Глава 1 Леди Кэролайн Элмхерст

Лондон, 1822

Черт! Черт! Черт! Неужели это происходит со мной? Сто раз видела, как это делают в театральных постановках, сто раз читала об этом в романах. Как же им удалось так быстро связать лестницу из простыней?

— Миледи, они вышибут дверь! — голосит моя служанка.

— Замолчи и быстро одевайся.

Я швыряю ей несколько юбок. Нам так и не удалось уместить все вещи в саквояж и сумки. Ну уж нет! Этой прожорливой корове, моей домовладелице, я ничего не оставлю, это уж точно!

С еще большей решимостью я принимаюсь связывать узлом простыни. Черт, сломала ноготь!

— Да прекрати же ныть, давай помогай мне!

Мэри на ходу надевает юбки и спешит ко мне. В дверь снова колотят.

— Откройте дверь, мадам, мы знаем, что вы в комнате!

Какой мерзкий голос у этого чертова кредитора. Господи, куда же это годится, ведь времена Французской революции давно прошли!

— Мне что-то нездоровится, сэр, — произношу дрожащим голосом и лихорадочно завязываю простыни в очередной громадный узел.

— Не верьте ей, сэр, она жуткая лгунья и к тому же развратница…

Противный голос миссис Динсдейл, моей домохозяйки.

Я представляю, как она вопит, брызжет слюной и прижимает одну из своих мерзких кошек к своим старушечьим плечам, закутанным в заношенную шаль; Мою шаль! Я отдала ей свою чудную кашемировую шаль в счет очередной платы за комнату. И во что она ее превратила, неблагодарная, мерзкая толстуха!

— Пусть ваша служанка откроет!

Дверь не выдерживает натиска ударов, и подпирающий ее комод сдвигается внутрь комнаты.

— Ей, бедняжке, тоже очень плохо, сэр. Знаете, все ее тело покрыто страшными нарывами — похоже на оспу.

Неужто можно перевести дух? Нет. Нельзя терять ни секунды. Быстро привязываю один конец простыни к ножке кровати, другой бросаю в окно. Саквояж и сумки летят туда же.

— Прыгай! — Мой громкий шепот выводит Мэри из оцепенения. — Послушайте, сэр, почему бы вам не зайти к нам через пару дней? Мне так плохо, я еле дышу.

— Довольно, леди Элмхерст. Мы устали от вашей лжи. Откройте немедленно!

— Никак не могу, сэр. Сжальтесь над бедной вдовой.

Я толкаю Мэри к окну.

— Не могу. Я боюсь высоты.

Она цепляется за меня руками.

— Ты остаешься здесь? А ну-ка немедленно полезай вниз!

Так и хочется залепить ей пощечину, но она — мой единственный союзник. Выглядываю из окна. От конца веревки до земли никак не меньше двух метров. Если ей удастся прыгнуть на сумки, приземление будет мягким.

— Давай же, Мэри! Потом мы будем смеяться над этим, поверь мне. Я отдам тебе отрез муслина, тот, что в голубой горошек.

— Идет. И место в экипаже.

— Согласна. Прыгай! — подталкиваю ее к окну. — Кажется, сейчас я упаду в обморок, — стараюсь говорить громко, так, чтобы им было слышно за дверью, а то молчание насторожит их. Надо спешить…

Мэри, спускаясь, добралась до конца веревки и, раскачиваясь в воздухе, смотрит на меня глазами, полными ужаса. Ее лицо, словно белое пятно в темноте ночи. Кажется, она вот-вот завопит от страха — тогда пиши пропало. Надо срочно придумать, как заставить ее прыгнуть. Я судорожно оглядываю комнату. Хватаю фарфоровый кувшин и выливаю воду из окна. Приглушенный вопль и ругательства доносятся снизу. Наконец-то она на земле. Бедняга подумала, что это содержимое ночного горшка. Нет, не такое уж я чудовище! Бросаю кувшин в сторону и лезу через окно. Кровать со скрипом медленно движется к окну. Мгновение, и я приземляюсь на грядку с капустой.

С трудом поднимаюсь на ноги. Льет дождь, кругом кромешная тьма. Все как полагается в таких обстоятельствах.

— Я ухожу от вас, леди Элмхерст! — хнычет Мэри и поднимает сумки с земли.

— Да иди куда хочешь! Только знай: не получишь ни пенса!

Мэри что-то сердито бормочет. Бедняжка все понимает. Мне жаль ее — она не скоро получит свои деньги, даже если останется. Однако сейчас мне хочется надрать ей уши! Но руки заняты сумками, да и как я справлюсь без нее?

— Ну-ну, успокойся! Ты замечательная, отважная девушка! И не забудь, ты получишь муслин в голубой горошек! Он идет тебе больше, чем мне.

Мы идем по грядкам миссис Динсдейл. Мэри не переставая хнычет. После решительной схватки с развешанным на веревках бельем мы наконец добираемся до тропинки и выходим на дорогу. Дом исчезает в темноте. Уговариваю Мэри отправиться на поиски экипажа. Только бы не столкнуться с кредиторами! Кажется, я наступила на что-то мерзкое. Какие подозрительные звуки… господи, неужели крыса? Я хочу убежать и раздумываю, какую из сумок схватить, — унести все сразу мне не под силу. Наконец-то! Экипаж останавливается на обочине. Недолгая перебранка с кучером по поводу дополнительной платы за багаж… Наглец, он еще смеет ворчать! Наконец мы закидываем сумки в экипаж. Прощай, Лондон, и вы, мерзкие кредиторы!

Открываю дверцу — этого еще не хватало! Только одно свободное место. Неужели мне придется сидеть наверху?

— Вы обещали.

В голосе Мэри слышится явная угроза.

— Верно, обещала. Но пусть все будет справедливо. Тяни карту. — Я достаю колоду из дорожного ридикюля. — Старше карта — я еду в экипаже, младше карта — ты едешь наверху.

Мэри вытянула короля и радостно хихикает, а я вытягиваю четверку.

— Я же сказала: старше карта — я еду в экипаже, младше карта — ты едешь наверху. — Изумленная Мэри не верит своим ушам. — Попробуй только пикнуть, все узнают, что ты воровка — на тебе мои юбки!

Не дав ей опомниться, подсаживаю ее к кучеру и великодушно вручаю зонт. Пусть знает мою доброту. Забираюсь внутрь. Открываю Святое писание. Эта книга не раз спасала меня от назойливых мужчин — действует безотказно! Ну и денек!

Семь лет назад я была самой завидной партией для любого холостяка — бриллиант чистой воды, мисс Кэролайн Дункан!.. А теперь я дважды вдова и отбиваюсь от кредиторов. Мне редко везло на богатых ухажеров. Иногда полковник Ротерхит оплачивал мою квартиру. Он настаивал, а я не могла ему отказать! Еще он обещал оплачивать услуги модистки. Правда, потом благополучно забыл о своем обещании. Не скрою, я всегда была снисходительна к своим воздыхателям и время от времени соглашалась принимать подарки. Как-то мистер Линсли, задолго до того как Элмхерст завоевал мое сердце, привез целую корзину грибов из своего поместья. Ах, как они пахли! Даже сейчас в моем желудке заурчало, да так громко, что не слышно, как грохочут колеса по брусчатке.

Будь трижды проклят этот Элмхерст! Промотал все деньги, доставшиеся мне от милого Бладжа! Я так любила его, несмотря на все его пороки, а он взял и умер. Да так глупо, нелепо! И братец его настоящий прохвост! Так низко обойтись со мной! Я чуть не свихнулась от горя, но все фамильные бриллианты и сапфиры достались его семейке! Я даже не успела ничего продать. Что и говорить, не любили меня его родственнички и оскорбляли, как могли. Ну и что из того, что он был в несколько раз старше меня? Негодные людишки! Я целый год носила траур! Носила траур и продолжала выслушивать оскорбления. Никакого сочувствия! Бедная я, бедная! Каждый так и норовит обидеть несчастную вдову. Пришло время найти состоятельного, доверчивого человека и отдать ему руку и сердце. Иначе я погибну.

Не буду отчаиваться, надо верить в то, что все будет хорошо. Ведь хуже, чем сейчас, уже быть не может. А я всегда верю в лучшее! Не важно, что все мои ценности — это несколько сумок да сварливая служанка.

Уже в который раз я перечитываю письмо от леди Оттеруэл. Пожалуй, приму ее предложение. Правда, недавно я и представить себе не могла, что соглашусь на эту авантюру. Лорд Оттеруэл, большой любитель театральных постановок, предлагает мне стать актрисой в его домашнем театре!

Венеция, незадолго до описываемых событий

Полковник Максимилиан Франклин, он же преподобный Тарквин Биддл, он же виконт Сен-Жермен д'Обюсси, он же лорд Френсис Бартоломью, он же сэр Роуленд Уэстон, он же виконт Гленаддер, он же мистер Себастьян Фицхью-Черчилл, он же граф Михаил Орловский, он же граф Боллигленлири и т. д.

Из двух качеств, свойственных темпераментной графине — тактичности и непредсказуемости, я отдаю предпочтение последнему. Но только не теперь, когда слуги ее мужа так нелюбезно обошлись со мной, бросив в канал, а ведь я даже не успел снять сапоги.

Медленно погружаюсь в преисподнюю. Меня затягивает зловонная жижа. Перед глазами мелькают картинки из моего прошлого: яркое солнышко, только что взошедшее над зеленым лугом, утренний туман и звонкая песня жаворонка, застывшего на фоне чистого голубого неба.

Не представляю, куда, попаду через мгновение — в ад или рай. Я очень хочу домой!

Странно. Выходит, что ад — место довольно шумное. Здесь тепло, повсюду слышны голоса людей. Господи, как же здесь шумно! Не могу сдержать приступ тошноты. Меня выворачивает наизнанку.

— Вот и отлично, сэр. Теперь вам станет гораздо лучше.

Мне знаком этот голос. Как? Мой слуга Бартон тоже последовал со мной в ад? А это кто — черти, бесы или какая-то другая нечисть? Несколько пар темных глаз внимательно наблюдают за мной. Нет, это не похоже на адское пламя, скорее на мягкий отблеск тлеющих углей в камине. Страх постепенно уходит, его сменяет удивление. Да ведь я жив! И кажется, лежу совершенно голый под домотканым покрывалом, на деревянном столе. Чьи-то головы склонились надо мной. Смуглые детские лица. Это не сон. Я все еще в Италии? Бартон подносит таз.

— Сэр, вам придется сделать это еще раз. Вода в этих каналах…

Долгие уговоры ни к чему, меня в очередной раз выворачивает наизнанку.

Глотнув вина, осматриваю комнату. Действительно, меня окружают дети, причем самого разного возраста. Этот карапуз, похоже, совсем недавно научился ходить. А эта девушка лет шестнадцати… Где же я мог ее видеть? Ребятня смотрит с нескрываемым любопытством. Вероятно, сегодня я у них — единственное развлечение. Но где я? Низкий потолок, мерцающий свет от очага. Пламя отражается в начищенных до блеска медных котелках и весело пляшет на оштукатуренных стенах и в алькове с фигуркой святого. Запах древесного дыма, табака и челнока. У очага женщина, на стуле — сутулый мужчина.

Подходит девушка и что-то говорит по-итальянски…

— Это Мария, — снова голос Бартона, — цветочница с городской площади. Мы покупаем у нее цветы.

Ах да! Цветы для графини. Я с трудом вспоминаю девушку. Неудивительно. Я интересуюсь исключительно состоятельными дамами и только миловидными! Кажется, этой девчушке я обязан своим спасением. Пожимаю ее руку и горячо благодарю за эту любезность. Смущенно улыбаясь, Мария рассказывает, что произошло:

— Мы с моим братом Джованни были в гондоле, и вдруг, милорд, я увидела вас в воде и очень испугалась. Я подумала, милорд, что вы утонули. Когда нам удалось втащить вас в гондолу, вы, бедный, совсем не дышали. И как же я обрадовалась, милорд, когда вас стошнило прямо в гондоле. Ведь это означало, что вы не умерли! Мы принесли вас сюда. А потом Джованни разыскал Бартона. Если, милорд, вам стало лучше, вставайте, и мы накроем стол к ужину. Бартон принес ваши вещи, милорд.

Узел с моими скудными пожитками сиротливо ютится в углу. Что ж, придется прервать несколько затянувшееся свидание с Венецией!

Ночью, когда многочисленное семейство засыпает, мы держим совет у очага с догорающими углями.

— Тогда Париж, сэр? Или, может быть, Вена?

Я вынимаю из своей шкатулки любовные послания и, не раздумывая, кидаю их на угли, которые тут же вспыхивают синеватым пламенем.

— Нет. С меня, пожалуй, хватит. Хочу домой.

Я провожу пальцами по краю шкатулки, встроенный механизм негромко срабатывает, и потайное отделение открывается. Бартон отводит взгляд от догорающего пламени и с удивлением смотрит на меня:

— Ирландия?

— Нет, Англия.

Итак, Англия. Я чувствую подступающую дурноту. Проклятая слабость мешает сосредоточиться. Хочется выть от бессилия. Мой верный слуга одобрительно покачивает головой.

— Что ж, лучше места не найти. В Англии вас никто не знает. Я не был там лет двадцать. Что мы будем делать там? То же, что и здесь?

— Да, — отвечаю я и кладу на стол пригоршню монет для бедняков, которые щедро поделились своим скудным ужином и тем самым спасли меня от верной гибели. Это все, чем я могу отплатить им. Светает. Пора отправляться в путь.

— Какое имя вы возьмете на этот раз, сэр?

— Свое настоящее.

Он с недоумением смотрит на меня.

— Меня зовут Николас Конгриванс. Как странно звучит!

— Разумеется, сэр, — подмигивает мне слуга.

Глава 2 Леди Кэролайн Элмхерст

Гилфорд, графство Суррей

— Ну что, миледи, поездка была приятной? — спрашивает Мэри с наглой ухмылкой.

Она бессовестно подбирает юбки и спускается, оголив белые лодыжки. Мы останавливаемся на постоялом дворе почтовой станции Кйнгс-Хед, наши пожитки сгружены и лежат в стороне. Вокруг мелькают лица вновь прибывающих и отъезжающих.

— Поездка была замечательной. Я прекрасно отдохнула. А ты?

Она напоминала кошку, только что отведавшую первоклассных сливок.

— Мне повезло с соседями. Они были очень любезны! Господи, как же я наелась! Хлеб, ветчина, пироги — там было все, что душе угодно!

Судя по раскрасневшемуся лицу, она еще сдобрила все эти яства изрядным количеством джина! Мэри на прощание широко улыбается своим кавалерам.

Дождь прекратился, как только мы выехали из Лондона. Одежда на Мэри, в отличие от моей, высохла быстро. Чашка чаю — вот вся еда в пути. Моя упитанная соседка успела съесть семь сваренных вкрутую яиц и закусить двумя луковицами. Господи, какой отвратительный запах! Сосед слева оказался простужен и всю дорогу мерзко шмыгал носом. Джентльмен, сидевший напротив, пялился на мою грудь и норовил прижаться коленкой к моим ногам. Слава Богу, мне не пришлось ехать наверху, с этими плебеями. При мысли о вкусной еде в животе предательски заурчало.

Очередной экипаж въезжает во двор. Разгоряченные лошади, выбивая искры, бьют копытами по вымощенному камнем двору. Слуги спешат обслужить пассажиров и заменить лошадей.

— О Боже!

Мэри не сводит глаз с джентльмена, который только что вышел из экипажа и натягивает перчатки.

— Какой красавец! — шепчет она.

Не могу не согласиться. Высок и строен. Его дорожный костюм скроен несколько свободнее, чем того требует лондонская мода. Впрочем, это совсем не портит его — он хорошо сложен. А эти светло-каштановые волосы, аристократический нос, темные брови, красивый рот… Боже милостивый! Увидев такие губы, любая женщина потеряет голову…

— Довольно! Совсем стыд забыла! — одергиваю я Мэри.

Где же я могла его видеть? Тут джентльмен скрывается за экипажем и отдает распоряжения своему слуге. Ну наконец-то! Хозяин постоялого двора низко кланяется мне. Вздыхаю с облегчением. Хорошо, что мне удалось сохранить вид достойной и состоятельной дамы.

— Подать ужин, миледи?

— Нет. Мне как можно скорее нужны лошади. Я еду к лорду Оттеруэлу.

— Джентльмен взял последних лошадей, миледи. Они вот-вот тронутся в путь. Через час экипаж вернется, а вы тем временем могли бы пройти и…

Ну уж нет. Провести целый час в убогой комнате и отдать сумасшедшие деньги за чашку отвратительного чая и несъедобную пищу!

— А что, других лошадей у вас нет?

— К сожалению, нет, миледи.

Хозяин гостиницы, любезно кланяясь, распахивает передо мной двери. Он не знает, как ничтожно малы возможности моего кошелька. Сейчас я лишусь сознания от запаха свежего, только что испеченного хлеба и жареного мяса. Интересно, в котором часу ужинают у Оттеруэлов? Мерзавка Мэри облизывает губы.

— Хорошо бы выпить чаю. Как вы думаете, миледи?

Кажется, я падаю в голодный обморок. В других обстоятельствах небольшой обморок был бы вполне уместен. В моем воспаленном воображении вопреки реальности возникает картина: я, глубоко вздохнув, грациозно опускаюсь в изящное кресло, разрешая галантному кавалеру небольшое безумие. К сожалению, реальность не столь романтична — я теряю сознание и вот-вот упаду на грязные камни. Темнота.

Мистер Николас Конгриванс

Я и забыл, что англичанки могут быть так обворожительны. Очаровательное создание проверяет свой багаж. Что это торчит из корзины? Неужели и впрямь фарфоровые подсвечники? Наверное, возить их с собой — новая английская традиция. Служанка, хорошенькая девица, кокетливо смерив меня взглядом, принимается строить глазки Бартону. Она не видит, что ее госпожа едва стоит на ногах и вот-вот лишится чувств. Не медля ни секунды, бросаюсь к ней и едва успеваю подхватить. Бедняжка совсем замерзла. Должно быть, она попала под дождь. Шляпка слетает с нее и катится по двору. Как она бледна! Глаза слегка приоткрыты, а чудные розовые губы слегка подрагивают.

— Как странно, сэр, она еще никогда не падала в обморок!

Служанка ловит шляпку за ленты. Вовремя, а то она чуть не угодила в конский навоз.

— Ей нездоровится, не послать ли за доктором?

Я с интересом рассматриваю ее — темные локоны, чудный овал лица, длинные черные ресницы, пухлые, слегка обветренные губы.

— Не стоит. Уверена, сейчас ей станет лучше, сэр. Эта поездка совершенно вымотала бедняжку!

Хозяин гостиницы с готовностью распахивает передо мной двери и проводит в отдельный кабинет. От моей драгоценной ноши исходит едва уловимый аромат лаванды. Я осторожно кладу ее на кушетку. Служанка спешит снять косынку с ее груди.

— Сейчас ослаблю корсет, и ей сразу станет лучше, уж я-то знаю, сэр.

Действительно, дама делает глубокий вдох. Бог мой! Как же она хороша! Бартон позади одобрительно присвистывает.

— Пошел вон!

Я выталкиваю его в коридор и велю принести чашку чаю и сандвич для дамы.

— Она просто куколка, сэр, — во весь рот ухмыляется Бартон. — Какой большой зад!

— А ну заткнись! — обрываю его я.

— Я имею в виду служанку, сэр.

Да я и сам заметил это. Вежливо выждав минут десять, вхожу в комнату. Ей уже лучше. В ее руках чашка с чаем, на столе — тарелка с остатками сандвича.

Не замечая меня, они продолжают оживленно говорить.

— Вам непременно надо рассказать всему Лондону об этих противных болячках, миледи?

Служанка кладет вещи поверх подсвечников. Кажется, ее бедра стали значительно стройнее. Наверное, она сняла с себя не меньше полудюжины юбок. Эта перемена огорчит беднягу Бартона.

— Ну и дуреха же ты! Сама знаешь, это сработало!

Как только она заметила меня, ее голос изменился до неузнаваемости.

— Могу я узнать имя своего спасителя?

— Конгриванс, мадам. Николас Конгриванс. Я вижу, вам стало лучше.

— Меня зовут Кэролайн Элмхерст. Мы не встречались с вами в Лондоне, сэр?

Она ждет моей реакции. Ей кажется, что мы знакомы?

Служанка кланяется и закрывает дверь. Я пожимаю протянутую мне руку. Кажется, теперь она согрелась.

— Не думаю, мадам. Я совсем недавно вернулся в Англию.

— Вы были в Европе, мистер Конгриванс?

— Совершенно верно. Скажите, вы путешествуете одна, мадам?

Она грустно вздыхает и опускает свои длинные ресницы.

— Не так давно я овдовела.

Судя по ее наряду, время траура уже давно прошло.

— Ас кем путешествуете вы, сэр?

— Со мной мой слуга. Я не женат, мадам.

Она предлагает мне сесть… Ее грудь вздымается, движения грациозны. Эти умелые движения завораживают. Она не спеша наливает чай, застенчиво опустив глаза.

— Я еду к Оттеруэлам. Если я правильно понял, вы тоже направляетесь к ним? Предлагаю вам и вашей служанке места в моем экипаже, леди Элмхерст.

— Как вы любезны, сэр!

Она с благодарностью смотрит на меня. Какие огромные серо-голубые глаза! Кажется, в них можно утонуть. Как в том венецианском канале.

Леди Кэролайн Элмхерст

Как хочется слизать крошки с тарелки! Боюсь, мистер Конгриванс не поймет этого. Надо сохранять достоинство. С благодарностью принимаю его любезное приглашение. Я готова немедленно отправиться в путь. Глупо отрицать — между нами возникло взаимное влечение! Надеюсь, он успел оценить достоинства моей фигуры. Постараюсь удивить его. Батистовый платок помят. Не стоит прикрывать им декольте! Приподнимаю подол платья чуть выше, чем того требуют приличия, — у экипажа очень крутые ступеньки! А этот Конгриванс совсем недурен. Я продолжаю с интересом разглядывать его. Что и говорить, я до сих пор чувствую на себе его сильные руки. Мой обморок не был глубоким, и я слышала, как громко стучало его сердце. Так близко! Настолько, что я вполне успела оценить качество ткани его сюртука. Первоклассная шерсть! Неплохо, совсем неплохо. Как, впрочем, и то, что он не из Лондона. Значит, еще не успел промотать деньги и услышать грязные сплетни обо мне.

Дурнота и слабость прошли — чай и сандвич вернули меня к жизни! Похоже, он весьма богат. Вот только слуга у него странный. Какая отвратительная физиономия! Но это совсем не смущает Мэри. Мерзавка хихикает без умолку.

Экипаж катится по узким проселочным дорогам.

— Должен признаться, я так соскучился по…

Конгриванс смотрит в окно.

— По коровам, сэр?

— Нет, — он улыбнулся и покачал головой, — по местным пейзажам, зеленым холмам и долинам.

— Значит, вы много путешествуете.

— Я только что вернулся из Италии.

Кажется, он не болтун. Как это приятно. Я не люблю скучных разговоров о вещах, в которых ничего не смыслю. Помнится, Бладжа не интересовало ничто, кроме политики. Элмхерст постоянно говорил о Лошадях. Линсли замучил меня своими рассуждениями о крикете — эта тема была для меня самой ненавистной. Никак не лучше, впрочем, был и Ротерхит со своими рассказами о войне. Немногословность Конгриванса вполне меня устраивает. Пожалуй, стоит завести разговор, тогда я смогу лучше рассмотреть его.

— Вы уже знаете, какая роль досталась вам?

— Роль?

— Оттеруэл ставит «Сон в летнюю ночь» в своем домашнем театре.

— Вот как! Мы познакомились не так давно, в Италии. Но я не удивлен. Он большой любитель поэзии вообще и Шекспира в частности. Наверное, вы, леди Элмхерст, тоже неравнодушны к Шекспиру? Какая же роль досталась вам?

— Мне предстоит играть Гермию!

Что и говорить, эта Гермия просто целомудренная дура! Но целомудрие — как раз то, что необходимо, чтобы произвести хорошее впечатление на Конгриванса. Пусть видит во мне скромную добропорядочную вдовушку. Как удачно все складывается! Какое счастье, что он так долго был в отъезде. Надеюсь, слухи о моей дурной репутации не пересекли Ла-Манша. Начну с чистого листа. Только бы он не обращал внимания на мерзкие сплетни, которые будут распускать обо мне гости Оттеруэла.

— Вы любите театр, леди Элмхерст?

— Обожаю театр! — говорю я и театрально прижимаю руки к груди. Он внимательно смотрит на меня. — Ничто не радует меня так, как театр!

Это почти правда. За исключением карт, флирта и всего того, что следует за флиртом. И уж, конечно, при закрытых дверях.

— А еще, сэр, я люблю музыку, играю на фортепиано. Друзья считают, что я не лишена музыкального вкуса. А еще я увлекаюсь живописью и рисую акварелью. Правда, пока не очень умело.

— Я слышал, в окрестностях поместья Оттеруэла весьма живописные пейзажи. Полагаю, вам непременно захочется рисовать. Вы позволите сопровождать вас на этюды, леди Элмхерст?

— Это было бы чудесно, мистер Конгриванс!

Весь вопрос в том, в качестве кого — покровителя или супруга? Кажется, он неравнодушен к сельским пейзажам. Не удивлюсь, если он решит поселиться где-нибудь в глуши и заняться разведением коров. А его бедной женушке придется шлепать по деревенской грязи с соломой в волосах и рожать детей каждый год! Если уж мистер Конгриванс решил развлечься, ему придется развлекать и меня, причем так, как мне будет угодно. Если быть до конца честной, я совсем отвыкла от развлечений.

Мэри продолжает кокетничать с этим чудовищем и прижимается коленкой к его ноге. Кажется, она не на шутку заинтересовалась этим красавцем и глубиной его кошелька.

И все же Конгриванс может подождать. Надо будет присмотреться к другим гостям Оттеруэла. Конгриванс нравится мне, но как бы не прогадать: может статься, среди гостей окажется какой-нибудь герцог?

Мистер Николас Конгриванс

Нет, я не отношусь к тем, чья жизнь проходит в бесконечных рассуждениях о смысле жизни. Я не настолько романтичен, чтобы дня не прожить без любовных переживаний. Меня волнуют вещи вполне материальные. История с каналом несколько изменила мое отношение к жизни. Да что там говорить. Изменила в такой степени, что я перестал узнавать себя.

Еще недавно живописные леса и луга не пробуждали во мне такого восторга. Я и сам удивляюсь — рядом сидит хорошенькая вдова, настроенная ко мне вполне благосклонно! Бартон, так тот, пожалуй, не преминет воспользоваться любезностью веселой служанки и ее кошельком. Судя по всему, эти двое быстро договорятся! А я в первую очередь думаю о предстоящей встрече с лордом Оттеруэлом и его женой. Но трудно сосредоточиться. Бархатный голос леди Элмхерст и ее соблазнительные формы явно отвлекают меня! А что, если слухи о моих похождениях на материке и неудачной интрижке успели дойти до здешних любителей посплетничать? Впрочем, мне нет до того никакого дела. В какой-то мере мне это даже на руку. Всем известно, что мужчина с разбитым сердцем всегда вызывает особый интерес.

Наконец лошади сворачивают с дороги. Слуга открывает тяжелые кованые ворота, и экипаж катится по липовой аллее к отделанному желтым камнем дому. Дом и правда очень хорош. Недурно было бы иметь такой же! Но… я не жду богатого наследства, а моих денег хватило бы лишь на пару месяцев аренды подобного дома. А потом опять в путь! На поиски состоятельных и щедрых дам!

Наконец экипаж останавливается у мраморной лестницы, ведущей к парадному входу. Помогаю леди Элмхерст выйти из экипажа. Как жаль, что мы в перчатках и я не могу прикоснуться к ее пальчикам.

Кучер трогает с места и направляет лошадей к черному ходу. Мы поворачиваем головы на шум гравия. Леди Оттеруэл спешит к нам, покачивая изящной корзинкой. Она все так же очаровательна в своей полноте, вот только лицо немного бледнее, чем в Риме. Узнав меня, она роняет корзинку с цветами и приседает в глубоком реверансе. Реверанс настолько глубок, что не ясно, спешить ей на помощь или подождать, пока она поднимется сама.

— Месье виконт!

Покачнувшись, она принимает вертикальное положение и радостно машет мне. В ту же минуту в дверях дома появляется сам; хозяин. Он одет так же ярко, как в Риме. И по-прежнему лыс.

— Оттеруэл, дорогой, посмотри, кто к нам пожаловал! Сен-Жермен д'Обюсси! Вы оказали нам такую честь! Не передать словами, как я рада…

Остановившись на верхней ступени лестницы, хозяин дома гостеприимно кланяется мне, с трудом удерживая равновесие. Широко улыбаясь, он спускается с лестницы и протягивает руку.

— Ну, сэр, удивили вы нас. Как это неожиданно и приятно! Вам понадобилось целых полгода, чтобы принять наше приглашение. Послушайте, д'Обюсси, мы с миссис Оттеруэл и правда…

— Прошу вас, лорд, больше ни слова! Вы подвергаете меня опасности!

Я оглядываюсь вокруг, будто в кустах жимолости, тщательно подстриженных садовником, могут скрываться шпионы.

— Забудьте это имя. Это мой военный псевдоним, хотя я его использую не только в военное, но и в мирное время. Сожалею, что был вынужден ввести вас в заблуждение, но когда твой король и страна… — Я внезапно умолкаю и многозначительно смотрю на них, не считая возможным выдать страшную государственную тайну. — Николас Конгриванс, к вашим услугам.

— Вы… Господи, спаси и помилуй! Ну конечно же, мой дорогой Конгриванс, мы очень рады.

Он крепко пожимает мою руку. Наверное, он решил, что аристократу-заговорщику — французу, путешествующему инкогнито, — просто необходимо на время укрыться в его доме.

— Мы будем называть его Конгриванс, дорогая.

— Ах, как… романтично, — вздыхает леди Оттеруэл. — Помнишь, мой дорогой, я всегда говорила, что личность виконта окутывает какая-то тайна. Уверяю вас, Конгриванс, в нашем доме вы будете в полной безопасности. Ах, как бы мне хотелось… хотя, наверное, вам этого никак нельзя… услышать ваш рассказ о том, что вы пережили…

В этот момент позади нас раздается громкое чихание. Леди Элмхерст складывает разбросанные цветы в Корзинку. Увидев, что хозяева дома наконец-то обратили на нее свое внимание, она приседает в реверансе. Оттеруэл кланяется в ответ, не отрывая взгляда от ее груди. Что ж, я могу его понять.

— Как чудесно, что вы смогли приехать, леди Элмхерст. — Леди Оттеруэл с трудом скрывает досаду в голосе. — Пойдемте же, я познакомлю вас с нашими гостями.

— Я очень рада, что вы пригласили меня погостить. Должна сказать, вы замечательно выглядите, леди Оттеруэл.

Голос Леди Элмхерст при этом звучит как-то не очень убедительно.

— Значит, вы уже познакомились с леди Элмхерст.

Оттеруэл многозначительно подмигивает мне.

— Всего пару часов назад, в Гилфорде, и мы ехали в одном экипаже.

Интересно, какие отношения связывают эту троицу? Очевидно, леди Оттеруэл не питает дружеских чувств к леди Элмхерст, в отличие от своего супруга, который проявляет интерес так явно. Подозреваю, намерения его не очень благородны. При этой мысли мне становится как-то не по себе. Странно, с чего бы это?

Леди Оттеруэл передает корзину с помятыми цветами слуге, и мы вчетвером поворачиваем за угол дома. За столом, под тенистой кроной большого кедра, дамы пьют чай, а на лужайке несколько мужчин и маленький мальчик играют в крикет. При появлении леди Элмхерст дамы демонстративно отворачивают головы и возобновляют прерванную беседу, совершенно игнорируя новую гостью. Их намеренно пренебрежительное отношение слишком очевидно. За что же они так не любят ее?

Леди Элмхерст, освободившись от руки Оттеруэла, направляется к столу, не отрывая взгляда от пирожных. Неужели тогда, у гостиницы, у нее был голодный обморок? Краем глаза я вижу, как мяч от мощного удара биты летит прямо на нее. Неплохой удар, учитывая то, что на вид игроку никак не больше шести.

Я бросаюсь в ее сторону, желая предупредить удар. Одновременно со мной один из джентльменов срывается с места и тоже бежит к ней. Услышав шаги, дама поворачивает голову и видит летящий прямо на нее мяч. К моему изумлению, она, вытянув руки, делает прыжок — несомненно, кто-то учил ее делать это — и в воздухе сталкивается с мужчиной. Оба валятся на траву. Упав на нее, джентльмен делает попытку подняться на ноги и, спеша освободиться от юбок, оголяет ее великолепные лодыжки.

— Господи, Каро, как ты оказалась здесь?

Едва не задохнувшись от возмущения, она накидывается на него:

— А как оказался здесь ты, Линсли? Немедленно слезай с меня!

Широко улыбаясь, он встает на ноги и предлагает ей руку. Несомненно, эти двое хорошо знают друг друга. Достаточно хорошо, иначе он не посмел бы стряхивать траву с ее платья, прилипшую сзади, чуть ниже талии. Ему не удается завершить приятную процедуру. Этому мешает появление хорошенькой женщины невысокого роста, с копной кудрявых волос и зло сверкающими глазами. При ее появлении джентльмен убирает руки за спину и отступает на шаг. Кэролайн, так и не выпустив мяча из рук, едва заметно приседает:

— Добрый день, миссис Линсли.

Миссис Линсли тоже кланяется ей — слегка. Тем временем появляется юный любитель крикета и волочет за собой по траве биту.

— Папа, я вышел из игры?

— Вышел. Я поймала мяч. Так что все честно, — подает голос леди Кэролайн.

Она поднимает с земли свою многострадальную шляпку, усердно стряхивая с нее травинки.

— Но ведь вы девушка. Папа, ведь девушки не умеют играть в крикет.

— А я вот умею, сэр.

Она отдает ему мяч.

— Кэролайн, это мой сын, Уилл, — произносит Линсли с гордостью. — Леди права, Уилл, она поймала твой мяч. Не сомневайся, я бы и сам поймал его, но меня опередили.

— Это нечестно.

Еще немного, и мальчик расплачется от обиды. Высокая дама подходит к мальчугану и похлопывает его по плечу. Ее короткие рыжие волосы перехвачены обручем.

— Уилл, сейчас же поздоровайся с леди и джентльменом. Ты, верно, забыл, как следует вести себя в обществе?

Я несколько озадачен — она одета более изысканно, чем положено одеваться гувернанткам.

— Хорошо, мама, — неожиданно произносит мальчик, передает биту своему отцу и кланяется нам.

Я успеваю заметить, что Кэролайн и мать мальчика обмениваются не очень дружелюбными взглядами. Тем временем Линсли поворачивается ко мне, представляется и представляет свою жену, ту самую даму невысокого роста. Затем называет имя другой дамы — миссис Фанни Гиббоне.

— И чтобы окончательно не запутать вас, Уилл — сын миссис Гиббоне, а вот этот молодой человек — мой сын, его зовут Джеймс. Джеймс Линсли.

— Гав-гав! — Карапуз пытается испугать нас.

— Гав-гав! — отвечает ему Кэролайн.

Мальчишка с уважением смотрит на нее и поворачивается к своей маме, которая берет его на руки. Миссис Линсли улыбается мне и объясняет:

— В спектакле он будет играть роль пса Муншайна и еще маленького индуса. Сама миссис Гиббоне ставит спектакль и будет играть Елену.

Жена и любовница должны были бы испытывать неприязнь друг к другу» Но в данном случае это не так. Что-то объединяет их. Ненависть к Кэролайн? Они, словно корабли на рейде, вот-вот сделают предупредительный выстрел. И леди Оттеруэл, похоже, тоже входит в эту коалицию. Кто же из них выстрелит в Кэролайн первой?

— Жаль, ни разу не видел вас на сцене, миссис Гиббоне, некоторое время я провел за границей.

— Вот уже шесть лет, как я ушла из театра, — отвечает она. — А какая роль досталась вам, мистер Конгриванс?

— Роль Лизандра, — поспешил ответить Оттеруэл, потирая руки от удовольствия. Кажется, он не прочь устроить небольшое соревнование между своими актрисами. — Джентльмен, который должен был играть Лизандра, не приедет. У него неотложные дела. Я было совсем расстроился, но ваш приезд, Конгриванс, просто спас мой спектакль!

— Значит, этого джентльмена мне придется полюбить, Оттеруэл?

Глаза Кэролайн провокационно заблестели.

— Боюсь, придется, мадам.

Под ее пристальным озорным взглядом мне, признаться, сразу стало жарко.

Глава 3 Леди Кэролайн Элмхерст

Ну, повезло так повезло! Ноги моей не было бы здесь, знай я, что Линсли собирается привезти сюда свой гарем. Какой скандал! Так смело афишировать своего незаконнорожденного сына и эту шлюху актрису, мою бывшую соперницу! Говорят, коттедж, который он снял для нее, находится всего в полумиле от его поместья. А эта его жена-дурнушка совсем не так проста, как кажется! Она в свое время и Элмхерсту глазки строила, впрочем, как и всем остальным, у кого был титул. Об их браке с Линсли долго шушукались в свете. И было о чем! Его брату, графу Терранту, не нравилось такое родство. Ее семья не имела дворянского титула и разбогатела на торговле углем.

Каким идиотом выглядел Линсли, когда вдруг осознал, что все три женщины, побывавшие в его постели, столкнулись нос к носу! Конгриванс, видимо, о чем-то догадывается. А ведь я так старалась выглядеть в его глазах скромной и достойной. Ах, какая досада!

Остается радоваться малому — в моих отношениях с Оттеруэлом не было скандальных подробностей, хотя он, как мне кажется, был бы не против. Он — один из тех, с кем непременно сталкиваешься на балах и раутах. Ему кажется, что наши случайные встречи — знак судьбы, и он возлагает на меня какие-то надежды. Мне повезло, что леди Оттеруэл держит своего мужа на коротком поводке.

Надеюсь, они не знают о моих финансовых затруднениях — летом столичные сплетни распространяются не так быстро.

Хорошо бы Мэри удалось поладить с этим Бартоном и представить меня в выгодном свете. Не думаю, что она будет долго дуться на меня за выдумку о нарывах и болячках. В конце концов, это помогло нашему бегству.

Оттеруэл отвел мне хорошую комнату, оклеенную славными обоями с пагодами в китайском стиле. Комната обставлена несколько старомодно, но в ней очень уютно. Из окон открывается чудный вид на розовые клумбы и озеро. В свете угасающего дня пейзаж вполне романтичный. Как бы мне хотелось, чтобы в доме нашлась хоть одна душа, неравнодушная ко мне. Похоже, лишь один Оттеруэл рад видеть меня. И то не столько меня, сколько мой бюст.

Входит Мэри. Она бережно кладет на кровать отутюженное вечернее платье. Кажется, она пребывает в хорошем расположении духа и без умолку тараторит о комнате, в которую ее поселили с кем-то из служанок, и о том, чем их кормили. Как хорошо, что Оттеруэл не придерживается столичной традиции и ужин назначен на шесть. У меня от голода спазмы в желудке. Я так и не решилась при враждебно настроенных дамах съесть пирожное.

— Ведите себя прилично за столом и не набрасывайтесь на еду, миледи. Иначе, после заграничных дам, вы ему не понравитесь.

Мэри достает из кармана ломоть хлеба с маслом и протягивает мне. Не хочется объяснять ей, что моя репутация уже подмочена. Глупая фраза о том, что «мне придется полюбить его», не дает покоя. Не надо было так шутить. Наверное, он представил себе это со всеми подробностями. И то, как он парировал мою фразу, не оставляет мне никаких сомнений. Он вообразил, что я только и жду этого. Неудивительно, принимая во внимание, с какой фамильярностью говорил со мной Линсли! Я доедаю хлеб, сбрасываю крошки с платья и благосклонно позволяю Мэри самой выбрать ленты для моей прически — в благодарность за ее верную службу.

— Ну как тебе нравится твой новый знакомый, мистер Бартон? — спрашиваю я, пока Мэри занята лентами.

Она смущенно хихикает:

— Ах, он такой замечательный, миледи! Они с хозяином объездили всю Европу, и вот теперь, когда мистеру Конгривансу захотелось домой, они вернулись в Англию.

— Домой? И где же его дом?

— Он точно не сказал. Замок где-то в Ирландии и поместье на севере Англии. А какие чудесные у него сорочки, миледи! Чистый шелк.

Воображаю, как слуги гладили одежду и сплетничали о своих хозяевах. Сплетни так сближают!

— А что ты рассказала ему обо мне?

— Что вы не спешите снова выйти замуж, так как вполне обеспечены. — В ее словах нет и тени иронии. Похоже, Мэри искренне верит в то, что говорит. — И сказала, что вы очень скучаете по мистеру Элмхерсту.

От неожиданности я так резко встаю со стула, что он падает на пол.

— Что ты наделала?

— Миледи, я только подумала, что если он узнает об этом, то будет действовать активнее…

— Прошу тебя, не выдумывай всякие глупости!

Наверное, эта просьба странно звучит из моих уст. В ответ Мэри лишь пожимает плечами и поднимает с пола стул. Вряд ли она обиделась.

— А еще мистер Бартон обещал показать мне хорька.

— Очень рада за тебя. Только смотри, чтобы хорьком все и ограничилось. — Я внимательно рассматриваю себя в зеркале. — Давай-ка подтянем лиф платья повыше, чтобы декольте было менее глубоким.

— Повыше?

Она смотрит на меня, словно я сошла с ума. Об этом я ее никогда не просила.

— Впрочем, не нужно, и так сойдет.

Я поправляю прическу, меняю серьги на более скромные и отправляюсь в гостиную.

По коридору, чуть впереди меня, идет высокая седая дама. Ее внешность кажется мне знакомой. Она оборачивается на звук моих шагов. Я приседаю в поклоне, а душа моя при этом уходит в пятки. Эта дама — вдовствующая графиня, мать Иниго Линсли, и все боятся ее до смерти. Она славится своей резкостью и бестактностью.

— Добрый вечер, леди Террант.

— А, это вы, леди Элмхерст.

Последний раз я видела ее несколько лет назад, во время свадебного путешествия с Элмхерстом. Ходили слухи, что она какое-то время была в опале у королевской семьи и вынуждена была уехать из Лондона.

Сам Линсли безумно боится свою мать, несмотря на то что та души в нем не чает и любит его больше других сыновей. Леди Террант внимательно осматривает меня с головы до ног.

— А вы не помолодели, милочка!

Вряд ли это замечание можно принять за комплимент, когда тебе всего двадцать три. Думаю, все так считают. Да, графиня не меняется. Она все такая же статная и величественная. У нее, как и прежде, лучистый взгляд. Раннее замужество, взрослые сыновья — должно быть, ей уже за пятьдесят.

— Недавно я вышла замуж за адмирала Райли, так что теперь я миссис Райли. Слава Богу, в моем возрасте можно делать все, что заблагорассудится!

— Мои поздравления, мадам.

— Я слышала о смерти Элмхерста, и мне жаль его. Этот плут был чертовски красив. — Пока я обдумываю, поддерживать ли мне этот «милый разговор», она продолжает: — Я намерена самым серьезным образом поговорить с Оттеруэлом. Его садовникам пора голову оторвать.

Ах да, эта дама питает слабость к редким растениям. Не сомневаюсь, она не уедет отсюда, пока не раздобудет для своего сада достаточно саженцев из оранжереи Оттеруэла. Закончив на этом общение со мной, она разворачивается и направляется вниз по лестнице. Слава Всевышнему! Она войдет в гостиную первая и тем самым отвлечет внимание гостей от моей скромной персоны. Каждый, увидев ее, поспешит раскланяться, расшаркаться и как можно скорее унести ноги прочь, подальше от греха. Вернее, от ее ядовитых замечаний.

Не обращая никакого внимания на собравшихся в гостиной, миссис Райли прямиком направляется к седому, весьма добродушному на вид господину, своему новому супругу. Я же с неподдельным интересом принимаюсь рассматривать висящие на стенах картины. И украдкой наблюдаю за присутствующими.

Высокий темноволосый мужчина рядом с миссис Гиббоне оживленно беседует с Конгривансом. Интересно, кто он? Что-то не припомню, чтобы я видела его раньше. Конгриванс очень хорош собой! Черный цвет ему так к лицу! Леди Оттеруэл совершенно неприлично кокетничает с ним. Хотелось бы знать, как близко они знакомы. Вряд ли их связывают любовные отношения. Однако ее мужу следует быть начеку. Неужто этот Конгриванс на самом деле французский шпион? Это было бы так романтично! Не знаю, не знаю, если всех моих знакомых, намекавших на свои шпионские подвиги, собрать вместе, можно было бы сформировать целый полк!

Ужин подан. Гости рассаживаются так, чтобы избежать соседства с двумя персонами — со мной и миссис Райли. В результате миссис Райли оказывается справа от меня, а слева садится темноволосый спутник миссис Гиббоне. Он представляется секретарем Оттеруэла и производит впечатление очень милого молодого человека. Мистер Дарроуби, похоже, совсем не интересуется столичными сплетнями. Я позволяю себе чуть-чуть, просто из вежливости, пофлиртовать с ним. В конце концов, когда еще представится случай досадить этой миссис Гиббоне? Она сидит напротив и мило беседует со своими соседями. Миссис Райли то и дело отпускает колкости по разным поводам.

— Какая роль в пьесе досталась вам? — спрашиваю я Дарроуби.

— Я буду играть Деметрия, леди Элмхерст. Лорд Оттеруэл очень обрадовался, узнав, что приехал мистер Конгриванс. Теперь у нас есть Лизандр. Сам лорд и леди Оттеруэл будут играть Оберона и Титанию, а также Тезея и Ипполиту.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Толстушка леди Оттеруэл совсем не похожа на Ипполиту, царицу амазонок. Впрочем, пьеса кажется мне полной чушью — влюбленные, заблудившиеся в лесу, волшебницы, колдовство!

— А Филомена Линсли, — он с обожанием смотрит на нее, — отвечает за костюмы. Актерская игра ее не привлекает. Я хорошо знаю ее. Она мне как сестра, леди Элмхерст. Долгие годы наши семьи были очень близки, одно время я даже служил секретарем у ее зятя.

