Глава 1

Без десяти одиннадцать небо взорвалось и опустилось на землю вихрем белого конфетти, которое мгновенно покрыло город. На уже замерзших улицах Манхеттена мягкий пушистый снег тут же превратился в серую слякоть, которую месили толпы рождественских покупателей, спешащих к теплу своих уютных квартир.

В этой рождественской толпе по Лексингтон-авеню шел высокий стройный мужчина в ярко-желтой куртке. Он шел быстро, с высоко поднятой головой и, казалось, не замечал прохожих, которые случайно сталкивались с ним. После стольких лет чистилища он наконец обрел свободу и теперь торопился к Мэри, чтобы сообщить ей, что с прошлым покончено навсегда. Как она расцветет, услышав новости. Когда он подошел к углу 59-й улицы, зажегся красный свет и ему пришлось остановиться. В нескольких метрах от него стоял Санта-Клаус из Армии спасения, держа большой мешок. Мужчина сунул руку в карман в поисках мелкой монеты. В этот момент его хлопнули по спине, неожиданный сильный удар, который потряс все тело. Наверное, кто-то перепил и теперь выражает дружеские чувства к первому встречному.

Или Брюс Бойд. Брюс, который не сознавал своей силы и имел глупую привычку причинять ему боль. Но он не видел Брюса уже больше года. Мужчина начал оборачиваться, чтобы посмотреть, кто его ударил, но, к своему удивлению, почувствовал, что у него подгибаются колени. Будто наблюдая за собой со стороны, он увидел, как его тело упало на тротуар. Стало трудно дышать. Мимо его лица двигался непрерывный поток башмаков. Прижавшаяся к ледяному асфальту щека начала терять чувствительность. Он понимал, что не должен лежать здесь, и открыл рот, чтобы попросить прохожих помочь ему, но вместо слов наружу хлынула теплая красная струя. Словно зачарованный, он наблюдал, как она, смешиваясь с таящим снегом, стекала на мостовую. Боль стала сильнее, но он уже ничего не имел против, потому что неожиданно вспомнил про свои хорошие новости. Он свободен. Он хотел сказать Мэри, что он свободен. Мужчина закрыл глаза, уставшие от ослепительной белизны неба. Снег перешел в ледяной дождь, но для него это уже не имело значения.

Глава 2

Кэрол Робертс услышала, как открылась дверь, и, подняв голову, увидела, что в приемную вошли двое. Один — здоровенный мужчина лет сорока, ростом не меньше шести футов трех дюймов, с массивной головой, глубоко посаженными серо-голубыми глазами и тяжелым квадратным подбородком. Второй, помоложе, с более мягкими чертами лица, на котором выделялись живые карие глаза. Впрочем, для Кэрол они выглядели как близнецы: хотя они еще не сказали ни слова, она сразу все поняла. И почувствовала, как под мышками начали выступать капельки пота. Кэрол стала лихорадочно перебирать возможные причины их появления в приемной доктора Стивенса.

Сэмми? Он за границей, на авиационной базе, и, если с ним что-нибудь случилось, вряд ли ей сообщат об этом таким способом. Нет. Они пришли за ней. У нее в сумочке марихуана, и у кого-то оказался слишком длинный язык. Но почему двое? Кэрол старалась убедить себя, что они ее не тронут. Она уже не та глупая проститутка из Гарлема, которую можно шпынять как угодно, теперь она секретарь одного из крупнейших психоаналитиков страны. Но по мере приближения мужчин ее охватывал страх. Слишком жива была память о годах, проведенных в вонючих переполненных квартирах, куда с дубинкой в руках врывался белый закон и уводил отца, брата, сестру.

Но смятение в ее душе никак не выражалось внешне. Детективы видели перед собой лишь молодую красивую негритянку в изящном бежевом платье. Ее голос прозвучал холодно и безразлично:

— Чем я могу вам помочь?

Тут Эндрю Макгрейви, старший детектив, заметил темное пятно, появившееся под рукавом. «Интересно, — подумал он, — чем это так взволнована секретарь доктора?» Макгрейви вытащил бумажник с облупившейся бляхой и, раскрыв его, сказал:

— Лейтенант Макгрейви. Девятнадцатый участок. — И, повернувшись к своему спутнику, добавил: — Детектив Анджели. Мы из отдела убийств.

Убийств? Кэрол непроизвольно вздрогнула. Чик! Он кого-то убил. Он нарушил обещание и вновь спутался с бандой. Он участвовал в ограблении и кого-то застрелил. Или… Неужели застрелили его? Он мертв! Они пришли, чтобы сказать ей об этом. Кэрол почувствовала, что пятно пота продолжает расширяться, и тут же поняла, что Макгрейви, хотя и смотрел ей прямо в глаза, тоже это заметил. Она и Макгрейви этого мира не нуждались в объяснениях, они понимали друг друга с полуслова. Ведь они знакомы не одну сотню лет.

— Мы хотели бы поговорить с доктором Джадом Стивенсом, — сказал молодой детектив. Мелодичный, вежливый голос вполне сочетался с его приятной внешностью. Тут Кэрол заметила, что в руке он держал небольшой сверток, перевязанный бечевкой.

Смысл сказанного не сразу дошел до Кэрол. Значит, это не Чик. И не Сэмми. И не марихуана.

— Мне очень жаль, — ответила она, с трудом скрыв облегчение, — но у доктора пациент.

— Нам нужно лишь несколько минут, — вмешался Макгрейви. — Мы хотим кое-что выяснить. — И, помолчав, добавил:

— Мы можем поговорить здесь или в полиции.

Кэрол взглянула на них с удивлением: какие общие дела могут быть у доктора Стивенса с отделом убийств? Что бы там полиция ни думала, доктор никогда не нарушал закона. Она очень хорошо его знала. Как давно это случилось? Четыре года назад. Все началось в зале суда…

Было три часа ночи, и мертвенный свет дневных ламп придавал цвету кожи сидящих в зале нездоровый оттенок. Старая грязная комната насквозь пропиталась запахом страха, накапливавшимся в ней многие десятилетия.

Конечно, Кэрол не повезло, что она вновь попала к судье Мюрфи. Она стояла перед ним всего две недели назад, и он отпустил ее на поруки. Первое правонарушение. В том смысле, что эти мерзавцы поймали ее первый раз. А уж теперь судья отправит ее в каталажку.

Заканчивался разбор очередного дела. Высокий, спокойного вида мужчина стоял перед судьей и что-то говорил о своем подзащитном, дрожащем толстяке в наручниках. «Да, — подумала Кэрол, — этот знает, что сказать. Повезло толстяку. А кто заступится за нее?»

Толстяка увели, и Кэрол услышала свое имя. Она встала, прижимая колени друг к другу, чтобы скрыть дрожь. Судебный пристав подтолкнул ее к скамье, клерк передал судье обвинительный лист.

— Кэрол Робертс, приставание к мужчинам на улице, бродяжничество, хранение марихуаны и сопротивление аресту.

Последнее было полным враньем. Полицейский шлепнул ее по заднице, а она лягнула его в ответ. В конце концов у нее есть все права американского гражданина.

— Я тебя видел здесь несколько недель назад, не так ли, Кэрол? — спросил судья.

Она постаралась, чтобы ее голос звучал неопределенно.

— Мне кажется, да, ваша честь.

— И я отпустил тебя на поруки? Да, сэр.

— Сколько тебе лет? Она ждала этого вопроса.

— Шестнадцать. У меня сегодня день рождения. Счастливый день рождения, — Кэрол разрыдалась.

Тот высокий мужчина стоял у стола судьи, складывая в портфель какие-то бумаги. Услышав рыдания Кэрол, он поднял голову и пристально посмотрел на нее. Затем что-то сказал судье Мюрфи.

Судья объявил перерыв и вместе с мужчиной вышел из зала. Минут через пятнадцать, когда судебный пристав привел Кэрол в комнату судьи, мужчина что-то горячо ему доказывал.

— Тебе повезло, Кэрол, — сказал судья. — Мы дадим тебе еще один шанс. Суд освобождает тебя под личную ответственность доктора Стивенса.

Значит, он не судейский, а лекарь. Да пусть хоть Джек Потрошитель. Лишь бы выбраться отсюда до того, как они выяснят, когда у нее день рождения.

Доктор отвез ее к себе домой, по дороге болтая о всякой ерунде и ни о чем не спрашивая Кэрол, чтобы дать ей время прийти в себя. Машина остановилась перед современным зданием на 71-й улице, неподалеку от Ист-Ривер. Дверь открыл швейцар, лифтер отвез их на пятый этаж, и по вежливым приветствиям обоих можно было подумать, что для доктора самое обычное дело приходить домой в три часа ночи и непременно с шестнадцатилетней чернокожей проституткой.

Кэрол никогда не видела такой квартиры. Огромная гостиная, выдержанная в светлых тонах, две низкие длинные кушетки, покрытые желтоватым твидом, между ними квадратный кофейный стол с верхом из толстого стекла, на нем — большая шахматная доска с резными фигурками. На стенах — картины, в прихожей — телевизионный монитор, показывающий вход в подъезд. В углу гостиной — бар с полками, уставленными хрустальными бокалами и графинами. В окне, далеко внизу, Кэрол видела крохотные суденышки, плывущие по Ист-Ривер.

— Суды всегда вызывают у меня чувство голода, — сказал Джад. — Почему бы нам не организовать скромный праздничный ужин?

И отвел Кэрол на кухню, где под ее удивленным взглядом быстро приготовил омлет, жареную картошку, оладьи, салат и кофе.

— Одно из преимуществ холостяцкой жизни, — пояснил он. — Если хочется есть, все можешь сделать сам.

Значит, он холостяк и живет один. Ну, детка, только не ошибись, это может обернуться выгодным дельцем.

После ужина Джад показал Кэрол ее спальню, большую часть которой занимала двуспальная кровать, застеленная синим, в тон обоев, покрывалом. У стены стоял небольшой шкаф темного дерева.

— Ты будешь спать здесь, — сказал Джад. — Сейчас я принесу пижаму.

Оставшись одна, Кэрол подумала: «Ну, детка, ты сорвала банк. Выходит, его потянуло на черненькое. И ты, крошка, дашь ему все, что нужно».

Она разделась и следующие полчаса провела под душем. Выйдя из ванной, завернутая в мохнатое полотенце, Кэрол увидела лежащую на кровати пижаму. Понимающе улыбнувшись, она сбросила полотенце на пол и прошла в гостиную. Никого. Она заглянула в дверь, ведущую в кабинет. Джад сидел в большом удобном кресле и что-то читал при свете настольной лампы. Вдоль стен, от пола до потолка, стояли полки с книгами. Подойдя сзади, Кэрол поцеловала его в шею.

— Давай начнем, беби, — прошептала она. — Чего мы ждем?

Секунду его спокойные темно-серые глаза разглядывали Кэрол.

— У тебя мало неприятностей? — мягко спросил он. — Тому, что ты родилась негритянкой, конечно, не поможешь. Но кто сказал, что в шестнадцать лет ты должна стать проституткой и наркоманкой?

Кэрол в замешательстве посмотрела на доктора.

— Чего тебе хочется, беби? Только скажи, я на все согласна.

— Хорошо. Давай поговорим.

— Поговорим?

— Совершенно верно.

И они поговорили. До самого утра. Так проводить ночь Кэрол еще не приходилось. Доктор Стивенс перескакивал с одного предмета на другой, изучая, приглядываясь к ней. Он спрашивал, что она думает о Вьетнаме, негритянских гетто, студенческих волнениях. Как только Кэрол казалось, что она понимает, о чем он спрашивает, доктор менял тему разговора. Они говорили о вещах, которые она слышала впервые, и о том, в чем считала себя непревзойденным знатоком. Не один раз в последующие месяцы, думая о той удивительной ночи, Кэрол пыталась вспомнить, какая же фраза, слово, идея, произнесенная тогда, изменили всю ее жизнь. И лишь гораздо позже она поняла, что это бесполезно. Бесполезно искать фразу, слово, идею. Доктор Стивенс сделал очень простую вещь: он поговорил с ней. По-настоящему поговорил. Чего раньше никто не делал. Он отнесся к ней, как к человеческому существу, равному себе, чьи суждения и чувства ему небезразличны.

В какой — то момент Кэрол осознала, что сидит совершенно голая, и пошла в спальню надеть пижаму. Джад вошел вслед за ней, сел на краешек кровати, и они снова начали говорить. О Мао Цзэдуне, хула-хупе, противозачаточных таблетках… И о том, каково иметь мать и отца, никогда официально не регистрировавших свои отношения. Кэрол рассказала ему многое из того, что не доверяла никому. И когда она наконец заснула, то чувствовала себя совершенно опустошенной. Будто ей сделали серьезную операцию и, вскрыв огромный нарыв, выпустили весь гной.

Утром после завтрака Джад протянул ей сто долларов.

Поколебавшись, Кэрол сказала: «Я наврала. Насчет дня рождения».

— Я знаю, — улыбнулся Джад. — Но мы не станем говорить об этом судье. — Затем его тон изменился. — Ты можешь взять деньги, уйти отсюда и никто не будет тебя беспокоить до тех пор, пока ты вновь не попадешь в полицию. — И, помолчав, добавил:

— Мне нужна секретарша. По-моему, ты идеально подходишь для этой работы.

Кэрол изумленно взглянула на него.

— Вы шутите. Я не умею ни печатать, ни стенографировать.

— Если ты вернешься в школу, всему этому можно научиться.

Она пристально посмотрела на доктора и воскликнула:

— Как же я об этом не подумала раньше. Конечно, я так и сделаю.

Теперь ей не терпелось выбраться отсюда с сотней долларов в кармане и похвалиться ими в аптеке Фишмана в Гарлеме, где собирались ее друзья. На эти деньги она целую неделю сможет провести в свое удовольствие.

Когда Кэрол вошла в аптеку, ей показалось, что она никуда и не уходила. Те же лица, те же бесцельные разговоры. Она снова попала домой. Но забыть квартиру доктора Кэрол не смогла. Дело, конечно, не в обстановке. Квартира казалась ей маленьким островком, спокойным и чистым, находящимся в другом мире. И доктор показал ей, как туда попасть. Что она здесь потеряла? Казалось, над его словами можно лишь посмеяться, но у нее ничего не получалось.

Кэрол записалась в вечернюю школу. Она оставила свою комнату с ржавой раковиной, сломанным туалетом и скрипучей кроватью и переселилась к родителям. Пока она училась, доктор Стивенс платил ей небольшое пособие. Школу Кэрол окончила на отлично. Доктор пришел на выпускной вечер, и его глаза лучились гордостью за ее успехи. Затем она поступила на курсы подготовки секретарш. На следующий день после окончания курсов Кэрол работала у доктора Стивенса и теперь могла позволить себе собственную квартиру.

Все четыре года доктор относился к ней с той же сдержанной вежливостью, как и в ночь их знакомства. Сначала Кэрол ждала, когда же он скажет что-нибудь насчет того, кем она была и кем стала. Но потом наконец поняла, что доктор всегда видел ее такой, как теперь. Просто он помог ей найти себя. Если у нее возникали проблемы, он обязательно находил время, чтобы обсудить их. В последнее время Кэрол собиралась рассказать о том, что произошло между ней и Чиком, и спросить, стоит ли говорить Чику о своем прошлом, но все откладывала этот разговор. Она хотела, чтобы доктор Стивенс гордился ею. Ради него она была готова на все.

И вот теперь его хотят видеть два детектива из отдела убийств.

Она ждала. что голос его изменится… появятся нервозность, страх. Но в ответ раздалось лишь короткое: «Пусть подождут», — и доктор оборвал связь.

Волна радости захлестнула Кэрол. Конечно, они могут испугать ее, но с доктором у них ничего не выйдет. Она вызывающе посмотрела на стоящих перед ней мужчин.

— Вы слышали, что он сказал?

— Когда пациент должен уйти? — спросил Анджели.

Кэрол взглянула на часы.

— Через двадцать пять минут. После него сегодня уже никто не придет.

Мужчины переглянулись.

— Мы подождем, — вздохнул Макгрейви. Они сели. Макгрейви некоторое время разглядывал Кэрол.

— Мне кажется, я тебя где-то встречал, — наконец сказал он.

Значит, она права. Им нужен совсем не доктор.

— Вы же знаете, как говорят, — ответила она, — мы все на одно лицо.

Ровно через двадцать пять минут Кэрол услышала, как щелкнул замок в двери, ведущей из кабинета доктора прямо в общий коридор. Прошло еще несколько минут, и доктор Стивенс вышел в приемную. Увидев Макгрейви, он, секунду поколебавшись, спросил:

— Мы с вами знакомы, не так ли?

— Да… — бесстрастно ответил детектив. — Лейтенант Макгрейви. — И, кивнув в сторону своего спутника, добавил:

— Детектив Френк Анджели.

Джад и Анджели обменялись рукопожатием.

— Входите, — сказал доктор.

Мужчины прошли в кабинет, и дверь захлопнулась. Кэрол изумленно смотрела им вслед, стараясь понять, что к чему. Большому детективу явно не понравился доктор Стивенс. Но, возможно, он вообще недолюбливает врачей. Впрочем, в одном Кэрол не сомневалась: вечером платье придется отдать в чистку.

Кабинет Джад обставил в стиле французского загородного дома. Никаких письменных столов. Легкие кресла и небольшие низкие столики с антикварными лампами на них. На полу мягкий ковер с красивым рисунком, у дальней стены удобная кушетка. На стенах ни одного диплома. Впрочем, как Макгрейви выяснил перед тем как прийти сюда, если бы доктор Стивенс захотел, на стене не осталось бы свободного места.

— Я впервые попал к психиатру, — заметил Анджели. Кабинет явно произвел на него впечатление. — Я бы не отказался иметь такую квартиру.

— В такой обстановке пациенту легче расслабиться, — объяснил доктор. — И, между прочим, я психоаналитик.

— Извините, — смутился Анджели. — А в чем, собственно, разница?

— Примерно пятьдесят долларов в час, — ответил Макгрейви и, обращаясь к доктору, добавил:

— Мой напарник не очень разбирается в подобных тонкостях.

Напарник. И тут Джад вспомнил. Напарника Макгрейви застрелили, а его самого ранили во время стычки с бандитами, грабившими винный магазин, четыре или пять лет назад. По обвинению в этом преступлении арестовали некоего Амоса Зиффрена. Адвокат обвиняемого настаивал на оправдании своего клиента, ссылаясь на невменяемость последнего во время ограбления. Джада защита пригласила в качестве эксперта для обследования Зиффрена. Обследование показало, что тот страдает прогрессивным парезом, приведшим к необратимым изменениям в психике. На основании этого заключения Зиффрен избежал смертного приговора и его отправили в психиатрическую лечебницу.

— Теперь я вас вспомнил, — сказал Джад. — Дело Зиффрена. Вы получили три пули, а вашего напарника убили.

— Я тоже вас помню. Вы помогли преступнику избежать электрического стула.

— Что я могу для вас сделать?

— Нам нужно выяснить некоторые вопросы, — ответил Макгрейви и посмотрел на Анджели. Тот начал развязывать бечевку на свертке, который держал в руках.

— Мы хотим, чтобы вы опознали одну вещь, — голос Макгрейви вновь стал совершенно бесстрастным.

Анджели развернул бумагу. В руках у него оказалась ярко-желтая куртка.

— Вы не видели ее раньше?

— Она похожа на мою, — удивленно ответил Джад.

— Она ваша. Во всяком случае, на подкладке написано ваше имя.

— Как она к вам попала?

— А как, по вашему мнению, она могла к нам попасть? Джад пристально посмотрел на Макгрейви, затем взял со стола трубку и начал неторопливо набивать ее табаком из стоящего рядом кувшинчика.

— Думаю, будет лучше, если вы объясните мне, что все это значит, — спокойно ответил он.

— Мы хотим разобраться с этой курткой. Если она ваша, то нам интересно узнать, почему она находится не у вас?

— В этом нет ничего странного. Когда сегодня утром я вышел из дому, шел небольшой дождь. Мой плащ в чистке, поэтому пришлось надеть эту желтую куртку. Обычно я езжу в ней на рыбалку. Один из моих пациентов пришел без плаща. Как раз перед его уходом пошел сильный снег, поэтому я одолжил ему свою куртку. — Джад замолчал, неожиданно встревоженный. — Что с ним случилось?

— Случилось с кем? — переспросил Макгрейви.

— С моим пациентом Джоном Хансеном.

— Вы попали в самую точку, док, — тихо сказал Анджели. — Мистер Хансен не смог принести куртку сам, потому что он мертв.

— Мертв? — вздрогнул Джад.

— Кто-то воткнул ему в спину нож, — пояснил Макгрейви. Джад недоверчиво посмотрел на него. Детектив взял у Анджели куртку и развернул ее так, чтобы доктор мог видеть длинный разрез. На подкладке отчетливо выделялись бурые пятна. Джад почувствовал, как к горлу подкатывается тошнота.

— Кто же хотел его убить?

— Мы надеялись, что вы сможете сказать нам об этом, доктор Стивенс, — сказал Анджели. — Кто знал мистера Хансена лучше, чем его психоаналитик.

Джад беспомощно покачал головой.

— Когда это случилось?

— В одиннадцать утра, — ответил Макгрейви. — На Лексингтон-авеню, в квартале отсюда. Наверное, не один десяток людей видели, как он упал, но все они так торопились домой готовиться к празднованию Рождества Христова, что оставили его лежать, пока он не истек кровью.

Джад схватился рукой за край стола, костяшки пальцев побелели.

— Когда Хансен пришел к вам сегодня?

— В десять утра.

— Сколько времени вы обычно проводите с пациентом, доктор?

— Пятьдесят минут.

— Он сразу же ушел?

— Конечно. Меня уже ждал следующий.

— Он вышел через приемную?

— Нет. Мои пациенты входят через приемную, а выходят здесь, — доктор показал на дверь, ведущую в общий коридор. — Таким образом они не встречаются друг с другом.

— Итак, — кивнул головой Макгрейви, — Хансена убили, как только он вышел отсюда. Почему он приходил к вам, доктор?

— Мне очень жаль, — поколебавшись, ответил Джад, — но я не имею права обсуждать подобные вопросы.

— Кто-то его убил, — продолжал настаивать Макгрейви, — и вы могли бы помочь нам найти убийцу.

У Джада погасла трубка, и он неторопливо раскурил ее вновь.

— Когда вы начали лечить Хансена? — теперь вопросы задавал Анджели.

— Три года назад.

— Не могли бы вы припомнить кого-нибудь, кто ненавидел Хансена? А может быть, он к кому-то испытывал подобное чувство?

— Если бы такой человек существовал, — ответил Джад, — я бы вам сказал. Полагаю, что мне известно все, что можно знать о Джоне Хансене. Он радовался жизни. Причин ненавидеть кого-либо у него не было, и я не знаю, кто мог ненавидеть его.

— Тем лучше для Джона. Вы, похоже, прекрасный доктор, мистер Стивенс, — сказал Макгрейви. — Мы возьмем с собой его карту.

— Нет.

— Мы можем получить разрешение суда.

— Пожалуйста. Но для вас в ней нет ничего интересного.

— Что случится, если вы отдадите ее нам? — спросил Анджели.

— Это может повредить жене Хансена и его детям. Вы на неправильном пути. Я уверен, что убийца не знаком с Хансеном.

— А я в это не верю, — буркнул Макгрейви. Анджели завернул куртку в бумагу и перевязал сверток бечевкой.

— Мы вернем ее вам после окончания расследования.

— Можете оставить ее себе.

Макгрейви открыл дверь, ведущую в коридор.

— Мы будем держать вас в курсе, док, — и он вышел из кабинета.

Анджели кивнул Джаду и последовал за старшим детективом.

Когда Кэрол вошла в кабинет, Джад все еще смотрел им вслед.

— Что-нибудь случилось? — озабоченно спросила она.

— Кто-то убил Джона Хансена.

— Убил?

— Его зарезали.

— О боже? Но почему?

— Полиция не знает.

— Какой кошмар! Смогу ли я чем-нибудь помочь, доктор?

— Если вам не трудно, Кэрол, приведите все в порядок, а потом закройте кабинет. Я поеду к миссис Хансен и сам сообщу ей о случившемся.

— Не беспокойтесь, я все сделаю, — успокоила его Кэрол.

— Спасибо, — и Джад вышел из кабинета.

Через тридцать минут, когда Кэрол уже разложила карты сегодняшних пациентов и запирала свой стол, дверь в приемную открылась. Шел уже седьмой час и к этому времени в здании обычно не оставалось ни души. Подняв голову, Кэрол увидела незнакомого мужчину, приближающегося к ней с улыбкой на лице.

Глава 3

Джад вышел на улицу и, сев в машину, поехал куда глаза глядят, погруженный в свои мысли. Хансен проложил путь через ад и на пороге свободы… До чего же это несправедливо.

На углу Джад заметил телефонную будку и тут вспомнил, что обещал своим друзьям Петеру и Hope Хадли прийти к ним на обед. Но после случившегося он никого не хотел видеть. Остановив машину, Джад вошел в будку и набрал номер Хадли. К телефону подошла Нора.

— Ты опаздываешь. Откуда ты звонишь?

— Нора, — ответил Джад, — прошу прощения, но, боюсь, я не смогу приехать сегодня.

— Он не сможет! — воскликнула Нора. — А тут сидит роскошная блондинка, которая жаждет с тобой познакомиться.

— Как-нибудь в другой раз. Я сегодня действительно не могу. Пожалуйста, извинись за меня.

— Ох уж эти врачи, — хмыкнула Нора. — Подожди минутку, я позову твоего дружка. Петер взял трубку:

— Что случилось, Джад?

— Просто тяжелый день, — поколебавшись, ответил он. — Завтра я тебе обо всем расскажу.

— Ты упускаешь бесподобный шведский стол. И такую красавицу.

— Я еще с ней познакомлюсь, — пообещал Джад. Он услышал быстрый шепот, а затем трубку снова взяла Нора.

— Она придет к нам на рождественский ужин. А ты?

— Мы поговорим об этом позднее, — ответил Джад. — Извини за сегодняшний вечер. — И он повесил трубку. Как бы потактичнее намекнуть Hope, чтобы она перестала подыскивать ему подходящую партию?

Джад женился на последнем курсе колледжа. Элизабет, умная, красивая, веселая девушка, училась там же на факультете социологии. Они очень любили друг друга и вместе строили радужные планы о том, как переделать мир, в котором будут жить их дети. Но в канун первого Рождества их совместной жизни Элизабет и их еще не родившийся ребенок погибли в автомобильной катастрофе. Джад попытался утопить свое горе в работе и за сравнительно короткое время стал одним из лучших психоаналитиков страны. Но до сих пор он не мог заставить себя праздновать Рождество в компании других людей.

Этот день, хотя он понимал, что это глупо, принадлежал Элизабет и их ребенку.

Выехав на Ист-Ривер Драйв, он направился в сторону Меррит Парквей и через полтора часа уже ехал по Коннектикутскому шоссе. Укутанная снегом природа напоминала картинку на новогодней поздравительной открытке. Джад проехал Уэст-порт и Денбюри, стараясь думать только о бесконечной ленте дороги, вьющейся под колесами его автомобиля. Когда его мысли возвращались к Хансену, он заставлял себя переключаться на другое. И лишь гораздо позднее, полностью вымотанный, Джад развернул машину и поехал домой.

Майк, швейцар, обычно встречающий его улыбкой, держался очень сдержанно, поглощенный, казалось, собственными мыслями.

В вестибюле Джад встретил Бена Каца, управляющего, который, нервно махнув ему рукой, тут же скрылся в своей квартире. «Что с ними сегодня, — подумал Джад. — Или это мои нервы?»

Он вошел в лифт.

Эдди, лифтер, кивнув, сказал: «Добрый вечер, мистер Стивенс» — и нажал кнопку, стараясь не смотреть на доктора.

— Что-нибудь случилось? — спросил Джад.

Эдди быстро покачал головой, по-прежнему глядя в сторону.

— О господи, — подумал Джад, — еще один кандидат на мою кушетку.

Лифтер открыл дверь, и Джад, выйдя на лестничную площадку, направился к своей квартире. Не слыша стука закрывающейся двери лифта, он обернулся. Эдди пристально смотрел на него. Но как только Джад открыл рот, чтобы спросить, в чем дело, тот быстро захлопнул дверь и нажал кнопку первого этажа. Джад пожал плечами, достал ключ и, открыв замок, вошел в квартиру.

Во всех комнатах горел свет. Лейтенант Макгрейви в гостиной рассматривал содержимое выдвинутого из стола ящика. Из спальни появился Анджели. Джад почувствовал, как в нем закипает злость.

— Что вы делаете в моей квартире?

— Ждем вас, мистер Стивенс, — ответил Макгрейви. Джад подошел поближе и задвинул ящик, чуть не прищемив детективу пальцы.

— Как вы сюда попали?

— У нас есть ордер на обыск, — ответил Анджели. Джад изумленно посмотрел на него:

— Ордер на обыск? Моей квартиры?

— Вопросы задаем мы, доктор, — заметил Макгрейви.

— Вы можете не отвечать на них, — добавил Анджели. — Прошу учесть, что сказанное вами может использоваться против вас.

— Вы не хотите позвонить адвокату? — поинтересовался Макгрейви.

— Мне не нужен адвокат. Я уже сказал, что одолжил Хансену куртку этим утром и больше ее не видел, пока вы не принесли ее ко мне в кабинет. Я не мог его убить. Весь день я провел в кабинете с пациентами. Мисс Робертс может это подтвердить.

Макгрейви и Анджели обменялись многозначительными взглядами.

— Что вы делали после того, как покинули кабинет? — спросил Анджели.

— Просто ездил на машине.

— Куда?

— В Коннектикут.

— Вас мог кто-нибудь видеть?

— Нет.

— Может быть, вы где-то останавливались, — предположил Анджели.

— Нет. Какое имеет значение, куда я ездил сегодня вечером? Хансена убили утром.

— Вы не возвращались в свой кабинет? — небрежно спросил Макгрейви.

— Нет. А что?

— Дверь в ваш кабинет оказалась взломанной.

— Не могли бы вы поехать туда с нами? Возможно, что-то украдено.

— Конечно. Кто сообщил об этом?

— Ночной сторож, — ответил Анджели. — Вы держите в кабинете ценности, доктор? Деньги? Лекарства?

— Наркотиков там нет. Денег тоже. В моем кабинете нечего красть. Я ничего не понимаю.

— Ну и прекрасно, — подвел черту Макгрейви. — Пора ехать.

В приемной царил хаос: кто-то вытащил все ящики, а их содержимое разбросал по полу. Джад не верил своим глазам.

— Как вы думаете, доктор, что они искали? — спросил Макгрейви.

— Не имею понятия, — ответил Джад и, подойдя к двери, ведущей в кабинет, открыл ее. Макгрейви следовал за ним по пятам.

Он увидел перевернутые столики, разбитые лампы, залитый кровью ковер. В дальнем углу лежало обнаженное тело Кэрол Робертс со связанными за спиной руками. На груди и бедрах виднелись ожоги от кислоты, пальцы правой руки были сломаны, а лицо превращено в сплошной синяк. Оба детектива пристально наблюдали за доктором.

— Вы побледнели, — заметил Анджели. — Присядьте. Джад покачал головой и несколько раз глубоко вздохнул.

Когда он заговорил, его голос дрожал от ярости: «Кто, кто это сделал?»

— Именно это мы и хотим услышать от вас, доктор Стивенс, — ответил Макгрейви.

Джад взглянул ему прямо в глаза.

— Никто не мог сделать такое с Кэрол. За всю жизнь она никому не причинила зла.

— Думаю, вам пора придумать что-нибудь еще, доктор, — рявкнул Макгрейви. — Вы не знаете человека, который мог бы ненавидеть Хансена, но ему воткнули нож в спину. Кэрол никому не причинила зла, но ее облили кислотой и замучили до смерти. А вы стоите здесь и говорите нам, что никто не хотел их обидеть. Хватит играть комедию. Вы что, слепой и глухой? Девушка работала у вас четыре года. Вы — психоаналитик. Неужели я поверю, что вы ничего не знали о ее личной жизни?

— Конечно, нет, — сухо ответил Джад. — У нее есть молодой человек, за которого она собиралась замуж.

— Чик. Мы уже говорили с ним.

— Но он никогда не сделал бы такого. Он хороший парень и любил Кэрол.

— Когда вы в последний раз видели ее в живых? — спросил Анджели.

— Я говорил вам. Перед тем как уехать, я попросил Кэрол закрыть кабинет. — Джад проглотил слюну и снова глубоко вздохнул.

— Вы ожидали кого-нибудь еще из пациентов?

— Нет.

— Как вы думаете, не мог ли это совершить какой-то маньяк?

— Такое может сделать только маньяк, но и он должен иметь повод для своих действий.

— Я с этим полностью согласен, — заметил Макгрейви.

— Почему она до сих пор лежит здесь? — сердито спросил Джад, снова взглянув на тело Кэрол, теперь напоминающее старую тряпичную куклу, выброшенную за ненадобностью.

— Сейчас ее уберут, — успокоил его Анджели. — Судебный медик и наши парни из отдела убийств уже закончили. Джад повернулся к Макгрейви:

— Значит, вы оставили ее в таком виде специально для меня?

— Да, и я снова хочу спросить вас, ради чего в этом кабинете можно пойти на такое? — он махнул рукой в сторону тела Кэрол.

— Не знаю.

— А то, что касается ваших пациентов?

— Нет, — покачал головой Джад.

— Вы не очень стремитесь нам помочь, не так ли, доктор?

— Неужели вы думаете, что я не хочу увидеть пойманного вами убийцу? — рассердился Джад. — Если бы мои записи оказались полезными для вас, я бы тут же сказал об этом. Я знаю своих пациентов. Ни один из них не мог убить Кэрол. Это сделал посторонний человек.

— Почему вы так уверены в том, что никто не охотился за вашими записями?

— Их не тронули.

Макгрейви с любопытством посмотрел на него.

— Откуда вы знаете? Вы же их еще не видели. Джад подошел к стене и под настороженными взглядами детективов нажал на небольшую деревянную пластинку. Часть стены отошла в сторону, открыв несколько вместительных полок, уставленных магнитофонными кассетами.

— Я записываю все беседы с моими пациентами, — объяснил Джад. — И держу пленки здесь.

— Не могли они пытать Кэрол, чтобы заставить ее сказать, где пленки?

— Эти записи ни для кого не представляют интереса. Надо искать другой повод для убийства Кэрол.

Джад еще раз взглянул на истерзанное тело и почувствовал, как его переполняет бессильная слепая ярость:

— Вы должны найти того, кто это сделал!

— Я постараюсь, — сказал старший детектив, глядя ему прямо в глаза.

Макгрейви попросил своего напарника отвезти Джада домой.

— У меня еще есть кое-какие дела, — объяснил он. — Спокойной ночи, доктор, — и, повернувшись, пошел вдоль улицы.

— Поехали, — поторопил доктора Анджели. — Я закоченел. Джад сел на переднее сиденье рядом с детективом, и машина тут же тронулась.

— Я должен сообщить семье Кэрол, — сказал доктор.

— Мы уже позаботились об этом.

Джад кивнул. Конечно, он все равно должен их повидать, но пока с этим можно повременить. Интересно, подумал он, чем собирается заняться лейтенант Макгрейви в такое время.

Будто читая его мысли, Анджели сказал:

— Макгрейви — хороший полицейский. Он считает, что Зиффрен заслужил электрический стул за убийство его напарника.

— Зиффрен — сумасшедший.

— Я вам верю, доктор.

«А вот Макгрейви — нет», — подумал Джад.

Городской морг выглядел так же, как и любой другой в три часа ночи, если не считать того, что какой-то шутник повесил над дверью венок из остролиста. «Что это, — подумал Макгрейви, — избыток юмора или просто мрачная шутка?»

Вскрытие еще не закончилось, и детективу пришлось подождать в коридоре. Наконец судебный медик пригласил его в секционную. Когда Макгрейви вошел, тот мыл руки над большой белой раковиной. Ответив на вопросы, медик тут же ушел, а он оставался там довольно долго, переваривая полученную информацию. Затем он вышел на улицу, оглядываясь в поисках такси. Бесполезно. Эти сукины дети, наверно, отправились на Бермудские острова. Наконец Макгрейви увидел проезжавшую патрульную машину, остановил ее и, показав свое удостоверение, приказал отвезти себя в Девятнадцатый участок.

Войдя в здание полицейского участка, он увидел Анджели.

— Они как раз закончили вскрытие Кэрол Робертс.

— И?

— Она была беременна.

Анджели удивленно посмотрел на него.

— На четвертом месяце. Для безопасного аборта уже поздно, а со стороны еще не заметно.

— Вы думаете, что это имеет отношение к убийству?

— Ты задал хороший вопрос. Если в этом виноват ее приятель и они собирались пожениться, тогда ничего особенного. Они бы поженились, а через пару месяцев родился бы ребенок. Это случается сплошь и рядом. С другой стороны, если бы он это сделал и не хотел жениться на ней, тоже ничего особенного. Она осталась бы с ребенком без мужа. Такое случается еще чаще.

— Мы говорили с Чиком. Он собирался на ней жениться.

— Я знаю. Поэтому я спросил себя, какой из всего этого можно сделать вывод. Мы имеем беременную негритянку. Она идет к отцу ребенка и сообщает ему, что скоро станет мамой, и он ее убивает.

— Для этого он должен быть чокнутым.

— По-моему, все не так просто. Предположим следующее:

Кэрол пришла и сказала, что хочет сохранить ребенка и не делать аборт. Хотя бы для того, чтобы шантажировать отца и заставить его жениться на ней. Допустим, он уже женат. Или он — белый. А возможно, он — знаменитый врач с обширной практикой. Если об этом становится известно, его карьера кончена. Кто, черт побери, пойдет к психоаналитику, который обрюхатил свою чернокожую секретаршу и женился на ней?

— Стивенс — врач, — заметил Анджели, — и наверняка знает десяток способов убрать ее, не вызывая подозрений.

— Может, да. А может, и нет. Если обнаружится малейшая улика и след приведет к нему, отвертеться будет нелегко. Он покупает яд — кто-то делает отметку о продаже. Он покупает нож или веревку — их тоже можно проследить до продавца. Но посмотри на этот маленький спектакль: приходит какой-то маньяк и без всякой причины убивает секретаршу, а доктор становится убитым горем работодателем, требующим у полиции найти убийцу.

— Все сказанное вами выглядит притянутым за уши.

— Я еще не закончил. Возьмем его пациента, Джона Хансена. Еще одно убийство, тем же неизвестным маньяком. Вот что я тебе скажу, Анджели. Я не верю в совпадения. А два совпадения в один день меня настораживают. Поэтому я спросил себя, нет ли связи между убийствами Джона Хансена и Кэрол Робертс, и неожиданно все стало казаться не таким уж случайным. Предположим, Кэрол вошла в кабинет и объявила доктору, что он скоро станет папашей. Она заявила, что он должен дать ей денег, жениться на ней или что-нибудь в этом роде. А в это время Джон Хансен сидел в приемной и мог все слышать. Возможно, доктор Стивенс не подозревал об этом, пока тот не улегся на кушетку и не стал угрожать ему разоблачением.

— Слишком много догадок.

— Но все сходится. Когда Хансен ушел, доктор осторожно выскользнул вслед за ним и устроил так, что тот уже ничего не мог сказать. Затем ему пришлось вернуться, чтобы избавиться от Кэрол. Он представил все так, будто это дело рук маньяка, и отправился в Коннектикут, разрешив все проблемы. А теперь он спокойно сидит и смотрит, как полиция сбивается с ног в поисках мифического психа.

— Я в это не верю, — сказал Анджели. — У вас нет доказательств.

— Что значит нет? А два трупа? Один — беременная дама, работавшая у Стивенса, другой — пациент, убитый в квартале от места его работы. Когда я попросил разрешения послушать записи бесед с Хансеном, доктор мне отказал. Почему? Кого оберегает доктор Стивенс? Я спросил, не знает ли он, кто мог взломать дверь в его кабинет и что они там искали? Тогда мы могли бы построить стройную версию: взломщики поймали Кэрол и замучили ее, пытаясь выяснить, где находится это загадочное «что». Но знаешь, этого таинственного «что» нет. Его магнитофонные ленты никому не нужны. В кабинете нет ни наркотиков, ни денег. Значит, мы должны искать какого-то маньяка. Правильно? Но я в это не верю. Я думаю, что мы должны искать доктора Джада Стивенса.

— По-моему, — медленно произнес Анджели, — вам очень хочется засадить его за решетку.

Лицо Макгрейви побагровело от ярости:

— Потому что он виновен?

— Вы собираетесь его арестовать?

— Сначала я постараюсь доказать, что я прав. Но уж если я посажу его за решетку, он там и останется, — и, повернувшись, Макгрейви вышел.

Анджели задумчиво посмотрел ему вслед. Если не принять мер, Макгрейви своего добьется и доктор окажется за решеткой. Допустить этого он не мог. «Утром, — решил детектив, — надо поговорить с капитаном Бертелли».

Глава 4

На следующий день все утренние газеты на первых полосах поместили сообщения о злодейском убийстве Кэрол Робертс. У Джада возникло желание позвонить пациентам и отменить прием. Спать он так и не ложился, и теперь веки, казалось, налились свинцом. Но, просмотрев список назначенных на этот день, он подумал, что трое будут выведены из душевного равновесия, а еще двое просто придут в отчаяние, узнав, что не смогут прийти к нему. С остальными, впрочем, ничего бы не случилось. В результате Джад пришел к выводу, что не стоит менять распорядок дня не только ради пациентов, но и потому, что работа наилучшим способом позволяла отвлечься от мыслей о происшедшем.

Харрисон Бурк, важного вида седовласый мужчина, выглядел как руководитель крупной компании, кем он, впрочем, и был на самом деле: вице-президент «Интернейшнл Стал корпорейшн». Когда Джад впервые увидел его, он подумал: то ли тот сам создал столь стереотипный образ, то ли образ создал Бурка.

Бурк лег на кушетку. К Джаду он попал два месяца назад через доктора Петера Хадли. Стивенсу хватило десяти минут, чтобы понять, что Харрисон Бурк — шизофреник, страдающий манией преследования. Вот и сегодня Бурк даже не упомянул об убийстве, происшедшем в этом кабинете прошлым вечером, хотя о нем сообщили все газеты. Что, впрочем, являлось типичным для его состояния: он замечал лишь то, что касалось его самого.

— Вы не верили мне раньше, — начал Бурк, — но теперь у меня есть доказательства, что они охотятся за мной.

— Я думал, что мы решили объективно подходить к этому вопросу, — осторожно заметил Джад. — Помните, в прошлый раз мы пришли к выводу, что воображение может…

— Это не воображение, — воскликнул Бурк. Он сел, его кулаки сжались. — Они пытались меня убить.

— Почему бы вам не лечь и не попытаться расслабиться? — предложил Джад.

— И это все, что вы хотите мне сказать? — Бурк вскочил на ноги. — Вы даже не хотите услышать мои доказательства! — Его глаза сузились. — А что если вы — один из них?

— Вы знаете, что я не один из них, — вздохнул Джад. — Я ваш друг. Я стараюсь вам помочь, — он испытывал разочарование. Улучшение, которого они, казалось, достигли за последний месяц, сошло на нет. Перед ним стоял тот же нервно вздрагивающий при каждом шорохе шизофреник, который вошел к нему в кабинет два месяца назад.

В «Интернейшнл Стал» Бурк начал работать курьером. За двадцать пять лет его приятная внешность и врожденная приветливость позволили ему подняться практически на самый верх административной иерархии. Его прочили в президенты компании. Потом, четыре года назад, его жена и трое детей погибли во время пожара в их летнем доме в Саузамптоне. Бурк в это время находился на Багамах вместе со своей любовницей. Трагедия потрясла его. Воспитанный как ревностный католик, он не мог избавиться от чувства вины перед своими близкими. Он стал замыкаться в себе, меньше появляться на людях. По вечерам, оставаясь дома, он вновь и вновь мысленно представлял свою жену и детей, гибнущих в пламени, в то время как он лежал в постели с любовницей. Если бы он остался с ними, то мог бы их спасти. Эта мысль превратилась в навязчивую идею. Он — чудовище. Он это знал. И Бог тоже знал. Конечно, это понимали и другие! Они ненавидели его так же, как он ненавидел себя. Люди улыбались ему и притворялись, будто испытывают к нему симпатию, а на самом деле выжидали, пока он сделает неверный шаг и попадет в ловушку. Но он оказался им не по зубам. Бурк перестал ходить в столовую, и теперь ему приносили ленч в кабинет. Он старался всех избегать.

Два года назад, когда президент компании подал в отставку, на его место пригласили человека из другой фирмы. Годом позже освободился пост первого вице-президента, и Бурка снова обошли. Ну разве это не доказательство, что против него существует заговор? Он начал следить за окружающими, а по ночам устанавливал в соседних кабинетах подслушивающие устройства. Через шесть месяцев его на этом поймали и не уволили лишь благодаря безупречному послужному списку.

Президент компании пришел к выводу, что Бурк перегружен работой, и, стараясь помочь ему, начал сужать круг его обязанностей. Но реакция оказалась обратной: Бурк решил, что от него стараются избавиться. Они боялись его, потому что он их умнее. Если бы он стал президентом компании, они остались бы без работы, потому что все они — круглые дураки. Бурк совершал ошибку за ошибкой. Когда же ему указывали на них, он негодующе отрицал свою причастность. Кто-то специально изменял его отчеты, путал цифры и статистические данные, стараясь его дискредитировать. Скоро Бурк понял, что за ним охотятся не только на работе. За ним постоянно следили на улице, его телефонные разговоры подслушивали, письма просматривали. Он практически перестал есть, потому что они могли отравить еду, и стал худеть прямо на глазах. Обеспокоенный президент компании договорился с доктором Петером Хадли и уговорил Бурка прийти к тому на прием. Поговорив с ним, Петер немедленно позвонил Джаду.

И вот теперь Харрисон Бурк, сжав кулаки, стоял перед ним.

— Расскажите мне о вашем доказательстве.

— Они ворвались в мой дом прошлой ночью. Они пришли, чтобы меня убить. Но я для них слишком умен. Я сплю в кабинете и, кроме того, врезал дополнительные замки в каждую дверь, чтобы они не смогли добраться до меня.

— Вы сообщили о взломе в полицию?

— Конечно, нет! Полиция с ними заодно. Они получили приказ застрелить меня. Но они не решаются стрелять, когда вокруг люди. Поэтому я избегаю пустынных улиц.

— Благодарю, что вы сообщили мне эту информацию.

— Что вы собираетесь с ней делать? — заинтересованно спросил Бурк.

— Я внимательно слушаю все, что вы говорите. Кроме того, — Джад кивнул на включенный диктофон, — сказанное вами остается на пленке, чтобы, если они до вас доберутся, у нас осталось свидетельство о наличии заговора против вас.

— Мой Бог, отлично! — Бурк широко улыбнулся. — Пленка. Ну, теперь они попались.

— Почему бы вам снова не лечь? — предложил Джад. Бурк улегся на кушетку.

— Я устал. Я не сплю ночами, я не решаюсь закрыть глаза. Вы не представляете, каково это, когда все охотятся за тобой. «Неужели», — подумал доктор, вспомнив Макгрейви.

— Ваш слуга не слышал, что кто-то взламывает дверь? — спросил Джад.

— Разве я не сказал, что выгнал его две недели назад? Джад стал быстро вспоминать последние беседы с Бурком. Лишь три дня назад тот красочно описывал свою ссору со слугой, которая произошла в тот же день.

— Мне кажется, вы не упоминали об этом, — осторожно заметил он. — Вы уверены в том, что слуга покинул вас две недели назад?

— Я никогда не ошибаюсь, — отрезал Бурк. — Как вы думаете, почему я стал вице-президентом одной из крупнейших компаний мира? Потому что я далеко не глуп, доктор, и, пожалуйста, не забывайте об этом.

— Почему вы его уволили?

— Он пытался меня отравить.

— Каким образом?

— Тарелкой яичницы с ветчиной, щедро сдобренной мышьяком.

— Вы ее пробовали?

— Конечно, нет, — хмыкнул Бурк.

— Как вы узнали, что она отравлена?

— Я чувствую яд по запаху.

— Что вы ему сказали?

Бурк удовлетворенно улыбнулся.

— Я ничего ему не сказал. Просто как следует отлупил его.

Чувство разочарования охватило Джада. Он понимал, что смог бы помочь Бурку, если бы тот пришел к нему раньше. А теперь времени не оставалось. Практика психоанализа показывает, что в тот период, когда пациент непреднамеренно, бездумно говорит обо всем, что приходит ему в голову, облекая в слова любую случайную мысль или ассоциацию, тонкая оболочка цивилизации может лопнуть, открывая выход самым примитивным страстям и эмоциям, скрывающимся в подсознании, как хищные звери в дремучем лесу. Свободное выражение словами всех мыслей — первый шаг в процессе психоанализа. Но в случае с Бурком этот шаг стал бумерангом. Беседы с Джадом освободили существовавшие в его подсознании агрессивные инстинкты. Казалось, с каждой встречей с доктором Бурку становилось лучше, он уже соглашался с Джадом, что никакого заговора нет, он просто переутомлен и испытывает нервное истощение. Джад думал, что они вот-вот перейдут к глубокому анализу и начнут атаку на причину заболевания. Но Бурк, оказывается, все это время врал. Он проверял Джада, не является ли тот одним из них. И теперь Харрисон Бурк превратился в ходячую бомбу с часовым механизмом, которая могла взорваться в любую минуту. Родственников у него нет. Значит, надо сообщить президенту компании, что означает конец карьеры Бурка. Его отправят в психиатрическую лечебницу. Прав ли он в том, что Бурк потенциально опасен для окружающих? Хорошо бы с кем-нибудь проконсультироваться, но Бурк никогда на это не согласится. Джад понимал, что решение придется принимать ему самому.

— Харрисон, я хочу, чтобы вы мне кое-что пообещали.

— Что именно? — подозрительно спросил Бурк.

— Если они попытаются обмануть вас, если они захотят совершить над вами насилие, им придется вас где-нибудь поймать. Но вы для них слишком хитры. Как бы они вас ни провоцировали, я прошу об одном: не применяйте к ним силу. В этом случае они вас не тронут.

— Мой Бог, конечно, вы правы, — у Бурка загорелись глаза. — Вот какой у них план! Ну, мы их раскусили, не так ли?

Джад услышал, как открылась дверь в приемную, и взглянул на часы: прибыл следующий пациент.

— Думаю, на сегодня достаточно, — сказал он, выключая диктофон.

— Вы все записываете на пленку? — недоверчиво спросил Бурк.

— Каждое слово, — ответил Джад и, помолчав, добавил:

— Мне кажется, вам не стоит идти сегодня на работу. Почему бы вам не поехать домой и немного отдохнуть?

— Я не могу, — прошептал Бурк, в его голосе сквозило отчаяние. — Если я не приду в кабинет, они тут же снимут с двери табличку с моим именем и повесят другую, — он наклонился к Джаду. — Будьте осторожны. Если они узнают, что вы мой друг, то постараются добраться и до вас.

Бурк встал, подошел к двери, ведущей в коридор, и, приоткрыв ее, осторожно выглянул наружу. Затем он выскользнул из кабинета.

Джад смотрел ему вслед, размышляя о том, как решить будущее Харрисона Бурка. Если бы тот пришел к нему на полгода раньше… И тут неожиданная мысль пронзила доктора. А что если Харрисон Бурк уже стал убийцей? Не имеет ли он отношения к смерти Джона Хансена и Кэрол Робертс? Бурк и Хансен — его пациенты. Они могли встретиться друг с другом. В последнее время Бурк неоднократно приходил следом за Хансеном. И часто опаздывал. Он мог видеть Хансена в коридоре. И вообразить, что тот следит за ним, угрожает ему. Что же касается Кэрол, то Бурк, приходя на прием, каждый раз видел ее. А вдруг ему почудилось, что она представляет для него опасность, от которой можно избавиться, лишь устранив Кэрол физически? Как давно болен Бурк? Его жена и трое детей погибли в результате несчастного случая. Случая? Надо узнать поточнее.

Джад подошел к двери, ведущей в приемную, и, открыв ее, сказал:

— Входите!

Анна Блейк грациозно поднялась с кресла и пошла к нему с улыбкой на лице. У него вновь, как и при первой встрече, быстро забилось сердце. Впервые после Элизабет он испытывал к женщине не только профессиональный интерес.

Что удивительно, в их внешнем облике не было совершенно ничего общего. Элизабет — невысокого роста голубоглазая блондинка, Анна — высокая брюнетка с огромными фиолетовыми глазами в обрамлении длинных черных ресниц. Она напоминала знатную римлянку времен Империи, прекрасную и, казалось, недоступную, если бы не тепло, которым лучились ее глаза. Никогда еще Джад не встречал такой красавицы. Но не красота привлекла внимание Джада, а ощущение какой-то силы, которая влекла его к ней, необъяснимое чувство, будто он знал ее всю жизнь. В нем проснулись, удивляя своей остротой, казалось бы, давно умершие желания.

Она появилась в приемной Джада три недели назад. Кэрол объяснила ей, что время доктора расписано по минутам и у него нет возможности брать новых пациентов. Но Анна попросила разрешения подождать. Она просидела в приемной два часа, пока Кэрол, сжалившись, не отвела ее к доктору. Увидев Анну, Джад буквально остолбенел и потом так и не смог вспомнить, о чем они говорили в первые минуты. В его памяти отложилось лишь то, что он предложил ей сесть и что ее звали Анна Блейк. Когда Джад спросил, в чем заключается ее проблема, Анна, поколебавшись, сказала, что затрудняется с ответом. Она даже не уверена, есть ли у нее проблема. Кто-то из ее друзей, врач по профессии, как-то сказал ей, что Джад — один из лучших психоаналитиков страны, и она решила обратиться к нему. Когда Джад поинтересовался, как зовут ее приятеля, Анна уклонилась от ответа. Впрочем, подумал он, она могла найти его имя и в телефонном справочнике.

Он доказывал ей, что занят по горло и не может брать новых пациентов, предлагал обратиться к другим специалистам, но Анна спокойно продолжала настаивать на том, что хочет лечиться только у него. Наконец Джад сдался. Если не считать практически неуловимого внутреннего напряжения, Анна казалась совершенно спокойной, и он решил, что ее проблема достаточно проста. Джад нарушил свое правило никогда не принимать пациентов без направления от другого доктора и пожертвовал часовым перерывом на ленч. Но хотя Анна приходила два раза в неделю, он и теперь знал о ней не больше, чем после первой встречи. Впрочем, Джад узнал кое-что о себе. Он влюбился — первый раз после смерти Элизабет.

Когда Джад спросил, любит ли она своего мужа, он ненавидел себя за то, что хотел услышать в ответ слово «нет». Но Анна сказала: «Да. Он добрый человек и очень сильный».

— Где вы родились?

— В Ривьере, маленьком городке около Бостона.

— Ваши родители живы?

— Отец. Мать умерла от сердечного приступа, когда мне было двенадцать лет.

— Они ладили между собой?

— Да. Они очень любили друг друга.

«Это заметно», — радостно подумал Джад. После постоянного общения с психически больными людьми разговор с Анной воспринимался как глоток свежего апрельского воздуха в летнюю жару.

— У вас есть братья или сестры?

— Нет. Я единственный ребенок. К тому же избалованный, — она улыбнулась, искренняя дружеская улыбка без тени обмана или притворства.

Анна рассказала, что она долго жила за границей вместе с отцом, который работал в государственном аппарате, а когда тот вновь женился и переселился в Калифорнию, стала переводчиком в ООН. Она свободно владела французским, итальянским и испанским. Своего будущего мужа Анна встретила во Флориде, во время отпуска. Ему принадлежала какая-то строительная фирма. Сначала он не произвел особенного впечатления, но оказался очень настойчивым поклонником, и через два месяца Анна вышла замуж. Они жили в Нью-Джерси. И вот после полугода совместной жизни она пришла к психоаналитику.

И это все, что удалось узнать Джаду за три недели. Он до сих пор не имел ни малейшего понятия, в чем же заключается ее проблема. Анна блокировала все его усилия. Он вспомнил некоторые вопросы, которые он задавал во время их первой встречи.

— Вы пришли сюда из-за мужа, миссис Блейк? Ответа не последовало.

— Вы подозреваете его в супружеской неверности?

— Нет, — удивленно.

— У вас есть любовник?

— Нет, — сердито.

Джад задумался, стараясь найти наилучший способ пробиться через мысленный барьер Анны, и решил пробежаться по основным, наиболее часто встречающимся проблемам, чтобы нащупать больное место.

— Вы ссоритесь из-за денег?

— Нет. Он очень щедр.

— Какие-нибудь трения с родственниками?

— Он сирота. А мой отец живет в Калифорнии.

— Вы или ваш муж употребляете наркотики?

— Нет.

Джад коснулся алкоголизма, фригидности, боязни забеременеть, Всего, о чем он мог подумать. И каждый раз, посмотрев на него, Анна качала головой или давала односложный ответ. Как только доктор становился более настойчивым, она останавливала его: «Пожалуйста, будьте терпеливы со мной. Не надо меня торопить».

С кем— либо другим Джад давно бы сдался. Но ему хотелось помочь Анне. И еще больше — продолжать видеться с ней.

Теперь тему разговора выбирала она. С отцом Анна побывала в дюжине разных стран и встречала много интересных людей. Она обладала острым умом и тонким чувством юмора. Оказалось, что им нравятся одни и те же книги, музыкальные произведения, театральные постановки. К Джаду она относилась очень доброжелательно, но воспринимала его лишь как врача. Какая горькая ирония! Все эти годы подсознательно он искал такую женщину, как Анна, и когда наконец она пришла, его долг — помочь ей разобраться в волнующей ее проблеме и отправить назад к мужу.

Когда Анна вошла в кабинет, Джад сел на стул рядом с кушеткой и стал ждать, пока она ляжет на нее.

— Не сегодня, — тихо сказала она. — Я пришла, чтобы узнать, не смогу ли я чем-нибудь помочь? Мне очень нравилась Кэрол. Кому потребовалось ее убивать?

— Я не знаю.

— Полиция подозревает кого-нибудь? «Еще бы», — с горечью подумал Джад.

— У полиции есть некоторые предположения.

— Я представляю, как вам плохо. Я лишь хотела зайти и сказать, что очень огорчена случившимся. Я даже не знала, придете ли вы сегодня.

— Я и не собирался, — ответил Джад. — Но…, ну, в общем, я здесь. А раз уж мы встретились, почему бы нам не поговорить немного о вас?

— Я не уверена, — поколебавшись, сказала Анна, — что нам есть о чем говорить.

Джад почувствовал, как у него екнуло сердце. Неужели она хочет сказать, что он больше не увидит ее?

— На следующей неделе я собираюсь с мужем в Европу.

— Это прекрасно, — услышал он свой голос.

— Боюсь, что я только отняла у вас время, доктор Стивенс. Прошу меня извинить.

— Пустяки, — Джад от волнения осип. Она уходила от него. Совсем.

Анна открыла сумочку и достала деньги. В отличие от других пациентов, посылавших ему чеки, она всегда расплачивалась наличными.

— Нет, — возразил Джад. — Вы пришли как друг. Я…, благодарю.

Тут он сделал то, чего никогда не позволял себе с пациентами.

— Я хочу, чтобы вы пришли еще раз, — промямлил он.

— Зачем?

«Потому что я не могу вынести мысли, что ты уходишь навсегда, — подумал Джад. — Потому что я больше не найду такую, как ты. Потому что я жалею, что не встретил тебя раньше. Потому что я тебя люблю». Но вслух он сказал:

— Я думаю, мы могли бы…, подвести черту. Окончательно убедиться, что у вас все в порядке.

— Вы хотите, — улыбнулась Анна, — устроить выпускной вечер.

— Что-то в этом роде. Договорились?

— Если вы настаиваете, то конечно, — она подошла поближе. — Я все время вам мешала. Вы прекрасный специалист, доктор Стивенс. Если мне понадобится помощь, я обязательно обращусь к вам.

Анна протянула руку, и он почтительно пожал ее.

— Я приду в пятницу, — сказала она.

— В пятницу, — как эхо повторил Джад.

Он наблюдал, как она подошла к двери, открыла ее и исчезла. Никогда еще Джад не чувствовал себя таким одиноким. Но сидеть в бездействии он не мог. Надо найти ответ, и он должен это сделать до того, как Макгрейви уничтожит его. Лейтенант подозревал его в совершении двух убийств, а он не мог доказать свою невиновность. Его могли арестовать в любой момент, что означало бы конец профессиональной карьеры. Да еще он влюбился в замужнюю женщину, которую после пятницы уже никогда не увидит.

Глава 5

Остаток дня прошел, как в тумане. Несколько пациентов вскользь упомянули об убийстве Кэрол, но в основном они думали лишь о себе и собственных проблемах. Джад пытался сосредоточиться, но его мысли витали где-то далеко, в поисках выхода из создавшейся ситуации.

В семь вечера Джад проводил последнего пациента и, подойдя к бару, налил себе чистого виски. Спиртное мгновенно ударило в голову, и тут он вспомнил, что ничего не ел с самого утра. Даже от мысли о еде к горлу подкатывалась тошнота. Джад сел в кресло и задумался. В историях болезни его пациентов не содержалось ничего, стоящего жизни человека. Какой-нибудь шантажист мог попытаться их украсть. Но шантажисты обычно трусливы и используют слабости других людей. Поэтому, если бы Кэрол застала его на месте преступления, он с испуга мог бы ее убить, но сделал бы это быстро, одним ударом. И не стал бы ее пытать. Надо искать другое объяснение.

Джад сидел долго, перебирая события двух последних дней. Наконец он сдался и, вздохнув, встал. Взглянув на часы, он удивился, что уже так поздно.

Из здания Джад вышел уже в десятом часу. Вдоль улицы дул ледяной ветер, снова пошел снег. На противоположной стороне Лексингтон-авеню красно-белая неоновая реклама в окне магазина предупреждала: «Только шесть дней на приобретение рождественских подарков».

Увидев, что машин нет, Джад решил срезать угол и, не дойдя до перехода, пошел прямо к гаражу. Неожиданно он услышал за спиной шум и обернулся. К нему приближался большой черный лимузин с потушенными огнями. Между ними оставалось футов десять. «Пьяный болван», — подумал Джад и побежал к тротуару. Автомобиль, набирая скорость, последовал за ним. Слишком поздно доктор понял, что водитель сознательно пытается его задавить.

Последнее, что он помнил, — это сильный удар в спину. Улица на мгновение осветилась яркими звездами, которые взорвались у него в голове. И в эту секунду ему все стало ясно. Он понял, почему убили Джона Хансена и Кэрол Робертс. Джада охватила радость. Он должен обо всем сообщить Макгрейви. Свет потух и осталось лишь молчание ночной темноты.

Снаружи Девятнадцатый полицейский участок напоминал школьное здание: красный потрескавшийся кирпич, облупившаяся штукатурка, карнизы, покрытые голубиным пометом. Участок контролировал территорию Манхеттена от 59-й до 86-й улицы и от Пятой авеню до Ист-Ривер.

