Agnès Martin-Lugand

Entre mes mains le bonheur se faufile

Перевод с французского Натальи Добробабенко

Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко

© Editions Michel Lafon, 2014

© Marianna Massey, cover photo, 2014

© H. Добробабенко, перевод на русский язык, 2015

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2015

© ООО "Издательство ACT", 2015 Издательство CORPUS ®

Глава первая

Как всегда по воскресеньям, ехать мне не хотелось. Как всегда по воскресеньям, я, как могла, тянула время. А толку? – Ирис! – позвал Пьер. – Ты скоро?

– Да-да, уже иду.

– Давай скорей, мы опаздываем.

Почему муж так рвется на обед к моим родителям? Я, например, что угодно отдала бы, лишь бы отвертеться. Единственный плюс – можно надеть новое платье. Вчера вечером я успела закончить его, и оно мне понравилось. Я старалась по возможности не разучиться шить, не терять навыки. К тому же за шитьем я забывала обо всем: о смертельно скучной работе в банке, о повседневной рутине, о том, что мы с мужем больше вместе не спим. У меня пропадало ощущение, будто я живу в полусне. Напротив, я чувствовала себя живой: когда я работала в паре со своей швейной машинкой или делала зарисовки моделей, в душе звучала музыка.

Я в последний раз взглянула на себя в зеркало и вздохнула.

Потом спустилась к Пьеру в прихожую, где он нажимал кнопки на телефоне. Я на секунду остановилась, чтобы понаблюдать за ним. Я знаю его почти десять лет. С тех пор его воскресный наряд не изменился ни на волосок: сорочка из “рогожки”, льняные брюки и вечные топсайдеры.

– Я тут, – сообщила я.

Он вздрогнул, словно его поймали на месте преступления, и спрятал мобильник в карман.

– Наконец-то, – проворчал он, надевая пиджак.

– Смотри, вчера закончила. Как тебе?

– Очень красиво, как всегда.

Пьер уже открыл входную дверь и шел к машине. Он даже не взглянул на меня. Как всегда.

Ровно в 12.30 наша машина затормозила перед домом родителей. Отец открыл дверь. Выход на пенсию не пошел ему на пользу, он набирал вес, и воскресный галстук едва не впивался в шею. Он пожал руку зятю, наспех чмокнул меня и тут же увлек Пьера в гостиную, к бутылке традиционного портвейна. Я тоже зашла в гостиную, чтобы поздороваться со старшими братьями, приступившими уже ко второму бокалу.

Один из них облокотился на каминную доску, другой читал газету на диване, они обсуждали политические новости. Затем я отправилась на женскую половину – в кухню. Мать в фартуке следила, как она это делала все последние сорок лет, за воскресной бараньей ногой, жарившейся в духовке, и открывала банки с зеленой фасолью. Невестки кормили обедом своих чад. Самых маленьких грудью, а те, что постарше, оторвались от праздничного блюда – картофельных крокетов с холодной бужениной, – чтобы чмокнуть свою тетю. Я стала помогать матери – высушила латук и приготовила уксусную заправку, слушая, как они втроем сплетничают о мадам Х, устроившей скандал в аптеке, и о месье N, у которого нашли рак простаты. Мать несколько раз повторила: “Постыдилась бы, так себя не ведут” и “Вот беда-то, такой молодой…”. Я хранила молчание: ненавижу сплетни.

Я продолжала молчать и за обедом, которым, как всегда, дирижировал отец. Время от времени я бросала взгляд на Пьера – он чувствовал себя в кругу моей семьи как рыба в воде. Я же откровенно скучала и томилась. Чтобы немного развлечься, я подавала на стол, как раньше, когда была “единственной девушкой в доме”. Впрочем, ничего удивительного, ведь из всех присутствующих только у нас с Пьером нет детей. Когда я вернулась к столу с сырной тарелкой, ко мне обратилась одна из невесток: – У тебя классное платье, Ирис! Где купила?

Я улыбнулась ей и наконец-то почувствовала на себе взгляд Пьера.

– На собственном чердаке.

Она нахмурилась.

– Я его сама сшила.

– Ах да, я и забыла, что ты немножко умеешь шить.

Мне захотелось ответить, что не одна она такая забывчивая, но я удержалась. У меня не было ни малейшего желания устраивать скандал.

– Слушай, у тебя настоящий талант, я в шоке! Может, и мне что-нибудь сошьешь?

– Если хочешь, потом обсудим.

Ее желание надеть платье было, однако, из области чудес. Смену имиджа невестки можно было рассматривать как вызов, который я почла бы за честь принять. Ведь свои пышные формы – подарок нескольких беременностей – она обычно скрывала под широкими брюками и свитерами на размер больше, чем нужно.

От воцарившегося за столом молчания повеяло холодком, а я предпочла сесть на место и прекратить разговор на эту тему: встреча с разбитой мечтой давалась мне нелегко.

– Жаль все же, что Ирис не пошла в свою школу, – произнес мой старший брат.

Я поставила бокал, не успев сделать и глотка, и искоса посмотрела на него. Он выглядел как человек, который ляпнул чего не следовало. Я повернулась к родителям – они не знали, куда деваться.

– О какой школе вы говорите?

– Ты неправильно поняла, – ответила мать. – Твой брат просто сказал, что ты могла бы добиться успеха в этой области.

Я ухмыльнулась:

– Ну да, мама, ты меня здорово поддержала в моих начинаниях, не забуду никогда!

Меня словно отбросило на десяток лет назад. Я сшила ей выходной наряд. Думаю, если бы она дала мне тогда пощечину, мне было бы не так больно.

– Ирис, ты что, хочешь, чтобы я надела эту тряпку на свадьбу твоего брата? На кого я буду похожа? – бросила она мне в лицо, швырнув платье на стул.

– Мама, ну хотя бы примерь, – умоляла я. – Я уверена, оно тебе очень пойдет, я столько просидела над ним…

– Ну и что получилось? Лучше бы ты потратила это время на подготовку к экзаменам.

Голос брата вернул меня в настоящее. Он изучал лица родителей и вроде был доволен тем, что затронул предмет наших постоянных разногласий, продолжавшихся всю мою юность.

– Да ладно вам, уж расскажите ей. Срок давности истек, и это никак не изменит ее жизнь!

– Кто-нибудь может объяснить мне, о чем речь? – Я занервничала и вскочила из-за стола. – Папа? Мама?

Невестки вопросительно взглянули каждая на своего мужа и тоже встали. По счастливому совпадению, их детям срочно понадобились мамы. Тут и Пьер поднялся, подошел ко мне, обнял за плечи.

– Успокойся, – прошептал он мне на ухо, а потом повернулся к остальным. – Что это за история?

– Ладно, сдаюсь, – провозгласил старший брат, предварительно убедившись, что в столовой не осталось детей. – Ирис, после коммерческой школы ты, никому не сказав ни слова, подала заявление в школу кройки и шитья, так?

– Откуда ты знаешь? Да и какое это имеет значение, все равно меня не приняли.

– Ты так решила, потому что не получила ответа. Тут-то ты и ошибаешься…

Горло сдавило, я задрожала.

– Приняли, но от тебя это скрыли.

Голос брата пробивался ко мне сквозь пелену тумана. Он рассказывал, что родители распечатали письмо и узнали, что я затеяла у них за спиной. А я тогда подумала, что после окончания этой чертовой коммерческой школы, куда они меня запихнули силой, наплевав на то, что я день и ночь бредила швейными машинками и домами моды, у меня появилось право делать то, что мне нравится. В конце концов, я была уже совершеннолетняя и спрашивать их не собиралась. Однако, как теперь выясняется, все вышло иначе: они тайком прочли письмо и сожгли. Они меня предали. Я чувствовала себя так, будто по мне прошелся дорожный каток. Родители украли у меня жизнь. Коленки подгибались, и я с трудом удерживала подкатывающую тошноту. Впрочем, недомогание быстро прошло, его вытеснила нарастающая ярость.

– Прости, мы, наверно, должны были тогда вмешаться…

Плевать я хотела на извинения братьев! Они не испытали на своей шкуре родительскую авторитарность. Во-первых, поскольку они мальчики. Во-вторых, они выбрали юриспруденцию и медицину, что соответствовало представлениям нашей семьи о достойной карьере. Я повернулась к родителям, готовая кусаться, вцепиться им в глотку.

– Как вы могли? Вы… вы… Это подло!

– Твой сдвиг на шитье всегда был смешным, – холодно парировал отец. – Как мы могли позволить тебе стать швеей на фабрике?

– После этой школы я бы не попала на фабрику! А даже если бы и попала, то что?! Мне же это нравится! Простые рабочие вам не по вкусу? Вы не имели права встревать, делать за меня выбор, все ломать…

Все эти годы я объясняла провал собственной бездарностью. Считала, что я неумеха и ни капли способностей к шитью у меня нет. Но все равно продолжала шить и старалась совершенствоваться. А теперь оказывается, что я действительно могла чего-то добиться. Если бы не они, я бы сейчас не прозябала в банке!

– Все, Ирис, хватит! – резко воскликнула мать. – Сколько тебе лет?

– Вы всегда нарочно принижали меня! – закричала я. – Вы никогда в меня не верили!

– Мы хотели тебе добра. Ты вечно витала в облаках. Как мы могли допустить, чтобы ты сделала такое за полгода до свадьбы? День назначен, приглашения напечатаны, платье заказано…

– Пьер, дорогой, вы должны быть нам благодарны, – вмешался отец.

– Не втягивайте меня в эту грязную историю и не рассчитывайте на мою благодарность. Как можно предать своего ребенка? Вы упомянули свадьбу? Так вот, мы должны были обсудить этот вопрос вдвоем, Ирис и я. У вас тогда уже не было права решать за нее. Это стало моей обязанностью, моей ролью.

Я посмотрела на Пьера. В такие моменты я вспоминала, как сильно его люблю. Когда он защищал меня. Когда снова становился тем человеком, которого я когда-то встретила – который сражался за меня, уважал меня, был ко мне внимателен, для которого я что-то значила. Никогда бы не подумала, что в споре с родителями он кинется на мою защиту.

– Какой смысл к этому возвращаться? – недоуменно спросила мать. – Что сделано – то сделано. Когда-нибудь ты еще скажешь нам спасибо.

– Пошли отсюда, – сказала я Пьеру.

– Конечно, поехали домой.

– Да ладно, Ирис, оставайся, все в порядке, – возразил брат.

– Они все изгадили. Мне больше нечего делать в доме, в семье, где меня никто не уважает! Вы всего лишь…

– Мы всего лишь кто?

– Вы мелочные, ограниченные, зашоренные. От вашей жизни мне блевать хочется… Вы косные ретрограды!

Отец вскочил со стула:

– И не надейся вернуться в этот дом, пока не извинишься!

Я посмотрела на него в упор. Пьер чуть отодвинул меня и шепнул, что не надо зарываться.

– Да никогда в жизни! И вообще извиняться должна не я.

– Ирис имеет полное право злиться, – поддержал меня муж.

Он взял меня под руку, и я покинула – похоже, навсегда – дом своего детства. Смогу ли я когда-нибудь простить их? Сомневаюсь.

В машине я разрыдалась. Пьер обнял меня, перегнувшись через рычаг переключения передач. Он гладил меня по спине и шептал слова утешения.

– Ты позволил бы мне пойти в эту школу? – всхлипывала я.

– Конечно, – ответил он после короткой паузы. – Поехали, хватит здесь торчать.

Он разжал руки, я выпрямилась на сиденье, машина тронулась.

Я смотрела в окно, но ничего не видела. Впрочем, что интересного я могла увидеть? Буржуазный городок воскресным днем – настоящий город-призрак. Я яростно вытирала слезы. Меня душили обида и негодование. Я кипела. Хотелось все разгромить, послать к черту. Почему родители всегда против меня? Что я им сделала? Чем заслужила такое отношение? Они не сумели услышать мои желания, понять, что я мечтаю стать номером один в швейном деле. Что плохого в такой мечте? Я тратила время на борьбу с ними, на попытки доказать, что способна добиться своего. Продолжала шить, даже после того как они отрезали мне путь к профессиональному обучению и выбрали для меня высшее образование. Годами я пыталась им противостоять, бросала им вызов, водружая швейную машинку на стол в столовой, носила только ту одежду, которую шила сама, и рассказывала о заказах, сделанных мне подругами и их матерями… Пока я думала обо всем этом, Пьер молча вел машину. Я заметила, что время от времени он обеспокоенно косится на меня.

Когда он припарковался рядом с домом, я вышла из машины и хлопнула дверцей. Потом услышала писк ключа – он запер машину.

– Ирис, скажи что-нибудь, пожалуйста… Не замыкайся.

Я резко обернулась к нему.

– А что ты хочешь, чтобы я сказала? Что они испортили мне жизнь? Что я не хотела такой судьбы?

– Рад слышать, очень приятно. Вот уж не думал, что ты настолько несчастна.

Я съежилась, неожиданно навалилась усталость. Я подошла к нему и скользнула в его объятия. Он был напряжен, я обидела его.

– Пьер, ты совершенно ни при чем, извини, я неудачно выразилась. Я жалею не о том, что вышла за тебя замуж. Как такое могло прийти тебе в голову? Я счастлива, что ты со мной. Но мне и в страшном сне не могло присниться, что я окажусь однажды в банке, я по-другому видела свою жизнь. Тебе это хорошо известно, я ничего от тебя не скрывала.

– Между прочим, я тоже ничего не знал об этой истории со школой.

– Я хотела сделать тебе сюрприз. Ну… если бы меня приняли.

– Пойдем в дом, не будем выяснять отношения на глазах у всей улицы.

Да, конечно, соседи, и в первую очередь наши друзья, наверняка стоят у окон, задавая себе вопрос, что там стряслось у доктора. В ближайшие пару часов телефон будет звонить не переставая. И мы, и все наши приятели живем в одном и том же квартале, самом престижном в городе. Точнее сказать, их дома стоят на пяти ближайших к нам улицах, за пределами которых мир заканчивается.

Когда мы вошли в дом, тишина поразила меня, едва ли не напугала. Я отшвырнула свои балетки и забилась в угол дивана в гостиной. Пьер педантично повесил пиджак, положил на тумбочку в прихожей бумажник и ключи от машины. Потом присоединился ко мне. Положил мобильник на кофейный столик, сел рядом и провел пальцами по моим волосам.

– Дорогая моя, я понимаю, как тебе сейчас тяжело…

– Слишком мягко сказано. Он вздохнул:

– Но все-таки твоя мама права в одном: это уже в прошлом. Ты не можешь ничего изменить, поздно.

– Это ты так меня утешаешь?

– Я не говорю, что ты должна их прямо сразу простить, но время все лечит. И по крайней мере, у тебя есть доказательства твоего таланта, раз тебя приняли в эту школу… Теперь тебе не нужно сомневаться – ты действительно умеешь шить.

Он улыбнулся и обнял меня. Ему меня не понять. Никто не мешал ему с головой погрузиться в медицину, никто и ничто. Его телефон завибрировал, прервав мои размышления. Он выпрямился, готовый схватить его и ответить.

– Пожалуйста, только не это, Пьер! Не сегодня.

– Но…

– Нет, прошу тебя, давай обойдемся без клиники. Сегодня воскресенье, у тебя нет дежурства ни в отделении, ни на скорой. Они не имеют права тебя вызывать. Мне надоело, что ты готов мчаться по первому звонку. Я твоя жена, и сейчас ты нужен мне.

– Не волнуйся, я не уйду. Позволь мне только ответить.

Я кивнула. Он быстро набрал эсэмэску и положил мобильник на стол. Потом снова обнял меня. Я хотела сдержать слезы, но у меня не получилось. Не могу, не желаю опять оставаться одна, без него, в этом огромном доме, если он сейчас возьмет и умчится в свою клинику. Нет-нет, исключено. Особенно после того, что я узнала, и не понимаю, что мне делать с этим открытием, перевернувшим весь мой мир.

Глава вторая

Дней десять я хандрила и мучительно пыталась осмыслить случившееся, но в конце концов ко мне вернулась способность улыбаться. Я решила сделать Пьеру сюрприз. Приготовила романтический ужин со всеми полагающимися атрибутами: свечи, бутылка хорошего вина, красивые тарелки. И симпатичное платье – сексуальное, но в меру, что важно, поскольку Пьер предпочитает классику. Примеряя его в последний раз, я подумала, что обидно надевать такое платье без высоких каблуков. Ничего не поделаешь: в данный момент главное – вкусы моего мужа. Я понимала, что новость, которую я собираюсь сообщить, повергнет его в шок, но надеялась, что курица с тархуном поможет ему это переварить. И вот все готово, осталось убедиться, что мои планы не рухнут по не зависящим от меня причинам. Мне строжайше запрещалось звонить в клинику, кроме самых экстренных случаев, но короткая эсэмэска не должна навлечь на меня громы и молнии.

Ты придешь домой к ужину?

Я начала нарезать круги по кухне. К моему великому удивлению, ждать пришлось всего минут пять, и он ответил:

Да. Хочешь пойти в ресторан?

Я улыбнулась. После скандала с родителями он старался быть предупредительным. Однако я не собиралась отказываться от своих планов и написала ему:

Нет, ужинаем дома, у меня для тебя сюрприз…

Мгновенный ответ:

У меня тоже.

Два часа спустя я услышала, как хлопнула входная дверь.

– Ух ты, как вкусно пахнет! – воскликнул Пьер, заходя ко мне на кухню.

– Спасибо.

Пьер поцеловал меня, не как всегда. Обычно мне казалось, будто я бестелесная: я едва успевала почувствовать его губы на своих – такой себе формальный поцелуй. На этот раз он оказался более интенсивным, более сексуальным. Может, в его намерения входил романтический вечер по полной программе? Я на это рассчитывала и, честно говоря, охотно начала бы с десерта. Я вцепилась в его рубашку и поднялась на цыпочки.

– За стол можно сесть и позже, если ты не против, – предложила я.

Пьер легонько засмеялся, продолжая прижиматься к моим губам.

– Хочу сперва узнать, что у тебя за сюрприз.

Я взяла тарелки, и мы пошли к столу. Я сохраняла интригу и предложила сесть за стол. Когда он утолил голод и поудобнее устроился на стуле, я отложила нож с вилкой.

– Кто первый? – спросила я.

– Давай ты.

Я ерзала на стуле, мои глаза блуждали по стенам, я робко улыбнулась ему.

– Ну, в общем… сегодня я кое-что сделала… то, что должна была сделать давным-давно…

Я отхлебнула глоток вина.

– Ну и?.. – поторопил он.

– Я уволилась.

Он выпрямился как-то заторможенно, словно в замедленной съемке. Над нами пролетела вереница тихих ангелов.

– Скажи что-нибудь.

Его лицо напряглось. Он швырнул салфетку, резко поднялся и сурово посмотрел на меня.

– Могла бы раньше сказать! Черт возьми! Я же все-таки твой муж, и такие решения принято принимать вдвоем. Я тоже имею право высказать свое мнение!

Тут уже разозлилась я. В последнее время пустячный спор мгновенно перерастал у нас в скандал. Мы оба были постоянно на взводе. Любая ерунда могла спровоцировать ссору… если он был дома, естественно.

– Пьер, я сама давно мечтаю с тобой поговорить! Но тебя же никогда нет. Вся твоя жизнь – это клиника.

– Так, теперь оказывается, что во всем виноват я! Не переводи стрелки, не трогай мою работу. Я не собираюсь извиняться за то, что хочу добиться успеха.

– Ты меня не слушаешь, ты на меня не смотришь. Временами мне кажется, будто меня не существует. И не думай, что две последние недели все исправили.

– Хватит!

Он закрыл глаза и потер переносицу.

– Не хочу, чтобы мы ссорились, зачем портить вечер? Ну пожалуйста.

Он снова сел, залпом выпил стакан воды, облокотился о стол и потер лицо руками. Потом покачал головой.

– Ты со своими сюрпризами… – пробормотал он.

И правда, на этот раз у меня все вышло как-то не очень.

– Извини… сейчас я…

– Зря я так сорвался, – перебил он.

Он поглядел на меня и, потянувшись через стол, взял мою руку. Я ему улыбнулась. Напряжение спало. По крайней мере, я на это надеялась.

– И потом, в конечном счете это идеально сочетается с моим сюрпризом… На самом деле, лучшего решения ты принять не могла.

Я ошарашенно вытаращила глаза:

– Мы навсегда переезжаем к папуасам?

Он рассмеялся, я тоже. Он крепче сжал мою руку:

– Нет, я хочу ребенка. Разве не пора?

Он напряженно смотрел на меня, явно взволнованный тем, что сейчас сказал, и уверенный, что я подпрыгну до потолка от счастья.

Улыбка понемногу сползла с моего лица. Наши планы утратили синхронность.

– Ты сможешь полностью посвятить себя семье, как это всегда и предусматривалось.

Нужно было срочно остановить его.

– Пьер, стоп!

Я выдернула руку:

– Я уволилась из банка не для того, чтобы заводить детей.

Он тоже стал серьезным.

– А почему тогда? – спросил он, сжав челюсти.

– Я нашла место, где можно научиться шить.

– Ты шутишь, надеюсь.

– А что, похоже?

Он посмотрел на меня как на умственно неполноценную.

– Но это же безумие! Что сделано, то сделано. Поздно, ты никогда не будешь дизайнером. Родители подложили тебе свинью…

– Свинью? Издеваешься? Я вскочила со стула.

– Поздно, – снова повторил он. – В твоем возрасте учиться не начинают… Да и учеба – слишком громкое слово. Что она изменит в твоей жизни?!

– Еще как изменит! После курсов я открою мастерскую. Начну с переделок и ремонта, потом понемногу наберу клиенток и стану делать что-то более интересное, буду шить одежду на заказ.

– Погоди-ка, погоди-ка!

Он тоже встал и заходил по комнате.

– Ты намерена заняться ремонтом и переделками?

– Для начала – да. У меня же не будет выбора.

– Бред какой-то! И ты будешь ползать на четвереньках перед нашими приятельницами, чтобы подшить им подол? Насчет того, что будут говорить на вечеринках, лучше уж промолчу!

– Тебя больше волнует, что скажут люди, чем мое счастье? То есть на самом деле ты на стороне моих родителей!

– Вот любительница пафосных фраз по любому поводу! Послушай, Ирис, я устал от тебя. Ты все делаешь шиворот-навыворот, совсем не так, как мы планировали. Я тебя просто не узнаю.

Он схватил валявшийся рядом пиджак:

– Пойду подышу воздухом.

– Давай-давай, уходи, как всегда, от разговора!

Он вышел в сад и растворился в темноте.

Несколько мгновений я сидела в ступоре, потом задула свечи и начала убирать со стола. В одиночестве, обливаясь слезами, мыла посуду. Это были слезы ярости и боли. Опустив голову над раковиной, я шумно шмыгала носом. Почему вечер, который так хорошо начинался, пошел вразнос со скоростью света? Мы стали чужими, говорим на разных языках, разучились слушать, понимать ожидания друг друга.

Минут двадцать спустя я услышала, как стукнула дверь. Я сняла резиновые перчатки и пошла ему навстречу:

– Позволь, я тебе объясню, пожалуйста…

Он окинул меня холодным взглядом:

– Я иду спать.

И, не сказав больше ни слова, вышел.

Итак, мне тридцать один год, мой муж, которого карьера волнует больше, чем жена, неожиданно вспомнил, что у нас должна быть большая семья. Еще у меня только что была работа, единственный плюс которой заключался в том, что она не давала мне сойти с ума, сутками сидя в одиночестве в пустом доме. Я только жена Пьера и больше никто. Я хорошо понимаю, чего от меня ждут: я должна быть милой и покорной, благодушно улыбаться профессиональным подвигам своего обожаемого и нежного супруга, а в будущем стать примерной матерью, которая обустраивает образцовый домашний очаг, рожает ребенка за ребенком и сопровождает все школьные экскурсии своих отпрысков. Я прямо слышала, как свекровь повторяет: “Как хорошо, что ты умеешь шить! Сможешь делать маскарадные костюмы для школьных вечеров и наряды для рождественских постановок”. Жены врачей не обязаны работать. Я была категорически не согласна с этой допотопной точкой зрения. Когда-то родители за меня решили, как мне жить. А теперь и муж собирается сделать то же самое. Я отказываюсь от роли наседки, дающей жизнь белоголовым ребятишкам.

Мы теряем друг друга, вязнем в рутине и полном взаимном непонимании. Пора мне взять все в свои руки. Часть ответственности лежит на Пьере, но я готова признать и собственную вину. Моя инертность, пассивность, горечь последних дней тоже стали одной из причин угасания нашего супружества. Мой профессиональный прорыв спасет нас, я должна доказать это Пьеру. Я снова стану той, в которую он когда-то влюбился.

Когда я подошла к кровати, Пьер вроде бы спал. Я не стала включать свет и осторожно подползла под одеяло.

– Долго ты собиралась, – произнес он.

Я прижалась к его спине и обняла за талию. Коснулась губами спины. Мне не хотелось, чтобы мы засыпали так далеко друг от друга. Он напрягся и высвободился из моих объятий.

– Сейчас не время, Ирис.

– Да я и не собиралась… Впрочем, с тобой всегда не время. – Я откатилась на свою половину. – Интересно, как нам удастся завести ребенка…

Пьер встал и включил лампу. Сел на край кровати, обхватил голову руками:

– Не хочу начинать очередной спор, поэтому не буду отвечать на твое замечание. Но ты вообще отдаешь себе отчет в том, что происходит?

Он взглянул на меня через плечо.

– Ты провернула это за моей спиной, как тогда за спиной родителей, и говоришь, что не хочешь детей. Как это понимать?

Я тоже села на кровати.

– Мне уже не пятнадцать лет, и нечего сравнивать сегодняшнюю ситуацию с тем, что было десять лет назад. И я никогда не говорила, будто не хочу детей, но потерпи чуть-чуть. Я потратила десять лет жизни, поддерживая тебя, пока ты учился и строил свою карьеру в клинике, а теперь прошу тебя дать мне всего полгода.

– Что это за курсы? Расскажи.

Я рассказала. Объяснила, почему это так круто. Несколько дней назад я совершенно случайно забрела на сайт, где сообщалось о частных, но при этом совсем не дорогих курсах. Государственного финансирования у них нет, деньги вкладывает какой-то не афиширующий себя благотворитель. Моих скромных накоплений хватит, чтобы оплатить учебу. Я успокоила его, подчеркнув, что не стану покушаться на семейный бюджет. Я рассказала, что занятия ведут профессионалы из известных модных домов и даже модельеры высокого уровня.

– Если уж рисковать, то идти до конца, – сказала я в заключение.

– Звучит соблазнительно, но в эту школу наверняка будет серьезный отбор!

– Я должна что-нибудь сшить, не важно что, и написать, почему я хочу поступить и как я представляю себе работу в индустрии моды.

Он погрузился в молчание. Он должен был понять, что я полна решимости, поэтому я добавила:

– Для меня это последняя возможность осуществить свою мечту. Через десять или пятнадцать лет уже не будет смысла пытаться. Как сочетать учебу и воспитание детей? А работу в банке я ненавижу, мне там скучно, у меня портится характер, я просто не я, и тебе это хорошо известно. Ты же хочешь иметь профессиональную жизнь, раскрывающую твой потенциал? Вот и я тоже хочу.

– Ну и ну, – покачал он головой. – Послушай, я устал, и завтра мне рано вставать.

Он снова лег и выключил свет, я свернулась калачиком. Вскоре Пьер захрапел. А меня ждала бессонная ночь…

Я почти не спала. Пьер был в душе, я встала и пошла готовить завтрак. Он появился на кухне, молча налил чашку кофе, встал у окна и смотрел в сад. Я тоже молчала, остерегаясь сказать что-то не то. Потом он заговорил:

– Я тут подумал…

– Да?

Он повернулся и подошел ко мне. Я осталась сидеть и подняла на него взгляд.

– Ладно, становись модельером.

Я широко раскрыла глаза и собралась улыбнуться.

– Но есть одно условие, – добавил он. – Сразу после учебы мы делаем ребенка. И никаких мастерских или магазинчиков. У нас достаточно большой дом. Можешь устроиться на чердаке, ты ведь и так уже там шьешь, вот и продолжай. И одновременно будешь заниматься детьми.

Мяч перешел на мою половину поля. Я встала:

– Конечно, меня это устраивает. Спасибо.

Вот и все, что я сумела выдавить. Он вздохнул и отнес пустую чашку в раковину.

– Я пошел. До вечера.

Положенные дни перед увольнением отрабатывать не пришлось, и в конце недели я окончательно распрощалась с банком. Назавтра, ощущая себя боксером, готовым к выходу на ринг, я взялась за дело. Поднялась на чердак, расчихалась от пыли, подошла к машинке и сняла с нее чехол. Я и моя швейная машинка… Между нами такая же связь, как между музыкантом и его инструментом. Мое пианино, моя гитара – это мой “Зингер”. Сегодняшняя ставка слишком велика, и я рассчитывала на него. Машинка работает как часы, так что все в порядке. У меня вспотели ладони и заколотилось сердце. Я не имею права на ошибку. Я уже обдумала, что сошью на конкурс. Набросала эскиз двуцветного, черного с бирюзовым, платья в стилистике Андре Куррежа, с круглым воротником, подчеркнутым отстрочкой, короткими рукавами и хлястиком.

Все готово, нога на педали, ткань в руках. Первый шаг: включить машинку. Лампочка загорелась. Второй шаг: проверить шпульку. На месте и с заправленной ниткой. Третий шаг: разгладить ткань под иглой и опустить лапку. Все идет как по маслу. Итак, я начинаю. Нога мягко давит на педаль, по чердаку разносится характерное постукивание швейной машинки. Руки уверенно держат будущее платье, протягивая его вперед. Я, как завороженная, смотрю на иглу, которая четко входит в ткань и выходит из нее, укладывая идеально ровные стежки.

Работа над текстом заявления не вызвала у меня такого прилива эмоций. А ведь я посвятила ей целых три дня и, к собственному удивлению, испытала при этом определенное удовольствие. Впервые в жизни у меня появилась возможность выразить свою любовь, свою страсть к шитью.

Когда все было готово, я отправила бандероль по почте.

Делиться своими успехами с Пьером я остерегалась. Он делал вид, что интересуется тем, как продвигается мой проект, но я ему больше не верила. И тем не менее я не позволяла себе никаких упреков. Если он возвращался рано – а это случалось редко, – я встречала его улыбкой. Это было не трудно – я чувствовала, что освободилась, вновь обрела энергию, которой мне уже давно недоставало, и надеялась, что он это оценит. Я ждала ответа в состоянии парализующего страха, но довольно успешно скрывала это. Две последние недели я почти не шила и целыми днями караулила почтальона. Я проводила больше времени в саду, чем дома. Утром я по десять, по двадцать раз выходила проверить, не пришел ли он. На эти курсы я поставила все. Не слишком ли дерзко? Если мне откажут, моя мечта развеется как дым. Второй попытки Пьер мне не даст, и я прекращу принимать противозачаточные таблетки.

Почтальон протянул конверт – вердикт, которого я так ждала каждый день. Я лихорадочно его разорвала. Закрыв глаза, вынула письмо. Глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз подряд. Краткий и исчерпывающий ответ был написан черной тушью от руки элегантным почерком на простой карточке кремового цвета:

Жду вас 10 января в ателье.

Я вприпрыжку носилась по дому, издавая вопли радости. Потом на меня напал безумный, неуправляемый хохот. И вдруг я застыла, вспомнив об одной отнюдь не маловажной детали: школа находится в Париже, от нас около трех часов езды на поезде.

– Париж – не ближний свет, – произнес Пьер.

– Ты прав.

Я сидела подогнув ноги на диване рядом с ним. Он был сосредоточен и внимательно меня слушал.

– Когда начинаются занятия?

– Через месяц.

– И что ты об этом думаешь? Действительно хочешь поехать?

– Это же всего на полгода, совсем не долго. Уже в июле я вернусь. Мне безумно повезло, что меня туда приняли.

Я снова попросила его отпустить меня. Он помолчал, глядя мне в глаза, потом встал.

– Где ты будешь жить? Ты же никого не знаешь!

– Найду маленькую студию. Он закатил глаза:

– И ты полагаешь, что я смогу не волноваться?

– Я буду приезжать каждые выходные. Он расхаживал по гостиной.

– Или не будешь. Работа, задания… Дом без тебя опустеет.

– А ты подумай о преимуществах: сможешь торчать в клинике, сколько захочешь, причем без всякого риска увидеть вечером мою недовольную физиономию.

Он на мгновение задумался, а затем улыбнулся. Кажется, я выдвинула убойный аргумент.

– И я смогу столько всего тебе рассказать. Наконец-то ты узнаешь, как хорошо, когда жена счастлива и довольна своей работой.

Не отрывая от меня взгляда, он снова сел рядом и обнял меня:

– Мне будет тебя не хватать.

Все оказалось едва ли не слишком просто. Во всяком случае, слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

– И мне тебя, – ответила я. – Но ты сможешь иногда приезжать ко мне, и мы будем устраивать романтические парижские вечера и уикенды.

– Посмотрим.

Пока мы готовились к праздникам, декабрь промчался, как болид по трассе. Я удивила Пьера, безропотно согласившись помочь свекрови в подготовке рождественского ужина. К его великой радости, я еще и пригласила всех друзей на встречу Нового года, которую сама организовала. Родители Пьера и все наши гости заметили, что я проявила невиданную доселе активность. Однако это не помешало им скептически отнестись к моей затее: “Зачем ты в это ввязываешься?” – повторяли они. Думаю, больше всего они недоумевали, как я смогу расставаться с Пьером каждую неделю. Во всех разговорах на эту тему он сохранял нейтралитет.

А мои родители – это вообще особая история. После того ужасного воскресенья я порвала с ними всякие отношения. Братья время от времени звонили, но все разговоры заканчивались стычками. Они не понимали, почему я не могу простить отца с матерью. Считали, что я развалила семью, что это я во всем виновата. Когда они заявили, что от меня одни неприятности, я предложила им не утруждать себя и больше не звонить. Но особенно меня раздражала реакция Пьера. Он играл роль связного между мной и моей семьей. Согласился снова с ними общаться. Я точно знала, что они постоянно перезваниваются. Он даже готов был принять приглашение на баранью ногу без меня. “Чтобы разрядить атмосферу, – оправдывался он. – И к тому же, – добавлял он с иронией, – ты же все равно в конце концов добилась своего”.

За неделю до отъезда в Париж я потеряла аппетит и приобрела бессонницу – несколько раз за ночь внезапно просыпалась и прижималась к Пьеру, пытаясь снова заснуть. Я пробовала шить, но у меня ничего не получалось, точнее, получалось нечто бесформенное, или машинка заедала, или рвалась выкройка. Свекровь со свекром решили поучаствовать в моем начинании: договорились со знакомой супружеской парой, и те взяли меня под опеку и сдали мне крохотную квартирку рядом с площадью Бастилии. Я никак не могла сложить вещи: как только я пыталась решить, что брать, меня охватывала паника.

Я не рискнула попросить Пьера взять неделю отпуска и теперь жалела об этом. И вот вечером я сделала то, чего не делала никогда, – пошла в клинику, чтобы встретить его после работы. Секретарша отнеслась ко мне со всем уважением, полагающимся супруге доктора, и сообщила, что у него пациент. Я осталась ждать в приемной.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, выйдя из кабинета через несколько минут.

Услышав его голос, я встала.

– Захотелось повидаться с тобой.

– Пошли.

Как всегда, на работе он сохранял между нами некоторую дистанцию.

– Надо было предупредить, – произнес он, отпирая дверь ординаторской. – Но ничего, тебе повезло, я уже закончил.

– Вот и хорошо, воспользуемся свободным вечером.

Я опустила глаза.

– Что-то не так?

– Нет! Просто я поняла, во что ввязалась.

Он снял халат и спрятал в шкаф лежавшие на столе истории болезни. Я тяжело вздохнула.

– Боюсь оказаться не на высоте. Возможно, в конце концов правы мои родители: шитье – это хобби и у меня не тот талант, чтобы сделать его профессией.

– Послушай, ты ведь как раз и едешь туда, чтобы выяснить, на что способна, это своего рода тест, и если поймешь, что у тебя не получается, переключишься на что-то другое. По крайней мере, не будешь переживать, что упустила шанс. В случае провала никто не станет тебя упрекать, я-то уж точно не буду.

Он обнял меня:

– Что-то еще, Ирис?

– Меня пугает сама мысль, что я не буду видеть тебя каждый день. Мы же никогда не разлучались. Как мы с этим справимся?

Он пожал плечами и погладил меня по спине.

– Ты сама говорила, что это ненадолго, ерунда, всего лишь каких-то полгода. Недели будут пролетать быстро, вот увидишь. Пошли?

Он надел пальто, распахнул передо мной дверь и увлек в лабиринт коридоров. Я чувствовала, что он на меня смотрит. Хотела улыбнуться, изобразить энтузиазм, но думала только о предстоящей разлуке. Когда мы пришли на стоянку, Пьер взял меня за руку.

– Погоди, я кое-что забыл, стой здесь, я сейчас вернусь.

И он побежал в клинику.

Через десять минут он вернулся, улыбаясь во весь рот.

– Все в порядке, ты все уладил?

– Пришлось побороться, но я своего добился.

Я нахмурилась.

– Я отменил на конец недели все приемы после восемнадцати часов.

– У тебя не будет проблем?

– Не беспокойся.

Я бросилась к нему, он крепко прижал меня к себе.

Выезд на кольцевую автостраду ознаменовался сменой атмосферы. Она резко сгустилась, стала тяжелой, хотя до этого момента все шло хорошо. Пьер окончательно замолчал, когда искал место для парковки на улице, где я буду жить. Когда же мы вошли в мою студию, я тоже перестала пытаться поддерживать разговор. Он положил чемоданы на кровать и быстро прошелся по помещению. Выглянул в окно, проверил замок входной двери, сунул голову в ванную, включил электрические конфорки в кухонном уголке, открыл холодильник и понюхал…

– Да все в порядке, Пьер!

– Вижу. Ты не разберешь чемоданы?

– Разберу после твоего отъезда, все-таки какое-то занятие, боюсь, мне будет трудно уснуть.

Я подошла к нему совсем близко, положила голову ему на грудь.

– Пойдем поужинаем перед твоим отъездом.

Поковырявшись в тарелке, я отставила ее в сторону – кусок не лез в горло. Пьер сделал то же самое. Он заказал кофе, попросил принести счет и погрузился в созерцание улицы. Я молчала – знала, что, стоит мне открыть рот, и я сорвусь.

– Как странно, что мы здесь, – произнес он, не глядя на меня.

Я схватила его руку, он повернулся ко мне.

– Надо идти… Мне пора возвращаться…

Когда мы подошли к дому, он обнял меня.

– Будь повнимательнее в дороге!

– Ох, не нравится мне, что ты остаешься одна.

– А что со мной может случиться?

– Нарвешься на хулигана, какой-нибудь несчастный случай… Будь осторожна, пожалуйста.

– Обещаю. – Я подняла голову. – Но это и к тебе относится. Не угробляйся на работе под тем предлогом, что меня нет рядом и некому тебя пилить.

Он взял мое лицо в ладони, откинул волосы со лба.

– Ты знаешь, я не слишком поддерживал твою затею, но хочу, чтобы ты знала: я горжусь тобой, можешь не сомневаться.

Наконец-то я стала ему интересна.

– Обними меня покрепче.

Мы долго стояли, не в силах оторваться друг от друга. Я целовала его щеки, губы, наконец-то дала волю слезам. Пьер вытер мое мокрое лицо и медленно коснулся моих губ. Его поцелуй стал крепче, а потом он осторожно отстранился:

– Я тебя люблю.

Я не слышала этого много месяцев.

– Я тебя тоже люблю.

Последний поцелуй – и он меня отпустил.

– Теперь иди.

– Я позвоню тебе завтра, как только смогу.

Я открыла дверь, Пьер развернулся и пошел прочь. Через несколько шагов он остановился, глянул на меня, улыбнулся и рукой показал, чтобы я заходила в дом. Я послушалась. Проходя через внутренний дворик к своей лестнице, я подумала, что он впервые возвращается в наш пустой дом без меня. Но быть может, это расставание сблизит нас, оживит угасающий огонь?

Дважды повернув ключ в двери своей студии, я села на кровать и огляделась вокруг. В тридцать один год мне придется привыкать к студенческой квартирке. И я очень надеялась, что на выходных мне не будет казаться, будто я приехала в родительский дом только для того, чтобы постирать белье. Отныне в будни моя среда обитания будет ограничена двадцатью квадратными метрами. Не могу сказать, чтобы комната была грязной или обшарпанной, все было чисто и аккуратно. В любом случае что уж привередничать, если это жилье досталось мне бесплатно. Едва ли не впервые в жизни я пожалела об отсутствии телевизора. Обычно я его никогда не смотрю, но сейчас подумала, что в одинокие вечера он бы мог составить мне компанию. Не слишком ли много надежд я вкладывала в это обучение, не грешила ли избытком веры в свои возможности?

Глава третья

Я ощущала в животе ком размером с хороший пушечный снаряд, ладони у меня были влажными, а ноги подгибались. Знакомство с новым местом работы не придало мне уверенности. Я стояла перед зданием османовской архитектуры недалеко от церкви Мадлен. Сегодня, 10 января, начиналась моя учеба, и меня ждали. А что, если я не потяну? Окажусь не на своем месте? Мой единственный шанс осуществить свою мечту вдруг показался мне таким хрупким! Я постаралась собраться с духом: встряхнулась и двинулась к входной двери впечатляющих размеров. Не успела я ее толкнуть, как она открылась и на улицу вышли двое мужчин с серьезными лицами, в костюмах с галстуком и кейсами в руке. Они не обратили на меня внимания и, продолжая разговор, сели на заднее сиденье большого черного седана, который тут же тронулся. Я вошла в роскошный холл с покрытой красным паласом лестницей, деревянными панелями на стенах, позолотой и живыми растениями, не говоря уж о швейцарской. Ни одного почтового ящика. Только таблички на стене. Capital Risk Development, это не мое, J. Investissements, тоже не мое, G&M Associés, опять не то. Ателье, третий этаж. Вот то, что надо.

В лифте я встретилась глазами с отражением в зеркале и испугалась своего вида. Под глазами черные круги, бледная как смерть. На площадке третьего этажа имелась единственная двустворчатая дверь. Я позвонила. Открыла женщина.

– Ирис, полагаю, – произнесла она низким чарующим голосом.

– Да, здравствуйте.

– Я Марта. Я вас ждала. Входите.

Это была женщина лет шестидесяти или чуть больше, редкостной красоты и элегантности, как бы пришедшая из другого времени. Каштановые волосы, постриженные в каре, были завиты и покрыты лаком, но при этом выглядели абсолютно естественными, и это было очень красиво. Глаза цвета лесного ореха и ярко-красный крупный рот придавали дополнительное сияние фарфоровой белизне кожи. Идя за ней по коридору, я любовалась ее походкой манекенщицы: голова высоко поднята, спина прямая, плечи отведены назад. На ней были туфли на высоких шпильках, стройную фигуру обволакивало темное воздушное платье.

– Сейчас я познакомлю вас с ателье.

Широким жестом она пригласила меня войти. За большой стеклянной дверью передо мной открылось помещение, которое когда-то, вероятно, было залом для приемов. Паркет тяжело трещал под моими шагами, тогда как шпильки женщины лишь легонько постукивали по нему. В комнате сохранился мраморный камин, над которым висело большое зеркало. На мгновение мое внимание привлекла потолочная лепнина. На рабочих столах стояло с десяток профессиональных швейных машин. Рядом с каждым столом – деревянный манекен. Свет заливал все пространство, проникая через многочисленные окна. Когда стемнеет, включится огромная люстра. Хозяйка сделала знак следовать за ней.

– Здесь у нас примерочные.

Я вытаращила глаза. Большие занавеси из черного бархата разделяли кабины, одна из стен была целиком покрыта зеркалами. Мебелью в этом странном будуаре служили диван и пуфы, обтянутые пурпурным бархатом. Затем мне показали склад, настоящую пещеру Али-Бабы. Рулоны шелка, хлопка, атласа, парчи, джерси, ламе, крепа; ткани, одна шелковистей другой, соседствовали с коробками, полными пуговиц, перьев, кружев, бусин, тесьмы и галунов. Смежный со складом салон предназначался для раскроя моделей. Вся квартира была полностью переоборудована под ателье, но при этом ее типично французский шик сохранился нетронутым.

Женщина увлекла меня на винтовую лестницу.

– На этом этаже кухня, ванная и шкафы для ваших личных вещей. В данный момент комнаты в глубине свободны. Сейчас мы снова спустимся, но сначала нужно выполнить некоторые формальности.

