Глава 1

Молодой граф Бэкхем

Англия, Лондон,

Весна 1487 года

Пятнадцатилетний Реджинальд Потри, граф Бэкхем стоял перед королём Генрихом Тюдором. Он только что был возведён в рыцарское достоинство и принёс присягу на верность своему сюзерену. В толпе присутствующих на церемонии придворных он видел полные слёз изумрудные глаза матери и горящие восхищением чёрные глаза сестры, так похожие на его собственные и на глаза отца. В душе молодого графа не было радости, в ней бушевала буря. Ненависть и ярость боролись со здравомыслием и чувством долга. Если бы только мог, он, не колеблясь, обрушил бы свой меч на голову сидящего перед ним самодовольного человека. Но на плечах юного графа лежала огромная ответственность за владения Бэкхемов и всех подвластных ему людей, за жизнь и благополучие обожаемой матери и любимой сестры. Пойди он на поводу у своих чувств, и всем, кого он любит, придёт конец. Этого допустить он не мог и потому держал себя в узде. Но лучше бы ему пореже видеть этого человека с короной на голове. Короной, на которой навсегда остались пятна крови благородного Ричарда III, погибшего на поле битвы.

В той битве при Босуорте два года назад, когда Генрих Тюдор победил Ричарда Йорка, погиб отец Реджинальда граф Эдгар Бэкхем. Он, как и молодой король, не пожелал отступить перед лицом опасности, когда бездействие графа Нортумберленда и прямая измена лорда Стэнли обеспечили перевес сил претендента на трон, и ринулся в самую гущу сражения, отчётливо понимая всю безнадёжность этого отчаянного шага. Но король не пожелал ни бежать с поля битвы, ни сдаваться в плен. Он предпочёл смерть в бою, с мечом в руке и с короной на голове. Граф Эдгар Бэкхем, ставший близким сподвижником короля за два года его царствования, устремился за своим сюзереном, пытаясь по возможности прикрыть и защитить его. Они и полегли рядом, изрубленные боевыми топорами окруживших их противников. Всё это поведал мальчику чудом уцелевший в том побоище капитан отряда его отца сэр Энтони Болтон, ставший его воспитателем.

Сэр Болтон часто рассказывал своему воспитаннику о последних днях жизни его отца. О тех днях, когда решалась судьба Англии. Тогда закончилась власть Плантагенетов, правящих страной в течение трёх с лишним столетий, и началась эра Тюдоров. И никто пока не знал, что принесёт с собой эта перемена.

Лорд Стэнли был очень горд тем, что его рукой была надета корона Англии на голову его пасынка. Корона, ещё не успевшая утратить тепло тела убитого Ричарда и забрызганная его кровью. Но какое это имело значение? Лорд Стэнли нынче был почти равен знаменитому «кингмейкеру» графу Уорвику. Но он забыл, что граф, поступая сумасбродно и даже вероломно, одерживал свои победы всё же в честном бою. А когда победить не смог, пал с мечом в руке. И ещё забыл благородный лорд, что тогда, после страшного побоища при Барнете король Эдуард пощадил его, сохранил ему жизнь. Зато теперь лорд Стэнли не пощадил его брата и предал его. Не он первый и не он последний считал, что в борьбе за власть хороши все средства, лишь бы достичь желаемой цели.

А для подрастающего Реджинальда отец был всем. Мальчик всегда обожал свою ласковую и заботливую красавицу-мать, но отец был у него на особом пьедестале, недосягаемом для других смертных. Он был в глазах сына почти что божеством, сильным и прекрасным воином, подобным самому Святому Георгию. И в то же время был близким и доступным. Это он научил сына сидеть в седле и орудовать своим первым маленьким мечом. Научил понимать рыцарское достоинство и гордиться честью семьи. Он много рассказывал сыну о его родном деде, графе Ральфе Бэкхеме и его неизменной преданности династии Ланкастеров, за которую он заплатил жизнью, бестрепетно взойдя на эшафот после поражения, нанесённого силам ланкастерцев королём Эдуардом. Жаль, что отец не успел дать ему больше. Но эту утрату по возможности восполнил сэр Энтони Болтон, бывший рядом с отцом многие годы и знавший его как никто другой. Воспитатель не только рассказывал ему об отце, он обучал его воинскому мастерству, создал ему боевой отряд, которым можно было гордиться, и сам стал его капитаном. Понесённое увечье не помешало бравому рыцарю остаться в строю. На культю потерянной правой руки он приделал крюк, с помощью которого держал щит, и лихо рубился левой рукой, достигнув в этом большого совершенства.

Свою лепту в воспитание Реджинальда как воина внёс и старший брат его отца Филипп Потри, барон Стэнхем. Он был прекрасным воином и всё, что мог, сделал для племянника. Старый барон Стэнхем, дед мальчика, не так давно скончался – он не смог пережить двойную потерю, постигшую его. В один год он потерял и сына, и жену.

Никто не ожидал, что старый барон так отреагирует на смерть супруги. Он всю жизнь утверждал, что глупо зависеть от каких-то там чувств, главное быть сильным и стойким. Пока жена была рядом с ним, он, казалось, не замечал её. Но когда тяжёлая болезнь свалила баронессу с ног, и тень смерти уже витала над ней, старый барон потерял покой. Супруга Филиппа рассказывала, что он часами просиживал возле постели больной жены, держа её за руку и вымаливая прощение.

– Простишь ли ты меня когда-нибудь, Белинда? – шептал он жене, целуя исхудавшую руку. – Ведь я не дал тебе той любви, какой ты всегда заслуживала.

– Не убивайся так, Уильям, – отвечал ему слабый голос баронессы, – я-то всегда любила тебя, и этой любви хватило на двоих. Но я очень рада, что в мой смертный час ты рядом со мной.

Она так и испустила дух, крепко держась за руку мужа. А он горько рыдал над её остывающим телом.

Да, жизнь не была слишком ласкова с юным Реджинальдом, и за последние два года он узнал и пережил столько, что сразу повзрослел. И вот в свои пятнадцать лет он уже совсем не мальчик, но молодой и сильный духом мужчина, опоясанный рыцарь, который стоит перед своим королём. В сердце его пылает ненависть к этому человеку, а уста произносят слова присяги на верность. И юный граф знает совершенно точно, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не изменит этой клятве.

– Я надеюсь, мой юный рыцарь, – прервал мысли Реджинальда вкрадчивый голос короля Генриха, – что ты станешь так же верно служить нам, как твой дед служил нашим предкам Ланкастерам. Мы знаем, что граф Ральф Бэкхем был образцом верности и чести. Верим, что ты не посрамишь памяти деда.

Тут Генрих нахмурился, и голос его потерял всю свою мягкость.

– Думается, что очень скоро, – добавил он, сурово глядя на Реджинальда, – тебе представится возможность показать на деле, достоин ли ты своего деда. Приближается время новых сражений. Битвы не за горами.

Король Генрих знал, что говорил. Его положение на троне было весьма неустойчивым. И хотя продолжительная, более чем тридцатилетняя война между двумя ветвями дома Плантагенетов унесла жизни почти всех, кто мог претендовать на корону Англии, спокойствия в стране не было. Угроза со стороны Йорков оставалась ощутимой. И все два года после победы при Босуорте Генрих ощущал кожей это глухое брожение, время от времени прорывающееся мелкими мятежами и даже попытками покушения на его жизнь. Он, конечно, принял свои меры и убрал всех, кто мог быть опасен. Но оставался ещё Эдуард Плантагенет, граф Уорвик, сын Джорджа Йорка, герцога Кларенса. Он, разумеется, в Тауэре, и охраняют его бдительно. Однако на свободе верный сподвижник короля Ричарда виконт Фрэнсис Ловелл, бежавший во Фландрию. Туда же недавно скрылся и Джон де Ла Поль, граф Линкольн, который на вполне законных основаниях претендовал на трон после своего дяди Ричарда III, не имевшего на момент гибели прямых наследников. Их активно поддерживала сестра обоих королей из семьи Йорков Маргарет Бургундская. А герцогиня, люто ненавидевшая пришедшего к власти Тюдора, имела не только горячее желание, но и большие возможности поддержать его врагов.

Да, ситуация была очень сложной. Сторонники Йорков разработали исключительно хитрый ход. Им удалось найти мальчика, внешне похожего на сыновей Эдуарда Йорка. Бедный сирота Ламберт Симнел был учеником священнослужителя Ричарда Саймона, тайного сторонника Йоркской партии. И тот постарался на славу, обучив юного претендента на престол всему, что требовалось знать и уметь в его положении. Сам священник мечтал стать в случае успеха архиепископом Кентерберийским, ни больше, ни меньше. И вот десятилетний мальчик объявлен королём Эдуардом VI, а его сторонники собирают силы в Ирландии.

Слухи о готовящемся мятеже тревожили Генриха. Он поспешил арестовать и заключить в монастырь Бермондси вдову Эдуарда IV Элизабет Вудвилл и взять под стражу её старшего сына маркиза Дорсета. Но большого облегчения это не принесло. Король готовился к битве.

Генрих имел хорошую службу оповещения и быстро получил информацию о том, что 4 июня претендент высадился в Фернессе, в графстве Ланкашир. Его осведомили также и о силах противника. Этот мальчик вёл за собой наёмное войско и ирландских добровольцев под предводительством сэра Томаса Фицджеральда. Эти силы составляли костяк его армии, и он надеялся, как донесли королю, пополнить ряды своих сторонников уже в Англии. Во всяком случае, Йорк без сопротивления открыл ему ворота.

Эти тревожные новости застали Генриха в Ковентри, где традиционно проводились королевские советы, и началась активная подготовка к отражению вторжения. Местом сбора королевской армии был назначен Ноттингем. Во все концы королевства поспешили гонцы, собирая верных королю вассалов.

Когда королевский гонец прибыл в замок графа Бэкхема, Реджинальд незамедлительно стал готовиться к военной кампании. Пришло время узнать, чего он стоит, и показать, на что способен. Отряд был готов выступить в поход уже на следующий день.

Графиня Луиза с опухшими красными глазами проводила, однако, сына, как и положено. Но сердце её щемило. Слишком свежи были воспоминания о прошлых битвах, унёсших жизни её отца и мужа. Было очень больно думать, что гибель может грозить и её сыну. Сердце женщины было не на месте, и она вместе с дочерью отправилась в монастырь в Борли, где уже много лет обреталась бывшая графиня Сесилия Бэкхем, а ныне сестра Бенедикта. Там, в тиши монастырской церкви они все трое истово молились, прося Пресветлую Деву Марию защитить юного графа, сохранить ему жизнь.

Сестра Бенедикта, несмотря на преклонные годы и строгое монашеское одеяние, была всё ещё хороша собой. И здесь, когда женщины были рядом, стало особенно заметно, насколько юная Сесилия похожа на старую графиню. «Хоть бы только девочка была счастлива в жизни, – думала пожилая женщина. – Дай Господь ей избежать бед, выпавших на долю бабушки и матери». Хотя в их многострадальной стране, раздираемой бесконечными распрями и борьбой за власть, редкой женщине удавалось избежать вдовьей доли.

Бывшая графиня Бэкхем была очень взволнована событиями последних дней. Душа её была исполнена тревог и опасений, которыми она не стала делиться с дочерью, чтобы не огорчать её ещё больше. Она видела, что сердце Луизы неспокойно: графиня побледнела, осунулась и как-то погасла. Её тревоги были понятны матери.

Но к этим волнениям, вполне объяснимым реальными событиями, у сестры Бенедикты добавлялась необъяснимая тревога по причине странного явления, наблюдаемого ею накануне приезда дочери и внучки. В ту ночь ей почему-то не спалось, и она после полуночи выскользнула из своей кельи и стала прогуливаться по длинной аллее, вдоль которой росли высокие тисы. Полная луна светила ярко и было видно почти как днём. И вдруг прямо перед собой, буквально в нескольких шагах, она увидела призрачный силуэт женщины, одетой в чёрное монашеское платье. Сестра Бенедикта замерла на месте, как и призрачная женщина в нескольких шагах от неё. Так стояли они несколько долгих мгновений. Монахине казалось, что призрачная женщина, такая печальная, хочет что-то сказать ей, о чём-то предупредить. Но та шагнула в сторону, скрывшись в тени деревьев, и растаяла, как и не было её.

Сестра Бенедикта простояла на месте ещё несколько минут, не в силах сделать и шага, потом резко повернулась и быстро, почти бегом, устремилась к своей келье. Ей стало страшно от непонятных тяжёлых предчувствий, вдруг охвативших её душу.

Как и все здесь, она слышала старую легенду. Вскоре после возведения этого бенедиктинского монастыря возле деревни Борли, ещё сто с лишним лет назад, сюда попала молодая красивая женщина, всегда очень печальная. Попала не по своей воле. А вскоре в мужском монастыре в городке Бьюзе, неподалёку от Борли, появился молодой монах, высокий, сильный и красивый. Как это получилось, не знал никто, но эти двое нашли способ видеться. Говорили, что они собирались сбежать вместе, однако их планы были предательски раскрыты. Обоих схватили, подвергли церковному суду и приговорили к смерти. Приговор привели в исполнение. Причём женщину подвергли очень жестокой казни – её живой замуровали в толстой каменной стене. Прошло несколько месяцев, и в этих местах стал появляться призрак печальной женщины в монашеском облачении. Говорили, что он всегда предвещал несчастья тому, кто его видел.

Кому предсказывал злую долю призрак на этот раз? Мысли женщины были, конечно, с её внуком, ведь он уехал воевать. Пятнадцатилетний мальчик – и первое сражение. Было от чего прийти в отчаяние.

А Реджинальд со своим отрядом продвигался к Ноттингему и достиг цели своевременно. Тут собралась немалая армия – до шести тысяч человек. Сам король был тоже здесь, наблюдая за событиями, а во главе армии поставил Джона де Вера, графа Оксфорда и Джорджа Стэнли.

Джон де Вер, тринадцатый граф Оксфорд был, пожалуй, самым доверенным лицом Генриха в военных вопросах. Свою воинскую славу он завоевал ещё в битве при Барнете, когда сражался на стороне Ланкастеров. Затем в его жизни было много приключений. В ней были эмиграция, пиратские набеги на земли Йорков, пленение, тюрьма, побег. А потом он стал главным военным советником Генриха Тюдора. Да, это был опытный воин и знаток военного искусства. Джордж Стэнли, лорд Стрэндж был сыном того самого Томаса Стэнли, что надел корону на голову Генриха. Ему можно было доверять.

Армия йоркистов, которая шла из Ланкашира, насчитывала около девяти тысяч человек. Это были, в основном, плохо вооружённые и недостаточно обученные, но рвущиеся в бой ирландцы, однако с ними шли около двух тысяч германских наёмников, воинов опытных, сильных и стойких. Англичан к мятежникам примкнуло намного меньше, чем ожидалось. Уставшие от нескончаемой войны люди предпочти остаться в стороне от опасных событий. Во главе армии стояли Джон де Ла Поль, граф Линкольн, племянник и наследник короля Ричарда и верный друг и соратник Ричарда Йорка виконт Фрэнсис Ловелл.

15 июня обе армии сблизились. Повстанцы перешли вброд реку Трент и заняли позиции на холме близ Ист Стоука. Силы короля продвигались к Радклиффу. И вот, наконец, на следующий день с утра началось сражение при Стоук Филде. День был солнечный и жаркий. Тяжело было всем, но особенно рыцарям, закованным в железные доспехи. Правда, длилось сражение не больше трёх часов. И за это время полегло более шести тысяч человек – две тысячи со стороны короля и остальные из повстанческой армии.

Королевские силы первыми пошли в атаку, разделившись на три части. Реджинальд был в левом крыле, против которого стояли ирландские повстанцы и примкнувшие к ним англичане. Возле него всё время неотступно были его воины, а капитан старался прикрыть его, яростно размахивая мечом в левой руке, что дезориентировало противников и усложняло их действия. И всё же молодому графу было очень нелегко. Он весь взмок от усилий, солнце слепило глаза, пот заливал лицо. Но он рьяно кидался вперёд, поражая противников одного за другим. Скольких уложил, не знал, но ощущение было тягостное. Боевое крещение давалось молодому графу непросто.

В наиболее неблагоприятные условия попал авангард королевской армии, возглавляемый графом Оксфордом. Ирландцы отважно ринулись на него, но, когда основные силы короля пришли на выручку де Веру, не выдержав яростной атаки, всё же отступили. Наиболее серьёзными противниками оказались, как и ожидалось, германские наёмники. Они сражались стойко, и были уничтожены почти все, погиб и их командир Мартин Шульц. Наконец, силам Генриха удалось сбить повстанцев с холма, и они обратились в бегство.

Солнце ярко сияло в небе, как в обычный летний день, но на земле поле боя было устлано телами погибших. Среди них были найдены останки графа Линкольна. Фрэнсис Ловелл получил ранение. Стараясь спасти свою жизнь, он предпринял отчаянную попытку вплавь пересечь Трент. После этого его никто уже не видел. Сам Симнел и его неизменный опекун священник Ричард Саймон были захвачены в плен, как и многие другие повстанцы. Простые воины были тут же повешены без суда и следствия, дворянам предстояло держать ответ перед королевским судом. Саймон, как духовное лицо, не мог быть подвергнут смертной казни – его приговорили к длительному тюремному заключению. А, доставив в Ковентри, принудили при большом скоплении народа произнести покаянную речь и раскрыть настоящее имя претендента на трон. Самого Ламберта Симнела король пощадил, сохранив ему жизнь. Ведь десятилетний мальчик сам по себе не мог угрожать его власти. Однако от греха подальше он определил бывшего претендента на корону Англии под надзор повара – подручным на королевскую кухню.

Король Генрих получил свою победу и мог бы гордиться ею. Но сам-то он знал, что воин из него, мягко говоря, неважный. Поэтому всю тяжесть в вопросе защиты королевской власти он возложил на структуры розыскные и судебные, которые должны были бдительно охранять монарха и обеспечивать его безопасность. Созданная им в том же году так называемая «Звёздная палата», будучи специальным комитетом королевского Тайного совета, стала своеобразным трибуналом для обуздания непокорной знати. Генрих знал, что, несмотря на гибель последнего лидера йоркистского движения графа Линкольна, недовольных в его королевстве оставалось ещё предостаточно. Он, как мог, оборонял себя и свою корону, на которую, откровенно говоря, имел сомнительные права.

А молодой граф Бэкхем, вернулся в свои владения к великой радости матери, сестры и бабушки. Но он уже испил первый глоток хмельного напитка сражений и хотел укрепить себя как воина и рыцаря, достойного отца и деда. Поэтому охотно откликнулся на приглашение своего дядюшки, барона Филиппа Стэнхема, отправиться с ним на континент. Там происходили события, позволяющие рыцарям показать себя во всей силе.

Совсем недавно неожиданно скончался, неудачно упав с лошади, герцог Бретани Франциск II. Герцогская корона осталась одиннадцатилетней девочке, за которой тут же началась охота. Ещё бы! Юная герцогиня Бретани в собственном праве была лакомым кусочком для многих монарших домов. И в первых рядах охотников был, конечно же, король Франции, давно зарившийся на эти прибрежные земли.

Анна Бретонская нуждалась в поддержке и защите. И тут англичанам было, где развернуться. У герцогства Бретани были традиционно хорошие отношения с Англией, а сама наследница была в детстве даже обручена с принцем Уэльским, сыном Эдуарда IV. Разгоревшийся династический кризис, разумеется, привёл к обострению отношений между Францией и Бретанью. Началось противостояние. И, как полагал барон Стэнхем, английским рыцарям представлялась прекрасная возможность помахать мечом и наполнить свои карманы.

Юный Реджинальд был рад возможности по-мужски окрепнуть, тем более, рядом с воинственным дядюшкой и верным сэром Болтоном. И он переплыл пролив.

Вернулся он через год, возмужавший и окрепший. Ему шёл семнадцатый год, и теперь это был уже совсем не мальчик, а молодой, сильный мужчина. Реджинальд заметно раздался в плечах и стал даже выше ростом, хотя никогда не был низкорослым. Женщины смотрели на него нежно и зазывно, но его сердце ещё не тронул огонь любви.

Дома молодого графа ожидали любящие мать и сестра, чрезвычайно обрадовавшиеся его возвращению. Но не всё было так спокойно, как показалось на первый взгляд. И, проведя тщательное дознание, граф выяснил истину.

Оказалось, что вскоре после его отъезда на континент, малышку Сесилию пригласили провести праздники в королевском дворце под крылышком королевы Элизабет. К этому времени красота девушки как раз начала расцветать. Она была удивительно хороша со своими огромными чёрными глазами и светлыми локонами, изящная, только-только наливающаяся женской силой. А во дворце было так весело – танцы, карнавалы, развлечения. И королева оказалась дуэньей не слишком строгой. В итоге юную Сесилию соблазнил молодой красавец Роджер, второй сын графа Эмпсона, весьма близко стоящего к монаршему трону. А, соблазнив девушку, он не стал держать язык за зубами, рассказывая о своей победе с великой гордостью всем, кто изъявлял желание его слушать. Сесилия Бэкхем была с позором отправлена домой.

Узнав обо всём этом, молодой Реджинальд, кипя гневом, отправился в Лондон. Там он встретил обидчика сестры и прямо в королевском дворце заколол его, поразив в самое сердце. Разразился скандал. Графа схватили, и Генрих велел судить его как государственного преступника, нарушившего покой королевской резиденции.

Через несколько дней Реджинальд предстал в «Звёздной палате» перед трибуналом, возглавляемым самим королём. Огромный мрачный зал под потолком, окрашенным в синий цвет с золотыми звёздами на нём, производил удручающее впечатление сам по себе. А тут ещё и лица королевских судей выражали самое непреклонное желание наказать виновника скандала. Генрих был недоволен, и верные слуги изо всех сил стремились угодить ему. Поэтому суд был недолгим и излишне строгим. Юного Реджинальда приговорили к смерти путём отсечения головы. А его владения переходили к короне. И тут он не сдержался. Долго скрываемая в душе ненависть к этому человеку прорвалась наружу, заглушив голос осторожности и здравого смысла.

– Ты можешь казнить меня, король-убийца, – громко сказал молодой граф, выпрямившись во весь свой немалый рост и гордо подняв голову, – тебе это не впервой. Там, в Босуорте, ты прятался за спинами своих подданных, трус, и одолел благородного короля Ричарда только коварным предательством. Ты убил и моего отца, а лучше его не было человека на земле. Я ненавижу тебя, и хочу, чтобы ты знал это.

Слова молодого графа отчётливо звучали в притихшем зале – присутствующие замерли в ужасе, ожидая королевского гнева. Генрих стал бледен до синевы, но ответ его прозвучал обманчиво спокойно.

– Ты успеешь пожалеть о своих словах, щенок, когда топор палача опустится на твою шею, – скривив побелевшие губы, произнёс король. – А до того времени сможешь много раз раскаяться, пока будешь ожидать казни в мрачной камере Тауэра.

И Генрих велел увести осуждённого. А казнь назначил на день, до которого было ещё почти полтора месяца. Он хотел, чтобы оскорбивший его дворянин, мальчишка, которого он сделал рыцарем, помучился в своей мрачной камере. Пусть дойдёт до того, чтобы просить о помиловании, которого он, конечно же, ему не даст.

А в замке Бэкхем настали чёрные дни. Графиня Луиза стала похожа на тень от горя. Она пыталась добиться свидания с сыном, но ей не позволили. Тогда, спрятав гордость, несчастная женщина пошла на поклон к королеве. Она просила только одного – дать ей возможность ещё раз увидеть своего дорогого мальчика и прижать его к сердцу. Элизабет сумела убедить коронованного супруга, что это послужит более глубокому раскаянию преступника. И короткое свидание было разрешено.

Когда графиня Луиза спустилась вслед за сторожем в тёмную камеру с единственным маленьким окошком где-то под потолком, она была настолько потрясена видом сына, что едва удержалась на ногах. Реджинальд похудел, был бледен, лицо его заросло густой щетиной. Но дух его не был сломлен. Он нежно обнял мать, прижавшуюся к его груди, и велел ей быть стойкой в их общем горе.

– Так уж случилось, матушка, – прошептал он ей в волосы, – я не мог поступить иначе, простите меня. Я всегда ненавидел этого человека, убившего моего отца. Простите. И не вздумайте просить для меня помилования. Вы же понимаете, что его не будет. А я не хочу, чтобы вы унижались перед этим бессердечным монархом. Я готов принять смерть, раз уж так случилось. Зато я отомстил за сестру.

Они постояли несколько минут молча, отдаваясь счастью близости друг к другу. Потом Реджинальд снова заговорил.

– Я хочу, чтобы вы знали, что я всегда любил вас, матушка, и сейчас горячо люблю, – голос его охрип. – И я умру с вашим именем на устах. Передайте мою любовь Сесилии и поцелуйте за меня руку бабушки, когда увидите её. А теперь идите, родная моя. Идите к свету и теплу. И помните меня.

Графиня, заливаясь слезами, покинула камеру заключённого – сторож как раз оповестил её, что свидание окончено. С тех пор она никогда уже не улыбалась и до конца дней глаза её были наполнены неизбывной болью.

Когда наступил день казни, возле Тауэр-Хилла собралась огромная масса людей. Но нигде не было слышно весёлых разговоров, как случалось частенько. Люди были подавлены и удручены. Когда стражники вывели молодого графа Бэкхема, гладко выбритого и одетого в чистую одежду, по толпе прошёл ропот. Он был так хорош – молодой, сильный, красивый. Граф шёл к эшафоту, гордо подняв голову и твёрдо ступая. Ему не повезло погибнуть в битве, как отцу, но здесь, на плахе, он не посрамит памяти деда. Поднявшись на помост, где его уже дожидался палач, Реджинальд поднял голову, посмотрел в ясное летнее небо и пошёл к плахе. Священник что-то говорил ему, но он отмахнулся от назойливых наставлений – всё, что нужно, было уже сказано. Настала звенящая тишина, хотя на холме собралось огромное количество людей. И в этой тишине прозвучал чистый молодой голос:

– Прощай, жизнь! Прощайте, матушка! Я иду к отцу и деду. Я не посрамил их чести и горд этим.

С этим словами он положил голову на деревянную колоду, и топор палача взвился над ним. Но месть короля Генриха не была ещё завершена. Топор опускался на шею казнимого три раза, прежде чем всё было кончено.

Толпа угрожающе заворчала. И тут раздался громкий мужской голос.

– Убей и меня, никчемный трус Генрих Тюдор, – зазвучал он над притихшим опять холмом. – Я проклинаю тебя и предрекаю, что за это преступление ты поплатишься смертью своего наследника. Ему не дожить до возраста убитого тобою графа Бэкхема. Давай же, тиран, хватай меня. Я хочу упокоиться рядом с моим мальчиком, которого я вырастил после того, как ты убил его отца.

Генрих сам стал похож на мертвеца, услышав эти слова. Он сделал знак рукой, и мужчину схватили и поволокли к плахе, где он без принуждения положил голову на залитую кровью Реджинальда деревянную колоду. Топор палача взлетел снова, но на этот раз всё было кончено с первого удара.

И тут ясное летнее небо как-то мгновенно затянуло грозовыми тучами, и злой ливень обрушился на людей. Но тем, кто уже покинул этот мир, было всё равно.

На другой день после свершившейся казни графиня Луиза постриглась в тот же монастырь, где уже много лет пребывала её мать. Руку несчастной Сесилии вместе с замком и титулом король отдал своему надёжному человеку, который был лет на двадцать старше невесты. Тот никогда так и не простил её позора и до конца жизни попрекал жену. А когда супруг скончался, Сесилия тоже изъявила желание покинуть суетный мир и найти утешение в молитве. Она разделила судьбу своей матери и бабушки, хотя, в отличие от них, никогда так и не узнала радостей любви.

Глава 2

Заботы короля Генриха

Осень 1488 года

Стоял тёплый и солнечный день золотой осени, какими английская земля не часто радует людей. А король Генрих, уединившись, предался размышлениям. Сегодня его потянуло на воспоминания. Но это была отнюдь не сентиментальная прихоть, нет. Его холодной расчётливой натуре не свойственны были такие слабости. Он привык трезво оценивать обстановку и находить разумные решения встающих перед ним проблем. А сейчас их, этих самых проблем, было больше, гораздо больше, чем ему бы хотелось. И, ещё раз оценив прошлое, следовало тщательно продумать действия, которые нужно предпринять, чтобы обеспечить своё будущее.

Прошло три года с той страшной битвы, в результате которой золотая корона Англии, о которой столько лет мечталось вдали от её берегов, оказалась, наконец, на его голове. Отчим, лорд Томас Стэнли, сдержал своё обещание и сделал его королём, водрузив отнятую у поверженного Ричарда корону на его голову прямо на поле боя. И это видели все, кто был с ним, и склонились перед новым монархом. В этот момент они все ликовали, потому что одержали победу над превосходящими силами противника и свалили-таки Белого Вепря. Хотя многие понимали, что, как на охоте, взяли сильного зверя не в открытой схватке один на один, а затравив огромной сворой разъярённых псов.

Ему никогда не забыть последних минут этой отчаянной схватки. Сам он притаился среди своих верных людей, из-за их спин наблюдая за ходом боя. Рисковать своей жизнью он не собирался. За него воевали любящий дядюшка Джаспер Тюдор, граф Пембрук, в замке которого он, Генрих, родился двадцать восемь лет назад, и долгие годы верный Ланкастерам Джон де Вер, граф Оксфорд, сильный воин и хороший стратег. Но всей их силы и умения не хватило бы, если бы Ричарда не предали те, кому он доверял. Генри Перси, граф Нортумберленд, за которым стояли немалые силы, так и остался наблюдателем, не сдвинув свои войска с места. Верный слову Говард, герцог Норфолк кинулся в схватку, но вскоре пал, когда на него насели с двух сторон. Один противник сумел выбить у него меч, кажется, вместе с рукой, а другой обрушил на его голову сокрушительный удар булавы. Это оружие, столь излюбленное в старые времена на континенте монахами-воинами, которым запрещено было проливать кровь, никогда не подводило. Герцог Норфолк рухнул, как подкошенный. Он, Генрих, возликовал – это был сильный противник.

Ричард, стоя на холме в окружении своих рыцарей, тоже видел это. Заметил он, разумеется, и то, что граф Нортумберленд не тронулся с места. И, несомненно, обратил внимание, что лорд Стэнли медлит со вступлением в схватку. Ну да, Стэнли выжидал. Ведь его сын был в заложниках у Ричарда. Да и преданность отчима ему, Генриху, была весьма относительной – лорда волновала в первую очередь собственная выгода. Это он, Генрих, будучи человеком умным и пройдя обучение при дворе французского короля Людовика ХI, непревзойденного мастера хитросплетений интриг и неожиданных для противника ходов, понимал отчётливо. И тогда Ричард сказал что-то окружавшим его рыцарям и надел шлем. А потом…

В памяти Генриха навсегда, сколько бы ни довелось ему прожить на этом свете, запечатлелась та страшная атака, которая была нацелена прямо на него. Одной мощной лавиной, остриём которой был сам Ричард, рыцари короля скатились с холма, круша всё на своём пути. Над ними реяли королевский штандарт и личное знамя Ричарда с Белым Вепрем. Казалось, остановить их не может уже ничто. Генрих замер, как кролик перед удавом. Он уже видел Ричарда прямо перед собой. Тот рубился, как одержимый, рвался к нему, Генриху, неся ему смерть. Вот пал, обливаясь кровью, Уильям Брэндон, и знамя с Красным Драконом выпало из его рук. Верный знаменосец успел закрыть собой своего господина. В сознании Генриха всё остановилось, картина замерла, как в сказке про злого волшебника, заколдовавшего королевство.

А потом всё пришло в движение. Ричарду не дали дотянуться до него. Лорд Стэнли, оценив обстановку и отбросив колебания, ударил в спину отряду короля. Генрих видел как один за другим падали рыцари Ричарда. Вот упал, как подкошенный, его знаменосец со стягом Белого Вепря. Ему отрубили обе ноги, но он, упрямый, лёжа на животе и заливая землю алой кровью, всё поднимал над головой знамя Ричарда, не давая ему упасть в грязь. Что это – простое упрямство или несгибаемая верность? Похоже, рыцари Ричарда тоже прониклись его девизом, который прокричал отчаявшийся король, кидаясь в свою последнюю схватку, – «Верность обязывает меня». Обидно, конечно, но эту верность он видел своими глазами. Положение отряда Ричарда было безнадёжным. Но каждый из его рыцарей бился отчаянно, до конца, дорого продавая свою жизнь.

Сам Ричард, окружённый валлийскими воинами Генриха, был похож на могучего зверя, атакуемого сворой разъярённых собак. Он отбивался яростно, нанося разящие удары своего меча направо и налево. Но окруживших его врагов было слишком много. И это были не рыцари, а простые воины, которым кровь ударила в голову от сознания, что они могут свалить самого короля. Они наседали со всех сторон. Вот уже убит конь под Ричардом. Его самого стащили на землю и принялись наносить удар за ударом тяжёлыми алебардами. Солдаты, войдя в раж, искромсали бы его на куски. Но Генрих поднял руку, останавливая избиение павшего и уже неживого противника. Его тело нужно было сохранить узнаваемым, чтобы предъявить англичанам поверженного монарха. По приказу победителя с Ричарда стянули доспехи, а потом взвалили его тело на лошадь, как мешок с мукой, и отправили в Лестер. Никаких почестей он, разумеется, не получит. Потому что и мёртвый он угрожает ему, Генриху. И несущийся прямо на него неустрашимый Ричард, рыцарь до мозга костей, стал его ночным кошмаром на много лет.

А сейчас здесь, на Босуортском поле отчим торжественно водрузил на его голову корону Англии. Всё! Дело сделано. Победа! Victoria!!! Но почему же так тяжело, так неспокойно на душе?

После этой победы, радостной, но оставившей после себя привкус горечи, нужно было немедленно действовать, развивая своё преимущество. Да, он стал королём на поле боя по праву победителя. Совершил вторжение, как когда-то, четыре столетия назад Вильгельм Завоеватель, и победил. Сравнение себя с Великим Вильгельмом, могучим воином и сильным правителем, больно царапнуло душу. Чего-чего, а здравого смысла ему, Генриху, хватало, и он давно научился реально и беспристрастно оценивать и себя, и других.

Да, он взял корону по праву силы, поскольку имел на неё весьма призрачные права. А если быть полностью честным с собой, то никаких прав. Ведь Бофоры, поднявшиеся достаточно высоко, вели свой род от Джона Гонта, герцога Ланкастера, третьего сына короля Эдуарда III Плантагенета, но по бастардной линии. Благородный отец добился для своих детей признания законности их рождения, однако подписавший указ Ричард II, сидевший тогда на троне Англии, сделал приписку: «без права наследования трона». Все дети Джона Гонта от любимой им Кэтрин Суинфорд обладали титулами и землями и играли заметную роль в жизни страны. Но никто из них не решался даже заговаривать о правах на корону.

Гораздо больше прав, и Генрих вполне отдавал себе в этом отчёт, было у оставшихся в живых наследников Йорков, и эти люди были ему опасны. Сын герцога Кларенса Эдуард Плантагенет, граф Уорвик и племянник Ричарда, сын его старшей сестры, Джон де Ла Поль, граф Линкольн были прямыми наследниками короля Ричарда, и их, разумеется, следовало опасаться. Пугал даже бастард Ричарда Джон Глостер, хотя никакими правами этот молодой дворянин не располагал, и на корону претендовать не мог. И всё же его нужно будет убрать со своего пути. Первых двух он уже убрал. Граф Уорвик пожизненно заперт за мощными стенами Тауэра, и ему не выбраться оттуда никогда. А граф Линкольн пал в недавней битве при Стоук-Филде, его тело нашли и опознали. Очень жаль, что не удалось так же опознать тело виконта Фрэнсиса Ловелла. Этот человек был на удивление предан всю жизнь Ричарду и остался верен ему и после смерти. Говорили, что в той битве на берегу Трента виконт был ранен и попытался сохранить свою жизнь, бросившись в воды реки. А вот переплыл ли он широкий Трент и сумел ли спастись, не знает никто. И это тревожит. Потому что, если неугомонный виконт остался жив, можно ожидать всяческих неприятностей. Ему, Генриху, уже довелось пережить одно покушение на свою жизнь. Тогда подосланный убийца умер слишком быстро, и так и не удалось узнать, кто организовал это преступление. Он, конечно, принял меры, и теперь его королевскую особу охраняют специально набранные воины, хорошо знающие, за что они несут службу. Но покоя на душе всё равно нет. Враги хитры и коварны.

Тогда, сразу после Босуорта он сделал очень разумный и дальновидный, можно сказать, гениальный шаг – не зря же проходил обучение под крылом хитрого и мудрого Людовика Валуа. Он объявил датой своего воцарения 21 августа, то есть день накануне решающей битвы. Это позволило ему назвать всех, сражавшихся на стороне Ричарда, изменниками и государственными преступниками. И он на законных основаниях казнил сразу нескольких дворян, конфисковав их владения и имущество. А деньги нужны были до крайности. Следовало расплатиться с наёмниками, которых он привёз с собой с континента, вознаградить тех, кто сражался на его стороне, и обеспечить, наконец, достойную жизнь себе. Ведь сколько лет провёл он в бедности на чужой земле, живя подачками от бретонского герцога и французского короля. Всё, достаточно! Пора начать жить так, как надлежит монарху сильной державы. А ненавистный Ричард, разрази его гром, сумел-таки укрепить королевство даже за те короткие два года, что был у власти. Самого Ричарда, которого он называл исключительно герцогом Глостером и никогда королём, он велел объявить узурпатором, а документ, подтверждающий его права на трон, изъять и уничтожить.

Да, он поступил, несомненно, мудро, поскольку этот документ делал бастардом женщину, на которой он клятвенно обещал и намеревался жениться, – Элизабет Йорк, старшую дочь короля Эдуарда IV. А ему нужна была законная принцесса, чтобы укрепить свои позиции на троне. Правда, в этом была и тёмная сторона, ужасно невыгодная – братья Элизабет принцы Эдуард и Ричард, заключённые в Тауэр ещё при последнем Йорке, становились, таким образом, законными наследниками престола. Но с этой проблемой он справился очень аккуратно, объявив принцев пропавшими и бросив тень их убийства на свергнутого Ричарда. И это не единственное обвинение, которое падает на голову проклятого Йорка. Достопочтенный архиепископ Кентерберийский Джон Мортон, в прошлом епископ Илийский, верный соратник в борьбе за трон, люто ненавидящий Ричарда Глостера, усердно трудится сейчас над хроникой Англии последних лет. Нет сомнения, в описании Джона Мортона Ричард предстанет таким монстром, что им можно будет пугать детей. Вот и славно. А сейчас есть дела поважней.

После победоносного сражения, сделавшего его королём Англии, Генрих щедро наградил тех, кто бился на его стороне и принёс ему победу. Лорд Томас Стэнли стал графом Дерби сразу после битвы. Джаспер Тюдор, граф Пембрук получил титул герцога Бедфорда. Джон де Вер, граф Оксфорд назначен наследственным главным Чемберленом Англии. Не забыл Генрих и других своих сторонников. Он приблизил к себе Уильяма Стэнли, сделав его служителем Двора. Гилберт Тальбот из Шропшира был посвящён в рыцари и получил земли лишённых прав йоркистов. Валлиец Рис ап Томас из Кармартеншира назначен Королевским управителем Брекнона и Чемберленом Кармартена и Кардигана. Роджер Токотс назначен шерифом Уилтшира. Сэр Роберт Уиллоугби из Девона получил бенефиции герцогства Корнуольского и стал смотрителем всех шахт в Девоншире и Корнуолле. Александра Брюса он сделал Камердинером Королевского Двора. И много, много других, всех и не упомнить. Ему нужны были верные люди. Хотя, будучи человеком в высшей степени подозрительным, и не доверяя полностью никому, он велел присматривать за ними всеми. Разве что дядюшке Тюдору и Джону де Веру можно верить – они с ним уже много лет.

Хорошо разобрался Генрих и со всеми, кто воевал на стороне Ричарда и остался жив. Сразу казнил Уильяма Кэтсби, верного соратника павшего короля, Вильяма Брэйчера и сэра Джона Бака из Йоркшира. Эти были опасны, оставлять их в живых было бы неразумно. Но и проявлять себя кровожадным зверем не хотелось, всё же надо позаботиться о создании образа доброго, справедливого короля. Поэтому Томаса Говарда, графа Суррея, брата павшего в битве герцога Норфолка он заключил в тюрьму. Равно как и Генри Перси, графа Нортумберленда, хотя этого довольно быстро освободил, он будет ещё полезен. Кое-кого из сторонников Ричарда он простил, а некоторых даже возвысил в надежде на их верную службу. Уильяма Бэркли, графа Ноттингтона произвёл в маркизы. А это дорогого стоит. Лорда Ричарда Фицхая назначил главным лейтенантом Севера. Можно не сомневаться, что он выложится полностью, стремясь угодить новому королю. Сэра Томаса Маркенфилда он назначил шерифом Йорка, а сэра Кристофера Морсби – шерифом Камберленда, и уверен, что это теперь его верные люди, хотя за ними, конечно, тщательно присматривают. А вот тех, кого он лишил прав с конфискацией имущества, набралось довольно много. И теперь пора проверить, насколько они и их наследники лояльны по отношению к королевской власти. Надо будет дать распоряжение верному Грегори Майлсу, незаметному, но незаменимому человеку, заняться этим прямо сейчас. И пора подумать о тех, кто не встал на его сторону, избежав открытого проявления своей позиции. Среди них может тоже выявиться немало скрытых врагов. И в первую очередь следует заняться семейством барона Стэнхема, дядюшки казнённого им мальчишки графа Бэкхема. И ещё…

Но тут размышления короля были неожиданно прерваны голосом супруги. Ну вот, опять она появляется, когда её никто не ждёт.

