Книга: Халтура (перевод Барзова Елена)



Халтура (перевод Барзова Елена)

Джим Батчер

ХАЛТУРА

Содержание:

Возвращение веры (рассказ, перевод К. Егоровой)

Виньетка (рассказ, перевод К. Егоровой)

Что-то взятое взаймы (рассказ, перевод К. Егоровой)

Это и мой день рождения (повесть, перевод К. Егоровой)

Хеорот (повесть, перевод К. Егоровой)

Выходной (рассказ, перевод К. Егоровой)

Прикрытие (рассказ, перевод К. Егоровой)

Воин (повесть, перевод К. Егоровой)

Последнее предупреждение (рассказ, перевод Г. Мурадян, Е. Барзовой)

Раны любви (рассказ, перевод Г. Мурадян, Е. Барзовой)

Последствия (повесть, перевод Г. Мурадян, Е. Барзовой)

ВОЗВРАЩЕНИЕ ВЕРЫ

(Перевод К. Егоровой)

Действие происходит перед событиями «Грозы из преисподней».


Хронологически это первая история цикла «Досье Дрездена» — и моя первая попытка написать рассказ на профессиональном уровне. Я сочинил его в качестве домашнего задания на курсе профессионального писательского мастерства в Университете штата Оклахома, более чем за два года до выхода в издательстве «Рок» «Грозы из преисподней».

Вряд ли этот рассказ удостоится награды — честно говоря, его создал новичок. Он стал всего лишь третьим или четвертым моим рассказом, считая проекты выпускных классов. Я тогда был едва оперившимся писателем, чего нельзя не заметить. Разумеется, редакторы, которым я разослал рассказ, решили, что он не пригоден для публикации, и теперь я с ними согласен.

Поэтому отнеситесь к этой истории как к тому, чем она на самом деле является, — первой работе жутко нервничающего начинающего писателя, созданной исключительно потехи ради.


Одной рукой пытаясь удержать завывающего ребенка, другой я засунул четвертак в телефон-автомат и — отнюдь не с первой попытки — набрал номер мобильного Ника.

— Бюро расследований «Бродячий ангел», — ответил Ник. В его голосе слышались напряжение и тревога.

— Это Гарри, — сказал я. — Расслабься. Я ее нашел.

— Правда? — спросил Ник и громко выдохнул. — Мой Бог, Гарри.

Дитя подняло ногу, обутую в оксфордскую туфельку, и метко пнуло меня в голень. Я подпрыгнул. Девочка, с ямочками на щеках и темными косичками, воплощала собой девятилетнюю мечту любого родителя — даже испачканная школьная форма не могла испортить это впечатление. И у нее были сильные ноги.

Ухватив покрепче извивающееся тельце, я снова оторвал строптивицу от земли.

— Ай! Успокойся!

— Отпусти меня, жердина! — крикнула она, яростно сверкнув глазами, после чего вновь принялась брыкаться.

— Послушай меня, Гарри, — сказал Ник. — Немедленно отпусти ребенка и уходи.

— Что? — переспросил я. — Ник, Асторы заплатят нам двадцать пять штук, если мы вернем ее до девяти вечера.

— Скверные новости, Гарри. Они не собираются нам платить.

Я поморщился.

— Черт. Тогда я просто сдам ее в ближайший полицейский участок.

— Это еще не все! Родители заявили о похищении. Копы передали в чикагское отделение приметы двух человек. Угадай чьи.

— Микки и Дональда?

— Ха-ха, — ответил Ник. Я услышал, как он щелкнул зажигалкой и затянулся. — Если бы.

— Полагаю, сбежавшие дети способны нанести больший урон имиджу Великих-и-Могучих господ, нежели похищенные.

— Черт, да они смогут месяцами обсуждать это похищение на своих вечеринках. И будут выглядеть богаче и знаменитее своих друзей. Правда, мы с тобой окажемся в тюрьме, но что с того?

— Они сами обратились к нам, — запротестовал я.

— Их версия окажется несколько иной.

— Проклятие, — сказал я.

— Если тебя поймают вместе с ней, у нас обоих будут проблемы. У Асторов есть связи. Брось девчонку и возвращайся домой. Ты и так целую ночь провел незнамо где.

— Нет, Ник, — возразил я. — Я не могу так поступить.

— Пусть ее отыщут парни в синем. Это снимет с нас подозрения.

— Я нахожусь на Норс-авеню, и уже темнеет. Я не оставлю девятилетнего ребенка одного на улице.

— Мне десять! — яростно завопила девчонка. — Десять, тупица!

Она снова принялась брыкаться, а я безуспешно пытался увернуться от ее ног.

— Судя по голосу, она милашка. Отпусти ее, Гарри, и пусть местные преступники трепещут в страхе.

— Ник.

— Гарри, твою мать! Ты опять читаешь мне мораль?

Я улыбнулся, но весьма криво, а мой желудок скрутило от злости.

— Послушай, мы что-нибудь придумаем. Только приезжай и забери нас.

— Что стряслось с твоей машиной?

— Сломалась сегодня днем.

— Снова? А как насчет метро?

— Я банкрот. Ник, мне нужна машина. Я не дойду с ней пешком до офиса и не хочу драться здесь, в общественной кабинке. Приезжай и забери нас.

— Мне вовсе не улыбается мотать срок ради очистки твоей совести, Гарри.

— А как насчет твоей собственной? — рявкнул я в ответ. Ник блефовал. Я прекрасно знал, что он бы тоже не оставил маленькую девочку одну в этой части города.

Ник пробормотал что-то не совсем пристойное, затем ответил:

— Так и быть. Но с переездом на тот берег могут возникнуть проблемы, поэтому я буду ждать на дальней стороне моста. От вас потребуется всего лишь пересечь реку, не попадаясь никому на глаза. Полицейские патрули в округе уже ищут вас, усек? Полчаса. Если тебя не будет на месте, я задерживаться не стану. Плохой район.

— Можешь не сомневаться, друг, я там буду.

Мы не стали прощаться.

— Ладно, детка, — сказал я. — Прекрати брыкаться, и давай поговорим как нормальные люди.

— Иди к черту, мистер! — взвизгнула она. — Отпусти меня, иначе я сломаю тебе ногу!

Поморщившись от звука ее голоса, я отошел от телефона, наполовину неся, наполовину волоча девочку за собой и нервно оглядываясь. Не хотелось бы иметь дело с толпой добропорядочных граждан, спешащих на выручку беззащитному ребенку.

Улицы были безлюдны, темнота быстро затопила пустоты, оставленные сломанными фонарями. В некоторых окнах горел свет, но никто не вышел посмотреть, в чем дело. Обитатели этого района, заслышав крики, обычно отворачивались в другую сторону и не лезли не в свое дело.

Ах, Чикаго! Огромные, расползшиеся как студень американские города просто нельзя не любить! Разве современная жизнь не прекрасна? Я мог бы быть настоящим психопатом, а не просто выглядеть таковым, и никто бы даже не глянул в мою сторону!

От этой мысли мне стало тошно.

— Послушай, я знаю, ты сердишься, но поверь, я поступаю так, как будет лучше для тебя.

Она перестала брыкаться и уставилась на меня с презрительной гримаской на лице.

— Откуда ты знаешь, что для меня лучше?

— Я старше тебя. Умнее.

— Тогда почему ты носишь это пальто?

Я посмотрел на свой объемистый черный пылеуловитель, тяжелый, длинный плащ, уныло хлопавший вокруг моей тощей фигуры.

— А что с ним не так?

— Да ему самое место в кино! — огрызнулась она. — И кого ты, на фиг, изображаешь? Икабода Крейна или ковбоя Мальборо?

— Я чародей! — фыркнул я.

Она одарила меня скептическим взглядом, на какой способны только дети, недавно обнаружившие, что Санта-Клауса не существует. (Как ни смешно, на самом деле он есть, просто больше не способен совершать поступки, из-за которых в него раньше все верили.)

— Ты верно шутишь, — сказала девочка.

— Но ведь я нашел тебя.

Она нахмурилась:

— Как ты меня нашел? Я думала, что отыскала превосходное укрытие.

Я снова двинулся к мосту.

— С этим не поспоришь. Однако вскоре тот мусорный контейнер наводнили бы голодные крысы.

Девочка слегка позеленела:

— Крысы?

Я кивнул. Быть может, мне еще удастся завоевать ее доверие.

— Хорошо, что у твоей мамы в сумочке нашлась твоя расческа. Я смог извлечь из нее пару волосков.

— И что?

Я вздохнул:

— Затем я использовал тавматургию, и она привела меня прямо к тебе. Правда, большую часть пути пришлось проделать пешком, зато я сразу нашел тебя.

— Тавма чего?

Вопросы всегда лучше пинков. Я ответил. Я вообще люблю отвечать на вопросы о магии. Возможно, все дело в профессиональной гордости.

— Тавматургия — это ритуальная магия. Ты рисуешь символические связи между реальными людьми, местами или событиями и воображаемыми моделями. Затем тратишь немного энергии, чтобы заставить что-либо произойти в малом масштабе, и это что-либо происходит также в реальном масштабе…

Как только я отвлекся, она наклонила голову и укусила меня за руку.

Я выкрикнул слова, которые, вероятно, не следует говорить при детях, и разжал пальцы. Девочка упала на землю, тут же вскочила, юркая, как обезьянка, и помчалась к мосту. Я потряс рукой, обругал себя и припустил за ней. Она неслась как угорелая, косички летели за спиной, туфельки и грязные гольфы так и мелькали.

Она достигла моста первой. Это было древнее двухполосное сооружение, изогнувшееся над рекой Чикаго. Девчонка взбежала на мост.

— Стой! — крикнул я ей вслед. — Не делай этого!

В отличие от меня она недостаточно хорошо знала этот город.

— Придурок! — весело крикнула она в ответ не останавливаясь.

Но тут огромная гибкая волосатая рука выскользнула из-под крышки люка в наивысшей точке моста и вцепилась жирными пальцами в лодыжку девочки. Та завопила от ужаса, упала на асфальт и ободрала обе коленки. Повернулась и начала брыкаться. В свете немногочисленных фонарей кровь на гольфах казалась черной.

Я тихо выругался и поспешил на помощь. Легкие работали на пределе. Рука сжалась крепче и потащила девочку к люку. Я услышал глубокий горловой смех, исходивший из темноты колодца, который вел к фундаменту моста.

— Кто это? Что это?! Заставь его отпустить меня! — визжала девчонка.

— Держись! — крикнул я в ответ. Подбежал к люку, подпрыгнул и всем весом опустился на волосатую руку, прямо на запястье, вонзая каблуки туристических ботинок в грязную плоть.

Из колодца донесся вопль, и пальцы разжались. Всхлипывая, девочка повернула ногу и, хотя это стоило ей одной дорогой туфельки и гольфа, освободилась. Я подхватил ребенка на руки и медленно попятился прочь, не сводя глаз с люка.

Вообще-то тролль не должен был выбраться из отверстия такого размера, но ему это удалось. Вновь показалась грязная рука, за которой последовали комковатое плечо, деформированная голова и омерзительное рыло. Тролль посмотрел на меня и зарычал, с легкостью выскользнув из люка. Теперь он стоял в центре моста между мной и дальним берегом, напоминая своим обличьем профессионального борца, пострадавшего от лап пластических хирургов. В одной руке он держал двухфутовый мясницкий тесак с костяной рукоятью. Тесак покрывали подозрительные темно-коричневые пятна.

— Гарри Дрезден, — пророкотал тролль. — Чародей лишает Гогота его законной добычи. — Он помахал тесаком. Лезвие со свистом рассекло воздух.

Я выпятил подбородок. Никогда не позволяйте троллю понять, что вы его боитесь.

— О чем ты, Гогот? Ты прекрасно знаешь, что смертные больше не являются законной добычей. Это записано в Соглашении неблагих сил.

Морду тролля прорезала на редкость отвратительная ухмылка.

— Непослушные дети, — проворчал он. — Непослушные дети по-прежнему мои. — Он прищурился, и в его глазах вспыхнул злобный голод. — Отдай! Сейчас! — Тролль заковылял ко мне, набирая скорость.

Я поднял правую руку, сосредоточился, и серебряное кольцо на среднем пальце засияло чистым холодным светом, затмившим уличные фонари.

— Закон джунглей, Гогот. — Я говорил спокойно, стараясь не выказывать страха. — Выживание сильнейших. Еще шаг — и присоединишься к тем, кому не хватило ума, чтобы выжить.

Не останавливаясь тролль зарычал и поднял тяжелый кулак.

— Пораскинь мозгами, темное отродье! — рявкнул я. Льющийся из кольца свет приобрел адский, почти радиоактивный оттенок. — Еще шаг — и ты испаришься.

Тролль неуклюже замер, его резиновые слизистые губы оттянулись назад, открыв зловонные клыки.

— Нет! — прорычал он, не отрывая глаз от девочки. Слюна стекала по клыкам и капала на асфальт. — Она моя! Чародея это не касается.

— Да неужели? — спросил я. — Тогда смотри. — С этими словами я опустил руку (вместе с источником пронзительного серебристого света), одарил тролля моей лучшей ухмылкой и, развернувшись в вихре черной кожи, уверенными шагами двинулся обратно к Норс-авеню. Девочка круглыми глазами смотрела через мое плечо.

— Он идет за нами? — тихо спросил я.

Она оторвала глаза от тролля и посмотрела на меня.

— Нет. Просто таращится.

— Хорошо. Если пойдет, скажи мне.

— И ты его испаришь? — спросила она дрожащим голосом.

— Черт, нет. И мы побежим.

— А как же?.. — Она коснулась кольца на моей руке.

— Я солгал, детка.

— Что?!

— Солгал, — повторил я. — Я не слишком хороший лжец, но тролли туповаты. Это всего лишь световое шоу, однако он купился, и остальное нас не заботит.

— А ведь сказал, что чародей, — упрекнула она меня.

— Я и есть чародей, — раздраженно ответил я. — Чародей, которому пришлось до завтрака провести сеанс экзорцизма. Затем я отыскал два обручальных кольца и ключи от машины, а остаток дня потратил на беготню за тобой. Я выдохся.

— И ты не сумел бы взорвать этого… эту штуку?

— Это тролль. Разумеется, сумел бы, — широко улыбнулся я. — Если бы не так устал и смог достаточно сосредоточиться, чтобы не взорвать себя вместе с ним. Когда я устаю, у меня нелады с прицелом.

Мы достигли конца моста и, как я надеялся, территории Гогота. Я хотел было опустить девочку на землю — она оказалась слишком тяжелой. Потом заметил голую ногу и окровавленные коленки. Вздохнул и продолжил путь по Норс-авеню. Если за полчаса я сумею добраться до следующего моста, расположенного в квартале отсюда, и вернуться по той стороне реки, возможно, мы еще успеем застать Ника.

— Как твоя нога?

Девочка пожала плечами, хотя ее лицо сморщилось от боли.

— Думаю, в порядке. Эта штука была настоящей?

— Спрашиваешь! — ответил я.

— Но это было… Это ведь не было…

— Человеком, — закончил я. — Нет. Но черт побери, детка, вокруг не так уж много настоящих людей. Оглянись. Банди, Мэнсон[1] и прочие твари. Прямо здесь, в Чикаго, существуют Варгасси с Маленькой Италией, ямайские банды и тому подобное. Животные. Мир просто кишит ими.

Девочка шмыгнула носом. Я посмотрел на нее. Она казалась печальной и слишком серьезной для своего возраста. Мое сердце оттаяло.

— Я знаю, — сказала она. — Мои родители такие же. Немного. Они правда ни о ком не думают. Только о себе. Даже друг о друге не думают — только о том, что можно сделать друг с другом. А я для них — игрушка, которую можно засунуть в чулан и достать, когда придут гости, чтобы продемонстрировать, что я красивее и лучше их игрушек. Остальное время я им просто мешаю.

— Эй, ну ладно тебе, — возразил я. — Ведь все не так плохо, верно?

Она посмотрела на меня, отвела взгляд.

— Я к ним не вернусь, — сказала она. — Мне плевать, кто ты такой и что умеешь делать. Ты не сможешь заставить меня вернуться к ним.

— Вот тут ты ошибаешься, — ответил я. — Я тебя здесь не оставлю.

— Я слышала, как ты говорил со своим другом, — сказала она. — Мои родители пытаются вас подставить. Почему ты вообще этим занялся?

— Мне нужно еще шесть месяцев проработать на лицензированного сыщика, прежде чем я смогу получить собственную лицензию. И у меня есть слабое место: одинокие детишки в большом гнусном ночном городе.

— Здесь хотя бы никто не пытается убедить меня в том, как я им дорога. Я видела кучу диснеевских фильмов о родителях, обожающих своих детей. О волшебной связи, которую якобы создает любовь. Но это туфта. Как ты и тролль. — Девочка положила голову мне на плечо, обмякла, и я почувствовал, насколько она устала. — Магии не существует.

Я молчал. Нелегко слышать подобное от ребенка. Мир десятилетней девочки должен состоять из музыки, и смеха, и дневников, и кукол, и грез — а не жестокой, голой, пресыщенной реальности. И если света нет даже в сердце ребенка — такой крошки, как эта, — на что нам вообще надеяться?

Еще через несколько шагов я осознал нечто, в чем не хотел себе признаваться. Тихий ледяной голосок пытался сообщить мне то, что я не хотел слушать. Я занимался чародейством, чтобы помогать людям, чтобы сделать мир лучше. Но сколько бы мрачных духов я ни победил, сколько потенциальных темных колдунов ни выследил, в темноте меня всегда будет поджидать новое, более ужасное зло. Сколько бы потерянных детей я ни нашел, десятки других сгинут навеки.

Сколько бы я ни сделал, сколько бы мусора ни убрал, это лишь капля в океане.

Весьма неприятные мысли для усталого, потрепанного парня, чьи руки заняты десятилетней девочкой.

Мелькающие огни заставили меня поднять голову. Вход в один из проулков между зданиями был перетянут желтой полицейской лентой, поблизости стояли четыре полицейские машины с включенными мигалками. Фельдшеры выносили из проулка накрытые носилки с телом. Сверкали фотовспышки.

Я в нерешительности остановился.

— Что? — пробормотала девочка.

— Полиция. Может, следует сдать им тебя.

Я почувствовал, как она устало пожала плечами.



— Они отвезут меня домой. Мне все равно. — Она снова обмякла.

Я сглотнул. Асторы принадлежали к чикагской элите. Они обладали достаточным влиянием в старом городе, чтобы навсегда избавиться от посредственного будущего частного сыщика. И они могли позволить себе дорогих адвокатов.

— Это паршивый мир, Дрезден, — сообщил мне тихий ледяной голосок. — И хорошим парням не победить, если у них нет денег на дорогого адвоката. Ты окажешься в тюрьме, не успев и глазом моргнуть.

Мои губы искривила горькая улыбка. Один из копов, женщина, заметил меня и, нахмурившись, принялся рассматривать. Я развернулся и пошел в другую сторону.

— Эй, — сказала женщина. Я продолжал идти. — Эй! — повторила она, и я услышал торопливые шаги за спиной.

Я поспешно укрылся в тенях и свернул в первый попавшийся проулок. Тени за грудой ящиков создавали отличное укрытие, и я затаился в них вместе с девочкой. Скорчился в темноте, подождал. Шаги приблизились, потом начали удаляться.

Я сидел, ощущая, как тяжесть и мрак въедаются в мою кожу, в мою плоть. Прижавшаяся ко мне девочка дрожала и не шевелилась.

— Оставь меня, — наконец сказала она. — И перейди через мост. Тролль пропустит тебя одного.

— Да, — ответил я.

— Тогда иди. Когда ты уйдешь, я выйду к полицейским. Или что-то вроде этого.

Она лгала. Не знаю почему, но я в этом не сомневался.

Она пойдет к мосту.

Мне говорили, что храбрость — это когда делаешь то, что должен, даже если тебе страшно. Но иногда я задумываюсь, на самом ли деле все так просто. Иногда мне кажется, что храбрость — это снова встать на ноги, когда силы твои иссякли. Обработать еще одну пачку документов, когда не хочется. А может, это обычное упорство. Я не знаю.

Для меня это не имеет значения. Я чародей. На самом деле я не принадлежу к этому миру. Наш мир отвратителен. Возможно, он годится для троллей, и вампиров, и всех прочих мерзких злобных существ, что наводняют наши кошмары (в то время как мы прижимаем к груди учебники по физике и уверяем себя, что этих тварей не существует), — но не для меня. Я не стану его частью.

Я сделал глубокий вдох в темноте и спросил:

— Как тебя зовут?

Она ответила не сразу. Потом произнесла дрожащим голосом:

— Вера.

— Вера, — повторил я. И улыбнулся так, чтобы она почувствовала мою улыбку. — Меня зовут Гарри Дрезден.

— Привет, — прошептала она.

— Привет. Ты когда-нибудь видела что-либо подобное? — Я сложил руку чашечкой, призвал последние остававшиеся у меня капли силы, и кольцо на правой руке замерцало теплым светом. Он озарил лицо Веры, и я увидел на ее гладких щеках дорожки от беззвучно пролитых слез.

Она покачала головой.

— Вот, — сказал я и снял кольцо. Надел его на правый большой палец девочки, где оно немного болталось. Свет погас, и мы снова оказались в темноте. — Сейчас я тебе кое-что покажу.

— Батарейка села, — пробормотала она. — У меня нет денег на новую.

— Вера, ты можешь вспомнить самый лучший день в своей жизни?

Минуту она молчала. Потом едва слышно прошептала:

— Да. На Рождество. Когда бабуля была еще жива. Бабуля хорошо ко мне относилась.

— Расскажи мне, — тихо попросил я, накрыв ее руку своей.

Она пожала плечами:

— Бабуля приехала в сочельник. Мы играли. Она любила играть со мной. И сидели возле елки, ждали Санта-Клауса. Она разрешила мне открыть в сочельник один подарок. От нее.

Вера со всхлипом втянула воздух:

— Это была куколка. Настоящий ребеночек. Мама с папой подарили мне Барби, всех, что выпустили в том году. Сказали, что если не вынимать их из коробок, потом они будут стоить кучу денег. Но бабуля всегда заботилась о том, чего хотелось мне самой. — И тут я услышал это, слабую улыбку в ее голосе. — Бабуля любила меня.

Я убрал руку: кольцо мерцало мягким розоватым светом, уютной, заботливой теплотой. Вера удивленно вздохнула, а потом на ее губах заиграла радостная улыбка.

— Но как? — прошептала она.

Я подмигнул малышке:

— Магия. Самая лучшая! Огонек в ночи.

Она посмотрела на меня, внимательно изучая мое лицо, мои глаза. Проницательность ее взгляда пугала.

— Я должна вернуться, да? — спросила она.

Я смахнул прядь волос с ее лба:

— Есть люди, которые любят тебя, Вера. Или однажды полюбят. Даже если сейчас их нет рядом с тобой, они существуют. Но если ты позволишь темноте ослепить тебя, то никогда их не найдешь. Поэтому не помешает иметь при себе небольшой огонек. Запомнишь?

Она кивнула, свет от кольца озарял ее лицо.

— Если станет слишком темно, подумай обо всем хорошем, что было и есть в твоей жизни. Это поможет. Я обещаю.

Она потянулась ко мне и бесхитростно, доверчиво обняла. Я ощутил, как вспыхнули мои щеки. Ну и ладно.

— Нам пора, — сказал я. — Мы должны перебраться через мост и встретить моего друга Ника.

Она закусила губу, и ее лицо мгновенно стало встревоженным.

— Но там же тролль!

— Предоставь его мне, — подмигнул я.

На обратном пути девочка уже не казалась такой тяжелой. Приближаясь к мосту, я внимательно разглядывал его. Быть может, если повезет, я смогу перебежать на ту сторону, не попавшись троллю.

Ну да. А может, в один прекрасный день я отправлюсь в музей искусств и стану эрудитом.

Тролли специализируются на мостах. Уж не знаю, в магии здесь дело или в чем ином, но нельзя перейти мост, не встретив тролля. Такова жизнь.

Я опустил девочку на землю и шагнул на мост.

— Запомни, Вера, — сказал я, — что бы ни случилось, бегом беги на ту сторону. Мой друг Ник вот-вот там появится.

— А как же ты?

Я состроил гримасу бесшабашного парня.

— Я чародей. Я могу с ним справиться.

Вера одарила меня еще одним первоклассным скептическим взглядом и нащупала в темноте мою руку. Ее пальцы в моей ладони казались очень маленькими и горячими, и я ощутил прилив отчаянной решимости. Я не позволю причинить вред этому ребенку.

Мы зашагали по мосту. Немногочисленные фонари погасли — без сомнения, поработал Гогот. Ночь окутала мост, а внизу текла, побулькивая, река Чикаго, гладкая, черная и холодная.

— Мне страшно, — прошептала Вера.

— Он всего лишь здоровенный волосатый хулиган, — ответил я. — Дай ему отпор, и он сбежит.

Я очень надеялся, что так оно и будет. Мы продолжали идти, по широкой дуге огибая люк в наивысшей точке моста. Я держался между Верой и входом в логово тролля.

Должно быть, Гогот на это и рассчитывал.

Я вновь услышал крик Веры и, стремительно повернувшись, увидел толстую волосатую ручищу тролля, вытянувшуюся из-за края моста, за который, словно гигантский жирный паук, цеплялось чудовище. Зарычав, я снова наступил Гоготу на пальцы, и он взвыл от ярости. Вера высвободилась, и я потащил ее к тому берегу.

— Вера, беги!

Рука тролля ударила меня по ногам, лишив опоры, а сам он перевалился через ограждение моста, чересчур подвижный и быстрый для своего веса. Пылающие глаза сосредоточились на бегущей Вере, из пасти снова закапала склизкая слюна. Тролль взмахнул тесаком и присел, готовясь прыгнуть за девочкой.

Я поднялся и с криком бросился на ногу тролля, обвив ее своими конечностями. Тролль взревел, и мы вместе рухнули на мостовую. Я услышал собственный смех и окончательно удостоверился, что у меня поехала крыша.

Тролль ухватил край моего плаща и швырнул меня в ограждение, да с такой силой, что перед глазами заплясали звезды.

— Чародей! — рыкнул Гогот, брызжа слюной и пеной. Тесак вновь рассек воздух, и тролль заковылял ко мне. — Теперь ты умрешь, и Гогот обглодает твои кости!

Я поднялся на ноги, но было слишком поздно. Я не успевал ни убежать, ни спрыгнуть с моста.

— Гарри! — вскрикнула Вера, и ослепительная вспышка розового света озарила мост, заставив тролля повернуть уродливую башку к дальнему берегу. Я нырнул влево и побежал к девочке. Подняв глаза, увидел машину Ника, мчавшуюся к мосту на бешеной скорости: мой напарник явно заметил неладное.

Тролль погнался за мной, и хотя я опережал его на несколько шагов, не было никаких сомнений, что в беге мне с ним не состязаться. Тесак со свистом рассек воздух, и я почувствовал, как что-то пронеслось рядом с головой. Вильнул вправо, пригнувшись, и следующий удар прошел совсем близко. Затем я споткнулся, упал, и тролль в мгновение ока навис надо мной. Я повернулся и увидел, как он заносит свой окровавленный тесак. Слюна тролля забрызгала мою грудь.

— Чародей! — взревел тролль.

Раздался вопль, а затем коп, женщина, что преследовала нас, прыгнула троллю на спину и прижала дубинку к его горлу. Уверенным движением повернула ее, и глаза тролля вылезли на лоб. Огромный тесак выпал из руки Гогота и со звоном ударился о мостовую.

Женщина откинулась назад, заставив позвоночник тролля выгнуться дугой… но тролль — это вам не человек. Монстр повернул голову, наклонился и высвободился, после чего распахнул челюсти и бешено заревел, сдув фуражку с головы копа. Женщина попятилась, ее глаза широко раскрылись от ужаса. Тролль в ярости стукнул кулаком о мостовую, раскрошив асфальт, и замахнулся, чтобы раскроить копу череп.

— Эй, урод! — позвал я.

Тролль успел обернуться, чтобы увидеть, как я с кряхтением поднимаю его тяжеленный тесак.

Гнилая грязная плоть под ребрами раскрылась. Гогот откинул голову и тонко, пронзительно завизжал. Я попятился, зная, что сейчас произойдет.

Бедная женщина-полицейский, побелев от ужаса, смотрела, как рана на теле тролля расширяется, и из нее выползают десятки, сотни, тысячи крошечных извивающихся существ, пищащих и завывающих. Огромное тело чудовища сдулось, словно старый мяч, и опало, а миллиарды крошечных троллей с уродливыми головами не больше монеты заполонили мост. Волнующаяся, копошащаяся орда изливалась из Гогота.

Щеки тролля ввалились, глаза исчезли. Рот широко распахнулся, и когда поток крошечных троллей начал иссякать, Гогот грязным кожистым мешком осел на мостовую.

Женщина не отрывала глаз от троллей, ее губы безмолвно шевелились — она то ли молилась, то ли ругалась. Фары машины Ника озарили мост, и, издав многоголосый протестующий вопль, крошечные тролли рассыпались во все стороны.

Несколько секунд спустя на мосту остались только мы с Верой, коп и Ник, приближавшийся к нам с другого берега. Вера бросилась ко мне и крепко обняла. Ее глаза блестели от возбуждения.

— Никогда не видела ничего отвратительней! Когда вырасту, хочу стать чародеем!

— Это… это был… — произнесла женщина-полицейский. Она была низкорослой и коренастой, а слетевшая фуражка открыла светлые волосы, заплетенные в тугую косу.

Я подмигнул Вере и кивнул полицейскому.

— Тролль. Я знаю. — Я поднял ее фуражку и отряхнул. Несколько троллей с визгом бросились прочь. Женщина проследила за ними ошарашенным взглядом. — Спасибо за помощь, офицер… — я скосил глаза на значок, — Мёрфи. — И с улыбкой вернул ей фуражку.

Женщина взяла ее онемевшими пальцами.

— О Боже. Я и правда ее потеряла. — Она несколько раз моргнула, а затем, нахмурившись, уставилась на меня. — Вы. Это вы похитили ребенка Асторов.

Я открыл рот, чтобы оправдаться, однако меня опередили.

— Вы что, шутите? — фыркнула Вера Астор. — Этот… чудило? Похитил меня? Да он не смог бы украсть сигару у ковбоя Мальборо. — Тут она повернулась ко мне и подмигнула. Затем протянула обе руки Мёрфи. — Признаю, офицер, я убежала. Посадите меня за решетку, а ключ выкиньте.

К чести Мёрфи, для человека, который только что встретил монстра из своих ночных кошмаров, она совсем неплохо справлялась с ситуацией. Подобрав дубинку, она подошла к Вере, чтобы осмотреть девочку на предмет травм, после чего с подозрением оглядела нас с Ником.

— Ну вот, приятель, — вздохнул Ник, пристраиваясь рядом со мной. — О чем я и говорил. Ты можешь занять верхнюю койку, дылда, однако я не собираюсь подбирать за тебя мыло в душе.

Мёрфи снова посмотрела на нас. Затем на девочку. Затем, задумчиво, на кожаный мешок, оставшийся от тролля Гогота. Потом ее взгляд вернулся ко мне и Нику, и она спросила:

— Это не вы заведуете «Бродячим ангелом», бюро, которое занимается поиском пропавших детей?

— Я управляю бюро, — покорно ответил Ник. — Он работает на меня.

— Да, все так и есть, — вставил я, просто чтобы Ник знал, что мы заодно.

Мёрфи кивнула и вновь перевела взгляд на девочку.

— Ты в порядке, милая?

Шмыгнув носом, Вера улыбнулась Мёрфи:

— Немного голодна, мэм, а царапины не помешало бы чем-то обработать. Но в остальном я в порядке.

— И эти двое не похищали тебя?

Вера фыркнула:

— Я вас умоляю!

Мёрфи кивнула, затем ткнула в нас с Ником своей дубинкой:

— Я должна сообщить о случившемся. Постарайтесь испариться до прибытия моего напарника.

Она подмигнула Вере. Вера ответила широкой улыбкой.

Мёрфи повела девочку к дальней стороне моста и полицейским нарядам. Мы с Ником зашагали к машине. Открытое, честное лицо Ника светилось нервной радостью.

— Поверить не могу, — сказал он. — Не могу поверить, что это произошло на самом деле. Это был тот самый тролль? Как его звали?

— Это был Гогот, — весело ответил я. — И теперь на протяжении долгого, долгого времени тролли на этом мосту смогут досаждать разве что хлебным крошкам.

— Поверить не могу, — повторил Ник. — Я думал, нам крышка. С ума сойти.

Я оглянулся. На той стороне моста стояла девочка и, поднявшись на цыпочки, махала рукой. Кольцо на большом пальце ее правой руки сияло мягким розовым светом. Женщина-полицейский задумчиво смотрела на меня. Затем она улыбнулась.

От современной жизни тошнит. И сотворенный нами мир — дрянное место. Однако хотя бы не придется торчать здесь в одиночку.

Я обнял Ника за плечи и ухмыльнулся.

— Все как я говорил, друг. Нам нужна вера.

ВИНЬЕТКА

(Перевод К. Егоровой)

Действие происходит между событиями «Ликов смерти» и «Обряда на крови».


Это очень короткий рассказ, написанный по просьбе моего редактора, Дженнифер Хэддл, которой он понадобился для какой-то рекламной кампании — думаю, бесплатного буклета из тех, что иногда раздают на фантастических конвентах. В вихре событий я совсем забыл о данном обещании, а когда вспомнил, оказалось, что рассказ нужно подготовить к следующему утру.

Возможно, мне стоило бы вспомнить о нем в семь или восемь утра, а не в два часа ночи.

Я даже не уверен, что могу назвать себя автором данного эпоса, поскольку он практически целиком написан коалицией кофеиновых молекул и усталых мозговых конвульсий.


Я сидел на стуле в захламленной лаборатории под моей квартирой на цокольном этаже. Было прохладно, и я надел балахон, однако десяток горящих свечей придавал помещению уютный вид. Передо мной на столе лежал телефонный справочник.

Я смотрел на объявление в «Желтых страницах».

ГАРРИ ДРЕЗДЕН ЧАРОДЕЙ

Поиск, пропавших вещей.

Паранормальные расследования.

Консультации. Рекомендации.

Приемлемые цены.

Не обращаться за любовными зельями, вечными кошельками, организацией вечеринок и другими развлечениями.

Затем я поднял глаза на череп, устроившийся на полке над лабораторным столом, и сказал:

— Не понял.

— Плоско, Гарри, — ответил череп Боб. В его глазницах мерцали оранжевые огоньки. — Это плоско.

Я пролистал несколько страниц:

— Ну да. Они все такие. Не думаю, что у них есть рельефное тиснение.

Боб закатил свои огоньки:

— Не в прямом смысле, тупица. В эстетическом. Ни стиля, ни изюминки, ни пикантности.

— Чего?

Повернувшись, череп Боб начал биться лбом о тяжелый бронзовый подсвечник. Сделав несколько ударов, снова посмотрел на меня и сказал:

— Это скучно.

— А-а, — ответил я. Потер челюсть. — Думаешь, надо было заказать четырехцветное?

Секунду Боб разглядывал меня, затем произнес:

— Иногда мне снятся кошмары о том, что я очутился в аду, где нужно складывать числа в столбик и вести беседы с тебе подобными типами.

Я сердито посмотрел на череп и кивнул:

— Ладно, понял. Тебе не хватает драмы.

— Драма подойдет. Или сиськи.

Я вздохнул — мне было ясно, что у него на уме.

— Я не собираюсь нанимать длинноногую секретаршу, Боб. Смирись с этим.

— Я ни слова не сказал о ногах. Но раз уж об этом зашла речь…

Я отложил «Желтые страницы» и снова взялся за карандаш.

— Я тут провожу некоторые подсчеты, Боб.

— Расчеты, о магический магистр, и если ты не отыщешь клиентов, эти новые заклинания тебе не понадобятся. Или ты работаешь над заклятием для кражи продуктов в магазине?

Я с силой стукнул карандашом об стол — кончик грифеля сломался — и раздраженно посмотрел на Боба.

— И что, по-твоему, следует написать в объявлении?

Глаза Боба ярко вспыхнули.

— Напиши о монстрах. Монстры — это круто.

— Все с тобой ясно.

— Я серьезно, Гарри! Убери консультации и поиск вещей и вставь что-нибудь вроде: «Дисквалификация дьяволов, мумифицирование монстров, войны с вампирами, демонтаж демонов».

— Ну конечно, — ответил я. — Разумеется, подобные аллитерации привлекут кучу клиентов.



— Да!

— Они привлекут психов, — возразил я. — Боб, не знаю, говорил тебе кто-нибудь или нет, но большинство людей не верят в монстров, дьяволов и прочую ерунду.

— Большинство людей также не верят в любовные зелья, однако о них ты упомянул.

Я сдержал раздражение.

— Смысл в том, — объяснил я черепу, — чтобы объявление выглядело цельным, профессиональным и надежным.

— Вот еще! Все рекламщики лгут, — заявил Боб.

— Эй!

— А ты, Гарри, лгать не умеешь. Ты простофиля. Поэтому доверь дело мне.

— Никаких монстров, — не сдавался я.

— Ладно, ладно, — согласился Боб. — Тогда давай сделаем упор на положительные моменты. Например: «Спасение дев, снятие заклятий, поимка злодеев, защита единорогов».

— Единорогов?

— Телки любят единорогов.

Я закатил глаза:

— Я рекламирую свои услуги сыщика, а не брачное агентство. Кроме того, единственный единорог, которого я видел в своей жизни, попытался проткнуть меня рогом.

— Ты снова забыл о том, что реклама должна лгать, Гарри.

— Никаких единорогов, — твердо сказал я. — Оставим все как есть.

— Никакого стиля! — пожаловался Боб.

— Тоже мне, поклонник высокого стиля.

— Ну хорошо, хорошо. Давай пошлем интеллект к чертям и напишем голую правду. «Убийца вампиров, уничтожитель призраков, победитель фей, гроза оборотней, полицейский консультант, борец с воинами ада».

Я с минуту подумал, затем взял чистый лист бумаги и записал все это. Посмотрел, что получилось.

— Ну? — спросил Боб. — Вот тебе крутое, привлекающее внимание объявление — и притом чистая правда. Что ты теряешь?

— Оплату за газ на эту неделю, — ответил я. — Слишком много букв. Кроме того, лейтенант Мёрфи оторвет мне голову, если я начну трубить на каждом углу о том, что помогаю копам.

— Ты безнадежен, — вздохнул Боб.

Я покачал головой:

— Нет. Я делаю это не ради денег.

— Тогда ради чего, Гарри? Твою мать, за последние пару лет тебя миллион раз чуть не прикончили. Почему ты это делаешь?

Я покосился на череп:

— Потому что кто-то должен.

— Безнадежен, — повторил Боб.

Улыбнувшись, я взял карандаш и вернулся к своим подсчетам, пардон, расчетам.

— Абсолютно.

Боб снова вздохнул и затих. Карандаш шуршал по чистой белой бумаге, свечи горели тепло и ровно.

ЧТО-ТО ВЗЯТОЕ ВЗАЙМЫ

(Перевод К. Егоровой)

Из антологии «Моя большая сверхъестественная свадьба» под редакцией П. Н. Элрод.


Действие происходит между событиями «Барабанов зомби» и «Доказательств вины».


Этот рассказ я написал для самой первой антологии, в которой мне предложили принять участие. Я встретил Пэт Элрод на конвенте, и она произвела на меня большое впечатление, поэтому ее предложение было принято мной с энтузиазмом.

Работая над этой историей, я думал, что уделяю мало внимания Альфам, поэтому решил воспользоваться случаем и рассказать об их жизни после колледжа, а именно — о свадьбе Билли и Джорджии.

Мысли вслух. Когда я писал первые три книги из цикла «Досье Дрездена», моя жена, Шеннон, по вечерам смотрела «Элли Макбил», часто под мой стук по клавишам. Сериал меня не особенно интересовал, и лишь через много лет я понял, что, сам того не осознавая, назвал Билли и Джорджию в честь его персонажей.

Кто бы мог подумать? ТВ действительно разлагает мозг!


Сталь пронзила мою ногу, и тело содрогнулось от боли, но я не мог позволить себе шевельнуться.

— Билли, — простонал я сквозь зубы, — убей его!

Оборотень Билли покосился на меня со своего стула и сказал:

— Мне кажется, это перебор.

— Это пытка! — возразил я.

— Ну же, Дрезден! — усмехнулся Билли. — Он всего лишь подгоняет смокинг.

Портной Яноф, приземистый коротышка, недавно переехавший в Чикаго из какой-то Тмутаракани, уставился на меня — во рту десяток булавок, в глазах — негодование. Мой рост превышает шесть с половиной футов. Вряд ли вы сами обрадовались бы, если бы вам велели подогнать смокинг для великана за несколько часов до свадьбы.

— На моем месте должен был быть Кирби, — сказал я.

— Ну да. Однако подогнать смокинг под гипс и все эти трубочки было бы еще сложнее.

— В который раз повторяю: парни, оборотни вы или нет, надо быть осторожней, — заявил я.

Обычно я не упоминаю способность Билли превращаться в волка в присутствии посторонних, однако Яноф не знал ни слова по-английски. Очевидно, его игольно-ниточное мастерство было столь велико, что особой надобности учить язык он не испытывал. Будучи чикагским чародеем, я несколько раз работал с Билли, и мы подружились.

Его вчерашняя холостяцкая вечеринка расцвела новыми красками, когда по дороге домой мы повстречали упыря, пристававшего к пожилой женщине на парковке.

Драка вышла так себе. По большей части из-за того, что мы перебрали с алкогольным желе, которым нас угощали стриптизерши.

Билли отделался синяками по всему телу. Они не могли испортить свадьбу. Алекс получил пару неприглядных порезов на горле, но их можно было выдать за страстные засосы. Митчелл сломал два зуба — кинувшись на упыря, он врезался в стену. До визита к стоматологу ему придется сидеть на обезболивающих.

Мне прошлый вечер запомнился исключительно ужасной головной болью, причиной которой стала вовсе не драка. Желе с водкой — крайне опасная штука.

А вот шаферу Билли, Кирби, не повезло. Упырь с такой силой швырнул его о кирпичную стену, что бедняга заработал перелом обеих ног и трещину в позвонке.

— Но мы его сделали, верно? — сказал Билли.

— Спроси у Кирби, — ответил я. — Не каждый день встретишь торчащий из земли обломанный металлический штырь. Это рок!

Глаза Билли потускнели, и он резко встал.

— Ну все, — решительно произнес он, — я по горло сыт твоими нотациями по поводу того, что мне следует делать, а чего не следует. Ты мне не отец, Гарри.

— Нет, — сказал я. — Но…

— По правде говоря, — продолжил Билли, — если мне не изменяет память, Альфы — и я в том числе — уже дважды спасали тебе жизнь.

— Да, — сказал я. — Но…

Его лицо покраснело от гнева. Билли не был высоким, однако телосложением напоминал бронетранспортер.

— Но что? Не хочешь делить славу с нами, жалкими простыми смертными? Не смей преуменьшать заслуги Кирби и всех остальных!

Я профессиональный сыщик. Отточенные годами наблюдений инстинкты предупредили меня, что Билли действительно зол.

— Большую враждебность чувствую я в тебе, — торжественно произнес я.

Билли еще несколько секунд гневно смотрел на меня, затем покачал головой и отвернулся.

— Прости. Не следовало говорить с тобой таким тоном.

Яноф снова уколол меня, но я не обратил на него внимания.

— Ты не спал прошлой ночью.

Билли снова покачал головой.

— Это не оправдание. Но драка, и Кирби, и, — он неопределенно махнул рукой, — сегодняшний день… Я хочу сказать, сегодняшний день.

— А-а-а, — произнес я. — Волнуешься?

Билли сделал глубокий вдох.

— Ну, это большой шаг, верно? — Он потряс головой. — Через год многие Альфы окончат учебу. Найдут работу. — Он помолчал. — Разойдутся.

— И тут появляется Джорджия, — вставил я.

— Ага. — Он снова покачал головой. — Что, если у нас нет ничего общего? Бог мой, да ты видел дом ее родителей? А мне еще семь или восемь лет выплачивать студенческий заем. Как узнать, готов ли ты к женитьбе?

Яноф поднялся с колен, ткнул пальцем в мои брюки и произнес что-то вроде: «Хакла-а-лафала-крепата-кем».

— Сейчас я не на работе, — ответил я ему, снимая брюки. — Иначе давно бы пристрелил тебя, искусник.

Яноф фыркнул, пробормотал что-то и уковылял в глубину салона.

— Билли, — сказал я, — как ты считаешь, Джорджия вступила бы в схватку с той тварью прошлой ночью?

— Да, — ответил он не раздумывая.

— Она расстроится, что ты это сделал?

— Нет.

— Несмотря на то что кто-то пострадал?

Он моргнул.

— Нет.

— Откуда ты знаешь? — спросил я.

— Оттуда… — он тряхнул головой, — оттуда, что не расстроится. Я знаю ее. То есть травмы ее огорчат, но не драка. — Его тон изменился, он — возможно, неосознанно — заговорил голосом Джорджии: — В драках люди получают травмы. На то они и драки.

— Парень, ты достаточно хорошо знаешь Джорджию, чтобы отвечать за нее на серьезные вопросы, даже когда ее нет в комнате, — тихо сказал я. — Ты готов. Просто думай об этом. О вас как о паре.

Секунду он смотрел на меня, затем ответил:

— Мне казалось, ты скажешь что-нибудь о любви.

Я вздохнул:

— Билли, ты болван. Если бы ты не любил ее, тебя бы не беспокоила опасность потерять то, что у вас есть.

— Логично, — согласился он.

— Помни самое главное. Вы вместе.

Он глубоко вдохнул, выдохнул.

— Ага, — сказал он. — Мы с Джорджией. Остальное не имеет значения.

Я собирался добавить что-нибудь вдохновляющее, но тут дверь в примерочную распахнулась, и вошла сногсшибательная черноволосая красотка в дорогом шелковом костюме цвета лаванды. Приблизительно моего возраста, вся в золоте и бриллиантах, с белоснежными зубами и такими чертами лица и пропорциями тела, какие выходят только из-под ножа высококлассного хирурга. Ее туфли и сумочка, без сомнения, стоили больше моей машины.

— Итак, — решительно произнесла она, упираясь кулаком в бедро и одаривая нас с Билли убийственным взглядом. — Вижу, вы изо всех сил пытаетесь испортить церемонию.

— Ева, — произнес Билли монотонным вежливым голосом. — Э-э… Вы о чем?

— Для начала вот об этом! — Она махнула рукой в мою сторону, после чего одарила меня еще одним, на сей раз оценивающим взглядом.

Стоя перед ней в футболке с Человеком-Пауком и черных трусах, я попытался держаться непринужденно. Пресек порыв паники, не кинулся к джинсам, а повернулся и с достоинством начал их надевать.

— У вас дырявое нижнее белье, — сладко пропела Ева.

Покраснев, я рывком натянул джинсы. К черту достоинство.

— Мало того что ты настаиваешь, чтобы этот… мелкий преступник принял участие в церемонии на глазах у всего высшего общества. Яноф вне себя, — сообщила Ева Билли. — Он пригрозил, что уйдет.

— Вау, — вставил я. — Вы говорите на тмутараканском?

Она моргнула:

— Что?

— Яноф не говорит по-английски. Как же вы узнали, что он хочет уйти? — спросил я с милой улыбкой.

Ева одарила меня заносчиво-гневным взглядом и сделала вид, что ничего не слышала.

— Так теперь мы останемся еще и без подружки невесты. Не говоря о том, что когда он встанет с одной стороны от тебя, а Джорджия — с другой, ты будешь выглядеть как лилипут. Нужно предупредить фотографа, и я понятия не имею, как успеть все это в последний момент.

Клянусь, я услышал, как Билли скрипит зубами.

— Гарри, — произнес он все тем же напряженным вежливым тоном, — это Ева Макалистер. Мачеха моей жены.

— Я уже неоднократно говорила, что мне не нравится это слово. Я твоя теща, — заявила она. — Или стану ею, когда закончится катастрофа, в которую благодаря тебе превращается приличная свадьба.

— Уверен, мы что-нибудь придумаем, — ответил Билли безжизненным голосом.

— Джорджия опаздывает, а на ее телефоне включен автоответчик — словно мне и без этого заняться нечем. — Ева покачала головой. — Полагаю, низшие классы общества, с которыми ты познакомил ее, вчера не давали ей уснуть допоздна. Так же как твой спутник — тебе.

— Эй, — вмешался я, пытаясь говорить как можно убедительнее и дружелюбнее, — у Билли выдалась тяжелая ночь. Не сомневаюсь, он поможет вам, если вы дадите ему шанс…

Она с отвращением фыркнула и прервала меня:

— Что из моих слов или поступков заставило вас решить, будто меня интересует ваше мнение, шарлатан? Низший класс. Я предупреждала ее о таких людях.

— Вы меня даже не знаете, мадам, — возразил я.

— Прекрасно знаю, — сообщила она. — Мне о вас все известно. Я видела вас у Ларри Фаулера.

Прищурившись, я посмотрел на Еву.

На лице Билли появилось паническое выражение, и он выставил ладони вперед, умоляюще глядя на меня. Но моя голова раскалывалась с похмелья, а жизнь слишком коротка, чтобы выслушивать оскорбления от мелких тиранов, которые смотрят скверные ток-шоу.

— Ну ладно, мачеха Билли, — начал я.

Ее глаза полыхнули.

— Не смейте так называть меня!

— Не нравится, когда вас называют мачехой? — поинтересовался я.

— Нет!

— Хотя вы, очевидно, не являетесь матерью Джорджии. А как насчет трофейной жены? — предложил я.

Она моргнула, ее глаза расширились.

Билли закрыл лицо руками.

— Постельной грелки? — размышлял я. — Госпожи домохозяйки? Побочного продукта кризиса среднего возраста? — Я покачал головой. — Если сомневаешься, обратись к классике. — Наклонившись чуть ближе, я одарил ее крокодильей ухмылкой. — Авантюристка.

Кровь отлила от лица Евы, оставив некрасивые розовые пятна на скулах.

— Ты… ты…

Я помахал рукой:

— Нет, все в порядке, я могу подыскать и другие выражения. Я понимаю, что вам приходится нелегко. Должно быть, это чертовски трудно — хорошо выглядеть среди потомственной аристократии, когда все знают, что вы были простой секретаршей, или актриской, или моделью.

Ее челюсть отвисла.

— У всех нас выдался нелегкий денек, дорогуша. — Я снова махнул рукой. — Кыш.

Еще секунду она сверлила меня взглядом, затем произнесла слова, каких не ожидаешь услышать от дамы ее круга, развернулась на каблуке лодочки из итальянской кожи и вылетела из комнаты. До нас донеслось несколько звуковых сигналов, после чего она завизжала в мобильный телефон. Визг слышался еще секунд десять, пока Ева не вышла из салона.

Миссия выполнена. Меланхолию как рукой сняло. Дракониха бежала. Я был доволен собой.

Билли испустил тяжелый вздох:

— Тебе обязательно было так с ней разговаривать?

— Ага. — Я бросил гневный взгляд вослед ушедшей Еве. — Стоило мне открыть рот — и процесс стал неуправляемым.

— Проклятие, Гарри! — Билли снова вздохнул.

— Да ладно тебе, брось! Камни и трости, может, и переломают ей кости, но на умников вроде меня ей наплевать. Это мелочи.

— Для тебя. Тебе с этим не жить. А мне придется. И Джорджии.

Секунду я жевал нижнюю губу. В таком ключе я об этом не думал. Внезапно собственное поведение представилось мне ребячеством.

— А, — сказал я. — Гм. Может, следует извиниться?

Он страдальчески склонил голову и взялся пальцами за переносицу.

— О Боже, нет. Все и без того плохо.

Я нахмурился:

— Это действительно так важно для тебя? Церемония?

— Это важно для Джорджии.

Я поморщился:

— Уфф…

— Слушай, у нас есть еще несколько часов. Я останусь здесь и попробую уладить все с Евой, — сказал Билли. — Сделаешь мне одолжение?

— А зачем еще нужен шафер? Чтобы скрутить запаниковавшего жениха при попытке к бегству?

Он слабо улыбнулся:

— Для начала попробуй связаться с Джорджией. Может, у нее сломалась машина, или она проспала, или еще что. А может, забыла выключить телефон на ночь, и у него села батарейка.

— Конечно, — ответил я. — Предоставь это мне.


Я позвонил в квартиру Билли и Джорджии, но трубку никто не снял. Зная Джорджию, я подумал, что она в больнице, навещает Кирби. Возможно, Билли и являлся боевым лидером бесшабашной ватаги парней из колледжа, научившихся оборачиваться в настоящих волков, однако во всем, что не касалось драк, Джорджия была их менеджером, суррогатной матерью и мозгами.

Кирби накачали обезболивающим, и он плохо соображал, однако, по его словам, Джорджия в больнице не появлялась. Я побеседовал с дежурной сестрой, которая подтвердила, что хотя семья Кирби вылетела из Техаса, других посетителей после нашего с Билли ухода у него не было.

Странно.

Я подумал, не сообщить ли об этом Билли, но потом решил, что сообщать-то, собственно, пока нечего, а у него и так проблем хватает.

«Не психуй, Гарри, — сказал я себе. — Может, у нее тоже похмелье. Или она сбежала со стриптизером. — Я подождал, чтобы понять, верю ли в это сам, затем покачал головой. — А может, Джи-Эф-Кей[2] с Элвисом сожительствуют в каком-нибудь доме престарелых».

Я отправился в квартиру Билли и Джорджии.

Они жили рядом с кампусом Чикагского университета, в районе, которому до высокого звания злачного места не хватало буквально сотни ярдов. Здесь не стоило гулять по улицам в темноте. Ключа, чтобы попасть в дом, у меня не было, поэтому я звонил во все квартиры подряд, пока некая сердобольная душа не открыла дверь, после чего поднялся по лестнице.

Еще в коридоре я понял: что-то неладно. Я не заметил ничего подозрительного, магического или обычного, однако когда остановился перед квартирой, в моей душе зашевелилась смутная, но неотвязная убежденность: случилось нечто плохое.

Я постучал. Дверь дрогнула и слетела с нижней петли, приоткрывшись на пару дюймов и пьяно, скрипуче покачиваясь. На дереве проступили прежде незаметные трещины и царапины, а поврежденный засов глухо застучал в недрах замка.

Я замер, выжидая и прислушиваясь. Помимо жужжания вентилятора в дальнем конце коридора и легкой музыки, долетавшей с верхнего этажа, — ничего. На секунду я закрыл глаза и воспользовался своими способностями, прощупав воздух на предмет следов магии.

Снова ничего — только незначительный энергетический фон, какой окружает любое жилище, разновидность естественной защитной магии, которую называют порогом. Квартира Билли и Джорджии являлась номинальным штабом оборотней, приходивших и уходивших в любое время дня и ночи. Они не собирались жить здесь вечно, однако небольшое жилище активно использовалось, и его порог был сильнее обычного. Правой рукой я медленно толкнул дверь.

Квартиру разнесли в клочья.

Футон лежал на боку, металлическая рама была перекручена словно крендель. Домашний кинотеатр сорван со стены, техника разбита, CD, DVD и коллекционные фигурки персонажей «Звездных войн» рассыпаны по всей комнате. Деревянный стол разломан точно по центру. Из полудюжины стульев уцелел только один. Другие годились разве что на растопку. Микроволновка торчала из стены. Дверца холодильника снесла книжный шкаф, стоявший на противоположном конце комнаты. Все кухонные принадлежности были разбросаны и разбиты.

Я старался двигаться как можно тише — то есть очень-очень тихо. Мне часто приходилось шпионить. Ванная выглядела так, словно кто-то сначала поработал бензопилой, а затем использовал взрывчатку. Комната, в которой стояли компьютеры и прочая электроника, напоминала место крушения самолета.

Спальне Билли и Джорджии пришлось хуже всего.

Пол и одна из стен были забрызганы кровью.

Что бы здесь ни произошло, я это упустил. Проклятие! Мне хотелось убить кого-нибудь, хотелось заорать, а еще меня тошнило от страха за Джорджию.

И я знал, что все это бесполезно.

Я вернулся в гостиную. Телефон возле двери каким-то чудом уцелел. Я набрал номер.

— Лейтенант Мёрфи, особые расследования, — сообщил профессиональный вежливый голос.

— Это я, Мёрф, — ответил я.

Мёрфи меня знает. Ее голос мгновенно изменился.

— Боже мой, Гарри, что стряслось?

— Я в квартире Билли и Джорджии, — сказал я. — Ее разнесли к чертям. Здесь кровь.

— С тобой все в порядке?

— Да, — сказал я. — Джорджия пропала. — Помолчал и добавил: — Сегодня она выходит замуж, Мёрф.

— Пять минут, — тут же ответила Мёрфи.

— Мне нужно, чтобы по пути ты кое-что захватила.


Восемь минут спустя Мёрфи вошла в квартиру. Она возглавляла Отдел особых расследований полиции Чикаго. Копы под ее руководством занимались нападениями вампиров и загадочными случаями, а также более ординарными событиями вроде разграбления могил и действительно неприглядными вещами, с которыми не хотели связываться другие службы. ООР отвечает за аккуратное изложение всего этого в официальных отчетах и объяснение странностей логическими, рациональными причинами.

На последнее уходит куча времени. Мёрфи за время своей службы сочинила больше фантастики, чем многие писатели.

Мёрфи совсем не похожа на копа, тем более — на копа-монстра. Росточку в ней чуть больше пяти футов. У нее светлые волосы, голубые глаза и симпатичный носик, наряду с миллионом наград за стрельбу и полкой, забитой трофеями с состязаний по боевым искусствам. Однажды я видел, как она бензопилой прикончила гигантского растительного монстра-хищника. Сегодня на ней были джинсы, белая футболка, бейсболка и кроссовки, волосы завязаны в хвост. Пистолет размещался в наплечной кобуре, на шее висел жетон, на одно плечо был накинут рюкзак.

Она вошла в квартиру и остановилась. Минуту оглядывала комнату, затем спросила:

— Что это было?

Я кивнул на перекрученную раму футона.

— Что-то сильное.

— Жаль, что я не прославленный частный сыщик, как ты, могла бы и сама догадаться.

— Принесла? — поинтересовался я.

Она кинула мне рюкзак:

— Остальное в машине. Зачем тебе это?

Я открыл рюкзак, достал выбеленный временем человеческий череп и поместил его на кухонный стол.

— Боб, просыпайся.

Оранжевые огоньки зажглись и медленно разгорелись в темных глазницах. Челюсть шевельнулась и отпала в подобии широкого зевка. Раздался гулкий голос:

— В чем дело, босс?

— Иисус, Мария и Иосиф! — воскликнула Мёрфи. Отступила на шаг, споткнулась об останки домашнего кинотеатра и чуть не упала.

Огоньки в глазницах черепа Боба вспыхнули ярче.

— Эй, симпатичная блондиночка! Ты уже трахнул ее, Гарри? — Череп завращался, оглядывая разгромленную комнату. — Вау. Трахнул! Круто, чувак!

Чувствуя, что краснею, я рявкнул:

— Нет, Боб!

— А, — разочарованно вздохнул череп.

Мёрфи закрыла рот и, моргая, смотрела на череп.

— Э-э-э… Гарри?

— Это череп Боб, — сообщил я ей.

— Это череп, — сказала она. — Говорящий.

— На самом деле, Боб — обитающий внутри дух. А череп — всего лишь контейнер для него.

Она невыразительно посмотрела на меня, затем повторила:

— Это череп. Говорящий.

— Эй! — запротестовал Боб. — Я не это! Я мужчина!

— Боб — мой лаборант, — объяснил я.

Мёрфи снова перевела взгляд на Боба и покачала головой.

— А я было подумала, что страннее уже не будет.

— Боб, — попросил я, — осмотрись. Скажи, что здесь поработало.

Череп послушно завращался и быстро ответил:

— Что-то сильное.

Мёрфи покосилась на меня.

— Можешь не комментировать, — сказал я ей. — Боб, мне нужно знать, чувствуешь ли ты какую-либо остаточную магию.

— Повинуюсь, мастер, — ответил Боб. Сделал еще один оборот, на этот раз медленнее, и оранжевые огоньки в глазницах сузились.

— Остаточную магию? — спросила Мёрфи.

— Всякий раз, когда ты используешь магию, она оставляет что-то вроде следа. Обычно он такой слабый, что с рассветом исчезает. Я не всегда могу его ощутить.

— Но он может? — поинтересовалась Мёрфи.

— Но он может! — согласился Боб. — Только не когда вы трещите у меня над ухом. Я тут, знаете ли, работаю.

Я покачал головой и снова взялся за телефон.

— Да, — ответил Билли. Сильный шум на заднем плане почти заглушал его торопливый голос.

— Я в твоей квартире, — сказал я. — Приехал сюда в поисках Джорджии.

— Что? — переспросил он.

— В твоей квартире, — громче повторил я.

— А, Гарри, — сказал Билли. — Прости, этот телефон доведет меня до припадка. Ева только что говорила с Джорджией. Она здесь, в отеле.

Я нахмурился:

— Что? С ней все в порядке?

— А что с ней может стрястись? — ответил Билли. На заднем плане кто-то начал визжать. — Вот дерьмо, батарейка садится. Проблема решена, приезжай. Я привез твой смокинг.

— Билли, подожди.

Он повесил трубку.

Я набрал номер еще раз, но услышал автоответчик.

— Ага! — воскликнул Боб. — Кто-то использовал в спальне волчье заклинание, которому голая цыпочка научила Билли и оборотней, — сообщил он. — А еще там были фейри.

Я нахмурился:

— Фейри? Ты уверен?

— На все сто, босс. Они пытались замести следы, но порог ослабил иллюзию.

Я выдохнул со свистом:

— Проклятие!

Затем прошел в спальню и, сев на корточки, начал копаться в обломках.

— Что ты делаешь? — спросила Мёрфи.

— Ищу Джорджию, — ответил я. Нашел пластмассовую щетку, забитую длинными волосами, судя по цвету, принадлежавшими Джорджии, и извлек несколько штук.

Мое поисковое заклятие, отточенное за годы использования, часто меня выручало. Я вышел в коридор и кусочком мела нарисовал вокруг себя на полу круг. Потом взял волосы Джорджии и прижал их ко лбу, сосредотачиваясь. Очертил форму нужной мне магии, сконцентрировался на волосах и выпустил энергию, пробормотав:

— Interessari, interressarium.

Магия хлынула из меня, пробежала по пучку волос и вернулась. Я нарушил круг ногой, и заклятие начало работать — я ощутил, как что-то слабо давит на затылок. Повернулся, и ощущение охватило мой череп, прошло через ухо и скулу, после чего застыло прямо между глаз.

— Она там, — сказал я. — О-о.

— О-о?

— Я стою лицом к югу, — объяснил я.

— И в чем проблема?

— Билли говорит, она на свадьбе. В двадцати милях к северу отсюда.

Глаза Мёрфи расширились.

— Ее место заняла фейри.

— Ага.

— Почему? Они хотят внедрить шпиона?

— Нет, — тихо ответил я. — Злой умысел. Возможно, потому, что Билли и прочие поддержали меня в битве, в которой погиб последний Летний Рыцарь.

— Это было много лет назад.

— Фейри терпеливы и ничего не забывают. Билли грозит опасность.

— Я бы сказала, что опасность грозит Джорджии, — заметила Мёрфи.

— Я хотел сказать, Билли тоже в опасности.

— Почему?

— То, что подмена произошла в день их свадьбы — вовсе не случайность. Фейри хотят использовать обряд против них.

Мёрфи нахмурилась:

— Что?

— Свадьба — это не просто церемония, — объяснил я. — В ней есть сила. Посвящение одного другому, слияние энергий. Она пропитана магией.

— Как скажешь, — сухо отозвалась Мёрфи. — И что будет, если он женится на фейри?

— Консерваторы расстроятся, — рассеянно ответил я. — Точно не знаю, в магическом смысле. Боб?

— Ну, — сказал Боб. — Э-э-э… Ну, если предположить, что это одна из Зимних Сидов, ему повезет, если он переживет медовый месяц. А если переживет, она сможет оказывать на него всяческое влияние. Он будет привязан к ней так же, как Зимние Рыцари привязаны к Зимним Королевам. Она сможет внушать ему свою волю. Изменять его взгляд на мир и образ мыслей.

Я стиснул зубы:

— И в какой-то момент эти перемены сведут его с ума.

— Типа того, — ответил Боб. Затем его голос повеселел. — Но не тревожься, босс, скорее всего он не доживет и до следующего рассвета. А может, даже умрет счастливым.

— Этого не будет, — заявил я. Прикинул время. — Церемония начнется через три часа. Джорджия нуждается в помощи немедленно. — Я кинул взгляд на Мёрфи. — С собой?

— Два при мне. Остальные в машине.

— А эта девчонка знает толк в вечеринках! — заметил Боб.

Я затолкал череп обратно в рюкзак — приложив, откровенно говоря, больше силы, чем требовалось, — и застегнул молнию.

— Хочешь спасти влюбленных?

Ее глаза блеснули, но она ответила скучным тоном:

— В выходной? Хватит с меня работы.

Мы вместе вышли из квартиры.

— Я отблагодарю тебя пончиками.

— Дрезден, ты свинья. Не все копы любят пончики.

— Пончиками с розовой сахарной пудрой, — предложил я.

— Профессиональные предрассудки ничуть не лучше расовых.

— Точно, — кивнул я. — Но ты ведь любишь розовую сахарную пудру.

— Дело не в этом, — надменно ответила она, и мы забрались в ее машину.

Когда мы пристегнули ремни, я тихо сказал:

— Тебе вовсе не обязательно ехать со мной, Кэррин.

— Нет, — ответила она. — Обязательно.

Я кивнул и, повернув голову к югу, сосредоточился на поисковом заклятии.

— Туда.


Самое неприятное в работе чародея — предрассудки. Ожидания. Почти все считают меня мошенником, поскольку каждому известно, что магии не существует. Те же, кто знает, как обстоят дела на самом деле, думают, что мне достаточно просто щелкнуть пальцами — и желаемое свершится. Грязная посуда? Щелк — и она вымоет себя сама, как в «Ученике чародея». Надо поговорить с другом? Пуф — и он уже сидит перед тобой, ведь магия сама знает, где его искать.

Магия вовсе не такая. Иначе я бы не ездил на старом «фольксвагене».

Да, она могущественна, и необходима, и крайне полезна, но если предельно конкретизировать, то магия — это искусство, наука, мастерство, инструмент. Она не действует сама по себе. Не создает нечто из ничего. Чтобы владеть ею, нужны талант, дисциплина, практика и большая работа, и за все это приходится платить.

Вот почему мое заклятие привело нас в деловой район Чикаго и внезапно утратило силу.

— Мы уже три раза объехали этот квартал, — сказала Мёрфи. — Не мог бы ты назвать более точные координаты?

— Я что, похож на штуку со встроенным джи-пи-эс? — вздохнул я.

— Смотря что называть штукой, — ответила Мёрфи.

— Все дело в заклятии, — объяснил я. — Оно ориентировано по сторонам света. Когда я создавал его, у меня в голове не было оси зет, а потому оно работает, только когда я нахожусь прямо на объекте. Я все собираюсь это исправить, но никак руки не дойдут.

— Напоминает мое замужество, — отозвалась Мёрфи. Остановилась на светофоре и подняла глаза, осматривая окрестности. Квартал состоял из шести зданий — трех жилых, двух офисных и старой церкви. — Где-то здесь. Чтобы обойти их все, понадобится уйма времени.

— Так вызови всю королевскую конницу и всю королевскую рать, — предложил я.

Она покачала головой:

— Может, кто-то и приедет, но после того как Рудольф перешел в Служебные расследования, с меня дерут три шкуры. Если я начну посылать людей направо и налево без видимой на то логической, рациональной, целиком и полностью нормальной причины…

Я крякнул с досады:

— Понял. Надо подобраться поближе. Чем ближе я окажусь к Джорджии, тем точнее сработает заклятие.

Мёрфи кивнула и припарковала машину перед пожарным гидрантом.

— Давай пораскинем мозгами. Шесть зданий. Куда ее могли забрать фейри?

— Точно не в церковь. На святой земле им неуютно. — Я покачал головой. — И не в жилой дом. Чересчур много людей. Слишком большая вероятность, что кто-то подслушает или подсмотрит.

— Офисные здания в выходной, — сказала Мёрфи. — Там пусто, насколько вообще может быть пусто в Чикаго. Которое?

— Давай посмотрим. Может, заклятие подскажет.

Потребовалось десять минут, чтобы обойти по периметру оба офисных здания. Заклятие по-прежнему никак не реагировало на смену обстановки, хотя я знал, что от Джорджии нас отделяет не более сотни ярдов. Я раздраженно уселся на бордюр и взъерошил волосы.

— Черт возьми! Оно должно работать.

— А фейри может при помощи магии покинуть здание или попасть внутрь?

— И да, и нет, — ответил я. — Она не способна просто пройти сквозь стену или телепортировать себя внутрь. Но может замаскироваться, и никто ее не увидит — либо увидит иллюзию.

— А ты не собираешься снова поискать остаточную как-ее-там?

Это была дельная мысль. Я достал Боба, в то время как Мёрфи села на телефон и попыталась дозвониться до Билли или до кого-либо, кто сможет его позвать. Потратив целый час, мы добились колоссального отсутствия результата.

— Если вдруг я об этом не упоминал, — сказал я, — связываться с фейри — себе дороже.

Из проезжавшей машины вылетел тлеющий окурок и приземлился на асфальт возле меня. Я с отвращением столкнул его ногой в сливную решетку.

— Она снова замела следы?

— Ага.

— Как?

Я пожал плечами:

— Множеством способов. Раскидала по окрестностям небольшие заклинания, чтобы сбить нас с толку. Использовала лишь слабую магию, чтобы не оставить заметного следа. Если она работала там, где много людей, потоки их жизненной силы скрыли чары. Или она могла воспользоваться текущей водой, чтобы…

Я замолчал и уставился на сливную решетку.

Слушая, как под ней течет медленный мощный поток.

— Там, — сказал я. — Она затащила Джорджию в Подземье.


Глядя на ступени, ведущие в туннель с кирпичными стенами, Мёрфи покачала головой.

— Поверить не могу, что здесь есть такое.

Мы стояли в конце недостроенной ветки чикагской подземки, возле пролома в стене, прикрытого грязным брезентом. За ним лежала темнота Подземья.

Мёрфи накинула старую куртку с эмблемой «Чикаго кабз». Поменяла пистолеты, взяв вместо своего любимого «ЗИГа» «глок», висевший теперь в набедренной кобуре. В нижнюю часть барабана «глока» был вделан маленький фонарик, и сейчас Мёрфи включила его.

— То есть я знала, что под городом есть старые туннели, — добавила она. — Но чтобы такие?

Вздохнув, я снял с шеи серебряный амулет-пентаграмму. Взял его в правую руку, пальцами прижал цепочку к сплошному дубовому стержню длиной около двух футов, покрытому рунами и символами, — моей огнестрельной палочке. Сосредоточился на амулете, и серебряная пентаграмма вспыхнула мягким бело-голубым светом.

— Да. Эти туннели использовали для Манхэттенского проекта, пока не перебрались на юго-запад. Кроме того, город на протяжении полутора веков медленно погружается в болото. Здесь есть целые затонувшие здания. Во время «сухого закона» мафия выкапывала здесь притоны. В пятидесятых и шестидесятых жители строили бомбоубежища. Другие тоже постарались. И не забудь проходы в мир духов и обратно.

— Другие? — переспросила Мёрфи, твердой рукой нацелив пистолет в темноту. — Кто, например?

— Другие, — ответил я, глядя в однородный, беспросветный мрак Подземья. — Те, кто не любит солнечный свет и компанию. Вампиры, упыри, очевидно, некоторые злобные фейри. Однажды я дрался с психом, который постоянно призывал грибных демонов.

— Ты боишься? — спросила Мёрфи.

— Может, и да. — Я вздохнул. — Я был там, внизу, пару раз. Не видел ничего хорошего.

— Как ты собираешься поступить?

— Как с логовом вампиров. Я пойду первым со щитом. Когда что-нибудь набросится на нас, я задержу его, а ты пристрелишь.

Мёрфи серьезно кивнула. В горле будто застрял комок страха, и я сглотнул. Теперь он угнездился в желудке словно кусочек льда. Я поставил щит, и его окружил тот же холодный бело-голубой свет, каким сияла моя пентаграмма. Я приготовился в случае необходимости использовать огнестрельную палочку и зашагал вниз по лестнице, вслед за своим заклятием, которое вело к Джорджии.

Старая кирпичная лестница закончилась грубым каменным скатом к земляному полу. Вода текла по стенам, ручейками бежала по туннелю. Мы двинулись вперед, сквозь ветхое здание, возможно, бывшую школу, судя по сгнившим грудам древесины и одинокой грифельной доске, лежавшей на скошенном полу. Следующий участок туннеля был по колено затоплен ледяной грязной водой. Дальше пол поднимался, туннель с грубо обтесанными стенами заворачивал за угол и приводил в широкое помещение.

Это была пещера с низким потолком — по крайней мере низким для меня. Большинство людей не ощутило бы никакого дискомфорта. В трех футах от входа пол исчезал в безмолвной темной воде, простиравшейся далеко за пределы радиуса действия моего магического синего огонька. Мёрфи встала рядом со мной, фонарик на ее пистолете серебристым копьем пронзил сумрак над озером.

Там, на обломке камня, выступавшем из воды не более чем на пару дюймов, лежала Джорджия.

Свет фонарика Мёрфи играл на ней. Джорджия была высокой — в туфлях на каблуке она вполне могла смотреть мне прямо в глаза. Когда мы познакомились, у нее были торчащие во все стороны волосы и она напоминала аистенка. Прошедшие годы сгладили все угловатости ее фигуры, подчеркнув врожденную уверенность в себе и рассудительность, и теперь она казалась весьма привлекательной, почти красавицей. Обнаженная, она лежала на спине со скрещенными на груди руками, неподвижная словно надгробное изваяние, лишь грудь время от времени приподнималась, указывая на то, что девушка еще жива. Ее кожа побелела от холода, губы посинели.

— Джорджия? — позвал я, чувствуя себя дураком, однако мне в голову не пришло другого способа проверить, в сознании ли она. Джорджия не пошевелилась.

— Что теперь? — спросила Мёрфи. — Ты отправишься за ней, а я тебя прикрою?

Я покачал головой:

— Слишком просто.

— Почему?

— Потому что так не бывает. — Я склонил голову, легонько прижал кончики пальцев ко лбу между бровями и сосредоточился, чтобы пробудить Видение.

Все чародеи обладают Видением. Назовите это шестым чувством или Третьим Глазом — у каждого создания, знакомого с магией, есть Видение. Оно позволяет разглядеть окружающие тебя мировые энергии — жизнь, смерть, волшебство. Я не всегда с легкостью могу понять увиденное, а иногда оно весьма неприглядно, но все, что Видение открывает чародею, навечно остается с ним — яркое, разноцветное, никогда не тускнеющее.

Поэтому будьте осторожны с тем, на что собираетесь посмотреть. Мне это не нравится. Никогда не знаешь, что именно увидишь.

Однако сейчас я должен был понять, какая магия отделяет меня от Джорджии, а потому вариантов особо не было. Я включил Видение и посмотрел на нее.

Воду пронзали скользкие щупальца зеленоватого свечения — какое-то заклинание, прямо под безмятежной поверхностью. Потревожь воду — и оно сработает. Но как — неизвестно. Камень, на котором лежала Джорджия, тускло пульсировал, испуская фиолетовое сияние, которое свивалось в медленные, гипнотические спирали. Тут явно имело место связывание, что-то не дававшее Джорджии пошевелиться. Еще одно заклинание окутывало саму Джорджию — облако темно-синих искр, мерцавших на ее коже, особенно густое вокруг головы. Заклятие сна? Отсюда я не мог различить деталей.

— Ну? — поинтересовалась Мёрфи.

Я закрыл глаза, выключил Видение, как обычно, испытав легкое чувство дезориентации — не до конца прошедшее похмелье усилило эффект, — и рассказал о заклинаниях Мёрфи.

— Что ж, — заметила она, — слава Богу, что у нас с собой чародей. Иначе так и пришлось бы торчать здесь, не зная, что делать дальше.

Поморщившись, я подошел к краю воды.

— Это водная магия. Коварная штука. Я попытаюсь снять охранное заклинание на поверхности озера, затем доплыву до Джо…

Без всякого предупреждения вода у моих ног вскипела. Уродливая клешня размером с пару баскетбольных мячей выстрелила из озера и вцепилась в мою лодыжку.

Я издал боевой клич. Конечно, незнакомому со мной человеку легко было принять его за вопль ужаса, но поверьте, это был именно боевой клич.

Тварь свалила меня с ног, пытаясь затащить в воду. Я видел скользкий, влажный черный панцирь. Нацелив на монстра огнестрельную палочку, я прорычал:

— Fuego!

Стрела огня толщиной с мой большой палец сорвалась с конца палочки, взрезалась в воду, и та мгновенно вскипела. Заклинание ударило в панцирь твари с такой силой, что просто отфигачила от него клешню. Я поднял щит, бледную, хрупкую на вид четвертинку купола голубого свечения, появившуюся прежде, чем разошелся пар над водой, и отполз подальше от берега, отчаянно пытаясь стряхнуть клешнистую конечность, которая по-прежнему держала мою лодыжку.

Вода вскипела снова, и еще один скользкий панцирный монстр вцепился в меня. И еще один. И еще. Десятки тварей спешили к нашему берегу, и созданная их напором волна вознеслась на фут над поверхностью озера.

— Панциревики! — крикнул я и выстрелил огнем в ближайшего монстра, отпугнув его. — Это панциревики.

— Плевать, — сказала Мёрфи, открывая прицельный огонь. Третий панциревик получил три пули в середину панциря и лопнул, точно вареный лобстер.

Это дало мне секундную передышку. Я поднял огнестрельную палочку и попробовал кое-что новенькое, объединив огненный залп с магией щита. Нацелил палочку на берег, сконцентрировался и проревел:

— Ignus defendarius!

Вспыхнул столп огня, достаточно яркого, чтобы ослепить. Концом палочки я провел по берегу черту, и, касаясь камня, пламя перескакивало на него, пока не сформировало непроницаемую линию между нами и водой. Матовая огненная занавесь высотой три фута отделила нас от панциревиков. С другой стороны занавеси донеслись всплески и недовольный скрежет.

Стоит огню погаснуть, и водяные монстры снова накинутся на нас.

На поддержание стены уходило много энергии, и через некоторое время я мог просто отключиться. Хуже того, это был огонь — и ему требовался кислород, а в душных туннелях кислорода не слишком много. Если он весь выгорит, нам будет нечем дышать. Из всего этого следовал вывод, что у нас в запасе остались считанные секунды и действовать надо быстро.

— Мёрф! — крикнул я. — Ты сможешь ее нести?

Она посмотрела на меня широко распахнутыми голубыми глазами, держа пистолет нацеленным на панциревиков.

— Ты сможешь ее нести?

Скрипнув зубами, она отрывисто кивнула.

На опасную секунду я встретился с ней глазами и спросил:

— Ты мне доверяешь?

Огонь трещал. Вода кипела. Пар шипел.

— Да, Гарри, — прошептала она.

Я ухмыльнулся:

— Прыгай в огонь. Беги к ней.

— Бежать к ней?

— И поторопись, — добавил я, поднимая левую руку и сосредотачиваясь. Мой защитный браслет, начав мерцать голубоватым светом, быстро накалился добела.

Мёрфи сорвалась с места и перепрыгнула стену огня.

— Forzare! — завопил я, вытягивая левую руку и высвобождая силу.

Я изменил форму щита, превратив его в прямую полосу шириной около трех футов. Она проходила сквозь стену огня, простиралась над водой и достигала камня, на котором лежала Джорджия. Мёрфи приземлилась на мостик из чистой энергии, удержалась и побежала, летя над озером к бесчувственной молодой женщине.

Сунув пистолет в кобуру, она подхватила Джорджию и, вскрикнув от напряжения, закинула девушку на плечи, как это делают пожарные, после чего, уже намного медленнее, пустилась в обратный путь.

Панциревики яростно засуетились, и напряжение от удерживания двух заклинаний стало физически ощутимым, превратилось в паучью, дрожащую слабость в конечностях. Стиснув зубы, я сосредоточился на стене и мостике. Поле моего зрения исказилось, сузившись до туннеля.

А затем Мёрфи вновь вскрикнула и медленно прошла сквозь огонь. Пламя зацепило ее, и она задохнулась от боли, но, спотыкаясь, добралась до меня.

Со вздохом облегчения я убрал мостик.

— Бежим! Давай, скорее!

Вдвоем мы с трудом подняли Джорджию. Отошли всего на пятьдесят футов, когда я почувствовал, что если не сниму огненную стену, то упаду в обморок. К счастью, панциревики не приспособлены к быстрому бегу, поскольку мы с Мёрфи обогнали их, вытащив голую девушку из Подземья и донеся до машины.

За все это время Джорджия ни разу не пошевелилась.

У Мёрфи в багажнике нашлось одеяло. Я завернул в него Джорджию и забрался вместе с ней на заднее сиденье. Мёрфи завела машину и направилась к отелю «Линкольншир Марриотт резорт», одному из самых показушных мест для проведения свадеб, располагавшемуся в двадцати милях к северу от города. Дорожная обстановка была не из лучших, а если верить часам в машине, до начала церемонии оставалось меньше десяти минут.

Я возился на заднем сиденье, одновременно пытаясь не давать Джорджии биться о потолок, открыть рюкзак и игнорировать порезы, оставленные клешней на ноге.

— У нее на лице кровь? — спросила Мёрфи.

— Ага, — отозвался я. — Засохшая. Но полагаю, не ее. Боб сказал, она сопротивлялась. Думаю, Джорджия укусила Дженни Зеленозубку, прежде чем ее схватили.

— Какую Дженни?

— Дженни Зеленозубку, — пояснил я. — Одну из сидов. Знатная фейри, закадычная подруга Зимней Госпожи.

— У нее зеленые зубы?

— Как распаренный шпинат. Я видел ее во главе большой армии панциревиков, вроде тех, что мы встретили, во время войны фейри. Если бы Мэйв хотела отомстить Билли и компании, наверняка послала бы Дженни.

— Она опасна?

— Знаешь истории о созданиях, которые заманивают тебя в воду, а затем топят? Сиренах, зачаровывающих и убивающих моряков? Русалках, которые уносят мужчин в свои жилища на дне моря?

— Ну да.

— Вот и Дженни такая же. Но намного уродливей.

Я достал Боба из рюкзака. Череп увидел обнаженную Джорджию и возликовал.

— Сначала разрушительный секс с цыпочкой в форме, а теперь еще и секс втроем, и все в один день! — воскликнул он. — Гарри, ты должен написать об этом в «Пентхаус»!

— Не сейчас, Боб. Нужно, чтобы ты опознал заклинание, лежащее на Джорджии.

Череп возмущенно фыркнул, однако сосредоточился на девушке.

— О-о-о… — сказал он через секунду. — Вау. Это крутое заклинание. Явно поработали сиды.

— Полагаю, Дженни Зеленозубка. Давай подробности.

— Дженни не промах. Это заклятие сна, — ответил Боб. — Очень мощное. И злое, как силы ада.

— Как мне его снять?

— Никак, — сообщил Боб.

— Ладно. Как его сломать?

— Ты не понял. Оно вплетено в жертву и подпитывается ее жизненной силой. Если ты уничтожишь заклятие…

Я кивнул:

— Уничтожу и ее. От него невозможно избавиться?

— Нет, вовсе нет. Я сказал, что ты не сможешь его снять. Разумеется, это по силам тому, кто его наложил. Однако есть и другой способ.

Я начал закипать.

— Какой способ, Боб?

— Ну, — сказал он, как будто пожимая плечами, — поцелуй, например. Знаешь, настоящая любовь, прекрасный принц и все такое.

— Это несложно, — ответил я, слегка успокаиваясь. — Мы определенно прибудем на свадьбу прежде, чем он останется наедине с Дженни и утонет.

— Вот и славно, — сказал Боб. — Конечно, девчонке все равно крышка, но нельзя же спасти всех и сразу.

— Что? — переспросил я. — Почему крышка?

— Ну, если оборотеныш отправится на церемонию вместе с Дженни, поклянется ей в верности и тому подобное, это его несколько подпортит. Я хочу сказать, если он женат на другой, какая же это чистая любовь? Он будет принадлежать Дженни, и его поцелуй не снимет заклятие.

— А значит, Джорджия не проснется, — сказал я и прикусил губу. — И на какой именно стадии свадьбы это произойдет?

— Ты хочешь знать, когда станет слишком поздно? — уточнил Боб.

— Да. Когда они скажут: «Беру», — и обменяются кольцами? Или?..

— Кольца, обеты, — с легким презрением пробормотал Боб. — Все это глупости.

Мёрфи посмотрела на меня в зеркало заднего вида и сказала:

— Поцелуй, Гарри. Поцелуй.

— Блондиночка права! — жизнерадостно согласился Боб.

На мгновение мои глаза встретились в зеркале с глазами Мёрфи.

— Да. Полагаю, я мог догадаться.

Мёрфи слегка улыбнулась.

— Поцелуй скрепляет сделку! — провозгласил Боб. — Если Билли поцелует Дженни Зеленозубку, длинноногая девчонка не проснется, да и сам он недолго будет радоваться солнышку.

— Мёрф, — напряженно произнес я.

Она опустила окно с водительской стороны, прикрепила к крыше магнитную полицейскую мигалку и включила сирену. Затем вдавила в пол педаль газа, и от рывка я чуть не лишился головы.


В нормальных обстоятельствах дорога в отель заняла бы полчаса. Я не утверждаю, что Мёрфи гнала как самоубийца. Не совсем. Но после того как мы в третий раз чудом избежали столкновения, я закрыл глаза и с трудом подавил желание начать бормотать молитву.

Мёрфи довезла нас за двадцать минут.

В визге шин она свернула на парковку отеля.

— Высади меня здесь, — попросил я. — Припаркуйся за шатром, чтобы гости не увидели Джорджию. Я найду Билли.

Сжимая огнестрельную палочку, я на ходу выкатился из машины и побежал в отель. При виде меня консьержка за регистрационной стойкой заморгала.

— Свадьба! — рявкнул я. — Где?

Она моргнула еще раз и показала пальцем.

— Э-э-э… В бальном зале.

— Отлично, — сказал я и припустил в указанном направлении. Я видел распахнутые двойные двери, слышал усиленный громкоговорителем голос: «Пока смерть не разлучит вас».

В дверном проеме стояла Ева Макалистер в своем лавандовом костюме. Она увидела меня, и ее глаза превратились в ледяные щелочки.

— Вот он. Этот мужчина.

Появились два больших мускулистых парня в плохо подогнанных малиновых фраках — охрана отеля. Они преградили мне путь, и тот, что покрупнее, сказал:

— Сожалею, сэр, но это частное мероприятие. Я вынужден попросить вас уйти.

Я заскрипел зубами:

— Вы шутите? Частное! Да я гребаный шафер!

Усиленный голос в бальном зале продолжал:

— Тогда властью, данной мне…

— Я не позволю какому-то шарлатану испортить эту свадьбу и очернить мое доброе имя, — злорадным тоном сообщила Ева. — Джентльмены, пожалуйста, выведите его, пока он не устроил безобразие.

— Да, мадам, — сказал громила покрупнее. Шагнул ко мне, кинув взгляд на огнестрельную палочку. — Сэр, пройдемте к выходу.

Застав громил врасплох, я рванулся вперед, к дверям, крича:

— Билли!

Громилы мгновенно опомнились и схватили меня. Они были профессионалами. Свалили на пол и чуть не вышибли из меня дух.

— …мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

Я лежал на спине, придавленный пятисотфунтовым охранником, пытаясь вдохнуть и уставившись в потолок.

Потолок, оснащенный целой армией автоматических огнетушителей.

Я нацелил огнестрельную палочку, сосредоточился и прохрипел:

— Fuego…

Пламя взметнулось до потолка.

Завыла пожарная сирена. Огнетушители включились и устроили в отеле локальный сезон дождей.

Разразился хаос. В бальном зале кричали. Пол вздрогнул, когда сотни гостей вскочили на ноги в поисках выхода. Громилы-охранники, которым хватило интеллекта осознать, что у них большие проблемы, поспешно отползли от дверей.

Поднявшись, я увидел, как священник бежит с возвышения, где фигура в свадебном платье Джорджии нависла над Билли. Тот в ужасе уставился на свою невесту. Вода испортила заклинание, и красотка приняла уже знакомый мне облик: стала на пару дюймов ниже, пропорции тела изменились. Резкие черты Джорджии уступили место завораживающей, неземной красоте. Каштановые волосы стали зелеными, как изумруды. Или как водоросли.

Дженни Зеленозубка посмотрела на Билли, обнажив свои знаменитые клыки, ее рука с блестящими нечеловеческими ногтями рванулась к его горлу.

Возможно, Билли находился в шоке, но не в таком, чтобы не отреагировать на угрозу. Его рука перехватила руку Дженни, и он толкнул фейри, применив всю силу своих конечностей. Билли — не какой-то хилый сосунок, и у него низкий центр тяжести. Пошатываясь, Дженни сделала несколько шагов назад и в вихре белой ткани и кружев рухнула с возвышения.

— Билли! — снова крикнул я, почти перекрыв шум. Однако мой голос потонул в панических воплях и завывании пожарной сигнализации, поэтому я стиснул зубы, включил защитный браслет и ринулся в толпу. Гостям, должно быть, показалось, что я размахиваю сигнальной ракетой, и я услышал многочисленные восклицания по этому поводу, большинство из которых сводилось к «Ой!». Я целеустремленно двигался вперед.

Когда я миновал толпу, Дженни Зеленозубка уже поднялась на ноги и сорвала свадебное платье, словно оно было сделано из папиросной бумаги. Вытянув сложенную клешней руку, фейри схватила воздух. Волны раздраженной энергии заструились между пальцами, и у нее на ладони появилась отвратительная зеленая сфера огня.

Больше не стесняемая платьем, Дженни проворно запрыгнула на возвышение и швырнула зеленую сферу в Билли. Тот пригнулся. Сфера пронеслась над его головой и пробила в дальней стене дыру с почерневшими крошащимися краями.

Взвыв, Дженни призвала еще одну сферу, но к тому моменту я уже был рядом. Колени фейри оказались прямо передо мной, и я размахнулся, сжав огнестрельную палочку обеими руками. От удара сида вскрикнула и метнула вторую сферу в меня. Я поймал ее защитным браслетом, и она отскочила обратно, прочертив на бедре Дженни черную полосу.

Сида вновь закричала, отшатнулась, перенеся вес тела на одну ногу, и ощерилась на меня.

— В спасении этого червяка ты преуспел, чародей. Но двукратное возмездие Госпожи еще обрушится на вас!

И, грациозно подпрыгнув, она пролетела над нашими головами, преодолела сорок футов до двери и скрылась из виду, прыткая, как олень.

— Гарри! — воскликнул Билли, в ужасе оглядывая насквозь промокший зал. — Что за чертовщина здесь творится? Что это было?

Я схватил его за смокинг:

— Не сейчас. Пойдем.

Он подчинился, но спросил:

— Куда?

— Ты должен поцеловать Джорджию.

— Э-э-э… Что?

— Я нашел Джорджию. Она снаружи. Водяная сучка об этом знает и собирается ее убить. Ты должен ее поцеловать. Немедленно.

— Боже мой! — воскликнул Билли.

Мы побежали, и внезапно мой желудок провалился в пятки.

Двукратное возмездие.

О Господи.

Дженни Зеленозубка собиралась убить и Мёрфи.


Снаружи оказалось не лучше, чем внутри. Вокруг бродили ошарашенные стада людей. Вдалеке уже завывали сирены спасателей. Несколько машин столкнулись на парковке, вероятно, в попытке как можно скорее выбраться на дорогу. И все это — явно намеренно — постоянно оказывалось у нас на пути.

Мы помчались туда, где припарковалась Мёрфи.

Машина лежала на боку. Окна были разбиты. Одна из дверей сорвана. Поблизости никого не наблюдалось, однако Билли внезапно наклонил голову набок, а затем кинулся к шатру. Мы старались двигаться как можно тише. Билли ворвался внутрь и вскрикнул.

Я последовал за ним.

Джорджия лежала на земле, едва прикрытая одеялом, бессильно раскинув руки и ноги. Билли подбежал к ней.

Прямо за ними я увидел Мёрфи.

Дженни Зеленозубка стояла возле стола с напитками, удерживая Мёрфи за волосы и прижимая ее лицо к чаше с пуншем. Злобные глаза фейри пылали яростью, и безумием, и почти сексуальным возбуждением. Руки Мёрфи слегка дернулись, и Дженни выдохнула, приоткрыв губы, после чего нажала сильнее.

Руки Мёрфи дернулись еще раз и замерли.

Следующее, что я помню, — это как со всей силы колотил Дженни Зеленозубку огнестрельной палочкой, издавая нечленораздельные звуки. Мне удалось отогнать фейри от Мёрфи, которая сползла на землю. Затем Дженни опомнилась, ударила меня одной рукой — и я узнал то, о чем прежде не догадывался.

Дженни Зеленозубка была сильной.

Я приземлился в нескольких футах от нее, поблизости от Билли и Джорджии, перед моими глазами летали птички и огоньки. На столе, рядом со мной, стояла еще одна чаша с пуншем.

Дженни Зеленозубка прыгнула ко мне, ее нечеловечески прекрасное лицо пылало от вожделения, кошачьи глаза мерцали.

— Билли! — пробормотал я заплетающимся языком. — Проклятие, целуй ее! Сейчас!

Билли моргнул. Затем повернулся к Джорджии, обнял ее и поцеловал с таким отчаянием и страстью, какие невозможно подделать.

Последствий мне увидеть не удалось, поскольку быстрее, чем вы успели бы произнести фразу «кислородное голодание», Дженни Зеленозубка схватила меня за волосы и ткнула лицом в чашу с пуншем.

Я сопротивлялся, но она была сильнее любого человека и использовала всевозможные рычаги. Я чувствовал, как она прижимается ко мне напряженным телом, как извивается и ерзает: убийство оказалось для нее вроде горячего секса. Окружающий мир начал темнеть. Вот чем она занималась. И отлично знала свою работу.