Она вошла в одну из комнат и села за письменный стол. Протянула мне несколько листков, удобно устроилась в кресле, взяла мундштук, вставила в него сигарету и закурила. Завитки дыма чувственно вились вокруг ее лица. Мне пришла на ум Коко Шанель. Пока я заполняла анкету, она молча наблюдала за мной, что усилило мое замешательство. Ответив на все вопросы, я собралась с духом и спросила:

– Кто вы?

Дрожащий голос выдал мою растерянность. Женщина улыбнулась. Мое смятение как будто забавляло ее.

– Но я же вам уже сказала, я – Марта.

– Это вы ведете курсы? Она расхохоталась.

– Я? Да я не умею держать в руках иголку. Лучше воспринимайте меня как хозяйку дома. Или домоправительницу, если вам так больше нравится. А теперь пойдемте вниз, ваши коллеги уже должны были прийти. Да и вот еще: какие у вас есть инструменты?

– Ну… ножницы, сантиметровая лента, наперсток, разные иглы, еще на чем записывать лекции.

Она склонила голову набок.

– Вы девушка серьезная, Ирис… и невероятно скованная.

Это было утверждение, Марта не ждала ответа. Она проводила меня до входа в ателье. Действительно, остальные ученицы уже были там и, сгрудившись возле одного из столов, вполголоса что-то обсуждали. Когда мы вошли, они замолчали и разом вернулись по местам.

– На этом моя миссия заканчивается, – сказала Марта. – Девушки, встречайте Ирис.

Когда она вышла за дверь, я расслабилась. Кто-то откашлялся, и я вздрогнула. Меня ждали на сегодняшнем первом занятии. Я прошла по комнате, сопровождаемая взглядами девушек, которые криво улыбнулись мне. Каждая из них обладала четко определенным стилем, чего не скажешь обо мне – у меня никакого стиля не было. Вот жертва моды, а вот растаманка с пирсингом и дредами, еще одна – явная поклонница хип-хопа, а самая последняя – винтажная барышня до кончиков ногтей. И еще одна общая черта объединяла их: они все были лет на десять моложе меня.

Первый день обернулся полной катастрофой. Все утро я пыталась понять, как работает швейная машинка, совершенно не похожая на моего “Зингера”. Все мои швы на изнанке петляли. Я сломала несчетное число иголок и постоянно нажимала не на ту кнопку. А еще все время колола себя. Несколько раз я ухитрилась испачкать ткань каплями крови, выступающими на уколотых пальцах. В ателье имелась и оверлочная машинка, но я решила, что научусь работать на ней позже: не хотелось в очередной раз выставлять себя на посмешище. Мне стало казаться, что шить я не умею и меня забросили сюда на парашюте совершенно случайно, а если точнее, по ошибке.

В обеденный перерыв я отклонила приглашение соучениц, и их хихиканье утвердило меня в уверенности, что я поступила правильно. Я грызла зерновой батончик, сражалась с проклятой машинкой и в конце концов сумела ее укротить. Всю вторую половину дня я старалась нагнать упущенное. На самом деле юбку с запахом я шила не впервые. После работы я вернулась домой совершенно измотанная и павшая духом. И окончательно погрузилась в уныние, оказавшись в четырех стенах своей студии. Но, поглощая содержимое коробки с равиоли, я пообещала себе, что завтра же приду в норму. И речи быть не может о том, чтобы сбежать, махнув рукой на свою мечту.

Оставшиеся дни недели промчались со скоростью света. В ателье я не позволяла себе отвлекаться на непрерывную болтовню моих товарок. Нужно было сконцентрироваться и нагнать их, потому что я включилась в занятия позже всех – к моему приезду они уже шли. Так что нельзя было терять время. Но главное – не упустить ничего из того, чему здесь учили. Ведь я не забежала сюда на экскурсию, просто чтобы посмотреть, как и что. Преподаватель, которого звали Филипп, когда-то работал с самыми знаменитыми кутюрье, пока не устал от безумной гонки и нервного напряжения модных дефиле. Тогда он решил поделиться своими навыками и умениями с молодежью. “И великая Марта предложила мне поработать здесь!” – рассказал он. Ему было около пятидесяти. Впечатлял его стиль, тщательно, до миллиметра, просчитанный. Фигура спортсмена, руки пианиста, галстук-бабочка, накрахмаленная сорочка, жилет с карманными часами на цепочке, на пальце перстень с черепом, на ногах сделанные на заказ кроссовки. Он всегда был в большом черном фартуке, искусно повязанном вокруг талии. Если я допускала ошибку, он смотрел на меня сквозь большие очки с пластиковыми линзами, пронзая взглядом голубовато-стальных глаз, и я знала, что должна все переделать. Он всегда оставался терпеливым и доброжелательным, но при этом был требовательным и строгим. Ждал от нас тщательно и чисто выполненной работы. Все сделанное на глазок безжалостно отвергалось. Я это ценила. Он не комментировал ни мои планы, ни мои потенциальные возможности. И пока никак не оценивал мою работу, а сосредоточился в первые дни на исправлении всех недостатков и устоявшихся привычек, которые, по его мнению, вредили качеству. Время от времени в ателье заходила женщина, которая меня встретила здесь в первый день. В таких случаях Филипп сообщал нам с доверительной интонацией: “Вот и хозяйка, мои золотые”, – и работа прекращалась, а он шел навстречу и приветствовал ее с подчеркнутым почтением. Она останавливалась на пороге классной комнаты. Ее взгляд ненадолго задерживался на каждой из нас, и я чувствовала, что он делался настойчивым, когда она переводила его на меня. Ведь я новенькая в этой школе, так что придется привыкать к особо требовательному отношению.

В пятницу днем в поезде, который вез меня к Пьеру, домой, я перечитывала свои записи и просматривала эскизы. Всю неделю по вечерам я делала наброски моделей, стараясь воплотить на практике советы Филиппа. Я просто не могла этого не делать. И мне хотелось поскорее рассказать мужу, как я счастлива, что занимаюсь шитьем. Он должен понять, что в моей жизни произошел кардинальный поворот. Я надеялась, что он будет со мной на этом новом этапе. Я вышла из поезда и удивилась, не увидев его на платформе. Проверила телефон, нашла сообщение:

Я успела сделать все покупки, запустить стирку и приготовить ужин, и только после этого услышала, как открывается дверь. Я бросилась Пьеру на шею:

– Наконец-то!

– Извини, но я никак не мог…

– Но теперь-то ты уже здесь, так что поцелуй меня.

Он поцеловал меня и крепко обнял, прошептав на ухо, что ужасно скучал. Прижавшись к нему, я поделилась своими планами на уикенд:

– Давай пойдем завтра вечером вдвоем в ресторан. Может, в тот, где мы праздновали твое окончание интернатуры? А в воскресенье встанем попозже, позавтракаем в постели, а потом, я подумала, будет классно прогуляться где-нибудь на природе. На неделе мы оба, по сути, сидели без воздуха.

– Прекрасно придумано, ничего не хочу сказать, но…

– Ты подготовил что-то особенное?

Я смотрела на него, улыбаясь в предвкушении.

– Да нет, ничего такого, ладно, давай пойдем в ресторан, только вместе со всеми, и вчера мне звонила мать, они ждут нас в воскресенье в двенадцать. Я не смог отказаться.

Я отодвинулась от него:

– Пьер, мы не виделись целую неделю. Я хочу побыть с тобой.

– Но ты же будешь со мной!

– Ну да, и со всеми остальными тоже, а я бы хотела, чтобы были только мы и больше никого. Мне нужно столько тебе рассказать!

– Ты мне уже все рассказала по телефону. И потом, они хотят встретиться с тобой, и чтобы ты объяснила им, чем занимаешься.

До последнего момента я пыталась уговорить Пьера отменить хотя бы поход в ресторан всей компанией. В результате он просто перестал отвечать, и мы отправились в ресторан со всеми. Пьер утверждал, что друзья интересуются моей работой, однако они задали несколько формальных вопросов о моей учебе и парижской жизни и заговорили о другом. У свекра со свекровью на следующий день все прошло по тому же сценарию. Но Пьер был все время рядом, и уже это меня радовало.

На перроне в воскресенье вечером у меня было тяжело на душе. Я держала Пьера за руку и неотрывно смотрела на большие часы.

– Не буду ничего планировать на следующий уикенд, проведем его вдвоем, – сказал он. – Ты была права.

Я приникла к нему:

– Ты вернешься домой?

– Нет, поеду в клинику.

– Зачем?

– Не нравится оставаться дома в одиночестве… Давай садись, уже пора.

Мы едва успели обменяться поцелуями, я поднялась в вагон, и двери тут же закрылись. Пьер не стал ждать, он сразу развернулся, зашагал прочь, и его фигура исчезла на эскалаторе.

Нужно было поступать на индивидуальные курсы, мне было бы спокойнее. Так я подумала, придя в ателье в начале недели и услышав болтовню девушек о субботнем вечере, который они провели в клубе, и об их молодых людях. Я испугалась. Неужели я такая старая, что осуждаю их за развлечения, которые вполне соответствуют их возрасту? Они такие беззаботные и полные жизни! Все у них еще впереди, и плевать они хотели на косые взгляды окружающих. Когда мне было столько же, сколько им сейчас, я была на пороге замужества. Если вдуматься, я вообще никогда не была свободной. А теперь я просто завидовала, и мне было неприятно видеть молодость, которой у меня больше никогда не будет.

Всю вторую неделю мне казалось, что Филипп уделяет мне больше времени, чем другим, и я прохожу негласный тест на профпригодность. Он давал мне индивидуальные задания, не те, что остальным девушкам, а его требовательность выросла на порядок. Меня это удивляло, и одновременно, несмотря на то, что я воспринимала его отношение как давление, я была в восторге от такого режима. Дополнительные занятия – то, чего я все время хотела.

В третий понедельник Филипп пришел в ателье и без всякого вступления объявил, что у нас есть неделя, чтобы сшить женский брючный костюм. По всей видимости, я преодолела некий рубеж, потому что теперь снова шла по общей программе. Он раздал лекала и велел приступать к работе. Когда я увидела модель, которую нужно сшить, меня охватило отвращение. Такое я носила, когда работала в банке, – униформа на все случаи жизни, невыразительная, абсолютно неженственная. Филипп подошел ко мне.

– Доставь себе удовольствие, – сказал он.

– В смысле?

Он посмотрел в потолок и улыбнулся:

– Вам предлагают сшить мешок для картошки, так что смотри, золотце…

Он развернулся и направился к девушкам, которые отчаянно спорили по поводу выбора ткани.

В конце концов, никто нам не запрещал дать немного воли воображению. Мне даже показалось, будто только что я получила разрешение пофантазировать. Я достала свой альбом для эскизов, собрала на затылке волосы и скрепила пучок карандашом. А потом приступила к переделке модели с рисунка. Мой брючный костюм будет не для офиса, а для выхода в свет, и он подчеркнет красоту женщины.

– Оригинально, – произнес у меня за спиной низкий тягучий голос, когда я доводила свой эскиз.

Я вздрогнула, подняла голову, карандаш в моей руке застыл на полпути к листу. Разговоры в ателье смолкли, все взгляды обратились ко мне. И в первую очередь взгляд Марты.

– Ирис, пойдем в мой кабинет.

Мое испуганное лицо не остановило ее, и она прихватила мой почти готовый набросок. Марта вышла, а я поспешила за ней. Наверное, я совершила серьезную ошибку, попытавшись отойти от предложенного образца. Но я ведь была абсолютно уверена, что Филипп подал мне сигнал. Направляясь к лестнице, я искала его глазами, но его нигде не было. В кабинете Марта села за стол и предложила мне тоже сесть. Она внимательно изучала мой набросок, зажав мундштук в зубах.

– Зачем ты это сделала? – спросила она, рассмотрев рисунок и возвратив его мне.

– Я вернусь к исходной модели, мне не нужно было…

– Я спрашиваю не об этом. Ладно, можешь не отвечать. Наконец-то ученица, умеющая рисовать и у которой к тому же есть идеи!

– Я не сделала ничего особенного, мадам.

Она подняла руку:

– Называй меня Мартой, никогда не говори “мадам”. Качество рисунка и придуманная отделка костюма говорят сами за себя. И я видела все твои работы с того момента, как ты пришла к нам. Ты умеешь шить. И свободные вещи, и такие конструктивно сложные, как костюмы. Ты не думала о том, чтобы создавать модели?

– Не скажу, что это были модели, но я когда-то сделала несколько платьев, юбок, такие вот базовые предметы гардероба.

– Чем ты собираешься заниматься после курсов?

– Буду шить дома. Делать всего понемножку: переделки, новые вещи время от времени. Ну, я надеюсь…

И это позволит мне быть полноценной матерью семейства, промелькнуло у меня в голове.

– Ничего умнее не придумала?! Я всю неделю буду следить за твоей работой.

– Почему?

– Потому что ты меня заинтересовала. Сделай это! – Она вытянула указательный палец к моему эскизу. – А теперь возвращайся на рабочее место.

Я послушалась и вернулась в ателье. Девушки сразу набросились на меня:

– Чего от тебя хотела Марта?

– Ничего.

– Ну-ну! Продолжай нас игнорировать, – прокомментировала одна из них.

– Такое впечатление, будто ты нас то ли презираешь, то ли боишься, – добавила вторая.

Я не смогла ничего ответить, беседа с Мартой парализовала меня. Они вернулись к работе, оставив меня наедине с нарастающим чувством неловкости.

Час спустя, в обеденный перерыв, я спросила, могу ли пойти с ними. Они с удовольствием согласились. Устроившись в забегаловке по соседству, мы наконец-то толком познакомились, и я с облегчением убедилась в том, что все они довольно симпатичные. Разговаривая с ними, я пришла к выводу, что буквально напичкана предрассудками и разучилась общаться с новыми людьми. Что вообще-то совсем на меня не похоже. Цели этих юных созданий, в отличие от образа жизни, были вполне зрелыми, а их энергия действовала на меня стимулирующе. На обратном пути они рассказали мне, что Марте принадлежит все здание, а она сама живет на двух последних этажах и часто устраивает приемы.

Приступив к выполнению задания, я чувствовала себя менее напряженной, чем еще несколько часов назад. К концу дня я ужасно отстала от графика, но была довольна собой. Я покинула ателье одновременно с девушками.

Два дня спустя я сметывала брюки, когда Марта вошла в ателье с очередным обходом. Она бросила взгляд на работу каждой из нас и завершила проверку возле меня.

Я кивнула ей, здороваясь, – у меня был полный рот булавок. Она снова внимательно изучила мой эскиз, потом пощупала черный шелковый креп, который я выбрала для костюма, и темно-синий атлас для лацканов и деталей отделки. После чего отошла, чтобы что-то обсудить с Филиппом, продолжая при этом наблюдать за мной. Это было более чем неприятно и выводило меня из равновесия.

Она снова пришла в ателье днем, я тогда как раз заканчивала сшивать детали жилета, который должен был заменить в моем костюме жакет. Я надела его на манекен и отошла на несколько шагов, чтобы разглядеть недостатки.

– Когда ты закончишь, я хотела бы показать его одной приятельнице, – сказала она.

– Он того не стоит, это же простое учебное задание…

– Грех растрачивать такой талант впустую.

– Вы преувеличиваете.

Она пристально посмотрела на меня своими ореховыми глазами и улыбнулась:

– Еще поговорим об этом.

Я сгорбилась и тяжело вздохнула, а она расхохоталась и вышла из помещения.

Назавтра Филипп снова дал мне индивидуальный урок, по-другому и не скажешь. Убедившись в том, что девушки справляются самостоятельно, он полностью переключился на меня. И сразу заметил главную трудность в отделке жилета – вытачные петли внизу на спинке. Я так и не сумела их освоить. Мы бились над ними целый день и часть вечера. Он не жалел своего времени и предлагал повторять работу столько раз, сколько нужно, чтобы достичь совершенного владения техникой. В конце концов результат удовлетворил нас обоих, но я вернулась домой совершенно измотанная и сразу легла спать. При этом я была так взвинчена, что сон еще долго не шел. Стоило закрыть глаза – и перед ними возникали ножницы, иглодержатели, стачной и косой шов…

В четверг вечером я решила поработать допоздна – хотела завтра закончить раньше и поскорее вернуться домой, к Пьеру. Пока Марта здесь, я могу сидеть сколько угодно, сказал Филипп. А она была здесь всю вторую половину дня, наблюдала за мной.

– Ирис, пойдем с нами, выпьем? – предложила одна из девушек.

Я подняла голову от работы и увидела, что они уже готовы к выходу. Я улыбнулась им:

– Спасибо за приглашение, но я еще останусь, хочу поработать.

– В следующий раз?

– Да. Желаю хорошо провести время, и до завтра.

Провожая их взглядом, я пообещала себе, что обязательно пойду с ними на следующей неделе. Они больше меня не напрягали, мне скорее мешало присутствие хозяйки. Я никак не могла понять, чего она от меня хочет. Пыталась не замечать ее и сконцентрироваться на своей задаче. Краем глаза заметила, как она встала и подошла к моему столу.

– Тебе нравится то, чем ты занимаешься, Ирис?

Я посмотрела на нее, она переводила взгляд с моей работы на меня и обратно.

– Конечно.

– Почему ты не захотела шить модель, которая была в задании?

– Мне она не понравилась, годится только для того, чтобы тебя не замечали в офисе. К тому же она вызывала у меня неприятные воспоминания.

Я произнесла свою тираду слишком быстро. Она улыбнулась.

– Твой костюм тоже можно использовать в офисе. Если бы ты его надела на переговоры, то добилась бы своего, просто появившись в комнате. Он подчеркнет все достоинства твоей фигуры.

Я покраснела до корней волос:

– Я шила его не для себя.

Она улыбнулась.

– Жюль оценил бы, надень я такой костюм, – пробормотала она.

Ее взгляд затуманился, на лице проступила глубокая печаль. Она опустила руку в крохотный карман, который я заметила только в этот момент. Что-то вынула оттуда и быстро проглотила. Жест был практически незаметным.

– Мы попросили вас сшить базовую модель, потому что основа – она и есть основа. Ученики, способные выполнить столь сложную работу на таком качественном уровне, – большая редкость, – снова заговорила она.

– Остальным просто не пришло в голову это сделать, вот и все, но они тоже могли бы…

– Твоя патологическая скромность начинает действовать мне на нервы!

Ее лицо было абсолютно серьезным. Она ответила на мой взгляд, и я первая опустила глаза. Она поднялась наверх, вернулась через несколько минут и положила на мой стол ключи.

– Оставайся работать, сколько хочешь, потом закроешь ателье. Я пойду к себе. До скорого, Ирис.

– Э-э-э… до свидания, и спасибо за ключи.

Она легонько помахала мне, не обернувшись.

Я вышла вслед за ней в коридор. Кто эта женщина? Я в очередной раз отметила ее элегантность. У нее была легкая походка, несмотря на высоченные каблуки. Поверх пурпурного платья-рубашки она надела длинный, резко приталенный пиджак, пояс которого не был завязан и свисал с двух сторон. В руке она держала кожаные перчатки, на запястье висела сумка Kelly. Закрыв за ней дверь, я осталась одна в ателье, а во всем здании были только мы двое, я и она. К восьми вечера все уже разошлись по домам.

Два часа спустя я решила, что пора заканчивать. Завтра мне останется только прогладить костюм и срезать последние нитки. Я обошла все помещения и всюду погасила свет. Несмотря на странное поведение Марты, мне здесь было комфортно. Я проверила десяток раз подряд, хорошо ли заперта дверь. Мне захотелось размять ноги, и я пошла пешком по лестнице. Когда я спускалась, то с огромным удивлением увидела на втором этаже женщину, звонившую в интерфон инвестиционной компании. Она обернулась и широко улыбнулась мне. Женщина была похожа на куклу, прямиком сошедшую с картинки манги. Сколько лет ей могло быть? Она работала под инженю, но выглядело это ненатурально.

– Добрый вечер, – сказала я из вежливости.

– Привет! Идешь из школы?

– Да.

– Повезло тебе! Обожаю шмотки. Хотела быть стилисткой, но отец запихнул меня в коммерческую школу, а я там ни фига не понимаю.

Дверь автоматически открылась.

– Вас ждут, насколько я понимаю?

– Я занимаюсь на индивидуальных курсах и заодно доставляю ужин, – хихикнула она, показывая мне коробки с суши.

С каких это пор на индивидуальные занятия приходят в шубе и в десять вечера? Я прошла рядом с ней и едва не задохнулась от густого клубничного аромата ее духов.

– Хорошей работы.

– О да, обожаю приходить сюда!

Я закатила глаза, постаравшись, чтобы она этого не видела. Продолжая спускаться по лестнице, я подумала, что, чем доставать меня, лучше бы Марта присмотрелась к тому, что делается в ее доме по вечерам. С первого этажа я услышала, как студентка – разносчица суши разразилась глупым смехом, а потом хлопнула дверь. Выйдя на улицу, я не удержалась и посмотрела на освещенные окна второго этажа, где явно занимались не международной торговлей.

Пьер сдержал обещание. Мы ни с кем не встречались. Каждый из нас занимался своими делами, но все-таки какие-то проявления нежности были, и мне показалось, что муж смотрит на меня немного чаще, чем обычно. Во всяком случае, он доказал свой интерес ко мне делом, потому что сам – впервые за долгое время – предложил заняться любовью. Я откладывала до последней минуты рассказ о Марте и о том внимании, которое она мне уделяет. Мне почему-то казалось, что ему эта история не понравится. И я не ошиблась.

– Ирис, будь осторожна с этой женщиной.

– Почему?

– Потому что она вращается в других кругах, не в тех, что мы с тобой, вы принадлежите к разным мирам. Я тебя знаю: ты привяжешься к ней и начнешь придумывать разные сценарии без всяких на то оснований. Она же забудет о тебе, как только ты закончишь курсы.

– Наверное, ты прав…

Глава четвертая

Заканчивалась очередная неделя занятий. Ежедневно Марта молча наблюдала за мной. Она появлялась в ателье, садилась на диван напротив моего рабочего стола, клала ногу на ногу и не отрывала от меня взгляда. Время от времени она делала знак Филиппу, который все время оставался начеку. Он быстро, чуть не бегом, подходил к ней и отвечал на вопросы. Я чувствовала себя лабораторной крысой, чье поведение внимательно изучают, но ничего не могла с этим сделать.

В четверг я сама предложила девушкам пойти выпить. Они согласились. В этот вечер я поняла, что мне нравится проводить время в женской компании, в особенности с теми, кто разделяет мое увлечение.

После встречи с Пьером – мне тогда исполнилось двадцать лет – я общалась только со студентами-медиками, а потом с дипломированными врачами. И мне никогда не приходило в голову провести время с кем-то из их подруг: шопинг не привлекал меня, его мне заменяли чердак и мой “Зингер”. У нас с приятельницами не было общих интересов, и одежда нам нравилась разная. Они подчинялись диктату известных марок, и, несмотря на тщательный отбор в магазинах лучших, как им казалось, моделей, все они, в конце концов, носили одну и ту же униформу. А вот с девушками из ателье мы отлично понимали друг друга, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, не говоря уж о происхождении. Я отлично провела вечер в их компании. Домой я возвращалась последним поездом метро и в легком подпитии. Знал бы Пьер…

Назавтра Марта отсутствовала, и я чувствовала себя гораздо комфортнее. Однако ветер свободы дул недолго. Незадолго до полудня в ателье появился мужчина лет пятидесяти с седеющими висками. Он шикарно выглядел в своих фланелевых брюках, безупречной сорочке и кашемировом джемпере с треугольным вырезом. Он поздоровался с Филиппом, который указал на меня рукой. Что еще такого я сделала? Мужчина подошел ко мне, улыбаясь:

– Вы Ирис?

– Да. Здравствуйте.

– Я Жак, дворецкий Марты, – представился он, протягивая руку.

Дворецкий! Наличие у Марты прислуги меня бы не удивило, но дворецкий! В какой мир меня занесло?!

– Марта ждет вас к обеду по этому адресу.

Он протянул мне карточку.

– Будьте на месте ровно в тринадцать ноль-ноль, не опаздывайте.

– Хорошо.

Он мило улыбнулся и вышел.

Час спустя я входила в ресторан неподалеку от Вандомской площади. Я было собралась поискать Марту взглядом, но ко мне уже спешил официант. Не будь я в состоянии легкого шока, его почтительный поклон наверняка вызвал бы у меня смех.

– Мадам?

– Здравствуйте, у меня тут назначена встреча с…

– Она вас ждет, следуйте за мной.

Ничего удивительного, Марта – VIP-клиентка. Он подвел меня к ее столу. Она смотрела на улицу и словно бы не замечала ничего вокруг. Он доставил меня, словно курьер посылку, и тут же исчез.

– Здравствуйте, Марта.

Не удостоив меня взглядом, она взглянула на часы:

– Ты пунктуальна, я это ценю. Садись.

Я мысленно поблагодарила дворецкого и последовала Мартиному предложению. Ее проницательные глаза внимательно рассматривали меня. Потом она схватила салфетку, развернула, положила на колени.

– Пообедаем, а поговорим потом.

Мы даже не заглянули в меню, но в мгновение ока, словно по взмаху волшебной палочки, нам принесли еду. Обслуживал нас совсем молодой официант, почти подросток – он подходил к нашему столу, словно поднимался на эшафот. Марта уже успела все заказать, причем для меня тоже. Она приступила к еде. У меня аппетита не было. Она взглянула на мои ладони, словно приклеенные по обе стороны тарелки. Я пересилила себя и начала есть. Да чего же она от меня в конце концов хочет?

Когда она положила вилку с ножом, я поспешила последовать ее примеру и отодвинула тарелку.

– Ты сегодня встречаешься с мужем? – спросила она.

– Ну… да, а откуда вы знаете, что я замужем?

– Из твоей анкеты, дорогая моя. Как он относится к твоим отлучкам?

– Они его устраивают, он имеет возможность работать еще больше, так что ему нравится.

Зачем я все это ей рассказываю? Я вздохнула.

– Чем он занимается?

– Врач. Работает в клинике.

– Ты его, наверное, не часто видишь…

– Да, действительно, хотелось бы чаще.

Я слабо улыбнулась и удержалась от дальнейших признаний: у меня возникло ощущение, что скоро я выложу Марте все, вплоть до цвета моих трусиков.

– А вы, Марта?

– Я пробыла замужем тридцать восхитительных лет. Мой муж Жюль умер три года назад.

– Соболезную.

Она пристально посмотрела на меня, и я, сама не понимая почему, почувствовала себя неуютно.

– Он был законченным трудоголиком, но я любила его все тридцать лет, несмотря ни на что.

Какое мне дело до этого?

– Он был финансистом, спекулировал, играл на бирже, заработал большое состояние. Затем он создал компанию, которую ты видела у нас на втором этаже, занимался управлением имуществом, инвестициями, пенсионными фондами, – продолжала она. – Он всем руководил до последнего дня.

– А теперь кто это делает?

– Его бывшая правая рука. Он полностью доверял этому человеку, и я ему тоже доверяю.

Она жестом распорядилась, чтобы юный официант убрал со стола, и заказала два кофе.

– Впрочем, ты скоро с ним познакомишься… В ближайший уикенд я организую прием, и ты тоже там будешь.

– О-о-о… спасибо, что вы обо мне подумали, но…

– Ты мне нужна на этом вечере, Ирис.

– Я? Но зачем?

Я спрятала дрожащие руки под столом. Меня постепенно охватывала паника.

– Ты сошьешь мне платье, оставляю тебе полную свободу, все необходимое возьмешь в ателье.

– Я не думаю, что…

– А ты наденешь свой костюм, так мы представим твой талант в самом выгодном свете.

– Послушайте, Марта, я не понимаю, почему вы считаете, будто…

– Тебя никто не спрашивает. Это заказ директора твоей школы. Если ты откажешься, можешь на следующей неделе не приходить.

– Вы не можете так со мной поступить, пожалуйста, Марта…

– У меня сейчас встреча, потом я приду в ателье, и ты снимешь мерки.

Она встала. Метрдотель подал ей пальто, и она ушла, оставив меня за столом в одиночестве.

Я вернулась в ателье в невменяемом состоянии. Филипп посмеивался исподтишка – ему было известно, что на меня свалилось. Девушки заметили, что что-то не так.

– Что с тобой? С привидением повстречалась?

– Марта… Марта хочет, чтобы я сделала ей платье.

– Ух ты, круто!

– Нет, это не круто! Если я откажусь, она меня выгонит.

– Даже не сомневайся, у тебя все получится, и ты останешься с нами.

– Прекратите, я никогда не смогу!

– Ирис, ты самая способная из нас, и ты обязательно прорвешься. И вообще от таких предложений не отказываются. Настройся, соберись. Не ломай себе жизнь.

Филипп предоставил им более продолжительный, чем обычно, перерыв, чтобы они обработали меня и, главное, помешали снова впасть в панику.

Я справилась с эмоциями и выглядела почти нормально, когда ближе к вечеру пришла Марта. Не говоря ни слова, она скрылась в примерочной. Я сделала глубокий вдох, собрала волосы в пучок, взяла сантиметр и блокнот и пошла за ней. Она ждала меня в центре комнаты. Я начала снимать мерки, идеальные, надо сказать. У нее была стройная фигура, очень тонкая талия, пропорциональная грудь, сухощавое, но дьявольски женственное тело, выгодно подчеркнутое темно-синими узкими прямыми брюками и топом из кремового шелка. Марта была чистейшим воплощением самого понятия французской элегантности. Все то время, что я обмеряла ее, взгляд Марты давил на меня. Она знала, что следует делать, поворачивалась, когда нужно, поднимала руки, не дожидаясь моего напоминания. Тишина и физическая приближенность друг к другу сгущали атмосферу в маленьком помещении, и это становилось невыносимым.

– Подскажите хотя бы, что вам нравится, я же не знаю ваших вкусов.

– Твори, Ирис, это все, о чем я тебя прошу. Я хочу, чтобы ты испытала свои силы. Если у тебя не получится, ничего страшного, ты сможешь продолжить учебу, а я оставлю тебя в покое, обещаю.

Я решила довериться ей, несмотря на властность и методы, которые она применяла. Разве у меня оставался выбор?

– Хорошо, я попробую. Но хотя бы заготовьте что-то на замену, на всякий случай. А на ваш прием я прийти не смогу.

Она зажала пальцами мой подбородок.

– Все будет хорошо, дорогая моя, я с тобой.

Получалось, она не оставила мне вообще никакого выбора. Что подумает и что скажет обо всем этом Пьер? Ничего хорошего, подозревала я.

Я прочно обосновалась на складе. Трогала ткани, сминала их в ладонях, сгибала, прикладывала к себе, чтобы понять, как они смотрятся на коже, словом, старалась найти такую, которая мне понравится и подойдет Марте. Пусть источниками моего вдохновения станут ее фигура и ткань. Через несколько часов я сумела выбрать образцы и собралась приступить к эскизам. Взглянув на часы, я поняла, что опоздала на поезд. Ничего не поделаешь, поеду на следующем.

Всю субботу я провела на чердаке. Лихорадочно листала книги о моде и великих кутюрье. Мое внимание привлекали работы Коко Шанель и Ива Сен-Лорана. Оба они сделали центром своего творчества женщину, освободили ее от оков, подарили независимость и уверенность в себе. Я подумала, что интерпретация их идей – то, что надо для моей начальницы. Скомканные и порванные листы бумаги скапливались во всех углах. Я хваталась за голову в прямом и переносном смысле. Мне не нравились мои рисунки, и я не видела Марту в моделях, которые придумывала. Все было недостаточно хорошо. К вечеру мне все же пришлось спуститься с чердака: мы с Пьером были приглашены на ужин к друзьям. Он с иронией рассказывал, какая я старательная ученица. Я никак не реагировала, но его отношение коробило и огорчало меня. Раньше он вообще не упоминал о моих занятиях. И вот пожалуйста – стоило ему в первый раз заговорить о них, и сразу с иронией, даже с насмешкой. Заслужу ли я когда-нибудь настоящую поддержку? Все остальные тоже подтрунивали надо мной: им и в голову не приходило, что я умею упорно работать. Я терпела, глуповато улыбаясь. Остаток вечера я даже толком не слушала их болтовню, а думала о своих эскизах.

Когда мы вернулись домой, я легла спать вместе с Пьером. Но сон все не шел, я крутилась и вертелась и в конце концов осторожно выбралась из постели.

– Ты куда?

– Пойду поработаю, появилась одна задумка.

Пьер включил свет, сел в кровати и повернулся ко мне:

– А это что, не может подождать до завтра?

– Предпочитаю ухватить идею за хвост, пока она не ускользнула.

Он закатил глаза и погасил лампу.

– Курам на смех, – пробормотал он.

Я не собиралась ночью выяснять отношения, но мне очень хотелось сказать ему, что эти слова можно отнести к тому, как я жила последние годы. Я оставила его безмятежно храпеть, а сама отправилась зарисовывать модель, которая только что пришла мне в голову.

В понедельник утром я увидела, что в выходные мой рабочий стол передвинули. Я по-прежнему оставалась с девушками (которым теперь предназначалась роль своего рода группы поддержки), но чуть в стороне, там, где было спокойнее и просторнее. Всю неделю я работала с остервенением, покидая ателье, только чтобы пойти домой и поспать несколько часов. Все мои мысли были о Мартином наряде. Сперва меня привлекли переливающиеся цвета, а потом я остановила выбор на диком шелке глубокого ярко-синего цвета – он больше соответствовал загадочной и волнующей индивидуальности моей директрисы. На этот раз Марте придется отказаться от привычных летящих нарядов и подчеркнуть свою осиную талию. Платье будет строгим, повторяющим все изгибы тела, с рукавами длиной три четверти. Я заметила, что она всегда носит одни и те же украшения, и к новому наряду они отлично подойдут, в особенности колье, которое прекрасно ляжет в квадратный вырез горловины. Внимательно наблюдая за ней, я заметила, что в любой ее одежде всегда имеется маленький, почти незаметный карман, и решила сделать его и в этом платье. Я заняла комнату, где мы кроили наши модели, чтобы мелом перенести лекала на ткань и тщательно вырезать каждую деталь. Я умоляла Марту посмотреть на платье, примерить его, но она всякий раз отказывалась. Я пользовалась безоговорочной поддержкой Филиппа, который гасил то и дело возникавшие у меня приступы паники. Он меня успокаивал, учил, заставляя переделывать недостаточно безупречные швы или пресловутые потайные карманы. Предполагалась, что это очень важная деталь, кармашки должны быть абсолютно незаметными, а их мешковина идеально плоской. В такие моменты я забывала, что стоит на кону, сколько всего зависит от выполнения Мартиного задания. Но можно ли считать ее заказ учебным заданием? В этом я сомневалась.

– Ты помнишь, что я не приеду завтра? – спросила я Пьера в четверг вечером по телефону.

– Ты о чем?

– Я тебе объясняла в прошлые выходные, а ты не слушал. Мне нужно быть на приеме у Марты, она хочет, чтобы я пришла, и не спрашивай меня зачем, я сама ничего не знаю.

– Чем дальше, тем меньше мне все это нравится. Предполагалось, что ты будешь учиться, а не бесплатно вкалывать, и уж тем более участвовать в светских вечеринках.

– Если я откажусь, меня выгонят. А я этого совсем не хочу.

Я сдержалась, но он жутко раздражал меня. Почему я должна скрывать от него свое увлечение?

– Если тебе интересно, могу рассказать, что получила огромное удовольствие от работы на этой неделе.

Только что я закончила гладить готовое платье. Оставалось доставить его Марте. Я натянула на платье чехол и впервые поднялась на шестой этаж. Дверь была распахнута. Я понаблюдала за снующими взад-вперед флористами, доставщиками еды, официантами, потом отыскала глазами дворецкого.

– Извините, здравствуйте, месье…

– Жак, – оборвал он меня.

– Хорошо, Жак! Марта здесь?

– Нет, но я вас ждал. Она поручила мне принять платье и сказать, что такси будет у вашего подъезда в девятнадцать тридцать.

Теперь за мной отправляют такси! Чем дальше, тем более фантастической становилась ситуация. Когда он взял чехол с платьем, мне показалось, будто он вырвал его у меня из рук.

– Осторожно, оно нежное, его нужно сразу повесить.

– Я привык, не беспокойтесь. До вечера!

Он повернулся и пошел, а я следила за тем, как удаляется от меня мое платье. Я привязалась к нему, как идиотка, и теперь до самого вечера не узнаю, подошло ли оно Марте. Я собралась спуститься в ателье, когда Жак окликнул меня:

– Подождите, я забыл передать вам это!

Он протянул мне конверт.

– Что это?

– Ваш гонорар.

Я быстро вернула ему конверт, словно он обжигал мне пальцы.

– Я это не возьму.

Мой отказ привел его в замешательство, а я бегом промчалась по лестнице. В ателье моя группа поддержки ожидала меня в полном составе – и девушки, и Филипп. Последний успел проверить мой костюм, все было в полном порядке, и я могла возвращаться домой и готовиться к вечеру.

Я возлагала большие надежды на душ, несмотря на тесноту кабинки. После месяца тренировок, извиваясь и изгибаясь, я научилась втискиваться в нее без риска заработать радикулит. Надо как следует расслабиться под душем, а заодно придумать несколько подходящих тем для бесед с гостями. Полезно было бы проштудировать “Светский прием для чайников”. На меня вылилась парочка кубометров горячей воды, но самочувствие не улучшилось. Завернувшись в полотенце, я оперлась о микроскопический умывальник и посмотрела в зеркало. В конце концов, есть вещи похуже, чем приглашение на парижскую вечеринку. Меня уже давно мутило от ужинов провинциальной мелкой буржуазии, следовательно, я получила, что хотела. И теперь нужно держаться до конца: другой такой случай представится не скоро. Постепенно я стала получать удовольствие от приготовлений: уложила волосы в низкий пучок, скромно накрасилась, подчеркнув зеленый цвет глаз. Надела костюмные брюки. Как и задумано, они были сшиты по моей мерке, но я поступила разумно, отказавшись от обеда: их плотный подкройной пояс не потерпел бы никаких лишних бугорков. Я проверила, как они сидят, и была полностью удовлетворена. Затем взяла в руки жилет с обнаженной спиной. Хотелось бы знать, о ком я думала, когда создавала его? Не о себе, это уж точно. Подумай я о себе, он бы закрывал гораздо больше и под него можно было бы надеть бюстгальтер. Вместо этого вся моя спина открыта, плечи обнажены, а декольте, подчеркнутое атласной бейкой густого темно-синего цвета, мягко говоря, глубокое. Проделав несколько замысловатых телодвижений, я ухитрилась застегнуть жилет сзади внизу и зацепить крючок на шее. Потом я взгромоздилась на непривычно высокие каблуки лодочек – Пьер предпочитал балетки на плоской подошве – и наконец-то посмотрела в зеркало. Я не сразу себя узнала, но результат мне скорее понравился. Правда, муж никогда бы не позволил мне выйти на люди в таком виде.

Когда я приехала к Марте, у меня оставалось единственное желание – бежать как можно быстрее и как можно дальше. Появлюсь и улизну, как только представится возможность. Мне открыл все тот же дворецкий, забрал мой плащ. Потом наградил меня ободряющей улыбкой и предложил следовать за ним по коридору. Коридор показался мне огромным, бесконечным… Наконец до меня стали долетать голоса, и мой сопровождающий исчез за порогом зала приемов. Человек пятьдесят гостей беседовали, держа в руке бокалы шампанского, между ними порхали официанты, предлагая пирожные, фоном звучала джазовая мелодия. По духу декор квартиры точно соответствовал ее хозяйке – шикарный и сдержанный. Абстрактные картины на стенах, лишенная особых украшений мебель высочайшего качества и тяжелые темные шторы на окнах. Я с волнением искала взглядом Марту… и вдруг увидела ее: она была в моем платье. У меня вырвался вздох облегчения, на глаза навернулись слезы. Эмоции зашкаливали. Женщина, чьей элегантностью я восхищалась, надела одно из моих произведений! Точнее, мое первое настоящее произведение.

Марта заметила меня и сделала знак, приглашая подойти.

– Ирис, дорогая моя, – сказала она, целуя меня в щеку, – твое платье великолепно, этого я от тебя и ждала.

– Спасибо.

Она взяла меня за руки, отступила на шаг и оглядела с ног до головы.

– Я была права, он великолепно идет тебе, но, бога ради, отведи плечи назад и держись прямо.

Я выпрямилась и робко улыбнулась ей.

– Так-то лучше, – одобрила она. – Мужчины уже смотрят на тебя.

Я инстинктивно сгорбилась.

– Ирис, – мягко упрекнула она. – Именно так женщины управляют миром. Я научу тебя использовать свою власть в полной мере.

Не уверена, что мне этого хочется. Она взяла меня за локоть, потом представила своим друзьям как молодого дизайнера, а не как ученицу из ателье. Ее рука на моем локте заставляла меня держать спину и поддерживать разговор, в особенности с женщинами, которые разглядывали под микроскопом мельчайшие детали моего костюма и ее платья. Мне было трудно переварить то множество комплиментов, которое щедро расточалось моей работе. Но должна признать, что удовольствие и гордость постепенно побеждали смущение. И я начинала испытывать некоторое возбуждение. Ведь все присутствующие на приеме дамы были облачены в изделия знаменитых высоких марок.

– Мне нужно несколько нарядов, – сказала одна из знакомых Марты. – У вас есть визитная карточка?

– Пока нет, – ответила за меня Марта. – Можете связаться с Ирис через меня.

– Непременно сделаю это, не сомневайтесь, – кивнула будущая клиентка, отходя от нас.

Я обернулась к Марте, она задумчиво улыбалась.

– О твоем будущем мы поговорим на следующей неделе. А пока получай удовольствие от вечеринки, выпей шампанского, это поможет тебе расслабиться.

Впервые с начала вечера Марта отпустила мой локоть и оставила меня одну.

Я потягивала шампанское и довольно непринужденно болтала с гостями. Большинство из них были любителями современного искусства. Впервые я подумала, что в частых отлучках Пьера есть и положительная сторона. За годы нашего супружества я успела с увлечением прочесть довольно много книг по искусству и просмотреть каталоги выставок, посетить которые, естественно, не могла. И вот оказалось, что я зря боялась выглядеть необразованной дурочкой, на самом деле я вполне сносно справлялась, и мне это даже начинало нравиться. Я постоянно встречалась взглядом с Мартой. Ее обслуживал только Жак, и она не пила шампанского, предпочитая джин с тоником. Меня больше не напрягало, что она наблюдает за мной, напротив, думаю, я оценила ее внимание и с удовольствием улыбалась ей. Судя по всему, гости испытывали к ней глубочайшее уважение, восхищались ею, а некоторые даже смотрели на нее как на божество. Они ходили кругами вокруг нее, выпрашивая хоть каплю внимания. Я осознавала, какое это везение и какая честь – мои близкие отношения с ней.

Чуть позже Марта увлекла меня в другой конец зала: она хотела познакомить меня с человеком, который возглавил бизнес после смерти ее мужа.

– Габриэль! – позвала она.

Я ожидала увидеть пожилого господина, типичного представителя финансовых кругов. Однако к нам направлялся мужчина лет сорока, не больше.

Скорее атлетичного сложения, с уверенной и при этом непринужденно-небрежной походкой, в темном костюме с темным галстуком, в сорочке с “итальянским” воротником на высокой стойке и с манжетами на запонках, чисто выбритый, с разбойничьим выражением лица. Одним словом, мужчина, на которого на улице оборачиваются.

– Да, Марта, – ответил он, не отрывая от меня глаз.

– Хочу наконец-то представить тебе Ирис. Ирис, это Габриэль.

– Очень приятно. – Я протянула руку.

Он задержал ее на несколько секунд дольше, чем требовалось. Когда он выпустил ее, я поймала себя на том, что не возражала бы, чтобы он подержал мою руку подольше.

– Протеже Марты, – сказал он хрипловатым голосом. – Очень рад с тобой познакомиться. А то я уже начал подозревать, что Марта тебя выдумала. Оказывается, ты вполне себе реальная.

Он слегка прищурился и пробежался по мне глазами, оглядев с головы до ног.

– Надеюсь, у меня будет возможность почаще с тобой встречаться, – продолжил он.

– Даже не думай отвлекать Ирис от работы, – возразила Марта.

– Мне это не приходило в голову, но я мог бы зайти и посмотреть… как она шьет.

Он наградил меня чарующей улыбкой, от которой я покраснела до корней волос.

– С каких это пор ты интересуешься модой? – сухо осведомилась Марта.

– Уже целую минуту и сорок пять секунд.

Я улыбнулась и опустила голову. Мне хотелось сказать что-то остроумное или хоть что-нибудь, уже не важно что, но меня смущало и сбивало с толку само присутствие этого человека.

– Ирис? – позвал он.

Я робко подняла на него глаза.

– Могу я предложить тебе бокал шампанского?

– Ну…

– Нет! – решительно заявила Марта.