– Да, дорогая, я здесь, – отозвался он, – и рад вас видеть.

«Принесло же её, как всегда, не во время», – подумал с раздражением, однако заставил себя улыбнуться, хотя глаза оставались, как обычно, холодными и подозрительными. Жена никогда не вызывала у него добрых чувств. Что ни говори, а она была Йорк, и никогда не будет ни Тюдор, ни Бофор. Матушка считает, что йоркистское зло у неё в крови. А уж вряд ли найдётся человек в Англии, ненавидящий Йорков сильнее, чем мать короля Маргарет Бофор.

– Я вас искала, Генрих, чтобы поделиться новостью. Наш сын сказал сегодня свою первую фразу, – залепетала королева, – мне Энни только что поведала. Рановато, конечно, но он у нас вообще необычный ребёнок. Замечательный мальчик!

Лицо женщины сияло счастьем и любовью. А сердце Генриха тотчас смягчилось. Сын был его радостью, его гордостью и его надеждой на создание прочной династии Тюдоров на троне Англии. Династии, связанной глубокими корнями с древним легендарным Камелотом и королём Артуром, в честь которого мальчик и был назван. Не напрасно ведь он перевёл двор в Винчестер, древнюю столицу королевства Уэссекс, когда королеве пришло время рожать. Весь мир должен был уразуметь незримую связь, которая существует между наследником престола и королём древних бриттов, что лишний раз подтверждает законность новой династии.

– Я немедленно отправлюсь посмотреть на своего наследника, мадам, и надеюсь, вы окажете мне честь сопроводить меня, – повернулся он к жене.

Королева Элизабет мягко улыбнулась, двинувшись следом за супругом. Она давно знала цену его вежливым словам. Генрих всегда был безукоризненно корректен с ней на глазах у окружающих, но когда они оставались наедине, ничего кроме холода она не видела. Он регулярно приходил к ней в постель, но лучше бы он этого не делал. То, что он давал ей, не могло удовлетворить горячую женщину, дочь несравненной Элизабет Вудвилл, сумевшей покорить и подчинить себе короля Англии Эдуарда Йорка. Жизнь Элизабет-младшей рядом с холодным, не знающим чувств Генрихом и подозрительной, всё видящей и всё знающей матерью короля Маргарет Бофор была сродни заключению. Но она знала свой долг и добросовестно его исполняла, хоть сердце часто ныло от желания другой, настоящей жизни. Оставалось только потихоньку завидовать матери, с которой она сейчас была разлучена. Элизабет Вудвилл была горячо любима супругом-королём и могла позволить себе вмешиваться в дела государства. Она же и рта раскрыть лишний раз не смеет и должна следить за каждым своим словом. Как же она ненавидела эту зависимость от чужой воли!

Малыш Артур, юный герцог Корнуольский, был очаровательным ребёнком. Он радостно заулыбался и проговорил что-то не совсем понятное, увидев отца. Глаза Генриха потеплели, что случалось с ним очень редко. Ребёнок рос и развивался совершенно нормально, хотя родился на месяц раньше срока, и многие опасались, что он будет слаб и хил, если вообще выживет. Его крестили на четвёртый день после рождения, и это было впечатляющее зрелище. В Винчестерском соборе собрались наиболее доверенные подданные короля. Сам Генрих сиял непривычной для глаза окружающих улыбкой и роскошными одеждами. Крёстными младенца стали самые доверенные лица – Томас Стэнли, граф Дерби, Джон де Вер, граф Оксфорд и Уильям Фицалан, граф Арундел. А женскую половину представляли вдовствующая королева Элизабет Вудвилл и принцесса дома Йорков Сесилия. Событие было необыкновенно торжественным. Звонили колокола. Пел чудный хор. Правда, уже вскоре после этого события Генрих отправил ставшую неугодной тёщу в монастырь Бермондси, откуда ей уже не выйти. Своевольная Элизабет Вудвилл, исконный враг Ричарда Глостера, стала утверждать, что не верит, будто прежний король приказал убить её мальчиков в Тауэре. Официальной причиной для заточения за высокие стены Бермондси с его строгим режимом было, разумеется, утверждение, что вдовствующая королева поддержала самозванца Ламберта Симнела в его притязаниях на трон. А Элизабет-младшая получила наглядный урок того, что ожидает любого человека, какое бы положение он не занимал, в случае, если он не угодит королю. Встать поперёк дороги тихому и спокойному обычно Генриху было смертельно опасно.

Элизабет смотрела на мужа и сына. Как она любила своего мальчика! Но его отец никогда не вызывал в ней тёплых чувств. Она не хотела замуж за этого сухого, недоброго человека. Но разве её кто-нибудь спрашивал? Матушка говорила, что надо любым путём свалить ненавистного Ричарда, только-только взошедшего на трон. Он принёс им много горя. Разве не он велел казнить Ричарда Грея, младшего из сыновей Элизабет Вудвилл от первого брака? Разве не от него пряталась она с детьми в Вестминстерском аббатстве? Он не дал взойти на престол её старшему сыну от короля, который должен был стать Эдуардом У. Это была надежда на безоблачную жизнь и полную власть в стране. Но Ричард не дал этому свершиться. Её имя опорочили и втоптали в грязь, назвав незаконной женой короля. А Эдуард? Её ласковый и любящий Эдуард оставил ей после смерти такой подарочек, что трудно прийти в себя. Ух, так бы и удушила его, жеребца ненасытного, за эту Элеонор Батлер. И теперь неизвестно, были ли у неё дети. И если… Дальше матушка мысль не развивала, но в глазах её загорелся тот особый огонёк, который Элизабет-младшая видела не один раз. Такой блеск глаз красавицы Элизабет Вудвилл грозил большими неприятностями человеку, о котором она в этот момент думала.

Однако потом мнение матушки почему-то изменилось. Спорить не приходится, король Ричард не преследовал их, не лишил достойной жизни. Они были приняты при дворе и чувствовали себя вполне спокойно. А братья… Да, они были в Тауэре, но матушка была уверена, что мальчики живы. И надеялась, что придёт время, и она обнимет их вновь. Потом в глазах бывшей королевы появились неуверенность и тревога. Она как-то сказала дочери, что не желает уже её брака с Тюдором, человеком сомнительного происхождения и не совсем тех качеств, какие хотелось бы ей видеть в муже дочери. Позднее, когда умерла Анна Невилл, и были пущены слухи, что король намерен жениться на своей племяннице, то есть на ней, Элизабет, матушка говорила иное. Она знала, что Ричард, как бы ни любил он свою Анну, вынужден будет жениться для продолжения рода и династии. Ведь сын его тоже умер за год до этого. И взоры Ричарда, как она знала, обратились на далёкую Португалию, где нашлась для него подходящая принцесса. А для Элизабет – для пресечения нежелательных действий со стороны противников – он присмотрел португальского принца. Говорили, что молодой человек хорош собой и приятен в общении. Наверное, был бы куда лучшим мужем, чем этот, холодный и закрытый на все замки мужчина. Но спорить с судьбой не приходилось. И потом Элизабет выросла с пониманием своего долга и необходимости подчиняться.

Она, как могла, укрепила своё положение королевы при человеке, которого в глубине души считала узурпатором. Но что делать? Ей повезло родить сразу и при этом наследника. Это существенно укрепляло её позиции. Элизабет улыбалась про себя, когда все вокруг удивлялись, что родившийся восьмимесячным ребёнок так крепок и здоров, и развивается, как и положено. Ха! Им-то неведомо, что более чем за месяц до свадьбы Генрих явился к ней и потребовал разделить с ним ложе.

– День нашего бракосочетания уже определён, – заявил он. – Сразу после праздников, 18 января мы предстанем перед алтарём. Но время дорого. Мне нужен наследник как можно скорее. Поэтому, мадам, вы сделаете то, чего я желаю.

И она сделала, подчинившись. Но он желал вовсе не её, а только наследника. Тогда впервые она узнала, как ведёт себя в постели мужчина, выполняющий работу. И с этим ей придётся жить всю жизнь. Такова её доля.

Потом была торжественная свадьба. И только через полтора года, когда наследник родился и доказал, что вполне жизнеспособен, её короновали. Опять всё делалось по чужой воле.

Как только она понесла, Генрих перестал посещать её опочивальню. Это не огорчало, напротив, было приятно. Его визиты в её постель радости не приносили никогда, ни ей, ни, как она понимала, ему. Однако он был мужчина, молодой, в самом расцвете. И ей стало любопытно, с кем удовлетворяет он свои мужские потребности. Она внимательно оглядывала своих фрейлин, но не находила признаков, которые помогли бы ей узнать истину. Правда раскрылась случайно, и была совсем неприглядной. Оказывается, Генрих посещал время от времени немолодую и не отличающуюся приятной внешностью женщину, занимавшую при дворе весьма скромное положение. Фи! Променял её на старуху. Впрочем, какое ей до этого дело. Сейчас он регулярно посещает её постель, добросовестно трудясь над зачатием следующего ребёнка. Наследников король Генрих Тюдор желает иметь много.

И почему-то сейчас ей вспомнилась та красивая несчастная девушка, Джейн Вудвилл, которая приходила к ней в надежде получить помощь. Она тогда сослалась на бывшую королеву, которая якобы передала дочери устное послание. Верная и преданная Алиса Грей, дальняя родственница матери, одна из немногих, кому можно было доверять, привела девушку к ней. Приблизившись, та упала на колени и умоляющим голосом тихо попросила выслушать её без посторонних. Она согласилась, полагая, что получит весточку от матери. Но когда они остались в относительном уединении вдали от придворных дам, девушка назвала королеве своё имя и попросила защиты. Элизабет не выразила удовольствия, но согласилась выслушать её историю.

– Мой отец, Ваше Величество, был в дальнем родстве с вашей матушкой, – начала девушка. – Он всегда держал сторону Йорков в этой нескончаемой войне и погиб в последнем сражении при Босуорте, когда пал ваш дядюшка король Ричард. Я осталась на попечении его жены, баронессы Отилии, которая всегда ненавидела мою мать, бывшую в связи с моим отцом, но не ставшую его женой, поскольку не имела богатого приданого. Отцу нужно было поддерживать своё поместье, для этого ему требовались деньги, и он нашёл их в семействе богатого купца, дочь которого вошла хозяйкой в его дом. Моя мать была из рода де Гранвилей, хорошего происхождения, но бедна. Отец очень любил её, и признал меня, когда я родилась. Признал и дал мне своё имя. С этим не могла смириться новая баронесса. Через два года после замужества она отравила мою мать, не стерпев любви к ней отца, о которой проведала. Меня забрали в поместье, и там я росла.

Джейн не смогла сдержать слёз, когда подошла к последней части своего повествования. Она честно рассказала обо всех тяжёлых события своей жизни, как её безуспешно домогался сводный брат, а потом отдала на поругание дворне мачеха, чтобы сломить её сопротивление. Пришлось бежать, спасая свою жизнь.

– Я ничего не утаила от вас, моя повелительница. Рассказала всё, как на исповеди. Мне неоткуда больше ждать помощи, и я прошу у вас приюта и защиты. Я готова выполнять любую работу, какую вы сочтёте нужным мне доверить. Только спасите меня, умоляю, – глаза девушки смотрели с надеждой.

Сердце Элизабет сжалось. Перед ней была молодая девушка, её дальняя родственница, попавшая в беду. И она просила помощи. Но что может сделать для неё та, что сама заключена в золочёной клетке без всяких прав? Глаза её, наверное, выдали сострадание. Но слова пришлось сказать жёсткие, и они ошеломили просительницу.

– Я сочувствую вам, моя милая, – говорили её губы, – однако не могу марать своё имя присутствием среди моих приближённых женщины дворянского происхождения, побывавшей в руках простолюдинов. Это унижает моё королевское достоинство. Супруга короля должна быть безупречна во всём. И её окружение тоже. Единственно чем я могу помочь вам – это дать вам возможность уйти из дворца, не передав вас в руки правосудия. Вы нарушили закон, восстав против своей покровительницы. Она имеет право использовать вас так, как считает нужным. Тем более что вы незаконнорожденная. У вас же нет никаких прав, вы в её власти. По закону, ваш бунт должен быть наказан. Но я не стану вас преследовать. Ступайте.

И она отвернулась, давая понять, что аудиенция окончена. Девушка, поникшая и растерянная, побрела прочь, а на душе у Элизабет стало совсем скверно. На глаза навернулись слёзы, но она не позволила им пролиться. Нельзя даже вида показать, что её тронула история несчастной девушки. Она королева, пусть бесправная пока что и не способная защитить своих подданных. Но возможно когда-нибудь, когда минёт время власти всесильной свекрови, всё изменится. Возможно…

А промелькнувшая в мыслях невестки Маргарет Бофор внимательно наблюдала издалека за этой встречей, непредвиденной и незапланированной. И о чём, интересно знать, беседовала эта клуша Элизабет с той красивой заплаканной девушкой? Надо бы узнать, кто она. Однако девушка исчезла из глаз сразу же, как только покинула дворец, как будто растворилась в воздухе. А из этой упрямой Алисы и слова не вытянешь. У-у! Вудвилловское отродье.

Глава 3

Невзгоды семейства Бэкхем

Поздняя весна 1489 года

Две женщины в монашеском одеянии неспешно прохаживались по аллее, обрамлённой высокими тисами, в неярком свете угасающего дня. Мать и дочь, две графини Бэкхем, испытавшие тяжёлые удары судьбы. Старшая из них, Сесилия Бэкхем, ныне сестра Бенедикта, указала дочери на место в конце аллеи, где тень от высоких деревьев была особенно густой.

– Вот здесь я и встретила её, – тихо сказала она дочери, – призрачную женщину в монашеском одеянии. Я видела, чувствовала, что она хочет о чём-то предупредить меня. Но наш мальчик вернулся с той битвы невредим, слава Всевышнему. Кто же мог думать, что этот тиран погубит его потом!?

Из глаз старой женщины потекли прозрачные слёзы. Она не вытирала их. Глаза смотрели вдаль, не видя. Перед внутренним взором стоял юный Реджинальд, молодой, стройный, красивый.

– Не надо, мама, – прошелестел ответ графини Луизы, сестры Марии, – я и до сих пор не могу вспоминать тот день, когда мой дорогой мальчик простился с жизнью по воле этого злобного чудовища, не знающего, как удержать под собой трон, на который он не имеет права.

– Не буду, Луиза, прости, – сестра Бенедикта на ходу мягко погладила руку дочери. – Скажи, а ты обратила внимание на эту юную послушницу, которая появилась у нас на прошлой неделе? Мне кажется, девочка здесь не по собственной воле.

– Да, я заметила её, – сестра Мария несколько оживилась, – милая девочка и очень несчастная, кажется. Я слышала, что это дочь сэра Роджера Вейка из Нортгемптоншира, который воевал на стороне поверженного короля Ричарда и был после победы Генриха лишён всех прав. Девочку определили сюда, чтобы разлучить с молодым наследником лорда Фицхая, лейтенанта Севера, и заставить выйти замуж за нелюбимого ею мужчину, верно служащего королю Генриху. Чтобы подавить сопротивление девушки, её заперли в монастырь, пусть, мол, осознает, что её ждёт, если будет противиться воле монарха.

Старшая монахиня покачала головой.

– Какая грустная история, – проговорила она, – но, впрочем, ничего необычного в ней нет. Никто не захотел даже и слушать о желаниях молодой девушки, дочери подвергнутого наказанию человека. Никому не интересны её чувства. А отец только и виновен в том, что был верен своему сюзерену, которому принёс вассальную присягу, и воевал за него. Как это страшно и как несправедливо.

Обе женщины долго прохаживались ещё по тёмной алее, обсуждая накопившиеся вопросы и наслаждаясь тихой весенней ночью, опустившейся на заснувший монастырь. Мать-настоятельница не имела возражений против их регулярных еженедельных прогулок. Она знала, какие беды заставили этих женщин уйти от мира. Их привела сюда не любовь к молитве и уединённой жизни, а желание спрятаться от жестокостей судьбы, наносящей им удар за ударом. Однако обе графини Бэкхем добросовестно исполняли свои обязанности, и упрекнуть их было не в чем.

Прошло ещё две недели, и покой обеих монахинь из семейства Бэкхем был неожиданно нарушен вторжением из внешнего мира. К ним приехала Белинда Потри, младшая дочь барона Филиппа Стэнхема, племянница мужа графини Луизы, погибшего в битве графа Бэкхема. Она привезла страшные новости. Рыдая и захлёбываясь слезами, девушка рассказала, как на её семью обрушился молот королевского правосудия. Филиппа Стэнхема обвинили в том, что он имеет связи с притаившимися в Ирландии йоркистами и подозревается в подготовке заговора против монарха. Состоявшийся в «Звёздной палате» в Вестминстере суд был коротким. Барона и всех трёх его сыновей приговорили к смертной казни, а их поместье конфисковали. К счастью младший из сыновей, Джеймс Потри, гостил у барона Стивена Эшли, его вовремя предупредили, и юноша скрылся из страны, успешно перебравшись на континент. Отец же Белинды и оба старших брата были обезглавлены на Тауэр-Хилл. Мать, не выдержав горя, скончалась от удара. Старшая сестра Кэтрин, не смея противоречить мужу, отказалась оказать помощь сестре. И теперь несчастной Белинде просто некуда идти. Подвергать угрозе семью старого барона Эшли, брата бабушки, она не смеет. Их и так уже могут обвинить в сокрытии младшего Потри.

Обе графини тоже заливались слезами, слушая рассказ молодой девушки. Потом сестра Бенедикта отправилась к матери-настоятельнице и долго беседовала с ней с глазу на глаз. Результатом этой беседы было предоставление временного убежища Белинде Потри в качестве послушницы на срок, который будет ей необходим. Всё-таки графиня Сесилия Бэкхем, удаляясь от мира после гибели мужа, принесла в монастырь весьма приличное состояние. Оно с лихвой окупало пребывание здесь её дочери, а теперь и молодой племянницы леди Луизы, вернее, сестры Марии.

Девушка долго не могла прийти в себя после перенесенного потрясения. Но жизнь залечивает любые раны, и постепенно она стала привыкать к новым условиям. Посильный труд отвлекал её от тяжёлых воспоминаний, а общение с родственницами, принявшими в ней участие и проявлявшими доброту и заботу, согревало изболевшуюся душу.

Совсем неожиданно Белинда обрела здесь ещё и подругу. Юная дочь понёсшего наказание за верность сюзерену рыцаря, Аликс Вейк, тоже нашла в себе силы высказать поддержку тяжело страдающей от перенесенного горя девушке. Она сказала ей несколько добрых слов, улыбнулась пару раз и тем расположила к себе начинающую оживать Белинду. Потом девушки поговорили наедине и после этого между ними установились доверительные отношения.

Шестнадцатилетняя Аликс была на три года моложе Белинды, но в их дуэте казалась старшей. Девочке много пришлось пережить там, на севере и она повзрослела раньше времени. К тому же она унаследовала от отца, человека, знающего, что такое честь, твёрдый характер и способность здраво мыслить в любой, самой трудной ситуации. Белинда же, выросшая в спокойной обстановке под крылом матери, женщины не слишком сильной духом, оказалась и сама беспомощной перед лицом возникших в её жизни трудностей. Девушки рассказали друг другу историю своей недолгой жизни и теперь, когда им удавалось встретиться и поговорить, свободно обсуждали возникающие вопросы.

Белинда знала, что у Аликс там, на севере, остался любимый человек. Сын такого же, как и её отец, вассала Ричарда Глостера, ставшего королём Англии, лорда Ричарда Фицхая. С молодым Уолтером Фицхаем они были дружны с детства и привыкли думать, что жизнь их в будущем будет, несомненно, связана браком. Родители тоже имели намерение породниться между собой, и детей обручили. Однако потом пришла беда. Король Ричард выступил на битву с претендентом на престол Генрихом Тюдором. Оба рыцаря с севера, бывшие его вассалами, естественно, сражались на его стороне. В той решающей битве при Босуорте им повезло остаться в живых. Однако следом за поражением их сюзерена пришло правосудие нового короля. Сэр Роджер Вейк, честный по натуре, не смог так легко предать память погибшего короля Ричарда, как это сделал более изворотливый лорд Фицхай. В результате у сэра Вейка отняли всё, чем он владел, включая доброе имя. Лорд Фицхай сумел настолько войти в доверие к новому монарху, что был назначен главным лейтенантом Севера. А это великая честь и немалая выгода. Лорд Фицхай превратился в преданнейшего сторонника короля Генриха, и теперь связь его сына с дочерью лишившегося всех прав сэра Вейка была тёмным пятном на его облике. Молодых людей разлучили. Аликс велели выйти замуж за казавшегося ей стариком, очень неприятного мужчину, верно служившего монарху здесь, на севере и, как она предполагала, бывшего его осведомителем. И это после молодого красавца Уолтера, с которым их связывала настоящая горячая любовь! Конечно, Аликс отказалась наотрез. В наказание её увезли в монастырь, причём как можно дальше от родных мест.

– Что ты думаешь делать дальше, Аликс? – спросила как-то Белинда подругу. – Ведь они, скорее всего, не оставят тебя в покое.

– Разумеется, нет, – откликнулась Аликс. – Мне дадут время, чтобы одуматься, а потом потребуют послушания. Но я никогда не сделаю того, что они от меня ожидают.

– Но как, как ты спасёшь себя от этого нежелательного брака? – удивилась Белинда.

– Я очень надеюсь на своего Уолтера, – тихо произнесла юная девушка, и глаза её засветились мягким светом. – Он благородный человек, любит меня, и я верю, что он меня спасёт. Я жду известий от него со дня на день.

Прошло недолгое время, и известия действительно пришли. Но они оказались совсем не такими, как ожидала Аликс. На деле вышло, что для юного Фицхая, как и для его отца, выгода и благосклонность монарха куда важнее, чем чувства и обещания. Уолтер Фицхай официально отрёкся от своей невесты Аликс Вейк и дал согласие жениться на девушке, выбранной для него высоко поднявшимся отцом.

Два дня после получения этого известия Аликс пролежала в постели, безучастная ко всему и как будто неживая. Потом поднялась на ноги, но стала вроде бы на несколько лет старше. В глазах её затаилась боль, но выражение лица было твёрдым и непреклонным.

– Что теперь, Аликс? – тревожно спросила подруга.

– Я убегу отсюда, Белинда, спрячусь, чтобы меня не нашли, а потом как-нибудь устроюсь, – тихо, но твёрдо ответила на это девушка. – Я не позволю им сломать мне жизнь. И никогда не стану женой того жалкого ублюдка, прихвостня короля Генриха, доносчика и шпиона. Никогда!

– И ты решишься на это? – удивлённо открыла глаза старшая из подруг.

– Конечно. Мне просто не остаётся ничего другого.

– Тогда я попробую тебе помочь. Слушай меня внимательно, Аликс.

И Белинда рассказала подруге, как ей найти старого барона Эшли, который помог скрыться от правосудия короля её младшему брату Джеймсу Потри.

– Барон добрый человек, – закончила она свою речь, – он не откажет в помощи беззащитной девушке. А тебя никому не придёт в голову искать там. Сама я не рискнула отправиться к своему двоюродному деду, чтобы не навлечь беду на его семью. Но ты для них чужая, и тебя никто не знает в тех краях. Они смогут пристроить тебя, чтобы ты переждала трудное время.

Аликс с благодарностью кинулась в объятия подруги, и они заплакали, думая каждая о своём горе и желая добра друг другу. Жизнь так неожиданно свела их в этом монастыре, но теперь казалось, что они связаны узами более крепкими, чем родственные. Горе подчас роднит людей куда вернее, чем спокойная обеспеченная жизнь.

Прошло ещё три дня, и юная послушница Аликс Вейк тихо исчезла из монастыря в Борли, как будто её тут никогда и не было. Матушка Евфимия не стала учинять строгого дознания по этому случаю. Её вины в случившемся не было, а портить жизнь юной девушке, жаждавшей свободы, не входило в её намерения. Матушке и самой довелось пережить в молодости большое горе, что и привело её в этот монастырь. На её счастье судьба сложилась благоприятно, и она смогла стать всеми уважаемой настоятельницей. Но пережитое в молодости помнила, и не желала становиться причиной несчастья для ни в чём не повинной юной девушки только потому, что всемогущие мужчины не могли поделить между собой власть и корону. Когда, спустя два месяца после происшедших событий, посланник наместника короля прибыл с Севера, чтобы забрать Аликс Вейк из монастыря и отвезти к жениху, мать-настоятельница сообщила ему, что девушка долго болела и совсем недавно преставилась. В подтверждение своих слов матушка показала мужчине скромную свежую могилку. Он уехал. А мать Евфимия наложила на себя самую строгую епитимью, чтобы избыть принятый на душу грех. И всё же она ни о чём не жалела.

Шесть долгих дней пробиралась Аликс, переодевшись пареньком, в поместье барона Стивена Эшли.

Владение барона располагалось в тихой сельской местности, не слишком населённой, в Уилтшире. Вокруг, сколько видит глаз, невысокие пологие холмы, сплошь покрытые зеленью. Отличные пастбища для скота. Само владение было просто большим господским домом, но весьма крепким и внушительным, огороженным высокой каменной стеной. Вокруг дома парк, неширокая подъездная аллея ведёт к нему от въездных ворот среди высоких деревьев, создающих впечатление тоннеля своими смыкающимися кронами. А позади дома небольшой плодовый сад. Очень мирное место, спокойное. Мирным и спокойным выглядело и семейство барона Эшли, хотя счастья в нём, как оказалось, тоже уже не было.

Как успела узнать Аликс, барон Стивен был очень приятным человеком, добрым и приветливым, горячо любящим свою жену и детей. Его супруга баронесса Дебора имела столь же приветливый и весёлый нрав. Супругам Эшли очень повезло в жизни – они вступили в брак по любви и сумели сохранить это чувство на протяжении долгих лет совместной жизни. У них было многочисленное потомство – восемь детей. Аликс трудно было даже представить, что семья может быть такой большой. В её родном доме росли только она и брат, который был всего-то на два года старше. Воспоминание о доме резануло по сердцу, как острым ножом. Как они там? Живы ли? Благополучны ли? Хотя о каком благополучии можно говорить, когда у её отца отняли всё. Семье пришлось переселиться в небольшой коттедж, где с трудом разместились все домочадцы. Отец, помниться, поседел за одну ночь и как-то сразу сдал. Брат пытался добиваться справедливости, но мать во время остановила его. О какой справедливости речь, когда победивший монарх вершит свою волю во владениях поверженного врага?

Мысли о доме ненадолго отвлекли Аликс от цели, к которой она так упорно шла, пробираясь где пешком, где на селянской повозке, обходя города и избегая слишком людных дорог. Сейчас силы её были на исходе, и когда она ступила под сень деревьев подъездной аллеи, ей показалось, что оставшееся расстояние она уже не пройдёт, просто не сможет. Но девушка сцепила зубы и двинулась вперёд, спотыкаясь чуть не на каждом шагу. Если ей повезёт, и барон не откажет ей в столь необходимой сейчас помощи, то можно надеяться, что жизнь её всё-таки не будет разрушена. Хотя, что и говорить, сердце её разбито уже навсегда. Как можно простить и забыть такую измену любимого человека, такое жестокое предательство?

Выйдя из зелёного тоннеля и оказавшись перед большим крепким двухэтажным домом на просторной лужайке с большим цветником посередине, Аликс растерялась и на миг утратила уверенность в том, что поступает правильно. Но тут на широкое крыльцо вышла пожилая женщина, одетая как леди, с совершенно белыми волосами и печальными карими глазами. Она бросила мимолётный взгляд на паренька с нежным девичьим лицом, потом взглянула более внимательно.

– Что ты ищешь, девушка, и почему расхаживаешь в таком странном виде? – глаза её смотрели тревожно.

– Ах, миледи, я пришла издалека, чтобы просить помощи у доброго барона Эшли и его жены, поскольку меня постигло большое горе.

Женщина вздохнула с облегчением, как показалось Аликс. Она, видимо, боялась услышать ещё какие-нибудь пугающие новости о своих близких. Сейчас такие вести сыпались как снег на голову во многих семьях.

– Ну, тогда ты пришла туда, куда нужно, милая. Проходи же в дом и расскажи о своих печалях.

Она смотрела на Аликс приветливо, и девушка не выдержала, разрыдалась. Наконец-то подошёл к концу её долгий и такой изнурительный путь.

Леди Эшли, ибо это, несомненно, была она, подошла к рыдающей девушке, обняла её за плечи и увела в дом. Здесь она усадила нежданную гостью у огня, дала ей выпить немного вина с печеньем и только потом приступила к расспросам. Аликс всё ей рассказала, не утаила ничего. Женщина слушала её со слезами на глазах и только печально качала головой.

– Да, не повезло тебе, милая. Но сейчас такими историями никого уже не удивишь. Новый монарх вершит своё правосудие, и многим семьям оно выливается горькими слезами.

– Наша беда ещё и в том, миледи, что моя мать тоже из семейства, подвергшегося гонению. Её отец, мой дед, Уильям Сэпкот из Торнхая, это тоже в Нортгемптоншире, недалеко от нашего Блисворта, потерял не только всё имущество и права, но и двух сыновей, погибших в битве при Босуорте. Сам сэр Уильям в сражении не участвовал, он уже достаточно стар и немощен. Но его сыновья воевали на стороне поверженного короля, и этого оказалось достаточно, чтобы согнать старого человека с его земли и оставить умирать среди чужих людей. Мать и отец, конечно, пригрели несчастного старика, но что они теперь могут дать ему?

При словах девушки о погибших сыновьях её деда слёзы, стоявшие в глазах пожилой леди, потекли по щекам. Но Аликс этого не видела. Она вся была там, в Нортгемптоншире, в родном доме, которого уже нет.

– И я очень тревожусь за брата, Найджела. Ему уже восемнадцать, и он горяч нравом. Как бы не натворил глупостей на свою голову. Его ведь лишили рыцарского достоинства и всех прав. Как он, мужчина, будет жить дальше?

Теперь уже из бирюзовых глаз девушки покатились крупные слёзы, которые она и не пыталась сдержать. Было очень больно думать, что брат, такой верный и надёжный друг и защитник, будет несчастным и даже может погибнуть.

– Ну-ну, малышка, хватит плакать, милая. Слезами делу не поможешь. Эта злосчастная война между кузенами, не поделившими власть и корону, длится уже больше тридцати лет. Я слышала, что в ней сложили головы чуть ли не сорок высокопоставленных вельмож, погибших рыцарей и мелких дворян никто не считал, а уж о простых ратниках и говорить нечего. А сейчас скинувший Плантагенетов Тюдор пополняет свою казну за счёт тех, кого назвал изменниками. Муж говорил, что больше чем двадцать пять, что-то около тридцати, представителей аристократических родов вмиг лишились своего имущества и владений, и многие при этом заплатили ещё и жизнью. Неплох улов у нового короля, совсем неплох. А он ведь только начал свою расправу над побеждёнными сторонниками Йорков.

Женщина задумалась на мгновенье, но потом спохватилась.

– А ты, милая, как ты попала к нам? Кто сказал тебе о нашем семействе?

И тут Аликс рассказала доброй леди о своей подруге Белинде Потри и её горе.

– Это Белинда сказала мне о вас, миледи. Сама она побоялась направиться сюда, чтобы не навлечь гнев короля на вашу семью. Вы ведь и так укрыли её брата Джеймса.

– Да, это правда. Но как могли мы отказать в защите этому милому мальчику? Он приехал к нам погостить, поскольку всегда был дружен с нашим сыном Дэниелом. И вдруг в наше поместье прискакал на взмыленном коне еле держащийся в седле от усталости и страха слуга барона Стэнхема. Он рассказал жуткие вещи – якобы барон Филипп и его сыновья признаны изменниками и приговорены к смертной казни. Это было страшным ударом для моего супруга. Он всегда горячо любил свою сестру Белинду и её детей, а потом и внуков. Когда она умерла, муж сильно горевал. Но этот последний удар буквально сбил его с ног. Филипп был его любимым племянником. Такой сильный мужчина, такой прекрасный воин! И всего пятьдесят три года. Рано ему было умирать. А мальчики? Старший, Герберт, уже вошёл в силу, а второму, Бертрану было только двадцать три. Как несправедливо отнимать жизнь у таких молодых людей! Хотя Реджинальду, сыну Эдгара, было и вовсе немногим больше шестнадцати. Это ужас, кошмар! Это просто не укладывается в голове.

И баронесса разрыдалась, не в силах сдержать своего горя от всех потерь, постигших их семью. Долго плакали они с Аликс, обнявшись, как родные, выливая в слезах накопившуюся горечь и боль. Потом баронесса Дебора взяла себя в руки.

– Что-то я совсем расклеилась, прости меня, девочка. Я не должна была себе этого позволять.

– Не стоит извиняться, миледи. Вы ведь всего лишь женщина, а сколько пришлось стерпеть. Но вы не знаете ещё всего, что случилось в этом семействе.

Хозяйка насторожилась, и Аликс рассказала ей, как скончалась баронесса Милдред, мать Белинды, не выдержав такого страшного удара судьбы. Как несчастная Белинда, не найдя помощи в семье сестры, пришла в монастырь, и теперь не знает, как ей жить дальше. Сил плакать больше не было. Но душа болела.

– Знаешь что, милая, давай-ка мы с тобой немного отдохнём, пообедаем, потом я велю сделать тебе ванну и подберу что-нибудь из одежды, и мы станем дожидаться моего супруга, барона Стивена. Он умный человек и очень рассудительный. Он скажет, что нам теперь делать, когда новый король обрушил на нас столько бед.

– А разве барона нет в поместье? – удивилась Аликс.

Баронесса опустила глаза.

– Нет, он уехал больше недели назад, но уже скоро должен вернуться. Я жду его со дня на день.

После обеда и ванны уставшая сверх меры Аликс просто свалилась с ног и проспала в удобной постели чуть ли не до полудня. А когда она поднялась и, надев платье, приготовленное ей хозяйкой, вышла в большой зал, баронесса была удивлена. Её гостья оказалась весьма привлекательной. Высокая и худенькая, но хорошо сложённая, она имела миловидное личико, светлые волосы с серебристым отливом и большие бирюзовые глаза в обрамлении густых ресниц под тёмными бровями вразлёт. Баронесса приветливо улыбнулась девушке.

– Проходи, милая Аликс, я рада видеть тебя в таком хорошем состоянии после всего, что тебе довелось испытать. Сейчас велю подать тебе завтрак.

– Благодарю вас, миледи, – Аликс вернула хозяйке улыбку. – Я прекрасно выспалась в предоставленной мне комнате. Однако мне неловко нагружать вас своей персоной. Ведь я ничем не могу заплатить за гостеприимство.

– Ну-ну, милая. О чём речь? Расходы невелики, а помочь человеку в беде – долг каждого христианина. Кстати, скажи мне, чего бы ты хотели для себя, как думаешь жить дальше?

– Откровенно говоря, я пока и сама не знаю, миледи. До сих пор для меня главным было избежать нежеланного брака с человеком, который мне отвратителен. Мой… – Аликс покраснела и сбилась в замешательстве, – я хотела сказать, Уолтер Фицхай был красивым молодым мужчиной, сильным и ласковым. После него я вряд ли смогу полюбить кого-то другого. Но этого отвратительного типа я не могла бы даже просто уважать. Это ничтожество, сколькое и мерзкое, как жаба.

Баронесса улыбнулась. Описание было, пожалуй, излишне эмоциональным, но вполне понятным.

– Я не знаю, что будет сказано обо мне в монастыре, когда за мной приедут, и поэтому намерена избегать людных мест. Самым подходящим для меня, мне кажется, было бы найти для себя работу на континенте. Я совсем неплохо образована, и могла бы стать компаньонкой пожилой леди в приличной семье. А потом я свяжусь со своими родными, и будет ясно, что делать дальше. Мне просто нужно пока что спрятаться на какое-то время.

– Это верно, моя дорогая, – задумчиво ответила на это баронесса, – а уж как это сделать наилучшим образом, я думаю, решит мой супруг, барон, когда вернётся.

Барон Стивен Эшли вернулся в своё поместье только спустя четыре дня и не один. С ним вместе прибыл высокий худой мужчина с аскетическим лицом и проницательными чёрными глазами, одетый в бело-чёрное одеяние монаха-цистерианца. Сам барон имел довольно утомлённый вид, однако нашёл в себе силы нежно улыбнуться жене и с нескрываемым интересом взглянуть на незнакомую девушку. Баронесса Дебора же приветливо улыбнулась приезжему мужчине:

– Добро пожаловать в наш скромный дом, дорогой племянник. Давненько мы вас не видели, брат Себастьян.

Аликс она представила мужчину как монаха цистерианского монастыря Клив Эбби близ деревни Бошфорд в графстве Сомерсет брата Себастьяна. Потом повернулась к мужу:

– А эта девушка, дорогой, наша неожиданная гостья. Её имя Аликс Вейк, и она сама расскажет тебе, зачем приехала к нам, но только когда ты отдохнёшь с дороги, примешь ванну и хорошенько поешь. Мне кажется, поездка была не такой лёгкой, как тебе представлялось, ты ведь уже не так молод и силён, как раньше, хоть и не хочешь этого признавать.

Барон согласно кивнул головой.

– Я действительно очень нуждаюсь в отдыхе, дорогая, – ответил он мягким приятным голосом, – и буквально валюсь с ног от усталости.

Вечером, в супружеских покоях, баронесса Дебора вкратце поведала мужу о цели приезда этой девушки, Аликс Вейк, и о несчастьях, постигших его двоюродную внучку Белинду.

– Завтра ты, дорогой, отдохнув, сам разберёшься во всём и решишь, как быть дальше. Я же только выслушала несчастную девочку и немного помогла ей прийти в себя. Она появилась здесь в одежде сельского паренька и без гроша в кармане, представляешь? Я не смогла отказать ей в помощи.

– Понимаю тебя, любовь моя, – откликнулся барон, несколько приободрившийся после горячей ванны и сытного ужина. – Ты, как всегда, поступила правильно, дорогая, и к тому же со свойственной тебе мудростью. Я должен понять, насколько эта девушка заслуживает доверия, и что ей можно открыть. А вот судьба Белинды меня тревожит всерьёз. Герберт, прости, брат Себастьян, прибыл сюда специально для того, чтобы узнать, где её можно найти. Эта девушка весьма ощутимо облегчит его задачу. Он хочет увезти племянницу из страны, поскольку не доверяет королю Генриху, считая, что он ещё не завершил свою расправу с семейством барона Стэнхема, который всегда держал сторону Йорков. Герберт думает, что и ему лучше на время уехать в аббатство Обазин в Лимузене, на землях виконта Аршамбо. Там у нашего племянника есть неплохие связи, и он уверен, что может перебыть там смутное время расправ нового короля над побеждёнными йоркистами. И надеется даже как-то пристроить Белинду. Здесь она не может рассчитывать на спокойную жизнь.

– Ты, как всегда, прав, дорогой, – нежно погладила его по щеке жена. – А теперь спи. Ты устал. Завтра всё решишь наилучшим образом, я уверена.

И в хозяйской опочивальне установилась тишина.

Утром, после завтрака, все вновь собрались в большом зале, удобно устроившись у открытого окна. День выдался солнечный, и свежий ветерок, шевеля тяжёлые бархатные шторы, приносил к людям пряные ароматы поздних летних цветов.

По просьбе барона Аликс вновь рассказала всю свою историю, со всеми подробностями, какие знала и могла припомнить, а барон ещё уточнял кое-что, желая лучше понять картину событий. Её слушали очень внимательно. То, что происходило на севере, не могло не касаться их всех, живущих на более спокойном юге страны. Когда девушка перешла к рассказу о своём пребывании в монастыре, брат Себастьян заметно напрягся. Лицо его, худое и суровое, как будто окаменело, а чёрные проницательные глаза не отрывались от лица Аликс.

– Слава Господу, она нашлась, – с облегчением произнёс он, когда девушка завершила свой рассказ. – Я немедленно отправляюсь туда, не хочу терять ни минуты. Мало ли что придёт ещё в голову этому непредсказуемому королю? Чем раньше я заберу оттуда свою племянницу, тем будет лучше. Нам обоим спокойнее будет не попадаться на глаза Генриху.

И он действительно уехал, согласившись взять с собой всего лишь одного слугу – мальчика, бывшего в помощниках у конюха.

– Я не хочу привлекать к себе излишнего внимания. Мне достаточно юного Тоби, чтобы помогать в дороге. Он, к тому же, сообразительный мальчик, как я понял, и будет мне весьма полезен в моём деле.