Сообщение о наезде на пешехода поступило дежурному в начале одиннадцатого, и тот соединил больницу с бюро детективов. Ночь для Девятнадцатого выдалась тяжелой. Из-за погоды резко возросло число ограблений и изнасилований. Улицы превратились в ледяную пустыню, где хулиганы творили суд над одинокими путниками, с трудом пробирающимися по их владениям. В бюро находились только Френк Анджели и сержант, допрашивающий подозреваемого в поджоге. Остальные отправились по срочным вызовам. Когда зазвонил телефон, трубку снял Анджели. Медицинская сестра сказала, что пострадавший спрашивает лейтенанта Макгрейви. Тот ушел в архив. Она продиктовала Анджели имя пострадавшего, и детектив пообещал, что приедет немедленно.

Он клал трубку на рычаг, когда открылась дверь и вошел Макгрейви.

— Надо ехать, — сказал Анджели, кратко доложив лейтенанту содержание разговора с дежурной сестрой.

— Он подождет, — буркнул Макгрейви. — Сначала я должен поговорить с капитаном участка, на территории которого произошло происшествие.

Наблюдая за тем, как лейтенант набирает номер, Анджели подумал, знает ли тот о том, что сегодня утром он приходил к капитану Бертелли. Разговор получился очень кратким.

— Лейтенант Макгрейви — хороший полицейский, — начал Анджели, — но мне кажется, что он находится под впечатлением событий пятилетней давности.

Капитан холодно взглянул на него.

— Вы обвиняете лейтенанта в том, что он хочет отомстить доктору Стивенсу?

— Я его ни в чем не обвиняю. Я только хотел, чтобы вы знали об этом.

— О'кей, я об этом знаю. — И все.

Макгрейви говорил по телефону три минуты, в течение которых Анджели нетерпеливо ходил по комнате. Еще через десять минут они сидели в патрульной машине, направляющейся к больнице.

Доктора Стивенса поместили на шестом этаже в небольшой палате в конце длинного коридора, насквозь пропахшего чуть сладковатым запахом, присущим любой больнице. Дежурная сестра отвела детективов к Джаду.

— В каком он состоянии, сестра? — спросил Макгрейви.

— Вам все расскажет лечащий врач, — резко ответила она. — Просто чудо, что он остался жив. У него наверняка сотрясение мозга, повреждена грудная клетка и сломана левая рука.

— Он в сознании? — спросил Анджели.

— Да. Каких трудов нам стоило удержать его в постели, — она повернулась к Макгрейви. — Он все время говорит, что хочет вас видеть.

Они вошли в шестиместную палату. Сестра показала на угол, отгороженный ширмой. Джад полулежал на подушках, бледный, с широкой повязкой на голове и гипсом на левой руке.

— Я слышал, с вами произошел несчастный случай? — заметил Макгрейви.

— Это не случай, — ответил Джад слабым и слегка дрожащим голосом. — Кто-то пытался меня убить.

— Кто? — поинтересовался Анджели…

— Я не знаю, но все сходится, — он посмотрел на Макгрейви. — Джон Хансен и Кэрол Робертс — случайные жертвы. Убийцы охотились за мной.

— С чего вы это взяли? — удивленно спросил лейтенант.

— Хансена убили, потому что он надел мою желтую куртку Должно быть, они видели, что я пришел в ней на работу. Хансена приняли за меня.

— Это возможно, заметил Анджели.

— Конечно, — согласился Макгрейви и, повернувшись к Джаду, добавил:

— А когда они поняли, что убили не того, пришли к вам в кабинет, сорвали с вас одежду и, обнаружив, что вы негритянка, озверели от злости и забили вас до смерти?

— Кэрол убили потому, что нашли ее там, где надеялись найти меня.

Макгрейви полез во внутренний карман и достал несколько листков бумаги.

— Перед тем как ехать сюда, я поговорил с капитаном участка, на территории которого произошел инцидент.

— Это не инцидент.

— Согласно донесению патрульного, вы шли по проезжей части.

— По проезжей части? — переспросил Джад слабым голосом.

— Переходили дорогу в неположенном месте, доктор.

— Но ведь не было ни одной машины, поэтому я…

— Одна машина была, — поправил его Макгрейви, — но вы ее не заметили. А так как шел снег, то из-за отвратительной видимости водитель не заметил вас. Когда вы неожиданно возникли перед ним, он нажал на тормоза, на скользкой дороге автомобиль занесло — и он вас задел. Водитель испугался и удрал.

— Все произошло совсем не так, и он ехал с потушенными фарами.

— Вы считаете это доказательством того, что он убил Хансена и Кэрол Робертс?

— Кто-то пытался меня убить, — продолжал упорствовать Джад.

— Ничего не получится, доктор, — покачал головой Макгрейви.

— Что не получится?

— Неужели вы действительно думаете, что я начну разыскивать какого-то мифического убийцу, а вы в это время уйдете в тень? — Его тон изменился. — Вы знали, что ваша секретарша беременна?

Джад закрыл глаза и откинулся на подушку. Вот, значит, о чем Кэрол хотела с ним поговорить. Он догадывался. И теперь Макгрейви думает…

— Нет, — устало ответил он, посмотрев на детектива. — Я не знал.

У Джада вновь разболелась голова. Все тело ныло. Ему с трудом удалось подавить подкатившую к горлу тошноту. Он уже хотел позвонить дежурной сестре, но решил, что не доставит Макгрейви такого удовольствия.

— Я просмотрел наш архив, — продолжал лейтенант. — Как вы расцениваете тот факт, что ваша очаровательная чернокожая секретарша была проституткой до того, как начала работать у вас? — Голова доктора грозила расколоться от боли. — Вам об этом известно, доктор Стивенс? Ответа не требуется. Вы все знали, потому что именно вы четыре года назад увезли ее из зала суда, куда она попала по обвинению в приставании к мужчинам на улице. Не слишком ли вы далеко зашли, доктор, нанимая вчерашнюю проститутку в качестве секретарши первоклассного специалиста?

— Проститутками не рождаются, — ответил Джад. — Я хотел помочь шестнадцатилетней девочке найти место в жизни. Макгрейви криво усмехнулся и вышел из палаты. В голове Джада, казалось, стучал паровой молот.

— С вами все в порядке? — обеспокоенно спросил Анджели.

— Вы пришли мне помочь, — прошептал Джад. — Кто-то пытается меня убить.

— Вы подозреваете кого-нибудь, доктор?

— Нет.

— У вас есть враги?

— Нет.

— В вашей семье есть деньги? Может быть, наследники хотят вас убрать?

— Нет.

— О'кей, — вздохнул Анджели. — Значит, ни у кого нет причин избавиться от вас. А ваши пациенты? Думаю, если вы дадите нам список, мы смогли бы их проверить.

— Я не имею права.

Анджели изучающе посмотрел на доктора, а затем спросил:

— Как вы называете человека, который считает, что все хотят его убить?

— Шизофреник с манией… — заметив выражение лица Анджели, Джад остановился на полуслове. — Не думаете ли вы, что я…

— Поставьте себя на мое место, доктор. Если бы я лежал в этой кровати и говорил такие слова, что бы вы сказали как врач?

От пульсирующей в голове боли Джад закрыл глаза.

— Макгрейви меня ждет, — напомнил Анджели.

— Подождите… Дайте мне возможность доказать свою правоту.

— Как?

— Тот, кто хотел меня убить, не остановится. Я хочу, чтобы кто-нибудь находился рядом со мной. Тогда он сможет поймать их при следующей попытке.

— Доктор Стивенс, — печально улыбнулся Анджели, — если кто-то действительно хочет вас убить, то вся полиция мира не сможет это предотвратить. Если они не доберутся до вас сегодня, это произойдет завтра. Если у них ничего не получится в Нью-Йорке, они сумеют найти другое место. И не имеет никакого значения, кто вы — король, президент или простой рабочий. Жизнь очень тонкая ниточка. И ничего не стоит оборвать ее.

— Значит, вы ничего не сможете сделать?

— Я дам вам один совет. Вставьте новый замок в дверь вашей квартиры и удостоверьтесь, что все окна надежно закрываются. Ни в коем случае не пускайте в квартиру незнакомых людей. Никого.

Джад кивнул, в горле у него пересохло.

— В вашем подъезде есть швейцар и лифтер, — продолжал Анджели. — Они надежные люди?

— Швейцар работает у нас десять лет, лифтер — восемь. Я полностью доверяю им обоим.

— Хорошо, — одобрительно кивнул Анджели. — Попросите их держать ухо востро. Если они будут настороже, вряд ли кто-нибудь сможет проникнуть к вам незамеченным.

Анджели повернулся, чтобы уйти, но неожиданно остановился.

— У меня есть идея, но, возможно, из этого ничего не выйдет.

— Да? — заинтересовался Джад.

— Тот парень, который убил напарника Макгрейви…

— Зиффрен.

— Он действительно чокнутый?

— Да. Его отправили в закрытую лечебницу для психически больных преступников.

— А вдруг он затаил на вас зло за то, что попал туда? Я проверю. Надо убедиться, что он не удрал. Позвоните мне утром.

— Спасибо, — облегченно вздохнул Джад.

— Это моя работа. Если вы виновны во всем этом, я помогу Макгрейви вывести вас на чистую воду, — он снова повернулся, чтобы уйти, и опять остановился. — Макгрейви не обязательно знать о том, что я проверяю местонахождение Зиффрена.

— Я понял.

Мужчины улыбнулись друг другу, и Анджели вышел из палаты. Джад остался один. Тучи сгущались. Он понимал, что его давно бы арестовали по подозрению в убийстве, если бы не одно обстоятельство: характер Макгрейви. Тот жаждал мщения, но хотел, чтобы все встало на свои места и обвинения имели под собой прочное основание.

А если происшествие на Лексингтон-авеню все-таки несчастный случай? Действительно, шел снег, водитель, нажав на тормоза, мог не справиться с управлением, машину занесло и она задела Джада? Но тогда почему он ехал с потушенными фарами? И каким образом автомобиль так неожиданно появился рядом с ним? Нет. Теперь Джад не сомневался, что его хотели убить и убийца повторит свою попытку. С этой мыслью он и уснул.

Рано утром в больницу приехали Петер и Нора Хадли. Они узнали о случившемся из сообщения по радио.

Петер, небольшого роста и очень худой, вырос в том же небольшом городке в Небраске, что и Джад. Их дружба началась с детства и еще больше окрепла в медицинском колледже, где они вместе учились.

Нора, пышная блондинка с большим бюстом, чуть великоватым для ее пяти футов трех дюймов, родилась в Англии. Веселая и жизнерадостная, она сразу располагала к себе собеседника, и через пару минут казалось, что знаешь ее всю жизнь.

Они поболтали полчаса, избегая упоминания о Кэрол Робертс. Петер и Нора не знали, что Джон Хансен его пациент, а Макгрейви по какой-то, только ему известной причине не сообщил об этом газетным репортерам.

Когда они собрались уходить, Джад попросил Петера задержаться на пару минут и рассказал ему о Харрисоне Бурке.

— Очень жаль, — опечалился Петер. — Направляя его к тебе, я понимал, что болезнь зашла далеко, но надеялся, что еще не все потеряно. Конечно, придется его изолировать. Когда ты собираешься это сделать?

— Как только выберусь отсюда, — ответил он, зная, что говорит неправду. Он не хотел отправлять Бурка в лечебницу. По крайней мере теперь. Сначала он должен выяснить, не совершил ли тот два убийства.

— Если я смогу тебе чем-нибудь помочь, дружище, звони. И Петер вышел из палаты. А Джад остался лежать, обдумывая создавшуюся ситуацию. Так как не находилось разумного объяснения покушения на его жизнь, то напрашивался вывод о совершении преступлений человеком с больной психикой, вообразившим, что Джад как-то причинил ему вред. Под эту категорию подпадали двое: Харрисон Бурк и Амос Зиффрен. Если у Бурка не будет алиби на время, когда убили Джона Хансена, он попросит детектива Анджели выяснить, чем занимался Бурк в то злополучное утро. Если у Бурка будет алиби, придется проверить Зиффрена. Депрессия, охватившая Джада после разговора с Макгрейви, постепенно исчезала. Наконец он понял, что надо делать. Ему не терпелось покинуть больницу.

Джад позвонил дежурной сестре и попросил позвать лечащего врача. Через десять минут доктор Сеймур Харрис вошел в палату. Джад давно его знал и испытывал глубокое уважение к его профессиональным способностям.

— Ну, спящая красавица пробудилась. Ты ужасно выглядишь.

Джаду уже надоело это слышать.

— Я чувствую себя прекрасно, — заявил он, — и хочу выбраться отсюда.

— Когда?

— Немедленно.

Доктор Харрис укоризненно посмотрел на него.

— Ты же только что сюда попал. Почему бы не побыть здесь несколько дней? Чтобы ты не скучал, я пришлю парочку очаровательных сиделок.

— Благодарю, Сеймур. Но я действительно должен уйти.

— О'кей, — вздохнул Харрис. — Ты, мой милый, врач. Лично я в таком состоянии не разрешил бы вставать даже своему коту. — Он пристально посмотрел на Джада. — Может быть, я могу что-нибудь для тебя сделать? Тот покачал головой.

— Я пошлю мисс Бедпен за твоей одеждой. Через полчаса к больнице подъехало такси, заказанное регистратурой по просьбе Джада. Пятнадцать минут одиннадцатого он приехал на работу.

Глава 6

Джад подошел к телефону и набрал номер Девятнадцатого участка. Когда дежурный соединил его с бюро детективов, в трубке раздался бас Макгрейви «Лейтенант Макгрейви».

— Детектива Анджели, пожалуйста.

— Подождите.

— Детектив Анджели у телефона, — услышал он минутой позже.

— Джад Стивенс. Я хочу узнать, получили ли вы интересующую нас информацию.

— Я навел справки, — уклончиво ответил Анджели.

— Все, что вы должны сказать: «да» или «нет», — у Джада быстро забилось сердце. — Зиффрен в лечебнице?

Казалось, прошла вечность, прежде чем Анджели ответил:

«Да, он все еще там».

— О, — волна разочарования захлестнула Джада. — Все ясно.

— Мне очень жаль.

— Благодарю, — и он положил трубку на рычаг. Значит, оставался Харрисон Бурк, безнадежный шизофреник, уверенный, что все хотят его убить. Мог ли Бурк ударить первым? Джон Хансен вышел из его кабинета без десяти одиннадцать, и через несколько минут его убили. Значит, надо выяснить, где находился Бурк в это время. Джад набрал его рабочий телефон.

— «Интернейшнл Стал», — безликий голос, казалось, принадлежал автомату.

— Мистера Харрисона Бурка, пожалуйста.

— Одну минуту.

Джад надеялся, что трубку снимет секретарша. Если Бурк сам подойдет к телефону…

— Кабинет мистера Бурка, — раздался женский голос.

— Говорит доктор Джад Стивенс. Я хотел бы у вас кое-что выяснить.

— О, конечно, доктор Стивенс, — в голосе слышалось облегчение, смешанное, впрочем, с ожиданием плохого известия. Она знала, что Джад — психоаналитик Бурка. Рассчитывала ли она на его помощь? Бурк чем-то расстроил ее?

— Дело касается счета мистера Бурка… — начал он.

— Его счета? — Девушка не пыталась скрыть своего разочарования.

— Моя секретарша, — быстро продолжал Джад, — она…, ну, она больше не работает со мной, и я никак не могу разобраться в ее записях. Она отметила, что мистер Бурк приходил ко мне в понедельник, в десять тридцать утра, а я этого не помню. Не могли бы вы посмотреть его распорядок на тот день?

— Один момент, — осуждающе ответила она. Джад мог прочесть ее мысли. Ее шеф сходит с ума, а психоаналитик думает лишь о том, чтобы получить свои деньги. Через несколько минут она вновь взяла трубку. — Боюсь, ваша секретарша ошиблась, доктор Стивенс. Мистер Бурк не мог прийти к вам в понедельник утром.

— Вы в этом уверены? — продолжал настаивать Джад. — В ее журнале записано с десяти тридцати по…

— Мне все равно, что там записано, доктор, — резко оборвала его секретарша, рассерженная назойливостью Джада. — В понедельник утром мистер Бурк проводил совещание. Оно началось в восемь часов.

— Не мог ли он отлучиться на час?

— Нет, доктор. В течение дня мистер Бурк никогда не покидает кабинета, — в голосе сквозило обвинение. — Разве вы не видите, что он болен? Что вы предпринимаете для того, чтобы помочь ему?

Итак, он просчитался. Это не Зиффрен и не Харрисон. Но тогда кто? Круг замкнулся, но вновь вернулся в исходную точку. Некто убил его секретаршу и одного из пациентов. Происшествие на дороге могло оказаться случайным или нарочно подстроенным. В тот момент, когда к нему приближался черный лимузин, Джад не сомневался, что за ним охотятся. Но теперь, несколько успокоившись, он допускал, что могло сказаться нервное напряжение последних дней и в возбужденном состоянии он принял случайный наезд на тщательно подготовленную попытку покушения на жизнь. В этот момент зазвонил телефон. Он сразу узнал голос Анны.

— Вы заняты?

— Нет. Я могу с вами поговорить.

— Я прочла, что вас сбила машина, — озабоченно продолжала она. — Я хотела позвонить раньше, но не знала, где вас найти.

— О, ничего серьезного. В следующий раз не буду ходить по проезжей части.

— В газетах пишут, что это несчастный случай.

— Да.

— Они нашли водителя?

— Нет. Возможно, какой-то юнец развлекался подобным образом — в черном лимузине с потушенными фарами.

— Вы уверены? — спросила Анна. Вопрос удивил Джада:

— Что вы имеете в виду?

— Я не знаю, — в ее голосе слышалось сомнение. — Ну, в общем, Кэрол убили. А теперь это.

Значит, она пришла к тому же выводу.

— Похоже, будто какой-то маньяк вырвался на свободу, — добавила она.

— Если это и так, полиция его поймает, — успокоил ее Джад.

— Вам не грозит опасность?

Джад почувствовал, как у него радостно забилось сердце.

— Конечно нет, — бодро ответил он. Последовало неловкое молчание. Как много ему нужно сказать Анне, но… Нельзя принимать обычный звонок пациента, озабоченного состоянием здоровья доктора, за нечто большее. Анна такой человек, который поможет любому попавшему в беду. Нечего зря себя обнадеживать.

— Я увижу вас в пятницу? — спросил он.

— Да, — в ее голосе прозвучали странные нотки. Неужели она передумала?

— Мы ведь договорились, — быстро добавил Джад.

— Конечно. До свидания, доктор Стивенс.

— До свидания, миссис Блейк. Спасибо, что вы позвонили. Еще раз благодарю вас, — и он положил трубку. Интересно, знает ли ее муж, как ему повезло. Анна мало говорила о нем, но у Джада сложилось впечатление, что это умный и красивый человек. Спортсмен, филантроп, бизнесмен. Джад хотел бы иметь такого друга. Естественно, при других обстоятельствах.

Остаток дня прошел без происшествий. Проводив последнего пациента, он достал кассету с записью последней беседы с Бурком и прослушал ее, делая пометки в блокноте. Выбора не было. Завтра ему придется позвонить президенту компании и рассказать о состоянии Харрисона. Взглянув в окно, Джад с удивлением заметил, что уже наступила ночь. Оказалось, что уже почти восемь часов. Теперь, закончив работу, он почувствовал себя совершенно разбитым. Болели ребра, начала ныть левая рука, не говоря уж о постоянной пульсирующей боли в голове. Как хорошо пойти домой и принять горячую ванну.

Джад убрал все кассеты кроме последней беседы с Бурком, которую оставил на столе. Она могла пригодиться на следующее утро. Он надел пальто и уже подходил к двери, когда зазвонил телефон. Джад подошел к столу и снял трубку: «Доктор Стивенс».

Вместо ответа слышалось лишь тяжелое дыхание. — Я слушаю.

Тишина. Пожав плечами, Джад положил трубку. Наверное, неправильно набрали номер, решил он. Выключив свет и заперев двери, Джад вышел в коридор и направился к лифту. Все давно уже разошлись по домам, ночная смена технического обслуживания еще не появилась, и кроме Байглоу, ночного сторожа, в здании не оставалось ни души. Подойдя к лифту, он нажал кнопку вызова. Сигнальный индикатор, показывающий положение лифта, не сдвинулся с места. Он снова нажал кнопку. Ничего не изменилось.

И в этот момент в коридоре погас свет.

Глава 7

Джад почувствовал, как его сердце, казалось, остановилось, а потом учащенно забилось. Ему стало страшно. Он обшарил карманы в поисках спичек. Пусто. Он оставил их в кабинете. Может быть, свет погас только на этом этаже? Осторожно двигаясь, он добрался до двери, ведущей на лестницу, и открыл ее. Темнота. Держась за перила, он начал спускаться вниз. Далеко внизу он заметил скачущий луч карманного фонарика. Кто-то поднимался наверх. Джад с облегчением вздохнул. Байглоу, сторож.

— Байглоу, — закричал он. — Байглоу, это я, доктор Стивенс. — Человек с фонариком продолжал молча подниматься вверх. — Кто здесь? — спросил Джад. Ему ответило только эхо.

И тут он понял, кто это. Его убийцы. Их по меньшей мере двое. Один отключил подачу электроэнергии в подвале, а другой блокировал лестницу, чтобы не дать ему уйти.

Свет фонарика приближался, мерцая уже лишь двумя пролетами ниже. Джад похолодел от страха, сердце стучало, как отбойный молоток, ноги не слушались. С трудом он вскарабкался на свой этаж и, открыв дверь, замер перед чернильной темнотой коридора. Что если они ждут его там? Шаги на лестнице приближались. Облизнув пересохшие губы, Джад двинулся в глубь коридора, считая двери. Добравшись до кабинета, он услышал, как хлопнула дверь на лестницу. Ключи выскользнули из его дрожащих пальцев. Опустившись на колени, он лихорадочно шарил по полу, наконец нашел их, открыл замок и, войдя в приемную, тут же запер дверь. Никто не мог проникнуть вслед за ним без специального ключа. Из коридора донесся звук приближающихся шагов. Джад прошел в кабинет и повернул выключатель. Никакого результата. Электроэнергию отключили во всем здании. Заперев дверь из кабинета в приемную, он подошел к стоящему на столе телефону и набрал номер Девятнадцатого участка. Три длинных гудка и наконец голос дежурного, единственная связь с внешним миром.

Кто— то толкнул дверь, ведущую из кабинета в коридор.

— Девятнадцатый участок.

— Детектива Анджели, — с облегчением сказал Джад. — Срочно.

— Детектива Анджели… Одну минуту.

В коридоре что-то происходило. Он слышал приглушенные голоса. Значит, подошел и второй человек. Что они собираются делать?

— Детектива Анджели нет, — раздался в трубке знакомый бас. — Говорит его напарник, лейтенант Макгрейви.

— Джад Стивенс. Я в своем кабинете. Кто-то отключил электроэнергию и хочет ворваться сюда, чтобы убить меня. Последовало долгое молчание.

— Знаете, доктор, — сказал наконец Макгрейви, — почему бы вам не приехать сюда? Нам есть о чем поговорить…

— Я не могу выйти отсюда, — Джад почти кричал. — Кто-то пытается меня убить!

Снова молчание на другом конце провода. Макгрейви ему не верит и, следовательно, не собирается помочь. Джад услышал, как открылась дверь из коридора в приемную. Они уже в приемной! Но туда невозможно войти, не имея ключа. Они двинулись к кабинету. Макгрейви начал что-то говорить, но Джад уже не слушал. Времени не оставалось. Он положил трубку на рычаг. Не имело значения, согласится Макгрейви приехать или нет. Убийцы уже здесь! Жизнь очень тонкая ниточка, и ничего не стоит оборвать ее. Страх исчез, осталась только слепая ярость. Он не позволит себя убить, как Джон Хансен или Кэрол Робертс. Он будет защищаться. Джад обшарил стол в поисках оружия. Пепельница…, нож для резки бумаги…, ничего подходящего. У убийц наверняка пистолеты.

Они подошли к двери, и Джад понял, что у него осталось лишь несколько минут. Он подумал об Анне, и его охватило щемящее чувство потери. Он вспомнил о своих пациентах, о том, как он им нужен. А Харрисон Бурк! Он так и не сообщил президенту компании, что того необходимо изолировать. Надо положить кассету на место, чтобы потом они… Его сердце екнуло. Возможно, у него все-таки есть средство борьбы с этими безлицыми убийцами.

Он услышал, как повернулась дверная ручка. Конечно, дверь закрыта на замок, но ничего не стоит его сломать. Джад взял кассету с записью последней беседы с Бурком. Дверь заскрипела под тяжестью навалившегося на нее тела. Затем он услышал, как кто-то возится с замком. «Почему они не выломают ее?» — подумал Джад. Шестое чувство подсказывало ему, что это неспроста. Дрожащими руками он вставил кассету в диктофон. Это был его единственный шанс.

Джад на мгновение задумался, стараясь вспомнить точный текст разговора с Бурком. Дверь снова заскрипела. Глубоко вздохнув, Джад громко сказал: «Мне очень жаль, что отключили электричество. Думаю, через несколько минут все будет в порядке. Почему бы вам не лечь на кушетку и не расслабиться?»

Возня за дверью мгновенно прекратилась. Джад включил диктофон. Тишина. Ну, конечно! Ведь электричество отключено. За дверью вновь занялись замком. «Так-то лучше, — громко Сказал он, шаря по столу в поисках коробка спичек. — Устраивайтесь поудобнее». Он зажег спичку и, поднеся ее к диктофону, нашел переключатель на питание от батареек. Затем Джад снова включил диктофон. И в этот момент щелкнул замок в двери. Его последний бастион рухнул.

— И это все, что вы хотите мне сказать? — заполнил комнату голос Бурка. — Вы даже не хотите услышать мои доказательства?! А что, если вы один из них?

— Вы знаете, что я не один из них, — ответил голос Джада с магнитофонной ленты. — Я ваш друг. Я стараюсь вам помочь. Расскажите мне о вашем доказательстве.

— Они ворвались в мой дом прошлой ночью. Они пришли, чтобы меня убить. Но я для них слишком умен. Я сплю в кабинете и, кроме того, врезал дополнительные замки в каждую дверь, чтобы они не смогли добраться до меня.

В приемной не раздавалось ни звука.

— Вы сообщили о взломе в полицию?

— Конечно, нет. Полиция с ними заодно. Они получили приказ застрелить меня. Но они не решаются стрелять, когда вокруг люди. Поэтому я избегаю пустынных улиц.

— Благодарю, что вы сообщили мне эту информацию.

— Что вы собираетесь с ней делать?

— Я внимательно слушаю все, что вы говорите. Кроме того, сказанное вами остается… — тут Джад вспомнил, что далее следует на пленке, и мгновенно выключил диктофон.

— …в моей голове, — громко продолжал он. — И мы постараемся наилучшим образом использовать то, что вы сейчас рассказали, — он замялся. Теперь он не мог включить диктофон. Оставалась единственная надежда: у людей в приемной создалось впечатление, что он не один. Но остановятся ли они, даже и поверив в это?

— Такие случаи, как ваш, не так уж редки, Харрисон, — и нетерпеливо добавил:

— Когда же, наконец, зажгут свет? Я знаю, что ваш шофер ждет у подъезда. Наверное, он заметил, что вы задерживаетесь, и уже поднимается к нам.

Джад замолчал и прислушался. За дверью о чем-то шептались. Что они решат? Далеко внизу послышался вой приближающейся полицейской сирены. Он ждал звука закрывающейся двери из приемной в коридор, но ничего не слышал. Сирена звучала все громче. И смолкла прямо перед зданием.

И тут же зажегся свет.

Глава 8

— Хотите что-нибудь выпить?

Макгрейви покачал головой, наблюдая за Джадом. Тот налил себе вторую порцию чистого виски. Его руки все еще дрожали. По мере действия спиртного Джад чувствовал, что начинает отходить.

Лейтенант поднялся к нему в кабинет через пару минут после того, как зажегся свет. Вместе с ним пришел полицейский сержант, который теперь что-то записывал в блокнот.

— Давайте повторим еще раз, доктор Стивенс. Джад глубоко вздохнул и, стараясь сохранять спокойствие, начал снова.

— Я закрыл кабинет и пошел к лифту. Лампы в коридоре погасли. Я подумал, что свет отключили только на этом этаже, и вышел на лестницу, чтобы спуститься вниз, — он замолчал, вспомнив пережитый ужас. — Я увидел, что кто-то поднимается с фонариком в руках. Я решил, что это Байглоу, сторож. Но оказалось, что это не он.

— А кто?

— Я уже говорил вам. Я не знаю. Он не отвечал.

— Почему вы считаете, что они пришли за вами?

Язвительная реплика чуть не сорвалась с губ Джада, но он сдержался. В конце концов главное, чтобы Макгрейви ему поверил.

— Иначе зачем они пришли в мой кабинет?

— Вы думаете, что их было двое?

— По меньшей мере. Я слышал, как они шептались.

— Вы сказали, что, войдя в приемную, заперли за собой дверь в коридор. Так?

— Да.

— А пройдя в кабинет, заперли дверь в приемную?

— Да.

Макгрейви подошел к двери, ведущей в приемную.

— Они пытались выломать эту дверь?

— Нет, — Джад вспомнил, что еще тогда удивился этому.

— Правильно, — согласился с ним детектив. — Чтобы открыть дверь из коридора в приемную, требуется специальный ключ?

— Да, — поколебавшись, ответил Джад. Он понимал, куда клонит Макгрейви.

— У кого были ключи?

— У меня и Кэрол.

— А уборщица? Как она попадала в кабинет?

— Мы договаривались с ней. Три раза в неделю Кэрол приходила пораньше и открывала дверь. К приходу первого пациента уборка заканчивалась.

— Мне это представляется неудобным. Почему она не могла убирать ваш кабинет одновременно с другими, по соседству?

— Потому что мои записи сугубо конфиденциальны. И мне не хотелось, чтобы посторонний человек оставался здесь без присмотра.

Макгрейви взглянул на сержанта, чтобы убедиться, что тот все записывает. Удовлетворенный увиденным, он вновь повернулся к Джаду.

— Когда мы вошли в приемную, дверь оказалась открытой. Не взломанной, а открытой. Джад промолчал.

— Вы сейчас сказали, — продолжал детектив, — что ключи от этого замка были только у вас и у Кэрол. Ключ Кэрол находится у нас. Подумайте, доктор Стивенс. У кого еще мог быть ключ?

— Ни у кого.

— Тогда как, по вашему мнению, они проникли в приемную?

Тут Джада осенило:

— Они сняли слепок с ключа Кэрол, когда убили ее.

— Возможно, — согласился Макгрейви. Слабая улыбка появилась у него на губах. — Если они сделали слепок, мы найдем на ключе следы парафина. Я пошлю его в лабораторию.

Джад кивнул. Он чувствовал себя победителем, но, к сожалению, оставался им очень недолго.

— Итак, — подытожил Макгрейви, — мы пришли к выводу, что двое мужчин — сделаем допущение, что женщины в этом не замешаны, — сделали копию ключа, чтобы проникнуть в ваш кабинет и убить вас. Правильно?

— Правильно.

— Вы сказали, что, пройдя из приемной в кабинет, заперли за собой дверь. Так?

— Да.

— Но когда мы вошли, эта дверь оказалась открытой.

— Значит, у них был ключ и от нее.

— Тогда почему, отперев дверь, они не убили вас?

— Я же говорил. Они услышали голоса на пленке и…

— Двое убийц, — перебил его Макгрейви, — не поленились отключить электроэнергию, загнали вас в кабинет, пришли в приемную, а затем исчезли, не тронув ни волоска на вашей голове? — В его голосе звучало презрение.

Джад почувствовал, как в нем закипает злость.

— На что вы намекаете?

— Для вас я объясню поподробнее. Я не думаю, что сюда кто-то приходил, и не верю, что вас пытались убить.

— Вы можете не верить мне, — сердито заметил Джад. — Ну, а насчет света? И где ночной сторож Байглоу?

— Он в вестибюле.

— Мертвый? — испугался Джад.

— Когда он открывал нам дверь, я этого не заметил. На распределительном щите сгорела изоляция одного из проводов. Байглоу спускался в подвал, чтобы устранить неисправность. Он как раз закончил перед нашим приездом.

Джад остолбенел.

— О, — все, что удалось ему сказать.

— Я не знаю, чего вы добиваетесь, доктор Стивенс, — продолжал Макгрейви, — но с сегодняшнего дня не участвую в ваших играх. — Он повернулся к двери. — И, пожалуйста, сделайте одолжение, не звоните мне. При необходимости я сам вас найду.

Сержант захлопнул блокнот и последовал за детективом. Действие виски прекратилось. Эйфория уступила место глубокой депрессии. Что делать дальше? Казалось, он попал в лабиринт, из которого нет выхода. Он чувствовал себя, как тот мальчик, который кричал: «Волк, волк», за исключением того, что его «волки» оказывались невидимыми призраками, которые исчезали при появлении Макгрейви. Призраками или… Оставалось еще одно объяснение. Настолько ужасное, что он с трудом заставил себя признать его существование. Он шизофреник. Перевозбужденный мозг мог порождать галлюцинации, которые казались вполне реальными. Он слишком много работал. Он не брал отпуск уже несколько лет. Вполне возможно, что смерть Хансена и Кэрол послужила тем толчком, который сломал эмоциональный барьер, отделяющий психически здорового человека от шизофреника. А больные шизофренией живут в мире, где каждый день самые обыкновенные действия таят в себе бесчисленные ужасы. Взять хотя бы инцидент с автомобилем. Если его хотели убить, водитель наверняка бы вернулся и удостоверился, что с ним все кончено. Или эти двое, которые явились сюда сегодня. Он же не знал, что у них пистолеты. А шизофреник обязательно решит, что они пришли его убить. Хотя логичнее предположить, что это просто воры. Услышав голоса в кабинете, они сбежали. Убийцы, без сомнения, открыли бы незапертую дверь и сделали свое дело. Что же происходит? Обращаться в полицию теперь бесполезно. Кто же может помочь?

И тут у Джада родилась идея. Он взял телефонный справочник и начал листать желтые страницы.

Глава 9

На следующий день Джад ушел из кабинета в четыре часа и поехал в сторону Вест-Сайда. Найдя нужный ему дом, он увидел вывеску в окне первого этажа:

Джад вышел из машины. Дул холодный ветер, синоптики обещали снегопад. Осторожно ступая по обледеневшему тротуару, он подошел к подъезду и нажал кнопку, рядом с которой висела табличка с надписью: «Норман З. Моуди — У». Тут же во входной двери щелкнул замок, и Джад вошел в подъезд. В вестибюле пахло мочой и прогорклой пищей. На двери квартиры № 1 он прочел:

Он позвонил и вошел. Моуди, очевидно, предпочитал не тратить деньги на обстановку. Кабинет, заполненный всякой рухлядью, напоминал лавку старьевщика: в углу потрепанная японская ширма, рядом с ней старый торшер, перед ним обшарпанный столик, повсюду валялись газеты и журналы.

В этот момент открылась дверь и из смежной комнаты появился сам Норман З. Моуди. При росте пять футов и пять дюймов он наверняка весил не меньше трехсот фунтов и шагал, переваливаясь с ноги на ногу, напоминая ожившего Будду. Круглое, с широко посаженными бесхитростными светло-голубыми глазами лицо мистера Моуди незаметно переходило в розовую, без единого волоска лысину. Определить возраст детектива не представлялось возможным.

— Мистер Стивенсон?

— Доктор Стивенс, — поправил его Джад.

— Присядьте, пожалуйста, — произношение выдавало в нем уроженца южных штатов.

Джад огляделся в поисках свободного места и, убрав со стула стопку старых журналов, осторожно сел. Моуди опустился в огромное кресло-качалку.

— Ну, начнем. Что я могу для вас сделать?

Джад уже понял, что совершил ошибку. По телефону он отчетливо продиктовал свое полное имя, которое, кстати, в последние дни не покидало первых страниц нью-йоркской прессы. И тем не менее ему удалось выбрать единственного во всем городе детектива, который ничего о нем не слышал. Он начал подыскивать подходящий предлог, чтобы уйти.

— Кто вам меня рекомендовал? — осведомился Моуди. Джад поколебался, не желая оскорблять его чувства:

— Я нашел ваше имя в телефонном справочнике.

— Что бы я делал без телефонного справочника, — засмеялся Моуди. — Величайшее изобретение после шотландского виски.

Джад поднялся. Он имел дело с полным идиотом.

— Извините, что я отнял у вас время, мистер Моуди. Я должен еще подумать, перед тем как…

— Понимаю, понимаю… Впрочем, вы должны заплатить мне за визит.

— Конечно, — Джад достал из кармана несколько купюр. — Сколько?

— Пятьдесят долларов.

— Пятьдесят… — от негодования у Джада перехватило дыхание. Он отсчитал требуемую сумму и сердито сунул деньги в руку Моуди.

— Премного благодарен, — сказал детектив. Джад повернулся и направился к двери, чувствуя себя круглым дураком.

— Доктор…

Джад оглянулся. Моуди, лучезарно улыбаясь, засовывал деньги в нагрудный карман.

— Раз уж все равно остаетесь без пятидесяти долларов, не лучше ли присесть и рассказать о том, что вас волнует? Я всегда говорю, что лучший способ облегчить душу — высказать все, что в ней накопилось.

Ситуация казалась столь неправдоподобной, что Джад чуть не рассмеялся. Ведь вся его жизнь посвящена тому, чтобы снимать груз с души других людей. И вот услышать такое от этого глупого толстяка. Он пристально посмотрел на Моуди. А что ему терять? Может быть, разговор с незнакомцем действительно поможет? Медленно он подошел к своему стулу и снова сел.

— Можно подумать, что на вас взвалили тяготы всего мира, доктор. Я всегда говорю, что четыре плеча лучше двух.

Джад понял, что ему предстоит узнать много афоризмов мистера Моуди.

— Что привело вас сюда? — поинтересовался детектив.

— Я…, мне кажется, кто-то пытается меня убить.

— Вам кажется?

— Может быть, вы посоветуете, — рассердился Джад, — кто поможет мне разобраться в подобном деле?

— Несомненно, — ответил Моуди. — Норман З. Моуди. Первоклассный специалист. Джад вздохнул.

— Почему бы вам не рассказать мне обо всем, доктор? А вдруг мы вдвоем что-нибудь придумаем?

Джад не мог не улыбнуться. Он сам не раз говорил то же самое: «Ложитесь и говорите все, что придет вам в голову». Почему бы и нет? Он глубоко вздохнул и начал рассказывать Моуди о том, что случилось в последние дни. Вскоре он забыл о присутствии детектива. Он говорил для себя, облекая в слова происшедшие загадочные события. Впрочем, он ничего не сказал о страхах за свою психику. Когда он кончил, Моуди радостно улыбнулся.

— Действительно, есть над чем подумать. То ли кто-то хочет вас убить, то ли вы боитесь, что становитесь шизофреником с манией преследования.

От неожиданности Джад вздрогнул. Один — ноль в пользу Нормана З. Моуди.

— Вы сказали, — продолжал Моуди, — что этим делом занимаются два детектива. Не помните, кто именно?

Джад задумался. Ему не хотелось посвящать этого человека во все подробности. Тем не менее он ответил:

— Френк Анджели и лейтенант Макгрейви. Выражение лица Моуди едва заметно изменилось.

— Нет ли у кого-нибудь повода для вашего убийства, доктор?

— Не имею понятия. Насколько я знаю, у меня нет врагов.

— О, перестаньте. Пара-тройка недругов есть у каждого. Как я всегда говорю, враги — это соль к хлебу жизни. Джад чуть не скривился.

— А ваши пациенты?

— Они-то тут при чем?

— Ну, я всегда говорю, что, если нужны морские ракушки, надо идти на берег моря. Ваши пациенты — психи, не так ли?

— Нет, — отрезал Джад. — Просто у них возникли проблемы.

— Эмоциональные проблемы, которые они сами разрешить не в состоянии. А что если вы и есть проблема одного из них? Вдруг кто-то затаил на вас зло за какой-то воображаемый проступок?

— Это возможно. Однако есть одно «но». Большинство из них я лечу год или около этого. И знаю их всех как свои пять пальцев.

— Неужели они никогда не сердились на вас?

— Бывало. Но мы не ищем рассердившегося больного. Нам нужен маньяк, который убил по меньшей мере двоих и несколько раз покушался на мою жизнь, — он на минуту замолчал. — Если у меня есть подобный пациент и я ничего об этом не знаю, то грош мне цена как психоаналитику.

Взглянув на Моуди, Джад заметил, что тот пристально наблюдает за ним.

— Я всегда говорю, что надо начинать с главного, — весело возвестил детектив. — Итак, главное для нас — выяснить, пытается ли кто-то вас укокошить, или вы сами стали психом. Так, док? — и он вновь широко улыбнулся.

— Но как? — спросил Джад.

— Просто. Попытаемся узнать, кто проявляет интерес к вашей персоне. У вас есть машина?

Джад уже забыл о том, что хотел уйти и поискать другого частного детектива. Он понял, что за простодушным лицом Моуди и его обликом деревенского простака скрывается тонкий, проницательный ум.

— Да.

— Думаю, у вас расшатаны нервы, — продолжал Моуди. — Я хочу, чтобы вы поехали отдохнуть.

— Когда?

— Завтра утром.

— Это невозможно, — запротестовал Джад. — Мои пациенты…

— Отмените прием.

— Но какой смысл…

— Я учу вас, как лечить больных? — оборвал его Моуди. — Я хочу, чтобы вы, уйдя отсюда, немедленно отправились в туристическое агентство. Пусть забронируют вам местечко в… — он на мгновение задумался, — в Гроссинджере. Туда ведет прекрасная горная дорога. В доме, где вы живете, есть гараж?

— Да.

— Прекрасно. Попросите подготовить машину к поездке. Вы не хотите никаких поломок в пути.

— Не могу ли я сделать все это на следующей неделе? Завтра…

— После того как вы забронируете место, отправляйтесь в кабинет и позвоните всем больным. Скажите им, что вам необходимо уехать на несколько дней.

— Я действительно не могу, — продолжал упорствовать Джад. — Это невоз…

— И не забудьте позвонить Анджели, — перебил его Моуди — Я не хочу, чтобы полиция объявляла ваш розыск.

— Почему я должен все это делать?

— Чтобы окупить свои пятьдесят долларов. Кстати, пока не забыл. С вас еще задаток — двести долларов. Плюс пятьдесят долларов за каждый день — на текущие расходы. Я хочу, чтобы вы уехали рано утром, — Моуди поднялся. — Тогда вы сможете добраться туда до темноты. Семь утра подойдет?

— Я…, думаю, да. Но что я там найду?

— При небольшом везении — следы снежного человека. Через пять минут Джад в задумчивости садился в автомобиль. Он сказал Моуди, что не сможет так внезапно уехать и оставить пациентов. Но в глубине души он понимал, что другого выхода нет. Фактически он уже смирился с тем, что придется доверить жизнь этому фальстафу детективного мира.

Организация путешествия прошла гладко. Джад заехал в туристическое агентство на Медисон-авеню, где ему тут же забронировали место в одном из отелей Гроссинджера и снабдили красочными брошюрами с видами Катскилла. Он позвонил в телефонную службу ответов и попросил сообщить всем назначенным на завтра пациентам, что приема не будет. Затем он связался с Девятнадцатым участком и попросил детектива Анджели.

— Анджели болен, — ответил бесстрастный голос. — Вам нужен его домашний телефон?

— Да.

Через несколько минут он уже разговаривал с Анджели. Судя по голосу, тот здорово простудился.

— Я решил, что мне не повредят несколько дней на природе. Я уезжаю завтра утром. И хотел поставить вас в известность.

Последовало долгое молчание. Анджели переваривал услышанное.

— По-моему, неплохая идея, — наконец сказал он. — Куда вы направляетесь?

— В Гроссинджер. Я поеду на своей машине.

— Отлично. Не волнуйтесь, с Макгрейви я все улажу, — и, поколебавшись, добавил:

— Я слышал, что произошло вчера вечером в вашем кабинете.

— Вы хотите сказать, что слышали версию Макгрейви? — спросил Джад.

— Вы видели кого-нибудь из них?

Значит, Анджели не сомневается в его словах.

— Нет.

— Ну хоть что-нибудь? Рост, цвет кожи, возраст?

— Мне очень жаль, но было темно.

— Хорошо, будем искать, — Анджели чихнул. — Надеюсь, по возвращении мы обрадуем вас хорошими новостями. Будьте осторожны, доктор.

— Постараюсь, — ответил Джад и повесил трубку. По дороге домой Джад думал о Нормане З. Моуди. Он представлял, к чему стремится детектив. Заставив Джада сообщить всем пациентам, что тот уезжает, Моуди надеялся, что убийца (если убийца вообще существует) попадется в расставленную ловушку, в которой Джад использовался как приманка.

Моуди велел Джаду оставить свой адрес в Гроссинджере телефонной службе ответов и швейцару в доме. Он хотел, чтобы каждый мог узнать, где находится доктор.

Выйдя из машины, Джад подошел к Майку.

— Я отправляюсь в путешествие, Майк, — сказал он. — Вы сможете проследить, чтобы мою машину подготовили к поездке и заправили бак бензином?

— Я обо всем позабочусь. Когда вы хотите выехать?

— В семь утра, — направляясь к подъезду, Джад чувствовал на себе взгляд швейцара.

Спустившись на лифте в подземный гараж, Джад огляделся в поисках Уолта, смотрителя, но тот как в воду канул. Заметив свою машину, стоящую у стены, доктор подошел к ней, открыл переднюю дверцу, бросил чемодан на заднее сиденье и, усевшись за руль, уже собирался включить зажигание, когда почувствовал, что рядом кто-то стоит. Его сердце екнуло.

— Вы точно следуете плану, — раздался голос Моуди.

— Я не знал, что вы собираетесь меня проводить.

— У меня бессонница, — лицо Моуди расплылось в широкой улыбке, — и я не нашел, чем бы еще заняться.

— Я решил, что вы правы. Поеду в Гроссинджер и поищу снежного человека.

— О, стоит ли ехать так далеко, — засмеялся Моуди. — Давайте поищем его прямо здесь.

— Я не понимаю, — удивился Джад.

— Все очень просто. Я всегда говорю, если хочешь увидеть, что лежит под землей, сразу начинай копать.

— Мистер Моуди!

— Знаете, доктор, — детектив прислонился к дверце, — что заинтересовало меня в вашей маленькой проблеме? Выходило, что каждые пять минут вас пытались убить или… Вот это самое «или» и привлекло меня. Предстояло выяснить, то ли вы чокнулись, то ли вас действительно хотят превратить в труп.

— Но Катскилл… — начал Джад.

— О, вы и не собирались туда ехать, док, — Моуди открыл дверцу. — Выйдите, пожалуйста.

В полном замешательстве Джад вышел из машины.

— Видите ли, ваша поездка являлась не более чем обычным объявлением. Я всегда говорю, что, если хочешь поймать акулу, надо добавить в воду кровь.

Джад молча смотрел на детектива.

— Боюсь, вы не смогли бы доехать до Катскилла, — мягко заметил Моуди. Он обошел машину спереди и поднял капот. Подойдя поближе, Джад увидел, что на блоке цилиндров лежат прикрепленные к нему изоляционной лентой три динамитные шашки. От системы зажигания к ним тянулись два тоненьких проводка.

— Понимаете? — спросил Моуди.

— Но как вы… — начал Джад, пораженный увиденным.

— Я же говорил, — улыбнулся Моуди, — что страдаю бессонницей. Поэтому я пришел сюда около полуночи, заплатил ночному сторожу, чтобы тот пошел развлечься куда-нибудь в другое место, и сел в темном уголке. Сторож вам обойдется еще в двадцать долларов.

Джад почувствовал, как его охватывает волна благодарности к этому маленькому толстяку.

— Вы видели, кто это сделал?

— Нет. Все закончили до того, как я пришел сюда. В шесть утра я решил, что больше здесь уже никто не появится, и посмотрел повнимательнее, — он указал на проволочки. — Ваши друзья — серьезные ребята. Они сделали вторую линию, и взрыв произошел бы, как только вы подняли капот. Разумеется, то же самое случилось бы, стоило вам повернуть ключ зажигания. А этого динамита хватит, чтобы разнести половину гаража.

Джаду вдруг стало нехорошо.

— Не унывайте, — подбодрил его Моуди, — посмотрите, какой у нас прогресс. Мы уже ответили на два важных вопроса. Во-первых, вы не псих. И во-вторых, — улыбка исчезла с лица детектива, — кому-то чертовски хочется вас убить, доктор Стивенс.

Глава 10

Обезвредив бомбу, Моуди осторожно положил ее составные части в багажник своей машины. Затем они поднялись к Джаду.

— Может быть, стоило оставить ее на месте и вызвать полицию? — спросил он.

— Я всегда говорю, что мы больше всего страдаем от избытка информации.

— Но лейтенант Макгрейви убедился бы, что я говорил правду.

— Вы уверены?

Джад понял, что имел в виду детектив. С точки зрения Макгрейви, Джад мог сам сунуть бомбу под капот. Однако ему показалось странным, что частный детектив собирается скрыть происшедшее от полиции. Теперь Моуди представлялся ему огромным айсбергом, большая часть которого скрывалась за фасадом деревенского простака. Но, слушая Моуди, он чувствовал наполняющее его возбуждение. Он не безумец. Убийца существует. И по какой-то причине он избрал Джада своей жертвой. «О боже, — подумал доктор, — лишь несколько минут назад я чуть не поверил в то, что стал шизофреником. Я в неоплатном долгу перед Моуди».

— …Вы — известный доктор, — говорил Моуди, — а я лишь старый сыщик. Но я всегда говорю: если хочешь меду, ищи улей.

— Вы хотите узнать мое мнение, — Джад начал понимать смысл афоризмов Моуди, — о том, кого нам надо искать?

— Точно, — просиял детектив. — Имеем ли мы дело с психом, удравшим из дурдома…

«Психиатрической лечебницы», — автоматически подумал Джад.

— …или тут что-то еще, посерьезнее?

— Посерьезнее, — мгновенно ответил Джад.

— Почему вы так уверены, док?

— Во-первых, прошлой ночью в мой кабинет ломились двое. Я могу согласиться с версией одного психа, но два психа, действующих сообща, — это уже чересчур.

— Понятно, — одобрительно кивнул Моуди. — Продолжайте.

— Во-вторых, в дефективном мозгу, конечно, может возникнуть навязчивая идея, но действия убийц подчинены строгому плану. Я не знаю, почему убили Джона Хансена и Кэрол Робертс, но, если не ошибаюсь, я — третья и последняя жертва.

— Интересно узнать, почему? — с интересом спросил Моуди.

— Потому что, — ответил Джад, — если бы планировались другие убийства, то после первой неудачной попытки убить меня они перешли бы к следующему в их списке. Но вместо этого они продолжают охотиться за мной.

— Знаете, — одобрительно заметил Моуди, — у вас прирожденный дар детектива.

— Но, — нахмурился Джад, — есть некоторые вопросы, на которые я никак не могу найти ответ.

— Какие именно?

— Первое, повод. Я не знаю никого, кто…

— Мы к этому еще вернемся. Что еще?

— Если кто-то действительно хотел меня убить, то после того как меня сбила машина, водителю стоило лишь вернуться и переехать через меня. Я был без сознания.

— Ага? Именно здесь и появляется мистер Бенсон. Джад, ничего не понимая, смотрел на Моуди.

— Мистер Бенсон — свидетель вашего инцидента, — невозмутимо объяснил детектив. — Я нашел его имя в полицейском донесении и, после того как вы ушли, поехал повидаться с ним. С вас три доллара пятьдесят центов за такси. Хорошо?

Джад молча кивнул.

— Мистер Бенсон, он, между прочим, меховщик, и очень неплохой. Если вам когда-нибудь понадобится сделать подарок любимой женщине, могу составить протекцию. В общем, во вторник вечером, когда это произошло, он вышел из здания, в котором находится ваш кабинет и где, кстати, работает его сестра. Он принес таблетки для брата, который заболел гриппом, потому что она обещала отнести их.

Джад сдерживал свое нетерпение. Он был готов слушать Нормана З. Моуди, даже если бы тот решил целиком процитировать «Билль о правах».

— Итак, мистер Бенсон отдал таблетки и, выходя из здания, заметил этот лимузин, направляющийся к вам. Конечно, тогда он не знал, что это вы.

Джад кивнул.

— Автомобиль двигался как-то боком, из чего мистер Бенсон сделал вывод, что водитель не справляется с управлением. Когда после наезда вы упали, он сразу подбежал, чтобы оказать первую помощь. Водитель развернул автомобиль, чтобы еще раз переехать вас, но, увидев мистера Бенсона, передумал и исчез в ночи, как летучая мышь.

— Значит, — Джад проглотил слюну, — если бы мистер Бенсон не появился…

— Да, — согласился с ним Моуди. — Вы могли бы продолжить, что тогда мы бы не встретились. Эти парни не собираются шутить. Они охотятся за вами.

— А нападение на мой кабинет? Почему они не открыли дверь?

— Это загадка, — помолчав, ответил Моуди. — Они могли бы войти, убить вас и того, кто был рядом, и спокойно скрыться. Тем не менее они ушли, когда поняли, что вы не один. Это не вяжется со всем остальным, — он сидел, покусывая нижнюю губу. — Если только…

— Если что?

На лице Моуди появилось задумчивое выражение.

— Интересно… — пробормотал он.

— О чем вы?

— У меня, кажется, есть идея, но она не имеет смысла, пока мы не найдем повод для вашего убийства.

— Я не знаю, — Джад беспомощно пожал плечами, — у кого мог бы быть такой повод.

— Док, — продолжал Моуди, — нет ли какого-нибудь секрета, известного только вам, Хансену и Кэрол Робертс? Джад покачал головой.

— Мне известны лишь профессиональные секреты, касающиеся моих пациентов. И в их историях болезни нет информации, ради которой можно пойти на убийство. Среди них нет секретных агентов, иностранных шпионов или преступников, избежавших наказания. Они самые обычные люди, домохозяйки, артисты, чиновники, которые самостоятельно не могут решить возникшие у них проблемы.

— И вы уверены, что среди них нет маньяка?

— Абсолютно, — твердо заявил Джад. — Еще вчера я мог сомневаться. По правде говоря, я начал думать, что сам становлюсь шизофреником, а вы смеетесь надо мной.

— Мне тоже приходила в голову эта мысль, — улыбнулся Моуди. — После того как мы договорились о встрече, я навел о вас справки, позвонив двум своим друзьям, врачам. Вы создали себе прекрасную репутацию.

Значит, «доктор Стивенсон» также являлось частью деревенского фасада Моуди.

— Если мы обратимся в полицию, — сказал Джад, — и сообщим все, что нам известно, думаю, им придется начать розыски того, кто стоит за всем этим делом.

— Вы думаете? — удивленно спросил Моуди. — Но ведь мы не знаем ничего особенного, не так ли, док?

Джад понял, что детектив совершенно прав.

— Не стоит отчаиваться, — продолжал Моуди. — Мы все же достигли значительного прогресса. Мы знаем, что они существуют.

— Конечно, — в голосе Джада слышалось раздражение, — только в Соединенных Штатах живет двести миллионов. Моуди задумчиво разглядывал потолок.

— Семьи, — вздохнул он, покачав головой.

— Семьи?

— Док, я не сомневаюсь в том, что вы знаете все о своих пациентах. И если вы сказали, что они не способны на убийство, я не буду с вами спорить. Это ваш улей, — он кивнул в сторону кушетки, — а вы пасечник. Но ответьте мне на один вопрос. Когда вы берете нового пациента, вы беседуете с семьей?

— Нет. Иногда родственники пациента не знают, что он проходит курс психоанализа.

— Я так и думал, — удовлетворенно заметил детектив.

— Вы полагаете, что меня хочет убить кто-то из родственников пациентов?

— Возможно.

— Но есть ли у них для этого повод? Я в этом очень сомневаюсь.

— Не торопитесь с выводами, док. Я хочу от вас следующее. Дайте мне список пациентов, которые приходили к вам в последние четыре-пять недель. Вы можете это сделать?

— Нет, — поколебавшись, ответил Джад.

— Вас сдерживает конфиденциальность отношений пациент — доктор? Мне кажется, можно ею несколько поступиться. На карту поставлена ваша жизнь.

— Думаю, вы на ложном пути. То, что произошло, не имеет отношения ни к моим пациентам, ни к их родственникам. Если бы в семьях имелись случаи психических заболеваний, я бы знал об этом, — он покачал головой. — Извините, мистер Моуди. Я должен охранять своих пациентов.

— Вы сказали, что в историях болезни нет ничего важного.

— Важного для нас. Извините, — повторил он, — я не могу показать вам истории болезни.

— Хорошо, — пожал плечами Моуди. — Хорошо. Но тогда вам придется потрудиться за меня.

— Что от меня требуется?

— Возьмите все пленки за последний месяц. Внимательно прослушайте каждую из них. На этот раз не как врач, а как детектив. Ищите что-нибудь необычное.

— Я всегда так и делаю. Это моя работа.

— Сделайте еще раз. И слушайте внимательно. Мне не хотелось бы потерять вас до того, как мы закончим это дело. — Моуди с трудом влез в пальто. — Вы знаете, что удивляет меня больше всего?

— Что?

— Вы мимоходом заметили, что их было двое. Возможно, у одного человека могло возникнуть непреодолимое желание разделаться с вами, но почему у двоих?

— Я не знаю.

Моуди задумчиво смотрел на него.

— О боже? — воскликнул он наконец.

— В чем дело?

— Меня осенило. Если я прав, вас хотят убить гораздо больше людей.

— Вы хотите сказать, — недоверчиво спросил Джад, — что за мной охотится целая группа маньяков? Это не имеет смысла.

— Доктор, — на лице Моуди отражалось растущее возбуждение, — я представляю, кто за этим стоит, — его глаза ярко сверкнули. — Не знаю почему, но, возможно, знаю кто.

— Кто же?

— Если я вам скажу, — покачал головой Моуди, — вы отправите меня в сумасшедший дом. Я всегда говорю: не открывай рот без достаточных на то оснований. Мне надо кое-что выяснить. Если я прав, вы обо всем узнаете.

— Надеюсь, так и будет, — с жаром воскликнул Джад.

— Нет, доктор, — Моуди пристально посмотрел на него. — Если вы хотя бы в грош цените свою жизнь, молитесь, чтобы я ошибся.

Глава 11

Зазвонил телефон. Служба ответов сообщила, что они связывались со всеми, кроме Анны Блейк. Джад поблагодарил и повесил трубку. Итак, Анна все же придет сегодня. Почему ему стало так необъяснимо хорошо только от мысли, что он ее увидит? Он же должен помнить, что она придет лишь по его просьбе, просьбе лечащего врача. Он сидел, думая об Анне. Как много знал он о ней…, и как мало.

Джад выбрал кассету с записью одного из первых визитов Анны и вставил ее в диктофон.

— Удобно, миссис Блейк?

— Да, благодарю вас.

— Расслабились?

— Да.

— У вас сжаты кулаки.

— Наверное, я немного нервничаю.

— По какому поводу? Долгое молчание.

— Расскажите мне о вашей семейной жизни. Вы ведь замужем уже шесть месяцев?

— Да.

— Продолжайте.

— Я вышла замуж за чудесного человека. Мы живем в прекрасном доме.

— Что это за дом?

— Загородный дом, построенный во французском стиле. К нему ведет длинная аллея. Высоко на крыше забавная бронзовая белочка без хвоста. Наверное, какой-то охотник отстрелил его много лет назад. У нас пять акров, в основном заросшие лесом. Я много гуляю.

— Вам там нравится?

— Очень.

— А вашему мужу?

— По-моему, тоже.

— Вряд ли мужчина купит пять акров в сельской местности, если ему не понравится место.

— Он меня любит. Он купил бы его для меня. Он очень щедр.

— Поговорим о вашем муже. Молчание.

— Как он выглядит?

— Энтони очень красивый мужчина. Джад почувствовал укол ревности.

— Вы хотите иметь детей?

— О, да.

— А ваш муж?

— Да, конечно.

Долгое молчание, нарушаемое лишь шуршанием движущейся пленки.

— Миссис Блейк, по вашим словам, вы пришли ко мне, потому что у вас возникла сложная проблема. Она касается вашего мужа, не так ли?

Молчание.

— Хорошо, допустим, это так. Из того, что вы сказали ранее, мне известно следующее: вы любите друг друга, не изменяете друг другу, оба хотите иметь детей, живете в прекрасном доме, ваш муж — преуспевающий бизнесмен, красивый мужчина и готов выполнить любое ваше желание. Замужем вы только шесть месяцев. Боюсь, это напоминает мне одну старую шутку:

«Доктор, скажите, в чем заключается моя проблема?»

И снова лишь потрескивание перематывающейся ленты.

— Мне… — наконец сказала она, — мне трудно об этом говорить. Я думала, что смогу обсудить это с незнакомым человеком, но, — Джад вспомнил, как Анна, повернувшись на кушетке, взглянула на него своими бездонными фиолетовыми глазами, — все очень сложно. Видите ли, — теперь она говорила быстрее, стараясь прорваться сквозь сдерживающие барьеры, — я кое-что случайно услышала и могла…, могла прийти к неправильному выводу.

— Что-нибудь, касающееся личной жизни вашего мужа? Другая женщина?

— Нет.

— Его бизнес?

— Да…

— Вы думаете, он не все говорит вам? Старается обмануть кого-то из своих деловых партнеров?

— Что-то в этом роде.

— И вы теряете к нему доверие? — Голос Джада звучал более уверенно. — Вы увидели ту сторону жизни вашего мужа, о существовании которой даже не подозревали?

— Я…, я не могу говорить об этом. Мне кажется, приходом сюда я уже нарушаю данные ему обязательства. Пожалуйста, больше не спрашивайте меня ни о чем, доктор Стивенс.

И все. Джад перемотал пленку.

Итак, муж Анны провернул рискованную деловую операцию. Принудил кого-то к банкротству? Манипулировал с налогами? Что бы там ни было, Анна расстроилась. Она все очень тонко чувствует. Ее вера в мужа заколебалась. Мог ли муж Анны оказаться убийцей? Джад никогда его не встречал, но, чем бы тот ни занимался, не представлял, какое отношение к его деловой деятельности имеют Джон Хансен, Кэрол Робертс и он сам.

А сама Анна? Могла она быть психопаткой? Шизофреничкой с манией преследования? Джад откинулся в кресле и задумался. Он не знал о ней ничего, кроме того, что она рассказала сама. Все могло оказаться выдумкой, но ради чего она это сделала? Если она появлялась здесь как прикрытие тщательно подготовленных убийств, то для этого необходим какой-то повод. Перед его мысленным взором появилось лицо Анны, и сразу отпали последние сомнения в том, что она как-то связана с происходящим. За это он мог поручиться своей жизнью. Ирония последней мысли заставила Джада улыбнуться. Зазвонил телефон. Джад снял трубку:

— Доктор Стивенс.

— Хотел удостовериться, что с вами все в порядке, — послышался хриплый от простуды голос детектива Анджели.

Волна благодарности охватила Джада. Все-таки он не одинок.

— Что-нибудь новенькое?

Джад заколебался. Он так и не понял, почему Моуди не хотел, чтобы полиция узнала о бомбе.

— Они пытались снова, — и он рассказал о Моуди и бомбе, установленной под капотом автомобиля. — Это должно убедить Макгрейви, — закончил он.

— Где бомба? — возбужденно спросил Анджели.