Она снова ухватила меня за локоть и повела за собой. Я не удержалась и обернулась: Габриэль не отрывал от меня глаз. Когда наши взгляды встретились, он подмигнул, и я в очередной раз покраснела. Я почувствовала, что Марта сильнее сжала мой локоть, и это быстро вернуло меня с небес на землю.

– Ирис, если ты нуждалась в доказательствах своей сексуальной притягательности, то ты их получила. Однако остерегайся Габриэля.

– Но… Марта… я…

– Я люблю его как сына, но он ловелас, не уважающий женщин, а ты замужем. Предупреждаю для твоего же блага.

Я была для нее открытой книгой.

– Вам нечего беспокоиться, – ответила я.

До самого конца вечеринки Марта не отпускала меня ни на шаг. Я улыбалась тем, кому она меня представляла, и внимательно слушала все, что она им говорила. При этом украдкой искала взглядом Габриэля. Взрывы женского смеха подсказали мне, где он. Габриэль стоял в окружении стайки женщин. На ум приходили мухи, вьющиеся вокруг горшочка с медом. Я даже готова была поспорить, что двое в этой группке – мать и дочь. И все они глупо смеялись любой его шутке. У него находилось словечко для каждой. Он что-то шептал им на ухо, и они розовели от удовольствия и хлопали ресницами. Руки Габриэля ни на минуту не оставались в покое, но, по моим наблюдениям, он ни разу не перешел границы дозволенного, ограничиваясь попытками – успешными – завести свою аудиторию, повысить градус желания. Марта права: настоящий бабник. Не будь ее рядом, я, наверное, поддалась бы его обаянию. А ведь я замужем и люблю своего мужа… Как раз на этом этапе моих размышлений я встретилась с ним взглядом. Он наклонился к одной из своих поклонниц и нашептывал ей какие-то нежности.

– Уже поздно, – напомнила мне Марта.

Я оторвала глаза от этого донжуана – с сожалением и чувством, будто меня застигли на месте преступления. Марта наблюдала за мной.

– Рядом есть стоянка такси, возьми машину и возвращайся домой. Я тебя жду в понедельник.

– Спасибо за вечер, Марта… и вообще за все.

Не отпуская мой локоть, она подошла ближе и прикоснулась губами к моему виску.

– Ты идеально вела себя, – произнесла она мне на ухо своим чарующим голосом.

Потом она пристально посмотрела мне в глаза. Я опустила голову. Она оставила в покое мой локоть и вернулась к гостям.

Я направилась прямиком в прихожую за плащом. Дворецкий собрался подать его мне.

– Не надо, я сам.

Я обернулась. Габриэль стоял, прислонившись к двери, скрестив руки на груди. Он уверенно завладел плащом, а я неподвижно застыла на месте и смотрела на него.

– Ты уже уходишь? А ведь мы так и не познакомились.

– В другой раз… может быть.

Он широко улыбнулся и подал плащ. Что мне оставалось? Я опустила руки в рукава, а он очень медленно поднял плащ мне на плечи.

– Разреши пригласить тебя на ужин, – проговорил он мне на ухо. – Только мы вдвоем, без всех этих старых перечниц, и особенно без Марты.

Я обернулась к нему, он не отступил ни на полшага, и наши тела соприкоснулись. На его губах играла плейбойская улыбка.

– Очень мило, но я вынуждена отказаться.

Он склонил голову набок и нахмурился, но продолжал улыбаться.

– Дело в том, что я замужем.

Почему мне показалось, будто это прозвучало как жалкое оправдание?

– А кто ему скажет, что мы ужинаем вдвоем? Только не я. Время от времени маленькая ложь – это так возбуждает.

Я улыбнулась ему и чуть опустила ресницы:

– Мне очень жаль, но все-таки вынуждена сказать “нет”. Хорошего продолжения вечера.

Я резко развернулась, чтобы он не заметил, как я заливаюсь краской. Он обошел меня и распахнул дверь:

– Доброй ночи, Ирис.

Назавтра я села утром в поезд, все еще витая в облаках и с нетерпением дожидаясь возможности рассказать Пьеру о потрясающем успехе моих моделей. Он ждал меня на перроне. Быстро и не глядя чмокнул и потянул к автомобилю.

– Я тебя отвезу и сразу же уеду, – сказал он, включая двигатель.

– Ты сегодня работаешь?

– Мне казалось, я предупредил тебя о внеплановом дежурстве. Постараюсь вернуться не поздно.

Я решила промолчать, и мне удалось не сорваться, не выплеснуть все свое разочарование. Десять минут езды – и вот мы возле дома. Я опять удержалась, не стала подливать масла в огонь.

– Приготовлю нам что-нибудь вкусненькое на ужин, – предложила я с улыбкой.

– Не напрягайся, я принесу еду. В любом случае я устал как собака и долго не продержусь.

Я отстегнула ремень, придвинулась к нему, погладила по щеке, прижалась к ней губами.

– Хочу, чтобы ты меня простил за вчерашнее отсутствие.

– Нечего прощать, забудь. Я ведь сегодня тоже вкалываю. Ладно, мне пора.

Я заставила себя выйти от машины. Бросила на него последний взгляд, подхватила сумку на заднем сиденье и вошла в дом.

Восемь часов вечера. Я причесана, накрашена, одета так, чтобы понравиться мужу. Зажигаю несколько свечей, включаю музыку. Слышу, как подъехала машина Пьера. Сажусь на диван и беру журнал. Он входит и прямиком направляется на кухню.

– Я забежал к китайцам, тебя устроит?

– Конечно, – отвечаю я. – Как прошел день?

– Я в душ.

Он не поцеловал меня и даже не взглянул, а сразу поднялся по лестнице, перескакивая через несколько ступенек. Хорошенькое начало…

Пятнадцать минут спустя я стояла на кухне, доставала тарелки. Прислушалась – музыка больше не играла, но зато работал телевизор.

– Помочь? – спросил Пьер из гостиной.

– Нет, все в порядке, сама справлюсь!

Я присоединилась к нему, и романтический вечер, о котором я мечтала, превратился в ужин перед телевизором. Пьер беспрерывно щелкал пультом и в конце концов остановился на дебильном реалити-шоу. Ему бы еще разношенные шлепанцы в клетку – и портрет завершен. Зря я старалась, ничего бы не изменилось, будь я в спортивных штанах и бесформенной майке: он вскоре начал клевать носом и уронил голову мне на плечо. Я не знала, как реагировать. Можно ли обижаться на него за то, что он устал после тяжелой недели в клинике? С другой стороны, я рассчитывала, что он уделит мне какое-то внимание, задаст вопросы. Что он просто заметит меня. Увы, в этот уикенд не суждено. Мои мысли изменили направление и переключились на Габриэля, я встряхнула головой, чтобы прогнать их, и разбудила Пьера – пора было идти ложиться.

Глава пятая

В понедельник вечером после занятий я поднялась к Марте, как она просила. Мне это событие – наша встреча вдвоем – показалось еще более значительным, чем вечеринка с толпой гостей. Я позвонила, дворецкий открыл. Я вошла и увидела, что квартира преобразилась, стала совсем другой. Полная тишина, зал для приемов превратился в гостиную огромных размеров, мебель вернулась на свои места. В отсутствие гостей строгость и порядок впечатляли еще больше. В интерьере доминировали три цвета: черный, красный и белый. Произведения искусства представали во всем своем совершенстве, добро и зло словно бы вели нескончаемую битву за место на полотнах и в замысловатых формах скульптур. Марта встретила меня широкой улыбкой и пригласила сесть. Жак принес ей стакан джина с капелькой тоника – ее ритуальный напиток, судя по всему. Мне он предложил вино. Я поблагодарила и отказалась. Он оставил нас. На низком столике лежал конверт, который я не взяла в день вечеринки.

– Ирис, возьми этот конверт. И я больше никогда не хочу слышать, что ты отказываешься от гонорара, понятно?

– Спасибо, – просто ответила я, забирая конверт.

– А теперь нам нужно серьезно обсудить твое будущее.

– Не понимаю, о чем вы хотите говорить. Я вроде уже объяснила, что после учебы вернусь домой…

Она решительным жестом отмела мои возражения, положила ногу на ногу и впилась в меня взглядом.

– Слушай меня и не перебивай.

Я кивнула.

– Ты здесь уже больше месяца. Мы с Филиппом подвели итоги, и он подтвердил, что ему больше нечему тебя учить, ну, или совсем немногому…

– Неправда!

– Хватит, Ирис! Быть самоучкой – не недостаток, как раз наоборот! Если бы ты знала, откуда пришла я…

– А откуда вы пришли, Марта?

Вопрос вырвался у меня сам собой, и я сразу же об этом пожалела.

– С улицы.

Она дала мне время переварить информацию, потом продолжила:

– Но мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне. Когда-нибудь в другой раз, возможно… Я больше не хочу слышать от тебя, что ты бездарна. Это просто смешно, да ты и сама знаешь, на что способна.

– Вы первая, кто говорит мне, что я чего-то стою, и я не уверена…

– Ты откроешь собственное дело как независимый дизайнер, прямо здесь. Будешь создавать коллекции. Я стану направлять тебя, и у меня есть все возможности оказать тебе поддержку. Предоставлю в твое распоряжение одну из комнат на этаже, где ателье. Филипп всегда будет под рукой, чтобы помочь если что. У меня есть широкая клиентская база. Позавчера вечером все женщины, не говоря уж о мужчинах, обратили внимание на тебя и твою работу.

– Ваш интерес невероятно льстит мне. Вы предлагаете то, о чем я мечтала, но я не могу принять ваше предложение.

Она встала и начала, как всегда грациозно, вышагивать по комнате. Провела рукой по спинке дивана. Излучаемый ею мощный поток энергии гипнотизировал меня, и я неотрывно следила за ней глазами.

– Ты действительно полагаешь, будто сможешь раскрыть свой потенциал, всю жизнь подшивая подолы и делая прямые юбки по заказу пожилых дам?

Я потеряла дар речи.

– Если ты отказываешься, то уходи из ателье, незачем попусту тратить свое время, и мое заодно.

– Вы меня гоните?

– Тебе достаточно сказать слово, дорогая моя.

– А в чем тут ваш интерес?

Она подошла ко мне. Я не смогла выдержать ее взгляд и опустила голову.

– Ты мне нравишься, Ирис. Доставь мне удовольствие, подумай о моем предложении.

Что ответить? Я и так уже обязана этой женщине очень многим. Элементарная благодарность требует, чтобы я хотя бы взвесила все за и против. Что мне стоит поговорить с Пьером? В крайнем случае выйдет обычная ссора – одной больше, одной меньше… Но я, по крайней мере, попытаюсь. И хотя бы кончиком пальцев прикоснусь к недосягаемой мечте. Не всем выпадает возможность приблизиться к идеалу, зачем же мне от нее отказываться? Пусть всего на несколько недель, но я почувствую себя абсолютно другим человеком. Я подняла голову, и тут хлопнула входная дверь.

– Марта! Ты готова? – крикнул мужской голос. Габриэль.

Я уже успела забыть и о нем, и о его обаянии. Мартино лицо едва заметно напряглось. Потом оно расцвело великолепной улыбкой, и она повернулась к двери в гостиную.

– Габриэль, дорогой мой, как всегда вовремя.

– Ты меня хорошо… воспитала, – ответил он и заметил меня. – Ирис! Какой сюрприз!

– Добрый вечер, Габриэль, – сказала я, вставая.

Мартин взгляд подсказал мне, что нужно протянуть руку, а не подставлять щеку для поцелуя. Он криво усмехнулся, потом присмотрелся к нам обеим.

– Что за интриги вы тут плетете?

– Я сделала Ирис предложение, – объяснила Марта. – Хочу помочь ей, чтобы она занялась творчеством.

– Когда речь идет об искусстве, щедрость Марты безгранична, – сказал он мне, а потом обернулся к ней. – Мы опоздаем. Пойди соберись, а Ирис пока объяснит мне условия вашего партнерства.

Он сел в одно из кресел и облокотился на ручку, поглядывая попеременно то на Марту, то на меня. Марта медленно подошла к нему и что-то сказала на ухо. Слушая ее, Габриэль продолжал улыбаться и смотреть на меня. Марта вышла из комнаты.

– Ну давай, рассказывай. Чего она от тебя ждет?

– Она хочет, чтобы я открыла свое дело, – ответила я кратко и исчерпывающе.

Я вздохнула и откинулась на спинку дивана. А когда услышала смех Габриэля, выпрямилась и нахмурилась.

– Что в этом смешного?

– Ты красивая, когда злишься. Я снова залилась краской.

– Послушай, Ирис, а чем тебя смущает желание Марты помочь тебе? Ты способная, судя по всему. Разве у тебя нет амбиций?

Я обхватила голову руками. Встала, потому что не могла усидеть на месте, выглянула в окно. Габриэль подошел и остановился за моей спиной. Теперь я дрожала не из-за Мартиного предложения. Второй раз подряд рядом с этим мужчиной я не могла справиться с эмоциями.

– Что тебя удерживает? – спросил он.

– А ты как думаешь? – Я повернулась к нему лицом.

– Я бываю глуповат и недогадлив, мне желательно все разжевать.

Я засмеялась и предпочла отойти от него подальше.

– Боюсь разочаровать Марту.

– Я ее хорошо знаю, так что можешь мне поверить, ты ее разочаруешь, только если откажешься. Воспользуйся предложением, начни свое дело. Не получится – ничего страшного.

– Вы все забываете, что я здесь пробуду всего полгода, а потом вернусь домой.

– А где у тебя дом?

– У мужа.

– Вечно я такие мелочи забываю…

Мне захотелось расхохотаться, но я сделала вид, что шокирована.

– За полгода может многое случиться, – сказал Габриэль, снова подходя ко мне. – Поужинай со мной, Ирис.

– Нет, я не могу.

Мы посмотрели друг на друга. Он улыбнулся, а у меня сбилось дыхание.

– Ты меня боишься?

– С чего бы ей тебя бояться? – вмешалась Марта.

– Ты не сможешь все время говорить “нет”, – прошептал он.

Потом направился к Марте и поцеловал ее.

– Как всегда, великолепна, – восхитился он. – Не волнуйся, я действовал в твоих интересах. Я пытался уговорить Ирис принять твое предложение. Она сказала, что обсудит его с мужем, а потом даст ответ.

Мне показалось, что они молча бросают вызов друг другу. Потом я заметила на лице Марты намек на улыбку.

– Принимая во внимание количество твоих любовниц, Ирис могла бы обзавестись обширной клиентурой.

Габриэль расхохотался. Марта повернулась ко мне, ее лицо было серьезным.

– У тебя есть неделя, чтобы принять решение, дорогая моя.

– Марта… я…

Она приподняла брови, и я тут же замолчала. Потом схватила сумку, пальто.

– До свидания, – пробормотала я.

Перед тем как покинуть комнату, я не удержалась и оглянулась. Они наблюдали за мной. У Марты взгляд был загадочным, а у Габриэля – хищным.

У каждого свой стиль. Я ускорила шаг, чтобы поскорее покинуть эту квартиру.

Мне оставалось два дня на то, чтобы принять решение и дать Марте ответ. С Пьером я, естественно, так и не поговорила.

В субботу у нас были гости. Весь день я на кухне изображала примерную жену, суетящуюся у плиты. Закончив готовить, я легла в ванну, чтобы прийти в себя. Я отмокала больше получаса, размышляя над тактикой, которую следует выбрать. Какие аргументы убедят Пьера рассмотреть предложение Марты? Именно сейчас идеальный момент, чтобы попробовать: он расслабился, доволен, что к нам придут друзья. Я все приготовила. Оставалось придумать, в чем мне сегодня выйти к гостям. Я закрыла дверь ванной, высушила волосы, надела черное кружевное белье и застыла перед шкафом. В конце концов я выбрала то самое платье, которое спровоцировало скандал за семейным обедом в доме родителей. Покосилась, правда, и на свой брючный костюм – непонятно, зачем я привезла его домой, ясно же, что никогда здесь не надену. Однако имело смысл воспользоваться хорошим настроением Пьера, чтобы показать ему свою работу.

– Пьер, подымись, пожалуйста, – крикнула я.

– Что происходит? – возмутился он, входя в спальню. – Чем ты тут занимаешься? Ты все еще не готова?

– Все в порядке, не волнуйся, мне осталось только одеться. Но я хочу кое-что тебе показать.

– Послушай, у нас нет времени, они вот-вот придут.

– Дай мне две минуты.

Я подошла и прижалась к нему. Он обнял меня – у него не было выбора. Я вспомнила ощущение его кожи на своей.

– Прошу тебя…

Он вяло махнул рукой:

– Ладно, что ты хочешь мне показать?

– Мой костюм, тот самый, который я сделала и который понравился Марте.

Он нахмурил брови, посмотрел на меня и сделал шаг в сторону.

– Ты что-то задумала, Ирис?

Нужно было тщательно выбирать слова, чтобы не напугать его.

– Марта хочет, чтобы во время обучения я шила собственные модели.

– И зачем тебе это нужно? Насколько мне известно, мы не собираемся переезжать в Париж.

– Я и не предлагаю, не беспокойся. Просто рассказываю о потрясающей возможности.

– Вот не знал, что ты хочешь стать дизайнером.

– Она говорит, что у меня есть талант. Поэтому я и хотела показать тебе мою модель. Я не ожидала такой реакции, честное слово. Но Марта верит в меня, и несколько ее приятельниц уже почти сделали заказы. И Габриэль говорит, что глупо упускать шанс.

Он дернул плечом:

– Ну давай.

– Спасибо.

Времени у меня было в обрез. Я бросилась в ванную.

– А Габриэль – это кто?

Мне вдруг стало жарко. В голову пришла идея, которая могла оказаться удачной.

– Я разве не рассказывала тебе о Габриэле? Это он руководит ее инвестиционными фондами, теми, что на втором этаже нашего здания. Записной донжуан.

– Старый плейбой?

– Нет, тут ты ошибаешься, он всего на несколько лет старше нас. Он очень милый (очаровательный, подумала я), с хорошим чувством юмора (в особенности когда речь заходит о моем муже)…

– Ты скоро?

– Да-да, уже сейчас. Ты не будешь возражать, если я с ним поужинаю? Он пригласил меня…

– С чего бы мне возражать? Ну, ты идешь? Когда я вышла из ванной в костюме, Пьер побледнел и оглядел меня с головы до ног. Я медленно покружилась:

– Как тебе?

– Знаешь, я тот еще знаток моды…

– Да ладно… Я хоть красивая в нем?

– Не более, чем всегда, и вообще ты в нем какая-то другая… Не знаю, куда ты сможешь такое надеть, в особенности когда будешь работать на дому. Никто такую вещь не купит, ее негде носить.

– Но…

И тут прозвенел звонок.

– Они пришли, – сказал Пьер. – Быстро переодевайся.

– Подожди!

– Что еще?

– В понедельник я должна дать ответ Марте… Он пожал плечами:

– Не знаю, не вижу в этом особого смысла… Подумай сама, что это тебе даст… Не много, мне кажется.

Он вышел из спальни. Я услышала, как он быстро спускается по лестнице, чтобы встретить друзей. На глаза набежали слезы, я подняла лицо, посмотрела на потолок, чтобы не испортить макияж, и вздохнула. По крайней мере, теперь все ясно: Пьер совершенно не понимает, какой шанс дает мне Марта. Что же до ревности, которую я попыталась вызвать своим рассказом о Габриэле… Ему и в голову не пришло, что я могу понравиться мужчине (интересно, ему-то я еще нравлюсь?), и уж тем более что кто-то, кроме него, может понравиться мне.

Заканчивался мой последний день в ателье. Я собиралась подняться в кабинет к Марте и сказать, что ухожу: хорошенько подумав, я поняла, что без поддержки Пьера не обойдусь. Помечтать несколько дней – это прекрасно, а теперь пора вернуться на землю. Я постучала.

– Войдите, – услышала я чарующий голос.

Она сидела за столом, склонившись над документами.

– Добрый вечер, Марта.

– Я тебя ждала. У тебя на завтра назначена встреча, будешь снимать мерки. Заказы посыпались, причем все срочные.

Я не могла выдавить из себя ни слова.

– Ты должна быстро набрать рабочий ритм, для твоих клиентов это показатель качества, непременное условие доверия к тебе. А потом поработаешь для меня, пора обновить гардероб, ты этим займешься. Хочешь что-то сказать?

Она внимательно оглядела меня:

– В чем проблема?

– Мой муж.

– Объясни.

– Ему не понравилось ваше предложение.

– За эти выходные он переквалифицировался в дизайнеры?

– Я бы не возражала.

– Скажи, пожалуйста, это он принимает за тебя решения? Ты что, из тех женщин, которые полностью подчиняются мужу?

– Нет… но… я плохо объяснила, на самом деле он… не видит смысла, всего на несколько месяцев, и я думаю, что…

– Что?

– Что он не относится всерьез к моим занятиям.

– Докажи ему обратное. Работай. Живи для себя и самовыражайся. Твой успех заставит его понять, как ему повезло с тобой, и, словно по волшебству, он снова обратит на тебя внимание. Ты же этого ждешь от него, я не ошибаюсь?

Я кивнула.

– Итак, что ты решила?

Она поймала мой взгляд и не отпускала, словно привязывала к себе, не позволяла убежать от нее. Как этой женщине удалось за столь короткое время приобрести такое влияние на меня? Марта завораживала меня, волновала, мне хотелось учиться у нее, пользоваться ее женским опытом, я была рада, что она стала моей наставницей. Мне невероятно повезло, что я ее встретила и что она оказала мне доверие. Пьер не может понять, по крайней мере, в данный момент. А я все понимаю и не должна упустить свой шанс, пусть это везение продлится всего несколько месяцев. Хотя бы эти месяцы я проживу полной жизнью.

– Вы сказали, что на завтра у меня назначены встречи. Могу я узнать об этих заказах?

Она встала и подошла ко мне:

– Дорогая моя… Мы с тобой добьемся многого!

Впервые я услышала волнение в ее голосе. Вдруг ее лицо напряглось, глаза сузились.

– Я должна идти. Жду тебя на ужин, дорогая моя.

Она улыбнулась мне и поспешно покинула кабинет, оставив меня в одиночестве переваривать всю грандиозность только что принятого решения и приходить в себя после ее поспешного ухода.

Я вернулась в ателье, где вскоре мне предстояло встретить своих клиенток. Мои собственные клиентки! Женщины, которые придут сюда ради моих моделей, моего умения. Марта верила в меня. Мне бы никогда не пришло в голову даже мечтать о таком развитии событий. Судьба, случай подарили мне встречу с этой исключительной женщиной, разглядевшей во мне то, что никто до сих пор не замечал и чего не хотели принять ни мои родители, ни даже Пьер. С Мартой я смогу по-настоящему найти себя, профессионально состояться. Получалось, что Марта понимает меня лучше, чем я сама. Это сбивало с толку, но наполняло энтузиазмом и энергией.

Вечером, все такая же счастливая и воодушевленная, я поправила макияж и поднялась на шестой этаж. Жак открыл дверь. Он выглядел обеспокоенным.

– Добрый вечер, – сказала я. – Меня ждет…

– Добрый вечер, Ирис. Да, я знаю… но… она… У Марты случаются приступы мигрени…

– Тогда я ухожу, пусть отдыхает.

– Ни в коем случае! Она хочет, чтобы этим вечером вы были с ней, ваше присутствие ей никак не помешает. Входите-входите. Подождите здесь.

Жак проводил меня в гостиную. Потом предложил бокал вина, я отказалась. Он собрался выйти, но передумал и обернулся ко мне:

– Если я правильно понял, вы будете работать на Марту?

– Да! – воскликнула я, широко улыбаясь.

– Значит, мы будем часто встречаться. Не стесняйтесь обращаться ко мне по любому поводу. Договорились?

– М-м-м… обещаю… обязательно.

– Она скоро выйдет к вам.

Я поблагодарила его, и он оставил меня. Я решилась походить по гостиной. Одна из скульптур привела меня в восхищение: обнаженная женщина в откровенной позе. А потом мой взгляд остановился на фотографии в рамке на комоде. Любопытство заставило подойти поближе. Это был черно-белый портрет Марты, только лет на тридцать моложе. Работа профессионального фотографа: тщательно выставленное освещение, контрасты света и тени – все это свидетельствовало о руке большого мастера. Можно было догадаться, что под накинутой белой вуалью она обнажена. Возраст не покусился на ее красоту, но в молодости она излучала животный магнетизм и мощную чувственность. Наверное, не было мужчины, способного устоять перед ней.

Гордая осанка, надменный, высокомерный вид – казалось, будто у ее ног лежит весь мир, а она взирает на него свысока.

– На этой фотосессии завершилась моя карьера, – услышала я за спиной голос Марты.

Я не заметила, как она подошла.

Я обернулась к ней, и меня поразила бесконечная усталость, отпечатавшаяся на ее лице. За прошедшие полчаса под глазами легли темные тени, лицо хранило следы недомогания.

– Если вы себя плохо чувствуете, я могу уйти.

– Нет, дорогая моя, останься со мной.

Она взяла у меня из рук фотографию и поставила на место, а потом села на диван. Взяла тюбик с приставного столика, проглотила одну таблетку. Я устроилась напротив и извинилась за то, что взяла фото.

– Я не сержусь на тебя, – ответила она с загадочной улыбкой.

– Вы были моделью?

– Я не умела ничего делать руками, но у меня была голова и пластика. Поэтому я использовала свое тело, чтобы вырваться с улицы и пробиться наверх. Тогда-то и зародилась моя страсть к моде, тканям, дизайну, работе людей, скрывающихся в тени. Я участвовала в показах коллекций самых великих кутюрье и была моделью многих художников и скульпторов.

Мой взгляд остановился на скульптуре обнаженной женщины, которую я раньше уже рассматривала.

– Это я, – ответила она на мой незаданный вопрос. – Но я никому не позволяла считать меня легкомысленной дурочкой. Очень быстро все узнали не только о моей красоте, но и об умении дать отпор. Я никого и ничего не боялась. Любимая забава – уничтожить мужчину, который пытается затащить меня в постель и при этом ведет себя по-хамски.

– Вы сказали, что этот снимок – последний в вашей карьере. А ведь вы на нем еще такая молодая…

– Вот-вот! Я хотела покинуть сцену на вершине славы. И речи не могло быть о том, чтобы увядать рядом с сопливыми девчонками. Я успела добиться всего, чего хотела. В моем окружении были только известные люди искусства и успешные бизнесмены. Я имела все, чтобы достичь своей цели. Оставалось лишь собрать необходимые средства.

– И открыть ателье?

– Да, дорогая моя. Я хотела создать такое место, куда бы пришла молодежь, которой никто не хочет помогать, но у которой золотые руки и главные принципы – совершенство, пунктуальность и работа. Моя мечта осуществилась, когда появилась ты. С самого открытия я ждала дня, когда порог ателье перешагнет настоящий художник. Благодаря своим связям я могла бы найти тебе место в лучших домах моды, как делала это для моих прежних учениц. Но я решила оставить тебя у себя. Ты заслуживаешь большего, чем царящие в сегодняшней моде дух коммерции и вульгарность. Ты будешь великим дизайнером. Ты наделена драгоценным даром и должна сохранить свою уникальность.

– Марта, не связывайте со мной чересчур большие надежды.

Осознает ли она, что однажды я должна буду вернуться домой? Она помрачнела:

– Я чем-то тебя обидела, Ирис?

– Простите меня… А как вам удалось открыть ателье?

Она улыбнулась, довольная моей покорностью.

– Мне была известна репутация Жюля. Он был лучшим, акулой финансов. Я хотела, чтобы он заставил мои деньги приносить прибыль. Я пришла на второй этаж этого здания… без всякого приглашения. Жюль отказался принять меня, поскольку встреча не была назначена. Впервые в жизни кто-то сказал мне “нет”. И этот первый раз стал последним. А чтобы я простила оскорбление, он подарил мне ателье, и мы больше не расставались.

Мне на ум пришел самый точный эпитет, характеризующий Марту: победительная.

Вечером я позвонила Пьеру.

– Ты так поздно звонишь! Где ты была?

– У Марты, я с ней ужинала.

– Как все прошло?

– Интересно, невероятно увлекательно, а еще правильнее – захватывающе.

– Почему?

– Если бы ты знал! Она рассказала мне о своей жизни, она… необыкновенная и такая обаятельная, такая умная, я таких еще не встречала… В общем, я согласилась. Начну работать, у меня не было выбора, потому что уже есть заказы. Представляешь?

– Честно говоря, не совсем. Только не строй иллюзий, долго это не продлится. Помнишь, о чем мы договаривались? О наших планах после окончания твоей учебы?

– Не беспокойся, я не забыла.

– В этой истории есть положительный момент – ты набираешься опыта. Но, пожалуйста, дорогая, не увлекайся этой женщиной. Будь осмотрительна. Люди, среди которых ты очутилась, меня настораживают.

– Успокойся, Пьер, сексуальные излишества, наркотики и рок-н-ролл – это не про них.

Он шумно зевнул.

– Попробую тебе поверить… У меня был тяжелый день, пойду спать. Завтра звони пораньше.

– Я… я тебя целую.

– О’кей, спокойной ночи.

Глава шестая

Прошло две недели с тех пор, как я приняла предложение Марты. Две недели я работала не поднимая головы. Самым горячим Мартиным желанием было, чтобы я полностью посвятила себя творчеству, дизайну. Финансовую сторону она взяла на себя, как и все переговоры с клиентками. С ее согласия я осталась на нижнем этаже ателье, мне не хотелось оказаться в одиночестве, изолированной от всех наверху, как она предлагала. Днем я работала под веселую болтовню девушек и обедала с ними. Я часто нуждалась в поддержке Филиппа. Каждую свободную минуту я просила его дать задание, в особенности мне хотелось отработать технику отделки моделей бусинами, перьями и всякой бижутерией. А по вечерам я пользовалась спокойной атмосферой, чтобы совершенствовать свои навыки. Я уходила из ателье все позже. Вставляла наушники и запускала любимый в тот момент плейлист. Замыкалась в своей капсуле, и мне было так хорошо, что иногда я забывала об ужине, и зачастую только эсэмэска или звонок Пьера напоминали мне, что пора идти спать.

Так было и этим вечером. Время близилось к десяти, а я все еще сидела за швейной машинкой, опьяненная голосом солистки K’s Choice и их песней Not an Addict. Неожиданно я почувствовала, что за мной наблюдают.

– Кто здесь? – пролепетала я, вынимая наушник.

– Неужели Марта такой изверг, что заставляет тебя вкалывать до ночи? – поинтересовался голос, который я сразу узнала.

Габриэль.

– Что ты здесь делаешь? – ответила я вопросом, вставая и выключая музыку.

Он вышел из темноты и сделал несколько шагов ко мне.

– Я каждый вечер слышу стрекот машинки, а потом стук твоих каблуков, когда ты уходишь из ателье. Сегодня вечером я не выдержал…

Его глаза ощупывали меня, пробегали с ног до головы.

– Извини за шум, я скоро закончу. Не буду тебе долго мешать.

Я села и попыталась продолжить работу. Почувствовала, что он подходит, наклоняется к моему плечу. Аромат его духов – Eau Sauvage, “Бурный поток”, что же еще? – заполнил мои ноздри.

– Ни к чему извиняться, мне нравится знать, что ты сидишь этажом выше, надо мной. Ты ужинала?

– Нет.

Надо было ответить “да”.

– Я тоже нет. И вот сюрприз, минут через пятнадцать мне в офис принесут еду.

– Не хочу покушаться на твою порцию.

– Я сделал заказ на двоих.

Я обернулась к нему, он пристально смотрел на меня.

– У тебя всегда есть ответ на все?

– Как правило, да. Закрывай ателье и спускайся ко мне.

Он направился к двери.

– Габриэль! Я иду домой, спасибо за приглашение, но…

– Мы будем ужинать. Не спорь и ни о чем таком не думай, мы только поужинаем. O’кей?

– Ладно-ладно, – сдалась я.

Он вышел из комнаты, а я без сил откинулась на спинку стула.

Оказаться наедине с Габриэлем – серьезная угроза моему спокойствию. Я схватила телефон и отправила сообщение Пьеру:

Только закончила вкалывать, перекушу с Габриэлем и пойду домой, спокойной ночи, до завтра, целую крепко.

Ответ пришел почти мгновенно:

Приятного аппетита, будь осторожна в метро, завтра ночное деж., звони днем.

Чтобы потянуть время, я прошлась по ателье, выключила швейную машинку и свет, посмотрела в зеркало, но удержалась и не стала поправлять макияж. Больше делать было нечего. Я взяла сумку и пальто, заперла дверь и пообещала себе, что максимально сокращу ужин. Нервничая, спустилась по лестнице на второй этаж. Дверь автоматически открылась. Я вошла и остановилась в вестибюле. Несколько дверей вели из него в кабинеты, разделенные стеклянными перегородками. Все они были погружены во тьму, светились только экраны компьютеров, переведенных в спящий режим.

– Заходи, – раздался в глубине коридора голос Габриэля.

Я приблизилась к его кабинету и застыла на пороге. С легкой усмешкой на губах Габриэль наливал вино в бокалы на высокой ножке. Посуда стояла на столе для заседаний, между тарелками горели свечи. Готовые блюда были доставлены из дорогого магазина. Я подумала, что угодила в ловушку. Габриэль поставил бутылку и подошел ко мне:

– Садись.

Я уклонилась от руки, которую он собирался положить мне на талию, села и оглядела помещение. Кабинет Габриэля был завален стопками папок и бумаг, которые грозили в любой момент обрушиться. На многочисленные экраны мониторов с выключенным звуком транслировались в реальном времени биржевые курсы и новости. Он сел напротив и знаком пригласил приступать к ужину. Сам он ел молча и не спускал с меня глаз. Время от времени он улыбался – не то чтобы мне, скорее в ответ на те мысли, которые, вероятно, приходили ему в голову. Только бы мне не пришлось узнать, о чем они.

– Марта в восторге от того, что ты приняла ее предложение, – сказал он, отодвигая тарелку. – А ты не жалеешь?

– Нет, честно говоря, впервые в жизни я занимаюсь тем, что мне нравится. Но вообще-то… нельзя сказать, чтобы Марта оставила мне выбор.

Он расхохотался:

– В этом она вся.

– Ты давно ее знаешь? Он отпил глоток вина.

– Двадцать лет.

– Как ты познакомился с ней и ее мужем?

– Когда пытался угнать тачку Жюля, – ответил он самым небрежным тоном.

– Что-о-о?

Он приподнял бровь:

– Хочешь узнать мои маленькие тайны?

– Но ведь наше знакомство входило в твои намерения, или я ошибаюсь?

На его лице появилось победное выражение, он расслабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– O’кей, поехали! В восемнадцать лет я был настоящим главарем банды таких же, как я, молокососов. Отец вышвырнул меня из дома, как только я стал совершеннолетним.

– Почему?

– Ему надоело, и обижаться на него не приходилось. От меня была одна головная боль, и я ни хрена не делал в школе. В мои планы не входила карьера рабочего на конвейере. Я вытворял черт знает что. А потом удрал в Париж, завел сомнительных приятелей, ночевал где придется и начал зарабатывать не самым законопослушным образом. Благодаря хорошо подвешенному языку я быстро завоевал репутацию крутого.

– Меня это почему-то не удивляет.

– К моменту встречи с Жюлем я был птицей невысокого полета. В один прекрасный день я вознамерился расширить свои охотничьи угодья и зашел в богатый квартал. Там я увидел тачку Жюля, “ягуар”. Он буквально протягивал ко мне руки, и я не смог устоять. Я уже собирался вскрыть замок, когда почувствовал, что меня схватили за ухо, словно мелкого шалуна. Это был Жюль. Несмотря на все свое красноречие, мне не удалось навешать ему лапшу на уши. Он предложил выбор: или я иду с ним, или он зовет полицию. Больше я с Жюлем и Мартой никогда не расставался. Сегодня управляю их компаниями.

– Погоди, но это же какая дистанция между угоном машин и владением всем этим! – воскликнула я, обводя рукой его кабинет.

– Наверное, я был очень симпатичным. Или вызывал жалость.

Он скорчил физиономию невинного агнца, развеселив меня.

– На самом деле, они не могли иметь детей из-за двадцатилетней разницы в возрасте, – продолжал он. – Им захотелось поселить у себя какого-нибудь юнца.

– А Марта, она какую роль играла, была тебе матерью?

– Типа того. Но хватит обо мне, давай теперь поговорим о тебе!

Он поудобнее устроился на стуле, поставил на стол локти и оперся подбородком о скрещенные ладони.

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Твой муж знает, что ты здесь со мной?

– Да.

– И он спокойно к этому относится?

– Да.

– Потому что он со мной не знаком, – заявил он, и на его губах расцвела плотоядная улыбка.

– Самодовольный тип!

– Скорее, реалист: я всегда умею оценить женскую красоту и, как правило, не могу перед ней устоять.

Его взгляд пробежался по моему лицу, шее, углубился в декольте.

– А твой муж… как, ты говоришь, его зовут?

– Пьер.

– Ладно, Пьер, он, судя по всему, не часто смотрит на тебя, иначе держал бы на коротком поводке и не позволял приблизиться к тебе ни одному мужчине, достойному этого звания.

Я почувствовала, как по коже забегали мурашки, а ведь я только-только сумела расслабиться. Меня совсем не устраивал оборот, который принимал наш разговор, становясь слишком двусмысленным и опасным. Тем не менее мне льстило, что я нравлюсь Габриэлю. Я машинально поправила волосы:

– Спасибо за ужин, мне пора.

Он начал задувать свечи, но при этом пристально смотрел мне в глаза.

– Ты читаешь мои мысли, пора в кроватку.

– Может, все-таки сменишь тему? Ты что, ни о чем другом говорить не можешь? – пробормотала я, поднимаясь.

– Подожди, я иду с тобой. Подвезу тебя.

– Не стоит, я вернусь на метро.

– Ты что, смеешься? Я отвезу тебя домой.

Он открыл шкаф и вынул два шлема.

– Стоп, – сказала я. – На мотоцикле я ни за что не поеду.

– Почему?

– Потому что боюсь!

Он подошел ко мне, я отступила и натолкнулась на дверь.

– Чего? Меня или мотоцикла?

Тебя, подумала я. Я водила рукой у себя за спиной в поисках дверной ручки и в конце концов сумела ее повернуть.

– Мотоцикла, – ответила я, выскакивая в коридор. Он рассмеялся и пошел за мной. Выйдя на площадку, я решила спуститься по лестнице. И речи не может быть о том, чтобы оказаться с ним вдвоем в тесном пространстве лифта. У подъезда я увидела большой черный мотоцикл. Никогда в жизни не сяду на такое чудовище. Габриэль слегка наклонился ко мне:

– Так и не решишься?

– Нет, и еще раз спасибо за сегодняшний вечер. До скорого.

Я улыбнулась ему и направилась к метро. Шагала и повторяла в уме: “Только не оборачивайся, только не оборачивайся”. Перед тем как ступить на лестницу, я все же не удержалась. Габриэль не спускал с меня глаз. Я тряхнула головой и углубилась в лабиринт подземных коридоров. Вдали я услышала гул мотоцикла.

Я устроилась на откидном сиденье, прислонилась головой к окну и поклялась себе держаться от Габриэля как можно дальше. Как он смог так точно угадать все подробности наших отношений с Пьером? Почему он такой привлекательный, уверенный в себе и опасный – плохой парень, полный шарма? Погрузившись в размышления, я едва не прозевала свою остановку.

Холод набросился на меня, едва я вышла на свежий воздух. Я ускорила шаг, чтобы побыстрее дойти до дома, как вдруг мое внимание привлек рокот мотора. Я повернула голову и увидела мотоцикл Габриэля: он медленно ехал рядом со мной. Как ему, черт возьми, удалось меня найти? Он сорвался с места и умчался, стоило мне закрыть за собой дверь дома. Все ясно, я обязана избегать малейших контактов с ним. Но, несмотря на принятое решение, он стоял у меня перед глазами, когда я засыпала.

На следующий день я открыла дверь и столкнулась с Габриэлем, который в этот момент выходил из дома, где находилось ателье.

– Еще только утро, а она уже падает мне в объятия!

– Здравствуй, – ответила я, широко улыбаясь против воли.

– Хорошо спалось?

– Да. Спасибо, что проводил меня вчера.

– В следующий раз будешь сидеть за моей спиной. Я вздохнула:

– Следующего раза не будет.

– Ты боишься, что не устоишь.

Я уничтожила его взглядом, хотя не очень-то разозлилась.

– Обожаю отвечать на вызовы, Ирис. И никогда не сдаюсь.

Он подошел и чмокнул меня в щеку, заодно прикоснувшись к моей талии. Я подумала, что мне понравилось.

– Какие вкусные духи, – прошелестел он. – До очень скорой встречи.

Он ушел, а я быстро вошла в вестибюль. Мне повезло, лифт стоял на первом этаже, и я влетела в него, захлопнув дверь. Там я первым делом рассмотрела себя в зеркале. На скулах красные пятна, глаза блестят, и резкий утренний холод тут ни при чем. Почему это со мной случилось? Как я могла думать о таком? Я должна быть рассудительной, держаться от него на разумном расстоянии, потому что он провоцирует во мне нечто, с чем я не справляюсь. Мне хотелось нравиться, соблазнять, угадывать желание, затаившееся в глазах мужчины. Причем именно этого мужчины. Но у меня есть Пьер, и я его люблю, почему же другой человек, пусть и такой соблазнительный, так сильно волнует меня?

Следующие две недели я работала в адском ритме. Телефон звонил не переставая, заказы сыпались один за другим. Я открывала для себя почти наркотическую зависимость от работы. Пьер наблюдал за моим профессиональным расцветом издалека и никак не комментировал. Марта давала советы насчет моего собственного имиджа. Если я хочу продавать свои модели, я должна выглядеть безупречно и ультраженственно. В результате она не превратила меня в фанатку моды, а смоделировала по собственному образу и подобию. Меня это устраивало, больше того, мне это льстило.

Моя клиентура состояла из двух категорий: знакомые Марты и любовницы Габриэля. Первым, безумно стильным, нужна была одежда, близкая по духу новому гардеробу Марты. Что же до вторых, то они прежде всего хотели, чтобы любовник побыстрее снял с них платье, а уж какая там модель – не так важно. Их пожелания сводились к тому, чтобы наряд был максимально открытым, а юбка максимально короткой, но я противилась вульгарности, предпочитала следовать принципу: не показывать, а намекать, будить фантазии. Всякий раз, общаясь с ними, я не могла понять, как столь утонченные на первый взгляд женщины могут хихикать, словно школьницы, стоит лишь упомянуть имя Габриэля. Поймав себя в первый раз на том, что хихикаю в его присутствии, я недоумевать перестала. Мы виделись почти ежедневно. Я все время ждала этих мимолетных встреч, хоть и опасалась их. Он, естественно, всегда ухитрялся вставить какой-нибудь намек или скрытый комплимент, непременно сопровождая его обольстительной улыбкой.

Как-то вечером Марта попросила пойти с ней на вернисаж художника, которому она покровительствовала. Я ждала ее в ателье, она должна была зайти за мной. Я воспользовалась свободной минутой, чтобы позвонить Пьеру.

– У тебя все хорошо? – спросил он.

– Да. Может, приедешь в Париж? Я здесь уже два месяца, а мы еще ни разу не провели тут романтический уикенд.

– Мне лень.

– Ну пожалуйста, будет классно. Погуляем, поглазеем по сторонам, будем долго… бездельничать.

– Послушай, у меня ужасная неделя, так что одна мысль о пятничных пробках… Нет, мне не хватит пороха.

– Мог бы заставить себя. Не знаю, тебе не кажется, что мы уже давно ничего не делаем вместе? Смена обстановки поможет тебе расслабиться, забыть о работе, вызовет желание…

– Желание чего, Ирис?

Я сжала кулаки:

– Желание…

– Вообще-то, нет, можешь не отвечать, не собираюсь это обсуждать.

– С тобой всегда так – ты отказываешься говорить. Можно подумать, что эта тема – табу!

– А ты видишь проблемы там, где их нет. Я уже просто не выдерживаю твоего давления.

– Какое давление?! Я просто хочу тебя увидеть, почувствовать, что ты любишь меня, показать, что люблю тебя. Я же не прошу ничего запредельного!

– Постарайся повзрослеть, мы уже не юная пара. Ты начиталась сентиментальных романов. У меня работа, которая забирает уйму энергии, я не могу все время распевать серенады. И запомни: все это я делаю ради тебя!

– Ничего не понимаю! – Я недоумевала. Тут я услышала, что меня зовет Марта.

– Мне пора, Пьер. Хорошего тебе вечера.

– Тебе тоже.

Он повесил трубку. Я уставилась на свой мобильник и несколько секунд не шевелилась, затем сунула его в сумку. Мне стало грустно, я обессилела от этого разговора. Марта снова окликнула меня, и я вышла к ней.

Вернисаж в самом центре квартала Сен-Жермен-де-Пре послужил Марте очередным предлогом, чтобы представить меня разным людям. Как обычно, она держала меня за локоть, и мы переходили от одной группы гостей к другой. Меня это больше не напрягало.