Аликс осталась в поместье барона, с нетерпением ожидая возвращения монаха, – ей очень хотелось снова повидаться с приобретенной в монастыре подругой. Они так душевно сблизились за это короткое время, что, казалось, были дружны всю жизнь.

Между тем, из разговоров барона и его жены, которая теперь стала более откровенной со своей гостьей, Аликс узнала, что беды и несчастья не обошли стороной и этот мирный дом. Сам барон Стивен в сваре между Ланкастерами и Йорками участия никогда не принимал. Его поместье было столь незначительным, что его не трогали ни одни, ни другие. Кроме того, все в округе знали, что барон Эшли слаб здоровьем, и не принимали его в расчёт, когда речь шла о войне. Хотя, конечно, посылать на битвы своих людей приходилось и ему. Благодарение Господу, большинство из них вернулись живыми, хотя конюх Хейл окривел, потеряв в сражении один глаз, а кузнец Бен не смог больше выполнять свою работу, поскольку лишился правой руки. Но самое страшное ожидало семью впереди.

Никто из сыновей барона не участвовал в битве при Босуорте. Самому старшему из них, Саймону, было на момент столкновения под Лестером двадцать пять лет, но он тогда лежат в тяжелейшей лихорадке, и его желание присоединиться к армии короля Ричарда осталось неосуществлённым. Младших – Бертрана, Дэниела и Лоренса – не было тогда в поместье. Они все трое находились у родственников на континенте ещё с весны. Там у барона есть кузен, имеющий своё небольшое поместье в долине Луары, и занимающийся виноделием. Мальчикам следовало присмотреться к этому делу, поскольку им нужно было пробивать себе дорогу в жизни, и, возможно, здесь можно было преуспеть, если бы они смогли найти себе приличных невест с землёй. Самому маленькому, Роджеру, было в то время всего тринадцать, он оставался дома.

Но беда всё равно не обошла их стороной. Старшая дочь, Агнесс, совсем ещё молоденькая, была замужем за сторонником Йорков из Херефордшира. Муж погиб в битве, а молодая вдова лишилась всего, что имела. Хорошо ещё, что ребёнок, только незадолго до сражения появившийся на свет, оказался девочкой. Агнесс позволили уехать в родной дом. Однако на пути домой ей не повезло встретиться с совершенно потерявшими голову, захмелевшими от вседозволенности наёмниками, которых Генрих Тюдор привёз с собой с континента. Озверевшие мужчины, накачавшиеся элем, не посмотрели на то, что молодая женщина была с крохотным ребёнком. Они жестоко поиздевались над ней, и Агнесс добралась домой из последних сил, только потому, что должна была спасти своё дитя. Попав в отчий дом, она умерла на следующий же день, оставив родителям крошку Мэриан. Это была первая потеря в семье, но, увы, не последняя.

Когда через два года после воцарения Генриха Тюдора пришло время очередного мятежа, и король собирал свою армию в Ноттингеме, семейство барона не обошли стороной. На битву ушли Саймон, Бертран и Лоренс. Один только Дэниел остался в стороне, поскольку всё ещё пребывал на континенте – ему повезло найти невесту из приличной семьи и с хорошим приданым. А мальчики, ушедшие на войну за корону Тюдоров, из сражения в Стоук Филде не вернулись. Пали все трое. И даже следов их было не найти. Там, говорили, столько людей полегло, что всё поле было усеяно мёртвыми телами, а вороны слетелись, казалось, чуть не со всей Англии. Вторая дочь супругов Эшли сразу после всех этих событий ушла от мира, спряталась за высокими стенами – без всяких колебаний приняла постриг в Дартфордском монастыре в Кенте. С тех пор дочь они не видели.

Вот так эта затяжная война, которая нужна была только тем, кто жаждал власти, достала даже таких мирных людей, как барон Эшли и его жена. В поместье осталась сейчас только малышка Мэриан, тихий, незаметный ребёнок. А девятнадцатилетняя Филиппа и семнадцатилетний Роджер гостят у Дэниела. Родители очень надеются, что их младшая дочь сможет найти свою судьбу на континенте – ведь в несчастной Англии погибло столько мужчин, что вдов и потерявших женихов невест просто не счесть.

Слушая эти рассказы, Аликс поняла, почему барон Эшли, ещё достаточно сильный мужчина, постарел раньше времени, а у баронессы Деборы совсем белые, как снег, волосы, хотя ей всего сорок семь лет. И девушка прониклась глубоким сочувствием к горю этих добрых людей, обещавших ей помощь. Да, барон Стивен твёрдо обещал, что поможет ей уехать из страны. Надо только дождаться возвращения брата Себастьяна и Белинды.

Ожидание казалось бесконечным, хотя прошло всего пять дней. На шестой день под вечер монах-цистерианец вернулся в поместье своих родственников. Но с ним был один только Тоби, оказавшийся, и правда, весьма полезным в пути. Однако Белинды с ними не было. Донельзя удручённый неудачей брат Себастьян поведал слушателям, что он опоздал. Буквально за три дня до его приезда в монастыре объявился посланник короля Генриха. Он привёз королевское повеление дочери казнённого за измену барона Стэнхема явиться ко двору, чтобы вступить в брак с выбранным монархом мужчиной. Никаких подробностей узнать не удалось. Но мать Евфимия дала понять брату-цистерианцу, что ему не следовало бы попадаться на глаза людям короля. Гнев монарха, по всей видимости, ещё не угас. А на вопрос о пребывающей здесь недавно девице Аликс Вейк, мать-настоятельница пояснила, что девушка недавно умерла, и показала в подтверждение своих слов скромную могилку.

Несчастье, случившееся с Белиндой, очень огорчило Аликс, до слёз. Она лучше других знала, чего можно ожидать от брака, организованного королём для дочери изменника. Оставалось горячо сочувствовать подруге и молиться, чтобы её доля не оказалась слишком тяжкой. Сама же Аликс была теперь свободна, и эта новость оказалась ни с чем не сравнимой радостью. Ей чудилось, что она теперь может расправить крылья и лететь, как птица. Что будет дальше, какие трудности ждут её на жизненном пути – это сейчас не казалось важным. Она справится, одолеет все преграды и будет счастлива вопреки всему. Вопреки воле злобного короля Генриха.

Глава 4

Нелегка ты, королевская доля

Ранняя осень 1489 года

А Генриху снова думалось. На этот раз думы не давали спать. Как будто бы всё сделано правильно, он учёл всё, что должен был. Не оставил без внимания ни единой мелочи. Но почему что-то тревожит? Почему так неспокойно на сердце? Ведь рядом верные или, во всяком случае, дорого купленные люди. И рядом матушка. Уж она видит и знает всё.

Маргарет Бофор, «Её Светлость мать короля», была ангелом-хранителем своего вступившего на престол единственного сына. Она была набожна, образована и умна, покровительствовала книгопечатанию и образованию, поддерживая колледжи в Оксфорде и Кембридже, основала там кафедры богословия. Но главным делом её жизни было сохранить и укрепить трон сына, который она так старательно и так долго для него готовила.

Леди Маргарет очень гордилась своим происхождением. Ещё бы! Такой предок как Джон Гонт, третий сын короля Эдуарда III Плантагенета, дорогого стоит. Джон был силён, и мог держать в руках целое королевство. Ведь в последние годы правления отца, когда он был уже не способен принимать здравые решения и, тем более, их выполнять, именно Джон управлял Англией, поскольку старший брат и наследник престола Эдуард, принц Уэльский был далеко, на континенте. Там у него был свой двор в Бордо, и он много воевал. А здесь Джон взвалил на себя все тяготы с ослабевших плеч отца. Приходилось ещё воевать с обнаглевшей мадам Алисой Перрерс, взявшей после смерти матушки, королевы Филиппы Геннегау, слишком много власти в свои маленькие, но жадные руки.

Маргарет любила рассказывать романтическую историю о всепобеждающей любви своего славного предка к Кэтрин Суинфорд, фрейлине его матери. Любимая женщина подарила ему четырёх детей, и все они, к сожалению, родились вне брака. Но это не мешало Джону заботиться о них и добиться для детей от своей любимой женщины впоследствии высокого положения. Он был женат первым браком на Бланш Ланкастерской, дочери прославленного военачальника и верного друга короля Эдуарда Генри Гросмонта, ставшего первым герцогом Ланкастером. Именно от него, не имевшего собственных сыновей, Джон и унаследовал через женитьбу земли, богатство и титул. Второй брак был продиктован политическими мотивами – он женился на Констанце, дочери короля Кастилии Педро Жестокого. И только овдовев во второй раз, Джон смог повести к алтарю женщину, которую любил. А своим бастардам сумел добиться законного признания, хотя права претендовать на трон никто из них не имел. Дети герцога от этой женщины получили фамилию Бофор, по названию замка на континенте, где родились, и Маргарет всегда считала, что род их имеет, чем гордиться. На бастардную линию в первоначальном гербе она предпочитала не обращать внимания. Главное – богатство и положение.

Старший сын Джона Гонта, герцога Ланкастера, Джон Бофор, стал первым графом Сомерсетом, а его наследник, тоже Джон, первым герцогом Сомерсетом. Другие дети Джона Гонта были также прекрасно устроены. Генри Бофор был епископом Винчестерским и кардиналом. Томас Бофор стал герцогом Экстерским. А дочь Джоанна Бофор – графиней Уэстморлендской, связанной родственными узами с семейством Невиллей. Внучка же Джона Гонта, тоже Джоанна, взошла на трон, став королевой Шотландии.

Бофоры издавна враждовали с Йорками. Эдмунд Бофор, граф Дорсет всегда рвался к власти. После смерти герцога Бедфорда, бывшего регентом во Франции при малолетнем короле Генрихе VI Ланкастере, он претендовал на его место. Но фортуна не улыбнулась графу – ему предпочли герцога Ричарда Йорка. Так началась их вражда. Первый срок своего недруга в качестве регента граф Дорсет ещё как-то стерпел, хотя с трудом. А на второй срок, обещанный королём, он просто Йорка не допустил. Войдя в сговор с королевой Маргаритой Анжуйской и верным ей герцогом Саффолком, Эдмунд добился того, что король не сдержал данного слова, и желанная должность досталась ему. Но тут удача изменила Бофору. Французы, оправившись после нанесенных им поражений, окрепли настолько, что сражаться с ними стало тяжело. Английская армия терпела неудачи и несла потери. А отвечать за это приходилось регенту. По возвращении в Англию он даже был обвинён в государственной измене и заключён в Тауэр – едва сумел спасти свою голову. И тут началось то, что получило впоследствии название войны роз, и что некоторые называли ещё войной кузенов. Эдмунд Бофор и его ненавистный враг Ричард Йорк встретились в первой же битве этой войны – в Сент-Олбансе, неподалёку от Лондона. Герцог Йорк сумел разбить королевские войска, а Эдмунд Бофор, граф Дорсет пал в сражении.

Его сыновья Генри и Эдмунд горели желанием отомстить за гибель отца. Они выступили на стороне Ланкастеров в нескольких последующих сражениях. Но обоим не повезло. Они попали в плен и были казнены по приказу уже взошедшего на престол короля Эдуарда IV.

И как такое можно было простить Йоркам? Леди Маргарет Бофор, конечно же, считала их своими заклятыми врагами. Она сделала всё, что было в её силах, чтобы навредить последнему из Йорков, Ричарду Глостеру, который тоже умудрился взойти на трон, и способствовать продвижению к престолу своего сына. Ну и что, что было королевское повеление Бофорам не претендовать на корону? От Ланкастеров-то никого и не осталось. И почему бы не взять в руки то, до чего, пусть с большим трудом, но всё же можно дотянуться?

Вся эта эпопея с вторжением Генриха в Англию и последующим жестоким сражением была для неё огромным напряжением сил и нервов, а потом сокрушающей радостью. Коронация Генриха, рождение наследника – это было счастьем, о котором она мечтала много лет. Невестку леди Маргарет не жаловала, но для сына готова была на всё. И оберегала его интересы всегда. Он, к её великому удовлетворению, считался с её мнением и всегда советовался. Хотя её мальчик, выросший в таких тяжёлых условиях, был очень недоверчив.

Сейчас, в эту бессонную ночь Генриху думалось о том, что вероятно его враги начали плести новую сеть, в которую хотят его поймать. Поползли слухи, что на континенте объявился доблестный рыцарь, называющий себя сыном короля Эдуарда Йорка, законным сыном, поскольку король и его мать, леди Элеонор Батлер были обвенчаны прежде, чем вероломный возлюбленный отвернулся от своей избранницы. Слухи эти пока ничем себя не подтвердили. Никто не высказал претензий на корону, которую он, Генрих, завоевал себе в доблестной битве. Хм! Ну, пусть для него завоевали, ладно. И возможно, все эти слухи вообще пустая болтовня, чтобы лишний раз заставить его поволноваться. Как будто у него не хватает причин для беспокойства! Уж чего-чего, а этого ему досталось с лихвой.

Однако, если правда то, что объявившийся рыцарь – сын Эдуарда и Элеонор, то у него могут быть достаточно прочные позиции в мире европейской знати. По его, Генриха, поручению верные люди собрали подробное досье.

Прежде всего, оказалась, что никому не известная Элеонор Батлер на самом деле по происхождению Элеонор Тальбот, а это вам не серенькая дворяночка из провинции. Её отец Джон Тальбот, первый граф Шрусбери, был прославленным рыцарем, одержавшим победы в сорока семи сражениях. И он был верным соратником покрывшего себя неувядающей славой короля Генриха У Плантагенета, победителя французов, триумфатора в битве при Азенкуре. И, к тому же, достойный рыцарь был потомком короля Эдуарда I и Элеоноры Кастильской. А это уже ого-го какой стимул, чтобы двумя руками держаться за его дочь. Но глупый Эдуард, которого всегда вела не голова, а, прости Господи, только нижняя часть его туловища, сумел променять её на действительно серенькую дворяночку, которой и гордиться-то было нечем. Спорить не приходится, Элизабет Вудвилл, его собственная тёща, была очень хороша собой. Она и сейчас ещё не растеряла своей красоты даже за стенами монастыря, как ему докладывали, – все эти годы он продолжал бдительно следить за каждым её шагом. Обозлённая женщина способна на многое, тем более такая, как бывшая королева, – умная, предприимчивая и очень находчивая.

А Элеонор Тальбот… О, её история весьма занимательна. Эта женщина по рождению принадлежала к сливкам аристократии. Но, как и её отец, была склонна к не совсем обдуманным, мягко говоря, поступкам.

Её батюшка Джон Тальбот был женат на Маргарет Бьючамп, чей род был связан родственными узами с семействами Невиллей, Сомерсетов и Норфолков. И поэтому Элеонор была, по сути, кузиной и Изабеллы Невилл, герцогиги Кларенс, и Анны Невилл, герцогини Глостер и королевы Англии. Сам же Джон без конца сражался на континенте, отдавая всю свою силу и воинскую доблесть делу процветания английской короны. В своих владениях он появлялся нечасто, но, тем не менее, одарил супругу по меньшей мере пятью детьми. Во всяком случае, помимо Элеонор, известны две дочери (герцогиня Сомерсет и герцогиня Норфолк) и два сына. Сам доблестный рыцарь воевал до седых волос и погиб на поле боя в семьдесят лет. И тут тоже была любопытная история, которую долго передавали из уст в уста по обе стороны пролива. После всех своих побед неустрашимый Джон Тальбот споткнулся о неудачу и угодил в плен к французам. Уважая его заслуги и его седины, почтенного вельможу отпустили под честное слово не надевать броню против французов. Своё слово он сдержал весьма своеобразно, можно сказать, в буквальном смысле – продолжал воевать, не надевая доспехов. И, конечно, погиб. Его называли героем и в Англии, и во Франции. Но на его, Генриха, взгляд, это было крайне глупо и непрактично.

Такой же непрактичностью отличалась и его дочь Элеонор. Она, имея прекрасные брачные возможности, вышла замуж по любви за человека значительно более низкого происхождения. Томас Батлер был, конечно же, далеко не беден, но, увы, не герцог, и даже не граф. Их брак, не благословлённый свыше детьми, продлился недолго, и в двадцать три года красавица Элеонор осталась вдовой, впрочем, весьма неплохо обеспеченной.

Потеряв супруга, молодая женщина вскоре отправилась в Восточную Англию, где семейство Батлеров имело свою собственность. И здесь, в замке Фрамлингхем Кастл она, на свою беду, встретила красавца Эдуарда Йорка, «шесть футов мужской красоты», как говорили о нём. Романтичная Элеонор не устояла перед чувством, однако строго держала оборону на телесном фронте. Потерявший от разгоревшейся страсти голову Эдуард, не способный сдержать бурлящие в нём желания, вступил в брак со своей дамой сердца. Их венчал епископ Стиллингтон. Но огласки этот брак не получил. Достаточно скоро ветреный Эдуард, взявший приступом сопротивлявшуюся крепость, охладел к своей избраннице и покинул её. Леди Элеонор с разбитым сердцем удалилась в монастырь, где впоследствии умерла молодой. А вот родила ли она там наследника Эдуарда Йорка, доподлинно установить так и не удалось. И теперь приходится с замиранием сердца прислушиваться к долетающим с континента слухам и гадать, есть ли в этом угроза или нет.

И что делать, если это, действительно, правда? Как тогда справиться с новой напастью? Воевать? Нет, это не его призвание. Нужно что-то придумать, чтобы обезопасить трон для себя и своего наследника. Артуру вот-вот исполнится три года. Он, отец, надумал сделать по этому поводу большой праздник. Мальчику будут дарованы титулы графа Честера и принца Уэльского, и его нужно посвятить в рыцари Бани. Время идёт. Наследник подрастает, и скоро нужно будет начинать его обучение. Чем раньше он начнёт постигать науку управления государством, тем легче будет ему потом, когда придёт его время править. А жена, тем временем, носит ещё одного ребёнка. Кто будет на этот раз? Хочется, конечно, много сыновей. Так спокойней. А то ведь всякое может случиться.

При этом повороте мыслей перед глазами, как наяву, снова встал тот мальчишка, молодой граф Бэкхем, которого он велел казнить. Красивый был мальчишка, сильный. И оказался твёрд духом. Жаль, что пришлось его убить. Но тогда он не видел иного выхода. Нужно было поддержать свой престиж. А мальчишка был слишком дерзок. Правда, теперь, когда взрослеет на глазах его маленький Артур, на всё смотрится иначе. И не дают покоя те злые слова, что бросил старый рыцарь, добровольно устремившийся на плаху за своим воспитанником. Голос его и сейчас звучит в ушах. На огромном, заполненном людьми холме тишина. И это проклятие, отравленной стрелой засевшее в душе. А потом совершенно неожиданный проливной дождь. Ливень. Как будто небеса бросили своё неодобрение ему, Генриху.

Не думать об этом. Нет! Не думать! Не думать!

Но кто же всё-таки строит сейчас козни против него? И снова перед его внутренним взором встаёт оскаленное в волчьей ухмылке лицо Фрэнсива Ловелла. Проклятый виконт! Никак не избавиться от его образа. Это же надо, такую верность проявлять к погибшему другу. И как это удавалось Ричарду находить таких друзей, таких преданных рыцарей, что, не задумываясь, шли за ним на смерть? А у него, Генриха, никогда не было друга, ни одного. Только дядюшка и мать, которые всегда заботились о нём. Только им он и может доверять.

Ночь прошла в тяжёлых размышлениях.

А утром, выйдя после беспокойных ночных часов подышать свежим воздухом в свою излюбленную аллею, Генрих вдруг застыл в позе соляного столба. На стволе большого раскидистого дерева, под которым он частенько сиживал, белел листок, приколотый большим, устрашающего вида кинжалом. На плохо сгибающихся ногах Генрих подошёл ближе, чтобы прочесть зловещее послание.

«Берегись, злодей! Возмездие близко. Ф.Л.» – было написано большими, не слишком аккуратными буквами. Душа упала куда-то вниз, сердце забилось сильно и гулко. Генрих быстро осмотрелся по сторонам, сорвал злополучное послание вместе с удерживающим его оружием и быстро, почти бегом устремился обратно во дворец. Сначала хотел поднять шум, но потом одумался и вызвал к себе незаменимого Грегори Майлса. Показал верному слуге, готовому охранять его надёжней самого злого сторожевого пса и, не задумываясь, выполнять любые поручения, зловещие доказательства затеваемого против него, Генриха, злодеяния. И велел самым тщательным образом проверить всех, кто работает во дворце, и кто вхож сюда. Приказал не оставить без внимания и его специальную охрану. Кто знает, враг мог затесаться и в ряды тех, кто обязан оберегать монарха.

– Всех, Майлс, всех. Проверь каждого, просвети до самого донышка и доложи мне, – велел напоследок.

Верный слуга ушёл, а Генрих не мог найти себе места. Еда не шла в горло, хотелось пить. Голова горела, в ушах стоял звон.

– Вы что-то плохо выглядите, Генрих, – тревожно сказала королева Элизабет, – здоровы ли вы?

«Так я и поверил, что тебя волнует моё здоровье, йоркистское отродье», – пронеслось в голове.

– Не стоит беспокоиться, дорогая, я просто немного простыл, – холодно откликнулся он. – Полежу пару дней, отдохну, и всё встанет на место.

– Я принесу вам липовый чай, мой супруг, – с тем же выражением лица произнесла королева, – прямо сейчас.

– Да, – согласился он, подумав о том, уж не хочет ли она отравить его.

Но, поразмыслив пару минут, пришёл к заключению, что Элизабет нет резона покушаться на его жизнь. Во всяком случае, сейчас, когда жива всесильная матушка, а наследник ещё совсем кроха. Поэтому он залпом выпил пахнущий тёплым летом отвар и попросил жену оставить его одного – он-де хочет поспать.

Королева ушла, а о сне, конечно, не было и речи. Даже просто лежать в постели было невозможно. Он ходил и ходил по комнате, твёрдо зная, что здесь и сейчас его не достанет никто. Охрана надёжна, а Майлс, конечно же, проверил тех, кто стоит сейчас у двери, в первую очередь.

Но покоя не было. Он не мог заглушить в себе уверенность, что проклятый Ловелл остался жив. Он такой изворотливый. Тогда, после битвы при Босуорте, когда пал Ричард, Фрэнсису удалось спастись. Он бежал в Колчестер и укрылся в аббатстве Святого Джона, а потом скрылся по ту сторону пролива. Скорее всего, и сейчас, после Стоук-Филда опять улизнул. И теперь будет вечной занозой в его, Генриха, попе, прости Господи, – и вытащить невозможно, и сидеть больно.

Только к концу следующего дня преданный Грегори смог сказать ему хоть что-то определённое.

– Всё как будто чисто, мой господин, – прошелестел он как всегда еле слышным голосом. – Подозрения, и то довольно шаткие, вызвал лишь один из охранников, Оуэн ап Рис, валлиец.

– Так возьми его, Майлс, и самым тщательным образом допроси в той комнате в подвале, что тебе хорошо известна. Там становятся разговорчивыми все, ты же знаешь.

– Я уже отдал распоряжение, Ваше Величество.

Грегори ушёл, а спокойствия не прибавилось. Неужели его мог предать свой, валлиец? Ведь они всегда верно служили, если не ему, то дядюшке Джасперу Тюдору, могущественному графу Пембруку, ныне герцогу Бедфорду. Неужели? Впрочем, деньги, если их достаточно много, могут преодолеть любую верность, как ему казалось.

Следующая ночь прошла так же беспокойно, как и две предыдущие. Сна не было. Генрих изредка забывался ненадолго не сном, но дрёмой, а потом вскидывался, и снова начинал вышагивать по комнате, пока не валился обессиленный на широкую кровать. Уснул только под утро. Но и во сне не имел покоя. Злобное лицо Фрэнсиса Ловелла смотрело на него из-за дерева и доводило до жути волчьим оскалом. А потом на него снова мчался неустрашимый Ричард. И опять падал, обливаясь кровью, Уильям Брэндон, роняя на землю знамя с Красным Драконом. И опять остановилось мгновение, как в сказке. И тут… Он проснулся, обливаясь холодным потом. Было утро. Вызвал слугу. Велел сменить рубаху и простынь. И принести поесть. Нужны были силы, чтобы противостоять всему, что на него навалилось.

Майлс появился только после полудня, бледный, усталый.

– Что? – устремил ему навстречу тревожный взгляд король.

– Нет, мой повелитель, ничего не вышло. – Он устало склонил голову. – Мы промучились с ним всю ночь и целое утро. Но он твердил, что ни в чём не виноват. Даже когда с него сдирали кожу и посыпали раны солью, он, ругаясь самым непристойным образом и проклиная всё на свете, утверждал, что невиновен. Он умер полчаса назад. Крепкий был мужчина. Мало кто может выдержать эту камеру так долго.

Генрих набожно перекрестился. Ещё один грех взял на душу? Впрочем, что уж теперь считать. А защищаться надо.

Прошло ещё три дня, прежде чем король пришёл в себя настолько, чтобы заняться государственными делами. А их накопилось множество.

Нужно подумать о том, как наполнить казну. Хватит с него, насиделся в бедности. Теперь он имеет полное право жить на широкую ногу и содержать двор, который будет не хуже, чем у других европейских монархов. Почему нет? Он король великой державы и имеет на это полное право. Правда, обходится такой двор ой-ой как недёшево. Но положение обязывает. Матушка говорит, что так правильно, а ей он привык доверять. Сама-то она ходит всегда в скромном чёрном одеянии, но в комфорте себе отказывать не собирается, да и университеты вот взялась опекать – и Оксфорд, и Кембридж. А это потребует немало средств, если она начнёт выполнять то, что задумала.

Подрастает сын-наследник. Ему нужно дать всё самое лучшее. Мальчику предстоит продолжить династию, основу которой он, Генрих, заложил, не останавливаясь ни перед чем, рискуя даже подчас вечной жизнью собственной души. Хочется думать, что династия эта будет никак не слабее и, конечно же, не короче, чем у Плантагенетов. Нет! Ему видится долгий и блестящий путь, открытый перед его потомками. Династия Тюдоров! Звучит замечательно. И все понимают, что в основе своей династия связана с самим Камелотом и легендарным королём Артуром. Он, Генрих, достаточно ясно дал это понять. Теперь надо поднять на ноги достойного наследника. А Артур подаёт большие надежды. Прекрасный ребёнок, крепенький, здоровый, разумный. Его теперь ожидает орден Подвязки. Ещё со времён Эдуарда III очень почётно иметь место в этой элите из элит общества. И надо дать ребёнку достойное образование, это само собой разумеется. Принц Уэльский, наследник английского трона будет блестяще образованным молодым человеком, чего бы это ни стоило отцу.

Но сейчас вопрос в другом. Где всё-таки взять деньги на всю эту роскошную жизнь, которая должна стать для него уже привычной? Слов нет, он хорошо выпотрошил всех этих аристократов, что стояли за Ричарда Глостера. Сто тридцать восемь аристократических родов он лишил их достояния и исконных прав. Да-да. Это точная цифра. Ведь он никогда никому не доверяет и всё до мелочи контролирует лично. А как же! Иначе никак нельзя. Так вот, получилась в казне сумма внушительная. И доход с конфискованных владений опять же туда идёт. И ещё он надумал собрать под свой надзор всех наследниц, имеющих приличное состояние. Это очень удачная мысль, и она уже приносит свои плоды. Пока он подбирает женихов этим девицам, их владения поддерживают казну. А потом таким подарком можно купить преданность нужных людей. Их вон сколько вокруг вьётся, всё подачки ожидают. Но не на того напали. Он, Генрих, ничего никому не даст просто так. Эти невесты – его капитал. И он будет расплачиваться ими в собственных интересах. Элизабет что-то пыталась говорить ему насчёт неравного брака, когда он отдал руку леди Глэдис Блукпул, владеющей двумя великолепными поместьями, этому выскочке Кристоферу Морсби, превратив его одним взмахом руки из простого рыцаря в барона. Зато он теперь землю будет рыть ради него, Генриха. Ну и что с того, что эта очаровательная невинная девушка попала в лапы грубому мужлану, на тридцать лет её старше, как говорила Элизабет? Значит, такова её судьба. Всё это сентиментальная чушь! Он король и будет делать только так, как выгодно ему. А девчонка переживёт. Не она первая, не она последняя.

И ещё нужно укрепить судовую систему. Ведь беспорядков и нерешённых вопросов в стране за эти годы противостояния Ланкастеров и Йорков с их постоянными кровопролитными сражениями накопилось множество. Это было поистине время беззакония. Его детище – «Звёздная палата» – конечно, функционирует отлично. В состав заседателей он вводил от двадцати до тридцати человек. Они рассмотрели уже множество дел, касающихся высшей знати. Но приходится заниматься и другими вопросами, менее значимыми. Значит, нужно расширять практику мировых судей. Это важное дело.

А чтобы увеличить приток средств в казну, нужно ещё внести кое-какие изменения в систему торговли. Можно, например, ввести запрет на ввоз в страну заготовок текстильных изделий – ведь на готовую одежду следует начислять более высокий налог. Служба взыскания налогов получила уже куда более широкие полномочия. Да, народ ропщет и проявляет недовольство. Ну и что? Интересы короны важнее. Говорят, сборщики налогов пользуются в стране не просто плохой репутацией – их откровенно ненавидят. Особенно его надёжных помощников в этом вопросе – Ричарда Эмпсона и Эдмунда Дадли. Ну да, он позволил им много, и они установили массу новых штрафов, в том числе и за давно просроченные проступки – задним числом. И не о чём говорить. Люди хотели мирной жизни – они её получили. Воевать он, Генрих, не намерен. Но за мирную жизнь нужно платить, разве нет?

Могущество знати он уже заметно ослабил. Они сами поубивали друг друга в этой нескончаемой вражде, открыв путь к трону ему, Генриху. А потом и он со своей «Звёздной палатой» подоспел. Замечательная идея возникла у него, и он быстро воплотил её в жизнь. Этот чрезвычайный суд получил право без вмешательства присяжных, своим собственным решением открывать преследование и выносить приговоры. Результаты только радовали.

Тогда, после разгрома мятежа в пользу претендента на престол Ламберта Симнела, он хорошо поработал с ирландскими вельможами, запугал их основательно. В «Звёздную палату» для допроса был доставлен Джеральд Фитц-Джеральд, граф Килдейр. Но это твёрдый орешек, не боится ни Бога, ни самого дьявола. И вменить ему особенно было нечего, чтобы казнить по закону. А пойти против правил слишком опасно – тогда уж точно восстания не избежать. Как ни крутили его хитромудрые юристы, ничего с графом сделать не смогли. Но он, Генрих, нашёл всё-таки выход из положения – назначил непокорного графа своим наместником в Ирландии. И что вы думаете? Ему просто некогда стало строить козни против короля, поскольку своих дел стало невпроворот – его на этом зелёном острове не очень-то любили. А был он человеком и вправду отчаянным. Подумать только! Позволил себе поджечь кафедральный собор в Кэшеле в полной уверенности, что архиепископ находится внутри. Потом сожалел о содеянном лишь потому, что просчитался.

А с другими справиться ничего не стоило. Он собрал взятых в плен вельмож всех вместе и произнёс перед ними длинную речь, убеждая их в ошибочности принятой позиции. Потом пригласил их в пиршественный зал. А здесь на самом видном месте, на возвышении их ожидало неожиданно мрачное зрелище – плаха и топор, правда, завешанные чёрным крепом. Намёк был яснее некуда. Их, разумеется, пробрала дрожь, поскольку были бы орудия казни открыты, это просто служило бы приговором. А он, Генрих, как радушный хозяин принимал их за прекрасно накрытыми столами. Вино лилось рекой, а виночерпием служил сам несостоявшийся король – мальчишка Ламберт Симнел. Надо было видеть, как они шарахались от него и громко проклинали тот час, когда позволили себе ввязаться в это дело. Один лишь лорд Десмонд, тоже из рода Джеральдинов, как и сам граф, не убоялся ничего. Ему потом донесли, что тот не только спокойно принял чашу из рук мальчишки, но и ещё говорил что-то насчёт чести – у Генриха Тюдора, мол, своей чести нет, так он и нашу не щадит. Ну, ничего, с ним он ещё разберётся. Не всё сразу.

А сейчас пока нужно подумать ещё и о том, как уменьшить свою зависимость от парламента, а лучше вообще избавиться от необходимости созывать его. Нужно ввести новые законы, которые будут полезны ему, королю. И очень важно утвердить за собой единоличное право назначать наследника престола. И нужно ввести самую строгую экономию в государственном хозяйстве. Надо, надо…

А жена, между тем, родила. Да, 28 ноября в королевской семье родилась первая принцесса. Жаль, не мальчик. Но девчушка очаровательная. Назвали её, разумеется, Маргарет, в честь бабушки. Надо же порадовать сердце матушки. Она, несомненно, возьмёт внучку под своё крыло. И хорошо. Бабушка воспитает её достойной принцессой, которой придётся когда-нибудь послужить своему отцу-королю и королевству. Ведь дочери это тоже ценный товар. С их помощью можно решить некоторые щекотливые политические проблемы. Так что переживать не стоит. Однако и усилий прекращать нельзя, нужно усердно трудиться ради получения следующего сына. Каким-то он будет?

Глава 5

Прошлое смотрит в глаза

Осень 1489 года

В эту дождливую ночь, когда ветер как-то особенно тоскливо завывал среди высоких деревьев парка и дерзко гулял по монастырскому клуатру, графине Луизе, нет, теперь сестре Марии, не спалось. События, происшедшие здесь, в монастыре, когда она столкнулась с двумя изломанными девичьими судьбами, напомнили ей перипетии собственной жизни, так же поломанной чужой волей. Она вновь почувствовала себя юной девушкой, ожидающей от жизни так много. А жизнь пролетела, оставив на сердце незаживающие раны. Она потеряла всех, кого любила – отца, мужа, сына. Рядом осталась одна мать, и сердце сжималось от страха, когда она думала, что графине Сесилии уже давно перевалило за шестьдесят, и жизнь её может оборваться в любой момент. Мать стала такой хрупкой в последнее время, такой слабой. А несчастная дочь мучается в их родовом замке, который ныне принадлежит её тирану-мужу, и ждёт часа, когда сможет тоже укрыться за стенами монастыря. Бедная девочка! Она так и не узнала радостей любви. Они с матерью хотя бы любили, и им есть, что вспомнить.

Луиза Бэкхем, очаровательная младшая дочь графа Ральфа Бэкхема, была девушкой твёрдых убеждений. Главной и отправной точкой её жизненного кредо была полная и абсолютная уверенность в том, что любви на свете не существует, и все разговоры о ней – всего лишь выдумки романтически настроенных людей. Свою убеждённость она черпала из того, что видела вокруг себя. Матушка её, графиня Бэкхем была очень красивой женщиной даже сейчас, в её сорок два года. Однако муж никогда не проявлял к ней никакого видимого внимания, и, как знала Луиза из разговоров осведомлённых во всех господских делах слуг, уже несколько лет почти не посещал опочивальню супруги. Никогда в жизни не видела девушка, чтобы её родители улыбались друг другу, ни разу не слышала ласковых слов между ними, только вежливые разговоры о насущных делах. Между тем, отец её, мужчина видный и сильный даже в свои пятьдесят, обладал очень жизнелюбивой натурой и имел немало женщин, с которыми охотно делил постель, как в замке, так и в деревне за его стенами. Это знали все, и бастарды графа, сверкающие такими же, как у него и у обеих его дочерей, зелёными глазами, во множестве бегали в его владениях. Правда, ими он не интересовался совершенно и родивших их женщин милостями не осыпал.

Другим столь же горьким примером была жизнь старшей сестры Луизы, Вайолет. Четыре года назад её выдали замуж за второго сына барона Педжета в Линкольншире. Мало того, что муж не смог предоставить ей таких условий жизни, к каким она привыкла в родительском доме, так он ещё и награждал её без конца детьми. Вайолет сама писала об этом матери, жалуясь на то, что хотела бы передохнуть от родов, но муж не оставляет её в покое – Луиза случайно прочла это письмо и очень огорчилась за сестру. А полгода назад Вайолет умерла, не доносив до срока третьего ребёнка. Тогда впервые Луиза увидела, как плачет её мать, всегда такая спокойная, выдержанная и достойная женщина.

Ну и как, скажите, после этого можно верить, что на свете есть любящие и верные мужчины, благородные рыцари, о которых слагают легенды и поют баллады? Сказки всё это!

Молоденькая горничная Луизы синеглазая Дебби убеждала хозяйку, что когда приходит любовь, женщина ощущает это как толчок в сердце. Сердцу становится горячо, от взгляда мужчины кружится голова, а от звуков его голоса трепещет всё внутри. Это истинная правда, настаивала Дебби. Она сама испытала это полгода назад, когда впервые столкнулась лицом к лицу с Роном, младшим лакеем хозяина замка. И с тех пор её сердце трепещет и тает каждый раз, как она попадает в объятия к своему избраннику. А он… Ей, право, неловко говорить леди Луизе, что с ней делают руки и губы Рона, но она готова всю жизнь провести в этих любовных утехах. И Рон обещал испросить у господина разрешение жениться на ней. Конечно, когда милорд граф вернётся домой.

Луиза слушала рассуждения Дебби вполуха, но какую-то трещинку в её броне они пробили. Тень сомнения стала иногда появляться в красивой головке девушки. Всё-таки, несмотря ни на что иногда очень хотелось верить в эти сказки. А вдруг так бывает?

Молодая наследница владений графа Бэкхема мало интересовалась тем, что происходит вокруг, и куда уехал её отец на этот раз. Он ведь очень часто уезжал в последнее время и всегда брал с собой своих солдат. Но в один холодный вечер она случайно задержалась в гостиной, уютно устроившись под тёплым пледом в глубоком кресле, где предавалась размышлениям о том, есть ли в действительности любовь на свете, и невольно стала свидетелем разговора матери с их управляющим Тоби Бертоном.

– Скажите, мастер Бертон, – спросила мать непривычно взволнованным голосом, – что, дела сторонников графа Уорвика и, вправду, так плохи?

– К сожалению, да, миледи, плохи, – с глубоким вздохом ответил управляющий. – Король Эдуард набрал большую силу и уверенно теснит ряды противников. А Джордж Йорк, герцог Кларенс, говорят, переметнулся к брату и предаёт тестя, хотя тот ещё об этом не знает. Надо думать, что решающее сражение уже совсем близко.

– Боже мой, Боже мой! – со слезами в голосе воскликнула леди Бэкхем, ломая руки. – Только бы он не погиб там в этом сражении! Только бы остался жив!

– Наш господин граф сильный человек, миледи, и опытный воин, – постарался утешить хозяйку управляющий. – Вы же знаете, через сколько сражений он прошёл. И с ним верный Уилл. Он не допустит, чтобы с хозяином стряслась беда. Полагаю, недолго нам ждать уже возвращения господина графа.

Луиза замерла в своём укрытии. Пресветлая Дева Мария! Что же происходит в большом мире за стенами их замка? Она никогда не думала об этом, а там, оказывается, бушуют бури. Как же ей узнать об этом поподробнее?

На следующее утро после завтрака Луиза отправилась к казарме, где жили охраняющие замок воины, и отыскала капитана гарнизона сэра Элтона Олторпа. Она отвела его в уединённое место и устроила старому вояке настоящий допрос о том, что происходит в их стране, и куда отбыл на этот раз её батюшка. Сэр Элтон внимательно посмотрел на молодую хозяйку, вздохнул и сдался.

– Вы, конечно, очень молоды ещё, леди Луиза, – начал он, – однако времена сейчас тяжёлые, и вам, пожалуй, стоит знать правду. Видите ли, в нашей стране давно уже идёт борьба за власть между двумя могучими семействами, двумя ветвями династии Плантагенетов – Ланкастерами и Йорками. Война с переменным успехом. В этой войне погибло уже много дворян, как сторонников Алой розы Ланкастеров, так и приверженцев Белой розы Йорков. А сколько простого люда полегло, уже и не счесть. Сейчас перевес склоняется на сторону Эдуарда Йорка. Его бывший наставник, который помог ему взойти на трон, – всемогущий граф Уорвик – со временем перешёл в стан Ланкастеров и сейчас возглавляет военные действия против короля. Однако король упорно теснит его. Говорят, что здоровье и силы графа уже не те, что прежде, а самое плохое, что я слышал, – это предательство его зятя герцога Джорджа Кларенса. Ходят упорные слухи, что герцог уже в стане короля, и брат простил ему былое отступничество от семьи. Поэтому мы все с трепетом ожидаем грядущих событий. Ведь ваш батюшка, граф Бэкхем, с самого начала выступал на стороне Ланкастеров.

Луиза была потрясена тем, что услышала. Почему она не знала этого раньше? Почему родители не рассказали ей о серьёзности положения? Или она сама виновата в том, что ничего особенно и не хотела знать кроме своих собственных девичьих интересов? Девушка впала в глубокие раздумья, и это не замедлило отразиться на ней – она повзрослела сразу на несколько лет.

Графиня Сесилия, будучи любящей и заботливой матерью, не могла не заметить перемен, происшедших так внезапно в состоянии её дочери. Вечером холодного мартовского дня она задержала Луизу в гостиной и усадила в кресло рядом с диваном, на котором сидела сама.