— Она демонтирована.

— Что? — недоверчиво переспросил детектив. — Кто это сделал?

— Моуди. Он сказал, что это не имеет значения.

— Не имеет значения! А для чего тогда существует полиция? Мы смогли бы сказать, кто поставил бомбу, лишь взглянув на нее. У нас есть картотека МО.

— МО?

— Modus operand! Людям свойственны привычки. Если человек первый раз что-то сделал определенным образом, можно не сомневаться, что и в дальнейшем он поступит аналогично. Впрочем, не мне говорить вам об этом.

— Конечно, — согласился Джад. — Но Моуди, несомненно, тоже это знал. Почему же он не захотел показывать бомбу Макгрейви?

— Доктор Стивенс, как вы наняли Моуди?

— Я нашел его имя в телефонном справочнике, — ответ звучал крайне нелепо.

— О, — он услышал, как Анджели шумно глотнул. — Значит, вы о нем ничего не знаете?

— Кроме того, что могу ему доверять. А в чем дело?

— В данный момент вам никому нельзя доверять.

— Но Моуди с этим никак не связан. Мой Бог! Я выбрал его имя, наугад ткнув пальцем в телефонный справочник.

— Мне безразлично, как вы его нашли. Но что-то здесь нечисто. Моуди говорит, что ставит капкан на того, кто охотится за вами, но не захлопывает его, когда приманка проглочена. Он показал вам бомбу, но ведь он мог поставить ее и сам, чтобы завоевать ваше доверие. Так?

— Полагаю, можно предположить и такое. Но…

— Может быть, ваш друг Моуди действительно хочет вам помочь, но возможно и обратное. Прошу вас, пока мы не разберемся, не делайте ничего опрометчивого.

Моуди против него? В это трудно поверить. Но он вспомнил свои ранние подозрения по поводу методов частного детектива.

— Что вы от меня хотите? — спросил Джад.

— Как насчет того, чтобы уехать из города? Я, имею в виду действительно уехать?

— Я не могу оставить пациентов.

— Доктор Стивенс…

— Кроме того, — перебил его Джад, — это ничего не решает, не так ли? Я ведь даже не знаю, от кого бегу. Когда я вернусь, все начнется сначала.

— В этом есть смысл, — Анджели чихнул. — Когда вы снова встречаетесь с Моуди?

— Я не знаю. Он проверяет свою идею о том, кто стоит за всем этим делом.

— Вам не приходило в голову, что тот, кто стоит за этим, может заплатить Моуди гораздо больше, чем вы? — озабоченно спросил Анджели. — Если он предложит встретиться, обязательно позвоните мне. Я буду дома еще день или два. Но в любом случае, доктор, не ходите на встречу один.

— По-моему, вы преувеличиваете, — возразил Джад. — Только из-за того, что Моуди убрал бомбу из моего…

— Не только, — прервал его Анджели. — Я чувствую, что вы здорово ошиблись, выбрав Моуди.

— Я обязательно позвоню, — пообещал Джад. Почему Анджели стал таким подозрительным? Моуди действительно мог соврать насчет бомбы, чтобы войти к нему в доверие. Тогда следующий шаг стал бы совсем простым. Надо лишь позвонить и попросить его прийти в какое-нибудь укромное местечко, якобы за неопровержимыми доказательствами. А потом… Джад вздрогнул. Неужели он мог так ошибаться в Моуди? Он вспомнил свою реакцию, когда впервые увидел детектива. Тогда он решил, что тот не слишком умен и мало на что способен. Затем он понял, что облик простака служит лишь фасадом, скрывающим живой и проницательный ум. Но ведь это не значит, что Моуди можно доверять. И все-таки… Он услышал, как скрипнула дверь из коридора в приемную, и взглянул на часы. Анна? Джад быстро убрал все пленки и пошел ей навстречу.

Анна, в изящном голубом костюме и маленькой шляпке, глубоко задумавшись, стояла у окна и не заметила, что Джад наблюдает за ней. И он смотрел, впитывая в себя ее красоту, стараясь найти какой-нибудь недостаток, повод для того, чтобы убедить себя, что она ему не подходит и он еще встретит человека, с которым проживет всю жизнь. Лиса и виноград. Не Фрейд, а Эзоп современной психиатрии.

— Добрый день, — сказал Джад.

Анна вздрогнула от неожиданности, затем улыбнулась.

— Здравствуйте, доктор.

— Проходите, миссис Блейк.

Войдя в кабинет, она оглянулась и посмотрела на него своими огромными фиолетовыми глазами.

— Они нашли, кто наехал на вас? — в голосе Анны слышалась искренняя озабоченность.

Джада охватило неудержимое желание рассказать ей обо всем, но он понимал, что не может этого сделать. В лучшем случае его рассказ станет дешевым трюком для завоевания симпатии Анны, в худшем — навлечет на нее опасность.

— Пока нет, — знаком он предложил ей сесть.

— Вы выглядите утомленным, — Анна по-прежнему смотрела ему в глаза. — Может быть, вам не стоило сразу возвращаться к работе?

— Со мной все в порядке. Кроме того, я отменил на сегодня прием. Но моя телефонная служба ответов не смогла вам дозвониться.

На лице Анны появилось озабоченное выражение. Она опасалась, что пришла не вовремя. Анна и не вовремя!

— Мне очень жаль. Если вы считаете, что мне надо уйти…

— Пожалуйста, не торопитесь, — быстро перебил ее Джад. — Я рад, что они не смогли с вами связаться, — ведь он видел Анну в последний раз.

Поколебавшись, она хотела что-то сказать, но передумала. Джад почувствовал, что ее взгляд коснулся какой-то слабой, давно забытой струнки. Он ощутил струящееся из нее тепло, всесокрушающее физическое желание и тут понял, что происходит. Он приписывал Анне свои собственные чувства. И на мгновение оказался в заблуждении, как желторотый студент-первокурсник.

— Когда вы уезжаете в Европу?

— Сразу после Рождества.

— Только вы и ваш муж? — О боже, какая банальность.

— Да. Стокгольм — Париж — Лондон — Рим. У нас будет второй медовый месяц. — В голосе слышалось едва заметное напряжение. Джад пристально посмотрел на Анну. Чего-то не хватало для образа молодой влюбленной женщины, собирающейся в свадебное путешествие. Наконец он понял, в чем дело: не было в ней радостного возбуждения перед поездкой.

— Как…, как долго вы собираетесь путешествовать?

— Я не знаю, — Анна слабо улыбнулась, будто понимая, к чему он клонит. — Энтони еще ничего не решил окончательно.

— Все ясно, — Джад опустил глаза. С этим надо кончать. — Миссис Блейк…

— Да?

— Я пригласил вас сюда под фальшивым предлогом. Вам не надо было приходить сегодня. Мне просто хотелось попрощаться.

Джаду показалось, что он физически ощутил, как напряжение покидает Анну.

— Я знаю, — спокойно ответила она. — Я тоже хотела сказать «до свидания». Она встала.

— Джад… — их взгляды встретились, и в ее глазах он прочел то, что она должна была видеть в его. Джад сделал шаг вперед, но остановился. Он не имел права навлечь на Анну грозящую ему опасность.

— Пришлите мне открытку из Рима, — теперь в его голосе не слышалось волнения.

Анна посмотрела на него долгим взглядом.

— Пожалуйста, берегите себя, Джад. Он кивнул, не доверяя своему голосу. И она ушла…

Джад снял трубку только после третьего звонка.

— Это вы, доктор? — раздался дрожащий от возбуждения голос Моуди. — Вы один?

— Да.

— Док, помните, я говорил, что представляю, кто стоит за всем этим?

— Да…

— Я оказался прав.

— Вы знаете, кто убил Хансена и Кэрол?

— Да. Я знаю, кто и знаю, почему. Вы следующий, доктор.

— Скажите мне…

— Не по телефону, — перебил его Моуди. — Лучше нам где-нибудь встретиться. Тогда и поговорим. Приходите один. У Джада перехватило дыхание.

Приходите один!

— Вы слушаете?

— Да… — быстро ответил Джад. Как сказал Анджели? «В любом случае, доктор, не ходите на встречу один». — Почему бы нам не встретиться здесь? — добавил он.

— Думаю, что за мной следили. Сейчас мне удалось от них уйти. Я звоню от здания компании «Пять Звезд — Мясные Консервы», это на 23-й улице, к востоку от Десятой авеню, около доков.

Джад все еще не мог поверить, что Моуди хочет поймать его в ловушку. Он решил проверить детектива.

— Я возьму с собой Анджели.

— Нет, — отрезал Моуди. — Приезжайте один. Все стало ясно. Джад подумал о толстом Будде на другом конце провода. Его бескорыстный друг, берущий лишь пятьдесят долларов в день, плюс расходы за организацию его убийства.

— Очень хорошо, — ровным голосом ответил Джад. — Я сейчас выезжаю, — он все же решил попробовать еще раз. — Вы действительно знаете, кто стоит за всем этим?

— Никаких сомнений, док. Вы когда-нибудь слышали о Доне Винтоне? — И Моуди повесил трубку.

Джад продолжал стоять, пытаясь разобраться в раздирающих его противоречивых чувствах. Затем он набрал домашний номер Анджели. Трубку долго не брали, и его уже охватила паника, что никого нет дома. Решится ли он один поехать к Моуди?

— Слушаю, — раздался наконец хрипловатый голос Анджели.

— Джад Стивенс. Только что звонил Моуди.

— Что он сказал?

Джад заколебался, испытывая необъяснимую преданность и…, да, любовь к этому простоватому толстяку, так хладнокровно планирующему его убийство.

— Он предложил встретиться около здания компании «Пять Звезд — Мясные Консервы». Это на 23-й улице, около Десятой авеню. Он сказал, чтобы я пришел один.

— Держу пари, — невесело рассмеялся Анджели. — Не выходите из кабинета, доктор. Я сейчас же позвоню лейтенанту Макгрейви. Мы заедем за вами.

— Отлично, — ответил Джад и медленно положил трубку. Норман З. Моуди. Веселый Будда с желтых страниц телефонного справочника. Неожиданно его охватила грусть. Он доверял Моуди.

И теперь тот ждал, чтобы убить его.

Глава 12

Через двадцать минут Джад открыл дверь, чтобы впустить Анджели и лейтенанта Макгрейви. Глаза Анджели покраснели и слезились. Джад чувствовал себя виноватым за то, что поднял его с постели. Макгрейви коротко кивнул доктору.

— Я рассказал лейтенанту Макгрейви о звонке Моуди, — пояснил Анджели.

— Да, — буркнул лейтенант. — Давайте выясним, что все это значит.

Через пять минут они ехали в сторону Вест-Сайда. Анджели сидел за рулем. Снегопад прекратился, и бледные лучи заходящего солнца пробивались сквозь тяжелые облака, несущиеся над Манхеттеном. Раздался гром, и яркий зигзаг молнии рассек небо. По лобовому стеклу забарабанили капли дождя. По мере приближения к Вест-Сайду гигантские небоскребы постепенно уступали место более низким жилым домам. Выехав на 23-ю улицу, они направились на запад к Гудзону. Мимо мелькали какие-то мастерские, грязные вывески маленьких баров, затем пошли гаражи, открытые стоянки грузовиков, склады. Перед Десятой авеню Макгрейви приказал остановиться.

— Мы выйдем здесь, — лейтенант повернулся к Джаду. — Моуди говорил, что с ним кто-нибудь будет?

— Нет.

Расстегнув шинель, Макгрейви достал из кобуры пистолет и переложил его в боковой карман. Анджели последовал его примеру.

— Мы пойдем первыми, — предупредил Макгрейви, выходя из машины.

Пройдя половину квартала, они подошли к ветхому дому, над дверью которого висела вывеска с выцветшей надписью:

Ни автомашин, ни грузовиков, ни единого огонька. Макгрейви дернул ручку, но дверь оказалась запертой. Он огляделся в поисках звонка, но ничего не увидел. Они прислушались. Тишина, нарушаемая лишь падающими каплями дождя.

— Похоже, закрыто, — сказал Анджели.

— Здесь должен быть въезд для грузовиков. Джад последовал за детективами, направившимися к углу здания. Узкий переулок вел к грузовой платформе, около которой стояло несколько машин. И никаких признаков жизни. Они пошли вперед и остановились около платформы.

— О'кей, — буркнул Макгрейви. — Позовите.

— Моуди! — В ответ раздалось лишь сердитое мяуканье уличного кота. — Мистер Моуди!

Макгрейви, двигаясь с удивительной для своих габаритов проворностью, забрался на платформу, Анджели за ним, третьим — Джад. Подойдя к раздвижной двери, ведущей на склад, Анджели толкнул ее. Она оказалась незапертой и с резким скрежетом откатилась в сторону. Внутри царила тьма.

— Ты взял фонарь? — спросил Макгрейви своего напарника.

— Нет.

— Жаль.

Они осторожно вошли.

— Мистер Моуди! — это Джад Стивенс.

Никакого ответа, лишь скрип половиц под ногами. Макгрейви, вытащив коробок, зажег спичку. В слабом мерцающем свете казалось, что они находятся в огромной пустой пещере. Спичка погасла.

— Найди этот чертов выключатель, — рявкнул Макгрейви. — У меня нет больше спичек.

Джад продолжал идти вперед. Анджели шарил рукой по стене в поисках выключателя.

— Моуди!

— Выключатель здесь, — послышался голос Анджели. Раздался щелчок, но ничего не изменилось.

— Наверное, выключен рубильник, — заметил Макгрейви. Джад уткнулся в стену. Пошарив по ней рукой, он нащупал задвижку и, открыв ее, толкнул массивную дверь. Навстречу хлынул ледяной воздух.

— Я нашел дверь, — воскликнул Джад и, переступив порог, осторожно вошел. Услышав звук закрывшейся за ним двери, он почувствовал, как быстро забилось сердце. Казалось, здесь еще темнее, чем в соседнем помещении.

— Моуди! Моуди… — Моуди должен быть где-то здесь. Если нет, Джад представлял, что подумает Макгрейви. Снова мальчик, кричащий: «Волк, волк».

Джад сделал еще шаг, и что-то холодное коснулось его щеки. В ужасе он отпрыгнул назад. Только сейчас до него дошло, что вокруг пахло кровью и смертью. В темноте собиралось зло, готовясь напасть на него в любой момент. Волосы у Джада встали дыбом, а сердце билось так часто, что мешало дышать. Дрожащими руками он нащупал в кармане коробок спичек и, достав его, зажег одну. Он увидел перед собой огромный глаз, смотрящий ему прямо в лицо. Джад остолбенел от ужаса и не сразу понял, что перед ним висящая на крюке коровья туша. Прежде чем спичка погасла, он заметил другие туши, а вдали — очертания двери. Наверное, она вела в административную часть. Джад осторожно двинулся в этом направлении. Его рука вновь коснулась склизкой шкуры, и он отпрянул в сторону.

— Моуди!

«Интересно, — думал Джад, — что задержало Анджели и Макгрейви?» Подходя к двери, он опять столкнулся с висящей на крюке тушей. Джад остановился, чтобы прийти в себя, и зажег последнюю спичку. Перед ним висело тело Нормана З. Моуди. На его лице застыла мрачная улыбка. Спичка погасла.

Глава 13

Судебный эксперт закончил свою работу и уехал. Тело Моуди увезли, и в маленьком кабинете управляющего остались только Джад, Макгрейви и Анджели. Были включены все лампы и электрический обогреватель.

Самого управляющего, мистера Пауля Моретти, вытащили из-за праздничного стола, чтобы задать ему несколько вопросов. Он объяснил, что в честь святого праздника отпустил своих служащих еще в полдень. В двенадцать тридцать он запер все двери, погасил свет и ушел сам, в полной уверенности, что на его территории не осталось ни единой живой души. Когда Макгрейви понял, что от слегка выпившего и поэтому очень воинственно настроенного мистера Моретти больше ничего не добьешься, он приказал отвезти того домой. Джад едва осознавал происходящее вокруг него. Он думал только о Моуди, его веселом и жизнерадостном характере и такой ужасной смерти, в которой он винил одного себя. Если бы он не вовлек детектива в это дело, с ним ничего бы не случилось.

Время близилось к полуночи. Джад уже в десятый раз повторил свой рассказ о звонке Моуди. Макгрейви сидел, сгорбившись в своей шинели, и жевал сигару.

— Вы читаете детективные истории, доктор? — спросил он.

— Нет, а что? — удивился Джад.

— Я объясню вам. Все звучит слишком правдоподобно, доктор Стивенс. С самого начала мне казалось, что вы по уши замешаны в этом деле. И я сам говорил вам об этом. И что же происходит? Неожиданно из убийцы вы превращаетесь в жертву. Сначала вы заявляете, что вас сбила машина…

— Но его действительно сбила машина, — вмешался Анджели.

— Ерунда, — отмахнулся Макгрейви. — Доктор мог это устроить с чьей-нибудь помощью, — он вновь повернулся к Джаду:

— Затем вы звоните мне и с выпученными от страха глазами что-то бормочете о двух мужчинах, которые ломятся к вам в кабинет и хотят вас убить.

— Они действительно ломились в мой кабинет.

— Нет, — рявкнул Макгрейви. — Они воспользовались специальным ключом. Вы говорили, что есть только два таких ключа, у вас и Кэрол Робертс.

— Да. Они сняли слепок с ключа Кэрол.

— Я попросил провести тест на парафин. С ключа Кэрол не делали слепка, — он помолчал, дожидаясь, пока Джад усвоит услышанное. — И так как ее ключ у меня, остается только ваш, не так ли?

Джад молча смотрел на детектива.

— Когда я не клюнул на вашу версию сумасшедшего маньяка, вы наняли частного детектива, и он тут же обнаружил бомбу под капотом вашего автомобиля. Я, однако, не смог ее увидеть, потому что ее там больше нет. Затем вы решили, что пора подбросить мне еще один труп, и устроили вместе с Анджели этот балаган насчет звонка Моуди, который якобы знает того загадочного психа, жаждущего вас убить. И что же дальше? Мы едем сюда и находим Моуди висящим на мясном крюке.

— Я не несу ответственности за происшедшее, — рассердился Джад.

Макгрейви пристально посмотрел на него.

— Знаете, почему вы до сих пор не арестованы, доктор Стивенс? Потому что я еще не нашел ключа к этой китайской загадке. Но я его найду, доктор. Я вам это обещаю, — он поднялся.

— Подождите, — воскликнул Джад, неожиданно вспомнив имя, которое упомянул Моуди. — Что вы скажете о Доне Винтоне?

— Что я должен о нем сказать?

— Моуди говорил, что именно этот человек является организатором всех убийств.

— Вы знаете, кто это?

— Нет. Я полагал, что полиции известно это имя.

— Я никогда о нем не слышал, — Макгрейви повернулся к своему напарнику. Тот покачал головой.

— Хорошо. Пошлем запрос на Дона Винтона. ФБР, Интерпол, полицейские управления главных городов, — он взглянул на доктора. — Вы довольны?

Джад кивнул. Кто бы ни стоял за всем этим, он наверняка уже имел дело с полицией. И найти его не составит большого труда.

Он вновь подумал о Моуди, его забавных афоризмах и проницательном уме. Должно быть, за ним следили. Маловероятно, чтобы он сообщил кому-то о предстоящей встрече, учитывая, что он подчеркивал необходимость соблюдения секретности. Но теперь по крайней мере они знают имя человека, которого ищут.

Praemonitus, praemunitas.

Предупрежден, вооружен.

На следующее утро сообщения об убийстве Нормана З. Моуди заполнили первые полосы всех газет. О Джаде упоминалось вскользь как о свидетеле, который вместе с полицией обнаружил тело. Каким образом Макгрейви удалось скрыть от репортеров основные факты, осталось загадкой. Очевидно, ему не хотелось раскрывать карты раньше времени. «Интересно, — подумал Джад, отложив газету, — что скажет Анна, узнав об этом убийстве?»

Обычно по субботам Джад первую половину дня проводил в клинике, но сегодня он договорился о том, чтобы его заменили. Он поднялся на пятнадцатый этаж и, убедившись, что в коридоре никого нет, прошел к себе в кабинет. За это утро Джад не один раз порывался снять трубку и позвонить детективу Анджели, но ему удавалось сдержать нетерпение. Если бы Анджели что-то узнал, он бы позвонил сам. А пока Джад раздумывал над мотивом действий этого загадочного Дона. Он мог оказаться больным, которого Джад лечил много лет назад, считающим, что доктор как-то оскорбил его или причинил ему вред. Но Джад не помнил больного по фамилии Винтон.

В полдень он услышал, как кто-то пытается открыть дверь из коридора в приемную. Это был Анджели. Детектив выглядел еще более уставшим. Его нос покраснел, и он часто чихал. Войдя в кабинет, Анджели тяжело опустился в кресло.

— Вы получили ответы на запрос о Доне Винтоне? — озабоченно спросил Джад.

Анджели молча кивнул.

— Мы получили сведения от ФБР, полицейских управлений крупнейших городов США и Интерпола, — Джад ждал, затаив дыхание. — Никто из них никогда не слышал о Доне Винтоне.

— Но это невозможно! — Джад недоверчиво посмотрел на Анджели. — Я хочу сказать, кто-то же должен его знать. Человек, совершивший такие преступления, не может возникнуть ниоткуда!

— Именно это и сказал Макгрейви, — вздохнул Анджели. — Доктор, мои люди и я сам провели всю ночь, проверяя каждого Дона Винтона в Манхеттене и других районах Нью-Йорка. Мы добрались даже до Нью-Джерси и Коннектикута, — он вытащил из кармана листок бумаги и протянул его Джаду. — Мы нашли одиннадцать Донов Винтонов, которые пишут окончание своей фамилии «тон», и четырех, которые пишут «тен». Мы искали даже Донвинтона. Из них нам подошли четверо и мы проверили каждого из них. Первый оказался паралитиком, второй — вице-президентом одного из банков, третий — пожарником, дежурившим в те часы, когда убили Джона Хансена и Кэрол Робертс. Последний оставшийся — владелец зоомагазина, но ему добрых восемьдесят лет.

У Джада пересохло во рту. Только сейчас он понял, как велика была его надежда найти преступника. Моуди не сообщил бы ему это имя, если бы сомневался в правильности своих слов. Он же прямо заявил, что Дон Винтон не исполнитель, а организатор всех убийств. Просто невероятно, что у полиции нет сведений о таком человеке. Моуди убили, потому что он знал правду. И теперь без его помощи Джад оставался совершенно один. А петля вокруг него затягивалась все туже.

— Мне очень жаль, — посочувствовал Анджели. Джад взглянул на детектива и тут вспомнил, что тот не спал всю ночь.

— Благодарю за то, что вы для меня сделали, — сказал он.

— Вы уверены, что правильно поняли слова Моуди?

— Да, — Джад закрыл глаза, вспоминая разговор с частным детективом. Он спросил Моуди, уверен ли тот в том, что знает, кто стоит за всем этим. Казалось, он вновь услышал голос Моуди: «Никаких сомнений, док. Вы когда-нибудь слышали о Доне Винтоне?» Дон Винтон. — Да, — повторил он, взглянув на Анджели.

— Мы зашли в тупик, — Анджели чихнул.

— Вам лучше лечь в постель.

— Да, наверное, вы правы, — детектив встал.

— Вы давно работаете с Макгрейви? — поколебавшись, спросил Джад.

— Это наш первый случай. А что?

— Он может арестовать меня по подозрению в убийстве? Анджели снова чихнул.

— Думаю, вы правы, доктор. Мне необходимо лечь в постель, — он направился к двери.

— Возможно, я знаю, что надо делать, — сказал Джад.

— Я слушаю, — Анджели остановился.

— Мне надоело служить мишенью. Я хочу бороться. Я сам их найду.

— Но как? — удивился Анджели. — Пока мы воюем с тенями.

— Когда свидетели сообщают приметы преступника, художник по словесному описанию рисует его портрет. Правильно?

— Да, — кивнул Анджели.

Джад начал нервно ходить по комнате.

— Я хочу дать вам словесный портрет личности человека, который стоит за этими преступлениями.

— Но каким образом? Вы же никогда его не видели. Им может оказаться кто угодно.

— Совсем наоборот, — поправил его Джад. — Мы ищем очень, очень необычного человека.

— Какого-нибудь умопомешанного.

— Умопомешательство всего лишь всеобъемлющее выражение. Оно не имеет смысла с медицинской точки зрения. Нормальная психика — это просто способность мозга приспосабливаться к окружающей действительности. Если же нам это не удается, мы или прячемся от реальности, или ставим себя над ней, превращаясь в сверхсуществ, не подчиняющихся общим законам.

— Значит, мы ищем супермена?

— Точно. В любой опасной ситуации, Анджели, перед каждым из нас три пути: удрать, пойти на компромисс или напасть самому. Наш человек всегда нападает.

— То есть он лунатик?

— Нет. Лунатики убивают редко. Состояние транса у них очень непродолжительно. Мы имеем дело с более сложным случаем. У него соматогенный психоз, шизофрения, циклотимия или комбинация этих заболеваний. Возможно, здесь присутствует временная амнезия, следующая за актом насилия. Но что самое главное, его внешний вид и поведение для окружающих представляются совершенно нормальными.

— Значит, мы вновь остались ни с чем?

— Вы не правы. Наоборот, мы здорово продвинулись вперед. Я могу дать вам его приметы. Дон Винтон выше среднего роста, хорошо сложен, у него фигура атлета. Он тщательно следит за внешностью и очень педантичен. У него нет артистического таланта. Он не художник, не писатель, не артист. — Анджели смотрел на доктора, открыв от изумления рот, а Джад продолжал, говоря все быстрее, постепенно возбуждаясь:

— Он не принадлежит к клубам и не принимает участия в деятельности общественных организаций, если только не руководит ими. Это человек, привыкший командовать. Он безжалостен и нетерпелив. Он мыслит по-крупному. Если уж он идет на преступление, это ограбление банка, похищение или убийство, — возбуждение Джада нарастало. Перед мысленным взором доктора все отчетливее возникал образ его противника.

— Доктор, — перебил его Анджели, — я, конечно, не могу опровергнуть ваши слова, но, по-моему, этим человеком может оказаться какой-нибудь псих, одурманенный наркотиками бродяга.

— Нет, — уверенно возразил Джад. — Тот, кого мы ищем, не употребляет наркотики. Я скажу вам больше. В школе он участвовал в контактных играх. Хоккей или футбол. Его не интересовали шахматы, шашки, шарады или кроссворды.

— Возможно, преступления совершил не один человек, — скептически заметил Анджели. — Вы сами упоминали об этом.

— Сейчас я говорю о Доне Винтоне. Человеке, который всем руководит. И еще. Его предки — выходцы из латинской страны.

— С чего вы взяли?

— На это указывают орудия убийства. Нож, кислота, бомба. Он латиноамериканец, итальянец или испанец, — Джад глубоко вздохнул. — Вот вам приметы человека, который совершил три убийства и пытается убить меня.

Анджели шумно проглотил слюну.

— Как, черт побери, вы все это узнали?

— Это моя профессия, — Джад опустился на стул.

— То, что касается психики, несомненно. Но вы же дали описание человека, которого никогда не видели.

— Внешний вид часто связан с психикой. Доктор Кречмер в своих работах показал, что восемьдесят пять процентов мужчин, страдающих шизофренией, высокого роста и хорошо сложены. Наш человек, несомненно, шизофреник. Кроме того, у него мания величия, он считает, что законы общества его не касаются.

— Но почему обо всем этом не стало известно гораздо раньше?

— Потому что он носит маску.

— Что-что?

— Мы все носим маски, Анджели. Как только мы вырастаем из пеленок, мы учимся скрывать свои истинные чувства, маскировать страх и ненависть. Но, находясь в состоянии стресса, Дон Винтон сбрасывает маску и показывает свое истинное лицо.

— Я понимаю.

— Самое уязвимое место этого человека — его эго. Если ему что-то угрожает, действительно угрожает, он сойдет с ума. Он слишком близко от черты, отделяющей здоровую психику от больной. И не требуется большого усилия, чтобы заставить его перейти эту черту. — Джад задумался, а затем продолжил, будто разговаривая с самим собой:

— Он обладает «мана».

— Чем?

— «Мана». Так дикари характеризуют человека, который может подчинять других своей воле. Якобы благодаря находящимся в нем демонам.

— Вы сказали, что он не рисует, не пишет книг, не играет на музыкальных инструментах. Как вы узнали об этом?

— Мир полон художников, писателей, музыкантов, больных шизофренией. Большинству из них удается пройти по жизни без насилия, потому что их творчество является тем клапаном, через который они могут сбросить внутреннее напряжение. У нашего человека такой возможности нет. Он как вулкан. И единственный остающийся выход — извержение: Хансен, Кэрол, Моуди.

— Вы хотите сказать, что это просто бессмысленные убийства, совершенные, чтобы…

— Для него они не бессмысленны. Совсем наоборот… — неожиданно Джаду все стало совершенно ясно. Он мысленно выругал себя за то, что так долго оставался слепым и глухим. — Дон Винтон с самого начала охотился за мной. Джона Хансена убили, потому что приняли его за меня. Обнаружив свою ошибку, убийца пришел ко мне в кабинет. Но вместо меня там оказалась Кэрол.

— Он убил ее, чтобы она не смогла его опознать?

— Нет. Человек, которого мы ищем, не садист. Кэрол пытали, чтобы получить от нее какую-то информацию. Допустим, сведения, компрометирующие убийцу. А она не хотела их сообщить или просто не знала, о чем идет речь.

— Какие же именно сведения?

— Не имею ни малейшего понятия. Но именно в этом ключ к разгадке. Моуди нашел ответ, и его убили.

— Но остается одна неясность. Если бы вас убили на улице, они не смогли бы получить интересующую их информацию. Это не согласуется с вашей версией, — заметил Анджели.

— Не совсем так. Допустим, информация содержится в моих пленках. Сама по себе она совершенно безвредная, но в сочетании с другими фактами может угрожать убийцам. Они оказываются перед выбором: или взять ее у меня, или убить меня самого, чтобы я не мог о ней рассказать. Сначала они попытались убрать меня, но совершили ошибку, убив Хансена. Затем они пошли по второму пути и хотели получить от Кэрол нужные им сведения. Ничего не добившись, они целиком сосредоточились на мне. Вы помните лимузин с потушенными фарами? За мной, вероятно, следили, и когда я отправился к Моуди. А потом, в свою очередь, стали следить за ним. И убили его, когда он узнал правду.

На лице Анджели появилось задумчивое выражение.

— Из всего сказанного следует вывод, что убийца не остановится, пока не покончит со мной, — спокойно заключил Джад. — Человек, о котором я говорил, не привык оставаться в проигрыше.

— Если вы правы, — заметил Анджели, обдумав слова доктора, — вам необходима защита, — он достал пистолет и проверил, заряжен ли он.

— Благодарю, Анджели, но пистолет мне ни к чему. Я собираюсь бороться с ними своим оружием.

В этот момент они услышали, как открылась дверь из коридора в приемную.

— Вы кого-нибудь ждете? — спросил Анджели.

— Нет, — покачал головой Джад. — Сегодня у меня нет приема.

Анджели с пистолетом в руке быстро подошел к двери из кабинета в приемную и, отступив в сторону, рывком открыл ее. На пороге с удивленным выражением на лице стоял Петер Хадли.

— Кто ты? — рявкнул Анджели.

— Все в порядке, — вмешался Джад, — это мой друг.

— Эй! Что здесь происходит? — воскликнул Петер.

— Извините, — Анджели убрал пистолет.

— Доктор Петер Хадли — детектив Френк Анджели. — Джад представил мужчин друг другу.

— Произошла маленькая неприятность, — объяснил Анджели. — Кабинет доктора Стивенса был…, взломан, и мы подумали, что вернулся кто-то из грабителей.

— Да, — поддержал его Джад. — Они не нашли то, что искали.

— Это имеет отношение к убийству Кэрол Робертс? — обеспокоенно спросил Петер.

— Мы не уверены, доктор Хадли, — ответил Анджели, прежде чем Джад успел открыть рот. — В настоящее время полиция попросила доктора Стивенса не обсуждать подробности с посторонними.

— Я понимаю, — согласился Петер и посмотрел на Джада. — Наш ленч сегодня остается в силе?

— Конечно, — Джад совершенно забыл об этом. Повернувшись к Анджели, он добавил:

— Думаю, мы обо всем договорились?

— Да, да, — ответил Анджели. — Вы по-прежнему уверены, что вам это не нужно? — он указал на пистолет.

— Благодарю, — Джад покачал головой.

— О'кей. Будьте осторожны.

— Постараюсь, — пообещал Джад. — Я постараюсь.

Во время ленча Джад был занят своими мыслями, а Петер не докучал ему лишними вопросами. Они поговорили об общих знакомых, пациентах. Петер все уладил с Харрисоном Бурком и договорился, чтобы того отправили в частную психиатрическую больницу.

— Я не знаю, что с тобой случилось, Джад, — сказал Петер, когда принесли кофе, — но если требуется моя помощь…

— Спасибо, Петер, — покачал головой Джад. — Я должен сам позаботиться о себе. Потом я тебе все расскажу.

— Надеюсь, ждать осталось недолго, — воскликнул Петер и, поколебавшись, добавил:

— Джад, тебе что-то угрожает?

— Конечно, нет, — успокоил его Джад. Если не считать маньяка, который совершил три убийства и твердо решил сделать Джада своей четвертой жертвой.

Глава 14

После ленча, когда такси везло его домой, Джад постарался взвесить свои шансы на выживание. Выходило, что они равнялись нулю. Что же так необходимо Дону Винтону? И кто такой Дон Винтон? Почему полиция ничего о нем не знает? Мог ли он скрываться под другим именем? Нет. Моуди ясно сказал:

«Дон Винтон».

Джад никак не мог сосредоточиться. Каждый толчок отзывался болью в его избитом теле. Он пытался найти какую-то связь в совершенных убийствах и покушениях на его жизнь. Удар ножом, пытки, автомобиль, бомба, мясной крюк. Ничего общего. Лишь безжалостное насилие. И никакой возможности предугадать, что ждет его впереди. Его самые уязвимые места — кабинет и квартира. Джад вспомнил совет Анджели. Он должен поставить новые, более надежные замки. И надо предупредить Майка и Эдди, чтобы те держали ухо востро. Им он мог доверять. Такси остановилось перед подъездом, и швейцар, подойдя к машине, открыл дверь.

Джад видел его впервые в жизни.

Перед ним стоял высокий мужчина в одежде Майка, в которую он с трудом втиснулся, со смуглым, изрытым оспинами лицом. На шее выделялся старый шрам. Такси отъехало, и Джад остался с ним наедине. Неожиданно его тело пронзила острая боль. «О боже, — подумал он, — только этого сейчас не хватает».

— Где Майк? — спросил Джад, стиснув зубы.

— В отпуске, доктор.

Доктор! Значит, незнакомец знает, кто он такой. Майк в отпуске? В декабре?

На лице швейцара появилась удовлетворенная ухмылка. Джад огляделся. Вдоль совершенно пустынной улицы дул сильный холодный ветер. Попытаться убежать? Но в теперешнем состоянии ему тяжело даже идти. Все тело ныло, и каждый вдох причинял боль.

— Вам нехорошо? — участливо осведомился незнакомец. Джад повернулся и, не отвечая, вошел в подъезд. По крайней мере он мог рассчитывать на помощь Эдди. Швейцар последовал за доктором. Эдди стоял в лифте спиной к двери. Джад, не останавливаясь, направился к нему. Главное, не оставаться наедине с этим мужчиной.

— Эдди! — позвал он.

Лифтер обернулся. Джад увидел уменьшенную копию швейцара, но без шрама. Не вызывало сомнений, что перед ним братья. Он остановился, зажатый между ними. В вестибюле больше никого не было.

— Поехали, — буркнул лифтер. На его лице играла та же удовлетворенная ухмылка, что и у его брата.

Итак, вот они, убийцы. Джад не сомневался, что перед ним не мозг всего происходящего, а простые исполнители его воли. Убьют ли его здесь, в вестибюле, или предпочтут это сделать в его собственной квартире? В квартире, решил он. Тогда тело обнаружат не сразу, и они успеют скрыться. Джад сделал шаг к квартире управляющего.

— Я должен поговорить с мистером Кацем о…

— Мистер Кац занят, — преградил ему путь швейцар.

— Я отвезу вас наверх, — добавил лифтер.

— Нет. Я…

— Делай, что тебе говорят.

Тут открылась входная дверь, и в вестибюль, смеясь и весело болтая, вошли две пары.

— На улице холоднее, чем в Сибири, — сказала одна из женщин.

— В такую погоду и собаку из дома не выгонят, — заметил ее спутник.

Они подошли к лифту. Швейцар и лифтер молча посмотрели друг на друга.

— Какой чудный вечер. Большое вам спасибо, — сказала вторая женщина, миниатюрная блондинка в норковом манто. Она, очевидно, собиралась попрощаться.

— Неужели нам не дадут по рюмочке, чтобы согреться, — запротестовали мужчины.

— Ужасно поздно, Джордж, — хихикнула первая женщина.

— Но на улице ниже нуля. Нам просто необходимо немного антифриза.

— Только один стаканчик — и мы уйдем, — поддержал его второй мужчина.

— Ну…

Джад затаил дыхание. Пожалуйста!

— Хорошо! — смилостивилась блондинка. — Но только один, все слышали?

Смеясь, они вошли в лифт. Джад быстро последовал за ними. Швейцар остался стоять, вопросительно глядя на своего брата. Тот пожал плечами, закрыл дверь, и лифт начал подниматься. Джад жил на пятом этаже. Если его спутники выйдут раньше, он вновь окажется в беде, если позже, у него появится шанс укрыться в своей квартире, забаррикадироваться там и вызвать помощь.

— Этаж?

— Я не представляю, — засмеялась маленькая блондинка, — что бы сказал мой муж, увидев меня поднимающейся в нашу квартиру с двумя незнакомыми мужчинами, — она повернулась к лифтеру. — Десятый.

— Пятый, — добавил Джад, глубоко вздохнув. Лифтер оглядел его долгим, все понимающим взглядом. На пятом этаже Джад вышел. Дверь лифта закрылась. Он направился к своей квартире, пошатываясь от боли. Достав ключ, он открыл дверь и с гулко бьющимся сердцем вошел в прихожую. У него оставалось не больше пяти минут. Джад запер дверь и прислонился к стене, борясь с тошнотой. С большим трудом он заставил себя подойти к телефону. Но кому звонить? Анджели? Тот дома, больной. Кроме того, что он скажет? У нас в доме новые швейцар и лифтер, и я думаю, что они хотят меня убить? Он стоял с трубкой в руке, не зная, что же предпринять. Теперь они войдут и найдут его совершенно беспомощным. Джад вспомнил выражение глаз мужчины со шрамом. Он должен их перехитрить, вырваться отсюда. Но, мой Бог, как?

Джад включил маленький телевизор, показывающий вестибюль. Там никого не было. Накатываясь волнами, вернулась боль. Он попытался сосредоточиться. Итак, положение критическое… Да… Критическое положение. Необходимы чрезвычайные меры. Комната поплыла у него перед глазами. Наконец взгляд остановился на телефоне. Чрезвычайные меры… Неотложная помощь… Джад поднес аппарат к лицу, чтобы различить цифры. Медленно, очень медленно он набрал номер. Трубку сняли лишь после пятого гудка. Язык у Джада заплетался. Боковым зрением он уловил движение на экране телевизора. Двое мужчин направлялись к лифту.

Его время истекло.

Братья бесшумно подошли к квартире Джада и встали по обе стороны от двери. Более высокий, Рокки, толкнул дверь. Она не поддалась. Он достал целлулоидную пластинку и, осторожно вставив ее в щелочку под замком, кивнул брату. Оба достали пистолеты с установленными на стволе глушителями. Рокки нажал на пластинку, замок открылся, и они вошли в прихожую, держа оружие наготове. Никаких следов Джада. Пройдя в гостиную, они увидели три закрытые двери. Второй из братьев, Ник, толкнул одну из них. Заперто. Он улыбнулся и, приставив дуло к замку, нажал на курок. Дверь бесшумно открылась. Они вошли в спальню. Никого. Ник остался осматривать шкафы, а Рокки вернулся в гостиную. Они не спешили, зная, что Джад совершенно беспомощен. Казалось, они наслаждались своей неторопливостью, смакуя время перед убийством.

Ник толкнул вторую дверь. Снова заперто. Еще один выстрел, и они вошли в кабинет. Пусто. Улыбнувшись друг другу, они пошли к третьей двери. Проходя мимо телевизора, Рокки схватил брата за руку. На экране они увидели троих мужчин, вбежавших в подъезд. Двое, в белых халатах, тащили носилки. Третий нес медицинский саквояж.

— Что за черт!

— Спокойно, Рокки. Кто-то заболел. В доме не меньше ста квартир.

Санитары занесли носилки в лифт, врач последовал за ними, и кабина пошла наверх.

— Дадим им пару минут, — сказал Ник. — Вдруг какой-нибудь несчастный случай. Тогда может приехать полиция.

— Какое невезение!

— Не волнуйся. Стивенс никуда не денется. Распахнулась входная дверь, и в квартиру вбежали врач и санитары с носилками. Убийцы едва успели убрать пистолеты.

— Он мертв? — спросил врач у братьев.

— Кто?

— Самоубийца. Жив или мертв?

Братья обменялись удивленными взглядами.

— Вы, парни, наверно, ошиблись, — ответил Ник. Врач протиснулся мимо них и толкнул закрытую дверь.

— Заперта. Помогите мне открыть ее. Братья молча наблюдали, как санитары высадили дверь. Врач прошел в спальню.

— Принесите носилки, — крикнул он и, подойдя к лежащему Джаду, спросил:

— С вами все в порядке?

— В больницу, — пробормотал Джад, не в силах открыть глаза.

— Мы уже едем туда.

Санитары внесли носилки, умело положили на них Джада И укрыли его одеялами.

— Пора сматываться, — буркнул Рокки. Заметив уходящих мужчин, врач наклонился над лежащим на носилках Джадом.

— Ну, как ты? — в его голосе слышалась искренняя забота.

— Прекрасно, — Джад попытался улыбнуться, но мышцы лица его не слушались. — Спасибо, Петер.

— Поехали? — кивнул Петер санитарам.

Глава 15

На этот раз Джада поместили в другую палату, но медицинская сестра осталась та же. Когда Джад открыл глаза, она сидела около кровати.

— Ну, вот мы и проснулись, — строго сказала она. — Доктор Харрис хочет вас видеть. Я передам, что вы проснулись, — она встала и вышла из палаты.

Джад осторожно сел, пошевелил руками и ногами, посмотрел на стул, стоящий у противоположной стены, сначала левым глазом, потом правым.

— Необходима консультация? — в палату вошел доктор Сеймур Харрис. — Похоже, вы становитесь нашим постоянным клиентом. Знаете, сколько вам уже это стоит? Нам придется обслуживать вас по льготному тарифу… Ну ладно, шутки в сторону. Как ты спал, Джад? — он присел на краешек постели.

— Как младенец. Что вы мне дали?

— Инъекцию фенобарбитала.

— Который час?

— Полдень.

— Мой Бог! — воскликнул Джад. — Я должен выбраться отсюда.

— Джад, тебе необходимо полежать два-три дня. А потом поехать на месяц отдохнуть.

— Благодарю, Сеймур.

— Только благодарности мне не нужны.

— У меня есть очень важное дело.

— Ты знаешь, кто самые отвратительные пациенты на свете? — вздохнул доктор Харрис. — Врачи. — Он сменил тему разговора, чувствуя свое поражение:

— Петер провел здесь всю ночь. Он звонит каждый час и очень беспокоится. Он считает, что прошлой ночью тебя хотели убить.

— Врачи очень мнительны.

— Ты психоаналитик, — пожал плечами Харрис. — Возможно. Ты знаешь, что делаешь, но я не поставил бы на это и пенни. Ты уверен, что не сможешь остаться здесь на несколько дней?

— Нет.

— О'кей, тигр. Я выпущу тебя завтра.

Джад начал протестовать, но Харрис тут же оборвал его.

— Никаких возражений. Сегодня воскресенье. В этот день все должны отдыхать.

— Сеймур…

— И еще. Мне бы не хотелось изображать курицу-наседку, но что ты ел в последнее время?

— Не знаю. По-моему, что и всегда.

— Непохоже. Ладно. Я дам мисс Бедпен двадцать четыре часа, чтобы она откормила тебя. И, Джад…

— Да?

— Будь осторожен. Мне не хотелось бы терять хорошего клиента, — и доктор Харрис вышел из палаты.

Джад на мгновение закрыл глаза. Когда он открыл их вновь, симпатичная ирландка в белоснежном халате вкатывала в палату уставленный тарелками столик.

— Вы проснулись, доктор Стивенс, — улыбнулась она.

— Сколько времени?

— Шесть часов вечера. Он проспал весь день.

— У вас сегодня праздничный обед — индейка. Завтра — Рождество.

— Я знаю, — ему не хотелось есть, пока он не откусил первый кусочек, и неожиданно понял, что голоден как волк. Доктор Харрис приказал выключить телефон, и Джада никто не беспокоил. Он лежал в кровати, набираясь сил. Завтра они наверняка ему понадобятся.

В десять утра следующего дня доктор Сеймур Харрис влетел в палату Джада.

— Как мой любимый пациент? — просиял он. — Ты становишься похожим на человека.

— Я чувствую себя почти человеком, — улыбнулся Джад.

— Прекрасно. К тебе посетитель. Я не хотел, чтобы он испугался, увидев тебя.

Петер. А может, Нора. В последнее время они только и делают, что навещают его в больнице.

— Это лейтенант Макгрейви, — продолжал доктор Харрис. У Джада перехватило дыхание. — Он очень хочет поговорить с тобой. Он уже здесь и только хотел убедиться, что ты проснулся.

Итак, его все же арестуют; Анджели болен, и Макгрейви может как угодно манипулировать фактами. Как только он попадет к нему в руки, не останется никакой надежды. Надо скрыться до того, как Макгрейви придет сюда.

— Попроси, пожалуйста, сестру позвать парикмахера, — сказал Джад. — Мне хотелось бы побриться, — его голос звучал, вероятно, не совсем обычно, потому что доктор Харрис как-то странно посмотрел на него. А может быть, Макгрейви успел рассказать о нем?

— Конечно, Джад, — и Харрис ушел.

Как только за ним закрылась дверь, Джад поднялся с постели. Две ночи и день полноценного сна сотворили чудо. Его еще немного пошатывало, но Джад не сомневался, что это скоро пройдет. Сейчас надо действовать быстро. Ему потребовалось лишь три минуты, чтобы одеться. Приоткрыв дверь, Джад убедился, что никто не может остановить его, и направился к служебной лестнице. Когда он начал спускаться, открылся лифт, и Макгрейви, выйдя из него, пошел к палате Джада. За ним следовали полицейский в форме и два детектива в гражданской одежде. Джад быстро сбежал вниз и вышел через приемный покой. В квартале от больницы он поймал такси.

Войдя в палату и увидев пустую кровать, Макгрейви повернулся к своим спутникам: «Удрал. Попытайтесь перехватить его в больнице».

Затем он склонился над телефоном.

— Это Макгрейви, — сказал он, соединившись с Девятнадцатым участком. — Срочно. Объявите всеобщий розыск. Доктор Стивенс… Джад. Мужчина. Белый. Возраст…

Такси подвезло Джада к месту работы. Теперь слово «безопасность» для него не существовало. Вернуться к себе в квартиру он не мог. Придется устраиваться где-нибудь в отеле. Заходить в кабинет тоже рискованно, но, к сожалению, необходимо. Ему нужен номер телефона.

Джад заплатил шоферу и вошел в вестибюль. Все тело ныло, но он понимал, что медлить нельзя. Маловероятно, чтобы они ждали его в кабинете, но зачем искушать судьбу. В данный момент вопрос заключался в том, кто доберется до него первым, полиция или убийцы.

Подойдя к кабинету, он открыл дверь и, войдя, тут же запер ее за собой. Комнаты казались чужими и враждебными, и Джад осознал, что больше никогда не сможет принимать здесь пациентов. Его охватила ярость. Какое право имел этот Дон Винтон так изменить его жизнь?! Он представил себе сцену, происшедшую после возвращения братьев с сообщением, что им не удалось убить его. Если Джад правильно представлял характер Дона Винтона, тот, наверное, чуть не лопнул от злости. И следующее покушение не заставит себя ждать.

Джад пришел в кабинет, чтобы взять телефон Анны. Потому что в больнице он кое-что вспомнил: во-первых, Анна несколько раз приходила перед Джоном Хансеном, во-вторых, она часто болтала с Кэрол. Что если та сообщила ей какую-нибудь безобидную информацию, ставшую теперь смертельно опасной. И если так, ее надо предупредить.

Открыв ящик стола, он достал адресную книгу и, найдя телефон Анны, снял трубку.

— Коммутатор слушает, — ответил бесстрастный голос. — По какому номеру вы звоните?

Джад продиктовал номер. Через некоторое время телефонистка ответила: «Извините, но вы неправильно набрали номер. Проверьте, пожалуйста, еще раз по телефонному справочнику».

— Благодарю вас, — ответил Джад и положил трубку. Он вспомнил, что его служба ответов также не сумела связаться с Анной. Должно быть, он неправильно переписал номер в книгу. Но ему необходимо поговорить с ней.

Через пятнадцать минут, записав адрес Анны: 617 Вудсайд-авеню, Бейонн, Нью-Джерси, Джад стоял в пункте проката автомобилей. Еще несколько минут спустя он выехал из гаража. Проехав квартал, Джад свернул на перпендикулярную улицу и, убедившись, что за ним не следят, направился к мосту Джорджа Вашингтона и далее в Нью-Джерси. Приехав в Бейонн, он остановился на бензозаправке, чтобы узнать, куда ехать дальше.

— На углу налево и там третья улица направо, — ответили ему.

Поблагодарив, Джад поехал в указанном направлении. От одной мысли, что ему предстоит увидеться с Анной, его сердце учащенно забилось. Что он должен сказать, чтобы не испугать ее? Будет ли дома ее муж?

Повернув на Вудсайд-авеню, Джад посмотрел на номера домов. Начинаются с девятки, а сами здания маленькие, старые и довольно обшарпанные. Он поехал дальше. Номера начинались уже с семерки, но дома превратились просто в лачуги. Анна же жила в прекрасном, окруженном лесом доме. Здесь деревьями и не пахло. Подъезжая к указанному дому, Джад уже предчувствовал, что он там увидит. Вместо номера 617 оказался заросший бурьяном пустырь.

Глава 16

Он сидел в машине, стараясь понять, что же происходит. Неправильный телефонный номер мог оказаться ошибкой. Можно случайно указать не тот адрес. Но не то и другое вместе. Анна сознательно обманывала его. И если она обманула его с адресом, то что же еще могло быть ложью? Джад заставил себя объективно проанализировать все, что он действительно знал о ней. Анна пришла к нему в кабинет без всяких рекомендаций и настояла, чтобы он принял ее. За четыре недели ей удалось сохранить в тайне ту проблему, которую, по ее словам, она затруднялась разрешить сама, а затем неожиданно объявила, что все в порядке и она уходит. После каждого посещения она платила наличными, и теперь не представлялось возможным отыскать ее по чекам. Какую же цель преследовала она, сначала став его пациентом, а потом исчезнув? Напрашивался лишь один ответ. Джаду стало нехорошо.

Чтобы подготовить его убийство, необходимо узнать распорядок дня, планировку кабинета и прочие мелочи. И кто мог сделать это лучше, чем пациент? Вот зачем приходила к нему Анна. Ее послал Дон Винтон. Она узнала все, что требовалось, и пропала, не оставив следа.

Если это притворство, то как легко он на него клюнул. Она, наверно, смеялась до упаду, рассказывая Дону Винтону о встречах с ним, этим идиотом, называющим себя психоаналитиком и знающим все о характерах людей. Он по уши влюбился в женщину, которую сам интересовал лишь как объект убийства. Неплохо для знатока человеческих душ. Мог бы получиться любопытный доклад для Американской психиатрической ассоциации.

Но если это не так? Допустим, Анна приходила к нему с вполне реальной проблемой, используя вымышленное имя, потому что боялась вызвать чье-то недовольство. Со временем проблема разрешилась, и она пришла к выводу, что больше не нуждается в его помощи. Но Джад понимал, что это слишком просто. Шестое чувство подсказывало ему, что в объяснении ее загадочного поведения лежал ключ к пониманию происходящего. Возможно, Анну заставили действовать против ее воли. Но даже придя к этому выводу, Джад чувствовал себя дураком. Он представлял ее благородной дамой, попавшей в беду, а себя — рыцарем в сверкающих доспехах. Подготавливала ли она его убийство? Он обязан это выяснить любым способом.

Из дома напротив вышла пожилая женщина в потрепанном халате и пристально посмотрела на него. Джад включил мотор, развернул автомобиль и поехал к мосту Джорджа Вашингтона. Сзади несколько машин. Любая из них могла следовать за ним из самого Нью-Йорка. Но разве они будут следить за ним? Они нападут, едва увидев его. Но он не станет сидеть и ждать. Он должен напасть сам, выбить их из колеи, привести Дона Винтона в такую ярость, что тот ошибется и подставит себя под удар. И это надо сделать до того, как Макгрейви схватит его самого и посадит за решетку.

Подъезжая к Манхеттену, Джад уже не сомневался в том, что Анна — единственный путь к раскрытию тайны. И завтра она покинет Америку.

И тут Джад понял, что у него остался один шанс отыскать ее.

Перед рождественскими праздниками в кассах Пан-Ам всегда полно туристов, собирающихся лететь во все концы света. Джад подошел к стойке и попросил позвать администратора. Девушка в форме Пан-Ам, одарив его профессиональной улыбкой, предложила подождать: администратор звонил по телефону.

— Чем я могу вам помочь?

Джад обернулся. Перед ним стоял высокий мужчина средних лет, с усталым лицом.

— Я Френдли, Чарльз Френдли. Что я могу для вас сделать?

— Доктор Стивенс. Я пытаюсь найти одного из моих пациентов. Она заказала билет на самолет, вылетающий завтра в Европу.

— Фамилия?

— Блейк. Анна Блейк, — он на секунду запнулся. — Возможно, билеты заказаны на мистера и миссис Энтони Блейк.

— Куда она летит?

— Я…, я не уверен.

— Она вылетает утром или днем?

— Я даже не знаю, летит ли она самолетом вашей компании.

— Тогда, боюсь, я ничем не смогу вам помочь, — холодно заметил мистер Френдли.

— Это очень важно, — Джад почувствовал охватывающую его панику. — Я должен найти ее до того, как она улетит.

— Доктор, самолеты Пан-Ам один или более раз в день отправляются в Амстердам, Барселону, Берлин, Брюссель, Копенгаген, Дублин, Дюссельдорф, Франкфурт, Гамбург, Лиссабон, Лондон, Москву, Мюнхен, Штутгарт и Вену. Как, впрочем, и самолеты других международных компаний. Вам придется связаться с каждой из них. И я сомневаюсь, что они смогут вам помочь, если вы не знаете время отправления, — на лице администратора отразилось нетерпение. — А теперь прошу меня извинить, — он повернулся, чтобы уйти.

— Подождите! — воскликнул Джад. Как он мог объяснить, что это его последний шанс остаться в живых, его последняя надежда выяснить, кто пытается его убить.

— Да? — Френдли смотрел на него с плохо скрываемым раздражением.

— Разве у вас нет общей компьютерной системы? — спросил Джад, выдавив из себя заискивающую улыбку, — которая может сообщить сведения о…

— Если вам известен номер рейса, — оборвал его Френдли и ушел.

Джад стоял, не в силах сдвинуться с места. Шах и мат. Он потерпел поражение. Дальше пути нет.

Мимо прошла группа итальянских священников в черных до пола сутанах и шляпах с широкими полями, будто шагнувших сюда прямо из средних веков. Они о чем-то оживленно говорили и, судя по всему, подшучивали над самым молодым из них, юношей лет двадцати. «Должно быть, возвращаются после отпуска в Рим, — подумал Джад, невольно прислушиваясь к их болтовне. — Рим… Анна полетит туда…опять Анна».

— …guarda te che ha fatta il Don Vinton^[1].

Джад остановился как вкопанный. Кровь бросилась ему в лицо. Он схватил за руку маленького толстяка, произнесшего эти слова.

— Извините меня, — он вдруг охрип. — Вы только что сказали «Дон Винтон»?

Священник, ничего не понимая, взглянул на Джада, похлопал его по плечу и хотел отвернуться.

— Подождите! — Джад крепко держал его за руку.

— Е un americano matto^[2], — сказал толстяк, глядя на остальных.

На Джада обрушился вихрь итальянских слов. Краешком глаза он заметил наблюдающего за ним мистера Френдли. Тот вышел из-за стойки и направился к ним. Джад старался подавить поднимающуюся в нем панику. Он отпустил руку священника и, наклонившись к нему, отчетливо произнес: «Дон Винтон».

Тот пристально посмотрел на Джада, а затем его лицо расплылось в широкой улыбке: «Don Vinton».

Администратор быстро приближался. Джад поощряюще кивнул. Священник указал на юношу: «Дон Винтон — Большой Человек».

И наконец все стало ясно.

Глава 17

— Не так быстро, — прохрипел Анджели. — Я не могу понять ни слова.

— Извините, — Джад глубоко вздохнул. — Я нашел ответ, — он так обрадовался, услышав голос Анджели. — Я знаю, кто пытается меня убить. Я знаю, кто такой Дон Винтон.

— Мы не нашли никакого Дона Винтона, — скептически заметил Анджели.

— А знаете почему? Такого человека нет.

— Вы можете говорить медленнее?

— Дон Винтон — это не имя, — голос Джада дрожал от возбуждения. — Это итальянское выражение. Оно означает «Большой Человек». Именно это и пытался сказать Моуди. Что за мной охотится «Большой Человек».

— Я не понимаю, доктор.

— Это выражение не имеет смысла в английском языке, но, если вы скажете его на итальянском, неужели оно вам ни о чем не напомнит? Организация убийц, возглавляемая Большим Человеком?

Последовало долгое молчание.

— Коза ностра?

— Кто еще мог собрать столько убийц и такой арсенал оружия? Кислота, бомбы, пистолеты? Помните, я говорил вам, что человек, которого мы ищем, должен быть выходцем из южных стран Европы или латиноамериканцом? Он итальянец!

— Это не имеет смысла. С какой стати Коза ностра хочет вас убить?

— Не имею понятия. Но я прав. И это согласуется со словами Моуди. Он говорил, что за мной охотится группа людей.

— Это самая безумная идея, которую я когда-либо слышал, — заметил Анджели. И после паузы добавил:

— Но, полагаю, все возможно.

Джад почувствовал безмерное облегчение. Если бы Анджели отказался его слушать, к кому еще ему обращаться?

— Вы кому-нибудь говорили об этом?

— Нет.

— И не надо! Если вы правы, от этого зависит ваша жизнь. Не появляйтесь около квартиры и кабинета.

— Хорошо, — пообещал Джад. — Кстати, не знаете ли вы, получил Макгрейви ордер на мой арест?

— Да, — ответил Анджели и, поколебавшись, добавил:

— Если Макгрейви вас схватит, вы не доберетесь живым до полицейского участка.

Мой Бог! Значит, он прав насчет Макгрейви. Но он не верил, что лейтенант — организатор всех убийств. Кто-то направлял его… Дон Винтон. Большой Человек.

— Вы меня слушаете?

— Да… — во рту у Джада пересохло. Мужчина в сером пальто стоял у телефонной будки и смотрел на него. Тот ли это мужчина, которого он видел раньше?

— Анджели…

— Да?

— Я не знаю остальных убийц. Я не знаю, как они выглядят. Как мне остаться в живых, пока их не поймают? Мужчина по-прежнему смотрел на него.

— Мы выйдем прямо на ФБР. У одного моего приятеля там большие связи. Он позаботится о вашей безопасности. О'кей? — голос Анджели вселял уверенность.

— О'кей, — благодарно ответил Джад.

— Где вы находитесь?

— В телефонной будке в нижнем вестибюле здания Пан-Ам.

— Никуда не уходите. Держитесь в гуще людей. Я к вам еду, — раздались короткие гудки, Анджели положил трубку.

Макгрейви положил трубку на рычаг, а в груди возникло щемящее чувство. За долгие годы он привык иметь дело с убийцами, насильниками, мерзавцами всех мастей, и глубоко внутри у него сформировалась защитная оболочка, дающая возможность по-прежнему верить в доброту и человечность.

Но продажный полицейский — это совсем другое дело. Коррупция полицейских — это та ржавчина, которая разъедает все изнутри. За спиной послышались шаги, а затем невнятные голоса, но он не обернулся. Двое полицейских провели здоровенного верзилу в наручниках. У одного был синяк под глазом, другой прижимал платок к разбитому носу. Эти парни каждый день рискуют жизнью, но никогда не попадут на первые страницы газет. А полицейский-преступник всегда будет сенсацией. И кто? Его собственный напарник.

Поднявшись, он вышел в коридор, подошел к кабинету капитана и, постучав, вошел. За обшарпанным столом с сигарой во рту сидел капитан Бертелли, рядом с ним два агента ФБР.

— Ну? — спросил капитан, подняв голову.

— Все точно, — ответил Макгрейви. — Сержант подтвердил, что он зашел и взял ключ Кэрол Робертс в среду днем и вернул его около полуночи. Поэтому тест на парафин дал отрицательный результат. Он проник в кабинет доктора Стивенса, воспользовавшись настоящим ключом. Сержант не задал никаких вопросов, потому что знал, что Анджели работает по этому делу.

— Вам известно, где он сейчас? — спросил младший из агентов.

— Нет. Мы потеряли его след. Он может быть где угодно.

— Он охотится за доктором Стивенсом, — вмешался второй агент.

— Какие шансы у доктора остаться в живых? — спросил капитан Бертелли.

— Если они найдут его первыми, никаких. Капитан кивнул.

— Мы должны найти его. И мне нужен Анджели. Живым или мертвым, — он посмотрел на Макгрейви. — Но он должен быть здесь.

— Кто-нибудь знает, что вы уехали со мной? — спросил Анджели.

— Ни один человек, — успокоил его Джад.

— Вы никому не говорили о своих подозрениях насчет «Коза ностры»?

— Только вам.

Они пересекли мост Джорджа Вашингтона и направились в Нью-Джерси. Как все изменилось. Раньше его наполняло предчувствие беды, а теперь, рядом с Анджели, он больше не чувствовал себя дичью. Он стал охотником. И эта мысль принесла удовлетворение.

По предложению Анджели Джад оставил взятый напрокат автомобиль и пересел в полицейскую машину детектива. Они мчались на север по Интерстейт Парквей. В Оранджбурге они свернули и направились к Олд Таппану.

— Просто потрясающе, доктор, что вы разобрались в происходящем.

— Мне следовало понять это раньше, когда стало ясно, что тут замешан не один человек, а организация, использующая профессиональных убийц. Думаю, Моуди заподозрил это, как только обнаружил бомбу в моей машине. Они имеют доступ к любому оружию.

И Анна. Она участвовала в операции, подготавливая его убийство. Тем не менее он не испытывал к ней ненависти. Что бы она ни сделала. Анджели свернул на узкую дорогу, ведущую к лесу.

— Ваш друг знает о нашем приезде? — спросил Джад.

— Я позвонил ему. Он готов нас принять.