Мне нравилось, что она рядом. Что у меня есть наставница. Она обучала меня, я внимала и старалась следовать ее правилам и советам. Она знакомила меня с миром, пусть и поверхностным, но каким же захватывающим и привлекательным! Я почувствовала, что ее пальцы крепче сжали мой обнаженный локоть. Я повернулась к ней. К чему она так приглядывается? Оказывается, ее внимание привлекло появление в зале Габриэля. Верный своему имиджу, он вел себя как вожак стаи. Положив руку в карман, беседовал с мужчинами, не забывая расточать комплименты и поцелуи женщинам. Казалось, его знают все. Он обошел группки приглашенных и остановился перед нами. Приобнял обеих и отступил на шаг назад.

– Мэтр и ученица, обе неотразимы… Вы никому не оставили шансов.

– Габриэль, ты что, не в состоянии удержаться? – Голос Марты прозвучал почти угрожающе.

– А кто виноват? – абсолютно спокойно ответил он. – Рискну предположить, что если я спрошу тебя, могу ли принести Ирис бокал вина, ты мне не позволишь.

– Правильно предполагаешь, дорогой мой. Сегодня вечером мы занимаемся бизнесом – в отличие от тебя, не думающего ни о чем, кроме развлечений. На ком ты остановил свой выбор на этот раз?

Взгляд, который Габриэль бросил на меня, не мог остаться не замеченным Мартой.

– Я пока думаю… Дамы, я вас покидаю, работайте.

Марта увлекла меня за собой. Я обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на него, это было сильнее меня.

– Ирис, разве я тебя не предупреждала? – Резкий тон Марты вернул меня на землю.

– Предупреждали.

– Зачем ты это делаешь? Можно подумать, он тебя гипнотизирует.

– Он не так уж плох, интересно болтает, иногда бывает забавным.

– У тебя что, мозгов нет? Очнись, дорогая моя, давай не дадим ему испортить нам вечер.

– Я понимаю, вы правы.

После часа увлекательного светского общения я смогла сбежать, сказав, что мне нужно освежиться. Передышка была мне жизненно необходима. Я провела пять минут, сидя на крышке унитаза, обхватив руками голову. Вернувшись в галерею, я издали сделала Марте знак, что хочу посмотреть выставленные работы. Ведь мы сюда пришли еще и для этого, если я не ошибалась. Застыв перед одной из картин, я дала волю сжигавшей меня ярости. Ярости против Пьера и того, как он говорил со мной сейчас по телефону. Я в себя не могла прийти! Он не желает сделать ни шагу мне навстречу, не видит ничего. Как будто нарочно толкает меня в объятия первого встречного. Мои мысли автоматически переключились на Габриэля, чье присутствие сказывалось на моих нервах отнюдь не благотворно. Когда он был поблизости, мое тело полностью выходило из-под контроля. И угрозы Марты не действовали, что совсем печально. Я не услышала, как он подошел сзади.

– Я так и не научился понимать абстрактное искусство, – произнес он.

– Марта тебя не приобщила?

– Я оказался невосприимчивым.

Я обернулась и послала ему улыбку. Мне тоже хотелось немножко развлечься и хоть на мгновение забыть обо всех Мартиных предостережениях. Он склонил голову набок, изображая удивление:

– Тебе удалось сбежать из-под надзора?

– Да, на какое-то время.

– Останешься со мной?

– Ненадолго.

– Шампанского?

– Почему бы и нет!

На его лице мелькнула довольная гримаска, и он знаком подозвал официанта. Тот мгновенно вырос рядом, держа в руках поднос. Габриэль взял два бокала, протянул один из них мне и засунул купюру в карман мужчины, подмигнув ему и заговорщически хлопнув по спине. Я расхохоталась.

– Не хочешь развлечься сегодня вечером? – спросил он, чокаясь со мной.

Он читал мои мысли. Я отпила глоток, не сводя с него глаз.

– Пока обдумываю такой вариант, – ответила я. – Как и ты… Выбрал уже жертву?

– Ты играешь с огнем.

– Возможно…

Улыбка на моем лице застыла. Боковым зрением я заметила свою дуэнью.

– Марта ищет меня, – сообщила я. – Мне нужно идти.

– Вернись к ней, – он подошел ко мне ближе, – сыграй свою роль до конца. Не навлекай на себя громы и молнии. Отвечу на твой вопрос, да, я знаю, кого хочу заполучить. Но не уверен, что она готова к игре, а я предпочитаю играть вдвоем.

Его взгляд в последний раз задержался на вырезе моего платья, и он отошел. Я направилась к Марте, стараясь идти уверенно на непривычно высоких каблуках-стилетто. На ходу я обернулась, чтобы бросить взгляд на Габриэля. Он смотрел на меня горящими глазами, словно на вожделенное лакомство. Почему Пьер никогда не смотрит на меня так?

Марта решила, что пора уходить. Мы забирали пальто, когда Габриэль вырос рядом.

– Королевы вечера покидают нас?

– Да. Я устала, – ответила Марта.

– Не согласишься оставить Ирис под моей защитой?

Почва ушла у меня из-под ног.

– Ну знаешь! – возмутилась моя наставница.

– Это касается вашего бизнеса, я раскопал потенциальных заказчиц. Ты можешь мне доверять, я твои методы знаю, и мне известно, чего ты ждешь от Ирис. Потом я посажу ее в такси.

Марта наблюдала за мной, колебалась.

– Business is business! – подстегнул ее Габриэль.

– Оставь нас на минутку, пожалуйста, – ответила она.

Я молчала, пока он не отошел подальше.

– Обещаю вам быть благоразумной; только раздам визитки и вернусь домой. У меня слишком болят ноги, чтобы я могла выдержать еще час.

Она осторожно сжала пальцами мой подбородок:

– Я тебя жду завтра утром в ателье. Если Габриэль позволит себе хоть один неуместный жест…

– Этого не случится, – пообещала я, глядя ей прямо в глаза.

Потом я проводила ее до такси. Возвращаясь в галерею, я чувствовала себя так, будто бросаюсь в яму со львами. Габриэль оживленно беседовал с несколькими женщинами, которые, не стесняясь, ворковали с ним. Почему бы мне не сделать то же самое? Почему бы не сыграть раз в жизни чужую роль? Я взяла бокал с подноса проходившего мимо официанта, отпила глоток, потом второй, третий, чтобы набраться смелости или, скорее, ухватить ту каплю безумия, которая требовалась, чтобы выполнить задуманное. Потом я направилась к его компании уверенной походкой, глядя ему в глаза. Он замолчал, и все поклонницы повернули головы ко мне. Пока я шла, к Габриэлю вернулось самообладание. Он представил меня и дал нам поболтать о тряпках в дамской компании, “между вами, девочками”, как он выразился.

Марта будет довольна: я получила новые заказы. Я ощутила, как на мою талию ложится рука. Габриэль с места включил четвертую скорость. Мне на миг показалось, будто я его собственность. По мне, события развивались излишне быстро.

– Дела идут, – прошептал он мне на ухо.

– С твоей помощью.

– Единственной моей целью было избавиться от Марты.

– Я пообещала ей быть благоразумной и сразу вернуться домой.

– Захватывающая программа!

– Не волнуйся, я скрестила пальцы за спиной, – сказала я, повернувшись к нему.

Ситуация выходила из-под контроля. Что уж говорить о словах, которые выскакивали изо рта помимо моей воли!

– Хитрюга, – промурлыкал он.

Он прижал меня к себе, принес извинения дамам и увлек к выходу.

– Мы уходим? – поинтересовалась я, тормозя наше продвижение.

– А тебе еще не надоели все эти старые донжуаны и претенциозные грымзы, которые с умным видом разглагольствуют по поводу баночки йогурта, выплеснутой на полотно?

Мой смех, наверно, был слышен во всей галерее.

– Ирис, ты знаешь, как говорят: женщина, которая смеется…

Я широко раскрыла глаза. Габриэль решительно подтолкнул меня к выходу. Такси ждало нас. Он распахнул передо мной дверцу и предложил сесть, потом обогнул машину и устроился рядом со мной на заднем сиденье. Я услышала, как он назвал водителю адрес.

Пока мы ехали, я всматривалась в парижские улицы. Все было так красиво. Мне не хотелось ничего говорить. Пусть бы этот вечер никогда не кончался! Я чувствовала себя такой свободной! Мне нравилось ощущать на себе взгляд Габриэля. Пусть ненадолго, но он выбрал именно меня из всех женщин на вечеринке. Меня хотел мужчина. И все-таки мои руки начали дрожать, живот свело страхом, я безостановочно поправляла волосы, а стоило мне прикрыть глаза, и перед ними прокручивались картинки: Пьер, мы с Пьером. Я нервно вытащила из сумки телефон. Никаких сообщений от него. А вот Марта одно прислала. Нет смысла прослушивать: она всегда права и знает, что для меня хорошо. Я свалилась со своего облака и ощутила себя на твердой земле.

Такси замедлило ход и остановилось перед богатым домом вблизи станции метро “Ришелье-Друо”.

– Чтобы соблюсти приличия, предлагаю выпить у меня дома последний бокал.

Не знаю, что выражал мой вздох: разочарование или облегчение.

– Я все понял, Ирис, ты возвращаешься.

– Да, – ответила я, подняв на него глаза.

Он достал из кармана несколько купюр и протянул их водителю, попросив “отвезти девушку, куда она попросит”. Он посмотрел на меня – в его взгляде не было ни злости, ни враждебности, – улыбнулся и придвинулся ко мне.

– Спокойной ночи, – пожелал он своим хрипловатым голосом.

– Спасибо… и тебе.

– У меня это вряд ли получится.

Он легонько поцеловал меня и вышел из машины. Постучал по капоту и двинулся к подъезду. Такси тронулось, и я едва не свернула себе шею, чтобы увидеть, как он входит в дом.

Я лежала под одеялом, уставившись в потолок, и призывала сон, который не шел. Я ворочалась в постели, изо всех сил зажмуривалась, потом широко раскрывала глаза. Мне хотелось перемотать пленку назад и пересмотреть весь вечер с начала до конца. Я наблюдала за собой со стороны, будто покинув свое тело, и не узнавала себя. Я не могла быть женщиной, которая только что пожирала Габриэля глазами, провоцировала его, смеялась его шуткам, дала номер своего мобильного и едва не совершила непоправимое. Пора было возвращаться на планету Верность, послушаться Марты, сконцентрироваться на создании моделей… Но как мне это сделать, если Габриэль читает мои мысли?

Безупречно одетая, я стояла перед дверью в кабинет Марты. Я не пожалела тонального крема, чтобы скрыть круги под глазами. И я очень боялась. Как ни крути, придется врать. Почему было не уйти вчера вместе с ней? Я подвергла себя опасности. В отчаянии я цеплялась за заказы, полученные вчера… благодаря Габриэлю. Я постучалась и сразу вошла. Марта сидела не за столом, а на диване. Задумчивая. Странная.

– Здравствуйте, Марта.

– Не рассчитывала увидеть тебя сегодня так рано.

Она встала, обошла меня кругом, изучая мой наряд.

– Я недолго оставалась после вашего ухода.

– Что дали контакты Габриэля?

– Интересные заказы, думаю, они могут стать постоянными клиентками. Я оставила им визитки, они должны позвонить и договориться о встрече в ближайшие дни.

– Очень хорошо. А Габриэль?

Она сверлила меня взглядом.

– Он веселил публику и… ушел с очаровательной дамой, когда я ждала такси.

Она пальцем приподняла мой подбородок:

– Ты меня не обманываешь?

– Нет, Марта, конечно нет!

– Потому что я этого не потерплю! – жестко предупредила она.

Я почувствовала себя неуютно. Она закрыла глаза, тряхнула головой, а потом снова посмотрела на меня:

– Удивляюсь, как это он ничего не предпринял. Я его хорошо знаю: если он хочет женщину, его ничто не остановит.

– Я дала ему понять, что со мной он попусту теряет время.

Она улыбнулась, явно довольная моей реакцией. Вот это да! Оказывается, я талантливая лгунья! Но лучше все-таки не углубляться в тему.

– Меня ждет работа.

Я направилась к выходу.

– Ирис…

– Что?

Я нервно сглотнула.

– Подойди ко мне.

Я подчинилась. Она снова оглядела меня. Я сознательно оделась сегодня в стиле рассудительной working girl^[1]. Марта расстегнула две верхние пуговицы моей приталенной блузки. Я внимательно смотрела на ее тонкие изящные пальцы, на их плавные движения.

– Образ благоразумной женщины – весьма неплохо, но не переусердствуй. И в следующий раз каблуки должны быть гораздо выше.

– Договорились. Хорошего дня.

Закрывая дверь кабинета, я ощущала на себе ее взгляд.

Все последующие дни Габриэль буквально преследовал меня по телефону. Но Марта все время была рядом, к моему искреннему облегчению. Она служила мне надежным оборонительным укреплением. Я не поддамся искушению, я здесь не ради этого. Я систематически стирала голосовые сообщения, не прослушивая, – не хотела слышать его голос, нашептывающий очередной вздор.

В пятницу, в полдень, я, как обычно, заканчивала рабочую неделю в Мартином кабинете.

– Воспользуйся встречей с мужем по максимуму, потому что в следующие выходные ты остаешься со мной, – предупредила она на прощание.

– Да? А почему?

– Пойдем покупать тебе все, что ты не можешь сшить. Надо довести твой имидж и твой гардероб до совершенства.

– Марта, вы такая… Но мне ничего не нужно. Она одарила меня взглядом, одновременно загадочным и не допускающим возражений, потом встала. Я проводила ее к выходу.

– Продолжай в том же духе, Ирис, и ты далеко пойдешь. Всегда слушайся меня.

Я опустила глаза, а она вошла в лифт. Я не удержалась и осталась у окна лестничной клетки, чтобы понаблюдать за ее уходом. Через несколько минут она покинула здание, медленно подошла к ожидавшему ее такси, шофер распахнул перед ней дверь, и она исчезла в салоне машины.

– Ирис! Телефон! – крикнула одна из девушек. Я подбежала.

– Алло! – ответила я, не проверив, кто звонит.

– Привет, подруга, – проворковал Габриэль. – Умеешь ты заставить побегать за тобой.

– Марта…

– Только что уехала, у нее встреча с нотариусом, я сам договаривался.

– Почему…

– Жду тебя в своем кабинете.

– Но…

– Не появишься через десять минут – я приду за тобой в ателье.

Он отключил телефон. Несомненно, он учился командовать у Марты и был успешным учеником. Сопровождаемая любопытными взглядами девушек, я покинула ателье, пытаясь выглядеть как можно естественнее, и спустилась на второй этаж. Позвонила, дверь открылась, я вошла в прихожую и застыла на пороге. В офисах за столами сидели сотрудники Габриэля, золотые мальчики бизнеса. Увидев меня, они обменялись понимающими взглядами. Один из них, мини-Габриэль в процессе роста, направился ко мне. Я решила опередить его и с максимально независимым видом прошагала к кабинету его начальника. – Я к Габриэлю и знаю, куда идти.

Я прошла рядом с ним и с теми, кто к нему присоединился. Мне показалось, что раздался свист, и я напряглась. Стоило ли пытаться выстраивать оборону, если сейчас я без всякой подготовки брошусь прямо в пасть ко льву.

Демон, объявивший на меня охоту, что-то кричал в телефонную трубку. Не хотелось бы мне оказаться на месте его собеседника. Впервые я видела Габриэля в его профессиональном окружении: он выглядел сильным, серьезным, злым. Он улыбнулся мне, продолжая выкрикивать распоряжения. Потом встал, подошел к двери, закрыл ее, бросив при этом не самый доброжелательный взгляд в направлении коридора. От его близости сердце у меня забилось сильнее. Свободной рукой он попытался прижать меня к стене, но я уклонилась и проскочила под ней. Тут он оборвал разговор, сказав, что у него назначена важная встреча.

– У тебя проблемы с телефоном? – Он выгнул бровь.

– Нет.

Он направился ко мне. Я отступила на шаг.

– Ты меня избегаешь?

На моем пути вырос письменный стол.

– Ну-у-у… нет.

– Тогда я приглашаю тебя на завтрашний вечер. Настоящий ужин, достойный этого названия, и вдвоем.

Он произнес последнюю фразу, слегка наклонившись, чтобы поймать мой взгляд. Он улыбнулся, и я ответила ему улыбкой. Я ничего не могла с собой поделать: провоцировала его и получала от этого нездоровое удовольствие.

– А я опять откажусь.

– С какой стати?

– Я провожу выходные с мужем.

– Черт возьми, все время забываю о твоем единственном недостатке.

Мне удалось обогнуть стол и восстановить дистанцию между нами. Нужно было срочно уходить.

– Ты торопишься?

– Мне еще нужно кое-что сделать до конца рабочего дня. Хороших тебе выходных.

Я развернулась, подошла к двери и начала открывать ее, но Габриэль протянул руку над моим плечом и захлопнул дверь. Он стоял за мной, очень близко, почти вплотную. Он не касался меня, но я кожей ощущала его тепло. Я закрыла глаза.

– Куда делась твоя уверенность в себе? – прошептал он, имея в виду недавний вечер.

Нужно было срочно разрядить обстановку. Я втянулась в игру, правил которой не знаю.

– Сожалею, если… Но я многовато выпила… Это была не я…

– Еще как ты! Я думаю, ты никогда не была собой до такой степени, как в тот момент.

– Ты ошибаешься, я самая обычная девушка, благоразумная и…

– Верная, знаю. Но ты глубоко заблуждаешься.

Я занервничала, потому что все это начинало мне нравиться. Разве в его словах нет доли правды? Но все-таки я решила, что пора дать отпор, и посмотрела ему прямо в глаза.

– Меня не прельщает перспектива пополнить ряды твоих любовниц. Вот и все.

– Ты что, хотела бы удержать меня надолго?

– У меня уже есть один недостаток, и я не собираюсь вешать себе на шею еще один.

– Ты начинаешь кусаться… Я это обожаю! Ты мне все больше нравишься.

– То есть бесполезно умолять тебя, напоминать о моем муже, о Марте, ты все равно не оставишь меня в покое?

– Мы с тобой прекрасно развлечемся, поверь мне…

Габриэль проводил меня до выхода из своей конторы, держа ладонь на моей спине, с довольной улыбкой на губах. Ничего не произошло, но меня все равно терзали стыд и чувство неловкости. Легко вообразить, что подумали сотрудники. В кого я превращаюсь? Габриэль чмокнул меня и пожелал хороших выходных в компании мужа.

Пьер встречал меня на перроне. К счастью, за три часа пути мне удалось хотя бы внешне справиться со смятением. Он рассеянно мазнул губами по моей щеке, подхватил сумку.

– Очень мило, что приехал меня встретить.

– Хотел загладить свой отказ от уикенда в Париже и заранее извиниться за дежурство в следующие выходные.

На этот раз мы совпали по фазе.

– Не бойся, ругаться не буду, я тоже не смогу приехать.

– Что так?

– Марта хочет, чтобы я осталась… по работе.

– Вот и хорошо… Пошли?

На следующий день я сознательно решила не возвращаться к нашему телефонному спору, как и к тому, чего я от него жду. Я изображала примерную и покорную жену. Он ушел играть в теннис с друзьями, а по возвращении выглядел безмятежным. Может, мы все-таки проведем хороший вечер вдвоем?

Я готовила ужин, и он вышел ко мне на кухню.

– Тебе пришло сообщение, – сказал он, протягивая телефон.

Я взяла его в руки, и меня охватила легкая паника, смешанная с нетерпением. Я угадала. Габриэль писал:

Когда ты возвращаешься?

– От кого? – спросил Пьер.

Я подняла голову:

– Да… клиентка… Хочет знать, когда я вернусь.

– В субботу вечером? – возмутился он.

Не успела я ответить, как раздался следующий звуковой сигнал. Пьер возмущенно крякнул, его это раздражало.

– Знаешь что? Я выключу телефон, подождет до понедельника.

Так я и сделала, положила мобильный на стол и скользнула в его объятия.

– Больше нам никто не помешает, – прошептала я, зарываясь губами в его шею.

Обвив руками его талию, я клянчила хоть каплю нежности. Пьер вяло обнял меня, но я знала, что он смотрит мимо. Он почти сразу разомкнул руки.

– Пойдем к столу? – спросил он.

– Как скажешь.

Десять минут спустя мы сидели на нашем, ставшем отныне привычным месте и, как всегда субботним вечером, ужинали перед телевизором. Я ела и наблюдала за Пьером: куда девался мой муж? Я все меньше узнавала его. Мы постепенно становились чужими, он проявлял ко мне полное безразличие. Если бы работа не поглощала его целиком и полностью! Если бы нам удалось хоть как-то понять друг друга…

Убрав со стола, я вернулась к нему на диван.

– Можно? – спросила я, прижимаясь к нему.

– Иди сюда.

Он поднял руку, и я положила голову ему на плечо. Он автоматически погладил меня по волосам.

В постели я задала тот же вопрос, ожидая в ответ внимания, теплоты, желания… Надеясь, что он заставит меня забыть о другом мужчине или хотя бы почувствовать вину за то, что я все время думаю об этом другом. Он не сделал ни малейшего движения навстречу, его дыхание стало ровным – пять секунд спустя он спал сном праведника. Прошло пятнадцать минут, потом полчаса, час, а мои глаза оставались безнадежно открытыми. В голове вертелась одна и та же мысль. В конце концов я бесшумно встала, на цыпочках спустилась по лестнице и взяла свой мобильник на кухонном столе, где оставила его перед ужином. Несколько долгих минут я смотрела на него, потом включила. Увидела последнее сообщение Габриэля:

Хороших выходных с мужем!

“Знал бы ты!” – подумала я и стала набирать ответ:

Пожалуйста, прекрати, не ставь меня в неловкое положение!

В такое время он все равно мне не ответит. Когда мобильник запищал, я подхватила его и закрылась в туалете.

Готовые блюда в понедельник вечером в офисе?

Нет.

Сигнал:

А если я пообещаю быть благоразумным?

Я расплылась в улыбке и ответила:

Посмотрим.

Сигнал:

YES!

Я выключила телефон и, растерянная, вернулась в постель. Во что я вляпалась?

Глава седьмая

У Габриэля были собственные представления о благоразумии. Да, я слабая и жалкая, я принимала его приглашения на ужин. Вот уже три недели подряд у нас свидания под названием “Готовые блюда по понедельникам в офисе”.

У меня сложилось впечатление – абсолютно ложное, надо признаться, – будто я контролирую ситуацию. По правде говоря, эти вечера в его компании доставляли мне безумное удовольствие. На несколько часов я забывала о холодности Пьера, о его безразличии, чувствовала себя женщиной, и притом желанной женщиной. Об этом говорили взгляды Габриэля и его двусмысленные формулировки, вплетенные почти в каждую фразу. Мне удавалось на время избавиться от гнета непрерывной работы и постоянного давления Марты. Впрочем, у нас была молчаливая договоренность: ни слова ни о Марте, ни о Пьере. Я играла с огнем и понимала это. Ситуация становилась опасной. На приемах и вечеринках, куда приглашали нас обоих, мы изображали вежливое равнодушие. Габриэль делал это за двоих. Правда, когда Марта не наблюдала за мной, он, не смущаясь, смотрел на меня жадными глазами. Что не мешало ему соблазнять очередную подвернувшуюся под руку гостью. Всякий раз он уходил с приема с новой женщиной. По правде говоря, это меня успокаивало – значит, у нас с ним просто такая возбуждающая игра в обольщение и ничего серьезного.

Отношения с мужем оставались неизменными. Мы не ссорились, но и не сближались. Пьер не знал о моих встречах с Габриэлем. Я все глубже увязала во лжи. Когда я впервые сообщила Пьеру о нашем ужине, он не выказал никакой ревности, но кто знает, как он среагирует в следующий раз, учитывая его отношение к среде, в которой я вращалась. А я, окажись на его месте, как бы я отнеслась к ужину Пьера с другой женщиной? Ответ на этот вопрос был для меня очевиден.

В профессиональном плане сон наяву продолжался. Создание моделей заполняло всю мою жизнь, я никогда еще не чувствовала себя такой счастливой. Ежедневник был забит заказами. Филипп решил воспользоваться ситуацией и принял решение: отныне в напряженные моменты девушки будут у меня на подхвате. Я начала очень прилично зарабатывать. Благодаря Марте я знакомилась со все более требовательными заказчицами, и они стимулировали мою изобретательность. В окружении моей наставницы действовали законы конфиденциальности, доступ в этот закрытый круг имели только посвященные. Я очень быстро поняла, что участие в Неделях моды не для меня – блестки и стразы вызывали у нее отвращение. Она рассказывала обо мне только самым приближенным и осуществляла тщательный отбор потенциальных заказчиц. “Нужно доказать свою благонадежность, чтобы попасть к Мартиной протеже”, – призналась одна из дам, получившая заветный “входной билет” в ателье. Я всегда считала себя трусихой, но теперь воспринимала каждый заказ как вызов, как соревнование, в котором должна непременно победить.

Вечер понедельника. Сегодня я не встречусь с Габриэлем. Только что позвонила Марта: через несколько минут я должна показать ей последние модели, которые собираюсь предложить лучшим клиенткам. Очередное важное испытание. Я отправила Габриэлю сообщение:

Работаю с Мартой, буду занята весь вечер.

После этого развесила вещи на манекенах. К тому моменту, когда Марта вошла в ателье, ответа от Габриэля еще не было. Странно.

Я смотрела, как Марта прикасается к моим работам. От каждого ее жеста исходила волнующая чувственность, граничащая с эротичностью. Если бы она так ласкала не ткань, а живого человека, это вряд ли выглядело бы более сексуально. В конце концов она обернулась ко мне:

– А теперь я хочу увидеть их на тебе.

– Но они сделаны для клиенток.

Она отмахнулась от моего возражения:

– Сначала твое тело должно вдохнуть в них жизнь. Ты же сшила их на свой размер, как я тебя просила?

Я кивнула. Ее глаза перебегали от модели к модели.

– В субботу вечером мы идем на ужин к друзьям, они будут счастливы с тобой познакомиться.

– К сожалению, мне обязательно нужно быть дома.

– Нет ничего важнее твоей карьеры. Ты должна расширять свою клиентуру.

Я вся сжалась, не зная, как реагировать.

– Я знаю, знаю, но… нас пригласили на свадьбу. И если я заявлю Пьеру, что не приеду из-за ужина в Париже, боюсь, он разозлится и…

Движением руки она заставила меня замолчать.

– Хорошо, поезжай домой.

Потом бросила взгляд на мои ноги:

– А где твои двенадцатисантиметровые каблуки? Здесь или дома?

– Здесь, – растерянно ответила я.

– Иди за ними.

Я быстро поднялась наверх, чтобы взять одну из моих многочисленных новых пар лодочек-стилетто. Марта настояла на их покупке, хотя я с трудом передвигалась и на десятисантиметровых каблуках. Сама она носила только такие, никогда не ниже десяти сантиметров. Пришлось и мне как-то привыкать к ним. Я даже получила пару уроков: она ставила мне походку. Во время шопинга, на который мы с ней отправились, Марта истратила уйму денег, чтобы дополнить мой гардероб бельем и обувью. Всё, естественно, класса люкс. К моему возвращению Марта успела снять несколько платьев с манекенов.

– Иди в примерочную, дорогая моя!

Это был приказ. Жестом она велела мне раздеться. Впервые я использовала примерочные для себя, а не для клиенток. И вдруг поняла, что атмосфера этого будуара буквально дышит чувственностью.

Спрятавшись за тяжелой шторой из черного бархата, я схватила первое выбранное ею платье – с открытыми плечами, плотно облегающее фигуру, из черного гипюра на подкладке из легкой шелковой тафты бутылочного цвета. Я натянула его и растерялась: я умудрилась сшить платье, которое невозможно застегнуть.

– Готова?

– Почти.

Штора резко открылась.

– Стань в центре, – приказала Марта.

Я вышла на середину комнаты, ощущая, что еще немного – и ее взгляд окончательно раздавит меня. Остановилась перед зеркалом. Марта молчала, стоя за моей спиной, рассматривая меня несколько долгих секунд. Положила руку мне на талию и легким толчком заставила выпрямиться, отвести плечи назад, выставить грудь вперед. Потом очень медленно застегнула молнию. Я почувствовала, как ее пальцы прошлись по позвоночнику, легонько погладили шею. По телу пробежала дрожь.

– Переодевайся.

Второй наряд. Третий. Четвертый. Я снова пошла в кабинку, уже не потрудившись задернуть штору.

– Для следующего платья сними лифчик.

Я сразу поняла, какое она имеет в виду. Я сшила его, думая в основном о настойчивых просьбах одной клиентки, близкой подруги Габриэля. Эта модель из шелка насыщенного красного цвета балансировало на грани приличия. В ожидании Марты я прикрыла грудь скрещенными руками, чтобы немного пощадить свою стыдливость. Или то, что от нее оставалось, потому что на мне были только стринги и лодочки на высоченных каблуках.

– Надень вот это.

Я схватила платье и поняла, что угадала. Марта села на один из диванчиков. Я посмотрела в зеркало и в очередной раз не узнала себя. Под драпировкой горловины легко угадывалась грудь. Декольте на спине едва прикрывало ягодицы. Я собиралась выйти из примерочной, когда дверь ателье распахнулась.

– Марта? Ты здесь?

Габриэль. Я застыла на месте и с трудом сглотнула слюну.

– Да, дорогой мой, но тебя не приглашали.

– Не приглашали куда?

По звуку его голоса я поняла, что он уже здесь. Меня не было видно, но я все слышала.

– У нас с Ирис примерка, и твое присутствие неуместно.

– Еще как уместно! Мнение эксперта всегда полезно.

– Оставь нас.

– И речи быть не может, Марта, дорогая. Тем более что ты должна подписать кое-какие бумаги.

– Веди себя прилично, – приказала она. – Ирис, мы тебя ждем.

Послышался звук поцелуя. Я обомлела, мне хотелось исчезнуть, раствориться. Но если я тут же не покину свое убежище, у Марты может сильно испортиться настроение, а это последнее, к чему я стремилась. Я набрала побольше воздуха и вышла на середину комнаты. Я смотрела себе под ноги. Главное, не встретиться взглядом с Габриэлем. Никто не произнес ни слова. Я ждала приговора, стоя перед зеркалом, опустив голову. Потом я услышала стук шпилек по паркету, и рука Марты снова легла на мою поясницу, на этот раз на обнаженную кожу. Толчок был сильнее, чем в первый раз.

– Ты забыла об осанке?

– Нет.

– Я жду, Ирис.

Я подняла голову, открыла глаза. Она протянула руку через мое плечо, ухватила меня за подбородок, который, как она посчитала, был недостаточно высоко вздернут. И только в этот момент я увидела Габриэля. Он сидел в кресле, откуда было удобнее всего наблюдать за происходящим. Ослабленный узел галстука, расстегнутая пуговица сорочки, лодыжка непринужденно лежит на колене другой ноги, подбородок опирается о ладонь, в глазах хищный блеск. Марта поправила мое декольте. Коснулась груди, ягодиц, я еще больше выгнула спину. Потом она положила руку мне на бедро.

– Если хочешь высказать свое мнение, Габриэль, сейчас самое время.

Марта не шелохнулась. Не отрывая от меня глаз, Габриэль поднялся с кресла и приблизился небрежной походкой. Он остановился напротив, сантиметрах в двадцати. Я почувствовала себя зажатой в тиски. Между ними двумя. Между их телами. Между их взглядами. Напряжение сгустилось и стало осязаемым. Они разыгрывали какую-то непонятную мне партию. Я не знала, в чем дело, но мне сделалось так неуютно, что я покрылась гусиной кожей. Габриэль медленно оглядел меня с головы до ног, а потом снова впился взглядом в мои глаза. Теперь рука Марты лежала на моем бедре почти по-хозяйски. Расстояние между нами троими едва заметно сжалось. Габриэль чуть приоткрыл рот, потом взглянул на Марту.

– Ты нашла себе достойную преемницу.

Молчание. Тяжелое. Угнетающее.

– Ирис наденет это платье на свадьбу, куда ее пригласили с мужем, – объявила Марта, и я услышала в ее голосе разочарование.

Невозможно! Если я явлюсь в таком виде, скандал гарантирован. Первым его устроит Пьер.

– Давайте поужинаем втроем, – предложила Марта.

– С удовольствием, – ответил Габриэль, снова окинув меня взглядом. – Переодевайся, но можешь не спешить, нам с Мартой нужно поработать с документами.

Они вышли. В зеркале я увидела, как Габриэль накидывает Марте на плечи пальто, потом увлекает ее за собой, слегка подталкивая в спину. Они двигались идеально синхронно, словно супружеская пара, прожившая всю жизнь вместе. На мгновение она остановилась и обернулась ко мне:

– Надень на ужин первое платье.

– Хорошо.

Оставшись одна, я перевела дух. Несколько мгновений я не шевелилась, потом начала переодеваться. Пятнадцать минут спустя звонок телефона вырвал меня из оцепенения и призвал к порядку.

Они ждали меня в вестибюле. Я почувствовала облегчение, увидев, что Габриэль держит в руках мотоциклетный шлем. По крайней мере, я не окажусь зажатой между ними в тесном салоне такси. Как галантный джентльмен, он придержал дверцу для Марты, потом кивком головы предложил мне садиться. Я встретила его взгляд – тот, к которому начала привыкать и которого опасалась. Его благоразумие не гарантировалось. Выпрямив спину и застыв, словно аршин проглотила, я последовала за Мартой в такси.

– Как обычно? – спросил Габриэль.

– Конечно, дорогой мой.

Сквозь стекло я увидела, как он сел на мотоцикл и надел шлем. Я разглядела его плутоватую улыбку – она мелькнула, пока он опускал щиток. Такси поехало в сторону Елисейских Полей и авеню Монтень.

За столом мы с Мартой обменивались впечатлениями от примерки. Марта уделяла мне внимание, но явно была взвинчена. Нервно постукивала по столу кончиками пальцев, взгляд безостановочно блуждал. Никогда я не видела ее в таком состоянии, мне бы и в голову не пришло, что Марта, с ее уникальным умением владеть собой, может выглядеть такой взволнованной.

Я уже почти добилась своего в сложных переговорах о выборе другого платья для свадьбы, когда появился Габриэль.

– Дамы, извините за опоздание.

– Ты прекрасно знаешь, что я этого не терплю, – обрушила на него свое раздражение Марта.

Он наклонился к ней, дотронулся губами до волос.

– Мне нужно было снять напряжение. Не знаю, что со мной случилось, но, – он бросил на меня беглый взгляд, – я… как бы это сказать… ощущал себя очень взвинченным. Я немного погонялся по улицам.

– Немедленно прекрати валять дурака и садись.

– Слушаюсь, мамочка.

Шутка, похоже, Марте не понравилась. Резким движением она развернула салфетку. Габриэль не нашел ничего лучше, как сесть рядом со мной. Совсем рядом. Слишком близко.

Это был странный ужин. Бархатная атмосфера, приглушенный свет, неслышно скользят официанты, шеф-повар, отмеченный мишленовскими звездами, подходит к нашему столу убедиться, что мы всем довольны… Словно этот ресторан принадлежит исключительно нам. Марта расслабилась, расспрашивала меня о Пьере, родителях, детстве. Я запиналась больше обычного, но отвечала. Габриэль увлеченно слушал, что логично: с ним я никогда не говорила о себе. Его моя жизнь, судя по реакции, явно интересовала. Слушая мои ответы, он то наклонял голову набок, то удивленно раскрывал глаза. Несколько раз мне казалось, что он едва не задохнулся от изумления. Например, когда на вопрос Марты, сколько лет я замужем, я ответила, что десять.

– Ты с какой планеты прилетела?! – воскликнул он.

– Габриэль! – осадила его Марта. – Это ты не вписываешься в норму, не желая брать на себя никаких обязательств, беспрерывно меняешь любовниц и совершенно не уважаешь женщин.

Он ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла.

– Не думаю, что мои любовницы жалуются на меня или на недостаток уважения. Им скорее нравится.

Он положил руку на спинку моего кресла. Я вздрогнула.

– Ирис, – продолжила Марта, – у тебя перед глазами идеальный пример непостоянства мужчины, которого влекут только развлечения. Если бы Жюль был по-прежнему с нами…

– Он бы сказал, что я делаю именно то, чего он от меня ждет.

Марта уничтожила его взглядом. Он улыбнулся, не отводя от нее глаз:

– Уж не сомневаешься ли ты в моей компетентности?

Я была поражена тем, что между ними, оказывается, есть серьезные разногласия. И чувствовала, что они не сводятся только к профессиональной сфере. А может, это всего лишь игра? Улыбка вернулась на Мартино лицо.

– Дорогой мой, мне бы такое и в голову не пришло. Лучшего преемника для Жюля я бы не нашла. – Она посмотрела на часы, потом на меня. – Ирис скучно слушать про наши семейные дела.

– Вовсе нет, – запротестовала я. Жестом Марта заставила меня замолчать.

– Уходим. Габриэль, расплатись.

Мы встали. Метрдотель подал нам пальто. Марта, как обычно, взяла меня за локоть. Габриэль расцеловал каждую из нас.

– Я рассчитываю на тебя: организуй еще одну встречу втроем, – сказал он Марте. – Было интересно. – Он повернулся ко мне. – Твое общество, как всегда, доставило мне большое удовольствие.

Но Марта уже увлекала меня к выходу, и я едва успела бросить ему “Пока”.

Тишину в такси нарушил сигнал пришедшей эсэмэски. Марта искоса наблюдала за мной. Габриэль писал:

Проводи ее и приезжай на последний бокал вина.

Ангел на моем правом плече почувствовал себя неуютно, зато демон на левом ликовал.

– От кого это? – спросила Марта.

– Э-э-э… от Пьера… желает спокойной ночи и спрашивает, вернулась ли я домой.

– У тебя очень внимательный муж.

– Да.

– Что ж ты не отвечаешь?

– Сейчас, сейчас.

Мне было трудно справляться с дрожью в руках. “O. K.” – вот и все, что я ответила Габриэлю. Незамедлительно пришла следующая эсэмэска:

Ты тоже недобрала свою дозу.

Черт возьми, он читает мои мысли! И сразу следом:

Обещаю быть благоразумным.

Как только Марта вошла в дом, я дала водителю адрес, присланный мне Габриэлем. Винный бар у метро “Сен-Сюльпис”. Мы доехали меньше чем за десять минут. Заведение было забито студентами. Габриэль ждал меня, облокотившись о стойку, в сшитом на заказ безупречном костюме, не вписывающемся в атмосферу бистро. Да и я выглядела не лучше в коктейльном платье и туфлях, по цене сопоставимых с квартплатой большинства присутствующих. Мне удалось пробиться сквозь толпу. Увидев меня, он улыбнулся, подтащил бесхозный табурет и заказал бокал вина. Мы чокнулись, глядя друг другу в глаза. Я сказала, что выбор места меня удивил.

– Время от времени я испытываю потребность вырваться из Мартиной атмосферы.

Я расхохоталась.

– В чем дело? Ты мне не веришь?

– Верю, верю… Просто удивлена.

– Приятно, надеюсь? Я улыбнулась ему:

– Да.

– Я знал, что это место тебе понравится… Давай спустимся в подвал, а то здесь мы друг друга не слышим.

Габриэль прошел вперед. Мы спускались по узкой лестнице – чтобы свернуть себе шею, лучше не придумаешь. Подвал напоминал пещеру со сводчатыми потолками. Несколько человек двигались под музыку на импровизированном танцполе. Здесь обстановка была более спокойной и интимной. Мы устроились за маленьким столиком, и я подумала, что надо воспользоваться моментом и хотя бы частично удовлетворить любопытство.

– Расскажи мне о Жюле. Марта посвятила меня в обстоятельства их знакомства, но не более.

А я не решилась задавать вопросы. Для тебя он был кем-то вроде приемного отца, или нет?

Он скосил на меня глаза, потом откинул голову.

– Не хочешь – не говори.

Он выпрямился, на губах появилась улыбка.

– Что ты, никаких проблем. Если не считать редких сеансов вызывания духов вроде сегодняшнего, после смерти Жюля Марта перестала о нем говорить. Тебе повезло, что она рассказала об их встрече, такой чести удостаивались немногие избранные. – Он допил свой бокал и заказал нам по второму. – Жюль был очень сильным человеком, трудоголиком, его все уважали, он был невероятно требовательным и запредельно принципиальным. Его единственной слабостью была жена. Он безумно любил ее, готов был сделать… – тут его глаза затуманились, – и делал для нее все, что угодно.

– А твои с ним отношения?

– Я тебе уже объяснял: он помог мне избежать тюрьмы. Я ему обязан всем. Он заставил меня работать как каторжного. Знаешь… он был первым и единственным, кто заботился обо мне, и поэтому я все терпел.

– Что ты имеешь в виду?

Он пристально посмотрел на меня, я ответила вопросительным взглядом. Он отпил глоток вина и только потом заговорил снова:

– Я согласился сжечь все мосты, полностью изменить свою жизнь и порвать со всеми и со всем, что ее составляло: с друзьями, дурью, наркодилерством. Я поселился у них. У меня была собственная комната, собственная ванная, они кормили меня, в общем, “пять звезд, все включено”. У меня не оставалось выбора, если я не хотел разочаровать Жюля и собирался и дальше купаться в роскоши. Малейшая выходка – и я бы очутился на улице. Это был счастливый шанс всей моей жизни. Поэтому я раз и навсегда отказался от наркотиков и начал вкалывать. Он записал меня на вечерние курсы. Все остальное время я должен был проводить у него в кабинете и молча слушать и наблюдать. Когда Жюль оставлял меня в покое, его сменяла Марта.

– Она учила тебя одеваться?

Он засмеялся:

– Вроде того… Она научила меня хорошим манерам, как вести себя в обществе. Я ведь не умел правильно говорить, и все мои фразы были нашпигованы восклицаниями типа “блин!” и еще чего похуже.

– Представляю, как ты доставал ее!

– Если бы могла, она бы меня отшлепала.

Мне не удалось удержать в узде воображение, и я захихикала, представив себе Марту, шлепающую Габриэля.

– Я должен был продемонстрировать свои достижения, и только после этого они вывели меня в свет, а Жюль доверил мне серьезные дела.

– Когда это случилось?

– На первый светский прием я попал очень скоро – им хотелось похвастаться своим питомцем, примерно как это было с тобой, когда она впервые позвала тебя на вечеринку. – Он неожиданно замолчал, бросил на меня косой взгляд и тряхнул головой, потом опять заговорил: – Что же до работы, то понадобился добрый десяток лет. Жюль контролировал все мои переговоры, и однажды я поймал в его глазах выражение гордости. – Габриэль улыбнулся. – Назавтра он объявил в компании, что я становлюсь его первым заместителем. Заболев, он попросил меня занять его место. Логично.

– И при такой жизни у тебя оставалось время на общение с ровесниками?

– Нет. По правде говоря, я только вкалывал и тусовался со всякими шишками.

– Хочешь сказать, у тебя нет друзей, ну, или приятелей, с которыми ты можешь выпить, вот как сейчас со мной…

Его одиночество меня поразило.

– Конечно, моя телефонная книга вызовет черную зависть у любой звезды. Но, Ирис, усвой одну вещь: все это формальные отношения, основанные на бизнесе и лишенные каких бы то ни было чувств.

Наблюдая за ним, я подумала, что открываю для себя другого Габриэля, более серьезного, более вдумчивого. У меня оставался последний вопрос:

– Ты счастлив?

На его лице нарисовалось удивление.

– Я понимаю, что большинству людей моя жизнь может показаться не совсем нормальной, но, честно говоря… у меня столько денег, что я не знаю, куда их девать, моя работа мне нравится, вокруг полно красивых женщин. Чего еще мне может не хватать? – Он призадумался. – Вот, знаю: я ни разу не был на свадьбе.

– Издеваешься?

– Вовсе нет. Как там все происходит?

Я тихо засмеялась. Над его замечанием. Над тонким уходом от ответа.

– Ты ничего не потерял, поверь. У меня нет ни малейшего желания идти на эту свадьбу. Ну а мои формальные отношения – это общение с друзьями Пьера, его коллегами-медиками. С женихом и невестой я едва знакома.

– Да ладно тебе, развлечешься. Потанцуешь, как они… – Он кивнул на пары, топтавшиеся возле столов. – На свадьбах же танцуют, разве нет?

Я искренне расхохоталась:

– Потанцую? Да я весь вечер буду подпирать стену. Зато смогу надеть высокие каблуки, не опасаясь натереть ноги.

– Твой муж не…

– Пьер и танцы – это из области научной фантастики.

– Невероятно!

– А ты танцуешь, что ли?

Он придвинулся ко мне, положил руку на спинку моего стула. Выражение его лица снова стало разбойничьим. Что я такого сказала?

