались из британского спортивного купе.

– Вот так сюрприз. – Кройтнер взглянул на дверь конюшни: все в порядке, закрыта. – За что мне такая честь?

Валльнер затянул застежку-молнию до подбородка.

– Такой приятный теплый вечер. Вот мы и подумали, давайте-ка навестим Лео.

– И поговорим о последних результатах, – добавил Майк. – Мы не слишком тебя побеспокоили?

– Я просто немного нервничаю. Нужно ремонтировать. Здесь ведь был пожар.

– Мы знаем, – сказал Майк. – Загоревшаяся проводка, как утверждает пожарный департамент.

– Да, соединение старых проводов.

– Может, зайдем внутрь? – Валльнер дрожал.

– Но только ненадолго. Я должен, – он кивком указал на конюшню, – продолжать.

– Отчет из лаборатории здесь.

Валльнер положил документ на кухонный стол. Они сели, но отказались от предложенного пива. Кройтнер разместил своих гостей так, что они сидели спиной к двери в бывшую конюшню. Потому что в двери было стекло, через которое можно было заглянуть внутрь. Однако котел, возле которого примостилась Лара Эверс, не просматривался с кухни.

– Они изучили письмо, отправленное нам Ларой Эверс. Где она отменяет признание. – Майк играл с ключом своего автомобиля. Брелок состоял из закругленного треугольника, на верхней широкой стороне которого была надпись «Триумф». – У меня кореш в лаборатории. Вот почему все получилось быстрее.

– Ага. И что? Письмо от нее?

– Да, да. Но это мы уже и так знаем через сравнение почерков. Более интересен вопрос о том, откуда пришло письмо и как оно попало в полицию.

– По почте?

– Нет. Кто-то подбросил его ночью. – Майк открыл ноутбук, который принес с собой. На нем было видео с камеры, установленной над почтовым ящиком полицейского участка. Была ночь, и поначалу никого видно не было. Затем внезапно, из слепого пятна, появилась фигура, которая не поворачивала лицо к камере, хотя это было бы естественно при движении к ящику. Человек знал, что камера установлена и где именно она находится.

– Так никого невозможно узнать. – Кройтнер указал на экран.

– Не лицо, – сказал Майк, останавливая картинку. – Но незнакомец оставил там след сапога. – Майк увеличил фрагмент. – Курьер прошел через заснеженную автостоянку, снег набился в рифленые подошвы его зимних сапог. В какой-то момент он отделился от правой подошвы и остался в виде сетки на бетонной плите перед почтовым ящиком. – Кройтнер зыркнул на свои сапоги под столом.

– Вы собираетесь осмотреть все сапоги в округе?

– Не понадобится. У нас есть еще это. – Валльнер разгладил отчет лаборатории и посмотрел на документ через свои бифокальные очки. – Они тщательно исследовали канцелярские принадлежности. Это был лист в клеточку, вырванный из блокнота.

– Примерно из такого. – Майк положил блокнот на стол и открыл его. – Только в клетку.

– Ага. Они действительно обнаружили это в лаборатории? – заметил Кройтнер. – Неудивительно, что это произошло так быстро.

– Они узнали гораздо больше, – продолжал Валльнер.

Взгляд Кройтнера сфокусировался на стекле в двери конюшни, за которым появилось лицо Лары Эверс. Кройтнер одарил ее мрачной гримасой, призывая исчезнуть.

Майк обернулся, но в окне никого не было.

– Там кто-то есть?

– Кто должен там быть? – Кройтнер выдернул лабораторный отчет из рук Валльнера.

– Что ты еще узнал?

– Читай сам. На бумаге письма необычайно высокие следы этанола, метанола, сажи…

– Эфира карбоновой кислоты, – сказал Кройтнер, глядя на отчет. – Ацетаты, альдегиды и остатки горения всех видов. Прямо химический завод.

– В лаборатории пришли к другому выводу. – Валльнер взял отчет и долистал до третьей страницы. – Скорее все это указывает на огонь, связанный с большим количеством алкоголя, перегнанного в домашних условиях. – Он толкнул бумагу через стол. Нужное место было выделено желтым.

Кройтнер пожал плечами. В то же время уголком глаза он ловил колебания света в окне конюшни.

– И к какому выводу вы пришли?

– Да, и к какому же выводу мы пришли? Может быть, у тебя здесь недавно был пожар?

– Надеюсь, вы не подозреваете меня! Это уже ни в какие ворота не лезет!

Валльнер пресек нарастающее возмущение Кройтнера движением руки.

– Мы еще раз проанализировали побег Лары Эверс из больницы. Либо Зеннляйтнер достал ей врачебные шмотки, либо тот, кто последним был с ней в комнате. И это ты. С большой сумкой. Тебя видели перед побегом Лары Эверс в раздевалке больницы. Мы снова проехали через Агатарид по дороге сюда. Дама выбрала твой портрет из десяти фотографий полицейских. И еще полицейский украл ботинки у мальчика после глазной операции.

– Узнал ли он этого полицейского? – Кройтнер хлопнул себя по лбу. – Глазная хирургия! Вероятно, он ничего не видел.

– Верно. Но полицейский был достаточно любезен, чтобы назвать ему свое имя.

– Ах так?

Майк усмехнулся, глядя на Кройтнера:

– И это уже было слишком. Вы можете много сказать о Грайнере, но у него нет проблем с головой.

– И если ты думаешь, что мы станем тебя прикрывать – даже не надейся. Это преступление. – Валльнер повысил голос: – На этот раз ты пересек красную линию, мой друг.

Тем временем Кройтнер больше не мог отвести глаз от двери, потому что освещение позади нее постоянно менялось и было лихорадочным. Другими словами: оно мерцало.

– Ты выглядишь взволнованным, – сказал Майк.

– Вовсе нет. – Глаза Кройтнера словно приклеились к двери. – Почему я должен помогать Эверс? За такую глупость ты не сможешь меня задержать.

– Понятия не имею. Дружеская связь? Деньги? Да какая угодно причина. Можем ли мы увидеть подметки твоих сапог?

– Не будь смешным, – сказал Кройтнер, продолжая глядеть на дверь.

Майк и Валльнер обернулись. Игра света, заметная сквозь дверное окно, значительно усилилась. Казалось, что на стены попадают отблески огромного камина.

– Скажи мне, там что-то горит? – Валльнер был встревожен.

– Похоже на то. – Кройтнер сопротивлялся нестерпимому желанию вскочить с места. – Я разжег печь в мастерской. Дверку оставил открытой, чтобы лучше тянуло.

– Кажется, тебе пора закрыть ее.

В тот момент, когда Майк говорил это, огромное пламя прошло по горизонтали через соседнюю комнату. За ним последовали несколько вспышек поменьше.

– Твою ж мать! – крикнул Кройтнер, вскакивая с места и бросаясь в мастерскую.

Майк и Валльнер побежали за ним.

На этот раз Кройтнер был лучше оснащен, чем при последнем пожаре. Такому быстро учишься. Огнетушитель висел на стене, Кройтнер схватил его. Одновременно он крикнул Валльнеру и Майку, где в комнате стоят ведра с водой и песком. Имелся также набор одеял, предназначенных для тушения небольшого пламени.

На полу перед печью с котлом, залитом алкоголем, играли синие язычки пламени, некоторые предметы по соседству уже дымились. Кройтнер с огнетушителем в руке храбро побежал к огню, сорвал предохранительный штырь, нацелил раструб на огонь и нажал на рукоятку. Из отверстия вытекло жалкое количество белой пены.

– Где ты это взял?! – крикнул Майк, подбегая с ведром воды.

– У Линтингера. Он сказал, что это похоже на новый, негодяй, лжесвидетель. – Кройтнер попытался найти дату истечения срока действия огнетушителя.

– Брось его и присоединяйся! – крикнул Валльнер, протягивая ведро с песком.

В некоторых местах помещения разлетевшиеся искры образовывали свои собственные огненные гнезда. Трое мужчин набрасывали на них противопожарные одеяла.

После десяти минут тушения пожара они убедились, что больше ничего не грозит, вернулись на кухню и сели за большой стол. Кройтнер открыл три бутылки пива и дал каждому.

– Понял, – сказал Майк, делая большой глоток. – Теперь она подожгла твою халабуду.

– Где она вообще? – Валльнер вопросительно посмотрел на Кройтнера.

– Понятия не имею. Прежде находилась там внутри. – Кройтнер указал на дверь в конюшню, где все еще клубился дым. – Это конечно же была ошибка.

– Я не уверен. – Майк лихорадочно рылся на столе.

– Что такое?

– Мои ключи от машины. Я их раньше… на стол…

Майк вскочил и выбежал наружу. Вскоре после этого страшные проклятия полетели сквозь ночь.

Глава 34

Берлин, осень 1996 года

Через два дня после нападения на Сильвию Зиттингу позвонил Шухин. Он спросил, есть ли новости по его делу. Новостей не было. Шухин беззвучно принял это и потом сказал:

– Приходите к шефу сегодня в два часа. У него есть что с вами обсудить.

Нольте был таким же аккуратным и дружелюбным, как всегда. Он поблагодарил Зиттинга за то, что тот пришел, поболтал немножко о пустяках, а затем перешел к некоторым юридическим вопросам, как будто ничего не случилось. Зиттинг подыгрывал, вел себя светски и притворялся, будто все в порядке, пытаясь в то же время сосредоточиться на юридических проблемах Нольте. Когда они все обсудили, Зиттинг отложил свой адвокатский чемоданчик в сторону и подумал, не стоит ли что-то сказать. Но, в конце концов, ему было приятно и безболезненно просто продолжать двигаться вперед. Заговори он о нападении, разве что получил бы лишнее подтверждение того, что Нольте держит его в руках и может усмирить по своему усмотрению. Зиттинг подал Нольте, который сопровождал его до двери, руку, тот крепко ее пожал и посмотрел Зиттингу в глаза.

– Мне очень жаль, что такое случилось с вашим секретарем. К сожалению, это иногда бывает, когда вы обща етесь с преступниками. Но такова ваша работа. Пожалуйста, передайте пожелания скорейшего выздоровления госпоже Марек.

Зиттинг кивнул. Беззвучно. В надежде наконец уйти.

– Я попрошу своих людей впредь присматривать за вами и вашим персоналом. Так что ничего подобного больше не должно произойти. – Нольте улыбнулся.

– Спасибо, – сказал Зиттинг, зная, что попал в пыль под ногами Нольте. Ниже, подумал он, погрузиться уже невозможно, теперь можно рассчитывать на что-то лучшее.

– Ах, подождите! – Нольте положил руку на плечо адвоката. – Я едва не забыл. Пожалуйста, заходите снова.

Он вернулся в свой кабинет. Зиттинг последовал за ним, и узел в животе снова затянулся крепче.

– Садитесь. – Нольте подошел к маленькому сейфу, достал конверт и положил его на стол перед Зиттингом. – Я хочу, чтобы вы отправились в Санкт-Петербург на следующей неделе. Там есть инвестор, который хочет участвовать в нашей будущей кампании по развитию города. Вы должны провести предварительные переговоры.

– Мне жаль, но я защитник. Международное бизнес-право – совершенно другой мир.

– Не волнуйтесь. Имеется местный юрист, который очень хорошо обо всем осведомлен. Вам придется только бросить взгляд на дело и при необходимости предоставить информацию о правовой ситуации в Германии. – Нольте снова сел и указал на конверт. – И доставьте это письмо. Это очень важно. Оно не должно попасть в чужие руки. Вы передадите его лично.

– Хорошо… – Зиттинг взглянул на письмо. – Но оно открыто…

– Я не против, если вы узнаете содержание. Вы мой адвокат. – Зиттинг задумался: было ли это приглашение заглянуть внутрь. – Посмотрите, – ответил Нольте на немой вопрос.

На листке бумаги не было ни приветствия, ни отправителя, ни, собственно, текста. Только четыре русских имени стояли рядом друг с другом: три мужских, одно женское, около каждого имени слово «Сейчас», за которым следовало двоеточие, потом другое имя и в конце соответствующие адреса. Зиттинг посмотрел на Нольте, понимая, что лучше бы ему не знать, что все это значит.

– Вам, наверное, интересно, что это за список, – сказал Нольте.

– Мне просто нужно передать его.

– Как юрист, вы должны знать, что передаете. – Зиттинг ничего не сказал. – Распад Советского Союза был хаотичным. Многие люди использовали это, чтобы обогатиться незаконно. В то время наш бизнес-партнер был ограблен некоторыми своими сотрудниками. И ограблен на сумму несколько миллионов долларов. Он хотел бы вернуть деньги и призвать виновных к ответственности, что до сих пор не удавалось, потому что люди скрылись. Я смог найти четверых воров. Сегодня они, как видите, живут под фальшивыми именами в Германии. Это бесплатный сервис от нас, подпадающий под рамки доверия. Наш друг в Санкт-Петербурге поблагодарит нас, предоставляя очень выгодные условия контракта. В России люди вознаграждают того, кто делает им одолжение.

Зиттингу не нужно бы этого знать. Не задай он следующий вопрос, оставил бы себе небольшую моральную лазейку. Но это уже не имело значения. Он хотел знать, что происходит.

– Не следует ли передать список в полицию? Я имею в виду, что эти люди – преступники, их, вероятно, ждет наказание?

– Наш человек в Санкт-Петербурге не намерен привлекать полицию. Он хочет решить вопрос сам.

– Понятно, – сказал Зиттинг, положив смертный список во внутренний карман своего пиджака. – Когда я должен лететь?

– На следующей неделе, в четверг. У вас есть сейф, где вы могли бы сохранить письмо?

– Да. И я думаю, что ваши люди его не тронули.

Уголок рта Нольте слегка дрогнул.

* * *

Зиттинг отъехал на два квартала, припарковался у обочины и вздохнул. Что произошло? По какой такой причине он должен был передать это письмо? Это мог сделать Шухин или любой другой из людей Нольте. В конце концов, его даже могли бы отправить по почте. Единственное правдоподобное предположение заключалось в том, что Зиттинг должен быть связан с убийством четырех человек. В том, что ни один из четверых надолго не переживет передачу списка, Зиттинг не сомневался. Тем не менее он все еще не знал, какую роль играл Нольте в этом подземелье. Но он, конечно, не бездействовал.

Что делать? Пойти в полицию? У Зиттинга не было ни малейшего доказательства того, что некие люди вскоре должны быть убиты. Предупредить людей из списка? Да, это был бы вариант. И в то же время его собственный смертный приговор. Даже так: было ли критически важно для его смерти, чтобы он передал список? Нет, Нольте это не нужно. Если Зиттинг не сделает этого, другой сделает немедленно. Его поступки не были действительной причиной последствий.

Тем не менее голова Зиттинга была достаточно ясна, чтобы вести эти рассуждения. Таким образом, каждый охранник концлагеря мог себя оправдать.

Зиттинг дотянулся до пиджака и достал конверт. Внезапно он почувствовал непреодолимую потребность узнать, кто эти люди. Вытащив лист из конверта, он помедлил. Нет, это было бы фатально. Если бы он знал их имена, они превратились бы в людей из плоти и крови. Ему не следовало заглядывать в список.

Офис был убран. Зиттинг попросил женщину из Хорватии, которая убирала его квартиру, привести в порядок офис. В каком состоянии находились конфиденциальные документы, некоторое время валявшиеся на полу, Зиттингу было все равно. Он бросил почту на стол. В основном это были счета. Между ними торчало письмо от нотариуса.

В нем содержалось приглашение на вскрытие завещания. На прошлой неделе умер человек по имени Герберт Аугустин, и нотариус намеревался открыть его завещание. Какое отношение имел Зиттинг к этому делу, из письма не следовало. Он не был знаком с этим человеком. А что неизвестный завещал ему деньги, было маловероятно. Он задавался вопросом, был ли Аугустин его прежним клиентом, но не мог вспомнить имя.

Дело не давало ему покоя, и он позвонил нотариусу.

– К сожалению, ничего не могу рассказать вам до пятницы, вы знаете, как это происходит. – Коллега был предупредительным, но застегнутым на все пуговицы.

– У меня уже назначена встреча в пятницу, – солгал Зиттинг, чтобы узнать хоть что-нибудь. – Действительно ли мне нужно явиться лично?

– Да-да, это необходимо. Постарайтесь отложить свою встречу.

Что еще за новости ждали его при этом вскрытии завещания?

Глава 35

Округ Мисбах, 2 февраля 2016 года

Он ждал весь день, наблюдая за домом, где пряталась девушка. Ожидание царапало нервы. Не раз он задавался вопросом, не стоит ли ему просто подъехать, войти и спустить курок. Но днем это было слишком рискованно. Дом стоял на отшибе, но не настолько отдаленно, чтобы время от времени кто-то не проезжал мимо. Да и пока находилась в этой обугленной развалюхе, она не была опасна. Поэтому он ждал возможности с запущенным двигателем и обогревом на максимуме. Девушка должна была как-то исчезнуть. Это было бы также самым правдоподобным объяснением для полиции. Девушка сбежала и исчезла где-то за границей.

Когда полицейский вернулся домой, он уже хотел сняться со стоянки. Они напьются, а затем упадут в кровать. Не так много может случиться. Но он все равно ждал. Оба вскоре приступили к работе в бывшей конюшне и разожгли огонь. Это тоже было не слишком захватывающе. Он уже начал зевать и мечтать о кровати, когда увидел свет фар на улице. К дому приблизился английский спортивный автомобиль. Из этой детской машинки вышли двое взрослых мужчин, оба ростом больше метра восьмидесяти. Он задался вопросом, кто такие эти клоуны, и посмотрел в бинокль. Один из них был главой местной полиции, другого он не знал. Неожиданное посещение прогнало усталость. Ситуация могла стать опасной. Полиция искала девушку, и теперь начальник полиции появился там, где она укрывается. Это было плохо. Он напрягся, ожидая развития событий.

Через пару минут жизнь в доме закипела. В конюшне вспыхнул огонь, домовладелец и два визитера впали в панику и занялись ликвидацией пожара. К тому времени девушка вышла из конюшни, подошла к кухонному окну, заглянула в него и, увидев, что внутри никого нет, проскользнула в дом, тут же вышла и села в машину.

Как будто ужаленная тарантулом, девушка сорвалась с места, не создавая впечатления, что контролирует машину, даже задела сугроб, но вскоре вернула автомобиль на дорогу. Для него самого поездка была утомительной, потому что он не хотел включать фары. К счастью, ночь была ясная, и лунный свет заливал окрестности. Только когда они добрались до скоростной дороги, он включил фары. Зеленый «спитфайр» повернул налево в сторону Гмунда, девушка, очевидно, прибавила газу, и ему было трудно поспевать за ней. За Остином он потерял ее из виду. Спортивный автомобиль исчез за гребнем, с которого он спустился к озеру Тегерн. Когда он достиг вершины, преследуемая машина исчезла. Это было странно, потому что дорога, которая огибала гору двумя мягкими кривыми, открылась перед ним. Он должен был увидеть «спитфайр». Отставание было не критичным. Он поехал на кольцевую развязку в Зееглас, полностью обогнул ее и не увидел машины ни в одном направлении. На обратном пути он заметил промежуток в небольшом сугробе на обочине дороги сразу после поворота, ведущего на кладбище Гмунда. Машина прорвалась сквозь сугроб, что он упустил раньше в спешке. Он завернул в переулок, припарковал машину и вышел. «Спитфайр» лежал на боку чуть дальше, на лугу, в углублении. Девушка стояла рядом. Видимо, она только что вылезла из машины и казалась дезориентированной.

Машину занесло на длинной кривой. Лара принялась тормозить, лишив машину маневренности. Как шайба, та проскользнула прямо, пробилась сквозь снежную стену, а затем съехала со склона, невысокого, но достаточного, чтобы машина перевернулась. Автомобиль лежал теперь на боку со стороны пассажирского сиденья, поддерживаемый снегом, собранным по пути вниз. Лара пристегнулась, несмотря на поспешный отъезд, и это, возможно, спасло ей жизнь. Только ударилась головой о боковое ограждение лобового стекла. Ей потребовалось время, чтобы опустить боковое стекло и выбраться из машины. В холодную зимнюю ночь она стояла среди снежного поля. Три машины пролетели мимо без остановки. Со скоростной дороги «спитфайр» был не заметен. Вскоре появилась машина, направлявшаяся от озера, притормозила, свернула в переулок, так что стала видна Ларе. Это был темный комби. Кто-то вышел, пошел к обочине дороги и посмотрел на нее сверху.

– Могу я вам помочь? – раздался мужской голос.

– Все в порядке. Спасибо. Мне не нужна помощь, – отозвалась Лара. В то же мгновение нахлынули подозрения, не слишком ли быстро появился собеседник.

– Я могу вас отвезти? В больницу или домой? – Мужчина все еще был там.

Лара хотела скрыться, и как можно быстрее. Почему бы не поехать с ним? Она пробралась сквозь снег и поднялась на небольшой склон. Мужчина протянул ей руку и вытащил на дорогу. Высокий, седые волосы, короткое зимнее пальто. По ее оценке, ему было под шестьдесят. Может быть, даже старше.

– Было бы здорово, если бы вы могли подвести меня куда-нибудь.

– С вами что-то случилось? Вы травмированы? – Мужчина изучал ее.

– Ничего не случилось. Просто ударилась головой. – Лара почувствовала, что начинает дрожать от холода.

– Я могу отвезти вас в больницу. Это не так далеко. – Он указал в направлении Хаусхама. Поездка в Агатарид займет всего несколько минут.

– Не нужно, – сказала Лара.

Автомобиль проезжал мимо по государственной дороге. Лара проводила его взглядом. Но этот водитель, похоже, не заметил аварии.

– Мне нужно к другу. Это всего в паре километров отсюда.

– Нет проблем. Где именно это место?

Он подошел к своей машине и открыл пассажирскую дверь. Когда девушка прошла мимо него, он взялся за свое зимнее пальто. В левом внутреннем кармане нечто сдвинулось с места. Но теперь было важно, чтобы они покинули это место до прибытия полиции.

– Это долина Мангфалля, – сказала девушка, когда села в машину. – Вы знаете мельницу Мангфалль?

Нет, он этого еще не знал. И сомневался, что едет туда, куда нужно.

Глава 36

Валльнер и Майк стояли перед двором Кройтнера и смотрели на место, где до недавнего времени был припаркован «спитфайр» Майка. Валльнер только что вызвал полицию безопасности и сообщил, что Лара Эверс снова сбежала (умолчав о роли Кройтнера) и что те должны искать зеленый «спитфайр». Кройтнер вышел из дома с пивной бутылкой в руке и сделал печальный жест.

– Есть ли тут еще что спасать?

– Это попахивает должностным взысканием, – заметил Валльнер. – Что на тебя нашло?

– Это будет взысканием, если она застрелила Вартберга. Но это была не она.

– Она до сих пор подозреваемая. Причем единственная.

Майк закатил глаза.

– Если девчонка разобьет машину, ты платишь за это. Вот что я тебе скажу!

– Почему ты все это делаешь? – Валльнер непонимающе смотрел на Кройтнера.

– Ну, я знаю ее какое-то время. Ей нужен тот, кто ведет себя достойно.

– Ну конечно, вроде тебя. Ты только что показал ей, как нелегально производить алкоголь?

– Можешь записать и это на мой счет. – Кройтнер сделал глоток из бутылки.

– Именно так я и собираюсь поступить на этот раз. Мне очень жаль!

В этот момент зазвонил мобильный телефон Валльнера. Это был Шартауэр. Разговор длился минуту, затем Валльнер повернулся к Майку:

– Они нашли «спитфайр».

– Хорошо, слава богу! И что?

– Мужайся.

Они уехали с места происшествия в сторону Гмунда.

– Вы хотите позвонить в полицию и сообщить об аварии? – спросил седой мужчина.

– Нет. Ничего страшного не случилось. Завтра я заберу машину. – Мужчина не возражал и кивнул. – Знаете, это не моя машина.

– Нет?

Неужели мужчина выглядел забавным? Это была улыбка?

– Нет, – подтвердила Лара. – Машина принадлежит моему другу. – Мужчина снова кивнул. – Мы поругались. Это всегда так, когда он выпьет. Там впереди нам нужно спуститься с горы налево.

Человек поехал по указанию Лары и сказал:

– Мне жаль. Неужели он… агрессивен?

– Да. Он бьет меня. Вот здесь… – Она указала на травму, которую получила в результате несчастного случая. – Вот это он.

– Значит, вы сбежали от своего друга?

Лара кивнула и смахнула слезу.

– Мне жаль. Я не хотела вас беспокоить. Вниз по главной улице и поверните направо, а затем снова направо после моста.

Они прибыли в центр Гмунда. После моста они отправились в долину Мангфалля.

– Вы не здешний?

– Нет, – сказал мужчина. – Я взял несколько дней отпуска.

– Отдыхаете с семьей?

– Я здесь один. Арендовал очень красивый домик. На озере Шпитцинг.

– О, там точно красиво. Вы катаетесь на лыжах?

– Да. Не так часто, как раньше. Иногда даже выхожу на длинные прогулки. Сейчас на склонах полно народу.

– Это правда.

Лара исподволь изучала мужчину. Чем он зарабатывает свои деньги? Он излучал благородство. Снял дом для себя. Большинство людей, путешествующих в одиночку, вероятно, отправятся в отель. Но, может быть, он хотел отдохнуть в тишине. Они проехали через ночную долину Мангфалля, мимо лесопилки, снова пересекли реку, а затем оставили с левой стороны маленькую бумажную фабрику.

– Могу я вас кое о чем спросить?

– Конечно.

– Надеюсь, что ничего плохого не произойдет. Я просто подумала, что, если… – Лара колебалась.

– Да?

– Возможно, это не очень хорошая идея.

– Вам нужно место, чтобы отсидеться в течение следующих нескольких дней? Это то, о чем вы хотели спросить?

Лара изучала лицо мужчины. Был ли он раздражен, пренебрежителен? Прикидывал ли, чем займется с двадцатилетней девушкой в своей одинокой хижине? Не было ни того, ни другого. Он коротко взглянул на нее, дружелюбно, обнадеживающе и без признаков сальности.

– Я знаю, что слишком много прошу. Но я подумала, что, может, в доме еще есть комната. Я… я еще умею готовить.

– Вот так предложение. – Мужчина рассмеялся. – Хороший обед будет ждать меня после лыжного спорта. Здорово! Нет, серьезно. Это не проблема. Дом большой. Вы можете остаться на несколько дней.

– Это было бы здорово. Теперь, когда машина моего друга разбита…

– Ему, наверное, нужно время, чтобы успокоиться, верно?

Лара кивнула.

– Вы должны расстаться с этим парнем. Лучше не станет. Поверьте мне.

Мужчина остановил машину.

– Вы все еще хотите поехать на мельницу Мангфалль?

– Да. Мне нужно кое-что оттуда взять.

После побега Лары Кройтнер немедленно позвонил Гарри Линтингеру и сказал, что вскоре девушка может появиться у него. И он должен спрятать ее в своей квартире. Линтингер был не в восторге.