– С тобой что-то происходит, девочка моя? – спросила мать с тревогой. – Ты сама не своя последнее время.

– Мне очень стыдно, матушка, – тихо ответила на это Луиза. – Я уже взрослая, мне семнадцать исполнилось, а я вела себя, как маленькая, и пряталась в своих детских переживаниях от жизни. А она, оказывается, такая тяжелая. И мне очень страшно теперь за батюшку. Ведь он не просто по своим делам уехал, как я узнала, нет, он там, где проливается кровь. Почему вы не сказали мне об этом раньше, матушка? Почему не позволили мне разделить ваши волнения и горести?

– Глупышка моя, – леди Сесилия грустно улыбнулась и погладила дочь по голове. – Я хотела, чтобы ты подольше оставалась в спокойном детстве, не ведая взрослых бед, их ещё с лихвой будет в твоей жизни.

– А батюшка? От него есть ли известия? – Луиза смотрела на мать с глубоким волнением.

– Были, последнее – шесть дней назад. Они отступают под натиском сил короля Эдуарда. Где они сейчас, я не знаю. И жив ли он ещё, твой отец? Ох-х!

И леди Сесилия горько разрыдалась, упав головой на сложённые руки. Дочь бросилась к ней, нежно обняла за плечи и притянула мать к себе на грудь, гладя её по голове, как маленькую.

– Ну что вы, матушка, можно ли так горевать? Ещё и неизвестно ничего ведь. И потом…

Луиза замялась, не зная, как сказать матери о том, что она считала единственной правдой.

– Ты ничего не понимаешь, девочка моя, – графиня утёрла слёзы и взглянула на дочь с такой тоской, что сердце девушки сжалось. – Если с моим Ральфом что-нибудь случится, я не смогу жить, просто не смогу.

– Но как же так, матушка? – глаза Луизы широко открылись. – Ведь он…

– Знаю, что говорят все в замке. Да, он изменял мне всегда, с самого начала. У него полно бастардов в округе. Но я его люблю. С первой минуты нашей встречи люблю. И он один только и нужен мне на земле. Другого мужчины в моей жизни не будет никогда.

Луиза хотела что-то возразить, но леди Сесилия остановила её движением руки:

– Ты действительно уже выросла, доченька, и должна кое-что понять в жизни. Любовь – это чувство, которое даётся только один раз. Я его получила от судьбы, и очень за этот дар благодарна. А твой отец… Что вы знаете о нём? Что вы все можете знать о том, каким он бывает в моей опочивальне? Сколько радости дарит мне своими ласками? Пусть он не часто посещает меня наедине, но даёт столько любви, что её хватит на годы. Он просто очень скрытный человек, и никогда не показывает своих чувств на людях.

Луиза была потрясена. Все её теории рушились на глазах. Какая же она глупая! Девушка прижалась к матери и разрыдалась. И так долго сидели они, обнявшись, плача и утешая друг друга.

А потом потянулись тягостные дни ожидания. Время шло настолько медленно, что казалось, будто оно остановилось вовсе. Все знали, что кульминационный момент близок, и ожидали его с трепетом. Наконец, стало известно, что обе армии встали неподалёку друг от друга под Барнетом. И вот 14 апреля битва состоялась. Она была исключительно жестокой и кровопролитной. Граф Уорвик только в последнюю минуту узнал о том, что зять его предал. Это было горькой пилюлей. Но, несмотря на это, граф сражался как могучий зверь, загнанный в угол, но всё ещё полный сил и ярости. Не напрасно его называли медведем. Натиск противников, однако, оказался слишком силён, и силы сторонников Ланкастеров таяли. Всё закончилось, когда пал сам граф Уорвик, пал с мечом в руке, как и надлежит истинному воину. Вместе с ним погибло много преданных ему дворян, но ещё больше оказалось в плену. Никто не считал убитых солдат, но всё поле под Барнетом было усеяно телами павших. Если и оставались среди них живые, то их быстро добивали мародёры, слетавшиеся к месту сражения, как воронье.

А на следующий день началось светопреставление – победивший король вершил правосудие. Наскоро собранный суд, не вдаваясь в подробности, объявлял очередного пленника виновным в измене и выносил смертный приговор. Палач работал без устали, и гора отрубленных голов росла час от часа. Немногим наиболее богатым и знатным удалось откупиться, остальные полегли на плахе.

Замок графа Бэкхема замер в ожидании новостей. Через четыре дня после состоявшегося сражения пятеро измученных мужчин вернулись в родные края. Это было всё, что осталось от большого отряда, отправившегося в распоряжение графа Уорвика. Они привезли трагическую весть, что их господин оказался в числе взятых в плен и казнённых сторонников Ланкастеров, и доставили домой тело погибшего графа – само тело на лошади, а отрубленную голову верный Уилл бережно хранил при себе в холщёвой сумке.

В замке поднялся неимоверный крик и плач. Не только хозяйка владения, но и многие женщины вместе с ней лишились своих дорогих мужчин – мужей, любимых, сыновей. Но в отличие от графини они даже не имели возможности их оплакать. От сознания, что тела погибших терзают хищные звери и птицы, горе становилось ещё сильней. Графиня, увидев останки погибшего мужа, упала без чувств, и её долго не могли привести в себя. Потом она бодрствовала всю ночь над телом покойного, которого постарались привести в надлежащий вид – голову приставили к туловищу, место страшной раны прикрыли. На другой день графа похоронили в семейной усыпальнице. Графиня была безутешна. У Луизы глаза опухли от слёз, и пропал голос. Это был страшный удар судьбы.

Уже позднее Уилл рассказал, каких трудов ему стоило добыть тело господина, чтобы достойно предать его земле. Жутко было вспоминать, как перебирал он отрубленные головы в поисках знакомого лица хозяина. Смерть всегда искажает черты погибшего, но смерть на плахе… Разрешение на эти тягостные поиски он получил только по причине достойного поведения графа Бэкхема на суде и при казни. Когда ему дали слово, граф сказал, что всегда, всю жизнь следовал своему первому выбору и гордится тем, что не замарал свою честь предательством и перебежками из одного лагеря в другой. А потом спокойно и с достоинством поднялся на эшафот. Король оценил благородство графа. Жизнь ему не сохранил, но сказал, что хотел бы видеть больше таких дворян в своём окружении. И позволил забрать тело для захоронения.

Замок всё ещё был в глубоком трауре, когда к ним прибыл гонец от Эдуарда с известием, что владения графа Бэкхема, как казнённого изменника, перешли к короне, и теперь король жалует этим замком, равно как и титулом своего верного сторонника. Им следует ожидать нового хозяина в начале лета.

Три месяца спустя в замке действительно появился человек, предъявивший на него свои права согласно решению короля. Это был молодой мужчина весьма грозного вида, хорошо вооружённый и сопровождаемый небольшим отрядом столь же хорошо вооружённых воинов. Он потребовал провести его в главный зал и пригласить хозяйку владения. Когда в зале появились графиня Сесилия и Луиза, прибывший вежливо поклонился им и предъявил документ за подписью и печатью короля Эдуарда. Согласно этому документу рыцарь Эдгар Потри, младший сын барона Стэнхема за верную службу королю одаривается им поместьем Бэкхем в Эссексе с принятием на себя титула графа Бэкхема и обязательством жениться на наследнице владения, дочери прежнего графа, казнённого по велению короля за измену и участие в военных действиях против монарха. Всё это было зачитано вслух и документ передан в руки вдовствующей графини. Луиза же громко фыркнула, выслушав приказ короля, и заявила, что никогда не станет женой человека, убившего её отца. Графиня с удивлением воззрилась на дочь, а новый хозяин замка нахмурился.

– Но не я убил вашего отца, леди, – неожиданно мягко сказал он. – Не моя вина, что разразилась эта кровопролитная война, унёсшая столько жизней. Я только выполнял долг перед моим королём, которому принёс присягу на верность. Как и ваш отец выполнял свой долг.

Только при этих словах мужчины Луиза, наконец, взглянула на него и, встретившись с взглядом бездонных чёрных глаз, вдруг замерла, ощутив сильный толчок в сердце. Она побледнела, нервно дёрнула головой и, закрыв лицо руками, выбежала из зала.

– Вы должны простить её, милорд, – с просительной интонацией в голосе сказала графиня, – девочка ещё слишком молода, а на неё в последнее время обрушилось столько несчастий. Мы, разумеется, не виним вас во всём происшедшем. Но и вы постарайтесь понять, как нам тяжело.

– Я понимаю это, миледи, – успокоил её новоиспеченный граф. – Не стану обманывать вас и говорить, что такая награда короля не радует меня. Мне, младшему сыну моего отца только таким путём и можно пробиться в жизни. Однако и ваши чувства мне понятны. Но мы живём в жестоком мире, миледи. И должны подчиняться требованиям жизни, независимо от того, нравятся они нам или нет. Я надеюсь, что наши отношения всё же наладятся, и я смогу доложить королю о выполнении его наказа.

– Я приложу все усилия к этому, милорд, поверьте мне. А сейчас позвольте оставить вас – мне нужно отдать распоряжения, чтобы для вас приготовили хозяйские покои. А вам сейчас подадут вино и лёгкую закуску. Обед у нас обычно в семь часов.

Графиня покинула зал, а новый хозяин уселся в кресло у камина и устремил задумчивый взгляд в огонь. Он и не ожидал, что его здесь примут с радостью, это понятно. Но если девушка так упряма, как ему показалось, она может сильно усложнить его жизнь. Король не любит, когда его повеления недостаточно чётко и полно выполняются. И он никогда не примет его отказа жениться на дочери прежнего графа только потому, что девица капризничает. Да весь двор его засмеёт.

Эдгару не хотелось быть жестоким по отношению к юной девушке, которая потеряла отца в столь трагических обстоятельствах. Не хотелось начинать семейную жизнь с конфликта. Но если она будет упорствовать, придётся принять суровые меры.

Размышления молодого графа были прерваны появлением слуги. Он быстро и бесшумно накрыл возле кресла маленький стол, на котором как по волшебству появилось холодное мясо, хлеб, какие-то овощи и вино. Слуга поклонился и исчез, оставив нового господина в приятном убеждении, что хозяйство замка ведётся безукоризненно. За это, конечно, надо благодарить графиню. Красивая женщина, хоть уже в летах. Да и пережитое горе свои следы на её лице оставило.

Поев, молодой граф отправился в свои покои, куда его сопроводил всё тот же расторопный слуга. Там он нашёл горячую ванну и удобную постель. После небольшого отдыха настроение его улучшилось, и он преисполнился уверенности, что все сложности скоро останутся позади, и он сможет, наконец, насладиться заслуженным покоем в собственном замке. Ведь за плечами осталось несколько лет постоянных жестоких сражений, неудобств и лишений походной жизни.

Спустившись к обеду, Эдгар нашёл красиво накрытый стол, вкусные блюда и одетых к вечеру хозяек – мать и дочь. Теперь при ярком свете множества свечей он смог хорошо рассмотреть свою будущую жену. Она была хороша – большие зелёные глаза, слегка вздёрнутый носик, по-детски пухлые розовые губки и блестящие каштановые локоны. Но в выражении глаз проглядывал характер отнюдь не ангельский. Эта девочка не из покладистых. Что ж, поживём – увидим. Он хорошо умеет укрощать строптивых лошадей, справится и с женой.

А Луиза тайком поглядывала на мужчину, которого волей короля предназначили ей в мужья. Мать уже убедительно доказала ей, что этот мужчина не виновен в их бедах. Это – решение короля, а выполнять его волю обязаны все подданные. Но упрямство не позволило ей сразу согласиться с доводами графини. И было интересно рассмотреть нового графа. Он высок и широкоплеч, это она увидела ещё при первой встрече, как и чёрные жгучие глаза. Лицо правильное, но суровое, даже слишком суровое для такого молодого мужчины. Волосы тёмные и – что это? – кое-где серебрятся сединой. Не может быть. Или ему тоже нелегко пришлось в этой буре страстей, столкнувших между собой не только двух властителей, но и две армии, воюющие на полном серьёзе, с кровью и смертью? И сколько же ему довелось воевать? Девушка даже затруднялась точно определить возраст будущего мужа. Он казался ей и молодым и зрелым одновременно.

Выполняя настойчивое повеление матери, Луиза заставила себя обратиться к графу:

– Позвольте мне, милорд, сгладить дерзость моих слов, вырвавшихся в минуту душевной боли. Я, разумеется, не стану противиться воле короля. Но и особой покладистости от меня не ждите. Не хочу вас обманывать напрасными надеждами на безоблачный брак.

При этих её словах граф неожиданно улыбнулся, и сердце девушки покатилось куда-то, голова закружилась, а всё тело затрепетало.

– Ничего, леди, я достаточно закалённый в боях воин, – заверил он. – Мне не впервой преодолевать трудности, я справлюсь.

Мужчина заглянул в большие изумрудные глаза и увидел там не столько строптивость, которой девушка, как он понял, старалась прикрыться, как щитом, сколько страх. Она боялась. Боялась его, незнакомого мужчину, который станет отныне её господином. И боялась той новой жизни, что её ждёт после всех перемен, случившихся так внезапно. И Эдгару стало жаль её. Как маленький храбрый воробушек она распушила перышки перед носом зубастого усатого кота и старалась напугать его своим воинственным видом. Он спрятал улыбку и сказал примирительно:

– Думаю, у нас есть немного времени, чтобы присмотреться и привыкнуть друг к другу, леди. Пожалуй, на месяц можно рассчитывать. А я пока осмотрюсь здесь. Мне тоже нужно время, чтобы войти в курс дел.

Он повернулся к графине и добавил:

– Я бы хотел, миледи, завтра же встретиться с управляющим и обсудить с ним все деловые вопросы.

– Конечно, милорд, – откликнулась графиня, – сразу после завтрака он будет в вашем распоряжении.

В последующие дни Луиза мало видела своего будущего мужа – граф проводил много времени в обществе Тоби Бертона, объезжая свои владения и просиживая над учётными книгами. Тоби потел от напряжения и страха не угодить новому хозяину – тот оказался въедлив и на удивление хорошо разбирался в вопросах управления поместьем. Но в итоге оба остались довольны друг другом. Мастер Бертон понял, что отныне имеет дело со строгим, но справедливым хозяином. Новый граф Бэкхем удостоверился, что может с доверием относиться к своему управляющему.

Не забывал Эдгар также и о гарнизоне замка. В первые же дни своего пребывания здесь он устроил смотр воинам гарнизона и пришёл к выводу, что их военная выучка оставляет желать лучшего. Капитана гарнизона, уважая его заслуги, знание людей и опыт, он оставил на своём месте, однако поставил на все наиболее важные посты прибывших с ним воинов и потребовал регулярных занятий по совершенствованию воинского мастерства, которые контролировал лично. Надо сказать, что сэр Элтон Олторп нисколько не обиделся на нового графа за полученную им головомойку, напротив, проникся к нему уважением. Никто ведь не обещал им прочного и стабильного мира, и чем лучше они будут подготовлены к любым неожиданностям, тем целее будут их головы.

Со своей суженой граф виделся, в основном за завтраком и обедом, иногда они оставались в гостиной вечером. Миледи графиня расспрашивала будущего зятя о его семье, матери, братьях и сёстрах – ей хотелось составить представление о нём, чтобы помочь дочери найти подход к своему будущему мужу и лучше достичь семейной гармонии. В свои расспросы она вплетала также некоторые штрихи, характеризующие характер и привычки тех, кто жил в замке, иногда вспоминала о детских годах дочери. Так, шаг за шагом они приближались к лучшему взаимопониманию, что было необходимо при сложившихся условиях. Луиза слушала эти разговоры очень внимательно, присматривалась к мужчине, который начал интересовать её. И однажды не удержалась и задала давно крутившийся на языке вопрос:

– Страшная битва, в которой погиб мой батюшка, состоялась в середине весны. Почему же вы, милорд, прибыли в наш замок только во второй половине лета?

– Видите ли, леди Луиза, – задумчиво ответил мужчина, – битва при Барнете была не первой и не последней в этой на удивление кровопролитной схватке между двумя претендентами на корону Англии. В начале мая мне пришлось участвовать в ещё одном, не менее жестоком сражении при Тьюксбери. Королева Маргарита Анжуйская, супруга Генриха VI Ланкастера собрала войска во Франции и высадилась на английском побережье в надежде снова отбить трон если не для своего слабого и больного мужа, то для сына. Принц Эдуард Вестминстерский был здесь же и горел желанием показать себя в битве. Надо отдать ему должное, он хорошо бился. Но фортуна отвернулась от него. Молодой Ланкастер погиб, а безутешная королева попала в руки короля Эдуарда. Мне тоже немного не повезло в этом сражении, и я был ранен. Не скажу, что тяжело, но пришлось отлежаться. Потому я и задержался.

Луиза слушала его, широко раскрыв глаза – всё это было ново и не совсем понятно для неё. И страшно.

– Боюсь, что это ещё не конец, – подумав немного, добавил граф, – осталось ещё много недовольных тем, как упал жребий. Думаю, битвы ещё будут, и не одна.

Новый граф Бэкхем как в воду смотрел. Вскоре стало известно, что отдельные очаги мятежа ещё разгорались то там, то здесь – ланкастерцы не желали признавать своего окончательного поражения. Вскоре в замок прибыл гонец – король Эдуард желал видеть своего верного вассала среди тех, кто подавляет опасные очаги недовольства в Шропшире и Линкольншире. Эдгар собрал свой боевой отряд, дал распоряжения управляющему и капитану гарнизона, попрощался с дамами и отбыл к месту боевых действий. И тут Луизе стало по-настоящему, до дрожи, страшно. Она поняла, что человек, которого она уже привыкла в душе считать своим будущим мужем, к которому была совсем не безразлична, может не вернуться из этого опасного похода. И что тогда? Кому отдаст король Эдуард её родной замок и её руку?

Судьба пощадила её – граф вернулся из этого похода через три недели. Вернулся усталый, грязный, но невредимый и привёз с собой в целости свой отряд. В замке вздохнули с облегчением. Люди не хотели ещё раз проходить через тревоги процесса смены хозяина – новый граф вполне устраивал их. Он был строг, конечно, но справедлив и никого не наказывал более жёстко, чем это заслужил провинившийся.

Вернувшись, граф, прежде всего, привёл себя в порядок и только после этого встретился с дамами в большом зале. Он вежливо поцеловал руку графини, поклонился Луизе и обратился к старшей из женщин:

– Я думаю, миледи, что нет смысла больше откладывать наше бракосочетание с вашей дочерью. Время, как видите, тревожное. И для вас будет гораздо лучше, если вы станете семьёй приверженца короля Эдуарда. Даже если со мной что-либо случится, ведь жизнь воина полна опасностей, вы будете надёжно защищены моим именем. А лучше всего, если в замке появится наследник. Это будет самой хорошей защитой.

– Вы совершенно правы, милорд, – ответила на это графиня, – времена крайне неспокойные, и мы очень тревожились о вас в ваше отсутствие. Мы действительно нуждаемся в вашей защите.

Луиза слушала этот разговор, затаив дыхание. А когда взгляды матери и графа Эдгара обратились к ней, смутилась и покраснела.

– Я не стану возражать, – тихо прошептала она, – я готова.

В глубине чёрных глаз графа промелькнуло что-то похожее на улыбку (или ей показалось?) и он удовлетворённо кивнул головой. День венчания был назначен. Началась подготовка к предстоящему событию. Конечно, срок траура по погибшему графу Ральфу ещё не минул. Однако король не давал им времени на переживания, ему нужно было укреплять свою власть над владениями погибших сторонников Ланкастеров, и он делал это достаточно жёстко.

Бракосочетание состоялось в самом конце лета. И сразу после этого миледи изъявила желание уйти в монастырь. Она с трудом продержалась эти несколько месяцев, понимая, что дочери без неё не справиться. Никто не знал, как рвалось на части её сердце, только по ночам она позволяла себе отдаваться тоске по горячо любимому мужу. Её желанием было уйти от мира, предаться молитвам о его душе и ждать времени, когда она сможет встретиться с любимым на небесах.

Граф Эдгар встретил желание миледи Сесилии с пониманием. Но Луиза была очень огорчена и расстроена решением матери покинуть её. Ну да, она сама превратилась теперь в графиню Бэкхем, но не перестала быть юной неопытной девочкой, привыкшей полагаться на матушку и жить при ней. Ей было страшно входить во взрослую жизнь и принимать на себя всю ответственность. Но пришлось. Миледи Сесилия была тверда в своём решении. Она жалела дочь, на плечи которой ложились теперь все тяготы взрослой жизни, но и защитить её от этого не могла. Жизнь шла вперёд и требовала перемен. Девочке придётся повзрослеть.

К удивлению самой Луизы процесс взросления и вхождения в роль хозяйки замка проходил куда легче, чем она опасалась поначалу. Всё-таки матушка, спасибо ей огромное, многому успела научить свою дочь.

Не так хорошо складывались дела на любовном фронте. Муж не был груб с ней, отнюдь. В первую брачную ночь взял её бережно, не причинив большой боли и неприятностей, о которых она была наслышана. Однако ни слова не сказал ни о любви, ни о нежных чувствах. Постель её посещал регулярно, но не слишком часто – во всяком случае, ей хотелось бы большего. Насколько Луиза могла судить, других женщин у него в замке не было. Однако муж довольно часто отлучался из дома по делам, связанным с поручениями короля. Он всегда ставил жену в известность, куда и насколько отбывает. Однако иногда в голову Луизе приходили мрачные мысли о том, что у супруга есть женщина, которую он на самом деле любит и которую посещает во время своих отлучек. Такие подозрения стали особенно часто возникать в её сознании, когда сама она поняла, что в тягости и ожидает ребёнка. Услышав эту новость, граф Эдгар довольно улыбнулся, что случалось с ним не так часто. «Ну вот, – подумала графиня, – я нужна ему только для продолжения рода. Новоявленный граф желает иметь наследников и тем укрепиться в своём положении». И она горько расплакалась, оставшись одна. Как же не хватало ей матушки, с её советами и добрыми словами.

Граф же не замечал ничего. Он деятельно занимался делами поместья, не забывая ни на минуту о вопросах воинских – без конца муштровал как гарнизон замка, так и свой боевой отряд, который значительно пополнил и укрепил.

Как-то вечером Луиза не выдержала и расплакалась при нём. Граф встревожился и стал расспрашивать о причине слёз. Неужели случилось что-то, о чём он не знает? И Луиза взорвалась:

– Случилось то, милорд, что вы не желаете видеть во мне любимую женщину. Я для вас оказалась только средством закрепить своё право на замок моего отца и орудием продления вашего графского рода. А где же любовь, которая связывает двух людей и помогает им вместе преодолевать все трудности жизни? Где нежность, в которой так нуждается любая женщина? Кому вы отдаёте то, что принадлежит мне по праву?

Граф был поражён.

– Но, позвольте, миледи… – начал он.

– Не позволю, – Луизу понесло. – За те несколько месяцев, что вы живёте в этом замке, я ни разу не слышала от вас ласкового слова. Вы даже по имени меня ни разу не назвали. Даже приходя в мою постель, вы не говорите мне слов любви, а молча берёте то, что нужно вам. А я ведь не бессловесная тварь для вынашивания детей. Я женщина. А любой женщине нужно, чтобы её любили и ласкали. Даже мои служанки в этом замке имеют то, чего лишена я.

– Но послушайте меня, миледи, – прорвался, наконец, в её монолог выбитый из колеи супруг. – Любовь и все нежности, с ней связанные, это выдумка тех, кто не имеет серьёзных обязанностей в жизни. Настоящий мужчина должен быть твёрдым и непреклонным, чтобы успешно защищать свой дом и свою семью. Обязан произвести на свет наследников, чтобы продлить свой род. И должен хорошо служить своему сюзерену, чтобы исполнить долг чести и завоевать новые привилегии для себя и своих наследников. Я честно выполняю свои обязанности мужчины и прилагаю все усилия к тому, чтобы укрепить и защитить свой дом. И я не забываю об обязанностях супруга, регулярно посещаю ваше ложе. Разве не очевидны уже результаты моих усилий?

При этой тираде графа Луиза горько рассмеялась. Судьба, похоже, наказала её за её детские глупые убеждения, и наказала жестоко. Этот осёл, её супруг, даже понятия не имеет о том, что такое любовь. А она-то теперь знала об этом достаточно много – от матушки, которая просветила её в этих вопросах, от верной Дебби, которая часто делилась с госпожой своими восторгами от нежностей и ласк любимого Рона, ставшего таки её мужем, и из собственных чувств.

– Вы ещё больший глупец, чем я думала, господин мой супруг, – зло сказала графиня, – а я несчастнейшая из женщин, сурово наказанная судьбой за свои детские ошибки.

Высказавшись столь решительно, Луиза повернулась и вышла из гостиной, где происходил этот тяжёлый разговор. Попытку мужа остановить её она проигнорировала. Слёзы закипали на глазах, а она не хотела показать их. Этот чурбан не увидит её слёз и не услышит больше жалоб на жестокую судьбу. Она будет нести свой крест с достоинством, как всегда делала это её мать.

Утром следующего дня граф уехал по своим делам, не повидавшись с женой – Луиза к завтраку не спустилась и сказалась нездоровой. Она весь день проплакала, отказалась от обеда и только поздно вечером согласилась немного поесть – преданная Дебби сумела её уговорить, взывая к тому, что своим отказом от еды она вредит ребёнку. На следующий день Луиза немного успокоилась и даже посетовала, что не пожелала доброго пути мужу, когда он уезжал.

А граф Бэкхем не мог понять, что же не так в их отношениях, чем недовольна жена – ведь он всё делал, как должен был, как научился в родном доме. Его отец был довольно жёстким человеком, с матерью никогда не нежничал и всегда говорил сыновьям, что главное для мужчины быть сильным и уметь хорошо воевать. Всякие там разговоры о чувствах – это глупости, которые размягчают мужчину и делают его слабым. Таким же, как отец, был и старший брат Эдгара Филипп. Их средний брат рано ушёл из дома, так как был посвящён службе Богу, и он отцовых наставлений не слышал. Чтобы лучше разобраться в своей проблеме, Эдгар решил поговорить после выполнения задания короля со своим дядюшкой, братом матери. Барон Стивен Эшли был очень осмотрительным человеком и умудрился не попасть под тяжёлые удары междоусобиц и войн, охвативших страну. Его небольшое, но процветающее поместье избежало разрушений, а сам барон не принимал участия в сражениях по причине слабого здоровья. Однако Эдгар знал, что дядюшка намного сильнее и здоровее, чем хочет казаться, просто у него хватило здравого смысла не ввязываться в драку. И подумал, что у него в доме, возможно, найдёт ответы на все свои трудные вопросы.

Чтобы попасть в поместье барона Эшли, пришлось сделать приличный крюк, однако Эдгар не пожалел об этом. В доме дяди он нашёл совершенно непривычную его глазу обстановку. Жена барона Эшли, леди Дебора была невысокого роста пухленькой женщиной с улыбчивым лицом и весёлыми глазами. Она родила мужу семерых детей и, по всем признакам, готовилась ещё пополнить семейство, хотя возраст её уже подбирался к сорока годам. Эдгар широко открыл глаза, увидев такую картину. А баронесса весело рассмеялась и сказала, что, если между супругами есть любовь, то рожать детей никогда не поздно.

– А я своего Стивена люблю, – добавила она, лукаво улыбаясь, – хоть он старичок уже и слаб здоровьем.

Баронесса нежно взглянула на супруга, он ответил ей широкой улыбкой и горячим блеском глаз, что очень удивило племянника. Вечером, когда многочисленные потомки семейства Эшли были разведены по своим комнатам, а утомлённая за день леди Дебора, извинившись перед гостем, удалилась в свою опочивальню, мужчины удобно устроились у камина. И здесь Эдгар смог, наконец, приступить к обсуждению вопроса, так его волновавшего. Он рассказал дяде о том, как, следуя науке отца, научился быть сильным и успешным в воинских делах, как заслужил в награду от короля замок и графский титул и что теперь происходит в его жизни. Он никак не мог понять, чем недовольна его жена. Почему обижается на него?

– Бедный мой мальчик, – подумав немного, сказал ему в ответ любящий дядюшка. – Твой отец, конечно, достойный человек и сильный воин, но он не сумел стать ни настоящим мужем, ни настоящим отцом. Видишь ли, Эдгар, мужчина не становится слабее от того, что любит жену и детей. А они очень нуждаются не только в защите, но и в любви. Дети очень чувствительны к родительскому теплу и заботе и счастливы, когда получают их, хотя строгость и требовательность тоже обязательны, разумеется. А женщины…

Барон Эшли улыбнулся такой мечтательной, молодой и счастливой улыбкой, что Эдгар был поражён.

– Женщины, мальчик мой, – продолжил он, – в ответ на мужскую нежность и ласку дарят нам несказанное счастье. Поверь мне, просто обладать женщиной и обладать ею во взаимной любви – это совершенно несопоставимые вещи, совершенно. Это как небо и земля. Когда женщина любит, она вся твоя, и это вершина блаженства. Поэтому умение ласкать жену, говорить ей нежные слова есть обязательный атрибут настоящего мужчины, желающего иметь счастье в своём доме. Мне очень жаль твою мать, мою бедную сестру Белинду, что она попала в руки мужчины, не умеющего любить. Забудь науку отца, мой дорогой племянник, подари жене любовь и увидишь, какой счастливой станет жизнь в твоём замке.

Долго ещё говорили двое мужчин, сидя перед весело горящим камином и попивая отличное вино – дядюшка Эшли знал толк в жизни. Чтобы осознать всё услышанное, Эдгару пришлось ещё много над чем подумать. Благо, время у него было – дорога в свой замок заняла более двух дней, хотя коней погоняли без устали.

Попав в свои владения, граф Бэкхем велел передать его жене, что вернулся домой и будет рад увидеть её. Удивлённая такой поспешностью Луиза, тут же пришла в большой зал, где грязный ещё с дороги хозяин стоял у камина в ожидании встречи с ней.

– Что-то случилось, милорд? – тревожно спросила она, удивлённо разглядывая забрызганный грязью костюм мужа. – Снова война?

– Пока нет, дорогая, – с улыбкой ответил муж, – просто я хотел поскорее увидеть вас и сказать, что очень рад вернуться домой. Вернуться к вам, Луиза.

– Мне приятно слышать эти слова, муж мой, – ответила на это удивлённая сверх всякой меры графиня. – Сейчас я распоряжусь подавать обед, а вы пока можете переодеться с дороги и немного привести себя в порядок. Горячая ванна будет готова позднее.

И она собралась выйти из зала, но муж удержал её и нежно поцеловал маленькую ручку, после чего направился в свои покои.

Спустившись к обеду, Луиза нашла своего супруга в несколько более приглядном виде – он умылся с дороги и переоделся. Хотя запах кожи и конского пота ещё исходил от него, её это почему-то не раздражало. За обедом супруг поведал ей, что успешно справился с заданием короля и успел ещё заехать в поместье своего родного дядюшки. А, завершая обед, сообщил, что придёт к ней вечером, если она, конечно, не против. Луиза, разумеется, возражать не стала – она сама соскучилась по мужниным объятиям, хотя они и были всегда слишком сдержанными и даже сухими.

Графиня была уже в постели, когда супруг, чистый и благоухающий вересковым мылом, явился в её опочивальню. Он осторожно сел на край постели, взял руку жены, нежно её поцеловал и заглянул в изумрудные глаза, потемневшие от волнения.

– Я действительно был глупцом, Луиза, – тихо начал он, – нет, не глупцом, а настоящим упрямым ослом. Вы чудесная женщина и, безусловно, заслуживаете лучшего мужа. Но я постараюсь исправиться, если вы дадите мне шанс.

Луиза только кивнула головой – говорить она не могла. И в следующее мгновение муж уже был рядом с ней и нежно её обнимал. Его поцелуи, ласковые и трепетные поначалу, становились всё более глубокими и жгучими. И, наконец, оба забыли обо всём, накрытые мощной волной взаимной страсти. Когда волна отхлынула, они просто лежали рядом, прижавшись друг к другу, усталые и очень счастливые. Эдгар нежно поглаживал спину жены и целовал время от времени макушку её маленькой головки, удобно устроившейся на его плече. И думал о том, что действительно был полным ослом, лишая себя и женщину, ставшую его женой, радости взаимной любви.

После этой ночи жизнь в замке пошла по-другому. Хозяин по-прежнему много времени уделял управлению поместьем и воинским делам, но время для общения с женой находил теперь всегда. И не скупился на улыбки, нежные слова и ласки. Луиза расцвела и дарила ему в ответ удовольствия, о которых он и не мечтал. Устав каждый вечер приходить в её постель, Эдгар заявил жене, что им следует иметь общую опочивальню, как он видел у своего дядюшки. Так ведь значительно удобнее и всегда можно быть рядом. Луиза с радостью согласилась, и серьёзное переоборудование хозяйских покоев было выполнено очень быстро.

Эдгар сам не понимал, как так быстро сумел измениться. Или он просто выпустил на свободу то, что всегда жило в нём, но было спрятано глубоко под грузом усвоенных с детства отцовских догматов? Какова бы ни была истинная причина перемен, они очень ему нравились и делали его намного счастливее. И он надеялся, что не сделали слабее.

В начале лета в графской семье родился первый сын. Наследника назвали Реджинальдом, и его появление наполнило сердце отца незнакомой ему прежде нежностью к этому крохотному существу, так похожему на него самого. Через полтора года на свет появилась дочь – малышка Сесилия была похожа больше всего на бабушку и обещала стать со временем настоящей красавицей. После этого Эдгар настоял на том, чтобы жена отдохнула – он вовсе не хотел потерять её от слишком частых родов. А любовь и нежность он дарил ей каждый день, и теперь представить даже не мог, как жил когда-то без этого.

Шло время. Король Эдуард старел, располнев раньше времени от неумеренных удовольствий телесной жизни, которым предавался всей душой. Его средний брат герцог Кларенс большой поддержки брату не оказывал и даже порой создавал ненужные трудности. Зато набирал силу младший брат короля Ричард, герцог Глостерский. Слабый и болезненный от рождения мальчик, усиленно тренируясь, без малейшей жалости к себе, в воинских делах, стал силён физически и проявлял к тому же умение руководить людьми и организовывать их. Эдуард стал давать младшему брату отдельные поручения, связанные с военными операциями, и тот блестяще справлялся с ними. Верный и преданный, он стал настоящей опорой для теряющего воинские навыки Эдуарда.

Граф Эдгар Бэкхем несколько раз участвовал в маленьких военных операциях, проводимых герцогом Глостером, и в разговорах с женой выражал большое удовлетворение успехами молодого Ричарда. Незадолго до смерти Эдуард сделал младшего брата командующим всей английской армией. По велению короля армия двинулась к шотландской границе, где было неспокойно. Граф Бэкхем ушёл в этот поход с молодым герцогом, а, вернувшись, говорил жене, что именно Ричард должен стать преемником Эдуарда, который совсем уже стал плох, несмотря на относительно молодой ещё возраст. Малолетний сын короля Эдуарда вряд ли способен будет заменить отца, тем более что окружавшее его многочисленное семейство Вудвиллов, жадных до власти, не внушало надежд на спокойное царствование – вряд ли старая знать допустит до управления страной этих выскочек. И, тем не менее, когда король Эдуард скончался, власть перешла к его двенадцатилетнему сыну, спешно вызванному в Лондон для коронации. Настало время власти Элизабет Вудвилл, вдовы почившего короля Эдуарда, к большому неудовольствию многих знатных семейств. Глухое брожение началось в обществе, и вскоре на свет божий выплыла скандальная история о том, что король Эдуард до своей женитьбы на красавице Элизабет, уже был тайно женат на дочери графа Шрусбери Элеонор Батлер, и на момент второго брака короля его первая жена была ещё жива. Из этого следовало, что малолетний наследник, так спешно подготавливаемый для возведёния на трон, не имеет прав престолонаследия. И тогда решением парламента власть перешла к законным наследникам короля – его братьям, из которых в живых на этот момент был только Ричард. Тридцатиоднолетний герцог Глостер стал королём Англии Ричардом III.

Граф Бэкхем был весьма доволен тем, как сложились обстоятельства. Его преданность Ричарду возросла до пределов безоговорочного подчинения и глубокого уважения. Тем более что молодой король начал проводить в жизнь полезные для страны начинания, приступил к реорганизации армии. Однако не все были согласны с таким решением парламента. На королевскую корону претендовал также молодой Генрих Тюдор, граф Ричмонд, родственник Ланкастеров, и его поддерживали определённые, и немалые силы. Наступило тревожное время ожидания очередной бури в стране. И она не заставила себя долго ждать.

В конце лета 1485 года Генрих Тюдор высадился со своим войском в Уэльсе и, получив поддержку от своих приверженцев, двинулся вглубь страны. Король Ричард привёл в готовность свою армию. И вот 22 августа обе армии встретились при Босуорте. Все понимали, что грядёт очередное кровавое побоище. Граф Бэкхэм был среди ближайшего окружения короля Ричарда. Когда началось сражение, Ричард дрался как лев. Всю свою немалую силу и огромное уже умение вести боевые действия он противопоставил молодому и неопытному Тюдору. Кинувшись с ближайшими своими рыцарями навстречу Генриху, чтобы положить конец этому вторжению, Ричард столкнулся с предательством. История повторялась. И в последний момент лорд Стэнли, бывший отчимом молодого Тюдора, вместо того, чтобы броситься в бой на стороне короля, повернул оружие против него и превосходящими силами просто задавил атаку Ричарда. Почти все сподвижники короля, устремившиеся за ним, полегли в этой схватке. Сам Ричард, разъярённый предательством, отказался от сдачи в плен и предпочёл сражаться до последнего. Но его быстро окружили, сбросили с коня и не просто убили, а искромсали на куски. Со смертью Ричарда закончилась власть Йорков и пала династия Плантагенетов, правивших Англией более трёх столетий. Начиналось время династии Тюдоров.

А в замке графа Бэкхема, куда пришли печальные известия, воцарилось неизбывное горе. Ни графиня, ни женщины в её владении не имели возможности достойно предать земле своих близких, павших в этой кровопролитной борьбе за власть. Их оплакивали заочно. В замке наступило тяжёлое время траура и печали.

Луиза была безутешна. Она отчаянно горевала по мужу, которого полюбила со всей силой своего сердца. И её съедала тревога за будущее сына. Снова замок был в руках наследника, отец которого воевал на стороне проигравшего короля. Реджинальду было всего тринадцать, и мать готова была на всё, чтобы уберечь сына от королевской немилости. Их спасло то, что новый король, решив положить окончательно конец тридцатилетнему противостоянию сторонников Алой и Белой розы, женился на дочери покойного короля Эдуарда IV Элизабет Йоркской. Этот акт позволил объединить в гербе страны обе розы и формально предотвратил гонения на тех, кто выступал на стороне Йорков. Конечно, наиболее опасных своих противников новый король, не отличавшийся особой щепетильностью, поспешил убрать со своего пути, но дворян менее значимых родов преследовать не стал. Юный Реджинальд Бэкхем сохранил за собой владения и титул отца. У него всё было впереди. А для его матери, молодой ещё и красивой женщины всё лучшее в жизни осталось теперь в прошлом. Как и леди Сесилия в своё время, Луиза знала, ощущала всем сердцем, что другого мужчины в её жизни уже не будет. Один пик этой затяжной, казавшейся бесконечной, войны унёс жизнь её отца, другой – жизнь мужа. Оставалось молиться, чтобы новая кровопролитная война не угрожала жизни её сына.

Но при этом Луиза постаралась воспитать наследника рода Бэкхемов достойным продолжателем дела его отца и деда. Для них обоих превыше всего были долг и честь. И как бы ни болела душа женщины за будущее её ребёнка, она предпочитала видеть его таким же. Главным воспитателем юного графа Бэкхема стал, по желанию его матери, чудом выживший в этом диком сражении сэр Энтони Болтон, капитан отряда графа Эдгара. Он вернулся в замок хозяина через полтора месяца после битвы при Босуорте, весь израненный и без одной руки. Но его преданность графу была столь велика, что он приехал сюда только за тем, чтобы поведать его жене и особенно подрастающему сыну о последних днях жизни своего командира и его доблестноё гибели. Он рассказал, что в том страшном сражении, когда король Ричард оказался вдруг перед обернувшимся против него войском лорда Стэнли, некоторые из его сподвижников попытались выйти из боя. Но не граф Бэкхем! Увидев крайнюю сложность, практически безвыходность ситуации, он яростно рванулся следом за своим сюзереном, которому принёс клятву на верность, чтобы или чудом победить, или сложить голову вместе с ним. И оказался среди тех, кто попал в окружение вместе с королём. И бился так же отчаянно, как и Ричард. И вместе с ним погиб. В том страшном смешении тел, изрубленных на куски, не удалось потом найти даже его останки. Короля Ричарда опознали по короне, которая была на нём. Эту корону, снятую с мёртвой головы преданного им короля, лорд Стэнли тут же на поле битвы водрузил на голову своего пасынка, ставшего королём Англии Генрихом УII.