– Конечно танцую, хорошие манеры предполагают умение танцевать, и Марта научила меня, как заставить вас терять голову.

– А-а-а…

Более внятного ответа у меня не нашлось.

– Все, больше ни за что не буду благоразумным, и в этом виновата ты.

Он встал и пошел в глубь подвала. Я видела, как он сказал что-то на ухо парню, который занимался музыкой, и сунул ему в карман купюру. Проделав это, он вернулся ко мне. Надо было быть дурочкой, чтобы не догадаться, что он затевает. Он протянул мне руку. Я оглянулась по сторонам. Бежать некуда… да и не хочется. Моя рука, потянувшаяся ему навстречу, слегка дрожала. Вот наши ладони соприкоснулись, и Габриэль молча, медленно-медленно, потянул меня, заставляя встать. Я шла за ним в центр подвала, вцепившись в его руку. Раздались первые аккорды Sweet Jane в исполнении Cowboy Junkies. Я прикрыла глаза и улыбнулась. Почувствовала его пальцы у себя на талии. Он прижал меня к себе. Я сразу уткнулась лицом ему в шею. Он начал медленно раскачивать нас, следуя ритму песни. Его рука ласкала мою спину.

– Ты совсем не благоразумный, – прошептала я.

– Никогда не слушаюсь – таким уж уродился.

Я задрожала. Теплый голос, тяжелая и в то же время легко плывущая мелодия, одуряющий аромат его духов кружили мне голову. А пальцы, легко перемещающиеся вдоль спины, заставляли дрожать каждый сантиметр кожи. Его объятие стало более властным. Желание сжигало нас. Я это знала, я это чувствовала. Я собиралась поднять голову, когда он закружил меня. Три минуты тридцать секунд будет длиться песня. Я дарила себе эти три с половиной минуты.

– С последней нотой я ухожу.

– Я знаю, – ответил он. – Я знаю…

Я снова приникла к его шее, он вел меня в танце, крепко держа. Мне пришлось собраться с силами, чтобы устоять, потому что когда отзвучала последняя фраза Sweet Jane, он не отпустил меня, а из динамиков полился голос Этты Джеймс, она пела At Last… Мы прижимались друг к другу, моя рука оставалась на его плече, еще немного – и я начну гладить его затылок, волосы. Наши губы разделяло всего несколько сантиметров.

– Пойдем ловить тебе такси? – тихонько спросил он.

– Я думаю… да…

Он обнимал меня все то время, пока мы возвращались к столику, потом накинул плащ мне на плечи. Ни он, ни я не произнесли ни слова. Мне казалось, что я передвигаюсь внутри ватного кокона. Он снова взял меня за руку, когда мы поднимались по лестнице, и это показалось мне совершенно естественным. Как только мы вышли на улицу, перед нами проехало такси. Габриэль остановил его. Я поцеловала Габриэля в щеку. Поцелуй длился чуть дольше, чем велел разум.

– Спасибо, – выдохнула я.

И это относилось не к такси.

– Могу я попросить у тебя кое-что взамен?

– Да.

– Когда в субботу ты будешь надевать платье, которое едва не свело меня с ума, думай обо мне…

Его глаза остановились на моих губах, потом на декольте. Моя грудь поднималась и опускалась в ритме сбившегося дыхания, словно пытаясь вырваться из клетки удерживающего ее лифа.

– А теперь уезжай поскорее, не то я сделаю очень большую глупость.

Не знаю, откуда у меня взялись силы не впиться губами в его рот, но я одержала победу над своим телом и желанием. Я села в такси, бросила на него последний взгляд и захлопнула дверцу. Меня лихорадило, это точно. Машина тронулась, я обернулась: Габриэль стоял, опершись о стену, и смотрел вслед.

Вечер пятницы. Я дома. Одна. У Пьера дежурство. Опять. Но на этот раз вынужденное одиночество не тяготит меня, мысли блуждают вдали отсюда. Я съела немного хлеба с сыром, запила бокалом вина. Потом взяла нетбук и стала искать на Itunes Store новые мелодии. После десяти минут бесплодных поисков я поняла, что мне нужно, и загрузила Sweet Jane и At Last. Потом поднялась в ванную, набрала в ванну воды и добавила много пены. Глубоко погрузившись в горячую ароматную воду, я стала слушать поочередно обе мелодии, снова и снова. Что со мной происходит? Я отчаянно скучала по Габриэлю. К моему великому удивлению, мы ни разу не встретились с ним после того вечера. Я даже подумала, что он избегает меня, и испугалась. Габриэль уйдет из моей жизни? Немыслимо! Он ворвался в нее словно бульдозер. Но нельзя же позволить разрастись влечению, которое я испытывала. Пьер должен снова занять свое место в моем сердце, снова заставить его биться. А я должна вспомнить обо всех причинах, по которым люблю мужа. Я выключила музыку, вышла из воды, надела пеньюар и решила еще раз посмотреть на два своих платья. Не буду ставить Пьера в неловкое положение, надену более скромное, оно ведь тоже красивое и роскошное. К тому же именно в нем я танцевала с Габриэлем. Все возвращало меня к нему.

Наутро, провалявшись допоздна в постели, я с трудом заставила себя встать. Темп, в котором я существовала в последние месяцы, давал о себе знать – мне просто необходимо было выспаться. Но, лежа в тепле под одеялом, я включила телефон. Пьер оставил сообщение. И вовсе не для того, чтобы сказать, что скоро будет.

Дежурство затягивается. Я так и предполагал, поэтому взял с собой костюм. Но забыл галстук, захвати какой-нибудь. Встретимся в церкви.

Фантастика!

Громко стуча высокими каблуками по каменным плитам и пряча лицо за широкими полями черной шляпы, я направилась к нефу и села на краю скамьи. Получив сообщение Пьера, я сумела сдержать гнев и не стала назло ему надевать другое, более вызывающее платье. Церемония началась. Я по-прежнему была одна. Чтобы справиться с одолевавшей меня злостью, я сосредоточилась на одежде гостей. Мое внимание привлекли некоторые аксессуары, в частности хитроумно завязанный пояс из ткани, который превратил предельно простое платье в изысканный наряд, или сумочка из шелка – потенциал ее трансформаций показался мне весьма богатым. Однако большинству женщин стоило бы более вдумчиво отнестись к тому, что они носят: казалось, все они приложили максимум усилий, чтобы выглядеть лет на десять старше. Чуть короче юбка, каблуки на пару сантиметров выше, минус нитка жемчуга и круглый воротничок – и их облик чудесно преобразился бы.

Обмен кольцами закончился, когда я почувствовала, как кто-то скользнул на скамью рядом со мной – Пьер наконец-то почтил нас своим присутствием. При этом он выглядел абсолютно безмятежно – спокойное лицо, не до конца просохшие волосы.

– В чем дело? – спросил он.

– Ты считаешь, это нормально, явиться с таким опозданием?

– Я ж тебе сказал, у меня работа. Галстук принесла?

Я вытащила галстук из сумки и швырнула ему.

Когда церемония завершилась, я вышла, не дожидаясь его. Стала в сторонке на паперти, скрестив на груди руки. Пьер как ни в чем не бывало поздоровался со всеми гостями и только после этого присоединился ко мне. Пока исполнялись разные свадебные ритуалы – новобрачных осыпали зернами риса и лепестками роз, – мы не сказали друг другу ни слова. К месту праздника мы приехали каждый сам по себе. Пара одна, машин две – разгадай загадку!

Я направилась в буфет – нужно срочно выпить шампанского, иначе я вцеплюсь Пьеру в глотку.

Я заметила, что он все еще на парковке, вышагивает, прижав мобильник к уху. Я опустошила первый бокал тремя глотками и сразу же попросила второй. На парижских приемах последних месяцев я научилась хорошо переносить алкоголь.

– Прости меня, – шепнул мне на ухо Пьер через пять минут.

– Знаем мы эту песню.

– Я ничего не могу сделать.

Я повернулась и посмотрела на него в упор:

– Больше половины приглашенных – врачи, так?

Он кивнул.

– Почему же тогда ты один висишь на телефоне? А заодно бросаешь свою жену?

Он вздохнул и отвел глаза:

– Этой ночью у меня были проблемы, и я беспокоюсь. Послушай, но мы же не будем ругаться у всех на глазах! Пожалуйста, не устраивай истерику.

Я заставила себя усмехнуться.

– Для начала лучше бы извинился и поцеловал меня.

– Простишь меня, если я скажу, что ты симпатично выглядишь…

– Пьер, – перебил его Матье, – твоя жена не симпатичная, она великолепная. Привет, Ирис!

Он чмокнул меня в нос. Матье был единственным коллегой Пьера, с которым я хорошо ладила. Веселый рубаха-парень. Два года назад он остепенился, женившись на Стефани, которая сейчас была беременна уже вторым ребенком. Он с размаху шлепнул по спине моего дражайшего супруга:

– Нет, серьезно! Когда она появилась в церкви, мы даже не поняли, кто это. Настоящая “фам фаталь”. Стефани хочет, чтобы ты сшила ей платье, когда родится малышка. Сногсшибательный наряд!

– Спасибо, пойду с ней поздороваюсь, я ее еще не видела.

Я чокнулась с Матье, но не стала чокаться с Пьером. Чтобы не стоять больше рядом с мужем, я нехотя направилась к группке докторских жен. На полпути я обернулась: Пьер смотрел на меня с досадой. Так ему и надо.

За столом мужчины говорили о работе, коллоквиумах, операциях, женщины – о тряпках. Впервые я была в центре внимания. Они взахлеб нахваливали мое платье и остальные модели, которые я показала им на смартфоне. Жадно расспрашивали о светских приемах, на которых я бываю, вернисажах, коктейлях… Время от времени я ловила на себе взгляд Пьера: он внимательно всматривался в меня, потом возвращался к беседе.

И вот торт разрезан и съеден, начались танцы. За нашим столом осталось совсем мало народу, как и за остальными, если не считать тех, где собрались бабушки и дедушки. Я водила пальцем по ободку кофейной чашки. Пьер обогнул стол и сел рядом со мной:

– Скоро пойдем спать, я как выжатый лимон.

Если на миг у меня и мелькнула надежда, что он пригласит меня на танец, то иллюзия продлилась недолго.

– Куда делись хорошие манеры, которые тебе прививала мама? После твоего опоздания в церковь мы не можем сбежать, будто воры.

– Эй, Ирис! – крикнул Матье. – Я вспомнил, что у твоего мужа обе ноги левые, а поскольку моя жена теперь слониха… в общем, потанцуем?

– С удовольствием, – ответила я, вставая.

– Думаешь, у тебя получится на таких ходулях? – спросил он, тыча пальцем в мои лодочки-стилетто.

– Не переживай, я много тренировалась.

Я подумала о Габриэле и почувствовала себя счастливой.

Приличия были соблюдены, и после сумасшедшего рок-н-ролла с Матье я позволила себе танцевать одной. В течение десяти лет я была приклеена к Пьеру, не покидая его ни на мгновение. Теперь с этим покончено. Я отплясывала на своих десяти сантиметрах под звук хитов прошлого лета: Робин Тик, HollySiz. И никто не знал, о чем – или, если быть точнее, – о ком я думаю. Ему бы это зрелище понравилось. И он, быть может, не оказался бы уж очень благоразумным.

В конце концов я заметила Пьера: он стоял возле площадки для танцев и показывал знаками, что пора возвращаться. Я попрощалась со всеми и присоединилась к нему. Когда я подошла, он положил руку мне на шею и коснулся моего плеча губами – почти робко.

– Ты красивая, очень красивая сегодня вечером… я… я смотрел, как ты танцуешь, и… прости меня.

– Пошли спать.

Я прислонилась к его плечу и обняла за талию, он покрепче сжал меня, и мы ушли. Нам выделили одну из гостевых комнат в здании, где праздновали свадьбу. Завтра мы снова будем участвовать в свадебных торжествах. И это меня радовало…

Спала я плохо. Пьер ворочался и разговаривал во сне, но слов было не разобрать. Я проснулась словно в тумане. И увидела одетого и чисто выбритого Пьера, он сидел на кровати, обхватив руками голову.

– Уже встал?

Он поднял на меня глаза, в его взгляде промелькнул страх.

– Ты обидишься, но…

Туман рассеялся со скоростью света.

– Издеваешься?

– Нет, мне правда очень жаль.

Я выскочила из постели и встала перед ним. Он не шевельнулся.

– На-до-е-ло! Ты заставил меня идти на эту свадьбу, на которую мне плевать в высшей степени, и при этом даже не соизволил явиться вовремя. Знал бы ты, как мне было стыдно вчера утром в церкви. А теперь… теперь…

Злые слезы заблестели у меня в глазах.

– Чего ты добиваешься? – рявкнула я.

– Послушай, я на пределе, а ты… от тебя никакой помощи.

– А я? Ты думаешь, я не на пределе? Бьюсь за спасение нашей семьи, ты даже не представляешь… – Я закатила глаза и покачала головой. – Терплю твое безразличие, твое невнимание ко мне, к моей работе, во всему тому удивительному, что происходит со мной в Париже, у Марты. Вчера все делали мне комплименты, а ты сидел как истукан и не отрывался от телефона. Если ты в ближайшее время не одумаешься, мы врежемся в стену. А может, вообще уже слишком поздно…

Он встал, подошел ко мне, потянулся губами, но я отвернулась.

– Срочный вызов, – извинился он еще раз. – Если мне удастся все уладить, потом будет по-другому, обещаю.

– Я тебе больше не верю. Все кончено.

– Я приеду домой, как только смогу.

– Меня ты там не найдешь.

Я порылась в сумке, достала джинсы, свитер и старые кроссовки.

– Ты останешься? – спросил он.

– Еще чего! Я возвращаюсь в Париж. Последую твоему примеру, буду вкалывать.

Я заперлась в ванной и наконец-то дала волю слезам.

– Ирис, открой, пожалуйста.

– Уходи, тебя ждет клиника. Она, пожалуй, похуже любовницы!

Дверь хлопнула.

Бросив вещи в студии, я села в метро. Мне нужно было попасть в ателье, единственное место, где я смогу успокоиться. Я надеялась, что Пьер позвонит. Зря надеялась.

Увидев перед зданием мотоцикл Габриэля, я забыла о семейных проблемах. Облегчение и радость – вот что я ощутила. Плюс чувство неловкости. Я поднялась в ателье, не пытаясь узнать, работает он или находится у Марты.

Почти два часа я провела рядом со швейной машинкой. Но не включала ее и не брала в руки ткань. Ничего не шила. Вместо этого я схватила свой блокнот для эскизов и карандаш. И поняла, что разучилась рисовать. Окончательно выдохлась. Получалось, что я провожу всю свою жизнь в борьбе. С кем? С чем?

Сегодня, в таком состоянии, ничего толкового у меня не получится, это очевидно. Я закрыла ателье и пошла вниз по лестнице.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Габриэль, который как раз вышел из офиса, когда я спустилась до второго этажа.

Он выглядел не лучше меня: черты лица заострились, синяки под глазами. Таким я его видела впервые. Небритый, в джинсах, кроссовках, грубом свитере под потертым кожаным блузоном.

– Приехала поработать, – ответила я.

– Я думал, ты вернешься завтра.

– Так и предполагалось, ты не ошибся.

– Как свадьба?

Я натужно засмеялась:

– Гениально… Ладно, я, пожалуй, пойду спать. Мы вместе спустились и на улице, как два идиота, растерялись, не знали, что сказать, избегали смотреть друг на друга. Габриэль направился к мотоциклу:

– Ну… э-э-э… я пошел.

– Хорошего вечера, – ответила я.

Я робко улыбнулась и махнула ему рукой, а потом направилась к метро.

– Если бы ты не трусила, я бы предложил покататься, – произнес он вслед.

Я резко остановилась, обернулась. Он выглядел не так уверенно, как обычно.

– Давай.

Это вырвалось у меня помимо воли, мне не хотелось с ним расставаться. Он прищурился, проверяя степень моей решимости, и, похоже, результат его удовлетворил.

– Стой здесь.

Он бегом вернулся в здание и вышел оттуда через пять минут со вторым шлемом и блузоном.

Я подошла к мотоциклу. Чувствовала я себя паршиво.

– Я отношусь ко всему не слишком серьезно, но мотоцикл – исключение, так что можешь на меня положиться.

Я покивала, он улыбнулся и протянул мне куртку, я надела ее. Она оказалась точно по размеру. Я посмотрела на Габриэля, вопросительно приподняв бровь. Габриэль смущенно почесал в затылке.

– Я купил ее для тебя, знал, что в один прекрасный день ты все равно сдашься.

Я собралась ответить, но он остановил меня, подняв ладонь:

– Не говори ничего, пожалуйста… послушай меня.

Он кратко изложил основные правила безопасности, надел мне каску и проверил, хорошо ли она застегнута. Потом уселся на мотоцикл и начал внимательно меня разглядывать, наклонив голову набок.

– Тебе известно, что ты должна сейчас делать?

Он засмеялся. Я неуверенно сделала два шага, отделявшие меня от мотоцикла, оперлась на его плечо и взобралась на сиденье.

– Сядь так, чтобы тебе было удобно. Если хочешь, крепко вцепись в меня. И не забывай: ты должна повторять все мои движения, расслабиться, и все будет хорошо. O’кей?

– Да, – пискнула я.

Я опустила щиток, а он подмигнул мне и повторил мой жест. Следуя его совету, я сжала коленями его бедра и вцепилась в талию. И сразу почувствовала себя лучше. Он запустил мотор, его рев поверг меня в ужас, жар, вылетавший из выхлопных труб, изумил, и не успела я среагировать, как мы уже ехали. К счастью, медленно. Мне было хорошо, я чувствовала себя в безопасности, уютно прижимаясь к его спине. Когда загорелся красный свет, он взял мою руку и держал ее, пока не пришло время жать на акселератор. Мы поехали. Быстро. Все быстрее и быстрее. Вот мы на набережных Сены. Мотоцикл резво лавировал между автомобилями. Меня пьянило его тело, скорость, глубинная уверенность, что я могла бы последовать за ним на край света, что это мгновение – самое прекрасное и важное в моей жизни, а все остальное не имеет значения. Когда мы снова остановились на светофоре, он поднял щиток. Я сделала то же самое.

– Ну как?

– Еще… пожалуйста.

Мотоцикл рванул вперед. Во время поездки мы были единым целым, и я испытывала от этого наслаждение.

Потом мы мчались на бешеной скорости по кольцевой автостраде, входили в крутые виражи, и в какой-то момент я заметила, что совсем стемнело.

Последний участок слалома между автомобилями на бульваре Бомарше – и Габриэль припарковался на площади Республики. Он жестом показал мне, что пора слезать, а я сумела самостоятельно снять шлем. Руки и ноги у меня дрожали – реакция на напряжение двухчасовой езды.

– Умираю с голоду, пошли поедим, – предложил он.

– Пошли.

Мы шли рядом по парижским улицам, держа в руках шлемы.

– Крутая байкерша! – съехидничал он.

Я ткнула его локтем в бок и ускорила шаг. Он расхохотался, догнал меня и взял за руку.

– Куда это ты рванула? – спросил он, продолжая смеяться.

– Понятия не имею.

– Пойдем.

Мы развернулись и вошли в “Роял Кебаб”. Там все было как положено: особый аппетитный и чуть подозрительный запах жаренной на гриле баранины, выцветшие плакаты на стенах, гирлянда лампочек над фотографией с североафриканским пейзажем, старые столы с поцарапанными пластиковыми столешницами, посетители, явно пару суток не спавшие, телевизор, показывающий футбольный матч. Мне безумно нравилось здесь, рядом с Габриэлем. Он, впрочем, оказался завсегдатаем и обнялся с хозяином. Заметив меня, тот подмигнул Габриэлю и приветственно помахал мне рукой. Габриэль обернулся:

– Тебе здесь нравится?

– Меня теперь отсюда не выгонишь. Честное слово.

На его лице нарисовалось облегчение. Я слушала, как он заказывает себе кебаб макси с картошкой фри и с полным гарниром – салат, помидоры, лук и соус “самурай”. Патрон показал пальцем на меня:

– А что для твоей газели? Габриэль задумчиво оглядел меня:

– Ей просто кебаб без лука.

– Газель сама знает, чего хочет, – перебила я. Наш хозяин расхохотался, а вслед за ним и Габриэль.

– Ух, похоже, ты с ней не скучаешь. Я тебя слушаю!

– Стандартный, с салатом, помидорами и луком. И я хочу белый соус. И фри тоже.

Я улыбнулась. Я чувствовала на себе взгляд Габриэля. Он слегка наклонился ко мне и проговорил на ухо:

– Проголодалась?

– Очень.

Он присвистнул. Я оставила его у стойки обсуждать что-то с хозяином и села за столик. Мне он очень нравился таким, отказавшимся от роли оружия массового обольщения. Правда, он стал еще больше походить на дерзкого разбойника – природа брала свое. Его раскованность пошла мне на пользу: напряжение, не отпускавшее последние сутки, улетучилось, я чувствовала себя раскрепощенной, свободной. Самой собой, в общем.

– Кушать подано, – произнес Габриэль, ставя на стол красный пластиковый поднос с нашими тарелками.

– Премного благодарна.

Он набросился на еду. Больше, чем от еды, я получала удовольствие, наблюдая за тем, как он хищно вгрызается в свой кебаб и облизывает пальцы, чтобы не пропало ни капли сока. Габриэль ел, как проголодавшийся ребенок. На середине порции я сдалась, и он придвинул мою тарелку, чтобы доесть. Потом с трудом подавил отрыжку. Я засмеялась:

– Видела бы тебя Марта!

– Разорвала бы на куски, как когда узнала, что я сделал татуировку.

– Если плохой парень, так уж во всем?

– Да, у меня имеется большая и красивая татуировка.

– Попробую угадать. Случайно, не ангельские крылья у лопаток?

Я действительно попыталась представить себе, что бы это могло быть. Он приподнял бровь.

– Скорее сам ангел, но падший, – сообщил он.

Я рассмеялась и покачала головой:

– Ты неисправим.

Он развалился на стуле и посмотрел на меня.

– Зачем ты это сделал? – поинтересовалась я.

– Кризис переходного возраста в двадцать пять лет. Просто чтобы позлить ее.

– Я бы не рискнула дразнить Марту, – призналась я.

– Никогда этого не делай. Даже если ты поверила в себя.

– Ты так думаешь?

– Теперь ты уже не та робкая и закомплексованная барышня, которая пришла к нам.

– Это хорошо?

– Очень хорошо. Лучше не придумаешь. Ты всегда была красивой и женственной, кто бы спорил. Но сегодня, когда я наблюдаю, как ты идешь вперед, добиваешься успеха, как ты уверена в себе… мне все труднее представить тебя в другой твоей жизни. – Габриэль вздохнул. – Отвезти тебя? – предложил он неожиданно, я даже сразу не осознала, что он сказал.

– Как хочешь.

Мы встали и надели куртки. Я помахала хозяину, Габриэль подошел к стойке и пожал ему руку.

– Доброй ночи, влюбленные! – крикнул он, когда мы уже выходили на улицу.

Мое сердце пропустило один удар. Габриэль на секунду остановился. Мы двинулись к мотоциклу в полном молчании.

– Помочь тебе со шлемом?

– Тут недавно кое-кто назвал меня реальной бай-кершей.

Наш сумасшедший хохот немного разрядил атмосферу.

Мы остановились перед моим домом. Я сошла с мотоцикла, сняла шлем и отдала Габриэлю. Он положил его за спиной, тоже поднялся и стащил свой.

– Иди ложись, ты выглядишь усталой, – сказал он.

– Я и впрямь устала.

Я не удержалась и заглянула ему в глаза. Мои собственные глаза сияли. Я это знала, и мне было наплевать. Сегодня между нами проскочила искра. Как когда мы танцевали. Мы преодолели еще один рубеж. Мое тело среагировало раньше сознания: я бросилась ему на шею. Его руки обхватили меня. Господи, никогда не думала, что может быть так хорошо. Я сейчас на своем месте – вот что я вдруг поняла. На том самом месте, на которое не имею права. Разве что…

– Спасибо, Габриэль… спасибо…

– Не за что.

– Этот день начинался просто ужасно, а теперь ты все изменил, даже сам не знаешь насколько.

Я еще крепче сжала его шею. Он поцеловал меня в висок. Я задрожала.

– Иди спать. Завтра все будет хорошо.

Я отпустила его, отошла на пару шагов назад и улыбнулась. Он уселся на мотоцикл. Я обернулась к нему в последний раз, перед тем как войти во внутренний дворик дома. Он по-прежнему смотрел на меня. Я подумала, что пора поразмышлять о своей жизни, о будущем. Самым серьезным образом.

Глава восьмая

Назавтра я подходила к ателье, когда зазвонил телефон. Пьер. С тех пор как мы накануне расстались, он впервые подал признаки жизни. Я сделала глубокий вдох, перед тем как ответить.

– Здравствуй, – просто сказала я.

– Все в порядке?

– Не знаю.

Я остановилась посреди улицы в двух шагах от ателье.

– Мне нет прощения за то, что я сделал в этот уикенд. Я зашел чересчур далеко.

– Пьер, я устала… устала сражаться за нас… устала все время повторять тебе одно и то же.

– Только не говори, что уже слишком поздно.

И именно этот момент выбрал Габриэль, чтобы выйти из дома. Он увидел меня, улыбнулся, направился ко мне. Мое сердце разрывалось на части.

– Ирис, прошу тебя… – умолял Пьер.

Я покачала головой. Габриэль застыл на месте и нахмурился. Я знаками показала ему, что все в порядке. Он вроде успокоился, послал мне воздушный поцелуй, развернулся и сел в ожидавшее такси.

– Не хочу тебя потерять, – произнес Пьер срывающимся голосом.

– Я здесь, – ответила я, не спуская глаз с удалявшегося такси.

– Ты приедешь на следующие выходные?

– Да… нет… погоди… В пятницу у Марты прием.

– Можно мне прийти?

Я задрожала и стала расхаживать взад-вперед перед домом.

– Зачем?

– Хочу понять, хочу быть свидетелем твоего успеха. Стать частью твоей новой жизни.

– Я спрошу у Марты.

– Позвоню тебе сегодня вечером после работы.

– Как хочешь.

– Я люблю тебя, Ирис.

Я выключила телефон. Слезы душили меня.

Вечером я ужинала у Марты. Еда была скорее скудной – она заботилась о своей фигуре. И о моей – ее последняя придумка. Меня это не огорчило, аппетит пропал сразу после звонка Пьера.

– Дорогая моя, какое впечатление произвело твое платье?

– Имело огромный успех.

– А твой муж? Оценил, по крайней мере? – Ее сарказм удивил меня.

– Очень… да… очень. Кстати, вы не против, если он придет со мной в пятницу?

Она нахмурилась.

– В честь чего? – сухо ответила она. – Ему здесь делать нечего.

– Но…

– Он окажет тебе плохую услугу и отвлечет от работы.

Она помассировала виски. Потом поспешно встала и стала лихорадочно шарить в ящике столика рядом с диваном. Извлекла из него коробочку с таблетками, проглотила одну и мрачно посмотрела на меня.

– Мне это не нравится, Ирис, – сказала она.

– Марта… Он сможет сам убедиться в том, как вы помогаете мне добиться успеха.

– Этот человек ничего не понимает в искусстве, и ты должна…

Ее прервал телефонный звонок.

– Габриэль, дорогой мой… как проходят твои встречи? – Она встала и заходила по гостиной в большом волнении. – Это недопустимо! Приди в себя! Что сегодня происходит с вами обоими?.. Естественно, я имею в виду Ирис! Она здесь, мы с ней восхитительно проводили время. А потом она обратилась ко мне с просьбой, которая мне совсем не понравилась… Тебя это не касается!.. Проблему нужно решить до пятницы, и до тех пор я не хочу тебя видеть!

Она выключила телефон и направилась ко мне, не отрывая от меня глаз. Я снова не смогла выдержать ее взгляд. Она зажала мой подбородок между большим и указательным пальцами, заставила поднять голову и какое-то время пристально вглядывалась.

– Я скажу Пьеру, чтобы он не приезжал, – пробормотала я.

– Да пусть приезжает! Мы сделаем так, что он больше не будет помехой твоей карьере.

– Нет… я…

– Хватит! Иди спать, дорогая моя. Жду тебя завтра в ателье.

Она убрала пальцы, державшие подбородок, и попросила Жака вызвать такси. После чего исчезла, не сказав больше ни слова. Мне было плохо, я переживала из-за того, что возражала ей, и не могла понять, почему присутствие Пьера на приеме вызвало такую бурную реакцию. И что такого сделал Габриэль, что навлекло на него Мартин гнев? Когда через десять минут Жак вернулся за мной, я не сдвинулась с места.

– Ирис, такси ждет вас внизу. Какие-то проблемы?

– Марта…

– Да, я все слышал. Не расстраивайтесь, она просто устала и на все болезненно реагирует. Со временем уладится. Она злится не на вас. Ее мучат страшные мигрени.

– Я могу чем-то помочь?

– Возвращайтесь домой, завтра все придет в норму.

Пьер застрял в пробке. Он позвонил, чтобы предупредить, и рассыпался в извинениях. Значит, появлюсь на Мартином коктейле без него. В последние дни она смягчилась, и приезд моего мужа перестал быть проблемой. Больше того, она, казалось, в восторге от этой идеи. Повторяла, что вообще-то это чудесно, после такого вечера он будет активно поддерживать меня. Я перестала понимать, что происходит.

Я вышла из квартиры, села в такси и поехала к ней. Всю неделю я не видела Габриэля, и мы даже ни разу не позвонили друг другу. Я скучала по нему, но надеялась, что вынужденное расставание поможет мне справиться с охватившим меня смятением. Я волновалась, не в состоянии предугадать, как буду реагировать, когда эти двое окажутся рядом…

Выйдя из такси, я заметила Габриэля, который подходил к дому. Он направился ко мне.

– Я скучал по тебе, – сказал он, целуя меня в щеку.

– Не выдумывай, ты был слишком для этого занят.

Он придержал входную дверь, положил руку мне на спину, легонько подтолкнул к лифту.

– Надеюсь, это для меня ты сегодня еще красивее, чем всегда. Выполним свои обязанности и можем сбежать, я тут подумал…

– Габриэль, – прервала я.

– Да, Ирис, – промурлыкал он.

– Пьер… Сегодня вечером приедет Пьер.

Он на мгновение остановился, после чего распахнул дверь лифта:

– Потрясающе!

В кабине мы отодвинулись, насколько возможно, друг от друга и стояли, вжавшись в стенки.

– Итак, я познакомлюсь с лекарем. Интересно. Наши глаза не отрывались друг от друга все то время, что лифт полз вверх. Мы больше не улыбались. И тем более не смеялись. На шестом этаже Габриэль преодолел разделявшее нас расстояние и убрал упавшую мне на глаза прядь волос.

– Надеюсь, он понимает, какой ему выпал шанс.

У меня подкосились ноги. И тут он улыбнулся и с шумом ворвался в Мартину квартиру. Я последовала за ним через короткое время, пребывая в полной растерянности.

К моему величайшему удивлению, Марта ревниво удерживала нас обоих, не отпуская от себя ни на шаг.

Некоторые гости высказывались в том смысле, что мы могли бы быть ее детьми, ее наследниками. Она отвечала, что мы – ее творения. Габриэль открыто потешался над этой ситуацией. Я еще больше растерялась. Не знала, чего он хочет, чего ждет. Ломает комедию? Искренен?

– Был бы счастлив, если бы у меня была такая младшая сестренка.

– И защищал бы ее от мужчин вроде тебя, дорогой мой, – язвительно заметила Марта.

– Непременно, – подтвердил Габриэль, заглядывая мне в глаза.

Требования приличия заставили меня улыбнуться. В этот момент появился Пьер, которого Жак проводил до самых дверей большой гостиной.

– Извините меня, – сказала я.

Пересекая салон, я сосредоточилась на муже. Впервые я заметила в его взгляде восхищение. Он тоже произвел на меня впечатление: Пьер излучал уверенность, которая раньше появлялась у него только в кругу коллег. Я подошла к нему и легонько прижалась губами к его щеке.

– Рада видеть тебя здесь.

– Ты великолепна.

– Спасибо, ты не обязан был надевать костюм.

– Не хотел, чтобы тебе было неловко за меня. Искренность его тона поразила меня.

– Мне никогда не будет неловко за тебя. – Я взяла его за руку.

– Пойдем, хочу представить тебя Марте и… Габриэлю.

Мы направились к ним. Мое сердце отчаянно застучало, ноги стали ватными. Инстинктивно я сжала руку Пьера. Только бы не упасть, только бы никто не заметил моего смятения. Марта холодно наблюдала за нами. А Габриэль оставался таким, как всегда, непринужденным, с разбойничьей улыбкой и вызывающим взглядом.

– Марта, позвольте представить вам моего мужа Пьера.

– Очень приятно, – сказал он, пожимая ей руку.

– Вы здесь благодаря своей жене.

– Спасибо, что поверили в нее… больше, чем я.

Как остаться равнодушной к этому публичному покаянию? Марта наградила его пронзительным взглядом:

– Сегодняшний вечер поможет вам наверстать упущенное, дорогой мой.

Я собралась с духом:

– Это Габриэль.

Пьер повернулся к нему. Они обменялись крепким рукопожатием. Свершилось. Они оба стоят передо мной. Мое сердце отчаянно билось, и я не знала, почему или для кого. Я заставляла себя не сравнивать их, тем более что это было невозможно, поскольку они являли собой полную противоположность друг другу.

– Рад знакомству, Габриэль.

– Значит, это правда, у Ирис действительно есть муж.

Они не спускали глаз друг с друга, и я затруднялась расшифровать, что у них на уме.

– Дорогие мои! – вмешалась Марта.

Она взяла Габриэля под руку:

– Я должна кое-кого тебе представить.

– Кого именно?

– Новую клиентку Ирис, адвокатессу, она специализируется на хозяйственном праве. Будет полезно, если ты подключишься.

Габриэль посмотрел на Марту с вызовом, она улыбнулась, я нервно сглотнула слюну. Потом он повернулся к нам:

– Ну что ж, голубки, похоже, у нас дела. Хорошего вам вечера.

Они развернулись и направились к новой клиентке. Роскошная женщина. Притворяется застенчивой. Трижды разводилась. Возглавляет адвокатскую контору. Все мужчины, с которыми она имеет дело, восхищаются ею и боятся ее. Моя наставница представила их друг другу. Я мысленно перенеслась на несколько месяцев назад, вспоминая по ассоциации свою первую встречу с Габриэлем. В отличие от того раза, Марта сразу же оставила их наедине, и этой женщине не пришлось отказываться от предложенного Габриэлем шампанского. На ней было платье с завышенной талией из черного муслина. Мое платье. Я придумала его для себя. Мечтая о Габриэле, вынуждена признать. Придя в первый раз в ателье, она его увидела и потребовала себе. Я согласилась. Оно было ей к лицу и великолепно сочеталось с босоножками на серебристых каблуках. Нежность наряда смягчала ее облик воинственной валькирии. Одобрительный взгляд знатока, которым окинул ее Габриэль, не оставлял сомнений в его оценке и наряда и хозяйки.

Я почувствовала, что рука Пьера обвила мою талию. Я вопросительно посмотрела на него.

– Они… они… – Он подыскивал слова, и это меня рассмешило, непонятно почему. – На самом деле я не знаю, что тебе сказать, – продолжил Пьер. – Разве что никогда бы не подумал, будто тебе может быть настолько легко с такими людьми.

Я молча кивнула. Не могла же я заявить ему, что благодаря “таким людям” у меня наконец-то появилась возможность проявить себя.

– Скажи, пожалуйста, что, все женщины здесь в твоих нарядах?

– Не все, но часть – да.

– Ты своего добилась… Я горжусь тобой… Знаешь, и дома тебя ждут клиентки. В клинике все подходили ко мне, спрашивали твой телефон.

– Что ж! Я не рассчитывала, что произведу такое впечатление на свадьбе.

– Ты себе не представляешь…

Он помрачнел. Я поцеловала его:

– Пошли, не будем стоять в стороне от всех.

– Идем.

Марта следила за мной издалека и мысленно разбирала Пьера по косточкам. Я представила мужа некоторым из гостей – клиенткам, их спутникам. Мне даже удалось раскопать среди приглашенных врача, чтобы Пьер мог сделать глоток кислорода. Он никак это не прокомментировал, но по выражению лица я догадалась, что он мне благодарен. Пьер вел себя непринужденно, много говорил. Продолжал обнимать меня за талию и был полон внимания, как в самом начале нашего брака. Может быть, мы продвигаемся по пути к выздоровлению? Мне очень хотелось в это верить. Я была обязана в это верить. Я искала взглядом Габриэля. Он оживленно беседовал все с той же женщиной, шептал ей что-то нежное на ушко. Я знала, чем у них завершится вечеринка. Она точно не скажет ему “нет”. А он как будто только этого и ждет. Я больше не свободна и не могу играть в его игры, значит, я перестала быть центром притяжения. К глазам подступили слезы, в горле застрял комок, мне было плохо и больно. Пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы удержаться, не подойти и не отодвинуть эту женщину, напомнив Габриэлю о своем существовании. Я попалась в его западню и снова буду стремиться в нее. Но нужно образумиться. Это его жизнь. А моя жизнь – Пьер. Я сделала свой выбор. Разумный выбор.

– Все в порядке? – прошептал мне на ухо Пьер. – Ты где-то не здесь.

– Все в порядке, просто немного устала. Давай уйдем?

– Как скажешь.

Мы подошли к Марте попрощаться. А с Габриэлем лишь помахали друг другу, настолько он был занят.

Когда мы легли, Пьер потянулся ко мне и стал целовать. Он так давно не прикасался ко мне, что я мгновенно среагировала на его ласки. Я ощущала его на себе, в себе, но мое сердце не участвовало в наших объятиях. Отвлекало сопротивление непрошеному присутствию Габриэля в моих мыслях. Мы занимались любовью как супруги со стажем, знающие друг друга наизусть, механически, без страсти, без эмоций. Потом Пьер уснул, обнимая меня. А я глотала слезы.

Наш парижский уикенд прошел спокойно. Взявшись за руки, мы гуляли по острову Сен-Луи, а вечером там поужинали. Назавтра, после посещения Нотр-Дам, мы бродили по Латинскому кварталу, болтая о том о сем. Однако все было не так уж благостно. Время от времени мы оба погружались в молчание, словно нам нечего друг другу сказать или мы боимся, как бы разговор не принял опасный оборот. Я заставляла себя не думать о Габриэле.

В воскресенье днем, когда до отъезда Пьера оставалось несколько часов, мы наслаждались лучами весеннего солнца на террасе кафе неподалеку от Люксембургского сада.

– Я хотел с тобой кое о чем поговорить, – объявил он.

Привычная серьезность вернулась к нему.

– Слушаю тебя.

– Пожалуйста, возвращайся домой.

У меня в голове затикали часы, и я принялась быстро подсчитывать в уме. Мне вдруг стало холодно, несмотря на теплую погоду, и я заерзала на стуле.

– Осталось полтора месяца занятий.

– Послушай, я подумал, проанализировал то, что видел в пятницу вечером… Ты здесь больше не учишься, да и, по сути, никогда не училась. Ты сложившийся дизайнер, которым всегда хотела быть, у тебя есть клиентки в Париже, и в нашем городе появятся. Я убедился в этом после свадьбы.

– Ко мне никто не обращался.

– Потому что ты в Париже. Вспомни, о чем мы говорили: ты должна работать дома. Пару дней назад я поднялся на чердак, обдумал, как там все обустроить, чтобы ты могла принимать заказчиц. К тому же кто тебе помешает время от времени появляться в Париже и встречаться с Мартой и ее клиентками?

– Ты приехал сюда только для того, чтобы вернуть меня домой?

– Нет, я скучал по тебе, и потому приехал. Целую неделю я беспрерывно размышлял, задавался вопросом, как мы могли до такого дойти. Вся ответственность лежит на мне. Раньше я к тебе не прислушивался, но теперь с этим покончено. Ты правильно сделала, что напугала меня во время свадьбы – я не хочу тебя потерять. Это было как электрошок. Но если тебя не будет дома, как я докажу, что изменил свои приоритеты и отныне ты и наша семья – самое важное для меня?

– Наши проблемы не решатся по мановению волшебной палочки только потому, что я вернусь раньше, чем предполагалось.

– Знаю, знаю, но дай нам шанс, дай мне шанс… Что тебя здесь удерживает?

Соблазн. Горло перехватило, и я мысленно поздравила себя с тем, что темные очки скрывают наплывающие слезы.

– Ничего не удерживает, ты прав.

– И потом, мы ведь собираемся завести ребенка, и это сделать проще, если мы все ночи будем проводить вместе.

Я вздыхала, смотрела по сторонам, ничего не замечая и пытаясь переварить вывод, к которому Пьер меня подталкивал. Мне все удалось. Я стала дизайнером. Пьер вернулся и сражается за меня. Пришло время перевернуть парижскую страницу.

– Я не хочу, чтобы мы продолжали жить порознь… А ты?

– Но ты же не думаешь, будто я могу вернуться прямо сегодня вечером, – улыбнулась я. – Сперва мне нужно многое уладить.

Пьер взял меня за руку и крепко сжал:

– Буду ждать тебя.

Назавтра я встала рано. День будет трудным. Нужно закончить несколько заказов и предупредить Марту о перемене в моих планах. Никогда ноги не были такими тяжелыми, как сейчас, когда я подходила к ателье. После отъезда Пьера у меня в горле образовался ком, который мешал дышать. Мне уже начало казаться, что я вот-вот задохнусь, и тут я увидела подъехавшего на мотоцикле Габриэля.

– Что ты делаешь здесь в такое время? – поинтересовался он.

– Могу задать тебе тот же вопрос.

– Мне не спалось, вот я и подумал, почему бы не приехать.

– Выпьем кофе, перед тем как идти пахать?

– Я не против.

Мы зашли в ближайшую забегаловку. От восхитительного запаха свежих круассанов меня замутило. Я выбрала столик у окна – спиной к свету легче прятать глаза – и села на банкетку. Я заказала американо, Габриэль – эспрессо. Слышался звон посуды, шипение кофемашины, шелест переворачиваемых газетных страниц. Нам принесли кофе.

– Как твои выходные с Пьером?

Он произнес имя Пьера так, будто они знакомы или даже близкие друзья, и я пришла в замешательство.

– Э-э-э… да… на самом деле мы много говорили и… Я впилась в него взглядом:

– В ближайшее время я возвращаюсь домой.

Он развалился на стуле и закинул руки за голову.

– Ну что ж, значит, пора… Я до сих пор так и слышу, как ты говоришь, – он изобразил пальцами кавычки, – “Я здесь всего на полгода”.

Я улыбнулась:

– А ты ответил: “За полгода многое может случиться”.

– Быстро время прошло, да?

– Да.

Он смотрел в окно. В молчании потянулись долгие секунды.

– Ты права, тебе пора возвращаться.

Я почувствовала удар в самое сердце.

– Ты действительно так думаешь?

– Да, я, конечно, совсем не знаю, что такое семейная жизнь, но я могу себе представить, что, если бы я любил женщину… я бы не отпустил ее так далеко и надолго. К тому же твоя жизнь – там, она всегда была там.

– В том-то и дело…

– Когда ты уезжаешь?

– Не знаю… Через несколько дней, я думаю. Нужно сказать Марте… Как она, по-твоему, к этому отнесется?

– Не беспокойся о ней, ладно?

– Легко сказать.

– Я знаю.

Он посмотрел на часы:

– Мне пора.

– Иди, не нужно из-за меня опаздывать.

Он поднялся, вынул из кармана деньги и бросил на стол:

– Сообщи, когда соберешься ехать, пойдем с тобой выпьем.

– Как скажешь, – прошептала я.

Когда он ушел, я глубоко вздохнула, почувствовав облегчение от того, что все уже позади, и одновременно ужасную грусть из-за его безразличия и той стенки, которую он сразу возвел между нами. Значит, я не ошиблась тем вечером у Марты. Я была лишь минутным капризом, хотя он и позволил мне на мгновение увидеть другого человека, скрывающегося за маской прожженного соблазнителя. Он выразился более чем недвусмысленно: я приняла правильное решение, и мой отъезд не очень-то его огорчает. Оставшись в Париже, я бы стала ядром каторжника, прикованным к его ноге. В конце концов, я возвращалась к привычной жизни замужней женщины, верной своему мужу, и Габриэль медленно отходил на второй план.

“Это было просто мимолетное увлечение”, – мысленно произнесла я, чтобы было не так больно.

Мне удалось связаться с Мартой только ближе к вечеру. Она предложила подняться к ней. Я направилась к ее квартире, нервничая, полная неприятных предчувствий и надеясь, что платье, которое я заодно принесу, смягчит реакцию. Дверь с улыбкой открыл Жак. Я не сумела улыбнуться ему в ответ. Я прошла по длинному коридору, и мои высокие каблуки царапали паркет. Тишина показалась мне зловещей. Марта читала – она подняла голову, когда я вошла в гостиную.