Вот оно что. Интересно, как мистер Линсли относится к тому, что Дарроуби постоянно крутится возле его жены? Сам Линсли, похоже, постановщик пьесы, а его сын Уилл будет представлять озорного эльфа Пака.

— Кто же будет играть мастеровых? — заинтересованно спрашиваю я.

— Слуги Оттеруэла, — поясняет миссис Райли. — Его дворецкий мнит себя настоящим трагиком. Ему дали роль ткача, Основы, и поручили репетировать со слугами. Разумеется, Оттеруэл уберет все сцены с ослиной головой, чтобы дворецкий не участвовал в любовных играх со своей хозяйкой. Оттеруэл созывает всех друзей и соседей на премьеру. После представления намечается бал и грандиозный банкет — зажарят быка и закажут море пива для арендаторов.

После ужина Оттеруэл объявляет всем о назначенной на десять утра репетиции. Он немного нервничает — до премьеры остается всего две недели. Десять часов утра. Да он совсем с ума сошел! После ужина ставят карточные столы. Я играю в вист, стараюсь казаться сдержанной и благовоспитанной. Мой выигрыш достаточно скромный — несколько шиллингов. Что ж, я вполне довольна собой. Окружающие обращаются со мной очень мило. Неудивительно — все в восторге от щедрого угощения и винного погреба Оттеруэла. Миссис Гиббоне, улыбаясь мне, с видом собственницы уводит мистера Дарроуби. Вечер подходит к концу, и дамы, с трудом сдерживая зевоту, начинают собирать свои шали и веера.

Вот теперь я точно знаю. Как только все налаживается, жди удара из-за угла.

— Леди Элмхерст. — Чья-то рука ложится на спинку стула и слегка касается моих обнаженных плеч. — Я слышал, вы отлично играете в карты. Не откажетесь от партии в пикет?

Это Конгриванс.

— Вообще-то я собиралась отправиться в кровать.

Он обходит стол и усаживается напротив.

— Какое волнующее сообщение, леди Элмхерст. Мое воображение сразу рисует соблазнительные картины. Но перед тем Как вы уйдете…

Он вынимает из колоды младшие карты. Зачарованная, я не могу оторвать глаз от его рук. Он тасует колоду, быстрым движением раскладывает карты веером на столе и ловко собирает. Какие красивые длинные пальцы! Не знаю, на что смотреть, — то ли на его пальцы, то ли на его губы.

— Хорошо, — произношу против воли. — Шиллинг за очко. Годится?

— Годится.

Небольшое оживление среди гостей, уже собравшихся было разойтись по своим комнатам. Некоторые подтянулись к нашему столу. Им что, не хватило развлечений этим вечером? Оттеруэл велит поставить свечи ближе к столу, чтобы все желающие могли наблюдать за игрой.

Мы по очереди сдвигаем колоду. Конгриванс открывает старшую карту, но галантно отдает право сдавать мне. Я получаю право первой начать игру за взятку, а это — несомненное преимущество. Он очень любезен. С чего бы это?

Тасую и сдаю. Мне пришли плохие карты. Как неудачно!

Конгриванс, откинувшись в кресле, мило улыбается. Он сбрасывает пять карт и еще пять набирает из колоды. Я так и думала. Поступаю так же, надеясь поменять свои не очень удачные двенадцать карт на более приличные. Но сегодня мне определенно не везет. В моем распоряжении лишь пара королей и несколько карт червовой масти.

Он вопросительно смотрит на меня. Время объявлять ставку.

Боже, помоги мне! Никак не могу сосредоточиться на игре. Он словно приворожил меня!

Кто-то любезно ставит бокал вина у моей руки. Делаю глоток. Не уверена, что это поможет делу, за этот вечер я уже достаточно выпила. Не везет так не везет! Несмотря на то что он дал мне фору, я разбита, раздавлена! Партия сдана. Он выигрывает сто восемнадцать очков.

Кто-то из тех, что рядом, аплодирует. Вот идиоты! Они думают, что это театр. Хотелось бы мне сыграть в трагедии. Но это не трагедия, а настоящий фарс, в котором мне отведена комедийная роль. Идите вы все к черту!

— Вам подфартило, сэр, удача на вашей стороне! — радуется Оттеруэл. — Не расстраивайтесь, леди Элмхерст, вам еще повезет!

— Еще партию, леди Элмхерст? — как ни в чем не бывало предлагает Конгриванс.

Вот наглец! Он поднимается с кресла, чтобы немного размяться. Как же он смотрит на меня! Отвожу взгляд. С трудом изображаю улыбку.

— Благодарю вас, сэр, нет.

Теперь, когда игра закончена, зрители покидают гостиную. Лакей входит, чтобы погасить свечи. Конгриванс останавливает его.

— За вами долг, мадам.

— Сожалею, мистер Конгриванс, сейчас я не могу расплатиться с вами.

Слишком мягко сказано. Откуда я возьму пятнадцать гиней и три шиллинга? В кошельке у меня всего пара гиней. Последний гость не спешит покинуть гостиную. Это Линсли. Он вопросительно смотрит на меня. В ответ я лишь качаю головой. Достаточно с него неприятностей сегодняшнего дня. Он кланяется и уходит. Мы остаемся с Конгривансом наедине.

Часы бьют полночь. Я медленно вынимаю серьги из ушей и кладу на стол. Как чудесно переливаются бриллианты и сапфиры при свечах! Это единственное, что осталось у меня ценного. Я поклялась, что никогда не расстанусь с подарком Элмхерста.

— Полагаю, это будет неплохим залогом, сэр, — пытаюсь говорить как можно спокойнее. — В Лондоне я сполна расплачусь с вами.

— Идет! — Он внимательно рассматривает серьги. — Они очень милы, леди Элмхерст. Однако стоят не больше десяти гиней.

— Вы ошибаетесь, сэр.

Облокотившись на стол, он пристально смотрит на меня.

— Полагаю, леди Элмхерст, что мы могли бы договориться.

— Договориться?

Я оскорблена. Или очень хочу, чтобы он так думал. Только бы мой голос не выдал моего волнения. Поднимаюсь с кресла. Мое достоинство превыше всего. Я стараюсь изо всех сил продемонстрировать это.

— Вы правильно меня поняли, мадам. Разумеется, если вы не против.

Он делает шаг навстречу и оказывается совсем близко. Я еле стою на ногах.

— Чего же вы хотите, сэр?

Он подходит совсем близко.

— Поцелуй, мадам, всего лишь один поцелуй, большего мне не надо!

Глава 4 Мистер Николас Конгриванс

Происходящее тревожит меня. Что-то идет не так. Не так, как всегда. Вообще-то я не причисляю себя к тем восторженным болванам, которые готовы на безумные поступки лишь для того, чтобы уложить красотку в постель. Я всегда умел пленять дам своими безупречными манерами, умением выслушивать их душещипательные истории, проявлять сочувствие и понимание. Многие принимали мое участие за братское сочувствие. И были недалеки от истины.

Что-то не припомню ни одной дамы, которую я вынудил бы отдать натурой проигранную в карты партию.

Но надо когда-то начинать. Не знаю, чем все это кончится для меня. Голова кружится. И причина головокружения мне известна. Кэролайн. Сейчас она даст мне пощечину и выбежит из гостиной. Но этого не происходит. Ее мягкие губы словно созданы для поцелуя, и, кажется, она совсем не против того, чтобы он несколько затянулся. Я так точно не против. У меня еще будет время выработать тактику и стратегию своего поведения с этой дамой.

Думать об этом сейчас как-то не по-джентльменски. Мне кажется, это верное решение.

Пытаясь мыслить хладнокровно, я целую ее нежные губы и твердо решаю для себя:

не целовать ее слишком долго;

не касаться ее язычка;

не дотрагиваться до ее шеи;

не стонать от удовольствия;

не начинать первым сбрасывать одежду.

В общем, не делать ничего из упомянутого выше, чтобы не заставить ее поступить так же. Она первая прерывает поцелуй.

— Вам не кажется, что первый поцелуй не должен длиться четверть часа?

— А вы всегда носите с собой хронометр?

Чувствую себя полнейшим идиотом. Часы в углу гостиной бьют четверть часа. Невозмутимо поправляю шейный платок. Мне не удалось следовать поставленным мною ограничениям. Ни одному из них. Очень хочется закончить начатое здесь же, на карточном столе. Нет. Очень хочется бежать из дома Оттеруэла, причем» как можно скорее, пока не поздно. А я намеревался сообщить Бартону, что все идет по задуманному плану. Теперь я не уверен. Никогда еще не чувствовал себя таким болваном, таким идиотом после первого же поцелуя!

Она поправляет платье, склоняется над столом, берет свой веер и что-то произносит. Верно, мне послышалось. Да нет. Я совершенно отчетливо слышу слово «кровать». Не ожидал, что она сдастся так скоро! Полчаса карточного шулерства — и всего один поцелуй! Вот это победа! Не могу отказаться от такого предложения. Она внимательно смотрит на меня.

— О, мадам… Я не смел и мечтать об этом. Вы, верно, хотите, чтобы ваша служанка…

— Конгриванс, — произносит она терпеливо, — служанка здесь ни при чем. Я сказала, что отправляюсь в кровать. Спокойной ночи, сэр.

Она с усмешкой смотрит на меня, проходит через зал и закрывает за собой дверь.

Замечательно! Вдвойне болван! Выжидаю несколько минут и отправляюсь к себе. Бартон ждет от меня новостей.

— Вижу, дела обстоят не так плохо, сэр, — широко улыбается Бартон.

И впрямь, моя рубашка выбилась из бриджей, и шейный платок не на месте. Не буду разочаровывать его.

Леди Кэролайн Элмхерст

Что ж, целоваться он умеет. Потом начал нести какую-то чушь. Это несколько отрезвило меня. Еще немного, и я, что греха таить, готова была бы продолжить начатое. Не важно, на столе или на полу. Поднимаюсь в свою комнату, с трудом справляясь с дрожью в ногах.

Надо отдышаться. Это как переход через Альпы. Давно меня так не целовали! Моя душа в смятении. Не надо было допускать этого. Ни в коем случае! Он вел себя непозволительно бесцеремонно. Поцелуй длиной в четверть часа. Четверть часа! Только бы он не принял меня за распутную женщину. Хотя в какой-то момент мне хотелось стать именно такой! Нет-нет, следует сделать все, чтобы он поверил в мою целомудренность. Пока кто-нибудь из гостей не разубедил его в обратном. Как же он целовал меня! И этот изысканный аромат лимонов и лавра! Я непременно посажу лимонное дерево в саду. Когда он у меня появится.

Отворяю дверь в спальню и представляю, что на кровати лежит Конгриванс… Уже без одежды. «О, сэр! Что вы задумали? Немедленно уйдите, или я закричу!..» Вздыхаю с сожалением. Кровать пуста.

Мэри, задремавшая в кресле у догорающего камина, просыпается. Она потягивается и зевает.

— Все прошло удачно, миледи?

— Вполне.

Мэри подходит, чтобы помочь мне раздеться.

— Миледи, вы даже не заметили, что верхняя пуговица расстегнулась. Вы, верно, выпили слишком много вина.

Это Конгриванс. Когда он успел расстегнуть ее? Спорить с Мэри нет сил. Я и в самом деле пьяна от его поцелуя. И все же надо быть осторожнее…

О Боже! Мои серьги! Он так и не вернул их мне.

Девять утра. Я хочу спать! Удивительно, но за окном ярко светит солнце. Всю ночь накануне отъезда из Лондона я не сомкнула глаз, да и сегодня мне не удалось выспаться. Опаздываю. Наспех съедаю кусок пирога с тмином, делаю несколько глотков кофе и бегу в театр Оттеруэла. Театр — это, конечно, громко сказано. Помост с занавесом сооружен в старой части дома, в небольшом зале, с верхней галереей для музыкантов. Перед помостом расставлены стулья. Яркий солнечный свет светлыми пучками пробивается сквозь высокие узкие окна.

Кажется, я пришла последней. Вижу единственный свободный стул в первом ряду. Оттерузл и миссис Гиббоне стоят на сцене. Слуги в рабочих фартуках заняты оформлением задника. Сажусь и осматриваюсь, с трудом сдерживая зевоту.

— Я рад, что вы присоединились к нам, леди Элмхерст, — приветствует меня Оттеруэл. — Теперь, когда все мы собрались, я уступаю место миссис Гиббоне как настоящему профессионалу и знатоку театра. Позвольте поприветствовать вас в таинственном лесу, где мы будем прославлять гений Шекспира. Пусть эта сцена мала, но я очень горжусь ею. Разрешите представить вам Джеффри и Стивена. Они ставят декорации и будут играть плотника Пигву и столяра Пилу. Эти славные парни уже знают текст, не так ли?

Бедняги послушно кивают и кланяются своему хозяину. По выражению их лиц нетрудно догадаться, как они рады новым обязанностям, ведь за это не платят.

— А теперь, — объявляет Оттеруэл, — нам всем предстоит стать актерами и актрисами!

Он спускается по ступенькам в зал и вручает всем карандаши и суфлерский экземпляр пьесы — страницы с текстом. Как много незаполненных листов!

Фанни Гиббоне берет слово.

— На репетиции отведено две недели, — объявляет она. — Надеюсь, все выучили роли? Мистер Конгриванс, конечно, не в счет. Он узнал обо всем только вчера. Мы обязаны вам, сэр, иначе у нас не было бы Лизандра.

Она мило улыбается ему.

Как хочется обернуться и посмотреть на него! Миссис Гиббоне останавливается возле меня:

— Надеюсь, вы выучили свою роль, леди Элмхерст, вы должны помогать мистеру Конгривансу.

Послушно киваю головой. Ее голос становится низким. Господи, как она это делает?

О Боже, надо отвечать по тексту пьесы, ведь она ждет… Кто-то сзади подсказывает мне, и я послушно повторяю:

— О горе! Высшему — плениться низшей!..

Спасибо тебе, мой неизвестный спаситель!

— Замечательно, леди Элмхерст. — Она замолкает на секунду. — Как жаль, что мы убрали эту сцену. Леди и джентльмены, прошу вас отметить те сцены, которые мы с лордом Оттеруэлом решили исключить из спектакля.

Это так утомительно! Нам приходится вычеркивать чуть ли не половину текста. Оставляем лишь несколько сцен в лесу и сцены с мастеровыми в самом конце пьесы. Некоторые в зале выражают недовольство. Неужели им уже удалось выучить свои роли? Оттеруэл улыбается, шутит. В утешение он сообщает, что первая репетиция состоится сегодня на пикнике, который устраивается для всех участников спектакля.

Вот и замечательно. Я очень проголодалась. Оборачиваюсь, чтобы поблагодарить моего спасителя:

— Сэр, спасибо, что подсказали мне текст. Как мне благодарить вас?

Мистер Николас Конгриванс

Оттеруэл устроил чудесный пикник на лужайке у греческого храма. Изысканная еда и напитки несколько успокоили всех, кто был недоволен новой редакцией пьесы. Но где же Кэролайн? Пожалуй, вернусь к дому и поищу ее.

Она идет по лужайке и держит шляпку, словно корзинку. Верно, собирала землянику. Дует легкий ветерок, тонкая ткань платья позволяет оценить достоинства ее фигуры. Накануне вечером я вел себя как настоящий болван.

Мне очень совестно за то, что произошло. Какое непривычное ощущение. Странно. Никогда раньше Николас Конгриванс не испытывал угрызений совести. Что же происходит? Надеюсь, мне удастся реабилитировать себя в ее глазах. Надо как можно скорее вернуть ей серьги. Она улыбается. У меня пересыхает во рту. Странное ощущение. Откашливаюсь и кланяюсь ей:

— Леди Элмхерст, позвольте вас проводить?

— Вы так любезны, мистер Конгриванс.

Предлагаю ей руку.

— Простите, но у меня назначено свидание с другим джентльменом.

Свидание? Что происходит? Линсли? Дарроуби? Неужели Оттеруэл осмелился на свидание под носом у жены?

— Кто же этот другой, черт возьми? То есть, простите… могу я узнать, кто этот джентльмен?

Она мило улыбается и смотрит в сторону.

— А вот и он! Желаю приятно провести время, мистер Конгриванс.

Оборачиваюсь. Ярость охватывает меня. Кто он, мой соперник?

Уилл Гиббоне, с удочкой в одной руке и большой корзиной в другой, вежливо кланяется мне.

— Повар Оттеруэла дал мне хлеб, сыр и сидр, — сияя, сообщает мальчишка. — Добрый день, сэр. — Вы раздобыли наживку, леди Каро?

Почему она позволяет этому мальчишке так фамильярно обращаться к ней?

— Да, сэр.

Она показывает содержимое шляпки. На листьях ревеня извивается дюжина земляных червей.

— Здорово! — Уилл нетерпеливо переминается с ноги на ногу. — Вы только посмотрите, мистер Конгриванс, каких чудесных червей она накопала! Пойдемте с нами, сэр.

— У мистера Конгриванса другие планы, Уилл, — улыбается Кэролайн. — Дай мне корзину!

Она берет корзину и вручает ему шляпку с наживкой. Я наблюдаю, как эти двое, ни разу не обернувшись, зашагали к ручью.

Что ж, ухожу восвояси. На пикник. Молодость берет свое! Шестилетний мальчуган обставил меня. И поделом! Видать, теряю навыки.

Леди Кэролайн Элмхерст

К моему удивлению, мистер Гиббоне оказывается отличным собеседником. Я рада, что этот юный знаток Шекспира попросил составить ему компанию. Какой милый мальчик! И как он добр ко мне! Боюсь, в этом доме он единственный так относится ко мне. Конгриванс приревновал меня. Да-да, именно приревновал! Судя по всему, он не привык получать отказ.

Уилл прекрасно разбирается в птицах и насекомых. Моего участия в разговоре не требуется — он тараторит без умолку. Мы приходим к небольшому озеру, с крошечным островком посередине. Раскладываем свои нехитрые рыболовные снасти на берегу под раскидистой ивой. Какое славное место! Мы оба знаем, что выбрали для рыбалки не самое удачное время дня, но надеемся, что рыба проявит понимание и приплывет сюда к нам, в тень.

Меня просто поражает его память. Знать назубок всю пьесу!

— Это не сложно, — поясняет он. — Мама, например, только посмотрит на страницу и тут же все запоминает. И я этому тоже научился. Она говорит, что для актера это очень важно.

— А ты, когда вырастешь, хотел бы стать актером?

Он копается в моей шляпке, выбирая червя для наживки.

— Да, хотел бы. А может быть, я стану солдатом или кучером. Тогда мне не нужно будет учиться в школе, как хочет папа.

— А как считает твоя мама?

Он сосредоточенно морщит лоб и забрасывает леску в воду.

— Мама хочет, чтобы я стал образованным человеком, как мистер Дарроуби, или юристом. И вообще ей не хочется, чтобы я далеко уезжал.

— Многим мальчикам нравится учиться в школе. Я помню, что моему брату нравилось.

— Это он научил вас играть в крикет?

— Он. А еще копать червей и ловить рыбу. Сейчас он в Индии.

— Я тоже хочу путешествовать и побывать в разных странах. Ваш брат ездит на слонах?

Мы беседуем об Индии. Я стараюсь вспомнить что-нибудь интересное из редких писем брата, где он в основном жалуется на климат, плохое пищеварение, неважных слуг.

Пока Уилл ловит рыбу, я учу текст роли. В сокращенном виде он кажется не очень логичным. Оттеруэлобещал исправить и увязать все, чтобы стало понятным, как влюбленные оказались в лесу. Интересно, как скоро они с миссис Гиббоне поссорятся? Ссоры и интриги всегда забавляют меня. Ничего не могу с собой поделать. Это мой существенный недостаток. Уилл громко шепчет, что рыба клюет, и мы оба затаив дыхание смотрим на поплавок. Видимо, рыбе надоело, и она уплыла. Может, стоит насадить свежую наживку? Кажется, мальчика интересует не столько добыча, сколько сам процесс.

Мы съедаем хлеб и сыр. Уилл трет глаза и зевает.

— Вы будете следить за удочкой, леди Каро, если я усну? Конечно, я постараюсь не заснуть, но если вдруг усну?.. Вы обещаете разбудить меня, если рыба начнет клевать?

— Обещаю.

Уилл широко зевает, устраивается у меня в ногах и кладет свою кудрявую головку мне на колени.

Как чудесно сидеть под этим тенистым деревом! Теплый ветерок слегка колышет зеленую листву. Солнечные блики пляшут на воде. Похоже, рыбы сегодня не будет. Сматываю удочки и кидаю в воду хлебные крошки. Из прибрежных зарослей появляются утки. Зимородок, сверкнув голубовато-зеленым оперением, стремительно пролетает мимо.

Уилл задремал и тихо посапывает во сне. Я не причисляю себя к женщинам, которые с ума сходят по детям или хотят казаться такими. Я уверена в том, что когда-нибудь у меня будут свои дети. В замужестве этого не произошло. Случись это во время романа с Линсли, мой ребенок был бы примерно того же возраста, что и Уилл. От этой мысли мне становится очень грустно.

Внезапно грустные раздумья прерываются. Я слышу хруст веток и гневный голос:

— Что вы здесь делаете, леди Элмхерст?

Глава 5 Леди Кэролайн Элмхерст

Не поворачиваюсь.

— Ловлю рыбу, миссис Гиббоне. И прошу вас, говорите тише.

Она подходит ближе.

— Извините, совсем не хотела обидеть вас. Просто я очень испугалась, когда не нашла Уилла в детской. Мистер Конгриванс успокоил меня. Он сказал, что видел вас, и я лишь решила удостовериться в том, что все в порядке.

— Все в порядке. Я не ем детей, миссис Гиббоне.

— Я подумала, что вам может наскучить его компания. Откуда вам знать, как ладить с маленькими мальчиками.

— Он замечательный собеседник, мне с ним очень интересно.

Она явно польщена. Нагнувшись, она прикасается к его волосам и улыбается.

— Вы знаете, мне тоже очень интересно с ним. Но я ведь мать и не могу относиться к нему объективно.

Неужели она хочет разбудить Уилла? Нет, она смотрит на противоположный берег озера и машет рукой.

— Это Филомена и Джеймс. Уилл здесь! — кричит им она.

Миссис Гиббоне идет им навстречу. Я очень хорошо слышу их громкий шепот. То, что я слышу, мне не очень приятно.

— Уверяю тебя, Фанни, если леди Элмхерст ведет твоего сына на рыбалку, она точно что-то задумала, и это не кончится добром.

— Ну что ты такое говоришь? Давай будем к ней милосерднее. Сама подумай, ну какие тайные цели она может преследовать, взяв его на прогулку? Я думаю, она поступила очень мило.

— Мило! Ты не знаешь ее так, как знаю я. В Лондоне, когда я познакомилась с Линсли…

Тут она увидела меня и поклонилась.

Киваю ей в ответ. О Боже! Мы, словно две сердитые кошки, выгнули спины и замерли в ожидании, кто атакует первой.

Джеймс разряжает обстановку. Он хватает брата за волосы и пытается разбудить. Уилл отталкивает его, жалобно хнычет во сне и продолжает спать, крепко прижавшись к моим ногам.

— Ну-ка, веди себя прилично. — Филомена Линсли пытается оттащить от меня сына. — Леди Элмхерст только тебя не хватало.

— Что вы, миссис Линсли, не ругайте его.

Следует неловкая пауза. Спустя некоторое время миссис Линсли прерывает молчание:

— Леди Элмхерст, что случилось с вашей шляпкой?

— В ней были черви для наживки, — отвечаю как ни в чем не бывало.

— Если вашей служанке не удастся отмыть ее… — Она замолкает. — У меня есть замечательный цветок из шелка, он подойдет по цвету. Конечно, если вы согласитесь взять его.

— Благодарю, миссис Линсли, вы так добры!

Принимаю это за дружеский жест с ее стороны. Вообще-то, если шляпка приходит в негодность, я покупаю новую. Наверное, миссис Линсли относится к тем дамам, которые никогда ничего не выбрасывают. Я знаю таких. Они постоянно что-то перекраивают и перешивают. Очень может быть, что со временем мне придется пополнить их ряды. Если не удастся окрутить Конгриванса.

Я приглашаю дам присесть и выпить сидра — пусть Уилл поспит еще немного. Надеюсь, сидр расслабит их немного.

— Как жарко. — Миссис Гиббоне присаживается рядом, снимает чулки и опускает ноги в воду. — Леди Элмхерст, я возьму Уилла, тогда вы тоже сможете снять чулки.

Передаю спящего ребенка и снимаю чулки. Только бы не заметили, что они заштопаны. Вода приятно охлаждает ноги.

— Чудесная мысль!

Миссис Линсли тоже снимает чулки. Ее подвязки украшены красными бантиками, мелким жемчугом и прошиты серебряной нитью. Как странно! Несколько экстравагантно для респектабельной замужней дамы! Вкусы ее мужа не меняются.

— Смотрите, сюда идут!

На другом берегу озера появляются Линсли, Дарроуби и Конгриванс. Их сюртуки расстегнуты, шейные платки ослаблены, в руках — глиняные бутылки. Они машут и через минуту присоединяются к нам.

— Прелестные наяды!

Дарроуби очень любезен.

— Три грации! — подхватывает Конгриванс.

— Три пары чудных ножек!

Линсли совсем не изменился.

Услышав голос отца, Уилл потягивается.

— Папа! Папа, давай купаться! Мы с леди Каро удили рыбу, только ничего не поймали. С ней так весело! Знаешь, ее брат служит в Индии и охотится на кабанов.

— Купаться, говоришь? Как вы, господа?

— Я тоже хочу купаться, папа, — твердо заявляет Джеймс, приподняв голову с маминых колен.

Оказывается, этот малыш тоже умеет говорить, а не только гавкать.

— Хорошо, Иниго, — соглашается миссис Линсли, — только прошу, держись рядом с ним и не отпускай одного, и…

— Не беспокойся, милая. — Иниго хватает своего младшего сына и направляется к воде. — Ну, вперед, Джеймс. Уилл, не надо снимать штанишки перед дамами. Джентльмены так не поступают.

— Но у нас нет полотенец, — беспокоится миссис Линсли.

— Ничего, высохнут и так. — говорит миссис Гиббоне. — Сегодня жарко.

Мужчины скрываются под деревьями и снимают одежду. А любопытно было бы взглянуть на обнаженного Конгриванса. Со вчерашнего вечера думаю об этом. Нет. К чему лукавить? С первого дня нашего знакомства.

— Леди Элмхерст, я буду рада, если вы будете обращаться ко мне по имени, к чему церемонии? — предлагает миссис Линсли.

— Я тоже хотела попросить вас об этом, — подхватывает миссис Гиббоне.

— С удовольствием. И вы обращайтесь ко мне по имени. Меня зовут Кэролайн.

Конечно, нам хорошо известны имена друг друга, но глупой формальности не избежать. Нам надо чем-то зананяться, пока мужчины идут к воде. Мы открываем бутылки. В них бренди. Что ж, очень хорошо.

Один из них ныряет и плывет к островку, на котором растет единственная ива. Это — Дарроуби. Его нагоняет Иниго. Джеймс держится за его плечи, а рядом плывет Уилл.

— Мама, миссис Филомена! Смотрите, как хорошо у меня получается!

Конгриванс опережает их. Как жаль он плывет к другой стороне острова! Линсли и Дарроуби выбираются на берег у склонившейся над самой водой ивы. Линсли сажает Джеймса на берег, и мальчики принимаются играть в песке.

Мы застенчиво отводим глаза в сторону. Мужчины ложатся на песок под ивой, к нам спиной. Я с интересом наблюдаю, как Конгриванс, обогнув островок, выходит на берег.

Боже мой! Едва не роняю бутылку с сидром.

— Да, — говорит миссис Гиббоне, — недаром говорят, что большой нос свидетельствует о наличии других крупных форм на теле мужчины. Заметьте, вода достаточно прохладная.

— Руки у него большие. — Отпиваю из бутылки. Уж я-то знаю. — Большие красивые руки. И ноги тоже большие.

— Уж не хотите ли вы сказать, что… — растерянно произносит Филомена.

Фанни шепчет ей что-то на ухо. Кажется, обе вот-вот лопнут от смеха. Не скрою, обнаженные мужчины вызывают интерес и возбуждают любопытство.

— У кого из мужчин лучше фигура? — срывается у меня с языка.

Ужас. Все было уже хорошо, отношения были почти налажены, что же будет теперь?

— Ответ очевиден. Джеймс лучше всех, — произносит с нежностью Филомена. — Взгляните, он просто ангел!

— А я не могу наглядеться на своего Уилла, — произносит Фанни слегка заплетающимся языком. Кажется, она несколько пьяна. — Вообще-то если судить трезво, самый красивый из них Дарроуби. Жаль, что у него нет возможности заказывать одежду у хорошего портного.

Так. Выходит, они не любовники. Пока еще не любовники. Но между ними точно что-то есть. Не могу оторвать взгляда от острова. Как бы мне хотелось еще разочек взглянуть на Конгриванса! Когда же они наконец встанут в полный рост? До нас долетают отрывки разговора. Они с увлечением обсуждают что-то, показывая на дальний берег озера. Я с трудом разбираю некоторые слова: «навоз», «ячмень» и «овес».

— Господи, да они опять говорят об урожае и севообороте, — подает голос Филомена. — Во время пикника Конгриванс и Иниго просто замучили нас этими разговорами. Конгриванс не был в Англии несколько лет, но рассуждает как знаток.

Малыши плещутся у берега и весело хохочут. Линсли встает с песка и направляется к сыновьям. Как по команде, мы отводим глаза в сторону и начинаем громко и оживленно обсуждать погоду.

— Мне кажется, мистер Конгриванс очень приятный человек. — Филомена неожиданно меняет тему разговора. — Он знает все о парижской моде, даже о шляпках.

— Нет, дорогая, — подхватывает Фанни. — Скорее, он знает все о хорошеньких женщинах. Поэтому он и беседовал с тобой.

— Вообще-то я замужем!

Филомена с удивлением смотрит на нее и глотает из бутылки.

— Ты флиртовала, — улыбается Фанни. — Ну и что тут такого! С таким красавчиком, как Конгриванс, не грех и пофлиртовать!

Конгриванс флиртовал с ней? И это после того, как накануне целовал меня целых пятнадцать минут? Да как он смел!

— Он и со мной флиртовал. Интересовался вопросами современной трактовки шекспировских пьес, — спешит добавить Фанни. — И при этом был очень мил. Кэролайн, вам не кажется, что он любитель пофлиртовать?

— Мне?

В это самое мгновение Конгриванс поднимается с песка и ныряет в воду. О Боже! Теория о соразмерности разных частей тела и впрямь верна. Какое чудное мускулистое тело! И загар так идет ему!

— Только хороший ливень мог бы остудить нас сейчас! — хохочет Фанни.

— Дамы, отвернитесь! — громко кричит Линсли. — Мы плывем к вам!

— Да, пожалуй, погода может испортиться. — Филомена едва сдерживает смех. — Правда, Кэролайн?

— Может.

Надвигаются большие темные тучи. Где-то рядом слышится мужской смех. Возникшее желание, опьянение от сидра — все это чушь! Я не могу прийти в себя от внезапного открытия. В солнечных лучах я заметила шрамы на его спине! На спине мужчины они смотрятся… по крайней мере интригующе. Неужели это следы от ударов плетью?

Конгриванс не так прост. Не так прост, как хочет казаться. Мне очень хочется узнать о нем как можно больше.

Глава 6 Мистер Николас Конгриванс

Мальчишки, все еще нагие, с визгом и хохотом бегут впереди. Мы одеваемся и не спеша бредем к дому. Должен признаться, я несколько удивлен тем, как три дамы прекрасно ладят друг с другом! Все время, что мы были на острове, они не переставая обсуждали что-то, кокетливо поглядывая на нас. Глиняные бутылки, которые я захватил с собой, пусты — быть может, в этом причина их добродушного настроения. Делюсь этим наблюдением с Линсли.

Он несколько более сдержан и тактичен, чем можно было бы ожидать.

— Фанни всегда благодарна тем, кто хорошо относится к Уиллу. Не секрет, что многие посматривают в его сторону с предубеждением, ведь он незаконнорожденный. А Филомена — самое милое создание на этом свете, не перестаю удивляться ее доброте.

Линсли кажется очень искренним.

— Но почему Кэролайн так холодно приняли в день приезда?

— Многие винят ее в смерти мужа, да и репутация у нее… не безупречная. Многое из того, что говорят о ней, — грязные сплетни. В чем только не обвинял ее свет! В измене и даже убийстве…

— Убийстве?

— Конечно, эти обвинения просто нелепы! Обстоятельства смерти Элмхерста на самом деле действительно были не совсем понятны, но уверен, что Каро не имела к этому никакого отношения. Я порой думаю обо всем этом. И даже слухи о ее измене кажутся мне неправдоподобными. Все-таки она дама из высшего общества. Но… — Он вдруг останавливается и по-дружески хлопает меня по плечу. — Знаете, Конгриванс, несмотря на то что наши амурные отношения не сложились, я очень тепло отношусь к ней. Мне не хотелось бы видеть ее несчастной.

— Если я правильно вас понял, сэр, вы просите меня отнестись к вашей бывшей любовнице по-джентльменски?

— Вы меня правильно поняли. То же относится и к Фанни. Если будете слишком откровенно флиртовать с ней, вам придется иметь дело с Дарроуби. Хотя, честно скажу, немного ревности с его стороны не помешает. Вот уже почти шесть лет они не могут определиться в своих отношениях. Нас с Филоменой это огорчает, мы очень привязаны к ним… Ну и ну! Оттеруэлу стоит обратить внимание на эту изгородь. Это не изгородь, а дикие заросли! Полагаю, у вас на севере предпочитают сухую каменную кладку, а не живые изгороди?

Он резко меняет тему беседы, и я понимаю почему. Миссис Линсли догоняет нас, оставив других дам далеко позади.

— Я знаю, что вы говорите о нас, — замечает она и берет своего мужа под руку. — Все мужчины любят посплетничать, не так ли, мистер Конгриванс?

— Мадам, мы пойманы на месте преступления.

— И что же вы говорили обо мне?

— Мы оба сошлись во мнении, что вы — воплощение лучших женских качеств, — бойко отвечаю я.

— Так я вам и поверила! Вы — льстец, каких мало! Фанни была совершенно права на ваш счет.

— Что ты хочешь, Джеймс? Малыш настойчиво тянет ее за платье:

— Мама, понеси меня!

Мне жаль бедную женщину, она явно устала, а этот малыш такой упитанный. Хватаю его и сажаю себе на плечи. Джеймс явно доволен, он визжит от восторга и крепко цепляется за меня. Его родители тоже рады. Что ж, я всегда с большой нежностью относился к маленьким детям. За исключением тех случаев, когда шестилетние кавалеры бесцеремонно уводят из-под моего носа хорошеньких дам.

— Наверное, теперь, когда вы вернулись в Англию, вы намерены подыскать себе жену? — спрашивает миссис Линсли с воодушевлением, свойственным всем замужним дамам, решительно настроенным принять самое активное участие в судьбе неженатых мужчин.

— Почему бы и нет. Откровенно говоря, миссис Линсли, пока я не думал об этом серьезно.

Я не так уж лукавлю. До сих пор я, как правило, думал лишь о чужих женах.

— Уверена, вам просто необходимо задуматься о женитьбе. Жаль, вы не видите, как доволен Джеймс. — Она смеется и кладет руку мне на плечо. — К сожалению, не могу порекомендовать моих сестер. Одна из них замужем, а две другие пока не думают о семейной жизни, они еще слишком молоды. Полагаю, мы подыщем вам достойную партию на балу, после премьеры, если, конечно, вы еще не… определились. Довольно, Филомена, оставь человека в покое, перестань смущать его, — вступается за меня Линсли.

— Или даже завтра, — не унимается она. — Я слышала, к ужину ждут гостей. Не сомневаюсь, какая-нибудь из приглашенных дам наверняка понравится вам.

Бормочу что-то невразумительное в ответ. Малыш весело подпрыгивает на моих плечах и сильно колотит ногами по моей груди. Что ж, я твердо решил не думать о Кэролайн. В конце концов, что в ней такого привлекательного? Миловидность, сомнительная репутация, бойкий темперамент, богатство. И странное пристрастие к капризным мальчишкам. Меня должно интересовать в ней только одно — ее состояние. Получу все, что удастся получить, и на этом конец. Никакой романтики. Сегодня же приступлю к осуществлению своего плана.

Он состоит в том, чтобы открыто флиртовать с миссис Гиббоне, не обращая никакого внимания на Кэролайн и мистера Дарроуби, который все время как-то не по-доброму смотрит на меня. Разумеется, по просьбе Линсли я буду действовать исключительно в интересах этой пары. Но попутно не буду забывать и о собственных интересах.

Все происходит не так, как я предполагал. Кэролайн не встает из-за карточного стола, то и дело распекая своего напарника Оттеруэла за неверный ход. Я не могу оторвать от нее глаз, так она хороша сегодня. Спустя час дамы по очереди садятся к фортепьяно. Исполнитель из нее неважный. Взяв несколько фальшивых нот в середине пьесы, она прекращает игру, заявив, что не хочет более испытывать терпение присутствующих. Я заинтригован ее естественностью и отсутствием жеманства. Эта непосредственность кажется мне очаровательной. Ну что ж, должен признаться, я с нетерпением буду ждать репетиции, назначенной на завтра.

Леди Кэролайн Элмхерст

Просыпаюсь с первыми лучами солнца. Не представляю, как я переживу кошмар предстоящих дней. Наспех завтракаю и отправляюсь в зал, где Оттеруэл собирает нас на первую настоящую репетицию. Одно меня воодушевляет — мой вчерашний успех. Я знаю, что одержала победу. Мне удалось сделать то, что я задумала, — не обращать на Конгриванса никакого внимания. Любая из нас знает: нет более действенного способа заинтересовать мужчину, чем полное равнодушие к нему. Вот только жаль, что он тоже не проявил никакого интереса ко мне. Это несколько нарушает мои планы. Сегодня я попытаюсь быть менее суровой к нему. Боже, помоги! Мне предстоит играть любовь на сцене.

Специально надеваю скромное льняное платье с нежно-розовой каймой и накидываю на плечи батистовую шаль. Наверное, я выгляжу очень… целомудренно. Это необходимо, чтобы очаровать своей скромностью искушенного джентльмена, уставшего от заграничных приключений. Более невинной жены ему не найти. Я даже хотела надеть крестик из кораллов, но побоялась Божьего гнева. Все-таки надо знать меру. Единственное украшение на мне — скромные жемчужные серьги, они подчеркивают мою чистоту и неискушенность. Мне предстоит очень постараться вести себя так, чтобы мое поведение не вошло в противоречие с ангельской внешностью.

Фанни Гиббоне обращается к нам со вступительной речью. Она настоящий профессионал в своем деле. После непродолжительного спора с Оттеруэлом, кому вести репетицию, она с улыбкой, но весьма решительно отправляет Оттеруэла в библиотеку работать над текстом. Она права. Первая сцена в Афинах, во дворце Тезея, безжалостно сокращена. Оберон, с гусиным пером в руке, занимается правкой текста, Титания отдает распоряжения повару относительно ужина. Мы начинаем со сцены, в которой Гермия и Лизандр бродят по лесу. Фанни позволяет нам читать текст по суфлерскому экземпляру пьесы, в котором положено отмечать движения в мизансцене. Конгриванс не успевает произнести фразу до конца, как его прерывают:

— Мистер Конгриванс, не забывайте, что вы изнываете от усталости. Это и к вам относится, леди Элмхерст. Будьте любезны, с самого начала.

После трех неудачных попыток Конгриванса пройти по сцене и осмотреть свое поместье хозяйским взглядом она останавливает нас и просит меня перестать улыбаться. Я уверена, она заблуждается. Все актрисы улыбаются. Мне удается произнести вызубренный накануне текст без ошибок:

— А теперь ложитесь, леди Элмхерст.

Послушно отмечаю мизансцену в своем тексте.

— Замечательно, леди Элмхерст. Ложитесь, пожалуйста.

— Помилуйте, я не смогу сделать этого, миссис Гиббоне, на мне корсет.

Она лишь разводит руками:

— В следующий раз, пожалуйста, наденьте короткий. Мистер Конгриванс, продолжайте!

Я смотрю на сцену:

— Здесь грязный пол!

Конгриванс снимает свой сюртук и кладет на пол.

— Замечательно, мистер Конгриванс. Мы так и сделаем, только вместо сюртука на вас будет плащ. Сделайте себе пометку в тексте. А теперь, будьте любезны, помогите леди Элмхерст лечь.

Он берет меня за талию. О Боже, как крепко он держит меня! Смотрит мне в глаза и, опуская на пол, шепчет:

— Я бы хотел превратиться в плащ, мадам.

Я лишь улыбаюсь в ответ. Фанни недовольно смотрит на меня.

— Опуститесь на колено, мистер Конгриванс, ведь дальше вы произносите…

Не отпуская моей руки, он встает на колено. Он так хорош собой, что сейчас я лишусь чувств.

Так, я пропала. Не замечаю ничего вокруг. Мне кажется, в зале нет ни души, да что там, мы одни на целом свете! Только он и я! Все замерло вокруг, время остановилось. Вижу перед собой его глаза, только его глаза.

— Нет, нет, Лизандр мой! — любезно подсказывает мой друг, Уилл Гиббоне.

Пак, маленький эльф. Сегодня он назначен суфлером.

— Нет, нет, Лизандр мой! Я тебя люблю! Но ляг подальше, я о том молю! — едва не задохнувшись, говорю я с волнением.

Повисает неловкая пауза.

— Профессиональной актрисе, играющей на столичных театральных подмостках, пожалуй, позволительно было бы произносить эти строки с такой интонацией, — любезно замечает Фанни.

Я рада, что здесь нет Оттерузла. Но, к сожалению, в зале сидит Линсли и широко улыбается. Филомена при этом сильно толкает его в бок. И правильно делает! Насколько я поняла, в моих словах было недостаточно эмоций. Это правда, я давно лишена их в реальной жизни.

— Послушайте, леди Элмхерст. Оттеруэл и все его соседи, приглашенные на спектакль, будут потрясены вашей смелостью. Попытайтесь произнести реплику так, как это сделала бы юная афинская девушка.

— По-моему, именно так и было.

Я совершенно сбита с толку. Конгриванс все еще держит меня за руку и, глядя на меня, откровенно улыбается. Его улыбка смущает меня.

— Смотрите.

Фанни выходит на сцену и опускается на колени. Бросает робкий взгляд на Конгриванса и говорит мою реплику. Выражение ее лица невинно, словно она на своем первом балу и только что согласилась на тур вальса со светским львом.

— Господи, мне кажется, это звучит довольно странно, — невольно срывается с моих губ.

Неужели и я когда-то была такой молоденькой и глупой?

— Постарайтесь сделать так, как я показала. — Фанни поднимается с пола, отряхивая пыль с платья. — Вы же не хотите окончательно смутить бедного Конгриванса? Прошу вас, продолжайте.

Мы повторяем эту сцену снова и снова. Малыш Уилл, который знает назубок всю пьесу, покидает пост суфлера и поднимается на сцену. Теперь ему предстоит изображать Пака. Он делает вид, что выжимает цветок на глаза Конгриванса. Затем Фанни и Дарроуби выходят на сцену, и действие принимает другой оборот.

Первая же реплика Елены воскрешает в моей памяти то, что мне пришлось испытать во время моего бегства из Лондона. Рядом — лишь верная Мэри, мы с ней одни в этом враждебном мире.

Конгриванс изображает пробуждение и кидается на колени перед Фанни.

— «Я в пламя брошусь, если ты велишь», — пылко и очень убедительно декламирует он.

Ненавижу Фанни Гиббоне! Я вспоминаю события семилетней давности. В то время я была страстно влюблена в Линсли и подозревала об их связи. По тексту пьесы Конгривансу следует признаться ей в своей любви. Но зачем он делает это так убедительно?

Прозрачная Елена! Чудный вид! В твоей груди твоя душа сквозит.

Слышится сдавленный крик Фанни, она скрещивает руки на груди. Не будь я так зла не нее, не смогла бы удержаться от смеха. Но я тем временем все еще притворяюсь спящей. Они уходят, я пробуждаюсь ото сна, покинутая всеми, и рассказываю о том, что увидела во сне. Когда я заучивала текст, он мне казался полной чушью, как, впрочем, и вся пьеса! Однако теперь я уже все вижу совсем в ином свете. Гермии снится сон об измене ее любимого, и мне самой вдруг становится не по себе от возможного сходства с реальностью.

— Очень хорошо, леди Элмхерст, — хвалит мою игру Фанни. Она делает пометку в своем тексте. — Помогите же ей подняться!

Хорошо, что Дарроуби подает мне руку. Сейчас Конгривансу лучше держаться от меня подальше! Поднимаясь, чувствую на себе его, взгляд и оголяю лодыжку чуть выше, чем следовало бы в иных обстоятельствах. Накидка, прикрывающая декольте, слетает с моих плеч, и Дарроуби видит мою несколько оголившуюся грудь.

— Благодарю вас, сэр, — взволнованно произношу я и, покачнувшись, опираюсь на его руку.

Он смущенно улыбается и отходит в сторону. Фанни с ненавистью смотрит на меня, Конгриванс бледнеет, а я испытываю совершенное блаженство от сознания того, что мой замысел удался. В общем и целом утро прошло хорошо. Я достаточно потрудилась и теперь не отказалась бы от второго завтрака. Очень хочется есть.

Мистер Николас Конгриванс

Трудно не заметить, что Кэролайан напропалую флиртует с Дарроуби и вообще все делает для того, чтобы вызвать мою ревность. Я пытаюсь решительно не замечать этого и в отместку флиртую с Фанни Гиббоне. После второго завтрака решено перенести репетицию на вечер. Все расходятся и, кажется, пребывают не в самом благостном состоянии духа. Все, кроме Оттеруэла, который провел пару часов в библиотеке и теперь, несомненно, доволен новой редакцией текста. Я не считаю себя большим знатоком поэзии, но даже мне ясно, каким скверным вышел результат его трудов. Бедный Уилл, его всего просто передергивает от услышанного. Он корчит рожицы и тайком передразнивает Оттеруэла, выражая свое отношение к такой смелой адаптации гениального произведения.