Леди Луиза не смогла отпустить в никуда человека, который почти двадцать лет преданно служил её мужу, оберегая и защищая его во множестве сражений, через которые им пришлось пройти вместе. Она предложила старому воину место воспитателя юного графа Бэкхема, а вместе с ним и перспективу сытой и согретой теплом и заботой старости. Сэр Болтон со слезами благодарности на глазах принял почётную для себя должность. Ему действительно некуда было идти. Будучи младшим сыном в семье, он рано ушёл из дома и всю свою жизнь провёл на коне и с оружием в руках. А рядом с рыцарем Эдгаром Потри, ставшим впоследствии графом Бэкхемом, был так долго, что стал считать его единственным близким человеком. И вот теперь он мог воспитать сына своего командира таким же сильным и смелым воином и столь же достойным человеком. Ведь жизнь продолжается. На смену отцу приходит сын, но традиции семьи сохраняются. Кто знает, какие испытания готовит судьба юному Реджинальду Бэкхему? Мальчик должен быть готов ко всему. И должен сохранить в сердце и передать своим детям понятие о долге и чести, без которого нет благородного человека.

Сегодня она уже знала, какая судьба уготована была её мальчику. Об этом лучше не думать – слишком больно. И всё же в сердце Луизы теплилась гордость за то, что сын не посрамил памяти и чести деда и отца. Боль потери и гордость за сына сплелись в единый клубок, который поселился в груди, мешая иногда дышать. И она знала, что не избавится от этой боли никогда, пока живёт.

Глава 6

Новая угроза спокойствию королевского дома

Лето 1491 года

– осень 1492 года

Что за злая сила без конца преследует его, Генриха? Уж пора бы успокоиться. Казалось бы, что ещё нужно? Он дал людям мирную спокойную жизнь, сам ни с кем не воюет, ну почти не воюет, разве что для вида, и на Англию никто не посягает. Чего им ешё? Налоги им, видишь ли, велики. То, что придумал Джон Мортон, умница и преданная душа, уже успели прозвать «вилкой Мортона». Ха! А недурно ведь придумало, вовсе недурно. «Вы слишком много тратите – вам следует поделиться с королём». А что? Каждому из них, этих скаредных подданных, приходится заботиться только о своей семье, ну, части из них ещё и о своих вассалах. А у него, Генриха, голова болит за всё королевство. И на какие средства, скажите на милость, ему содержать тот огромный штат шпионов, соглядатаев и доносчиков, который обеспечивает мир в королевстве? Ну и, конечно, помогает своевременно выявлять тех, кто задумал недоброе против короля и поглядывает в сторону Ирландии. Этот мятежный остров, вечная заноза в пятке английских королей, стал поистине скопищем йоркистского отребья. Но с другой стороны очень удобно. Стоит только сказать вслух, что человек как-то связан с Ирландией, и все сразу понимают, что это всё, конец, смертный приговор. Отлично сработано.

Вот не так давно он воспользовался этим козырем и весьма успешно. Мальчишка Джон Глостер, бастард злокознённого Ричарда, давно его беспокоил, как больной, постоянно ноющий зуб. Мальчишка подрос, окреп и обосновался в Кале. Капитан он, видишь ли. Говорят, довольно храбрый воин и умело обращается с мечом. Весь в отца, разрази гром их обоих. Ричард… Нет, вот об этом давно уже пора забыть. Даже в ночных кошмарах этот преданный его отчимом, опороченный король стал приходить реже. Правда, в тот день, когда голова его сыночка Джона Глостера слетела в корзину под ударом топора палача, Ричард особенно яростно наседал на него ночью, сверкал злыми глазами, словно молнии пускал. Он, Генрих, проснулся тогда, помнится, весь в поту и с головной болью, а потом весь день был сам не свой. Но зато дело сделано. Ещё один камень снят с души, обременённой непосильным грузом. Мальчишку Джона удалось обвинить в связях с Ирландией и казнить на законных основаниях. А дочь ненавистного Ричарда, Кэтрин сама умерла, как ему говорили. Муженёк, которого нашёл ей ещё отец, оказался правильным человеком, и в его руках это отродье Йорков, пусть и незаконнорожденное, долго не продержалось. Так что никого из отпрысков проклятого Ричарда Глостера, которого он решался называть королём только наедине с собой, и никогда вслух, не осталось. Даже любимый им племянник Джон де Ла Поль, граф Линкольн пал в сражении при Стоук-Филде четыре года назад. Правда, сидит ещё в Тауэре второй его племянник, сынок брата Джорджа Кларенса, Эдуард Плантагенет, семнадцатый граф Уорвик – смотрите, как громко звучит, а на деле просто мальчишка, которого он с десяти лет держит за крепкими стенами неприступной цитадели. И его можно вообще уже не считать. Из Тауэра не выходил ещё никто из осуждённых пожизненно. Эта громада – склеп для живых мертвецов.

Однако сейчас угроза появилась вовсе с другой стороны. Правда, с Йорками всё равно связана. Потому что здесь не обошлось без неугомонной герцогини Бургундской, в девичестве Маргарет Йорк, дочери трижды проклятого герцога Ричарда Йорка и сестры обоих королей из их рода – Эдуарда и Ричарда. В её руках и сейчас ещё сосредоточены огромные средства, и она готова бездумно тратить их на то, чтобы навредить ему, Генриху.

Герцоги Бургундские, «Великие герцоги Запада» всегда были сказочно богаты. Филипп Добрый, свёкор Маргарет, основал Орден Золотого Руна, исключительно богатый и влиятельный. А сын его, супруг Маргарет, Карл Смелый, честолюбивый сверх меры, положил жизнь на то, чтобы сделать Бургундию королевством. Затея не удалась, потому что за спиной Рене Лотарингского, с которым воевал неустрашимый Карл, и вставших против него швейцарцев стоял французский король Людовик ХI Валуа. А с ним никому не сравниться в хитрости и изобретательности. Он помог врагам одолеть Карла, который не просто так получил прозвище Смелый. Надо признать, что это был безгранично отважный человек с сильной рукой, правда излишне горячий и упрямый. Но против коалиции ему было не устоять. Он потерял две армии в схватках с воинственными швейцарцами, а вместе с третьей и сам сложил голову под Нанси. Это было давно, ещё при Эдуарде, с которым Карл Смелый был в союзе. А теперь вот вдова Бургундского герцога изо всех сил вредит ему, Генриху.

После смерти Карла у него осталась, помнится, единственная наследница, Мария Бургундская. Но уж наследница знатная. Такое богатство и во сне не привидится. Заполучить её стремились многие. Даже красавчик Джордж Йорк, герцог Кларенс, как говорили, тянул к ней жадные ручонки. Но где уж ему! Мария стала супругой Максимилиана Габсбурга. А на свадьбе, как он слышал, невеста была в золотом платье, а жених в серебряных доспехах. Вот уж поистине богатство так богатство. Правда, Мария не прожила долго. Через пять лет она, к великому горю любящего супруга, умерла, неудачно упав с лошади на соколиной охоте, унеся с собой жизнь второго, не рождённого ещё ребёнка. Он сам был тогда на континенте, и хорошо знает эту историю. После Марии остался сын Филипп Австрийский. И говорят, эта змея Маргарет Бургундская, воспитавшая Марию как родную дочь, заботливо опекает осиротевшего мальчика.

Тогда, четыре года назад, вторжение Ламберта Симнела не обошлось без её участия. А теперь вот зловредная герцогиня пригрела на груди ещё одного змеёныша.

Совершенно неожиданно по Европе поползли слухи, что один из пресловутых принцев в Тауэре, вокруг которых было столько всевозможных толков, жив. Якобы младший из них, Ричард, герцог Йоркский, был отпущен на свободу раскаявшимися злодеями, убившими его старшего брата. И в тот самый момент, когда он, Генрих, затеял свою гениальную игру с Францией, сулящую ему великолепный куш, объявился этот самый герцог Йоркский. Юноша был хорош собой, имел изящные манеры и говорил очень убедительно. Никак сама герцогиня приложила руку к его образованию. Иначе откуда бы у него королевский лоск и всё это тонкое знание придворных обычаев?

Генриху это было совсем не с руки. Он только-только убедил парламент выделить ему средства на войну с Францией и получил две солидные субсидии под эти цели. Но он прекрасно понимал, что королю Карлу сейчас не до него, у него совсем другие интересы в Европе и совершенно иные цели. Да и сам он воевать не собирался, не его это призвание мечом махать. Значит, можно просто вынудить Карла к переговорам о мире, и пусть откупается. Он, Генрих, дал-таки для вида парочку мелких сражений, не имеющих серьёзного значения, но наглядно демонстрирующих намерение. И французский король поддался, начал переговоры.

И тут при дворе Карла объявился восставший из мёртвых английский герцог Йоркский, исключительно милый юноша, умеющий держаться с большим достоинством, но скромно. Этому предшествовал тот неприятный факт, что доверенный человек Генриха, его секретарь Стефан Фрайон, внезапно изменил ему и переметнулся на службу к французскому королю. Там он поведал о появлении законного представителя Йорков, претерпевшего множество лишений и бед, и король Карл не замедлил откликнуться. Он отправил к юноше своих посланцев и через них заверил его, что готов помочь в восстановлении его законных прав, узурпированных врагом Франции Генрихом Тюдором, и пригласил в Париж. Принял он его с большим почётом, поселил в великолепных покоях и приставил к его особе почётную охрану. И тут начался крестный ход к ожившему герцогу – многие знатные англичане желали повидаться с ним и выяснить, чего стоит новый претендент на корону. Всё-таки ситуация была очень удобной для тех, кто не смирился ещё с властью Тюдора. Генриху пришлось обратиться к королю Карлу и потребовать, нет, правильнее сказать, настоятельно попросить выдать ему самозванца, называющего себя герцогом Йоркским. Однако Карл просьбу не удовлетворил. Сославшись на слово чести, он просто отослал юношу от двора, поставив его в известность о требованиях английского короля. Тот уехал, вернее, сбежал. Куда? Ну конечно, во Фландрию.

Теперь здесь, во владениях Маргарет Йоркской, герцогини Бургундии, разыгрался следующий акт этой комедии. Герцогиня, якобы впервые увидевшая юношу (во что он, Генрих, не верил ни одной минуты), долго с ним разговаривала, а потом расчувствовалась до слёз, признав в нём своего считавшегося погибшим племянника. Она оказала ему почести, достойные герцога, и даже присвоила возвышенный титул Белой розы Англии. Ничего, что его отлучили от французского двора, говорила она, это только подтверждает его значимость как особы высокого положения. И пошли разговоры по всей Европе.

Весть о том, что герцог Йоркский жив, вмиг разлетелась и по Англии. Ободрённые подданные стали громко выражать недовольство новым королём. Он-де обирает народ и унижает знать, Бретань потерял, а с Францией ведёт переговоры о мире. Глупцы! Знали бы они, какой великолепный замысел созрел в его голове. Да, мир он заключил, и при этом получил от короля Карла кругленькую сумму, которая вместе с субсидиями, выданными парламентом, очень ощутимо пополнила скудную королевскую казну. Просто сердце радуется, глядя на результаты своих усилий. А тут попрёки.

Но больше всего его корили за королеву Элизабет. К ней англичане относились куда лучше, чем к нему, королю. Её любили. Коронация Элизабет прошла более пышно, более ярко, чем его собственная. А теперь его упрекают за то, что он ущемляет её права. Какие права? Она жена короля, и не более того. Однако по Лондону пошли гулять разговоры, что теперь, когда объявился законный отпрыск дома Йорков мужского пола, ему, Генриху, несдобровать. Слухи эти были столь настойчивыми, что даже представители высших слоёв общества не остались к ним глухи. Осведомители намекали ему, что не всё благополучно даже в его окружении. Но подробностей пока не знал никто. А из Фландрии приходили всё более частые сообщения о том, что Ричарда, герцога Йоркского, признали многие, кто знал его семью. И люди начали готовиться к мятежу.

И что теперь делать в таких обстоятельствах ему, Генриху? Задача перед ним встала исключительно сложная. Ему нужно было разоблачить самозванца и уличить заговорщиков, поддерживающих его в Англии. Но как найти свидетельства того, что Ричард Йорк действительно мёртв? Как доказать, что нынешний герцог Йорк – самозванец?

Подтвердить факт убийства принцев в Тауэре могли лишь четыре человека – Джеймс Тиррелл, доверенный помощник проклятого Ричарда Глостера, его слуги Джон Дайтон и Майлз Форрест, а также священник Тауэра, который должен был хоронить убитых детей. Но двое из них уже покинули этот мир. Тиррелла и Дайтона он велел арестовать и бросить в Тауэр. Допрашивали их с пристрастием, и они, разумеется, признались в том, что он них хотели услышать. Однако пустить в ход эти сведения нельзя – очень опасно, слишком много нежелательных вопросов может возникнуть.

Джон Дайтон, конечно, мелкая рыбёшка, чтобы о нём стоило говорить. Избавиться от него проще простого. А вот о Тиррелле этого не скажешь. Он – выходец из благородной семьи, женат на дочери графа Арундела. Поднялся, конечно, при Йорках, когда на их стороне участвовал в битве при Тьюксбери. Тогда Эдуард IV произвёл его в рыцари-баннареты, и он получил право водить в военные походы своих вассалов под собственным знаменем. А потом Тиррелл примкнул к герцогу Ричарду Глостеру в его походе против шотландцев и остался с ним на всё время, что Ричард был у власти. Младший Йорк доверял этому человеку. Он сделал его шерифом Гламоргана и констеблем Кардиффа, дав ему большие полномочия в Уэльсе. Тиррелл имел много владений и почётных должностей при короле Ричарде. Однако в битве при Босуорте он не участвовал. Как раз незадолго до решающего сражения Ричард сделал его комендантом крепости Гин на континенте, около Кале. Преследовать его как изменника Генрих, конечно, не мог. Но и доверия к нему не имел. Хотя несколько раз даже допускал его к придворным церемониям. И всё-таки очень желательно избавиться от этого ненадёжного человека.

Возможность представилась немного позднее. Когда был раскрыт заговор Эдмунда де Ла Поля, герцога Саффолка, против него, Генриха, Тиррелл сам попался в капкан. Он ведь родом из Гиппинга, что в графстве Саффолк. Естественно, что со своим графом он был связан. Он и помог ему бежать из страны. Ещё один претендент на трон от Йорков, разрази его гром. Герцог Саффолк скрылся, но Джеймс Тиррелл остался в руках короля. И тут уж он, Генрих, церемониться не стал – быстренько казнил предателя вместе с его сыном, даже последнего слова перед казнью сказать не дал. Всё же и этот, как другие, как проклятый виконт Ловелл, до сих пор не дающий ему покоя, остался верен павшему Ричарду. Да, ему самому такой преданности не видать никогда.

А сейчас надо заняться другим – Генрих решил для облегчения своей задачи выяснить личность этого самозванца, выдающего себя за принца Ричарда Йорка, вернее, теперь уже герцога Йорка. В несколько европейских стран, и в первую очередь, конечно, во Фландрию, отправились весьма искусные в своём деле агенты, которые получили точные указания, и которым он платил очень щедро. Свои деньги они отработали сполна. Узнали всё про этого выскочку без роду, без племени. Это оказался всего-навсего никому не известный мальчишка по имени Перкин Уорбек. Подумать только! Юнец незнатного происхождения, сын каких-то там Джона Осбека и Екатерины де Фаро, а столько шума натворил в Европе своим появлением, столько волнений в самой Англии, такую угрозу создал ему, Генриху! Правда, непонятно как, но этот мальчишка уродился с аристократической, изящной внешностью, а уж манеры и лоск ему придала эта змея Маргарет, тут и сомневаться не приходится. Ух, как же он её ненавидел, ещё одно отродье злокознённых Йорков! Вы смотрите! Ведь её даже одно время хотели сделать претенденткой на английский престол. Это же надо додуматься!

А ещё его агенты выяснили, что с этим мальчишкой Уорбеком общался при дворе герцогини Бургундской его, Генриха, придворный, человек, всеми уважаемый, родовитый дворянин сэр Роберт Клиффорд. Он, оказывается, встретившись с самозванцем, подтвердил его личность и громко заверил всех, что этот юноша, несомненно, тот, за кого себя выдаёт. С сэром Клиффордом своевременно поговорили, и этот разумный человек проявил понимание и изъявил согласие войти во взаимодействие с королём. А дальше всё было уже просто. Никаких официальных заявлений, никаких обсуждений. Только среди придворных как-то сами собой возникли и пошли гулять сплетни, которые работают очень хорошо и куда лучше бьют в цель. А потом к великому герцогу Филиппу во Фландрию отправилось посольство от короля Генриха с подробным изложением достигнутых в расследовании успехов. Герцог был исключительно любезен. Он вежливо ответил, что теперь, конечно же, не станет никоим образом помогать этому мнимому герцогу и отошлёт его от своего двора. Однако на герцогиню Бургундскую он, увы, не может оказать никакого воздействия – в своих собственных владениях она вольна делать всё, что считает нужным, всё, что только пожелает.

Этот любезный ответ никак не удовлетворял Генриха. Он прекрасно понимал, что хитрый герцог только делает невинный вид, а сам по уши завяз в этом грязном деле, поддерживая самозванца. А герцогиня Бургундская имеет не только огромную власть в своих землях, но и, к тому же, ещё достаточно средств, чтобы снарядить армию в поддержку своего ставленника. И что тут делать?

Пришлось взяться за заговорщиков. Он собрал своих избранных советников и призвал к ответу сэра Клиффорда. Тот, услышав обвинение, бросился к его ногам и во всём повинился, вымаливая прощение, которое ему тут же было обещано. И почтенный сэр Роберт запел, как соловей. Оказалось, что среди заговорщиков были такие доверенные люди как камергер королевского двора сэр Уильям Стэнли, младший брат его отчима, лорд Фицуотер, сэр Саймон Маунтфорд и сэр Томас Твейтс. Их, разумеется, сразу арестовали. Суд был недолгим, а приговор вполне предсказуемым. Последовавшие затем казни, особенно обезглавливание лорда-камергера Уильяма Стэнли, были сильным ударом по мятежникам. А тот факт, что сэр Клиффорд, которому все доверяли, перешёл на сторону короля, разъединил их силы. Ну, вот и хорошо. Вот и справился. Хотя говорить о полной победе ещё рано, пока этот предприимчивый молодчик гуляет по Европе. Кто знает, что он ещё предпримет, и кто теперь станет ему помогать?

Он, Генрих неплохо, совсем неплохо поработал. И когда впоследствии этот самозванец объявился со своей небольшой армией в Кенте, его не поддержали ни аристократы, ни народ. Его людей, высадившихся на берег, частью порубили, частью взяли в плен. Около ста пятидесяти человек были отправлены в Лондон, связанные верёвкой, как лошади, которых ведут на продажу, а потом повешены, все, без исключения. Сам Перкин, осторожный сверх меры, не сошёл с корабля и сумел скрыться. И это несмотря на то, что за его голову была назначена огромная сумма в тринадцать тысяч фунтов – надо же было избавиться от этой напасти раз и навсегда. Но он сбежал снова в Ирландию, потом объявился в Шотландии, и король Джеймс даже оказал ему поддержку. Честолюбивый мальчишка в борьбе за свои несуществующие права подбивал шотландцев на вторжение в Англию, и оно состоялось. Но, потерпев поражение в нескольких битвах, шотландский король заговорил о мире и отрёкся от «герцога Ричарда Йорка».

Впоследствии этот самозванец ещё раз объявился на английской земле. Он тогда высадился в Корнуолле и поднял на восстание крестьян, обещая им снижение налогов и всяческие блага. Но как только королевская армия вошла на полуостров, самозванец запаниковал и покинул своих людей, не дожидаясь битвы. Однако на этот раз его удалось схватить и отправить в Тауэр. Суд был недолгим, и при этом посчастливилось связать этого самого Перкина, несостоявшегося герцога Йорка, с Эдуардом Плантагенетом, сыном Джорджа Йорка, герцога Кларенса, уже четырнадцать лет томящимся в заключении, которого обвинили в попытке к бегству. Это очень удачно развязало ему, Генриху, руки. Перкина повесили, а Эдуарда обезглавили. Тогда он, король, расщедрился на достойные похороны последнего законного наследника Плантагенетов по мужской линии – всё же удалось оборвать этот род полностью. Двадцатичетырёхлетнего Эдуарда, выросшего фактически в стенах крепости, погребли в аббатстве Бишам в Беркшире.

Но всё это было потом.

А у Генриха, тем временем, были и радостные события. Летом 1491 года у него родился второй сын, которого назвали Генрихом – в честь отца. Мальчик появился на свет крепким и крикливым, рос толстеньким и щекастым. Пятилетнего принца Артура возвысили ещё больше, сделав кавалером Ордена Подвязки. А в шесть лет его пришлось отправить в Уэльс. Там, в замке Ладлоу, принадлежавшем когда-то герцогу Ричарду Йорку, отцу последних двух королей из этой ветви, у него теперь свой двор. И мальчик начал, наконец, своё обучение. Он проявляет похвальное усердие и склонность к наукам. Учителя его хвалят, и это радует отцовское сердце.

Но лето этого, 1492 года оказалось очень непростым. В самом начале июня, второго числа, королева разродилась дочерью. Опять не сын, это плохо. Но ещё хуже, что ребёнок родился очень слабеньким. Лекарь говорил, будто это оттого, что Элизабет не успела отдохнуть после предшествующих родов. Ну да, принц Генрих родился как раз в конце июня прошлого года, двадцать восьмого числа. Он, муж, пришёл в постель к королеве достаточно скоро, почти что сразу после того, как она отошла от родов. А что ему было делать? Леди Брэкстон, которая удовлетворяла его мужские потребности при надобности, больше нет при дворе. Найти другую женщину не так просто при его недоверчивости – так и кажется, что ставленницы враждебно настроенных сил стремятся ужом проскользнуть в его постель, чтобы потом навредить. Нет, уж лучше собственная жена. А что ей ещё делать, как не рожать ему детей?

Но ему, Генриху, кажется, что причина не в этом. На его взгляд, королева слишком сильно беспокоилась о матери. Та действительно сдала в последнее время, даже завещание написала, хотя ей всего-то пятьдесят пять. Конечно, она старше его матушки, которой нет и пятидесяти, но всё ещё очень хороша собой, хотя в последние месяцы заметно похудела и побледнела. Однако чему удивляться, если она всю жизнь славилась своей потрясающей красотой. Тем и Эдуарда Йорка взяла. Этот красавец всем был известен своей слабостью к женскому полу – не мог устоять перед соблазном никогда. А расчетливая обольстительница пленила его своей красотой, а в руки не давалась. Правда, и положение её было катастрофическим: погибший муж, сражавшийся на стороне Ланкастеров, лишение всех земель, и двое детей на руках. Рискованную игру она, конечно, затеяла. Ведь Эдуард уже три года как был королём, ему ли жениться на дочери простого рыцаря, хоть и благородного рода. Да, мать красавицы была голубых кровей – дочь графа Сен-Поля, это надо признать. Тоже в мезальянс ввязалась по любви большой после того как два года пробыла женой старого и больного герцога Бедфорда, брата короля Генриха У. И как это люди позволяют себе идти на поводу у своих страстей? Ему этого никогда не понять. А Жакетта подняла-таки мужа, Эдуард потом сделал его бароном Риверсом. И родила ему аж четырнадцать детей. И всё это многочисленное семейство Вудвиллов потом окружило Эдуарда, буквально село ему на голову. Уж насколько хитры и изворотливы были, это уму непостижимо. Вмиг повыдавали своих дочерей за знатных женихов. Жертвами их хитрых интриг пали сыновья графов Кента, Эссекса и Пембрука. А одиннадцатилетнего Генри Стаффорда, герцога Бэкингема женили на сестре королевы Кэтрин, которая была старше его. Он потом не знал, куда от неё сбежать, бедняга. Да что там Бэктнгем! Братец королевы, двадцатилетний Джон Вудвилл, умудрился жениться на Кэтрин Невилл, герцогине Норфолк, которая была более чем на сорок лет его старше и успела овдоветь уже трижды. Каково? Но эта женщина сумела пережить и его. Хитрое семейство, одним словом. От таких надо бы держаться подальше. Но ему, Генриху, тоже пришлось с ними связаться. А что было делать, когда нужна была законная принцесса на троне рядом для упрочения собственного положения? И матушка давно уже договорилась с бывшей королевой – это было одно из условий его восхождения на трон.

Уже воцарившись на престоле и готовясь к женитьбе на Элизабет Йорк, белой принцессе, он первым делом восстановил в правах её мать. Элизабет Вудвилл снова стала вдовствующей королевой, а не дамой Элизабет Грей, как при Ричарде. Так было выгодно ему, Генриху. Она даже присутствовала при рождении его первенца, и ей была дарована честь стать крёстной матерью Артура. Однако уже в феврале следующего года послушный ему, Генриху, королевский совет, обвинив её в связи с мятежом Ламберта Симнела, лишил всех владений. Парламент выделил ей содержание, но всем понятно, что жить на такие деньги при дворе невозможно. И красавица Элизабет Вудвилл вынуждена была смириться с судьбой и уйти в монастырь. Злые языки говорили, что это зятёк упрятал её за высокими монастырскими стенами, чтобы не мешалась под ногами со своей страстью к интригам. Откровенно говоря, доля правды в этом есть. Матушка всё время повторяла ему, что присутствие при его дворе прежней королевы крайне нежелательно. Оно-де напоминает об ушедших в прошлое временах и лишний раз подчёркивает, что принцесса Элизабет Йорк имеет больше прав на трон, чем он, Генрих Тюдор. Он, как всегда, послушал совета матушки, да и самому ему видеть эту в прошлом могущественную женщину было неприятно. Она слишком хорошо владела искусством интриги, почти так же умело, как и его матушка. А это было опасно. Тем более что до него стали доходить какие-то странные разговоры о её отношении к поверженному Йорку. В общем, он сделал то, что считал для себя наиболее выгодным. Правда, у него была и другая идея удалить бывшую королеву от двора, причём с большой выгодой для себя. Он имел намерение выдать её ещё раз замуж – за шотландского короля Джеймса III. Тот как раз похоронил свою королеву Маргариту Датскую и был свободен. Но этот недотёпа вскоре погиб в сражении. Так что остался только один путь – монастырь.

Однако все разговоры о том, что её заперли в монастыре, он отсёк сразу же. Во-первых, она ушла в Бермондси, монастырь, который четыре столетия назад поставили здесь, в Лондоне, французские монахи. Это вам совсем не то, что сделал со своей матерью, королевой Изабеллой Французской, его дальний предок Эдуард III, взяв, наконец, власть в свои руки. Тогда король, казнив ненавистного Мортимера, первого графа Марча, обнаглевшего до крайности, упрятал свою матушку подальше от столицы – в замке Ризинг в Норфолке. Правда, когда она скончалась, похороны ей сделал роскошные, и сам архиепископ Кентерберийский проводил заупокойную службу. Он же свою тёщу далеко от дома не отправлял, содержание ей дал, даже небольшие подарки время от времени преподносил. Её не лишили общения с детьми. Королева Элизабет не так и редко посещала мать в монастыре, хотя чаще там появлялась младшая дочь бывшей королевы Сесилия, баронесса Скроуп, ныне виконтесса Уэллс. Элизабет Вудвилл присутствовала при рождении принцессы Маргариты и принца Генри. В чём же обвинять его, Генриха?

А вот пышные похороны ей делать он и не собирался. Бывшая королева умерла буквально через несколько дней после рождения маленькой принцессы, названной в её честь, – восьмого июня. До того ли ему было? И потом она сама в своём завещании изъявила желание быть похороненной скромно. Получилось так скромно, что дальше уже и некуда. Её тело сопровождали только доктор Брент и приор, исполнитель её воли. Погребли Элизабет в часовне Святого Георгия в Виндзоре, рядом с могилой мужа. Правда, процедура прошла очень тихо. Не звонили колокола, не были заказаны новые свечи, не раздавалась милостыня. Никто из знатных людей королевства не явился, чтобы отдать ей последние почести. На погребении присутствовали только две незаметные женщины, одной из которых, как ему сказали, была незаконная дочь её супруга Грейс. Через два дня на заупокойную службу прибыл старший сын Элизабет Томас Грей, маркиз Дорсет. Он пожертвовал в память матери 40 шиллингов, и это было всё. На этой службе были также три её дочери – Анна, графиня Суррей, Кэтрин, графиня Девон и Бриджит, скромная монахиня из Дартфордского монастыря в Кенте. И больше никаких заупокойных месс так и не было заказано. Семья как будто забыла о ней и проявила полнейшее равнодушие к душе почившей женщины, бывшей когда-то всесильной королевой. Злопыхатели потом шептались, что он, Генрих, проявил свою скаредность и не отдал должных почестей почившей тёще, похоронив её столь же незаметно для общества, как когда-то погребли Джоанну Наваррскую, королеву Англии, вдову Генриха IV Болингброка. Ну и пусть говорят. Она стала тенью самой себя ещё пять лет назад, когда он удалил её от двора. И правильно сделал. Без неё ему легче справляться с молодой Элизабет, его собственной женой.

Эти воспоминания не принесли радости, нет. Её, этой радости, вообще так мало в его жизни. И на душе всё равно нет покоя.

Часто, слишком часто вспоминается кровавая битва, позволившая ему надеть корону Англии. Сам Ричард, страшный, устремлённый на него, как разящий меч, стал сниться реже. Но верный Уильям Брэндон, закрывший своего господина от удара собственным телом, вспоминался нередко. Это было так страшно, когда он упал окровавленный, и знамя Тюдоров с красным драконом свалилось на землю. А верных, по-настоящему верных, а не купленных, людей в его жизни было немного, по пальцам можно сосчитать, одной руки хватит. Конечно, матушка и дядюшка Джаспер, это понятно, они родные. И ещё Джон де Вер.

Но Джон де Вер – это отдельный разговор. Этот сильный и изворотливый человек, скорее всего, всегда был верен только самому себе. Жизнь у него, как и у Генриха, сложилась очень непросто. Будучи только вторым сыном Джона де Вера, двенадцатого графа Оксфорда, и Элизабет Говард, он не мог рассчитывать на слишком многое. Однако его отец и старший брат Обри де Вер ввязались в заговор против короля Эдуарда IV Йорка. В итоге оба сложили головы на Тауэр-Хилл. Сам Джон в заговоре не участвовал, а будучи женат на Маргарет Невилл, сестре всесильного Ричарда Невилла, графа Уорвика, уже известного своей способностью сажать на трон Англии королей, получил от него поддержку. В общем, Эдуард не только оставил ему жизнь, но и позволил сохранить титул и земли, а также наследственную должность Лорда великого камергера Англии. Какое-то время Джон верно служил королю Эдуарду. Но потом, вместе с всесильным родственником, переметнулся к Ланкастерам. В то короткое время, когда Генрих VI Ланкастер был восстановлен на троне, он даже был Лордом констеблем Англии и с большим успехом использовал свою власть в личных целях – успел казнить графа Вустера, приговорившего к смерти его отца и брата. Потом случилось сражение при Барнете, и ланкастерцы были разбиты. Джону повезло остаться в живых. Он бежал в Шотландию и оттуда на континент. Дальше в его жизни было много всего, прежде чем он примкнул к новому претенденту на трон. Служил верно, ничего не скажешь. И сейчас в чести.

Других людей, которым он, Генрих, доверял бы безоговорочно, нет.

А у его верного оруженосца Уильяма Брэндона, закрывшего его собой на поле боя в Босуорте, как он узнал впоследствии, остался совсем маленький сын, без малого год от роду, по имени Чарльз. Его воспитывала мать, леди Элизабет Бруин. Но недавно, как ему донесли, она тоже скончалась, и девятилетний мальчик остался полным сиротой. Почему же не сделать доброе дело? Почему не поддержать образ заботливого короля? И он отдал распоряжение доставить мальчика ко двору. Мальчонка прибыл перепуганный, но обжился довольно быстро, и сейчас составляет компанию молодому принцу Генри. Для Артура он слишком крупный и подвижный. Наследник, к великому огорчению родителей, подрастая, становился всё более хрупким и частенько болел. Как у многих Тюдоров, у него слабые лёгкие, и мальчик часто кашляет. Вот ведь незадача. Внешностью он пошёл скорее в своего деда Йорка и обещает стать со временем таким же красивым, как Эдуард. Обидно, конечно, ведь это его наследник, его, а не Элизабет. Но тут уж ничего не поделаешь. Что есть, то есть. Утешает одно – когда Артур повзрослеет и взойдёт на трон, унаследованный от отца-короля, чтобы продолжить династию Тюдоров, в Англии мало кто уже будет помнить красавца Эдуарда Йорка. А доброе дело никак не помешает. Слишком много тяжести на душе накопилось.

Глава 7

Сбежавшая невеста

Осень 1491 года -

весна 1492 года

Для Белинды появление королевского посланца, объявившего, что она должна предстать перед монархом и ответить за своё самовольство, было огромным потрясением. Девушка готова была разрыдаться прямо на глазах у высокомерного, равнодушного к её бедам мужчины. Но во время вспомнила свою подругу Аликс, умеющую держать себя в руках и достойно принимать удары судьбы. Она удержала рвущиеся наружу слёзы, и ей даже удалось ответить посланцу довольно спокойно. Она лишь испросила разрешения повидаться со своей родственницей, пребывающей в этом же монастыре, и получила его.

– Только недолго, леди, – холодно изрёк мужчина, – мы не можем пренебрегать желанием короля видеть вас как можно скорее.

– Я не задержу вас, милорд, – вежливо проговорила девушка, поспешно удаляясь.

Он проводил её взглядом. «А ничего милашка, пухленькая и мягкая на вид, – подумал. – И что, интересно, король измыслил для этой дочери изменника?»

А Белинда чуть ли не бегом поспешила на поиски своей тётушки, леди Луизы Бэкхем, а ныне сестры Марии. Нашла её в монастырском скриптории, где женщина рассматривала какую-то древнюю рукопись. Увидев бледную до синевы и крайне взволнованную родственницу, леди Луиза насторожилась.

– Что случилось, девочка? – тревожно спросила она. – За тобой кто-то гонится?

– Увы, тётушка, – с печалью в голосе и слезами на глазах проговорила в ответ Белинда. – Я пришла проститься.

Глаза бывшей графини широко открылись в удивлении.

– Король Генрих, как оказалось, не забыл обо мне. Шпионы, которые у него повсюду, легко нашли меня. И теперь король требует меня к себе.

Девушка горестно вздохнула и с трудом удержала готовые пролиться слёзы.

– И я не жду ничего хорошего от этого вызова к монарху. Чувствую сердцем, что мне предстоят трудные времена, – добавила она и бросилась на шею тётушке. – Я не надеюсь больше увидеться с вами и хочу сказать на прощание, что люблю и почитаю вас. Ведь у меня никого не осталось на земле, только вы, мой брат Джеймс и мой родной дядюшка Герберт, которого я совсем не знаю. И ещё моя подруга Аликс. Но где они все? А теперь меня разлучают и с вами.

И девушка, наконец, расплакалась, не сдерживаясь больше и не пытаясь казаться сильней, чем она есть на самом деле. Леди Луиза крепко обнимала её, успокаивающе поглаживая по спине, и что-то шептала.

– Ты должна быть сильной, девочка, – сказала, слегка отстранив племянницу погибшего мужа и заглянув ей в глаза, – в этом мире жестоких мужчин, не признающих ничего, кроме своих амбиций и стремления к власти, нам, слабым женщинам, остаётся лишь одно, чтобы выжить: научиться стать крепкими, но гибкими, как хороший клинок из толедской стали. Но им об этом знать не следует, пусть считают нас слабыми и пугливыми. Так будет легче ввести их в заблуждение.

Графиня нежно погладила девушку по щеке, взглядом подбадривая её:

– Мужайся, Белинда. Будь тверда, девочка моя, будь сильна духом, и да поможет тебе Господь всемогущий. А я буду молиться за тебя.

Леди Луиза поцеловала девушку и отпустила её. Она старалась держать себя в руках, пока было нужно. Но когда шаги Белинды стихли в отдалении, женщина не выдержала. Слёзы душили её. Сколько можно валить несчастий на одну семью?! Ну, до каких же пор? Долго сидела сестра Мария в тихом уединённом помещении, думая горькую думу. Когда она появилась в трапезной, Белинды уже не было. Она уехала из монастыря с тем мужчиной, что явился за ней от короля.

А через три дня в их стенах появился цистерианский монах, который оказался братом погибшего мужа леди Луизы, Эдгара Потри, графа Бэкхема. Настоятельница пригласила к себе сестру Марию и позволила родственникам поговорить наедине. Леди Луиза никогда прежде не видела среднего из сыновей барона Стэнхема, однако знала, что Герберт пошёл по духовной стезе. Теперь он стоял перед ней, брат Себастьян, в строгом облачении и с печальным выражением на аскетическом худом лице. Но в изящных линиях его чела проглядывали знакомые черты любимого мужа, а в чёрных глазах были то же упрямство и целеустремлённость, так несвойственные монашескому облику.

– Как же вы похожи с Эдгаром, Герберт, простите, брат Себастьян, – сквозь слёзы проговорила графиня, – и с моим дорогим Реджанальдом. Он был копией отца.

Тут уж женщина не выдержала и разрыдалась, не таясь.

– Не надо плакать, сестра, – мягко успокаивал её мужчина, – слезами горю помочь никак нельзя. Вы много пережили, но Господь не оставит вас, и в должное время ваша душа вознесётся над чёрными делами земных людей и воспарит к светлому небу. Уверен, что там вы встретите всех тех, кто был вам дорог, и возрадуетесь.

Графиня взглянула на родственника с благодарностью – она очень нуждалась в утешении. Уже более спокойным голосом она поведала брату-цистерианцу обо всех бедах, которые обрушились на их семью, и всех потерях.

– И вот теперь моя несчастная дочь томится в оковах навязанного ей королём Генрихом брака с ужасным человеком, чудовищем, – печально закончила она свой рассказ, – и боюсь, что и Белинду может ожидать нечто подобное. Добра от этого монарха я не жду.

– Как жаль, что я опоздал, – с глубоким чувством проговорил мужчина. – Бедная девочка! И я уже ничем не могу помочь ей. Совсем ничем.

Они посидели ещё немного, объединённые общим горем, и расстались. Два человека, никогда не видевшие друг друга и шедшие по жизни совершенно разными дорогами, столкнулись на мгновение на пересечении путей, по которым к людям приходят беды, и вновь разошлись, чтобы не встретиться уже никогда.

А Белинда, в сопровождении присланного за ней мужчины и шести вооружённых стражников продвигалась к Лондону. На душе было очень тревожно. Что ожидает её там? Какое ещё наказание измыслил для неё король, привыкший, как заядлый охотник, преследовать выбранную дичь до конца? Правда, охотился он исключительно за людьми. Скоро она получит ответ на свой вопрос. А пока что миля за милей стелилась дорога под копытами предоставленной ей спокойной рыжей кобылки, да свежий ветер пытался отнести назад все печали, хотя ему была не по силам эта задача. Всё тело девушки болело от непривычно долгого пребывания в седле, но больше всего болела душа.

И вот, наконец, Лондон. Её немногословный сопровождающий соизволил сказать, что король сейчас в Вестминстере, и они направляются туда. Вскоре отряд подъехал к причалу. Посланец короля отдал какие-то распоряжения и половина их отряда вместе с лошадьми остались на берегу, а Белинда в сопровождении четырёх оставшихся мужчин взошла на небольшую, но крепкую барку. Барка двинулась по реке. Девушка с любопытством оглядывалась вокруг. Но когда перед глазами встала мрачная громада мощной крепости, невольно вздрогнула и съёжилась.

– Да-да, леди, это Тауэр, – насмешливо проговорил сопровождающий её мужчина, – и надо очень постараться, чтобы не угодить туда, поскольку вернуться опять к жизни и свету вряд ли будет возможно.

Белинда бросила на мужчину испуганный взгляд, и он довольно улыбнулся – видимо, в его задачи входило не только доставить пленницу к королю, но и запугать её до последней степени, чтобы она совсем потеряла голову от страха. Что ж, придётся ему немного подыграть. Только где ему знать, что её испугала не мысль о том, что она может угодить в эту страшную тюрьму, а осознание факта, что именно здесь, на Тауэрском холме, расстались с жизнью дорогие для неё люди – отец и старшие братья. Какое счастье, что Джеймса не было с ними, когда всё это случилось, и он сумел спастись. Только как же ему жить на свете дальше без дома, без семьи, без средств?

Но вот завершился и последний этап пути в неизвестность, и барка причалила к берегу. Перед глазами было огромное строение, состоящее из множества башен и башенок с переходами между ними, нагромождением крыш и труб.

Они сошли на берег и двинулись к дворцу. Только вошли в него не с парадного входа, а откуда-то сбоку. Потом было множество длинных коридоров, лестниц, переходов, которые Белинде никогда не запомнить, и наконец дверь, перед которой они остановились. Рядом с дверью стоял вооружённый страж, и девушка поняла, что она отнюдь не гость в этом огромном дворце, а обычная пленница. Впрочем, если бы даже она была свободна в своих передвижениях, никогда не нашла бы дороги назад. Голова её слегка кружилась, ноги подкашивались, и хотелось только одного: покоя и тишины. Ей нужно было подумать и собраться с силами. Собраться с духом перед встречей с ожидающей её неизвестностью.