– Как дела, дорогая моя?

– Все отлично, спасибо.

Я переминалась с ноги на ногу.

– Что с тобой? Не стой, садись.

Я опустила платье на диван, рядом с ней. Она отметила страницу закладкой, положила книгу на маленький приставной столик и с улыбкой погладила ткань. Я последовала ее приглашению и села на диван напротив.

– Ты как-то странно говорила по телефону, Ирис. Что-то случилось?

– Я… я… Вы же помните, я приехала сюда ненадолго…

Ее лицо напряглось.

– Действительно, но теперь все изменилось. Впрочем, я и раньше так не думала.

От резкости и безапелляционности ее тона у меня все похолодело внутри.

– Марта… я никогда не намеревалась окончательно перебраться сюда.

– Неправда! Муж понял, что ты от него ускользаешь, попросил вернуться, и ты тут же сдалась, словно покорная собачонка. Ты ставишь под угрозу свою карьеру.

Она поднялась и стала расхаживать по комнате в сильном волнении.

– Я думала, у тебя есть размах, сила, блеск. Но ты пропустила мимо ушей мои уроки. Ты оказалась слабой и позволяешь мужчине навязывать тебе свою волю.

– Но это же мой муж, он скучает по мне, и я по нему скучаю…

– Ты по нему не скучаешь, когда бываешь со мной! – взорвалась она.

Она помассировала виски, на ее лице отразилось страдание. Нужно было срочно что-то сделать, успокоить ее, объяснить, что я не собираюсь ее бросать.

– Я буду часто приезжать, чтобы работать с вами, выполнять заказы…

– Жалкая идиотка! – завопила она.

Я сжалась в комок и не увидела, как она подошла ко мне. Она потянула меня за руку, заставила встать, пронзила взглядом.

– Убирайся! – Ее голос ожег, словно хлыстом. Металлический, пугающий звук. Ее пальцы сжимали мою руку.

– Считай, что это твой последний день в ателье. Я почувствовала, что задыхаюсь.

– А как же мои заказы…

– Найду кого-нибудь более толкового, чем ты. Вот что я сделаю с твоими тряпками, смотри! Это полное барахло.

Она резко отпустила мою руку и схватила платье, которое я только что принесла. Ее тонкие пальцы, казавшиеся такими хрупкими, яростно вцепились в муслин. Марта раздирала ткань в клочья с силой, которой я в ней не подозревала. Никогда не забуду резкий звук рвущейся материи. Когда от модели ничего не осталось, она бросила обрывки мне в лицо.

– Ты убиваешь меня! – прокричала она, перед тем как, не обернувшись, покинуть комнату.

Сквозь туман от нахлынувших слез я, не отрываясь, смотрела, как уходит эта великолепная, такая гордая и глубоко оскорбленная женщина. Что я наделала? Я долго стояла, не в силах шевельнуться, посреди гостиной. Наконец ко мне приблизился Жак:

– Идите, Ирис.

– Нет…

– Ее гнев впечатляет, я знаю. Все кончено. И она… она велела забрать у вас ключи от ателье и… вашу записную книжку.

Меня выбрасывают, как половую тряпку.

– Вам нужно зайти в ателье?

– Не знаю… нет.

– Прошу вас, Ирис.

Я рылась в сумке в поисках того, что должна отдать. У меня дрожали руки, и я высыпала все ее содержимое на пол. В конце концов я нашла ключи и блокнот с телефонами клиенток. Жак осторожно взял их у меня и помог собрать остальное. Он поддержал меня, когда я вставала с колен, и проводил до двери. Подойдя к лестнице, я увидела гору одежды, сваленной как попало. Весь гардероб, сшитый мной для Марты. Раздался крик, за которым последовал стук захлопнувшейся двери. Больше я сюда никогда не вернусь. Из любимицы я превратилась в persona non grata. Все случилось невероятно быстро. Жак слабо и печально улыбнулся мне:

– Возвращайтесь домой, Ирис. Начните свою жизнь заново с того места, на котором оставили ее, приняв приглашение Марты.

Я всхлипнула, а Жак бесшумно закрыл за мной дверь. В голове у меня не осталось ни одной мысли, когда я нажимала кнопку лифта, входила в кабину и покидала дом. И вот я на улице. Я вернулась в утреннюю забегаловку, села за тот же столик и заказала водку с тоником.

По-прежнему в невменяемом состоянии я позвонила Пьеру. Он обрадовался и сказал, что освободит завтрашний день, чтобы побыть со мной.

Мне хотелось плакать, но слезы не приходили. Я была оглушена, растеряна, ничего не понимала. Единственное, в чем я была уверена, – все рухнуло и нужно возвращаться домой. Мое приключение с Мартой закончилось самым плачевным образом. Встреча с такой наставницей – редкостное везение в жизни. Я сама все испортила, и боль от этого была совершенно непереносимой. Несколько разящих фраз – и она отняла у меня все, чем когда-то щедро одарила: веру в себя, талант, страсть, новую жизнь, свою вдохновляющую поддержку. Кем я стану без нее? Без ее советов? Без ее взгляда? С памятью о ее ненависти? Все последние месяцы я из кожи вон лезла, чтобы понравиться ей, не разочаровать ее, а сегодня собственными руками все уничтожила, чтобы спасти свою семью. И теперь я снова никто.

Осталось сделать одно, последнее дело. Отправить эсэмэс. Я написала:

Уезжаю.

Габриэль мгновенно ответил:

Марта?

Да.

Зазвонил телефон. – Ты где? – спросил он без всякого вступления.

– Там, где ты меня оставил сегодня утром.

– Когда едешь?

– Завтра. Пойду собираться.

Последовало молчание, потом какой-то грохот.

– Не сиди там, сложи вещи, а вечером поужинаем вместе.

– У тебя что, других дел нет?..

– Замолчи.

– Вот, теперь и ты. Вообще-то мне хватило и Мартиных упреков.

– Извини. Буду возле твоего дома через два часа. Договорились?

– Как скажешь.

Я расплатилась и вышла. Бросила последний взгляд на здание, которое в первый день произвело на меня такое мощное впечатление. В последний оно впечатляло ничуть не меньше.

Вещи я сложила быстро. У меня была только одежда и всякие мелочи для любительского шитья, с которыми я приехала. Я прошлась пылесосом по студии, якобы сделав уборку, и вот я готова. Приняла душ, в основном чтобы очистить мысли. Долго стояла под струями воды. Понадобилось меньше суток, чтобы моя жизнь снова перевернулась. Меня затянуло в спираль, которая возвращает меня к прежнему существованию. Я снова имею значение для Пьера. Для Марты меня больше нет, а с завтрашнего дня не будет и для Габриэля. Шитье – вот единственное доказательство того, что эти несколько месяцев мне не приснились. Как продолжать без Мартиной поддержки? Как снова начать шить, зная, что она растоптала мою работу? Она, единственная, кто поверил в меня. Я должна сделать все, чтобы доказать ей, что она не зря потратила на меня время, что я не забыла, чем ей обязана, но в состоянии справляться сама. Если бы не Пьер и его просьба, смогла бы я когда-нибудь оторваться от нее?

Я тщательно оделась, думая только о Габриэле: быть красивой для него в последний раз. Если повезет, может, он не сразу забудет меня. Я надела узкую черную юбку и черную блузку. Теперь – роскошные лодочки на каблуках-стилетто напоследок перед долгим забвением: вряд ли они мне понадобятся в ближайшее время. Я тщательно расчесала волосы, оставив их свободно лежать на спине, и накрасилась. Надела черный плащ из хлопка с кожей и затянула пояс. Взглянула в зеркало: я была готова попрощаться с Габриэлем.

Он ждал меня, скрестив на груди руки, прислонившись к мотоциклу. Когда я направилась к нему, выпрямившись и отведя плечи назад, он не шевельнулся, так и продолжал стоять. Расстояние, разделявшее нас, уменьшалось, и наши глаза все напряженнее искали друг друга.

– Я боялся увидеть тебя на дне пропасти, а ты…

Он оглядел меня с ног до головы, собрался что-то сказать, но я его опередила:

– Я хочу насладиться последним вечером. Поэтому нечего рыдать над моей судьбой и даже обсуждать ее. Куда мы идем?

– Пошли.

Мы прошагали, не произнося ни слова, с четверть часа, после чего вошли в уютный ресторан с обволакивающей интимной атмосферой возле музея Пикассо. Фоном едва слышно звучал бразильский джаз, Стэн Гетц и Жилберту Жил. Габриэль попросил принести бутылку шампанского и сообщил, что еда уже заказана: фуа-гра без всяких наворотов, только с инжирным вареньем, гребешки Сен-Жак и крем-брюле на десерт.

– За несколько месяцев я успел тебя изучить, и твои любимые блюда мне известны.

Я засмеялась и покраснела. Габриэль приподнял бокал.

– За что выпьем?

– За нас.

Безжалостно покатились минуты. Я хотела остановить время, хотела навсегда остаться в этом ресторане и никогда не расставаться с Габриэлем. Его взгляды не могли лгать, я была ему не безразлична, и мне было хорошо и одновременно больно. Что я могла поделать? Бутылка медленно, но верно пустела. Опьянение мягко обволакивало, снимало усталость, разговор у нас не клеился. Несколько мимолетных улыбок, пара фраз – и это все. Как вдруг одно из его замечаний привело меня в замешательство.

– Не забудь сообщить мне, – произнес он, криво усмехнувшись.

– Сообщить что?

– Ты же скоро забеременеешь и родишь, что вполне логично.

– Не знаю… может быть.

Его лицо стало серьезным.

– Тебе это пойдет, и не важно, кто отец.

Живот свело спазмом.

– Не говори так, пожалуйста.

– Ладно, ладно… А еще ты заведешь собаку.

– Но это же так банально!

– Важно только одно: чтобы ты была счастлива и продолжала создавать модели. Оставайся той, какой ты стала здесь. И к черту все, что Марта могла тебе наговорить.

– Я так и планирую, – сказала я, но сама себе не поверила.

Он попросил счет, заплатил. Потом посмотрел на меня:

– Пойдем?

Ком в горле помешал мне ответить, и я смогла только кивнуть. Габриэль помог мне надеть плащ, придержал, как обычно, дверь.

Расстояние до моего дома катастрофически сокращалось. Мы шли, касаясь друг друга плечами. Мне было все труднее сдерживать слезы. Я хотела бы столько сказать ему. Пусть бы он узнал, какие чувства вызывает во мне, даже если я не имею на них права. И еще, пусть не забывает меня. Габриэль первым нарушил молчание:

– Теперь по вечерам мне будет скучно.

– Знаю я тебя, ты быстро себе кого-то подыщешь. Так что я за тебя не беспокоюсь. – Я сразу увидела его в окружении поклонниц. – Ты же не можешь быть благоразумным, сам говорил, – добавила я, взглянув на него.

– С тобой было хорошо быть непослушным… – Он подмигнул. – Роль галантного кавалера завершена – ты доставлена по назначению.

Мы пришли! Уже. Стоим прямо перед дверью. Лицом к лицу. Габриэль улыбнулся, а у меня на улыбку не хватило сил.

– Я тебя не скоро увижу, – произнес он.

Я покачала головой. Он больше не улыбался. И не шутил.

– Ирис, я…

Он взъерошил волосы.

– Мне будет тебя не хватать, – прервала я его. – Гораздо больше, чем тебе кажется.

Это было сильнее меня, я бросилась в его объятия. Зарылась лицом в шею, прижалась, ощутила его кожу. Он крепко обнял меня.

– Не хочу расставаться с тобой, – прошептала я.

– Я знаю…

Он выпрямился, я оторвалась от него. Он обхватил мое лицо. Его ладони были мягкими и нежными. Я накрыла их своими и гладила. Большим пальцем он стер с моих щек предательские слезы, которые катились сами по себе, помимо моей воли, и легонько подул, чтобы убрать волосы с лица. Его улыбка была грустной.

– Это было бы хорошо, даже очень хорошо, – сказал он.

– И я так думаю.

Он в упор посмотрел на меня:

– Нам удалось украсть несколько замечательных моментов, не предусмотренных программой… но мы знаем, что отношения между нами невозможны. У тебя своя жизнь, у меня своя. Будем считать, что нам обоим повезло, хоть и по-разному.

Он снова обнял меня. Я опять уткнулась лицом в его шею, чтобы надышаться им, его ароматом.

– Ирис, иди домой, иначе мы не справимся…

Я отпустила его, а он провел пальцем по моему лбу, носу, щекам. Мы посмотрели друг другу в глаза. Наше дыхание участилось. Габриэль на несколько мгновений прильнул к моим губам. Меня пронизала дрожь.

– Я только-только распробовал вкус твоих губ.

Он снова потянулся ко мне губами, я ответила на поцелуй, но он прервал нашу почти целомудренную ласку.

– Возвращайся к мужу.

Я заставила себя оторваться от него:

– Габриэль, я…

– Тс-с-с…

Я открыла дверь, бросила на него последний взгляд и шагнула во дворик. Оставшись одна, я прислонилась спиной к двери и медленно опустилась на землю. Деревянная створка задрожала – по ней изо всех сил ударили. “Господи, сделай так, чтобы он ушел, – думала я, – иначе мне не выдержать”. Через какое-то время, показавшееся мне вечностью, взревел мотоцикл. Габриэль рванул с места и с грохотом умчался.

Минут пять я не могла сделать ни шагу, потом, спотыкаясь, побрела к лифту. Я чувствовала себя пьяной – от тоски, чувства вины и утраты кружилась голова. Всю оставшуюся жизнь мое сердце будет разорвано пополам. Ирис Пьера. Ирис Габриэля. Двое мужчин, две любви. Готова расхохотаться в лицо всякому, кто рискнет утверждать, будто нельзя любить двоих одновременно. Оказывается, еще как можно.

Только любишь разной любовью. Любовь к Пьеру была чем-то привычным, придающим уверенность в незыблемости течения жизни. С Габриэлем это была любовь-взрыв, любовь – хождение по проволоке над пропастью, любовь в неведомой стране. Прикосновение его губ не вызывало того чувства уверенности, которое пробуждали губы Пьера. Но оно разжигало во мне такое волнение, о каком я до сих пор даже не подозревала. Увы, я не успела распробовать это новое неизведанное чувство.

Я вошла в студию, сбросила туфли, упала на постель, не раздеваясь, и свернулась калачиком. Буду всю ночь оплакивать утраченную запретную любовь. А завтра спрячу Габриэля в самом дальнем уголке своего сердца. И трепетно сохраню воспоминания о нем, о минутах, которые провела с ним. Это будет мое тайное сокровище.

Глава девятая

Утром Пьер ждал меня на платформе, как мы договорились. Он подхватил чемоданы, помог выйти из поезда. Потом сжал в объятиях. Такая публичная демонстрация чувств на него не похожа.

– Я так счастлив, что ты снова здесь. – Он внимательно оглядел меня. – Выглядишь усталой…

Я поправила прическу:

– Поздно легла вчера.

– Последний парижский вечер?

– Вот-вот. Ну что, поехали?

В гостиной меня встретил огромный букет роз. Дом сиял чистотой, все вещи на своих местах. Его старания не вызвали у меня никаких эмоций.

Я поблагодарила Пьера, поцеловала его и поднялась на второй этаж, чтобы разобрать чемоданы. Он не пошел со мной. Слезы повисли на ресницах, потекли по лицу. Я промокнула их салфеткой, чтобы не оставалось следов. Несколько раз глубоко вдохнула, глядя в потолок. Ничего не помогло. Слезы бежали все быстрее и сильнее. Я услышала шаги Пьера – он поднимался по лестнице. Тогда я бросилась в ванную, чтобы умыться холодной водой.

– Что ты собираешься сегодня делать? – спросил он, входя следом за мной.

Я отвернулась и схватила полотенце.

– Не знаю, – ответила я хрипловатым голосом, не отнимая полотенца от лица.

– Хочешь расположиться на чердаке? Отдохнуть? Погулять?

Нужно было срочно взять себя в руки.

– Погулять – это хорошая идея. Займусь обустройством завтра. Давай проведем этот день вдвоем, такая возможность нам выпадает не часто.

Я так и стояла к нему спиной и старалась натянуть на лицо улыбку, повторяя себе, что все будет хорошо в этом лучшем из миров.

С порога я помахала Пьеру, уезжавшему на работу. Подождала, пока его машина скроется из виду, и вернулась в дом. Я была одна. Царила полная тишина. Мне понадобилось больше часа, чтобы убрать со стола остатки завтрака и застелить нашу постель. Я тянула, сколько могла, но в конце концов у меня не осталось ни одной отговорки, и я поплелась на чердак. Спасибо Пьеру, он проветрил, и затхлостью здесь не пахло. Я села рядом со старой верной подружкой. Придется привыкать – великолепной профессиональной машины, как в ателье, у меня больше не будет. Все утро я так и просидела, даже не прикоснувшись к своему “Зингеру”.

В полдень я спустилась на кухню, решив приготовить бутерброд. Пока ела, проверила телефон: ни одного звонка, ни одного сообщения. Нет больше Марты. Нет больше клиенток. Нет Габриэля.

Днем я собралась с духом – надо действовать. Если я собираюсь шить, нужны новые ткани, а не остатки старых. Меня ждал настоящий шок, когда я увидела разницу между запасами Марты и ассортиментом магазина Toto Soldes. Я сказала себе, что слишком быстро привыкла к роскоши и изысканности. В результате все же нашлось несколько приличных тканей, и я вернулась с ними домой.

Назавтра я позвонила Филиппу. Хотела узнать, как обстоят дела с неоконченными заказами. Он не снял трубку, не ответили мне и девушки. Для очистки совести я поискала в телефонном справочнике координаты моих клиенток: все они оказались в закрытом списке.

Три следующие недели были самыми тяжелыми в моей жизни. Я начинала день с сообщения Филиппу, ни на одно из которых не получила ответа. Связаться с девушками я больше не пыталась – не хотела осложнять их отношения с Мартой. Все отвернулись от меня. Позвонили несколько приятельниц: одной нужно было убрать платье в талии после беременности, еще двум-трем подшить низ юбки. Я предлагала посмотреть модели, которые могли бы им подойти, но они откладывали новые вещи на потом. “Как только появится возможность, сразу к тебе обращусь”, – говорили они.

Мне все время вспоминалась фраза Марты: “ Ты что, искренне полагаешь, будто сможешь достичь творческого расцвета, всю жизнь подшивая платья и делая прямые юбки для пожилых дам?”

Словно “отчаянная домохозяйка”, я каждый вечер считала минуты в ожидании Пьера. Я всегда встречала его улыбкой. Его ни в чем нельзя было упрекнуть. Все выглядело так, будто он проанализировал свои недостатки и решил стать другим человеком: больше не возвращался домой бог знает когда, а если брал дежурство, заранее предупреждал меня и старался дежурить только тогда, когда нельзя было отказаться, к тому же рекламировал меня своим коллегам и медсестрам. Выходные проводил дома со мной. Строил планы на отпуск, на короткие загородные вылазки. И все чаще и чаще заговаривал о нашем будущем ребенке. Но я пока была не готова. Правда, я не признавалась в этом Пьеру, но постоянно откладывала отмену противозачаточных таблеток. Я чувствовала, что он за мной наблюдает. В особенности по вечерам, когда мы смотрели телевизор и нам было не о чем говорить. Теперь он снова исполнял супружеский долг. Однако всякий раз, когда мы занимались любовью, мне приходилось сражаться с видениями – я думала о Габриэле, и в момент оргазма не знала, что делает мое удовольствие таким сильным: тело Пьера или воспоминания о Габриэле и его губах. Габриэль… На самом деле у меня от него ничего не осталось. Как будто его и не было никогда в моей жизни. В тех редких случаях, когда я выходила прогуляться, стоило мне встретить мужчину, пахнущего Eau Sauvage, как я начинала жадно втягивать воздух, стараясь оживить воспоминания. И всякий раз повторяла себе, что я полная дура. Снова и снова я прокручивала в воспоминаниях сцену нашего прощания. И неизменно приходила к бесспорному выводу: он не попытался меня удержать.

Но мне не хватало не только Габриэля, я тосковала по всей моей парижской жизни. По адреналину заказов, шуму ателье, девушкам, умным машинам, смеющимся и болтающим клиенткам, приемам, вернисажам, поездкам на такси по всему городу, обуви на головокружительных каблуках.

И по Марте. Без нее у меня ничего не получалось. Она открыла меня, была источником моего вдохновения. А теперь она отняла у меня все.

Однажды вечером я сорвалась. Пьер вернулся домой и увидел, что я сижу возле швейной машинки и заливаюсь слезами. На чердаке царил кавардак: разбросанные по полу куски ткани вперемешку с едва начатыми и недошитыми платьями. Ничего законченного. Никаких результатов.

– Ирис, бог мой, что происходит? – Он бросился ко мне.

– Ничего не могу сделать, ничего не получается, – всхлипывала я.

– Марта не присылает тебе заказы?

Когда я вернулась, мне не хотелось ничего рассказывать, но теперь у меня не было выхода.

– Она выгнала меня.

Ни словом не упрекнув Пьера, не намекнув, что тут есть и его вина, я объяснила, что все кончено.

– А этот Габриэль? Может, он тебе чем-то поможет?

– Нет, – коротко ответила я.

– Я тебе с самого начала говорил, я тебя предупреждал, что этим людям доверять нельзя. Ты делала все по их указке, и вот к чему пришла.

Он обнял меня и крепко прижал к себе. И весь вечер старался меня подбодрить, придумывал, как сделать мне рекламу. Повторял, что верит в меня, поддерживает и всегда будет поддерживать, говорил, что однажды я стану знаменитостью в наших краях.

Вечером мы собрались в гости. Нас пригласили на ужин друзья. В ожидании Пьера я готовилась. Впрочем, готовилась – чересчур громко сказано: просто поменяла ставшие привычными конверсы на лодочки, с позорно низкими, на взгляд Марты, каблуками. Пьер заехал за мной и по дороге высказал свое удивление:

– Я думал, ты воспользуешься случаем и наденешь одно из твоих чудесных платьев.

– Это всего лишь ужин с друзьями. Зачем мне наряжаться?

Я вздохнула и стала смотреть в окно. Правда, ничего не было видно, сплошная тьма.

– Дорогая моя…

Я подняла руку, заставляя его замолчать.

– Я тебя сто раз просила, не называй меня так, пожалуйста.

– Почему?

“Потому что так меня называет – нет, называла – Марта”.

– Я уже объясняла, ты говоришь, словно твой отец.

– Любимая, так пойдет?

Я посмотрела на него и улыбнулась, чувствуя, что улыбка получилась грустной и разочарованной.

– Ты сама на себя не похожа.

Мы припарковались у входа. Он погладил меня по щеке:

– Я всегда волнуюсь, когда ты такая грустная.

– Все в порядке, не обращай внимание.

– Забудь обо всем, пожалуйста. Верни свою улыбку. Нельзя, чтобы эта женщина тебя сломала. Ты можешь существовать и без нее – у тебя есть талант, он был еще до того, как ты ее встретила. Да, она помогла тебе, но ты способна шить и без нее. А твоя жизнь здесь, со мной.

– Я постараюсь.

Вечер был очень приятным, но я ощущала себя статисткой на чужом празднике. Мы возвращались домой в молчании. Беспокойство Пьера было почти осязаемым. Как и зарождающееся раздражение.

Назавтра я решила, что пора взять себя в руки. Пьер не заслуживает той жизни, которую я ему устроила после возвращения. Я дома, потому что хотела этого, хотела жить с ним и спасти наш брак. Я сделала осознанный, разумный выбор. Но при этом я стояла на месте, не предпринимала никаких усилий – в отличие от него, который старался (возможно, даже излишне старался) измениться. Хуже того, я сдавала прежние позиции. Теперь я была в еще более жалком состоянии, чем во времена банка. Мой долг сегодня – показать Пьеру, что я счастлива с ним, что мне хорошо дома и я готова сражаться за нашу семью. Я подвела жирную окончательную черту под своей парижской авантюрой. В ближайшее время объявлю, что прекращаю пить таблетки. Дальше отступать нельзя.

За утро я сумела сшить себе красивое черное платье. Вдохновение вернулось – так же мгновенно, как покинуло меня. Второй шаг – кухня. Я устроила блицналет на мясную лавку, кондитерскую и овощной магазин и приготовила карпаччо из говядины, его любимое блюдо. Потом я закрылась в ванной. Полная программа: эпиляция, пилинг, маска для лица. Для мужа я превращу себя в роковую женщину. Я надела подаренное Мартой красивое белье, включая пояс и чулки. Только что законченное платье тоже меня удовлетворило: то, что надо, – строгое, сдержанное, элегантное. Когда я взяла в руки лодочки на высоких шпильках, у меня сжалось сердце. Но я убедила себя в том, что не предаю Габриэля. У меня своя жизнь. У него – своя. И последний штрих: я накрыла стол, выбрав посуду, подаренную нам к свадьбе, зажгла свечи, перелила вино в графин, чтобы отстоялось. Осталось дождаться Пьера.

Я услышала, как его машина остановилась перед домом, и поспешила включить музыкальный центр, поставила новый альбом Ланы Дель Рей. В последние дни я непрерывно слушала Summertimes Sadness. Прошло пять минут, Пьер не появился. Я подошла к двери кухни, выходившей в сад. В полутьме я различила его силуэт: он разговаривал по телефону. Всей душой я молила, чтобы это не был звонок из клиники. Только не срочный вызов! Ведь тогда все мои планы рухнут. Хватит ли у меня сил повторить попытку? Верилось с трудом. В глубине души я подозревала, что сегодняшний вечер – мой последний шанс. Нужно было понять, правильный ли выбор я сделала, решить, на своем ли я месте… вот в чем мне предстояло убедиться. Я осторожно приблизилась и услышала голос мужа:

– Конечно, я по тебе скучаю… Я сам виноват… Нужно было прекратить все в самом начале, год назад… не заставлять тебя ждать… я не смог…

Я что-то не так поняла. Да, наверняка. С кем он говорит? О чем?

– Конечно, нам было хорошо…. Нет… я никогда не обещал тебе, что уйду от Ирис…

Я зажала рот рукой. Кровь отхлынула от лица. Земля поплыла под ногами.

– Выбрось все вещи, которые я у тебя оставил… Не представляю, как смогу их забрать… Нет, лучше нам не видеться… Будет очень уж тяжело… Все, больше не могу говорить… Я тоже тебя люблю… Но это ничего не меняет…

Почему я не заткнула уши? Лучше бы мне не слышать весь этот ужас. Слова, которые он мне больше не говорил и которые я запрещала себе даже мысленно произносить, думая о Габриэле. Пятясь, я вернулась в дом. Дыхание перехватило, и мне пришлось прислониться к двери. Потом я вернулась на кухню, держась за стенку, и мой крестный путь закончился возле кухонного стола. Вихрем налетела ужасная мигрень: мне казалось, будто по черепу дубасит паровой молот. Я уставилась в пустоту, ничего не видя, ловила ртом воздух, но ярость мешала дышать.

– Любимая, прости, звонили из клиники.

Он обнял меня сзади, сомкнул руки на моем животе. Я с подозрением рассматривала их. Сколько раз эти руки прикасались к телу другой женщины? И при этом он хотел сделать мне ребенка? Все последние месяцы, целый год я считала, что мой враг – клиника. Оказывается, им была любовница, враг не бездушный, а из плоти и крови. Всякий раз, когда я выпрашивала крохи его внимания, он унижал меня, заставлял чувствовать себя идиоткой, устраивающей сцены на пустом месте. А сам безмятежно трахался на стороне, тогда как я изо всех сил боролась со своими чувствами к Габриэлю, стараясь не свернуть с прямого пути, сохранить верность мужу. Он поцеловал меня в шею. К горлу подкатила тошнота.

– Все в порядке? – спросил он.

Я покивала, боясь, что, заговорив, не смогу остановиться.

– Ты сегодня красивая. Какой-то особый случай?

– Да, – сумела я выдавить.

Я повторяла себе, что должна держать удар, что нужно разыгрывать спектакль еще несколько минут. Чтобы увидеть, до чего он способен дойти. Я отодвинулась, избегая его взгляда:

– Пойдем к столу?

– С удовольствием, – ответил он, широко улыбаясь.

Я не ела. Я не пила. Я смотрела на него в упор. Сколько времени должно пройти, пока он не поймет, что что-то пошло не так? Судя по энтузиазму, с которым он орудовал вилкой, мое карпаччо он оценил. Что ж, правильно делает, что налегает, больше ему не доведется попробовать его. В конце концов он поднял голову от тарелки:

– Ты не ешь? Плохо себя чувствуешь?

– Нет, просто кое-что встало поперек горла. Он нахмурился.

– У тебя какая-то проблема?

– Да.

– Я могу помочь?

Я расхохоталась, сложилась пополам, никак не могла остановиться. А потом хлынули слезы. Я была почти в истерике.

– Да что с тобой, Ирис?

Он не забыл вытереть рот, перед тем как подойти ко мне. Хотел положить руку мне на плечо.

– Не смей прикасаться ко мне своими грязными лапами!

Я вскочила, вонзила в него взгляд. Он отступил на шаг, побледнел, сжал кулаки и со стоном втянул воздух.

– Черт, – пробормотал он.

– И это все, что ты можешь сказать?

– Нет… ох… Все кончено, клянусь… Я понимаю, что сделал ужасную глупость.

– Глупость?! – завопила я. – Глупость, которая продолжалась больше года?!

– Это не так… ты все слышала…

– Ты неподражаем… Даже не пытаешься отрицать… Ты законченный мерзавец! Как я могла быть такой дурой? Я проглатывала твое вранье – ах, клиника, ох, больные, – а ты тем временем бегал к своей суке.

Я оттолкнула его. Он не сопротивлялся.

– Прости меня.

– Издеваешься? – Я ударила его еще раз. – Этому нет и не может быть прощения, меня тошнит от тебя и от твоей хреновой воспитанности. Какие же вы, ревностные католики, добропорядочные и благородные! У меня уже были рога, когда я собралась в Париж. Тебя мой отъезд вполне устроил. Ты мог трахаться, когда захочешь, и никаких отговорок не требовалось. Черт побери! Почему ты меня тогда не бросил?

Он молчал, а мне хотелось его убить.

– Ага, не знаешь, что сказать?! Так я за тебя отвечу. Ты меня не бросил, потому что ты трус, тебе просто духу не хватило. Ты опасался за свою репутацию. Красавец врач с успешной карьерой, оказывается, изменяет своей жене! Фи, как нехорошо! К тому же ты, наверное, беспокоился о родителях, которые так гордятся сыном. Что они подумают о тебе, если узнают? И тогда ты, как последняя скотина, решил свалить всю эту пакость на меня, сделать меня в глазах всех примитивной дурочкой, которая носится со своим шитьем как с писаной торбой. А сам продолжал изменять мне со всеми удобствами. Да ты просто жалкое ничтожество!

Слова вылетали у меня изо рта, словно плевки. Я мерила шагами комнату, не контролируя себя, металась из угла в угол, будто лев в клетке. Никогда еще я не приходила в такое неистовство. Он обхватил голову руками, вцепился в волосы, казалось, вот-вот начнет их рвать.

– Прости меня, ну пожалуйста!

– Все кончено! – заорала я.

Я подняла руки, сжала кулаки. Мне опять захотелось ударить его, причинить ему боль.

– Позволь мне искупить свою вину…

– Ты растоптал мою жизнь!

Я так вопила, что начала задыхаться. Мне необходимо было выплеснуть всю свою горечь, всю ненависть.

– Ради тебя я отказалась от карьеры у Марты, от парижской жизни, которую обожала. Из-за тебя я все потеряла…

– Так я и думал…

Самоуверенность вернулась к нему, он даже позволил себе ухмыльнуться:

– Ты переспала с Габриэлем, этим профессиональным трахальщиком.

На этот раз я вложила в пощечину всю свою силу.

– Я тебе запрещаю говорить о нем в таком тоне, – прошипела я. – В эти последние месяцы он выказал мне гораздо больше уважения, чем ты. Да, я могла переспать с Габриэлем. Но я этого не сделала, потому что любила тебя, хотела верить в нашу семью, а он… он отнесся к этому с уважением.

Пьер выглядел ошеломленным.

– Тебя это удивляет?

– В Париже я заметил, как он на тебя смотрит, а ты вообще была неузнаваемой. И для меня стало очевидно, что этот тип – твой любовник.

Меня от него тошнило.

– Как ты жалок! Поверил, будто я сплю с другим мужчиной, и после этого попросил вернуться домой?! Никакой гордости! Может, твоя девица просто бросила тебя?

По его лицу катились слезы. Я не испытывала к нему ни малейшего сочувствия.

– На той свадьбе я почувствовал, что теряю тебя, и понял, что именно ты – женщина моей жизни, – всхлипнул он. – Уже на следующее утро я порвал с ней.

– Я должна поблагодарить тебя?

– А потом, когда я увидел тебя с ним, я сказал себе, что теперь мы квиты и что мы сбились с пути, но вместе сумеем все исправить.

– Да как ты можешь думать, что это поправимо? Мои плечи опустились. Навалилась тяжелая усталость.

– Не знаю, почему ты изменил мне… Ради секса, от скуки или потому что я тебе больше не нравилась… На самом деле мне плевать. Наш брак уже давно одно сплошное недоразумение.

Я бросила взгляд на красиво накрытый стол, задула свечи и направилась к лестнице.

– Ирис, что ты делаешь?

Он подбежал, схватил меня за руку, развернул лицом к себе. Я уничтожила его взглядом.

– Я буду спать на чердаке, кровать оставляю тебе, поскольку понимаю, что ты приводил ее сюда.

Его молчание было более чем красноречивым. Я резко вырвала руку:

– Завтра я уеду.

– Ты не можешь…

– Еще как могу. Теперь я все могу. Ты вернул мне свободу.

– Ты поедешь к родителям?

Я расхохоталась. Смех был нервным, злым. Если они еще меня не прокляли, то в ближайшее время проклянут. За последние несколько минут я окончательно лишилась семьи.

– Ну ты полный идиот!

– Ты вернешься к этому альфонсу? – не унимался Пьер.

– Это тебя не касается.

Я поднялась наверх. Я больше не знала, кто я такая, где живу. Так одинока я не была никогда в жизни. Повинуясь какому-то странному мазохистскому побуждению, я зашла в нашу спальню и застыла перед кроватью. Первый приступ тошноты, второй. Я едва успела добежать до ванной и склониться над унитазом. Резкий кислый вкус желчи усилил чувство боли, да, мне было плохо, физически больно и плохо – болело все тело. Когда рвота кончилась, я посмотрела в зеркало. То, что я увидела, мне очень не понравилось. Я смыла косметику, потом вернулась в нашу – нет, в их спальню, вытащила из шкафа чемоданы. В комнату вошел Пьер и застыл на пороге. С растерянным лицом он молча наблюдал за мной. Я швыряла вещи как попало, потом задернула молнии и вынесла чемоданы за дверь. Вернулась в ванную и заперлась там. Приняла душ, надела джинсы и свитер. Выйдя из ванной, я увидела, что Пьер не пошевелился, его будто парализовало. Я прошла мимо, не говоря ни слова, поднялась на чердак и свернулась клубочком на старом диване. Я проплакала всю ночь. Чувствовала себя униженной, преданной и жутко глупой. Интуиция должна была подсказать мне, что новый Пьер какой-то фальшивый, ненастоящий. Я же повела себя как страус, зарылась головой в песок. Не хотела замечать очевидное. Предпочла забраться в надежный и уютный кокон семьи. Которая, впрочем, к тому моменту уже не была семьей, но ведь ничего другого я не имела. Разве не лучшее оправдание – соблюдение приличий (а ведь эти так называемые приличия я всегда ненавидела)? Прячась за ними, я пыталась избежать всех опасностей.

Наутро я была такой разбитой, что не смогла снести чемоданы по лестнице, а просто скатила их по ступенькам, подталкивая ногами. Затем подтащила к входной двери. Возле нее на полу сидел Пьер. Его глаза покраснели от слез. За ночь он постарел лет на десять. Наверное, я тоже. Я заказала такси и ждала, прислонившись к стене в прихожей рядом с тем, кого теперь считала своим бывшим мужем.

– Не уезжай… Я люблю тебя, Ирис.

– Об этом нужно было думать раньше.

– Ты меня разлюбила, да?

– Да, и… это случилось не вчера, я просто отказывалась себе в этом признаваться.

– А его ты любишь?

Я стала смотреть в потолок, чтобы скрыть слезы.

– Ответь мне.

Я вглядывалась в его лицо. Картинки нашей первой встречи, нашей свадьбы, часов, проведенных вместе, чередовались с воспоминаниями об украденных мгновениях с Габриэлем. Я знала, с кем была счастлива, с кем была по-настоящему самой собой в эти последние месяцы. Если бы я не узнала об измене Пьера, мне удалось бы смириться с этой скучной, насквозь фальшивой жизнью и отказаться от Габриэля. Я бы предала себя. Теперь это было невозможно.

– Да, я люблю его. Раздался гудок автомобиля.

– Пропусти меня, пришло такси.

Пьер встал и отошел в сторону; он сдался. Я попросила водителя помочь мне с чемоданами, потом вернулась к Пьеру. Я никогда не придавала значения обручальному кольцу, по большому счету, мне оно было ни к чему. Просто я следовала традициям Пьера и его семьи, о кольце на моем пальце мечтали и мои родители. А сегодня оно мне казалось тяжелым, как кандалы, и причиняло боль. Я сняла его, взяла Пьера за руку и вложила в нее кольцо. Последний взгляд – и я села в машину.

Несколько часов спустя я устроилась за столиком в глубине ресторана напротив Мартиного дома. Я не была готова к встрече с Габриэлем и его возможной реакцией. Как он отнесется к тому, что я возвратилась, узнав об измене Пьера? Наше прощание было предельно эмоциональным, но я уехала, я отвернулась от него. И меня все время преследовали его слова: “Возвращайся к своему мужу”. В конце концов, он тоже за меня не боролся. Его мотоцикла возле дома не было, но я все же ждала, пока не стемнело. Я видела, как сотрудники по одному покидают здание. Когда на втором этаже погас весь свет, я собралась с духом. Если потребуется, буду ползать перед Мартой на коленях, только бы она приняла меня обратно.

Перед дверью я молила судьбу, чтобы код не сменился. Щелчок открывающегося замка вызвал у меня нервный смех. Я оставила чемоданы в вестибюле, вошла в лифт, поднялась на шестой этаж. От следующих минут зависела моя жизнь. Я не нажимала на кнопку, медлила, я еще не придумала, что скажу. Потом робко нажала на звонок, и дверь тут же открыл Жак.

– Что вы здесь делаете, Ирис? – шепотом спросил он.

– Э-э-э…

Я заплакала.

– Быстро отвечайте, прошу вас! Почему в его голосе паника?

– Марта… я хочу к Марте.

– Это невозможно.

Он выглядел расстроенным.

– Хотя бы скажите ей, что я пришла, ну пожалуйста.

– Да что здесь происходит?

Последний вопрос задал не дворецкий, а тягучий голос, который по-прежнему меня околдовывал. Стук ее шпилек вызвал новый поток слез.

– Марта… я…

– Ирис, что ты здесь делаешь?

Мы смотрели друг на друга. Она была еще красивей, ее фигура еще роскошнее, чем в моих воспоминаниях.

– Я же тебе сказала…

Она резко замолчала, ее пронизывающий взгляд прошелся по мне. Я наверняка окончательно разочаровала ее: одета кое-как, не причесана, без макияжа, в кроссовках.

– Марта… пожалуйста… простите меня. Вы, как всегда, оказались правы, я должна была вас послушаться.

Она меня изучала еще несколько секунд. Я дрожала от страха, от усталости.

– Заходи.

Она протянула мне руку, я взялась за нее, не отрывая от Марты взгляда. А потом упала ей на грудь. Прижимая к себе, она повела меня по коридору. Неожиданно она остановилась. Свободной рукой подняла мой подбородок.

– Дорогая моя, я оставлю тебя здесь на эту ночь.

– А мне больше некуда идти.

– Располагайся. Но… ты без чемоданов?

– Они внизу, я боялась, что вы прогоните меня.

– Принесите вещи Ирис, – приказала она дворецкому. – И подготовьте гостевую.

– Какую?

– Вы что, не понимаете, Жак, – в голосе зазвучало раздражение, – бывшую спальню Габриэля! Поторапливайтесь, нужно приготовить ужин для Ирис.

– Не беспокойтесь, – вмешалась я, – поем позже или завтра.

– Дорогая моя, с этого момента ты будешь слушаться меня, для твоей же пользы.

– Спасибо, – прошептала я, хлюпая носом. Она подвела меня к обеденному столу в столовой. Я села. Она устроилась напротив. Я раскрыла рот, чтобы все объяснить…

– Позже, – распорядилась она.

Похоже, Жак умеет раздваиваться: через десять минут передо мной стоял салат. Он подал Марте ее всегдашний джин и протянул мундштук. Она закурила. Я жевала без аппетита, а она за мной наблюдала. Когда я доела, она поднялась:

– Я покажу тебе твою спальню.

– Спасибо.

Я пошла за ней и впервые оказалась на втором этаже ее двухэтажной квартиры. Она остановилась перед закрытой дверью.

– Я сплю здесь, – сообщила она.

Мы проследовали в другой конец коридора.

– А вот твоя.

Я вошла в комнату, которая должна была стать моей. Светлые стены, большая кровать с безупречно белым бельем и, как во всех остальных помещениях, тяжелые портьеры из черного бархата. Чемоданы были разобраны. Каждое платье, каждая пара туфель нашли свое место в большом стенном шкафу. Даже белье было аккуратно разложено. В моей голове царил такой хаос, что это не смутило меня. Последнее открытие – ванная, оборудованная по последнему слову техники, строгая и потрясающе роскошная. “Пять звезд, все включено”, – как-то сказал Габриэль, и эта деталь, не такая незначительная, как могло показаться, пришла мне на ум.

– Вы сказали, что раньше это была спальня Габриэля?

– Давным-давно…

– Как у него дела?

– Горбатого могила исправит, дорогая моя. Габриэль в своем амплуа. Я от него устала.

– А что он сделал?

Я испугалась. Мне стало страшно, что передо мной откроется жизнь, частью которой я больше не являюсь.

– В последнее время он совершенно неуправляем, мне надоело утихомиривать оскорбленных любовниц. Вот я и отправила его к зарубежным клиентам – может, поуспокоится.

Я представляла его в объятиях других женщин. Это причиняло боль, потому что я пусть и смутно, как во сне, но успела ощутить, что принадлежу ему, что я – женщина Габриэля и ни одна другая не может похитить у меня его сердце.

– Дорогая моя, что с тобой? Ты побледнела.

– Я очень устала.

– Ложись.

Она подошла, осторожно коснулась губами моей щеки и вышла. Я с трудом доковыляла до ванной. Оперлась об умывальник, заглянула в зеркало и увидела, что выгляжу ужасно. Решила, что почищу зубы и этим ограничусь. В качестве пижамы оставила трусики и натянула старую майку.

К своему удивлению, я мгновенно вырубилась. Но спасительный сон продлился недолго. Часа в два ночи я неожиданно проснулась, охваченная отчаянием. Долго рыдала под одеялом. В какой-то момент загорелся ночник, я выглянула из-под одеяла и увидела Марту. Она стояла рядом с кроватью в пижаме из черного шелка. Я вытерла ладонью мокрые щеки.

– Не хотела вас беспокоить, – извинилась я, приподнимаясь.

– Я очень мало сплю.

Она села рядом со мной, прислонилась к изголовью и осторожно погладила меня по волосам:

– Легко догадаться, что натворил твой муж. Не трудись рассказывать, и так все понятно, но слишком неприятно. Сегодня ночью разрешаю тебе быть слабой. Но больше никогда не хочу об этом слышать. Как объяснить, что я плачу не из-за Пьера, а потому что осознала призрачность своих иллюзий насчет чувств Габриэля? Я подняла глаза, она мне улыбнулась. Я решилась придвинуться поближе, обнять ее рукой за талию, прислониться к ней. От нее хорошо пахло: тяжелый, пьянящий, чувственный аромат. Ее рука скользнула по моей шее, легла на спину. Сквозь хлопок майки я ощущала ее ласку.

– Что со мной будет?

– Ты станешь сильной и независимой женщиной.

– Я на это не способна.

– Ты больше никогда не будешь сомневаться в том, что я говорю. Я знаю, что для тебя хорошо. Не сближайся с мужчинами, не доверяй им: они играют женщинами, пользуются нами, нашим телом.

– Но вы же говорили, что Жюль…

– Таких мужчин, как Жюль, больше нет, придется тебе с этим смириться. Тебе не повезет так, как повезло мне. Но я научу тебя повелевать ими, использовать их для своего удовольствия и контролировать свои чувства.