Они проехали чуть больше мили и остановились перед высокими воротами. Наверху Джад заметил небольшую телевизионную камеру. Раздался щелчок, ворота раскрылись и тут же захлопнулись вслед за ними. Теперь они ехали по длинной аллее. Впереди, сквозь деревья, Джад видел огромный дом. На крыше в лучах зимнего солнца сверкала бронзовая белочка.

Без хвоста.

Глава 18

В залитом неоновым светом, звуконепроницаемом центре связи полиции Нью-Йорка двенадцать операторов, по шесть с каждой стороны, сидели перед гигантским коммутатором. Как только поступал сигнал, оператор по пневмопочте передавал его содержание диспетчеру, который, в свою очередь, связывался с полицейским участком или патрульной машиной. Звонки не прекращались ни днем, ни ночью. Они обрушивались на операторов, как река трагедий, текущая от обитателей метрополиса. Мужчины и женщины, испуганные, одинокие, отчаявшиеся, пьяные, избитые, умирающие…

В этот понедельник напряжение в центре возросло еще больше. Хотя операторы по-прежнему с предельным вниманием делали свое дело, они ощущали присутствие детективов и агентов ФБР, которые приходили и уходили, отдавали и получали приказы, развертывая огромную электронную сеть для поимки Джада Стивенса и Френка Анджели.

Войдя, Макгрейви увидел, что капитан Бертелли разговаривает с Алланом Салливаном, членом муниципальной комиссии по преступности. Макгрейви встречал его раньше и знал как честного и решительного человека. Заметив детектива, капитан замолчал и вопросительно посмотрел на него.

— Кое-что есть», — сказал Макгрейви. — Мы нашли свидетеля, ночного сторожа из дома напротив. В среду, когда неизвестные вломились в кабинет доктора Стивенса, он как раз дежурил и видел, что в подъезд вошли двое мужчин. Они открыли дверь своим ключом, поэтому он решил, что они там работают.

— Вы показали ему фотографии?

— Да. Он опознал Анджели.

— Считается, что в среду Анджели находился дома в постели?

— Да.

— Как насчет второго мужчины?

— Сторож его плохо рассмотрел. Один из операторов повернулся к ним.

— Вас, капитан. Дорожная полиция Нью-Джерси.

— Капитан Бертелли слушает, — сказал он, взяв трубку. — Вы уверены?… Хорошо!.. Направьте туда все машины. Перекройте дороги. Чтобы мышь не проскочила. Держите нас в курсе… Благодарю, — он взглянул на Макгрейви и Салливана. — Похоже, нам повезло. Патрульный в Нью-Джерси заметил машину Анджели в районе Бранджбурга. Дорожная полиция сейчас прочесывает этот район.

— Доктор Стивенс?

— Сидел рядом с Анджели. Живой. Не волнуйтесь. Они их найдут.

Макгрейви достал две сигары и, зная, что Салливан не курит, протянул одну Бертелли, а вторую взял себе.

— Мы узнали некоторые интересные подробности из жизни доктора Стивенса, — сказал он, выпустив облако дыма. — Я только что говорил с его другом, доктором Петером Хадли. Несколько дней назад, когда Хадди зашел в кабинет к доктору Стивенсу, он застал там Анджели с пистолетом в руке. Анджели понес какую-то чушь о том, что они ждут вора. Но я думаю, что появление доктора Хадли спасло Стивенсу жизнь.

— Как вы вышли на Анджели? — спросил Салливан у Макгрейви.

— Сначала прошел слух, что Анджели берет деньги с владельцев магазинов. Когда я стал проверять пострадавших, все они молчали как рыбы. Их запугали, но кто именно, я так и не узнал. Анджели я ни о чем не сказал, но стал пристально за ним наблюдать. Когда убили Хансена, Анджели подошел ко мне и спросил, не может ли он работать со мной по этому делу. При этом он что-то говорил о том, как он восхищается мной и моими методами и вообще всегда мечтал стать моим напарником. Я понимал, что это неспроста, но, получив разрешение капитана Бертелли, пошел ему навстречу. Неудивительно, что ему хотелось заняться расследованием этого преступления. Он замешан в нем по уши. Не зная о роли доктора Стивенса в убийствах Джона Хансена и Кэрол Робертс, я тем не менее решил использовать его, чтобы вывести Анджели на чистую воду. Я сказал ему, что собираюсь посадить доктора в тюрьму по обвинению в убийстве. Я считал, что теперь Анджели, почувствовав себя в безопасности, расслабится и потеряет бдительность.

— И что, получилось?

— Нет. Анджели удивил меня, изо всех сил стараясь помочь доктору Стивенсу избежать ареста.

— Но почему? — спросил Салливан.

— Потому что он пытался убить доктора и не смог бы добраться до него в тюрьме.

— Когда Макгрейви начал нагнетать атмосферу, — вмешался капитан Бертелли, — Анджели пришел ко мне и намекнул, что лейтенант относится к доктору с предубеждением.

— Потом мы убедились, что находимся на правильном пути, — продолжал Макгрейви. — Стивенс нанял частного детектива Нормана Моуди. Я посмотрел дело Моуди и обнаружил, что он уже сталкивался с Анджели, который обвинил его клиента в хранении наркотиков. Моуди утверждал, что дело сфабриковано. Похоже, он был прав.

— Итак, Моуди повезло, и он сразу нашел ответ.

— Удача тут ни при чем. У Моуди светлая голова. Он сразу предположил, что Анджели замешан в этом деле. Найдя бомбу в машине Стивенса, он передал ее ФБР и попросил определить, кто ее поставил.

— Он опасался, что, если она попадет в полицию, Анджели найдет способ от нее избавиться?

— Я тоже так думаю. Но кто-то ошибся, и Анджели послали копию донесения. Теперь он знал, что Моуди следит за ним. Но настоящая удача пришла, когда Моуди сказал «Дон Винтон».

— «Большой Человек» в «Коза ностра»?

— Да. По непонятной нам причине кто-то в «Коза ностра» стремится убрать доктора Стивенса.

— Как вам удалось связать Анджели с «Коза ностра»?

— Я вновь обратился к тем торговцам, у которых вымогал деньги Анджели. Когда я упомянул «Коза ностра», они все рассказали. Анджели работал на одну из семей, но стал слишком жаден и решил поживиться на стороне.

— Почему «Коза ностра» хочет убить доктора Стивенса?

— Я не знаю. Мы рассматриваем несколько версий, — Макгрейви тяжело вздохнул. — Мы допустили две серьезные ошибки. Анджели ускользнул от слежки, а доктор Стивенс удрал из больницы прежде, чем я успел предупредить его и предоставить убежище.

— Капитан Бертелли, — позвал оператор. Капитан схватил трубку и затем, ничего не говоря, медленно положил ее на рычаг.

— Они потеряли его, — сказал он, повернувшись к Макгрейви.

Глава 19

Энтони Демарко обладал «мана». Джад физически ощущал исходящие от него волны обжигающей энергии. Когда Анна говорила, что ее муж красив, она не преувеличивала.

У Демарко было классическое римское лицо с безупречной линией носа, угольно-черными глазами и седыми прядями в темно-каштановых волосах. Высокий и атлетически сложенный, чуть старше сорока лет, он двигался с мягкой грацией лесного зверя.

— Что бы вы хотели выпить, доктор? — спросил он мелодичным голосом.

Джад покачал головой, зачарованный стоящим перед ним мужчиной. Любой мог бы поклясться, что перед ним совершенно нормальный, милый человек, радушный хозяин, встречающий дорогого гостя. Они находились в большой, отделанной деревом библиотеке. Джад, Демарко, детектив Анджели, Рокки и Ник Ваккаро, пытавшиеся убить доктора в его квартире. Теперь Джад знал, против кого он боролся. Если слово «боролся» соответствовало действительности. Он сам влез в ловушку, сам позвонил и пригласил Анджели приехать и забрать его! Анджели — Иуда, приведший его на бойню.

— Я много слышал о вас, — Демарко разглядывал его с искренним интересом. Джад промолчал.

— Извините за то, что пришлось привезти вас сюда не совсем обычным способом, но мне хотелось задать вам несколько вопросов, — он улыбнулся. Джад предчувствовал его слова и лихорадочно обдумывал ответ.

— О чем вы говорили с моей женой, доктор Стивенс?

— С вашей женой? — в голосе Джада звучало изумление. — Я не знаю вашей жены.

Демарко укоряюще покачал головой.

— В последний месяц она приходила к вам два раза в неделю.

Джад нахмурился.

— У меня нет пациентки по фамилии Демарко.

— Возможно, — Энтони понимающе кивнул. — Она использовала другое имя. Например, свою девичью фамилию. Блейк. Анна Блейк.

— Анна Блейк? — казалось, Джад искренне удивлен. Братья Ваккаро придвинулись ближе.

— Нет, — резко бросил Демарко. Он повернулся к Джаду, его дружелюбие исчезло. — Доктор, если вы пытаетесь шутить со мной, учтите, что вам это даром не пройдет.

Джад взглянул ему в глаза и понял, что тот не шутил. Его жизнь висела на волоске.

— Делайте что вам угодно, — негодующе воскликнул он. — До этого момента я понятия не имел, что Анна Блейк — ваша жена.

— Возможно, это правда, — вмешался Анджели. — Он…

— О чем вы говорили с моей женой? — повторил Демарко, игнорируя слова Анджели.

Итак, наступила развязка. Как только Джад увидел бронзовую белочку на крыше, он все понял. Анна не участвовала в подготовке убийства. Она — жертва, как и он сам. Анна выходила замуж за преуспевающего владельца строительной компании, не подозревая, кто он есть на самом деле. Затем в какой-то момент она заподозрила, что ее муж занимается темными и страшными делами. Не имея возможности поговорить с кем-нибудь из близких, Анна обратилась к помощи психоаналитика, совершенно незнакомого человека, которому она могла бы все рассказать. Но в кабинете Джада обязательства, данные мужу, не позволили ей обсуждать то, что ее волновало.

— Практически ни о чем, — ответил Джад ровным голосом. — Ваша жена отказалась сказать, в чем заключается ее проблема.

— Вы должны придумать что-то посущественнее, — Демарко буравил доктора своими черными глазами. Как он, наверное, испугался, узнав, что его жена, жена главаря «Коза ностра», ходит к психоаналитику. Неудивительно, что Демарко начал убивать, чтобы добраться до записей бесед с Анной.

— Повторяю, ваша жена не захотела говорить о том, что ее беспокоит.

— Это заняло бы десять секунд. Я точно знаю, сколько времени она проводила в вашем кабинете. О чем она говорила? Она наверняка сказала, кто я такой?

— Только то, что вы — владелец строительной компании. — Демарко продолжал пристально смотреть на Джада, и тот почувствовал, как на лбу выступают капельки пота.

— Я читал о психоанализе, доктор. Пациент говорит обо всем, что у него на душе.

— Это часть терапии. Именно поэтому я никуда не продвинулся с миссис Блейк, миссис Демарко. Я собирался сказать ей, что она не нуждается в моих услугах.

— Но не сказали?

— Необходимость в этом отпала. В пятницу Анна сообщила мне, что улетает в Европу.

— Анна передумала. Она не хочет ехать со мной в Европу. Вы знаете почему?

— Нет, — Джада удивил этот вопрос.

— Из-за вас, доктор.

У Джада екнуло сердце, но он постарался ничем себя не выдать.

— Я не понимаю.

— Конечно, вы понимаете. У нас с Анной прошлой ночью состоялся долгий разговор. Она думает, что совершила ошибку, выйдя за меня замуж. Она несчастлива со мной и считает, что должна уйти к вам, — Демарко говорил почти гипнотическим шепотом. — И я хочу, чтобы вы рассказали обо всем, что происходило в то время, когда вы оставались в кабинете вдвоем, а она лежала на вашей кушетке.

Он ей не безразличен? Вихрь чувств захлестнул Джада. Но какую пользу принесет это им обоим? А Демарко пристально смотрел на него, ожидая ответа.

— Ничего не происходило. Если вы знакомы с основами психоанализа, то должны знать об эмоциональной трансформации, происходящей с каждой из пациенток. В тот или другой момент она приходит к выводу, что влюблена в своего доктора. Это быстро проходит. — Демарко смотрел Джаду прямо в глаза. — Почему вы решили, что Анна приходила повидаться со мной?

Демарко подошел к большому письменному столу и взял нож для резки бумаги, выполненный в виде обоюдоострого кинжала.

— Один из моих людей видел, как Анна вошла в тот дом, где вы работаете. Там принимают и детские врачи, поэтому он решил, что она готовит для меня маленький сюрприз. Ее проследили до вашего кабинета, — он повернулся к Джаду. — Это был сюрприз, можете не сомневаться. Она ходит к психиатру. Жена Энтони Демарко! И рассказывает о моих личных делах.

— Я же говорил, что…

— Commissione^[3] собрал совещание, — мягким голосом продолжал Демарко. — Они решили, что я должен убить ее, как мы убиваем любого предателя. — Теперь он ходил по комнате, напоминая Джаду опасного, загнанного в клетку зверя. — Но они не могут приказывать мне, как простому крестьянину. Я, Демарко, Саро^[4]. Я пообещал им, что, если она обсуждала мои личные дела, я убью человека, с которым она говорила. Вот этими двумя руками, — он вытянул вперед руки с кинжалом в одной из них. — Это вы, доктор.

— Вы делаете ошибку, если…

— Нет. Знаете, кто сделал ошибку? Анна, — он оглядел Джада с головы до ног. — Как она могла даже подумать, что вы лучше меня? — в его голосе слышалось искреннее удивление. Кто-то из братьев Ваккарао хихикнул. — Вы — ничто. Ничтожество, которое каждый день идет в свой кабинет и зарабатывает…, сколько? Тридцать тысяч в год? Пятьдесят? Сто? Да я делаю больше за неделю, — под давлением бушующих в нем страстей маска Демарко сползала все быстрее. Он начал говорить короткими отрывистыми фразами, его красивое лицо исказилось. Анна видела лишь респектабельный фасад Демарко. Джад же смотрел в открывшееся лицо маньяка, жаждущего убивать, убивать, убивать. — Ты и эта маленькая putana нашли друг друга!

— Это не так, — возразил Джад. Глаза Демарко сверкнули.

— Она для тебя ничего не значит?

— Я уже говорил вам. Она — обычный пациент.

— О'кей, ты сам скажешь ей об этом.

— Скажу ей что?

— Что тебе на нее наплевать. Я пришлю ее сюда. Я хочу, чтобы ты поговорил с ней наедине.

У Джада забилось сердце. Ему дадут шанс спасти себя и Анну. Демарко махнул рукой, и все, кроме Джада, вышли из библиотеки. Он улыбнулся, маска вновь заняла свое место.

— Пока Анна ничего не знает, она будет жить. Вы должны убедить ее поехать со мной в Европу.

У Джада пересохло во рту. В глазах Демарко появился победный блеск. И Джад знал почему. Он недооценил своего противника. И совершил роковую ошибку.

Демарко не играл в шахматы, но понимал, что владеет пешкой, делающей Джада совершенно беспомощным. Анна. Что бы Джад ни предпринял, она будет в опасности. Если он пошлет ее в Европу, ничего не изменится. Демарко не позволит ей жить. Коза ностра не разрешит этого. В Европе устроят «несчастный случай». Но, если Джад посоветует Анне не ехать, она, выяснив, что с ним произошло, попытается вмешаться и тут же погибнет. Выхода не было: он мог лишь выбрать меньшее из двух зол.

Из окна спальни на втором этаже Анна наблюдала прибытие Джада и детектива Анджели. В первую секунду она с замиранием сердца подумала, что Джад приехал увезти ее из этого ужасного дома. Но тут Анджели достал пистолет и подтолкнул доктора к двери.

В последние два дня Анна узнала всю правду о своем муже. До этого у нее имелись лишь смутные подозрения, настолько невероятные, что она старалась отмести их в сторону. Все началось несколько месяцев назад, когда она поехала в театр и вернулась неожиданно рано, потому что главный герой напился и в середине второго акта свалился со сцены. Энтони предупредил, что у них дома состоится деловая встреча, но она должна закончиться до ее возвращения. Когда Анна приехала, совещание еще продолжалось. И прежде чем ее удивленный муж успел захлопнуть дверь в библиотеку, до нее донесся чей-то сердитый возглас: «Я требую, чтобы мы напали на фабрику сегодня и покончили с этими мерзавцами раз и навсегда». Эти слова, жестокость, написанная на лицах незнакомцев, возбуждение мужа взволновали Анну. Но она поверила сбивчивым объяснениям Энтони, потому что отчаянно хотела, чтобы они оказались правдой. За время их совместной жизни она видела лишь нежного, заботливого мужа. Правда, иногда у него случались вспышки гнева, но он тут же брал себя в руки.

Через пару недель после театрального инцидента Анна сняла трубку, чтобы позвонить, и услышала голос Энтони, разговаривающего с параллельного аппарата: «Сегодня ночью мы возьмем груз из Торонто. Подбери человека, который займется охранником. Он с нами не связан».

Она положила трубку, вся дрожа. «Возьмем груз», «займется охранником» — зловещие слова, но они могли оказаться и невинными деловыми фразами. Осторожно, как бы между прочим, Анна попыталась спросить Энтони о его деловой деятельности и будто наткнулась на стальную стену. Перед ней возник сердитый незнакомец, приказавший ей заниматься домом и не совать нос в чужие дела. Они поссорились. На следующий день Энтони подарил ей бриллиантовое колье и извинился.

Еще через месяц Анна проснулась в четыре утра от стука закрывшейся двери. Она накинула халат и спустилась вниз. Из библиотеки доносились громкие голоса. Приоткрыв дверь, она увидела Энтони и еще пять-шесть незнакомых ей людей, о чем-то горячо спорящих. Боясь, что он рассердится за ее приход, Анна поднялась наверх и легла в постель. На следующее утро за завтраком. Анна спросила, как он спал.

— Прекрасно, — ответил Энтони. — Я уснул часов в десять и ни разу не просыпался.

Теперь Анна поняла, что ее ждут неприятности. Она еще не представляла, какие именно, так как не знала ничего конкретного кроме того, что ее муж по какой-то непонятной ей причине говорит неправду. Какими делами мог он заниматься в четыре утра, да еще с людьми, сильно смахивающими на преступников? Она боялась вновь поговорить об этом с Энтони. Ее охватывала паника. И она ни с кем не могла поделиться своими страхами.

Несколько дней спустя за обедом в загородном клубе кто-то упомянул психоаналитика Джада Стивенса и восхищался его талантом. Анна запомнила имя и на следующей неделе пришла к нему в кабинет.

Первая же встреча с Джадом перевернула ее жизнь. Казалось, ее втянуло в гигантский водоворот. В полном замешательстве Анна едва могла говорить и вышла из кабинета, чувствуя себя школьницей, влюбившейся первый раз в жизни. Она решила, что больше никогда не придет туда, но вернулась, чтобы доказать себе, что случившееся лишь досадное недоразумение. Во второй раз реакция оказалась еще сильнее. Анна всегда считала себя спокойной и реалистически мыслящей женщиной, а тут влюбилась по уши. Она не нашла в себе сил обсуждать с Джадом проблемы, касающиеся ее мужа, поэтому они говорили о другом, и с каждой встречей Анна убеждалась, что ее все сильнее тянет к этому многое понимающему человеку.

Анна осознавала, что это бесполезно, она никогда не разведется с Энтони. Что она за человек, если через шесть месяцев семейной жизни влюбилась в другого мужчину. Нет, больше она не будет встречаться с Джадом.

А затем начали происходить странные события. Убили Кэрол Робертс, Джада сбил автомобиль, она прочла в газетах, что Джад находился в холодильнике компании «Пять Звезд», когда полиция нашла там труп Моуди. Название показалось ей знакомым. Она вспомнила, что видела фирменный бланк этой компании на столе у Энтони.

У нее зародились ужасные подозрения. Казалось невероятным, что ее муж имеет отношение к происходящему и тем не менее… Анна чувствовала, будто находится в страшном сне и не может проснуться. Она не могла поделиться своими страхами с Джадом и боялась говорить о них с Энтони. Она убеждала себя, что подозрения беспочвенны, и Энтони даже не знает о существовании Джада.

И вот сорок восемь часов назад Энтони вошел к ней в спальню и стал расспрашивать о ее визитах к Джаду. Сначала Анна возмутилась тем, что он посмел шпионить за ней, но злость быстро уступила место страху. Глядя на перекошенное яростью лицо Энтони, она поняла, что ее муж способен на все. Даже на убийство.

Тут Анна совершила непоправимую ошибку, намекнув, что неравнодушна к Джаду. Глаза Энтони почернели, и он дернул головой, будто его ударили по лицу.

Только оставшись одна, Анна поняла, в какое опасное положение она поставила Джада, и решила, что не может его покинуть. Утром она сказала Энтони, что не поедет с ним в Европу.

И вот Джад здесь, в этом доме. Его жизнь в опасности, и лишь она виновата в этом.

Открылась дверь, и в спальню вошел Энтони. Пристально посмотрев на Анну, он сказал:

— К вам гость.

Она вошла в библиотеку в желтой юбке и блузке, с побледневшим лицом, обрамленным распущенными волосами. Джад ждал ее один.

— Здравствуйте, доктор Стивенс. Энтони сказал мне, что вы здесь.

У Джада возникло ощущение, что они разыгрывают шараду перед незримой аудиторией. Интуиция подсказывала, что Анна прекрасно понимает происходящее и отдает себя в его руки, готовая последовать любому совету.

А он мог лишь ненадолго отсрочить нависшую над ней беду. Если Анна откажется ехать в Европу, Демарко безусловно убьет ее здесь.

Джад поколебался, тщательно подбирая слова. Малейшая оплошность станет такой же опасной, как и бомба в его автомобиле.

— Миссис Демарко, ваш муж очень расстроен тем, что вы раздумали ехать с ним в Европу.

— Мне очень жаль, — помолчав, ответила Анна.

— Мне тоже. Думаю, вам следует поехать, — Джад повысил голос.

— Что, если я откажусь? — Анна пыталась прочесть ответ в его глазах. — Что, если я просто уйду отсюда?

— Вы не должны этого делать, — внезапная тревога охватила Джада. Она не выйдет из дома живой. — Миссис Демарко, у вашего мужа создалось ошибочное впечатление, что вы влюблены в меня, — она открыла рот, чтобы ответить, но он быстро продолжал:

— Я объяснил ему, что это обычная стадия психоанализа, через которую проходят все пациенты.

— Понятно. Наверное, я напрасно пришла к вам. Мне стоило самой попробовать решить возникшие проблемы, — ее глаза говорили, что она сожалеет о тех неприятностях, которые навлекли на Джада ее действия. — Я все время думаю об этом. Возможно, отдых в Европе пойдет мне на пользу.

Джад облегченно вздохнул. Она поняла.

Но как предупредить Анну о том, что ее ждет? Или она все знает? А если и знает, то что она может сделать? Анна говорила, что любит гулять по лесу. Наверное, ей знакомы все тропинки. И если они…

— Анна… — начал он, понизив голос.

— Уже закончили?

Джад резко обернулся. В библиотеку вошел Демарко, следом за ним Анджели и братья Ваккаро.

— Да, — ответила Анна, взглянув на своего мужа. — Доктор Стивенс считает, что мне следует поехать с вами в Европу. Я собираюсь последовать его совету.

— Я знал, что могу рассчитывать на вас, — улыбнулся Демарко. Достигнув желаемого, он весь лучился очарованием. Казалось, пульсирующая в нем бешеная энергия усилием воли была переключена с черного зла на безграничное добро. Даже Джаду с трудом верилось, что этот благородный дружелюбный Адонис на самом деле хладнокровный маньяк-убийца.

— Мы вылетаем завтра, дорогая. — Демарко повернулся к Анне. — Почему бы тебе не пойти наверх и не начать собираться?

— Я… — ей не хотелось оставлять Джада одного среди этих мужчин. Она беспомощно взглянула на доктора. Тот поощряюще кивнул. — Хорошо, — Анна протянула ему руку. — До свидания, доктор Стивенс.

— Прощайте, — Джад почтительно пожал протянутую руку.

На этот раз он действительно прощался с Анной. И не только с ней. Анна повернулась, кивнула остальным и вышла.

— Разве она не прекрасна? — Демарко смотрел ей вслед. Разные чувства отражались на его лице. Любовь, обладание и что-то еще. Сожаление? О том, что ему предстоит сделать с Анной?

Джад почти физически ощутил очередное переключение в мозгу Демарко. Очарование исчезло, и комната начала заполняться ненавистью.

— Пора идти, доктор, — сказал он.

Джад огляделся, взвешивая возможность побега. Несомненно, Демарко предпочел бы не убивать его в своем доме. Значит, теперь или никогда. Братья Ваккаро пристально наблюдали за каждым его движением. Анджели стоял у окна, положив руку на кобуру.

— Я бы не советовал, — мягко заметил Демарко. — Вы уже труп, так что не надо суетиться. — Он толкнул Джада к двери. Остальные подошли к нему вплотную, и они пошли к выходу.

Поднявшись на второй этаж, Анна остановилась, чтобы наблюдать за холлом внизу. Увидев Джада и остальных мужчин, направлявшихся к выходу, она отпрянула назад и поспешила в спальню. Из окна она увидела, как Джада заталкивали в машину. Анна быстро сняла трубку и набрала номер телефонной станции. Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала голос телефонистки.

— Пожалуйста! Полицию! Срочно!

Тут из— за ее спины появилась мужская рука и нажала на рычаг. Анна вскрикнула и обернулась. Перед ней, улыбаясь, стоял Ник Ваккаро.

Глава 20

Хотя было лишь четыре часа дня, Анджели включил фары. Низко нависшие громады облаков, подгоняемые ледяным ветром, казалось, похоронили саму мысль о солнце. Они ехали чуть больше часа. Рокки Ваккаро сидел около Анджели, Демарко и Джад расположились на заднем сиденье.

Вначале Джад искал взглядом полицейскую машину, надеясь каким-то отчаянным действием привлечь внимание, но Анджели держался проселочных дорог, практически без встречного движения. Они обогнули Миллстоун, выехали на дорогу 206 и направились на юг, к центральной, малонаселенной части Нью-Джерси. Небо разверзлось, и хлынул холодный дождь.

— Потише, — скомандовал Демарко. — Нам не нужны дорожные происшествия.

Анджели послушно сбросил скорость.

— Именно здесь большинство людей совершают ошибку, — Демарко повернулся к Джаду. — Они не планируют все до самого конца.

Джад оценивающе взглянул на своего соседа. Мания величия. Логика и разум уже не имеют для него никакого значения. Спорить с ним бесполезно. Убийства не вызывают у него угрызений совести. Он всегда прав.

Теперь Джад знал ответы на большинство вопросов. Демарко убивал сам, защищая «честь» свою и своей «семьи», «запятнанную» Анной. Джона Хансена он убил по ошибке. Когда Анджели доложил, что произошло, Демарко поспешил в кабинет Джада и нашел там Кэрол. Бедная Кэрол. Она не могла дать ему пленки миссис Демарко, потому что не знала, кто это. Если бы он сдержал свое нетерпение, то мог бы помочь Кэрол разобраться, кого он имеет в виду. Но один из симптомов болезни заключается в том, что при малейшей задержке раздражение переходит в безумную ярость. И Кэрол умерла. Именно Демарко сидел за рулем лимузина, сбившего Джада, а позднее он с Анджели рвался к нему в кабинет. Теперь Джад понимал, почему тогда они не убили его: зная, что Макгрейви считает доктора виновным, они хотели представить его смерть как самоубийство, вызванное угрызениями совести. И полиция прекратила бы расследование.

И Моуди… Бедный Моуди. Когда Джад назвал ему имена детективов, он подумал, что тому знакомо имя Макгрейви. А на самом деле Моуди знал, что с «Коза ностра» связан Анджели. А потом, когда он выяснил, с кем именно…

— Что будет с Анной? — спросил Джад, взглянув на Демарко.

— Не волнуйтесь. Я позабочусь о ней.

— Да, — улыбнулся Анджели.

Джад почувствовал, как его захлестывает бессильная ярость.

— Как я ошибся, выбрав жену вне «семьи», — размышлял Демарко. — Посторонние никогда не поймут, что такое «семья». Никогда.

Они ехали по совершенно пустынной местности. Лишь изредка вдали мелькали корпуса небольших предприятий.

— Мы почти приехали, — сообщил Анджели.

— Ты отлично поработал, — похвалил его Демарко. — Теперь мы тебя спрячем на некоторое время, пока все не успокоится. Куда бы ты хотел поехать?

— Мне нравится Флорида.

— Прекрасно, — одобрительно кивнул Демарко. — Так мы и сделаем.

Справа показались фабричные корпуса. Из трубы поднимался черный дым. Они свернули на узкую дорогу и подъехали к воротам. Появился сторож в плаще с капюшоном. Увидев Демарко, он кивнул и открыл створки. Машина въехала во двор, и ворота захлопнулись.

Они прибыли.

В кабинете Макгрейви в Девятнадцатом участке он сам, капитан Бертелли, трое детективов и двое агентов ФБР склонились над длинным списком имен.

— Здесь все Саро и их помощники «семей» «Коза ностра» на востоке США. К сожалению, мы не знаем, на кого именно работает Анджели.

— Сколько потребуется времени, чтобы это выяснить? — спросил Бертелли.

— В списке больше сорока имен, — заметил один из агентов. — Нам нужно по меньшей мере двадцать четыре часа, но… — он умолк.

— Но доктора Стивенса через двадцать четыре часа не будет в живых, — закончил за него Макгрейви. В кабинет вошел молодой полицейский.

— В чем дело? — спросил Макгрейви.

— Нью-Джерси не знает, насколько это важно, но вы просили докладывать обо всем необычном. Телефонистку попросили связаться с полицией. Звонила женщина, сказала, что это очень срочно, и тут же повесила трубку. Телефонистка ждала некоторое время, но повторного звонка не последовало.

— Откуда она звонила?

— Из городка под названием Олд Таппан.

— Телефонистка записала номер?

— Нет, слишком быстро положили трубку.

— Обидно, — огорчился Макгрейви.

— Забудем об этом, — успокоил его Бертелли. — Наверное, звонила какая-нибудь старая леди, у которой сбежал кот. Зазвонил телефон. Лейтенант снял трубку.

— Макгрейви слушает, — остальные наблюдали, как напряглось его лицо. — Хорошо! Я выезжаю! — Он бросил трубку на рычаг. — Дорожный патруль только что видел машину Анджели на дороге 206, около Миллстоуна.

— Они следуют за ним? — спросил один из агентов.

— Патрульная машина ехала в противоположном направлении. Пока она развернулась, те исчезли. Я знаю этот район. Кроме нескольких фабрик там ничего нет, — он повернулся к агентам:

— Вы сможете быстро выяснить, что это за фабрики и кто их владельцы?

— Попробуем, — один из агентов снял телефонную трубку.

— Я еду туда, — продолжал Макгрейви. — Свяжитесь со мной, когда получите список, — он посмотрел на детективов. — Поехали, — и направился к выходу.

Проехав мимо лачуги сторожа, Анджели направился к зданию, изогнутыми желобами напоминающему доисторическое чудовище. Машина подкатила к переплетению огромных труб и конвейерных линий и остановилась.

Ваккаро, выйдя первым, открыл заднюю дверь со стороны Джада.

— Выходите, доктор, — сказал он, достав пистолет.

Джад неторопливо вылез из машины, Демарко последовал за ним. Тут же в уши ворвался сильный назойливый гул. Перед ним, футах в двадцати пяти, располагался вход в громадный пневмопровод, жадно всасывающий все, что появлялось перед его алчной пастью.

— Один из крупнейших в стране, — прокричал Демарко. — Хотите посмотреть, как он работает?

Джад не верил своим глазам. Демарко вновь играл роль радушного хозяина. Нет, не играл. На самом деле был им. Просто невероятно. Он собирался убить Джада, для него убийство — обычная деловая операция, в данном случае избавление от чего-то ненужного, но сначала ему хотелось произвести впечатление на доктора.

— Пойдемте, доктор. Это интересно. Они двинулись к пневмопроводу, Анджели чуть впереди, Демарко рядом с Джадом, Ваккаро в арьергарде.

— Этот завод приносит пять миллионов долларов в год, — гордо сказал Демарко. — Все полностью автоматизировано.

По мере приближения к пневмопроводу рев усилился и шум становился уже непереносимым. В ста ярдах конвейер подавал бревна в строгальный станок, двадцати футов длиной и пяти высотой, с двенадцатью режущими головками. Затем они поступали наверх, к большому ротору, ощетинившемуся ножами, как дикобраз. Воздух, наполненный опилками, перемешанными с капельками дождя, тоже засасывался в пневмопровод.

— Не имеет значения, какой длины или толщины дерево, — продолжал Демарко. — Машины разрежут его на бревна, которые пройдут в тридцатидвухдюймовую трубу. — Тут он вытащил из кармана кольт и крикнул:

— Анджели!

Детектив обернулся.

— Счастливого пути во Флориду, — Демарко нажал на спусковой крючок, и на груди Анджели появилось красное пятно. Тот смотрел на них с удивленной полуулыбкой на лице, будто ожидая услышать ответ на только что рассказанную ему загадку. Еще один выстрел, и Анджели упал на землю. Демарко кивнул Рокки Ваккаро. Тот взвалил тело Анджели на плечо и направился к пневмопроводу.

— Анджели глуп, — Демарко повернулся к Джаду. — Сейчас его ищет полиция по всей стране. И если его поймают, след неизбежно приведет ко мне.

Хладнокровное убийство потрясло Джада, но дальше последовало нечто еще более ужасное. Остолбенев, Джад наблюдал, как Ваккаро подошел к пневмопроводу, и воздух, подхватив тело Анджели, жадно засосал его внутрь. Ваккаро пришлось схватиться за металлический стержень, чтобы не последовать за трупом детектива. Тело Анджели мелькнуло в водовороте бревен и опилок и пропало. Ваккаро повернул вентиль, и заглушка, соскользнув по направляющим, закрыла вход в пневмопровод. В наступившей тишине Джаду показалось, что он оглох.

Демарко повернулся к доктору. По экзальтированному выражению его лица Джад понял, что сейчас раздастся выстрел. Для Демарко убийство превратилось в религиозный ритуал, символизирующий акт очищения. Джад не испытывал страха за себя, но его охватила ненависть к этому человеку, который останется в живых, убьет Анну, будет уничтожать других невинных и честных людей. Он услышал рычание, стон ярости и отчаяния и не сразу осознал, что оно сорвалось с его губ. Джада охватило страстное желание убить своего врага. Демарко улыбнулся, будто прочтя его мысли.

— Я выстрелю вам в живот, доктор. Это займет чуть больше времени, но вы сможете подумать о том, что произойдет с Анной.

Оставался один шанс. Крошечный, но шанс.

— Кто-то должен подумать о ней, — сказал Джад. — Анне ведь до сих пор неизвестно, что такое мужчина.

Демарко, ничего не понимая, удивленно посмотрел на него.

— Знаешь, в чем твое мужское достоинство? — Джад почти кричал. — В пистолете. Без пистолета или ножа ты — женщина. Лицо Демарко побагровело от ярости.

— Ты — импотент, Демарко. Без этого пистолета ты — евнух.

Глаза Демарко налились кровью. Ваккаро сделал шаг вперед, но Демарко остановил его взмахом руки.

— Я убью тебя вот этими руками, — рявкнул он, бросая пистолет на землю. — Этими голыми руками, — и медленно двинулся к доктору.

Тот отступил, стараясь сохранить дистанцию. Он понимал, что рассчитывать на силу бесполезно. Единственный шанс — воздействовать на больной мозг Демарко, чтобы сделать его неспособным к трезвым размышлениям. И Джад продолжал бить в его самое уязвимое место — мужскую гордость.

— Демарко, ты не мужчина.

Тот засмеялся и бросился вперед. Джад отпрянул в сторону.

— Шеф! — крикнул Ваккаро, подняв пистолет. — Разрешите мне его прикончить.

— Только попробуй! — прорычал Демарко.

Мужчины медленно кружили по площадке. Джад поскользнулся на мокрых опилках, и Демарко бросился на него, как разъяренный бык. Огромный кулак врезался доктору в челюсть, отбросив его назад. Джад ударил в ответ, но Демарко уклонился и, прыгнув вперед, трижды ударил в корпус. У Джада перехватило дыхание. Он попытался что-то сказать, но безрезультатно.

— Трудно дышать, доктор? — засмеялся Демарко. — Я в молодости занимался боксом. И собираюсь дать вам несколько уроков. Сначала мы займемся вашими почками, потом перейдем к голове и глазам. Я вышибу вам глаза, доктор. До того как мы закончим, вы будете молить, чтобы я вас пристрелил.

Джад ему верил. В сумеречном свете, просачивающемся сквозь низко плывущие облака, Демарко казался рассвирепевшим зверем. Он снова бросился на Джада и рассек ему щеку тяжелым кольцом, надетым на указательный палец. Доктор ударил Демарко в лицо, но тот даже не мигнул. Его кулаки ходили, как поршни. Джад отпрянул назад, его тело превратилось в сплошной синяк.

— Вы не устали, доктор? — Демарко снова приближался. Джад понимал, что долго не выдержит. Он должен продолжать говорить. Это его последний шанс.

— Демарко… — прохрипел он.

Они мчались на юг по дороге 206 мимо Бедминстера, когда в радиоприемнике послышался треск.

— Код три… Код три… Нью-Йорк двадцать… Нью-Йорк двадцать семь…

Макгрейви схватил микрофон.

— Нью-Йорк двадцать семь слушает. Говорите.

— Мы нашли их, Мак, — раздался возбужденный голос капитана Бертелли. — Деревообрабатывающая фабрика в двух милях к югу от Миллстоуна. Принадлежит компании «Пять Звезд», той самой, которая владеет заводом мясных консервов. Одно из легальных прикрытий Тони Демарко.

— Похоже на правду. Мы едем.

— Вы далеко оттуда?

— Десять миль.

— Желаю удачи.

— Спасибо.

Макгрейви включил сирену и вдавил в пол педаль акселератора.

Небо широкими кругами вращалось над головой и что-то равномерно било по телу, пытаясь разорвать его на части. Глаза совершенно заплыли. Джад чувствовал на лице учащенное горячее дыхание Демарко и хотел взглянуть на него, но видел лишь темноту.

— Ты п-понимаешь, — с трудом произнес он, — что я прав… Ты можешь…, можешь бить лежачего… Ты жи-жи-жи-вотное… Психопат… Тебя надо…, держать…, в сумасшедшем доме…

— Ты врешь, — рявкнул Демарко.

— Это п-правда, — прошептал Джад, отступая назад. — Твой…, твой мозг болен. Скоро…, скоро ты перейдешь черту и…, станешь идиотом. — Он по-прежнему отходил назад, не видя дороги. За спиной слышалось глухое урчание закрытого пневмопровода.

Демарко прыгнул на Джада, его руки сомкнулись на горле доктора:

— Я сломаю тебе шею, — прорычал он.

Земля поплыла под ногами. Каждая клеточка избитого тела молила схватить руки Демарко и отбросить их в сторону. Но вместо этого последним усилием воли Джад нащупал за спиной вентиль и повернул его. Воздух рванулся в вакуум пневмопровода. Ревущий поток набросился на них, стараясь засосать в алчную пасть. Джад мертвой хваткой вцепился в вентиль. Он ощущал, как возрастало давление пальцев Демарко, которого затягивало в трубу. Демарко мог бы спастись, схватившись за поручень, но в безумной ярости он не желал отпускать шею доктора.

Вентиль начал выскальзывать из слабеющих пальцев Джада. Он испугался, что его тоже затянет в трубу, но в эту секунду руки Демарко отпустили его шею. Дикий звериный крик на мгновение перекрыл рев пневмопровода. Демарко исчез навсегда.

Джад стоял, не в силах двинуться, ожидая выстрела Ваккаро. Он раздался через мгновение. Джад по-прежнему стоял, удивляясь, почему тот промахнулся. Сквозь пелену боли до него донеслись звуки новых выстрелов, топот бегущих ног, несвязные крики. Затем кто-то обнял его за плечи и голосом Макгрейви воскликнул: «Мой Бог! Посмотрите на его лицо!»

Его отвели в сторону, подальше от ревущего ужаса пневмопровода. Что-то влажное — кровь, дождь или слезы — текло по щекам, но для него это уже не имело значения. Все кончилось.

Ему удалось приоткрыть один глаз и сквозь узкую щелочку Джад смутно различил силуэт Макгрейви.

— Жена Демарко, — прошептал он. — Мы должны поехать к ней.

Макгрейви, не шевелясь, смотрел на него. И Джад понял, что тот ничего не услышал. Напрягая последние силы, он прошептал вновь: «Анна Демарко… Она…, в доме…, помогите».

Макгрейви отошел к полицейской машине, взял микрофон и передал необходимые инструкции. Джад едва стоял на ногах. Чуть в стороне он увидел лежащее на земле тело и понял, что это Рокки Ваккаро. «Мы победили, — думал он. — Мы победили». Мысленно он вновь и вновь повторял эту фразу. Теперь он хотел лишь услышать, что Анна в безопасности.

Джад благодарно кивнул.

Макгрейви взял его под руку и осторожно повел к выходу. Каждый шаг отдавался болью. Подходя к машине, Джад заметил, что дождь кончился. Резкий декабрьский ветер разогнал облака, и показалось голубое небо. На западе мелькнул первый луч света, и солнце начало пробивать себе путь, становясь ярче и ярче.

Погода обещала прекрасное Рождество.

Глава 1

В воздухе плыл сильный аромат цветущей жимолости. Долгие сумерки наконец-то перешли в густую темноту, и в городе Гэйтвее, что в штате Джорджия, наступил воскресный августовский вечер. Из церкви доносились протяжные звуки органа, и, словно вторя им, из тюрьмы на Мэретта-стрит долетало заунывное пение томящихся за решеткой негров.

В дежурной комнате инспектор уголовной полиции лейтенант Честер Вирлок и сержант Адамс играли в карты. Вирлок стоял, облокотившись на барьер, сержант сидел за столом. В помещении слышался только шелест карт да размеренное тиканье настенных часов. В огромные, от пола до потолка, окна веяло свежестью из соседнего парка.

Вирлок, невысокий, коренастый человек лет сорока пяти, с короткими волосами серо-стального цвета и добродушным лицом, перетасовывал карты.

— Терпеть не могу дежурств с воскресенья на понедельник, — пожаловался Адамс. — Завтра целый день придется возиться со всякими пьяницами, скандалистами, любителями поножовщины, направлять в суд, назначать конвоиров. Да и начальство, как всегда после уикэнда, явится в кислом настроении, будет ко всему придираться…

Часы на стене пробили девять, и оба полицейских механически сверили с ними свои наручные часы.

— Нашли вы наконец того типа, что стрелял на Аскот-стрит? — спросил Адамс.

— Черта с два.

— Но пистолет-то его у вас?

— Ну и что?

— Хочу заполучить, давно мечтаю о парабеллуме.

Вирлок пожал плечами.

— Он же приобщен к делу как вещественное доказательство.

— Знаю. Но когда-нибудь же дело будет прекращено, правда? Вы скажете мне заранее, а уж я постараюсь уговорить секретаря суда, чтобы пистолет не продавался с торгов, — я сам его куплю.

— Но я еще не прекратил дело и пока не собираюсь. Преступник наверняка снова появится у нас.

— Вы так думаете? У вас есть какие-нибудь основания?

— Никаких. Просто я уверен.

Зазвонил телефон, и сержант поднял трубку.

— Дежурный сержант Адамс у телефона.

Послушав несколько секунд, Адамс принялся что-то торопливо записывать, время от времени поглядывая на Вирлока, который невозмутимо рассматривал свои карты.

— Да, да, я все понял. — Адамс положил трубку на рычаг и пододвинул клочок бумаги инспектору.

— Убийство на Бэккер-авеню.

Вирлок бросил карты и схватил бумагу.

— Кто убит?

— Жена К.Т.Макдаффа. Выстрелом из пистолета.

Вирлок давно отвык удивляться чему бы то ни было, но на этот раз не мог скрыть изумления. К.Т.Макдафф был самым богатым человеком в Гэйтвее и полновластым политическим боссом города.

— Ну и ну! — воскликнул он и, не поворачиваясь, позвал: — Хиллори!

Где-то в глубине помещения хлопнула дверь, и послышались приближающиеся шаги.

— Преступник задержан, — продолжал Адамс. — На место происшествия уже прибыли Оззи и Авэ. Они ждут вас.

Дверь приоткрылась.

— Вы звали меня, мистер Вирлок?

— Да, да, Хиллори. Серьезное происшествие. Убита жена Макдаффа.

Хиллори Смит присвистнул.

— Убийца задержан на месте преступления, — добавил Адамс.

— Поехали, Хиллори, — распорядился Вирлок, засовывая бумажку с адресом в карман. Он направился к двери, но, сделав несколько шагов, остановился и повернулся к Адамсу.

— Пожалуй, вам следует доложить о происшествии шефу и начальнику отдела уголовного розыска Эллендеру, — проговорил он. — И вот еще что: накажите репортерам ничего не давать в газеты, если они уже что-нибудь пронюхали.

— Мистер Эллендер в церкви, — нерешительно заметил Адамс. — По-вашему, надо информировать его немедленно?

— Разумеется.

— Фила и Джимми вызывать? — спросил у инспектора Смит.

— Это вы сделаете сейчас же, — снова повернулся Вирлок к Адамсу. — Пусть Фил сфотографирует все, что нужно, а Джимми проверит весь дом на отпечатки пальцев.

— Зачем? — удивился Адамс, провожая Вирлока до двери. — Ведь преступник задержан.

— А если задержан не тот, кто нужен?

— Будем надеяться, что именно тот. — В голосе Адамса прозвучала озабоченность. — С Макдаффом шутки плохи. Смерть жены, надо полагать, потрясла его, и он ни перед чем не остановится, чтобы найти преступника. Представляете, какой тарарам он поднимет, если выяснится, что убийца вовсе не убийца.

Вирлок понимающе кивнул. Он, конечно, представлял, насколько опасен гнев главного горожанина Гэйтвея, какими неприятностями может он обернуться для всех для них. Спокойный и уравновешенный Вирлок не испытывал ни малейшего желания сталкиваться с Кайлем Теодором Макдаффом, обладающим огромным влиянием и властью не только в городе, но и во всем штате Джорджия. Инспектор невольно задавался вопросом, что будет, если допущена ошибка и задержан вовсе не убийца, но старался не думать об этом, понимая, что подобные размышления могут только помешать расследованию.

Бэккер-авеню состояла из пятнадцати кварталов роскошных домов, принадлежавших самым зажиточным горожанам Гэйтвея, и прекрасных вилл, владельцы которых, богатые жители других городов штата, приезжали сюда на лето, привлеченные близостью прекрасных пляжей и мягкими, ласкающими бризами Атлантического океана. Жизнь тут стоила бешеных денег, но это не смущало обитателей Бэккер-авеню: оживленная торговля через морской порт Гэйтвея, фабрики и заводы, выраставшие как грибы по обоим берегам мутной реки Уотчучи, огромные поместья, наконец капиталы, полученные по наследству, приносили им солидные доходы, позволяли удовлетворять любую прихоть.

Кварталы с тремя особняками встречались редко, чаще всю площадь занимали две усадьбы — или с обширным садом, уступами сбегающим книзу, или с просторными зелеными лужайками в окружении великанов-дубов, чьи густые ветви сплетались над улицей, погружая ее в прохладную тень. Почти у каждого особняка свой архитектурный стиль, и каждый из этих особняков стоил его владельцу не меньше пятидесяти тысяч долларов, как, впрочем, и виллы типа ранчо, тоже расположенные уступами, на пяти различных уровнях, и призванные демонстрировать новую моду дачной жизни. Перед каждым владением постоянно стояло по нескольку машин самых дорогих марок.

Большинство строений в остальных районах города выглядело если и не убого, то, во всяком случае, ничем не бросалось в глаза. Вот почему так поражались прохожие, внезапно оказавшись среди роскошных особняков и вилл Бэккер-авеню. По ее тенистым кварталам с интересом проезжали туристы, направляясь по шоссе № 99 к одному из великолепных морских пляжей.

Дом К.Т.Макдаффа был построен как загородная вилла. Широкие французские окна из зеркального стекла, внутренние дворики, площадки для приема солнечных ванн свидетельствовали о стремлении архитектора создать у обитателей дома иллюзию уединенной жизни на открытом воздухе, но вместе с тем они могли пользоваться всеми современными удобствами и комфортом.

В тот вечер обычный покой Бэккер-авеню был нарушен воем сирен полицейских машин.

Кайль Теодор Макдафф, худой человек лет шестидесяти, с редеющими седыми волосами, неподвижно сидел в глубоком кресле с большим бокалом виски в руке. В огромной гостиной собралось не менее дюжины полицейских. Опасливо поглядывая на Макдаффа, они переминались с ноги на ногу и тихонько переговаривались. У подъезда особняка другие полицейские тщетно пытались рассеять растущую толпу любопытных. Несколько соседей Макдаффа, близкие его знакомые, один за другим выходили из спальни, где лежала убитая, обращались к старику со словами утешения и убегали, торопясь поделиться впечатлениями со своими домочадцами. Макдафф никому не отвечал, он словно оцепенел, лишь однажды сделал большой глоток виски и снова уставился в пол.

Тот, кого подозревали в убийстве, совсем еще молодой человек, сидел в кухне, крепко привязанный к стулу, в наручниках на сведенных за спиной руках. Перед ним стоял полицейский Оззи, а позади Авэ — оба с направленными на юношу пистолетами.

— Не валяй дурака, признайся сразу, — зло и, видимо, уже в который раз потребовал Оззи.

— Мне не в чем признаваться, — устало ответил юноша. Тонкий свитер с выпущенным из-под него аккуратным белым воротничком подчеркивал его молодость. Рядом с ним лежал пиджак спортивного покроя и туристская кепка с длинным козырьком.

Оззи поставил ногу на стул и наклонился к арестованному.

— Ты увидел ее в окно, — не допускающим возражения тоном заявил он, — пробрался в дом и пытался заигрывать с ней. Она, конечно, отвергла твои ухаживания и пригрозила револьвером, но ты сумел отобрать у нее оружие и застрелил ее.

— Нет, нет, нет! — в отчаянии крикнул юноша. — Клянусь, я не виноват!

Оззи помахал пистолетом у него под носом.

— Хватит юлить! Признавайся!

— Зря вы так наваливаетесь на него, Оззи, — поморщился Аве. — Вы же знаете, Вирлок не любит, когда задержанных допрашивают раньше него.

— Если бы только мне удалось заставить этого сопляка признаться! — грубо ответил Оззи.

— Да, да, вы совершенно правы! — послышался голос К.Т.Макдаффа. От стоял на пороге, не спуская с юноши тяжелого взгляда. — Заставьте его признаться, слышите? Заставьте! Если вы сделаете это, я обещаю вам обоим повышение по службе.

Аве вложил пистолет в кобуру.

— Оззи, это мне не по душе.

— Извините, мистер Макдафф, но у нас есть инструкция и…

— Плевать мне на ваши инструкции! — в бешенстве заорал Макдафф. — Этот бандит убил мою жену, а вы лепечете о каких-то инструкциях!

— Мы всего лишь патрульные полицейские, мистер Макдафф, — запинаясь ответил Авэ. — Наша обязанность задержать подозреваемого до приезда сотрудников уголовной полиции. Допрашивать его мы не имеем права. Вот если этот парень захочет сделать какое-нибудь заявление, тогда мы обязаны его выслушать, а потом выступить в качестве свидетелей. Я правильно говорю, Оззи?

Макдафф подскочил к задержанному и ударил его по лицу. Он уже занес руку для второго удара, но Авэ оттащил его и попросил выйти из кухни.

— Заставьте его сознаться! — успел крикнуть Макдафф. — Мне нужно его полное признание!

Удар оказался настолько сильным, что юноша едва не опрокинулся вместе со стулом. — Оззи удержал его и тут же принялся бить арестованного по лицу.

— И все-таки ты заговоришь! И все-таки ты заговоришь! — приговаривал он после каждого удара. — И все-таки ты сейчас же во всем признаешься!

— Я ничего не сделал! — тщетно пытаясь уклониться от рук полицейского, воскликнул юноша. — Клянусь богом, я ни в чем не виноват!

— Бог тебе не поможет. Тебе никто не поможет. Ты сейчас же все расскажешь. Советую сделать это до того, как за тебя возьмется Честер Вирлок.

В продолжение всей этой сцены Авэ стоял на пороге и нерешительно посматривал то на беснующегося Оззи, то на Макдаффа, возбужденно шагавшего из угла в угол в соседней комнате. «А ведь повышение по службе вовсе мне не помешает, — размышлял Авэ. — К черту сантименты! Если и переборщим — Макдафф не даст в обиду… Кто мог кокнуть его жену, как не этот парень? И если мы сумеем выколотить из него признание до приезда Вирлока, Макдафф обеспечит нам получение следующего чина…»

— Эй, Оззи! — окликнул он коллегу. — Я, кажется, придумал, как развязать ему язык.

* * *

Честер Вирлок сидел, ссутулившись, рядом со своим помощником Хиллори Смитом, безотчетно наблюдая, как легко и уверенно ведет тот машину.

— Расскажите мне все, что вам известно о Макдаффе, — попросил он. — Возможно, вы знаете нечто такое, чего не знаю я.

— Сомневаюсь. А впрочем, пожалуйста. Начну с того, что Макдафф считает себя непогрешимым, как жена Цезаря, и с успехом требует, чтобы так считали все остальные.

— Конкретнее. Мне нужны детали.

— Макдафф, пожалуй, наиболее влиятельная персона не только в нашем городе, но и во всем штате. Он богаче всех, кого я знаю. Частенько принимает участие во всякого рода темных делишках и…

— Факты?

— Надо учитывать нравы, царящие в нашей стране. Слишком часто такие вот политические интриганы и богачи, как Макдафф, на поверку оказываются соучастниками всяких темных афер.

— Вы продолжаете говорить в общем и целом, — мягко упрекнул Вирлок.

— Макдафф — азартный картежник и время от времени проигрывает крупные суммы. Много пьет, большой юбочник, сорит деньгами… Что еще? Принимал самое непосредственное участие в крупных мошенничествах, которые впоследствии кому-то удавалось замять… Но это вы и сами знаете.

— Хиллори, Хиллори! — рассмеялся Вирлок. — Но только в одном нашем Гэйтвее я могу назвать человек сто, о которых можно почти слово в слово сказать то же самое!

— Макдафф тщеславен, — добавил Смит.

— Откуда вы взяли?

— Он тщательно следит за своей внешностью, ежедневно не меньше часа проводит в парикмахерской, покупает костюмы только в самых дорогих магазинах Нью-Йорка. Женился на девушке вдвое моложе его. Она шикарно одевалась и выглядела, как кинозвезда, что вовсе не мешало ей частенько появляться в общественных местах совершенно пьяной. Макдафф предоставлял свою хорошенькую жену самой себе и гонялся за каждой юбкой. Видимо, жена была для него красивым манекеном, не больше.

— Все это довольно общо.

— Могу еще кое-что добавить.

— Ну?

— Несмотря на все это, он ее страшно ревнует… Я хочу сказать — ревновал.

— Вы не исключаете, что он сам мог ее застрелить?

— Мог. Как и любой из тех, кто, по-вашему, попадает под мою характеристику.

— Но ведь Адамс сообщил, что убийца задержан на месте преступления, не так ли?

— Тогда зачем же вам сведения о Макдаффе?

— Освежаю в памяти свои впечатления о самом респектабельном и влиятельном гражданине города.

— Вот мы и приехали, — заметил Смит, когда они, с трудом пробравшись по заполненной зеваками и машинами улице, остановились у ворот усадьбы Макдаффа. Дежуривший у ворот полицейский поздоровался и доложил:

— Убитая в спальне, а задержанный на кухне.

Вирлок кивнул и по мощеной дорожке, через усыпанный цветами сад направился к дому. У входа с важным видом прохаживался еще один полицейский. Увидев инспектора, он распахнул дверь.

Вирлок вошел в дом и осмотрелся. У двери в спальню, расположенную чуть выше вестибюля, на ступеньках стоял третий полицейский.

— Прошу сюда, мистер Вирлок, — сказал он, отдавая честь.

Вирлок вошел в спальню.

— Смит, попросите всех посторонних сейчас же освободить комнату, — распорядился он и повернулся к Макдаффу, который как раз показался из ванной, где, очевидно, умывался и причесывался. В руке он держал наполненный до краев бокал с виски; веки у него покраснели — не то от вина, не то от слез.

— Кто вы, собственно, такой? — сухо спросил Макдафф.

— Честер Вирлок из уголовной полиции. А это мой помощник Хилл Смит.

Макдафф даже не взглянул на Смита.

— Убийца в кухне, его допрашивают двое полицейских. Идите сюда. — Он жестом приказал Вирлоку и Смиту следовать за ним. — Не тяните канитель, — говорил он на ходу, — кончайте дело быстрее. Клянусь всеми святыми, чем скорее этот бандит окажется на электрическом стуле, тем лучше для вас, слышите?

— Слышим, сэр.

Войдя в кухню, Вирлок и Смит сразу поняли, какую дикую расправу учинили над задержанным Оззи и Авэ. Лицо юноши покрывали багровые синяки, кровь из разбитого носа и губ заливала воротничок белой рубашки и свитер. Макдафф устремился к задержанному и принялся осыпать его грубыми ругательствами.

— Ну-ка, вы оба! — сквозь стиснутые зубы обратился Вирлок к Оззи и Авэ. — Немедленно убирайтесь отсюда!

Оззи нагло ухмыльнулся.

— Пожалуйста, инспектор… Мистер Макдафф, мы сделали все, что могли, но этот тип так и не сознался.

— Я хочу остаться с задержанным наедине, мистер Макдафф, — твердо сказал Вирлок. — Будет лучше, если вы тоже уйдете.

— Я ухожу, но помните: мне нужно полное признание, — зло ответил Макдафф. — Я требую отправить этого типа на электрический стул.

— Снимите с него наручники, — приказал инспектор Смиту. — Станьте у двери и никого не пускайте.

Вирлок закурил, положил сигареты и спички перед задержанным и уселся на стул.

— Ваша фамилия?

* * *

В тот же самый воскресный вечер, в половине одиннадцатого, миссис Джейн Морган — невысокая полная женщина лет пятидесяти — поднялась, запыхавшись, в свою квартиру на третьем этаже одного из домов неподалеку от Хай-стрит, переоделась и, выпив чашку чая, закурила, что случалось с ней крайне редко. Потом она вышла на балкон, уселась в качалку и закрыла глаза. В ее памяти вновь всплыло все то, что она видела сегодня вечером. Всплыло так живо, что женщина вздрогнула.

Муж миссис Морган покинул сей мир лет восемь назад. С полгода она носила траур и грустила, но наконец взяла себя в руки и устроилась секретаршей в приемную зубного врача. Воскресенье она обычно проводила в кругу близких друзей, а перед вечерней воскресной службой в церкви позволяла себе пообедать в одном из центральных ресторанов города. Однажды она услышала, как одна из приятельниц утверждала, что теперь уже ничто, абсолютно ничто не может нарушить новый порядок ее жизни. Джейн Морган часто и с удовлетворением вспоминала эти слова, ибо этот «новый порядок» нравился ей, укреплял чувство уверенности в себе и создавал иллюзию некоторого благополучия, хотя, честно говоря, бывали дни, когда она остро переживала свое одиночество.

И вот теперь то, что ей довелось увидеть на Бэккер-авеню, несло в себе реальную угрозу ее тихому, мирному существованию. Как и обычно, уже много лет подряд, миссис Морган не спеша возвращалась из церкви по Бэккер-авеню и, тоже как обычно, внимательно разглядывала особняки и виллы, пытаясь представить, какая жизнь течет там, за этими стенами и окнами. И сегодня, оказавшись свидетельницей ужасной сцены, она не могла ни на минуту забыть о ней и с трудом сдерживалась, чтобы не впасть в истерику.

Никто не назвал бы Джейн Морган глупой женщиной. Она дорожила установившимся размеренным образом своей жизни, но понимала, как легко превратности судьбы могут его нарушить. Вот, например, лет пять назад за ней начал ухаживать некто Том Келли. Неплохой вроде бы человек, зубной техник по специальности, он даже нравился ей. И все же она решительно отклонила его ухаживания, поскольку он представлял некую неизвестную величину, в подлинном значении которой она не была уверена и не знала, согласится ли он на такую вот уединенную и спокойную, как вода в заводи, жизнь.

Сидя в качалке и вспоминая этот эпизод, миссис Морган подумала, что сегодняшнее происшествие на Бэккер-авеню таит куда более грозную опасность для ее покоя и благополучия, нежели какой-то зубной техник с его предложением руки и сердца. Замирая от волнения, миссис Морган представила себе, как полиция загонит ее в угол и разрушит все то, что она с таким трудом создала за последние годы.

Боже мой, но что же ей следует делать? Нет, что она должна делать? Если бы только она ничего не видела — не видела так отчетливо? Она снова вспомнила, как та женщина прошла по комнате, как остановилась и сказала что-то человеку, который оставался вне поля зрения миссис Морган. Пытаясь рассмотреть, с кем разговаривает женщина, миссис Морган подошла вплотную к живой изгороди и остановилась, и тут появился он — невысокий худощавый человек с револьвером в руке. Он подошел к женщине и…

Миссис Морган не могла бы сказать, что произошло дальше. До смерти перепуганная, она повернулась и побежала.

…Вряд ли надо приглашать сегодня кого-нибудь из приятельниц. Придется рассказывать, объяснять, заново все переживать… Уж тогда наверняка не избежать бессонницы.

Миссис Морган выпила еще одну чашку чая, вымыла посуду и легла, но еще долго ворочалась в постели.

* * *

Биль Уэстин вытер лицо мокрым полотенцем, которое подал ему Вирлок, закурил и взглянул на инспектора.

— Уильям Уэстин, — повторил Вирлок, просматривая бумажник и лежавшие на столе вещи: позолоченный перочинный ножичек, чистый носовой платок, дешевую записную книжку, заполненную в основном кливлендскими адресами, а также мелкие монеты на общую сумму в один доллар двадцать семь центов. В бумажнике оказалось еще семьдесят девять долларов, удостоверение личности, полученное в органах социального страхования, воинский билет, выданный в Кливленде два года назад, и более позднее свидетельство о непригодности к военной службе — все документы на имя Уильяма Уэстина.

Сложив бумаги обратно в бумажник, Вирлок поудобнее уселся на стуле и постарался принять непринужденную, спокойную позу. Он по опыту знал, что лишь немногие из тех, кого подозревают в серьезном преступлении, способны хорошо владеть собой, особенно на первом допросе, в большинстве же случаев они пугаются и начинают вести себя вызывающе.

Вирлок перевел взгляд на Биля Уэстина и улыбнулся. В одном из отделений бумажника он обнаружил аккуратно сложенную вырезку из газеты города Чарлстон в штате Южная Каролина. Это было объявление какой-то гостиницы в Миртл-бич о вакантном месте дежурного администратора.

— Откуда она у вас? — спросил Вирлок.

— Из газеты, которую я купил…

— Зачем?

— Ищу работу и поэтому стараюсь заранее купить газету того города, куда собираюсь отправиться. Если попадется что-нибудь интересное, захожу по указанному адресу и навожу справки.