Мы все с облегчением уходим каждый по своим делам. Отношения между актерами в нашей самодеятельной труппе становятся несколько напряженными. Я отправляюсь осматривать поместье, стараясь никому не попадаться на глаза. Как много здесь всяких тайных троп и какие заросли кустарника! Это может пригодиться мне в будущем, если выпадет шанс воспользоваться приемами обольщения.

Одно я выяснил наверняка — Кэролайн не терпит соперниц. Весь вечер я без устали очаровываю трех девиц, дочерей соседей Оттеруэла. Старшая дочь мистера Кларка, ее сестра Джулия и дочь мистера Эггема дурно воспитаны и безвкусно одеты и причесаны. Все они кажутся мне на одно лицо. Откровенно говоря, мне нет до них никакого дела. Набившие оскомину банальные комплименты, так часто произносимые мной в прошлом, вызывают у них неподдельный восторг. Они то и дело принимаются хихикать. После ужина и недолгой вразумительной беседы в мужской компании мы снова возвращаемся к дамам. Остаток вечера я флиртую с девицами, ведя разговоры об их музыкальных пристрастиях и исполнительском мастерстве.

Боже, как мне надоело развлекать этих барышень. Только бы не зевнуть!

Решительно приказываю себе не обращать ни малейшего внимания на Кэролайн. Я чувствую себя настоящим Орфеем, пытающимся найти свою Эвридику. Но она не зовет меня. Хотя я каждой своей клеточкой чувствую ее присутствие. Что ж, когда-нибудь мне придется сделать решительный шаг. Не знаю только, когда это случится.

Николас Конгриванс в моих собственных глазах выглядит каким-то неопытным и неловким шестнадцатилетним болваном. Примерно таким я и был, когда носил это имя. Быть может, не стоило воскрешать его? Мне кажется, мои успехи были бы гораздо более впечатляющими, представься я другим именем.

Преподобный Тарквин Биддл: «Мадам, я младший сын своего отца и, боюсь, не смогу предложить вам ничего, кроме своего сердца. Но поверьте, оно будет принадлежать вам всецело. Увы, мое скромное жалованье я жертвую на нужды бедняков Неаполя…»

Граф Михаил Орловский: «Когда мужики из банка окончательно разорят меня, я увезу вас в степь! Мы поскачем на удалой тройке, сорвем с себя одежды, укроемся шкурами медведей, которых я убил вот этими руками, и предадимся любви, как пара амурских тигров!..»

Граф Боллигленлири: «Ах, мадам, мы есть очен древний род. Я есть последним из наш очен древний род. На меня наложен очен древний проклятий. Он говорится, что только хорошенький женщина, очен богатый женщина суметь снять этот проклятий. Но я не знать такой женщина. Поэтому я есть предлагать вам мой рука и мой сердце, который болше не принадлежать мне, а принадлежать нам…»

Я вспоминаю былые приключения и невольно спрашиваю себя, верила ли хоть одна из женщин в мои россказни. Вряд ли, принимая во внимание, что иностранный акцент Орловского, Боллигленлири, Сен-Жермен д'Обюсси и проч. во время любовных свиданий исчезал. Не могли же они не понимать, что тратят деньги своих мужей на прохвоста! И относились к этому так легко, словно делали покупки у ювелира или в галантерейной лавке. С легкой душой могу признаться, что не оставил ни одну с разбитым сердцем или внебрачным ребенком. Без лишнего хвастовства признаю, что щедро расплачивался собою, они были довольны. Эти размышления заставляют меня еще раз вспомнить о Кэролайн. Мой поцелуй длился почти четверть часа! Не уверен, что продержался бы так долго, окажись мы в более интимной обстановке.

— Ах, как чудесно, — радостно вопит одна из дочерей мистера Кларка, прерывая мои горькие раздумья, — миссис Гиббоне будет петь для нас!

Фанни Гиббоне подходит к фортепиано, на котором ярко горят свечи. Сегодня она особенно хороша. Я вовсе не удивлен, что ей удалось сделать блестящую карьеру на лондонских подмостках и завоевать сердца столичных театралов. Миссис Линсли садится к инструменту, снимает свои браслеты и не торопясь разминает кисти рук. Они обмениваются короткими репликами и начинают.

Эта партия мне хорошо знакома. Миссис Гиббоне поет на итальянском о том, что злая смерть вырвала Эвридику из объятий Орфея и как при этом непомерна ее тоска и безгранично горе…

У нее замечательный, очень выразительный голос. Сильный и чистый. Что-то странное происходит со мной, комок подкатывает к горлу, начинает пощипывать глаза. Желтое платье миссис Гиббон и золотой отблеск свечей сливаются в одно световое пятно. Боже милостивый, кажется, подступили слезы.

Поднимаюсь со стула, испытывая неловкость от того, что привлекаю к себе всеобщее внимание. Паркет предательски скрипит. Выхожу через открытые настежь двери гостиной и оказываюсь в саду. Жадно глотаю воздух, напоенный ароматами садовых цветов, и не могу надышаться. Я почти забыл его. Дивный прозрачный воздух Англии. Солнце только что скрылось за горизонтом, поместье постепенно погружается в сумерки.

Дивный голос миссис Гиббоне. Она поет о любви, разлуке и напрасных надеждах. Вынимаю из кармана платок и громко сморкаюсь. Я отчетливо слышу похожий звук где-то совсем рядом. Осторожно поворачиваю голову. Мне совсем не хочется, чтобы меня видели таким взволнованным.

— Чертова трава, — леди Кэролайн еще раз громко сморкается в платок. — Стоит только выбраться за город, меня начинает мучить страшный насморк. Что вы здесь делаете, мистер Конгриванс? Неужели юные прелестницы устали от ваших чар?

— Они так надоели мне! — Я подаю ей руку. — Ваше общество гораздо приятнее.

Она едва касается моей руки, и мы не спеша идем по лужайке.

— Не сомневаюсь. Учитывая то обстоятельство, что я здесь единственная дама, вы, конечно же, не упустите возможность испытать свои чары на мне.

— Думайте что хотите. Я должен признаться, леди Кэролайн…

Она достает из рукава носовой платок и громко сморкается. А я откашливаюсь и продолжаю:

— Боюсь, я никогда не смогу полюбить кого-то вновь. Мое сердце уже было разбито однажды…

Она еще раз громко сморкается и прячет свой платок.

— Простите, я не расслышала ваших слов.

— Я говорил о том, что никогда не смогу полюбить вновь. Я знал любовь. Только одна, несравненная, самая лучшая из женщин, которая…

Я замолкаю, чтобы дать ей возможность выразить свое сочувствие. На моей памяти еще ни одна дама не могла устоять, чтобы не пожалеть меня.

Она шмыгает носом. Весьма отчетливо. Не думаю, что мне быстро удастся разжалобить ее. Наверное, ее носовой платок уже совсем мокрый. Великодушно предлагаю ей свой.

— Благодарю вас. Не грустите, вы справитесь со своей несчастной любовью. Каждый проходит через это рано или поздно.

Она подносит платок к носу и еще раз громко сморкается.

— А вы, кажется, совсем не теряете времени даром. Кому принадлежат инициалы на платке?

— Верно, это мой слуга перепутал белье, которое отдавал в стирку на постоялом дворе.

Ого! С ней следует быть осторожнее. Не стоило предлагать ей платок из моей обширной коллекции.

— Моя служанка всегда стирает белье сама. Она умеет выводить любые пятна.

Я вовсе не прочь побеседовать о предметах женского туалета.

— Вы уже видели садовый лабиринт Оттеруэла? — любопытствую я.

— К сожалению, нет. Хочу попросить Уилла. Уверена, он поможет выбраться из него.

— Я тоже с удовольствием провожу вас.

— Даже не сомневаюсь.

— Прошу вас, зовите меня Ник, — невольно срывается с моих губ.

Уже очень давно меня никто не называл так.

Она убирает свою руку.

— Думаю, нам не следует переходить некую грань и вступать в более близкие отношения, мистер Конгриванс. Пожалуй, я вернусь в дом. Кланяюсь на прощание.

— Как вам будет угодно, леди Элмхерст.

Она сдержанно кланяется мне. Несомненно, ей очень хочется казаться неприступной и сохранять достоинство. Не получается. Она чихает, громко сморкается в платок и через пару секунд возвращает мне его.

Провожаю ее взглядом. Я несколько смущен и озадачен. Темно-лиловый цвет ее платья сливается с цветом вечернего неба. Должно быть, она носила его во время траура по мужу. Хотя нет, декольте на платье несколько глубже, чем принято носить в скорбные дни. Розочки и оборки тоже не для траурного наряда.

На вечернем небе появляется первая звездочка. Это Венера. Сейчас мне не хочется любоваться ею. Я медленно бреду по садовой дорожке. Сад Оттеруэла разбит в несколько старомодной манере — аккуратные, коротко постриженные кусты, прямые тропинки и клумбы квадратной формы. Поворачиваю к дому. Мое столь долгое отсутствие может вызвать подозрение. Что это? Женская фигура или статуя? Приближаюсь к розарию. Женская фигура. Коричневого цвета платье очень красиво и выгодно оттеняет светло-каштановые волосы. Подхожу ближе. Женщина оборачивается. Опавшие с розовых кустов лепестки разливают по саду нежный аромат.

— Миссис Гиббоне. — Я кланяюсь. — Размышляете о бренности бытия?

Она печально улыбается мне:

— Да-да, что-то в этом роде. Вы уже возвращаетесь в дом?

— С удовольствием составлю вам компанию.

Предлагаю ей руку. Она принимает ее.

— Я обижена на вас. Вы ушли, когда я пела.

— Простите меня, но ваше исполнение очень взволновало меня.

— Я не удивлена. Вы знаете итальянский?

— Итальянский здесь ни при чем. В вашем исполнении я понял бы любой язык.

— Вы очень милы.

Кажется, она не очень разговорчива. Так же как и Кэролайн.

— Может быть, и при этом совершенно откровенен. Почему вы одна?

— Я уже не совсем одна. Вряд ли это возможно здесь. Откровенно говоря, мистер Конгриванс, иногда я ищу одиночества. Пение наводит меня на грустные мысли. Я скучаю по сцене и порой сомневаюсь, правильно ли поступила, отказавшись от нее.

— Вы хотели бы вернуться в театр?

— Не знаю, все не так просто. — Она останавливается и внимательно смотрит на меня. — Вы кажетесь мне интересным человеком, мистер Конгриванс. Знаете, я общалась со многими людьми. Все они в той или иной степени играли разные роли. Подозреваю, что вы не тот, за кого себя выдаете. Сегодня я была удивлена вашим актерским мастерством. Однако…

А вот этого мне делать не стоило бы. Кажется, я совсем запутался. Бог мне свидетель, на эту женщину у меня не было никаких планов. Но мне так одиноко! И во время репетиции я флиртовал именно с ней! Но что важнее, мне надо было заставить ее замолчать в этот момент и отвлечь от столь опасной темы, иначе разоблачение было бы неизбежным. Я делаю шаг, наклоняюсь и целую ее. На какое-то мгновение она замирает от неожиданности и… отвечает на мой поцелуй. Совсем не так страстно, как Кэролайн. Этот поцелуй — итог банального любопытства, продолжение некой игры. Мы просто мужчина и женщина, испытываем взаимную симпатию и бежим от одиночества.

Гневное восклицание прерывает наши нежные объятия.

Глава 8 Мистер Николас Конгриванс

Тихий и скромный мистер Томас Дарроуби оттаскивает меня от Фанни и готовится нанести удар.

— Сэр, вы подлец!

Мне удается увернуться от удара, он пролетает мимо, едва не упав.

— Ради Бога, Том! — восклицает Фанни Гиббоне, густо краснея.

— Прошу тебя, во имя всего святого, скажи мне, он не…

Дарроуби хватает ее за руки, а она раздраженно отталкивает его.

— Это был поцелуй, Том. Всего один поцелуй. — Она хлопает его по руке, пытаясь успокоить. — Не сходи с ума.

То, каким тоном она произносит это, приводит его в бешенство, что неудивительно. Он поворачивается ко мне, яростно сжимая кулаки. Мы примерно одного роста, он несколько плотнее, но я двигаюсь быстрее.

— Вы оскорбили даму, сэр!

— В таком случае прошу у нее прощения. — Я кланяюсь Фанни. — Извините меня, мадам.

— Фанни, он насильно сделал это?

Она медлит секунду и смотрит на меня. Я отлично помню, как Линсли говорил о нерешительности этой парочки и о том, что неплохо было бы подтолкнуть их в верном направлении.

Я принимаю решение и совершенно точно знаю, что надо делать.

— Разумеется, нет! — возмущенно и достаточно резко отвечаю я. — Вы не могли не заметить, как настойчиво она флиртовала со мной во время репетиции!

— Том, я… — Фанни растерянно смотрит на меня.

— Ах ты, заморский ублюдок!

Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не рассмеяться. В это мгновение Дарроуби сильным ударом сбивает меня с ног — я, схватившись за бок, падаю на колено, но тут же снова поднимаюсь.

И в этот момент ловлю на себе насмешливый взгляд Кэролайн, которая не думала возвращаться в дом и все время находилась где-то рядом.

— Конгриванс — джентльмен, не очень щепетильный в амурных делах, Дарроуби, — произносит Кэролайн. — Ему все равно, с кем флиртовать. Всего четверть часа назад он приглашал меня на прогулку.

— Негодяй! — Дарроуби снова пытается атаковать меня, но промахивается и летит в кусты. Он с трудом поднимается на ноги и отряхивает с одежды листья. — Я вызываю вас на дуэль, сэр!

Превосходно. Наконец-то Фанни увидит в нем героя.

Но не тут-то было. Она берет Кэролайн под руку. Дамы смотрят на меня с явным презрением, а на Дарроуби — с сожалением.

— Да, все мужчины одинаковы. Они просто ничего не могут с собой поделать.

— Ты совершенно права, Каро. Знаешь, у меня из головы не идут те кексы, что подавали сегодня к чаю. Пойдем посмотрим, может быть, что-нибудь осталось?

Никогда в жизни я не был так оконфужен. Дарроуби краснеет до кончиков ушей, уязвленный безразличием Фанни. Дамы явно повеселились, наблюдая это зрелище. Перед тем как повернуться и уйти, Фанни бросает довольно безразлично:

— Надеюсь, вы не совершите очередную глупость.

— Ударь меня! — шепчу я Дарроуби.

— Что?

— Ударь же меня! Скорее! Она теряет к тебе интерес. Ну, сжимай руку в кулак, Дарроуби, но без большого пальца, иначе не избежать перелома.

В этот момент я не способен ясно мыслить, но все же определенный план рождается в моей голове. Фанни не останется равнодушной к тому; с каким мужеством и яростью Дарроуби защищает ее честь. Я при этом не забываю и о своих интересах. Кэролайн с криком отчаяния бросится ко мне, сраженному ударом и лежащему без чувств.

Из глаз сыплются искры. Ночное небо и сад бешеной спиралью кружатся надо мной.

— Хорошо бы приложить к лицу кусок сырого мяса, сэр. В таких случаях это первое средство, уж я-то знаю.

Прихожу в себя. К моему великому разочарованию, вместо взволнованного лица Кэролайн я вижу спокойное лицо Бартона. Он помогает мне встать на ноги и стряхивает листья с сюртука. Глаз моментально оплывает, и невыносимо болит скула.

— Где они?

Ответа не требуется. Рядом стоит Дарроуби. Женщин не видно.

— Мне очень жаль, Дарроуби. Мне надо было первому ударить вас. Как бы то ни было, должен признаться, что я виноват. Мне не следовало целовать миссис Гиббоне.

Он грустно вздыхает:

— Мне самому следует чаще целовать ее. Ума не приложу, как вести себя с женщинами! Никогда не знаешь, что им надо! В чем моя ошибка? Наверное, глупо спрашивать вашего совета, если только что собирался вызвать вас на дуэль!

— Вы еще можете сделать это.

— Нет смысла, Конгриванс. Дамам, по-видимому, все равно. Да и где мы найдем беспристрастных секундантов? — Он смотрит на свою руку и пробует разжать пальцы. — Надеюсь, смогу держать перо.

— Если хотите, сэр, я быстро залечу вашу руку, — предлагает Бартон. — А если не хотите, я мигом достану из чемодана фальшивую бороду…

Бартон часто пользуется этой бородой, исполняя роли секундантов, докторов, священников, да мало ли кого… Я качаю головой. Не в этот раз.

Это провал. Мы не только нарушили кодекс чести, случилось непредсказуемое — нас отвергли дамы. Они предпочли чай с кексами. Дарроуби не стоило медлить с ударом. Он все медлил, а потом было уже поздно. Воображаю, какими идиотами мы выглядели в их глазах!

Ей наплевать на меня. Я отказываюсь от своего плана. Завтра же уеду. Рядом печально вздыхает Дарроуби.

— Послушайте, Конгриванс, возможно, я безразличен ей?

— Конечно, нет! — не очень уверенно отвечаю я.

Во время утренней репетиции нам предстоит испытать еще одно унижение.

Оттеруэл появляется в длинном замысловатом одеянии, на его голове сооружение из павлиньих перьев, которые покачиваются над его лысиной.

— Костюмы, джентльмены!

Он проводит нас в помещение, предназначенное для артистической уборной, и направляется к большому гардеробу.

— Во время спектакля вы будете одеты в античные костюмы. Мистер Линсли поможет вам подобрать их.

Оттеруэл покидает нас. Без сомнения, он найдет не один предлог, чтобы заглянуть в артистическую уборную дам. Мы открываем гардероб, чтобы выбрать костюмы. Запах плесени ударяет в нос. Не удивлюсь, если наткнемся на мышиное гнездо:

— Какого черта… — Линсли достает некий розовый предмет из трикотажа.

— Панталоны! — возмущенно произносит Дарроуби.

— К сожалению. И туники.

Смотрим друг на друга. Мы — в ужасе.

Так вот какое наказание уготовано для тех, кто не может пролить кровь за честь дамы! Юбки… Ворча и жалуясь на свою судьбу, мы достаем костюмы. Мерзкий запах исходит от шелковых панталон. Должно быть, их не стирали со времени постановки последнего театрального шедевра. Поворачиваемся друг к другу спиной и переодеваемся. Стеснение здесь ни при чем — мы просто боимся посмотреть друг другу в глаза.

Повязываю расшитый золотом пояс поверх туники и влезаю в кожаные сандалии с загнутыми вверх носками. Их следовало бы хорошенько почистить. Да, Бартон не одобрил бы мой наряд.

— Ну что ж, недурно.

Я подхожу к стоящему в углу трюмо. В это мгновение резинка в панталонах лопается, и они сползают ниже бедер. Делаю несколько шагов по комнате, переваливаясь из стороны в сторону, словно гусак. Задираю тунику и подтягиваю шелковое безобразие на бедра.

— Это вряд ли обрадует зрителей, — замечает Дарроуби, с важным видом прохаживаясь по комнате.

Не успевает он сделать и дюжины шагов, как его панталоны сползают вниз и повисают на коленях.

— Нет, это никуда не годится! — восклицает Линсли. Он выходит на минуту и возвращается с портновскими ножницами. — Господа, у меня есть решение, Я знаю, что нужно делать. Достоинство и удобство — прежде всего!

Спустя некоторое время мы, спотыкаясь, поднимаемся на сцену. Туники, путаясь между ног, затрудняют наши движения. Увидев нас, миссис Линсли откладывает в сторону отрез ткани, к которой она пришивала оборки, и отворачивается, едва сдерживая смех.

В ту же минуту в зал входит мать Линсли, высокая, седовласая и очень высокомерная на вид дама. Миссис Райли, словно полководец в сопровождении своей свиты, состоящей из нескольких служанок и семенящего позади Оттеруэла, грозно смотрит на нас. Приблизившись вплотную к сцене, она останавливается как вкопанная, глаза ее становятся огромными.

— Иниго, — произносит она почти басом, — ты не мог бы объяснить, что это там топорщится под туниками у твоих приятелей?

От досады и замешательства он не знает, куда деться, и еле слышно произносит:

— Это нижнее бельё, мадам.

Служанки смущенно опускают глаза и начинают хихикать.

— Говори громче, Иниго! — Она бросает суровый взгляд на служанок. — Сьюзен, Кейт, Мег! Прекратите пялиться на джентльменов и принимайтесь за работу!

Девушки послушно вынимают из передников иголки с нитками.

— Я спрашиваю вас, господа, что там у вас под одеждой?

Линсли вздрагивает при каждом ее слове, словно провинившийся школьник. Дарроуби краснеет до ушей и не знает, куда деться. Я делаю шаг вперед.

— Панталоны, мадам, обрезанные выше колена.

В доказательство я отважно приподнимаю передний край туники. Миссис Линсли и ее помощницы заходятся от смеха, их лица становятся пунцовыми.

— Это лишнее, Конгриванс. Хоть кто-то из вас должен иметь здравый рассудок.

Она бросает красноречивый взгляд на своего сына.

— Они непременно должны быть в панталонах, — пытается протестовать Оттеруэл.

Слово «панталоны» в очередной раз вызывает у женщин приступ хохота.

— К сожалению, это невозможно, сэр. В них нельзя и шагу ступить.

— Они взяты специально для спектакля из костюмерной театра «Друри-Лейн». Надеюсь, вы не испортили их?

В этот миг на сцену вбегает Кэролайн. Она кажется очень взволнованной. От учащенного дыхания ее роскошная грудь колышется.

— Это выше моих сил, Оттеруэл!

Она едва не кричит. Какая красавица! Густые распущенные волосы падают на оголенные плечи, тонкая ткань декольте почти полностью обнажает ее грудь. Она видит наши восхищенные взгляды.

— Отвернитесь сию же секунду! Оттеруэл, это и вас касается!

Фанни Гиббоне появляется на сцене.

— Кэролайн, вы не вправе запретить публике смотреть.

Ее платье скроено так же откровенно, но не производит на нас особого впечатления.

— А мне кажется, вы смотритесь просто очаровательно, — говорит миссис Линсли, отрываясь от шитья. — Вы согласны со мной, мистер Конгриванс?

Я не могу справиться со своим голосом в этот момент и бормочу что-то невразумительное, но явно одобрительное.

— Да что вы?

Кэролайн обескуражена. Она растерянно смотрит на нас. Затем поворачивается к Оттеру_ЭЛу.

— Вы не могли бы объяснить мне, сэр, почему именно я одета в столь откровенное платье, в то время как остальные дамы выглядят вполне пристойно?

— Мадам, в Древней Греции не носили корсетов…

— Чушь, Оттеруэл. Я одета, словно я…

— Словно богиня, — невольно срывается с моих губ.

Лучше бы я промолчал.

— Неужели? — Она с усмешкой смотрит на нас. — Что это у вас под туникой?

— Обрезанные панталоны, — отвечает за нас миссис Райли. — Они выглядят вполне пристойно, уверяю вас, мадам.

— В отличие от меня. — Она скрещивает руки на своей почти обнаженной груди. — Я настаиваю на шали или накидке, Оттеруэл, иначе вам придется подыскать замену. Я отказываюсь играть.

Леди Кэролайн Элмхерст

Что ж, я сыграла ва-банк. Стоило мне выдвинуть ультиматум, как Оттеруэл принимается обсуждать с Филоменой возможное решение. Она любезно замечает, что любая благоразумная женщина, перед тем как оказаться в афинском лесу, непременно надела бы мантилью или жакет. На сцене появляется леди Оттеруэл. Как и положено царствующей особе, она одета в платье пурпурного цвета, украшенное огромными шелковыми цветами. Корона, съехав набок, едва держится на ее голове.

Не замечая появления жены, Оттеруэл очень старается не смотреть на мое весьма экстравагантное декольте. Леди Оттеруэл тут же отправляет служанку за шалью. Спустя минуту я накидываю на плечи нечто шерстяное, коричневого цвета, скорее смахивающее на попону для лошади. Репетиция начинается.

Конгриванс назвал меня богиней! Придется простить ему вчерашнюю измену. Я с удовольствием разглядываю синяк на его красивом лице. Что ж, заслужил. Очень жаль, что это сделала не я! Каков подлец! Едва не довел меня до слез своими сентиментальными россказнями о разбитом сердце и разрушенных мечтах. Чуть было не увел в зеленый лабиринт, чертов развратник! И после всего, что произошло между нами, он смеет целовать другую женщину. И кого! Мою бывшую соперницу! Впрочем, подробностей он мог и не знать, если, конечно, Линсли не проболтался.

Но надо думать только о хорошем. Моя простуда пропала без следа, насморк исчез, и я вполне довольна.

Забавно видеть, как смущен Конгриванс в этом своем одеянии. Поначалу мужчины очень скованы, их движения нелепы. Однако не проходит и нескольких минут, как от их неловкости не остается и следа. Они, словно павлины, вышагивают по сцене, вполне довольные собой.

— Джентльмены, — останавливает репетицию Фанни. — Прошу вас следить за собой, в особенности когда вы сидите. Зрителям совсем не обязательно видеть ваше нижнее белье.

— Однако, — подает голос Линсли, — неплохо бы продемонстрировать зрителям, что под туникой что-то есть. Иначе нам не избежать вульгарных домыслов.

Конгриванс и Дарроуби согласно кивают. Остается лишь догадываться, о чем они подумали — о панталонах или о чем-нибудь другом.

— Держите колени вместе, — командует Фанни.

Кого же она напоминает мне в этот момент? Миссис Райли! Мужчинам не остается ничего другого, кроме как беспрекословно подчиняться приказу.

В остальном репетиция идет достаточно вяло, всеобщее раздражение приходит на смену первоначальному воодушевлению. У нас уже нет блокнотов, мы постоянно забываем выученный наспех текст. Оттеруэл то и дело останавливает Фанни, пытаясь высказаться по поводу сценической драматургии. Что и говорить, атмосфера накаляется. Все чувствуют себя неловко. Все, кроме меня. Происходящее кажется мне весьма забавным.

Сегодня обедаем на природе. Оттеруэл устраивает грандиозный пикник для нас. На безоблачном небе ярко светит летнее солнышко, в аллее стоят экипажи. Запряженные лошади лениво бьют хвостами, отгоняя надоедливых мух. Как же приятно вернуться в цивилизацию — вновь надеть корсет и привычное платье! Не менее приятно, впрочем, ловить на себе взгляд Конгриванса. Оттеруэл и Линсли также не упускают возможности время от времени бросать на меня красноречивые взгляды. Точнее, на верхнюю часть моего туалета. Все мужчины одинаковы!

Эта мысль возвращает меня к событиям вчерашнего вечера. Да, Конгриванс проявил всю свою сущность! Что ж, надеюсь, Фанни получила удовольствие от его поцелуя. Без сомнения, целоваться он умеет, хотя обсуждать эту тему с ней я не решусь. Однако как быстро он освоился на сцене в своем весьма откровенном одеянии.

Не буду лукавить, его раскованность не волнует меня. И все же надо держать себя в руках. Я твердо решила — только презрение и пренебрежение. Я легко не сдаюсь. Ему придется потрудиться, чтобы завоевать мое расположение. Только так можно одержать окончательную победу. На время я согласна стать актрисой, но это не означает, что я готова поступиться своими моральными принципами. Хотя… если он сделает мне предложение, от которого я не смогу… Предложение руки и сердца. Только в этом случае я согласна быть любезной… Как приятно иметь твердую позицию в вопросах морали и нравственности!

Солнце в самом зените. Накидываю шаль на плечи, чтобы не сжечь кожу. Палящие лучи, к сожалению, не единственная опасность, угрожающая моему здоровью. Хорошо бы не съехать в канаву. Такой исход представляется мне вполне возможным — поводья в руках Оттеруэла.

Вскоре поворачиваем на лесную дорогу. От солнечных бликов, пляшущих в зеленой листве, рябит в глазах. Минуем лес, выезжаем на залитую солнцем дорогу и мчимся среди желто-зеленых полей к холму Пака, где решено устроить пикник. Холм Пака! Театральные фантазии и здесь не оставляют Оттеруэла. Скрипит упряжь, бедные лошади с трудом тянут экипаж по каменистому подъему.

— Не будем мучить бедных животных, Оттеруэл, — подает голос Конгриванс. — Дальше мы пойдем пешком. Вы не против, леди Кэролайн?

Пожалуй, откажусь от его предложения. Пусть думает, что мне совершенно безразлично, устали лошади или нет. Оттеруэл натягивает поводья и останавливает экипаж. Конгриванс спрыгивает на землю и подает мне руку. Второй экипаж следует нашему примеру и останавливается на обочине.

Солнце нещадно палит, жаркий воздух пропитан запахом лошадиного пота. Конгриванс берет мой зонт и любезно раскрывает надо мной.

— Каро… леди Элмхерст, прошу вас, скажите, могу я хотя бы надеяться…

— Лорд Конгриванс, да вы настоящий профессионал! Бьюсь об заклад, эти слова свели с ума не один десяток женщин.

— Никак не меньше сотни, мадам.

Он улыбается в ответ. Очень странная и очень грустная улыбка. Конгриванс оставляет меня и направляется к другому экипажу. Миссис Линсли передает ему малыша Джеймса, шаль, зонтик и деревянную лошадь. Она с благодарностью принимает его руку, мило улыбаясь. Меня терзает зависть. Я хочу, чтобы нас связывали такие же милые и непринужденные отношения. Это было бы возможно, не испытывай я столь сильного влечения к нему. Однако мне не следует раскисать. В конце концов, когда-нибудь он должен будет объясниться со мной.

Несмотря на палящее солнце, меня охватывает озноб. Я вспоминаю о Лондоне, толпе кредиторов и долговой яме. Кроме всего прочего, меня мучает один вопрос, и я никак не могу найти на него ответа. Я пользовалась деньгами Бладжа и не любила его. Я была увлечена Линсли, Элмхерстрм и Ротерхитом (и еще несколькими мужчинами, они не в счет!), но не пользовалась их деньгами. Могу ли я рассчитывать на деньги мужчины и одновременно испытывать к нему влечение? Признаюсь, прежде такого со мной не случалось. Быть может, только в этом случае и надо выходить замуж? Разумеется, за исключением особых обстоятельств, таких как незапланированная беременность, финансовые затруднения, семейные интересы. У меня нет ответа. Раздумывая над этим, горько вздыхаю, позабыв, что я не одна. Фанни, кинув вопросительный взгляд, раскрывает надо мной свой зонт. Да, солнце печет невыносимо.

Мы поднимаемся на самую вершину холма. Нас ожидает сюрприз. Слуги Оттеруэла в ливреях и париках стоят у растянутого в восточном стиле шелкового шатра, украшенного коричневой и алой бахромой. Они изнемогают от жары, по их бледным лицам течет пот. Мы уже приблизились к шатру, когда один из лакеев, покачнувшись, падает в обморок. Бедняга не выдержал летнего зноя. Слуги спешно уносят его в тень, чтобы не испортить господам аппетит.

Оттеруэл промокает покрывшееся испариной лицо платком и приглашает гостей укрыться в тени шатра. Дамы опускаются на подушки, разложенные на коврах, и раскрывают веера.

Слава Богу, Оттеруэл приказал доставить лед к шампанскому и лимонаду. Хватаю целую пригоршню и прикладываю к груди. Лед тает и стекает за декольте. Стон наслаждения невольно слетает с моих губ.

Позади кто-то громко кашляет. Должно быть, это Конгриванс.

Он единственный из нас, кого не утомляет жара. Напротив, она словно добавляет ему бодрости. Конгриванс наполняет бокалы и любезно предлагает нам тарелки с едой. Прожив в Италии не один год, он, должно быть, привык к жаре. Малыш Уилл с восторгом принимает его приглашение поиграть в мяч.

Бедняга Оттеруэл выпивает пару бокалов шампанского и засыпает, уткнувшись в колени леди Оттеруэл. Слава Всевышнему, он не будет мучить нас Шекспиром.

— Упал, сраженный чарами Титании, — шепчу я Филомене.

Она улыбается в ответ. Маленький Джеймс забирается к ней на колени. Она нежно поглаживает его влажные светлые кудри.

— Какой он славный.

Надеюсь, мои слова звучат вполне искренне. Я благодарна Филомене за доброе отношение ко мне. Откровенно говоря, я не имею ничего против умницы Уилла. Но второй постоянно гавкающий малыш является для меня полной загадкой.

— Моя сестра должна родить со дня на день, — произносит Филомена. Полагаю, она говорит о той из сестер, которая замужем. — Приятно в очередной раз стать тетей. У вас есть племянники, Кэролайн?

— Конечно, я обожаю их. — Вино несколько туманит мое сознание. Я тщетно пытаюсь вспомнить, скольких детей произвела на свет моя плодовитая сестра. — Они очаровательные создания.

Я уже почти верю в то, что говорю. Тот, кого я держала на руках в последний раз, все время орал. Это было, правда, во время крещения, тогда мы с сестрой еще не были в ссоре.

— А у вас, мистер Конгриванс?

— Мадам?

Филомена спрашивает его о племянниках.

— У меня их несколько, мадам. — Он встает и собирается уходить. — Прошу прощения, леди.

— О Боже! Надеюсь, он не обиделся. Не хотелось бы сорвать наш план.

— Не переживай, — успокаиваю я. — Наверное, он пошел поискать кустик. О каком плане ты говоришь?

— Мы с Линсли решили помирить Фанни и Тома, а вы с Конгривансом должны нам помочь в этом.

— Каким образом?

Я бросаю взгляд на Конгриванса, он стоит неподалеку, повернувшись к нам спиной. И вовсе не так, как обычно стоят мужчины у понравившегося им кустика. Его поза очень поэтична. Кажется, он любуется чудесным видом, открывающимся с холма. Сами мы так утомлены зноем, что не в силах оценить красоту природы.

— Все очень просто, — отвечает Филомена. — Конгриванс предлагает тебе вернуться к дому пешком, через лес. Но ты не можешь остаться с ним наедине. И, чтобы соблюсти приличия, я прошу Фанни составить вам компанию. Том слышит об этом и хочет присоединиться. Все, что требуется от вас с Конгривансом, так это идти на некотором расстоянии от них. А дальше природа сделает свое дело. Вот и весь план.

— Но…

— Пожалуйста, Кэролайн. Он непременно сделает ей предложение.

Господи, что может быть глупее этой затеи! Конечно, маловероятно, что мы, оказавшись в лесу, заснем, подобно героям идиотской пьесы Шекспира. Еще менее вероятно, что Уилл или кто-то иной прольет волшебное зелье на наши глаза или одарит одного из нас ослиной головой. И все же. Оставшись в лесу наедине с Конгривансом, я очень рискую своей добродетелью — мало ли что может прийти ему в голову! С другой стороны, я не хочу, чтобы когда-нибудь он снова целовал Фанни. В случае ее помолвки с Дарроуби, он отступится от нее.

— А что, если они снова подерутся?

— Жаль, что я не видела, — улыбается Филомена. — Представляю, как вы развлеклись. Но на этот раз ты не должна допустить этого, Кэролайн. Твоя задача — отвлекать Конгриванса и сделать все для того, чтобы эти двое остались наедине.

Признаюсь, знаю немало способов, как выполнить это задание. Беру бокал холодного вина и делаю большой глоток.

— Я сделаю это. С большим удовольствием.

Глава 9 Леди Кэролайн Элмхерст

На небе ни тучки. Солнце нестерпимо палит, мы изнываем от летнего зноя.

Леди Оттеруэл читает свои дрянные стишки. Мы не в силах делать ей комплименты, которых она, без сомнения, ждет. Лишь Конгриванс находит в себе силы и принимается обсуждать рифмы и стихотворный размер. К моему изумлению, она всерьез принимает его заинтересованность. Ее наигранная наивность просто омерзительна.

Слуги Оттеруэла достают заготовленные кисти и акварель, устанавливают мольберты и стулья. Нам предстоит продемонстрировать наши таланты в изобразительном искусстве. Это уж слишком! Солнце в самом зените, но, ничего не поделаешь, мы выходим из тени шатра. Это равносильно самоубийству. Что ж, придется постараться и поразить Конгриванса своими способностями. Пусть знает, что я личность многогранная и вполне гожусь на роль его жены. Очень волнуюсь. Покусывая губы, я старательно вывожу на холсте дом Оттеруэла на фоне озера. Кисть подрагивает в моей потной руке. Признаюсь, я не уверена в том, что он высоко оценит мой весьма посредственный талант.

Лакей встает сзади и раскрывает надо мной зонт. Небольшая тень несколько укрывает от солнечных лучей, но не спасает от нестерпимого зноя. Бедняга и сам изнывает от жары — пот градом катится по его лицу, он никак не может отдышаться.

— Снимите свой парик!

— Я не смею, миледи. Милорд будет недоволен.

— Я настаиваю. Кстати, какую роль вы играете в спектакле? Получите тепловой удар и не сможете играть в день премьеры. Вот тогда-то лорд Оттеруэл уж точно будет недоволен! Вот и молодец. Перчатки и ливрею тоже.

Слава Богу, он подчиняется. Мне совсем не хочется оказаться придавленной сверху лакеем, потерявшим сознание от жары. Это окончательно разрушит мою и без того пошатнувшуюся репутацию.

Еле уловимый аромат лимонов. Конгриванс из-за моего плеча разглядывает мое творение.

— Ваша концепция пространства представляется мне весьма новаторской, леди Элмхерст.

— Вы несете чепуху, сэр. К чему лукавить!

Он лишь смеется в ответ и направляется к склону холма — туда, где сидит Филомена. Пытаюсь не упускать его из виду. Он низко склоняется над мольбертом.

Интересно, о чем они так увлеченно беседуют? Разумеется, никто не осудит неженатого мужчину за невинный флирт с замужней и вполне уважаемой дамой. Но, похоже, Линсли придерживается иного мнения. Нахмурившись, он быстрым шагом идет к ним, маленький Джеймс в перепачканной едой и травой одежде еле поспевает за своим отцом.

Кажется, теперь я начинаю понимать писателей, которые выбирают местом действия своих странных пьес теплые страны. Это неспроста. Зной и палящее солнце побуждают нормальных на вид людей к весьма странным поступкам!

К счастью, картины дорисованы — моя оказалась ничуть не хуже остальных. Талант оценен, мы можем возвращаться домой. Оттеруэл велит слугам разбирать шатер, укладывать фарфор и серебро. Мы, пожалев лошадей, пешком спускаемся с залитого солнцем холма и входим в прохладный лес. Экипажи ждут нас на лесной дороге. Мужчины любезно помогают нам подняться по ступенькам.

— Я, пожалуй, немного разомну ноги, — произносит Конгриванс. — Жара утомила меня, а здесь так прохладно… Вы не хотите прогуляться со мной, леди Элмхерст? До дома не больше мили.

— Сэр, — скромно опускаю глаза, — я с удовольствием составлю вам компанию. Но мы не можем идти вдвоем.

Кто-то приглушенно смеется. Узнаю, кто это сделал, убью!

— Ты права, Кэролайн, — вступает в разговор Филомена. — Я, пожалуй, тоже пойду с вами. Вот только Джеймса может стошнить, он съел слишком много пирожных. — Фанни, ты не согласишься пойти вместе с леди Элмхерст?

— Конечно, — вяло отвечает Фанни.

Перспектива тащиться пешком по лесу целую милю вряд ли прельщает ее. Задумавшись, она смотрит на Уилла, мирно посапывающего у отца на руках.

— Том, почему бы вам не пойти вместе с ними? — продолжает коварная Филомена.

— Вообще-то я…

— Ну прошу вас, Том! — Она таинственно улыбается ему. — У вас с Конгривансом будет шанс помириться после вчерашней ссоры.

— Ссоры? Какой ссоры? Верно, я ослышался…

Линсли приказывает кучеру трогаться, стараясь отвлечь внимание Оттеруэла. Дарроуби спешит выйти из экипажа. Ему совсем не хочется, чтобы события вчерашнего вечера стали всеобщим достоянием. Странно, что остальные не спешат последовать его примеру, ведь Джеймса и впрямь может стошнить!

Конгриванс подает мне руку, и я с благодарностью принимаю ее. Экипажи трогаются с места и скрываются за деревьями.

— Мы должны оставить их наедине, — шепчет мне на ухо Конгриванс.

— Тогда нам следует идти быстрее.

— Мы так и сделаем, а потом свернем с дороги.

Я представляю, как Дарроуби встает перед Фанни на колено и предлагает ей руку и сердце. Однако предложение свернуть с дороги кажется мне весьма рискованной затеей. Во-первых, мы можем заблудиться в лесу. Во-вторых, и это мне кажется очевидным, Конгриванс будет соблазнять меня. Разумеется, я не поддамся. Не теперь. Осторожность и целомудренность. Он будет ползать у моих ног. Он будет готов на все ради меня. Пока мне не удается следовать этому плану. Не удивлюсь, если он читает мои грешные мысли. И все же, по-моему, он вовсе не такой распутник, каким хочет казаться. Какой же он на самом деле? Мне предстоит выяснить.

Мужчины не женятся на любовницах. Не забыть бы об этом. Лично мне кажется, что, перед тем как стать любовниками, следует оформлять что-то вроде договора. О правах и обязанностях. И заверять документ у нотариуса. Столь циничный подход наверняка вызовет кривую усмешку у ханжей. Почему же тогда перед вступлением в брак принято заключать брачный договор? Не вижу принципиальной разницы между одним и другим.

Экипажи скрываются за деревьями.

— Как здесь свежо и прохладно! — прерываю я тишину.

Конечно, эта фраза не отличается большой оригинальностью, но ведь кто-то должен сделать первый шаг и попытаться завязать разговор.

— Похоже, погода скоро испортится, — подхватывает Дарроуби. — Надеюсь, что это случится уже после нашей премьеры.

Разговор о погоде вряд ли оживит наше общение. Надо сменить тему. Конгриванс тянет меня за собой.

— Как только увидите боковую тропинку, сворачивайте, — шепчет он мне на ухо и ускоряет шаг.

Мне приходится почти бежать, чтобы успевать за ним. Тропинка делает поворот, и нас уже не видно. Конгриванс указывает мне на просвет между деревьями:

— Туда!

Я двумя руками держу шляпку, которая зацепилась и едва не повисла на ветке куста. Знаком он велит опуститься на землю, покрытую зарослями папоротника, и прикладывает палец к моим губам. Он практически лежит на мне. Самое время испугаться. Мне очень стыдно, но мне совсем не страшно. Я слышу, как бьется его сердце. Аромат лимонов и близость его тела кружат мне голову. Жаль, что мошкара мешает полностью насладиться моментом.

— Тише! — шепчет мне Конгриванс.

— …Невыносимо, Фанни. Я не виню вас. Мне давно уже следовало объясниться с вами. Стоит вам посмотреть на другого, как я начинаю сходить с ума от ревности!

— Том, я устала оправдываться. Ведь ничего не было! Когда же вы наконец решитесь сделать мне предложение?

— О, Фанни!

— Нет, не стоит опускаться на колени, сэр! Лошади были здесь. Вы продолжайте, пожалуйста, но не надо останавливаться. Прошу вас идти быстрее, иначе я сойду с ума от этой мошкары.

Конгриванс поднимает голову и выразительно смотрит на меня. Мы едва сдерживаемся, чтобы не расхохотаться во весь голос.

Они прошли мимо. Голоса стихают. Кажется, их совсем не тревожит наше внезапное исчезновение. Конгриванс слегка касается пальцами моих губ.

— Вы забываетесь, сэр, — шепчу я.

— Совершенно согласен с вами.

Он пристально смотрит на меня.

— А что, если я закричу?

— Не думаю, что вы сделаете это.

— Вы компрометируете меня.

— И вам это нравится.

— Уверяю, вы ошибаетесь. У меня в кармане кисть, я сумею защитить себя.

Конечно, я лгу.

— Я не дам вам сделать этого.

Он сжимает мои запястья и отводит руки в стороны, плотнее прижимаясь ко мне. Еще немного, и я потеряю сознание. О нет, так легко я не сдамся! Он склоняется надо мной все ниже и ниже. Сейчас поцелует. Его губы касаются моих губ… Лай собаки. Совсем близко. Конгриванс разжимает руки и быстро поднимается. Это терьер. Щенок лает, игриво виляя хвостом. Затем подбегает и лижет меня в лицо.

— Проклятие, ведь я собирался сделать то же самое, — улыбается Крнгриванс и подает мне свой платок. — Сесть! Молодец! Хороший пес!

Собака послушно сидит, ожидая продолжения игры. Конгриванс подает мне руку и помогает стряхнуть траву и листья, прилипшие к платью.

— По-моему, эта тропинка должна вывести нас к дому Оттеруэла. Проверим, так ли это. Да и пса нужно отвести домой.

— Откуда вы знаете, что у него есть дом?

— Это очень воспитанный пес. Полагаю, это пес одного из арендаторов Оттеруэла.

Конгриванс поворачивает на узкую тропинку, пес бежит за ним, а я пытаюсь не отставать от щенка. Противоречивые чувства переполняют меня. С одной стороны, я рада, что нам помешали. Вовремя. С другой стороны, я раздосадована тем, что это произошло так резко. Кажется, Конгриванс хорошо разбирается в собаках.

— У вас много собак в поместье? — интересуюсь я.

— Я давно не был там. Впрочем, собак я действительно люблю, если вы это имели в виду.

— Какое оно, ваше поместье?

— Холмы. А на холмах пасутся овцы.

Он поднимает с земли палку и, замахнувшись, кидает. Собака с готовностью мчится за ней. Любопытно. Он не хочет рассказывать ни о своей семье, ни об имении. С чего бы это? Пора бы Мэри расспросить этого увальня Бартона. Не сомневаюсь в том, что они поладили друг с другом. Хотя не мне упрекать ее. У самой рыльце в пуху.

Проходит несколько минут, и мы выходам на опушку леса, расчищенную под пашню. Во дворе небольшого дома гуляют куры. Мужчина в рабочей одежде склонился над скамьей, на которой грудой лежат какие-то предметы. Маленький мальчик, увидев нас, бежит в дом. Спустя мгновение он появляется в сопровождении женщины. Она спешит нам навстречу, вытирая руки о передник.

— Милорд, миледи, добро пожаловать. Меня зовут Бетти Калвер. Я могу предложить вам холодного чая. Мы с мужем всегда рады гостям.

Мужчина слегка кланяется нам, бормочет что-то невнятное и возвращается к своей работе. Бетти Калвер проводит нас в дом.

— Чаю, миледи?