– Я совершу преступление, если помогу тебе, – заныл он.

– Конечно, я не хочу, чтобы ты совершил преступление, – заметил Кройтнер язвительно. – Это так же наказуемо, как дублировать ключи от чужого дома и ссужать их друзьям?

– Теперь ты не прав.

– Не наезжай на меня и слушай внимательно. Нам обоим не нужны две вещи: чтобы что-то произошло с девушкой и чтобы полиция перевернула твой кабак вверх дном. И одно связано с другим. Это не так сложно.

Линтингер произнес что-то похожее на «проклятый ублюдок». Кройтнер ответил, что очень благодарен Линтингеру и, возможно, скоро сам заглянет.

Когда Валльнера и Майка наконец подобрала патрульная машина, Кройтнер сел на свой велосипед с электромотором и бросился в ледяную ночь на скорости восемьдесят километров в час. Без мотоциклетного шлема, который всегда носил, он, вероятно, отморозил бы себе лицо.

На стоянке мельницы Мангфалль Лара попросила мужчину, привезшего ее, пойти в заведение и привести хозяина. Вскоре после этого он вернулся в сопровождении Гарри Линтингера. Лара вышла тем временем и встала между машинами, следя за входной дверью.

– Лео уже позвонил. Ты думаешь, это хорошая идея, если ты останешься у меня?

– Не волнуйся. У меня есть кое-что другое. – Линтингер удивленно кивнул и взглянул на седого мужчину. – Но мне нужен мобильный телефон.

– Мой мобильный телефон?

– У тебя их два. – У Линтингера был незарегистрированный второй телефон для ведения деловых переговоров, за которые его могли бы привлечь к уголовной ответственности.

– Тот предоплаченный. И на нем никогда не бывает много.

– Это не имеет значения. Я положу на него денег.

Линтингер сунул руки в карманы брюк, крепко прижав их к телу, – было холодно. Он угрюмо переступил с одной ноги на другую и, наконец, сказал:

– Я должен вначале посмотреть. Пойдем со мной.

Они вошли в здание через черный ход и поднялись на второй этаж, где находилась квартира Линтингера. Седой мужчина сказал, что пока выпьет кофе, и пошел к стойке.

В эту холодную февральскую ночь все полицейские Мисбаха были на охоте. Лара Эверс, подозреваемая в убийстве, убежала во второй раз. Это ставило под угрозу честь полиции. Если не хочешь стать общенациональной забавой, то нужно немедленно найти девушку. И особенно веские причины снова ее поймать имел некий полицейский.

– Прекрасно. – Грайнер покачал головой. Только что пришло сообщение о том, что найдена машина Майка. – Стибренная машина Ханке.

– Долбанутая сука, да? – Зеннляйтнер, сидя на пассажирском сиденье патрульной машины, похлопал Грайнера по бедру. – Но кому я это говорю?

Грайнер только издал тихий рык и нахмурился, глядя на ночное шоссе.

– Куда она направится? Как ты думаешь?

– Я этого не знаю.

– Куда бы ты пошел на ее месте?

– Домой она не пойдет. К родственникам – малёк рискованно. Это полиция проверит первым делом.

– Кроме того, у нее нет родственников. Так куда?

Зеннляйтнер молча пожал плечами:

– Она часто подрабатывала на мельнице Мангфалль. А больше я ничего не знаю о ней.

Грайнер затормозил, заехал на следующую боковую улицу и развернул машину.

Прибытие Лары Эверс на мельницу Мангфалль должно было оставаться тайной. Но когда она шла от стоянки к боковому входу, Йозеф Шинкингер, широко известный как Шинкинджер Джо, взглянул в окно, заметив какое-то движение. Как завсегдатай, он знал Лару и был немало поражен, увидев ее. Все местные знали, что полиция ищет девушку за убийство. Поэтому многие испытывали к ней симпатию. Большинство постоянных клиентов пивной «Мельница Мангфалль» имели плохой опыт общения с полицией.

Когда Кройтнер вошел в комнату с мотоциклетным шлемом под мышкой, Шинкингер прошептал, что малышка наверху. Кройтнер был слегка удивлен, что об этом известно, но поблагодарил и пошел к лестнице, которая вела наверх. При этом он прошел мимо мужчины лет шестидесяти, который пил кофе и не выглядел так, как будто он местный. А на мельнице Мангфалль редко попадались чужаки.

Они сидели друг напротив друга, Кройтнер на стуле, в трещинах которого, вероятно, было немало затушенных окурков, а Лара на диване. Раскиданное нижнее белье Линтингера она собрала в угол. Некоторое время оба молча изучали ковровое покрытие.

– Прошу прощения за пожар.

Кройтнер кивнул.

– Сильно пострадал?

– Терпимо. – Кройтнер закатил глаза, сунул руку под собственный зад и вытащил вилку с доисторическими остатками мяса, нанизанного на ее зубцы. Он бросил ее на груду нижнего белья. – Почему бы тебе не вернуться?

– У тебя небезопасно.

– Они не приходят дважды.

– Думаешь?

Кройтнер пожал плечами.

– Куда же ты собираешься пойти?

– Тут один тип сказал, что я могу пожить с ним несколько дней. Здесь где-то есть уединенный домик.

– Что за тип?

– Того же возраста, что и Клаус. На самом деле он вполне милый.

– Серебряный папик, что сидит у бара?

Лара кивнула.

– Это мне не нравится.

– Ты-то при чем? Это только мое дело.

– Ты его даже не знаешь.

– У тебя есть сигареты?

Кройтнер дал ей сигарету и взял себе одну.

– На здоровье, ты можешь жить с ним. Парню шестьдесят, а тебе двадцать. Как ты думаешь, что у него в голове?

Лара курила, поддерживая руку с сигаретой другой рукой, и смотрела на Кройтнера насмешливым взглядом.

– Ты очень расстроен.

– Я… Да, я расстроен, потому что ты в чертовом дерьме, и я не собираюсь… – Кройтнер не знал, как нужно закончить эту фразу.

– Да? – Девушка удивленно вскинула брови.

– Ничего смешного. То, что ты задумала, опасно. Ты исчезнешь, и никто не узнает, что с тобой случилось.

– Ты беспокоишься обо мне? – Насмешливый взгляд Лары стал теплее.

– Да не беспокоюсь я!.. Просто не хочу… чтобы ты вляпалась в новое дерьмо.

Лара наклонилась вперед.

– Значит, беспокоишься.

Кройтнер колебался необычно долго для него.

– Я? – Он посмотрел на нее. Она была молода, у нее были веснушки на носу и небольшой промежуток между верхними резцами. Но манера держать сигарету делала ее старше, и Кройтнер был удивлен, что ребенок курил так по-взрослому. Да, она была ребенком и не должна ехать с шестидесятилетним мужчиной в не известный Кройтнеру дом. Вот что он хотел бы сказать ей сейчас. – Нет, я не волнуюсь. Мне все равно. О’кей?

Лицо Лары снова стало серьезным. Она потушила сигарету о блюдце, отвернулась от Кройтнера.

– Что теперь?

– Ничего. – Подбородок Лары слегка дрожал. – Ты не мог просто сказать… «да»?

Кройтнер не хотел отвечать. По щеке Лары скатилась слеза. Это заставило Кройтнера заволноваться. Во-первых, он не понимал, что сделал не так, а во-вторых, плачущие женщины всегда делали его беспомощным. Добавьте к этому ощущение, что, возможно, сейчас он видел девушку в последний раз. От этой мысли у него перехватило горло.

– Позвони мне. – Кройтнер откашлялся. – Просто чтобы я знал, что у тебя все в порядке.

Лара кивнула и вытерла слезы.

В этот момент из зала донесся шум и громкие голоса. Там что-то происходило. Они посмотрели друг на друга. Телефон Кройтнера зазвонил. Это был Гарри Линтингер.

– Тебе лучше спуститься сюда, – сказал он.

На заднем плане кто-то спорил.

Глава 37

Грайнер бдительно осматривал зал пивной «Мельница Мангфалль». За его спиной Зеннляйтнер сдержанно приветствовал клиентов. Он знал многих, потому что бывал здесь регулярно.

– Привет! – Грайнер встал перед Гарри Линтингером, который пил пиво за стойкой. – Как дела?

– Все замечательно. – Линтингер поставил пивные стаканы и шнапс на поднос. – Почему должно быть иначе?

– Информация небогатая.

– У меня тут кабак, а не Википедия. – Линтингер позаимствовал фразу у Чувака, находя ее крутой, хотя не имел понятия, что такое Википедия.

– Тут будь здоров движуха сегодня, а? – Грайнер огляделся. За столом завсегдатаев сидели Шинкинджер Джо и трое его корешей, в том числе Иоганн Линтингер, владелец свалки и отец хозяина заведения, много раз несправедливо обвинявшийся в скупке краденого. Остальная часть общества также создавала впечатление занимающей очередь в полицию.

Грайнер оценил ситуацию. Ни от кого не приходилось ждать помощи. Только седой господин лет шестидесяти производил достаточно приличное впечатление. Другие, вероятно, поведут себя непредсказуемо, если он заведет с ними беседу. Его взгляд упал на стол, за которым перед ноутбуками сидели четверо молодых людей. Это был массивный Чувак, длинный худой мужчина по имени Шелдон, мелкий Агилер с носом как у Сирано де Бержерака и рогочущий, как козел, молодец по прозвищу Спок. С ними была Франци, похотливого вида девица со скобяной лавкой среднего размера на лице, которую кто-то когда-то назвал пухлой кузиной Лизбет Саландер. Эти четверо формировали так называемый мангфалльский хакерский совет и использовали бесплатный Wi-Fi заведения – они сами создали его для Гарри Линтингера. С этой стороны тоже ощущались враждебные взгляды. Но эти ботаники вряд ли могли пустить в ход кулаки.

– Я ищу беглую убийцу. – Грайнер повернулся к Линтингеру.

– Я думал, вы ее арестовали, – усмехнулся тот.

– Эти простофили упустили девчонку! – крикнул Шинкингер из-за своих карт, создавая в зале очень веселое настроение.

– Нужно же быть таким недоумком, – ухмыльнулся старый Линтингер и шлепнул бубновую девятку на стол.

Грайнер пытался игнорировать все это и обратился к хозяину.

– Я официально вас спрашиваю: находится ли разыскиваемая Лара Эверс в этом здании?

Линтингер широким жестом обвел своих клиентов.

– Посмотрите вокруг. – Линтингер вытянул шею. – Есть здесь Лара Эверс?

Помимо нескольких вспышек смеха другого ответа не последовало. Линтингер жестом показал Грайнеру, что он сделал все от него зависящее.

– Надеюсь, вы не станете возражать, если я взгляну и в оставшейся части дома?

Линтингер неуверенно посмотрел на Грайнера. Конечно, он был против, но не понимал, как ему следует себя вести. Тогда Шинкинджер Джо присоединился к Грайнеру у стойки.

– Полагаю, у вас есть ордер, на основании которого вы собираетесь обыскать здание.

Грайнер раздраженно взглянул на Шинкингера.

– Я говорю с ним, ясно? – Он указал на Линтингера.

– Я его адвокат.

– Ах так? Вы совсем не похожи на адвоката.

– Внешность бывает обманчива. Я действительно юрист.

– Он три семестра изучал юриспруденцию! – воскликнул Иоганн Линтингер от карточного стола и хрипло рассмеялся.

– Придержи язык, если ничего не знаешь, – отозвался Шинкингер и повернулся к Грайнеру: – Итак, ордер на обыск, или ты идешь лесом!

– Мне не нужен ордер на обыск. Это называется опасностью по умолчанию.

Кройтнер подошел к двери, ведущей к лестнице в зал. И сразу же встретился взглядом с Грайнером.

– Какая честь! Что вы здесь делаете? – Кройтнер подошел к своим коллегам и приветствовал их рукопожатием. Затем он повернулся к Линтингеру: – Налей-ка по чашке кофе для моих коллег. – Он сел на табурет возле стойки. – Что привело вас сюда?

– Лара Эверс. Она снова убежала.

– Ах так? Вы опять ее поймали?

Кройтнер проверял, в какой мере Грайнер был осведомлен о новом побеге. Насколько он знал Валльнера, тот выдавал только абсолютно необходимую информацию.

– Ханке почти ее поймал. Но затем она украла у него драндулет.

В то время как полицейские разговаривали в баре и Линтингер сервировал кофе, в зале стало шумно.

– Это интересно, – сказал Кройтнер.

– Да, да, еще как интересно. – Грайнер окинул Кройтнера презрительным взглядом. – Например, я спросил бы себя, как Эверс получила шмотье доктора. Ты был в ее палате вместе с ней?

– Теперь внимание! Это официальная клевета.

– Это клевета, по-твоему?

– Если ты не можешь этого доказать, то клевета. Нарываешься на дисциплинарное взыскание?

Грайнер отодвинул кофейную чашку, не выпив ни глотка, и повернулся к хозяину:

– Теперь прекрати бардак. Я хочу увидеть оставшуюся часть здания.

– Это туда, – сказал Кройтнер, указывая на дверь, ведущую на лестничную клетку.

Тем не менее карточный стол, за которым играли Шинкингер, Иоганн Линтингер и двое их корешей, стоял как раз у двери. Линтингер сидел прямо в дверном проеме, как будто его расположили так при строительстве дома. Лицо Грайнера помрачнело, и он медленно пошел к столу.

– В чем дело?

Четверо за столом были погружены в игру.

– Лезь через окно, – отрезал Шинкингер. – Имеем право играть. До победного конца.

– Убирайте стол. Это приказ.

– Вы, – сказал Шинкингер, разыгрывая трефу, – находитесь на частной территории, где у вас нет никаких дел. – Он повернулся к стойке: – Гарри, мы должны убрать стол?

– Да нет. Все в порядке! – крикнул хозяин.

Грайнер посмотрел на Зеннляйтнера. Но ожидать от него поддержки не приходилось.

– Вы у меня дождетесь, – пригрозил Грайнер. Уходя, он дал знак Зеннляйтнеру следовать за ним. Тот послал Кройтнеру виноватый взгляд и также покинул заведение.

На автостоянке народ глазел на Грайнера, разговаривающего по рации патрульной машины.

– Что он там делает? – спросил Шинкингер, стоя рядом с Кройтнером и Линтингером у окна.

– Вызывает подкрепление.

– Эй! Облава! – весело крикнул Шинкингер.

Кройтнер огляделся очень задумчиво, и, когда его взгляд упал на стол с ботаниками мангфалльского хакерского совета, его посетила внезапная идея.

– Мне нужны два автомобильных домкрата и пара людей, не обделывающихся от страха.

Около трех четвертей клиентов сочли необходимым ответить на призыв.

* * *

Через семь минут перед мельницей Мангфалль были припаркованы еще два патрульных автомобиля.

Грайнер принял на себя командование операцией и вел обыск в доме. Даже Шинкингер и его тупоголовые кореши не сопротивлялись. Они были на испытательном сроке, а в таком случае не хочется понапрасну рисковать. Грайнер уже готов был подумать, что они слишком гладко получили доступ. Двое полицейских следили за домом снаружи, четверо прочесывали здание.

Кройтнер использовал это время для разработки плана битвы и расстановки участников по позициям. Затем он поднялся наверх к Ларе и поискал подходящее укрытие. Гостиная Гарри Линтингера была заставлена старой мебелью и завалена поношенной одеждой и посудой в мало аппетитном состоянии. В прилегающей спальне был только матрас на полу, так что заползти под кровать было невозможно (да и кровать вряд ли послужила бы надежным укрытием), и ванная комната тоже ничего не дала. В любом случае они будут обыскивать и склад, а подвала в доме не было. Но имелся старый холодильник магазинного формата, который стоял в углу гостиной. Напитков тут не было, Линтингер держал их внизу. Зато нарезанная колбаса хранилась в достаточном количестве, потому что, когда ночью, просыпаясь, Линтингер жаждал салями или сервелата, ему не хотелось спускаться по лестнице. Поразмыслив, Кройтнер посадил девушку в холодильник и завалил колбасой.

Грайнер лично инспектировал жилые помещения Гарри Линтингера. В гостиной он открыл два старых шкафа, стучал по стенам и заглядывал за диван. Ларе перестало хватать воздуха в холодильнике. Когда Грайнер уже хотел уйти, он обнаружил на грязной тарелке несколько порций нарезанной колбасы, переложенной бумагой. Он заинтересованно притронулся к ним – они были на удивление холодными. Он снова позволил своим глазам бродить по комнате, пока взгляд не застрял на холодильнике. Грайнер снова потрогал колбасу и пошел к холодильнику. В тот момент он услышал, как кто-то кричит на улице: «Вон! Быстро! Она убегает через окно!» Еще когда Грайнер мчался вниз по лестнице, тот же голос окликнул: «Стоп! Остановитесь! Полиция!» Затем последовал предупредительный выстрел.

Грайнер и Зеннляйтнер выбежали из пивной одновременно. Другой коллега указал на лес:

– Она из Клофенстера. Туда и убегает!

Шестеро полицейских неслись по ночному зимнему лесу, пробирались сквозь сугробы, спотыкались о корни деревьев, падали и помогали друг другу. Молодая женщина бежала во весь дух, но, естественно, уступала преследователям, которые светили в ее сторону фонарями. Охота продолжалась недолго – молодой полицейский обхватил ее в футбольной манере сзади, сжимая ноги, и девушка рухнула в снег, как опустившийся шлагбаум. Сразу после этого двенадцать рук схватили беглянку, надели на нее наручники и поставили на ноги.

– Итак, барышня, ты думала, что опять сможешь нас обдурить! – воскликнул молодой полицейский, сбивший девушку с ног.

Грайнер был очень тих. Он посмотрел на Зеннляйтнера. Тот тоже охранял Лару Эверс в больнице.

– Это она?

Зеннляйтнер покачал головой:

– Она выше и блондинка. И у нее не столько хрени повсюду. – Имелся в виду металлический пирсинг.

С автостоянки послышалось, как кто-то завел машину.

– Она нас обманула! – воскликнул Грайнер и побежал назад к мельнице Мангфалль. Коллеги последоввали за ним.

– Эй, вы, задницы! – заорала Франци. – Снимите с меня браслеты, мать вашу!

Когда Грайнер и пятеро его коллег прибыли на стоянку, все клиенты собрались перед заведением, чтобы наблюдать следующее зрелище.

Самый молодой полицейский и его коллега сели в свою машину, потому что добежали первыми. При посадке что-то пошло не так, как обычно, но в спешке не было времени подумать об этом. Прямо за ними двери машины захлопнули Бенедикт Шартауэр и его коллега. Шартауэр точным, быстрым движением затянул ремень и нажал кнопку запуска двигателя. У Шартауэра также создалось впечатление, что не все в порядке. Если бы он отреагировал правильно, автомобиль со стороны водителя не завалился бы вниз, так же как и с пассажирской стороны. Еще до того, как понял, что это может означать, он услышал безумный хохот снаружи, слегка приглушенный кузовом машины. Завсегдатаи пивной «Мельница Мангфалль» веселились от души, некоторые складывались пополам от смеха, а старый Иоганн Линтингер так шлепнул Шинкинджера Джо по плечу, что тот потерял равновесие и рухнул на землю. Все это произошло в течение секунды. Вскоре Шартауэр смог разглядеть причину всеобщего счастья: автомобиль младших коллег не трогался с места, хотя двигатель завывал, а коллега за рулем ушиб грудь в бесполезной попытке подтолкнуть машину. Что-то пошло не так, подумал Шартауэр. Но он не мог заниматься своими коллегами, ему нужно было преследовать беглянку. Поэтому он дал газу. Машина Шартауэра двигалась, в отличие от машины коллег. Она прыгнула вперед, а затем завалилась на сторону водителя, и Шартауэр потерял контроль над автомобилем, тем временем машина резко свернула влево и через несколько метров врезалась сбоку в другую патрульную машину. Та, в свою очередь, рухнула с кирпичных блоков, на которые ее поставили, и – коллега как раз дал полный газ – рванула вперед и, до того как водитель успел ударить по тормозам, врезалась в большую кучу дров.

Кройтнер держался на заднем плане, но получил одобрительное похлопывание по плечу от Шинкингера, который поднялся на ноги, вытирая мокрые от слез глаза. Половинный подъем домкратом автомобиля Шартауэра был такой блестящей идеей, что этот метод вскоре стал широко известен среди местного населения как «подкройтить».

Между тем финал приближался: Грайнер и Зеннляйтнер были последними, кто садился в свой автомобиль, они в большом замешательстве наблюдали, какие странные пируэты выделывали две другие патрульные машины. Поскольку у них не было времени оценить ситуацию, Грайнер завел машину и уехал, тем более что с его автомобилем странностей не наблюдалось. Однако аномалии начались, как только машина сдвинулась с места. Грайнер едва мог удержать рулевое колесо, оно рвалось из рук. Автомобиль ехал достаточно прямо, но так, будто невидимые гиганты толкали его то вперед, то назад. Это вызвало просто ураган веселья. Нужно было видеть происходящее снаружи, чтобы в полной мере оценить комичность ситуации. Хотя колеса все еще оставались на месте, были ослаблены все винты, чтобы шины выполняли дикие движения в разные стороны. Ни дать ни взять автомобиль для клоуна в цирке. Те зрители, которые еще не упали на колени от смеха, затянули песню гномов «Хейхо, хейхо…». И когда Грайнер и Зеннляйтнер наконец добрались до дороги, от машины отвалилось первое колесо, что не придало ей стабильности. Грайнер затормозил, вышел из машины и осмотрел потери. Тем временем Иоганн Линтингер упал на шею Шинкинджера Джо и всхлипнул: «Я буду скучать, ей-ей!» – а Кройтнер мудро стоял в сторонке. Когда раздраженный взгляд Зеннляйтнера достиг его, Кройтнер сделал виноватый жест, означавший, что он сожалеет о неизбежном побочном ущербе.

Шартауэр попытался по радио нацелить своих коллег в районе на беглый автомобиль. Но ни он сам, ни экипажи других патрульных машин не могли дать описание этого транспортного средства. Все полицейские машины, собранные на этой стоянке, были не пригодны для эксплуатации. Грайнер хотел арестовать всех присутствующих. Но он знал, что этого нельзя сделать без свидетелей. И единственным, кто мог бы дать показания против этой банды преступников, был серьезный седой господин. Только вот его нигде не было видно.

* * *

В тот вечер Кройтнер несколько раз пытался позвонить Ларе на мобильный телефон Линтингера. Но она не ответила. И это вызывало беспокойство.

Они миновали озеро Шпитцинг с его сверкающими отелями и направились дальше в горы – Лара и приятный пожилой джентльмен, который помог ей сбежать от полиции, не задавая вопросов. Раньше Лара никогда не посещала этих мест. Это был горнолыжный курорт, а ей не нравилось кататься на лыжах. Через некоторое время от основного шоссе отделилась дорога к коттеджу.

Он показал ей комнату, в которой она будет спать, ванную и рассказал все, что ей нужно было знать. Пристраивая свое пальто на вешалку, он почувствовал тяжесть пистолета и спрятал его на книжной полке. Девушка как раз была в ванной. Когда она вернулась и посмотрела на него, он почувствовал укол. Ему были знакомы эти глаза. Когда-то очень давно он уже видел их. Но он так и не вспомнил. Даже когда она попрощалась, чтобы идти спать, и опять повернулась к нему.

Он сидел в гостиной до поздней ночи, пил пиво и думал. Взглянул на книги, за которыми ждал пистолет. Он должен это сделать? Или есть другое решение?

Глава 38

Берлин, осень 1996 года

Прежде чем завещание было вскрыто, Зиттинг позвонил нескольким знакомым адвокатам, чтобы осведомиться о наследодателе Герберте Аугустине. Коллега из промышленного юридического бюро наконец дал нужную информацию. Аугустин, по его сведениям, был единственным акционером «Шварцвассер лтд». Компания владела недвижимостью, которая некогда была частной собственностью семьи Аугустин, а двадцать лет назад приобрела статус общества с ограниченной ответственностью. После объединения обеих Германий к их активам добавилось несколько объектов в Восточном Берлине и Бранденбурге. Даже с этой информацией Зиттинг ничего не мог сделать. Экономическое и жилищное законодательства были в значительной степени чужды ему. Он занимался этим в прошлом только эпизодически, и ему приходилось каждый раз звонить адвокату в отдел регистрации земли, чтобы разъяснить юридические вопросы.

В последний день сентября в Берлин пришла осень. Холодные ветра и ливни опустошали террасы перед ресторанами, а Зиттинг надел шерстяную шапочку. В больнице Шарите обычного врача не было. Его заместителю пришлось сначала заглянуть в папки. Состояние Сильвии не изменилось, она еще не пришла в себя. Ему разрешили вой ти к ней и сесть на кровать.

Он осторожно взял Сильвию за руку, стараясь не задеть ни один из шлангов и проводов, которые связывали ее с различными аппаратами. Две трети ее лица покрывали бинты, а в носу была трубка для подачи кислорода. Ее рука оказалась теплой, и это непонятно почему испугало Зиттинга. Он беззвучно попросил у Сильвии прощения, сжал ее руку и разразился жестоким плачем, который продолжался с четверть часа. И когда Зиттинг понял, что эта женщина на больничной койке была единственным человеком в мире, который мог бы утешить его, отчаяние стало еще безысходнее. Он провел у Сильвии три часа, и в некоторые моменты чувствовал целительное спокойствие и желание лечь рядом с ней и умереть.

Во второй половине дня Зиттинг поехал на Кантштрассе и поискал место, где пьянствовал несколько дней назад. Он заказал виски и пил до раннего вечера. Затем отправился в офис, бросил почту на кучу других неоткрытых писем и лег на диван в своем кабинете.

На следующее утро Зиттинг проснулся так поздно, что не успел зайти домой перед вскрытием завещания. В мятом пиджаке, небритый и, по-видимому, дыша перегаром, он явился в кабинет нотариуса. Секретарша, не спрашивая, поставила перед ним кофе и поинтересовалась, не хочет ли он алка-зельтцер. Зиттинг кивнул.

Он как раз допивал в конференц-зале свой стакан алказельтцера, когда туда вошли женщина и мужчина, оба лет тридцати, и представились как Регина и Марк Аугустин. Затем появился нотариус. Он был чуть моложе Зиттинга, но его доход, пожалуй, был повыше. Он пожал каждому руку, сел и положил на стол кожаную папку.

– Мне жаль, но пока не все собрались. – Нотариус посмотрел на наручные часы.

Присутствующие кивнули, также посмотрели на свои часы и уставились на кожаную папку. Нотариус попытался завести непринужденную беседу о холодной погоде и о том, что еще пару дней назад можно было бы сидеть снаружи, что никого не интересовало. Наконец, в дверь офиса позвонили. Напряжение возросло, мужчина и женщина переглянулись и посмотрели на дверь, которая могла открыться в любой момент. В самом деле, послышались шаги, дверь открылась, и в комнату вошла сильно накрашенная молодая женщина в шерстяном платье. Зиттинга словно током прошибло. Внезапно он понял, какова связь с завещателем.