К счастью для меня, не она одна.

Внезапно я упал, опрокинув на себя огромную чашу и насквозь пропитавшись ярко-красным пуншем. Сделав судорожный вдох, вытер щипавшую глаза жидкость и поднял голову. Два волка, один длинный и поджарый, другой поменьше и помассивней, прыгнули на Дженни Зеленозубку и свалили ее на землю. Крики и рычание слились в один нечеловеческий звук.

Дженни пыталась бежать, но поджарый волк запустил клыки в ее неповрежденную ногу, перекусив подколенное сухожилие. Фейри упала. Волки мгновенно набросились на нее — она не успела даже вскрикнуть. Наша жизнь — колесо, и у Дженни Зеленозубки не было ни единого шанса. Волки знали, что делают.

Это их работа.

Я подполз к Мёрфи. Ее глаза были открыты и смотрели в пустоту, лицо и тело обмякли. Часть моего мозга помнила, как делать искусственное дыхание. Я переложил Мёрфи, прижался губами к ее губам и выдохнул. Нажал на грудную клетку. Выдохнул. Нажал.

— Давай, Мёрф, — шептал я. — Ну давай же.

Снова прижался к ее губам и выдохнул.

На мгновение — на одно крошечное, микроскопическое мгновение — я ощутил, как дернулся ее рот. Ее голова наклонилась, губы стали мягкими, и мое профессиональное искусственное дыхание — лишь на мгновение, слышите? — превратилось почти — почти — в поцелуй.

Затем Мёрфи начала кашлять и сплевывать пунш, и я облегченно осел на пол. Тяжело дыша, она повернулась на бок и посмотрела на меня затуманенными голубыми глазами.

— Гарри?

Я склонился к своей напарнице — при этом мне в глаз потек ручеек пунша — и тихо спросил:

— Да?

— От тебя пахнет фруктовым пуншем.

Пальцы Мёрфи, слабые, но теплые, нащупали мои. Держась за руки, мы сели.


Билли и Джорджия поженились тем вечером в кабинете отца Фортхилла в церкви Святой Марии Всех Ангелов, огромном старом соборе. Присутствовали только они, святой отец да мы с Мёрфи. В конце концов все прочие подумали, что извращенная церемония в «Линкольншире» была настоящей.

Все сладилось просто, но искренне. Я стоял рядом с Билли, Мёрфи — рядом с Джорджией. Жених и невеста лучились счастьем. И все время держались за руки, за исключением того момента, когда обменивались кольцами.

Когда они добрались до обетов, мы с Мёрфи отошли назад.

— Не слишком похоже на сказочную свадьбу, — прошептала она.

— Как раз наоборот, — возразил я. — Тут тебе и поцелуй, и злая мачеха, и все прочие атрибуты.

Мёрфи улыбнулась.

— Тогда данной мне властью, — произнес святой отец, радостно глядя на жениха и невесту сквозь очки, — объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать…

Они его опередили.

ЭТО И МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

(Перевод К. Егоровой)

Из антологии «Кровавые возвращения» под редакцией Шарлин Харрис.


Действие происходит между событиями «Белой ночи» и «Маленького одолжения».


Я встречал людей более мягких, приятных и дружелюбных, чем Шарлин Харрис, — но, хоть убей, не могу припомнить когда. Все знакомые с Шарлин писатели, с которыми я общался, искренне радовались успеху ее книг и сериала Эйч-би-оу «Настоящая кровь». Вот такой она хороший человек. Настолько хороший, что я даже не могу завидовать ей.

Поэтому, когда она предложила мне поучаствовать в антологии, я ответил: «Ну конечно!»

Тема дня рождения (изначально книгу предполагалось выпустить в день рождения Влада Дракулы, когда ему стукнуло сколько-то там сотен лет) оказалась непростой. День рождения — семейный праздник. Праздновать твой юбилей собирается твоя биологическая или духовная семья.

Если подумать, это серьезная вещь.

Однако для Дрездена день рождения никогда не был связан с подобными эмоциями — ведь у него никогда не было настоящей семьи. Поэтому я решил написать рассказ о том, как Гарри справляется с непривычной ролью гостя на дне рождения своего сводного брата. Я отыскал в Чикаго отличный торговый комплекс, чтобы Дрездену было где развернуться, добавил немного вампирского духа и сочинил эту историю за три недели.


— Эй, Мияги-сан, — позвала моя ученица. С ее джинсов стекала фиолетово-коричневая слизь. — Думаешь, химчистка с этим справится?

Я бросил ключи от машины на кухонный стол, прислонил к нему покрытый слизью деревянный посох, изрезанный рунами, и сказал:

— В последний раз, когда я отнес в химчистку вещи, испачканные илистым големом, владелец на следующий день спалил свое заведение и попытался получить страховку.

Молли, моя ученица, была еще подростком, и когда она стянула свои пострадавшие джинсы, я не мог не отметить, какие у нее восхитительные ноги. Сморщив нос, она бросила джинсы в помойное ведро.

— Я уже говорила, что в восторге от чародейства, Гарри?

— По крайней мере никто из нас не попал в больницу, детка. Мы сегодня неплохо поработали.

Я снял кожаный плащ, также щедро покрытый липкой вонючей слизью, и отнес его к камину, который использую зимой. Поскольку электричества у меня нет, камин — жизненная необходимость. Убедившись, что огонь горит достаточно жарко, я бросил в него плащ.

— Эй! — запротестовала Молли. — Только не плащ!

— Расслабься, — сказал я. — На нем защитные заклинания. Слизь спечется, и утром я ее соскребу.

— Ну тогда ладно. Мне нравится твой плащ. — Молли замолчала, и ее поношенные армейские ботинки и носки последовали за джинсами. Она довольно-таки высока для женщины и сложена как скандинавская мечта любого школьника. Волосы цвета белого золота до плеч, на кончиках — сине-красно-фиолетовая радуга. Несколько висюлек, прежде украшавших лицо, она потеряла, остались лишь серьги в одной брови, одной ноздре, кончике языка и нижней губе. Молли подошла к небольшому коврику в середине гостиной, отодвинула его и открыла люк, ведущий в подвальную лабораторию. Зажгла от камина свечу, брезгливо наморщив нос — от плаща поднимался маслянистый дым, — и спустилась по приставной лестнице в подвал.

Мыш, мой саблезубый ретривер, вышел из спальни, широко зевая и виляя лохматым серым хвостом. Шагнул ко мне, потом замер, почувствовав запах слизи. Развернулся и побрел обратно в спальню.

— Трус! — крикнул я ему вслед. Посмотрел на Мистера, кота, дремавшего на самой массивной книжной полке, в потоках теплого воздуха от камина. — Хоть ты меня не бросил.

Мистер взглянул на меня в ответ, потряс головой, когда до него добралась струйка едкого дыма. Дернул ушами в явном недовольстве и грациозно, с чувством оскорбленного достоинства спустился с полки, чтобы последовать за Мышом в относительно благоухающую безопасность спальни.

— Тряпка, — пробормотал я. Тщательно осмотрел посох. На нем запекся ихор. Придется использовать наждачную бумагу, а потом восстанавливать резьбу. Вероятно, та же участь ожидает огнестрельную палочку. Любители-идиоты сами не знают, что творят. Илистый голем — неприятная фигня.

Переодетая Молли поднялась по лестнице. За шесть месяцев ученичества она кое-чему научилась и теперь всегда хранила запасной комплект одежды в спортивной сумке под маленьким письменным столом, который я разрешил поставить в лаборатории. На девушке была длинная черная юбка, из тех, что всегда выглядят жеваными, и шлепанцы — для зимней погоды не ахти, но все же лучше, чем черные спортивные трусики.

— Гарри, ты сможешь подбросить меня до дома?

Нахмурившись, я посмотрел на часы. Начало десятого — поздновато для юной леди пользоваться чикагским общественным транспортом. Учитывая таланты Молли, возможно, ей ничего не грозит, но лучше не искушать судьбу.

— А ты не хочешь позвонить предкам?

Она покачала головой.

— В День святого Валентина? Шутишь? Они забаррикадировались наверху и велели старшим измотать детвору, чтобы те крепко спали. — Молли содрогнулась. — Я к ним близко не подойду. Слишком опасно.

— День святого Валентина! — простонал я. — Проклятие!

— В чем дело?

— Со всеми нашими развлечениями я совсем забыл. Сегодня… э-э-э… у кое-кого день рождения. Я приготовил подарок и собирался его вручить.

— Да ну? — прощебетала Молли. — И кто же это?

Я помедлил, но моя ученица заслужила некоторую толику откровенности — и доверия.

— Томас, — сказал я.

— Вампир? — уточнила Молли.

— Ага.

— Ну надо же! — Ее голубые глаза блеснули. — Это странно. Я хочу сказать, с чего бы тебе дарить ему подарок на день рождения? — Она мило нахмурилась. — Ну, ты ведь не даришь подарки моему отцу, а вы с ним друзья, и он рыцарь Меча, и хороший парень, и не меньше двадцати раз спасал тебе жизнь.

— Всего четыре, — раздраженно ответил я. — И на Рождество я…

Молли смотрела на меня, самодовольно улыбаясь.

— Ты догадалась, — сказал я.

— Томас — твой брат? — невинно спросила она. — Да?

Я обескураженно уставился на нее:

— Как?..

— Я видела, как вы сражались. — Она вздернула бледные бровки. — А что? Ты видел, сколько у меня братьев и сестер? Я знаю, что такое конфликт с родственниками.

— Черт побери, — вздохнул я. — Молли…

Она подняла руку.

— Знаю, шеф, знаю. Большой секрет. Никому не скажу. — Ее лицо стало серьезным, а взгляд — слишком проницательным для столь юной особы. — Семья — это важно.

В детстве моей семьей были постоянно менявшиеся сиротские приюты и приемные родители.

— Ага, — ответил я. — Точно.

Она кивнула:

— Значит, ты редко даришь семейные подарки. И не слишком много людей желает подарить твоему брату подарок на день рождения.

Секунду я просто смотрел на нее. Постепенно Молли превращалась в человека, который определенно мог мне понравиться.

— Нет, — тихо ответил я. — Редко и не слишком много.

— Что ж, — улыбнулась она. — Давай это исправим!


Нахмурившись, я смотрел на интерком у двери многоквартирного дома, в котором жил Томас.

— Не понимаю. В это время он обычно всегда у себя.

— Может, отправился пообедать, — предположила Молли, дрожавшая от холода в своей летней одежке.

Я покачал головой:

— Он старается как можно реже появляться на людях.

— Почему?

— Он вампир Белой Коллегии, инкуб, — пояснил я. — При виде его у любой женщины возникают всякие нескромные мысли.

Молли тактично кашлянула:

— Ага. Значит, я не одна такая.

— Нет. Как-то раз я проследил за ним. Это напоминало рекламу туалетной воды.

— Но ведь он выходит на улицу?

— Конечно.

Кивнув, она принялась рыться в своем рюкзаке.

— Так, может, нам использовать поисковое заклятие? Думаю, у меня есть с собой нужные ингредиенты.

— У меня тоже, — сообщил я и достал из кармана два четвертака, перекатывая их между пальцами медленными, изящными, зловещими движениями словно иллюзионист Дэвид Блейн.

Затем я подошел к стоявшей поблизости телефонной будке, вставил монеты в прорезь и набрал номер мобильного Томаса.

Молли одарила меня пристальным взглядом и скрестила руки на груди.

— Эй, — сказал я, слушая гудки в трубке. — Мы чародеи, детка, и с техникой у нас проблемы. Но это не означает, что мы не можем ею воспользоваться.

Молли закатила глаза и что-то пробормотала, а я сосредоточился на телефоне.

— Алло, — ответил Томас с сильным французским акцентом, который всегда использовал на публике.

— Это Франция? — спросил я. — Я обнаружил дохлую мышь в банке с французским жареным кофе и хочу написать жалобу. Я американец и не собираюсь мириться с подобным отношением!

Мой сводный брат вздохнул.

— Минуточку, пожалуйста, — произнес он, по-прежнему с акцентом. Я слышал, как на заднем фоне играет музыка, беседуют люди. Вечеринка? Стукнула, закрываясь, дверь, и Томас продолжил, уже без акцента: — Привет, Гарри.

— Я стою перед твоим домом с деньрожденным подарком, и меня заметает пурга.

— Это ты зря, — ответил Томас. — Меня там нет.

— Будучи профессиональным сыщиком, я это уже вычислил.

— Деньрожденный подарок, говоришь? — спросил он.

— Еще пару минут — и я сожгу его, чтобы согреться.

Он засмеялся:

— Я в «Вудфилд-молл» в Шомберге.

Я посмотрел на часы:

— В такое время?

— Ага. В качестве одолжения одному из моих работников. Пробуду здесь до полуночи или около того. Слушай, приходи завтра вечером.

— Нет, — уперся я. — Твой день рождения сегодня. Я подъеду.

— Э-э-э… — ответил Томас. — Ага. Ну да. Ладно.

Я нахмурился:

— Что ты там делаешь?

— Мне пора. — И он отключился.

Мы с Молли переглянулись.

— Хм.

Она наклонила голову:

— Что происходит?

Резко крутнувшись на каблуках, я двинулся к машине:

— Давай выясним.


«Вудфилд-молл» — самое большое заведение подобного рода в штате, но сейчас его парковка почти пустовала. «Молл» закрылся не меньше часа назад.

— И как мы собираемся его искать? — поинтересовалась Молли.

Я несколько раз объехал вокруг «молла» на машине — старом, потрепанном «фольксвагене-жуке», который я называл Голубым Жучком.

— Вот. — Я кивнул на белый седан, стоявший среди десятка других автомобилей — самого большого скопления транспорта на парковке. — Это его машина. — Хотел добавить кое-что еще, но грех было упускать возможность поиграть в магистра Йоду. — Молли, скажи мне, что ты видишь.

Она сморщила нос и задумалась, а я припарковался рядом с машиной Томаса. Покрышки хрустели по тонкому слою сыпучего снега, соляным потекам растаявшего льда и смерзшейся наледи. Я выключил двигатель. Он пощелкал еще пару секунд, после чего в салоне воцарилась мягкая, увесистая тишина, какая бывает лишь в снежную зимнюю ночь.

— Все закрыто, — сказала Молли. — Однако у входа стоят машины. Внутри освещена лишь одна секция, в других темно. Думаю, это светится один из магазинов. На нем нет жалюзи, хотя на всех остальных есть.

— И какой вопрос нам следует задать? — поторопил я.

— Чем занимается Томас в компании неизвестных нам людей в закрытом «молле» ночью в День святого Валентина?

— Хорошо. Дата может иметь какое-то значение, — сказал я. — Однако главный вопрос вот в чем: случайно ли разбита наружная охранная камера, направленная на эту дверь?

Молли моргнула, потом, нахмурившись, огляделась.

Я поднял палец.

— Не забывай искать во всех трех измерениях. Человеческие инстинкты не часто советуют нам поглядывать вверх или себе под ноги. Придется этому поучиться.

Молли снова нахмурилась, затем сосредоточилась на разглядывании сквозь окно фонарного столба над нами.

На высоте около десяти футов располагался квадратный черный металлический корпус охранной камеры. Из него свисали ни к чему не присоединенные оголенные провода. Я заметил их, когда парковался.

Моя ученица нервно втянула воздух:

— Думаешь, там что-то происходит?

— Думаю, у нас недостаточно информации для того, чтобы строить предположения, — ответил я. — Быть может, это ерунда. Но лучше держаться начеку.

Не успел я произнести эти слова, как две фигуры возникли из темноты и торопливо зашагали по дорожке к освещенному входу в «молл».

На обеих были длинные черные плащи с капюшоном.

Не самая привычная одежда для чикагских любителей шопинга.

Молли открыла рот, собираясь что-то сказать.

— Тихо! — прошипел я. — Не двигайся.

Фигуры прошли всего в тридцати или сорока футах от нас. Я успел заметить под одним из капюшонов очень, очень бледное лицо, глаза, утонувшие в глубоко запавших глазницах. Не удостоив нас взглядом, незнакомцы свернули к двери, открыли ее, словно ожидали, что она не будет заперта, и скрылись внутри.

— Ну хорошо, — тихо произнес я. — Возможно, здесь действительно что-то происходит.

— Э-э-э… — пробормотала Молли. — Это б-были в-вампиры?

— Дыши глубже, крошка, — посоветовал я. — Бояться можно, но не давай страху подавить тебя. Я понятия не имею, кто это был. — И, убедившись, что моя старая джинсовая куртка с флисовой подкладкой застегнута на все пуговицы, я вышел из машины.

— Ты куда? — спросила Молли.

— Внутрь, — ответил я, подходя к багажнику Жучка. Размотал проволоку, с незапамятных пор удерживавшую его в закрытом состоянии. — Кто бы они ни были, Томас о них не знает. Он бы сказал.

Поднятая крышка багажника загораживала от меня Молли, но она приоткрыла окно.

— Н-но у тебя нет с собой ни п-палочки, ни п-плаща, ничего. Все осталось в твоей квартире.

Я открыл футляр, в котором лежал мой револьвер сорок четвертого калибра, вместе с коробкой патронов, зарядил оружие и убрал в карман куртки. Спрятал несколько запасных патронов в передний карман джинсов и закрыл багажник.

— Это всего лишь игрушки, мой юный падаван. — Привычные, надежные, отлично зарекомендовавшие себя игрушки, без которых я чувствовал себя голым, однако чародей не должен целиком и полностью полагаться только на них — а также учить этому молодежь. — Оставайся здесь, заведи машину и будь готова сорваться с места, если нам придется удирать.

— Хорошо, — ответила она и перебралась на водительское сиденье. К чести Молли, хотя она и нервничала, но была отличным водителем — простите меня, о борцы за политическую корректность, водительницей.

Держа правую руку в кармане куртки, на рукоятке револьвера, я ссутулился, чтобы защититься от ледяного ветра, и побежал к главному входу в «молл», давя скрипучий снег. Уверенно, словно владелец заведения, подошел к дверям, распахнул их и быстро огляделся.

Внутри было темно, если не считать освещенного входа и того единственного открытого магазина — точнее, маленького бистро с затененными окнами, обеспечивавшими полумрак даже при полной иллюминации. Я видел фигуры, сидевшие за столиками, у стойки и в баре. Они были одеты преимущественно в черное и казались не намного старше Молли, хотя полумрак не позволял как следует разглядеть детали.

Я прищурился, размышляя. Вампиры испускают определенную энергию, которую могут уловить люди вроде меня, однако эта энергия зависит от клановой принадлежности. Иногда при приближении вампира я испытывал откровенный ужас, словно услышав детский смех, донесшийся из открытой могилы. В других случаях не чувствовал почти ничего, лишь обычную легкую инстинктивную неприязнь к данной персоне. Относительно вампиров Белой Коллегии, к которым принадлежал мой сводный брат, не возникало вообще никаких ощущений, если только они не делали что-то откровенно вампирское. Оставаясь снаружи, я ничего не мог сказать.

Это при условии, что они вообще были вампирами — на самом деле весьма смелое предположение. Обычно вампиры не проводят таких открытых встреч. Они не испытывают вины перед окружающим миром, но и не склонны рекламировать свою природу направо и налево.

Существовал лишь один способ узнать правду. Держа руку на пистолете, я открыл дверь в бистро, придержав ее на случай поспешного бегства, шагнул внутрь и с опаской оглядел собравшихся. Ближе всех сидела пара молодых людей, оживленно беседовавших за чашками чего-то напоминавшего кофе, и…

И у них было акне — не слишком запущенный случай, просто несколько прыщей.

Если вы не в курсе, вот вам бесплатная подсказка охотника на монстров: вампирам редко приходится пользоваться «Клирасилом».

В свете этого открытия, костюмы молодых людей оказались именно тем, чем выглядели: костюмами. Широкие плащи, с которых капала талая вода, висели на спинках стульев, и я уловил отчетливый аромат травки. Двое парней вышли на улицу, чтобы раскурить косячок, а потом вернулись к остальной компании. У меня на глазах один достал из кармана шоколадный батончик и впился в него зубами. Производители «Клирасила» без работы явно не останутся.

Я осмотрел помещение. Здесь собралось много людей, в основном молодых и, что характерно, костлявых, но не трупно-бледно-истощенных, как злодеи-кровососы. Одеты они были преимущественно в одинаковые претенциозные наряды, наводившие на мысль о большой распродаже в лавке «Готы-с-нами».

Я ощутил, как мои плечи облегченно расслабляются, и вынул руку из кармана. Приятно, когда твоя паранойя садится в лужу.

— Сэр, — строгим голосом произнес кто-то за моей спиной. — «Молл» закрыт. Объясните, что вы здесь делаете.

Обернувшись, я увидел приземистого крепкого мужчину с водянистыми голубыми глазами. Подбородка у него не наблюдалось, что выразительно подчеркивали густые золотисто-каштановые усы. Высокий лоб, коричневая униформа и что-то вроде полицейского оружейного пояса, при внимательном рассмотрении оказавшегося рацией в связке с крошечным баллончиком слезоточивого газа. «РЕЙМОНД» — сообщал бейджик охранника.

— Слежу за подозрительной активностью, Реймонд, — ответил я, неопределенно кивнув в сторону бистро. — Видишь? «Молл» закрыт, а в нем кто-то ошивается. Странно.

Он прищурился:

— Погоди. Мы встречались?

Я скривил губы и задумался.

— Ах, ну да. Шесть или семь лет назад, в «Шугазме».

Он крякнул:

— Фальшивый медиум.

— Консультант, — возразил я. — И насколько мне известно, они наконец разобрались с описью. Чего не могли сделать до моего прихода.

Реймонд одарил меня устрашающим взглядом. Который вполне мог бы кого-нибудь устрашить. Например, третьеклассника.

— Если ты не с группой, выметайся отсюда. Сам справишься или тебе помочь?

— Прекрати! — взмолился я. — Ты меня пугаешь!

Усы Реймонда задрожали. Очевидно, он не привык к насмешкам. Однако я был заметно крупнее.

— Зд'авствуй, 'Ари, — раздался из-за моей спины голос брата.

Обернувшись, я увидел Томаса в узких черных брюках и просторной красной шелковой рубашке. Его длинные волосы были собраны в хвостик и завязаны красной лентой. Мы с ним не слишком похожи, разве что разрез глаз и подбородок. Назвать Томаса красивым — что назвать Моцарта талантливым. Многие парни из тех, что мелькают на обложках модных журналов и в телевизоре, все бы отдали, чтобы выглядеть как Томас.

На его руке висела стройная девушка, весьма симпатичная и пышущая здоровьем, с артистично взъерошенными шелковистыми каштановыми волосами, в кожаных брючках с низкой талией и красном топе-бикини. Я видел ее в магазине Томаса. Сара.

— Гарри! — воскликнула она. — Как приятно снова тебя видеть. — И толкнула Томаса бедром. — Ведь правда?

— Разумеется, — ответил Томас со своим французским акцентом и улыбнулся.

— Привет, мистер Реймонд! — радостно сказала Сара.

Реймонд окинул меня хмурым взглядом и спросил Сару:

— Он с вами?

— Ну конечно! — прогнусавил Томас, ослепительно улыбаясь Реймонду.

Крякнув, Реймонд убрал руку с рации. Похоже, больше я его не интересовал. Везунчик.

— Я хотел сообщить, что буду чинить камеру на парковке, на случай если вдруг понадоблюсь вам.

— Merci. — Томас продолжал улыбаться.

Реймонд хрюкнул. Снова мрачно посмотрел на меня, взял ящик с инструментами, а также куртку и стремянку и направился к выходу на парковку.

— 'Ари, ты знаком с Сэйрой, — сказал Томас.

— Никогда не имел счастья быть представленным, — ответил я, протягивая Саре руку.

Она с улыбкой взяла ее.

— Полагаю, ты пришел не для того, чтобы играть в «Вечную ночь»?[3]

Я посмотрел на костюмы собравшихся.

— Гм. Это… какая-то игра, да?

— РИЖД, — пояснила она.

Я непонимающе глядел на нее.

— Что-то про железные дороги?

Сара ухмыльнулась.

— РИЖД, — повторила она. — Ролевая игра живого действия.

— Живого действия… вампирская ролевая игра, надо полагать, — сказал я. Перевел взгляд на Томаса. — И потому ты здесь?

Томас лучезарно улыбнулся и кивнул.

— Она попросила меня изобразить вампира, всего на одну ночь, — ответил он. — Натурала.

Неудивительно, что он так хорошо проводит время.

Сара ослепительно сияла.

— Томас никогда не говорит о своей, ну, личной жизни. Ты для нас человек-загадка. Мы постоянно тебя обсуждаем.

Нисколько не сомневаюсь. Иногда прикрытие моего братца, изображавшего крайне «голубого» парикмахера, трещало по швам. И я не собирался рассказывать кому попало о нашем родстве — особенно сейчас, когда Белый Совет чародеев находится в состоянии войны с вампирскими Коллегиями.

— Как мило, — сказал я Саре. Никогда не мог понять, что люди думают по поводу того, что я болтаюсь возле Томаса. — Томас, мы можем поговорить?

— Mais oui,[4] — ответил он. Улыбнулся Саре, взял ее за руку и отвесил легкий поклон. Она ласково улыбнулась в ответ и поспешила внутрь бистро.

Я смотрел, как она уходит, в своих узких брючках и откровенном топе. Потом вздохнул. У нее были крайне аппетитная попка, отличные бедра и восхитительная упругая походка. Мне до Сары как до небес.

— Подбери язык, пока никто не заметил, — вполголоса посоветовал Томас. — Не порть мне имидж.

— Скажешь, что я отыгрываю натурала, — ответил я. Мы вышли в коридор и немного удалились от бистро. — Значит, изображаешь вампира?

— Это прикольно, — сказал Томас. — Чувствую себя звездным гостем на закрытии сезона.

Я смерил его взглядом:

— Вампиры — это не прикольно и это не игра.

— Я знаю, — ответил Томас. — И ты знаешь. Но они не знают.

— Это не пойдет им на пользу, — сообщил я.

— Расслабься, — сказал Томас. Он говорил шутливо, но в его голосе звучала серьезная нота. — Они веселятся, а я им помогаю. Мне редко выпадает такой шанс.

— Ты шутишь с вещами, которые на самом деле очень опасны.

Он остановился и посмотрел мне в глаза.

— Они невинны, Гарри. Они не знают ничего другого. Они никогда не сталкивались с вампиром и не теряли из-за вампира своих близких. — Он поднял брови. — Я думал, что вы за это сражаетесь.

Я состроил кислую мину:

— Не будь ты моим братом, сказал бы, что у тебя ужасно тупые хобби.

Мы добрались до входных дверей. Томас изучил свое отражение в стекле и принял величественную позу.

— Верно, зато я отлично выгляжу, когда ими занимаюсь. Кроме того, Сара проработала одиннадцать выходных подряд и ни разу не пожаловалась. Она заслужила поощрение.

Снег валил все гуще. Реймонд вскарабкался на стремянку и возился с камерой. Молли наблюдала за ним. Я махал, пока не привлек ее внимание, затем нарисовал в воздухе коробочку и поманил. Она кивнула и заглушила двигатель.

— Я приехал сюда, готовясь к неприятностям. Хорошо, что не расшиб парочку этих ребят о потолок, прежде чем убедился, что они не на темной стороне.

Томас насмешливо фыркнул:

— Не надо себя оговаривать. Ты просто осторожен. Как и должно быть.

Я фыркнул в ответ:

— Надеюсь, ты не будешь возражать, если я просто отдам тебе подарок и побегу?

— Ты, как всегда, в своем репертуаре, — сказал Томас.

— Иди в жопу, — любезно ответил я. Молли схватила подарок и, дрожа от холода, поспешила к дверям. — И с днем рождения.

Томас повернулся ко мне с искренней, теплой улыбкой:

— Спасибо.

Позади нас раздался цокот высоких каблуков, и появилась молодая женщина. Наверное, она была красивой, но узкое черное платье, черные чулки и зализанные назад волосы придавали ей угрожающий вид. Окинув меня оценивающим, холодным взглядом, она произнесла:

— Значит, ты по-прежнему водишься с простолюдинами, Равениус.

— Э-э-э… что? — переспросил я, как обычно, вовремя вспомнив о манерах.

— 'Ари, — сказал Томас.

Я посмотрел на него.

Он прижал ладонь к своей макушке:

— Сделай то же самое.

Я продолжал тупо таращиться.

Он пристально посмотрел на меня в ответ.

Вздохнув, я положил ладонь на голову.

Девушка в черном платье мгновенно повторила жест и улыбнулась мне.

— Ой, простите. Я не сообразила.

— Я вернусь через секунду, — сказал Томас, снова с акцентом. — Личное дело.

— Ага, — ответила она. — Извините. Я думала, Эннуи наткнулась на побочную сюжетную линию. — Еще раз улыбнувшись, она сняла руку с головы — ее лицо вновь стало холодным и надменным — и зацокала обратно в бистро.

Я посмотрел ей вслед, затем повернулся к брату — мы так и стояли, не снимая ладоней с макушек, выставив локти, словно куриные крылышки, — и спросил:

— Что все это значило?

— Мы вышли из роли, — ответил Томас.

— Ага, — сказал я. — И никакой побочной сюжетной линии.

— Если бы мы скрестили руки на груди, то стали бы невидимыми, — пояснил Томас.

— Я сегодня не обедал, — сказал я, кладя руку на живот. Затем, без особой цели, похлопал себя по макушке и потер живот. — Теперь я вне роли — и голоден.

— Ты всегда голоден. Это не может быть вне роли.

— И правда, — сказал я. Нахмурился и обернулся. — Почему Молли…

Моя ученица стояла, прижавшись спиной к стеклянным дверям и глядя на парковку. Закрыв рот одной рукой, не шевелясь. Подарок для Томаса, в красно-розовой обертке в честь Дня святого Валентина, валялся на дорожке. Молли отчаянно колотило, словно она попала под напряжение.

Томас не сразу понял, что происходит.

— Мне кажется, в этой юбке слишком холодно. Смотри, она замерзла до смерти.

Прежде чем он добрался до «юбке», я уже был на улице. Схватил Молли и затащил внутрь, оглядывая парковку. И заметил две вещи.

Во-первых, стремянка Реймонда лежала на боку и уже начала покрываться снегом. На самом деле, снег становился все гуще, хотя прогноз обещал ясную погоду.

Во-вторых, моя машина, а также ее непосредственные соседи — стоявшие ближе всего к лестнице Реймонда — были забрызганы кровью. Кровь быстро замерзала, и ее капли сверкали в свете парковочных фонарей, словно крошечные рубины.

— Что? — спросил Томас, когда мы с Молли оказались внутри. — Что… — Он замолчал, глядя в окно, затем сам ответил на свой вопрос: — Дерьмо.

— Вроде того, — согласился я. — Молли?

Она посмотрела на меня дикими глазами, тряхнула головой, уронила ее на грудь и зажмурилась, что-то тихо, монотонно шепча себе под нос.

— Что за чертовщина? — нахмурился Томас.

— У нее эмоциональный шок, — тихо ответил я.

— Никогда не видел тебя в эмоциональном шоке, — заметил мой брат.

— Разные таланты. Я взрываю все вокруг, а Молли обладает повышенной чувствительностью, и чем дальше, тем тоньше она чувствует, — объяснил я. — Она справится, но ей нужно немного времени.

— Угу, — негромко согласился Томас. Он пристально смотрел на дрожащую девушку, и его темно-серые глаза начали менять цвет, светлея.

— Эй, — прервал я его. — Сконцентрируйся.

Он встряхнулся, и его глаза снова потемнели.

— Точно. Пойдем усадим ее и нальем ей кофе. Эти большие стеклянные окна делают из нас отличные мишени.

Мы отвели Молли в бистро и усадили за ближайший к двери столик. Томас остался наблюдать за темнотой, в то время как я налил из автомата чашку кофе, не забывая держать руку на своей глупой голове.

Пару минут спустя, когда я вернулся за столик, Молли пришла в себя, чем немало меня удивила: несмотря на небрежные слова, сказанные Томасу, я никогда прежде не видел ее в таком состоянии. Она дрожащей рукой схватила кофе и отхлебнула немного.

— Ну ладно, Кузнечик, — сказал я. — Что стряслось?

— Я шла ко входу, — ответила она монотонным, бесцветным голосом. — Охранник. Ч-что-то его убило. — В ее голосе появились отчаянные нотки. — Я п-почувствовала, как он умер. Это было ужасно.

— Что? — спросил я. — Мне нужны детали.

Молли тряхнула головой.

— Я н-не видела. Слишком быстро. Почувствовала, как что-то движется за спиной — б-буквально в шаге. Затем тихий з-звук — и он умер. — Она вновь прерывисто задышала.

— Полегче, — сказал я спокойным, уверенным голосом, каким учил ее сохранять самоконтроль в стрессовой ситуации. — Дыши. Сосредоточься. Помни, кто ты есть.

— Ладно, — ответила она через несколько вздохов. — Ладно.

— Этот звук. Что это было?

Она уставилась на поднимавшийся из чашки пар. — Я… Вроде удара. Но легче.

— Щелчок? — спросил я.

Она поморщилась, но кивнула:

— И я обернулась быстро как могла. Но он исчез. Я ничего не увидела, Гарри.

Стоявший в десяти футах Томас отчетливо слышал весь разговор.

— Что-то схватило Реймонда, — сказал он. — Что-то настолько быстрое, что смогло пересечь ее поле зрения за пару секунд. Схватив его, оно не остановилось. Возможно, она услышала, как сломалась его шея от резкого рывка.

Добавить было нечего. Все это звучало крайне неприятно.

Томас посмотрел на меня и добавил:

— Отличный способ схватить жертву, если ты достаточно быстр. Отец однажды показал мне, как это делается. — Его взгляд метнулся к парковке.

Я напрягся.

— Что?

— Уличные фонари погасли.

Я откинулся на спинку стула, лихорадочно размышляя.

— Этому есть лишь одно объяснение.

— Ослепить нас, — сказал Томас. — Не дать добраться до машин.

— А также не дать никому увидеть, что здесь происходит, — добавил я. — Как вам удалось попасть сюда после закрытия?

— Это место принадлежит дяде Сары, — объяснил Томас.

— Приведи ее. — Я поднялся, чтобы занять его место у двери. — И побыстрее.

Секунду спустя Томас вернулся с Сарой. К тому времени ролевики начали понимать, что творится нечто странное, и их неуклюжая зловещая игра уступила место неуверенной тишине. Прежде, глядя на Сару в малиновом топе, я испытывал возбуждение. Теперь не мог не думать, какой тонкой и уязвимой кажется ее шея.

— В чем дело? — спросила у меня Сара.

— Проблемы, — ответил я. — Возможно, мы в опасности, и мне нужно, чтобы ты ответила на несколько вопросов, прямо сейчас.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать.

— Во-первых, — перебил я ее, — знаешь ли ты, сколько охранников сегодня здесь находится?

Секунду она смотрела на меня, не понимая. Затем сказала:

— Э-э-э… четверо до закрытия, двое после. Но те двое, что уходят, обычно задерживаются до полуночи, занимаются ремонтом и кое-какой уборкой.

— Где?

Она тряхнула головой.

— В комнате охраны, в администрации.

— Отлично, — сказал я. — Здесь есть телефон?

— Конечно.

— Покажи.

Она подчинилась и отвела меня на крошечную кухоньку. Я снял трубку, услышал гудок и набрал номер Мёрфи. Если плохие парни, кем бы они ни были, боятся привлечь внимание внешнего мира, возможно, я смогу справиться с ними при помощи кучи полицейских машин с мигалками.

Один гудок, второй.

А потом — тишина. Одновременно погас свет, смолкла музыка и прекратились непрерывные вздохи отопительной системы.

У входа в бистро раздалось несколько отрывистых, хриплых вскриков. Я услышал, как Томас приказывает всем замолчать и зовет меня:

— Гарри?

— Комната охраны, — сказал я Саре. — Где она?

— Э-э-э… В дальнем от нас конце «молла».

— Легко найти?

— Нет, — покачала она головой. — Нужно пройти через административный зал и…

Я прервал ее:

— Ты мне покажешь. Пойдем. — Я выбрался из кухоньки. — Томас? Какие новости?

Ролевики сбились в кучу, повинуясь стадному инстинкту в момент опасности. Томас подошел ко мне поближе, чтобы иметь возможность говорить тихо.

— Пока никаких. Но я видел движение.

Я скрипнул зубами:

— Вот план. Мы с Молли и Сарой отправляемся в комнату охраны и пытаемся с кем-нибудь связаться.

— Плохая идея, — сказал Томас. — Надо выбираться отсюда.

— Мы слишком уязвимы. Они между нами и машинами, — возразил я. — Кто бы это ни был. Нам не преодолеть парковку. Нас поймают.

— Ладно, — согласился Томас. — Тогда вы забаррикадируйтесь здесь, а я пойду.

— Нет. После нашего ухода попробуй дозвониться до копов по мобильному. Когда мы с Молли поблизости, да еще и на взводе, мобильники не работают.

Ему это не понравилось, но крыть было нечем.

— Хорошо, — сказал он поморщившись. — Будь аккуратен.

Кивнув, я повысил голос:

— Эй, народ! Я точно не знаю, что здесь творится, но собираюсь найти охрану. Я хочу, чтобы вы не разбредались, пока я не вернусь и не скажу, что это безопасно.

Раздались вялые протесты, но одного взгляда Томаса хватило, чтобы их угомонить. В этом взгляде не было злобы или угрозы. Просто Томас умел смотреть.

Все замолчали.

Когда мы — я впереди, Молли и Сара за мной — вышли из бистро, раздался оглушительный удар, и машина боком пробила стеклянную стену «молла» на высоте около восьми футов от земли. Ударилась об пол, разбрызгивая обломки стекла и металла, с громким скрежетом подскочила и неуклюже понеслась к нам, сопровождаемая порывом ледяного воздуха.

Молли не растерялась, а вот Сара застыла на месте, уставившись на приближающуюся машину. Я схватил девушку за талию и, чуть не оторвав от земли, потащил. Мы бежали по прямой — возможно, не самый умный поступок, — однако небольшой парфюмерный киоск перекрывал все остальные пути к отступлению.

Я двигался быстро, и нам повезло. Не успели мы с Сарой миновать киоск, как машина врезалась в него. К тому моменту ее импульс практически сошел на нет, и она остановилась, окатив наши туфли волной искусственного стекла. Сара покачнулась и чуть не упала. Я поймал ее и побежал дальше. Она начала кричать, или визжать, или попыталась задать вопрос, но я зажал ей рот рукой и прошипел:

— Тихо!

Я мчался, пока мы не свернули за угол, а машина не перестала подрагивать. Только тогда я остановился, прижавшись спиной к стене, и привлек внимание Сары.

Я не говорил, а как можно выразительнее приложил палец к губам. Отчаянно дрожавшая Сара кивнула. Я повернулся, чтобы дать такой же сигнал Молли, которая выглядела бледновато, но ситуацию контролировала. Она также кивнула, и мы покинули это крыло «молла».

Я напряженно прислушивался. Слушать — мой талант, может, потому, что я чародей, а может, потому, что некоторые люди действительно хорошо слышат. Различить почти ничего не удавалось, однако кое-что я все же услышал — шаги, приближавшиеся к разбитой входной двери «молла», по скрипящему битому стеклу и прочему мусору.

Что-то достаточно быстрое, чтобы мимоходом сломать человеку шею, и достаточно сильное, чтобы швырнуть машину в стеклянную стену, только что проникло в «молл» за нашими спинами. Я решил, что очень, очень разумно будет не дать ему узнать, что мы здесь и пытаемся улизнуть.

И мы справились, медленно, тихо шагая по «моллу», раскинувшемуся со всех сторон тремя этажами темных магазинов, пустынных бутиков, запертых решеток и дверей. Миновав центральную площадь и еще десяток магазинов, я остановился: здесь наши голоса уже не должны были услышать.

— О Боже, — проскулила Сара придушенным шепотом. — О Боже мой. Что происходит? Это террористы?

Возможно, у меня нашелся бы более вежливый ответ, если бы она не прижималась ко мне всем телом, практически обнаженным выше пояса, теплым, гибким и трепещущим. Адреналин, вплеснувшийся в мою кровь, когда нас чуть не раздавило машиной, настиг меня, и неожиданно я понял, что сам едва сдерживаю дрожь. Внезапно мне отчаянно захотелось сорвать лямки красного топа и поцеловать Сару, просто чтобы ощутить, насколько это приятно. Однако по здравом размышлении это казалось не слишком уместным.

— Ну-у, — промямлил я, заставляя себя посмотреть туда, откуда мы пришли. — Это… ну да, какие-то плохие парни. Ты ранена?

— Нет, — ответила Сара.

— Молли?

— Я в порядке, — сказала моя ученица.

— Комната охраны, — напомнил я.

Секунду Сара пристально смотрела на меня.

— Но… но я не понимаю, почему…

Я решительно закрыл ей рот ладонью.

— Сара, — сказал я, поймав ее взгляд — что оказалось непросто, — я уже попадал в неприятности и знаю, что делаю. Ты должна мне довериться. Идет?

На мгновение ее глаза расширились. Она легонько коснулась моего запястья, и я позволил ей оттолкнуть мою руку от ее губ. Сглотнув, Сара кивнула.

— У нас нет времени. Нужно немедленно отыскать комнату охраны.

— Х-хорошо, — сказала она. — Сюда.

Сара вела, а мы следовали за ней, крадясь в пещеристом полумраке неосвещенного «молла». Молли прильнула ко мне, чтобы прошептать:

— Даже если мы найдем охранников, что они смогут против существа, которое способно на такое?

— У них есть рации, — прошептал я в ответ. — Мобильные телефоны. Они знают все выходы. Если нам не удастся вызвать помощь, они скажут, как вывести этих людей отсюда…

Свет начал загораться и гаснуть — не мигать, не ритмично включаться и выключаться, а делать это асинхронно. Сначала огни на несколько секунд вспыхнули в отделе на третьем этаже. Затем потухли. Несколько секунд спустя озарилась дальняя секция второго этажа. Погасла. Затем на мгновение вспыхнуло одно из дальних крыльев. Словно какой-то ребенок баловался с кнопками.

Затем прокашлялась и взвизгнула система местного оповещения. Умолкла, снова ожила.

— Проверка, — раздался из колонок сухой, скрипучий голос. — Проверка — раз, два, три.

Сара застыла, потом опасливо попятилась, глядя на меня расширившимися глазами. Я шагнул к ней, и она прижалась ко мне дрожа.

— Отлично, — продолжил голос. Он был ужасен — словно у одержимой дьяволом в исполнении Линды Блэр, только еще хуже. — Полагаю, теперь вы все меня слышите.

А ведь мне уже доводилось иметь дело с обладателями подобных голосов.

— Твою мать, — пробормотал я.

— Это Констанция, — сообщили динамики. — Констанция Бушнелл. Уверена, вы меня помните.

Я посмотрел на Молли, которая покачала головой. Сара выглядела напуганной и сбитой с толку, но, поймав мой взгляд, тоже покачала головой:

— Возможно, вы также помните меня как Друлинду, — продолжил голос. И вдруг начал петь «С днем рожденья». Мелодия была совсем другая, но слова те же.

Глаза Сары расширились.

— Друлинда?

— Что еще за Друлинда? — спросил я.

Сара покачала головой.

— Один из наших персонажей. Но та, кто ее отыгрывает, сбежала из дома или что-то вроде этого.

— И ты не узнала ее настоящее имя?

Сара виновато посмотрела на меня:

— Ну, я никогда особо с ней не общалась. Она была не слишком, ну, знаешь, популярной.

— Ну да, — сказал я. — Расскажи, что тебе о ней известно.

Она покачала головой:

— Ну-у… Около пяти футов четырех дюймов, такая… обыкновенная. Короче, не страшная, но и не симпатичная. Может, немного толстовата.

— Я не о том. — Я вздохнул. — О чем-то важном. Над ней смеялись?

— Некоторые, — ответила Сара. — Мне это никогда не нравилось, но…

— Вот дерьмо. — Я посмотрел на Молли и сказал: — Код «Кэрри». У нас неприятности.

Ужасная, скрипящая песня закончилась.

— Уже год как я покинула вас, — сообщила Друлинда. — Год как поняла, за чем вы, ничтожества, гоняетесь. И я решила сделать себе подарок. — Жуткая пауза. — Вас. Всех вас.

— Какой код? — переспросила Молли.

Я тряхнул головой:

— Сара, ты знаешь, где расположена система оповещения?

— Да, — ответила Сара. — В администрации. Прямо рядом с…

— Комнатой охраны. — Я снова вздохнул.

Друлинда тем временем продолжала:

— Выходы заблокированы и под наблюдением. Но не стесняйтесь, бегите к ним. Ваш вкус заметно улучшается, если предварительно вас тщательно напугать. Я так жду вашей реакции на новую меня!

На этом система оповещения отключилась, но секунду спустя начала транслировать музыку — «Только ты» группы «Плэттерс».

— Молли, — прошипел я, неожиданно осознав опасность. — Прикрой нас, сейчас же.

Она моргнула, затем кивнула, наклонила голову, сосредоточенно нахмурившись и скрестив руки на груди. Я ощутил, как она собирает энергию и высвобождает ее словом. На долю секунды воздух замерцал, словно мельчайшая алмазная пыль.

Под вуалью было на несколько градусов холоднее, а мир снаружи казался еще сумрачней. Я чувствовал изящный рисунок заклятия вокруг нас и знал, что снаружи мы невидимы — при условии, что Молли не ошиблась. Вуали — одна из сильных сторон моей ученицы, и я доверил ее таланту наши жизни.

Секунду или две спустя раздался шорох, и в тенях что-то замелькало. В двадцати футах от нас движение резко прекратилось, и я ощутил присутствие вампира Черной Коллегии.

Друлинда — по крайней мере я решил, что это она — была одета в темные джинсы, красный вязаный свитер и длинный черный кожаный плащ. Если в жизни она и испытывала проблемы с весом, смерть об этом позаботилась. Друлинда казалась впалой и сморщенной, иссохшей и костлявой, словно несвежий труп, каковым она, собственно, и являлась. В отличие от более старых вампиров клана на голове у нее сохранились волосы, хотя их явно давно не мыли и не укладывали. Большинство вампиров Черной Коллегии, с которыми я сталкивался, не слишком заботились о состоянии своего тела. Полагаю, после того как увидишь собственное гниение, о прочих мелочах можно не беспокоиться.

И в отличие от старых вампиров она воняла. Это был не легкий могильный душок — нет, она смердела, как труп годичной давности, в котором еще остались сочные части, который еще не полностью предался земле. Одного этого оказалось достаточно, чтобы к горлу подкатила тошнота — а ведь я провел целый день, выслеживая и уничтожая илистого голема.

Секунду она стояла, пока «Плэттерс» распевали первый куплет, и оглядывалась. Она что-то почувствовала, но не могла понять, что именно. Вампирша медленно поворачивалась, шевеля губами в такт музыке, и тут из темноты вышли еще две твари, не такие проворные, как Друлинда.

Это были свежеобращенные вампиры — настолько свежие, что на мгновение я принял их за людей. Оба одеты в коричневую униформу, как у Реймонда. Оба перепачканы кровью, и у обоих не хватает узких полосок плоти по бокам шеи — если точнее, над яремной веной и сонной артерией. Они двигались скованно, их конечности слегка подергивались, словно сопротивляясь трупному окоченению.

— Что это? — промямлил один из них. Его голос был хриплым, но не казался ужасной пародией, как голос Друлинды.

Мелькнула рука Друлинды — она двигалась с удивительной скоростью. Новорожденный вампир также отреагировал с нечеловеческой быстротой, однако все же недостаточно быстро, и удар сбил его с ног. Выбитые зубы рассыпались, словно монетки из оброненного кошелька.

— Будешь говорить, когда я разрешу, — проскрипела Друлинда. — Подашь голос еще раз, и я порву тебя на части и брошу в озеро Мичиган. Проведешь на дне целую вечность, без рук, без ног, без света и без крови.

Вампир, чей нос сплющился почти в лепешку, невозмутимо поднялся, словно случайно поскользнулся. Кивнул, дергано и раболепно.

Кожистые губы Друлинды растянулись, обнажив желтые зубы в пятнах свернувшейся коричневатой крови. Затем она развернулась и сорвалась с места, ее шаги легко зашелестели по плиткам пола. Через пару секунд вампирша уже скрылась за углом, направляясь к бистро. Два бывших охранника припустили за ней, пусть и намного медленнее.

— Дерьмо, — прошептал я, когда они исчезли из виду. — Черт, черт, черт.

— Что это было, Гарри? — спросила Молли.

— Вампиры Черной Коллегии, — ответил я, стараясь не делать глубоких вдохов. Зловоние ослабло, но окончательно не исчезло. — Одни из самых быстрых, сильных и подлых тварей.

— Вампиры? — недоверчиво прошипела Сара. Выглядела она не ахти. Лицо девушки приобрело зеленоватый оттенок. — Нет, это… нет, нет, нет… — Она замолчала, и ее вырвало. Я с трудом удержался, чтобы не составить ей компанию. Молли было легче, вся ее концентрация уходила на поддержание вуали, однако я видел, как и она сглотнула.

— Ладно, Молли, — тихо произнес я. — Слушай.

Она кивнула.

— Вампиры Черной Коллегии, — сказал я. — Те, о ком упоминает книга Стокера. Все их слабости — солнечный свет, чеснок, святая вода, символы веры. Помнишь?

Она кивнула:

— Да.

— И преимущества. Сила, скорость. Не смотри им в глаза. — Я сглотнул. — Не давай взять себя живой.

Глаза моей ученицы вспыхнули пониманием и внезапным яростным огнем.

— Ясно. Что я должна сделать?

— Не снимай вуаль. Прикрой Сару. Найди укромное местечко и затаись. Все закончится через полчаса, может, быстрее. К тому времени шум привлечет внимание, так или иначе.

— Но я могу…

— Убить меня при попытке защитить тебя, — отрезал я. — Это не твоя битва, кузнечик. Пока нет. Я должен буду двигаться быстро. И у меня здесь есть друзья. Я не один.

Секунду Молли смотрела на меня, в ее глазах сверкали слезы разочарования. Затем кивнула и спросила:

— Я могу сделать что-нибудь еще?

Я внимательно оглядел ее, задержался глазами на шлепанцах.

— Ага. Отдай мне свои тапки.

Полтора года сверхъестественного ученичества не прошли даром: она и глазом не моргнула. Сняла шлепанцы и протянула мне.

Я мягко положил руку Саре на плечо, затем прикоснулся к ее лицу. Она посмотрела на меня и прошептала:

— Я не понимаю, что происходит.

— Оставайся с Молли, — сказал я ей. — Она о тебе позаботится. Делай все, что она скажет. Хорошо? — Нахмурившись, я уставился на ее дорогие черные туфли. — «Гуччи»?

— «Прада», — безжизненно ответила она.

Будучи настоящим мужчиной, я паршиво разбираюсь в туфлях, но, надеюсь, это не испортит мою репутацию загадочного спутника Томаса.

— Отдай их мне.

— Ладно. — Она подчинилась, слишком ошеломленная, чтобы спорить.

Томас был прав насчет ролевиков. Труп Сариной невинности валялся на полу рядом с ее трапезой, и она приняла это чертовски близко к сердцу.

Я подавил вспышку гнева и молча покинул защитную вуаль Молли, держа в одной руке туфли, в другой — револьвер. С тем же успехом мог бы прихватить с собой безопасное одеяло Лайнуса.[5] Для вампира Черной Коллегии револьвер — ничто, однако с ним я чувствовал себя увереннее.

Стараясь двигаться как можно быстрее, но при этом не слишком шуметь, я вскарабкался по ближайшей лестнице — выключенному эскалатору. Оказавшись на втором этаже, свернул направо и поспешил к «Шугазму».

Этот большой магазин прежде занимал крошечный закуток, однако, справившись с первоначальными проблемами, заметно расширился. Теперь за стальной сеткой красовались модные витрины и огромные вывески, с деловитым энтузиазмом превозносившие политику магазина по части гарантированного возврата денег.

— Меня страшно недооценивают, — пробормотал я. Затем немного возвысил голос и, вложив в слова чуточку магии, позвал: — Киф! Эй, Киф! Это Гарри Дрезден!

Я подождал, вглядываясь сквозь сетку, но среди смутных теней в недрах магазина ничто не двигалось. Решил рискнуть: снял с цепочки висевший на шее серебряный амулет и шепотом наполнил его магией. Серебро слабо замерцало голубым светом, хотя я всячески старался приглушить его. Стоит Друлинде или ее вампирам хотя бы посмотреть в мою сторону — и они увидят меня, стоящего, словно идиот, с единственным огоньком во всем темном «молле».

— Киф! — снова позвал я.

Кобб появился из дорогой дамской сумочки, которая свисала с руки манекена, одетого в итальянские ботинки за шесть сотен долларов. Рост кобба не превышал десяти дюймов, а на голове у него красовалась копна тонких белых волос, как у Альберта Эйнштейна. Одет он был в нечто отдаленно напоминавшее европейский городской костюм девятнадцатого века: темные брюки с подтяжками, ботинки и белую рубашку. Плюс кожаный рабочий пояс с крошечными инструментами и странные защитные очки, сдвинутые на лоб.

Киф спрыгнул с манекена и поспешил к сетке. Надел перчатки, снял с пояса несколько строп. Затем проворно, словно белка, и осторожно, чтобы не коснуться металла обнаженной кожей, вскарабкался по сетке при помощи карабинов. Киф был фейри из Маленького народца, обитающего в тенях и потайных уголках нашего мира, и прикосновение железа причиняло ему боль.

— Чародей Дрезден, — поприветствовал он меня с германским акцентом, оказавшись на уровне моей головы. Голосок кобба был тихим даже для столь крошечного создания. — Опасность бродит по рынку ночью этой. Здесь быть тебе не следует.

— Я знаю, — ответил я. — Но здесь находятся люди.

— А, — вздохнул Киф. — Смертные, защитить которых ты хочешь. Неразумна битва эта.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал я.

Киф смерил меня взглядом и отрицательно покачал головой.

— Ходячая смерть опасна крайне. Крови людей моих стоить может это. На риск такой не пойду я.

— С тебя должок, Киф, — проворчал я.

— Благосостояние наше, но не жизни.

— Ну, как знаешь, — сказал я. Затем поднял одну из Сариных туфель и, не отводя глаз от маленького кобба, отломил каблук.

— Ах! — в ужасе вскрикнул Киф, его крошечные ножки соскользнули с металлической сетки. — Nein![6]

Из «Шугазма» донесся хор аналогичных криков и вздохов.

Я поднял вторую туфлю и повторил процесс.

Киф протестующе взвыл. Неожиданно у сетки возникли три десятка крошечных коббов, мужчин и женщин. Пушистые белые волосы, костюмы словно с Октоберфеста и ужас в глазах.

— Nein! — снова воскликнул Киф. — Это же итальянская кожа! Ручная работа! Что ты делаешь?

Шагнув влево, я занес искалеченные туфли над урной.

Эльфы-сапожники вздохнули в унисон и замерли.

— Не делай этого! — взмолился Киф. — Потеряно не все. Починить их можно. Как новые сделаем мы их. Как новые! Не выбрасывай их.

Я не дрогнул.

— Я знаю, ребята, что вам несладко пришлось после того, как сапожники ушли на покой, — сказал я. — Я получил разрешение для вашего клана работать здесь и чинить обувь в обмен на пользование торговыми автоматами. Так?

— Так, — подтвердил Киф, не отрывая взгляда от туфель в моей руке. — Чародей, над мусором держать их не следует. Если уронишь их, мусором они станут и прикоснуться к ним не сможем мы. Потеряны будут они для мира. Каждый из нас об этом пожалеет.

Тревожное утвердительное бормотание донеслось из толпы коббов.

Хватит палки — пришло время морковки. Я достал потрепанные шлепанцы Молли. При виде них несколько почтенных коббов недовольно прищелкнули языком.

— Я помог вам обосноваться в «Шугазме», — произнес я. — Но теперь, вижу, вам здесь стало тесновато. Я готов найти для вас другое хорошее место — семья, мама, папа, семеро детей, и все крайне непоседливы.

Коббы оживленно зашептались.

Киф вежливо кашлянул и спросил, обеспокоенно глядя на сломанные каблуки:

— А туфли?

— Я отдам их вам, если вы мне поможете, — ответил я.

Киф прищурился.

— Мы не рабы тебе, — рявкнул он. — Угрозы и подкуп!

— Ты знаешь, за что я сражаюсь, — возразил я. — Я защищаю смертных. Я никогда этого не скрывал и никогда не лгал вам. Мне нужна ваша помощь, Киф. Ради нее я сделаю все, что потребуется, но ты знаешь мою репутацию. Я честен с Маленьким народцем и всегда благодарю его за помощь.

Секунду глава коббов пристально смотрел на меня. Никто не любит принуждения, даже Маленький народец, привыкший уворачиваться от наших ног, но у меня не осталось времени на дипломатические фигли-мигли.

Взгляд Кифа постоянно возвращался к туфлям, болтавшимся над урной, и он молчал. Другие коббы ждали, очевидно, доверяя ему решение.

— Знак доброй воли, Киф, — тихо сказал я, ставя сломанные туфли на пол перед магазином. — Я доверяю тебе и твоим людям починить их и вернуть владельцу. И плачу за пиццу.

Коббы выдохнули, уставившись на меня так, словно я только что пообещал им карту Эльдорадо. Я услышал, как один из младших воскликнул:

— Правда это!

— Преходяща пицца, — сурово произнес Киф. — Вечны туфли и кожаные изделия.

— Туфли и кожаные изделия, — эхом повторили коббы серьезными тоненькими голосами.

— Немногие смертные уважение к Маленькому народцу в эти дни выказывают, — тихо сказал Киф. — Или доверие. Правда, что под крышей этой много нас слишком. И перед чародеем долг у нас. — Окинув туфли профессиональным взглядом, он кивнул. — На твоих условиях и в пределах наших возможностей помощь мы окажем. Говори.

— Разведка, — тут же ответил я. — В «молле» находятся вампиры Черной Коллегии. Мне нужно знать их точное число и местонахождение.

— Сделано будет, — рявкнул Киф. — Коббы!

Легкий порыв ветра — и я остался в одиночестве. Туфли Сары и неуклюжие шлепанцы Молли тоже испарились, причем последние прямо из моих рук и так молниеносно, что я ничего не заметил. На всякий случай я убедился, что моя обувь пока на мне. С коббами никогда нельзя быть уверенным. Иногда крошечные фейри проявляют завидное упрямство и могут нанести ощутимый вред. Несмотря на разделявшую нас металлическую сетку, я играл с огнем, держа эти «Прада» над урной.

Люди понятия не имеют, насколько велики способности Маленького народца к разведке — и как быстро они это делают, особенно когда события разворачиваются на их территории. Через тридцать секунд Киф и его команда уже вернулись.

— Четверо их, — доложил Киф. — Трое меньших, что до последнего времени место это охраняли. Один старший, что дал им не-жизнь.

— Четверо, — выдохнул я. — Где?

— Один снаружи, перед группой автомобилей ждет и наблюдает, — ответил Киф. — Один перед бистро, где прячутся смертные, на страже стоит. Один рядом со своей госпожой, внутри находится.

У меня свело живот.

— Кто-нибудь пострадал?

Киф покачал головой.

— Насмехается она над ними. Пугает их. — Он пожал плечами. — Нечасто ей подобные так ведут себя.

— Нет. Она пришла за местью, а не пищей. — Я нахмурился. — Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня достал. Сможешь?

Я объяснил, что мне требовалось, и Киф одарил меня слегка обиженным взглядом.

— Разумеется.

— Хорошо. Теперь насчет того, который стоит снаружи, — продолжил я. — Можешь показать мне путь, чтобы незаметно подобраться к нему?

Глаза Кифа сверкнули неожиданной свирепостью, никак не вязавшейся с его размером и внешностью.

— За мной, чародей.

Я почти бежал, однако крошечный кобб без труда опережал меня. Мы прошли сквозь служебную дверь, для которой требовался ключ и которая при нашем приближении распахнулась — с засова свисала дюжина ухмылявшихся юных коббов. Затем спустились вниз по лестнице и оказались в длинном туннеле с низким потолком. Единственным источником света служил мой амулет.

— К системам водоснабжения и канализации проход этот ведет, — крикнул мне Киф. Мы остановились перед лестницей. У ее подножия лежал небольшой бумажный пакет.

— Твое оружие, — сказал Киф, кивнув на пакет. Затем указал на лестницу. — За спиной вампира выходит она.

Я открыл пакет и увидел два пластмассовых цилиндра. Чтобы не связываться с шуршащей бумагой, убрал один в карман куртки и, зажав второй в руке, поднялся по лестнице. Она привела к люку, сделанному не из дерева или стали, а из какого-то тяжелого синтетического материала и открывавшемуся совершенно бесшумно. Я высунул голову и осторожно оглядел парковку.

Фонари не горели, однако покрывавший землю снег отражал достаточное количество света, и мир казался странно замкнутым и тихим, словно кто-то накрыл его колпаком, находившимся сразу за пределами видимости. Возле группы машин на парковке — если быть точным, прямо рядом с моим Синим Жучком — стоял вампир.

Я видел лишь черный силуэт, и хотя по форме этот силуэт напоминал человека, он был слишком неподвижным, словно манекен. Снег начал скапливаться на его голове и плечах, как на крышах и капотах припаркованных автомобилей. Он стоял лицом к темному «моллу», на том месте, где снег заметал следы, оставшиеся от брошенной в стену машины. Полагаю, на тот случай, если кто-нибудь с воплями выбежит на улицу.

Возможно, новорожденный вампир не столь опасен, как старший, — а грузовик не столь опасен, как танк. Однако окажись вы у них на пути, любой размажет вас по асфальту. Будь у меня при себе посох и палочка, быть может, я бы и рискнул сразиться в открытую. Но они остались дома, а если бы и нет, моя обычная магия производит немало шума и другие вампиры мигом бы насторожились.

Вампиры — крутые парни, и убить их непросто. Придется обрушиться на охранника внезапно и со всей возможной жестокостью, но при этом бесшумно. В открытой схватке у меня не будет ни шанса.

Поэтому я и воспользовался разведкой коббов.

Я сосредоточился, призвав магию, с которой родился и которую всю жизнь тренировал, практиковал и оттачивал. От нахлынувшей силы мои руки покрылись гусиной кожей, и я ощутил странное давление на затылок, а также изнутри на лоб. Собрав силу, я начал мысленно придавать ей форму, сфокусировав волю и намерения на желаемом результате.

Заклятие, над которым я работал, не относилось к числу моих лучших. На него потребовалось более двадцати секунд, а когда речь идет о быстрой и грязной боевой магии, это все равно что вечность.

Однако для предательской, тайной, бьющей в спину магии вполне годится.

В последнее мгновение вампир что-то почувствовал и повернул голову в мою сторону.

Стиснув кулак, я высвободил заклинание, прорычав:

— Gravitus!

Магия вонзилась в землю под ногами вампира, и ее размеренная, медленная, неподвижная сила неожиданно зашевелилась, сосредотачиваясь, устремляясь к стоящему наверху монстру. В техническом смысле я не увеличил силу земного притяжения, а лишь немного ее перераспределил. В радиусе пятидесяти ярдов — лишь на долю секунды — гравитация исчезла. Автомобили приподнялись на амортизаторах — и вновь осели. Тонкий слой снега взметнулся на несколько дюймов и лег обратно.

В ту же долю секунды вся гравитация из этой области сосредоточилась в круге диаметром около восемнадцати дюймов, прямо под ногами вампира.

Не было ни взрыва, ни вспышки света, ни крика. Вампир просто упал, врезавшись в асфальт так неожиданно и с такой силой, будто я уронил на него наковальню. Раздались скрежет и треск — это ломались сотни костей, — и бурая жижа окатила автомобили, причем большая часть, разумеется, попала на Жучка.

Сбор и высвобождение такого количества энергии обессилили меня. Я плохо справляюсь с земной магией. В большинстве случаев слишком медленная, чтобы с ней связываться, она никогда не была моей сильной стороной. Однако, поднимаясь с земли, я признал, что при наличии времени ее результаты весьма впечатляли.

Следя за входом в «молл», я захромал к машине, но никто не завопил, и Друлинда с приспешниками не выскочили на парковку.

Вампир был еще жив.

Точнее, не-жив. В общем, тварь все еще пыталась двигаться.

Большая ее часть превратилась в фарш. На холоде тело не успело начать гнить, поэтому запаха тлена не было. Один глаз вращался в раздробленном черепе. Мышцы подергивались, но без костяного каркаса на этом их деятельность и оканчивалась. Возможно, имей вампир достаточно крови и времени, он смог бы вернуть себе прежний облик, однако я сомневался в таких перспективах, а потому занес над ним пластмассовый цилиндр.

— Ничего личного! — объяснил я вампиру, а затем посыпал его молотым чесноком из пиццерии.

Не скажу, что вампир завизжал. Подобно посоленному слизняку, он умер в молчаливой пульсирующей агонии. Мне пришлось бороться с приступом тошноты, но недолго. Когда имеешь дело с вампирами, поневоле привыкаешь к отвратительным кончинам. Поднялись струйки дыма, и через несколько секунд кучка немертвой плоти превратилась в мертвую плоть.

Один готов.

Трое в уме.

Я зашагал к «моллу», стараясь двигаться как можно тише. Годы работы частным сыщиком — а также годы теневой магической войны с вампирами — научили меня этому. Оказавшись в тридцати футах от входа, я увидел второго вампира, прежде чем тот заметил меня, именно там, где, по словам коббов Кифа, ему и следовало находиться.

Он стоял лицом к бистро, очевидно, поглощенный разворачивавшимися там событиями. Я слышал доносившиеся изнутри голоса и, хотя слова заглушала снова и снова повторявшаяся мелодия «Только ты», различил шелестящее шипение Друлинды. Признаков борьбы не наблюдалось, и это был плохой знак. Томас не сдался бы без боя, а учитывая способности потенциальных участников драки, я бы ее не пропустил.

После секундного раздумья я пришел к выводу, что, возможно, это все-таки хороший знак. Им бы не удалось убить Томаса без шума. Если только он не подчинился добровольно, а я отказывался в это верить. Я слишком хорошо знал своего брата. Нет, здесь произошло что-то еще.

При необходимости мой брат мог сойтись лицом к лицу с вампиром Черной Коллегии, но в последний раз, когда он так поступил, это едва не убило его и женщину, за счет которой ему пришлось восстанавливать свои силы. Внутри были два вампира, и хотя Томас входил в число лучших бойцов Белой Коллегии, он не вступил бы в поединок, если бы считал, что следует тянуть время, воспользовавшись старинной уловкой Белых, а именно хитроумно притворившись человеком. Инстинкты говорили мне, что Томас выжидал подходящего момента. Или, скажем, помощи от меня.

Опустив глаза, я увидел подарок, уцелевший среди хаоса. Он лежал в своей яркой красно-розовой обертке там, куда его уронила Молли, — на дорожке перед входом.

Я понял, что улыбаюсь.

Через двадцать секунд я бросил подарок. Переворачиваясь в полете, он приземлился прямо перед бистро. Голова стоявшего на страже вампира дернулась. Склонилась набок. Затем тварь обернулась, скаля зубы.

— Gravitus! — прогремел я, снова призывая силу земли.

Снова все подскочило — однако на этот раз не бесшумно. Круг нулевой гравитации охватил ближайшие магазины, и находившиеся в них товары, и прилавки, и тарелки, и мебель, и кассовые аппараты, и манекены, и бог знает что еще взлетели в воздух, чтобы с грохотом рухнуть обратно. Аналогичные звуки донеслись и с верхних этажей.

Круг сверхгравитации прижал вампира в коричневой рубашке к полу, но я забыл про верхние уровни «молла». Раздался визг раздираемого металла, и вниз обрушилась почти непрерывная череда обломков — полы и потолки не выдержали напряжения. Все это упало на раздавленного вампира.

Секунду царила тишина. Предметы продолжали сыпаться с полок, прилавков и прочих мест. Очевидно, пострадали трубы: с потолка хлынул поток воды, в котором мелькали новые обломки.

Затем — почти одновременно — произошли две вещи.

Во-первых, мой брат наконец дождался своего момента.

Передняя стена бистро взорвалась. Я увидел летящий силуэт вампира-охранника: он пронесся по воздуху через весь коридор и, не теряя высоты, со страшной силой врезался в защитную металлическую сетку.

Во-вторых, Друлинда испустила жуткий яростный вопль. Звук был кошмарный, неприятный, скребущий и почему-то напоминающий мне о пауках — а также нечеловечески громкий. Внутри бистро что-то загремело. Молодежь завопила.

Времени на раздумья не было. Я помчался к вампиру, которого мой брат вышвырнул из бистро. Он рухнул на землю и еще не поднялся. Я надеялся, что успею подбежать достаточно близко, прежде чем он окончательно придет в себя.

Не успел.

Вампир оказался на ногах, когда я не преодолел еще и половины пути. Одно его плечо было вывихнуто и искалечено, рука безжизненно висела. Он легко развернулся — ни его лицо, ни движения не выдавали ни малейшего дискомфорта, — издал вполне человеческий крик ярости и кинулся на меня.

Я отреагировал инстинктивно: поднял правую руку, сосредоточился и завопил:

— Fuego!

Пламя вспыхнуло на моей ладони и взметнулось диким вихрем, гигантским вращающимся конусом пронеслось по коридору. Огонь выплеснулся на пол, охватил металлическую сетку и вышеозначенного вампира, словно я хотел принести его в жертву.

Однако без огнестрельной палочки я не мог сфокусировать атаку, и жар рассредоточился, вместо того чтобы сконцентрироваться в тонкий обжигающий луч. Без сомнения, боль была страшная, и униформа вампира горела, но с ним самим ничего не произошло. Возможно, более старый, иссушенный вампир вспыхнул бы, как факел, однако новички были слишком… сочными. Мой вампир лишь немного сварился.

И сильно разозлился.

Издав очередной высокочастотный визг, он двинулся ко мне, замахиваясь пылающей рукой. Возможно, пламя немного его дезориентировало, поскольку я смог увернуться от удара — ну, почти. Вместо головы или шеи удар пришелся в левое плечо. В меня словно врезался поезд.

Охваченный болью, я выронил баночку с чесноком. Сила удара развернула меня, и я рухнул на пол. Вампир уселся сверху и, продолжая гореть, оскалился, после чего потянулся к моему горлу своими еще не заостренными, еще белыми зубами.

— Гарри! — крикнул Томас. Я услышал шум, и страшная сила оторвала вампира от меня. Я сел и увидел, как плечо моего брата врезается в грудную клетку монстра, расплющивая неупокоенную тварь о бетонную стену между двумя витринами. Затем Томас схватил нечто напоминавшее ножку стула, и вогнал заостренный конец в грудь противнику, на несколько дюймов ниже золотистого бейджика охранника, располагавшегося с левой стороны.

Рот вампира открылся, и оттуда хлынула темная кровь. Оставшейся рукой тварь потянулась к ножке стула.

Томас решил эту проблему наиболее жестоким из возможных способов. С лицом, застывшим в гримасе ярости, мой брат, не обращая внимания на горящую одежду вампира, схватил его руку и четким вращательным движением вырвал из сустава.

Снова выплеснулась кровь, хотя и немного — когда сердце не работает, фонтана из раны не дождешься, — после чего безвозвратно изувеченный вампир осел, подергиваясь, и загнанный в сердце деревянный кол положил конец его не-жизни.

Я скорее ощутил, чем увидел Друлинду: холодное присутствие разъяренного вампира Черной Коллегии заскрежетало по магическим нервам.

— Томас!

Развернувшись, брат успел уклониться от удара, настолько стремительного, что я его даже не увидел. Атаковал в ответ, но Друлинда, пусть и новичок, была вампиром-мастером, созданием, обладавшим собственной ужасной волей и силой. Прежде Томасу уже доводилось сражаться с вампирами Черной Коллегии — однако среди его противников не было мастеров.

Он с самого начала защищался. Хотя мой брат невообразимо силен и быстр, когда дает волю своей вампирской природе, очевидно, его силы и скорости было недостаточно. Я лежал на земле, по-прежнему не в состоянии пошевелиться от боли в левой стороне тела, и пытался придумать выход.

— Бегите! — крикнул я в сторону бистро. — Бегите, люди! Выбирайтесь отсюда!

Пока я кричал, Друлинда швырнула моего брата спиной в металлическую сетку, да так сильно, что на металле остался широкий след бледно-красной крови.

Подростки начали выбегать из бистро, направляясь к парковке.

Друлинда обернулась через плечо и вновь яростно зашипела. Воспользовавшись этим, Томас ухитрился схватить ее за руку, упереться ногами и толкнуть вампиршу в стену. В бетоне появились трещины. Не теряя инерции, Томас потянул Друлинду вверх, замахнулся и ударил ею об пол, затем вновь поднял и на сей раз толкнул в защитную сетку. Плитка крошилась, металл гнулся.

Я услышал вскрик и, подняв глаза, увидел, что Эннуи, на своих невозможно высоких черных каблуках и в крошечном узком черном платье, упала, пытаясь выбраться из бистро.

Страшно изуродованная конечность высунулась из кучи мусора над поверженным вампиром и вцепилась в девушку.

Я побежал к ней, пока мой брат разбирался с Друлиндой. Левая рука отнялась. Правой я неуклюже вытащил вторую баночку с чесноком из левого кармана куртки и посыпал руку вампира.

Та начала дымиться и дергаться. Эннуи вновь закричала: сжавшись, кулак сломал ей лодыжку. Я расстроенно наступил на руку. Пусть она и обладала сверхъестественной силой, однако кости есть кости, и без них ей придется разжаться.

Потоптавшись как следует на костях, мне удалось освободить девушку. Я попытался поднять Эннуи на ноги, однако вес ее тела пришелся на сломанную лодыжку, а оттуда — на мое поврежденное плечо. Я упал на одно колено, с трудом удержавшись, чтобы не растянуться.

И почти не обратил внимания на то, что мой брат пролетел в воздухе над моей головой, разбил единственное уцелевшее стекло у входа в «молл» и безжизненно приземлился на парковку.

Я чувствовал за спиной присутствие Друлинды.

Вампирша сухо усмехнулась:

— А я-то думала, это всего лишь симпатичный мальчик для развлечений. Как глупо с моей стороны.

Секунду провозившись с баночкой, я развернулся и по дуге метнул в Друлинду ее содержимое.

Она шагнула в сторону, с легкостью уклонившись от чеснока. Вампирша выглядела потрепанной, ее покрывала пыль. По консистенции неупокоенная плоть напоминала дерево, а потому не столько резалась и травмировалась, сколько щербилась и дробилась. Одежда восстановлению не подлежала — однако все это не имело значения. Сейчас Друлинда представляла не меньшую опасность, чем перед схваткой.

Я бросил баночку и поднял амулет, покачивая им перед лицом вампирши, словно талисманом.

Распятие действует на Черную Коллегию — однако дело тут не только в христианстве. Вампиров отпугивает не сам святой символ, а вера того, кто его держит. Я видел, как они пятились от крестов, распятий, бумажек, исписанных священными символами синто,[7] а однажды даже от звезды Давида.

Что до меня, я использовал пентаграмму, потому что верил в нее. Пятиконечная звезда представляет пять элементов — землю, воздух, воду, огонь и дух, — связанных в замкнутом круге смертной воли. Я верил, что магия есть сила, предназначенная для созидания, защиты и сохранения. Верил, что магия — это дар, который нужно использовать мудро и ответственно — и необходимо применять против таких тварей, как Друлинда, против буквального, воплощенного зла, чтобы защитить тех, кто сам себя защитить не может. Вот во что я верил — и всю свою жизнь действовал в соответствии с этой верой.

Я верил.

Бледно-голубой свет заструился из амулета — и Друлинда замерла на месте, зашипев от ярости.

— Ты! — проскрипела она через несколько секунд. — Я слышала о тебе. Чародей. Дрезден.

Я медленно кивнул. За ее спиной полыхало пожаром мое предыдущее заклинание. Электричества не было, и, без сомнения, Друлинда со своими новоиспеченными лакеями отключила сигнализацию. Стоит огню разгореться — и он охватит все здание. Нужно выбираться отсюда.

— Уходи, — шепнул я Эннуи.

Всхлипнув, она поползла к выходу. Амулет по-прежнему не давал Друлинде приблизиться.

Секунду вампирша пристально смотрела на меня своими молочно-белыми глазами, трупные катаракты поблескивали, отражая огонь. Затем улыбнулась и начала действовать.

Она была слишком быстрой. Пока я разворачивался, чтобы остановить ее, раздался крик Эннуи — вцепившись девушке в волосы, Друлинда волокла жертву назад, из круга света, отброшенного амулетом.

Вампирша с легкостью подняла свою добычу, и я увидел лицо Эннуи в потеках туши.

— Чародей, — сказала Друлинда. На теле Эннуи были порезы, оставленные то ли осколками стекла, то ли падением: струйка крови сбегала из ее слипшихся черных волос, огибала ухо и стекала по шее. Наклонившись, вампирша высунула язык, похожий на кусок вяленого мяса, и слизнула кровь с кожи девушки. — Можешь прятаться от меня за своей игрушкой. Но ее ты не спасешь.

Я скрипнул зубами и промолчал.

— Однако твоя смерть пойдет мне на пользу, обеспечит положение в моем клане. Ужасный прославленный чародей Дрезден. — Она обнажила в ухмылке желтые зубы. — Поэтому я предлагаю тебе сделку. Я отпущу девчонку. Даю тебе слово. — Наклонившись еще ближе, она коснулась зубами шеи Эннуи. — В противном случае… Все мои новые слуги погибли. Придется завести других.

Я содрогнулся. Умереть — это скверно. Но умереть и превратиться в такое…

Я опустил амулет. Секунду помедлил, затем бросил его.

С низким страстным воем Друлинда отшвырнула Эннуи, словно пустую конфетную обертку. В следующее мгновение она уже была рядом, скрипуче — Боже мой! — хихикая, прижимая меня к полу.

— Я чую твой страх, чародей! — прошелестела она. — Думаю, это будет весьма приятно.

Медленно, не торопясь, Друлинда наклонилась еще ближе, оскалив зубы, ее лицо оказалось в нескольких дюймах от моего.

Чего я, собственно, и ждал.

Запрокинув голову, я плюнул тягучей смесью слюны и чесночного порошка прямо в эти белесые глаза.

Взвизгнув, Друлинда отшатнулась, вцепившись в лицо руками — и заработав ожог на них. Вампирша билась в безумной агонии, набрасываясь на все, что попадалось на пути, оставляя огромные прорехи в металлических сетках, пробивая дыры в бетонных стенах.

— Дам тебе пару советов, — прорычал я. Рот до сих пор жгло от чеснока, которым я набил его перед тем, как вампирша кинулась на меня. — Первый: если я молчу при встрече с такой низкосортной унылой ночной дрянью, как ты, значит, я что-то задумал.

Друлинда взвыла еще громче и рванулась ко мне, споткнулась о груду мусора, растянулась на полу, но поползла дальше на четвереньках, словно неуклюжее мерзкое насекомое.

Я оглянулся. Эннуи уже выбралась наружу, а Томас зашевелился — возможно, его взбодрил снег. Я вновь повернулся к ослепленной, обезумевшей от боли вампирше. Кроме нас, в этом крыле «молла» никого не осталось.

— И второй, — сообщил я, — никогда не прикасайся к моему брату в его чертов день рождения.

Затем сконцентрировался, поднял руку и прорычал:

— Fuego!

Взметнувшееся пламя охватило Друлинду.

Все равно здание уже почти сгорело. Так какого черта?


— Гребаные злодеи-любители, — пробормотал я, хмуро глядя на брызги, покрывавшие мою бедную машину.

Томас прислонился к ней, прижав руку к голове, с гримасой боли на лице.

— Ты в порядке?

Я осторожно пошевелил левой рукой.

— Чувствительность понемногу возвращается. Позже попрошу Баттерса меня осмотреть. Спасибо, что одолжил Молли свою тачку.

— Это меньшее, что я мог сделать. Она повезла Сару и Эннуи в больницу. — Он покосился на столб дыма, поднимавшийся над «моллом». — Думаешь, сгорит дотла?

— Не-е, — ответил я. — Разве что это крыло. Пожарные будут здесь в мгновение ока. С Кифом и его семейством ничего не случится.

Мой брат хмыкнул:

— И как они это объяснят?

— Кто знает, — пожал я плечами. — Может, метеорит. Пробил крышу, пришиб несчастных охранников, устроил пожар.

— Я ставлю на террористов, — возразил Томас. — Сейчас они в моде. — Он с сомнением покачал головой. — Но я имел в виду ролевиков, не копов.

— Ну да, — ответил я. — Может, они никому не скажут. Побоятся, что их примут за психов.

— А их и примут, — снова хмыкнул Томас.

— Конечно, примут, — согласился я. — Завтра все это покажется дурным сном. Через пару месяцев они задумаются, не померещилось ли им, не случилось ли, например, утечки галлюциногенного газа. А через несколько лет будут считать, что Друлинда в компании бродяг явилась, чтобы устроить неприятности, и врезалась на машине в стену «молла». Что Друлинда и ее спутники-типа-вампиры свихнулись от ролевых игр. — Я покачал головой. — Человеку от природы свойственно пытаться все логически растолковать и разложить по полочкам. Так мир выглядит не столь пугающим. Но, по правде говоря, я не думаю, что им грозит какая-то опасность. Не больше, чем кому-либо.

— Это хорошо, — тихо ответил Томас. — Я полагаю.

— Это жизнь. — Где-то далеко завыли сирены и начали приближаться. — Нам пора.

— Ага.

Мы залезли в Жучка. Я завел двигатель и выехал с парковки. Фары включать не стал — ни к чему привлекать лишнее внимание.

— Ты справишься? — спросил я.

Томас кивнул.

— Потребуется несколько дней, чтобы прийти в норму, но, — он пожал плечами, — я справлюсь.

— Спасибо за поддержку, — сказал я.

— Надрал их мертвые задницы, — ответил он и поднял кулак.

Я легонько коснулся его кулака костяшками пальцев.

— Отличный сигнал. Подарок на день рождения.

— Я так и думал, что ты сообразишь. — Тут я нахмурился. — Вот дерьмо. Твой подарок!

— Ты его забыл?

— Слегка забегался.

Он помолчал. Затем спросил:

— Что это было?

— «Боевые роботы», — ответил я.

Он моргнул.

— Что?

— «Боевые роботы». Маленькие пластмассовые фигурки, которые дерутся.

— Я знаю, что такое «боевые роботы», Гарри, — ответил Томас. — Я пытаюсь понять, зачем ты хотел подарить их мне.

Сжав губы, я задумался. Затем сказал:

— Сразу после смерти отца меня отправили в приют. Был канун Рождества. По телевизору рекламировали «боевых роботов». Ну, знаешь, с ними играли два мальчика. Два брата. — Я пожал плечами. — И в том году мне очень, очень хотелось подарить этих идиотских пластмассовых роботов моему брату.

— Потому что это означало бы, что ты не один, — тихо произнес Томас.

— Ага, — ответил я. — Прости, что забыл их. И счастливого дня рождения.

Он оглянулся на пылающий «молл».

— Что ж, — сказал мой брат. — Думаю, главное — это намерение.

ХЕОРОТ

(Перевод К. Егоровой)

Из антологии «Мой большой сверхъестественный медовый месяц» под редакцией П. Н. Элрод.


Действие происходит между событиями «Белой ночи» и «Маленького одолжения».


Пэт вновь пригласила меня в свой литературный клуб — и я вновь с радостью согласился.

Что тут скажешь? Я боюсь перемен.

Темой последней антологии была свадьба, а новая оказалась посвящена ее логическому продолжению — медовому месяцу. Решив изучить этимологию словосочетания «медовый месяц», я добрался до его корней в Скандинавии и на Британских островах, где новоиспеченные муж и жена покидали родную деревню и уединенно жили в течение лунного месяца, в то время как родственники постоянно снабжали их медовухой (которую делают из меда).

Думаю, идея была в том, чтобы зачатый в этот период ребенок вне всяких сомнений являлся законным отпрыском мужа. А может, в том, чтобы юная жена провела целый месяц навеселе — этакая буйная викингша.

Я понятия не имею, точна ли с научной точки зрения обнаруженная мной — преимущественно в Интернете — информация. Однако для моих целей важна была не точность, а сам источник вдохновения. Поэтому из новобрачных, медовухи и скандинавской атмосферы я состряпал рассказ для «Архивов Дрездена», сюжетная линия которых не имеет почти ничего общего с этими основополагающими вещами.

Итак, я смешал их, посадил в середину Гарри и радостно смотрел, как занялся пожар.


Я сидел в своем офисе и сортировал счета, когда позвонил Мак.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал он.

Я впервые услышал от него столь длинную фразу.

— Ладно, — ответил я. — Где? — С лаконичностью у меня тоже все о'кей.

— Паб «Лун-Айленд», — сказал Мак. — Ригливилл.

— Еду.

Я положил трубку, поднялся, надел черный кожаный плащ и сообщил своему псу:

— У нас дело.

Мой пес Мыш, весивший больше многих европейских автомобилей и до этого мирно дремавший возле единственной отдушины системы отопления, радостно вскочил с пола. Встряхнул густой серой шерстью, уделив особое внимание всклокоченной, почти львиной гриве на шее и плечах, и мы отправились на выручку друга.

Октябрь выдался дождливым и холодным, а в тот день в качестве бонуса прилагался еще и ветер. Я нашел парковку для своего потрепанного «фольксвагена-жука» и, подняв плечи, зашагал по Кларк на север, навстречу ветру. Мыш трусил рядом.

Паб «Лун-Айленд» располагался неподалеку от бейсбольного стадиона «Ригли Филд» и перед играми, а также после них бывал набит под завязку. Это просторное заведение с многочисленными залами и уровнями вмещало несколько сотен человек. Кирпичная стена перед входом была обклеена большими плакатами. Хотя бумагу насквозь промочил дождь, на них все еще читались надписи «ЧИКАГСКАЯ ПИВНАЯ АССОЦИАЦИЯ» и «НОЧЬ ЖИВОГО ПИВА», а также сообщение о фестивале домашнего пива и состязании, под которым стояла сегодняшняя дата. Через дверь непрерывно сновали люди.

— Ага, — сказал я Мышу. — Это объясняет, почему Мак здесь, а не у себя. Он наконец-то обрушил свое новое темное на беззащитную публику.

Мыш укоризненно посмотрел на меня из-под мохнатых бровей, потом опустил голову, вздохнул и зашлепал прямиком к двери. Там нас ждал Мак — жилистый лысый мужчина в черных слаксах и белой рубашке. На вид ему можно было дать от тридцати до пятидесяти. Его ничем не примечательное, незапоминающееся лицо обычно казалось задумчивым и спокойным.

Однако сегодня я бы назвал его мрачным.

Укрывшись наконец от дождя, я вручил свой шестифутовый дубовый посох Маку, а сам выбрался из плаща. Тщательно отряхнул его — капли воды разлетелись во все стороны, — после чего снова надел.

Мак владеет пабом, где часто собирается сверхъестественная община Чикаго. Он повидал предостаточно паранормальных пакостей — и уж если встревожился, значит, мне никак не обойтись без усиленного заклинаниями слоя кожи между моим нежным телом и причиной беспокойства. Я забрал посох. Мак кивнул мне, после чего сел на корточки перед Мышом, который с серьезным видом протянул лапу. Мак пожал ее, почесал пса за ушами и сказал:

— Пропала девушка.

Я кивнул в ответ, не обращая внимания на странные взгляды некоторых посетителей. Это было в порядке вещей.

— Что известно?

— Муж, — ответил Мак. Мотнул приглашающе головой, и я последовал за ним в глубь паба. Мыш прижимался к моему боку, дружелюбно виляя хвостом. Полагаю, нарочито. Мыш — очень большая собака, и если он не демонстрирует открыто свое дружелюбие, люди начинают нервничать.

Мак провел нас через несколько залов, каждый стол и кабинка в которых были отведены различным пивоварам. Самодельные вывески, пестревшие восклицательными знаками, восхваляли всевозможные зелья — кроме той, возле которой остановился Мак. Картонный треугольник скромно сообщал, что здесь разливают «ТЕМНОЕ МАК-ЭНЕЛЛИ».

Возле соседней кабинки симпатичный стройный молодой человек, похожий на библиотекаря, беседовал с офицером полиции, заламывая руки.

— Вы не понимаете, — говорил молодой человек. — Она не могла просто уйти. Только не сегодня. Сегодня начинается наш медовый месяц.

Полицейский, лысеющий крепыш с носом более красным, чем давала на то основания погода, покачал головой.

— Простите, сэр, но когда она пропала? Час назад? Два? Мы начинаем поиски не раньше, чем пройдет двадцать четыре часа.

— Она не могла просто уйти! — выкрикнул молодой человек.

— Послушай, парень, — сказал коп. — Ты не первый, чья невеста запаниковала и сбежала. Хочешь совет? Начни обзванивать ее бывших дружков.

— Но…

Коп ткнул молодого человека пальцем в грудь.

— Успокойся, парень. Приходи через двадцать четыре часа. — Он повернулся, чтобы уйти, и едва не врезался в меня. Сделал шаг назад и нахмурился. — Вы что-то хотели?

— Я всего лишь купаюсь в лучах вашего сочувствия, офицер, — ответил я.

Его лицо потемнело, но прежде чем он успел сделать глубокий вдох и обрушиться на меня всем своим весом, Мак всунул ему в руку кружку темного эля. Коп немедленно ее осушил. Покатал последний глоток во рту — исключительно для рисовки, — после чего швырнул кружку Мак-Энелли, рыгнул и отправился восвояси.

— Мистер Мак-Энелли, — произнес молодой человек, поворачиваясь к Маку. — Она так и не появилась! — Затем перевел взгляд на меня. — Это он?

Мак кивнул.

Я протянул руку:

— Гарри Дрезден.

— Роджер Брэддок, — представился встревоженный молодой человек. — Кто-то похитил мою жену.

Его рукопожатие было слишком сильным, а пальцы — холодными и немного липкими. Я еще не понял, что здесь произошло, но Брэддок действительно испугался.

— Похитил? Вы видели, как это случилось?

— Вообще-то нет, — ответил он. — Не совсем. Никто не видел. Но она не могла просто уйти. Не сегодня. Мы поженились утром и собирались отправиться в свадебное путешествие, сразу после фестиваля.

Я поднял бровь:

— Вы отложили свадебное путешествие ради пивного фестиваля?

— Я открываю собственный паб, — объяснил Брэддок. — Мистер Мак-Энелли давал мне советы. Вроде как наставлял меня. То есть… Я хочу сказать, я бываю здесь каждый год, и фестиваль проводится только один раз в году, а выиграть его было бы так… Связи и все такое… — Он замолк и огляделся.

О да. Мрачный призрак внезапной утраты заставляет по-новому взглянуть на мир. Иногда невозможно понять, что для тебя действительно важно, пока не столкнешься с угрозой это потерять.

— Вы вместе были в этой кабинке? — спросил я.

— Да, — ответил он. Облизнул губы. — Она пошла взять салфетки в баре, это совсем близко. Отошла на двадцать футов — и вдруг исчезла.

В глубине души я склонялся к версии копа. Люди в большинстве своем эгоистичны, жадны и ненадежны. Разумеется, существуют исключения, но никто не хочет верить, что низменные устремления человеческой природы могут встать между тобой и тем, кто тебе небезразличен.

Парень казался предельно искренним — однако именно милые, искренние люди, чьими решениями управляют исключительно эмоции, часто совершают колоссальные ошибки. Чем ужасней выглядит реальность, тем отчаянней они ищут причины, чтобы не замечать ее. Казалось более вероятным, что девушка бросила его.

С другой стороны, вероятность не есть истина, а Мак не станет звать на помощь по пустякам.

— Как долго вы встречались? — спросил я Брэддока.

— С пятнадцати, — ответил он. Слабо улыбнулся. — Почти десять лет.

— Решили сделать все официально, да?

— Мы оба поняли, когда пришло время, — ответил он и перестал улыбаться. — Точно так же, как сейчас я понимаю, что она ушла не по своей воле. Ее кто-то заставил.

Я обошел Брэддока и осмотрел кабинку. На столе красовался кег, рядом с ним — небольшой картонный знак с карикатурной пчелой, облаченной в скандинавский шлем и с мечом на перевязи. Надпись под пчелой гласила: «КОРИЦА ПОЛУНОЧНОГО СОЛНЦА БРЭДДОКА».

Хмыкнув, я взял с сиденья простую черную дамскую сумочку. Не из дорогих.

— Навряд ли она бы сбежала без своей сумочки, — заметил я. — Это уж точно.

Брэддок прикусил губу, зажмурился и произнес:

— Элизабет.

Я вздохнул.

Что ж, черт побери. Теперь у нее было имя.

Элизабет Брэддок, новобрачная, — может, она просто сбежала, но, может, и нет. Вряд ли я испытаю душевное удовлетворение, если сейчас уйду — а потом выяснится, что ей действительно грозила опасность.

Так какого черта? Вполне можно оглядеться.

— Полагаю, игра началась, — сказал я. Приподнял сумочку. — Можно?

— Конечно, — ответил Брэддок. — Разумеется.

Я положил сумочку Элизабет на стол, за пивным кегом, и начал рыться в ее содержимом. Ничего необычного — бумажник, немного косметики, мобильный телефон, «клинекс», предметы дамской гигиены, пластмассовый футляр для противозачаточных таблеток с приклеенным кусочком бумаги.

И щетка для волос, старинная на вид штуковина с длинной остроконечной серебряной ручкой.

Я извлек из щетки несколько темных волнистых волосков.

— Это волосы вашей жены?

Брэддок недоуменно посмотрел на меня, затем кивнул:

— Да. Конечно.

— Не возражаете, если я ее возьму?

Он не возражал. Я спрятал щетку в карман и посмотрел на футляр для таблеток. Открыл его. Пустовали лишь первые отделения. Я отклеил бумажку, развернул — и увидел инструкцию по применению препарата.

Кто хранит инструкции от лекарств, скажите на милость?

Пока я над этим раздумывал, тень накрыла Брэддока, и чрезмерно татуированная мясистая рука прижала его к перегородке между кабинками.