Я уже готова кивнуть, но Конгриванс опережает меня:

— Спасибо, хозяйка. В такую жару мы с удовольствием выпьем эля.

Я удивлена его тактом. Чай — дорогое удовольствие. Я совсем недавно поняла это. Миссис Калвер разливает эль в кружки. Конгриванс берет со стола две кружки и выходит во двор потолковать с хозяином дома.

Помещение, в котором мы находимся, служит кухней и жилой комнатой одновременно. В очаге, на тлеющих углях, стоит большой чугунный горшок. Пахнет древесным дымом и ветчиной. Из разговора с миссис Калвер выясняется, что ее муж служит у Оттеруэла помощником егеря. Она рассказывает, что сейчас он занят починкой козла. Мое недоумение настолько очевидно, что она заливается смехом.

— Нет-нет, вы не так поняли. Я имею в виду козлы для пилки бревен. Вы же знаете, какие они, мужчины. Разберут на части, чтобы починить, а потом никак не могут собрать. Надеюсь, милорд подскажет ему. Мне нужны дрова, чтобы приготовить еду. Детям вредна недоваренная ветчина и овощи. Мой муж — хороший человек, но не очень расторопный хозяин. Недавно он решил почистить часы, но не смог правильно их собрать. С тех пор часы идут неверно.

Она показывает в сторону красивых старинных часов. На циферблате нарисованы солнце и звезды. В тот же миг часовая стрелка передвигается на четыре. Часы бьют и затихают, после того как я насчитала семнадцать ударов. Значит, к обеду не успеть. Я не спеша потягиваю эль. В доме прохладно. Как хорошо, что не надо играть и притворяться. В комнате появляется малыш, кладет на стол кочан капусты и убегает.

— Извините, миледи.

Миссис Калвер берет со стола кочан, стряхивает с него воду, снимает крышку с горшка и опускает в кипящую воду. Запах вареной ветчины распространяется по комнате.

Из дальнего угла раздается пронзительный детский плач. Судя по всему, ребенок появился на свет недавно. Миссис Калвер тревожно смотрит в его сторону и переводит взгляд на меня. Я понимаю этот взгляд. Неравенство нашего происхождения не позволяет ей просить меня взять младенца на руки и успокоить. Обычно я стараюсь избегать близкого контакта с грудными детьми. Однако на сей раз, совсем неожиданно для себя, я поднимаюсь с места и подхожу к колыбели. Прижимаю к себе теплое тельце. Малышка испуганно смотрит на меня.

— Не вздумай кричать, — говорю ей шепотом.

Она морщится. Вот-вот заплачет. Беру девочку на колени и принимаюсь укачивать. Надеюсь, на моем платье не останется мокрого пятна. Ей нравится качаться из стороны в сторону, она начинает тихо ворковать и агукать в такт движению. Беззубый рот расплывается в довольной улыбке, слюнка течет по подбородку.

— Вы понравились моей маленькой крошке, миледи, — умиляется миссис Калвер, вытирая руки о передник.

Мне приходит в голову мысль, что она хочет отдать ребенка. В этой семье много детей, и живут они весьма скромно. Нет, я лучше возьму того терьера, который привел нас сюда.

— Мы починили козлы, миссис Калвер. Нам пора идти, Кэролайн.

Конгриванс стоит в дверях, и с улыбкой смотрит на меня. Только бы он не подумал, что я одна из тех сентиментальных и безмозглых клуш, которые делают вид, что без ума от детей.

Мистер Калвер стоит за Конгривансом с козлами в руках. Один из малышей входит в комнату и останавливается у очага, поглядывая на аппетитно пахнущий чугунок. Время ужина. Нам пора уходить, иначе Конгриванса, чего доброго, попросят чинить старинные часы. Я допиваю эль и благодарю миссис Калвер. Хорошо бы заплатить ей за эль. Конгриванс, будто угадав мои мысли, протягивает пенни каждому из детей и кладет серебряную монету в шесть пенсов на стол, для самой маленькой. К сожалению, мне нечего им предложить.

Мы молча идем по лесной тропе, на которую нас вывел мистер Калвер. Она должна привести к дому Оттеруэла. Жара спала, до сумерек еще далеко, но в тенистой чаще леса светлячки уже зажгли свои крошечные фонарики. Иногда наши руки слегка соприкасаются. Удивительно, как легко и спокойно я чувствую себя рядом с ним. Я далека от мысли, что это просто действие чудесного эля Калверов.

Лесной воздух наполнен ароматом цветущей жимолости. Неожиданно Конгриванс останавливается, берет меня за руку и указывает на стоящих неподалеку оленей. Молодая самка и пятнистый олененок, заметив нас, застыли в испуге. Мы молча стоим, наблюдая за ними. Внезапно животные срываются с места и исчезают в лесной чаще.

Конгриванс по-прежнему хранит молчание, и это кажется мне странным. Конечно, я ценю сдержанность, но, признаться, уже соскучилась по нашим взаимным шуткам и флирту. Быть может, он думает о том же, о чем и я? О том, что пройдет еще несколько дней, премьера будет сыграна, и мы расстанемся. Навсегда.

Подходим к дому Оттеруэла со стороны огорода и служебных построек. Сейчас нас увидят и подумают бог весть что. Ну и пусть. Неожиданно для себя и, конечно, для Конгриванса я поворачиваюсь и кладу руку ему на грудь.

— Благодарю вас, — тихо произношу я.

Сказать по правде, я и сама не знаю, за что его благодарю. Быть может, за доброту к Калверам, за нашу чудесную лесную прогулку. Я встаю на носки и целую его в щеку.

Глава 10 Мистер Николас Конгриванс

— Это не похоже на вас, сэр, — произносит Бартон, — уж я-то вас знаю. Третьего дня вы говорили об отъезде, а мы до сих пор здесь. Вы провели с ней несколько часов и не смогли добиться ее расположения. Слуги говорят, она вскружила вам голову. А еще они говорят, что…

— Довольно. Мы так и не знаем, богата ли она.

— Достаточно богата, чтобы заняться ею. Да я говорил вам это!

Стягиваю сорочку. Бартон, с бритвой и полотенцем в руках, неподвижно смотрит на таз с водой. У него престранное лицо.

— Бартон!

Он тяжело вздыхает.

— Да что происходит с тобой, в конце концов?

Он вздыхает еще раз:

— Это все она, сэр.

— Кто она?

— Мэри.

Его губы дрожат.

Кажется, он вот-вот расплачется. Забираю у него бритву. Не стоит доверять ему сейчас это ответственное дело. Сам намыливаю щеки и подбородок.

— Она… она словно цветок. Нежный и хрупкий.

От удивления я чуть не порезался. Бартон сравнивает женщину с цветком?

— В чем дело, Бартон? Ты так и не сумел добиться ее расположения? — передразниваю я его.

Что-то не нравится мне это зловещее молчание. Его лицо заливает румянец, а руки сжимаются в кулаки.

— Прости, братец. Это было бестактно с моей стороны.

Он снова горько вздыхает:

— Как вы могли подумать? Это было чудесно. Но… мне хочется этого снова и снова. И только с ней, клянусь вам.

Его грубо сработанное лицо принимает такое нежное и мечтательное выражение, что я почти готов принять католическую веру и перекреститься от умиления.

— Все время только об этом и думаю, сэр.

От изумления роняю бритву. Бартон с идиотской улыбкой на губах не мигая смотрит в пустоту. Похоже, он уже думает о брачном ложе и вечной супружеской верности. Я поднимаю бритву и споласкиваю ее в воде. Слугам Оттеруэла можно простить. Они уже давно позабыли о своих прямых обязанностях, превратившись в звезд театральной сцены. Вот и Бартон, похоже, решил последовать их примеру. Он равнодушно наблюдает за тем, как я беру у него полотенце и промокаю лицо.

— Ты уж прости меня, — окончательно сдаюсь я.

Он великодушно кивает мне в ответ и подает шейный платок. Ни к чему пустые разговоры. Мы и так с полуслова понимаем друг друга. Без денег Бартон не сможет жениться на Мэри. С деньгами, полученными от ее госпожи, он тоже не сможет жениться. Когда это происходит, мы, по своему обыкновению, спешим делать ноги. Наверное, за все годы, проведенные вместе, ему удалось что-то накопить. Я сомневаюсь, что он вправе предлагать честной девушке руку. Чем он будет зарабатывать на жизнь? Он тот еще плут, но работник из него никакой. Бартон и сам все понимает. Театрально вздыхая, он выливает мыльную воду в ведро.

Повязываю шейный платок и подхожу к окну, из которого открывается чудный вид на сад. Кэролайн прогуливается у цветочных клумб и время от времени заглядывает в книгу. Она, верно, повторяет свою роль. Мы все только и делаем, что учим текст пьесы. В последнее время Оттеруэл недоволен нами. Он явно нервничает перед премьерой.

В который раз отмечаю про себя, что не могу оторвать взгляда от этой женщины. Мне предстоит соблазнить ее как можно Скорее. Соблазнить и воспользоваться ее деньгами.

Собственная нерешительность приводит меня в бешенство. К черту пьесу, к черту сентиментальность, которая делает меня размазней. Что же в ней такого, что заставляет восхищаться каждым ее движением? Мне следовало давно соблазнить ее и исчезнуть. И все же я медлю. Снова и снова воскрешаю в памяти эту картину. Она, озаренная лучами солнца, держит младенца на руках. Словно мадонна, сошедшая с полотен итальянских мастеров. Нежный взгляд и улыбка на устах… Деревянный стол, вычищенный добела, глиняная посуда, кувшин с цветами. Игра света и тени.

Она поцеловала и сказала, что благодарна мне. Не понимаю за что, пройдет несколько дней, я исчезну, прихватив ее деньги. Вот тогда-то она поймет, кто я такой на самом деле. Посмеется над милым приключением. Быть может, вздохнет с грустью. И успокоится на мысли, что ее деньги не были потрачены зря. Я вспоминаю о серьгах. Не забыть бы вернуть их.

Леди Кэролайн Элмхерст

Я решаю написать письмо моей сестрице Джейн. После смерти Бладжа я обосновалась в Лондоне и через какое-то время вышла замуж за Элмхерста. Вскоре мы поссорились с ней. До сих пор я не понимаю причину этой ссоры. Ее муж — священник, она должна была одобрить этот брак. В конце концов, это лучше, чем находиться в унизительном положении любовницы. Забыв о прошлых обидах, я решаюсь сделать первый шаг к примирению. Уверена, что я ее удивлю своим поступком. Осознание собственного смирения и великодушия несколько поднимает мне настроение.

Завтрак оказывается сущей пыткой. Нежные взгляды и воркованье Тома и Фанни. Он намазывает вареньем гренку для нее. Она, многозначительно поглядывая на него, размешивает ложечкой сахар в его чашке. Касание ног под столом, столь очевидное для всех. Все это повторяется изо дня в день, с момента объявления их помолвки.

Я страшно завидую. Я тоже хочу быть любимой и обмениваться с Конгривансом игривыми взглядами и глупыми шутками. Я хочу таких же нежных отношений, как у Оттеруэлов и Линсли. Я хочу говорить о венчании, новых платьях, знакомстве с родственниками, свадебном путешествии и медовом месяце. Именно поэтому я решаюсь написать своей сестре. Черновик готов. Он пестрит вычеркнутыми строчками. Беру письмо и выхожу в сад. Мне предстоит проветрить голову и еще раз перечитать письмо.

Дорогая сестра!

Надеюсь, что преподобный Паргетер, а также Томас, Питер, Пол, Генри, Роберт, Энн, Аннабель, Кэтрин, Катарина, мои дорогие племянницы и племянники здоровы. Мне очень жаль, что ты, упрямая дура, отказалась от единственной сестры, твоей плоти и крови, наша переписка в последнее время прекратилась. Не беспокойся, моя милая сестричка, я не собираюсь просить у тебя денег, все равно их у тебя не допросишься, у меня все очень хорошо. Я не-жду незаконнорожденного ребенка, как ты, наверное, подумала.

Сейчас я в гостях у лорда и леди Оттеруэл и вместе с другими уважаемыми людьми благородного происхождения принимаю участие в дурацкой театральной постановке.

Дорогая сестра, у меня хорошие новости. Я познакомилась с удивительным мужчиной. Он красив, богат и отвечает мне взаимностью. Не дождусь момента, когда мне удастся уложить его в постель. Со дня на день я жду, что он сделает мне предложение. Порадуйся за меня. Он олицетворяет в себе то, о чем только может мечтать женщина: чудесная фигура, знатное происхождение и замечательное поместье на севере Англии. Надеюсь, в следующий раз, когда я буду писать тебе, уже пересплю с ним, и мы будем уже обручены.

Я часто вспоминаю, как ты украла мою куклу и вырывала у нее все волосы мы нежно любили друг друга. Я хотела бы вернуть те счастливые времена! Пожалуйста, напиши своей любимой сестричке!

Кэролайн

Что ж, теперь осталось переписать письмо набело.

Иду в глубь сада и вижу престранную картину. Над клумбой склонилась грузная фигура. Да это Бартон! Он без стеснения рвет цветы с клумбы Оттеруэла. Увалень подносит букет к носу. Его лицо меняется до неузнаваемости и становится очень странным и нежным. Не сомневаюсь, букет предназначается Мэри. Она уже не раз появлялась передо мной с цветами, приколотыми к платью.

Бартон видит меня, прячет розы за спину и снимает шляпу.

— Доброе утро, миледи.

— Доброе утро, Бартон. Не знала, что вы любите цветы.

Он краснеет и бормочет что-то невнятное. Затем улыбка озаряет его лицо.

— Мне дали роль в пьесе, миледи.

— Да что вы говорите! Надеюсь, ему не доверили роль феи.

— Так оно и есть, миледи. Я буду играть столяра Пилу вместо одного из здешних лакеев. У бедняги — огромный фурункул на… В общем, он не может сидеть. А еще меня обмажут штукатуркой, и я буду изображать стену, через которую будут перешептываться Пирам и Фисба.

— Не сомневаюсь, что у вас все получится, — искренне говорю я.

— Благодарю вас, миледи. Вы увидите меня с бородой. Иногда я примеряю ее. Вот и теперь представился случай.

— Вам часто приходится выдавать себя за другого?

— Нет, миледи, не часто. Иногда мы с господином…

Он смущенно замолкает.

Ах да! Я забыла о том, что Конгриванс был шпионом. Не на шутку испугавшись, что Бартон раскроет мне государственную тайну, я спешу остановить его:

— Нет-нет, Бартон, прошу вас, не продолжайте. Я все понимаю.

Он смущенно переминается с ноги на ногу, наступая своими огромными башмаками на нежные маргаритки.

— Благодарю вас, миледи.

Я киваю ему, складываю письмо и опускаю в карман. Сейчас подадут завтрак. На сегодня запланированы две репетиции — после завтрака и после обеда. Впервые нам предстоит сыграть всю пьесу целиком, без блокнотов и подсказок. Время, отведенное на репетиции, заканчивается. Собственно, как и мое терпение.

Первая сцена. Мы с Конгривансом сидим в зале. Дарроуби, мистер и миссис Линсли стоят где-то за кулисами. Фанни стоит перед сценой, что-то пишет в блокнот и время от времени дает указания актерам.

Малыш Джеймс появляется на сцене, держа за руку леди Оттеруэл. Он играет индийского мальчика, из-за которого ссорятся Оберон и Титания, царь и царица фей и эльфов. Джеймс лает. Из зала слышится смех. Воодушевленный успехом, малыш лает еще раз.

— Нет, мальчик, — останавливает его лорд Оттеруэл, — не смей лаять!

— Какой непослушный ребенок! — восклицает леди Оттеруэл.

— Прошу вас, продолжайте, — просит Фанни. — Джеймс, ты полаешь позже, не теперь. Не забывай, сейчас ты просто маленький мальчик.

— Гав! — продолжает настаивать на своем Джеймс.

— Довольно! Вон со сцены! — орет Оттеруэл.

Его лицо багровеет не то от гнева, не то от жары. И в самом деле, в зале очень душно.

— Сэр, прошу вас.

Фанни спешит исправить ситуацию. Поздно. Мальчик, похищенный у индийского султана, начинает рыдать. И не только. Теперь он стоит в луже, появившейся только что, — от испуга.

Уилл быстро выбегает на сцену и обнимает малыша.

— Это всего лишь ребенок, сэр. Он еще не понимает… — негодующим голосом пытается защитить он брата.

— Тишина! — орет Оттеруэл.

Я решительно иду к сцене и вижу, что Конгриванс уже там. Он берет мокрого малыша на руки и пытается успокоить его. Тем временем Фанни, словно фурия, бежит на сцену и выдает гневную тираду Оттеруэлу:

— Как вы смеете так обращаться с ребенком! Запомните наконец, Оттеруэл. Я отвечаю за постановку этой пьесы и именно я буду указывать, что следует делать.

— В моем доме, на этой сцене, мадам, я не позволю превращать спектакль в посмешище!

— Уверяю вас, что так и случится, если вы будете мешать мне исполнять свои обязанности.

— Хочу объяснить вам, мадам, что здесь нет незаменимых. Это касается также вас и этого ребенка. Мои арендаторы будут просто счастливы привести мне дюжину детей, способных отлично справиться с этой ролью. Я поставил немало пьес. Мои соседи, люди безупречного вкуса, которые оценили…

— Значит, они люди недалекие, или вежливые, или просто не хотели вас обидеть. И все-таки о ребенке. Ваше поведение в высшей степени оскорбительно для меня и семьи Линсли. Не забывайте, что этот мальчик — племянник графа.

С нашей первой репетиции я предвидела вероятность ссоры между Фанни и Оттеруэлом. Мне совестно вспоминать об этом, но я почти желала этого.

— Все, достаточно! — решительно заявляет Конгриванс. Он подзывает одну из служанок, исполняющую в спектакле роль феи. — Пожалуйста, разыщите миссис Линсли. Скажите, что сын хочет видеть ее. Миссис Гиббоне, лорд Оттеруэл, я предлагаю объявить получасовой перерыв.

Актеры покидают сцену. Фанни стремительно пробегает по залу и исчезает в дверях, ведущих в сад. Уилл спускается со сцены, он чуть не плачет. Гнев матери не на шутку испугал его. Я подхожу и обнимаю его за плечи.

Появляется Филомена и берет сына на руки.

— Что случилось?

Конгриванс быстро рассказывает ей о том, что случилось.

— Это возмутительно. Я обо всем расскажу Иниго, и мы сегодня же уедем.

Ее губы дрожат.

— Нет. Этого делать нельзя. Если Том узнает обо всем, он уволится не раздумывая. Значит, не сможет жениться на Фанни, пока не найдет нового места. А ведь они сейчас так счастливы.

— Это ужасно, Каро. Что же нам делать?

Конгриванс прерывает нас:

— Миссис Линсли, умойте сына. Возьмите с собой Уилла. Сейчас я переоденусь и поговорю с Оттеруэлом, а леди Элмхерст поговорит с миссис Гиббоне.

Выхожу в сад. Снова нестерпимо палит солнце. Несколько садовников Оттеруэла, не стесняясь своего безделья, расположились в тени деревьев. Фанни и след простыл. Я отправляюсь на ее поиски. Честно говоря, я вовсе не горю желанием вести с ней душеспасительные беседы. Конечно, она очень мила со мной, но этим наши отношения исчерпываются. Филомена справилась бы с этой задачей куда лучше меня. Именно это я и собиралась сказать Конгривансу. Однако перспектива остаться с двумя расстроенными детьми, один из которых описался, совсем не вдохновила меня.

Я нахожу Фанни под большим ветвистым дубом, в дальнем конце сада. Тень деревьев едва спасает от полуденного зноя. Вокруг — ни души. Она видит меня и достает носовой платок.

— Однако вы нашли неплохое местечко. Можно посидеть рядом?

Она пожимает плечами:

— Как я могу помешать вам в этом, леди Элмхерст.

Ответ не очень любезный, учитывая, что она не называет меня по имени. Будто не замечая этого формального тона, я присаживаюсь рядом. Снимаю шляпку и принимаюсь разглаживать ленты.

— Ваш сын отправился в детскую с Филоменой.

— Благодарю вас. Я приняла решение покинуть этот дом как можно скорее.

— Мне очень жаль, что вы приняли такое решение.

— Неужели, леди Элмхерст?

— Фанни, похоже, вы решили рассориться со всем миром?

Наверное, я выбрала неверный тон. Слезы наполняют ее глаза и катятся по щекам. Я протягиваю ей свой платок и жду, пока она успокоится.

— Я совершила большую ошибку, — говорит она, вытирая слезы.

Надеюсь, она не имеет в виду свою помолвку с Дарроуби. В конце концов, я тоже приложила к этому руку, рискуя своей женской честью.

— Конгриванс решил поговорить с Оттеруэлом.

— Что ж. Я готова извиниться перед Оттеруэлом. Не сомневаюсь, что он простит меня. Мистер Конгриванс сумеет найти правильные слова.

Что она имеет в виду?

— Надеюсь, это недоразумение никак не повлияет на положение Дарроуби. По крайней мере Конгриванс надеется на это.

— Дело не в этом. Том и так собирается перебраться в Лондон, ему предлагают работу в газете.

— Ну, тогда все складывается отлично. — Я пытаюсь казаться веселой. — Почему бы нам не пройтись? Уверена, сейчас нам просто необходимо размяться.

Она поднимается и смахивает травинки с платья.

— Кэролайн, я долго думала и поняла, что мне не следовало принимать предложение Тома. Мы знакомы с ним несколько лет. Все эти годы я была уверена, что испытываю к нему лишь симпатию. Только здесь я поняла, как сильно люблю его. Но я боюсь, что Иниго заберет Уилла.

— А что думает на этот счет Том?

— Полагаю, он не будет возражать. Ведь мы не можем дать Уиллу того, что могут дать Иниго с Филоменой. Да и я сама не стала бы разлучать Уилла с отцом. Они так привязаны друг к другу. Даже теперь, когда у него появился законнорожденный ребенок и вскоре появится еще один.

Жаль, что Филомена не рассказала мне об этом. Я думала, что за это время мы стали хорошими подругами.

— Я ничего не знала об этом. Мне кажется, глупо строить пустые предположения. Вы уже говорили с Иниго?

— Неужели вы не знаете Иниго? Он ничего не станет со мной обсуждать, а просто сделает так, как захочет.

— Хотите, я поговорю с ним?

— Нет, Кэролайн, вы и так столько для меня сделали! — Она пожимает мою руку и пытается улыбнуться. — Я уже почти жалею, что так сильно люблю Тома. Любовь все усложняет. Вы не согласны?

Она, смущаясь, смотрит на меня.

— Мы никогда не были подругами, но раз уж у нас вышел такой откровенный разговор, я хочу кое-что рассказать вам. Давайте пройдемся, так будет легче.

— Ну что ж, пройдемся.

Мы надеваем шляпки, чтобы уберечься от палящих лучей. Несколько минут мы идем молча и останавливаемся в тени рододендронов. Фанни улыбается:

— Не волнуйтесь, Кэролайн. Я не буду обижаться на весь мир. Пьеса будет сыграна, как задумано. Не хочу разочаровывать ни своего сына, ни нашего приятеля Бартона, отличного актера, с его ужасной фальшивой бородой. Странно, что он упрямо отказывается снимать ее… В театре ссоры — дело обычное, они случаются постоянно. Мы кричим друг на друга, а через минуту уже клянемся в вечной дружбе. Откровенно говоря, я никогда не испытывала особой симпатии к Оттеруэлу. Несмотря на то что он отвратительно обошелся с Джеймсом, я готова потерпеть его еще несколько дней.

— Вы поступаете благородно.

Она об этом собиралась рассказать мне?

— Кэролайн, я должна кое-что рассказать вам. Иначе меня будет мучить совесть. Нам надо поговорить о мистере Конгривансе.

Глава 11 Леди Кэролайн Элтхерст

— Заранее прошу извинить меня за то, что собираюсь рассказать, — продолжает Фанни. — Это всего лишь мое предположение, и оно может оказаться ошибочным. Вся моя жизнь прошла в театре. На своем веку я повидала немало аферистов и откровенных негодяев. За одного я даже вышла замуж. Была очень неопытна и доверчива. Вскоре он оставил меня. Недавно он умер, практически в нищете. Однако я увлеклась. Вы не могли не заметить, Кэролайн, что мистер Конгриванс обладает несомненным актерским талантом. Подозреваю, он продолжает играть и вне сцены.

Я молчу. Срываю цветок рододендрона, размером с ладонь. Чудесные яркие лепестки обрамляют золотую сердцевину. Цветок совсем не пахнет.

— Фанни, я не понимаю вас.

— Я знала, что это будет непросто. Вы влюблены в него?

— Нет.

Я словно зачарованная не могу оторвать взгляд от цветка. Мне очень не хочется продолжать начатый Фанни разговор. Зачем она начала его?

— Простите за этот вопрос. Вы уже стали его любовницей?

О Боже. Неужели все остальные думают так же? Мы прямо смотрим друг другу в глаза. Я сжимаю цветок в своей ладони. Смятые лепестки падают на землю.

— Извините, я не хотела обидеть вас.

Она качает головой и идет в аллею, я стараюсь поспеть за ней. Холод сковывает мою грудь. Что ей известно о Конгривансе?

— Что вам известно о нем? — спрашивает она.

— Он богат, знатен. У него обширные владения на севере Англии и в Ирландии. Несколько лет жил за границей. Занимался шпионажем в пользу империи. По крайней мере так думает Оттеруэл. Признаться, сама я сомневаюсь в этом. — Подумав немного, продолжаю: — Моя служанка расспрашивала о нем Бартона. Если он и в самом деле занимался шпионажем, то неудивительно, что он хороший актер.

Фанни рассматривает носовой платок, который я дала ей. Этот платок дал мне в лесу Конгриванс.

— Это его платок?

— Вы угадали.

И что теперь? Я начинаю терять терпение. Будто бы я виновата в чем-то. Мое поведение было безупречным!

Она показывает мне инициалы «Ф.И.», вышитые на платке. Я вспоминаю, что видела другие инициалы на его платке.

— Должно быть, прачка перепутала, — предполагаю я. — По крайней мере так объяснил мне Конгриванс.

— Должно быть. Оттеруэл познакомился с ним за границей? Значит, они не так давно знакомы.

— Да. По-моему, они познакомились в Риме.

Я понимаю, что она имеет в виду. Теперь я всерьез начинаю думать о том, как умело Конгриванс избегает разговоров о родственниках и своих владениях. Действительно, он неохотно рассказывает о себе.

— В тот вечер, когда он поцеловал меня, Каро, я пыталась расспрашивать его. Должна признаться, тот поцелуй был отвлекающим маневром с моей стороны. Мне кажется, он всерьез заинтересовался вами…

— Вы так думаете? — словно глупышка, радуюсь я.

— И все-таки он не тот, за кого себя выдает. Он хорошо играет в карты. Возможно, заработал состояние игрой и стесняется признаться вам в этом. Может быть, он незнатного происхождения и его пугают ваши связи и положение в обществе. — Она берет меня за руку. — Каро, будьте осторожны. Надеюсь, вы не одалживали ему денег? Вы доверяли ему что-нибудь, что хотели бы скрыть от других?

Это ужасно, ужасно. Не хочу ни в чем подозревать Конгриванса, не хочу слышать ничего дурного о нем, и все же…

Мне вдруг становится как-то не по себе. Какая-то актриса вздумала давать мне, леди Кэролайн Элмхерст, советы! Да как она смеет! Она, полагаясь на свой сомнительный театральный опыт, столь далекий от реальностей настоящей великосветской жизни, имеет наглость читать мне нравоучения! И все же что-то подсказывает мне, что она недалека от истины. Мне надо быть осторожной с Конгривансом. Несмотря на зной, мне вдруг становится холодно.

Что ж, придется разочаровать ее. Пытаюсь изобразить снисходительную улыбку.

— Ну, Фанни, у вас очень богатое воображение. Хотя это неудивительно. Должно быть, в вашей профессии без этого не обойтись. Я благодарна вам за то, что вы принимаете живое участие в моей судьбе. Но, уверяю, вам не о чем беспокоиться. Мистер Конгриванс — всего лишь эпизод в моей жизни. Он очень забавный, мне нравится проводить с ним время. Уверена, вы понимаете, что я имею в виду.

— Каро… — Она берет меня за руку.

Я с удивлением поднимаю брови, и она делает шаг назад. Не скрою, я испытываю удовольствие при виде ее озадаченного лица. Пусть знает свое место!

— Я, пожалуй, вернусь в дом.

Разворачиваюсь и ухожу, безжалостно ступая на маргаритки и одуванчики, нахально растущие на моем пути. И все же здравый смысл подсказывает мне, что она права. Ведь я действительно ничего не знаю о Конгривансе и, значит, не должна ему доверять. И тем более влюбляться. Нет, это полная чушь, не имеющая ко мне никакого отношения! Я и не думала влюбляться в него. В общем, беспокоиться мне не о чем. Абсолютно не о чем.

Мистер Николас Конгриванс

Я нахожу Оттеруэла в библиотеке в полном одиночестве. Здесь так же душно и жарко, как во всем доме. Смысл моей краткой, адресованной ему речи предельно прост. Оттеруэл должен принести извинения нашей небольшой труппе, в особенности миссис Гиббоне и мальчикам.

— Разумеется, я не стану этого делать, — возмущенно заявляет он.

Я без приглашения беру со стола бутылку бренди и без церемоний наливаю себе бокал.

— Чудесная нынче стоит погода, не правда ли, Оттеруэл? Совсем как в Риме.

Он пристально смотрит на меня, начиная подозревать недоброе.

— Чудесное было время, — продолжаю я. — Хорошая компания, солнце, живописный вид… Вы, конечно, помните тот день, который мы провели на вилле графа Бардолини? Такое не забывается. Тогда я, совсем случайно, увидел вас на балконе в обществе его любовницы со спущенными штанами. Красотка с задранным вверх платьем стояла у балюстрады, явно любуясь, пейзажем.

Он нервно сглатывает.

— Она была так мила! И повизгивала от страсти, как мартовская кошка. Или мне это почудилось? Впрочем, не важно.

— Послушайте, Конгриванс…

— Я помню, как леди Оттеруэл повсюду искала вас. К счастью, в этот момент я был рядом и, как мог, развлекал ее.

— Вы? Какого черта? Что значит развлекал? Каким образом?

— Показывал ей картины из коллекции Бардолини, сэр, и давал советы, как найти хорошую прачку в Риме. Не думаю, что она будет сердиться на вас, когда узнает о вашем невинном приключении. Оно покажется ей забавным.

— Что вы предлагаете?

Я не тороплюсь отвечать, наслаждаясь моментом. Наконец он не выдерживает и тяжело вздыхает:

— Я считал вас джентльменом, Конгриванс.

— Вы правильно считали, сэр.

— Хорошо, хорошо. Я принесу свои извинения. Надеюсь, вы будете молчать о той итальянской шлюхе.

Мы пожимаем друг другу руки. Я затворяю за собой двери. Пусть репетирует свою проникновенную и полную раскаяния речь в тишине. Не сомневаюсь, он сочинит ее в стихах. Спускаюсь на первый этаж в поисках Кэролайн. Не следует отступать от намеченного плана.

Через открытое окно доносится голос Уилла. Я подхожу ближе. Он держит за руку Кэролайн.

— …и мы снова пойдем с вами на рыбалку, обещаете, леди Каро?

— Обещаю, Уилл. Тебе жалко уезжать отсюда?

— Не знаю. Я, пожалуй, побегу искать маму.

— Конечно, беги. Она очень обрадуется.

Кэролайн обнимает малыша за плечи, указывает тропинку, ведущую в глубину сада, и долго смотрит ему вслед. Затем поворачивается и идет к дому. Я выхожу навстречу. Как ей идет это светлое платье! Широкая соломенная шляпа скрывает ее загоревшее лицо, легкий шарф развевается на пышной груди.

— Мистер Конгриванс, перерыв уже кончился?

Я кланяюсь ей.

— Не знаю. Мне хотелось бы немного продлить его и побыть с вами. С другой стороны, я с нетерпением жду продолжения репетиции. Я смогу пять раз взять вас за руку, два раза обнять за талию и три раза поцеловать вашу руку.

— Да, вы все точно подсчитали. Но как же поклон? Во время поклона вы можете взять меня за руку еще раз.

— Спасибо, что подсказали. Выходит, шесть раз. Тогда я смогу поцеловать вашу руку еще раз, и это будет вполне простительно.

Она поворачивает голову и задумчиво смотрит туда, куда только что ушел Уилл.

— Будем надеяться, что Оттеруэл будет более сдержанным. Я переживаю за мальчика, он очень ранимый.

Я поддеваю ногой камень на дорожке.

— Оттого что он — незаконнорожденный?

— Именно. И хотя он племянник графа, все же… В общем, Оттеруэла следовало бы проучить.

— Не волнуйтесь. Кажется, я уже сделал это. Вот увидите, он извинится сегодня же.

— Как вам это удалось?

— Шантаж. Это был самый обыкновенный шантаж.

Странно, как порой невероятно звучит правда. Конечно, Кэролайн не поверит этому и от души рассмеется. Вместо этого она отводит взгляд и поджимает губы. Быть может, она что-то разузнала обо мне? Не проболтался ли о чем Бартон?

— Я шучу, — добавляю с улыбкой и беру ее руку.

— Разумеется… Конгриванс, мне кое-что очень нужно от вас.

От неожиданности я, наверное, открыл рот. Она резко убирает свою руку.

— Совсем не то, о чем вы подумали.

— Как жаль!

Она вздыхает в ответ:

— Пойдите и окунитесь вон в том фонтане. Это несколько охладит ваше буйное воображение. Так вот. Я имела в виду Фанни и Дарроуби.

— Ну почему вы думаете, что мы всем миром должны руководить каждым их шагом на пути к алтарю? Не пора ли оставить их в покое, особенно теперь, когда она приняла его предложение?

Она насмешливо смотрит на меня и улыбается. Очаровательная женщина!

— Точнее сказать, он принял ее предложение. Но оказалось, что все не так просто.

Она рассказывает мне о последнем препятствии на их пути к счастью — неопределенной судьбе Уилла.

— Так почему же им не поговорить с Линсли, черт возьми?

— Фанни опасается.

— Сомневаюсь, что Фанни Гиббоне вообще чего-то опасается в этой жизни.

— Послушайте, сэр, она боится потерять своего сына.

— Разумеется, она не потеряет его в буквальном смысле, но…

— Но именно это и не идет у нее из головы.

Она подходит ко мне почти вплотную и кладет свою руку поверх моей.

— Я бы хотела, чтобы вы…

— Мадам, вы что, пытаетесь соблазнись меня?

В ответ она громко фыркает:

— Сосредоточьтесь, пожалуйста, на том, что я вам скажу. Я прошу вас поговорить с Линсли.

— Да это просто смешно! Я едва знаю его. Почему ваш выбор пал на меня?

— Вы — сторона незаинтересованная.

Она медленно проводит своими пальчиками по моей руке. Это словно обжигает меня.

— Обещайте, что поговорите, Конгриванс. Я буду вам очень… благодарна.

Слава небесам, она так же двулична, как я! Так это же просто чудесно!

— Я хотел бы узнать точнее, каким образом проявится ваша благодарность?

Она лишь улыбается в ответ.

— Полагаю, что Фанни тоже будет благодарна, — рассуждаю я, желая подразнить ее.

— И мистер Дарроуби тоже.

Она смущенно опускает ресницы.

— Даже не знаю, выдержу ли я такой поток… благодарностей.

Она с трудом сдерживает смех.

— Так вы поговорите с ним?

Я не свожу с нее глаз. И держу паузу. В точности как советовала во время репетиции поступать Фанни.

— Нет, — произношу я наконец.

— Ну, Конгриванс! — Мне кажется, что сейчас она шлепнет меня так же, как шлепнула Уилла. — Да вы просто дразните меня!

— Впрочем, как и вы, Кэролайн. Извините, я не буду делать этого. Не хочу вмешиваться. В конце концов, они не дети, вполне взрослые люди и должны разобраться сами.

Я совсем не хочу окончательно запутаться в паутине чужих отношений. Неизвестно еще, как это отразится на моих отношениях с Кэролайн.

Она пожимает плечами:

— Что ж, ничего не поделаешь… Вам известно, Конгриванс, что Филомена ждет ребенка?

— Да. Я узнал об этом во время пикника на холме Нака. Линсли волновался, когда она рисовала на жаре, опасался солнечного удара.

Она хмурится.

— Филомена ничего не сказала мне. Я узнала об этом от Фанни.

Не понимаю, почему она так расстроена. Мне приятно, что она стоит так близко и ее рука по-прежнему лежит на моей. Я чувствую едва уловимый аромат розовой воды.

Она смотрит мне прямо в глаза. Это не легкомысленный взгляд кокетки, который я поймал на себе пару минут назад. Это взгляд пытливый и глубокий. Надеюсь, она не догадывается о моих тайных намерениях.

— Конгриванс?

— Кэролайн?

Она развязывает ленты своей шляпки и снимает ее. Пауза затянулась.

— Жарко. Я бы выпила лимонада. Пошли в дом?

 Леди Кэролайн Элмхерст

Репетиция начинается. К моему изумлению, Оттеруэл отводит в сторону Джеймса с Уиллом и протягивает им корзину сладостей. Он нежно гладит их по голове и вообще ведет себя как любящий дядюшка. Затем произносит короткую изящную речь, в которой просит прощения за свое резкое поведение, и передает бразды правления в руки Фанни. Не знаю, говорил ли он с ней наедине или решил, что публичное признание своих ошибок реабилитирует его в глазах Фанни.

Она пребывает в отличном расположении духа, по-прежнему оживлена, и лишь слегка припухшие глаза напоминают о событиях утренней репетиции. Несколько прохладный тон, с которым она обращается ко мне во время репетиции, ничуть не удивляет меня. Надеюсь, я услышу слова благодарности, когда сообщу о результате своей беседы с Линсли. Она снова станет мне другом.

Мы без конца прерываемся и начинаем вновь. Все идет не так. Текст забывается, декорации с шумом падают на сцену, мы путаем, с какой стороны нам следует выходить на сцену. Спустя пару часов мы вновь прерываем репетицию, чтобы немного передохнуть и перекусить. В зале по-прежнему душно. Мы устали и надоели друг другу. Разговор не клеится. Каждый из нас мечтает побыть в тишине и наедине с собой. Даже Конгриванс выглядит не так элегантно, как обычно.

Мальчишки с удовольствием поедают сладости, и Фанни уговаривает их остановиться. Поздно. Джеймсу становится плохо, его тошнит. Ему меняют одежду. Сцену моют.

Я с трудом поднимаюсь к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину. Как жарко! Совсем нет аппетита. Мэри порхает по комнате, радостно напевая. Это меня раздражает. Букетик увядших цветов приколот к ее платью.

— Ну и как поживает Бартон? — спрашиваю я.

— Ведет себя как настоящий джентльмен, миледи, — произносит она с глуповатой улыбкой и краснеет. — Он…

— Довольно. Ты погладила мое платье? Не забудь приготовить чистые чулки.

Она совсем недолго дуется на меня и снова принимается напевать дурацкую песенку о матросе, вернувшемся после плавания к своей возлюбленной. А я тем временем еле живая лежу на кровати. Господи, как же не хочется спускаться вниз. Мне до смерти все надоели. После разговора с Фанни я не желаю кокетничать и флиртовать с Конгривансом. Что, если он так и не объяснится со мной? Или, того хуже, откроет свои страшные секреты: сумасшедшие жены, запертые на чердаке; незаконнорожденные дети, томящиеся в приюте. Кто знает, его прошлое может оказаться более постыдным, чем мое собственное. Мы отыграем спектакль, и Оттеруэл вежливо попросит меня удалиться. Куда же я поеду? В убогую съемную квартиру. Ждать кредиторов и долговой ямы.

Принимаю ванну, меняю белье, платье и чувствую себя немного лучше. Что ж, хороший обед, вино и карты, пожалуй, повысят мое настроение. Уверена, что фортуна не отвернется от меня сегодня. Меня ждет выигрыш. Однако Фанни может все испортить. После ужина она хотела обсудить актерские способности каждого из нас.

Завтра нам предстоит последняя репетиция — в костюмах и с участием слуг. Премьера назначена на следующий день. Оттеруэл рассчитывает на успех и полагает, что премьера станет главным событием светской жизни целого графства. Предвижу, это станет главной темой сегодняшнего ужина.

Мои опасения оправдываются. Даже те из нас, кто не желал воспринимать эту театральную затею серьезно, не могут остаться равнодушными к происходящему. Даже я.

Комментарии Фанни по поводу исполнительского мастерства каждого из нас в крайней степени неприятны. Очередь, разумеется, доходит и до меня. Все то, что она произносит в мой адрес, вполне справедливо. Я слишком много улыбаюсь — «пора бы перестать». Произношу текст недостаточно громко — «вас никто не услышит в зрительном зале». И так далее. Даже Оттеруэлу достается несколько резких замечаний. Он лишь добродушно улыбается и старательно записывает все в блокнот. В общем, нас основательно распекают и отправляют спать, как провинившихся детей.

Моей недавней усталости как не бывало. За ужином я успела выпить несколько бокалов вина, чувствую себя великолепно и не собираюсь ложиться спать. Напомнить Конгривансу о его предложении прогуляться в зеленом лабиринте? Нет, не в этот раз. Мне предстоят дела поважнее. Если он не поговорит с Линсли, тогда я должна буду сделать это. И потом, необходимо быть начеку с Конгривансом, особенно во время карточной игры. Его поведение смущает меня. Не скрою, я с удовольствием флиртую с ним, но не могу понять, почему он медлит. Кажется, я недвусмысленно дала понять, что не против продолжения знакомства.

Все собираются расходиться. Когда Линсли проходит мимо, я роняю веер. Он поднимает его  и протягивает мне.

— Я хочу поговорить с тобой, — быстро шепчу ему.

Он озадаченно смотрит на меня.

— Когда все разойдутся, возвращайся.

Он кивает в ответ. Я жду, пока последний гость покинет комнату, и направляюсь к дверям, ведущим в сад. На террасе не так свежо, как я ожидала. Очень большая влажность.

А вот и Линсли. Он подходит ко мне:

— Что бы ты ни задумала на этот раз, Каро, я отказываюсь принимать в этом участие.

Не слишком многообещающее начало. И все же я доведу этот разговор до конца.

— Знаешь, я устала от того, что все, кому не лень, видят во мне дурную женщину. Я собиралась поговорить с тобой о Фанни и Дарроуби.

— Ладно-ладно, не сердись и говори быстрее, Филомена ждет меня.

— Фанни переживает, что ты заберешь у нее Уилла, и не уверена, что ей стоит выходить замуж.

— Да она с ума сошла! — тихо произносит Линс-ли. — Разумеется, я хочу, чтобы Уилл стал образованным и воспользовался тем, что может Дать мое положение в обществе. Я собирался отправить его в школу, но он пока слишком мал. Пожалуй, найму для него гувернера. Что же до моих законных прав — жаль, что она думает обо мне так плохо. Я не собирался лишать ребенка матери!

— Так ты поговоришь с ней? После премьеры, разумеется. Мне кажется, она боится сама начать этот разговор.

— Разумеется. Мне приятно, что ты беспокоишься о ней. И вообще, я очень рад, что вы все подружились.

— И я рада.

Не уверена, что теперь наши отношения с Фанни можно назвать дружескими.

— Хорошо, Иниго, что я не вышла за тебя замуж.

— Я тоже так думаю. Хотя, если честно, я никогда не просил тебя об этом.

— Это правда.

Мы весело смеемся. Раньше, когда мы были в более близких отношениях, мы так никогда не смеялись. Правда, наша связь была совсем короткой.

— А я и правда была ужасной?

Он секунду молчит.

— Ты была отвратительной. Вздорной, упрямой, ненасытной, непредсказуемой, ты стоила мне кучу денег. Словом, ты была такой же, как все любовницы. Слава Богу, нам удалось избавиться друг от друга.

— Да, избавилась от тебя и попала в сети Элмхерста, который никогда не любил меня так, как любила его я.

— Ах, Каро, пожалуйста, не печалься.

Он по-дружески кладет руку мне на плечо. В этот момент мне хочется уткнуться в него и разреветься. Мне, которая никогда не давала волю своим чувствам, не считая тех лет, что прожила с Элмхерстом. Мне хочется плакать от жалости к себе. Я думаю о минувших годах и неизвестности, которая ожидает меня в будущем.

Гневный голос Филомены заставляет нас вздрогнуть. Мы резко отскакиваем друг от друга.

— Вы ничуть не изменились. — Она с ненавистью смотрит на меня. — И преследуете каждого, кто окажется рядом с вами, леди Элмхерст?

— Филомена, поверь мне…

Она не дает мне договорить:

— Довольно.

— Филомена, любимая, ты же знаешь, я бы никогда… — пытается успокоить ее Иниго.

— Нет, я не знаю. — Слезы катятся по ее щекам. — Сейчас мне кажется, что я совсем не знаю тебя.

Она поворачивается и уходит в дом.

— Мне очень жаль. Должно быть, эти слова звучат глупо и неуместно.

— Она просто… я имею в виду, что в ее положении… Черт, что она могла подумать? Прости, Каро, я должен догнать ее.

— Разумеется.

Он бежит в дом. Я остаюсь на террасе в полном одиночестве. По крайней мере так мне кажется, пока из черноты ночи не появляется темная фигура. От неожиданности я чуть не закричала. Конгриванс держит в руке бутылку. Кажется, он немного пьян. По его ухмылке я понимаю, что он все видел и слышал.

— «К добру ли эта встреча при луне, надменная Титания?» — с выражением произносит он.

— Добрый вечер, сэр.

Я поворачиваюсь и бегу в дом. Жаль, что нельзя вернуться на четверть часа назад и все изменить. Нет, жаль, что нельзя вернуться на несколько часов назад и все изменить.

Глава 12 Мистер Николас Конгриванс

Перед ужином я разваливаюсь в кресле и выпиваю почти целый графин бренди. Я стащил его из библиотеки Оттеруэла. Уверен, что после нашего разговора он хорошенько приложился к нему. Видимо, слуга знает свое дело. Когда я захожу в библиотеку, графин оказывается полным.

Бартон молча чистит мой фрак.

— Что ты рассказал ей?

Я прерываю молчание.

— Кому, сэр?