– Вскрытие завещания? Я в нужном месте?

– Да. Это здесь, – подтвердил нотариус. – Вы госпожа Кордес?

– Да. – Молодая женщина наконец заметила Зиттинга за столом. – Привет! Вот так сюрприз!

Адвокат и его бывшая клиентка поприветствовали друг друга. Затем началась формальная часть совещания. Нотариус попросил удостоверения личности присутствующих и объяснил, что Герберт Аугустин, завещатель, попросил его составить и заверить завещание. Кроме того, процедура вскрытия не обязательна в юридическом смысле. Завещание будет впоследствии передано в суд, который инициирует дальнейшие шаги. Но наследодатель пожелал традиционного вскрытия завещания. Наконец папка была открыта, в ней оказался официально выглядящий документ, который должен быть прочитан специально отработанным нотариусом для этой процедуры тоном.

После вступительных витийств стало интереснее:

– «…Единственной наследницей моего состояния я назначаю госпожу Мириам Кордес, проживающую на момент создания этого завещания по адресу: Бергманнштрассе, 92, 10961, Берлин».

Лицо Марка Аугустина словно окаменело, а выражение лица его сестры полностью вышло из-под ее контроля.

– «Мои активы в основном состоят из неотчуждаемых акций „Шварцвассер лтд“. Из доходов этой компании Мириам Кордес должна получать восемь тысяч марок ежемесячно. Добавочная сумма должна быть внесена на счет, указанный в приложении к этому завещанию. Исполнителем и попечителем этого счета я назначаю г-на Дитера Зиттинга, адвоката, живущего в настоящее время на Людеритцштрассе, 60, 13351, Берлин. Одновременно я предоставляю г-ну Зиттингу общую доверенность по всем вопросам, касающимся моих активов. Прежде всего, он будет осуществлять право голоса на собрании акционеров „Шварцвассер лтд“ по своему усмотрению и будет наследовать мне как управляющий директор этой компании».

Далее последовали предписания на тот случай, если Зиттинг откажется или не сможет вступить в должность или в любое время в течение двадцати лет после вступления в силу завещания не сможет выполнять свои обязанности.

– Есть ли причина, почему вы пригласили нас сюда? – Марк Аугустин прервал монотонный поток слов нотариуса.

– Мы скоро придем к этому. Позвольте мне закончить чтение, пожалуйста. – После еще нескольких фраз технического характера снова стало интересно: – «Моей племяннице Регине и моему племяннику Марку я оставляю все свое движимое имущество согласно Приложению 2 к этому завещанию, какое находилось в моем владении к моменту моей смерти». – Нотариус сам остановился, предположительно, чтобы предварить вопросы сестры и брата Аугустин.

– Это, по сути, два автомобиля: «мерседес» и «порше», а также антиквариат, посуда, некоторые картины и украшения. Ваш дядя оценил наследство примерно в сто пятьдесят тысяч марок.

Регина Аугустин с недоверием взглянула на нотариуса.

– Ваш дядя в последнее время много пожертвовал на благотворительность. Среди прочего, свою коллекцию картин, за исключением нескольких мелких работ.

– Это плохая шутка! – воскликнул Марк Аугустин. – Сто пятьдесят тысяч! Компания стоит тридцать миллионов.

Нотариус не чувствовал себя обязанным комментировать и продолжал чтение:

– «Обжалование завещания будет запрещено для обоих наследников, если один или оба из них будут бороться за это».

Марк Аугустин кивнул с яростью в глазах, с нижней челюстью, уехавшей вперед, как будто он видел воочию эту вероломную оговорку. Его сестра прошептала ему, что они не должны мириться с этим.

– «В приложении к этому завещанию есть два заключения, свидетельствующие о том, что завещатель был полностью вменяем во время составления завещания. Экспертами являлись профессоры Свободного университета в Берлине и Университета Людвига Максимилиана в Мюнхене».

Мириам Кордес тоже была смущена. Она наклонилась к Зиттингу и прошептала:

– Он сказал – тридцать миллионов?

Глава 39

Мисбах, 3 февраля 2016 года

В это февральское утро небо над Мисбахом было бледно-голубым, а горные вершины сияли под восходящим солнцем. Валльнер внимательно наблюдал за тем, как Манфред готовил кофе. Если бы он не присматривал, Манфред мог бы отсыпать ложку молотого кофе из фильтра. Такой уж он имел рефлекс бережливости. Сегодня ему не представилось такой возможности, потому что кофейник неизменно оставался в поле зрения Валльнера, хотя мыслями он пребывал где-то в другом месте. То же относилось и к его деду. Они сидели за кухонным столом, каждый с яйцом перед собой, но никто из них не спешил прикасаться к завтраку. Они ждали звонка. И хотя ждали его, оба были до дрожи в конечностях потрясены, когда телефон зазвонил. Они посмотрели друг на друга, и Валльнер спросил:

– Хочешь?

Телефон зазвонил снова. Манфред покачал головой.

Это была Стефани, мать Оливии, которая перезвонила, как и планировалось, сегодня утром. Беседа с Валльнером длилась недолго. В конце телефонного разговора Валльнер спросил, как называется отель, и записал название на листе бумаги.

Манфред не посмотрел на своего внука, когда тот возвратился из коридора, он уставился на яйцо.

– Вчера он был у Стефани с Оливией. – Валльнер сел за стол, держа записку в руке. – Пробыл довольно долго, а потом вернулся в свой отель.

– Ага.

– Он… – Валльнер сделал паузу. – Он летит обратно сегодня днем.

Манфред слегка кивнул, не поднимая глаз.

– Летит обратно…

– Да. – Валльнер глубоко вздохнул. – И он не сказал ни слова о нас. И никто не говорил с ним об этом. Он делал вид, будто нас не существует.

– Вероятно, имеет свои причины, – сказал Манфред дрогнувшим голосом.

– Знаешь что? – Валльнер свирепо посмотрел на дедушку. – Мне все равно. Тогда пусть остается там, где растет перец. У меня не было отца в течение сорока лет. И мне он не нужен.

Манфред покачал головой, затем рассмеялся. По крайней мере, предпринял попытку рассмеяться.

– Мне он тоже не нужен, этот Каспер. Он думает, что я все еще убиваюсь из-за него?

Валльнер смял записку с названием отеля и бросил ее в корзину. Скрестив руки на груди, он глянул в окно. Еще одно обжигающе холодное утро. Манфред попытался выпить глоток кофе, но сегодня дрожь в руках была сильнее, чем обычно, как показалось Валльнеру. Он придержал чашку, и Манфред выпил.

– Проклятый Паркинсон. – Манфред изучал дрожащие руки.

– Лучше не станет, – вздохнул Валльнер.

Затем они снова замолчали.

– Ты думаешь, нам не следует бежать за ним?

Манфред уставился в чашку с кофе, и его губы шевелились, как будто он говорил что-то другое, но беззвучно. И внезапно он показался Валльнеру невероятно маленьким и хрупким. Манфред выглядел так, будто сидел у двери в вечность, устав от жизни, готовый идти. Но что-то еще удерживало его. Что-то еще не было сделано.

* * *

Зал для завтрака гостиницы одновременно был и ресторанным залом. Очень баварский, отремонтированный, с мраморными колоннами и расписным сводчатым потолком. Ральф был хорошо сохранившимся мужчиной за шестьдесят, ему шли морщины и тропический загар, особенно эффектный в немецкую зиму. Валльнер не видел своего отца почти сорок лет. Тем не менее он сразу же узнал его в зале для завтрака.

– Тут свободно? – спросил Валльнер.

Его отец выглядел раздраженным. Вокруг хватало свободных столов.

– Пожалуйста.

Валльнер повесил пуховик на спинку стула и сел. Он не принес хлеба, колбасы, кофе. Он просто сидел напротив отца и смотрел, как тот ест.

– Ты летишь сегодня? – наконец спросил он.

Ральф Валльнер застыл и уронил булочку. Они смотрели друг другу в глаза. Валльнер уже видел эти глаза у своей единокровной сестры Оливии. Это были его собственные глаза.

– Клеменс?

Валльнер кивнул. Ральф опустил голову на грудь и ушел в себя. Валльнер подождал, пока его отец снова посмотрит на него.

– Ты хорошо выглядишь, – заметил Ральф чуть неловко.

– Спасибо. Я могу сказать то же самое о тебе. Прекрасно сохранился для своего возраста.

Ральф заерзал на своем стуле.

– Откуда ты узнал, что я здесь?

– От Стефани.

– Вы знакомы?

– Да. Три года назад я случайно узнал, что Оливия – моя единокровная сестра.

Ральф беспомощно рассмеялся, отведя взгляд.

– С чего это я решил, собственно, что вы друг друга не знаете?

– Но это не имеет значения, в конце концов. По крайней мере, сейчас мы сидим здесь.

– Да, – тихо произнес Ральф, взглянув на Валльнера, а затем опять перевел взгляд на стол. – Я не знаю, что нужно говорить в такой ситуации. – Болезненная улыбка исказила его лицо. – Мне жаль? Звучит как-то… смешно. Или нет?

– Попробуй объяснить.

Ральф колебался, словно думал о том, имеет ли смысл давать объяснение. Наконец он сказал:

– Объяснение есть. Но… оно тебя не удовлетворит. – Он долго крутил кофейную ложку между пальцами, видимо пытаясь собраться с мыслями. – Все это, – снова вздохнул он, – началось со смерти твоей матери. Ты помнишь ее?

Валльнер покачал головой.

– Конечно нет. Тебе было два года. Тебе сказали, как она умерла?

– Она была травмирована лодкой во время плавания и утонула.

– Это официальная версия.

– А неофициальная?

– Лодки не было. Твоя мать умерла не в результате несчастного случая. Она покончила с собой. – Ральф выпустил признание в комнату. Стук ножей и тарелок завтракающих проникал Валльнеру в уши. Он был в замешательстве.

– И… почему?

Ральф пожал плечами:

– Сегодня сказали бы, что у нее была депрессия. Но в то время такого не было. Поэтому должна была быть другая причина. И это был я.

– То есть?

– Они обвинили меня. Я постоянно обманывал твою мать. Поэтому она убила себя.

Валльнер молчал и ждал.

– Да. Я изменил ей. Дважды. Мне было восемнадцать, когда я встретил ее. Девятнадцать, когда ты родился. Двадцать, когда мы поженились.

– Ты бы женился на ней, если бы не мое рождение?

Ральф подумал несколько мгновений.

– Нет. Наверное, нет. Мне быстро стало ясно, что с ней что-то не так. Она часто целые дни проводила в постели и почти не разговаривала. Однажды она исчезла. На три дня. Затем кто-то увидел ее у Росса и Бухштейна, стоящую перед скалой, и окликнул. Вероятно, он спас ей тогда жизнь. – Ральф пожал плечами. – Я был еще молод и не справлялся с этим. И, конечно, я задавался вопросом, не я ли причина ее отчаяния. Я не знал, что это болезнь, которую нужно лечить. Когда она часами плакала, я думал, что делаю что-то неправильно.

– У тебя есть приятные воспоминания о ней?

– Да. – Ральф посмотрел вдаль, в направлении окна. – Она была заразительно счастлива, когда была здорова… У нее были темные, нежные глаза, и она всех заставляла смеяться… – Он положил кофейную ложку на блюдце. – Мой отец ее боготворил. Можешь такое представить? Он все еще бегает за женщинами?

Валльнер улыбнулся:

– На самом деле никогда не бегал.

Губы Ральфа сжались, а глаза стали грустными.

– Да. Она была счастливой девушкой – в хорошие дни. Но их становилось все меньше и меньше. Я учился в то время и целыми днями пропадал в Мюнхене. А она оставалась с тобой здесь, в Мисбахе. Может быть, это также была реакция на запертость в четырех стенах.

– Проявлялась ли ее депрессия, когда ты был с ней?

– О да. В конце концов, стало так плохо, что я боялся вернуться домой. – Он задумчиво кивнул. – Ну да, если в такой ситуации тебе попадается другая женщина…

Валльнер тоже кивнул, это было не сложно понять.

– Хочешь кофе?

Ральф принялся заполнять вторую, еще не использованную кофейную чашку на столе из кофейника. Валльнер остановил его рукой:

– Я не постоялец отеля.

Ральф посмотрел на сына и засмеялся:

– От Манфреда у тебя точно ничего нет.

– Что? – раздраженно спросил Валльнер.

– Это точно. Это ты получил от Карин. – Он снова засмеялся. – Нет, я думаю, хорошо, когда у человека есть принципы. В последние годы я по достоинству оценил это качество. – Он наполнил чашку Валльнера. – В любом случае они выльют кофе. Так что пей, не волнуйся.

Валльнер перестал сопротивляться и добавил в чашку молоко и сахар.

– Ты хотел объяснить, почему не объявлялся в течение тридцати девяти лет.

– Да… время летит. – Ральф откинулся на стуле. – В 1971 году твоя мать умерла. А Манфред так и не простил меня. Каждый день он заставлял меня чувствовать, что ее смерть на моей совести. Замечанием, взглядом или просто игнорированием моих вопросов. Так прошли шесть лет. Я почти привык к этому. А потом появилась Венесуэла. – Он сделал паузу, пальцем собирал крошки на своей тарелке. – Ты, вероятно, не можешь себе представить, что это такое, когда после шести лет никто не смотрит на тебя укоризненно. Если ты можешь просто нормально жить, если твой желудок не сжимается, когда вечером ты подходишь к своей двери. Вот тогда я впервые понял, в какой тюрьме жил. И через полгода я сказал себе: не хочу возвращаться. Больше я там не появлюсь. – Он с беспокойством посмотрел на Валльнера. – Ты в состоянии понять это хотя бы частично?

– Думаю, да. – В голосе Валльнера слышалось сомнение. – Но почему ты никогда не пытался связаться со мной?

– Как я мог с тобой связаться? С восьмилетним ребенком. Тайно – за спиной моих родителей?

– Ты мой отец. Кто мог тебе помешать увидеть меня? Или забрать к себе?

Ральф молчал. Нечего было ответить.

– Ты настолько боялся Манфреда? Ты же был взрослым.

Ральф посмотрел на буфет, официантка прошла мимо, и он механически улыбнулся.

– По отношению к своим родителям ты никогда не становишься взрослым. Честно говоря, я очень боялся своего отца. И чем дольше я был далеко от вас и не сообщал о себе, тем хуже становилась ситуация. Через два года я впервые подумал о том, чтобы забрать тебя. Но потом обстановка всегда была неблагоприятной. Только переехал, открыл новый магазин… В какой-то момент достигается точка невозврата. Ты не можешь внезапно появиться после десяти лет отсутствия и сказать: я хочу забрать своего ребенка.

– Через десять лет мне было восемнадцать. Может быть, я был бы рад видеть тебя снова.

Ральф поджал губы и кивнул:

– Возможно. Я… я просто не справился.

– Что значит «не справился»?

Ральф посмотрел мимо Валльнера:

– Я не знаю. Это было просто… неудобно. Возможно, я воспринимал тебя и Манфреда как одно целое. У меня нет реального объяснения.

Некоторое время они молчали, Ральф разминал пакетик с сахаром.

– Мне было стыдно, – наконец признался он. – Мне было стыдно посмотреть тебе в глаза. Ты бы презирал меня. – Он посмотрел на Валльнера. – Или нет?

– В восемнадцать? Может быть. Я не знаю.

– Конечно. Мне следовало узнать, но я был слишком труслив. – Он покачал головой. – Это действительно так иррационально. Ну что могло бы произойти в худшем случае? Что мой сын презирал бы меня? Конечно же стоило попробовать. – Ральф бросил пакетик с сахаром на тарелку. – Нет смысла искать причины. Нет оправдания.

– Мне помогло, что я понял.

Ральф кивнул. Прошло время. Зал для завтрака опустел, а столы накрывали заново.

– Было плохо расти без отца?

Валльнер пожал плечами.

– И трудно ждать тебя.

– Как долго ты ждал?

– Несколько лет. Дети настойчивы в ожидании.

Ральф выдохнул.

– Тогда я сказал себе, восьмилетний быстро забудет.

– Если бы ты был мертв, возможно. Но никто не знал, жив ли ты. – Валльнер разглядывал лицо отца. Оно было прорезано несколькими длинными морщинами. Но это ему шло. – У тебя есть дети? Я имею в виду, кроме Оливии и меня.

– Мужчина никогда этого не знает наверняка. Но нет. Наверное, только вы двое.

– Она милая малышка, не так ли?

– Да. Очень сладкая… В какой-то момент ты меня снял с крючка? – Ральф перевел разговор на изначальную тему.

– В каком-то смысле да. А в каком-то нет. – Лицо Валльнера было задумчивым. – После окончания учебы я был на Ориноко.

Ральф удивленно посмотрел на Валльнера.

– Почему?

– Кто-то сказал, что видел тебя там.

– Тебе надо было отправиться на побережье. Вероятно, мы могли бы встретиться. В основном я занимался туристическим бизнесом.

– У тебя есть какие-то контакты Карин? Ты знаешь, что она оставила Манфреда?

– Да. В начале девяностых. Тогда я связался с ее сестрой.

– Тетей Ренатой?

– Да. С Ренатой. – Ральф больше ничего не сказал.

– Да, и что?

– Ну, с тех пор я снова общаюсь с твоей бабушкой.

Валльнер напряженно смотрел на отца, принуждая Ральфа к подробностям.

– Она не хотела, чтобы я связывался с Манфредом. По ее мнению, он этого не заслужил.

Валльнер молчал. Его правая рука нерешительно плыла над столом, как будто он собирался сказать нечто такое, что хотел поддержать жестом. Он посмотрел Ральфу в глаза, но тот не видел его. Тогда Валльнер погрузился в свои мысли. Его отец поддерживал контакт с бабушкой в течение почти двадцати пяти лет. Валльнер также время от времени с ней общался. И никогда она ни словом не обмолвилась о Ральфе. Валльнер почувствовал себя преданным. Предаваемым в течение двадцати пяти лет.

– О’кей, – сказал Валльнер хрипловатым голосом. – Полагаю, тебе пора в аэропорт.

– Клеменс! – Взгляд Ральфа стал почти умоляющим. – Я знаю, что совершил нечто ужасное. И я не могу ничего изменить. И если ты уйдешь сейчас и все закончится, я пойму.

Валльнер ничего не сказал. Но, очевидно, он намеревался поступить именно так.

– Но мы могли бы начать заново. Или, по крайней мере, попробовать. Вот почему не нужно притворяться, что ничего не произошло. Но… может быть, нам стоит узнать друг друга.

Валльнер наклонился вперед и положил руки на стол.

– Ты знаешь, почему я пришел сегодня? – Ральф молчал. – Из-за Манфреда. Твоему отцу восемьдесят шесть, и я всего дважды видел, как он плакал. В первый раз, когда Карин покинула его. Второй раз – несколько дней назад, когда он узнал, что ты едешь в Мисбах. Я хочу, чтобы Манфред снова тебя увидел.

Ральф сделал глубокий вдох, и его лицо показало, что перспектива встречи с Манфредом не вызвала у него радости.

– Да, Манфред иногда бывает неуправляем. И ему трудно проявлять чувства. Но уверенность в том, что он не увидит тебя до того, как умрет, разобьет ему сердце.

Ральф уклонился от взгляда Валльнера.

– О’кей. Я сделаю это. – Он вытащил свой мобильный телефон и открыл календарь встреч. – Так, сегодня я не лечу в Венесуэлу. Я должен поехать в Голландию и кое-что там сделать. Вернусь в следующую среду. У меня будет остановка в Мюнхене. Я мог бы заехать в Мисбах часа на три.

Валльнер размышлял над предложением.

– Я знаю, три часа – это смешно. Но, может быть, для начала… – Взгляд Ральфа был умоляющим и несколько тревожным.

– В котором часу?

– В два?

Валльнер кивнул и встал.

– Ты знаешь, где мы живем. – Ральф тоже встал. – Заплатишь за кофе?

Ральф рассмеялся:

– Да.

Мужчины стояли рядом. Валльнер был чуть выше отца. Кажется, ни один не находил нужных слов. Наконец Валльнер сказал:

– Пожалуй, это хорошая идея – познакомиться друг с другом.

Мужчины обменялись рукопожатиями и почувствовали, что этот жест был слегка дежурным. Они осторожно обнялись. Ральф Валльнер похлопал сына по спине и сказал:

– Увидимся. – И это прозвучало с облегчением.

Глава 40

Незадолго до полудня Валльнер встретился с персоналом спецкомиссии – пожимал руки, спрашивал о ходе расследований и отвечал на вопросы. Между тем образцы ДНК из квартиры Сильвии Марек были исследованы. Они принадлежали мужчине и находились, среди прочего, на стакане в посудомоечной машине. Соседи рассказали, что в недавнее время госпоже Марек кто-то нанес визит. Один свидетель вспомнил, что это был мужчина. Но подробностей не сообщил. В принципе на этот момент было ясно одно: неизвестный посетитель был определенно не Клаус Вартберг. С его ДНК след из квартиры Марек уже сравнили. Между тем близкие Сильвии Марек были найдены и уведомлены. У нее не было родственников по прямой линии. Но кузина из Саарлуиса согласилась отправиться в Мисбах, чтобы ответить на вопросы полиции.

Затем Валльнер вызвал в свой кабинет Майка. Тот принес ему кофе.

– Три ложки сахара и много молока. Пожалуйста. – Майк поставил чашку Валльнера на стол и сел в офисное кресло. – Я знаю секрет, как испортить хороший продукт молоком и сахаром. – Для себя у Майка был черный кофе.

– А меня как раз беспокоит твое пристрастие к черному кофе. – Валльнер снова помешал в чашке, хотя Майк якобы уже сделал это.

– Это нездорово?

– Особенно для других. Куда я ее дел? – Валльнер искал что-то в своих бумагах. – Ах, вот! – Он взял распечатку интернет-статьи, в которой некоторые места были отмечены желтым маркером. – Исследователи выяснили, что – я цитирую – любовь к горькому вкусу связана со злокозненными чертами.

– Какая ерунда.

– Я тоже с трудом мог поверить. Но теперь это научно доказано: ты – нарциссический психопат, который думает только о себе и идет по трупам. Прочти сам. – Валльнер толкнул бумагу через стол.

– Нарциссический, я согласен, – сказал Майк, взглянув на статью. – И трупы – как раз наша тема.

– Вартберг.

– Точно. Брат позвонил недавно. Он уже едет в Мисбах.

– Быстро.

– Вчера вечером он ухватил горящий билет. Полеты на Балеарские острова, вероятно, не распродаются в это время года. Поэтому он должен быть здесь в ближайшее время. Когда мы поговорим с ним, он сможет отправиться с Тиной в Мюнхен и посмотреть на своего брата в цвете и 3D.

– Скажи мне, что вчера опять случилось с Грайнером. – Валльнер долил себе в кофе молока. – Ты что-нибудь слышал?

– Он хотел обыскать мельницу Мангфалль. Из-за Лары Эверс.

– Неужели он действительно думал, что она там?

– Предположительно, она была там. Однако никто из наших людей не видел ее. Но Эверс сбежала, потому что полицейские позволили ей сбежать.

– Кто?

– Ну, так получается, что все. Кстати, Лео там тоже был.

Валльнер поднял трубку. Поскольку Кройтнеру из-за отсутствия водительских прав приходилось работать в офисе, он всегда был доступен.

– Привет, Лео, это Клеменс. Можешь зайти?

Три минуты спустя Кройтнер сидел в кабинете Валльнера с собственной чашкой кофе. Валльнер и Майк взглянули на содержимое его чашки.

– Тебе тоже нравится черный кофе без сахара? – спросил Валльнер.

– На самом деле нет. Я пью его обычно с большим количеством молока и сахара. Но утром, я думаю, черный лучше помогает проснуться. Как холодный душ.

– Что доказывает, – Майк уселся поудобнее в своем офисном кресле, – что молоко и сахар не защищают от дурных черт характера.

– Что он имеет в виду? – Кройтнер посмотрел на Валльнера.

– Понятия не имею, что он тут болтает. Ты знаешь его. – Валльнер указал жестом на Майка. – Давайте приступим к делу. Что случилось на мельнице Мангфалль прошлой ночью?

– До этого у меня был только один вопрос: меня действительно повесят из-за Лары Эверс?

– Я подумаю об этом. – Гнев Валльнера утих, а помощь в побеге означала бы конец полицейской карьеры Кройтнера. Кроме того, Валльнер все больше и больше сомневался в вине Лары Эверс. – Итак, мельница Мангфалль прошлой ночью.

– По мне, это было плохо. Совсем плохо. Мне очень жаль коллег. Но Грайнер малёк сплоховал.

– И ты не мог ничего сделать, чтобы предотвратить такой итог?

– Сложно. Там было много закоренелых преступников. С ними не так легко справиться. Конечно, я сказал: прекратите бардак. Но как только они начинают…

– Ты не мог предупредить коллег? – перебил его Майк.

– Я хотел. Но все так быстро закрутилось. Я ничего не понял.

– Понимаю… – Валльнер размешал остаток кофе в своей чашке. – А была ли Лара Эверс на мельнице Мангфалль?

– Что ж, не знаю. Но меня не было в ресторане.

– Грайнер сказал, что ты вошел в зал, пока он находился там. – Майк с улыбкой провоцировал Кройтнера. – Не снаружи.

– О’кей, о’кей. Я забыл упомянуть, что отходил в сортир. Я не знал, что вас интересуют такие детали.

– Дверь, в которую ты вошел, по словам Грайнера, не ведет к туалетам.

– Это что за допрос?! Грайнер снова нагородил дерьма, не я. Он действовал слишком необдуманно. Абсолютно смешно.

– Осторожно, – предостерег Валльнер. – Ты продолжаешь помогать Ларе Эверс. Если она совершила убийство, это правонарушение. Тогда ты вылетаешь навсегда. Я просто хочу, чтобы ты это понял. Очень легко перейти границы.

– У вас есть и другие следы. Шутка в том, что ордер на арест еще не отменен.

– Лара Эверс, – сказал Майк, – до сих пор остается единственным конкретным подозреваемым. И Тишлер разыграет дьявола и выдаст ордер на арест.

Телефон Валльнера зазвонил.

– Да? А, отлично. Приведи его ко мне в кабинет, пожалуйста. – Он повесил трубку и повернулся к Майку: – Единоутробный брат Дитера Зиттинга здесь. – Кройтнеру он сказал: – Верни девушку. В противном случае не жди ничего хорошего.

Рюдигеру Отту было слегка за шестьдесят, несмотря на сезон, его лицо было загорелым.

– На Майорке всегда есть немножко солнца, – сказал он. – Я больше не мог терпеть эти холодные, свирепо-серые зимы.

– Я нужен здесь, к сожалению. – Валльнер вздохнул. – В противном случае давно бы был где-нибудь на юге. Я понимаю, если у вас проблемы с холодом. И тем выше мы ценим, что вы приехали сюда.