Подняв глаза, я увидел, что к руке крепился мясистый здоровяк, весь в наколках. Он был лишь на несколько дюймов ниже меня, но его мышцы заплыли жиром. Лысый, со встопорщенной бородой. Шрамы вокруг глаз выдавали драчуна, а бесформенный, неоднократно сломанный нос говорил о том, что на этом поприще громила не завоевал особых лавров. Одет в черную кожу, кольца на правой руке такие внушительные, что вполне тянут на кастет. И голос под стать — сиплый и невыразительный. Задира швырнул в Брэддока маленький картонный треугольник.

— Где мой кег, Брэддок?

— Каин, — заикаясь, выдавил из себя молодой человек, — о чем ты?

— Мой кег, сучонок, — прорычал здоровяк. Двое парней, явно жаждавших походить на Каина, маячили у него за спиной молчаливой группой поддержки. — Он исчез. Что, понял, что в этом году тебе ничего не светит?

Я посмотрел на лежавший на полу кусок картона. На нем тоже была маленькая вагнеровская пчелка, а еще надпись: «КАИНОВ ПИНОК».

— У меня нет на это времени, — ответил Брэддок.

Каин снова прижал его к кабинке, на этот раз сильнее.

— Мы не закончили. Не двигайся, сучонок, если не хочешь, чтобы я скормил тебе твою же задницу.

Я покосился на Мака: нахмурившись, он смотрел на Каина, но не вмешивался. Мак вообще не любит вмешиваться.

Он умнее меня.

Я шагнул вперед, схватил руку Каина и с энтузиазмом пожал.

— Привет. Я Гарри Дрезден, сыщик. Как поживаете? — Я с улыбкой кивнул ему, после чего улыбнулся его дружкам. — Кстати, у вас нет аллергии на собак?

Каин так удивился, что едва не забыл попытаться раздавить мою руку. Однако мне все равно стоило некоторых усилий не сморщиться от боли. Я не отличаюсь крепким телосложением, но мой рост превышает шесть с половиной футов, и не всякому под силу со мной справиться.

— Чего? — остроумно ответил Каин. — Чего на собак?

— Аллергии, — любезно повторил я и кивнул на Мыша. — Иногда люди плохо реагируют на мою собаку, и мне бы не хотелось, чтобы это произошло здесь.

Байкер нахмурился, затем посмотрел вниз.

В ответ на него уставились две сотни фунтов Мыша — и куда только подевалась его дружелюбность? Мой пес не рычал и не скалился. Ему это не требовалось. Он просто смотрел.

Губы Каина растянулись, сложившись в мерзкую улыбочку. Однако он выпустил мою руку и насмешливо спросил у Брэддока:

— Слушай, а где твоя красотка? Сбежала на поиски настоящего мужика?

Брэддок был чуть ли не вдвое меньше Каина — но не раздумывая и совершенно искренне накинулся на обидчика.

На сей раз Мак вмешался, оказавшись между драчунами и упершись плечом в грудь Брэддока. Он спас молодого человека от избиения, хотя тот и сопротивлялся.

Погано усмехнувшись, Каин шагнул вперед, сжав огромные руки в кулаки. Я приподнял посох, и его тупой конец врезался громиле в горло. Тот шумно сглотнул и отступил, яростно уставившись на меня.

Я прислонил посох к груди, чтобы иметь возможность поднять обе руки ладонями вперед: в этот момент в зал вошел унылый коп, которого привлекли топот и ругань Брэддока. Одну руку коп держал на дубинке.

— Полегче, здоровяк, — громко сказал я, чтобы коп услышал. — Парень просто огорчен из-за своей супруги. Он не хотел ничего дурного.

Громила занес кулак, явно собираясь опустить его мне на голову, но тут один из его приятелей встревоженно произнес:

— Коп!

Каин замер и оглянулся. Возможно, офицер и весил несколько больше, чем следовало, однако он явно умел использовать это преимущество, а кроме того, у него были дубинка и пистолет. Не говоря уже о других копах, теоретически готовых прийти на помощь.

Каин разжал кулак, демонстрируя пустую ладонь, и опустил руку.

— Само собой, — сказал он. — Само собой. Недоразумение. Со всяким может случиться.

— Если хочешь уйти, лучше сделай это сейчас, — посоветовал коп Каину. — Иначе я тебя подвезу.

Каин и компания отбыли в угрюмом молчании, пронзая меня злобными взглядами — точнее, так, покалывая. Чем-чем, а остротой ума Каин явно не отличался.

Коп приблизился ко мне с проворством, не сочетавшимся с его внешностью. Этот парень знал свое дело. Он посмотрел на меня, затем на мой посох и сжал в руке дубинку.

— Ты Дрезден?

— Ага, — ответил я.

— Слышал о тебе. Ты иногда работаешь с Особыми Расследованиями. Называешь себя чародеем.

— Это верно.

— Знаешь Роулингса?

— Хороший мужик.

Коп крякнул. Качнул головой в сторону удалявшегося Каина и убрал дубинку.

— Этот парень — преступник. Закоренелый. Любит мучить людей. Держите ушки на макушке, мистер Чародей, если не хотите лишиться зубов.

— Ага, — кивнул я. — Черт, он такой страшный!

Коп смерил меня взглядом и фыркнул.

— Твои челюсти, — сказал он. Кивнул и пошел к выходу, возможно, желая убедиться, что Каин действительно отбыл.

В некотором смысле коп с Каином были весьма похожи. Первый с таким же удовольствием заехал бы второму дубинкой по голове, с каким второй огрел бы меня своим кулачищем. И оба проявили удивительную чувствительность по поводу пропавшей жены Брэддока. Но коп хотя бы использовал свои прекрасные порывы, чтобы помогать окружавшим его людям — разумеется, если для этого не требовалось слишком часто подниматься по лестницам.

Повернувшись к Маку, я увидел, что он по-прежнему стоит между парнем и дверью. Мак благодарно кивнул. Брэддок выглядел так, будто вот-вот расплачется или начнет кричать.

— Невелика потеря, — сказал я ему.

Парень оскалился, глядя на то место, где стоял Каин.

— Однажды Элизабет поставила его в неудобное положение. Он не привык к отказам и ничего не забывает. Вы думаете, это его рук дело?

— Вряд ли, — ответил я. — Мак, ты почему-то решил, что дело нечисто. Свет мигал?

Мак хмыкнул:

— Дважды.

Брэддок уставился сначала на Мака, потом на меня:

— Какое это имеет значение?

— Активная магия нарушает работу электрических систем, — ответил я. — Ломает мобильники, портит компьютеры. Более примитивные устройства, такие как лампы, обычно просто мигают.

Теперь на лице Брэддока неуверенность мешалась с отвращением.

— Магия? Вы ведь шутите, да?

— Этот разговор меня утомил, — заявил я, доставая из кармана пряди волос Элизабет Брэддок. — В этом заведении есть запасной выход?

Мак молча указал направление.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Мыш, идем.

Запасной выход вел в длинный, узкий, грязный переулок, тянувшийся параллельно Кларк. Ветер набрал силу, и ледяной дождь хлестал преимущественно по верху одной из стен. Повезло. Даже под слабым дождем трудно сплести устойчивое заклинание. А когда льет как из ведра, это практически невозможно, даже если заклинание совсем простое — например, поисковое.

Я проделывал это сотни раз, и процедура давно стала рутиной. Нашел чистый участок бетона под прикрытием стены и кусочком мела быстро нарисовал круг, подпитывая движение руки силой воли.

Стоило мне закончить — и результат не заставил себя долго ждать: меня накрыл энергетический экран, защищавший от случайной энергии, которая могла испортить заклинание. Тихонько бормоча, я снял с шеи серебряную цепочку с потертой старинной серебряной пентаграммой и привязал к центру пентаграммы несколько волосков Элизабет. Затем сосредоточился, ощущая, как энергия возле круга концентрируется в нечто почти осязаемое, прошептал несколько слов на фальшивой латыни и выпустил скопившуюся магию в пентаграмму.

Серебряная пятиконечная звезда вспыхнула, по металлу и привязанным к нему волоскам пробежала дюжина крошечных искорок статического электричества. Я поморщился. Какая небрежность — дать энергии превратиться в статику. А сам целую неделю пилил свою ученицу за ее ошибки.

Стерев мел ногой, я нарушил круг и посмотрел на Мыша, спокойно сидевшего неподалеку с распахнутой в собачьей ухмылке пастью. Мыш присутствовал на некоторых из тех уроков и был умнее обычной собаки. Насколько умнее, я не знал, но почти не сомневался, что он смеется надо мной.

— Это все дождь, — сообщил я ему.

Мыш чихнул и завилял хвостом.

Я хмуро уставился на него. Не уверен, что смогу смириться с тем, что мой пес умнее меня.

Дождь смыл бы заклинание с амулета, поэтому я аккуратно прикрыл его рукой, спрятавшись под стеной здания. Честно говоря, здесь не помешала бы шляпа. Возможно, стоит ею обзавестись.

Я поднял амулет и сосредоточился. Пентаграмма на цепочке задрожала, потом внезапным, резким движением качнулась в направлении дальнего конца переулка.

Присвистнув, я спрятал ладонь с амулетом в рукав плаща.

Она прошла здесь. И, судя по силе реакции, была до смерти напугана. Оставила хороший след.

Фыркнув, Мыш припустил по переулку, принюхиваясь. Конец его короткого поводка — в основном надевавшегося для вида — волочился по земле. Я не отставал. Через двадцать футов Мыш начал низко рычать.

Это было выдающееся событие. Мыш не издает звуков, если поблизости нет Чего-то Плохого. Пес ускорил шаг, и мне пришлось сделать то же самое.

Я понял, что рычу вместе с Мышом. Мне до смерти надоели Плохие Твари, достававшие жителей моего города.

Мы выбрались на улицу, и Мыш сбавил скорость. Сильный дождь способен смыть не только магию. Пес снова зарычал и оглянулся на меня, поджав хвост.

— Понял, — сказал я ему. Посохом приподнял полу длинного кожаного плаща, чтобы укрыть амулет. Выглядело все это странно — но не слишком.

Нет, клянусь, что в ближайшее время куплю себе шляпу.

Поисковое заклятие держалось, и амулет повел нас дальше по улице, в сторону «Ригли». Молчаливую громаду стадиона омывали серые струи ледяного дождя. Мыш, по-прежнему старательно принюхиваясь, внезапно резко свернул в какой-то проулок и перешел на бег. Я заглянул под плащ и вновь проконсультировался с амулетом.

И настолько увлекся мыслями о холоде, дожде и собственной внешности, что забыл о мерах предосторожности, и выскочивший из ниоткуда Каин обрушил что-то на мой череп.

В последний момент я повернул голову и отдернул ее, поэтому удар пришелся в лоб. Перед глазами вспыхнул свет, ноги подогнулись. Я увидел, как Каин снова замахивается, и понял, что в руке у него длинный грязно-белый атлетический носок, в котором лежит нечто тяжелое. Получился неплохой цеп.

Мои бедра пришли в контакт с муниципальной урной, и я выставил вперед руку, чтобы защитить лицо. Защитные заклинания на моем плаще вовсе не плохи, однако предназначены против пуль и острых предметов. Цеп врезался в мое правое предплечье. Оно мгновенно онемело.

— Так, значит, это ты украл мой кег, чтобы коричное говно Брэддока получило приз? Прощайся со своей задницей.

И с этим чудесным обещанием Каин снова замахнулся цепом.

Однако он совершил ошибку, отвлекшись на свой изящный монолог. Ударь он немедленно — и у него был бы шанс забить меня до полусмерти. Каин промедлил всего ничего, но за это время я успел собраться с мыслями. Пока он замахивался, мой посох вошел в контакт с его промежностью. Глаза здоровяка вылезли из орбит, рот раскрылся в беззвучном вопле.

В жизни учишься ценить маленькие радости.

Каин споткнулся и завалился набок, однако один из каинитов выскочил из-за него и врезал мне по губам. Сам по себе я бы такой удар пережил, но Каин уже успел со мной поработать. Я рухнул на одно колено, пытаясь понять, что происходит. Некто в огромных мотоциклетных ботинках пнул меня в живот. Я упал на спину и ударил его пяткой по коленной чашечке. Раздались хрясть и чпок — и он покатился по земле завывая.

Третий смельчак вооружился монтировкой. Времени на магию не было — перед глазами все плыло, мысли тоже разбегались. Каким-то чудом я отразил первый удар при помощи посоха.

А затем две сотни фунтов мокрой псины приземлились на грудь каинита номер два. Мыш не стал его кусать — вероятно, некоторые вещи не хотят брать в рот даже собаки. Он просто задавил мерзавца и прижал к земле, где человек и пес продолжили крутиться и извиваться.

Я поднялся и увидел, что Каин снова вращает своим цепом.

Не думаю, чтобы он являлся знатоком боев на дубинах. Однако Мёрфи учила меня сему искусству на протяжении почти четырех лет. Когда Каин замахнулся, я поднял посох и перехватил удар. Утяжеленный конец носка обмотался вокруг посоха, и рывком с поворотом я вырвал оружие из рук громилы, после чего завершил движение, треснув его по голове.

Каин рухнул на землю.

Я стоял, тяжело дыша, опираясь на посох. Да я победил в драке! Обычно без помощи магии мне это не удавалось. Мыш вроде был в порядке, только немного занят своим каинитом.

— Идиот, — пробормотал я валявшемуся без сознания Каину и легонько пнул его в ребра. — Я понятия не имею, что стряслось с твоим проклятым кегом.

— Ну надо же, — раздался за моей спиной женский голос. Дама говорила на чистейшем английском, правда, с легким акцентом — то ли немецким, то ли скандинавским. — Вынуждена признать, я не ожидала, что вы с такой легкостью с ними расправитесь.

Я немного повернул голову, чтобы не выпускать громил из поля зрения, и поудобнее перехватил посох.

Высокая блондинка — ростом около шести футов, даже в удобных туфлях без каблуков. Сшитый на заказ серый костюм не скрывал спортивного тела, но от этого она не выглядела менее женственной. Льдисто-голубые глаза, строгое привлекательное лицо, в правой руке — вещмешок. Я ее узнал. Консультант по сверхъестественной безопасности, работает на Джона Марконе, главаря чикагского преступного мира.

— Мисс Гард, не так ли? — спросил я, по-прежнему тяжело дыша.

Она кивнула:

— Мистер Дрезден.

Рука пульсировала болью, в ушах звенело. Через час на лбу вспухнет отличная шишка.

— Рад, что вам понравилось, — сказал я. — А теперь, если позволите, я на работе.

— Мне нужно с вами поговорить, — сообщила она.

— Позвоните в приемные часы.

Каин постанывал. Парень, которого я двинул в колено, хныкал, бессмысленно перекатываясь туда-сюда. Я посмотрел на громилу под Мышом.

Громила вздрогнул. Больше в драку не полезет. И слава Богу. Мне на сегодня вполне хватило.

— Мыш, — произнес я и зашагал по переулку.

— Ой! — вырвалось у громилы, когда пес, поднимаясь, поставил две лапы ему на живот.

— Я серьезно, мистер Дрезден, — сказала Гард, следуя за нами.

— Марконе — король исключительно в своем воображении, — ответил я не останавливаясь. — Если он хочет что-то мне сообщить, придется подождать. У меня есть более важные дела.

— Я знаю, — сказала Гард. — Девушка. Брюнетка, рост около пяти футов пяти дюймов, карие глаза, зеленая рубашка-поло, синие джинсы, до смерти напугана.

Остановившись, я оскалился на Гард:

— За этим стоит Марконе? Этот сукин сын пожалеет, что вообще взглянул на…

— Нет, — резко бросила Гард. — Слушай, Дрезден, забудь о Марконе. Это не имеет к нему никакого отношения. Сегодня у меня выходной.

Секунду я таращился на нее, и лишь отчасти потому, что от дождя ее белая блузка стала полупрозрачной. Она говорила искренне — что ничего не значило. Я давно научился не доверять своим суждениям, когда речь шла о блондинках. Или брюнетках. Или рыжих.

— Чего ты хочешь? — спросил я.

— Почти того же, что и ты, — ответила она. — Тебе нужна девчонка. Мне — тварь, которая ее утащила.

— Зачем?

— У девчонки нет времени на твои игры в вопросы, Дрезден. Или мы поможем друг другу и спасем ее — или она умрет.

Я сделал глубокий вдох и кивнул.

— Слушаю.

— Я потеряла след в дальнем конце этого переулка, — сказала она. — Очевидно, с тобой этого не произошло.

— Ага, — ответил я. — Переходи сразу к тому, чем ты можешь мне помочь.

Она молча открыла вещмешок и достала — я не шучу! — двусторонний боевой топор, который весил не меньше пятнадцати фунтов. Закинула его на плечо.

— Если проведешь меня к гренделенышу, я разберусь с ним, а ты вытащишь девчонку.

Гренделенышу? Что еще за гренделеныш?

Не поймите меня неправильно, я — чародей. Я знаю о сверхъестественном все. Могу заполнить несколько тетрадей именами различных существ и тварей. Однако вот в чем фокус: чем больше знаешь, тем отчетливей осознаешь, как много тебе еще предстоит узнать. Сверхъестественные царства велики, намного больше материального мира, и число их обитателей значительно превосходит число людей. Я могу учить новых монстров, пока через пару сотен лет не умру от старости, — и не осилю даже четверти.

Этой твари я не знал.

— Дрезден, счет идет на секунды, — сказала Гард. Под холодной маской ее красивого лица пронеслась тень тревоги, безотлагательности.

Пока я все это переваривал, раздалось резкое клацанье, и кусок битого кирпича или небольшой камешек из кровельного материала приземлился в глубине переулка.

Гард развернулась, мгновенно приняв боевую стойку, обе руки на выставленном вперед топоре.

Ух ты!

Я видел, как Гард, не моргнув золотыми ресницами, вступила в бой с первоклассным некромантом и ее ручным упырем. Что могло так напугать отважную воительницу?

Она чуть понизила градус напряженности, затем тряхнула головой, что-то пробормотала и снова повернулась ко мне.

— Ты знаешь, что случится с этой девушкой? Ты понятия не имеешь. Такого никому не пожелаешь. Поэтому я и обратилась к тебе. Пожалуйста, помоги мне.

Я вздохнул.

Что ж, черт побери.

Она произнесла волшебное слово.


Дождь ослаблял поисковое заклятие на моем амулете и смывал запах гренделеныша, а также психический след, оставленный напуганной Элизабет, однако вместе мы с Мышом смогли отыскать то место, где злодей провалился сквозь землю — в прямом смысле слова. След обрывался у старой двустворчатой двери в подвал, напомнившей мне о противоураганных убежищах, позади строений на восточной стороне «Ригли Филд», под рельсами подземки, возле «Эддисон-стейшн». Древние створки выглядели так, словно намертво приржавели друг к другу — хотя не должны были бы, раз след вел сквозь них. Дверь окружал металлический забор, лишенный калитки. Знак на заборе объявлял зону опасной и советовал держаться подальше — такие мудрые советы вечно игнорируют легкомысленные искатели приключений и мягкосердечные чародеи с больной головой.

— Ты уверен? — спросил я Мыша. — Оно направилось туда?

Мыш обошел забор, обнюхивая сухую землю, укрытую от дождя путями подземки. Затем посмотрел на двери и заворчал.

Амулет слабо качнулся, не столь отчетливо, как несколько минут назад. Поморщившись, я сказал:

— Оно прошло здесь, но затем двинулось на север.

Гард фыркнула:

— Ерунда.

— Ерунда, — согласился я.

Гренделеныш сбежал в Подземье.

Чикаго — старый город, по крайней мере по американским стандартам. Он был затоплен, несколько раз сгорал, бесконечно строился и перестраивался. Целые районы оказались на десять — двенадцать футов выше исходного уровня земли, в то время как старые здания ушли в болотистую почву прибрежных зон озера Мичиган. Десятки систем туннелей змеились под городом. Уму непостижимо, какое количество проходов и камер создали люди, умышленно или случайно, а поскольку большинство считает сверхъестественный мир чушью, никто не обратил внимания на ту работу, что параллельно проделали не-люди.

Подземье начинается сразу за пределами привычных транспортных и коммуникационных сооружений, где участки стен и потолка регулярно обваливаются и куда разумный человек не полезет. Чем дальше, тем холоднее, темнее, опаснее и оживленнее становятся туннели.

Там живут твари — самые разнообразные.

Визит в Подземье скорее напоминает самоубийство, чем разведку, и те, кто туда отправляется, явно хотят исключить себя из генофонда человечества. Повторюсь: умные люди туда не ходят.

Гард топором проделала в заборе широкое отверстие, и по крошащимся бетонным ступеням мы вошли в темноту.

Я прошептал слово, направил немного энергии, и мой амулет начал источать мягкое бледно-голубое сияние, которое слегка разгоняло мрак — достаточно, как я надеялся, чтобы видеть, куда идешь, но недостаточно, чтобы выдать нас. В качестве дополнительного источника света Гард извлекла из вещмешка небольшой фонарик с красным фильтром. Я почувствовал себя лучше. Под землей свет не менее важен, чем воздух. Следовательно, Гард знала, что делает.

Подсобный туннель, в котором мы оказались, окончился рядом ветхих помещений, служащих промежутками между нынешними фундаментами и дорожной насыпью. Мыш шел первым, сразу за ним следовал я с посохом и амулетом. Гард прикрывала тылы, шагая легко и осторожно.

Мы шли минут десять, проникая сквозь малозаметные дверные проемы, в какой-то момент миновали туннель, затопленный ледяной стоячей водой, глубиной не менее полутора футов. Дважды спускались вглубь, и я начал тревожиться по поводу обратной дороги. Спелеология — сама по себе опасная штука, а мы вроде как вели охоту.

— Этот гренделеныш, — произнес я. — Расскажи мне о нем.

— Тебе ни к чему это знать.

— Очень даже к чему, — возразил я. — Если хочешь, чтобы я помог тебе, придется помочь мне. Расскажи, как мы справимся с этой тварью.

— Не мы, — ответила она. — Я. Вот и все, что тебе следует знать.

Немного обидно, когда тебя держат в неведении. Разумеется, я и сам сотни раз так поступал с людьми — в основном чтобы защитить их, — однако раздражения это не умаляет, разве что добавляет иронию.

— А если вместо этого он прикончит тебя? — возразил я. — Мне бы хотелось иметь хоть какую-то подсказку, на случай если он кинется за мной и девушкой и придется с ним драться.

— С этим проблем не возникнет.

Я остановился и повернулся к ней.

В ответ она посмотрела на меня, подняв брови. Где-то поблизости капала вода. Над головой что-то слабо грохотало, возможно, линия подземки.

Гард недовольно сжала губы и кивнула, уступая.

— Это потомок Гренделя.

Я снова зашагал по туннелю.

— Вау. Что, того самого Гренделя?

— Очевидно. — Гард вздохнула. — Прежде чем Беовульф сразился с ним в Хеороте…

— Грендель? — переспросил я. — Беовульф?

— Да.

— И все было прямо как в легенде? — не унимался я.

— Близко к тому, — ответила Гард, в ее голосе появились нетерпеливые нотки. — Прежде чем Беовульф сразился с ним, Грендель успел захватить несколько женщин, в свои прежние визиты. Он использовал их, чтобы размножиться.

— Фу, — сказал я. — Но кажется, сейчас от этого есть мазь.

Гард одарила меня мрачным взглядом:

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Кроме шуток, — сказал я. — Просто спросил.

— Ты уже знаешь все, что может потребоваться.

Я проигнорировал ее слова и крывшийся в них намек. Хороший частный сыщик — в первую очередь профессиональный задаватель вопросов. Если продолжать спрашивать, в конце концов получишь некий ответ.

— В пабе были перебои с электричеством. Эта тварь использует магию?

— Иначе, чем ты, — сказала Гард.

Видите? Ответ. Неясный, но ответ. Я не сдавался.

— А как?

— Отпрыски Гренделя сильны. Быстры. И могут искривлять сознание тех, кто находится рядом с ними.

— Искривлять как?

— Могут заставить людей не замечать их или почти не замечать. Иногда маскируются. Так они подбираются к жертве. Иногда вызывают неполадки в работе технических устройств.

— Укрывающая магия, — сказал я. — Иллюзия. Был там, сделал то-то. — Я задумался. — Мак сказал, что было два сбоя. Оно могло по какой-то причине захотеть украсть кег с пивного фестиваля?

Гард бросила на меня пронзительный взгляд:

— Кег?

— Из-за него так расстроились те придурки в переулке, — объяснил я. — Кто-то стащил их кег.

Гард процедила слово, которое наверняка не пропустила бы цензура скандинавского ток-шоу.

— Что за марка?

— Что за спиртное было в том кеге? — спросила она.

— Откуда мне знать? — удивился я. — Я его даже не видел.

— Проклятие.

— Ну… — Я задумчиво почесал нос. — На табличке с его стола была нарисована маленькая пчела-викинг, а называлось оно «Каинов пинок».

— Пчела. — Ее глаза заблестели. — Ты уверен?

— Ага.

Она снова выругалась:

— Медовуха.

Я моргнул:

— Эта штука похитила кег медовухи и девушку? Последнюю в качестве… орешков или другой закуси?

— Он не собирается есть ее, — ответила Гард. — Медовуха нужна для того же, для чего и девушка.

Я подождал, пока она разовьет мысль. Тщетно.

— Желание продолжать игру стремительно тает, — сообщил я, — но все же спрошу: зачем понадобилась девушка?

— Для деторождения.

— Спасибо. Теперь все ясно, — сказал я. — Тварь решила, что на трезвую голову девушка не справится.

— Нет, — отрезала Гард.

— Ох, ну да, ведь мы имеем дело не с человеком. Это тварь не справится.

— Нет, — еще суровей сказала Гард.

— Понимаю. Значит, просто для настроения, — сказал я. — Может, заодно прихватили с собой и расслабляющую музыку?

— Дрезден, — прорычала Гард.

— Ведь ка-а-аждому из нас кто-то ну-у-у-жен подчас, — пропел я. Весьма посредственно.

Гард остановилась как вкопанная и посмотрела на меня, ее бледно-голубые глаза пылали ледяной яростью, голос стал хриплым.

— Но не от каждого рождается отпрыск, который прогрызает путь из чрева своей матери, убивая ее при этом.

Вот, еще один ответ. Правда, слишком жесткий, на мой вкус.

Я перестал петь и почувствовал себя равнодушным ублюдком.

— Они одиночки, — продолжила Гард ужасным в своем спокойствии голосом. — Обычно они похищают жертву, насилуют, разрывают на куски и поедают. Этот задумал нечто иное. Какие-то компоненты медовухи придают отпрыскам Гренделя способность к размножению. Он собирается оплодотворить ее. Создать себе подобного.

Тут меня осенило.

— Так вот кто приклеивает инструкцию к противозачаточным таблеткам! Тот, кто прежде никогда ими не пользовался!

— Она девственница, — подтвердила Гард. — Для размножения гренделенышам нужны девственницы.

— Большая редкость в наши дни, — заметил я.

Гард горько рассмеялась:

— Поверь мне, Дрезден, подростки не меняются. Гормоны, любопытство и полная неосведомленность о последствиях своих поступков. Девственницы всегда были редкостью. И в Викторианскую эпоху, и в эпоху Возрождения, и в Средневековье. Но даже встречайся они в наше время в десять раз реже, чем тогда, все равно сейчас на земле намного больше девственниц, чем когда бы то ни было за всю мировую историю. — Она покачала головой. — Людей стало так много.

Некоторое время мы шли молча.

— Интересное наблюдение, — наконец заметил я. — Ты говоришь обо всех этих эпохах так, словно сама была им свидетелем. Думаешь, я поверю, что тебе больше тысячи лет?

— По-твоему, это невозможно? — парировала она.

Что тут скажешь? На свете много бессмертных — или почти бессмертных — сверхъестественных созданий. Даже смертные чародеи могут прожить три-четыре столетия. С другой стороны, не часто встретишь бессмертного, который — по моим чародейским ощущениям — кажется настолько смертным.

Секунду я смотрел на нее, затем сказал:

— Если так, то ты неплохо сохранилась. Я бы дал тебе около тридцати.

Ее зубы блеснули в тусклом свете.

— Полагаю, вежливее было бы сказать двадцать девять.

— Мы с вежливостью никогда не были хорошими друзьями.

Гард кивнула:

— Это мне в тебе и нравится. Ты говоришь то, что думаешь. И действуешь без колебаний. Сейчас это большая редкость.

Некоторое время я тихо шел по следу, пока Мыш не остановился. В его груди родился почти неслышный звук. Я поднял руку. Гард замерла.

Опустившись на колени рядом с псом, я прошептал:

— Что такое, мальчик?

Мыш напряженно смотрел вперед, его нос подергивался. Затем он сделал несколько неуверенных шагов и тронул лапой пол возле стены.

Держа в руке светящийся амулет, я последовал за ним. На мокром камне лежали пряди седой шерсти. Прикусив губу, я поднял амулет, чтобы осмотреть стену. На ней виднелись длинные царапины — не шире ногтя, но глубокие. Настолько, что дна не разглядеть.

Гард присоединилась ко мне и встала за моим плечом. Ее духи — что-то цветочное, я их не узнал — добавляли приятную нотку к ароматам извести и плесени.

— Это сделано чем-то острым, — пробормотала она.

— Верно, — кивнул я, собирая шерсть. — Достань свой топор.

Она подчинилась. Я поднес шерсть к краю лезвия. Волоски съежились и почернели. Запахло паленым.

— Чудно. — Я вздохнул.

Гард приподняла бровь.

— Фейри?

Я кивнул.

— Малки, почти наверняка.

— Малки?

— Зимние фейри, — пояснил я. — Кошки. Размером примерно с рысь.

— Сталь с ними справится, — отозвалась Гард, энергично поднимаясь.

— Конечно, — согласился я. — Полдюжины малков для тебя не проблема.

Она кивнула и, держа топор наготове, повернулась, чтобы двинуться дальше.

— Поэтому они держатся стаями по двадцать штук, — добавил я через несколько шагов.

Гард остановилась и посмотрела на меня.

— Просто делюсь информацией, — сказал я и махнул рукой на стену. — Это территориальные метки местной стаи. Малки сильнее обычных животных, они быстры и могут становиться почти невидимыми, а их когти острее и тверже хирургической стали. Однажды я видел, как малк разорвал в клочки алюминиевую бейсбольную биту. В довершение всего они разумны. Умнее некоторых знакомых мне людей.

— Лед и пламя! — тихо выругалась Гард. — Ты с ними справишься?

— Они не любят огонь, — ответил я. — Однако в замкнутых пространствах я его тоже недолюбливаю.

Гард кивнула.

— С ними можно договориться? — спросила она. — Заплатить за проход?

— Они держат слово, как все фейри, — ответил я. — Если сможешь заставить их дать его. Но представь, как кошки любят поохотиться, даже когда не голодны. Вспомни, как они играют с жертвой. А потом собери этот милый киллерский инстинкт со всех чикагских кошек — и его как раз хватит на одного малка. Кошки по сравнению с малками — что мы по сравнению с Ганнибалом Лектером.

— Значит, договориться не удастся.

Я покачал головой:

— Не думаю, что мы сможем предложить им что-то более желанное, чем наши крики и мясо.

Нахмурившись, Гард кивнула:

— Значит, нужно проскочить незамеченными.

— Хорошая мысль, — кивнул я. — Однако у этих тварей кошачье восприятие. Возможно, мне удастся помешать им увидеть или услышать нас — но не то и другое одновременно. И они по-любому нас учуют.

Гард снова нахмурилась. Достала из кармана небольшую коробочку из старой, бледной слоновой кости. Открыла и принялась осторожно сортировать крошечные костяные квадратики.

— Скрэббл? — поинтересовался я. — Не хочу играть с малками. Вечно они используют имена собственные и множественные числа.

— Это руны, — тихо ответила Гард. Нашла нужную, сделала глубокий вдох и вытащила квадратик из костяной коробочки с такой осторожностью, с какой солдаты обращаются со взрывчаткой. Потом закрыла коробочку и убрала в карман, держа руну на ладони перед собой.

Я знаком со скандинавскими рунами. Однако руна на костяном квадратике была мне неизвестна.

— Что это? — спросил я.

— Это руна Порядка, — негромко ответила Гард. — Ты говорил, что знаешь толк в иллюзорной магии. Если сможешь заставить нас выглядеть как они, хотя бы на несколько секунд, мы пройдем незамеченными и малки не обратят на нас внимания.

Вообще-то я сказал Гард, что знаком с иллюзорной магией. Но, по правде говоря, это мое самое слабое место. Ведь нельзя достичь успеха во всем, верно? А мое сильное место — взрывы. С иллюзиями же я не продвинулся дальше нескольких портретов фруктовых ваз, если проводить аналогии с изобразительным искусством.

Но приходилось надеяться, что то, чего Гард не знает, не убьет нас обоих. У Элизабет осталось мало времени, а у меня — минимум вариантов. Кроме того, что нам терять? Если не удастся проскользнуть, всегда сможем перейти к переговорам или драке.

Мыш окинул меня серьезным взглядом.

— Клево, — сказал я. — Приступим.


Залогом хорошей иллюзии является воображение. Вы мысленно создаете картинку, представляя себе каждую деталь так отчетливо, что изображение в голове становится почти вещественным, почти реальным. Нужно видеть его, слышать, осязать, чувствовать на вкус, обонять — в общем, вовлечь все ощущения в (теоретическую) реальность. Если вам это удастся, если вы действительно поверите в ложную версию реальности, можно подпитать ее энергией и сотворить в сознании и восприятии всех окружающих.

Для справки: именно так ведут дела лучшие лжецы — делают свои воображаемые версии вещей столь гармоничными, что почти верят в них сами.

Я был не слишком хорошим лжецом, однако знал основы того, как заставить иллюзию работать, и притом обладал двумя секретными оружиями. Во-первых, клок шерсти настоящего малка мог сделать иллюзию более точной. Во-вторых, со мной и Мышом любезно делил квартиру большой серый кот по имени Мистер. Мистер не ходит с нами на дело — он выше подобных низменных материй, — но ему нравится моя компания, когда я сижу дома и не слишком шевелюсь. За исключением тех случаев, когда моя компания ему надоедает и он отправляется бродить.

Начертив мелом круг, я закрыл глаза, взял в руку шерсть малка и начал строить картинку, используя в качестве модели Мистера. Я видел малков пару раз, и большинство из них носило боевые шрамы, подобные тем, которыми так гордился Мистер. Однако малки не совсем похожи на кошек. У них другая форма головы и более грубая, жесткая шерсть. Пальцев на лапах на один больше, чем у кошек, а сами лапы шире, однако двигаются малки совершенно по-кошачьи.

— Noctus ex illumines, — пробормотал я, когда картинка четко зафиксировалась в сознании: трое безобразных, покрытых боевыми шрамами поджарых малков, шествующих по своим неотложным делам. Затем наполнил чары энергией и медленным, осторожным движением нарушил круг.

— Работает? — тихо спросила Гард.

— Ага, — ответил я, сосредоточившись на иллюзии и не открывая глаз. Пошарил вокруг, нашел широкую спину Мыша и положил руку на его мех. — Хватит отвлекать меня. Иди.

— Очень хорошо. — Она отрывисто втянула воздух и что-то произнесла. Раздался щелчок, вспыхнул свет. — Руна активна, — сказала Гард. Положила руку мне на плечо. Малки не пользуются освещением, а потому фонарик несколько подпортил бы впечатление, которое мы пытались произвести. Придется идти в темноте. — У нас есть около пяти минут.

Я крякнул, и мы пошли вперед, следуя за Мышом. Несмотря на темноту, я не решался открыть глаза. Отвлекись я хоть на миг от картинки в голове — и она разлетится на клочки, словно туалетная бумага в ураган. Поэтому я шагал, сосредоточившись и отчаянно надеясь, что все получится.

Я не мог высвободить мозговые ресурсы для счета, однако, по моим ощущениям, мы шагали не менее получаса, и я уже собирался спросить Гард, миновала ли опасность, когда менее чем в футе от моего левого уха нечеловеческий голос произнес на чистом английском:

— Каждый день приходят новые когти. Мы голодны. Следует разорвать обезьяну и покончить с этим.

Я так испугался, что чуть не сел на задницу, но картинку в голове удержал. Прежде мне доводилось слышать беседы малков, тревожные интонации и странные модуляции их голосов, и этот звук лишь усилил изображение в моем сознании.

Со всех сторон посыпались согласия и оскорбления на ленивом, малковском английском. Их здесь было не меньше двадцати. Маленькая орда.

— Спокойствие, — произнес другой малк. Судя по его тону, этот разговор повторялся в миллионный раз. — Пусть обезьяна думает, что превратила нас в своих сторожей. Она охотится на территории чародея. Чародей придет, чтобы повидаться с ней. Лесной Царь осыплет нас почестями, когда мы принесем голову чародея.

Круто. Да я знаменитость!

— Я устал ждать, — отозвался третий малк. — Давайте прикончим обезьяну и ее жертву, а затем поймаем чародея.

— Спокойствие, охотники. Чародей сам явится к нам, — сказал первый малк. — Очередь обезьяны придет, когда мы поймаем чародея. — В его голосе отчетливо слышалась радость. — И его маленькую собачку.

В груди Мыша вновь что-то неслышно зарокотало. Я почувствовал, как едва ощутимое эхо отдалось в спине пса. Но он продолжал идти, и мы миновали участок туннеля, занятый малками. Бесконечное число минут и несколько поворотов спустя Гард выдохнула и сказала:

— Их было больше двадцати.

— Да, я тоже заметил.

— Думаю, мы прошли.

Я со вздохом отпустил изображение, которое удерживал в голове, и засветил амулет. Точнее, попытался отпустить изображение. Открыл глаза и несколько раз моргнул, однако моя голова уподобилась телевизору на витрине, который слишком долго показывал одну и ту же картинку. Я посмотрел на Мыша и Гард — и с большим трудом стряхнул образ диких малков с приплюснутыми головами, которых столь неистово воображал.

— У тебя есть еще эти руны? — спросил я.

— Нет, — ответила Гард.

— На обратном пути придется проявить изобретательность.

— Еще рано об этом беспокоиться, — сказала она и вновь зашагала вперед.

— Сейчас самое время. Когда мы вызволим девушку, придется возвращаться с ней. Господи, ты что, вообще не читала Джозефа Кэмпбелла?[8]

Она дернула плечом:

— Гренделеныши — сильные противники. Драться придется насмерть. Поэтому шансы, что на обратном пути придется тревожиться о малках, составляют пятьдесят на пятьдесят. Зачем тратить силы заранее?

— Возможно, тебе это покажется безумным, но когда строишь большие планы — например, вернуться обратно на поверхность, — чуть легче справляешься с маленькими. Например, дыханием.

Подняв руку, Гард сказала:

— Подожди.

Я замер, прислушиваясь. Мыш тоже остановился, втягивая носом воздух, его уши тихо поворачивались, словно небольшие радары, но он не выказывал признаков того, что ощущает затаившуюся опасность.

— Его логово близко, — прошептала Гард.

Я выгнул бровь. Туннель выглядел точно так же, как несколько секунд назад.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую, — ответила она.

— Ты это умеешь?

Гард пошла дальше:

— Да. Именно так я узнала, что он проник в город.

Я скрипнул зубами:

— Было бы очень мило, если бы ты хоть иногда задумывалась о возможности обмена информацией.

— Здесь недалеко, — сказала она. — Мы можем успеть. Идем.

Я почувствовал, как брови ползут вверх. В вопросах чисто физического обоняния Мыш на голову превосходил нас обоих, а он явно не ощущал враждебного присутствия. Мои собственные чувства настроены на всевозможные сверхъестественные энергии, и я был настороже с тех самых пор, как мы спустились в Подземье. Однако никакие шевеления не выдавали недоброжелателя.

Если знание — сила, значит, незнание — слабость. В такой работе, как моя, незнание может убить. Гард ни словом не обмолвилась о мистической связи между ней и этой тварью, но я не находил более простого объяснения тому, что она способна ощущать ее присутствие, а я — нет.

Проблема заключалась в том, что подобные связи обычно работают в обе стороны. Если она могла почувствовать гренделеныша, то скорее всего и он мог почувствовать Гард.

— Эй, погоди, — сказал я. — Если эта штука знает, что мы идем, не стоит нестись сломя голову.

— Нет времени. Он почти готов к спариванию, — рявкнула она, снимая топор с плеча. Затем вытащила из вещмешка что-то вроде сигнального факела и отшвырнула мешок в сторону.

Потом откинула назад голову и испустила яростный, вызывающий клич. Звук был таким громким, таким грубым, таким первобытным, что казался нечеловеческим. Не слово, но вой, отчетливо выражавший ярость Гард, ее презрение к опасности, к жизни — и к смерти. Этот боевой клич напугал меня до усрачки, а ведь я ничего плохого не сделал.

Ударом запястья Гард запалила факел и оглянулась через плечо. Зловещий зеленый свет играл на ее лице, отбрасывая причудливые тени, и ледяные, обведенные белыми кругами глаза казались очень большими над тугой, бескровной улыбкой. Ее голос пугающе дрожал.

— Хватит разговоров.

Святой Шварценеггер!

Гард потеряла терпение.

Хладнокровный, рассудительный профессионал, работавший на Марконе, никогда бы так не отреагировал. Мне никогда не доводилось видеть настоящего берсеркера в бою, но этот вопль… Словно прокатившееся сквозь века эхо древнего мира, дикого мира, скрытого туманом времен.

И внезапно я поверил в ее возраст.

Она рванулась вперед, легко помахивая зажатым в правой руке топором, держа в левой пылающий факел. Испустила еще один крик банши, нечленораздельный вызов гренделенышу, явственно говоривший: я собираюсь тебя убить.

И откуда-то спереди, из туннелей, ей ответило нечто очень, очень большое. Грудной, низкий вопль сотряс стены: попытайся.

У меня затряслись колени. Проклятие, даже Мыш застыл, прижав уши к голове, опустив хвост, слегка пригнувшись. Вряд ли я выглядел более отважным, чем он, но пришлось пинком запустить мозг и, выплюнув нервное проклятие, поспешить за Гард.

Возможно, нестись вперед сломя голову действительно глупая идея, однако еще хуже — стоять с отвисшей челюстью, лишаясь единственной возможной помощи. Кроме того, как бы то ни было, я согласился работать с Гард и не собирался оставлять ее без прикрытия.

Поэтому я понесся сломя голову по туннелю к источнику кошмарного воя. Мыш, который, возможно, был мудрее меня, помедлил еще несколько секунд, но затем помчался следом, и вскоре мы уже бежали наравне. Футов через двадцать он яростно зарычал, бросая собственный вызов.

Как говорится, попал в Киммерию — веди себя соответственно. Я тоже заорал. Мой вопль поглотило гулявшее по туннелям эхо.

Опередившая меня на десять шагов Гард ворвалась в пещеру. Сгруппировалась, прыгнула, красиво взвилась в воздух и исчезла из виду. Зеленый свет факела сообщил мне о том, что туннель открывался в верхнюю часть зала размером с небольшой гостиничный атриум, и если бы Мыш не затормозил и не откинулся назад, я бы свалился. А так мне удалось насладиться прекрасным видом на обрыв высотой не меньше тридцати футов. Внизу влажно поблескивал каменный пол.

Гард приземлилась на ноги, перекатилась, воспользовавшись импульсом, и лохматое пятно размером с промышленный холодильник пронеслось мимо, врезавшись в стену с кашляющим рычанием. Пещера содрогнулась.

Блондинка вскочила, оттолкнулась от стены, развернулась в прыжке на сто восемьдесят градусов и вновь приземлилась на ноги, держа топор над головой. Отбросила факел в центр пещеры, и я наконец смог увидеть, что же в ней находится.

Во-первых, пещера — или камера, или как ее ни назови — была огромной. Тридцать футов от пола до потолка, не меньше тридцати футов в ширину, дальний конец теряется в темноте за пределами резкого света факела. В основном — натуральный камень. На некоторых поверхностях виднелись следы использования грубых инструментов. По краю пещеры, у самого потолка, шла полка шириной около двух футов, в форме буквы «С». Это с нее я чуть не свалился вниз. В стене подо мной были вырезаны ступени — если можно так назвать грубо вырубленные двенадцатидюймовые выступы.

Я огляделся. Гигантский ворох газет, старых одеял, окровавленной одежды и не поддающихся идентификации клочков ткани, вероятно, служил гнездом или постелью. В середине его высота достигала трех футов, а диаметр составлял не менее десяти футов. Почти таких же размеров достигала располагавшаяся по соседству куча костей. Старые, дочиста обглоданные кости блестели в зловещем свете факела, среди них копошились крысы и прочие паразиты со сверкающими красными глазками.

В центре пещеры лежал огромный камень. На нем стоял металлический пивной кег, помещавшийся между раскинутыми ногами привязанной девушки, весьма симпатичной и абсолютно голой. Ее удерживали грубые веревки, а поверхность камня покрывал толстый шершавый слой запекшейся крови. Глаза девушки были широко распахнуты, лицо покраснело от слез. И она кричала.

Гард крутила перед собой топор, атакуя большое лохматое пятно. Я понятия не имею, как ей удавалось поспевать за тварью. Все происходило быстро и технично. Будто в кино. Должно быть, один из ударов достиг цели — внезапно раздался яростный вопль, и монстр скрылся в тенях.

Гард взвыла от разочарования. Темная жидкость бежала по топору, и на стали вспыхивали странные серебристые руны.

— Чародей! — крикнула Гард. — Мне нужен свет!

Я уже над этим работал, подняв амулет повыше, наклонив голову и сосредоточившись. Тусклое магическое свечение разгорелось, отбросив мощный луч, который осветил сто футов длинной галереи, а также вызвал болезненно-удивленный визг гренделеныша.

Я видел его в течение нескольких секунд, пока он, скорчившись, прикрывал рукой глаза. Четверть тонны обрюзгших мускулов, ногти черные, длинные и опасные на вид. Тварь была крупной, ростом девять или десять футов, и покрыта волосами. Не мехом, как медведь или собака, а волосами, человеческими волосами, сквозь которые просвечивала бледная кожа, придававшая гренделенышу сходство с исключительно волосатым человеком.

И этот монстр, вне всяких сомнений, был мужского пола — видал я огнетушители помельче. Судя по всему, мы с Гард прервали его любовную прелюдию.

Неудивительно, что он разозлился.

Гард увидела гренделеныша и рванулась вперед. Наконец у меня появился шанс поучаствовать. Я поднял посох, нацелил на тварь, сосредоточился и прорычал:

— Fuego!

Мой посох представляет собой важный инструмент, позволяющий концентрировать и направлять энергию с большой точностью. Для работы с огнем он не столь хорош, как моя более специализированная огнестрельная палочка, но тут вполне сгодился. Колонна золотистого пламени шириной с бочку для виски пронеслась по пещере и врезалась в голову и верхнюю часть тела гренделеныша. Слишком диффузно, чтобы убить тварь на месте, однако подходит, чтобы ослепить и отвлечь, пока Гард наносит смертельный удар.

Гренделеныш опустил руку, и я увидел блеск желтых глаз, омерзительную морду и клыкастую пасть. Клыки разошлись в улыбке, и я понял, что с тем же успехом мог поливать его водой из садового шланга. Могучее плечо резко дернулось, и в меня полетел камень.

Поверьте мне, гренделеныш зря тратил свои таланты на похищения-изнасилования-пожирания.

Лучше бы он стал профессиональным бейсболистом.

К тому моменту, как я догадался, что в меня летит камень, он уже достиг цели. В моем левом плече что-то треснуло, всколыхнулась волна непереносимой боли. Я рухнул на землю, воздух со свистом вышел из легких. Амулет выпал из внезапно онемевших пальцев, и яркий свет мгновенно погас.

Проклятие, я думал, «большой» плюс «злобный» равно «тупой», но гренделеныш явно обладал интеллектом. Тварь дождалась, пока Гард выйдет из круга света, и лишь затем бросила камень.

— Чародей! — взревела Гард.

Я ничего не видел. Краткая вспышка ослепила меня, и Гард скорее всего пришлось не легче. Я поднялся на ноги, стараясь не завопить от агонии в плече, и прохромал к краю выступа, чтобы взглянуть на пещеру.

Гренделеныш снова взвыл, и Гард закричала — на этот раз от боли. Последовал звук тяжелого удара, и она с пустыми руками смутной тенью пронеслась через круг зеленого света и с ужасным хрустом врезалась в стену подо мной.

Все происходило слишком быстро. Черт побери, да мы вот-вот продуем!

Я повернулся к Мышу и рявкнул команду. Секунду пес смотрел на меня, прижав уши к голове, и не шевелился.

— Пошел! — заорал я. — Пошел, пошел, пошел!

Развернувшись, Мыш помчался туда, откуда мы явились.

Внизу застонала Гард, слабо зашевелившись на краю тусклого круга света, отброшенного факелом. Я не мог сказать, насколько сильно она пострадала, но точно знал, что, если останусь на месте, гренделеныш довершит начатое. Элизабет в отчаянии всхлипывала.

— Поднимайся, Гарри! — рыкнул я на себя. — Шевелись!

Я с трудом мог двигать левой рукой, поэтому стиснул посох правой и приступил к штурму ненадежных каменных ступеней.

Из темноты донесся смех. Глубокий, сильный и сочный. Тварь заговорила, и ее произношение оказалось неожиданно четким и ровным.

— Сучка Одина, — пробормотал гренделеныш. — Давно я так не веселился. Сурт,[9] хотел бы я, чтобы в мире было побольше Выбирающих.[10] Вымирающее племя.

В свете факела я с трудом различал чертовы ступени. Нога соскользнула, и я чуть не упал.

— А это что за seidrmadr?[11] — спросил гренделеныш.

— Gesundheit,[12] — сказал я.

Монстр появился на дальнем конце круга света, и я замер. Желтые глаза сверкали злобой и голодом. Он очень медленно согнул когтистые руки и снова обнажил зубы в ухмылке. Во рту у меня пересохло, ноги дрожали. Я видел, как он двигается. Если он бросится на меня, может случиться что угодно.

О чем это я? Когда он бросится на меня, случится что угодно.

— У тебя в кармане огнетушитель? — поинтересовался я, внимательно изучая гренделеныша. — Или ты просто рад меня видеть?

Улыбка монстра стала еще шире.

— Определенно последнее. Вскоре у меня появится два лишних рта. Чем она завлекла тебя сюда?

— Ты все не так понял. Это я разрешил ей пойти со мной.

Гренделеныш издал низкий, ленивый, злобный смешок. Жутко было слышать столь чистый голос, исходящий из такого отвратительного вместилища.

— Ты думаешь, что представляешь для меня угрозу, человечек?

— А ты считаешь иначе?

Гренделеныш неторопливо провел когтистыми пальцами по каменному полу, выбив крошечные искорки.

— Я противостою seid с тех пор, как покинул Старый мир. А без него ты — что обезьяна с палкой. — Он подумал и добавил: — Причем весьма слабая и неуклюжая обезьяна.

— Значит, большому парню вроде тебя ничего не стоит справиться с крошечным мной, — ответил я. У него были странные глаза. Никогда не видел ничего подобного. А вот к таким лицам, пусть и безобразным, я привык. — Полагаю, вы с мисс Гард давно знакомы.

— Нет ничего хуже семейной вражды, — сказал гренделеныш.

— Вынужден поверить тебе на слово, — отозвался я. — А теперь я собираюсь забрать этих женщин. И предпочел бы сделать это мирно. Выбор за тобой. Уйди тихо, большой парень. Нам обоим от этого будет лучше.

Гренделеныш посмотрел на меня, откинул голову и громко, искренне расхохотался.

— Как будто мне мало племенной кобылы и раненой дикой кошки для развлечений. Теперь у меня и шут есть! Сегодня настоящий праздник.

И с этими словами он бросился на меня. Перед моим лицом мелькнул кулак размером с волейбольный мяч. Я чудом уклонился от удара и бросился на пол, задохнувшись от боли в плече. Кувалда из плоти и крови с хрустом врезалась в стену. Осколки камня задели мою щеку.

Я жутко испугался, и это было хорошо. Страх — отличное топливо для некоторых видов магии, и заряд грубой силы — отвали-от-меня, — которую я обрушил на гренделеныша, оторвал бы припаркованный автомобиль от земли, перенес его через улицу и швырнул в стену ближайшего здания.

Однако монстр не шутил — он действительно мог противостоять магии. Вся эта сырая энергия врезалась в него и стекла, словно вода с камня. Он лишь отшатнулся на два шага назад — освободив место, чтобы я смог встать на колено и вновь замахнуться посохом. Удар получился не слишком смертоносным, с одной-то рукой и в столь неустойчивом положении.

Зато я попал в его огнетушитель.

Гренделеныш испустил вопль на пару октав выше, чем прежние, и я, обогнув его, помчался к алтарному камню, на котором лежала беспомощная Элизабет Брэддок, — подальше от Гард. Я хотел, чтобы монстр сосредоточил все внимание на мне.

Что он и сделал.

— Сзади! — взвизгнула Элизабет, ее глаза расширились от ужаса.

Я крутанулся, и рука чудовища вырвала у меня посох. Что-то вроде стальных тисков сжало мою шею, и я почувствовал, как ноги отрываются от земли.

Мое лицо оказалось на уровне морды гренделеныша. От него пахло кровью и гнилым мясом. Глаза пылали от ярости. Я пнул его, но он держал меня подальше от жизненно важных органов, и мои слабые удары пришлись в живот и ребра.

— Я хотел прикончить тебя быстро, — прорычал он. — За то, что ты меня рассмешил. Но теперь начну с рук.

Если бы мне не удалось загнать его туда, куда я хотел, мои шансы выжить были бы не слишком оптимистичными. Но одно я сделал правильно. Он повернулся спиной к туннелю.

— Оторву их по одной, маленький seidrmadr. — Гренделеныш помолчал. — В чем, если взглянуть на это с литературной точки зрения, есть определенная ирония. — Он оскалил зубы. — Я позволю тебе смотреть, как я съем твои руки. Позволю увидеть, что я сделаю с этими суками, и лишь после закончу с тобой.

О-о, кажется, его желание исполнится.

Он схватил мою левую руку, и от боли в вывихнутом плече мир перед глазами побелел. Сражаясь с агонией, я выхватил из кармана плаща щетку Элизабет Брэддок с заостренной ручкой и, словно пестик для колки льда, вогнал в предплечье гренделеныша.

Взревев, он швырнул меня в ближайшую стену.

Было больно. Очень.

Вялой кучей я сполз на пол. Поле зрения сузилось и начало темнеть.

Тем лучше — меньше поводов отвлечься. Теперь осталось только правильно выбрать время.

Из входа в туннель над моей головой донесся стон, странный завывающий шепот, многократно подхваченный эхом.

Разъяренный гренделеныш вырвал щетку из своего плеча и отбросил, но, заслышав звук, повернул уродливую башку в направлении его источника.

На этом заклинании я сосредоточился так, как не сосредотачивался ни на чем в жизни. У меня не было круга и второго шанса, зато было множество отвлекающих мелочей.

Странный звук превратился в воющий хор, словно полсотни ленточных пил работали в атмосфере гелия, и из туннеля вылетел Мыш, по пятам за которым несся живой ураган малков.

Пес взвился в воздух, и малки последовали его примеру, твердо намереваясь не дать добыче уйти. Мыш с визгом приземлился на гигантское гнездо. Малки посыпались за ним, яростно завывая, десятки злобных глаз сверкали в свете факела. Некоторые спрыгнули, другие стекли по грубым ступеням, третьи сиганули вперед, вонзили когти в камень дальней стены и съехали вниз, словно пожарный по шесту.

Я выпустил заклинание.

— Бесполезные паразиты! — загремел гренделеныш, чей голос по-прежнему звучал слишком высоко. Он указал на меня, потрепанного человека в длинном кожаном плаще, и проревел: — Убейте чародея, или я сожру вас всех и костей не оставлю!

Малки, которых теперь подстегивала не только злоба, но и страх, не заставили себя ждать. Я сражался, однако их было более трех дюжин, а кожаный плащ прикрывал не все мое тело.

Мелькнули клыки и когти.

Пролилась кровь.

При виде нее малки обезумели.

С криком я бешено замахал обеими руками, убив пару малков, но не в состоянии защитить себя от всех этих зубов. Гренделеныш повернулся к беспомощной Элизабет.

Это оказалось чертовски сложно — пытаться развязать перепутанные веревки, одновременно удерживая в голове иллюзию. Выглядевший как я монстр яростно боролся, царапая и молотя атаковавших малков. Не слишком помогало и то, что Элизабет вновь завизжала, — спасибо личине гренделеныша, которым я прикинулся. Что ж, не бывает безупречных планов.

— Мыш! — крикнул я.

Верещащий малк пролетел над моей головой и разбился о стену.

Пес подскочил в тот момент, когда я освободил девушку. Я показал на нее и велел:

— Выведи ее отсюда! Бегом! Пошел, пошел, пошел!

Элизабет понятия не имела, что происходит, однако последние слова до нее дошли. Она помчалась к лестнице. Мыш не отставал, и когда малк попытался прыгнуть на обнаженную спину девушки, пес перехватил тварь в воздухе, как фрисби в парке. Рычание, движение челюстей. Шея малка сломалась с громким треском. Пес бросил его и поспешил дальше.

Схватив посох, я побежал к Гард. Пока малки ее не заметили. Они все еще трепали гренделеныша…

Вот дерьмо. Я отвлекся. Монстр вновь стал самим собой, и я тоже.

Развернувшись, я сфокусировался на огромной груде обглоданных костей, вытянул посох и прорычал:

— Съешь-ка это! Forzare!

Сотни фунтов острых белых осколков рухнули на гренделеныша и малков. Я швырнул их сильно, сильнее, чем монстр кинул камень в меня, и костяные снаряды рвали тела на части, словно пули.

Не дожидаясь развязки, я подхватил факел и бросил в кучу тряпок, окровавленной одежды и старых газет. Ворох мгновенно вспыхнул, потянуло удушливым дымом.

— Поднимайся! — крикнул я Гард. Одна половина ее лица посинела и опухла, и она сломала руку — кость предплечья проткнула кожу. С моей помощью Гард, шатаясь, поднялась на ноги, оглушенная и задыхающаяся от дыма, который затенял свет. Я отвел ее к ступеням, и даже в нашем потрепанном состоянии мы поднялись по ним с рекордной скоростью.

Оглушительный хор рычащего гренделеныша и завывающих малков немного затих — начало сказываться действие дыма. Потоки воздуха текли в туннеле, превращая его в каминную трубу. Я снова зажег амулет, чтобы осветить дорогу.

— Подожди! — выдохнула Гард, когда мы прошли пятьдесят футов. — Постой!

Она потянулась к карману пиджака, где хранила маленькую костяную коробочку, но не смогла достать ее здоровой рукой. Пришлось мне.

— Треугольник, с тремя линиями поперек, — сказала она, прислоняясь к стене. — Найди его.

Я рылся в маленьких костяшках для скрэббла, пока не нашел подходящую.

— Эта?

— Осторожно, — рявкнула Гард. — Это руна Разделения. — Она выхватила у меня квадратик, сделала пару шагов в сторону пещеры гренделеныша, пробормотала что-то себе под нос и разломила руну. Последовала вспышка густо-алого света, туннель задрожал и застонал.

— Бежим!

И мы побежали.

Потолок за нашей спиной с ревом обрушился, запечатав малков и гренделеныша в едкой дымовой ловушке.

Мы остановились. Взметнулась пыль, вопли сверхъестественных тварей смолкли, точно кто-то повернул выключатель. Тишина оглушала.

Мы постояли некоторое время, израненные и задыхающиеся. Гард сползла на пол.

— Ты была права, — сказал я. — Не следовало переживать по поводу малков на обратном пути.

Гард устало улыбнулась:

— Это был мой любимый топор.

— Ты можешь за ним вернуться, — предложил я. — А я подожду тебя здесь.

Она фыркнула.

Мыш, шаркая, вышел из туннеля. Вцепившаяся в его ошейник Элизабет Брэддок явно очень переживала из-за отсутствия одежды.

— Чт-т-то? — прошептала она. — Что здесь произошло? Я не п-п-понимаю.

— Все в порядке, миссис Брэддок, — ответил я. — Вы в безопасности. Мы собираемся вернуть вас мужу.

Она закрыла глаза, содрогнулась и расплакалась. Обхватила руками лохматую гриву Мыша и спрятала лицо в его шерсти. Девушка тряслась от холода. Я снял плащ и накинул на нее.

Гард посмотрела на Элизабет, затем на свое сломанное предплечье и вздохнула.

— Мне нужно выпить.

Я выплюнул изо рта камешки.

— Аналогично. Идем.

Протянул ей руку, и она ее приняла.


Несколько часов и врачей спустя мы с Гард вернулись в паб, где близился к завершению пивной фестиваль, и теперь сидели за столиком с Маком. Обрушив на нас ворох заплетающихся благодарностей, Брэддоки сбежали. Кег Мака украшала голубая ленточка. Он налил нам всем по кружке.

— Ночь живого пива, — сказал я. Мне выдали обезболивающие для плеча, но я собирался принять их дома, в постели. Поэтому сейчас все сильно болело. — Больше похоже на ночь живых синяков.

Мак поднялся, осушил кружку и отсалютовал ею нам с Гард.

— Спасибо.

— Нет проблем, — ответил я.

Гард с легкой улыбкой наклонила голову, и Мак удалился.

Прикончив свою кружку, она изучила шину на руке.

— Близкое попадание.

— Это верно, — ответил я. — Можно задать тебе вопрос?

Она кивнула.

— Гренделеныш назвал тебя сучкой Одина, — сказал я.

— Верно.

— Я знаю только одну персону, которую так зовут.

— Есть и другие, — ответила Гард. — Но все слышали лишь о самом знаменитом.

— Ты назвала гренделеныша потомком Гренделя, — сказал я. — Я правильно понимаю, что ты — потомок Одина?

Гард улыбнулась:

— У наших с гренделенышем семейств долгая история.

— Он назвал тебя Выбирающей, — заметил я.

Продолжая загадочно улыбаться, она пожала плечами.

— Гард — не твое настоящее имя, — сказал я. — Верно?

— Конечно, нет, — ответила она.

Я отпил премиального темного пива Мака:

— Ты валькирия. Настоящая.

Ее лицо было непроницаемым.

— Я-то думал, валькирии в основном занимаются вопросами доставки, — продолжил я. — Выбирают лучших воинов среди павших. Забирают в Вальхаллу. Ах да, и разносят там напитки. Девственные дочери Одина, наливающие медовуху воинам, которые пируют в ожидании Рагнарёка.

Откинув голову назад, Гард расхохоталась:

— Девственные дочери!

Тряхнув волосами, она поднялась и снова посмотрела на сломанную руку. Потом вдруг придвинулась и поцеловала меня. Ее губы были сладкими, жадными, пылающими — я ощутил поцелуй всем телом, до самых кончиков пальцев на ногах. Хм, и не только.

Она медленно отодвинулась, ее бледно-голубые глаза сияли. Затем подмигнула мне и сказала:

— Не верь всему, что пишут в книгах, Дрезден. — Повернулась, чтобы уйти, но, задержавшись, оглянулась через плечо. — Хотя, по правде сказать, иногда ему действительно нравится, чтобы его называли папочкой. Я Сигрун.

Я проводил Сигрун взглядом. Потом прикончил пиво. Мыш с готовностью поднялся, виляя хвостом, и мы отправились домой.

ВЫХОДНОЙ

(Перевод К. Егоровой.)

Из антологии «Диетическая кровь» под редакцией Кевина Дж. Андерсона.


Действие происходит между событиями «Маленького одолжения» и «Продажной шкуры».


Кевин Андерсон разговорился со мной на Нью-йоркском конвенте комиксов и спросил, не хочу ли я поучаствовать в новой (по крайней мере для меня) разновидности антологии: авторы, знаменитые своими книгами о сверхъестественном и ужасах, пробовали себя в комическом жанре. Я с восторгом согласился.

Бедный Дрезден. Вечно я взваливаю на его плечи тяжесть всего мира — мне от этого действительно неловко. Честное слово. Чувствую себя просто ужасно.

Ну да ладно. Меньше «жути», больше «веселья» — в общем, суть вы уловили. Мучить Гарри, когда вокруг кишат мастера-вампиры, супер-упыри, призраки, и демоны, и огры, не проблема. Но меня заинтриговала мысль о том, чтобы заставить его пережить не меньшие разочарование и смущение в ситуации с относительно тривиальными оппонентами и проблемами.

Я понятия не имею, как вы отнесетесь к несчастному Гарри, изо всех сил пытающемуся получить удовольствие от выходного, однако мне кажется, что получилось чертовски забавно.


Вор исследовал очередной дверной проем с ловушкой, когда я услышал приближающийся топот. Святая Женщина была на середине проповеди, посвященной вежливости или чему-то такому, но я поднял руку, подав знак замолчать, и она подчинилась. Я насчитал не меньше двадцати пар ног.

Тихо зарычав, я потянулся к мечу:

— Гости.

— Спокойно, сын мой, — сказала Святая Женщина. — Мы даже не знаем, кто это.

Разрушенный мавзолей располагался на порядочном расстоянии от проторенной дороги, поэтому вряд ли кто-то забрел сюда случайно. Святая Женщина, должно быть, блаженная, если верит, что к нам решили заглянуть друзья. Мгновение спустя они появились — местный Магистрат и два десятка его головорезов.

— Вечно эти коррумпированные госчиновники! — пробормотал Чародей за моей спиной. Я оглянулся на него, затем поискал глазами Вора. Шустрая маленькая негодяйка исчезла.

— Вы совершили незаконное проникновение! — загремел Магистрат. Голосина что надо. — Немедленно покиньте это место под угрозой наказания и преследования законом!

— Сэр! — ответила Святая Женщина. — Наша миссия здесь крайне важна. У нас есть предписание вашего сеньора, согласно которому вам следует оказать нам помощь и содействие в этом деле.

— Но не в осквернении могил моих жителей! — вновь прогремел он. — Сгиньте! Прежде чем я выпущу на вас девять огней Атарака…

— Хватит разговоров! — прорычал я и метнул ему в грудь тяжелый кинжал.

Стремительный — благодаря силе моих мускулов — полет кинжала окончился на два дюйма ниже левого соска — точное попадание в сердце. Удар был настолько мощным, что Магистрата сбило с ног. Его люди изумленно взвыли.

Я выхватил из-за спины гигантский меч и с львиным рыком атаковал головорезов.

— Хватит разговоров! — взревел я и хлестнул ближайшего противника двадцатифунтовым двуручным мечом, словно прутом. Враг повалился наземь.

— Хватит разговоров! — провыл я, продолжая махать. Разрубил нескольких громил, словно они были сделаны из воска. Откуда-то слева возник Вор и аккуратно перерезал ахилловы сухожилия очередному противнику. Святая Женщина приняла боевую стойку, вооружившись дубиной, и голосила молитву своим богам.

Вскрикнул Чародей, и пронесшийся над моей головой файербол лопнул в двадцати одном футе передо мной, после чего огонь растекся, формируя безукоризненный круг, словно взрывная волна ядерной бомбы, по пути сжигая и поджаривая головорезов, чтобы остановиться в нескольких дюймах от моего носа.

— Ой, хватит! — сказал я. — Так не бывает!

— Что? — спросил Чародей.

— Так не бывает! — повторил я. — Даже если вызываешь огонь при помощи магии, он все равно остается огнем. Он ведет себя как огонь. Он распространяется сферой. А в помещении врывается в коридоры и туннели. Он не может пройти двадцать футов и просто остановиться.

— Файерболы работают именно так. — Чародей вздохнул. — А ты знаешь, как это сложно — точно рассчитать дальность распространения этих штук? Знаешь, как это замедляет процесс?

— Это простая математика, — возразил я. — И так намного лучше, чем огонь, который распространяется на двадцать футов вне зависимости от того, что там вокруг. У вас к файерболам что, рулетки приделаны?

Оборотень Билли вздохнул и положил свой ролевой лист и кубики.

— Гарри, — мягко сказал он, — повторяй за мной: это только игра.

Я скрестил руки на груди и хмуро посмотрел на Билли через стол, заваленный закусками, пустыми коробками от попкорна, обрывками бумаги и крошечными модельками монстров и героев (включая моего мускулистого варвара). За столом с нами сидела Джорджия, грациозная темноволосая жена Билли, а также рыжая красотка Энди, в то время как долговязый Кирби скрывался во главе стола за несколькими ширмами, покрытыми фэнтезийными картинками.

— Я всего лишь хочу предложить, — заявил я, — почему бы не изобразить магию чуть более реалистично?

— Снова здорово, — вздохнула Энди. — Я, конечно, знаю, что он настоящий чародей и все такое, но Боже мой!

Кирби хмуро кивнул:

— Все равно что сводить физика в кино на «Звездный путь».

— Гарри, — твердо сказала Джорджия, — ты снова принялся за свое.

— О, вовсе нет! — запротестовал я. — Я только хочу сказать…

Выгнув бровь, Джорджия сурово посмотрела на меня поверх своего орлиного носа.

— Ты знаешь правило, Дрезден.

— Испортил веселье — беги за пивом! — проскандировали остальные.

— Вы меня достали! — пробормотал я, однако не смог сдержать ухмылку. Достал бумажник и кинул на стол двадцатку.

— Хорошо, — сказал Кирби. — Оцени повреждения от файербола, Уилл.

Билли кинул кубики:

— Ха! Один и два выше медианы. Выкусите, бандюки!

— Все покойники, — подтвердил Кирби. — Можем прерваться до следующей недели.

— Вот дерьмо, — вздохнул я. — Так и не удалось почти никого поколотить.

— Мне удалось стукнуть лишь одного! — заявила Энди.

Джорджия покачала головой:

— А я даже не закончила заклинание.

— Ах, ну да! — злорадно ответил Билли. — После семи раундов поиска магических предметов и ремонта вещей, сломанных тупым варваром, я наконец добился своего. А ты что скажешь, Гарри?

— Когда я добьюсь своего, ты об этом узнаешь, — пообещал я вставая. — Однако мои надежды велики. Не далее как завтра у меня, Гарри Дрездена, выходной.

— Ни черта себе! — воскликнул Билли ухмыляясь. Мы приступили к уборке последствий вечерней игровой сессии.

Дернув плечами, я облачился в черный кожаный плащ:

— Ни учеников, ни работы, ни консульских поручений, ни хранительских дел, ни поездок за город по делам «Паранета». Мое собственное свободное время.

Джорджия широко мне улыбнулась:

— Пообещай, что не проведешь его в той заплесневелой норе, которую ты называешь лабораторией.

— Э-э-э… — смешался я.

— Смотри! — вставила Энди. — Он краснеет!

— Я не краснею, — возразил я. Собрал пустые бутылки и коробки от пиццы и прошествовал в маленькую кухоньку Билли и Джорджии, чтобы выкинуть их в мусор.

Джорджия последовала за мной, чтобы отправить в помойку обрывки бумаги.

— Свидание со Стейси? — спросила она, понизив голос.

— Полагаю, если я назову ее «Стейси», Анастасия вышибет из меня мозги за то, что мне лень произнести ее имя полностью.

— Похоже, ты слегка на взводе.

Я дернул плечом:

— Мы впервые собираемся провести целый день вдвоем, без желающих разорвать нас на куски. Я… Я просто хочу, чтобы все было правильно, понимаешь? — Я запустил руку в волосы. — Ну, выходной пойдет на пользу нам обоим.

— Конечно, конечно, — поддакнула Джорджия, глядя на меня своими спокойными, понимающими глазами. — Думаешь, с ней что-нибудь получится?

Я пожал плечами:

— Не знаю. У нас с ней слишком разные представления о… ну, практически обо всем, за исключением того, как поступать с тварями, которые причиняют людям вред.

Высокая стройная Джорджия оглянулась на гостиную, где ее низкий мускулистый супруг убирал модельки.

— Противоположности притягиваются. Об этом есть песня.

— Всему свое время, — сказал я. — Никто из нас не пытается вдохновить поэтов на века. Мы нравимся друг другу. Нам друг с другом весело. Господи, это так приятно… — Вздохнув, я немного застенчиво посмотрел на Джорджию. — Я просто хочу, чтобы завтра ей было хорошо.

На узком лице Джорджии появилась легкая улыбка.

— Думаю, это здравый подход.


Я уже садился в машину, старый потрепанный «фольксваген-жук» по прозвищу Голубой Жучок, но тут ко мне подбежала Энди.

Когда я только познакомился с Альфами, их было около дюжины, ребятишки из колледжа, собравшиеся вместе и научившиеся при помощи магии превращаться в волков. Под личиной оборотней они охраняли и защищали город, которому никогда не повредит лишняя поддержка. По окончании колледжа большинство разъехались, однако несколько человек — в том числе Энди — остались.

Альфы предпочитали одежду, которую можно легко скинуть, — трудно быстро перекинуться в большого волка, когда на тебе джинсы и белье. В данный конкретный летний вечер на Энди был легкомысленный короткий пурпурный сарафанчик — и ничего больше. С учетом волос, телосложения и длинных сильных ног ее портрету было самое место на носу бомбардировщика времен Второй мировой. А как впечатляла ее торопливая походка!..

Она заметила, что я заметил ее. Наградой мне стала озорная улыбка и выразительное покачивание бедрами. Ей нравилось нравиться.

— Гарри, — сказала она, — я знаю, ты не любишь смешивать работу и развлечения, но я бы хотела завтра обсудить с тобой кое-что.

— Прости, дорогая, — ответил я со своим лучшим акцентом а-ля Хамфри Богарт. — Не завтра. Завтра выходной. Важные планы.

— Я знаю, — сказала Энди, — но я надеялась…

— Если это терпело до окончания игры в «Арканы», подождет и до окончания моего выходного, — твердо сказал я.

От моего тона Энди едва заметно вздрогнула и кивнула:

— Хорошо.

Я ощутил, как ползет вверх моя бровь. Не настолько резко я ей ответил, да и Энди была не из тех, кого можно сбить с ног словесными залпами, вне зависимости от их природы и громкости. В социальном смысле эта женщина напоминала линкор.

— Ладно, — сказал я. — Я позвоню.

Я забрался в машину, а к Энди тем временем подошел Кирби, обхватил девушку рукой сзади и, притянув к себе, наклонился, чтобы понюхать ее волосы. Она закрыла глаза и прижалась к нему.

Ну-ну. Испытывая некоторое самодовольство, я выехал с парковки и отправился домой. Что бы там ни говорила Джорджия, это был лишь вопрос времени. Прекрасно.


Остановившись на гравийной дорожке перед пансионом, где расположена моя квартира, я сразу понял, что у меня проблемы. Возможно, моя высокоразвитая интуиция, отточенная годами работы в роли знаменитого Гарри Дрездена, единственного профессионального чародея Чикаго, сыщика сверхъестественного, детектива паранормального, знатока неведомого, сообщила мне о скользнувшей поблизости смертной тени.

А может, все дело было в огромном черном фургоне, разрисованном пылающими черепами, козлоголовыми пентаграммами и перевернутыми крестами, который стоял перед моей дверью. Равновероятные объяснения.

Когда я подъехал, двери фургона открылись и из него посыпались люди в черном. Ни тебе аккуратности профессиональных убийц, ни спокойной развязности компетентных головорезов. Они выглядели так, словно я застиг их посреди обеда. Кружевную рубашку одного украшало нечто напоминавшее соус тако. Другие четверо… Да, на них стоило посмотреть.

Одеты преимущественно в черное, по большей части в готическом стиле — то есть куча бархата плюс немного кожи, резины и хлорвинила. Три женщины, двое мужчин, совсем молодые. У каждого при себе палочка, посох и кристалл на цепочке. На всех лицах — смертельно серьезное выражение.

Не глядя на них, я припарковал машину, вылез из нее и, сунув руки в карманы плаща, начал ждать.

— Ты Гарри Дрезден, — сказал самый высокий молодой человек с длинными черными волосами и соответствующей козлиной бородкой.

Я смотрел в никуда, как Клинт Иствуд, и молчал, как Чоу Юньфат.

— Это ты приезжал в Новый Орлеан на прошлой неделе. — Название города он произнес как Новорлин, хотя в остальном его речь выдавала стандартного уроженца Среднего Запада. — Ты осквернил мои труды.

Я моргнул:

— Эй, погоди минутку. На той милой даме что, действительно было проклятие?

Он презрительно усмехнулся:

— Она заслужила мой гнев.

— Ну надо же, — сказал я. — Я-то думал, это был побочный эффект неграмотного фэн-шуя.

Его ухмылка исчезла.

— Что?

— По правде сказать, это была такая мелочь, что я просто провел ритуальное очищение, чтобы она почувствовала себя лучше, и научил паранеттеров делать это самостоятельно, на будущее. — Я пожал плечами. — Прости за гнев, о Дарт-Недоучка.

Он справился с собой за секунду.

— Извинения тебе не помогут, чародей. Вперед!

Он и его спутники подняли свои разнообразные причиндалы, злобно усмехаясь.

— Защищайся!

— Ладно, — ответил я и достал из кармана «магнум» сорок четвертого калибра.

Дарт-Недоучка с компанией мигом растеряли свой апломб.

— Чт-т-то? — спросила одна из девушек. У нее в носу красовалось кольцо — почти наверняка клипса. — Что ты делаешь?

— Защищаюсь, — по-техасски растягивая слова, объяснил я, небрежно поигрывая пистолетом, который был нацелен вниз и в сторону. Я не хотел, чтобы кто-нибудь пострадал. — Слушайте, детки. Вам нужно поработать над имиджем.

Дарт открыл рот — и так и стоял некоторое время с отвисшей челюстью.

— Я хочу сказать, что с фургоном вы переборщили. Хотя, черт побери, кто бы говорил! На капоте моего собственного «жука» нарисовано большое число пятьдесят три в кружочке. Однако с деталями у вас проблемы. — Я кивнул на одну из девушек, брюнетку, державшую в руках палочку с кристаллом на конце. — Дорогая, мне тоже нравится кино про Гарри Поттера, но я же не бегу и не ставлю себе на левое предплечье Черную метку. — Затем я оглядел молодого человека по соседству. — А на тебе — долбаный шарф Слизерина! Господи, ну разве вас можно воспринимать всерьез?

— Ты смеешь… — начал Дарт-Недоучка, очевидно, разъяренный.

— Еще один совет, детки. Если бы у вас имелся настоящий талант, во время вашей атаки вспыхнул бы сам воздух. Однако вам, неудачники, не хватит магии, чтобы приготовить хлопья на завтрак.

— Ты смеешь…

— Я-то знаю, ведь я — действительно чародей. Меня этому учили в школе.

— Ты…

— Конечно, я понимаю, что вы, ребята, применяли свои таланты в собственной весовой категории, проводили маленькие дуэльки и, возможно, кому-то даже расквасили нос, а кто-то заработал мигрень, после чего ваша мания величия распустилась пышным цветом. Но сейчас ситуация иная. — Я кивнул обритой наголо девушке. — Простите, мисс, не подскажете, который час?

Она моргнула:

— Э-э-э… Начало второго?

— Спасибо.

Темный Лорд вновь вернулся к своему драматическому монологу.

— Ты смеешь угрожать нам смертельным оружием?

— Полночь уже миновала, — сообщил я придурку. — Я не на службе.

Он снова растерялся:

— Что?

— Сегодня мой выходной, и у меня есть планы, поэтому давайте не будем тормозить.

Дарт безмолвно разевал рот. Он явно растерялся, и толку от него было мало. С таким провозишься всю ночь.

— Ладно, парень. Хочешь магии? — Я нацелил пистолет на фургон. — Сейчас ваши окна исчезнут.

Дарт сглотнул. Потом опустил посох — штуку с дешевой резьбой, из тех, что продаются в сувенирных палатках в Акапулько, — и сказал:

— Мы еще не закончили. Мы — твоя погибель, Дрезден.

— Только не затягивайте с этим. Спокойной ночи, ребятки.

Дарт снова ощерился, подобрал ошметки своего достоинства и зашагал к фургону. Остальные послушные дартики последовали за ним. Взревел двигатель, и фургон рванул с места, злобно окатив Голубого Жучка гравием.

Жучок вполне мог бы ощериться в ответ. Видал он царапины и похуже.

Покрутив «магнум» на пальце, я убрал его в карман.

Клинт Юньфат.

Как будто мне мало хлопот без Дарта-Недоучки и его сосунков. Я вошел в дом, поприветствовал питомцев в порядке старшинства — сначала огромный кот Мистер, затем крошечный анкилозавр Мыш, — умылся и лег в постель.


Согласно будильнику с Микки Маусом, было пять утра, когда дверь в мою квартиру распахнулась. Поскольку ее ставил криворукий недоучка, сначала она не поддается, а потом вырывается из рук, как метеор. Облаченный в нижнее белье, я вылетел из спальни с палочкой в одной руке и «магнумом» в другой, готовый сразиться с гостем.

— Привет, босс! — прочирикала Молли, окинув взглядом палочку и пистолет, но не обратив внимания на мою почти полную обнаженность.

Я почувствовал себя стариком.

Моя ученица — юная, высокая, светловолосая и с телосложением супермодели — поставила на кофейный столик два стакана из «Старбакса» и пакет с дорогой выпечкой, которую, по мнению тамошнего руководства, следует употреблять с кофе. Затем протянула один стакан мне.

— Проснешься сейчас — или пока погреть его для тебя?

— Молли, — сказал я, пытаясь говорить вежливо. — Я не хочу тебя видеть. Убирайся.

Она подняла руку:

— Знаю, знаю, капитан Сварливые Кальсоны. У тебя выходной и свидание с Люччо.

— Да, — как можно враждебней ответил я.

Молли слишком часто сталкивалась с моими угрозами. Теперь они от нее отскакивают.

— Я подумала, что сейчас самое время поработать над моим зельем невидимости. Ты сказал, я готова пользоваться лабораторией самостоятельно.

— Я сказал, без надзора. Это не одно и то же. — Я нахмурился еще сильнее. — Точно так же, как ученик в подвале и тет-а-тет с Анастасией — совершенно разные вещи.

— Вы собираетесь кататься верхом, — рассудительно возразила Молли. — Вас здесь не будет, а к вашему возвращению я уже исчезну. Кроме того, за это время я успею пару раз выгулять Мыша, и тебе не придется спешить домой. Видишь, какая я заботливая?

При слове «выгулять» огромная лохматая голова Мыша поднялась с пола, хвост дернулся. Он с надеждой посмотрел на меня.

— Ох, Бога ради… — Я устало покачал головой. — Запри дверь, прежде чем отправишься вниз.

Она вернулась к входной двери и начала толкать ее.

— Слушаюсь, босс.

Я поплелся обратно в постель, чтобы урвать хоть немного отдыха, прежде чем моя ученица погибнет от рук невыспавшегося психованного маньяка.


Впервые в жизни Микки Маус меня подвел.

Знаю, чародеи обычно не в ладах с технологиями. В присутствии смертной магии вещи ломаются намного быстрее, чем обычно, но это касается электроники. Мой механический будильник с Микки Маусом, состоящий из пружин и шестеренок, верой и правдой служил мне долгие годы. Однако он не сработал, и когда я проснулся, радостно сообщил, что до приезда Анастасии осталось менее получаса.

Я вскочил и вместе с бритвой залез в душ. Успел побриться наполовину, когда квартиру сотряс взрыв, достаточно сильный, чтобы образовавшаяся на полу пленка воды взлетела в воздух мелкими каплями.

Я выкарабкался из душа, обернул полотенце вокруг пояса, схватил огнестрельную палочку — вдруг понадобятся новые взрывы? — и помчался в гостиную. Ведущий в подвальную лабораторию люк был открыт, из него поднимались густые ядовитые клубы розово-голубого дыма.

— Проклятие! — Я закашлялся. — Молли?!

— Здесь! — кашляя, отозвалась она. — Я в порядке. В порядке.

Я открыл два полуподвальных окна в противоположных стенах комнаты, и ветерок начал вытягивать дым.

— А что с моей лабораторией?

— Оно взорвалось в сосуде, — ответила она, на этот раз более отчетливо. — Ну-у-у… Просто… Дай мне немного прибраться.

Я окинул взглядом люк и предостерегающе сказал:

— Молли.

— Не спускайся! — В ее голосе звучала паника. — Я за несколько секунд все уберу. Хорошо?

Я подумал, не ворваться ли в подвал с суровой лекцией о значимости сохранения незаменимых инструментов твоего наставника в целости и сохранности, но вместо этого сделал глубокий вдох. Если что-то пострадало, лекция этого не исправит. А у меня осталось всего пятнадцать минут, чтобы принять человеческий облик и избавиться от ароматов алхимической ошибки Молли. Поэтому для начала я решил закончить бритье.

Наивный глупец.

Не успел я приклеить бумажки к порезам, как кто-то забарабанил в парадную дверь.

— Да что же это! — пробормотал я. — У меня выходной!

Я протопал в гостиную и увидел, что дым — но не запах — почти выветрился. По дороге ко мне присоединился Мыш. Я отпер замок, с усилием приоткрыл дверь на пару дюймов и выглянул наружу, где увидел съежившихся Энди и Кирби, грязных, изможденных и с царапинами по всему телу. В последнем никаких сомнений не возникало, поскольку мои гости были совершенно голые.

Кирби опустил руку и с опаской посмотрел на меня. Затем издал низкий рычащий звук, который, как я понял секунду спустя, означал мое имя.

— Гарри.

— Вы, должно быть, шутите, — сказал я. — Сегодня?

— Гарри, — вмешалась Энди, ее глаза переполняли слезы. — Пожалуйста. Я не знаю, к кому еще нам обратиться.

— Проклятие! — рявкнул я. — Проклятие, проклятие, проклятие! — Распахнул дверь и шепотом дезактивировал охранные чары. — Заходите. Скорее, пока вас никто не увидел.

Стоило Кирби оказаться внутри, как его ноздри раздулись, лицо исказила гримаса отвращения.

— Ой, — пискнула Энди, пока я запирал дверь. — Пахнет ужасно.

— Кто бы говорил, — откликнулся я. — Вы двое выглядите… — Н-да, одно определение для Кирби и Энди не годилось. — Типа помятыми. Что случилось? Подрались с големом из колючей проволоки?

— Н-нет, — ответила Энди. — Ничего такого. У нас… У нас с Кирби… блохи.

Я моргнул.

Кирби мрачно кивнул и прорычал что-то неразборчивое.

Я заглянул в камин, который разожгла Молли. Он тихонько потрескивал. Кофейник висел рядом с огнем, достаточно близко, чтобы оставаться теплым, но не кипеть. Я заглянул в него. Молли поставила внутрь мой стаканчик с дорогим старбаксовым эликсиром, чтобы не остывал. Если я и собирался прикончить ее, этого акта сострадания хватило бы для помилования.

Я перелил кофе в кружку, которую Молли оставила на каминной полке, и сделал глоток.

— Ладно, ладно, — сказал я. — Начнем с самого начала. Блохи?

— Не знаю, как еще их назвать, — ответила Энди. — Когда мы перекидываемся, они сидят в нашей шерсти. От их укусов все зудит. Поначалу это было просто неприятно, но теперь… это невыносимо. — Она содрогнулась и принялась водить кончиками пальцев по плечам и ребрам. — Я и сейчас их чувствую. Они меня жуют. Кусают, вгрызаются в меня. — Она тряхнула головой и видимым усилием заставила руки не двигаться. — Мы п-почти не можем думать. Разговаривать. И с к-каждым изменением становится все хуже.

Нахмурившись, я глотнул еще кофе. Это действительно звучало серьезно. Посмотрел на полотенце вокруг моего пояса и рассеянно отметил, что я — самый одетый человек в комнате.

— Ладно, дайте мне минутку, — сказал я. — Полагаю, хотя бы на одном из нас должна быть одежда.

Энди непонимающе уставилась на меня:

— Что?

— Одежда. Ты голая, Энди.

Она опустила глаза, затем вновь подняла их на меня.

— Ой. — Ее губы растянулись в улыбке, бедра едва заметно и весьма отчетливо изменили положение. — Возможно, тебе следует уделить внимание этому вопросу.

Сидевший у камина Кирби кинул на меня убийственный взгляд.

— Гм-м, — сказал я, переводя глаза с одного на другую. Без вопросов, ребятишки чем-то накачались. — Я сейчас вернусь.

Я накинул одежду, не забыв защитный браслет, на тот случай если убийственный взгляд Кирби перейдет в убийственный прыжок, и вернулся в гостиную. Кирби и Энди стояли перед камином и… скажем так, тыкались друг в друга носами, хотя обычно это действие не заставляет присутствующих краснеть. Короче, из любого мало-мальски приличного клуба их бы за подобное выгнали.

На мгновение я поднес руку ко лбу, сконцентрировался и открыл Третий Глаз, мое чародейское Видение. Это всегда рискованно. Видение показывает все узоры магии и жизни, существующие во Вселенной, однако они навечно отпечатываются в мозгу. Увиденное вам не забыть, сколь бы ужасным оно ни было. Но если что-то глодало моих друзей, мне следовало об этом знать. Ради них стоило рискнуть.

Открыв глаза, я тут же увидел толстые полосы энергии, которые заложил в стену квартиры, когда возводил ее магическую защиту. Дополнительные силовые слои под ногами окружали мою лабораторию, забранную в кокон изолирующей магии. Сидевший на одной из книжных полок кот Мистер ничуть не изменился — очевидно, его не волновали такие мелочи, как силы, создавшие мир, — а вот Мыша окружило спокойное, устойчивое бело-голубое сияние.

Однако к делу. Кирби и Энди также окружали различные мерцающие энергии — среди которых, по очевидным причинам, преобладали пламенные отблески страсти и похоти, однако были и другие. Я отметил зеленоватую энергию, показавшуюся мне первобытной и дикой, вероятно, сущность истинного волчьего инстинкта, а также неявные следы розово-фиолетового страха. Что бы с ними ни происходило, они смертельно перепугались, хотя в данный момент ничего не могли с этим поделать.

В их ауре также просвечивала золотая молния практика за работой — что казалось странным. Нет, Альфы были намного талантливей Дарта-Неудачника и его друзей, это даже не обсуждалось. Однако они сосредоточились на единственном применении магии — превращении в волка, что значительно труднее, запутаннее и полезнее, чем кажется или звучит. Но эта активность проявлялась, только когда они непосредственно перекидывались, а сейчас они этим не занимались.

Я подошел поближе, всмотрелся получше — и увидел то, чего предпочел бы не видеть.

Кирби и Энди покрывали твари — десятки крошечных созданий. Моему Видению они показались чем-то вроде малюсеньких крабов с твердыми панцирями и непропорционально большими клешнями, которые вцеплялись в духовную плоть, вырывая кусочки с горящими искорками зеленой и золотистой энергии.

— Ага! — сказал я. — Вот оно! У вас клещи-психофаги.

Энди и Кирби подпрыгнули от изумления. Думаю, они не заметили, что я рядом, поскольку были крайне увлечены… Ага. И уже перешли к категории «детям до семнадцати».

— Чт-т-то? — выдавила из себя Энди.

— Психофаги… — Тряхнув головой, я усилием воли отключил Видение. — Психические паразиты. Прицепились к вам в Небывальщине. Они влияют на вас обоих, будят ваши… э-э-э… основные и примитивные инстинкты и питаются их энергией.

Энди оторвала затуманенный похотью взгляд от Кирби и посмотрела на меня.

— Примитивные?..

— Ага. — Я кивнул на них. — Отсюда ваше поведение. И полагаю, они вызывают у вас желание перекинуться.

Веки Энди затрепетали.

— Да. Да, это звучит здорово. — Она тряхнула головой и вскочила на ноги, в ее глазах блестели слезы. — Это… Ты можешь избавить нас от них?

Я положил руку ей на плечо.

— Я понятия не имею, как они вообще добрались до вас. Этих тварей притягивают только очень специфические виды энергии. А вы уязвимы перед ними, когда пользуетесь материей Небывальщины — то есть перекидываетесь. И… — Я моргнул и потер лоб. — Энди. Только не говори мне, что вы с Кирби занимались любовью в волчьей шкуре.

Красотка вспыхнула от корней волос до кончиков… пальцев на ногах.

— Господи, это так… неправильно. — Я покачал головой. — Но что касается твоего вопроса, да, я думаю, что…

— Гарри? — позвала снизу Молли. — Э-э-э… У тебя есть огнетушитель?

— Что?!

— На случай, если он мне понадобится! — исправилась она дрожащим голосом. — Теоретически!

— Теоретически? — почти крикнул я. — Молли! Ты что, устроила пожар в моей лаборатории?!

Энди с блаженным лицом сняла мою руку со своего плеча и, обхватив мой указательный палец губами, принялась легонько его посасывать. Приятная вспышка пронзила мое тело, проникнув до самых ступней.

— Эй, девонька! Хватит! — сказал я, отдергивая палец. Он высвободился из ее рта с мягким причмокиванием, вызвав очередную приятную вспышку. — Энди. Гм-гм. Мы должны сосредоточиться.

Зарычав, Кирби ударил меня справа, и я врезался в одну из книжных полок. Отскочил от нее, сел на задницу и так и сидел несколько секунд, в то время как романы о Черном Отряде[13] падали сверху и били меня по голове.

Подняв наконец глаза, я увидел, как Кирби хватает запястье Энди и толкает ее себе за спину, чтобы оказаться между ней и мной. Проклятый собственник. Затем он сжал кулаки, ощерился и шагнул ко мне.

Рядом со мной появился Мыш — две сотни фунтов лохматых серых мускулов. Он не стал ни рычать, ни даже скалить зубы, но вырос прямо на пути Кирби, без страха глядя на него.

Тело Кирби словно замерцало и расплавилось, и внезапно в квартире возник черный волк, размером почти с Мыша, однако более поджарый и быстрый на вид. Белые клыки блестели, янтарные глаза светились яростью.

Вот дерьмо. Еще мгновение — и Кирби утратит над собой контроль, а у него достаточно навыков и опыта, чтобы устроить настоящую бойню. Сразиться с животным — это одно, но вступать в схватку с животным, управляемым интеллектом человека, у которого за плечами годы битв со сверхъестественным, — совершенно другое. Если дело дойдет до драки — настоящей драки между мной и Кирби, — я наверняка справлюсь с ним, однако для этого придется бить сильно и быстро, не сдерживаясь.

Я вовсе не был уверен, что смогу победить его не убив.

— Кирби, — сказал я, стараясь говорить тихо и уверенно. — Кирби, парень, подумай. Это Гарри. Послушай меня, это Гарри, и ты только что полностью провалил испытание своей силы воли. Сделай глубокий вздох и осмысли ситуацию. Ты мой друг, ты не контролируешь себя, и я пытаюсь тебе помочь.