Мое тело съежилось. Это было выше моих сил, в особенности с Габриэлем. Я еще теснее прижалась к Марте. Шелк ее пижамы был мягким. Мое лицо поднималось и отпускалось в ритме ее дыхания.

– Спи, дорогая моя. Спи, я позабочусь о тебе.

Когда я проснулась, я была одна. Сколько времени Марта оставалась со мной, баюкая на своей груди? Этого я не помнила. Печаль в конце концов отпустила меня, и я провалилась в глубокий сон. В дверь постучали.

– Войдите, – сказала я, садясь в кровати. Появился Жак с подносом в руках:

– Доброе утро, Ирис, ваш завтрак!

– Спасибо, что вы, зачем…

– Приказ хозяйки, – ответил он, широко улыбаясь. Жак поставил поднос на письменный стол. Уже в дверях обернулся:

– Она велела передать, что придет к вам через двадцать минут и хочет, чтобы вы до того приняли душ и надели халат.

– Хорошо.

Я только успела набросить халат, когда вошла Марта. На ней был костюм, который я сшила ей одним из первых: темно-синий, жакет с баской. Оказывается, она не все выбросила.

– Ты сегодня лучше выглядишь, дорогая моя.

– Спасибо за сегодняшнюю ночь. Она подняла руку:

– Я тебе уже сказала, считай, что это дело прошлое, и мы не будем к этому возвращаться.

Она направилась к стенному шкафу и долго изучала его содержимое. Потом достала длинную узкую черную юбку, черный джемпер с V-образным вырезом и легкое пальто того же цвета.

– Наденешь это. Через час у нас встреча с моим адвокатом, он уладит все формальности твоего развода. Потом проведем день вместе. Я распорядилась, чтобы Жак перенес все, что тебе нужно для работы, в свободную комнату прямо здесь.

– Знаете, я могу вернуться в ателье.

– Нет, ты пока не готова. Эти дурехи замучают тебя расспросами.

Через сорок пять минут мы вышли на улицу и сели в такси. Марта держала меня за локоть. Мне не хватало нахальства сравнивать себя с ней, но наше сходство становилось поразительным. Я такая же брюнетка, как она, у нас примерно одинаковая одежда и обувь, обе мы прячем глаза за большими солнцезащитными очками знаменитой марки. И у нас одинаковая походка – у Марты от природы, у меня приобретенная благодаря ее урокам. Если мы и не выглядели как клоны, то за мать и дочь нас вполне можно было принять. Моя собственная мать от меня отказалась, что ж, воспользуюсь добрым расположением Марты.

Ее адвокат сообщил, что примет все меры для скорейшего оформления развода по обоюдному согласию. Этого хотела я, вопреки попыткам Марты пробудить во мне жажду мести. Мне придется только подписать бумаги и в назначенный день явиться на слушания.

В следующие несколько дней у нас установился рутинный распорядок дня. Большую часть времени я отдавала усердной, серьезной, прилежной работе. Готовила свою первую настоящую коллекцию к сезону осени-зимы. В полдень перекусывала на кухне с Жаком – наш с ним маленький секрет, – тогда как Марта каждый день уезжала на деловые обеды. Короткие посиделки с Жаком позволили мне узнать о нем немного больше: он работал у Марты с семи утра до девяти вечера, а жил с семьей в паре улиц отсюда, в квартире, которую ему предоставила Марта. Он служил у нее уже более двадцати лет. Я воспользовалась, как мне казалось, удачной возможностью задать ему несколько вопросов о хозяйке, но столкнулась с категорическим отказом. Несмотря на разочарование, я не могла не оценить это доказательство его честности и лояльности. Больше мы к этой теме не возвращались. По вечерам, если нужно было пополнить запасы материалов, я спускалась в ателье, причем только тогда, когда там уже никого не было. Ко мне присоединялась Марта, захватив мои эскизы. Мы проводили много времени, обсуждая выбор тканей для моделей. Вечерами мы часто ужинали в ресторане, всегда вдвоем. Вернувшись домой, устраивались каждая на своем диване и читали. Время от времени я поднимала глаза, почувствовав ее взгляд: она наблюдала за мной. Обычно я первая отводила глаза – ее пристальное внимание смущало, я видела, что она изучает, оценивает меня. Время от времени у меня случались довольно бурные телефонные разговоры с родителями и в особенности с Пьером, который стал названивать после получения бумаг от адвоката. Он противился ускорению развода, на котором настаивала я. В какой-то момент, по совету Марты, я просто перестала отвечать на звонки. Я беспрерывно думала о Габриэле, о том моменте, когда мы снова увидимся, о его реакции. Я предпочитала не делиться с Мартой своими мыслями, потому что в тех редких случаях, когда я произносила его имя, она непонятно почему напрягалась.

Но время тянулось медленно, и тихая гавань, которой после возвращения стала для меня Мартина квартира, понемногу превращалась в золотую клетку. Я не встречалась ни с кем, кроме Жака и его хозяйки. Мне стало казаться, будто я живу, как пациентка, выздоравливающая после тяжелой болезни. В первые дни я наслаждалась покоем, который дарила мне Марта, решая все за меня. Но со временем такая ситуация начала угнетать – я снова превращалась в маленькую девочку, обязанную делать, что велят, а я полагала, что перестала ею быть.

Я жила у Марты уже больше двух недель. Когда она вошла в мою рабочую комнату, я сидела за машинкой. Она спокойно приблизилась, положила руку мне на плечо и откинула на спину волосы. Потом ее пальцы пробежали по моей шее. Ласки Марты в последнее время становились все более частыми и настойчивыми. Наша новая близость вызывала у меня чувство неловкости.

– Как ты провела день?

– Очень хорошо, продвинулась с вашим платьем. Я встала и подошла к манекену, на который это платье было надето.

– Прекрасно, буду в нем завтра. Я резко обернулась:

– Завтра?

– Я решила устроить прием. Чтобы отпраздновать твое возвращение. Пусть все тебя увидят – это стимулирует наш бизнес.

Если бы я не опасалась выглядеть в ее глазах неблагодарной девчонкой, я бы вздохнула с облегчением. Но почти сразу накатил страх. Придет ли Габриэль? Вернулся ли из своих деловых поездок? Знает ли, что я живу у Марты? Марта ухватила мой подбородок и заставила поднять голову.

– О чем ты задумалась, дорогая моя?

– Да так… ни о чем… Просто подумала, что вы наденете это платье, значит, оно должно быть идеальным.

Она слабо улыбнулась:

– А оно таким и будет. Как и ты.

Выражение ее лица стало загадочным, она притянула меня к себе, приникла губами к уголкам моих губ. Секунды, пока она не отошла от меня, показались мне вечностью. Потом Марта направилась к двери. Подойдя к ней, обернулась и пристально посмотрела на меня. Я почувствовала себя голой. – Сегодня вечером ты остаешься одна, я ужинаю в городе. Увидимся завтра.

Она вышла, а я осталась стоять, не в силах пошевелиться, с ногами словно приклеенными к полу, смущенная, даже напуганная. Мне очень не понравилось ее прикосновение к моим губам, потому что это было не прикосновение, а настоящий поцелуй.

Глава десятая

Спустившись к завтраку, я очутилась в центре активной подготовки к вечернему коктейлю. Раньше я никогда при этом не присутствовала, всегда приходила на готовое, как гостья. Будь я в другом настроении, я с удовольствием понаблюдала бы за происходящим, однако сегодня мне было не до праздника. Со вчерашнего вечера я была сама не своя, меня терзал страх, грызло нервное возбуждение. Мне совсем не нравились те подозрения, которые Мартино поведение вызывало у меня в последнее время. Всю ночь беспокойство нарастало, я никак не могла с ним справиться. Оставалось надеяться, что я неправильно истолковала ее жест. Дальнейшее покажет. И чем раньше это произойдет, тем лучше. Как вести себя в противном случае, я не знала и не хотела даже думать об этом. Размышления ни к чему не привели, я вошла на кухню, и тут Жак сообщил мне, что, по сложившейся традиции, Марта будет отсутствовать весь день перед приемом. Поэтому я отдала ее платье Жаку, как в самый первый раз. Остаток дня я провела попеременно в своей спальне и в ателье, не забывая запирать двери.

Восемь вечера. Слышу, как приходят первые гости. Марта не подает признаков жизни. У меня от волнения сводит живот. Придет ли Габриэль? Вернулся ли он? Я только что закончила макияж и прическу, собрала волосы в низкий пучок на затылке. В одних трусиках подхожу к стенному шкафу, чтобы выбрать одежду. Открываю его, беру лодочки-стилетто. Второй шаг: снимаю с плечиков красное платье. Третий: надеваю его. И последнее: оглядываю себя в зеркале. Если воспоминания не обманывают, самое жгучее желание у Габриэля я вызвала во время примерки именно этого платья. Моя единственная надежда и единственное стремление – снова пробудить его интерес, вернуть его влечение ко мне. А дальше поживем – увидим…

И вот я готова. Выхожу из спальни, иду по коридору, начинаю спускаться по лестнице. Внизу Жак. Он мило улыбается мне:

– Вы самая красивая женщина на этом вечере, Ирис.

– Спасибо, Жак, но мы-то с вами знаем, что это неправда.

– Она вас ждет…

– Иду.

– Если вам что-то понадобится, я здесь, – сказал он.

Я поблагодарила его улыбкой. А потом направилась навстречу тому, что считала своим великим возвращением к цивилизованной жизни.

Когда я вошла в большой салон, на меня начали оборачиваться. Некоторые гости, явно сбитые с толку моим появлением, не сразу отвечали на приветствие: возникала короткая заминка, как если бы им пришлось здороваться с призраком. Габриэль блистательно отсутствовал. Я ощутила Мартин взгляд еще до того, как увидела ее. Она победно улыбалась – беглая ученица вернулась к ней. Я подошла, и несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Потом она наклонила голову и тронула губами мою щеку.

– Ты идеальна, как я и предсказывала.

– Спасибо, Марта.

Мы вернулись к нашему привычному поведению. Только теперь в каждом ее жесте, в каждом слове я искала скрытое значение, намек, который прежде мог от меня ускользнуть. Она, как обычно, держала меня за локоть, а я прислушивалась к ее разговорам с гостями. Ничего настораживающего.

Я открывала рот только тогда, когда чувствовала, что пора предложить познакомиться с моей новой коллекцией. Все катилось по накатанным рельсам…

Одна из давних клиенток проявила нетерпение:

– Когда я смогу прийти в ателье?

Я что-то промямлила и посмотрела на Марту. Придется, как ребенку, просить у нее разрешения.

– Я могу туда вернуться?

– Конечно, дорогая моя, ателье в твоем распоряжении.

Я не успела насладиться этой чудесной новостью. В салон вошел Габриэль. Издалека мне показалось, что он похудел, лицо выглядело изможденным. Что-то в нем изменилось. Обаятельный разбойник куда-то подевался, исчезла его соблазнительная непринужденность. Мое сердце забилось, тело инстинктивно потянулось к нему. Как в тумане, я услышала Мартин голос:

– Ирис!

– Извините меня, я…

Я как будто проснулась и вспомнила о клиентке.

– Э-э-э… вы говорили… Ах да… Приходите на следующей неделе, я успею перебраться в ателье. Буду рада принять вас.

Я искоса посмотрела на Марту, она выглядела разъяренной. Я съежилась.

– Спина прямая, плечи назад, – прошипела она сквозь зубы.

Я на пару секунд прикрыла глаза, потом выпрямилась. Марта вернулась к беседе с ошеломляющей естественностью. И тут я услышала знакомый хрипловатый голос. По крайней мере, хоть он не изменился…

– Марта, наконец-то…

Он замолчал, заметив меня.

– Габриэль, дорогой мой, я уж думала, ты никогда не придешь.

Она твердо держала мой локоть. Ее ногти так впились в руку, что было больно. Я поймала взгляд Габриэля. Он оглядел меня, заметил Мартину руку, вцепившуюся в мой локоть. Его челюсти сжались, он выпил до дна шампанское и иронически улыбнулся:

– Ирис вернулась к нам на этот вечер?

– Дорогой мой, ты был так занят в последнее время, что я не успела тебе сообщить: Ирис заняла твою бывшую спальню, она здесь, со мной, уже две недели.

Он побледнел, его глаза расширились, потом он тряхнул головой. Когда он снова на нее посмотрел, самообладание полностью вернулось к нему.

– У тебя всегда были грандиозные планы на ее счет. Полагаю, теперь ты счастлива.

– Ты так хорошо меня знаешь.

– Пожалуй, даже слишком.

– Ирис, – он обернулся ко мне, – очень рад тебя видеть.

Почему это прозвучало так фальшиво? Жесткий взгляд, напряженное тело – все свидетельствовало об обратном.

– Габриэль… я…

– Извини, меня ждут.

Он резко повернулся, схватил у проходившего официанта бокал шампанского и быстрыми шагами направился на балкон. Один. Чтобы не навлечь на себя Мартин гнев, я постаралась всем своим видом показать, что совершенно спокойна.

Больше часа я делала вид, что не замечаю Габриэля. В конце концов Марта ослабила бдительность. Я заработала право без надзора прогуливаться среди приглашенных. Если со мной заговаривали, я отвечала односложно, смеялась, когда видела, что так делают другие. Все мое внимание сосредоточилось на Габриэле. Он стоял на балконе, застыв у распахнутой двери. С мрачным видом пил бокал за бокалом, не отрывая от меня глаз. Таким опасным он мне не казался никогда. Он смотрел на меня недоверчиво и жадно; наклонив голову, вглядывался в мои ноги, потом скользил глазами вверх. Если какая-нибудь женщина подходила, претендуя на его внимание, он тут же безжалостно отделывался от нее. И время от времени искал взглядом Марту.

Напряжение становилось невыносимым. Я вышла из салона, решив укрыться на кухне. Жак руководил официантами. Он ничего мне не сказал. Я открыла кран, налила в стакан воды, отпила глоток и вылила остаток в раковину. Мое лицо горело, я обмахивалась ладонями.

– Надо возвращаться, – пробормотала я.

Я успела сделать несколько шагов по коридору, и тут передо мной, как по мановению волшебной палочки, вырос Габриэль. Его глаза налились кровью, на висках блестели капли пота, рубашка смята, пиджак застегнут кое-как.

– Зачем ты вернулась? – От него шла волна гнева.

– Не волнуйся, я не стану к тебе приставать, мне все понятно…

Он сделал два шага вперед, подтолкнул меня и яростно придавил к стене. Его губы коснулись моего виска, щеки, губ. От него несло алкоголем. Он задыхался, я тоже.

– Ты не должна была возвращаться.

Его голос дрожал от ярости.

– Почему?

– Потому что это не твоя жизнь.

– А если она мне нужна, эта жизнь?

– Черт тебя побери!

Он ударил кулаком по стене. Я вздрогнула и закрыла глаза.

– Ты не знаешь, во что ввязываешься!

Его голос становился все громче.

– Что происходит?

На пороге кухни появился Жак. Он встал за спиной Габриэля и положил руку ему на плечо.

– Лучше бы тебе уйти, мой мальчик, – сказал он. – Здесь не место для выяснения отношений, и уж тем более не время.

На лице Габриэля промелькнули печаль и тревога. Он резко отошел от меня. Только стена помешала мне упасть. Габриэль повернулся к Жаку.

– Не дайте ей навредить, – попросил он.

– Сделаю, что смогу.

Жак подтолкнул Габриэля в спину и повел его к выходу.

– Не уходи, – прошептала я.

Я чувствовала, что схожу с ума. О чем он?

– А теперь вам пора идти. – Я и не заметила, как вернулся Жак.

В полной растерянности я подняла на него глаза.

– Вы надолго исчезли, Марта будет беспокоиться, – ответил он на мой немой вопрос.

– А Габриэль… с ним что-то не так. Я не могу его вот так оставить.

– Он сильный. А вы ничему не поможете, если пойдете сейчас за ним.

– Жак, почему он думает, будто я могу навредить?

– Он не вас имел в виду.

Я кивнула и вернулась к гостям. Меня встретил свирепый Мартин взгляд.

Приглашенные начали расходиться. В мои вены, словно яд, по капле вливался страх, я покрылась холодным потом. Если бы могла, я бы ушла вместе со всеми. Когда распрощались последние гости, Марта отправила Жака домой. Я поймала на себе его обеспокоенный взгляд. Все мое существо немо кричало: “Заберите меня, не оставляйте наедине с ней!” Тишина стала удушливой. Как можно естественнее, я направилась к лестнице, чтобы побыстрее сбежать от нее.

– Пойду лягу, Марта, я устала. Спасибо за вечер. Вы были правы, клиентки в восторге.

Не успела я поставить ногу на первую ступеньку, как услышала:

– Останься!

Голос был острым как лезвие бритвы. Я вздрогнула, сгорбилась, зажмурилась.

– Посмотри на меня!

Я подчинилась. Ее мрачная красота поразила меня. Абсолютно белое лицо, кроваво-красный рот, черные глаза.

– Когда ты стала любовницей Габриэля?

– Я никогда не была его любовницей.

– Ах ты, маленькая лгунья!

– Нет, клянусь вам! Я никогда не занималась с ним любовью.

– Заниматься любовью! Какая пошлость!

Она разразилась дьявольским хохотом. Потом ее лицо превратилось в невыразимо холодную маску.

– Ты вернулась только ради него. Ты меня используешь.

– Неправда! Я хотела снова быть с вами… Вы так много для меня значите… Но…

– Но что?

– Я… Я люблю Габриэля… Я влюбилась в него в самый первый день.

Я не заметила, как схлопотала пощечину. Точнее сказать, удар – настолько сильной была эта пощечина. В ушах зазвенело. Я дотронулась до щеки, ощутила во рту металлический привкус, из глаз потекли слезы. Я провела пальцем по губам: они были в крови. Я подняла на Марту глаза и испугалась. Она была в исступлении. Прерывистое дыхание, расширившиеся зрачки, в глазах – лишь ненависть и безумие. Пока она сдерживалась, но на сколько ее хватит? Я повернулась и стала подниматься по лестнице. На четвертой ступеньке ледяная рука схватила меня за щиколотку и потянула вниз. Я споткнулась, грохнулась на колени, ободрала кожу на руках. У меня вырвался крик боли.

– Оставайся здесь, сучка! – проорала Марта. – Это приказ.

Я отбивалась, молотила ее каблуками по рукам. Ужасно, что пришлось причинить ей боль, но необходимо было вырваться, и это мне удалось. Воспользовавшись временной свободой, я на четвереньках взобралась по лестнице, вскочила на ноги и помчалась по коридору.

– Тебе от меня не сбежать! – вопила за спиной Марта. – Ты моя!

В метре от двери я подвернула ногу, и Марта воспользовалась этим, чтобы схватить меня за плечо. Она оцарапала меня, потом, не отпуская, развернула, толкнула, и я с размаху ударилась головой о стену. Я подавила рыдания.

– Марта… Остановитесь, прошу вас… Вы меня…

Мой голос исчез: она с воплем сжала пальцы на моем горле. В глазах у меня помутилось, слезы мешали что-либо разглядеть. Давление на мое горло стало сильнее. Я ловила воздух и взглядом молила ее о пощаде. Как вдруг ее глаза широко раскрылись, хватка ослабела.

– Дорогая моя… – тихо и невнятно пробормотала она.

Она меня отпустила, отступила на несколько шагов. Все ее тело содрогалось, это было похоже на конвульсии. Потом она издала вопль напуганного животного, рванулась ко мне, я отпрыгнула, оттолкнула ее и сумела проскочить в спальню. Там я уронила ключ, застонала от охватившего меня ужаса, но все же успела поднять ключ и дважды повернуть в замке. Марта начала ломиться в дверь.

– Прости меня, я не должна была… Открой, дорогая моя.

Я отошла от двери и услышала, как Марта упала, но продолжала стучать, выкрикивая мое имя страдальческим, умоляющим голосом. Я держалась за шею, кашляла, всхлипывала, пыталась восстановить дыхание. Мне нужен был Габриэль, я хотела, чтобы он пришел, спас меня от адской ярости Марты. Я стала искать телефон, но бесполезно – я забыла его в рабочей комнате. Никто не вызволит меня до завтрашнего утра. Марта продолжала звать меня, она рыдала, издавала полные смертной тоски вопли. Я взобралась на кровать, прислонилась к спинке, подтянула к груди колени. Душераздирающие стоны Марты стали реже, но она не уходила. Время от времени сквозь плач прорывалось произнесенное шепотом “дорогая моя”. Мои чувства обострились. Малейший шорох, ничтожный скрип паркета заставляли меня вздрогнуть, из груди вырывались рыдания. Я не могла поверить в реальность случившегося. Неужели Марта действительно собиралась меня убить? Разве это могла быть та самая женщина, которой я восхищалась, которую превозносила до небес?.. Выстроенная мною вселенная рухнула. Весь мир сошел с ума.

Я проснулась в том же положении, что заснула. Шея болела, ноги онемели. Часы показывали почти десять. Значит, я отключилась на рассвете, не сумев побороть сон. Я с трудом оторвалась от спинки кровати и долго сидела, спустив ноги на пол и сжав руки на коленях. До вечера мне придется найти ответы и прийти к какому-то решению. Здесь жить я больше не смогу. Я осторожно встала. Боль прошила тело. Доковыляв до ванной, я застыла перед зеркалом. В нем отразилось нечто ужасное: косметика потекла, высохшие черные дорожки от слез прочертили скулы, дошли до подбородка, губа лопнула и раздулась, платье порвано в нескольких местах, огромные ссадины на коленях и локтях, синяки по всему телу. Но страшнее всего были следы пальцев на шее.

Чтобы хоть чуть-чуть взбодриться, я приняла едва теплый душ. Похмелье нагнало меня, хоть я и не пила накануне. Затем я принялась маскировать следы, оставленные Мартой: натянула брюки и джемпер, обмотала шею большим платком, нанесла на губы толстый слой помады. Оставалось надеяться, что будет не очень заметно.

Отпирая дверь спальни, я снова задрожала. Не увидев никого, вздохнула с облегчением. Постаралась бесшумно прошмыгнуть мимо Мартиной комнаты. На лестнице я услышала звук работающих пылесосов. Еще несколько часов – и следа от вчерашнего приема не останется. Но целой армии уборщиц не под силу стереть его из моей памяти. На кухне я налила себе чашку кофе и пила его, глядя через окно на парижскую уличную суету. Мотоцикл Габриэля отсутствовал. – О, Ирис, вы здесь!

Голос Жака заставил меня вздрогнуть. Я обернулась и прочла на его лице нечто похожее на облегчение. Безуспешно попыталась ему улыбнуться.

– Видели утром Марту? – спросила я.

– Она ушла.

– Не знаете, когда она должна вернуться?

– Не имею представления.

– А где она?

– Не могу вам этого сказать, простите.

Я повалилась на ближайший стул. Мне не хватало воздуха.

– Я могу вам чем-то помочь, Ирис?

Я еле сдержала рыдания:

– Ну пожалуйста, объясните мне, что здесь происходит.

– Это должен сделать не я.

Я посмотрела ему в глаза:

– Вы позволите мне выйти?

– Вы же не пленница. По крайней мере не моя.

Тело болеть не перестало, и все же я бегом промчалась по квартире, перескакивая через ступеньки, взлетела по лестнице и ворвалась к себе, словно одержимая. Схватила сумку, кожаную куртку, забежала в рабочую комнату за телефоном. Кровь пульсировала в висках. Меня переполняла энергия отчаяния. Обратный путь я проделала с такой же скоростью. Жак терпеливо дожидался у входа. Он протянул мне связку ключей:

– Если он вам не откроет, воспользуйтесь этим.

Я ошеломленно уставилась на ключи в своей руке.

– Вас он не прогонит, – продолжил Жак. – Он нуждается в помощи. Как, впрочем, и вы.

– А как же Марта… У вас не будет неприятностей?

– С ней я разберусь, не волнуйтесь.

Выйдя на улицу, я глубоко вдохнула свежий воздух, постояла и посмотрела в небо, даря себе несколько мгновений передышки. Я вновь обрела свободу. Теперь я в безопасности. Я осталась одна и сама решаю, куда мне идти. Мысленно я поблагодарила свои топографические способности и умение ориентироваться. Я никогда не была у него, только проезжала мимо его дома однажды вечером на такси. И тем не менее адрес надежно запечатлелся в моей памяти.

Я шла, шла и шла по парижским улицам. Мимо Оперы, по бульвару Осман. Ничто не могло меня остановить. Я чувствовала себя героиней фильма: вот я иду по тротуару, вдоль которого выстроились прохожие, чтобы приветствовать меня. Они меня задевали, я их толкала, не замечая этого, не различая ни одного лица. Все они были лишь силуэтами на фоне знаменитых Больших магазинов. Габриэль в опасности, я чувствовала это кожей. Я спасу его, исцелю, заставлю выслушать и открыться мне.

Чтобы войти в подъезд, код не понадобился, у меня был ключ. Не будь номер его квартиры указан на почтовом ящике, я бы стала звонить во все двери подряд. На пятом этаже была единственная дверь, за которой грохотала музыка. Begin the End группы Placebo наполняла лестничную клетку. Басы заставляли вибрировать деревянные створки двери. Я позвонила, подозревая, что он не услышит. Никто не открыл, тогда я воспользовалась ключами и впервые вошла в его жилище. Теперь звуковое сопровождение обеспечивала Muse с композицией Explorers. Мэтью Беллами пел, умоляя освободить его:

Помещение было погружено в полумрак. Прихожая отсутствовала. В гостиной работал телевизор с испачканным экраном. Напротив него я заметила босые ноги, свисающие с черного кожаного дивана. Я двинулась к нему, споткнулась о мотоциклетный шлем, сдержала крик боли и ругнулась сквозь зубы. Никакой реакции не последовало. Через секунду я поняла почему: под низкий столик закатилась пустая бутылка из-под водки. Габриэль храпел, растянувшись на животе, в джинсах, с обнаженным торсом. Я смогла внимательно рассмотреть его татуировку. Зная его, я ожидала чего-то необычного, с изрядной дозой самоиронии. Он мне описал ее как “вариацию на тему падшего ангела”. Что ж, эпитет “падший” вполне уместен. Крылья архангела Гавриила были черными, рваными, ободранными. Их словно втягивала в себя бездна, из которой никому не выбраться. У меня сжалось сердце. Какую тайну он скрывал? Какая мука грызла его? Сон Габриэля можно было назвать как угодно, только не освежающим. Лицо морщилось, на нем было написано страдание. Я наклонилась и осторожно поцеловала его. Он не проснулся, но скорчил гримасу, а потом улыбнулся. Я выключила телевизор, поискала взглядом музыкальный центр, тоже выключила. Наступившая тишина не разбудила Габриэля. Я продолжила экскурсию по квартире. Несмотря на ощущение, будто я нахожусь в зоне боевых действий, мне удалось оценить красоту интерьера. Марта снова завладела моими мыслями – идеи декора, строгого, минималистского, современного, наверняка принадлежали ей. Как и ее апартаменты, эти тоже относились к османовской эпохе: потолочная лепнина, мраморный камин. Паркет был почти черным, а белизна стен настолько чистой, что отдавала голубизной. На стенах никаких украшений – ни фотографий, ни каких-то личных вещей, которые рассказали бы мне что-нибудь о Габриэле и его прошлой жизни. Из гостиной дверь вела на кухню, где царил полный хаос. Я вышла в коридор, прошла мимо кабинета – в него я не заходила, – потом увидела спальню и остановилась в дверях. Здесь пахло затхлостью, простыни уж точно давно не меняли. Мне не хотелось думать о тех, кто на них побывал. Я вернулась в гостиную, сняла куртку, не стала тревожить Габриэля и решительно взялась за уборку.

За час я с ней справилась, полностью раздвинула шторы, чтобы впустить в помещение солнечный свет и мягко разбудить Габриэля. Я села в кресло напротив дивана и положила ногу на ногу. Мое сердце разрывалось от любви к нему. Он заворочался, заворчал, попытался зарыться лицом в подушку. Потом открыл глаза, и первым, что он увидел, была я. Несколько секунд он смотрел на меня, не отрываясь и не произнося ни слова. Потом сел, потянулся, взлохматил волосы и слабо улыбнулся:

– Полагаю, за то, что ты здесь, нужно благодарить Жака?

Я кивнула.

– Я уже несколько месяцев мечтаю о том, чтобы проснуться и увидеть тебя, и надо же этому случиться как раз тогда, когда я в руинах.

Я рванулась к нему, но он предостерегающе вытянул ладонь:

– Ответь на мой вопрос.

– Задавай.

Он неловко поднялся с дивана.

– Почему ты вернулась в Париж? Где твой муж?

– Я оставила Пьера.

– Почему?

Я помолчала.

– Я узнала, что он изменял мне, и…

– Вот скотина! Как он посмел?

Он бурно жестикулировал.

Я подошла к нему и взяла за запястье. Он перестал размахивать руками и всмотрелся в меня.

– Со мной все в порядке, Габриэль. И если бы мне достало смелости, я бы приняла решение еще до того, как обо всем узнала. На самом деле я не хотела оставаться с ним, я его больше не любила. Только с тобой…

– Не говори так, пожалуйста.

Я оскорбленно замолчала и отступила на шаг:

– То есть ты от меня отказываешься?

Мои глаза наполнились слезами. Он подошел ко мне, обхватил мое лицо:

– Я не заслуживаю твоих слез… Что это с тобой?

Большой палец коснулся синяка и раны на моей губе, я зашипела от боли. Его взгляд скользнул на мою шею – я забыла, что перед уборкой сняла платок.

– Да это ерунда…

– Только не говори, что это она!

Я отвернулась. Он отпустил меня, сжал кулаки, его глаза метали молнии.

– Сука! Как она посмела поднять на тебя руку?!

– Да я же говорю, ерунда, ничего серьезного.

– Очень даже серьезно! Ты от меня что-то скрываешь…

Он забегал по комнате, словно тигр в клетке.

– Вот поэтому я и подталкивал тебя к отъезду, – нервно заговорил он. – И по той же причине я могу тебя безумно любить, но все равно у нас с тобой ничего не получится, потому что ты заслуживаешь лучшего, чем эта дерьмовая жизнь, потому что…

– Заткнись! – заорала я.

Я подбежала к нему, заставила посмотреть на меня. Он отвернулся и уткнулся взглядом в пол:

– Ирис, я прошу тебя… Не надо, все и так непомерно сложно.

– Повтори, что ты сказал! – Я молотила кулаками по его груди.

– Я тебя люблю, – выдавил он.

Я мгновенно опустила кулаки. Прижалась губами к его губам. Он схватил меня, смял в объятиях. Наши языки сплелись в отчаянной схватке. Поцелуй причинил мне боль, у него был вкус крови и запах перегара, но он подхватывал меня и увлекал за собой, словно смерч, сметающий все на своем пути. Я давно хотела узнать, что принесут мне его губы. Они несли страх, они несли сладость, они грозили опасностью, они возвращали меня к жизни. Он придавил меня к ближайшей стенке. Его агрессивные, властные руки схватили мои ягодицы, потом проникли под майку. Мои руки сомкнулись на его спине, я мяла его кожу, еле удерживаясь, чтобы не царапать ногтями. Мне хотелось расплавиться в нем. Он вцепился в мое бедро, отвел его в сторону, и я ощутила всю силу его желания. Я застонала. Наш поцелуй резко прервался. Я задыхалась. Он отпустил мою ногу и поднял на меня глаза, полные боли и вины. Я погладила его по голове:

– Да что с тобой?

Я ласкала его лицо, он прикрыл глаза. Потом одним движением высвободился из моих объятий:

– Ты всего не знаешь. Ты заслуживаешь кого-нибудь получше, чем я. Даже твой козел сделал бы тебя счастливее.

– С чего ты взял? Почему?

Он повернулся ко мне, его мощная фигура нависла надо мной.

– А потому, что до того, как я полюбил тебя, я просто хотел с тобой переспать, чтобы насолить Марте, чтобы украсть у нее любимую игрушку и сделать ее своей. Мы ведь все время играли в такие игры. Вот только на этот раз она захотела присвоить тебя и не делиться. И чем дольше она меня не подпускала к тебе, тем больше я тебя хотел. Но не о твоем благе я при этом думал, поверь.

Я зажала рот рукой:

– Неправда!

– Правда, Ирис, в том, что ты первая женщина, с которой мне хочется заниматься любовью, а не просто трахнуть, как очередную дорогую шлюху. Хочешь узнать, кто я такой на самом деле?

Он в упор смотрел на меня. Я не могла вымолвить ни слова.

– Я спал с Мартой на протяжении пятнадцати лет, притом что люблю ее как мать. Я был ее альфонсом с одобрения Жюля и с моего полного согласия. Конец этой истории понравится тебе еще больше! Без нее я ничто, все, что ты видела с самого начала – компании, мои бабки, квартира, вообще все, что у меня есть, – принадлежит ей. И если она захочет, я на следующий день окажусь голым на улице.

Я едва сдерживала слезы. У Габриэля заходили желваки, он был мертвенно-бледным. Но это не помешало ему продолжать.

– Если бы я пальцем пошевелил в тот вечер, когда она заставила тебя примерять при мне платье, это закончилось бы сексом втроем, хотела бы ты того или нет. Мы бы тебя совратили.

Я с трудом удержала подкатившую к горлу тошноту.

– Именно в тот момент я понял, что меняюсь, потому что мне захотелось защитить тебя от нее. Я был готов на все, лишь бы не допустить, чтобы Марта сделала с тобой то, что она сделала со мной. Но я не знал, как бороться со своими чувствами. Я лишь попытался немного отдалиться, но у меня ничего не получалось. Я думал только о тебе, я хотел только тебя. А потом явился твой муж… и я понял, что не смогу дать тебе ничего хорошего и пора прекращать витать в облаках. Твой скоропалительный отъезд упростил мою задачу, хотя после него я очутился в аду. Когда я тебя вчера увидел, когда я узнал, что ты живешь у нее… я… и то, как она тебя держала… а ты… ты была так похожа на нее… и такая покорная…

Мне показалось, что я схожу с ума. Меня била дрожь, и я ничего не могла с этим поделать. Мне казалось, что я слышу историю, которая не имеет ко мне, нет, к нам, никакого отношения. У меня закружилась голова, и я покачнулась. Габриэль решительно подошел ко мне, подвел к дивану и усадил на него. Присел рядом на корточки, взял мои руки в свои:

– Тебе нужно уходить. У тебя документы с собой? Я кивнула, не очень понимая, куда он клонит.

– Забудь о вещах. Даже не думай туда возвращаться, она тебя больше не отпустит. Как подумаю, что она с тобой сделала…

Он замолчал, осторожно и нежно провел пальцем по моей разбитой губе, потом по шее.

– Меня она не могла бить, а ты слабая и хрупкая. Она так тебя хочет, что становится жестокой. Она обезумела, и у нее слишком большая власть над тобой. Я не позволю, чтобы ты стала ее вещью, чтобы она держала тебя взаперти. Я найду способ утихомирить ее. И не важно, какими будут последствия… Скажи мне, куда ты хочешь поехать, я куплю тебе билет на поезд, на самолет, все, что надо…

Он покивал, как бы подводя черту, и стал подниматься. Я вцепилась в его руки:

– Я не хочу уезжать.

– Да черт тебя побери, Ирис! Ты ничего не поняла…

Он попытался высвободиться, но я держала крепко:

– Выслушай меня, пожалуйста.

Он вздохнул, опустил глаза, приготовился слушать. Для начала мне нужно было задать ему один вопрос. Только это было тяжело, слова никак не выговаривались.

– Мне трудно это произнести, но… ты по-прежнему спишь с ней?

– Нет, клянусь тебе! Это постепенно прекратилось само собой три года назад, после смерти Жюля. Она просто ловила кайф, когда наблюдала, как я использую ее приемы, соблазняя очередную женщину. А потом появилась ты… и разбудила зверя. Случилось то, чего не должно было случиться ни при каких условиях: мы оба в тебя влюбились.

Я не отрывала от него глаз. Мне, конечно, не все известно, и я никогда не узнаю все подробности. Я всегда ощущала непонятный дискомфорт, смутное напряжение в их отношениях. Но даже не подозревала, что могу быть тому причиной или что тут какую-то роль играет секс. Готова ли я принять это, если все зашло так далеко? Ответ лежал на поверхности. Моя жизнь окончательно превратилась в хаос, но пока Габриэль рядом, я выдержу все. И помогу ему со всем справиться.

– Марта управляла твоей жизнью с того момента, как ты ее встретил. Не позволяй ей больше решать за себя, не дай ей разлучить нас.

– Как ты можешь терпеть меня?

– Я люблю тебя, а любовь нельзя объяснить.

– Я же полное дерьмо.

– Не хочу больше никогда этого слышать! Я смотрю на тебя и вижу мужчину, который меня соблазнял, а я не противилась, но он уважал меня и, более того, оберегал, порой в ущерб себе.

На его лице промелькнул намек на надежду.

– А если, чтобы мы остались вместе, нужно будет уехать и все начать сначала?

– Я готова. Единственное, на что я не согласна, – это потерять тебя.

Он стиснул мои руки, в его глазах заблестели слезы. Мы потянулись друг к другу. Мне захотелось сдернуть с его лица эту маску печали и страха, и я стала целовать его. Он жадно ответил на поцелуи. Потом поднялся и опрокинул меня на диван. Буря желания налетела на нас, мои руки цеплялись за его спину, он давил на меня всем телом, и мне нравилось чувствовать на себе его тяжесть. Он оторвал свои губы от моих.

– Нет, не так, – сказал он.

Он встал, притянул меня к себе и повел в спальню. Возле кровати он бесконечно медленно раздел меня. Движением руки запретил ему помогать. Когда я предстала перед ним полностью обнаженной, боязнь разочаровать его, оказаться не на высоте сковала меня. Мое тело было залито ярким светом, и на него смотрел пресыщенный мужчина, который обманывал женщин долгие месяцы, долгие годы. Я сгорбилась, опустила голову, попыталась прикрыть грудь скрещенными руками. Габриэль обнял меня за талию и притянул к себе.

– Я люблю тебя, Ирис, – сказал он мне на ухо. – Я хочу видеть тебя. Посмотри на меня.

Я подчинилась. И увидела в его глазах только любовь и желание. Мое смущение и застенчивость куда-то исчезли. Мы целовались, едва не задыхаясь, растворяясь в поцелуях, ласках, стонах. Было так просто отдаваться ему, наши жесты, наша кожа жили в идеальной гармонии. Он вошел в меня и удерживал мои руки по обе стороны моего лица. Он двигался медленно, глубоко. Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, пока волны оргазма не накрыли нас. Габриэль зарылся лицом в мою шею. Мы долго не шевелились. Потом наше дыхание выровнялось. Он чмокнул меня в плечо, оторвался от меня и перекатился на бок. Я смотрела на него. Он откинул с моего лба прилипшие прядки волос. Мне показалось, что он совсем далеко от меня, и я испугалась. Правда, расстояние между нами было почти незаметным, но я все равно еще ближе придвинулась к нему, а он снова меня обнял.

– Спасибо, что ты раньше не поддалась на мои ухаживания.

Я приподнялась и оперлась подбородком о его грудь.

– А я жалею об этом, – возразила я. – Мы бы избежали бессмысленных страданий и расставаний.

– Ты ошибаешься, случись это раньше, я бы не успел полюбить тебя по-настоящему.

– А я уверена, что ты бы и тогда был на высоте и все понял.

Он с сомнением покачал головой.

– Знаешь что? – спросила я.

Он взглянул на меня и улыбнулся:

– Нет, не знаю, но ты мне сейчас скажешь.

– Плевать нам на то, как все могло бы быть, главное – это то, что у нас есть сейчас.

Его лицо озарилось, обаятельный разбойник вернулся. Он перевернул меня на спину, придавил своим телом. Я засмеялась. Он поцелуями щекотал мне шею, грудь, живот, который вдруг заурчал. Габриэль развеселился и обратился к нему:

– Ты чем-то недоволен? Сейчас я тебя порадую.

Он выбрался из постели и направился в гостиную.

– Вот это да!

Он наконец-то заметил, что все прибрано.

– Нужно же мне было чем-то заняться, пока ты отсыпался после своей водки, – отозвалась я. – Но должна принести извинения: мне пришлось порыться в твоем шкафу – хотелось, чтобы простыни были чистыми.

Он расхохотался. Я лежала без сил, блаженно удовлетворенная, остатки адреналина еще бурлили в теле. Я была потрясена тем, что произошло между нами. Это освободило меня и многое мне открыло. С Пьером секс сначала просто перестал существовать, а когда вернулся в нашу жизнь, был механическим и каким-то фальшивым. Секс с Габриэлем был простым, мощным, искренним. Впервые в жизни у меня появилось ощущение, что, занимаясь любовью, я была самой собой. Марта отдалилась куда-то за горизонт. Я погрузилась в полудрему, но изо всех сил старалась удержать глаза открытыми.

Рука, его рука, ласкала мою спину. Я лежала на животе, жмурилась, потом повернула голову, стараясь его увидеть. Он наклонился и нежно поцеловал меня.

– Могу предложить только шампанское, – сказал он.

– Ты решил перевести меня на жидкое питание?

– Шампанское отличное. Будем пользоваться, пока нам не перекрыли кран.

Он взял с ночного столика бокал и протянул мне. Я села на кровати, натянула на грудь простыню. Мы чокнулись, глядя друг другу в глаза. Я успела сделать несколько глотков, и тут Габриэль забрал у меня бокал и заставил снова лечь. Он устроил мне проверку с пристрастием, не пропустив ни кусочка моего тела: внимательно рассмотрел шею, провел пальцем по ободранным рукам, изучил разбитые колени, а потом снова вернулся вверх и осторожно тронул губами ссадины на плече.

– Я готов убить ее за то, что она тебе сделала, – пробормотал он.

– Не говори так…

– Пока ты спала, твой телефон безумствовал.

– Наверняка она.

– Точно. У нее небось случился нервный припадок, а сейчас она готовит план мести.

– Она действительно может перекрыть тебе кислород?

– Да, у нее доверенность на все мои счета. С того самого времени, когда Жюль мне их открыл. Компании зарегистрированы на нее, а я только управляющий. Предусмотрено все, чтобы я никогда ее не бросил. Умирая, Жюль признался мне, что безумно гордится подарком, который сделал Марте. А подарок – это я.

– А тебе никогда не хотелось уйти?

– Нет… Что бы она ни сделала, я люблю Марту, и у меня никого, кроме нее, нет. До твоего появления я в глубине души был уверен, что в моей жизни всегда будет она одна и ничто никогда не изменится. И только когда я увидел, что она делает с тобой, я осознал, до какой степени она мной манипулировала. Ей удалось вдолбить мне, что никакая другая женщина не способна по-настоящему полюбить меня, что она, Марта, единственная, кто может меня вынести. А когда мы перестали заниматься сексом, я поверил, что наши отношения, хоть и извращенные, все же стали ближе к норме, чем раньше. Но я хочу, чтобы ты знала… в самом начале она меня не принуждала…

– Ты хочешь сказать…

– Да.

– Но почему ты вообще согласился?

– А ты представь себе ситуацию. Я молодой, глупый и наглый. А тут женщина ослепительной красоты, с сексуальным опытом, способным вызвать краску на лице порнозвезды, забирается ко мне в постель по своей доброй воле, когда я и пальцем для этого не пошевелил…

– Ты не мог бы избавить меня от подробностей? Буду тебе признательна.

– Извини, – виновато ответил он.

Я его поцеловала, и виноватое выражение лица сменилось улыбкой.

– Что мы теперь будем делать? – спросила я.

– Я позвоню ей.

– Хочешь, я это сделаю? В конце концов, я же сбежала от нее, да и напала она на меня, а не на тебя.

– Все правильно, но сейчас это только наше с ней дело и больше ничье. Трудно с этим согласиться, но она все воспринимает так, будто ты некий предмет и мы с ней спорим за право им обладать. Мне важно самому это сделать – чтобы освободиться от нее и от ее власти.

– Ты к этому готов?

– Более чем…

Он поцеловал меня и пошел за телефоном. Вернулся, сел в ногах кровати. Я оперлась на подушки в изголовье. Он уставился на телефон, вздыхал и ерошил волосы. Набрал номер, прижал трубку к уху, потянулся свободной рукой ко мне. Я проползла по кровати на четвереньках и поймала ее. Он сильно сдавил мою ладонь, прижав ее к животу. Я оказалась у него за спиной и стала водить пальцем по татуировке; его мышцы были напряжены.

– Марта, это я… Ирис у меня…

– Вы оба смешны! – услышала я ее голос. Габриэль вздохнул.

– Не собираюсь изображать из себя любящую бабулю, когда вы решите наплодить отпрысков. – Тон был ядовитым.

– А мы тебя об этом не просим. Мы хотим только, чтобы ты оставила нас в покое.

– Ты не имеешь права забирать ее у меня, – прорычала она. – Верни ее мне!