— Не прикидывайся идиотом. Служанке леди Элмхерст.

Он молчит и продолжает усердно водить щеткой.

— Я жду ответа.

Он откладывает щетку в сторону и протягивает мне фрак.

— Сказать по правде, сэр, мы вообще не говорим — ни о вас, ни о леди Элмхерст.

Велю убрать фрак.

— Душно. Я надену его перед тем, как буду спускаться к ужину.

Он внимательно смотрит на меня и переводит взгляд на графин.

— При такой скорости, сэр, боюсь, ваш спуск к ужину произойдет гораздо стремительнее, чем вы ожидаете.

— Попридержи язык.

Я наполняю бокал.

— Я слышал, репетиция была непростой, — произносит он после короткой паузы и протягивает мне шейный платок.

— Именно поэтому я и не хочу говорить о репетиции.

Мое сознание несколько затуманено выпитым бренди, однако я вновь возвращаюсь к затронутой теме:

— Я плачу тебе, Бартон, в том числе и за то, чтобы ты говорил обо мне с этой служанкой Мэри, или как ее там звать. Так почему же ты не отрабатываешь то, что получаешь?

— Я сделал все, что от меня зависело. Теперь ваш черед.

— Мой черед?

Я протягиваю руку и беру платок.

— Я пьян, но завяжу его лучше, чем ты трезвый. Булавку с изумрудом, если тебя не затруднит! Продолжай! Я с удовольствием выслушаю твой совет!

Я встаю и подхожу к зеркалу. Должно быть, это качаюсь я, а не зеркало. Мои руки не подводят меня. Завязываю платок. Идеально.

Бартон кладет булавку в мою ладонь.

— Я вспоминаю старые добрые времена, сэр, до того, как вы познакомились в Венеции с графиней. Так вот, к этому времени уже дело было бы в шляпе. Мы бы давно были в пути. Или уже на новом месте, где…

— Все идет по плану, Бартон, верь мне!

Странный призыв из уст мошенника, обращенный к другому мошеннику. Однако мы — союзники. По крайней мере мне всегда так казалось.

— Ведь ты не хочешь пропустить спектакль?

— Не хочу, — сэр. Конечно; не хочу. — Он бросает нежный взгляд на фальшивую бороду, аккуратно завязанную на старой подставке для парика, — Понимаю, сэр. А бренди?..

— Часть плана, Бартон. Часть плана.

Я решительно вкалываю булавку в платок.

— Фрак, сэр!

Он помогает мне надеть фрак.

— Благодарю, Бартон.

Я направляюсь к дверям. Превосходно. Я очень доволен собой. Моя походка тверда, как всегда.

— Сэр?

Он протягивает мне что-то черное. Не разберу, что это. У меня немного двоится в глазах.

— Что еще, Бартон?

— Ботинки, сэр.

Я опускаю глаза и вижу ноги в, чулках. Ах да. На ужин джентльмену пристало являться в ботинках.

Обеденный стол красного дерева в гостиной Оттеруэла то опускается, то поднимается. Странно. Издалека я слышу собственный голос. Очень красноречиво рассуждаю о пьесе и актерском мастерстве. Никто и не догадывается, что я пьян. Все внимательно слушают и кивают головами.

Лишь одна дама хранит молчание. Она сидит чуть поодаль, на противоположной стороне стола. Обращаясь ко всем, я не отрываясь смотрю на нее. Стол продолжает качаться, зажженные свечи причудливо прыгают, и только одна она неподвижна, словно Полярная звезда. Я не вижу никого, кроме нее.

Кэролайн. Что же мне делать, что вообще происходит со мной? Точнее, что она делает со мной? И почему она так холодна ко мне? Я нахожу решение. Красного вина. Еще красного вина.

Мы идем в гостиную пить чай. Миссис Гиббоне пылко говорит о чем-то. Я не понимаю о чем, но это чрезвычайно оживляет атмосферу.

Возвращаюсь в столовую за бутылкой, которую я спрятал за гобеленом. Этой хитрости я научился в те времена, когда нам с Бартоном приходилось особенно туго. Кажется, вскоре нам придется вспомнить весь набор уловок и обманов из нашего арсенала. Если только не удастся обольстить и заманить в свои сети Кэролайн. И чем скорее, тем лучше.

Выхожу в сад. Деревья и кусты скрывает сумрак, лишь редкие светлячки кружатся и исчезают во тьме. Я вижу Кэролайн в объятиях Линсли. Ну вот, теперь мне все понятно. Конец игре. Она была его любовницей. Я понял это, как только увидел их вместе, еще в день приезда. Теперь она хочет вернуть его. Это разобьет сердце бедной миссис Линсли. Мне не верится, что моя Кэролайн способна на такую подлость. Однако теперь все встало на свои места. Бренди и вино помогли мне понять очевидное.

Она остается одна. Опирается на каменную балюстраду и тяжело вздыхает. Наши взгляды встречаются.

«К добру ли эта встреча при луне, надменная Титания?»

Бутылка выскальзывает у меня из рук и разбивается, вино растекается по каменным плитам. Словно кровь.

Она бежит в дом, а я остаюсь в ночи один. На горизонте вспыхивает и гаснет последняя зарница. В ночном небе сумасшедшей каруселью крутятся звезды. В таких случаях говорят «сердце разбито». Не знаю, есть ли оно у меня?

Леди Кэролайн Элмхерст

— Вся прислуга только и говорит о том, что вы и мистер Линсли собираетесь бежать! — с волнением в голосе сообщает мне Мэри на следующее утро.

— Ну что за чепуха! — Я поднимаюсь с кровати, начинаю ходить по комнате и не переставая повторяю текст из пьесы. Вечером состоится генеральная репетиция, а до тех пор Оттеруэл разрешил всем отдыхать. — Что тебе еще удалось узнать от твоего дружка, мистера Бартона?

— Сказать по правде, миледи, мы вообще не говорим о вас.

Мерзкая девчонка.

— Надеюсь, ты не позволяешь ему распускать руки. Смотри у меня, Мэри, иначе уволю.

— Да что вы, миледи! — Ее глаза полны ужаса. — Да чтобы я позволила ему это! Я порядочная девушка и берегу свою честь!

Ха! Так я ей и поверила, плутовке! Уверена, они без конца только этим и занимаются.

— Я голодна! — заявляю ей.

Но это не так. Спущусь к завтраку, просто чтобы хоть чем-то занять себя. Ночь была душной, и мне плохо спалось. Я извела себя дурными мыслями. Мне почти удалось завести подруг. Правда, Филомена не рассказала мне о своей беременности. Это меня расстроило! Затем я обидела Фанни и огорчила Филомену. Что ж! У них снова есть повод ненавидеть меня. Не сомневаюсь, их это объединит еще больше.

Так оно и происходит. Я вхожу в залитую утренним солнцем столовую. Увидев меня, дамы начинают оживленно беседовать и называют имена людей, которых я не знаю. По ходу разговора выясняется, что они их тоже не знают.

— А Садлеры уезжают на лето в Шотландию, — заявляет Фанни, свернув газету. — Наконец-то им удалось выдать дочь замуж.

Филомена морщит лоб.

— Неудивительно, ведь она такая милая девушка! Джеймс, не трогай руками варенье.

— Никогда не слышала эту фамилию, — удивляется миссис Райли. — Быть может, вы имеете в виду Солтеров? Их дочь сбежала с поэтом, а потом пыталась утопиться в ванне. Лет тридцать назад.

— И ей это удалось? — озабоченно спрашивает Филомена.

— Слава Богу, нет. Из ванны вылилось столько воды, чуть гостиную не затопило. Она была довольно полной девушкой.

Миссис Райли украдкой смотрит на меня.

Это я-то полная?! У меня просто большая грудь, а так я очень даже стройная! У меня самая красивая грудь среди всех присутствующих здесь дам. Уверена, мужчины придерживаются того же мнения. Со дня моего приезда Оттеруэл так ни разу и не посмотрел на мое лицо.

— Нет-нет, это не могли быть Солтеры. Их дочь сбежала вместе с учителем танцев и его лучшим другом, таким женоподобным джентльменом. Все трое поселились в одном доме — кажется, в Честере. — Леди Оттеруэл выхватывает газету из рук Фанни. — О Боже, только взгляните на это платье! С такой линией талии мы все будем выглядеть ужасно! Мне совсем не по вкусу эта последняя мода. Где ты прочла сообщение о помолвке, Фанни? О Солтерах или как их там?

— Справа. Под статьей о венерических заболеваниях и пилюлях.

Впервые за это утро Фанни выразительно смотрит на меня.

— Ты ошибаешься, — произносит леди Оттеруэл, сосредоточенно глядя в газету, — здесь этого нет.

— Предлагаю немного прогуляться, дамы.

Филомена вытирает джем с лица своего сына и встает.

Не обращая на меня никакого внимания, все поднимаются и покидают столовую.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не показать им вслед язык. Кладу на тарелку хлеб и масло, наливаю чай. Он уже остыл. Придется звать слугу. На звон колокольчика появляется заспанный лакей. Несмотря на позднее утро, он зевает и поправляет на себе парик. Судя по всему, эти бедняги репетировали свои роли всю ночь. Излагаю ему свою просьбу.

— Прошу меня извинить, миледи. Нам не дают ключи от чайного короба. Они находятся у экономки и леди Оттеруэл. Ума не приложу, куда они все ушли.

Так, значит, слуги тоже в сговоре!

— Что за вздор ты несешь!

Я вынимаю шпильку и подхожу к каминной полке, на которой стоит чайный короб из красного дерева. Минута нехитрой работы, и замок открыт. Слуга, открыв рот, с изумлением смотрит на меня.

— Нас учили этому в школе. Вот и пригодилось! А теперь будь добр, ступай принеси горячей воды.

Мне вновь приходится отправить его за кипятком, когда он приносит теплую воду. Когда же он придет? Подозреваю, кухня расположена на другом конце поместья. Что же еще мне надо сделать, чтобы получить чашку горячего чая? Это просто нелепо!

Теперь я вспоминаю, где видела его. Этот слуга держал надо мной зонт, пока я воплощала свои художественные фантазии во время пикника. Кажется, теперь он не прочь поболтать со мной. Еще бы! Он, верно, хочет увильнуть от менее приятных обязанностей по дому. Из разговора с ним я узнаю, что джентльмены отправились на прогулку верхом. Хорошо. По крайней мере какое-то время я смогу избежать неодобрительных взглядов мужского общества. А пока я могу позволить себе роскошь, не торопясь позавтракать. И выпить столько чашек чаю, сколько мне захочется.

Да, мне предстоит трудный день. Надеваю шляпку и выхожу в сад. Избегая жарко палящего солнца, я не спеша прогуливаюсь в тени. Что-то мне не по себе. Что это? Быть может, я не выспалась? Или это отсутствие голода после легкого завтрака так странно сказывается на мне? Нет, не в этом дело. Наверное, это оттого, что я плохо переношу одиночество.

Не понимаю, с чего это я стала такой впечатлительной? Глубоко в саду в зарослях папоротника я вижу поросшую мхом каменную скамью. Здесь так приятно и тенисто! Подходящее место для чтения романа или модного журнала. Жаль, что я не догадалась взять с собой что-нибудь почитать. Сажусь на скамью. Разомлев в тени и зевнув пару раз, я укладываюсь вздремнуть. Конечно, я не собираюсь засыпать прямо здесь…

Мистер Николас Конгриванс

Утреннее похмелье не самое приятное ощущение. Мне просто необходимо проветрить голову. Прогулка верхом — то, что мне нужно, чтобы прийти в себя. Оттеруэл по-хозяйски, с гордостью, показывает нам с Линсли свои владения. Он пребывает в великолепном расположении духа, то и дело обращая наше внимание на дома арендаторов. Один из них напоминает Парфенон.

— Великолепно! — Линсли сдерживает свою кобылу. — Мне кажется, Оттеруэл, у этого дома протекла крыша. Смотри, как просела кровля.

— Чепуха! — хмурится Оттеруэл. — Что ты скажешь, Конгриванс? Дом построен по моему проекту.

— Вы настоящий профессионал, сэр. Но, кажется, труба у дома несколько покосилась.

Оттеруэл приподнимает шляпу и здоровается с женщиной на огороде. Она пропалывает грядки. Маленький ребенок едва стоит на ногах, держась за ее юбку.

— Доброе утро, миссис Фелл. Как ваш малыш Джек?

— Доброе утро, милорд. Меня зовут миссис Фуллер, а это моя дочь, Джоан. Эти господа правы, крышу и трубу надо чинить. В доме очень сыро, а в кухонном шкафу растут грибы…

— Хорошо, хозяйка. Управляющий навестит вас, когда освободится.

— Он очень недоволен тем, что его арендаторы, как назло, сменили свои имена и пол.

Возвращаемся к дому. Лошади скачут галопом по зарослям вереска и дрока. Высоко над нами, в ярком синем небе, кружат два коршуна. Спешиваемся и отправляем лошадей на конюшню. Оттеруэл и Линсли идут в дом завтракать. У меня нет аппетита. Пожалуй, прогуляюсь по саду. Утреннее похмелье и прогулка верхом не помогли мне даже на время забыть о Кэролайн.

Я не могу перестать думать об этом — Кэролайн в объятиях Линсли, их тихий шепот и смех. Что происходит со мной? Ах, как хочется услышать от нее, что это было недоразумение, просто дурной сон. Я тоскую без ее улыбки, мечтаю о поцелуе, я готов нарвать ей цветов. Совсем как Бартон для своей Мэри. Никогда раньше мне не приходилось испытывать что-либо подобное к женщине — какое-то смущение, растерянность. А может, это любовь…

Любовь? Да нет, этого не может быть. Все дело в этой сентиментальной и глупой пьесе Шекспира, летнем зное и ее откровенных нарядах, оголяющих великолепную грудь. Я просто не узнаю себя. Надеюсь, я не подхватил неизвестную доселе инфекцию, барахтаясь в венецианском канале! Инфекцию, которая поразила мой мозг. От этих мыслей мне не становится легче.

Я брожу по саду Оттеруэла, среди искусно подрезанных тисовых деревьев, по заросшим мхом и папоротником тропинкам. В конце одной из них стоит каменная скамья. На скамье лежит Кэролайн. Спит. В одной руке она держит ленты от шляпки, другая покоится под щекой. Она выглядит совсем юной, умиротворенной и беззащитной. Так и хочется заслонить ее от всех невзгод этого мира. Таких, к примеру, как я.

Подхожу ближе. Это случилось будто вчера. Она падает в обморок… Я подхватываю ее на руки… Ее нежное тело в лесу, в зарослях папоротника… Наши невинные объятия на театральной сцене… Ее веселый смех, добрая улыбка и шляпка, полная наживки для Уилла.

Неужели она все еще влюблена в Линсли? Мы с ней не говорили об этом. Джентльмену не пристало задавать даме подобные вопросы.

Локон падает на ее щеку. Я опускаюсь на колени.

— Кэролайн, — едва слышно произношу я и глажу ее волосы.

Она вздыхает во сне. При иных обстоятельствах этот вздох можно было бы описать как стон. Я прикасаюсь к ее щеке, нежной и гладкой. Пусть спит. Сейчас я уйду. Но перед тем как уйти, хочу задать один вопрос. Мне очень нужно знать, любит ли она Линсли. Разумеется, я останусь на премьеру и не нарушу слово джентльмена.

Соблазн дотронуться до нее, обнять и поцеловать ее так велик! Даже если ее отношения с Линсли завершены, здравый смысл подсказывает, что мои надежды призрачны. Мне не удалось завоевать ее. Придется смириться. В Англии достаточно богатых вдов, не столь разборчивых и щепетильных. Придется нам с Бартоном отправиться на популярные курорты — в Бат, например. Однако сначала мне необходимо поговорить с ней.

— Кэролайн, — шепчу я снова.

— Ник, — еле слышно произносит она.

Она помнит мое имя! Имя, которым меня никто не называл столько долгих лет! Кажется, я схожу с ума от счастья. Для нее я готов на все, я горы сверну ради нее…

— Кэролайн, я люблю тебя.

Что? Неужели я произнес это вслух? От страха я замираю. Она падает со скамьи и, скверно ругаясь, приземляется на шляпку — ту самую, в которой несла наживку для Уилла.

— Какого чёрта вы это делаете, Конгриванс?

Я хочу помочь и протягиваю ей руку. Она с ненавистью отталкивает ее и, путаясь в юбках, с трудом поднимается на ноги.

— Проклятие, я могла сломать шею. Вы что, сумасшедший? Какого дьявола вы подкрались ко мне? Нигде мне нет покоя от этих идиотов и развратников! Только и знают, что пялиться на мою грудь!

— Мадам, я…

— Не смейте отрицать! Я знаю, кто вы на самом деле, Конгриванс.

Она замолкает на мгновение, чтобы перевести дух.

— Вы… знаете?

Я теряю дар речи. Никогда прежде я не чувствовал себя таким растерянным. Она топает ногой:

— Что вы уставились на меня? Какие игры вы затеяли со мной?

— Я?

— Со мной так нельзя. Вы думаете, у меня сердце каменное? Вы волочитесь за каждой юбкой, а я совсем одна, все друзья отвернулись от меня и…

— А вы, значит, невинны, как агнец? Да вы и Линсли…

— Какой же вы болван, Конгриванс!

И бросается на меня. Мне становится не по себе — ее нельзя назвать хрупкой женщиной. В то же время я понимаю, что это почти признание в любви. Пусть весьма необычное. Она хватает меня как в тиски, мы теряем равновесие и падаем на скамью. Она оказывается сверху меня.

— Теперь говорите вы! — требует она.

У меня перехватило дыхание. Я лежу с открытым ртом, словно рыба, оказавшаяся на суше.

— Послушайте, — шипит она, — я равнодушна к Линсли. Мне нет до него никакого дела. Я сделала то, на что у вас духу не хватило. А вы в это время напились до безобразия.

— Что вы хотите этим сказать?

— Этим я хочу сказать, что вы — круглый дурак. Я говорила с ним о Фанни и Уилле.

Кажется, можно вздохнуть с облегчением, хотя в моем положении сделать это не представляется возможным. И все же мне повезло — в ее глазах я всего лишь жалкий похотливый трус. Слава Богу, она не знает о моих бесчестных планах. Однако сейчас меня это мало волнует. Она лежит на мне, и ее глаза пылко горят. Не от желания, разумеется, а от гнева. Но на это я с радостью закрываю глаза. Мое беспомощное положение не может не радовать меня.

Я начинаю стонать.

— Сейчас же прекратите!

— Кэролайн, кажется, я ушибся, когда падал.

— Чепуха, с вами все в порядке. — В ее голосе слышатся тревожные нотки. — Сейчас я поднимусь.

— Не надо. Лично меня все устраивает. Я готов лежать здесь с вами целую вечность.

— Без еды я вряд ли смогу, — хмурится она.

— Мадам, я пытаюсь объясниться вам в своих чувствах, а вы в это время думаете о том, как бы не похудеть.

— Кто же еще подумает об этом, как не я? Боюсь, что вы, Конгриванс, на самом деле доведете меня до изнеможения.

Как замечательно двусмысленно звучат ее слова! Я безумно люблю ее…

Нет, не то. Я безумно хочу ее.

— Что ж, я на это способен. Но поскольку я не в силах пошевелиться, может, вы поцелуете меня?

— Может, вы попросите об этом как следует?

— Поцелуйте меня, моя скромница. Если вы, конечно, не возражаете.

— Может быть, и не возражаю.

Ее взгляд мечтателен и нежен. И вот я уже не вижу ее глаз. Я вообще ничего не вижу. Я вдыхаю тонкий аромат, чувствую тепло ее чудного тела, его роскошные округлые формы.

— Сейчас же уберите руки с моих бедер, Конгриванс.

Я открываю глаза.

— Скажите, что любите меня!

Она внимательно смотрит на меня.

— С какой стати?

— Проклятие, Кэролайн, идем скорее в кровать…

В мгновение ока она оказывается на земле. Приподняв подол платья, она ставит свою ногу, обутую в элегантные туфли, на ту часть меня, куда дамы, как правило, не ставят свои ноги.

— Кажется, вы несколько забылись, сэр. Мы вернемся в дом с разных сторон. — Она нагибается и поднимает с земли свою смятую шляпку. — Черт, Конгриванс, вы наступили на нее. Видите след от вашего башмака?

— Извините, я не заметил.

Встаю на ноги и стряхиваю мох.

— Не важно. Отдам Мэри, когда Бартон бросит ее.

Леди Кэролайн Элмхерст

Коварный соблазнитель! Позвал меня в кровать! Белым днем, на дворе! Представляю, как Мэри открывает комнату и входит с кипой белья. Конечно, мы могли бы придвинуть к двери что-нибудь из мебели. Ничего не имею против небольшой перестановки мебели, перед тем как… Ничто так не возбуждает. Уверена, Конгриванс пошутил бы на этот счет, выдал бы какую-нибудь остроту. Я вижу его улыбку…

Но я отказала ему. Наверное, я сошла с ума. Разве мне не хотелось этого с момента нашей встречи? Он признался в любви. Что же помешало мне ответить ему? Например, так: «Сэр, я неравнодушна к вам». Или: «Мистер Конгриванс, вы не могли не заметить моей заинтересованности в вас». Или: «Мой румянец подскажет вам, как высоко я вас ценю». Или: «Ник, я так люблю тебя, что умру, если мы сейчас же не отправимся в кровать».

Признаться в любви легко, когда он так близко, что голова идет кругом, когда думаешь лишь о его прикосновении. Нет, так просто я не сдамся!

Я не ухожу. Не торопясь стряхиваю мох с платья. Он стоит рядом и глаз с меня не сводит. Даже на расстоянии я чувствую его возбуждение. Это хороший знак.

Как же мне поступить? Передумать и упасть в его объятия? Ни в коем случае я не сделаю этого. Исключено. Не хочу казаться простушкой, сгорающей от любви. В конце концов, я не Мэри, а вполне благоразумная женщина. Я дождусь момента, когда Николас Конгриванс объявит о своих намерениях. Только тогда я готова забыть о своей чести… или о том, что от нее осталось.

Генеральная репетиция оказывается настоящим кошмаром. Мистер Линсли наклоняется над столом, где он хранит свой реквизит, и страшно ругается. Все в беспорядке, а кое-что исчезло. Тем временем Пак приносит с кухни большую морковь. Она заменит ему цветок, сок которого, попав в глаза, внушает страсть. Жаль, что некоторые из актеров отпускают неприличные шутки по поводу этой моркови. Даже Оттеруэл посмеивается, цитируя что-то из лексикона пастухов. Надо думать, эти слова заимствованы из какой-нибудь пьесы Шекспира. Очень скоро Уилл и Джеймс, проголодавшись, съедают морковь и берут ананас.

Вскоре они съедают и ананас, уговорив одного из слуг разрезать его. Леди Оттеруэл, наверное, хотела съесть его сама, потому громко ворчит. Царица эльфов так отчаянно жестикулирует, что теряет свое крыло.

Когда Дарроуби и Конгриванс появляются в сцене сражения, меч Дарроуби застревает в ножнах. Дарроуби краснеет как рак, пытаясь вынуть его. Это выглядит так потешно, что даже Фанни не может сдержать смех. И это лишь одна из многочисленных неприятностей во время генеральной репетиции. Не думаю, что Фанни специально наступает мне на ноги и велит менять заученные движения, выставляя меня полной идиоткой.

Эта репетиция, кажется, никогда не кончится. Мы все зеваем и через силу произносим реплики. Тем временем на сцене появляются ремесленники. Сдается мне, они играют намного лучше, чем мы. Бартон выступает в роли Пилы и еще изображает стену. Неожиданно их игра прерывается каким-то странным звуком. Оказывается, это малыш Джеймс решил не уходить далеко, а написал возле одной из колонн во дворце Тезея, прямо у всех на виду.

— Джеймс, джентльмены обычно не делают это в помещении и на глазах у дам.

Мистер Линсли спешит к сыну и уносит его за кулисы. Вскоре малыш возвращается и просится на колени к матери. Даже Уилл, знаток Шекспира, наш самый профессиональный актер, не считая своей матери, забывает текст эпилога и громко ревет. Филомена чуть не валится с ног от усталости. Я вижу ее припухшие глаза, и у меня сжимается сердце.

Наконец репетиция заканчивается, и мы все отправляемся ужинать. Но вряд ли у кого-то еще есть силы на еду. Джентльмены остаются в столовой за бокалом вина, дамы отправляются в гостиную пить чай. Фанни необыкновенно жизнерадостна. Она пытается всячески поднять наше настроение и утверждает, что неудачная генеральная репетиция всегда означает успех на премьере. Не знаю, как остальные, а я как-то не очень в это верю.

Гости прощаются друг с другом и, зевая, расходятся по комнатам.

Я сижу на диване у окна, не в силах пошевелиться от усталости. Посижу еще чуть-чуть и пойду спать. Придется будить Мэри. Наверное, она заснула прямо в кресле, дожидаясь меня. Открываю окно, чтобы вдохнуть вечерней прохлады, но за окном так же душно, как в комнате. На горизонте полыхает зарница. Когда же прольется спасительный дождь?

Я вспоминаю такое же лето. Уж минул год. Я сидела у раскрытого окна, вдыхала аромат ночного сада и ждала…

— Вы устали, — Конгриванс возвращает меня в реальность, — идите спать.

Он садится на диван рядом со мной. Как давно я не слышала такого мягкого обволакивающего голоса. Он остался далеко в моем прошлом, когда Элмхерст пытался ухаживать за мной. Как правило, это служило прелюдией к тому, чтобы увлечь меня в спальню. Что ж, меня не надо было долго упрашивать. Наверное, Конгриванс думает о том же. Или я ошибаюсь? В его голосе столько нежности! Могу ли я верить ему?

— Сейчас пойду.

— О чем вы думаете? Вы расстроены, и это тревожит меня.

— Когда умер Элмхерст, стояла такая же теплая летняя ночь.

Он кивает в ответ. Я благодарна ему; за это молчание. Наверное, теперь он знает обо мне все. Что ж, это неудивительно. Не сомневаюсь, что леди Оттеруэл посвятила его в подробности моей жизни. Представляю, что она наговорила ему! Он по-прежнему молчит, только берет мою руку и сжимает ее.

— Вы были абсолютно правы, — наконец произносит он.

Я теряюсь в догадках, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Я должен был объясниться с Линсли. Я обещаю поговорить с ним. Я верну вам доброе имя, Кэролайн.

— Вы очень добры, Конгриванс, но вряд ли вам удастся сделать это.

Я знаю, что говорю. Со мной вечно происходят какие-нибудь неприятности. Не одно, так другое. Во многом я виновата сама.

— И все же я поговорю с Линсли. — Он смотрит на наши переплетенные пальцы. — Наступит время, когда вопрос законности рождения Уилла… даже если отец искренне любит его, все равно встанет перед ним. Ему будет очень непросто.

— Вы говорите так, будто…

— Не сейчас. — Он встает с дивана. — Как-нибудь потом я расскажу вам…

Он помогает мне подняться. Неужели Конгриванс — незаконнорожденный? Я уже готова спросить его об этом, но он останавливает меня, коснувшись пальцем моих губ.

Держась за руки, словно маленькие дети, мы выходим из гостиной в холл. Лунный свет мягко разливается по дубовым половицам и лестнице. Мы медленно поднимаемся наверх.

Неужели все произойдет этой ночью? Ему хорошо известно, где находится моя комната. Впрочем, и я знаю, в какой комнате живет он. Мы останавливаемся. Не слышно ни звука — только наше дыхание.

Он поворачивается ко мне, подносит к губам мою руку и нежно целует пальцы. Я касаюсь его лица. Нежность переполняет меня. Нет, это не флирт, это что-то большее. Его доброта, его забота, его неожиданная откровенность так трогают меня! Пожалуй, я смогла бы полюбить его, доверить ему свои чувства и разделить его тревоги и сомнения.

Я готова пойти к нему… Дверь медленно отворяется, и на пороге с горящей свечой в руке появляется Бартон.

— Вели ему уйти на ночь, — шепчу я.

Глава 13 Мистер Николас Конгриванс

— Я был бы счастлив, Каро. Поверьте мне. Но… — Я вновь подношу к губам ее руку и нежно целую. — Спокойной ночи, любовь моя.

Я не могу понять, что заставило меня поступить так. Она была так искренна в своем порыве. Не знаю, что случилось со мной. Необъяснимая нежность к этой женщине переполняет меня. Что же это? Я просто не могу, не имею права воспользоваться ее минутной слабостью. С каких это пор благородство и такт стали иметь значение для меня? Никогда раньше я не испытывал ничего подобного.

Кажется, она не ожидала этого. Она растеряна, смущена, обескуражена, что-то бормочет в ответ и уходит.

Я поворачиваюсь и вхожу в комнату, отталкивая Бартона.

— Что ты все подсматриваешь и подслушиваешь?

Он ставит свечу на камин.

— Я не верю своим глазам, сэр.

— Иди к черту!

Снимаю сюртук и протягиваю ему, но он не двигается с места.

Пожимаю плечами и бросаю сюртук на кровать.

— Вы наконец добились, чего хотели. Она готова была отдаться вам на этой самой лестнице! Она…

— Довольно! Заткнись!

— Вы упустили свой шанс, сэр. Как та лошадь, которая не в силах взять препятствие. Вы похожи на рыбу, выброшенную на берег. Боюсь, теперь вам рассчитывать не на что.

— Бартон! Да заткнешься ты или нет?

— Она сделала из вас… евнуха, сэр.

— Пошел к дьяволу, Бартон!

Мы стоим друг против друга и готовы сцепиться в любую секунду. Он намного тяжелее меня, однако мой удар, несомненно, точнее. Он презрительно ухмыляется:

— Я дерусь только с настоящими мужиками, сэр.

— Вот и хорошо. Убирайся. Можешь считать, что ты уволен.

Я направляюсь к своему секретеру. То, что я собираюсь сделать сейчас, будет воспринято им как унижение. Что ж, поделом! Бросаю ему монету.

— Уверен, это больше, чем ты заработал.

Он стоит не шелохнувшись. Неудивительно. Бартон всегда отличался особым чувством собственного достоинства. Он кланяется и уходит. Черт, я сделал глупость.

Внезапно дверь вновь открывается. Неужели это Кэролайн? Нет, это вернулся Бартон. Он собирается просить у меня прощения?

Не глядя в мою сторону, он проходит в глубь комнаты, берет с подставки парик, прижимает его к груди и вновь уходит, прикрыв за собой дверь. Остаюсь в одиночестве, со своими мыслями. Одиночество как таковое меня не пугает. Меня пугают мои мысли.

Сегодня день премьеры. Уилл бродит по саду в полном одиночестве. Он выглядит очень грустным. Похоже, он не знает, как убить время до начала спектакля. Надо что-то придумать. Представление назначено на семь вечера. Затем нас ожидает бал, после чего зрителей и проголодавшихся актеров накормят.

— Чем ты расстроен, Уилл?

О, да это глаза истинного трагика!

— Мама не разрешает мне пойти на рыбалку с леди Каро. А я хочу! Но они все заняты — и мама, и папа, и миссис Филомена!

— Я с радостью составил бы тебе компанию, Уилл! Но сначала спросим разрешения у твоих родителей!

— Спасибо вам, сэр! Я очень хочу пойти с вами на рыбалку!

Мы отправляемся на поиски его родителей. За кулисами пусто. На сцене лежит недошитое полотно, кто-то оставил без присмотра иголку с ниткой. Мужской сюртук и шейный платок висят на стуле. Раздается знакомый голос.

— Гав!

Джеймс подбегает к своему старшему брату. Они понарошку начинают драться и дурачиться, как и положено детям. За Джеймсом присматривает служанка миссис Линсли, высокая статная женщина. Спрашиваю у нее, как мне найти мистера и миссис Линсли.

— Они наверху, в своих покоях, сэр.

— Наверху?

— Да, сэр, наверху.

— А скоро они спустятся?

— Не могу знать, сэр.

— Понятно. А миссис Гиббоне и мистер Дарроуби?

— Отдыхают перед спектаклем. Они устали, сэр.

— Конечно.

Я цепляю взглядом сброшенный сюртук и платок. Не будь я дураком, мы с Кэролайн тоже могли бы сейчас отдыхать. Нам было бы чем заняться друг с другом. Ни за что не спустились бы так рано вниз!

— Я хотел отправиться с Уиллом удить рыбу. Но без разрешения его родителей я не могу пойти на это.

— Вы так добры, сэр. Я непременно сообщу им.

— Папа и миссис Линсли часто отдыхают после обеда, — радостно заявляет Уилл. — Бабушка и адмирал Райли тоже. Когда люди стареют, они быстро устают.

Я искренне рад, что Линсли помирились. Как же я завидую Дарроуби и миссис Гиббоне! И очень рад за адмирала и его супругу. Что ж, видимо, мне не удастся поговорить с ними. Я собирался защитить честь Кэролайн. Я обещал ей и сделаю это после спектакля.

Уилл проявляет себя настоящим знатоком в рыбацких делах, снастях и провианте. Мы направляемся к дому управляющего и, разумеется, сразу на кухню. Раскрасневшиеся повара, раскаленные добела печи, требуха и овощные обрезки на полу — работа идет полным ходом.

Наконец мы выходим из дому. Какое блаженство! По сравнению с кухней здесь почти прохладно. По крайней мере мы сразу почувствовали разницу.

Набираем червей из компостной кучи и направляемся к озеру. Нам удается найти тенистый берег — тот самый, где мы купались и плавали несколько дней назад.

О чем же я буду говорить с ним? Вряд ли он знает о предстоящем замужестве матери. К моему удивлению, Уилл начинает всерьез рассуждать о вполне взрослых проблемах.

— Какой же глупый конец у этой пьесы, — говорит он, забрасывая леску в воду.

— Что ты имеешь в виду?

— Все женятся.

— Почему же ты считаешь это глупым? Самое обычное дело.

— Лучше бы они жили в лесу. А вообще идея с ослиной головой мне очень нравится.

— Ну, видишь ли, — я с трудом отрываю глаза от поплавка, качающегося на воде, — этот эпизод происходит как бы во сне, а женятся они наяву. Рано или поздно всем приходится просыпаться!

— Да, но не всем сразу! — ворчит Уилл. — Вы с леди Каро тоже поженитесь, сэр?

Это вряд ли: У меня ослиная голова вместо человеческой.

— Не думаю, что меня удостоят такой чести, Уилл.

— Она очень красивая, — вполне серьезно произносит Уилл. — И потом, она умеет ловить рыбу и играть в крикет, а это большая редкость для женщины.

— Совершенно согласен с тобой. — У Кэролайн полно и других достоинств, уж я-то знаю. Полночи проворочался без сна, думая о ней. — Не хочу показаться тебе скучным, но когда ты подрастешь, возможно, ты будешь думать обо всем этом иначе.

— Вот и мама говорит мне то же самое.

Уилл хлопает себя по щеке, отгоняя мошку.

— Когда я был маленьким, мне пришлось жить с мачехой. — Для этого случая немного правды не повредит, надо попытаться успокоить его. — После того как умерла моя мать, я стал жить с отцом и вместе с другими родственниками, которых прежде никогда не видел. Мои родители жили врозь, так иногда бывает.

— Ваша мама умерла?

— Да, я был тогда немного младше тебя.

— А ваша мачеха была злая, как в сказках?

— Совсем наоборот. Она была очень доброй. Но поначалу я страдал от одиночества — чужой дом, незнакомые люди. Мне казалось странным, что мой отец любит кого-то еще, кроме меня. Тогда же я впервые увидел своего сводного брата.

Я не знаю, что говорить мальчику дальше, и очень рад, что Уиллу наконец удается поймать рыбу. Он вскакивает на ноги, его лицо светится от счастья.

— Смотрите, смотрите, сэр! Я поймал рыбу!

Он вытягивает на берег карпа величиной с ладонь. Конечно же, он хочет показать свой трофей родителям, но мне удается уговорить его выпустить задыхающуюся рыбу обратно в воду.

Эта рыба была единственной нашей удачей. Неудивительно, от такой жары все глупеют, даже рыба, которая отказывается клевать вкусную наживку! Полуденный зной сморил и Уилла. Он зевает, уютно сворачивается на моем сюртуке и засыпает.

Откинувшись на ствол раскидистой ивы, я снова и снова возвращаюсь мыслями к Кэролайн. Все эти дни я только этим и занимаюсь. Я почти забыл о ее серьгах. Необходимо вернуть их.

Леди Кэролайн Элмхерст

Впервые оказавшись в этом доме, я думала о премьере как о развлечении. Как же я ошибалась тогда! Через минуту откроется бархатный занавес. Ничто на свете не кажется мне сейчас более важным, даже Конгриванс. Он стоит рядом и на какую-то секунду крепко сжимает мою руку. Он стал частью того мира, который открылся мне благодаря Оттеруэлу и его спектаклю. Мира, где возможны дружба, симпатия и даже любовь. Оттеруэл нервно ходит туда-сюда за кулисами, вполголоса повторяя свой текст. Он так сильно переживает, что даже грим не скрывает бледности его лица. Странно, но это проявление слабости удивительным образом подкупает меня. Я уже почти готова думать о нем хорошо.

Я вновь обрету друзей. Конгриванс обещал все для этого сделать. Краем глаза я видела, что он подходил к Фанни Гиббоне, и слышала, как она предложила ему перенести разговор на более подходящее время. Она права, сейчас мы должны забыть свои собственные страсти и окунуться с головой в страсти жителей Афин и волшебство афинского леса.

В исполнении приглашенных музыкантов звучит краткая увертюра. Линсли с блокнотом в руке кивает слугам, ответственным за занавес. Занавес плавно раздвигается и открывает нашим взорам зрителей, сидящих в зале. Гомон и шепот прекращаются, слышатся редкие нерешительные аплодисменты, и Оберон царственно шествует на середину сцены, где будет декламировать пролог.

И вот я уже не я. Мы все становимся героями пьесы, плутающими в негостеприимном лесу, игрушками в руках сверхъестественных существ.

Это похоже на сон или танец, когда хорошо известно, куда идти и что говорить. Когда заранее знаешь, что все будет хорошо. И все в конце концов окажется на своих местах. Я совершенно уверена, что мужчина, которого я люблю, после всех неприятностей и невзгод отдаст мне свое сердце, а я отдам ему свое.

Мистер Николас Конгриванс

Я непременно должен сказать ей, что уезжаю завтра. Мы уходим со сцены, держась за руки. Напряжение и волнение столь велико, что одежду на мне хоть выжимай. Кэролайн срывает шарф, прикрывавший ее плечи и грудь, складывает и обмахивается им, словно веером. Вокруг нас смеются и шутят, опьяненные успехом и горячим приемом актеры. Оттеруэл хлопает меня по плечу.

— Вы замечательный актер, сэр. А вы были просто великолепны, леди Элмхерст! — возбужденно выкрикивает он.

Я не замечаю никого вокруг. Я вижу только ее. Подведенные глаза, распущенные волосы — ее красота с новой силой очаровывает меня.

— Скорее на воздух! — быстро шепчу ей.

Думаю, она знает, что у меня на уме, я почти уверен, что она думает о том же. За эти несколько дней постоянных репетиций мы хорошо выучили расположение комнат и коридоров за кулисами. Мы быстро находим нужный проход и открываем дверь. В саду ветер качает верхушки деревьев, его порывы раздувают нашу одежду и волосы. Воздух стал намного свежее, небо потемнело от грозовых туч. Совсем близки раскаты грома.

Она останавливается спиной ко мне, высоко закидывает руки, приподнимает вверх копну своих чудных волос и стонет от удовольствия. Как нежна ее чудная шея, от моего поцелуя она стала слегка влажной.

— Конгриванс!

Она поворачивается ко мне лицом, и наши губы сливаются в страстном поцелуе. Позади нас отчетливо слышится чей-то кашель. Это один из слуг Оттеруэла.

— Прошу прощения, сэр.

— В чем дело?

Слуга с трудом отводит глаза от груди Кэролайн и смотрит на меня.

— Один джентльмен спрашивает вас, мистер Конгриванс. Он ждет в доме.

— Ступай и скажи, что не нашел меня.

Он кланяется и уходит.

Я притягиваю к себе Кэролайн. Не могу оторваться от нее и тону в ее объятиях. Я готов тонуть еще очень-очень долго. Признаюсь, я чувствую себя гораздо лучше, чем в темных водах венецианского канала.

Она отрывает свое лицо от меня.

— Не здесь. Слишком близко к дому. Он… они… будут искать нас.

Мы уходим подальше от дома, то и дело останавливаясь, не в силах надолго прерывать объятия и поцелуи. Она ведет меня в сторону зеленого лабиринта. Внезапно сильные порывы ветра приносят первые капли дождя. Я останавливаюсь в нерешительности. Нам не следует идти туда.

Она улыбается:

— Сегодня днем я уже была там, как Ариадна со своей нитью. Мечтала о тебе. Я…

— Ты Ариадна, а я, значит, ужасный Минотавр в центре лабиринта?

— Именно. Разрешаю тебе быть сегодня со мной любым, даже ужасным, каким только тебе вздумается.

Она игриво смотрит на меня. Неожиданно громко я изображаю грозное рычание, она визжит, смеется и исчезает в лабиринте. Я без колебаний следую за ней. Все мои сомнения и неуверенность растаяли как дым. Она успела скрыться за поворотом, и мне приходится бежать, чтобы догнать ее. Темные заросли тиса почти не пропускают свет, но я слышу, как шуршит гравий под ее ногами. За поворотом я останавливаюсь. Ее здесь нет.

— Налево!

Я поворачиваю налево и вижу ее. Но не успеваю подойти ближе и дотронуться до нее, как она, снова ускользает и скрывается за следующим поворотом. Я уже почти нагоняю ее, успеваю дотронуться до ее плеча, но она снова исчезает.

Она бежит легко и звонко смеется. Еще один поворот. Я останавливаюсь. Мы стоим в самом центре лабиринта, шириной в несколько шагов. Вместо гравия, которым усыпаны дорожки, вокруг зеленого островка уложены каменные плиты. Сладко пахнет тимьяном. Кэролайн, вытянув руку, стоит у постамента с мраморной статуей богини, точь-в-точь копируя ее жест.

Я беру ее руку и прижимаю к губам, опускаюсь на колени и зарываю лицо в складках ее платья, жадно вдыхая тепло и аромат ее тела. Она кладет руку мне на голову.

Ярко-зеленая трава в самом центре усыпана маргаритками. Что-то необычное есть в этом месте. И говорить здесь хочется тише.

— Ты поймал меня, — тихо шепчет Кэролайн.

— Нет. Это ты поймала меня.

Я снова беру ее руку, целую и слегка покусываю пальчики. Медленно и очень нежно. Не знаю, надолго ли хватит этой моей деликатности. Мне хочется смять ее в своих страстных объятиях. Или я не Минотавр, пожирающий юных красавиц?

— Ну хорошо. Так что же мне делать с тобой?

— Все, что угодно, любовь моя!

Как легко это признание слетело с моих губ! Я уже ничего не понимаю и не хочу понимать. Мне безразлично все, что происходит вокруг. Пусть Земля окажется плоской, и драконы воскреснут! Я согласен на все! Главное, мы — вместе.

Она опускается на колени. Теперь наши лица совсем близко. С этого момента все идет не так. Сначала я долго вожусь со своими панталонами, собираясь ослабить завязки. Она пытается помочь мне, мы оба нервничаем и запутываем их еще больше. К счастью, на мне нет тех розовых трико. Затем нам предстоит борьба с бесчисленными юбками Кэролайн. Как это возможно, если платье выглядит почти невесомым? Я комментирую вслух все, о чем думаю в эти бесконечные минуты.

Наконец жаркие объятия, страстные поцелуи, шумные признания. Она извивается и изгибается подо мной и… На какой-то момент мне кажется, что она играет свой исступленный восторг, или… О Боже, да это как в первый раз, неожиданно и чудесно!

Это и впрямь как в первый раз. Все произошло, не успев начаться.

Вдруг она больно ударяет меня по плечу:

— Пусти меня, немедленно!

От неожиданности я теряю дар речи. В ее голосе не слышится ни нежности, ни любви, только одно раздражение. Я отодвигаюсь от нее.

— Извини, я ничего не понимаю. Разве я…

— Этот чертов камень подо мной, — бормочет она и приподнимает свои бедра так, что желание вновь возвращается ко мне; и достает из-под себя осколок гравия. — Я все пыталась сказать тебе, но, конечно же, ты ничего не слышал. Это было ужасно. Ужаснее не было никогда. Даже думать не смей, что мы этим займемся еще раз. Ни за что.

— Люблю тебя, — произношу я и тут же сожалею об этом, увидев, как она посмотрела на меня. — Мне очень жаль, обычно я не…

Черт, она уже одевается, а ведь я только мельком взглянул на ее роскошную, великолепную грудь. Она вновь кидает на меня убийственный взгляд и велит прикрыть наготу.

— Каро, я уезжаю завтра. Ранним утром.

Черт! Что заставило меня сказать ей об этом в такой момент? И вдруг она стала очень тихой.

— Куда… куда ты уезжаешь?

Ее лицо бледнеет. В это мгновение раздается гром и первые тяжелые капли дождя падают на нас.

Её глаза становятся влажными. Крупные слезы катятся по щекам. Что это? Кэролайн плачет? Боже мой, я не хочу, чтобы она плакала. И никогда не допущу этого. Пусть она ненавидит меня, но только не плачет. Ненависть лучше разбитого сердца. Мне надо как-то разозлить ее.

Я поднимаюсь и затягиваю пояс на тунике.

— Куда я уезжаю, вас не касается. Театральные эксперименты хороши в меру. Вы мне надоели, леди Элмхерст. Вы удивили меня! Очень долго сопротивлялись! Я был уверен, что вы сдадитесь гораздо быстрее. По крайней мере в этом меня уверяли некоторые джентльмены.

Она поднимается и наотмашь бьет меня по лицу.

— Ублюдок!

Вспышка молнии озаряет ее фигуру в последний раз. Она убегает, скрывается в темноте лабиринта. В этот момент все сотрясается от грома и начинается ливень.