Комната была маленькой, однако в ней Белинда нашла всё, что необходимо, чтобы привести себя в порядок после дальней дороги. А вскоре появилась пожилая женщина, сурового и неприветливого вида, которая принесла ей поднос с едой. Она молча поставила свою ношу на стол и ушла, окинув девушку холодным взглядом. Белинда не стала обращать внимания на такие мелочи. До того ли ей было? Хотя, конечно, доброе слово сочувствия, несомненно, согрело бы её и придало сил.

Как это ни покажется странным, но, поев и помывшись с дороги, девушка безмятежно уснула, как будто ничего больше не опасалась в жизни, как будто ей не предстояла встреча с человеком, который волен распоряжаться её судьбой, как уже распорядился жизнями дорогих ей людей. Но видимо и тело, и нервы требовали отдыха накануне того, что должно произойти. Белинда очень хотела оказаться сильной перед лицом опасности. Это было даже странным ей самой. Ещё несколько месяцев назад она была робкой и послушной тому, кто имеет право приказывать. Но встреча с Аликс, которая не желала подчиняться чужой воле, очень изменила её. А прощальные слова леди Луизы так и стояли в ушах – чтобы выжить, женщине надо быть сильной и гибкой, как хорошо закалённый клинок из стали, но не стоит давать понять это мужчине. Что ж, она постарается. Может быть, даже сможет. Жизнь покажет.

Утро поднялось над землёй хмурое и неприветливое. Белинда умылась, оделась в лучшее из того, что было при ней, и стала ждать. Та же неразговорчивая женщина принесла ей скромный завтрак из хлеба, сыра и кружки эля. А потом снова долгие переходы по коридорам и лестницам и, наконец, небольшой, но дорого обставленный кабинет, где на возвышении в удобном высоком кресле сидел худощавый мужчина с суровым лицом и неулыбчивыми глазами. Белинда сразу поняла, кто перед ней, и присела в глубоком реверансе.

– Можете подняться, леди, – прозвучал голос, столь же холодный, как и взгляд. – Мы желаем услышать, почему вы осмелились сбежать из своего дома без нашего позволения. Говорите же.

– Я никуда не сбегала, Ваше Величество, – Белинде удалось взять себя в руки, и она говорила спокойно, хотя всё тело было напряжено до крайней степени. – Я просто была в отчаянии после гибели моих родных и смерти матери и искала утешения и временного успокоения в монастыре. Разве это грех?

– Нет, разумеется, хотя грех задавать вопросы своему монарху. Вы вправе лишь отвечать на наши.

– Простите, Ваше Величество, это от волнения.

– Забудем об этом. А теперь скажите, почему именно монастырь в Борли?

– Только потому, что там, как я знала, пребывает моя тётя, жена брата моего отца, погибшего несколько лет назад.

– Ну да, в битве с нами, не так ли? – король сурово нахмурился, глаза его опасно сузились.

– Я была тогда слишком молода, чтобы задумываться над тем, с кем воевал мой дядя, Ваше Величество. А сейчас мне просто нужно было прижаться к груди близкого мне человека, выплакать свои слёзы и получить утешение.

– И вы получили это, полагаю?

– Сполна, Ваше Величество.

– Ну что ж, теперь мы, ваш король, позаботимся о вашей судьбе. Хотя, насколько нам помнится, вы потеряли не всех близких. У вас ведь есть ещё один брат и, кажется, родной дядя.

Белинда напряглась. Это был вопрос, которого она очень страшилась. Не ответить на него нельзя, но и отвечать опасно.

– Это так, Ваше Величество, – девушка подняла на короля невинные глаза, большие, переливчатого орехового цвета и удивительно красивой формы, удлинённые, с чуть приподнятыми наружными уголками. – Но я давно не видела своего брата Джеймса, а про дядюшку вообще ничего не знаю, он ведь монашествует где-то.

Из широко открытых глаз потекли, наконец, крупные капли слёз, уже давно ожидаемые Генрихом. «А девочка довольно мила, – подумалось монарху, – хотя, конечно, хитра и изворотлива, как все эти йоркисты. Но это уже не моя головная боль».

– И что же, вы ни разу не слышали, где находится ваш брат, и в каких краях монашествует ваш дядя? Очень жаль. Мы хотели через вас передать вашему брату, что он может вернуться в свои владения. С него сняты обвинения в участии в заговоре, а земля всё ещё никому не передана. Он может стать очередным бароном Стэнхемом, если принесёт нам вассальную присягу.

«Осторожно, ловушка!» – прозвучало в голове девушки так ясно, как будто кто-то рядом с ней сказал эти слова вслух.

– Какая жалость, что я не могу этого сделать, – Белинда сокрушённо покачала головой. – Но я очень рада за брата, очень.

Король недобро усмехнулся. Девушке казалось, что он видит её насквозь, но она твёрдо решила довести свою игру до конца.

– Впрочем, это не так и важно, – равнодушно добавил Генрих, – совсем недавно нам стало известно, что ваш дядюшка, Герберт Потри, находится не так и далеко, в монастыре Клив Эбби в Сомерсете. Мы думаем, не сегодня, завтра, он будет здесь и расскажет нам всё, что знает. Но сейчас нам нужно поговорить о вас, леди. Монастырь не для вас. И мы решили найти вам достойного супруга. Думаем, вы будете довольны и благодарны своему королю за заботу.

Генрих Тюдор снова раздвинул в улыбке тонкие губы, но глаза оставались холодными.

Белинда немедленно присела в глубоком реверансе:

– Я благодарю вас за отеческую заботу обо мне, Ваше Величество, – проговорила она, хотя сердце болезненно сжалось от страха за себя и за родных.

«Да, хитра и коварна, – констатировал король, – но Джон Пертс с ней, несомненно, справится. А мне будет благодарен всю жизнь».

Генрих подал знак молчаливо стоявшему возле него невзрачному мужчине, и тот, не медля, ввёл в кабинет ещё одного участника этой встречи. Белинда замерла, содрогнувшись всем телом. Мужчина был невысок ростом и кривоног, но крепок как корявый дуб над обрывом, обдуваемый ветрами, но упрямо держащийся за жизнь всеми своими длинными и толстыми корнями. На вид ему было лет сорок, хотя возможно угрюмое выражение лица делало его старше. Увидев короля, мужчина подобострастно улыбнулся и склонился в глубоком поклоне.

– Подойди к нам, сэр Джон Пертс, и прими из наших рук великую милость.

Мужчина быстро вскинул глаза, оценив обращение короля, и довольная улыбка зазмеилась на его губах.

Генрих Тюдор имел привычку расплачиваться с теми, кто верно служил ему, награждая землями и титулами, которые отбирал у побеждённых противников. Много лет назад рядом с ним был верный сподвижник Ролан де Веллевиль, который прошёл с ним весь путь изгнанника в Бретани, под неусыпным оком герцога Франциска, и кочевал за ним из замка в замок. Потом он прибыл в Англию, когда Генрих решился открыто претендовать на корону, и немало помогал в этом вторжении. Он заслужил милость короля и получил её. В его руки Генрих передал часть владений семьи Тюдоров на острове Англси, в Пенлинедд. Дикие места, конечно, но Ролан доволен и не раз уже благодарил своего сюзерена за возможность стать бароном и иметь свои владения. Клялся верно служить до конца жизни. Клятвам король, разумеется, не верил – слишком часто видел, с какой лёгкостью они могут нарушаться. Но на верного человека всё же рассчитывал, хоть и приглядывал за ним, конечно.

У этого самого Ролана ходил то ли в слугах, то ли в телохранителях надёжный человек, Джон Пертс, служивший заодно и Генриху. Много раз он оказывался полезен в делах тонких и щекотливых, а награды до сих пор не получил, руки не дошли. Вот и будет ему награда – рыцарское звание, клочок собственной земли и жена из баронского рода в придачу. Пусть старается и дальше.

– Ты много лет успешно выполнял наши поручения, сэр Джон, и давно заслужил награду, – король взглянул на затаившего дыхание мужчину, – вот и получай её. Даруем тебе ныне рыцарское звание, участок земли с господским домом и парой селений и ещё жену. Смотри, какая молодая да пригожая, ещё и из баронской семьи. Нарожает тебе сыновей, будет кому твой род продолжить.

Мужчина мимоходом глянул на побледневшую как смерть Белинду и кинулся целовать королю руку.

– Век не забуду, Ваше Величество, – прошелестел он, – всю жизнь буду Бога за вас молить.

– Вот и хорошо, – король ещё раз сухо улыбнулся, – а теперь ступай, да не забудь девушку прихватить. Обвенчаешься здесь, в Лондоне, прежде чем отправляться в дальний путь.

И он отпустил их обоих взмахом руки.

Всё ещё стоявший в ожидании прислужник, приведший сюда Белинду, отправился с ней в обратный путь. Однако и мужчина, имя которого было Джон Пертс, следовал за ними. Когда прислужник оставил девушку возле её двери, сэр Джон вошёл в комнату вслед за ней.

– Что вам нужно в моей комнате, сэр? – как можно холоднее и надменнее спросила Белинда, скользнув по мужчине неприветливым взглядом.

– Ай-ай-ай, смотри, какие мы гордые, – насмешливо сузил глаза новоявленный рыцарь. – Это что же, все дочери баронов такие неприступные?

И он рассмеялся нехорошим, злым смехом, от которого у девушки по спине прошёл озноб.

– Но теперь об этом придётся забыть, леди, – холодно продолжил он, – поскольку король отдал тебя мне, а я не намерен церемониться с женщиной. И сейчас ты, дорогая, быстро дашь мне удовлетворение, прежде чем я пойду заниматься делами.

Глаза Белинды расширились от накатившего на неё ужаса, потому что в его намерениях сомнений не оставалось – мужчина спешно развязывал свои штаны, высвобождая на волю вздыбившееся орудие любви огромных размеров.

– Нет! – отчаянно закричала она. – Нет! Нет! Мы ведь ещё не обвенчаны.

– Какая разница, – хмуро откликнулся он, – если мне нужно от тебя лишь то, что уже принадлежит мне по воле короля. И не зли меня своим сопротивлением. Я этого не люблю, запомни.

Но Белинда, охваченная животным страхом перед тем, что должно произойти, отбежала от него и попыталась проскочить к двери. Увы, мужчина оказался проворнее и куда сильнее её. Он уверенно схватил её своей длинной рукой и швырнул на кровать, а потом хлёстко и больно ударил по лицу, когда она всё ещё продолжала сопротивляться.

– Вот и хорошо, дорогая, – насмешливо проговорил он, задирая ей юбки и жадно глядя на открывшиеся белые полные бёдра.

Рука его потянулась к тому, что было спрятано между ними, а на глаза Белинды навернулись горькие слёзы, от которых стало трудно дышать.

– Хорошо, хорошо, – продолжал повторять он, как будто в беспамятстве, а сам тем временем навалился на неё всем своим весом.

Белинде показалось, что её тело разорвали пополам, и она дико закричала, пытаясь вывернуться из-под навалившейся на неё тяжести. Но этот человек, которому король с лёгким сердцем отдал её, уже ничего не слышал. Он вошёл в экстаз, удовлетворяя себя, и только повторял, как помешанный своё «хорошо, хорошо». Потом, наконец, утих.

– Я доволен тобой, леди, – проговорил, усмехнувшись, – особенно тем, что ты оказалась нетронутой. Теперь тебе остаётся только нарожать мне полный дом детей, как велел король, чтобы продлить род Пертсов, отныне благородный рыцарский род.

С этими словами мужчина поднялся с разворошенной кровати, оправил одежду и. как ни в чём не бывало, покинул комнату, даже не оглянувшись на оставленную там женщину. Белинда со стоном поднялась на ноги и, как только стихли его шаги, кинулась к двери. «Бежать, бежать, бежать! – билось у неё в голове. – Бежать куда угодно, только бы никогда больше не видеть этого страшного мужчину, не испытывать боль и унижение, которым он подверг её». Но, открыв дверь, она увидела, что стражник по-прежнему стоит на своём посту, суровый и неумолимый. Ловушка захлопнулась прочно. Король, как видно, не доверял ей. Оставалось только вернуться в свою комнату и беспомощно рыдать, проклиная свою горькую долю. Потому что жить с таким мужем будет куда хуже, чем оказаться за стенами Тауэра. А конец один. Долго ей такой жизни не выдержать.

Следующие два дня к ней не заглядывал никто, кроме неразговорчивой надсмотрщицы, как называла её про себя девушка. Однако теперь в её холодных глазах промелькнуло, казалось, сочувствие, когда она увидела пятна крови на простыне и нижней юбке Белинды. Через полчаса она пришла снова, принеся с собой большой кувшин горячей воды и брусок мыла. Всё это она оставила на табурете у очага и вышла, бросив на девушку ещё один сочувственный взгляд. Белинда с удовольствием воспользовалась этой роскошью, чтобы привести себя в порядок, тщательно вымыться и простирнуть своё бельё. А на третий день явился сэр Пертс, так желающий продлить свой «благородный» род. Он был весел и явно доволен ходом событий.

– Собирайся, леди, нас ожидает священник, – заявил он с порога. – А рано утром мы отправимся в свои края. Хотя эту ночь мы ещё сможем провести очень весело, не так ли? Надо же отпраздновать нашу свадьбу по всем правилам.

Белинда содрогнулась всем телом, услышав его голос, но возражать не посмела. Она знала теперь, на что способен этот мужчина. Оставалась только смутная надежда, что ей удастся всё-таки убежать от него, пусть куда угодно, хоть в ад, но только подальше от этого страшного человека.

Однако пришлось пережить всё – и насильственное бракосочетание, когда невеста не имеет права сказать «нет» перед алтарём, и гнусное празднование этого события с обилием дешёвого вина, и брачную ночь с пьяным мужем, ещё более жестоким, но хотя бы быстро провалившимся в сон. Она всё стерпела, памятуя о том, что должна быть сильной и гибкой, чтобы со временем спастись и даже, возможно, отомстить за свою изломанную жизнь. Нежная пугливая девушка на глазах превращалась в хитрую жестокую волчицу, выжидающую своего часа. Да, жизни под силу всё, и такое превращение в том числе.

На следующий день утром, не так рано, как хотелось сэру Джону, поскольку тяжёлая раскалывающаяся голова ставила хозяину неожиданные препоны, они тронулись в долгий путь в далёкий северный Уэльс, как узнала Белинда. Отряд новоявленного рыцаря состоял из шести вооружённых воинов, рослых и сильных. Все они были равнодушны к её бедам. Никому не было дела до того, как ей тяжело сидеть в седле после проведенной с мужем ночи, как болит всё тело и плачет душа. Или ей только казалось, что все? Поскольку в голубых, как летнее небо, глазах одного из воинов, высокого и светловолосого, она поймала промелькнувшую тень сочувствия. Потом, позднее, на стоянке, он молча положил ей на седло толстую овечью шкуру, не слишком хорошо пахнувшую, но зато заметно облегчившую дальнейший путь. И всю дорогу до самого Уэльса она ощущала рядом его безмолвное присутствие, придающее ей мужества, как это ни покажется странным.

Путь был настолько долгим, что казался бесконечным. Они шли через Нортгемптон, Бирмингем, Шрусбери, Рексен и, наконец, оказались в местности, куда менее населённой, чем оставшаяся позади. Впереди показались горы, не слишком высокие, но всё же внушительные, с округлыми вершинами, покрытыми лугами и вересковыми пустошами. Казалось, что они нарядились в роскошный праздничный наряд, поскольку покрывшие их нижнюю часть густые лиственные леса осень уже успела раскрасить во все оттенки золотого и пурпурного цветов. Белинда, всегда чувствительная к красоте, с восхищением смотрела на открывшуюся её глазам картину.

– Наш край действительно прекрасен, миледи, – тихонько проговорил невзначай оказавшийся рядом воин, которого, Белинда уже знала это, звали Грэйд ап Талейн. – Вам понравится, я уверен. И всё будет не так уж плохо, поверьте.

Он взглянул на неё, и у женщины потеплело на сердце. Во взгляде мужчины были сочувствие, поддержка и… нежность.

– Спасибо, Грэйд, – тихонько прошептала она и двинулась дальше. Её муж ничего не должен был заметить, иначе несдобровать ни ей, ни этому такому симпатичному воину, незаметно охранявшему её всю дорогу.

Через горы они не пошли – там уже и снег мог выпасть на перевалах, как говорили мужчины, – а пробирались низинной частью вдоль побережья. Оно было сплошь изрезанным бухтами разного размера, большими и маленькими, а море у его берегов казалось очень неспокойным. Белинде стало страшно, однако мужчины вели себя спокойно и уверенно. И она тоже немного приободрилась, перехватив утешающий взгляд Грэйда. «Всё будет хорошо», – успокаивали её голубые глаза. И ей хотелось верить им.

И вот они достигли пролива Менай. Оказалось, что им нужно перебраться на огромный остров, который простирался за этой неширокой, но бурной водной преградой. На том берегу поднимались белые известняковые утёсы и виднелись многочисленные скалистые бухты. Как же туда попасть? У Белинды широко открылись глаза. Но мужчины знали своё дело. Они быстро и умело переправили на тот берег и людей, и коней, и поклажу, и вновь двинулись вперёд, теперь уже вглубь острова, который, как поняла Белинда, имел название Англси. Господи Боже! Пречистая Дева Мария! Куда её занесло?! Белинда растерянно огляделась вокруг и вновь успокоилась только тогда, когда встретилась глазами с сияющим голубизной взглядом Грэйда. Этот мужчина удивительно действовал на неё, хотя разговаривать им почти не приходилось. От него исходили сила и спокойствие, и когда ей было очень плохо, она просто искала его глазами, а найдя, погружалась на миг в голубой взгляд. Это помогало. Особенно после того, как на стоянках муж предъявлял на неё свои права и грубо, напористо осуществлял их, бесконечно повторяя своё «хорошо, хорошо».

Остров, по которому они ехали, был, в основном, равнинным. Но время от времени на этой равнине возникали высокие каменные сооружения, возможно, ритуального характера, поскольку производили впечатление погребальных монументов. Одно из таких каменных сооружений надолго запало в память Белинде, произведя на неё неизгладимое впечатление. Одиноко стоящая посреди равнины высокая каменная фигура была очень похожа на женщину, повернувшуюся спиной к путникам. Её длинные волосы падали на спину, голова была гордо поднята, а руки сведены за спиной. Женская фигура была очень прямой, даже напряжённой, и Белинде показалось, что она олицетворяет собой её судьбу. Да, ей надо быть сильной и гордой, чтобы не потерять себя в этом ужасном браке, устроенном безжалостным королём, погубившим всю её семью. Удалось ли Генриху найти Джеймса? А дядюшку Герберта, удалившегося от мира за монастырские стены? Теперь она никогда не узнает об этом, как и о том, что сталось с милой Аликс, такой отчаянно храброй в своём желании спастись от уготованной ей судьбы. А самой надо было бороться за жизнь, как бы это ни было трудно.

Ещё несколько дней пути, и они достигли цели. Двигались на запад, или скорее на северо-запад, как показывало солнце. И вот перед глазами путников открылось небольшое, но, похоже, глубокое озеро со сложным названием – Ллин-Керриг-Бах – сразу и не запомнишь. А на его берегу раскинулось поместье, подаренное королём человеку, оказывавшему ему в прошлом услуги. Кого он для этого лишил прав собственности? Или даже казнил? Однако сэра Джона такие мысли не тревожили. Он был чрезвычайно рад получить владение, оказавшееся, вопреки его опасениям, весьма богатым и удобным. Вокруг поместья раскинулись три бедных на вид поселения, люди из которых обрабатывали здесь землю, выпасали скот и делали всю домашнюю работу. Их дети были худыми и голодными, но нового хозяина это не взволновало ни на миг. Он тут же призвал управителя и учинил ему строгий допрос о доходах поместья и возможных путях их увеличения. Новоявленный рыцарь, сэр Джон Пертс, желал незамедлительно стать не только благородным, но и богатым человеком.

Вскоре после их приезда в эти края на землю упала зима, и она показалась Белинде очень суровой и тяжелой. Такой же тяжёлой, как и её жизнь. Муж без конца требовал от неё наследника, и ради этого дела трудился не только ночью, но и, бывало, днём, особенно когда выпьет лишнего. В таких случаях он, вопреки ожиданиям, становился неутомимым и доводил жену чуть ли не до истерики. Со временем она научилась справляться с этой устрашающей похотью, подливая в кружку мужа успокоительное зелье, которое дала ей старушка из дальней деревеньки, расположенной почти что под лесом. Он засыпал, а Белинда давала отдых измученному телу. Но не душе. Душа по-прежнему болела и стонала.

Как ни тяжела была первая зима Белинды в Уэльсе, но подошла к концу и она. Пригрело солнышко. Вновь зазеленели луга, расцвеченные кое-где яркими красками лилий и пурпурными пятнами ятрышника. На склонах над озером расцвели нежные бледно-жёлтые нарциссы. Жизнь, казалось, повернулась к несчастной женщине своей лучшей стороной. Но именно в это время и произошло страшное событие, навсегда врезавшееся в её память и опять резко изменившее её судьбу.

В первый день мая, когда люди из их селений собрались на большой поляне, чтобы плясать вокруг поставленного посередине и увитого лентами дерева, хозяину возжелалось развлечься с женой. Он был весьма недоволен тем, что Белинда до сих пор не в тягости от него, хотя он старается изо всех сил, как он сказал. От него сильно пахло элем, и жена попыталась его утихомирить. Однако это только подлило масла в огонь. Ярость сэра Джона возросла до небес, он грубо схватил женщину за руку и повалил на землю тут же, на глазах у собственных селян. Кто-то тихо ахнул, раздался приглушённый женский вскрик, но мужчина не обращал внимания. Он старался войти в женское тело, почти раздирая его в нетерпении, но не смог, не получилось. И тогда он приподнялся над женой и изо всех сил ударил её – раз, другой и третий. Четвёртый удар не достиг цели. Молнией метнувшаяся к хозяевам фигура заломила поднятую руку. Это Грэйд, не выдержав, кинулся на помощь женщине, которую боготворил с первого же взгляда на неё. Разъярённый сэр Джон приподнялся, чтобы дать достойный ответ дерзкому воину, раскрыл рот, но произнести не смог ничего. Глаза его, казалось, вылезли из орбит, он захрипел и снова тяжело упал на тело жены. Похоже, всё было кончено. Грэйд быстро отбросил обмякшее тело и, освободив обессилевшую от ужаса и боли Белинду, поставил её на ноги. Но ей было не под силу стоять самостоятельно, и она ухватилась двумя руками за сильные плечи воина.

– Спаси меня, Грэйд, – прошептали бледные губы, – увези меня отсюда. Я не могу этого видеть.

– Да, миледи, – ответил твёрдый голос, – я, конечно, увезу вас, потому что шериф во всём обвинит женщину, кого же ещё.

Никто не стал препятствовать, когда двое людей, мужчина и женщина, хозяйка и воин-охранник, оседлали коней и вихрем умчались куда-то на юг. То, что произойдёт потом, конечно, не вызывало радости. Но худшего хозяина, чем только что скончавшийся сэр Джон, трудно было найти. И люди позволили скрыться несчастной женщине, которая на их глазах терпела издевательства мужа всю долгую зиму.

А беглецы остановились, только удалившись от поместья на приличное расстояние и затерявшись среди невысоких холмов, окружающих Холихед-Маунтин. И только теперь встал вопрос, куда они едут, где могут спрятаться. Грэйд думал недолго.

– Я не могу предложить вам ничего лучшего, миледи, чем свой дом в сердце Кембрийских гор, недалеко от Сноудона, – сказал мужчина, пытливо глядя в ставшие тёмными от пережитого ореховые глаза. – Если это не унизит ваше достоинство, конечно.

– Замолчи, Грэйд, – вскинулась Белинда, – больше чем меня унизил покойный муж, сделать этого уже нельзя. Вопрос в том, как примет меня твой дом.

Лицо мужчины просветлело.

– В моём доме хозяйничает сейчас моя старшая сестра Морвэн, которая вырастила меня вместо матери, и она будет рада вам. А для меня ваше присутствие станет великим счастьем, о котором можно только мечтать.

– Тогда поцелуй меня, Грэйд, и перестань величать «миледи». Я теперь просто Белинда.

– Не просто Белинда, а жена Грэйда ап Талейна, если вы согласны, – ответил воин, разняв их слившиеся в поцелуе губы.

– Да, конечно же, да, Грэйд. За эти страшные полгода моей жизни я научилась ценить искренность и мужество. Я верю тебе и буду рада провести с тобой всю свою жизнь.

Беглецы без помех добрались до побережья и пересекли пролив Менай, на этот раз спокойный и ласковый. А потом углубились в горы, казавшиеся такими устрашающими при первой встрече с ними. Теперь и они стали приветливей. Их нижняя часть густо заросла дубами, вязами, грабом и буком, а вверху зеленели луга. Нежно-жёлтые нарциссы уже отцвели, но зато склоны покрыл ярко золотой ковёр лютиков. Это было так красиво, что дух захватывало.

Дом Грэйда оказался небольшим, но крепким, а его сестра действительно приняла Белинду с радостью. Священника нашли не сразу. Но всё же, когда родился их первенец, Тэдриг ап Грэйд, пара была уже обвенчана. И пошла жизнь, совершенно не похожая на прежнюю. В этой жизни были заботы, была работа по дому, но была и горячая любовь мужа, согревающая сердце и наполняющая всё тело ощущением счастья. Постепенно забылись и пережитые несчастья, и король Генрих с его стремлением ломать чужие жизни. Смягчились и воспоминания об оставленных далеко, кажется, в другом мире, родных. Но сердце чувствовало – брат жив, и от этого становилось легче.

А король Генрих после отъезда сэра Джона Пертса и отданной ему в жёны Белинды призвал к себе опытного в таких делах человека и послал его в монастырь Клив Эбби, оказавшийся совсем небольшим и небогатым. Но результаты поиска не обрадовали. Незадолго до появления его человека брат Себастьян покинул стены монастыря, получив от настоятеля наказ отправиться к братьям-цистерианцам в аббатство Обазин в Лимузене, в самом сердце Франции, чтобы получить от них чрезвычайно важный трактат, который нужно будет ещё переписать. Так что, как скоро может вернуться обратно брат Себастьян, не знает никто. Ниточка была оборвана. Младший сын казнённого по обвинению в измене барона Филиппа Стэнхема остался на свободе и может в любой момент объявится в качестве врага. Это плохо. Король любил тщательно подчищать все свои дела такого рода.

Что случилось с новоиспеченным рыцарем сэром Джоном Пертсом и его женой Белиндой Потри, король так никогда и не узнал. Остров Англси в Уэльсе слишком далеко от Лондона и от круга интересов монарха, обременённого множеством других забот.

Глава 8

Побег на континент

Осень 1491 года -

весна 1492 года

А в поместье барона Эшли в Уилтшире, где укрепившаяся в надежде на спасение Аликс Вейк с нетерпением ожидала свою подругу Белинду, чтобы вместе отправиться в путешествие, навстречу новой судьбе, снова поселилась печаль. Спасти Белинду из лап короля Генриха не удалось. Оставалось надёжно спрятать на континенте брата Себастьяна, который чуял, что беда идёт за ним по пятам, и Аликс.

За время пребывания во владениях лорда Стивена девушка узнала много семейных тайн, которые были раскрыты перед ней, как перед человеком, близким их дому. Во-первых, сам барон и его жена испытывали доверие к этой девушке, семья которой жестоко пострадала от власти нового короля, а сама она едва спаслась от угрозы нежеланного и не обещающего ничего кроме горя замужества. А во-вторых, брат Себастьян, обладающий ценным даром видеть людей насквозь и даже иногда прозревать будущее, шепнул своему родственнику перед отъездом, что эта девушка надёжна, как скала, и от неё можно не таиться, тем более что она всё равно узнает немало секретов их семьи.

Аликс стало известно о том, как удалось спасти от плахи молодого Джеймса Потри, самого младшего из сыновей барона Стэнхема. Он тогда как раз приехал к двоюродному деду, чтобы повидаться с Дэниелом и развлечься охотой. Мальчики были всегда дружны между собой, и этой дружбе никогда не мешала небольшая разница в возрасте – Дэниел был на четыре года старше, но выглядел однолеткой со своим другом. Джеймс пошёл в отца и деда – такой же высокий, широкоплечий, сильный и воинственный. А от них ведь до Хэмпшира с его лесами рукой подать, и мальчики частенько отправлялись на охоту, вооружившись до зубов. Но на этот раз охоты не получилось. Дэниел ещё не вернулся с континента, и Джеймс уже начал скучать и собираться домой. Но тут как раз принёсся потерявший голову от страха слуга и рассказал молодому хозяину, что случилось в его родном доме. Джеймс не мог поверить в происшедшее и был готов мчаться к королю, чтобы отстоять хотя бы честь отца и братьев, если не удалось спасти их жизнь. Но барон не пустил его. Повидавший за свою жизнь немало перемен власти в стране, он твёрдо заявил, что теперь нельзя терять ни часу – Джеймсу нужно незамедлительно скрыться по ту сторону пролива, если он хочет сохранить на плечах хотя бы свою голову.

– Видишь ли, малышка, – рассказывал барон доверившейся его заботам девушке, – у меня есть незаконнорожденный брат, Эд. Отец не дал ему своего имени, но вырастил в поместье, и мы всегда были очень близки, несмотря ни на что. Когда Эд встал на ноги, он поселился на юге, в Дорсете, где у отца было совсем маленькое владение в заливе Пула, возле старинного порта. Там он и живёт до сих пор. А у Эда есть старший сын, Николас, отчаянная голова и смельчак, каких поискать. Я очень люблю своего старшего племянника и, к тому же, благодарен ему за помощь, которую получал не раз. Дело в том, что Ник стал настоящим морским волком, которому никто не указ в его делах, не всегда, признаюсь, чистых. Он немного промышляет контрабандой, но больше известен тем, что помогает скрыться из страны беглецам, которым угрожает королевское правосудие. Я отнюдь не имею в виду настоящих преступников, с такими Ник не связывается никогда, но только тех, кто неугоден власти. У Ника есть прекрасная шхуна, лёгкая и быстроходная. Он назвал её «Звезда Востока» и прячет в заливе, на острове Броунси. В тот раз, когда Джейми вихрем унёсся в Дорсет, Ник, к счастью, был на месте и вышел в море немедля. Потом мы, опять же через него, получили весточку, что мальчик благополучно добрался до владений Дэниела под Анже.

Барон замолчал, глубоко задумавшись, потом спохватился.

– Правда сейчас я не могу с уверенностью сказать, где находится мой единственный оставшийся в живых двоюродный внук. Сын писал, что Джеймс ни в какую не соглашался искать себе невесту с землёй и мирно заняться виноделием, как хочет наш младшенький, Роджер. Он настроен на одно – стать рыцарем, добыть себе славу мечом и отомстить за убитых по сфабрикованному обвинению отца и братьев. В общем, он хотел податься к королю Карлу. Удалось ли ему это, не знает никто из нас.

Лицо барона осветила грустная улыбка.

– А теперь тебе, девочка, придётся пройти тем же путём, если ты не побоишься риска.

– Не побоюсь, нет, – горячо уверила барона девушка. – Я готова на всё, лишь бы спастись.

– Молодец, малышка, не бойся ничего, – подбодрил её барон. – На Ника можно положиться. Он часто совершает рейсы между Пулом на английском берегу и Сен-Мало в Бретани. Он не подведёт.

Когда вернулся удручённый своей неудачей брат Себастьян, он сразу же заторопился в дорогу.

– Мне нежелательно оставаться здесь, подвергая опасности вашу семью, – заявил он барону, – да и этой милой девочке ни к чему возвращаться из небытия (благодарение матушке аббатисе за эту святую ложь). Так что нам лучше быстро и незаметно исчезнуть.

Барон Стивен признал справедливость этих слов. Он слышал не раз, что у короля Генриха великолепно вымуштрованные шпионы, и они умеют идти по следу не хуже самых лучших гончих. Поэтому на следующий же день, когда рассвет только-только поднимался над землёй, три всадника тихо покинули поместье Эшли, направляясь на юго-запад, в Дорсет. Брата Себастьяна и Аликс, снова переодетую в мужской костюм, сопровождал всё тот же Тоби, проявивший в прошлой поездке, как утверждал монах, чудеса сообразительности.

А ближе к вечеру следующего дня на подъездной аллее к дому возникла невзрачная фигура всадника, сопровождаемого двумя рослыми воинами. Человек представился посланником короля Генриха, который срочно разыскивает монаха из цистерианского монастыря по имени брат Себастьян, поскольку имеет к нему дело. Говорят, барон и этот монах состоят в родственной связи, разве нет? Барон Эшли со всей искренностью признал, что действительно имеет племянника по имени Герберт Потри, пошедшего по жизни духовной стезёй. Однако он так давно не видел мальчика, что даже не представляет себе, как он сейчас выглядит. Очень жаль, что он не может помочь людям короля. Говорить больше было не о чем. Попытки сыщика вызвать на разговор слуг в доме тоже не дали никаких обнадёживающих результатов. Правда, когда к дому поспешил старый привратник с решительным выражением на лице, ему на голову внезапно свалился большой камень и раскроил бедняге череп. Буквально на самом пороге. По знаку сыщика солдаты мигом взлетели на крышу, однако не нашли там никого, кроме двух котов. Барон же был очень огорчён и озадачен – теперь ему придётся искать нового привратника, а это не такое лёгкое дело. Тимоти был прекрасным сторожем. Жаль, что он так нелепо погиб.

Когда люди короля отбыли, барон перевёл, наконец, дух и вытер вспотевшее лицо. Уф! Слава Господу всемогущему и Его Пресветлой Матери! Как во время уехали его гости. И каким сообразительным оказался младший братишка Тоби, Сэм. Умница мальчик. И люди у него все верные, к счастью. Старый Тимоти появился в поместье не так давно и особым доверием хозяина не пользовался. Что ж, теперь его уже нет с ними. И хорошо.

А покинувшие поместье рано утром путники без особых приключений достигли городка Пул и легко нашли небольшую усадьбу Эда Трента, всем известного торговца рыбой. «Как удачно, что старый барон не дал в своё время незаконному сыну своё имя, – подумал брат Себастьян, – и теперь никому и в голову не придёт связать этого торговца с бароном Эшли». Чутье подсказывало мужчине, оно громко кричало, что надо уходить как можно быстрее и как можно дальше.

Лихой моряк Николас Трент оказался, к счастью, на месте, и с вечерним отливом шхуна «Звезда Востока» тихо вышла из бухты и взяла курс на Бретань. На борту её было только два пассажира.

Погода стояла спокойная, залив выглядел вполне мирно, как будто и не бушевал никогда, вздымаясь крутыми волнами, – в общем, первое путешествие Аликс по морю оказалось приятным. Сам капитан, мужчина лет тридцати, на волка не походил совсем, отметила Аликс, ни на настоящего, ни на морского. Он был светловолос и изящен, и, пожалуй, лучше смотрелся бы в бальном зале, чем на палубе корабля. Но дело своё он знал хорошо, это было видно сразу.

Чтобы скрасить путешествие своей молодой и очаровательной пассажирке и немного приободрить её, капитан без конца рассказывал ей интересные истории про места, куда они направляются.

– А Сен-Мало, леди, это вообще удивительнейшее место, – с воодушевлением повествовал он, – это город-крепость на скале. Представьте себе дома из серого камня с серыми же высокими и мощными стенами, возвышающиеся над морем, которое бушует здесь с неимоверной силой. Таких приливов и отливов не увидишь больше нигде, клянусь. И туманы. Они падают на землю мгновенно, и тогда ничего не видно в этой мягкой густой вуали.

Аликс слушала, раскрыв рот. Это было так интересно.

– А жители этого города самые свободолюбивые и независимые люди, поверьте. Они до сих пор поднимают на башне флаг Бретани с горностаем, хотя их любимая Анна Бретонская стала уже супругой Карла, и он, разумеется, наложил руку на её земли. А про этого горностая на гербе Бретани есть любопытная легенда. Хотите послушать?

Аликс согласно закивала головой. Конечно, она хотела услышать и это, и многое другое, и вообще разговаривать с капитаном Ником и слушать его было одно удовольствие.

– Так вот, – начал Николас, – в старые времена, века три назад, был в Бретани герцог Алан Барбеторт. Он много воевал с норманнами, отстаивая свою независимость. И вот однажды его войско, подверглось нападению врагов. Их было много, слишком много, чтобы принять бой, и герцог дал команду отступать. Они устремились вперёд, как ветер, а за ними по пятам гнались норманны. И вдруг путь им преградила широко разлившаяся река, бурлящая илистой и грязной водой. Это была серьёзная преграда. Но тут герцог заметил, что впереди его войска несётся горностай, спасаясь от его коней. Достигнув грязной воды, зверёк остановился на мгновенье, а потом развернулся и отчаянно кинулся навстречу гибели. Он предпочёл смерть грязи. Герцог высоко оценил мужество маленького существа, показавшего ему пример. «Лучше смерть, чем позор!» – вскричал он громовым голосом и развернул свою армию навстречу врагам. Бретонцы смело атаковали противника. И победили. Вот такая история.

Однако увидеть Сен-Мало с его горностаем на флаге Аликс не довелось.

Она по-прежнему стояла неподалёку от штурвала, глядя в морские волны и любуясь рыбами, которые появлялись время от времени в просвечиваемых солнцем верхних слоях воды, когда услышала непривычно резкий голос капитана.

– Тысяча чертей, – сквозь зубы процедил он, – этого только не хватало. И откуда они, дьявол их забери, взялись?

Аликс оглянулась вокруг и ахнула. С трёх сторон к их шхуне шли три корабля, воинственно ощерившиеся бортовыми пушками, а четвёртый отсекал дорогу обратно, к английским берегам. Они попали в ловушку. Это поняла даже совершенно неопытная в морском деле Аликс. Когда с большего из кораблей был дан залп из носовой пушки поперёк их курса – приказ лечь в дрейф – Николас вынужден был подчиниться. Чертыхаясь и посылая проклятия на трёх языках, он ожидал, пока к борту «Звезды Востока» причалит лодка, отошедшая от давшего сигнал корабля.

– Ступайте в каюту, леди, немедленно, – стрельнул он глазами в сторону Аликс.

Девушка отошла, но, спрятавшись за такелажем, притаилась там, глядя на разворачивающиеся события. Ей было очень страшно, но и очень любопытно.

По спущенной верёвочной лестнице на палубу их корабля легко и быстро вскарабкался высокий мужчина, имеющий вид настоящего лорда, но со стальным блеском в серых глазах, выглядевших очень светлыми на загорелом обветренном лице.

– Рад приветствовать тебя, капитан Трент, – произнёс он низким чуть хрипловатым голосом человека, привыкшего отдавать команды. – Чем порадуешь на этот раз?

– Пуст, милорд, увы, совершенно пуст, – спокойно ответил Николас. – Спешная поездка. Только два пассажира: цистерианский монах и мальчик, что едет с ним.

– И почему я не верю тебе, капитан? – мужчина усмехнулся. – Опять какой-нибудь герцог, столь интересный моей госпоже, а?

– На этот раз нет, милорд. Мимо. Сегодня монах и мальчик.

– Не хочу показаться невежливым, друг мой, но желал бы взглянуть на твоих пассажиров.

Николас тяжело вздохнул и пригласил посетителя в свою каюту, куда сразу же позвали брата Себастьяна и Аликс. Мужчина окинул их обоих внимательным взглядом. При виде Аликс глаза его хищно блеснули. Потом он повернулся к капитану.

– Монах самый настоящий, в этом сомнений нет, – изрёк он. – А вот женщина меня очень даже интересует. Чья дочь?

И он, повернувшись к Аликс, вежливо поклонился ей.

– Позвольте представиться, мадемуазель. Шевалье Бертран де Монфлен, к вашим услугам, – и он поцеловал Аликс руку, приведя её в неописуемое удивление.

– Леди Аликс Вейк, милорд, – взяв себя в руки, ответила девушка, гордо подняв голову, и выглядела в этот момент, по меньшей мере, дочерью герцога, если не принцессой, несмотря на мужской костюм, – и я не понимаю, по какому праву вы нас остановили.

Николас только молча открыл глаза, с восхищением глядя на свою скромную ещё не так давно пассажирку. А может она действительно принцесса? Брат Себастьян удручённо покачал головой.

– Я охотно всё объясню вам, мадемуазель, когда вы перейдёте на мой корабль, – вежливо ответил шевалье. – А ваших друзей я отпущу на свободу, обещаю.

Аликс бросила тревожный взгляд на капитана Николаса, потом на брата Себастьяна. Их глаза ответили ей, что спорить не следует. Сила, к сожалению, не на их стороне.

– Что ж, милорд, я вынуждена подчиниться силе, – глаза девушки сверкнули мгновенной бирюзовой молнией и тут же спрятались за длинными ресницами, – но вы совершаете большую ошибку, уверяю вас.

Шевалье де Монфлен только усмехнулся в ответ и подал ей руку. С этой девушкой ему скучать не придётся, это уж точно.