— Гарри? — крикнула Молли тонким голоском. — Кислота ведь не проест бетон?

Моргнув, я уставился на люк и в отчаянии завопил:

— Проклятие, что ты там делаешь?!

Кирби приблизился еще на шаг — волчьи глаза блестят, пасть истекает слюной, голова низко опущена перед схваткой. Из-за его спины Энди следила за происходящим широко распахнутыми глазами, в которых в равных пропорциях смешались ужас, похоть, возбуждение и ярость. Ее впечатляющая грудь бурно вздымалась. Руки и ноги начали медленно изменяться, покрываясь вьющейся красноватой шерстью, ногти превратились в темные когти. Встретившись со мной глазами, Энди приоткрыла рот, обнажив клыки, которые тоже начали расти.

Прекрасно. В случае схватки с Кирби я беспокоился за его жизнь. В сражении с Кирби и Энди в этой квартире мне следовало беспокоиться за собственную.

Но я стараюсь быть оптимистом. По крайней мере хуже уже не станет.

Над моей головой разбилось окно.

Кусок свинцовой трубы, с обоих концов закрытый пластмассовыми крышками, приземлился на коврик в пяти футах от меня. Труба была обвита дешевыми бусами.

На одном ее конце искрился шнур.

Гореть до крышки ему осталось где-то полдюйма.

— Но это мой выходной! — взвыл я.

Знаю, ситуация выглядела ужасно. Но я искренне думаю, что смог бы справиться с ней, если бы в тот самый момент Мистер не спрыгнул со своего насеста и не промчался по комнате, следуя кошачьему зову, неведомому и недоступному простым смертным.

Почти обезумевший от ярости Кирби сделал то, что и полагалось представителю псовых: зарычал и ринулся в погоню.

Мыш заревел — почему-то когда напали на меня, он так не переживал — и прыгнул вслед за Кирби. Энди, увидев, как Мыш мчится за ее другом-оборотнем, полностью перекинулась и понеслась за Мышом.

Мистер летел по моей крошечной квартирке, а за ним гнались несколько сотен фунтов разъяренной псины. Кирби лавировал среди предметов обстановки почти с той же ловкостью, что и Мистер. Мыша ловкость не интересовала. Он проламывал себе путь, разнеся кофейный столик и одно из мягких кресел, опрокинув очередную книжную полку и превратив коврики в ошметки ткани и ниток.

Я прыгнул к трубе-бомбе, схватил ее — и тут пробегавший мимо Кирби сбил меня с ног. Затем преследовавший его Мыш случайно наступил на меня лапой, обрушив весь вес своего тела именно на то место, куда обычно попадают проклятые собаки. Замедленного действия не наблюдалось. Мои яички взвыли мгновенно.

На боль времени не было. Я вновь потянулся к бомбе — и чуть не обмочился, когда пол сотряс очередной взрыв, за которым последовало облако ярко-зеленого дыма, поднимавшегося из лаборатории.

Я схватил бомбу и попытался выдернуть шнур, но тот уже скрылся внутри и оказался вне досягаемости. В панике я подполз к двери и распахнул ее — ужас придает силы. Размахнулся, чтобы вышвырнуть трубу на улицу, и…

Снова взрыв.

В руку словно вонзились сотни булавок.

Я лежал на полу, моя голова располагалась под таким углом, что я видел собственную ладонь, которая несколько секунд назад сжимала бомбу, и…

И продолжала сжимать ее, целая и невредимая. Густые струйки ало-фиолетового дыма вырывались из обоих концов трубы. Я узнал запах.

Дымовые бомбы.

Чертова штуковина очень напоминала дымовые бомбы, которые детишки запускают в День независимости. Ошеломленный, я снял крышку, и на пол выпало несколько маленьких пустых контейнеров, а также записка: «Помешай мне еще раз — и не только дым помешает тебе».

Не только дым помешает тебе?

Какой кретин мог сказать такое?

Мыш заревел, возвращая меня к действительности. Пес обрушился на спину Кирби, придавив его к полу своим массивным телом. Мистер, увидев свой шанс, с недовольным воплем пронесся через парадную дверь и скрылся на улице, надеясь отыскать там местечко потише, например проезжую часть.

Энди прыгнула на спину Мышу и вцепилась в него клыками, но мой пес крепко держал Кирби — и подарил мне несколько драгоценных секунд. Я схватил лежавший в корзине у двери кусочек мела и, задыхаясь от дыма, обежал всех троих по кругу, проведя на бетонном полу линию. Затем усилием воли замкнул круг, и возникла магическая конструкция, тихое, невидимое энергетическое поле, которое, помимо всего прочего, полностью обрубило связь между психическими паразитами в Небывальщине и оборотнями, трепавшими Мыша.

Драка мгновенно прекратилась. Моргнув несколько раз, Кирби и Энди поспешно извлекли клыки из шкуры Мыша, а пару секунд спустя, замерцав, вернули себе человеческий облик.

— Не двигайтесь! — рявкнул я, доведенный до белого каления. — Никто! Не разрывайте круг, иначе снова свихнетесь! Сидеть! Ждать!

Последнее относилось к Мышу.

Преимущественно.

Я не видел, что Молли сотворила с моей лабораторией, однако поднимавшиеся оттуда насыщенные испарения явно представляли опасность. Я подковылял к люку.

Молли не смогла подняться по стремянке и теперь висела на ней в полубессознательном состоянии. Пришлось схватить ее под мышки и затащить наверх. Выше пояса она была голая — я заметил изъеденные кислотой рубашку и лифчик на полу рядом с рабочим столом.

Я уложил Молли на спину, устроив ее ноги на осиротевшей подушке от уничтоженного мягкого кресла, и проверил дыхание. Много времени это не заняло, поскольку она не дышала, хотя слабый пульс еще был. Я начал делать ей искусственное дыхание — что намного сложнее, чем думают некоторые люди. Особенно в атмосфере бог знает каких химических испарений.

В конце концов она закашлялась, и мое бешено стучавшее сердце немного успокоилось. Отрывисто задышав, Молли открыла глаза.

Тоже задыхаясь, я медленно сел — и увидел Анастасию Люччо в дверном проеме моей квартиры — руки скрещены на груди, одна бровь выгнута.

Анастасия — симпатичная девушка, не в гламурном смысле, но на нее действительно приятно смотреть. Фантастическая улыбка, сногсшибательные ямочки на щеках. На вид ей лет двадцать с небольшим — по причинам, которые слишком сложны, чтобы в них углубляться, — однако на самом деле она старше. Намного старше.

И вот перед ней я, только что оторвавшийся от поцелуя с полуобнаженной девчонкой, поблизости сидит голая парочка, а вся квартира затянута дымом и ядовитыми парами. Чем не сцена из эксцентричного порно?

— Э-э-э… — сказал я и сглотнул. — Это не то, чем может показаться.

Анастасия молча смотрела на меня. Я знал, что она долгое время никому не открывалась. И теперь любая мелочь может заставить ее снова замкнуться.

Она очень медленно покачала головой, и веселые морщинки в уголках ее глаз, а также ямочки на щеках, стали глубже. Потом она искренне расхохоталась.

— Madre di Dio, Гарри! Я представить себе не могу, чем это может показаться.

Я удивленно поднял брови:

— Ты не расстроена?

— Когда доживешь до моего возраста, либо справишься со своими сомнениями, либо смиришься, — ответила она. — Кроме того, я просто должна знать, что здесь произошло.

Тряхнув головой, я улыбнулся ей.

— Я… Моим друзьям потребовалась помощь.

Она окинула взглядом Альф и Молли и, отрывисто кивнув, сказала:

— И по-прежнему требуется. — Затем Анастасия вошла в квартиру и, как единственный обутый человек, принялась собирать осколки оконного стекла. — Поможем?


Большая часть дня ушла на то, чтобы отвезти Молли в госпиталь, собрать материалы, необходимые для очистки аур Кирби и Энди, и провести саму очистку. К тому времени, когда они отбыли, довольные и обеззараженные, шел восьмой час.

— Вот тебе и выходной, — сказал я.

Анастасия повернулась ко мне:

— А ты бы поступил иначе, будь у тебя такая возможность?

— Нет. Конечно, нет.

Она пожала плечами:

— Значит, ты хорошо провел день. Будут и другие выходные.

— В этом никогда нельзя быть уверенным.

На ее щеках вновь появились ямочки.

— Сегодня еще не закончилось. Ты преждевременно оплакиваешь его кончину.

— Я просто хотел, чтобы ты хорошо провела время, а не ввязывалась в эту сумятицу.

Анастасия положила пальцы мне на губы. Затем поцеловала меня.

— Хватит разговоров, — прошептала она.

И я полностью с ней согласился.

ПРИКРЫТИЕ

(Перевод К. Егоровой)

Повесть, изданная «Сабтерранеан пресс».


Действие происходит между событиями «Маленького одолжения» и «Продажной шкуры».


Писать эту историю было действительно весело. На протяжении нескольких лет я хотел рассказать чуть больше о Томасе и его мире, однако у Гарри все не было подходящего повода встретиться с ними. Вампиры «Архивов Дрездена», в особенности питомцы Белой Коллегии, считают себя нацией изгнанников, объединенных общими заботами и опасными врагами. Возникшая на подобной основе культура недоступна посторонним. Если бы Гарри пробрался «внутрь» ее, это нарушило бы целостность Белой Коллегии — мы-против-них — и испортило всю идею.

Поэтому когда «Сабтерранеан» предложили мне выпустить повесть, проиллюстрированную самим Майком Мигнолой, я с готовностью согласился. Вызов состоял в том, чтобы показать Томаса с его видением мира, отличным от видения Гарри. Более того, я хотел столкнуть братьев таким образом, чтобы их доверие и взаимное уважение сохранились, однако им пришлось противостоять друг другу.

Мне также пришлось задействовать некоторые детали заднего плана мира Дрездена. Я очень люблю Войну Забвения, но, как и в случае с Белой Коллегией, сама ее природа не позволяла Дрездену как-то связаться с ней. Повесть стала идеальным местом для воплощения данного кусочка Вселенной, и я очень рад, что наконец-то смогу показать все это моим читателям.

1

Давайте проясним кое-что с самого начала.

Я не Гарри Дрезден.

Гарри — чародей. Настоящий, взаправдашний чародей. Гэндальф на колесах, в большом кожаном плаще, с банкой «Ред булла» в руке и «магнумом» сорок четвертого калибра в кармане. Он наплюет на Бога и на черта, если решит, что так нужно, и в бездну последствия, — однако мой младший братишка каким-то образом умудряется оставаться достойным человеком.

Будь я проклят, если знаю, как ему это удается.

Правда, я и так проклят.

Меня зовут Томас Рейт, и я монстр.

Компьютер в моем крошечном кабинете потребовал внимания. Я настроил его играть национальный гимн нацистской Германии всякий раз, когда приходит е-мэйл от кого-то из членов семьи. Разумеется, не от Гарри, моего сводного брата. Гарри и е-мэйлы сочетаются, как Роберт Дауни-младший и трезвость. Я имею в виду других родственников.

Монстров.

Закончив уборку рабочего места, я посмотрел на часы — пять минут до следующей записи. Окинул быстрым взглядом бутик, улыбнулся постоянной клиентке, шутливо побранил работавшего с ней молодого стилиста, прошел по залу. Свернул за угол, спустился по узкой лестнице и преодолел десять футов вызывающего клаустрофобию коридора, ведущего в мой кабинет. Сел за стол и вызвал ноутбук к жизни. Антивирусная программа просканировала почту и вновь запищала, провозглашая ее безопасной, — столь тихий звук человеческое ухо не услышало бы с конца коридора, не говоря уже о лестнице.

Письмо от «[email protected]» было пустым, но заголовок гласил: Re: Заб.в. ни. е.

Супер.

Именно этого мне и не хватало.

Я никогда особо не радовался «семейным» письмам, даже если темой было что-нибудь скучное, например деловые вопросы касательно войны между Коллегиями вампиров и Белым Советом чародеев. Но Лара связывалась со мной только по плохим поводам.

А что может быть хуже Забвения?

Номер Лары хранился в памяти моего мобильного. Я позвонил ей.

— Брат мой, — промурлыкала моя старшая сестрица сладким голосом. Этот голос всегда вызывал у меня всякие мысли — действительно мерзкие мысли, хотя до воплощения дело не доходило. — Теперь ты мне почти не звонишь.

— Я никогда тебе не звонил, Лара. Точка. — Я проигнорировал вкрадчивый соблазн в ее голосе. Она совсем недавно питалась — или занималась этим в данный момент. — Чего ты хочешь?

— Ты получил мой е-мэйл?

— Да.

— Есть один проект, который может тебя заинтересовать.

— Почему?

— Взгляни на него, — ответила она. — И поймешь.

Предположительно линия была безопасной, но мы оба знали, что это за безопасность. Никто не стал бы обсуждать детали по телефону — и уж точно не упомянул бы слово «Забвение». Слишком много венаторов обнаружили — в последний момент, — что у врага очень острый слух и что война быстро приходит в дома тех, кто не следит за своим языком.

Прошло почти восемь лет с тех пор, как я участвовал в Войне Забвения. Думаю, я знал, что мне не удастся отлынивать вечно. Лара, второй и, не считая меня, единственный венатор Белой Коллегии, в основном занималась своими нынешними обязанностями — а именно коротала дни, манипулируя нашим отцом, словно марионеткой на психических ниточках, и управляя Белой Коллегией из теней за его троном. Само собой, если что-то случится, она захочет, чтобы с этим разобрался я.

— Я занят, — сказал я ей.

— Уходом за домашними зверюшками? — поинтересовалась она. — Подстригаешь им шерсть? Ищешь блох? Приоритеты, брат мой.

Больше всего Лара бесит меня, когда права.

— Где ты хочешь встретиться?

Она тепло, негромко рассмеялась:

— Томми, Томми, мне льстит, что ты хочешь быть со мной, но у меня нет времени на игры. Я отправлю посыльного со всем необходимым и… М-р-р-р-р-р. — Она чувственно замурлыкала от удовольствия. — Ты знаешь, каковы ставки. Не задавай слишком много вопросов, брат мой. И не пытайся использовать свою маленькую красивую головку для чего-то полезного. Возвращайся домой. Поговори с посыльным. Сделай работу. Или мы с тобой очень… ах-х-х-х… — Ее дыхание участилось. — Очень серьезно поссоримся.

На заднем плане я слышал другие приглушенные звуки, другой голос. Женский. Может, два. Большая часть моих родственников не слишком, так скажем, разборчива по части питания.

— Должен признать, закулисные игры изменили тебя не в лучшую сторону, Лара, — сказал я. — Но ты и раньше была сучкой.

Не дожидаясь ответа, я повесил трубку и поднялся по лестнице размышляя. Всегда следует хорошенько подумать, прежде чем тебе на голову свалится очередная зубодробительная проблема. Тогда в ключевой момент, когда на принятие решения останется полсекунды, можно пропустить прелюдию и сразу перейти к ошибке.

Имея дело с существами вроде моей сестры, нельзя принимать все за чистую монету. Лара что-то затеяла. И это что-то требовало заставить меня поторапливаться. Она хотела, чтобы я ринулся вперед сломя голову. А если это действительно так, возможно, следовало поступить иначе.

Кроме того, я не хотел, чтобы Лара решила, будто я готов бежать к ней по мановению пальца. И сам не хотел привыкать подчиняться ей. Это был первый шаг в ловушку, которая поймала бы меня в более прочные сети. Как сестрица поступила с нашим отцом.

А еще у меня есть бизнес.

И я голоден.

Мишель Марион, старшая дочь почетного сенатора Мариона великого штата Иллинойс, прибыла для стрижки на несколько минут раньше назначенного срока. Мои клиенты почти всегда так поступают — особенно молодые. Мишель была брюнеткой, хотя по ней этого и не скажешь. Правду знал только ее парикмахер.

— Томас! — улыбаясь, воскликнула она, сделав ударение на последний слог. — Что ты сотворил со своими волосами?

Я подстригся покороче после того, как приличный участок волос выжгла огненная стрела фейри-убийцы, однако не следует делиться такими подробностями со своими клиентами, особенно если они считают тебя утонченным французским стилистом.

— Дорогая, — сказал я, беря Мишель за руки и целуя в каждую щеку.

Когда наша кожа соприкоснулась, внутри у меня зашевелился Голод. На мгновение демон проник в нее, и она вздрогнула, ее сердце забилось быстрее, зрачки расширились. Голод сообщил мне о Мишель обычные сведения. Хотя она и казалась милой, хрупкой и доброй, подавленные темные желания превращали ее в легкую жертву. Вцепившиеся в затылок пальцы, напряженное мужское тело — вот стандартные фантазии Мишель. Она бы не задумываясь последовала за мной вниз. Я мог бы отвести ее туда. Мог удовлетворить ее желания, утолить Голод, забрать ее жизнь и наполнить себя. Мог оставить свою метку в ее сознании и душе, чтобы впредь она по собственной воле приходила ко мне, мечтая отдаться снова, и снова, и…

До самой смерти.

Я затолкнул Голод подальше в гниющую помойку, выполнявшую функции моей души, улыбнулся Мишель, надевая образ, словно итальянскую кожаную перчатку, и с акцентом произнес:

— Мне было скучно, отчаянно скучно, дорогая. Я почти решил сбрить их наголо, чтобы всех шокировать.

По-прежнему раскрасневшаяся от возбуждения, вызванного прикосновением моего демона, девушка рассмеялась.

— Только попробуй!

— Не волнуйся, — успокоил я ее, подхватив под руку и ведя к своему рабочему месту. — Мужчины, которым нравятся такие вещи, не в моем вкусе.

Она снова рассмеялась, и я болтал с ней ни о чем, пока не откинул ее кресло к раковине и не начал мыть волосы.

Как всегда ненасытный, Голод рванулся вперед — и я позволил ему питаться.

Глаза Мишель слегка остекленели в процессе мытья волос — очень медленного, очень тщательного, с полноценным массажем кожи головы. Я почувствовал, как ее сознание соскальзывает в ленивую фантазию, в то время как слабое тепло ауры девушки скапливается на кончиках моих пальцев и проникает в меня.

Голод кричал, что хочет еще, еще, что этого недостаточно. Но я не слушал. Питаться — это… восхитительно. Однако я мог навредить Мишель. Мог даже убить ее. Поэтому я продолжал совершать размеренные мягкие круговые движения, едва пробуя жизненную силу девушки на вкус. Она счастливо вздохнула, ее фантазии растворились в легкой эйфории, а я вздрогнул от желания поддаться Голоду и взять больше.

В некоторые дни мне сложнее сдерживаться. Но я все равно сдерживаюсь. Это все, что у меня осталось.

Мишель ушла где-то час спустя, с подстриженными и подкрашенными волосами, блаженно расслабленная, румяная, довольная и напевающая себе под нос. Я смотрел ей вслед, а мой Голод рычал и метался в клетке, которую я построил в своих мыслях, разъяренный тем, что жертва ускользнула. Я понял, что напрягся, готовый уже шагнуть вперед, готовый последовать за ней в какое-нибудь тихое место…

Отвернувшись, я принялся за рутинную уборку рабочего места. Не сегодня. Однажды Голод вновь победит и будет питаться, питаться, пока внутри не останется лишь он один, а я не исчезну.

Но не сегодня.

2

Я оставил салон в надежных руках моих работников и направился к машине, белому «хаммеру», огромному, дорогому и чертовски показушному. А также одному из самых крепких автомобилей, доступных гражданским лицам. Упавшая стена дома — или гигантское демоническое насекомое — причинит ему лишь незначительные повреждения, и да, я убедился в этом на личном опыте. Как и в том, что действительно крутая тачка под рукой — отличная идея, когда у тебя столько врагов, сколько у меня, а именно, мои собственные плюс почти все враги моего братишки.

Прежде чем сесть за руль, я проверил двигатель, ходовую часть и салон на предмет взрывчатки. Одной из причин, по которым Лара могла хотеть заставить меня торопиться, заключалась в том, чтобы я кинулся в машину, повернул ключ — и разлетелся крошечными ошметками по всему Чикаго.

Я вызвал список композиций в MP3-плейере — преимущественно Коул Портер и Моцарт, с вкраплениями «Вайолент феммс» — и двинулся к себе домой, надеясь, что Ларины затеи не подразумевают метаний по всем уголкам земного шара… на этот раз. Хотя наш вампирский род в отличие от прочих спокойно относится к солнечному свету, текущей воде и тому подобным вещам, места, в которых мне пришлось побывать из-за Забвения, нельзя назвать туристическими.

Я живу в модном дорогом многоквартирном доме на чикагском Золотом побережье. Не совсем мне по вкусу, зато по вкусу французскому стилисту Тоу-у-массу. Вампиры с детства осваивают искусство маскировки и внимательного отношения к деталям. Мой дом охраняется, однако посыльный Лары будет ждать меня в квартире. У моей сестрицы есть для этого ресурсы.

Прежде чем вылезти из машины, я вытащил из-под сиденья кривой нож-кукри в ножнах, затем сунул за пояс кожаных брюк пистолет «дезерт игл», прикрыв рукоятку курткой. Через десять минут после начала работы с Мишель я понял, что велеть мне дожидаться посыльного в собственной квартире — отличный способ заставить меня расслабиться и подослать убийцу.

Я подошел к своей двери, зажал нож в зубах и достал пистолет, направив его в землю. Затем, встав как можно дальше и левее, отпер дверь и распахнул ее. Выстрелов не последовало. Я выждал еще секунду, не двигаясь и прислушиваясь, и уловил две вещи: низкий стук возбужденного сердца и запах ее шампуня.

Ее шампуня.

Бросив оружие, я метнулся через порог, навстречу Жюстине. Она обхватила меня руками, я обнял ее в ответ, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что необходимо сдерживать силу, если я не хочу навредить ей. Она прижалась ко мне всем телом, словно хотела слиться со мной. Тихо, со всхлипом рассмеялась и уткнулась лицом в мою рубашку.

Она казалась такой прекрасной — мягкой, и теплой, и живой.

Долгое время мы просто стояли обнявшись.

Мое тело воспрянуло от желания, а секундой позже Голод взвыл от безумной похоти.

Жюстина. Наш олененок, наш бокал вина, наша, наша, наша. Сколько ночей она кричала под нами, сколько мягких вздохов, сколько прикосновений — сколько насыщенной, теплой, сумасшедшей жизни, влившейся в нас.

Я не стал слушать демона, но, пытаясь заблокировать его, бездумно провел рукой по ее волосам.

Боль, боль столь ужасная, столь невообразимо жгучая, что я не в состоянии описать ее, пронзила мои пальцы, словно под мягкостью волос скрывались высоковольтные провода под напряжением. Я зашипел и рефлекторно отдернул руку.

Солнечный свет, святая вода, чеснок и кресты не особо тревожат инкуба Белой Коллегии. Но прикосновение того, кто искренне любит и любим, — другое дело.

Я посмотрел на свою ладонь. Она уже покрылась волдырями.

Жюстина отпрянула от меня, ее красивое лицо исказила тревога.

— Прости, — сказала она. — Прости, я не подумала.

Я покачал головой и тихо ответил:

— Все в порядке.

Затем отошел от нее, а демон внутри вопил от разочарования.

Она прикусила губу и неуверенно посмотрела на меня.

Мы с Жюстиной давно не виделись. Я забыл, какая она красивая. Черты ее лица неуловимо изменились. Стали тоньше, завершеннее, четче. Возможно, я слишком привык иметь дело с бессмертными — или почти бессмертными — созданиями. Забываешь, что может произойти с человеком за пару лет.

Конечно, ее темные волосы исчезли. Нет, они были такими же густыми, длинными и вьющимися, как прежде, но теперь стали серебристо-белыми. Это сделал с ней я — я питался ею, иссушил ее почти до смерти, чуть не вырвал жизнь из ее тела, чтобы насытить свой Голод.

Вспомнив о том удовольствии, я закрыл глаза и поежился. Я чуть не убил свою любимую, и воспоминание об этом возбуждало почти так же, как прикосновение к ней. Открыв глаза, я встретил взгляд Жюстины — уверенный, и спокойный, и знающий.

— Желание само по себе не делает из тебя монстра, — очень мягко сказала она. — Значение имеет лишь то, что ты делаешь со своими желаниями.

Не ответив, я повернулся и запер дверь, затем подобрал оружие. Настоящий джентльмен не оставит его валяться на полу. Кроме того, оружие не сочеталось с обстановкой. Уголком глаза я изучал Жюстину, рассматривал ее одежду — элегантный деловой костюм, подходящий для личного помощника Лары.

Или для корпоративного посыльного.

— Пустая ночь! — злобно выругался я, внезапно придя в ярость.

Жюстина моргнула:

— Что такое?

— Лара! — выплюнул я. — Что она сказала тебе?

Жюстина медленно покачала головой, нахмурившись, словно пытаясь прочесть мои мысли.

— Сказала кратко обрисовать тебе ситуацию, о которой ты должен знать. Велела ничего не записывать. Пришлось все запомнить и приехать, захватив с собой лишь несколько фотографий. — Она положила тонкую руку на стоявший на кофейном столике портфель.

Я пристально посмотрел на Жюстину. Затем медленно опустился в одно из кресел в гостиной. Оно было неудобным, зато очень, очень дорогим.

— Передай мне все, что она сказала, — попросил я. — Дословно.

Жюстина одарила меня долгим взглядом, нахмурилась еще сильнее.

— Почему?

Потому что знать некоторые вещи, просто иметь представление об их существовании, опасно. Потому что Жюстина снабжала меня информацией о действиях Лары, которую я, в свою очередь, передавал Гарри, а через него — Белому Совету. Если Лара обнаружила это, она вполне могла втянуть Жюстину в Войну Забвения. И если моя сестра это сделала, я ее убью.

— Ты должна поверить мне, любимая, — негромко произнес я. — Но я не могу рассказать тебе.

— Но почему ты не можешь рассказать?

Этот вопрос — один из самых трудных в том, что касается Войны Забвения.

— Жюстина. — Я раскинул руки. — Пожалуйста. Поверь мне.

Жюстина прищурилась, настороженно размышляя, и я слегка опешил. Не привык видеть подобное выражение на ее лице.

Ну разумеется. Я привык к одурманенному пресыщению после того, как утолил Голод, и к пылающему желанию, когда преследовал ее, и к сокрушительному экстазу, когда овладевал ею…

Я зажмурился, сделал глубокий вдох и затолкал демона поглубже.

— Мой бедный Томас, — тихо сказала Жюстина. Она сидела за столом напротив меня, ее темные глаза источали сочувствие. — Когда мы были вместе, я не понимала, насколько это тяжело для тебя. Твой демон намного сильнее их демонов. Сильнее любого из них, не считая ее.

— Значение имеет лишь то, поддамся я или нет, — ответил я резче, чем собирался. — То есть все это не имеет значения. Расскажи мне, Жюстина. Пожалуйста.

Она обхватила себя руками, прикусив нижнюю губу.

— Рассказывать почти нечего. Она велела сообщить тебе, что по обычным каналам получила известие о том, что в город прибыла Леди Черной реки. — Жюстина открыла портфель. — И что ты поймешь, с кем имеешь дело. — Она достала большую фотографию и подтолкнула через стол ко мне. Изображение оказалось, зернистым, но достаточно крупным, чтобы различить решительную молодую женщину, садящуюся в такси в аэропорту О'Хара. Судя по отпечатанному на фотографии времени, сделана она была сегодня утром.

— Да, — негромко произнес я. — Я ее знаю. Я считал ее мертвой.

— Лара сказала, что эта женщина захватила ребенка, — продолжила Жюстина. — Хотя не объяснила, откуда ей это известно. А еще сказала, что целью является поиск того, кто принесет ее делу большую пользу.

Когда Жюстина достала вторую фотографию, мой желудок болезненно заныл.

Эта фотография была простой: коридор, дверь с окном из матированного стекла, на двери — неброская черная табличка:

«ГАРРИ ДРЕЗДЕН ЧАРОДЕЙ».

Дверь была закрыта, однако я мог различить высокий женский силуэт, стоявший лицом к еще более высокой худощавой мужской фигуре.

Судя по дате, фотографию сделали меньше двух часов назад.

Итак.

Лара все-таки пыталась сделать мне одолжение. Она защитила Жюстину общими словами. А я медлил, подстригая волосы и потворствуя своему Голоду и подозрениям, в то время как Стигийские Сестры втянули моего брата в замысел вернуть одну из своих кошмарных дам.

Жюстина никогда не была глупой. Даже находясь под моим влиянием, она полностью отдавала себе отчет в том, что делает.

— У него проблемы, да?

— И он об этом даже не подозревает, — тихо сказал я.

Она задумчиво поджала губы:

— А ты не можешь ему рассказать. Как и мне.

Я беспомощно посмотрел на нее.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

Я натянул кожаные перчатки и, подойдя к ней, нежно сжал ее руки. Затем повернулся к двери.

— Если он думает, что помогает ей, а ты вмешаешься, он не поймет, — сказала Жюстина. — Как ты объяснишь ему это, Томас?

Ненавижу быть венатором.

— Я не буду объяснять, — тихо ответил я.

Затем мы с демоном вышли из квартиры, чтобы продолжить многовековую тайную войну и помочь моему брату.

Оставалось только надеяться, что два этих занятия не окажутся взаимоисключающими.

3

Жюстину ждал водитель, ездивший вокруг квартала. Она вызвала его. Держа за руку, я проводил ее до лифта. Мы молчали. Но когда приехал лифт, она улыбнулась мне и поцеловала мои пальцы сквозь перчатку.

Затем она исчезла.

Технически выражаясь, внутри меня всегда существует огромная дыра — там живет Голод.

Поэтому я сказал себе, что разницы никакой нет, и вернулся в квартиру, чтобы поработать.

Исключительно для очистки совести я попробовал позвонить Гарри домой и в офис, однако дома никто не взял трубку, а в офисе включился автоответчик. Я оставил сообщение, что должен поговорить с ним, но сомневался, что когда Гарри его получит, от него будет какой-либо прок. Поморщившись, я достал из кармана мобильный телефон и положил на кухонный стол. Не было смысла таскать его с собой. Технологии плохо сочетаются с магией. Двадцать — тридцать минут в компании недовольного жизнью Гарри прикончат мобильник — а если он начнет швыряться заклинаниями, времени уйдет и того меньше.

Мои собственные способности не представляли для мобильника особой угрозы, но когда я сплету поисковое заклятие, чтобы обнаружить братца, прием все равно пойдет к чертям.

Гарри весьма поэтично относится к магии. Вечно твердит о том, как она рождается из твоих чувств и что это глубинное воплощение природы твоей души, а поверх вываливает полубожественную-полубезумную философию значимости ответственного отношения к магии, слепленную из высказываний святых и супергероев комиксов. Если дать ему волю, он может трепаться об этом круглосуточно.

Возможно, в случае Гарри это не лишено смысла. Однако в случае всех прочих о магии нужно знать только одно: это умение. Любой может освоить его, в той или иной степени. Немногие способны достичь действительно высокого уровня. Это требует постоянной практики и спокойствия, от этого устаешь, у тебя болит голова и начинаются мышечные спазмы, а все окружающие, включая домашних питомцев, жаждут поделиться с тобой своим мнением по поводу того, где именно ты ошибаешься.

Гарри — мастер своего дела, как если бы, скажем, получил докторскую степень в МТИ, Гарварде или Йеле либо магистерскую в Оксфорде. Я же по сравнению с ним шесть месяцев отходил в техникум — то есть пропустил напыщенный треп и сосредоточился на полезных, работающих вещах.

Я потратил на пару минут больше, чем потратил бы Гарри, но использовал серебряный амулет-подвеску, который мама подарила мне в пять лет на день рождения, чтобы создать связь с амулетом Гарри, потрепанной копией моего.

Ранняя весна в Чикаго — время психически неуравновешенной погоды. Эта весна выдалась мягкой, и к тому времени как я сотворил поисковое заклятие, чтобы найти своего маленького братишку, наступил приятный свежий вечер.

Я держал серебряный амулет в правой руке, обернув цепочку вокруг костяшек пальцев и оставив несколько дюймов над подвеской свободными. Амулет мерно раскачивался вперед-назад в одном и том же направлении, словно под действием крошечного гироскопа, вне зависимости от того, куда я поворачивался. Я заплатил целое состояние за парковку «хаммера» — и не зря потратил деньги. Сейчас я шел за амулетом и направляющим его заклятием через Миллениум-парк.

Миллениум-парк — это редкость, действительно красивый парк в центре большого города. Расположенные вокруг него здания напоминают рисунки Эшера,[14] а также плоды свободного экспериментирования студентов младших курсов архитектурного института, однако в них есть свой безумный шарм. Несмотря на поздний час, в парке бурлила жизнь. Каток работал до десяти вечера, и через несколько дней его закрывали на лето. Родители и дети кружили по льду. Парочки катались, держась за руки. Полицейские в форме дежурили неподалеку, чтобы с добрыми жителями Чикаго не случилось беды.

Я заметил Гарри, пробиравшегося по краю катка. Он удалялся от меня. Его голова и плечи, как у профессионального баскетболиста, возвышались над толпой, а широкий черный плащ выглядел весьма зловеще. Опустив голову, Гарри сосредоточился на чем-то в своих руках — возможно, собственном поисковом заклятии. Я поспешил к катку, чтобы приступить к слежке.

И двадцать секунд спустя осознал, что меня самого преследуют.

Кем бы они ни были, Стигийки не сообщили им, что придется иметь дело с вампиром. Они не держались по ветру, и легкий бриз принес мне запахи пары дюжин людей, находившихся поблизости, зловоние нескольких мусорных баков, ароматы тележек торговцев различными вкусностями — и отчетливую вонь тухлого мяса и старого пота (едва приглушенную щедрыми порциями дезодоранта), принадлежавшую двум упырям.

Плохо. Как и я, упыри вполне могут сойти за людей. Это дешевая наемная мускульная сила в сверхъестественном мире. Без сомнения, Стигийки вызвали их на случай вмешательства со стороны венаторов.

С одним упырем я бы справился без проблем. Хотя их трудно убить и они сильны, быстры и на редкость злобны, ничего нового здесь нет. Однако два — совсем другое дело. Если у них есть хоть зачатки мозга, мне будет очень трудно, а то и невозможно разобраться с ними без ущерба для себя.

Да, головорезы-наемники редко славятся своими мыслительными способностями, но сейчас не время строить предположения. Я ускорил шаг, пытаясь догнать Гарри и делая вид, что не заметил упырей.

Гарри свернул в сторону и направился к Павильону. Это огромное сооружение всегда напоминало мне средневековый монгольский шлем. Гигантская шляпа Аттилы, превращенная в здание, где устраивали регулярные концерты для добрых жителей Чикаго. Однако сегодня Павильон был темен и пуст. И наверняка заперт, но замки никогда не представляли проблемы для моего брата. Он подошел к двери в боковой стене, открыл ее и исчез внутри.

Я поспешил за ним и позвал его, но нас разделяло не меньше пятидесяти ярдов, и он меня не услышал.

Зато услышали упыри. Один из них рявкнул что-то своему спутнику, и преследователи перешли на бег.

Я оказался быстрее. Добежал до двери, и мы с демоном захлопнули ее за собой — достаточно сильно, чтобы покорежить металл.

— Гарри! — крикнул я. — Гарри, нам нужно поговорить!

Упыри врезались в дверь и попытались открыть ее. С первой попытки ничего не получилось, но они явно вознамерились вломиться в здание. Простой металл их надолго не задержит.

Внутри было пусто и совершенно темно, если не считать очень слабого, словно многократно отраженного зеленоватого свечения, источник которого находился за несколько помещений от меня. Однако мой демон обладал прекрасным зрением, и я торопливо двинулся вперед, ориентируясь на тусклый свет.

Один из упырей сорвал дверь с петель. Металл протестующе взвизгнул. Упырь ворвался внутрь, рыча, и тембр его голоса менялся вместе с формой тела: монстр утрачивал человеческий облик, становясь более опасным охотником, преследовавшим жертву.

Я свернул за угол, побежал к высокой фигуре в темном плаще, стоявшей в конце коридора и озаренной зеленым свечением, — и через несколько шагов осознал, что поисковое заклинание меня подвело.

Я выхватил из-под куртки пистолет и открыл огонь. Фигура пригнулась, подняла руку, и пули, отскочив, рассыпались по бетонному полу. Магическая защита, Стигийская. Вновь поднятая рука — и ко мне летит огненная сфера. Я пригнулся, но заклятие повторило мое движение и накрыло меня.

Последовала вспышка яркого света, и на мгновение я ощутил жар, которому предстояло перейти в агонию. Но вместо этого я испытал приступ головокружения, после чего вновь оказался на ногах, как раз в тот момент, когда первый упырь — кисти удлинившихся рук превратились в гротескные клешни, лицо стало клыкастой мордой — выскочил из-за угла и прыгнул на меня.

Я захватил кукри. Это оружие верно служило гуркам[15] на протяжении нескольких веков, и неспроста. При правильном использовании кривой нож размером с небольшой меч способен отсекать конечности и головы даже в руках относительно маленьких и слабых смертных.

В руках вампира он способен завалить Бармаглота.

Первый упырь нанес удар клешней — быстрый, но недостаточно. Я свалил монстра на пол и подсек подколенные сухожилия, а когда он попытался сбежать, разрядил ему в спину обойму, расщепив позвоночник. Оказавшись в моей лиге, упырь мог сразу же пустить себе пулю в лоб. Результат был бы тот же.

Затем я метнул кукри — демон обеспечил мне силу и точность, — и нож расколол череп второго монстра, словно гнилую тыкву. Вот вам еще один способ быстро прикончить упыря.

Потом я вставил в пистолет новую обойму и нацелил его на дальний конец коридора, где вновь появилась темная фигура, державшая в руке слабо светившийся зеленый кристалл. Черные волосы откинуты от ничего не выражающего неподвижного лица, глаза — как у рептилии.

Стигийка.

— Балера, не так ли? — спросил я. Второй упырь по инерции приземлился рядом со мной и теперь раскинулся на спине — рукоятка ножа торчит из середины лица, содержимое черепа выставлено на всеобщее обозрение. Одна из ног до сих пор подергивалась. — Или Джанера?

— Для нас это не имеет значения, — ответила она. Ее голос был пустым, совершенно безжизненным. Все равно что электрическое пианино шестидесятых по сравнению с настоящим роялем. — Тебе не победить, венатор. Lexicon Malos возродится. А теперь уходи. Дождись новой битвы.

Я наклонился и вытащил покрытый кровью нож из мертвого упыря. Затем уверенными, неторопливыми шагами двинулся к Стигийке.

— То же самое мне советовали две другие Стигийские Сестрицы. Пока ничего хорошего из этого не вышло.

Я просчитывал выстрел. Любой недоучка, способный создать щит против пуль, считает себя крутым. Однако для этого необходимо сосредоточиться, и щиты действуют не во всех направлениях. Отрикошетившая пуля может обогнуть щит — а кроме того, если я заставлю Стигийку сконцентрироваться на пистолете, вдруг она не догадается, что я собираюсь использовать нож?

За ее спиной находилась хорошая, гладкая, отполированная металлическая поверхность, крышка нагревательного элемента, или пульта управления освещением, или чего-то подобного. На вид сталь была достаточно тяжелой, чтобы удовлетворять моим целям. Если пуля — хотя бы несколько раздробленных фрагментов — попадет Стигийке в спину, это ее отвлечет.

— Давай не будем усложнять, — предложил я. — Стой спокойно, улыбайся, и твои сестрички смогут похоронить тебя в открытом гробу.

Ее нижняя губа скользнула вниз, обнажив зубы. Не слишком похоже на улыбку.

— Зато твои, — промурлыкала она, — ни за что тебя не узнают.

Я шагнул вперед, готовый выстрелить, и краем глаза заметил собственное отражение в металле за спиной Стигийки.

Это был не я.

Этот мужчина не был мной.

Он выглядел старше: грубое лицо, косматые седеющие волосы, неопрятная борода. Его челюсти и губы казались слегка распухшими, и я сразу узнал упыря, которому не удалось скрыть свою истинную натуру под человеческой личиной.

Я поднял левую руку с ножом, и отраженный упырь повторил мое движение.

Стигийка одарила меня очередной не-улыбкой и скрылась за углом.

Я потратил секунду на то, чтобы прийти в себя и кинуться за ней, но мог бы не торопиться. Когда я свернул за угол, тяжелая дверь захлопнулась и на ее поверхности заплясали мерцающие зеленоватые огоньки, а потом я остался в кромешной темноте. Когда дело доходит до чародейства, меня не назовешь элитным бойцом, однако даже я не стал бы пытаться выломать дверь, запертую Стигийской магией.

Я свирепо выругался.

Все это было ловушкой, и я шагнул прямиком в нее.

Вот в чем разница между тем, как использует магию Гарри, и тем, как использую ее я. Связь между нашими амулетами была достаточно сильной, и его умудренные чары выявили бы обман. Поэтому Стигийка применила некий маскирующий трюк, чтобы обмануть мое детсадовское поисковое заклятие, а потом создала иллюзию, придав себе облик моего брата и заманив меня в определенное место, чтобы… сделать то, что она со мной сделала.

Зачем менять мое лицо? Стигийские Сестры отлично владели опасной, даже смертельной магией. Почему она сделала это, вместо того чтобы, скажем, поджечь мне внутренности? Даже если бы мой демон был сыт и на пике силы, я бы вряд ли пережил подобное.

Теперь, когда схватка закончилась, я начал испытывать страх. Если бы Стигийка хотела моей смерти, я был бы уже мертв, и это знание отрезвляло, пугало. Однажды Гарри обвинил меня в излишней самоуверенности и безрассудстве — что, поверьте мне, вопиющая ложь. Однако в данном случае он, возможно, не ошибся бы.

И, потратив бездну энергии на бег, драку и сгибание стали голыми руками, вдобавок ко всему, я был голоден. Парк за этими стенами кишел счастливыми, глупыми коровами. Ничего не стоит отрезать одну от стада, нежного маленького теленочка, и…

Мне требовалось сосредоточиться и сконцентрироваться. Я работал без страховки. Еще одна глупая ошибка могла меня прикончить.

— Соберись, Томас! — рявкнул я самому себе. — Включи мозги!

Темнота в Павильоне была почти полной, но благодаря демону я мог в ней видеть. Упыри уже начали гнить. Через несколько часов они превратятся в зловонную слякоть. Мы достаточно углубились в здание, чтобы звуки выстрелов не разнеслись по округе, однако патрульные копы вскоре заметят сорванную дверь. Здесь нельзя оставаться.

Я нашел другой выход и поспешил к машине. Очевидно, поисковому заклятию доверять не следовало, а значит, придется разыскать Гарри другим способом. Кэррин Мёрфи из чикагской полиции наверняка могла выяснить, видел ли кто-то его машину, но у меня не было уверенности, что Гарри окажется в ней или хотя бы поблизости. И даже если я найду его, что он подумает, когда к нему подойдет незнакомец и, представившись братом, попросит оставить дело?

Нужно действовать по порядку, решил я. Сначала следует отыскать Гарри, иначе все прочее уже не будет иметь значения.

Я знал, кто мне поможет.

4

Гарри — один из лучших чародеев планеты — живет в подвале.

Его дом несколько потрепан, но просторен. Думаю, аренда стоит дешево. Квартирка в подвале небольшая, зато соседи тихие и пожилые. Кажется, ему это нравится. Я знаю его много лет — и до сих пор не могу поверить, что он здесь живет.

По правде сказать, полагаю, по этой причине его жилище не особо тревожат — враги Гарри тоже не могут в это поверить. Считают, что это приманка, которую он специально соорудил в очевидном месте, чтобы заманить их в ловушку и убить. А тех, что все-таки приходят, определенно ждет теплый прием. Защитные заклятия вокруг квартиры Гарри способны поджарить стадо бешеных бизонов.

Я отключил охрану с помощью кристалла, который он мне дал, отпер дверь и зашел внутрь. Как всегда, квартира была безупречно чистой — несколько лет назад Гарри помешался на аккуратности, хотя так и не объяснил мне причину.

Огромный лохматый серый пес, две сотни фунтов мускулов и шерсти плюс острые белые клыки, показался из крошечной кухонной ниши и зарычал на меня.

— Эй! — сказал я, поднимая руки. — Мыш, это я. Томас.

Рычание мгновенно оборвалось. Уши пса качнулись взад-вперед, он наклонил голову сначала на один бок, затем на другой, изучая меня, подергивая принюхивающимся носом.

— Кто-то наложил на меня иллюзию, — объяснил я. Гарри говорил, что этот пес особенный и понимает человеческую речь. До сих пор не знаю, шутил он или нет. Иногда в моем брате просыпается странное чувство юмора. Но спокойно поговорить с нервным животным всегда хорошая идея, а я определенно не хотел, чтобы Мыш счел меня угрозой. Он был собакой-стражем, и я видел, как он сражался с тварями, встречу с которыми не пережило бы ни одно смертное животное. Не говоря уже о том, чтобы взять над ними верх. — Слушай, друг, я думаю, у Гарри проблемы. Мне нужно поговорить с черепом.

Мыш приблизился и тщательно обнюхал меня. Затем фыркнул, направился к одному из лежавших на полу ковриков и оттащил его в сторону, открыв люк в подвал.

Я подошел к псу и взъерошил мех за ушами.

— Спасибо, друг.

Мыш вильнул хвостом.

Складная стремянка вела в лабораторию моего брата, о которой я всегда говорил с крайним благоговением, чтобы его позлить. Разложив лестницу, я полез вниз, но остановился, как только смог окинуть взглядом все помещение.

Не следует бродить по лаборатории чародея. Это плохая мысль.

Подвал был под завязку набит кошмарным, редким, дорогим и бессмысленным хламом. На одной из полок стояла свинцовая шкатулка, в которой Гарри хранил пыль из — Боже ты мой! — обедненного урана. На столе в середине комнаты красовалась восьмифутовая масштабная модель чикагских небоскребов. Подробная до безобразия, вплоть до крошечных деревьев, действительно напоминавших деревья, и делового здания, которое недавно снесли.

На самом деле, немного жутковато. Мой братец заимел себе куклу вуду для целого города.

У него также есть человеческий череп, который стоит на собственной деревянной подставке, между двух свечей, что сгорали и заменялись несчетное количество раз, в результате чего возникли крошечные вулканические глыбки цветного воска. По обеим сторонам от черепа сложены любовные романы. Там же лежат старый выпуск «Плейбоя» семидесятых годов с Бо Дерек на обложке и длинная алая ленточка.

— Эй, — позвал я. — Череп. Тебя ведь зовут Боб, верно?

Череп не шелохнулся.

Я бы выставил себя настоящим идиотом, если бы оказалось, что все это время Гарри врал мне про череп. Мой братец, чревовещатель.

— Эй, — снова позвал я. — Череп. Послушай, это я, Томас. Я знаю, что не похож на Томаса, но тем не менее. У Гарри проблемы, и мне нужна твоя помощь.

В одной из глазниц мелькнул крошечный оранжевый огонек. Затем он разгорелся, и к нему присоединился второй, в другой глазнице. Череп задергался на подставке, повернулся ко мне и сказал:

— Святой Бэтмен! Что с тобой стряслось?

Секунду я жевал нижнюю губу, размышляя, что ответить черепу. Я знал, что Боб выполнял функции помощника Гарри и технического консультанта по магическим вопросам и что он являлся неким духом, жившим в черепе, а не смертным существом. В то же время он был в долгу у Гарри, и все, что знал Боб, потенциально мог узнать и мой брат.

— Мне почти нечего рассказать тебе. Новая клиентка Гарри вовсе не та, за кого себя выдает. Я пытался предупредить его. Она заманила меня в ловушку и сотворила это с моим лицом. Думаю, чтобы помешать мне предупредить Гарри.

— Угу, — отозвался Боб. — А чего ты хочешь от меня?

— Помоги мне снять эту штуку с лица. А потом помоги найти Гарри, чтобы он бросил дело, пока не поздно.

— Ага. Ну конечно, — фыркнул Боб.

Я нахмурился.

— Что? Ты мне не веришь?

— Послушай, Томас, — снисходительно ответил череп. — Я признаю, что ты невыносимо крут. Ты красавчик, все девчонки твои, и ты прислал Гарри голых цыпочек в обрывках красной ленты, что меня лично восхитило до чрезвычайности, но как бы это сказать? Ты вампир. Причем из дома, который славится умением менять сознание.

Я заскрипел зубами:

— Ты думаешь, кто-то заставляет меня это делать?

— Я думаю, что, в сущности, у тебя нет секретов от твоего брата, — ответил Боб зевнув. — А кроме того, если Гарри взялся за дело, он его не бросит. Он как клещ, только ему трудней оторвать голову и он с меньшей вероятностью заразит тебя какой-нибудь дрянью.

— Это важно, Боб, — сказал я.

— Как и поиск пропавших детей, — заметил Боб. — По крайней мере для Гарри. Я поначалу думал, все дело в том, что их мамочки из благодарности прыгнут к нему в постель, но, похоже, это вопрос морали. Поиск детишек замыкает некий контур в его голове. Противостояние добра и зла.

Так вот что имела в виду Лара, когда сказала, что Стигийки захватили ребенка. Дерьмо. Теперь я понял их план.

И если я не остановлю их — не остановлю Гарри, — Война Забвения будет проиграна в одну ночь.

— Проклятие, — прорычал я. — Боб, мне нужна помощь. Мне нужно, чтобы ты это сделал.

— Извини, шеф, — ответил Боб. — Я на тебя не работаю. Гарри — другое дело.

— Но он в опасности! — сказал я.

— По твоим словам. Однако ты не сообщил мне никаких подробностей, а потому все это выглядит скользко.

— Если я сообщу тебе подробности, они могут выйти Гарри боком, и тогда грозящая ему опасность многократно возрастет.

Секунду Боб смотрел на меня, затем произнес:

— Перевожу тебя из макрелей в тунцы, мой скользкий друг.

— Ладно, — ответил я размышляя. Боб являлся духом. Подобные создания связаны словами и обещаниями, договорами, заключенными со смертными. — Ладно, давай так. Ты служишь Гарри, верно?

— Ага.

— Если я сообщу тебе информацию, — сказал я, — и, по твоему мнению, обладание ею сможет нанести ущерб благосостоянию Гарри, поклянись, что скроешь ее от него или кого-либо еще, кто тебя о ней спросит.

— Ладно, — ответил Боб с потрясающим скептицизмом.

— Если поклянешься, я расскажу тебе все, — продолжил я. — Если нет, не расскажу. И тогда произойдет нечто скверное.

Огоньки в глазницах черепа вспыхнули, словно от любопытства.

— Ладно, ладно, уговорил. Заключим сделку. Я клянусь тебе в этом, вампир.

Я сделал глубокий вдох и огляделся. Узнай другие венаторы, чем я занимаюсь, не задумываясь всадили бы мне пулю в голову.

— Ты когда-нибудь слышал о Войне Забвения?

— Нет, — уверенно ответил череп.

— И неудивительно, — сказал я. — Это война за память человечества.

— Э-э-э… — протянул Боб. — Что?

Я со вздохом провел затянутой в перчатку рукой по волосам.

— Смотри. Ты знаешь, что с годами большинство старых богов теряет силу или меняется, подстраиваясь под новые верования?

— Конечно, — ответил Боб. — Давненько никто не слышал о Первой церкви Мардука. Однако изображение Тиамат есть в «Справочнике монстров»,[16] да и сама она фигурирует в комиксе, так что, похоже, у нее все в порядке.

— Ну-у, хорошо, — сказал я. — Не вполне понимаю, о чем речь, но в общем и целом ты прав. Созданиям вроде Тиамат требуется определенное количество человеческой веры, чтобы создать связь с миром смертных.

Огоньки в глазницах засияли.

— А! — воскликнул череп. — Я понял! Если никто не помнит Бога, связь рвется! Он не может оставаться в мире смертных!

— Верно, — тихо ответил я. — И речь идет не только о языческих божествах. Речь о созданиях, для описания которых у современных людей нет ни слов, ни концепций. Демонах с такими аппетитами и яростью, что для того, чтобы справиться с ними, людям иногда требовалась помощь ранних богов. Речь о демонах, которых нужно остановить навсегда.

— Нельзя уничтожить изначальную духовную сущность. — Боб размышлял вслух. — Можно рассеять ее, но со временем она сформируется заново.

— Но их можно забыть, — сказал я. — Отрезать путь. Заставить их затеряться за пределами мира смертных и лишить силы. Их можно предать Забвению.

Боб присвистнул.

Что за чертовщина? Как? У него ведь нет губ.

— Круто, — сказал череп. — Это я о твоей войне. Чем больше людей ты привлечешь на свою сторону, тем шире распространится информация и сильнее станет связь демонов. Поэтому приходится строго контролировать посвященных. Приходится тщательно скрывать.

— Еще как тщательно, — кивнул я. — Насколько я знаю, во всем мире менее двух сотен венаторов. Однако мы организованы в ячейки. Мне лично известен лишь один венатор, помимо меня самого.

— Венаторы? — переспросил Боб. — Да этих сухих стручков не меньше пяти тысяч. Они помогали Совету в войне, помнишь?

Я отмахнулся:

— Ты говоришь о Венатори Умброрум.

— Ну да, — согласился Боб. — Охотниках за тенями.

— Это лишь один из возможных переводов их названия, — сказал я, — тот, который они сами считают правильным. Но точнее назвать их Тенями охотников. Они этого не знают, однако мы основали их орден. Дали им знания. Использовали их для сбора информации, чтобы они помогали нам следить за ситуацией. А кроме того, они выполняют роль маскировки, чтобы нашим врагам было чуть сложнее отыскать нас.

— Враги, ну да, — отозвался Боб. — В войне участвуют две стороны.

Я кивнул:

— Или больше. Многие… люди заинтересованы в старых демонах. Сейчас они слабы, однако по-прежнему способны открыть путь к власти. Культы, жрецы, общества, отдельные лунатики. Все они пытаются удержать демонов в этом мире. А мы пытаемся остановить их. — Я покачал головой. Война Забвения длится более пяти тысяч лет. Иногда десятилетия проходят без единой схватки. Иногда разражается хаос.

— И сколько демонов вы, парни, отрезали? — жизнерадостно поинтересовался Боб. Затем весело чирикнул: — Ах, ну да, вы ведь и сами не знаете, верно? Прикончил демона — забыл о нем.

— Да, — ответил я.

— Не слишком благодарный способ вести войну.

— Еще бы, — согласился я. — Это секретная информация, Боб. Простое обладание ею создает в сознании некий резонанс, который способен заметить тот, кто ищет ее. Если Гарри узнает о войне, а кто-либо с той стороны поймет, что он о ней знает…

— Плохие парни решат, что он венатор, и убьют его, — закончил Боб неожиданно серьезным голосом. — А венаторы решат, что он один из психов и представляет собой угрозу. Они либо прикончат его от греха подальше, либо убедят вступить в их ряды. А ведь он и так ведет войну.

— Именно, — сказал я.

— Нда-а, — изрек Боб. — Интересно, почему бы не сделать то же самое и со мной?

— Ты не смертный, — объяснил я. — Твои знания не привяжут никого к этому миру.

Череп вроде бы приободрился:

— Это точно. Расскажи мне о клиенте босса.

— Ты слышал о Постанском обществе? — спросил я.

— Кучка прибалтийских психов, — сразу же ответил Боб. — Отрезают от себя куски и замещают их нечеловеческими трансплантатами. От демонов, упырей и тому подобных. Лоскутное бессмертие.

Я кивнул:

— Стигийские Сестры делают то же самое, только со своей психикой, а не с физическим телом. Отрезают части человеческой личности, которые им не нужны, и заменяют обрывками нечеловеческих сознаний.

— Миленько, — ухмыльнулся Боб. — Женский клуб, говоришь? Горячие девчонки?

— Поскольку это способствует делу, то в большинстве своем да, — ответил я. — Они посвящают себя служению нескольким старым богиням-демоницам, которых пытаются удержать в мире посредством издания книги обрядов под названием Lexicon Malos.

— Итак, — сказал череп, — горячая штучка приходит в офис к Гарри. Он пускает слюни, ведет себя как идиот и не соглашается на ее предложение заняться сомнительными с точки зрения морали вещами прямо здесь и сейчас.

— Ну-у… — протянул я. — Не уверен, что…

— Будучи придурошным героем, он говорит ей: не тревожьтесь, я отыщу вашу душещипательную приманку, то есть потерянного ребенка. Однако вместе с ребенком он найдет и ритуальную книгу.

— А будучи преданным стражем Белого Совета… — продолжил я.

Боб фыркнул:

— Он притащит к ним эту книгу с опасными ритуалами на каждый день. И Совет сделает с ней то же, что с «Некрономиконом».

Я кивнул:

— Опубликует ее, поскольку решит, что если ритуалы станут доступны каждому кретину, их сила рассредоточится и уже не будет представлять угрозы.

— Вот только настоящую опасность представляют вовсе не ритуалы, а знание о лежащих в их основе сущностях, — закончил Боб.

— И нам уже не удастся от них избавиться — как от фейри.

— Вы пытались избавиться от фейри? — с неожиданной тоской спросил Боб.

— Да, венаторы пытались, — сказал я. — Однако парни на букву «г» свели наши усилия на нет.

— Парни на букву «г»? Что, государственные агенты? — поинтересовался Боб. — Вроде людей в черном?

— Вроде Гутенберга и Гриммов, — ответил я.

На мгновение Боб прищурил свои огоньки, очевидно, задумавшись.

— Эта Стигийская красотка. Она заманила тебя в ловушку. Она знала, кто ты и что собираешься сделать.

— Мы с Сестрами уже встречались. Они со мной знакомы. — Я покачал головой. — Ума не приложу, почему она сотворила это с моим лицом, вместо того чтобы убить.

— Потому что Дрезден бы это почувствовал, — уверенно сказал Боб.

— Что?

— Убийство при помощи магии оставляет запах, и даже пролитый на землю дезодорант не поможет скрыть его. Если бы Гарри ощутил запашок черной магии, сестрице не удалось бы притвориться несчастной девицей.

— Но он все равно узнает, что она практик.

— Только если дотронется до нее, — возразил Боб. — И даже в этом случае, если ее сознание сильно отличается от нормального, у нее измененная аура. Кроме того, ощутить в клиенте искорку магического потенциала — не то же самое, что понять, что он с головы до ног забрызган сверхъестественной кровью.

— Я тебя понял. Поэтому она изменила мое лицо.

— С технической точки зрения она его не меняла, — ответил череп. — Это иллюзия, под которой кроешься настоящий ты. Вопрос в том, для чего вообще ей это понадобилось.

Я нахмурился.

— Чтобы остановить меня, — сказал я размышляя. На разгадку замысла Стигийки не потребовалось много времени, и я скрипнул зубами от злости. — Пустая ночь! Она сказала Гарри, что преступление совершил некий злодей. Продемонстрировала фотографию мерзавца, похитившего бедное дитя. — Я показал на свое лицо. — А потом превратила меня в него.

— Проклятие, — восхищенно произнес Боб. — Вот это подлость. В последнее время Гарри заводится с пол-оборота. Может не дать тебе шанса объясниться, когда увидит.

Я вздохнул:

— Судя по моему сегодняшнему везению, так оно и будет. Ты поможешь или нет?

— Ответь мне еще на один вопрос, — сказал череп, уже тише.

— Ладно.

— Почему? — спросил он. — Почему вампиры участвуют в этом? Почему те, кто питается людьми, заинтересованы в сохранении человечества от прожорливых демонических богов?

Я фыркнул.

— Ждешь рассказа о том, что в глубине души мы все мечтаем быть героями? Что нечто глубоко внутри жаждет искупления и человечности? — Я покачал головой и улыбнулся, продемонстрировав зубы. — Хочешь знать настоящую причину? Потому что мы не любим конкуренцию.

— Ну наконец-то! — Боб закатил огоньки. — Мотив, который я могу понять. Хорошо.

— Хорошо?

Череп повернулся на своей подставке, чтобы оказаться лицом к столу.

— Я покажу тебе, как найти Гарри. Однако сначала мы займемся твоим лицом. Дай-ка взглянуть на него поближе.

В голове у меня сверкнула мнемоническая молния, и я понял, что улыбаюсь.

— Нет, — сказал я.

Череп слегка наклонился набок, разглядывая меня.

— Нет?

— Нет. У меня есть идея получше.

5

Боб попытался объяснить, почему его поисковое заклятие сработает, когда мое провалилось, но через пять секунд технических деталей я начал слышать «бла-бла-бла».

Да, я не чародей. Я — простой юзер. Мне плевать, почему оно действует. Лишь бы действовало.

Стигийка устроила свое маленькое представление на складе в Хаммонде. Когда я нагнал моего брата, они с ней прятались в переулке напротив склада, изучая место. Стигийка играла роль напуганной нервной дамочки, желающей как можно скорее вернуть свое чадо себе под крылышко. Она была неплохой актрисой, учитывая, как мало человеческого в ней осталось. Возможно, ее возраст составлял пару веков. Достаточно времени, чтобы попрактиковаться.

Я поднялся по боковой стене здания по соседству со складом и тоже огляделся. Строение охраняли два упыря в коричневой форме частных охранников. Они регулярно обходили склад изнутри и снаружи, однако не додумались посмотреть на крышу, где засел я. Склад представлял собой пятиэтажное здание из голого кирпича без пожарной лестницы. Действительно, к чему задирать голову?

Я перебрался к задней стене склада, где Гарри со Стигийкой не могли меня заметить, дождался, пока оба марширующих упыря скроются из виду, а затем перепрыгнул сорок футов, отделявших мою крышу от соседней. Приземлился почти бесшумно и на несколько секунд замер, проверяя, не поднимется ли тревога.

Не поднялась. Меня не заметили.

Я принялся ждать.

Гарри начал действовать между тремя и четырьмя часами утра, когда охранники обычно испытывают наибольшую скуку и усталость, а также приходят к заключению, что сегодня ничего интересного уже не произойдет, — и когда на улице минимальное количество случайных свидетелей и невинных прохожих. Я услышал звучный баритон моего брата, выкрикивавшего заклинания на фальшивой латыни. Последовала вспышка света, прогремел гром, и что-то со скоростью пушечного ядра врезалось в листовой металл.

Минус один упырь. Гарри испытывает к ним почти священную ненависть. Если первый удар не прикончил монстра, братец потом с ним разберется. Второй упырь вскрикнул — значит, начал перекидываться.

Теперь, когда всеобщее внимание было занято атакой на парадную дверь, я проник в здание через световой люк.

Изнутри склад был завален скопившимся за долгие годы хламом — преимущественно останками грузовых контейнеров, стопками поддонов и разбитыми ящиками. Расчищенный в центре бетонный пол покрывали нарисованные кровью оккультные символы. Символы окружали стол, очевидно, изображавший алтарь. На столе лежал привязанный за руки и за ноги мальчик лет девяти, с пятнистым от слез лицом. Он кричал и дергался, но веревки крепко держали его.

Снова крикнул Гарри. Вспышка алого света — и оба выходивших на улицу окна взорвались вовнутрь. Что-то крайне напоминавшее оторванную руку пролетело мимо распахнутой двери.

Я смотрел, пока не увидел его — Lexicon Malos, том в кожаном переплете, похожий на старинный рукописный журнал. Оккультные шизоиды вроде Стигиек обожают такие внушительные гримуары. Он покоился на небольшом пьедестале возле стола. Мигающая неоновая надпись «ЗАМЕТЬ МЕНЯ» отсутствовала, но и без нее получилось неплохо. Перебирая руками, я прополз по стальным потолочным балкам к шедшему вдоль стены брусу, соскользнул по нему на пол и поспешил к алтарю. Раскрыл нейлоновый рюкзак, сунул в него Lexicon Malos, застегнул и продел руки в лямки.

Я мог бы скрыться в тот момент. Полагаю, это было бы самым разумным решением. Книга изъята — операция Стигийки провалена. Разумеется, она с сестричками непременно попробует организовать подобное в будущем, однако на время мы их остановим.

Но сучка втянула в эту историю моего брата.

«На время» меня не устраивало.

Гарри вошел через парадную дверь, за ним плелась трепещущая в притворном ужасе Стигийка. Мой брат, высокий, костлявый, с резкими чертами лица и внешностью головореза, был в своем стандартном чародейском наряде — черном кожаном плаще. В левой руке он держал резной посох, в правой — короткую резную палочку, кончик которой светился зловещим красно-оранжевым огнем.

Я ждал их.

Я накинул на плечи темно-красное одеяло, чтобы создать видимость драматичного церемониального облачения. Встал над ребенком, взял в руку обнаружившийся на алтаре устрашающий нож, откинул назад голову и растянул губы иллюзорного обличья в ухмылке.

— Что ж! — прогремел я что есть силы. — Вы победили моих прислужников!

— Ты, должно быть, шутишь, — отозвался мой брат, разглядывая меня со смесью удивления и неприкрытого презрения. — Только гляньте на это убожество! Видал я школьные пьесы получше!

— Молчи! — проревел я, нацелив на него нож. Мои глаза не отрывались от Стигийки, которая потрясенно таращилась на меня. Хе-хе. Так тебе и надо, крошка. Впредь не будешь придумывать истории о воображаемых мерзавцах — они имеют обыкновение воплощаться в жизнь. — Кто смеет прерывать мой…

— Знаешь что? — сказал Гарри. — Forzare!

Его посох рванулся вперед, и невидимый грузовик врезался в меня на скорости тридцать миль в час.

Я отлетел назад и ударился о стопку поддонов.

Пробив их насквозь.

Было больно.

Затем я ударился о стену.

Она устояла.

Стало еще больнее.

Я приземлился в полубессознательном состоянии и при помощи демона поднялся на ноги. Не беда, сказал я себе. Все равно я собирался отойти на эту позицию… только не так стремительно.

В двух футах слева от меня располагался складской распределительный щит. Я протянул руку и выключил свет.

— Пригнитесь! — крикнул Гарри женщине, которая, как он думал, нуждалась в его защите. — Не двигайтесь!

Мы с демоном почти мгновенно приспособились к темноте. Стигийка тоже не растерялась. Она где-то добыла кинжал с волнистым лезвием и теперь молча направлялась ко мне, решительно прищурив глаза.

Когда до нее оставалось десять футов, я кинул бутафорский нож. Она уклонилась, и оружие пронеслось мимо, выбив искры из дальней стены. Кинжал Стигийки метнулся ко мне, но я ударил ее ребром ладони в предплечье и отвел лезвие, успевшее лишь оцарапать кожу. Затем я нанес несколько резких ударов, заставив Стигийку отступить на шаг, после чего извлек из-под красного одеяла кукри, целясь ей в голову. Не попал, и попытка выцарапать ей глаза другой рукой также провалилась.

Где-то на заднем плане Гарри выполнял свои прямые обязанности. Засветив амулет, он освобождал привязанного к алтарю ребенка. Я почувствовал, как мои губы растягиваются в яростной ухмылке.

— Доволен собой? — прошипела змееглазая Стигийка. — Мы это исправим. — И она завизжала: — Отпусти меня! Не прикасайся ко мне!

Гарри, закинувший мальчика на плечо, развернулся на голос, поднял свою палочку и поспешил к нам.

— Беги, венатор! — прошипела Стигийка. — Кровь Древних Матерей уже течет в твоих жилах. Наслаждайся последними часами своей жизни.

Рана на руке, крошечная царапина от кинжала, внезапно похолодела.

Гарри не получит книгу. Ребенок спасен.

Я бежал.

6

Рана была отравлена.

Без моего демона я не продержался бы и часа. Даже с его помощью пришлось нелегко. Боль была ужасная, мое тело источало пот, в то время как сам я дрожал от холода. Голод обычно способен победить любую инородную субстанцию, однако мой демон плохо питался, а я всю ночь активно его использовал. У него почти не осталось энергии, чтобы справиться с ядом.

Было трудно, но я продержался три часа.

Столько времени мне понадобилось, чтобы выследить Стигийку и застать ее одну.

Мой кукри промахнулся мимо ее головы — но не волос. И хотя мои скрюченные пальцы не попали в глаза, они успели подхватить отрезанные волоски, прежде чем те опустились на пол. Поисковое заклятие, которому меня научил череп, оказалось достаточно эффективным, чтобы разыскать Стигийку, несмотря на все принятые ею защитные меры.

Когда она вошла в свой номер в отеле, я отставал от нее лишь на полдюйма. Она не знала, что я здесь, пока мои губы не коснулись ее затылка и я не высвободил демона.

Она вскрикнула от неожиданности, когда мой Голод, столь долго томившийся без пищи, ворвался в ее плоть. Пусть у нее были сознание и мысли десятка сверхъестественных тварей, ее жизненные силы остались человеческими, а тело — женским и, как я сказал черепу, весьма привлекательным.

Пять или шесть секунд она пыталась сопротивляться, пока ее нервная система не отдалась моему Голоду, пока первый оргазм не исторг из ее горла стон, полный экстаза, жажды и отчаяния.

— Ш-ш-ш, — прошептал я, нежно кусая мочку ее уха, блуждая руками по ее телу. — Больно не будет. Обещаю.

Она вновь отчаянно вскрикнула, ее тело начало двигаться, поддавшись желанию, и мои собственные принципы мигнули и погасли перед первобытной, смертоносной страстью Голода.

Большую часть жизни я провел, борясь с темной стороной своей натуры.

Большую.

Но не всю.

Я уложил Стигийку на пол и скормил моему демону.

Лара поможет мне избавиться от тела.

7

Долгий, долгий душ и очищающая сила восходящего солнца смыли иллюзию, скрывавшую мое истинное лицо.

На следующий день я зашел в офис к брату.

— Как дела? — спросил я у него.

Нахмурившись, он покачал головой:

— Знаешь что? Я трачу такое количество времени на рытье земли для Совета и Стражей, что вскоре забуду, как быть частным сыщиком.

— Почему это?

— О, вчера я столкнулся с отменным придурком, — сказал он. — Похититель. Видел бы ты его. Настоящий шут.

— Угу, — отозвался я.

— И каким-то образом ему удалось скрыться от меня. — Гарри снова покачал головой. — То есть я спас ребенка, но мерзавец сбежал.

— Наверное, ты стареешь.

Он кинул на меня хмурый взгляд.

— Более того, выяснилось, что нанявшая меня цыпочка — даже не его мать. Она меня провела. Ребенок пропал три дня назад, и его настоящие родители хотели, чтобы копы арестовали меня. И это после того, как я спас его с проклятого жертвенного алтаря! Ну ладно, глупого, убогого алтаря — но ведь жертвенного!

— А где цыпочка? — поинтересовался я.

— Понятия не имею, — сердито ответил Гарри. — Исчезла. Кинула меня. И вряд ли родители ребенка заплатят мне за расследование и освобождение. Уж скорее президентом станет либертарианец.

— Вот они, риски независимого бизнесмена, — заметил я. — Ты голоден?

— А ты платишь?

— Я плачу.

Он встал.

— Я голоден. — Надел свой плащ и, качая головой, пошел со мной к двери. — Знаешь, Томас, иногда я чувствую, что меня совершенно не ценят.

— Ну надо же. И на что это похоже? — улыбнулся я.

ВОИН

(Перевод К. Егоровой)

Повесть из сборника «Темные улицы».


Действие происходит между событиями «Маленького одолжения» и «Продажной шкуры», перед «Последним предупреждением».


Когда-то, переехав в новый район, я потратил несколько дней на знакомство с соседями. Ничего серьезного, просто зашел поздороваться и представиться семейству с детьми — ровесниками моего сына, семейству с дочерью-старшеклассницей, которая часто сидела с отпрысками других соседей, и все в таком духе. Я поболтал с ними, и это выглядело совершенно безобидно — тогда.

Прошло пять лет. За эти годы я понял, что некоторые из самых малозначимых вещей, сделанных или сказанных мной, оказали колоссальное влияние на моих соседей. Не хорошее или плохое, но значительное и, в общем и целом, скорее позитивное. По крайней мере мне так казалось.

Выбери я другие слова или соверши свои поступки в немного другое время — и их жизни могли сложиться иначе, но если бы я не обращал на это внимания, ничего бы и не заметил. Это было мое первое практическое знакомство с законом непреднамеренных последствий, которое легло в основу моей веры в то, что большие, важные вещи складываются из маленьких и обыденных и что даже незначительные наши поступки, во благо или во вред, кумулятивно влияют на наш мир. Многие религии различают свет и тьму и рисуют нам картины героических битв между их сторонниками. Но может быть, «битвы на своей земле» происходят намного чаще, чем мы думаем? Может быть, они идут ежедневно, и большую часть времени мы о них даже не догадываемся — разве что спустя лет пять? Наши мельчайшие решения и поступки имеют значение. Они говорят нам о том, кто мы такие.

Эту идею я попытался изложить в «Воине».

Эту, а также мысль, что вещь, кажущаяся хорошей или плохой, может не быть ни той ни другой — в зависимости от того, с какой точки зрения смотреть. Многих читателей огорчило случившееся с Майклом в «Маленьком одолжении» — печально, что столь достойный персонаж встретил такую ужасную судьбу и был навсегда покалечен воинами Ада. Какая трагедия, что он не смог продолжить схватку.

Судите сами, какой трагедией это стало для него.


Сев рядом с Майклом, я сказал:

— Думаю, тебе грозит опасность.

Майкл Карпентер остался крупным, мускулистым мужчиной, хотя заметно похудел. За долгие месяцы в постели и еще более долгие месяцы терапии он превратился в тень самого себя и так и не смог восстановить все мышцы. Тем не менее Майкл выглядел крепче прочих, несмотря на то что в волосах и короткой бородке проступила седина.

Он улыбнулся мне. Улыбка была прежней, даже стала искренней и уверенней.

— Опасность? — ответил он. — Боже ты мой.

Откинувшись на старую деревянную скамью стадиона, я хмуро посмотрел на Майкла:

— Я серьезно.

Майкл отвлекся, чтобы подбодрить второго бейсмена (точнее, бейсвумен) из софтбольной команды своей дочери Алисии. Затем устроился поудобнее. Старая, облезающая зеленая краска скамьи резко контрастировала с бело-зеленовато-голубой рубашкой Майкла, сочетавшейся с форменными футболками девушек. Крупные синие буквы на рубашке гласили: «ТРЕНЕР».

— Я принес твой меч. Он в машине.

— Гарри, — спокойно произнес Майкл, — я на пенсии. Тебе это известно.

— Конечно, — ответил я, шаря в недрах плаща. — Мне это известно. А вот плохим парням, по-видимому, нет. — Достал конверт и передал его Майклу.

Майкл открыл конверт и изучил его содержимое. Затем положил конверт на скамью рядом со мной, встал и пошел вниз, на поле, тяжело опираясь на деревянную трость, с которой не расставался. Из-за повреждения нервов его левая нога почти не сгибалась. Пострадало и бедро. В результате он ходил враскачку. Кроме того, я знал, что один из его прозрачных честных глаз плохо видит.

Он принял командование тренировкой тихо и уверенно, как делал все на свете, вызвав смех и улыбки дочери и других девушек. Они явно получали удовольствие.

И он, судя по всему, тоже.

Я посмотрел на конверт и пожалел, что слишком отчетливо помню лежавшие внутри фотографии. Резкие, профессиональные: Майкл поднимается в церковь по пандусу для инвалидов; Майкл открывает дверь для своей жены, Черити; Майкл загружает большое ведро с софтбольными мячами в багажник семейного фургона Карпентеров; Майкл на работе, в крепкой желтой каске, показывает на недостроенное здание, разговаривая с каким-то мужчиной.

Фотографии пришли ко мне в офис по почте, без какого-либо объяснения или записки. Однако смысл был ясен и отвратителен.

Моему другу, бывшему рыцарю Креста, грозила опасность.

Тренировка закончилась через полчаса, и Майкл вернулся ко мне. Секунду стоял, разглядывая меня, затем произнес:

— Меч покинул мои руки. Я не могу принять его снова, особенно по неверной причине. Я не буду жить в страхе, Гарри.

— Так, может, ты согласишься жить с предосторожностями? — спросил я. — По крайней мере пока я не выясню, что происходит?

— Не думаю, что моя скорая смерть входит в Его планы, — спокойно ответил он. Не составляло труда понять, когда Майкл говорил о Всевышнем. Он умел вставлять заглавные буквы в устную речь. Не знаю, как ему это удавалось.

— А как насчет «о дне же том и часе никто не знает»? — поинтересовался я.

Он сухо улыбнулся:

— Вырвано из контекста.

Я пожал плечами:

— Майкл, я бы с радостью поверил в любящего, справедливого Бога, который приглядывает за всеми и каждым. Но я видел, как страдают невинные люди. И не хочу, чтобы ты стал одним из них.

— Я не боюсь, Гарри.

Я поморщился. Так и знал, что он это скажет, а потому заранее приготовился к грязной игре.

— А как насчет детей, друг? Как насчет Черити? Если кто-то явится за тобой, его не будут волновать близкие тебе люди.

Когда его подстрелили, Майкл выказал меньше эмоций. Сейчас он побледнел и отвернулся.

— Что ты задумал? — наконец спросил он.

— Буду шнырять и подсматривать, — ответил я. — Может, поймаю нашего фотографа, прежде чем дело зайдет слишком далеко.

— Вне зависимости от моих пожеланий.

— Ну да.

Он покачал головой и натянуто улыбнулся.

— Спасибо, Гарри. Но нет. Я справлюсь.


Дом Майкла являл собой аномалию под боком муниципальной собственности — просторное старое колониальное здание, с белой оградой из штакетника и тенистым двором. Тихая, цельная красота. Его окружали другие дома, но ни одному не удавалось выглядеть таким приятным, уютным и чистым, как жилище Майкла. Я знал, он много времени уделяет своему дому. Может, причина была в этом. А может, в побочном эффекте визитов архангелов и им подобных.

А может, исключительно в моей голове.

Во всяком случае, у меня такого дома точно никогда не будет.

Майкл подвез в своем белом пикапе нескольких девочек — точнее, девушек, — поэтому дорога домой заняла немало времени, и мы прибыли уже в сумерках. Я ехал за ними, не особо скрываясь, но и не упираясь носом в задний бампер, а потому не думаю, что кто-либо из них обратил внимание на моего старого Жучка.

Майкл и Алисия вышли из машины и отправились в дом, в то время как я медленно объехал квартал, бдительно осматриваясь. Не выявив поблизости подозрительных маньяков и затаившихся врагов, припарковался чуть дальше по улице и зашагал к дому Майкла.

Все произошло очень быстро. От меня отскочил футбольный мяч, за ним кинулась маленькая фигурка — и я услышал визг покрышек по асфальту где-то за спиной и совсем близко. Мне повезло: у меня длинные руки. Я схватил ребенка, девочку семи или восьми лет, за полсекунды до того, как машина сбила мяч, и он полетел куда глаза глядят. Когда я оторвал девочку от земли, ее ноги взметнулись, и пальцы лишь на несколько дюймов разминулись с крылом автомобиля.

Машина, один из модных гибридов, что часть времени ездят на батарейках, двигалась беззвучно, не грохоча двигателем. Водитель, молодой человек в костюме, болтал по мобильному телефону, прижимая его к уху одной рукой. Он ничего не заметил. Доехав до конца квартала, он включил фары.

Повернувшись, я увидел девочку с черными волосами и розовой кожей. Она смотрела на меня широко распахнутыми темными глазами, нерешительно приоткрыв рот. На ее щеке виднелся старый синяк.

— Привет, — сказал я, пытаясь говорить как можно дружелюбней. С ограниченным успехом. Высоким суровым небритым мужчинам в длинных черных плащах это редко удается. — Ты в порядке?

Она медленно кивнула.

— У меня неприятности?

Я опустил ее на землю.

— Не от меня. Однако я слышал, что мамочки часто огорчаются из-за…

— Кортни! — Из ближайшего дома выбежала женщина — предположительно мать девочки. Тоже с черными волосами и очень светлой кожей. И настороженными глазами. Она протянула руку и спрятала дочь за своей спиной, откуда девочка тут же принялась разглядывать меня.

— Что вы делаете? — Женщина пыталась говорить гневно, но ее голос дрожал. — Кто вы?

— Всего лишь пытаюсь не дать вашей малышке стать жертвой «зеленых», — ответил я.

Она меня не поняла. Выражение ее лица изменилось, словно она подумала: Этот человек сумасшедший?

Я к такому привык.

— По улице ехала машина, мадам, — объяснил я. — Она ее не заметила.

— О, — сказала женщина. — О Боже!.. С-спасибо.

— Не за что. — Нахмурившись, я посмотрел на девочку. — Ты в порядке, крошка? Это не я поставил тебе синяк?

— Нет, — ответила она. — Я упала с велосипеда.

— А руки не ободрала, — заметил я.

Секунду она глядела на меня, затем ее глаза расширились, и она спряталась за мать.

Женщина перевела взгляд с меня на ребенка. Потом кивнула мне, взяла дочь за плечи и, подталкивая, повела к дому, не произнеся больше ни слова. Я посмотрел им вслед, после чего зашагал к жилищу Майкла, по пути ногой отправив мяч Кортни к ней во двор.

Дверь открыла Черити. Она одного возраста с Майклом, хотя ее золотистые волосы отлично скрывают седые пряди. Высокая и широкоплечая для женщины. Я видел, как она крушила черепа сверхъестественных тварей, когда ее дети оказались в опасности. Черити выглядела усталой: целый год наблюдать, как твой муж занимается интенсивной физиотерапией, не шутка. Но еще она выглядела счастливой. В последнее время в нашей личной холодной войне имело место некоторое ослабление напряжения, и Черити мне улыбнулась.

— Привет, Гарри. Неожиданный урок? Думаю, Молли рано отправилась в постель.

— Не совсем, — улыбнулся в ответ я. — Просто подумал заглянуть к вам.

Улыбка Черити не исчезла, но стала настороженной.

— Неужели.

— Гарри! — зазвенел тонкий голосок, и младший сын Майкла, мой тезка, прыгнул ко мне, уверенный, что я его поймаю. Маленький Гарри был сверстником Кортни и обычно воспринимал меня как занятное приспособление для лазания. Я поймал его и звучно чмокнул в макушку. Протестующе взвизгнув, мальчик захихикал.

Черити недовольно покачала головой:

— Что ж, заходи. Позволь предложить тебе выпить. Гарри, это не «джунгли».[17] Слезай.

Внезапно оглохнув, маленький Гарри вскарабкался мне на плечи, и мы направились в гостиную. Майкл и Алисия, серьезная темноволосая девушка, как раз вернулись из гаража, где убирали софтбольное снаряжение.

— Папа! — крикнул маленький Гарри и сиганул вперед, вытянув руки к Майклу.

Наклонившись, тот поймал сына, хотя я заметил наморщенное лицо и резкий выдох. Мой желудок от сочувствия зашевелился.

— Алисия, — сказала Черити.

Ее дочь кивнула, повесила бейсболку на деревянный колышек возле двери и забрала у Майкла маленького Гарри, подкинув хохочущего мальчика в воздух и поймав.

— Пошли, малявка. Ванна ждет.

— Пиявка! — завопил Гарри и немедленно начал карабкаться на плечи сестры, лепеча что-то о роботах.

Майкл с улыбкой проводил детей взглядом.

— Я пригласил Гарри поужинать сегодня, — сказал он Черити, целуя супругу в щеку.

— Неужели, — ответила она тем же тоном, каким беседовала со мной у двери.

Майкл посмотрел на нее и вздохнул.

— В моем кабинете, — сказал он.

Мы отправились в кабинет Майкла — теперь, когда он действительно постоянно им пользовался, вещей здесь стало еще больше — и закрыли за собой дверь. Я молча достал фотографии и показал их Черити.

Супруга Майкла хорошо соображала. Она быстро просмотрела фотографии, и с каждой следующей ее глаза сверкали все ярче. Потом спросила ледяным голосом:

— Кто их сделал?

— Пока не знаю, — ответил я. — Хотя на ум приходит имя Никодимуса.

— Нет, — тихо возразил Майкл. — Он больше не может навредить мне или моей семье. Мы защищены.

— Чем? — поинтересовался я.

— Верой, — бесхитростно сказал он.

В большинстве случаев подобный ответ привел бы меня в бешенство — но я видел силу веры моего друга в действии, и она была такой же реальной, как мои умения. Бывших президентов охраняет Секретная служба. Быть может, бывших рыцарей Креста тоже кто-то охраняет, например серафимы.

— Ты хочешь в этом разобраться? — спросила Черити.

— В общем, да, — ответил я. — Это означает, что я могу немного вам поднадоесть.

— Гарри, — сказал Майкл, — в этом нет нужды.

— Не говори ерунды, — возразила Черити, поворачиваясь к мужу. Взяла его за руку, очень мягко, хотя голос остался твердым. — И забудь о гордости.

Он улыбнулся ей:

— Гордость здесь ни при чем.

— Не уверена, — тихо возразила она. — Отец Фортхилл сказал, что мы защищены только от сверхъестественных угроз. Если здесь замешано что-то иное… У тебя столько врагов. Мы должны знать, что происходит.

— Я часто не знаю, что происходит, — ответил Майкл. — Если потратить все время на выяснение, некогда будет жить. Скорее всего целью было запугать нас.

— Майкл, — тихо произнес я, — один из лучших известных мне способов борьбы со страхом — знание.

Слегка нахмурившись, он наклонил голову.

— Ты говоришь, что не будешь жить в страхе. Хорошо. Позволь мне полюбопытствовать и немного порыскать по закоулочкам, чтобы мы знали, что происходит. Если я ничего не найду, вреда от этого никакого.

— А если найдешь? — спросила Черити.

Не дав гневу проявиться в моем голосе или выражении лица, я спокойно посмотрел на нее.

— Вам не причинят вреда.

Ее глаза вспыхнули, и она кивнула.

— Дорогая. — Майкл вздохнул.

Черити перевела взгляд на мужа.

Пусть Майкл и прикончил дракона, однако свои пределы он знает. Примиряюще подняв руку, он попросил:

— Приготовь, пожалуйста, спальню для гостей.


К началу десятого дом Карпентеров погрузился в тишину. Меня проводили в маленькую гостевую комнатку в конце коридора на втором этаже. На самом деле это была швейная комната Черити, и ее заполняли разноцветные стопки тканей — некоторые в прозрачных пластиковых контейнерах, некоторые без них. Пустое пространство осталось только вокруг небольшого столика со швейной машинкой. Также присутствовал узкий проход к кровати. Я уже залечивал здесь раны прежде.

Однако добавилось кое-что новое — очень тонкий слой пыли на швейной машинке.

Хм.

Я сел на кровать и огляделся. Это была тихая, теплая, приветливая комнатка — почти маниакальная, если подумать. Все казалось таким мягким, и милым, и упорядоченным, и лишь через шесть или семь секунд я осознал, что эта комнатка служила Черити убежищем. Сколько дней и ночей она тревожилась о Майкле, занимавшемся — в прямом смысле слова — бог знает чем, сражавшемся со столь ужасными врагами, что доверить их уничтожение могли только ему? Сколько раз гадала, кто придет к ее двери — мужчина, которого она любит, или соболезнующий отец Фортхилл? Сколько часов провела в этой светлой комнате, работая над теплыми, мягкими вещами для своей семьи, в то время как ее муж нес холодную яркую сталь «Амораккиуса» во тьму?

А теперь — пыль на швейной машинке.

Майкла чуть не убили, там, на острове. Его покалечили, и ему пришлось отложить святой Меч — а вместе с ним и почти невидимую смертельную войну. И сейчас он казался счастливее, чем когда-либо.

Возможно, пути Господни действительно неисповедимы.

Когда я сидел там, размышляя, мне в голову пришла еще одна мысль: кто бы ни отправил эти фотографии, он прислал их мне, не Майклу. Что, если своим вмешательством я подвергну Майкла и его семейство настоящей опасности? Что, если я отреагировал именно так, как планировалось?

Поморщившись, я оглядел мирную комнату. Поспишь тут.

Затем поднялся и тихонько, в носках, спустился на первый этаж, чтобы совершить набег на холодильник. И, сидя на кухне, пережевывая импровизированный холодный сандвич, я увидел тень, скользнувшую мимо заднего окна.

Вариантов действий было несколько, но ни один из них не выглядел привлекательным. Я остановился на том, который мог принести наибольшие плоды. Повернувшись, как можно быстрее и тише, прошлепал к входной двери, выбрался на улицу и обогнул дом так, чтобы, как я надеялся, оказаться за спиной у незваного гостя. Легкий дождь намочил траву, а ночь была достаточно прохладной, чтобы мои мгновенно промокшие носки стали весьма неуютными. Не обращая на это внимания, я крался по траве, прижимаясь к стене дома и оглядываясь.

Задний двор был пуст.

Мой затылок начал зудеть. Я двинулся дальше, замыкая круг. Неужели я выдал себя? Или пришелец в этот самый момент точно так же крался за мной? Я зашагал проворней, стараясь двигаться как можно тише — то есть очень тихо. За годы я отточил искусство подкрадывания до профессиональных высот.

Обогнув угол дома, я увидел пришельца — темный силуэт, спешивший по тротуару мимо дома Кортни. Чтобы последовать за ним и остаться незамеченным, придется сжульничать — что я и сделал. Мое умение набрасывать вуаль нельзя назвать выдающимся, однако я вполне мог скрыть себя в темной ночи на тенистой улице. Я сосредоточился на окружающих объектах, сплел из света и тени плащ — и мое собственное поле зрения потемнело и размылось.

Я почти жалел, что не разбудил Молли. Эта девчонка на вуалях собаку съела. Может сделать тебя прозрачным, как мораль Пэрис Хилтон, и видеть ты при этом будешь не хуже, чем обычно, ну, или чем в слегка затемненных солнцезащитных очках. Но поскольку работа выпала мне, я стал лишь немного нечетким и размытым, а видел словно сквозь тонкую темную ткань. Мягко шагая вперед, я следил за бледным цементом тротуара и движением пришельца на фоне темных силуэтов и расплывчатых светлых пятен.

Прокравшись по улице, пришелец быстро присел на корточки возле моего старого «фольксвагена», Голубого Жучка. Потратил около пяти секунд на то, чтобы вскрыть замок, залезть в машину и достать длинный тонкий предмет — меч в ножнах.

Должно быть, он сначала подошел к дому и обогнул его, чтобы выяснить, где я нахожусь. Заглянув в кухонное окно, мог заметить мой посох, который я оставил у стены рядом с парадной дверью. Я практически не сомневался, что имею дело с мужчиной. Движения его рук и ног казались отрывистыми, грубыми, мужскими.

Сделав несколько шагов в сторону, я подобрал футбольный мяч Кортни. Затем приблизился к незнакомцу на расстояние нескольких ярдов и кинул мяч по высокой дуге. Он звонко приземлился на капот Голубого Жучка.

Воришка дернулся, повернувшись верхней половиной тела на звук и застыв, и я нанес ему удар, вложив весь вес в одно плечо и попытавшись вогнать его мерзавцу в позвоночник, да так, чтобы оно вышло из груди. Не ожидавший этого пришелец рухнул на землю. Вуфф! — сказал вышедший из него воздух.

Я схватил вора за волосы, чтобы познакомить его лоб с тротуаром, однако у поганца оказалась почти армейская стрижка и хвататься было не за что. Развернувшись, он ударил меня локтем в одно из нижних ребер, после чего, высвободившись, поковылял прочь, по-прежнему сжимая в руке зачехленное оружие.

Я сконцентрировал свою волю, махнул рукой в сторону вора и рявкнул:

— Forzare!

Невидимая сила хлестнула пришельца по коленям…

И врезалась в мистический эквивалент кирпичной стены. Вспыхнули и заметались огоньки, и вор захрипел, но не остановился. Что-то напоминавшее гаснущие угли упало на тротуар.

Я заставил себя встать, чтобы пуститься в погоню, поскользнулся на мокрой траве рядом с тротуаром и болезненно подвернул лодыжку. К тому времени, как я снова поднялся на ноги, незнакомец был слишком далеко. Секунду спустя он перепрыгнул забор и скрылся из виду.

Я остался стоять на одной ноге возле машины. Местные собаки устроили грандиозный концерт. Я прохромал немного вперед и посмотрел на мерцающие угли, которые уронил пришелец. Это оказался амулет на порванном кожаном шнурке. По виду амулет был вырезан из дерева и кости, но обуглился почти дочерна, поэтому точно я сказать не мог. Я подобрал его, сморщив нос от мерзкого запаха. Затем вернулся к машине и закрыл переднюю дверцу. После этого раскрутил кусок проволоки, удерживавший багажник в закрытом положении, достал завернутый в одеяло предмет и вернулся в дом Майкла.


Утро буднего дня в поместье Карпентеров напоминало Саутгемптон перед шестым июня тысяча девятьсот сорок четвертого года.[18] Крики, беготня, организация транспортировки — и никто точно не знает, что происходит. А может, не в курсе был только я, потому что незадолго до восьми часов все дети отправились на автобусную остановку, возглавляемые Алисией — самой старшей школьницей.

— Так он просто схватил Меч и убежал? — спросила Молли, потягивая кофе. По-видимому, она простудилась — ее заложенный нос был ярко-розового цвета. Моя ученица — истинная дочь своей матери. Высокая блондинка, на мой вкус, слишком привлекательная — даже с взлохмаченными волосами, в розовом махровом халате и фланелевой пижаме, — чтобы чувствовать себя в ее присутствии совершенно расслабленно.

— Ты меня недооцениваешь, — возразил я, извлекая одеяльный сверток и доставая из него «Амораккиус». — Он решил, что схватил Меч.

Намазывавший маргарином тост Майкл нахмурился:

— Я помню, ты сказал, что Меч отлично спрятан на самом виду.

— У меня старческая паранойя, — ответил я, жуя сосиску. Вкус показался мне странным, и я поднял глаза на Майкла.

— Индейка, — мягко пояснил он. — Она для меня полезна.

— Она полезна для всех, — твердо сказала Черити. — Включая тебя, Гарри.

— Ну надо же, — ответил я. — Спасибо.

Она подняла бровь.

— А ты не можешь выследить его при помощи амулета?

— Нет, — ответил я, щедро посыпая «сосиску» солью. — Объясни почему, Кузнечик.

Молли зевнула.

— Он сгорел. Огонь — очищающая сила. Стер энергию амулета, которая могла бы привести к его владельцу. — Она моргнула слезящимися глазами. — Кроме того, он нам не нужен.