– Ну что вы, это вполне естественно. Речь идет о моем брате. Где я могу его увидеть?

– Вам придется отправиться в Мюнхен вместе с нашей коллегой. Вероятно, вы прямо сейчас туда поедете.

– Нет проблем. Есть ли у вас подозрения, кто мог совершить такое?

– Мы надеялись получить от вас пару предположений. Видимо, ваш брат прятался от кого-то. И вероятно, не от полиции. Преступления, совершенные им, относятся к давнему времени.

– Конечно, была эта женщина, которую, по рассказам, он разорил. Кажется, ее звали Мириам Кордес.

– Какое отношение она имела к «Шварцвассеру»?

– Насколько я понимаю, ей принадлежала компания, которую он привел к разорению.

– «Шварцвассер»?

– Да. Она унаследовала компанию от господина Аугустина, а мой брат был исполнителем.

– Кордес с одним «с» на конце?

Отт кивнул. Валльнер записал упомянутое имя. Оно, казалось, было ему знакомо, но не знал, где он его слышал или читал ранее.

– Вы не знаете, где ее найти?

– Нет. Я никогда не имел к ней никакого отношения. Не знаю, где эта женщина сейчас живет. Но вполне объяснимо, если она ненавидит Дитера. Она все потеряла из-за него.

– Был ли кто-нибудь еще, у кого нашелся бы мотив убить вашего брата? – спросил Майк. – Он был защитником. Некоторые винят своего адвоката, когда попадают в тюрьму.

– Возможно. Но я ничего об этом не знаю. Мы очень мало общались в течение всего времени его работы в качестве юриста. Его тогдашняя секретарша могла бы рассказать вам больше. Ее фамилия Марек.

– Госпожа Марек, к сожалению, умерла, – сказал Валльнер. – Вы не помните еще кого-нибудь, кто знал тогда вашего брата?

Отт почесал голову и взглянул в окно.

– Разве что этот детектив… Его зовут Баум.

– Он допытывался у вас, где ваш брат?

– Да. Он позвонил мне неделю назад.

– Что именно он хотел узнать?

– Только знаю ли я, как найти Дитера. Он тогда договаривался с ним об этой сделке с «Шварцвассером». Может быть, и еще о чем-нибудь в придачу.

Через полчаса Рюдигера Отта подобрала Тина, которая должна была поехать с ним в Мюнхен. Он протянул ей шарф Зиттинга, который привез с Майорки. Тот забыл его во время своего единственного визита в дом брата. Тина напомнила Отту, что вид трупа близкого родственника часто вызывает шок. Но Отт был уверен в себе и выразил решимость участвовать в идентификации.

Вскоре после того, как Отт покинул помещение, Кройтнер появился в кабинете Валльнера.

– Скажи мне, – Кройтнер показал на стоянку возле полицейского участка, – этот тип, уезжающий с Тиной. Кто это такой?

– Это Рюдигер Отт.

– Брат Вартберга?

– Он самый. Почему ты спрашиваешь?

Кройтнер колебался мгновение.

– Потому что… он был на мельнице Мангфалль вчера вечером.

Валльнер поднял брови:

– Ага? Когда это было?

– Между восемью и девятью часами. Когда разворачивалась вся эта история с Грайнером.

– Предположительно прошлой ночью он вылетел с Майорки в Мюнхен. – Взгляды мужчин встретились. – По твоему, что-то не так?

Кройтнер пожал плечами. Он мог сказать Валльнеру, что Лара Эверс уехала с Оттом и в этом нет ничего хорошего. На мгновение он дрогнул, беспокоясь за девушку. Наконец сказал:

– Не знаю. Я могу проверить, все ли относительно полета соответствует истине.

– Да, сделай это. – В голове Валльнера вспыхнули сигнальные огни. Ему хотелось чуть-чуть попробовать Отта на зуб. Возможно, он действительно прибыл вечерним рейсом. Но если солгал, то почему?

– И мне понадобится номер телефона Отта, – сказал Кройтнер. – Чтобы запеленговать его, если он где-нибудь появится.

– Хорошо. Но ты ни в коем случае не позвонишь этому человеку, ясно?

– Абсолютно. Можешь положиться на меня.

Валльнер скептически посмотрел на Кройтнера. Но тот не собирался звонить Рюдигеру Отту. Номер был нужен ему для других целей.

Валльнер думал о том, заметил ли он что-нибудь подозрительное в Отте, но ничего не нашел. Человек прилетает вечером с Майорки, а затем целенаправленно едет на мельницу Мангфалль, чтобы чего-нибудь выпить? Это совпадение казалось слишком странным, чтобы быть случайным.

– Только что позвонил в Берлин. – Оливер вырвал его из этих мыслей. Он стоял в дверях и, похоже, был в хорошем настроении.

– В Берлин? Кому?

– Старому Ристману. Давний приятель из полиции. Когда-то он заразил меня страстью к альпинизму. Без него меня бы здесь сейчас не было.

– А, этот. – Валльнер смутно помнил встречу с Ристманом.

– И вот ведь совпадение, он проводил тогда в Берлине расследование против адвоката Дитера Зиттинга и с радостью встретится с баварским коллегой в Берлине.

Глава 41

Берлин, 3 февраля 2016 года

Валльнер прибывал одиннадцатичасовым рейсом, поэтому Ристман предложил пообедать вместе. Берлинский коллега был большим поклонником баварского стиля жизни и выбрал ресторан в Шарлоттенбурге, где подавали пиво «Тегернзеер» из бочки. Оформление ресторана не очень отличалось от баварской пивной. Валльнер, возможно, съел бы свиную ногу с гороховым пюре. Но главный комиссар Ристман был как ребенок рад визиту в пивную, и Валльнер не хотел испортить ему удовольствие. Он только попросил Ристмана занять место как можно дальше от двери, потому что тот окажется там первым.

На самом деле Ристман уже находился в пивной, и в дальнем углу был зарезервирован стол. Вернее, половина стола, рассчитанного на десять человек. На другом конце расположилась группа австралийских туристов, с которыми Ристман уже успел подружиться.

– Это Бавария! – весело восторгался он и явно пребывал в пивном раю. – Пробыл всего пять минут, и знаешь уже половину гостей заведения. Прекрасно.

Валльнер сел, кивнул австралийцам и завел оживленный разговор с Ристманом, который был заядлым альпинистом. Наконец они перешли к фактической теме встречи, и Валльнер описал то, что к настоящему моменту было найдено в Мисбахе.

– И вы думаете, что мертвец – это адвокат Зиттинг?

– Вполне возможно. Конечно, нас интересует, почему Зиттинг так внезапно исчез в 1996 году.

– Зиттинг был центральной фигурой в так называемом скандале «Шварцвассера». Папка газетных вырезок, найденная в доме мертвеца, говорит о том, что он продолжал интересоваться этой темой.

– Что сделал этот человек?

Ристман взял крендель из корзины с хлебом и откусил от него.

– Все было так: в 96-м умер единственный акционер «Шварцвассер лтд», некий Герберт Аугустин. Ну, и он завещал свое состояние, в основном заключавшееся в этой компании, даме, которая… ну, она была девушкой по вызову, или занималась эскортом – это определение, пожалуй, подходит лучше. Она скрашивала жизнь пожилых мужчин и получала за это деньги и подарки. Господин Аугустин, видимо, остался очень доволен дамой. Кроме того, у него не было детей. И он назвал ее наследницей.

– Вы знаете, как ее зовут?

Ристман вытащил планшетный компьютер из кожаного портфеля рядом с собой и включил его. Вскоре после этого на экране появился официальный документ.

– Я отправил себе мейлом обвинительное заключение того времени. Подождите. – Он перелистнул несколько страниц пальцем, пока не нашел искомое. – Кордес. Мириам Кордес. В то время уже несколько раз осужденная.

– Из-за чего?

– Все вокруг наркотиков. Кокс и крэк. И как-то раз телесные повреждения.

– Вымогательница наследства?

– Конечно, мы никогда не узнаем, на что она надеялась. Но Аугустин был опытным бизнесменом, а во всем остальном обычным пожилым человеком. Он умер от рака, когда ему было около семидесяти. Он также прекрасно знал, кто именно наследует его состояние, и принял меры предосторожности. И именно это, – Ристман помахал своим кренделем в воздухе, – стало спусковым крючком для скандала со «Шварцвассером».

– Каковы были эти меры?

– Он постановил, что Кордес будет получать только ежемесячную выплату от прибыли компании и назначил исполнителя. И этот последний являлся также главным представителем. Скажем так, он мог творить с компанией все, что ему было угодно.

– Зиттинг?

– Именно он.

Подошла официантка и принесла минеральную воду для Валльнера и легкое тегернзеерское для Ристмана. Без алкоголя было только пшеничное пиво иностранного пивоваренного завода, и об этом в таком месте Ристман даже слушать не хотел. Шумно чокнулись. И австралийцы, найдя обычай забавным, громко чокнулись стеклянными пивными кружками с полицейскими.

– Что-то должно было побудить Аугустина сделать Зиттинга исполнителем. – Ристман снова вернулся к обсуждаемой теме.

– Этот человек был адвокатом. Это близко.

– Зиттинг был защитником, то есть малоквалифицированным для работы исполнителя завещания. И он никогда раньше не работал на Аугустина. Однако незадолго до смерти Аугустина Зиттинг защищал по уголовному делу Мириам Кордес. Сама она засвидетельствовала, что Аугустин был очень впечатлен работой Зиттинга и считал его исключительно надежным.

– А он, похоже, надежным не был?

– Ему удалось мгновенно разорить компанию «Шварцвассер лтд». Вот почему против него велось следствие.

– Что именно он сделал?

– В качестве управляющего директора он купил другую компанию. По фантастической цене и в кредит.

– Разве банк не проверял сделку?

– Во-первых, в то время банки были еще не такими осмотрительными. Во-вторых, риски были скрыты в книгах. Но Зиттинг должен был их знать.

– Но вы сами сказали, что он не был достаточно подготовлен для такой деятельности.

– Да, вероятно. Но главный финансовый директор «Шварцвассера» явно его предупредил. Однако Зиттинг все-таки это сделал. – Ристман указал на свой планшет. – Я пришлю вам обвинительный акт, если вы дадите мне адрес электронной почты. Тогда вы можете прочитать его сами.

– Спасибо. Это нам очень поможет. – Валльнер достал из кармана пуховика визитную карточку и вручил Ристману. – Зиттинг выиграл от банкротства «Шварцвассера»?

– В том смысле, что деньги попали в его карман? Это невозможно было доказать. Вероятно, он схитрил. Странно, что Зиттинг исчез.

– Почему?

– Зиттинг исчез всего через два дня после покупки. Это было осенью 1996 года. Банкротство состоялось только в 1997 году, когда банки оценили ситуацию, в которой находился «Шварцвассер». Именно тогда они прекратили свои ссуды, и недвижимость пошла с молотка.

– В чем же тогда причина внезапного побега?

– Это, возможно, не имеет ничего общего с историей «Шварцвассера».

– Вы думаете?

– В то время у Зиттинга был клиент по имени Грегор Нольте. Этот человек был торговцем оружием и бывшим сотрудником КГБ.

– Сотрудник КГБ? Вы имеете в виду, что он был шпионом?

– Нет. Он работал на КГБ в СССР. Нольте был прибалтийским немцем. После распада СССР переехал в Германию и превратил свои старые связи в деньги. Незаконно, конечно. И, видимо, между Нольте и Зиттингом произошел разрыв. Об этом ходили слухи.

– Полагаете, Зиттинг вынужден был бежать от Нольте? – Ристман пожал плечами. – Неужели Нольте был так опасен?

– Еще как! Я бы не удивился, если бы в какой-то момент из Шпрее выловили труп Зиттинга. Но, видимо, он прожил еще двадцать лет.

– Как насчет этого Нольте? Он еще здравствует?

Официантка пришла с гуляшом из оленины для Ристмана и колбасным салатом для Валльнера. Берлинский инспектор окинул по-детски восторженным взглядом свою тарелку, но овладел собой и проверил список адресов на мобильном телефоне.

– Нет. Он уже мертв, – сказал он, глядя на дисплей. – Но вот человек, который тогда был его правой рукой… – Ристман поставил свой мобильный телефон перед Валльнером, с адресной страницей на дисплее. – Александр Шухин.

Глава 42

Во время обеденного перерыва Кройтнер поехал на своем монстроподобном велосипеде на мельницу Мангфалль. Ему понадобилось десять минут – почти так же быстро, как на автомобиле. Между тем Линтингер заметил, сколько электроэнергии ушло, когда Кройтнер зарядил батареи, и потребовал в качестве компенсации специальных скидок на следующую партию самогона.

Кройтнер узнал, что накануне рейсы с Майорки в Мюнхен были в 17:40 и 20:05. О позднем полете не могло быть и речи. И даже предыдущий рейс вряд ли позволил бы Отту оказаться на мельнице Мангфалль в соответствующее время.

Тем не менее Кройтнер запросил список пассажиров. Рюдигера Отта там не значилось. Кем бы этот человек ни был, он солгал о своем пребывании здесь. И это так обеспокоило Кройтнера, что он уже подумывал сказать Валльнеру правду, а именно то, что Лара Эверс была с Оттом. Или, по крайней мере, покинула Мангфалль вместе с ним. Но что из этого выйдет?

Отт, вероятно, сказал бы, что он высадил девушку и больше ничего о ней не слышал. Кроме того, хотя Лара получила сотовый телефон от Гарри Линтингера, она так и не включила его. Вероятно, из страха быть запеленгованной. Навести на нужный след мог только предполагаемый господин Отт. Кройтнер очень надеялся, что пока еще не слишком поздно.

* * *

Норберт Петценбергер, он же Чувак, облегчался в мужской комнате пивной «Мельница Мангфалль», когда кто-то подошел к нему сзади.

– И как? Все круто в штанах?

Кройтнер стоял у входа, держась за дверной косяк.

– Сойдет. – Беспокойство ненадолго остановило поток мочи. – Я хочу закончить спокойно, о’кей?

– У меня есть время, – сказал Кройтнер, отвернувшись. Рядом снова полилось. – Если твои два литра Red Bull вышли, я бы хотел поговорить о бизнесе.

– Я не занимаюсь бизнесом с копами.

– Мой коллега Валльнер поведал мне кое-что другое.

Чувак закончил и застегивал штаны.

– Это все история с моим отцом?

Кройтнер повернулся к тучному молодому человеку:

– Я не сказал тебе ничего подобного.

Чувак оттеснил Кройтнера в сторону.

– В любом случае это никогда не понадобится. Я сам рассказал все старику. – Он подошел к раковине.

– Ему понравилось? – Кройтнер прислонился к стене, скрестив руки. Если это было правдой, шантажировать Чувака больше не получится.

Петценбергер небрежно включил кран. Струя под высоким давлением выстрелила в раковину, а оттуда на брюки Чувака.

– Да что за хрень! Этот ублюдок когда-нибудь исправит гребаный кран?

Ущерб был внешне не заметен, так как Петценбергер носил черную футболку и черные джинсы. В то время как Чувак промокал мокрые пятна бумажным полотенцем, Кройтнеру пришла в голову идея.

– Скажи-ка, а малышка, которая с вами, как ее зовут? Франци? – Чувак буркнул нечто, прозвучавшее как согласие. – Вчера вечером получился отличный номер. Она действительно от тебя торчит?

– Понятия не имею. Это меня не интересует. Дашь пройти? – Чувак собирался покинуть туалет, но Кройтнер остановился в дверях.

– Это его не заботит! – Кройтнер рассмеялся. – Ты сам-то в это веришь?

– Это не твое дело. – Чувак попытался оттолкнуть Кройтнера в сторону. Но тот оставался недвижим.

– Да. Ты прав, мне до этого дела нет. – Он похлопал Чувака по плечу. – Хочешь узнать, как прийти к победному концу с Франци?

– Оставь меня в покое.

Кройтнер отошел в сторону и открыл Петценбергеру дверь. Тот вышел на улицу.

– Эй, кореш! – окликнул его Кройтнер.

Чувак немного нерешительно повернулся.

– Ты давненько торчишь от Франци. Но, в конце концов, пора атаковать, понимаешь? Бабы не ждут вечно. В какой-то момент подвернется другой, ну и все.

Чувак кивнул, но ничего не сказал.

– Чего ты ждешь?

Петценбергер пожал плечами:

– Она меня не хочет.

– Возможно. Но это нетрудно изменить.

Чувак задумался и посмотрел на Кройтнера, словно искал потерянную деталь на его униформе.

– Входи. – Кройтнер отступил в туалет.

Чувак снова прошел сквозь дверь.

– Почему ты думаешь, что Франци не торчит от тебя?

– Посмотри на меня.

– Да, да, есть проблема. – Кройтнер кивнул и сделал обеспокоенное лицо. – Но дерьмовый вид – это одно. Это не так важно для женщин. Главное, чтобы ты был настоящим мужчиной, умел то, от чего женщины торчат.

– Взломать компьютер?

– Да, но это не очень сексуально. Это могут и оба твоих кореша, и Шелдон, и Насерте. Женщины хотят заполучить настоящего парня, понимаешь? Того, кто просто так не спускает.

– Что ты подразумеваешь под «не спускает»? Горазд драться или что?

– Например.

Петценбергер выглядел встревоженным.

– Я еще никогда не дрался. У меня нет к этому интереса. И я не думаю, что Франци покажется сексуальным, если кто-то меня побьет.

– Неправильный подход. – Кройтнер с беспокойством покачал головой. – Представь себе следующее: Франци одна на дороге в ночное время. Одна-одинешенька. Затем появляются два типа и начинают приставать к Франци. Самым неприятным образом. Эх, понимаешь, чего они хотят? По-настоящему жестко. Они хотят залезть ей в нижнее белье. Франци кричит, зовет на помощь, но они зыкрывают ей рот. И когда уже практически нет надежды на спасение, кто вдруг появляется?

Петценбергер в шоке смотрел на Кройтнера.

– Ты! Чувак! Тадам! Суперчувак появляется, хватает двух приставал и показывает, где раки зимуют. Ррр-раз – и прямиком в печень, да так что не факт, останется ли она у них до завтра. – Кройтнер сопровождал свое описание такой зрелищной пантомимой боевых искусств, что Чувак почти почувствовал охоту приложить руку. – Так! Последний лежит на земле, дай ему еще по заднице, чтобы он стал отползать. И тогда ты массируешь свою руку, потому что она сломана, потому что ты так брутально дрался, что ничего не замечал. Ты круто смотришь Франци в глаза и гово ришь: «Все хорошо, беби?» Кройтнер взглянул на Чувака. Судя по просветленному взгляду, тот, очевидно, следовал за ним в сказочную страну благородных спасителей женщин. – А потом, понимаешь? Потом ты – герой.

Чувак мечтательно кивнул. Но через несколько мгновений его физиономия опять помрачнела и плечи поникли.

– Было бы неплохо. Но сценарий не совсем правильный: парень, который получает по заднице – это я.

Кто-то открыл дверь туалета. Это был Спок. Молодой человек с длинным носом и козлиным смехом.

– Ты еще жив! – сказал он, увидев Петценбергера, отпустил два коротких козлиных смешка и повернулся к Кройтнеру: – Я уже испугался, что он вошел в коридоры власти.

Раздался еще один козлиный смешок, и Спок ударил Чувака в грудь тыльной стороной ладони.

Кройтнер открыл дверь.

– Нам есть о чем поговорить.

– Мне пофиг. Я сваливаю.

Кройтнер вытолкнул мелкого парня за дверь.

– Облегчись там!

Кройтнер, мотая головой, захлопнул за ним дверь.

– Итак, внимание. Парень, который получает по заднице, – это не ты.

Петценбергер хотел возразить, но Кройтнер не дал ему сказать.

– Ну нет, это не ты. Если мы сделаем все правильно.

– Мы сделаем? Что?

– Мы… да! Мы сделаем тебя суперчуваком. Все, что нужно, – два неприятных парня, которые кое-что мне должны. Не волнуйся. Я все устрою.

Чувак в восхищении уставился на Кройтнера.

– И что я должен для этого сделать?

– Не много. Вот… – Кройтнер передал Петценбергеру записку с номером телефона. – Ты можешь взломать номер? Я хочу знать, кому этот тип звонил в последние дни и где он был.

– Испанский номер, – сказал Чувак. Затем он протянул руку Кройтнеру. – Заметано.

Кройтнер сглотнул.

– А теперь объясни мне это с двумя неприятными парнями.

Глава 43

Компания располагалась в одном из новых зданий, которые были построены после объединения вокруг «Хакешер-Маркт». Из офисного окна открывался вид на станцию метро, которое здесь функционировало как надземная железная дорога. Современные звуконепроницаемые окна гарантировали, что впечатления зарезервированы только для глаз. Александру Шухину было около пятидесяти. Поседевшие густые волосы и синий костюм, тесноватый в плечах. Для коренастых фигур выбор в магазинах был ограничен, и приходилось идти на компромисс, иначе рукава оказывались слишком длинными. Шухин был одним из двух директоров компании и имел кабинет с тремя окнами и столом для совещаний.

После приветствия Валльнер заметил, что Шухин хромает. Не сильно, но заметно. Валльнеру сразу была назначена встреча, как только он назвал причину: Дитер Зиттинг.

– Да, это было давно. Странная история. Просто исчез с лица земли, – сказал Шухин, наливая чай гостю и себе. У Шухина был совсем небольшой восточный акцент. – Что я могу для вас сделать?

– Несколько дней назад в своем доме был застрелен мужчина. Около Мисбаха, примерно в пятидесяти километрах к югу от Мюнхена. – Валльнер включил планшет, лежащий на столе перед ним. – Человека звали Клаус Вартберг. Однако мы предполагаем, что это бывший берлинский адвокат Дитер Зиттинг. Коллега из местной полиции сказал, что вы его знаете.

– Дитер Зиттинг. Конечно. Он когда-то представлял меня по уголовному делу. Очень хороший адвокат.

– Как исполнитель завещания, он оказался, кажется, не настолько хорош.

Шухин пожал плечами:

– Говорят.

Валльнер положил планшет на стол для совещаний.

– Вы узнали бы Зиттинга через двадцать лет?

– Давайте попробуем.

Валльнер вывел фотографию мертвого Вартберга на экран и толкнул планшет Шухину через стол. Тот поднес аппарат к глазам на вытянутой руке. Валльнер заметил легкое подергивание лицевых мышц Шухина.

– Трудно сказать. – Шухин положил планшет обратно на стол.

– Зиттинг сделал пластическую операцию.

Шухин кивнул.

– Так будет лучше. – Он вытащил из внутреннего кармана пиджака очки для чтения и снова посмотрел на фотографию на экране планшета. – Это может быть он.

– Зиттинг тогда работал на человека по имени Грегор Нольте. Вы его знаете?

– Конечно. Тогда я тоже работал на него.

– Что случилось с Нольте? – Валльнер убрал планшет в портфель.

– Он умер в 1998 году.

Слово «умер» странно прозвучало из уст неуклюжего человека. Валльнер и без того не любил это слово. Оно было для него в одном ряду со словами околеть, издохнуть, обнищать, изголодаться. Почему его произносят с пиететом, для Валльнера было загадкой.

– Как он умер?

– Погиб в автокатастрофе. По крайней мере, это официальная версия.

– А неофициальная версия?

– Он был убит.

– Кем?

– Людьми, которые плохо говорили о нем.

– Я полагаю, что речь идет о профессиональном риске.

Шухин, казалось, хотел что-то сказать, но промолчал.

– Мои коллеги из полиции говорят, что между Нольте и Зиттингом произошел разрыв. Незадолго до исчезновения Зиттинга.

В очередной раз Шухин задумался, нужно ли ему отвечать. Но на этот раз результат был другой.

– Да, так можно сказать.

– Что случилось?

– Я не могу рассказать вам всего. Только следующее: в то время в России у Нольте был бизнес-партнер. Он хотел призвать к ответу несколько человек в Германии, которые его предали.

– В какой форме ожидался ответ?

– Скажем так: полицию привлекать не планировали.

Валльнер кивнул:

– Зиттинг, как адвокат Нольте, узнал это и предупредил людей. Они смогли скрыться. И это не устраивало российского делового партнера. Он обвинил во всем Грегора Нольте.

– Значит, Зиттинг подвергался бы большой опасности, если бы не ушел в подполье?

– Он был бы мертв.

Валльнер коротко задумался, что ему следует делать дальше. Казалось, Шухин не собирался много говорить о себе.

– Российский бизнес-партнер успокоился?

– Нет.

– То есть?

– Он дважды пытался убить Нольте. В первый раз двое киллеров стреляли в него. К счастью, я был там и смог предотвратить худшее.

– Это тогда вы получили травму ноги?

Шухин, похоже, был удивлен, что Валльнер установил эту связь.

– Пуля раздробила лодыжку. Ногу пришлось ампутировать.

– Мне жаль. Второе покушение было в 1998 году?

– Да. На этот раз они подготовились лучше. Автомобиль Нольте столкнули с дороги, и он рухнул с восьмидесятиметрового обрыва. Нольте не пережил этого.

– Полиция расследовала убийство?

– Авария произошла в Сербии. В 1998 году можно было радоваться, если бы полиция вообще явилась.

– Понятно. – Валльнер посмотрел на остывший чай в мейсенской чайной чашке. – Есть ли родственники у господина Нольте, которые могли бы захотеть отомстить за его смерть? Или друзья?

– Вы имеете в виду кого-то, кто искал бы Зиттинга в течение двадцати лет, чтобы убить?

– Это именно то, что я имею в виду.

– У Грегора Нольте не было семьи. Его бывшая жена жила тогда с другим мужчиной в Эстонии. Там же и его дочь. У них почти не было контактов. Его жене не нравилось то, что он делал.

– Вы имеете в виду торговлю оружием?

Шухин молчал.

– А как насчет друзей? Люди… – Валльнер колебался. Он не хотел явно ссылаться на Шухина как на преступника, хотя, по-видимому, он им являлся. – В этих кругах принято наказывать за измену при любых обстоятельствах.

– Предположим, что Нольте вращался в этих кругах, тогда, по крайней мере, я не знаю таких людей. Нольте не состоял в мафии. И у него было мало друзей. Кажется, я был самым близким ему.

– Вы были тогда его правой рукой?

– Да. И, может быть, даже более того. Я был очень благодарен ему. Грегор Нольте много сделал для меня.

– Но вы не были в Баварии в последнее время?

Шухин коротко рассмеялся.

– Я должен спросить об этом.

– Хорошо. Я всю неделю проработал в офисе, и я могу рассказать вам, где я был по вечерам в течение большинства дней.

– Начнем с последнего воскресенья.

– Был день рождения моего зятя. Я задержался там до полуночи. Тридцать человек могут это подтвердить. После этого вы должны довольствоваться алиби, которое даст мне жена.