– Ирис тебе не принадлежит. – Голос Габриэля стал более жестким. Мышцы под моей рукой напряглись еще сильнее. – Не смей больше никогда к ней прикасаться, слышишь?

– Ты не можешь мне угрожать, ты же это знаешь, дорогой мой? – вкрадчиво произнесла она своим соблазнительным, колдовским голосом.

Габриэль задыхался, бисеринки пота выступили на его висках. Он сражался.

– И я тоже не принадлежу тебе, – решительно продолжил он.

– Еще как принадлежишь! С того самого момента, как я тебя увидела, как ты вошел в мой дом, ты – моя собственность.

– С этим покончено, Марта.

– Тебе известно, что это означает! Ты все потеряешь. Без меня ты ничто. Придется забыть о работе, власти, деньгах.

Габриэль взглянул на меня через плечо, в его глазах читалось беспокойство и грусть – он задавал мне немой вопрос. Я нежно улыбнулась в ответ. Он еще крепче сжал мою руку.

– Марта, я не хочу, чтобы все так закончилось, – произнес он спокойно. – Но если ты нас вынудишь, мы с Ирис уедем. Ты больше не будешь управлять нами, этому конец.

– Ты разрушишь и ее жизнь, и свою… – И тут она взорвалась. – Вы не имеете права! – завопила она. – Вы должны любить меня и только меня!

– Посмотри, что ты с собой делаешь! Ты нездорова. По-моему, тебе пора лечиться.

Теперь Марта выкрикивала что-то неразборчивое. Габриэль покачал головой:

– Сейчас я выключу телефон. Подумай хорошенько. Только от тебя зависит, останемся ли мы оба с тобой.

– Дорогой мой, это выше моих сил, – рыдала она в трубку. – Не бросай меня, ты мне нужен. Ты обещал Жюлю, а Жюль – твой отец, не забывай.

Она плакала и орала одновременно. Габриэль немного помолчал.

– До свидания, Марта, – решительно произнес он.

– Я вас люблю! – прокричала она сквозь рыдания.

Габриэль выключил телефон и осторожно положил рядом. Я обняла его. Потом он захотел встать, и я его отпустила. Он схватил меня за руку и потащил в ванную. Мы вошли в душевую кабину, он отрегулировал воду. Я развернула его лицо к себе и не отпускала, заставляя смотреть на меня, говорить со мной. Он изо всех сил зажмурился, потом набросился на меня, стал целовать, как если бы его жизнь зависела от этих поцелуев. Он мял и тискал мое тело, и возбуждение накатило мгновенно. Я подчинялась ему – пусть делает все сам, как он хочет, как ему диктует желание. Он поднял меня, притиснул к твердой кафельной стенке и взял грубо, двигаясь во мне с неистовой силой, пока мы оба не взлетели на вершину удовольствия со стонами, задыхаясь. И тут он неожиданно разрыдался. Словно в замедленном кино, мы опустились на пол, я притянула его к своей груди, он вцепился в меня, положил голову мне на живот. Я долго баюкала его под струями воды, пока его слезы не высказали все, что не могли выразить слова.

– Прости меня, – всхлипнул он через какое-то время.

– Тс-с-с…

Я осторожно подняла его, намылила пеной, сполоснула водой, он не сопротивлялся. Потом я выключила душ, вышла из кабины, завернулась в первое попавшееся махровое полотенце, взяла второе и повернулась к нему, чтобы вытереть его. Он дрожал.

– Пойди оденься, – тихо сказала я.

В его глазах снова загорелся живой огонек, он наконец-то посмотрел на меня, а я провела пальцем по его губам:

– Иди.

Он вернулся в спальню, я последовала за ним и стала смотреть на него. Он остановился перед стенным шкафом. Наконец-то его татуировка обрела глубинный смысл. Габриэль всегда разрывался между сыновней и одновременно кровосмесительной любовью к Марте и своим стремлением к свободе. Только что он освободился от ее власти, но при этом утратил мать. Кастрирующую мать.

Сначала он расслабил мышцы, покрутил головой и с хрустом потянулся. Потом спокойно оделся, по-прежнему молча. Застегнул рубашку и повернулся ко мне:

– Я сделаю пару звонков по работе, и пойдем что-нибудь перекусим. Ты не против?

Я радостно закивала:

– Да, пойдем, я голодная.

Он взял телефон, лежавший на кровати. Подошел ко мне, обнял, потерся носом о мои волосы.

– Спасибо, – выдохнул он.

Он хотел отойти, но я удержала его за руку:

– Можно стащить у тебя рубашку?

Его улыбка, такая искренняя и непринужденная, успокоила меня. Он перешел в гостиную. Мне был слышен его голос. Я нашла свою одежду и выбрала одну из его сорочек. Одевшись, я вернулась в ванную, чтобы привести в порядок прическу. Оперлась на умывальник. Несмотря на боль и испытания, которые неизбежно последуют, я чувствовала себя живой, я была с любимым мужчиной. Всего за несколько часов мы перешли от отношений начинающих любовников к такому градусу близости, какого у нас с Пьером не было никогда.

Габриэль сидел на диване, придерживая плечом трубку, с включенным ноутбуком на столике перед ним. Я подошла сзади, погладила его по спине, он взял мою ладонь, поцеловал и продолжил разговор:

– Подготовь все документы и контракты, я подъеду послезавтра и подпишу… Не задавай никаких вопросов.

Он прервал разговор.

Мы зашли в первую попавшуюся пиццерию. Заказ приняли быстро и так же быстро принесли. К Габриэлю понемногу возвращалась радость жизни, по крайней мере, он уже не выглядел таким подавленным. Я обязана быть начеку, не позволять ему снова провалиться во мрак. Мы оба были ужасно голодные. Наш волчий аппетит развеселил нас, но мы продолжали заглатывать пиццу в рекордном темпе.

– Не думал, что однажды придется готовиться к отъезду, – признался он, когда его тарелка опустела.

– Ты не можешь вот так взять и все бросить, в этой работе вся твоя жизнь. Ты уверен, что этим кончится?

– Она хочет заполучить нас обоих, но так, чтобы мы не были вместе. Не знаю, как она вынесла бы ежедневные встречи со мной, зная, что по вечерам ты возвращаешься ко мне, а она при этом не может до тебя дотянуться. Ты же понимаешь, что двери ателье на этот раз закрыты для тебя окончательно и бесповоротно? Я не позволю тебе снова увидеться с ней, это слишком опасно. Где же ты будешь работать?

– Не знаю. После развода я получу какие-то деньги и смогу что-нибудь снять. Но это произойдет не завтра… Черт!

– Что случилось?

– Всем занимается адвокат Марты.

– Не беспокойся, я его знаю, завтра же позвоню и попрошу решать все с тобой напрямую. Она ухитрилась сунуть нос и в это дело? С ума сойти…

– Я сама отдала все в ее руки. По возвращении я вообще не могла ни о чем думать.

– В этом ее сила, она плетет вокруг тебя паутину, и через какое-то время тебе уже не избавиться от нее. Именно поэтому мы уедем – будем строить свою жизнь самостоятельно.

Он раздраженно забарабанил пальцами по столу, а я зевнула.

– Я тоже никакой, – сказал он.

Войдя в квартиру, мы сразу направились в спальню, разделись, не теряя ни минуты, и нырнули в постель. Голые, тесно прижавшись друг к другу, мы наслаждались тем, что наконец-то обрели друг друга. Я сражалась со сном, не позволяла глазам закрыться.

– Спи, Ирис.

– Не хочу.

– Неужели?

– Мне так хорошо с тобой. Лучше, чем все, что я могла себе представить.

– Подумай о том, что пробуждение будет еще более сладким.

Он положил мою голову себе на плечо. Я с большим удовольствием подчинилась. Я чувствовала себя словно в мягком коконе, в тепле, на шелковой коже его рук.

Глава одиннадцатая

Нас разбудил вибрирующий звук. Во сне Габриэль обнял меня, а я прижималась к нему спиной. Он что-то пробормотал мне в шею, я приоткрыла глаз. За окном только начинало светать. Телефон снова завибрировал.

– Черт! – возмутился Габриэль. – Наверное, клиент с другого конца света, плевал он на разницу во времени.

Я посильнее прижала его руку к своему животу. Он потерся щекой о мое плечо.

– Не вылезем из постели весь день, – промурлыкал он.

Я хихикнула. На какое-то время нас оставили в покое, а потом телефон Габриэля снова включился. Он обреченно махнул рукой, оторвался от меня, я перевернулась на другой бок. Габриэль схватил мобильник, смотрел на него, как мне показалось, целую вечность, потом приподнялся и ответил:

– Да…

Он побелел, свободной рукой вцепился в простыню.

– Сейчас буду, Жак.

Габриэль встал, быстро натянул джинсы. И тут вспомнил обо мне:

– Пойдем со мной, прошу тебя. Это Марта, она…

Его голос надломился. Я не задавала вопросов и не ждала объяснений. Не раздумывая, я тоже вскочила с постели. Меньше чем через пять минут мы были готовы. Габриэль взял два шлема. Он захлопнул дверь квартиры, нажал на кнопку лифта и не отпускал ее, пока кабина не остановилась на нашем этаже. В лифте он молча обнял меня и притянул к себе. Вид у него был потрясенный. Выйдя из подъезда, он побежал к мотоциклу, я за ним. Он сел на сиденье, я тоже и обхватила его руками. Габриэль рванул с места. Он мчался на невероятной скорости, и я изо всех сил зажмурилась. Мотоцикл бешено лавировал, мотор ревел. Потом он резко затормозил, я открыла глаза и увидела, что мы подъехали к Мартиному дому. Улица была пустынной. Габриэль поставил свой мотоцикл на привычное место. В лифте он снова обнял меня и не отпускал, пока мы не доехали до шестого этажа. Его тело было как натянутая струна. Потом он взял меня за руку и переплел свои пальцы с моими. Дверь квартиры открыл Жак, белый как мел.

– Она в гостиной…

Габриэль увлек меня в коридор. Жак окликнул его. Мы обернулись одновременно.

– Примите мои соболезнования.

Габриэль покачнулся. Но мы все же продолжили идти в мертвой тишине. На пороге большого салона я окинула взглядом открывшуюся картину. Сквозь шторы, задернутые наполовину, пробивались лучи утреннего света, в них порхали пылинки. Марта сидела на диване, на своем обычном месте. На ней было самое первое из сшитых мной платьев. Я его сразу узнала. На маленьком приставном столике стояла пепельница, сверху лежал ее мундштук, рядом стакан ждал, когда его наполнят джином, и бросалась в глаза коробочка для лекарств. Пустая.

– Все кончено, – прошептал Габриэль.

Он отпустил мою руку, прошел по комнате, стал напротив Марты. Присел на корточки и долго всматривался в нее. Потом погладил ее волосы и уткнулся лицом в ее колени. С трудом сдержал рыдания. Мое сердце разрывалось на части. Я не в силах исцелить эту рану. Я вся сжалась в комок, вцепилась зубами в кулак, стараясь не заплакать. Я должна обуздать свое горе любой ценой.

Тишину разорвал приближающийся вой сирен. Я стряхнула оцепенение и отправилась за Жаком. Он подтвердил, что вызвал скорую помощь и полицию. Еще через несколько минут раздался звонок в дверь. Габриэль не двинулся с места. Я встала на пути врача скорой, не пуская его.

– Позвольте мне пройти, мадам.

– Пожалуйста, дайте нам немного времени. Не торопите его.

– Это ее сын?

– Практически да.

Я вошла в салон, опустилась на корточки за спиной Габриэля, обняла его за плечи. Марта выглядела роскошно, с идеальным макияжем и прической. У нее было спокойное лицо. Мои руки ощущали, как рыдания сотрясают тело Габриэля. Я заговорила тихо-тихо, совсем шепотом:

– Надо впустить врачей. Пойдем со мной.

Он поднялся, снова поцеловал Марту и отошел в сторону.

– Я еще побуду с ней, – сказал он, не отрывая от нее глаз. – Скажи, пусть они заходят.

Я пригласила их войти и ушла.

Полицейские тоже приехали и стали задавать Жаку вопросы. Потом пришла моя очередь, и я механически отвечала им. Мне показалось, что все это длилось несколько часов. Закончив со мной, они отправились в гостиную. Я последовала за ними, беспокоясь за Габриэля, и на пороге испытала шок. Марта уже лежала на носилках, и санитары задергивали молнию черного пластикового мешка. Полицейские направились прямо к Габриэлю. Я не слышала, о чем они говорят. Полицейские разрешили ему подойти ко мне. Он взял меня за руку и повел по коридору к выходу.

– Жак, – позвал он.

Жак вырос на пороге.

– Закажите Ирис такси, пожалуйста.

– Да ты что? Нет, я остаюсь с тобой.

Он нахмурился.

– Я бы хотел, чтобы ты ушла, возвращайся домой, отдохни. Я еще долго буду занят…

– Месье, – позвал его полицейский.

– Иду-иду, – ответил он и снова повернулся к Жаку: – Я могу на вас рассчитывать?

– Безусловно.

Габриэль пристально посмотрел на меня, откинул с моего лица прядь волос, провел пальцами по виску, развернулся и ушел. Через десять минут Жак сообщил, что такси ждет внизу. Чтобы убедить меня уехать, он пообещал, что будет все время на связи. Я застыла на пороге при виде машины скорой помощи и полицейских автомобилей с включенными мигалками. Вокруг, как стервятники, бродили зеваки. Еще восьми утра не было, а мне казалось, что после звонка Жака прошло несколько дней.

Следующие часы я провела забившись в угол дивана, или расхаживая взад-вперед по квартире, или глядя в окно и ничего не видя. Я не решалась звонить Габриэлю, чтобы не беспокоить его. А телефон Жака мне не пришло в голову записать.

Когда ближе к пяти вечера раздался звонок, я бросилась к двери. На пороге стоял Жак, нагруженный, как вьючная лошадь. Я впустила его и помогла донести пакеты.

– Извините, не смог связаться с вами раньше.

– Как он?

– Не знаю, он все еще в комиссариате.

– Почему так долго?

– Не волнуйтесь, это стандартная процедура.

Я вздохнула с облегчением и обратила внимание на сумки, которые он принес. В ответ на немой вопрос он грустно улыбнулся:

– Габриэль попросил меня собрать ваши вещи и кое-что купить. Он боялся, что вы останетесь голодной. Для начала я сварю вам кофе.

– Лучше травяной чай, нервы и так никуда.

Мы переглянулись. Наше состояние было примерно одинаковым, и у нас вырвался нервный смех.

– Нет, серьезно, Жак, не тратьте на меня время, у вас наверняка и так много дел.

– Вовсе нет, Габриэль распорядился, чтобы я возвращался домой, после того как все для вас сделаю.

– Так нельзя! Он не должен оставаться…

Я уже была у двери, но Жак придержал меня за плечо:

– Это его решение. Он хочет сам со всем разобраться. Для него это важно.

Я опустила голову и вернулась из прихожей.

Через несколько минут мы уже сидели за стойкой в центре кухни. Передо мной стояла чашка с отваром вербены, перед Жаком стакан джина – в память о Марте.

– Как вы? – спросила я.

– Я знал, что однажды все кончится именно так. И Жюль это знал. Марта была ослепительной женщиной, обворожительной, но больной. От Габриэля это скрыли, Жюль запретил мне рассказывать, но она наблюдалась у психиатра и психоаналитика и еженедельно посещала их. Из-за нарушений психики она принимала сильнодействующие средства, но очень ловко скрывала свою болезнь – в этом ей не было равных.

Наступит ли когда-нибудь конец ужасным открытиям?

– Господи…

– В последнее время реальность практически потеряла для нее смысл. Она по поводу и без повода глотала то анксиолитики, то нейролептики… начала заговариваться, постоянно вспоминала свое прошлое и по-всякому трансформировала его. У нее даже появились галлюцинации: как-то я застал ее за тем, что она рассказывала Жюлю о вас, о Габриэле. Приступы безумия участились, и, главное, они становились неуправляемыми, нужно было молча дожидаться, пока гроза пройдет…

Я вспомнила ее маниакальную потребность все контролировать, перепады настроения, которые сходили за капризы звезды, мигрени, бывшие, как выяснилось, вовсе не мигренями, а чем-то совсем другим, ее неадекватную реакцию на мое решение вернуться к Пьеру, неконтролируемая ярость и нападение на меня в последний вечер…

– Той ночью я не должен был оставлять вас с ней наедине. Простите меня, Ирис, за то, что она с вами сделала.

Он поглядывал на синяки на моей шее, которые постепенно принимали фиолетовый оттенок.

– Вы тут ни при чем, Жак. Она тогда была не она, а кто-то другой, так я воспринимаю случившееся. Во всяком случае, это не то воспоминание, которое я хотела бы о ней сохранить. Вы все рассказали Габриэлю? Ему стало бы легче.

– Да, рассказал. Время тайн прошло… И ни вы, ни он не должны винить себя в том, что случилось.

– Легко сказать.

– Я был у нее вчера. И слышал их разговор по телефону.

– А-а…

– Я хотел дать ей дополнительную дозу лекарств, но она долго проплакала, а потом сама успокоилась. Марта отправила меня домой, и когда я уходил, она сказала, что ей плохо без Жюля, она тоскует по нему. Честно говоря, я полагаю, что она приняла решение абсолютно осознанно и потому, что любила вас обоих.

– Как Габриэль реагировал на ваш рассказ?

– Это его успокоило, но сражение со своими демонами у него еще впереди. – Он отхлебнул глоток и долго перекатывал джин во рту. – А вы, Ирис? Вы-то как?

– Не знаю. Я не в состоянии поверить, что она умерла, и могу думать только о нем.

– Дайте волю печали, вы ведь тоже любили ее. Я знаю.

– Пусть пройдет время, – только и смогла ответить я.

Жак допил джин и встал с табурета:

– Не оставайтесь одна, пойдемте со мной, побудьте вечером с моей женой и детьми.

– Спасибо, Жак, вы просто чудо, но я лучше останусь здесь. Не хочу, чтобы Габриэль вернулся в пустую квартиру.

– Как хотите, но только не стесняйтесь звонить, если что-то вдруг понадобится.

Он записал мне свой номер телефона и направился к двери. Я вышла в прихожую вместе с ним. Он чмокнул меня в щеку, и я потеряла дар речи от неожиданности. А он ушел, оставив меня в одиночестве переваривать его откровения.

Я вытащила из чемодана чистые вещи и туалетные принадлежности. Потом пошла в ванную и долго стояла под горячим душем. Надеялась снять таким образом напряжение, но мои надежды не оправдались. Одевшись, я поплелась на кухню. Нужно было что-то съесть. Содержимое холодильника, несмотря ни на что, вызвало у меня улыбку. Он был заполнен готовыми блюдами из лучших магазинов. Траур не траур, а роскошь никто не отменял, с иронией подумала я. Я взяла первый попавшийся лоток, немного поклевала, оставила больше половины и вернулась с телефоном в руках на диван дожидаться Габриэля.

– Ирис, ты почему не легла? – едва войдя, спросил Габриэль.

Я заморгала. Оказывается, я заснула на диване. Он сел рядом, я увидела, как он осунулся за эти часы, погладила его по лицу. Он прижался к моей ладони.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.

Он встал:

– Иди ложись.

Он направился на кухню, долго стоял, опершись о стойку. Потом взял стакан, налил немножко апельсинового сока, щедро плеснул рому. Я подошла к нему, стала за спиной, обняла.

– Это лучше, чем снотворное, – объяснил он.

Я поцеловала его. Он осушил стакан тремя глотками.

– Жак приходил? – спросил он.

– Да.

– Она была безумной… совсем свихнулась… Как я мог ничего не замечать?

– Я уверена, она хотела тебя защитить. Какое значение имеет ее безумие? Ты же ее любил такой, как она есть…

Он с сомнением покачал головой:

– Возможно… вот только всю оставшуюся жизнь я буду думать, будто убил ее. После всего, что я ей вчера наговорил по телефону, ответственность за то, что произошло, несу я.

Он замолчал, ударил кулаком по столешнице.

– Габриэль, я так же виновата, как ты.

Он резко обернулся, схватил меня за плечи:

– Больше никогда так не говори. Она тебя ударила, хотела убить. И ты не должна мучиться из-за того, что…

– Я сбежала от нее к тебе, не сказав ни слова, без всяких объяснений, не обеспокоившись ее состоянием, хотя было совершенно очевидно, что она не в себе. Ты же видишь, вина лежит и на мне.

Он приник ко мне, сцепил за моей спиной руки и долго не отпускал.

– Мы всего лишь хотели быть вместе. – В его голосе слышались рыдания.

– Знаю… Мы будем нести это бремя вдвоем. Придется научиться с этим жить.

– Я только организую ее похороны, и мы свалим. А теперь иди в кровать. Я приму душ и тоже лягу.

Он отпустил меня, налил себе новую порцию и залпом выпил.

Через четверть часа он откинул одеяло и устроился около меня. Я не могла исцелить его боль. Но вчера мое тело облегчило его муки, и я легла на него, стала целовать. Он откликнулся на мои ласки. Я занималась с ним любовью осторожно и так нежно, как только могла. После этого он свернулся клубком в моих объятиях и мгновенно уснул. А я пролежала еще не меньше часа, легонько проводя рукой по его по волосам, пока сон не сморил и меня.

Когда я проснулась, Габриэля в постели не было. Я надела его рубашку, валявшуюся на полу рядом с кроватью, и отправилась его искать. Он пил кофе и невидящим взглядом смотрел в окно. Я встала рядом, обняла его.

– У меня есть просьба к тебе, – очень тихо сказал он.

– Говори.

– Сшей ей последнее платье.

Я зажмурилась изо всех сил, потому что впервые за сутки ощутила подступившие слезы и не хотела, чтобы он их увидел.

– Только ты сможешь ее одеть, она никогда не была такой красивой, как в твоих моделях.

– Постараюсь сделать как можно быстрее.

– Спасибо… Мне пора.

– Куда ты идешь?

Он высвободился из моих объятий и надел кожаную куртку:

– В морг.

Кровь застыла у меня в жилах.

– Пойти с тобой?

– Нет, отправляйся в ателье.

– Там кто-то будет? Мне откроют?

Он порылся в кармане и вынул мою связку ключей.

– Я взял их у тебя. – Он протянул ключи. – Я закрыл ателье на неопределенное время. В любом случае обучение близилось к концу.

Он поднял с пола шлем и направился к двери.

– Подожди! – Я бросилась к нему, повисла у него на шее. – Я люблю тебя, Габриэль.

Он вышел, не сказав ни слова.

Час спустя я стояла перед дверью ателье. У меня дрожали руки, когда я вставляла ключ в замок. Мертвая, леденящая, тяжелая тишина царила в этом месте, которое всего несколько недель назад казалось мне раем на земле. В память о Марте я оделась так, как когда работала у нее: высокие каблуки моих лодочек стучали по паркету. Шторы были задернуты. Я прошла по ателье в будуар с примерочными кабинками. Мне удалось сдержать слезы, но я убежала на второй этаж. Решилась войти в ее кабинет. Время словно застыло. На секунду мне показалось, что сейчас я увижу ее за рабочим столом и она скажет: “Дорогая моя, твои модели великолепны, вместе мы всего добьемся”. Я опущу голову, она подойдет ко мне, кончиками пальцев поднимет мой подбородок и пристально посмотрит в глаза.

Я села на ее место, коснулась рукой столешницы, открыла верхний ящик и едва сдержала рыдания. Он был заполнен моими эскизами, она сохранила их все – от первого до последнего. Я опустила голову на стол, и плотину долго сдерживаемого горя наконец прорвало.

Больше двух часов я не могла справиться с потоком слез. Потом умылась и начала работать за ее столом. Среди Мартиных вещей я нашла свой последний блокнот с зарисовками и карандаши. Я делала эскиз за эскизом, посвятив им большую часть дня и отказавшись от обеда. Я возвращалась к своим привычкам, словно Марта диктовала мне, что делать.

Я слышала ее голос, подсказывающий, что нужно распустить сборку, или удлинить низ, или спрямить складку, или подкорректировать вырез. Позднее она отправила меня на склад, и мы вместе выбрали ткань для ее последнего платья. Но и после этого она не покинула меня, внимательно наблюдая за тем, как я конструирую лекала, режу ткань. Настал вечер, и я решила оставить воспоминания о Марте здесь, в ателье, до завтра и вернуться домой к Габриэлю.

Он, однако, присоединился ко мне только посреди ночи, когда я уже давно была в постели. Мы яростно и молча занимались любовью, а потом мгновенно заснули в изнеможении.

Когда я проснулась, Габриэль уже ушел, и я завтракала в одиночестве. Дух Марты снова ждал меня в ателье. Я шила весь день, поливая слезами шелковый креп, который она так любила. Я выбрала черный цвет ткани – не в знак траура, а потому что он казался мне идеальным воплощением элегантности, тайны, мрачной стороны Мартиной натуры. Только стрекот машинки нарушал тишину, царившую в помещении, а может, и во всем здании. С первых этажей не доносилось ни звука, а на последних безраздельно властвовала смерть. Когда наряд Марты был готов, отутюжен и повешен на плечики, я отправилась в будуар и зашла в кабинку, как делала это при ее жизни. Я не стала задергивать занавеску и села на пуф напротив плечиков с платьем. Я долго всматривалась в него, представляя себе Марту, которая идет в моей модели, прямая, гордая, на высоченных каблуках, останавливается перед зеркалом. Сказала бы она и на этот раз: “Дорогая моя, идеально, как всегда”? Не вставая с места, я отправила эсэмэску Габриэлю:

Заказ выполнен.

Он ответил коротко:

Спасибо.

Я спросила:

Ты где?

В офисе, сейчас приду.

Действительно, дверь ателье хлопнула пять минут спустя, и я услышала его шаги. Габриэль подошел к Мартиному платью, протянул руку, собираясь его потрогать, потом передумал. Вытер глаза, повернулся ко мне:

– Спасибо. Она бы гордилась тобой.

– Правда? Ты думаешь, ей бы понравилось? – Мой голос дрожал.

– Наверняка.

Я впервые расплакалась при нем и постаралась побыстрее смахнуть слезы. Он подошел ко мне, взял за руки.

– Прости меня, – бормотала я. – Я здесь два дня и все время чувствую, что она рядом.

– Имеешь право плакать… Ты совсем вымоталась, это бросается в глаза.

Он притянул меня к себе и, положив руку на талию, вывел из примерочной. Когда мы оказались в ателье, Габриэль огляделся и тяжело вздохнул:

– Что со всем этим будет?

– Есть идеи?

– Никаких… Мне все досконально известно, кроме того, что следует делать после ее смерти. В любом случае после похорон мы уедем, ничего лучше нам не придумать, правда же?

– Я тебе уже говорила, все будет так, как ты хочешь.

– Нельзя нам здесь оставаться, это отравит нашу жизнь, она всегда будет нас преследовать. Мы должны идти вперед. Я в офисе готовлю наш отъезд, как мы договаривались. Последнее, что мне осталось, – организовать достойные похороны. Это ничего не изменит, но она покинет нас такой же блистательной женщиной, какой всегда была.

– Я помогу тебе.

Я положила голову ему на плечо, он тронул губами мои волосы:

– Пойдем домой?

Утром того дня, когда Габриэль опубликовал извещение о смерти Марты, я пришла в ателье, и на меня тут же посыпались заказы. Все знаменитости, когда-то собиравшиеся у нее, хотели явиться на похороны в лучшем виде. Ателье открывало свои двери в последний раз, и я решила ответить на вызов, чтобы почтить ее память и, быть может, немного смягчить острое чувство вины, будившее меня среди ночи, лишавшее аппетита, мешавшее смотреть в глаза Габриэлю. Он выглядел все более и более подавленным, тосковал по Марте, мучился угрызениями совести, вспоминая последние слова, которые ей сказал. Мне было больно на него смотреть.

Я была полна решимости справиться с гигантским объемом заказов и сделать все, что в моих силах. С самого утра я позвонила бывшим соученицам и попросила прийти сегодня же вечером. Филипп отказался от приглашения – он был раздавлен горем и полагал, что я больше не нуждаюсь в его помощи.

Я подготовилась к началу работы, проверила мерки всех заказчиц, выбрала ткани, подходящие к случаю и к индивидуальности каждой из них, начертила выкройки. Я глушила себя работой. Габриэль прислал Жака, он принес мне поесть. Когда пришли девушки, все было готово. Я объяснила, что от них требуется, и показала модели, которые нужно сшить в срочном порядке. Я расплачусь с ними, получив деньги от клиенток. Взамен я потребовала, чтобы они работали столько времени, сколько понадобится, и чтобы качество было на самом высоком уровне. Они согласились принять вызов вместе со мной. Я велела им вернуться домой и хорошенько выспаться в последний раз перед авралом и в заключение произнесла: “Жду вас завтра в ателье”. Когда они уходили, я проследила за ними глазами и неожиданно заметила Габриэля. Он стоял, прислонившись к дверному косяку. Габриэль кивнул девушкам, не отрывая от меня взгляда. Когда мы остались одни, он пересек комнату, взял меня за шею и привлек к себе. Поцелуй был грубым, он причинил боль израненным губам, но я даже не обратила внимания на боль, потому что в этот момент Габриэль был живым, реагировал на окружающий мир. Задохнувшись, он отпустил меня.

– Спасибо тебе за нее, – прошептал он. – Ты вдохнула жизнь в ателье.

Несколько слезинок скатилось по моим щекам. Я секунду помолчала, а потом произнесла:

– Я это делаю и для себя…

– Тебе легче, когда ты вкалываешь?

– Да.

– Мне тоже… Когда все кончится, нам будет проще.

В последние три дня ателье напоминало муравейник. Работа продвигалась. Все трудились не покладая рук, резали, сшивали, примеряли. Я ощущала себя дирижером во главе оркестра, исполняющего мощную и красивую симфонию. Дирижером, который, возможно, выступает в последний раз.

В полдень неожиданно, поскольку мы должны были встретиться только вечером, пришел Габриэль. Утром мы не виделись, он ушел на рассвете. На его лице лежала печать горя и усталости: заострившиеся черты, круги под глазами, бледность и небритость все больше беспокоили меня. Я подошла к нему, погладила. Он прикрыл глаза.

– Привет, – улыбнулся он, но улыбка осталась только на губах и не достигла глаз.

– Не хочешь пойти немного поспать?

– Не могу. Я за тобой. Ты мне нужна.

– Что случилось?

– Позвонил нотариус. Он намерен огласить завещание Марты, и я должен присутствовать. Я попросил Жака, чтобы он тоже пришел. Не нравится мне все это.

– Буду готова через две минуты.

Я дала указания девушкам и вышла вместе с ним. Возле дома нас ждало такси. Габриэль нервно постукивал ногой, и я положила руку ему на колено, пытаясь немного успокоить. Он крепко сжал мои пальцы и больше не отпускал. Мы ехали в полном молчании. Его тревога передалась мне. Марта приготовила очередной сюрприз? Какое место отведено Габриэлю в ее завещании? Я не могла представить себе, что его там не будет, Марта должна была о нем позаботиться, это было бы логично. Так что я опасалась только его реакции. Готов ли он выслушать и принять последнюю волю Марты? Если судить по его взвинченному состоянию, вряд ли.

Жак дожидался перед нотариальной конторой. Он обнял Габриэля и поцеловал меня. Так и не выпустив мою руку, Габриэль вошел в приемную и попросил секретаршу сообщить, что мы на месте. Секретарша предложила подождать. Мы с Жаком сели, а Габриэль принялся расхаживать по приемной. Вскоре пришел нотариус и очень удивился при виде свиты, сопровождавшей Габриэля. Однако тот твердо заявил, что мы останемся, и нотариус нехотя согласился. Мы вошли в большой кабинет. Атмосфера была официальной, гнетущей. Нотариус без всякого вступления сообщил, что оглашение документа много времени не займет. Два месяца назад он сам присутствовал при составлении Мартой завещания и готов засвидетельствовать, что она была полностью дееспособной. Я знала, о чем думают Габриэль и Жак, у меня в голове крутилась та же мысль. Затем нотариус обратился к Габриэлю:

– Месье, вы ее единственный наследник. К вам переходит все имущество, включая банковские счета, акции, дома и все прочее.

Я перестала слушать и наблюдала за Габриэлем: он побледнел буквально на глазах. Я физически ощутила, как ему становится плохо. Неожиданно он вскочил и выбежал из кабинета, я – за ним. Он влетел в туалет. Вместе с рвотой наружу вырвался не только сегодняшний завтрак, но и невыносимое страдание, чувство вины, любовь к Марте. Выйдя из кабинки, Габриэль выглядел совершенно потерянным, с измученными глазами. Он умылся и остался стоять, держась за умывальник. Я молчала, дожидаясь, когда он заговорит. Главное – не торопить его.

– Ничего хуже быть не могло, – выдавил он через несколько минут еще более хриплым, чем обычно, голосом.

– Ты предпочел бы, чтобы она лишила тебя наследства? Чтобы она забыла о тебе?

– Думаю, да…

– Ты заслужил, ты вложил в дело столько труда за все годы…

– Этот труд – ничто по сравнению с тем, что я ей сделал.

– Что мы ей сделали. Послушай, прекрати, пожалуйста…

Он замотал головой:

– Подожди она еще несколько дней, перед тем как расплеваться с жизнью, она переписала бы свое чертово завещание.

– Ты не можешь знать, – сказала я. – Она любила тебя, в этом я уверена.

– Не хочу я всего этого. По мне, принять наследство – все равно как если бы меня заставили плясать на ее могиле.

– Успокойся немного и подумай. А пока нам нужно вернуться.

Я взяла его за руку и открыла дверь кабинета. Габриэль пробормотал извинения. Я встретила обеспокоенный взгляд Жака, ошеломленного вопросом Габриэля: тот спрашивал о юридической процедуре отказа от наследства. Нотариус растерянно помолчал пару секунд, а потом снова натянул маску бесстрастного законника. Он предложил Габриэлю подумать о необратимых последствиях такого поступка, объяснил, что у него есть время, чтобы решить, примет ли он наследство. Жак положил руку Габриэлю на плечо и сжал его. Габриэль неуверенно покивал головой и нехотя, пересиливая себя, пообещал подождать и подумать.

Когда мы вышли от нотариуса, Жак призвал его не делать поспешных шагов.

– Габриэль, мой мальчик, не отвергайте с порога то, что составляет вашу жизнь.

– Теперь моя жизнь – это Ирис! И вам прекрасно известно, что я всего этого не заслуживаю. Не говоря уж о том, что Марта была безумна, она все равно вычеркнула бы меня из завещания, если бы успела подумать.

– Нет, я с вами совершенно не согласен, она любила вас как сына.

– Жак, не делайте вид, что вы ничего не знаете, вам-то уж точно все известно! Вы храните верность ее памяти, и я это уважаю… Кстати, мне жаль, что она вам ничего не оставила… Поймите, если я все приму, мне уже никогда не вырваться из-под ее власти, а я больше не могу, это сожрет меня… Ладно, разговор окончен. Мы возвращаемся, у нас полно дел.

Он обнял меня за плечи и поднял руку, останавливая такси.

Я провела оставшиеся до похорон Марты дни, выполняя заказы. Все было сделано в срок, и клиентки остались довольны. Габриэль тоже истязал себя работой. Его профессиональная ответственность выходила за границы разумного. Я все сильнее беспокоилась за него. Что с ним будет, если он откажется от наследства и не сможет больше заниматься любимым делом? Он сам себя не знает.

Вечером накануне похорон я осталась одна в ателье, наверняка в последний раз. Я поблагодарила девушек за отличную работу и попрощалась с ними. Когда хлопнула входная дверь, я подумала, что это Габриэль. Но в комнату вошел Жак.

– Не ожидала! – воскликнула я.

– Ирис, как вы?

– Скорее бы все это кончилось, в особенности для Габриэля.

– Я только что с ним расстался, он у нее, я должен был кое-что ему передать. Давайте присядем.

Он подвел меня к стулу и сам сел напротив. Он рассказал, что два дня назад нашел в своей почте письмо от Марты, которое та отправила в день смерти. В нем его ждал приятный сюрприз – выписанное на его имя свидетельство о собственности на квартиру, где он жил. Заодно она поставила бедного Жака перед фактом, наделив его ролью связного между миром мертвых и миром живых: если Габриэль решит отказаться от наследства, Жаку надлежало стать посланником, который передаст последнюю волю Марты. Интеллект и стремление все держать под контролем не покинули Марту до конца. Сам собой напрашивался вывод, что она действительно приняла все решения в абсолютно здравом уме и трезвой памяти, несмотря на свою болезнь. Она предугадала реакцию Габриэля, помня об их последней ссоре, да и знала она его как никто.

– Поднимитесь сейчас к нему, – сказал Жак.

– Уже иду.

Я обошла ателье, погасила всюду свет и присоединилась к Жаку на лестничной площадке.

– Завтра увидимся? – спросила я.

– Конечно. Я хочу попрощаться с ней.

– Спасибо вам за все, спасибо, что опекали его.

– Ну что вы!

Он неловко махнул рукой и начал спускаться по лестнице, а я пошла наверх.

Я впервые была у Марты после того, как увидела ее мертвой. Ее присутствие здесь чувствовалось, как если бы она была жива. Она оставалась хозяйкой в своем доме. Стук каблуков по паркету оповестил Габриэля о моем приходе. Каблуки – тоже она. Я остановилась в распахнутых двустворчатых дверях. Он сидел на том самом диване, где мы нашли Марту. Откинув голову на спинку, всматривался в стакан и мундштук, которые никто не убрал. Сам Габриэль держал другой стакан, с ромом, разбавленным каплей апельсинового сока, как я догадалась. Узел галстука расслаблен, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. В другой руке он держал лист бумаги – Мартино письмо. Он долго сидел неподвижно, а потом повернулся ко мне и слабо усмехнулся:

– Супер-Жак спешит на помощь?

– Ага.

– Начинаю понимать, почему Марта не могла без него обходиться.

Я села рядом на диван, провела ладонью по его лицу.

– Она никогда не оставит меня в покое, как, впрочем, и тебя, – сказал он. – Держи. Читай.

– Ты уверен?

– Мы ничего не скрываем друг от друга.

Я взяла листок, который он мне протянул. У меня дрожали руки, и я несколько раз глубоко вздохнула, перед тем как погрузиться в чтение письма, определяющего – я это предчувствовала – нашу судьбу на годы вперед. Я узнала ее элегантный почерк.

Габриэль, дорогой мой!

В моей жизни было три любви: Жюль, ты и Ирис. Жюль безраздельно принадлежал мне, ты тоже когда-то принадлежал мне, и часть тебя будет принадлежать мне всегда. Но Ирис и теперь и раньше была только твоей. Я для нее была лишь заменой матери. Сознавать это больно, но я удовлетворена и тем, что сумела сотворить из нее свое подобие, и тем, что любила ее. Она выбрала тебя. Поздравляю тебя, дорогой мой, с этой победой. Люби ее за меня.

Однако если ты читаешь это письмо, значит, ты меня ослушался, а я этого не терплю. Не убивай меня еще раз, не уничтожай меня после смерти. Бери то, что тебе принадлежит, продолжи мою мечту, прими вызов, возьми на себя ответственность за империю, созданную Жюлем, – он предназначал ее тебе с того самого дня, как впервые тебя увидел. Выполни свои обязательства. Не беги от них. О более прекрасной смерти я не могла и мечтать. Не растаптывай все, иначе потом ты об этом будешь горько сожалеть – потеряешь Ирис, сломаешь ее, а заодно погубишь и себя. Вы оба есть и навсегда останетесь моими творениями. Я сделала из вас то, что хотела. Вы готовы. Раздави любого, кто посмеет встать на вашем пути. Пусть наша Ирис возглавит ателье, подари его ей – как Жюль подарил его мне.

Будьте гордыми на моих похоронах. Как наша любовь, как наша история. Бросьте им всем вызов. Покажите, что вы сильны и ничего не изменилось. Ты подчинишься мне, дорогой мой. Как ты всегда это делал. Ведь ты любишь меня.

А я люблю тебя. Марта.

Вся Марта была в этом прощальном письме, мокром от моих слез и полном очевидных истин. Она не выпустила из рук рычаги управления и знала (или думала, что знает), что для нас хорошо. Но разве Марта не оказывалась всегда права? Мне не нужно было смотреть на Габриэля, чтобы почувствовать его тревогу, напряженное ожидание моей реакции на вмешательство в наши планы: ведь мы собирались начать все заново, и что теперь?.. Он оставлял окончательное решение за мной. Я прикрыла глаза и долго молчала. Меня затопил поток воспоминаний, и я подумала, что мы навсегда останемся под ее влиянием. Бороться с ним бесполезно. И на меня сразу снизошло спокойствие. Я посмотрела на Габриэля и мягко улыбнулась:

– Мы остаемся.

– Я не хочу ни к чему тебя принуждать.

– Пойдем спать. Завтра мы должны безукоризненно сыграть нашу роль.

Я встала и протянула ему руку. Он схватил ее и вскочил на ноги. Выключил свет – сначала лампу на столе у Марты, потом люстру и остальные светильники во всей квартире. Мы покинули здание, тесно прижавшись друг к другу.

Наутро я достала из шкафа наряд, с которого все началось. Надела брюки, они по-прежнему были мне по размеру. Но на этот раз мне не пришлось долго изгибаться, чтобы застегнуть жилет. За моей спиной материализовался Габриэль, в брюках и распахнутой рубашке.

– Воспоминания, воспоминания, – проговорил он, впиваясь взглядом в глаза моего зеркального двойника.

– Он подходит к ситуации, ты согласен?

– Идеально подходит.

Габриэль застегнул пуговицы и крючки на спинке моего жилета, поцеловал меня в плечо и продолжил одеваться. Когда я через пять минут вернулась в спальню, он сражался с галстуком. Думаю, такое с ним случилось впервые.

– Давай помогу.

Я чувствовала себя уверенно, и узел получился безупречным. Потом я опустила воротничок рубашки, разгладила воображаемую складку. Эмоции переполняли меня: чувства к Габриэлю, профессиональный успех, утрата Марты, обнародование наших с ним отношений, которое должно произойти во время ее похорон, какая-то погребальная свадьба.

– Мы справимся, – шепнул мне на ухо Габриэль.

– Не сомневаюсь.

В такси мы не разнимали рук и вскоре подъехали к крематорию кладбища Пер-Лашез. Когда автомобиль остановился, мы абсолютно синхронно вздохнули, и на нас напал нервный смех.

– Ну все? Тогда вперед!

– Да.

Я вышла из машины, вслед за мной Габриэль, он положил руку мне на талию, подталкивая вперед. Нас встретил распорядитель. Ждали только нас. На лице Габриэля появилась довольная гримаса – он и хотел приехать последним, Марта оценила бы наш театральный выход. Мы пошли по длинному коридору, и я услышала трубу Майлза Дэвиса из “Лифта на эшафот”. У меня перехватило горло, ладони стали влажными. Служитель оставил нас на пороге помещения, где она лежала. Зал был забит. На гробе из темного дерева, стоявшем в конце центрального прохода, лежала кроваво-красная роза. Рядом – увеличенная последняя фотография Марты-модели. Она подавляла нас всех своим высокомерным взглядом и божественной красотой. Я перестала смотреть на гроб, услышав ропот в толпе присутствующих. Все взоры были обращены на нас. Дыхание Габриэля едва заметно участилось. Я разглядела знакомые лица: девушек из ателье, Филиппа. Жак широко улыбался нам. Он стоял в глубине зала, хотя заслуживал места в первом ряду – он, который столько лет заботился о ней, до последней минуты оставался скромным и неприметным дворецким. На несколько мгновений все присутствующие как будто забыли о Марте. Я заметила тех, кто только что пресмыкался перед ней. Их мысли легко читались: они сгорали от желания узнать, мы ли пришли на смену Марте. Я напряглась и заняла оборонительную позицию при виде бывших любовниц Габриэля. Я должна буду тем или иным образом дать им понять, что он в них больше не нуждается. Потому что теперь есть я. Габриэль еще крепче обнял меня и коснулся губами моих волос. Я подняла на него глаза, он ответил мне взглядом, в котором я прочла: мне нечего опасаться. Потом вернул на лицо бесстрастную маску. Я последовала его примеру. Мы – наследники Марты.

– Готова? Наш выход! – прошептал он.

Слова благодарности

Издательству Michel Lafon. Ваше доверие и уважение помогают мне писать. Мы вместе переживаем это прекрасное и необыкновенное приключение. Я очень высоко ценю вашу всегдашнюю готовность прийти на помощь и выслушать меня.

Всем читателям “Счастливых людей”. Ваша поддержка и одобрение, ваши письма трогают меня и наполняют радостью.

Анните Алари. Наши обсуждения профессионально близких вам вопросов обогатили страстное увлечение Ирис.

Всем женщинам моей семьи, которые сидели за швейной машинкой. Стрекот “Зингера” сопровождал мое детство.

1

Работающая девушка (англ.).