Майкл нахмурился.

— Он схватил приманку, — объяснил я. — И я знаю, как ее найти.

— Если только он не избавился от нее или не предпринял меры, чтобы ее нельзя было отследить, — произнес Майкл спокойным, рассудительным голосом. — В конце концов, он явно подготовился к защите.

— Это совершенно иное дело, — возразил я. — Чтобы отследить человека при помощи его личных вещей, используют энергетическую частоту, которая по сути своей нестабильна и преходяща. У меня же есть кусочек фальшивого меча, и связь между этими двумя объектами намного прочнее. Понадобятся чертов… чрезвычайно серьезные меры, чтобы не дать мне отыскать его.

— Однако ты не проследил за ним прошлой ночью, — заметила Черити.

Я покачал головой:

— Я не знал, куда направляюсь, и не был готов, а поскольку кто-то явно интересуется Мечом, не хотел уходить и оставлять…

Тебя.

— Меч…

Без защиты.

— Здесь, — закончил я.

— А как насчет другого? — тихо спросил Майкл.

«Фиделаккиус», брат Меча, прежде принадлежавшего Майклу, в данный момент покоился в мусорной корзине в моем подвале — рядом с надежно запертым оружейным сейфом, который охраняли многочисленные опасные защитные заклятия. Предполагалось, что вор сначала откроет сейф — и раздастся взрыв. Мою лабораторию окружал защитный магический экран, над которым, в свою очередь, располагалась внешняя защитная оболочка, охватывавшая всю квартиру. Кроме того, был еще мой пес, Мыш, две сотни фунтов меха и мускулов, который не слишком любил незваных гостей.

— Он в безопасности, — сообщил я. — После завтрака я выслежу стриженого парня, немного с ним поболтаю — и мы забудем об этом деле.

— Звучит легко, — сказал Майкл.

— Вдруг так и будет?

Блеснув глазами, мой друг улыбнулся.


Стриженый оказался неглуп. Он бросил фальшивку в мусорный контейнер позади забегаловки менее чем в четырех кварталах от дома Майкла. Майкл сидел за рулем своего фургона, наблюдая, как я, по пояс в мусоре, ищу меч.

— Уверен, что не хочешь помочь? — кисло спросил я.

— Я бы с радостью, Гарри, — ответил он с улыбкой, — но сам знаешь, моя нога.

Вся пакость в том, что он говорил искренне. Майкл никогда не чурался грязной работы.

— Как ты думаешь, зачем он бросил его сюда?

Я махнул рукой в сторону ближайшего уличного фонаря.

— Прошлая ночь выдалась безлунной и темной. Возможно, только здесь он смог как следует разглядеть добычу. Может, и машину свою припарковал поблизости. — Я нащупал рукоять дешевого бутафорского двуручного меча, купленного в магазине боевых безделушек. — Ага!

К лезвию был прилеплен скотчем очередной конверт из манильской бумаги. Я отнес меч в фургон. Майкл наморщил нос, почувствовав аромат моих сбрызнутых помоями джинсов, но стоило ему увидеть конверт, как его лицо стало серьезным. Он медленно выдохнул.

— Ну, — сказал он, — нет смысла просто смотреть.

Я кивнул и отклеил конверт. Открыл его и заглянул внутрь.

Еще две фотографии.

На первой был Майкл в форменной рубашке, которую он надевал на тренировки софтбольной команды. Сидел на стадионе, точь-в-точь как когда я подошел, чтобы поговорить с ним.

На второй было оружие — длинноствольная винтовка с массивным стальным дулом и чем-то напоминающим телескоп. Она лежала на постели с дешевыми мотельными простынями.

— Проклятие, — пробормотал я. — Что это?

Майкл взглянул на фотографию.

— Это «барретт», — тихо сказал он. — Полуавтоматическая винтовка пятидесятого калибра. Снайперы, использующие их на Дальнем Востоке, клянутся, что попадают в цель за два километра, иногда дальше. Одно из самых опасных дальнобойных орудий в мире. — Майкл поднял глаза и осмотрел окружавшие нас здания. — Честное слово, для Чикаго это перебор, — заметил он с мягким неодобрением.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросил я. — Я думаю, нам не следует сидеть здесь, в твоем фургоне, рядом с тем местом, куда нас привел Стриженый. Он со своей супервинтовкой вполне может ошиваться поблизости.

Майкл выглядел невозмутимым.

— Если бы он хотел просто убить меня, давно бы это сделал.

— Шутник, — сказал я.

Он улыбнулся и кивнул.

— Я могу отвезти тебя домой. Возможно, ты захочешь переодеться.

— Удар ниже пояса, — ответил я, тщетно пытаясь отчистить джинсы.

Фургон тронулся.

— Знаешь, что мне не дает покоя в этой ситуации?

На секунду Майкл отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на меня.

— Думаю, да. Однако ты можешь иметь на сей счет другое мнение.

Я не обратил на него внимания.

— Зачем? Конечно, мы должны выяснить, кто этот парень, но зачем он это делает?

— Хороший вопрос.

— Он прислал фотографии мне, а не тебе, — продолжил я. Затем поднял изображение снайперской винтовки. — Это явное разжигание конфликта. Но если он хочет убить тебя, то зачем?.. Зачем сообщать об этом мне?

— На мой взгляд, он хочет напугать тебя, — ответил Майкл.

— И поэтому угрожает тебе? — фыркнул я. — Это глупо.

Он улыбнулся:

— Люди часто угрожают тебе?

— Конечно. Постоянно.

— И что при этом происходит? — спросил он.

Я пожал плечами:

— Я говорю что-нибудь напыщенное. А потом при первой возможности намыливаю им шею.

— Возможно, в этом и заключается причина, по которой наш фотограф…

— Зови его Стриженый, — перебил я. — Так проще.

— По которой Стриженый не стал угрожать тебе.

Я нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что Стриженый меня знает?

— Это похоже на правду. Он явно пытается заставить тебя действовать неким образом. Сделать что-то, что, по его мнению, ты сделаешь, только если испугаешься.

— Например? — поинтересовался я.

— А ты сам что думаешь? — ответил он.

Я положил ладонь на рукоять «Амораккиуса». Острие Меча упиралось в пол фургона между моими ступнями.

— Вот и я об этом подумал, — сказал Майкл.

Нахмурившись, я посмотрел на Меч и кивнул.

— Быть может, Стриженый вычислил, что я принесу тебе Меч, если ты будешь в опасности. Чтобы… — Я замолчал.

— Чтобы я мог защитить себя, — мягко закончил Майкл. — Можешь сказать это, Гарри. Я не обижусь.

Я кивнул на настоящий Меч:

— Уверен, что он тебе не нужен?

Майкл покачал головой:

— Я уже говорил тебе, Гарри. Та часть моей жизни закончилась.

— А что, если Стриженый преуспеет? — тихо спросил я. — Что, если он убьет тебя?

Майкл рассмеялся.

— Не думаю, что это произойдет, — ответил он. — Но если и произойдет… — Он пожал плечами. — Смерть — не самая пугающая перспектива для меня, Гарри. Иначе я бы не смог на протяжении столь долгого времени носить этот Меч. Я знаю, что ждет меня, и знаю, что о моей семье позаботятся.

Я закатил глаза:

— Ну конечно, что с того, что твоим младшим детям придется расти без отца?

Он поморщился, задумчиво сжал губы и помедлил с ответом. Наконец произнес:

— Многим детям приходится.

— И это все? — недоверчиво спросил я. — Ты просто смиришься с любым развитием событий?

— Я бы не хотел этого — однако на свете много вещей, которых я бы не хотел. Я лишь человек.

— Последнее, чего я ожидал от тебя, — это фатализм, — сказал я.

— Это вовсе не фатализм, — возразил он неожиданно твердым голосом. — Вера, Гарри. Вера. Все имеет свою причину.

Я не ответил. С моей точки зрения, причина заключалась в том, что некто жестокий и весьма хитроумный пожелал заполучить один из Мечей. Хуже того, этот некто, судя по всему, являлся смертным. И если Черити не ошиблась, у Майкла не было небесной страховки на случай подобной угрозы.

Это также означало, что мне придется взять себя в руки: Первый закон магии запрещал использовать ее для убийства людей. Некоторая свобода трактовки допускалась, но не слишком большая, и с этим делом лучше было не шутить. Белый Совет издавал законы, и всякий нарушитель с максимальной вероятностью приговаривался к смерти.

— Только этого мне не хватало, — пробормотал я.

— Что?

— Ничего.

Майкл остановил фургон на гравийной парковке перед моей квартирой, располагавшейся в подвале большого старого пансиона.

— Мне нужно заехать на стройку, прежде чем мы заберем твою машину. Ладно?

Прихватив Меч, я выбрался из фургона.

— Так и быть, — ответил я. — Раз уж на все есть своя причина.


Небольшая компания Майкла строила дома. Годы нерегулярных исчезновений для схваток с силами зла, возможно, не дали ему заняться строительством действительно дорогого и прибыльного жилья. Поэтому он строил для верхних слоев среднего класса. Вероятно, ему удалось бы зарабатывать больше, если бы он жульничал, но Майкл есть Майкл. Я не сомневался, что такого никогда не произойдет.

Этот дом неподалеку от Волчьего озера выглядел уныло, как и все стройки: голая земля, выкопанные и сваленные в стороне деревья, обычный для таких мест мусор — грязь, щепки, отходы жизнедеятельности рабочих и — повсеместно — следы больших сапог. Несколько человек собирали остов дома.

— Много времени это не займет, — пообещал Майкл.

— Конечно, — ответил я. — Валяй.

Майкл выбрался из фургона и захромал к дому, двигаясь с энергией и целеустремленностью, какие я редко в нем замечал. Нахмурившись, я проследил за ним глазами, потом вытащил из кармана первый конверт и начал просматривать фотографии.

Фотография Майкла на стройке была сделана здесь. Стриженый приезжал сюда, чтобы понаблюдать.

Возможно, он и сейчас здесь.

Я вылез из машины и перекинул ремень ножен через плечо, чтобы рукоять Меча торчала рядом с головой. Не выпуская из рук фотографию, начал кружить по стройке, пытаясь определить, откуда Стриженый сделал снимок. Несколько рабочих изумленно посмотрели на меня, но, как я уже говорил, мне не привыкать.

Хватило пары минут, чтобы найти нужное место — тенистые заросли сорняков и кустарника за поваленными деревьями. Можно спрятаться, если никто особенно не приглядывается, но далековато — наверняка пришлось использовать функцию «зум». Я слышал, что нынешние цифровые камеры способны увеличить изображение до невероятных масштабов.

А еще я нашел отпечатки.

Не придавайте этому слишком большое значение. Я не следопыт, однако у меня был учитель, благодаря которому я исходил пустоши Озарка. Он преподал мне основы — где смотреть и что искать. Ночной дождь смыл слабые следы, однако я все равно не смог бы их интерпретировать. Я нашел один четкий отпечаток левого ботинка, достаточно глубокий, полдюжины смазанных отпечатков и несколько обломанных веток. Следы уводили от стройки. Он пришел сюда, пробыл здесь некоторое время, затем ушел.

Я почти поймал этого парня.

Ни оберток от жвачки, ни окурков, ни случайно оброненных визиток с именем Стриженого. Собственно, я ничего такого и не ждал, но проверить никогда не повредит.

Я пустился в обратный путь по грязи и направлялся к машине, когда дверь одного из фургончиков распахнулась и наружу вывалился тощий лысоватый парень. При себе у него были пояс с инструментами и двухфутовая бобина электрического провода. «ЧАК» — сообщала бирка на его рубашке. Покачнувшись, Чак проскреб рукоятками инструментов по крылу автомобиля Майкла, оставив царапины.

Я заглянул в фургончик. Внутри обнаружилась пустая бутылка «Джима Бима», с горлышка которой стекали последние капли содержимого.

— Эй, Чак, — позвал я. — Тебе помочь?

Он наградил меня мутным взглядом, не находя ничего особенного ни в моем прикиде, ни в большом старинном Мече у меня за плечом.

— Не. Я в норме.

— Это круто, — сказал я. — Однако мне все равно в ту сторону. А эта штука выглядит тяжелой. — Я подошел к нему и ухватился за конец бобины, взяв часть веса на себя.

Выдыхаемый электриком воздух можно было поджигать. Чак пару раз кивнул и перехватил бобину.

— Ладно, приятель. Спасибо.

Мы понесли тяжелый провод к дому. Несколько раз мне приходилось подстраивать шаг под неожиданные пьяные нырки Чака. Затащили бобину на уложенную бетонную плиту, которая, судя по всему, служила основанием для будущего гаража, и сгрузили там.

— Спасибо, мужик, — заплетающимся языком поблагодарил Чак.

— Не за что, — ответил я. — Слушай, ты уверен, что тебе стоит сейчас работать с электричеством?

Его глаза вспыхнули пьяным негодованием.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну… э-э-э… просто ты выглядишь не очень, вот и все.

— Я в порядке, — прошепелявил Чак нахмурившись. — И меня ждет работа.

— Ну да, — кивнул я. — Опасная работа. В большой куче растопки.

Он уставился на меня.

— Что?

Это прозвучало скорее как «Чё?».

— Мне довелось побывать в горящих зданиях, друг, и поверь, это место… — Я посмотрел на деревянные конструкции. — Пуф! Вот так вот. Пуф!

Секунду он обдумывал мои слова, затем его лицо снова помрачнело. Отвернувшись, он взял гаечный ключ из ближайшего ящика с инструментами.

— Отвали, козел. Не то я разозлюсь.

Я не собирался делать кому-то одолжение, ввязываясь в пьяную ссору с одним из подчиненных Майкла. Огляделся по сторонам, чтобы проверить, заметил ли нас кто-нибудь, но, похоже, все остальные были заняты в других частях стройки. Поэтому я просто поднял руку и мягко сказал:

— Хорошо. Уже ухожу.

Чак наблюдал, как я покидаю гараж. Я осмотрелся, нашел тянувшиеся к дому электрические провода, затем проследовал вдоль канавы, в которой они лежали, к улице и добрался до трансформатора. Еще раз огляделся, чувствуя себя немного виноватым, и вздохнул. Потом махнул рукой, сконцентрировался и прошептал:

— Hexus.

Чародеи плохо сочетаются с технологиями. Очень плохо. Постоянная чародейская активность оказала пагубный эффект практически на все созданное после Второй мировой войны, особенно если говорить об электричестве. Моя машина ломается каждые две недели, а ведь я ничего такого не делаю. Но стоит мне сосредоточиться…

Трансформатор взорвался гудящим фонтаном бело-голубых искр, и доносившийся со стройки звук электропилы стих.

Я вернулся к фургону и тихо сидел, пока не пришел Майкл.

Он одарил меня пристальным взглядом.

— Это во имя добра, — пояснил я. — Твой электрик надрался. К тому времени, как трансформатор починят, он протрезвеет.

— Ну да, — сказал Майкл. — Чак. У него проблемы дома.

— Откуда ты знаешь?

— У него жена и дочь, — ответил Майкл. — И я такое уже видел.

— Может, если он будет проводить меньше времени с «Джимом Бимом», дела пойдут на лад, — предположил я.

— Пить он начал недавно, — сказал Майкл, встревоженно глядя на дом. — Он хороший человек, просто у него сейчас тяжелый период. — Секунду спустя его взгляд вернулся ко мне. — Спасибо. Хотя в следующий раз… может, просто скажешь мне?

Эх, Гарри! Это тоже могло сработать.

Я отрицательно покачал головой:

— Это не мой метод.

— Не твой метод? — с улыбкой переспросил Майкл.

— Подслушал у Молли. Звучит круто.

— Не твой метод. — Майкл тоже покачал головой и завел двигатель. — Что ж, ты пытался помочь. Это самое главное.

Гарри Дрезден спасает мир! Один акт случайного разрушения зараз.


— Ладно, — сказал я Молли, собираясь сесть в машину. — Главное — не теряй голову.

— Я знаю, — спокойно ответила она.

— Если возникнут проблемы, звони копам, — продолжил я. — Этот парень не слишком изобретателен, но прикончить тебя вполне сможет.

— Я знаю, Гарри.

— Если увидишь его, не приближайся — и не позволяй приблизиться своему отцу.

Молли раздраженно закатила глаза. Потом пробормотала короткое слово и исчезла. Скрылась. Она стояла на расстоянии вытянутой руки, но я вообще ее не видел.

— Посмотрим, как он пристрелит меня теперь, — произнес ее бестелесный голос.

— Будем надеяться, что он не использует теплочувствительный прицел, — сухо сказал я.

Молли вновь появилась и посмотрела на меня, подняв бровь.

— Суть в том, что я в состоянии понаблюдать и крикнуть, если возникнут проблемы. Я поеду вместе с папой на софтбол и, если запахнет опасностью, позвоню тебе во вторую очередь.

Я хмыкнул:

— Возможно, мне следовало захватить Мыша. Чтобы он тебя сопровождал.

— Возможно, следовало держать его поближе к Мечам, — тихо ответила Молли. — Папа — всего лишь солдат в отставке. Мечи же — воплощение силы.

— Мечи — заточенные куски металла. Оружием они становятся в руках того, кто их держит.

— Если ты не заметил, к моему отцу это больше не относится, — сказала Молли. Закинула выбившуюся прядь золотистых волос за ухо и встревоженно нахмурилась. — Ты уверен, что дело не в твоем чувстве вины по поводу того, что случилось с папой?

— Я себя не виню, — ответил я.

Моя ученица скептически изогнула бровь.

Я отвернулся.

— Хочешь об этом поговорить?

— Нет, — сказал я, неожиданно ощутив страшную усталость. — Не хочу, пока не удостоверюсь, что Мечи в безопасности.

— Если он знал, куда отправить фотографии, то знает и где ты живешь, — предположила Молли.

— Но он не может попасть внутрь. Даже если ему удастся открыть дверь или окно, защита поджарит его.

— Ну да, ведь твоя защита совершенна, — сказала Молли. — И никому никогда ее не обойти. Как это сделали несколько лет назад те некроманты, о которых ты мне говорил.

— Они не обошли ее, а пробили, — возразил я. — Но я понял твою мысль. Если придется, я воспользуюсь Путем в командный центр Стражей в Эдинбурге и спрячу Мечи в моем шкафчике.

Глаза Молли расширились.

— Вау! В шкафчике?

— В техническом смысле. Я им не пользуюсь. Где-то есть код от него. Кажется, записан на салфетке.

— Как тебе удается быть таким обаятельным, босс?

— Путем колоссальных усилий, ученица.

— Оно и видно. — Ее улыбка померкла. — Что ты собираешься делать после того, как убедишься, что Мечи в безопасности?

Она не просчитала ситуацию. И не знала, что произойдет в ближайшие несколько минут. Поэтому я одарил ее своей лучшей фальшивой улыбкой и сказал:

— Всему свое время, Кузнечик. Всему свое время.


Когда до дома осталось полмили, я принялся наполнять защитный браслет силой. Активная магия вредна Жучку, но еще больший вред способен нанести безголовый водитель. Я также застегнул свой кожаный плащ на все пуговицы. Укреплявшие его заклятия были свежими, и однажды они справились с автоматом Калашникова, однако снайперская винтовка пятидесятого калибра — другое дело.

Стриженому не удалось завладеть Мечом в доме Майкла. Непросто следить за кем-то и оставаться незамеченным, если только у тебя нет команды из нескольких машин, — а все происходящее больше напоминало операцию стрелка-одиночки. Сегодня Стриженый меня не преследовал, и если он не отказался от своей затеи — ага, ну конечно, — значит, поджидал в засаде. У него была куча времени устроить западню там, куда я точно приеду.

Дома.

Главное — Меч. Я не планировал совершать самоубийство, но, по правде сказать, я — всего лишь человек. А Мечи кромсали шкуры злобных тварей на протяжении двух тысяч лет. В долгосрочной перспективе мир нуждался в них намного больше, чем в одном потрепанном и не слишком опрятном профессиональном чародее.

Свернув на улицу, которая вела к моему дому, я вдавил педаль газа в пол. Разумеется, на старом «жуке» это выглядит не столь впечатляюще, как звучит. Моя машина не столько взревела, сколько громче закашляла, однако набрала скорость и, визжа покрышками, ворвалась на подъездную дорожку. Я резко затормозил перед парадной дверью, двигатель загремел, свистнул и начал извергать густой черный дым, что было бы очень круто, планируй я это заранее.

С Мечом в руке я выпрыгнул из машины, окунувшись в облако дыма. Мой защитный браслет работал на пределе, создавая прикрывавший меня со всех сторон купол. Я кинулся к ступеням, ведшим к двери моей подвальной квартиры.

Моя нога готова была коснуться первой ступени, когда вспыхнул свет и мне в спину врезалась кувалда. От удара я развернулся против часовой стрелки и покатился вниз, по семи ступенькам, прямо к двери. Стукнулся головой, плечо завизжало от боли, рот заполнил привкус крови. Защитный браслет оцарапал запястье. Мое чувство пространственной ориентации дало сбой, и я понятия не имел, в какую сторону положено падать.

— Вставай, Гарри, — приказал я себе. — Он идет. Он идет за Мечом. Поднимайся.

При падении я выронил ключи. Начал искать их.

Моя рубашка спереди была залита кровью.

Ключи лежали на бетонной ступени. Я схватил их и тупо уставился на связку. Минута ушла на то, чтобы вспомнить, зачем они мне понадобились, и еще одна — чтобы сообразить, какой из пяти ключей подходил к моей парадной двери. Голова гудела, меня тошнило, и дыхание прерывалось.

Я попытался приподняться, чтобы отпереть дверь, но левое плечо отказалось держать вес тела, и я снова чуть не стукнулся головой о бетон.

Мне удалось встать на колено. Я вставил ключ в скважину.

Он идет. Он идет.

Посыпались голубые искры, рука заныла от боли.

Моя защита. Я забыл про защиту.

Я попробовал сосредоточиться, но ничего не вышло. Попробовал снова и снова — и в конце концов смог сплести простенькое, рутинное заклятие, отключавшее охрану.

Я вставил ключ в замок и повернул. Затем навалился на дверь.

Она не открылась.

Моя дверь сделана из толстой стали. Я собственноручно ее устанавливал, а слесарь из меня никудышный. Дверь не до конца входит в раму, и чтобы открыть или закрыть ее, требуется приложить немалое усилие. Я привык толкать дверь плечом и бедром — но, как и заклятие, отключавшее защиту, сейчас это было мне не под силу.

Шаги заскрипели по гравию.

Он идет.

Я не мог открыть дверь, хотя буквально повис на ней.

Вдруг дверь застонала, взвизгнула и сдвинулась с места — ее потянули с другой стороны. Мыш, мой огромный лохматый серый пес, опустил передние лапы на землю, протиснулся сквозь щель и схватил меня за бицепс правой руки. Его челюсти напоминали тиски, хотя зубы не могли прокусить кожу плаща. Мыш затащил меня в квартиру, словно огромную вялую жевательную игрушку, и, минуя порог, я увидел Стриженого, который появился на верхней ступеньке, — темную тень на фоне голубого утреннего неба.

Он поднял армейский пистолет.

Я изо всей силы пнул дверь обеими ногами.

Раздался выстрел. Настоящие выстрелы совсем не похожи на выстрелы в кино. Звук не такой сочный, более механический. Дверь закрыла от меня вспышку. Пули загрохотали по стали, как град по жестяной крыше.

Упершись плечом в дверь, Мыш закрыл ее.

Я в панике залепетал заклятие и восстановил защиту. Как раз вовремя: снаружи донесся громкий треск, за которым последовали вопль и ругань. Я поднял руку и на всякий случай закрыл щеколду.

После чего откинулся на пол и некоторое время смотрел, как кружится потолок.

Через пару минут я почувствовал себя чуть лучше. Голова и плечо пылали, но я снова мог дышать. Я проверил чувствительность рук и ног: три конечности работали. Мне даже удалось сесть, хотя левое плечо завопило как резаное, и от целого спектра всевозможных болей зрение затуманилось.

Я знаю несколько способов, чтобы облегчить или терпеть боль, некоторые из которых даже чересчур эффективны, однако сейчас мне не удавалось воспользоваться ни одним. Голова раскалывалась.

Мне требовалась помощь.

Я подполз к телефону и набрал номер. Прошептал в трубку несколько слов, после чего вновь лег на пол, чувствуя себя ужасно. Должно быть, Стриженый уже скрылся, ведь звук выстрелов мог привлечь внимание. Теперь, когда Меч оказался под защитой, не было причин болтаться возле моей квартиры — по крайней мере я на это надеялся.

Следующее, что я помню, — как Мыш стучит лапами по двери, издавая озабоченное кряхтенье. Я добрался до нее, отключил защиту и отпер замок.

— Это гильзы? И кровь? — забормотал маленький человечек в бледно-голубом хирургическом костюме и черной джинсовой куртке. На его голове топорщились взъерошенные черные волосы, на носу угнездились очки в черной проволочной оправе. — Святая Ханна, Гарри, что на этот раз с тобой произошло?

Я закрыл за ним дверь и включил защиту.

— Привет, Баттерс. Я упал.

— Нужно отвезти тебя в больницу, — сказал он, поворачиваясь к телефону.

Я положил слабую руку на трубку, не давая ему снять ее.

— Не могу. Никаких больниц.

— Гарри, ты ведь знаешь, что я не врач.

— Нет, врач. Я видел твою визитку. — Говорить было больно.

— Я судебно-медицинский эксперт. Я вскрываю мертвых людей, чтобы узнать о них всякое. Я не работаю с живыми пациентами.

— Задержись ненадолго, — предложил я. — Это поправимо. — Слишком много слов.

— Вот дерьмо, — пробормотал он. Затем потряс головой и сказал: — Мне нужно больше света.

— Спички, — прошептал я. — Камин. — Уже лучше.

Баттерс отыскал спички и начал зажигать свечи.

— В следующий раз захвачу с собой большую банку пиявок.

Он нашел под кухонной раковиной аптечку, вскипятил воду и приступил к осмотру. Я на несколько минут отключился. Когда пришел в себя, он тыкал ножницами в мой плащ.

— Эй! — запротестовал я. — Оставь плащ в покое!

— У тебя вывихнуто плечо, — нахмурившись, проинформировал меня Баттерс, не выпуская из рук ножницы. — Тебе не понравится дергать им, когда будешь раздеваться.

— Я не это…

Стоило Баттерсу приложить чуть больше усилий, как болт, скреплявший ножницы, вылетел. Баттерс удивленно уставился на оставшиеся в руках половинки.

— Говорил же, — пробормотал я.

— Ладно, — сказал он. — Значит, пойдем трудным путем.

Не стану утомлять вас деталями. Десять минут спустя плащ был снят, плечо вправлено, а Баттерс делал вид, будто мои вопли, вызванные двумя неудачными попытками, не имеют к нему ни малейшего отношения. Я снова отключился, а когда очнулся, он совал мне в руку холодную колу.

— Вот, — сказал он. — Выпей что-нибудь. Оставайся в сознании.

Я выпил. Буквально одним глотком. Баттерс выдал мне несколько таблеток ибупрофена и велел принять. Я подчинился.

Когда он поднял мой плащ, я устало заморгал. Баттерс повернул его, чтобы показать мне внешнюю сторону плаща.

Верхний слой был пробит. Я осмотрел дыру. Несколько унций металла расплющились о второй слой укрепленной заклятиями кожи, примерно на три дюйма ниже воротника и на волосок правее позвоночника.

Это пугало. Вот как близко я был от смерти, несмотря на всю мою защиту.

Выстрели Стриженый на шесть дюймов ниже, и между мной и пулей оказался бы лишь один слой кожи. На несколько дюймов выше — и попал бы в ничем не защищенную шею. А выжди он на четверть секунды дольше, чтобы моя нога успела встать на первую ступеньку лестницы, — и мои мозги разлетелись бы по всему фасаду.

— Ты снова сломал нос, — сообщил мне Баттерс. — Отсюда большая часть крови. Еще некоторое количество — из царапины на голове. Я ее зашил. У тебя что-то с шей, возможно, хлыстовая травма от выстрела. Незначительные ожоги на левом запястье и, почти наверняка, сотрясение мозга.

— Но в остальном я чувствую себя отменно, — пробормотал я.

— Не шути со здоровьем, Гарри, — сказал Баттерс. — Ты должен быть под профессиональным наблюдением.

— Уже, — ответил я. — Перед тобой последствия.

Он поморщился:

— Врачи должны сообщать об огнестрельных ранениях в полицию.

— Повезло, что у меня их нет, да? Я просто свалился с лестницы.

Баттерс снова покачал головой и повернулся к телефону.

— Объясни, почему мне не следует немедленно позвонить Мёрфи.

Я крякнул. Потом сказал:

— Я защищаю нечто важное. Кто-то хочет это достать. Если вмешается полиция, вероятно, эту вещь конфискуют как улику. Такой исход крайне нежелателен, и могут пострадать люди.

— Нечто важное, — хмыкнул Баттерс. — Например, магический Меч?

Я нахмурился:

— Откуда ты знаешь?

Он кивнул на мою руку:

— Ты в него вцепился.

Опустив глаза, я увидел, что обожженные, поцарапанные пальцы моей левой руки изо всей силы сжимают рукоять «Амораккиуса».

— Гм. Ну да. Неплохая подсказка.

— Теперь ты можешь его отпустить? — тихо спросил Баттерс.

— Пытаюсь, — ответил я. — Руку заело.

— Ясно. Давай попробуем по одному пальцу зараз.

Баттерс отдирал мои пальцы от Меча — по одному зараз, — пока не извлек оружие. Рука снова сжалась, сухожилия скрипнули, и я поморщился. Было больно, но в данный момент это не имело значения.

Баттерс отложил Меч и тут же принялся массировать мою левую руку.

— Мёрфи взбесится, если ты ей не позвонишь.

— Мы и раньше ссорились, — ответил я.

Баттерс скорчил рожу:

— Ладно. Могу я чем-то помочь?

— Ты уже помогаешь.

— Помимо этого.

Секунду я смотрел на маленького патологоанатома. На протяжении долгого времени Баттерс служил моим неофициальным врачом и никогда не просил ничего взамен. У него из-за меня были серьезные неприятности. Однажды он спас мне жизнь. Я доверял его осмотрительности. И вообще доверял ему.

Поэтому, пока в моей руке восстанавливалось кровообращение, я рассказал ему почти все о Стриженом и Мечах.

— Этот Стриженый, — сказал Баттерс. — Он обычный человек.

— Не забывай о том, что какие бы монстры ни сновали вокруг, именно обычные люди правят нашей планетой, — заметил я.

— Да, но в нем же нет ничего такого, — возразил Баттерс. — Как ощущения?

Поморщившись, я согнул пальцы.

— Хорошо. Спасибо.

Он кивнул и поднялся. Отправился на кухню и наполнил собачью миску водой, затем проделал то же самое с миской моего кота, Мистера.

— Я хочу сказать, — продолжил он, — что если этот тип не сверхъестественное существо, значит, он узнал о Мечах точно так же, как все остальные простые парни.

— Ну, — ответил я, — да.

Баттерс посмотрел на меня поверх очков.

— Итак, — сказал он, — кому было известно, что Мечи у тебя?

— Многие знают, что у меня меч Широ, — ответил я. — Но этот парень попытался добраться до меня через Майкла. А про «Амораккиус» знали только я, пара архангелов, Майкл, Саня и…

Баттерс выжидающе наклонил голову.

— И Церковь, — прорычал я.


Церковь Святой Марии Всех Ангелов — большое, внушительное сооружение. В городе, знаменитом своей архитектурой, Святая Мария занимает не просто почетное место, а почти целый квартал. Массивная, каменная и готичная, как черная глазурь на именинном торте.

Всю дорогу сюда я был настороже и теперь не сомневался в отсутствии слежки. Припарковавшись за церковью, я направился к черному ходу. Двадцать секунд битья в дверь вызвали высокого старого священника, на вид явно ошеломленного.

— Да? — спросил он.

— Я пришел повидать отца Фортхилла, — объяснил я.

— Простите?

— Все в порядке, падре, — сказал я, похлопав священника по плечу и не слишком уважительно отодвинув в сторону. — Я сам его найду.

— Эй, послушайте-ка, молодой человек…

Возможно, он сказал что-то еще, но я не стал задерживаться. Вошел в церковь и направился в комнату Фортхилла. Дважды стукнул в дверь, открыл ее — и застал священника в нижнем белье.

Отец Фортхилл — крепкий мужчина среднего роста, с венчиком седых волос и глазами цвета яиц малиновки. На нем были семейные трусы, майка и черные носки. На шее висело полотенце, мокрые волосы прилипли к голове.

Большинство людей отреагировало бы на мое появление весьма эмоционально. Фортхилл серьезно посмотрел на меня и сказал:

— Привет, Гарри.

Я пришел сюда, готовый к «охоте на снарка», но хотя я и не отличаюсь особой религиозностью, у меня имеются представления о подобающем поведении. И видеть полураздетого священника вовсе не подобает, особенно если ты ворвался в его личную комнату.

— Гм, — сказал я разочарованно.

Фортхилл с улыбкой покачал головой:

— Да, священники принимают ванны. Мы едим. Мы спим. Время от времени даже ходим в туалет.

— Ага, — сказал я. — Э-э-э… Ну да.

— Мне бы очень хотелось одеться, — мягко заметил отец Фортхилл. — Сегодня я служу литургию.

— Литургию?

Фортхилл утробно хохотнул:

— Гарри, ты ведь не думаешь, что я просто сижу в этом старом сарае, ожидая возможности приготовить тебе бутерброды, перевязать раны и дать совет? — Он кивнул на стену, где висели одеяния. — Вечером в будни дают порезвиться младшей команде.

— Нам нужно поговорить, — сказал я. — Насчет Мечей.

Кивнув, он одарил меня мимолетной улыбкой.

— Быть может, я хотя бы надену брюки?

— Ну да, — ответил я. — Извините. — Попятился из комнаты и закрыл дверь.

Минуту спустя появился старый священник и принялся сверлить святотатца укоризненным взглядом, однако отец Фортхилл в своем привычном черном облачении с белым воротничком спас меня.

— Все в порядке, Пауло, — сказал он. — Я поговорю с ним.

Отец Пауло фыркнул и одарил меня еще одним взглядом, но развернулся и ушел.

— Ты ужасно выглядишь, — заметил отец Фортхилл. — Что случилось?

Я рассказал все без утайки.

— Господь милосердный, — произнес он, когда я закончил. Но не тем тоном, каким говорят: «О нет!» — а скорее с усталостью.

Он знал, что происходит.

— Я не смогу защитить Мечи, если не буду знать, с чем имею дело, — добавил я. — Расскажите мне, Энтони.

Фортхилл покачал головой:

— Я не могу.

— Не надо так, — сказал я, сдерживая гнев. — Я должен знать.

— Я поклялся не говорить об этом. Никому. Ни при каких обстоятельствах. — Он повернулся ко мне, выпятив подбородок. — Я держу свое слово.

— Значит, вы будете просто стоять в сторонке и ничего не делать, — рявкнул я.

— Я этого не говорил, — возразил Фортхилл. — Я сделаю, что смогу.

— О, ну конечно.

— Да, — ответил он. — Обещаю. Ты должен мне поверить.

— Я бы поверил, если бы вы объяснили.

Его глаза сузились.

— Сынок, я не идиот. Не говори, что сам никогда не оказывался в подобном положении.

Я хотел ответить какой-нибудь саркастической колкостью, но ничего не придумал.

— Туше.

Отец Фортхилл провел рукой по лысой голове, и я неожиданно заметил, как сильно он постарел с нашей первой встречи. Седые волосы заметно поредели и стали ломкими, руки высохли.

— Прости, Гарри, — сказал он с искренним сожалением. — Если бы это было в моих силах… Могу ли я еще что-то сделать для тебя?

— Вы можете поторопиться, — тихо ответил я. — Такими темпами кого-нибудь прикончат.

Скорее всего меня.


Я с крайней осторожностью приблизился к парку. Более получаса ушло на то, чтобы убедиться, что Стриженый не бродит поблизости со своим пятидесятым калибром. Разумеется, он мог наблюдать из окна какого-нибудь близлежащего здания, однако здесь не было мотелей и квартир, а сделанные в парке фотографии снимали не с возвышения. Кроме того, если избегать каждого места, где способен притаиться маньяк с мощной винтовкой, с тем же успехом можно провести остаток жизни под кроватью.

Тем не менее осторожность никогда не повредит. Вместо того чтобы отправиться к софтбольному полю напрямик, по открытому пространству, я пошел кружным путем по периметру парка — и услышал тихие всхлипывания, доносившиеся из теней под скамьями напротив тех, где мы сидели с Майклом в прошлый раз.

Замедлив шаг, я заглянул под скамьи.

Девчонка в шортах, кроссовках и сине-зеленой командной футболке сидела, обхватив колени руками, и тихо плакала. Жесткие рыжие волосы, костлявая, даже для подростка. Я не сразу узнал игрока из команды Алисии, второго бейсм… вторую бейсвумен.

— Эй, — негромко произнес я, стараясь говорить как можно мягче. — Ты в порядке?

Она подняла на меня глаза и мгновенно принялась вытирать их.

— Да. Я в порядке. Все в порядке, сэр.

— Ладно, ладно. Я понял, у тебя просто аллергия.

Она посмотрела на меня с жалкой улыбкой, попробовала усмехнуться — и снова всхлипнула. Лицо исказила гримаса отчаяния. Девчонка содрогнулась и, наклонив голову, заплакала еще сильнее.

Я такая размазня! Я нырнул под скамьи и уселся рядом, в паре футов от нее. Проплакав еще несколько минут, она начала успокаиваться.

— Я вас знаю, — сказала девчонка через некоторое время, между всхлипываниями. — Вы вчера беседовали с тренером Карпентером. Алисия сказала, что вы друг семьи.

— Хотелось бы так думать, — кивнул я. — Гарри.

— Келли, — представилась она.

Я кивнул:

— А почему ты не тренируешься с командой, Келли?

Она пожала тощими плечами:

— Бесполезно.

— Бесполезно?

— Я безнадежна, — объяснила она. — За что бы ни взялась, все делаю не так.

— Ну, так не бывает, — уверенно возразил я. — Каждый умеет делать хоть что-то. Полных неудачников не существует.

— Существуют, — возразила она. — За год мы проиграли всего две игры — в обоих случаях из-за меня. На следующей неделе мы едем на финал, и все рассчитывают на меня, но я снова их подведу.

Проклятие, ну разве это проблема? Однако Келли явно считала ее неразрешимой. Она была лишь ребенком. Возможно, с ее точки зрения, проблема действительно выглядела гигантской.

— Давление, — сказал я. — Да, я тебя понял.

Она уставилась на меня:

— Правда?

— Конечно, — ответил я. — Кажется, что от тебя зависят человеческие жизни и если ты ошибешься, произойдет непоправимое… А виноват будешь ты.

— Да, — сказала она, хлюпая носом. — И я стараюсь изо всех сил, но у меня не получается.

— Стать совершенством? — спросил я. — Ну конечно, нет. Но какой у тебя выбор?

Она в замешательстве посмотрела на меня.

— Что бы ты ни делала, всегда есть риск не справиться. В один прекрасный день ты можешь неправильно перейти улицу и попасть под машину.

— Вполне вероятно, — мрачно сказала она.

Я поднял руку:

— Мое мнение таково: если хочешь играть наверняка, следует остаться дома, завернуться в упаковочную пленку и ничего не делать.

— Может, я так и поступлю.

Я фыркнул:

— Вас в школе учат Диккенсу? Читала «Большие надежды»?

— Да.

— Можешь остаться дома и спрятаться, если хочешь, — и закончишь, как мисс Хэвишем, — сказал я. — Будешь смотреть на жизнь через окно, свихнувшись на том, как все могло бы повернуться.

— Боже мой, — сказала она. — Вас послушать, так Диккенс писал про меня.

— Странно, не правда ли? — ответил я.

Келли сдавленно хихикнула.

Я поднялся с земли и кивнул ей.

— Я тебя здесь не видел, идет? Пойду по своим делам, а ты сама решай.

— Решать?

— Конечно. Хочешь ли ты надеть кепку и играть? Или хочешь превратиться в старую деву, бродящую по дому в истлевшем подвенечном платье и ярдах упаковочной пленки, строя планы жестокой мести парню по имени Пип? — Я серьезно посмотрел на нее. — Третьего не дано.

— Уверена, вы ошибаетесь, — возразила она.

— Вот видишь? С мудрыми советами у меня плоховато, однако я не теряю надежды. — Я подмигнул ей и продолжил путь вокруг стадиона к скамьям на дальнем конце поля, где сидел Майкл.

В десяти ярдах от него расположилась на расстеленном под деревом одеяле Молли, проводки от наушников исчезали в нагрудном кармане ее рубашки, будто она слушала цифровой плейер. Полагаю, это была маскировка — подобные устройства переносят Молли не лучше, чем меня. Кроме того, она надела темные очки, и я не мог сказать, за чем следят ее глаза, но не сомневался, что девочка начеку. Когда я приблизился к ее отцу, она едва заметно кивнула мне.

Я уселся рядом с Майклом и предоставил ему первое слово.

— Гарри, — сказал Майкл, — ты ужасно выглядишь.

— Это точно, — ответил я и сообщил ему о покушении на мою жизнь, а также беседе с Фортхиллом.

Глядя на тренирующихся девчонок, Майкл нахмурился, на его лице отразилась тихая тревога.

— Церковь бы так не поступила, Гарри. Это не их методы.

— Люди есть люди, Майкл, — возразил я. — Люди совершают поступки. И ошибки.

— Но не Церковь, — сказал он. — Если этот человек принадлежит Церкви, он действует не с ее благословения и не по ее подсказке.

Я пожал плечами:

— Может, да. Может, нет. Не думаю, что они пришли в восторг, когда я на пару дней припозднился с передачей Покрова.

— Но ты вернул его в целости и сохранности, — заметил Майкл.

— Сколько людей знает про Мечи? Кому известно, что «Амораккиус» у меня?

Он покачал головой:

— Точно не знаю. Учитывая то, с какими врагами им приходится иметь дело, посвященные проявляют большую скрытность и осторожность.

Я обвел рукой парк:

— Дай хотя бы приблизительную оценку.

Он выдохнул:

— Честно, не знаю. Лично я встречался с парой сотен священников, которые имели представление о нашей миссии, но не удивлюсь, если по всему миру их наберется шесть или семь сотен. Однако среди них лишь немногие владеют столь важной информацией. Максимум четверо или пятеро. Плюс Святой отец.

— Вряд ли меня пытался прикончить сам Папа, — мрачно сказал я. — Как мне выяснить насчет остальных?

— Ты можешь поговорить с отцом Форт…

— Уже. Он был не слишком многословен.

Майкл поморщился:

— Ясно.

— А помимо него…

Он развел руками:

— Я не знаю, Гарри. Фортхилл был моим главным контактом.

Я моргнул:

— Он никогда не обсуждал с тобой твою опорную функцию в Церкви?

— Он поклялся хранить тайну, — ответил Майкл. — Мне пришлось довериться ему. Извини. — Он поднялся и крикнул софтбольной команде: — Спасибо, дамы! Два круга по парку — и на сегодня закончим!

Команда принялась снимать перчатки и прочую экипировку, затем выстроилась в линию и потрусила по периметру парка, не торопясь, со смехом и болтовней. Я заметил среди девушек Келли и почувствовал себя чуть менее некомпетентным.

— Мне бы очень хотелось сохранить мозги в голове, — сказал я Майклу, когда тот снова сел. — И если один из топ-менеджеров Церкви сливает информацию или плетет козни, им следует об этом знать.

— Да.

Минуту я смотрел на опустевшее софтбольное поле. Затем произнес:

— Я не хочу никого убивать. Однако Стриженый играет всерьез. Я не собираюсь с ним цацкаться.

Майкл нахмурился, изучая свои руки.

— Гарри, ты говоришь об убийстве.

— Какой ужас, после того как мне в спину всадили боеголовку.

— Должен существовать другой способ закончить это без кровавых…

Через его плечо я увидел, как Молли резко вскочила на ноги и, сорвав темные очки, уставилась куда-то, озабоченно хмурясь. Затем оттуда, куда она смотрела, появилась софтбольная команда. Девочки бежали со всех ног и кричали.

— Тренер! — завопила Келли. — Тренер! Тот человек захватил ее!

— Полегче, полегче, — сказал Майкл вставая. Положил руки на плечи Келли. К нам присоединилась Молли. — Полегче. Что ты хочешь сказать?

— Он вылез из фургона с электрошокером, — пролепетала запыхавшаяся Келли. — Ударил ее, а потом затащил в фургон и уехал.

Молли резко втянула воздух и позеленела.

Секунду Майкл смотрел на Келли, затем перевел взгляд на меня. Его глаза расширились от ужаса.

— Алисия! — крикнул он, делая шаг вперед и обводя парк безумными глазами. — Алисия!

— Он схватил ее! — всхлипывала Келли. От слез ее лицо пошло пятнами. — Схватил ее!

— Келли, — сказал я, чтобы привлечь внимание девочки. — Как он выглядел?

Она покачала головой:

— Я не… я не могу… Белый, не слишком высокий. Очень короткие волосы. Как в армии.

Стриженый.

Он угрожал Майклу, чтобы заставить меня вынести Меч из дома, из безопасного места. Затем попытался убить меня, прежде чем я спрячу его снова. А теперь решил попробовать кое-что новенькое.

— Молли, — тихо произнес Майкл. — Возьми фургон. Отвези Сандру и Донну домой. По пути позвони матери и расскажи, что произошло. Не выходите из дома.

— Но… — начала Молли.

Майкл сурово посмотрел на нее и сказал:

— Немедленно.

— Да, сэр, — мгновенно подчинилась Молли.

Майкл бросил дочери ключи от машины. Затем повернулся к ближайшей сумке со снаряжением и плавно вытащил алюминиевую биту. Помахал ею, удовлетворенно кивнул и обратился ко мне:

— Поехали. Ты ведешь.

— Ладно, — согласился я. — Куда?

— В Святую Марию, — мрачно ответил Майкл. — Потолкуем с Фортхиллом.


Когда мы появились, Фортхилл только что отслужил вечернюю литургию. Отец Пауло встретил Майкла, словно давно утраченного сына, расспросил о делах и, само собой, разрешил нам дождаться Фортхилла в его комнатах. Полагаю, ко мне Пауло столь нежных чувств не испытывал. Однако меня это устраивало. Я и сам не слишком ему доверял.

Мы пробыли в жилище Фортхилла не больше пяти минут, когда появился он сам. Старый священник кинул один взгляд на Майкла и побледнел.

— Расскажи мне об ордене, — тихо попросил Майкл.

— Сын мой, — ответил Фортхилл, качая головой. — Ты ведь знаешь, что я…

— Он схватил Алисию, Тони.

У Фортхилла отвисла челюсть.

— Что?

— Он схватил мою дочь! — проревел Майкл, сотрясая стены. — Мне плевать на твои клятвы! Плевать на секреты Церкви! Мы должны найти этого человека, и немедленно!

Моргнув, я осознал, что немного отодвинулся от Майкла. Жар его гнева казался живым существом, чье присутствие и тяжесть наполняли комнату.

Фортхилл встретил эту ярость подобно старой скале посреди бушующего моря — истертой и неподвижной.

— Я не нарушу свою клятву, Майкл. Даже ради тебя.

— Я не прошу сделать это ради меня, — ответил Майкл. — Я прошу ради Алисии.

Фортхилл вздрогнул.

— Майкл, — тихо сказал он, — орден неспроста заботится о секретности. Враги пытаются уничтожить его на протяжении двух тысяч лет, и за это время он помог сотням тысяч, даже миллионам людей. Тебе это известно. Нарушение тайны поставит под угрозу весь орден — и это значит больше, чем наши с тобой жизни.

— Или жизнь невинного ребенка, — вставил я. — Полагаю, теперь вы скажете что-нибудь вроде «пустите детей ко Мне и не препятствуйте им страдать», да, падре?

Фортхилл перевел взгляд с Майкла на меня, затем опустил глаза в пол. Сделал медленный вдох, разгладил руками свое одеяние.

— Всегда одно и то же. Проблема правильного выбора, — пробормотал священник. И ответил на собственный невысказанный вопрос: — Конечно, определить верный путь легче, чем пройти по нему.

Он поднялся и подошел к обшитой деревянными панелями стене. Положил руки на верхнюю правую и нижнюю левую секции одной из панелей и, крякнув, нажал. Панель скользнула в сторону, открыв комнатку размером с чулан, в которой располагались картотечные шкафы и небольшая книжная полка.

Мы с Майклом переглянулись, и мой друг удивленно поднял брови. Он не знал об этом тайнике.

Фортхилл открыл ящик и начал рыться в документах.

— Ордо Маллеус существует — в той или иной форме — с основания Церкви. Изначально мы изгоняли демонов из одержимых, однако Церковь росла, и вскоре стало ясно, что следует противостоять и другим врагам.

— Другим врагам? — переспросил я.

— Различным существам, скрывавшимся под масками богов, — ответил Фортхилл. — Вампирам и прочим сверхъестественным хищникам. Злобным фейри, отвергавшим власть Церкви. — Он посмотрел на меня. — Колдунам, обратившимся против последователей Христа.

— Проклятие, — пробормотал я. — Инквизиция.

Фортхилл поморщился:

— Инквизиция — основная причина того, что Маллеус был тайным орденом, а также того, что мы так редко действуем напрямую. Ничего не стоит дать силе ослепить тебя, когда веришь, что Господь на твоей стороне. Инквизиция неоднократно пыталась сделать нашу борьбу открытой — и в то время погибло больше невинных мужчин и женщин, чем за столетия жесточайших сверхъестественных войн. Мы поддерживаем рыцарей Креста и делаем все возможное, чтобы просветить и защитить детей Господа от сверхъестественных врагов — как защитили девочку, которую ты привел к нам в тот год, когда родился младший ребенок Майкла. Сейчас орден вербует людей поодиночке, после долгих лет наблюдений, и поддерживает высочайший уровень личного, этического единства. Из доступных человеку. — Он повернулся к нам с папкой в руках. — Однако, как ты отметил чуть раньше, Гарри, мы — всего лишь люди.

Я взял у него папку, открыл — и увидел фотографию Стриженого. Знакомые короткие волосы, резкие линии челюсти и подбородка. А вот его глаза я разглядел впервые. Серые, как гранит, жесткие, колючие.

— Отец Роарк Дуглас, — прочел я. — Сорок три года. Рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто восемьдесят пять фунтов. Снайпер «Рейнджеров», эксперт по взрывчатке, капеллан армии США, приходской священник в Гватемале, Индонезии и Руанде.

— Господи помилуй, — сказал Майкл.

— Ага. Настоящий святой воин, — согласился я. Поднял глаза на Фортхилла. — И кто его завербовал?

— Я встречался с Роарком несколько раз, — ответил Фортхилл. — На меня произвели впечатление его сдержанность и спокойствие в кризисных ситуациях. Он зарекомендовал себя как отважный человек, защищавший своих прихожан в самых опасных точках мира. — Священник покачал головой. — Однако в последние годы он… изменился.

— Изменился, — повторил Майкл. — Как?

— Он стал ярым сторонником… упреждающего вмешательства.

— Хотел первым нанести ответный удар, да? — сказал я.

— Ты бы говорил иначе, если бы видел, какова жизнь в тех местах, где побывал отец Дуглас, — возразил Фортхилл. — Все не так просто.

— Просто никогда не бывает, — ответил я.

— Особенно его восхищал Широ, — продолжил Фортхилл. — Смерть Широ потрясла Роарка, он был разбит. Они несколько раз работали вместе.

— Так же как вы работали с Майклом, — уточнил я.

Фортхилл кивнул:

— Роарка… не устраивало местонахождение «Фиделаккиуса». Он донес свое мнение до всего Маллеуса. Время шло, и он все сильнее негодовал, что Мечом не пользуются.

Я понял, к чему идет дело.

— А потом мне достался еще и «Амораккиус».

Фортхилл кивнул:

— Последний год он провел, пытаясь убедить старших членов Маллеуса, что нас обманули. Что ты на самом деле являешься агентом враждебной силы и забрал Мечи, чтобы мы не могли ими воспользоваться.

— И никто не догадался сообщить об архангелах, которые приказали мне взять Мечи?

— Они никогда не показываются в присутствии более двух человек, а ты, Гарри, — чародей, — ответил Фортхилл. — Отец Дуглас предположил, что ты создал иллюзию или напрямую вмешался в наши сознания.

— И теперь он выступил в крестовый поход, — пробормотал я.

Фортхилл кивнул:

— Судя по всему.

Я продолжил чтение.

— Он владеет магией достаточно хорошо, чтобы знать, как иметь дело со мной. Контакты с различными сверхъестественными сообществами вроде Венатори Умброрум, что, возможно, объясняет тот защитный амулет. — Я покачал головой. — И он думает, будто спасает мир. Да по этому парню психушка плачет.

— Где он? — тихо спросил Майкл.

— Он может быть где угодно, — ответил Фортхилл. — Маллеус содержит тайники со снаряжением, деньгами и всем прочим. Он мог воспользоваться любым из них. Я пробовал позвонить ему на мобильный. Он мне не перезвонил.

— Он думает, что враг промыл вам мозги, — заметил я. — Чего вы хотели добиться?

— Я надеялся, — мягко произнес Фортхилл, — что мне удастся убедить его сохранять спокойствие и веру.

— Похоже, вера этого парня основана на огнестрельном оружии. — Я закрыл папку и вернул ее Фортхиллу. — Он пытался убить меня. Он похитил Алисию. По моим представлениям, он покойник.

Фортхилл встревоженно посмотрел на меня. Затем перевел умоляющий взгляд на Майкла.

Каменное лицо Майкла ничего не выражало, в его глазах пылал сдержанный огонь.

— Сукин сын захватил мою девочку.

Услышав ругательство, я сделал шаг назад. Фортхилл тоже. Комната погрузилась в тягостное молчание.

Через секунду старый священник откашлялся. Убрал папку в шкаф и закрыл дверь тайника.

— Я рассказал вам все, что мне известно, — произнес он. — Жаль, что больше ничем не могу помочь.

— Ты ведь сможешь отыскать ее? — спросил меня Майкл. — Как отыскал Молли.

— Конечно, — ответил я. — Но он только этого и ждет. Магия — не панацея.

— Но ты можешь сделать это?

Я пожал плечами:

— Он не в силах помешать мне отыскать ее, но может сделать так, что с ней что-нибудь случится, когда я ее найду.

Майкл нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

— Быть может, он засунет ее в ящик, который подвесит на электромагните в пятидесяти футах над землей, и когда я окажусь поблизости с активным заклинанием, магнит вырубится и она упадет. Этот умник — творческая натура.

Руки Майкла сжались в кулаки, костяшки хрустнули.

— Кроме того, — продолжил я, — мы не будем его искать.

— Не будем?

— Нет, — ответил я. — У нас Мечи. У него девочка. — Я повернулся к двери. — Он сам нас найдет.


Позже тем вечером отец Дуглас позвонил в дом Майкла и попросил меня к телефону. Я ответил из кабинета.

— Ты знаешь, чего я хочу. — Он сразу перешел к делу.

— Очевидно, — согласился я. — Какие предложения?

— Принеси Мечи, — сказал он. — Отдай их мне. Выполнишь мои условия без фокусов и обмана — и я отпущу девчонку целой и невредимой. Вызовешь полицию или попробуешь дурить — и она умрет.

— Откуда мне знать, что она еще жива?

В трубке зашуршало, и я услышал голос Алисии:

— Г-гарри? Я в порядке. Он н-ничего со мной не сделал.

— И не хочу делать, — добавил Роарк, отбирая у нее трубку. — Доволен?

— У меня вопрос, — сказал я. — Зачем тебе это?

— Я выполняю работу Господа.

— Что ж, звучит разумно, — заметил я. — Коли ты так близко знаком с Господом, неужели думаешь, что я поверю, будто ты убьешь девочку-подростка?

— Мир нуждается в Мечах, — ответил он ровным, спокойным голосом. — Они важнее одной человеческой жизни. И пусть я никогда не прощу себя — но да. Я убью ее.

— Я просто пытаюсь продемонстрировать порочность твоей логики, — сообщил я. — Сам посуди, если я такой мерзавец, что украл Мечи, то какое мне дело до того, убьешь ты ребенка или нет?

— Не нужно быть злым, чтобы быть амбициозным… или заблуждаться. Ты не хочешь, чтобы девочка пострадала. Отдай мне Мечи, и твое желание исполнится.

Дискуссия определенно зашла в тупик. Отец Дуглас вознамерился стоять на своем, не обращая внимания на такие мелочи, как рациональное мышление.

— Где? — спросил я.

Он назвал адрес.

— На крыше. Подходишь с восточной стороны здания. Показываешь мне Мечи. Затем поднимаешься, и мы совершаем обмен. Ни посоха, ни палочки. Только ты.

— Когда?

— Через час, — сказал он и отключился.

Я положил трубку, посмотрел на Майкла и произнес:

— У нас мало времени.

Вышеупомянутое здание находилось на углу Монро и Мичиган, напротив Миллениум-парка. Пришлось припарковать машину в нескольких кварталах оттуда и проделать остаток пути пешком, с большой спортивной сумкой, в которой лежали оба Меча. Отец Дуглас не уточнил, где именно мне следует встать, чтобы показать ему Мечи, однако уличные фонари возле здания не горели, за исключением одного. Я подобрался к отброшенному им световому пятну, открыл сумку и достал Мечи.

Свет мешал видеть, но я вроде бы заметил отблеск на крыше. Бинокль?

Несколько секунд спустя в том самом месте дважды мигнул красный огонек.

Значит, туда.

Я захватил с собой крайне противозаконные отмычки, однако они мне не понадобились. Отец Дуглас уже разобрался с замками и, по-видимому, сигнализацией. Парадная дверь была открыта, как и дверь на лестницу. Дальше ждал долгий, болезненный подъем на крышу.

Там меня встретили порывы ледяного ветра. На высоте двадцати этажей такое не редкость. Ветер вцепился в мой плащ, заставив его уподобиться флагу.

Я оглядел крышу, вращающиеся вентиляторы кондиционеров и электрораспределительные щиты, но никого не увидел.

Луч ручного прожектора ударил в меня, и я крутанулся на месте. Источник света находился на крыше соседнего здания. Отец Дуглас выключил прожектор, и, несколько раз моргнув, я отчетливо различил его фигуру: черная ряса раздувается от ветра, белый воротничок чуть не светится, отражая городские огни. Серые глаза отца Дугласа скрывала тень, лицо покрывала полуторадневная щетина. У его ног лежала длинная доска, по которой он, должно быть, перебрался с одной крыши на другую.

Рядом с ним в кресле сидела Алисия: глаза завязаны, во рту кляп, запястья примотаны к ручкам кресла.

Отец Дуглас поднес к губам рупор.

— Достаточно далеко, — сказал он, перекрыв завывания ветра. — Она связана детонирующим шнуром. Знаешь, что это такое?

— Ага.

Он поднял другую руку:

— А это детонатор. Пока он посылает сигнал, все в порядке. Предохранитель мертвеца. Если я брошу его или отпущу, сигнал прервется и шнур детонирует. Если приемник пострадает и перестанет принимать сигнал, шнур детонирует. Если ты применишь магию и уничтожишь одно из устройств, шнур детонирует.

— Намного лучше электромагнита, — пробормотал я себе под нос. Затем возвысил голос и крикнул: — И что ты предлагаешь сделать?

— Брось их.

— Сначала обезвредь взрывчатку.

— Нет. Девчонка останется на месте. Когда я уйду, отправлю код, чтобы отключить устройство.

Я прикинул расстояние. Пятнадцать футов от крыши до крыши — не промахнешься.

— Дуглас, — крикнул я, — подумай! Мечи — не просто острые побрякушки. Это символ. Если ты используешь один из них ради неправильных целей, можешь его уничтожить. Поверь мне. Я знаю.

— Эти Мечи предназначены для лучшего, нежели плесневеть в грязном подвале, — ответил он. Поднял детонатор. — Отдай их.

Долгую секунду я смотрел на него. Затем кинул сумку. Она с лязгом приземлилась у ног Дугласа. Он наклонился, чтобы открыть ее.

Я собрался с духом. Игра стала опасной. Я не рассчитывал на предохранитель мертвеца и пятнадцатифутовую пропасть.

Отец Дуглас открыл сумку. Дымовая граната, которую Майкл заложил внутрь в своей мастерской, взорвалась с глухим хлопком. Белый дым ударил Дугласу в лицо. Я сделал три быстрых шага и взмыл в воздух. На ужасную долю секунды передо мной распахнулась двадцатиэтажная бездна, затем я врезался в край соседней крыши и в отца Дугласа. Мы упали вместе.

Думая только о детонаторе, я вцепился в него левой рукой, давя пальцы Дугласа, чтобы он не мог выпустить устройство. Дуглас ткнул большим пальцем в мой правый глаз, но я уклонился, и его палец попал в кость. Он ударил меня головой в нос — опять в нос, проклятие, до чего же больно! — а коленом в пах.

Не сопротивляясь, я сжал его руку двумя своими, пытаясь выдавить кровь, чтобы ослабить хватку и забрать детонатор. Его левый кулак последовательно врезался в мой висок, мои губы и мою шею. Я наклонил голову и яростно вцепился зубами ему в запястье. Он вскрикнул от боли. Я навалился на него всем весом, втискивая в его кулак свои пальцы, пока один из них не оказался на переключателе. Затем изогнулся, повернув плечи и бедра, и вырвал у Дугласа детонатор.

Он мгновенно откатился от меня, схватил сумку и кинулся к выходу на лестницу.

Я не стал его преследовать, а поспешил к Алисии. Темноволосая девочка отчаянно дрожала.

Детонирующий шнур представляет собой длинную резиновую трубку, наполненную взрывчатым веществом. Чуть толще карандаша, гибкий, обычно приводится в действие посредством электрического разряда. Оберни шнуром бетонную колонну, подорви — и взрыв перережет ее словно сухой бамбуковый стебель. Дуглас привязал Алисию шнуром к креслу. Если он сработает, ее разорвет на куски.

Детонатор был примитивный — черная пластмассовая коробка, примотанная к двенадцативольтовой батарейке, которая, в свою очередь, соединялась с проводом, идущим к шнуру. На детонаторе жизнерадостно горел зеленый огонек. Такой же светился на зажатом в моей руке передатчике. Если Дуглас сказал правду, когда огонек погаснет, радости поубавится.

Если я отпущу переключатель, он перестанет посылать сигнал детонатору, контур замкнется, в шнур поступит разряд — и ба-бах. В теории, я мог перерезать шедший от батарейки провод и обезвредить устройство — если только Дуглас не запрограммировал его взрываться в такой ситуации.

Времени не было. Электроника у меня в руках долго не проживет, пусть я и не использовал магию. Нужно вытаскивать девочку прямо сейчас.

Я сделал ставку, основываясь на своих представлениях об отце Дугласе. Судя по всему, несмотря ни на что, он руководствовался благими намерениями. Поэтому я предположил, что он не хотел, чтобы девочка умерла по какой-либо причине, помимо чьего-то сознательного решения — скажем, когда он отпустит переключатель или я взорву передатчик при помощи магии.

Я достал карманный нож, открыл его зубами и ударил по прочной пластиковой трубке, удерживавшей Алисию. Перерезал шнур, высвободил сначала одну руку, затем другую. Неуклюжими затекшими пальцами она стянула с глаз повязку, вытащила кляп.

— Идем! — сказал я, схватил ее за руку и потащил подальше от кресла и взрывчатки. Алисия, спотыкаясь, оперлась на меня, и мы рванули к лестнице.

Когда мы добрались до первой лестничной клетки, передатчик понял, что больше не в силах выносить мое присутствие. В пластмассовом корпусе что-то заискрило и треснуло, веселый зеленый огонек погас, и с крыши донесся звук ужасного взрыва. Мне удалось оказаться между Алисией и лестничным колодцем, в который нас швырнула ударная волна. Моя многострадальная голова опять повстречалась со стеной.

Минуту я, шатаясь, пытался справиться с болью, словно рвущийся к поверхности утопающий.

— Идем, — прохрипел я Алисии. — Идем. Надо идти.

Она смотрела на меня пустыми, ошеломленными глазами, поэтому я схватил ее за руку и припустил вниз по лестнице, волоча девочку за собой и одновременно пытаясь запихнуть тяжелый передатчик в карман плаща. Через несколько минут здесь будет полно полиции и пожарных. Мне не хотелось объяснять, как мои отпечатки попали на дорогой передатчик и почему у меня на руках следы взрывчатки.

Спускаться оказалось ненамного легче, чем подниматься, — мои ноги еще долго будут помнить об этой гонке. Наконец мы добрались до низа, и я повел Алисию в переулок, а оттуда на Монро. Лихорадочно огляделся. Фургон Майкла ждал именно там, где мы договорились, у фасада здания. Я поднес пальцы к губам и пронзительно свистнул.

Майкл выехал на улицу и затормозил перед нами. Я подтолкнул Алисию. Дверь открылась, из фургона высунулась Молли, схватила сестру за руку и втащила внутрь. Я последовал за ней, хотя в кабине пикапа мне нравится намного больше.

— Он скрылся с Мечами, — сообщил я. — Ты справилась?

— Да, — ответила Молли, передавая мне компас от приборной панели, к которому прозрачной липкой лентой был приклеен один из ее золотых волосков. Стрелка компаса уверенно указывала на восток. Кузнечик создала простое поисковое заклятие, одно из самых полезных из всех, что я знаю.

— Возможно, он идет пешком через парк, — сказал я Майклу. — Сделай круг к Лейкшор, чтобы мы оказались перед ним.

— Ты в порядке, детка? — спросил Майкл.

Алисия нашла его руку и крепко стиснула. Затем прижалась к Молли и расплакалась.

— Торопись, — попросил я Майкла. — Он знает, что мы пометили Мечи. Если обнаружит волоски, которые Молли привязала к рукоятям, нам конец.

— Он не уйдет, — с непоколебимой уверенностью ответил Майкл и, увидев впереди красный светофор, вдавил педаль газа в пол. Возможно, это было божественное вмешательство, или судьба, или просто хорошие водительские навыки, однако фургон проскочил перекресток, на несколько дюймов разминувшись с другими машинами.

Стрелка компаса продолжала уверенно показывать на парк, но затем резко пошла в другую сторону. Я поднял глаза и увидел темную фигуру, которая перебегала дорогу, отделявшую парк от озера Мичиган.

— Вон! — крикнул я. — Вон он!

Майкл затормозил у обочины, я выскочил наружу прежде, чем фургон успел остановиться, и припустил за отцом Дугласом. Он был в хорошей форме и бежал длинными, размеренными шагами. В обычной ситуации я бы легко его догнал. Я бегаю три-четыре дня в неделю, тренируюсь как раз для таких преследований. Разумеется, когда у меня нет сотрясения мозга и вывихнутого плеча и я полон сил. Мы выбрались на пляж, Дуглас по-прежнему держался впереди, а мои силы таяли с каждой секундой.

Поэтому я схитрил.

Засунул руку в карман, достал тяжелый передатчик и со всей силы кинул его в Дугласа. Черное пластмассовое устройство ударило священника по затылку и разбилось, тяжелые батарейки полетели во все стороны.

Отец Дуглас споткнулся и, не в состоянии удержать равновесие на такой скорости, рухнул на песок. Накинувшись на него, я схватил сумку с Мечами, но он привычным боевым движением взмахнул ногой и словно подрубил меня. В результате я тоже упал.

Отец Дуглас вцепился в сумку, однако я не уступал. Мы боролись и брыкались. В итоге сумка, не выдержав, порвалась, и Мечи выпали на песок.

Он схватил рукоять «Фиделаккиуса», катаны, на вид напоминавшей простую тяжелую трость — пока не обнажишь лезвие. Я схватил «Амораккиус», с ножнами и всем прочим, и едва успел подставить зачехленный двуручный Меч, чтобы отразить стремительный замах отца Дугласа.

Он поднялся на колени, снова замахнулся — и я из последних сил удержал Меч защищаясь. Удар за ударом обрушивались на меня, и не было времени призвать силу, не было даже возможности встать на колени…

До тех пор, пока огромный рабочий ботинок не врезался в грудь отцу Дугласу и не отшвырнул его.

Надо мной возвышался Майкл с алюминиевой бейсбольной битой в правой руке. Он протянул левую руку, и я вложил в нее «Амораккиус». Майкл схватил его за середину лезвия, словно огромное распятие, и, держа биту наготове, захромал к отцу Дугласу. Священник уставился на Майкла.

— Не подходите, — сказал он. — Я не хочу вам навредить.

— А кто сказал, что у тебя получится? — прогремел Майкл. — Положи Меч, и я позволю тебе уйти.

Дуглас смотрел на него своими холодными серыми глазами.

— Я не могу это сделать.

— Тогда я возьму над тобой верх и все равно заберу Меч. Все кончено, Роарк. Просто ты этого еще не понял.

Отец Дуглас не стал тратить время на разговоры и пошел на Майкла, размахивая катаной.

Вращая битой, Майкл отбил (в прямом смысле) атаку словно кошка, шлепающая лапой мотыльков.

— Медленно, — заметил он. — Слишком медленно, чтобы достать полуслепого калеку. Ты понятия не имеешь, что это значит — носить Меч.

Зарычав, Дуглас вновь атаковал. Майкл с легкостью отбил и эту атаку, после чего хлопнул Дугласа по щеке рукоятью зачехленного меча.

— Это значит самопожертвование, — сообщил он покачнувшемуся противнику. — Это значит забыть о себе и своих желаниях. Это значит довериться всемогущему Господу. — Майкл нанес пару ударов, которые Дуглас парировал — с трудом, — однако третий, прямой удар концом бейсбольной биты, пришелся в солнечное сплетение. Дуглас упал на одно колено.

— Ты забыл свой долг, — выдохнул он. — В мире с каждым днем становится все темнее. Люди взывают о помощи — а ты отдал эти Мечи лживому колдуну!

— Надменное дитя! — прорычал Майкл. — Сам Господь явил Свою волю. Если ты веришь, то должен подчиниться ей.

— Тебя обманули, — возразил Дуглас. — Как может Господь не обращать внимания на Своих людей, когда они столь нуждаются в Его защите?

— Этого нам знать не дано! — крикнул Майкл. — Дурак, неужели ты не понял? Мы — лишь люди. Мы видим лишь кусочек картины. Только Господу ведомо все, что должно быть. Ты осмеливаешься утверждать, что знаешь, как следует применить Мечи, лучше, чем Господь?

Дуглас уставился на Майкла:

— Ты настолько глуп, что думаешь, будто Он захотел, чтобы ты отступился от своей веры и навязал миру свою волю? Ты думаешь, Он хочет, чтобы ты убивал достойных людей и похищал невинных детей?

Бита выбила «Фиделаккиус» из рук Дугласа, после чего Майкл нанес еще два сокрушительных удара — один в плечо, другой в колено. Дуглас осел на песок.

— Посмотри на себя, — безжалостно сказал Майкл. — Посмотри, что ты совершил во имя Господа. Посмотри на синяки на руках моей дочери, на кровь на лице моего друга, а потом скажи мне, кого из нас обманули.

Просвистела бита, и Дуглас без чувств распростерся на берегу.

Секунду Майкл стоял над ним с занесенным оружием, дрожа всем телом.

— Майкл, — негромко позвал я.

— Он причинил боль моей малышке, Гарри. — Голос Майкла прерывался от едва сдерживаемой ярости.

— Больше он ей ничего не сделает, — ответил я.

— Он причинил боль моей малышке.

— Майкл, — мягко произнес я, — ты не можешь. Если так должно быть, это сделаю я. Но не ты, друг.

На секунду его взгляд сместился ко мне.

— Полегче, полегче, — сказал я. — Здесь мы закончили. Закончили.

Он долго молча смотрел на Дугласа. Потом опустил биту, очень медленно, и склонил голову. Постоял так с минуту, тяжело дыша, затем выронил биту и, поморщившись, осел на песок.

Я подошел, взял «Фиделаккиус» и убрал в ножны.

— Спасибо, — тихо сказал Майкл, протягивая мне «Амораккиус» рукоятью вперед.

— Ты уверен? — спросил я.

Устало улыбнувшись, он кивнул:

— Да.

Я взял Меч и посмотрел на Дугласа.

— Что будем делать с ним?

Майкл окинул его долгим взглядом. Где-то вдалеке выли сирены полиции, прибывшей на место взрыва.

— Заберем с собой, — наконец ответил он. — Церковь с ним разберется.


Я сидел на балконе часовни в церкви Святой Марии, глядя вниз и размышляя. Майкл и Фортхилл занимались отцом Дугласом, которому в ближайшее время не придется ходить самостоятельно. Его уложили в постель. Грустно было смотреть, как Майкл, явно испытывая сильную боль, ковыляет по комнате, заботясь о Дугласе. Лично я бросил бы мерзавца в каком-нибудь переулке и забыл о нем.

Возможно, это одна из причин, по которым мне никогда не стать рыцарем Меча.

Кроме того, я прихватил из комнаты Фортхилла фляжку скотча, чтобы не было так скучно, — вот вам еще две причины.

— В самом конце, — произнес я, ни к кому не обращаясь, — эти двое начали говорить на другом языке. То есть я понимал все слова и кипевшие за ними страсти, но не мог связать их в единое целое. Круто, да?

Глотнул виски.

— Если подумать, я много чего не понимаю в сложившейся ситуации.

— Тебе нужно какое-то объяснение? — спросил сидевший рядом со мной мужчина.

У меня чуть сердце не разорвалось от неожиданности.

Пожилой человек с темной кожей и серебристо-белыми волосами, в синем рабочем комбинезоне, какие часто носят уборщики. «ДЖЕЙК» — сообщала именная бирка.

— Вы, — выдохнул я. — Вы архангел. Уриил.

Он пожал плечами. Почему-то этот жест выглядел утвердительно.

— Что вы здесь делаете? — спросил я… возможно, пролепетал. У меня было сотрясение мозга, и я уже свел близкое знакомство с половиной содержимого фляжки.

— Быть может, я — галлюцинация, вызванная травмой головы и алкоголем, — ответил он.

— Ага, — сказал я. Посмотрел на него, затем протянул фляжку. — Хотите глотнуть?

— Большое спасибо, — поблагодарил он и сделал глоток, после чего вернул мне фляжку. — Обычно я поступаю иначе, но если есть вопросы — задавай.

— Ладно, — сказал я. — Почему вы, парни, так подвели Майкла?

— Мы его не подводили, — тихо ответил Джейк. — Он сам выбрал опасный путь, вступив в битву с врагом. Враг же решил застрелить его, выбрал прицел и время, когда нажать спусковой крючок. Майкл выжил.

— Другими словами, Господь не спешит на помощь.

Джейк улыбнулся:

— Я бы так не сказал. Но пойми, сынок, Господь не творит добро или зло. Он — твой собственный выбор, проявление дара свободной воли. Господь хочет, чтобы ты вел хорошую жизнь и обладал хорошими вещами, однако Он не пришлет их тебе на блюдечке. Путь к этой жизни ты должен выбрать сам.

— Свободная воля, значит?

— Да. Например, твоя свободная воля на том острове.

Я посмотрел на него и сделал еще глоток скотча.

— Ты увидел, как валькирия смотрит на Майкла. Понял, что он в опасности. И когда пришла твоя очередь, отправил его вместо себя на вертолете.

— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — ответил я, слегка пришепетывая. — Тогда-то он и пострадал.

Джейк пожал плечами:

— Но в противном случае вы бы оба погибли.

Я нахмурился:

— Что?

Джейк махнул рукой:

— Не буду утомлять тебя деталями, скажу лишь, что твой выбор в тот момент изменил все.

— Но вы потеряли рыцаря, — заметил я. — Воина.

Джейк улыбнулся:

— Неужели?

— Он едва может ходить без трости. Да, он справился с Дугласом, но Дуглас — это вам не денарианец.

— А, — сказал Джейк. — Ты имел в виду воина в прямом смысле.

— А какие еще бывают воины? — спросил я.

— Самые важные.

Я снова нахмурился.

— Гарри, — сказал Джейк со вздохом. — Война между светом и тьмой идет на стольких уровнях, что понять ее целиком тебе не дано. По крайней мере пока. Иногда это поле боя в прямом смысле слова. Иногда — что-то более туманное и метафорическое.

— Но мы с Майклом именно в прямом смысле парни, — возразил я.

Джейк усмехнулся:

— Неужели? Ты думаешь, мы вовлекли вас в эту историю исключительно ради того, чтобы вы кого-то побили?

— Ну, в общем и целом да. — Я помахал фляжкой. — И мы побили этого парня, у которого были такие добрые намерения и который так отчаянно желал помочь.

Джейк покачал головой:

— Настоящие битвы имели место в иное время.

— А?

— Кортни, — сказал Джейк. — Маленькая девочка, которую чуть не сбила машина.

— А что с ней? — спросил я.

— Ты спас ей жизнь, — ответил он. — Более того, ты заметил синяк у нее на щеке, который ей поставил отец. Твое присутствие помогло ее матери осознать, что с дочерью жестоко обращаются. На следующее утро она уехала. — Он развел руками. — В ту секунду ты спас жизнь ребенку, не дал матери пристраститься к алкоголю от горя и прервал цикл жестокости, существовавший более трехсот лет.

— Я… э-э-э…

— Электрик Чак, — продолжил Джейк. — Он напился, потому что поссорился с женой. Через два месяца у их четырнадцатилетней дочери обнаружат рак, и потребуется пересадка костного мозга. Ее отец — единственный подходящий донор. Ты спас ему жизнь — и, значит, жизнь его дочери. А борьба, в которую вступит эта семья, объединит ее и сделает счастливой.

Я хмыкнул:

— Подозрительно попахивает предопределенностью. Что, если эти люди выберут нечто иное?

— Это сложный вопрос, — признал Джейк. — Однако ход будущего похож на текущую воду. Если знаешь ландшафт, можешь с высокой вероятностью предположить, куда она потечет. Конечно, кто-то может выкопать канаву и изменить течение, но, честно говоря, ты удивишься, узнав, как редко люди сознательно используют свою свободную волю.

Я снова хмыкнул:

— А как насчет второй бейсвумен, Келли? Ее жизнь я тоже спас?

— Нет. Однако ты помог девушке в тот момент, когда ей казалось, что она одна на целом свете. Лишь несколько добрых слов. Но она задумается о том, какое они имели значение. И вполне может стать хорошим адвокатом. Пять минут твоей доброты помогут тысячам других людей. — Он вновь раскинул руки. — И это только за последний день. Ты победил отчаяние и боль, предотвратил утрату и трагедию. И думаешь, что не сражался на стороне света, воин?

— Э-э-э…

— И последнее, но не из последних. Не забудь о Майкле, — сказал Джейк. — Он хороший человек, но когда дело касается его детей, может полностью утратить рассудок. Стоя над Дугласом на пляже, он был на волосок от потери контроля. Твои слова, твое присутствие, твоя воля помогли ему выбрать милосердие, а не месть.

Секунду я просто смотрел на него.

— Но… Вообще-то я не собирался делать ничего такого.

Он улыбнулся.

— Однако ты выбрал поступки, которые привели к этому. Никто не заставлял тебя поступать именно так. Всех этих людей ты спас от реальной опасности. — Он повернулся, окинул взглядом церковь внизу и поджал губы. — Сила людей намного больше, чем они осознают, нужно только решиться использовать ее. Возможно, Майкл уже не будет повергать демонов Мечом, Гарри. Но не думай, что он прекратил сражаться на стороне добра. Просто отсюда, снизу, тебе сложнее увидеть результаты битвы.

Я задумчиво глотнул еще виски.

— Теперь он счастливей, — сказал я. — И его семья тоже.

— Удивительно, как правильный выбор приводит к подобному результату.

— А что с отцом Дугласом? — спросил я. — Что с ним станет?

— В значительной степени это будет зависеть от него самого, — ответил Джейк. — Надеюсь, он признает свои ошибки и изменит свою жизнь к лучшему.

Я медленно кивнул. Затем сказал:

— В таком случае поговорим о счете.

Брови Джейка подскочили.

— О чем?

— О счете, — отчетливо повторил я. — Вы втянули меня во все это. Значит, можете заплатить мне, как любой другой клиент. Куда выслать счет?

— Ты… ты пытаешься выставить счет самому Господу? — уточнил Джейк, словно не веря своим ушам.

— Чер… э-э-э… вовсе нет, — ответил я. — Я выставляю счет вам.

— Мы работаем иначе.

— А вот я работаю именно так, — сообщил я, выпятив подбородок. — Раскошеливайтесь. Не то в следующий раз, когда вы обратитесь ко мне за помощью, я ничего не стану делать.

На лице Джейка расцвела широкая, довольная ухмылка, в голосе зазвучал смех.

— Это вряд ли, — ответил он и исчез.

Я скорчил свирепую рожу пустому месту, где он сидел мгновение назад, и пробормотал:

— Крохобор.

Однако почему-то я не сомневался, что он прав.

ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

(Перевод Г. Мурадян, Е. Барзовой)

Из сборника «Strange Brew» («Странное пиво») под редакцией П. Н. Элрод.


Действие происходит между событиями «Маленького одолжения» и «Продажной шкуры».


Уже написав рассказ на тему эля, я совершенно не представлял, что мне с ним делать. Но — эй! — ведь ко мне обратилась с просьбой сама Пат Элрод, а у меня и так всегда были проблемы с тем, чтобы сказать «нет», и я решил обратиться к такой теме в «Досье Дрездена»: о том, как силы тьмы покусились на самое, можно сказать, святое — на пиво Мака. Гарри, естественно, отреагировал на это с должным возмущением, как сделали бы и читатели: «Блин-тарарам!» Это весьма забавная история — для меня, во всяком случае, — и я попытался донести до читателя заложенные в ней энергию и стремительность, чтобы получилось что-то вроде забойного «Монстра недели», как происшествия в «Секретных материалах». Ведь я просто обязан был когда-нибудь сделать это для Мака…


Спокойно попить пива — вот и все, чего я хотел. Я ведь немногого прошу — помедитировать за бутылкой после тяжелого дня профессионального чародейства. Ну, может еще вдобавок сандвич со стейком. Вот и все, вы ведь не считаете, что это слишком? Но кто-то (или Кто-то) был со мной не согласен.

Паб Мак-Энелли — тихая забегаловка в подвале огромного офисного здания, каких в Чикаго сотни. Чтобы подойти к двери, надо спуститься вниз на несколько ступенек. Оказавшись внутри, вы видите прямо перед собой жужжащие на потолке старые вентиляторы, а чтобы спуститься на пол, надо преодолеть еще пару ступенек. Здесь горят свечи и повсюду украшенное ручной резьбой полированное дерево более темного оттенка, чем обычно. В сочетании со свечами это создает ощущение уютного логова.

Я открыл дверь — и тут мне в нос шибануло такое, чего я в баре у Мака никогда не нюхивал: вонь подгоревшей пищи.

Пока я доставал из-под плаща боевой жезл, моим первым рефлексом было убедиться, что браслет-оберег на руке заряжен полностью, — и это уже кое-что говорит о Маковой кухне. Я сделал еще несколько осторожных шагов, держа боевой жезл на изготовку. Привычное освещение было приглушено, и только слабо мерцала горстка свечей.

Завсегдатаи паба, члены сверхъестественного сообщества Чикаго, валялись, как сломанные куклы. С полдюжины посетителей лежали на полу в странных позах, как будто рухнули без чувств, выполняя очередное упражнение ритмической гимнастики. Пара дядечек преклонных лет, всегда игравших в шахматы за угловым столиком, лежали на столе. Вокруг них были разбросаны шахматные фигуры — некоторые сломаны, старые шахматные часы разбиты вдребезги. Три молодые женщины — они всегда появлялись у Мака вместе, причем имели такой вид, будто обсмотрелись «Зачарованными», — валялись сейчас вповалку в углу, словно перед тем, как отключиться, забились туда от ужаса, и были забрызганы каплями чего-то, весьма напоминавшего кровь.

По крайней мере я заметил, что некоторые из поверженных дышали. Я выждал, однако из темноты на меня ничего не набросилось, и я не ощутил внезапного желания разнести все вокруг, а потом вздремнуть.

— Мак? — негромко позвал я.

Кто-то захрипел.

Я поспешил к барной стойке и увидел Мака, лежавшего рядом с ней на полу. Его здорово отделали. Губы были разбиты и распухли. Нос сломан. Руки — отекшие и красные: видимо, отбивался изо всех сил. Бейсбольная бита, которую он обычно держал за стойкой бара, валялась рядом, и на ней была кровь — возможно, его собственная.

— Звезды и камни, — выдохнул я. — Мак…

Склонившись над ним, я внимательно осмотрел нанесенные травмы. Формально должной медицинской подготовки у меня не имеется, но во время войны с вампирами Красной Коллегии за несколько лет работы Стражем я повидал травм и ранений более чем достаточно. Один из кровоподтеков на голове у Мака выглядел погано, несколько пальцев сломано, но вроде ничего такого, что нельзя было бы вылечить.

— Что случилось? — спросил я.

— Взбесились, — пробормотал он. Порез на губе открылся, выступила кровь. — Напали.

Я вздрогнул.

— Что, правда? — Вытащив из стопки на полке чистую скатерть, я смочил ее холодной водой и попытался хоть как-то стереть кровь у Мака с лица.

— Они все лежат вповалку, — сообщил я ему. — Живые. Это твой паб. Как собираешься разруливать, а?

Даже острая боль не помешала Маку всерьез обдумать проблему.

— Мёрфи, — изрек он в итоге.

Я обмозговал ситуацию. Что ж, вызов копов тянет за собой кучу вопросов и привлекает ненужное внимание, зато пострадавшим быстрее окажут медицинскую помощь. Клиент для Мака — всегда прежде всего. Но если б он не захотел светиться, я бы тоже это понял.

— Я позвоню, — сказал я Маку.


Представители властей решительно спикировали в помещение паба. Вечер еще только начинался, так что, похоже, мы оказались первыми клиентами ночной смены «скорой».

— Господи Иисусе! — Сержант Кэррин Мёрфи застыла в дверях, обводя взглядом зал. — Что за бардак.

— Да что ты говоришь? — буркнул я угрюмо. Желудок обиженно урчал, вдобавок мучила жажда, но мне казалось нетактичным позаимствовать что-нибудь из запасов Мака, пока тот занят — его штопали парни из «скорой».

Мёрфи выдохнула.

— Ну, драки в барах не такая уж редкость. — Она спустилась в помещение, вынула из кармана куртки фонарик и посветила вокруг. — Может, расскажешь мне, что здесь на самом деле произошло?

— Мак сказал, что посетители взбесились. Начали действовать непредсказуемо, потом сделались агрессивными.

— Что, все до единого? И одновременно?

— Я так понял с его слов. Он изложил все несколько бессвязно.

Мёрфи нахмурилась и медленно прошлась по залу, водя лучом фонарика то вперед, то назад.

— Ты осмотрел посетителей?

— Когда я здесь оказался, никакого активного воздействия уже не было, — сказал я. — В этом я уверен. Все они лежали без сознания. Травмы незначительные, и, похоже, они нанесли их себе сами. Мака, полагаю, избили девицы.

Мёрфи вздрогнула:

— По-твоему, он был не в состоянии от них защититься?

— Он мог бы запросто воспользоваться не бейсбольной битой, а оружием. Возможно, он пытался помешать кому-то наделать глупостей, и в итоге все вышло очень скверно.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросила Мёрфи. — Когда со всеми, кто находится в пабе, происходят всякие странности?

Она остановилась в дальнем углу. Среди обломков шахматных фигур и раскиданных стульев в круге света от фонарика поблескивали осколки пары темно-коричневых пивных бутылок.

— Гадкая мысль, — сказал я. — Маково пиво на службе тьмы.

Она поглядела на меня эдак сверху вниз. Ну то есть настолько, насколько это вообще возможно, если курносая блондинка пяти футов ростом впивается взглядом в долговязого чародея ростом более семи футов.

— Я серьезно, Гарри. В пиве могло быть что-то такое? Наркотики? Яд? Что-нибудь по твоей части?

Я обдумывал это предположение, облокотившись о барную стойку. Разумеется, любой из вариантов теоретически возможен. Существует множество наркотиков, способных спровоцировать психотическое поведение, хотя понятно, что вызвать такую реакцию у всех посетителей бара примерно в одно и то же время весьма затруднительно. Убивают или полностью изменяют человека яды. И если эти люди были отравлены, то им до сих пор еще может грозить большая опасность.

Но стоит вам перейти к магической стороне дела, тут сгодится любой из десятка способов добраться до людей через пиво, которое они пьют, — только для этого прежде всего надо получить доступ к пиву, а Мак варил пиво сам.

И собственноручно разливал это пиво в бутылки.

— Это вовсе не обязательно было пиво, — сказал я.

— Думаешь, все они заказали одни и те же сандвичи с мясом? Или порцию жареного картофеля? — Она покачала головой. — Да брось ты, Дрезден. Кормежка здесь нормальная, но это не то, за чем они сюда пришли.

— Мак бы никому не стал причинять боль, — спокойно проговорил я.

— В самом деле? — спросила Мёрфи тихо, но жестко. — Ты уверен? Насколько хорошо ты знаешь этого человека?

Я неспешно обвел взглядом зал.

— Как его зовут, а, Гарри?

— Черт подери, Мёрф. — Я вздохнул. — Не можешь же ты постоянно подозревать всех и каждого?

— Ну разумеется, могу, — улыбнулась она в ответ. — Это моя работа, Гарри. Я должна смотреть на вещи беспристрастно. Ничего личного. И ты это знаешь.

— Угу-м, — буркнул я. — Я это знаю. Но, кроме того, я знаю, каково оно — быть беспристрастно подозреваемым в том, чего ты не совершал. Это дерьмово.

Она развела руками:

— Тогда давай выясним, что произошло. Пойду поговорю с главными действующими лицами, посмотрим, помнит ли вообще кто-нибудь хоть что-то. Ты займись пивом.

— Угу, — кивнул я. — Ладно.


После бутылирования Мак транспортирует пиво в деревянных ящиках типа старых ящиков для яблок, только попрочнее. Они не магические, ничего такого. Зато чертовски прочные, и их удобно складировать. Я притащил к себе домой ящик образцов и изготовился к встрече с Мистером, моим боевым котом, который имеет привычку, едва я вхожу в дверь, демонстрировать самоубийственный бросок мне под ноги. Мистер — громадный котяра, и большую часть его массы составляют мышцы. При столкновении я покачнулся, бутылки зазвенели, но я устоял. Мыш, мой большой косматый собакозавр, дремал на своем обычном месте у камина. Он открыл глаза, ударил разок хвостом и вновь погрузился в сон. Никакой рабочей этики даже близко. Зато его не надули с заслуженным пивом. Не выпуская из рук ящика, я сразу направился к себе в лабораторию и, уже спускаясь по стремянке, воззвал:

— Э-эй! Молли!

Молли, моя ученица, сидела за столом и корпела над зельями. В моей загроможденной лаборатории в ее распоряжении было не больше пяти квадратных футов пространства, но Молли умела содержать зелья в чистоте и порядке, и ей даже хватило места, чтобы положить слева учебник латинского, тетрадку и банку пепси, вот варварство. Сегодня волосы Молли были криптонито-зеленого цвета с серебристыми прядями, одета она была в обрезанные джинсы и обтягивающую синюю футболку с логотипом Супермена. Сногсшибательное зрелище.

— А, Гарри, — рассеянно откликнулась она.

— Одежка-то не холодновата для марта?

— Будь она потеплее, тебе было бы куда труднее пялиться на мою грудь, — ухмыльнулась Молли. Она подняла глаза и расцвела в улыбке: — Ого, пиво!

— Ты еще молода и невинна, — решительно заявил я, водворяя ящик на полку. — Никакого тебе пива.

— Да у тебя вся жизнь сплошные запреты! — ответила она, поднимаясь, чтобы сцапать бутылку.

Бутылкой она, естественно, завладела. Я не стал возражать. Я внимательно за ней наблюдал.

Она совсем еще ребенок, моя ученица, но обладает определенной сноровкой в тонких чародейских материях. В ситуациях, которые требуют грубой силы, Молли испытывает затруднения, но как только дело доходит до тончайшей паутины заклинаний, тут она на пару шагов впереди меня и продвигается вперед все быстрее — а я полагал, что здесь мы как раз и столкнулись с тонкой работой.

Почти секунду она хмурилась, потом коснулась бутылки.

— Оно… странное. — Молли вопросительно на меня посмотрела, и я указал на ящик. Она пробежала кончиками пальцев по каждой бутылке.

— Там есть какая-то энергия. Что это, Гарри?

У меня имелась неплохая догадка о том, что сотворило пиво с теми, кто его пил, — но это просто не имело смысла. Впрочем, я не собирался ей об этом говорить. Это было бы совсем не в духе Оби-Вана.

— Вот ты мне и скажи, — ответил я, чуть улыбнувшись.

Она поглядела на меня, сощурившись, потом вернулась к своим зельям, пару секунд что-то над ними побормотала и поставила на медленный огонь. Направилась к бутылкам, открыла одну, понюхала и нахмурилась еще сильнее.

— На вкус не пробуй, — предупредил я. — Ничего приятного.

— Я и не думаю, — ответила она тем самым тоном, каким говорила, когда учила латынь. — Оно связано с… с каким-то очагом заражения, как мне кажется.

Я кивнул. Она говорила о заражении не в медицинском смысле, а в магическом. Очаг заражения был чем-то таким, что образовывало связь между основной частью вещества и отделенной от него малой долей. Специалист-практик мог воспользоваться этим, чтобы направить магию в основную часть, и она непременно распространилась бы на все более мелкие очаги, находись они даже совсем в другом месте. Это вроде как установить на каком-нибудь автомобиле передатчик, чтобы потом можно было нацелить в него реактивный снаряд.

— Можешь сказать, на воздействие какого типа это настроено? — спросил я ее.

Молли нахмурилась. Она очень мило хмурится.

— Дай мне минутку.

— Тик-так, — сказал я.

Она махнула мне рукой, не поднимая глаз. Я скрестил руки и стал ждать. Я постоянно давал ей задания вроде этого — и всегда с ограничением по времени. Мой опыт показывает, что при принятии жизненно важных решений счет порой идет на секунды. Я пытаюсь подготовить Кузнечика для реального мира.