— Ну, а по поводу этого места вы были в Миртл-бич?

— Был, но в гостинице решили, что я слишком молод.

— И вы отправились в наш город?

— Да.

— Почему вы уехали из Кливленда?

— А что мне там делать? Родителей у меня нет. До четырнадцати лет я воспитывался в приюте, а потом сбежал и с тех пор сам зарабатываю себе на хлеб.

— Но все же ваш родной город — Кливленд? Во всяком случае, именно там вы начинали свою жизнь, так?

— Так.

— Когда последний раз вы были в Кливленде?

— Немногим больше года назад. Я работал на заводе резиновых изделий около Акрона, да слишком уж нога донимала в холодную погоду.

— А что с ней?

— Прыгал на ходу в товарный поезд и сломал. Срослась, но неправильно. Поэтому-то меня и признали негодным к военной службе. Прошлой зимой нога особенно донимала: мне ведь все время приходилось стоять на холодном цементном полу. Доктор порекомендовал более теплый климат. Вот я и решил отправиться во Флориду пораньше, до осени, пока туда не нахлынули безработные.

— В каком же именно месте во Флориде вы собирались остановиться?

— Пожалуй, в Майами, хотя заранее не решал, — я же никогда не бывал во Флориде и совершенно не знаю тамошних мест.

— Но, если вы ехали во Флориду, почему же вы пытались поступить на работу в Миртл-бич?

— Хотел сначала поработать дежурным администратором гостиницы, поднатореть хоть немного.

— Допустим. Итак, из Миртл-бич вы направились на юг. Где вы останавливались в пути?

— Нигде. Меня согласился подвезти в своей машине владелец табачный фермы, он ехал отдыхать сюда, в Гэйтвей. По дороге мы нигде не останавливались.

— Вот и получается, что вы заблудились: дорога на юг проходит через противоположный конец города.

— Нет, я не заблудился, — быстро ответил Уэстин. — Я слышал, что тут, поблизости от города, есть пляжи с хорошими гостиницами, и решил, если повезет, устроиться дежурным администратором. Шоссе Девяносто девять как раз и ведет к пляжам.

— Хорошо, но это шоссе находится в трех кварталах отсюда. Как же вы оказались в этой части Бэккер-авеню?

— Хотел посмотреть на особняки, — помрачнев, ответил Уэстин.

— То есть?

— Очень просто. Шел по дороге, собирался попросить кого-нибудь подвезти меня на пляж и увидел вот эту улицу. Она показалась мне такой красивой… — Уэстин помолчал. — Да, такой красивой… Что плохого, если мне захотелось посмотреть на красивые дома?

— Ничего. Но меня интересует, как вы сумели разглядеть дома в темноте.

— Когда я пришел сюда, было еще не очень темно.

— Который был час?

Уэстин машинально взглянул на руку, на которой уже не было часов, и снова перевел взгляд на Вирлока.

— Что-нибудь около четверти девятого.

— Где ваши часы?

— Отобрал полицейский. Кажется, Оззи — так его тут называли.

— За что он вас бил?

— Хотел вынудить к признанию в убийстве. Человек, которого полицейские называли Макдаффом, пообещал им продвижение по службе, если они заставят меня сознаться.

— Ну, хорошо. — Вирлок чувствовал себя неловко и старался не смотреть на Уэстина. — Ну, хорошо. Вот вы в сумерках, около четверти девятого, идете по улице, любуетесь домами… Что же произошло дальше?

— Один дом, тот самый… показался мне каким-то не таким, как все остальные, и мне захотелось получше его осмотреть. Я остановился, глядел на сад, на цветы, и вдруг…

Дверь распахнулась, и в кухню вошел Эллендер, начальник отдела уголовного розыска местной полиции, а вслед за ним начальник городской полиции Фэйн и Макдафф.

— Это и есть тот самый тип? — спросил Эллендер.

— Он уже сознался? — поинтересовался Фэйн.

Вирлок покачал головой.

— Нет. Мы пока толкуем о предшествующих событиях.

Эллендер — полный человек в летнем коричневом костюме и такой же сорочке с подобранным в тон галстуком — разговаривал по обыкновению в грубом, повышенном тоне.

— Кто это его разукрасил? — кивнул он на юношу.

— Оззи и Авэ. Макдафф пообещал им продвижение по службе, если они выколотят из него признание.

Эллендер равнодушно отвернулся, взял со стола бумажник Уэстина и начал рыться в нем.

— Вы не должны были так поступать, мистер Макдафф, — укоризненно покачал головой Фэйн. — Полицейским категорически запрещено…

— Какое мне дело до ваших запрещений! — огрызнулся Макдафф. — Мне важен результат. Я столько лет плачу вам из своего кармана, а когда мне понадобилась такая пустяковая услуга, вы сразу в кусты? Не выйдет! И не смейте указывать мне, что я могу и чего нет!

— Хорошо, мистер Мак, хорошо, дорогой! — миролюбиво ответил Фэйн, тихонько подталкивая Макдаффа к двери. — Им сейчас же займется Эллендер…

Дверь за Макдаффом закрылась.

— Ну, парень, — мрачно взглянул на Уэстина, начал Эллендер, рассказывай-ка лучше сам. Да не вздумай морочить мне голову, иначе я отвезу тебя в полицию, а там, будь уверен, тебя еще почище отделают. Начинай. Смит, записывайте его показания.

Смит вынул блокнот и авторучку.

— Давай, Уэстин, давай! — торопил Эллендер.

Уэстин бросил взгляд на Вирлока и облизал пересохшие губы.

— Теперь я буду говорить только в присутствии адвоката, — проговорил он.

Эллендер наотмашь ударил его по лицу.

— Я тебе дам адвоката! — крикнул он. — Насмотрелся всяких фильмов и несешь вздор! Адвоката получишь только с моего разрешения, понял? Сначала все расскажешь, а потом мы подумаем, нужен ли тебе адвокат.

Эллендер снова ударил Уэстина, и тот вместе со стулом упал на пол.

* * *

Мистер и миссис Эш жили напротив Макдаффа, на другой стороне Бэккер-авеню, в четырехэтажном сером особняке, с огромными окнами-фонарями и высокими потолками. Семью (у Эшей было четыре мальчика в возрасте от семи до пятнадцати лет) обслуживала многочисленная прислуга из негров и негритянок.

По ночам покой обитателей особняка частенько нарушал шум пьяных кутежей в доме Макдаффов. Одно время чета Эшей и сама посещала эти вечеринки, точнее оргии, но всегда покидала их раньше всех, а потом и вовсе перестала ходить — не оттого, что осуждала подобное времяпрепровождение, а оттого, что предпочитала больше заниматься своими детьми.

Комната старшего мальчика находилась на четвертом этаже, откуда можно было хорошо видеть и сад Макдаффов и даже то, что происходило у них в гостиной. Супруги сделали это открытие случайно, после того как однажды сын появился за завтраком полусонным и объяснил, что до трех часов ночи наблюдал за очередной «вечеринкой» у соседей.

Вечером в следующую субботу хозяйка дома Нонна Эш отправилась в комнату сына и сама убедилась, до какого безобразия доходили упившиеся и совершенно потерявшие стыд гости Макдаффов. Она немедленно перевела сына в спальню к брату, а в его комнату приказала перебраться горничной Берте Пул.

Позже Нонна Эш не раз слышала, как Берта, хихикая, передавала кухарке красочные подробности подсмотренных сцен и как та спокойно отвечала, что все это ей давно известно от приятельницы — прислуги Макдаффов.

Миссис Эш была по-своему привязана к Берте, которая работала у нее уже лет двадцать и была одного с ней возраста. Хозяйка частенько заходила к горничной узнать последние сплетни и подолгу простаивала перед зеркалом, пока доморощенная портниха Берта примеряла на ней какое-нибудь очередное будничное платье. Вот почему миссис Эш вовсе не удивилась, когда вечером в то воскресенье Берта спросила, может ли она поговорить с ней попозже по секрету.

В половине двенадцатого, уложив детей, миссис Эш поспешила подняться в комнату Берты. Ужас, вызванный у нее убийством Элен Макдафф, теперь перешел в тупую, приглушенную боль. Толпа зевак, топтавших лужайки в саду, шумливые репортеры со своими назойливыми расспросами, неприятное ощущение, охватившее ее, когда в дом явились полицейские, чтобы задать несколько обычных в таких случаях вопросов, истошный вой полицейских сирен, устрашающие подробности, которые сообщил ей Джордж, ее муж, побывавший на месте преступления, — все это повергло ее в какое-то оцепенение. Лишь к вечеру, когда самые острые переживания остались позади, она почувствовала некоторое облегчение. Конечно, газеты еще долго будут пережевывать происшествие, еще не скоро затихнут всякие кривотолки, но хорошо уже хоть то, что пока никакие неприятности не угрожают ей самой и ее домашним. Миссис Эш и мысли не допускала, что полицию может заинтересовать флирт, который в прошлом году так безрассудно затеял ее супруг с Элен Макдафф. У нее комок к горлу подступал, когда она вспоминала, как иногда по вечерам Джордж отправлялся к Макдаффу «перекинуться парой слов» и как позже она обнаруживала, что именно в эти вечера Макдаффа не было дома. Она не позволяла себе спрашивать, а Джордж не находил нужным говорить, что происходило между ним и Элен Макдафф в такие вечера. И вот теперь Элен Макдафф нет в живых…

Войдя в комнату Берты, миссис Эш услышала приглушенные всхлипывания.

— Ты плачешь, Берта?

— Да, мэм.

Миссис Эш присела на край кровати горничной.

— Почему же ты плачешь?

— Я… я… видела…

— Что ты видела?

— Я видела, миссис Эш, что произошло там, внизу… Я видела его… Я видела все отсюда, из окна…

Миссис Эш потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки.

— Что значит — видела его? Кого ты видела, Берта?

— Я открыла окно. Миссис Макдафф сидела в саду — она ведь любила выходить в сад. Но на этот раз я удивилась: уже почти стемнело, а она все сидит. Потом я увидела мужчину… Я, правда, не смогла в сумерках рассмотреть его как следует, но заметила, что он невысокий, сухощавый… Он подошел к миссис Макдафф, и она вдруг вбежала в дом. Потом я увидела их в большой гостиной… Нет, не обоих, а только миссис Макдафф… Она вроде бы пятилась. Потом я увидела плечо мужчины. Он вытянул руку, послышался выстрел, и миссис Макдафф упала…

Нонну Эш вновь охватил страх. Пытаясь подавить волнение, она встала и прошлась по комнате.

— Что еще ты видела, Берта? — наконец собралась она с силами.

— Не знаю, мэм… Просто не знаю… — растерянно ответила Берта. — Но что-то в фигуре мужчины заставило меня подумать…

— О чем?

— Почему-то его фигура показалась мне знакомой, — ответила Берта, избегая взгляда миссис Эш. — Нет, нет, ничего определенного я сказать не могу!

«Если Берта узнала в том человеке кого-нибудь из соседей, — лихорадочно размышляла миссис Эш, — в историю с убийством окажемся вовлеченными все мы — и я, и муж, и дети…»

— Берта! — резко сказала она. — Берта!

— Да, мэм?

— Сейчас я дам тебе таблетку снотворного. Ты уснешь, а утром мы все снова обсудим с хозяином. Ты слышишь?

— Да, мэм.

Миссис Эш спустилась к себе и взяла две таблетки снотворного. Вернувшись в комнату Берты, она дала ей одну, потом вторую таблетку и сидела около нее, пока горничная не заснула.

Обдумывая случившееся, миссис Эш решила, что завтра же поручит Джорджу отвезти Берту к ее сестре в Мейкон — пусть поживет там недели две, даже месяц. Месяц — достаточный срок, чтобы вся эта история стороной обошла семейство Эшей. Разве Джордж не говорил, что убийца уже задержан? Раз так, ничего предосудительного она не совершит, а Берта, когда вернется, объяснит, что видела слишком мало и не может утверждать ничего определенного. Джордж постарается закрыть газетчикам рот.

Миссис Эш вышла из комнаты Берты, закрыла дверь на замок и положила ключ в карман. Вернувшись к себе в спальню и укладываясь спать, она вновь ощутила сильнейший страх и тщетно пыталась успокоить себя мыслью, что завтра все станет яснее.

* * *

Честер Вирлок стоял около убитой. Она по-прежнему лежала на полу. Вокруг входного пулевого отверстия на теле миссис Макдафф были обнаружены следы пороха — следовательно, выстрел был сделан с близкого расстояния. Огромное окно открывалось на высокую террасу, предназначенную для приема солнечных ванн и закрытую от нескромных взглядов живой стеной из аккуратно подстриженного тиса. Миссис Макдафф часто здесь загорала, и это обстоятельство тоже обсуждалось теперь полицейскими.

Фил Бартон устанавливал свою фотокамеру, а Джимми Дэвиль пытался обнаружить и снять отпечатки пальцев. Трое санитаров в белых халатах были готовы унести убитую сразу же, как только закончится фотосъемка. Фэйну удалось уговорить Макдаффа уйти из дома — старика увел его сосед и близкий друг Элрой Саймонсон. Полицейским наконец удалось разогнать зевак, и в соседних домах погасили огни. Эллендер, прервав допрос, вместе с Фэйном привел Уэстина в комнату, где лежала убитая. Лицо юноши было в синяках, губы распухли и кровоточили, под правым глазом виднелась глубокая царапина. На него снова надели наручники.

— Посмотри, что ты сделал! — с яростью крикнул Эллендер, выталкивая Уэстина вперед. — И за это ты сам умрешь!

— Клянусь, я ее не убивал, — покачал головой Уэстин.

Лицо Эллендера блестело от пота, на галстуке виднелись брызги крови.

— Выходит, он так ничего и не сказал? — тихо спросил Вирлок.

— В полиции скажет, — буркнул Эллендер. Он грубо схватил юношу за шиворот и потащил в гостиную, но тот потерял равновесие и упал. Эллендер рывком заставил его встать.

Вирлок вышел в сад и долго курил. Когда он вернулся в гостиную, все, кто был там, — Эллендер, Фэйн, Смит, закончившие свою работу Бартон и Дэвиль, Авэ, Оззи и еще двое полицейских, фамилий которых Вирлок не знал, — стояли вокруг Уэстина и уже в который раз слушали его объяснение. Потом с него сняли наручники и заставили показать, как он вошел, где стоял, что делал. Во время этой сцены Оззи с ухмылкой взглянул на Вирлока. Этот наглый взгляд кое-что напомнил инспектору. Он не торопясь подошел к полицейскому и сказал:

— Верните-ка часы, Оззи. У вас еще будет куча неприятностей. Я, правда, тоже наживу неприятности, но так тому и быть.

— Какие часы? Не понимаю! — с вызовом ответил Оззи. — И вообще, что это вам вздумалось прикидываться этаким безгрешным ангелочком?

— Сейчас же верните часы! — гневно повторил Вирлок и протянул руку.

Поколебавшись, Оззи нехотя достал из кармана дешевые наручные часы и сунул инспектору.

— Мерзавец! — презрительно бросил Вирлок и, отвернувшись, вновь стал наблюдать за тем, что происходит в гостиной.

* * *

— Ради бога, К.Т., перестаньте рыдать! — воскликнул Элрой Саймонсон. — Не переношу, когда мужчина плачет.

Макдафф вскочил с кресла и, всхлипывая, забегал по гостиной Саймонсонов.

— Она мертва! — твердил он. — Она умерла!..

Саймонсон и его жена Этта испытывали чувство неловкости. Элрой привел Макдаффа к себе, и теперь они не знали, что делать. Едва переступив порог, Макдафф бросился в кресло и, трагически заламывая руки, завел бесконечную песню о том, как страстно любил он свою жену. Вначале Саймонсоны слушали внимательно, пытаясь уловить в его словах какой-то смысл, но вскоре махнули рукой: Макдафф то твердил о своих нежных чувствах к покойной супруге, то начинал вспоминать пикантные эпизоды недавних вечеринок, не имевшие никакого отношения к сегодняшнему событию. Так продолжалось около часа. Время от времени Макдафф вдруг надолго замолкал, и в такие минуты Этта Саймонсон бросала на мужа многозначительные взгляды, словно спрашивала, как поступать дальше. В конце концов она нашла выход из положения, предложив мужчинам кофе. Муж одобрительно кивнул, и миссис Саймонсон поспешно вышла из гостиной, не желая ни слышать, ни видеть Макдаффа, тем более что многое в его поведении показалось ей неестественным, даже фальшивым.

Элрой Саймонсон с горечью подумал, что Макдафф, как видно, не даст им покоя и ночью, и уже сожалел, что привел его к себе. Его размышления прервал телефонный звонок. Саймонсон снял трубку. Звонил Роланд Гуд, сосед из дома напротив. Таинственным шепотом он осведомился, не сообщил ли Макдафф чего-нибудь такого, что проливало бы свет на печальное событие. Саймонсон раздраженно посоветовал Гуду не совать нос в чужие дела, с сердцем бросил трубку на рычаг и повернулся к Макдаффу. Тот снова вскочил с кресла и быстро заходил по комнате.

— Рой! — воскликнул он. — Вы понимаете, я так любил ее, так любил!..

— Посидите хоть немного! — умоляющим тоном попросил Саймонсон. — Может, дать вам таблетку снотворного? — с надежной спросил он.

— Спать?! — всплеснул руками Макдафф. — Да разве я смогу заснуть!

Дверь приоткрылась, и Этта Саймонсон поманила к себе мужа. Тяжело вздохнув, Элрой подошел к ней.

— Послушай, родная, — начал он, — К.Т., должно быть…

— Помолчи, — остановила его миссис Саймонсон. — Есть более важный разговор. Ты знаешь, кто был сегодня у них, — она кивнула на Макдаффа, — в его отсутствие? Не знаешь? Так я скажу тебе.

Саймонсон решил, что его жена по обыкновению хочет посплетничать, и устало отмахнулся от нее.

— Давай лучше подумаем, как успокоить его, — проворчал он. — Иначе нам всю ночь придется мучиться… У тебя осталось снотворное, которое ты принимала прошлым летом?

— Кажется, осталось.

— Положи ему таблетки две в кофе… Можно даже три, а то он не даст мне уснуть.

* * *

Биль Уэстин стоял в дверях, пытаясь вспомнить и повторить каждое свое движение.

— Когда я вошел…

— Подожди! — оборвал его Эллендер. — За каким чертом ты вообще ввалился сюда?

— Я услышал, как она вскрикнула.

— А как она вскрикнула?

— Вскрикнула, и все.

— Что это было — визг, вопль, крик, как кричит человек, когда его ударят, или что другое? — спросил Вирлок, чем вызвал удивленный взгляд Эллендера.

— Нет, она просто громко вскрикнула… ну, как иногда кричат в кинофильмах.

— Хорошо, хорошо! — снова вмешался Эллендер. — Ты услыхал крик. Что ты сделал дальше?

— Я немного подождал, раздумывая, входить мне или не входить. Потом она снова вскрикнула, после чего раздался выстрел. — Уэстин смотрел то на Эллендера, то на Вирлока.

— Следовательно, ты вошел сюда после выстрела? — переспросил Эллендер. — Но ты же говорил, что вошел после того, как услышал крик.

— Но между криком и выстрелом прошла всего какая-то секунда. Я подошел к двери и постучал. Потом я позвонил, услышал какой-то топот, словно кто-то убегал, и толкнул дверь. Она оказалась незапертой, и я вошел — вот так…

Уэстин сделал несколько шагов, остановился и продолжал:

— Она стояла посредине комнаты, немного подавшись вперед, и держалась обеими руками за грудь. Потом взглянула на меня, сказала: «Боже мой, я ранена!» — распахнула дверь в спальню и упала.

— А ты что же делал все это время? — спросил Эллендер.

— Я был так потрясен, что, кажется, стоял как вкопанный.

— Кажется?

— Ну, хорошо, стоял, — вяло поправился Уэстин.

— Дальше.

— Потом я вошел в комнату, вот так… — Уэстин снова сделал несколько шагов. — Хотел подойти к ней, но увидел пистолет, поднял его, однако тут же сообразил, что этого не следовало делать, и бросил его на пол. Тут мне пришло в голову, что на нем могут остаться отпечатки моих пальцев, поэтому я опять поднял пистолет и стал обтирать его платком. В эту минуту в парадную дверь вошел ее муж.

— Вы уверены, что он вошел в парадную дверь? — спросил Вирлок.

— Уверен. Я стоял спиной к двери, а он приказал мне поднять руки и не поворачиваться. Потом он заставил меня подойти к стене и стоять там с поднятыми руками, пока он будет звонить в полицию.

Уэстин замолчал и обвел взглядом Эллендера, Вирлока и Хиллори Смита.

— Клянусь, я говорю правду.

— Вирлок, что вы можете сказать? — угрюмо осведомился Эллендер.

— Вы утверждаете, что услышали, как кто-то бежал, — вместо ответа обратился инспектор к Уэстину. — Но как вы могли услышать топот, если полы в доме покрыты коврами?

— Не знаю… Не могу объяснить… Я рассказал все, что знал. Повторяю, я слышал, как кто-то побежал.

— Оззи, ну-ка пробегите по комнате, — распорядился Вирлок.

Оззи злобно взглянул на инспектора и неловко сделал несколько медленных шагов.

— Беги, тебе говорят! — вспылил Эллендер.

Оззи несколько раз тяжело пробежал вокруг комнаты. Ковер настолько заглушал шаги, что их почти не было слышно.

— Ни звука, — повернулся Эллендер к Вирлоку. — Что вы обнаружили на пистолете? — спросил он у дактилоскописта.

— Ничего, никаких отпечатков.

— А что сказал врач о характере ранения? — обратился Эллендер к Смиту.

— Нанесено пулей из автоматического пистолета сорок пятого калибра. Выстрел произведен, очевидно, с расстояния не более нескольких футов. Смерть последовала между восемью сорока и восемью сорока пятью.

Некоторое время в комнате стояло молчание.

— Ну вот, теперь обстановка представляется мне так, — заговорил наконец Эллендер. — Вирлок, проверяйте меня. Уэстин топчется около особняка, намереваясь, очевидно, пробраться в него с целью грабежа. Он проникает в сад и через незакрытое окно проскальзывает в дом. Женщина слышит какой-то шум, пугается, хватает пистолет и пытается задержать Уэстина. — Излагая свою версию, Эллендер ходил по комнате и жестикулировал. — По всей вероятности, она напугана гораздо сильнее, чем сам Уэстин, и потому не составляет особого труда отобрать у нее пистолет. Она начинает кричать, и Уэстин, потеряв голову, стреляет в нее. Он принимается стирать отпечатки пальцев с оружия, и тут в комнату вбегает Макдафф… У кого-нибудь есть вопросы?

— Не стрелял я в нее! — закричал Уэстин. — Зачем бы мне убивать ее?!

— Вирлок, отвезите его в полицию и оформите арест, — приказал Эллендер, даже не взглянув на юношу. Он закурил сигару и направился к двери.

По знаку Вирлока Смит надел на Уэстина наручники и повел его к полицейской машине.

Глава 2

Вирлок закончил оформление ареста лишь часам к двум ночи, сам отпечатал рапорт, подписал его и, положив Эллендеру на письменный стол, вернулся в дежурную комнату, где Смит посвящал Адамса в подробности происшествия на Бэккер-авеню.

— Пойдем посидим, отдохнуть надо, — предложил инспектор своему помощнику.

Примыкавшую к зданию полиции тюрьму окружали высокие, массивные стены. Вязы и дубы соседнего парка, склоняясь над одной из стен, образовывали в жаркие дни тенистый уголок, где Вирлок любил посидеть в свободные минуты.

— Ну, так что вы думаете, Смит? — спросил Вирлок, как только они присели на скамейку. Смит сразу понял, что его начальник чем-то озабочен. — Вы согласны, что миссис Макдафф убил этот паренек?

Смит, собираясь с мыслями, сделал вид, что прислушивается к шелесту листьев над головой.

— Как вам сказать, сэр… — наконец ответил он. — Вот мистер Эллендер, кажется, нисколько в этом не сомневается.

— Видите ли, у каждого из нас найдется по меньшей мере десяток версий — у всех разные и у всех одинаково убедительные. Вирлок помолчал и добавил: — Не так ли?

— Так-то оно так, сэр. Но ведь мистер Эллендер зарится на место начальника городского управления внутренних дел.

— Знаю. — Вирлок хрустнул спичкой, которую держал в зубах. — Знаю, что на эту должность метит и начальник полиции Фэйн. По-вашему, и тот и другой готовы сфабриковать дело против этого парня или кого-нибудь другого, чтобы показать себя с выгодной стороны?

— Не сомневаюсь.

— Если парень действительно виноват, туда ему и дорога, — с ожесточением заметил Вирлок. — Но меня беспокоит мысль, что Эллендер и Фэйн собираются пришить Уэстину дело в интересах собственной карьеры. Помешать им мы можем только при одном условии: если будем располагать неоспоримыми доказательствами виновности или, напротив, невиновности Уэстина.

— Но если допустить, что Уэстин невиновен, кто же тогда убийца? — спросил Смит и нерешительно добавил: — Макдафф?

— Не знаю, не знаю… Надеюсь, не Макдафф. Если убийца — он, нам не удастся привлечь его к ответственности. Да Фэйн и Эллендер в порошок нас сотрут, как только мы заикнемся о Макдаффе, — они же оба рассчитывают на его поддержку в борьбе за место начальника управления внутренних дел. Но не могу я спокойно смотреть, как они хотят сделать из юноши козла отпущения, осудить его на смерть! Не могу, понимаете?!

— Понимаю, мистер Вирлок, но ведь объяснения Уэстина шиты белыми нитками, а поверить ему на слово мы просто не имеем права.

— Согласен. И все же должен сказать, что эти объяснения можно толковать и в его пользу.

— Но, если Эллендер получит место начальника управления внутренних дел, вас немедленно назначат начальником отдела уголовного розыска, а это означает ежегодную прибавку к жалованью в пять тысяч долларов. — Смит радовался, что темнота мешает Вирлоку видеть краску стыда, проступившую у него на лице.

— А если я стану начальником отдела уголовного розыска, вы автоматически займете мое место, — в тон ему ответил Вирлок. — Я понимаю вас. Разумеется, и лишние деньги мне не помешали бы, и возражать против продвижения было бы глупо. Но…

— Тогда пусть события развиваются своим путем, — с невинным видом сказал Смит. — В общем-то дело ясное.

— Вот, вот! Как раз это мне и не нравится. Слишком уж ясное.

— К тому же начальство не поймет вашего поведения, пока нет доказательств, что Элен Макдафф убил не этот парень, а кто-то другой. Начинать сейчас какие-то поиска весьма рискованно хотя бы потому, что невозможно предсказать, на кого выйдешь.

— Вы имеете в виду Макдаффа? Или, может, одного из представителей так называемой золотой молодежи, которые ухитряются спать по очереди со всеми богатыми бездельницами с Бэккер-авеню? Не принимайте Макдаффа за простака, не способного усмирить собственную жену.

— Он тщеславен и не захотел бы выносить сор из избы.

— Ладно, оставим пока Макдаффа. Слушайте, а вы бы не хотели попытаться несколько поунять этого ретивого Эллендера?

— Да я бы не против, мистер Вирлок, но вы же понимаете, какая каша заваривается вокруг дела Уэстина.

— Тогда, выходит, мы должны сделать все возможное, чтобы парню дали лет двадцать тюрьмы, а не посадили на электрический стул, как того жаждет Макдафф?

— Но ни Фэйн, ни Эллендер никогда не позволят нам заниматься новыми поисками.

Вирлок выругался.

— У меня создается впечатление, что все они рады этому происшествию, — продолжал Смит. — Дело Уэстина — настоящая находка для них: подозреваемый — северянин, схвачен на месте преступления, признался, что вытер отпечатки своих пальцев с пистолета, что бродил в поисках работы из города в город, и все такое… Это же дар божий для районного прокурора Энстроу, он же спит и видит себя в кресле судьи!

— Как же можно после этого рассуждать о какой-то справедливости! Но мы с вами не должны уступать.

— То есть?

— Если Уэстин виновен, я первый буду добиваться его осуждения, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы не пострадал невиновный.

* * *

Нонна Эш долго ворочалась в постели, вставала, снова ложилась, но уснуть не могла. Ее неотступно преследовала мысль, что кто-нибудь из соседей, заметив у них в доме полицейских, обязательно шепнет им о прошлогоднем романе ее муженька с Элен Макдафф. Миссис Эш не тешила себя надеждой, что об этом знает лишь она одна, — подобные делишки не утаишь от чужих глаз! Вообще-то обитатели Бэккер-авеню не осуждали такие вещи, скорее, смотрели на них как на невинную забаву, поскольку и сами грешили при каждом удобном случае. До поры до времени над Нонной Эш подсмеивались, и только. Но если в дело вмешается полиция, а потом газетчики, тогда все повернется иначе. Тогда над ней — так уж повелось — начнут издеваться, ее станут презирать, бульварные газеты поднимут свистопляску, и все это неизбежно отразится на ее положении в обществе и на положении ее детей.

Нонна Эш пыталась не думать, что кое-кто, возможно, посчитает роман ее мужа с Элен Макдафф достаточным основанием, чтобы заподозрить мистера Эша в убийстве. Могут же сказать, что он, например, приревновал ее… Значит, надо лишить полицейских предлога появляться в доме, и тогда ничто не нарушит спокойной жизни семьи.

Миссис Эш встала, спустилась в кухню, приготовила и выпила чашку крепкого чая и закурила. Она пришла к окончательному выводу, что главную опасность в данный момент представляет горничная Берта Пул. Берте придется уехать, и уехать немедленно!

Миссис Эш вернулась в спальню, разбудила мужа и изложила ему, еще полусонному, свои соображения. Джордж Эш нехотя согласился с ней.

— Пойду разбужу Берту, хотя это будет трудно: я же напичкала ее снотворным. А ты оденься и подожди нас внизу. Машину поставь у черного входа — у дома Макдаффов дежурит полицейский, не надо, чтобы он видел.

Только убедившись по удаляющемуся шуму, что машина уехала, миссис Эш вернулась в спальню, но и теперь не могла уснуть, перебирая в памяти события дня и размышляя, все ли необходимое она сделала.

* * *

— Так что же, по-твоему, произошло? — в темноте спросила у мужа Этта Саймонсон. — По-моему, знаешь что?

— Ну? — Рой Саймонсон давно привык к тому, что жена задавала вопрос и тут же, не ожидая ответа, сама на него отвечала.

— Ты помнишь интересного молодого человека, который так хорошо играл на пианино на последней вечеринке у Макдаффов?

— Ну?

— Так вот, он был там сегодня, — категорически заявила Этта Саймонсон. — Я видела их.

— Спи-ка ты лучше, Этта и мне не мешай спать.

— Он провел там всю вторую половину дня. И знаешь, Элрой, что еще?

Саймонсон промолчал.

— Элрой, послушай. Это же так важно! Я подошла к дому Макдаффов и позвонила. Никто не ответил. Слышишь, Элрой, я позвонила, а мне никто не ответил, хотя я знала, что Элен и этот молодой человек были там.

Саймонсон сел на кровати.

— Я всегда подозревал, Этта, что ты просто-напросто старая сплетница.

— Помолчи, Элрой, послушай, что я говорю. Не знаю, при чем тут юноша, которого арестовали полицейские, но точно знаю, что Элен Макдафф и этот пианист провели вместе всю вторую половину дня. Наверно, дел у них было по горло, если они не ответили на мой звонок!

Элрой Саймонсон уже окончательно проснулся и с интересом слушал жену. Он давно знал, что Элен не упускала случая наставить рога своему старику мужу. Больше того, однажды, когда Этта уехала на три недели в Нью-Йорк, он и сам не без успеха приударил за миссис Макдафф. Теперь он дорого бы дал, чтобы ничего подобного не было и в помине. Ревность Этты не знала границ, и если она пронюхает об его шашнях с миссис Макдафф, грандиозный скандал обеспечен. Сейчас, когда кто-то убил Элен, нужно быть осторожным. Очень осторожным.

— Я хочу сообщить об этом в полицию, — продолжала миссис Саймонсон. — Завтра же.

— Знаешь, Этта, пожалуй, не следует, — начал он после некоторого раздумья. — Сплетники заработают языками, начнут трепать нашу фамилию. К чему нам это? И потом, полицейские же схватили убийцу на месте преступления. Ты ведь слышала, Мак говорил, что они, наверное, уже выколотили у него признание. Даже если то, о чем ты рассказала, правда, какой им смысл впутываться в эту историю? Оставим лучше все как есть. Кстати, парень мог проникнуть в дом и после ухода пианиста.

— Не уговаривай меня, Рой. Я считаю своей обязанностью сообщить полиции все, что знаю.

— Черт бы тебя побрал, Этта! Я запрещаю, понимаешь? Ты подумала, как это скажется на делах нашего магазина? Каково мне будет, если покупатели начнут задавать всякие идиотские вопросы?

— Но бедный парень… — заикнулась было миссис Саймонсон.

— Дался тебе этот парень! Пусть им занимаются полицейские. Эллендер знает свое дело, и если он утверждает, что Элен Макдафф убил этот тип, значит, так оно и есть. Меня не интересует, с кем и когда она изменяла мужу, этот их частное дело. А сейчас спи и дай мне уснуть. Завтра понедельник, ко мне должны приехать из Нью-Йорка четыре коммивояжера с образцами осенних товаров.

Принадлежавший Саймонсону универсальный магазин обслуживал главным образом избранное общество Гэйтвея. Конечно, заманчиво было бы поделиться пикантным слушком с покупателями из этого «избранного» общества — за таким разговором легче сплавить подороже какой-нибудь дрянной товарец. Но в данном случае слушок-то имеет отношение к нему самому… Нет, нет, тут надо держаться начеку…

* * *

Кайль Теодор Макдафф лежал в одной из комнат дома Саймонсонов и не мигая смотрел в потолок. Он не стал раздеваться, только расстегнул воротничок, распустил галстук, снял башмаки.

«Ну вот, — думал он, — она мертва и, слава богу, наконец-то ушла из моей жизни… Шлюха! Ведь я дал ей все, что может пожелать женщина. Все! А она платила мне тем, что бросалась на шею каждому, кто ей подмигнет…»

Макдафф закрыл глаза, и перед ним предстала Элен… Нет, не та, что еще недавно лежала на полу в спальне, а та — живая, смеющаяся, какой он впервые увидел ее на пляже и сразу сказал: «Она будет моей женой!»

Юная, жизнерадостная Элен Шульц жила до замужества в одном из западных пригородов Гэйтвея. Для него не было секретом, что соседи с Бэккер-авеню и коллеги из муниципалитета подсмеиваются над ним, сплетничают, что он-де купил себе молодую жену. Это нисколько его не трогало, он весь был во власти своего чувства к Элен. К тому же он понимал, что смеются над ним больше для вида, а в действительности просто завидуют. Первые пять лет жизни с Элен он вспоминал как самые счастливые годы. Но потом все постепенно начало меняться. Вечеринки принимали все более необузданный характер. Элен все больше привыкала к вину, а его друзья все чаще и настойчивее стали добиваться ее милостей. Кое-кто из его коллег не раз намекал ему, что пора бы обуздать жену и выгнать из дома ее возлюбленных, но Макдафф не без оснований подозревал, что заботятся они не о его чести, а лишь о том, чтобы заполучить Элен. И вот что самое неприятное: она даже не пыталась скрывать от него свои романы. Однажды Макдафф поймал себя на мысли, что старается избежать встречи с очередным возлюбленным жены, — не возвращается домой неожиданно, всегда предупредительно звонит. И вот ее уже нет в живых. Выстрел из пистолета положил конец всем ее интрижкам…

Макдафф повернулся на бок и уснул.

* * *

Лишь за час до рассвета Вирлок и Смит покинули тюрьму на Мэретта-стрит и зашли в соседнее кафе, открытое круглые сутки. Вирлок устал, у него болела голова, но он не позволял себе раскиснуть. Обстановка в связи с делом Уэстина осложнялась. Эллендер, еще более беспринципный и жестокий, чем Фэйн, не скрывал своих намерений использовать убийство Элен Макдафф, чтобы обогнать Фэйна в гонке за место начальника управления внутренних дел. Машинально отпивая холодный кофе, Вирлок размышлял над своим положением и прикидывал, какую позицию ему следует занять. Уже пять лет он ждал наступления дня, когда с Эллендером что-нибудь произойдет и он сможет занять место начальника отдела уголовного розыска. После пятилетнего пребывания в этой должности он получит право выйти в отставку с пенсией в сто пятьдесят долларов в неделю вместо теперешних восьмидесяти пяти. Вирлока, конечно, привлекала перспектива стать начальником отдела, но какой ценой? Сейчас такая возможность представлялась — надо только собрать доказательства виновности Биля Уэстина. Обязательно виновности. Всякое иное направление расследования чревато крупными неприятностями для карьеры. Однако как ни решай эту проблему, допросы Уэстина надо продолжать.

* * *

В тюрьме уже начиналась уборка, когда Смит привел Уэстина из камеры на третьем этаже в кабинет Вирлока. В углу, распространяя приятный аромат, бурлил кофейник. Уэстин сел на стул, поставленный в центре комнаты, и уставился на Вирлока. Смит отошел к стене.

— Ну вот, — начал Вирлок, споласкивая под краном чашки для кофе. — Сейчас мы с вами во всем разберемся.

Уэстин промолчал.

— В ваших объяснениях много уязвимых мест и странных совпадений.

— Все, что я говорил, — истинная правда, — ответил Уэстин.

— Докажите, что это так, и я сейчас же прикажу освободить вас.

— Докажите, что это не так.

— Неубедительно, Уэстин, — поморщился Вирлок; минут десять все его внимание было приковано к столу: он расставлял посуду, разливал кофе и сливки, насыпал в чашки сахар. Уэстин изредка бросал на инспектора внимательные взгляды, покачивал головой и пожимал плечами. Хиллори Смит неподвижно стоял у стены, с любопытством наблюдая за своим начальником.

Уэстин неловко пошевелился на стуле и откашлялся.

— Вы что, хотите, чтоб я снова все рассказал? — спросил он.

Вирлок удивленно взглянул на него.

— Зачем? Вы лучше расскажите, как все произошло на самом деле. — Вирлок снова отвернулся от Уэстина, медленно выпил чашку кофе, сел за письменный стол и закурил, исподтишка посматривая на юношу.

— Ну, хватит играть в молчанку, Уэстин, начинайте, — предложил он после затянувшейся паузы.

— Мне уже невмоготу пережевывать одно и то же, и этот ваш трюк с кофе — пустая трата времени. Пробуйте свои методы психологического воздействия на том, кто что-то скрывает. А мне нечего скрывать.

— Что вы, собственно, знаете о психологии? — резко спросил Вирлок. — Или просто так ляпнули, ради красного словца?

Уэстин не ответил.

Вирлок начал не спеша рассказывать о Макдаффе как об одном из самых видных деятелей штата и безусловно самом важном и влиятельном человеке во всем Гэйтвее. Особенно подробно он остановился на том, как Макдафф встретил и полюбил Элен Шульц, как был привязан к ней, причем все это в выражениях, которые не оставляли у юноши никаких сомнений, что Макдафф ни перед чем не остановится, дабы беспощадно покарать преступника, отнявшего у него эту любовь. Кончив говорить, Вирлок встал и подошел к Уэстину.

— Теперь, надеюсь, вы понимаете, что у вас есть единственная возможность как-то смягчить приговор: сказать всю правду.

— Я и сказал всю правду, — ответил Уэстин, но уже без прежней уверенности.

— В таком случае скажите еще раз, — тихо произнес Вирлок, снова усаживаясь за стол.

Уэстин, по существу, повторил то же самое, что говорил до сих пор, только выпустил несколько незначительных подробностей и добавил кое-какие несущественные для Вирлока детали.

Как только Уэстин умолк, Вирлок кивнул Смиту. Тот подбежал к юноше, схватил его за шиворот и заставил подняться.

— Уэстин! — крикнул он. — Даю слово, вас никто не спасет, если вы не перестанете упорствовать! Эту женщину убили вы, так? Вы пробрались в дом, собираясь ограбить ее, так? Именно у нее вы взяли те семьдесят с лишним долларов, что оказались в вашем бумажнике, так?

Вирлок знаком остановил Смита, и тот вышел из кабинета.

— А правда, откуда у вас эти деньги? — спросил Вирлок. — И, кстати, сколько их, если сказать точно?

— Семьдесят девять долларов.

— Почему вы запомнили сумму?

— Потому что именно столько я получил, когда оформлял расчет.

Вирлок молча кивнул, отвернулся к окну и молча смотрел на улицу, пока не пришел Смит. Взглянув на него, Вирлок повел головой в сторону Уэстина, и по этому знаку Смит сунул юноше в руку дамское портмоне. Осмотрев его, Уэстин растерянно уставился на Вирлока.

— Что это?

Смит осторожно, кончиками пальцев, взял портмоне обратно.

— Это портмоне Элен Макдафф, и теперь на нем остались отпечатки ваших пальцев, — усмехнулся Вирлок.

— Да что же вы делаете! — заволновался Уэстин. — Дайте. — Он попытался выхватить портмоне у Смита, но тот быстро убрал его за спину.

— Одной такой улики достаточно, чтобы посадить вас на электрический стул, — заметил Вирлок. — С помощью такого козыря я в любое время могу добиться для вас смертного приговора.

— Вы же пытаетесь пришить мне дело! — крикнул Уэстин. — Вы…

— Пришить дело? — иронически переспросил Вирлок. — Зачем пришивать вам дело, если оно и так уже есть? Ну, вы скажете наконец правду?

— Подлецы! Какие подлецы!

— Молчать! Убита женщина, вы схвачены на месте преступления… Неужели вы не хотите ничего видеть дальше своего носа? — Вирлок подбежал к Уэстину и, тыкая его пальцем в грудь, продолжал: — Твоя песенка спета! Ты у меня в руках, и пока ты не скажешь правду, это портмоне останется твоим смертным приговором… Смит, уведите его! Он настолько туп, что не хочет воспользоваться единственной возможностью спасти свою шкуру.

— Но что вам нужно от меня? — беспомощно озираясь по сторонам, простонал Уэстин.

— Признание! Правду!

— Я сказал всю правду.

— Вы отрицаете, что ограбили Элен Макдафф? — крикнул Вирлок.

— Да, отрицаю.

— Но вы не можете отрицать, что пытались стереть отпечатки пальцев с пистолета, из которого она была убита?

— Я уже объяснил, как получилось…

— Объяснил… Не объяснил, а сочинил… Смит, увидите его.

Смит стащил Уэстина со стула и начал подталкивать к двери.

— Одну минуту! — остановил его Вирлок. — Уэстин, одумайтесь, пока не поздно, пока я не передал портмоне Эллендеру и районному прокурору, — вы же знаете, что они с вами сделают. Вы уже имели дело с Эллендером, ну а районный прокурор еще хуже.

— А вы хуже их обоих! — крикнул Уэстин. — Сколько раз я должен повторять, что никого я не убивал, что я ни в чем — слышите? — ни в чем не виноват?!

— Столько, сколько потребуется, чтобы сказать правду.

— Ваше признание, Уэстин, и на этом кончим, — тихо добавил Смит.

— Признание в чем? В том, что я убил ее, хотя и не убивал?

Смит пожал плечами.

— Ну что ж, отправляйтесь в свою камеру и подумайте как следует о портмоне с отпечатками ваших пальцев…

Смиту и самому претил этот трюк с портмоне, якобы принадлежавшим убитой, но и он и Вирлок понимали, что начальство не даст им покоя, пока они любой ценой не добьются признания Уэстина.

Оставшись один, Вирлок взял портмоне, осмотрел его и небрежно бросил на стол. Часы показывали без десяти восемь. Скоро придут Лейси Эллендер и районный прокурор Энстроу. Последний, вероятно, в самые ближайшие дни передаст дело Уэстина судье Сэму для срочного рассмотрения. Судья Сэм готов на все, лишь бы добиться выдвижения своей кандидатуры на пост губернатора штата. Судья Сэм, районный прокурор Энстроу, начальник отдела уголовного розыска Эллендер, начальник городской полиции Фэйн и Макдафф против Уэстина… Любопытная расстановка сил, ничего не скажешь!

В кабинет вошел Смит, и Вирлок повернулся к нему.

— Ну?

Смит отрицательно покачал головой.

— Откровенно говоря, вы ввязываетесь в неприятную историю, — заметил он.

— По-вашему, Уэстин невиновен?

— Я так не говорил.

— Но вы так думаете.

— Не сказал бы.

— В таком случае давайте прекратим разговор. С минуты на минуту должны прийти Эллендер и Энстроу, и мне надо решить, какую позицию занять.

— Тогда и у меня возникает тот же самый вопрос: по-вашему, Уэстин невиновен?

— Не берусь утверждать, что он совершенно ни в чем не виноват. Мягко выражаясь, это объяснение не вполне правдоподобно, но…

— Но кто же тогда преступник?

— Преступником может быть любой из сотки друзей и знакомых Макдаффов, кто-нибудь из соседей, имевших роман с Элен Макдафф и либо приревновавших ее, либо оказавшихся отвергнутыми ею, либо боявшихся, что она проболтается… Нельзя сбрасывать со счетов и самого Макдаффа.

— Но что заставляет вас думать, что Уэстин невиновен?

— Скажите мне, почему преступником не может быть кто-нибудь другой, и тогда я признаю, что Уэстин виновен.

— Пожалуй, этого я не скажу.

— То-то. А можно ли на основании известных нам фактов сказать, что миссис Макдафф убил Уэстин, — только он, и никто другой?

— Честно говоря, нет, сэр.

— А мне нужна твердая уверенность, что убийца именно он, или, наоборот, что он не имеет никакого отношения к убийству. Твердая уверенность, понимаете?

— Понимаю, мистер Вирлок.

* * *

В тот же день судья Сэм уведомил районного прокурора Энстроу, что он не возражает против дальнейшего содержания Уэстина в тюрьме. В четверг Уэстину предстояло предстать перед Большим жюри присяжных, которое должно было рассмотреть материалы следствия и решить вопрос о предании его суду по обвинению в предумышленном убийстве. Эллендер заверил прокурора, что к этому времени он будет располагать признанием Уэстина. А это, как тотчас понял Фэйн, резко повышало шансы Эллендера в их борьбе за место начальника управления внутренних дел. Казалось, теперь ему остается только молча наблюдать за успехом соперника, заручившегося поддержкой прокурора Энстроу. Однако, обладая солидным опытом в подобных интригах, Фэйн не собирался уступать без борьбы. Он прекрасно понимал, что если Эллендер станет начальником управления внутренних дел, ему, Фэйну, не удержаться на посту начальника полиции, — Эллендер обязательно протолкнет на это место своего двоюродного брата.

* * *

В понедельник Вирлок вернулся домой в полдень. Жены дома не было. Он выпил бутылку пива, съел бутерброд, принял холодный душ и лег спать. Спал он плохо.

В полдень же миссис Джейн Морган все еще не знала, как ей поступить, хотя довела себя почти до истерики. Особенно удручающее впечатление произвела на нее заметка в газете, где происшествие на Бэккер-авеню описывалось со множеством всяких подробностей. Все валилось у нее из рук, и это так удивило доктора Оттера, что он посоветовал ей уйти домой. Джейн Морган охотно последовала его совету.

Также в полдень из поездки вернулся Джордж Эш. Миссис Эш (она была в саду и приводила в порядок пострадавшие накануне цветочные клумбы) приветствовала его бодрым взмахом руки. Эш поцеловал жену и, не дожидаясь ее расспросов, сообщил, что благополучно доставил Берту Пул к ее сестре в Мейкон, где она в целости и сохранности пробудет целый месяц. Они вошли в дом и вместе со своими четырьмя сыновьями уселись за ленч.

В тот же полдень Элрой Саймонсон в одиночестве завтракал в своем особняке. От тоже прочитал заметку об убийстве, но думал совсем о другом. Он размышлял о переговорах с четырьмя коммивояжерами, о новых товарах на осенний сезон и о том, не следует ли увеличить заказ на пользующиеся хорошим спросом шерстяные пальто фирмы «Форстмен».

Кайль Теодор Макдафф, полупьяный и небритый, вместе со своим адвокатом придумывал какой-нибудь трюк, который позволил бы свести к минимуму налог на имущество Элен Макдафф, перешедшее к нему после ее смерти.

В тюрьме на Мэррета-стрит Биль Уэстин, почти не прикоснувшись к принесенной еде, измученный бесконечными допросами, в изнеможении свалился на грязную койку и забылся тяжелым сном.

На центральном телеграфе администрации пришлось дополнительно выделить двух работников на обработку телеграмм, поступавших со всех концов Джорджии на имя Макдаффа со словами соболезнования и утешения.

Глава 3

Лейси Эллендер хорошо представлял, что следует предпринять, если он хочет занять кресло начальника управления внутренних дел. А он, конечно, хотел. Уже тридцать лет он служил в полиции и понимал, что время работает не на него, — уже и теперь любой начальник управления мог бы, учитывая возраст Эллендера, отправить его на пенсию. Теперешний начальник Алексион Гомерех в октябре должен был стать членом верховного суда штата, и по сложившейся в Гэйтвее традиции вместо него могли назначить только Фэйна или Эллендера. Отставка в пятьдесят три года и пенсия в две трети нынешнего жалованья («Деньги на карманные расходы, а не жалованье!» — говорил он) никак не устраивали Эллендера. Другое дело — пост начальника управления внутренних дел… Вот Гомерех получает триста пятьдесят долларов в неделю да долларов на шестьсот еженедельно берет взятки у четырех букмекеров и у трех владельцев игорных домов. Итого без малого пятьдесят тысяч в год… И такое место уступить Фэйну?! У него, Лейси Эллендера, есть на руках козырная карта, и он подбросит ее Макдаффу, одного слова которого достаточно, чтобы начальником управления стал он, Эллендер.

Часа четыре Эллендер работал у себя в кабинете, а в пять пятнадцать поднял трубку телефона и распорядился: «Доставьте Уэстина в комнату для допросов».

После нескольких часов сна, в семь вечера, Вирлок вновь приехал на службу. Инспектор решил допросить Уэстина ночью, когда никто не сможет ему помешать. Он достал из стола бритву и уже начал бриться, когда дверь за его спиной открылась, и он увидел в зеркале лицо вошедшего.

— Ба, Кэйджен! — воскликнул он, поворачиваясь. — Что вы тут делаете в такое время? А я-то думал, что у ловких адвокатов только одно занятие по вечерам: усиленно угощать старых дам коктейлями и выуживать у них согласие на управление всеми делами и всем имуществом покойных мужей!

Гарольд Кэйджен, лысеющий обходительный человек лет тридцати пяти, один из немногих действительно знающих, по мнению Вирлока, адвокатов в Гэйтвее, лишь улыбнулся на шутку инспектора. Он устало опустился на стул, небрежно поставил рядом дорогой портфель и сунул в рот огромную сигару.

— Здравствуйте, мистер Вирлок. Вам не хватает времени побриться дома?

— Дома нет горячей воды — бойлер из строя вышел. Придется ставить новый, сто пять монет выкладывать.

— Зайдите в магазин «Все для дома» и скажите, что вас прислал я.

— Нет уж, спасибо! Я знаю, что значит покупать вещи за полцены по рекомендации друзей, — на собственной шкуре испытал. Если я потом пожалуюсь, что товар оказался с изъяном, в магазине меня пошлют ко всем чертям, скажут — вы же за полцены покупали. Предпочитаю платить сполна и сохранять за собой право скандалить, если что окажется не так.

Кэйджен ухмыльнулся и выпустил клуб дыма.

— А все же, что вы тут делаете? — поинтересовался Вирлок, приводя себя в порядок после бритья. — Может, одна из ваших богатых старух подралась с кем-нибудь?

Кэйджен отрицательно покачал головой.

— Судья Сэм, чтоб ему пусто было, назначил меня защитником мальчишки, который отправил на тот свет жену Макдаффа.

— Вон что! — удивился Вирлок. — Уэстину повезло.

— Благодарю за лестное мнение, но мне это назначение вовсе не улыбается.

— Отчего?

— Вы же прекрасно понимаете, — ворчливо ответил Кэйджен и кивнул на дверь.

— А что именно я должен прекрасно понимать?

— Эллендер с пяти часов его допрашивает, вернее, выколачивает признание, и категорически отклонил мою просьбу повидаться с арестованным. — Кэйджен пожал плечами. — Думаю, после допроса Эллендер сунет мне под нос признание паренька и предоставит, так сказать, свободу рук — дескать, попробуй теперь сделать что-нибудь для своего подзащитного, если осмелишься.

— И вы, конечно, осмелитесь? — небрежно спросил Вирлок.

— Я?! И не подумаю!

— Почему же?

— Да потому, что мне… не рекомендовали, — тихо ответил Кэйджен. — Знаете, Вирлок, оставьте-ка меня в покое, слышите? И никогда больше не заводите со мной подобных разговоров, иначе…

— Постойте! Кто не рекомендовал?

— Не ваше дело.

— Эллендер? Макдафф? Судья Сэм?

— Повторяю: не ваше дело! — Кэйджен встал. — Вирлок, я дорожу нашими хорошими отношениями, но тут совсем другое дело.

— То есть?

— Разжевать и положить в рот?

— Почему бы и нет, если я такой непонятливый?

— Тогда слушайте, — раздраженно поморщился Кэйджен. — Подавляющее большинство моих дел проходит через гражданский суд по делам о наследствах и опеке. Адвокат, если он хочет успешно проводить такие дела, должен поддерживать хорошие отношения с председательствующим судьей. Я пользуюсь репутацией адвоката, который умеет довольно ловко отделываться от родственников и сумасшедших, претендующих на свою долю наследства. Поэтому ко мне часто обращаются со всякими вопросами, связанными с завещаниями. Ну как тут обойтись без хороших друзей в суде, где утверждают действенность завещаний?.. А теперь внимательно следите за ходом моих рассуждений. Судья Сэм — приятель Дейла, председателя суда по делам о наследствах и опеке. Сэм, закусив удила, рвется в губернаторы, а прокурор Энстроу мечтает стать вместо него судьей. Потому-то оба они и танцуют вокруг Макдаффа, от которого зависит все. Макдафф, разумеется, не хочет, чтобы романы его женушки стали достоянием газет, — это нанесло бы ущерб его репутации политического деятеля, и поэтому решено принести Уэстина в жертву так называемому правосудию. Если я начну выносить всю эту грязь наружу, судья Сэм пожалуется на меня судье Дэйлу, и со мной как адвокатом будет кончено. Что же мне остается, как не держать язык за зубами?

— Так, так… Выходит, парень должен сесть на электрический стул ради спасения репутации этого старого пройдохи и мерзавца Макдаффа?

— Вы же знаете наши политические нравы, — пробормотал Кэйджен.

— Ну хорошо, я ценю вашу откровенность, Кэйджен. Скажите только вот еще что. Кто именно оказал на вас давление?

— Сами догадайтесь, не прикидывайтесь таким наивным. Я вовсе не криминалист, моя специальность — гражданское право, и в этой области я пользуюсь хорошей репутацией в городе. Чтобы сохранить ее, я проведу дело Уэстина так, как от меня требуют. Если бы судья хотел объективного рассмотрения дела, он назначил бы защитником Уэстина Джо Вульфа. Вот уж кто сумел бы добиться оправдания самого Нерона, если бы даже присяжные заседали среди руин сгоревшего Рима! А теперь сами делайте вывод.

Некоторое время Кэйджен и Вирлок молчали. Кэйджен курил, нервно передвигая сигару из одного угла рта в другой.

— Вы, как видно, полагаете, что парень невиновен, — заговорил наконец он. — Почему?

— Не полагаю я этого, но коль скоро у вас возникла такая мысль, значит, вы еще не совсем потеряли совесть… Что касается меня, то я заинтересован лишь в том, чтобы осудили настоящего убийцу, и вы сегодня второй, кого я должен убеждать в необходимости простой справедливости.

— Что вы называете справедливостью в сложившейся обстановке?

— Справедливость остается справедливостью в любой обстановке. Почему бы мне или кому-то другому не заняться расследованием дела в обычном порядке и найти убийцу, не считаясь с любым давлением? Неважно, Уэстин или не Уэстин убил жену Макдаффа. Важно другое: установить подлинного преступника и доказать его вину. Почему-то считается уже доказанным, что именно Уэстин убил Элен Макдафф, в действительности же этого никто пока не доказал, а сам Уэстин категорически все отрицает.

Больше говорить было не о чем. Кэйджен пожал плечами и опустил глаза. Вирлок вышел из комнаты и с силой хлопнул дверью.

Вирлок с задумчивым видом сидел в кабинете Эллендера рядом с его письменным столом и курил. Он не пошевелился, когда в коридоре послышались шаги Эллендера, и даже не взглянул на него, когда тот вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Привет, Честер, — Эллендер быстро прошел к своему креслу. — Ну, наконец-то дело в шляпе!

— Он сознался?

— Пока нет, но уже признает, что проник в дом с определенными замыслами в отношении хозяйки.

— Он признает это? — оживился Вирлок.

Эллендер откинулся на спинку кресла и устало закрыл глаза.

— Ну и денек выдался! — вздохнул он. — Нет, пока не признает. Во всяком случае, прямо. Но не отрицает, что если бы представилась возможность, он бы не упустил такого случая. Я бы назвал это подразумеваемым признанием: Уэстин проник в дом с определенными намерениями, а когда Элен Макдафф отвергла его гнусные предложения, он расправился с ней.

— Позвольте, но Уэстин же, по его словам, вбежал в дом только после того, как услышал ее крик?

— Так это же «по его словам»!

Вирлок собирался что-то возразить, но Эллендер жестом остановил его, не вставая с места, перегнулся через стол и некоторое время пристально смотрел на инспектора.

— Кэйджен сообщил мне, сухо проговорил он, — что у вас есть какие-то собственные соображения относительно виновности Уэстина. Я слушаю.

Вирлок хотел ответить, но Эллендер снова остановил его и добавил:

— Я чертовски устал, поэтому давайте без лишних рассуждений, сразу по существу.

— Мистер Эллендер, я хочу провести самое тщательное расследование. Дайте мне на это недели две.

— Ну, а предположим, что расследование выведет вас на самого Макдаффа. Как быть тогда? — не повышая голоса, спросил Эллендер.

— Я хочу выйти на того, кто совершил преступление.

— Что если это окажется не Макдафф, а один из бывших любовников его жены?

— Я так и скажу.

— Ну, а предположим, что преступником все же окажется Уэстин?

— Я буду удовлетворен и этим.

— Мы здесь вовсе не для того, чтобы вы чувствовали себя удовлетворенным или неудовлетворенным.

— Я не убежден, что Элен Макдафф убита Уэстином.

— Зато я убежден, — отрезал Эллендер.

— Это ваша официальная точка зрения?

— Если хотите, могу изложить ее в письменном виде. Но не рекомендую настаивать на этом.

Вирлок вскочил, нахлобучил шляпу и быстро заходил по комнате.

— Черт возьми, Эллендер! Что происходит с вами?

— Не читайте мне нотаций, Честер, не нуждаюсь.

— При чем тут нотации? Я просто хочу, что бы вы помнили о здравом смысле.

— Я понимаю здравый смысл несколько иначе, чем вы.

— Я понимаю его с точки зрения Уильяма Уэстина! — крикнул Вирлок. Он подбежал к Эллендеру и, подкрепляя свои слова ударами кулака по столу, заговорил: — Нет ничего удивительного, что неопытный юнец, оказавшийся первым на месте преступления и не сумевший толком объяснить, как все случилось, навлекает на себя серьезные подозрения. Но вы не хуже меня понимаете, что мы всегда в первую очередь ищем мотив. Какой же мотив мы обнаружили в данном случае?

— Я уже сказал: он увидел красивую женщину, понял, что она одна, и решил этим воспользоваться.

— Ваше объяснение не выдерживает никакой критики, и вы сами это понимаете.

— Прекратим этот разговор! — в бешенстве крикнул Эллендер.

— Почему? Потому, что вы хотите опередить Фэйна?

— Возможно. И вам не удастся мне помешать.

Вирлок устало опустился на стул. Эллендер, пытаясь взять себя в руки, не спеша закурил.

— Послушайте, Честер, — сказал он. — Сколько лет мы работаем вместе?

— Вы знаете не хуже меня.

— Правильно, знаю. Около двенадцати лет. И ради чего мы работали?

Вирлок промолчал.

— Мы не жалели своих сил, оберегая покой и благополучие граждан, которые не в состоянии позаботиться о себе, даже если бы у каждого в гараже стояло по танку. И всякий раз, когда какой-нибудь пьяный болван пригрозит им револьвером, они требуют нашей защиты, но поднимают грандиозный скандал, если полицейский бесплатно возьмет у торговца гнилой банан.

— Вы словно читаете мне очередную демагогическую передовицу из нашей газетенки «Щит и револьвер», — усмехнулся Вирлок. — Если вы хотите сделать Уэстина козлом отпущения, имейте мужество сказать прямо.

— Вот я и говорю.

— Тогда скажите и другое: что заставляет вас поступать так?

— Житейский расчет. Надеюсь, вы согласитесь со мной?

Вирлок встал и направился к двери.

— Одну минуту, — остановил его Эллендер. Он тоже поднялся и медленно подошел к Вирлоку. — Вы понимаете, что всем нам обеспечено продвижение по службе, если дело пройдет гладко?

— Понимаю. Ну и что?

— Вы станете начальником отдела уголовного розыска. Я же, заняв пост начальника управления внутренних дел, предоставлю вам полную свободу действий. Макдафф, судья Сэм, Энстроу, я, Кэйджен — все мы будем вашими друзьями, вашими влиятельными и сильными друзьями… Вы будете одним из нас, станете получать большое жалованье, в перспективе у вас будет солидная пенсия. Разве не смешно, что на пути ко всему этому стоит какой-то сопляк, один из тех, с кем нам часто приходится иметь дело, один из великовозрастных хулиганов, не заслуживающих…

— Довольно! Я уже сказал, что ваша точка зрения меня не устраивает. Вы совершенно не правы.

— В чем же?

— Да в том, что пытаетесь спасти репутацию, а возможно, и шкуру такого мерзавца, как Макдафф, и во имя этого готовы послать на смерть невиновного.

— Вирлок, но это же никчемный человек! Один из тех бродяг, которые так досаждают нам в Гэйтвее.

— Не имеет значения, Лейси. Если вы дадите мне недели две, я обещаю, что ничего не стану предпринимать по результатам своего расследования, пока не посоветуюсь с вами. От вас будет зависеть, давать им ход или нет. Я же прошу одного: разрешить мне попытаться установить истину!

— Нет, не разрешаю! — снова распаляясь, бросил Эллендер. Он быстро вернулся на свое место, взял со стола одну из бумаг и протянул Вирлоку. — С сегодняшнего дня я отстраняю вас от участия в расследовании дела об убийстве Элен Макдафф. Вот новое задание. Вчера вечером неизвестные взломали дверь магазина на углу улиц Броад и Колумбус. Похищено несколько костюмов и пальто. Займитесь.

Вирлок взял бумагу и пошел к двери, но остановился.

— Неужели вы думаете, мистер Эллендер, что я стану молчать? — спросил он.

— Ну, если вы враг самому себе… Мне будет неприятно уволить вас за неподчинение.

Вирлок повернулся и вышел.