– Я проверю это при необходимости. Также, возможно, кто-то вам позвонит. – Валльнер собирался закончить разговор, но вспомнил кое-что еще. – Вы сказали, что жена Нольте жила отдельно от него. – Шухин кивнул. – У Нольте не было новой подруги?

– Он так и не развелся. Для него это была такая странная привязанность. От близких ему людей он требовал верности и сам был верен. Даже когда Алина оставила его. Развод никогда им не рассматривался. Здесь, в Германии, у него были какие-то романы, но никогда ничего глубже.

– Что предпринял Нольте, чтобы найти Зиттинга?

– Он был в ярости, что Зиттинг предал его. Человек был всем обязан Нольте. И тот нанял дополнительных людей, чтобы найти Зиттинга. Они были крутыми профессионалами.

– Но?

– По-видимому, Зиттинг был круче.

– Как это? Он был голимым фраером в этих делах.

– Но не был глуп и, вероятно, получал профессиональную помощь.

– От кого?

– Если бы Нольте это знал, вы бы не сидели сейчас здесь.

– Нольте только нанимал кого-нибудь или действовал сам?

– Он пытался что-то вытащить из секретарши. Некая госпожа Марек. Но она ничего не знала. Когда Зиттинг скрылся, она была в коме в больнице. Он также попробовал пообщаться с женщиной, которую Зиттинг надул. Мириам Кордес.

– Женщина, которой принадлежал «Шварцвассер»?

– Она унаследовала компанию. Зиттинг стал исполнителем завещания. Было три варианта. Вариант первый – Зиттинг отобрал у женщины все ее деньги, и она, соответственно, злится на него. Может быть, она мало что знала о его местонахождении, но, несомненно, помогала бы Нольте. Вариант второй – этого нельзя исключить: они сделали это вместе. По какой-то причине. Вариант третий: Зиттинг вступает в контакт с Кордес. Может быть, потому, что лишен совести. В любом случае Нольте верил, что сможет добраться до Зиттинга через Мириам Кордес. Но это не сработало. – Он коротко улыбнулся. – За исключением нескольких приятных вечеров.

Валльнер поднял брови.

– Госпожа Кордес закрутила интрижку с Нольте?

Шухин пожал плечами, все еще улыбаясь.

– Он не говорил об этом. Но я уверен, что-то там было.

– Что случилось с госпожой Кордес?

– Она умерла в 1998 году. Передоз.

По пути в Тегель^[15] Валльнер позвонил Акселю Бауму. В настоящее время тот работал в одной компании в Исманинге и поэтому предложил встретиться в мюнхенском аэропорту.

Глава 44

Берлин, осень 1996 года

Местом встречи была забегаловка в Трептове, не люксовая, не новая, не отремонтированная, даже не подходящая для восточной ностальгии, потому что в ней подавали западное пиво.

Баум был как дома в этой среде, чувствовал себя в безопасности. Зиттинга успокаивала мысль о том, что по крайней мере один участник переговоров контролировал ситуацию. Это было чувство, которого он не знал в течение долгого времени. Баум сидел за столом в углу, перед ним пиво, куртка Шиманского^[16] на спинке стула, и курил.

Зиттинг сел и заказал «пильзнер». Он бросил курить шесть лет назад, но теперь ему ожесточенно захотелось сигарету. Это пройдет, сказал он себе, и после короткой беседы ни о чем они перешли к делу. Предприниматель из Берлина предложил «Шварцвассер лтд», чьим управляющим по завещательному распоряжению был теперь Дитер Зиттинг, купить «Аугустин Земля и Почва» или, для краткости, «АуЗП» за двадцать миллионов марок. Акселю Бауму было поручено представить предложение и провести переговоры со стороны продавца.

– Вы пришли к решению?

Баум закурил еще одну сигарету. Зиттингу было трудно сосредоточиться.

– Я представил предложение о покупке своему бухгалтеру. У него есть некоторые оговорки.

– Можем ли мы от них избавиться?

– Дело в том, что в холдингах «АуЗП» переоценили движение стоимости. То же и с банками. Кроме того, некоторые объекты стоят пустые.

– Ну, никто не нуждается в таком количестве торговых центров. Но это вопрос времени, пока они не окупятся.

– Прежде чем они окупятся, «АуЗП» разорится. В течение следующих двенадцати месяцев фиксированные процентные ставки по большинству контрактов будут аннулированы. И банки знают, что их залог безнадежно переоценен. Вот почему будут высокие ставки по кредитам. Теперь законопроект не работает при текущих процентных ставках. «АуЗП» больше не может выплачивать кредитные взносы, здания идут с молотка, продаются гораздо ниже цены, и самое позднее через два года компания станет банкротом. И «Шварцвассер» рухнет в преисподнюю. Имея это в виду, двадцать миллионов – неприемлемая цена.

– Ваше восприятие слишком негативно. Что мы можем сделать, чтобы вы глядели в будущее более оптимистично?

– Прежде всего, я хотел бы узнать, кто на самом деле получит двадцать миллионов.

– Вы знаете, кто продавец.

– Так же как и вы знаете, что это продавец не настоящий.

– К сожалению, я не уполномочен говорить о предыстории транзакции.

– «АуЗП» был некогда основан отцом Герберта Аугустина как страховка для его внуков Регины и Марка. И они все еще держат около девяноста процентов акций через подставных лиц. Один из них – наш предполагаемый продавец. Это знают люди из отрасли. Эти двое действительно хотели возродить компанию после объединения и запутались. Потому что жадные и понятия не имеют о бизнесе.

Баум выпустил облачко дыма.

– Фирма дяди была их последним шансом предотвратить банкротство, – продолжал Зиттинг. – Теперь, когда, к сожалению, ее унаследовала госпожа Кордес, они пытаются отыграться.

– Какова цель ваших вопросов?

– Просто уточняю взаимные интересы. Вы дадите мне одну? – Он указал на пачку сигарет Баума. – Тот толкнул ее к Зиттингу. – Ну как мне снова прийти к своему оптимизму? – Зиттинг глубоко затягивался первой сигаретой за многие годы. Вкус казался отвратительным, но никотин растекался по его венам как горячий душ, вызывая приятный озноб. – Сначала вы могли бы рассказать мне, что знаете о Грегоре Нольте.

Баум сдержанно улыбнулся:

– Вы много знаете обо мне. Я тоже работаю на этого человека. Вы можете сказать мне, кто он такой?

– Да, могу.

Зиттинг посмотрел на Баума выжидательно. Вторая затяжка показалась на вкус уже гораздо лучше, чем первая.

– Нольте – балтийский немец и раньше был советским гражданином. Я встречал его один или два раза в восьмидесятых. Он работал в КГБ и часто приезжал в ГДР. С тех пор у него надежные контакты в России и других странах бывшего Восточного блока.

– Чем он занимается?

– Оружие. Есть огромный черный рынок оружия, принадлежавшего Советской армии. Вы не можете себе представить, сколько было украдено из их запасов после 1990 года. От «калашникова» до МиГа вы можете купить у Нольте.

– Он также, кажется, занимается недвижимостью?

– Должен же он как-то отмывать деньги от продажи оружия.

– И что он от меня хочет? Я защитник, а не экономический адвокат.

– Видимо, он находит вас сильным. Как юриста. И вы оказались легкой добычей. То, что ваша юридическая фирма не слишком преуспевает, видно уже по адресу. В Веддинге нет шикарных юридических фирм. Кроме того, несколько лет назад у вас была неприятность с купленным свидетельством.

– Дело было прекращено.

– Это о многом говорит. Нольте, вероятно, пришел к выводу, что вы коррумпированы.

– Он не изучил дело должным образом.

– Да, возможно, он ошибся. Но вряд ли кто-нибудь признает, что был не прав. Думаю, теперь вы у него там, где он хочет вас видеть. Он не жалеет сил, чтобы держать ситуацию под контролем. Ради этого разнес вашу юридическую фирму и едва не убил вашего секретаря.

Баум выполнил свое домашнее задание со всей тщательностью и выяснил, что Зиттинг находится в безвыходной ситуации. Тем лучше для Зиттинга. Потому что Баум знает, что Зиттинг не польстится на сотню тысяч марок. Теперь они играли открытыми картами.

– Последний адвокат Нольте, кстати, погиб в автокатастрофе, – небрежно бросил Баум, заказывая еще одно пиво. Зиттинг не попался на этот крючок. – Сгорел в своей машине. Я на всякий случай предупреждаю. Будьте осторожны.

– Попробую. – Зиттинг загасил сигарету в пепельнице. – Так вы хотите, чтобы я спасал задницы ваших клиентов, заплатив двадцать миллионов за бесполезный бизнес?

– Я хочу продать компанию. Остальное – спекуляция.

– Тем самым я не только злоупотреблю своей позицией исполнителя. Я также подпадаю под статью за неверность. Я буду разорен, когда дело выйдет наружу. А оно выйдет.

Баум сделал неопределенный жест, который формально сигнализировал о возражении, но в то же время подразумевал, что согласен с аргументами Зиттинга.

– Если это произойдет, я бы хотел находиться как можно дальше от Берлина. Вы понимаете это?

– Конечно.

– Интересно, сколько это стоит. Я говорю об оставшейся части моей жизни. Моя пенсия тоже уплывет. Я не думаю, что социальные службы отправят мне деньги в Венесуэлу.

– Что я слышу?

Баум протянул пачку сигарет Зиттингу. Тот раскурил новую, а затем сказал два самых важных на всю оставшуюся жизнь слова:

– Три миллиона.

Баум рассмеялся.

– Неплохо! – Он покачал головой. – Нет, мне не нужно спрашивать. Это необсуждаемо.

– У ваших клиентов все еще остается семнадцать миллионов. Если они откажутся, то обанкротятся. Три миллиона. Ни о чем другом для меня не может быть и речи.

Глава 45

Верхняя Бавария, 3 февраля 2016 года

Пальмы создавали сюрреалистический диссонанс с ледяным серым зимним небом, перед которым они маячили. Они росли в атриуме отеля в аэропорту, где встретились Валльнер и Баум. Эти двое были не единственными, кто находился здесь по делу. Отель был чрезвычайно популярен как место встречи. Можно было за час долететь из Берлина до Мюнхена, в течение двух часов провести переговоры с деловыми партнерами и вернуться сразу после полудня. Валльнер, со своей стороны, избавился от времяпожирающего пути в центр города и мог отправиться обратно в Мисбах.

– Нольте! Да, да. Я был почти уверен, что вы когда-нибудь выйдете на него.

– Почему вы не упомянули его?

– Я больше не думал о нем.

– Ах так? Или это слишком сильно повлияло бы на ваших клиентов?

Баум вяло посмотрел на Валльнера.

– У вас есть вопросы, на которые я могу ответить?

– Скажем так: в Берлине я узнал, что Зиттинг нажил нескольких врагов. Людей, которые не имели ничего общего со «Шварцвассером». Вы в то время вели переговоры с Зиттингом. И если я сужу о вас правильно, то предварительно навели справки. Значит, вы знали, что он работает на Нольте.

– Конечно, я знал это. Я знал Нольте. У меня были дела с ним.

– Официально как у детектива?

– До этого. – Язык тела Баума более чем ясно показывал, что он не пойдет дальше.

– Тогда, может быть, вы сумеете мне помочь. Я ищу новых подозреваемых. Людей, у которых был мотив убить Зиттинга. Например, деловые партнеры Нольте из России, которые были возмущены одним делом, которое провалил Зиттинг.

– Да. Тогда это было очень важно в определенных кругах. И люди в России, они были очень крутыми.

– Кто именно?

Баум пожал плечами.

– Спросите своих коллег в Берлине. – Валльнер был уверен, что Баум знал имена. – Кроме того, я не думаю, что они искали Зиттинга в течение двадцати лет. Я даже не думаю, что они вообще принимали его в расчет. Для них предателем был Нольте. А не какой-то адвокатишка.

– Ну, остается вопрос, кто тогда застрелил Вартберга, или Зиттинга.

– Я вижу две возможности. Прежде всего, это девушка. Как известно, она наследует немалую сумму.

– Удивительно, что вы об этом знаете.

– Я был бы паршивым детективом, если бы не знал. – Баум задумчиво посмотрел на улицу сквозь стекло. Там перед дверью, на холоде, стояла женщина в деловом костюме, куря сигарету. – Вы описали девушку как преступницу?

– Она все еще единственная, кто у нас есть. Если бы все пошло как хочет государственный прокурор, мы бы уже закрыли дело.

– Но у вас болит живот.

– Да. Что-то меня беспокоит. И в последние годы я научился не заметать подобное под ковер.

– Я прекрасно вас понимаю. – Баум допил свой «пильзнер» и изучал подставку под стакан.

– Каков второй вариант? – спросил Валльнер. Баум посмотрел на него немного отстраненно. – Вы говорили о двух возможностях.

– Верно. Две возможности. – Теперь он смотрел Валльнеру в глаза. Во взгляде читался вызов, как будто он хотел сказать: не вы ли сами? – Где умер Нольте?

– В Сербии, говорит Шухин.

– Почему именно там?

– Потому что там не было действующей полиции. Во всяком случае, в 1998 году.

– Правильно. Страна в 1998 году была раем для профессиональных киллеров. Что говорит вам ваш живот сейчас?

– Может быть… – Валльнеру не пришлось долго думать. Конечно. Это может быть и другое. – Почему Нольте отправляется в эту опасную страну, хотя знает, что за ним охотятся?

Баум кивнул.

– А теперь все остальное. И, пожалуйста, быстро. Мне нужна сигарета.

– Сербия, вероятно, была также хорошим местом, чтобы притвориться мертвым.

– Нольте прячется и в течение следующих двадцати лет ищет парня, который кинул его. – Баум вынул из пачки сигарету и сунул ее в рот.

– И в прошлое воскресенье он платит по счетам. – Валльнер задумчиво кивнул.

– Звучит достаточно логично на мой взгляд.

– Остается вопрос, где найти Нольте. Или того, кого он нанял.

– Что-то такое вам придется сделать. – Баум встал. – Вы идете?

Было темно, когда Валльнер добрался до полицейского участка в Мисбахе. Еще одна ясная ночь принесет двузначное отрицательное число на градуснике. Даже ради короткой дороги от стоянки до входа в офисное здание Валльнер тщательно затянул молнию на пуховике и надел шапку.

Было начало шестого, и в коридорах сгустился застоявшийся офисный дух. Валльнер вызвал Тину, Майка и Джанет, чтобы обсудить следующие шаги. Оливер ожидал нескольких результатов из лаборатории и обещал присоединиться позже.

Сначала Валльнер сообщил своим людям о том, что узнал в Берлине. Между тем обвинительный акт девяностых прибыл. По нему можно было подробно проследить махинации Зиттинга в связи с банкротством «Шварцвассера».

Майк сообщил, что поиск Лары Эверс по-прежнему не принес результатов. Теперь ее ищут по всей стране.

– «Спитфайр» поживает средне, – добавил он. – Если кому-то интересно: рама помята, больше мне нечего сказать.

– Бедный! – Джанет положила руку ему на плечо. – Мы все с тобой. – Она бросила Тине озорной взгляд, который не остался незамеченным Майком.

– Сделай мне одолжение, Джанет. Никогда не спрашивай меня летом, можно ли тебе поехать со мной.

– Тебе этого и не захочется, – сказал Валльнер Джанет. – Ты когда-нибудь была на МРТ? В сравнении с этой машиной там очень просторно. А теперь, Тина, скажи мне: что там в Мюнхене?

Тина сообщила о посещении Рюдигером Оттом отделения судебной медицины. Он смог определить своего брата, без сомнения. И из-за большой родинки на спине.

– Этого нам достаточно? – спросил Майк.

– Это все, что у нас есть. Или?… – Валльнер вопросительно посмотрел на Джанет.

– Мы нашли несколько фотографий девяностых годов в квартире Сильвии Марек, на которых, вероятно, есть и Зиттинг, – сказала Джанет. – Может быть, нам стоит попробовать сравнить еще раз. Но на фото Зиттинг на двадцать лет моложе. И, кроме того, он делал пластическую операцию.

– Наверное, мы должны верить его брату, – заметила Тина. – Он единственный, кто видел Зиттинга после операции на лице. Во всяком случае, единственный, о ком мы знаем.

– Что это дает для дальнейшего расследования? – спросила Джанет.

– Мы должны выяснить, жив ли Нольте. А если нет, то есть ли кто-то, кто захочет отомстить за него. Сюда входит господин Шухин. Этот парень показался мне мутноватым. Мы проверим его алиби в ночь преступления. И должны посмотреть, нет ли других подозреваемых. Более того, есть наша отправная точка – Аксель Баум. Нужно узнать, на кого он работает.

– Нам нужны коммуникационные данные Баума. – Майк рисовал маленькие автомобили в своем блокноте. – Тогда мы узнаем, кто его таинственные клиенты. Для этого необходимо решение суда. Или ты имеешь в виду что-то другое? – Он посмотрел на Валльнера. – В конце концов, речь идет об убийстве.

– Проблема в том, что мы не ходатайствуем о судебном распоряжении.

– Думаешь, Тишлер осторожничает?

– К сожалению, этого нужно опасаться.

– Что вам нужно? – Кройтнер внезапно встал в дверях. Или, может быть, он стоял там уже какое-то время. Никто не обратил внимания.

– Никакого самогона. И ничего другого, что ты можешь нам достать. – Майк улыбался Кройтнеру несколько нервно.

– Сорри, но я по случаю добыл это. Речь идет о телефонных переговорах господина Баума?

– Среди прочего.

Валльнер пристально посмотрел на Кройтнера. Он был знаком с ним достаточно долго, чтобы знать, что от него можно ждать необычных сюрпризов.

– Ну да, я не могу вам все вытащить, – сказал Кройтнер. – Пара штук, правда, есть. – Он сел за стол, положив перед собой планшет. – Спасибо за приглашение. Я не привык к тому, чтобы быть простым патрульным.

– На данный момент ты им являешься, – проворчал Майк.

Кройтнер протянул руку Майку. Средний палец, казалось, немного выделялся из ряда. Затем он включил компьютер. – Давайте-ка посмотрим. – На планшете появилась карта с многочисленными точками на ней.

– Профиль движения мобильного телефона? – Джанет наклонилась вперед.

– Мобильный телефон, да. Но чей?

Все смотрели на Кройтнера. Никто не знал ответа.

– Телефон Рюдигера Отта.

Среди присутствующих пролетел изумленный ропот. Джанет потянула планшет к себе.

– Он много путешествовал в Мюнхене и здесь в окрестностях.

– О да. – Кройтнер указал на одну из точек, с датой и временем. – И больше недели. Хотя якобы приехал с Майорки только вчера. Кстати, я проверил рейсы, которые бы подходили. Он не значится в списках пассажиров.

– Это интересно. – Майк надел очки и попытался что-то разглядеть на экране планшета.

Кройтнер опять взял в руки планшет и немного поскользил по нему пальцем, пока на мониторе не появился список. – А вот телефонные связи господина Отта. Этот мюнхенский номер, – указал он на часто встречающуюся связь, – принадлежит детективу Акселю Бауму.

– Баум сказал, что однажды звонил Отту, – напомнил Валльнер.

– Однажды! Они постоянно разговаривали.

Кройтнер протянул планшет Валльнеру. Тот покачал головой.

– Ты хакнул все данные телефона Отта? – Кройтнер молчал. – Мы не можем использовать эту информацию. Это незаконно.

– Только для внутреннего использования.

– Не имеет значения. – Валльнер собирался вернуть планшет Кройтнеру, когда что-то на экране привлекло его внимание. – Номер кажется мне знакомым. – Он взял папку и принялся листать бумаги, пока не нашел нужную с номерами телефонов, которые имели отношение к делу. Он читал список, следя пальцем, остановился, снова сравнил номер на экране и сказал: – Сильвия Марек. Он разговаривал с женщиной, прежде чем она убила себя. Несколько раз даже. – Валльнер повернулся к Кройтнеру: – Что нам теперь делать с этой информацией? Или спрошу иначе: что ты думаешь?

Кройтнер сделал значительное лицо.

– Что я думаю? Что-то не так с господином Оттом. Помимо всего прочего, кто-то видел, как Лара Эверс уехала с ним с мельницы Мангфалль вчера вечером.

– Да ну тебя! – Майк состроил недоверчивую гримасу.

– Надежный источник. Она, вероятно, все еще с ним.

– А где сейчас Отт?

Кройтнер снова отобразил телефонный профиль на экране.

– В этом квадрате на озере Шпитцинг.

Джанет опять завладела устройством.

– Конечно, все довольно приблизительно. Это не данные GPS, показаны передающие башни, которые получили сигнал. Но, по крайней мере, можно сказать, что он где-то там.

– Может быть, он живет на озере Шпитцинг в отеле, – предположил Майк.

– Думаю, он снял халабуду, – возразил Кройтнер.

– Почему?

– Раз он взял с собой девушку, значит, не живет в отеле. Это было бы заметно.

– Но все-таки возможно. – Джанет вернула планшет Кройтнеру. – Это легко проверить. Мы просто обзвоним отели. А еще нам понадобится список домов возле озера Шпитцинг.

– У нас где-то должен быть список. Десять лет назад, когда расследовали убийство принцессы, мы составили такой.

– Я позабочусь об этом, – сказала Джанет, обводя присутствующих взглядом. – Что за игру ведет господин Отт?

– У меня нет ни малейшего понятия. – Валльнер побарабанил пальцами по столу. – Господин ли Отт это вообще? Мы это проверили?

Майк пожал плечами:

– Он показал нам документ. Вот и все.

– Мы должны с этим разобраться. – Валльнер оглядел сотрудников. – Я чувствую, что впереди долгая ночь. У кого-нибудь есть что-то важное?

Все мотнули головой.

– Как насчет ордера на арест Эверс? – Кройтнер упаковал свой планшет. – Я имею в виду, она все еще под подозрением?

Валльнер глубоко вздохнул:

– Давайте проверим Рюдигера Отта и посмотрим, что получится. Тогда решим.

В этот момент в комнату вошел Оливер. У него в руке была распечатка.

– Итак, уважаемые зрители. У нас есть информация о ДНК.

Валльнер придвинул Оливеру стул.

– Садись и выкладывай. Если есть что-то новое.

– О да, есть. – Оливер устроился поудобнее и взял печенье с тарелки. – Прежде всего, следы ДНК из дома Вартберга: большинство из них принадлежат Лео, Ларе Эверс, вашему деду Манфреду и госпоже Хундсгайгер. Один след мы не смогли идентифицировать. Но это определенно не этот детектив.

– Аксель Баум.

– Да. Мы также конфисковали и исследовали машину Баума. – Оливер перелистывал свои документы. – По логике там полно следов ДНК. Среди них есть принадлежащие Бауму, мы также подобрали ДНК его сотрудников, которые водили машину. Однако есть еще два следа ДНК, которые мы не смогли определить. И один из них идентичен неизвестной ДНК в доме Вартберга.

– Другими словами, Баум каким-то образом связан с делом. – Майк указал на планшет Кройтнера. – И господин Отт каким-то образом связан с господином Баумом. Мы должны попросить у господина Отта образец его ДНК.

– Хорошая идея, – поддержал Оливер. – Но у меня есть еще кое-что. И это бомба! – Он открыл новую страницу отчета, который принес. – Ну, пристегнитесь сейчас: Лара Эверс, наша главная подозреваемая, и Клаус Вартберг, кем бы он ни был и в любом случае наша жертва убийства, были родственниками. Эверс – дочь Вартберга.

Оливер, оглядевшись, убедился, что сюрприз имел успех.

Глава 46

На ужин были спагетти болоньезе. Они очень мелко нарезали лук, морковь и корень сельдерея и в течение долгого времени тушили все это с фаршем и консервированными помидорами. В конце Отт добавил немного тертого пармезана.

– Что вы делали сегодня? – После возвращения Отта в коттедж, они говорили только о разжигании огня и приготовлении пищи.

– Я… встретился с родственником. – Отт отложил вилку и задумался.

– С каким родственником?

– Моим братом.

– Как он поживает?

– Он мертв.

Лара задержала вилку, на которую наворачивала спагетти.

– Вы были… на кладбище?

– В некотором смысле. У вас есть родственники?

– Понятия не имею. Я была удочерена.

– Ах так? – Отт взглянул в глаза Лары, и они казались более знакомыми, чем вчера.

– Мои приемные родители погибли в автомобильной катастрофе. Тогда мне было три. Они удочерили меня за несколько месяцев до этого.

– А как насчет вашей биологической матери?

– Умерла за два года до того. Там действительно была чума на оспе.

– Разве ваши приемные родители не оставили вам ничего?

– Думаю, что нет. – Она раздраженно взглянула на Отта. – Полагаете, мне следует это проверить?

Отт ответил неопределенным жестом.

– А что, возможно, они были миллионерами, и я на самом деле богата. Дерьмо… – Девушка посмотрела на Отта, и из ее глаз брызнул энтузиазм, или это была надежда? В любом случае блеск молодой страсти. Она рассмеялась. – Представьте себе такое: я миллионерша и не знаю этого. Круто, да?

– Вы, наверное, не помните свою настоящую мать?

– Мне было около года, когда она убила себя.

– Она совершила самоубийство?

– Один человек мне это сказал. Из офиса по защите молодежи. – Она уткнулась в макароны. – Он был очень милым. Я хотел знать, кем была моя мать. И он собрал все, что мог найти. Проделал большую работу.

– Что вы знаете о своей матери?

– Она жила в Берлине. Была наркоманкой. И серьезно так торчала. Депрессии и все такое. Вот почему она… – Голос Лары пресекся.

– Вы знаете ее имя?

– Мириам Кордес. С одним «с» на конце.

Отт чуть не выронил вилку из рук.

– Что такое? – Лара удивленно посмотрела на Отта. Казалось, он был под сильным впечатлением.

– Мириам Кордес?

– Да. А что?

Отт положил вилку и отодвинул тарелку.

– Что с вами случилось? Я что-то не то сказала?

– Нет. Совсем нет. – Отт вздохнул. – Мне просто нужно переварить это. – Он помолчал мгновение, прежде чем продолжить. – Когда-то я знал Мириам Кордес. Но это было давно. В Берлине.

– Ничего себе! Возможно, это была моя мать.

– Может быть. Ваши глаза казались мне знакомыми с самого начала. Я думаю, у вашей матери были такие же.

– Что вы о ней знаете?

– Немного. Я встречался с ней один или два раза в адвокатской конторе. Она была там клиенткой. – Он поднял стакан с пивом. – За вашу мать.

Лара тоже взяла стакан.

– Чин-чин!

Лара выпила в хорошем настроении и изучающе посмотрела на Отта.

– У нее действительно были такие же глаза, как у меня?

– Абсолютно. И очень красивые глаза. В противном случае я не вспомнил бы о них через двадцать лет.

Лара улыбнулась:

– Вы показались мне знакомым. Как будто мы уже встречались раньше.

– Меня часто путают с другими людьми. У меня, наверное, слишком обычное лицо.