И это как раз одна из первых ее задач в реальном мире, но ей об этом знать не следует. Пока Молли думала, что все это лишь очередное задание, она погружалась в него без колебаний. Я не видел причин разрушать ее уверенность.

Она что-то бормотала. Налила пива в мензурку и поднесла к свету специально изготовленной свечи. Провела в записной книжке вычисления мощности.

И минут через двадцать выдала:

— Ха, ловко, но не очень!

— Да ну? — спросил я.

— Не скромничай, босс, — сказала она. — Выглядит эта зараза как простое принуждение, заставляющее жертву пить еще и еще, но на самом деле это психический канал.

Я наклонился вперед:

— Серьезно?

Молли вытаращилась на меня, моргнула и сказала:

— А вы не знали?

— Чары принуждения я обнаружил, но они маскировали что-то другое, наложенное на пиво. — Я поднял полупустую бутылку и покачал головой. — Я принес ее сюда, потому что у тебя такие вещи получаются лучше, чем у меня. Мне, чтобы в этом разобраться, потребовалось бы несколько часов. Хорошая работа.

— Но… ты не сказал мне, что это всамделишное! — Она помотала головой. — Гарри, а что, если бы я этого не нашла? А если бы я ошиблась?

— Не забегай вперед, Кузнечик, — сказал я, поворачиваясь к лестнице. — Может быть, ты пока что и ошибаешься.


Мака уложили в больницу имени Строджера, и видок у него, надо сказать, был еще тот. Чтобы поговорить с ним, мне пришлось соврать сиделке, что я типа сотрудничаю по этому делу с чикагской полицией, для пущей убедительности потрясая своим бейджиком консультанта спецрасследований.

— Мак, — сказал я, присев на стул у его кровати, — ты нормально?

Он зыркнул на меня незаплывшим глазом.

— Ага, ясно. Мне сказали, ты отказался от болеутоляющих?

Он чуть шевельнул головой — видимо, кивнул.

Я выложил все, что мне удалось обнаружить.

— Ювелирная работа, Мак. Сложнее, чем все, что я сам когда-либо делал!

Он заскрежетал зубами. Ему, как и мне, было очевидно: двойное переплетение чар означает, что к этому приложил руку серьезный игрок.

— Найди его, — пробурчал Мак.

— Есть идеи, с чего начинать? — спросил я.

Немного помолчав, он кивнул:

— Каин.

Я удивленно поднял брови:

— Этот бандит из «Ночи живого пива»? Он ошивался поблизости?

Мак хмыкнул:

— Вчера вечером. Когда закрывались. — Он закрыл глаза. — Пустомеля.

Я встал и положил руку ему на плечо:

— Отдыхай. Я с ним поговорю.

Мак медленно выдохнул — похоже, он потерял сознание еще раньше, чем я договорил.

В холле внизу я наткнулся на Мёрфи.

— Трое из них очнулись. Ни один не помнит ничего за несколько часов до того, как, по-видимому, пошел в бар.

Я нахмурился:

— Этого-то я и боялся. — И поведал о том, что удалось выяснить.

— Психический канал? — переспросила Мёрфи. — А что это такое?

— Похоже на любую линию электропередачи, за исключением того, что подключается к твоему сознанию, а кто-то на другом конце решает, что будет происходить.

Мёрфи слегка побледнела. На нее уже устраивали пару психических атак, и без последствий это не осталось.

— Ну так сделай то, что ты обычно делаешь. Наведи на них заклятие, которое поможет нам их разыскать.

Я, поморщившись, покачал головой:

— Не рискну. Все, что я получил, отслеживалось с помощью самого пива. Если я попробую использовать его в заклинании, это откроет канал на меня. Получится так, как если бы я от души хлебнул этой гадости.

Мёрфи скрестила руки на груди:

— И если это произойдет, ты все равно не вспомнишь, что узнал.

— Я уже говорил, — напомнил я, — это работа очень высокого класса. Но я раздобыл имя.

— Преступника?

— Каким-то образом он тут замешан, я уверен. Зовут — Каин. Он уголовник. Большой, тупой, вспыльчивый и считает себя пивоваром.

— У тебя с этим парнем уже была какая-то история? — Мёрфи вопросительно выгнула бровь.

— Перешел ему дорогу в одном дельце, где-то с год назад. Неприятное дельце — больше для него, чем для меня. Он очень не любит Мака.

— Он чародей?

— Блин-тарарам, нет, — ответил я.

— Тогда каким образом он в этом замешан?

— Вот у него и спросим.


Мёрфи довольно быстро выяснила адрес Герберта Орсона Каина, грабителя, насильника и вымогателя, — дешевый жилой дом на южной окраине Бактауна. Она постучала в дверь, но ответа мы не дождались.

— Хорошо, что он уголовник, — заметила Мёрфи, потянувшись за сотовым. — Ордер мне скорее всего удастся получить без проблем.

— На основании чего? — спросил я. — Подозрение в использовании черной магии?

— Для подмены напитков в баре магия не нужна, — ответила Мёрфи. — Он насильник, и он не член мафии, а потому у него нет дорогого адвоката, чтобы поднять шум.

— А может, стоит сэкономить добрым людям города Чикаго время и деньги и просто здесь осмотреться?

— Взлом и проникновение.

— Я ничего не взломаю, — пообещал я. — И проделаю все только с проникновением.

— Нет, — отрезала она.

— Но…

Она нахмурила брови, всем своим видом выражая непреклонность:

— Нет, Гарри.

Я вздохнул:

— Эти парни играют не по правилам.

— Мы еще не знаем, замешан ли он. Я не нарушаю правила с теми, кто, может быть, даже и не причастен.

И не успел я дать на это достойный ответ, как Каин открыл дверь и вышел в холл. Он засек нас и замер, а потом развернулся и начал удаляться.

— Каин! — окликнула его Мёрфи. — Полицейский департамент Чикаго!

Он припустил со всех ног.

Разумеется, мы с Мёрфи ничего другого и не ожидали. Мы бросились за ним. Он пинком открыл дверь, но я ожидал и этого. Я высвободил заряд силы, вытянул вперед правую руку и крикнул: «Forzare!»

Невидимая сила захлопнула дверь в аккурат, когда Каин пытался выйти. Удар оказался достаточным, чтобы он пролетел через весь холл в обратном направлении и впечатался в противоположную стену.

Мёрфи развила большую скорость, чем я. Она подскочила к Каину как раз тогда, когда он замахнулся своей лапищей, намереваясь ее ударить.

Я почти пожалел этого растяпу.

Она с легкостью уклонилась от удара, а затем, используя собственный вес и мышцы ног и корпуса, нанесла ответный удар. Она вмазала ему ладонью по подбородку, и голова его запрокинулась.

Каин был здоровенный, тяжеленный качок. Он быстренько оправился от шока и, издав ошеломленный рык, ринулся на Мёрфи. Она поймала его за руку, поводила немного туда-сюда и, используя его собственную руку как рычаг, впечатала мужлана в пол. Каин грохнулся всей своей массой, да так, что задрожали половицы. Мёрфи усилила захват, выкручивая ему руку, при этом ногой прижимая его к полу.

— Нападение, — заявила она сладеньким голосом. — И на сотрудника полиции в ходе расследования, никак не меньше.

— Сука, — прошипел Каин. — Я те ща переломаю…

Мы так и не узнали, что он хотел переломать, потому что Мёрфи переместила вес своего тела всего на пару дюймов, и он завопил.

— Ой-й! Шо-вам-надо? — возмутился Каин. — Отпустите меня! Я ж ничего не сделал!

— Еще как сделал, — бодро заявил я. — Ты напал на сержанта Мёрфи, вот только что. Я это собственными глазами видел.

— Тебе не свезло дважды, Каин, — сообщила Мёрфи. — А вот сейчас будет трижды. Когда ты из этого выберешься, тебе перво-наперво придется приобрести новый комплект зубов.

Каин в ответ сыпал ругательствами.

— Вау! — сказал я, подойдя ближе и встав прямо над ним. — Дерьмово. Я вижу для него только один выход: если он сможет оказаться хоть чем-то полезен для общества. Ну типа доказать как-то, что не зря занимает пространство, которое могло бы с большим успехом пригодиться кому-то еще.

— Да пошел ты, — окрысился Каин. — Не дождетесь, шоб я вам хоть в чем помог.

Мёрфи опять слегка надавила на его руку, и Каин заткнулся.

— Что случилось с пивом у Мак-Энелли? — спросила она вполне вежливо.

Каин снова принялся осыпать нас бранью, выбирая на сей раз выражения покрепче.

— Что-то ты не то говоришь, — заметила Мёрфи. — Уверена, ты можешь дать ответ получше.

— Отвянь от меня, сука полицейская, — огрызнулся Каин.

— Сержант Сука, — уточнила Мёрфи. — Да хоть как назови, придурок. Держу пари, что в «Стейтвилле»[19] у тебя будет масса поклонников. — Но говорила она это, нахмурившись. Отморозки типа Каина упорствуют, только если им грозит вполне реальная опасность. Он не стал бы рисковать потерять остаток жизни из простого упрямства — если только его не пугала альтернатива.

Кто-то или, рискну сказать, что-то здорово напугало Каина.

Что ж, за столом может сидеть и не один игрок.

В уголке губ у этого головореза виднелось немного крови. Должно быть, прикусил себе язык, когда его ударила Мёрфи.

Я вытащил из кармана белый носовой платок, быстро наклонился и мазнул качка по губам.

— Какого черта?! — буркнул он. — Ты что это делаешь?

— Об этом, Каин, не беспокойся, — сказал я ему. — Для тебя это не станет долгосрочной проблемой.

Я взял платок и отошел на несколько шагов. Затем вытащил из другого кармана кусочек мела, чтобы очертить вокруг себя на полу круг.

Каин попытался было вяло бороться с Мёрфи, но та снова повалила его на пол.

— Не рыпайся, — отрезала она. — А то плечо из сустава вышибу.

— Ты не стесняйся, — разрешил я Мёрфи. — Он не проживет так долго, чтобы об этом беспокоиться. — Я покосился на Каина и сказал: — Ну ты, бугай, свинячий потрох. Ты ведь много жирной пищи ешь, а, Каин?

— Ч-что? — растерялся он. — Что ты делаешь?

— Сердечный приступ будет выглядеть вполне естественно, — констатировал я. — Мёрф, приготовься сразу отойти, когда его начнет бить колотун.

Я замкнул круг и нарочно дал ему немного поискриться. Обычно подобные эффекты не более чем пустая трата энергии, но на Каина это оказало должное воздействие.

— Господи Иисусе! — завопил Каин. — Подождите!

— Не могу ждать, — объяснил я ему. — Все должно произойти, пока не высохла кровь. Ты прямо как дитя малое, Каин. Она же дала тебе шанс.

Я поднял руку с платком, испачканным кровью.

— Так-так, посмотрим…

— Я не могу сказать! — завизжал Каин. — Если я скажу, она узнает!

Мёрфи чуть крутанула ему руку.

— Кто? — потребовала она.

— Я не могу! Господи, клянусь! Дрезден! Нет! Я ни в чем не виноват. Им нужен был гелиотроп, а у меня единственного во всем городе имелся чистый образец! Я только хотел стереть улыбку с физиономии этого ублюдка!

Я прожег Каина взглядом и оскалился в ухмылке:

— Пока что я не услышал от тебя ничего такого, что вызвало бы у меня желание оставить тебя в живых.

— Я не могу! — вопил Каин. — Она узнает!

Пристально глядя на Каина, я медленно поднял руку, намеренно драматизируя свои действия. «Intimidatus dorkus maximus!» Я произносил это нараспев, нарочито замогильным голосом, подбавив непреклонности и растягивая гласные.

— Декер! — выкрикнул Каин. — Декер, это он заключал сделку!

Я опустил руку, запрокинув голову.

— Декер, стало быть, — сказал я. — Этот недоумок.

Мёрфи наблюдала за мной, не отрывая рук от Каина, но я видел, что ей не хочется и дальше его удерживать.

Я кивнул ей:

— Отпусти его, Мёрф. Пусть убирается отсюда.

Она послушалась, и Каин, всхлипывая, на четвереньках скатился с лестницы. Он скрылся из виду и, судя по звукам, преодолел первый лестничный пролет.

Я поморщился от шибанувшего в нос запаха мочи.

— М-да. Запах истины.

Мёрфи принялась вытирать руки о джинсы, словно пытаясь стереть что-то жирное.

— О Боже, Гарри…

— Что такое? — спросил я. — Ты же не хотела врываться к нему в дом.

— Я не хотела и того, чтобы ты приставлял пушку к его виску. — Она покачала головой. — Ты ведь не мог на самом деле…

— Убить его? — спросил я. Я разомкнул круг и поднялся. — Ну знаешь, когда он был вот тут, перед нами… То да. Вполне мог бы.

Ее передернуло.

— Боже ты мой!

— Но не стал бы, — успокоил я Мёрф. Подошел к ней и взял за руку. — Я не стал бы, Кэррин. Ты это знаешь.

Она посмотрела на меня с каким-то странным выражением.

— Ты и правда хорошо разыграл эту сцену, Гарри. Ты мог бы одурачить массу народа. Это выглядело…

— Вполне естественно, — закончил я. — Ага.

Она на миг коснулась моей руки:

— Итак, полагаю, мы кое-что получили?

Я кивнул, отбросив мрачные мысли:

— У нас есть имя.


Берт Декер заправлял, возможно, самым аморальным из той полудюжины учреждений, что обслуживали магическое население Чикаго. «Товары левой руки» специализировались на предоставлении всех необходимых инструментов и ингредиентов для черной магии.

О нет, лавочка была вовсе не такой зловещей, как говорило ее название. Почти у всех этих гоняющихся за модой самозваных Пожирателей Смерти — будь то в Чикаго или в любом другом городе — не хватало дара даже на то, чтобы высечь искру, ударяя камнем о камень, не говоря уже о сотворении какого-либо зла. Реально опасные черные маги не делают покупки в таких местах, как «Товары левой руки». Все необходимое для самой что ни на есть черной магии вы можете приобрести в любом захудалом продуктовом магазине.

Но все равно масса злонамеренных лузеров считала, что в «Товарах левой руки» имеется все для создания своей собственной империи зла, — и Берт Декер с радостью предоставлял им возможность расплачиваться за эти иллюзии деньгами.

Мы с Мёрфи вошли внутрь — справа от нас была витрина с социально дезориентирующими грибами, слева резервуар с тритонами («ВЫРВИ СЕБЕ НАХРЕН ГЛАЗА» — гласила надпись) — и обогнули большой стеллаж с полулегальными наркотическими снадобьями.

Декер был мерзким сморщенным субъектом. Весил он не больше нормы, но кожа его слишком одрябла со времен пухлощекой юности, и он чересчур много времени проводил в соляриях. Безупречно холеный вид, радикально черные, мелированные серебром волосы — все это напоминало крышу от «роллс-ройса», нахлобученную на «фольксваген-жук». В черных глазах-бусинках не было ни намека на тепло. Увидев меня, Декер нервно облизнул губы.

— Привет, Берт, — поздоровался я.

В магазинчике топтались еще несколько покупателей, и ни один из них не выглядел душечкой. Мёрфи подняла свой значок, демонстрируя его всем присутствующим.

— У нас имеются кое-какие вопросы, — сказала она.

С таким же успехом она могла закричать: «Пожар!» Лавочка опустела.

Мёрфи прохаживалась мимо стойки с уцененными порнодисками, и плащ ее слегка распахнулся — ровно настолько, чтобы стала видна наплечная кобура. Она взяла один диск, посмотрела на него и бросила на пол.

— Господи Иисусе, ненавижу продавцов подобной дряни.

— Эй! — крикнул Берт. — Вы его сломали, покупайте!

— Что ж, ладно, — пожала плечами Мёрфи.

Ухмыляясь, я навалился на прилавок, за которым стоял Берт. Вторжение в его личное пространство. Его одеколон был так крепок, что мог задерживать пули.

— Берт, — сказал я, — давайте сделаем по-простому, о'кей? Расскажите мне все, что вам известно о Каине.

Взгляд Декера сделался бессмысленным, замороженным. Как у рептилии.

— О Каине?

Я ухмыльнулся еще шире:

— Крупный парень, волосы нечесаные, неопрятный, в мокрых штанах — обоссался. Он заключил сделку с женщиной на гелиотропы, и вы ему помогли.

Мёрфи остановилась у витрины с маленькими жеодами дымчатого кварца. Кристаллы были почти черными, с лиловыми прожилками, и стоили немало — пару сотен баксов каждый.

— Я ни с кем не обсуждаю своих клиентов, — заявил Декер. — Это вредит бизнесу.

Я оглянулся на Мёрфи.

— Берт, мы знаем, что ты с этим связан.

Она посмотрела на меня, вздохнула — и скинула с полки один кристалл. Он разлетелся вдребезги.

Декер вздрогнул и начал было возмущаться, но слова замерли у него на губах.

— Знаете, что вредит бизнесу, Декер? — сказал ему я. — Это когда в вашей мелкой колдовской шарашке болтается высокий парень в сером плаще. Клиенты начинают подозревать, что Совет взял их на заметку. Много ли баксов вы на этом сделаете?

Декер таращился на меня бессмысленными жабьими глазенками.

— Упс! — сказала Мёрфи и скинула на пол следующий кристалл.

— Люди попали в больницу, Берт, — продолжил я. — В том числе и Мак, и он был избит на территории, которая по Неписаному Закону признана нейтральной.

Берт оскалился. Это выражало удивление.

— Ага, — кивнул я. Вытащил из-под плаща свой боевой жезл, накачав туда достаточно воли, чтобы вырезанные на нем руны и символы зажглись бледно-оранжевым светом. От жезла тянулся запах дымящегося дерева. — Ты ведь не хочешь, чтобы здесь стало жарко, Берт?

— Я хороший коп, — громко сообщила Мёрфи и раскокола еще один кристалл.

— Ладно, — согласился Берт. — Господи Иисусе, да прекратите вы или нет? О'кей. Ладно, скажу, но вам это не понравится.

— Я плохо переношу разочарования, Берт. — И я прикоснулся раскаленным посохом к прилавку. — Правда, весьма скверно.

Берт, скривившись, уставился на расплывшееся по прилавку обугленное пятно.

— Эта баба пришла за гелиотропом. Но все, что я мог ей предложить, — это дерьмо из Южной Дырки в Заднице. А она говорит — хочу, мол, настоящий товар, и озлилась страшно. А я ей — мол, продал остаток последней партии Каину.

— Дамочка тебя достала, — заметила Мёрфи. — И ты отправил ее делать дела с осужденным насильником.

Берт обратил к ней свои жабьи глазенки.

— Как ты узнал, где найти Каина? — спросил я.

— У него здесь дисконтная карта. Он анкету заполнял.

Я перевел взгляд с порнухи на сомнительные снадобья…

— Угу. И что она собиралась делать с гелиотропом?

— А мне похрен, — сказал. Берт. — Это всего лишь бизнес.

— Как она собиралась расплачиваться?

— Я что, похож, нахрен, на видеокамеру?

— Вы похожи на сообщника в злоупотреблении черной магией, Берт, — сказал я.

— Фуфло, — заявил Берт, нагло ухмыляясь. — За мной ничего нет. Я ничего не делал. Вы не сможете ничего доказать.

Мёрфи сурово взглянула на Декера, а потом, нарочито медленно, удалилась из магазина.

Я одарил его лучезарной улыбкой.

— А вот и положительная сторона работы Серым Плащом, Берт, — сказал я. — Доказательства мне не нужны. Мне нужен только предлог.

Берт судорожно дернулся и сглотнул словно жаба.

— Она расплатилась «Визой», — сообщил я Мёрфи, выйдя из магазина. — Медитрина Бассарид.

Заметив мое беспокойство, Мёрфи нахмурилась:

— Что-то не так?

— Ты хоть раз видела, чтобы я расплачивался кредиткой?

— Нет. Я знаю, что с тобой не станет связываться ни одна кредитная компания.

— Ну же, Мёрф, — сказал я. — Это же антиамерикански. Я не заморачиваюсь такими вещами, потому что в моем присутствии магнитная полоска размагничивается через пару часов.

Она нахмурилась:

— Как и вся электроника. И что?

— Итак, если миссис Бассарид до смерти запугала Каина своей магией… — начал я.

— То почему она пользуется кредитной картой? — подхватила Мёрфи.

— Потому что, вероятно, она не человек, — сказал я. — Нелюди, если захотят, умеют высвобождать силу, ничего при этом не ломая. Это объясняет и то, почему Каин перепуган до смерти, когда она, видимо, всего-навсего собиралась преподать ему урок.

Мёрфи нецензурно выругалась.

— Но если у нее имеется кредитная карта, ее можно отследить.

— В определенной степени, — кивнул я. — Сколько тебе нужно времени, чтобы что-то нарыть?

Она пожала плечами:

— Там будет видно. Как выглядит эта стерва?

— Иссиня-черные волосы, зеленые глаза, длинные ноги, огроменные сиськи, — сказал я.

Мёрфи одарила меня удивленным взглядом.

— Цитирую, — скромно пояснил я.

Уверен, она с трудом сдержала улыбку.

— Что собираешься делать?

— Вернусь к Маку, — сказал я. — Он мне одолжил ключ.

Мёрфи посмотрела на меня с подозрением:

— Он в курсе, что там было с пивом?

Я прижал руку к груди, изображая смертельно раненного.

— Мёрфи, он друг.


Пробормотав заклинание и взмахнув рукой, я зажег свечи и осмотрел помещение Макова паба. В зале царил хаос. Стулья опрокинуты. Соль из сломанного шейкера рассыпана по полу. Стулья не пострадали, а вот табличка с надписью «НЕЙТРАЛЬНАЯ ТЕРРИТОРИЯ» была разбита и валялась на полу у двери.

Пожалуй, это любопытная деталь.

За баром, где у Мака располагались холодильники и дровяная плита, все было чисто и аккуратно, как в операционной, разве что плита не вытерта да грязная посуда в раковине. Гм, ни единой, самой малюсенькой, зацепки.

Я покачал головой и направился к раковине. Воззрился на посуду. Потом стал разглядывать пустые шкафчики для хранения всякой всячины под барной стойкой, где еще оставалась пара ящиков пива. Я открыл холодильник и осмотрел еду — желудок бурно выразил свое возмущение. Там было немного мясной нарезки. Я сделал себе сандвич, чтобы лучше думалось. Жевание благотворно влияет на мыслительные процессы.

Увы, ничего интересного в голову не пришло.

Я помыл посуду в раковине, хмурясь и прокручивая в голове все, что тут случилось. Дальше легких проблесков я не продвинулся, но вдруг меня осенило.

Под барной стойкой на самом деле было не так уж много пива.

Я закончил мыть посуду, размышляя над этим. А раньше его тут было много? Нет. Я забрал домой полупустой ящик. Другие два стояли там, где я их оставил. Но Мак обычно держал там легион пивных бутылок.

Так почему же сейчас ящиков только два?

Я прошел к концу стойки, неотвязная мысль все кружилась в голове, но я никак не мог ее ухватить. В дальнем углу у Мака располагался маленький офис. Там стояли письменный стол, деревянный стул да пара шкафов для документов. На стене над столом были вывешаны лицензии на общественное питание и напитки.

Я присел за стол и открыл шкафы. Начал просматривать документы Мака и его расходные книги. Чертовски бестактно, не спорю, но я должен выяснить, что происходит, пока все не стало еще хуже.

Вот что мне не давало покоя — все может стать еще хуже. Я вполне мог представить смертного чародея, которым движет мелочная злоба, жадность или какие-нибудь еще низменные побуждения, чтобы разгромить бар Мака. Люди могут быть на удивление мелочными. Но нелюди… это уже другая история.

Тот факт, что Бассарид имела кредитную карту, означал, что она действовала методично. Я хочу сказать — не можете же вы взять и сотворить что-то прямо из воздуха. Ей потребовалось время, чтобы создать себе личность. Такая дальновидность указывала на программу, план, цель. И этот план и цель — отнюдь не беспорядки в чикагском баре, нейтральная он там территория или нет. Когда твари из Небывальщины скрытно проникали в общество смертных, они обычно ставили перед собой грандиозно-злодейские цели.

Происходит нечто большее. Бар Мака был, вероятно, лишь одним из пунктов в плане Бассарид.

Или, возможно, стартовой площадкой.

Чародеем Мак не был, но в сообразительности ему не откажешь. Чтобы добраться до пива в его присутствии, понадобилось бы нечто посерьезнее дешевых трюков, и, готов поспорить, Мак разработал не один способ выяснить, вторгался ли кто-то в бар в его отсутствие. Значит, если кто-то хотел добраться до пива, то нужно было отвлечь внимание.

Для этого и потребовался кто-то вроде Каина.

Он ведь заключил сделку с Бассарид — полагаю, он отдал ей гелиотроп в обмен на неприятности для Мака. К примеру: она устраняет Мака, получает за это гелиотроп, и баста — конкурент в нокауте.

Вот только смысла в этом не слишком много. Гелиотроп не так уж и сложно раздобыть. Зачем кому-то, обладающему серьезной магической силой, оказывать одолжение Каину, чтобы получить кристалл?

Потому что, вполне возможно, Каин был шестеркой, он просто отвлекал внимание — для того, кто попытался бы пойти по следу Бассарид. Что если Бассарид выбрала кого-то, у кого были с Маком давние счеты, чтобы я гонялся за ним, пока она… сделает то, что она там задумала сделать с оставшейся частью Макова пива.

Так вот в чем дело, блин-тарарам!

Мне потребовались полтора часа, чтобы отыскать что-нибудь ценное в бумагах Мака, — первой была книга. Настоящая старинная книга в кожаном переплете. По-видимому, это был дневник, написанный с использованием какого-то шифра.

Весьма интересно, но на данный момент не слишком актуально.

Еще я нашел чек на чертову уйму денег, вместе с перечнем того, что было продано — пиво, представляющее все разнообразие воистину божественных рецептов Мака. Кто-то в «Уорлдклас лимитед» выложил чертову уйму бабок за весь наличный запас.

Я подошел к телефону и позвонил Мёрфи.

— Так кто купил зловредное пиво? — поинтересовалась она.

— Пиво само по себе не зло. Оно жертва. И название компании «Уорлдклас лимитед» мне ничего не говорит.

Мёрфи, видимо, полезла в Интернет — я услышал щелканье клавиш.

— Поставщики провизии, — сказала она мгновение спустя. — Высшего качества.

Я представил себе тот хаос, который может начаться на чьей-нибудь свадьбе или, допустим, бар-мицве, и меня пробрала дрожь.

— Блин-тарарам, — выдохнул я. — Мы должны выяснить, куда было отправлено пиво Мака!

— Ей-богу, Холмс! — Мёрфи сказала это тем же самым тоном, каким я говорю: «А то!»

— Ага. Извини. Что удалось выяснить о Бассарид?

— Почти ничего, — вздохнула Мёрфи. — Мне потребуется не один час, чтобы пробить информацию по ее кредитной карте.

— Времени нет, — сказал я. — Копы ее не волнуют. Кем бы она ни была, она все спланировала так, чтобы ее злодейский замысел не раскрыли такие, как я.

— Ладно, разберемся, — буркнула Мёрфи. — Перезвоню позже.

Что она и сделала.

— Поставщики недоступны, — сообщила она. — Они сейчас работают в частных ложах на игре «Буллз».


Я помчался к стадиону «Юнайтед-центр».

Мёрфи могла бы дунуть в свисток и вызвать поддержку, но она этого не сделала. Полицейские, которые уже на арене, скорее всего окажутся первыми, кто вмешается в схватку, а если они это сделают, то, вероятно, пересекутся с Бассарид. И чем бы она там ни была, это окажется вовсе не тем, с чем они в состоянии справиться.

Тогда она скроется или, что гораздо хуже, один из копов может быть убит. Так что нам с Мёрфи надо поторопиться и сцапать плохого парня прежде, чем она, так сказать, спустит курок на полицейский департамент Чикаго.

До игры оставалось полчаса, улицы были запружены толпами народа. Я припарковался перед гидрантом и пробежал полмили до «Юнайтед-центр», где тысячи людей втискивались на стадион. По дороге я приобрел у перекупщика билет, отвалив за это немыслимые бабки и полностью опустошив свои карманы, и заработал миллионы сердитых взглядов от фанатов «Буллз», пока совершал обманные маневры и нырял, протискиваясь в толпе болельщиков, чтобы добраться до входа как можно быстрее.

Оказавшись внутри, я побежал по самому глубокому уровню нижнего яруса, где вокруг выходов на арену располагались торговые палатки и туалеты — сейчас это был наиболее забитый людьми уровень, — и здесь же имелись входы в самый дорогой ярус частных лож. Я начал стучаться в запертые двери. В первых нескольких ложах никто не ответил, следующую дверь открыла блондинка в дорогом деловом костюме с таким шикарным декольте, что сразу стало ясно: здесь ждут кого-то посолидней, чем частный детектив средней чародейской руки.

— Кто вы? — удивилась она.

Я помахал перед ней удостоверением консультанта полиции, слишком быстро, чтобы его можно было рассмотреть.

— Департамент алкоголя, табака и огнестрельного оружия, мэм, — заявил я официальным тоном, который походил на мой собственный голос, только звучал ниже и помпезнее. Такие интонации я слышал у всех этих парней из правительства. — К нам поступил сигнал об испорченном пиве. Я должен проверить ваш бар, посмотреть, есть ли там пиво из бракованной партии.

— О, конечно, — сказала она, отступая внутрь и всем своим видом выражая готовность к сотрудничеству. Я бы посчитал ее чьей-то секретаршей.

Я просочился в помещение и приблизился к бару, выискивая бутылки и открывая ящики, пока не обнаружил одиннадцать темно-коричневых бутылок с простенькими крышечками, на которых была выгравирована буква «М» — фирменный знак Мака.

Повернувшись, я увидел, что блондинка протягивает мне дрожащей рукой полупустую бутылку пива — двенадцатую по счету. Зрачки ее были немного расширены.

— Ой. У меня будут неприятности?

Пожалуй, неприятности будут как раз у меня. Я осторожно взял у нее пивную бутылку и поставил вместе с остальными.

— Вы не чувствуете себя… э-э… больной или что-то типа того? — спросил я, отступая к двери так, будто она шла на меня с бейсбольной битой.

Блондинка покачала головой, дыхание у нее участилось. Ее наманикюренные ногти прошлись вдоль V-образного выреза блузки.

— Я… я думаю, вы понимаете. — Лицо ее вспыхнуло. — Я вся в ожидании… игры.

— Ага, — сказал я осторожно.

Взгляд ее внезапно потеплел и сделался очень откровенным. Я не знаю, что это в точности было, но ее вдруг наполнила та сила, которая свойственна женщинам и не имеет ни малейшего отношения ни к магии, ни к чему-либо, что продуцирует оную. Судя по ощущениям, температура в комнате подскочила градусов на десять.

— Может, вам следует меня осмотреть, сэр?

У меня внезапно возникла новая мысль относительно того, от чего именно защищался Мак бейсбольной битой.

Для него это обернулось скверно.

Блин-тарарам! А я-то думал, что знаю, с чем мы имеем дело.

— Потрясающая идея, — сказал я. — Вы оставайтесь здесь и располагайтесь поудобнее. Я только прихвачу что-нибудь на десерт и тут же вернусь.

— Ладненько, — проворковала она. Ее пиджак соскользнул с плеч на пол. — Не задерживайтесь!

Я улыбнулся ей — надеюсь, с подобающей случаю страстностью — и ретировался. После чего захлопнул дверь, проверил дверной косяк и сконцентрировал свою волю в правой ладони. А потом устремил взгляд на край двери и прошептал: «Forzare».

Дверь перекосилась с металлическим скрежетом. Если повезет, то теперь на то, чтобы ее открыть, у пары парней с ломиками уйдет час или два, — и мисс Большие Сиськи впадет в ступор раньше, чем успеет причинить себе какой-либо вред.

Мне потребовалось заглянуть еще в три двери, чтобы отыскать кого-либо из персонала «Уорлдклас лимитед» — молодого человека в темных слаксах, белой рубашке и черном галстуке-бабочке. Он спросил, чем может быть мне полезен.

Я снова помахал удостоверением:

— Мы получили сообщение, что партия товара, закупленного вашей компанией для этого события, бракованная. Полиция Чикаго уже едет сюда, а пока мне нужна ваша помощь, чтобы изъять бутылки, иначе существует опасность, что кто-нибудь отравится.

Молодой человек нахмурился:

— Разве это не Бюро?

— А?

— Вы сказали Департамент алкоголя, табака и огнестрельного оружия. Это — Бюро, а не Департамент.[20]

Блин-тарарам. И ведь надо же было именно сейчас наткнуться на кого-то, кто способен соображать.

— Я могу еще раз взглянуть на ваше удостоверение? — спросил он.

— Послушайте, приятель, — сказал я. — Вы получили партию испорченного пива. Если не изъять ее вовремя, люди заболеют. Ясно? Копы уже в пути, но если народ сейчас примется лакать пиво, добром это не кончится.

Он хмуро на меня смотрел.

— Береженого Бог бережет, верно? — подбодрил я его.

Очевидно, его способность соображать касалась только дурацких вопросов, которые он задавал чародеям, действующим из самых благих побуждений, а на прочие области никак не распространялась.

— Хм-м, вам, наверное, надо решать это с моим боссом.

— Тогда отведите меня к нему, — сказал я. — Немедленно.

Парень, может, и был нерешительным, но медлительным его назвать было нельзя. Мы поспешили сквозь многочисленные толпы в одно из рабочих помещений, которое его компания использовала в качестве склада. Тут и там мелькали люди в белых рубашках — они толкали тележки или волокли охапки всякой всячины: и крекеры с сыром, и бутылки вина. Дюжина пустых деревянных ящиков Мака была сложена у стены.

Мой гид привел меня к измотанной с виду женщине, нетерпеливо его выслушавшей и оборвавшей на полуслове.

— Знаю, знаю, — резко бросила она. — Слушайте, я скажу вам то же, что сказала сержанту Мёрфи. Городской санитарный врач сейчас здесь, и они занялись проверкой. Я не намерена терять свой контракт со стадионом из-за беспредметной паники.

— Вы уже говорили с Мёрфи? — переспросил я.

— Пять минут назад. Послала ее к женщине из города, туда, за арену.

— Высокая женщина? — спросил я холодея. — Иссиня-черные волосы? И, хм-м, весьма грудастая?

— Так вы ее, выходит, знаете? — Начальница покачала головой. — Послушайте, я занята.

— Да, — сказал я. — Спасибо.

Я выбежал обратно в коридор и помчался к указанным помещениям. На бегу я вытащил боевой жезл. Оставалось лишь надеяться, что я успею вовремя, чтобы спасти Мёрфи.


Несколько лет назад я дал Мёрфи своего рода ключ от своей квартиры. Это был маленький амулет, который позволял ей проходить сквозь магическую защиту моего жилища. Я не счел нужным ставить ее в известность, что у этой штуковины есть и другое назначение, — я хотел, чтобы у Мёрф было что-нибудь из того, что принадлежит мне лично и позволит при необходимости ее найти. А говорить я ей не стал потому, что сама эта идея показалась бы ей оскорбительной.

Я быстренько забежал в мужскую уборную: меловой круг на полу, заклинание, и я тут же понял, где ее искать. Оказывается, я уже успел пробежать мимо места, где она была, и теперь направился обратно к нужной двери. На мгновение я задумался, а не снести ли эту дверь с петель? Устроить эффектное появление — «страх и трепет».

Конечно же, большую часть таких фокусов вряд ли стоит демонстрировать посреди заполненного людьми стадиона, причем с каждой секундой толпы болельщиков все прибывали. Возможно, я бы вдребезги разбил стекла в этой ложе, а это отнюдь не безопасно для тех, кто сидит на трибуне ниже. Я попробовал открыть дверь — просто так, на всякий случай, и…

Она открылась.

Вот черт… Я бы предпочел более эффектное появление.

Я вошел и оказался в обалденно шикарной обстановке: полумрак, мохнатые ковры, кожаные диваны, на столике сервированы всякие закуски, бар с напитками, а еще я смог разглядеть двух женщин на кожаном двухместном диванчике.

Они обе посмотрели на меня, когда я закрывал за собой дверь. Выражение лица Мёрфи было в лучшем случае неопределенным, взгляд затуманенный и расфокусированный, зрачки расширены так, что почти не виден синий цвет радужки, а губы чуть припухли от поцелуев. Она увидела меня, и на этих губах медленно расплылась весьма чувственная улыбка.

— Гарри, это ты.

Другая женщина одарила меня улыбкой столь же чувственной, но гораздо более хищной. У нее были волосы до плеч, такие черные, что они словно сияли в окружающей темноте, отливая синевой. Глаза — зеленые с золотом, яркие и проникновенные. На ней была серая юбка от делового костюма, жакет скинут, пуговицы на блузке почти все расстегнуты — вид на грани приличия. Во всем остальном она была именно такой, как описывал Берт Декер, — величественной и прекрасной.

— Так, значит, — проговорила она чуть с хрипотцой, глубоким грудным голосом, — это и есть знаменитый Гарри Дрезден.

— Уг-мм, — невнятно, как пьяная, пробормотала Мёрфи. — Гарри. И его жезл. — Она хихикнула.

Боже ты мой, она именно хихикнула.

— Мне он нравится, — заявила брюнетка. — Сильный. Умный.

— Ага, — сказала Мёрфи. — Я уже так давно его хочу. — Она снова захихикала. — Его и его жезл.

Я направил упомянутый жезл на Медитрину Бассарид:

— Что вы с ней сделали?

— Я? Ничего, — сказала женщина.

Лицо Мёрфи вспыхнуло.

— Пока.

Женщина издала двусмысленный смешок, играя волосами Мёрфи.

— Мы к этому идем. Я просто разделила с ней объятие бога, чародей.

— Я как раз собиралась надрать тебе за это задницу, — сообщила Мёрфи. Она озиралась по сторонам, и я заметил, что разбитая лампа валяется на полу, а столик, на котором эта лампа стояла прежде, опрокинут — свидетельство того, что без драки не обошлось.

— Но мне так хорошо сейчас… — Взгляд ее затуманенных голубых глаз остановился на мне. — Гарри, иди, присядь с нами.

— Непременно, Гарри, — промурлыкала женщина. — Мы дивно проведем время. — Она извлекла откуда-то бутылку Макова пива. — Выпей с нами.

Единственное, чего мне действительно сейчас хотелось, — это пиво Мака. Вот блин.

Но я не это имел в виду. Это совсем не то. Я сказал себе очень твердо, что все идет неправильно. Даже если Кэррин ухитрилась каким-то образом сделать так, что ее наплечная кобура выглядит как нижнее белье.

Или, может, дело во мне.

— Медитрина была римской богиней вина, — сказал я. — А бассариды — это другое название прислужниц Диониса. — Я кивнул на пиво в ее руке и сказал: — Я думал, что менады были винными снобами.

Губы женщины растянулись в широкой, неподдельной улыбке, а зубы у нее были просто идеально белые.

— В любом веселящем дух напитке — божественный дух, смертный.

— Так вот с чем их связывает духовный канал, — проговорил я. — С Дионисом. С богом кутежей и экстатического неистовства.

— Разумеется, — кивнула менада. — Смертные забыли истинное могущество бога. Пора им напомнить.

— Если вы собираетесь поганить напитки, так почему бы не начать с самого крупного паба на стадионе? Так вы могли бы добраться до чертовой уймы народа.

Она иронически усмехнулась:

— Пиво, механически сваренное в котлах размером с дом, которое после этого подают охлажденным? В нем нет души. Оно вообще не достойно именоваться пивом.

— Дошло, — сказал я. — Вы пивной сноб.

Она улыбнулась, и ее дивные зеленые глаза встретились с моими.

— Мне нужно было что-то настоящее. Что-то, что мастер создавал с любовью и гордился тем, что создал.

А вот это действительно имело смысл — с технической точки зрения. Магия есть во многом, в том числе и в эмоциях. Стоит вам начать массовое производство, и вы — по самой природе процесса — утрачиваете чувство личной причастности, которое могли бы иметь к тому, что сделано своими руками. Если рассматривать ситуацию с точки зрения менады — у фабричного пива нет ничего, во что она могла бы запустить магические зубы, никакой основы, на которую можно наложить ее запутанные чары.

Пиво Мака, конечно, готовилось с гордостью — настоящей, личной гордостью, я имею в виду, а не корпоративной гордостью официального представителя.

— Зачем? — спросил я ее. — Зачем вы вообще это делаете?

— Вряд ли я одинока в своих действиях, чародей, — ответила она. — Все дело в том, кто я.

Я нахмурился и наклонил к ней голову.

— Смертные забыли богов, — сказала она, и в голосе послышались грозовые нотки подступающего гнева. — Они полагают, что Белый Бог вытеснил прочих богов. Но они здесь. Мы здесь. И мне так же поклонялись в свое время, смертный.

— Может, вы и не в курсе, — заметил я, — но большинству из нас это до лампочки. Все эти громы и молнии с небес уже давно не эксклюзив.

Она рассердилась, глаза засияли ярче.

— Конечно. Мы удалились и оставили мир вам — и что из этого вышло? За две тысячи лет вы отравили и изнасиловали Мать Землю, давшую вам жизнь. Вы уничтожили леса, загрязнили воздух и затмили колесницу самого Аполлона зловонием ваших кузниц.

— Поэтому вызвать массовые беспорядки на игре «Буллз» будет самое оно? — спросил я.

Она широко улыбнулась, демонстрируя острые клыки.

— Мои сестры годами устраивали футбольные матчи на континенте. Мы расширяем полномочия. — Она отхлебнула из бутылки, обхватив губами горлышко, и убедилась, что я это заметил. — Умеренность. Это отвратительно. Нам бы следовало задушить Аристотеля в колыбели. Алкоголизм! Подумать только, именовать бога недугом.

Она оскалила на меня зубы:

— Необходимо преподать урок.

Мёрфи задрожала, выражение ее лица сделалось неприятным, взгляд голубых глаз сосредоточился на мне.

— Прояви свое уважение к богу, чародей, — бросила менада. — Пей или присоединишься к Пентею[21] и Орфею.

Греческие парни. Оба были растерзаны менадами и их смертными подружками в оргиях экстатического неистовства.

Мёрфи тяжело дышала, щеки ее пылали, в глазах горели вожделение и неистовство. И она смотрела прямо на меня.

Блин!

— Делаю встречное предложение, — проговорил я спокойно. — Развейте чары на пиве и уезжайте из моего города прямо сейчас, а я не отправлю вас по почте обратно в Эгею дюжиной нашинкованных кусков.

— Если ты не хочешь чтить бога в жизни, — сказала Медитрина, — то будешь чтить его в смерти.

Она вскинула руку, и Мёрфи бросилась ко мне, завывая от ярости.

Я удрал.

Не поймите меня превратно. Я повидал в жизни чертову уйму орущих атакующих монстров. Но ни один из них не был маленьким, белокурым и симпатичным и не находился под властью той, что и впрямь могла оказаться самой настоящей богиней. Все-таки мой выбор был ограничен. Мёрфи явно пребывала не в своем уме. У меня имелся жезл, но я не собирался убивать ее. И сходиться с ней врукопашную не хотел тоже. Мёрфи давно изучает боевые искусства, особенно она хороша в захватах, и если до этого дойдет, результат у меня окажется не лучше, чем у Каина.

Я выскочил из комнаты в коридор до того, как Мёрфи успела поймать меня и выкрутить руку в стиле Эшеровских композиций. Где-то позади меня раздался звук бьющегося стекла.

Мёрфи следовала за мной по пятам, и я, повернувшись, активировал свой браслет-оберег, стараясь наклонить его под таким углом, чтобы ее не травмировать. Мой щит вспыхнул серебристо-голубым, и Мёрфи, натолкнувшись на него, отскочила так, будто это была твердая сталь. Медитрина следовала за нею, сжимая разбитую бутылку, белки ее глаз резко контрастировали с ярко-зеленым цветом радужки, а лицо озарялось экстатическим восторгом, от которого бросало в дрожь. Последовали три молниеносных грациозных движения — я сумел увернуться только от одного. Подбородок и правую руку пронзила жгучая боль, мой жезл полетел по коридору, отскакивая от ног проходивших мимо людей.

В плане боевых искусств мне, конечно, до Мёрфи далековато, но и полным неумехой меня тоже не назовешь, а еще, что гораздо важнее, в жизни мне не раз приходилось несладко. В школе, где ты постоянно получаешь тяжелые удары, учишься быстро, и такие уроки уже никогда не забыть, они сидят у тебя в печенках. Увернувшись от удара, я перевел импульс в кручение и сделал подсечку. Богиня она там или нет, но эта менада была в два раза легче меня, и я сшиб ее с ног.

Но тут Мёрфи застала меня врасплох, заехав ногой по ребрам с такой силой, что я взвыл от боли, решив, что грудная клетка треснула, а она в этот момент произвела захват — обездвижив мою руку прежде, чем я смог этому помешать. Будь это моя правая рука, за последствия я бы не поручился, но она схватила меня за левую руку, и я активировал браслет-оберег — защитная оболочка чистой кинетической энергии заставила ее убрать руки.

И чхать мне на то, сколько там уроков айкидо вы брали, — все равно они не научат вас тому, как разобраться с силовыми полями.

Выкрикнув «Forzare!», я усилием воли приподнял большой пластиковый мусорный бак и запустил его в Мёрфи. Бак врезался в нее и отпихнул от меня; я стал отступать. Медитрина уже поднялась на ноги и приближалась ко мне; бутылка поблескивала.

Она оттеснила меня к прилавку с пивом, перегораживавшему холл, и я успел выставить щит до того, как она метнула в меня свое импровизированное оружие. Стекло разбилось о щит, порезав ей руку, — швыряться бутылками всегда рискованно. Но сила удара оказалась достаточной — она передалась через щит, и я врезался спиной в прилавок. Как раз в этот момент какой-то парень пытался унести поднос с пластиковыми стаканчиками, он отскочил, пиво перевернулось, и меня с ног до головы окатило этим пойлом.

Мёрфи наскочила на меня, захватив мою левую руку, Медитрина тем временем вцепилась мне ногтями в лицо, и обе вопили, как баньши.

Я едва успел зажмуриться — острый ноготь задел глаз, но когда руки Медитрины — горячие, ужасающе сильные руки — сомкнулись у меня на горле, я понял, что это дает мне шанс.

Я прохрипел: «Forzare!» — и вытянул правую руку, ухватившись за тонкую цепь, которая удерживала с одной стороны вывеску, висящую над стойкой с пивом позади меня.

Тяжелая деревянная вывеска, написанная огромными яркими буквами: «ПОЖАЛУЙСТА, ПЕЙТЕ ОТВЕТСТВЕННО», качнулась по дуге и с силой заехала Медитрине по голове, сработав, как гигантский кулак. Менада отцепилась от меня, а ее ногти прочертили алые линии у меня на горле.

Мёрфи потрясенно подняла глаза, и я потянул изо всех сил. Я должен был сделать так, чтобы она оказалась в нужном месте до того, как до нее дойдет, куда подевалась Медитрина. Я почувствовал, как что-то хрустнуло — большой палец вышел из сустава, и я взвыл от боли. Но вывеска как раз качнулась назад, хотя и с меньшей силой, и вмазала Мёрфи по макушке.

А потом на нас налетела чертова уйма людей, и прибежали копы.


Пока копы меня арестовывали, мне удалось их убедить, что с пивом Мака сотворили нечто скверное. Они связались с фирмой, обслуживающей игру, и изъяли всю партию порченого пива — его успели попробовать лишь считанные единицы. Были некоторые проявления неадекватного поведения, но больше никто не пострадал.

Впрочем, лично мне это не принесло ничего хорошего. В конце концов я ведь весь пропитался «Будвайзером» и напал на двух привлекательных женщин. Я отправился в полицейский вытрезвитель, что разозлило меня главным образом потому, что я так в итоге и не получил свое треклятое пиво. Мало того, я заплатил бешеные бабки за билет, а игру так и не посмотрел.

Нет в мире справедливости!

Мёрфи вернулась утром, чтобы меня выпустить. У нее красовался синяк под глазом и алел кровоподтек на скуле, оставленный вывеской.

— Итак, я сразу хочу кое-что прояснить, — заявила Мёрфи. — После посещения «Товаров левой руки» мы отправились по следу на игру «Буллз». Там столкнулись с этой менадой, была драчка, и я вырубилась.

— Н-ну, — сказал я.

Говорить что-то еще и впрямь не было никакого смысла. Паленое пойло начисто стерло ее память об этом вечере. А правда только напрасно обеспокоила бы ее.

Черт подери, она беспокоила и меня — и куда как сильнее, чем мне хотелось бы думать.

— Ну, Бассарид из больницы исчезла, — сообщила Мёрфи. — А значит, она не придет в суд, чтобы выдвинуть обвинения. И, принимая во внимание, что ты работал со мной над расследованием, и потому что несколько человек сообщили о побочных эффектах, похожих на действие рогипнола[22] или чего-то в этом роде, и потому что именно ты заставил полицейских изъять остальные бутылки — мне удалось снять с тебя обвинения в уголовном преступлении. Осталось только обвинение в том, что ты напился и учинил беспорядки.

— Угу, — вяло хмыкнул я.

— Могло быть и хуже, — заметила Мёрфи. Она помолчала, разглядывая меня. — Погано выглядишь.

— Спасибо, — сказал я.

Она серьезно на меня посмотрела. Потом улыбнулась, встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

— Ты хороший человек, Гарри. Давай подвезу тебя домой.

По пути к ее машине я все время улыбался.

РАНЫ ЛЮБВИ

(Перевод Г. Мурадян, Е. Барзовой)

Из сборника «Песни любви и смерти» под редакцией Джорджа Р. Р. Мартина и Гарднера Дозуа.


Действие происходит между событиями «Продажной шкуры» и «Перемен».


Гарднер Дозуа может похвастаться целой пачкой наград за его сборники, потому что они у него классно получаются, и я принял его приглашение поучаствовать в антологии, первоначально называвшейся «Роковые любовники», над которой он трудился вместе с Джорджем Р. Р. Мартином. Я с энтузиазмом взялся за работу, однако найти отправную точку для истории оказалось не так-то просто, поскольку Гарри Дрезден вполне рискует оказаться в тройке лучших абсолютно-не-роковых любовников во всей современной фэнтези. Как же мне впихнуть его в историю вроде этой?

Ответ: Поместить в гущу событий рядом с Мёрфи, когда вроде бы случайные любовные заклятия распространяют безумие по всему городу. После этого все, что мне оставалось, — это использовать его обычную везучесть и дико хохотать, набирая текст.

Название сборника изменилось на «Песни Любви и Смерти» уже после того, как я написал свой рассказ, что, наверное, и к лучшему. Иначе мне, возможно, пришлось бы — чтобы не выйти из темы — попытаться каким-то образом присобачить к этому битву групп в стиле дэт-метал. Такого не заслужил никто.


Показывая на трупы, Мёрфи сказала:

— Раны любви.[23]

Я пролез под лентой, огораживающей место преступления, и вошел в квартиру. Здесь пахло кровью и смертью. Юмор висельника просто напрашивался.

Мёрфи стояла там и смотрела на меня. Она не предложила никаких объяснений. Стало быть, хочет услышать непредвзятое мнение консультанта отдела специальных расследований полицейского департамента Чикаго — то есть меня, Гарри Дрездена. Насколько мне известно, я — единственный чародей на планете, получающий значительную долю своего дохода за работу на силы правопорядка.

Я остановился и осмотрелся вокруг, проводя инвентаризацию.

Итак: два обнаженных тела, мужское и женское, сплелись в любовном объятии. Один маленький пистолет, незаконный в Чикаго, покоится в обмякших пальцах женщины. Два огнестрельных ранения в висок, по одному на каждого. Брызги крови образовали два пересекающихся конуса, еще больше крови впиталось в ковер. Тела чертовски смердели. После смерти с ними произошли некоторые весьма не романтические перемены.

Я прошел чуть подальше и огляделся. Где-то в квартире крутилась старая пластинка группы «Квин». Фредди задавался вопросом, кто хочет жить вечно. Пока я слушал, песня закончилась и через несколько секунд заиграла сначала, ностальгически поскрипывая и потрескивая.

Стены были покрыты фотографиями.

Я не хочу сказать, что на стенах было множество фотографий, как в доме у прабабушки. Я хочу сказать — именно покрыты фотографиями. Целиком. Полностью покрыты бумагой.

Я глянул вверх. И с потолком то же самое.

Я медленно обошел комнату, разглядывая, что на фотографиях. И на всех, на каждой из них, — вместе те мужчина и женщина, что лежали сейчас мертвые. Они позировали тут и там и выглядели нереально счастливыми. Я внимательно всматривался в снимки. Изрядное их количество не отличалось ничем, кроме одежды, — почти всюду на этой паре были модные футболки. Как правило, они снимались на фоне тех мест в Чикаго, которые любят посещать туристы. И выглядело все так, будто эта парочка каждый день, снова и снова, устраивала один и тот же экскурсионный тур, коллекционируя одни и те же фотографии.

— Одинаковые футболки, — сказал я. — Кошмар.

Мёрфи в ответ невесело улыбнулась. Мёрфи — миниатюрная и мускулистая, волосы у нее светлые, а носик пуговкой. Я бы сказал, что она столь прелестна, что я бы с удовольствием положил ее себе в карман, но попытайся я это сделать, она тотчас же сломала бы мне руку. Мёрф владеет боевыми искусствами.

Она молча выжидала.

— Еще одно самоубийство по договоренности. Уже третье в этом месяце. — Я показал на снимки. — Хотя те две пары не были настолько задвинутыми. Или, хм, in medias res.[24] — Я пожал плечами и, имея в виду эти маниакальные снимки, добавил: — Дурдом какой-то.

На это Мёрфи только чуть приподняла бровь.

— Напомни-ка мне — сколько мы тебе платим за консультации, Шерлок?

Я поморщился.

— Да-да, конечно… — Немного помолчав, я спросил: — А как их звали?

— Грег и Синди Бардалаки, — ответила Мёрфи.

— Что ж, вроде бы эти три пары самоубийц никак друг с другом не связаны, но сценарии смерти очень похожи. Теперь мы переходим к иррациональному и маниакальному поведению как предвестнику… — Я нахмурился. Гм… Просмотрев еще разок снимки, я подошел осмотреть тела.

— Ух ты! — пробормотал я. — Блин-тарарам.

Мёрфи выгнула бровь.

— Нигде не видно обручальных колец, — сказал я. — И никаких свадебных фотографий. И… — Наконец-то я углядел среди множества снимков семейную фотографию в рамке. На ней были оба: и Грег, и Синди вместе с парой постарше, и еще один человек — помоложе.

— О Боже, Мёрф! — воскликнул я. — Они не были супружеской парой. Они брат и сестра!

Мёрфи посмотрела на переплетенные тела. Никаких признаков борьбы явно не наблюдалось. Бокалы для шампанского, пустая бутылка игристого, разбросанная одежда…

— Супружеской — нет, — сказала она. — А парой они были. — Мёрфи мое открытие не поразило. Она себе это уже уяснила.

— Но это-то как раз и объясняет… — сказал я.

— Объясняет что?

— Да вот эти двое. Они были вместе — и находились в невменяемом состоянии, когда это делали. Кто-то вмешался в их разум.

Мёрфи искоса глянула на меня:

— Почему?

Я развел руками:

— Допустим, Грег и Синди столкнулись с Плохим Парнем Икс. И этот Плохой Парень Икс входит в их мозг и вынуждает их дико влюбиться друг в друга и сгорать от страсти. Они не могут совладать с чувствами, которые кажутся абсолютно естественными, но на каком-то уровне осознают: то, что они делают, вовсе не то, чего они на самом деле хотят, и это ненормально, неправильно. Их искаженное сознание вступает в конфликт с их подсознанием. — Я указал на снимки. — Давление все нарастает и нарастает, и они уже не в силах справиться с этим, и — ба-бах! — Я выстрелил в Мёрфи, изобразив пистолет большим и указательным пальцами.

— Если ты прав, то они не покойники, — сказала Мёрфи. — Они жертвы. Большая разница. Чьих это рук дело?

— Без понятия, — сказал я. — А единственное свидетельство, благодаря которому можно было бы подтвердить те или иные догадки, вытекает на пол. Будь у нас выживший, у меня, быть может, и получилось бы всмотреться и увидеть что-то, но поскольку выживших нет, нам предстоит изрядно побегать.

Мёрфи вздохнула и уставилась в пол.

— Два самоубийства по договоренности еще могли бы быть совпадением. Но три — уже перебор, так не бывает. Это больше смахивает на modus operandi.[25] А как насчет вампиров Скави?

Я покачал головой:

— Нет, эти охотятся на одиночек. Такие смерти — не их профиль.

— Так ты хочешь сказать, что мы должны найти некий общий знаменатель для всех жертв? Вот черт, могла бы и сама додуматься.

— Вроде того. — Я вздрогнул и посмотрел на двух других детективов из спецрасследований, находящихся в комнате. Они фотографировали тела, документировали стены, и все в таком роде.

Судмедэкспертов не было. Они не любители терять время на самоубийства эмоционально не уравновешенных, пусть даже и неординарные. Такую грязную работенку они валили на ОСР.

Я понизил голос:

— Если кто-то играет в такие игры, влезая в мозг, Совет, может, что-то об этом и знает. Я попробую что-нибудь разнюхать, начав оттуда. А ты начни отсюда. Будем надеяться, я отработаю свой гонорар, и мы встретимся посередине.

— Идет.

Мёрфи уставилась на тела напряженным, беспокойным взглядом. Она-то знала, каково это — быть жертвой ментальной манипуляции. Я не выказал сочувствия. Она терпеть не могла проявлять слабость, а потому я не хотел, чтобы она поняла, что я что-либо заметил.

Фредди достиг крещендо, возвещая, что любовь должна умереть.

Мёрфи вздохнула:

— Боже милостивый! Вырубит хоть кто-то наконец эту треклятую запись!


— Извини, Гарри, — сказала капитан Люччо. — У нас точно нет орбитальных спутников для обнаружения черной магии.

Я чуток подождал, просто хотел убедиться, что она договорила. Когда на линии сильный чародей, связь между Чикаго и Эдинбургом то и дело обрывается. Я звонил в Эдинбург, где находится штаб Белого Совета чародеев. Анастасия Люччо, капитан Стражей, моя бывшая подружка, готова была сообщить мне ту информацию, что имелась у Совета касательно чикагских интриг — то есть ровным счетом ничего.

— Очень плохо, что у нас их нет, а? — сказал я. — А неофициально — есть кто-нибудь, кто может что-то знать?

— Привратник, возможно. У него дар ощущать проблемные зоны. Только его уже несколько недель никто не видел, что абсолютно в порядке вещей. Но если честно, Страж Дрезден, вообще-то именно вы должны сообщать нам такого рода информацию. — В ее голосе насмешка соседствовала с убийственной серьезностью. — А как по-твоему, что у вас там творится?

— За последние две недели три парочки жутко влюбленных голубков совершили двойное самоубийство, — сказал я. — Последние двое были братом и сестрой. И их поведение в достаточной степени иррационально.

— То есть ты подозреваешь ментальное вмешательство, — процедила она, и я расслышал в ее голосе неприкрытую тоску.

Люччо тоже была когда-то жертвой.

Я невесело улыбнулся. Ведь, помимо всего прочего, ее запрограммировали на то, чтобы быть со мной. Очевидно, в последнее время только таким способом кто-то мог назначить мне свидание.

— Вроде бы вполне обоснованное подозрение. Я дам знать, если на что-нибудь наткнусь.

— Ты там поосторожней, — посоветовала она. — Не впутывайся в опасные ситуации без поддержки. Слишком велики шансы, что тебя могут подставить.

— Вот как? А кто из двоих, ведущих этот разговор, попался на крючок парню, копающемуся в мозгах? — заметил я.

— Туше, — признала Люччо. — Но ему это удалось лишь потому, что мы были чересчур самонадеянными. Так или иначе, не лезь на рожон.

— Буду стараться, — пообещал я.

Повисло неловкое молчание, потом Анастасия спросила:

— Как ты, Гарри?

— Весь в делах, — ответил я. Она уже извинилась, или что-то вроде того, за то, что столь стремительно исчезла из моей личной жизни. Она, впрочем, никогда и не намеревалась играть в ней ведущую роль. Вокруг событий прошлого года бушевало настоящее эмоциональное цунами, и я-то как раз не слишком сильно от этого пострадал. — А ты?

— Вся в делах. — Немного помолчав, она продолжила: — Я знаю, что с этим покончено. Но я рада, что мы были вместе. Это делало меня счастливой. Порой мне…

«…этого не хватает», — мысленно договорил я, ощутив комок в горле.

— Нет ничего плохого в счастье.

— Конечно. Когда оно настоящее. — Голос ее смягчился. — Будь осторожен, Гарри. Пожалуйста.

— Буду, — сказал я.


Я начал искать ответы на свои вопросы у представителей сверхъестественного мира, и в общем-то безрезультатно. У Маленького Народца абсолютно ничего для меня не было, а ведь обычно на них можно рассчитывать. У них слишком короткая память на подробности, и даже про те смерти, которые произошли слишком давно, чтобы это мне что-нибудь дало, я услышал лишь нечто противоречивое и бессвязное.

Несколько ночей я ментально обшаривал город при помощи модели Чикаго в своем подвале — и не получил ничего, кроме головной боли.

Я обзвонил Паранет — это организация тех, кто наделен весьма скромным магическим даром, а потому зачастую становится жертвой более сильных сверхъестественных существ. Теперь они сотрудничали, делясь информацией, обмениваясь действенными методиками, — словом, компенсировали недостаток магических силенок за счет взаимной поддержки при работе в команде. У них тоже ничего для меня не оказалось.

Заглянул и в паб Мак-Энелли, центр сверхъестественной общественной жизни, и задал кучу вопросов. Ответов не было ни у кого. Тогда я взялся за свое окружение, начав с тех, кто, по моему мнению, мог в принципе дать какую-то информацию. Я методично проработал весь список, вычеркивая имена, и теперь оставался только выборочный опрос людей на улицах.

Бывают такие дни, когда я не очень-то чувствую себя чародеем. Или детективом. Или детективом-чародеем.

Для обычных частных детективов такие дни в порядке вещей — выслеживать, вынюхивать и выкапывать информацию и в итоге не находить ничегошеньки. У меня такие дни случаются реже, чем у большинства, благодаря моим способностям у меня больше вариантов — но иногда и я терплю крах.

И самое поганое, что в ближайшее время могут появиться еще жертвы.


Через четыре дня я выяснил лишь одно — ни о какой черной магии в Чикаго никто не знает. Обнаружились только ее остаточные незначительные следы, не столь сильные, чтобы представлять какую-либо опасность (для такого ничтожного, по сути, безвредного злого умысла страж Рамирес придумал термин «тусклая магия»). Имелись также и обычные следы тусклой магии, каковую вполне способен неосознанно, под влиянием темных эмоций, творить тот, кто даже и не подозревает, что обладает магическим даром.

Короче, результат нулевой.

Хорошо хоть у Мёрфи что-то продвинулось.

Иногда упорный труд продуктивнее магии.

Пару лет назад злосчастное влияние Сатурна на Мёрфи несколько усилилось вроде как по моей вине — понижение в должности и все такое, и сейчас ей приходится довольствоваться старым «харлеем». По каким-то причинам она не хотела ездить на мотоцикле, так что оставалась моя машина, всегда (ну или почти всегда) надежный Голубой Жучок, старенький «фольксваген-жук», побывавший со мной в тысяче передряг. Ему не раз приходилось несладко, но он решительно рвался к новым битвам, даже если эта битва — всего-навсего езда без особой гонки и на не слишком большое расстояние.

(Вот только не надо ничего говорить. Он за это уже поплатился.)

Я остановился у белого домика Мёрфи с маленьким розарием, опустил стекло с пассажирской стороны.

— Давай действуй, как эти «Придурки из Хаззарда»,[26] — сказал я. — Дверцу заклинило.

Мёрфи глянула на меня с подозрением. Попробовала открыть дверцу. Та открылась без всяких усилий. Самодовольно ухмыляясь, Мёрфи устроилась на пассажирском сиденье и хлопнула дверцей.

— Работа в полиции сделала тебя циничной, — заметил я.

— Если желаешь пялиться на мой зад, тебе надо для этого хорошенько постараться, как и всем прочим, Гарри.

Я фыркнул и завел машину.

— Куда направляемся?

— Никуда, пока не пристегнешься, — заявила она, застегивая ремень безопасности.

— Это моя машина, — сказал я.

— Нет, это закон. Привлечь тебя к судебной ответственности? Запросто.

Я поразмыслил, что хуже. Мёрфи одарила меня коповским взглядом и вытащила из кармана шариковую ручку.

Я пристегнулся.

Мёрфи лучезарно улыбнулась:

— Спрингфилд. Езжай по И-55.

— Вроде бы это не в твоей юрисдикции, — пробурчал я.

— Если бы мы что-то расследовали, тогда да. Мы едем на ярмарку, — сообщила Мёрфи.

Я с подозрением покосился на нее:

— На свидание, что ли?

— Конечно, если кто-нибудь спросит, — заявила она. И добавила: — Вполне подходящее прикрытие.

— Точно, — кивнул я. Ее щеки чуть порозовели. На этом разговор иссяк.

Я выехал на шоссе, что всегда выглядит забавно на машине, созданной, чтобы гонять по автобану на безумной скорости сто километров в час, и спросил Мёрфи:

— Спрингфилд?

— Ярмарка, — сказала она. — Вот что было общим знаменателем.

Я нахмурился, припоминая даты.

— Эта ярмарка сколько длится? Десять дней?

Мёрфи кивнула:

— Сегодня вечером закрытие.

— Но ведь первая пара погибла двенадцать дней назад.

— Они оба были волонтерами, помогали там все устраивать до открытия. — Мёрфи уперлась пяткой в сиденье и, отвернувшись, хмуро смотрела в окно. — Я обнаружила в квартире второй пары билеты на скибол и дурацкую мягкую игрушку. А Бардалаков остановили за превышение скорости на шоссе И-55, в пяти минутах езды от Спрингфилда и за пределами Чикаго.

— Значит, они вполне могли отправиться на ярмарку, — сказал я. — Или, может, на машине катались, или еще чего.

Мёрфи пожала плечами:

— Все может быть. Но если считать, что это совпадение, это нам ничего не даст и ответа мы не получим. Если же предположить какую-то связь, у нас появится зацепка.

Я не смог сдержать улыбки.

— А говорила, что не любишь читать Паркера.

— Допустим, но это вовсе не значит, что его логика не имеет смысла.

— Ах, ну да.

Мёрфи тяжело вздохнула:

— Ничего лучшего у нас пока нет. Я просто надеюсь, что если ты попадешь на эту ярмарку, то сумеешь уловить что-то, чем бы оно там ни было.

— Ага, — сказал я, вспомнив о стенах, покрытых фотографиями. — Я тоже надеюсь.


Что меня больше всего радует в таких местах, как Спрингфилдская ярмарка, так это запахи. На подобных мероприятиях вы получите такие комбинации запахов, которых больше нигде не найти. Среди них лидируют поп-корн, жареные орешки и фастфуд — здесь всегда можно найти все, что угодно, чтобы закупорить артерии и заработать язву желудка. Хот-доги с чили, пончики, жареные хлебцы, жирная пицца, засахаренные яблоки, о боги! Вредная пища пахнет так потрясающе, что либо это происки дьявола, а может, чего-то столь же трансцендентного, либо Всемогущий и впрямь не хочет, чтобы каждый питался только экологически чистым тофу. Никак не могу решить.

Остальные запахи имеют выборочную локализацию и зависят от места, где вы находитесь. Дезинфектанты и вонь от биотуалетов, выхлопы, горелое масло, смазка, раскаленный асфальт и гравий на парковке, распаренные на солнце тела, лосьон для загара, сигаретный дым и запах пива вокруг некоторых посетителей, едкий, честный запах домашнего скота — там, где выставки животных, где их держат, или там, где катают на пони, — все прямо-таки заполняет ваш нос. Люблю побаловать свое обоняние.

Запахи чаще всего не лгут.

Мы с Мёрфи приступили к методическим поискам ближе к полудню и все ходили и ходили по ярмарке. Это заняло весь день. Спрингфилдская ярмарка — это вам не хухры-мухры.

— Вот черт! — сказала Мёрфи. — Мы тут целый день торчим. Ты уверен, что ничего не унюхал?

— Ничего из того, что мы ищем, — ответил я. — Этого-то я и боялся.

— Чего?

— Такое уже бывало не раз, подобного рода магии — сложной, долговременной, неуловимой, темной — солнечный свет не благоприятствует. — Я поглядел на удлиняющиеся тени. — Через полчасика попробуем снова.

Мёрфи нахмурилась:

— Ты вроде бы всегда говорил, что для настоящей магии не бывает чего-то полезного или вредного.

— Кроме солнечного света.

— Мог бы и раньше предупредить, — неодобрительно фыркнула Мёрфи.

— Чтобы сказать наверняка, надо сперва проверить, — заметил я. — Что, если мы просто не там ищем?

Она снова вздохнула и окинула взглядом ближайшие трейлеры с едой и прилавки с товарами.

— Вот блин. Есть ли здесь хоть что-то, от чего мои джинсы не лопнут по швам?

Я ухмыльнулся:

— Скорей всего нет. Как насчет хот-дога и пончиков?

— Скотина, — окрысилась Мёрфи. И добавила: — О'кей.

Еще не расправившись со вторым хот-догом, я понял, что за нами кто-то шпионит.

Я постарался не выдать своего торжества, откусил еще кусок сосиски и заметил:

— А может, все-таки мы не ошиблись?

Мёрфи отыскала, где продаются индюшачьи ножки. Она срезала мясо с кости на бумажную тарелку и ела пластиковой вилкой.

— Что такое? — поинтересовалась Кэррин, не прекращая жевать.

— Парень в темно-красной футболке и коричневых камуфляжных штанах, примерно в двадцати футах от твоего правого плеча. Я видел его сегодня не меньше двух раз.

— Это вовсе не означает, что он за нами следит.

— Все три раза он ничем не был занят.

Мёрфи кивнула:

— Пять футов восемь дюймов или около того, длинные волосы? Эспаньолка?

— Ага.

— Он сидел на скамейке, когда я вышла из туалета, — сказала Мёрфи. — И ничего не делал. — Она пожала плечами и снова принялась за еду.

— Ну так как?

— Тут чертова уйма людей, Гарри. — Она перешла на шепот. — По-твоему, мне что, схватить его за шкирку и колошматить, пока не расколется?

Я проворчал нечто невразумительное и покончил с хот-догом.

— Это вовсе не обязательно что-то означает. Может, он на тебя запал.

Мёрфи фыркнула:

— А может, он запал на тебя?

Я прикрыл рукой сытую отрыжку и потянулся за пончиком.

— Кто ж его за это осудит? — Я откусил хрустящий кусок и кивнул: — Ладно. Поглядим, что будет дальше.

Мёрфи кивнула, потягивая диетколу.

— Уилл говорит, вы с Анастасией не так давно расстались.

— Уилл слишком много болтает, — мрачно откомментировал я.

— Он твой друг. Он о тебе беспокоится, — сказала Мёрфи, старательно избегая моего взгляда.

Я внимательно посмотрел на нее и кивнул.

— Ладно, — сказал я, — передай Уиллу, что беспокоиться не о чем. Было дерьмово. Теперь не так дерьмово. Рыбка в море плавала. Уплыла. Вот и все дела.[27] Ла-ла-ла. — Откусив еще кусок пончика, я поинтересовался: — Как там Кинкейд?

— Да как всегда, — сказала Мёрфи.

— Когда тебе несколько сотен лет, привычки становятся устойчивыми.

Она покачала головой.

— Это для него типично. Он был бы таким и в двадцать. У него своя дорога, и он никому не позволит вынуждать его поступать иначе. Он как… — Мёрфи запнулась, так и не сказав, кого именно ей напоминает Кинкейд. Она доела индюшачью ножку.

По ярмарке прокатилась дрожь, весьма ощутимая для моих чародейских органов чувств. Закат. Солнце заходит. Сумерки продлятся еще какое-то время, но такой свет уже не удержит ночных тварей.

Мёрфи посмотрела на меня, почувствовав, как изменился мой уровень напряженности. Она допила колу, я отправил в рот последний кусок пончика, и мы синхронно встали со своих стульев.

Небо на западе еще было чуть оранжевым, когда я наконец ощутил действующую магию.

Мы находились недалеко от аттракционов, той части ярмарки, где полно ярко освещенных дорожек, палаток, промышляющих азартными играми и всяких низкопробных развлекаловок. Вопли, визги, неуправляемые детишки, теряющие последние запасы терпения родители, прибацнутые модой тинейджеры. Музыка то позвякивала, как жестянка, то грохотала. Вспыхивали и плясали огни. В назойливых выкриках зазывал почти в равных долях мешались упрашивающие, подбадривающие, сочувственные нотки.

Мы дрейфовали в веселой неразберихе, а наш темно-красномаечный хвост волочился за нами в десяти — двадцати ярдах. Я шел, полуприкрыв глаза, как ищейка, взявшая след, — зрение меня только отвлекало. Мёрфи держалась рядом, лицо ее ничего не выражало, а голубые глаза льдисто посверкивали, готовые предупредить о физической угрозе.

И тут я ощутил это — трепетание воздуха, заметное не более чем замирающий звон гитарной струны, которой едва коснулись. Я отметил, откуда оно идет, и через пару шагов проверил снова, пытаясь произвести триангуляцию источника возмущения. Я примерно установил ее где-то за минуту и вдруг обнаружил, что стою и куда-то пристально смотрю.

— Гарри? Что такое? — спросила Мёрфи.

— Что-то вон там, — сказал я, кивнув в сторону аллеи аттракционов. — Не слишком отчетливо. Но что-то там есть.

Мёрфи сделала резкий вдох:

— Это, должно быть, то самое место. Туда направился наш «хвост».

Нам не требовалось советоваться друг с другом. Если «хвост» принадлежал кому-то, кто за всем этим стоит, мы никак не могли позволить ему уйти, чтобы предупредить преступника, — к тому же имелись превосходные шансы, что «белый кролик» в лице красномаечного приведет нас в итоге к чему-то интересному.

Мы развернулись и бросились в погоню.

Соревнование по ходьбе на открытой местности — это одно. Бег в ярмарочной толпе — нечто совсем другое. Вы не можете набрать необходимую скорость, потому что ежесекундно рискуете либо споткнуться и полететь в пыль, либо привлечь к себе ненужное внимание. Вам приходится спешить, лавируя между кучками и кучами народа, не имея реальных шансов по-настоящему «газануть». Опасность такой погони не в том, что добыча вас опередит, а в том, что вы потеряете ее в толпе.

У меня было гигантское преимущество. Я высокий. Я мог видеть поверх голов, как темно-красная точка пробирается сквозь толпу. Я двигался впереди, Мёрфи за мной.

Меня уже отделяло от «хвоста» лишь несколько широких шагов, но тут я оказался заблокирован стадом старшеклассников в красных бейсболках. «Хвост» притормозил одновременно со мной, на открытом пространстве за школьниками, и, пробираясь сквозь них, я успел заметить, как красномаечный протягивает билеты перевозчику. Он запрыгнул на платформу, влез в автомобильчик на рельсах, как в американских горках, и пропал внутри аттракциона.

— Проклятие! — сказала Мёрфи, переводя дух. — Что теперь?

За аттракционом, объявленным как «Туннель ужаса», было пустое пространство, окруженное еще несколькими аттракционами подобного рода. Там спрятаться никто не мог.

— Ты заходишь сзади. Я смотрю спереди. Кто его застукает, тот крикнет.

— Так и сделаем. — Мёрфи двинулась в обход «Туннеля ужаса». Завидев невысокий пластиковый барьер с уведомлением «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», она нахмурилась, потом спокойненько проигнорировала его и направилась дальше.

— Анархистка, — пробормотал я и приготовился ждать красномаечного, прикидывая, куда тот мог подеваться.

Он не появился.

Полинялый, видавший виды автомобильчик неспешно, со скрежетом выкатился, показавшись с противоположной стороны платформы, — пустой. Перевозчик, старик с растрепанной белой бородой, этого не заметил — он подремывал, сидя на стуле.

Мёрфи вернулась несколько секунд спустя.

— Сзади две двери, — доложила она. — На них цепь и запоры. Там он выйти не мог.

Я со вздохом показал на пустую машину:

— Здесь тоже. Слушай, не можем же мы стоять тут и ждать. Вдруг он через туннель пробежал или еще чего. Если он внутри, мы это выясним.

— Пойду выгоню его наружу, — сказала она. — Сцапаешь его, когда покажется.

— Не вариант, — возразил я. — Мы не будем разбивать наш, — я глянул на Мёрфи, — персональный состав. Сила, которую я ощущаю, исходит откуда-то поблизости. Если мы разделимся, то станем в миллион раз уязвимее для ментального манипулирования. И если этот парень нечто большее, чем кажется, то никто из нас не захочет брать его в одиночку.

Она поморщилась, кивнула, и мы направились к «Туннелю ужаса» вместе.

Старый перевозчик проснулся, как только мы подошли к пандусу, хрипло прокашлялся и указал на знак, который требовал от нас выложить по три билета с каждого за поездку. Я не покупал ни одного, а билетная касса располагалась так далеко, что с тем же успехом могла быть и на луне, и наш парень сто раз успеет слинять, пока мы тут будем заморачиваться с правилами.

— Сэр, — внушительно произнесла Мёрфи, — человек, которого мы ищем, только что вошел в ваш аттракцион, но оттуда не вышел. Нам необходимо зайти внутрь и поискать его там.

Он стрельнул припухшими глазками на Мёрфи и сказал:

— Три билета.

— Вы не поняли, — повторила она. — В «Туннеле ужаса» может прятаться беглый преступник. Мы должны проверить, там ли он.

Перевозчик фыркнул:

— Три билета, мисси. Хотя это и не лучшее помещение, которое вы двое могли бы арендовать.

Мёрфи громко скрипнула зубами.

Я шагнул вперед.

— Эй, приятель, — сказал я. — Гарри Дрезден, частный детектив. Если вы не возражаете, то все, что нам надо, — зайти внутрь на пять минут.

Он посмотрел на меня:

— Частный детектив, а?

Я предъявил мою лицензию. Он глянул на нее, потом на меня.

— Что-то не больно вы похожи на частных детективов, которых я видел. А шляпа где?

— В магазине, — сказал я. — Доставка не сработала. — Я подмигнул ему, зажав сложенную двадцатку между большим и указательным пальцами. — Пять минут?

Он зевнул.

— Не положено всяким тут разгуливать где ни попадя. — И потянулся за двадцаткой. — Но опять же, что вы и ваша дамочка по обоюдному согласию будете делать там, внутри, меня не касается.

Перевозчик поднялся, тронул рычаг и указал на автомобильчик:

— Залезайте. — Он искоса посмотрел на нас. — И не высовывайте свои, э-э… конечности из машины.

Мы сели внутрь, и я чуть было не ошпарился — у Мёрфи прямо-таки пар валил из ушей.

— Ты подыгрывал этому гаду!

— Нам ведь нужно было как-то попасть туда, — пояснил я. — Просто делаю свою работу, сержант.

Она фыркнула.

— Эй, Мёрф, гляди! — Я потянул ремень из старой, потертой кожи. — Ремни безопасности.

Она одарила меня взглядом, который мог бы испарить сталь, и, упрямо стиснув зубы, обезопасила себя при помощи этой хлипкой штуковины. Я не рискнул затевать дальнейшую дискуссию, а вместо этого усмехнулся и расслабился. Не стоит и дальше злить Мёрфи, себе дороже.

С той стороны платформы перевозчик потянул другой рычаг, и вот уже карт покатился вперед с потрясающей скоростью в одну или даже две мили в час. Перед нами открылся темный занавес, и мы оказались в «Туннеле ужаса».

Мёрфи сразу же достала оружие — было темно, но я услышал шуршание ствола о пластик, когда она вытащила его из кобуры. Она защелкнула под пистолетным стволом маленький светодиодный фонарик и зажгла его. Мы находились в тесном туннельчике, выкрашенном в черный цвет, и красномаечному тут спрятаться было абсолютно негде.

Я встряхнул браслет-оберег на левом запястье, готовя защитную энергию на случай, если понадобится. Мы с Мёрфи достаточно долго работали вместе и знали свои роли назубок. Если возникнут неприятности, я выстрою защиту, а Мёрфи и ее «ЗИГ» будут предпринимать ответные действия.

В конце маленького предбанника отворилась дверь, и мы выкатились вперед, к декорациям, изображающим сельский дом с большим количеством мелких деталей, которые, как предполагалось, должны вызывать ужас, — несколько пальцев у колоды для рубки мяса, прямо под окровавленным топором, светящиеся глаза, появляющиеся в верхнем окне, и все такое прочее. Никаких признаков того, кого мы ищем, да и прятаться тут негде.

— Лучше отстегнуть эти ремни безопасности, — сказал я. — Если дойдет до дела, нам надо иметь возможность отреагировать быстро.

— Ага, — сказала она и пригнулась. В тот же миг из темноты над нами в машину с воплем свалилось нечто огромное и ужасное.

Адреналин ударил по нервам, как слетевший с тормозов самосвал. Я глянул вверх и увидел несомненно демоническое чучело, болтающееся в нескольких футах над нашими головами, подпрыгивающее на проводах под аккомпанемент записи гогочущего, безумного смеха.

— О Боже, — выдохнула Мёрфи, опуская пистолет. Она слегка побледнела.

Мы переглянулись и захохотали.

— «Туннель ужаса», — оскалилась Мёрфи. — До чего ж мы крутые!

— Полные отморозки, — ухмыльнулся я.

Автомобильчик медленно покатил дальше, и Мёрфи отстегнула ремень безопасности. Теперь мы прибыли в следующее место; сей антураж, видимо, означал, что перед нами больница, кишащая зомби. Там наличествовал манекен зомби, выскакивающий из клозета вблизи нашей трассы, и реки запекшейся крови. Мы вылезли, разведали пару мест, где мог скрываться «хвост», но его там не было — и запрыгнули обратно в автомобильчик, прежде чем тот миновал декорации.

Так мы ехали дальше, через устрашающее кладбище, пещеру троглодитов и буквально призрачный город Старого Запада. Мы еще ничего не нашли, но действовали вместе, в команде, лучше, чем на моей памяти это получалось раньше с кем-либо еще. Все шло так гладко и естественно, как будто мы двигались вместе всю жизнь. И все это в полном молчании, инстинктивно предугадывая действия напарника.

Хотя даже великие команды, бывает, проигрывают тут или там. Мы так и остались ни с чем и выкатились из «Туннеля ужаса» без этого парня и не имея ни малейшего представления о том, куда он подевался.

— Блин-тарарам, — пробормотал я. — На этой неделе у меня как у детектива выдался прямо-таки Большой Праздник Отстоя.

— Ты сказал «отстой», — снова захихикала Мёрфи.

Я улыбнулся ей и огляделся вокруг.

— Что ж, — сказал я, — куда делся наш красномаечный друг, мы не знаем. Если они не сделали нас раньше, то сделают сейчас.

— Можешь поймать этот, как бишь его, сигнал снова?

— Энергетический след, — сказал я. — Возможно. Это все же довольно неопределенно. Я не уверен в том, на какую точность могу рассчитывать.

— Так давай выясним, — сказала она.

— Давай, — кивнул я. Мы начали обходить подозрительный круг аттракционов, двигаясь медленно и пытаясь раствориться в толпе. Когда мимо нас пронеслась парочка шумных детишек — один из них гонялся за другим, — я обнял ее за плечи и привлек к себе осторожно, чтобы не шокировать.

Она медленно выдохнула и не отстранилась.

Мое сердце забилось быстрее.

— Гарри, — тихо сказала она.

— А?

— Ты и я… Почему мы никогда… — Она посмотрела на меня. — Почему нет?

— Как водится, полагаю, — спокойно сказал я. — Неприятности. Обязанности. Другие люди.

Она покачала головой.

— Почему нет? — повторила она. — Все эти годы. Что-то между нами могло произойти, но так ни разу и не произошло. Почему?

Я облизнул губы:

— Вот как? Мы просто решаем быть вместе?

Ее веки дрогнули.

— Почему нет?

Мое сердце исполнило соло ударных из «Wipeout».

Действительно: почему нет?

Я склонился к ее губам и поцеловал, очень нежно.

Она ответила на поцелуй, прижавшись ко мне крепко-крепко. Получилось слегка неуклюже. Я был почти на два фута выше ее. Недостаток грациозности мы восполнили энтузиазмом; ее руки обвились вокруг моей шеи, и она страстно меня поцеловала.

— Тпру! — сказал я чуть погодя и отстранился. — Сперва работа. Идет?

Она посмотрела на меня, порозовевшая, губы слегка припухли от поцелуя, и сказала:

— Идет. — Закрыла глаза, кивнула. — Идет. Сперва работа.

— Потом обед? — спросил я.

— Обед. У меня. Можно заказать.

Мой желудок завибрировал, внезапно взбодрившись от такого заманчивого предложения.

— Договорились. — Я огляделся по сторонам. — Так давай поскорее найдем то, что ищем, и покончим с ним.

Мы опять начали обход. Но осмотр торговых площадей и аттракционов не приблизил меня к источнику энергии, которую я ощутил прежде.

— Блин-тарарам, — расстроился я, когда мы завершили обход.

— Эй, — сказала Мёрфи. — Не терзай себя из-за этого, Гарри. — Ее рука скользнула в мою, наши пальцы переплелись. — Я была копом долгое время. Не всегда удается достать плохого парня. И если начнешь винить себя в этом, то полезешь в бутылку или съешь собственный пистолет.

— Спасибо, — прошептал я. — Но зад…

— Ха! — встряла Мёрфи. — Ты сказал «зад».

Мы оба заухмылялись, как придурки. Я ведь хотел всего лишь сказать «задачка нам предстоит не из легких». Я смотрел на наши переплетенные пальцы, продолжая глупо хихикать.

— Мне это нравится.

— Мне тоже, — сказала Мёрфи. — Почему же мы не сделали этого давным-давно?

— Откуда мне знать.

— Может, мы просто так глупы? — спросила она. — Я имею в виду, все мы, люди. Может, мы правда настолько слепые, что упускаем то, что совсем рядом?

— Мы, как род человеческий, в сущности, безумны, — сказал я. — Так что да, возможно. — Я поднял наши руки и поцеловал кончики ее пальцев. — Но теперь я не намерен этого упускать.

Ее улыбка осветила площадь в несколько тысяч квадратных футов.

— Хорошо.

И вдруг отзвук этого слова прокрутился в моей голове: безумны…

— Ой! — сказал я. — Блин-тарарам!

Она нахмурилась:

— Что?

— Мёрф… Кажется, на нас навели порчу.

Она моргнула.

— Что? Нет, ведь не могли…

— А я думаю, могли.

— Я ничего не вижу и не ощущаю. Ничего, Гарри. Я уже попадала под действие магии вроде этой.

— Посмотри на нас, — сказал я, покачав нашими сцепленными руками.

— Мы долго были друзьями, Гарри, — сказала она. — И у нас уже была раньше пара возможностей. Сегодня мы просто не стали ее упускать. Вот и все, что тут произошло.

— Как насчет Кинкейда? — спросил я.

Секунду она обдумывала это. Потом сказала:

— Не уверена, что он вообще заметит, как я ушла. — Она нахмурилась. — Гарри, я не была так счастлива с… Никогда не думала, что смогу почувствовать это снова. К кому-нибудь.

Мое сердце продолжало выстукивать барабанную дробь.

— Я знаю о чем ты, — сказал я. — Я чувствую то же самое.

Ее улыбка сделалась еще теплее.

— Тогда в чем проблема? Разве это не похоже на любовь? И без всяких усилий?

Я немного поразмыслил. А потом сказал, осторожно и медленно:

— Мёрф, подумай об этом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, как это здорово? — спросил я.

— Да.

— Каким правильным это ощущается?

— Ага, — кивнула она.

— Как это просто?

Она энергично кивнула, глаза ее сияли.

Я наклонился к ней, чтобы придать особую значимость своим словам:

— Слишком уж оно все просто, блин-тарарам, чтобы и вправду быть твоим и моим.

Ее улыбка померкла.

— Боже мой… — сказала она, широко раскрыв глаза. — На нас навели порчу.


Мы вернулись к «Туннелю ужаса».

— У меня не получится, — сказала она. — Я не… Я не чувствую ничего такого. Не чувствую никакой разницы. Я ведь думала, если осознаешь такого рода вещи, они проходят.

— Нет, — сказал я. — Но иногда это помогает.

— Ты все еще?..

Я еще раз сжал ее руку, потом отпустил.

— Да, — сказал я. — Я все еще это чувствую.

— Оно… оно пройдет?

Я ей не ответил. Я не знал. А может, не хотел знать.

Старый перевозчик заметил наше приближение и, едва увидев нас, почуял недоброе. Он поднялся и глянул из-за пульта управления аттракционом на вход внутрь.

— Так-так, — пробормотал я. — Грязный ублюдок. Только попробуй.

Он щелкнул одним из переключателей и зашаркал к туннелю.

Я сделал волевое усилие, поднял руку и, взмахнув ею, прорычал: «Forzare!» Невидимая сила сбила перевозчика с ног, и он грохнулся на пол.

Мы с Мёрфи подоспели к платформе прежде, чем ему удалось подняться на ноги и удрать. Да и беспокоиться было не о чем. Перевозчик оказался вовсе не замаскированной сверхъестественной тварью, а обыкновенным всамделишным стариканом. Он лежал на платформе и стонал от боли. Мне стало слегка не по себе из-за избиения пенсионера.

Но минуточку! Он ведь правда наколол меня за мои кровные двадцать баксов.

Мёрфи встала над ним, глядя холодными голубыми глазами.

— Где тайник? — спросила она.

Перевозчик моргнул:

— Ась?

— Люк. Секретная комната. Где она? — рявкнула Мёрфи.

Я нахмурился и пошел ко входу.

— Ну не надо так, прошу, — канючил перевозчик. — Я не знаю, о чем вы говорите!

— Черта лысого, ты не знаешь, — процедила Мёрфи. Она нагнулась, ухватила его за рубашку и притянула поближе, угрожающе скалясь.

Перевозчик побледнел.

Для такой крошки Мёрфи может быть очаровательнейшей задирой. Мне в ней это нравится.

— Я не могу, — проблеял перевозчик. — Не могу. Мне платят за то, чтобы я ничего не видел. Она меня убьет. Она меня убьет!

Я раздвинул тяжелый занавес, ведущий ко входу в туннель, и обнаружил на расстоянии около двух футов круглое отверстие в полу, в котором виднелись верхние ступеньки лестницы. Такая же круглая крышка, выкрашенная, как и весь туннель, черным, была сдвинута вбок.

— Это здесь, — сказал я Мёрфи. — Вот почему мы ничего не заметили. Когда ты зажгла фонарик, мы уже проехали мимо.

Мёрфи очень сердито глянула на перевозчика.

— Гони двадцать баксов, — велела она.

Тот облизнул губы. Потом выудил из кармана рубашки мою сложенную двадцатку и передал Мёрфи.

Она кивнула и помахала своим значком.

— А теперь — убирайтесь, пока я не вспомнила, что была свидетелем того, как вы брали взятку и создавали угрозу жизни, не обеспечив должным образом безопасность клиентов при пользовании аттракционом.

Перевозчик слинял.

Мёрфи передала мне двадцатку. Я сунул ее в карман, и мы полезли вниз по лестнице.

Достигнув дна, мы тихо двинулись дальше. Пластика у Мёрфи не слишком изысканная — и не может быть таковой. Она полицейский, а не балерина. Но при необходимости она умела двигаться бесшумно. А я неуклюж. От меня это требует гигантских усилий.

Лестница привела нас в какое-то помещение наподобие погребенного в земле железнодорожного вагона. По стенам тянулась электропроводка. В дверном проеме в дальнем конце вагона виднелся свет. Я шел первым, браслет-оберег наготове — Мёрфи в шаге от меня и справа, держа на изготовку «ЗИГ».

Дверь в конце вагона привела в большое рабочее помещение, здесь были компьютеры, картотеки, микроскопы и по крайней мере один шикарный химический набор.

«Хвост» сидел перед одним из компьютеров, мы его видели в профиль.

— Проклятие, Стью, — пробурчал он. — Я ж тебе говорил, не ходи больше вниз, в этот сортир. Ходи в один из… — Он глянул на нас и замер на полуслове, выпучив глаза на пистолет Мёрфи.

— Стью сегодня вечером отдыхает, — приветливо сообщил я. — Где ваш босс?

Дверь в дальнем конце комнаты открылась, и вошла молодая женщина среднего роста. В очках и лабораторном халате — но ни то ни другое вовсе не умаляло великолепия ее внешности. Она посмотрела на нас, потом на красномаечного и проговорила с идеальным британским прононсом:

— Ты идиот.

— Ага, — согласился я. — Хорошего помощника найти непросто.

Женщина в лабораторном халате обратила на меня взгляд своих темных выразительных глаз, и я ощутил нечто вроде фантомного давления на виски, словно по поверхности кожи сновали верткие головастики. Это была попытка неприкрытого ментального вмешательства, но я уже неплохо научился ставить щиты, практики у меня было предостаточно, и я вовсе не собирался пасовать перед столь очевидной атакой. Оттолкнув усилием воли вторгающиеся извне чужие мысли, я предостерег:

— Мёрф! Только не смотри ей в глаза! Она вампир. Красная Коллегия.

— Угу, — сказала она, не отводя ствола от парня у компьютера.

Вампирша окинула взглядом нас обоих и сказала:

— Не трудитесь представляться, мистер Дрезден. Я баронесса Ле Блан. На данный момент наши народы не находятся в состоянии войны.

— В правовой казуистике я не слишком силен, — сообщил я. У меня имелось при себе кое-что для защиты, и я был готов применить что-нибудь из своего арсенала. Вампир в ближнем бою — это вам не шутки. Пока я дотянусь до пистолета и прицелюсь, Ле Блан запросто может повыдергивать мне руки-ноги. Я напряженно следил за ней, чтобы задействовать магию при малейшем намеке на угрозу нападения. — Мы оба знаем, что война может начаться в любой момент.

— Вы не на своей территории, — заявила она. — При этом вы нарушили границы моей территории. По Договору я буду в своем праве, убив вас и закопав туловище и конечности по отдельности.