Аликс осторожно спустили в шлюпку, потом так же бережно подняли на борт французского корабля. Шевалье с недоумением покосился на маленький узелок, составлявший весь багаж его пленницы, он-то ожидал более внушительной поклажи. И где, скажите на милость, горничная мадемуазель? Однако разъяснений приходилось ожидать. Только устроив гостью в удобной каюте и дав ей немного передохнуть, шевалье де Монфлен пригласил её к разговору. За это короткое время Аликс сумела взять себя в руки и подготовить подходящую историю для своего похитителя. То, что она рассказала ему, было, надо признать, изощрённой выдумкой чисто сентиментального характера. Героем её романа стал уехавший на континент Джеймс Потри, поскольку никого больше, подходящего на эту роль, она не знала, а история должна быть достоверной.

– И вот теперь, милорд, когда я уже так близка к встрече со своим возлюбленным, – завершила девушка свой рассказ, сердито блеснув глазами, – вы становитесь у меня на пути и похищаете меня. Это возмутительно, милорд, возмутительно и несправедливо.

Шевалье усмехнулся. Рассказ пленницы был гладким, придраться не к чему. Но он почему-то ей не верил. Кто же в действительности попал к нему в руки на этот раз? И зачем эта красивая и, похоже, слишком сообразительная особа прибыла в их страну? Это стоило выяснить.

– Ваша история тронула меня, мадемуазель, – с наигранным сочувствием проговорил шевалье де Монфлен, – однако не в моей власти самостоятельно решить этот вопрос. И вам придётся какое-то время побыть моей гостьей не только на корабле, но и в моём замке. К счастью это недалеко, здесь же, в заливе Сен-Мало.

Сердце Аликс оборвалось. Попав за высокие стены замка, она окажется в полной власти этого привлекательного, но очень опасного мужчины, играющего свою игру, ей пока непонятную. Но что она могла сделать? Оставалось только не подавать вида, насколько ей на самом деле страшно.

Замок шевалье де Монфлена оказался большой и крепкой, на взгляд Аликс совершенно неприступной цитаделью на западном берегу полуострова Котантен в Нормандии, как раз напротив острова Джерси. Это совсем близко от порта Сен-Мало, куда направились её спутники. Близко, но, к сожалению, недоступно, поскольку в этом замке она чувствовала себя как будто попавший в неволю зверёк, запертый в клетке. Ей были предоставлены прекрасные покои и услужливая горничная, в её владении был богатый гардероб, и подавались ей самые изысканные яства, но это была неволя. И Аликс часто вспоминала то ощущение свободы, которое посетило её после сообщения о её мнимой смерти. Увы, радость была очень недолгой, и теперь неизвестно, что ждёт её впереди.

А оставленные на «Звезде Востока» спутники долго не могли прийти в себя. Капитан Николас продолжал сыпать проклятиями, яростно меряя шагами палубу своего корабля. Он не оправдал доверия дядюшки Эшли и очень подвёл его. Впервые за всё время. И это было очень неприятно, это ущемляло его гордость. А расстроенный вконец брат Себастьян только горестно качал головой. Он не смог спасти и эту милую девочку, доверенную его попечению, чтобы доставить её к Дэниелу. Уж не так и много от него требовалось, но он опять не справился. Неужели Господь отвернулся от него?

Брат Себастьян, высадившись на берег, отправился сухим путём в долину Луары, двигаясь через Рен. А капитан Николас Трент, загрузив свою шхуну некоторым количеством ходового контрабандного товара, двинулся в обратный путь. Благополучно добравшись до залива Пул, он отправил дядюшке печальное сообщение, что полученное задание им практически не выполнено или, можно сказать, выполнено наполовину. Во всяком случае, вверенная ему девушка до цели путешествия не добралась. Сообщение весьма огорчило доброго барона, а леди Дебора даже всплакнула о несчастливой доле бедной девушки, так жестоко преследуемой ударами судьбы.

Прошло недели три, пока усталый и измученный брат Себастьян добрался до владения своего родственника. Это было действительно очень недалеко от Анже с его могучим замком, памятником былого могущества Анжуйской династии. Владение располагалось на правом берегу Луары, оно оказалось немаленьким и, как понял монах, весьма прибыльным. Его встретили с распростёртыми объятиями. Дэниел давно не получал весточки от родных и жадно слушал дошедшие, наконец, до него новости. Он гневно свёл брови, услышав, какая судьба постигла мать и сестру его друга, и горько посетовал, что брату Себастьяну не удалось увезти из монастыря Белинду. Потом внимательно выслушал историю его побега из Англии вместе с молодой девушкой, которую выхватил прямо у них из рук этот злодей, Бертран де Монфлен.

– Джеймс будет вне себя, когда услышит эти новости, – печально сказал хозяин поместья, – он потерял всех родных, отца, братьев, мать, а теперь ещё и сестру, которую не удалось спасти из лап короля. Будь проклят Генрих Тюдор! По его милости обе наши семьи понесли страшные потери. Подумать только! Из восьми взрослых детей у моего отца осталось только четверо, да и то Джейн можно не считать, поскольку она заперта за стенами обители.

Брат Себастьян только покачал головой. В его семье всё было ещё хуже.

– А скажи мне, Дэниел, где сейчас мой единственный племянник? – с надеждой спросил гость. – Я готов идти ещё сколь угодно долго, чтобы только увидеть его. У меня ведь никого не осталось, только он и пропавшая Белинда. Кэтрин перестала быть нашей, как только вышла за этого гнусного типа Блаунта. Она не в счёт.

– Увы, святой отец. – Дэниел задумчиво смотрел в огонь, горевший в камине. – Я уже полтора года не видел своего друга. Когда он последний раз появлялся здесь, то сказал, что пошёл на службу к герцогу Орлеанскому. Карл оказался слишком молод, а регентша Анна де Боже, и её супруг Пьер де Бурбон пришлись ему не по душе. Он выбрал герцога. Тот показался ему не таким хитрым и не таким мрачным, к тому же достаточно воинственным, чтобы на службе у него можно было продвинуться. И потом у него есть очень достойные союзники. Один Франсуа де Лонгвиль, граф де Дюнуа, сын знаменитого Бастарда Орлеанского чего стоит. Однако сейчас, после поражения при Сент-Обене, герцог, насколько я знаю, угодил в заключение, и его держат в темнице где-то в Бурже. Мятежный граф де Дюнуа тоже оказался в руках этой слишком мудрой дамы. Что сталось с моим другом после этого поражения герцога в «Безумной Войне», я не знаю, и от этого мне очень плохо на душе.

Монах надолго задумался. Потом поднял голову, и в глазах его Дэниел прочёл спокойствие.

– Мой племянник жив, я чувствую это, – уверенно заявил он. – И когда он приедет сюда, расскажи ему, что случилось с нашей семьёй. И ещё передай мою просьбу позаботиться о той девочке, что была со мной. Я обещал ей защиту. Но я не воин, я монах. И мой путь лежит сейчас в Лимузен. Там, в аббатстве Обазен я надеюсь пробыть какое-то время, пока не утихнет вся эта суета, связанная с расправами, чинимыми Генрихом Тюдором. Если нужно будет меня найти, ты теперь знаешь, где.

Отдохнув несколько дней в поместье родственника, брат Себастьян отправился в дальнейший путь, обеспеченный всем необходимым и получив в помощь проводника. А в конце зимы здесь появился Джеймс Потри, который представился как рыцарь Джеймс де Тремуаль.

– Звучит очень сходно с именем знаменитого генерала, я имею в виду славного Луи де Ла Тремуйля, но не имеет с ним ничего общего, – рассмеялся Джеймс, обнимая друга. – Я так рад тебя видеть, дружище!

И он рассказал, как служил герцогу Орлеанскому, участвовал в его войне, но остался невредим, сблизился с графом Дюнуа и получил от герцога рыцарские шпоры и небольшое владение возле Немура. Ничего особенного, сказал он, немного земли и полуразрушенный старый замок. Однако всё же, пусть маленькая, но собственность, и есть где преклонить голову в случае необходимости, поскольку в Англию ему, похоже, путь закрыт навсегда.

При этих словах Джеймс болезненно скривился. Он всё ещё не смирился с тем, что произошло на его родине. И тут Дэниелу пришлось рассказать последние новости, дошедшие до него. Это была тягостная обязанность. Ему казалось, что он своей рукой сыплет соль на открытую рану в сердце друга. Но он должен!

Лицо Джеймса побледнело до синевы, когда он услышал о полном крахе, постигшем его семью. Он очень изменился за прошедшие годы, возмужал, стал таким мощным, суровым воином. Но сейчас, на глазах у Дэниела, друг как будто постарел на несколько лет. В его глазах стояла боль.

Напоследок Дэниел передал другу просьбу его единственного дядюшки и подробно рассказал о девушке, которую нужно спасти.

– Если она ещё жива, конечно, – мрачно добавил он.

– Клянусь, я сделаю это, – откликнулся Джеймс, сверкнув злыми глазами, – хоть этим насолю проклятому Тюдору.

Друзья ещё долго беседовали у горящего камина, вспоминая прошлое и пытаясь заглянуть в будущее. Дэниел надеялся всё же со временем вернуться в родной дом. У Джеймса такой надежды не было. Он оставался одиноким волком в чужой стране.

Через несколько дней Джеймс де Тремуаль, английский дворянин, ставший в силу обстоятельств французским рыцарем, отправился дальше – выполнять задание, полученное от выпущенного на свободу герцога Орлеанского. С ним были его оруженосец Обри де Монтень, безрассудно храбрый юноша, боготворивший своего рыцаря, и ещё шесть воинов. Успешно справившись с порученным делом, он в разгар весны оказался в Котантене и отыскал замок шевалье де Монфлена. Это была крепкая цитадель на скалистом берегу, не чета его маленькому разваливающемуся замку, но это не остановило рыцаря. Встретившись с шевалье, Джеймс без обиняков заявил ему, что явился за девушкой, незаконно захваченной им.

– Почему же незаконно, мессир? – удивился шевалье. – Это был закон силы, а её нужно уважать. И я не намерен никому отдавать эту мадемуазель, хоть она и упоминала ваше имя, когда прибыла сюда.

Джеймс и бровью не повёл, услышав эти странные речи. Как могла девушка что-то знать о нём? Но сейчас надо выполнить просьбу дяди, он ведь обещал. И, видимо, придётся драться. Но к этому ему не привыкать. Последние годы он только и делал, что сражался. Это очень укрепило его руку и его дух. Он готов сразиться за девушку, которую никогда не видел в глаза, но поклялся спасти.

– Давайте померяемся силами здесь и сейчас, мессир, – предложил он с холодной улыбкой, – кто окажется сильней, тому она и достанется. Идёт?

Отказаться от предложения было бы недостойно. Тем более что шевалье считал себя непревзойденным мастером боя на мечах, а из окна в башне за сражением будет, конечно же, наблюдать упрямая девчонка Аликс, которая до сих пор так и не согласилась разделить с ним постель. Пусть посмотрит, как он разделается с её дорогим Джеймсом. И тогда ей не останется ничего больше, как только отдаться ему, Бертрану. Упрямство этой гордой девчонки доводило его иногда до бешенства, но принудить её силой не позволяла гордость. Он мог в жизни всё – хитрить, обманывать, убивать, – но никогда не разрешал себе брать женщин силой, это унижало его, как мужчину.

Сражение устроили тут же, во дворе. Воины окружили противников широким кольцом, громко подбадривая своих рыцарей. Сторонников шевалье де Монфлена было, разумеется, намного больше. Но шума, как ни странно, производили больше прибывшие с рыцарем де Тремуалем воины. Особенно старался верный Обри, и его было слышно на самом верху башни.

– Давайте, шевалье де Тремуаль, покажите ему, сэр Джеймс, – вопил юноша, сверкая глазами.

Аликс, конечно же, наблюдала за боем. Кто этот темноволосый широкоплечий воин, на полголовы выше её похитителя? Кто бы он ни был, она горячо желала победы именно ему, поскольку смертельно устала пребывать в заточении и отбиваться от любовных предложений шевалье де Монфлена. Она хотела одного – свободы. Но когда услышала вопли светловолосого оруженосца, сердце её замерло. Неужели Джеймс действительно пришёл, чтобы освободить её? И она принялась горячо молиться Святому Георгию, чтобы он принёс победу её защитнику.

Но мужчина, уверенно наступающий на хозяина замка, казалось, не нуждался ни в чьей помощи. Он размахивал своим огромным мечом с такой лёгкостью, как будто тот вообще не имел веса. Его движения были точными и красивыми. Он легко отбивал атаки шевалье и всё чаще атаковал сам. Шевалье де Монфлен довольно быстро понял, что столкнулся с противником, превосходящим его и силой, и умением. Немного покрасовавшись перед своими воинами, он осторожно свернул битву, сделав вид, что подвернул ногу.

– Вы победили, шевалье де Тремуаль, – немного отдышавшись, проговорил он, – девушка ваша.

Ни одна женщина на свете, с его точки зрения, не стоила того, чтобы рисковать из-за неё своей жизнью. Эта, безусловно, хороша, но она не одна такая, тем более что без конца упрямится и сопротивляется его желаниям. Пусть уходит. Она не оправдала его надежд.

По приказу хозяина Аликс вывели из башни, и она оказалась, наконец, лицом к лицу со своим спасителем. Мужчина был молод и довольно красив, но какой-то мрачной, демонической красотой. В его чёрных глазах не было ничего, кроме удовлетворения от победы и ещё, пожалуй, усталости. А у Аликс сердце затрепетало в груди, как пойманная птичка, когда она заглянула в бездонные бархатные глубины.

– Я Джеймс Потри, леди, рыцарь де Тремуаль, и я пришёл за вами по просьбе моего дяди, брата Себастьяна. Вы поедете со мной? – его голос, низкий, глубокий, отдавался трепетом во всём её теле.

– За вами, милорд, я пойду хоть на край света, – ответила она.

И тут суровый рыцарь улыбнулся, сразу став моложе.

Вопрос, куда именно им нужно ехать, решался уже в пути. И оказалось, что самое правильное направление – замок Тремуаль.

– По правде говоря, леди Аликс, это просто груда камней, и жить там не слишком комфортно, – смущённо сказал Джеймс, с надеждой глядя в бирюзовые глаза.

– Какая разница, если там я буду свободна, милорд?

– Полной свободы не получится, я думаю, – мужчина на минуту отвёл глаза, – боюсь, вам придётся стать моей женой, чтобы на законных основаниях жить там.

– Из всех перспектив, какие открывались передо мной в жизни, эта мне кажется самой замечательной, – улыбнулась Аликс прямо в чёрные глаза, вновь тревожно устремившиеся к её лицу.

Её спутник тихо рассмеялся.

Замок Тремуаль оказался не так уж плох, как говорил Джеймс. Аликс быстро обжилась в нём. Через год она родила мужу первого сына, за которым последовали потом ещё четыре. И только последним, шестым ребёнком оказалась очаровательная девчушка, как две капли воды похожая на мать. Спустя два года Аликс смогла позвать к себе брата и мать. Отец и дед умерли в один год, почти сразу после её отбытия в монастырь. Найджел нашёл свою судьбу на службе у герцога Орлеанского. А когда вельможа надел упавшую с головы Карла корону, став королём Франции Людовиком ХII Валуа, положение семьи заметно упрочилось.

Глава 9

Утраты короля Генриха

Осень 1495 года

Король Генрих был близок к отчаянию.

Ну вот! Теперь на него навалились утраты. Как это тяжело! Как несправедливо! Неужели он недостаточно выстрадал на своём веку? Неужели мало ему досталось разлук с близкими людьми и потерь?

Малышке Элизабет только летом исполнилось три годика, а сегодня её уже нет с ними. Она тихо угасла, маленькая, худенькая девочка, слабенькая и молчаливая. Она как будто с самого начала знала, что ей недолго быть на этом свете, ничего не требовала и мало чего хотела. Лекари сказали, что она умерла от истощения. Какое может быть истощение в королевской семье, когда есть возможность получать всё лучшее? Но эскулапы стоят на своём, говорят, что организм ребёнка был изначально ослаблен, и она просто не в состоянии была усваивать то, чем её кормили.

И как тут не вспомнить её злосчастную бабку, Элизабет Вудвилл? Не надо было, ох, не следовало называть её в честь бывшей королевы и тем связывать ребёнка с судьбой женщины. Та ушла из жизни, ослабев до крайности, и ещё ребёнка за собой увела. У-у, вудвилловское отродье, как говорит матушка. Все они коварны. Все до одного.

Но душа болит от потери. Элизабет, его королева, прямо почернела лицом от переживаний. А она ведь снова в тягости. Как бы это не сказалось на здоровье следующего ребёнка.

А ему, Генриху, и на скорбь не отведено часу. Государственные дела забирают у него уйму сил и времени, а здоровья ему от природы отведено, к сожалению, не так и много. И он, не привыкший доверять никому, кроме разве что матушки и дядюшки Джаспера, всё, абсолютно всё должен делать сам. Всё знать, всё контролировать – иначе как удержать власть в руках? Это он понял ещё в молодости, когда оказался рядом с французским королём Людовиком ХI. Тот много времени уделял своим хитроумным планам и никого в них не посвящал. И правильно делал. Его не случайно прозвали Пауком. Он и, правда, со своей не совсем обычной внешностью был похож на огромного паука, сидящего в центре обширной паутины, из которой не выбраться никому, и только дёргал то одну, то другую ниточку. Зато он знал всё, что происходит не только в его королевстве, но и по всей Европе. И мог во время вмешаться, если события развивались не в ту сторону, что нужно ему. Умный был человек, хитрый и очень предусмотрительный. А ему, Генриху, хватило наблюдательности и сообразительности, чтобы понять это. Понять и запомнить. И вот теперь это пригодилось. И пусть многим из его придворных не по душе внимание короля к мелочам, как они говорят, ему это безразлично. Он должен держать в руках своё королевство и всех своих подданных и будет это делать. Пусть на внимательное чтение донесений его агентов с разных сторон уходит много времени, и иногда приходится засиживаться до глубокой ночи, зато он знает, что происходит, и может влиять на события своевременно. На это не жаль ни времени, ни сил. Ведь именно такая постановка дела помогла ему сохранить корону на голове вот уже десять лет. А сколько было попыток свергнуть его, сколько мятежей и самозванцев.

Совсем не нравится, однако, то, что творится во Франции. Регентство Анны де Боже, женщины властной, но исключительно умной, проницательной и осмотрительной, закончилось. Молодой Карл вошёл в возраст и потянулся к власти. И взялся воевать. Неаполитанской короны ему захотелось, видите ли. Своей ему недостаточно. Мало того, что он принудил едва достигшую четырнадцатилетнего возраста Анну Бретонскую, наследницу Франциска II, разорвать заочный брак с Максимилианом Габсбургским, которым она хотела защититься от алчности французской короны, так он ещё и вытянул из неё согласие стать его женой. Правда тут всё-таки заботливая сестра постаралась. Она собрала совет богословов и юристов, и они сумели доказать недействительность брака наследницы Бретани и Габсбурга. Хитростью и посулами эта умная женщина склонила на свою сторону бретонское дворянство и даже мятежного герцога Орлеанского, разбитого раньше армией генерала Луи де Ла Тремуйля и несколько охладившего свой пыл в темнице в Бурже. Напрасно она позволила его оттуда выпустить. Он, Генрих, никогда бы такой оплошности не допустил. Ведь с герцогом заодно Франсуа де Дюнуа, сын прославившего своё имя ещё при Людовике ХI Бастарда Орлеанского, его тоже помиловали. А он человек опасный, умеет и воевать, как его отец, и людей на мятежи подбивать. Нет, не права Анна, не права, хоть и сам отец считал её очень рассудительной и разумной. Правда, выражался, конечно, не так, а сугубо в своей манере, называя её «наименее безумной женщиной во Франции».

Так вот, придавив Бретань и заполучив руку Анны Бретонской, довольный Карл отправился воевать за Неаполитанскую корону. Но там против него такая мощная коалиция собралась, что ему пришлось несладко. И потом воины его начали гибнуть один за другим от какой-то неизвестной доселе болезни. Но Карл, как ни странно, справился. Коалицию он разбил в грандиозной битве при Форново и двинулся быстрым маршем обратно во Францию. Ведь у его собственных ворот уже стояли три европейских монарха – император Священной Римской империи Максимилиан Габсбург, не забывший ему отнятую, буквально вырванную из рук бретонскую наследницу, Его Католическое Величество Фердинанд Арагонский и он, Генрих Английский. И Карл принялся откупаться – от него, Генриха, деньгами (совсем недурная сумма), а от остальных землями. Справился. Но кто знает, что ещё придёт в голову этому неугомонному королю? А Бретань английская корона уже потеряла.

Но сейчас больше всего тревожит другое. Пришло известие, что его дядюшка Джаспер Тюдор, самый близкий, самый надёжный человек после матушки, всерьёз заболел. Сказали, что он простыл, попав в сильный снегопад и промочив, к тому же, ноги, и у него тяжёлая лихорадка. Лекарь опасается самого худшего. Но этого не может быть, не должно быть! Он ведь такой сильный мужчина, и ещё не так и стар, только шестьдесят четыре года прожил на свете. Или это уже предел? Нет, так не должно быть, это несправедливо!

Сколько он, Генрих себя помнит, дядюшка Джаспер был всегда в его жизни, за редким исключением периодов времени, когда их разлучали непреодолимые обстоятельства. Он и родился в замке дядюшки – в Пембруке, на юге Уэльса. Тогда случилось непредвиденное, и отец его, Эдмунд Тюдор, старший брат дядюшки, человек воинственный и привыкший к сражениям, погиб в битве. Но Джаспер не оставил его вдову. Он забрал юную Маргарет Бофор, леди Тюдор, в свой замок вместе с не рождённым ещё ребёнком. Здесь же, в замке дядюшки Генрих сделал свои первые шаги, здесь он подрастал, надёжно защищённый толстыми стенами неприступного замка на высоком утёсе над рекой. Тогда ему, ребёнку, замок казался громадой, достойной великанов. Сейчас он уже насмотрелся этих замков достаточно, и его уже ничем не удивишь. Но всё равно он должен признать, что Пембрук – мощная крепость.

А жизнь самого дядюшки похожа на сказку. В ней было столько всего, столько взлётов и падений, что и не перечесть. Начать с того, что родился он бастардом, как ни неприятно это признавать. Но зато каким! Его матерью была принцесса крови, вдова короля Генриха У, Екатерина Валуа. Отец, Оуэн Тюдор, правда, не мог похвалиться ни знатным происхождением, ни богатством, ни титулом. Он был скромным охранником при дворе овдовевшей королевы. Но она любила его и доказала это, родив своему мужчине двух здоровых сыновей. Высокопоставленные родственники из семейства Ланкастеров, естественно, не желали признавать этой связи. Но нравилось им это или нет, оба мальчика оказались единоутробными братьями восседавшего на троне малолетнего короля Генриха VI Ланкастера. А это, как ни крути, дорогого стоит. Однако мать умерла рано, младшему из сыновей едва исполнилось шесть. А отец, что вполне предсказуемо, подвергся гонениям и даже угодил в заточение на какое-то время. Мальчики же оказались в Баркингском аббатстве, где о них проявила заботу добрая леди Кэтрин де Ла Поль, сестра графа Саффолка. Но потом их жизнь резко изменилась – оба попали в свиту юного короля и дальше воспитывались уже при дворе.

Король Генрих VI был на десять лет старше своего сводного брата Джаспера и проявил заслуживающую всяческой похвалы заботу о нём. В восемнадцать лет Джаспера возвели в рыцарское достоинство, а по достижении двадцати одного года и он, и его брат были признаны членами королевской семьи. Это было большое, просто огромное везение. Вслед за этим молодой Джаспер обрёл титул – стал графом Пембрук. Он торжественно принёс в Тауэре инвеституру королю за свои владения. Вскоре и он, и его брат, ставший графом Ричмондом, были представлены парламенту и вошли в круг английской знати. К титулу дядюшки прилагались богатые поместья на юго-западе Уэльса, дававшие недурной доход. Это были весьма впечатляющие перемены после такого печального начала, надо признать, и Джаспер Тюдор был ими очень доволен. Он вёл теперь жизнь богатого, высоко стоящего аристократа.

В эти дни Джаспер довольно часто встречался с герцогом Ричардом Йорком, и их связывало даже что-то похожее на дружбу. Но вскоре они оказались по разные стороны в политическом противостоянии, когда герцог возжелал большего, чем роль протектора в королевстве при нездоровом монархе. Как ни прискорбно об этом говорить, но Генрих Ланкастер унаследовал от своего деда, короля Франции Карла Безумного не только право на трон, но и душевное нездоровье, что очень ему вредило впоследствии. Во всяком случае, в первом же открытом сражении этого накалившегося до предела противостояния, растянувшегося впоследствии на тридцать лет, в битве при Сент-Олбансе, Джаспер Тюдор и Ричард Йорк были во враждующих лагерях. Джаспер к тому времени был уже ближайшим советником Генриха и пользовался его полным доверием и непререкаемым авторитетом. И все последующие годы он прочно стоял на позициях Ланкастеров, какие бы беды это ему не сулило.

А бед на его голову свалилось немало. Битвы этой затяжной, непрекращающейся войны, начатой в Сент-Олбансе, продолжались с постоянством, заслуживающим лучшего применения. Уже погибли и Эдмунд Бофор, и Хамфри Стаффорд, с которым Джаспера связывали добрые отношения, и сам герцог Ричард Йорк, вместе со вторым сыном, графом Ратлендом. Но его старший сын Эдуард, граф Марч, подхватил выпавшее из рук отца знамя и продолжил борьбу за корону, причём воевал весьма успешно. Джасперу самому довелось встретиться с ним в битве при Мортимерс-Кроссе. Тогда младший Йорк показал свою хватку, и силы, идущие из Уэльса на подмогу королеве Маргарите Анжуйской, заменившей на посту главнокомандующего своего недееспособного супруга, были наголову разбиты. Ему самому удалось избежать плена и снова укрыться в Уэльсе, но многие, слишком многие его сподвижники попали в руки Эдуарда и были казнены, в том числе и его отец, Оуэн Тюдор. А потом была битва при Таутоне. Этот по-зимнему холодный и вьюжный мартовский день стал свидетелем полного разгрома Ланкастеров. Эдуард Йорк, граф Марч, стал королём Англии Эдуардом IV, а верный сторонник Ланкастеров Джаспер Тюдор вмиг потерял всё, что имел. Его лишили всех владений и должностей, а также очень почётного членства в Ордене Подвязки. И что самое обидное, все его владения перешли к давнему заклятому врагу, Уильяму Герберту, ставшему вместо него юстициарием Уэльса. После чего долгих девять лет пришлось провести в изгнании.

Генрих был уже не так и мал, четыре года исполнилось ему, когда Уильям Герберт захватил замок Пембрук. Мальчика разлучили и с матерью, не только с дядей, бывшим его опекуном. Он попал теперь под власть самого лорда Герберта и его жены, леди Анны Девере. Это были нелёгкие холодные годы, когда он научился таить свои мысли от окружающих и никому не верить.

А Джаспер Тюдор не прекращал своих попыток восстановить власть Ланкастеров в Англии. Французский король Людовик ХI поддерживал его в этом намерении и даже помог спустя пять лет вторгнуться в Уэльс. Уже радовали первые успехи, удалось захватить замок Денби, когда злокознённый Уильям Герберт с большой армией двинулся на него и выбил из захваченной цитадели. Пришлось снова уносить ноги подальше, на континент.

Потом, правда, пришли новости утешительные. Ричард Невилл, могущественный граф Уорвик, посадивший на трон Эдуарда, напрочь с ним разругался и переметнулся к Ланкастерам. Ему показалось большим неуважением со стороны воспитанника, что он молча, ни слова не сказав своему ближайшему сподвижнику и учителю, женился на женщине, совершенно не подходящей на роль королевы – незнатного рода, вдова ланкастерца, да ещё с двумя детьми в придачу. И это в то время, когда сам граф Уорвик вёл переговоры о браке молодого короля с французской принцессой – полное пренебрежение к тому, кто посадил его на трон. И потом Эдуард сильно ущемил права исконной английской знати, наводнив двор многочисленными представителями семейства Вудвиллов и дав им слишком много воли. Стерпеть это граф Уорвик не смог и подался к Ланкастерам, как бы ни было ему противно поклониться ненавистной Маргарите Анжуйской.

В битве при Эджкоут Муре граф разбил королевскую армию. Он восстановил на троне Генриха VI Ланкастера, а Эдуард вынужден был бежать из страны, оставив любимую женщину и трёх дочерей на попечении монахов в Вестминстерском аббатстве в надежде, что благородный Генрих не нарушит их права на защиту церкви. Ненавистный Уильям Герберт, захвативший и титул, и замок, и все права Джаспера, был казнён. Сам Джаспер, получивший почётное место при дворе короля Ланкастера, с огромным удовлетворением вернул себе свои земли, титул и замок. Но, как оказалось, ненадолго.

Уже через полгода молодой Эдуард Йорк вернулся в страну с большой армией. И принялся воевать, причём с большим успехом. В битвах при Барнете, а потом под Тьюксбери он окончательно одолел Ланкастера. В этих кровавых сражениях погибли Ричард Невилл, граф Уорвик, Эдуард Вестминстерский, наследник Генриха VI, и Эдмунд Бофор, герцог Сомерсет. Королева Маргарита Анжуйская попала в плен, а злосчастный король Генрих VI вновь угодил в Тауэр, где вскоре умер. Всё было кончено. Йорки восторжествовали.

Эта ужасная новость застала Джаспера в Уэльсе, около Чепстоу. Пришлось немного повоевать, но силы были слишком неравны, и оставалось только одно – вновь скрыться на континенте, окончательно потеряв всё, что имел. Однако теперь Джаспер отправлялся в изгнание не один. С ним был тринадцатилетний племянник, Генрих, которого он нашёл и сумел освободить от опеки йоркистов, державших мальчика при себе вот уже больше семи лет. Леди Маргарет Бофор покинуть страну отказалась – она рассчитывала договориться с молодым Эдуардом и обеспечить себе достойное существование в Англии.

Джасперу повезло, и он вместе с племянником сумел добраться до побережья и попасть на корабль с тем, чтобы плыть во Францию. Однако тут фортуна отвернулась от него, и жестокий шторм пригнал их корабль к побережью Бретани, отдав в руки герцога Бретонского.

Франциск II де Дре, герцог Бретани, был человеком непростым и во всём искал пользу только для себя. Он получил герцогскую корону в двадцатипятилетнем возрасте от своего дяди, брата отца, герцога Артура III, коннетабля де Ришмона. Сколько правил Бретанью, герцог Артур был верен своей земле и отстаивал её независимость от французской короны всеми силами. Своих детей он не имел и отдал корону племяннику, которому завещал делать то же самое. Молодой Франциск слово, данное дяде на смертном одре, сдержал. Ему приходилось лавировать между союзниками, заключать договора и нарушать их, но он сумел удержать корону на голове и свою независимость. Теперь море пригнало к его берегам ценных пленников, и он, конечно же, воспользовался ситуацией. И Джаспер Тюдор, потерявший титул граф Пембрук, и Генрих Тюдор, граф Ричмонд, были достойными внимания пленниками, и отпускать их он не собирался, как не уговаривал его Людовик ХI и как не требовал их выдачи король Англии Эдуард IV. Герцог обеспечил им приличное содержание и надёжную охрану, но не оставлял их долго на одном месте. Вначале они жили в замке адмирала Бретани Жана де Келенека, потом переместились в Нант. А после герцог и вовсе разлучил своих пленников: Джаспер был перевезен в замок Жозелин около Ванна, а Генрих – во дворец Ларгое, владельцем которого был маршал Бретани Жан де Рьё.

Жить под постоянным надзором слишком предусмотрительного герцога Франциска было не так-то просто. Однако с годами его здоровье резко ухудшилось, в Бретани начались распри. В то же время усложнилось и положение находящихся в изгнании Ланкастеров – погиб ещё один родовитый представитель их семьи. Генри Холланд, герцог Эксетер утонул в проливе по пути из Франции в Англию, оборвав ещё одну ветвь своего рода.

Эдуард IV, желая обезопасить свой трон, не прекращал настойчивых попыток заполучить Тюдоров. Он даже предложил в жёны Генриху свою старшую дочь Элизабет. Король сохранил за Генрихом все наследственные владения его матери, леди Маргарет Бофор, графини Ричмонд, а ныне супруги лорда Томаса Стэнли. Франциск долго колебался, тщательно взвешивая все за и против, однако потом согласился передать обоих Тюдоров в Англию. Он даже переправил их в Ванн, а оттуда в Сен-Мало. Но потом опять передумал и вновь перевёл своих пленников в Шато де Лермин. Теперь ни требования короля Англии, ни нажим короля Франции успеха не имели, как и настоятельные просьбы леди Бофор вернуть ей сына. Франциск не желал расставаться со своими пленникам, и всё тут.

А потом события завертелись. Неожиданно умер Эдуард IV, его наследник потерял свои права, и королём Англии стал Ричард III, в недавнем прошлом герцог Глостер. Франциск Бретонский несколько ослабил свою хватку по отношению к пленникам, но на их положении это сказалось очень незначительно.

Однако в Англии было неспокойно. Страна бурлила мятежами знати, увидевшей возможность изменить ситуацию в свою пользу. Ричард поссорился с вдовой брата, и это ещё подлило масла в огонь. Брат Элизабет, Эдуард Вудвилл, бежал в Бретань, а сама бывшая королева сблизилась с леди Маргарет Бофор. Вспомнили о давнем проекте женить молодого Тюдора на принцессе Элизабет, и Генриха стали рассматривать как претендента на трон. Он дал на это своё согласие и торжественное обещание жениться на Элизабет, и на Рождество объявил о своих правах на корону Англии. Вскоре в стране вспыхнуло восстание, которое поднял бывший друг и союзник короля Ричарда Генри Стаффорд, герцог Бэкингем. Тюдоры, заручившись поддержкой герцога Франциска, собрали армию и двинулись к берегам Англии. Но вступить в битву не довелось. Они даже не смогли высадиться на берег из-за сильного шторма. Однако, как оказалось, всё вышло к лучшему. Ричард подавил восстание, а мятежного герцога казнил. Пришлось снова возвращаться в Бретань, куда стали стекаться спасшиеся после мятежа ланкастерцы. Вокруг Генриха, как единственного оставшегося им претендента на трон, пусть и не слишком законного, стали собираться и давние английские изгнанники, ждавшие своего часа уже много лет. Молодой французский король Карл VIII, сменивший на троне Людовика ХI, выразил поддержку Генриху Тюдору, графу Ричмонду в его борьбе за право на трон Англии. И Генрих решился на вторжение. От коварного герцога Франциска, который вознамерился уже было выдать обоих Тюдоров королю Ричарду, удалось сбежать.

На закате седьмого дня августа корабли Тюдоров, на борту которых находилась наёмная армия для вторжения, вошли в небольшую бухту неподалёку от Милфорд-Хейвена в Пембрукшире, бывших владениях Джаспера Тюдора. Здесь армию удалось значительно усилить за счёт валлийцев, традиционно поддерживающих Тюдоров. А потом был Босуорт. И была победа.

Джаспер Тюдор вновь взлетел под небеса. Племянник сполна выразил ему свою признательность. Ему были возвращены все права и владения и ещё дарован высокий титул герцога Бедфорда. Вскоре после этого пятидесятидвухлетний новоиспеченный герцог, наконец, женился, взяв в жёны Кэтрин Вудвилл, вдову казнённого Ричардом герцога Бэкингема. Этим шагом мудрый дядюшка подмял под себя земли Стаффордов, а потом получил и Гламорган. Он стал юстициарием Южного Уэльса и наместником Ирландии. И всё время оставался рядом с племянником. Был с ним и при Стоук-Филде, когда удалось разбить силы, приведенные этим мальчишкой Ламбертом Симнелом.

И вот теперь дорогой дядюшка, самый близкий человек, лежит тяжело больной, возможно, на смертном одре. Надеяться можно было только на чудо. Однако чуда не произошло. Джаспер Тюдор, такой сильный, такой надёжный, умер, побеждённый болезнью. Оставалось только отдать ему последние почести и достойно похоронить. Он упокоился, как и пожелал, в Кейшемском аббатстве в Сомерсете, под сенью так густо цветущих весной яблонь.

А дитя, которое носила королева, родилось 18 марта 1496 года. Снова девочка. Она производит впечатление здорового и крепкого ребёнка. Слава Создателю! Кажется, можно надеяться на подготовку ещё одного брака в будущем, который укрепит положение Тюдоров на троне и положение Англии среди европейских государств, которое долгое время оставалось очень шатким. Он, Генрих, как человек умный и рассудительный, хорошо это понимал и старался исправить положение всем, чем только мог. Вот ведь удалось затеять переговоры об обручении наследного принца Артура с испанской инфантой Катариной. Пусть она всего лишь младшая дочь Фердинанда Арагоского и Изабеллы Кастильской, породниться с Их Католическими Величествами для Тюдоров большая честь. Всё же инфанта – ценное приобретение для Англии, она ведь представительница могущественной династии Трастамара. Это само по себе должно поднять престиж Англии в Европе и подкрепить династические устремления Тюдоров. Правда, переговоры идут не так легко, как хотелось бы. Но Артуру всего лишь десять лет. Время есть. Конечно, огорчает то, что мальчик сейчас выглядит не таким крепким, как в раннем детстве. Часто простужается и кашляет. Неужели и он унаследовал слабые лёгкие?

Глава 10

Новые заботы королевского дома

Зима 1501 года

Но нет, с Артуром всё хорошо. Мальчик старается не отставать в освоении чисто мужских навыков, хорошо держится в седле, увлекается охотой. И переговоры о его обручении идут весьма успешно. Больше того, к большой радости его, Генриха, и королевы Элизабет колебания недоверчивой Изабеллы остались позади. Её, конечно, можно понять. У них в Англии один за другим объявляются претенденты на трон, грозящие скинуть Тюдоров. Он сам ни за что не отдал бы свою дочь в такую страну. Но испанская королева ведь не знает, как цепко держит в руках ситуацию он, Генрих, и сколько сил и денег тратит на поддержание своего правления, своей династии, которая – он свято верит в это – будет надёжной и процветающей. Пусть ему все эти годы тяжело, пусть. Но он создаст династию, и это будет его самым большим свершением.

После того, как к ним прибыл посол Их Католических Величеств доктор Родриго де Пуэбла, переговоры пошли значительно живее. И в августе того года, когда Артуру почти что исполнилось одиннадцать лет, в Вудстоке, в Оксфордшире торжественно прошла церемония заочного обручения английского принца с испанской инфантой. А двумя годами позднее, прекрасным майским днём во владениях Артура – деревеньке Бьюдли под Вустером, над рекой Северн – состоялась в королевской часовне и свадьба по доверенности. Торжественная свадьба, но не слишком громкая – чтобы не дразнить лишний раз Джеймса Шотландского. И так отношения с северным соседом не радуют.

Из Франции тем временем пришли шокирующие известия. Весной 1498 года, а точнее седьмого апреля, неожиданно скончался король Карл VIII Валуа. Подумать только! Совсем молодой мужчина. Двадцать семь лет всего-то. Оказалось, что он ушибся головой о низкую притолоку, входя в комнату, потерял сознание и к вечеру скончался. Брак его с Анной Бретонской благополучным назвать было трудно. Это был в чистом виде насильственный брак, и жених под видом брачного контракта тут же, не медля, присоединил такую желанную Бретань к Французскому королевству. А невеста, принуждённая силой и обстоятельствами, отправляясь к суженому, демонстративно везла две кровати, откровенно заявляя всем окружающим, что не собирается делить ложе с нежеланным супругом. Глупышка! Кто же станет считаться с её желаниями! Конечно, всё было так, как нужно королю. А ему необходимы были, разумеется, наследники. Но, наверное, правду говорят, что когда муж с женой живут как кошка с собакой, на детей рассчитывать не приходится. Трёх сыновей родила Анна Карлу, и не один из них не выжил, все умерли в младенчестве. И что теперь? Корона Франции перешла к герцогу Орлеанскому, в один миг ставшему королём Людовиком ХII Валуа. И трудно сказать, чего можно ожидать от нового монарха. Это человек твёрдый, мужчина вполне состоявшийся – тридцать шесть лет, не мальчишка, каким был Карл, взойдя на престол. Будет ли он продолжать войну за Неаполитанскую корону или вздумает воевать с ним, Генрихом? Но нет, осведомители уверяют его, что новый монарх смотрит на юг.

А в королевской семье Тюдоров пополнение. Родился ещё один сын. Его назвали Эдмундом. Радостное событие, конечно. Мальчик выглядел вполне здоровеньким. Но к великому горю родителей прожил только полтора года. И если бы не вся эта суматоха с подготовкой к свадьбе Артура, смерть юного принца было бы очень тяжело пережить.