* * *

Минут десять Уильям Уэстин неподвижно сидел на койке, уставившись в пол. В ушах у него все еще звучали слова Гарольда Кэйджена: «Если вы согласитесь признать себя виновным, я, возможно, добьюсь, чтобы вам заменили высшую меру двадцатилетним тюремным заключением. Большего я не в состоянии сделать…»

Уэстин в смятении поднялся с кровати, подошел к оконцу и некоторое время стоял, ухватившись за толстые прутья. Мог ли он еще вчера предполагать, что окажется в тюрьме за стальной решеткой?

— Спокойно, спокойно, молодой человек, — послышался за его спиной чей-то равнодушный голос. — Решетку вам все равно не выломать, и не пытайтесь!

Уэстин оглянулся. Черев глазок двери в камеру заглядывал надзиратель.

— Извините… — начал было он, но вдруг почувствовал, что им овладевает ярость. — К черту вашу решетку! — крикнул он.

— Я хочу говорить с адвокатом!

— Но он только что ушел от вас.

— Так вызовите его! Мне надо с ним посоветоваться.

— Не могу. Ничего не могу сделать для вас. И вот вам мой совет: не пытайтесь вырваться отсюда — это еще никому не удавалось. Так что успокойтесь…

Уэстин без сил опустился на койку.

Глава 4

На следующий день, во вторник, миссис Джейн Морган не смогла прийти, как обычно, в приемную доктора Оттера. Она любила свою работу, ей нравилось встречаться с новыми пациентами, наблюдать за ними, угадывать по манерам и костюмам, к какому слою общества они относятся, радоваться приходу старых пациентов и с удовольствием слушать, когда они делились с ней своими радостями и огорчениями. Теперь же и работа, и приемная доктора Оттера, и пациенты как-то отдалились, отошли на второй план, — все заслонило собой убийство на Бэккер-авеню. Мучаясь и переживая, миссис Морган курила сигарету за сигаретой и уже вторые сутки без сна бродила по комнате.

Часов в семь утра, рассеянно взглянув в окно на неподвижные, безучастные ко всему вязы, миссис Морган с горечью подумала, что мир остается таким же прекрасным и радостным, и нет ему дела до того, как ей тяжело. Полураздетая и непричесанная, она по привычке поставила на плиту кофейник с водой и снова задумалась. Никогда раньше она не сталкивалась с необходимостью подобного выбора: сообщить в полицию обо всем, что видела вечером в воскресенье, или промолчать и махнуть на все рукой — будь что будет. Как бы она хотела, чтобы ничто не нарушало ее маленькой уютной жизни!..

Мучения Джейн Морган особенно усиливались, когда она вновь и вновь бралась за газеты. На опубликованных фотографиях Уильям Уэстин не походил на того человека, которого она видела в доме Макдаффов. Она напряженно всматривалась в фотографии Уэстина, сделанные в тот момент, когда его выводили из тюрьмы или когда он появлялся в зале суда, но ни на одной из них не могла опознать того, кто стрелял в Элен Макдафф. Почти не сомневаясь, что в убийстве обвиняется совершенно непричастный к нему человек, и все же не находя в себе мужества обратиться в полицию и встать на его защиту, миссис Морган то принималась рыдать, то вновь впадала в мрачное раздумье.

* * *

В то же утро судья Сэм и районный прокурор Питер Энстроу сидели за столиком в самом фешенебельном ресторане Гейтвея «Вид на море». Отпивая кофе, судья внимательно всматривался в пышную зелень соседнего парка, однако в его серых глазах читалось сильнейшее недовольство. Это был старик лет шестидесяти с лишним, подтянутый, с преисполненными достоинства манерами; приветствуя входящих в ресторан друзей и знакомых, он время от времени улыбался, сверкая белизной вставных зубов. На нем был серый полотнятый костюм с галстуком. Позволяя отдохнуть глазам, он снял пенсне, слегка склонил голову набок и с некоторым высокомерием проговорил:

— Я ненавижу себя за то, что согласился участвовать в этой истории. В дни моей молодости политическая борьба была такой же грязной, если не грязнее, грубое насилие отнюдь не было редкостью, но, черт возьми, даже тогда существовали определенные пределы!

Энстроу успокаивающе улыбнулся.

— Сэм, но Уэстин все же убил Элен Макдафф. Сейчас сюда приедет Эллендер и покажет вам его признание.

Энстроу было около сорока: непомерно властолюбивый, он ловко скрывал свои замыслы под маской этакого страдальца, обиженного жизнью и людьми.

— Бог мой, Пит, но как же вам хочется вкусить власти! — заметил судья.

— А почему бы и нет? Вам все преподносится на блюдечке, а я должен, жертвуя лучшим, что может быть в моей жизни, добиваться всего сам.

— А иногда жертвуя и чужими жизнями…

— Но и вы далеко не святая невинность, — усмехнулся Энстроу.

— Да, на моей совести есть и человеческие жизни, — согласился судья. — Тем больше сомнений вызывает у меня дело этого мальчика. Я даже имени его не помню.

— И хорошо, что не помните.

— Должен же человек когда-то остановиться и оглянуться на пройденный путь.

— Однако вы не прочь стать губернатором, как и ваш отец в свое время, не так ли? — продолжал настаивать Энстроу.

— Мечтаю уже много лет.

— И такая возможность у вас теперь есть, она там, — Энстроу сделал жест в сторону тюрьмы на Мэретта-стрит. — Губернатор Лайтуэлл трясется от страха в своей резиденции. С его помощью компания лесопильных заводов «Акма» сорвала изрядный куш на сделках с лесом, о чем стало известно Макдаффу. На предстоящих выборах при поддержке Макдаффа вы легко возьмете верх над Лайтуэллом. Макдафф уже говорил об этом.

— Откуда вы знаете?

— Неважно. Знаю, что Макдафф побывал в Вашингтоне и беседовал с сенатором Слипером. Вы же понимаете, уж если Макдафф и Слипер говорят, что Лайтуэлл должен уйти, значит, все решено. Ну, а после ухода Лайтуэлла вы единственный кандидат на его место.

— И я должен заплатить за это своим участием в ваших махинациях? Да плюс к тому принять меры, чтобы имя Макдаффа не попало на страницы бульварных газет?

— Послушайте-ка, Сэм. Элен меняла возлюбленных как перчатки. — об этом сплетничал весь город. Однако одно дело сплетни, и совсем другое — газетные статьи. Если газетам станет известно об амурных делах любвеобильной супруги Макдаффа…

— …то слишком многие начнут задавать себе вопрос, не убил ли ее сам К.Т.? — Сказав это, судья Сэм отвернулся и уставился в окно.

— Советую никогда и никому не высказывать таких предположений! — прошипел Энстроу.

— Ну, а что вы-то получаете в награду за свои труды? — повернулся к нему Сэм. — Место судьи?

— Разумеется. Но дело не в том, что получу я, а в том, что получите вы.

— Предположим, я ничего не хочу «получать» таким путем? Предположим, я изменю свое решение и выйду из игры?

— Ничего вы не измените и ни от чего не откажетесь. Вы и ваши друзья с Бэккер-авеню… Вот уж кто поистине достоин презрения! Сплетничаете в тиши своих особняков, осуждаете других, а сами занимаетесь всякими нечистоплотными делишками… У меня и у самого, правда, рыльце в пушку, но я по крайней мере не прикидываюсь святошей, как вы и вам подобные.

— Да и я не прикидываюсь, я ничем не лучше вас, — брезгливо поморщился судья. — Однако как низко может пасть человек!

— Особенно когда он даже во сне видит себя губернатором, как вы. Кстати, судья, не говорите: «Я ничем не лучше вас», — говорите: «Я такой же, как вы». Это не так режет слух.

— Где же Эллендер, черт бы его побрал? — пропуская слова Энстроу мимо ушей, сердито спросил судья.

— Сейчас позвоню в тюрьму и узнаю.

Энстроу вышел в вестибюль, где стояли телефоны-автоматы, и увидел только что появившегося в ресторане Эллендера. Он подошел к нему, взял под руку и подвел к столику, за которым сидел судья.

— С добрым утром, — поздоровался Эллендер, без приглашения опускаясь на стул. Вслед за ним сел и Энстроу. Веки у Эллендера были красные, лицо осунулось.

— Ну, получили? — резко спросил Энстроу.

Эллендер мрачно покачал головой.

— Нет.

— А в чем дело?

— Обратитесь со своим вопросом к Уэстину. Я сделал из него отбивную, и все напрасно.

— Никаких синяков! — поспешно предупредил Энстроу. — Иначе какой-нибудь чересчур «сознательный» присяжный устроит нам скандал.

Эллендер недовольно взглянул на Энстроу.

— Вы меня не один день знаете, Пит.

— Вас-то я знаю, но Гарольд Кэйджен ловкий адвокат — продемонстрирует жюри присяжных избитого арестанта и… Кто тогда поверит, что он добровольно во всем признавался?

— Не беспокойтесь, Кэйджен и пальцем не шевельнет, — вмешался судья Сэм.

— Вы уверены? — спросил Эллендер.

— Сэм уже говорил с председателем суда по делам о наследствах и опеке Дэйлом, — пояснил Энстроу. — Кэйджен будет ходить по струнке… Однако где же обещанное вами признание Уэстина? Чем быстрее мы провернем дело, тем скорее прикусят язык те, кто склонен примешивать К.Т. к убийству Элен.

— Кое-кто уже рыскает в «поисках истины», — заметил Эллендер.

— Кто именно? — встрепенулся Энстроу.

— Один из моих детективов.

— Этого еще не хватало! Неужели вы не можете держать в руках своих подчиненных?

— Разве я сказал, что не могу? Я сказал только, что «кое-кто уже рыскает». И еще одна деталь. Мне звонила Этта Саймонсон, жена владельца нашего универсального магазина. Саймонсоны живут рядом с Макдаффами.

— Ну — ну? — поторопил Энстроу.

— Черт бы ее побрал! Она утверждает, что видела, как к Макдаффам в тот день приходил их знакомый пианист. Говорит, он провел с Элен весь день.

— Выкиньте из головы ее слова, — небрежно отмахнулся Энстроу.

— Ну, а кто же этот ваш детектив-правдолюбец? — поинтересовался Сэм.

— Честер Вирлок.

Энстроу прищурился.

— Это не он ли хотел стать начальником отдела уголовного розыска, когда вас назначат начальником управления внутренних дел?

— Он самый.

— Ничего не понимаю! Он что, не в состоянии сообразить, что к чему?

— Вы просто отвыкли понимать честных людей, Пит, — скривился судья Сэм.

Энстроу раздраженно фыркнул:

— Не ваше дело, что я понимаю, а что нет! Во всяком случае, я понимаю, что нам надо как можно быстрее и аккуратнее провернуть дело Уэстина. Я мог бы, полагаю, добиться нужного приговора и с теми материалами, которые уже есть, но мне нужна гарантия, что никаких осложнений на сей счет не произойдет, и такую гарантию я вижу только в признании Уэстина.

Эллендер хотел что-то сказать, но Энстроу опередил его:

— Надеюсь, вы представляете, насколько мне важно получить признание? Займитесь этим немедленно.

— Завтра признание Уэстина будет у вас на столе, обещаю, — торжественно заявил Эллендер.

— А вот и Кэйджен, легок на помине! — громко сказал судья Сэм и жестом пригласил адвоката к столику. Кэйджен охотно воспользовался приглашением. Прежде чем усесться, он фамильярно похлопал по плечу сначала Эллендера, потом Энстроу.

— Терпеть не могу всякие там пари, ухмыльнулся он, — но сейчас готов биться об заклад, что честная компания вела разговор о убийстве, а? Речь шла о ком-либо из наших общих знакомых?

— Вы могли бы повлиять на своего подзащитного и склонить его к признанию, если это не удастся Эллендеру? — спросил Энстроу.

— Нет, — ответил Кэйджен. — Мне придется схватиться с вами на суде. — Он улыбнулся собственным словам и закурил сигару. — Что-то слишком все вы беспокоитесь о признании Уэстина. А какая в нем необходимость? Вы же собрали убийственные улики.

— Мы беспокоимся только о том, чтобы не возникло каких-нибудь осложнений, — огрызнулся Энстроу. — Может, он согласится признать себя виновным в непредумышленном убийстве? Ему ведь нет еще и двадцати — возможно, мы что-нибудь придумаем для него, учитывая его молодость.

— Я уже сказал, — все с той же ухмылкой ответил Кэйджен, — что на суде нам придется скрестить шпаги.

— А что вы, собственно, усмехаетесь? — вмешался судья Сэм. — Ничего смешного я пока не вижу. Мы ведем серьезный разговор.

— Целиком согласен с вами, — добродушно подтвердил Кэйджен.

— Чтобы вы окончательно все уяснили, — добавил Энстроу. — могу сообщить, что вчера вечером Сэм обедал с судьей Дэйлом.

— Удивительно, Сэм, как это вы протерпели до обеда! Я полагал, что вы побежите к Дэйлу прямо с утра. — Кэйджен повернулся к Эллендеру. — Скажите, господин начальник, мой подзащитный, наверно, нуждается в госпитализации? Сколько у него поломано ребер и все такое?

— Следовательно, вы уверены, что я пока не выколотил из него признания?

— Вполне уверен. В противном случае Пит жмурился бы, как сытый кот, вы бы спали дома, а Сэм играл бы в гольф в клубе и воображал, что дело происходит уже на площадке губернаторского особняка.

— Я знаю, Кэйджен, что вы человек сообразительный, — угрожающе посмотрел на него Энстроу, — но все же считаю нелишним предупредить: не вздумайте ставить мне палки в колеса, не пытайтесь юлить, если не хотите, чтобы я стер вас в порошок.

— Не забывайте, что и я могу подкинуть вам кое-какие неприятности, — постучал пальцем по столу Эллендер.

— Теперь ваш черед угрожать мне, а, Сэм? — повернулся Кэйджен к судье.

— Не вижу необходимости в угрозах, Гарольд. Вы же просто-напросто кокетничаете, а в действительности не меньше нас заинтересованы в успехе этой грязной игры.

— Спасибо и на том! — воскликнул Кэйджен.

— Ну, мне пора, — поднялся Энстроу. — Служба! Лейси, займитесь делом. И помните: никаких осложнений! А с вами, судья, мы еще увидимся сегодня на похоронах.

* * *

Часы показывали десять тридцать утра, когда Нонна Эш отбросила газету и встала с кушетки. Она прочитала от строчки до строчки все материалы об убийстве Элен Макдафф и долго рассматривала фотографии Уильяма Уэстина. Ей осточертели бесконечные пересуды, вздохи и ахи обитателей Бэккер-авеню, опасавшихся, что происшествие набросит тень на репутацию их замкнутого, респектабельного мирка. Резкими взмахами руки она отогнала от лица клубы табачного дыма и раздраженно воткнула в пепельницу недокуренную сигарету. В последние дни она курила очень много.

Миссис Эш подошла к огромному окну и долго смотрела на свой сад. Лучи жаркого солнца освещали безупречно четкие узоры яркого цветочного ковра. Немало сил отдавала она ежегодно, придумывая все новый и новый его рисунок. В этом году через весь сад проходила широкая полоса голубых барвинков с вкрапленными в нее клумбами фиалок.

Дети собирались поехать на пляж вместе с двумя служанками, а повариха отправилась закупать обычный недельный запас продуктов. Как правило, по вторникам Джордж Эш проводил в своей экспортно-импортной фирме только первую половину дня, а потом они играли в гольф или катались на лодке, но сегодня его отвлекли какие-то неотложные дела, и ей предстояло провести весь день в одиночестве. Дети действительно вскоре уехали, и Нонна осталась одна. Она могла бы пойти поболтать к своей соседке Этте Саймонсон, но та снова начнет трещать об убийстве, а Нонна уже два дня ни о чем другом не слышала, и эта тема порядком набила ей оскомину.

Через некоторое время миссис Эш перешла к окну, из которого открывался вид на прилегающую часть улицы и на особняк Макдаффов. Она вспомнила о вечеринках, а вернее, об оргиях, что так часто происходили в особняке, о том, какое внимание уделял ее муж Элен Макдафф. Да, ничего не скажешь, Элен была привлекательной женщиной… Миссис Эш припомнила даже, какое масленное выражение появлялось на лице Джорджа всякий раз, когда он встречался с женой Макдаффа. «Теперь Элен мертва, — думала миссис Эш. — Как все-таки я умно поступила, выпроводив Берту из дому!.. Люди, лишенные, подобно Элен Макдафф, всяких моральных устоев, не только сами кончают плохо, но и причиняют страдания окружающим».

Миссис Эш еще раз со вздохом облегчения подумала, что Берта сейчас далеко, и, следовательно, некоторое время можно не опасаться неприятностей. Хотя бы некоторое время…

* * *

Миссис Морган пришла на работу в приемную доктора Оттера с полуторачасовым опозданием — случай из ряда вон выходящий. В приемной оказалась одна миссис Этта Саймонсон — ей нужно было закрепить зубной протез. Завидев миссис Морган, Этта мило улыбнулась и хотела заговорить с ней, но в дверях кабинета появился доктор Оттер в коротком белом халате и с марлевой маской на лице. Снимая резиновые перчатки, он озабоченно взглянул на свою секретаршу.

— Ну, сегодня, надеюсь, мы чувствуем себя лучше? — спросил он.

— Спасибо, доктор, значительно лучше, — ответила Джейн и, поспешно сунув сумочку в нижний ящик стола, начала было извиняться за опоздание, но доктор прервал ее:

— Ничего, ничего, не беспокойтесь. — Он повернулся к миссис Саймонсон. — Через несколько минут я приму вас, — проговорил он и снова скрылся в своем кабинете.

— Вам нездоровится? — участливо спросила у Джейн миссис Саймонсон.

— Просто я устала. Мне надо по-настоящему отдохнуть.

Миссис Морган не питала к Этте Саймонсон особых симпатий и теперь, не желая поддерживать разговор, с сосредоточенным видом стала просматривать журнал приема больных.

— Вы, разумеется, читали об этой ужасной истории с Элен Макдафф? — как ни в чем не бывало продолжала миссис Саймонсон. — Мы живем по соседству, так что, можно сказать, были очевидцами и только по чистой случайности не оказались участниками. Ведь как раз в тот вечер муж и я собирались навестить чету Макдаффов, но, слава богу, в последнюю минуту передумали. Ужас, сколько там собралось зевак! Посмотрели бы вы, как они попортили сады… Да что там сады… Если бы не полицейские, так они бы, наверное, через окна забрались в дом. Миссис Саймонсон умолкла, закурила, длинным наманикюренным ногтем сняла с языка табачную крошку и заговорила снова:

— Можете мне поверить, дорогая миссис Морган, я в ту ночь почти не сомкнула глаз… А ведь Элен была так мила, так мила! Она так любила жизнь! Она наслаждалась жизнью, как умеют и осмеливаются лишь немногие. — Миссис Саймонсон глубоко вздохнула, что, очевидно, должно было подтвердить ее глубокую симпатию к Элен Макдафф. — Какая все-таки несправедливость: почему в первую очередь расплачиваются и уходят от нас самые жизнерадостные, самые юные и очаровательные?..

Дверь кабинета распахнулась, из него пулей вылетел какой-то человек и, еле кивнув обеим женщинам, выбежал на улицу.

— Если вы в состоянии, миссис Морган, — чуть ли не извиняющимся тоном проговорил доктор Оттер, — я попросил бы вас помогать мне, пока я буду заниматься миссис Саймонсон.

— Конечно, конечно, доктор! — закивала миссис Морган. Усаживая Этту Саймонсон в кресло, обвязывая ее чистой салфеткой и наливая для нее в стакан свежую воду, она все время чувствовала на себе взгляд доктора Оттера, и у нее из головы не выходила мысль, что, возможно, врач и есть тот человек, которому она могла бы довериться. Если бы только набраться мужества…

— …после этого К.Т. провел всю ночь у нас, — донеслись до нее слова миссис Саймонсон. — И знаете, доктор, как он страдал! Муж чуть не силой увел его из этого кошмарного дома и привел его к нам. Мне еще никогда не приходилось видеть человека, который бы так был убит горем!

Миссис Морган внезапно пришла в себя. Да ведь эта женщина живет рядом с Макдаффами, а ты не слышишь и слова из того, что она рассказывает!.. Она откашлялась и, стараясь унять дрожь в голосе, спросила:

— Ну, а что мистер Макдафф говорил об убийстве?

— Моя дорогая миссис Морган! Да будет вам известно, что тот бедный юноша, который сейчас томится в тюрьме, виновен не больше, чем мы с вами!

Доктору Оттеру никак не удавалось натянуть резиновые перчатки, но Джейн Морган не спешила прийти ему на помощь, она понимала, что, надев перчатки, он займется миссис Саймонсон, и та вынуждена будет замолчать.

— Но вы сами-то действительно видели что-нибудь? — снова обратилась она к миссис Саймонсон.

— Не знаю, что вы имеете в виду под словом «действительно». Я много лет живу рядом с Макдаффами, часто бывала у них на сумасшедших вечеринках и знаю куда больше, чем я действительно видела в тот вечер. Элен Макдафф, опять скажу я вам, жила очень весело, и многие из нас считали ее неисправимый грешницей. Я же, — Этта Саймонсон смиренно воздела очи горе, — я же всегда руководствуюсь заповедью: «Не суди сам, да не судим будешь». Что касается вашего вопроса… Да, я действительно видела кое-что, однако наши тупоголовые полицейские не считают это заслуживающим внимания. Доктор Оттер наконец подошел к креслу, и Джейн Морган с трудом удержалась, чтобы не оттолкнуть его. Но оказалось, что он тоже прислушивается к разговору и тоже хочет знать, что же такое увидела миссис Саймонсон, чего полиция не считала заслуживающим внимания.

— Так что же вы все-таки видели? — спросил он к радости миссис Морган.

— Слишком уж много бывало в доме… — начала было Этта Саймонсон, но спохватилась. — Нет нет! Уж лучше мне помолчать, не то вы посчитаете меня старой сплетницей.

— Тогда откройте пошире рот, — потребовал доктор.

— Миссис Саймонсон все же не утерпела и в последнее мгновение выпалила:

— Весь день в доме пробыл… кое-кто, но не сам Макдафф и не тот юноша, что сидит сейчас в тюрьме на Мэретта-стрит.

Миссис Морган закрыла глаза, чувствуя, что не выдержит напряжения, в котором жила все последнее время. Нет, надо как можно скорее уйти домой!..

* * *

Раскрытие кражи в магазине на углу улиц Броад и Колумбус не потребовало от Вирлока особых усилий. В понедельник вечером он допросил всех служащих магазина, а во вторник утром вместе с Хиллори Смитом нанес неожиданный визит заведующему складом и застал его за погрузкой краденых вещей в багажник машины. Вирлок арестовал вора и отвез в тюрьму, где тот полностью признался. Дома, после скучного ужина, он трижды перечитал в газете заметку о похоронах Элен Макдафф, отмечая про себя фамилии присутствующих. Он знал многих, но не имел никаких оснований связать кого-нибудь из них с убийством на Бэккер-авеню. Потом он долго бродил по комнате, выкуривая одну сигарету за другой. Предварительно заседание Большого жюри присяжных по делу Уэстина состоится в четверг. Тем временем Эллендер попытается добиться от парня признания, чтобы предъявить его жюри. Вирлок, правда, почти не сомневался, что Эллендера постигнет неудача. В этом его убеждало все поведение Уэстина, его манера держаться, то, как он смотрел и как отвечал на вопросы полицейских. Вообще-то никакого значения его признание уже не имело: сознается он или нет — его судьба решена. С помощью судьи Сэма, не встречая особого сопротивления Кэйджена, а то и с его молчаливого согласия, Энстроу добьется молниеносного осуждения парня. Он, Вирлок, уже ничего сделать не может. «Сиди Честер, в своем кресле, читай проклятые газеты или отправляйся к приятелям поболтать о бейсболе… Со временем придет к тебе повышение по службе, прибавка к жалованью…»

И все же Вирлоку претило бездействие. Он подошел к телефону и набрал номер приятельницы, у которой гостила жена.

— Юнис, я ухожу, — сообщил он. — Не жди меня скоро… Нет, со службы мне не звонили, но у меня есть дело… Хорошо, дорогая, если мне придется задержаться, я позвоню тебе. Пока.

Выйдя на улицу, Вирлок сел в автомобиль и долго думал, восстанавливая в памяти детали убийства. Но ничего нового на ум не пришло, и он тронул машину с места.

Глава 5

В среду газеты под большими заголовками сообщили, что Уильям Уэстин предстанет перед судом в ближайшие дни. Для обитателей особняков на Бэккер-авеню убийство Элен Макдафф, ее похороны, визиты полицейских уже давно перестали быть новостью Большого жюри и самого процесса.

Лишь немногие еще продолжали верить в невиновность Уильяма Уэстина. Разговоры теперь велись главным образом вокруг двух вопросов, а именно: не сама ли Элен пригласила молодого, стройного Уэстина к себе в дом, пообещав ему час любви, и если так, что явилось причиной трагедии — не проникли Уэстин в дом с целью грабежа и, застав там находящуюся в одиночестве красивую женщину, не воспользовался ли этим в низменных целях.

Второе предположение с жаром отстаивали Роланд Гуд и Этта Саймонсон. Они утверждали, что Элен Макдафф никогда не упускала случая побыть наедине с приглянувшимся человеком, хотя бы видела его впервые, и что она наверняка охотно пошла навстречу поползновениям Уэстина. Только вот над чем они ломали голову: что натворил юноша, если Элен схватилась за пистолет, оказавшийся потом в его руках?

К.Т.Макдафф переехал в гостиницу «Крофт»; ходили слухи, что он собирается продать дом.

* * *

В десятичасовом бюллетене последних известий сообщалось, что начальник отдела уголовного розыска с минуты на минуту должен получить от Уэстина полное признание. Однако в последующих бюллетенях, в одиннадцать и двенадцать часов, ничего нового об этом не говорилось, как, впрочем, и в заключительном выпуске, в два часа ночи, когда станция закончила свои передачи.

Районный прокурор Энстроу доложил дело Уэстина Большому жюри присяжных в четверг в одиннадцать часов утра. И хотя Уэстин так ни в чем и не признался, жюри уже через час двадцать семь минут согласилось с правильностью предъявленного ему обвинения в убийстве при отягчающих обстоятельствах. Три человека особо отметили тот факт, что Уэстин так и не признал свою вину: Вирлок, Кэйджен и Фэйн.

Кэйджен навестил Уэстина в среду и беседовал с ним о том о сем, исподволь пытаясь понять, что же все-таки он собой представляет. Кэйджен не нашел для себя возможным склонять юношу к признанию, не уговаривал его обратиться к суду с просьбой о снисхождении, то есть, иными словами, согласиться на двадцатилетнее тюремное заключение по обвинению в непредумышленном убийстве. Кэйджен понимал, как нелепо было бы прямо потребовать от Уэстина, чтобы тот покорно согласился с его доводами и заявил: «Так и быть, отправляйте меня в тюрьму на двадцать лет». И все же, понимая это, он намеками пытался внушить юноше, что из двух зол всегда следует выбирать меньшее.

К концу беседы адвокат вынужден был признаться в своей полной беспомощности. Уэстин наотрез отказался понимать, какие силы противостоят ему.

Покидая тюрьму, Кэйджен встретил Эллендера.

— Ну, удалось вам чего-нибудь добиться от него? — спросил тот.

— Ничего. И вам не удастся.

— Посмотрим, посмотрим!

— Что ж, посмотрим.

Эллендер презрительно усмехнулся:

— Теперь вам остается только заявить, что он не совершал убийства, не так ли?

— Не знаю и, честно говоря, знать не хочу. В конце концов у меня нет особой необходимости пресмыкаться перед К.Т., как пресмыкаетесь все вы. Элен была самой настоящей шлюхой, а этот мальчишка просто бедняга, который не может позаботиться даже о самом себе. Не надо было ему заходить в дом, вот и все.

— Да, но стрелял-то все-таки он… Ваша позиция меня в общем-то устраивает, она не помешает нам обделать дельце без сучка и задоринки!

Эллендер хотел пройти дальше, но Кэйджен схватил его за Руку.

— Послушайте, Эллендер! — воскликнул он. — Еще раз говорю вам, что вы не получите от Уэстина признания! Я понял его и убежден, что он никогда не даст нужных вам показаний.

Эллендер с подозрением взглянул на него:

— Уж не вы ли постарались настроить так своего подзащитного?

— Ерунда! Вы ведь всегда можете устроить мне какую-нибудь пакость. Ничего я ему не говорил, а вот вам говорю: признания от него вы не получите! Почему бы вам не оставить его в покое?

— Замолчите! — крикнул Эллендер.

Кэйджен повернулся, сунул в рот окурок давно потухшей сигары и быстро зашагал прочь.

* * *

Молча наблюдая, как Эллендер час за часом тщетно пытается вынудить Уэстина к признанию, Честер Вирлок ловил себя на мысли, что твердость юноши производит на него все более сильное впечатление. И Эллендер и Кэйджен дали ясно понять Уэстину, что вопрос о нем уже решен — подпишет или не подпишет он признание в убийстве. Вместе с тем Эллендер обещал Уэстину, если он признает себя виновным, то его приговорят «всего лишь» к двадцати годам с правом ходатайствовать об освобождении на поруки через одиннадцать лет и семь месяцев. Дальнейшее упорство, предупредил Эллендер, приведет лишь к тому, что он самое меньшее получит пожизненное заключение без права досрочно освобождения.

Убедившись, что Уэстин вполне понимает, в каком тяжелом, в сущности безвыходном, положении он находится, Вирлок как бы между прочим заметил Хиллори Смиту, что отказ Уэстина подписать признание наводит на самые серьезные размышления. Однако он упорно уклонялся даже от разговора об этом деле, во всеуслышание заявил, что отстранен от расследования и не хочет иметь к нему никакого отношения. Звучало это весьма убедительно для всех… кроме него самого.

* * *

Фэйн, опытный полицейский и не менее искушенный интриган, не мог не обратить внимания на три обстоятельства, связанные с нежеланием Уэстина признаться в преступлении на Бэккер-авеню: во-первых, поведение Вирлока, его чересчур громкие декларации о том, что «умывает руки»; во-вторых, тот факт, что Эллендер лично ведет следствие и лично допрашивает Уэстина, причем делает это с таким рвением, какого Фэйн никогда раньше за ним не замечал; в-третьих, встреча Эллендера, судьи Сэма, Энстроу и Кэйджена в ресторане «Вид на море»… Ход событий все чаще наталкивал Фэйна на неутешительный вывод: новым начальником управления внутренних дел будет не он, Фэйн, а Эллендер.

Что же следовало предпринять? Фэйн размышлял над этим со среды до четверга, когда Питер Энстроу потребовал от Большого жюри присяжных утвердить обвинительное заключение по делу Уэстина, несмотря на его отказ подписать признание.

Фэйн пытался понять, почему Эллендеру не удается сломить сопротивление Уэстина, — случай крайне редкий в практике этого мастера допросов. Уэстин либо тупоголовый болван, либо отпетый бандит, либо (к этой мысли все больше склонялся Фэйн) перепуганный, но ни в чем не повинный юнец, слепо уверовавший в глупую болтовню нянечек из детского сада, что справедливость-де в конце концов всегда восторжествует.

Были и другие факты, которые не мог не учитывать Фэйн, анализируя создавшуюся обстановку и разрабатывая план действий. Почему, например, судья Сэм назначил защитником Уэстина Кэйджена, а не Вульфа? Отчего такой интерес к делу проявляет Энстроу? Что побудило Эллендера запретить некоторые мероприятия, обычные при расследовании таких дел?.. Все это, вместе взятое, помогло Фэйну ответить на вопрос, что он может сделать.

В свое время Фэйн получил теперешнюю должность в виде вознаграждения за определенные услуги, оказанные кое-кому в разгар межпартийной борьбы. Ныне он состоял в партийной организации штата, причисляя себя к группировке Макдаффа, исправно платил членские взносы, участвовал в обедах, на которых собирали «пожертвования» в партийную кассу, ловко сводил на нет все попытки возбудить дело против какого-нибудь деятеля своей партии, но и только; Фэйн не считал, что он слишком уж многим обязан Макдаффу, а тем более партийной организации, и без колебаний отказался бы от всякой партийной принадлежности, если бы возникла необходимость выбирать между ней и, скажем, повышением по службе.

Политическую машину штата представляли в основном три группировки. Одну возглавлял Макдафф, вторую сенатор Слипер и третью отъявленный демагог по фамилии Смэггенс. Уже несколько лет подряд Смэггенс контролировал столицу штата, в то время как Слипер и Макдафф хозяйничали в избирательных округах, посылавших в сенат США двух сенаторов. Некоторое время назад группировки поменялись ролями. Объединив свои силы, Макдафф и Слипер посадили в кресло губернатора некоего Перси Лайтуэлла, а Смэггенс сделал сенатором угодного ему человека. И вот недавно Лайтуэлл заключил с подставными лицами из банды Смэггенса закулисную сделку на продажу леса. Макдафф и Слипер расценили поведение Лайтуэлла как предательство их интересов и пригрозили вышвырнуть его из губернаторской резиденции. Вот тут-то, по мнению Фэйна, Макдафф и Слипер допустили промах, не воспользоваться которым было бы просто грешно. Фэйн знал, что Лайтуэлл, этот краснобай, беспринципный политический ловчила, умеет завоевывать расположение избирателей. При поддержке Смэггенса он сможет добиться своего переизбрания на очередной четырехлетний срок, хотя ему придется туго, если группировка Макдаффа-Слипера выдвинет против него кандидатуру судьи Сэма.

Обдумав все это, Фэйн решил, что самое разумное в такой обстановке — предложить Лайтуэллу свою помощь. Обеспечив его переизбрание, он обеспечит себе нечто большее, чем место начальника управления внутренних дел. Как и Эллендер, Фэйн надеялся со временем стать членом верховного суда штата и на том закончить свой служебный путь, предварительно набив карманы за счет взяток с игорных домов и нелегального тотализатора.

Фэйн не исключал, что Эллен Макдафф убил сам К.Т. Если бы ему удалось доказать это и передать соответствующие материалы Перси Лайтуэллу, он мог бы считать свою дальнейшую карьеру обеспеченной. Надо действовать немедленно и для начала прощупать самого Кайля Теодора Макдаффа.

В четверг вечером, переодевшись в штатское, Фэйн отправился в гостиницу «Крофт», через боковой вход поднялся на восьмой этаж и негромко постучал в номер Макдаффа. Не получив ответа, он толкнул дверь, оказавшуюся незапертой, и вошел в неосвещенный номер. На него пахнуло запахом виски и застоявшегося табачного дыма.

— Кто там? Какого черта! — послышался из темноты голос Макдаффа.

— Мистер Макдафф? — осведомился Фэйн.

— Ну и что? Я ничего не заказывал, убирайтесь к дьяволу!

Фэйн осторожно прикрыл дверь и повернул ключ.

— Я Фэйн, мистер Макдафф. Хочу переговорить с вами.

— Нам не о чем разговаривать. Зажгите свет.

Фэйн ощупью побродил по номеру, споткнулся о стул, но все же нашел выключатель. Раздетый, обросший седой щетиной Макдафф лежал на софе, прикрывая глаза от света рукой. Рядом на столике стояло несколько бутылок вина, миска с полурастаявшим льдом и поднос с нетронутой едой.

— Какой еще разговор может быть у вас со мной? — раздраженно спросил он.

На лбу Фэйна выступил пот.

— О вашей жене, Мак, — выдавил он.

— Как-как? Как вы меня назвали? — изумился Макдафф. — Это еще что за новость? — Он встал с софы и с недоумением всмотрелся в Фэйна. Не спуская с него глаз, он плеснул в стакан виски, добавил воды со льдом и, отпив половину, закурил. — Вы явно задумали какой-то трюк, иначе никогда бы не рискнули врываться ко мне да еще и чуть не похлопывать меня по плечу. Ну, так что там варится в вашей дурацкой башке?

Грубый презрительный тон Макдаффа нагнал на Фэйна еще больший страх, но отступать было поздно.

— Я полицейский офицер, — заговорил он, — и пришел допросить вас по делу об убийстве вашей жены… Вы оказались первым на месте происшествия, однако никто не осмелился спросить у вас, откуда вы появились, что делали до этого, почему бродили в темноте около дома… Может, это ваши шаги слышал Уэстин? В общем, вопросов возникает целая куча.

Макдафф тем временем поднялся с кушетки и не спеша оделся.

— Вы что, действительно хотите впутать меня в это дело? — мрачно поинтересовался он.

— Мне не надо вас впутывать — вы сами впутались по самые уши. Сейчас вопрос вот в чем: буду я расследовать вашу роль в этом происшествии или не буду.

Макдафф помолчал.

— Что вам нужно? — после паузы спросил он.

Фэйн перевел дыхание и торопливо заговорил:

— Лейси Эллендер, Питер Энстроу и судья Сэм из кожи вон лезут, стараясь пришить Уильяму Уэстину убийство вашей жены. Возможно, ради того, чтобы газеты не растрезвонили, с каким рвением миссис Макдафф наставляла вам рога, — это сделало бы вас посмешищем в глазах всего штата. Ясное дело, Эллендер, Энстроу и Сэм даром и пальцем не шевельнут, не такие они люди, каждый из них рассчитывает урвать свой кусок пирога. Эллендер жаждет стать начальником управления внутренних дел. Энстроу — судьей, а судья Сэм — при вашей и Слипера поддержке — губернатором вместо Лайтуэлла, ставленника Смэггенса. Надо полагать, они добьются своего, если им удастся замять скандал с амурными делами вашей супруги и добиться осуждения Уэстина.

— Вы, конечно, тоже хотите получить свою часть пирога?

— А как же! — охотно согласился Фэйн. — Чем я хуже других?

— Но чего именно вы хотите? Стать губернатором? А может, вы хотите заседать в сенате вместо Слипера? Должен вам сказать, вы поступили очень и очень неосторожно, явившись ко мне с таким предложением. Что мешает мне после вашего ухода позвонить начальнику управления внутренних дел Гомереху и потребовать вашего увольнения за попытку шантажа?

— Ничто не мешает, только… только если меня уволят, я волей-неволей должен буду публично объяснить, чем вызвано увольнение. Мне придется сказать, что меня уволили за отказ сфабриковать дело по обвинению Уильяма Уэстина в убийстве вашей жены и за настойчивые требования расследовать некоторые факты.

— Это какие же? — хмуро осведомился Макдафф.

— Ну, например, все, что касается вашей роли в этих комбинациях вокруг дела Уэстина… — В голосе Фэйна вдруг зазвучали просительные нотки. — Вы только подумайте, что получается… После того как осудят Уэстина, через несколько месяцев Гомерех уйдет в отставку или станет членом верховного суда штата. Эллендер займет его место. Ну, а я? А я останусь ни с чем! Как видите, Мак, мне терять нечего.

— Перестаньте называть меня Маком! И дайте мне подумать над вашим… ультиматумом. — Макдафф снова налил себе вина. — Я вижу, вы все продумали…

— Продумать-то продумал, но получилось, кажется, несколько грубовато, — извиняющимся тоном ответил Фэйн и тут же с прежней развязаностью добавил: — Грубовато, зато в самую точку!

— Но я пока ничего не обещал вам, ничтожество вы этакое! — снова вскипел Макдафф. — Я еще раз спрашиваю: что вам нужно?

— Побыть хотя бы год начальником управления внутренних дел, а потом стать членом верховного суда штата.

— Но у вас же нет юридического образования!.. Впрочем, я подумаю, Фэйн.

Макдафф встал, давая понять, что беседа окончена. Фэйн продолжал сидеть.

— Мистер Мак, в прошлом мы мало встречались, но это не значит, что я не могу вам пригодиться. Я не хочу остаться на бобах. Я хочу, чтобы вы остановили свой выбор не на Эллендере, а на мне.

— Видите ли, Фэйн, я много выпил сегодня и сейчас не в состоянии принять какое-нибудь определенное решение.

— Я готов подождать до завтра. Надеюсь, мистер Мак, вам не придет в голову обмануть меня? Вы ничего не выгадаете, но много потеряете. Я могу причинить вам массу неприятностей, если предложу свои услуги группе Лайтуэлла-Смэггенса.

— Из тех же корыстных побуждений?

— Мои корыстные побуждения — сущий пустяк по сравнению с тем, что вы обрекаете на смерть мальчишку, обвинив его в убийстве вашей жены, хотя… хотя, возможно, вы сами отправили ее на тот свет.

— Что?! Так, по-вашему, это я убил Элен?

— Не знаю, мистер Мак, но уверен, что кто-то один из вас: либо вы, либо тот парень.

— Ну что ж… О моем решении вы узнаете в пятницу.

Макдафф повернулся и скрылся за дверью ванной комнаты. Фэйн остался один, усиленно размышляя, уходить ему или нет. Услыхав звуки наполнявшей ванну воды, он вскочил и, взбешенный, выбежал из номера.

* * *

Доктор Оттер понял, что с Джейн Морган вот-вот начнется истерика, и поспешил отправить ее домой. Она ушла, так и не сказав ему ничего. Слова Этты Саймонсон («…бедный юноша виновен в убийстве не больше, чем мы с вами…») окончательно укрепили Джейн в мысли, что в тот вечер в доме Макдаффов она видела совсем другого человека. Вторник и среду она опять провела дома, все так же мучаясь и переживая. Лишь в четверг Джейн выбралась в бакалейный магазин и снова торопливо вернулась домой.

События на Бэккер-авеню, разыгравшаяся там драма потрясли ее безмятежный, обособленный мирок, заставили усомниться в правильности того образа жизни, какой она вела после смерти мужа. Обладая практическим складом ума, Джейн пришла к выводу, что, обрекая себя на одиночество, она совершила серьезную ошибку. Вот наступил трудный день, а рядом никого нет и не с кем посоветоваться, облегчить душу…

Лишь в четверг к вечеру Джейн приняла решение. Она позвонила на службу «тому самому» тихому и скромному ирландцу Томасу Келли, который пять лет назад трижды делал ей предложение, и назначила встречу у себя на квартире в семь часов вечера. Потом она позвонила в полицию и попросила к телефону кого-нибудь из ответственных лиц, связанных с расследованием убийства Элен Макдафф.

Было уже половина шестого, и Честер Вирлок собирался уходить, когда раздался этот звонок, и он поднял трубку.

— Не спрашивайте моего имени, — быстро сказала Джейн Морган, — и слушайте внимательно, повторять я не стану…

— Но вы не бойтесь, назовите себя… — начал было Вирлок.

— Юноша, которого вы держите в тюрьме по обвинению в убийстве Элен Макдафф, — не слушая его, продолжала Джейн Морган, — вовсе не тот, кто застрелил ее. Вот все, что я хотела сказать.

Послышались короткие гудки отбоя.

Вирлок задумчиво положил трубку. Он знал, что при расследовании почти каждого такого дела многие звонили в полицию и сообщали «абсолютно достоверные», а на поверку абсолютно противоречивые сведения о личности преступника. Но по делу Уэстина такое заявление поступало впервые. Уверенность и решительность, с каким говорила женщина, взволновали Вирлока, однако вспомнив, что он отстранен от расследования, инспектор лишь покачал головой и вполголоса ругнулся.

* * *

Томас Келли явился к Джейн Морган точно в назначенное время и вскоре уже сидел за столом перед чашкой чая и внимательно слушал Джейн.

— Я несколько раньше ушла из церкви, у меня разболелась голова, — рассказывала она, — и медленно проходила мимо дома Макдаффов. Я знала, что особняк принадлежит им, но никогда не встречала ни самого Макдаффа, ни его жену. Ну вот… Поравнявшись с огромным окном, я увидела очень красивую женщину и мужчину с пистолетом в руке — он был в длинном пиджаке и не то в туристской, не то охотничьей кепке. Женщина (Элен Макдафф, как выяснилось потом) о чем-то умоляла мужчину, а тот все угрожал ей пистолетом… Я хорошо видела этого человека в профиль и ни капли не сомневаюсь, что это был не Уильям Уэстин. Вот все, что я знаю.

Том Келли долго молчал. Молчала и миссис Морган, нервно комкая носовой платок. Наконец она не выдержала и заговорила снова:

— Я прошу вас посоветовать, что мне делать, как поступать дальше. Я много думала, но так ничего и не решила.

Том Келли не торопясь поставил чашку на стол и взглянул на Джейн.

— На вашем месте я бы постарался как можно скорее забыть все это. Зачем впутываться? Зачем наживать себе неприятности?

Джейн вспомнила о своем телефонном звонке в полицию. «В самом деле, — подумала она, — зачем еще и самой идти туда, давать показания, нервничать?»

— Хорошо, — кивнула она. — Я, пожалуй, так и сделаю.

* * *

В пятницу утром Гарольд Кэйджен приехал в свою контору пораньше, намереваясь закончить работу к полудню, а потом отправиться на рыбалку. Он пододвинул к себе очередное дело о наследстве и начал делать заметки, но уже через несколько минут решил, что хочет выпить чашку кофе. Однако и после этого ему не работалось, и в конце концов он сообразил, что из головы у него не выходит Уильям Уэстин.

Нехотя Кэйджен достал папку с подборкой материалов о происшествии на Бэккер-авеню и начал перелистывать их. Его кабинет находился на шестнадцатом этаже, но и сюда доносился разноголосый шум только что проснувшегося города. Кэйджен механически перебрасывал страницу за страницей, почти не читая и не вдумываясь в текст. Его мысли были целиком заняты теми, в чьих руках находилась судьба его подзащитного, — лишенным всякой жалости Эллендером, спесивым Питером Энстроу, умным и циничным судьей Сэмом и тем, кто держал в своих руках и командовал этой троицей, — всевластным и беспринципным Кайлем Теодором Макдаффом. Только ради личных выгод они замыслили убийство, придав ему видимость законности. О себе Кэйджен пытался не думать, он понимал, что ему отводится роль пешки, введенной в игру для прикрытия главных фигур.

«Да, но почему я не могу проявить твердость? — возмущался он собой. — Почему не могу послать их ко всем чертям, привлечь к участию в защите Вульфа и дать им бой?..»

Однако мужество не принадлежало к числу достоинств Гарольда Кэйджена. Эгоист до мозга костей, он заботился прежде всего о своем благополучии и хотел только одного: комфортабельно жить, получать большие гонорары, вести светскую жизнь. «Проявить твердость» — значило бы отказаться от привычного и столь милого его сердцу образа жизни. Это соображение и приковывало его к колеснице Макдаффа, Эллендера, Энстроу и судьи Сэма.

Временами Кэйджен принимался проклинать себя за то, что позволяет делу Уэстина нарушать его безоблачное существование. В конце концов что ему, Гарольду Кэйджену, до того, что Уэстина приговорят к пожизненному заключению? Что ему до того, что Эллендер и остальные погреют на этом руки?..

Мистер Кэйджен, — твердил он себе, — сколько раз, не моргнув глазом, вы проходили мимо вопиющей несправедливости? Почему же, черт возьми, вы ерепенитесь на сей раз? Каждый будет вправе назвать вас болваном, если вы позволите, чтобы эта нелепая история лишила вас хотя бы часа отдыха на море. Спокойная жизнь, рыбалка, отличное вино, вкусная еда — вот что вас интересует и всегда интересовало…

Но позвольте! — тут же возражал он себе. — Что плохого, если вы еще раз побеседуете с Уэстином? Может, вы сумеете уговорить его признать себя виновным в непредумышленном убийстве, и тогда он получит не пожизненное заключение, а двадцать лет тюрьмы и возможность выйти на поруки через одиннадцать лет и восемь месяцев? Плохо от этого не будет никому… за исключением самого Уэстина.

* * *

Когда Кэйджен приехал в тюрьму, Уэстин в одежде арестанта с огромными буквами «А» на куртке и на штанах брюк мыл в корпусе пол. Кэйджену пришлось ждать больше получаса. По дороге в тюрьму он купил несколько блоков сигарет, различные журналы, зубную щетку и кое-какие принадлежности для бритья. Наконец Уэстина привели в камеру, и Кэйджен немедленно вошел к нему.

— Ну, как вы себя чувствуете? — осведомился он, передавая Уэстину покупки. — Возьмите, это вам.

— Спасибо. — Уэстин открыл пачку сигарет и закурил. — А у вас что нового? — поинтересовался он, стараясь — правда, без особого успеха — не выдать голосом свое нетерпение.

— Ничего. Совершенно ничего. Я уезжаю на уикэнд и по дороге решил навестить вас.

— Да? Благодарю. — Уэстин встал с койки, подошел к двери камеры и выглянул в коридор. — Нас тут семнадцать гавриков, — сообщил он. — Двое «убийц» вроде меня, человек двенадцать контрабандистов, несколько поножовщиков и жуликов. Одним словом, компания хоть куда.

— Ну что же, — откашлялся Кэйджен. — Я рад, что вы понемногу привыкаете к новой обстановке.

— В таком случае и я рад за вас — по крайней мере вы спокойно проведете свой отдых. А я буду продолжать тут свое «образование». Некоторые из заключенных уже побывали в этой тюрьме раньше и порассказали мне кое-что.

— А именно?

Уэстин улыбнулся.

— Ну, например, что мне совершенно не на что надеяться.

Кэйджен почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

— Есть тут люди опытные, — продолжал Уэстин, — понимающие. Полицейские, суды, тюрьмы научили их разбираться, кто есть кто и что хорошо, а что плохо.

— Как вас понимать?

— А вот так. Если бы судья относился ко мне беспристрастно и хотел бы так же беспристрастно рассмотреть мое дело, он бы назначил моим защитником не вас, а некоего Вульфа. Вы-то не очень успешно ведете уголовные дела.

— Эй, Уэст! — послышался голос из коридора. — Твой трепач-защитник принес тебе табачку?

Уэстин взял блок сигарет и через решетку передал в соседнюю камеру.

— Раздай ребятам, — попросил он.

— Спасибо, друг. Поблагодари от нашего имени господина адвоката.

— Разумеется, Биль, — заметил Кэйджен, внимательно рассматривая сигару, — вы в любое время можете потребовать другого защитника, но сомневаюсь, что у него получится лучше, чем у меня. Теперь вы уже знаете свои права — полагаю, Эллендер позаботился об этом, да и другие заключенные, наверное, постарались просветить вас.

— Ну и что?

— Вы можете пригласить и Вульфа, но бесплатно он и пальцем не шевельнет.

— Это мне известно.

— К тому же он связан с местной партийной машиной и вряд ли захочет вам помочь.

— Значит, вы утверждаете, что моя песенка спета?

— Видите ли, Биль, — ответил Кэйджен, чувствуя, что не в состоянии взглянуть Уэстину в глаза, — я бы мог, пожалуй, немножко помочь вам, если бы вы согласились признать себя виновным в непредумышленном убийстве. Всего двадцать лет тюрьмы и, возможно, освобождение на поруки в будущем.

— Чем же вы могли бы мне помочь?

— Скопить немного денег к тому времени, когда вас выпустят из заключения… Поймите меня, я лишь размышляю вслух… Вы получили бы скажем, тысячи две-три. За одиннадцать лет сумма почти удвоится за счет процентов.

— То есть сотни три-четыре в год, а если деньги удачно поместить, то все пять… Почти сорок монет в месяц плюс бесплатное питание и одежда за государственный счет, а? — Уэстин снова присел на койку. — Не на всякой работе получишь такое жалованье. Я вот мальчишкой, когда начал самостоятельно зарабатывать на хлеб, получал куда меньше. Только я ведь уже не мальчишка.

— Но, Биль, я не могу гарантировать, что вы и это получите, я же только размышляю вслух. Хочу снова напомнить, что на основании имеющихся в полиции материалов вы при любом защитнике получите самое меньшее пожизненное заключение без всяких перспектив на досрочное освобождение.

Уэстин засмеялся.

— Ну, а если я признаю себя виновным и меня осудят — кто будет платить какие-то деньги осужденному? Все обещания сейчас же забудутся. Здесь в тюрьме сидит заключенный по прозвищу Спанки. Он рассказывал о вас и кое-что о ваших отношениях с судьей по фамилии Дейл… Спасибо за сигареты и за все остальное, но я все же рискну.

— Бесполезно, — с озлоблением бросил Кэйджен.

— Именно в этом все пытаются меня убедить. Вот и вы тоже торгуетесь.

Кэйджен даже подскочил.

— Вы неправы, Биль, абсолютно неправы! Ваша судьба уже решена — при чем же тут торговля? Конечно, Эллендеру и Энстроу хочется, чтобы вы признали себя виновным, это ускорило бы дело. Однако признаетесь вы или не признаетесь — шансов на спасение у вас не больше, чем у снежка, положенного на раскаленную сковороду.

— Это все, что вы можете мне сказать, мистер Кэйджен?

— Сейчас остается только оформить приговор, и я убежден, что меньше чем пожизненной каторгой вы не отделаетесь.

Уэстин подошел к окну и долго смотрел на безоблачное голубое небо. Где-то в тюрьме послышалось громыхание тележки — это развозили обед для арестантов.

— Одиннадцать лет и восемь месяцев… Мне будет тридцать два… Я подумаю, мистер Кэйджен, я подумаю…

* * *

Кэйджен ненавидел самого себя. На пути из тюрьмы он завернул в ресторан, долго сидел за едой, но, так и не дотронувшись ни до чего, оттолкнул тарелки и велел принести крепкого вина.

Жуя потухшую сигару, он вышел на улицу под ослепительные лучи полуденного солнца. От четырех бокалов джина голова у него трещала, во рту пересохло, однако он твердо помнил, что нужно сделать.

Миновав несколько кварталов и Уэлмен-парк, Кэйджен подошел к новому зданию почтамта: здесь, на третьем этаже, находился кабинет судьи Сэма.

Судья еще не вернулся после ленча, но Кэйджен сказал, что подождет. Он прошел в кабинет, закурил и уселся в одно из обитых красной кожей кресел, под полками с юридическими справочниками и книгами. Больше всего Кэйджен хотел бы сейчас принять аспирин или оказаться в море на яхте вместе с детьми и женой, вместо того чтобы торчать полупьяным в этой душной комнате. Ему вообще бы не следовало приходить сюда… Сейчас он сделает нечто такое, о чем позже будет горько сожалеть… И все же он просидел до тех пор, пока не вернулся судья Сэм, оживленный и довольный после вкусной еды и интересной беседы. Увидев Кэйджена в своем кабинете, он остановился как вкопанный. Его хорошее настроение мигом улетучилось, он сухо поздоровался и недовольно спросил:

— Удобно ли вам появляться у меня перед самым процессом?

— Неудобно, — продолжая сидеть, согласился адвокат.

— Тогда советую немедленно уйти, — заявил судья, усаживаясь за письменный стол и раскрывая папку с бумагами.

Кэйджен даже не пошевелился. Так прошло несколько минут. Наконец судья оторвался от бумаг и уставился на адвоката.

— Вы слышали, Кэйджен? — резко сказал он. Я же посоветовал вам убираться! Не заставляйте меня прибегать к более сильным выражениям. Каким бы сомнительным ни находила ваша совесть дело Уэстина, настоятельно рекомендую держать себя в руках.

— Ага! Значит, вы понимаете, почему я пришел к вам?

— Нетрудно догадаться, если вспомнить, как вы вели себя вчера на заседании Большого жюри, как относитесь к этому делу вообще и как держитесь сейчас, рискнув явиться ко мне.

— Понимаю, понимаю! Наш спесивый Пит уже успел забежать к вам и рассказать, как я пытался одернуть его вчера на заседании Большого жюри… К сожалению, мне ничего не удалось сделать, он добился своего, хотя и крутился как угорь.

— Уходите же, Кэйджен! — крикнул судья. — Уходите, пока не сказали что-нибудь такое, о чем потом будете жалеть.

Кэйджен продолжать сидеть, и, выждав минуту, судья сказал:

— Знаете, Кэйджен, ваша успешная карьера в Гэйтвее для многих явилась неожиданностью. Вас считали шалопаем, прожигателем жизни, и только. Но я сразу раскусил, что вы за птица. Вы такой же ловкач и наглец, как и остальные ваши собратья по профессии, все те, кто ежедневно появляется передо мной в суде, хнычут, лебезят, унижаются, чтобы выторговать нужное решение, а потом побольше сорвать со своих клиентов. И вы и ваши коллеги вызываете у меня отвращение.

— Но и вы, судья, ничем не лучше нас.

— Если вы пришли ко мне в надежде, что подобные выпады облегчат вашу совесть, могу сказать одно: я не намерен служить для вас козлом отпущения. Отправляйтесь-ка куда-нибудь еще изливать свою паршивую душонку!

Кэйджен медленно встал, подошел, волоча ноги, к судье и оперся о стол обеими руками.

— Судья, вы и правы и вместе с тем не правы. Я не хуже и не лучше вас, я тоже, как и вы, забочусь только о себе, о собственном благополучии. Но я не ловкач и не наглец, я просто очень слабохарактерный человек, судья, и только поэтому позволил себе принять участие в этой грязной комбинации.

Судья промолчал, и Кэйджен продолжал:

— Я настолько слабохарактерный человек, судья, что прошу вас — нет-нет, умоляю! — освободить меня от ведения защиты Уэстина. Позвольте мне отказаться, пусть назначат другого защитника.

— Ни в коем случае!

— Но вы должны заменить меня, судья. Я не гожусь для этого дела. Я слаб. Я не могу согласиться с тем, что вы делаете с этим парнем…

— Кэйджен, думайте, что вы говорите!

— Я думаю, думаю, думаю… Я прошу освободить меня от защиты Уэстина не столько ради него, сколько ради меня самого.

— Вы мне противны, Кэйджен! — брезгливо поморщился судья. — Вы слишком пьяны.

— Ну и что? Я выпил для храбрости, иначе не смог бы разговаривать с вами. Одним словом, судья, у меня не хватает силы воли участвовать в убийстве этого парня.

Кэйджен повернулся и побрел к двери.

* * *

К.Т.Макдафф сдержал слово и в пятницу приехал к Фэйну. Беседа состоялась за ленчем. — Фэйн распорядился подать его в кабинет.

Тщательно выбритый и тщательно одетый, с розоватым от хорошего массажа лицом, Макдафф уже не напоминал того полупьяного типа, с которым Фэйн беседовал в гостинице «Крофт». Не спуская глаз с Фэйна, с аппетитом расправлявшегося с едой, Макдафф с места в карьер заявил, что у него есть кое-какой план, но он не намерен излагать его, пока не получит ответа на некоторые вопросы.

— Должен признать, Фэйн, что ваши требования вполне обоснованны. Однако мне предстоит решить, кто из вас — вы или эта троица Эллендер, Энстроу и судья Сэм, — может оказаться более опасным для меня в будущем… Энстроу и судья Сэм отказываются поменять Эллендера на вас — оба они, мягко выражаясь, не питают к вам симпатии. Вы неглупый человек, Фэйн, и не начали бы со мной подобную игру, если бы не имели каких-то оснований надеяться, что она закончится в вашу пользу. Откровенность за откровенность, Фэйн: что это за основания? Вы знаете мое положение. Я должен выбрать то, что выгоднее для меня. Я знаю, что могут сделать Эллендер и остальные, но я должен знать и ваши козыри, знать до того, как приму то или иное решение.

Фэйн перестал жевать.

— Ничего я вам пока не скажу, Мак, — ответил он. — Вам придется решать, не заглядывая в мои карты.

— Вслепую? Не пойдет! А насчет ваших угроз… Угрозы достигают цели только в приключенческих фильмах да в детективных романах… При такой игре вы можете только проиграть.

— Все равно, Мак, я ничего не скажу. Ищете выход сами.

Макдафф встал.

— Я человек дела, Фэйн, а вы идиот, если надеетесь застращать меня. Не думаю, что вам удастся договориться и с Лайтуэллом.

Он направился к двери.

— Одну минуту, Мак! — воскликнул Фэйн. — Возможно, вы правы. Я вот сейчас подумал, как в самом деле человек может бояться того, чего он не знает? Хорошо, я скажу, что произойдет, если вы отклоните мое требование. И, кстати, плевать мне, нравлюсь я или нет Энстроу и Сэму. Это не помешает мне добиваться своего. У Эллендера работает детектив, некто Честер Вирлок — вы, вероятно, никогда и не слышали о нем. Он человек порядочный и потому наотрез отказался участвовать в деле Уэстина. Вирлок опытный следователь, хватка у него бульдожья. Он возмущен тем, как велось расследование, считает, что парня обрекают на смерть, даже не пытаясь разобраться в фактах, и намерен во что бы то ни стало найти подлинного убийцу. И вот что я имею в виду. Я поеду к губернатору и расскажу ему все. Лайтуэлл, конечно, сообразит, какой скандал вызовет эта история накануне выборов, если ее как следует подать. Он направит меня к прокурору штата, а тот назначит Вирлока специальным следователем прокуратуры и поручит разобраться в допущенных при расследовании ошибках. Кем бы вы ни были, но уж тут-то вам не удастся спрятаться в кусты.

Макдафф иронически улыбнулся.

— Неплохо задумано, Фэйн, неплохо… Я слышал о Вирлоке. Возможно, он действительно честный и порядочный человек. Но вот о вас, Фэйн, этого никак не скажешь. Вы продажная шкура.

— Осторожнее в выражениях, Мак! Мне не нравится ваш тон.

— Да? — Теперь, когда Макдафф узнал все, что хотел, его поведение резко изменилось. — Слушай дальше, ничтожество. В тюрьме сидит заключенный по прозвищу Спанки. Ты когда-нибудь слышал о нем?

Фэйн растерянно заморгал.

— Спанки…

— Да, да, Спанки, контрабандист. Он согласен под присягой показать, что в течение девяти лет регулярно давал тебе крупные взятки за то, что ты не препятствовал ему доставлять в Гэйтвей огромные партии контрабандного вина. Он уже освобожден, я позаботился об этом на тот случай, если тебе вдруг придет в голову тихонько устранить его. Я знаю, где он скрывается, и воспользуюсь его услугами, как только ты попытаешься раскрыть рот. Вот так-то Фэйн! Ты явно недооценил меня и явно переоценил свои силы. Я давно знал, какие делишки ты обделываешь со Спанки.

— Ты… Сукин ты сын! — с побелевшим от ярости лицом пробормотал Фэйн.

— Мне только остается, Фэйн, если потребуется, съездить в Илтонвиль, зайти в местный банк — там у меня свои люди — и спросить, есть ли у тебя лицевой счет и на какую сумму. Потом, Фэйн, тебе придется объяснить, от кого и за что ты получил столько денег. После всего этого Лайтуэлл не подпустит тебя к себе и на пушечный выстрел, а прокурор штата если и вмешается, как ты говорил, то лишь затем, чтобы препроводить тебя в тюрьму. Просто, не правда ли?

Макдафф направился к двери, но на пороге остановился.

— Сейчас сюда приедет Эллендер и скажет, что тебе нужно делать дальше.

Макдафф вышел в коридор и чуть не столкнулся у дверей с каким-то молодым человеком. Это был Хиллори Смит. Он извинился и быстро прошел мимо.