– Нет. Совсем нет. Я почти уверена, что когда-то видела ваше лицо. – Она внимательно его рассматривала. – И это, конечно, было не двадцать лет назад.

– Может быть, просто дежавю.

Лара вопросительно посмотрела на него.

– Это своего рода обратная связь в мозге, которая заставляет вас думать, что вы что-то видели раньше, но это не так.

– Хм. Может быть.

Отт встал и отнес свою тарелку в посудомоечную машину. Когда повернулся спиной к Ларе, услышал испуганное «Ах…». Он обернулся. Лара улыбнулась ему. Но улыбался только рот. Глаза не улыбались. Глаза выглядели так, будто они только что посмотрели в разверзшийся ад. Контраст потряс Отта, потому что он никогда в жизни не видел такого. Когда кто-то настолько шокированный пытается улыбаться.

– Все в порядке? – спросил он.

– Все хорошо, – ответила она, избегая смотреть ему в глаза.

По телевидению шли новости. Но в данный момент ничто не интересовало его меньше, чем мировая политика. Лара стояла на террасе перед домом и курила. Краем глаза он увидел, что она снова и снова смотрит на него. Не было никаких сомнений в том, что девушка крайне обеспокоена. И, к сожалению, это может иметь только одну причину: она вспомнила, почему он показался ей знакомым.

– Я пойду в свою комнату, – сказала она, войдя внутрь.

– Еще рано. Вы можете посмотреть со мной телевизор.

– Это не для меня.

– Да, да. Вы, молодежь, предпочитаете общаться со своими телефонами.

– Да, так и есть, – сказала она, словно извиняясь, и отправилась на второй этаж.

– Я сказал, что завтра уезжаю?

Она покачала головой.

– В Испанию. Хотите поехать со мной?

Она коротко, очень коротко взглянула на него, затем ее глаза метнулись в сторону, как будто она боялась сглаза.

– Да, это… это было бы здорово. Увидимся завтра.

Он подождал, пока дверь наверху закроется. Затем подошел к этажерке в гостиной. На второй сверху полке он спрятал за книгами пистолет. Не самое надежное укрытие. Но девушка не производила впечатления любительницы чтения. Собрание сочинений Гегеля было самой надежной защитой, которую можно было придумать для оружия.

Все пошло не так, как он надеялся. Одним из решений было бы взять ее с собой. Но, во-первых, ее не будет тут завтра, если он правильно интерпретирует ее поведение. А во-вторых, поездка в Испанию неосуществима. У них нет поддельных бумаг, которые позволили бы пройти контроль в аэропорту. Он смотрел на оружие и думал. Сколько лет у него еще есть? Двадцать? Тридцать? Он хочет провести их в тюрьме с преступниками или с загорелыми женщинами под пальмами? Преследуемым или в безопасности? Конечно, девушка была бы на его совести. Он не был зверем. Но совесть успокоится, он будет вспоминать о ней все реже и реже, когда-нибудь, только раз в год. Подобное он уже проходил. Сейчас он не сентиментален. У него есть только эта жизнь.

Глава 47

Валльнер отправил голосовое сообщение Тишлеру, чтобы предупредить того, что на следующий день, по-видимому, понадобятся некоторые распоряжения суда, чтобы получить данные о разных людях.

К тому времени Джанет узнала, что техники криминальной лаборатории уже взломали компьютер Вартберга, но не сообщили пароль спецкомиссии, потому что сначала хотели познакомиться с данными сами. Несчастному коллеге, который ответил в лаборатории по телефону, Джанет выдала по первое число и потребовала немедленно переслать почту, документы и тому подобное. Она также спросила, есть ли аудиофайлы. Были, и немало. Их послали тоже.

Тем временем остальные сотрудники пытались выяснить, где точно находится Отт в районе озера Шпитцинг. Это было тем труднее, что поиски велись в нерабочее время, и сначала пришлось найти домашние номера людей, которые могли бы помочь.

Как и ожидал Валльнер, Тишлер перезвонил вскоре после его звонка, хотя было уже половина восьмого вечера.

– Чьи данные вам нужны и по какой причине?

– Есть люди, причастные к убийству, которые лгут нам или скрывают детали от начала до конца. Например, детектив, чья машина была на месте преступления. Он говорит, что должен был наблюдать за Вартбергом от имени клиента. Но не раскрывает, кто этот клиент.

– Если вы подозреваете его, он не обязан ничего говорить.

– Верно. Потому-то нам и нужно знать, кому он звонит и пишет по электронной почте. В машине, которая находилась на месте происшествия, была обнаружена ДНК, которая идентична следу ДНК с места преступления. Может быть, детектив не был на месте происшествия, а одолжил машину преступнику.

– Посмотрим. Но я не могу вам ничего обещать. Кто еще?

– Второй – Рюдигер Отт. Единоутробный брат Дитера Зиттинга.

Они нуждались в официальном судебном постановлении по делу, потому что данные, которые добыл Кройтнер, конечно, не могли быть использованы в суде.

– Зиттинга?

– Вартберг, по всей вероятности – адвокат Дитер Зиттинг, который исчез в Берлине в 1996 году.

– Ах да, вы уже упоминали. Прекрасно. И почему вы хотите найти брата?

– Потому что он говорит, что приехал с Майорки прошлой ночью, но на самом деле находится здесь уже больше недели.

– Это не преступление.

– Это нет. Но то, что он делал в течение недели, вполне может быть преступным.

– Может быть, может быть, может быть… Но хочу напомнить вам, что у нас есть вполне готовая к обвинению подозреваемая, единственным недостатком которой является то, что у нас ее нет?

– Таким образом, круг в некотором смысле замыкается. Потому что ее в последний раз видели в машине Рюдигера Отта. Возможно, она сейчас вместе с ним.

– Тогда ищите Отта.

– Мы делаем все, что можем. А вы позаботитесь о соответствующих решениях.

Оливер и Джанет едва не столкнулись, когда они оба хотели войти в кабинет Валльнера. У Джанет был в руке ноутбук. Оливер пропустил ее вперед и сказал:

– Минутку, шеф. Я упоминал, что неизвестная ДНК в доме старого Вартберга и неизвестная ДНК в квартире миссис Марек идентичны?

– Нет, я бы это запомнил, – сказал Валльнер. – Потому что это звучит довольно эффектно.

– Ага, верно?

– Абсолютно, – подтвердила Джанет. – Не могу поверить, что ты не сказал нам это раньше!

– Потому что это не столь впечатляюще, как то, что Вартберг – отец Лары Эверс. Если добавляешь еще одну деталь, то она должна быть сильнее, а не слабее. По драматургическим соображениям, вы понимаете, о чем я.

– Думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты просто не заметил этого.

– Это тоже способно впечатлить. Что у тебя? – Оливер указал на компьютер Джанет.

– Аудиофайлы с компьютера Вартберга. И я не говорю об iTunes.

– Вы имеете в виду то, что он прослушивал квартиру Марек? С помощью микрофона, установленного в детекторе дыма, который я обнаружил?

– Похоже на то. Ты хочешь это услышать?

– Ну да! Давай это дерьмо.

Качество звука было плохим, что было отчасти связано с воспроизведением через динамики компьютера. Можно было расслышать разговор мужчины и женщины.

– Хочешь кофе? – спросила женщина.

– Да, с удовольствием, – сказал мужской голос.

– Кофемашина на кухне.

– Тогда пойдем на кухню.

Были слышны шаги, и разговор, очевидно, продолжался на кухне, откуда он звучал так неразборчиво, что можно было понять только несколько слов.

– Эта женщина – Сильвия Марек? – спросил Оливер.

– Полагаю, что так. – Джанет перемотала вперед. Теперь мужчина и женщина вернулись в комнату с микрофоном.

– Странно, когда вы вдруг слышите, как говорит женщина, которую вы впервые увидели трупом. Как будто она восстала из мертвых.

– Кто-нибудь узнал мужчину? – спросил Валльнер.

– Я – нет. – Джанет остановила воспроизведение. – Вы говорили с Рюдигером Оттом сегодня утром. Может ли это быть он?

– Трудно сказать при таком качестве звука.

Джанет указала на компьютер:

– Там еще на полтора часа. Хотите услышать больше?

– Нет, это ничего не даст. Я не могу вспомнить голос Отта. Давай спросим Тину. Она провела с ним много времени.

Валльнер как раз хотел взять телефон, как тот зазвонил. Это был Майк. Валльнер сказал, что Оливер и Джанет в комнате, и включил громкую связь.

– Привет всем, – донеслось из телефона. – Теперь мы знаем, какие хижины вокруг озера Шпитцинг сдаются в аренду и кому. Никакого Рюдигера Отта там нет. Я послал Клеменсу список по электронной почте. Восемь имен. Посмотри, может одно из них тебе что-нибудь скажет.

Валльнер открыл мейл на своем экране.

– Если что-то не так с Оттом, он, вероятно, использовал другое имя.

Список выглядел так:

Все уставились на имена, Оливер тихо бормотал себе под нос.

– Нет, понятия не имею, – наконец сказал он, глядя на Джанет.

Она пожала плечами:

– Я тоже пас. Это может быть любое имя. Что скажешь ты, босс?

Валльнер смотрел на список и, казалось, не обращал внимания на разговор. Вместо ответа, он схватил лист бумаги и ручку и принялся писать буквы.

– Что ты делаешь?

– Сейчас скажу.

Валльнер выписал на бумаге все буквы имени Леона Троггера одну за другой и снова записал их в другом порядке. Оливер и Джанет смотрели через плечо.

– Эй, вы там еще живы? Что так тихо, – позвал Майк из динамика.

– Мы наблюдем за размышлениями Учителя. Великолепное зрелище, – сказал Оливер.

– Что-то получилось из размышлений?

Валльнер покровительственно протянул записку Оливеру.

– Я могу прочесть это тебе, – предложил тот. – По крайней мере, так я это понял. – Валльнер кивнул Оливеру. – И в результате, если вы возьмете имя Леона Троггера в качестве анаграммы и перегруппируете буквы, что получится?

– Треон Логгер?

– Да, у меня тоже. Но Учитель сделал из него ГРЕГОРА НОЛЬТЕ.

– Да, черт возьми! Неплохо. Старая лиса!

– Это, должно быть, просто невероятное совпадение, – снова вмешался Валльнер.

– Я знаю. Мы здесь не верим в совпадения. И если вопрос уже у вас на языке – нет, я не буду работать сверхурочно.

– На моем языке ничего нет. На парковке через пять минут. – Валльнер повернулся к Джанет: – Мне нужны полные звукозаписи. Я хотел бы прослушать их по дороге.

Глава 48

Он спрятал магазин в машине. На всякий случай, если Лара увидит пистолет за книгами. Девушка была, вероятно, не совсем безопасна. Он принялся вставлять магазин в рукоятку пистолета, пока тот не защелкнулся. Тем временем проиграл в уме несколько возможностей. Лучше всего подойдет, конечно, подвал. Может быть, через подушку. Выстрелы через одеяло оказались на удивление тихими. Дом был изолирован, ближайший сосед – в нескольких сотнях метров. Но обычный выстрел из пистолета оказался бы слишком громким. Он был бы хорошо слышен в этой тихой долине. Так что лучше здесь, в доме с закрытыми окнами и дверями. Вероятно, про подвал можно забыть. По реакции девушки было видно, что у нее зазвонили тревожные колокольчики. Что также заставило его немного нервничать: девица была в своей комнате и с мобильным телефоном. Правда, здесь, в доме, не было приема. Нужно было пройти пятьдесят метров по направлению к дороге, чтобы поймать сеть. Но электромагнитные волны и их распространение в пространстве – это нетривиальное дело. Иногда здесь, в доме, у него появлялась полоска на дисплее. Не следует ожидать, что она позвонит в полицию. Может быть, тому деревенскому полицейскому. Он снял пистолет с предохранителя и поднес ствол к носу. От оружия пахло сталью и маслом. Время действовать медленно приближалось.

* * *

Ларе нужно было сбежать из этого дома. От человека, который привез ее сюда. Это был он? Она села на кровать в затхлой комнате под крышей, пытаясь восстановить сцену. Это заняло всего минуту. Она проснулась в гостиной Вартберга, пьяная и дезориентированная. Что-то тяжелое, холодное лежало в ее правой руке. Два глаза смотрели на нее, удивленные, застигнутые врасплох, в чем-то нерешительные. Но да – это были одни и те же глаза. Глаза, которые только что смотрели на тарелку со спагетти. Что он делал сейчас? Почему она до сих пор жива? Сколько это еще продлится? Он догадался, что Лара его узнала. Без сомнения. Он слышал, что бомба замедленного действия тикает все быстрее. Вероятно, это было написано заглавными буквами на ее лице. Когда она посмотрела на него, как на ротвейлера, который собирался перегрызть ей горло. Это было совсем, совсем не круто. Но она никогда раньше не боялась смерти. Сердце ее стучало по ребрам, когда она вспоминала это. Он хотел убить ее. Или нет? Лара запуталась и ничего больше не знала. Кроме того, что ей нужно исчезнуть. Но куда идти? Они проехали мимо озера Шпитцинг. Ей нужно пойти туда. Там были отели и люди. Далеко ли идти пешком? Трудно догадаться, если ты приехал в машине.

Телефон не ловил сеть. Гребаные горы. Лара обошла комнату и подняла телефон повыше. Это не сильно помогло. Одна полоска выскочила на несколько секунд. Она подошла к двери и прислушалась. Снизу доносились звуки телевизора. Она осторожно открыла дверь. В коридоре было темно, только с первого этажа немного света падало на лестницу. Лара вернулась в комнату, надела куртку и написала текстовое сообщение: «Я где-то за озером Шпитцинг. Этот тип убил Клауса. Я почти уверена. Ты можешь приехать?» Ей пришло в голову, что у Кройтнера нет водительских прав. Чтобы он все-таки сел в машину, она добавила: «Мужик хочет меня грохнуть. Пожалуйста, приезжай быстрее!» Она нажала «Отправить», но характерный звук, который сигнализировал отправку сообщения, не пришел. Вместо этого раздался стук.

У Лары случился выброс адреналина, наподобие удара в солнечное сплетение. Она чуть не выронила телефон из рук. Быстро сунула его в свою куртку.

– Вы еще не спите? – донеслось из-за двери.

– Я уже в постели.

– Извините, что беспокою вас снова. Но я только что узнал нечто такое, что мне нужно обсудить с вами.

– Что? Полиция обратиласьк вам?

– Мы должны поговорить об этом спокойно. Может быть, вы оденетесь и вернетесь в гостиную?

– Хорошо, – сказала Лара в направлении двери. – Я буду через пару минут.

– О’кей. Я пока сделаю чай.

– До скорого!

В этот момент из кармана ее куртки послышался звук отправляемого сообщения. Лара протянула руку, но было уже слишком поздно. Она стояла в комнате и выглядела как заколдованная, тихая, как смерть. Она даже не слышала своего дыхания. Даже через все еще открытое окно не доносилось ни звука. Затем, через одну, две или пять секунд она потеряла чувство времени. Отт отошел от двери и тяжелыми шагами спустился по деревянной лестнице.

Если она хочет выйти из дома, ей придется спуститься вниз. Он ждал на кухне, стоя лицом к лестнице. Чай был готов. Он даст ей чашку и пропустит в гостиную. На журнальном столике лежали женские коньки, которые купил сегодня в Мюнхене. Они были белыми, с узором из снежинок, лезвия соблазнительно блестели. Это очень напоминало рождественский подарок и должно было привлечь ее внимание. В ГДР казни так и проводились. Преступника приводили в, казалось бы, обычный кабинет. Там чиновник, сидящий за столом, приветствовал входящего. Но за дверью скрывался человек с пистолетом. Он приближался к ничего не подозревающему приговоренному и стрелял ему в затылок. Никакой театральности, наименее травмирующе для преступника. Смерть наступала быстро, неожиданно и безболезненно.

Он посмотрел на часы. Пять минут прошло с тех пор, как он пригласил ее вниз.

Он поднялся по лестнице, остановился под дверью и прислушался. В комнате было тихо. Он постучал.

– Вы не хотите спуститься?

Никто не ответил.

– Лара? Вы в порядке? – Он отступил на шаг и опустился на колени. Через замочную скважину проникал свет, но ничего не двигалось. Он приблизился. Холодный поток воздуха пошел ему навстречу. Он снова постучал. – Лара? – Подергал ручку. Дверь была заперта. – Что случилось? Выходите!

Тишина. Вероятно, ее там уже не было.

Окно было широко открыто. Она действительно выпрыгнула. Чуть в сторону от окна, в сугроб, который он сам накопал там этим утром. Ему нужно было присмотреться получше. Он вышел на улицу, посветил фонариком. Девчонка побежала не к машине, припаркованной перед домом, и оттуда по подъездной дороге в сторону трассы, но в лес. Она, вероятно, боялась быть замеченной, потому что окна кухни и гостиной выходили на передний двор. Следы были свежими, насколько он мог судить при таком освещении. Во всяком случае, их не было там этим утром. Он вошел в дом, надел пуховик и шапку и начал преследование. Это не должно быть слишком сложно в снегу.

Лара бежала уже несколько минут, однако не смогла преодолеть значительного расстояния. Снега было почти по колено, и в последние дни он спекся сверху в плотный наст. Она передвигалась слишком медленно. Ее преследователь, вероятно, тоже. Какое преимущество она имела? Три, четыре минуты? Мужчине было за шестьдесят, но он производил впечатление тренированного человека и был лучше экипирован, вместо кроссовок у него были горные ботинки. Однако больше всего ее беспокоило другое: она не знала, в правильном ли направлении движется. Лара снова проломила ледяную корку, под которой оказался мягкий снег, ветка и корень. Она поскользнулась на нем и упала. Руки обожгла боль, когда они пробивались сквозь твердую кристаллическую поверхность. Девушка полежала мгновение, глядя сквозь еловые кроны. Месяц косо висел на небосклоне. Рядом звезда сверкала на черном фоне. Она встала и вслушалась в ночь. Со стороны хижины донесся мягкий, размеренный хруст. Это должен быть ее преследователь. Он передвигается быстрее, чем она, потому что может ступать по ее следам. Ей нужно было идти к дороге, но она потеряла ориентацию. Куда бы она ни посмотрела, везде были деревья, деревья и деревья. Несмотря на темноту, черные стволы четко различались на снежном фоне. А выше? Луна, звезда и миллиард еловых иголок. Она пошла дальше. Вниз, туда где была дорога. Но вскоре остановилась, не в состоянии двигаться дальше. Она устала от напряжения. Лара оглянулась на следы, которые оставила на снегу. Они расскажут преследователю, куда она ушла. И ничто не могло помешать этому, потому что на этом долбаном клочке земли был снег. Как будто она разбросала за собой клочки бумаги. Она почувствовала, как слезы гнева застилают ей глаза.

В этот момент Лара услышала какое-то гудение. Задержала дыхание, сделала несколько шагов в направлении звука и увидела в сумерках ночного леса, что примерно в пятидесяти метрах от нее местность спускается вниз. Она пробилась дальше вперед, и внезапно свет пронесся через лабиринт стволов, дрогнув, отметил десятки деревьев, словно штрих-код, и снова растворился в темноте. Это были фары машины, которую она слышала. Совсем недалеко от нее автомобиль ехал через лес. Лара побежала изо всех сил в этом направлении, достигла склона, который ускорял и ускорял ее шаги. Не устояв на ногах, она упала и покатилась по снегу, даже не пытаясь замедлить свое движение и подняться на ноги, потому что, сказала она себе, это самый быстрый путь к спасительной дороге. Еще раз свет пронесся мимо, как луч маяка. Теперь она могла видеть дорогу. Молодая ель остановила ее падение. Лара встала на ноги и снова побежала, и меньше чем через пятьдесят метров достигла дороги. Она махала руками, кричала и бежала, но огромный внедорожник уже собирался исчезнуть за ближайшим поворотом.

Лара положила руки на бедра и качалась, как после марафона. Она потела и одновременно мерзла, потому что под воротник куртки набился снег, который теперь растаял и стекал по ее спине ледяной струйкой. Через резиновые подошвы ее спортивных туфель холод пробирался к ступням. Хотя и пропустила машину, она была на правильном пути. Это было направление к озеру Шпитцинг. Однако от основной дороги где-то отходила подъездная дорога к дому. Лара надеялась, что Отт все еще был в лесу, и попыталась идти по следам машины.

Луч фонарика освещал ему путь. Бежать по ее следам было утомительно. Может быть, не так утомительно, как для девушки, но у шестидесятилетнего мужчины марш через глубокий снег отбирал больше энергии. Снова и снова Отту приходилось останавливаться и делать глубокий вдох, и с каждым шагом пистолет во внутреннем кармане пуховика ударял в грудь. Когда в очередной раз прислонился к дереву, он увидел луч света, пронизывающий деревья. Видимо, машина ехала по дороге к озеру Шпитцинг. Если он видел ее, то и девушка видела тоже. Что бы она сделала? Вероятно, попыталась добраться до дороги. Фары автомобиля послужили ориентиром. Нужно было принять взвешенное решение. Должен ли он оторваться от следов и выйти на дорогу? В какой-то момент она должна была снова пойти в его направлении, если хотела выбраться к озеру Шпитцинг. Но если бы он пошел к дороге, то рискнул бы потерять девушку. А вдруг она не пошла к дороге?

Луна была не полной, но достаточно яркой, чтобы осветить белую дорожку, ведущую к озеру, людям и отелям. Это не должно быть далеко. Один километр? Два? Три? Лара могла одолеть три километра менее чем за час. Она пошла сначала медленно, потом быстрее. Мысль о том, что нужно поскорее добраться до места назначения, придавала сил. Ее дыхание громко прорывалось сквозь ночь, а кроссовки хрустели на снегу дороги, так что она больше ничего не слышала, и это успокоило ее, подобно тому как в детстве, закрыв глаза и уши, она считала себя в безопасности. Но сейчас это была опасная безопасность. Когда Лара ничего не слышала, она не слышала ни опасности преследования, ни спасительных машин. Девушка остановилась ненадолго и прошла еще кусок пути. С неизменным тускло-белым цветом дороги перед собой, следя за тем, что происходит слева и справа от нее. Мороз пробирался сквозь ее брюки и щипал за нос. Здесь было еще холоднее, чем в Мисбахе. Она вновь остановилась и вслушивалась в ночь. Было абсолютно тихо. Так тихо, что она слышала, как бьется ее сердце, когда она затаила дыхание. После небольшой поляны дорога вела обратно в лес, деревья находились всего в двух-трех метрах от края дороги. Это напугало ее. Он мог стоять за каждым деревом. Что ей делать? Она сошла с дороги и встала за деревом, наметила следующее дерево, нырнула на несколько шагов в лес, хрустя ломаной наледью, чтобы увидеть, стоит ли кто-нибудь за ближайшим деревом. Там никого не было. А если бы он был там, то давно заметил бы ее по следам. Она вернулась к дереву, которое проверила. Здесь было темно и страшно. У Лары не было выбора, кроме как прислушаться к тьме и посмотреть, не происходит ли что-то подозрительное. В пятидесяти метрах от нее темнота была абсолютно черной. Там часто стояли молодые ели, как в супермаркете перед Рождеством. Того, что было спрятано за их густыми лапами, Лара не видела. И чем напряженнее она вглядывалась, тем сильнее все расплывалось в черной каше. Что-то шевелилось, или это были просто ночные тени? Холод пробирался Ларе под куртку. Она боялась пройти через это темное пятно, очень боялась. Она сунула руки под мышки. Но теплее не стало.

Внезапно вернулся скользящий свет. Раздался сварливый звук двигателя, который эхом разносился по лесу. Сначала тихо, потом громче. Она не ожидала, что этой ночью ей встретится другая машина. Свет усилился, освещая стволы над ее головой. Наконец, машина появилась из-за поворота и направилась прямо к Ларе. Она колебалась мгновение, задаваясь вопросом, ни Отт ли это. Потом решила, что он должен был появиться с другой стороны. Она сомневалась так долго, что машина чуть не проехала мимо нее. В последний момент она выпрыгнула из-за дерева, закричала и помахала рукой. Машина ехала не на самой малой скорости, и водителю понадобилась секунда, чтобы принять решение остановиться. Он притормозил возле молодых хвойных деревьев, которые теперь освещались фарами машины. Загорелся белый свет, водитель включил заднюю передачу. В этот момент из-за молодых деревьев вышла фигура и направилась к машине. Шок парализовал Лару. Это был Отт.

Отт подошел к пассажирской двери. В машине роскошного внедорожника сидела пара, оба седые. Боковое окно опустилось на треть, при этом кнопки блокировки исчезли в своих гнездах. Женщина на пассажирском сиденье, одетая в шубу, с тревогой смотрела на Отта.

– Добрый вечер, – сказал он, дружески улыбаясь.

– Там сзади девушка, – заметила пассажирка.

– Да, моя дочь. – Отт посмотрел на Лару, которая, казалось, не знала, что делать. Бежать к машине? Но тогда она попадет прямо ему в руки. – Извините. – Он повернулся к паре. – У нее проблемы с психикой, и она часто теряет ориентацию. Я очень рад, что нашел ее снова. Спасибо, что остановились.

Лара все-таки наконец решилась. Она побежала к машине и закричала: «Помогите!» Но горло перехватило, и слова прозвучали невнятно.

– Да, дорогая! – крикнул ей Отт. – Папа здесь. Все хорошо!

Лара издала звук, похожий на животный. Бежала быстро, скользя по снегу своими гладкими подошвами, чтобы добраться до машины, пока та не уехала.

Пара наблюдала за происходящим в зеркале заднего вида и была ошарашена зрелищем.

– Мне жаль, что вы должны смотреть это. Не беспокойтесь. Наш дом тут рядом. Все в порядке. Еще раз спасибо.

Пожилые люди кивнули и уехали.

Девушка лежала на дороге, глядя на луч фонарика.

Глава 49

Кройтнер собирался в тот вечер отдать должок. Нужно было придать Чуваку мужественный вид, в коем он спасет Франци от величайших страданий и неизбежно покорит ее сердце. Для этого нужны были, во-первых, двое мерзких парней, которые заставили Франци поверить, что они замышляют что-то плохое. В кругу друзей Кройтнера не было недостатка в плохих парнях. Но, к сожалению, почти все они наведывались на мельницу Мангфалль, поэтому Франци хорошо их знала. Однако у Кройтнера было двое двоюродных братьев по материнской линии, Янник и Марвин, каждый возрастом около двадцати лет и гордость их матери. Тетя Кройтнера, Хайке, воспитывала мальчиков одна, точно так же, как мать Кройтнера воспитывала своего Леонарда. В отличие от Кройтнера Янник и Марвин имели аттестаты о среднем образовании, изучали теологию и право и собирались сдавать вступительные экзамены. Конечно, они были не очень опасны. Но Янник пережил автомобильную аварию, исказившую его и без того грубый череп, а его брат Марвин с детства обладал лицом, для которого прозвище Мисс Пигги было практически безальтернативным. Жирная кожа и наполненные гноем прыщи довершали удручающую картину. С самого рождения ни одна женщина, кроме матери, никогда не подходила близко ни к одному из братьев. Тетя Хайке сделала все, чтобы дурное влияние Кройтнера не сказалось на ее потомстве. Но она была не всесильна.