Что ж, мне удалось вызвать в ней ярость и ненависть. Как она смотрела на меня в тот момент, когда я оскорблял ее! Это не выходит у меня из головы. Ливень промочил одежду до нитки, потоки дождя текут по лицу. Я едва дышу. Неужели мне суждено бродить по этому лабиринту вечно, мучаясь от боли и стыда? Нет, это было бы слишком легким наказанием за то, что я сделал. Интуиция подсказывает мне держаться правой стороны и поворачивать направо. Я довольно долго брожу по лабиринту и выхожу в сад, когда уже последние капли прошумевшего ливня падают с ветвей деревьев. Небо заметно светлеет, далекие отблески молнии уже сверкают у горизонта.

Совершенно мокрые сандалии тяжело хлюпают по гравию. Надо сосредоточиться и выработать план действий. Я должен собрать вещи и уехать. Что ж, поеду в Бат. Через пару дней буду там, а может быть, и раньше.

Я иду к черному ходу, через который мы выбежали после премьеры. Внезапно дверь распахивается настежь. Свет, идущий с улицы, освещает мужской силуэт. Это тот самый человек, который десять лет назад пытался убить меня.

— Ник? — спрашивает он, щурясь. — Ник?

У него срывается голос. Мужчина бросается на меня.

Глава 14 Мистер Николас Конгриванс

Мой сводный брат, герцог Тируэлл, виснет у меня на плече и громко всхлипывает.

— Я… думал, что тебя уже нет в живых. Черт тебя подери! Черт тебя подери, Ник!

— Ради Бога, Саймон, успокойся… — похлопываю его по спине, пытаясь успокоить.

Я почти не удивлен такому повороту. Его появление — лишь финальный эпизод длинного сна. Немного эротики, сильный ливень, замысловатый лабиринт и долгое возвращение.

— Да ты насквозь промок!

Он делает шаг назад.

— Я попал под дождь.

— Да-да. Это был настоящий ливень… Что ты делаешь здесь? И где был все это время?

— В саду.

— До этого, Ник. Где ты был все эти десять лет? И что ты делаешь здесь, у Оттеруэла? Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя на сцене, и чуть не лишился чувств.

Он вынимает из кармана платок и громко сморкается. За эти десять лет, что мы не виделись, он стал выше, шире в плечах. В нем почти ничего не осталось от долговязого и нескладного пятнадцатилетнего подростка. Мы стали еще больше похожи внешне. Впрочем, это неудивительно, если учесть тот факт, что у нас общий отец.

— Я был за границей. После расскажу. Мне надо переодеться.

Я поворачиваюсь, направляясь в артистическую уборную. Сбрасываю с себя промокшую насквозь одежду. «Прошу прощения, ваша светлость», — разумеется, вслух я этого не произношу.

— Откуда эти шрамы? Это от хлыста? Кто посмел?

На эти вопросы ответ давно заготовлен. Каким же нелепым кажется он мне сейчас! Я слишком измучен и утомлен, чтобы заниматься враньем, рассказывая, как меня поймали в гареме султана.

— Это произошло давно, когда я был матросом.

— Ты был матросом?

Натягиваю сухую сорочку.

— Меня заставили. Потом я дезертировал.

Он хмурится.

— Значит, тебя могут повесить?

— Не меня. Матроса по имени Саймон Аллондейл.

— Но ведь это мое имя! — говорит он с таким возмущением, что мне хочется расхохотаться.

Я беру тампон, макаю его в банку с кремом и стираю театральный грим. Мне надо сосредоточиться и решить, что делать дальше.

— Почему ты не написал, что жив?

— После того, как ты столкнул меня с обрыва?

— Это был песчаный карьер.

— Крутой песчаный карьер.

— Согласен, крутой карьер. Достаточно крутой. Я… виноват, Ник. Прости меня. Я сразу же побежал за помощью. Но когда мы вернулись, тебя нигде не было. Мы искали несколько дней…

Я помню это ужасное падение. Когда очнулся, страшно болела голова, один глаз не открывался, он был в крови. Я до смерти испугался, что ослеп. Как дурной сон, вспоминаю, что садился к извозчику на дороге в Ньюкасл. Ошеломленный, пребывая в шоковом состоянии, я не понимал, что делал. Потом, когда у меня украли деньги — практически все, что было в кармане, я доверился веселому общительному моряку, предложившему помощь. И вскоре очутился в трюме корабля с такими же, как я, бедолагами.

С чего же началась тогда эта ссора, переросшая в драку? Я помню, что был вне себя от гнева, когда Саймон полушутя потребовал обращаться к нему «ваша светлость». Разумеется, я наотрез отказался. Спрашиваю у него.

— Ну как же! Это из-за Молли!

— Молли?

— Молли Солтуэйт. После того как ты исчез, она вышла замуж и через пару месяцев родила. Мне казалось, что ребенок был вылитый ты. Я даже хотел, чтобы она назвала его Николасом, но, как выяснилось, это была девочка.

— Постой. Молли? Молли, молочница с огромной грудью? Ты думал, что я…

— Ты сам говорил мне.

— Послушай, Саймон. Мне было шестнадцать. Разумеется, я мог сказать что угодно, лишь бы досадить тебе.

Он глубоко вздыхает:

— Я был так влюблен в нее. Во время дойки коров она как-то по-особенному мяла им вымя и при этом многообещающе подмигивала мне.

— То же самое она проделывала и со мной. Помню, это сводило меня с ума.

— И ты на самом деле не?..

— Ни разу. Как только я видел ее, у меня начинали заплетаться ноги, я имени своего не мог вспомнить.

— О Боже. — Он снова сморкается. — Я так виноват перед тобой. Так где же ты был все это время, Ник? Почему не писал?

Что мне ему ответить? Я наклоняюсь к зеркалу и приглаживаю руками волосы. Он знает, что я просто тяну время, и терпеливо ждет. Его терпимость и сдержанность всегда раздражали меня. Саймон в самом деле хороший порядочный парень. Он не виноват в том, что именно это и приводит меня в бешенство.

— В прошлом месяце умерла старая Руби. Мы похоронили ее вместе с остальными собаками, под конскими каштанами.

— Руби?

— Собака прожила почти пятнадцать лет, Ник.

Я сажусь на стул, обхватываю руками голову и горько плачу. Мне очень жалко собаку, которая так преданно любила меня. Неужели Саймон умышленно заставил меня страдать? Что ж, в этом он стал похож на меня. Неудивительно, ведь мы родственники!

Я плачу о Руби, о себе, о брате, о нашем отце, о Кэролайн.

— Ну-ну, полно, не плачь, — приговаривает Саймон и гладит меня.

Не в силах вынести этого, я отталкиваю его руку:

— Ты настоящий ублюдок, ваша светлость. Бартон мог бы поучиться у меня изысканным манерам.

Он усмехается:

— Да нет, это ты ублюдок. И все же почему ты не писал?

Он протягивает мне платок из тончайшего батиста, с вышитыми в углу вензелем «Т» и короной. Я громко сморкаюсь. Вряд ли он годится для дальнейшего употребления. Мой брат уже пару раз воспользовался им.

— С чего начать, Саймон? В начале я был очень беден и невероятно зол. И еще довольно долго оставался злым, даже тогда, когда уже не был беден. Тебе мне не хотелось писать. Все это время я переписывался с Пикерингом.

— Как? Ты писал моему управляющему, но так ни разу не написал мне?

Я пожимаю плечами:

— Пикеринг всегда нравился мне. Он многому меня научил.

Саймон краснеет.

— Он обязан был рассказать мне.

— Почему?

Я понимаю. Ему хочется сказать, что Пикеринг — его слуга. Он садится рядом на расшатанный стул и убирает воск с оплывшей свечи.

— В последнее время он жалуется на ревматизм, — произносит он совершенно равнодушно. — Собирается оставить работу и поселиться вместе с сестрой.

— Странно, он не писал мне об этом.

Саймон, владелец бесчисленного количества овец и настоящий знаток овечьей шерсти, протягивает руку и трогает рукав моего сюртука.

— Шерсть с шелком? Замечательно. Я рад, что твои дела идут хорошо. Чем ты занимался после того, как… служил на флоте?

— Я много чем занимался. Всего и не расскажешь. Кстати, прими мои поздравления. Пикеринг писал, что ты женился на мисс Джулии Лонгбентон.

Мне не терпится поменять тему разговора.

— У тебя неприятности, Ник?

— Ты прав. У меня неприятности. Я соблазнил даму. Соблазнил и бросил. Я люблю ее! Не хочу, чтобы она подозревала меня в корысти.

— О Боже! — Он хмурит лоб. — Чем я могу тебе помочь, Ник? Кто она? Она здесь?

Рассказываю ему все. Он долго молчит.

— Ты давно вернулся в Англию?

— Три недели назад.

— Значит, тебе неизвестно то, что известно всем. Кэролайн Элмхерст скрывается от кредиторов. У нее ни гроша за душой. Говорят, что она ищет богатого покровителя. Последний любовник, офицер, оставил ее на мели. Всем известно, что она… — мой брат явно пытается выразиться как-то помягче, — весьма несдержанная особа.

Я обескуражен.

— Ее служанка рассказывала моему слуге, что…

— Наверное, она хотела скрыть от тебя эти обстоятельства. Очевидно, она охотится за твоими деньгами.

Такого я себе представить не мог.

— Ты легко отделался, Ник.

— Напротив, это она легко отделалась.

— Ты хочешь сказать, что…

Мой брат сосредоточенно думает. Его всегда было легко обыгрывать в карты. У него всегда была очень выразительная мимика.

— Я был уверен, что она богата. Признаюсь, сначала я думал приударить за ней из-за денег. А потом по-настоящему влюбился. Она считает, что я богат. Но это не так. И вот теперь я разбил ей сердце, оскорбил ее. Не знаю, что делать.

— Какой же ты дурак! — произносит мой брат. — Кто знает о ваших отношениях?

— Мистер и миссис Линсли, миссис Гиббоне и мистер Дарроуби. Быть может, Оттеруэл, но на это мне наплевать…

Мой брат встает, направляется к двери и велит позвать своего слугу. Герцог Тируэлл решил проявить заботу обо мне. Не буду возражать.

Леди Кэролайн Элмхерст

Теперь мне все понятно. Он действовал по заранее продуманному плану и все рассчитал. Я как последняя дура поверила ему! Слава Богу, мы больше не увидимся!

Я больше никогда не увижу его. Кажется, я сейчас умру от горя.

Силы оставили меня. Я медленно иду по тропинке к дому. Мокрое платье прилипло к телу. К счастью, в доме я никого не встретила. Мэри, свернувшись в кресле калачиком, горько плачет.

Меня бьет озноб, я промокла до нитки. Подхожу и трогаю ее за плечо:

— Мэри, что случилось?

Она вздрагивает и вскакивает с кресла. Ее лицо опухло от слез.

— Он уехал, миледи. Бартон. Он сказал… что больше не служит у мистера Конгриванса и не может взять меня с собой. Я так хотела уехать с ним, но он сказал, что все кончено и… Миледи, я так люблю его!

Ее тело сотрясается от рыданий.

В другой раз я выдала бы какую-нибудь язвительную колкость, это очень тонизирует. Но сейчас у меня не хватает духу на это. Я обнимаю ее и позволяю пореветь у себя на плече. Моему платью уже ничего не страшно.

Она поднимает голову и вытирает рукавом нос.

— Теперь обещайте, что не будете плакать, миледи.

— Не буду. Я никогда не плачу.

Она раскрывает ладонь и показывает то, что все это время держала в сжатом кулаке. Это не цветок и не безделушка от Бартона. Это крошечный сверток.

— Он велел отдать это вам, миледи, передать, что его хозяин — плохой человек и что ему нельзя доверять.

Разворачиваю сверток и вижу серьги, проигранные в карты. Я совсем не скрываю своих чувств, и мы обе начинаем реветь. Сейчас мы с ней равны, и уже не так важно, кто из нас служанка, а кто — госпожа. Мы — две глупые доверчивые женщины, рыдающие о своей утраченной любви.

Мистер Николас Конгриванс

Хорошо быть герцогом. Можно чувствовать себя в гостях как дома. Не прошло и получаса, как Саймону удалось собрать всех моих коллег-актеров в библиотеке Оттеруэла и реквизировать огромное количество еды и напитков, приготовленных для ужина. Ему бы жить в Средние века, в один миг собрал бы армию. Собственно говоря, именно этим он и занят сейчас. Подозреваю, что мой брат питает слабость к драматургии.

Отпустив слуг, он рассаживает всех присутствующих и открывает собрание. Я продолжаю стоять, чувствуя себя подследственным во время судебного разбирательства. Я до сих пор не знаю, что он задумал. С волнением и радостью в голосе он представляет меня как своего пропавшего сводного брата. Я удивлен и тронут его искренностью. Не могу сказать, что я в той же степени рад нашей встрече. Сухая одежда и бренди из запасов Оттеруэла приподняли мое настроение, однако дурное предчувствие не оставляет меня.

— Так это правда, что в Европе вы занимались шпионажем? — спрашивает меня Дарроуби.

— Это было довольно скучным, но не единственным моим занятием.

— А чем же еще вы занимались?

Саймон поднимает руку и готов загибать пальцы. Делаю глубокий вдох.

— Я был учителем танцев, учителем музыки, дворецким, гувернером, учителем фехтования, камердинером, краснодеревщиком, врачом, священником…

— Ты стал католиком?

Пораженный, Саймон вскакивает со стула.

— Да нет, не совсем. Просто однажды я крестил ребенка, потому что не мог отказать хорошим людям. — Я продолжаю свой список: — Прорицателем, правда, не очень хорошим; крысоловом…

— Героем-любовником.

Все поворачивают головы туда, где сидит миссис Райли. Она все-таки решила остаться, как ни пытался Саймон отговорить ее. Она фыркает:

— Будь я богата и свободна, рассмотрела бы вашу кандидатуру. Бьюсь об заклад, деньги не были бы потрачены зря. Как только я увидела вас, мне все стало ясно.

Я растерянно молчу, а комната взрывается безумным количеством предположений, догадок и оговоров. Мой брат наклоняется и спрашивает шепотом:

— Ник, так, значит, женщины платили тебе, чтобы ты…

— Да как тебе сказать, — шепчу я в ответ. — Обычно я принимал подарки. Было невежливо отказываться, мне не хотелось обижать…

— Ты был альфонсом?

Я испытываю некоторую неловкость. Однако этот эпизод из моего прошлого не слишком сильно расстроил его. Приличие соблюдено, я не стал католиком.

— Я никогда не считал себя альфонсом. Да, я спал с женщинами, но, что гораздо важнее, много разговаривал с ними. Обычно мужья забывают делать это. И потом, все эти женщины, за редким исключением, действительно очень нравились мне.

— Сколько они платили вам?

Слава Богу, я избавлен от необходимости раскрывать тариф на свои услуги, так как в этот миг в полной тишине добродетельная миссис Линсли поворачивается к миссис Гиббоне и тихо, но вполне отчетливо произносит:

— Черт возьми, должно быть, он и в самом деле очень хорош в постели!

— Если я узнаю, Конгриванс, что ты хоть пальцем прикоснулся к моей жене… — вскочив с места и опрокидывая на пол стул, кричит Линсли.

Его и так уже пунцовое от столь откровенных признаний мамаши лицо краснеет еще больше.

— Полноте, сэр! Разумеется, этого не было! — прерывает его мой брат. По-моему, он единственный, кто получает истинное удовольствие от всего происходящего. — Ведь правда, Ник? Прошу вас, сядьте и успокойтесь, Линсли. Должен огорчить всех присутствующих здесь дам, но единственная, кто интересует его в данный момент, — это леди Элмхерст.

— Я должен выступить в защиту леди Элмхерст, — включается Николас, — и спешу исполнить данное ей обещание. — Ее совсем не интересует мистер Линсли, это заблуждение. Она женщина гораздо более достойная, чем все вы думаете.

Все замолкают, и в комнате воцаряется тишина. Линсли встает со стула.

— Что бы ни было в прошлом между мной и Кэролайн, все давно закончилось. Ни у нее, ни у меня нет никаких планов в отношении друг друга.

Филомена берет его за руку и улыбается.

— Конечно, Кэролайн не ангел, но в честности и порядочности ей не откажешь, — продолжает Линсли.

— Что касается меня, то я никогда не верила всем этим слухам об Элмхерсте, — заявляет миссис Гиббоне.

— Каким слухам?

Я должен знать о ней все.

— Рассказывали, что Элмхерст принял невинный флирт Кэролайн за нечто большее. Потом состоялась дуэль, он был ранен. Казавшаяся пустяковой рана дала осложнение, и его ждала медленная мучительная смерть. Кэролайн была с ним до конца. И все же ходили слухи о том, что умер он не своей смертью.

— Это было прошлым летом, — произносит Линсли. — В чем только ее не подозревали! Говорили и о подушке, и о смертельной дозе настойки опия.

Я впервые услышал о ее муже два дня назад. Она сидела у открытого окна и казалась очень грустной. Как же давно это было!

— Ее первый муж, Бладж, был намного старше ее и очень богат. В обществе сразу же заговорили о ней как об охотнице за деньгами, — поясняет миссис Райли. — Лично я не верю в то, что она могла убить его.

— Разве что своей любовью, — добавляет Линсли. — Я слышал, он покинул этот бренный мир при весьма пикантных обстоятельствах. Несомненно, он умер счастливым.

Миссис Линсли шутливо толкает его в бок.

— Я хорошо отношусь к Кэролайн. Когда-то она казалась мне грубоватой и легкомысленной, но теперь мне так не кажется.

— Итак, — с большим воодушевлением заявляет мой брат. — Что же теперь делать?

— Что же делать?

Я не верю своим ушам. О чем он?

— Несомненно, кредиторы леди Элмхерст разыщут ее и отправят в долговую яму, — продолжает он. — Я слышал, речь идет о долге в несколько тысяч гиней. У нее нет ни связей, ни родственников. Ее семья давно отказалась от нее. Как ты намерен поступить, Ник?

Я был прав, это настоящее судебное разбирательство. Разные варианты приходят мне в голову. Карточная игра или пари на скачках — ненадежно; роман с богатой дамой — невозможен; денежная ссуда — но только не у моего остроумного брата; поиск работы — но какой?

— Тебе необходимо найти достойное занятие, — произносит Саймон тоном, каким обычно вразумляют бедных родственников. — Вскоре мне понадобится новый управляющий. Ты когда-то учился этому делу, и я готов рассмотреть твою кандидатуру на эту должность.

— Прекрасный выбор, — спешит поддержать меня Линсли. — Конгриванс прекрасно разбирается в вопросах землеустройства, ваша светлость.

— Но это не спасет Кэролайн от долговой ямы, — произношу я.

— Мой отец оставил тебе небольшое наследство, Ник. Эти деньги я отдал в рост, поскольку не знал, что с ними делать. Полагаю, теперь эта сумма равна нескольким тысячам фунтов. Я намерен передать тебе эти Деньги для оплаты долгов леди Элмхерст.

— У меня есть деньги?

Все это время, что я скитался по Европе, у меня были деньги, наследство! Ах, если бы я только знал! Надо было написать Саймону. Каким же дураком я был!

— Как это великодушно с твоей стороны, Саймон! Ты собираешься дать мне в долг мои же деньги?

— В поместье есть дом. Правда, он требует ремонта — нужна новая кровля. Я готов сдать тебе его за скромную плату, мы с тобой договоримся.

— Ты будешь брать с меня деньги за лачугу без крыши?

Он великодушно оставляет это замечание без особого внимания.

— Это детали, Ник. Обсудим все потом. Сейчас надо понять, согласится ли Кэролайн принять твое предложение? Необходимо узаконить ваши отношения. Я не позволю вам жить во грехе и подавать дурной пример моим арендаторам.

Пауза затянулась. Все смотрят на меня и ждут ответа. Беру слово.

— Ваша светлость, дамы и господа. Судя по всему, вы ждете от меня смелого шага. Вы предполагаете, что я свяжу свою жизнь с дамой неблагоразумной, азартной и расточительной. Вы думаете, что она, привыкшая к столичной светской жизни, согласится жить в доме без крыши среди полей, на которых пасутся овцы.

— Вы несете вздор, Конгриванс! — восклицает миссис Райли. — Минуту назад вы пытались защитить честь этой дамы!

— Это так, мадам. Я делал это и собираюсь заниматься этим всегда. Но моему брату совсем нет дела до того, что я говорю.

— Дом вполне хорош. Ты должен помнить его. Там жил Пикеринг, пока не переехал в другой. Я даже согласен оплачивать дрова. Дом понравится ей! И потом, сейчас так модно жить в загородном доме, на природе!

— Звучит заманчиво, ваша светлость. Вы предлагаете мне спасти даму от долговой ямы, в которой ей самое место?

Саймон улыбается и поднимает руку. Этот величественный жест несколько испорчен куриной ножкой, которую он держит двумя пальцами.

— В отношении твоего завещания. Отец решил, что я должен действовать на свое усмотрение. Сожалею, Ник.

— Разумеется, Кэролайн согласится выйти за тебя замуж! — восклицает миссис Линсли. — Она любит тебя, нам всем это давно известно.

— Ты обязан жениться на ней. Долг чести! — заявляет мой брат, размахивая куриной ножкой. — Ты сам признался, что соблазнил ее. Не забывай, она — леди. За нее некому вступиться, у нее нет ни родственников, ни связей. И потом, бывшему альфонсу не пристало быть слишком щепетильным.

— Да как вы не поймете? Она оскорблена и не выйдет за меня. Я надеялся, что злость и гнев избавят ее от страданий и печали. Сейчас она готова меня убить и скорее согласится отправиться в долговую яму, чем быть рядом со мной.

— Нет, так дело не пойдет! Такая позиция не приведет к счастливой супружеской жизни, — заявляет Дарроуби. — Сначала надо во всем разобраться.

Это говорит мужчина, который сделал предложение женщине, родившей ребенка от другого. И более того, он продолжает питать к этому человеку дружеские чувства.

— Не забывайте, что Кэролайн — женщина очень гордая, — замечает Линсли.

Его жена пристально и подозрительно смотрит на него.

— Ну что ж, — заявляет мой брат, — придется что-нибудь придумать.

И он предлагает. Его предложение — нелепое, глупое и кажется мне полным безумием! Однако у всех этот план вызывает бурное одобрение. Все выражают желание поучаствовать в мистификации и уверяют, что результат превзойдет мои ожидания. Все просто уверены, что временная разлука с Кэролайн окажется спасением для нас обоих.

Мой брат с воодушевлением замечает, что у меня появится время соорудить новую кровлю на дом, в котором мы счастливо заживем среди бескрайних равнин и холмов Нортумберленда, с мирно пасущимися овцами.

— Только помни, — заявляю я, — посмеешь дотронуться до нее, я тебя кастрирую, а затем убью.

— Так я и думала! — радостно замечает миссис Райли. — Вы влюблены, Конгриванс. Как чудесно!

МНИМОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Одноактная пьеса

Действующие лица:

Ее покровитель — исполняет его светлость герцог Тируэлл.

Его любовница — исполняет миссис Гиббоне (бывшая актриса театра «Садлерс Уэллс»).

Николас Конгриванс—исполняет сам Николас Конгриванс (джентльмен, известный в прошлом своим легкомысленным поведением в Европе).

Место действия — библиотека Оттеруэла.

Тируэлл. Так что же, Ник? Я считал тебя великим соблазнителем. Ты можешь вымолвить хоть слово?

Конгриванс. (Тяжело вздыхая.) Ах, брат! Она погубила меня, лишила воли. Ну что ж, мы начинаем! Итак, она гуляет по саду. Ты появляешься неожиданно.

Тируэлл. Доброе утро, мадам. Я герцог, но вы можете называть меня по имени.

Конгриванс. Стоп! Это не годится. Она не приемлет покровительственного тона.

Тируэлл. (Явно оскорбленный.) Но ведь я герцог, черт подери, Ник.

Конгриванс. Сначала, пожалуйста, ваша светлость.

Тируэлл. Доброе утро, мадам. Я восхищен вами! Вы хороши, как эти прекрасные цветы!

Миссис Гиббоне. Благодарю вас, сэр! (Приседает в поклоне.)

Конгриванс. Нет, она бы так не ответила.

Миссис Гиббоне. Вы совершенно правы, сэр. (Герцогу.) Да кто вы такой, черт возьми?

Конгриванс. Нет, не годится. Саймон, пожалуйста, еще раз.

Тируэлл. Какой чудесный день! Да… Почему бы мне не завести любовницу, чтобы коротать одинокие вечера в Лондоне… О, простите, мадам, кажется, я произнес свои мысли вслух. Разрешите представиться. Я герцог и, знаете ли, очень-очень богат!

Конгриванс. Не очень изящно, но зато по существу.

Миссис Гиббоне. Почему бы не поздравить даму с успешной премьерой, ваша светлость?

Тируэлл. Спасибо, миссис Гиббоне, вы совершенно правы. Мадам, вчера я не мог отвести глаз от вашей роскошной груди.

Конгриванс. Тупица! Восторгайся ее актерскими данными!

Тируэлл. Вы знаете, я просто в восторге от ваших актерских данных! Вы замечательно играли вчера, мадам! Скажите, на сцене вы были без корсета или мне это только показалось?

Конгриванс. Да он совсем с ума сошел! (Уходит, хлопая дверью.)

Тируэлл. Кажется, я опять сказал что-то не то.

Миссис Гиббоне. Я скоро вернусь, сэр. (Уходит вслед за Конгривансом.)

Тируэлл хочет рассмотреть фарфоровую статуэтку на каминной полке и нечаянно роняет соседнюю. Виновато озирается и носком ботинка задвигает осколки под ковер. Миссис Гиббоне и Конгриванс возвращаются в комнату.

Миссис Гиббоне. Просто постарайтесь быть самим собой, сэр, и все получится. Попробуем еще раз?

Глава 15 Леди Кэролайн Элмхерст

Как ни странно, утро все же наступает. Дождливое пасмурное утро моей погубленной жизни. Настало время решать, как жить дальше. Мэри, проплакав всю ночь, отправляется утюжить мои платья. Хоть как-то отвлечется. В доме тихо. Все спят после вчерашнего бала. Никого не хочу видеть. Больше у меня здесь нет друзей. Итак, что же мне теперь делать?

1. Просить приюта у сестры. Вряд ли я смогу свыкнуться с нравами провинциальной жизни. С утра до вечера мне придется навещать бедных больных прихожан, кормить их с ложки и выносить за ними горшки. Что ж, наконец-то запомню имена моих многочисленных племянниц и племянников.

2. Сменить имя и стать гувернанткой. Придется купить пару скучных платьев (где взять денег?) и засесть за учебники (я все забыла!).

3. Стать скромной белошвейкой. Вышивать крестиком, мастерить бутоньерки или раскрашивать глиняные горшки (ничего этого я тоже не умею).

4. Набрать в карманы камней и утопиться (ну уж нет, очень многие обрадуются).

5. Уехать в Индию, к брату, или в Европу, где, по рассказам, можно прожить на гроши (правда, все равно на дорогу нужны деньги).

6. Поручить кому-нибудь мое разбитое сердце и финансовые проблемы.

Я прохаживаюсь по галерее, разглядывая портреты незнакомых мне людей, развешанные на стенах. Я ловлю на себе их неодобрительные взгляды. Дождь не переставая стучит в окно.

В конце галереи появляется фигура лакея. За ним идут два джентльмена. Должно быть, это гости Оттеруэла. Я не знаю их. Неудивительно, я пропустила бал и ужин. Они приближаются. Теперь мне понятно, что это не гости Оттеруэла. Они похожи на чиновников или приказчиков.

Как же я могла забыть эту незначительную деталь? Мой список заканчивается на цифре «7».

7. Отправиться в долговую яму. Должно быть, они привезли ордер на арест. Тот, что выше и полнее, обращается ко мне:

— Леди Элмхерст?

Они останавливаются в шаге от меня и кланяются.

— Вы ошибаетесь, сэр. Я не леди Элмхерст. Кажется, она уехала на рассвете.

Мужчины переглядываются.

— Да нет, это она, — говорит тот, что стройнее.

Они подходят ко мне еще ближе.

— Сожалею, но если вы не оплатите свои долги, нам придется вас арестовать, — заявляет мистер Дылда.

Бесполезно отпираться. Должно быть, у них достаточно опыта в таких делах. Лакей, должно быть, назвал им мое имя. И все же я предпринимаю еще одну попытку.

— Просто удивительно, как часто меня путают с моей госпожой, сэр. Жаль, что расстроила вас.

— Следуйте за нами, леди Элмхерст, не стоит поднимать шум!

— Почему же не стоит? Лично я не вижу в этом ничего предосудительного!

Я разворачиваюсь и, приподняв юбки, бегу что есть сил к противоположному концу галереи. По пути я успеваю опрокинуть стол и пару стульев. Они спотыкаются, извергая проклятия в мой адрес. Тяжелые шаги за спиной не утихают. Они вот-вот нагонят меня. Добегаю до дверей галереи. Что же мне делать? Скрыться в саду, где мне знакома каждая тропинка, или…

Я распахиваю двери и на бегу налетаю на кого-то. От сильного удара я падаю на пол.

— Я вынужден арестовать вас, леди Элмхерст, — заявляет один из судебных исполнителей, с трудом переводя дух.

— Что, черт возьми, здесь происходит, господа?

— Пожалуйста, посторонитесь, сэр!

Мистер Коротышка наклоняется ко мне. Я натягиваю платье на открытые лодыжки и пытаюсь отползти от него.

— Вы говорите с герцогом Тируэллом, любезный.

Они внезапно останавливаются. Теперь я наконец-то могу рассмотреть своего спасителя. У меня перехватывает дыхание. Передо мной стоит Конгриванс. Да нет, я совсем с ума сошла. У этого джентльмена волосы того же цвета, но глаза голубые, а не серые. Он не так высок и строен. Не так элегантен, как Конгриванс. На нем потрепанный сюртук и видавшие виды сапоги — все, как диктует провинциальная мода. Он стоит, потирая руки. Потом, будто спохватившись, наклоняется и помогает мне встать.

— Надеюсь, вам не больно, мадам?

Я спешу заверить его, что все в порядке, и приседаю в поклоне.

— Так в чем дело, господа?

— Простите, ваша светлость, мы прибыли взять под арест леди Элмхерст. Либо взыскать с нее денежный долг.

— О Боже, — восклицает он. — Это невероятно!

— Произошло недоразумение, ваша светлость. Я собиралась отправиться за деньгами в свою комнату. Через минуту вы получите их.

Судебные исполнители ухмыляются:

— Нас предупреждали, что вы весьма коварная особа. Велите вашей служанке принести деньги.

Герцог, широко улыбаясь, терпеливо наблюдает за нами.

— Леди Элмхерст, по-моему, вы совсем не похожи на опасную преступницу.

— Ах, сэр. — Я вынимаю из рукава платок и прикладываю его к глазам. — Позвольте мне удалиться в часовню лорда Оттеруэла. Я буду молиться и просить у Господа нашего дать мне силы выдержать несчастья, свалившиеся на мою голову.

— Нет, леди Элмхерст. Вы сможете спокойно делать это в тюрьме, у вас будет уйма времени.

— Постойте.

Герцог выхватывает бумагу из рук судебного исполнителя. Он подзывает слугу, все это время стоявшего в дверях, и велит принести чай.

Это тот самый слуга, который помог мне открыть чайный короб леди Оттеруэл.

— Мне очень жаль, миледи, — произносит он тихо, проходя мимо. — Я не знал, кто они. Ни за что не пустил бы их к вам!

— Вы ни в чем не виноваты. Пожалуйста, не беспокойтесь.

Мистер Коротышка, заметив, что мы о чем-то говорим, подбегает и хватает меня за руку.

— Немедленно отпусти меня, негодяй! — достаточно громко кричу я.

— Вам не удастся сговориться со слугами, леди Элмхерст. А ты, — он обращается к слуге, — ступай и делай то, что тебе приказали.

Слуга кланяется и уходит. Не выпуская моей руки (какая наглость!), он подводит меня к столу и велит сесть. Вскоре возвращается слуга с чаем. Слава Богу, пока все идет вполне цивилизованно. По крайней мере меня не заковывают в цепи.

Герцог подзывает слугу, отдает ему очередное поручение, отпускает и снова принимается за изучение документа.

— Да, леди Элмхерст, у вас действительно неважные дела, — замечает он.

Я продолжаю хранить молчание.

Все трое, посмотрев на чайник, переводят взгляд на меня. Любопытно, что даже при этих весьма странных обстоятельствах они ждут, когда я начну разливать чай. В самом деле, как будто у самих рук нет! Им даже в голову не приходит, что я могу использовать чайник с кипятком как оружие. Тупицы!

В галерее появляется человек с письменными принадлежностями. Судя по тому, как он держится, это — слуга герцога. Его хозяин и мистер Дылда поднимаются из-за стола и направляются к нему. Я пытаюсь разобрать, о чем они говорят, а мистер Коротышка при этом глаз с меня не сводит — видимо, опасается, что я вскочу и выпрыгну в окно.

— Знаете что, совсем не обязательно пялиться на мою грудь, сэр! Уверяю вас, я не прячу там оружия.

К моему удовлетворению, он проливает чай на стол, и его лицо покрывается красными пятнами.

Трое мужчин возвращаются за стол. Очевидно, они пришли к какому-то соглашению. Слуга герцога, вернее, его секретарь, что-то быстро пишет на листе бумаги. Жаль, что я не могу разобрать, что именно, — сижу на противоположном конце стола. Тируэлл ставит на бумаге свою подпись и прикладывает кольцо с печаткой.

Оба судебных исполнителя поднимаются из-за стола, кланяются герцогу, слегка кивают мне и уходят.

— Правильно ли я поняла, ваша светлость, что вы оплатили мои долги? Могу я узнать, почему вы сделали это?

— Не пройтись ли нам, леди Элмхерст?

Он подает мне руку.

— Пусть вас не удивляет, что я не спешу благодарить вас. Опыт подсказывает мне, что такое благородство вряд ли бескорыстно.

— Должно быть, вы дама весьма опытная. Что ж… Некоторое время я собираюсь провести в Лондоне. У меня есть дела в Британском музее, неотложные дела. Мне предстоит изучить некоторые экспонаты, которые там недавно появились…

Он начинает рассказывать мне о неких древних артефактах, о своем увлечении археологическими находками. Я терпеливо его слушаю. В свете давно известно, что герцог Тируэлл не на шутку увлечен науками. Говорят также, что он — один из немногих, кто бодрствует во время заседаний парламента.

Судя по всему, герцог решил увлечься чем-то иным, кроме археологии и политики (ведь парламент распущен на лето), и этим новым увлечением могу стать я. Насколько мне известно, в Лондоне у него нет любовницы. В родовом поместье его ждет жена, образец благочестия с лошадиным лицом. Не сомневаюсь, что она хранит ему верность, вышивает крестиком и заготавливает варенье на зиму.

Что-то здесь не так…

— Ваша светлость, — прерываю я его восторженный монолог о зернистости мрамора греческих статуй.

(Что за ерунда! Кого вообще может интересовать вся эта чушь?)

— С какой стати вы решили мне помочь? Кто рассказал вам о моем затруднительном положении?

Он останавливается и с недоумением смотрит на меня.

— Знаете ли, сэр, вызывает некоторое подозрение тот факт, что вы появились как раз в ту самую секунду, когда меня должны были арестовать. Мне нечем отплатить вам, я осталась без средств. Быть может, вы ищете гувернантку?

— С чего вы взяли? К сожалению, у меня еще нет детей. Однако… у меня, как у всякого другого джентльмена, иногда возникают определенного рода желания. Надеюсь, вы понимаете меня, мадам. Иногда я бываю в Лондоне, и мне может понадобиться… приятная компания.

— Я с удовольствием составлю вам компанию и вообще я с радостью стану для вас другом, ваша светлость. В Лондоне проживает кто-нибудь из ваших родственниц, пожилых дам, кто всегда будет рядом и сможет сопровождать меня на балах?

— Наверное, вы не поняли меня, мадам.¹ Я редко бываю на балах. Я имел в виду более интимный характер отношений. Например, отношения в постели, — едва слышно произносит он.

— Прошу прощения, сэр. Я не расслышала последнюю часть, соблаговолите повторить.

— В постели, — громко шепчет он, заливаясь румянцем.

— Простите, ваша светлость, громче.

Я прикладываю руку к своему уху, как делают пожилые и очень глухие дамы.

— В моей постели! — орет он, и его голос эхом разносится по галерее.

— Ах это! Так что ж вы раньше не сказали?

Я беру его под руку, и мы продолжаем прогуливаться по галерее. Румянец с его щек постепенно исчезает.

— Подозреваю, здесь не обошлось без пари. Кто-то поспорил с вами, что в Лондоне вам не отыскать хорошую любовницу?

— Что вам сказать… Вы, мадам, необычайно проницательны! На самом деле так оно и было… Почти так и было.

Он принимается кивать с такой силой, что на мгновение мне становится страшно за его шею.

— Но как вы догадались? Надеюсь, я не обидел вас своим предложением. Должен признаться, вы просто очаровали меня и…

— Благодарю, ваша светлость. Так сколько же стоит ваше пари?

— Сколько? Мой секретарь, Бек, наверняка знает это. Что-то я не припомню точную сумму.

— А что, если я откажусь от вашего предложения?

Он останавливается и морщит лоб.

— Но… моя милая леди Элмхерст… вы, как благородная дама, обязаны платить по долгам.

— Вам не кажется странным, что джентльмен просит, благородную даму делать это в постели?

— Что ж, конечно, вы правы, мадам. Но, надеюсь, вы не придаете большого значения условностям. И потом, ваши нынешние обстоятельства весьма необычны. Со своей стороны я обещаю быть весьма учтивым и очень щедрым.

Внешние обстоятельства весьма необычны? В чем же их необычность? От нас, женщин, почти ничего не зависит. Мы часто попадаем впросак с денежными вопросами. Еще довольно часто ошибаемся в тех, с кем оказываемся в кровати. Так устроен мир. Не собираюсь терзаться от стыда, давать обет безбрачия и, раскаявшись, рвать на себе одежду. Не буду утверждать, что целомудренна, чиста и скорее умру, чем стану куртизанкой. В тот момент, когда я позволила полковнику Ротерхиту оплачивать мою квартиру, я стала падшей женщиной.

То, что я позволила Конгривансу, тоже не назовешь поступком целомудренной женщины.

Я поворачиваюсь к терцету, у которого глаза горят так, как у Уилла или Джеймса при виде сладостей.

— Сэр, я принимаю ваше предложение. Мне остается лишь предупредить вас о том, что я люблю другого. Однако пусть вас это не смущает, его я больше не увижу.

— Благодарю вас, мадам. Вот и славно! Я очень ценю вашу откровенность.

Он так светится, будто услышал замечательную новость, затем берет мою руку и горячо пожимает ее.

— Наверное, мой секретарь уже составил документ. Подпишем его?

Все-таки он какой-то странный господин.

Мы возвращаемся к столу. Я пытаюсь разобраться в том, что написано в документе, но буквы пляшут перед глазами. Там что-то сказано о доме в лондонском Хэмпстеде, слугах и содержании, не слишком щедром, на мой взгляд. Хэмпстеде! Что я буду делать в этой дыре? Я настаиваю, чтобы Мэри осталась со мной и получала сорок гиней в год. Конечно, это намного больше, чем платила ей я. Герцог обещает выплатить Мэри все, что я ей должна. Он, кажется, согласен на все, лишь бы поскорее подписать наше соглашение. Мы по очереди ставим свои подписи. Бек, секретарь герцога, заверяет документ.

— Бек отправляется немедленно, чтобы отдать распоряжения слугам. А мы выезжаем после обеда,  — сообщает Тируэлл. — Надеюсь, вас это устроит, мадам?

— Конечно. Благодарю, ваша светлость.

Мне совсем не хочется оставаться в доме, где каждый уголок, каждая комната, кроме моей спальни, напоминают мне о Конгривансе. Впрочем, в этой спальне я так много думала о нем! Вчерашние события в лабиринте рассеяли все мои иллюзии.

Как бы я ни приказывала себе забыть Конгриванса, мысли о нем не оставляют меня. С горькой иронией я вспоминаю первые дни нашего знакомства и мои планы, мысли… «Не буду скрывать, Конгриванс очень нравится мне, но можно и прогадать: может статься, среди гостей окажется герцог?»

Глава 16 Леди Кэролайн Элмхерст

— За тридцать сребреников!

— Не будь дурой, Мэри. Ты получишь часть из них. И перестань ворчать, я слышу каждое твое слово. Постарайся не злить меня!

Мы прекращаем препираться. Слуги, погрузив наши вещи в экипаж Тируалла, возвращаются в дом, стряхивая зонты от капель дождя.

Надо бы оставить слугам чаевые, но у меня нет денег. Я подхожу к одному из них, который был особенно любезен со мной, протягиваю ему руку и благодарю за доброту, Я даже не знаю его имени. Он пожимает мою руку и желает удачи. При этом Мэри, тот еще сноб, фыркает, наблюдая эту сцену. Разумеется, как персональная горничная, она с презрением относится к слугам в доме.

Оттеруэл заискивающе смотрит на Тируэлла. Не удивлюсь, если от подобострастия он уляжется прямо в лужу перед экипажем, чтобы его светлость случайно не промочил ноги. Меня он удостаивает лишь едва заметным кивком головы и ухмылкой, однако при этом не забывает бросить тоскливый взгляд на мою грудь.

Я благодарю за гостеприимство леди Оттеруэл и выражаю свое особое восхищение лордом Оттеруэлом, его добротой, нет-нет, чрезвычайной добротой во время наших с ним, с глазу на глаз, репетиций. Ведь он так много сделал для того, чтобы развить мои актерские таланты! К моему удовольствию, она злобно шипит и с кулаками кидается на мужа. Прямо на глазах у слуг!

Мы трогаемся в путь.

— Зачем вы так с ней, миледи?

Мэри с укором смотрит на меня. Ее великодушие кажется мне странным. Не иначе как эта святоша начала замаливать свои грехи с Бартоном. Ну да ладно. Такой она мне нравится больше, пусть ворчит. Лишь бы не плакала. Я рада, что Тируэлл позволил посадить Мэри к нам в экипаж. Мне не хотелось оставаться с ним наедине, ведь он решил бы воспользоваться своими правами в пути! По крайней мере мне удалось выиграть хоть немного времени.

Тируэлл достает книгу и принимается за чтение. Мэри коротает время за вышивкой. Я рада, что ей не пришло в голову штопать в дороге мои чулки или белье. Струйки дождя бегут по оконному стеклу. Мимо мелькают поля и деревья, пожелтевшие так неожиданно быстро. Я смотрю в окно и стараюсь не думать о том, как я несчастна. Вообще-то я плачу редко (вчерашние рыдания за компанию с Мэри не в счет). Вот и сейчас мои слезы ждут своего часа, как те кредиторы, что затаились у чьих-то парадных дверей.

Пусть я несчастна, зато еду в экипаже с хорошими рессорами, на сиденье, обитом бархатом и кожей, и наслаждаюсь роскошью и комфортом. Нет, это ужасно! Как грустно, что я так ошиблась в нем. Я любила его и верила в то, что он тоже любит меня. Вот дура! Я к сейчас испытываю те же чувства. Его последние слова, безусловно, больно ранили меня, и эта рана, кажется, не заживет долго. Не знаю, чувствовала бы я себя более или менее несчастной, если бы наша близость вознесла меня на вершины блаженства. Времени не хватило. Минут десяти точно не хватило. А так — ни количества, ни качества. Откровенно говоря, я не того ждала после его поцелуев. Они были многообещающими!

Мерзкий камень оставил на моем теле большой синяк. Синяк-то, конечно, скоро пройдет. Но вылечится ли мое бедное сердце, неизвестно. Хотя содержанке это, может, и ни к чему.

Мне жаль терять друзей. Никто из них не подаст руки падшей женщине. Отныне я ничего не буду знать о Филомене и ее ребенке, об Уилле, Томе и Фанни. Этой парочке следует пожениться как можно скорее, пока они не нашли повода снова поссориться.

Мы останавливаемся на постоялом дворе почтовой станции. Заметив герб на дверце экипажа, управляющий и слуги спешат нам навстречу и раскланиваются. Признаться, мне это нравится. Они и со мной должны быть вежливыми и предупредительными, ведь я сопровождаю герцога, и то, что я содержанка, у меня на лбу не написано.

Меня проводят в отдельную гостиную. Именно тут выясняется, что моей возможной беременности не суждено состояться. С одной стороны, это хорошо — несколько дней я не увижу герцога в своей спальне. С другой… У меня не будет ребенка от Конгриванса… Я знаю, что должна радоваться этому. Случись иначе, это было бы совершеннейшим ужасом и кошмаром! И все же слезы градом катятся по моим щекам.

Мэри не отходит от меня ни на шаг и выглядит не на шутку встревоженной.

— Я совсем не узнаю вас, миледи.

— У меня болит живот, — всхлипываю я. — Ступай принеси мне бутылку бренди.

Напьюсь и просплю весь оставшийся до Лондона путь. А что? Всю дорогу герцог был занят своей книгой, ни разу даже не взглянул на меня. Не скрою, я несколько уязвлена таким невниманием с его стороны. Он мог хотя бы пофлиртовать со мной! В конце концов, просто поговорить! Я могла бы что-нибудь узнать о его дурацких греческих статуях. Наверное, в будущем мне постоянно придется проявлять интерес к этой теме. Но что же в них такого интересного? У некоторых статуй даже нет рук, а что "касается мужских фигур, так там вообще смотреть особенно не на что.

Не буду думать о Конгривансе, у которого в отличие от греческих скульптур… Случись нам говорить о такого рода антиквариате, разговор бы вышел презабавный. Надо признаться, мы никогда ни о чем не говорили, всерьез. Это был чистой воды флирт — игра. Мы просто пытались соблазнить друг друга. Все самое интересное так и осталось невысказанным. Я практически ничего не узнала о нем. Почему же мне кажется, что я давно его знаю?

Он задумал соблазнить меня и сделал это мастерски. Хотел развеять свою скуку. Я все время вспоминаю нашу прогулку в лесу, его объятия. Довольно!

Я решительно протягиваю Мэри свой пустой бокал. Мэри фыркает и наполняет его.

— Ему вряд ли понравится, если вы будете пьяной.

— Мы ему не скажем.

— После того как выпьете, вы часто храпите, миледи.

— Ну и врушка же ты!

— Леди, вы уже готовы? Пора отправляться в путь.