«Илтонвиль, Илтонвиль… — подумал Смит. — Но у меня тоже есть там друзья. Я могу съездить к ним и узнать, сколько же денег на лицевом счету Фэйна…»

Глава 6

В довершении ко всем неприятностям в четверг вечером у Вирлока произошла размолвка с женой (она жаловалась на нехватку денег), они дулись друг на друга и не разговаривали. Закончив работу по дому, Юнис большую часть времени проводила в спальне за чтением или шитьем. Весь день в пятницу Вирлок был на службе, а субботу решил привести в порядок гараж. Ему хотелось чем-нибудь заняться, лишь бы не думать о телефонном разговоре с неизвестной женщиной. Мысль о ней не покидала Вирлока, хотя он пытался внушить себе, что «его дело сторона», незачем ему так близко к сердцу принимать все, что связано с Уэстином. И все-таки его не покидало ощущение, что за этим телефонным звонком кроется что-то исключительно важное.

Всю вторую половину субботы Вирлок наводил чистоту и порядок в своем маленьком дворике, подрезал живую изгородь, подмел и убрал мусор. Он как раз вытаскивал из гаража и сортировал накопившийся там хлам, когда к дому подъехал Хиллори Смит.

— Смит?! Каким ветром? И где вы, кстати, носились вчера, когда я разбирал бумаги и нуждался в вашей помощи? — ворчливо осведомился Вирлок.

Прошу прощения, мистер Вирлок, но мне пришлось побывать в отделении банка в Илтонвиле.

— В банке в Илтонвиле? Вы что, храните там свои деньги? — Инспектор с изумлением уставился на своего помощника.

— Что вы, сэр! У меня нет денег в банке, но зато у одного нашего общего знакомого лежит на счету тридцать восемь тысяч долларов, а два года назад лежало пятьдесят девять тысяч. Вы же знаете, как раз в то время город был наводнен контрабандными винами, а мы, как ни старались, не смогли арестовать контрабандистов.

— Что вы имеете в виду?

— Не «что», а «кого», мистер Вирлок. Я говорю о Фэйне. Счет в банке в Илтонвиле принадлежит ему.

— Ну, и дальше?

— Помните невысокого, худощавого гангстера и контрабандиста по прозвищу Спанки — задиру и драчуна? У него была привычка чесать лоб.

— Разумеется, помню. Дальше.

— Не хочу больше дразнить вас, мистер Вирлок, сейчас все расскажу, только дайте чего-нибудь холодненького, в горле пересохло.

Вирлок и Смит прошли в дом, и Смит, отпивая ледяной чай с лимоном, рассказал о подслушанном разговоре между Фэйном и Макдаффом.

— Как только Макдафф появился в полиции, я сразу понял, что в воздухе что-то носится. Они уединились в кабинете Фэйна, а я стал прохаживаться около двери, будто кого-то ожидал. В общем, сэр, подслушивал… А знаете, мистер Вирлок, идея Фэйна отправиться к прокурору штата и добиться назначения вас временным следователем прокуратуры заслуживает серьезного внимания… Ну вот, а потом я поехал в Илтонвиль, в банк, выдал себя за финансового инспектора и даже получил разрешение сфотографировать лицевой счет Фэйна… — Смит улыбнулся. — Нужно доложить начальству, что в этих маленьких провинциальных банках служащие чересчур доверчивые — допускают к делам всех, кто захочет.

— Вы предлагаете, — медленно проговорил Вирлок, — чтобы я пошел к Фэйну, пригрозил разоблачить его как взяточника и потребовать, чтобы он добился у Лайтуэлла и прокурора штата моего назначения временным следователем прокуратуры?

— Совершенно верно, сэр. По-моему, Фэйну придется согласиться. Он же понимает, что потеряет все, если будет сидеть сложа руки, а так у него появится хоть какая-то надежда добиться своего. Добавлю, сэр, что независимо от результатов вашего разговора с ним я все равно не упущу возможности вывести этого негодяя на чистую воду.

— Хорошо, допустим, Фэйн согласиться поехать к губернатору. Что может помешать Макдаффу сейчас же разоблачить его связь со Спанки и его взяточничество?

— Ничего, но, думаю, в таком случае Фэйн попытается уговорить Лайтуэлла и прокурора не возбуждать против него дела, а взамен пообещает снабдить их материалами, компрометирующими Макдаффа.

— Пожалуй, мы действительно сможем припереть Фэйна к стенке.

— Не сомневаюсь, мистер Вирлок.

* * *

Прежде чем поехать в тюрьму, Вирлок позвонил Фэйну и попросил принять его для важного разговора. Поднимаясь по лестнице в кабинет Фэйна, инспектор подумал, что с таким типом надо держать себя твердо, но не терять осторожности. Фэйн поджидал его, сидя за письменным столом.

— Ну? Что вы хотели мне сказать? — раздраженно спросил он.

— Есть одно предложение.

— Какое еще предложение?

— Хочу предложить вам сделку.

— Сделку?! — поразился Фэйн.

— Не буду ходить вокруг да около, Фэйн. Вам прекрасно известно, что Эллендер обскачет вас в гонке за место начальника управления внутренних дел…

— Послушайте, это еще что такое… — запротестовал было Фэйн, но Вирлок жестом велел ему замолчать.

— …и сделает это с помощью Энстроу, судьи Сэма и еще кое-кого, кто намерен — с благословения Макдаффа, насколько я понимаю, — отправить Уэстина в тюрьму на всю жизнь, а возможно, посадить на электрический стул. Я знаю, Фэйн, о ваших махинациях со Спанки и располагаю фотокопией вашего текущего счета в Илтонвильском банке. Не могу не согласиться с Макдаффом: нет ничего проще, чем получить от Спанки самые подробные показания.

— Откуда вы знаете все это? — растерянно пролепетал Фэйн.

— Я знаю, что вчера вас навестил Макдафф. Я знаю, что вчера вы изъявили готовность сотрудничать с Макдаффом, но он отклонил ваше предложение. Но мое предложение, Фэйн, вы вряд ли отклоните. Вы поедете в Лайтуэллу и сделаете все так, как намеревались сделать в том случае, если Макдафф не согласиться вам помочь. Конечно, вам придется пойти на известный риск — ради меня на этот раз. Я хочу, чтобы меня временно назначили следователем прокуратуры штата. Я мог бы добиться этого назначения и без вашей помощи, но вы пользуетесь известным авторитетом и весом у прокурора штата — вам и карты в руки.

Фэйн, все еще бледный и растерянный, оживился.

— А знаете, Вирлок, ваше предложение, кажется, может сыграть мне на руку! Только вчера Макдафф говорил здесь у меня, что слышал о вас как о честном и порядочном человеке.

— В дальнейшем, Фэйн, вы будете поступать так, как скажу вам я. В противном случае, даю слово, я передам все материалы на вас начальнику управления внутренних дел, газетам и прокурору штата.

— Ну, а вы… что сами-то вы надеетесь получить? Пост начальника уголовного розыска?

— Не ваше дело. И не вздумайте выкинуть какой-нибудь номер. Не забывайте, что я в любое время могу сам потребовать приема у Лайтуэлла.

— Прошу вас, Вирлок, не надо! Я ведь всю жизнь был честным человеком, и если бы не эта ошибка со Спанки…

— Ошибка? Хороша ошибка! Это надо думать — «ошибаться» целых девять лет подряд. Вы понимаете, что произойдет с вами, если Эллендер будет назначен начальником управления внутренних дел? Вас вышвырнут отсюда так быстро, что вы не успеете убрать бумаги со стола!.. Итак, вы согласны мне помочь?

— Боже! Какие они все мерзавцы!

— Не исключая и вас… Когда вы отправитесь к губернатору?

— А когда вы хотели бы?

— Как только выведете машину из гаража. Еще раз предупреждаю: не вздумайте обмануть меня, Фэйн.

— Но вы обещаете молчать насчет Илтонвиля?

— Я-то обещаю, но ведь, кроме меня, это известно и еще кое-кому.

— Еще кое-кому? Вы имеете в виду Макдаффа?

— Я имею в виду финансовые органы… — Вирлок направился к выходу. — Кстати, Фэйн, договоритесь, чтобы временными следователями прокуратуры назначили двоих: меня и Хиллори Смита.

— Смита?! Он тоже участвует в этой… в этом…

— Я буду ждать вашего звонка, — не дослушав, сказал Вирлок и вышел.

* * *

Фэйн приехал к губернатору Лайтуэллу днем в воскресенье, когда тот, вернувшись из церкви, играл в гольф. Фэйн порядком нервничал всю долгую поездку в столицу штата, и теперь, оказавшись на площадке, под горячими лучами солнца, обливался потом — не столько от жары, сколько от волнения.

Следуя за губернатором от лунки к лунке, он спрашивал себя, удастся ли ему убедить Лайтуэлла и прокурора штата не возбуждать против него дела о взяточничестве, если он снабдит их компрометирующими Макдаффа материалами. Он не переставал думать об этом с субботы, после того как Вирлок (негодяй!) загнал его в угол. Фэйн бесило, что силой обстоятельств он оказался зажатым между беспринципным и безжалостным Макдаффом и столь же безжалостным, но честным Вирлоком. Ему нечего ждать пощады ни от того, ни от другого. Макдафф разоблачит его, как только узнает, что он посетил губернатора. Единственная надежда выйти сухим из воды — попытаться уговорить Лайтуэлла замять дело о взятках. Но надежда ли это? В любом случае он не может чувствовать себя в безопасности. Лайтуэллу ничего не стоит так же легко нарушить свое обещание, как и дать его.

Губернатор не знал Фэйна лично и потому, ответив на его приветствие, попытался, — правда, безуспешно — сплавить одному из толкавшихся тут же секретарей. Фэйн все же ухитрился намекнуть Лайтуэллу о цели визита, и тот после часового разговора с ним в беседке сейчас же принялся наводить по телефону кое-какие справки. К половине третьего Лайтуэлл убедился, что Фэйн предлагает стоящую сделку — во всяком случае, она поможет ему, Лайтуэллу, уклониться от ответа перед Макдаффом за свое предательство.

Лайтуэлл тут же связался с прокурором штата и попросил приехать к нему.

В пять часов вечера Фэйн уже покидал столицу штата, увозя с собой документы о временном прикомандировании Вирлока и Смита к прокуратуре штата и окрепшую надежду на успех задуманной комбинации. Лайтуэлл, похоже, оценил оказанную ему услугу, и когда в результате организованной Смэггенсом шумихи его вновь изберут губернатором, Фэйн, несомненно, будет у него в фаворе.

И все-таки та же мысль нет-нет да и заставляла Фэйна трепетать от страха — мысль о том, что Лайтуэллу ничего не стоит нарушить свое торжественное обещание замять дело о взятках. Парадоксальное, однако, сложилось положение: теперь его, Фэйна, судьба всецело зависит от того, сумеют ли Вирлок и Смит добыть данные, изобличающие Макдаффа в убийстве жены. Если не сумеют, обещание Лайтуэлла не будет стоить и выеденного яйца, и тогда ничто не помешает Макдаффу расправиться с Фэйном.

* * *

Во второй половине воскресенья Вирлок и Смит, не силах усидеть дома, приехали в полицию. В ожидании Фэйна они весь вечер заново анализировали материалы о деле Уэстина, останавливаясь на каждой фамилии, намечали план расследования. Незадолго до приезда Фэйна, в половине десятого вечера, Вирлок обратил внимание Смита на то, что в ночь после убийства жены Макдафф ночевал у своего соседа Элроя Саймонсона. Оба детектива решили в первую очередь допросить чету Саймонсонов. Вирлок резонно рассуждал, что надо собрать возможно больше данных еще до того, как станет известно о предпринятом им на свой страх и риск расследовании.

— Мы затеваем большую игру, — сказал он, — и обезопасим себя от Макдаффа только в том случае, если раздобудем серьезные улики против него.

— Ну, а если не раздобудем? Если окажется, что Макдафф невиновен, а убийца Уэстин?

— Тогда попытаемся разоблачить махинации Эллендера, Энстроу и судьи Сэма, намеревающихся отправить на смерть человека без всякого, по существу, расследования. Если мы окажем на них давление, они, возможно, спасая свою шкуру, свалят все на Макдаффа.

Как бы ни рассуждал Вирлок, в глубине души он не сомневался, что разоблачение Эллендера, Макдаффа и всей честной компании вовсе не может помешать Лайтуэллу снова снюхаться с Макдаффом и замять расследование, после чего Вирлоку и Смиту останется только распрощаться со службой и быстрее уносить ноги из Гэйтвея.

— Если Фэйн привезет назначения, нам придется основательно потрудиться, — заметил он.

— Придется, сэр, — кивнул Смит.

Фэйн наконец появился, и спустя десять минут Вирлок и Смит уже направлялись на Бэккер-авеню.

— Ну как, немножко веселее стало, мистер Вирлок?

— Безусловно, Смит, безусловно!

— Как, по-вашему, Эллендер уже почуял недоброе?

Продолжая управлять машиной, инспектор искоса взглянул на помощника.

— Если хотите, Смит, — проговорил он после паузы, — можете выключиться из игры, пока не поздно. Эллендеру не за что к вам придраться.

— Знаю. Но я не собираюсь прятаться в кусты.

* * *

Супруги Саймонсоны слушали новые грамзаписи, когда из прихожей донесся звонок. Этта открыла дверь, ожидая увидеть кого-нибудь из соседей, но, к своему удивлению, увидела на пороге Вирлока и Смита.

Вирлок предъявил служебное удостоверение.

— Миссис Саймонсон?

— Да. Рой, поди-ка сюда!

— Мы из полиции, мэм, — спокойно объяснил Вирлок, — и хотели бы задать вам несколько вопросов. Моя фамилия Вирлок, а это мой помощник Смит.

— Какие вопросы? О чем? — спросил подошедший к двери Саймонсон.

— Может, вы все-таки разрешите нам войти?

— Да, да, пожалуйста!

Вирлок и Смит вошли в просторную комнату, уселись в предложенные кресла, и Этта торопливо выключила музыку.

— Вы хотите расспросить нас об Элен Макдафф?

— Не торопись, Этта. Пусть они задают свои вопросы.

— Правильно, миссис Саймонсон, — улыбнулся Вирлок. — Именно об Элен Макдафф мы и хотим побеседовать. — Он напряженно прислушивался к голосу Этты Саймонсон и все больше убеждался, что по телефону звонила не она. — Вероятно как соседи, вы знали ее довольно хорошо?

— Иногда мы навещали друг друга, — пожала плечами миссис Саймонсон.

— Вы были дома в тот вечер, когда произошло убийство?

— Да, — опережая жену, ответил Рой Саймонсон. — И я и жена.

— Кажется, мистер Макдафф ночевал у вас? — поинтересовался Смит.

— Да.

— Вы не слышали ничего необычного в тот вечер?

— Мы слышали выстрел, — ответил Саймонсон.

— Вы оба?

— Оба, — кивнул Саймонсон. — Мы слушали музыку, и нам показалось, что раздался выстрел. У нас стереофонический проигрыватель с семью динамиками, установленными в разных комнатах. Иногда при проигрывании стереофонических пластинок возникают помехи, и поэтому на звук вроде выстрела мы не обратили особого внимания.

— А потом, через некоторое время, мы услыхали сирены полицейских машин, — добавила Этта.

— Скажите, мистер Макдафф в это время был дома? — спросил Вирлок.

Этта Саймонсон развела руками.

— О нем ничего сказать не могу, но Элен Макдафф весь день была дома.

Смит встал, подошел к огромному окну и посмотрел на дом Макдаффов, находившийся сразу за живой изгородью.

— Говорят, миссис Макдафф иногда принимала солнечные ванны на террасе перед своей спальней в маленьком саду. Это правда?

— Правда, — без колебаний подтвердила Этта Саймонсон.

— И вы видели ее? — поинтересовался Смит.

— Видела.

Вирлок взглянул на ее мужа.

— А вы?

— Тоже видел, и не один раз, — ответила за него Этта. — И должна вам сказать, она была очень красивой женщиной.

Вирлок и Смит переглянулись.

— Мистер Саймонсон, так видели вы ее или нет? — продолжал настаивать Вирлок.

— Да. Несколько раз.

— А в день убийства?

— Нет.

— А вы, миссис Саймонсон?

— Ее не видела, но вообще-то кое-что видела.

— А именно? Расскажите-ка, — попросил Вирлок, поудобнее располагаясь в кресле.

— Черт тебя побери, Этта! — вспылил Рой Саймонсон. — Надеюсь, ты не собираешься повторять сплетни Роланда Гуда?

— Кто этот Роланд Гуд? — быстро спросил Смит.

— Он живет напротив, на другой стороне улицы, — пояснила Этта Саймонсон.

— Так что же он вам рассказал, миссис Саймонсон?

— Гуд тут совершенно не при чем, — продолжала миссис Саймонсон, тяжело опускаясь в кресло и не обращая внимания на гневные взгляды мужа. — Днем в воскресенье, еще до того, как все это произошло, мне понадобилось сходить к Элен. Я знала, что она дома, — накануне я уговаривала ее поехать на пляж, но она отказалась.

— В какое время вы пошли к ней? — спросил Вирлок.

— Ну… примерно в половине седьмого… Я хотела войти через парадную дверь…

— Вы всегда так ходили к ним? — прервал ее Смит.

— Не всегда. Обычно я ходила через кухню — под окнами ее спальни, мимо террасы. Но на этот раз, сама не знаю почему, я пошла к парадной двери.

— Вы заметили при этом что-нибудь необычное?

— Например, мистер Вирлок?

— Я говорю — «что-нибудь», мэм. Вы много лет живете бок о бок с Макдаффами и должны хорошо знать привычки друг друга.

— Пожалуй, я бы не сказала, что заметила что-нибудь необычное. Двери гаража стояли открытыми…

— И вы увидели там машину?

— Какую именно? У них три: «кадиллак», фургончик «форд» и маленький красный «МД» — на нем особенно часто ездила Элен.

— Все три стояли в гараже?

— Не могу сказать… Кажется, только две.

— Но вы не уверены?

— Нет.

— Но, может, сам Макдафф весь день был дома, а вы не знали? — спросил Вирлок. — Позже он мог уехать на одной из машин.

— Я думала об этом, но потом решила, что его не было. Во всяком случае, в тот момент.

— Почему вы так решили?

— Сейчас объясню. Я поднялась на крыльцо и позвонила, однако мне никто не открыл.

— Даже горничная?

— Летом по воскресеньям горничная у них выходная.

— Ну и что вы делали дальше?

— Это показалось мне странным, поскольку, повторяю, я знала, что Элен дома. И тут я подумала… Нет, не о том, что в доме стряслась какая-то беда, а совсем о другом.

— О чем же, миссис Саймонсон?

— Что Элен дома, но не одна.

— А кто мог быть с ней?

— Несколько недель назад Элен устроила одну из своих вечеринок, там играл на пианино какой-то молодой человек, очень интересный, хотя, на мой взгляд, чересчур хрупкий и женственный. Элен, ну, прямо не отходила от него, все восторгалась его «божественной» игрой… Вообще-то он и вправду играл очень и очень недурно.

Ну вот, утром в то воскресенье я увидела этого пианиста, когда он шел по Бэккер-авеню по направлению к дому Макдаффов. Почему Элен не открыла мне дверь? Да потому, что была занята с этим самым пианистом! Так я решила и так сообщила по телефону в полицию, но в полиции на мои слова никто не обратил внимания.

Вирлок и Смит снова обменялись быстрыми взглядами. «Значит, — подумал Вирлок, — кто-то скрывает от него эту информацию. Скорее всего, сам Эллендер либо его люди».

— Вы не помните фамилии пианиста? — поинтересовался Смит.

— Элен и кто-то из ее гостей называли его Вудроу, но имя это или фамилия, сказать не могу.

— Он был гостем или его пригласили играть?

— На гостя он не походил. Может, ты знаешь, Рой?

— Не помню, — пробурчал Элрой Саймонсон; он слушал рассказ жены со все возрастающим раздражением.

— В самом деле не помните?

— Я сказал, что не помню, что вам еще надо? Жена любит почесать язык — у нее и спрашивайте.

— Ах, мистер Саймонсон, мистер Саймонсон! — Вирлок шутливо всплеснул руками. — Нам вовсе не хочется раздражать вас, но мы были бы очень вам признательны за помощь в этом запутанном деле.

— Имя и фамилию пианиста должен знать Роланд Гуд, — снова заговорила Этта Саймонсон. — Он дружил, даже очень дружил с Макдаффами.

— Больше, чем кто-либо другой? — осведомился Смит. — Больше, чем вы?

— Вы ошибаетесь, если хотите намекнуть, что Элен состояла в близких отношениях с Роландом Гудом. Правда, Гуд — гнусное, похотливое ничтожество и пытался сблизиться с Элен… кстати, как и многие другие…

— Как и ваш супруг, например? — вставил Смит.

— Ну, знаете! Это уж чересчур! — взорвался Саймонсон, не забыв, однако, украдкой взглянуть на жену.

— Роланд Гуд много времени проводил в обществе Макдаффов, — медленно ответила Этта, от которой не ускользнул блудливый взгляд мужа. — Гуд, безусловно, сможет назвать имя и фамилию пианиста. — Она отвернулась от Вирлока и, не сводя глаз с мужа, добавила: — Вот все, что мне известно.

Некоторое время все молчали; первой нарушила паузу миссис Саймонсон.

— Надеемся, господа детективы, — сказала она, — этот разговор останется между нами. Мы деловые люди, и вы, конечно, понимаете, как важно нам не запятнать свою репутацию. Никто не должен знать, что мы тут сплетничали о соседях.

— Видите ли, миссис Саймонсон, у нас есть все основания подозревать и вашего мужа. Он не отрицает, что не раз подсматривал за миссис Макдафф, когда та принимала солнечные ванны. Ему было легко незаметно пробраться в дом и расправиться с женщиной, которая, скажем, не хотела прекратить роман или, наоборот, очень торопилась сделать это.

Элрой Саймонсон в ярости повернулся к Вирлоку.

— Вы просто наглец! — крикнул он. — Вы не имеете права! Я могу сейчас же позвонить начальнику управления внутренних дел Гомереху и…

— Мистер Саймонсон, я следователь прокуратуры штата, — невозмутимо ответил Вирлок, — и подчиняюсь губернатору и прокурору штата.

— Губернатору?! — Саймонсон бессильно откинулся в кресле. — Черт тебя побери, Этта. Научишься ли ты когда-нибудь держать язык за зубами?

— Но вы можете доказать, что Вудроу, или как его там, находился в доме вместе с миссис Макдафф? — не обращая внимания на Саймонсона, спросил Вирлок у женщины.

— Нет, не могу, — ответила та, по-прежнему не сводя с мужа пристального взгляда.

— Вы видели, когда он ушел? — обратился к ней Смит.

— Нет. Но позже, уже вечером, видела, как на машине приехал сам Макдафф.

— Следовательно, его не было дома весь день?

— То, что он приехал вечером, вовсе не означает, что его не было весь день. Я же не вела за особняком специального наблюдения. Послушайте, вам, очевидно, известно, что Элен Макдафф, мягко выражаясь, не отличалась высокой нравственностью и легко шла на связь с любым мужчиной, который ей нравился. Вот и этот пианист… Его тоже можно было бы считать просто очередным любовником, как и всех других, если бы Элен не была убита.

Вирлок покачал головой:

— В этом «если бы» все дело.

— Вы не исключаете, что мистер Макдафф вернулся домой в самый неподходящий момент? — поинтересовался Смит.

— Я рассказала все, что знала, — холодно ответила Этта Саймонсон. — Могу добавить кое-что такое, над чем вам, ищейкам, следует подумать.

— Ну-ну, — добродушно улыбнулся Вирлок.

— Будь я на вашем месте, я бы не решилась так, сразу, не подумав, заявить, что бедный паренек, которого вы бросили в тюрьму, и есть убийца.

— Спасибо, мистер и миссис Саймонсон, — поднялся Вирлок. — Мы понимаем, не очень приятны подобные беседы, но что поделаешь.

— Одну минуту! — обратился к нему Саймонсон. — Что, собственно, вы имели в виду, когда сказали, что меня тоже можно подозревать? Уж не считаете ли вы, что между мной и Элен Макдафф что-то было и я убил ее, чтобы закрыть ей рот?

— А как было на самом деле, мистер Саймонсон?

— Не знаю, не знаю и еще раз не знаю!

Вирлок молча пожал плечами.

— До свидания, мэм, — вежливо попрощался Смит. — Пожалуйста, никому не говорите о нашем визите. Особенно соседям.

Вирлок и Смит едва успели переступить порог и выйти на крыльцо, как Этта Саймонсон крикнула мужу:

— Значит, не зря меня мучила мысль, что пока я была в Нью-Йорке, ты тут…

— Замолчи! — послышался сердитый голос Саймонсона. — Или ты хочешь, чтобы они и в самом деле заподозрили меня в убийстве?

* * *

Роланд Гуд еще не приходил из церкви, и дома его ждали не раньше чем через полчаса. Вирлок и Смит решили подождать его в машине.

— Беседа с Саймонсонами дала нам больше, чем я ожидал, — заметил Вирлок, закуривая.

— Несомненно, — согласился Смит. — Если бы только нам удалось разыскать этого Вудроу!

— Ну, среди здешней публики каждый знает каждого. Думаю, мы кое-что разузнаем о нем.

* * *

Разговор с Гудом начался у него дома и проходил в присутствии его жены и сестры Роберты. Вирлок и Смит предъявили свои служебные удостоверения.

— Мы расследуем убийство Элен Макдафф, — сообщил Вирлок.

— Да? — оживился Гуд. — Буду рад оказать вам всяческую помощь.

— Вы были в хороших отношениях с четой Макдаффов, не так ли? — начал Вирлок.

— Конечно. Мы были друзьями, — охотно подтвердил Гуд.

— Мы не отнимем у вас много времени. Нам сказали, что вы знаете фамилию молодого пианиста, который играл у Элен Макдафф на ее последней вечеринке. Возможно, он был гостем, а возможно, миссис Макдафф нанимала его. Она называла его «Вудроу».

Гуд откинулся на спинку кресла, потер руки, закрыл глаза, но тут же снова выпрямился.

— Разумеется, я знаю его! — воскрикнул он. — Роберта, ты слышишь? Этот очаровательный молодой Вудроу — убийца!

— Я вовсе этого не говорил, мистер Гуд, — сердито возразил Вирлок. — Не советую бросаться подобными обвинениями даже дома, среди своих.

— Прошу прощения, вы правы, — закивал Гуд и тут же спросил: — Следовательно, вы идете по следам Вудроу?

— Это его имя или фамилия? — спросил Смит.

— Фамилия. Его зовут Джеймс.

— Он присутствовал на вечеринке как гость или его нанимали?

— По-моему, нанимали. Так он, по-вашему, убийца?

— Вы не видели Вудроу где-нибудь поблизости от Бэккер-авеню в то воскресенье, когда была убита миссис Макдафф? Или, может, кто-нибудь говорил вам, что он заходил к ней?

— Нет-нет! Я ни разу не встречал его после вечеринки.

— А откуда вы знаете, что его фамилия Вудроу? — задал вопрос Смит.

— Элен… миссис Макдафф рассказывала о нем Роберте, а Роберта передавала мне. Элен находила, — Гуд хихикнул, — что он очень мил. Правда, Роберта?

— Правда. Последнее время она только о нем и говорила.

— В каком смысле?

— О тех, кто ей нравился, Элен всегда рассказывала с этаким томным, мечтательным видом — ни дать ни взять впервые влюбившаяся девчонка!

— Скажите, этот Вудроу живет в Гэйтвее? — спросил Смит.

— По-моему, да, — ответил Гуд за сестру. — Я случайно слышал на вечеринке, как они договаривались на следующий день отправиться на пикник. Они были без ума друг от друга. Элен прямо-таки мурлыкала, как котенок…

— Спасибо, мистер Гуд, — прервал его Вирлок и встал. — Ваши сведения могут нам пригодиться.

— Очень рад. Если потребуется еще что-нибудь, не стесняйтесь, обращайтесь к нам. Моя семья и Макдаффы всегда дружили…

— Спасибо, сэр, — поблагодарил Смит. — Возможно, мы воспользуемся вашим предложением.

Гуд проводил Вирлока и Смита до двери.

— Скажу вам откровенно, — закатывая глаза, зашептал он, — это происшествие буквально потрясло меня… Какая потеря для всех нас!.. Бедняга Макдафф! Мы все так любили Элен. Прошу помнить, — Гуд поднял палец, — прошу помнить, что я готов сделать решительно все, чтобы помочь вам. Я готов сделать все, чтобы помочь вам найти преступника.

— Хорошо, сэр. Спасибо, сэр, — ответил Смит. Мы высоко ценим ваше заявление. Спокойной ночи.

Уходя, Вирлок и Смит чувствовали, что Гуд неотрывно смотрит им вслед.

* * *

— Мы сэкономим массу времени, — сказал Смит на обратном пути в полицию, — если сейчас же переговорим с мистером Макдаффом и расспросим его о Вудроу.

— Правильная мысль, — одобрил Вирлок.

— Он все еще живет в гостинице «Крофт», но сегодня воскресенье, и он, возможно, уже спит.

— Всю последнюю неделю меня так и подмывало допросить Макдаффа, — признался инспектор. — Другого на его месте, не столь важную персону, обязательно допросили бы перед тем как арестовать Уэстина. Едем к нему, я хочу знать, где он провел вторую половину воскресенья.

В вестибюле гостиницы никого не было, за исключением сонного коридорного и зевающего администратора с журналом в руках.

— Нам нужно повидать мистера К.Т.Макдаффа. В каком он номере? — обратился Вирлок к администратору.

Тот отложил журнал и внимательно осмотрел посетителей.

— А кто вы? Я не могу беспокоить его так поздно.

— Что ж, придется побеспокоить мне. — Вирлок вынул и показал администратору свое удостоверение. — Так какой, вы говорите, номер?

— Восемьсот второй.

Как только Вирлок и Смит вошли в кабину лифта, администратор позвонил по телефону в номер 802.

— Мистер Макдафф? К вам пришли два детектива… Да, сэр… Нет, фамилий они не назвали… Нет, это не мистер Эллендер и не мистер Фэйн — я их хорошо знаю… Слушаюсь, сэр, сейчас же позвоню ему.

Закончив разговор с Макдаффом, администратор тут же набрал номер домашнего телефона Эллендера.

* * *

Кайль Теодор Макдафф, хмурясь, открыл дверь.

— Какого дьявола вам нужно? — грубо спросил он и внимательно взглянул на Вирлока. — Постойте, вы, кажется, были у меня в доме в тот день, когда…

— Совершенно верно, мистер Макдафф. А это мой помощник Смит. К вам можно?

— Зачем?

— Хотим задать несколько вопросов.

— Что за вопросы?

— К вам можно?

— Нет, убирайтесь к черту!

Макдафф попытался захлопнуть дверь, но Вирлок оттолкнул его, вошел в номер и уселся на стул. Смит последовал за ним, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Вы за это поплатитесь! — прошипел Макдафф и бросился к телефону.

— Мистер Макдафф, — ровным голосом начал Вирлок, — вы были дома во второй половине дня и вечером того воскресенья, когда была убита ваша жена?

— Говорю вам, убирайтесь! — крикнул Макдафф и спросил в трубку: — Вы сообщили Эллендеру?.. Хорошо. Как только он появится, пошлите его ко мне.

Он положил трубку и уже несколько спокойнее обратился к Вирлоку:

— Вы работаете на Фэйна?

— Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы. Где вы провели вторую половину дня и вечер воскресенья, когда была убита миссис Макдафф?

— Не ваше дело.

— У нас есть свидетель, который утверждает, что в интересующее нас время в доме, кроме вашей жены, был еще кто-то. Кто же? Вы, Макдафф?

— Какой свидетель? — удивился Макдафф.

— Отвечайте на вопрос.

— И не подумаю, — усмехнулся Макдафф. — Лейси Эллендер поставит вас на место… Фэйн дурак, но вы еще хуже.

Вирлок поднялся, подошел к макдаффу и пристально посмотрел на него.

— Отвечайте на мой вопрос! — крикнул он. — Где вы были вечером в воскресенье?

— Даю слово, вы пожалеете!

— Довольно угроз, мистер Макдафф. В тюрьме сидит парень, обвиняемый в убийстве вашей жены. Возможно, он действительно убийца, но, возможно, и нет. Моя обязанность — собрать необходимые материалы, которые, надеюсь, помогут изобличить и осудить преступника. Вы же упорно отказываетесь разговаривать со мной.

— Я еще раз повторю вам: идите прочь!

Макдафф снова потянулся к телефону, но Вирлок схватил его за руку и сжал ее с такой силой, что старик сморщился.

— Вас немедленно выгонят из уголовной полиции, — прохрипел Макдафф.

— Отвечайте на мой вопрос.

В дверь громко постучали.

— Мак, вы у себя? — послышался голос Эллендера.

— Впустите, Смит, — распорядился Вирлок. — И проследите, чтобы он не помешал мне.

Смит распахнул дверь и быстро отступил в сторону. Эллендер влетел в комнату и взглянул сначала на Вирлока, потом на Макдаффа; стоявшего за его спиной Смита он не заметил.

— Вирлок?! Что тут происходит, Мак?

— Эллендер, гоните отсюда этого подонка! — потребовал Макдафф.

— Сейчас же сдайте мне ваше удостоверение и оружие, вы отстраняетесь от должности!

— Я же говорил тебе, негодяй! — крикнул Макдафф. — Я же предупреждал, что доберусь до твоей шкуры!

— Ваше удостоверение и оружие, Вирлок, — повторил Эллендер. — Вы отказались по-хорошему договориться с нами, вам больше нравилась поза правдолюбца и героя — вот и достукались! Ваша песенка спета.

— Пока не совсем, — вмешался Макдафф. — Мои расчеты с ним еще не закончены.

— Помолчите-ка лучше, Эллендер, — проворчал Вирлок. — Можете побыть здесь, если обещаете не вмешиваться. Вот взгляните. — Он протянул Эллендеру удостоверение следователя, временно прикомандированного к прокуратуре штата.

— Это еще что за номер? — растерянно проговорил Эллендер.

— Больше я вам не подчиняюсь — вот что это за номер.

— И он тоже? — Эллендер ткнул пальцем в сторону Смита.

— И он, — подтвердил Вирлок и повернулся к Макдаффу: — Начнем сначала. Итак, где вы были в то воскресенье во второй половине дня?

— Отвяжитесь! — устало отмахнулся Макдафф. — У вас в тюрьме сидит убийца моей жены, и я гарантирую, что ему обеспечен электрический стул.

— Либо да, либо нет. Если он невиновен, я переверну вверх дном весь город, чтобы найти убийцу.

— А я переверну все вверх дном, чтобы помешать вам, — заявил Эллендер.

— Не получится. А теперь садитесь и не мешайте или убирайтесь. Смит, проследите, чтобы он не открывал рта, в противном случае гоните его в шею.

— Предпринимайте же что-нибудь, идиот! — крикнул Макдафф Эллендеру.

— Пожалуй, вам следует ответить на его вопросы, Мак, — посоветовал Эллендер, опускаясь на стул. — Да, да, отвечайте, а позже я найду возможность заткнуть ему рот.

— Последний раз спрашиваю вас, — пропуская угрозу Эллендера мимо ушей, обратился Вирлок к Макдаффу. — Где вы были в интересующее меня время?

— Могу лишь повторить то, что я уже говорил, — сквозь зубы ответил Макдафф. — Я вернулся домой и застал Уэстина в гостиной. Жена лежала на полу, в проходе между спальней и гостиной. — Макдафф судорожно перевел дыхание. — Я велел Уэстину поднять руки, стать лицом к стене и не поворачиваться, а потом позвонил в полицию.

— Вы были дома во второй половине воскресенья?

Макдафф не ответил.

— Вы были дома в то время, когда Джеймс Вудроу, молодой пианист, развлекавший гостей на одной из ваших последних вечеринок, уединился с миссис Макдафф в соседней комнате?

На лице Макдаффа отразилось удивление.

— Как вы…

— Как я узнал? — перебил Вирлок. — Вы боялись, что именно этот факт станет известен, и, чтобы предотвратить огласку, вместе с Эллендером осудили на смерть невиновного?

Макдафф снова промолчал.

— Вы все время были дома, да?

— Да, — кивнул Макдафф.

— И у вас не хватило мужества вышвырнуть его вон? Вы смиренно дождались его ухода, потом набросились на свою жену, да?

— Я…

— Вы пригрозили ей, что убьете ее? Или облобызали и заявили, что совсем-совсем не сердитесь? Скорее всего, ни то, ни другое, как и раньше во всех таких случаях… Вы убили ее, Мак?

— Нет, нет! — Макдафф вытянул руки, словно защищаясь, и взглянул на Вирлока внезапно остекленевшими глазами. — Да, я хотел убить… Как мне хотелось убить ее! Но я не мог…

— И что же вы сделали?

— Я сказал ей, что на этот раз между нами все кончено. Что я ухожу и, если она согласится на развод, я дам ей все, что она захочет, — машины, дом, деньга…

— А она?

— Улыбнулась и промолчала.

— А вы?

— Ушел из дому.

— В какое время?

— Точно не помню… в половине шестого… или в половине седьмого.

— А если точнее?

— Пожалуй, в половине седьмого. Я уехал из города и примерно через час обнаружил, что оказался в Мэрисвилле. Отсюда я вернулся в Гэйтвей.

— Прямо домой? В какой машине вы ездили?

— Не помню.

— В «МД», фургончике или в «кадиллаке»?

— Наверное, в фургончике. Я никогда не беру «МД» и очень редко «кадиллак».

— Ну, хорошо, вы вернулись домой. Что дальше?

Макдафф молчал.

— Все это время, — продолжал Вирлок, — вас не оставляла мысль убить жену. Вы и вернулись-то, чтобы расправиться с ней, так?

— Ничего подобного! Просто я решил, что уйти должна она, а не я. Она причинила мне много горя, и я же должен покинуть собственный дом?

— Значит, получилось так: вы вернулись, предложили ей убираться, она отказалась, и вы ее застрелили. Уэстин услышал выстрел и вбежал в дом. Как только до вас донеслись его шаги, вы через кухню выскочили на улицу, обежали вокруг дома, увидели в окно, что он поднял с пола пистолет, и моментально решили свалить все на него.

— Неправда!

— Напрасно вы стараетесь, Вирлок, — вмешался Эллендер. — Убийцей мог быть только Уэстин.

— Вы слышали показания Макдаффа, — не обращая на него внимания, обратился Вирлок к Смиту. — Ваше мнение?

— Я не согласен с мистером Эллендером. По-моему, это дело рук Макдаффа.

— Мы можем предложить вам на выбор два варианта, мистер Макдафф: либо вы напишите свои показания сейчас же, не сходя с места, либо я арестую вас по подозрению в убийстве и отвезу в тюрьму.

— Я запрещаю вам брать у него какие-либо показания! — с решительным видом поднялся Эллендер.

— Вы в самом деле считаете, что я убил ее? — едва слышно спросил Макдафф.

— На это вам ответят присяжные. Так решайте: или вы пишете показания, или милости просим в тюрьму.

Смерив Вирлока долгим взглядом, Макдафф медленно встал и подошел к письменному столу. Он закончил минут через двадцать и в своих показаниях подробно рассказал, где был и что делал в то воскресенье, когда была убита жена. Вирлок заставил его прочесть написанное вслух, поставить на каждой странице свои инициалы и скрепить показания своей подписью, после чего расписался сам и попросил сделать то же самое Смита. Эллендер расписываться отказался. По требованию инспектора Макдафф вернулся к столу и добавил, что показания были написаны в присутствии Эллендера, однако тот по неизвестным ему причинам подписываться отказался. Затем Вирлок вложил показания в конверт, надписал на нем адрес прокурора штата и, даже не взглянув на Макдаффа и Эллендера, ушел в сопровождении Смита. На главном почтампе он купил и наклеил марку и опустил пакет в почтовый ящик.

— Между прочим, мистер Вирлок, — проговорил Смит, когда они вышли на улицу, — секретарь местного отделения профсоюза музыкантов — мой приятель, и я думаю, он не очень рассердится, если мы разбудим его и попробуем узнать адрес Вудроу.

Вирлок одобрительно кивнул:

— Вы правы, поехали к нему.

* * *

К половине третьего утра Вирлок и Смит уже знали, что Джеймс Вудроу проживает в Гэйтвее и работает пианистом в ночном загородном ресторане «Комбо клуб». Ресторан они нашли без труда. Это было квадратное белое здание с двумя входами и красной неоновой вывеской, сулившей «жареных кур-танцы-бар».

Посетителей в ресторане почти уже не оставалось, но несколько пар все еще топталось посреди зала, и Вирлоку со Смитом пришлось подождать, пока Вудроу не закончит играть для них тягучую танцевальную мелодию. Когда ресторан наконец опустел, они уселись с Вудроу за столик в углу, коротко рассказали, что написал о нем Макдафф в своих показаниях, и порекомендовали сжато и быстро ответить на их вопросы.

Вудроу, красивый, тщательно причесанный молодой человек с округленным слабохарактерным подбородком, с готовностью согласился «помочь господам детективам». Чувствовалось, что он напуган. Он подтвердил, что весь день провел с Элен Макдафф, но утверждал, что ему не было известно о присутствии в доме самого Макдаффа.

— Вы впервые застали ее одну в тот день? — спросил Вирлок.

— Нет, мы встречались почти ежедневно и раньше — на пляже и в других местах. Честное слово, я давно бы пришел к вам и рассказал, что был в тот день у нее, но… побоялся.

— А между тем ваши показания очень важны для следствия, — сухо заметил Смит.

— Понимаю, но я же говорю, что до смерти перепугался. Сами подумайте, кому хочется подвергаться допросу по делу об убийстве! Потом сам Макдафф… Он же такая важная персона! Да и газеты в один голос утверждают, будто полицейские не сомневаются, что ее убил какой-то Уэстин.

— Ну, не все полицейские, — нахмурился Вирлок. — Вот мы, например, думаем несколько иначе.

— Очевидно, — уныло согласился Вудроу.

— В какое время вы ушли от нее?

— Часов около шести… Думаю, что около шести, потому что я начинаю играть здесь в семь тридцать, а мне еще надо было заехать домой переодеться.

— В какое время вы приехали домой?

— Видимо, в шесть или в шесть пятнадцать. Что-то около этого.

— В каком настроении вы оставили Элен Макдафф? Она не высказывала опасений, что муж узнает о вашей связи?

— Она вообще никогда не говорила со мной о муже. Когда мы расставались, она была спокойной, как всегда… Скажу вам откровенно: я ведь знал, что у нее и до меня были возлюбленные, и все же мне казалось, что я по-настоящему люблю ее. Я даже собирался уговорить ее развестись с мужем и стать моей женой. Меня удерживало только одно: ее доступность.

— Вы согласны изложить на бумаге все, что рассказали нам? — спросил Вирлок.

— Н-не знаю… А если я откажусь?

— Тогда нам придется временно взять вас под стражу как крайне важного свидетеля. В подобных случаях назначается очень большой залог. Он не будет для вас чересчур обременительным?

— Но мать может подтвердить, что я вернулся домой в шесть пятнадцать — шесть двадцать, а потом приехал сюда, в ресторан. В тот час, когда, по сообщениям газет, была убита Элен, я сидел здесь за пианино… Пожалуй, мне надо пригласить адвоката.

— Вы можете избавить себя от многих неприятностей, а заодно и от напрасной траты времени и денег на оплату адвоката, если сейчас же напишете свои показания, — заявил Смит. — В противном случае придется задержать вас.

— Смит, попросите у бармена бумагу и ручку, — распорядился Вирлок закуривая.

Глава 7

В понедельник за завтраком Нонна Эш прочла написанное детскими каракулями письмо Берты Пул. Берта просила разрешения вернуться домой. Но расследование еще не закончилось, а пока Берта жила в Мейконе, полиции вряд ли придет в голову допросить ее. «Пусть Берта еще побудет у сестры», — решила миссис Эш, порвала письмо и постаралась забыть о нем.

* * *

В понедельник утром в полиции уже знали о крупных разногласиях между Эллендером, Фэйном и Вирлоком. Все как-то притихли и обходили их чуть ли не на цыпочках.

После нескольких часов сна Вирлок и Смит снова приехали в полицию, намереваясь опять отправиться на Бэккер-авеню и продолжить допрос соседей Макдаффа. Однако в последнюю минуту Вирлоку позвонил Роланд Гуд и заявил, что хотел бы поговорить с ним. Вирлок ответил, что сейчас же приедет.

Гуд, все еще в халате, встретил инспектора и его помощника у двери, провел в столовую и приказал служанке подать кофе.

— Я не хотел бы показаться вам слишком уж охочим до сплетен или до чужих замочных скважин, — начал он, — но поверите ли, последнюю ночь я не спал… почти не спал, все думал об этом печальном случае. Надеюсь, вы понимаете меня?

— Да, да, сэр, мы все понимаем, — подтвердил Вирлок.

— Мы, например, установили, что вы действительно были близким другом четы Макдаффов, — с невинным видом добавил Смит.

— Правильно, — с готовностью подтвердил Гуд. — Вы знаете, мистер Вирлок, я не собираюсь распространяться о гражданском самосознании, общественном долге и прочее, и прочее. Не стану скрывать, я предпочитаю жить только для самого себя, не вмешиваясь в чужую жизнь. Но иногда приходит нечто такое, что заставляет отходить от этого принципа… Вы правильно изволили заметить — мы дружили с Макдаффами, и поэтому я считаю себя просто обязанным сообщить вам кое-что. Видимо, надо было сделать это раньше, но… Полагаю, вы, как служащие уголовной полиции, имеете хотя бы некоторое представление о том, что такое Бэккер-авеню?

— В каком смысле?

— Видите ли, люди моего круга составляют элиту нашего города. Мы любим богатство и комфорт и используем наши деньги, если хотите, как буфер, предохраняющий нас от всякого рода неприятностей. Лица со средствами и с определенным положением в обществе могут позволить себе нечто такое, на что никогда не осмелится простой смертный из страха понести самое суровое наказание.

— Довольно точный и откровенный анализ, — заметил Вирлок, все еще не угадывая, к чему клонит Гуд.

— Ну вот, в таком случае нам будет легче понять друг друга. — Гуд удовлетворенно потер руки. — То, что зачастую происходит у нас на Бэккер-авеню, в другом месте и среди других людей было бы расценено как преступление или во всяком случае вызвало бы громкий скандал. А у нас все обходится тихо и мирно благодаря деньгам и общественному положению действующих лиц. Измена одного из супругов рассматривается на Бэккер-авеню скорее как милое приключение, нежели как трагедия, а флирт — как невинное развлечение, не дающее повода для ревности. У нас есть свой кодекс поведения — неписаный, конечно, но не менее строгай, чем кодекс поведения тех, кто трудится в поте лица своего. В сердечных делах, например, мы редко позволяем нашим романам оканчиваться разводом, это просто не принято. И тем не менее нечто подобное имело место совсем недавно и, как мне кажется, может заинтересовать вас.

— Расскажите, мистер Гуд, — попросил Смит.

— Пожалуйста, молодой человек, пожалуйста! Вы уже навестили супругов Эшей? Нет? Это совсем рядом — большой особняк с чудесным садом. Владелец особняка Джордж Эш — типичный представитель обитателей Бэккер-авеню. Он владеет крупной импортно-экспортной фирмой, основанной еще его дедом. Эш — способный бизнесмен, заботливый отец, внимательный супруг… Одним словом, превосходнейший человек, за исключением, — Гуд многозначительно поднял палец, — за исключением одного обстоятельства.

Около года назад между Джорджем Эшем и Элен Макдафф завязался роман — правда, не очень продолжительный, они расстались месяца через три. Но у меня есть основания предполагать, что недавно Джордж Эш возобновил нежные отношения с Элен. Я, разумеется, не могу привести определенных доказательств, тем не менее должен сообщить вот что. Именно в то воскресенье, когда была убита Элен Макдафф, незадолго до этого ее навестил Джордж Эш и оставался в доме примерно около часа… Не прерывайте меня! — нетерпеливо отмахнулся Гуд от Смита, заметив, что тот собирается о чем-то спросить. — Теперь о Нонне Эш — достойной супруге Джорджа. Это настоящая матрона с Бэккер-авеню… Милая, очаровательная женщина, нежная мать и энергичная хозяйка. Образование она получила в одной из привилегированных гимназий в Канаде, обладает солидными собственными средствами — наследством родителей, владельцев пароходной фирмы. Они словно созданы друг для друга, но отличаются в одном: Джорджа хлебом не корми — дай поволочиться за какой-нибудь юбкой, Нонна же ни-ни. Камень, а не женщина!

Смит уже достал свой блокнот и быстро делал в нем заметки.

— Одним из ваших хобби, вероятно, является психология? — улыбнулся Вирлок. — На эту мысль меня наводит ваша тонкая наблюдательность.

— Видите ли, — не без самодовольства ответил польщенный Гуд, — я считаю себя последователем Фрейда, но занимаюсь исключительно теорией.

— Мистер Гуд, — осторожно спросил Вирлок, — а что, собственно, вы имели в виду, когда говорили, что роман Джорджа Эша и Элен Макдафф имеет для нас какое-то значение?

— Ничего, — резко ответил Гуд. — Вы уж сами решайте. Я сообщаю вам факты, а вы вольны поступать с ними по собственному усмотрению. Прошу только не упоминать, что эти сведения вы получили от меня, — я ничего не смогу подтвердить.

— Спасибо, мистер Гуд, — поблагодарил Вирлок. — Ваша информация может оказаться весьма полезной. Позвольте задать последний вопрос. Вы говорите, что вечером в день убийства Элен Макдафф видели, как Джордж Эш приходил к ней?

— Да, видел.

— В какое время?

— Пришел он около половины восьмого, а в какое время ушел — не знаю, не видел. Вы будете допрашивать Джорджа?

— Возможно. Еще раз спасибо, — сказал Смит. — Вы, правда, отрицаете это, но все же гражданское самосознание у вас есть.

Лицо Гуда расплылось в широкой улыбке.

— Спасибо, молодой человек. Ваша фамилия, кажется, Смит? Я должен запомнить ее. — Он повернулся к Вирлоку. — Так мое имя упоминаться не будет, вы обещаете?

— Сделаю все возможное.

Гуд проводил детективов до выхода и снова многословно попрощался с ними. Вирлок и Смит направились к дому Эша.

* * *

Несмотря на сравнительно ранний час, Нонна Эш успела выпить несколько больших рюмок виски и сейчас, когда в прихожей раздался звонок, держалась на ногах не совсем уверенно. Все же она добрела до двери и, разглядев сквозь стекло двух незнакомых людей, хотела уйти в комнаты, но звонок снова зазвенел пронзительно и настойчиво. Открыв дверь, Нонна бессмысленно уставилась на визитеров.

— Мужа нет дома, а я ничего не покупаю, — заявила она и хотела захлопнуть дверь, но один из посетителей помешал ей.

— Мы из уголовной полиции, миссис Эш, — объяснил Вирлок, — и хотели бы задать вам несколько вопросов.

— Из п… полиции? — неповинующимся языком переспросила миссис Эш.

— Да, — подтвердил Смит, — и у нас есть к вам кое-какие вопросы.

— Вопросы?

— Мы расследуем убийство Элен Макдафф, мэм, и хотели бы переговорить с вашим мужем. Его действительно нет дома?

— Сегодня я плохо себя чувствую, — пробормотала миссис Эш. — Приходите завтра.

— Нам очень важно сделать это сегодня, — возразил Вирлок.

— Ну что ж, входите и задавайте ваши во… вопросы.

Миссис Эш распахнула дверь, прошла в гостиную, налила себе виски и, не обращая внимания на Вирлока и Смита, залпом выпила.

— Скажите, это правда, — с места в карьер начал Вирлок, — что у вашего супруга был роман с Элен Макдафф?

— Около года назад, — добавил Смит.

— Это правда… это правда… — пьяно повторила Нонна Эш. Это правда, что это ложь…

— Кое-кто из ваших соседей утверждает, что мистер Эш проявлял повышенное внимание к Элен Макдафф, — продолжал Смит.

— И что их роман, кажется, недавно возобновился, — вставил Вирлок. — Где ваш супруг сейчас?

Миссис Эш, видимо, несколько протрезвела.

— В конторе. Он постоянно в конторе. А может, играет в гольф или катается на яхте, или проводит время с…

— Тогда скажите, где был ваш муж в вечер убийства Элен Макдафф?

— Дома, с семьей… с детьми и со мной…

— Вы помните что-нибудь о том вечере? — спросил Смит.

— Ничего.

— У вас это что, привычка — напиваться с самого утра? — спросил Вирлок.

— Не ваше дело.

— Мы ведем следствие об убийстве, мэм, и нам до всего есть дело, — ответил Вирлок. — Спасибо за помощь и за любезный прием, миссис Эш.

— Прощайте, мистер Шерлок Холмс! — крикнула Нонна, с силой захлопнула за детективами дверь и повернула ключ.

Направляясь к машине, Смит вытер со лба пот и присвистнул:

— Подумать только, эта «матрона» с утра пьяна в стельку!

* * *

Вирлок и Смит нашли Джорджа Эша в его клубе, где он играл в теннис с красивой молодой женщиной. В поисках Эша они побывали у него в конторе, в нескольких ресторанах и барах и только после этого рискнули появиться здесь. Они подошли к Эшу, когда он, закончив игру и обменявшись с партнершей какими-то шутливыми репликами, направился в душевую.

— Мы только что побывали у вас в конторе и дома, — обратился к нему Вирлок, — нам нужно кое-что выяснить у вас.

— Завтра, завтра, — небрежно ответил Эш, не сводя глаз с изящной фигурки удалявшейся партнерши. Джордж Эш был высокий, хорошо сложенный человек около сорока лет, с белозубой улыбкой; держался он надменно и даже вызывающе.

Эш повернулся и хотел уйти, но Вирлок схватил его за руку.

— Не завтра, а сегодня, сейчас же. — Вирлок предъявил свое удостоверение. — Вы глубоко заблуждаетесь, если полагаете, что можете вести себя, как вздумается.

— Не слишком ли круто берете? — иронически осведомился Эш. — А вообще-то я не буду разговаривать с вами, пока не позову своего адвоката.

— Никого вы не позовете. Пройдите к той скамейке, садитесь и отвечайте на наши вопросы. Ну? Или прикажете тащить вас за шиворот?

Эш оторопело взглянул на него.

— Мне еще не приходилось сталкиваться с таким обращением, но я достаточно влиятельный человек, чтобы…

— Идите и садитесь на скамейку!

— Попробуйте заставить!

Вирлок повернулся к Смиту.

— Вызовите фургон для перевозки арестованных, — распорядился он и достал из кармана наручники. Эш понял, что с ним не станут церемониться.

— Я вынужден подчиниться, — сквозь зубы произнес он, — но не обольщайте себя надеждой, что на этом все кончится.

— Знаете, Эш, мне уже столько грозили за последние сорок восемь часов, что я устал слушать.

— Вы или идиот, или прохвост, который не знает, для чего ему выдали удостоверение детектива, — процедил Эш, опускаясь на скамейку.

— Мы только что беседовали с вашей женой. Она пьяна. Почему, по-вашему, она напилась с самого утра? — Вирлок не сводил с Эша внимательного взгляда.

— Нонна? Пьяна?! — искренне удивился Эш. — Чушь!

— Хорошо сложенная женщина лет тридцати с лишним, называющая себя миссис Эш и проживающая в вашем доме на Бэккер-авеню, сегодня утром, при нашем посещении, оказалась пьяной.

— Даже если это и правда (а я не верю ни одному вашему слову), — холодно произнес Эш, — все равно вас это не касается.

Он закурил, затянулся и вытер лицо полотенцем. Постепенно к нему возвращалась прежняя уверенность в себе.

— Около года назад у вас был роман с Элен Макдафф, — продолжал Вирлок. — Ваша жена знала об этом. Знает ли она, что этот роман недавно возобновился?

Эш нахмурился.

— Я буду разговаривать с вами только в присутствии адвоката, — твердо заявил он.

— Что ж, — ответил Вирлок и встал. — Не хотите разговаривать здесь — придется вам поехать с нами.

— Пожалуйста, но я должен переодеться.

— Ничего, сойдет и так, — усмехнулся подошедший Смит.

* * *

В половине пятого в следственной комнате в тюрьме на Мэретта-стрит Эш признался Вирлоку и Смиту, что он действительно был близок с миссис Макдафф, но порвал с ней, как только об этом узнала жена. Однако он категорически отрицал, что возобновлял с Элен прежние отношения.

— Где вы были в тот вечер, когда произошло убийство? — задал вопрос Вирлок.

— Дома. Вместе с семьей смотрел телевизионную программу. Потом услышал какой-то звук, похожий на выстрел, и вышел узнать, в чем дело.

— Лжете! — крикнул Вирлок. — У нас есть показания одного из ваших соседей; он утверждает, что в день убийства миссис Макдафф, примерно в семь тридцать вечера, он видел, как вы вошли в дом Макдаффов.

Эш провел рукой по лицу.

— Ну хорошо, я в самом деле вышел из дома около этого времени подышать свежим воздухом.

— Потом что?

— Ничего. Постоял, осмотрелся…

— А что вы скажете, если я устрою вам очную ставку со свидетелем, который видел, как вы вошли в дом Макдаффа?

— Вы уже достаточно долго держите меня здесь и пытаетесь приплести к убийству Элен Макдафф. Но у вас ничего не выходит, и теперь я вправе требовать, чтобы вы дали мне возможность позвонить адвокату.

— Почему вы думаете, мистер Эш, что у нас ничего не выходит? — спросил Смит.

Эш пожал плечами.

— Видимо, потому, что я не имею никакого отношения к убийству, у меня не было, выражаясь вашим языком, мотива. Что касается свидетелей… Плевать мне на них! В случае необходимости жена и сыновья под присягой покажут, что я был с ними, когда послышался выстрел. Ну, а теперь почему бы вам не взяться наконец за ум и не отпустить меня, пока вы не навлекли на себя крупных неприятностей?

— Парню, которого задержали в доме Макдаффов, грозит тяжкое наказание. Я не могу допустить, чтобы какой-нибудь самоуверенный ловкач вроде вас скрыл от следствия факты, доказывающие вину или, наоборот, невиновность этого человека. Вы понимаете?

— Понимаю. Выходит, Уэстин нашел себе еще одного защитника?

— Если бы предоставить все таким типам, как вы, наверняка, его песенка была бы спета.

— Но вы, однако, скажите, зачем мне нужно было убивать ее?

— А вот зачем, — ответил Вирлок. — Элен Макдафф стала изменять вам, и вы в припадке ревности…

— Я приревновал Элен?! — сухо рассмеялся Эш.

— А почему бы и нет? Например, к пианисту Джеймсу Вудроу, который провел с ней в воскресенье почти весь день — в то самое воскресенье, когда вы тихонько выскользнули из дому и прибежали к миссис Макдафф. Возможно, она указала вам на дверь, а вы обвинили ее в измене и обозвали шлюхой. Так, Эш?

— Но такой повод мог возникнуть не только у меня, — нервно ответил Эш. — Уж если вы считаете, что преступление продиктовано чувством ревности, почему бы вам не обратиться к самому Макдаффу и не расспросить старика о всех других связях его драгоценной супруги?

— Пока что наиболее серьезное подозрение падает на вас, — ответил Вирлок.

— Довольно запираться, Эш! — вмешался Смит. — Рассказывайте, как все произошло.

— А я помогу вам, — взглянул Вирлок на Эша. — Дело было вечером в воскресенье. Вы знали, что Макдафф дома, и наблюдали из окна, когда он уйдет. Убедившись, что он уехал, вы пошли к его жене, но она отвергла вас и на ваши настойчивые расспросы заявила, что предпочитает Вудроу. Вы же знаете, ей ничего не стоило сказать об этом вам прямо в глаза, поскольку она не видела ничего плохого в своих амурных делах. Но она не учла, что у вас на сей счет может быть иное мнение.

Эш молчал, уставившись в пол.

— Вы пытались урезонить ее, но Элен Макдафф не захотела вас слушать. Она откровенно сказала, что отныне вы ей не нужны. Подумать только: вас, человека состоятельного, считавшего себя образцовым американцем, женщина променяла на какого-то третьеразрядного полунищего пианиста! Ей нужен был ОН, а не ВЫ. Как же можно было примириться с этим? И вы, естественно, потеряли самообладание. Вот и все, Эш.

Эш устало выпрямился на стуле и покачал головой.

— Это правда, но только отчасти. Я любил ее, но понял это лишь после нашего разрыва. Чем чаще потом я встречал ее, тем больше понимал, как сильно люблю… В тот последний вечер я умолял ее выйти за меня замуж, если я добьюсь развода, но она только улыбалась и мурлыкала мелодию, которую наигрывал на вечеринке этот паршивый пианист…

— И тогда вы схватили пистолет и выстрелили в нее?

— Нет, нет! Я не стрелял в нее! Правда… — Эш помолчал. — Правда, мне хотелось ее убить. Я сидел в спальне, наблюдал, как она причесывается, у меня мелькнула мысль, что было бы так просто подойти, схватить ее за эту красивую шею…

— И вместо этого вы пустили в ход пистолет? — прервал его Вирлок.

— Нет! Я встал и ушел домой. Ей я ничего не сказал. Я даже не попрощался, хотя знал, что теперь-то между нами по-настоящему все кончено.

— Выстрелив в миссис Макдафф, — снова заговорил Вирлок, — вы услышали, что кто-то (это был Уэстин) вошел в дом. Тогда вы бросились бежать, благополучно пробрались к себе и спокойно уселись перед телевизором. В те минуты вы, скорее всего, не знали, кто вошел в дом, но как только полиция арестовала Уэстина, вы решили, что вам теперь ничто не угрожает.

— Не убивал я ее! — крикнул Эш.

— Вы неглупый человек, Эш, но, видимо, не можете понять, что только навредите себе, если выступите перед присяжными с такими показаниями. Что они решат, когда услышат, что у вас был роман с Элен Макдафф и что вы посетили ее в тот вечер, да еще сразу же, как только от нее ушел ваш соперник? Любой доморощенный юрист скажет, что ваши объяснения не выдерживают ни малейшей критики.

— Возможно. И все же убийца не я.

— Смит, пригласите стенографиста и Фэйна. Мистер Эш будет давать показания.

— Никаких показаний я давать не буду.

— Тем хуже для вас. Поберегите их для суда, и посмотрим, что получится.

В дверь просунулась голова полицейского.

— Вам звонит кто-то, — сообщил он. — Говорит, по срочному делу.

— Я занят, — отмахнулся Вирлок.

— Звонит какая-то женщина. Она, кажется, очень расстроена и говорит, что хочет сообщить вам нечто важное по поводу Уэстина. Она не назвала себя.

— Немедленно установите, откуда она звонит! — распорядился он, бросился в канцелярию и взял трубку.

— Вирлок у телефона. Кто говорит?

— Этта Саймонсон. Вы могли бы сейчас же приехать ко мне? Хочу сообщить вам кое-что.

У Вирлока разочарованно вытянулось лицо, и он жестом дал понять полицейскому, что отменяет распоряжение.

— Ну, о «сейчас же» не может быть и речи, миссис Саймонсон. А в чем дело? Вы хотя бы намекнули.

— А по телефону можно?

— Безусловно.

— Нас не подслушивают?

— Что вы!

— Мистер Вирлок, боюсь, что вы можете принять меня за очень рассеянного человека, но иногда память и вправду мне изменяет. Вот только сейчас я припомнила, что заметила кое-что в прошлое воскресенье.

— Говорите, говорите!