На семейных торжествах оба парня с нетерпением ждали рассказов о приключениях своего старшего кузена. Шесть месяцев назад они попали под полицейский рейд, каждый с несколькими граммами травки в карманах. Кройтнер самолично добыл ее за пивной палаткой, и они почти заплакали, потому что им пришлось похоронить свои блестящие жизненные планы (кардинала и конституционного судьи) в столь юном возрасте из-за преступления, связанного с наркотиками. Кройтнер поразмыслил. Хотя эти двое были безнадежными дуболомами, но в каком-то смысле семьей. Он тогда взял у них клятвенное обещание однажды ему помочь. Кройтнер считал это разумной инвестицией в будущее. В какой-то момент вам наверняка понадобится прокурор, судья, священник, а то и епископ. И теперь его план состоял в том, чтобы востребовать долг прямо сейчас. Да и кто мог бы сказать, как долго они будут помнить свое обещание?

Когда Кройтнер объяснил кузенам задачу, те выказали немалый энтузиазм по этому поводу.

– Можно ли будет потрогать малышку? – спросил Мисс Пигги Марвин, и на его толстых щеках заблестел пот предвкушения.

– Да, можно немножко. Кроме буферов, ясно?

– Все ясно. Кроме буферов.

Марвин обменялся взглядом с Янником. Его прыщавое лицо стало на два градуса краснее.

– Мы, значит, ее цапаем, так?

– Логично. – Марвин повернулся к Кройтнеру: – А потом придет этот толстый ботаник – и что?

– Он вам надает и… не знаю, во всяком случае, притворяйтесь, как будто он вам надавал, понятно? Вы должны как бы сопротивлятъся. Малёк поохайте, как будто он вас бьет по-настоящему. «Ах» да «ох»! А потом лучше хромать.

– Показать шоу для малышки, – быстро сообразил Янник.

– Совершенно верно. Немного шоу для малышки. – Он похлопал Янника по плечу. – Вы ведь умные мальчики? И если что, я буду рядом.

* * *

В качестве сцены для спектакля была выбрана парковка перед мельницей Мангфалль. Чувак знал, что Франци придет в назначенный вечер чуть позже, потому что записалась на прием к дерматологу. Одна из дыр в ее брови воспалилась. Мальчики Янник и Марвин прятались среди припаркованных машин, пока скутер не свернул с пустынной дороги на парковку мельницы Мангфалль. Франци поставила скутер и сняла шлем. Белый пластырь закрывал ее левый глаз. Она убрала шлем под складное сиденье и заперла его. Как только она повернулась к пивной, перед ней вдруг предстали двое молодых людей, которых она не знала. Один с жирным круглым лицом, крошечными глазами и мясистым ртом, влажным и неприятно искаженным. У другого было кривое лицо и шрамы. Он тоже мерзки усмехался.

– Привет, – сказал тот, что с кривым лицом. Он оглядел Франци с ног до головы и раззявил рот, но оставил все, что пришло ему на ум, несказанным. Вместо этого он посмотрел на своего толстого кореша, как будто приглашая того исправить ситуацию.

– И чего? – сказал толстяк. Он выглядел нервным и потным. – Часто ты здесь?

– Я постоянно здесь бываю. Что ты хочешь?

Франци попыталась пройти мимо криволицего. Но молодой человек залонил ей путь.

– Пошел отсюда! – сказала Франци.

Янник поколебался, посмотрел на Марвина, который покачал головой. Тут Франци неожиданно для Янника толкнула его руками в грудь. Он потерял равновесие и отступил на два шага назад. Франци воспользовалась свободным пространством, чтобы пробежать мимо Янника в сторону пивной. Марвин рванул за ней, набрал невероятную скорость и через несколько метров ухватил шарф Франци. Оба они дернулись, когда шарф натянулся. Франци, как кукла, рухнула на землю и потянула за собой Марвина, который ногами проехался по ледяной корке на земле и грохнулся, как мешок с цементом. Янник подоспел и попытался помочь брату подняться, когда его схватили за воротник куртки из овчины и потянули назад.

– Оставь эту девушку в покое! – вопил Чувак со всей властью, которую позволял его голос.

Совершенно выведенный из равновесия, Янник размахивал руками, когда Чувак отбросил его в сторону. В пивной, по совету Кройтнера, почти все гости собрались перед окном, указывая на парковку, и то, что они увидели, напоминало сцену из фильма: на охотника нападает медведь гризли. Чувак был на голову выше кузенов Кройтнера и со своими ста четырнадцатью кило не был заморышем.

Во время беспорядочной разборки одна из рук Янника попала в лицо Норберта Петценбергера.

– Эй, пацан, ты меня лупишь?! – Вопрос был явно риторическим, потому что, пока он входил в игру, Янник дважды заехал ему по лицу.

Янник упал на землю, а Марвин тем временем осторожно приблизился и сказал:

– О’кей, о’кей. Ты победил, мы побиты.

– Убирайтесь! – громыхнул Чувак, распрямляясь в полный рост. Он схватил Марвина за рукав пуховика и потянул к себе. – Приставать к девушке? Да как вы осмелились?! – Этот вопрос, вероятно, тоже должен был оставаться риторическим, но кулак Чувака, как молот, упал на лоб Марвина.

– Как Бад Спенсер! – радовался Шинкинджер Джо в пивной, а другие клиенты зааплодировали.

– Супершоу! – крикнул кто-то сзади. – Чувак! Ты их не поубивай там насмерть!

– А вот теперь он попал, – крикнул третий человек. – Это моя машина!

Можно было видеть, как Чувак ударил Марвина головой о боковое окно одной из припаркованных машин. Удар был хорошо слышен в зале пивной «Мельница Мангфалль». Марвин толкался между машинами, а Чувак поднял скорчившегося Янника и приложил ему коленом по лицу.

– Эй, это выглядит действительно реальным! – одобрил клиент, помятый нос которого свидетельствовал о хорошем знании материала.

Янник теперь пытался отползти от Чувака на четвереньках. Из носа у него текла кровь, а в широко открытых глазах поселился смертельный страх. Он не продвинулся далеко, потому что Чувак уже схватил его снова и швырнул на все еще не очухавшегося после контакта с автомобильным стеклом брата. Затем Чувак как берсерк^[17] лупил и мутузил молодых людей, лежащих на земле, животные звуки вырывались из его глотки и эхом разносились по лесу. Между двумя ударами он бросил взгляд на пивную, и все застыли при виде его бесчеловечного лица. Франци, точно парализованная, беспомощно наблюдала за бойней.

В зале пивной все смотрели на Кройтнера, режиссера спектакля.

– Парень взбесился, – поставил он диагноз. – Почувствовал вкус крови!

Кройтнер побежал к двери. Прочие возбужденные клиенты последовали за ним. В тот момент, когда толпа вывалилась из двери пивной, патрульная машина внезапно ворвалась на парковку. Чувак не был обеспокоен прибытием полиции и все интенсивнее занимался своими жертвами, зная, что осталось не так много времени.

Действительно, из патрульной машины выскочили Грайнер и Зеннляйтнер и оттеснили Чувака от его жертв. Тот боролся и продолжал безжалостно лупить направо и налево по всему, до чего доставали его кулаки. Клиенты пивного заведения также должны были помочь, и через некоторое время им удалось усмирить молодого человека. Казалось, он вышел из транса – в руках Франци, которая объяснила полиции, что двое молодых людей напали на нее и хотели изнасиловать. К счастью, Чувак вовремя героически вмешался и предотвратил худшее.

На самом деле Грайнер и Зеннляйтнер приехали на мельницу Мангфалль, чтобы уточнить, не знал ли кто-нибудь о месте жительства Рюдигера Отта. Но акция закончилась арестом двоих насильников, которые оказались настолько плохо подготовлены, что понадобилось вызвать для них скорую помощь. Позвонить тете Хайке Кройтнеру было нелегко. И поэтому он решил сначала позаботиться о Ларе Эверс, от которой получил тревожную эсэмэску.

Глава 50

Ствол пистолета в лунном свете отливал черным, дуло было направлено в голову Лары.

– Куда это вы собрались? – спросил человек с пистолетом.

В маленькой долине снова было тихо, над вершинами елей и сосен сверкали звезды, деревья отбрасывали тени на снег. Идеальная зимняя ночь.

– Вставайте.

Ноги Лары дрожали. Отт указал пистолетом вниз, на долину, где находилось озеро Шпитцинг. Лара пошла вперед, он на два шага позади нее.

– Как вы думаете, что я собираюсь сделать? Пристрелить вас? – По-сибирски холодный снег, как пенопласт, хрустел под ногами. – Если бы я хотел это сделать, вы бы давно умерли и были бы похоронены под снегом в лесу. Через два или три месяца кто-то, возможно, вас бы нашел. Но мне это было бы все равно, там где я тогда бы находился. – Не совсем. Он планировал провести свою старость на родине. Нераскрытое убийство, с которым он был связан, полностью разрушило бы его удовольствие от этого. Для убийств нет срока давности. – Итак, успокойтесь – я не собираюсь сделать вам ничего плохого. Теперь скажите мне, откуда вы меня знаете. Мы встречались до вашей аварии?

– Я не знаю.

– Отнюдь. Вы это знаете. Подумайте об этом.

Лара вздохнула коротко и неглубоко, но ничего не ответила.

– Я думаю, что вы поняли это на кухне. Я помогу вам: когда мы впервые встретились, вы были сильно пьяны.

– Может быть, поэтому я и не знаю этого.

– Это было в доме Клауса Вартберга. Я должен извиниться перед вами.

Лара не спросила, за что.

– Это я вложил пистолет вам в руку. Теперь, когда познакомился с вами и знаю, какая вы милая девушка, я бы этого не сделал. Но той ночью я подумал: «Дай полиции след. Тогда они будут заняты». Я предполагал, что полиция в конечном итоге узнает, что вы ни при чем. Откуда бы у вас взялся пистолет? – Они некоторое время шли, слушая ночь, она – надеясь, он – боясь услышать шум двигателя. – Конечно, это чепуха. Я ничего такого не думал. За исключением того, чтобы спасти свою задницу. Итак, как я сказал: извините. Кстати, теперь вы можете задавать вопросы, если хотите.

Лара подумала об этом, но не долго.

– Что вы собираетесь сейчас делать?

– Насколько я знаю, вы все еще единственная подозреваемая, и имеется ордер на ваш арест. Я слышал, что, поскольку вы солгали полиции, они не поверят вашей следующей истории. Или вы так не думаете?

– Возможно. – Лара мгновенно осознала, что это предположение было наименее для нее опасным. – Нет. Они, конечно, не верят мне. Полицейские никогда мне не верили.

– А вдруг поверят? Полицейские из Мисбаха не похожи на идиотов. Некоторый риск присутствует. Это означает – поставьте себя в мое положение, – что я не могу отдать вас полиции. Вместо этого я мог бы подарить вам новую жизнь. Например, в Бразилии.

– Разве вы собирались поехать не в Испанию?

– Да. В Испании мне нужно еще кое-что исправить. Затем я возвращаюсь в Бразилию. Люди там невероятно дружелюбные, погода теплая. У моего друга есть пляжный бар. Он всегда сможет помочь. Вы соображаете в гастрономии.

Он догадывался, о чем думает Лара. У нее здесь нет будущего. Полиция преследует ее, и, в конце концов, она неизбежно окажется в тюрьме. Бразилия была последней великой надеждой. Он почти пожалел, что из этого ничего не выйдет. Перевозить ее незаконно было слишком рискованно. Если что-то пойдет не так, они арестуют ее в аэропорту и узнают об ордере на ее арест в Германии. Нет. К сожалению, единственным решением было уничтожить ее так, чтобы ее тело никогда не возникло снова. Полиция решит, что она сбежала за границу.

Они были в том месте, где подъездная дорога отходила к дому. Отсюда было еще триста метров. Он говорил о Бразилии, и чем больше говорил, тем больше Лара была готова поверить в новую жизнь, пляжный бар в Ресифе, счастливых загорелых людей и самбу, которая звучала повсюду в городе.

Он пропустил Лару вперед. Когда закрыл за собой дверь, услышал шум и снова вышел. Приближалась машина. Она ехала не по дороге, ведущей через долину к Валеппу, а по подъездной дороге. Он призвал Лару поторопиться.

За домом был сарай для инструментов. Он толкнул Лару внутрь и связал ей руки стяжкой для кабелей.

– Мне очень жаль. Но мы недостаточно хорошо знакомы, чтобы я мог доверять вам. Вы должны вести себя тихо, это в ваших же интересах. Это, вероятно, полиция. – Он оторвал кусок клейкой ленты. – Это поможет вам сохранять спокойствие. – И заклеил рот Лары. Затем захлопнул дверь и закрыл ее на простую защелку.

– Добрый вечер, – произнес Рюдигер Отт, выходя из двери. Валльнер и Майк только что вышли из машины. У Майка в руках был планшетный компьютер. – Вы, вероятно, пытались позвонить мне. К сожалению, у меня нет здесь сети. Какие-нибудь новости о моем брате? – Он пропустил вперед обоих комиссаров.

– Есть действительно некоторые новости, о которых мы бы хотели с вами поговорить, – сказал Валльнер.

Отт пригласил комиссаров в гостиную, предложил кофе или чай, которые были с благодарностью отклонены. Майк снял пиджак, а Валльнер держал пуховик на диване в гостиной. Комнатная температура оставляла желать лучшего. Хозяин уселся в кресло.

– Наш первый пункт – Лара Эверс, – продолжил Валльнер. – Это молодая женщина, подозреваемая в убийстве вашего брата.

– Я припоминаю. Что я могу сделать для вас?

– Вы были вчера в пивной «Мельница Мангфалль»?

Он поколебался мгновение.

– Да. Это так. Кто-то сказал, что это одна из последних традиционных пивных.

– Так и есть. Но мы спрашиваем себя: вы были там с восьми до девяти. Разве вы не сказали, что приземлились в Мюнхене прошлым вечером?

– Да, это было после полудня.

– Когда точно?

– Я не помню. После вашего звонка я отправился в аэропорт и выбрал первый подходящий рейс.

– По нашим сведениям этого не было. Вы не были зарегистрированы ни на один рейс, который отправился после нашего звонка в Мюнхен из Пальма-де-Майорки.

– Ну… – Отт посмотрел на Валльнера и улыбнулся. – Так оно и есть. Меня за это накажут?

– Нет. Нам просто интересно, почему вы не сказали, что пробыли здесь уже почти две недели.

– Потому что это мое личное дело. У вас есть вопросы, связанные с вашим расследованием?

– Вернемся к Ларе Эверс. Итак, вы были на мельнице Мангфалль прошлой ночью. И поехали обратно около девяти часов. И при этом вместе с Ларой Эверс, которую полиция искала там.

– О, они были там из-за этой молодой женщины? Я и не знал.

– И что молодой женщиной была Лара Эверс, которая, вероятно, убила вашего брата – вы этого тоже не знали?

– Я еще не знал о подозреваемой. Вы ничего не сказали мне о молодой женщине во время нашего разговора. И, разумеется, она не представилась мне как подозреваемая.

– А как представилась?

– Она попала в автомобильную аварию. – По лицу Майка скользнула меланхоличная тень. – Когда я спросил, могу ли помочь, она сказала, что убегает от своего парня и ей нужно на мельницу Мангфалль.

– Я думал, что вы поехали туда, потому что кто-то вам это рекомендовал, – заметил Майк.

– Это… это была короткая версия. Молодая женщина сказала мне в поездке, что в пивной все очень аутентично.

– Что случилось после того, как вы уехали с мельницы Мангфалль с Ларой Эверс?

– Я высадил ее в соседней деревне.

– В какой именно?

– Если ехать вдоль реки в сторону озера Тегерн, как раз туда попадаешь.

– Гмунд?

– Да, точно.

– После этого вы виделись с Ларой Эверс?

– Нет.

– Вы не знаете, куда она пошла?

– Мне кажется, она говорила об Италии. У нее вроде кто-то там есть.

– Так вы знали, что она в бегах?

– Как я уже сказал, она поведала мне историю о своем жестоком друге. Конечно, я не знал, что ее разыскивает полиция.

– Вы не видели ее с тех пор?

– Нет. Мне жаль. Я не могу помочь вам с этим.

Комиссары помолчали минуту. Не то чтобы они ожидали от Отта более развернутых ответов. Просто пытались вывести его из равновесия.

– Вы просили новостей, – наконец заговорил Валльнер. – Есть несколько. Вы знали, например, что Лара Эверс – дочь Вартберга?

Отт на какое-то мгновение перестал контролировать свое лицо. Как будто от этой информации у него подкосились ноги.

– Она… дочь моего брата?

– Это практически ваша племянница. – Майк откинул крышку планшетного компьютера и включил устройство. – Если предполагать, что мертвый господин Вартберг – ваш брат.

– Это мой брат. В мире нет двух людей с такой же родинкой. И анализ ДНК это подтвердит.

– В этом нет никаких сомнений. – У Майка на дисплее были десятки маленьких фотографий. – Вы видите причину этого здесь… – Он нажал на фотографию, которая теперь заполняла экран. На ней был изображен седовласый человек с лопатой для уборки снега в руке, немного угрюмо смотрящий в камеру. Был виден угол дома, а на заднем плане – горизонт с горами вокруг озера Тегерн. – Эта фотография была на мобильном телефоне Лары Эверс. На ней изображен Клаус Вартберг перед своим домом во время снегопада. Если вы внимательно присмотритесь, то увидите, что на шее у него шарф, очень похожий на шарф… – Майк вернулся назад и увеличил еще одну фотографию. На белом фоне рядом с линейкой виднелся шарф. – Это шарф, который вы нам дали. Ваш брат забыл его во время своего последнего визита на Майорку. Вы что-нибудь замечаете?

Отт пожал плечами:

– Сколько таких было продано?

– Нам еще предстоит это выяснить. Удивительно, однако, что этот шарф в доме господина Вартберга отсутствует. – Валльнер отреагировал на возражения Отта успокаивающим жестом. – Этому, конечно, могут быть другие причины. Тем не менее мы должны более внимательно взглянуть на возможность того, что это на самом деле шарф Клауса Вартберга, который естественным образом объясняет, почему ДНК совпадает, и не говорит о том, кто такой Вартберг на самом деле.

– Ну и что это значит?

– До того как вы дали нам шарф, вы, должно быть, украли его из дома господина Вартберга.

Отт поглядел на обоих комиссаров:

– Что здесь происходит? Вы меня обвиняете? Тогда вы должны сказать это. А если это так, сообщить мне о моих правах.

– Сначала нам нужно узнать, кому мы это сообщаем. – Валльнер на мгновение замолчал и посмотрел на седовласого человека, сидящего напротив него. – Кто вы?

– Рюдигер Отт. Я предъявил удостоверение личности. Вы не верите немецким властям? Или хотите сказать, что мое удостоверение – фальшивка?

– Вы покажете его нам снова?

Отт встал. Майк также встал и проводил хозяина в прихожую.

– Что это? – спросил Отт.

Майк жестом попросил его подождать и надел латексные перчатки. Затем он подошел к пуховику Отта, достал из внутреннего кармана футляр для карточек и передал его их владельцу. Потом Майк выудил из куртки пистолет.

– Он где-то зарегистрирован?

– Нет. Я приобрел его для самозащиты. Здесь немного одиноко. Но хорошо, я признаю, этот пистолет незаконен. Будет легко установить, что он – не орудие убийства.

– Где вы его взяли? У господина Баума?

– На вокзале. Это не так сложно.

Майк подошел к Валльнеру, который уже достал из пуховика пакет для сбора вещественных доказательств и передал его Майку. Пистолет исчез внутри.

– Вы знаете, что это наказуемо, – сказал Валльнер. – Но, я думаю, что сейчас это наименьшая ваша проблема. Можем ли мы увидеть ваше удостоверение личности снова?

Отт дал Майку свое удостоверение личности. Комиссары осмотрели его.

– Эти паспортные фотографии, конечно, чертовски маленькие. – Майк держал удостоверение личности на вытянутой руке перед глазами. – Это вы? Трудно сказать. Здесь есть определенное сходство. – Он осмотрел удостоверение личности со всех сторон и потер материал пальцами. – Я не специалист. Но документ настоящий, я бы сказал – или очень хорошая подделка. – Затем он положил удостоверение в другой пластиковый пакет.

– Извините, – запротестовал Отт. – Мне нужно мое удостоверение.

– Давайте посмотрим. – Валльнер жестом предложил Отту сесть снова. – Если вы Рюдигер Отт, почему вы арендовали этот дом под именем Леон Троггер?

– Как вы заметили, я уделяю внимание моей конфиденциальности. Я заплатил за дом заранее, включая залог. Мой арендодатель не должен знать, кто я на самом деле.

– Ну, действительно, в вас есть что-то загадочное. И странное чувство иронии. – Валльнер ждал, что Отт что-то скажет. Но тот молча скрестил руки на груди. – Леон Троггер – анаграмма имени Грегор Нольте. А это, в свою очередь, тот человек, от которого ваш брат должен был бежать двадцать лет назад. Снова спрашиваю: кто вы?

Сначала Отт молчал. Затем он сказал:

– Сейчас я не должен ничего говорить без адвоката. Правильно?

– Похоже на то. – Валльнер посмотрел на удостоверение личности Отта в полиэтиленовом пакете. – Да, у нас есть сомнения, что вы Рюдигер Отт. Человек с таким именем зарегистрирован по указанному вами адресу. Это верно. Он платит земельный налог, медицинскую страховку и все такое. Но никто не видел его на Майорке уже несколько лет.

– Может быть. Я живу очень замкнуто.

Валльнер и Майк обменялись взглядами.

– Знаете ли вы, что Клаус Вартберг прослушивал Сильвию Марек?

Лицо Отта оставалось неподвижным.

– Мы нашли это на компьютере Вартберга. – Майк коснулся значка воспроизведения на планшете. – Это, к сожалению, очень частный материал. Но мы не можем избавить вас от него.

Глава 51

На заднем плане играла приглушенная музыка Бон Джови. Качество записи было не очень хорошим, слабый отзвук слышался от голосов, но большинство фраз можно было понять. Разговаривали женщина и мужчина.

Она: Мы потеряли двадцать лет. Двадцать лет.

Он: Я знаю. Я… я хотел за тобой последовать. Но это не сработало. Он наблюдал за тобой. Если бы я связался с тобой, мы оба оказались бы в смертельной опасности.

Она: А сейчас? Он мертв?

Он: Официально мертв, но я знаю, что он все еще жив.

Она: А почему ты больше не боишься?

Он: Я стал другим. И он другой. Он не имеет больше надо мной власти.

Было слышно, что женщина плачет.

Он: Хватит плакать, Сильвия. Теперь для тебя начинается новая жизнь. Деньги, которые я забрал тогда, и твои тоже. Их стало теперь очень много.

О н а (плачет): Я не хочу никаких денег, Дитер. Я хочу тебя.

Комиссары взглянули на Отта, который уставился в планшет. Непроницаемое выражение было нарушено.

Он: Ты можешь поехать в Бразилию. Там невероятно красиво. Ты могла бы начать новую жизнь.

Она: Но как насчет нас? У меня сложилось впечатление, что тебя бы не случилось в моей новой жизни.

Он: Сильвия – это было двадцать лет назад. Жизнь продолжалась. Для тебя тоже. Во всяком случае, я предполагал это.

Она: Как это…

Она останавливается, слышно, что сглатывает и плачет.

Она: Как у тебя сложилась жизнь?

Он: Мои (колеблется, голос сдавленный)… обе дочери скоро станут взрослыми.

Она плачет безудержно.

Он: Прости, Сильвия… Сильвия…

Слышны громкие рыдания.

Майк переместил курсор на знак остановки, запись прервалась.

– Давайте остановим запись здесь. Так как вас зовут?

– Дитер Зиттинг. Бывший адвокат в Берлине. – Он упал на стул и изучал свои руки.

– Вы были адвокатом, – напомнил Валльнер. – И знаете, что не обязаны давать показания.

– Да.

– Хотите ли вы все-таки поговорить с нами?

Зиттинг посмотрел в окно, как будто ответ находился снаружи в ночи, сделал глубокий вдох и кивнул. Валльнер дал сигнал Майку, чтобы тот включил функцию записи на планшете.

– Начинайте, – сказал Валльнер.

Зиттинг сложил руки, на мгновение закрыл глаза. Наконец он заговорил.

– Меня зовут Дитер Зиттинг, я родился 19 марта 1954 года в Берлине. В 1996 году я работал юристом в Берлине. В ходе исполнения доверенного мне завещания я согласился, вопреки обязанностям, на приобретение компании по недвижимости. Наследница, госпожа Мириам Кордес, была тем самым лишена своего состояния. За эти незаконные действия я потребовал и получил три миллиона немецких марок, насколько мне известно, от Марка и Регины Аугустин, племянника и племянницы завещателя Герберта Аугустина. Но это не более чем предположение. Деньги были переведены мне с анонимного счета. В воскресенье, 31 января 2016 года, около одиннадцати часов вечера я вошел в дом Грегора Нольте, который жил там под именем Клауса Вартберга, и застрелил его в постели. Я вложил орудие убийства в руку спящей Лары Эверс, которая случайно оказалась в гостиной. Позже я притворился своим единоутробным братом, Рюдигером Оттом, и сказал полиции, что мертвый Грегор Нольте сам был Дитером Зиттингом. – Зиттинг сделал паузу, но не смотрел на комиссаров. – Я думаю, этого достаточно для начала.

– Если вы не возражаете, мы хотели бы услышать от вас еще несколько деталей, – сказал Валльнер.

– Пожалуйста. Спрашивайте. – Он оглянулся. – Я хотел бы стакан воды.

Валльнер пошел за водой на кухню, а Майк присматривал за Зиттингом.

– Почему вы исчезли в 1996 году? – спросил Валльнер. – Что случилось после этого?

– Я работал тогда на Грегора Нольте, как вы знаете. Он требовал от меня то, чего я не хотел делать. Криминальные вещи. И держал меня в руках. Он зашел так далеко, что избил моего тогдашнего секретаря. Она была в больнице в течение нескольких недель. Я должен был доставить в Россию список имен, который он мне дал. Список предназначался для русской мафии, или, по крайней мере, для преступников, которые хотели убить людей, упомянутых там. Ну, в то время у меня была возможность заработать много денег благодаря моей работе в качестве исполнителя. И я взял взятку. Три миллиона марок. Этого было достаточно, чтобы исчезнуть и построить для себя новую жизнь.

– Куда вы отправились?

– В Бразилию. Ресифе. Вложил в отели и недвижимость там и в несколько раз умножил три миллиона. Перед отъездом я предупредил людей из смертного списка.