Тируэлл стучит в дверь. Мы выходим из комнаты, и он, широко улыбаясь, галантно предлагает мне руку. Сегодня ночью он вряд ли будет улыбаться, когда узнает о моем недомогании. Я почти пьяна. Криво улыбаясь, я принимаю его руку.

От выпитого бренди и мягкого покачивания меня клонит в сон.

— Леди Элмхерст?

Я открываю глаза. Герцог склонился надо мной, он всего в нескольких дюймах.

— Мадам, мы приехали.

— Вы можете называть меня по имени. «Мадам» в нашей с вами ситуации звучит по меньшей мере странно.

— Хорошо, если вы настаиваете, я буду обращаться к вам «Кэролайн».

Теперь я ни на чем не могу настаивать. Я выхожу из экипажа. Мне нездоровится, болит голова. На улице еще довольно светло. Мы остановились возле весьма скромных, но кирпичных домов. В ближайшем из них двери открыты настежь. Мужчина в ливрее и женщина стоят на ступеньках.

Герцог представляет мне чету Тайсонов. Кроме них, в доме никто не живет. Им помогает мальчик, который утром приходит, а вечером уходит. Миссис Тайсон ведет меня и Мэри в дом, что-то бормоча себе под нос о проветренных комнатах и чае.

Мы проходим в небольшую гостиную. Вообще-то дом выглядит гораздо скромнее, чем я ожидала. Несомненно, это только одно из многочисленных владений герцога.

Мэри уходит разбираться с багажом. Миссис Тайсон подает чай, кланяется и закрывает за собой дверь. Впервые мы остаемся с герцогом наедине.

Я разливаю чай, пытаясь найти тему для разговора.

— Дождь закончился, — замечаю я.

— Да, последние дни здесь стоит сухая погода.

Мы снова молчим.

— Мне жаль, ваша светлость, огорчать вас, но несколько дней я не смогу быть вам полезной. Я плохо себя чувствую, — прерываю я тишину.

— Не послать ли за доктором?

Он выглядит не на шутку встревоженным. Очевидно, этот любитель древностей совсем далек от реальной жизни.

— Нет, сэр. Я не больна. Это просто… — я пытаюсь подобрать подходящие слова, — обычное женское недомогание.

— Ах это.

Мне показалось или он действительно вздохнул с облегчением?

— Я приказал подать вам ужин пораньше. Наверное, вы устали и хотите отдохнуть.

Он потирает руки. Этот его характерный жест уже приводит меня в бешенство. После неполного дня общения.

— Как, разве вы не останетесь, ваша светлость?

— Нет, мадам, то есть Кэролайн. У меня неотложное дело в городе, которое требует моего присутствия. Я вернусь через несколько дней, а пока… — Он замечает фортепиано, стоящее на другом конце комнаты. — Я вижу, Бек выполнил мое распоряжение. Надеюсь, оно настроено.

— Вы так добры, сэр.

Я подхожу к фортепиано и нажимаю несколько клавиш.

— Чудесный инструмент! Великолепный!

Надеюсь, это прозвучало искренне.

У окна с видом на сад стоит мольберт с красками, кистями и бумагой. В небольшом шкафу блестят золотые корешки книг. Боже милосердный! Все это напоминает школу для благородных девиц, а не гнездо разврата. Не предполагала, что кроме услуг содержанки от меня потребуют изучения научных трудов и совершенствования своих музыкальных и художественных талантов. Об этом мы не договаривались!

— Большую часть времени я буду в отъезде, и мне не хотелось бы, чтобы вы скучали в одиночестве, — поясняет мой покровитель. — Тут можно гулять и наслаждаться природой.

— Благодарю вас, сэр.

Он очень старается мне угодить, но мысль о том, что совсем скоро выполнять все его желания придется мне, совсем не улучшает моего настроения.

— Ну что ж! — Он ставит чашку на стол. — Лошади ждут! Я дам знать, когда приеду. Если вам что-нибудь понадобится, пошлите за Беком. Тайсоны знают, как его найти.

Он подносит к носу платок и громко сморкается, издавая при этом какие-то странные, попискивающие звуки. Эта его манера тоже меня раздражает.

Он кланяется, я приседаю в реверансе. Перед тем как покинуть комнату, он напоминает мне, что завтра — воскресенье. Это означает, что мне не удастся пропустить церковную службу. Об этом мы с ним тоже не договаривались. Когда же меня, грешницу, оставят в покое? Он ведет себя со мной чрезвычайно предупредительно. Его неловкость и смущение свидетельствуют о том, что раньше у него не было любовниц. Не знаю, с кем и с какой целью он заключил это дурацкое пари. Ясно одно: он почти выиграл его. Но как он собирается представить доказательства? Позовет на чай компанию таких же скучных, как он, джентльменов и предоставит их вниманию постельное белье?

Фу, какая гадость! Как же так случилось, что герцог Тируэлл решил завести любовницу, которая ему совсем не нужна? Мы оба не нужны друг другу. Мне очень хочется знать ответ.

Письмо герцогини Тируэлл герцогу Тируэллу

Мой милый и любимый кудрявый барашек!

Мне очень одиноко без тебя. Надеюсь, что особое задание в Лондоне ты с успехом выполнишь. С нетерпением жду твоего возвращения с эскизами античных скульптур. Сгораю от нетерпения! Надеюсь, среди них будут эскизы и мужских скульптур, тогда мы сможем возобновить наш прерванный спор о реалистичном изображении пропорций в античном искусстве. Нам будет о чем поговорить. Тем более что я очень скучаю по твоим собственным… пропорциям!

Вчера приехал Конгриванс. Он выглядел очень утомленным после продолжительного переезда на почтовых лошадях. Странно, что ты не догадался сделать его путешествие более комфортным. Меня несколько удивил его заграничный лоск! На ужин пригласили мистера Пикеринга и преподобного Феллуинкла с женой. Тетушка Бриллстоун, разумеется, тоже присутствовала. Так что все приличия были соблюдены.

Конгриванс немного похож на тебя, но, признаюсь, ты гораздо интереснее. Все наши соседи и арендаторы очень рады за нас. Не скрою, его возвращение мне кажется очень романтичным!

Ужин удался. Подавали баранину и форель, фаршированные кабачки и зелень, затем сыр, орехи и персиковое мороженое. К сожалению, любимый, мы полностью съели его. Не сердись, мой сладкоежка! Мы уговорили Конгриванса поведать нам о его путешествиях. Он оказался отличным рассказчиком, правда, его грустные глаза несколько встревожили меня. Тетушка Бриллстоун была в отличном расположении духа. Она шепнула мне, причем так громко, что все услышали, что согласилась бы… пытаюсь найти подходящие слова… переспать с ним не раздумывая. Признаюсь, меня ее заявление шокировало, и я покраснела до корней волос.

Кто же такая эта леди Кэролайн Элмхерст? Неужели она и в самом деле так беспутна и хороша собой? Или это все пустая болтовня и сплетни?

Конгриванс поселился у Пикеринга. Ему многое предстоит сделать — дом в плачевном состоянии. Сегодня с самого утра он вместе с рабочими уже начал восстанавливать каменную кладку. Днем мне пришлось дать ему мазь от мозолей. Да, ему удалось починить стол в нашей столовой. Теперь он совсем не качается, хотя дворецкий уверял нас, что нужно покупать новый! Удивительно, что джентльмен умеет так хорошо работать руками!

Когда мы были детьми, я видела его всего пару раз. Помню, как все мы удивлялись, когда твой отец привез его в дом. Ходили слухи, что его мать — француженка и ей чуть не отрубили голову. Ты не говорил, что в доме есть ее портрет. Он показал мне его — это та самая нимфа, которая висит в галерее рядом с изображением отвратительного пса. Надо признать, что она была довольно мила.

Я рада, что вы с Конгривансом наконец помирились.

P.S. Свеча догорает. Спешу сообщить тебе, что твоя маленькая козочка скучает и ждет не дождется, когда сможет прижать тебя к своей груди. (Далее следуют никому не интересные и весьма личные подробности.)

Письмо мистера Конгриванса герцогу Тируэллу

Дорогой брат! Каменная кладка в доме почти развалилась. Работа идет гораздо медленнее, чем я предполагал.

Твоя жена просто ангел, ты ее не заслуживаешь. Никогда не встречал более милой и славной женщины. Герцогиня представила меня своей тетушке, даме замечательной во всех отношениях. После ужина она показывала нам, как танцевали менуэт во времена ее молодости, после чего упала на диван и заснула. Это показалось мне весьма странным, если учесть, что во время ужина она пила исключительно воду.

Да, твой ледник совершенно пуст. Я постараюсь достать льда и велю слугам тщательно его вычистить.

Как видишь, я зря времени не теряю!

Жду новостей о Кэролайн. Надеюсь, ты не наделаешь глупостей.

Твой любящий брат Николас Конгриванс.

Письмо герцога Тируэлла мистеру Конгривансу

Дорогой брат! Герцогиня пишет, что считает тебя интересным мужчиной и очаровательным собеседником. Советую тебе держаться от нее подальше. Мои дела в Лондоне идут неплохо. Сообщаю тебе, что последние несколько дней леди Элмхерст чувствовала себя не очень хорошо — похоже, это типичное женское недомогание. Я не видел ее со дня нашего приезда, но вскоре собираюсь навестить. Спешу сообщить тебе, что она явно тоскует по тебе. Я убедился в этом, когда она напилась как сапожник во время остановки на постоялом дворе, а потом, как только двинулись дальше, уснула и всю дорогу во сне произносила твое имя.

Должен признаться, что она совсем не так глупа, как я думал. В ее образовании есть серьезные пробелы, но она не лишена природной смекалки. Ты бы видел, как мой книжный шкаф ее поразил.

Вообще-то она выразила большое сомнение в искренности моих намерений. И мне пришлось на ходу придумывать историю о якобы имевшем место пари.

P.S. Очень прошу, тебя поторопиться с ремонтом крыши.

Преданный тебе брат Тируэлл.

Глава 17 Леди Кэролайн Элмхерст

Ну вот и пришло время расплачиваться по долгам.

Утром Бек сообщил мне о том, что его светлость собирается отужинать со мной. Сегодня пятый день я формально являюсь любовницей герцога. Жаль, что мне не удается придумать повод отказать ему. Что ж, придется выполнять свои обязательства. С тяжелым сердцем я спускаюсь на кухню, чтобы обсудить меню с миссис Тайсон.

Кажется, я не вовремя. Женщина отдыхает за чашкой чаю и внимательно изучает журнал мод.

— Ой, миледи. Простите, я не заметила вас. Она поднимается, пытаясь нащупать ногой скинутые туфли, и прячет журнал за посудой на столе.

— Что вы читаете?

— «Ла бель ассамбле», мадам.

Я смотрю на журнал так, как голодный смотрит на еду. Содержимое книжного шкафа герцога вызывает тоску. Правда, одна написанная дамой книга с названием «Гордость и предубеждение», или что-то в этом духе, показалась мне достаточно интересной.

— Могу я на время взять журнал, миссис Тайсон? Разумеется, когда вы сами прочитаете?

— Конечно, миледи. Сказать по правде, его нельзя счесть свежим, ему уже несколько месяцев.

— Это совсем не важно, я вам очень благодарна. Миссис Тайсон, сегодня с нами будет ужинать герцог, нам следует обсудить меню.

Я с облегчением узнаю, что устриц и спаржу не достать на рынке, сезон закончился. Странно, что о продуктах, имеющих свойство возбуждать половое влечение, известно всем, но я никогда не слышала о продуктах, способствующих его охлаждению.

В кухне приятно пахнет дымком. На выложенном каменной плиткой полу бликами отражается свет от пылающих в очаге поленьев. Рядом с кошкой, уютно устроившись, спят, свернувшись клубком, котята; Глядя на них, я думаю о том, как мне избежать беременности. Жаль, что никто не догадался издать специальный справочник для содержанок, подобно той книге с рецептами и разными полезными советами, которую мне показывала миссис Тайсон.

Обсудив содержимое кладовой, мы остановились на жареной утке с овощами, пироге с мясом и крыжовенном киселе со сбитыми сливками. Все это, как утверждает миссис Тайсон, должно понравиться герцогу. Мистер Тайсон тоже неплохо знает вкус герцога и сам выберет для него вино. Ну а я, судя по всему, стану завершающим ужин деликатесом.

— Да, миссис Тайсон, пожалуйста, поменяйте белье на моей постели.

Ну вот и все. Теперь мне предстоит платить по счетам.

— Не думаю, миледи, что в этом есть необходимость… хотя как скажете. Я, конечно, сделаю это.

Она явно смущена, почти так же, как я.

— Вы давно работаете у герцога?

Сейчас я выясню, была ли раньше у герцога любовница.

— Я была экономкой старого герцога, миледи. Потом мы с Тайсоном поженились и мечтали поселиться недалеко от Лондона. Тогда-то молодой герцог и предложил нам присматривать за этим домом…

— В котором он держал своих любовниц.

Как это нелепо прозвучало! Обычно так говорят о курах и кроликах.

— Ну что вы, миледи! Как вы могли подумать такое? Его светлость интересуется исключительно античными статуями и животноводством.

Значит, я была права.

— В отличие от своего отца, старого герцога.

Она многозначительно смотрит на меня. Обожаю сплетни, хотя сама не раз становилась их жертвой. Я изображаю на лице удивление, и она охотно продолжает:

— Так вот. У старого герцога была любовница, француженка. Она жила в каких-то десяти милях отсюда. После ее смерти остался мальчик, славный мальчуган. Герцог привез ребенка в поместье и поселил в господском доме. Герцогиня, его жена, нарадоваться не могла, что теперь у сына появился приятель, всего на пару лет старше. Жаль только, что… В чем дело, Джордж?

На кухню входит мальчик и кланяется. Он немного похож на Уилла Гиббонса, но несколько старше.

— Миледи, приехала знатная дама. Она хочет видеть вас и ждет в саду. Можно, я покажу котят тому мальчику, который приехал с ней?

Понятия не имею, кто мог приехать ко мне с визитом. Ведь никто не знает, где я. Наверное, какая-нибудь дама, у которой я одалживала деньги, разыскала меня. Странно, я полагала, что герцог расплатился со всеми моими долгами. Любопытство берет верх, и я выхожу в сад.

Нагнувшись над розовым кустом, стоит миссис Райли. По ее лицу видно, что она чем-то недовольна. Небольшая куча сорняков лежит на земле. Увидев меня, она выпрямляется и зовет Уилла. Он бежит ко мне со всех ног, раскрыв руки. Я крепко обнимаю его и нагибаюсь, чтобы поцеловать.

— Как я рад видеть вас, леди Каро. Бабушка предложила погостить в ее доме. Мы уже были в лондонском Тауэре, видели диких зверей и много разных чудесных вещей. Жаль, что вас с нами не было!

— Я так рада тебе, Уилл!

— Вы пойдете со мной и моим новым другом Джорджем смотреть котят?

Забавный мальчуган этот Уилл. С какой милой непосредственностью он решил, что совершенно незнакомый человек уже стал ему другом. Впрочем, таким же искренним с самого начала он был и со мной.

— Нет, Уилл, — замечает миссис Райли. — Нам с миссис Элмхерст надо поговорить. — Она подзывает Джорджа. — Ступай на кухню и принеси ведро теплой мыльной воды, только добавь туда полную пригоршню красного перца — это от тли. Да, и передай, что мы с леди Элмхерст будем пить чай в саду.

Мальчики убегают.

— Надеюсь, миссис Райли, вы здоровы. Вы чудесно выглядите. Признаюсь, я очень рада вас видеть. Однако вы должны знать, что этот визит может скомпрометировать вас. У меня плохая репутация.

На самом деле я умираю от любопытства. Мне не терпится узнать, зачем она пожаловала сюда, после того как я с позором покинула дом Оттеруэла. С двойным позором. Сначала обнималась на террасе с Линсли, а потом стала содержанкой герцога.

— Ах, оставьте! Я слишком стара, чтобы придавать значение таким пустякам. По секрету скажу, в свое время у меня тоже были проблемы с репутацией. — Она протягивает мне садовую лопатку. — Ну что ж, посмотрим, как вы умеете пропалывать грядки.

Меньше всего я ожидала, что высокомерная миссис Райли приехала, чтобы заставить меня копаться в земле. Не скрою, я очень рада видеть ее и Уилла. Борьба с сорняками оказывается занятием совсем не сложным. Сама миссис Райли, презирая садовый инвентарь, вытаскивает растения голыми руками и стряхивает землю с корней о свою юбку.

Джордж и Уилл приносят ведро мыльной воды и с разрешения миссис. Райли с восторгом выливают его содержимое на розовый куст.

Мне так хочется узнать, как поживают Линсли и что в очередной раз придумали миссис Гиббоне и Дарроуби, чтобы не жениться. Она будто читает мои мысли.

— Уилл пробудет у меня несколько недель, его мать отправилась в свадебное путешествие. Пришлось ходатайствовать об особом разрешении. Бракосочетание состоялось два дня назад, в моем доме, без всей этой церковной пошлости. Иниго был посаженым отцом и ревел как дурак. Не знаю, что сказать. Все это было почти неприлично.

— Я рада, что они наконец поженились. Как поживает адмирал?

— Замечательно. Он тоже прослезился. Словом, я была окружена садовыми лейками. Мужчины стали подозрительно сентиментальны в последнее время. А… я вижу, дети принесли чай. Чудесно. Присядем в тени!

Миссис Тайсон велит детям поставить чашки на стол под яблоней и приносит чайник. Под пристальным взглядом встревоженной кошки мальчики принялись играть на лужайке с котятами.

— Скажите, миссис Райли, как вы узнали, что я здесь, в этом доме?

Она усердно размешивает сахар.

— Все знать — мое хобби. Как вы ладите с герцогом?

— Пока все неплохо, мадам. Он приезжает сегодня вечером. Буду рада, если вы с Уиллом останетесь поужинать с нами.

Я так хочу, чтобы они остались — тогда герцог не осмелится приставать ко мне.

— Благодарю, но на вечер у нас другие планы. Мне кажется странным, что она нисколько не удивилась моему приглашению.

— Я вот что хотела сказать вам, леди Элмхерст. Я здесь по поручению. Мы были несправедливы к вам. Иниго сам виноват в том недоразумении, когда все подумали… Что и говорить, он всегда был несдержан в эмоциях. Слава Богу, он исправился и стал примерным мужем. Одним словом, мы поступали с вами дурно. Примите наши извинения и заверения в самых лучших чувствах.

— О, благодарю вас! — Мои глаза наполнились слезами. — Вы даже не представляете, как обрадовали меня…

— Я слышала, миссис Линсли собиралась заехать к вам. Разумеется, если вы не возражаете.

— Я буду очень рада. Но это не повредит ее репутации?

Миссис Райли хохочет:

— Бросьте! Всем давно наскучило обсуждать дела нашей семьи, да и мы уже все равно никого ничем не сможем удивить! А теперь расскажите о Конгривансе. Он на самом деле так хорош в постели, как о нем говорят?

Неожиданно для себя и для миссис Райли я начинаю просто реветь в голос.

— Моя дорогая Каро! — Она протягивает мне флакон с нюхательной солью и платок. — Я совсем не хотела расстраивать вас. Извините. Это было очень бестактно с моей стороны.

Я залпом выпиваю чай.

— Это вы извините меня. Вообще-то я редко плачу. Конгриванс разочаровал меня.

— Неужели? Удивительно. Судя по… его внешности и манерам, он должен быть замечательным любовником.

— По моим подсчетам, он был замечательным меньше минуты, мадам.

— Да что вы? — Покачав головой, она улыбается. — Вас надо поздравить, Каро. Такой мужчина, как Конгриванс, неспроста потерял контроль, уж поверьте мне. Должно быть, он без ума от вас.

— Теперь мне уже все равно.

Она гладит меня по руке.

— Скажите, Каро, вы не беременны?

Я качаю головой и думаю о Мэри. Она печальна и подавлена с тех самых пор, как мы покинули дом Оттеруэла. Конечно, еще рано утверждать, но я в который раз задаюсь вопросом, как избежать неприятностей в будущем.

Мне не хочется казаться бестактной, но миссис Райли сама намекнула о своих неприятностях в молодости. Подбирая слова, я задаю интересующий меня вопрос.

— По-моему, вам не о чем беспокоиться, — говорит она и берет со стола свой ридикюль.

— Что вы хотите этим сказать, мадам? Что герцог кастрирован? Или его не интересуют женщины? Если это так, то почему же мне ничего не известно об этом?

— Поверьте, Каро, все кончится хорошо, — отвечает она, загадочно посмотрев на меня, и ищет глазами Уилла. — Нам пора. Вы только посмотрите на него! Этого ребенка придется как следует отмывать перед ужином. Он черный, как трубочист.

Мы зовем Уилла. Они с Джорджем здорово перепачкались, пропалывая грядки с морковью и горохом. Я целую его на прощание, не боясь перепачкаться, — мое платье и без того грязное от сорняков.

Я поднимаюсь наверх и вижу, что Мэри спит на моей кровати. Это подтверждает мои подозрения. Сестра говорила мне, что узнает о беременности быстро, поскольку уже через неделю чувствует себя плохо.

— Простите, миледи. — Она потягивается. — Я помогала миссис Тайсон менять белье и очень устала. Сама не знаю почему.

— Это все жара.

— Да уж, жара, не иначе.

— Распорядись насчет горячей воды, Мэри. Мне нужно принять ванну.

Ну что ж. Назвался груздем, полезай в кузов… Раз уж я решила стать любовницей герцога, так тому и быть. Я стану первоклассной любовницей. Для этого мне придется проявить воображение и изобретательность. Надену свое лучшее платье и почти новые чулки. Правда, они слегка заштопаны. Но зато у меня есть отличные подвязки!

Мэри и Тайсоны поднимают наверх горячую воду и наполняют ванну. Внезапно мне становится не по себе.

— Мэри, думаю, мне следует избавиться от…

— Нет, миледи, не делайте этого. Это будет выглядеть неприлично.

О каком приличии может идти речь? Я должна предстать перед герцогом как на тех картинках, которые мне как-то показывал Элмхерст. Наверное, так делают все содержанки.

— Мэри, надо как-то избавиться от этого. Как ты думаешь, это очень больно?

— Никогда не делала этого, миледи. По-моему, это делается с помощью горячей сахарной патоки и холста.

От одной мысли об этом мне становится не по себе. Не стоит позволять Мэри ставить надо мной опыты (горячая патока, подумать только!). Я изо всех сил сжимаю колени.

— Надо будет спросить слугу его светлости, что именно предпочитает его хозяин.

— Да, миледи.

Она смеется сквозь слезы. Как же я могла забыть, что слово «слуга» наряду со словами «серьги», «цветы», «глажка» и «ленточки» включено в черный список. Мне не следует произносить их, чтобы не утонуть в слезах бедной девушки.

— Тебе следует потренироваться на себе, Мэри.

— Боюсь, некому будет любоваться этой красотой, миледи, — вздыхает она. — Скажу, что думаю, миледи. Таким девушкам, как я, не пристало заниматься этим.

Надеваю корсет, белье и юбку. Мэри помогает со шнуровкой. Я смачиваю кожу лосьоном. Она смотрит на меня с укором. Не знаю, следует ли мне подводить глаза сажей и красить губы.

Надо подождать, пока высохнут волосы, чтобы не замочить шелковое платье. К моей радости, миссис Тайсон приносит журнал мод, Я с удовольствием провела бы этот вечер у себя в комнате в пижаме, за чтением журнала, с парой бокалов вина. Не получится. Сегодня мне придется стать любовницей Тируэлла.

Я стараюсь не обращать внимания на нервную дрожь. Через четверть часа приедет Тируэлл. Когда Мэри принимается за мою прическу, меня начинает колотить.

— Я не смогу этого сделать!

— Сможете, миледи. Вы должны. Иначе нас выкинут на улицу.

— Ступай принеси мне бренди.

Мэри уходит и возвращается с бокалом, на дне которого плещется немного бренди.

— И это все?

— Сегодня вам не следует напиваться.

— О Боже.

— Пора надевать платье, миледи. Ну, вставайте же!

Господи, как же не хочется! Мэри помогает мне с платьем. Да… с таким декольте нагибаться не стоит. Кажется, он приехал. Снизу доносятся голоса Тируэлла и миссис Тайсон.

— Идите, миледи.

Мэри слегка подталкивает меня к двери. Наглая девчонка!

— Слушай внимательно, Мэри. После ужина, когда мы уйдем в гостиную, будешь заходить каждые четверть часа. Оставайся в холле и смотри на часы. Сначала принесешь мне веер, затем…

— Но мне совсем не хочется смотреть на голого герцога.

— И мне тоже, Мэри. Поэтому сделай так, как я прошу.

Не сомневаюсь, он набросится на меня в тот самый момент, когда я буду разливать чай.

— Какие серьги вам дать?

О Боже, она снова плачет.

— Только не эти!

Я бью ее по ладоням. Серьги Элмхерста падают на пол.

— Надену жемчужные. Впрочем, нет. Лучше те, что мы недавно склеивали.

— Может, он подарит вам новые? — Мэри поднимает серьги и сдувает с них пыль. — И новые чулки вам не помешали бы.

— Я тоже так думаю.

— Тогда намекните ему, миледи!

Замечательный совет от Мэри, которая получила от любовника только пару увядших букетов. И живот в придачу. Разумеется, она рассчитывает на мои старые чулки, которые несколько лучше, чем ее штопаные-перештопаные.

Помнится, Фанни Гиббоне настоятельно рекомендовала нам сделать глубокий вдох перед тем, как выйти на сцену. Мэри права. Мои женские прелести должны очаровать его. Я должна сделать все, чтобы стать самой желанной дамой полусвета. Я спускаюсь вниз и вхожу в столовую. При виде меня герцог потирает руки и радостно улыбается. Он выглядит весьма элегантно в черном фраке и бриджах, но его новая стрижка с этим странным хохолком на затылке…

— Вы чудесно выглядите, мадам! — начинает он. — Скажите, как вы относитесь к овцам?

Глава 18 Леди Кэролайн Элмхерст

Как я отношусь к овцам? Честное слово, на мгновение мне кажется, что Тируэлл — банальный извращенец. Сейчас в комнату приведут бедное животное на потеху его светлости. Только бы не барана. Что-то мне не хочется принимать участие в веселье.

Слава Богу, я ошиблась. Страсть герцога к античным статуям оказалась не самым большим его увлечением. Он еще питает нежные чувства к овцам. Он относится к ним очень трепетно, с особой нежностью.

Во время ужина он только о них и говорит. Ягнята, бараны, ярки…

— Секунду, сэр. Я не совсем поняла вас. Значит, ярка — это ягненок-девочка?

— Да! — Он с радостью размахивает в воздухе вилкой. — Это овца после первой стрижки, в возрасте от девяти месяцев до полутора лет.

Мне приходится проявлять заинтересованность в этом странном разговоре.

— Насколько я понимаю, они могут быть одновременно и ярками, и суягными овцами?

— Правильно! Если это особь женского пола. Но если это представитель мужского пола, которого кастрировали взрослым, после шести месяцев, то это баран. Бывают еще бараны-годовики…

Кажется, он никогда не замолчит. При этом я не улавливаю никаких грязных намеков. Он продолжает посвящать меня в премудрости животноводства педантично и совершенно серьезно. Он мне смертельно надоел. Я надела свое лучшее платье. Я едва не подвергла себя экзекуции сахарной патокой. И для кого? Для этого помешанного на овцах идиота? Улыбаясь и кивая, я продолжаю внимательно слушать его. Кажется, теперь я знаю все о секретах племенных пород.

— Итак, свейлдейл — это порода длинношерстных овец, с изогнутыми рогами, мясошерстного направления. Текстура шерсти этой породы грубовата, на мой взгляд, но качество пряжи превосходное…

Эта фраза возвращает меня к мыслям о Конгривансе. Вино, изысканная еда и отблеск свечей на фарфоре и серебре действуют на меня успокаивающе. В компании милого джентльмена я вполне смогла бы настроить себя на любовный лад.

— Конечно, Каро, вы согласитесь с тем, что с точки зрения качества шерсти действительно безупречная порода — это шевиот. Ее вывели специально для нашей холмистой местности. Этим овцам не страшны заболевания, такие как копытная гниль или блеклое руно. Хотите — верьте, хотите — нет, Каро. Овцы — создания очень нежные, склонные к самым разным заболеваниям.

— Неужели?

От ужаса я прикрываю лицо ладонями и незаметно зеваю. Еще немного вина, и я усну. Моя улыбка больше похожа на гримасу. Пора бы ему уже перегнуться через стол и уткнуться в мое декольте. Хоть какое-то разнообразие!

Мое восклицание придает ему новые силы. Теперь я знаю названия всех болезней, угрожающих бедным животным. Слава Богу, ужин уже закончен, иначе одно упоминание о зараженности яйцами мух заставило бы меня убежать в туалетную комнату. Он прекращает говорить и внимательно смотрит на меня. Причина проста. Я скинула туфли. Вполне невинно глядя на него, я начинаю поглаживать его ногу. Господи, слава тебе, он замолчал!

А дальше происходит немыслимое. Он нагибается, сбрасывает мою ногу со своей ноги и почти истерично продолжает:

— Больше всего я опасаюсь копытной гнили, которая переходит на член барана и…

— Наверное, мне пора оставить вас и пойти в гостиную. Я прикажу подать вам портвейн.

— Ну что ж. Отличная мысль!

Он встает из-за стола и провожает меня испуганным взглядом.

Господи, я заслужила эту небольшую передышку. Поднимаюсь в гостиную. Сажусь на диван и жду. Часы отбивают четверть часа. С веером в руках в комнату входит Мэри. Она испуганно оглядывает комнату, ожидая увидеть неистового герцога, срывающего с себя одежду.

— Ваш веер, миледи.

— Молодец. Только его пока здесь нет. Придешь позже.

Проходит полчаса. Мок ладони становятся влажными. Наконец он появляется. Его лицо покрыто красными пятнами.

— Прошу, садитесь, ваша светлость.

Я очень стараюсь придать голосу соблазнительные нотки.

Он садится на другом конце дивана и испуганно смотрит на меня. Не могу понять, в чем дело. Это смущение, отвращение или робость? И что же мне теперь делать? Я продолжаю хранить молчание. Он достает платок и громко сморкается. В эту минуту в дверях появляется миссис Тайсон с чаем.

— Сахар? Молоко? — Я не спеша разливаю чай. — Какие милые чашки! Неужели это английский фарфор?

— Французский, мадам.

Он берет со стола чашку с блюдцем и громко кашляет. Мэри стучит в дверь и входит в комнату.

— Ваш веер, миледи. Вы забыли его в спальне.

— Спасибо. Пойди принеси мою нюхательную соль.

Время идет. По крайней мере мне так кажется. Проходит целая вечность, и герцог снова кашляет.

— Ваша светлость?

Он ставит чашку на стол.

— Теперь я готов оценить ваш талант.

О Боже. Он продолжает сидеть. Кажется, я понимаю, чего он хочет. Я опускаюсь с дивана на пол и на коленях, медленно, двигаюсь в его сторону. Дьявол! В корсете это чертовски сложно.

При моем приближении он крепко сжимает колени, приоткрыв от изумления рот.

— Я имел в виду ваш музыкальный талант, мадам.

От смущения я заливаюсь румянцем. Черт, мог бы так и сказать! В эту минуту я согласна на все, лишь бы это скорее закончилось.

В дверь стучат. Широко зевая, в комнате появляется Мэри с нюхательной солью. Я благодарю ее и велю дожидаться меня в спальне.

Она сосредоточенно хмурит брови и делает мне какие-то знаки, повернув голову в сторону холла и часов.

— Ради Бога, Мэри, ступай наверх и жди меня там.

— Слушаюсь, миледи.

Она прикрывает за собой дверь.

Склонившись над фортепиано, я делаю вид, что выбираю ноты. По-моему, это должно служить ему сигналом. Принятая поза дает ему отличную возможность подойти и обнять меня. В прошлом это всегда срабатывало. Я напрасно жду. Ничего не происходит.

Исполнитель из меня никудышный. Вряд ли я смогу произвести на него впечатление. Наверное, он все еще ждет подходящего момента, чтобы подойти поближе. Не буду спешить. Я переставляю подсвечник так, чтобы свет лучше падал на ноты, очень медленно снимаю с запястий браслеты. Не торопясь, я поправляю волосы, особенно долго вожусь с локоном, упавшим на мое декольте. Господи, скукотища какая! Теперь мне следует расправить складки на платье, чтобы ему лучше были видны мои лодыжки.

Я ставлю перед собой сонату Гайдна — довольно нудную, на мой взгляд, вещь. Признаться, выбирать не приходится — когда-то давно мне с трудом удалось ее выучить. В моем исполнении она звучит не так отвратительно, как все остальное из моего весьма скромного репертуара. Не успеваю я доиграть первую часть, как раздаются странные звуки.

Бывало, во время игры я слышала шепот, смех и даже оскорбительные замечания. Но не припомню, чтобы кому-то удавалось заснуть. Я часто ошибаюсь и останавливаюсь — словом, мое исполнение вряд ли может усыпить кого-то. За спиной я отчетливо слышу храп. Осторожно снимаю руки с клавиш и оборачиваюсь.

Тируэлл крепко спит. Несмотря на все старания и уловки, я потерпела полное фиаско. Конечно, мою игру на фортепиано трудно назвать совершенной… но заснуть так бесцеремонно! Быть может, он выпил слишком много портвейна?

Я ударяю по клавишам, затем еще раз. Он даже не шелохнулся. Я подхожу и начинаю трясти его колено:

— Ваша светлость?

Судя по тому, как он краснел и бледнел до этого, сейчас он должен подскочить как ошпаренный. Нет, продолжает спать.

— Сэр, да проснитесь же!

Я подхожу к камину и бью угольным совком о чугунную решетку. Безрезультатно. Герцог продолжает храпеть.

Я раздумываю, как поступить. Честно говоря, я раздосадована. Потратить столько времени и трудов на то, чтобы разгадывать его желания! Похоже, мои старания напрасны, мне придется проделывать все снова в следующий раз. В дурном настроении я выхожу на лестницу и зову Тайсона. Секунду я раздумываю, стоит ли мне растрепать волосы и расстегнуть платье. Черта с два! С какой стати мне защищать его мужскую честь?

— Его светлость заснул, — сообщаю я Тайсону.

— Сейчас подадут карету, мадам.

Кучер Тируэлла, грузный увалень, не сводя своих наглых глаз с моей груди, перекидывает через плечо герцога и относит его в карету. Провожаю наглеца ледяным взглядом.

Поблагодарив Тайсона за чудесный ужин, я отправляюсь в спальню. Мэри помогает мне избавиться от корсета. Она, как сонная муха, еле передвигается по комнате. Я отправляю ее спать и разбираю кровать. В следующий раз надену короткий корсет. При этой мысли мне становится немного легче.

Письмо мистера Конгриванса герцогу Тируэллу

Дорогой брат! Недавно произошло нечто удивительное. Если помнишь, я рассказывал тебе о моем слуге Бартоне, который сбежал, прихватив с собой серьги Кэролайн — мой карточный выигрыш. А сегодня я видел его.

Пару дней назад в деревне появились бродячие актеры. Приходского священника очень обеспокоило это событие. Его тревожит перспектива морального разложения паствы и вероятное появление месяцев через девять целого выводка незаконнорожденных детей. Так вот в качестве твоего законного представителя я и направился в деревню. Надо сказать, что за время, проведенное на чертовой крыше, я так загорел, что и сам стал похож на цыгана.

На краю деревни я увидел характерные цирковые повозки и людей в старых потрепанных костюмах. Под ярким солнцем Италии эти циркачи смотрелись бы вполне уместно, но здесь они выглядят просто жалкими бродягами. На пустыре состоялось представление. Первое, что я увидел, был пляшущий медведь. В его поводыре я и узнал Бартона. Он был со своей любимой фальшивой бородой. Впрочем, ты тоже сразу узнал бы его — он исполнял Пилу в пьесе Оттеруэла.

Я был поражен тем, как он управляется с медведем. Удивительно, но даже внешне они похожи! Медведь беспрекословно выполняет все команды Бартона и ни на шаг от него не отходит. Мне пришлось вести их в пивную. Наутро мы проснулись под столом. Медведь перепил нас обоих и щедро поделился своими блохами.

В общем, я снова решил нанять Бартона. Разумеется, пока без жалованья. Правда, он настоял на том, чтобы оставить медведя. Я согласился, испугавшись, что без Бартона животное просто умрет от тоски. Словом, теперь в имении есть ручной медведь. Я его выменял. Взамен отдал баранину, овощи и четыре булавки с драгоценными камнями — память о благодарных дамах из моей прошлой жизни. Я распорядился, чтобы медведю ежедневно оставляли галлон пива. Его зовут Маком — сентиментальный Бартон очень любит цветы. Пока медведь занят тем, что разоряет и поедает осиные гнезда. Я не верю, что его можно будет приучить пасти овец, как утверждает мой слуга. Мы водили его к стаду, хотели познакомить с овцами, но они испугались и тут же кинулись врассыпную. В любом случае надо будет надеть на него намордник.

Бартон активно начал заниматься моим будущим садом. Сейчас он разбрасывает навоз, а Мак спит неподалеку. Конечно, он был бы полезнее на крыше, но медведь не отпускает его и лезет вслед за ним. Не знаю, как теперь будет складываться интимная жизнь Бартона. Его подружка заснет с ним, а проснется с блохами Мака.,

Перед тем как задать тебе пару вопросов по поводу сбора навоза на удобрение, хочу напомнить о своем обещании. Надеюсь, ты хорошо помнишь, что произойдет с вашей светлостью, если ты хоть пальцем, не говоря уже о других частях твоего тела, коснешься Кэролайн?

Теперь я с легким сердцем продолжу тему навоза и компоста (далее следуют неинтересные подробности по поводу рационального использования органических удобрений на почвах Южно-Шотландской возвышенности).

Письмо Николаса Конгриванса леди Кэролайн Элмхерст (неотправленное)

Любимая! Я сгораю от ревности. Мне кажется, я способен убить своего брата при первой же встрече. Я отдаю себе отчет в абсурдности твоего положения. Надеюсь, герцог открыл тебе наш замысел. Одна мысль о том, что он может в любое время говорить с тобой, смотреть на тебя (надеюсь, он делает это не чаще, чем того требует этикет), сводит меня с ума. Ревность, раздражение и раскаяние не перестают мучить меня с утра до вечера.

Я был глупцом. Самовлюбленным идиотом. Если бы я признался тебе в любви (вообще-то я признавался, но ты не поверила) и предложил выйти замуж, что бы ты ответила? Мне следовало рассказать о своей бедности (а тебе следовало рассказать о своем затруднительном финансовом положении — так что не я один виноват!). Мы могли бы уехать в Европу и спастись от твоих кредиторов. Я бы нашел достойное занятие — к примеру, преподавал бы языки. Мы были бы бедны, но счастливы.

Ты согласишься выйти за меня? Прошу тебя, соглашайся! Мы лгали друг другу, но теперь все в прошлом. Теперь я — управляющий в поместье брата и вскоре получу небольшую часть наследства, которую оставил мне отец. Оказывается, он любил меня. И я по-прежнему люблю его и люблю своего брата, несмотря на наши сложные отношения. Порой он раздражает, даже бесит меня, но я знаю, что по сути он очень благородный и честный человек.

Вот только одно не дает мне покоя: я не хочу, чтобы ты приняла мое предложение помимо своей воли. Прошу тебя, усмири свою гордыню. Верь мне, и я обещаю всегда любить тебя так, как ты захочешь.

Я жду минуты, когда смогу доказать тебе свою любовь. Слава Богу, мне есть чем заняться — целыми днями чиню крышу. Иначе давно сошел бы с ума, думая о тебе (на этом письмо заканчивается).

Глава 19 Леди Кэролайн Элмхерст

— Моя дорогая Филомена, ты просто спасла мне жизнь!

Я принимаю из ее рук модные журналы и шелковые чулки. Ничто в жизни не радовало меня так, как ее визит.

— Какие пустяки! Миссис Райли сказала, что ты скучаешь. Вот я и подумала, что надо порадовать тебя. — Она поворачивается к Уиллу и Джеймсу. — А теперь, мальчики, ступайте на кухню, посмотрите на котят. Уилл, будь добр, следи, чтобы твой брат не ел много сладкого.

Мальчики закрывают за собой дверь. Она лукаво смотрит на меня.

— Я так рада, что мы помирились. Извини, что думала о тебе плохо. Как ты ладишь с Тируэллом?

Я никак не ожидала этого вопроса. Что мне ответить ей? Спроси она о том, как мы ладили с Элмхерстом, я предоставила бы ей полный отчет о том, где, когда, как часто и при каких обстоятельствах… Я рассказала бы ей о том, какая мебель была поломана, какие гардины были сорваны…

— Он очень мил и ведет себя как настоящий джентльмен.

— Да, он хороший человек, несмотря на все его чудачества. Что ты читаешь? — Она берет со стола книгу. — «Гордость и предубеждение». Замечательный роман. На мой взгляд, Линсли — вылитый мистер Дарси.

Не сказала бы. На мой взгляд, он больше похож на мистера Уикэма. По крайней мере в его прошлые годы. Не хочу расстраивать ее и спрашиваю, когда произойдет радостное событие.

Она с удовольствием рассказывает мне о себе и о том, что все произойдет в ноябре. Несмотря на уговоры миссис Райли и собственной матери рожать в Лондоне, у модного столичного акушера, она уверена, что ей следует ехать в деревню. В имении живет замечательная повитуха, тетушка Пруньюэлл. Я не знаю, что ей посоветовать. Но, на мой взгляд, цивилизованный акушер всегда лучше дремучей тетушки Пруньюэлл.

— Вот что я скажу тебе, Кэролайн. Я очень люблю свою мать и миссис Райли, но хочу поступить так, как решила. Хочу родить в имении, чтобы Иниго был рядом.

И Иниго в роли повитухи? Странная затея.

— Я неплохо переношу беременность. Правда, в первые месяцы мне все время хотелось спать. К тому же я ни с того ни с сего могла расплакаться — просто так, без причины. Но у Оттеруэлов мне стало уже гораздо лучше. — Она видит мою реакцию на ее слова. — Нет, Каро, не хочешь ли ты сказать, что…

Я снова думаю о Мэри и ее положении, а не о себе. Мне приходится уверять Филомену в том, что я не собираюсь заводить незаконнорожденного ребенка. Легко сказать! Хорошо, что она не собирается развивать эту тему.

Уилл привез воздушного змея. Недалеко от дома, на вересковой пустоши, мы сможем запустить его. Господи, я так рада, что они приехали!

Я прошу миссис Тайсон освободить Джорджа от его обязанностей на кухне и отпустить его вместе с нами. Северный ветер унес лондонский дым далеко за город. Змей устремляется в чистое голубое небо. Мальчики ликуют.

Филомена старается отвлечь меня разговорами, и я ей очень благодарна за это.

— Кажется, ты совсем заскучала здесь, — неожиданно заявляет она. — В Хэмпстеде отличный чистый воздух, но тебе нужны перемены. Не вечно же сидеть здесь затворницей!

— Путешествия пока не входят в мои планы.

Что говорить, она права. Я действительно чувствую себя пленницей в этом милом уютном доме.

— Помнится, Тируэлл приглашал нас в свое поместье Нортумберленд.

Какая отличная новость! Он уедет, и мне не придется развлекать его.

— Дарроуби тоже будут там, — продолжает она. — Я так соскучилась по Фанни! И потом, мне не терпится взглянуть на ее новый гардероб! А тебе?

— Подожди, ты хочешь сказать, я тоже еду?

— Разумеется! Представляешь, как нам будет весело?

— Но герцог… у него законная жена.

— Очаровательная женщина. Ты просто не сможешь не… — Она прикрывает рот рукой. — Не слушай меня, Кэролайн, я несу полную чушь. Это со мной случается в последнее время.

— Филомена, прошу тебя, не надо принимать меня за идиотку. Скажи мне наконец, что происходит. Мне кажется, вокруг меня что-то замышляется, но я понять не могу что.

Она внимательно смотрит на меня.

— Я не умею лгать и не хочу лгать тебе. Но это все, что я могу тебе сказать. Поверь, мы все желаем тебе только добра.

— Надеюсь, здесь не замешан Конгриванс. Я не желаю ни видеть его, ни слышать о нем. Не забывай, что теперь я любовница Тируэлла и всем обязана ему.

Я разворачиваюсь и ухожу от нее. Что происходит? Быть может, Тируэллу пришло в голову посвятить меня в тонкости овцеводства? Вряд ли. Не такой уж он болван. А что, если он решил познакомить меня с женой и предаться любви втроем?

Мальчики кричат. Они не могут справиться со змеем. Того и гляди, он вырвется и улетит. Со всех ног бегу к ним.

— Сматывайте бечевку! — кричу я и подхватываю на руки Джеймса.

Мы успеваем вовремя. Змей снова устремляется в небо. Я не могу сдержать радости и заливаюсь смехом.

— Хотите запустить его, леди Каро?

— Конечно, хочу, Уилл! Как давно я не делала этого!

Какое же это чудо — держать в руках рвущегося в синее небо змея, забыв обо всем на свете! Я смеюсь совсем как в детстве и не могу остановиться!

Прочла «Гордость и предубеждение», начинаю читать «Разум и чувство». Господи, эти сестры — одно недоразумение. Старшей, такой разумной и правильной, подошел бы тот господин, который хочет стать священником. Не знаю, кто сможет понравиться младшей, она совсем чокнулась на своей поэзии. Они напоминают мне тех провинциалок, которых вывозят на балы, словно на ярмарку. Продолжаю читать дальше. Неужели она выйдет за этого престарелого вояку? По возрасту он больше подходит Элинор. Так что Уиллоби появляется очень кстати.

Утром Бек сообщает мне о намерении герцога поужинать со мной. Что ж, вновь придется изображать соблазнительницу. Надо сделать все, чтобы он отказался от мысли увезти меня в поместье. Придется орать, симулируя экстаз. Тогда он усомнится в том, что я гожусь на роль гостьи в его доме (не думаю, что стены в нем толстые — не забыть бы спросить у миссис Тайсон). А что, если Мэри, услышав мои вопли, поспешит спасать меня?