— Прошлый раз вы напугали нас своим утверждением, будто мой муж тоже подозревается, и я растерялась. Вы помните…

— Минутку, миссис Саймонсон! Мы по-прежнему в числе некоторых других подозреваем и вашего мужа. Теперь, когда я снова повторяю это, вы все-таки хотите продолжать наш разговор?

— Конечно. Мне нечего скрывать. Я уверена, что Элрой не имеет никакого отношения к убийству, в чем вы легко убедитесь, если выслушаете меня до конца. — В голосе Этты Саймонсон прозвучали истеричные нотки. — Вы помните, я рассказывала вам о пианисте по фамилии Вудроу?

— Помню.

— Категорически утверждаю, что мистер Макдафф был все время дома, пока там находился этот пианист. Часов около шести Вудроу ушел, а минут пятнадцать спустя уехал и Макдафф.

— Почти то же самое мы уже слышали от вас, миссис Саймонсон, — терпеливо заметил Вирлок.

— Да, но прошлый раз я не сказала, что примерно в половине восьмого или минут без двадцати восемь в дом вошел еще кто-то.

Вирлок почувствовал, как забилось у него сердце. Он нарочито раскашлялся и жестом приказал полицейскому стенографисту поднять отводную трубку и записывать разговор.

— Извините, миссис Саймонсон, — снова заговорил он, — табачный дым… Повторите, пожалуйста, я не расслышал.

— Я видела, как примерно за час до убийства Элен в дом вошел человек.

— Вы хорошо рассмотрели его? Ведь было уже темно.

— Ну, не так уж темно, сумерки.

— И кто же это был, миссис Саймонсон?

— Джордж Эш.

— Тот самый Джордж Эш, что живет напротив вас?

— Да.

— А вы не заметили, в какое время он ушел?

— Нет.

— Но вы узнали его, это в самом деле был Джордж Эш? Кажется, вы знаете его… Сколько лет вы его знаете?

— Более двенадцати.

— Вы видели, как ваш сосед вошел в дом Макдаффов, и вы не сомневаетесь, что это был Джордж Эш, а не кто-нибудь другой?

— Нисколько не сомневаюсь.

— Вы согласны дать письменные показания?

Этта Саймонсон промолчала.

— Вы согласны? — повторил Вирлок.

— Согласна! — подтвердила миссис Саймонсон.

— Большое спасибо. Я еще позвоню вам. — Вирлок положил трубку и спросил у стенографиста: — Записал?

— Да.

— Немедленно расшифруйте, перепечатайте и принесите мне. Вирлок медленно направился в комнату для допросов. Во имя спасения своего благоверного, думал он, миссис Саймонсон готова утопить соседа. Что ж, не будем возражать…

* * *

Было уже без четверти семь, а Вирлок и Смит все еще продолжали допрашивать Эша. Часов в семь Вирлок предъявил ему запись телефонного разговора с Эттой Саймонсон, подписанную им самим и удостоверенную стенографистом.

— Взгляните на этот документ. Из него видно, что вы пришли к Элен Макдафф примерно в тот момент, когда произошло убийство. Вам не кажется, что этого и всего остального, что мы тут установили, вполне достаточно, чтобы…

— Я хочу поговорить с адвокатом, — охрипшим голосом заявил Эш.

— Теперь можете.

Смит провел Эша в канцелярию, и тот позвонил Гаррисону Блейку, своему адвокату. Затем Вирлок вызвал дежурного Адамса.

— Отправьте его в камеру, — распорядился он, кивнув на Эша. — Я арестовываю его по подозрению в убийстве Элен Макдафф.

— Не могу, мистер Вирлок. — Адамс развел руками. — Мистер Эллендер сказал, что вы отстранены от службы в полиции.

Вирлок достал из бумажника удостоверение, выданное прокуратурой штата, и положил перед сержантом.

— Препроводите Эша в камеру, — повторил он. — Ответственность я беру на себя.

— Да-да, Адамс, посадите его! — послышался голос Эллендера; он подошел к столу дежурного и со злорадной ухмылкой уставился на Вирлока. — С каким удовольствием я буду присутствовать при вашем крушении, Вирлок! В тюрьме уже сидит человек, которому предъявлено обвинение в убийстве миссис Макдафф, а теперь вы арестовываете другого…

Адамс оформил арест Эша, разрешил ему предупредить по телефону жену и отправил в камеру, оказавшуюся рядом с камерой Уэстина.

* * *

В половине девятого Эллендер прочитал районному прокурору Питеру Энстроу запись телефонного разговора Этты Саймонсон с Вирлоком.

— Тупица! Вы понимаете, что наделали? — еле сдерживая ярость, накинулся Энстроу на Вирлока.

— Понимаю, господин прокурор. Вам придется аннулировать обвинение, выдвинутое против Уэстина. Ни один состав присяжных, даже если вы и судья Сэм специально их подберете, не решится его осудить, поскольку существуют доказательства, что примерно в то время, когда совершено преступление, муж убитой и ее возлюбленный находились в доме, а позже, после их ухода, в особняк проник еще один субъект. Есть все основания подозревать Макдаффа и Эша не меньше, чем Уэстина. Я заинтересован только в том, чтобы найти действительного убийцу.

— Мистер Макдафф откажется от своих показаний, — запальчиво продолжал Энстроу. — Вы воспользовались тем, что он был пьян. Эллендер в любое время подтвердит это. Что касается Эша… Мне не составит ни малейшего труда усмирить Этту Саймонсон, ее заявление — просто-напросто выдумка старой сплетницы.

— А что вы намерены сделать с Вудроу? — спросил Вирлок. — Отправить его на тот свет? И как вы поступите с Роландом Гудом? Он же видел, как Джордж Эш входил в дом Макдаффов…

Энстроу долго смотрел на Вирлока, потом медленно сказал:

— Ну хорошо, Вирлок, вы сами заварили эту кашу, и я позабочусь, чтобы вы же ее и расхлебали. Вы не хотите последовать доброму совету, но то, что я скажу сейчас, вам придется выслушать. Предположим, вам удастся доказать невиновность этого ничтожества Уэстина и скомпрометировать Макдаффа. Уэстин унесет ноги восвояси, а вы останетесь в Гэйтвее тем же третьеразрядным, жалким сыщиком, причем все мы, кто имеет тут какое-нибудь влияние, постараемся не только избавиться от вас при первой же возможности, но и сполна с вами рассчитаться. Я ничего не прощу вам, Вирлок, не простит Эллендер, не простит Макдафф. Прежде чем вы опять начнете совать мне свое удостоверение из прокуратуры штата, позвольте напомнить главное правило нашей межпартийной политики: если вы не в состоянии победить врага — объединяйтесь с ним. Если Макдафф решит, что из-за устроенного вами скандала Лайтуэлл сможет победить без его, Макдаффа, помощи, он не задумываясь заключит с ним союз. И первое, что сделает Лайтуэлл для вновь обретенного дружка, — это смешает вас с грязью.

Прежде чем Вирлок успел ответить, в комнату влетел адвокат Гаррисон Блейк — невысокий человек с выхоленным, как у женщины, но надменным лицом.

— Что за чертовщина происходит тут у вас, Пит? — недовольно спросил он.

Энстроу молча сунул ему экземпляр записи телефонного разговора Этты Саймонсон с Вирлоком и отошел. Блейк быстро пробежал бумагу глазами и присвистнул.

— Ну и ну!

— А теперь, мистер Блейк, я могу проводить вас к вашему клиенту, — усмехаясь, предложил Вирлок.

* * *

Нонна Эш, в старом пиджаке мужа, с рассыпавшимися волосами, яростно гнала машину. Час назад она взяла Берту Пул из дома ее сестры в Мейконе и теперь торопилась обратно в Гэйтвей. Берта, напуганная странным поведением хозяйки, наконец собралась с духом и спросила:

— Что-нибудь стряслось, мэм? Вы, может, объясните мне, что вас тревожит?

— Заткнись! — прикрикнула Нонна Эш; события последних дней, визит полицейских, разговор с ними — все это казалось ей каким-то кошмарным сном.

— Но вас беспокоит что-то, миссис Эш, — минуту спустя снова заговорила служанка.

— Помолчи, Берта!

Миссис Эш еще не совсем протрезвела, у нее мучительно болела голова, но она помнила, как после телефонного разговора с мужем накинула на себя какую-то одежду, бросилась в машину и помчалась в Мейкон.

— Берта, сейчас мы с тобой поедем в полицию.

— Что вы, миссис Эш!

— Послушай, Берта, это очень важно и…

— Миссис Эш, ради бога, не надо!

— …очень важно, и ты должна рассказать мне все, что видела в тот вечер, когда была убита миссис Макдафф.

Не могу, миссис Эш, не могу! — всхлипнула женщина.

— Берта!

— Да, мэм?

— Сейчас же расскажи мне все-все, что ты тогда видела. Полиция считает, что миссис Макдафф убил мистер Джордж.

— О нет, нет, мэм! — пронзительно закричала Берта. — Это был не мистер Джордж, это был кто-то другой!

— Кто же, Берта? Ты должна сказать мне.

— Не могу, мисс Нонна, я ничего не знаю…

— Но ты же что-то видела?

— Не помню.

— Вспомни! — крикнула миссис Эш.

— Я открыла окно и увидела, что миссис Макдафф лежит на траве. Потом я увидела мужчину. Клянусь, я не знаю, кто это был!

— А дальше?

— Мужчина направился к двери, и миссис Макдафф пошла за ним… Они, должно быть, кричали друг на друга… Его я почти не рассмотрела, да и ее видела плохо.

— Как он выглядел?

— Было уже почти темно и…

— Я спрашиваю, как он выглядел!

— Он напомнил мне кого-то знакомого…

— Кого? Мистера Макдаффа?

— Нет, мэм.

— Мистера Джорджа?

— Нет, и не мистера Джорджа… Знаете, миссис Нонна, я часами ломала над этим голову, почти готова поклясться, что знаю его.

— И узнаешь, если увидишь снова?

— Может быть. — Берта искоса наблюдала за хозяйкой.

— И он не живет на Бэккер-авеню? — настойчиво продолжала миссис Эш.

— Нет, мэм, он не похож ни на кого, кто живет на Бэккер-авеню и кого я знаю. Но он показался мне очень знакомым.

Берта отвернулась и уставилась на бегущую навстречу ленту дороги.

— Ты расскажешь в полиции все, что видела в тот вечер, когда была убита миссис Макдафф. Понимаешь?

— Да, мэм.

— А из города ты уезжала потому, что у тебя заболела сестра. Понимаешь?

— Да, мэм, я уезжала из Гэйтвея потому, что у меня заболела сестра.

— А сейчас твоя сестра поправилась, и ты приехала, чтобы рассказать о том, что видела.

— Да, мэм.

— Полицейские, возможно, попытаются уговорить тебя рассказать что-то другое, Берта, но ты помни, что уезжала из-за болезни сестры и что человек, которого ты видела, был не мистер Джордж.

— Да, мэм.

— Ты хорошо запомнила, что нужно сказать?

— Да, мэм, я хорошо запомнила, что нужно сказать.

* * *

Вирлок и Смит допрашивали Берту Пул часов пять, но она упорно твердила одно и тоже. Из своего окна на четвертом этаже дома Эшей она видела все, что происходило в особняке Макдаффов, но испугалась и в тот вечер никому ничего не сказала, а потом уехала к заболевшей сестре в Мейкон, где и жила все это время.

— Ты узнаешь убийцу, если снова его увидишь? — спросил Вирлок.

— Пожалуй, я смогу сказать «да», если увижу его.

Питер Энстроу и Лейси Эллендер присутствовали при допросе Берты, но за все время не произнесли ни слова. Как только утомленный Вирлок встал из-за стола, Энстроу подошел к нему и с довольной усмешкой сказал:

— Вирлок, ваша песенка спета!

— Безусловно, — подхватил Эллендер, поднимаясь со стула и потягиваясь.

— Берта, сколько времени ты служишь у Эшей? — поинтересовался Энстроу.

— Да чуть ли не всю свою жизнь, сэр. Я служила у родителей миссис Нонны до того, как она вышла замуж за мистера Джорджа.

— Ты видела, как мистер Эш стрелял в Элен Макдафф? — спросил Энстроу, иронически поглядывая на Вирлока.

— Что вы, сэр! — всплеснула руками Берта. — Тот человек совсем не похож на него — он невысокий и худой, а мистер Джордж — крупный и высокий.

— А ведь Уэстин как раз невысокого роста, Вирлок, — заметил Энстроу. Скажи, Берта, может, ты видела мистера Макдаффа?

— Но я хорошо знаю мистера Макдаффа. Это был не он. Мистер Макдафф значительно выше.

— Возможно, Берта, тебе придется повторить свои показания в суде, перед судьей и присяжными. Ты уверена, что человек, которого ты видела, не был ни мистером Макдаффом, ни мистером Эшем?

— Уверена.

— А мистера Саймонсона ты знаешь? — обратился Вирлок к Берте.

— Знаю. Там был не он.

— А Роланда Гуда? — спросил Смит. Он тоже невысокого роста.

— Нет, нет! Я знаю с Бэккер-авеню всех, кто приходил к нам обедать.

— Ну-с, господин Вирлок, — промурлыкал Энстроу. — Есть у вас еще вопросы?

— Не забудьте, что у нас еще имеется пианист, — ответил Вирлок.

Энстроу натянуто улыбнулся и ткнул Вирлока пальцем в грудь.

— Ваша песенка спета, — подчеркивая каждое слово, повторил он. — С вами все кончено, друг мой.

— Не торопитесь, — спокойно возразил Вирлок. — Я предлагаю включить пианиста и Уэстина в группу других людей и попросить свидетельницу опознать среди них преступника.

— Пожалуйста, — согласился Энстроу. — Лейси, срочно вызовите Вудроу и распорядитесь, чтобы человек двенадцать полицейских переоделись в штатское. Берта, постарайтесь узнать убийцу среди тех, кого мы тебе сейчас покажем. Сможешь?

— Я видела его в сумерках, но, возможно, узнаю.

— Вудроу или Уэстин — мне совершенно безразлично, — сказал Энстроу Вирлоку.

— Зато это далеко не безразлично Уэстину, — огрызнулся инспектор.

* * *

Берта Пул не обратила внимания ни на Вудроу, ни на остальных и почти сразу указала на Уэстина. Все же, опасаясь допустить ошибку, она сказала:

— Вот если бы я еще могла взглянуть на него в чем-то ином…

— То есть иначе одетым, — уточнил Энстроу.

— Вот, вот! В кепке, как у туристов, и в пиджаке… Уж тогда-то я была бы совсем уверена.

— Что было на Уэстине, кроме свитера и сорочки? — вполголоса спросил Энстроу у Эллендера.

— Спортивный пиджак и клетчатая кепка.

Спустя несколько минут Уэстина заставили надеть его пиджак и кепку.

— Ну, так как? — нетерпеливо взглянул Энстроу на Берту. — Он или не он?

Берта молча смотрела на Уэстина, склоняя голову то в одну сторону, то в другую. Наконец губы у нее дрогнули, и она удрученно проговорила:

— Я никому не хочу причинить неприятности! Я никому не хочу принести вред!..

— Но это именно тот человек, который убил Элен Макдафф? — продолжал настаивать Энстроу.

— В этом пиджаке и кепке вроде похож.

— Да или нет? «Похож» — нас не устраивает. Ты должна сказать: «Да, это он».

Берта снова долго вглядывалась в Уэстина, затем, видимо, окончательно решив, кивнула:

— Да, это он, сэр.

— Ну вот, Вирлок, я представляю Берту Пул суду и не сомневаюсь, что присяжные ей поверят. — Энстроу удовлетворенно потер руки.

— Пойдемте, Смит, нам здесь больше нечего делать, — сказал Вирлок и вышел на горячий, душный воздух. На тротуаре он остановился и закурил; Смит заметил, что руки у него дрожат.

— Похоже, мы поставили не на ту лошадь, — проговорил инспектор после долгой паузы.

— Мистер Вирлок, а вы не думаете, что она ошибается?

Вирлок промолчал. Возможно, ошибались они, а не она. Возможно, принципы — это и в самом деле нечто такое, что могут позволить себе только богатые. Судя по имеющимся данным и по той уверенности, с какой Берта Пул произнесла свое «Да, это он», Уэстин и есть преступник. А ведь он, Вирлок, мог бы идти вместе со всеми остальными, стать одним из этой банды, и тогда бы ему не пришлось ждать мести Энстроу и Эллендера, не говоря уже о Макдаффе. Нечего и думать, что они забудут о нем, торжествуя свою победу.

— Спокойной ночи, Смит, — сказал он.

— Спокойной ночи, сэр, — подавлено ответил Смит.

Глава 8

Нонна Эш привезла Берту Пул из Мейкона 10 августа. Начиная с этого дня и до 5 сентября, до последнего перед началом процесса дня, Честер Вирлок и Хиллори Смит заново анализировали все собранные материалы, все сведения, сплетни и слухи, полученные от соседей Макдаффа на Бэккер-авеню. Они семь раз допросили Джеймса Вудроу, через его родных и соседей и через участников музыкального трио, которому он аккомпанировал, проверили и перепроверили его алиби. После тщательного допроса бармена Вирлок и Смит три дня поджидали в «Комбо клуб» одного из частых посетителей ресторана, подтвердившего, что Джеймс Вудроу действительно играл на пианино в тот вечер, когда было совершено преступление.

Они вновь беседовали с Элроем Саймонсоном и его женой, с Робертой и Роландом Гудом, ежедневно в течение двух недель допрашивали Джорджа Эша, снова и снова беседовали с Нонной Эш, ее сыновьями и служанками. Они неоднократно пытались допросить К.Т.Макдаффа, но он неизменно оказывался пьяным, хотя Вирлок к Смит появлялись у него в самое необычное время — и рано утром, и в полдень, и поздно вечером.

По их требованию Берта Пул много раз повторяла свои показания, показывала, где она стояла в своей комнате на четвертом этаже и как смотрела. Берта действительно могла видеть, что происходит в доме напротив. Вирлок убедился в этом, когда однажды вечером Смит по его указанию разыграл соответствующую сцену в гостиной Макдаффа, и Вирлок отчетливо все рассмотрел из дома Эшей. В течение всех трех недель Берта упорно твердила, что в доме Макдаффа она видела именно Уэстина.

* * *

Вечером 5 сентября Честер Вирлок, его жена и Смит сидели за кофе в кухне дома Вирлоков. Им уже не о чем было говорить, да и не хотелось: так они изнервничались.

— Теперь мы можем со спокойной совестью сказать, что просеяли все сквозь самое мелкое сито, — заметил Смит, — и не получили даже косвенных данных, которые позволяли бы усомниться в виновности Уэстина.

Вирлок промолчал.

— И я теперь уже не сомневаюсь в этом, — продолжал Смит, ни на кого не глядя.

— Я вас не виню, Смит, — вздохнул Вирлок. — Видимо, я и сам обманулся. Приступая к расследованию, я задавался еще одной целью: показать лицо Макдаффа. Надеюсь, процесс поможет мне в этом хотя бы частично.

— Вам не кажется странным, что Макдафф до сих пор не расправился с Фэйном?

— Странно, конечно, — согласился Вирлок. — Но он, должно быть, еще не вспомнил о нем, так как все время пьянствует.

Дальнейший разговор прервал телефонный звонок. Вирлок поднял трубку.

— Кэйджен, вы?! — удивился инспектор. — И, похоже, под градусом?.. Нет, никаких новых данных нам получить не удалось… И вообще: зачем вы мне звоните? Предполагается, что вам надо готовиться к завтрашней схватке с Энстроу и судьей Сэмом.

Некоторое время Вирлок молча слушал Кэйджена.

— Ну хорошо, — проговорил он наконец. — Мы приедем к вам со всеми нашими материалами, однако должен заранее предупредить, что все это одна грязь. Ничего, что заслуживало бы внимания. Любые наши предположения лопаются как мыльный пузырь, когда мы сопоставляем их с показаниями Берты Пул… Так мы будем у вас минут через тридцать.

Вирлок положил трубку и взглянул на Смита.

— Вы едете со мной, Смит? Вероятно, наша беседа закончится в каком-нибудь баре, но у меня такое настроение, что я не откажусь выпить. Юнис, ты не возражаешь?

Жена Вирлока кивнула.

— Ты уж извини, Юнис, — мягко обратился к ней Вирлок. — Извини, что у меня… что у нас ничего не получилось. Ты с полным правом можешь сказать: «Ну вот, я же говорила!».

— Но не зря же я столько лет замужем за детективом! — попыталась улыбнуться Юнис. — Я понимаю, не всегда вашей работе сопутствует успех. И все же, если бы ты с самого начала послушался меня… Нет, нет, не то я говорю! Пожалуй, я даже рада, что ты не послушался…

* * *

— Привет! — заплетающимся языком поздоровался с ними Кэйджен, не вставая из-за письменного стола. — Я тут много наслушался о вас обоих. Кажется, весь город только тем и занят, что гадает, удастся вам что-нибудь выяснить или нет!.. Хотите выпить за компанию?

— Что с вами, Кэйджен? — покачал головой Вирлок. — Завтра процесс, а вы…

— Смеетесь? Смейтесь, смейтесь, мне все равно, — отмахнулся Кэйджен. Он закурил и пододвинул коробку с сигарами детективам. — Так что у вас есть?

— Сначала скажите, что вы намерены предпринять завтра в суде.

— Вы развернули такую бурную деятельность, что вам недосуг полюбопытствовать, как ведет себя знаменитый адвокат Гарольд Кэйджен. — Он допил вино и тут же снова наполнил бокал.

— И как же он ведет себя?

— А я послал их подальше в самых изысканных выражениях, какие только нашлись у меня в запасе. И, пожалуйста, не делайте такой изумленный вид. Виноваты в этом вы.

— В чем?

— В том, что я так поступил.

— Не понимаю.

— Да выпейте же наконец!.. Вы и Смит стали такими принципиальными! Но и я могу быть принципиальным. Разница лишь в том, что у каждого из вас есть крепкий хребет и кое-что за душой, ну, а у Кэйджена никогда ничего за душой не было, вот он и позаимствовал кое-что у вас.

— Послушайте, — удивился Вирлок, — да наши «отцы города» в порошок сотрут вас, если вы завтра на суде не потрафите им! После этого судья Дэйл заставит вас чистить урну у себя в кабинете, а не докладывать дела по завещаниям.

— Но и вам со Смитом придется не лучше, — криво усмехнулся Кэйджен. — Помяните мое слово, вы еще пожалеете, что живете на белом свете… От меня они потребовали слишком многого — это даже меня заставило возмутиться… не без вашего влияния, конечно.

— Ну хорошо, — проговорил Вирлок, заметно смягчаясь. — Однако чем же вы все-таки располагаете для защиты своего клиента? У прокурора есть очевидец убийства, точнее очевидица, и мы не нашли в ее показаниях ничего, что вызывало бы недоверие или сомнение. Она согласна выступить на суде и под присягой показать, что именно Уэстин убил Элен Макдафф. Свидетельница опознала Уэстина в группе других лиц и без колебаний указала на него… Да, да, она служанка в доме человека, на которого тоже падает серьезное подозрение, и этот факт наводит на размышления, но чем мы можем опровергнуть или скомпрометировать ее показания?

— Понимаю, — согласился Кэйджен. — А знаете, я как раз и взорвался, как только узнал о показаниях Берты Пул.

— Энстроу заставит ее изложить все так, словно во время убийства она сидела в углу той же комнаты и ела кукурузные хлопья.

— Не сомневаюсь.

— Ну, а у вас кто есть?

— Никого.

— Ну, а что у вас есть?

— Ничего.

— В таком случае прокурор мигом расправится с вами.

— Конечно, расправится. Но он сделал бы это в любом случае. Теперь же я хоть немного придержу их.

— Вы когда-нибудь пробовали придержать железнодорожный экспресс?

— И все же я должен сказать вам кое-что, — хрипло произнес Кэйджен. — У меня нет ни малейших оснований утверждать, что Уэстин не убивал Элен Макдафф. Правда, идиотских совпадений хоть отбавляй: оказывается, Макдафф был дома, пока его жена в другой комнате проводила время с очередным возлюбленным; потом в особняке появляется Эш; потом выясняется, что всю вторую половину дня тут же торчал этот пианист; потом возникает фигура Саймонсона — соседа Макдаффов… И все же я начинаю верить, что убийство — дело рук Уэстина. Показания Берты Пул лишь замыкают круг серьезных улик против него.

— Но тогда что мешает вам договориться с Энстроу и Макдаффом и сделать то, чего они от вас добиваются?

— Я уже ответил. Я не в состоянии следовать за ними, этой бандой, даже если Уэстин виновен.

— Какую же позицию вы и ваш подзащитный намерены занять на суде? — спросил Вирлок.

— Уэстин откажется признать себя виновным, но согласится давать показания… Должен сказать, сегодня впервые за долгое время я чувствую себя человеком. И это так хорошо! — Кэйджен поднял бокал, выпил и тяжело откинулся на спинку стула. — Конечно, завтра на суде Энстроу сделает все, чтобы я выглядел ослом, но, клянусь, и ему достанется от меня.

Один только отбор присяжных, вполне приемлемых с точки зрения прокуратуры, занял три дня. Затем в течение двух дней Кэйджен придирчиво и упорно допрашивал Берту Пул, но так ничего и не добился от нее в пользу своего подзащитного. С таким же пристрастием адвокат допросил Макдаффа и Джорджа Эша, и хотя ему удалось сорвать с них личину благопристойности и показать присяжным подлинную сущность этих мерзких, беспринципных людей, большего он не добился. Ничего полезного для защиты не дали и допросы Джеймса Вудроу, Этты Саймонсон и Роланда Гуда. Правда, Кэйджен все-таки вынудил их дать показания, которые не только характеризовали Элен Макдафф как неверную жену, но и обнажили всю грязную изнанку повседневной жизни обитателей Бэккер-авеню и послужили темами многих сенсационных статей в газетах.

К концу второго дня судебного разбирательства выяснилось, что все усилия Кэйджена доказать невиновность Уэстина ни к чему не привели. Во время допроса Уэстина Энстроу сумел представить его присяжным этаким злодеем, полностью лишенным всяких признаков человечности, и обвиняемый мог лишь упорно твердить в ответ, что он не убивал Элен Макдафф. Прокурор хладнокровно провоцировал юношу на вспышки отчаяния и гнева и тут же использовал их в интересах обвинения. К концу допроса Уэстин не казался уже больше простым парнем, ставшим жертвой неблагоприятного стечения обстоятельств, а выглядел в глазах присутствующих наглым и безжалостным хулиганом, которого необходимо изолировать для пользы общества.

Решающий удар Энстроу нанес, когда вызвал на вторичный допрос Берту Пул. Он задал ей два вопроса. Она видела, как какой-то мужчина выстрелом из револьвера убил Элен Макдафф. Может, этот мужчина был Джордж Эш?

Берта ответила отрицательно.

— Тогда, быть может Макдафф?

— Нет! — снова ответила Берта Пул.

* * *

11 сентября присяжным понадобилось всего двадцать семь минут, чтобы признать Уэстина виновным в предумышленном убийстве при отягчающих вину обстоятельствах, что лишало подсудимого права на снисхождение при определении меры наказания. Спустя девять дней, 20 сентября, судья Сэм приговорил Уэстина к смертной казни, назначив ее на 29 октября. Вынося смертный приговор, судья заявил, что основной уликой против Уэстина являются показания Берты Пул.

…В течение всего процесса Честера Вирлока не покидала мысль об анонимном звонке по телефону, и в ушах у него не умолкал голос, утверждавший, что убийца вовсе не Уэстин.

Весь август и сентябрь стояли жаркие, душные дни, и только в первой неделе октября повеяло прохладой. Хотя городские газеты давно перестали писать об убийстве Элен Макдафф, а пересуды и сплетни среди горожан поутихли, происшествие не было забыто. Близился финальный акт — исполнение смертного приговора над Уильямом Уэстином.

Макдафф продал особняк одной супружеской чете из Нью-Йорка, однако новые владельцы собирались переехать только будущей весной, и дом стоял безмолвный и темный; лужайки, цветочные клумбы, живые изгороди пришли в запустение.

Макдафф окончательно поселился в гостинице «Крофт». После того, как на процессе Уэстина всплыли на поверхность факты безнравственного поведения Элен Макдафф и нежелание самого Макдаффа замечать многочисленные измены жены, ему пришлось долго прятаться от назойливых репортеров. Группа Смэггенса немало потрудилась, чтобы через газеты скомпрометировать Макдаффа как одного из политических лидеров штата, и сейчас он много разъезжал по избирательным округам и участкам, стараясь всеми правдами и неправдами восстановить свою репутацию. Со дня на день ожидали сообщения о том, что на предстоящих выборах губернатора штата кандидатом группировки Слипера-Макдаффа выдвинут судья Сэм, а это означало бы, что именно он и станет следующим губернатором. Никто не сомневался, что Макдаффу и его подручным удастся замять последствия скандала, и он по-прежнему останется у руля политической жизни штата.

Честера Вирлока уведомили, что по результатам очередного медицинского осмотра его увольняют на пенсию с января будущего года. Между прочим, еще за три дня до обследования Вирлока Макдафф лично навестил врача, проводившего медосмотр…

Обитатели Бэккер-авеню предпочитали не вспоминать о процессе над Уэстином, о том постыдном, что творилось за красивыми фасадами особняков их фешенебельного района и получило огласку на суде во время допросов Макдаффа, Эша, Вудроу, Этты Саймонсон и Роланда Гуда. И тем не менее на возобновившихся званых обедах и вечеринках нет-нет да и заходила речь о процессе.

Этта Саймонсон большую часть времени проводила дома. Роланд Гуд собирался уехать месяцев на шесть в Европу. Нонна Эш с головой ушла в разные домашние хлопоты, но время от времени ухитрялась напиться до положения риз.

Гарольд Кэйджен пытался заниматься своими адвокатскими делами с таким видом, будто ничего не произошло, но судья Дэйл ничего не забыл и пользовался каждой возможностью, чтобы скомпрометировать его перед клиентами.

Предполагалось, что Гомерех в начале будущего года уйдет в отставку и будет назначен судьей вместо Сэма. Эллендер вел себя так, словно он уже сидел в кресле начальника управления внутренних дел. Он лично вручил Фэйну выписку из приказа о его увольнении с января будущего года в виду «болезненного состояния, вызванного хроническим ожирением».

И Вирлок и Смит были отстранены от работы в прокуратуре штата. Смита перевели на ночную работу «по контролю за соблюдением закона о торговле спиртными напитками». Встречались они теперь редко, а если и встречались, не находили общих тем для разговора. Коллеги игнорировали их, и Вирлок, изо дня в день занимаясь чисто канцелярскими делами, ни к кому не ходил и ни с кем не виделся. Он считал, что выполнил свой долг, и сознание этого приносило ему известное удовлетворение. Постепенно притуплялось беспокойство, вызванное осуждением Уэстина, и опасение, что он что-то пропустил, не заметил; постепенно переставала волновать и неразгаданная тайна анонимного телефонного звонка… Все чаще Вирлок начинал думать, что Уэстин все же виновен, а он, Вирлок, во многом ошибался. Сейчас его главным образом тревожили отношения с женой. После увольнения он мог устроиться самое большее каким-нибудь ночным сторожем с мизерной зарплатой, что сулило серьезные материальные затруднения. Он-то не боялся их, но Юнис…

В начале осени, совпавшей в том году с ранними заморозками, Уэстина перевели в тюрьму в Милледжвиле. Молчаливый и мрачный, Уэстин ждал ответа на поданную Кэйдженом апелляцию. Высшие судебные инстанции оставили приговор в силе, и тогда Уэстин пытался бежать из тюрьмы, но был схвачен и брошен в карцер. После этого он целыми днями спал или пытался читать; он никому не писал сам и ни от кого не получал писем. По ночам он подолгу плакал, уткнувшись лицом в жесткую подушку.

21 октября, за восемь дней до казни, Уэстин отказался принимать пищу. По указанию врача его начали кормить насильно.

* * *

Джейн Морган и Том Келли обвенчались, и Том переехал к жене. С того дня, как Том посоветовал Джейн помалкивать о происшествии в доме Макдаффов, они не возвращались к этому разговору. Однако Джейн внимательно следила за процессом и от строчки до строчки прочитала все газетные отчеты. Показания Берты Пул в общих чертах соответствовали тому, что видела сама Джейн, и это в какой-то степени укрепило ее в мнении, что своим молчанием она никому вреда не причиняет. Ей тоже показалось, что убийца, которого она видела, был, как и Уэстин, в пиджаке и кепке, а если у нее и сложилось о нем несколько иное впечатление, то она объясняла это (или хотела бы объяснить) тем, что была слишком потрясена.

Вечером 25 октября Том Келли вернулся с работы, привел себя в порядок, уселся в кресло и начал вслух читать газету. Джейн на кухне готовила ужин.

«…Губернатор Лайтуэлл отклонил сегодня ходатайство защиты отсрочить исполнение приговора по делу Уильяма Уэстина — убийцы Элен Макдафф, жены известного политического деятеля К.Т.Макдаффа. Приговор будет приведен в исполнение в одиннадцать часов вечера двадцать девятого октября…»

В кухне что-то упало с таким шумом, что Келли подскочил на стуле.

— Что там у тебя, Джейн? — крикнул он.

Бледная как полотно, Джейн появилась на пороге.

— Ничего, Том, я уронила кастрюлю.

* * *

В тот вечер Джейн долго не могла уснуть. В конце концов она решила встать, выпить чашку чая и закурить, но, поднимаясь, разбудила мужа.

— Что-нибудь случилось, Джейн?

— Нет-нет! Просто я почему-то нервничаю…

— Может, тебя беспокоит предстоящая покупка домика?

— Причем тут твой домик? — раздраженно воскликнула Джейн и побрела на кухню, где вслед за ней появился и Том.

— Все же скажи, дорогая, что происходит сегодня с тобой? — ласково спросил он, обнимая жену.

— Извини, Том, я никак не могу выбросить из головы, что юноша должен будет скоро умереть, а я…

— Перестань же думать об этом! Служанка под присягой показала, что своими глазами видела, как он убил. Какой смысл начинать все сначала? Ты сама говоришь, что уже не стала бы утверждать, что это был не Уэстин, а кто-то другой. Скорее всего ты и раньше не была в этом уверена.

— Да, но его же казнят, — покачала головой Джейн, — а я, возможно, могу сообщить что-нибудь такое, что спасет его.

Том Келли уговорил жену снова улечься в постель и долго доказывал, что ее появление в полиции с таким неопределенным заявлением вызовет совершенно ненужную шумиху, новую канитель и надолго выбьет ее из колеи. Джейн уснула лишь под утро.

Глава 9

Двадцать шестого октября, вернувшись домой после целого дня скучнейшей канцелярской работы, Вирлок сказал жене, что собирается поехать в Милледжвиль навестить Уэстина.

— Зачем, Честер? — попыталась возразить Юнис. — Разве ты и так не сделал все, что мог?

— Не знаю. Я все время пытался не думать о нем, но… Вот сегодня, например, я провернул гору бумаг, а спроси меня, что в них, — не сумею сказать.

— Но губернатор уже отклонил просьбу об отсрочке. Все твои усилия оказались безуспешными… Уэстин убил ее, и ты знаешь это, Честер.

— Нет, не знаю, — устало ответил Вирлок. — Именно поэтому я и хочу еще раз побеседовать с ним.

— Что ж, — согласилась Юнис, — поезжай, если так.

Вечер выдался холодный, и Вирлок включил в машине отопление. Сильный северо-западный ветер гнал сухие листья по обочинам дороги, петлявшей среди невысоких холмов красного суглинка. По радио транслировали музыку из какого-то ночного клуба в Майами, и ее звуки наполняли машину. «А ведь именно в Майами направлялся тогда Уэстин!» — вдруг подумал Вирлок. Время от времени мелодия обрывалась, и диктор принимался описывать Флориду — эту «подлинную страну грез».

До тюрьмы в Милледжвиле Вирлок добрался часов около десяти. Начальник тюрьмы хорошо знал Вирлока и, несмотря на столь позднее время, разрешил ему свидание с Уэстином. Он, правда, предупредил Вирлока о тяжелом физическом и моральном состоянии Уэстина и выразил сомнение в его способности вести разговор. Вирлок ответил, что он все же рискнет, и надзиратель провел его в камеру.

Уэстин лежал на койке с закрытыми глазами и даже не открыл их и не пошевелился, когда загремел замок двери. Не ответил он и на приветствие Вирлока.

— Извините меня, — заговорил Вирлок, невольно отводя взгляд от изможденного лица юноши. — Я очень хотел и пытался распутать этот клубок, но…

— Тогда что вам от меня нужно, мистер Вирлок? — спросил Уэстин, по-прежнему не шевелясь.

— Хочу еще раз побеседовать накануне…

— Спасибо. — Уэстин хотел сесть, но не смог. Вирлок поспешил помочь ему, потом встал рядом и прислонился к стене. Уэстин закурил, глубоко затянулся и уставился на Вирлока.

— Вам не надо отказываться от пищи, — заметил Вирлок.

— Жаль, я начал слишком поздно, — отозвался Уэстин, глядя сквозь зарешеченное окно в ночное небо. — Надо было пораньше.

— Что «надо было пораньше?»

— Начать голодать… Я надеялся, что ослабну и не буду так мучиться. Но боль тут, — он постучал себя по голове, — не проходит.

Они помолчали. Первым снова заговорил Вирлок.

— Я не могу долго оставаться здесь, Уэстин. Начальник тюрьмы — мой старый знакомый, иначе мне бы не добиться этого свидания.

— Но чего вы хотите от меня? Чтобы я снова рассказал все сначала? Сколько раз я уже рассказывал? Тысячу? Десять тысяч?

— И все же расскажите еще раз, — тихо попросил Вирлок. — Начните с того, как вы пришли на Бэккер-авеню и стали рассматривать дома. Рассказывайте все, что видели, что чувствовали… все-все, что придет на ум.

Уэстин попытался улыбнуться.

— Зачем, мистер Вирлок? Со мной все кончено.

— Я прошу вас!

Уэстин заговорил медленно, с трудом. Он рассказал о своем детстве в районе Лейквуда в Кливленде, о том, как издали рассматривал богатые, нарядные дома и уже тогда понимал, что ему никогда не придется жить в одном из таких домов. Он сказал, что и не стремился к этому и не видел в такой жизни ничего привлекательного, но с тех пор ему нравилось бродить по красивым улицам и рассматривать красивые дома.

— У меня не было ни зависти, ни ревности к их владельцам. В тот вечер я, пожалуй, и не обратил бы особого внимания на особняки вдоль Бэккер-авеню, если бы не женщина…

— Какая женщина?

— Просто женщина. Она шла по Бэккер-авеню, споткнулась и чуть не упала. Я даже подумал, уж не пьяна ли она.

— Возможно, так оно и было? — подавляя волнение, спросил Вирлок.

— Не думаю… Она пошла дальше — немножко, правда, неуверенно, — но и не так, как шел бы пьяный человек.

— А еще что вы помните?

— Это имеет какое-нибудь значение?

— Сейчас все, решительно все имеет значение, — ответил Вирлок. — Почему вы ничего не говорили о женщине раньше?

— Вначале забыл, а потом, когда вспомнил, решил, что никакого отношения к делу она не может иметь. Я увидел ее за несколько минут до того, как услышал крик и выстрел и вбежал в дом.

— Нельзя было умалчивать об этом, — мягко упрекнул Вирлок Уэстина. — Такие детали могут оказаться очень важными. Теперь скажите: она видела вас?

— Нет. Она споткнулась, уронила сумку или книгу — я не разглядел, что именно, — и пошла дальше. Нет, меня она не заметила. — Уэстин рассказывал таким ровным, монотонным голосом, словно речь шла о чем-то совершенно ему не нужном.

— Но вам хоть удалось ее рассмотреть?

— Да, и довольно хорошо. Она прошла под уличным фонарем, и я сказал бы, что ей на вид лет сорок пять — пятьдесят. У нее большой бюст, как бывает у полных женщин, когда они надевают узкий корсет или что-то вроде того. Боюсь ошибиться, но, по-моему, волосы у нее каштановые, а платье на ней было светлое.

— Какого цвета?

— Голубого или розового… Нет, зеленого… Не помню… — Уэстин вяло взглянул на инспектора. — Скажите, зачем вам все это, мистер Вирлок? Я уже примирился с мыслью, что мне придется умереть.

— Я ничего не могу вам обещать. Один шанс из десяти миллионов, что я снова увижу вас живым, когда уйду из этой камеры.

— Понимаю… Вы хотите выслушать конец моей истории?

— Вирлок кивнул, и Уэстин еще долго отводил душу, рассказывая о себе, о своем детстве, о том, какое горе принесло ему известие о гибели отца на войне, о днях, проведенных в детском доме. Он закончил как раз в ту минуту, когда вошел надзиратель и сообщил, что время свидания истекло.

— Биль! — сказал Вирлок на прощание. — Меня никогда не покидали сомнения, но сегодня я впервые могу заявить: я верю вам! Я верю, что вы не убивали Элен Макдафф, что все так и произошло, как вы рассказываете.

— Спасибо, мистер Вирлок.

Инспектор крепко пожал Уэстину руку, почти бегом покинул тюрьму и помчался в Гэйтвей. Остановившись у первой же бензоколонки, он позвонил Смиту и поручил вызвать в полицию к его приезду Кэйджена и Фэйна.

* * *

— Минут за пять-десять до убийства по Бэккер-авеню, близ особняка Макдаффов, проходила женщина, — начал Вирлок, когда в кабинете собрались Кэйджен, Смит, Фэйн и заместитель последнего капитан Альбертс. Он описал ее так, как рассказывал о ней Уэстин.

— Но что же мы можем предпринять? — заговорил Кэйджен. — Если бы мы знали ее фамилию…

— Тут много всяких «если», — проворчал Вирлок. По словам Уэстина, она несла в руках книгу. Давайте отсюда и начнем — с библиотек и магазинов. Надо поинтересоваться каждой читательницей, каждой покупательницей… Что же вы молчите? Думайте, черт побери! У нас же всего три дня!

— Вирлок, я вовсе не убежден… — начал было Фэйн.

— А я и не собираюсь ни в чем вас убеждать! — оборвал его Вирлок. — Не забудьте, что от исхода поисков зависит и ваша судьба. Почему бы не сделать еще одну попытку?

Все промолчали.

— Ну, хорошо, хорошо! — гневно крикнул Вирлок. — Просиживайте тут свои штаны, а я все равно найду эту женщину, даже если мне придется опросить всех жительниц Гэйтвея.

Он резко встал и направился к двери.

— Минуточку, Вирлок! — остановил его Кэйджен. — Дело вовсе не в том, что мы не хотим помочь вам. Мы просто не видим в этом никакой пользы.

— Дайте мне какую-нибудь ниточку, что-нибудь такое, что помогло бы установить личность женщины, и я обещаю вам всяческое содействие, — подхватил Фэйн.

— Я уже сообщил вам ее приметы со слов Уэстина. Надо опросить всех, кто проживает в радиусе десяти кварталов от особняка Макдаффа. Надо найти людей, которые видели ее в этом районе в интересующее нас время и могут ее опознать… — В ушах Вирлока снова прозвучал анонимный голос по телефону.

— Ну, и какие же вопросы мы должны задавать? — поднимаясь, спросил Кэйджен.

— Нужно сообщить тому, с кем вы будете разговаривать, приметы женщины, спрашивать, известно ли ему что-нибудь о ней, знает ли он кого-нибудь, кто хотя бы отдаленно похож на нее, — мать, бабушку, тетю, — кого угодно, чьи приметы пусть даже отчасти совпадают с приметами этой женщины, и кто был в том районе в нужное нам или даже в другое время. Возможно, женщина живет не в этом районе города и случайно оказалась на Бэккер-авеню. Возможно, она возвращалась из церкви и несла библию. Не исключено, что она няня или медсестра и читала книгу лежачему больному — значит, надо узнать, кто из жителей болел в это время и к кому приглашали няню либо сестру… Давайте с этого и начнем. Да, вот еще что… Фэйн, почему бы нам не воспользоваться вашей дорогостоящей электронно-вычислительной машиной? Все равно она стоит без дела.

— Не знаю, не знаю… — уклончиво ответил Фэйн.

Вирлок брезгливо посмотрел на него.

— Горбатого, то бишь негодяя, могила исправит!.. Ну, хорошо. Спанки сейчас на свободе. Я даю вам слово, что забуду о ваших с ним махинациях, если вы поможете нам в поисках этой женщины и отдадите соответствующее распоряжение своим подчиненным.

Фэйн некоторое время размышлял, потом тряхнул головой.

— Согласен. Что касается негодяя, называйте меня, как хотите.

— Всю собранную информацию передавайте в этот кабинет. Пять полицейских будут заносить ее вот на такие карточки. — Вирлок поднял перфорированную карточку для электронно-вычислительной машины. — Каждое отверстие представляет собой какую-то примету, характерную деталь, цвет волос, возраст, вес и так далее. После того как вся информация будет перенесена на такие карточки, мы вложим их в машину, и она отберет фамилии женщин, приметы которых совпадают с теми, что сообщил Уэстин. Мы впервые используем электронно-вычислительную машину для такой цели, и я, признаться, не очень уверен, что она нам поможет, но у нас нет иного выхода.

Вирлок тщательно проинструктировал группу из девятнадцати детективов, которым предстояло провести опрос в кварталах, расположенных в обширном районе вокруг Бэккер-авеню, и те немедленно приступили к работе. На следующий день, в десять утра, к ним присоединились двадцать семь добровольцев, в четыре часа — семнадцать, а в полночь — еще тридцать три.

Через пятьдесят семь часов, к утру двадцать девятого октября, оказались заполненными свыше семи тысяч девятисот карточек.

— Прежде всего отберите карточки с приметами женщины в возрасте между сорока и пятьюдесятью годами, — предложил Вирлок оператору.

Машина отобрала почти три четверти всех заполненных карточек.

— Теперь отберите из этой группы всех женщин с волосами каштанового цвета, — распорядился Вирлок.

После этой операции осталось около половины карточек.

— Теперь давайте по росту. Возьмем средний рост — пять футов и пять дюймов, возраст — между сорока и пятьюдесятью, волосы каштановые. Потом возьмем по весу.

Снова и снова в течение трех с половиной часов машина тщательно сортировала карточки, отбирая одни и отбрасывая другие. Из оставшихся после этого девятнадцати карточек восемь содержали почти одинаковую характеристику женщины, одиноко проходившей по Бэккер-авеню в то воскресенье, когда была убита Элен Макдафф, между восемью тридцатью пятью вечера.

— Ну вот, сейчас мы и определим вашу женщину, — волнуясь не меньше Вирлока, заявил оператор и заложил в машину оставшиеся девятнадцать карточек. Машина отобрала семь. Внимательно рассматривая отверстия на них, оператор громко сообщил:

— Рост — пять футов и пять дюймов… Возраст — лет сорок пять — сорок шесть… Глаза карие… Волосы каштанового цвета… Платье — светло-голубое… Профессия — либо няня, либо медицинский работник… На трех карточках из семи опрошенные называют ее миссис Джейн Морган, проживающей в доме номер двести пять по Файерхауз-драйв.

Вирлок и Смит бросились к двери.

* * *

Едва услыхав голос Джейн Морган, Вирлок понял, что его поиски увенчались успехом: это был голос той самой женщины, которая разговаривала с ним по телефону.

— Я так рада, так рада! — без конца повторяла Джейн. — Вы и не представляете, что со мной творилось все это время! Я же все видела, но так испугалась…

— А что, собственно, вы видели? — холодно спросил Вирлок.

— Ну, не само убийство, а как мужчина стоял перед женщиной и как направил на нее пистолет.

— Миссис Келли, вы понимаете, каких трудов нам стоило найти вас? — поинтересовался Вирлок.

— Не знаю, не знаю… Но я так рада, что нашли!

— Уильям Уэстин видел, как вы проходили в тот вечер по Бэккер-авеню, и даже помнит, как вы споткнулись на тротуаре.

— Правильно, — живо подтвердила Джейн, — споткнулась. Еще бы! Я так перетрусила, что у меня ноги отнялись…

— Но если Уэстин заметил вас на Бэккер-авеню уже после того, как вы увидели человека, стрелявшего в миссис Макдафф, значит, он никак не мог быть убийцей, верно?

— Конечно. Я все время знала, что там был не Уэстин.

— Знали?! — воскликнул Смит. — Знали и даже пальцем не шевельнули, чтобы спасти?

— Меня сбила с толку та служанка, — подавленно пробормотала Джейн. — Она ведь прямо указала на Уэстина…

— Это не освобождало вас от необходимости прийти к нам и высказать свои сомнения, — сухо проговорил Вирлок и встал.

Джейн закивала.

— Что со мной теперь будет? — спросила она.

— Ничего. Формально вы не нарушили никаких законов. Но вряд ли кто-нибудь одобрит ваше поведение. Люди невольно будут задаваться вопросом, как вы позволили себе примириться с тем, что должен умереть человек, которого вы могли спасти.

* * *

В тот же день, после часового допроса миссис Джейн Келли, районному прокурору Питеру Энстроу пришлось согласиться, что ее показания проливают новый свет на дело. Скрепя сердце он доложил об этом губернатору, и тот распорядился отложить исполнение приговора.

Часов в шесть вечера Вирлок, Смит, Энстроу, Эллендер, Фэйн и Гомерех, окруженные свитой репортеров, привезли миссис Келли в дом Макдаффа. Здесь она повторила свой рассказ, показала, каким путем шла в тот вечер, и без колебаний указала окно, через которое увидела происходившую в доме сцену. Затем миссис Келли разрешили вернуться домой, газетчики разошлись по своим редакциям. Энстроу и Фэйн уехали к себе на службу, и на тротуаре остались лишь Эллендер, Гомерех, Вирлок и Смит.

— Мистер Вирлок, — заговорил Гомерех, избегая смотреть на инспектора, — я поручаю вам и Смиту продолжить расследование по делу об убийстве Элен Макдафф.

Сопровождаемый растерянным Эллендером, Гомерех сел в машину и уехал. Вирлок медленно достал сигарету. Последние, еще теплые лучи октябрьского солнца освещали сад и склоненную над клумбой фигуру Нонны Эш. Из дома слева вышла Этта Саймонсон, но, увидев Вирлока и Смита, поспешно вернулась и демонстративно захлопнула дверь. Темно и тихо было в доме Роланда Гуда. Две недели назад Гуд уехал в Европу.

— Так что будем делать дальше, мистер Вирлок? — спросил Смит.

— Дайте подумать. Дайте мне подумать…

— Ну, хорошо, Смит, — спустя некоторое время обратился инспектор к своему помощнику. — Начнем с мотивов… Кому-то понадобилось убить красивую женщину по имени Элен Макдафф… Почему?

— Какой-то мотив можно найти у каждого, кого мы допрашивали. Каждый последний из допрошенных казался нам более вероятным преступником, чем все предыдущие.

— Может быть, Саймонсон убил Элен Макдафф, опасаясь ее болтливости?

— Она не отличалась болтливостью.

— Тогда что же могло толкнуть Саймонсон на убийство?

— Кто его знает… А вообще-то я не думаю, что это он убил ее.

— И правильно делаете. А что вы скажете относительно Роланда Гуда?

— Я много о нем думал. Гуд коллекционирует сплетни, но на этот раз мог пробраться в дом в надежде поживиться еще и милостями Элен Макдафф.

— Так. Теперь перейдем к самому Макдаффу.

— Его я подозреваю, пожалуй, больше, чем других. Однако есть одно «но». Если, как он сам признает, у него иногда возникало желание убить жену, почему он не сделал этого раньше? Поводов было сколько угодно. И потом, никто из тех, кто знал их семейную жизнь, не упоминал в разговоре с нами ни о его угрозах жене, ни о ссорах между ними. Мне кажется, он говорил правду, когда утверждал, что вернулся в тот вечер только с одной целью: потребовать, чтобы жена немедленно покинула его дом. Судя по тому, что я слышал об Элен Макдафф, она бы собрала вещи и уехала.

— А спустя полчаса Макдафф помчался бы за ней, — насмешливо заметил Вирлок.

— Весьма возможно, сэр.

— Допустим на некоторое время, что преступник не он, хотя у него был мотив, и очень серьезный. Ну, а Вудроу?

— У него безупречное алиби.

— Остается Джордж Эш. У этого человека был и мотив — я имею в виду ревность, — была и возможность, но… его алиби тоже не вызывает сомнений.

— Мотив у него основательный, это верно, — согласился Смит. — И возможность прекрасная: дома напротив, рукой подать, из особняка Эша гораздо удобнее наблюдать за домом Макдаффов и подкараулить нужный момент, чем из особняков Саймонсона и Гуда. Эш вполне мог незаметно пробраться к Макдаффам, разделаться с женщиной и так же незаметно вернуться к себе. Я бы, пожалуй, без колебаний назвал его убийцей, если бы не одно обстоятельство.

— Какое?

— Показания Берты Пул. Она же утверждает, что убийца был невысоким и худым, а все, кого мы сейчас перечислили, за исключением Роланда Гуда, — высокие, крупные, легко запоминающиеся люди. — Смит покачал головой. — До тех пор, пока обе — и Берта Пул и Джейн Келли — продолжают утверждать, что убийца был низеньким и худым, им не может быть ни Джордж Эш, ни Макдафф, ни Саймонсон, ни даже Вудроу, хотя у каждого из них был мотив и каждый из них во время убийства находился где-то неподалеку.

— Согласен. Нам нельзя забывать о показаниях Берты Пул и Джейн Келли. Но тогда у меня возникает вот какая мысль: если надо искать невысокого худого человека, то не могли оказаться им какой-нибудь прохожий? Сделав свое дело, он мог выбежать через заднюю дверь и скрыться.

— Теоретически не исключено, но не думаю. В тот вечер к Макдаффам то приходили, то уходили люди. Случайного прохожего это бы отпугнуло. И еще: вспомните, сколько людей мы опросили, когда искали Джейн Келли, и ведь ни один из них даже не упомянул о каком-то человеке, которого бы заметили в нужное нам время близ дома Макдаффов, за исключением, конечно, тех, кого мы уже проверяли… Нет, нет, мистер Вирлок! Это не мог быть прохожий. Убийца живет где-то здесь, по соседству, он невысокий и худой — это не вызывает сомнений, ведь Пул и Келли не могли сговориться.

— Вполне резонно, — согласился Вирлок. — Вот что я хочу предложить: раз уж мы тут, рядом, давайте-ка еще раз поговорим как следует с Бертой Пул.

Смит кивнул, они пересекли улицу и направились к особняку Эшей. Заметив работавшую в саду хозяйку, Вирлок и Смит подошли к ней.

— Здравствуйте, — поздоровался инспектор. — Вы, наверно, уже слышали, что получены данные, опровергающие виновность Уэстина?

— Нонна Эш выпрямилась над клумбой, запахнула на себе старый пиджак и холодно взглянула на Вирлока.

— Ну и что? Теперь вы собираетесь арестовать моего мужа?

— Но если убийца не Уэстин, против мистера Эша возникают серьезные подозрения… Смит, позовите Берту Пул.

Смит быстро направился к дому.

— Мужа нет.

— Я хочу говорить не с ним, а с вашей служанкой, — пояснил Вирлок, обводя взглядом сад. — А вы, миссис Эш, кажется, обожаете цветы. По-моему, у вас самый красивый сад во всем городе.

— Во всяком случае, хотелось бы думать.

— Вы, конечно, уделяете ему массу времени? Я хорошо это знаю: моя жена тоже увлекается цветами.

— Приходится, — односложно ответила Нонна Эш, занятая какими-то своими мыслями.

Из дома появились Берта Пул и Смит.

— Здравствуй, Берта, — начал Вирлок, когда они подошли. — Мне хотелось бы уточнить кое-что. Мы нашли еще одного свидетеля, и, если верить его показаниям, никак не получается, что ты могла видеть, как Уэстин убивал Элен Макдафф.

Берта развела руками.

— Ничем не могу помочь, сэр. Я говорила то, что видела.

— Понимаю, понимаю. Я же не утверждаю, что ты лгала. Так вот, ты заявила, что это не был ни мистер Эш, ни мистер Макдафф, поскольку оба они высокие и крупные, а убийца, по твоим словам, невысокий и довольно худой. Так, Берта?

— Так, сэр.

— Миссис Джейн Келли тоже видела убийцу и тоже описывает его как сравнительно невысокого и худого человека, но это не мог быть Уильям Уэстин, потому что, когда она проходила мимо дома, и увидела в окно убийцу с пистолетом в руке, Уэстин находится на улице, недалеко от нее.

— Ей лучше знать, что видела ОНА, сэр, а я говорю о том, что видела Я.

— Однако ты тоже не сразу опознала Уэстина: ему пришлось надевать пиджак и кепку.

Берта растерянно посмотрела то на него, то на Смита, то на хозяйку.

— Если вы говорите, что это был не Уэстин, тогда я не знаю, кто это был.

— А это была миссис Эш, Берта, в том же самом пиджаке, который сейчас на ней, и вот в этой же мужской спортивной кепке. Скажите, миссис Эш надевает охотничью или спортивную кепку с длинным козырьком, когда выходит работать в сад?

— Что за глупости вы говорите! — побледнев, крикнула Нонна Эш.

Вирлок не сводил с Берты взгляда. В глазах у женщины промелькнул ужас, она внимательно посмотрела на хозяйку, и на лице у нее отразилось смятение.

— Так это была миссис Эш, верно, Берта? — спокойно, но твердо повторил Вирлок. — Из-за пиджака и кепки ты приняла ее за мужчину… А кроме того, ты и мысли не могла допустить, что это была миссис Эш.

Берта стояла с полураскрытым ртом, продолжая всматриваться в хозяйку.

— Не верь ему, Берта! — Миссис Эш протянула к ней руки. — Не верь! Он морочит тебе голову!..

— Вы заметили, миссис Эш, — продолжал Вирлок, — что ваш муж внимательно наблюдает за домом Макдаффов. Вы прошли в сад и сделали вид, что занялись цветами. По обыкновению на вас был его старый пиджак и кепка с длинным козырьком. Как только Макдафф уехал, ваш муж незаметно отправился к его жене. Вы уже знали, что ваш супруг возобновил роман с Элен Макдафф, и поняли, что он пошел на очередное свидание с ней. Побыв некоторое время у Макдаффов, он вернулся.

— Ложь! — в отчаянии воскликнула Нонна Эш.

— Вы боялись потерять мужа и потому тут же отправились к Элен Макдафф, собираясь переговорить с ней и раз и навсегда положить конец этой связи. По всей вероятности, она рассмеялась вам в лицо, а может, просто промолчала, не желая вас замечать. Вы говорили, а она молчала и улыбалась. Именно так она вела себя со своими любовниками и не видела необходимости вести себя иначе с ревнивой женой.

— Ложь, ложь, ложь! — крикнула миссис Эш.

— У вас, миссис Эш, — невозмутимо продолжал Вирлок, — был и мотив, и возможность, и неплохое алиби. Вы часто бывали в саду, и никто не обращал внимания, когда вы там появлялись и когда уходили. Вы работали в саду в разное время, и поэтому муж, вернувшись в тот вечер домой, не заметил вашего отсутствия; он клялся и божился, что вы были вместе, когда раздался выстрел. На самом же деле, выстрелив в Элен, вы тут же бросились бежать, обогнули особняк Макдаффов, перебежали улицу и укрылись у себя. Это ваши шаги слышал Уэстин. В сумерках вас легко можно было принять за Уэстина — такой же широкий пиджак был и на нем, кепка очень похожа на вашу.

Итак, вы проскользнули к себе через черный ход, сняли пиджак, сбросили кепку и вошли в комнату, где ваш муж сидел у телевизора. Именно тогда, очевидно, он и спросил вас, не слышали ли вы звук, похожий на выстрел. И что же вы ему ответили, миссис Эш? Вероятно, вы ответили, что ничего не слышали: вам надо было выиграть время. Тогда муж сказал, что это определенно был выстрел, и вышел узнать, в чем дело.

Нонна Эш с ужасом смотрела на Вирлока. Берта плакала.

— Кстати, почему вы так много пьете, миссис Эш? — спросил Вирлок. — Помните, мы пришли к вам утром, а вы уже еле держались на ногах. Ваш муж поразился, когда мы рассказали ему об этом. Почему, миссис Эш, такая женщина, как вы, должна напиваться с утра? Молчите? — Вирлок повернулся к Берте. — Так ты видела миссис Эш, Берта, я не ошибаюсь?

Берта разрыдалась и закрыла лицо передником.

Нонна Эш вдруг криво улыбнулась и прошептала:

— Слишком уж она нравилась всем…

Смит шагнул к миссис Эш и положил руку ей на плечо.

— Пойдемте, — сказал Вирлок.

Глава 10

10 ноября в кабинет Вирлока вошел Уэстин.

— Как дела, Биль? — спросил Вирлок.

— Ничего, терпеть можно, — ответил Уэстин; он все еще был худ и бледен после голодовки в тюрьме.

— Когда вы приехали в Гэйтвей?

— Вчера. Меня привез мистер Кэйджен.

— Кэйджен? — удивился Вирлок.

— Да. Он встретил меня, когда я выходил из тюрьмы. По дороге он много рассказывал о вас и о мистере Смите и благодарил меня, а вот за что — я так и не понял. Говорит, словами этого не выразишь… За что он, собственно, благодарил меня?

— Как бы это объяснить вам… Одним словом, благодаря вам и вашему делу он почувствовал себя… нашел в себе человека.

— Нашел-таки? — улыбнулся Уэстин. — Ну, я рад… Однако мне пора, мистер Вирлок, прощайте.

Вирлок вышел из-за стола и подал юноше руку.

— До свидания, Биль. Надеюсь, вы хоть изредка будете мне писать? А может, и навестите, если доведется проезжать через наш город?

Уэстин пожал протянутую ему руку и покачал головой.

— Прощайте, мистер Вирлок. Я не забуду, что вы спасли мне жизнь, но писать не стану, а в вашем городе ноги моей больше не будет.

— Понимаю, Биль, понимаю… Прощайте.

Проводив Уэстина, Вирлок подошел к окну и закурил, но в это время раздался звонок внутреннего телефона, и он поднял трубку. Говорил Смит.

— Любопытная новость, мистер Вирлок!

— А именно?

— Только что поступило заключение консилиума врачей-психиатров о Нонне Эш. Они подыскали для нее подходящую болезнь с таким мудренным названием, что ни прочитать, ни произнести! В общем, признали ее невменяемой и потому не несущей ответственности за свои поступки. Наш уважаемый прокурор Питер Энстроу проявил неслыханную оперативность: уже вынес решение, что дело против нее прекращается. Начальник управления внутренних дел только что отправился к Макдаффу. Сегодня мы узнаем и о нашей судьбе.

— Узнаем, узнаем… — меланхолически повторил Вирлок. — А пока все же надо съездить домой пообедать. Позвоните, если что выяснится.

— Обязательно, сэр.

Вирлок еще долго стоял у окна, прислушиваясь к шелесту опадающих листьев. Он прекрасно понимал, что не может ждать ничего хорошего от визита начальника управления внутренних дел в гостиницу «Крофт», но это не мешало ему испытывать чувство глубокого удовлетворения: он сделал все, чтобы его не мучила совесть. Ну, а если цена за это окажется слишком высокой, что ж… Сознание, что он поступил честно, поможет ему перенести любые трудности.

Вирлок докурил сигарету, неторопливо поднялся и так же неторопливо вышел из кабинета.