– Вы его передали?

– Мне пришлось это сделать. Единственная цель акции состояла в том, чтобы я лично был замешан в убийстве.

– Это было незадолго до вашего исчезновения?

– Я прилетел в Санкт-Петербург, и в день моего возвращения состоялась покупка компании. Я знал, что русские не будут стрелять в людей в тот же день. Это нужно было подготовить. Насколько я знаю, все смогли скрыться.

– Кто вам это сообщил?

– За все эти годы у меня был только один контакт с Германией. Это был Аксель Баум. Он работал на меня за отдельную плату.

– Почему он? Баум был по другую сторону в ваших переговорах с Аугустинами.

– Верно. Так я с ним и познакомился. Я подозреваю, что ранее он работал на Штази. Во всяком случае, этот человек – профессионал и довольно хорошо справляется со своей работой. Он был единственным, с кем, я был уверен, проколов не будет. И мне нужен был человек с контактами, который мог бы рассказать мне, что происходит с Нольте.

– И что происходило с Нольте?

– Вначале, конечно, он пытался, как одержимый, найти меня и обращался ко всем людям, которые имели ко мне какое-либо отношение. Мой секретарь, мой брат Рюдигер, который в то время жил в Уккермарке. Тем не менее у меня и раньше было не много контактов с ним.

– Конечно, мы хотели бы побольше узнать о вашем брате. Но давайте сначала остановимся на Бауме. Это он предложил вам три миллиона?

– Вам лучше спросить у него. Если он совершил тогда преступление, то оно, вероятно, подпадает под срок давности. Но я не хочу об этом говорить.

– Хорошо. Но Баум держал вас в курсе все эти годы. За плату.

– Это было не дешево. Но он был хорош. В какой-то момент он сообщил мне, что Нольте мертв. Автокатастрофа в Сербии. Возможно, убийство. И, вероятно, за этим стоят русские из Санкт-Петербурга. Позже он перепроверил эту информацию. Его источники сообщили ему, что Нольте мог имитировать свою смерть. Конечно, это не было для меня хорошей новостью. Очевидно, Нольте оказался в таком же отчаянном положении, как я, и скрывался от русских. Это не должно было успокоить его гнев на меня. Я знал, что он в конечном счете отомстит.

– Кажется, вы опередили его, – сказал Майк. – И довольно хладнокровно.

Зиттинг поигрывал своим стаканом.

– Я больше не тот Дитер Зиттинг, каким был двадцать лет назад. Это чувство беспомощности и самопожертвования глубоко повлияло на меня. Я не хотел вернуться в эту ситуацию. В Бразилии у меня был телохранитель. Там в этом нет ничего необычного, если у вас есть деньги. А у меня было много денег. Моим телохранителем был Веллингтон. – Зиттинг коротко рассмеялся. – Носивший имя того, кто победил Наполеона при Ватерлоо. Я нашел это подходящим. Как бы то ни было, я попросил Веллингтона научить меня тому, что он умел. Пользоваться ножом, чтобы защитить себя в атаке. И прежде всего, пользоваться огнестрельным оружием. Однажды ночью в доме оказались двое грабителей. Несмотря на все меры предосторожности. – Зиттинг остановился и посмотрел на обоих комиссаров. – Я застрелил их обоих. Непроизвольно. Эти люди опасны. Ну, возможно, я мог целиться им в ноги. Только я не хотел рисковать и… Хотя нет. Я думаю, что настоящая причина была иной: я до ужаса испугался. Это страх быть в чьей-нибудь власти. Как с Нольте. И я разозлился. Да, я думаю, что именно это стоило им жизни.

– Было ли продолжение?

– Это была самооборона. У начальника полиции и прокурора мнение совпало. Как я уже сказал, у меня есть деньги. – Зиттинг сделал глоток воды. – В последующие годы я дважды попадал в ситуации самообороны. Это обычно для Бразилии. Каждый раз было немного легче справиться.

– Что подтолкнуло вас приехать в Германию?

– На самом деле я почти не думал о Нольте. Один-два плохих сна в год. Но вдруг Баум звонит мне. Он нашел Нольте после всех этих лет. Тот жил в Верхней Баварии!

– У него были деньги?

– Его наследство стоит парочку миллионов. Он мог отправиться куда угодно. И вот, попросту Верхняя Бавария. Но тогда Баум указал мне причину. Сильвия Марек жила здесь. И совершенно очевидно, что Нольте предположил, что однажды он поймает меня, если будет достаточно долго наблюдать за ней.

– У вас не было с ней никаких контактов?

– Нет. В какой-то момент я дал ей триста тысяч марок. В качестве компенсации за то, что ей пришлось пережить из-за меня. Она была в больнице в течение нескольких недель. Затем реабилитация. Я думаю, ей понадобился год, чтобы вернуться к работе. Я не знаю, что она делала потом. Вероятно, переехала сюда около десяти лет назад.

– Она была просто вашим секретарем? Эта звукозапись, – Валльнер указал на планшет, – предполагает иное.

– Это было нечто большее. Да. – Зиттинг остановился на мгновение. – Но это было… у меня не так сильно, как у нее, если вы понимаете, о чем я.

– Она ждала вас двадцать лет, – сказал Майк.

– Да. Мне жаль, что так случилось.

– Что вы думаете? Почему она убила себя?

Зиттинг пожал плечами:

– Я не знаю. Я сказал ей, что женат. Вы слышали это. Вот тогда ее мир рухнул. Я… – Он сглотнул. – Я просто не думал, что через двадцать лет она будет так хвататься за меня. Ей следовало давно устроить свою жизнь.

– Вы нашли госпожу Марек?

Зиттинг кивнул. Невозмутимость на мгновение его покинула, и он, казалось, был обеспокоен.

– Вы отрезали ее от веревки и уложили в постель?

– Да. До сих пор не могу поверить, что она это сделала. – Он вытер что-то двумя пальцами с глаз и провел рукой по рту. – Это так абсурдно – через двадцать лет верить, что жизнь без меня не стоит того, чтобы жить. Что она делала эти двадцать лет? Просто ждала? – Зиттинг глубоко вздохнул и покачал головой.

– Вы явились сюда с намерением убить Нольте? – спросил Майк.

– Когда Баум сказал мне, что тот все еще жив, я знал, что надо с ним покончить. В противном случае это будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

– Баум добыл для вас оружие?

– Я бы не стал затруднять этим Баума. Нет, я достал пистолет сам. Я подготовился в Бразилии. Баум одолжил мне свою машину. Пусть и нехотя. Но я сказал ему, что ничего не сделаю. И с деньгами, которые я заплатил ему за последние несколько лет, он не мог сказать «нет».

– Баум говорит, что следил за Вартбергом от имени клиента в тот вечер.

– Нет, этого не было. Он хотел удержать меня. Но у него был только один клиент, и это я. И я позаимствовал машину у Баума. После этого он настоял, чтобы я взял прокатный автомобиль.

– Тот, что перед домом?

Зиттинг кивнул.

– Что именно произошло в ту воскресную ночь?

– На самом деле я просто хотел сделать то, что сказал Бауму: изучить местность. Но потом я понял, что Нольте был пьян и пошел спать. Девушка вышла. Я думаю, она хотела взять сигареты из своего скутера. Во всяком случае, она возвратилась в дом и не закрыла дверь должным образом. Была пьяна. Это был намек на руку судьбы. Если я хотел сделать это, то было самое время. Поэтому я подождал, пока девушка уснет. Тогда вошел в дом. Дверь спальни была открыта, и Нольте лежал в своей кровати. Это было странно, потому что он не был похож на прежнего Нольте из-за пластической операции. Я стоял перед кроватью и целился ему в сердце. И тогда Нольте открывает глаза и смотрит на меня. Не удивлен, не шокирован. Нет, он смотрит на меня и говорит: «Вот, наконец, вы». Тогда я спустил курок.

– И вложили пистолет в руку девушки?…

– Это было под влиянием момента. Конечно, я не продумал все как следует. – Он посмотрел на Майка. – Лара Эверс действительно дочь Нольте и Мириам Кордес?

– Когда Нольте связался с госпожой Кордес, произошло нечто большее, чем просто светская беседа, – ответил Майк.

Валльнер последовал за его мыслью.

– Лара Эверс здесь?

Зиттинг кивнул.

* * *

Обходя дом вокруг, Майк сказал:

– Почему вы остались здесь? Вы могли бы просто улететь в Бразилию после того, как застрелили Нольте.

Зиттинг пожал плечами:

– Я хотел убедиться, что черта подведена. Нольте мертв, Дитер Зиттинг мертв. Тогда я мог бы спокойно провести остаток своей жизни. Оглядываясь назад, понимаю: это было бесполезно.

Деревянная дверь была приоткрыта, когда Зиттинг и комиссары подошли к сараю для инструментов. На Зиттинга надели наручники для безопасности. Валльнер и Майк сомневались, что этап сотрудничества Зиттинга продлится долго.

– Там? – недоверчиво спросил Майк.

– Во всяком случае, она была там.

Майк медленно открыл дверь. В сарае никого не было. Зиттинг указал на пол. Там лежал тонкий беловатый предмет, который образовывал своего рода букву «ипсилон».

– Я связал ей руки кабельной стяжкой.

Майк вошел в сарайчик, наклонился и поднял серп.

– Думаю, так она решила эту проблему. Девушка будет королевой беглецов.

– Я надеюсь, что она не наделает глупостей, прежде чем узнает хорошие новости.

Трое мужчин вернулись к дому, подошли к главному входу и вошли на площадку. Когда свет включился от датчика движения, стало очевидно, что что-то изменилось. На стоянке стоял только служебный автомобиль Валльнера и Майка. Прокатный автомобиль Зиттинга, стоявший рядом с полицейской машиной, исчез. Комиссары посмотрели на Зиттинга.

– Я всегда оставляю ключ в замке. Здесь, наверху, никто не крадет машины.

– Ах вот как, – сказал Майк и засунул руки в карманы.

Глава 52

Трое мужчин смотрели в направлении, в котором исчезла Лара Эверс на арендованной машине Зиттинга. В тишине, воцарившейся на мгновение, раздалась тихая ругань. Следом появился Кройтнер, толкая свой огромный электрический велосипед по заснеженной дороге. Джанет смилостивилась и рассказала, куда подевались Валльнер и Майк. Велосипед погрузился в снег из-за двухсоткилограммовых батарей и едва мог двигаться вперед. Времени на мельнице Мангфалль было недостаточно, чтобы полностью зарядить батареи, а Кройтнер проехал весь путь на полной скорости, частично в гору. Вскоре после озера Шпитцинг у него кончился заряд.

– Она опять от вас срулила, верно? – выдохнул Кройтнер, делая паузу.

– Ты с ней встретился? – Валльнер приблизился к Кройтнеру на несколько шагов.

Кройтнер кивнул, все еще пытаясь отдышаться.

– Озеро Шпитцинг или Валепп?

– Она поехала к озеру.

Кройтнер попытался интерпретировать сцену. Валльнер казался относительно расслабленным. Майк остался рядом с Зиттингом и, казалось, следил за ним. Зиттинг, в свою очередь, выглядел очень уставшим.

– Что здесь произошло? В прошлый раз это было беспокойно.

– За исключением того, что госпожа Эверс только что угнала машину, ничего против нее нет.

Кройтнер посмотрел на Валльнера с открытым ртом и выпустил облака пара в ночь. Затем его взгляд упал на Зиттинга.

– У нас есть подробное признание, – сказал Валльнер.

– Это он?

Валльнер кивнул и повернулся к Зиттингу:

– У госпожи Эверс был мобильный телефон?

– Она позаимствовала сотовый у Линтингера. Я знаю номер. – Кройтнер сунул руку в глубины своей зимней куртки.

– Здесь нет сети, – сообщил Зиттинг.

– Оставь… – Валльнер подошел к Кройтнеру и положил руку ему на плечо. – Нам нужно побыть здесь еще несколько минут. Тебе лучше вернуться сейчас, пока не попадешь в сеть. Затем ты убеждаешься, что можешь связаться со своей подругой и говоришь ей выйти из машины и ждать прибытия наряда полиции. И что против нее больше ничего нет. После этого ты говоришь центральному офису, где найти госпожу Эверс. У тебя получится? – Валльнер указал на велосипед.

– Он пойдет под гору.

Кройтнер развернул велосипед. Валльнеру пришлось его поддержать, иначе транспортное средство перевернулось бы.

– Да, вот еще что, – сказал Валльнер Кройтнеру. – Скажи ей, что она не должна больше делать глупостей. Было бы жаль, если ей пришлось бы отправиться в тюрьму, теперь, когда она сможет дышать полной грудью.

Взгляд Валльнера показал, что замечание имело намек на то, чего Кройтнер не знал.

– Что это значит?

– Это значит, что господин Вартберг завещал Ларе Эверс пару миллионов евро.

– Да ты свихнулся! – Кройтнер покачал головой и рассмеялся. – Она сможет заплатить мне за ущерб от огня. Очень хорошо! – Он помахал. – До скорого!

Лара отлично ладила с машиной. В отличие от «спитфайра» у машины Зиттинга была автоматическая коробка передач. Поэтому ей просто нужно было поднажать на газ и следить, чтобы не слететь со скользкой снежной дороги. Она надеялась, что ее исчезновение не сразу будет замечено. По крайней мере, никто не смог бы сообщить полиции слишком быстро, потому что там не было сети. Может быть, ее временного преимущества окажется достаточно.

Озеро Шпитцинг уже появилось в поле зрения. Огни отеля добавляли очарования зимней ночи. Когда проезжала мимо отеля, она пыталась определить, обращает ли кто-нибудь на нее внимание. Однако людей почти не было. Постояльцы, вероятно, сидели за ужином или в баре отеля. Через километр Лара свернула на боковую дорогу, которая вела к Йозефсталю и Нойхаузу, а оттуда по маленьким местным дорогам направилась к большой трассе к озеру Шлир. Пара ребят из нойхаузского карнавального клуба как-то приглашала ее на вечеринку. Поэтому она немного знала окрестности. Дорога шла попеременно через лес и открытые поля и, к счастью, была расчищена. Как следствие, было почти невозможно свернуть с дороги, потому что слева и справа были сугробы высотой полметра.

Когда местность стала более пологой, Лара добралась до поселка с небольшими домами, и дорога расширилась до прямого, длинного, все еще заснеженного шоссе. В Нойхаузе Лара свернула на боковую улицу, чтобы оставить полицейскому патрулю меньше места для атаки.

Зазвонил телефон. Лара испугалась, потому что это был незнакомый звук телефона, который ей дал Гарри Линтингер. Больше всего она была в ужасе от того, что телефон был включен. Так ее можно было выследить. Из дома Зиттинга она послала зов о помощи Кройтнеру, а затем забыла выключить телефон. С большим трудом она извлекла мобильник из своей куртки и с облегчением увидела на дисплее номер Кройтнера.

– Привет, Лео, – сказала она. – У меня сейчас настоящие проблемы.

– Так уж плохо больше не будет. – Тон Кройтнера был странно расслабленным, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Эй, Лео, я угнала машину и полагаю, полицейские со всего округа преследуют меня. Что мне теперь делать? Могу ли я приехать к тебе?

– Никто за тобой не гонится. Убийство Вартберга раскрыто. Они знают, что это была не ты.

– Правда? – Гормоны счастья пронзили Лару насквозь.

– Да. Правда. Где ты?

– В Нойхаузе.

– О’кей. Теперь ты едешь по дороге к озеру Шлир. Там через пару километров слева вокзал. Жди на стоянке, пока тебя не заберут.

– Они точно меня не зацапают?

– Нет, дело закрывают. Старый хмырь, у которого ты жила, это был он.

– Я знаю. – Лара перевела дух. – Я не могу поверить, что все закончено. Никакого дерьма больше, так?

– Никакого дерьма. А ты знаешь, что лучше всего?

– Что?

– Вартберг завещал тебе пару миллионов.

Несколько мгновений на конце Лары стояла тишина.

– Никаких поднаколок, – рассмеялся Кройтнер. – Ты богата!

Из динамика мобильного телефона Кройтнера донесся резкий, продолжительный крик. И когда Лара успокоилась, они договорились отпраздновать ее обогащение на мельнице Мангфалль. Кройтнер был готов предварительно финансировать празднество.

В то время как Кройтнер сообщил в штаб, что патрульная машина должна ехать на станцию Фишхаузен-Нойхауз, Лара Эверс, пьяная от радости, издала еще один высокочастотный радостный крик такой силы, что надсадила голос. А поскольку эйфория не могла больше выбраться из горла, пришлось довольствоваться педалью газа. Лара летела по маленькой улице – богатая и счастливая. Всю свою жизнь она мечтала проснуться однажды утром богатой. И вот это случилось с ней обычной зимней ночью, просто так, на ровном месте. Невероятно, но факт, если это не было одной из злых шуток Кройтнера.

Но нет, это не шутка. Она миллионерша! Первым делом она получит водительские права и купит кабриолет «порше». Или наоборот.

Члены карнавального клуба Нойхауза предвкушали продуктивную ночь. Автомобиль для карнавального парада в следующее воскресенье нужно было украсить. Но прежде всего прицеп требовалось доставить с фермы, где он стоял, до мастерской, где должна была проходить подготовка. Виммер Крис пригнал для выполнения этой задачи свой трактор и поставил его перед прицепом. Около дюжины членов клуба сидели в прицепе с бочонком пива и пели карнавальные шлягеры под сопровождение аккордеона, а Крис показывал, что было у него в тракторе, и всю ночь возил хриплых, обпивающихся пивом шутов. Находясь на главной дороге, Крис не видел причин слишком присматриваться к движению на перекрестке. Даже если бы он это сделал, столкновения было невозможно избежать. Машина с такой скоростью мчалась по боковой улице, что любая реакция была бы неэффективной. Водительница пыталась затормозить, но смогла лишь немного снизить скорость, так что машину разнесло в осколки и затянуло под прицеп. В результате столкновения пассажиры прицепа были разбросаны по дороге, но вышли из переделки, отделавшись синяками. Лару Эверс пожарная команда должна была вырезать из обломков машины, а затем доставить в больницу скорой помощи в Мурнау с тяжелейшими травмами.

Глава 53

Мисбах, 4 февраля 2016 года

Он быстро обговорил с Мюнхеном то, что случилось прошлой ночью. Утром Тишлер был вместе со своим начальником Кессельбахом на встрече у шефа полиции. Речь шла о деле «Штарнберга», которое до сих пор не раскрыто, так что получается неудобно. Соответственно, государственный прокурор был расстроен, когда позвонил Валльнеру перед полуднем.

Валльнер сказал ему, что факты по делу Вартберга выяснены, а преступник установлен, и описал события, связанные с арестом Зиттинга.

– Значит, жертвой убийства был не этот исчезнувший адвокат? – Тишлер все еще не вполне справился с переменой концепции.

– Нет. Вартберг был на самом деле преступником по имени Нольте, который исчез в 1998 году, потому что русская мафия угрожала ему. Видимо, он провел время до 2008 года за границей, где ему сделали пластическую операцию, а затем поселился в Верхней Баварии, потому что здесь жила секретарь Зиттинга. Вероятно, он надеялся, что Зиттинг появится в какой-то момент. Зиттинг был причиной того, почему мафия преследовала Нольте.

– А как связаны господа Отт и Зиттинг?

– Рюдигер Отт действительно был братом Дитера Зиттинга. Он жил на Майорке. Видимо, умер пять лет назад.

Зиттинг был там в то время и позаботился о том, чтобы о смерти его брата никто не узнал. Он написал от имени Отта на Фейсбуке, что отправляется в монастырь. Очевидно, Отт был настолько нелюдимым, что все легко поверили в это. Кроме того, Зиттинг продолжал платить налоги за Отта, аренду, медицинскую страховку и прочее, практически поддерживая брата в живых. Тем временем коллеги в Испании нашли могилу Отта.

– Как вы думаете, Зиттинг убил своего брата?

– У Отта был рак печени. Он, вероятно, умер естественной смертью.

– Признания Зиттинга правдоподобны?

– Абсолютно. У него есть знания, приобретенные на месте преступления, и он дал нам шарф, который снял в ночь убийства Вартберга-Нольте. Мы также нашли его ДНК на месте происшествия. Я думаю, что дело определенно закрыто.

– Хорошо. Я просто отзову ордер на арест Лары Эверс. Она сильно травмирована?

– Да. Она попала в серьезную автомобильную аварию.

– Я надеюсь, что ей уже лучше. Скажите ей, что я желаю ей поскорее поправиться.

– Непременно сделаю это, если она выйдет от комы.

– Ох… – На другом конце на мгновение наступила тишина. – Все так серьезно?

– У врачей мало надежды.

– Мне жаль. – Голос Тишлера звучал хрипло. Он прочистил горло. – Держите меня в курсе.

Кройтнер провел в Мурнау всю ночь и выглядел соответственно. Валльнер никогда не видел его таким. Кожа была бледной, глаза окружены темными кольцами. Он встретил Кройтнера на кухне с кофейной чашкой в руке.

– Как там? Что происходит?

– Они позвонят, если она очнется. Но можно ли будет с ней поговорить, они не знают.

Валльнер налил себе чашку из стеклянного чайника. У Кройтнера зазвонил телефон.

– Больница. – Кройтнер нервно посмотрел на Валльнера. Он начал разговор и вышел в коридор.

Телефонный звонок длился недолго. Кройтнер молча слушал, но не возвращался назад. В кухне внезапно стало невероятно тихо, только шипение кофемашины нарушало тишину. Валльнер заметил, что затаил дыхание. Наконец Кройтнер появился в дверях. Он был бледнее, чем раньше, и смотрел мимо Валльнера на стену. Он держал телефон в руке, которая висела вдоль тела. Его рука дрожала, а костяшки пальцев были белыми.

Шесть дней спустя

Манфред надел брюки со стрелками, белую рубашку и бархатный жилет. Поскольку все три предмета туалета происходили из лучших времен, они довольно свободно висели на его тонком теле. Валльнер порекомендовал, по крайней мере, ушить жилет. Валльнер тоже был одет лучше, чем обычно, и при галстуке.

Точно в оговоренное время в дверь позвонили. Валльнер встретил отца у порога и впустил его в дом. Стоя и даже более взволнованный, чем он был все это утро, Манфред принял своего сына в гостиной.

– Привет, папа, – сказал Ральф, робко шагнув в комнату. Это звучало странно для Валльнера. Седой человек шестидесяти с хвостиком лет, который был его отцом, снова стал ребенком для Манфреда. Вдобавок ребенком провинившимся.

– И как прошла поездка? – спросил Манфред, потому что всегда говорил об этом, когда приезжал посетитель.

– Хорошо. На A99 была небольшая пробка перед Осткройцем. Но в остальном все свободно.

– Ты хочешь сесть?

– Да. С удовольствием. – Ральф посмотрел на Валльнера, который не предпринимал никаких усилий, чтобы сесть.

– Я должен оставить вас вдвоем, к сожалению.

Ральф был так удивлен, что не мог говорить.

– У меня назначена… встреча.

Ральф разочарованно кивнул.

– Я понимаю, что ты… злишься. Я думал, что мы поговорим, но если ты… если у тебя назначена встреча…

– Дело не в том, что я хочу наказать тебя. Или выразить мое раздражение.

– Что тогда?

– У меня назначена встреча. И это очень важно для меня.

– Более важно, чем поговорить со мной через сорок лет?

– Это может подождать еще пару лет. Другое – нет. – Он посмотрел на Манфреда, затем снова на Ральфа. – Вам наверняка есть что обсудить. Всего хорошего.

– О’кей, – сказал Ральф.

Они постояли несколько мгновений в нерешительности. Наконец Валльнер сделал полшага к отцу, и они обнялись.

– Я привыкаю к этому, – сказал Валльнер, улыбаясь.

Одинокие снежинки прилетали с запада на озеро Тегерн. На горном кладбище высоко над Гмундом в эту пепельную среду собралась разношерстная толпа мужчин и женщин, ни один из которых не вписывался в темные торжественные одежды, надетые по печальному поводу. Было около пятидесяти завсегдатаев пивной «Мельница Мангфалль», в том числе Чувак, Франци и остальные участники хакерского совета, Гарри Линтингер, его отец, торговец краденым Иоганн Линтингер, которому не полностью удалось устранить траурные канты под ногтями, хотя повод был в высшей степени уместным, и, в дополнение к этому, Зеннляйтнер, Кройтнер и Шинкинджер Джо, облаченный в адвокатскую мантию, которую купил много лет назад как студент-юрист, немного преждевременно, еще будучи студентом-юристом, и которая придавала ему здесь, на кладбище, священническое величие. Поэтому он и должен был произносить надгробную речь. Кроме того, кто-то принес портативную музыкальную систему.

Незадолго до того, как Шинкинджер Джо начал речь, к нему подошли несколько сотрудников криминальной полиции Мисбаха, в частности Тобиас Грайнер, и в толпе скорбящих стало неспокойно. Почти все помнили, как Грайнер с ног на голову перевернул мельницу Мангфалль в поисках Лары на прошлой неделе, некоторые требовали, чтобы он покинул кладбище.

– Теперь это не важно. Никто не может помочь, – воскликнул Кройтнер, призывая толпу к порядку. – Шинкингер, начинай!

Шинкинджер Джо провел целый день на мельнице Мангфалль за написанием надгробной речи, и ему посоветовали вспомнить прекрасные моменты, которые были разделены с покойной, ее легкий характер и мельницу Мангфалль в качестве ее дома. Как только Шинкинджер Джо начал говорить, небо прояснилось, и солнце засияло над могилой и всеми присутствующими. И когда, в конце концов, Кройтнер поставил музыку, и «Свеча на ветру» Элтона Джона понеслась над кладбищем, мало глаз остались сухими. Это было действительно хорошо для похорон, сказали они потом.

1

Черная вода (нем.). (Здесь и далее примеч. пер.).

2

Времена меняются! (лат.)

3

Фишер Хелена (р. 1984) – немецкая певица русского происхождения. «Затаив дыхание, сквозь ночь» – главный ее шлягер.

4

Веддинг – район Берлина.

5

Янссен Хорст (1929–1995) – известный немецкий художник и иллюстратор.

6

Босси Рольф (1923–2015) – известный немецкий адвокат и медийная фигура.

7

Наконец, но не в последнюю очередь (англ.).

8

Сервус (лат.) – приветствие в Центральной и Восточной Европе.

9

Точно выражаясь (лат.).

10

Капсаицин – действующее вещество чили-перца, обладающее жгучим вкусом.

11

Марка электрогитар.

12

Марка громкоговорителей.

13

Хофолдингер Форст – лесная область к югу от Мюнхена.

14

Имеется в виду английская спортивная машина Triumph Spitfire.

15

Тегель – один из берлинских аэропортов.

16

Шиманский – полицейский комиссар, герой немецкого детективного сериала.

17

Берсерк – в средневековых скандинавских и немецких источниках воин, борющийся в состоянии опьянения, который больше не ощущает боли или ран.