— Вот ведь в чем подстава с этим аттракционом, — пожаловался я Мёрфи. — В этом их «Туннеле ужаса» нет ничего по-настоящему ужасного.

— Хорошо, ты вернул свои деньги, — заметила она.

— Ах, ну да. — Я улыбнулся Ле Блан. — Послушайте, баронесса. Вы знаете, кто я. Вы тут кое-что делаете с мозгами людей, и я намерен это прекратить.

— Если вы отсюда не уберетесь, — проговорила она, — я буду считать это объявлением войны.

— Урра-а, — сказал я с занудливой интонацией Бена Штейна, крутя указательным пальцем в воздухе, как новогодней трещоткой. — Я уже развязал один раз войну с Красной Коллегией и, если понадобится, буду рад это повторить, если не найдется другого способа защитить от вас людей.

— Это иррационально, — сказала Ле Блан. — Полностью иррационально.

— Скажи ей, Мёрф.

— Он абсолютно иррационален, — сообщила Мёрфи с усмешкой в голосе.

Мгновение Ле Блан бесстрастно меня оценивала. Потом ее губы тронула чуть заметная улыбка.

— Что ж, возможно, физическая конфронтация и не лучшее решение.

— Да ну? — нахмурился я.

Она пожала плечами:

— Не вся Красная Коллегия — сплошь воинственные монстры, подсевшие на кровь, Дрезден. В моей деятельности нет ничего угрожающего. Даже совсем наоборот.

Я скептически хмыкнул:

— Забавно. Тогда откуда все эти трупы, а?

— Процесс действительно имеет некоторые побочные эффекты, — рассудительно согласилась она. — Но это будет полезным уроком и поможет в дальнейшем усовершенствовать мою работу, сделать ее более безопасной и эффективной. По правде говоря, Дрезден, вам бы следовало поддержать меня, а не пытаться остановить.

— Поддержать вас? — Я улыбнулся. — Вы, вероятно, полагаете, что ваша работа дьявольски хороша?

— Я создаю любовь.

Я рассмеялся.

Лицо Ле Блан по-прежнему оставалось серьезным.

— Так, по-вашему, если людей насильно вынуждают чувствовать то, чего они чувствовать не хотят, — это любовь? — поинтересовался я.

— А что такое любовь, — парировала Ле Блан, — как не последовательности электрохимических сигналов в мозгу? Сигналы могут быть продублированы точно так же, как и любое другое ощущение.

— Любовь — это нечто большее, — сказал я.

— Вы любите эту женщину?

— Да, — сказал я. — Но в этом нет ничего нового.

Ле Блан оскалилась:

— А как насчет того, что вы чувствуете теперь — влечение и жгучее желание, а? В этом-то есть новизна, да еще какая, и то, что вы чувствуете, совершенно неотличимо от ваших настоящих эмоций. Что скажете, сержант Мёрфи?

Мёрфи сглотнула, но с вампиром взглядом не встретилась. Незамысловатую ментальную атаку Ле Блан чародей мог отразить без проблем, но с обычным человеком, наверное, было бы покончено даже прежде, чем он осознает, что его разум подвергся вторжению. Вместо ответа Мёрфи сама задала вопрос:

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем это делать? Зачем эти эксперименты, зачем заставлять людей влюбляться друг в друга?

Ле Блан насмешливо выгнула бровь:

— Разве не очевидно?

Тут-то до меня вдруг дошло, что происходит.

— Белая Коллегия, — выдохнул я.

В отличие от Красных Белые — другой род вампиров, они кормятся жизненными силами своих жертв в основном за счет соблазнов. Истинная любовь и знаки истинной любви для них смертельны, как святая вода. Любовь к другому человеку как бы передается вам в момент близости, и тогда само прикосновение к вашей коже становится для отпрыска Белой Коллегии проклятием.

— Согласна, кое-какие побочные эффекты время от времени проявляются, — улыбнулась мне Ле Блан. — Но это пока очень малый процент от тестовой группы. И выжившие, как вы сами только что убедились, полностью счастливы. Они получают ту любовь, которую большей части вашего вида редко удается встретить и еще реже — сохранить. Здесь нет жертв, чародей.

— О да, — сказал я. — Разумеется. За исключением тех, кто не вынес навязанной им любви.

Ле Блан вздохнула:

— Смертные, чародей, подобны бабочкам-поденкам. Они живут краткий миг, и вот их уже нет. И те, кто умер из-за моих экспериментов, хотя бы умерли, прожив дни, а то и недели полного блаженства. Многие долгожители получали куда как меньше. То, что я здесь делаю, потенциально способно навеки уберечь смертных от Белой Коллегии.

— Если любовь кем-то вызвана насильно, то это не истинная любовь, — резко заявила Мёрфи.

— Нет, — сказала Ле Блан. — Но из такой близости и счастья истинная любовь не замедлит возникнуть, как я полагаю.

— Боже ты мой, какое благородство, — усмехнулся я.

В глазах Ле Блан сверкнуло что-то очень гадкое.

— Вы делаете это, чтобы избавиться от конкуренции, — сказал я. — И, черт побери, возможно, чтобы повысить популяцию людей в мире. Чтобы увеличить количество вашей пищи.

Вампирша оценивающе посмотрела на меня.

— Для работы есть много мотиваций, — сказала она. — Изложенную вами точку зрения приняли многие из моей Коллегии, кто не поддерживает идею усиления и защиты смертных.

— О-о-о… — протянул я. — Вы вампир с золотым сердцем. Флоренс Найтингейл с клыками. Полагаю, это все оправдывает.

Ле Блан уставилась на меня. Потом ее взгляд метнулся к Мёрфи и обратно. Она улыбнулась краем губ.

— Для вас, Дрезден, в Красной Коллегии зарезервирована специальная клетка. Ее прутья покрыты лезвиями и шипами, и если вы попытаетесь заснуть, они будут вонзаться в вас и терзать.

— Заткнись, — бросила Мёрфи.

— Ее нижняя часть углублена примерно на фут, — спокойно и радостно продолжила Ле Блан, — так что вы будете стоять в собственных нечистотах. И еще перед клеткой имеются три копья с острыми наконечниками — это для того, чтобы каждый, кто пройдет мимо, мог провести несколько приятных мгновений, поучаствовав в наказании.

— Заткнись! — рявкнула Мёрфи.

— В конце концов, — мурлыкала Ле Блан, — вам вырвут кишки, и они будут валяться у ваших ног. А когда вы сдохнете, с вас сдерут кожу, выдубят и сделают из нее обивку для кресла в Красном Святилище.

— Заткнись! — дико заорала Мёрфи. Ее пистолет метнулся в сторону Ле Блан. — Закрой рот, сука!

Я осознал опасность на миг позже, чем следовало. Это была именно та реакция, которую хотела вызвать Ле Блан.

— Мёрф! Нет!

«ЗИГ» Мёрфи уже не был направлен на красномаечного, и он торопливо выхватил свое оружие из-под стола и не целясь, со всей возможной быстротой принялся давить на курок. Он находился не более чем в пятнадцати футах от Мёрфи, но первые пять пуль в нее не попали — я успел с помощью браслета-оберега поставить невидимый силовой барьер. Пули ударили в щит вспышками света, и от них расходящимися синими кругами пробежала воздушная рябь.

Мёрфи тем временем открыла огонь по Ле Блан. Стреляла она почти так же быстро, как красномаечный, но плюс к тому у нее был тренинг и дисциплина, необходимые для боя. Ее пули впивались в торс вампира, пробивая бледную плоть и вырывая сгустки красно-черной крови. Ле Блан отбросило в сторону — она не была мертва, но выстрелы задержали ее на секунду или две.

Когда пистолет красномаечного защелкал вхолостую, я опустил щит, поднял правый кулак и резким движением высвободил энергию кольца на своем указательном пальце. Кольцо накапливало энергию всякий раз, когда я шевелил рукой, и хранило до нужного момента. Невидимая сила из кольца сшибла красномаечного с ног и подбросила к потолку. Падая, он налетел спиной на угол стола и в отключке свалился на пол. Оружие выпало из ослабевших пальцев.

— Патроны кончились! — крикнула Мёрфи.

Развернувшись, я обнаружил, что Ле Блан уже оттолкнулась от стены и восстановила равновесие. Она одарила Мёрфи ненавидящим взглядом, глаза ее сделались полностью черными — и белок, и радужка. Она разинула рот в нечеловеческом вопле, и вампир, скрывающийся под женским обликом Ле Блан, вырвался наружу, словно скаковая лошадь из створа спортивных ворот, оставляя за собой клочки бледной, бескровной кожи.

Это была мерзкая тварь — черная, морщинистая и осклизлая, с обвисшим животом, мордой летучей мыши и тонкими длинными конечностями. Дико выпучив глаза, Ле Блан ринулась на меня.

Я вовремя выставил свой щит и успел ее перехватить — отлетев от него, вампирша рухнула на залитый кровью пол.

— Вниз! — крикнула Мёрфи.

Я присел на корточки и убрал щит.

Ле Блан поднялась ровно в тот момент, когда я услышал, как Мёрфи глубоко вздохнула и задержала дыхание. Ее пушка рявкнула один раз.

Вампиру снесло выстрелом где-то с пятую часть головы. Ее отбросило к стене, но она все еще была жива. И вновь попыталась подняться на ноги.

Мёрфи методично произвела еще шесть выстрелов, и ни один из них не прошел мимо цели. Ле Блан упала на пол. Мёрфи подступила на шаг ближе, прицелилась и выпустила в голову вампира еще десять или двенадцать пуль. Когда она закончила, череп твари напоминал разбитую вдребезги тыкву.

Через несколько секунд Ле Блан уже не шевелилась.

Мёрфи, перезарядив пистолет, по-прежнему держала труп на прицеле.

— «Хорошая стрельба, Текс»,[28] — сказал я и проверил красномаечного. Он все еще дышал.

— Так что, — спросила Мёрфи, — проблема решена?

— Не совсем, — ответил я. — Ле Блан не была практикующим чародеем. Это заклятие не ее рук дело.

Мёрфи нахмурилась и устремила взгляд на красномаечного.

Я подошел к поверженному противнику и прикоснулся пальцами к его лбу. Никаких явных следов чародейской энергии.

— Нет.

— Тогда кто?

Я покачал головой:

— Это сложная, тонкая магия. Во всем Белом Совете найдется не более трех, кто смог бы сотворить нечто подобное. Скорее это может быть какой-то фокусирующий артефакт.

— Что?

— Артефакт со встроенной функцией, — сказал я. — С одного конца заливаешь энергию, с другого получаешь результат.

Мёрфи потерла нос:

— Типа тех волчьих поясов фэбээровцев?

— Ага, типа того. — Я моргнул и щелкнул пальцами. — Именно!

Я выбежал из подземелья и поднялся по лестнице. Подошел к аттракционному автомобильчику, вытащил старый кожаный ремень безопасности. Перевернул его и обнаружил, что обратная сторона исписана крохотными, почти невидимыми знаками. Теперь, когда я точно знал, что искать, я почувствовал покалывание циркулировавшей в этой штуке энергии.

— Ха, — сказал я. — Вот оно.

Мёрфи хмуро воззрилась на вход в «Туннель ужаса».

— Что будем делать с «Малышом» Билли?[29]

— Мы мало что можем, — сказал я. — Или ты хочешь объяснять спрингфилдским копам, что тут случилось?

Она покачала головой.

— Я тоже, — сказал я. — Парень был рабом Ле Блан. Вряд ли он будет опасен для кого-либо в отсутствие вампира-хозяина.

Да и Красные его скорее всего прикончат по своим законам, как только узнают о смерти Ле Блан.

Мы помолчали, потом шагнули друг к другу и нежно обнялись. Мёрфи била дрожь.

— С тобой все нормально? — тихо спросил я.

Она склонила голову мне на грудь:

— Как помочь всем тем, кого она успела обработать?

— Сжечь пояс, — сказал я и погладил ее по волосам. — Это освободит всех, кто с ним связан.

— Всех, — медленно проговорила она.

Я дважды моргнул:

— Ага.

— Ну так сожги… И мы убедимся, что это не более чем дурацкая мысль. Помнишь, у каждого из нас имеются веские причины не быть вместе, а?

— Да.

— И… мы больше не будем чувствовать этого. Это… счастье. Эту наполненность.

— Нет. Не будем.

Голос ее сорвался.

— Проклятие!

Я крепче обнял Кэррин.

— Да.

— Я хочу сказать, надо выждать какое-то время, — проговорила она. — Оставить все как есть будет только достойно и справедливо. Я хочу сказать, если мы уничтожим этот ремень, мы разрушим счастье бог знает скольких людей.

— Наркоманы счастливы под кайфом, — спокойно сказал я, — но им не нужно быть счастливыми. Им важнее быть свободными.

Я положил ремень в автомобильчик, повернул правую руку ладонью вверх и прошептал слово. В моих пальцах возник раскаленный добела огненный шар. Я перевернул руку, и шар, мягко опустившись в машину, обратил ремень в пепел. Мне стало не по себе.

Я не смотрел, как это происходит. Я повернулся к Кэррин и поцеловал ее снова, горячо и настойчиво, и она неистово ответила на мой поцелуй. Так, словно мы надеялись, что наши губы, слившиеся в поцелуе, могут помешать чему-то ускользнуть.

Я почувствовал, когда оно исчезло.

Мы чуть напряглись. Мы оба помнили свое решение, что у нас ничего не получится. Мы оба помнили, что Мёрфи уже была связана с кем-то другим и что измена — не в ее характере.

Она отступила от меня, обхватив руками живот.

— Готова? — тихо спросил я.

Она кивнула, и мы двинулись в путь. Никто из нас не произнес ни слова, пока мы не дошли до Голубого Жучка.

— Знаешь что, Гарри? — тихо сказала она с другой стороны машины.

— Знаю, — ответил я ей. — Как ты и говорила, это раны любви.

Мы сели в Жучка и направились обратно в Чикаго.

ПОСЛЕДСТВИЯ

(Перевод Г. Мурадян, Е. Барзовой)

Оригинальная новелла.


События происходят через час или два после финала «Перемен».


Цитата из великого человека: «Nuff said».[30]


Не могу поверить, что он мертв.

Гарри Дрезден, профессиональный чародей. Звучит как дурная шутка. Поначалу я, как и многие, решила, что это просто-напросто его очередная фишка, эдакое маркетинговое самопродвижение на рынке частного сыска, который никогда работой особо не изобиловал.

Впрочем, на самом деле это не совсем так. Уж мне-то лучше знать. Я видела нечто не поддающееся объяснению с помощью законов нормального мира, и в самом центре этого был Гарри. Но я поступила так же, как поступают все, сталкиваясь со сверхъестественным, — сказала себе: было темно, и я не знаю, что видела в действительности. И не сохранилось ни единого свидетельства, подтверждающего, что я это видела. Попытайся я кому-нибудь рассказать об этом, меня объявили бы сумасшедшей. Через неделю я уже наполовину убедила себя, что все это мне привиделось. Год спустя я почти не сомневалась: это был ловкий трюк, иллюзия, устроенная тонким и ушлым мошенником.

Но Гарри был взаправду.

Поверьте мне, я знаю. Несколько лет и несколько сотен ночных кошмаров спустя — знаю.

Он был настоящий.

Господи. Я уже начала думать о нем в прошедшем времени.

— Сержант Мёрфи, — позвал один из парней из лаборатории. Дрезден был почти что один из нас, из отдела спецрасследований. Мы подергали за все доступные ниточки, чтобы заполучить на борт команду профессиональных судмедэкспертов. — Извините, сержант Мёрфи.

Я обернулась к технику-криминалисту. Он был симпатичный, в таком не вполне взрослом, кукольном стиле. Бейджик, прицепленный к лацкану, сообщал, что его фамилия Джарвис. Выглядел он взволнованным.

— Я Мёрфи, — откликнулась я.

— М-м-м, ну да. — Он сглотнул и огляделся по сторонам. — Не знаю, как бы вам это сказать, но… мой босс предупреждал, что я не должен с вами общаться. Сказал, что вы временно отстранены от дел.

Я спокойно посмотрела на него. Ростом он был не выше среднего, но все же на восемь с половиной дюймов выше меня. И он до сих пор обладал тем изяществом гончей, которое некоторым двадцатилеткам удается сохранить с тинейджерского возраста. Я улыбнулась ему и попыталась перевести разговор в непринужденное русло.

— Просекла, — кивнула я. — Я никому не скажу, если только вы сами не скажете.

Он нервно облизнул губы.

— Джарвис, — попросила я, — пожалуйста. — Я указала на пятно крови на внешней стенке каюты старого потрепанного катерочка, надпись на котором гласила, что это «Жучок-плавунец». — Он мой друг.

Я не сказала «был» — не вслух. Такие вещи никогда не говорят, пока не нашли останки. Это непрофессионально.

Джарвис выдохнул и огляделся по сторонам с таким видом, будто его сейчас вырвет.

— Брызги крови свидетельствуют о том, что кто бы это ни был, он получил пулю куда-то в верхнюю часть торса. Проверить невозможно, но, — он сглотнул, — кровь брызнула со страшной силой. Возможно, пуля повредила артерию.

— А может быть, и нет, — сказала я.

Он был слишком молод, чтобы заметить, как я хватаюсь за соломинку.

— А может быть, и нет, — согласился он. — Крови на борту недостаточно, чтобы назвать это убийством, но мы полагаем, что большая ее часть… Пулю мы не нашли. Она прошила жертву навылет и пробила обе стенки… э-э-э… катера. Вероятно, она в озере.

Я неопределенно хмыкнула. Это то, что я усвоила за пятнадцать лет работы в правоохранительных органах. Мужчинам удалось создать запутанный и абсолютно непонятный язык, состоящий из односложных звуков и случайных частей слов, — при этом сами они явно слишком тупы, чтобы догадаться о его существовании. Может, они и правда с Марса. За долгое время я сумела выучить несколько марсианских фраз, и одной из них — весьма полезной — было хмыканье, что означало: «Подтверждаю, что слышала, что вы сказали; продолжайте, пожалуйста».

— Характер пятен на палубе и поручнях свидетельствует о том, что жертва рухнула за борт, в воду, — продолжил Джарвис приглушенным голосом. — Команда подводников уже выехала, но…

Я воспользовалась марсианской фразой, означавшей: «Можете не продолжать; я знаю, о чем вы говорите». Для всякого, не обладающего Y-хромосомой, она прозвучала бы в точности так же, как и первое хмыканье, но на самом деле они различались.

Озеро Мичиган ревниво, оно надежно охраняет своих мертвецов. Большая глубина в сочетании с низкой температурой воды круглый год означает, что трупы, разлагаясь, не имеют тенденции производить большого количества газов. Вследствие этого они частенько не всплывают на поверхность, как показывают во всех этих коповских шоу по кабельным каналам. Они тихонько лежат на дне. Никто не знает, сколько несчастных душ обрели вечный покой в безмолвном холоде мичиганских глубин.

— Прошло не так много времени, — сказала я. — Даже если он упал сзади, в открытые воды, он не мог далеко уйти.

— Да, мэм, — кивнул Джарвис. — Э-э… Если вы меня извините…

Я кивнула ему и засунула руки в карманы плаща. Надвигалась ночь, но особого значения это не имело — вода в озере и в самые ясные дни не бывает кристально прозрачной. Днем или ночью, водолазам все равно придется пользоваться фонарями, пусть мы даже находимся не более чем в пятидесяти ярдах от берега, на яхтенном причале «Жучка-плавунца». Это существенно ограничивает область водного пространства, которую они могут осматривать в отдельно взятый момент времени. Холод наложит ограничение на длительность погружения. Гидролокатор может оказаться полезным, а может — и нет. Слишком близко к Чикаго, дно озера завалено чем ни попадя. Им понадобится удача, чтобы поймать нужный радарный сигнал и отыскать его.

Если даже он там и есть, он пробыл на дне уже несколько часов, а ветер постоянно усиливается, баламутя поверхность озера. У трупа Гарри было достаточно времени, чтобы опуститься на дно и начать дрейфовать.

Наверное, команда подводников и не рассчитывала его найти. Они старались, но…

Проклятие.

Я пристально смотрела на удлиняющиеся тени, пытаясь испарить свои слезы одной силой воли.

— Я… мне очень жаль, сержант, — сказал Джарвис.

Я ответила марсианским: «Спасибо за беспокойство, но в данный момент мне надо побыть одной». Это легкая фраза. Я просто смотрела прямо перед собой, ни слова не говоря, и в следующую секунду Джарвис, кивнув, побрел прочь продолжать свою работу.

Немного погодя рядом со мной оказался Столлингз, свой бейджик он нацепил на пальто так, чтобы каждый мог видеть. После того как меня понизили до сержанта, Столлингз сменил меня на посту главы отдела специальных расследований, неофициальной команды по борьбе с чикагскими монстрами. Мы имели дело с паранормальными явлениями, в которые никто не поверил бы, а потому не говорили правды о том, чем занимаемся, чтобы все в точности соответствовало отчетам.

Столлингз — высокий костлявый мужчина, сделавшийся с возрастом по-домашнему основательным и неторопливым, волосы на затылке у него уже начинают редеть. Он носит усы, как у детектива Магнума из сериала. Почти семь лет я была его шефом. У нас сохранились хорошие отношения. Он никогда не воспринимал меня как подчиненную — скорее как консультанта, который в любой момент снова может стать начальником.

Ребята из судмедэкспертизы опечатывали специальной лентой все двери на суденышке, они набрали кучу образцов и наснимали столько фотографий, что хватило бы обклеить все Управление полиции вместо обоев. Столлингз нарушил молчание, лишь когда они закончили.

— Эй, — сказал он.

— Ну.

Он выдохнул через нос и сообщил:

— Проверки больниц дали полный пшик.

Я поморщилась. Еще бы они не дали пшик. Когда Гарри ранен, больница — последнее место, где он предпочел бы оказаться. Он чувствовал себя там чересчур уязвимым — и еще беспокоился, потому что в присутствии чародея летят к черту все приборы, а из-за этого могут получить травмы и даже погибнуть больные, зависящие от технологий жизнеобеспечения, или пострадают какие-нибудь невинные свидетели.

Но на катере слишком много крови. Если его ранили так тяжело, сам бы он не смог никуда добраться. А если б его еще раньше кто-то нашел, то в любом случае должен был вызвать неотложку.

И кровавый след вел в озеро.

Я покачала головой. Мне не хотелось этому верить, но обратить факты в вымысел невозможно, сколько бы доводов «против» вы ни умудрились притянуть.

Столлингз вздохнул еще раз:

— Ты временно отстранена от дел, Мёрфи. А здесь место преступления.

— Не раньше чем мы убедимся, что преступление действительно было совершено, — заявила я. — Мы не можем быть абсолютно уверены в том, что кто-то был ранен или убит. На данный момент мы видим здесь лишь бардак.

— Черт подери, — сказал он устало. — Ты гражданское лицо, Кэррин. Убирайся отсюда к чертовой матери. Пока кто-нибудь не стукнул Рудольфу и сюда не явились парни из внутренних расследований и не упекли твою задницу в каталажку.

— В любой другой день я подумала бы, что ты говоришь дело, — сказала я.

— Что ты там думаешь, меня не заботит, — огрызнулся он. — Меня заботит, что ты делаешь. А то, что собираешься сделать немедленно, — это развернуться кругом, пойти к своей машине, сесть в нее, поехать домой и хорошенько выспаться ночью. Видок у тебя, как после сотни миль тяжелой дороги. Сквозь самый что ни на есть ад.

Ясное дело, большую часть знакомых мне женщин подобное замечание бы малость расстроило. Особенно если б на них были слаксы в обтяжку на бедрах и заднице, дорогущая красная шелковая блуза и соответствующие случаю серебряное ожерелье и пара браслетов, украшенных крошечными сапфирами, доставшиеся в наследство от бабушки. И макияжа больше, чем обычно расходуется за неделю. И новые духи. И обалденные туфельки.

Замечание это, как ни крути, звучало оскорбительно. А если к тому же вы так вырядились для романтического свидания — то более чем.

Но Столлингз не имел ни малейшего намерения меня обидеть. Оскорбление тоже было марсианским и означало нечто вроде: «Я так хорошо к тебе отношусь, что изо всех сил старался выдумать эту пакость, чтобы мы могли развлечь друг друга этой не слишком-то дружеской беседой. Вот видишь, как я о тебе забочусь?»

— Джон, — ответила я, назвав его по имени, — старая ты клизма.

Перевод: «Я тебя тоже люблю».

Он молча улыбнулся мне и кивнул.

Что поделаешь, мужчины.

И ведь он был прав. Здесь мне делать больше нечего.

Повернувшись спиной к тому месту, где я в последний раз видела Гарри Дрездена, я зашагала к своей машине.


Это был страшно долгий день, он начался двое суток назад и вместил в себя множество событий, включая перестрелку в здании ФБР — от которой до сих пор сходили с ума все новостные ленты, особенно после взрыва офисного здания, случившегося за пару дней до того, — и генеральное сражение в древнем храме индейцев майя, завершившееся полным уничтожением всех вампиров Красной Коллегии.

И после всего этого ситуация стала по-настоящему опасной.

Я нарисовалась на занюханном старом катере, где что-то нехорошее случилось с Гарри, вырядившись в тот самый костюм, который так опустил Столлингз. Мы с Гарри как раз собирались пойти перехватить бокал-другой и… и посмотреть, что из этого выйдет.

А вместо этого я увидела его кровь — и больше ничего.

Я не думала, что сумею заснуть, но двое бессонных суток вкупе с физической перегрузкой и стрессом сделали свое дело. Во сне меня преследовали кошмары, но они не произвели на меня ни малейшего впечатления. В реальном мире я видала кое-что и похуже. Хотя я кричала. Это я помню: пробуждение в полночь от дурного сна, на данный момент уже изрядно устаревшего, вся зареванная — естественная реакция на события двух последних дней.

Такое бывает. Чувствуешь себя разбитой, поплачешь — становится легче, и снова засыпаешь.

Если вы этого не понимаете, лучше не спрашивайте. На марсианский это не переводится.


Меня разбудил назойливый стук в парадную дверь. Я вылезла из кровати с «ЗИГом» в руке и бросила быстрый взгляд в окно на задний двор. Он был пуст, и у двери, ведущей на кухню, тоже никого не было. И только после того, как я проверила тылы, я направилась к парадной двери, глянув по пути в окно гостиной.

Я узнала крепкого молодого человека, стоявшего на пороге, и слегка расслабилась. Поскольку я спала в просторной футболке, то прихватила по пути старые треники и нырнула в них, а потом пошла поздороваться с оборотнем, стоящим у моей двери.

Уилл Борден не был похож на вервольфа. Ростом примерно пять футов и пять или шесть дюймов, сложением напоминает бронированную машину, весь покрыт гладкими крепкими мускулами. В очках, с коротко стриженными, чисто вымытыми каштановыми волосами. Глядя на него, вы б ни за что не догадались, что он и его друзья ответственны за сорокапроцентное снижение преступности в радиусе шести кварталов от Чикагского университета — и это не считая сверхъестественных хищников, которые, после того как их оттуда изгнали, не рисковали появляться в окрестностях. Строго говоря, я, вероятно, должна была бы арестовать его как известного линчевателя.

Конечно, строго говоря, я уже больше не коп и никого не могу арестовать. Больше никогда.

Эта мысль ударила меня под дых, как свинцовая груша, которой сносят здания, и никакая там бравада или дисциплина не могли от этой боли уберечь. Поэтому я просто абстрагировалась от нее.

Я открыла дверь и сказала:

— Привет, Уилл!

— Сержант Мёрфи, — кивнул он. — У вас найдется минутка?

— В такую рань, — зевнула я, не потрудившись поправить его форму обращения.

— Мне нужна ваша помощь, — произнес он.

Я глубоко вдохнула через нос.

Это совсем не то, как если бы я должна была идти на работу. Совсем не то, как если бы меня ждало романтическое свидание.

Какая-то часть меня жутко хотела захлопнуть дверь перед Уилловым носом и вернуться в постель. Я всегда считала, что подобного рода эгоистическая реакция составляла совсем маленькую долю моего характера. Сегодня она показалась мне огромной.

Дом позади меня был тихим и пустым.

— Ладно, — сказала я. — Заходите.


Я усадила его за кухонный стол и пошла к себе в комнату надеть что-нибудь, чуть менее напоминающее пижаму. К моему возвращению Уилл успел запустить кофеварку, и в стеклянный кувшин уже накапало варева глубиной в палец.

Я засунула в тостер пару кусков хлеба и внимательно следила, чтобы он не сгорел. Тостер у меня старенький, но даже так следить за ним совершенно не обязательно. Просто требовалось чем-то себя занять, пока готовится кофе.

Я отнесла готовые тосты и кофе на стол, по чуть-чуть каждому из нас, и открыла банку земляничного джема. Уилл с готовностью принялся за еду, проглотив все буквально с волчьим аппетитом. Мы завтракали в полном молчании.

— Ладно, — сказала я, откинувшись на спинку стула и сверля своего гостя взглядом. — Так что случилось?

— Джорджия пропала, — просто сказал он.

Я едва удержалась от того, чтобы не вздрогнуть. Джорджия — жена Уилла. Они были вместе с тех пор, как только-только окончили школу. Наверняка они вместе учились быть вервольфами. Мне они оба нравились.

— Рассказывайте.

— Мне пришлось по работе уехать из города, — начал он. — В Омаху. Джорджия готовится к защите диссертации. Она осталась дома. Мы оба видели новости — о том здании, где офис Дрездена, и о террористах в ФБР. Мы беспокоились, но… Она позвонила мне вчера поздно вечером. Она была… — Он побледнел. — Она что-то бессвязно лепетала. В ужасе. Полную бессмыслицу. А потом звонок внезапно оборвался. — Голос его дрожал. — Она закричала. Я пытался вызвать копов, но…

Я кивнула:

— Но если случилось что-то настолько паршивое, что она закричала, копы вряд ли чем сумеют помочь. И в любом случае они сейчас перегружены работой из-за взрыва и нападения. Они возьмутся за это как только смогут.

— Угу, — кивнул Уилл. — Поэтому я оставил Дрездену сообщение на автоответчике и вернулся в Чикаго. Дверь в квартиру оказалась разбита — похоже, ее выломали. Внутри все разрушено. — Он сглотнул. — Джорджия исчезла. И я не смог взять след. Я поехал к Гарри домой, но… Там до сих пор идет дым от того, что осталось. И тогда я пришел сюда.

Я медленно кивнула. А потом спросила:

— Почему?

Он моргнул и посмотрел на меня так, будто я вдруг исполнила музыкальный номер.

— Вы серьезно?

— Угу.

— Он всегда говорил нам, что если он нам когда-нибудь понадобится, а мы не сумеем его найти, чтоб мы обращались к вам. Что вы — единственный человек в этом городе, который способен помочь нам лучше, чем кто бы то ни был.

С минуту я молча смотрела на Уилла. А потом сказала:

— Угу. Запросто могу себе представить, как он это говорит. — Я покачала головой. — И ведь ни разу не потрудился уведомить меня об этом.

Надо отдать Уиллу должное — он был явно напуган, но все-таки попытался пошутить:

— Наверное, он считал, что вы и без того крутая, а если еще и сказать это вам — так совсем зазнаетесь.

— Типа я нуждаюсь в его одобрении, чтобы быть уверенной в себе, — пробормотала я. С минуту я изучала своего гостя. Я знала его достаточно хорошо, чтобы понять: что-то в его поведении не так. Слишком уж он мирный. Уилл не тот человек, который будет рассиживаться за столом, неловко теребя салфетку, когда его жена пропала и ей, вполне возможно, угрожает опасность. Он был в ужасе, он был напуган до такой степени, что это его почти что парализовало. Я узнала этот взгляд.

Слишком часто я видела его в зеркале.

— Уилл, что именно вы мне не договариваете? — спокойно спросила я.

Он зажмурился, вздрогнул, и по щекам потекли слезы.

— Джорджия беременна, — прошептал он. — Семь месяцев.

Я кивнула. Затем выплеснула остаток своего кофе и встала.

— Подождите, я надену плащ.

— Сегодня обещали хорошую погоду, — сказал Уилл.

— В плаще я смогу прихватить с собой больше оружия, — пояснила я.

— А, — кивнул он. — И правда.


Квартира Уилла был разгромлена. Замок выбит, дверь висит на одной петле. Мебель перевернута. Пара-тройка вещей разбиты. Книги сброшены с полок. Ноутбук перевернут, на мониторе мерцает синий экран смерти. В подсыхающей на деревянном полу лужице какао валяется кружка.

Мгновение я, нахмурившись, изучала взглядом картину разгрома. Рядом с ноутом разлилась лужица, и все это было справа от уютного кресла-релакс, завалившегося на спинку. В пяти футах позади него лежала терапевтическая подушка.

— Итак, — сказала я, — возможно, дело было примерно так. Злоумышленник вышибает ногой дверь. На ней частично отпечатался след обуви. Джорджия сидит в своем кресле, вот здесь, и работает за компьютером. — Я снова нахмурилась. — Она пила много какао?

— Нет, — ответил Уилл. — Только когда была по-настоящему чем-то обеспокоена. Она шутит, что это ее метод самолечения.

Итак, она уже была чем-то обеспокоена незадолго до нападения. Она сидела в кресле с ноутом и какао, и… Я обошла вокруг упавшего кресла и обнаружила валявшуюся позади него радиотрубку городского телефона.

— Ее явно беспокоило что-то, но не мысли о нападении, — сказала я. — Она потратила время на то, чтобы заварить себе чашку какао, а этим не станешь заниматься, когда под дверью у тебя маньяк. Она приготовила себе уютный напиток и удобно устроилась в кресле, чтобы позвонить вам. Есть ли у вас какие-то догадки о том, что могло ее так обеспокоить?

Уилл покачал головой:

— В обычном состоянии — нет. Но последние несколько месяцев она просто пошла вразнос от этих взбесившихся гормонов… Она на многое реагировала чересчур остро.

Я кивнула и постояла немного молча, пытаясь вобрать в себя все, совместить воедино и получить общую картину. Я представила себе Джорджию — высокую, худенькую, гибкую женщину, свернувшуюся калачиком в глубоком кресле… испещренное пятнами лицо, покрасневшие глаза, она почти что свернулась вокруг своей маленькой вселенной — своего будущего ребенка и звука голоса своего мужа.

Кто-то одним ударом вышиб дверь и набросился на нее. Джорджия была борцом, приученным сражаться, пусть даже это чаще всего случалось, когда она находилась в облике другого существа. Она воспользовалась для защиты первым, что сумела пустить в ход — ногами. Когда нападавший набросился на нее, она попыталась оттолкнуть его обеими ногами. Но у него был слишком мощный импульс, и в результате удар лишь оттолкнул кресло Джорджии назад.

Беременная женщина, далеко не столь гибкая и изящная, как обычно, она развернулась и попыталась бежать.

— Крови здесь нет, — отметила я.

Нападавший оказался сильнее и утащил ее. Или он бил ее кулаками и ногами — это нетрудно проделать с беременной женщиной, которая инстинктивно обвивается телом вокруг будущего ребенка, так чтобы удары приходились главным образом на спину, ребра, и ягодицы, — или же слегка ее придушил. Так или иначе, он явно справился с ней без кровопролития.

А потом они ушли.

Я покачала головой.

— О чем вы думаете? — спросил Уилл.

— Не уверена, что вам хотелось бы это знать.

— Не хотелось бы, — сказал он. — Но мне это надо.

Я кивнула и изложила свою теорию вместе с подтверждающими ее доказательствами. Уилл побледнел и насупился.

— Как у нее было с рукопашным боем? — спросила я.

— На уровне. В кампусе она вела для женщин занятия по самообороне. Не думал, что ей когда-нибудь придется воспользоваться этим всерьез… — Он уставился на упавшее кресло, и лицо его болезненно дрогнуло.

— Что вы узнали такого, что не доступно мне? — спросила я. — Я имею в виду ваши способности вервольфа.

Он покачал головой.

— Человеческий мозг не приспособлен для серьезной обработки запахов, — сказал он. — В любом случае — не так, как волчий. Когда ты перекидываешься, это… ну, как бы прибавляет громкости у тебя в носу, но выделить что-то конкретное нелегко. Я могу взять след, если прошло не слишком много времени, но когда весь букет запахов перемешался, это дохлый номер. Здесь новый букет запахов, пролитое какао, еда за последний день или два… — Он пожал плечами.

— Похоже, магия никогда ничего не делает проще, — сказала я.

Уилл тихонько фыркнул:

— Вот и Дрезден так говорит.

Я почувствовала странную боль в груди, но не стала обращать на нее внимания. Я направилась на маленькую кухоньку и с минуту осматривала ее. Затем сказала:

— Стало быть, она какао-маньяк.

— Ну, в разумных пределах.

— Она пьет растворимое?

— Вы шутите? — Его интонация и тембр голоса слегка изменились, сделались чуть выше и чуть более резкими — наверное, он подсознательно имитировал речь своей жены. — Это же профанация жанра.

Я вытащила из кармана ручку и подцепила ею вторую чашку, у которой на ободке виднелся след губной помады. Донышко чашки было липким, с остатками настоящего какао — того самого, что варят из молока и шоколада. Жидкость еще не совсем засохла, и когда я поднимала чашку, в ней тихо плеснуло. Я показала помаду Уиллу.

— Джорджия косметикой не пользуется, — почти прошептал он.

— Знаю, — кивнула я. — Какао в этой чашке находилось примерно столько же времени, сколько в другой. Итак, следующий вопрос, на который мы должны ответить: кто пил какао вместе с Джорджией, когда вышибли дверь?

Уилл покачал головой:

— Это либо запах нападавшего, либо кого-то из наших знакомых, кто здесь часто бывал.

Я кивнула:

— Рыжая, верно? Та, что любит носить футболки в обтяжку?

— Энди, — сказал Уилл. — И Марси. Она вернулась в город после похорон Кирби. Их запахи здесь тоже слышны.

— Марси?

— Маленькая такая девушка, на мышку похожа. Каштановые волосы. У нее с Энди было в школе что-то типа интрижки.

— Либеральные вервольфы, — заметила я. — Два слова, которые редко оказываются вместе.

— В колледже многие экспериментируют, — пояснил Уилл. — Вы, наверное, тоже это делали.

— Да, — кивнула я. — Я пыталась увлечься американским футболом. В качестве зрителя. Но из этого ничего не вышло.

— У Марси с Энди тоже.

— Они рассорились?

— Не скажу точно, не знаю. После разрыва они по-прежнему остались соседками по комнате.

— Но Марси вскоре уехала из города.

Уилл кивнул:

— Она хотела заняться анимацией. Получила работу в «Skywalker». Это реально круто.

— Настолько круто, что она внезапно все бросила и вернулась сюда?

Уилл пожал плечами:

— Она сказала, что для нее важнее быть здесь, помогать нам. И она из экономии жила в бидонвилле, а почти все свои деньги положила в банк. Говорит, процентов ей достаточно, чтобы сводить концы с концами.

Я решила не менять пока своего скептического отношения к этой истории.

— А вы, случайно, не помните, пользуется ли кто-нибудь из них такой помадой?

Он покачал головой:

— Увы. Это не то, на что я обычно обращаю внимание.

Если я правильно помнила, большинство парней, видевших Энди, впоследствии не были до конца уверены, имеется ли у нее вообще такая вещь, как губы. Впрочем, у нее, вероятно, могли быть своего рода обратные проблемы.

— О'кей, — сказала я. — Здесь, возможно, скоро появятся копы — а может, и нет. Как бы то ни было, не думаю, что нам стоит их ждать.

Уилл кивнул:

— Что мы собираемся делать?

— Это не сверхдорогое жилье со звуконепроницаемыми стенами. Кто-то в доме должен был что-то увидеть или услышать.

— Возможно, — согласился Уилл, но вид у него при этом был не слишком уверенный.

Я повернулась, чтобы выйти из квартиры, стараясь не замечать маленькую детскую кроватку и пеленальный столик, который уже стоял наготове прямо за открытой дверью второй спальни.

— Пока не спросим, не узнаем. Вперед.


Проводить опрос в многоквартирном доме — то еще развлечение. Это неловко, утомительно, нудно и изматывающе. Большинство тех, с кем вы беседуете, не желают с вами общаться и норовят поскорее закончить разговор или же, наоборот, — они только рады с вами поболтать… и говорят, и говорят, и говорят, даже если вообще ни черта не знают. Вам приходится множество раз задавать одни и те же вопросы и множество раз выслушивать одни и те же ответы, и все это в целом выглядит так, будто вы идиот, у которого не имеется ни единой зацепки.

Впрочем, в немалой степени так оно и есть — иначе вам не пришлось бы в первую очередь опрашивать соседей. Если вы полицейский, то у вас к подобного рода работе довольно быстро вырабатывается иммунитет.

— Нам это ничего не даст, — сказал после энной двери Уилл. Разочарование и нервозность достигли в нем наконец точки кипения и перевесили страх за жену и ребенка. Он повернулся ко мне, поза его подсознательно исполнилась решимости: плечи расправлены, грудь вперед, руки стиснуты в кулаки. — Пора нам заняться чем-нибудь посерьезнее.

О, мужская самоуверенность — ничего против нее не имею, пока она помогает в работе, а не создает лишние проблемы.

— Да? — спросила я. — Полагаете, нам лучше прогуляться по улице, окликая ее по имени?

— Н-нет, но…

— Но — что? — поинтересовалась я, сохраняя спокойствие в голосе и всем своим видом выражая марсианское «а-не-надрать-ли-те-задницу?». Ты меня не испугаешь.

— Вы обратились ко мне за помощью. Я вам ее предоставила. Либо вы работаете со мной, либо говорите мне, что желаете действовать в одиночку. Сей секунд.

Он отступил, разжал кулаки и отвел взгляд. Я тоже расслабилась. Уилл не собирался мне угрожать, но он гораздо крупнее и сильнее меня. Сильнее — это еще не все, но сами по себе масса и сила в борьбе означают много, а Уилл к тому же обладал свирепостью и инстинктом хищника-убийцы — и вот это-то следовало учитывать в первую очередь. Он никогда не задумывался — черт, да он, вероятно, и не замечал никогда, — какой эффект производят его заявления, которые он делает в такой вот позе, со стиснутыми кулаками.

Это еще один пункт из длинного списка того, над чем марсиане никогда не задумываются. Почти всякая женщина знает, что почти любой мужчина сильнее ее.

О да, мужчины знают, что они сильные, но на самом деле они редко задумываются над последствиями столь очевидного факта — последствиями, на которые ты (если ты не марсианин) натыкаешься, по сути, на каждом шагу, и это тебе здорово портит нервы. Ты совсем иначе смотришь на жизнь, когда знаешь, что половина людей из тех, кого ты видишь, обладает достаточной физической силой, чтобы сделать с тобой все, что угодно, независимо от того, намерена ты это позволить или нет, — и даже к чисто потенциальной угрозе физического насилия следует относиться серьезно.

Уилл не собирался меня пугать. Он всего лишь хотел отыскать свою жену.

— Я понимаю, что от этого просто руки опускаются, — сказала я, — но это лучший из возможных способов выяснить то, что нам пока неизвестно.

— Мы обошли весь дом, — огрызнулся он. — А самое большее, что мы имеем, — это сосед двумя этажами выше, который слышал удар.

— Что говорит нам о том, что никакой крупной драки там не было, — сказала я, — иначе это бы наверняка услышали. Драка, Уилл, — это всегда очень громко, даже когда дерется только один человек. В таких домах, как этот, всем известно, когда сосед бьет жену.

— Но должен же был хоть кто-то услышать ее крик.

— Возможно, этот крик был не настолько громким, как вы думаете. Он ведь раздался вам прямо в ухо. И это вышибло вас из равновесия. Если все закончилось достаточно быстро, не исключено, что никто даже и не проснулся.

Я посмотрела из окна вестибюля на такой же многоквартирный дом напротив, через парковку. Уилл в его нынешнем состоянии был мне полностью бесполезен.

— Я намерена проверить дом напротив — может быть, прошлой ночью там кто-то что-то видел или слышал. А вы позвоните Энди и Марси. Если сумеете дозвониться, пусть едут сюда. Потом проверьте вызовы на своем телефоне, на мобильнике Джорджии, зайдите в ее электронную почту. Посмотрите, не вступал ли с ней в контакт кто-нибудь подозрительный.

Он поморщился, но кивнул:

— О'кей.

— Держите себя в руках, Уилл. Сохраняйте спокойствие, — посоветовала я. — Сохраняя выдержку, ты способен как следует все обдумать, а это лучший способ найти Джорджию и помочь ей.

Он сделал глубокий вдох и снова кивнул.

— Послушайте, сержант… В том доме один мужик… Может, вам лучше не ходить туда в одиночку.

Я ласково улыбнулась ему.

Уилл поднял руки вверх, как будто я нацелила на него пушку.

— Был не прав. Извините.


Квартиры с окнами на парковку вообще и на квартиру Борденов в частности имелись в трех домах. Задержавшись на секунду-другую посреди парковки, я обвела взглядом окна, а потом начала с того дома, что слева.

Через час с лишним я не узнала ничего нового, зато уяснила главную свою проблему: я не Гарри Дрезден.

Дрезден огляделся бы с отсутствующим видом по сторонам, побродил бы туда-сюда, натыкаясь на предметы и не особо заботясь о профессиональной технике безопасности даже на месте преступления. Задал бы пару вопросов, на первый взгляд совершенно бессмысленных, отпустил бы пару шуточек — по его мнению, весьма остроумных и вычурно оскорбил бы всякого, кто попытался бы на него надавить. А потом он проделал бы нечто, в чем не наблюдалось никакого, к черту, смысла, и извлек результат прямо из воздуха, словно фокусник, вытаскивающий из шляпы кролика.

Будь здесь Гарри, он бы, может, вытянул пару волосков из расчески Джорджии, проделал с ними нечто с виду совершенно дурацкое и последовал за ней через весь город, штат или даже на другой конец Вселенной — он такой. И затем рассказал бы мне о том, что случилось с Джорджией, куда больше, чем мне удалось выяснить, а может, даже определил бы — в общих чертах или вполне конкретно — личность преступника. И если бы, когда мы отправились за плохим парнем, дело дошло до горячего, он был бы там, швыряясь во все стороны огнем и молниями, словно это его собственные игрушки, созданные исключительно для его развлечения.

Наблюдать за действиями Дрездена всегда бывало либо чуть-чуть забавно, либо абсолютно жутко — одно из двух. На месте преступления его поведение наводило меня на мысли о детях-аутистах. Он ни с кем никогда не встречался взглядом — разве что на мгновение. Передвигался с преувеличенной осторожностью, свойственной тому, кто на пару размеров крупнее нормальных людей, руки держал ближе к телу. Говорил слегка приглушенно, словно извиняясь за свой звучный баритон.

Но стоило чему-нибудь привлечь его внимание, как он менялся. В его умных темных глазах появлялся блеск, а взгляд делался столь пристальным и напряженным, что мог бы вызвать пожар. А в тех ситуациях, когда расследование сменялось отчаянной схваткой, точно так же менялось и все его существо. Он словно бы делался больше, агрессивнее и увереннее, и голос его нарастал подобно трубному гласу, который запросто можно было бы расслышать на другом конце футбольного поля.

Безумный гений, пока! Привет, ужасающая икона.

Немногие из «ванилек», как он называл нормальных людей, видели Дрездена в его стихии, во всей полноте его могущества. Будь иначе, большинство из нас воспринимали бы его всерьез — но я решила, что для него в любом случае было хорошо, что все его способности остались непризнанными. Сила Дрездена перепугала бы большинство народа до чертиков — почти так же, как она пугала меня.

Но это был не тот ужас, от которого хочется, вопя, убежать прочь. Этот страх подступает незаметно. Страх Скуби-Ду. Нет. Когда вы видели Дрездена в действии, вас охватывал страх, что вы только что скатились по эволюционной лестнице вниз, что вы наблюдаете нечто гораздо более могущественное и бесконечно более опасное, чем вы сами, и что ваш единственный шанс выжить — убить это нечто, убить немедленно, пока оно не сокрушило вас той громадной силой, которую вам никогда не постичь.

Я достигла с ним соглашения. Но не всякому бы это удалось.

По сути… это и могло стать той причиной, по которой кто-то в него выстрелил. Пуля, которая бьет издалека и пробивает насквозь человеческое тело, а потом корпус катера, дважды, оставляя за собой серию аккуратных отверстий, почти наверняка выпущена из очень мощной винтовки. Профессиональный снайпер, стреляющий с большого расстояния, был одним из тех вариантов, которые Дрезден рассматривал как реальный шанс убрать его чисто. Он мог быть чародеем, наделенным великой силой и знаниями (что в данном случае синонимы), но бессмертным он не был.

Быстрый, жесткий, дьявольски изворотливый — да. Неприкосновенный — нет.

Не во всех смыслах. Мне ли не знать, ведь я к нему прикасалась — даже если мне не довелось прикасаться к нему везде или слишком часто…

И не доведется уже.

Проклятие.

Я усилием воли прогнала все мысли о Гарри, пока снова не разревелась. Если ты пяти футов ростом, производить впечатление сильной и без того нелегко, а уж тем более — с заплаканными красными глазами и хлюпающим носом.

Нет больше Дрездена. Нет больше его дурацких шуточек и старомодного чувства юмора. И его способностей узнавать неведомое, бороться с непобедимым и находить то, что найти нельзя, — тоже больше нет.

А мы, те, что остались, просто должны продолжать делать все, на что мы способны, без него.


Я стучалась в двери и говорила со множеством людей, большинство из них были дети школьного возраста, учившиеся в местном колледже. О Джорджии я не раздобыла вообще никаких сведений, зато получила информацию о неких наркоторговцах, тусовавшихся на парковке. Я передала ее соответствующим людям из полиции, где она станет очередной декорацией в бесконечной войне с наркотиками и вряд ли будет иметь какое-то значение. Зато эта информация действительно подтверждала то, что я пыталась донести до Уилла: соседи видят все. Возможно, я просто еще не поговорила с нужным соседом.

Оказавшись в доме номер три, я почувствовала странную атмосферу сразу, как только зашла в подъезд. По сравнению с остальными домами здесь все было каким-то запущенным. На стенах свежие граффити. На многих дверях — двойные замки. Ковер — старый и весь в пятнах. В окне вместо выбитого стекла — лист фанеры. Все это место прямо-таки вопило о том, что здесь таятся всякие неприятности, упорно противодействующие тому, чтобы вестибюль и коридоры содержались в порядке, а может, и вынуждающие жильцов вновь и вновь сталкиваться с проблемами и разрушениями.

Никакой музыки я не слышала.

Довольно необычно для таких домов, как этот, населенный по большей части студентами. Детишки любят свою музыку, не важно, какая она — отупляющая или разрывающая барабанные перепонки, и вы почти всегда можете услышать где-то поблизости хотя бы ритмичные басы ударных.

И все-таки — здесь ее не было.

Я насторожилась, попытавшись вырастить дополнительную пару глаз на затылке, и начала стучаться в двери.


— Нет, — солгала маленькая, хрупкая на вид женщина с третьего этажа, которая сказала, что ее зовут Мария. Она открыла дверь ровно на длину цепочки. — Я ничего не слышала и не видела.

Я попыталась сделать свою улыбку еще более ободряющей.

— Мэм, обычно это работает так: сначала я задаю вам вопрос, и только потом вы мне говорите неправду. Когда мне дают лживый ответ еще до того, как у меня возник шанс задать вопрос, это оскорбляет мое чувство справедливости.

Она широко раскрыла глаза и мелко затрясла головой — нервно и судорожно.

— Н-нет. Я не лгу. Я ничего не знаю.

Мария попыталась закрыть дверь, но я еще раньше вставила в щель ботинок.

— Вы лжете, — тихонько сказала я. — Вы боитесь. Я вас понимаю. Я слышала такие же заявления почти от всех в этом доме.

Она отвела от меня взгляд, словно пытаясь отыскать пути к бегству.

— Я в-вызову полицию.

— А я и есть полиция, — сообщила я. Формально это была правда. Меня еще не уволили.

— О Боже. — Она все сильнее трясла головой, с каким-то отчаянием. — Я не хочу, чтобы… Нельзя, чтобы видели, как я с вами говорю. Уходите.

Я подняла брови:

— Мэм, пожалуйста. Если вы в беде…

Я даже не была уверена, что она меня слышит. Таких женщин, как она, я навидалась достаточно и хорошо знала этот взгляд. Кто-то ее запугал — муж, вероятно, или любовник, или целая череда мужей и любовников, а до того, может, еще и отец. Она жила в страхе, причем уже долгое время. Страх поселился в ней основательно, и единственным способом выживания для нее стала капитуляция.

Мария была паршивой овцой. Она с рыданиями покачала головой и рванулась захлопнуть дверь. Я уже собиралась вытащить ногу и уйти. Невозможно силой вынудить человека принять помощь.

— Какие-то проблемы? — раздался осипший от пьянства голос.

Я обернулась к покрытому шерстью мамонту с лицом мужчины. Он был гораздо выше шести футов и весил, вероятно, раза в три больше меня, хотя мускулов в этой массе было не так много. Поверх белой майки, из которой выпирало брюхо, на нем была рубашка на пуговицах с вышитым на груди именем «РЭЙ».

Мамонт смотрел то на меня, то на дверь квартиры и хмурился.

— Мэри, у тебя возникли какие-то проблемы?

Мария замерла неподвижно, словно кролик, почуявший близость хищника.

— Нет, Рэй, — прошептала она. — Ничего такого.

— А я чертовски уверен, что на «ничего» это не похоже. — Рэй скрестил руки на груди. — Я пытаюсь заставить город решить проблемы с уличными фонарями и с блоком предохранителей, а ты такой шум устроила, что весь мой разговор в нижнем вестибюле пошел на хрен.

— Прости меня, Рэй, — прошептала Мария.

В глазах Рэя замерцали опасные огоньки.

— Черт подери, я всем вам даю отсрочку арендной платы, и что я за это имею?

— Это была случайность, — выдавила Мария придушенным голосом. — Больше такого не повторится.

— Позже поговорим, — бросил он.

Мария вздрогнула, как будто эти слова окатили ее грязью.

Рука у меня сама сжалась в кулак.

Ах так, черт возьми!

Я уже встречала типов, подобных Рэю, — хулиганов, не способных вырасти из песочницы, людей, которым нравится иметь власть над другими и держать их в покорности с помощью страха. Он был крупным и думал, что это делает его сильнее всех остальных. У этого навозного червяка, наверное, уже имелись задержания, и скорее всего он отсидел уже какой-то срок не иначе как за что-то весьма мелкое и подлое. Таких парней, как Рэй, тюрьма порой только убеждает в том, какие они крутые задиры, служит подтверждением и ратификацией их статуса хищника.

Рэй отвел взгляд от Марии и посмотрел на меня с тем же мерзким огоньком в глазах.

— Что, весь из себя крутой? — поинтересовалась я.

Он хмыкнул по-марсиански. «Отвянь и сгинь».

Марсианский — очень выразительный язык.

— А тебе какое дело? — спросил он.

— А я, типа, любопытная, — сообщила я.

— Отвянь и сгинь, — сказал Рэй, на сей раз по-английски. — Вали отсюда. — Он посмотрел мимо меня на Марию. — Закрой эту чертову дверь.

— Я… я п-пытаюсь, — прошептала Мария. Моя нога в тяжелом, кованном сталью ботинке по-прежнему находилась между дверью и рамой.

В глазах Рэя полыхнула тупая ярость, и направлена она была на Марию. Это заставило меня принять решение. Рэй явно был криминальным типом, из тех, кто отыгрывается за свои неудачи на всех, кто якобы виноват, испытывая при этом эдакое извращенное удовольствие. Он собирался было отыграться на мне, а когда обнаружил, что номер не пройдет, обратил свою злобу на Марию. Что, так или иначе, обязывало меня ее защищать.

И я не собиралась этим наслаждаться, ну нисколечко. Честное слово.

— А ну убирай из дверей свою ногу, пока я тебе ее не оторвал! — рявкнул Рэй.

— Допустим, я этого не сделаю, — сказала я.

— Даю тебе последний шанс. — Глазки его сощурились, он задышал чаще, и я заметила выступившие над бровями бисеринки пота. — Вали отсюда. Немедленно.

— Или что? — вежливо поинтересовалась я. — Вы собираетесь избить меня, Рэй?

Самообладание не принадлежало к числу его сильных сторон. Брызжа слюной, Рэй выплюнул слово «сука» и двинулся в мою сторону — все три с лишним сотни фунтов живого веса, — сжав руки в кулаки размером с хорошую тыкву.

Но было кое-что, чего Рэй обо мне не знал: я знакома с боевыми искусствами.

Продвинутым учеником меня не назовешь, но с тех пор как мне исполнилось семнадцать, я тренируюсь каждый день. Сначала айкидо, потом вин-чунь, потом джиу-джитсу. Я изучила кали, французский бокс, крав-мага, тэквондо, дзюдо, бокс и шаолинь-кун-фу. Список звучит внушительно, но на самом деле это не так. Стоит только освоить два или три искусства, и дюжина следующих идет уже довольно быстро, поскольку все они нацелены на решение одной и той же задачи, а человеческое тело — оно на любом континенте обладает одними и теми же динамическими и временными характеристиками.

Рэй занес на меня кулак в боковом ударе, которого избежал бы, наверное, и борец детской лиги. Я вытащила ногу из дверного проема и пригнулась. Он продолжал нестись лавиной жира вперед, а я тем временем поднырнула под его руку и сделала пару шагов в сторону, по диагонали. Когда он попытался меня схватить, я ускользнула, а он по ходу потерял и без того шаткое равновесие. Я помогла ему, добавив толчок двумя костяшками левого кулака прямо в почку.

Рэй врезался в гипсокартонную стену, оставив на ней неслабые вмятины. Прикинув, сколько времени у него уйдет на разгон, я отступила на пару шагов назад. Он развернулся, изрыгая проклятия, и двинулся на меня, с трудом набирая скорость, словно перегруженный трактор с прицепом. Мне пришлось отступить еще на пару шагов — освободить ему место, чтобы он мог перейти на неровный бег.

На сей раз он не стал заморачиваться с ударами — просто попытался схватить меня своими огромными ручищами. Я тщательно рассчитала время и в самый последний момент метнулась на пол, взмахнув ногой в почти что нежном ударе, который ничего не повредил, а всего лишь помешал его правой ноге продолжить движение вперед и вниз в нужном ритме с левой.

Чем они крупнее, тем тяжелее они падают. Рэй шмякнулся весьма эффектно.

Взгромоздившись на четвереньки, он резко взмахнул своей лапищей в очередном захвате.

Господи Иисусе. Чтобы заполучить такое видео, инструкторы по основам самообороны отдали бы последний доллар. Он набрасывался на меня с помощью всех тупых и агрессивных приемов, какие только возможны, прямо как по списку.

Я много чего могла бы проделать с тем подарком, который он преподнес мне этим взмахом руки, но в реальном конфликте я не склонна к изыскам. Предпочитаю простоту, быстроту и надежность. Я позволила ему вцепиться мне в запястье, а потом разбила хватку, взяла его кисть в замок, вывернула и надавила.

Такой захват имеет мало общего с мышечной силой и массой. Он полностью основан на механизме человеческого тела. И даже будь Рэй в нормальной форме, это бы ничего не изменило. Он мог выглядеть как Шварценеггер в роли Конана и все равно оказался бы столь же беспомощен. Все человеческие суставы собраны по более или менее одинаковым спецификациям, из одних и тех же материалов, и не важно, какое количество жира и мускулов их покрывает. Если ты знаешь, как воспользоваться ими против своего врага, они уязвимы.

Я это знала.

Триста с гаком фунтов вонючего, глупого и злобного тела шмякнулись вниз на грязный потертый ковер холла так, будто их уронили с подъемного крана.

Пока он лежал там, вконец оглушенный, я вывернула его запястье вперед и завела ему за спину, другой рукой жестко удерживая его лапу в выпрямленном состоянии. Из этой позиции я могла в буквальном смысле слова выдернуть его руку из плечевого сустава примерно с тем же усилием, какое требуется, чтобы толкнуть тележку для продуктов. И я могла причинить ему боль — много боли, если потребуется, — чтобы удержать его от попыток совершать дурацкие телодвижения.

Будучи Рэем, он попробовал совершить очередную глупость, вопя и вырываясь из захвата. Я, вздохнув, обеспечила контроль, и его физиономия вновь пережила сокрушительное соударение с ковром. Мы повторили это несколько раз, пока Рэй не начал потихоньку усваивать урок — больше он не дергался. А если б попытался, это причинило бы ему боль.

— Итак, я беседовала с людьми в нескольких домах, — сообщила я в тоне мирного диалога. Рэй пыхтел, как перегретый двигатель. — Интересно, не могли бы вы мне сказать, видели ли вы прошлой ночью что-либо странное или необычное? Примерно между двумя и тремя часами утра?

— Ты мне руку на хрен выломаешь! — рявкнул — или попытался рявкнуть — Рэй, сорвавшись на хныканье.

— Нет, нет, нет, — сказала я. — Если бы я сломала вам руку, то вы услышали бы щелчок. Это очень похоже на звук ломающейся ветки, только несколько глуше. А вот о чем вам действительно стоит побеспокоиться, это чтобы я не вывихнула вам руку в плече и локте. Это гораздо хуже. Так же болезненно, но требует чертовски больше сил и времени на поправку.

— Господи Иисусе, — выдохнул Рэй.

— Так вы говорите, что это Иисус приходил сюда прошлой ночью между двумя и тремя часами? Я сомневаюсь, Рэй.

— Я ничего не видел! — просипел он спустя пару секунд. — Ладно, а? Господи Иисусе, я ничего не видел!

— Угу, — кивнула я. — Похоже, вы говорите как честный человек. — Я воспользовалась рукой, которой держала захват, чтобы дотянуться до кармана плаща, и бросила на пол перед ним свой значок.

Рэй долгое мгновение молча взирал на него, после чего лицо его побледнело.

— А теперь произойдет вот что, — сказала я очень спокойно. — Вы собираетесь уволиться с работы. Вы пишете очень милое письмо своему боссу, а потом уходите из этого дома. Завтра в полдень вас здесь уже не будет.

— Вы не можете этого сделать, — заявил он.

— Я могу сделать все, что захочу, — ответила я. — Как вы думаете, Рэй, кому из нас поверит судья?

Это не мой подход к осуществлению законности. И что бы там ни было, ни один хороший коп так себя не ведет. Но преступники всегда хотят, прямо-таки жаждут верить во все самое худшее, что касается копов. Видимо, если им удается себя убедить, что полицейские точно такие же подонки, как они, только со значками и зарплатой, это улучшает их самочувствие.

— Так или иначе, но вы это сделаете. Не хотите играть по правилам — тогда я пришлю сюда городского инспектора, чтобы он подтвердил все нарушения жилищного кодекса в этом здании. Огнетушители отсутствуют. Детекторы дыма полностью вышли из строя, а большая часть из тех, что имеются, попросту висят на проводах. У вас тут повсюду плесень и грибок. Освещение отсутствует. Снаружи — груда мусора. — Я зевнула. — И вдобавок ко всему, Рэй, на вашей парковке тусуются наркоторговцы. И подозреваю, вы в этом замешаны.

— Нет, — сказал он. — Нет, я ни в чем не замешан!

— Разве? Вам ведь это вполне подходит, а? И вот пожалуйста, нападение на сотрудника полиции. — Я горестно покачала головой. — Итак, когда дом не пройдет инспекцию и это даже, возможно, будет зафиксировано в бумагах, вас все равно уволят. К тому же я отмечу вас как подозреваемого в распространении наркотиков. Плюс обвинение в нападении. Сколько дел на тебе уже висит, крутой парень? Сможешь выдержать еще два?

— Блефуете, — промычал он с жалким видом.

— Может, и да, — согласилась я. — С другой стороны… возможно, я просто позвоню Джону Марконе и поведаю ему, как вы помогаете некоторым из его уличных парней устраивать за спиной босса кое-какие соглашения.

Для чикагского криминала воззвать к имени Марконе означает примерно то же, что для доброго католика воззвать к имени святого. Он крупная рыба в пруду, глава всей чикагской организованной преступности — и в этом он чертовски хорош. Люди Марконе его боятся, и даже копы относятся к нему очень и очень серьезно. Рано или поздно он совершит ошибку, и чикагское полицейское управление, ФБР, а может, и налоговая инспекция прижмут его к ногтю. Но до сих пор он был самым опасным хищником в джунглях.

Рэй задрожал.

— Посмотрите наверх, Рэй, — спокойно сказала я.

Он поднял взгляд и увидел то, что мгновением раньше увидела я.

Все двери, выходящие в коридор, были открыты. В них стояли люди — мужчины, женщины, дети, родители, старики. Они все стояли там молча и наблюдали, как маленькая белокурая женщина воспитывает большого и злобного Рэя, будто непослушное дитятко.

Взгляды их были очень жесткие. И в них не было больше ни капли страха.

— Посмотрите на них, Рэй, — сказала я.

Он посмотрел — и снова вздрогнул. А потом перестал сопротивляться, и тело его обмякло.

— Я уйду, — прошептал он.

— И будете чертовски правы. — Я резко толкнула его руку, и он завопил от боли — но я ее не сломала. Я сделала это лишь затем, чтобы дать себе пару секунд — успеть поднять мой значок и выйти из зоны досягаемости, — на случай, если он окажется слишком туп и не уймется.

Он оказался не слишком туп. Он просто лежал на месте, словно выброшенная на берег акула.

— Я буду наведываться сюда с проверками, Рэй. Регулярно. Если мне покажется, что ты хоть кому-то из этих людей причинил зло, украл или повредил их собственность — черт подери, да если я просто услышу, что ты на них глянул не так, я разыщу тебя и засуну тебе в задницу связку ржавой арматуры! Обещаю.

Я вынула одну из своих визиток — теперь уже устаревших, как я полагаю, — записала номер телефона и протянула Марии.

— Если у вас возникнут какие-то проблемы, наберите номер, который на обороте. Попросите лейтенанта Столлингза. Скажите ему, что номер вам дала Мёрфи.

Мария закусила губу. Посмотрела на Рэя, потом снова на меня.

Нервным, торопливым движением взяла карточку и отпрянула назад, закрыв за собой дверь квартиры. Щелкнули несколько замков.

Ни слова больше не сказав, я вышла из здания. Я была уже на полпути к дому Уилла, когда услышала позади себя быстрые приближающиеся шаги. Я повернулась, держа руку поближе к «ЗИГу», но, узнав Марию, расслабилась.

Она остановилась напротив меня и сказала:

— Я к-кое-что видела.

Я кивнула и стала ждать.

— Вчера поздно ночью были какие-то странные звуки. Как… как удары. А чуть позже подкатила машина. Она остановилась у дома, который через парковку, и оттуда вышел мужчина, а машину так и оставил, не выключая зажигание, так, будто не боялся, что ее угонят.

— Вы узнали его? — спросила я.

Мария покачала головой:

— Но он был крупный. Почти такой же, как Рэй, но он… Понимаете, он лучше двигался. Он был в форме. И на нем был дорогой костюм.

— Что вы еще можете мне о нем сообщить? — спросила я.

Мария пожала плечами:

— Нет… действительно ничего. Я видела, как он вышел из дома, не пробыв там и нескольких минут. А потом сел в машину и уехал. Я не видела номер или еще что-нибудь такое. Извините.

— Вам не за что извиняться, — проговорила я спокойно. — Спасибо.

Она кивнула и повернулась, уже готовая бежать обратно. Потом вдруг остановилась и оглянулась на меня.

— Не знаю, имеет ли это значение, — сказала она, — но у того мужчины была армейская стрижка.

Я слегка напряглась:

— А цвет его волос вы не запомнили?

— Рыжие, — сказала она. — Яркие, морковно-рыжие. — Она сглотнула. — Если это имеет значение.

Это имело значение — но я не хотела ее пугать, поэтому просто кивнула и улыбнулась:

— Спасибо, Мария. Серьезно.

Она попыталась улыбнуться в ответ, и у нее это вполне даже получилось. Затем огляделась по сторонам так, будто ей очень неуютно стоять на таком большом открытом пространстве, и поспешила обратно, к себе домой.

Крупный парень в костюме, с ярко-рыжими волосами и стрижкой ежиком — это было почти слово в слово краткое описание внешности в примечаниях к файлу, который полицейское управление Чикаго держало на мужчину по фамилии Хендрикс.

Хендрикс был когда-то игроком футбольной команды в колледже, где учились Уилл, Джорджия и остальные вервольфы. Он весил больше трех сотен фунтов, и ни один из этих фунтов не был лишним. Хендрикс находился под подозрением в связи с несколькими таинственными исчезновениями, главным образом криминальных фигур, которые, похоже, заслужили недовольство его босса. И его босс, по-видимому, послал его вчера поздней ночью к дому Уилла и Джорджии.

Но зачем?

Чтобы получить ответ, я была поставлена перед необходимостью поговорить с боссом Хендрикса.

Я должна была повидаться с «джентльменом» Джоном Марконе.


Где искать Марконе, полиции известно, но толку с этого ноль — все равно мы не можем его прищучить. Он приложил руку к сотням преступлений, и мало того что мы должны работать против Марконе и его теневой империи, так у нас еще стоит над душой собственное начальство на пару с политиканами. О нет, они никогда ничего не говорят прямо, типа: «А ну-ка бросьте арестовывать самых прибыльных сутенеров Марконе». Вместо этого мы имеем пространные речи о расовом и социально-экономическом профиле, вопли комитетов политических инициатив и грязные репортажи в газетах и на телевидении.

Чаще всего мы молчим и продолжаем терпеливо работать. Опыт научил нас, что вряд ли кого особо заботит, что мы думаем или хотим сказать. От нас требуют ответов, но выслушивать их не желают.

Я не хочу сказать, что копы представляют собой этакий отряд белых рыцарей. Но политиканы могут извратить по-своему что угодно, если это гарантирует пачки наличных для фондов их компании — или же шантажисты Марконе не станут афишировать какую-нибудь темную тайну из их прошлого.

У меня еще оставались друзья в чикагской полиции. Я позвонила одному из них — он работает в отделе борьбы с организованной преступностью — и спросила, где я могу найти Марконе.

— А, Мёрф, — сказал Малон. Голос его звучал устало. — Не вовремя ты.

— И давно ты заделался таким пунктуальным? — поинтересовалась я. — Мне это нужно. Это связано с Дрезденом.

Малон хмыкнул. Дрезден избавил его дядю от некоей одержимости, или (до сих пор впадаю в когнитивный диссонанс, когда я вспоминаю об этом) злых чар. Никогда еще не видела, чтобы кто-то страдал так, как старый Малон. Ни копы, ни врачи ничего не могли для него сделать. Дрезден вошел, выгнал всех из комнаты, и через пять минут Малон снова был в здравом рассудке, разве что малость потрепанный. На племянника Малона это произвело сильное впечатление.

— Ладно, — сдался он. — Дай мне пару минут. Сейчас всех, у кого есть значок, отправили обшаривать город в поисках Бин Ладена, йети или кого угодно, кто бы мог взорвать это здание. Я уже двое суток на ногах. А тут еще ФБР раскудахталось, как взбесившаяся стая злобных наседок, после того, что стряслось у них в офисе. — Он откашлялся. — Хм. Я слышал, что ты, возможно, как-то с этим связана.

Я тоже хмыкнула. Нейтрально.

— Странное дело, а?

Я вздохнула. Внутренние расследования или ФБР могли до сих пор прослушивать мой телефон, и я не хотела сболтнуть лишнего.

С другой стороны, ну что они мне могут сделать? Разрушить карьеру?

— Очень странное. Тут попахивает тем же, чем в «Бархатном салоне». — Это было место, где Дрезден сразился с целой стаей вампиров и сжег дотла весь дом.

Малон присвистнул:

— Неужто было так же паршиво, как с тем типом в обезьяннике спецрасследований?

Он имел в виду луп-гару. Мы были настолько глупы, что заперли Харли Макфинна в обычной клетке, а он превратился в кошмарную тварь из «Ледникового периода» размером с половину старого «бьюика». Слово «волк» подходит к этому созданию весьма отдаленно. В ту ночь погибли несколько отважных парней — против луп-гару их оружие оказалось абсолютно бессильно. Мой прежний напарник, Кармайкл, тоже погиб там — он практически бросился в пасть этой твари, чтобы выгадать для меня несколько спасительных секунд.

Каждый раз, как я об этом думаю, на меня накатывает тошнота.

— Я правда не знаю. Все произошло слишком быстро. Я собрала несколько человек, спустилась с ними по лестнице и вывела на улицу. В здание ворвался спецназ, но к тому времени там уже остались только сотрудники, прятавшиеся в клозетах и под столами, и множество трупов.

— Иисусе, — выдохнул он.

— Малон, мне нужна эта информация, — жестко надавила я.

— Я тебе через минуту перезвоню, — ответил он.

Я сунула мобильник в карман плаща и посмотрела на Уилла. Мы стояли на тротуаре у его дома.

— Это безумие, — спокойно произнес Уилл. — Вампиры, атакующие правительственное здание? Взрывающие дома в центре города? Они такого не делают.

— Если бы они соблюдали все правила, то не были бы плохими парнями, — сказала я.

— Просто… — Он сглотнул. — Мне правда жаль, что Гарри нет рядом. Он бы принял этот вызов.

— Этот вызов приняли мы.

Уилл покачал головой:

— Я настолько обезумел, что даже не догадался спросить… Где он?

Я поглядела на него, не меняя выражения лица, и тут же отвела взгляд.

Уилл побледнел:

— Нет. Он не… Это невозможно.

— Мы не знаем, где он, — сказала я. — На том паршивом катере, где он остался ночевать, пока не найдет себе какое-нибудь другое пристанище, его не было. Мы обнаружили кровь. Пулевые отверстия. Кровавый след, уходящий в озеро.

Уилл покачал головой.

— Но… если бы его ранили, он бы не поехал в больницу. Он позвал бы Уолдо Баттерса. — Уилл вытащил из кармана свой сотовый. — У меня в контактах он есть. Можно позвонить…

— Я знаю о Баттерсе, Уилл, — мягко оборвала я. — Я ему первому позвонила, когда увидела кровь. Он не получал вестей от Гарри.

— О Боже… О Боже мой, — прошептал Уилл.

Я чувствовала себя так, будто прикончила из двустволки Санта-Клауса.

— Может быть, он не умер, — сказала я. — Возможно, там застрелили кого-то другого с той же группой крови. Или, может быть, Дрезден устроил очередной свой трюк и просто исчез, пшик — и он уже где-то… где-нибудь в больнице для чародеев.

— Да, — кивнул Уилл. — Да, может быть. В смысле, он ведь способен сделать все, что угодно, правда?

— Все, что угодно, — сказала я.

В том числе и погибнуть. Но этого я говорить не стала.


Детектив Малон выполнил свое обещание, и пять минут спустя мы уже направлялись к зданию в северной части Бактауна — очередной инновационный проект джентльмена Джонни обеспечивал по большей части законный бизнес. За последние несколько лет он купил, отреставрировал, обновил и сохранил больше дюжины городских зданий. Ему вручали награды всяческие общественные организации, и он пользовался почетом и уважением как человек, который блюдет изначальную красоту чикагской архитектуры, спасая ее от забвения, разрушения и т. д. и т. п.

Если бы не наркотики, азартные игры, проституция, шантаж и все другие теневые структуры, которыми он управлял, он бы, наверное, слыл настоящим городским героем.

Когда мы туда приехали, подрядчики были поглощены работой над зданием, и едва я зашла внутрь, ко мне направился хмурый охранник в белой рубашке и черных брюках. Уилл следовал за мной. Я надеялась, что, если дело обернется паршиво, мне не придется его вытаскивать, пробиваясь к выходу.

Представив себе эту картину, я невольно улыбнулась: чистая фантазия. Если в штабе Марконе прольется кровь, я не проживу так долго, чтобы вытащить кого бы то ни было.

— Проход запрещен, — сурово произнес охранник. — Здесь стройплощадка. Опасно. Вам следует удалиться.

Я окинула его взглядом:

— Я здесь для того, чтобы повидаться с Джоном Марконе.

Охранник, в свою очередь, окинул взглядом меня. Затем потянулся за рацией и что-то проговорил в микрофон. В следующее мгновение в ответ проорали:

— Мистер Марконе никого не принимает.

— Принимает, — сказала я. — Пойдите к нему и скажите, что Кэррин Мёрфи пришла его повидать.

— Боюсь, это невозможно, — покачал головой охранник. — Вам следует удалиться.

Я заметила у него пушку — девятимиллиметровый «глок».

Вытащив маленькую кожаную корочку, в которой лежал мой полицейский значок, я сообщила:

— Если вы вынудите меня это открыть, дело примет официальный характер. Последуют официальные запросы, официальные документы, и на вашей территории внезапно возникнет множество народу в форме. — Я выставила корочку перед собой — как распятие перед вампиром, и держала ее так, будто в любой момент готова открыть. — Хотите устроить вашему боссу такую головную боль?

Взгляд охранника метнулся от меня к Уиллу. Потом он резко повернулся, отступил на пару шагов в глубь здания и вступил со своей рацией в тихий и весьма насыщенный диалог.

Я скрестила руки на груди и нетерпеливо постукивала ногой.

— Вы правда это сделаете? — поинтересовался Уилл.

— Не могу, — ответила я. — Меня увольняют. Но им-то об этом неизвестно.

Уилл тихо фыркнул.

Вернулся охранник.

— В эту дверь, — сказал он. — Спуститесь на два этажа. Первый поворот налево, а там увидите. — Он кашлянул. — Все оружие вы должны оставить у меня.

Я хмыкнула:

— Черта с два, — и решительно прошагала мимо него, слегка задев плечом, как бы напрашиваясь на драку. Марсианский аналог: «А ты все равно не имеешь права со мной сцепиться».

Он воспринял сообщение и не попытался нас задержать.

Я стала спускаться по лестнице, за мной, тихонько хихикая, шел Уилл.


Офис Марконе располагался в помещении, выглядевшем как столовая. Это была огромная, выложенная кафелем комната, и за столами, поглощая еду, сидели несколько подрядчиков, почти все — более мускулистые, чем средний чернорабочий, и сплошь покрытые татуировками. Официанты обслуживали несколько накрытых столов с таким вниманием и заботой, какие можно увидеть разве что на светском рауте. Все было ярко освещено, а в дальнем конце комнаты, на подиуме, где запросто поместился бы, будь он здесь, целый оркестр, стояли компьютеры и офисная мебель.

Марконе — воплощенный портрет деятельного администратора — сидел за огромным старым письменным столом, прижимая плечом к уху телефонную трубку, а рукава его строгой рубашки были закатаны до локтей.

Все в нем прямо-таки кричало: «преуспевающий патриарх». Его пиджак, висевший на спинке кресла, стоил побольше, чем некоторые маленькие страны. Галстук с распущенным узлом мягкого серебристого цвета, а вовсе не яркий галстук «власти», означал уверенность и силу, не нуждавшиеся в подобной портновской декларации. Его большие ладони выглядели сильными. На суставах у него были шрамы. Короткая консервативная стрижка, темные волосы, чуть поседевшие на висках, — все заявляло о том, что это мужчина в полном расцвете сил, как умственных, так и физических. Он был хорошо сложен и явно поддерживал форму, а черты его были правильные и приятные. Он никоим образом не был красив, однако лицо его излучало силу и властность.

Марконе выглядел как человек, за которым готовы идти остальные. Чуть позади него на подиуме стояли двое — доказательство его лидерского дара. Первая — женщина, белокурая амазонка ростом больше шести футов, в строгом сером костюме. У нее были те ноги, которыми меня безжалостно обделили при рождении, — вот сука. Звали ее Гард, и Дрезден считал, что она валькирия — в самом буквальном смысле.

Второй — Хендрикс. Уродом он не был, но мне он все равно напоминал горгулью, существо с каменными мускулами, безобразной внешностью и глазами-бусинками, готовое мгновенно перейти к действиям по приказу человека, которого он охранял. Голубые глаза Гард на мгновение сосредоточились на мне и перешли к Уиллу. Она сощурилась и что-то прошептала Марконе.

Бессменный повелитель чикагского преступного мира ничем не выказал, что он ее услышал, а я, приблизившись, поймала несколько последних фраз из его телефонного разговора.

— Только вам придется сделать это самостоятельно. — Он помолчал, слушая ответ, а потом сказал: — У меня для этого нет подходящих ресурсов — а даже если б и были, я не стал бы попусту их расходовать, посылая туда людей вслепую и без подготовки. Вам придется использовать собственные ресурсы. — Он снова помолчал. — Ни один из нас никогда не станет лизать другому пятки, ни на взаимной основе, ни на какой другой. Я не стану посылать своих людей на рискованное дело, не имея достаточного количества информации. Если передумаете, можете не стесняясь связаться со мной. Хорошего вам дня.

Он повесил трубку и повернулся ко мне. Глаза у него были цвета скошенной сухой травы. Непроницаемые, как у рептилии. Он сложил пальцы домиком и произнес:

— Мисс Мёрфи.

— Новости доходят быстро, — ответила я.

— До меня — да. — Губы его изогнулись в неприветливой улыбке. — Что привело вас сюда? Работа или месть?

— С чего бы мне желать мести такому столпу общества?

— Дрезден, — сказал он просто. — Полагаю, вы здесь, потому что считаете меня за это ответственным.

— А если так, то что? — поинтересовалась я.

— Тогда я порекомендовал бы вам уйти. Вы умрете раньше, чем успеете достать из-под плаща пистолет.

— И кроме того, — добавила я, — вы этого не делали. Верно? И у вас имеется вполне рациональная причина, объясняющая, почему вы даже не желали его смерти.

Он пожал плечами — элегантно, как парижский аристократ.

— Во всяком случае, не больше, чем в любой другой день, — сказал он. — Убивать Дрездена мне не было никакой надобности. Последние несколько лет он тщательно работал над тем, чтобы себя убить, на что я и указал ему пару дней назад.

Я заперла свое сердце на замок. Тон, которым говорил этот наглый ублюдок, вызывал у меня желание завизжать и выцарапать ему глаза. Я не доставила ему удовольствия увидеть, что он вывел меня из себя.

— Я здесь по другой причине.

— О? — вежливо поинтересовался он.

Слишком вежливо. Он знал. Знал, зачем я приду, еще до того, как я переступила порог. Я воспроизвела у себя в воображении последние несколько часов, пытаясь определить, где я соприкоснулась с его сетью.

— Мария, — сказала я. — Она из ваших людей.

Хендрикс бросил взгляд на Гард.

Она закатила глаза и выудила из кармана пиджака двадцатидолларовую банкноту. И протянула ее этому верзиле.

Хендрикс, самодовольно улыбаясь, убрал двадцатку в карман.

Марконе на это внешне никак не отреагировал.

— Да. Управляющий, с которым вы познакомились, предоставлял некоторым из моих конкурентов возможность вести дела. Мария наблюдала за его деловыми партнерами — так нам удалось проследить цепочку обратно, вплоть до источника неприятностей, и предложить им вести дела где-нибудь в другом месте.

Я устремила на него тяжелый взгляд:

— И она позволяла Рэю так с собой обращаться?

— И получала за это хорошие деньги, — ответил Марконе. — Впрочем, она с нетерпением ждет, когда можно будет закрыть контракт.

Мария вовсе не была забитой мышкой. Черт, да она была одним из «наладчиков» Марконе. Таков был широко используемый эвфемизм для налетчиков в команде Марконе. Все знали, что работой «наладчика» было выявить проблему внутри организации — и ликвидировать ее.

— И вы вот так вот запросто делитесь этим со мной? — спросила я.

Лицо его сделалось ласковым.

— Сотруднику полиции я ведь в этом не признался бы, верно, мисс Мёрфи?

Я стиснула зубы. Клянусь выцарапать его проклятые глаза.

— Так вот почему Мария за мной побежала — ей как раз хватило времени позвонить вам, отчитаться и получить инструкции.

Марконе едва заметно кивнул.

— И Хендрикс там нарисовался тоже благодаря ей, — продолжала я. — Мария что-то видела или слышала и сообщила об этом.

Марконе развел руками:

— Вы сечете фишку.

Я снова стиснула руку в кулак, чтобы сбросить часть гнева, спровоцированного его обдуманно выбранными оскорблениями.

— Зачем? — внезапно задал вопрос Уилл, шагнув вперед, чтобы встать рядом со мной. Я отметила, что мы с Уиллом оба ниже среднего роста. Мы стояли, меряясь взглядами с Марконе, сидевшим выше нас, на подиуме. Было трудно не чувствовать себя кандидатами, не прошедшими по кастингу на «Оливера»: «Пожалуйста, сэр, можно я еще раз попытаюсь?»

— Зачем? — повторил он. — Зачем вы посылали в мою квартиру своего человека?

Марконе чуть наклонил голову, чтобы получше разглядеть Уилла.

— Чем вы готовы заплатить за такую информацию, молодой человек?

Уилл оскалился, приподняв верхнюю губу.

— Как насчет того, что я не разделаю вас и ваших головорезов на котлеты?

Секунды три Марконе без всякого выражения разглядывал Уилла. А потом сделал одно-единственное быстрое движение. Я едва успела заметить блеск металла, когда маленький нож пролетел разделяющее их пространство и вонзился на два дюйма в правый бицепс Уилла. Уилл вскрикнул и пошатнулся.

Мои руки сами потянулись к плащу, но едва пальцы мои коснулись рукояти «ЗИГа», Гард вынула из-за письменного стола дробовик и направила на меня ствол. Хендрикс достал из-под пиджака крупнокалиберную пушку, но ни на кого ее пока не нацелил. Я замерла и медленно отвела пальцы от пистолета.

Уилл выдернул нож из своей руки и, оскалившись, обернулся к Марконе.

— Не путайте себя с Дрезденом, мистер Борден, — проговорил Марконе ровным ледяным тоном. В глазах его было что-то пугающее, безжалостное. — У вас нет силы, чтобы мне угрожать. В ту секунду, как вы начнете перекидываться, мисс Гард выстрелит в мисс Мёрфи, а потом в вас. — Голос его понизился до еле слышного шепота. — В следующий раз, когда вы станете мне угрожать, я убью вас.

Дыхание Уилла участилось от боли, в каждом его выдохе слышалось рычание. Но он не отвечал. В комнате повисла полная тишина. Мужчины, которые обедали, застыли на месте, как замороженные. Никто из них не смотрел на нас прямо, но все косили краем глаза. Многие работники исчезли из поля зрения.

— Он так и сделает, Уилл, — негромко сказала я. — Этим ей не поможешь.

Марконе на миг приподнялся, пристально глядя на Уилла, и снова опустился в кресло, а взгляд его вновь сделался спокойным и непроницаемым.

— Вы не задумывались над своим дальнейшим карьерным ростом, мисс Мёрфи? Я все время ищу компетентных помощников. И когда нахожу, плачу надбавку за компетентность.

Я задалась вопросом, где он услышал о том, что меня отстранили от дел, но потом решила, что это не так важно. Его уровень доступа в полицейском управлении Чикаго был выше, чем у большинства копов.

— Включает ли эта работа возможность избить вас до потери сознания и навсегда отправить за решетку? — поинтересовалась я совершенно спокойно.

— Нет, — ответил Марконе, — зато предполагает шикарный страховой полис у дантиста. Вместе с пенсионной страховкой это сделало бы вас умеренно богатой женщиной.

— Не интересует, — сказала я. — Я никогда не буду работать на вас.

— Никогда — это очень неопределенно, мисс Мёрфи. — Медленно сощурившись, Марконе вздохнул. — Вижу, что атмосфера стала непродуктивной. Мисс Гард, пожалуйста, проводите их из помещения. Дайте им информацию, которую они хотят.

— Да, сэр, — откликнулась Гард. Она неспешно опустила дробовик, убрала его на место позади стола, взяла файловую папку и спустилась к нам с Уиллом. Я наклонилась и, опередив ее, подняла валявшийся на полу окровавленный нож. Начисто вытерла лезвие носовым платком, не оставив ни капли крови, и лишь после этого протянула рукоятью вперед мисс Гард. Я не слишком сильна в чародействе, но знаю, что Гард знакома с магией лучше меня и что кровь можно использовать в заклятиях, чарах или в чем-то еще, чтобы причинить страшное зло ее донору. Стерев кровь с лезвия, я тем самым лишила их самого легкого способа добраться до Уилла.

Гард едва заметно улыбнулась мне и кивнула, словно одобряя мои действия. Затем взяла нож и опустила его в карман.

— Сюда, пожалуйста, — пригласила она.

Вслед за ней мы вышли из комнаты. Уилл шагал, сдавив левой рукой правый бицепс, и вид у него был разъяренный. Кровь еще текла, но не сильно, и впитывалась в рубашку, а Уилл крепко зажимал рукой рану. К счастью, нож не задел ни одного из главных сосудов, иначе он бы уже валялся на полу. Надо бы обработать рану сразу, как только отсюда уйдем.

— Вам, возможно, известно, — сообщила мисс Гард, пока мы шли, — что у мистера Марконе самые разные деловые интересы. И поэтому у него имеются жестокие конкуренты.

— Наркотики, — сказала я. — Шантаж. Проституция. Все это очень прибыльно. Конкуренция за территорию есть всегда.

Гард продолжала, словно не слыша моих слов:

— За последнее время конкуренция вдруг резко усилилась, и конкуренты становятся все более и более компетентными. Кроме того, у нас возникло много проблем с непреднамеренными нарушениями дисциплины.

Уилл фыркнул:

— Я верно понял, что она имеет в виду?

— Нападения, — спокойно пояснила я. — Марконе терял людей. — Я нахмурилась. — Но ведь никакого особенного роста убийств в городе отмечено не было.

— Их не убивали, — так же нахмурившись, ответила Гард. — Они исчезли. Быстро. Без шума. Иногда — с минимальными признаками борьбы.

Уилл резко вдохнул:

— Джорджия.

Гард передала мне папку. Открыв ее, я увидела самую обыкновенную распечатку интернет-страницы.

— «Крейгслист», газета электронных объявлений, — прочитала я Уиллу вслух. — «Ищем таланты, Чикаго. За новый талант — стандартное вознаграждение. Контакт для обсуждения времени поставки». И электронный адрес.

— Мне кое-что известно о деле, которым вчера занимался Дрезден, — спокойно сказала Гард. — За минувшие двадцать четыре часа подобные объявления появились в Лондоне, Чикаго, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Париже, Риме, Берлине…

— Понятно, — проговорила я. — Происходит что-то масштабное.

— Именно, — кивнула Гард. Она оглянулась на Уилла: — Кто-то ведет облаву на смертных, наделенных хоть малейшим сверхъестественным даром.

— Ищут таланты, — повторила я слова объявления.

— Да, — сказала Гард. — Кто — или что — за этим стоит, мне неизвестно. У нас не было возможности подобраться к ним поближе. Но кто бы это ни был, они весьма хорошо осведомлены и знают наших сотрудников.

— Зачем Хендрикс приезжал ко мне в квартиру? — спросил Уилл.

— Мария видела, как кто-то силой вытащил из дома вашу жену и еще одну молодую женщину и заставил их сесть в машину. О ваших способностях нам, разумеется, известно. Марконе отправил Хендрикса обследовать место происшествия, чтобы тот нашел любые улики, с помощью которых можно было бы идентифицировать нашего противника. Хендрикс ничего не обнаружил. — Гард покачала головой. — Начиная с этого момента у меня имеются лишь предположения. Если хотите, я вам их изложу.

— Можете не объяснять, — ответила я. — Через пару часов после того, как стреляли в Дрездена, кто-то начал отлавливать по городу более слабых чародеев. Гарри бы такого никогда не потерпел. А значит, кто бы ни был ответственен за эти исчезновения, он запросто может стоять и за покушением.

— Превосходно, — одобрительно кивнула Гард. — Мы действительно не специализируемся на розыске людей. — Она бросила на меня быстрый взгляд. — А вот вы этим занимаетесь.

— Только не для Марконе, — оскалилась я.

Мы подошли к выходу из здания, и мисс Гард задумчиво на меня посмотрела.

— Вот вам маленький совет: если надумаете воспользоваться помощью по официальным каналам, будьте осторожны. Мы не единственные, с кем местные власти идут на компромисс.

— Да, — сказала я. — Механизм мне известен.

Гард нахмурилась, глядя на меня, и кивнула, как мне показалось, с уважением:

— Конечно. Примите мои извинения.

Теперь уже я уставилась на нее, пытаясь понять, что происходит. В ее словах, в том, как она держалась, не было и намека на иронию. Блин-тарарам. Не привыкла я иметь дело с не-марсианами.

— Вам не за что извиняться, — проговорила я, чуть поколебавшись. — Сегодня ночью я не слишком хорошо спала.

Мгновение она пристально изучала меня взглядом.

— То, что я в вас вижу, что это — дерзость или отчаяние? Не могу понять. Я бы спросила, но почти уверена, что вы и сами не знаете ответа.

— Простите?

Гард кивнула:

— Именно так. — Она вздохнула. — Мне очень жаль. Я о Дрездене. Он был отважным мужчиной.

Внезапно меня охватил гнев из-за того, что она говорила о Гарри в прошедшем времени. Не то чтобы я сама об этом не думала — но ведь вслух я этого не произносила.

— Тело не нашли, — ответила я, и мои слова прозвучали, надеюсь, достаточно резко. — Не спешите сбрасывать его со счетов.

Валькирия ослепительно улыбнулась.

— Удачной охоты, — пожелала она и покинула нас.

Я повернулась к Уиллу:

— Займемся вашей рукой.

— С ней порядок, — сказал Уилл.

— Не разыгрывайте передо мной крутого парня, — бросила я. — Давайте я посмотрю.

Уилл вздохнул и отвел левую руку от раны. На рукаве рубашки, там, где вошел нож, остался разрез. Слишком высоко, чтобы можно было закатать рукав, поэтому я еще чуть-чуть его надорвала и обследовала рану.

Она не кровоточила. На месте прокола осталась только припухшая лиловая линия. Даже без запекшейся корки. Пусть шрам и был чертовски уродлив, но сама рана попросту… исцелилась.

Я негромко присвистнула:

— Как?

— Мы экспериментировали, — спокойно ответил Уилл. — На самом деле затянуть рану — это примерно то же, что перекинуться обратно в человеческий облик. Рука у меня до сих пор чертовски болит, но кровотечение я остановить могу — наверное. Если оно не слишком сильное. До каких пределов это действует, мы точно не знаем. И все равно остаются паршивые шрамы. — В желудке у него заурчало. — И на исцеление надо откуда-то брать энергию. Я умираю от голода.