Он ничем не привлекает меня. Совсем не привлекает. С другой стороны, он спас меня от кредиторов, я просто должна отплатить ему чем могу. Слава Богу, он не любитель извращений, чего я так опасалась. После того как все произойдет, он, как и все мужчины в такой ситуации, согласится на что угодно. Вот тогда я напомню его светлости о размере своего содержания и невозможности поездки в имение. Теперь, когда я живу так близко от столицы, настало время вновь заявить о себе и появиться в свете.

Я чувствую, что герцог и мои приятели что-то задумали, но не могу понять что.

И вот вторая попытка. Надушившись, разодевшись, оголив почти всю грудь, с беззаботной улыбкой на устах я предстаю перед его светлостью. Вхожу и приседаю в поклоне. Я не решаюсь сразу улечься на стол, как улеглась как-то между устрицами и спаржей во время ужина с Элмхерстом.

Что-то сегодня он нервничает — еще больше, чем в прошлый раз. Не успели слуги накрыть первую Перемену, как он опрокидывает бокал с вином, разбивает масленку и роняет пару ножей на пол.

Спрашиваю, не получал ли он известий из дома — меня интересует процент прироста поголовья овец. Кажется, его так напугал мой вопрос, что сейчас он выбежит из комнаты. В ответ слышу что-то невразумительное.

И вот когда мы уже приступаем к десерту, исключительно вкусному черничному пирогу, он откашливается и очень музыкально сморкается.

— Я должен просить прощения за мое не слишком трезвое состояние во время нашей последней встречи.

«Какой же он все-таки болван», — думаю я.

— Не берите в голову, сэр. Уверяю вас, я этого не заметила.

В этот момент он роняет чернику и сливки на ворот своей сорочки. Бедная прачка! Пятна от черники ей не отстирать!

— Нет? Но…

— Вы очень быстро заснули. Это вполне естественно. Некоторым мужчинам в таком состоянии отдых просто необходим.

Я несу полную чушь, однако мои слова странным образом действуют на него. Он испуганно смотрит на меня:

— Пожалуй, пойду в гостиную.

Я поднимаюсь.

— Надеюсь, вы не заставите меня долго скучать и скоро придете, сэр.

Он поднимается со своего места, роняя на пол бокал с водой и тарелку с десертом. Тайсон открывает дверь и… — неужели почудилось? — подмигивает мне. Не успевает он закрыть дверь, как она вновь отворяется. Герцог, запыхавшись, догоняет меня.

— Кэролайн, скажите мне правду. Я, случайно, не… О Господи, скажите мне наконец, я не приставал к вам?

Я обольстительно улыбаюсь ему.

— Вы уснули, сэр.

Мы входим в гостиную. Герцог садится на диван. Он выглядит таким несчастным, что мне становится жаль его.

— Тируэлл, не обращайте на меня внимания, я шучу. Вы в самом деле уснули, когда я играла на фортепиано. Не следовало пить так много портвейна.

— И я не…

— Нет, ничего не было. Послушайте, что с вами, в самом деле? Если я ваша любовница, так какого черта?..

К счастью, в эту минуту появляется Тайсон с чаем. Я начинаю спокойно разливать чай.

— Ради всего святого, скажите же наконец, что вы задумали?

— В чем вы меня подозреваете? Прошу простить меня, если я обидел вас, заснув так некстати.

— Я поняла; что вам не нужна любовница. Зачем же вы тогда пытаетесь убедить меня в обратном?

В дверь стучат. Входит Мэри со списком белья, отданного в стирку.

— Вам письмо, миледи.

— Не теперь. Ступай.

Она уходит. Тируэлл удивленно поднимает брови.

— Зачем ваша служанка…

— Не важно. Будьте любезны, объяснитесь наконец.

Он тяжело вздыхает и ставит чашку на стол.

— Ну что ж. Вы ведь сами догадались, что было заключено пари…

— Чушь, я больше в это не верю.

Мы не мигая смотрим друг на друга. Он не умеет лгать.

Я изящно вынимаю из-за корсета платок и прикладываю его к глазам.

— О, сэр, — произношу я дрожащим голосом, — вы даже не представляете, как я расстроена.

— Моя дорогая Кэролайн…

Он гладит мою руку.

Что ж, чудесно.

— Простите меня, сэр.

— Нет-нет. Это вы простите меня.

Наливаю ему чай, и моя рука при этом слегка подрагивает.

— Я не должна была так разговаривать с вами.

— Прошу вас, успокойтесь.

— Пожалуй, я пойду к инструменту, мне надо прийти в себя.

— Чудесная мысль. Я с удовольствием послушаю вас.

Смирение и Жеманство. Что еще нужно этим идиотам? Покорно опустив глаза, я сажусь за фортепиано и начинаю играть сонату, которая на днях так усыпляюще подействовала на него. Старательно вывожу музыкальные фразы, играю очень тихо в надежде на то, что он не заметит, как часто я ошибаюсь. Замечательно. Он даже улыбается, слушая меня. Что ж, самое время идти в наступление. Он расслабился и потерял бдительность.

— Скажите, — нежнейшим голосом спрашиваю я, переворачивая нотную страницу, — как поживает наш друг, мистер Николас Конгриванс?

От неожиданности он подпрыгивает в кресле.

— О чем вы спросили?

— Вы знаете, о ком я говорю, не правда ли?

Он соображает быстрее, чем я думала.

— Я его не знаю. Хотя имя мне кажется знакомым. Не тот ли это джентльмен, который играл в спектакле?

Что ж, учитывая, что он не умеет врать, ответ звучит вполне правдоподобно.

— Да, действительно, это был глупый вопрос. — Я пытаюсь выдавить из себя легкомысленный смех. — Я все перепутала. Наверное, я несколько погорячилась с вином.

Несмотря на очевидную абсурдность моей реплики, кажется, его вполне удовлетворяет такое объяснение. Я продолжаю играть, с трудом сдерживая ярость.

Жалкий презренный лгунишка, любитель овец, я покажу тебе, как насмехаться надо мной!

Я делаю финальный аккорд, поднимаюсь и приседаю в поклоне. Теперь мне надо действовать очень быстро.

Он уже почти поднялся, как подобает, если встает дама. Я бегу к дивану, бросаюсь ему на колени, крепко обнимая руками. Ему будет не просто скинуть меня.

— Ваша светлость… Саймон… Я больше не в силах сдерживать свои чувства!

Письмо мистера Конгриванса герцогу Тируэллу

Брат! Прочел твое письмо и не поверил своим глазам. Почему ты до сих пор не рассказал ей все, как мы договорились? Вы просто олух, ваша светлость! Почему ты до сих пор не сделал этого?

Не знаю, могу ли теперь тебе доверять. Я все еще верю в твои моральные принципы, но что случилось с твоей памятью?

Хочу напомнить о нашей договоренности. Ты должен был рассказать Кэролайн о том, что мы сводные братья, как только она окажется в твоем доме. Ты должен был сразу сказать ей, что не собираешься быть ее любовником, и что ваши отношения будут носить исключительно дружеский характер.

Все остальное должен был объяснить я при нашей встрече. Тебе не следовало рассказывать ей ни о моем прошлом, ни о роде моих прежних занятий, ни о других подробностях моей жизни. Не представляю, что она сделает, когда поймет, как мы одурачили ее. Что, ж, берегись! Уверен, в будущем ты не раз будешь краснеть при встрече с ней. У нее тот еще язычок!

Ты должен уговорить ее отправиться в Нортумберленд. Не знаю, как тебе это удастся. Выпутывайся сам.

Твой покорный слуга, Николас Конгриванс.

Письмо мистера Конгриванса герцогу Тируэллу

Что сказать, брат? Дела обстоят хуже, чем я предполагал. Бартон с фальшивой бородой — персонаж колоритный и мог бы нам пригодиться. В целом твой план кажется мне абсурдным. Догадываюсь, почему идея с разбойниками представляется тебе удачной — ты прочел слишком много авантюрных романов. Но ты не знаешь Кэролайн. Она сумеет защитить себя (история с кредиторами не в счет) и вряд ли оценит мое геройство.

Ты запутался в театральных приемах. Предложи свои услуги Оттеруэлу. Я слышал, он раздумывает о новой постановке.

Если ты не можешь уговорить Кэролайн отправиться в Нортумберленд, предложи ей перебраться в другой дом. Придумай что-нибудь! Представь, к примеру, что сточный колодец в доме засорился и требует ремонта. Или что… (Далее следуют детали, не представляющие интерес для читателя.)

Глава 20 Леди Кэролайн Элмхерст

— Это неприлично, — заявляет Мэри, разглаживая мое нижнее белье.

— Я его любовница.

— Это не так. Все это неприлично.

— Подумай, что ты говоришь. Представь на минуту, что я на самом деле его любовница. Ты входишь и видишь меня в его объятиях. Тогда это было бы прилично? Да, мне пришлось действовать самой. Что же в этом такого?

Вдруг она начинает хохотать:

— Да вы только вспомните его лицо, миледи!

Я очень хорошо помню его лицо. Герцог вытаращил глаза, залился румянцем, сбросил меня на пол и понесся к дверям, где чуть не сшиб с ног бедную Мэри! Перед тем как выбежать из комнаты, он повернулся ко мне. Как сейчас помню его испуганное лицо. Подумать только, это герцог, в жилах которого течет королевская кровь, потомок аристократов могучей империи! В ту минуту он показался мне просто ничтожеством!

— Вы нанесли мне непоправимый ущерб, мадам! — произнес он с тихой злобой и выбежал из гостиной.

Я до сих пор не понимаю, что он имел в виду.

— Как вы думаете, он вернется, миледи?

— Надеюсь, вернется. Этих мужчин так трудно понять!

Я и в самом деле не знаю, когда он появится снова и что нам с Мэри делать. В конце концов, я очень многим обязана ей. Она прошла со мной огонь, воду и медные трубы. В основном огонь и воду. И все в надежде на то, что я заплачу ей.

Уже шесть дней, как герцог уехал. В дверь стучат. Миссис Тайсон приносит кувшин с горячей водой. Встаю с кровати. Чем так дурно пахнет от нее? Должно быть, она наступила на что-то протухшее.

С расческой в руках появляется Мэри.

— Чем вы сегодня займетесь, миледи?

— Пожалуй, пройдусь после завтрака, а потом разучу пару пьес. Вряд ли сегодня стоит ждать гостей.

— Вот ваше платье, миледи, и жакет — сегодня прохладно. Если хотите прогуляться, надо поспешить. Кажется, дождь собирается.

Какая вонь! Я невольно останавливаюсь на лестничном пролете. Точно так пахло от миссис Тайсон.

— Мэри, ты чувствуешь?

Она кивает.

Вонь усиливается, по мере того как мы спускаемся ниже. Огромная крыса зигзагом летает по узкому проему коридора. Мы с Мэри отчаянно визжим. Внезапно дверь в комнату прислуги распахивается, зловоние распространяется повсюду, вылетает пес, чуть больше крысы, и с громким лаем устремляется за мерзкой тварью.

— Умница, Джек! Хватай ее! — кричит кто-то снизу.

В мгновение ока я забегаю в гостиную, прыгаю на стул и крепко прижимаю юбки к ногам, в то время как пес хватает крысу за шею и начинает яростно рычать.

Тем временем Мэри бросается к окну, поднимает раму и высовывает голову наружу. Беднягу тошнит.

На пороге комнаты, в белом одеянии, стоит «мертвец», восставший из могилы. Запах разлагающегося тела бьет в ноздри. Знакомый голос, к счастью, выводит меня из оцепенения.

— Прошу простить меня, миледи, — произносит Тайсон, снимая белую тряпку с лица и развязывая длинный, до пола, фартук. — Сточный колодец слегка засорился.

— Слегка?

Я не могу поверить своим ушам. Смердящий запах пропитал всю гостиную. Я прикрываю нос платком.

— Она… сдохла? — тихо спрашивает побледневшая Мэри, держась за подоконник.

— Да, мисс. К сожалению, завтрак сегодня будет только у Джека.

Мэри снова высовывает голову из окна.

— Это просто невыносимо! — кричу я. — Немедленно пошлите за Беком!

— Я уже сделал это, миледи. Нам придется раскопать выгребную яму, и крысы…

— О Боже!

— Боюсь, миледи, они могут побежать наверх, в комнаты. Не бойтесь, Джек — замечательный охотник! Даю слово, он переловит их всех! Давно он так славно не охотился!

Что ж, хоть кто-то из нас этим утром получит удовольствие. Джек относит свой завтрак в угол комнаты. Появляется миссис Тайсон. Ее юбки подобраны, ноги обуты в деревянные башмаки. По-видимому, внизу случилось настоящее наводнение.

— Плохи наши дела, миледи, — грустно произносит она. — А тут еще и огонь погас.

Внизу стучат. Миссис Тайсон идет открывать. Господи, пусть хоть кто-нибудь придет к нам на помощь!

В дверях гостиной появляется мистер Бек. Он подносит платок к носу и кланяется. Его совсем не удивляет тот факт, что я стою на стуле, Мэри висит в окне, а пес в углу поедает дохлую крысу.

— Миледи, его светлость желает, чтобы вы как можно скорее покинули этот дом.

— Слава тебе Господи!

— Миссис Тайсон поможет вам собрать багаж.

— Нет-нет, мы вполне справимся сами.

Я не хочу, чтобы миссис Тайсон притрагивалась к моим вещам — от нее дурно пахнет. Я беру Мэри за руку и увожу от окна. Она еле передвигает ноги. Ей надо полежать. Кладу мокрое полотенце ей на лоб и начинаю паковать одежду. Спустя полчаса Мэри встает с кровати и, пошатываясь, идет собирать свои вещи.

Какое счастье! Вещи упакованы и уложены в экипаж. Я так спешу оказаться на свежем воздухе, что едва успеваю попрощаться с Тайсонами. Наконец мы трогаемся.

— Где сейчас его светлость? — спрашиваю я Бека.

— Он еще вчера уехал, миледи, в другом экипаже.

Значит, это не единственный его экипаж. А он совсем неплох, с гербом на дверцах, обит кожей и бархатом. Герцогу удалось произвести впечатление! Даже у Бладжа не было такого.

— Полагаю, мы отправляемся в Нортумберленд? — спрашиваю я.

— Мадам, вы очень проницательны.

А что, если открыть дверцу и выпрыгнуть на ходу? Я могу сделать это в любую минуту. Но… Мэри уже не в силах притворяться. На ее бледном лице выступил пот. Кажется, она вот-вот лишится чувств. Я осторожно кладу ее голову на свои колени. Теперь у меня нет никаких сомнений. Она беременна.

Побег с самого начала не был возможен. На какие средства я буду жить? Продать одежду и жемчужные серьги? Надолго этого не хватит. Мне просто необходимо узнать, что задумал герцог и какое отношение к его плану имеют Линсли и Райли.

Ясно, что Конгриванс тоже как-то связан с герцогом. Стыдно признаться, но я так хочу взглянуть на него, хоть разок! А может, мне удастся простить его? Какая же я дура! Теперь ему известно, что я содержанка Тируэлла. Сможет ли он когда-нибудь простить меня?

Пару раз мы меняем лошадей и наконец останавливаемся на постоялом дворе, где нам предстоит провести ночь. Какая милая гостиная! Стол накрыт к ужину, это очень кстати. Как же я проголодалась! Не могу поверить своим глазам — в дверях появляется Филомена! Я так рада видеть ее. Мы обнимаемся.

— Где же он?

Мой голос дрожит от волнения. Не сомневаюсь, она знает, о ком я спрашиваю.

— Тируэлл поехал вперед.

Я усаживаю Мэри на стул. Филомена пристально смотрит на нее.

— Кажется, ей нехорошо.

— Ей и в самом деле плохо.

— Да, не все переносят дальние расстояния. Я думала, что у экипажа Тируэлла должны быть хорошие рессоры…

Она велит своей служанке Кейт принести аптечку. Недолго посовещавшись, мы приходим к выводу, что имбирь и ромашка должны нам помочь привести Мэри в чувство.

Кейт уводит Мэри наверх. Боюсь, сегодня ей придется поработать за двоих. Вскоре к нам присоединяются Линсли с сыновьями, адмирал и миссис Райли. Уилл, крепко обняв меня, спешит с расспросами о своем приятеле Джордже и котятах. Малыш Джеймс протягивает маме букет подвядших лютиков.

— Мы осматривали старую крепость, леди Каро. Жаль, что вы не видели ее. Папа говорит, что мы еще и не такое увидим! А вы знаете, что мама тоже приедет к Тируэллу?

Миссис Райли подвергает меня настоящему допросу о том, как прижились побеги, посаженные несколько дней назад. Я вынуждена признаться ей, что мне было совсем не до этого.

Малыш Джеймс сегодня не лает, он забирается ко мне на колени и очень подробно рассказывает о свинье, повстречавшейся им по дороге. Выясняется, что это была не свинья, а милый поросенок, который всю дорогу бежал за ними, не желая отставать.

— А потом… — перебивает его Уилл.

— Постой, позволь брату рассказать, — вступается за Джеймса Линсли.

— А потом поросенок съел пуговицу Уилла.

В доказательство Уилл предъявляет мне пальто с оторванной пуговицей.

— Мы отомстим поросенку за это, — шепчет мне Линсли. — К ужину я заказал жареную свинину.

— А сейчас я хотела бы узнать кое-что. Хватит ли у вас духу рассказать мне о вашем тайном сговоре с Тируэллом?

— Прости, Каро, я не гожусь на эту роль и сам многого не понимаю. — Он подмигивает мне и разворачивает газету. — И потом, я не имею права расстраивать Филомену в ее положении.

— Послушайте, леди Элмхерст! — Адмирал Райли садится рядом со мной. — Граф Террант, сын миссис Райли, любезно одолжил нам свой экипаж. Погода стоит чудесная, у нас два экипажа. Мы будем меняться местами и не устанем друг от друга во время поездки!

Что ж, в таком случае я с удовольствием выслушаю разные версии происходящего от всех заинтересованных сторон! Не думаю, что они успели договориться о какой-нибудь одной версии. Как только подают ужин и вино, моя подозрительность и недоверчивость отступают на второй план. Я так рада видеть их всех!

После ужина мы играем в карты и вскоре, утомленные дорогой, расходимся по своим комнатам. Я ложусь рядом с Мэри. Бедняжка спит так крепко, что не замечает меня. Ставлю свечу на тумбочку у кровати. Мне необходимо успокоиться перед сном, немного почитать. Как хорошо, что я не забыла положить в саквояж «Разум и чувство». На целый час я забываю обо всех своих невзгодах. Какой все же негодяй этот Уиллоби!

На следующий день наше путешествие продолжается. Мы едем по нескончаемым равнинам и холмам, изредка останавливаемся и осматриваем живописные развалины, попадающиеся на нашем пути. Однажды мы отклоняемся от маршрута и наносим краткий визит дядюшке адмирала Райли. Бедняга так стар, что не в силах запомнить наши имена, и мы, чтобы его не утомлять, с готовностью отзываемся на имена его давно умерших родственников. Надо же доставить старику удовольствие! Дети визжат от восторга, когда он вынимает свою вставную челюсть и начинает колоть ею орехи.

Время в пути бежит незаметно. Мы делаем частые остановки на постоялых дворах, почтовых станциях и едем все дальше, на север Англии.

Меня все больше и больше тревожит состояние Мэри. Я вынуждена время от времени останавливать экипаж, когда ей становится особенно плохо. Она по-прежнему продолжает хранить молчание. Бедняга опасается, что, узнав о беременности, я немедленно уволю ее. Что ж, попытаюсь уговорить Тируэлла дать ей столько денег, чтобы она могла прокормить себя и ребенка.

На вопросы о планах Тируэлла они все только улыбаются в ответ. Не скрою, это выводит меня из себя. При упоминании имени Конгриванса они пожимают плечами.

— Кто? Конгриванс? Ах да! Помнится, говорили, что он отправился в…

Далее следуют названия различных стран и городов.

Уверена, Фанни Гиббоне была бы весьма довольна своими учениками. По мере продвижения на север местность становится все более холмистой, а дорога ухабистой. Наконец мы въезжаем в графство Нортумберленд. Как чудно пахнет вереск!

Интуиция подсказывает мне, что меня ожидает сюрприз, может быть, даже случайная встреча с Конгривансом. Как бы то ни было, скоро я увижусь с Тируэллом и потребую объяснений.

В общем, я готова к разного рода неожиданностям. Например, к тому, что происходит на второй день нашего пребывания в графстве. Не успеваем мы проехать и нескольких ярдов по брусчатке постоялого двора, на котором провели ночь, как наш экипаж внезапно останавливается.

Линсли, адмирал и оба кучера спускаются на землю и озабоченно осматривают колеса. Совершенно серьезно они обсуждают дальнейший план действий. Решено снять колеса и проверить оси. К нашей заинтересованной группе присоединяются заспанные кучера и слуги из гостиницы.

— Что же могло произойти? — с удивлением спрашивает Филомена, невинно поглядывая на меня.

Она с мальчиками и служанкой путешествует со мной и Мэри в экипаже Терранта. Филомена уже давно догадалась о беременности Мэри, но из деликатности пока молчит.

— Не стоит волноваться. Наши мужчины быстро устранят эту неприятность, и мы отправимся дальше, — уверенно говорю я.

Она с трудом скрывает улыбку. Время идет. Ждать, когда это затянувшееся совещание возле снятых колес завершится, у меня нет сил. Мы с мальчиками отправляемся узнать, в чем дело. Миссис Райлй вышла из экипажа и в резких тонах отчитывает неряшливо одетых и нечесаных кучеров. Нашла на кого выплеснуть свое раздражение.

— Вы только взгляните на этого красавца, миссис Элмхерст! Он, должно быть, полгода шею не мыл!

Увалень переминается с ноги на ногу и ухмыляется во весь рот, будто получил самый лестный комплимент.

— А ну-ка марш умываться! — командует миссис Райли и поворачивается к нам: — Уилл и Джеймс, ни к чему не прикасайтесь! Иначе испачкаетесь и опозорите нас всех перед герцогом. Итак, господа, что вы намерены делать?

В ответ они качают головами и бормочут что-то невразумительное. Их шотландский говор нам непонятен. Один из кучеров берется перевести:

— Необходимо починить переднюю ось и правое колесо, мадам. Это займет пару дней. Деревенский кузнец сломал руку. Они позовут на помощь кузнеца из другой деревни. Он быстро починит экипаж. Если за парнем послать сейчас, то к вечеру он, пожалуй, доберется и…

— Все понятно, — перебивает его миссис Райли. — Адмирал, как нам следует поступить?

Они переглядываются, будто пытаются найти решение. Не сомневаюсь, что решение у них уже давно готово и известно всем, кроме меня.

Ясно, что нам не поместиться в экипаже Терранта. До того как мы с Мэри присоединились к компании, детей держали на коленях, а Линсли сидел рядом с кучером. Ясно, что девять человек не поместятся в одном экипаже.

— Нам следует сообщить Тируэллу о том, что произошло, — предлагаю я.

Интересно, какие доводы они приведут против моего простого и разумного решения? Как и следовало ожидать, раздается дружный хор протестующих голосов.

— Это невозможно, леди Элмхерст, — качает головой адмирал.

— Да почему же невозможно? Лошади есть и полно бездельников, — киваю в сторону кучеров и слуг с постоялого двора.

Они уютно расположились на солнышке и играют в кости.

— Простите, миледи, его светлость будет сердиться. Он так бережет своих лошадей! — нагло заявляет кучер Тируэлла и с тоской смотрит на игроков в кости, к которым выходят две хорошенькие служанки с огромной бутылью в руках.

Слышится кокетливое хихиканье.

— Мы возьмем лошадь с постоялого двора! — предпринимаю я еще одну попытку.

Меня совсем не удивляет то, что все до единой лошади на почтовой станции смертельно больны какими-то невероятными лошадиными заболеваниями.

— Я придумала! — кричу я, решив загнать их в угол и посмотреть, как они вывернутся на этот раз. — Я отправлюсь к герцогу в экипаже Терранта, расскажу ему о том, что произошло, и попрошу прислать кузнеца.

Они в замешательстве смотрят друг на друга, но наконец соглашаются и кивают. Где же Мэри? Я оглядываюсь вокруг и вижу ее под кустом в углу двора, беднягу опять тошнит.

Миссис Райли хмурит лоб.

— Вам не кажется, Каро, что ваша служанка…

— Да-да, она больна, и я беру ее с собой.

Ни за что не оставлю ее на съедение миссис Райли! Кроме того, ромашка и имбирь упакованы в моем багаже.

Итак, мы отправляемся в экипаже Терранта. Какие еще приключения выпадут на мою долю, прежде чем я увижу Конгриванса? Не уверена, что хочу встретиться с ним. От волнения мои ладони становятся влажными. Я думаю о том, как я выгляжу, как будет выглядеть он и как изменилось его отношение ко мне. Какая же я дура!

А если он будет каяться и скажет, что по-прежнему любит меня? Или будет мрачным и неприветливым? Может быть, Тируэлл хочет силой заставить его жениться на мне? На это я никогда не соглашусь. Надеюсь, Бартон вернулся к нему и не откажется жениться на Мэри. Похоже, что он честный человек, если вернул мне серьги.

Как здесь пустынно! На многие мили вокруг — одинокие холмы, поросшие папоротником и вереском, овцы да огромные, пестрые от лишайника валуны. Как тихо! Лишь кулик звенит в вышине да изредка блеют овцы, бараны, ягнята.

Экипаж замедляет ход и останавливается. Кучер говорит с кем-то. Верно, с почтальоном.

— В чем дело? — спрашиваю я, открыв дверцу.

— Миледи, прошу вас, оставайтесь в экипаже!

Мэри выглядывает в окно и пронзительно кричит.

Выглядываю в окно с ее стороны. Огромное мохнатое существо сидит на дороге, преградив нам путь.

Медведь? Да, это медведь. Он сидит на задних лапах и чешет бок огромными желтыми когтями, крутит мордой и нюхает воздух.

Должно быть, он сбежал из бродячего цирка. Вряд ли в графстве Нортумберленд водятся дикие медведи с кольцом на шее. Лошади пятятся назад и храпят. Им определенно не нравится такое соседство.

Стук копыт. Вооруженные всадники в масках окружают экипаж. Как странно! В руках у них средневековые мушкетоны, с проржавевшими от старости раструбами!

Мы с Мэри визжим что есть сил. При этом я чуть не покатываюсь со смеху.

— Кошелек или жизнь? — орет один из всадников, наставив свой мушкетон на кучера.

Я уже раньше слышала этот ужасный местный говор. Сначала медведь, а теперь шайка разбойников… посреди вересковых пустошей северной Англии… Это напоминает мне бездарный любительский спектакль.

Глава 21 Леди Кэролайн Элмхерст

— О Боже! Они убьют нас! — Мэри хватает меня за рукав. — Миледи, я беременна.

Для таких откровений она выбрала не самое удачное время!

— Знаю, не волнуйся, — шепчу ей, — я позабочусь о тебе. Это не настоящие разбойники!

Раздается выстрел. Мы с Мэри падаем на пол. Слышатся крики и стрельба. Двери экипажа распахиваются настежь. Один из головорезов, в шляпе, низко надвинутой на глаза, прыгает внутрь, размахивая оружием.

В ту же секунду лошади, почуяв опасность, срываются с места. Разбойник теряет равновесие и закидывает ногу на сиденье. Вот он, мой золотой шанс! Я бью что есть силы ему между ног. Негодяй, завопив от боли, вылетает из экипажа. Его ружье летит на пол.

Я быстро хватаю его. И вовремя! В тот же миг дверь с другой стороны распахивается, и в экипаж прыгает бородатый разбойник. Этот разбойник хорошо знаком мне!

— Бартон! — кричу я, опуская ружье. — Какого черта ты здесь делаешь?

— Мэри, любимая!

Он не обращает на меня никакого внимания.

— Осторожно…

Я опаздываю со своим предупреждением. Мэри стошнило прямо на его камзол.

— Мой цветочек. — Бартон нежно вытирает ей рот своим рукавом. — Простите, миледи. Не бойтесь, ружье не заряжено.

Я отбрасываю ружье в сторону. Все это начинает утомлять меня.

— Ты немедленно должен жениться на ней! Где твой хозяин?

Бартон удивленно смотрит на меня:

— Он прыгал в экипаж с другой стороны, миледи. Хотел спасти вас.

Нет! Этого просто не может быть. Я кляну себя. Как же я не узнала его? Экипаж странным образом кренит в сторону. Я открываю дверь и вижу медведя. Он засовывает внутрь свою мохнатую пасть и пытается забраться на сиденье. Господи, как от него воняет!

Мэри издает истошный вопль.

— Молодец, Мак, — кричит Бартон. — Не бойся, любимая! Он ласковый, как ягненок, и хочет с тобой подружиться! Правда, Мак?

Я открываю дверцу экипажа и выглядываю. В грязной луже, скорчившись и зажав руки между ног, лежит Конгриванс. Теперь на нем нет шляпы. Я узнаю его золотистые волосы. Надо спасать его!

Мистер Николас Конгриванс

Я едва не теряю сознание. Она прыгает в грязную лужу и громко ругается. Мои глаза закрыты. Я хочу взглянуть на нее, но боюсь пошевелиться. Малейшее движение причиняет страшную боль. Приступы дурноты подкатывают к горлу. Сейчас меня стошнит.

Она с силой бьет меня ногой по ребрам.

— Какого дьявола! Ты соображаешь, что делаешь, сукин сын?

Еще удар. Я не ожидал, что она прижмет меня к груди и одарит нежными поцелуями после того, как чуть не кастрировала. Брат был прав. Не стоило рассчитывать на радушный прием. Я сплевываю грязь. Боюсь пошевелиться, но, кажется, могу говорить.

— Прости, — хриплю я.

— Ублюдок! — кричит она и плюет мне в лицо.

Клянусь, я убью своего брата.

— Мистер Конгриванс, сэр? — это Джеб, один из парней, которых нанял мой предприимчивый брат. — Глотните, сэр, вам станет немного легче. Миледи, прошу вас, не бейте его. Посмотрите, как ему плохо.

Она ругается и топает ногой — мое лицо снова в грязи. Я осторожно сажусь и делаю глоток из фляги. Омерзительная жидкость разливается по желудку. Вот сейчас меня точно стошнит.

Джеб с ужасом смотрит на Кэролайн, она присела на придорожный валун.

— Так это она, сэр?

Я киваю. Он что-то бормочет в ответ и качает головой. Бартон помогает Мэри спуститься. Несмотря на бледное заплаканное лицо, ее глаза светятся счастьем.

— У нас будет ребенок!

Он нежно поглаживает ее живот.

— Поздравляю.

Медведь протискивается сквозь двери экипажа и косолапо бежит ко мне.

Кэролайн зло смотрит на него. Заметив убийственный взгляд, бедное животное разворачивается, бежит к Бартону и испуганно жмется к его ногам. Мэри осторожно протягивает руку и гладит медведя — тот, явно испытывая удовольствие, издает какие-то негромкие рыкающие звуки.

— Сэр, колесо разбито о придорожный валун, — обращается ко мне кучер. — Лошади, почуяв медведя, развернули экипаж.

— Браво! — Кэролайн хлопает в ладоши. — Кстати, Конгриванс, тебе известно, что вот уже несколько недель, как герцог спит со мной. И знаешь, у него это получается гораздо лучше, чем у тебя.

Она решительным движением завязывает ленты своей шляпки и встряхивает помятые юбки.

— Всего хорошего, господа!

Разворачивается и шагает прочь.

— Высечь бы ее хорошенько, сэр.

Джеб смотрит ей вслед.

— Я не рискнул бы. Джентльмены, всем спасибо. Бартон и Джеб, помогите кучеру с экипажем и лошадьми. Остальных я прошу вернуться к работе.

Парни с ухмылкой провожают меня взглядом и желают удачи.

— Пойди прочь!

— Куда ты идешь, Каро?

— Подальше от тебя.

— Эта дорога ведет к дому Тируэлла. К вечеру ты будешь на месте. На всякий случай я пойду сзади.

— Благодарю! А то что я буду делать, если встречу разбойников с медведем?!

— Жаль, что все пошло не так. Понимаешь, я пытался спасти тебя, но…

— Ты уж лучше помолчи, Конгриванс.

Моя милая, славная Кэролайн. Я почти забыл о своей боли. Я счастлив быть рядом с ней! Прибавляю шаг и догоняю ее. Она смотрит на меня так же свирепо, как совсем недавно смотрела на медведя. Но я в отличие от медведя не из слабонервных.

— Ты похудела.

Но грудь осталась такой же роскошной. Сказать об этом у меня не хватает смелости.

— С чего бы это? Я только и делала, что ела. Не знала, куда себя деть. Быть любовницей герцога такое утомительное занятие.

— Еще бы! Наверное, тебе пришлось немало потрудиться, чтобы угодить ему. — Меня вдруг осеняет. — Ты, случаем, не беременна?

Она пристально смотрит на меня:

— Слава Богу, нет. Беременна Мэри, и этот проходимец обязан жениться на ней. Тебе придется дать ему денег.

— Я позабочусь об этом.

Дорога огибает скалистый утес. Нашему взору открывается чудный вид. На мили вокруг простирается усеянная холмами и косогорами долина, освещенная лучами полуденного солнца.

Она останавливается и восторженно вздыхает. Я не могу скрыть своей радости. Я так люблю ее!

Леди Кэролайн Элмхерст

Он стоит и с глупой улыбкой смотрит на меня, пока я, изображая восторг, думаю, как быть дальше.

Не скрою, мне хочется взглянуть на него! Его волосы посветлели — верно, выгорели на солнце. Он старательно стирает темные разводы с лица. У него чудесное лицо, правда, слегка осунувшееся. А эти изумительные губы! Они кажутся несколько обветренными и потрескавшимися. Я хочу прикоснуться к его губам. И хочу, чтобы он меня поцеловал.

— Почему ты сделал это, Конгриванс? Почему ты так ужасно обошелся со мной?

— Я думал, что ненависть ко мне избавит тебя от разочарования и страданий.

Он смотрит на свои ладони. На них появились мозоли. Не думаю, что он провел это время в светских гостиных, играя в карты и флиртуя с дамами.

— Странно. Тебе не пришло в голову, что я буду страдать от ненависти и разочарования одновременно?

— Теперь я это понимаю. — Он пристально смотрит на меня. — Мы можем срезать путь. Твои красивые туфли вряд ли продержатся долго.

— Не увиливай от ответа!

— Я виноват, Кэролайн.

Он изящно кланяется. Он все так же элегантен, несмотря на обтрепанный вид. Комок в горле.

— Ты похудел.

Он грустно улыбается. Все сжимается у меня внутри.

Я отвожу взгляд. Что же мне делать? Я злюсь на него и на себя. Внезапно налетевший порыв ветра гнет к земле вереск на холмах. Тучи закрыли солнце. Тихо вокруг. Ястреб на мгновение зависает в небе и камнем бросается вниз.

— И кем же тебе приходится Тируэлл? — прерываю я молчание.

— Он мой сводный брат. Вот почему они так похожи.

— Сюда.

Он берет мою руку, и мы начинаем спускаться вниз по крутому склону. Поскользнувшись на камнях, я крепко сжимаю его руку.

— Скажи, почему ты так поступил? Почему уехал?

— Я вдруг понял, что не могу обманывать тебя. Не могу признаться в том, что у меня нет денег. Не могу рассказать, как жил раньше.

— У тебя нет денег?

— Их совсем немного.

— Что ж, и у меня их нет. Я запуталась в долгах.

Мы сворачиваем на узкую тропинку, петляющую между огромными серыми валунами.

— Чем же ты занимался прежде? Ты и правда был шпионом?

— Какое-то время. Это было довольно скучное занятие, совсем неинтересное. Я должен кое в чем тебе признаться, Кэролайн. Дело в том, что я… понимаешь, женщины платили мне за…

— За что?

Мистер Николас Конгриванс

Я отвечаю короткой, не очень приличной фразой. Она опускает голову. Ее плечи дрожат. О Боже, она плачет.

— Кэролайн! Должно быть, ты презираешь меня. Я…

Беру в ладони ее лицо… Она… смеется? Не знаю, как относиться к этому — радоваться или обижаться?

— Они платили тебе за это?

— Да.

Она прислоняется к огромному валуну и заливается от хохота:

— Ты не шутишь?.. Думаю, что с ними у тебя получалось лучше, чем со мной! Я не заплатила бы тебе ни шиллинга. О Боже, Конгриванс, я в жизни так не смеялась!.. Так как же все происходило?

Она возвращается на тропинку. Что она хочет услышать?

— Ну, как ты находил своих… жертв?

Я иду рядом и не могу взглянуть ей в глаза.

— Я заводил знакомство со скучающими замужними дамами или богатыми вдовами.

— Такими, как я?

— Да, и с такими, как ты. Ты представить себе не можешь, как много женщин ищут романтики. Особенно романтики с эксцентричными иностранцами.

— И как же ты соблазнял их?

Она останавливается и впервые за все время смотрит мне прямо в глаза.

— Покажи!

— Показать?.. Что показать?

— Ну… что ты делал.

Я вспоминаю свои жалкие попытки разжалобить ее рассказами о своем разбитом сердце. Мне это не удалось. Она, выражая нетерпение, стучит ногой.

— Конгриванс, я жду.

— О Боже!

Я оглядываюсь.

— Что с тобой?

— Я не вижу тропинки.

— Какой тропинки?

— Тропинки с курганом… грудой камней. Должно быть, мы спустились слишком низко.

— Какой же ты обманщик! — Она с улыбкой смотрит на меня. — По-моему, там ручей. Я хочу пить.

Мы выходим к ключу, бьющему из скального разлома. Ветви рябины, потяжелевшие от кремовых соцветий, склонились над небольшой запрудой.

— Крестьяне считают, что рябина — дерево эльфов, — замечаю я и смываю грязь с лица.

— Надеюсь, эльфы не дадут нам умереть от жажды.

Она подносит к моему рту сложенные ладони. Я пью прозрачную студеную воду и целую ее пальцы.

— Я люблю тебя, — говорю шепотом.

— Мне кажется, ты сказал это, чтобы я не приставала к тебе с расспросами. Но я хочу знать.

— Кэролайн, тебе не кажется, что на сегодня достаточно унижений? Ты унизила меня в присутствии слуг, ты вволю поиздевалась надо мной. Теперь я даже не уверен в том, что смогу иметь детей.

— Поиздевалась? Прости, но ты понятия не имеешь о том, что значит это слово. Сначала ты лгал мне, потом предал меня, а затем вынудил стать содержанкой другого мужчины! По крайней мере заставил меня так думать! И после всего этого ты еще разыгрываешь идиотский спектакль с разбоем!

— Это была задумка брата. Он думал, что ты станешь больше уважать меня, если я приду на помощь и спасу тебя от разбойников. Но что касается моральных принципов, то ты тоже далеко не безгрешна! Так быстро согласиться стать содержанкой!

— Ты сам это подстроил! Ты просто идиот, Конгриванс!

Она разворачивается, бежит вниз по холму и исчезает в зарослях деревьев у лощины. Я никогда не был здесь раньше. Стоило бы подняться наверх и поискать тропинку, но не оставлять же Кэролайн одну!

Я спускаюсь следом и оказываюсь в тени густо растущих деревьев. Мягкий мох заглушает шаги. Вокруг тихо и сумрачно. Останавливаюсь. Только журчание воды в роднике нарушает тишину.

— Кэролайн! Где ты? Смотри под ноги! Мой покойный отец любил расставлять силки и капканы.

— Чепуха. Они давно проржавели.

Ее голос раздается где-то рядом.

— Где ты?

— Я здесь. Не могу выбраться.

С трудом пробираюсь сквозь заросли ежевики. Кэролайн срывает с куста спелые ягоды. Ее губы стали совсем черными. Мне так хочется поцеловать их. Выбившиеся пряди волос падают на плечи и грудь. Моя дивная, чудесная Кэролайн.

— А мне осталось что-нибудь?

Она кладет мне в ладонь спелую ягоду.

— Как, только одна?

— Большего ты не заслужил.

Беру ее за руку и веду через заросли. Куда же идти? Прежде всего нам следует выйти к роднику. Мы идем на шум воды, переступая поросшие мхом корни, и выходим на небольшую прогалину. Лучи солнца пробиваются сквозь переплетенные ветви деревьев.

— Я жду, Конгриванс.

Она садится на валун, кладет руки на колени и внимательно смотрит на меня, словно ждет начала представления.

Я пожимаю плечами:

— Я представлялся иностранцем. Дамам это очень нравилось. Я давал понять, что хочу соблазнить их. Довольно часто они дарили мне подарки — украшения, драгоценности и даже оплачивали жилье. Иногда я рассказывал им о своих финансовых затруднениях, и они одалживали мне денег. Все они были дамы состоятельные. Не буду скрывать, некоторые из них нравились мне. Думаю, почти все они понимали, кто я такой и каковы мои намерения.

Я замолкаю: Совсем недавно то же самое я пытался проделать и с Кэролайн. В отличие от остальных она не поддалась ни на мою лесть, ни на другие уловки и ухищрения.

— Покажи, как ты это делал. Представь, что хочешь соблазнить меня.

Я опускаюсь перед ней на колени и беру ее руку. Сейчас я скажу то, чего никогда раньше не говорил ни одной женщине. Я расскажу ей правду о себе.

— Мое имя Николас Конгриванс. Я незаконнорожденный сын своего отца и сводный брат герцога Тируэлла, с которым ты хорошо знакома.

Я медленно освобождаю ее плечи и руки от дорожного плаща.

— Это правда. Я хорошо знакома с ним. Сходство между вами я отметила сразу же.

Она расстегивает пуговицы на моем сюртуке.

— Моя мать, француженка, была любовницей герцога. После ее смерти отец привез меня в свой дом. Я рос вместе с братом. Он был на год моложе меня. Все шло хорошо, пока скоропостижно, во время верховой прогулки, не скончался мой отец. Брат унаследовал титул, а я никак не мог смириться с его новым статусом. А потом мы поссорились из-за женщины. Она была молочницей.

Я стягиваю кружевную косынку с ее декольте.

— Я не желаю слышать о других женщинах.

Кэролайн шутливо надувает губы и кладет руки на колени.

— Она взбивала чудесное масло, но не была такой красивой, как ты. У нее не было такой нежной кожи, таких восхитительных плеч.

Я расстегиваю ее платье, покрывая поцелуями ее шею и плечи.

— Значит, вы поссорились?

Она опять протягивает руки к моему сюртуку и продолжает расстегивать пуговицы.

Я скидываю его на землю.

— Мы поссорились. Я уехал из Англии. Все думали, что я погиб. Прошло много лет. Каро, не задуши меня платком. И вот я повстречал чудесную женщину. Она упала в обморок, я подхватил ее на руки и в тот момент полюбил навсегда.

— Как ты смеешь говорить о другой женщине?

Она прикрывает грудь платьем.

— Я дурно обошелся с той женщиной. Брат, с которым мы помирились, решил помочь. Он предложил мне пост управляющего в поместье. С тех пор я не покладая рук строю для нее дом.

Я прикасаюсь губами к ее ладоням и принимаюсь расстегивать корсет, в то время как она снимает с меня сорочку.

— И вот теперь мой добрый брат отдал все, что причиталось мне по наследству, кредиторам своей любовницы…

— Так это были твои деньги? Я думала, что Тируэлл…

Она бросает сорочку на траву.

— Мои. Я даже не предполагал, что они существуют. Он обещает вернуть мне то, что осталось. К сожалению, денег совсем немного… Мне не хотелось вводить тебя в заблуждение, но…

Ее руки заняты моими бриджами.

— Уверена, со временем ты сможешь заработать. А теперь мне хочется, чтобы ты продолжал вводить меня в заблуждение. Пожалуйста.

— С удовольствием, моя любимая.

Время остановилось. Мы ничего не слышим вокруг. Ни пения птиц, ни шума воды. Только громкое биение наших сердец.

Я открываю глаза и через пряди ее волос вижу затерявшуюся в траве тропинку. Она выведет нас к дому. Держась за руки, мы выходим из тени деревьев на залитый ярким солнечным светом холм.

— Это было неплохо, Конгриванс. Пожалуй, я смогла бы написать пару рекомендательных писем.

— Благодарю вас, мадам. В этом нет необходимости. Я собираюсь жениться.

— Постой. — Она внимательно смотрит на меня. — Ты и в самом деле решил, что я соглашусь выйти за тебя?

Леди Кэролайн Элмхерст

Он испугался. Я с трудом сдерживаю смех.

— Но… я скомпрометировал тебя. Разумеется, ты должна выйти за меня. Мой брат не позволит нам жить во грехе. Что скажут его арендаторы? Он так печется о своей репутации! И потом, я построил дом… для тебя. У меня есть жалованье и работа. У меня есть обязательства.

Бедный Ник. Бедный Ник! Он, кажется, стыдится своих мозолей, старой одежды, стоптанных сапог. Он стыдится слов «жалованье», «работа», «обязательства».

— Конечно, здесь совсем не так, как в Лондоне, — продолжает он. — Но по соседству живут весьма уважаемые и довольно симпатичные люди. Здесь устраивают приемы, балы и…

Он пытается подобрать слова и не находит их. Он машет руками, как настоящий итальянец. Он пожимает плечами, как истинный француз.

— Кэролайн, я так люблю тебя!

Он уходит вперед по заросшему вереском склону.

— Да ты с ума сошел! — кричу ему в спину. — С чего ты взял, что я соглашусь выйти за тебя? Ты с самого начала только и делал, что врал!

— Что? — Он оборачивается. — Ты не права, Каро. Я рассказал тебе все. Быть может, мне не стоило делать этого. Признаюсь, меня страшит будущее. Но ты уже никуда не денешься от меня. Потому что мы любим друг друга!

Через заросли вереска я бегу к нему. Что ж, если я упаду, он подхватит. Как тогда.

— Ты уверен? — задыхаясь, спрашиваю я.

— В чем?

— В том, что это любовь?

Вот и все. Моя грустная история заканчивается. Не надо бежать, не надо скрываться. Я навсегда останусь с ним, а он — со мной.

Что ж, им удалось провести меня. Их тайный заговор увенчался успехом.

А может быть… все случилось так, как было задумано мной?

Эльфы и волшебницы. Цари и мастеровые. Амазонки и герцоги. Как давно это было. Они остались там. В заколдованном лесу. Прошел сон, и рассеялись колдовские чары. Теперь все случится наяву.

Он протягивает руку. И я с благодарностью принимаю ее.

1

У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. — Здесь и далее пер. М.Лозинского.