Но королева Изабелла Кастильская наконец-то дала своё согласие на отъезд инфанты в Англию. Её ожидали через год после заочного бракосочетания, когда Артуру исполнится четырнадцать, и он уже будет в состоянии исполнить свой супружеский долг. За молодую новобрачную можно не переживать. Катарина уже достигнет к этому времени пятнадцати лет, ведь она на год старше Артура. Возраст вполне для брака подходящий, если не сказать больше. А принц, набравшись романтических бредней, почитает себя влюблённым и пишет своей суженой письма, величая её «дражайшей супругой», говоря ей о «пылкой любви» и призывая её скорей приехать и воссоединиться с ним. Проявляя своё прекрасное образование, принц писал суженой на латыни. Инфанта отвечала ему на том же языке, но очень вежливо и сдержано. Она, по-видимому, любовью не пылает, как и желанием покинуть свою родную страну. Но её-то никто и не спрашивает. Будет так, как решили коронованные родители. А Фердинанду Арагонскому сейчас союз с ним, Генрихом, как раз выгоден.

Однако в назначенный срок испанская инфанта опять не прибыла. И снова пришлось ждать. А появилась она, наконец, только этой осенью. В начале октября её корабли прибыли в Плимут. Катарину сопровождала огромная свита. Чопорные испанцы строго придерживались всех требований этикета. А согласно правилам этого самого этикета никто из посторонних, в том числе даже жених, не мог видеть лица невесты до венчания. Но тут уж он, Генрих, как говорится, в своём праве. Он король и желает видеть испанскую инфанту до свадьбы. Он выехал из Лондона, встретился в Истхэмпседе с сыном, который двигался от Уэльской границы, и они вместе отправились в Догмерсфилд, что в Хэпшире, навстречу кортежу инфанты. Что тут было! Её советники и дуэнья грудью встали перед королём – нельзя, мол, не положено и всё тут. Но он, разумеется, настоял на своём, и они с Артуром смогли лично поприветствовать невесту на английской земле. Девушка оказалась неплоха. Ничего особенного, разумеется, но и никаких изъянов не заметно. Артур пришёл в полный восторг. Ну и хорошо, что мальчик доволен.

На всём пути до Лондона англичане очень хорошо принимали испанскую инфанту, громко и радостно её приветствовали. Они тоже ждут очередного наследника, поэтому и рады свадьбе Артура. Как бы ни жаловались они на его, Генриха, финансовое давление, но войны больше не хочется никому. И это хорошо, это даёт ему козырь в руки.

Наконец кортеж невесты прибыл в Лондон. Была середина ноября, но погода стояла не слишком холодная пока что. И вот пришёл день венчания. Возле величественного собора Святого Павла, возносящего свой круглый купол высоко над городом, собралась огромная толпа. Все хотели видеть новобрачных и приветствовать их. В самом соборе торжественно горели свечи, чистые голоса хора возносились, казалось, прямо к небу. Великолепно одетую невесту вёл к алтарю младший брат наследника, принц Генрих. Сияющий Артур встретил суженую и нежно взял её руку. Епископ Лондонский начал церемонию. Прозвучали обязательные слова, молодые обещали друг другу любовь и верность на долгие годы. Всё! Свершилось. Испанская инфанта Катарина Арагонская стала Екатериной, принцессой Уэльской, второй дамой в королевстве после Её Величества Элизабет Йоркской, королевы Англии.

Артур был откровенно счастлив. Он написал письмо Изабелле и Фердинанду, заверяя их, что будет верным и любящим мужем для их дочери до конца жизни.

А потом перед самым Рождеством молодожёны отбыли в Ладлоу. Королева была недовольна, что их наследник уезжает в такую холодную и ветреную погоду. Она пыталась отговорить его, Генриха, убеждала, что молодым лучше побыть здесь до весны и дождаться тепла. Ведь Артур так чувствителен к непогоде, так часто кашляет. А на Уэльской границе всегда неуютно – холодно и сыро. Но он не согласился. Там, в Ладлоу, наследника ожидали обязанности королевского наместника и главы Совета Уэльса. Мальчик уже готов и должен показать себя наилучшим образом. И отъезд состоялся. Стало известно, что молодожёны сделали остановку в Вудстоке и отпраздновали там Рождество. Потом благополучно прибыли на место.

Хотя, конечно, у него, Генриха, душа была тоже не совсем на месте. Артур воплощал в себе надежды на будущее страны, на расцвет династии Тюдоров. И он, отец, желал своему наследнику всего самого лучшего, однако не мог оградить его от государственных дел. А долг мальчика вёл его именно туда, в Ладлоу.

Этот замок вызывал у Генриха двойственное чувство. С одной стороны, он, безусловно, надёжен – большой, мощный, он высоко поднимается над городом, вздымая к небу толстые стены и внушительные башни. Но с другой, он, конечно, не так удобен для жизни, как королевские резиденции в Вестминстере, Гринвиче и его любимом Ричмонде. Однако в историю его оглянуться приятно.

Этот замок был когда-то надёжной цитаделью мятежного герцога Ричарда Йорка, начавшего эту кровопролитную тридцатилетнюю войну за корону Англии, в итоге которой Ланкастеры и Йорки просто истребили друг друга, открыв путь к трону ему, Генриху. «За что ему мой низкий поклон и благодарность», – усмехнулся про себя король. И именно здесь, под Ладлоу, должна была состояться очередная битва за корону. Она не состоялась. Он сам, Генрих, был тогда слишком мал, чтобы что-то помнить, да что там мал, он только-только родился. Но дядюшка Джаспер рассказывал ему потом. Он многое поведал племяннику о ходе этой, казавшейся бесконечной, войны – претендент на трон должен был хорошо разбираться в хитросплетении интересов и интриг воюющих сторон, чтобы выбрать самую мудрую позицию. И вечная ему за это благодарность от племянника.

Так вот, эта самая битва под Ладлоу, к которой тщательно готовились йоркисты и сам герцог с двумя старшими сыновьями – Эдуардом, графом Марчем, и Эдмундом, графом Ратлендом, была сорвана по очень прозаической причине. Перед самым сражением Эндрю Троллоп, командир гарнизона из Кале, составлявшего самую опытную в битвах и надёжную часть йоркистского войска, перешёл на сторону короля и при этом раскрыл неприятелю все планы герцога Ричарда. Ничего необычного. Тогда, как, надо думать, и теперь, очень многие из подданных короля готовы изменить свою позицию, если увидят хоть какую-то выгоду для себя в новой. Троллоп увидел. Но для герцога Йорка это было страшным ударом, тем более тяжёлым, что в крепости в это время находились его жена и трое младших детей. Сам герцог со своим вторым сыном вынужден был тогда скрываться в Ирландии, и за голову его король объявил немалую награду. Но ирландцы оказались стойкими. Гонец короля, прибывший с предложением о выдаче герцога, был просто обезглавлен – в назидание всем другим, кто рискнёт повторить его путь. Желающих больше не нашлось. А вот герцогиня Сесилия с детьми угодила в руки короля. И всё бы было не так и плохо, руководи всей этой войной сам король Генрих VI Ланкастер. Он всё же был человек благородный, добрый и богобоязненный, на что и полагался герцог Ричард. Однако, на его беду, сражением заправляла уже королева Маргарита Анжуйская, женщина, не знавшая, что такое жалость, и к тому же люто ненавидевшая Йорка и весь его выводок, как она говорила. Королева и не думала никого щадить. Она отдала замок Ладлоу и лежащий под ним город в полную власть своих наёмников, которым разрешила вести себя, как на захваченной вражеской территории. Они и вели себя соответственно – всё, что могли, разграбили, разрушили и сожгли. Сесилия Невилл, в замужестве герцогиня Йорк, оказалась в плену вместе с младшей дочерью и двумя сыновьями – Джорджем и Ричардом. Её отправили тогда под опеку герцога Бэкингема, а обоих мальчиков передали на попечение архиепископа Кентерберийского, что, несомненно, спасло им жизнь.

Да, всё это было в истории замка Ладлоу, нынешней резиденции принца Уэльского. Только совсем непонятно, почему это вспомнилось сегодня ему, Генриху. И почему на душе неспокойно?

А у него, между тем, есть и другие заботы. Нужно думать о налаживании отношений с европейскими государствами. Больше всего волнует сейчас Шотландия. Хочется, нет, нужно установить, наконец, мир на северной границе, где без конца происходят столкновения. И потом нужно разорвать союз Джеймса Шотландского с французами. Он уже пытался это сделать, намереваясь отдать им в королевы свою тёщу, Элизабет Вудвилл, да не успел. Теперь нужно находить другое решение, и оно уже, кажется, созрело. После того, как было покончено с этим назойливым Перкином Уорбеком, изображавшим из себя герцога Ричарда Йоркского, и шотландцев немного побили на границе, они притихли. Однако такое неопределённое положение не может сохраняться долго. Нужно заключить с ними мирный договор. И начались переговоры. В залог мирных отношений он, Генрих, пообещал Джеймсу IV свою старшую дочь, принцессу Маргариту. Ей уже тринадцать лет, девочка вполне созрела для брака. Правда самому Джеймсу Стюарту перевалило за тридцать, и принцесса выражает по этому поводу недовольство. Но ничего, с этим он справится. Девочка должна знать своё место и свой долг. Для чего ещё нужны королям дочери, как не для заключения полезных для страны браков? Видимо, мать недостаточно полно объяснила девочке её обязанности, хотя свои всегда выполняла безукоризненно. Для него, Генриха, никогда не было секретом, что жена не горит любовью к нему, как, впрочем, и он к ней. И, несмотря на это, они очень неплохо ладят между собой вот уже больше пятнадцати лет, и оба добросовестно выполняют свой долг. Элизабет всё-таки была хорошо воспитана своим отцом, знала, что её ждёт, и без возражений приняла свою судьбу. Маргарита, однако, мало похожа на мать. Она, в отличие от хрупкой Элизабет, отличается отменным здоровьем, страстным темпераментом и волевым характером. Она, кстати, чем-то похожа с Генрихом, хотя отношения их явно складываются не лучшим образом. Но с младшей сестрой Маргарита и вовсе не желает иметь дела. В семье она не самый лёгкий ребёнок, но королева из неё может получиться замечательная. А то, что она недовольна выбором мужа, намного её старше, так это мелочи. Стюарты всегда славились своим неуёмным темпераментом и умением обращаться с женщинами. А этот Джеймс вообще живчик из живчиков. Только и знает, что разъезжает по стране, верша суд и расправу, но при этом не забывает о традициях рыцарства и привечает при своём дворе учёных и поэтов. Говорят, свободно владеет четырьмя европейскими языками, сверх английского, шотландского и гэльского, разумеется. Кстати, последним не могли похвалиться его предшественники, а он удосужился овладеть исконным языком своей страны. И, конечно, король шотландский просто неудержим на интимном фронте, любовниц и внебрачных детей у него пруд пруди. В общем, Маргарите не будет с ним скучно, как бы она не пыжилась и не возражала сейчас.

Задумавшись над характером отношений своего королевства с северным соседом, Генрих ушёл мыслями далеко. Всё-таки ему дали достойное образование, и он хорошо разбирался в политике и прекрасно знал историю Англии. А отношения Англии и Шотландии в этой истории – вопрос немаловажный, особенно если учесть союз этой горной страны с исконным врагом английской короны – Францией. Отношения, и так не слишком гладкие, резко обострились, когда его, Генриха, дальний предок король Эдуард I Плантагенет вознамерился покорить Шотландию, как это ему удалось с Уэльсом. Очень воинственный был монарх, и аппетиты имел немалые. Но ему противостоял не менее воинственный и буквально одержимый идеей независимости Шотландии Роберт Брюс, умудрившийся снова надеть королевскую корону, отобранную Эдуардом у его предшественника. А потом в битве при Бэннокберне этот самый Роберт Брюс вдрызг разбил английскую армию, что вызвало огромное потрясение в королевстве. Но тогда, правда, на троне сидел уже Эдуард II, а он и мизинца своего отца не стоил.

Если говорить о событиях недавних, то можно утверждать, что Джеймс III Стюарт был для Англии не так уж и плох. Он, на свою беду, никак не мог навести порядка в собственном королевстве – допустил к власти своих фаворитов, неугодных шотландской знати, и вступил в жёсткое противостояние с собственным дворянством. Один только Лодерский мятеж чего стоил! Но он так ничему и не научил упрямого монарха, тот и не подумал менять своё отношение к подданным. За что и расплатился жизнью, погиб всего-то в тридцать шесть лет. Тогда против него поднялся уже не кто-то из шотландской знати, что не было бы удивительным, а его собственный наследник. Пятнадцатилетний принц Джеймс, герцог Ротсей, повёл войска против отца и сумел разбить королевскую армию при Сочиберне. Как именно погиб король, так и осталось тайной, окутанной густым туманом. Хотя домыслов ходило множество. Сам Генрих уже три года сидел тогда на английском троне и не мог не испытывать благодарности к Джеймсу III. Ведь он поддержал его в претензиях на корону, и шотландские отряды сражались в той страшной битве, которую он, Генрих, так и не смог забыть, на его стороне. А потом, год спустя, умерла супруга короля Маргарита Датская, совсем ещё молодая тридцатилетняя женщина. Генриху тогда казалось очень соблазнительной идея привязать к себе Шотландию через брачный договор. Он намеревался отдать Джеймсу свою тёщу, Элизабет Вудвилл. Да, она была заметно старше шотландца, но какое это имеет значение при династическом браке. И потом она всё ещё была очень красивой женщиной и, надо думать, умелой в вопросах покорения мужчин. Но не сложилось.

Однако что бы там ни было в прошлом, но сегодня мирный договор с Шотландией подписан, и Маргарита обручена.

Брачный договор явился, как обычно, частью общего мирного соглашения. Обе страны уже не один раз подписывали подобные документы. Один только Эдуард IV заключал мир с Шотландией дважды, однако сам же его и нарушил, двинув в 1480 году к шотландской границе армию, во главе которой стоял уже набравший силу и военный опыт герцог Ричард Глостер, брат короля и самое доверенное его лицо. Ричард дошёл тогда до самого Эдинбурга и опять осадил многострадальный Бервик. Могучая крепость продержалась в осаде что-то около восьми или девяти месяцев, но всё же пала. И тогда город-порт в устье реки Твид на берегу Северного моря в последний, тринадцатый раз перешла Англии, уже окончательно. Подумать только, как необычна судьба этого города, стоявшего практически на самой границе между Англией и Шотландией. А бухта там знатная, и порт всегда процветал. Вот и сейчас он, Генрих, собирается дать этому городу особый статус. Пусть. Шотландцам это по душе, а Англия не теряет практически ничего. Он хорошо придумал. Город останется английским, но не будет частью королевства, станет самостоятельным юридически и административно. А что? Важно добиться своей цели. А шотландцы со своими бесконечными набегами уже совсем разорили приграничные земли, и этому пора положить конец. Да и от французов Шотландию отдалить. При короле Людовике ХI они не слишком ладили. А вот Карл VIII снова оживил их давний союз, и Англии это совсем ни к чему.

Летом следующего года принцесса дома Тюдоров с большой помпой отправилась в свою новую страну, чтобы надеть на свою голову корону Шотландии. Её сопровождал пышный свадебный кортеж из самых знатных дворян обоих королевств. Свадьба состоялась в Холирудском аббатстве, излюбленном месте коронации и бракосочетания шотландских королей, неподалёку от Эдинбургского замка. Ему рассказывали потом, что это величественное, но мрачноватое сооружение с высоким фронтоном, толстыми стенами и башнями над крышей, окружённое лесом и невысокими горами вдали. И что тут хорошего? А Маргарита позднее писала ему отчаянные письма, жаловалась, что здесь куда беднее, чем при его дворе, хотя Джеймс, как он знал, не пожалел денег на собственную свадьбу. Ничего, привыкнет. Корона есть корона, и не так уж плохо он пристроил свою старшую дочь. Кстати, при шотландском дворе, полном философов и поэтов, об этом браке говорят очень романтично. «Союз Чертополоха и Розы» – так образно назвал его Уильям Данбар, и это выражение прижилось. Красиво, да, хотя он, Генрих, никогда не был поклонником романтики.

А вскоре удалось обручить и малышку Мэри. Ей достался в суженые Карл Габсбург, которому со временен предстоит надеть корону Священной Римской империи. А младшая принцесса, тем временем, растёт очаровательным ребёнком и обещает стать красавицей. Вот кто будет, надо думать, настоящей Розой Тюдоров, розой, в которой белые и красные лепестки смешались между собой, символизируя, наконец, объединение враждующих сторон и их слияние. Ему, Генриху, это удалось. Да, удалось, хоть и стоило огромных усилий.

Правда, сейчас опять почему-то поднялись разговоры об этих злосчастных принцах в Тауэре. И кому это нужно? Просочились слухи, что это не злокознённый Ричард велел умертвить своих племянников, а он, Генрих, убрал лишние преграды на своём пути к трону. Он ведь действительно велел уничтожить парламентский документ на признание незаконнорожденными наследников Эдуарда – ему нужна была законная принцесса, а не бастард любвеобильного Йорка. Это так. Но в остальном… Очень нежелательно допускать эти разговоры. И самое неприятное заключается в том, что Элизабет, похоже, начинает в них верить. И кто это так старается внести разлад в королевскую семью? Как будто у них и так не хватает невзгод.

А история с этими злосчастными принцами действительно получилась грязной. С самого начала грязной. Стыдно сказать, но этот неуправляемый жеребец Эдуард Йорк никогда не мог удержать в узде свою похоть. Подумать только! Не проявить никакой осмотрительности по отношению к собственным наследникам, тем, кто должен продолжить династию. А ведь мог бы навсегда перекрыть путь к трону Ланкастерам. Ведь его правление было вполне благополучным. И его подданные любили. Любили, несмотря на то, что и он взял корону в битве, а не по наследованию. И чем он был так хорош для англичан? Ведь правил достаточно жёстко, хоть и делал вид, что он добрый и ко всем приветливый король. Помнил подданных в лицо и по именам, увидев всего лишь раз, и для них это было великим счастьем. А на самом-то деле это было правление «железным кулаком в бархатной перчатке», как сказал кто-то из придворных умников. Но факт остаётся фактом. Эдуард был безгранично обаятельным человеком и умел очаровать каждого, с кем общался. А ведь крови пролил море – после Барнета палач работал без отдыха, как рассказывал лорд Стэнли, нынешний супруг матушки. И ничего, ему это сошло с рук. А ему, Генриху, ничего не прощают. Почему?

Что ни говори, а своим наследникам Эдуард подложил ту ещё свинью. Неужели не знал, что его брак с Элеонор Батлер может выплыть на свет божий? Или вообще забыл о ней? Говорят, что Элизабет Вудвилл, узнав эту историю, чуть ли не на стену лезла от злости и кляла супруга последними словами. Можно себе представить!

А с мальчиками всё проделали очень аккуратно. И некому, казалось бы, говорить об этом – всё учтено, всё подчищено. Но нет. Откуда-то выплывают совершенно ненужные разговоры и ползут, и ползут…

Глава 11

Жестокий удар судьбы

Весна 1502 года

А потом дела пошли совсем плохо.

Не успел наследник престола отбыть с юной женой в Ладлоу, как в Гринвич, где пребывала королевская семья, пришло страшное, убийственное сообщение. Сэр Ричард Поул, камергер двора принца Уэльского прислал гонца с письмом, прочитав которое король без сил рухнул в кресло. На Пасху, 27 марта, принц Артур тяжело заболел. Его лихорадило, он обливался потом и сильно кашлял. А через неделю скончался. В это невозможно было поверить. Только четыре месяца назад он радостный и счастливый стоял в соборе перед алтарём, а сегодня его уже нет. Пришлось сообщить жене, чтобы срочно пришла в его покои. Она явилась, и, увидев мужа бледным и растерянным, приготовилась, видимо, услышать нечто страшное. Но не то, что услышала. Королева смотрела на него непонимающими глазами, однако постепенно смысл сказанного начал доходить до неё. И тут впервые Генрих увидел, как его жена, его королева, громко рыдает и рвёт на себе волосы. Это было непривычное и пугающее зрелище. Элизабет готова была, как раненая тигрица, кататься по полу и рвать всё, что попадётся в зубы. Генриху стало не по себе. Он подошёл к жене, обнял, впервые, наверное, искренне, и они вместе излили в слезах своё страшное горе. Потом взяли себя в руки. Нужно было давать распоряжения, решать тысячи вопросов, требующих их участия. Принца нужно было похоронить, и сделать это достойно.

Для организации траурной церемонии в Ладлоу незамедлительно отправился Томас Говард, граф Суррей, который был назначен распорядителем похорон. В соответствии с правилами этикета, ни король, ни королева, ни даже юная вдова принцесса Уэльская не могли присутствовать на церемонии прощания и погребения. Генриху это казалось диким. Но с другой стороны, как смог бы он смотреть в лицо мертвого сына? Смерть так меняет человека, и это страшно, больно, непереносимо. Однако как всё происходило, им, конечно же, доложили во всех подробностях.

Тело Артура забальзамировали и выставили для прощания в его замковых покоях в течение трёх недель. А спустя этот срок, 23 апреля, в день памяти Святого Георгия, покровителя Англии, в Ладлоу была отслужена заупокойная месса, и траурный кортеж двинулся к Вустеру. Здесь, в Вустерском соборе, принадлежащем бенедиктинскому монастырю, Артур, принц Уэльский, нашёл место своего вечного упокоения, разделив его с давно почившим королём династии Плантагенетов Иоанном Безземельным.

Юный принц Уэльский умер, не дожив до шестнадцати лет, и так и не осуществив, как оказалось, в полной мере своих супружеских обязанностей. Так, во всяком случае, клятвенно утверждала дуэнья Екатерины донья Эльвира Мануэль.

Несчастная Екатерина, вдовствующая принцесса Уэльская, пребывала в большом горе, просто в отчаянии, как ему донесли. Как хорошо, что в его штате есть верные люди, владеющие испанским языком, и он, надо отдать должное собственной предусмотрительности, во время пристроил их в замке Ладлоу, имеющем, как и всякая старая цитадель, множество укромных местечек, исключительно удобных для тех, кто проявляет похвальную любознательность на пользу своему королю.

Разговаривая со своей дуэньей, глупенькая девочка не учитывала того, что и у стен есть уши. А разве у них, в Испании не так? И разве мать не научила её осторожности? Но нет, не всегда, по-видимому, родительская наука идёт впрок детям. А донья Эльвира в своём испанском высокомерии даже представить себе не могла, что эти «северные варвары», как она величала англичан, могут понимать их благородный язык. Ну, да и хорошо. И пусть остаётся в своём заблуждению. Ему же легче.

А вдовствующая принцесса, проливая горькие слёзы, сетовала на свою несчастную судьбу. Но горевала она вовсе не за тем восторженным мальчишкой, который так и не сделал её женщиной, а за несбывшейся мечтой стать со временем, как желали родители – да продлит Господь жизнь Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской! – королевой Англии и верно служить любимой Испании.

Смерть принца Артура была тяжёлым ударом для Генриха. И он не знал, что и думать. Лекари говорили, что причиной гибели послужила потница, осложнившаяся давней слабостью лёгких, но он не верил. Намекали даже, что у принца, возможно, была чахотка. Глупости! Не может быть! Ему всё же казалось, что мальчика отравили. И за этим виделась мрачная фигура Фрэнсиса Ловелла – Ф.Л. Тот уже не мог собрать силы для полноценного мятежа. Да и кого теперь можно было бы посадить на трон? Всех выбили, кого в сражениях, кого на плахе, а кого и вообще без лишнего шума убрали. Но мстить злопамятный виконт мог вполне. Мог мстить, дьявол его забери, за друга Ричарда, убитого и опороченного, которому остался верен, несмотря ни на что.

И отчётливо всплыл в памяти тот летний день на Тауэр-Хилл, закончившийся проливным дождём, когда слетела с плеч голова мальчишки Бэкхема, посмевшего оскорбить своего монарха. Тогда вслед за приговорённым на эшафот добровольно поднялся старый рыцарь без одной руки, прокричав ему, королю, слова проклятия, и предрекая гибель первенца. И всё вышло, как он говорил. Артур не успел достичь возраста погубленного на плахе графа Бэкхема – тому, кажется, было семнадцать. Неужели проклятие этого сумасшедшего, добровольно расставшегося с жизнью после гибели воспитанника, сработало? Как всякий валлиец, Генрих был суеверен. И ему стало страшно.

И уж совсем нехорошо на душе стало, когда подумалось, что, возможно, он замахнулся слишком смело, стремясь соединить невидимой нитью свой род с прославленным королём, владевшим волшебным мечом Эскалибуром. Может и впрямь могучий король Артур вовсе не умер, а мирно спит на острове Авалон, как говорят в народе. И ждёт своего часа. И он не позволил ему, Генриху, возвести на трон Англии другого короля Артура.

Мысли, мысли… И некуда от них уйти, негде спрятаться от боли, что впилась в сердце и не отпускает.

Всё-таки эта клуша Элизабет, как называла его супругу матушка, навсегда оставшаяся Йорк, родила ему мало сыновей. Всего два сына совершенно недостаточно для построения династии. Вон первый Плантагенет, тоже Генрих, как и он, вырастил четверых. Два погибли, но другие два побывали на троне. А его предок по материнской линии Эдуард III Плантагенет и вовсе пятерых сыновей на ноги поставил. Правда, мира между их потомками не было, но это уже другой вопрос. Главное – династия.

Дочери, конечно, тоже хороши. С их помощью, если разумно распорядиться, можно добиться немалых выгод. И всё же сын есть сын. А у него остался теперь только один наследник – Генрих, герцог Йоркский, ставший в одночасье принцем Уэльским. Но он совсем не такой, как Артур, прими его душу, Господи, в царствие небесное. Этот громогласный, шумный, ему бы всё охотиться да за красивыми женщинами ухлёстывать. Вот уж кто никак не похож на него, Генриха. И в кого уродился? Никак в своего деда Эдуарда Йорка. Тот был волокита из волокит, но и с мечом управлялся исправно, пока был молод и не заплыл жиром. Но за него потом ещё успешнее махал мечом младший брат, Ричард Глостер. И как только сумел, родившись хилым и болезненным, стать первым рыцарем королевства? А у нынешнего наследника короны и братьев нет, чтобы помочь в трудную минуту. Всё придётся делать самому. Справится ли?

Но, может быть, ещё не поздно? Ещё можно исправить положение? Он сам пока что в силе, а Элизабет достаточно молода, чтобы рожать детей. Шестеро слишком мало. Нужны ещё наследники. Ведь просто необходимо создать династию. Вон Плантагенеты, у последнего из которых он перехватил корону, сидели на троне более трёх столетий. Если быть точным, триста тридцать один год. Тюдоры должны править не меньше, а желательно больше, гораздо больше. Это славный род. И что бы там ни говорила матушка, от Бофоров в нём куда меньше, чем от Тюдоров.

Однако и затея обзавестись ещё одним сыном не удалась. Через год после смерти Артура ушла из жизни и сама Элизабет, сгорела, как свеча, от родильной горячки прямо в день своего рождения, не успев вступить в тридцать восьмой год жизни. А родившаяся девочка, маленькая и слабенькая, которую поспешили окрестить Екатериной, ушла из жизни почти что вместе с ней. Это было страшно видеть, но Элизабет умирала в полном сознании. Она знала, понимала, что конец её близок, и не сетовала на судьбу. Видно не слишком счастливой была рядом с ним, Генрихом. Только просила не спешить отдавать трон новому наследнику и позаботиться о малышке Мэри.

Однако Элизабет всегда была хрупкой, хотя и не производила впечатления болезненной. Но Маргарет! Такая сильная, здоровая женщина и при таком активном муже – почему же не ладится с детьми? Четырёх сыновей родила, а выжил только один. Остальные протянули не более года-полутора. Что это? Кара Господня? За что? И больше всего пугает мысль, что кара пришла за слишком высокие амбиции его, Генриха. Он мечтал поднять свою династию, соединив её с именем легендарного короля древних бриттов Артура, его Камелотом, его славой. Но величайший из королей британской земли не позволил ему этого. Теперь понятно, что не позволил. Артур, принц Уэльский, дожил только до пятнадцати лет. Но другой Артур, внук, который мог бы стать наследником Джеймса IV и надеть корону Шотландии, не прожил и года. Почему, Господи? Почему? Хотя он, Генрих, ведь достаточно хорошо образован и должен был помнить, чем закончилась эпопея с попыткой посадить на трон Англии после смерти Ричарда Львиное Сердце его племянника Артура Бретонского. Тогда родной дядя, король Иоанн Безземельный, захватив корону, велел умертвить своего племянника, и получил желаемое. Тот тоже не оставлял в живых никого из тех, кто мог бы быть ему опасен. Даже бастарда прославленного Ричарда, Филиппа де Фальконбриджа, и не думавшего претендовать на корону, говорят, убрал именно он. Не слишком ли много совпадений? Они оба, и он, Генрих, и не очень-то достойный след в памяти людей оставивший после себя король Иоанн, наследовали предшественникам по имени Ричард. Оба настойчиво расправлялись с теми, кто мог хотя бы взглянуть алчущими глазами на так трудно доставшуюся им корону. Оба убрали со своего пути даже бастардов своих предшественников. И оба держались за корону руками и зубами. А теперь вот Артур покоится под плитами Вустерского собора, недалеко от почившего два века назад короля Иоанна. Но думать об этом надо было раньше. Теперь уже поздно. Теперь невозможно ни изменить прошлое, ни исправить ошибки. А их было так много, если быть честным с собой.

Глава 12

Закат

Весна 1509 года

В тихом монастыре в Борли скорбела над телом почившей матери сестра Мария, бывшая графиня Луиза Бэкхем. Её матушка, сестра Бенедикта тихо скончалась во сне. Утром её нашли бездыханной в её келье. Лицо женщины было спокойным и очень чистым. Разгладились скорбные морщины, ушла напряжённая складка у губ. И стало видно, что ни годы, ни даже смерть не смогли победить её удивительно нежной, какой-то почти ангельской красоты. Дочь сидела над её телом, не отрывая глаз от любимого лица, и слёзы текли и текли из глаз тихим, но нескончаемым потоком.

Что же теперь остаётся ей, Луизе? По правде говоря, в душе она так и не стала сестрой Марией. И только присутствие матери рядом, общение с ней делали вполне терпимой жизнь за стенами монастыря. А как теперь?

Ответ пришёл довольно быстро. Через два месяца после смерти сестры Бенедикты в монастыре появилась Сесилия Уоркленд, бывшая Сесилия Бэкхем, любимая внучка старой графини. Молодая ещё женщина была угасшей и как будто неживой. Она казалась гораздо старше своих лет, и пришла сюда, за эти высокие стены в поисках отдохновения для усталой, измученной души. Мать смотрела на неё с удивлением, не понимая, как могла её яркая, искрящаяся светом черноглазая красавица дочь за несколько лет превратиться в это невзрачное серое существо с пустыми, потухшими глазами. Оказалось, что жизни под силу такие превращения, когда находятся люди, способные терзать чужие тела и убивать души. Для бедной Сесилии такой человек, волей короля Генриха нашёлся. Марклен Уоркленд, мужчина очень жёсткий, чтобы не сказать жестокий, получив от монарха отличный замок в Эссексе вместе с рукой опороченной девицы, не скрывал своего презрения к супруге, хотя новым владением были очень довольны и он, и его сын от первого брака, очень похожий на отца юнец с садистскими наклонностями. Вдвоём они доводили бедную Сесилию до обморока, требуя от неё того, о чём она и понятия не имела. Но супруг считал, что шлюха должна знать и уметь всё, что может доставить удовольствие мужчине. А она ведь шлюха, кто же ещё? Никому не ведомо, сколько раз несчастная женщина кляла в душе короля Генриха за то, что он сломал ей жизнь. И каких только проклятий не посылала ему, презрев все постулаты христианской морали. Когда супруг, наконец, скончался, подавившись костью, она не смогла даже ради приличия выдавить хоть одну слезинку над его гробом. И ушла в монастырь прямо в день его похорон. А теперь собиралась вымаливать себе прощение за неподобающее поведение в годы замужества.

Графиня Луиза смотрела на дочь в полном отчаянии. Сесилия, как видно, до конца, до самого дна исчерпала свои силы в борьбе со злом, каким была окружена в последние годы. Она уже не производила впечатления человека, способного жить. Вот и сестра Анна, которая обладает умением всё видеть наперёд, глядя на новую послушницу, только сокрушённо качает головой и горестно шепчет:

– Не жилец. Нет, не жилец.

И душа графини рвётся от горя:

– Господи! Ну, как ты мог допустить всё это? Как позволил злобному королю Генриху погубить моих детей? Они-то чем виноваты были перед тобой? В чём их провинность?

Она хорошо знает, что это кощунство, требовать от Бога ответа за людские дела. Но материнское сердце, изболевшееся за своих детей, уже не знает границ отчаянию и не ведает, что творит. И вместо слов благочестивой молитвы несчастная графиня посылает горькие упрёки небесам. И шлёт из-за высоких стен монастыря проклятия человеку, сломавшему её жизнь. Не по-христиански, да. Но материнское сердце исходит болью, и эта боль должна найти выход.

А королю Генриху и без того плохо.

Последние годы, после внезапной смерти Артура он, казалось, и не жил совсем, так, существовал. Душа его стала нечувствительной ни к радостям, ни к бедам, своим ли или чужим. А какие ещё невзгоды могут свалить мужчину? Что может быть хуже и страшней, чем потеря первенца, наследника, в которого были вложены все надежды на будущее рода и династии? Который специально обучался, чтобы царствовать, долго и тщательно обучался. И был готов. А этот громкоголосый Генрих, который единственный остался ему, что сможет он, необученный, неуправляемый, самонадеянный мальчишка, у которого в голове только турниры, охота и женщины? А обучать его нет уже ни сил, ни, откровенно говоря, желания.

Меньше, чем через год после смерти Артура ушла из жизни королева Элизабет, его супруга на протяжении долгих семнадцати лет, наполненных заботами о королевстве, борьбой за сохранение короны и постоянным беспокойством. Молодая сильная женщина сгорела как свеча от родильной горячки, произведя на свет их последнее, седьмое дитя, ушедшее вслед за матерью. Генрих остался вдовцом. И только теперь понял, что тихая нетребовательная Элизабет была ему хорошей женой. И, наверное, нужно было быть более ласковым с ней, более заботливым и, скорей всего, более открытым. Они же были близки душевно только в те часы, когда вместе горевали по поводу утраты старшего сына. Опять его вина? И снова сожаления. А рядом осталась одна только матушка. Она стара уже, но держится бодро, проявляя неусыпную заботу о нём.

Между тем, силы короля тают, как снег на весеннем солнце. Не успев встать утром с постели, он уже через пару часов ощущает усталость и слабость. Стал подкашливать. Думал, простыл. Старательно пил заваренные под наблюдением матушки травяные отвары. Не помогало. Кашель усиливался. Совсем страшно стало, когда впервые увидел на белом платке алые пятна крови после приступа кашля. Хотя, по правде говоря, даже сильно испугаться сил уже не было. Это что же получается? Он, выходит, закончит свою жизнь, как когда-то Анна Невилл, герцогиня Глостер, королева Англии? Теперь, когда жизнь пошла уже с горки, он может, не кривя душой сказать, что, да, Ричард Йорк был королём Англии, и совсем неплохим королём, а Анна была его королевой. Но кому нужны теперь его запоздалые признания? Все, кто был тогда в водовороте событий, ушли из жизни, их тела истлели, а души… Кто знает, куда попали их души? И кто знает, куда попадёт после смерти его душа? На ней большой груз, тяжёлый груз.

В королевстве всё идёт своим порядком. На нужных местах сидят нужные люди, хорошо им вымуштрованные, и добросовестно делают свою работу. Кое-кто из них, правда, уже поглядывает в сторону Генриха младшего, которому недалеко теперь до становящейся всё более доступной короны. Ему скоро восемнадцать, он давно уже не мальчик, но вполне взрослый мужчина. Рано набрал силу, однако в голове ещё много шелухи, много лишнего. Это не Артур, царствие ему небесное!

Время бежит, и силы короля всё тают, уходят, как вода в песок после жаркого лета. И свой близкий конец он уже ясно читает в глазах матушки. Бедная старушка! Она недолго задержится на этом свете после него, он уверен. Но пока он жив, она всегда рядом, отдавая ему без сожаления те жалкие остатки сил, что ещё есть у неё самой.

Ему же всё чаще приходят в голову вопросы. Множество вопросов, на которые он так и не нашёл ответа. Одно знает твёрдо – то, за что боролся всю жизнь, ради чего рисковал бессмертием души, не принесло желанного удовлетворения. Душа измучена. И не было бы лучше, если бы он тогда, давно, не позволил сделать себя пешкой в чужой игре? Никто ведь не думал, каково будет ему на захваченном неправым путём троне. И никто особо не рвался ему помогать. Всё, всё пришлось делать самому. Разве что матушка, незаменимый дядюшка Джаспер Тюдор да верный Джон де Вер были всегда рядом. И он, Генрих, выстроил свою защиту так, как сумел. А что же было делать, если ни крепким здоровьем, ни могучим телосложением, ни воинской доблестью его Господь не наделил? Приходилось делать то, что по силам.

А может быть, лучше было не слушать злобных голосов тех, кто травил Ричарда: «Ату, ату его!»? Может, не нужно было вмешиваться в эту свару, затеянную много лет назад теми, чьи кости давно уже сгнили в земле. Он мог бы жить не хуже других. Всё же он был граф Ричмонд, а не простой мелкопоместный дворянчик. Может, надо было мирно вернуться в Англию и склониться перед Ричардом, повинившись ему? Он бы простил. Он всех прощал, кто причинял ему зло, благородная душа. За что и поплатился жизнью.

Но нет, он, Генрих, совсем не таков. Он никогда никому не верил и никогда не прощал. И не оставлял врагов в живых. Он, пожалуй, не смог бы жить иначе. Не только матушкины амбиции, но и его собственные толкали его на эту борьбу за трон. Трон, давший власть, но не принёсший ни особого удовлетворения, ни радости, ни счастья. И вот теперь он быстрыми шагами идёт к своему концу. А ему всего пятьдесят два…

Впрочем, о чём сожалеть? Жизнь прошла так, как прошла. И теперь остаётся только предстать перед Господом и ответить за всё, что совершил. Может, Господь смилуется?

Эпилог

Король Генрих УII Тюдор умер холодным и пасмурным весенним днём 21 апреля 1509 года. И вместе с ним была погребена его заветная мечта о блестящей династии Тюдоров на троне Англии на долгие годы и столетия. Тюдоры правили страной только II8 лет. Это куда меньше, чем продержалась на троне династия Плантагенетов, которую он оборвал (331 год), хотя и больше времени правления Нормандской династии (88 лет). И только три поколения Тюдоров сидели на троне Англии – сам Генрих, его сын и трое внуков. След в истории оставили, безусловно, яркий. Но такой ли, как мечталось когда-то первому из Тюдоров?

Преждевременная смерть наследника престола Артура, принца Уэльского, который должен был продемонстрировать всему миру преемственность власти в стране от самого легендарного короля-рыцаря Артура, владельца волшебного меча Эскалибура, изменила очень многое.

Наследовавший отцу второй сын, ставший королём Генрихом VIII, покрыл династию грязью своих семейных дрязг и кровью многочисленных жертв тиранического правления. И какой уж тут Камелот, видевшийся в мечтах Генриху-отцу, когда на плаху пошли женщины – король недрогнувшей рукой отправил под топор палача двух своих жён и ещё последнюю представительницу ненавидимого им рода Йорков, дочь герцога Кларенса, сумевшую дожить до седых волос. А сколько женщин казнил по религиозным соображениям, того не знает никто. Поскольку, войдя во вкус кровавых расправ, король, застрявший где-то посередине между двумя религиями, бестрепетно отправлял на плаху неугодных ему католиков и на костёр непокорных протестантов, старясь при этом всё же соблюдать паритет. В наследство от него Англии остались раскол церкви и неудержимая, кровавая вражда между католиками и протестантами, во многом определившая её дальнейшую судьбу. И ещё руины, многочисленные развалины бывших монастырей, несметные богатства которых ушли в королевскую казну.

Внук первого Тюдора, король Эдуард VI, не оставил следа в истории – просто не успел, умер слишком рано, не достигнув совершеннолетия.

Этого нельзя сказать о его старшей внучке. Фанатичная католичка Мария I Тюдор, как и её отец, была скора на расправу, отправляя под топор палача всех, кто казался ей опасным. И она не остановилась перед тем, чтобы разжечь костры инквизиции, так ярко полыхавшие в столь любимой ею Испании, в своей стране. Эта королева правила совсем недолго, всего пять с небольшим лет. Однако в памяти народа навсегда осталась как Мария Кровавая.

И только младшая дочь Генриха VIII, короля – «Синей бороды», Елизавета сумела укротить религиозное противостояние в стране на время своего долгого и относительно благополучного царствования. Однако она не захотела (или не смогла?) дать трону наследника. И в итоге пришлось на смертном одре отдать королевский престол сыну женщины, которую ненавидела больше всех на свете, – казнённой ею Марии Стюарт.

На этом династия Тюдоров прекратила своё существование. Думается, добиваясь короны и восходя на трон Англии, Генрих Тюдор помышлял о более радужных перспективах. Но не сложилось. Судьба далеко не всегда склонна удовлетворять желания людей. И, по-видимому, в мире всё же существует высшая справедливость – свет не рождается из тьмы, а благо не произрастает из зла. Чтобы было светлым то, что строишь, нужно вложить в него искорку собственного света. И тогда разгорится ярким пламенем сияющий огонь, побеждающий темноту и уничтожающий зло.