— Ловко!

— Согласен. — И мы, шагая бок о бок, направились к машине. — Что будем делать дальше?

— Обедать, — заявила я. — А потом вступим в контакт с нехорошими парнями.

Он нахмурился:

— А их это, ну, типа… типа, не насторожит, что мы на них вышли?

— Нет, — сказала я. — Они сами захотят со мной встретиться.

— Почему?

— Потому что, — я подмигнула Уиллу, — я намерена продать им кое-какой новый талант.


Мы вернулись ко мне.

Спускать собак на владельца электронного адреса особого смысла не имело. Он оказался бы анонимным, а учитывая, что именно у меня имелось в качестве серьезного доказательства, — даже если б мне удалось привлечь к себе хоть чье-нибудь внимание, к тому времени как дело пройдет по официальным каналам, преодолеет канцелярскую волокиту и заставит пошевелиться какого-нибудь судью, электронный адрес безнадежно устареет, а все, кто с этим связан, будут уже давно покойниками.

Я могла бы получить какую-то помощь от друга в Бюро, только вот после нападения Красной Коллегии на их штаб-квартиру там все стояли на ушах, разыскивая ответственных за это «террористов». Которые тоже уже давно покойники. Дрезден об этом позаботился.

Теленовости сплошь были про взрыв и нападение, а все, кому не лень, разглагольствовали на тему, чьих рук это дело, и наперебой выдвигали собственные социальные и политические программы.

Люди невыносимы. Но они — единственные, кто способен хранить свет.

Я предоставила Уиллу свободный доступ к моему холодильнику, после чего отправила его провести ненавязчивый опрос среди местного сверхъестественного сообщества. Когда он вернулся, о чем меня известил хлопок закрывающейся автомобильной дверцы, дневной свет уже стал золотисто-оранжевым. Похоже, что ночь снова будет холодной.

Хлопнула, закрываясь, вторая автомобильная дверца.

Уилл постучался в парадную дверь, и я открыла, сжимая в руке пушку дулом вниз. Оказалось, он с девушкой. Она была чуть повыше меня, но все равно ниже среднего роста и вдобавок худенькая как щепка. В огромных очках, с тонкими и прямыми волосами неопределенного мышиного цвета. Однако в том, как она держалась, проглядывало нечто такое, от чего волосы у меня на затылке встали дыбом. Может, она и в легкой весовой категории, но это как с крысами — вы ведь не станете загонять крысу в угол? Она таила в себе некую опасность, и я тут же перешла в режим повышенного внимания.

Взгляд ее скользнул по моему лицу и опустился на руку с пистолетом — и все это за первые полсекунды знакомства. Она стояла чуть позади Уилла и держалась настороже.

— Мёрфи, — кивнул Уилл, не пытаясь войти и не делая никаких движений, которые могли бы вызвать мою реакцию. — Э-э… вы, может быть, помните Марси? Мы все вместе были в имении Марконе, в той вонючей яме. Накачанные наркотой.

— Старые добрые времена? — с надеждой спросила девица.

— За день до этого погиб мой партнер — его растерзал оборотень. Не такие уж и добрые. — Я посмотрела на Уилла. — Вы ей доверяете?

— Несомненно, — ответил он, не колеблясь ни секунды.

Возможно, с возрастом я становлюсь циничной. Мгновение я сверлила Марси взглядом, после чего заявила:

— А я — нет.

С минуту все молчали. Потом Уилл сказал:

— Я за нее ручаюсь.

— Вы находитесь под влиянием эмоций, Уилл, — заметила я, — что плохо сказывается на ваших суждениях. Вместо того чтобы метнуть в вас ножик, Марконе мог запросто всадить вам пулю в голову. Если бы здесь стоял Дрезден и говорил вам, что необходимо быть подозрительным, что бы вы сделали?

Уилл помрачнел. Но я видела, что он всерьез задумался.

— Не знаю, — проговорил он наконец с глубоким вздохом. — Не знаю. Я знаком с Марси много лет.

— Вы были знакомы с ней много лет назад, — поправила я его с мягким нажимом.

Марси потерла ступню одной ноги о колено другой и потупилась, глядя себе под ноги. Похоже, для нее это была привычная поза, типа социальная маскировка.

— Она права, Уилл, — тихо сказала Марси.

Уилл, нахмурившись, оглянулся на нее:

— То есть как?

— С учетом обстоятельств она должна относиться ко мне с подозрением. Я вернулась в город — когда? Две недели назад? И тут начинается вся эта катавасия. Я бы тоже обеспокоилась. — Она нерешительно подняла на меня взгляд. — Сержант Мёрфи, я хочу помочь, — сказала она. — Что мы должны сделать?

Я в задумчивости изучала взглядом обоих. Блин-тарарам, вот вам и еще один из фокусов Дрездена. Он бы, наверное, потер себе переносицу, окинул их своим пристальным взглядом и сообщил, те ли они, за кого себя выдают. Сверхъестественные существа прекрасно умеют менять форму. Они пользуются этим, чтобы поближе подобраться к добыче. В нападениях такого типа у смертного — даже при самом удачном раскладе — вероятность спасения нулевая.

Я-то знала. Со мной такое проделывали. Жуткое ощущение унижения и беспомощности.

— Для начала, — сказала я, — давайте посмотрим, сможете ли вы войти в дом.

Марси нахмурилась:

— Это вы о чем?

— О том, что, если вы что-то типа оборотня, при попытке переступить порог вам придется несладко.

— Господи, сержант, — начал было Уилл. — Ну разумеется, она оборотень. Как и я.

Я с негодованием воззрилась на них обоих.

— Если она та, за кого себя выдает, у нее проблем не будет, — сообщила я.

Уилл, вздохнув, посмотрел на Марси:

— Извини.

— Да нет, нормально, — сказала молодая женщина. — Это разумная предосторожность.

Марси развела руки в стороны, демонстрируя, что у нее ничего нет, и шагнула в дом.

— Этого достаточно?

Дома окружены энергетическим барьером. Дрезден называл это порогом. Для меня все эти чародейские штучки — темный лес, но главное здесь то, что никакое самое что ни на есть кошмарное сверхъестественное существо не может войти без приглашения. Порог останавливает духов, призраков, некоторых вампиров (хотя и не всех) и обычно гонит прочь тварей, которые намереваются сожрать ваше лицо.

Не всех. Не жестко. Но многих тварей.

— Нет, — ответила я, убирая пушку. — Это только начало. — Я кивком указала на стул в гостиной. — Садитесь.

Она села и скромно опустила взгляд на свои руки, сложенные на коленях.

Уилл зашел вслед за Марси, одарив меня взглядом, который означал на марсианском: «И какого черта, по-твоему, ты все это устраиваешь?»

Я никак не отреагировала.

— Марси, — сказала я, — почему вы не отвечали Уиллу, когда он раньше попытался с вами связаться?

— Я пыталась, — проговорила она. — Я перезвонила сразу, как получила сообщение, но у меня не было номера мобильного Уилла. Только Джорджии.

— Почему? — спросила я.

— Ну… — замялась она. — Я только-только вернулась в город. А Джорджии любые стрессы противопоказаны. А он женат. Ну, то есть вы же не станете просто так спрашивать номер мобильника чужого мужа. Понимаете?

Вполне разумно, допустим. Я кивнула, не выказывая ни одобрения, ни неодобрения.

— Я оставила сообщение на автоответчике городского телефона, — сказала Марси. — Это было единственное, что я могла сделать.

— А я проверил сообщения после того, как управился с вашими поручениями, — продолжил Уилл. — Я перезвонил ей и привез ее туда. Она там все обнюхала, а потом мы приехали сюда.

— Уилл, — жестко проговорила я, — пожалуйста, позвольте мне разобраться с этим самой.

Он стиснул зубы и замолчал, прислонившись к стене.

Я повернулась туда, где сидела Марси, и продолжила, возвышаясь над ней, как строгий воспитатель над малым ребенком:

— Расскажите мне о ваших отношениях с Джорджией.

— Мы друзья, — сказала Марси. — Мы действительно близкие друзья. Ну, то есть я ее воспринимаю как близкого друга. Она была очень добра ко мне, когда Энди со мной порвала. И мы еще до этого много лет были друзьями.

Я кивнула:

— Уилл объяснил вам, что произошло?

Она кивнула:

— Джорджию и Энди похитили.

— Откуда вам известно, что с Джорджией была именно Энди?

— Потому что я была там, — сказала Марси. — Ну, то есть не вчера вечером, а предыдущей ночью. Уилла в городе не было, и мы устроили ночной девичник.

— Ночной девичник?

— Мы тусовались, делали фондю, смотрели кино и лгали друг другу, что все мы теперь выглядим лучше, чем когда только-только познакомились. Ну, за исключением Энди. — Она покачала головой. — М-да. Как бы то ни было, мы проболтали почти всю ночь, и Энди легла спать на кровати для гостей, а я на кушетке. — Она первый раз посмотрела мне в глаза. — И тогда у нас начались кошмары.

— Кошмары?

Она задрожала:

— Я… Я не хочу об этом думать. Но нам, всем троим, приснился почти один и тот же кошмар. Джорджия перенесла это хуже всех. Она была… — Марси оглянулась на Уилла. — Это выглядело так, будто она не вполне пробудилась от сна. Ее буквально колотило от ужаса. — Марси, глядя на меня, робко улыбнулась. — Чтобы ее из этого вывести, понадобились две чашки какао.

Я сохранила нейтральное выражение лица и не ответила на улыбку.

— Продолжайте.

— Мы с Энди это обсудили и решили, что одна из нас должна с нею остаться. Мы собирались как бы дежурить по очереди, пока не вернется Уилл.

— Первой, как я понимаю, вызвалась Энди?

Марси кивнула, закусив губу.

— Да.

— Звучит разумно, — кивнула я. «Разумно, логично — и не поддается проверке».

Малышку все еще трясло.

«Боже правый, Кэррин, — прошептала моя внутренняя «лапочка». — Что ты творишь? Она же перепугана до смерти».

Я попыталась говорить чуть помягче.

— Марси, вы знаете что-то конкретное об их похищении? Можете сказать мне хоть что-нибудь, что могло бы указать на личность похитителей?

Она покачала головой:

— Я не могу припомнить ничего такого, что бы я уловила до того. Но я уверена, что похитили именно Энди и Джорджию.

— Откуда у вас такая уверенность? — спросила я.

Уилл откашлялся.

— У Марси хороший нюх, — спокойно объяснил он. — Она лучше нас всех чует запахи.

Я изучающе посмотрела на Марси:

— Вам удалось взять след?

— Их стащили вниз по лестнице и сунули в багажник, — без промедления ответила Марси. — Устаревшая модель, жжет слишком много бензина. Но дальше мне проследить их не удалось. Тем не менее, думаю, я смогу узнать запах похитителей, если на них наткнусь.

Я кивнула. Она унюхала на месте преступления в тысячу раз больше, чем Уилл. Такой дар мог бы оказаться чертовски полезен.

И все равно я сомневалась. Она казалась мне искренней, а я довольно хорошо чувствую ложь. Но всегда может найтись еще лучший притворщик.

Однако… кому-то когда-то приходится доверять. Даже если это кажется рискованным и на кон поставлена твоя жизнь.

А может, тогда-то как раз и приходится.

— О'кей, — спокойно сказала я и опустилась на соседний стул. — Уилл, что вам удалось выяснить?

— За последние полтора дня бесследно исчезли еще с полдюжины человек, — сказал Уилл. — По крайней мере это те, о ком слышали Бок и Мак-Энелли. В Паранете все больше слухов о похищениях, они распространяются со вчерашнего утра. Народ собирается вместе, группами не меньше трех-четырех человек. У Мак-Энелли набито битком. Сообщество знает, что что-то произошло, и они страшно напуганы.

Марси кивнула.

— Это происходит не только в Чикаго. Такое творится по всей стране. Лидеры групп держат всех в курсе, наводят справки о своих людях, заявляют об исчезновениях местным копам, как будто те что-то могут… — Она посмотрела на меня, и голос ее сорвался на жалобный писк: — Ой. Простите.

Я никак не отреагировала. По-марсиански: «Нам всем лучше попросту сделать вид, что я этого не слышала».

— Уилл, вы обнаружили что-нибудь, чем мы могли бы воспользоваться?

Он покачал головой:

— Во всех случаях исчезновения никто ничего не видел и не слышал. Но ходят слухи, что кто-то обнаружил в подвале, на другом конце города, разорванную в клочья банду вампиров Красной Коллегии. Возможно, это как-то связано с происходящим.

— Нет, — решительно заявила я. — Во всяком случае, ненапрямую. Красную Коллегию уничтожил Дрезден.

Уилл моргнул:

— Вы имеете в виду… тех вампиров в подвале?

— Я имею в виду Красную Коллегию, — сказала я. — Всю целиком.

Уилл тихонько присвистнул:

— Ого. Ничего себе. Это, наверное, очень мощная магия.

— Да, — кивнула я.

Марси сосредоточенно наморщила лоб:

— А… А это, случаем, было не позапрошлой ночью?

Я глянула в ее сторону и утвердительно кивнула.

— Если действительно произошел резкий выброс магии… возможно, это объясняет сны, — сказала она. — Это случилось не только с нами тремя. Позапрошлой ночью множество людей — ну, то есть людей из Паранета — тоже видели кошмары. А некоторым было настолько плохо, что они с тех пор боятся засыпать. Несколько человек попали в больницу. — Она бросила взгляд на Уилла. — Так вот, значит, что.

— О чем ты? — спросил он.

— Когда Джорджия тебе позвонила, у нее в тот день дважды были кошмары, когда она пыталась заснуть. Должно быть, это повторилось снова, и она стала звонить тебе.

— Сейчас не имеет смысла об этом думать. — Я посмотрела на Уилла. — Суммируя факты: пропадает все больше людей, дурные сны, народ для защиты сбивается в стаи. Так?

— Более или менее, — сказал Уилл. — А что выяснили вы?

— Я бросила мейл на тот адрес, который нам дал Марконе. Сообщила, что у меня имеется талант, который требует реализации. В ответ получила координаты телефона-автомата. Предполагается, что я должна быть там сегодня в девять вечера и ответить на звонок.

Уилл нахмурился:

— Значит, так они смогут для начала на вас посмотреть, да?

— Вероятно.

— Вы должны выглядеть не как вы, — выпалила Марси. Лицо ее слегка разрумянилось. — Ну, то есть вы чикагский коп по сверхъестественным. Это все знают. И конечно, всякому, кто задумал что-то дурное, не составит особого труда поинтересоваться, кто реально может встать на его пути.

Я пожала плечами:

— Увы. Другой внешности у меня в запасе нет.

Уилл, нахмурившись, посмотрел на Марси.

— Ну да. Макияж.

— У нас есть еще немного времени, — кивнула она.

— Эй! — возмутилась я.

— Она права, мисс Мёрфи, — покачал головой Уилл. — Вас множество раз видели с Дрезденом. И — только без обид, — но мало, у кого такая внешность, как у вас.

— Это в каком смысле? — улыбнулась я.

Уилл оценил взглядом расстояние до двери.

— В том, что для взрослого человека рост и вес у вас меньше нормы, — пояснил он. — Только это. Мы должны сделать все возможное, чтобы вас труднее было узнать.

Пожалуй, Уилл был прав. Как оно ни досадно, но против факта не попрешь. И я почти наверняка бываю несколько чувствительна, когда речь заходит о моем росте.

— Ладно, — вздохнула я. — Но если я услышу эту песню еще раз, вырублю ее сразу.

Уилл, расслабившись, кивнул:

— Проехали.

Марси кивнула одновременно с ним.

— Так что насчет нас с Уиллом? В смысле что мы с ним должны делать?

Я посмотрела на пару молодых оборотней и усмехнулась:

— Как вы относитесь к скотчу?


Отвечая на звонок телефона-автомата у входа в маленькую продуктовую лавочку на Бельмонт, я чувствовала себя идиоткой. В темной витрине магазина на той стороне улицы я могла видеть свое отражение.

Рановато в этом году настал Хэллоуин. На мне были сапоги, мало чем отличающиеся от тех, что носит Герман Мюнстер, с подошвами дюйма три толщиной, благодаря чему я казалась выше. Выкрашенные в матово-черный цвет волосы гладко прилизаны. В них было втюхано столько геля, краски и лака, что никакой пулей не пробьешь, уж в этом-то я нисколько не сомневалась. Одета я была в черное балетное трико, пожертвованное по такому случаю Марси, черную футболку и черную же кожаную куртку размера XS.

Хуже всего в этой маскировке пришлось моему лицу. Я почти задыхалась под толстым слоем косметики. Темно-серебристые, переходящие в черное тона в сочетании с искусной подводкой зрительно изменили разрез глаз. При вечернем освещении я могла показаться азиаткой. Губы у меня тоже стали темнее, оттенка красного вина, что каким-то непонятным образом гармонировало с тенями для век. Помада слегка изменила форму губ, и теперь они выглядели более полными.

Я с негодованием посмотрела на свое отражение. У этого маскарадного костюма имелось единственное достоинство: я в нем сама себя не узнавала.

Телефон зазвонил, и я резко, словно в нетерпении, схватила трубку. Я огляделась по сторонам, сканируя взглядом каждую тень, где мог затаиться наблюдатель, и ответила:

— Да?

— Товар, — прошептал мягкий, свистящий голос с непонятным акцентом. — Опишите.

В его голосе было что-то, пробуждающее тревогу. Волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Один мужчина и одна женщина, лет двадцать пять — тридцать. Оборотни.

На линии зашуршали помехи, или же мой собеседник издал чрезвычайно странный шипящий звук — такое тоже могло быть, учитывая все обстоятельства.

— Десять тысяч, — сказал голос.

Я могла разыграть это несколькими способами. Люди, которые вступают в подобного рода сделки, делятся примерно на три категории: жадные сукины дети — подонки общества; холодные профессионалы, заключающие деловое соглашение, и отчаянные безбашенные любители. Я решила попытаться произвести впечатление, что принадлежу к первой из перечисленных категорий.

— Сорок тысяч, — немедленно ответила я. — Каждый.

На том конце провода послышался разъяренный возглас. И возглас этот тоже издал не человек.

— Я мог бы выдавить тебе глаза и разрезать язык на мелкие кусочки, — прошипел голос. Что-то в нем дьявольски меня испугало, проникло до некоего инстинктивного уровня, до которого не мог бы добраться Рэй со всей его омерзительной массой. Я почувствовала, что, несмотря на боевой настрой, меня бьет дрожь.

— Как хотите, — произнесла я скучающим тоном. — Даже если б вы и могли проделать такое, вам это ничего не даст. Так-то вот. Разве что шкуру с моей задницы.

На том конце провода повисла долгая тишина. Мне показалось, что я чувствую у себя под веками какое-то давление, но я сказала себе, что это всего лишь воображение.

— Эй, есть там кто-нибудь? — возмутилась я. — Послушайте. Вы собираетесь перейти к делу, или я только попусту время трачу?

После другой паузы голос прошипел что-то на булькающем змеином наречии. В трубке зашуршало, как будто ее передали кому-то другому, и очень низкий мужской голос произнес:

— Двадцать тысяч. Каждый.

— Меньше чем за тридцать я женщину не продам.

— Значит, пятьдесят за всё, — прогрохотал новый голос. Этот уже казался вполне человеческим.

— Наличными, — потребовала я.

— Идет.

Я продолжала сканировать взглядом улицу, выискивая их шпиона, но никого не видела.

— Как будете принимать товар?

— На складе.

— Черта с два. Я туда заявлюсь, а вы меня попросту кокнете, и тело исчезнет вместе с этими выродками.

— Ваши предложения? — рявкнул голос.

— Парк «Баттеркап». Через тридцать минут. Один курьер. Курьер вручает мне половину наличных. Затем осматривает товар в кузове моего грузовика. Затем расплачивается со мной полностью. Я вручаю ему ключи от транспорта с товаром. И мы, довольные, расходимся.

Мужчина с низким голосом секунду поразмыслил и хмыкнул. Перевод: «Идет».

— Как вы меня узнаете? — спросил он.

Я фыркнула:

— Парк не так уж велик, крутой парень. И это вовсе не первое мое родео.

Я дала отбой, вернулась к своему мотоциклу и поехала в сторону парка «Баттеркап». Светящееся табло возле банка сообщило мне, что сейчас четверть десятого. К ночи машин на улицах стало намного меньше. Я добралась до места минут за пятнадцать, оставила свой «харлей» в гараже и направилась туда, где в том же строении ждал навороченный джип Джорджии. Я обошла машину и открыла заднюю дверцу. Уилл как раз заканчивал обматывать Марси несколькими слоями скотча, скрывающими ее тело от бедер до плеч и прижимавшего руки к бокам. На ней был простенький сарафанчик, а под ним — я полагаю — ничего. Когда вы перекидываетесь волком, вам не до изысканных нарядов — запутавшись в силках женского белья, созданного для другого биологического вида, вы можете проиграть сражение.

Уилл поднял глаза и быстро кивнул мне в знак приветствия.

— Все улажено?

— Пока что да. Вы уверены, что сумеете выпутаться без проблем? — спросила я.

Уилл фыркнул:

— Когти, клыки. Если скотч вырвет клок шерсти, будет чуточку больно. Ничего серьезного.

— Слова человека, который никогда не делал восковую эпиляцию, — сказала Марси нарочито веселым тоном. Она, может, и казалась с виду щепочкой, но мышцы у нее на ногах были эластичные и крепкие, как канат.

Уилл оторвал конец клейкой ленты и передал мне рулон. Он уселся на пол джипа, сиденья которого были сложены, чтобы освободить место для «пленников», и стянул с себя рубашку, оставшись только в широких спортивных трусах. Я начала его обматывать.

— Напрягите мышцы, — велела я. — Когда закончу, расслабьтесь. Так у вас останется достаточно места, чтобы не пережать основные кровеносные сосуды.

— Точно, — кивнул Уилл. — Гудини.

Он напряг мышцы торса, и скотч заскрипел. Вот черт, да этот малыш — атлет. Учитывая, что я почти прижималась к его голой спине, обходя его с рулоном скотча, не заметить это было невозможно.

У Дрездена таких крутых мускулов, как у Уилла, не было. Гарри имел сложение бегуна, весь покрыт тонкими, прочными, плотными мышцами…

Стиснув зубы, я продолжила накручивать ленту.

— Еще раз, — сказала я. — Я встречаюсь с их агентом и привожу его сюда. — Я подняла брелок сигнализации джипа. — Когда я отключу охранную систему, вы будете знать, что мы пришли. Если услышите, что я говорю слово «красный», значит, дела пошли не так. Высвобождайтесь и помогите мне захватить его. Мы его допросим и выясним, где эти сволочи хранят другие спецтовары. В противном случае — лежите тихо и ведите себя так, будто в вас выстрелили ампулой с транквилизатором. Я прослежу вас до их штаб-квартиры.

— А потом? — спросила Марси.

— Нам придется импровизировать, — ответила я. — Если их там окажется не так много, то мы их атакуем и выведем ваших людей. Если их будет много, я позвоню. Если нам удастся получить подкрепление, они сбегут без драки.

— Вы в этом уверены? — спросил Уилл.

— Дрезден говорил, что для сверхъестественного мира привлечь внимание смертных, властей равносильно ядерному удару. Никто не захочет стать тем, кто вызовет в том или ином виде новую Инквизицию. А стало быть, любая здравомыслящая группировка постарается не связываться с полицией и уйти с минимальными потерями.

— Примерно так, как они не стали связываться со штаб-квартирой ФБР? — уточнил Уилл.

У меня была крошечная надежда, что никто не заметит этого дефекта в моих рассуждениях.

— То были военные действия. А это — какая-то схема получения прибыли.

— Продолжайте, Кэррин, — попросил Уилл. — Вам ведь удалось узнать что-то еще.

— Это — профессиональная операция, — сказала я. — Кто бы за этим ни стоял, он, чтобы выйти сухим из воды, станет полагаться на отвлекающие маневры и быстроту. У них уже будет наготове свой план бегства. Если туда подъедет куча машин с мигалками, думаю, первым их побуждением будет не драться, а удирать.

— Да, — кивнула Марси. — Это имеет смысл. Уилл, ты ведь всегда говорил, что сверхъестественные хищники не станут драться, если можно этого избежать.

— Одиночки — да, — согласился Уилл, — но это — организация. И ты, возможно, заметила, как много сверхъестественных типов составляют прочные пары наподобие картофеля фри в «Хэппи Мил». И то, о чем я говорю, больше, чем здесь и сейчас. Больше, чем Джорджия и Энди. Больше, чем просто Чикаго.

Я нахмурилась:

— Что вы хотите сказать?

Уилл наклонился вперед, в глазах его сверкнула решимость.

— Я хочу сказать, что если Дрезден только что взорвал Красную Коллегию… это означает, что статус-кво больше не существует. Образовался вакуум власти, и каждая страшилка намерена попытаться его заполнить. Законы изменились. Мы не знаем, как собираются реагировать эти люди.

На нас обрушилась отрезвляющая тишина.

Я не провела ту цепочку рассуждений, которую составил Уилл. Или скорее — не провела ее столь далеко. Я думала об учиненном Дрезденом катаклизме лишь с точки зрения того, как это повлияло на мой город, на тех людей, что были частью моей жизни.

Но он был прав. Боже всемогущий, он был прав! По сравнению с внезапным исчезновением Красной Коллегии, с последствиями, которые охватят весь мир, крах Советского Союза мог показаться чем-то вроде мелкого организационного кризиса.

— Так что? — спросила я. — Мы отступаем?

— Вы шутите? — возмутился Уилл. — Они захватили мою жену. Мы идем вызволять ее и всех остальных, которых они похитили.

— Именно, — решительно заявила Марси, полулежавшая на сиденье.

Я злорадно улыбнулась:

— А если они вступят в драку?

Лицо Уилла посуровело.

— Тогда мы надерем их чертовы задницы.

— Надерем, — кивнула Марси.

Я закончила обертывать Уилла скотчем. Он медленно выдохнул и расслабился. Пару раз для пробы глубоко вздохнул и кивнул:

— О'кей. Так нормально.

— А теперь ложитесь. Я вернусь с покупателем.

— Будьте осторожны, — напутствовал меня Уилл. — Если через двадцать минут вы не вернетесь, я выбираюсь отсюда.

— Если через двадцать минут я не вернусь, особого смысла меня искать не будет, — ответила я.

А потом заперла их в джипе и направилась в парк.


Парк «Баттеркап» не так уж велик. Трава, игровые площадки и пара-тройка деревьев на ограниченном четырьмя городскими улицами островке. Примерно так. Место как раз того типа, который выбрал бы мой персонаж из низов общества. Просматривается насквозь, и мало что перекрывает обзор. Удачное расположение для встречи преступников, испытывающих проблемы взаимного доверия. Каждый может убедиться, что другой пришел один. Каждый может довериться другому в разумных пределах и не выстрелит первым прямо там, перед Богом и людьми.

Парк, как и предполагалось, был пуст. Уличные фонари освещали зеленую траву, но оборудование игровых площадок отбрасывало длинные асимметричные тени.

Мужчина сидел на качелях. Он был огромен — самый крупный мужик, какого я когда-либо видела. С накачанной мускулатурой, причем накачанной грамотно и сбалансированно, не для показа — для действия. Гибкое и прочное пластиковое сиденье продавливалось под его тяжестью. Рост у него явно должен был быть не менее семи футов.

Он спокойно сидел там, абсолютно неподвижный, наблюдая и выжидая. Голова у него была выбрита, кожа — смуглая. Одет просто: черные китайские слаксы и тонкая водолазка с высоким воротом. Если октябрьский холод его и беспокоил, он этого никак не выказывал. Я топала к нему в моих Мюнстерских Сапогах. Когда я приблизилась на расстояние около тридцати футов, он повернул ко мне голову. Взгляд его был пугающим. Глаза — бело-голубые, как у некоторых северных ездовых собак, — казалось, почти светятся в полутени.

Когда я подошла еще ближе, он поднял брови, а потом встал и вежливо поклонился. Я обнаружила, что он вовсе не семи футов ростом. Он был выше семи футов где-то фута на четыре или пять.

— Добрый вечер, — проговорил он. Не узнать этот рокочущий бас было невозможно. Тот самый человек, с которым я полчаса назад говорила по телефону.

Я остановилась и подбоченилась, глядя на него так, словно он не произвел на меня особого впечатления.

— Пока бабки не выложите, ничего не будет, — заявила я, растягивая слова.

Он сунул руку в объемистый карман своих штанов, вытащил завернутый в полиэтилен брикет и перекинул мне.

— Половина.

Поймав «кирпич», я разодрала полиэтилен зубами и стала пересчитывать купюры — все с Беном Франклином, номера вразнобой.

В голосе вражеского агента послышалось нетерпение:

— Там все точно.

— Если будете меня отвлекать, я только со счета собьюсь и придется начинать все сначала, — заметила я. — Как мне вас называть?

— Никак, — сказал он. — Никто. Для вас я никто.

— Никто так Никто, — ответила я.

Купюры были упакованы в пачки по пятьдесят штук. Я пересчитала одну из них, сравнила ее толщину с остальными, а потом еще каждую из них просмотрела, просто чтобы удостовериться, что Никто не попытался меня кинуть, засунув в середину пачки пару двадцаток. Наконец я убрала деньги в карман куртки и заявила:

— Мы в деле.

Никто слегка наклонил голову:

— Товар?

— Пошли со мной, — сказала я, добавив в голос толику веселой уверенности. Повернувшись, я потопала обратно к гаражному паркингу, а Никто зашагал рядом со мной.

Все пошло не так. Этот тип был огромен. Я хорошо обучена, но тренировки и практика имеют свои границы. Старая поговорка гласит: искусный великан всегда побьет искусного коротышку. И наличествующий в ней элемент сексизма отнюдь не делает ее менее верной. При равном уровне мастерства всегда побеждает тот, у кого есть проклятое преимущество в росте и весе. Никто, надо полагать, был тяжелее нас всех троих, вместе взятых, а его манера держаться и все его движения вызывали у меня ощущение, что это человек, привыкший к насилию. Опытный.

Я могла бы его пристрелить (возможно), но мертвый торговец мне ни к чему. Мне нужен был тот, кто способен говорить, — а значит, я должна была позволить ему увезти Уилла и Марси.

— Долго вы еще, ребятки, будете держать лавочку? — спросила я, пока мы шли. — Если сойдемся в цене, я могу выставить на продажу еще кое-кого.

Прежде чем заговорить, Никто пару секунд изучал меня взглядом.

— Если до рассвета не успеете, можете не утруждаться.

— Может, и успею. Посмотрим, как дело пойдет.

Никто пожал плечами и пошел дальше. Я поймала взглядом наше отражение в витрине — Барби-байкерша и Бигфут. Я старалась держаться вне его досягаемости, но теперь пространство ограничивалось тротуаром, а у Никто были достаточно длинные руки, чтобы прихлопнуть меня и на середине улицы.

Пока мы шли, я уловила запах. От него пахло как-то не так. Не могу точно сказать, что это было, — что-то… заплесневелое, неясное, словно бы запах застойной воды и гниющей рыбы. Оно просто висело вокруг него в воздухе.

— Вы ведь на самом деле не человек, а? — заметила я, когда мы вошли на гаражную парковку — подальше от всех потенциальных свидетелей.

— Больше нет, — ответил он.

Когда он говорил, ворот водолазки… бултыхался. Слегка колебался, как будто под ним что-то перемещалось.

— Ну, я… — сказала я. — Я для вас абсолютно бесполезна, что бы вы там ни собирались делать с вашей коллекцией спецпредложений. Так что не думайте, что сумеете заполучить трех по цене двух.

Никто посмотрел на меня сверху вниз своими жуткими глазами:

— Вы жалкое создание.

Я пошла более размашистым шагом:

— Поосторожнее в выражениях, верзила. Ты меня заведешь.

Никто тихо и коротко хмыкнул, выказывая отвращение, и покачал головой. Я с трудом сдержала улыбку, наблюдая, как он наклеивает на меня ярлычок: «подлая, вероломная, опустившаяся тварь».

— Мы почти пришли.

— Прежде чем мы приблизимся к машине, — сказал он, — вам следует знать: если у вас есть партнеры, которые сидят в засаде, я переломаю им шеи — и вам тоже.

Я подняла руки.

— Господи Иисусе. Проявите хоть чуточку доверия, а? Мы здесь все капиталисты. — Я навела брелок на джип и с коротким электронным щебетом отключила сигнализацию. Мигнули фары. Я бросила ему ключи. — Вот этот, черный. Я постою здесь, если вам так больше нравится.

— Устраивает, — сказал он и шагнул к джипу. Когда он согнулся, чтобы туда заглянуть, это походило на сцену из «Парка Юрского периода». Он открыл заднюю дверцу, а потом на мгновение поднял руки и чуть оттянул вниз ворот водолазки.

Шея Никто была обезображена какими-то узкими откидными кожистыми створками, и мне потребовались несколько секунд, чтобы осознать увиденное.

Жабры.

У человека были жабры. И он через них дышал. Они открылись и закрылись примерно так же, как ноздри у принюхивающейся к чему-то собаки.

— Вервольфы, — сказал он. — Стоящие.

— Из них делают милых домашних питомцев? — поинтересовалась я.

Никто потянулся к Уиллу и подхватил его одной рукой. Тот был совершенно обмякшим, глаза закрыты.

— Их кровь обладает уникальными свойствами. Что вы использовали, чтобы их усмирить?

— Рогипнол. Моя личная жизнь складывалась так, что я всегда держу его под рукой.

Он недовольно хмыкнул и снова стянул воротник.

— Препарат может понизить их стоимость.

— Надеюсь, что нет, — сказала я. — У нас была такая приятная беседа, не хотелось бы завершать ее выстрелом.

Никто чуть повернул голову и одарил меня очень холодным подобием улыбки.

Ощутив угрозу, я вытащила пушку и даже сама не осознала, как это сделала. Я держала ее обеими руками, нацелив в землю у его ног. Так мы стояли, меряясь взглядами, несколько секунд. Наконец он пожал плечами, вытащил еще одну пачку банкнот и швырнул мне вместе с ключами от джипа. После чего подхватил Марси и перекинул ее через одно плечо, а Уилла — через другое.

Он повернулся к выходу из гаража и, пока шел, издал несколько резких трескучих щелчков — он производил их с помощью какой-то странной вибрации в груди и в горле, и где-то я уже нечто подобное слышала. Буквально секунду спустя подъехал фургон с номерными знаками агентства по прокату машин и остановился у бордюра.

Мужчина, одетый точно так же, как Никто, откатил боковую дверцу. Никто положил внутрь обоих вервольфов и последовал за ними, съежившись каким-то образом так, чтобы пролезть в фургон. И в следующее мгновение водитель влился в поток машин. Вся погрузка заняла менее десяти секунд.

Я вернулась к своему мотоциклу и вырулила с выключенными фарами из гаража еще до того, как фургон добрался до конца квартала. А потом, пристроившись у них на хвосте через пару машин, попыталась прикинуться пустым местом.

Никто и его водитель, как было нетрудно догадаться, направлялись к докам. Через Чикаго проходит огромное количество судов, плавающих по Великим озерам, здесь принимают грузы, которые передают железнодорожным или транспортным компаниям и развозят по всей стране. Такие поставки по-прежнему остаются одним из лучших способов перевозки нелегальных товаров — ведь обнаружить их очень трудно.

Рядом с доками имеется множество складских помещений, и Никто направился к одному из самых убогих, самых захудалых пакгаузов на береговой линии. Я запомнила, где это находится, и не останавливаясь поехала дальше. Затем сделала круг, на ходу вырубила двигатель и покатила по инерции по старому, растрескавшемуся асфальту. Шелест шин затерялся на фоне городского шума и плещущейся о берег воды.

Смотреть тут было особо не на что. У пакгауза имелась одна стандартная дверь и несколько больших стальных ворот, которые откатывали в сторону, чтобы внести внутрь ящики и контейнеры с товаром. И дверь, и ворота были закрыты. Единственный охранник — мужчина в штормовке и вязаной шапочке — бесцельно бродил вдоль здания и курил со скучающим видом.

Я избавилась от чертовски неудобных Мюнстерских Сапог и надела черные гимнастические туфли, которые всегда носила на тренировки. Вытащила из седельных сумок оружие и инструменты, навесила все это на разгрузочный жилет, надетый под курткой, и проскользнула поближе. Я задерживалась там, где было темно, используя тени, чтобы приблизиться незаметно. Затем отыскала самый темный участок и стала ждать.

Пять минут, которые потребовались охраннику, чтобы приблизиться на расстояние выстрела из тазера, показались мне вечностью.

Дротики, вылетев, вонзились ему в грудь, за ними тянулись искрящие провода, и пока он, судорожно дергаясь, не рухнул на землю, я тянула на себя спусковой крючок. Человек он или нет, я не знала, а рисковать не хотела. Я не вырубала ток до тех пор, пока не удостоверилась, что он этот бой проиграл. Когда я подошла, он лежал на боку, свернувшись почти что в позе эмбриона, дрожа, подергиваясь и пуская слюни.

Он и вправду чем-то напоминал моего второго мужа, каким тот бывал по утрам.

Я выдернула из него дротики и засунула тазер вместе с проводами в карман куртки. На его перезарядку потребовалось бы слишком много времени, а у меня имелось нехорошее подозрение, что внутри склада от электронных устройств особого толку не будет. Возможно, мне следовало бы как-нибудь его связать — но мне бы хотелось, чтобы тот, кто найдет этого мужика, не имел ни малейшего понятия о том, что с ним случилось.

Самая легкая часть операции закончилась.

Мой «П-90» удобно висел на разгрузке, рукоятью вверх, стволом вниз. Я потратила минуту на то, чтобы навинтить на пушку глушитель, и подняла ее на огневую позицию, к плечу. Небольшое бельгийское оружие ближнего боя было запрещено для гражданских лиц в черте города, глушитель — тоже. Если меня с ними поймают, неприятности обеспечены. А если меня накроют за применением оных, обеспечен срок. Оба эти последствия меркли перед фактом, что если я не войду туда, вооруженная до зубов, я, возможно, не проживу столько, чтобы поздравить себя с моей законопослушностью высшей пробы.

Ну не бывает такой вещи, как идеальное решение!

Я тихонько направилась обратно к входной двери, крепко прижимая пушку к плечу. Передвигалась я быстрыми, мелкими, перекатывающимися шажками, так чтобы верхняя часть туловища постоянно оставалась на одном уровне. Я установила на «П-90» красную точку прицела, и она дрейфовала у меня перед глазами полупрозрачным перекрестием красного света. Вид сквозь оружие, своего рода «укажи-и-выбери». Суть в том, чтобы пуля попала туда, куда указывает центр перекрестия. Я держала его нацеленным для расправы. Даже притом что я видела больше боевых акций, чем фактически любой коп в стране — спасибо Дрездену, — количество случаев, когда я по-настоящему использовала оружие против цели, находившейся на расстоянии более семи или восьми ярдов, я могла пересчитать по пальцам одной руки.

Стоя вплотную к входной двери, я проверила ручку. Она повернулась свободно. Итак, находившиеся внутри люди полагались на то, что охранник удержит незваных гостей снаружи.

Я подумала о первом шипящем голосе по телефону и вздрогнула. Они не станут полагаться на одну лишь физическую защиту. Но мне об этом тоже кое-что известно. Обереги Гарри были смертельно опасны — но для их создания требовалась энергия порога, который бывает только вокруг настоящего дома. Этот старый склад был торговым помещением, и порога он не имел. А значит, если здесь и стояло на входе охранное заклинание, оно должно было быть довольно слабеньким.

Разумеется, «слабенькое» в лексиконе Дрездена — понятие относительное. Оно могло бы жахнуть меня так, что не дезинтегрировало на атомы, а всего лишь переломало бы кости, — если там вообще было заклинание.

Ненавижу всю эту чародейскую хрень!

К черту. Не могу же я простоять здесь всю ночь.

Я медленно повернула дверную ручку, как можно дальше отклонившись в сторону. Затем мягко толкнула дверь, и она приоткрылась на пару дюймов. Когда ничего не взорвалось и не взвыл сигнал тревоги, я испытала облегчение и заглянула внутрь.

Это было все равно что заглянуть в другой мир.

Зеленые и голубые блики ползли и скользили по стенам и по всему внутреннему пространству склада, жуткие и вызывающие неясную тревогу, каждый цвет перемещался волнами разной длины и скорости. Внутри стоял сильный запах — странный запах воды и рыбы. На стене были непонятные штуки — иначе как наростами их не назовешь. Уродливые пятна некоего комковатого, грубого вещества, которое я не могла определить, кучковались всюду по стенам и потолку склада кругами порядка шести футов диаметром.

На полу в беспорядке стояли клетки — множество пятифутовых кубов, изготовленных из прочной стальной сетки. В нескольких из них находились люди, дверцы там были заперты тяжелыми цепями. Большинство людей просто сидели, уставившись в пустоту, или лежали на боку, с тем же отрешенным взглядом, абсолютно неподвижно. Это было ненормально. Даже человек под наркотой, но в сознании выказывает больше жизни. А значит, тут не обошлось без магии, какого-то ментального вторжения, и в голове у меня завопил тоненький голосок.

Я уже подвергалась такому вторжению, и не раз.

Это плохо.

Колени у меня подкосились. Руки задрожали. Чуть колеблющиеся разноцветные огоньки на стенах сразу показались чем-то зловещим, дезориентирующим, стали началом очередной атаки на мой разум. Господи Иисусе, мне захотелось повернуться и как можно быстрее бежать отсюда со всех ног. По сути, я и попыталась это сделать. Ноги у меня дернулись, словно готовясь к броску, но тут взгляд мой привлекло движение в следующем ряду клеток, и я увидела Джорджию.

Она стояла на коленях, обнаженная, нежно обхватив руками большой живот, и покачивала, как в колыбельке, свое нерожденное дитя. Голова покорно опущена, гладкие плечи и шея расслаблены. Но я видела ее глаза, открытые и пристально глядевшие на дно клетки, и я видела, что в них сверкал вызов.

Чем бы ни удерживали всех остальных, этим же удерживали и Джорджию — но она явно не покорилась настолько, насколько они. Она все еще боролась.

Что-то глубоко внутри меня, что-то жесткое, жестокое и яростное, приковало мои ноги к месту. Я смотрела на Джорджию и знала: я не могу сбежать. Я вспомнила, что здесь находятся Уилл и Марси, они ждут, пока я дам знать, что настал момент перекинуться и вступить в бой. Вспомнила, что почти все эти люди в клетках — совсем молодые, они еще моложе, чем мои вервольфы, и самый юный из всех сейчас в клетке Джорджии.

Вспомнила кровь, забрызгавшую потрепанную каюту катера — и что, кроме меня, никто уже не придет этим детям на помощь.

Страх напал снова, изменив свою форму. Теперь он маскировался под голос разума. «Не заходи внутрь, — шептал он. — Осознай свои пределы. Пошли за помощью».

Но единственное, от кого я могла бы получить серьезную помощь, — это ОСР, а если бы они примчались сюда ко мне на выручку, то поставили бы на кон не только свою карьеру, но и жизни. Я могла бы вызвать регулярную полицию, просто сделать анонимный звонок, но в эту часть города они приедут не раньше чем через полчаса. И даже когда они действительно приедут, то станут агнцами на заклание. Большая часть силовиков понятия не имела, что на самом деле происходит в самых темных закоулках города.

«Ты могла бы пойти взять Меч, — сказал мой страх. — Ты знаешь, где он. Знаешь, какой сильной он тебя делает».

Немногие люди могли бы сказать, что они владеют волшебным мечом, противостоящим силам тьмы, но я — один из них. «Фиделаккиус», Меч Веры, лежит в ожидании руки того, кто достоин владеть им против власти тьмы. В финальной битве с Красной Коллегией эта рука была моей. В самый страшный момент той битвы, когда уже казалось, что все потеряно, именно моя рука держала «Фиделаккиус», который склонил чашу весов, позволив Дрездену одержать победу. И я чувствовала Силу намного больше меня, которая меня поддерживала, направляла мои движения и на единственный краткий миг вошла в меня и использовала мои губы и язык, чтобы объявить приговор окружавшим нас убийственным тварям.

Я могла пойти за Мечом. Был шанс, что он окажет мне реальную помощь.

Но я знала, что если бы я это сделала, то избрала бы легкий путь. Я отвернулась бы от источника ужаса по самой идеальной, самой рациональнейшей из причин. И в следующий раз, когда я столкнусь с таким же видом страха, мне будет чуть легче отвернуться, чуть легче найти серьезные основания не действовать.

Меч был источником невероятной мощи — но без руки, которая его держала, без мышц, которые его двигали, без глаз, без разума, который бы его направлял, он оставался лишь холодной, неподвижной сталью. Без них Меч был ничем.

Я застыла и пристально посмотрела на свою дрожащую руку. Без моей руки, моего разума, моей воли Меч был ничем. И если это правда, то правдой должно быть и то, что моя рука имела какое-то значение. Это была именно моя рука, моя воля.

А моя рука — вот она, прямо здесь. Вообще-то у меня их даже две.

Мое дыхание стало выравниваться и замедляться. Меч там или не Меч, я дала клятву служить людям этого города и защищать их. И если сейчас я отвернусь от этой присяги, если поддамся своим страхам, пусть даже по самой обольстительно логичной из всех причин, то у меня все равно не будет никакого права принять Меч Веры.

У меня перестали дрожать руки, дыхание стало ровным и спокойным, и я подчинила себе страх. Я быстро прошептала — почти проговорила в уме — молитву святому Иуде, покровителю безнадежных дел и полицейских. Это прозвучало как-то так: «ОГосподиОГосподиОГосподи. Помоги».

Я медленно и осторожно приотворила дверь еще на несколько дюймов — и проскользнула на склад, перемещаясь так быстро и тихо, как только могла, с пушкой на изготовку.


Я двинулась вдоль стены склада, в основном прячась за стеллажом высотой больше двадцати футов. Он был весь загроможден поддонами, погрузочными механизмами, контейнерами, какими-то бочками и ящиками непонятного происхождения. Неверный, постоянно колеблющийся свет служил мне превосходным прикрытием, и я синхронизировала шаги, перемещаясь в ритме танцующего освещения.

Волосы у меня на затылке встали дыбом, и казалось, будто я от макушки до пят покрылась гусиной кожей. Мне нередко доводилось бывать там, где присутствует опасная магия, и я узнала это ощущение: здесь действовала темная сила. Очень похоже на то, что было в Чичен-Ице, и в водах близ острова Духоприют, и в Провале Рейтов, и в Арктис-Торе, и в гнезде вампиров Черной Коллегии, и в…

Словом, вы поняли. Это было не первое мое родео.

Самое главное сейчас — убрать предполагаемого босса Никто, и побыстрее, желательно до того, как кто-нибудь вообще узнает, что я здесь. Склад крепко пропах магией, а если смертный вступает с чародеем в честную борьбу, смертный проигрывает. Точка. Чародеи обладают силой, в буквальном смысле почти невообразимой, и если плохой парень получит шанс защищаться, то останется только одна неопределенность: сколько творческого потенциала он вложит в то, чтобы меня уничтожить.

В конце стеллажной секции находилась роликовая лестница, с ее помощью можно было без труда перемещаться вверх и вниз по полкам. Ближе к потолку на складе было темнее, чем внизу, на уровне пола. Я даже не замедлила движения. Поднявшись по лестнице до самого верха, я замерла, впервые получив возможность как следует разглядеть противника.

Вместе с Никто их было полдюжины, и все они одевались в одном и том же магазине. Их прикиды привлекали внимание своей однородностью, хотя интуиция мне подсказывала, что предназначены они для маскировки, — само понятие индивидуальности нисколько не волновало Никто и его команду. Никто явно был здесь самым здоровенным, хотя ни один из них не походил на спортсмена в полулегком весе.

Они загружали клетки в железнодорожный товарный контейнер — вполне привычное зрелище для крупных перевозок, так можно транспортировать сотни металлических ящиков. Размеры клеток были рассчитаны так, чтобы они точно укладывались в железнодорожный вагон, две в ширину и три в высоту, без всяких скидок на человеческий груз. Ни одеял, ни подушек — ничего, кроме металлических клеток и уязвимой кожи.

Недалеко от Джорджии я засекла клетку Энди. Рыжеволосой девушке явно не хватило сил сопротивляться тому, что с ней делают. Она лежала на спине, безучастно взирая на потолок клетки. Девушка-оборотень была секс-бомбой. Даже лежащая, пассивная, полностью расслабленная, она привлекала взгляд изгибами своего тела, но бесконечное отчаяние, застывшее на ее лице, я не забуду никогда.

Никто стоял над Уиллом и Марси, безвольно и неподвижно лежавшими на полу у его ног. Пара типчиков в водолазках буксировали к ним пустую клетку.

— Сколько времени это займет? — спросил он третьего.

— Не зная точной дозы препарата, могу сказать только, что несколько часов, — ответил тот. Голос у него явно был человеческий и не имел ничего общего с голосом того, кто говорил со мной по телефону. — Возможно, больше.

Никто нахмурился:

— Вы можете до рассвета выяснить, насколько они жизнеспособны?

— Если мне удастся к тому времени выделить вещество, которым их вырубили. Я не могу прогнозировать, сколько потребуется попыток. Это займет столько времени, сколько займет.

— Он будет недоволен, — сказал Никто.

Его собеседник склонил голову:

— Моя жизнь принадлежит господину. Я сделаю все, что в моих силах, ради служения ему. Если он во мне разочаруется, в его власти забрать мою жизнь.

Никто кивнул:

— Займитесь этим немедленно.

Собеседник повернулся и быстро пошел куда-то, унося два маленьких флакончика с ярко-красной кровью — я предположила, что это анализы Уилла и Марси.

Тем временем доставили пустую клетку. Никто подхватил Марси и поднял к стоявшей наготове клетке. Я беззвучно выругалась. Если позволить, чтоб он ее там запер, целая треть моей команды окажется нейтрализованной и такой же беспомощной, как остальные узники. Но если запустить музыку слишком рано, я рискую потерять фактор внезапности. Хозяин Никто мог появиться в любой момент.

С другой стороны, Никто, похоже, был большой и важной шишкой. Возможно, шипучая личность, с которой я говорила по телефону, передала дела в загребущие руки Никто. А может, я неверно просчитала ситуацию. Что, если первую скрипку играл один из водолазочных, а Никто — и в самом деле босс?

Я решилась и навела перекрестие прицела на голову Никто, чуть ниже кончика носа. «П-90» был настроен на автоматический огонь, и хотя я прекрасно умела обращаться с оружием, особенно если оно заряжено дозвуковыми патронами, отдача после первого выстрела будет стремиться сдвинуть ствол выше.

Против обычного человека больше одного выстрела в голову — это уже перебор. Когда простой смертный выступает против сверхъестественного, такого понятия, как перебор, не существует.

Я как следует, накрепко прижала пушку, сделала глубокий вдох, затем задержала дыхание и начала плавно давить на спусковой крючок.

Еще мгновение, и я бы выстрелила, но тут в воздухе возникло мерцание, и из него — словно ниоткуда — появился человек.

Я чуть отвела палец, пульс прямо-таки взбесился из-за переизбытка адреналина.

Человек был среднего роста, с землистого цвета кожей и сальными прямыми темными волосами, свисавшими ниже плеч. Губы у него были чрезмерно толстыми, рот — чрезмерно широкий, почти на грани уродства. Его большие глаза были темными, водянистыми и выпученными, а нос — приплюснутым и таким маленьким, каких я еще не видела. Он был полностью голый и весь мокрый, с длинными тощими руками и ногами и очень широкими ладонями. Если б не волосы, сравнение с лягушкой напрашивалось само собой — этакая угрюмая и злобная лягушенция.

Он издал звук, весьма напоминающий приглушенную отрыжку, и его вырвало на пол водой. Кожистые створки у него на шее пару раз открылись и закрылись, извергая фонтаны воды поменьше, пока он наконец не втянул воздух через рот, очевидно, заполняя легкие воздухом.

Все водолазочные повернулись лицом к этой твари и пали на колени. Никто, невозмутимо отложив Марси в сторону, отбил земной поклон, распластав ладони на полу и уткнувшись лбом в костяшки пальцев.

— Ну шшшшто, — прошипел вновь прибывший, — досссссссссставила ли дерсссская тварь нашшшшу добыч-ччччччу?

Я узнала голос из телефона.

— Да, мой господин, — прогрохотал Никто. — Как и обещала и за нужное время до перехода.

— Ты прихххлопнул эту ссссссучччку?

Никто откачнулся назад и снова поклонился, каким-то образом создавая впечатление, что он кланяется еще ниже.

— Ей хватило ума во время встречи принять все меры предосторожности. Я не мог сделать этого, не привлекая внимания.

Лягушачья Морда зашипел:

— Сссс этой сссмертной я разберусь в ссссследующий расссс. Подобная дерзоссссть недопуссссстима.

— Никак недопустима, мой господин.

— Принессси новые приобретения. Я укрощщщщу их.

— Им дали наркотики, мой господин. Укрощение может им повредить.

Лягушачью Морду это известие, судя по всему, не слишком обеспокоило. Он просто пнул Никто под мышку. Удар оказался более мощным, чем можно было бы ожидать от твари с таким хлипким телосложением. Сила его была такова, что Никто прямо с рук и коленей рухнул на бок.

— Принессси их.

— Слушаю и повинуюсь, — прохрипел Никто. С трудом поднявшись, он направился неверной походкой к Уиллу и бросил молодого вервольфа на пол рядом с Марси.

— До чего же мерсссские твари эти ссссмертные, — пробормотал Лягушачья Морда. — Он поднял взгляд на сидевшую в клетке Джорджию. — Эта ещщще не сссдалассссь.

— Не сдалась, мой господин, — пролепетал Никто.

— Интересссссно, — протянул Лягушачья Морда, глядя злобными глазками поверх своего широкого рта. — Когда прибудем на мессссто, доссставь ее в мои покои. Посссмотрим, что оссстанется от ее сссилы, когда из ее утробы извлекут икру.

Господи Иисусе, какими ж задницами способны быть мужчины! Даже если они не принадлежат к роду человеческому.

Джорджия задрожала. Она подняла голову, очень медленно, как будто ее придавливала вниз огромная тяжесть, — и взгляд, который она обратила на Лягушачью Морду, иначе как убийственным назвать было нельзя.

Лягушачья Морда на это только хихикнул и повернулся лицом к Уиллу и Марси. Он опустил пальцы в мешочек, висевший у него на шее, почти незаметный на фоне шершавой кожи, и извлек оттуда что-то типа маленькой морской ракушки. Затем злобненько покосился на неподвижную Марси и сказал:

— Сссначала сссамка.

Закрыв глаза, он издал низкий горловой звук и стал нараспев произносить слова, которые с пузырями и бульканьем срывались с его жестких, как резина, губ.

«А вот теперь-то я до тебя доберусь», — мысленно проговорила я и навела прицел на его мерзкие резиновые губищи. Я не обладала такими познаниями в магии, как Дрезден, но знала, что любой чародей становится уязвимым, когда призывает силы, как это делал Лягушачья Морда. Для этого требовалась напряженнейшая концентрация. Если я правильно поняла Дрездена, это означало, что Лягушачья Морда должен все свое внимание сосредоточить на заклятии, не оставив ничего для защиты своей землистой шкуры.

Воздух вокруг рук Лягушачьей Морды замерцал, и из сияющей яркими красками раковины потянулись тонкие склизкие усики, которые начали дрейфовать вниз, к Марси, — целое облако усиков, тончайших, как паутина.

Не сомневаясь более в своей цели, я вдохнула, задержала дыхание и нажала на спуск.

Скажите, что вам нравится в бельгийцах? Они умеют делать классное оружие!

Лишенный голоса «П-90» еле слышно что-то шепнул, когда с конца глушителя сорвался выхлоп автоматического огня. Ни грома, ни молнии — один лишь мягкий, хрипящий звук и щелчок циклического механизма. Благодаря дозвуковым патронам очередь произвела гораздо меньше шума, чем патроны, соприкоснувшиеся с черепом Лягушачьей Морды.

Послышалось несколько влажных звуков, сопровождающихся громким треском, и каждая из выпущенных мной пуль достигла цели. От одной пули грязи бывает довольно много. От полудюжины голова Лягушачей Морды в буквальном смысле взорвалась, пули вышибли во все стороны мякоть и осколки костей, и две трети его черепа, от верхней губы до макушки, попросту исчезли в брызнувших струях зеленой крови.

Из морской ракушки вылетела зловещая красная молния. Лягушачья Морда испустил пронзительный вопль, и почти обезглавленное тело, забившись в диких конвульсиях, стало оседать на пол.

Водолазочные все повскакивали на ноги, в полной растерянности, дико озираясь по сторонам. Мое оружие не дало им абсолютно никакого ключа к разгадке того, откуда произошло нападение. Я навела прицел на Никто, но с этого угла все пули, которые его поразят, угрожали Уиллу и сидящему в клетке пленнику за его спиной.

Сместив прицел, я установила красное перекрестие на другом водолазочном, который стоял прямо за Уиллом. Я выпустила еще одну шепчущую очередь — примерно с полдюжины патронов, и шея этой твари взорвалась облаком густой алой слизи. Водолазочный обмяк, оседая на пол, словно сдувшийся воздушный шарик.

Никто устремил пристальный взгляд в мою сторону, и я увидела, как он отследил своими бледными глазами траекторию полета пули от того места, где она вонзилась в пол, до моей позиции на стеллаже.

Он издал яростный звук, вытащил из кармана короткую трубку и направил ее на меня. Я тут же соскользнула по лестнице на пол, едва ли медленнее, чем если бы просто упала. Раздался пронзительный свист, и прямо над моей головой полетело нечто напоминающее маленького колючего морского ежа — так близко, что ветер взметнул мои выкрашенные черным волосы. Врезавшись позади меня в стену, это нечто пробило колючками гофрированный металл и, слегка подрагивая, застыло. С кончиков шипов упали капли желто-зеленой жидкости, от которой в бетонном полу начали появляться маленькие дымящиеся отверстия.

Вот блин.

Воздух наполнился хриплыми трещащими и щелкающими звуками, доносившимися из нескольких источников, — эти твари перекликались. Пока я бежала к дальнему концу стеллажа, темные силуэты водолазочных направились в мою сторону — я мельком увидела между ящиками и контейнерами, сложенными на самой нижней полке, как они бегут с гибкой, плавной быстротой профессиональных атлетов.

Я мчалась мимо скопления наростов на стене, расположенных чуть ниже других, и при моем приближении они вдруг засияли биолюминесцентным светом. Чисто инстинктивно я бросилась плашмя на бетонный пол и проехала на брюхе под зашипевшим комковатым наростом, который принялся распылять во все стороны струи брызг того же цвета, что и жидкость, покрывавшая иглы ежа. Запах был омерзительный, и я, снова вскочив на ноги, помчалась дальше по проходу, стараясь держаться как можно дальше от стены.

Задержись я хотя бы на полшага, и мне бы не жить. Раздался страшный грохот, и Никто врезался в самую нижнюю стеллажную секцию, отшвырнув стальную бочку и деревянный ящик размером с гроб с такой легкостью, будто они были сделаны из пенопласта. Его пальцы сомкнулись в воздухе, не дотянувшись до меня всего на пару дюймов.

Второй водолазочный напал на меня в конце полки. Я открыла огонь из «П-90», моля Бога, чтобы не задеть рикошетом никого из пленников, но моя мишень, двигаясь со скоростью атакующей змеи, рванула вперед и оттолкнулась ногой от стальной стены склада на высоте шести футов. Воспользовавшись только одной ногой, водолазочный вошел в обратное сальто и пролетел назад к концу полки, уйдя с линии огня.

Проклятая тварь двигалась недостаточно быстро, чтобы увернуться от пуль, но достаточно быстро, чтобы увернуться от меня, пока я пыталась прицелиться. Выстрел всего лишь задел ему колено, не более, а Никто, несмотря на всю свою гигантскую массу, уже настигал меня сзади. Я чувствовала себя белкой, которую преследует немецкая овчарка; если бы он меня поймал, примерно так оно все бы и закончилось.

А потому я сыграла роль белки и, вместо того чтобы убегать, повернулась на девяносто градусов вправо и вжалась между двумя штабелями поддонов на нижней полке. Протискиваясь между ними, я слегка ободрала себе руку, зато соскочила на открытый складской пол. Я услышала, как ботинки Никто с визгом проехались по полу, когда он за моей спиной вдарил по тормозам.

Водолазочный шел прямо на меня, держась на одной линии с теми клетками, которые еще не загрузили в товарный вагон. Я подняла «П-90» и припала на одно колено. Водолазочный рванул вперед, уставившись на меня широко раскрытыми блекло-голубыми глазами. В руке он сжимал кривой нож, держа его низко, вплотную к ноге — знал, гад, как им пользоваться.

Я навела на его грудину алое перекрестие прицела и нажала на спуск. За мгновение до того, как из ствола вылетела очередь, водолазочный прыгнул прямо вперед и, перекувырнувшись в воздухе, оказался за моей спиной.

Ту невероятную быстроту, на которую способны другие не-вполне-люди, я уже видела и примерно чего-то такого и ожидала. Как только ноги его оторвались от пола, я крутанулась влево и открыла огонь ровно в тот момент, когда на линии уже не было никого из пленников. Пули жужжали в воздухе, словно гигантская газонокосилка, — и тут краем глаза я увидела водолазочного, которого ранила пару секунд назад. Он подобрался, чтобы на меня напасть, пока я целюсь в его приятеля, и мой резкий поворот застал его врасплох. Целиться я не стала — это был выстрел «в лоб». Я разрядила в него оставшиеся патроны, моля Бога, чтобы он не успел где-нибудь укрыться.

У Святого Иуды множество дел, но иногда он успевает вовремя. Моя пушка с шипом выплюнула смертоносную очередь, которая пересекла траекторию водолазочного и проделала в верхней части его туловища пять или шесть дырок. Водолазочный с воплями повалился на пол.

Но тот, который через меня перепрыгнул, оценил ситуацию мгновенно: он опрокинулся на спину и полоснул меня кривым ножом по животу.

Почти любой в этом городе, окажись он на моем месте, был бы убит. Нож ударил со страшной силой, а лезвие у него было острое. Стандартный кевларовый бронежилет ни черта бы мне не помог. Я перестала носить стандартные шмотки благодаря чрезмерному количеству захватывающих вылазок с Дрезденом. Теперь я носила двойной жилет — а в качестве прослойки между пулезащитным материалом использовала кольчугу из плотно подогнанных титановых колец, изготовленную для меня одним из друзей Дрездена, женой отставного Кулака Бога.

Нож легко прошел кевлар, разъединил пару-тройку кольчужных колец, после чего его острие застряло в титане. Вместо того чтобы выпустить из меня кишки, сверхчеловечески мощный удар приподнял меня как крючком и швырнул на бетонный пол. Я сгруппировалась, смягчая падение, и поднялась на ноги. Магазин «П-90» уже опустел. Я как раз доставала новый, и тут сзади резко налетел еще один водолазочный, обхватив меня за шею тонкой, твердой, как железо, рукой.

Я едва успела просунуть в эту петлю ладонь, пока он меня не задушил, и завертелась, словно угорь, пытаясь выскользнуть. Он был гораздо сильнее меня, ну а кто не был? Даже в рукопашной сила — это далеко не все. Водолазочный, может, и быстрее, чем я, но зато у меня преимущество опыта. Я обладала достаточно хорошей координацией и, почувствовав, где в его захвате самое слабое место, сумела вывернуться — только для того, чтобы получить удар в плечо, поваливший меня на пол.

Падая, я увидела, что водолазочный с ножом находится от меня всего в нескольких шагах. От двоих я бы ни за что не спаслась.

Вставлять новый магазин в «П-90» уже не было времени, а потому я, не выпуская его из рук, развернулась и со всей силы вмазала тяжелым полимерным прикладом по коленной чашечке ближайшего водолазочного.

Он с воплем ухватил меня за ворот кожаной куртки и встряхнул, будто куклу.

И вот тут-то Уилл и Марси преподали компаньонам Никто наглядный урок на тему того, почему вервольфы вселяют ужас в сердца и умы смертных.

Промельк темного меха, леденящий душу яростный рык — и водолазочный закричал. Когда он начал заваливаться набок, я поняла, что один из оборотней только что перекусил подколенное сухожилие на здоровой ноге водолазочного. Мы рухнули оба. Я вывернулась из кожаной куртки, хотя для этого мне пришлось отбросить «П-90», который повис на разгрузке, и, перевернувшись, выскользнула из хватки водолазочного. В следующее мгновение вторая бурая тень, чуть посветлее, сверкая зубами, пронеслась над упавшим водолазочным и вырвала то, что у человека было бы яремной веной.

Водолазочный бился в предсмертной агонии, из зияющей раны выбулькивала похожая на слизь красная кровь.

И внезапно рядом со мной, по обе стороны, оказались лицом к врагу два зверя из ночных кошмаров человечества. Волки. Один — большой и темный, другой — чуть поменьше и полегче, оба мускулистые, с плотным мехом и с золотыми глазами, в которых светился ум — и ярость.

Столкнувшись с парой кровожадных вервольфов, водолазочный с кинжалом сбавил обороты и застыл в неуверенности.

В последовавшей за этим внезапной тишине особенно громко прозвучали три щелчка — это я вставила в «П-90» новый магазин и дослала в патронник первый патрон. Хлоп. Клик-клак.

«Вот видишь, Никто? — подумала я. — Я тоже умею издавать зловещие звуки».

Я подняла оружие и рявкнула:

— Бросай нож.

Водолазочный с полсекунды колебался, кося взглядом то влево, то вправо, а потом выпустил нож. Сталь звякнула, ударившись о пол.

Я держала его на прицеле, наполовину спустив курок. Да, это нельзя назвать разумным и безопасным образом действий, но, откровенно говоря, если б я случайно в него и выстрелила, то не потеряла бы покой и сон. С таким дьявольски быстрым типом не стоит отказываться ни от каких преимуществ.

— Их было пятеро, — сказала я волкам. — Со сколькими вы разделались, считая того, который навалился на меня?

Более светлый волк дважды тявкнул — низко и отчетливо.

— Я достала двоих, — подытожила я. — Значит, остаются еще этот и верзила.

В воздухе пронеслась сложная последовательность щелчков и хлопков, все лампы погасли, и склад погрузился в полнейшую тьму.

Я инстинктивно надавила пальцем на спусковой крючок и выпустила очередь еще до того, как вырубился свет. Но стреляла я практически вслепую, в противника, который обладал сверхъестественной быстротой и к тому же — благодаря этим чертовым щелчкам — знал, что должно произойти. Я услышала, как пули ударились о дальнюю стену.

Волки зарычали и бросились вперед — склад не был полностью светоизолированным помещением, а волчьи глаза в темноте на самом деле видят лучше, чем при ярком свете. Мрак для них вовсе не был препятствием. Но я ухватила их за шкирки и прошипела:

— Погодите.

Они таки успели протащить меня по инерции на пару дюймов, но я сказала:

— Наросты на стене распыляют кислоту не меньше чем на семь-восемь футов. Не попадитесь в ловушку, держитесь от них подальше. У верзилы есть что-то типа ружья. Вперед.

Волки вырвались из-под моих рук, оставив меня одну в темноте.

Щелчки и хлопки по-прежнему метались по всему пространству склада, и я не могла их локализовать. Они звучали постоянно, каждые несколько секунд, и я прямо-таки чувствовала, что они раздаются все ближе и ближе ко мне.

Как раз когда я присела там, беззащитная и ненавидящая свою беззащитность, мои руки перебирали содержимое карманов разгрузочного жилета. Если здесь носится в воздухе слишком много магии, электрический фонарик может оказаться ненадежным. Магия вырубает технику, когда той и другой вокруг слишком много, а возиться вслепую с чем-то реально важным бессмысленно. Готовя разгрузочный жилет, я не забыла о такого рода ситуациях.

Я открыла карман и, выудив оттуда сигнальный факел, вытянула пусковой шнур, который тут же его запустил. Красная вспышка прорезала темноту, и я подняла факел над головой, держа его в левой руке так, чтобы он не слепил мне глаза. Правой рукой я сжимала «П-90». Из маленького ружья запросто можно было стрелять и одной рукой, и хотя точно прицелиться уже не получится, я все равно могла выпускать очереди почти так же легко, как и с обеих рук.

Хлопки и щелчки продолжались, повсюду и нигде. Я понятия не имела, что с Уиллом и Марси, а темных углов, где могли скрываться Никто с водолазочным, было более чем достаточно. Сообразив, что я, по сути, сижу на полу, посреди открытого пространства, в круге света и являюсь идеальной мишенью для Никто с его странной пушкой, стреляющей морскими ежами, я отступила к запертым в клетках пленникам.

— Джорджия, — позвала я, присаживаясь около нее. Я изучила дверцу клетки и обнаружила, что она даже не заперта. Кольца для висячего замка на ней имелись, но дверца была просто задвинута на щеколду. Я повернула ее и открыла клетку. — Джорджия. Ты можешь двигаться?

Она подняла голову и, нахмурившись, уставилась на меня. Потом повернула туловище, наклонилась вперед, перемещаясь толчками, словно под водой, и медленно начала выползать из клетки. Я поспешила к клетке Энди и точно так же открыла дверцу — но, когда я позвала ее выйти, девушка не то что пальцем не пошевелила — даже не моргнула. То еще подкрепление. Я почувствовала себя бесполезной. Я не могла пойти в темноту и присоединиться к охоте Уилла и Марси. Там, натыкаясь на все что ни попадя, я была бы даже хуже чем бесполезна, отвлекая на себя их внимание.

— Мёрфи, — проговорила Джорджия. — М-Мёрфи.

Я поспешила к ней.

— Я здесь. У вас что-то болит?

Она покачала головой.

— Н-нет… С-слушайте. — Она подняла голову, чтобы встретиться со мной взглядом, и шея у нее тряслась, как у паралитика. — Слушайте!

Щелчки. Хлопки. Один раз — долгое угрожающее рычание. Шипящий звук пролетевшего в воздухе ежа, резкое «понг» его удара о наружную металлическую стену.

— Защита, — сказала Джорджия. — Сонар.

Секунду я тупо смотрела на нее, а потом до меня дошло. Щелчки и хлопки звучали для меня знакомо, потому что я уже слышала их — или что-то очень похожее — от дельфинов в Океанарии Шедда. Дельфины посылают резкие звуковые импульсы и пользуются ими, чтобы перемещаться и искать добычу в темноте.

Я швырнула факел на пол, подальше от Джорджии, и начала свинчивать глушитель с «П-90».

— Уилл! Марси! — крикнула я, не сумев сдержать рычание в голосе. — Они сейчас ослепнут!

Затем я нацелила ружье вверх и в сторону под таким углом, словно намеревалась стрелять в близлежащее озеро, перещелкнула переключатель на единичный огонь и принялась методично нажимать на курок. Второй магазин был заряжен не дозвуковыми, а самыми обыкновенными патронами, и без глушителя, который демпфировал взрыв пороха, сверхзвуковые пули грохотали вовсю. Вспышки из ствола освещали всю внутренность склада белыми молниями. В моих выстрелах не было никакого ритма, вообще никакой системы. Я понятия не имела, как работает сонар в биологических организмах, но я ходила за компанию с племянничками в кино на фильм «Сорвиголова», и, похоже, ритмичные звуки создавали более упорядоченное изображение, чем случайные шумовые пакеты.

Расстреливая таким способом магазин с пятью десятками патронов, я почти что слышала насмешечки Дрездена, его голос, хмельной от адреналина, слова, слетающие с губ, искривленных в маниакальной ухмылке, — те слова, что уже слышала пару раз прежде: «Мёрф, когда ты для разработки тактического плана обращаешься к концепции фильма, в спецэффекты которого вгрохали миллионы долларов, думаю, это можно без всякого риска счесть индикатором того, что ты абсолютно ни хрена в этом не понимаешь».

Но когда из моей пушки вылетела последняя пуля, я услышала, как вопит от боли один из водолазочных — резко оборвавшийся жуткий крик. А потом склад вновь погрузился в тишину — для того лишь, чтобы снова наполниться еще одной устойчивой серией ритмичных щелчков.

И на сей раз они определенно становились ближе.

Я отстегнула «П-90» и отложила в сторону. Для этой пушки у меня было только два магазина. Но «ЗИГ» привычно, как старый друг, лег мне в ладонь, и я стала перемещаться подальше от Джорджии и других узников, кружа позади пустых клеток, предназначавшихся для Уилла и Марси. Я едва не вскрикнула, споткнувшись о труп, и обнаружила еще одного водолазочного, лежавшего в луже вязкой крови, — наверное, это был второй нехороший парень, познакомившийся с Уиллом и Марси.

Какой-то инстинкт предупредил меня об опасности, и я распласталась на полу. Надо мной пронесся очередной снаряд из морского ежа; второй ударился о стенку пустой клетки и врезался в ее пол, прожигая кислотой сталь. Затем последовал третий, со свистом пролетевший в сторону от меня.

Волк взвизгнул в агонии — жутко, жутко пронзительный, нарастающий визг.

Никто просто-напросто проделал тот же самый трюк, что и я, — стреляя в меня, он выманил одного из своих противников на открытое пространство, а потом развернулся и выстрелил в самый неожиданный момент. Уилл или Марси только что заплатили страшную цену за свое вмешательство.

Я с яростным воплем вскочила на колени и запустила сигнальный факел. Он взметнулся высоко в воздух, вращаясь и разбрасывая по всему складу красные блики. Я увидела перед собой массивную черную фигуру, разворачивающуюся, снова нацеливающую на меня дуло своего метательного артиллерийского орудия.

«ЗИГ» был быстрее.

Я уже скользнула в позицию Уивера и быстро, четко и отработанно сделала один за другим три выстрела, целясь только в верхнюю часть туловища, чтобы исключить всякую возможность задеть кого-нибудь из волков. Я знала, что по крайней мере одна из пуль попала в Никто. Факел, все еще сверкая, приземлился на пол. Я увидела его темный силуэт, извивающийся в агонии, а потом услышала, как он испустил прерывистый хрип. Он отодвинулся от факела и скрылся из поля зрения. Мгновение спустя я увидела волка, метнувшегося сквозь сноп алого света, и снова стала стрелять из «ЗИГа». Я выпускала пули почти так же, как до того из «П-90», надеясь ослепить Никто, пока его атакует волк.

Магазин опустел через несколько секунд, а ведь я не собиралась так много стрелять. Возбуждение битвы мешало сохранять здравомыслие. Я извлекла пустой магазин, заменила его новым и, выудив из разгрузочного жилета второй факел, с шипением активировала его, двинувшись вперед с пушкой на изготовку.

Я слышала, как Никто борется с волком. Слышала его голос, исходивший из огромной груди, яростное басистое рычание, столь же злобное и звериное, как рык сражающегося с ним волка. Воспользовавшись звуком как указателем, я ринулась вперед. Другой волк по-прежнему визжал в агонии, вопли его постепенно модулировались, делаясь все более и более человеческими.

Алый свет факела упал на Никто и волчью версию Уилла как раз тогда, когда Никто швырнул волка на бетонный пол с силой, сокрушающей кости. Уилл взвыл от боли, затрещали и хрустнули кости — однако ему хватило здравого смысла откатиться с дороги, пока Никто не опустил ему на голову свою гигантскую ножищу.

Я принялась всаживать пули в грудь Никто с дистанции порядка пятнадцати футов.

Я стреляла с одной руки, на адреналиновом подъеме. Не лучшее состояние для меткой стрельбы. Но я и не пыталась целиться точно — это была стрельба на инстинкте, меткость, которая приходит лишь с бесконечными часами практики, с тысячами и тысячами пуль, выпущенных на полигоне. Чтобы добиться этого, надо много работать.

Я работала.

Я использовала 9-миллиметровое оружие. Для настоящего боя пули маленькие, почти на грани — а Никто находился на противоположном конце боевой вселенной. Он повернулся ко мне, и я увидела, что у него больше нет метательной трубки — точнее, у него нет двух пальцев на той руке, которой он ее держал. Кто-то из волков, видимо, уже попытался перегрызть ему глотку и разорвал тонкую ткань водолазочного ворота — и когда он на меня бросился, я увидела, как раздвинулись его жабры.

Пули летели четко ему в торс. Я целилась в сердце, которое у людей иногда располагается довольно низко, на пару дюймов ниже левого соска. И каждый мой выстрел попадал в него — шесть, семь, восемь…

Атакующему требуются порядка двух секунд, чтобы преодолеть расстояние в тридцать футов и оказаться в пределах боя на ножах или на кулаках. Никто был футов на пять ближе. Восемь попаданий из восьми выстрелов — это была чертовски крутая боевая стрельба.

На сей раз этого оказалось недостаточно.

Никто врезался в меня, как потерявший управление грузовик, и сбил меня с ног. Мы оба полетели на бетонный пол. Оттолкнувшись от него, я лишь воспрепятствовала тому, чтобы он рухнул всей своей тяжестью мне на грудь, и вместо этого он упал где-то в районе моих бедер. Он захватил мою правую руку и сжал ее.

Боль. Рвутся связки. Трещат кости. Он всего раз встряхнул рукой, и мой «ЗИГ» отлетел далеко в сторону.

Я не колебалась. Я только согнулась, наклоняясь к нему, и всадила сияющий конец факела ему в жабры, прямо в открытую створку.

Он завопил громче, чем смог бы вопить человек, и вскинул обе руки к горлу, чтобы перехватить факел. Я высвободила ногу и со всей силы вмазала ему пяткой в подбородок. Услышала, как что-то хрустнуло, и он, дернувшись, завопил. Высвободив другую ногу, я бросилась от него прочь, неловко придерживая левой рукой правую лодыжку.

Никто вырвал из жабр факел — его блеклые глаза чуть ли не полыхали от ярости — и с ревом рванул за мной.

Так страшно мне не было еще никогда. Добраться, пока он меня не поймал, до этой чертовой пушки я уже не успевала, а потому сделала единственное, что могла. Рванула вслепую, в полную темноту, а он погнался за мной, как бешеный локомотив.

Я знала, что у меня в запасе не так уж много пространства. Знала, что через несколько секунд врежусь в стену, и вот тут-то он меня и сцапает. Я могла только молиться, чтобы пули, которые я в него всадила, нанесли ему более серьезные повреждения, чем это казалось с виду, — чтобы он уже истекал кровью и чтобы ему как раз этих нескольких секунд и не хватало, чтобы окончательно сдохнуть.

Но где-то в глубине души я понимала, что все это чушь собачья.

Я играла не в своей лиге и понимала это с самого начала.

Внезапно прямо передо мной замерцал красивый флуоресцирующий свет — кислотный нарост на стенах. Я резко остановилась перед странными комками материи и увидела небольшие усики и отверстия на наросте, направленные на меня.

Я повернулась лицом к Никто.

Он приближался, безумно огромный, невероятно сильный, ревущий от жуткой ярости.

Но одной лишь яростью поединки не выигрывают. На самом деле это может оказаться смертельно опасной слабиной. В тот миг, когда ярость заставила его на меня броситься, я коснулась находящегося внутри меня центра спокойствия, выработанного бесконечными часами практики и дисциплины. Я реально оценила расстояние и время. Чувство было такое, будто мне всегда приходилось планировать то, что я должна сделать.

А потом я проделала с Никто ровно то же, что и с Рэем.

Когда он приблизился вплотную, я поднырнула под его огромными ручищами, крутанувшись так, чтобы развернуть мою правую ногу поперек его правой ступни, как бы для того, чтобы повалить его на пол. Несмотря на то что он, может, и был сверхъестественно силен, гравитация притянула его с той же силой, как и Рэя, и суставы его работали по тому же самому принципу. Его правая нога зацепилась за левую, и он полетел вперед, врезавшись прямо в стену.

В нарост.

В облако бьющих оттуда кислотных струй, которые изверглись, нацеленные на меня.

Я изо всех сил откатилась в сторону, но мне можно было не волноваться. Своей гигантской массой Никто экранировал меня от кислотных брызг. Я перевернулась и неуклюже попятилась на заднице, помогая себе левой рукой, как зачарованная уставившись на Никто.

Он не кричал. Наверное, он пытался. Должно быть, кислота в первую очередь разъела ему горло. Он как бы отпрянул, пошатываясь, и рухнул на колени. Я смутно видела его профиль в дальнем свете факела и свечении кислотного гриба. Это… это как растворение; словно смотришь в замедленной съемке на статую, разъедаемую ветрами и дождями. Жидкость стекала в лужицу вокруг его ног. Он сделал несколько судорожных вдохов, а потом послышались хлюпающие звуки, когда кислота разъедала ему грудную клетку. И после этого больше никаких звуков не было.

Он пытался встать, дважды. После чего повалился на бок, как будто заснул.

Кислота продолжила разъедать его даже после смерти.

В нос шибануло зловоние, и меня вывернуло наизнанку.

Я отступила еще дальше и присела на секунду, подтянув колени к груди, обхватив их здоровой рукой и рыдая. Как же мне больно.

Как же больно!

Рука тупо пульсировала.

— Черт подери, Дрезден, — сдавленно пробормотала я, нарушив тишину. — Черт подери. Это твою работу я тут делаю. Черт, черт, черт.

Еще минута — и я встала на ноги. Подобрала второй факел. Отыскала свою пушку. Сделала все, что могла, чтобы помочь Уиллу и Марси — оба они должны выжить.

После этого я обошла весь склад, методично выпустив еще с полдюжины пуль в голову каждому убитому водолазочному. И я израсходовала банку растворителя, который нашла в углу, чтобы сжечь их хозяина — для полной уверенности.

Не существует такого понятия, как «перебор».


Мы с Уиллом стояли в открытых грузовых воротах, подставив лица ветру, который дул с востока над озером, свежему и прохладному. Между нами и водой не было ничего, кроме сорока футов залитой асфальтом погрузочной площадки. Было тихо. Никакой реакции на события внутри здания.

Позади нас безмолвными рядами лежали на бетонном полу освобожденные из клеток пленники. Даже притом что у него было болезненно вывихнуто левое плечо, Уилл проделал большую часть тяжелой работы — он вытаскивал из железнодорожного контейнера клетки, а мы с Марси и Джорджией открывали их и вытаскивали узников.

Марси подошла и встала рядом с нами, снова в своем сарафанчике. Ее правое плечо выглядело отвратительно. В нее угодил ежиный снаряд, и пара иголок вонзились довольно глубоко. Кислота проникла в мышцы, а от других шипов потекла вниз, по коже, прожигая все на своем пути. Зубцы были зазубренными, но кислота мгновенно растворяла кожу вокруг шипов, и мне удалось извлечь снаряд при помощи ножа. Марси остановила кровотечение тем же способом, что и Уилл, только рука ее была слегка изувечена, а рубцовая ткань выглядела просто кошмарно.

Впрочем, казалось, это не слишком волнует молодую женщину, которую я больше никогда и ни при каких обстоятельствах не сравню с мышью. Однако смотрелась она опустошенной, словно из нее выжали все эмоции.

— Она уснула, — негромко сообщила Марси Уиллу.

— Хорошо, — сказал Уилл. Голос его звучал ровно и бесстрастно. Он сильно страдал. Уилл тоскливо посмотрел на меня: — Думаете, это сработает?

— Восход солнца, — спокойно проговорила я, кивнула и оглянулась на ряды неподвижных узников. — Он обладает определенной энергией, в том числе и силой позитивного обновления. Эта сила должна разрушить связывающие их чары.

— Откуда вы знаете? — спросил Уилл.

— Дрезден, — ответила я.

Внезапно Марси наклонила голову и прищурилась с подозрением.

— Кто-то приехал, — сказала она.

Я стояла у створки ворот, готовая захлопнуть ее в любой момент, пока машина, серебристый «бимер», выезжала из-за угла склада на погрузочную площадку. «Бимер» остановился где-то в тридцати футах от нас, и из него вышла мисс Гард. Мгновение она смотрела на меня, а потом вернулась к переднему бамперу и встала там в ожидании. Восточный ветер развевал ее длинные светлые волосы в нашу сторону, словно мягко колышущееся знамя.

— Ждите здесь, — тихо сказала я.

— Вы уверены? — усомнился Уилл.

— Да.

Он кивнул:

— Ладно.

Я шагнула вперед, спустилась по низким бетонным ступеням, прошла еще чуть-чуть и встала лицом к лицу с Гард.

Мгновение она без всякого выражения смотрела на меня, потом перевела взгляд на пленников. Медленно покачала головой и проговорила:

— Вы сделали это.

Я ничего не ответила.

— Это — магия фоморов, — пояснила она. — Один из их младших чародеев и его вассалы.

— Зачем? — спросила я у нее. — Зачем они это делают?

Гард покачала головой и пожала плечами:

— Я не знаю. Но команды, подобные этой, работают в данный момент по всему миру.

— Не в Чикаго, — спокойно заметила я.

— Не в Чикаго, — согласилась она. И губы ее медленно растянулись в самой настоящей улыбке. Она поклонилась мне в пояс — старомодным плавным движением, с царственной грацией, и сказала: — Не много найдется смертных, которым достало бы отваги выступить против фоморов и их миньонов. Еще меньше — тех, кому достало бы мастерства выступить против них и победить. — Взгляд ее сделался серьезным, улыбка исчезла. — Хайль, Воин.

Дрезден знал бы, как ответить на такую анахроническую тарабарщину. Я склонила голову в ответном поклоне и сказала:

— Спасибо.

— Кажется, мой работодатель у вас в долгу.

— Я не для него это делала.

— Но то, что вы сделали, тем не менее очень важно, — сказала она. — Уже второй раз фоморы попытались внедриться в Чикаго — и потерпели поражение. — Мгновение она помолчала, а потом добавила: — Если, бы вы сказали ему, что хотите получить обратно свою работу, он бы сделал так, чтобы это произошло. Безо всяких дальнейших обязательств.

Долгую минуту я стояла молча и совершенно неподвижно.

А потом вздохнула, очень устало, и сказала:

— Даже если бы я была уверена, что он не попытается в итоге использовать это в качестве рычага… Если бы для меня этого добился Марконе, я бы этого не хотела. Я сделаю это сама.

Гард кивнула, пристально на меня посмотрела и снова оглянулась назад, в сторону склада.

— Есть еще одна возможность, которую вы могли бы рассмотреть. В «Монок-секьюритиз» всегда есть вакансии. Мой босс всегда рад тем, кто обладает соответствующим, — она скривила губы, — складом ума. Учитывая ваш опыт и навыки, вы, полагаю, могли бы добиться успеха в качестве одного из наших советников по безопасности.

— Чтобы работать на парней типа Марконе? — спросила я.

— Вам следует учесть, что это уже второе вторжение фоморов, — проговорила Гард ровным голосом. — И только за последние восемь месяцев в город пытались сунуться еще с полдюжины других. Все они были изгнаны благодаря действиям Марконе.

— Он раковая опухоль, — сказала я.

— Он держит слово, — ответила Гард, — а это, на мой взгляд, ставит его на уровень выше большинства ваших начальников. И кем бы он ни был, он защитил этот город. Это немаловажный факт.

— Всякий хищник защищает свою территорию, — сказала я. — Проехали.

В ее глазах блеснуло веселое изумление, и она покачала головой:

— Ваддерунг определенно нашел бы вас интересной. Даже цвет волос у вас подходящий. Не удивляйтесь, если он когда-нибудь вас позовет.

— Это свободная страна, — сказала я. — Хотите сказать что-нибудь еще?

Гард повернулась посмотреть на стремительно светлеющий горизонт на востоке и перевела взгляд на пленников:

— Похоже, у вас тут все под контролем.

Я кивнула.

— По поводу места происшествия особо не беспокойтесь, — сказала Гард. — Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь станет что-то разнюхивать в здешних местах.

На самом деле она имела в виду другое. Гард хотела сказать, что все улики — тела, патроны, оружие, вообще все — исчезнут. В том, что касается исчезновения улик, люди Марконе были очень и очень хороши. И в данном случае я, пожалуй, не возражала. Это защитит Уилла и Марси — оба они пролили там свою кровь, — да и меня, кстати, тоже.

И Гард не вынудила меня об этом просить.

Она подняла руку ладонью вверх — еще один из тех жестов, значение которых все забывают, за исключением одиночек, которые помешаны на своей работе, типа Дрездена. Я ответила тем же. Она одобрительно кивнула, села в свой автомобиль и уехала.

Уилл подошел и встал рядом со мной, глядя ей вслед. Потом оба мы повернулись и стали смотреть, как над кромкой озера начинает подниматься солнце.

— Его действительно больше нет, — тихо сказал Уилл. — Я о Дрездене.

Я мрачно устремила взгляд на воды, которые по всем рациональным признакам поглотили жизненные силы Дрездена, и ничего не ответила.

— Вы думаете, она говорила правду? Марконе теперь тот, кто принял на себя главный удар?

— Вероятно, — сказала я, — до некоторой степени. Но она была не права.

— Не права в чем?

— Дрезден не ушел, — сказала я и легонько коснулась рукой своей брови. — Он здесь. — Я коснулась слева обнаженной груди Уилла. — Здесь. Без него, без того, что он за эти годы сделал, ни вы, ни я не сумели бы этого осуществить.

— Не сумели бы, — согласился он. — Наверное, не сумели бы. Определенно бы не сумели.

— Есть множество людей, которых он обучал. Тренировал. Защищал. И он был примером. Ни один из нас никогда не сумеет стать тем, кем был он. Но вместе, может, у нас что-то и получится.

— Чикагская Лига Правосудия? — чуть улыбнувшись, спросил Уилл.

— Чур, я за Бэтмена, — сказала я.

На мгновение его улыбка перешла в самую настоящую ухмылку. Потом он посерьезнел:

— Вы правда думаете, что нам удастся что-то сделать?

Я решительно кивнула:

— Мы возьмем на себя его работу.

— Если у вас получится, это будет ловкий трюк, — сказал Уилл.

— Если у нас получится, — поправила его я. — Мне понадобится помощник, Уилл. Кто-то, кому я доверяю. Вы.

Он помолчал с минуту, а потом кивнул:

— Я в игре. Но вы говорите о некоторых очень… э-э… несопоставимых личностях. Сколько времени вам удастся продержаться?

Мой ответ удивил даже меня.

— Пока не вернется Дрезден.

Уилл нахмурился:

— Вы правда думаете, что это возможно?

Я покачала головой:

— Кажется, нет. Но… Этот голос внутри меня, он постоянно напоминает, что мы не видели тела. Пока не увижу…

Солнце взошло над горизонтом, мягко просвечивая сквозь окутавший озеро утренний туман, и омыло нас золотым сиянием, теплым и сильным. Мы обернулись посмотреть на пленников, и как только свет коснулся их, они задрожали. Затем начали шевелиться. Первой поднялась Джорджия.

Уилл медленно, глубоко вздохнул, глаза его сияли.

— Пока не увижу, — тихо договорила я, — я не поверю, что он мертв.

И мы с Уиллом вместе направились к складу, чтобы позаботиться о благополучной доставке узников домой.


Халтура (перевод Барзова Елена)

Примечания

1

Кэрол Банди, Чарлз Мэнсон — серийные убийцы.

2

Джон Фицджеральд Кеннеди.

3

Роман американской писательницы Клаудии Грэй об академии вампиров.

4

Да, конечно (фр.).

5

Лайнус ван Пельт — персонаж серии комиксов Чарлза Шульца, никогда не расстающийся со своим «безопасным одеялом». Этот термин вошел в психологию как нечто использующееся для психологической уверенности.

6

Нет! (нем.)

7

Синтоизм — традиционная религия Японии, заключающаяся в обожествлении природных сил и явлений.

8

Кэмпбелл, Джозеф (1904–1987) — американский писатель-мифолог, прославившийся своими работами по сравнительной мифологии и религии.

9

Сурт — правитель огненных великанов в германо-скандинавской мифологии.

10

Выбирающая убитых — перевод с др. — исл. слова valkyrja (валькирия).

11

Человек, практикующий сейд (древнескандинавское название магии).

12

Будьте здоровы (нем.).

13

Цикл фэнтезийных романов американского писателя Глена Кука (р. 1944).

14

Эшер, Мауриц Корнелис (1898–1972) — голландский художник-график, прославившийся исследованиями восприятия сложных трехмерных объектов.

15

Британские колониальные войска из непальских добровольцев.

16

«Справочник монстров»/Monster Manual — одна из базовых книг ролевой игры «Подземелья и драконы»/Dungeons & Dragons.

17

«Джунгли» — гимнастический снаряд для малышей.

18

Дата начала Нормандской операции союзников по высадке войск во Франции.

19

Знаменитая тюрьма строгого режима в штате Иллинойс, в которой содержатся самые опасные преступники, осужденные на срок не менее 20 лет. Ее называют адом на земле.

20

Бюро алкоголя, табака, огнестрельного оружия и взрывчатых веществ (ATF) — федеральная организация Государственного департамента юстиции США. В его функции входит, помимо прочего, выявление случаев незаконной продажи алкоголя и табачной продукции. — Примеч. пер.

21

Пентей, сын Эхиона и Агавы, внук Кадма, царь Фив, растерзанный своей матерью и сестрами за то, что противился вакханалии. — Примеч. пер.

22

Рогипнол — седативный препарат, один из наиболее опасных наркотиков. — Примеч. пер.

23

Love Hurts (Раны любви) — баллада, написанная композитором Бодлю Брайантом для группы The Everly Brothers, записанная и выпущенная в 1960 году. Имеет многочисленные кавер-версии в исполнении различных музыкантов. (Love hurts, / love scars, / Love wounds, and marks… — Любовь — это боль, / Любовь — это шрамы, / Любовь — это раны и отметины…) — Примеч. пер.

24

Здесь: держались сути дела (лат.).

25

Здесь: почерк (лат.).

26

Кинокомедия (2005 г.) на основе одноименного телесериала. — Примеч. пер.

27

«A fish in the sea. So I guess that you and I were never meant to be…» — слова из песни Джен Мёрфи. — Примеч. пер.

28

Цитата из фильма «Охотники за привидениями», видеоигра. — Примеч. пер.

29

«Малыш» Билли, настоящее имя Уильям Генри МакКарти, самый знаменитый гангстер Дикого Запада. — Примеч. пер.

30

Коронная фраза Стэна Ли «Довольно слов» (англ.).


на главную | моя полка | | Халтура (перевод Барзова Елена) |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу