Пролог

Год 1422 от Слова Божия

— А знаешь, кто к нам приехал?! — задыхаясь, с порога выпалила Феодора. С подобными новостями она прилетала через день: молодой город быстро заселялся беженцами почти всех рас, оставшимися после гражданской войны без крова, да бывшими солдатами, увечными или не желавшими более проливать свою и чужую кровь.

— И кто? — спросила Марта, ради подружки-знахарки изобразившая польстивший той интерес. — Надеюсь, кто-нибудь из мастеровых, пахарей нам и своих хватает.

— Эльф!

— Эльф?! — опешила Марта. Уж кто-кто, а остроухие жить в их захолустье вовсе не стремились. — Ты ничего не перепутала?

— Да нет же! Пойдём посмотрим, они с тем солдатом у ворот спешиваются, про места спрашивают.

Свободные места в Северинге были временные полуземлянки, оставшиеся после первых поселенцев, уже отстроивших избы. Марта надела полушубок, повязала шаль (красную, праздничную, ведь «тот солдат» вполне мог стать тем, единственным навсегда) и поспешила за ускакавшей вперёд подружкой.

Эльф действительно оказался настоящим эльфом, правда, ещё совсем маленьким, не старше десяти лет. Мальчик восседал на огромном красном жеребце и свысока с напускным равнодушием взирал на мирскую суету, родившуюся по поводу новосёлов. Напускным, потому что зрачки расширились настолько, что от радужек остались только узкие тёмные ободки, а ручки судорожно стискивали загривок огромного чёрного кота. Бледно-золотые кудряшки в беспорядке рассыпались по плечам и, похоже, давно плакали по гребню. Вокруг собралась толпа, но на правах уважаемой травницы Марта без помех пролавировала к маленькому всаднику. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что глаза у мальчика ярко-зелёного цвета, а кожа очень светлая, будто не знавшая солнца. Из распахнутого ворота курточки выглядывал бинт, туго перетянувший грудь ребёнка. У самой Марты детей не было, и, быть может, поэтому чужой плач особенно остро резал по сердцу. Женщина приветливо улыбнулась — обычно детки, даже очень грустные, обиженные или сердитые, тоже улыбались ей в ответ:

— Ты откуда к нам, маленький?

Эльфёныш поглядел на неё так, как сама травница смотрела на ползущего по скатерти клопа — придавить бы, да вони будет…

Между лопатками растёкся холодок: у ребёнка с кукольным личиком взгляд был не взрослый даже, а какой-то звериный.

Кот-домовой по имени Симеон, до этого спокойно сидевший у ног эльфёныша, вдруг, встав на задние лапы, прижал переднюю к груди и отвесил поклон всем разом, а Марте — персонально.

— Издалече мы, уважшшаемая! — как нищий на паперти завыл он. — Все ножшшки истоптали, головушшки выстудили, а в животиках который день вольный ветер свищщет! О-о!

Кто-то громко захохотал, горожане подхватили. Кот показушно схватился за голову, явно и дальше намереваясь ломать комедию о сирых и убогих.

— Evienn’ven, Simhenne ^[1], — дёрнув его за хвост, строго шепнул мальчик.

— Симеон, кончай прибедняться! — одёрнул статный мужчина, темноволосый, с прямым светлым взором и лихими усами. Домовой, щёлкнув когтями, демонстративно испарился в воздухе. — Простите этого прощелыгу. Берен Грайт.

— Просто Марта, — травница пожала крепкую надёжную руку.

Да, этот солдат вполне мог стать тем…

— В общем, как видите, тихо у нас, мирно, люд хороший — самое оно опосля войны раны лечить, — продолжил прерванный разговор Прокопий. — Да и детворы пруд пруди, пацану скучно не будет… Ага?

В ответ на заговорщицкое подмигивание эльфёныш окатил капитана стражи ушатом моральных помоев, затем зевнул в кулачок.

— Суровый он у вас…

— У него всю родню убили, да и сам едва в живых остался. Ещё месяца не прошло, — Берен говорил шёпотом, но мальчик услышал и сердито выпятил подбородок.

Из-под ног собравшихся, виляя задом и потешно взвизгивая, вывернулась чёрно-белая бестолковая Майка, ткнулась собачьей мордой в Мартину руку, но, не обнаружив лакомства, не огорчилась. Вдруг дворняга поставила ухо торчком и, повернувшись в сторону эльфа, шумно потянула носом. Едва заметно ухмыльнувшись, мальчик выгнул правую бровь, и Майка упала на брюхо и поползла, поскуливая и разметая хвостом снег…

— Ты хочешь здесь остаться? — мягко спросил Берен.

Отвлёкшись от собаки, эльфёныш пожал плечами и болезненно скривился.

— Тогда остаёмся… Может, я тебя на руках понесу, Арвиэль?

Мальчик вцепился в луку — аж пальцы побелели.

Значит, Арвиэль. Что-то рычаще-веющее, как шквальный ветер. Красивое имя. Малыш устал с дороги, ему больно, наверное, поэтому и ведёт себя так… непросто.

— Пойдёмте ко мне обедать, — смело предложила Марта. — У меня щи вчерашние, настоявшиеся, пирогов с утра напекла.

Берен колебался, и женщина прибегла к непреложному для любого родителя аргументу:

— Да и малыш, похоже, зазяб совсем в такой-то одёжке, хоть на печке отогреется. А то и в корыто можно воды накипятить…

— Не мешало бы тебя выкупать, — Берен снял эльфёнка с седла. Правой рукой Арвиэль обнял солдата за шею, левую прижал к груди. Марте самой хотелось взять это чудо на ручки, приласкать, успокоить, укачать. Что-то подсказывало ей — мальчик не проронил ни слезинки по родным, а лучше б выплакал всю горечь, легче стало бы.

Уже открывая дверь, Марта напоследок лихорадочно прикидывала, всё ли дома в порядке. Нет, чистоте и уюту мог позавидовать самый педантичный жрец Триединого, но всё же женщина она незамужняя, вдруг бельишко забыла с верёвки снять — конфуз будет!

Конфуз всё же произошёл. Правда, не из-за бельишка. Без особого любопытства осмотревшись, эльфёныш застыл над корытом. Марта подошла, пытаясь разобраться, что же так заинтересовало маленького л’лэрда. Корыто как корыто. Ну да, потемнело от времени, дно в трещинах и края щербатые, но не пить же из него! А чтоб заноз не насажать, можно подстелить полотенце.

Марта осторожно погладила по золотистым волосам — точно шёлк. Ребёнок не шелохнулся.

— Ну как, сойдёт ванная?

Мальчик поднял на неё совершенно обалделый взгляд:

— Мрак!

Глава 1

Кто на новенького?!

Новеньких поселили не в землянке, а в хатке, единственная комнатка которой отапливалась по-чёрному. В первую же ночь у Арвиэля от дыма разыгралась страшная мигрень. А к утру стало совсем худо — воспалилось вдобавок пробитое берберианским клинком плечо. Мальчик не помнил, как солдат отнёс его к травнице, в себя пришёл только через несколько дней, а когда вернулся в хатку, увидел большую свежевыбеленную печку с лежаком. Туда, в тёмный холодный уголок, и полез, пока топить не начали.

За десять лет жизни маленький аватар привык к порядку и спокойствию в поселении эльфов-оборотней, ведь Пресветлая Саттара не одобряет суету. Зачем гневить Богиню? В смешанном же городишке царило настоящее столпотворение: люди, собаки, орки, гуси, свиньи, гномы, козы — всё это вперемешку шаталось по невообразимо кривым улицам без видимого смысла и цели. Толстые тётки лузгали семечки, сплёвывая прямо под ноги, и трещали, трещали без умолку; мужчины с красными носами и весёлыми глазами перемещались странными зигзагами, а то и на четвереньках, зверьё и птица… ну, в общем, пачкали, где придётся, и Арвиэлю приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить в чью-либо плюшку. Единственная отрада — лошади и коровы. Люди охотно, даже с непонятным любопытством, разрешали мальчику покататься без сбруи, а женщина по имени Марта (лет ей было даже меньше, чем Берену, но по человеческим меркам она уже не считалась молодой) каждый день утром и вечером приносила свежее вкусное молоко.

В Северинге жили и орки, и полукровки, так что «остроухом» не дразнились, но, стоило выйти за порог, шушукались и хихикали или плевались рябиной из камышовых трубочек, тут же с визгом удирая. Как банный лист прилипло прозвище Одуванчик, хотя, пока аватар сам летом не увидел распушившийся семенами серебристый цветок, только гадал, что за «Ванчик» такой. Он чувствовал себя белой вороной, однако поделать ничего не мог, а единственный совет Берена оказался никудышным.

— Дядя Берен, чего они ко мне цепляются? — как-то спросил Арвиэль.

— Видишь ли, одиночек здесь не любят. Ребята, вон, всей ватагой носятся — и ничего, что старшие через пару лет переженятся, а младшенькие едва ходить научились. Дружно живут, что сказать… Шёл бы ты к ним в компанию — сами не обидят и другим не позволят.

— В компанию к быдлу и орочне? — скривился мальчик. — Лучше пусть меня насмерть забьют!

— Ну зачем же так говорить!

— Каждый должен хранить верность только своей стае, даже если остался один.

Он повторил слова отца твёрдым голосом, хоть и непросто было. Уж больно занятно местные играли в салки и в лапту. Но… Правила есть Правила.

Особенно изумляли страшненькие девочки. У одной выпали передние зубы, но она всю равно улыбалась до ушей, хотя сам Арвиэль, переживая такой же период в своё время, стеснялся лишний раз открыть рот даже при родителях и годовалой сестре. Другая постоянно ковырялась в носу. У третьей всё лицо было покрыто мерзкими бурыми точками, на щеках сплывающимися в рыжие пятна. Брр, пакость какая!

И тем не менее этим девочкам ещё более страшненькие мальчики доставали самую сладкую рябину и шишки на куклы (а всё равно ягоды — гадость! их должны есть птицы и звери, чтобы стать сочными); вырезали из дерева лошадиные головы, а затем приматывали к палкам (наездницы, хих!); звали лекарками в ледяные крепости (крепость, ага! с одного пинка развалится, а лекарка раненых снежками до смерти укормит).

Весной грянул гром и в буквальном смысле, и в переносном: на носу и скулах Арвиэля появилась россыпь точек, темнеющих с каждым днём. Берен то ли не замечал, то ли виду не показывал. Мальчик крепился-крепился, но потом пришёл жаловаться, выбрав момент, когда солдат полировал замшей свою чудесную шпагу — эльфёнок уже уяснил, что, если ему плохо, человек утешает чем-нибудь вкусным, интересным или приятным.

— Дядя Берен, по-моему, я заразился и заболел! Вот! — подсев на лавку, Арвиэль горестно задрал пятнистый нос. Тонкое лезвие шпаги походило на волшебную палочку, при каждом всполохе пламени в печке на острие искоркой разгорался отблеск.

— Обычные веснушки, — усмехнулся человек, не прерывая занятия. У-у-у, как самому-то хочется!

— Весну-ушки?!

— Ну да. Тебя солнышко любит, это факт.

— Раз любит, пусть заберёт их обратно! — Арвиэль заплакал бы, но не умел. Высыпало на лице непонятно что! Ладно бы шрамы от рысьих когтей, как у вождя Араисса, или ожоги, как у кудесника Кузнеца, а то — веснушки! Мрак!

— Дядя Берен, а что такое «факт»?

— Ну-у, это когда ты признаёшь очевидность, неоспоримость чего-либо.

— Нео… псоримость?

— Действительность, реальность, уверенность в чём-либо. Вот, например: снег — белый. Это факт. Но не факт, что завтра не будет метели — мы ведь этого ещё не знаем, завтра увидим.

Арвиэль подумал немного и выдал свой пример:

— Веснушки — мрак! Факт!

Берен засмеялся, отложил шпагу и, притянув его за руку, посадил на колени, прижал к груди. Аватар засопел, пережидая, пока человек удовлетворит свои потребности в телячьих нежностях, затем серьёзно сказал:

— Дядя Берен, а вы неправильно полируете.

— Это почему?

— Ну-у… Неправильно, и всё! Я-то лучше знаю.

— Уж кто бы сомневался…

— Давайте я сам, а?

— Полируй!

Мальчик благоговейно переложил шпагу к себе на колени. Ура!

А веснушки… в конце концов, можно спросить у Марты или Феодоры, как их вывести.

* * *

Когда сошёл лёд, новенький стал уходить на Истринку почти каждый день, где вместе с домовым сидел под старой ветлой с утра до вечера, отвлекая рыбаков. Заводила ребячьей компании Эртан искренне недоумевал, чего это эльф слоняется один. Все вместе, а он будто лучше других себя считает! Тринадцатилетний орчонок сызмальства привык помогать старшим и присматривать за младшенькими и зазорным для будущего воина это не считал. Наоборот, в орочьих племенах для мужчин естественно с пелёнок приучать малышей обоих полов к ратному делу и верховой езде — вот Эртан и приучал, правда, с людьми приходилось обращаться очень осторожно, не то поломаются. Кстати, подрастающим человечкам это нравилось, и мальчик нет-нет да приглядывал себе невесту из девочек постарше: ещё лет пять, и пора будет самому семьёй обзаводиться, а человеческие невесты все на загляденье.

С появлением остроухого орчонок отошёл на второй план. Взрослые и старшие девочки жалели сиротку, наперебой совали вкусности, а тот в благодарность нос воротил. Младшие ребята соображали, как пристать с просьбой научить стрелять из лука «по-эльфийски», девочки строили глазки. И чего в нём нашли?! Тощая бледная белобрысая немочь, а уши как рога над макушкой торчат!

Терпение (и недоумение, и злость) подошли к пределу, и Эртан с ватагой пришёл на реку — выяснять отношения.

Эльф-зазнайка неподвижно сидел под своей ветлой, сцепив руками колени.

— Ты это, ррыбачить будешь? — хмуро буркнул Эртан.

Мелкий даже головы не повернул. Вместо него ответил кот-домовой Симеон:

— Оставь его, Эртан, хозяин в печали!

— Не будешь, так и вали отсюда! Нечего ррыбу пугать! — с этими словами орчонок ухватил противного мальчишку за плечо.

В мгновение ока остроухий оказался на ногах и злобно уставился на Эртана. Тот разозлился: степные орки нрав имели взрывной, а тут какая-то козявка угрожает! Он сделал шаг вперёд, эльф тоже.

— Хозя-аин, угомонись! — завопил Симеон. — Пошшли домой!

Но хозяин мудрого совета слушать не пожелал и подошёл ещё на шаг, а затем насмешливо уставился на орка снизу вверх.

Вскипев, орчонок попытался сгрести поганца за шиворот, но… тут же остыл в реке, с кувырка войдя в воду штопором. Притом понять не мог, как это произошло. Колдовство!

— Ты что творришь, засрранец?!! — вынырнув, заревел Эртан. Свои ребята отворачивались, девчонки откровенно хихикали.

— Да вот, рыбу решил на орчатинку половить! — уперев руки в бока, с берега ухмыльнулся гадкий мальчишка.

Глава 2

Поймать шмурголака

Отшумели весенние грозы, земли людей затопила жара…

Арвиэль, выросший на побережье ледяного Себерского перелива, не знал, куда спрятаться от палящего солнца, чувствуя себя дичью, заживо коптящейся на медленном огне. Перегрев даже в теньке, одышка, обезвоживание, истощение из-за того, что кусок в горло не лез, — все думали, что мальчик погибнет. Но он выжил.

Снова.

Однажды утром открыл глаза и прошептал:

— Молока хочу…

Очень медленно и тяжело, но организм северянина акклиматизировался к душному влажному лету. Постепенно аватар начал выходить на улицу, сперва ранним утром и поздним вечером, а затем и пасмурным днём. Берен заказал у местного умельца маленькую удочку с катушкой, тогда мальчик стал ходить на реку как на работу, потом взялся за колун, смастерил себе лук — негодящий человечий арбалет было противно даже в руки брать, не то что с ним охотиться. Деньги у Берена пока водились, но жить нахлебником Арвиэль не привык.

Сидеть на речном ветерке в намоченной рубашке было терпимо, но волосы… Раньше локоны ниже лопаток проблем не доставляли, а маме даже нравилось, что они вьются: необычно для эльфийской расы, вдобавок любая причёска смотрится аккуратно. Неплохое дело, если учесть, что Арвиэль терпеть не мог причесываться. Берен же, боясь причинить боль, растягивал процесс на час. Коса — единственное, что умел заплетать бывший сотник — получалась тяжёлой и неудобной, а голова прела (враньё это, что эльфы не потеют, у них, представьте себе, и насморк бывает!). К тому же в Северинге косу носили только девочки…

Раньше мама обрезала сыну лишь кончики волос, о том, чтобы подстричься коротко, и речи не заходило. Но теперь маме с папой и сестрёнкой хорошо в Хрустальных Чертогах, а Арвиэль здесь от жары мучается. Мальчик наточил ржавые ножницы и, дождавшись, когда Берен будет в настроении, торжественно протянул кольцами вперёд.

— Дядь Берен, я хочу, чтоб как у вас на голове стало! — Арвиэлю и впрямь нравилось: волосы солдата, тоже вьющиеся, были подстрижены «лесенкой» от бровей до середины шеи.

— Седеть тебе ещё рановато, — не притронувшись к ножницам, усмехнулся человек.

— Эльфы не седеют — физиология такая, — назидательно сказал мальчик. — Ну, дядя Берен, вам что, жалко?

— Жалко! — искренне ответил тот. — Потому что за твою косу золотом платить надо.

— Так давайте отчекрыжим и продадим!

— Отчекрыжим… Самому-то не жалко?

— Не жалко, а жарко!

— Сильно печёт?! — встревожился Берен. Мальчик грустно кивнул:

— Угу, и голова кружится.

Взяв его за подбородок, мужчина вгляделся в лицо эльфёнка, а тот молил Пресветлую, чтобы щёки не запылали — соврал ведь, подлец, старшему соврал.

— Что-то ты и впрямь бледный, да и румянец мне твой совсем не нравится… Ладно, стригись, но, может, лучше Марту попросишь?

— Не хочу Марту, хочу, чтобы вы стригли! — Ну их, этих деревенских тёток, вдруг ведьмой окажется и сопрёт прядку на какое-нибудь варево?

— Я не умею! — признался Берен. Арвиэль повеселел.

— И что! Я раньше кусты тоже стричь не умел, а теперь вон как ровненько выходит!

— Ну, ты сравнил!

— А вы представьте, что я — малина и уже ползу на вашу розовую клумбу…

Наперво отрезали косу: Берен завернул её в платок и бережно положил в шкаф как реликвию. Затем стал ровнять по прядкам, и это затянулось. Лезвия касались лба Арвиэля, холодили сталью уши, и казалось, вот-вот прихватят острый кончик. Мальчик зажмурился. Видимо, Берен тоже…

— …! Едрёна мать! — пару часов спустя оценил он результат.

— Дядь Берен, а что такое «…»?

— То, что я у тебя на голове наворотил, — мрачно пояснил мужчина.

Арвиэль, которого все называли Виллем, осторожно глянул в маленькое зеркало на стенке. Стрижка действительно получилась коротковатой.

— Ой, дядя Берен, я теперь на барашка похож! Только уши торчат… как у ослика…

Берен уронил лицо в ладони и захохотал.

* * *

После случая на речке друзья стали над Эртаном подтрунивать: как же, тощий ровно щепка остроух степняка завалил! Беззлобно посмеивались, но орчонок кипел. Несколько раз они с Арвиэлем сшибались за старым гумном один на один, однако младший мальчик, худощавый и вёрткий, как ласка, неизменно уходил победителем, а старший крепыш — с разбитым носом. Меж тем подошла Свитлица ^[2], и Эртан придумал, как поставить зазнайку на место.

Тот сидел на приступке и точил на бруске кухонные ножи. Надо признать, получалось ловко, особенно для десятилетки, будто эльфёнку с люльки клинки заменяли погремушки. Эртан важно прошёлся туда-обратно, но добился внимания лишь от Симеона.

— Добрейшший утречок, Эртан! — кот расплылся в зубастой улыбке. — Тебе чего надобно?

Вжик… вжик… Наточенные лезвия сияли как зеркала. Орчонок засмотрелся и вопрос пропустил.

— А?

— С чем, спрашшиваю, пожа-аловал?

Остроухий что-то с усмешкой шепнул по-своему, и кот захихикал. Эртан набычился.

— Да вот, прришёл узнать, как Свитлицу спрравлять будете. Со всеми аль по-своему?

— Мы с хозяином её не справляем.

— Здесь её спрравляют ВСЕ, — многозначительно подчеркнул Эртан. — А кто не спрравляет, тот прротив нас!

Арвиэль попробовал нож пальцем, удовлетворённо хмыкнул и отложил к наточенным. Ладони у него стали серыми от крошки, но мыть их эльф не побежал, а по-простому кое-как вытер о штаны.

— Предлагаешь мне попрыгать через костёр, папоротник поискать или напиться вдрабадан?

— Как хочешь, а мы нынче к омуту пойдём. Говоррят, в полночь оттуда шмуррголак вылезает.

— Да ну? Это кто?

— Чудо-юдо невиданное! Чёррное, лохматое, сам в тине, а из пасти утопленниками за веррсту несёт. Кого на беррегу ни увидит — задеррёт и прроглотит.

— Что, всех глотает? Откуда ж тогда байки берутся? — хмыкнул эльфёнок, берясь за следующий нож. Вжик-вжик… Вжик-вжик… Вновь засмотревшись, Эртан прослушал очередной вопрос, но признаваться в этом не хотел.

— Забоя-ался! — с удовольствием констатировал он.

— Ещё чего!

— Стррухнул!

Глубоко вздохнув, эльф посмотрел в небо, потом на землю, поднял взгляд на Эртана и отчётливо произнёс:

— Слушай… иди ты в… пока я тебе не…! Усёк?!

Орчонок усёк главное: мелкий засранец попался на крючок…

Однако ж по матушке кроет лихо!

* * *

— Симка, а шмурголаки бывают?

— Я не видал, — честно признался домовой.

— Но слыхал!

— Слыхать-то слыхал, да только на Свитлицу всякая пакость случается. Ты шшто, хозяин, пойти решшил?! Ты это брось! Вдруг русалки утянут али омутник! Станешшь зелёненьким аки муравушшка вешняя, орки за своего примут!

— Делать мне нечего, кроме как по омутам ночью шляться, — Арвиэль неумело сплюнул сквозь зубы. Н-да, у зеленомордого это выходит куда ловчее!

Едва на землю опустились сумерки, как вдоль берега разгорелись огни, будто невиданные цветы колдовского папоротника. К ним мотыльками слетались простоволосые девушки в нарядных сарафанах, парни, по случаю нацепившие чистые рубахи, меж взрослых с гиканьем шныряли подростки. Старшие облюбовали костёр близ орешника, и оттуда то и дело громыхал разудалый хохот, тренькала балалайка, тянуло спиртом и жареным мясом. Певцам аккомпанировали сверчки и ночные птицы, и фосфорическими бусинами унизали траву светляки.

Берен нет-нет да посматривал на сундук, где лежала рубашка с праздничной вышивкой, но каждый раз отводил взгляд. Наконец тоже подошёл к окошку и по примеру Арвиэля облокотился подбородком о кулак. Горожане ручьями текли по улицам, с толкотнёй впадая в ворота.

Мальчик украдкой покосился на задумчиво-грустный профиль отставного солдата.

— Дядя Берен, вы идите. Не надо из-за меня праздник пропускать, не то другие обидятся.

— А ты?

— Что я, маленький?! Ужин согрею, подожду, пока печка прогорит, закрою вьюшку и лягу с Симкой спать. Идите-идите, а то тётя Марта вон как оглядывается, будто кого высматривает. А кого же, как не вас?

Мужчина потрепал аватара по стриженой голове.

— Порой мне кажется, что ты хитёр, как лисёнок… Впрочем, почему б не сходить?

— Мы спать пораньше ляжем! — скрестив пальцы за спиной, пообещал Арвиэль. — Ой, а ту жилетку с серебряными пуговицами наденете, ладно? Вы в ней на губернатора похожи — солидный такой, умный!

Как выглядят губернаторы, Берен рассказывал. А в Северинге градоправителя пока не было…

— Угу, а без жилетки дурак дураком…

Жилетку Берен надел и даже белый платочек в нагрудный карман положил. Видимо, хотел не только умным показаться, но и окультуренным (так это, кажется, на межрасовом называется), ведь у людей принято дарить понравившимся дамам платочки с кружавчиками… Или кружавчики дамы дарить должны? Впрочем, без разницы, у недолгоживущих тьма тьмущая бессмысленных прелюдий. Аватары подобной дурью не маялись: нашёл себе невесту, кольцо ей отдал, в тот же день вожди Клана союз скрепили, а дальше… Что дальше, папа когда-то туманно объяснял на клинках и ножнах, затем махнул рукой и отослал к маме. Мама ещё «понятнее» рассказала про пестики и тычинки. Арвиэль тогда уяснил одно: детей вовсе не Океан на берег выносит. А потом мама располнела, и родилась Эстель.

Мальчик тряхнул головой, отгоняя сжавшие сердце воспоминания, и уставился в окно. Берен помахал рукой на прощание, и невольно аватар махнул в ответ. Всё-таки хорошо, что этот человек не дал ему умереть. Может, когда-нибудь заново жить научится.

Арвиэль подогрел ужин, вскипятил молока. Сам он предпочитал молоко свеженькое, немного остуженное в погребе, но Симеон от горячего млел и засыпал мгновенно, особенно если мёду добавить. Аватар, не жалея, плюхнул столовую ложку мёда и хорошенько размешал.

— Охх, хозя-аин, какой ты чуткий, какой понимающщий… — водя хвостом по хозяйскому сапожку, с предвкушением вкусненького заныл домовой…

Вскоре Симка дрых, кверху пузом развалившись поперёк кровати.

Арвиэль тенью просочился за дверь.

Чтобы не столкнуться в воротах с кем-то из горожан, эльфёнок перелез через стену, по-паучьи ловко вскарабкавшись по высокой обтёсанной штакетине. Если бы сему нашёлся свидетель, он немало изумился бы силе в худеньких ручках и бесстрашию, с каким мальчик перебирался через заострённый гребень.

— Фуфеля мать… — спрыгнув за городом, Арвиэль сунул палец в рот, выкусывая занозу. Мать шушеля была существом мифическим, наверняка, как и пресловутый шмурголак, но… в конце концов, до встречи с Симкой эльфёнок и про домовых не слыхал. Надо проверить! Факт!

По дороге гуляли парни, девушки и Сидоров козёл. Встречаться было чревато с любым из вышеупомянутых: первые могли донести Берену, что мальчик шатается за городом один ночью, последний имел крутой нрав, а рога ещё круче. Оставалось идти лесом, ну а там четыре ноги лучше двух! Мышкой шурхнув через дорогу, аватар углубился в подлесок, выбрал местечко по запаху и опустился на четвереньки — трансформироваться на ходу или стоя пока что выходило не очень. Опустил голову, сосредоточился. Мальчика окутало мягкое серебристо-белое мерцание, похожее на звёздный свет, очертания фигуры дрогнули и увеличились в размерах, встрепенулись призрачные крылья…

Несколько мгновений спустя белый волчонок чихнул, привыкая к обострившемуся обонянию, потянулся нетопыриными крыльями. Придирчиво обнюхал поваленную сосну и удовлетворённо гмыкнул: местный вожак не посмел перекрыть метку аватара. Арвиэль не раз встречал этого матёрого волка и его стаю, но осторожные звери предпочитали почтительно кланяться на расстоянии. А жалко, поиграть не с кем!

Аватар двинулся к реке параллельно дороге, однако через пару минут идея сменить ипостась уже не казалась хорошей: белая шёрстка вымокла в росе, перепачкалась грязью и зеленью, вдобавок Арвиэль нацеплял полный хвост репьёв. Разглядывая в луже чумазую мордочку с налипшей хвоей, волчонок грустно пришёл к выводу, что сам бы сейчас сошёл за шмурголака.

Он трусил по лесу, искренне радуясь тому, что со стороны его не видят: во-первых, горожанам совсем не обязательно знать о природе его истинной сущности, во-вторых… ни при каких обстоятельствах аватар не должен выглядеть как вонючий немытый человечек, и единственное, в чём он может испачкаться, — кровь убитого врага. Правило такое, вот!

Арвиэль уже предвкушал свежесть ночной реки, когда в нос так шибануло сивухой, что волчонок сел лапами врастопырку, спрятав нос в крылья. Куст лещины внезапно зашевелился, и из-под него задом выползло нечто ещё более устрашающее, чем сам аватар. Башка пузатого страшилища, увенчанная короной из листьев и веток, походила на пучок прелых водорослей, лицо скорее угадывалось по багряному носу, гулькой торчащему между мясистых щёк. Одето оно было в кафтан и полосатые штаны, судя по состоянию, потащенные у несчастного утопленника лет …цать назад, и довольно сносные сапоги. Вдобавок нечто мотылялось, как поплавок в проруби, так что пришлось собрать глаза в кучку, чтобы ненароком не разъехались.

«Шмурголак?» — удивился волчонок.

«Шмурголак!!!» — читалось в круглых как монеты глазищах страховидла, в котором Арвиэль с трудом опознал вдрызг пьяного ростовщика Демьяна.

— А-а-а… Хы-ы-ы… — мужик размашисто творил святые знамения, но поскольку с бутылкой он расставаться не пожелал, то со стороны казалось, будто Демьян предлагает выпить, да не может определиться кому — то ли случайному встречному, то ли пню, то ли кустам.

— Добрый вечер, уважаемый, — вежливо поздоровался аватар. Бархатистые крылья он так и держал перед мордой, сомкнув плащом: уши торчали над ними, а задние лапы с внушительными когтями — из-под них. В общем, желтоглазая «нечисть на курьих ножках» размером со сторожевого пса, одетая к тому же в типично графский плащ, выглядела оригинально. — Чудесная нынче погодка!

— Мгы-ы-да-а-а… — оставив попытки отмахаться бутылкой, ростовщик опустил руки.

— Не подскажете, как пройти к вашему омуту? Родич у меня там живёт.

— Хыть! — Демьян ткнул большим пальцем через плечо.

— Спасибо, — волчонок шаркнул лапой, выпустив когти на всю длину. — Не смею вас задерживать, уважаемый, можете идти.

Бочком-бочком обойдя чудо лесное, Демьян поспешил воспользоваться разрешением. За спиной Арвиэль услышал сдавленный вопль, стук выроненной бутылки и удаляющийся топот…

До чего ж людишки безмозглы! Мрак!

Когда за ветками блеснула речная гладь, Арвиэль перекинулся обратно, но грязь, увы, не отлипла. В таком виде на него и шмурголак не покусится — удерёт, теряя ласты (ну, или что у него там вместо лап), а возвращаться нельзя — Берен отругает и шпагу полировать не даст. До урочного часа, когда вылезает шмурголак, времени было навалом, и Арвиэль, брезгливо скинув рубаху, пошёл к омуту умываться-стираться. Он был безоружен, но ни капли не боялся: шипы на аватарьих крыльях по остроте не уступают стали, а выпустить их — секундное дело.

На изгибе река крутым серпом врезалась в берег. Арвиэль неспешно подошёл к кромке, меланхолично покусывая травинку, чтобы любопытство не толкнуло промеж лопаток, заставив бегать и орать, как тот витязь в глупой человечьей сказке, которую Симка рассказывал: «Выходи на смертный бой, лихо одноглазое!» Половодье было обильным, первозвон выдался дождливым, и поэтому вода ещё не окончательно спала, но для десятилетнего ребёнка берег оказался высоковат. Мостков к нему, увы, не прилагалось. Опустившись на колени, мальчик наклонился и черпнул воду горстью — тёпленькая, и звёзды сверкают, точно жемчуг в мамином ожерелье. И течение столь же быстрое, какой была Элейна Винтерфелл. Увы, это её не спасло, одну, окружённую семерыми в тесноте собственного дома.

Аватар смыл с лица грязь вместе с невыступившими слезинками и взялся за рубашку. Одной рукой он упирался в берег, а другой полоскал, но было жутко неудобно: рубашка окуналась лишь до середины, грубая ткань намокла и отяжелела, вдобавок казалось, будто кто-то рвёт её из рук.

«Вот сейчас лягу, нагнусь к воде и выполощу!» — решил мальчик, свешиваясь над омутом.

Арвиэль ещё успел осознать, что это глина, размытая паводком и дождями, оседает под ладонями и животом, а сам он скользит головой вниз. Только призрачные крылья плеснули и растаяли, не успев толком материализоваться.

Эльфёнок-оборотень не боялся холода водных глубин, плавал как рыба и при высокой волне мог на лодке выйти в море. Сейчас всё было иначе. Всплыть не получалось: вода жгутами обвивала руки и ноги, кружила штопором, неумолимо увлекая на дно. В кромешной тьме невозможно было сориентироваться. Арвиэль попытался грести в сторону, пытаясь вырваться из водоворота, а в ответ его кувыркнуло. Верх и низ перепутались, грудь сдавливало всё сильнее…

«Какая нелепая смерть…» — вяло подумал мальчик, когда кто-то подхватил его под мышки, и Арвиэлю почудилось, будто он летит сквозь толщу воды…

Выворачивало долго, и разве что из ушей не хлестало. В груди пекло, в носу щипало, воздух обжигал всё нутро. Если бы мальчика не держали за плечи, он кувыркнулся бы обратно. Более-менее придя в себя, Арвиэль поднял голову и тут же стыдливо зажмурился: три девицы-русалки купались нагишом. Однако аватар успел заметить, что у той, которая его держала, волосы были с прозеленью, у другой — серебристые, а у последней переливались перламутром. Все трое вылезли из воды по пояс, не смущаясь ни течения понизу, ни собственной наготы поверху.

— Такой хорошенький! — восторженно хихикнула одна из них.

— Вот лет через пять… — странным тоном шепнула другая.

— Ты ж ещё маленький совсем, дурашка! К нам-то зачем прыгнул? — поинтересовалась зеленоволосая, помогая мальчику сесть. Прижиматься к голой девице было верхом неприличия, но от неё веяло чем-то родственным, и почему-то захотелось ответить, а не отмолчаться по привычке.

— Я не маленький, и я не прыгал, — сипло буркнул Вилль. — Я упал. Как дурак, не спорю. Это факт.

Девицы так громко прыснули, что у аватара в ушах зазвенело. Он рискнул приоткрыть один глаз и, обнаружив, что купальщицы занавесились волосами, открыл и другой. Для человечек спасительницы оказались на удивление симпатичными: их мерцающая от влаги кожа была ещё светлее, чем у Арвиэля, по-эльфийски хрупкие фигуры казались прозрачными, а глаза — бездонными.

— Сильно расшибся об воду? Замёрз? Испугался?

— Не расшибся вовсе, не замёрз и тем более не испугался… а сами-то вы, тётеньки, не мёрзнете? — осмелев, ехидно спросил мальчик. — Ножки не сводит?

Девушки переглянулись и захохотали громче прежнего.

— Какое прелестное дитя! — отсмеявшись, умилилась зеленоволосая. — Нас, дружочек, месяц греет, а ножки…

Подтянувшись на руках, девушка выбралась на берег.

Арвиэль только рот открыл — вместо ног у неё был рыбий хвост.

Он просидел с русалками всю ночь и узнал, что шмурголака в омуте не было, нет и не будет — водяной не пустит.

Выловленная рубашка к утру подсохла, и вслед за угасающими звёздами мальчик вернулся в город. Эртан нашёлся за конюшней в компании ровесников и бочонка пива.

— О, наш геррой веррнулся! Ну что, видал шмуррголака? — небрежно сплюнув, гоготнул зелёный. Остальные схватились за животы.

— Ага, видал. Сейчас и тебе покажу, — спокойно ответил Арвиэль и пинком вышиб из-под орка чурбак.

* * *

Не вмешайся взрослые, орчонок валялся бы в постели месяц. Что поделать, дети — существа жестокие и нетерпимые ко лжи — чужой, не своей.

Влетело обоим. Эртану от Марты (они приехали в Северинг вместе, из одного села) только морально, а Арвиэлюшку сперва долго держали на руках, уговаривая больше «никогда не нервировать дядю Берена», потом отругали так, что стены дрожали, и отправили чинить забор.

Ростовщик Демьян долго ещё ходил индюком, рассказывая каждому встречному о том, как в лесу пил со шмурголаком. Ему не верили, но смеялись и охотно наливали.

Больше полугода Арвиэля игнорировали, не считая мелких пакостей вроде намалёванной навозом на двери лопоухой рожи, больше смахивающей на Симкину.

Тридцатого лютня, в день своего рождения, эльфёнок взял лук для отвода глаз, в лесу обернулся волком и в честном бою добыл оленя — уже одиннадцать лет как-никак, сам должен обеспечить праздничный стол, чтоб гости остались довольны. Гость был только один, так что мяса хватило надолго.

А однажды, много-много лет спустя, рога этого самого оленя помогут сделать шаг навстречу друг другу двум абсолютно непохожим существам, противоположным и непримиримым, как лёд и пламя, как снег Себерского перелива и жаркие степи у подножия Поднебесной Цепи, как север и юг. Только по воле Кружевницы-Судьбы случится так, что сердце у них будет на двоих одно. Но это уже совсем другая история…

Глава 3

Тонкости провинциальной дипломатии

Как-то незаметно для себя Берен пришёл к забавному выводу, что капитан стражи Прокопий и Арвиэль похожи способностью поглощать любимый продукт в запредельном количестве, только первый вино квасил вёдрами, а второй как губка впитывал знания. Почему луна изменяется? Как цапля спит на одной ноге и не падает? Зачем кошки в первозвоне так орут, если всё можно сделать быстро и тихо, не получив ни от кого пинка в пузо? Дядь Берен, дядь Берен, дядь Берен…

Когда Арвиэль как-то разбудил его посреди ночи и на полном серьёзе спросил: «Почему ослик горшечника Игната задирает хвост, когда ревёт, а если хвост прижать, то ослик замолкает?» отставной военный понял: всё. ХВАТИТ! Пусть сам ищет ответы в книгах, если так интересно. Эльфёнок знал межрасовый хорошо, но всё же он не был его родным языком, и многие слова заставляли озадаченно тереть переносицу, покусывать губу и бежать за помощью с очередным: «Дядь Бере-эн…» В общем, господин Грайт решил съездить в губернский центр Стрелецк и купить мальчику толмач с эльфийского на межрасовый и наоборот, «Большой Имперский Словарь» и пару занимательных книг. Арвиэль запрыгал от радости, когда узнал, почему дядя Берен должен уехать на пару недель, а сам он временно поживёт у тёти Марты.

Засёдлывая верного Заката и насвистывая гномью плясовую, господин Грайт и не подозревал, к каким последствиям приведёт эта поездка. Не печальным, конечно, но случай навсегда войдёт в летопись славна града Северинга.

* * *

Пока Марта подметала пол, Арвиэль, сидя на столе, болтал ножками, пил молоко с яблочным пирогом и почемучничал.

— Госпожа Марта, а почему госпожа Агафья на всех всегда ругается и обзывается? У неё это… словесное недержание? Так пропишите ей что-нибудь для словесного запора, вы же травница!

Марта только вздохнула. Жена ростовщика Демьяна была настоящей чумой Северинга, но, увы, временем не выветривалась, прижиганию горячей рукой не поддавалась (пару раз она ходила в синяках неизвестного происхождения, но свято верила, что муки телесные лишь укрепят её дух), и снадобий против неё наука не изобрела. Агафья бродила по улицам аки мятежный дух и тыкала своим нательным треуглом в лица иноверцев, убеждая их, даже настаивая всем скопом сиюминутно податься в скиты правоверные плетьми отсекать поганые языческие корни. Как вариант подходила незамедлительная ссылка в Бездну, притом народ шушукался, будто сама она там сковородками да котлами и заправляет. В общем, канонический образ смиренной овцы был ей чужд и противен.

А сама она — всем горожанам поголовно, включая собственного мужа.

— Госпожа Марта, а что такое «поганое исчадие»?

— Это кого она так назвала?

— Меня вчера назвала.

— Ты что-нибудь дурное сказал или сделал?

— Наверное, — мальчик потёр переносицу, припоминая дословно. — Она спросила, боюсь ли я, что после смерти Триединый осудит меня за язычество и в Бездну демонам на сковородку скинет, а я ответил, что Богов-Созидателей у нас четыре, и судить меня будет Пресветлая Саттара, а вовсе не ваш Иллиатар. И никуда она меня скидать не будет, вот.

— Ну я ей выскажу… — Марта стиснула кулаки, заранее зная, что сороку Агафью не перетараторить. Всё равно пойдёт и выскажет всё, что думает об этой склочной, сварливой, глупой курице!

— Это плохо, да? — оживился Арвиэль. — Можно я обзову её песцом позорным? Это тоже очень-очень плохо!

— Или кутссей крыссой! ^[3] — охотно подсказал Симеон, как ни в чём не бывало сидевший на столе, свесив хвост. У него вообще была чудная привычка где-нибудь внезапно появляться из ниоткуда. Правда, частенько одновременно с этим где-нибудь что-нибудь исчезало в никуда.

— А давай каждый по-своему! Идёт? — эльфёнок и кот деловито пожали руки-лапы.

— Не идёт! Берену из-за вас потом такой «песец» будет… — Марта замерла у открытого настежь буфета, где хранились мучные продукты и сахар. — Та-ак… А куда пряники делись?!

— Мышшки, — уверенно сказал домовой, смахнув крошки с усов.

* * *

Когда Берен покупал толмач, продавец, дрожа усами и очками от гордости, хвалил прочный переплёт, сносную бумагу и неплохое качество типографии. Кроме того, вещал он, в толмаче указаны различия в диалектах всех губерний, содержится краткий словарь просторечий, крылатые фразы и прочее, прочее… Берен ошалело кивал и всё отчётливее понимал, что купит это, купит, даже если придётся переплатить вдвое, лишь бы зануда отвязался.

Зато в Северинге его ждал горячий ужин, Марта, Симка и умытый, опрятный, причёсанный Арвиэль, за две недели на сливках и сдобе отъевший симпатичные щёчки. Он не поправился, просто из тощего стал стройным.

Берен даже заревновал немного, когда мальчик, прежде считавший травницу ведьмой, сам обнял её на прощание. Впрочем, тут же себя отругал: значит, сердце эльфёнка понемногу оживает, вот и хорошо. Значит, поправится и вырастет неплохим парнем, а не озлобленным мстительным зверем.

Чудо-толмач, принесённый Береном, Арвиэль начал листать не с первой, а с последних страниц. Пока Берен стелил постели, мальчик сидел на печке тихой мышкой, сосредоточенно посапывая. Наконец с презрением вынес вердикт:

— У орков такой скудный словарный запас, мрак! Впрочем, чего от этих дикарей ждать?

— Здесь и орочий словарь есть? — изумился Берен. Нечаянно или нарочно, но продавец не упомянул, что в толмач включена и «мудрость по матушке».

— Ага, в самом конце. С переводом на межрасовый и перечнем расхожих фраз… Кхм. Странно…

— Что? — насторожился Грайт. В орочьем лексиконе вообще много необъяснимого. В первую очередь, как они сами друг друга понимают?

— Вот, например: «Курваляй ных баргуза». Здесь написан перевод: «Вы меня утомили, оставьте», но «баргуза» — это… кхм, место, на котором мы сидим, а «курваляй» — «ходить, передвигаться».

— Отдай сюда словарь, я новый куплю, — Берен хотел отобрать книжку, но мальчик вцепился в неё как клещ, увернулся, спрыгнул с печки и удрал под стол. Достать его оттуда было невозможно: подлезешь с одной стороны, он вышмыгнет с другой, обежит тебя и вновь будет из-под скатёрки выглядывать.

— Не-эт, погодите! Ага, вот! Ковжупень! Это значит «женщина свободных нравов». Дядь Берен, а Марика — ковжупень, да?

— Её не вздумай спросить! Отдай!

— Или вот ещё… О-о-о!!! — восторженно завопил эльфёнок. — Хывря — самка собаки! Ну, это точно про Агафью!

— Арвиэль, немедленно отдай эту похабщину! — взвыл Берен.

Изумрудные глазищи задорно сверкнули.

— Дядь Берен, здесь же орков полно, а иначе, как матом, они не понимают… Вы же сами учили: если хочешь, чтобы тебя поняли правильно, говори на доступном для собеседника языке.

— Арвиэль, отдай это немедленно.

— Нет!

— Выпорю!

— Порите на здоровье, только книгу оставьте! Ну, пожа-алуйста!

Берен со вздохом махнул рукой — в конце концов, куда деваться: если живёшь бок о бок с орками, рано или поздно чего только от них не наберёшься!

— Шушель с тобой…

— А знаете, как по-орочьи «шушель»? — обрадовался Арвиэль. — Ни в жизнь не угадаете!

* * *

До осени сего года орканец Эртан жил вместе с Мартой, хотя в саму избу-аптеку забегал лишь перекусить, а ночевал где придётся: летом на заднем дворе, зимой в сенях или вовсе у приятелей. Мальчик лелеял две мечты каждого уважающего себя орка: свой та’шэр ^[4] (в данном случае избу) и трактир, да такой, чтоб конкуренты к нему пиво пить ходили. В селе Гусиные Прудочки, где родился и вырос Эртан, таким заведением ведал папаша Зорн, так у него даже конкурентов не было. Папаша самого мальчика трактира, увы, не имел, зато бережно хранил книжицу с семейными рецептами лучшего в Орканских степях пива и никому, кроме сына, о ней не сказывал. Гражданская война оставила Эртана сиротой, но он отнёсся к этому по-орочьи стойко: отцу хорошо теперь там, в Великих степях, где трава шёлковая, и никогда коварный камень не ляжет под конское копыто. Однако мальчик и самому себе, и покойному поклялся такой трактир поставить, что на всю губернию славить будут. И название уже придумал — «Оркан-бар», дабы никто не усомнился, что хмельным нектаром действительно орканец угощает, а не какие-нибудь гномы.

Осенью Эртан переехал в свою избу, отстроенную собственноручно и с орочьим размахом, то есть в расчёте на минимум полдесятка отпрысков. Лишь после этого, захватив папашину книжку, орчонок явился к зажиточному мельнику Мирону. Деловитый и хваткий, чуявший наживу, как гончая — лису, мельник быстро смекнул, что Эртан предлагает дело выигрышное, и идею поддержал. Год выдался богатым на все урожаи, и компаньоны, скрепив договор подписью и рукопожатием с традиционным плевком в ладони, решили половину Миронова ячменя пустить на пиво, вспахать целину под озимые и тем же временем начать отстраивать пивоварню и трактир.

Домой орчонок возвращался в столь радужном настроении, что даже не окликнул попавшегося навстречу остроуха. Это сделала невесть откуда вынырнувшая Агафья.

— И куда это ты так спешишь, исчадие неблаговерное? — елейным голоском осведомилась она. — Того и гляди, собьёшь с ног человека доброго, вовек потом грех не замолишь!

— Домой, к дяде Берену, — буркнул Арвиэль, пытаясь пройти мимо, но противная, вечно ругающаяся на всех тётка схватила его за локоть.

— И как он поживает? Здоров ли?

— Спасибо, не жалуется.

— Ну это ненадолго. Вот не покаешься за грехи свои тяжкие, и Господь справедливый накажет тебя: пошлёт на твоего отца названого недуги тела да разума. И покроется он струпьями зловонными, и высушит кости его, и выжжет нутро… Эй, ты куда, исчадие невоспитанное?!!

Но эльф уже выкрутился и опрометью бросился домой.

* * *

Ночью Берен проснулся от страшного крика. Арвиэль метался в постели, судорожно комкая простыню, одеяло сбилось к ногам. И бельё, и мальчик были сырыми от испарины — хоть выжимай. Берен тронул воспитанника за плечо, вырывая из когтистых лап кошмара. Тот подскочил как ужаленный, ничего не видя и не соображая, судорожно глотая воздух. Мужчина прижал ребёнка к себе, успокаивая и чувствуя, как сердце бьётся испуганной птичкой. Невольно вспомнилось, что днём Арвиэль примчался домой взволнованный и без слов бросился наставнику на шею, хотя обычно ласковостью не отличался.

— Снова это приснилось?

— Да… И я опять не мог им помочь, только скулил, как паршивый щенок…

— Поплачь, Арвиэль. Станет легче, вот увидишь.

— Я не умею плакать, — отстранившись, мальчик вытер костяшками сухие глаза.

— Ты должен их отпустить.

— Я попробую… — воспитанник поднял на Грайта безумный, совсем не детский взгляд. — Дядя Берен, вы же не заболеете и не умрёте?

— Нет, конечно! — мужчина не на шутку испугался. — С чего это ты вдруг?

— Не надо, пожалуйста, мы с Симкой очень не хотим вас потерять.

* * *

Арвиэль соврал, чтобы не пугать наставника. Ему приснился не кошмар, терзавший уже полтора года.

…Поздняя осень. Лес пустой, чёрный и холодный. Пронизывающий ветер вместо листьев срывает с голых ветвей вороньё, и птицы отвечают ему хриплым граем. Земля чавкает под ногами, мнутся мёртвые стебли трав. На кладбище много могил, но только одна заставляет сердце сжиматься до боли. Мелкий дождь кропит три слова на сером надгробии: «Береник Славий Грайт».

Так одиноко и холодно, что хочется выть…

Отныне мальчик избегал Агафью, но мерзкая баба, точно гриф, почуяв слабину, подкарауливала на улицах, выливая на его голову очередной ушат ужасов, которые непременно должны случиться с его наставником. Аватар долго держался, зная, что тётка только и ждёт повода попенять Берену на неуважение воспитанника к старшим. А ему нельзя нервничать, вдруг и правда заболеет?

Но в конце концов даже аватарьему терпению пришёл конец.

* * *

Стояла поздняя осень. Набрякшее низкое небо угнетало и, казалось, ещё больше принижало самооценку Арвиэля, возвращавшегося с рыбалки почти без улова: в ведре плескался пяток небольших окуней, а щучка попалась такая мелкая, что пришлось выпустить к полному негодованию кота Симеона. После такой неудачи настроение и вовсе расклеилось, как и старые сапоги.

Обед ждал на печи, но Берен не встал с постели, чтобы присоединиться к рыбакам. Только тихо поздоровался, так и не повернувшись лицом. Уже второй день Берену сильно нездоровилось, хотя он и старался скрыть это, дескать, просто старые раны разнылись.

— Вы уже пообедали? — Арвиэль, чувствуя смутную тревогу, подошёл к топчану.

— Я не хочу, малыш, ешьте, пока горячее, — голос наставника был хриплый и слабый. Аватар машинально положил руку ему на лоб.

— Да от вас парит как от печки! — Арвиэль силком заставил человека лечь на спину. Щёки пылают, губы сухие, глаза блестят. — Я сбегаю за лекарством к Феодоре, а ещё лучше, её саму приведу.

— Не стоит. — Берен вяло улыбнулся. — Чего человека беспокоить из-за обычной простуды?

Но Арвиэль уже набросил куртку и, не застёгиваясь, выскочил за дверь, на ходу бросив:

— Симка, присмотри за ним!

Из сбивчивых объяснений Феодора поняла только, что дело дрянь.

— Идём-идём, только народ отпущу, — руки знахарки быстрее запорхали над кульками со снадобьем.

В ожидании Феодоры мальчик вышел на улицу, но, едва прислонившись к стене, сполз вниз, уронив лицо в руки. Несмотря на стылую погоду, ему было жарко. А бедному Берену наверняка ещё жарче. Осень щедро раздаривала болячки, и горожане рвались к Феодоре как мотыльки на огонёк, но Арвиэль сидел под дверью, как цепной пёс, заворачивая каждого деревянной фразой:

— Извините, она занята, приходите вечером.

Непонятно, что понадобилось в аптеке Агафье, во всяком случае, выглядела жена ростовщика цветущей, а прийти за лекарством для мужа она бы вряд ли подумала. Арвиэль машинально ответил ей то же, что и всем, и пронырливая тётка сделала стойку.

— Что, заболел-таки наставник? — с деланым сочувствием богомолка покачала головой.

— Не ваше дело.

— Говорила я тебе, отринь веру свою поганую, лохмы остриги. Босым, да в рубище, в скит божий ступай грехи замаливать, обет целомудрия прими, дабы не осквернять землю Господню отпрысками нечестивыми…

Утреннее недовольство помножилось на тревогу и злость. Арвиэль резко встал:

— А вам, уважаемая, не пойти бы в баргузу?

Воодушевившаяся было тётка захлопнула рот.

— Ч-что?

— Шушелю в баргузу, — повторил мальчик. — Такой хывре, как вы, там самое место.

Лицо женщины пошло пятнами. Она обвела собравшихся у аптеки горожан злым взглядом:

— Люди добрые, слышали, что этот нелюдь бормочет?!! — Однако ни люди, ни тем более нелюди заступаться за неё не спешили. — Да как ты смеешь, паршивец?! Да чтоб у тебя язык…

— С моим всё в порядке, а вот вашего языка постеснялась бы распоследняя портовая ковжупень, которую за бутылку рыхного пойла кудрит матросня за трактиром. Так что отрежьте его и засуньте себе в баргузу. И если вы ещё раз сунетесь ко мне или к Берену, я сам это сделаю, понятно?

Арвиэль ожидал, что Агафья примется орать на всю улицу нечто вроде «Спасите, люди добрыя! Нелюдь поганый живота лишить грозится!». Но та поджала губы и, растолкав народ, пошла прочь, прямая как палка.

Аватар понимал, что поступил плохо, но почему-то свидетели мерзкой сцены одобрительно ухмылялись вместо того, чтобы за ухо тащить его к Берену.

Тем временем и Феодора вышла.

* * *

Стараниями знахарки, заботой Арвиэля и стряпнёй Марты наставник выздоровел очень скоро.

А байка о том, как мальчик-нелюдь отбрил саму Агафью, долго передавалась из уст в уста и в городскую летопись вошла обросшей ещё более смачными оборотами.

Глава 4

Звериная тропа

Из простой деревянной рамки хмурился подросток со светлой, слишком нежной для мальчика кожей, ярко-изумрудными, чуть раскосыми глазищами и тонким профилем. Брови, правда, довольно широкие и чёрные, но всё равно слишком уж ровные, будто нарочно пинцетом выщипывал. Пару лет назад мальчишка был всего лишь хорошеньким ребёнком (но так обо всех детях говорят, даже страшненьких), а теперь его называли красивым. Всё чаще и чаще. Паренёк прекрасно понимал, что внешне отличается от людей не только острыми ушами, знал, как его обсуждают за глаза. Это раздражало и обижало. Среди соплеменников он выделялся разве что вьющимися локонами, а здесь… У людей красивыми принято называть девушек. А парень должен выглядеть как парень.

Взъерошив без того растрёпанные волосы до плеч, мальчишка свёл брови к переносице, став похожим на сыча, даже глаза пожелтели от усердия:

— Вот так ему и скажу!

— Не-эт, хозяин, так не скажешшь… — дремлющий на диване кот лениво потянулся с когтями врастопырку.

Мальчик задрал брови, отчего глаза выкатились из орбит, от уха до уха растянулась ухмылка не единожды падавшего из люльки дурачка, оставалось слюну пустить попенистее — и прямиком на паперть тающую денежку зарабатывать.

— А так он тебя к Феодоре пошшлёт, головушшку лечить…

Паренёк выгнул грудь колесом, задрал подбородок и сморщил нос, пытаясь из прямого состряпать суровый орлиный, как у того, с кем предстоял «сурьёзный» разговор, а вернее всего, жёсткая пикировка.

— Ты ишшо усы из мочала нащщипай…

— Я из твоего хвоста нащипаю, — усмехнулся мальчишка, став самим собой. За несколько лет общения с низшими расами презрительность во взгляде сменилась иронией, что по-прежнему внушало эльфёнку чувство собственного превосходства, но уже не возмущало окружающих.

— Так лучшше… — одобрил домовой.

* * *

— Куда-а?!! — благим матом возопил наставник, не дослушав пылкую, тщательно продуманную речь.

— В городскую стражу.

— Нет!

— Почему?

— По кочану!

— По кочану деды воровали в старину, а нынче внуки воруют по два?

— Да! — машинально рявкнул Берен, несносный мальчишка торжествующе ухмыльнулся (мол, чего и требовалось!), и побагровевший мужчина топнул ногой. — Нет! Арвиэль, почему именно к этим… стражникам?

Вместе с воздухом Арвиэль набрался мужества и на выдохе признался:

— Потому что я похож на девчонку. А если буду служить в охране, ко мне начнут относиться как к парню.

— На девчонку?! Каким это местом? — Берен запоздало спохватился о двусмысленности вопроса, но воспитанник даже не заметил.

— Да вы сами послушайте, что обо мне горожане говорят! А зелёный вообще оборзел, кудрить его…

— Арвиэль!

— Извините. Знаете, что он мне в окно подбросил? — аватар выдержал трагическую паузу и развёл руками: — Венок! Из ромашек с василёчками! А к нему записочку, мол, приходи за гумно, пошепчемся. Лучше бы булыжником, как раньше, залепил, хыврюк!

— Арвиэль! — Берен шибко сомневался, что венок с запиской — дело рук Эртана, разве что у «хыврюка» вдруг выросли косички. Да, раньше мальчишки дрались за гумном, но теперь у орка своя пивоварня, трактир вот-вот откроется, и вообще хлопот полон рот, а Арвиэль целыми днями пропадает в лесу — на охоте либо с волками.

— Скоро четырнадцать лет, как я — Арвиэль. И до сих пор сижу на вашей шее.

Берен Грайт мысленно вздохнул. Ах, вот в чём дело! Просто Арвиэль вырос. Аватары вообще существа самостоятельные, с малых лет могут сами себя прокормить. Конечно, детей воспитывают родители, добывают еду, обучают, но как только в семье появляется второй ребёнок, старший делит обязанности с отцом и матерью по отношению к слабому. Пока Арвиэль считал себя недостаточно сильным, он позволял Берену заботиться об их маленькой семье. А теперь слабым стал человек.

— Ничего, ты не тяжёлый, — отставной военный подошёл к нахохленному аватару, косящему в угол, потрепал по плечу: подросток был ниже его всего на полторы четверти, да и то потому что привалился спиной к печке.

— Я же не совсем идиот. Дядь Берен, у нас деньги заканчиваются.

— Ну… пока ещё нет, — осторожно возразил Берен.

— Вот именно — «пока». А к Ярице будет — «уже».

— Как-нибудь перебьёмся. Ты с охоты и рыбалки такие уловы таскаешь, что половину всё равно на продукты вымениваем.

— А одежда? Обувь? Я расту как на дрожжах. А лекарства для вас? — не унимался мальчик.

— Я что, немощный дед, как пасечник Лесович?! — вспылил Берен. — Могу лес валить! Могу в поле работать! Дровишек кому поколоть, крышу починить…

— Пол вымыть, — подсказал Арвиэль. — Это несолидно для господина вашего статуса.

— Кхы! — Берен уже тысячу раз успел пожалеть, что купил воспитаннику книги. Мальчишка надергал оттуда «взрослых» словечек, о каких его сверстники и не подозревали, наловчился ими жонглировать, как заправский оратор, и мог одной фразой заткнуть собеседнику рот. Даже Агафье. — И что же, по-твоему, для меня солидно?

— Нечто более достойное для человека, прошедшего Алую Волну бок о бок с самим императором, получившего лично от него звание, награды и именную саблю и спасшего не одну жизнь, включая мою.

— Э, как завернул! — Берен восхищённо огладил усы, затем махнул рукой. — Нет здесь ничего подходящего, а если ты надеешься, что я захочу сместить капитана Прокопия, то зря. Правильно ты говоришь, я войну прошёл, награды имею и спиваться с этим сбродом не хочу. А коль я со стражей за один стол не сяду, они меня не примут, им, вон, Прокопий заместо батьки. И тебе с ними делать не-че-го! Точка. Ищи другую работу.

— Какую? Вышибалой в трактире Кирима? Так вышибать некого, все свои. Овец у Бриенны с Лемехом пасти? Их дочка Берта сама прекрасно справляется. Я бы к Сидору в подмастерья пошёл, только гном эльфа в свою кузню как клиента пустит. Но не за наковальню.

— Арвиэль, ответь честно: почему стража?

— Потому что я — аватар. И Северинг — моё логово, которое я должен защищать.

Это нечем было крыть. Разве что отрубить аватару крылья.

— Ладно, поговорю с Прокопием после Живицы. Но не гарантирую, что тебя примут.

— Примут, — уверенно сказал Арвиэль. — Главное, чтобы вы за меня словечко замолвили.

«А потом я за вас…»

* * *

Погода на Живицу стояла ясная, и праздник прошёл как надо, с огромным костром посреди убранного поля, на котором торжественно сожгли последний сноп пшеницы, с яблочной наливкой и медовухой, поросятами на вертелах, песнями, танцами и молодецкой потехой. Понимая, что скоро жизнь круто изменится, равно как и отношение к нему горожан, Арвиэль не стал кочевряжиться и тоже пошёл на гульбище. Кружился в хороводе, отплясывал с девчонками, а под вечер хлопнул чарку медовухи, с треском порвал на себе рубаху и вызвал на кулачный бой всех, кому не лень. Горожане, стражники в том числе, жест оценили: во-первых, выглядело смачно, во-вторых, под кожей худощавого мальчишки перекатывались литые мускулы. И ленивых не нашлось.

Берен только головой покачал: ребячество, показуха. Аватар наизнанку выворачивался, чтобы хоть немного приблизиться к местным и их обычаям. «Вот горе луковое», — думал бывший сотник, когда почти на себе тащил его домой, изрядно помятого, поддатого и абсолютно счастливого — мальчик видел, как наставник беседует с Прокопием. А радоваться было нечему. Теоретический порядок в маленьком окраинном городке поддерживали два десятка стражников и капитан — этого хватало, а в случае нападения почти все мужчины могли взять в руки оружие. Свободных мест в охране не было, и плодить новые не имело смысла.

Но не было бы счастья, да несчастье помогло. В коростене один из стражников, уже глубоко в летах и зашибающий наравне с Прокопием, поскользнулся на льду и сломал бедро. О том, чтобы вернуться в строй, речи не шло. На ноги бы встать.

На тёпленькое местечко в страже, естественно, потянулись желающие. Арвиэль ни о чём больше не просил, после Живицы замкнувшись в себе, и Грайт тайком от воспитанника натянул потёртый мундир, повесил ордена Лютия Неукротимого «За героизм и отвагу» и Федерика Арка «За преданность и верную службу престолу», подумав, добавил медали, взял подарочную шпагу-трость, прихватил две бутылки наливки, которую берёг на Ярицу, и пошёл к Прокопию в гости, чувствуя себя селянином с челобитной.

Сперва отставные погуторили о том, о сём, постепенно превращая настойку в наливку, то бишь разливая её по чаркам, затем Берен перешёл непосредственно к делу.

— Берен, я тебя уважаю, но ты — дурак, — Прокопий даже протрезвел немного. — Сколько твоему пареньку? Двенадцать?

— Почти четырнадцать.

— Он же худющий, как щепка. Щелбана дай — и дух вон.

— Арвиэль не худой, а жилистый, — возразил Берен. — Ты же его видел на Живицу.

— Видел, ага. После чарки Миронова креплёного даже Лесович берсеркером станет, — усмехнулся Прокопий, но Грайт уловил в его голосе сомнение.

— Ты ему хоть шанс дай, а то он сам себя живьём сожрёт. К тому же Арвиэль всё-таки на порядок приличнее любого из твоих стреляет, может, заодно и подучит.

На том и порешили.

Арвиэль пришёл на смотр вместе с другими кандидатами, Берен — с толпой зевак. Мамки, батьки, братья, друзья поддерживали своих, создавая на площади невообразимый гвалт. Грайт молчал, не мешая воспитаннику наблюдать за техникой относительно молодого, вечно пьяненького Геварна, пятиминутный бой с которым должен был выдержать кандидат. Если таковых наберётся несколько, обрабатывать их будет более опытный дядька Темар. За ареной со снисходительной улыбкой наблюдал беловолосый полукровка Аким — самый рослый, сильный и умелый среди стражников, про таких говорят: «С мечом родился».

Несмотря на танцующую походку (орудуя клинком, стражник умудрялся попутно прикладываться к протягиваемым ему бурдюкам и бутылкам), Геварн на удивление легко и быстро разделывал под орех кандидатов одного за другим — тупые тренировочные мечи так и летали через ограждение из канатов, и тогда в толпе над головами поднимались тазики. Берен даже несколько смягчил мнение о страже: пить-то пьют, да дело разумеют.

Когда дошла очередь до Арвиэля, аватар даже на меч не посмотрел.

— Я не буду с тобой драться.

— Это почему? — опешил Геварн.

— Покалечу, — нахально заявил мальчишка. — С ним, пожалуй, сойдусь.

Аким, которому адресовался вызов, даже в лице не изменился. Недаром его прозвали Скалой.

— Не зарывайся, — пока что по-доброму посоветовал Прокопий. — Не то вышвырну вон.

— Это расовая дискриминация и ущемление в правах гражданина Неверрийской империи негосударственного вероисповедания.

— Чего? — окунем вытаращился капитан. Толпа озадаченно притихла.

— Аким, я вызываю тебя на поединок, как равный! — в наступившей тишине голос мальчика звенел сталью.

Северянин фыркнул.

— Трусишь, что ли? — прищурился аватар.

Аким беззлобно отмахнулся, считая выше своего достоинства пререкаться со шмакодявкой. Зато ожил Прокопий и полез под канаты:

— Ну-ка пошёл вон отсюда! — попытался сгрести поганца за шиворот, но тот уже стоял за спиной. Ветром сдуло, что ли?

— Аким! — Берен видел, Арвиэль начинает злиться, а это плохо. Очень плохо.

— Да уважь ты его, Аким, пущай угомонится на месяцок-другой! — выкрикнули из толпы.

— Точно! — подхватил кто-то из баб. — Мой на морозе уже четвёртый час коченеет, а этот только мозги полощет!

Нестройный гул поддержал зачинщиков, и Прокопию пришлось отступить, а Акиму — уступить. С обречённым вздохом, мол, ладно-ладно, только над ухом не жужжите, северянин бросил меч и дёрнул канат за узел, распуская ограду вместе с колышками, которые вбивали кувалдой. Очистив верёвку от лишних «щепок», Аким намотал часть на руку, свободный конец макнул в бочку со студёной водой, превращая в хлыст. О-о, идея зевакам понравилась!

— Запоёт как соловей, когда по хребту протянешь!

— Иди лучше в трактире спой, соловей, — серьёзно посоветовал Аким.

— А я петь не умею, — насмешливо отозвался Арвиэль.

Аким пожал плечами и выписал канатом свистящую восьмёрку, взметнув позёмку у самых ног Арвиэля. Тот не шелохнулся, отлично чувствуя разницу между предупреждением и атакой.

Северянин одобрительно кивнул и снова взмахнул верёвкой, уже переходя в наступление. Щёлк! Щёлк! Казалось, зарвавшегося пацана вот-вот заарканят тройной петлёй, и покатится он кубарем, моля о пощаде.

Не тут-то было! Берен слишком хорошо знал воспитанника.

Канат бесполезно лупил по земле, не причиняя нелюдю ни малейшего вреда. Арвиэль стоял на одном месте, лишь в последний миг уклоняясь от импровизированного хлыста. Он походил на поплавок, с бока на бок слегка колеблемый течением, недостаточно сильным, чтобы сместить в сторону.

Акиму сердито посоветовали не нежничать, и неизвестно, чем закончилось бы дело, но тут аватару надоел этот спектакль. Он прижал носком мочалистый кончик и перехватил пеньковую волну на излёте. Верёвка несколько раз послушно обвилась вокруг предплечья Арвиэля, а сам мальчишка вдруг завертелся-закружился, наматывая её уже на корпус и стремительно приближаясь к Акиму. Уход вниз и подсечка.

В какой-то момент мужчина по необъяснимой причине потерял равновесие и упал… Пришёл в себя уже на земле, связанный по рукам и ногам, а верхом сидел эльф, заложив ногу за ногу.

Горожане безмолвствовали. Сперва ошарашенно, затем возмущённо: поединок закончился внезапно, притом неожиданный финал никто не разглядел — слишком быстро всё произошло.

— Да Аким поддался! — снова крикнул провокатор.

— Точно!!!

Аким с трудом повернул голову набок и, плюнув розоватым снегом, спокойно сказал:

— Я не поддавался. Слазь давай, задница костлявая.

— В шесть утра без опозданий, — переглянувшись с Береном, бросил через плечо капитан.

— Я помню, когда у вас пересменка, — ответил новобранец, но никому до него не было дела. Горожане расходились по домам обсуждать самую неинтересную на их памяти драку…

В жарко протопленной Симеоном избе мальчика вдруг страшно заколотило.

— Берен, мне плохо. Внутри как будто всё горит и душит, и очень хочется что-нибудь сломать. Желательно, об кого-нибудь.

— Снимай рубаху, выходи за дверь, — прекрасно понимая причину, Берен зачерпнул ведром из бочки, вышел на улицу и с размаха окатил мальчика с ног до головы. Прохожие не удивились: обычно Арвиэль проделывал этот фокус самостоятельно, и к нему давно привыкли.

— А-а! Животинку Божию со свету сживають! — заорала проходившая мимо Агафья, на которую попало несколько капель.

— Иди уж, животинка, — огрызнулся на неё Берен, за плечи разворачивая обмякшего воспитанника. — Полегчало?

— Ещё как! Просто Аким, он…

— Аким не виноват в том, что родился полукровкой. И его мать не по своей воле от берберианца зачала.

— Поэтому я его и не убил. Постараюсь к нему привыкнуть.

— Молодец, малыш… Хотя какой же ты теперь малыш.

* * *

Поздней осенью в Сумеречном лесу почти не бывает снега. Словно природа копит мощь, чтобы в первые же дни зимы завалить всё сугробами по колено, резко контрастирующими с чернотой деревьев, ценящихся на рынке на вес золота.

В сухом прозрачном воздухе издалека слышались ржание и визг лошадей да окрики конвоиров. Вот дзенькнул болт. Короткий болезненный вскрик и эхо многоголосого шёпота. Теперь, когда перед глазами вот-вот замаячат глухие ворота поселения, любой из осуждённых мог сорваться. На лесоповал в Сумеречный лес их вели погибать. От холода, голода, недостатка света или от лап хищников, нечисти и нежити. Потому и бежали, предпочтя мгновенную смерть от болта неизвестно чему, наверняка страшному и мучительному.

В поселении царило оживление, сосредоточенное и деловитое. На дороге показались всадники, за ними тянулся обоз с провиантом на долгую зиму, который замыкала клеть, плотно укрытая дерюгой, а последними обречённо брели под прицелами арбалетов люди.

— Зверя к нам везут, глянь-ка… — ахнул молоденький веснушчатый охранник, вместе с напарником тащивший на верёвке тяжёлую створку ворот. И пошло по цепочке: «зверь… зверь… зверьзверьзверь…»

— Скольких потеряли?

— Проще сказать, скольких довели!

Обменявшись привычной шуткой, начальник смены и конвоир разошлись. Лошади втянули клетку во двор и стали, порыв ветра подцепил и рванул дерюгу за край. В прутья вцепились толстые пальцы, до ногтей заросшие коротким чёрным волосом. Пахнуло кровью, потом и нечистотами. Молодой охранник, на беду оказавшийся рядом, помертвел.

— Слышь, кукушонок, я уйду. Передохну маленько и уйду, — это были не предупреждение и не угроза.

* * *

На службу Арвиэль прибежал даже раньше, но, забравшись по лестнице в будку, с удивлением обнаружил, что дозорного на месте нет. Он знал, что стражники — разгильдяи, но не до такой же степени?! А вдруг под стеной уже скопилось войско бесшумных татей…

Арвиэль осторожно (а ну как вражья стрела залетит!) приоткрыл ставенку и выглянул в щель. Объездной тракт пустовал, никакими татями за окошком и не пахло, а пахло снегом, хвоей, навозом и дымом — словом, зимним городом на опушке дремучего леса. Усмехнувшись собственным фантазиям, аватар осмотрелся, стараясь глубоко не вдыхать табачный дым, намертво просмоливший мебель и стены. Света из люка в полу хватило, чтобы впечатлиться залежами пыли в углах и на полках и разномастным сором, вместо ковра устилающим остальное горизонтальное пространство.

Дозорная будка с маленькими окнами на четыре стороны была довольно просторной и обустроенной под жильё. Один угол занимала небольшая печурка, рядом с которой стояла кадушка для воды, с противоположной стороны помещались приземистый, но широкий стол, а под ним — восемь табуретов. Полки на стенах захламлены чем попало — от стаканов до непонятной конструкции из гнутых гвоздей. Имелся и тёмный от времени шкаф, но как Арвиэль ни дёргал занозистую ручку, он не открылся, а ковырять в скважине гвоздём аватар постеснялся. Значит, вот как живут стражники? А на том колченогом топчане, наверное, отдыхают после бдительной службы, накрывшись засаленным лоскутным одеялом, подкопчённым и покрытым пятнами неизвестного происхождения. В качестве проводника в царство безмятежности суровые стражники повесили над постелью портрет лохматого мужика по имени «ЗВЕР…» (нижний угол оторван), причём не ручной работы, а отпечатанный в литографии. Но что бы этот «Звер» ни совершил, удостоившись чести попасть в розыск, гвоздь во лбу навеки упокоил его на стенке захолустной караулки.

Внимание привлекла большая тетрадь с потрёпанной картонной обложкой, которую наискосок украшала скачущая надпись: «Свод произшествий». Присев на край стола, Арвиэль перевернул картонку. С титульного листа взгляд штурмовала мастерски сработанная русалка с «таранами» такого размера, что можно Рудный мыс брать. Следующую страничку составляли фольклорные герои типа «вупыр», «вовкалак» и «шляхтень лютый», а также некое подобие дерева: на ветке сидел овал с ушами и надписью «кощка», от коего вниз к подножию тянулись стрелки, обрываясь на кляксе с плавающими в ней глазами за пояснением «быдыщ!» Далее начинались таблицы: по кривоватым графам вразнобой раскиданы цифры и проставлены палочки. Заметив буквы в правом нижнем углу каждой страницы, Арвиэль долистал до конца и «прострочил» в обратном порядке, получив фразу, аналогичную орочьей «курваляй ных баргуза», но гораздо более детально описывающую процесс.

— Пресветлая, куда я попал? — захлопнув жуть, прошептал мальчик.

— А я куда, милая? — осведомилась всклокоченная седая голова, растущая прямо из пола. Борода головы вольготно разметалась по доскам, самостоятельно приступив к уборке за неимением рук, пунцовая рожа лучилась обворожительной улыбкой в четыре прострела. Чёрная повязка через глаз довершала образ.

— Господин Сатьян, это я, Арвиэль, — отозвался аватар, сообразив, что полумрак скрал тёмную одежду, и стражник разглядел только светлые волосы и лицо… и опять принял его за девчонку. Едрёна ворона!

— А-а… Вон оне, ельфы-то, какие… — тело, подтянувшееся вслед за головой, не сочло нужным уточнять, какие именно.

— Господин Сатьян, а разве можно с поста отлучаться? — запоздало сообразив, что сидеть на столе неприлично (по крайней мере, когда это кто-нибудь видит), Арвиэль попытался встать, но не тут-то было! Заляпанная столешница оказалась настолько липкой, что штаны приклеились намертво.

— Да ты шо! Ни-ни! — искренне перепугался Сатьян.

— Но вы… — упираясь ладонями в край, Арвиэль напряг мышцы. Что-то треснуло.

— За сугревом ходил. Это можно, хе, — Сатьян достал с полки грязный стакан, обдул, плюнул, повозил по стенкам пальцем ещё «чище» самого стакана, выудил из-за пазухи зеленоватую бутылку, налил до краёв и радушно протянул бьющемуся в корчах «ельфу». — Будешь? Полегчает.

— Ы-ы… а-а-а!

Внезапно стол отодрался. По инерции Арвиэля понесло вперёд, а так как в обозримом будущем маячила дырка незапертого люка, туда парень и нырнул красивой рыбкой. Человек сломал бы шею. Но аватар по-кошачьи приземлился на четыре конечности. Шедшая к журавлю Агафья сперва отпрыгнула, затем брезгливо скукожилась:

— Не успел в дозор заступить, а уже и нажралси, и подралси, окаянный! Тьфу!

Арвиэль проверил штаны и взобрался наверх, предусмотрительно захлопнув люк. Сатьян чуть не выронил стакан:

— Уже сгонял?

— Куда?

— Ну-у, за сугревом. Ты ж как моё увидел, сразу — нырк и тикать. Ну а куда ж, как не за ним, родимым?

— Я передумал, — у Арвиэля вдруг начался острый приступ хохота. Со смаком попивая «сугрев» на топчане, Сатьян умилённо наблюдал поведение индивида «ельф». Когда бутыль опорожнилась наполовину, улёгся, заложив руки за голову.

— Господин Сатьян, а у меня-то какие обязанности? — спохватился мальчик.

— Гвозди видишь?

— Да.

— Так ты их разогни сначала, а потом снова согни.

— Зачем?

— Положено так, — Сатьян отвернулся к стенке и тотчас захрапел.

Следующие несколько часов Арвиэль разгибал розочку из гвоздей. Инструментов под рукой не было, и приходилось орудовать кочергой и непонятной чугунной кривулей. К полудню в караулку заглянул до предела взвинченный капитан и с ходу набросился на новобранца с безумными обвинениями:

— Где ты шляешься? Я тебя обыскался!

— Вы же сами сказали к шести подходить, — удивлённо возразил парень.

— В тюрьму ко мне в кабинет! А-а, — махнув рукой, мол, о чём с олухом разговаривать, Прокопий бухнул на стол журнал, к счастью, без рухнувших «кощек» и русалок. — Вот здесь, здесь и здесь крестики поставь, и ты зачислен в штат.

— Расписаться?

— Да хоть сморкнись, главное, чтоб графы не пустовали. Ага… — сунув журнал под мышку, капитан ткнул рукавицей в невзламываемый шкаф. — Оружие себе тут подберёшь.

— А как он открывается?

— Вот так! — Прокопий с размаха пнул дверцу в угол… и она рухнула на пол, обвалив следом горку металлолома. Сатьян и ухом не повёл. — Потом приставишь на место.

— Хорошо, — кивнул Арвиэль, пытаясь понять, как из этого месива можно хоть что-нибудь вытащить, не то что выбрать. Сдавшись, перевёл взгляд на портрет — судя по ржавчине, гвоздь тоже был оттуда, но как-то же достали? — Господин капитан, а кто это?

— Это? — Прокопий скривился, словно запавшие под бровями глаза преступника буравили его живьём. — Оборотень.

До конца смены Арвиэль сгибал гвозди, а там и Сатьян проснулся. Похвалил за аккуратную работу и убрал конструкцию на полку до завтра. Аватар сумел разобрать железо, но оружие себе не нашёл. К тому, что валялось в шкафу, без содрогания невозможно было прикоснуться.

— Ну и как тебе первый день на службе? — поинтересовались дома Берен и Симка, встречающие «добытчика» за пыхтящим самоваром.

— Отлично!

* * *

На другое утро Сатьян сдал смену и ушёл отсыпаться домой, оставив Арвиэля наедине с гвоздиками. Над ними-то Прокопий его и застукал, тут же влепив выговор за «порчу казённого инвентаря», после чего велел подмести караулку. Веника к приказу не прилагалось, однако аватар не растерялся и через кулон вызвал Симку. Стоило коту вернуться с зажатой в зубах метлой, из люка внезапно, как домовой, появился капитан и снова устроил разнос, на сей раз уже из-за «животных на служебном месте». Арвиэль попытался робко возразить, дескать, Симеон вообще-то нечисть, но только снова нарвался — «за пререкания с начальством и невыполнение должностных инструкций». А когда выяснилось, что с оружием новобранец до сих пор не определился, ещё и за «нарушение устава». Больше Арвиэль не спорил.

Следующая смена два дня спустя прошла в ночном дозоре, сиречь, бесцельном блуждании по спящему городу в поисках гипотетического татя в течение двенадцати часов, если не считать коротких перекуров. Точнее, курил Геварн, мальчик просто отдыхал. Периодически пересекались с другими разводами, и тогда старший задерживался погуторить, ну а Арвиэль… правильно, стоял молча. Ближе к утру мороз дичал, но северный оборотень не мёрз, зато Геварн прикладывался к бурдюку безостановочно, и в итоге напарника приходилось тащить домой на себе и выслушивать упрёки его жены, дескать, не уследил…

За месяц выяснилось, что какие-никакие, а дела у стражи есть. Драки разнимать; пьяниц из сугробов выуживать (последними нередко оказывались сами стражники, а то и капитан); ночных лазутчиков за стену ловить — с наступлением морозов охотники сменили арсенал прикладной на дистанционный, то бишь капканы, и отчего-то считали, что зверь должен попасться вот именно этой, морозной и ненастной ночью, когда даже волки не воют. К слову, самым удачливым лазутчиком оказался Арвиэль, который тоже ходил угодья проверять, но с противоположной целью: незадачливых «попаданцев» вытаскивать, а ловушки обезвреживать. Аватар любил охоту, но честную, когда ты со зверем один на один.

Существовали и персональные обязанности для новобранца: мусор выносить, дрова колоть и таскать из колодца воду, убираться в кабинете начальства. Никаких тренировок, стрельбищ, построений (или как это у стражников называется), совещаний, даже бумажной рутины. Загадочные шифры в «Отчётнике» оказались результатом игр в карты и кости, «положенные» упражнения с гвоздями — просто развлечением от скуки. Время от времени мужчины куда-то ходили парами или компаниями, но младшего с собой не звали. Только раз удалось поучаствовать в общей потехе: над самим собой. Как-то ночью стражники оцепили старое гумно, заверив, дескать, там завёлся вурдалак, и когда Арвиэль, которому поручили ответственное задание разведчика, вошёл внутрь, захлопнули дверь. Возмутиться мальчик не успел: из угла стремглав летела мелкая чёрная тварь с зелёными глазами и полыхающей пастью. Лежать бы «нежити» с оторванной башкой, да волчий нюх вовремя уловил знакомый запах, и мгновение спустя уложенная на лопатки добыча отмахивалась от слюнявого языка дворняги Майки, вымазанной углём и подсвеченной фосфорной краской. Стражники хохотали как бешеные. Правда, отметили, что новобранец не заорал от страха.

Аватар понимал, что его банально хотят выжать из стражницкой братии, но это только придало сил и злости, и мальчик решил стоять до победного.

От нечего делать Арвиэль занялся приведением в порядок арсенала: мечей, ножей и арбалетов. Ничего из этого даже ради службы аватар не мог назвать «своим», но оружие напоминало старую собаку, хромую и ослепшую, отслужившую хозяину верную службу и выброшенную за ненадобностью на помойку. С клинком на коленях и точильным бруском в руке его, по локоть перемазанного в ржавчине, увидел Аким, пришедший на смену.

— Зачем возишься с этой рухлядью? — поинтересовался полукровка: своё оружие он содержал в отменном порядке, а до прочего ему дела не было.

Мальчишка перевернул меч обработанной стороной вверх и медленно провёл ладонью по железу — не блестящему, конечно, но хотя бы чистому.

— Клинок — живой. Чувствует, как ты к нему относишься, и тем же отплатит в бою. У вас есть какое-то поручение для меня? Может, воды принести?

— Да нет, полируй, — пожал плечами Аким и сам пошёл к колодцу.

Кульминация наступила на Ярицу. Ночью по всему городу запылали костры, и люди, обряженные скоморохами, зверями и нечистью, устроили настоящую свистопляску, задабривая зимушку Ледяную Деву, чтобы не особенно ярилась. Стражники улучили минутку и собрались в караулке всей братией, даже об Арвиэле не позабыли. Идея эта аватару не нравилась, он предпочёл бы, как и прежде, остаться в стороне. Но отделяться от стражников не стал, стойко смотрел на мутную струю самогона, льющуюся в покорёженный шлем, не раз спасавший Прокопия на гражданской войне. Все, как и полагается, по очереди поплевали в него, и шлем пошёл по кругу.

Когда «братская чаша» наконец вернулась к мальчику, того трясло как в лихорадке.

— Пей, коли нас уважаешь, — негромко, но жёстко приказал капитан.

Не отрывая взгляда от чаши, Арвиэль облизнул пересохшие губы. Спирт всё обеззараживает, доказывал разум, но желудок решительно протестовал, то скручиваясь морским узлом, то стучась о грудную клетку взбесившимся зайцем. Аватар может многое пережить и вытерпеть, но это было не унижение даже, а изощрённое издевательство. Отец в Хрустальных Чертогах наверняка рвёт и мечет от ярости…

Но если аватар сражается до победного, его остановит только смерть.

К счастью, самогон попал в то горло, иначе Арвиэль окочурился бы на месте. Казалось, он проглотил магический огнешар, только воняющий не дымом, а чем-то невероятно гадостным. Шар прогрохотал по глотке и тяжело бухнулся в желудок, палом расходясь по всему нутру.

Сморгнув слезинки и стараясь не слишком откровенно хватать ртом спасительный (пусть и с табачным дымом!) воздух, молодой стражник передал чашу дальше. К горлу подкатывала тошнота, но он заставил себя улыбнуться:

— Спасибо. Только, извините, курить я не буду.

— И не начинай, — серьёзно заметил капитан. — Теперь ты один из нас, братец. Ты принят!

Арвиэль обвёл стражников неуверенным взглядом и внезапно понял, что никакие они не изверги и не сволочи. Просто люди, живущие по своим нерушимым правилам и не собирающиеся их менять ради маленького самоуверенного нелюдя. Темар сочувственно протянул солёный огурчик:

— Извини, коли обидели чем, сынок. Но мы в братию абы кого не берём, проверить надо было.

— Я им говорил — хорош уже, а они — давай ещё смену, давай ещё смену, — косо зыркнув на сослуживца, пробасил Аким.

— Так вон оне, ельфы-то, какие, да-а… — отхлебнув из шлема, значительно протянул Сатьян.

— Какие?

Геварн свойски турнул Арвиэля локтем в бок:

— Забойные!

* * *

Мадинка в компании трёх подружек по ремеслу приехала вместе с обозом, везущим запасы на лето, и как-то сразу вписалась в быт, едва спрыгнув с телеги. Рыжая, как закат, хохотушка казалась в чёрном лесу огоньком костра, трескучим, непоседливым и уютно согревающим. Кто из начальства оплатил развлечение, рядовым было знать не положено, а здесь они работали за еду, кров и постель, почти всегда чужую.

— Шебутная девка! — восторженно прицокнул бригадир смены, наблюдая, как хрупкая с виду девушка таскает в кладовую зерно почти наравне с мужчинами.

Она остановилась перевести дух, небрежно отбросила с лица копну волос, вьющихся мелким бесом. «Кукушонок», которого на самом деле звали Рысем, увидел это и понял, что попал.

Мадинка тоже его заметила и отвернула улыбку, так при этом отряхнув юбку от плевел, что у парня с подбородка закапало.

Первым же вечером Рысю свезло рассмотреть девушку вблизи. Кожа у неё оказалась молочно-белой, как у всех рыжих, однако не испорченной веснушками и пятнами, брови и ресницы тёмными, а глаза — пронзительно-синими с золотыми искрами на дне.

Пока заметно повеселевшие охранники развлекались, кладовщик и начальник охраны инспектировали содержимое обоза.

— Я вроде сорок комплектов одежды выписывал, — озадаченно пробормотал старший, сверяясь с бумагами.

В кладовой лежало тридцать девять.

* * *

Раньше Арвиэль относился к дню рождения как к дате, отмечающей, что он стал на год старше, сильнее и ответственнее. На сей раз ему не дали спокойно пропустить собственное четырнадцатилетие. Берен разрешил аватару исполнить священную традицию и добыть «дикое» мясо, но на этом обязанности именинника закончились. Примчалась Марта, подарила белоснежную накрахмаленную сорочку с затейливой вышивкой (оказывается, с лета трудилась!), сунула кулёк засахаренных орешков и, велев сидеть смирно, забегала между столом и печкой, гремя утварью. Симеон, пойманный ею за хвост над сладкой начинкой для пирога, сдался на милость победителя и, щёлкнув когтями, велел прогуляться по полу сначала метле, а за ней и швабре. Но больше всего поражал Берен, сосредоточенно мастеривший из сухих цветов и тесьмы букетики для гостей. Когда их количество перевалило за третий десяток, имениннику стало дурно. Впрочем, быстро полегчало, стоило развернуть подарок наставника: в коробке лежали двенадцать метательных ножей-рыбок великолепной гномьей ковки. Так что именной ремень с руной «В» на массивной пряжке, подаренный сослуживцами, пришёлся очень кстати! Кроме этого, Арвиэль получил набор стражника: флягу со спиртом, трубку, десяток гвоздей и плоскогубцы.

Сначала горожане бочком обходили обычно тихую хатку, откуда сегодня доносились хохот и грохот, шарахались от кукарекающего с крыши Геварна (стражник раз за разом продувался домовому в карты, но не терял надежды выставить в трубу самого кота), со стороны делали ставки на Сатьяна и Соррена, ползающих на четвереньках вокруг дома и наперегонки осушающих зулейки ^[5].

Затем народ повалил на огонёк по одному, по двое и целыми компаниями. Места стало не хватать, принесли столы и расставили прямо на улице. Приходили не с пустыми руками, а с соленьями, копченьями, печевом и, конечно, выпивкой; появилась гитара, жалейки и гармонь. Кто-то притащил с собой Эртана, но Арвиэль не стал портить настроение себе и гостям, тем более что пиво, коего орк захватил целый бочонок, действительно было вкусным.

Наутро у Арвиэля страшно болел живот от невообразимого салата из пива, пирога и смеха, однако аватар пришёл к неожиданному выводу: бардак — это не всегда плохо.

После памятного дня рождения чужак окончательно влился в местную общественность. Осознав это, Арвиэль развил бурную деятельность. Безошибочно вычислив «опорных» горожан, парень стал заглядывать к ним уже не только на правах стражника.

Первой по списку стала Марта, почётная травница, мастерица духов, мыла и ароматических настоев. Ради такого дела Арвиэль даже склонил голову пред её ножницами. Пока женщина мурлыкала, нанося какой-то состав для «лёгкой» стрижки, расчёсывала и примерялась, насколько укорачивать хаотично отросшую шевелюру, парень подвёл разговор к искомому:

— Вот если вас, к примеру, обидят…

— Да упаси Боже! — от испуга Марта чуть не пробила в доверенной голове лишнюю дырку. — Кому здесь меня обижать? Все свои!

— Это пока свои, но город растёт, почти каждый сезон приходят новые люди. Вдруг кто недобрый заглянет?

— Здесь такие не приживаются! — отрезала травница. — Сами и выгоним!

— А если это будет очень богатый человек? Споётся с Мироном, с Демьяном, с Киримом, будет у Сида оружие покупать?

— Ну-у, тогда Прокопию, наверное. Он здесь главный.

— А если этот человек будет торговать вином, а Прокопию со скидкой отпускать? — вкрадчиво предположил Арвиэль: что такое «взятка», Марта знала.

— О! Я к тебе пойду жаловаться, ты же у нас стражник теперь!

— В подчинении у Прокопия, а посему буду обязан доложить ему об инциденте.

— Я бы Берену пожаловалась… — раздумчиво пробормотала Марта, по первым прядкам задавая длину будущей «лесенке».

— А кто он здесь?! — свирепо рявкнул стражник.

— Кто?! — подпрыгнула женщина.

— Вот именно, что никто! Ай-я-а-а!!!

К первозвону пивовар Кирим, краснодеревщик Проний и мельник Мирон вернулись из Стрелецка с весенней ярмарки. Но были так недовольны, что, бросив не распряжённых из возков лошадей на попечение домочадцев, пошли глушить горе к орку в корчму. Стражник знал, в чём трагедия, и подтянулся туда же, заказав себе большую кружку пива.

— Совсем оборзели! — возмущался Проний. — Торговля идёт ни шатко ни валко, а они ещё пошлины так взвинтили, что продаёшь себе в убыток!

Арвиэль картинно поперхнулся пивом — у Кирима оно было на порядок хуже, чем в «Оркан-баре» Эртана, но туда Арвиэль по известным причинам не ходил.

— Но это противозаконно! Срок действия послевоенных льгот ещё не истёк, и любой житель города-резервации имеет право на беспошлинную торговлю в любом городе страны!

— Ты уверрен?

— Точно! У Берена спросите, они с Его Величеством эту тему обсуждали. Я краем уха слышал, но раненый тогда был и подробностей не разобрал.

— Господин Грайт настолько хорошо государя Аристана знает? — в глазах Мирона разве что циферки с нулями не зажглись.

— А-а! Старые друзья, — небрежно отмахнулся Арвиэль, будто речь шла о плотнике из соседнего дома, а не об императоре.

К Сиду аватар зашёл якобы подточить «рыбки», понаблюдал за ловкой работой и с жаром, достойным гномьего горнила, воскликнул:

— Сид, твоё оружие заслуживает лучшего покупателя!

— Это какого?

— Армии Его Величества.

— Да ты что! — гном иронично усмехнулся. — Я-то не против, только так она Сидора Чернорудного и ждёт.

— Будет ждать, если капитан личной охраны Рэйвен Гром о тебе узнает.

— Ха-ха, от тебя, что ль, сынок?

— Я-то его видел мельком пару раз, а вот с Береном они вместе служили.

— Ага, — коротко и веско подытожил гном.

Таким образом без спешки и суеты к исходу травоцвета Арвиэль обработал всех, кого надо, и ни разу при этом не солгал. По его мнению, Берену давно пора было отбросить никому не нужную скромность и выйти из тени тем, кем он является на самом деле: ветераном и героем Алой Волны, умелым солдатом и патриотом, одним из немногочисленных друзей Его Величества и просто человеком с обширными связями, которые могут быть полезны городу. Их дому.

Успешно покончив с первой частью плана, Арвиэль затаился. Северинг как большая деревня: в одном конце чихнут, посерёдке нос утрут, с противоположного края здоровьица пожелают. О том, что власть в городе не оформлена, судачили все, правда, за спинами стражников и потенциального кандидата, так что Берен с Прокопием даже немного сдружились под напором странно оценивающих взглядов толпы. Оставалось «обработать» самого капитана, только очень осторожно: легко послать может, с затрещиной, а то и пинком.

— Что, сынок, хе-хе, умаялся? — поинтересовался Темар, глядя, как юный стражник валяется на топчане, плюя в потолок.

— С чего бы? — удивился Арвиэль.

— Иной раз языком тяжелее чесать, чем камни на баррикаду выкорчёвывать. Но ты погоди, — дядька жестом остановил встрепенувшегося паренька, — глядишь, оказия сама подвернётся.

Проницательный Темар оказался прав: в скошене в самый разгар уборочных работ из столицы нагрянули сборщики налогов. Половина населения высыпала поглазеть на крытый экипаж, запряжённый парой гнедых, и всадников в гвардейских мундирах, вторая половина, смекнув, что к чему, спешно прятала кубышки.

Сам чиновник был длинноногий, как журавль, и непрошибаемый. По его словам выходило, что Северинг задолжал казне заоблачную сумму.

Прокопий, принимавший гостей в своём кабинете, удивился. После Алой Волны, когда люди чуть ли не под корень вырезали сограждан-нелюдей, молодому императору Аристану из рода Эскабиан, занявшему место обезумевшего отца, пришлось в спешке улаживать межрасовый конфликт, иначе не избежать было войны с Орканом, Рудным мысом и Силль-Миеллоном. В том числе от уплаты государственных налогов освобождались города-резервации вроде Северинга, где находили приют беженцы всех рас, — не навсегда, конечно, а до тех пор, пока новостройка не превратится в стабильный источник дохода. И срок действия льгот ещё не истёк.

— В связи с расширением и комплектацией армии расходы казны возросли настолько, что Его Величеству пришлось изменить решение, — монотонно нудил чинуша, подсовывая Прокопию документ с гербовой печатью. — Указ вышел ещё в славице, но неудивительно, что до вас не добрался — уж больно далеко от цивилизации поселились.

Вертевшийся рядом Арвиэль тоже ухитрился сунуть нос в бумажку.

— А это печать самого, да?

Мужчина презрительно посмотрел на лохматого тощего паренька с улыбкой законченного придурка. Впрочем, по его сведениям, весь город состоял из таких вот… «умников».

— Да.

— Ух, ты! Я щас! — остроухого как ветром сдуло.

Вернулся он через пять минут, запыхавшийся и ещё более взъерошенный, и шлёпнул на стол весьма потрёпанный лист с печатью и текстом такого содержания: «Мы, Аристан I, Самодержавный Правитель Неверрийской империи…»

— Во! Наградная грамота Берена!

— Что? — растерялся чиновник.

— Вот это — настоящая печать, а у вашего грифона крылышки коротковаты, — смачно, как «побратимы» учили, харкнув на палец, аватар свёз грифона в угол листа, — да и вообще мутный он какой-то. Чернила за сколки небось покупали?

— Чё? — тупо переспросил человек, и аватар, посерьёзнев, укоризненно покачал головой:

— Вы арестованы за фальсификацию документов, антигосударственные махинации, хищение денежных средств в особо крупных размерах и осквернение имени Его Величества.

— А-а-а! — возопил сборщик, отрывая от себя Геварна и Соррена, без капитанского указания действовавших осторожно и вежливо. — Я буду жаловаться!

— Мы тоже, — многозначительно пообещал Прокопий.

…Капитан трагически обнимал голову над чистым листом бумаги, Арвиэль по старой памяти наводил порядок в кабинете, хотя его давно избавили от «почётной» обязанности: лжемытарь безуспешно пытался удрать, устроив разгром.

— Господин капитан, он вашу свиристелку разбил… — парень с сожалением смёл в совок останки глиняного глухаря. — Надо ему ещё за порчу личного имущества впилить!

— Какое, к шушелю, впилить?! — взревел капитан. — И так мороки с этими уродами выше крыши! Может, отпустим, а? Их же кормить надо, поить, вопли их слушать…

— А ещё зачитывать права, заполнять протокол задержания, вызывать из Стрелецка уполномоченных и отправлять в тюрьму.

— О-о-о! Давай ты оформишь, а? Ты ж у нас парень грамотный и толковый. А я тебе отгул дам! Даже два!

— Извините, не уполномочен. Так что сия ответственность возложена на вас, господин начальник.

— Я бы с радостью переложил эту ответственность на своё начальство, — простонал Прокопий.

Арвиэль замер в задумчивости с метлой в обнимку.

— Главнее капитана в городе только градоправитель. Ну, человек такой с бляхой и тростью, — пояснил он.

Капитан, уже практически утопивший себя в болоте отчаяния, поднял голову:

— Так у Берена есть трость… А бляху Сид выкует!

* * *

Берен уважал законы аватар, но, как человек, не мог смириться с тем, что четырнадцатилетний мальчик стал единственным добытчиком денег в семье. Поэтому, когда воспитанник не видел, выходил в поле, заодно и скопившийся жирок стряс. Жёсткая оленина, которую исправно носил Арвиэль, порядком надоела, и сейчас Берен, плюнув на экономию, чистил картошку на второе, а в печи томились щи из сочной свинины и чёрной капусты. Симка давился слюнями над полосатым шматом сала. Внезапно кот повёл ухом и вспрыгнул на подоконник, упираясь передними лапками в стекло:

— Ва-ау! К нам делюха-ация!

Убедившись, что щи вот-вот закипят, господин Грайт вышел на порог, походя вытирая руки. И сразу смекнул, что дело нечисто: делегация больше походила на демонстрацию, не уместившийся на улице народ оседлал крыши, сараи и прочие «трибуны». Возглавлял нашествие капитан Прокопий Вёдро, в шаге от него стояли почтенные мужи Северинга.

— День добрый, господин Грайт!

— И вам добрый, — ответно поздоровался Берен, недоумевая, с чего капитан вдруг снова «завыкал». — Что-то случилось?

— Дело у нас к вам важное, дозвольте изложить.

— Д-дозволяю, — поперхнулся бывший сотник, выискивая глазами воспитанника.

Откашлявшись, Прокопий прижал к груди руку со смятой бумажкой в кулаке:

— Так вот, э-э… Дело! Кхе. До сего дня жили мы в Северинге, как у императора за пазухой, и горя не ведали. А нынче оглянулись на прошлое и поняли: власть дела у нас есть, а власти слова — нету! — капитан обернулся, верная стража поддержала его кислыми рожами, дескать, хреново всё. — Мы — простые солдаты, пахари и ремесленники, нет среди нас человека, готового ответ перед вельможами столичными держать да писульки… то есть бумаги важные составлять. Нужен нам в головах тот, кто и грамоту разумеет, и с законом ладит, и с власть имущими говорить умеет. Э-э… — Прокопий развернул шпаргалку: — И посему мы, добропорядочные жители Северинга, города-резервации с прифигли… приври…

— Привилегированным, — шёпотом подсказал знакомый голос.

— …Приви-кхе-кхе-нным статусом, назначаем тебя, Береник Славий Грайт, на ответственную должность градоправителя! Ура!

— Ура! — троекратно гаркнули стражники, но последнее «ура» потонуло в многоголосом рёве.

Мокрое полотенце комком теста шлёпнулось на приступок. Рядышком обвалилось второе тесто, не забыв подрыгать задней лапой.

Из-за широкой спины капитана выглянула лукавая физиономия, коей Грайт немедленно погрозил кулаком, но воспитанник только руками развёл, мол, это всё они, а я вообще мимо пробегал.

Из хаты потянуло выкипающими щами, и Берен понял, что теперь расхлёбывать придётся не только их.

* * *

Рысь не спрашивал, почему в каше солонины гораздо меньше, чем он принёс, и отчего хлеб портится так быстро, что из него сразу делаются сухари — главное, Мадинка стряпала для него, и у неё выходило на порядок лучше повара. Только однажды поинтересовался, зачем девушке понадобился кус полотна, но та с грустным вздохом показала перелатанную исподнюю рубашку, и все вопросы отпали. Мадинка оказалась бережливой, сразу на обновку ткань не пустила, а отложила до времени, понимая, как трудно было это украсть.

В осеннем обозе уехали её подружки и кладовщик, пойманный на крысятничестве: хоть мужик убеждал в своей невиновности, припрятанная в шкапчике жратва доказывала обратное. Таких из поселения сразу гнали взашей.

Мадинка осталась зимовать, не испугалась ни морозов, ни каторжников, звереющих с холодами. Девушка полностью взяла на себя обязанности кладовщика, штопала, стирала, убиралась в казармах охраны, пела, просто грела добрым словом. Очень скоро поселенцы недоумевали, как вообще раньше без неё обходились? На основную работу у Мадинки почти не оставалось времени, но если кто-то просил, не отказывала.

От ревности Рысь до крови сбивал кулаки о стену, но ничего поделать не мог. В начале зимы его повысили за усердную службу и вручили ключи от бараков.

* * *

— Бардак! — уже с позиции градоправителя Грайт оценил положение дел в городе и закрутился не белкой даже, а бешеным волчком.

Перво-наперво велел Арвиэлю оформлять жуликов, а сам отправил в Стрелецк нарочного с письмом губернскому исправнику.

Выяснилось, что в Северинге ни разу не проводилась перепись населения, и почти ни у кого нет фамильных листов, удостоверяющих личность, но если вторая проблема откладывалась на неопределённый срок, за решение первой Берен взялся немедленно.

К тому времени, как приехали уполномоченные из центра, вовсю шло строительство голубятни, и вместе с урядником и стражей в Стрелецк отправился учёный старичок Арсений, прекрасно разбиравшийся в почтовых птицах, дабы закупить несколько пар на племя.

Следующий гонец умчал в Равенну к самому императору.

Осень срывала с деревьев золото, и вот о нём Берен повёл речь на собрании. Не без труда, но бывшему сотнику удалось доказать необходимость городской казны и общественного амбара. С каждым может случиться несчастье — пожар в доме, гниль урожай убьёт, болезнь тяжёлая с кормильцем приключится — но тогда бедняги не останутся без поддержки. К тому же приходят новосёлы, а им тоже на первое время нужна помощь. По поводу последних Берен ввёл жёсткий отбор: установил испытательный срок, по истечении которого лодырей, приживал и прочую голь выгонять.

Покончив с делами насущными, Грайт изловил воспитанника и оттрепал-таки за уши, пока тот не запищал всерьёз. Правда, сразу пожалел, но парнишка понял, в чём провинился, не обиделся и урок усвоил.

К славице вернулся гонец из Равенны с указом Его Величества о продлении льгот для Северинга, коим надлежало «всякую шушеру нещадно бить по морде»: уточнение содержалось уже в личном письме Берену, но градоправитель зачитал это вслух на собрании, сорвав шквал аплодисментов. Вместе с гонцом прибыли столичные гости. Трое гвардейцев личной стражи Аристана передали привет и письмо от Рэйва Грома, посмотрели Арвиэля, бросив туманное «ещё лет десять», и пошли к Сидору. Почтенный седобородый маг из Ковена установил в караулке Индикатор Преступлений — бледно-жёлтый шар с голову величиной, укреплённый на треноге.

— Забойная штука, — восхитился Арвиэль, застёгивая на левой руке чёрный браслет с камушком-тильзитом.

— Я понимаю, что ваш уникальный потенциал ’гвётся на’гюжу, юноша, но будьте любезны не пе’гебивать, — поправив очки, строго осадил старичок. — Так вот. ’Гадиус действия а’гтефакта — две ве’гсты. П’гинцип ’габоты — постоянный, но ша’г нуждается в пе’гиодической наст’гойке, иначе п’гоизойдёт сбой. Цвет а’гтефакта будет меняться в зависимости от тяжести п’геступления: о’ганжевый означает к’гажу, фиолетовый — воо’гужённое нападение, чё’гный — это п’готивозаконная волшба и к’гасный — убийство. С оттенками сами ’газбе ’гётесь. Как только ка’гаульный заметит изменения, он должен п’гижать свой б’гаслет к ша’гу — вот так, — взяв Арвиэля за руку, маг приложил браслет «глазком» к артефакту, — и тогда д’гугие ст’гажники получат сигнал.

— А как мы узнаем, где совершено преступление?

— Юноша, вас поведёт магия, — старичок улыбнулся с заметным чувством превосходства.

А зима в том году была суровой.

* * *

Зима в этом году была холодной и метельной. Особенно вьюжень свирепствовал, как будто отстаивал своё недоброе имя.

Летом Сумеречье кишмя кишит хищниками и тёмными тварями, но именно тогда каторжане и бегают. Зимой в лесу верная погибель. Морозы стоят трескучие, с улицы приходишь — пар валит, как из котла с похлёбкой, ночью даже в помещении от печки не хочется отходить. А какая в лесу печка? Даже костёр толком не разведёшь — не хочет гореть чёрное дерево. И вьюги… Такие вьюги, что на прогалинах снег столбом под Полог уносится, а между стволов маленькие ураганчики кружат, за мгновение превращая жертву в ледяную скульптуру: учёные люди говорят, перепад температур или ещё что…

Мадинка пришла в каморку, когда спали и начальник поселения, и стражники, и заключённые, только Рысь да ещё несколько караульных охраняли каждый свой барак, но в отличие от сослуживцев, «кукушонок» себя несчастным не чувствовал.

— Ты прям как капуста! — хихикнул парень, выпутывая девушку из лишней одежды.

— Да погоди ты, — Мадинка игриво шлёпнула его по руке, — дай хоть отогреюсь.

— Чаю налить? Или спирта?

— Ты же знаешь, я не пью, а от чая только приспичит в неподходящий момент.

— Вчера у Васки тебя не спичило? — не сдержался Рысь. И понял — зря: Мадинка, взявшаяся было за валенок, опустила обутую ногу и встала с топчана.

— Ревнуешь, что ль?

— Ревную, — признался Рысь и глухо добавил: — Очень. Не хочу, чтобы ты к другим ходила.

— А ты укради и женись, — усмехнулась девушка, сразу став чужой и какой-то… злорадной.

— Вот и украду, — буркнул парень, благоразумно «прослушав» остаток предложения. Мадинка ему нравилась, но не с продажной же девкой семью заводить? — У меня отпуск в первозвоне, давай вместе рванём?

— Я бы сейчас рванула.

— С ума сошла! Там вьюга! — видя, что рыжая снова шутит, караульный со смехом привлёк её к себе, но в грудь ему решительно упёрлась ладошка.

— Вьюга следы надёжно укроет, ни одна собака не возьмёт. Утро будет ясным, а через две недели — оттепель, — Мадинка внимательно посмотрела ему в глаза снизу вверх. — Ах да, ты же человек. Мне чутьё по наследству досталось. Как и дар приворота. Я хотела по-хорошему, Рысь. Но ты такой же, как все.

Внезапно у Рыся закололо сердце. Так сильно, что даже крикнуть не смог. Он прожил ещё несколько секунд, чтобы услышать:

— Мне было восемь, когда соседи ворвались к нам. Из-за этого, — девушка отвела прядь за слегка заострённое ушко. — У мамы были длиннее, а волосы — как лён. Если бы не он, я бы с ними висела.

Обтерев стилет, Мадинка деловито обшарила труп, сняла с пояса связку. Ключ от ворот она уже раздобыла. А кандалы несложно открыть клинком, коли опыт есть.

…Утро выдалось ясным и безветренным.

Всего из барака сбежали восемь каторжан — звено Зверя с ним самим во главе, а ещё пропали Мадинка и Рысь. О пособничестве и не думали, искали трупы: на поселении и за стеной. Но нашли одного Рыся. Парень не выглядел испуганным, скорее, удивлённым. Точный глубокий удар прямо в сердце, какой можно нанести только с очень близкого расстояния.

— От… шалава, — бригадир поднял на руки окоченевшее от холода тело и, припадая на обе ноги от тяжести, понёс в казарму. Там, в тепле, хоть глаза закрыть можно будет.

Спустили собак, но те лишь бестолково вертелись на месте, вопросительно оглядываясь на хозяев. Следа собаки не чуяли.

* * *

Обширное половодье занесло в Истринку нырка.

— Небось из Вельги притащило, — сообщил водяной, выбросив утопленника на берег. — Приберите-ка его, мне здесь топляки не нужны.

Аватар видел труп второй раз в жизни, но особой брезгливости не испытал, хотя кое-кто из старших стражников наотрез отказался заходить в тюрьму, куда временно перенесли тело, пока не уберут в ледник.

А что такого противного в человеке? Был живой, теперь мёртвый. Ну да, посиневший и разбухший, поеденный рыбами — так ведь это естественно для утопленника. При жизни он был мужчиной роста чуть выше среднего, худощавым, но жилистым, с широкими кистями рук, где-то потерял половину зубов и ухо. Внешних повреждений не обнаружено… Почти. Ладони и запястья с внутренней стороны изрезаны, особенно пальцы, как будто перед смертью человек цеплялся за что-то острое.

Например, за расколовшийся под ним лёд.

Одежда простая, из грубой некрашеной ткани… Стоп!

Стражник отогнул воротник. С внутренней стороны на нем расплылось густое чернильное пятно, и даже можно было угадать цифру — то ли единицу, то ли семёрку.

Арвиэль попытался обратить на это внимание Берена, но наставник лишь досадливо отмахнулся и велел помыть руки: он сообщил о происшествии в Стрелецк, однако из центра ответили в духе водяного с уточнением «где-нибудь».

Мёртвого прибрали не «где-нибудь», а на кладбище. В могиле без имени.

Об утопленнике вскоре забыли. Паводок сцепил Истринку и Вельгу коридором разлившихся стариц, по которому в маленькую речушку заплыл сом — здоровенный!

Что там какой-то труп?

* * *

Вода спала быстро, и сом освоился в речушке как у себя дома. Одни говорили, мол, в нём две сажени, другие поднимали планку аж до трёх, но поймать хотели все. Дядька Водник перегородил реку, чтобы рыбина не ушла от города, однако помогать кому-либо наотрез отказался, ухохатываясь над ловцами из ивовых зарослей. А сом, почувствовав такое внимание к своей особе, обнаглел: дразнился широкой блестящей спиной, часами бродил вокруг наживки, а потом вдруг залегал на дно, ловко снимал живца с крючка, рвал прочнейшую лесу.

Так никому и не дался.

К концу ледохода горожане попрятали куртки, а Прокопий разрешил стражникам плюнуть на мундиры. В последние полгода капитан всё меньше соответствовал должности: переложив на Берена ответственность за город, он не расставался с бутылкой.

На реку Арвиэль пришёл вовсе без рубашки, вынудив одиннадцатилетнюю Берту смущённо спрятаться за своих овечек.

— Какого шушеля?! — возмутился парень, увидев, что любимое место под ветлой занято. — Курваляй ных баргуза отсюда!

— Щаз! — Эртан напрягся, подсёк и выудил на берег трепещущего, жирненького золотого карася.

«Это мой карась!» — чуть не заорал аватар, но вовремя спохватился.

— Это моё место!

— Ты табличку с именем видишь? Я — нет.

— Табличку завтра приколочу, и радуйся, если не к твоей башке!

— Ты у нас стрражник? — спокойно осведомился Эртан.

— Ну!

— Вот и охрраняй моё ведрро! Га-га-га!

Рассвирепев, аватар подошёл к поганцу вплотную.

— Сейчас же забирай своё ведро, сматывай удочки и вали отсюда!

— Во! — Арвиэлю под нос ткнулась когтистая дуля. — Ух ты, вон он!

Ведро описало красивую дугу и бултыхнулось на середину реки, треснув по спине сома, так некстати вылезшего подразниться. Освобождённая рыба порскнула в разные стороны серебристыми росчерками. На глазах зеленея, как петрушка, Эртан медленно поднялся, и секундой позже аватар сидел на своём законном месте под ветлой, часто моргая после нехилого такого толчка.

Раньше Арвиэль просто начистил бы орку морду, но стражник этого сделать не мог. Зато другое — очень даже. И капитана в городе нет!

— Ты арестован за нападение на должностное лицо, — прошипел Арвиэль в орочье ухо, уже сидя верхом на поверженном мордой вниз степняке.

— Я тебя щас!.. — Эртан взбрыкнул, едва не стряхнув наездника, но тот удержался.

— Сопротивление стражу закона при задержании, — перечислял Арвиэль, с удовольствием заламывая орку руку.

— Уррод белобррысый!

— Оскорбление стража закона.

— Если не отпустишь, я тебе кишки на уши намотаю!

— Угрозы и шантаж.

— Тебя в детстве жерребец по темечку тюкнул, прридуррок!

— Ха! Я — венец эволюции эльфов, а ты — мелкий преступный элемент. Мелкий, потому что для настоящего преступника мозг мелковат…

* * *

Арвиэль мрачно созерцал угол, в коем стоял уже третий час, но раскаиваться не собирался. Жалко, что синяк рассосался так быстро: одним глазом вполовину меньше пыли видно.

— Злоупотребление должностными обязанностями! Самоуправство! Беспредел! — разорялся Берен, наворачивая круги по хатке. — Арвиэль, ну что мне с тобой делать?!

— Уж придумайте что-нибудь. Моя смена скоро, а вы тут стоять велели.

— Я тебя с должности сниму!

— Хорошо, только Прокопий и стражники не дадут, а люди скажут «расовая дискриминация и произвол».

— Я тебя выпорю!

— Ну выпорите, хоть полегчает. Вам полчасика хватит? Опаздывать не хочу.

— Арвиэль, да что с тобой такое?!!

Арвиэль пожал плечами:

— Всё хорошо, господин Грайт. Вы на своём месте, я на своём, горожане довольны, а Эртан мне просто не нравится, и вовсе не оттого, что он — орк.

* * *

— Ну зачем ты с ним ругаешься? — тем временем урезонивала Эртана миловидная смуглая девушка с рыжей косой до пояса, замазывая ему зелёный фингал под глазом. — Хороший парень, яблочки мои прошлой осенью нахваливал, только успевала через забор стряхивать…

— Ты его моими яблоками коррмишь?!! Ксана!!!

— Это — мои яблоки. Твои будут, когда начнёшь сам урожай собирать, а не ждать, пока я сброшу. Вы бы подружились, что ли? Я бы вам обоим косички заплетала…

— Ещё чего! Он меня прросто бесит!

* * *

Ночная прохлада разливалась над лугом свежестью молодых трав и медвяным ароматом клевера. Над речной гладью носились нетопыри, на лету хватая ещё полусонных насекомых, почти не докучавших тем, кто притаился в прибрежном лозняке.

— Голову — на уху, сспинку — на вертел, брюшшко в сметанке потушшить, а хвосстик…

— А из хвоста я тебе кляп сделаю, — прошипел хозяин, указывая на тёмный силуэт в воде, — тихо.

Видимо, рыбина возомнила себя русалкой и вынырнула погреться под месяцем. Закусив губу, аватар немного смотал леску и снова отпустил, заставив наживку пошевелиться: рыбачил без грузила и поплавка, но течение хорошо держало приманку, не давая ни всплыть, ни потонуть. Сом исчез. Симеон нетерпеливо заурчал, вжавшись в траву, — только хвост трубой как ёршик камыша.

Сом так рванул удочку, что Арвиэль шлёпнулся с корточек плашмя. Правда, сразу же вскочил и, не обращая внимания на хлёсткие лозы, стал продираться на открытое пространство, попутно крутя катушку. Домовой вопил уже в голос, на задних лапах наворачивая восьмёрки. На противоположном берегу тоже ломились сквозь кусты, оглашая окрестности забористым орочьим матом. В какой-то момент рыбина взлетела над рекой, повиснув на двух крючках, как бельё на прищепке, и плюхнулась обратно, вынудив обоих рыбаков прочертить ногами борозды до самой воды. Судя по всему, лески перепутались течением, и сом заглотил двойную наживку. В нём было меньше трёх саженей. Но ненамного.

Эртан и Арвиэль ошалело уставились друг на друга.

Под напором превосходящих сил противника враждующим лагерям волей-неволей пришлось объединиться.

— Эртан, плыви ко мне, иначе не вытянем!

— Щаз! — возмутился орк. — Сам нырряй!

— Симка, тащи лодку! — велел аватар.

— А повешшшливей…

— Живо! — хором рявкнули рыбаки.

Прошипев что-то обиженно-тоскливое, домовой растаял в воздухе.

— Леску я сам плёл, нипочём не поррвется, — авторитетно заверил Эртан.

— Моя тоже. На что ловишь?

— На полкуррицы, у Ррениты купил.

Арвиэль согласно фыркнул: на его крючке болталась вторая половина, купленная там же, а теперь цыплёнок воссоединился в сомовьем брюхе. Рыба гуляла, выписывая такие кренделя, что рыбаки успели набегать с версту, прежде чем показалась лодка, на носу которой, подбоченясь, стоял Симеон. Где и когда он умудрился раздобыть войлочную шляпу с колоском вместо пера, оставалось загадкой.

— Давай его в садок пока, — предложил Арвиэль, оказавшись на берегу Эртана.

Садком послужила маленькая заводь, огороженная бреднем. Рыбу благополучно подвели к нему на лесках, как на поводке, но, чтобы забросить внутрь, пришлось попотеть, вернее, — вымокнуть. Естественно, без перебранки не обошлось.

— Уррод ушастый!

— Ха! Сам такой, а я — венец эльфийской эволюции!

Эртан внимательно посмотрел на мокрые вихры приятеля по несчастью, но никакого венца не обнаружил.

— Поганка бледная! — Это было несправедливо. За полтора месяца Арвиэль загорел, и широкая полоса от браслета ярко выделялась на левом запястье.

— Пучок салатный!

— Прридуррок!

— О да, я — при дураке!

— Щас вррежу!

— Рискни здоровьем!

Не зная, как ещё их разнять, Симка вскинул передние лапы и во всё горло завопил:

— Помогите, тону-у-у!

— Ты ж нечисть! — хором изумились спорщики, отвлекшись от назревающей драки.

— Я — кот! Говорящий! — домовой скрестил лапы на груди и штопором пошёл ко дну, демонстративно пуская пузыри.

— Ладно, давай выбираться, а то и впрямь на денёк-другой затонет мне назло, — вздохнул Арвиэль.

Чтобы вытащить крючки, сома пришлось огреть веслом. Теперь рыба, то ли оглушённая, то ли смирившаяся со своей участью, стояла на одном месте, меланхолично шевеля плавниками.

— Красивый какой, — заметил Арвиэль, наблюдая за колеблющимися усами. — Что с ним делать будем — съедим?

— Таких больших есть уже нельзя: мясо жёсткое и воняет. И в Истрринке мы его оставить не можем, иначе ррано или поздно он утащит кого-нибудь из детей, — вздохнул Эртан. Как-то сам собой отпал вопрос, зачем тогда вообще вытаскивали. — Убьём, и дело с концом.

— За что?

— За то, что детей жррёт!

— Пока шшто это мы хотели его сожрать, — возразил Симка, которому вдруг стало жаль смертника. — Но передумали.

— Чем убивать будем?

— Да вон, топорром.

— На, — топорик для дров вонзился в землю у сапог Эртана. — Я не убиваю ради развлечения.

— А я, по-твоему, убиваю?!! — орк, поднявший было орудие казни, метнул его обратно. — Не буду я его ррубить.

— Почему?

— Он не сопрротивляется.

Сом развернулся мордой к берегу, и что-то в его взгляде было мудрое и печальное.

— До Вельги далеко?

— Не очень. Часов восемь ходу, — Эртан, в чьей крови жила Орканская степь (хоть он там ни разу не бывал), мерил расстояния по-своему.

— И правда, рукой подать, — согласился Арвиэль, тоже не пасующий перед вёрстами. — Давай его туда отвезём?

— Сдуррел?! — ахнул орк, но тоже заглянул в сомовьи глаза и продолжать не стал.

— Съесть мы его не можем, зарубить тоже, в речке оставлять нельзя, если притащим в город, его у нас отберут и убьют. Я сказал Берену, что вернусь послезавтра, так что меня не хватятся. — На самом деле они с наставником разругались. Берен всё ещё сердился, но уже не из-за выходки с арестом, а из-за того, что Арвиэль себя считал правым, и самое ужасное — перечил градоправителю. Вспылив, парень выдал то, о чём разумные дети сообщают родителям в более подходящий момент: он собирался переехать и уже присмотрел симпатичный участок под сруб. Потому как нехорошо, если двое взрослых мужчин, не родственники, живут в одном доме. А Берен… Берен обозлился по-настоящему. Даже в сердцах бросил: «Катись, куда хочешь, глаза б мои тебя не видели!» Понятно, что не всерьёз, но всё равно обидно и горько.

— Ну да, и я так сказал, — кивнул орк, правда, не уточнил, кому сказал.

— Симеон, тащи телегу и бочку!

— И каррту, — добавил Эртан. — Я там давно был, и дорроги не помню.

* * *

Достать из сарая бочку и четырёхколёсную ручную тележку не составило труда, но встал вопрос, как выгнать сомоперевозку за ворота, запертые по ночному времени. Помяукав над тяжкой дилеммой, кот протянул лапу и сцапал ключ, висевший на шее Сатьяна, на пару с Риертом сегодня охранявшего выход.

Индикатор Преступлений мигнул, соображая, стоит ли считать действия домашнего духа как акт хищения, но передумал.

Соррен бдил, оглашая караулку богатырским храпом.

Поскрипывая, тачка вплыла в ворота. Не до конца проснувшись, Сатьян приоткрыл единственный глаз. И остолбенел: мимо его чурбачка сама собой двигалась непонятная конструкция, шёпотом напевая: «Во садочке во моём козы разгулялись…» Несмотря на бурдюк креплёного, реакция стражника не подвела, и в поющую самоходку уставился болт взведённого арбалета:

— Стой, кто идёт!

— Тишше, я тебе снюсь, — ласково прошептала бочка. — Сспи, моя радость, баю-бай…

— Ну, снись, — разрешил Сатьян, снова откидываясь назад.

* * *

Увидев весло в руках Арвиэля, сом предпочёл самостоятельно перевернуться кверху брюхом, и проблем с транспортировкой не возникло. Рыбаки обулись, поплевали на руки и впряглись в тачку. Домовой, сидевший на бочке как ямщик на облучке, взмахнул прутиком:

— Н-но, залётныя-а-а!

— Как ты его террпишь?

Со страдальческим видом стражник рубанул ребром ладони по горлу.

На рассвете Симеон закончил горланить песни и задремал, свернувшись клубочком на мешках, притом, судя по чавканью, перед этим знатно в них пошарил. Парни сами зевали и, чтоб не заснуть на ходу, пришлось разговаривать. Удивительно, однако, у них нашлось полно общих тем и увлечений.

Карта была очень кстати, орк действительно не помнил дороги. К полудню вышли на болота. Даже вблизи они казались зелёной лужайкой, на карте отмечены не были, и если бы аватарье чутьё не уловило слабый запах прелости, рыбаки ухнули бы в топь вместе с тачкой и сомом.

Пришлось обходить каменистой грядой, сделав крюк в несколько вёрст.

Волчью яму Арвиэль не заметил. А вот Эртану приходилось быть осторожным. Эльфа ловушка, может, и выдержала бы, а вот для орка наверняка стала бы могилой. В прибрежном лесу с такими вот сюрпризами двигались медленно и осторожно. Когда солнце стало клониться к западу, впереди заблестела речная гладь, зеркальной лентой взрезавшая низкий берег, поросший корабельными соснами.

Добрались.

Конец пути — сомье счастье. Ещё миг — и рыба на свободе.

Взбивая отражение облаков в пену, сом зигзагами уходил по мелководью к глубокой воде. Всплеск — и только круги остались от рыбины, полтора месяца сводившей с ума горожан Северинга.

Домовой скорбно стянул шляпу и вытер сухие глаза:

— Прощщай! Ты навсегда останешшься в моём сердце!

— Ему повезло, что не в желудке, — усмехнулся Арвиэль, стоя по колено в воде. — Интересно, Алидара и Силль-Тьерра такие же широкие?

— Срравнил! Насчёт Алидарры не знаю, а на Силль-Тьерре прротивоположного беррега не видать… Как и в Силль-Миеллоне. Ты ведь там рродился?

— В Силль-Миеллоне. Только на севере, оттуда до рек далеко было, — привычно соврал аватар. — Погоди, а разве ты — не из Оркана?!

— Из Гусиных Пррудочков я! — захохотал орк. — С Марртой земляки, оба на Силль-Тьерре рродились.

— А-а… — что-то такое Арвиэль слышал, но не запомнил.

— Маррта хоррошая. Я в Алую Волну отца потеррял, так она обо мне заботилась, как о рродном, — ловко пущенный камешек запрыгал по глади лягушкой. — Духи делает вкусные, только трравница из неё…

— Хреновая! — хором рассмеялись эльф и орк.

Больше суток без сна. Почти десять часов в роли гужевых лошадей. Все мышцы гудели, и парни, решив, что утро вечера мудренее, развели костёр. Симка сожрал почти весь провиант, притом не только хозяйский, но у Эртана остался бурдюк пива, а у Арвиэля — лепёшки. Забросили удочки, на гарнир набрали первых вельжанок ^[6], маленьких и невероятно вкусных. Когда румяные окуньки в грибной россыпи перекочевали с прутков на импровизированные тарелки из кусков коры, уже сгустились сумерки. О чём же говорить в лесу ночью, как не о всяческих злыднях?

— Ты варга когда-нибудь видел? — спросил вдруг эльф.

— Видел. Только давно и мельком, — ответил орк.

— Прикончил?

— Зачем? Он же не нападал. Прросто кивнули дрруг дрругу и рразошлись.

— Зря. Я бы пришиб эту тварь, не раздумывая.

— А если б это была девчонка?

— Какая разница — самка или самец? — Арвиэль ответил не сразу, и такая формулировка царапнула не только Эртана, но и его самого. — Перевёртыши — ошибка природы, вроде всяких там уродов или недоразвитых, — аватар почти дословно процитировал отца.

— Говоррят, кошки очень кррасивые.

— Тогда шкурку на стенку повесил бы, — пошутил Арвиэль, пытаясь разрядить обстановку, но опять вышло как-то не очень.

— А я рради рразвлечения не убиваю, — едко отрезал орк.

Стражник задумался: и впрямь, смог бы он поднять руку на девушку, даже зная, что она — оборотень? В семьях аватар это не обсуждалось, но теперь множество вопросов предстояло решить самому.

Посторонний запах отвлёк от размышлений. Поблизости от города Арвиэль не обратил бы на него внимания, но здесь, в чащобе, подобные встречи могли сулить большие неприятности.

— Мы здесь не одни, — прошептал стражник. — Симка, исчезни.

— Но…

— Живо.

Досадливо клацнув когтями, кот испарился, попутно стащив хозяйского окуня.

На огонёк костра вышли пятеро мужчин и девушка не старше двадцати. Ярко-рыжие волосы, собранные в небрежный хвост, манили зарыться пальцами, миловидное усталое личико хотелось прижать к груди, пригреть, защитить. Раньше Арвиэль ничего подобного не испытывал, поэтому растерялся. Девушка разглядывала его со странным выражением, приоткрыв обветренные губы. Спутники рыженькой понравились аватару гораздо меньше, особенно высокий, пожалуй, даже выше Эртана, чернявый мужик. Это был Зверь. Сейчас его волосы были коротко острижены, вместо бороды и усов бледное лицо украшала щетина, но воображение легко дорисовало недостающее. Пришельцы были вооружены арбалетами и теоретически ножами, и Арвиэль сильно пожалел, что не прихватил из дома «рыбки». Грубую серую одежду он уже видел раньше. На утопленнике. Но с этой беглые каторжане наверняка успели бесследно стереть номера.

— Здорово, охотники! — улыбаясь, поприветствовал стражник неожиданных гостей. — Садитесь к нам.

Эртану компания не понравилась, но показывать этого он не стал. Симеон и вовсе изображал невидимку. Судя по тому, что рассказывал капитан, Зверь не был расистом, по крайней мере, нарочно нелюдей не истреблял, только если под руку подворачивались. Вот как сейчас. Аватар сделал единственное, что мог в таком положении. Теперь шанс остаться в живых довольно велик, но этого недостаточно. Как стражник, Арвиэль просто обязан вернуть преступников за решётку.

Два молодых безоружных нелюдя не представляли для бандитов угрозы, тем более сочли их за мирное население. Настороженность не исчезла, но Зверь принял предложение.

— Вот уж не думали, что здесь живую душу встретим, — усмехнулся главарь, подсаживаясь к огню и подавая пример остальным. — Откуда вы?

— Из Северинга, — врать смысла не было, относительно молодой город ещё не нанесён на имперские карты, только на местную, — города-резервации. Я Арвиэль, это — Эртан.

— Большак. Дина, дочка моя, — остальных главарь представил как Сухаря (самого тощего), Вихора (из-за спутанной шевелюры дыбом), Дубину (сила есть, ума не надо) и Зайца с раздвоенной нижней губой. — Далеко отсюда живёте?

— Так себе, — Арвиэль неопределённо пожал плечами. — А вы откуда?

— Да так, ниоткуда. Где Живица указала, там и прижились, а в мир только по нужде выходим, на промысел или ещё за чем, — рыжая любовно погладила лежащий у ног арбалет. Она села рядом со Зверем напротив Арвиэля, остальные расположились чуть поодаль, подозрительно глядя на нелюдей и алчно — на рыбу.

— Храни вас Альтея, — кивнул аватар. А девушка неглупа. Служители Иллиатара не любили староверов, поклоняющихся Альтее-Живице, с другой стороны, эльфы и орки тоже, по мнению Церкви, язычники. Одной фразой рыжая уравняла хозяев и гостей, предупредив излишние расспросы. — Угощайтесь!

— А вы? — проявил вежливость Зверь, зыркнув на встрепенувшихся бандитов.

— Пойду проверю удочки, на всех хватит, коли не торопитесь, — Арвиэль поднялся, непринуждённо отряхивая хвою со штанов. За ним наблюдали как за ядовитой змеёй.

— Мы тоже охотники, только за ррыбой, — Эртан выразительно покосился на бочку. Он не до конца разобрался в ситуации, но сообразил, что дело дрянь, и сумел неплохо подыграть заклятому недругу — теперь уже, кажется, бывшему. Если бы орк встал вслед за ним, оба оказались бы под прицелом арбалетов, а так Арвиэлю благодушным кивком позволили уединиться на берегу.

С Симкой, естественно.

— Хозяин, никакие они не отшшельники, — зашептал домовой, высунув голову из коряги. Даже звать не пришлось, сам прибежал. — У них в мешшках жратвы нет и ножей для разделки тушш, зато есть заточки, отмычки и деньги.

— А карта у них есть?

Арвиэль знал, что полтора года назад Зверя арестовали и отправили на лесоповал, правда, о побеге не слышал: жуликоватый «чиновник» был прав — Северинг находится далеко от цивилизации, и вести туда приходят с большим опозданием. Наверняка утопленник из этой шайки, значит, каторжане удрали где-то во вьюжне, прихватив необходимое и деньги кого-то из охранников. Но почему бандиты так долго бродят в северных лесах и до сих пор не разжились нормальной одеждой?

— Я не видел.

— Значит, они заблудились, и им нужны провожатые… — раздумчиво пробормотал Арвиэль. — Симка, дуй в Северинг и передай Берену, что Зверь сбежал.

— Какой зверь?

— Тот, чей портрет висит в караулке, бандит, убийца и мародёр. Судя по утопленнику, около трёх месяцев назад. Пусть Берен с Прокопием соберут бригаду и идут сюда. Вот ещё… — аватар снял кулон в виде волчьей головы, некогда собственноручно выстроганный. — Надень, так будет надёжнее.

С вытаращенными глазами кот взвился на корягу, выгнув спину.

— Хозяин, ты с ума сошшел?!!

— Тсс… Кулон могут отобрать или уничтожить. Симка, я не могу тобой рисковать.

— Хозяин, я тебя потом не найду!

— Найдёшь, — уверенно сказал Арвиэль, в несколько раз обвив длинную цепочку вокруг кошачьей шеи.

— Хозяин, я тебя не брошшу!

— Симка, Зверь опасный преступник, и я не могу его упустить. Мы нужны им живыми, по крайней мере, пока, но я не знаю, как долго смогу морочить им головы. Поторопись, сейчас всё зависит от тебя.

— Хозяин… — этот взгляд был способен превратить чёрствое сердце Мирона в мягчайшую сдобу.

— Си-ме-он, — строго отчеканил Арвиэль и замер, принюхиваясь. — Кыш.

Когда Дина вышла на берег, Арвиэль уже снял двух полуаршинных окуней и заново заряжал удочки: голодный человек стократ хуже сытого, а уж бандиты тем более. Рыжая с непонятной жалостью посмотрела на трепыхавшуюся плотву, пошедшую на живца.

— С кем ты разговаривал? — поинтересовалась девушка. — Я слышала голоса.

«Ничего ты не слышала», — понял Арвиэль.

— Я-а?! — забросив удочки, парень недоумённо огляделся. Окуни уже не бились в траве, задыхаясь без воды.

— Наверное, показалось, — Дина отбросила окровавленный камень. — Чего на меня уставился — влюбился?

— Неравнодушен к рыженьким и покладистым, — аватар тяжко вздохнул над рыбой: от голов у окуней мало что осталось, ивовый прут пришлось протыкать прямо сквозь тушки. Вообще-то предпочтения Арвиэля касались крыжовенного варенья, но девушка истолковала по-своему.

— А ты укради и женись!

— Можно попробовать, — связав прут кольцом и прицепив рыбу к поясу, стражник протянул руки. Нечеловеческая внешность, прежде доставившая столько неприятных моментов, сейчас могла выручить, а как подсечь клюнувшую девчонку, Арвиэль знал от братьев Лесовят, больших спецов в этом деле.

Однако на Дину приворот не подействовал, хотя аватар видел, что она совсем не прочь вернуться к костру на руках.

— Что, и впрямь женишься? — с какой-то злорадной усмешкой спросила рыжая, отступив на пару шагов.

— Наставник говорит, жену себе надо из глубинки брать, чтоб неиспорченная была и мужа слушалась.

— Ну ты нахал!

— А ты слишком бойкая для отшельницы.

— Имею право, — фыркнула рыжая. — Я не девка на выданье, а добытчик наравне с мужчинами. Давай-ка тебе с уловом помогу.

Арвиэль дождался, пока девчонка сама потянется к поясу, засим подхватил её на руки, подбросил и прижал к себе — бережно, но крепко.

— Нет уж, свой улов я сам донесу. Весь улов.

— Вот нахал!

Несмотря на довольно высокий рост, Дина оказалась удивительно лёгкой, но к костру вышли каждый своими ногами: неизвестно, как отреагировал бы Зверь на похищение «дочурки». И всё же девушка подсела уже не к нему, а к Арвиэлю.

Каторжане облизывались на еду, но даже первая порция, уже остывшая, лежала нетронутой: Зверь поддерживал в шайке жёсткую дисциплину и к столу вперёд хозяев не пустил. Почистив и нанизав рыбу на прутки, Арвиэль обмыл руки из котелка, но засученные рукава опустить не успел.

— А давай я тебе погадаю, — не дожидаясь согласия, Дина взяла его левую руку; по ладони до локтя пробежали приятные мурашки. — Жизнь у тебя нелёгкая была, рано один остался.

Ну, это логично. Эльфы в резервациях селятся не от хорошей жизни.

— Алая Волна?

— Её последний всплеск.

— Тебя воспитал человек, и ты ему за это благодарен.

И снова в точку, только линии ни при чём. Если бы эльфёнка взял к себе старший сородич, тот называл бы его отчимом или л’лэрдом в зависимости от родства и положения в силль-миеллонском обществе, а не наставником.

— Ты не только выжил, но и нашёл своё место в городе.

— Угадала.

— А вот это говорит о том, — пальцы девушки скользнули с ладони на белую полосу от браслета, окольцевавшую запястье, — что ты… служишь в страже!

На ногах оказались одновременно, притом Арвиэль — с остриём у горла.

— Сразу мне твой взгляд не понравился, — прошипела рыжая. — А ну не рыпаться!

Последнее адресовалось Эртану, подхватившему топор. На орка уставилось четыре арбалета, заставив выронить оружие и сесть на место с поднятыми руками. Но степняк испугался не за себя, а за Арвиэля, а тот — за него. Аватар смог бы удрать даже с парой болтов в спине, но стражник не смел бросить товарища по несчастью.

— Что ж вы с нами так? — укоризненно цокнул языком Зверь. — Сухарь, обыщи их мешки.

Тощий пинком отшвырнул Эртанов топор в сторону, попутно снисходительно потрепав орка по голове. Тот яростно клацнул клыками, но сделать ничего не мог. Арвиэль тоже не шевелился, гипнотизируя девушку.

— Даже не пытайся, на меня это не действует, — хмыкнула рыжая.

— Карта! — радостно заорал Сухарь, вынырнув из мешка стражника. Дина с облегчением выдохнула.

— Ну слава Богу, — подытожил Зверь. — Дай сюда.

Подкормленный костёр жарко трещал. Сухарь обошёл его справа…

Толчок раскрытой ладонью, выбивший из девчонки дыхание. Рыжая опрокинулась назад, и это спасло ей жизнь: три болта прошили воздух, не зацепив никого. Арвиэля рядом с ней уже не было. Нырнуть вниз, не обращая внимания на жар, стекающий по горлу на грудь, сбить с ног тощего бандита, выхватить карту.

Обожжённую руку пронзила боль, но аватар с размаху зачерпнул горящих углей, присыпая бумагу. Новенькая карта вспыхнула моментально и целиком.

Стражника за шиворот вздёрнули на ноги, до хруста заламывая руки, чей-то кулак впечатался в бок. Эртан зарычал, но стилет на шее Арвиэля остудил его пыл.

— Ах, ты… — рыжая не смогла подобрать слова.

«Будет больно», — понял аватар.

Чутьё его не подвело.

* * *

Альтея создала Симеона не домовым, а корабельным, но на «Морском еже» он проплавал только год. Торговое судно попало в шторм и разбилось о скалы, а Симку на обломке обшивки течением унесло в Себерский перелив, где затем выбросило на берег, необитаемый на первый взгляд. Кот совсем потерял надежду и просто выл от жалости к самому себе, когда услышал звонкий детский голос:

— Att evienn’le? ^[7]

Симеон не знал эльфийского языка, Арвиэль — межрасового, но как-то жестами они смогли договориться. Все домашние духи магически привязаны к какому-либо месту в жилище, которое защищают, обычно к печке, ну а Симка зависел от корабля. Из кусочка уцелевшей доски мальчик вырезал кулон и носил, практически не снимая, таким образом, со временем дух «привязался» и к самому хозяину, даже в его мысли и сны научился заглядывать, хотя нередко получал оттуда пинка под хвост.

В семьях аватар послушание — одно из основных правил, которое превратилось в нерушимую традицию. Из поколения в поколение младшие щенки слушались старших, а те, в свою очередь, взрослых волков — так было исстари заведено.

Когда Симеон попал в семью Винтерфелл, он об этих правилах не знал, поэтому и не удивился тому, что маленький эльф горячо спорит с матерью. Среди человеческих детей попадались ещё какие ослушники да сорванцы! Чем громче кричал и спорил ребёнок, тем больше мрачнела его мать — она явно была недовольна поведением сына. «Зря он так, — думал Симеон. — Сейчас мне дадут пинка под зад, а ему хворостиной — по тому же самому месту. Хотя лучше бы и меня хворостиной… и дома оставили». Эльфийка меж тем отстранила мальчика и направилась к съёжившемуся домовому.

— Что тебе от нас нужно, домашний слуга? Тебя подослали люди? — женщина говорила на межрасовом, её голос был чистым, но каким-то… «Резкий, нет, острый, как необработаная хрустальная грань», — подумал Симка, а вслух ответил:

— Нет, госпожа, я сам приплыл. На плоту…

Женщина слушала домового и кивала головой. Видимо, мальчик всё истолковал верно и уже объяснил матери, но эльфийка решила удостовериться сама.

— Скажи, домашний слуга, ты не видел в Переливе корабли?

— Нет! — замотал головой кот. — Не видел!

Элейна всё же позволила сыну оставить себе питомца. Эстель, младшая сестра эльфёнка, долго тёрла синие глаза, пытаясь прогнать странное «видение» — она, как и брат, впервые увидела кошачье существо. Потом Арвиэль, немного научившись межрасовому, однажды сказал:

— Нам с тобой ещё как повезло! Мама брать тебя ни в какую не хотела, говорила — людьми пахнешь! Сабли у меня отнять грозилась… А я ей ещё и перечил… Не попаду я в Хрустальные Чертоги!

Симка тогда не понял, отчего тренировочные сабли так дороги Арвиэлю, зато выяснил другое — эльфы-оборотни людей недолюбливают…

Как оказалось, не зря.

По их вине Симеон едва не потерял хозяина и собственную жизнь. Но тогда отряд Его Величества уже подходил к разорённому поселению, и Берен Грайт успел вытащить мальчика из горящего дома.

…Сейчас домовой бежал со всех лап, время от времени ныряя в межпространство, чтобы выпрыгнуть далеко впереди. Он передвигался очень быстро. Стражники будут гораздо медлительнее.

* * *

Бандиты куда-то уволокли орка, оставив Арвиэля наедине с рыжей, но тощий так ехидно бросил, дескать, она ещё хуже Зверя, что парень себя не чувствовал везунчиком. С ней не договоришься. Не заговоришь. И не приворожишь.

Чего-чего, а вязать узлы Дина умела: как аватар ни растягивал верёвку, она только сильнее впивалась в запястья и живот, вжимая в сосну. Всё затекло, и Арвиэль не был уверен, что сможет подняться без помощи, даже если удастся выпутаться. Хорошо хоть, не подвесили за руки, как селянина с гравюры Арсения, изображающей сцену допроса. В Алую Волну голова одной деревеньки укрыл в лесу раненых нелюдей, а жители носили им еду. Мужчина сам вызвался проводить к беженцам отряд расистов в мундирах имперской армии Аристарха, да вместо этого завёл в непролазную топь, посмертно увековечив своё имя в летописи. Даже балладу сложили. Наверняка без некроманта не обошлось, иначе откуда бы стали известны подробности, ярко живописующие пытки?

Интересно, тот мужик о чём думал? Самому Арвиэлю, наблюдавшему, как рыжая калит на костре свой стилет, в голову лезла всякая ерунда. Он прислушивался изо всех сил, но оттуда, куда увели Эртана, помимо лесных шумов слышалось только «бу-бу-бу». То ли с орком просто разговаривали, то ли…

Сцепив зубы, аватар в отчаянии мотнул головой, треснувшись затылком о дерево.

— Решил сделать работу вместо меня? — не оборачиваясь к Арвиэлю, тихо спросила рыжая. Лезвие уже накалилось докрасна, но почему-то Дина медлила. Может, пожалела, как ту рыбу?

— Эртан не найдёт обратную дорогу. Вы ничего от него не добьётесь.

— Я знаю. Орки только на открытой местности хорошо ориентируются, лес — твоя вотчина.

— Ты тоже на четверть эльфийка, почему ж сама не можешь?

За выходку Сухарь здорово приложил эльфа по голове, но даже сквозь звон в ушах парень сумел разобрать, что ещё в начале первозвона один из шайки провалился под лёд, прихватив с собой карту. С тех пор бандиты плутали между болотами и Сумеречьем.

— У меня другие таланты, а этот по наследству не достался.

— Ты что же, карту не запомнила?

— Запомнила. Но она была старая, довоенная, и половины поселений на ней нет. Нарвались на одно, хотели новой картой разжиться да еды раздобыть. Ещё двоих потеряли. Вы нас выведите тем путём, каким пришли сюда, и мы разойдёмся. Никто не умрёт.

— Нет.

Стилет вот-вот начал бы плавиться, и рыжая подсела к Арвиэлю. Он знал, после войны, помимо основного занятия, банда Зверя успешно истребляла шайки расистов и тёмных колдунов, и отвращения к девчонке не испытывал. Как и она к нему. Но всё равно они оставались стражником и преступницей. А могло б по-другому сложиться, например синеглазая подавальщица поднесла бы аватару кружку пива и миску солёных орешков…

— Я не хочу делать тебе больно, — судя по голосу, рыжая представляла нечто в том же духе, расстёгивая рубашку Арвиэля.

— И не делай.

— Ты выведешь нас отсюда?

— Нет.

— Арвиэль, мы не пойдём в твой город. Я могу пообещать это за Зверя.

— Вы в другие пойдёте. Сколотите банду и будете, как раньше, грабить, мучить, убивать.

— Каждый зарабатывает на жизнь, как может.

— Ну, так шла бы в швеи или в прачки, а Зверь лес валил бы. Не на каторге, а добровольно, за деньги.

— Уже слишком поздно что-то менять.

— Для него — да, для тебя — нет. Я могу сказать, что ты была заложницей Зверя, и мне поверят. Найдёшь себе работу, дом отстроишь. Будешь жить, как нормальные люди…

Невинные слова Арвиэля у рыжей вдруг вызвали неожиданную ярость. Бледное лицо её окаменело. Пальцы — тонкие, но сильные — впились ногтями в шею пленника.

— Я никогда не предам Зверя! Слышишь! Ты зря это предложил…

* * *

Утро немолодого, но ещё вполне привлекательного мужчины обязано начинаться с поцелуя в щеку, нежного воркования на ушко и завтрака в постель… Но утро ещё не наступило. Была глубокая ночь, когда господин Берен Грайт проснулся, и отнюдь не от нежного женского воркования. Некто мохнатый, весом с ящик гвоздей, содрал с него нагретое одеяло и, запрыгнув на грудь, хлопал лапами по щекам с истошным воем:

— Зверь сбежал!

— Какой зверь?! — спросонья Берен даже не спихнул наглеца.

— Который висит в караулке! То есть висел, а потом сбешшал! Три месяца назад вместе с утопленником! А хозяин сома выловил, который детей жрёт, и повёз в Вельгу выбрасывать! В бочке с Эртаном! А там — Зверь!

— Ничего не понимаю… Что-то случилось с Арвиэлем? Рассказывай!

К концу рассказа Берен почувствовал, как у него волосы на голове шевелятся.

«Ну, я с ним разберусь! В угол поставлю на неделю! Уволю! — думал он, впопыхах надевая рубаху швами наружу. — Только бы цел остался…»

Градоправитель знал, что поимка убийцы продиктована не желанием отличиться или получить премию. Аватары созданы, чтобы защищать. В данном случае — всю Неверрийскую империю от банды насильников и убийц…

Внезапно Берен упал на постель, обхватив руками голову.

— Господи, что ж я ему наговорил?!

* * *

Одним взмахом разрезав верёвку, рыжая ушла на реку мыть руки и стилет. Стражник кулем повалился на землю, не соображая практически ни-че-го. Он даже с трудом понимал, жив или уже умер. Хотя… в Хрустальных Чертогах ведь нет боли? Разве что Пресветлая решила-таки проучить непослушного мальчишку.

— Урроды! — прорычали над ухом, голову приподняли, и в рот упали первые капли живительной влаги. Дальше Арвиэль разве что не зубами вцепился в горлышко фляги.

— Не дрейфь, зелёный, — насмешливо обронил кто-то из бандитов. — Рыжая мастер, очухается через час-другой. Я б точно перестарался.

Арвиэль рискнул открыть глаза и с удовлетворением отметил, что видит неплохо. Впрочем, зрелище озабоченной орочьей физиономии, покрытой ссадинами, вновь настраивало на пессимистичный лад.

— Я не орал?

— Лучше б оррал! Я думал, тебя… того. А она моррду твою пожалела… Баба, — учитывая интонацию, слово приравнивалось к «хывре», но орк не рискнул злить бандитов.

— Лучше бы рёбра. Как сам?

— Получше некоторрых. Они прросто хотели кулаки рразмять, даже рруки мне рразвязали, — с мрачной усмешкой прошептал Эртан. — Честный бой, чтоб его… Ну я-то их моррды не жалел, сами напрросились.

Скосив взгляд, стражник не без удовольствия оглядел расписных бандитов, лопавших рыбу у костра. Особенной красой блистал Дубина, физиономия которого походила на овощное ассорти, а у Зайца раздвоилась и верхняя губа. Зверя не было видно, наверное, ушёл к «дочурке».

— Что же ты не убежал, раз была возможность? — Естественно, Эртан понял, что домовой неспроста исчез. Вполне мог спрятаться в лесу и дожидаться подмогу.

— Сдуррел? — возмутился орк. — Они б тебя пррикончили.

— Тебе какая разница?

— Не знаю, — помедлив, буркнул зелёный. — Но она есть. Арр Арвиэль…

— Ты знаешь моё полное имя? — удивился Арвиэль. В городе к нему обращались исключительно по удобному сокращению и не интересовались, откуда оно пошло.

— Да, от Маррты. Хоррош упррямиться, а то эта девка тебя до смеррти замучает. Может, сумеем прродерржаться, — с намёком, понятным только Арвиэлю, сказал Эртан.

— Больше не буду, иначе просто не встану.

Он мог вообще не ломаться. Но рыжая не поверила бы стражнику, разыгравшему при встрече такой спектакль, да и время хоть немного, но потянул. Симка уже в Северинге.

— Знаешь, я, кажется, понял, о чём мог думать голова…

— Какая голова? — встревожился орк, решив, что Арвиэль бредит.

— Неважно. Эртан, когда выберемся, можно я в «Оркан-бар» приду?

— Но только за счёт заведения, — серьёзно подтвердил пивовар.

Вернулся Зверь, за ним плелась рыжая. Их с Виллем взгляды сошлись, и девчонка досадливо отвернула покрасневший нос.

* * *

Берен отстранённо вертел в руках браслет Арвиэля, дожидаясь, пока стражники, получив от Темара сигнал через Индикатор, соберутся в караулке.

Зверь… Оборотень…

Самый страшный зверь — человек.

А самый страшный человек — оборотень, притом неважно, какой.

Этот был в мундире. В ночь Алой Волны он находился в столице, когда люди внезапно взбесились и набросились на нелюдей — соседей, сослуживцев, друзей… Но на десятника имперской гвардии в числе немногих горожан это поветрие — иначе не назовёшь — почему-то не подействовало. Когда принц Аристан вернулся из Оркана и обнаружил, что его отец сошёл с ума, а по всей стране виселицы и братские могилы, Зверь присоединился к отряду юноши и внёс немалую лепту в усмирение расистов. Однако после войны вместо наград получил трибунал за излишнюю жестокость к пленным и неповиновение начальству. Зверем его уже тогда прозвали. С десятником произошло худшее, что может случиться с воином, — ему понравилось убивать.

Впрочем, разбирательства ждать не стал: сбежал, перебив всех, кто пытался его остановить. Бывших сослуживцев, друзей…

Несмотря на мрачный «послужной список», и после побега Зверь по старой привычке продолжал истреблять тёмных магов и банды расистов. За это после ареста его не казнили, а отправили на лесоповал, что, конечно, было милостью относительной.

Да, Арвиэль сильный, да, упорный и находчивый, но он ещё ребёнок. Каким бы умницей ни был мальчик, Зверь всё равно умнее.

— У Арвиэля и Эртана есть шансы?

— Арвиэль с нами из одного шлема самопляс пил, а это не каждый выдержит, — хмыкнул Темар. — Паренёк нам всем как сын родной, и в обиду мы его не дадим, не боись. И Эртана тоже.

— Как бы их уже не обидели, — Грайт выразительно посмотрел на кота, но тот с горестным вздохом развёл лапами: слишком далеко находился хозяин, чтобы домовой мог почувствовать его эмоции.

— Если они двинутся с места, их будет непросто найти, — сказал Прокопий.

— А с собаками? — предложил Берен.

— В городе только охотничьи псы, на дичь натасканные, а нужны ищейки, — мрачно возразил Аким. Странно было видеть невозмутимого полукровку в столь подавленном состоянии.

— Госсподин… у нас есть ищщейка!

Индикатор Преступлений согласно мигнул — как будто бы Симеону.

* * *

Уже перед рассветом Арвиэль забылся тяжёлым беспокойным сном, а очнулся от чужого дыхания на лице, чьи-то губы прижались к его рту, и в горло полилась вода. Парень в шоке распахнул глаза, одновременно отпихивая извращенца: первый поцелуй он представлял иначе.

— По-другому ты воду выплёвывал, — вытирая губы, хмуро пояснила Дина.

— Хвала Богине, ты — рыжая, а не зелёный, — пробормотал Арвиэль.

Теперь опешила девчонка. Поколебавшись, положила холодную ладонь на лоб.

— Не убирай, — аватар снова начал проваливаться в сон, но задремать ему не дали.

По груди и животу зашарили руки, вымазанные чем-то жирным, растревожив начавшие было затягиваться порезы и ожоги.

— Это целебная мазь из грибов, она снимет боль, — ответила рыжая на укоризненное шипение.

— Сначала калечишь, потом лечишь?

— Сам виноват. Откуда у тебя шрам на груди? Хороший удар, почти в сердце.

— От людей.

— Как же ты можешь на них работать?

— А ты как?

— Зверь особенный. В Алую Волну моих родителей… повесили за то, что мама была полуэльфкой. Они задохнулись, но Зверь успел меня вытащить из петли.

— Поэтому ты ту рыбу пожалела? — догадался стражник.

Рыжую передёрнуло.

— Очень страшно умирать от удушья.

— Я едва не сгорел. Тоже приятного мало.

— Извини, я не знала, — Дина стала накладывать мазь куда осторожнее. Голос звучал грустно, сочувственно и одновременно бесовски обольстительно: девчонка нагло чаровала, хотя прекрасно знала, что на эльфов никакой приворот не действует. Непонятно, чего добивалась. Самое дурацкое, рядом с рыжей парень себя чувствовал неуютно и одновременно хорошо. Из книг Арвиэль знал, что у людей встречается такое психическое отклонение, когда жертва влюбляется в своего мучителя. Неужели от недолгоживущих эту заразу подцепил? Брр! — Зверь совсем не такой, каким его другие считают. Ты бы понял, о чём я, если бы узнал его лучше.

— Мой наставник тоже особенный. И я тоже никогда его не предам.

Дина и не ждала другого ответа, а услышала бы — разочаровалась или не поверила.

— Нам пора идти, сможешь встать?

Арвиэль осторожно поднялся, цепляясь за ствол. Пошатнулся, впрочем, головокружение быстро схлынуло. Регенерация, рассчитанная в первую очередь на серьёзные травмы, тормозила. Все повреждения были лёгкими, но хотелось лечь и не двигаться. Зато ноги в полном порядке: рыжая знала, что в ближайшее время они понадобятся больше верхней половины тела.

— Если будешь дурить, я сломаю тебе руку.

Пока что только связала, перебросив свободный конец верёвки Сухарю, который обмотал его вокруг пояса.

Но Арвиэль не собирался дурить. Помощь уже на подходе, главное — продержаться и подать какой-нибудь знак.

Стражники возьмут либо собак, либо Индикатор, но и на то, и на другое надежды мало: охотничьи псы просто не поймут, чего от них хотят, а как там действует магический кристалл, до сих пор толком не разобрались — ну не с чего ему было в тихом спокойном городке срабатывать. Теоретически должен просигналить «вооружённое нападение», но только если это происходит в паре вёрст от него, к тому же часов с того нападения прошло немало, а провоцировать новое очень не хотелось.

В туманное утро в лесу далеко разносятся звуки. Сам Арвиэль закричать не мог — это всё равно, что подписать себе смертный приговор.

Однако…

Длина бечёвки — от силы сажень.

Волчьи ямы копают не менее полутора глубиной.

Но Арвиэль, повидавший в своей северингской жизни не одну такую ловушку, отлично знал расположение кольев.

Стражник понял, о чём думал тот голова. Да, конечно, о маленьких радостях, каких никогда больше не будет. О незавершённых делах и ошибках. О тех, кого уже не увидит.

Арвиэль нагрубил своему наставнику, которого искренне любил. Симке мог чаще сливки покупать. Так редко делал Марте заслуженные комплименты. Не выспросил у Сатьяна, какие с его точки зрения «оне, ельфы». С Акимом на охоту не сходил, а с дядькой Темаром на рыбалку. Да и Эртан, оказывается, очень даже неплохой парень. Жаль, раньше этого не знал, могли бы давно стать приятелями.

Аватар обернулся. Орк тоже посмотрел на него и ободряюще улыбнулся.

* * *

Для Симки подсознание хозяина было прудом, где плавали эмоции-рыбы. По мере того как эльфёнок взрослел, появлялись новые обитатели, некоторые уходили на дно, одни вырастали, другие, напротив, становились меньше. Домовой любил из камышей подглядывать за тем, что происходит у хозяина в мыслях, когда он советуется сам с собой, но почти всегда рыбное «вече» заканчивалось эффектным появлением щуки, представляющей злость, которая выпрыгивала из воды прямо перед Симкиным носом и остервенело лязгала зубами:

— Брррысь!

Сейчас он даже щуку расцеловал бы в оскаленную морду. Но не чувствовал ничего, только знал, что хозяин жив. Иначе и Симки уже не стало бы. Кулон, который он нёс в зубах, был всего лишь ключом в дом для духа — тело аватара. Без ключа в дом не войти, но без дома ключ бесполезен.

Кот трусил впереди отряда в четырнадцать человек, включая Берена и Прокопия. Люди размеренно шагали, не останавливаясь на отдых, даже жажду утоляли на ходу, но всё равно шли слишком медленно. Больше всего хотелось сорваться и побежать, но Симка был единственным провожатым. Поэтому домовой крепче сжимал кулон и думал о том, как он будет мурчать на груди хозяина и прогонять от него дурные сны.

* * *

То ли мазь подействовала, то ли организм наконец начал регенерировать, но Арвиэлю значительно полегчало. Вида он не показывал, напротив, старательно спотыкался и в результате на самом деле запнулся за скрытый туманом корень, за что получил пинка под рёбра от Сухаря, который сам едва не упал вслед за парнем.

— Полегче, он нам живой нужен, — осадил Зверь тощего, однако не остановил, когда тот снова замахнулся ногой.

— Я тебя загррызу, — пообещал орк тихо, зато с такой интонацией, что каторжанин разом остыл. Эртан тоже заработал мстительного тумака в бок, но едва покачнулся.

Пришлось делать привал. Заложников не развязали, но дали напиться.

— Вы всё равно нас убьёте. Чего на покойников воду изводить? — буркнул Арвиэль.

Похоже, Дина только и ждала передышки, чтобы получить этот вопрос и ответить.

— Когда выберемся из болот, я перережу верёвку. Беги и не оглядывайся.

— Тебя убьют, — перешёл на шёпот и Арвиэль.

— Зверь не позволит. Но если тебя снова схватят, я ничем не смогу помочь.

— Почему ты меня спасаешь?

— Ты так похож на мою покойную бабушку, — серьёзно пояснила Дина. — Она тоже была особенная.

Парень страдальчески закатил глаза:

— Это самый ужасный комплимент в моей жизни…

Про Эртана аватар не спрашивал, чтобы не сбивать девушке настроение. Ясно, что судьба орка её не волнует.

Если бы Дина с самого начала решилась помочь Арвиэлю, он бы сумел защитить её от виселицы, напирая на шаткое положение «заложницы» в банде, на добровольное содействие следствию и полное раскаяние. А там, глядишь, что-нибудь получше придумалось бы. Но рыжая напала на стражника, пытала… Да Берен вздёрнет её на первом суку…

Теперь при отчёте всё-таки можно будет приплести это шушелево «содействие». Очень уж не хотелось представлять Дину на виселице, которой она так боится…

«Поводок» отдали Дубине: этого с ног так просто не свалить, зато, если пнёт, потом уж точно не встанешь. Арвиэль по-прежнему шёл медленно, но куда более осторожно, боясь снова спровоцировать бандитов, да и отбитые рёбра не располагали к бодрому маршу с песнями.

Судя по солнцу, было около десяти часов утра, значит, стражники уже где-то неподалёку. Несмотря на жару, в ложбинках ещё копошился туман, словно гигантские медузы, распластавшиеся по зелёным волнам. Лучи сочились сквозь листву, выкладывая на коре причудливую мозаику. Беззаботный лес пел, звенел, а где-то справа и куковал, но Арвиэль, настроенный гораздо менее жизнерадостно, не рискнул задать птице традиционный вопрос.

Вскоре парень увидел знакомый корч, похожий на щуку с игольчатым разломом пасти, обросший мхом, как чешуёй. Эртан сдавленно кашлянул, вспомнив, что там, за корягой. А вот бандиты этого не знали, и старую ловушку, засыпанную листвяным перегноем такой толщины, что кое-где трава проклюнулась, они не заметят. Арвиэль обошёл «щуку» и уверенно зашагал дальше, даже не замедлившись на краю ямы. Как он и предполагал, настил выдержал вес аватара, как зимой выдерживал и снег. Через сажень в длину верёвки рубеж перешагнул и Дубина…

А потом мир затрещал и обрушился ворохом сучьев и листвы навстречу ощеренной кольями бездне.

Этот вопль услышал даже сом в Вельге.

* * *

Эхо ещё долго плыло над кронами вместе с птицами, вспугнутыми и теперь мельтешащими в небе.

— Кажется, не наши, — с облегчением выдохнул Аким.

— Не наши, — подтвердил Берен. — Но я уверен, что это Арвиэль нашёл способ подать нам сигнал, где они.

Градоправитель искренне надеялся, что дело обстоит именно так, а не то, что воспитанник решил проявить инициативу и на пару с Эртаном повязать бандитов.

— Вон оне, ельфы-то, какие… изобретательные, да-а… — вздохнул Сатьян.

— Теперь идти надо осторожнее, чтобы не выпрыгнуть на них. Иначе бандиты могут убить ребят, — несмотря на затяжные пьянки, кой-какие извилины у Прокопия остались.

— Так давайте я схожшшу на разведку!

Берен скептически посмотрел на кота, от которого осталась только голова — тело уже испарилось.

— Только без глупостей!

— Ишшо бы! Хозя-аин, я иду-у!

Сатьян размашисто осенил треуглом уже пустое место и сплюнул через плечо.

В лесу трудно определить по звуку расстояние и направление, так что надежда была только на Симку. Индикатор по-прежнему «молчал»…

* * *

— Прекратите, он же не встанет! — Дина сумела оттащить бандитов от Арвиэля, только прижав стилет к шее Сухаря, и стражник наконец смог сделать вдох. Эртан здорово врезал Вихору макушкой в челюсть, а теперь сам лежал без сознания рядом с оглушённым каторжанином. Зверь с явным удовольствием наблюдал за разборкой со стороны, скрестив руки на груди.

— Какого хрена?! — возмутился Заяц. — Этот крысюк нарочно это сделал! Эдак по дороге всех нас перебьёт!

— Он и сам провалился! — возразила рыжая, опуская нож и загораживая Арвиэля собой.

— Я не нарочно, — сплюнув кровью, прошелестел стражник. Он и правда не хотел убивать Дубину, полагая, что это работа для палача, ну или, по крайней мере, старших стражников, но никак не для пятнадцатилетнего мальчишки. Каторжанину просто не повезло. Арвиэль отделался ссадинами и царапинами, а теперь ещё и парой сломанных рёбер.

— Правда? — отстранив матюгающихся бандитов и встревоженную Дину, Зверь рывком поднял Арвиэля на ноги и развернул к себе спиной, придерживая, чтобы не шатался.

— Правда, — стражник зажмурился в ожидании удара, но каторжанин, напротив, развязал верёвку на запястьях.

— Парень, тебя Дина предупреждала? — спокойно осведомился Зверь, небрежно похлопав Арвиэля по плечу.

* * *

Голос воспитанника Берен Грайт сразу узнал, но градоправитель и не подозревал, что он может быть громким настолько. Как и не знал, что может заставить Арвиэля так закричать.

— Я этих мерзавцев на куски разорву…

Аким выругался, заразив остальных. Стражники готовы были сию же минуту сорваться с места, если б знали, куда. Берен выхватил Индикатор из мешка, но шар не изменил цвет. Арвиэль находился вне радиуса действия, значит, добираться до него полчаса минимум — практически вслепую по пересечённой местности особо не побегаешь. «Может быть, мальчик умирает, а мы тут торчим как истуканы», — воображение рисовало картины одна страшнее другой.

— Кричали там, — Грайт показал направление. — Идём.

— Уверен? — для порядка спросил Прокопий, единственный из всех сохранивший хладнокровие.

— Уверен.

* * *

— Больше не будешь дурить?

— Не буду…

Арвиэль лежал на боку, свернувшись калачиком и прижимая к груди левую руку — выбитую из плеча и снова вправленную. Ну, хоть не сломали… Пощады не просил, но и на то, чтобы не бросить гордо, как в книжках: «Делайте со мной, что хотите, тати поганые!», ума ему хватило. У аватар очень высокий болевой порог, но не беспредельный.

На теле уже, кажется, не осталось живого места, вдобавок навалилась такая обречённость, что хоть волком вой. Вдруг больше никогда не увидит Берена, Симку и Марту? Нет, Арвиэль знал, что за ним придут. Но очень боялся не выдержать сам.

Аватар закусил кулак, чтобы и впрямь не заскулить, и стал прислушиваться, отвлекаясь от жутких мыслей. Эртан молчал, трое бандитов размышляли, стоит ли вытаскивать покойника или же не тратить времени и оставить на поживу птицам и насекомым — уже через пару дней невозможно будет его опознать. Внимание привлёк голос Дины, какой-то потерянный, опустошённый:

— За что ты его? Парень и так едва стоит на ногах, к тому же он не виноват в том, что Дубина свалился. И другим вели, чтобы его не трогали, не то я сама скажу — трогать больше нечем будет.

— Тебе стражничек приглянулся, что ль? — издевательски хмыкнул Зверь. — Ну так иди развлекись, пока не сдох.

— Ты раньше не был таким. Что с тобой случилось?

— То, что я больше года в бараке гнил да от тварей разных отмахивался, пока ты там со стражей кувыркалась.

— Зверь, я же тебя выручала! А по-иному к тебе было не подобраться.

— Не больно ты и торопилась. Небось со стражниками смазливыми веселее, чем со мной, старым кабаном.

— Каким же ты стал жестоким…

— На каторге быстро забываешь о нежностях.

Девушка помедлила и тихо, напряжённо спросила:

— Ты и на меня теперь руку поднимешь, да?

— Ты же не будешь дурить?

— Нет.

Дина замолчала, обрывая бессмысленный разговор.

Новый приступ боли, начавшейся в плече и мгновенно охватившей всю спину, был таким сильным, что казалось, перед глазами взорвались звёзды. Стражник тихонько всхлипнул — вышло непроизвольно, он не собирался рыдать на радость злодеям.

— Не бойся, больше тебя не тронут, — невольная свидетельница участливо погладила его по волосам. Арвиэль даже не заметил, как она подошла.

Апатия уступила место злости. Превозмогая боль, стражник осторожно перекатился на спину и уставился на девушку абсолютно сухими глазами:

— Да ну?

— Раньше он таким не был.

— А теперь не будет прежним, — Арвиэль снова отвернулся, но не стал протестовать, когда рыжая обнажила его плечо и стала втирать мазь.

— Ничего, скоро отмучаешься, — ехидно протянули за спиной.

— Пошёл вон.

Парень не видел, что сделала Дина, но судя по шуму и изумлённому аханью, Сухарь разве что не отпрыгнул, бросив напоследок:

— Стерва!

— Да все мы падаль… — с горечью прошептала рыжая.

Она вытащила из своего мешка кусок полотна и отодрала длинную полосу. Вихор попробовал возмутиться, дескать, нечего на смертника бинты переводить, но Зверь так на него зыркнул, что лохматый сразу заткнулся. Повязка легла туго и плотно, в «люльке» убаюканной руке заметно полегчало. Как оказалось, Дина умела не только вязать узлы и размахивать стилетом, но и профессионально врачевать — быстро, аккуратно и очень бережно. Зверь на них не смотрел, но парень был уверен, что бандит всё видит.

Закончив с аватаром, Дина пошла будить орка под зловещее сопение Вихора: подбородок каторжанина посинел, а сам он шепелявил, лишившись нескольких зубов. Арвиэль снова прилёг, используя каждую минуту покоя, чтобы ускорить регенерацию.

Нечто холодное и мокрое ткнулось в щёку, в ухо, в лоб.

— Бедненький мой хозяин, шшто ж они с тобой сделали? — от волнения шёпот срывался. — Вот ужшшо Симеон им покажшшет, всех порешит, на канитель порежшшет…

— Симка, как я рад тебя… э-э… слышать…

— Любимый хозя-аин…

— И я тебя очень люблю, — как оказывается, легко и приятно это сказать.

— Ты чего там бормочешь? — окликнул Сухарь.

— Тебе озвучить в тех же выражениях?

Каторжанин и стражник скрестили взгляды как шпаги, тощий не выдержал первым, но драться не полез, только выдал своё мнение об «остроухом крысюке».

— Где Берен? — не слушая его, Арвиэль повернулся к невидимке.

— Примерно в версте отсюда.

— Отлично. Помнишь лужайку, где ты пытался жабу в Марусю Котофеевну превратить? Там идеальное место для засады, вокруг кустарник густой, а мы как на ладони будем. Берен и Аким стреляют прилично, для остальных, надеюсь, мои уроки даром не прошли.

— Я не хочу бросать тебя, хозяин.

— Ничего, Симка, скоро увидимся.

Домовой убежал, напоследок лизнув хозяина в нос. Очень не хотелось думать «на прощание».

Эртан выглядел неважно, но на ногах стоял твёрдо в отличие от Арвиэля. Связывать аватара не стали, он и так сумел подняться только с пятой попытки, опираясь на плечо Дины. Брёл, почти повисая на девушке, но на помощь им никто не спешил, а Эртана не пускали.

Зверь всё больше мрачнел, то и дело останавливаясь и втягивая носом воздух, как настоящий хищник, да и рыжая заметно напряглась. Бандиты держали оружие наготове, даже Дина сменила стилет на самострел.

— Что там впереди? — в лесу заметно посветлело, и главарь грубо остановил стражника за больное плечо.

— Б-березняк, — Арвиэль не решился сбросить его руку, хотя пальцы вжимались клещами, — за ним — п-полянка, дальше…

— Поляну мы обойдём.

— Но почему? — растерялся парень. — Вокруг одни болота!

— Значит, найдёшь гать. Ненавижу места, где я на прострел. Да и что-то зашустрил ты, как я посмотрю.

В надежде на скорое освобождение Арвиэль и впрямь прибавил ходу на последней четверти, сам того не замечая.

— И не дури, — выразительно добавил Зверь, сильнее стиснув плечо.

— Я запомнил.

* * *

— Ну хотя бы жив, — вот и всё, что мог сказать Берен, выслушав причитания кота.

Арвиэль жил по правилам аватар, одно из которых гласит: если ты бросил вызов как взрослый, то и сражайся по-взрослому, не смей скулить и не жди пощады. Мальчик знал, что бандиты сделают с ним, если раскусят, и морально был готов, но ведь он ещё ребёнок! Арвиэль прекрасно понимает, что на нём отыгрываются за всех стражников разом, но это просто бесчеловечно.

В Алую Волну отыгрались на родном сыне Грайта, на четверть эльфе. Не дай Бог и этого упустить.

— Почему Индикатор не сработал? — Прокопий озадаченно разглядывал светлый шар.

— Не знаю.

— Вот и доверяй магической дряни, — проворчал Аким.

* * *

В болото Арвиэль не хотел. Обережье там сплошь заросло рогозом выше человеческого роста, папоротником и ещё чем-то, где можно затаиться, а почва выдерживает вес, но мгновенно втягивает след. Оттуда стрелять по сравнительно «чистому» лесу — милое дело, уж Дина наверняка ни разу не промахнётся. Или кто-то из своих может забрести вглубь и угодить в трясину.

Стражник обещал не дурить. Но в такой ситуации дуростью как раз стало бы бездействие.

«Внезапно» нога подломилась, и Арвиэль картинно шлёпнулся на бок и на спину, повалив на себя рыжую, — даже сейчас аватар не мог позволить даме упасть лицом в грязь.

— О-у-у-у! — вопль больше походил на волчий вой и звучал гораздо пронзительнее крика, девчонка даже взвизгнула, саданув локтем по больным рёбрам. Оборотень взвыл ещё проникновеннее.

Берен поймёт. Он знает, как поёт старый вожак в последний раз в жизни.

* * *

— О, как выводят! Душевно! — восхищённо присвистнул Геварн. Они сидели в засаде довольно долго, но единственный, кто вышел на поляну, — марал-трёхлетка; поведя головой по ветру, олень оторвался от клевера и удрал, высоко вскидывая задние ноги.

— Это не волки, а Арвиэль, — желудок Берена подскочил к глотке, тогда как сердце, наоборот, бухнулось вниз. Симка в буквальном смысле побледнел и исчез.

— Зудит, зараза, — Прокопий, сидевший по другую руку от Грайта, недоумённо задрал манжету и почесал браслет. — Кажется, я знаю, где они…

В глубине Индикатора зарождалась перламутровая дымка, в считаные секунды заполняя шар насыщенно-розовым.

Покушение на убийство.

* * *

— Чего орёшь?! — рявкнул Сухарь, но пинаться не стал, боясь зацепить рыжую.

— Ударился, — двое, лёжа в весьма пикантной позе, неотрывно смотрели на болт, ещё вибрирующий в аршине от их голов. Хвала Пресветлой, только у Зайца сдали нервы.

— Парень, я тебя предупреждал?

— Предупреждал, — одновременно с усталостью и облегчением выдохнул стражник: Берен совсем рядом, и уже ничто не пугало, наоборот, время потянет.

— Дина, слезь с него, — всё так же хладнокровно велел Зверь.

Но та медлила. Взгляд у неё стал стеклянный, руки слепо шарили в траве.

— Что там?

Рыжая перекатилась на землю и прижалась к ней ухом, предупредительно задрав указательный палец. Арвиэль сглотнул липкий ком: ну, вот и конец. Прежде Дина ничем не выдавала острый слух. Хотя, может, не в этом дело, а в другом таланте — вроде умения чувствовать землю.

Бандиты заозирались, настороженно поводя арбалетами по сторонам. Девушка медленно подняла голову.

— Только не сама, — стражник выдавил подобие улыбки. Дина проследила за его взглядом и обнаружила, что уже согнула палец на крючке.

— Что, Дина?! — требовательно повторил Зверь.

Рыжая встряхнулась. Со странной усмешкой откинула кудри за плечи и бодро вскочила.

— Мне здесь не нравится. Надо уходить, и скорее. Тебе тоже придётся побегать.

Аватар машинально ухватился за протянутую руку, прежде чем до него дошло, что казнь откладывается. Более того, преступница в розыске добровольно спасает стражника от своих!

К сожалению, у Зверя и чутьё было звериным.

— Крысюков он вызвал, вот почему не нравится, да, Дина? — глухо и тяжело проронил мужчина, пристально глядя на подельницу. «Стерва», — ахнул Сухарь уже не испуганно, а зло. — Не знаю как, может, магия его проклятущая. Сколько?

— Двенадцать-пятнадцать. Собак нет.

— Фокус-покус, — усмехнулся Арвиэль, заслоняя девушку от двух болтов (третий смотрел на Эртана), но рыжая упрямо вышла вперёд.

— Отойди… Лиса.

Она дёрнулась, будто собираясь послушаться «отца», однако осталась на месте; костяшки на сжатом кулаке побелели.

— Он ещё пригодится нам на болотах, туда рукой подать. Там нас стражники не догонят. Они ещё далеко, ещё есть время уйти.

— Отойди.

— Нет.

Кто первым выстрелит: главарь шайки или менее сдержанный Сухарь? Аватар пытался следить за обоими одновременно, хотя они стояли с разных сторон от мишени. Вихор, как более послушный Зверю, ждал конкретных указаний.

— Зря ты, Лиса, — с видимым сожалением главарь покачал головой…

…И с рёвом в неё вцепился, отпустив оружие. Точнее, не в голову, а в меховую чёрную шапку, невесть откуда туда свалившуюся и весьма агрессивную.

— Уо-у-у!!! — душераздирающе завывала «шапка», вытанцовывая когтями на макушке главаря, а затем, когда он согнулся, и на спине.

Воспользовавшись моментом, Эртан толкнул плечом Зайца, заставив выронить мешок и разряженный самострел; мужик неуклюже кувыркнулся, но тут же вскочил и дал дёру, подтверждая прозвище.

— Ва-а-ау! — оттолкнувшись от располосованной спины, Симка спрыгнул и встал на задние лапы, раскинув передние, увеличиваясь на глазах и распушаясь: он походил на огородное пугало в шубе и одновременно — на девку с помоста, вдохновенно солирующую «Барыньку». Два болта вонзились в грудь; чудовище их выдернуло, смачно перекусив, из раззявленной пасти вместе со щепками брызнула пена. — Уа-а-а-а!!!

Сухарь с Вихором переглянулись… и тоже побежали. Дина сделала это раньше всех остальных, но её Арвиэль не стал задерживать.

Зверь кое-как протёр глаза от крови и нашаривал потерянный в пылу арбалет. Одним длинным прыжком аватар сшиб его на землю, рыкнул в лицо через отросшие волчьи клыки и, воспользовавшись замешательством, мощным ударом под дых отправил помечтать.

— Спрравишься? — схватка длилась от силы полминуты, но Эртан ухитрился вынуть из мешка нож и разрезать верёвку, а теперь заряжал арбалет Зайца — орк жаждал мести.

— Да. Симка, помоги ему!

Эртан кивнул, помня, на что способны кулаки бывшего недруга, и кот вопреки обычаю спорить не стал.

Забвение главаря продолжалось недолго. Не успели Симка с Эртаном затеряться в листве, как в многострадальное плечо аватара впились знакомые клешни.

* * *

Надин, Мадинка, Дина — столько имён, что и не упомнить все… Зверь с первой встречи звал её Лиской, потом Лисой. А после каторги перестал.

Лиса бежала строго вперёд, с эльфийской ловкостью уклоняясь от летящих в лицо сучьев. Путать след потом будет, когда от погони оторвётся. Даже не так. Сделает большую петлю и выйдет туда, откуда пришли стражники. И вот по их-то следам наконец выберется. Перекрасит волосы, сменит имя…

Что-то казалось неправильным в этих рассуждениях, и девушка остановилась. Она была уверена, что Зверь бежит позади, напрягла слух, но ничего не услышала.

Когда загнанных в угол бандитов начали обстреливать магической дрянью, только Лиса смогла уйти узким лазом в старой крепости. Зверь перебил выживших подельников, чтобы о девушке не разболтали. И ждал её. Она пришла. Как и обещала. Прежде, сколько бы человек ни набиралось в отряде, они вдвоём всегда были семьёй лишь друг для друга. Только этой памятью последние полтора года и жила. Но Зверь изменился. До неузнаваемости. Раньше он был жесток по необходимости, теперь — ради удовольствия. Девушка замечала это и в Сумеречье по его разговорам и отношению к другим беглецам, а теперь увидела.

А может, Зверь всегда был таким, просто Дину-Лису устраивали шоры неведения.

Что же дальше будет? Если уже сейчас, едва вырвавшись из неволи, он готов рискнуть и свободой, и названой дочерью, только чтобы разделаться с одним стражником?

Палец занемел на крючке. Безумно хотелось выстрелить хоть куда-нибудь, чтобы снять напряжение. Вместо этого девушка шумно выдохнула.

И побежала назад.

Обратный путь всегда короче, а этот уложился в три мгновения: когда Дина передумала, ручей в сажень, который легко перескочила, да ветку орешника, больно хлестнувшую по щеке.

Девушка вылетела из кустов. Споткнулась. И попятилась.

С первого взгляда Дина не поняла, что за светящееся существо оседлало Зверя, стараясь зацепить полупрозрачным белым крылом — не материальным, но оттого картина казалась ещё более жуткой.

Потом с ужасом решила, что сбылось проклятье того жреца из богатого на золотую утварь храма, которого они ограбили, а затем убили, и за уцелевшими бандитами явился Божий посланник: неспроста ж именно после того налёта в отряде начались разногласия, затем их накрыли, а главаря взяли.

Наконец догадалась.

Как в калейдоскопе пронеслись воспоминания: вот она заигрывает с парнем у реки, «гадает», увидев отметину стражника, затем пытает…

Аватар мог в прямом смысле оторвать Дине голову, а вместо этого обещал защиту. От бабушки рыжая знала, что такими обещаниями эльфы-оборотни не разбрасываются, раз сказал — слово сдержит и будет стоять до последнего. Жаль, и это последнее уже не спасёт от петли.

Зверю удалось стащить с себя аватара и отшвырнуть в сторону. Мужчина перекатился через бок и, не дав оглушённому Арвиэлю опомниться, с хрустом ударил противника кулаком в спину, туда, где крыло крепится к лопатке. Призрачное или нет, но оно обломилось, и стражник без единого звука уткнулся лицом в землю. Словно зачарованная, Лиса наблюдала, как исчезает волшебство — истинное, не испорченное заклятьями и амулетами: гаснет серебристый ореол, смятые крылья распадаются на лепестки. Остался беспомощный парень не старше семнадцати лет в грязной окровавленной рубахе.

Тем временем Зверь подобрал арбалет и, вернувшись к телу, поддел носком сапога туманный лоскуток, развеивая в ничто.

— Лиса, ну ты хитрюга! — мужчина восторженно цокнул языком. — Вот почему ты не дала его убить!

— Что?

— Ты его сразу раскусила, но не хотела говорить при тех кретинах, верно? Да грохнули бы их вместе с орком, и дело с концом! Побери меня Бездна! Мы ж теперь богачами заживём! Если выгодно продать его в бестиарий…

— Оставь его в покое, — тихо, но твёрдо попросила девушка. — Идём скорее, стража близко.

— Лиса, не будь дурой. Коллекционеры за это чудище столько отвалят, что можно будет атолл в Скадаре купить, — Зверь хохотнул, — а коллекционерши — вдвое больше! — он повесил арбалет на плечо и наклонился, чтобы забросить Арвиэля на другое.

— Сказала — не трогай!

Главарь ошеломлённо поднял брови; ветерок встрепенул листву, по наконечнику болта мазнул яркий луч, вынудив мужчину сощуриться.

— Лиса, ты чего? Мы же одна семья.

— Потому и прошу, оставь его! Уйдём вдвоём! Начнём всё заново! Чтоб как прежде было и даже лучше!

— И будет лучше — богаче! С ним!

Лиса мотнула головой туда-обратно, совсем как Зверь, когда преимущество первого выстрела было за ним. Теперь — наоборот.

— Он верно сказал, ты уже не станешь прежним. Уходи, ты мне таким не нужен.

— Лиса…

— Уходи, иначе пристрелю. Ты знаешь, я смогу.

Он знал. Медленно развернулся, поникший и сгорбленный, похожий на старого угрюмого шатуна.

— Крысиная шкура ^[8], — бросил через плечо. И уплёлся искать себе берлогу.

Арвиэль бестолково копошился на земле, как недодавленный жук, и Дина поддержала его, помогая встать хотя бы на колени.

— Я знала, что ты особенный, — усмехнулась девушка.

— Скажешь кому-нибудь, голову оторву, — упираясь лбом в подставленное плечо, слабо пробормотал аватар.

— Не скажу. Я ухожу, Арвиэль.

— Ты арестована… — стражник ухватился за одежду беглянки, но захрипел, обмяк, и рука безвольно обвисла.

— Не в этой жизни.

Люди были уже рядом, теперь Дина их не только чувствовала, но и слышала. Она не впервой уходила из-под самого носа погони, прорвётся.

Взгляд, пробирающий до костей, рыжая тоже почувствовала, прежде чем увидеть.

Он вернулся. И будет возвращаться снова и снова, как зверь по тропе, да только не в логово, а ко всем, кого ненавидит. Пока не разорвёт. Даже если когда-то называл семьёй.

Оттолкнуть живой щит. Успеть выстрелить без прицела, полагаясь лишь на семейный талант, — не важно, что навстречу уже летящему болту.

Лиса успела.

* * *

Теперь Берен понимал, о чём говорил столичный волшебник: «Вас поведёт магия…» С браслетом Арвиэля градоправитель чётко знал, где совершено преступление, и остальные тоже. Ближе к месту стражники разделились веткой, чтобы охватить большую территорию, если вдруг кто из бандитов побежит.

Но их уже не было там, откуда шёл сигнал. Во всяком случае, живых. По ту сторону неглубокой лощины валялись трупы главаря и рыжей, оба с болтами в груди, причём рука девушки лежала на плече третьего тела.

— Арвиэль! — позабыв об осторожности, Берен выскочил из укрытия, отшвырнул эту руку с обломанными ногтями и осторожно перевернул воспитанника на спину, приподняв голову. Все открытые участки тела — мозаика из ссадин, порезов и ожогов, запястья стёсаны до живого мяса и кровоточат, а что там, под побуревшей мокрой рубахой, страшно даже представить. — Боже мой…

Стражники столпились за спиной, вполголоса костеря мерзавцев.

Ресницы Арвиэля дрогнули, аватар сдвинул брови и прищурился, фокусируя взгляд.

— Сплю?

— Нет, малыш, я с тобой, рядом.

— Они… туда побежали… трое… — воспитанник глазами показал, куда именно, но из-за ёлок уже выходил Эртан, ведя с заломленными за спину руками тощего оборвыша. Бандит хмуро покосился на Берена, увидел, кого он держит на руках, и посерел.

Силы, похоже, покидали Арвиэля. Последнее, что он успел спросить, прежде чем потерять сознание, было о рыжей.

— Как Дина?

— Кто?

— Девушка… Рыжая… спасла мне жизнь… не убивайте…

Голова Арвиэля беспомощно запрокинулась назад. Берен Грайт не привык к нежностям, но сейчас он не прижал к себе воспитанника изо всех сил только потому, что боялся сделать ему ещё больнее.

— Всё хорошо, малыш, отдыхай. Уже всё закончилось, — Берен перевёл взгляд на девушку. Она тоже смотрела на него. — Спасибо.

Сатьян и Аким остались, остальные побежали по следу: бандиты не озаботились тем, чтобы его замести. Убедившись, что его товарищ-аватар жив, Эртан рванулся было за стражниками, но его остановили в приказном порядке и велели снять рубаху, благо снадобья с собой прихватили.

Одного каторжанина поймали стражники, другого достали из волчьей ямы. Зайца, типа с раздвоенной губой Симка загнал на макушку корабельной сосны, откуда тот завывал в унисон караулившему его внизу коту, которого он, видимо, боялся больше, чем стражников. Тело Зверя было сильно исцарапано, но домовой наглядно продемонстрировал, на что способен, и вопросы отпали сами собой. Заодно выяснилось, почему Заяц очутился на сосне.

* * *

Очнулся Арвиэль уже дома, в мягкой тёплой постели, и первое, что он увидел, было почерневшее осунувшееся лицо наставника. Берен встал с кресла, где просидел больше суток, и, бесцеремонно спихнув Симку с хозяйского живота, прижал воспитанника к себе.

— Как же ты меня напугал, малыш…

Пора съезжать, твёрдо решил Арвиэль. Пока живут вместе, градоправитель будет видеть в аватаре ребёнка, которого нужно опекать и защищать, не оставляя времени на личную жизнь. А это неправильно.

Дома стражник высидел всего три дня — до своей следующей смены. Пришёл в караулку как ни в чем не бывало, но от пьянки отказался, сославшись на лекарства. Индикатор стоял на прежнем месте и озарял комнатушку безобидным бледно-жёлтым светом. Как выяснилось позже, шар не сработал без треноги, чётко фиксирующей центр круга действия. Граница попросту расплылась, и сигнал рассеялся, проявляясь только в непосредственной близости от объекта. Объяснивший это маг долго крутил пальцем у виска, поражаясь непроходимой тупости провинциалов.

Ну, а провинциалам по тупости своей было начхать, что там думает о них осёл с либром ^[9] на шее, главное, всё закончилось, и закончилось хорошо.

Арвиэль хотел бы не вспоминать рыжую, но удалось только много лет спустя. Тогда он думал о ней постоянно, а заодно копался в себе. Если бы десятилетнего аватара спас кто-то вроде Зверя и воспитывал в ненависти ко всем, Арвиэль мог стать гораздо более безжалостным, чем девушка, заслонившая собой того, с кем была знакома всего одну ночь.

До прибытия стрелецкого урядника оставшиеся в живых бандиты сидели в тюрьме, а мёртвые лежали в леднике, и парень с трудом уговаривал себя не ходить туда. Но когда стали вытаскивать, не выдержал — посмотрел. И сразу отвернулся.

Из разговоров Арвиэль понял, что никакое «содействие» не спасло бы Дину от виселицы, уж слишком много натворила. Мгновенная смерть для неё стала лучшим исходом. Тем же днём стрелецкие отъезжали обратно, по большей части беспокоясь о том, как бы трупы не «завяли» в дороге.

— Что вы сделаете с телами? — спросил Арвиэль, проводив караван из двух телег до ворот.

— То, что и обычно, — пожал плечами урядник. — Покончим с бумагами, и в яму их, у нас за городом специальное место есть для этих отбросов.

— Понятно.

По пути в Стрелецк на стражников напала стая. Пока люди отбивались, из телеги исчез один труп. На это рукой махнули: стерва и есть стерва.

* * *

Арвиэль не сразу решился переступить порог «Оркан-бара», несмотря на то, что при встрече стражник и пивовар пожимали друг другу руки. Наконец сам Эртан не выдержал и как-то в смену Арвиэля пришёл в караулку:

— Слушай, я для тебя каждый вечерр место прридеррживаю, убыток террплю, а ты не идёшь.

— К тебе в трактир? Я думал, ты пошутил тогда…

— Да нет же, кудррить твою! Я уж начал думать, что это ты шутил. Прриходи сегодня после смены, обмозговать кой-чего надо.

Вечером стражник толкнул дверь «неприятельской» крепости, но встречали его отнюдь не копьями, хотя и без остренького не обошлось — к пиву.

— Вот это по-оррочьи, — ухмыльнулся Эртан, когда Арвиэль залпом осушил кружку.

— Вкусное оно у тебя — не оторвёшься, — благостно вздохнул аватар, облизнув пену с губ.

— Получше Кирримова, а? — клиент смутился, и хозяин заговорщицки подмигнул. — Да не бойся, я ему не скажу, что ты конкуррента нахваливаешь.

— Договорились. Так чего ты обсудить хотел?

— В моей яблоне дрриада завелась.

— То есть как — завелась?! — Арвиэль чуть кружку не выронил. Эртан её отобрал и наполнил заново.

— Ну как они заводятся? Сама собой взяла и завелась, уже два года живёт, Ксандррой зовут. Но Ксанка тихоня, никому кроме меня не показывается, да и ко мне только за леденцами вылазит. Хочешь, покажу? — вкрадчиво предложил орк.

— Давай! — охотно согласился эльф. В Северинге жили дриады, Арвиэль с ними раскланивался, но никогда не видел, как они вылезают из своих материнских деревьев. — У меня есть пряник, с Заряницы в шкафу лежит. Как думаешь, за пряником вылезет?

— Конечно! А если к пррянику будешь пррилагаться ты, то и на моё прредложение согласится. Ты Ксанке нрравишься, она всё буррчит, что мы с тобой врраждуем.

— Уже нет. А какое предложение?

— Хочу её в тррактирр танцовщицей позвать… — Эртан кашлянул. — Ну, и в свой дом тоже, всё рравно врроде как вместе живём.

— Это дело, — одобрил Арвиэль. — Я здесь посижу до закрытия, и — за пряником!

Эльф и орк с удовольствием чокнулись кружками.

* * *

Пряник в шкафу, конечно, уже давно не лежал, и для выманивания дриады прихватили того, в ком он исчез. Но Ксандра была совсем не против!

Глава 5

Шельма

В дорожной пыли брачевались трясогузки. Черноголовый самец пыжился, хохлился, подрагивал длинным пером, обтанцовывая притихшую самочку на зависть побеждённому сопернику, уныло наблюдающему за ними с берёзовой ветки. Над самой дорогой дрожало знойное желтоватое марево, изредка зыблемое ленивым ветерком. Трава на обочинах уже сникла, и лишь в подлеске, затенённая орешником да бузиной, стояла упругими стрелками, а мать-и-мачеха и одуванчики поднимали головки к небу. Солнце палило как бешеное, точно собираясь прокалить землю до самого нутра. Такая жара в первозвоне сулила комариное лето и проблемы с урожаем.

От городской стены на дорогу ложилась длинная зубчатая тень, похожая на драконий гребень. Сидя в относительной прохладе на чурбачке у ворот, Арвиэль наблюдал, как его сегодняшний напарник цедит из бутылки креплёное вино. Дождавшись, когда мужчина утрёт усы, аватар спросил:

— Дядь Сатьян, ну как в тебя в такую жару это пойло лезет? Пить же хочется, а от него только горло ещё больше сохнет.

— А ты слыхал, сынок, как скадарские караванщики от жажды спасаются, не?

— Нет, а как?

— Соль жуют.

— Соль?!

Одноглазый стражник солидно хекнул.

— Ну да, привышные оне. Пожуют-пожуют, и пить не хоцца. Так вот и я свою методиху имею: попью-попью, и усё…

Сказав это, Сатьян повесил седую голову и зычно захрапел.

Жара… Ребята сейчас на речке плещутся, загорают, уху варят, картошку пекут, квасу дожидаются. Хорошо им там, на ветерке у воды, не то что здесь на солнцепёке париться да Сатьянову сивуху нюхать.

В такую погоду даже ворота скрипнули лениво, будто нехотя пуская за порог мельникову дочку Лукьяну. В свои четырнадцать девочка выглядела уже девушкой, да и вела себя соответственно.

— Лушк, а, Лушк!

— Чаво? — подбоченилась Лукьяна, кокетливо перекинув на грудь толстую пшеничную косу.

— Лушка, дай кваску, а? Помира-а-аю… — Арвиэль зевнул, прикрыв ладонью заострённые клыки.

— А поцелуешь? — хитро прищурилась девчонка, теснее прижав кувшин с божественным нектаром.

— Не хочу.

Лушка поджала губы, но, подумав, решила дать строптивцу второй шанс.

— Тогда шрам покажи.

— Ты ж его на речке уже сто раз видела. А сейчас мне лениво. Ах-ха…

— Хм! — девчонка круто развернулась на босых пятках. Арвиэль сам бы с превеликим удовольствием стянул сейчас жёсткие сапоги, но, увы, на посту не положено. Даже рубашку снять нельзя. Настроения это не скрашивало, к тому же пить стало хотеться ещё сильнее, и парень обиженно забубнил под нос:

— Ну, и шушель с тобой, жадина, иди-иди. Ладно-ладно же, вот как будем в Свитлицу на лодках состязаться, посажу себе Ташу в пару и… — прежде, чем Арвиэль успел закончить фразу, вожделенный кувшин оказался у него в руках: Лушка на что угодно была готова, лишь бы младшая на год сестрёнка всегда оставалась на вторых ролях.

Благода-а-ать… Квас у Мирона что надо: не шибко ядрёный, в меру сладкий, освежающий на «ура».

Лушка заворожённо следила, как тёмные капельки срываются с подбородка, пятнят белую рубашку. Затем вдруг спрятала руки за спину и, склонив голову, заискивающе улыбнулась.

— А меня в пару возьмёшь?

— Посмотрим на твоё поведение, — туманно пообещал Арвиэль, возвращая изрядно полегчавший кувшин.

— Ну и дурак! — обозлилась девчонка. Отойдя на десяток шагов, обернулась и добавила нечто совсем уж непотребное.

Юноша просиял, точно ему отвесили изысканный комплимент.

Расплата за жадность не заставила себя ждать. Минут через пятнадцать захотелось кое-куда, хоть волком вой, а через двадцать Арвиэль действительно стал поскуливать. Покидать пост разрешалось только по очереди, и, хотя этот пункт Устава для остальных стражников оставался чисто теоретическим, аватар вызубрил и старался следовать всем сорока.

— Сатья-ан… Сатьян! — Арвиэль потормошил напарника за плечо, отчего голова стражника мотнулась набок, но этим дело и ограничилось.

Один отсутствующий у ворот уже был, и возвращаться не желал.

Поборов соблазн чисто по-человечьи разрешить проблему прямо под стеной, Арвиэль стал придумывать себе оправдание либо наказание, что, в принципе, одинаково заключалось в дополнительной работе по службе.

«Помогу сегодня Акиму с отчётами за весну разобраться», — решил наконец стражник и дунул через дорогу в кусты.

Выбравшись обратно, Арвиэль машинально глянул на юг и вдруг настороженно сощурился, сделав ладонь козырьком: по дороге вниз медленно сползала чёрная точка. Приглядевшись, эльф рассмотрел высокого, крупного черноволосого мужчину в добротной одежде и охотничьих сапогах; из заплечного мешка торчало ложе арбалета.

Вот интересно: к ним, в Северинг, пожаловал или на запад к Равенне свернёт?

Аватар вернулся на свой чурбак, привалился к стене и скрестил руки на груди — в таком положении гостей встречали старшие стражники, обычно заполняющие проходной лист. Подумав, сбегал через дорогу за длинным колоском. За четыре года, что Арвиэль состоял на службе, ему ни разу ещё не довелось досматривать пришлых в одиночку.

Время шло, парень изнывал от жары и любопытства, а человек всё не появлялся. Наверное, свернул-таки на «столичную» дорогу. Арвиэль расслабился, выплюнул мятлик и совсем было решил вздремнуть по-волчьи вполуха-вполглаза, когда почувствовал тяжёлые шаги.

Он был ещё молод, этот пришлый, — лет двадцать пять или чуть старше. На скуластом обветренном лице клювом выделялся хищный крупный нос, опасно темнели глаза, и они сузились, когда встретились взглядом с аватарьими. Человек сделал резкое движение рукой, точно намереваясь сорвать мешок с плеча и выдернуть арбалет, но потом увидел Сатьяна и поправил лямку.

У Арвиэля морозец вдоль позвоночника пробежал. Нет, если бы этот мужчина и впрямь решил в него выстрелить, то всё равно не успел бы — метательные ножи аватар носил в поясе, и достать их было проще и быстрее, но всё-таки… Странный какой тип. Может, каторжанин беглый? Как Зверь… А быть может, от жары повсюду тати мерещатся?

Надо быть со всеми вежливым, так Берен учил.

Сглотнув, Арвиэль бодро сказал:

— Добро пожаловать в Северинг, господин… эээ…

— А ты, что ли, стражник местный? — усмехнулся мужчина.

— Как видите, — Арвиэль ответил чуть резче, чем стоило бы, но уж больно ему человек не понравился. Опасностью от него веяло, как от секача по осени.

— Лет-то тебе сколько? Пятнадцать? — подойдя почти вплотную и глядя на стражника сверху вниз, безразлично вроде поинтересовался незнакомец.

— Семнадцать, — сохраняя спокойствие, Арвиэль встряхнул проходным листом. — Так как мне вас записывать?

— Зосий.

— А фамилия?

— Охотник я.

— Простите, но я должен записать вашу фамилию, а не род деятельности.

— Тогда так и пиши — Охотник.

— С какой целью вы прибыли в Северинг, господин Охотник?

— Зо-сий, — как дурачку, по слогам повторил охотник. — Нету у меня фамилии, деревенский я.

Такое бывало. У Марты, например, тоже фамилии не было, и во всех документах она значилась как Марта Травница.

— У вас кузнец есть? — поинтересовался меж тем Зосий.

— Есть, и отличный. Гном, кстати, так что…

— То, что надо. Тогда пиши: «Цель приезда — постоянное проживание». Правильно? Это ведь город-резервация Северинг, и, как я слышал, места у вас ещё есть?

— Всё верно, только здесь после испытательного срока место под сруб дают, а пока что в полуземлянке поживёте.

— И не в таком д…ме живал, — лениво сплюнул Зосий. — У тебя всё?

— Вы должны уплатить детинку пошлины и предъявить мешок для досмотра.

— Валяй! — швырнув мешок на чурбак, великодушно разрешил охотник и полез в кошель.

В мешке не обнаружилось ничего опасного, кроме арбалета, кстати, замечательного в отличие от казённой рухляди, какую выдали стражникам. Ничего запрещённого — тоже. Обычный походный набор: сменное бельё и рубаха, чистые портянки, нож, огниво, остатки сухого пайка и опустевшая фляга. Уплатив требуемое, охотник уверенно шагнул в ворота, словно не первый уже год здесь живёт, затем внезапно развернулся всем корпусом.

— Ты приходи вечером в трактир или что тут у вас. Много чего занятного расскажу.

* * *

За день Берен успел устроить новичка в полуземлянке, обеспечив необходимым на первое время имуществом из общака, растолковать северингский «устав» поведения, рассказать о быте и социальном укладе городка. Зосий оказался серьёзным, даже мрачноватым человеком, молчаливым, собранным и толковым. Об охотничьих заслугах рассказывал ярко, детально, но без прикрас в духе «карсу за хвост раскрутил да об сосну приложил — зверина и издохла», к тому же оказалось, что и скорняцкое дело знает. В общем, человек надёжный, не суетливый и для северингской общины весьма полезный. Всё бы хорошо, но… Была внутри него какая-то червоточинка, но дупла от неё градоправитель разглядеть не смог, как ни пытался, расспрашивая Зосия и так, и эдак. Господин Грайт решил посоветоваться с воспитанником и положиться на волчье чутьё.

Вечером в «Оркан-баре» было яблоку негде упасть. Зосий намеренно сел в уголок, дабы не привлекать лишнего внимания, но потом всё равно пришлось перебираться к середине, иначе образовалась бы давка в одной половине трактира и тоскливая пустота — в другой. Берен тоже подошёл, со всеми раскланялся и занял специально оставленный для него стул рядом с новеньким, в свою очередь, придержав место воспитаннику подле себя.

Арвиэль пришёл к семи, через час после окончания смены, немного запыхавшийся, в свежей рубашке и с непросохшей головой, и сел на свой стул. Зосий пронаблюдал эту сцену с видимым интересом и сделал для себя какие-то выводы, а воспитанник меж тем заказал стакан берёзового сока. Берен знал, конечно, что он ходит к приятелю отнюдь не компоты пить, но при наставнике парнишка не зарывался.

Сперва обсуждали лес в целом и охоту в частности, притом в любой — промысловой, ягодной, грибной — Зосий толк знал, а потом разговор незаметно свёлся к самому опасному охотничьему угодью. К Сумеречному Лесу.

— В самом лесу не бывал, не дурак же, — отвечал на вопрос охотник, — а вот в Предлесье хаживал.

— И как там? Зверя много?

— Много ценного зверя на севере. Барсук водится размером с телёнка, а сам — чёрный, ровно смоль, крагги, карсы, опять же, чёрные… аватары водились, да теперь уж перемерли.

Все как по команде обернулись к эльфу. Берен глянул искоса — не нужна ли поддержка, но мальчик как ни в чём не бывало пил свой сок.

— Но аватары — не эльфы разве? — волнуясь, тихо спросил приятеля Венька Лесовёнок.

— Эльфы, — подтвердил аватар, — и звери одновременно, не разберёшь, чего в них больше было. Они из Силль-Миеллона давно ушли, так что я о них мало знаю.

— Не ушши, а вгнали их, потому ша пидателями оказлись, — косноязычно поправил капитан Прокопий Вёдро, заново наполняя пивом опустевшую кружку.

— Так и мне рассказывали, — с ледяным спокойствием кивнул мальчик. — Говорили, будто Высокие Короли прокляли их за предательство и, изгоняя из Вековечного Леса, назвали «ashvett theare» — проклятые перевёртыши — оттуда и название пошло… Правда, по забавному созвучию «avatte d’Shaattar» переводится как «отмеченные Саттарой». Вы и на аватар охотились, господин Зосий?

— Не, не охотился. Опасно. На такого зверя группой ходят, а я по натуре — одиночка.

— А к тому же после смерти к ним возвращался эльфийский облик, так что «мех» невысокого качества.

— Так «мало» о них знаешь, да? — в воцарившейся тишине усмехнулся охотник.

— Они оборотнями были, а истинный оборотень после смерти становится человеком или эльфом.

Больше об аватарах, слава Богу, не разговаривали. За семь с гаком лет жизни среди неаватар Арвиэль добился того, что окружающие стали воспринимать его даже не как «остроуха из Силль-Миеллона», а признали «своим парнем». Он с усмешкой реагировал на байки Эртана об орках и эльфах, в которых последние неизменно оказывались в дураках (а то и съеденными), в чулане юного стражника лежали расхоженные валенки, сало в шкафу не залёживалось, пил с ребятами пиво и тайком пускал их посидеть в караулке; снисходительно позволял девчонкам «топить» себя на речке, валять в снегу кучей-малой. Первое время Берен видел, каких усилий стоит мальчику эта адаптация, ломка самого себя, а потом перестал замечать. То ли и впрямь освоился, то ли научился идеально прятать чувства даже от близких. Единственная тема, до сих пор больно ранившая воспитанника, — «предательство» его предков. Предательство… Да если б эльфы-оборотни не пошли против воли своих Королей, Неверрийской империи сейчас, скорее всего, не существовало бы.

Или существовала, но совсем иная…

…По домам расходились уже в сумерках. Арвиэль направлялся в караулку помогать Акиму («Что-то не по уставу сделал и сам себе «штрафной наряд» придумал, — понял градоправитель. — Капитаном назначу, когда Прокопий сопьётся».), и Берену с ним пока было по пути. Парнишка размышлял о чём-то своём, покусывая губу и глядя под ноги, поэтому пришлось его потормошить, взлохматив светлую макушку, на что воспитанник встряхнул головой и поднял вопросительный взгляд.

— Ну, что скажешь о нём, Арвиэль? Оставим на испытательный срок или сразу пошлём к шушелю?

— Решать вам, — уклончиво отозвался воспитанник. — Хотя остальные его зауважали — вон как слушали, в гости наперебой приглашали.

— Решать-то мне, — Берен нетерпеливо поморщился, — но я у тебя спрашиваю. Что чутьё говорит?

Аватар ненадолго задумался, потом сказал:

— Если у Зосия и была когда-то семья, то он ей зверьё предпочёл, да и сам озверел немного — нелюдимый он, мрачный. Однако ж к нам подался, значит, сущность всё же общества запросила. А ещё мне кажется, кто-то из моих сородичей чем-то его обидел…

— Не боишься…

— Что на мне отыграться захочет? А смысл? — аватар пожал плечами. — В трактир байки слушать он сам меня позвал, наверное, сразу хочет привыкать к такому соседству. В общем, мне он не понравился, но я бы его оставил.

— Это почему?

— Да просто и вы мне сначала совсем не понравились, — простодушно улыбнулся парень.

* * *

По ветхой лесенке с постоянно ломающейся двенадцатой перекладиной Арвиэль поднялся в «домик на ножках», забрался внутрь и снова прихлопнул люк крышкой, на которой его же рукой было выведено киноварью большими буквами:

«СДАВАЯ СМЕНУ, ВЫНОСИТЕ МУСОР И ВЫТРЯХИВАЙТЕ ПЕПЕЛЬНИЦУ, КОЛЬ НЕ ХОТИТЕ РАСПЛОДИТЬ КРЫС И ШУШЕЛЕЙ!!!»

Надпись существовала давно, периодически подновлялась, но замечал её, похоже, только сам автор.

Сидя за столом при свете Индикатора преступлений, Аким был занят делом чрезвычайной важности — он складывал «лягушку», материалом для которой послужил исчёрканный лист. Рядом лежал раскрытый «Отчётник» с неровной бахромой на развороте. Забрав покалеченную тетрадь, Арвиэль с ногами залез на грязный диван.

— Вы опять в «Отчётник» карточные очки с долгами записываете?

— А куда ж ещё? — искренне удивился Аким.

Хмыкнув, Арвиэль перелистнул и едва не сполз на пол от смеха:

— А это что:

— Это не я! — отмахнулся стражник, доделывая «лягушку». — Это Геварн песню сочинял… но не досочинил.

— Вот приедет инспекция из столицы, увидит это коллективное творчество — таких «перепелов» нам наваляет!

— Сколько лет живём — ни разу не приезжали… Да-а! — распахнув бумажную пасть, басом Акима подтвердила «лягушка».

Арвиэль снова закатился от хохота. Стражник меж тем понизил голос до вкрадчивого:

— Арвиэль, к тебе большая просьба имеется. Дело у меня нарисовалось безотложное, так ты меня сегодня не подменишь? За мной должок будет.

— Хорошо, — согласился парень, не любопытничая, что за дела вдруг нарисовались у Акима. Таких вот «должков» у него накопилось уже на неделю отгульных дней. На что их потратить, Арвиэль пока не придумал, но был уверен, что Кружевница сама подаст какой-нибудь знак. В том, что сослуживцы потом не подведут, он не сомневался — неписаный закон взаимовыручки, в отличие от устава, был высечен на сердцах отставных военных.

— Вот спасибо! — обрадовался мужчина и пошёл на выход. Светловолосая голова задержалась, прежде чем юркнуть в люк вслед за остальным. — Ты раков любишь?

— Это смотря где: на пальце или на столе.

Зная, что Арвиэль перезаполнит «Отчётник», стражники испоганили всего четыре листа, причём Аким с Темаром даже оставили кое-какие заметки о «происшествиях» типа очередного вторжения Сидорова козла в соседский огород. В том же духе юный стражник и продолжил, ведь всё равно ничего серьёзного здесь не случается — провинция-с!

Арвиэль уже заканчивал, когда в караулку нагрянули ребята. Они почти всегда заходили в его смену, так что каждый занял своё законное место: Венька с Сенькой плюхнулись на диван, Эртан оседлал перевёрнутое ведро, подложив для удобства подушку. А братья Лесовята закрутили веснушчатыми носами в поисках какой-нибудь забавы. Почти сразу Венька обнаружил за диваном бутыль из тёмного стекла в четверть ведра объёмом, судя по весу и бульканью полнёхонькую.

— О, чья-то нычка! — обрадовался Эртан.

— Да это мы до Свитлицы приберегаем, — безразлично отозвался аватар.

— Ну да… Арвиэль, все и так знают, что вы… ну, в смысле они, стражники, пьют как дышат. Чего ты их выгораживаешь!

Аватары не выгораживают. Они защищают. И жизнь, и честь, и репутацию, если понадобится.

— Вообще-то это моё, — отложив перо и перевернувшись на стуле грудью к спинке, «признался» Арвиэль. — Вас, ребята, дожидалось!

— Банза-ай! — завопил Эртан.

— Наливай, — велел Венька.

Красное вино горячило кровь, наводняя головы бредовыми идеями, в свою очередь, наполнявшими сердца бессмысленной отвагой и заставлявшими языки молоть то, что в головы взбрело, — собственно, идейный бред.

— Помните, Зосий рассказывал, как против секача с одним кинжалом вышел! Вот это силён! — Венька согнул руки в локтях, демонстрируя далеко не Зосиевы, но вполне себе сформировавшиеся мышцы.

— Да-а… — мечтательно подхватил его брат.

Пришлый рассказывал об охоте грамотно, «вкусно», избегая нюансов вроде взопревших портянок, липнущей от пота рубашки, чесотки по всему телу вследствие атак клещей и вездесущих комаров и прочего. Неудивительно, что ребята восприняли промысел как увлекательнейшее приключение с преодолимыми опасностями, где каждый лютый зверь только и ждёт под кустом, чтобы доблестный герой вроде Сеньки или Веньки засадил ему болт промеж глаз, а то и голыми руками завалил.

— А как он двух карс на себе приволок!

— А как рога крагги по девять пальцев каждый добыл!

— Опыта наберёмся, можно будет к нему напроситься — уж своих-то возьмёт!

— Не возьмёт! — отрезал Эртан. — Как прривык, так и будет в одиночку охотиться. На кой ляд ему обуза?

— Да мы и без него смогли бы сходить, — сказал вдруг Венька. — Возьмём дедов арбалет, а второй, вон, у Арвиэля попросим из запасных.

— И правда, чего это мы? Мы ж не трусы какие! — поддержал брата Сенька. — До опушки Предлесья три дня ходу, за неделю-полторы обернёмся, а деду скажем, что в наш лес пошли. Арвиэль, арбалет дашь?

В ответ тот снисходительно фыркнул:

— Ребят, вы и в нашем лесу ни разу не охотились, а вам сразу Сумеречный подавай.

— Зато ты в нашем охотился, — возразил Венька. — Вот бригадиром и пойдёшь!

— Бригадиром… В нашем охотился, да. Там, где леший — свой в доску дедко, и даже на волка как на брата смотришь. В Предлесье не пойду ни за какие пряники, а в наш лес свожу, если хотите.

— Да что в нашем-то интересного?!

— Рыси, олени, кабаны, лоси забредают, соболи, куницы, опять же, белки…

— Бе-элки?! Фе-э…

— Волки ещё, — подсказал Эртан.

— Волк — это так, собака дикая, — пренебрежительно махнул рукой Веньян. — Вот если б на крагги сходить…

Эльф-оборотень изогнул бровь.

— Собака, говоришь? Сторожевой пёс за ноги хватает, волк же сразу в горло метит, а ещё требуху вывернуть может и на сажень по земле растянуть. Если гонят, то стаей и до победного, пока дичь сама не свалится прямо им в клыки, а они о-острые, — невозмутимо рассказывал Арвиэль бледнеющему Веньке. — Помнишь, Сень, мы с тобой в лесу как-то свинью разорванную нашли?

Теперь побелел и второй Лесовёнок.

— Так вот крагги охотятся стаей, как волки, а если увидите одиночку, то, скорее всего, он — приманка для таких охотничков, как вы. Клыки у крагги короче волчьих, и захват слабее, зато есть копыта и рога, способные пропороть грудину, как нож масло. Они тоже любят полакомиться ливером, и их не смутит, если ты сам будешь ещё жив…

Тему охоты в Предлесье закрыли, но аватар видел, что эта идея накрепко засела в головах братьев.

Ранним утром Темар и Аким вернулись в город за подмогой, чтобы достать затопленную русалками лодку, хотя Арвиэль очень сомневался в причастности речных дев к оной диверсии — стражники сами мотылялись как две лодки в качку, периодически сталкиваясь «бортами». Раков они всё-таки наловили: первый в бороду, второй за шиворот…

* * *

За неполный месяц Зосий обеспечил дичью всех желающих, и заказы продолжали сыпаться. Тетерева, рябчики, косули, оленина… Когда Арвиэль увидел, как мельник Мирон кормит пса отборным мясом, то всерьёз забеспокоился о сохранности лесных ресурсов. Волки тоже злились, из-за кустов лязгая зубами на удачливого и опасного охотника, но Владыка запретил нападать на двуногих, хоть им и очень хотелось…

В начале травоцвета Зосий ушёл охотиться по северной тропе, а вернулся неделю спустя со шкурой крагги и семипалыми острейшими рогами. Горожане толпами ходили поглазеть на диво, погладить чёрно-бурый мех, мягкий и нежный, точно девичья щека, с уважением потрогать гладкую кость, отливающую тёмной сталью. «Прямо посередь лба болт всадил», — небрежно, словно бы без хвастовства, говорил мужчина. Авторитет охотника взлетел до небес. Теперь, если бы Берен и решил отказать новичку в жительстве, градоправителя просто освистали, а то и с поста сняли. Как-то Арвиэлю предложили посостязаться с Зосием в удачливости, но отказались оба охотника: человек, видимо, боялся проиграть (хотя юноша слышал, как он втолковывает соседским мужикам, дескать, малолетку расстраивать не хочет), а аватар не видел смысла в истреблении зверья ради спортивного интереса.

Братья Лесовята ходили притихшие, что-то обдумывая по углам да задворкам, Эртан тоже вдруг зачастил в охотничий кружок. Аватар за ними приглядывал, чувствуя, что вот-вот грянет гром.

На Свитлицу Арвиэль пригласил в лодку ни Лушку, ни Ташу, а племянницу горшечника Майю, приехавшую к дяде Игнату на каникулы из Стрелецка: девушка обучалась в женской гимназии и экзамены сдала досрочно. Собственно, её образованность парня сразу и покорила, и главное — Майя была не местной. На какое-то время аватар забыл о Лесовятах, а когда вспомнил, стало уже поздно.

— Через три дня выходим в девять утра! — торжественно объявил Венька, присаживаясь на диван в караулке.

— Арбалеты ты, конечно, уже подобрал, — добавил Сенька.

— Арбалеты я не подбирал, в девять — слишком поздно, но это не важно, потому как я остаюсь.

— Но ты обещал! — хором возмутились братья. Оба уже обзавелись широкими охотничьими браслетами на удачу, сплетёнными для них из разноцветных ниток Лушкой с Ташей, и носили на виду, постоянно поддёргивая рукава.

— Ничего я не обещал, — складывая пересчитанные монетки в кошель, спокойно возразил стражник. — А вы небось деду сказали, что в наш лес пойдёте? Ну, вот туда и идите. Или никуда.

Мрачно переглянувшись, парни засопели. Первым не выдержал Сенька, буркнул:

— Куда захотим, туда и пойдём. Ты, что ль, нас остановишь?

— За ворота не выпущу.

— Мы и без ворот найдём, как выбраться.

— А Арр Арвиэль догонит и прритащит к деду за шиворрот, — подначил братьев Эртан.

— Ага, — рассеянно согласился Арвиэль, попутно соображая, как прожить полторы недели до получки на три детинки и семь пятинок. Не хотелось бы в долг брать, а похоже, придётся: городские девушки — удовольствие недешёвое.

Аватар даже не понял сначала, почему приятели смотрят на него как волки на псаря, а затем Венька злобно прошипел:

— Так чего ждать-то? Беги прям щас деду настучи!

— Предатель… — добавил Сенька. Он всегда что-нибудь добавлял к Венькиным словам.

— Я не предатель, — тихо возразил Арвиэль.

— А кто же?! — разошёлся Веньян. — Самый настоящий предатель!

— Я — не предатель! — аватар понял: ещё раз так назовут, и его сорвёт.

— Отвалите от него! — чуя неладное, вмешался Эртан. — Домой шурруйте и забудьте об этой дуррацкой охоте!

Парни полезли в люк, бормоча что-то нелестное о всяких зеленомордых и белобрысых засранцах. Разжав кулаки, Арвиэль выжидающе посмотрел на приятеля.

— Эртан, я не предатель.

— Конечно, нет, дружище, это они — урроды. И дело дуррацкое затеяли.

Всю ночь Арвиэль ворочался на койке в раздумьях, то и дело стряхивая Симку с живота, пока домовой, плюнув, не свернулся клубком на отобранной у хозяина подушке. Днём аватар разыскал на речке хмурых Лесовят и отвёл в сторонку:

— Уговорили. Я и Эртан идём с вами, но с условием: слушаться меня будете во всём, не пререкаться и не поперечничать — что велю, то и делаете. Выходим послезавтра на рассвете, и темп задаю я. И меня не волнует, что кто-то устал или стёр ногу. Усекли?

Они усекли, тут же на радостях в четыре руки намяв приятелю бока. Аватар мысленно ухмыльнулся: сами домой запроситесь, голубчики. Если нет никакой возможности отговорить приятелей от опасной и глупой затеи, остаётся одно — помешать осуществить её, что Арвиэль и собирался сделать любым способом. Надо будет — уходит по жаре до седьмого пота, придётся — поплутает их в лесу несколько дней мошкаре на радость, через бурелом прогоняет, а для пущего азарта можно и кромкой Предлесья провести, там, где ещё безопасно…

Вечером накануне похода к стражнику заглянула Майя. Кивнув в ответ на приветствие, Арвиэль подставил щёку, продолжая проверять содержимое мешка — лучше перебдеть, чем недобдеть. Мало ли, как дело повернётся…

Дождавшись, когда парень затянет шнурки, Майя неодобрительно покачала головой:

— Если ты из-за Зосия туда идёшь, то напрасно.

— А?

— В Сумеречное Предлесье, — девушка вскинула руку ладонью вперёд, не дав возразить. — Ну я же не слепая и не дура?

— Я иду не из-за Зосия, уж поверь.

— Когда вернётесь?

— Я бы обернулся за неделю, с ребятами проходили бы дней десять-двенадцать, — ровно столько стражник к краснодолу и «нагулял», — но, полагаю, мы вообще туда не дойдём, вернёмся гораздо раньше.

— Если через двенадцать дней не вернётесь, я передам господину Грайту, что ты просил выслать поисковый отряд.

— Молоток! Пойдёшь к нам в стражу? У нас серьёзная недостача светлых голов.

— Я лучше со светлоголовым стражником пообщаюсь. А может, подарю кое-что на удачу, чтобы он на эту голову беды не нашёл, — взяв аватара за руку, Майя ловко обвила его левое запястье бело-сине-зелёным нитяным браслетом, завязала косицы на двойной узел вместо традиционного бантика. — Вроде здесь так принято?

— Ага, спасибо! — искренне поблагодарил Арвиэль. — Если всё-таки дойдём, хочешь, я тебе в Предлесье белочку поймаю или бурундука?

— Ой, не надо! Говорят, там даже белки хищные…

— Вот на свою директрису, холеру вздорную, её и натравишь!

Вскоре явился домовой, вспугнув балдеющую на диване парочку (точнее, оборотень балдел, пока Майя, хихикая, почёсывала у него за ухом), и с порога завыл:

— Хозя-аин! Возьми меня с ссобой, я тожшше хочу зверя бить!

— Хорошо, — охотно согласился Арвиэль. Подобный разговор уже был, но Симка то ли забыл, то ль перед девушкой дурачился. — Проверь, положил ли я соль.

Кот сунул голову сквозь мешковину.

— Положшшил… Ссоль, галеты, солонина, пшшено… — голос у него грустнел с каждым словом. — Хозяин, ты будешшь кушшать ЭТО?.. Пожшшалуй, я с тобой в другой раз схожшшу…

* * *

Арвиэль подошёл к воротам затемно, Эртан поспел вовремя, Лесовята проспали. Братья отчаянно зевали, переминаясь с лаптя на лапоть, над головами кружила ранняя оса, разрываясь меж двумя медоносными мешками (даже на расстоянии аватар чуял запах свежих сот), не в силах определиться с выбором.

— Вы на лужайку за полоникой собрались? — выразительно глядя на лапти, поинтересовался Арвиэль.

— Так жарко же! — переглянулись братья.

— Здесь — жарко, там — сыро и топко. Марш домой переобувать сапоги!

Глядя в удаляющиеся спины, Арвиэль недовольно покусывал губу: не то чтобы он верил в людские приметы, но незапланированное возвращение через порог накануне похода и в аватарьих кланах считалось дурным знаком.

Выдвинулись только через полчаса и в компании уже десятка ос…

Солнце неумолимо поднималось, а надежда добраться до берёзового перелеска к полудню пошла шушелю под хвост из-за пары бестолковых сонь. Стремясь наверстать упущенное время, Арвиэль наращивал темп, пока не счёл его достаточным. Жары ещё не было, и парни не роптали, но всё равно плелись в хвосте, изредка переговариваясь промеж собой. Эртан мерил дорогу уверенными широкими шагами. Хоть на кого-то здесь можно положиться, даже если что-нибудь пойдёт не по плану.

К Васькиным холмам, усыпанным васильками так густо, что казалось, будто здесь прошёл цветочный дождик, разбрызгав ароматную синь вместо капель, подошли, когда солнце уже входило в зенит. Смоченный в ручье платок, которым аватар обвязал голову, давным-давно просох, а до перелеска оставалось больше часа по самой жаре. Обернувшись в очередной раз, Арвиэль ахнул: над братьями гудела сердитая осиная туча. Проследив за его шальным взглядом, Венька беззаботно отмахнулся:

— А-а, пусть летают! Мы с Сенькой привычные, а у Эртана кожа дубовая.

— Рад за вас, ядрёна ворона!

— А ты не беги, тебя и не зажалят.

— Не могли мёд получше завернуть, — отворачиваясь и в отместку прибавляя ходу, сердито пробурчал Арвиэль, увы, уже не способный повлиять на ситуацию. Надо было предугадать такой поворот и проверить мешки братьев заранее.

В березняк он первым и вломился, с подвыванием отмахиваясь от наседавших настырных ос. По совету Веньки аватар не бежал, да и вообще не совершал резких движений, но, видимо, бешеные насекомые, переломав жала об Эртана и не добившись от Лесовят хоть какой-то реакции на свои диверсии, решили выместить злость на единственном уязвимом объекте. Теперь пекло везде, особенно лицо и руки, а глаза утонули в щеках.

— Да вы с Эртаном теперь близнецы, только б тебя ещё по травке рожей повозить для вящего сходства, — рассмотрев «бригадира», как конь заржал Сенька.

— Пофёл ф фопу, фуфель кляфый! — огрызнулся аватар, щедро смачивая платок «целебным зельем», сиречь обычной колодезной водой, разлитой по флаконам как раз на подобный случай. Ну а как иначе объяснишь приятелям на глазах спадающую опухоль?!

Пока аватар лежал с компрессом на физиономии, ребята сбегали к ручью, запалили костерок и разложили на полотенце нехитрый обед. Арвиэль чесался и злился, глядя, как «команда» самозабвенно уписывает мёд, прихлёбывая накипячённым в котелке чаем. Через час максимум укусы пройдут, но пока настроение было паршивым. Сам он перехватил бутерброд с салом и огурцом, чай пить не стал вовсе, но вошедших во вкус приятелей не останавливал. Как и следовало ожидать, Лесовят потянуло в сон, но непреклонный «бригадир» жёстко скомандовал «подъём».

Они двигались березняком на север, походя собирая грибы. Сперва медленно шли, зевая, затем братья разгулялись и снова захотели есть. Видимо, поэтому Сенька так бурно среагировал на телёнка косули, мирно щиплющего травку у ручья: с горящими глазами и открытым ртом замахал руками, тыча пальцем в дичь, но мигом опомнился и скинул с плеча арбалет.

— Я подстрелю её на ужин, — шёпотом сообщил парень, от волнения укладывая болт мимо паза.

— Ну, подстрели, — великодушно разрешил «бригадир».

Болт наконец-то лёг куда надо. Взведённый арбалет запрыгал в Сенькиных руках, точно пытался вырваться и удрать подальше от горе-охотника, а сам Сенька щурился обоими глазами попеременно, тщетно стараясь сконцентрироваться на цели. Арвиэль мог бы дать совет, но не стал: Лесовят стрельбе Зосий обучал, вот пусть по его рекомендациям и действуют.

Внезапно косуля подняла голову и уставилась на стрелка в упор. То ли от переизбытка чувств, то ли устав держать тяжёлый арбалет, то ли плюнув и положившись на авось, но Сенька нажал спуск. Здесь щёлкнуло, в сторону ручья свистнуло, а там треснуло.

Косуля, дёрнув ухом, удивлённо посмотрела на охотника, потом — на мимолётную (в буквальном смысле!) смерть свою, накрепко застрявшую в берёзе, неспешно развернулась и скрылась в боярышнике.

— Хорошо, — на полном серьёзе одобрил аватар. — Этот арбалет на аршин погрешность вправо даёт.

— Раньше сказать не мог?!! — возмутился Сенька.

— Она же маленькая ещё, а вдруг ты бы в неё попал? Зато теперь мы оба знаем, что глаз у тебя меткий, только практика нужна.

Сенька долго смотрел дичи вослед с опущенным арбалетом и вселенской печалью в глазах, но всё-таки пришёл к выводу, что для северингской округи комплименты от эльфов большая редкость, нежели косули, и вновь повеселел.

— Надо к Истринке выбираться и дальше идти берегом, иначе брод пропустим, — ближе к вечеру решил Венька. На севере речка делала большой крюк, огибая Северинг по широкой дуге с востока на запад.

— Здесь брод есть? — удивился Арвиэль. Сам он перебирался через реку привычным для крылатых способом, но сейчас намеревался потерять время и силы группы на переправе.

— Да, Зосий о нём упоминал. Там берёза строенная растёт, Зосий на ней зарубку оставил.

Во второй раз аватара кольнуло предчувствие беды — странное, неоформленное, и оттого ещё более тревожное. Тем не менее, боясь показаться паникёром (остальным-то шиш объяснишь, что не так!), парень кивнул и свернул на восток.

Березняк приветливо шуршал листьями, роняя золотые серёжки на бедовые головы; малина дразнилась первыми созревшими ягодами, приглашая задержаться и отведать даров дедки Лешего; грибы, кажется, сами выстреливали бурыми шляпками охотникам под ноги. На закате птицы распелись особенно звонко да ладно, точно стараясь докричаться до солнца, чтобы завтрашний день оно подарило погожим для очередного концерта. Свой лес, до последнего пенька знакомый…

Стоп! А ведь и впрямь знакомый!

— Мы мимо этого пня полчаса назад шли, — озадаченно пробормотал Арвиэль, разглядывая приземистый пенёк с побегом берёзки на срубе. — Что за… Стоп! Ребят, переобуваемся!

Аватар погрозил кулаком невидимому шутнику, и в ответ послышалось довольное старческое хехеканье.

Парни обменяли местами сапоги: правый обули на левую ногу, и наоборот. Вскоре выбрались на крутой бережок, а чуть погодя подошли к броду. Там и заночевали, поужинав кашей с салом и жаренными на прутке грибами и вдоволь наболтавшись перед сном о призраках да умертвиях.

На рассвете переправились через реку. Арвиэль помахал рукой с того берега, и лес зашумел в ответ — на Истринке территория дедко Лешего заканчивалась. Начинались чужие владения. Чьи-то…

На первый взгляд заречный лес ничем не отличался от своего: те же сосны, берёзы, полностью исчезающие к чащобе, редкие, но мощные дубы, ягодные заросли… Арвиэль не раз охотился здесь, но с хозяином так и не познакомился. То ли местный леший был необщительным, то ли вовсе его не существовало. Обычно аватар уходил на восток или к югу, держась подальше от Предлесья, а теперь поневоле пришлось двигаться против течения Истринки вслед за братьями, теперь возглавлявшими группу.

— А вон и пороги, о которых Зосий говорил! — ближе к полудню радостно объявил Венька, указывая на клубящиеся барашки, увенчанные трёхцветной радугой. — Теперь идём на северо-северо-восток до оврагов. Арвиэль, ты направление выдержишь?

— Эльфы чувствуют лес ногами, — улыбнулся аватар. — Я никогда не заблужусь и не собьюсь с курса.

Тем не менее он понемногу стал забирать на восток, держась параллельно кромке Сумеречья. Всё это время Арвиэля не оставляло ощущение, будто кто-то наблюдает за ними исподтишка. Впрочем, угрозы аватар не чувствовал, а потому держал ухо востро, но тыкать арбалетом во все кусты не спешил.

Через несколько часов ходьбы Венька, по какой-то причине отставший от группы в очередной раз (живот прихватило, что ли?), догнал проводника и возмущённо выпалил:

— Ты же говорил, что с курса не собьёшься, а сам на восток идёшь!

— С чего ты взял? — с подкупающей искренностью «удивился» Арвиэль.

На миг Венька стушевался, но тут же нашёлся:

— Так мох на дереве растёт с северной стороны, а мы придерживаемся южной!

Взглянув на ближайшую сосну, аватар смущённо почесал переносицу:

— Н-да, похоже на то… Извините, ребят, задумался!

Братья хмуро переглянулись. «Бригадир» мысленно матюгнулся: он был уверен, что группа просто идёт за ведущим, как баранчики, ан нет, оказывается, смотрят по сторонам…

До сумерек отмахали на север ещё вёрст двадцать. Погода испортилась, стало мрачно и глухо. Посмурневшее небо давило на плечи, закрапал холодный, но, к счастью, непродолжительный дождик. На ночлег облюбовали местечко у корневища раскидистого дуба, благодаря пышной кроне оставшееся сухим, а если снова заморосит, то за костёр можно будет не беспокоиться. Нарубили лапника, отыскали сухого хвороста на розжиг; пока Эртан, которому по жребию выпало дежурить первым, разводил костёр, Лесовята набрали дров и сложили их вокруг огня «колодцем» для просушки, а Арвиэль нашёл криницу. Сварили традиционную кашу с салом, на природе казавшуюся невероятно вкусной.

— Я Ксане прредложение сделать хочу, — облизав ложку, сказал вдруг Эртан.

Переглянувшись, Лесовята загыгыкали: для восемнадцатилетних парней свадьба пока что ассоциировалась только с тремя понятиями — пьянка, пляска, драка.

— Давно пора, — одобрил Арвиэль. — Чего медлил?

— Ждал, когда Мирронова сука ощенится. Собаку Ксанке подаррю, чтобы наверрняка согласилась — давно прросит! А ты мне дрружкой будешь.

Он не спрашивал, зная, что лучший друг и не подумает отказаться от столь почётной, но ответственной роли.

— Ага, только учти: я торговаться не умею и невест никогда не выкупал. Выдурят у меня всю твою выпивку, чур, не виноватить!

— Пускай-пускай, — многозначительно ухмыльнулся Сенька. — Главное, чтоб девчонки всё выдуренное выпили.

— А браслет тебе Ксанка в обмен на козу сплетёт? — сыронизировал Венька: орк единственным из группы был без охотничьего талисмана.

— У нас по-дрругому удачу привлекать прринято, получше вашего, — не обидевшись, осклабился Эртан.

Парни помолчали, каждый думая о своём. Запрокинув голову, Арвиэль прислушался к беззаботной трескотне белок в кроне и с улыбкой погладил свой браслет.

* * *

Ящерка дождалась, когда трое двуногих улягутся, и осторожно взобралась на корень, с любопытством разглядывая четвёртого, зеленокожего и черноволосого, телосложением мощнее остальных. Затем спустилась и зашуршала в траве, присматриваясь к лицам спящих, принюхиваясь к их запаху: раздвоенный как у змеи язык мелко-мелко подрагивал. Ящерка была крупной, почти в локоть длиной, но двигалась абсолютно бесшумно, так что даже тот-кто-не спал не заметил ночную гостью. Помогала и антрацитовая чешуя, полностью скрывшая её в траве за пределами освещённого круга.

Завершив обход, ящерка побежала туда, откуда явилась. Этот лес ей не нравился — больно светлый. Зато охотиться легко, например вон на ту мелкую ящерицу, опрометчиво высунувшую зеленовато-коричневую морду из укрытия под камнем. Молниеносный бросок — и мелочь забилась в острых ядовитых зубках, прихваченная за голову. Дождавшись, когда добыча перестанет трепыхаться, чёрная ящерка неторопливо, как удав, проглотила её и заспешила дальше, елозя по мху потолстевшим сизым брюшком.

Шшурххх…

* * *

Проснувшись на рассвете, Арвиэль пихнул задремавшего под конец дежурства Сеньку и отправился на разведку. Вернулся он через полчаса, на ходу обламывая ветки с молодой засохшей сосенки.

— Советую и вам по слеге сделать.

— Это зачем? — удивился Венька, глядя на просохшую за ночь землю под ногами.

— Во-первых, в полуверсте отсюда клюква растёт — немного, но на болоте, уверен, её будет больше. Во-вторых, змей в округе немерено, это нам пока везло. А в-третьих, вы обещали не поперечничать!

Болото обошли по самому краю, но Эртан, засмотревшись на густую, но, увы, ещё не поспевшую клюкву, умудрился увязнуть, едва не подарив чавкающей зыби сапог. До полудня вышли к искомым оврагам и смогли наполнить фляги в студёном солоноватом ключе. Чем дальше на север уходили охотники, тем заметнее становились изменения: берёзы исчезли полностью, а сосны обмельчали, трава потемнела и укоротилась, зато мох изрядно подрос и сам походил на луговую мураву, лишайники теперь обнимали стволы кольцом, грибы всё больше попадались ядовитые. Завидев развесистый куст, плотно усыпанный иссиня-чёрными матовыми ягодами, Сенька припустил к нему, разве что не облизываясь на бегу:

— Ирга-а!!!

— Стой! — не успевая перехватить приятеля, Арвиэль попросту ткнул его слегой в икру — Лесовёнок так и поехал животом по склизкому мху, нелепо взмахнув руками на старте.

Впрочем, ничком он валялся недолго. Вскочил почти сразу, скинул мешок, распетушился и бросился на обидчика, не рискуя, однако, пускать в ход сжатые кулаки. Только прыгал на месте, возмущённо чирикая, как привязанный за лапку воробей.

— Охренел, да?!!

— Ну какая ж это ирга, болван? — Арвиэль перевернул листочек, демонстрируя тёмный, почти под цвет ягод низ. — Это колюта, или вороная моровка. Слопаешь пару ягод — и через несколько минут ножки протянешь. Её даже трогать опасно, так что иди-ка лучше руки помой.

— Так я же её не трогал… — парень сразу присмирел и растерял боевой пыл и на куст поглядывал уже с благоговейным трепетом. Даже кулаком ему грозить не стал.

— А для профилактики.

За неимением водоёма Сенька профилактически вытер ладони о замызганные штаны.

— Что-то ты рраскомандовался, дрружище, пррям как твой наставник, — усмехнулся Эртан, когда Лесовёнок отошёл к чем-то недовольному брату.

— Я просто хочу вернуть вас живыми и невредимыми: тебя — Ксане, их — деду. Идите, я вас догоню.

Выждав, пока приятели обогнут куст, Арвиэль достал платок и, накрыв им ладонь, натряс целую горсть смертоносной отравы, способной в считаные минуты разнестись по организму, попасть в кровеносную систему и остановить сердце. Но колюта — слишком редкая ягода, чтобы просто пройти мимо: можно метательные ножи соком обмазать, болты, если в будущем арбалет нормальный купит… да мало ли! Но пригодится однозначно. Насобирав таким способом половину кожаного мешочка, аватар осторожно уложил его поверх поклажи, чтоб не раздавить, и побежал догонять остальных.

К обеду увидели первую орцойю, даже есть от восторга расхотелось — зрелищем остались сыты. Обойдя кругом молодое дерево, похоже на ясень, но со свинцово-синими листьями, Сенька восторженно обнял шершавый чёрный ствол, на рынке древесины стоящий как пять взрослых ясеней:

— Пришли, да? Это — граница?!

— Ещё нет, — остудил его Арвиэль.

— Но ведь оррцойи только в Прредлесье ррастут! — возразил Эртан, прицениваясь к деревцу в две сажени высотой с довольством наёмного лесоруба, метящего корабельные сосны.

— Граница-то столбиками не помечена, и шильды на ней нет, — хмыкнул аватар. — Крылатку могло сюда ветром занести… или белочка обронила.

— Откуда ты столько знаешь о Предлесье? — подозрительно прищурился Венька. — Ты ж в Силль-Миеллоне жил!

— Силль-Миеллон с ним на севере граничит, так вот мы почти на границе и жили. Отец там охотился, а потом мне обо всём рассказывал…

…Пока люди его не убили. Арвиэль не сказал это вслух, но Венька сам додумал фразу и отцепился, потрепав приятеля по плечу.

Орцойя послужила сигналом к тому, что пора бы свернуть, пока не поздно. По мху север теперь не определялся, небо вновь заволокло седой пеленой, надёжно спрятавшей второй ориентир, — солнце, и Арвиэль понемногу отклонялся на восток, а затем и к югу от греха подальше. Там, куда аватар вёл приятелей, было отличное угодье, только олени в нём водились обычные, травоядные. Увидев благородных красавцев, ребята вряд ли будут шибко сожалеть о клыкастых злобных крагги.

Едва устроились на привал, Венька снова удрал в кусты. Вылез оттуда красный, как кумач, от злости, разве что дым из ушей не валил.

— Плут ты, Арвиэлька! — обличающе ткнув в «бригадира» пальцем, рявкнул Лесовёнок. — Мы на юг идём!

— Да нет, на север… Ты с эльфом о лесе споришь?! — повысил голос и Арвиэль: необъяснимая проницательность недалёких братьев начинала тревожить всерьёз. Эртан медленно отложил на полотенце ненадкушенную галету.

Презрительно сузив глаза, Венька скрестил руки на груди:

— Эльф давно должен был вывести нас к ручью, а дальше мы шли бы против течения до большого валуна…

— …Помеченного Зосием, верно? Эти направления, ориентиры… Вень, я в жизни не поверю, что вы всё это запомнили. Он вам карту дал, что ли?

Лесовёнок, скривившись, в сомнениях почесал макушку. Аватар не сводил с него испытующего взгляда, и, сообразив, что отпираться бесполезно, парень плюхнулся на пенёк к «столу».

— Ну да… Только не с собой, а срисовать.

— Он нам и компас дал, чтоб не заплутали! — с гордостью поддакнул Сенька. Брат в сердцах стукнул его кулаком по макушке.

Арвиэль перевёл холодеющий взгляд с одного на другого. Вот, значит, как они его «ловили».

— Он вам компас дал?..

— Дал… Сказал, что эльф в команде, конечно, хорошо, но вдруг он нечаянно заблудится, — нехотя пояснил Венька.

— И давно Зосий знает, что я с вами иду? — Компас дал заботливый дядя Зосий. Но не потому, что боялся, будто эльф в лесу нечаянно заплутает… а чтобы не сделал этого намеренно.

— Ну-у… давно, ещё до того, как ты кочевряжиться начал. А что?

— Мы идём на восток или возвращаемся.

Остальные так посмотрели на проводника, словно он только что предложил им обменять арбалеты и вольную жизнь на рубище скитника и вериги.

— Ребят, я серьёзно.

— Но ведь мы почти дошли, — неуверенно возразил Эртан.

— В том и дело. Сумеречье — не место для таких, как мы. Один шанс из десяти, что мы вообще выберемся оттуда. А уж невредимыми…

Воцарилась напряжённая тишина, в которой совиное уханье звучало особенно угрожающе. Эртан, отвернувшись от друга, задумчиво грыз галету, Сенька что-то бормотал, косясь на кривой арбалет. Венька поднял на Арвиэля тяжёлый недобрый взгляд и тихо, но веско произнёс:

— Правильно Зосий говорил, больно осторожный ты для настоящего охотника, а охотничья удача рисковых любит.

— Вень, я на провокации не поддаюсь, — покачал головой аватар. — К тому же крагги выбегают из Предлесья, и Зосий мог подстрелить его где-то здесь, а всем нам соврал…

— Он не врал! — вновь багровея, зарычал Венька, да так свирепо, что «бригадир» онемел. — Ты ему просто завидуешь! Привык во всём первым быть, всеми нами командовать! Самый сильный, самый ловкий, самый умный — как же-с! Как Арвиэлюшка повелит, так и будет! А вот шиш, получше тебя нашёлся!

— Вот-вот! — воодушевлённо подхватил Сенька, пока брат переводил дыхание. — Девчонка красивая из города приехала, так и ту захапал, хоть и не нужна она тебе вовсе!

— Ребята, вы чего?! — вконец растерялся Арвиэль.

— Ничего! Мы идём, куда собрались, а ты возвращайся домой книжки читать! Ты же у нас грамотный, это мы — дураки, деревенщина!

— Никуда вы не пойдёте, и точка. А начнёте дурить — скручу обоих и за шиворот к деду отведу.

Случившееся дальше Арвиэль потом неоднократно вспоминал с отвращением и обидой: не сговариваясь, оба Лесовёнка выдернули из мешков арбалеты и направили на старого приятеля, товарища по играм, забавам да каверзам — незаряженные, но от этого было не легче. Аватар молча смотрел на ребят, которых, как ему казалось, он знает всю жизнь и видит насквозь. В горле встал тяжёлый липкий ком. Наверное, так и начиналась Алая Волна: сидели за одним столом люди и нелюди, а потом друг с таким же вот перекошенным лицом и бешеными глазами поднял руку на верного друга во имя новых идеалов…

— Э-эй, полегче… Вы белены обожррались? — орк начал подниматься во весь немалый рост, Лесовята тоже вскочили.

Под укоризненным взглядом Эртана братья стушевались и опустили арбалеты. Не поднимая глаз, Венька буркнул:

— Мы идём в Предлесье. Хочешь, давай с нами, а этот… пускай остаётся, коль струсил.

Эртан не ответил. Пожав плечами, братья собрали мешки, Венька, уже не таясь, достал из кармана поцарапанный старый компас. Они уходили, не оборачиваясь, твёрдо выбрав свою дорогу и намереваясь пройти её до конца. Еловые лапы качнулись за спинами и вновь сцепились неподвижно…

— Вдвоём они точно прропадут, — слушая затихающий шорох шагов, мрачно сказал орк.

— Так давай догоним и вернём.

— Да не веррнутся они. Не за шиворрот же их тащить, в самом деле.

— Надо будет, вырублю обоих и потащу волоком.

— Да бррось! Не по-товаррищески это!

— А что по-товарищески, Эртан? Позволить им умереть? Или самим сгинуть за компанию из дружеской солидарности? — невесело усмехнулся низложенный «бригадир». Всё равно идти придётся: если посмел взять на себя ответственность за кого-то, борись за их жизни до конца, что бы ни произошло, чему угодно вопреки. Это — Нерушимое Правило аватар. Наставник иначе говорил, но тоже верно: взялся за гуж — не говори, что не дюж.

— Да с чего ты взял, что мы сгинем? — видя, что друг заколебался, возразил Эртан. — Может, и нам повезёт, как Зосию, и кррагги сам навстрречу выпррыгнет. Прристррелим его и веррнёмся.

— А если нападёт стая голов в пятнадцать? — Язык не поворачивался назвать хищных тварей стадом.

— Мы с тобой вдвоём семеррых стоим. По паре ррогатых на бррата, а вожака вместе пррикончим, — пошутил орк… и стал потихоньку складывать провиант в мешок.

— А рога кто потащит? — Арвиэль поднялся, отряхнулся, размял затёкшие ноги.

— Лесовята пусть тащат! А ты подрружке сумерречную белку прринести обещался! Забыл, что ль? — поддел его приятель.

— Не забыл, но она хочет обычную, рыжую… Впрочем… — что «впрочем», парень не сказал, лишь усмехнулся собственным мыслям. По необъяснимой причине все девочки млеют от пушистиков: зайчиков, кошечек, белочек, лишь бы можно было потискать. Ну и клыкастую Майка полюбит, просто будет ей мясо вместо орешков на рынке покупать! Зато парни из соседней мужской гимназии не рискнут сунуться в комнату в отсутствие хозяйки, чтобы накалякать на стенке очередное трудносмываемое признание, за каковые девушке не раз влетало от директрисы.

Лесовят нагнали у замшелого пня, на котором те только что плотно пополдничали, а теперь собирались в путь.

— Надо же, кто пожаловал! — с издёвкой и облегчением одновременно фыркнул Венька: видимо, нешуточно переживал из-за ссоры и на себя злился не меньше, чем на приятеля. Сенька не скрывал широкой улыбки.

Не говоря ни слова, Арвиэль занял своё место во главе группы. Ребята не протестовали, и на закате охотники увидели последний ориентир.

Ручей в червонных лучах, наискось пронизывающих кроны, казался огненным. Фантастическое, волшебное зрелище. Порыжевшие воды осыпали золотом пены отражение прибрежных деревьев, кустов, гладких серых камней, смазывая и без того зыбкие формы, словно художник, снова и снова перекрывающий холст в стремлении к абсолютному идеалу. Ручей успокаивающе бормотал, как будто просил «натурщиков» хоть минутку постоять неподвижно, но лес шумел и качался, а путники шли, то и дело оглядываясь на раскалённую закатом воду. И чем севернее уходили, тем больше чёрных деревьев видели на другом берегу.

Широкий ручей можно было считать и небольшой лесной речушкой. В нём даже пеструшка водилась, так что поужинали настоящей ухой — без картошки, зато с ложкой спирта, прихваченного Арвиэлем из дому. Ребята честно пытались шутить, проводник — улыбаться и поддакивать, но выходило настолько фальшиво, что приподнятый сменой рациона настрой скис, а вот неловкость осталась.

Ночью толком не спали, взбудораженные близостью Сумеречья, а поднялись ни свет ни заря. Шли до победного и остановились уже возле «Зосиева» валуна, огромного, похожего на свернувшуюся клубком ящерицу, опустившую в воду гребенчатый хвост.

— Ладно, вон у той сосны устраиваемся на привал, — к общей радости объявил проводник. — Венька с Сенькой дров пусть поищут, ты, Эртан, покуда разводи костёр из того, что под рукой найдётся, а я пойду воды наберу, заодно посмотрю, где тут лучше на ту сторону перебраться.

Переправа действительно представляла проблему: «рекоручей» был мелким, но течение сбивало с ног, что, конечно, способствовало общему желанию вымыться и постираться, но Арвиэль всё же предпочёл экзотике банальную баню по возвращении. Идти пришлось недалеко, саженей тридцать. В этом месте над ручьём мостом перекинулась сосна — толстая, прочная, с засохшими ветками-опорами, и в «пазах» между камней она держалась крепко. Удовлетворённо кивнув сам себе, Арвиэль присел на корточки с котелком в руках.

Относительно спокойная вода в маленьком затоне отражала (сиречь искажала) встрёпанного, немного хмурого парня, со скептически-ироничным видом ищущего на дне куриного бога. И парень этот был у ручья не один.

— Привет!

Скосив глаза, аватар увидел две стройные белые ножки буквально в полуаршине от себя, а задрав голову — и их обладательницу, с любопытством наблюдавшую за реакцией чужака.

— И тебе привет, хозяйка.

Арвиэль честно старался смотреть ей в глаза, но выходило едва. Лесная нечисть сидела на «мостике», спустив ноги в воду по щиколотку и поддернув зелёное платьице выше колен, чтобы не замочить, и её симпатичные коленки как раз притягивали точно магнит. Лукаво склонив головку набок, хозяйка переложила на грудь серебристые волосы, такие длинные, что кончики путались течением.

— Я знаю, что ты часто ходишь в этот лес, только не сюда, а южнее. Я — лесовица.

— Лешая? — не понял Арвиэль. Раньше он не слышал, чтобы в Стрелецкой губернии лесных дев звали так… Хотя, может, раньше и называли. Несколько сотен лет назад, а то и больше, когда сам Стрелецк был ещё укреплённым селищем.

— Да не лешая, а лесовица! — девушка обиделась не всерьёз и махнула на него мокрыми волосами, организовав точечную постирушку. — Можешь звать меня Наринэ ^[10]. А тебя как?

— Арвиэль, — без опаски быть заколдованным Арвиэль сообщил имя, придуманное людьми. — Это ты за нами присматривала?

— Ага! За такими, как вы, глаз да глаз нужен: то лес подожжёте, то в болоте утопнете.

— Чего ж раньше знакомиться не выходила?

— А зачем? — нечисть кокетливо прищурила синий глаз, совсем как Лушка, и Арвиэль чуть не прыснул. Облокотившись на бревно, подпёр кулаком подбородок:

— Я бы знал, что тебе нравится, подарок принёс бы.

— Да-а? — рассеянно оглядевшись, Наринэ указала на невесть откуда взявшиеся здесь незабудки. — Венок мне сплети!

— Извини, сему ремеслу не обучен, — Арвиэль досадливо развёл руками, и глаза лесовицы жадно вспыхнули.

— Тогда подари эту красивую штучку, как раз мне к платью пойдёт.

Парень почувствовал себя негодяем, пообещавшим ребёнку пряник конём, а в итоге отнявшим последнюю конфету, и сконфуженно отошёл.

— Прости, но и этого я дать не могу — это подарок. — А к тому же Майкин двойной узел шиш развяжешь. — Может, я что-то могу для тебя сделать?

— Ничего тогда не надо… Скучно мне, а так хоть с тобой поговорила, и то хорошо. Здесь, — Наринэ похлопала по бревну, — мои владения заканчиваются. А ты дальше идёшь?

— Да. А дальше территория другого хозяина, верно?

— Нет здесь других. Я совсем одна… — лесовица погрустнела. — …Хозяйка… Зачем ты туда идёшь?

— За белкой, — честно ответил парень.

— Там много белок, — серьёзно кивнула нечисть, — чёрные, а на хвостике кончик беленький как искорка. И олени есть, и кошки дикие, и барсуки, и медведи… Но там очень-очень опасно, только отважный и сильный духом сумерек не испугается.

— Я не боюсь сумерек.

— Ну что ж. Тогда ещё свидимся, Арвиэль, — в синих глазах вновь загорелись озорные огни, Наринэ вдруг резко вскинула руку, указывая собеседнику за спину. — Ой, птичка!

Когда аватар, удостоверившись, что птички в терновнике нет, повернул голову обратно, на бревне уже никого не было.

— Пока-пока… — пробормотал Арвиэль. Всё-таки у Сумеречного Предлесья имелась граница и даже шильда, говорящая и весьма симпатичная…

Аватар вернулся к костру, а немного погодя подошли Лесовята, порознь, но мечтательно-одухотворённые и, главное, с топливом.

* * *

— Теперь идём на северо-восток до водопоя на Чёрном озере! — торжественно объявил Венька, когда группа оказалась на Сумеречной стороне.

— И сколько идти? — осведомился проводник.

— Зосий сказал, пару дней.

— Хмм…

— Что не так?! — насторожился Сенька.

— А то, что концы с концами у него не сходятся. На путь до границы у нас ушло три дня, — начал считать Арвиэль, мысленно вычтя полдня, по его вине потраченные на блуждание зазря. — Зосий ходит быстрее, но он был здесь первым и нащупывал дорогу без всяких ориентиров. То есть у него вышло не меньше, а то и больше. Два дня до озера, туда и обратно к границе — уже четыре, а всего получается десять. Плюс охота, разделка туши, рога, опять же, у крагги отпилить очень непросто… Выходит не меньше десяти-одиннадцати дней, а Зосий обернулся за неделю. Так-то, ребята.

— Опять ты за своё?! — взвился Венька.

— Хорошо, хорошо, ваш Зосий — лучше всех… Предположим, что озеро действительно существует… гипотетически.

— Каковски?!

— Ладно, идёмте, — вздохнул Арвиэль.

— И как тебя Майка террпит? — хохотнул Эртан.

— А она не терпит. Она наслаждается. Кстати, зарядите-ка арбалеты и из рук не выпускайте… Сень! Я сказал, из рук не выпускать, а не на спуск давить. Ещё застрелишься ненароком, мы потом труп по жаре тащить умучаемся…

Жара, к слову, осталась в лесу Наринэ, а в Сумеречье оказалось довольно прохладно. Глухие тона окружающей природы усугубляли ощущение промозглой зябкости, и чем дальше шли путники, тем мрачнее становилось, так что пришлось достать плащи. Поначалу ребята встречали каждую орцойю как любимую тётушку, приехавшую под Новый год с гостинцами, но потом совсем перестали обращать на них внимание. На запертом меж стволов ветру трепетала прозрачная летящая паутина. Деревья, кустарники, трава, даже мох и камни — всё было тёмным, холодным и неприветливым, и этот сумрачный мир создавал впечатление прекрасного, но жестокого величия, угнетающего самое отважное сердце и безмолвно грозящего уничтожить любого, кто посмеет нарушить его равновесие. Поневоле аватар залюбовался местностью, где некогда охотился его отец. Дариэль Винтерфелл рассказывал не так интересно, как Зосий, больше напирая на особенности и повадки фауны и флоры, среди которой тоже находились хищные подвиды, и об уязвимостях вышеупомянутых.

— Вон, видите чернику? — Арвиэль указал на пышные заросли, усыпанные в равной степени ягодами и кривыми колючками. — Не советую её собирать.

— Ядовитая? — уверенно уточнил Венька.

— Вовсе нет. Это — скороспелка, притом очень полезная. Но в ней частенько устраивает гнездо родственница листомордой шурши — шурша чёрная, и вот она как раз ядовитая. Кустарник защищает шуршу от барсуков, у которых к её яду иммунитет, а змея, в свою очередь, не даёт навредить чернике грызунам или таким вот собирателям, как мы. Кстати, и черника, и шурши держатся ближе к болоту…

Вскоре нарисовалось и оно. Широкие, но мелкие лужи, попадавшиеся на пути, постепенно превращались в глубокие бочаги, утыканные лохматым сородичем рогоза, а затем сцепились протоками, сплылись кляксами, и перед охотниками раскинулась тёмная рябая топь, мёртво глядящая в небо слепыми окнами глади. Кочки доверия не внушали, гать даже не предполагалась, и единственным надёжным местом казался островок, как ёжик, ощетинившийся вереском. Сразу за ним неподвижно висели сизые хлопья, а дальше непроглядной пеленой стыла хмарь. Грязно-серая плесень выдула огромный пузырь, тут же лопнувший с утробным чавканьем; словно в ответ из тумана донёсся низкий тоскливый звук, похожий на вой или стон.

— Впечатляет… — Эртан с трудом подобрал подходящее слово. Братья переводили недоверчиво-кислый взгляд с Арвиэля на компас, повелевающий лезть прямиком в трясину.

— Мы в болото не пойдём, мы болото обойдём, — проводник оптимистично потёр руки. — Что же Зосий-то вас о нём не предупредил?

Венька переминался с ноги на ногу, дулся и сопел, но молчал.

— А может, он болото вообще не видел? — жалобно предположил Сенька. — Отклонился на север сильнее, чем мы, ну, и обошёл по дуге, даже не заметив.

— Может, и так, — не стал издеваться аватар.

Вернулись к чернике, на твёрдую почву. Чтобы хоть немного поддержать боевой дух команды, Арвиэль пошуровал под кустом слегой, спугнув двух змеюк толщиной в руку, после чего радушно пригласил ребят отведать ягод.

Двигались теперь медленно, тщательно прощупывая путь, — казалось, трясина вдруг разверзнется как раз под ногами проводника. На местные «красоты» почти не обращали внимания, только гоняли докучливых комаров да топали-шикали на любопытных бесстрашных жаб, самые мелкие из которых были с Эртанов кулак величиной. Через час черепашьего хода вышли… к зарослям черники. Судя по компасу, тропка, петляющая между луж, вела на северо-восток.

— Так, — Арвиэль раздумчиво оперся на слегу. — Погодите-ка тут.

Он шёл вперёд до тех пор, пока палка не увязла на добрую пядь. Рядом чернела ещё не затянувшаяся выбоинка, оставшаяся с прошлого захода. Вересковый остров был на месте, клочковатый туман — тоже. Надулся и лопнул пузырь, эхом взревело болото…

— Та-ак… — повторил парень, но уже с другой интонацией.

Болото стали обходить с противоположной стороны…

…и абсолютно с тем же результатом.

— Похоже, кто-то нас водит. Давайте-ка переобуемся на всякий случай, — распорядился Арвиэль, с ненавистью глядя на знакомую чернику. Странно… Прямо-таки скверно! Наринэ сказала, что она единственная хозяйка в округе. Неужели солгала? Это вряд ли, ибо лесовики предпочитают не лгать, а говорить загадками — так с их точки зрения веселее. И в чём же был подвох?!

В сапогах не на ту ногу идти стало ещё тяжелее. Эртан пыхтел как чайник, Сенька стал прихрамывать на левую ногу, а Венька — на правую, хотя оба не жаловались. Спустя тот же злополучный час эльф громко и смачно выматерился, доставив приунывшей компании хоть какую-то радость. Обувь надели по-нормальному, всё равно от этой хитрости проку не было.

— Давайте к ручью вернёмся и пойдём другой дорогой, — развернувшись к ягодам спиной, Арвиэль прошёл мимо уже на всё готовых спутников, поникших и мрачных под стать округе…

…Часом позже аватар зло вогнал палку в рыхлую землю подле клятого черничного куста:

— Я заблудился.

— Это эльф говорит? — Венька язвил, храбрился и хорохорился, но выглядел бледно.

— А что компас говорит?

А компас ничего не сказал. Он с ума сошёл, вернее, с магнита. Стрелка, дотоле строго указывавшая на север, вдруг сорвалась и завертелась как бешеная. Сенька отпрыгнул, точно взбрыкнувший помощник навигаторов выскалился на него, грозя покусать.

— Может, тут железняк залегает? — глухо спросил Эртан, сам себе не веря.

— Может быть, — аватар не стал лишать спутников последней надежды.

Смеркалось, что не отражалось на красках — только на звуках. Щебет, звон и жужжание сменились совиным уханьем, дальним воем и осторожным шорохом где-то совсем рядом. Болото тоже периодически напоминало о себе, вынуждая братьев вздрагивать и жаться друг к дружке как двух испуганных зайчат. Эртан, хмуро поглядывая по сторонам, держал арбалет в напряжённой руке болтом в землю, а Арвиэль поймал себя на том, что уже машинально достал и взвешивает на ладони две метательные «рыбки».

— Ладно, устраиваемся на ночлег.

— За хворостом по жребию пойдём? — сдавленно спросил растерявший остатки спеси Венька.

— Иди, если хочешь, а лично я заберусь вон на ту орцойю повыше и привяжу себя ремнём.

Слеги обмотали сменными портянками, заготовив факелы, — уж лучше потные ноги, чем откушенная голова. Флакон с маслом был в мешке у каждого, а эльф и орк способны высечь достаточную искру с первого удара кремнем.

Услышав тихое подозрительное хлюпанье сверху, Арвиэль ободряюще похлопал по свешенной ноге:

— Ладно, Сень, не раскисай. Утро вечера мудренее, и завтра мы обязательно что-нибудь придумаем, вот увидишь! А может, выход найдётся сам собой.

* * *

Утренняя попытка прорыва закончилась там же, где и началась, — возле дочиста обобранного черничника, куда шурши уже не чаяли вернуться. Ночью Арвиэль не спал, вспоминая разговор с Наринэ, в котором искал ключевую фразу, методично перебирая слово за словом. И, кажется, нашёл, хотя стопроцентной уверенности не было…

«…Но там очень-очень опасно, только отважный и сильный духом сумерек не испугается…»

Чёт или нечёт?

Аватар очень надеялся на первое, потому что иного варианта не придумывалось. Симку с помощью кулона позвать не выйдет — слишком велико расстояние в полторы с гаком сотни вёрст. Если плюнуть на собственную шкуру и раскрыться перед ребятами, сменив ипостась, то всех троих крылатый волк в один приём не вынесет, а значит, в Предлесье останутся Лесовята либо Эртан, весящий как двое братьев. Но дождётся ли он или они своей очереди? И найдёт ли их аватар в заколдованном лесу? Сомнительный и неоправданный риск.

Остаётся последнее…

— Похоже, у нас только один выход, ребята. И он лежит через топь, — буднично сообщил проводник, обрубая топориком подходящие по длине ветви орцойи, сейчас возымевшие особенную ценность.

— Ты сдурел? Я не пойду! Лучше сразу убей! — наперебой загалдели перепуганные люди.

— Это веррно. Топорром по шее быстррее будет, — серьёзно подтвердил Эртан.

— Я один пойду, — успокоил их Арвиэль. — Помечу ветками безопасную тропку, а вы по ней пройдёте как по мостику.

— А если утопнешь? — лучший друг не разделил его оптимизма.

— Эльфы в болоте не тонут, — криво улыбнулся Арвиэль. Ну да, и в лесу они ни за что не заплутают…

Арвиэль поплевал на руки, растёр. Нужды в этом не было — не на ветке ж пресс качать собрался, но аватар просто тянул время, приглядываясь к трясине, пробуя её пока что только на глаз. Брр! Меньше всего хотелось туда лезть, но надо, притом демонстрируя остальным полную уверенность в своих действиях, иначе паники не избежать. Но если сохранять спокойствие, группа будет верить проводнику и постарается подражать ему, чего и требуется.

Сняв плащ, сгрузив мешок и арбалет, аватар решительно шагнул в объятия топи:

— Я пошёл…

Эльфы действительно ходят по болоту аки посуху, но Арвиэль сразу по колено ушёл в чёрно-бурую жижу. В сапоги, для надёжности перетянутые по голенищу верёвками, начал сочиться холод. Была б верёвка подлиннее — себя б за пояс обвязал и на берег конец кинул, а так только на обмотку и пошло. «Хоть бы пиявка не заползла», — с отвращением думал парень, осторожно пробуя тропку слегой. Шаг, ещё один… Дно под ногами качалось, но держало крепко. Пока.

— Ты как там? — донёсся с берега взволнованный Сенькин голос. Арвиэль прошёл где-то с четверть пути, и обнаружилось, что сырой, застоявшийся воздух глушит не только дыхание, но и звуки.

— Нормально! Ветки хорошо видно?

— Да! — бодро отозвался Венька.

Чувствуя неладное, Арвиэль обернулся. Так и есть: заразившись оптимизмом проводника, Лесовёнок уже нащупывал слегой дно, не дождавшись команды…

— Стоять, я сказал! — рыкнул аватар, и парень опасливо попятился.

Так-то лучше.

Каждый аршин приходилось брать с боем. Густая как ядрёный кисель жижа держала цепко; над головой роились комары, но сейчас было не до них, и очень скоро Арвиэль просто перестал чувствовать укусы. Шёл уже по пояс в месиве, с трудом ворочая свинцовой слегой. Когда за спиной осталось больше половины пути, аватар посмотрел в небо и удивился: солнце по-прежнему стояло в зените, а ведь казалось, что он бредёт как минимум часов шесть.

— Дрружище, ты как?! — это уже Эртан забеспокоился.

— Порядок!

Осталось совсем немного, буквально последний рывок на втором, уже сходящем на нет дыхании…

…Тропа, казалось бы, надёжная, внезапно ушла из-под ног, и Арвиэль ухнул по грудь. Болотная дрянь облепила со всех сторон намертво, как загустевшая овсяная каша позабытую в ней ложку. В первый момент парень едва не запаниковал, но, к счастью, взял себя в руки прежде, чем начал ими махать, приближая гибель.

— Что случилось?! — засуетились на берегу.

— Застрял! — крикнул Арвиэль, чувствуя, как жижа ползёт вверх, медленно, но верно. Последняя ветка торчала совсем рядом — рукой дотянуться можно. А вот ногой никак. И крылья в таком положении не расправить… — Сейчас выберусь!

Слега тоже не желала упираться в тропу, пришлось положить её на поверхность плашмя — хоть немного времени, да выиграет у клятой трясины. Надо подумать…

Ребята меж тем о чём-то заспорили, бурно жестикулируя. Венька швырнул наземь мешок, вручил брату арбалет и решительно полез в болото, но Эртан с рычанием отдёрнул его за шиворот…

…чтобы самому туда сунуться, и сразу выше колена…

— Назад!!! — из последних сил рявкнул аватар. Если природная гать не выдержала эльфа, то тяжёлый орк уже в сажени от берега уйдёт в трясину с головой. Испугавшись за отчаянных, но бестолковых сорвиголов, Арвиэль отчаянно рванулся к спасительной ветке, а напрасно: жижа захлюпала под подбородком.

Внимательно посмотрев на гибнущего друга, Эртан вдруг хлопнул себя по лбу, выдернул из мешка маленький топорик и побежал за деревья. Венька плюхнулся прямо в лужу, обхватив голову руками, Сенька возил кулаком по щекам.

— Ребя-ат! — хрипло позвал Арвиэль.

— А?! — оба встрепенулись.

— Когда вернётесь, Сидору передайте, что это я тиски в кузне поломал… Нечаянно! А Берену… — в чём каяться перед самым близким и дорогим человеком, Арвиэль сказать не успел — жижа хлынула в рот.

До конца оставались считаные минуты. Проще всего было прекратить бесполезное сопротивление и уйти в трясину с головой — отмучался, и всё. И ребята не будут так тоскливо и обречённо заламывать руки на берегу, разрывая сердце себе и гибнущему товарищу, и Эртан наконец перестанет бессмысленно рубить орцойю хилым топориком, а просто всё примет как неизбежное…

Но Арвиэль продолжал дышать носом, вместе с воздухом глотая болотную пакость. Захлёбывался, кашлял, пуская пузыри, но выживал, неизвестно на что надеясь. Эртан, Берен, Марта — те, кому Авриэль небезразличен. Майе тоже, хоть и понимает человечка, что общего будущего у них быть не может. А Симкина жизнь и вовсе зависит от каждого вздоха хозяина. Потому и дышал. Потому и верил в чудо…

Натужный треск вывел из раздумий, приболотные деревца всколыхнулись, а затем наземь рухнула чёрная крона, смяв траву и кустарник. Поваленная орцойя залежалась ненадолго — поехала вбок и вперёд, подталкиваемая кем-то невероятно сильным. На берег вышел Эртан, держа чёрный ствол обеими руками; лицо у орка позеленело пуще прежнего от напряжения и беспокойства. «Дерржись, дружище, я уже ррядом!» Набрав в лёгкие воздуха, сколько смог, Арвиэль погрузился в трясину по середину носа — только моргать оставалось.

Собравшись с силами — аж мускулы рубашку едва не вспороли, здоровенный степняк поднял дерево за ствол и с размаху зашвырнул кроной в болото. Плеснуло совсем рядом с утопленником, хлёсткая ветка оставила на виске алую борозду.

— Хватайся, Арр Арвиэль!

Казалось, что руки закованы в кандалы. И всё равно, очень медленно обрывая вязкие путы, аватар тянулся к спасению. Ещё немного… Ещё чуть-чуть… Вот уже совсем почти… Пальцы зарылись в листву, судорожно стискивая тонкие ветки. Теперь осторожно подтянуться, нашарить что-нибудь покрепче. Поднажав, Арвиэль лёг животом на толстый сук. Опора немедленно затонула, но аватар уже карабкался дальше, пядь за пядью отвоёвывая жизнь у чёрной трясины.

Арвиэль полз по стволу, как во сне, недоумевая, почему ещё не свалился, а более-менее пришёл в себя, когда Эртан поймал его за руки и уложил на бок в траву. Сплюнув заполнившую рот горечь, несчастный проводник приподнялся на локте. Мутило страшно, и, кажется, не только его — лица спутников были не бледными даже, а синюшными, точно это они нахлебались болотной жижи. Эртан помог другу сесть, поднёс флягу к губам.

— Топорр у нас теперрь только один.

Арвиэль посмотрел на оставшийся топорик, годный только для рубки хвороста да лапника. А орцойя по прочности не уступала морёному дубу.

— Ты как умудрился им дерево-то срубить?!

— Хррен знает! — озадаченно признался орк.

— А он его только надсёк, а дальше — доломал! — осмотрев «сруб», нервно хихикнул Сенька.

Тут уж все схватились за животы, всполошив молчаливый лес.

Рассудив, что ноги более-менее держат, Арвиэль взял сухой плащ и поплёлся за кустики к относительно чистому бочагу величиной с маленький пруд, бросив через плечо:

— Помоюсь, а то местные кабаны обзавидуются, на меня глядя.

— Ты нас стесняешься, что ль? — удивились парни: имелся и пруд поближе, но открытый.

— Угу.

Арвиэль едва успел забежать в кусты, как его вывернуло.

К тому времени, как проводник более-менее отмылся и постирался, развесив одежду на солнышке, ребята приготовили обед. Аватар, покривившись, решительно отложил ложку, зато чай пил охотно и много. Ели неторопливо, каждый по-своему переживая сегодняшнее злоключение и вяло строя планы на ближайшее будущее.

Полотняная рубаха и порты почти высохли. Арвиэль оделся, рассудив, что быстрее «дойдёт» на теле, и снова укутался в плащ: его по-прежнему познабливало и тошнило. Без всякого жребия и споров Венька пошёл к ближайшему бочагу мыть котелок с чашками.

— Ты чего посуду моешь спустя рукава? — приоткрыв один глаз, дабы полюбоваться на такую идиллию, укорил парня Арвиэль.

— Да мне так нормально, — отмахнулся тот, но как-то напряжённо.

Сенька насторожился. Долго и внимательно сверлил взглядом Венькину спину, затем вдруг потребовал:

— Ну-ка задери рукава!

— Зачем?

— Задери, говорю! — и, не дожидаясь, пока Венька хоть как-нибудь отреагирует, подскочил сам и рванул его рукава к локтям. — Ах ты гад!!!

В мгновение ока оба оказались на ногах, взъерошенные и злые, как бойцовые петухи. Венька глянул на оголившееся левое запястье брата и побелел.

— А ты-ы… Сам-то каков! Козёл!

— Она сказала, что меня ждать будет!

— Вот посмотрим, кого дождётся! — Сцепившись, братья покатились кувырком, не смущаясь грязью и лужами. Эртан предпочёл отойти в сторонку и не мешать.

Арвиэль смотрел на драчунов и вруг сообразил, что у них нет браслетов. Притом у обоих. Ясно теперь, почему Лесовята поодиночке и так долго искали хворост на том берегу ручья — просто заболтались кое с кем. Вот и вскрылась причина их бестолковых блужданий: личная вещь, отданная тёмной нечисти добровольно, превращает бывшего владельца в раба нового хозяина, который может «уиграть» несчастного хоть до смерти, как кошка неосторожную глупую мышь.

— Ребята… что ж вы наделали…

Но ребята его не слышали, самозабвенно доказывая друг другу право на лесную красавицу-хозяйку. Только крик стоял да сыпались глухие удары.

— Эртан, разними их.

Вопли стали громче и возмущённее, но аватар, не обращая внимания, быстро натянул сапоги и полусухие штаны. Он знал, что в одиночку, без заколдованной обузы, выйдет туда, куда ему нужно. Эльф действительно никогда не заплутает в лесу.

Плутают люди.

Она ждала его у пенька, оставшегося от поваленной орцойи, демонстративно крутя на указательном пальце два пёстрых нитяных браслета. Уже не таясь, отвела волосы за типично острые для фей ушки. На её плече, обвив хозяйку за шею длинным хвостом, сидела крупная чёрная ящерка с треугольной мордочкой и умными, любопытными глазками. Наринэ не солгала, сказав, что она — единственная хозяйка в округе, и её владения заканчиваются у ручья.

Да только не по ту сторону от него, а по эту.

— Скоро же мы свиделись, igrassa ^[11]. Чего тебе от нас нужно?

Шельма улыбнулась кончиками губ.

— Не от вас. От тебя, avatte d’Shaattar.

— Знаешь, кто я? — Это несколько напрягало.

— Ну конечно! — Наринэ беспечно пожала плечиками, ящерка насмешливо зашипела. — Это людишки не замечают алмазов прямо у себя под носом.

— Хорошо… Что тебе нужно от меня?

— Жизнь, — просто ответила тёмная. — Я жить хочу, а не скитаться духом, привязанным к этому болоту. Ты сам предлагал мне помощь, помнишь?

Он помнил. Тогда он действительно ничем не мог помочь, и шельма от предложения отказалась, уточнив напоследок: «Ещё свидимся». Теперь же, на её территории…

Арвиэль наскоро перебрал в памяти всё, что слышал об igrassa от отца. Некогда тёмные феи жили в Неверре наравне с лешими, даже межвидовые браки случались. А потом Иллиатар пустил в мир свои творения… Лешие быстро нашли с людьми общий язык, а вот феи остались верны Перворожденным. Постепенно эльфийская раса сконцентрировалась в Силль-Миеллоне, к ним же ушли цветочные феи, но для тёмных лесовиц пространства в междуречье было маловато. Они остались в своих владениях, которые становились всё меньше и меньше. Леса вырубались, на их месте вырастали деревни, сёла, города. Шельмы, как могли, препятствовали людям, строили козни, даже убивали поселенцев целыми колониями, и со временем их поставили в один ряд с упырями, вурдалаками, проклятыми оборотнями и прочей тёмной пакостью. В этой войне лешие оказались на стороне людей, и феям пришлось покинуть свои угодья и уйти в лесную глушь, куда не ступает нога смертного.

Пожалуй, и всё, что Арвиэль знал о них. Маловато, конечно. Либо отец сам не особенно интересовался судьбой позабытых лесовиц, либо сыну не всё рассказал, закончив предупреждением: «Если встретишь — не связывайся, чего бы она ни пообещала. Шельма — она шельма и есть». Однако ж странно, что Наринэ называет себя духом и мечтает о жизни. Северингский дедко Леший, например, духом себя не считал, да и выглядел живее всех живых, а вот шельма действительно казалась какой-то… бесплотной. Даже в своих владениях.

Ну конечно! К лешему ходят, с ним общаются, дары ему носят. Три сотни лет назад, когда по вине колдунов с поверхности Неверры практически исчезла магия, духи-хранители начали терять могущество. Силу сберегли только те, кто остался нужен самой многочисленной расе смертных — людям, те, к кому обращались за помощью, кого «подкармливали» верой и с чьим мнением считались: домовые, лесовики, луговики, водяные… А о таких, как Наринэ, просто забыли. Они стали развоплощаться.

— Почему я, а не те двое, которых ты заколдовала? — Арвиэль нарочно упустил имена, но предосторожность оказалась излишней.

— Веньян с Сеньяном? — усмехнулась тёмная, лукаво изогнув тонкую бровь. — У людишек слишком слабая кровь, и хватает её ненадолго. Да и сами они… быстро выходят из строя. Бывало, только начнёшь обряд, а он уж синий в ногах валяется. От страха помер.

Значит, обряд на крови, и довольно… неприятный.

— Если я соглашусь помочь, ты возьмёшь мою жизнь, чтобы «ожить» самой?..

— Ну что ты! Не нужна мне твоя жизнь! — шельма даже как будто испугалась.

А что тогда нужно? В чём опять подвох?!

— Я смогу почувствовать солнечное тепло, запах трав и цветов, вкус ягод, — видя, что аватар колеблется, Наринэ поспешила с пояснениями, уже не слишком заботясь о двусмысленности сказанного, — и моя кровь снова станет живой и горячей, как твоя. Без этого существование лишено всякого смысла.

— И что со мной будет?

— А это уж тебе решать, Арвиэль. Захочешь — уйдёшь. Но я тебя не гоню, и ты можешь остаться. Таких, как мы с тобой, уцелело слишком мало. Людишки заполонили мир, и нам лучше держаться вместе.

— Значит, я смогу уйти. А люди и орк?

— Орка я не трону, а людишки пускай проваливают в свой муравейник. Они мне не нужны.

Ну-ну, не нужны! Сама же проговорилась, что уже проводила с ними обряды, значит, и слабая кровь на что-то годилась…

Стоп! Кровь аватар в разы сильнее, в ней живёт искра самой Пресветлой Богини, потому что эльфы — самая близкая к Альтее раса. Значит, шельме нужен магический заряд достаточной силы. Этого хватит, чтобы ожить на какое-то время… а потом? Потом, когда магия иссякнет? Правильно, источник постоянно должен находиться под рукой — очень выносливый и терпеливый источник, способный выдерживать обряд снова и снова.

Только вряд ли тёмная igrassa, веками копившая злобу к людям, ограничится любованием цветочками и сбором ягод.

— А другой охотник сюда не приходил где-то тридцать лун назад? — приняв окончательное решение, полюбопытствовал аватар. Лесовица кивнула:

— Приходил, но я ему не показывалась. Я испугалась его, а он — моего леса. Мне такие не нужны.

— Но если я тебе так нужен, зачем тогда топила?

— Да не топила я, а спасала! — возмутилась нечисть — аж кончики волос зашевелились в траве змеями. — Ты прямо в бочаг лез, где болотные василиски водятся. Вот они твои уши мерить не стали б, им что человек, что эльф — всё едино. Так ты готов помочь мне, Арвиэль?

— Готов… Готов, но не помогу. Видишь ли, я с людьми живу, я привык к ним. Кое-кто из них, может, смерти и заслуживает, но далеко не все.

Шельма не разочаровалась и не озлилась, будто именно такой ответ и ждала. Спустив ящерку на пенёк, сложила руки на груди:

— Твои спутники заслужили смерть за то, что по их вине мог погибнуть avatte d’Shaattar — таков мой приговор. Вы не выйдёте из моего леса, пока я не позволю.

— Выйдем.

— Нет. Ты сам ко мне придёшь. Ещё свидимся…

— Это вряд ли.

Мило улыбаясь, Наринэ вдруг округлила глаза и ткнула пальцем Арвиэлю за плечо:

— Ой, птичка!

— Второй раз не…

К счастью, рефлекс сработал вперёд мозгов. Позади, уже совсем рядом, захлопали кожистые крылья. Арвиэль едва успел пригнуться, и кривые когти граи ^[12] вхолостую цапнули воздух над спиной. Досадливо подвывая, тварь скрылась в деревьях.

Наринэ исчезла, только её ящерка грелась на пне в лучах заходящего солнца, не обращая на аватара ни малейшего внимания. На прощание Арвиэль погрозил пальцем коварному пресмыкающемуся.

Эртан принял воспитательные меры по-своему, по-орочьи. Венька с Сенькой сидели рядышком, но спинами друг к другу, поочерёдно косясь через плечо «подсвеченным» лиловым глазом, правым и левым соответственно.

— Ещё раз подерётесь, обоих так отделаю, что дед родной не узнает, — для профилактики пригрозил Арвиэль.

— Он первый начал, — буркнул Сенька.

— А ты меня гадом обозвал, — огрызнулся Венька.

— А ты…

В мировые судьи стражник не подписывался. Поэтому схватил за уши обоих и хорошенько треснул лбами друг о друга. Над болотом поплыл гул, словно кто-то ударил половником по пустой чугунной кастрюле. Толком не разгоревшийся спор завершился слаженным воем и парой набухающих шишек. Орк засиял одобрительной счастливой улыбкой.

С ночлегом на дереве вышла загвоздка.

— Не могу зацепиться, и ноги скользят! — пожаловался Венька, в очередной раз оказавшись попой на земле. У Сеньки выходило не лучше, хотя Арвиэль для проверки спокойно влез почти до самой макушки и спустился обратно, а следом и Эртан.

Аватар проводил мрачным взглядом исчезающий за деревьями край багряного солнца. «Бригадир» не стал распространяться о шельме и её условии и Лесовят ни в чём не обвинял — парни сами понимали, кто виноват в злоключениях команды. Просто замолчали, и всё. Пока вместе держатся — надежда есть.

Вновь из слег приготовили длинные факелы. Хворост собирали до тех пор, пока за деревьями не сгустилась тьма, шуршащая, рычащая и подвывающая на разные голоса. С болота наполз туман, зависнув в пятнадцати саженях от костра, как готовый к броску пёс, ожидающий команды хозяина. На фоне пестрящего звёздами неба носились стремительные тени — то ли гигантские нетопыри, то ли граи, то ли кто похуже; над самым огнём роились серые мотыльки.

То, что поначалу все приняли за «голос» топи, вскоре превратилось в низкий охотничий рёв, идущий с северной окраины болот. Даже аватара пробрало до костей, чего уж говорить о людях…

— Это в-в-волки? — дрожа как осиновый лист, пролязгал Сенька.

— Хуже. Это крагги.

Вместе с приближением стаи зашевелился и туман. Белёсые жгуты зазмеились в траве, словно пробуя тропу, затем осмелели и утолстились, поползли к ногам сидящих у костра охотников.

В понуканиях нужды не возникло. Лесовята вскочили первыми и, слаженно ткнув слегами в огонь, развернулись к нему спиной, факелами — к нападающим. Арвиэль с Эртаном встали к приятелям. Краем глаза аватар видел, как дрожит арбалет в Сенькиной руке. Надо полагать, второй брат чувствовал себя не лучше, только в Эртане Арвиэль был по-прежнему уверен.

— Что бы ни случилось, только не бегите от костра — поодиночке вас точно разорвут, — предупредил братьев «проводник», тщетно силясь разглядеть хоть что-нибудь за непроницаемой туманной стеной, шагах в двадцати кольцом окружившей охотников.

— Арвиэль! — позвал Сенька. — А та… девушка — не лесовица, да?

Аватар искренне удивился. Надо же… девушка. Он был уверен, что после такой подлянки братья иначе как тварью Наринэ не назовут. А то и похуже! Видать, здорово она их окрутила, даже не будучи во плоти.

— Она — лесовица, просто немного необычная. И она ни в чём вам не лгала до тех пор, пока вы не отдали браслеты.

Сенька засопел, и аватар уверился в подозрениях, что браслеты шельма получила раньше разговора. Просто озорная (и обалденно красивая, по человеческим меркам) девушка-лесовичка попросила у бесстрашного охотника «вон ту штучку» на память. Ну как отказать в такой малости?

— Арвиэль, ты извини, что сразу тебя не послушали. Ты правда настоящий друг, — неожиданно спокойно сказал Венька. Аватар знал этот настрой. Сам, когда тонул, таким же тоном просил ребят передать его слова Берену…

— Это верно, — сглотнув, поддакнул Сенька.

— Вень, а помнишь, как мы с тобой в Демьянов сад за яблоками залезли, а Агафья за нами с хлыстом погналась? Я ещё за гвоздь на заборе зацепился. — Лесовёнок мог тогда удрать один, но остался выручать приятеля и тоже получил свою порцию по спине… Правда, идея досадить вредной тётке Венькиной и была, однако Арвиэль-то её поддержал вместо того, чтобы отговорить парня.

— Ещё бы! Всего-то два года назад было.

— Вот именно, два! Яблочки-то опять созрели…

За спиной хохотнули на три голоса.

А потом из тумана вылетела первая тень, как спущенная опытной рукой стрела — быстро, точно, неотвратимо… Впрочем, это для человека смерть стала бы неминуемой. Арвиэль выстрелил в тот момент, когда промахнуться было невозможно (стражницким самострелам он не доверял вовсе), а крагги, даже если его понесёт дальше по инерции, упал бы замертво прежде, чем собьёт с ног самого стрелка, но… по необъяснимой причине болт увело в сторону. Проклятье!

Чёрная туша в полтора раза крупнее обычной оленьей с гривастым воротником на шее. Огромные рога, похожие на ощетинившийся миллионами шипов куст. Пар, пышущий из ноздрей… Мёртвыми крагги выглядели очень красивыми и изящными, но когда эта махина мчит прямиком на тебя, да ещё в туманном мареве, точно демон из задымлённой Бездны!.. И клыки уже совсем не казались короче волчьих, а укус — слабее.

— Банза-а-ай! — с сим воплем, звучавшим по-боевому, несмотря на высоковатый тембр, Сенька разрядил свой арбалет. И, что самое удивительное, о погрешности не забыл.

Арбалет был неважный, старенький, к тому же погрешность эта… И тем не менее Лесовёнок попал! Убить не убил, но с ног свалил. Не дожидаясь, пока брыкающаяся на земле скотина поднимется, Арвиэль подскочил и наотмашь «уважил» его факелом — у крагги аж искры брызнули. Не из глаз, правда, — из рогов. Кое-что прожгло и шкуру. Олень предпочёл с психами не связываться и, подвывая, спешно ретировался в туман.

Аватар вернулся к костру. Сенька уже вполне сноровисто перезаряжал арбалет. Удивительно ещё, что этот осечки не дал или ещё какой фортель не выкинул. Отец твердил Арвиэлю, дескать, ухоженное оружие не клинит в принципе, но, пожив среди людей, аватар уверился в обратном…

— Они испугались? — с надеждой спросил Венька.

— Как же… — мрачно остудил его Арвиэль. — Пока этот отвлекал, остальные нас окружили.

И ничего не видно в этом растреклятом тумане…

…подползающим всё ближе и ближе…

…чтобы одним броском накрыть добычу с головой.

На несколько ударов сердца наступила абсолютная тишина, даже собственного дыхания слышно не было. И — началось. Испуганно вскрикнул Сенька. А может, Венька — в глухом мареве этого было не разобрать. Громко выругался Эртан, и вот его забористую фразу Арвиэль расслышал отчётливо. Все ждали развязки, готовились к ней, в том числе и морально, но всё равно оказались застигнутыми врасплох.

Перебросив за спину бесполезный арбалет, Арвиэль отрастил когти на освободившейся правой руке. Буквально в пяти шагах плотные кольца тумана расплылись широкими кругами, пропуская низкое рычание зверя. Аватар описал факелом широкий полукруг, и смутная тень отпрянула, упреждающе лязгнув клыками. Оборотень ответно выщерил свои — бессмысленно, чисто в силу привычки. Рядом, в унисон с боевым орочьим воплем, вспыхнул и затрещал факел Эртана, с глухим ударом рассыпался искрами, превратив олений рёв в жалобный скулёж. За спиной щёлкнул арбалет — один выстрел, второй… Почти обезоруженные Лесовята отчего-то вдруг расхрабрились, завопили громче, злее и совсем уж по-хамски по отношению к «венценосному» зверю. Меж тем один из последних вдруг нарисовался на расстоянии чуть больше локтя. Не сдержав рычания, Арвиэль наотмашь хлестнул когтями. Куда попал, в суматохе было не разобрать, но, судя по взвизгу, попал точно.

Туман лип к рукам, тянул вниз, точно болотная тина, — так и хотелось его стряхнуть, отвлёкшись от основного врага. Арвиэль мужественно не поддавался соблазну, хотя ему уже казалось, что колдовская хмарь затекает в уши и нос, путая мысли и усыпляя бдительность. Отмахиваясь когтями и факелом одновременно, одним глазком аватар поглядывал на Эртана и посекундно озирался проверить, как там Лесовята — братья, в начале схватки стоявшие через одного, сбились в свою «стаю». Это плохо. Очень плохо. Надо пробираться к ним…

Она возникла перед ним в туманном платье в облаке белесых волос, страшная и ослепительная одновременно, точно персонаж байки о духах, кои охотники с пугливым восторгом сами травили буквально три дня назад. Igrassa. Шельма. Тёмная фея и дух Сумеречного Предлесья.

— Ты сам ко мне придёшь. За ними…

Не дожидаясь очередного «ой, птичка!», Арвиэль остервенело ткнул факелом в призрачный живот — дух растаял мелодичным смехом.

Арвиэль поспешно развернулся к костру:

— Вень!.. Сенька?

В выцветающем прядеве тумана огонь разгорался всё ярче. Трава вокруг смешалась с землёй и пропиталась оленьей кровью, но ни одного трупа не было видно. Обойдя костёр, Арвиэль тупо уставился прямо под ноги. Ведь знал же, чем всё закончится, что всё бесполезно. Умом понимал, а глупое сердце надеялось, как тогда, в трясине…

— Арр Арвиэль! — Оказалось, что орка отогнали от костра на добрый десяток шагов.

— Я тут…

Эртан подошёл и тоже увидел то, что осталось от братьев — два переломленных потухших факела да два арбалета. Затем оглянулся и с ненавистью выплюнул:

— Глянь-ка — манит… гадина.

Избушка на вересковом острове отражалась в чёрных бочагах, манила золотым огоньком в единственном окошке. Над трубой курился уютный дымок, рядом с домом горел костёр, и вела к камельку проложенная через трясину надёжная бревенчатая гать с верёвочными перильцами.

— У них прросто шанса не было, — глухо сказал орк. — Ни одного.

Арвиэль молчал, раздумчиво глядя на огонёк.

— Когда ты уходил днём, рребята прро неё ррассказали. Всё ррассказали. Ты ж лучше меня знаешь, что эта гадина — из тёмных. Уходить надо, пока она и на нас не позаррилась.

Аватар посмотрел на приятеля.

— Я обещал, что верну тебя Ксане, а их — деду? Обещал.

— А что мы можем?! Взять в плен паррочку её чёррных тваррей и обменять на своих?

— Я пойду и попрошу вернуть их по-доброму, а не согласится — отберу.

— Дрружище, ты сдуррел совсем?! — опешил Эртан. — Если пойдёшь, уже не веррнешься!

— Ошибаешься. Безвыходных ситуаций не бывает.

— Прросто ты сам не захочешь от неё уходить. Мне отец ррассказывал об эльфийских ведьмах, которрые паррней сманивали и к себе прривязывали накррепко, пока досуха не выпьют, а то и в нечисть какую прреврращали, на людей натрравливали. На такие вот огоньки в лесной сторрожке и манили… Видать, не все ещё вымеррли… гадины.

— На меня эти чары не действуют.

— На всех действуют, — мрачно заверил орк.

— Посмотрим, чья возьмёт.

— Ты что, всеррьёз ррешил в это болото лезть? — вторично изумился степняк.

Н-да, не зря говорят, что орк скачет в ногу с ветром: в одно ухо влетает, из другого вылетает…

— Нет, ё-моё, шутил так! И не вздумай меня отговаривать или грозить притащить к Берену за шиворот. — Судя по орочьей физиономии, именно такой вариант он предложить и собирался. — Я знаю, что делаю.

— Паррни, вон, тоже знали, — Эртан хмуро кивнул на домик.

— Их — только двое, а я один семерых стою — сам же говорил! — пошутил Арвиэль, наблюдая, как закаменевшее лицо друга понемногу оживает. Наконец орк махнул лапой (дескать, упрямому ослу хоть на голове теши, хоть на кол сажай — результат один: сдохший из упрямства осёл) и скривился:

— Гррызанул-таки, зарраза.

— Сильно? — забеспокоился аватар.

— Да ну, царапина…

Укус действительно оказался пустяковым, правда, шрам должен остаться, что воинственного орка вполне устраивало. Пока Эртан сикось-накось бинтовал рану, Арвиэль буравил взглядом рыжее пятно оконца.

Значит, тёмной нужна кровь аватара, чтобы ожить? Ну что ж. Будь по-твоему, Озорница.

Только у прелестей жизни есть и обратная сторона — в любой летописи можно поставить точку. Да, в случае с igrassa точка эта тоже будет призрачной, и Наринэ просто снова станет духом, но это — единственный шанс временно обессилить её, вернуть браслеты и выбраться из Сумеречья. Загвоздка в том, что лесная нечисть — полноправный хозяин в собственном логове. На остров не удастся пронести нож за пазухой, не выйдет свернуть фее шею или «убить» как-то иначе.

Смерть можно принести только одним способом. Увы, отнюдь не безопасным.

Всё, что мало-мальски могло сойти за оружие, пришлось оставить на берегу. С головой зарывшись в мешок, дабы шельма не видела, что он делает, Арвиэль завершил приготовления. Теперь времени оставалось в обрез.

— Дуррак ты, дрружище, — мрачно напутствовал «добрым словом» лучший друг.

— Вот поэтому никогда и не женюсь — кому такой дурак нужен? — хмыкнул аватар, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Пока вроде ничего… — А ты собери мешки и жди и на всякий случай держись ближе к деревьям.

По правде говоря, ступать на шаткие бревнышки было немного страшновато: а ну как Наринэ снова решит пошутить, и ухнет Арвиэлька в бочаг по кончики ушей? Тем не менее аватар не замедлял шага, искоса поглядывая на танцующие над трясиной болотные огоньки, похожие на гигантских светлячков и так же льнущие к высоким стержням рогоза, и позволил себе обернуться, лишь оказавшись на острове. Освещённая топь теперь походила на лоно храма, только жреца, поющего заупокойную, не хватало; дорожкой к «погребальному ложу» вела гать. Фея держала обещание отпустить Арвиэля, и обратный путь лежал прямо под ногами.

«Прросто ты сам не захочешь от неё уходить…»

Сладкая сухость во рту уже заметно отдавала горечью. Арвиэль шагнул прямо в вереск, уступчиво раздавшийся перед ним в стороны. В траве слабо шурхнуло, и аватар увидел знакомую ящерку, с оглядкой бегущую впереди него, точно кошка, ведущая хозяина домой. Пришлось довериться проводнице.

На той стороне верескового острова была небольшая полянка, сейчас залитая мертвенно-голубым светом, идущим от мерцающих во тьме поганок в аршин высотой. Сама владычица топи стояла в центре, помешивая длинным черпаком какое-то варево, булькающее на костре в огромном закопчённом чане. Оба браслета висели на её левом запястье и почему-то здесь выглядели уместнее, чем на руках Лесовят. Придирчиво принюхавшись, фея поджала губы и, взяв щепоть пыльцы с ближайшей поганки, отправила в «супчик». Гостя она, конечно, заметила, но виду не подала, предоставив возможность проникнуться таинством. Круг фей, ведьмин круг… Значит, не зря молва идёт о таких вот чудесах.

Арвиэль развёл руками:

— Вот я и пришёл, хозяйка.

Фея подняла глаза, синие-синие и хитрые-хитрые, понимающе улыбнулась. Мол, сам знал, что придёшь всё равно, так вот теперь не ёрничай и не храбрись, а просто смотри и слушай. А послушать действительно было что: по ту сторону болота запели волки, аж в груди защемило. Наринэ меж тем до середины наполнила «супом» объёмную чашу — на первый взгляд золотую, но если присмотреться, то искусно вырезанную из неизвестного дерева необычного оттенка. С изящным поклоном протянула питьё, как селянка — хлеб-соль:

— Не отведаешь ли, жданный гость?

— Дамы вперёд. Это что, болотное приворотное зелье? Спасибочки, уже нахлебался. Да и время поджимает.

Парень лениво почесал запястье. Он нарочно засучил рукава, чтобы увидеть реакцию, и она оправдала все ожидания.

— Хорошо, — легко согласилась Наринэ, поглядев на руку аватара выразительно, как бродячий пёс на мясную лавку.

Значит, в шею кусать не будут — уже плюс. Перспектива подставить горло вампирше, даже такой вот симпатичной, как-то не внушала оптимизма. Эта догадка подтвердилась, когда фея с чашей в руках вышла из-за чана: за поясом у неё был зазубренный костяной кинжал, сплошь покрытый неведомым узором с вплетением эльфийских рун.

— Я выпью половину, а остальное — тебе, — пояснила Наринэ.

«Мне-то зачем?» — насторожился аватар, неопределённо пожимая плечами — ни да, ни нет. Но шельму и это устроило.

— Ты должен сделать это сам, — она протянула кинжал, но аватар отрицательно мотнул головой:

— Сперва отдай браслеты.

— Что ж, забирай.

Запястье духа оказалось возмутительно живым, тёплым, с пульсирующей тонкой жилкой. Здесь, в своём логове, igrassa могла быть собой — одним из первых хранителей леса, созданным Альтеей, свободным и сильным, обречённым столетиями угасать ради того, чтобы слабые люди жили. Такая не смирится с участью, будет бороться до последнего. Как и сам аватар…

Короткий, но сильный спазм так лихо скрутил всё нутро, что Арвиэль не сдержал сдавленного оханья.

— Что с тобой? — встревожилась фея. Значит, не догадывается… Всё-таки немного жаль, что приходится поступить с ней так.

— Да грибочки твои не больно-то аппетитно выглядят, — ворчливо отозвался парень, пряча снятые браслеты в карман и косясь на грибы. На самом деле колдовские поганки обладали своеобразной, дикой красотой. Наверное, раньше их было много в лесах.

До того, как появились люди.

Под волчью песню, уступами подходящую к своему пику, аватар разрезал запястье, сдвинув повыше Майкин браслет. Вопреки ожиданиям было почти не больно. Кровь сразу пошла тугой струёй, в считаные секунды наполнив чашу до краёв, порез быстро покрылся корочкой. Фея действительно не хотела навредить Отмеченному Саттарой.

— Где мои… друзья? — почему-то последнее слово показалось неправильным, фальшивым.

Небрежно махнув рукой в сторону, шельма торопливо отпила первый глоток.

То, что Арвиэль поначалу принял просто за клубок каких-то вьюнов, зашевелилось, открывая спрятанные в лозах тела. Лесовята лежали неподвижно, глядя в небо широко распахнутыми глазами.

— Они живы, просто… немного витают в облаках, — видя, что аватар хмурится, сказала фея.

— По-моему, они оттуда никогда не спускались…

Лица у Лесовят были отстранённо-бестолковыми… впрочем, как обычно.

А если хорошенько подумать, именно люди, такие же, как эти два болвана, стали причиной того, что аватары покинули Королей, изменив своей истинной сущности. Не захотели воевать с теми, кто сам же себя губит.

Рассмеявшись, Наринэ протянула чашу:

— Пей. Теперь твоя очередь.

Арвиэль перевёл взгляд на шельму и едва не присвистнул от изумления. Фея изменилась. Нет, черты лица, причёска и платье остались теми же, но теперь от неё веяло первородной стихийной мощью, неукротимой и неодолимой. Даже дедко Леший, оборачиваясь дубом или гигантским медведем, не выглядел так внушительно. И находиться-то рядом с ней было всё равно, что стоять у источника абсолютной силы — наверняка столичные маги чувствовали то же самое, заглядывая в Колодец Альтеи.

Почти что богиня… хоть и не Пресветлая.

— А не потравишь? — кое-как взяв себя в руки, уже без неуместной иронии пошутил аватар. Впрочем, что за бред… Как раз она ему никогда не причинит зла.

— Ну что ты! Зелье позволит тебе увидеть Мир во всём его величии моими глазами, глазами видевшей Эльа ^[13]. Живя рядом с людьми, ты медленно забываешь о своём происхождении, о той искре, что дала тебе Пресветлая Богиня, и сейчас ты глядишь на Мир как простой смертный, пусть и avatte d’Shaattar.

И впрямь, а что аватар успел повидать за семнадцать лет жизни?

Берберианских «драконов»? Разорённое людьми поселение? Муравейник на отшибе, где дома теснятся один к другому, а сами горожане живут бок о бок с курами, козами, свиньями? Пеньки тут и там из-за бесконтрольной и бестолковой вырубки леса на дрова? Выжженные прогалины, остающиеся после того, как забывают потушить костёр те, кто ходит в тот же лес за грибами да ягодами?

— Даже птицы не пачкают в своём гнезде. Это делают только люди. Скоро они ничего не оставят от Эльа и таких, как мы с тобой, — почти богиня ободряюще положила руку аватару на плечо, — если их не остановить сейчас.

Арвиэль посмотрел на Лесовят уже с открытой неприязнью. Пристукнуть бы обоих… людиш-шек…

От чаши исходил умопомрачительный, по-настоящему волшебный аромат. Может… стоит попробовать? Один маленький глоточек не навредит. Колдовское зелье выглядело гораздо лучше человечьей похлёбки, гордо именуемой «компотом», а уж запах и вовсе было не сравнить. Тем более готовила его Перворожденная. Близкая по духу, своя…

— Пей, — шепнула владычица топи… Да какой там топи! С такой силищей можно весь Мир перевернуть! Очистить реки от мусора, насадить леса вместо жалких человечьих городишек, покрыть измученные распашкой поля травами и луговыми цветами. Вернуть всё к началу. К Эльа.

Что-то царапало запёкшуюся ранку, мешая строить планы на будущее. Ну, конечно… Браслет. Жалкое человечье суеверие, никчёмное, как сам род людской. И столько лет Отмеченный Саттарой жил рядом с этими отбросами, работал на них, общался каждый день?!

«Я лучше со светлоголовым стражником пообщаюсь. А может, подарю кое-что на удачу, чтобы он на эту голову беды не нашёл…»

Ну да, Майя немножко отличается от большинства в лучшую сторону, но если уж истреблять врага, то под корень. Жизнь за жизнь. За каждое срубленное дерево, вытоптанную лужайку, загаженный пруд.

«Понимаешь, малыш, каждый имеет право на жизнь…»

Да, Берен тоже получше многих. Он совершенно прав. И природа имеет право на жизнь. Так зачем Иллиатар создал этих паразитов? Почему Альтея только им позволила черпать из неё силу и обращать в заклинания?..

«Ты сможешь брать на себя ответственность за чужие жизни, только когда станешь силён и уверен в себе, а пока ты мал, учись думать и рассуждать, иначе вырастешь безответственным, как те, чей век недолог…»

Так отец учил. И Арвиэль попробовал заглянуть в себя…

Ответ пришёл из самой глубины, будто на поверхность мрачного ночного озера вдруг всплыла и распустилась белая кувшинка — земная сестра Волчьего Глаза. От неё пошли круги света, разгоняя наваждение тёмной феи…

Каждый имеет право на жизнь. А каждый новорожденный получает право на выбор. Это и есть правила Альтеи, нерушимые законы мирового равновесия. В вопросах, касающихся таких колоссальных по значимости понятий, как жизнь и смерть, нельзя смешивать единицы в безликую бесформенную массу, уравнивая всех до среднего арифметического. Увы, для людей этот результат, скорее всего, упадёт ниже нуля. Но те редкие абсолютные «плюсы» стоят тысяч «минусов», и кто поручится, что однажды, следуя за единицами, человечество не перешагнёт роковую отметку вверх по шкале? На четырёх столпах, созданных бессмертными Богами, держится мир, и пока он стоит крепко. И уж точно не семнадцатилетнему мальчишке дано право стать судьёй одной из рас. Это право принадлежит лишь самим Созидателям.

Аватар до хруста стиснул правой рукой запястье, перехваченное оберегом.

Берен, Майя, Марта, стражники, да те же Лесовята…

Люди. Да, порой бестолковые, но по-настоящему свои люди, без вопросов радушно принявшие маленького злобного мальчишку-нелюдя. И их убивать? За что лишать выбора?!

Вот в чём был подвох… На эльфов не действуют приворотные чары, и шельма не смогла бы заколдовать Арвиэля, но остаться с Наринэ его заставило бы другое. Взглянув на чистый новорожденный Мир, аватар больше не захотел бы видеть в нём людей.

Арвиэль медленно закрыл глаза, потом открыл и спокойно взял чашу. Пекло и горчило уже не только во рту, а во всём теле, даже губы, казалось, вот-вот вспыхнут: погрузившись в иллюзии, он совсем позабыл не только зачем пришёл, но и о том, что принёс в себе.

— Зачем ты натравила на нас свою стаю?

— Вы же пришли за крагги, вот я и дала вам то, что сами хотели… А что-то не так? — шельма невинно захлопала ресницами.

— Я пришёл за белкой, — с нажимом проговорил Арвиэль.

— Да подарю я тебе белку — хоть всех!

— Ты обещала, что орка не тронут, но его ранил один из твоих оленей.

— Не могу же я уследить за двадцатью хищниками одновременно. Многие из них тоже пострадали. Пей!

— Ты не сдержала слово, — аватар гнул своё, пытаясь тянуть время. Проклятье, когда же на ожившую нечисть-то подействует?! Пока она в силе, бежать рано — уйти даст, но стаю вслед пустить может. Сам Арвиэль ещё держался на ногах только благодаря исцеляющему дару.

— Тот олень просто защищался, а мог бы легко загрызть твоего орка. Но я приказала… — Наринэ судорожно схватилась за горло, по щекам пошли красные пятна. — Ч-что со мной?..

— Так колюта действует на всех, кого причисляют к живым… — Собирая ягоды, как чувствовал — пригодятся, и скоро.

Арвиэль позволил фее опуститься на землю, цепляясь за его одежду, даже немного помог, придержав за локоть, чтоб не упала.

— Ты меня отравил…

— Не тебя, а себя. Тебе просто дал свою кровь — то, что сама хотела…

— Но почему?!

— Потому что… — Второй спазм заставил выпустить чашу и согнуться пополам, а затем и упасть на четвереньки. Немного отдышавшись, Арвиэль закончил: — Потому что я выбрал так.

На нечисть, ослабевшую за сотни лет, отрава подействовала быстрее, чем на молодого аватара с искрой в крови, и взялась крепче. Однако в организме Арвиэля яд держался дольше, а сейчас для проводника троицы неопытных охотников время шло на минуты.

Он осторожно пополз назад, глядя прямо в изумлённые глаза шельмы, одураченной простым смертным. Однако Арвиэль совсем не чувствовал себя героем. Остроухая девушка молчала, и от этого молчания победа горчила ядовитой колютой.

По мере того как из феи уходила жизненная сила, слабели и чары: грибы потускнели, головки сморщились, опадая на иссыхающих ножках. Арвиэль хлестнул Веньку по щеке и, не дожидаясь, пока тот прочухается, принялся тормошить Сеньяна.

— А?.. Что?.. — поднявшись на локтях, парни ошалело замотали головами: движения у обоих были вялыми, глаза — совсем сонными.

— Домой пора! — рявкнул Арвиэль, поднимая обоих за грудки. — Бегом, иначе меня понесёте в нагрузку!

То ли встряска подействовала, то ли угроза тащить что-то тяжелее собственной поклажи (которая, как известно, не тянет), но Лесовята побрели, постепенно переходя на быстрый уверенный шаг. Арвиэль подбадривал их тычками в спину, одновременно задавая направление и не позволяя расслабиться или — упаси Пресветлая! — снова заснуть на ходу. В сапог несколько раз что-то с шипением толкнулось — должно быть, та ящерица.

Гать была на месте, но брёвнышки угрожающе качались, норовя раскатиться прямо под ногами, и Лесовята задали стрекача, сразу оставив проводника далеко позади. Едва успев спрыгнуть на берег, Арвиэль снова упал, хватая ртом воздух, которого отчаянно не хватало. Его подхватили на руки, потащили куда-то… не в ту сторону.

— Пусти, — выкручиваясь из орочьей хватки, прохрипел аватар, — вы не туда бежите… Я… сейчас…

Всколыхнувший болото вопль послужил отличным лекарством для умирающего. Более-менее придя в себя, Арвиэль побежал первым, гадая, сколько ему осталось. Первые симптомы отравления колютой — жар и ощущение, будто твои внутренности выкручивает как бельё после стирки, потом — удушье и, наконец, полная остановка сердца. Аватарий дар пока справлялся с ядом вороной моровки, но что будет, если он всё же доберётся до сердца? Пусть уж это случится на ничейной территории, чем здесь, в царстве тёмной феи.

Незадачливые охотники удирали из ценного промыслового угодья так, точно за ними гнались крагги, хотя погони не было. Аватар бежал чисто на упрямстве и честном слове, понимая, что если упадёт, то мгновенно потеряет сознание, и спутники попросту заблудятся в трёх орцойях. Становилось всё хуже: грудь сдавливало сильнее и сильнее, Арвиэль едва мог вздохнуть, несколько раз споткнулся, но друзья успели подхватить… Когда парень уже готов был плюнуть на гордость и лезть к Эртану на закорки, наконец-то послышался говорок ручья. Удивительно, но даже в полуобморочном состоянии ощущалась заметная разница в расстоянии между ручьём и болотом — дорога назад оказалась короче, и это не было пресловутым законом «обратного пути».

На поваленной сосне цепным псом сидела чёрная ящерица — насупленная, сердитая, даже чешуйки встали дыбом. Она распахнула пасть, усаженную игольчатыми клыками:

— Не пущщу-у…

Бесцеремонно стряхнув её в воду, Арвиэль первым полез на бревно. Остальные тоже не медлили.

Слезая вниз, аватар не удержал равновесия и растянулся плашмя, но всё же нашёл в себе силы подняться и вдохнул свежий ночной воздух — так глубоко, насколько получилось. До чего же хорошо здесь дышится, спокойно.

— Говорил же… прорвёмся…

Проводник повалился на колени, а затем — ничком.

…Ветер донёс голос топи, похожий на вой или стон.

* * *

Солнце слепило даже сквозь веки. Голова раскалывалась страшно, в ушах стоял гул. Арвиэль зашарил рукой по тумбочке, ища лекарство, но вместо этого нащупал нечто тёплое, мягкое, немного шершавое и… живое, нервное и дёрганое. (Симка, что ль, по дурости побрился и уже сожрал по такому поводу что-то, припасённое на праздник?) Почему-то Симкин крестец оканчивался сразу — как будто срубом, почти гладким. (И хвост случайно отчекрыжил?! Значит, с горя сожрал всё…)

Бред какой.

Арвиэль осторожно приоткрыл глаза, щурясь сквозь ресницы. Домом, увы, здесь не пахло.

— Ону-у-а-а-а! — замахав руками, обрадованно загудело обнаруженное «на тумбочке» существо, оказавшееся человекоподобным, со смазанной, расплывшейся блином физиономией, на коей особенно впечатляла пасть от уха до уха. — Эта-а-ан!

Подскочил второй человекоид — размером крупнее первого, зеленолицый, черняво-лохматый — и, без церемоний сграбастав Арвиэля в охапку, тоже взревел на своём гундосом наречии:

— А-вы-ы-ы! А-вы-ы-ы! Ы онуа-а-а?! Ыво-о-о?!!

Точно бред.

Потому что в настольном словаре стражника Винтерфелла такого языка нет, даже матерного.

Гул раздробился на щебет пичуг, звон насекомых, шелест листьев и… ох! такие знакомые, но чересчур громкие голоса. Улыбчивую рожу напротив Арвиэль тоже видел не раз.

— Арр Арвиэль! Ты очнулся? Живой? — уже нормальным тоном (это если взволнованно-радостный тон считать для взрослого орка нормальным) повторил Эртан.

— Если не перестанешь орать мне в ухо, голова точно лопнет… Дайте лучше мой мешок, пока ваш единственный проводник не помер на руках у лучшего друга.

Вскоре Арвиэль пересел под сосну в тенёк, наслаждаясь тем, как Феодорино зелье постепенно притупляет мигрень. Остальные, стараясь не особо шуметь (что даже растрогало), пристроились рядом; над костром фыркал и пыхал паром котелок.

— Арвиэль, а ты зачем мой сапог щупал? — поинтересовался Сенька. — Да ещё сосредоточенно так!

— Соображал, годится ли он для каши на завтрак, — отворчался проводник и жизнерадостно потёр руки. — Ну что, ребят, сходим на крагги ещё разок? Может, повезёт больше!

Лесовята, как по команде, осунулись и втянули головы в плечи.

— Может, лучше в наш лес? — осторожно предложил Венька.

— А давайте прямо сейчас! — с воодушевлением подхватил Сенька.

Арвиэль почувствовал, как его правая бровь сама по себе ползёт вверх, а левый глаз начинает подёргиваться. Наверное, зрелище было жалким, потому что энтузиаст сбавил обороты и тихо, вежливо попросил:

— Арвиэль, ты хоть белок нам по полдюжинки настреляй.

— Вам белки зачем? На шапку, на воротник, продавать будете или солить? — вкрадчиво поинтересовался Арвиэль.

— Де нет, — растерялся Венька. — Просто неудобно с пустыми руками возвращаться, да и ты Майке…

— А коль зверь без надобности, так и не хрен арбалетом махать. Усёк? — голоса вроде не повышал, но упрямые Лесовята усекли моментально.

Как ни печально, но злоба Наринэ на людей была небезосновательной.

Оказалось, что Лесовята благополучно «провитали в облаках» всё самое «интересное». Последним воспоминанием была встреча с девушкой-лесовичкой у пограничного ручья, где они премило поболтали о чём-то. Очнулись братья в совершенно незнакомом жутком месте, разбуженные Виллем, а потом все куда-то от чего-то бежали, и было очень страшно. Даже Эртану, а это уже само по себе пугало. После орк рассказал парням, что крагги выследить удалось, но братьев одурманил неведомый туман, стая бросилась в погоню, а Арвиэль, прокладывая дорогу по болоту, оцарапался шипом, от яда коего чуть не помер минувшей ночью.

Такая версия событий вполне устраивала аватара. Лесовята забоялись Предлесья, и этого было достаточно: безликие кошмары подсознания зачастую действуют сильнее реального, явного страха, который можно побороть. Арвиэль даже не стал разубеждать братьев в том, что Наринэ — такая во всех смыслах расчудесная («Только Лушке с Ташкой не говори, ага?»), а просто посоветовал искать её гораздо южнее этих краёв. Что, в свою очередь, вполне устроило Лесовят.

Для старших все дружно придумали свою историю охоты, увы, безуспешной. Ну, да не беда! Как говорится, первый блин — комом, а первый заяц — скоком. Главное — самим не расхолаживаться и не студить арбалеты.

Пристально изучив карту «по-зосиевски», Арвиэль пришёл к выводу, что, если кое-где срезать, на обратном пути можно сэкономить полдня, да и по оврагам карабкаться не придётся.

На второй день пути охотникам встретился широкий ручей, но пограничный он или нет, аватар не понял, так что на всякий случай решили к нему не подходить. Через несколько часов за лохматым лозняком снова блеснула вода — видимо, русло пролегало крутыми зигзагами. Здесь решили устроить привал. Лесовята остались с поклажей, Эртан вызвался собрать хворост, а Арвиэль отправился к ручью, чувствуя, что Сумеречное Предлесье не окончательно отпустило его. Поставив котелок на плоский, отполированный течением камень, аватар вгляделся в ещё светлый прибрежный лес.

— Привет, Наринэ!

— Привет, Арвиэль! — лукаво выглянула та из-за соснового ствола.

Подмигнув ещё раз — уже по другую сторону сосны, фея вышла на бережок. Глазки в дол, ручки спрятаны за спиной, а лицо осияно наивной счастливой улыбкой — чисто девица на выданье.

Одно слово — шельма.

От валуна с замшелым бочком к ней прозмеился след в высокой траве, и чёрная ящерица ловко вскарабкалась хозяйке на плечо, цепляясь коготками за платье.

Аватар удовлетворённо кивнул:

— Отлично выглядишь для духа, Наринэ. Извини, что так вышло…

— Ай, брось! — беспечно отмахнулась тёмная и уже серьёзно добавила: — Я должна не прощать тебя, а благодарить.

— За что?

— А вот за это…

Лёгкий шелест платья над водой. Серебристые локоны скользят по волнам. Миг — и Наринэ стоит рядом, глаза в глаза, как тогда, на вересковом острове…

Только ей определённо был к лицу взгляд настоящего победителя.

— Да, ты напоил меня отравленной кровью, но всё же кое-что теперь я могу. Например, выбраться из этого болота и найти себе местечко… повеселее.

Не сказать, что это оказалось сюрпризом для аватара: такой возможности он не исключал, хоть и считал её ничтожно малой, но искренне надеялся на гораздо более вероятный исход. Да, шельму было жалко, но она слишком опасна…

…А с другой стороны, каждый имеет право на жизнь, и уж если так сложилось, пусть это правило будет действительным для всех.

— Только посмей сунуться на мою территорию, — веско предупредил аватар.

— На территорию avatte d’Shaattar — никогда не посмею, — заверила фея, клятвенно вскинув руку ладонью вперёд. — Ещё свидимся, Арвиэль…

— Не хотелось бы. И учти, что если и встретимся, я вновь окажусь не на твоей стороне.

— Время покажет… Ой! — она вдруг прижала ладошку к губам. — Чуть не забыла.

— Птичку?

— Нет. Не бери здесь воду.

— Это почему же?

— Вон там…

Естественно, за то мгновение, которое Арвиэль смотрел «вон туда», шельма с ящерицей успели исчезнуть. Махнуть им на прощание, что ли?

Отвергнув бредовую идею, аватар с котелком в руке двинулся вверх по течению, куда указала Наринэ. Идти пришлось довольно долго. Характерный сладковатый запах, поначалу едва уловимый среди медвяно-хвойных ароматов летнего леса, постепенно усиливался, в конце концов Арвиэлю пришлось закрыть нос рукавом.

Задняя половина туши лежала в воде, передняя упиралась в траву безрогой мордой с некогда смертоносным капканом челюстей, немного слабее и мельче волчьих. При жизни олень был крупный и сильный наверняка, теперь же труп вызывал омерзение пополам с жалостью. Кто-то освежевал его, спилил рога и бросил гнить в духоте, отчего-то побрезговав мясом. Впрочем… Почему кто-то? Наринэ сказала, что Зосий на её территорию не заходил, значит, как и предполагал Арвиэль, крагги сам перешёл ручей. Знал бы, бедняга, какое «достойное» погребение его ждёт. Озадачивал некий факт — не только Зосий не тронул мяса, но и зверьё и птицы, только всеядные насекомые отложили личинки, но немного, да и сами не спешили к пиршеству. Странно…

Арвиэль обошёл труп и остановился напротив безглазой морды.

— Ах ты, песец позорный…

Широкая лобная кость, в самую середину которой, по россказням Зосия, был верной рукой загнан болт, оказалась совершенно целой. Такие байки среди охотников не редкость, но рассказывают их с усмешкой да прибаутками, так что сразу ясно — брешет, зато интересно и толково. А вот Зосий говорил на полном серьёзе, и именно это спровоцировало братьев пойти на смертельный риск, прихватив с собой приятелей. Впрочем, ясно, что вовсе не гибель орка и двоих людей нужна была тому, кто питает оч-чень прохладные чувства к Старшей расе. Однако ж как тонко прочувствовал характеры всех четверых друзей, собака…

Стоп! Арвиэль отлично помнил эту чёрную бархатистую шкуру, целёхонькую, без единой дырки или прокола. Так каким образом охотник убил хищного оленя? Не голыми же руками душил?!

— Как же ты погиб, бедолага?..

Откуда-то взявшийся ветер принёс и бросил на оленье плечо гроздь знакомых чёрных ягод. Арвиэль огляделся, но Наринэ не было видно.

— Спасибо! — сложив руки рупором, крикнул аватар, но ответа не дождался. Лучше б их с шельмой дорожки никогда больше не пересеклись. Тяжко будет сражаться против того, кто помог тебе.

Олень сам отравился колютой. Может, по глупости, а может, был болен и решил покончить со страданиями.

Зосий нашёл уже падаль. А потом ободрал и пошёл в город этим хвастаться.

Что ж, Лесовята по праву могли бы гордиться достижениями. Ходили в Предлесье, отбивались от стаи в двадцать голов, а Сенька даже подстрелил крагги, пусть и не убил.

Но хорошо, что друзья никогда об этом не вспомнят.

И о том, что лежит сейчас под ногами, им тоже знать незачем.

У волков падаль вызывает чувства, весьма далёкие от отвращения, и Арвиэль, сменив ипостась, оттащил тушу от ручья. Жаль, лопаты нет — закопать. Теперь труп будет догнивать, пока не истлеет до костяка, но хотя бы воду больше не потравит.

Пройдя ещё выше по течению, аватар тщательно выкупался и наполнил котелок. Он собрался уходить, когда услышал в траве слабый писк.

— Как мило… — пробормотал Арвиэль, беря на руки прощальный подарок феи.

* * *

— Лучшше б, хозяин, ты шшто-нибудь съедобное принёс, — ворчал Симеон, то и дело бегая к коробу с чашкой молока и детским рожком, а склонившись над «дитятком», приговаривал: — Кушшай, маленький, кушшай… Кушшай большше, кушшай ишшо-о…

— Симка, он же лопнет! — В конце концов Арвиэль не выдержал и отобрал у излишне заботливой «мамочки» рожок. Из короба возмущённо запищали.

— Жшшадина ты, хозяин, меня голодом моришшь и детёнышша безвинного со свету сживёшшь, — горько укорил аватара кот, но рожок ему не вернули. — Ой, он с моим хвостом играется! Утю-тю-тю…

— Скоро этот детёныш вымахает с крупную харзу размером и захочет поиграть с толстым котиком Симкой иначе.

Как именно с ним будут играть, домовой не узнал. В незапертую дверь деликатно постучали, а потом приоткрыли ровно настолько, чтобы спросить, не заглядывая:

— К тебе можно?

— Конечно, заходи! — обрадовался стражник.

Майя вошла, настороженно глядя по сторонам и с ещё большим подозрением — на самого Арвиэля, точно он, послав к ней Симку с известием о сюрпризе, прямо с порога собирался всучить слабой девушке взрослую сумеречную белку. Ха! Не совсем же дурак?!

Не обнаружив в зале никого чёрного, здоровенного и клыкастого, кроме Симки, девушка осмелела и, покосившись на вышеозначенного, чопорно чмокнула Арвиэля в щёку.

— Не повстречался крагги?

— Увы, — развёл руками незадачливый охотник.

— И слава Богу!

Аватар усмехнулся:

— Оленя не подстрелили, но обещанный подарок я тебе принёс, — и с теми словами полез в короб.

— Н-не надо… — Девушка опасливо спрятала руки за спину, но, приглядевшись к подарку, сама потянулась навстречу чёрному пищащему комочку с белой искоркой на кончике хвоста.

— Ай, какой пушистенький!

— И он таки хищный! — Арвиэль гордо продемонстрировал грушевидный палец. — Кстати, там такие горностаи водятся — закачаешься! Нужен?

* * *

В тот вечер в трактире яблоку негде было упасть. Бурно жестикулируя и перебивая друг друга, Лесовята в красках расписывали придуманное приключение на радость деду, и, что самое удивительное, даже Арвиэлю с Эртаном достался луч славы бесстрашных находчивых братьев. Допущенная по такому поводу малышня внимала с открытыми ртами, сверстники шутили и переспрашивали, Лушка с Ташей бдили, как бы другие девчонки не подсели к охотникам. Эртан посмеивался, едва успевая наполнять подставленные кружки, Арвиэль откровенно балдел, между Майей и Береном прихлёбывая любимый «Янтарь», наставником же и купленный. Пока безымянный бельчонок гордо и грозно восседал в центре стола, уписывая кровяную колбасу, и изредка цапался с Симкой за лакомые кусочки.

В тот момент, когда Лесовята, топорами порубив в капусту волчью стаю и приправив её парочкой нашинкованных рысей, отважно маршировали вдоль границы Предлесья, чтобы найти для девушки друга-стражника сумеречную белку, к столу подкрался Зосий. Первым его заметил Сенька и сразу стушевался, запнулся.

— Ну что, орлы, с добычей вернулись? — вроде в будничном тоне издёвка не прозвучала, но чувствовалась какая-то червоточинка.

— Вот наша добыча сидит, — Венька кивнул на Симку, отдирающего бельчонка от своего хвоста.

— И всё? — удивился охотник. — А крагги что, даже издали не повидали?

— Нет, — отрубил Эртан.

Аватар перебрал пальцами по кружке.

— Живых не видели, дохлого я видел… — он помолчал немного, затем поднял голову, скрестив взгляды с Зосием. — Только я мертвечину обдирать побрезговал.

«Ты покойник, длинноухий», — молча сказал человек.

«Ошибаетесь», — молча возразил аватар.

Этот человек не был достоин того, чтобы открыто признать его врагом. Но если всякая шушера будет вредить другим или воспитывать себе подобных, чувствуя полную безнаказанность, род людской попросту истребит сам себя.

Глава 6

Хуторок с привидениями

— А давайте пойдём клад искать! — ни с того ни с сего заявил вдруг Сенька.

— В Ветшаную ^[14] усадьбу? — сразу догадался Арвиэль. — Там, почитай, почти все наши искали, да только никто ничего не нашёл.

— Вот именно, почти все. Кроме нас! Значит, нам уж точно бог Удачи «чёт» выкинет!

Сегодня в «домике-на-ножках» было особенно людно (и нелюдно). Кроме братьев Лесовят и Эртана, к караульному заглянули мельниковы дочки, даже Майя, поначалу державшаяся с деревенскими отчуждённо, к концу лета совсем вжилась в компанию и уже не считала зазорным гулять от заката до рассвета и обниматься со своим парнем на людях. Девочки подошли к делу ответственнее ребят, захвативших только табак и бутылку дрянного винца, на поверку оказавшегося забродившим сливовым компотом, и теперь на столе стоял жбан слабенькой цветочной медовухи, а в покорёженном щите, за неимением иной годящей посуды, лежали пирожки с рыбой-луком. Словом, вечер задался, и настроение у всех было преотличным.

— Давеча сон был мне в руку. Вещий, — загадочно прищурившись, Сенька неглубоко затянулся, но самокрутку по кругу не передал: так уж заведено, что баюну и трубку в руки, и чарку в обход остальных поднесут, лишь бы сказывал складно. Курили ребята не потому что хотелось, а для фасона, позёрствуя перед девочками, только Арвиэль хранил верность яблокам. Майю это очень даже устраивало.

— И что прриснилось? — поторопил приятеля Эртан.

Сеньян глубокомысленно набрал полный рот дыма и не спеша, с чувством и достоинством, выпустил в затерявшийся за сизыми облачками потолок.

— Ну?! — Лушка с Ташей с двух сторон ткнули его локтями под рёбра.

— Кхе-кхе-э! — не ожидавший подвоха рассказчик перегнулся пополам, и Веньян, пользуясь оказией, выхватил самокрутку. Откашляв остатки дыма, Сеньян возмущённо и обиженно уставился на брата глазами, полными горьких слёз.

— А я позавчерра видел, как водяной с бобррами из-за плотины брранится, — сказал Эртан, к которому перекочевала самокрутка.

— Так вот, сон, говорю, был мне вещий! — спохватился Лесовёнок, сообразив, что затянул с почином и рискует потерять право лидерства на сегодняшний вечер. — Иду я, значит, по тракту нашему на юг, а кругом — луга серебрятся. Луна-то полная, высоко стоит, всё далеко окрест видать. И тишина…

— А-ву-у-у! — закрыв рот ладонью, тихонько провыл Арвиэль. Под сердитыми взглядами остальных Майя щёлкнула его по носу.

— Вот если я сейчас с дивана встану и пасть тебе кулаком запечатаю, как думаешь, хорошо ли будет? — вкрадчиво поинтересовалась Лукьяна.

— И — тишина!!! — рявкнул Сенька, перебивая открывшего было рот аватара. — И вдруг чудится мне, будто филин в дальней чаще гукает: раз, другой, третий. А как смолк он, услышал я за спиной шаги, да такие чёткие, ровно кто на каблучках вышагивает. Али на копытах…

— Ой! — Ташка уткнулась лицом в плечо жениха.

— Цок-цок, цок-цок… И сопит тяжело так, недобро… — Сеньян покровительственно похлопал девушку по голове, смакуя и сам процесс, и возвращение самокрутки. — Замер я, точно в землю вмазанный, и обернуться не могу. Обгоняет меня козёл. Огромный, лохматый, чёрный, а рога-а… сам олений царь дорогу уступил бы, да ещё в ножки поклонился. Идёт, камни подбирает, а из… чрева его самоцветы сыплются! Тут отмер я и…

— Какаш… тьфу, камушки давай собирать, — подсказал Арвиэль.

— Что я, дурак…

— …Добро на дороге бросать…

Лесовёнок решил оставить последнее слово за настоящим дураком и продолжил:

— «Эй, рогатый, — окликнул я его, — постой! Скажи-ка мне, ты чистый дух, аль не чистый?» Остановился козёл, повернулся ко мне, а глаза так угольями и полыхают…

— И что говорит?!!

— Козлы не говорят, они блеют, — назидательно ответил Сенька.

— И что дальше? — даже Арвиэль начал проникаться.

— И — всё! — гордо объявил рассказчик и растёр по стене остатки самокрутки. — Я проснулся.

Какое-то время слушатели мрачно созерцали образовавшуюся на стене крокозяблу, потом Эртан плюнул.

— Тьфу ты, кудррить ных ррыха… — встал со своего ведра и пошёл разливать медовуху, дабы утопить в хмельном зелье обманутые надежды.

— Со-о-он! Ве-е-ещий! — сердито проблеял Веньян.

— Так ведь камушки, козёл! — горячо возразил его брат.

— Сам козёл! — оскорбился Венька.

— Безрогий! — подтвердила Лушка.

— Да не ты козёл, тот козёл! — Сенька наугад ткнул пальцем и попал в Эртана.

— Я тя щас… забодаю… — орк набычился.

— Тише, тише, стадо моё! — попытался усмирить всех аватар.

Но вышло с точностью до наоборот. Майя вдруг беспричинно возмутилась и опрокинула парня на тюфяк.

— Девчонки, он нас козами обозвал! Айда всыплем ему!

Лушка с гоготом ринулась в атаку булыжником, пущенным из пращи, за ней отколотой щебёнкой поскакала краснеющая Таша. Арвиэль не особо и сопротивлялся, когда на него навалались три разнопропорциональные дамы. Остальные парни снисходительно фыркали: каждому не хотелось и одновременно хотелось оказаться на его месте.

Арвиэль опомнился и начал отбиваться, но хулиганки на пару хватали его за руки, в то время как третья душевно отхаживала по рёбрам.

Когда куча-мала наконец распалась, все отдышались, отсмеялись, стражник раздумчиво сказал:

— А ведь сон и впрямь мог быть вещим. О том хуторе чего только не говорят, но все сходятся в одном — там спрятан клад. Над входной дверью особняка вырезана козлиная голова с огромными витыми рогами, да и балясины на веранде ими заканчиваются. И идти туда как раз по тракту на юг.

— Во-от! — воспрял духом Сенька. — А я про что?!

— А что о том хуторе рассказывают? — спросила Майя: от любопытства и медовухи глаза у неё разгорелись.

— Привижения шам вожащщя, — ответила Лушка, разгрызая кедровый орешек.

— Не привидения, а вурдалаки, — возразил Венька.

— Корроче, упырри! — подытожил Эртан.

— Лет восемьдесят назад, а то и раньше, хутора не было, а была избушка в одну комнатку, — начал Арвиэль. — Стояла она на старице Клин, которую иначе называют Бесовы рога, и как раз на смык рогов выходила покосившаясь дверь избушки. Жил там молодой отшельник. То ли изгнанником он был, то ли бирюком по натуре — никто не знает, но только семьи он не заводил и гостей не звал. А потом как-то внезапно разбогател и стал купцом, да таким хватким, будто деньги сами шли к нему в руки. Его так и прозвали — Золотая Лапа…

— На красном сукне он разбогател, — подсказал Сенька. — Краску изобрёл особо стойкую и яркую.

— Не на сукне, а на овечьей шерсти, — авторитетно поправил Венька. — Говорят, будто он скупал простую шерсть в окрестных деревнях и вымачивал в растворе, от которого она становилась необычайно мягкой, прочной и золотом на солнце отливала.

— Уж вам ли, пасечникам, не знать! Пчёлы у него несли мёд такой целебный, какого во всём мире не сыскать! — поддела братьев Лушка.

— А иные говоррят, будто он с бесями из одной чаррки пил. Детей по окррестным дерревням ворровал, а беси ему за них золото по весу отсыпали, — тихо, но проникновенно сказал Эртан.

— Как бы то ни было, дела он вёл в Стрелецке…

— Но я там живу и никогда о том хуторянине не слышала, — перебила стражника Майя.

— Откуда ж тебе слышать, ты же в гимназии учишься, — противненько съязвил Венька, дескать, куда вам, вшивой интиллигенции, до нас, неграмотных, да сведущих.

— Лушка, как думаешь, если я ему сейчас пасть кулаком запечатаю, хорошо ли будет? — глядя в потолок, спросил Арвиэль. Ему не ответили, и аватар спокойно продолжил: — Другие купцы да торговцы спрашивали совета, и никогда Лапа не ошибался. Естественно, и с этого он имел выручку. Бывало, сядет в карты играть и из-за стола не встанет, пока остальных игроков до порток не разденет. Решит куда пешим прогуляться — так непременно хоть сколку на дороге, да найдёт. Отстроил себе хоромы, батраков нанял, прислугу… Да вдруг перестал в Стрелецке появляться. Уж и летние ярмарки прошли, и зерно он должен был по осени подвезти — а нету, пропал человек. Решили стрелецкие проверить, не случилась ли с ним беда какая. Собрались, а самим боязно: уже тогда недобрые о Лапе слухи ходили. Но всё-таки набрались храбрости, запрягли возок и поехали…

Рассказчик выразительно кашлянул, и опустевшая кружка мигом наполнилась золотистым нектаром, а в подставленную ладонь опустилось наливное яблочко.

— Едут и издали чувствуют — неладно что-то, а как подъехали — ахнули. Вымерла усадьба, будто и не жил там никто. Распахнутой створкой ветер играет, гоняет по пустому двору травяные колтуны. Ни человека, ни зверя. Только козлиные головы со всех сторон скалятся. Опустел хутор. Самое странное, что никто не решился обжить его заново, хотя и дом крепкий, и место хорошее… Упыри, вурдалаки, призраки… Не знаю, но место это нечистое, а клад, что покойник спрятал, проклятый.

Свечка, надсадно трещавшая последние пару минут, погасла как от порыва ветра. Завизжали девушки. Сенька дёрнул ногой и сшиб Эртана с ведра, и грохот спровоцировал новую волну воплей. Нервно посмеиваясь (самого пробрало, что сказать), стражник выдрал из «Отчётника» испорченную сослуживцами страничку, высек на неё искру и заново зажёг свечу.

— Эх, хоррошо-о! — Венька довольно потянулся. — Жуть!

— Ага. Тьфу! — подтвердила Лушка, сплёвывая на пол кожуру.

Майя дождалась, когда Арвиэль вернётся к ней на тюфяк, и мечтательно вздохнула:

— Вот бы сходить туда! Кроме Симки и ваших русалок, я никогда нечисти не видела, а ваши все добренькие. Хотелось бы хоть одним глазком на настоящую нечисть посмотреть.

— Русалки добренькие? — усмехнулся аватар. — Мириада сказала, что, если ты одна на реку придёшь, она тебя за косу под воду утянет.

— За что?! — изумилась Майя.

— А догадайся.

— Из-за тебя, да? Ревнует, что ли? Но она же — нечисть с рыбьим хвостом, а ты… — девушка неопределённо покрутила рукой.

— Ррусалки вообще обычных девушек не жалуют, — пояснил Эртан. — Но Лушка и Таша — местные, и обижать их чрревато, моя Ксанка им сестрра названая, а ты — чужачка, посягнувшая на их добрро.

— Вот жадюги сопливые! — похоже, Майя всерьёз обиделась и расстроилась.

Обычно не склонный к нежностям Арвиэль прижал её к себе.

— Они вовсе не скользкие. Понимаешь, когда я был маленький, то едва не утонул в омуте… из-за одного зеленорожего засранца, кстати! Мириада меня спасла, а теперь считает кем-то вроде… даже не знаю, кем именно, но уверен, что не утону в Истринке, даже если вдруг захочу утопиться, не вернусь с рыбалки без улова и что она рада, когда я прихожу к её омуту.

— Кстати, дедко Леший тебя давно заприметил и просил передать, чтоб ты не боялась в лес ходить. Приходи одна, он тебе поляну с лисичками откроет, а ещё Царь-боровик для тебя от червей и гнили приберёг, — подала голос обычно молчаливая Таша.

— Правда? — с недоверчивой надеждой спросила Майя.

— Ага, — подтвердила Лушка. — Только ты с ним ухо востро держи, а то любит он перед нами, девками, молодцем оборачиваться, да таким добрым…

— Так мы идём клад искать или нет? — нетерпеливо вмешался Сеньян.

— А давайте, — неожиданно для самого себя кивнул Арвиэль. — Через три дня я выходной, и ещё на денёк с Акимом очередью обменяюсь.

— Давайте! — обрадовались девочки.

— А вы-то куда собрались? — спросил Веньян.

— С вами!

— Не, вы ещё маленькие, — снисходительно отмахнулся Лесовёнок.

— Как губищи распускать — так не маленькие, а как за золотом идти — не доросли ещё?

Лушка размахнулась, чтоб погорячей приласкать жениха, и попала кулаком в нос сестре. Таша возмущённо дёрнула её за косу, и девочки с визгом повалились Сеньке на колени, а тот, не будь дураком, сразу сгрёб в охапку обеих, за что получил от брата леща. На диване поднялась кутерьма с писком, хохотом и незлой руганью.

— Так и живём, — пояснил аватар Майе, норовящей дёрнуть за острое ухо.

Чувствуя себя не при делах, Эртан подошёл к Арвиэлю и молча нахлобучил своё ведро ему на голову.

* * *

— Думаете, мы правильно сделали, что девчонок не взяли? — обеспокоенно обернувшись, посоветовался Арвиэль, когда три дня спустя кладоискатели вышли за ворота. Петухи ещё спали, вокруг стояла фиолетовая темень, и над молчаливой округой сияла полная луна, заливая серебром бескрайнее поле, — совсем как в Сенькином сне.

— Лушка начнёт ныть, что у неё ножки устали, у Таши они и впрямь устанут, а Майя — городская, к долгим походам непривычная. К тому же пришлось бы и белку эту брать, а с ними и твой Симеон навязался бы в няньки. Сам знаешь, сколько они на пару жрут: мы бы тащить умаялись, — фыркнул Венька. На этот раз Лесовята проснулись первыми и сами разбудили остальных.

— Тоже верно, — согласился аватар. За месяц с небольшим сумеречный бельчонок Козьма здорово вырос и перепробовал на зуб всё в доме Игната, включая и самого горшечника. Единственный плюс — хищник ловил крыс, но и это не убедило мужчину провести пару дней наедине с зубастым Козенькой. Зато к белке здорово привязался Симеон, такой же чёрный, пушистый и прожорливый.

Приключение в Сумеречном лесу научило Лесовят не спорить с «бригадиром», и к полудню компания вышла к столбу. Давным-давно на нём была шильда, а теперь осталась только гнилая, изъеденная насекомыми палка.

— Привал? — Арвиэль повернулся к остальным.

— Не, до озера рукой подать, — отмахнулся Сенька. — Там отдохнём и перекусим. Давай лопату понесу.

Рощу, загородившую собой усадьбу, было видно с дороги, но идти туда пришлось около полутора часов. Лесовята уверяли, что на берегу должен быть плот, связанный предыдущим поколением кладоискателей, но, сколько ребята ни шарили по кустам, ничего не нашли.

— Сюда Зосий последним ходил, — многозначительно подытожил Венька.

Пришлось браться за топор, хорошо хоть верёвку прихватили. На дом старались не смотреть — успеют ещё, но Арвиэлю почудилось, будто в окошке что-то мелькнуло. Не то чтобы он боялся призраков, тем более в россказни про нечистую усадьбу не верил, но по спине вдруг прошелестел неприятный холодок.

Дно на этом берегу было опасным, заваленным корягами, поэтому смыть дорожную пыль решили на противоположном, где манил песочный пляж, окружённый раскидистыми кустиками. На них развесили одежду, под них положили самую ценную поклажу — две лопаты.

— Вам не кажется, будто за нами наблюдают? — настороженно спросил Арвиэль, медля с тесёмками на штанах.

— Кажется, — подтвердил Эртан.

— Знаете, что бесов не хуже образов и кукиша отпугивает? Голая задница! — Венька первым скинул порты и с разбега сиганул в воду.

— И правда — жуть, — посмотрев ему вслед, согласился Арвиэль.

Вдоволь наплававшись, нанырявшись и, естественно, нахлебавшись воды, ребята вылезли на берег, к вещам. И тут их ждал сокрушительный сюрприз. Нет, всё было на месте, но…

— Вся одежда вывернута наизнанку… — Сенька содрогнулся.

— Свят-свят-свят! — его брат истово кропил кусты святым знамением.

— Кажется, не спасла нас твоя задница, — заметил аватар, поспешно выворачивая порты: даже перед призраком было немного неловко. На мгновение он опустил взгляд, а когда поднял — обомлел.

За окном стояло привидение. Белолицее, глубоко запавшие глаза обведены синяками, чёрные губы беззвучно шепчут то ли мольбу, то ли проклятия. Сивые космы ниспадают по плечам, отчасти скрывая кровавое пятно на саване, скрюченные пальцы царапают по откосу.

— Ребята…

— А-а-а! — сцепившись в обнимку, заголосили Лесовята.

— Хоррошо, что мы девчонок не взяли, — Эртан попятился.

Входная дверь гостеприимно распахнулась настежь. Вытянув руки, призрак отступил во мрак проклятого дома.

— Ну что, будем клад искать или обратно вернёмся? — деревянным голосом спросил Арвиэль.

— Д-да ну его, к-клад этот, — содрогнулся Венька, лязгая зубами. — Видал, как оно нас обматюгало? Нипочём копать не даст, только в душу нагадит!

— Вроде это была она.

— Точно, девка, — подтвердил Эртан. — И, по-моему, это не прривидение, а умерртвие.

Зубы Лесовят зачастили с удвоенным энтузиазмом.

Шелохнулись ставни, тяжело заскрипела дверь: на кладокопателей пахнуло гнилью и старостью давно нежилого, обветшалого дома. Впрочем, волчий нюх учуял ещё кое-что, заставившее Арвиэля мгновенно запрыгнуть в порты, в коих он тут же почувствовал себя гораздо увереннее.

— Ну, вы как хотите, а я, пожалуй, покопаю… — стражник потянулся, зевнул, картинно размял мышцы, зная, что за ним наверняка наблюдают.

— Сдурел?! — ребята вытаращились на бригадира как на идиота, сообщившего, что он идёт сунуть голову в пчелиное дупло, дабы откушать медку «с пылу с жару».

— Это точно было не привидение. А умертвие или упыря можно убить усекновением башки мерзопакостной! — во всеуслышанье рявкнул Арвиэль.

— Чем?!

Аватар воинственно потряс лопатой. Приосанился и Эртан, воздев лопату совком вверх: то ли боевой степной дух в нём взыграл, то ли тоже кое о чём догадался.

— Я с тобой, дрружище! А вы с нами? — эльф и орк выжидающе уставились на Лесовят. Судя по их глазам, идиот уже сунул голову в дупло и радушно приглашал остальных последовать его отважному примеру.

— Арвиэль, ты, часом, на завтрак мухоморы не ел? К тому же лопат у нас только две, чем мы-то с Сенькой башку усекать будем? — с неожиданным спокойствием поинтересовался вдруг Венька, спровоцировав у брата тот же ошалелый взгляд, каким только что сам потчевал нелюдей.

Бригадир зловеще усмехнулся.

* * *

Снаружи усадьба столетней давности ничем, кроме козлиных голов, примечательным не выделялась: дом и дом с подклетом и теремом, двор и двор. Отдельно от хозяйского особняка — барак для батраков с провалившейся крышей, какие-то сараи, по прошествии времени утратившие изначальный вид и функциональность. В запущенном саду за домом вволю разрослись яблони и груши, малина переплелась с терновником, точно страстные любовники, образовав неодолимый колючий забор для охотничков не только за златом-серебром. Словом, ничего особенного. А вот козлиные головы — да, впечатляли, особенно те, которые раньше подпирали козырёк крыльца, сейчас обвалившийся. Два почерневших столба торчали как идольники, только вместо голов божеств их венчали пакостные хари: лупоглазые, с оскаленными зубами. Если задачей краснодеревщика, их вырезавшего, было отвадить народ от усадьбы, то постарался он на славу: при виде глумливых рож, свысока пялящихся на тебя буркалами навыкате, хотелось плюнуть через левое плечо (за которым, как известно, бес стоит), осенить себя треуглом и дать стрекача куда подальше. На правом столбе один рог обломился, зато на втором висела полуистлевшая воробьиная тушка, будто кем-то принесённая в жертву.

— Ну что, други, готовы свершить вы дело благое по упокоению погани богопротивной? — переступив порог, зычно вопросил бригадир кладокопателей, а по совместительству охотников за привидениями.

— Во славу Триединого! — с готовностью подтвердил Сенька.

— Банзай! — Эртан отсалютовал лопатой.

Умертвие попалось с чувством юмора: захихикало в кулачок из кладовки под лестницей. Наверху хлопнула дверь, обрушив дождь трухи из зазоров между потолочными досками.

— Жаль только, лопаты у нас тупые: с одного удара не перерубить шею упыриную! — громко посетовал Венька. Юморное умертвие в кладовке поперхнулось.

Каждый из ребят отправился к своему упырю, только Эртан, за неимением оного, остался с Сенькой, передав лопату Веньяну, который пошёл на второй этаж, проникновенно скрипя лестницей. Арвиэль крался бесшумно, опираясь на нюх, а тот вывел его из гридницы и повлёк сенями вдоль веранды. Идти приходилось осторожно, чтобы не спугнуть умертвие и не провалиться в подклет: предыдущие кладоискатели перевернули все до единой половицы, а назад уложили как попало. Чутьё привело оборотня на кухню, а оттуда в кладовку, где и обнаружился люк. Арвиэль постучал в крышку черенком лопаты:

— Есть там кто живой?

Умертвие промолчало, как и подобает благовоспитанной нежити.

— А неживой?

— Убирайся или умри, несча-а-астный! — обрадованно завыли внизу. — Не то как выскочу, как выпрыгну, как пойду вонзать зубы острые в зад… в шею белую!

Видимо, Венькин способ борьбы с упокойными произвёл на упырей неизгладимое впечатление.

— Ах, вот ты как?! Ну ничего, знаю я способ верный, как тебя навек упокоить! Отсеку тебе голову хладной лопатой острой, а чтоб ты зубы не распускало, зажгу сейчас лапник и вниз к тебе сброшу: сразу смирненьким станешь! Как раз целую охапку надрал!

— Аха-ха-ха-ха! Меня лопатой не убьёшь! — заявило умертвие, впрочем, без особой уверенности.

— Вот мы и проверим.

Над головой бухнуло-ахнуло: видимо, Венька упокаивал своего упыря. Дверь кладовой надсадно скрипела: туда-сюда, туда-сюда. Скрр-виии… скрр-виии… скрр-беее…

Оборотень защёлкал когтями будто кремнем о кресало.

— Ты что там делаешь? — настороженно спросило «умертвие» тонким девичьим голоском.

— Что и обещал: лапник поджигаю, чтоб тебя потравить как следует.

Крышку попытались приподнять снизу, но на ней стоял аватар.

— Арвиэль, это я, Майя!

— Так ты меня заморочить хочешь? Майя у меня красавица писаная, а ты пугало поганое.

— Сам ты погань! Выпусти меня, здесь холодно!

— Вот-вот. Маюшка мне в жизни слова худого не сказала, а ты вон как обзываешься.

— Ты же дом спалишь, придурок!

— Ничего, зато ты согреешься, — хмыкнул Арвиэль. Он понимал, что перегибает палку, что шутка может обернуться ссорой, но какой-то гаденький голосок внутри продолжал нашёптывать: «Помучай её, помучай, пусть девка знает своё место».

— Открывай сейчас же… нелюдь паршивый! — испуганно и злобно крикнула Майя.

Аватар сжал губы и кулаки: ах, вот как?! Воспитанная гимназистка немного раскрепостилась в Северинге, но никогда не позволяла себе оскорбить кого-то или унизить. Тем более своего парня. Тем более расой попрекнуть.

Арвиэль дёрнул крышку на себя, а поскольку Майя напирала снизу, то вывалилась она прямо к ногам парня. Отступив, он подал ей руку — чисто машинально. Девушка ударила по ней наотмашь, что было сил, и встала сама. А затем — ещё хлеще. Пихнула Арвиэля в грудь, выталкивая из кладовой на кухню. Аватар скрипнул клыками. Если бы девушка его племени посмела… Да нет, что за ерунда! Женщины-аватары даже представить себе такое неуважение к мужчине не смогли бы.

Какое-то время стояли молча, сверля друг друга одинаково ненавидящими взглядами. С потёкшим «упыриным» гримом Майя выглядела настоящим пугалом. Арвиэля корёжило от одной мысли о том, как ещё вчера он целовал эти чёрные губы, серую, в разводах, кожу. Мерзость какая…

Наверху, в тереме, стояла ругань, бранились и в гриднице — но эти звуки казались дальним эхом по сравнению с душераздирающим блеяньем проклятой двери. Захлопнуть её, что ль, чтоб ругаться не мешала?!

Майя отмерла первой.

— Ах ты, мерзавец…

— О, да. Я же нелюдь, верно? — холодно усмехнулся аватар.

— Ты первый начал.

— Неужели? Это я сюда прокрался, чтобы выставить свою девушку идиоткой, а потом над ней похохотать с друзьями.

— Мы просто хотели пошутить!

— И мы тоже.

— Ничего себе у вас шуточки! Ты меня до смерти напугал! — Майя сжала кулачки.

— Ведь и вы того же хотели. Просто мы оказались умнее.

— Умнее?! Дураки! Деревенщина! — взвизгнула девушка. — Я-то думала, что ты другой, а ты такой же, как все! На людях паиньку корчишь, а сам только и думаешь, как бы меня на сеновал затащить, чтоб потом перед дружками подвигом хвастать! Вам ведь, остроухим, только девиц подавай, на баб вы не согласны! Думал, под конец лета я сама тебя позову, а я и правда… А ты меня даже не любишь!

— Ты права, человечка. Не люблю.

Майя открыла рот, Арвиэль, напротив, закрыл. Молчали оба.

Жутко бухало в груди, в ушах. Что он такое сказал, это понятно. Но зачем? За что? Непонятно, о чём думала Майя, а вот Арвиэль действительно чувствовал себя распоследним мерзавцем.

«Скрр-беее… беее… беее» — дверь в кладовую и без ветра ходила сама собой. «Цок-цок-цок!» — стучало в голове.

Наверху что-то грохнуло, кто-то заорал; захохотал Эртан в гриднице…

Арвиэль будто в прорубь нырнул: помутневшее сознание обрело кристальную ясность.

Усадьба… Проклятье… Сгинувший хуторянин… Привидения…

Привидения, которых здесь нет и никогда не было!

— Майя, пойдём отсюда! — Арвиэль попытался взять подружку за руку, но Майя снова его оттолкнула.

— Никуда я с тобой не пойду, нелюдь!

Тогда аватар повёл себя чисто по-мужски: перекинул девушку через плечо и понёс, только не в избу, а из неё, не обращая внимания на брань и сыплющиеся на спину удары. Даже верную лопату впопыхах едва не забыл.

В гриднице бушевали Сенька и Таша, причём застенчивая девушка поливала парня такими словечками, какими Арвиэль только берберианцев удостаивал, и то шёпотом, дабы не огорчать сквернословием Пресветлую. Орк, вместо того чтобы их разнять и успокоить, гоготал, держась за живот.

— Эртан! — Арвиэль вцепился в рукав приятеля. — Хватай людей и вон отсюда, пока мы друг друга не поубивали!

Степняк нахмурился и хотел что-то возразить, но потом тряхнул головой, точно отгоняя наваждение. Схватил под мышки обоих бунтовщиков и припустил к выходу вслед за Виллем. Веньку звать не пришлось: парень сам чуть ли не кубарем скатился с лестницы, подгоняемый Лушкой с лопатой наперевес. Как девчонка умудрилась отобрать противоупыриное орудие, Арвиэль решил не заморачиваться.

В дверях орк и аватар столкнулись, сзади поднажал Венька, торжествующе завопила Лукьяна… за порог вывалились кучей-малой.

* * *

— Вот тебе и хуторок с привидениями, — сплюнул Венька, когда компания разобралась в руках, ногах и лопатах, подсчитала синяки и помятые рёбра, а заодно остыла.

— Нет здесь ни призраков, ни упырей, — мрачно отозвался Арвиэль, помогая Майе выпутаться из простыни, послужившей погребальным саваном для «нежити». — У самого дома аура дурная. Видимо, человек, который здесь жил, был настолько чёрным, что особняк насквозь злом пропитался. Даже не представляю, что такого нужно было сделать, если и за сотню лет оно не выветрилось.

Девушки смыли в озере привиденческий раскрас, стоя по очереди на стрёме с прутом в руках, дабы парни в отместку не удумали подглядывать, а потом рассказали о своём грандиозном замысле. Сговорились они в тот же вечер, как мальчишки решили пойти клад копать. Во-первых, им самим было интересно, что из затеи выйдет, во-вторых, мельниковы дочки хотели проучить женихов, а Майя жаждала романтики и увидеть настоящее привидение, чтоб было о чём рассказать городским подругам. Естественно, родным соврали, дескать, идут с парнями. Вышли на рассвете, угнали плот, на месте нарядились-накрасились и приготовились ждать. Причём девушки уверяли, что, пока они были одни, ничего страшного не происходило. Как будто дом подслушивал разговоры и нарочно выжидал.

— А как это вы нас опередили, если мы раньше вышли! — возмутился Сенька.

— Нас дедко Леший тайными тропами провёл, когда мы ему всё рассказали, — натянуто хихикнула Таша.

Сидели на берегу озера, плотным кружком, однако не касаясь соседей плечами. Из всей компании только Эртан и неунывающая Лушка сохраняли прежний оптимизм, остальные же лишь изображали веселье. Арвиэль не знал, что успели наговорить друг другу Лесовята и мельниковы дочки, но у них впереди полно времени, чтобы объясниться и помириться, а Майя через полторы недели уедет в Стрелецк и, возможно, уже не вернётся следующим летом. Уедет с тяжёлым осадком на сердце благодаря Арвиэлю, которого ни разу ни в чём не упрекнула и ни о чём не просила. Парень хотел устроить на прощание романтический вечер с конфетами-букетами и обещанием никогда не забывать это прекрасное лето… а вышла вот такая пакость. И ничем её уже не загладишь.

— Н-да, а мне, сколько я ни просил хоть одну тропу показать, он только кукиш под нос совал, — Арвиэль озадаченно почесал макушку.

— Тю-у-у! И не надейся! Мы-то, девочки, с ним давно на короткой ноге, а уж перед новенькой он разве что тропку не подметал: ни одна гадина не проползла, ни один пискун, ни один зудень ^[15] не потревожил! — Лушка звонко рассмеялась, Майя улыбнулась краем губ. Парни удручённо переглянулись: похоже, всё комарьё увязалось за ними.

— А Козьму ты с кем оставила? — поинтересовался аватар.

— С Симкой у вас дома. Не волнуйся! — пожала плечами Майя.

— И правда, о чём волноваться?.. — Арвиэль мысленно подсчитал убытки в кладовой.

— А всё-таки мы вас напугали! — победно заявила Лушка.

— Ещё чего! — задрал нос Сенька.

— Вы бы свои рожи видели!

— И не только рожи, — поддакнула Таша.

— Так и пррыгали бы к нам в озерро, чего издали-то глазеть? — подмигнул Эртан, и смутились уже девочки.

— Ладно, так что теперь делать будем? — поставил бригадир вопрос дня. — Если домой идти, то сейчас: как раз к сумеркам вернёмся.

— Домой. Здесь мы не клад выкопаем, а друг дружку зароем, — вздохнул Сеньян, горько прощаясь с мечтой разбогатеть, а пуще того — прославиться на весь Северинг.

— Врроде снарружи безопасно, — оглядевшись и прислушавшись, заметил Эртан.

— Безопасно, — подтвердил Арвиэль. — Опасен только сам дом, но и там можно какое-то время пробыть, если держать себя в руках.

— И то верно! — Сенька мигом воспрял духом. — Другие тоже группами ходили и даже ночевать здесь оставались, но с ними ничего плохого не случилось!

— Ходили только мужчины. Наших девочек дом тоже не тронул. Может, он злобствует, только когда парень с девушкой приходят вместе? — предположил Веньян.

— Может быть. А ты что скажешь? — аватар обернулся к Майе. Девушка сидела спиной к нему, лицом к озеру, опустив ноги в воду. Расслабленно-отрешённая поза, голова чуть склонена набок, русые волосы перебирает шаловливый ветер, пальцы рисуют на песке неведомые символы — путник мог бы принять её за печальную водяную деву, одинокую или на кого-то обиженную.

— Мне здесь нравится. Озеро как будто из сказки, пейзаж красивый, а ночью, когда разведём костёр и поднимется луна, станет просто волшебно… Будет, о чём осенью вспомнить. А здесь русалки не водятся?

— Да не! — отмахнулся Сенька. — Если б водились, они бы наш плот перевернули: это у русалок так с парнями знакомиться принято.

— Тогда остаёмся на романтический ужин с проклятой усадьбой, прекрасными «умертвиями» и волшебной луной. И будем надеяться, что папоротник спутает эту ночь со Свитличной и укажет нам, где собака… тьфу, клад укопан! — объявил Арвиэль, радуясь, что хоть чем-то поднимет девушке настроение. Разговора по душам хотелось бы избежать, но, увы, не получится. Оставалось надеяться, что к вечеру Майя немного остынет… а там и луна дорожку на озере высеребрит, и сверчки запоют, и подружка на ветру продрогнет — согреть надо будет…

— Как будем искать? — глаза у Лушки прямо-таки светились азартом: дай лопату, и не только двор, а поле под пшеничку вскопает.

— Искать мы будем, а вы лучше покушать приготовьте…

— Чаво?!

— Если найдём что-нибудь, поровну поделимся, а если голодными упашемся, сами к утру умертвиями станем. Разобъёмся на пары и будем по очереди обыскивать особняк и двор. Как только тем, кто в доме, станет невмоготу — меняемся.

Хитро прищурившись, Веньян колупнул кончик носа.

— Если б ты был купцом, где бы схрон сделал? В доме или во дворе?

— Во дворе его могли батраки найти, так что, скорее всего, в доме, — озабоченный собственными проблемами Арвиэль не заметил подвоха.

— Тогда мы — в дом! — обрадовались Лесовята.

* * *

Деревянный козлиный рог был слишком велик для крохотного тельца, и со стороны могло показаться, что кто-то злой шутки ради насадил на него воробья вместо украшения.

— Зосий сюда последним ходил, — пробормотал Венька.

— Ага, — рассеянно кивнул Сеньян. Лесовята стояли на крыльце, задрав головы вверх, смотрели на трупик и почему-то не могли просто войти. — Давай его снимем?

— Что, птичку жалко? Похоронить решил? — неуклюже съязвил Венька, тоже чувствуя какую-то нелепую обязанность перед мёртвой птахой. Ну, висит, и пусть висит себе дальше…

— А вдруг кому на голову свалится? — нашёлся Сенька.

— Особенно если Таше: от её визга дом сам подклет подымет и на столбах уковыляет, — хмыкнул его брат, ища в траве палку, чтобы стряхнуть трупик. Лопаты забрали те, кому предстояло начать раскоп двора.

Сеньке повезло раньше. Палка нашлась хорошая, прочная, но, увы, коротковатая, и до цели доставала самым кончиком.

— Он там застрял. Подсади-ка, — попросил Сенька.

Брат подставил сцепленные в замок руки, и младший Лесовёнок упёрся ногой. Парни весили одинаково, и Венька сквозь зубы ругался, из последних сил пытаясь не разжать пальцы, а живая конструкция угрожающе раскачивалась; измазанный в глине Сенькин лапоть скользил; палка никак не попадала по воробью.

— Ты скоро там? — прошипел Венька.

— Сейчас… А-а, едрёна мать!!!

Сбитый упокойник наконец-то упокоился, но не в земле, как положено, а у Веньки за пазухой, предварительно тюкнув Сеньяна по макушке. Естественно, «башня» рухнула. Младший Лесовёнок растянулся плашмя, а старший заскакал вокруг, почти в суеверном ужасе выдёргивая рубашку из штанов. Орать не орал, но бранился от души.

— Ну что, в крапиву его откатим? — неуверенно предложил Сенька, когда птичка вытряхнулась и печально распростёрла в траве крылышки. — Девчонки точно туда не сунутся.

— Да нет, лучше похороним, — ответил Венька и, оправдываясь, добавил: — А то вдруг они крапивные щи варить удумают?

* * *

— Давай отсюда начнём! — решил Арвиэль, вонзая лопату у корневища векового раскидистого дуба.

— Думаешь, тут оно заррыто?

— Не-а, просто здесь тенёк, да и земля рыхлая. Видимо, кто-то до нас уже копал, и не раз.

Аватары по природе своей существа, до богатства не охочие, Эртану с лихвой хватало дохода от «Оркан-бара», оба приятеля не верили в мифический клад, так что копали развлечения ради и чтобы не обидеть остальных. Арвиэль украдкой наблюдал за Майей, щебечущей с сёстрами над кипящим котелком: девочки варили щи из крапивы, а на второе решили просто запечь картошку в золе, что вприкуску с салом да огурчиками всегда идёт на ура.

Арвиэль боялся связываться с ровесницами из своего города, зная: рано или поздно всё закончится либо жрецом Теофаном и ленточкой на запястьях, либо позорным изгнанием за ворота. Подколки насчёт того, что семнадцатилетний парень до сих пор ни с кем не встречается, уже не просто надоели, а раздражали, и приезд Майи он воспринял как подарок Пресветлой. Девушка ни на что не намекала, просто отдыхала в своё удовольствие. Стражник — тоже. Болтуны наконец-то отстали. Всё шло просто отлично до сего дня. А сегодня Арвиэль понял, насколько сам изменился за это лето, насколько Майя изменила его. Свидания при луне, робкие поцелуи за углом (ай-ай, а вдруг взрослые застукают, жуть же как интересно!), игры в бутылочку — это всё было до своей девушки, но понарошку, по-детски. Аватар и не думал, что постоянные отношения не только обяжут его, но и привяжут, заставят ждать её стука в дверь, прикосновения её рук, звука её голоса. Нет, Арвиэль не любил Майю. Но теперь понял, как плохо будет без неё, одному, увязшему в городе как шельма Наринэ в своём болоте. С одним лишь призраком надежды, что когда-нибудь в гости заглянет родственная сущность.

А по всему выходило, что одиночество — единственный выход. По крайней мере, здесь, в Северинге.

За час парни украсили ямами полдвора, второй час их зарывали, дабы не лишать кладовых угодий последующих охотников за мечтой. Тем временем обед поспел и остыл, и девочки позвали к столу.

— Пойду ополоснусь, — аватар вытер лоб рукой. Рубашку он сразу снял, работали в теньке, но с северянина всё равно лило в три ручья. — Ты пойдёшь?

— А на кой ляд? Всё рравно ещё копать и копать, — Эртан сплюнул изжёванный мятлик, сорвал свеженький. Привычный к жаре степняк почти не вспотел и поросёнком на вертеле себя не чувствовал — в отличие от несчастного приятеля.

— Ну-ну, — Арвиэль принюхался, — будем надеяться, что твой степной дух напугает дом больше Венькиной задницы.

Парень спустился с пригорка к воде и ушёл за кустики. Не стеснялся, просто не хотел, чтобы Майя просверлила ему спину обиженным взглядом. Разговаривать с ней пока рано, будут одни слёзы да упрёки.

До сумерек было ещё далеко, но солнышко уже зацепилось краем за конёк особняка. Арвиэль представил, как оно съезжает вниз по скату, точно на салазках, чтобы уснуть там, в заброшенном саду, и усмехнулся. Когда-то Дариэль Винтерфелл удивлялся, откуда у сына берутся такие странные, несвойственные аватарам фантазии. Например, с уверенностью заявить, будто у луны есть лицо — то грустное, то улыбающееся. Или придумать, что небесные гончары лепят из облаков фигурки зверей, горы и корабли, а снег из них высекают кузнецы метелей. Это всё осталось в голопузом детстве, но сейчас Арвиэль был полностью согласен с Майей: это место действительно казалось волшебным. По сути, небо оставалось небом, трава травой, вода водой, песок песком, ольшаник на противоположном берегу — обычным кустарником, но всё вместе складывалось в чудесную купель покоя и света, в которой язвой чернел проклятый дом.

В шёпот веток вливался едва уловимый плеск воды, птицы пели слаженно, будто заранее сговорились, насекомые их не перебивали, вступали, только когда более опытные певцы замолкали, и все эти звуки вместе растекались над озером мотивом песни, которой Арвиэль никогда раньше не слышал и слов не знал.

* * *

Похоже, Венька оказался прав, и особняк сводил с ума только парочки, связанные определённой разновидностью любви, к коей братская не относилась. Наполовину обследовав гридницу, ребята решили, что вряд ли скрытный мужик будет прятать клад в большой столовой. Сени, подклет и переходы, куда был доступ слугам и батракам, тоже оставили на потом и занялись комнатами. В первой же их ждало открытие. Не клад, правда, но всё равно потрясающее.

— Фью-у-у! — присвистнул Венька, благоговейно лаская трухлявый седой лоскут, отороченный выпирающим из брёвен мхом как мехом. — Да у него стены были полотном обиты, и не простым, а шёлковым, с рисунками!

— Ну и чё? — Сеньку куда больше занимал пустой сундук, в котором он с методичностью дятла выстукивал двойное дно. — У господина Грайта, вон, тоже обиты, и у Лушки с Ташей, и у Демьяна…

— Так это сейчас! А сто лет назад такое только в столице купить можно было, да и то на заказ! Представляешь, сколько оно стоило? Шёлковое, с рисуночками?!

— Нет! — Сенька переключился с сундука на лавку. — Но я его уже хочу!

— Ты ищи-ищи, глядишь, и нароешь себе и на полотно, и на избу, чтоб было куда прибивать! — Венька тоже без дела не сидел, поддевал долотом половицы.

— Арвиэль хорошо решил, чтоб мы поровну делились, — хмыкнул Сенька. — Коли деда с Мироном не передумают, будет у нас с тобой по двойной доле.

— Это если мы не передумаем! — назидательно поправил старший брат.

— Или Лушка с Ташей.

— А девкам вообще думать незачем и нечем.

Пасечник Лесович и мельник Мирон были закадычными приятелями. У одного подрастали внуки, у другого — дочери, так что сам Триединый велел семьями породниться, да и молодёжь вроде была не против. А как известно, девке нельзя деньги в руки давать — всё на ленты да орехи изведёт, вот Лесовята и прикарманили будущие невестины доли на резонных основаниях. По крайней мере, в Таше Сенька не сомневался. А вот в Лушке очень даже.

Братья тщательно обследовали две комнаты и перешли к потенциальному тайнику — хозяйской опочивальне. Обоих такой азарт захватил, что заныло под рёбрами, а по спине побежали мурашки. Венька церемонно распахнул дверь…

— Н-да, — Сенька уныло прицокнул языком.

Из убранства в опочивальне осталась только картина с малоразличимым сюжетом на тёмном фоне, а всё остальное уже кто-то вынес.

— Ну, давай хоть с веничком пройдёмся, — Венька постучал долотом по косяку.

Старший Лесовёнок занялся полом, младший ощупывал и оглаживал стены, но не везло обоим. Когда дошло до картины, Сенька схватился за тяжёлую бронзовую раму, и тут же отдёрнул руки.

— Шушеля мать! Она будто иглами утыкана!

— Чего?

— Картина, говорю, колется!

Скептически хмыкнув, Венька подошёл, коснулся рамы, холста…

— Да не, не колется. Почудилось!

— Ну да, точно, — Сеньян ткнул в раму сначала пальцем, потом взялся рукой. — А что здесь намалёвано? Скотный двор?

— Ну да, вроде… Вон свиньи, козы… бе-е-е, вон баба… девка то есть, зерно птице сыплет, а это… медведь?!!

— Ага, медведь, — ошалело согласился Сенька. — А ещё — две лисы и соболь на чурке сидит. Занятная у хозяина скотинка была…

— Интересно, почему её вместе с остальным не утащили? — Венька, пыхтя, снял картину — тяжёлая.

— Да разве ж такое продашь? Хотя раму можно…

Одна догадка посетила братьев одномоментно:

— Она из золота!!!

Увы, после упорного расковыривания трещины выяснилось, что рама не то что не золотая, даже не медная, а деревянная, покрытая творёной бронзой. Стена за ней тоже сюрприза не преподнесла.

Никчёмную картину так и бросили валяться в уголке.

Былой запал угас, и братья просто выполняли свою нудную работу: один поддевал и переворачивал, второй стучал и ковырял. Но порядком громче и нуднее этой какофонии урчало в пустых желудках…

— Да я смотрю, у вас тут сокровищ горы — дракон лапы сломит! — румяную щёку в окне подпирала столь же аппетитная пухлая ручка. — Пойдёмте-ка обедать, пока ножки во злате не протянули.

— Не суйся в дом, дура! — хором заорали Лесовята.

Лушка ахнула, потом сердито плюнула, правда, в жениха не попала.

— Больно надо! — и непечатно добавила, в каком конкретно месте братья могут сами себе нарыть пропитание и чем.

Девушка развернулась, стегнув тяжёлой золотистой косой, как кнутом, и исчезла с гордо поднятой головой. Сенька почесал свою, лохматую, припорошенную трухой с лоскутьями паутины.

— Эх, и крепка ж она на язык! Тьфу!

— А ты зачем мою Лукьяну дурой обозвал? — набычился Венька.

— Ты же сам её обозвал!

— Лукьяна моя, а не твоя! Иди свою Ташку обзывай, как хочешь, а мою Лушку не смей!

— Ташу обзывать не за что, она тихая да покладистая! — гордо парировал Сеньян.

— Ага, а кто тебя сегодня по матушке крыл так, что стены дрожали?!

— Так ведь не она виновата, а… — Сенька осекся и приложил палец к губам.

— Да, пойдём-ка отсюда! — подхватил Веньян, воровато стреляя глазами туда-сюда. — Ты — лучший на свете брат!

— Ты тоже, брат! — Сенька растроганно распахнул объятья. — Давай я быстренько этот угол закончу и пойдём. Лады?

— Лады, брат, я помогу!

Полюбовно намяв друг другу рёбра, парни принялись за работу, а в четыре руки дело шло ладно да гладко. Всё бы ничего, но одна мысль вцепилась в Сеньку клещом и отлипать не желала. Чтобы не рассориться, Лесовёнок начал издалека:

— Лушка у тебя — девка фактуристая, что ни говори.

— А то! Есть за что подержаться… может, и Ташка через пару лет мясцом обрастёт?

Младшая сестра была такой же золотокосой и миловидной, как старшенькая, но почти вдвое худее её и на полголовы ниже. Зато девушка брала хозяйственностью и кротким нравом. Сенька за невесту, конечно, обиделся, но сдержался.

— Так вот, фактуристая она, но вздорная.

— Не вздорная, а с характером! — По правде говоря, за глаза Венька Лушку и не так величал, но чтобы кто-либо другой — да никогда!

— Нехорошо это, — гнул своё Сеньян. — Сегодня тебя лопатой гоняла, как пса шелудивого, а завтра вовсе каблук тебе на шею поставит!

— Она-то не поставит, а вот ты в Ташкин хомут сам лезешь, — подозрительно тихо возразил Веньян.

— Поставит-поставит, а потом и рогов понаставит не хуже, чем у тех козлов.

Старший Лесовёнок встал с колен, младший не замедлился. Глаза у обоих стали тёмные, нехорошие.

— Лушка всегда прямо говорит, что думает и чего хочет, а Таша тихоня тихоней, глазки в дол, а сама ими так и стреляет, пока ты не видишь. Будет тебе на радость каждый год детишек носить — то остроухого, то зелёненького, то бородатенького.

Сенька немного помолчал, а потом взял да и выпалил то, что накопилось за день:

— Знаешь, Веньян, хоть и без рогов ты пока, а козёл козлом!

* * *

— Арр Арвиэль…

Неправду люди говорят, будто роса хрустальная, они просто не смотрят под ноги. Но если прилечь на бережке ухом к шепчущей волне, глаза в глаза с лугом, то увидишь, что роса — лазоревая, дрожит на зелёных ресницах, словно прощальные слёзы тающей утренней луны…

— Арр Арвиэль! Дрружище! — голос орка грубо оборвал озёрную песню, песню луны и росы.

— А? — Арвиэль обернулся.

— Дрружище, ты уснул, что ли?! — запыхавшийся Эртан схватил приятеля за плечо. На скуле орка расцветал здоровенный синяк. — Идём!

— Что случилось? — на ходу, точнее, на бегу спросил Арвиэль.

— Лесовята насмеррть рразодррались! Я к ним сунулся, так думал, живьём загррызут! Это меня-то! Насилу ноги унёс!

— Ну а я что сделаю?

— Дык… Ты ж у нас мирротворрец!

Девочки стояли у окна, выходящего в сад. Таша взахлёб рыдала на плече мрачной Лушки, бледная Майя судорожно комкала юбку. Увидев Арвиэля, она бросилась к нему на шею, будто и не было размолвки, коснулась губами уха:

— Не ходи туда…

Аватар молча отстранил её и заглянул в окно. Братья катались по полу пустой комнаты, намертво сцепившись в клубок. Они не бранились, не кричали — дрались молча, и от этого было особенно страшно. Мелькающие лица не выражали вообще ничего — ни ненависти, ни ярости, ни жажды победы. Лесовята просто делали важную работу, которую им поручили.

Убить друг друга.

Скрипнув зубами, аватар прыгнул в дом. По привычке попытался с налёта растащить драчунов, но получил такой пинок в живот, что отлетел к стенке. Когда звёздочки в глазах померкли, а слух резанул жалобный писк Майи, оказалось, что братья уже выкатились в сени, оставив на косяке клочок окровавленной рубашки.

Под тяжестью тел одна половица задрала ветхий край, вторая… И обе встали на дыбы.

Лесовята с грохотом рухнули в подклет. Вот теперь они заорали. Не теряя времени, аватар нырнул за ними.

Рухнувшие половицы подняли земляную пыль, густым слоем устилавшую пол, так что казалось, будто здесь трусили мешок с серой мукой. Аватар раскашлялся, и это отдалось спазмом в пострадавшем животе. Справа кто-то застонал: за оседающей пылью Арвиэль разглядел Сеньку. Веньян, глухо, жутко рыча, уже вставал на ноги слева.

— Ребят, хорош! Давайте пойдём хоть к шушеля матери, только подальше отсюда! — сохраняя последние остатки хладнокровия, стражник попытался воззвать к затуманенному разуму Лесовят.

Напрасный труд! Два брата ринулись друг на друга, намеревась снова сцепиться в драке. Аватара это рассердило.

— Хватит!

Злой, как упырь в разгар солнцестояния, Арвиэль перехватил обоих, треснул друг о друга лбами — аж гул поплыл — и развёл руки в стороны, чтобы балбесы не сцепились снова.

— Хватит, я сказал! Надоело! Грызётесь, как два безмозглых щенка, у которых под хвостом свербит! Проку от такой грызни никакого, только тявканье на всю округу!

Тут парень заметил, что братья, как-то странно посмотрев на него, перевели взгляд вниз. Тоже глянул. Ясненько. Лапти Лесовят едва касались пола. Арвиэль разжал пальцы, и два безвольных кулька свалились в пыль.

— Ты как это сделал? — держась за лоб, простонал Венька. Глаза у него косили, как у пресловутого козла, бригадир даже занервничал, не перестарался ли с воспитанием. Но по крайней мере Лесовёнок стал самим собой.

— Физиология такая, — буркнул аватар. — Вон, баба телегу подымет, если под неё ребёнок угодил… А у меня два придурка с мозгами, как у телеги!

— Ты чего рычишь, как пёс цепной? — испугался Сеньян.

Ох, лучше бы он молчал. Назвать волка собакой рискнёт только самоубийца или распоследний идиот. Глубоко внутри взбешённый аватар ещё помнил, что Лесовята принадлежат когорте последних, и не свернул Сеньке шею, а всего лишь заломил руку и ткнул носом в пол. На жалобный крик брата Венька бросился, не раздумывая, но только ради того, чтобы оказаться в таком же положении.

— Я вам не пёс! Ясно? Пошли вон отсюда, пока я обоих вместо клада не зарыл!

Братья медленно поднялись на ноги, поддерживая друг друга. На Арвиэля они больше не огрызались, даже не смотрели. Вот и молодцы. Знают, что сильный всегда прав.

С одной стороны, аватар понимал, что этой злобой его питает дом. Но с другой — разве настоящий волк не должен быть таким? Сильным. Злым. Свободным.

А ведь мог стать таким. Нет, должен был стать таким.

Эртан помог выбраться охающим Лесовятам, затем протянул руку приятелю, но оборотень легко выбрался сам. Орк привычно хлопнул его по плечу:

— Ну, ты даёшь, дрружище!

— Чего даю? — подозрительно сощурился Арвиэль.

— Настоящий дикий оррк!

— А-а… Ну да, дикий.

Вот только живёт за частоколом городской стены, охраняет тех и служит тем, кого, по сути, не должен охранять и кому не должен служить, да и вожак его «стаи» — человек. Господин Берен Грайт, и ему волк обязан жизнью до смерти.

Наружу выбирались так же, через окно, не желая задерживаться в бесовском особняке. Спалить его, что ли, к шушелю?

Аватар скользнул безразличным взглядом по нелепой картине, висящей на правой стене. Она была тёмной и мрачной, под стать дому, с единственным светлым пятном посередине.

* * *

На улице Арвиэль остыл, а за обедом окончательно утвердился в мысли, что он хоть волк сильный, но отнюдь не злой и дикий, а добродушный и цивилизованный. Сестрёнки увивались вокруг него как пчёлы у туеса с мёдом, наперебой подсовывая то яйцо с оранжевым желтком, то присоленный огурчик, то самый аппетитный кусочек сала на хрустящей горбушке. Под конец это стало утомлять, и аватар жалобно поглядывал на Майю, но та вдруг вспомнила, что ещё дуется, и на помощь не спешила. Лесовята сидели пришибленные, не понимая, как с ними такое могло произойти. Двойняшки дрались с пелёнок, но чтобы пожелать смерти брату?!

— Как будто это были мы и не мы одновременно. В памяти осталось только плохое, а язык сам собой молол одни гадости, — с содроганием вспоминал Венька. — И главное, поссорились-то из-за такой ерунды, что сказать тошно!

— Из-за какой? — заинтересовалась любопытная Лукьяна, но парень только поморщился, дескать, отстань, противная, и без тебя муторно.

— Ну его к лешему, золото это! Нехай другие дураки ищут! — махнул рукой Сенька.

Хвала Пресветлой, хоть парни и здорово помяли друг друга, но обошлось без серьёзных травм, отделались ушибами и ссадинами, да ещё Сенька подвернул ногу, когда упал в подклет, а Венька оцарапал плечо о гвоздь. О возвращении в таком состоянии домой — ночью, по плохой дороге — речи не было, решили переплыть озеро и заночевать в поле, но тут вдруг заартачился Арвиэль, дескать, делайте, что хотите, а я останусь здесь.

Само собой, одного в проклятом хуторе его не бросили.

Солнце уже скрылось. Арвиэль представил, как оно, сладко зевнув, падает в заботливо переплетённые ветви яблонь и груш, точно в гамак, а те передают его спрятавшим колючки ароматным малине да терновнику, и, наконец, оно укладывается в мягкой, им же самим согретой траве. И заброшенный сад до утра хранит его покой.

Кладоискатели стали готовиться к посиделкам у ночного костра. Эртан пошёл за дровами, Лесовята мужественно вызвались собрать хоть какой-нибудь урожай по кромке сада (только и слышалось «Брат, давай подсажу!», «Брат, осторожно, там змеюка!»), а девочки соображали романтический ужин. Медовухи было мало, но много и не требовалось.

Арвиэль снова спустился к озеру. Он не был уверен, что днём действительно слышал здесь песню. Быть может, сам придумал мотив и слова сочинил, но аватару отчаянно хотелось узнать продолжение. Почему-то ему казалось, что это очень важно.

Эльфы воспринимают мир не органами чувств, как люди, а словно пропускают его через себя вплоть до крохотной былинки. Крылатых оборотней же Пресветлая одарила ещё и звериной способностью различать и выбирать одно-единственное — искомое — из сотен и тысяч похожих оттенков цвета, запахов, звуков. Родители Арвиэля слишком рано ушли в Хрустальные Чертоги, и за десять лет жизни в родной семье мальчик мало чему успел научиться, но сейчас он попытался вспомнить мелодию той песни как можно чётче и возродить её в своём сердце. Кого же он слышал?

Ветер и лёгкую зыбь на воде.

Шёпот плакучих ив и ольхи.

Синиц, дроздов, соловья.

А вот запела и зарянка.

Кузнечиков и стрекоз.

Пчёл, но это не всё…

Ах, конечно!

Роса… Он слышал росу…

Она подошла со спины, обняла его и положила голову на плечо.

— Да, Майя?

— Ты сказал, что не любишь меня. Это правда?

— Ты мне очень нравишься. Это — правда.

Майя усмехнулась.

— Ты же мастер говорить загадками и увиливать от прямого ответа. Так мог и сейчас обмануть.

Арвиэль развернулся лицом к девушке.

— И ты бы мне поверила?

— Кто знает… — она отвела взгляд. — Когда родители отправили меня к дяде на каникулы, я думала, что зачахну в этой глуши. Я взяла книги, шитьё… И первым, кто мне встретился, был ты. Помнишь, у ворот?

— Ещё бы! — рассмеялся Арвиэль. — Ты стала третьей за последние пару лет, кто поставил на проходном листе подпись, а не закорючку.

— А я помню, как ты мне улыбнулся и сказал: «Добро пожаловать в Северинг, сударыня Майя!» И мне вдруг стало хорошо-хорошо… Арвиэль! — голос Майи окреп и зазвенел. — Я не хочу спрашивать, будешь ли ты меня ждать, потому что сама не знаю, вернусь ли на следующий год. Просто вспоминай меня хотя бы изредка.

— Можно и не изредка…

— Шушеля ма-ать… — простонал парень, нехотя отстраняясь от Майи. Ну что за безобразие?! То девушка не даёт песню дослушать, то песня девушку не даёт доцеловать.

— Ты чего? — Майя ещё не решила, обидеться, рассердиться или посочувствовать больному на голову Арвиэлюшке, поэтому вопрос звучал спокойно.

— Не слышала ничего… ммм… необычного?

— То ли ты меня снова обозвал, то ли я плохо целуюсь, — фыркнула девушка.

— Нет, ты просто чудо! — искренне сказал аватар. — Но мне нужно срочно кое-что проверить… — уже на бегу Арвиэль обернулся. — Продолжим вечером, лады?

Майя развела руками.

— Ну, лады…

(Парень уже не видел, как подружка с задумчивым выражением лица возвращается к костру, дабы околотками выспросить у девочек, не случалось ли Арвиэлюшке беседовать с поленницей о вечном или гонять метлой со стен крапчатых бесиков.)

Эртан увязался с приятелем, дескать, нечего в одиночку по бесовской хате блуждать. Арвиэль был уверен как раз в обратном, однако спорить не стал. Друзья добрались до середины ветхой опасной лестницы, когда тяжёлое сопение за спиной аватара стало зловещим. Пришлось остановиться.

— Ты чего на меня так сердито молчишь?

Орк колупнул когтем стену, цыкнул клыками:

— Да вот думаю, чего это ты днём на мой дух намекал, дрружище? Ксанку вполне устраивает, а тебя от меня ворротит, что ли?

«Да-да-да! Ты — вонючий, грубый, неотёсанный орчина! Сдохни же, сдохни!» — злорадно подсказывал дом, но Арвиэлю удалось сдержать не только язык и кулаки, но даже интонацию, и парень миролюбиво предложил:

— Эртан, иди лучше за огнём пригляди, а то у Лесовят он опять на хворост перекинется, и получится у нас два костра, а ночью — шиш. Я тут не заплутаю и сам себя тоже не убью, даже если дом будет очень настаивать. А представляешь, что будет, если мы с тобой тут подерёмся?

— Что будет — не знаю, а вот хуторра точно не будет, — подумав, хмыкнул орк.

Дальше оборотень поднимался в одиночку. В одиночку — да. Но не один. Воздух, казалось, загустел мучным киселём, стены жалили точно утыканные иглами, скрип каждой ступеньки почти невыносимо резал слух — дом буквально сочился злобой, но ничего не мог поделать с непрошеным наглым гостем.

Волки сильные. И очень, о-о-очень выносливые.

После коронного побега Веньки от Лушки дверь так и осталась распахнутой настежь. Бегло осмотрев с порога терем и придя к выводу, что для красной девицы он точно не годится, аватар зашёл внутрь.

Терем оказался не совсем теремом. Кроме красного окна на «лице», обращённом к озеру, вообще никаких окон не было, а единственная дверь выходила на крохотную площадку, огороженную обвалившейся балюстрадой со стороны лестницы и глухими стенами — с двух других. Выяснилось, что остроконечные башенки-смотрильни снаружи терема чисто декоративные, и изнутри проходов в них изначально не прорубали, а дыры в стенах появились уже во времена кладоискателей. При строительстве комнату зачем-то скруглили по периметру, забив углы досками. Сейчас же эти доски валялись на полу, а брёвна, к которым их некогда прилаживали, щетинились гвоздями и занозами. В общем, помещение выглядело на редкость неуютным, да, видимо, в нём и не жили: если на первом этаже ещё сохранились хоть какие-то следы отделки и убранства, то здесь — ничего. Пустая пыльная комната, где даже в солнечный день будет править полумрак.

— Будь я колдуном, мне бы здесь понравилось, — вслух пробормотал Арвиэль.

«Кхе-хе-хе-хе-хе…» — проскрипело в ответ в дырявой кровле.

— Да не нужно мне твоё золото! Отвянь!

Парень уже начал спускаться, когда педантичность, прививаемая отцом маленькому Арвиэлю, одержала верх над стражницким раздолбайством. Скрипнув зубами, аватар вернулся и громко закрыл дверь. Вот так!

Так-то так, да не там…

Арвиэль тихонько присвистнул.

Со стороны площадки на двери пузатилась толстенная петля из отличной гномьей стали. На одном с ней уровне кусок косяка оказался выломан.

Арвиэль знавал людей, которые запирают на ключ даже внутренние двери дома. Например, ростовщик Демьян таким образом уединялся с бутылочкой в кладовой, спасаясь от стервы жены.

Но вешать амбарный замок снаружи?!

Кого прятал в тереме Лапа? Или что?

* * *

В середине скошеня ночи уже по-осеннему зябкие, и оттого у костра особенно уютно. Обнять того, кто рядом, прижать к себе покрепче и вдвоём глядеть на рыжий беспокойный цветок; горящая пыльца срывается с лепестков и в хороводе летит ввысь, а там — своя свистопляска. Небесный полог кружится, прощаясь с летом, и звёзды сыплют как бусины с пояса ярмарочной танцовщицы — только успевай ладошку подставить да желание загадать. Желаний у смертных много, но звёзд ещё больше, на всех хватит. И неважно, кто ты — человек, орк или последний из рода аватар, для неба все равны, небо всех любит поровну. И всё оно видит и слышит. Скользит по озеру туман, обнимая стволы прибрежных ив, растекаясь по низине сонным облаком. Дышит на ветру старый сад, и его изломанная луной тень поглаживает обветшалую стену дома, точно успокаивая. Далеко-далеко, за озером, за рощей, за полем, за трактом запели волки.

— Жуть-то какая! — обрадовалась Лукьяна, выразительно глядя на полную луну. — Ай! Ты чего щипаешься?!

— Это не я! — Венька засвистел на сторону.

— Скажи ещё, оборротни по кустам бегают да примерряются, с какого бочка нашу Лушку кусать, — хмыкнул Эртан.

— Да нехай бегают! У нас — вон! — Сенька ткнул в костёр суковатой палкой. — На всю стаю жару хватит.

Майя поворошила прутком угли.

— Учительница в гимназии нам историю рассказывала про оборотня. Хотите послушать?

— Валяй! — разрешил Венька, от души хлебнув медовухи и передавая бурдюк дальше по кругу.

— Жила одна женщина в пригороде Стрелецка. Была она не то чтобы в возрасте, но уже и не девицей на выданье, и никто её в храм звать не спешил. По хозяйству хлопотала сама, и вроде всё у неё спорилось, да только мужской руки в доме не хватало. Как-то на исходе осени в её дверь постучался незнакомец. Дождь лил страшно, пополам со снегом, и женщина пожалела путника, пустила ночевать. Зашёл он в дом, да так и остался. Надёжным ей мужчина показался, ласковым, сметливым, любая работа у него спорилась, к тому же в коже да мехах он разбирался, вот и пошёл к старому скорняку в помощники. Одна только беда — в истинного Бога он не верил. Ну да ничего, думала женщина, авось удастся на верный путь склонить. Больше полугода селянка с тем путником прожила, не тужила и не нуждалась, о свадьбе разговоры пошли. Но как-то в полнолуние случилось ей задержаться у соседки, и домой она вернулась поздней ночью. В избу заходит, смотрит — и глазам не верит: волчара здоровенный, лохматый валяется у печи и прямо из кринки щи уписывает!

Аватар невольно хихикнул: нечто подобное и с ним было, правда, под лапой оказались не щи, а перловая каша. Убегался с волчьей стаей до рассвета, сил перекидываться не было, проголодался, вот и завтракал буквально с порога. Симка потом хозяина поросёй Зорькой обозвал.

— Увидел волк женщину и говорит елейным таким голоском, мол, не пугайся, родная, я это, муж твой благоверный. Извини уж, что так вышло, утром за собой приберу.

— Ну и как поговорили? — всерьёз заинтересовался Арвиэль.

Майя посмотрела на него как на полоумного.

— О чём с оборотнем разговаривать?! Хвала Триединому, арбалет под рукой оказался, а та женщина то ли от природы меткой была, то ли сам Иллиатар подсобил. Пристрелила в лоб и знамением осенилась. А оборотень, как издох, снова в человека превратился. Смотрит женщина — лицо родное, любимое. Да только нутро-то звериное, волчье. Одной тварью меньше стало, и то в мире чище!

— Ясно…

— Жуть какая! — восхитилась Лушка.

— А по-моему, грустно, — помолчав, сказала Таша. — Ну, оборотень и оборотень, так ведь любил же её, наверное.

— Люби-ил! — передразнил Сенька. — Сожрать он её хотел, вот что! Вприкуску к щецам!

— Жениться-то зачем тогда собирался?

— Чтобы среди людей затеряться. Жить как все, свой дом иметь, детей завести, — пожал плечами Арвиэль.

— Вот-вот! — подхватил Венька. — А потом парой гадин больше стало бы! Вот так живёшь рядом с человеком, живёшь и не знаешь, что он — тварь двуличная!

— А чего ты на меня так смотришь? — возмутилась Таша.

— А чего ты вурдалаков защищаешь?

— Истинные оборротни — это метаморрфы, а не вуррдалаки, — поправил Эртан.

— Да какая разница! Ну?! — напирали на девушку Лесовята.

— Больно мне надо гадин богопротивных защищать! — сдавленно пискнула Таша. — Сдох, туда ему и дорога. Мне… ту женщину жалко, снова ведь одна осталась.

— Зато живая! — Сенька обнял подружку, довольный, что она в любом вопросе жениху не перечит.

Вскоре девочки заклевали носами, и друзья стали укладываться на боковую. Выходить решили на заре, путь предстоял неблизкий, так что следовало если и не выспаться, то хотя бы отдохнуть. Дождавшись, когда дыхание Майи выровняется, Арвиэль подоткнул ей одеяло и поднялся.

— Ты чего? — встрепенулся Сенька. — Не твоя ж очередь дежурить.

— Пойду прогуляюсь.

— Ла-адно, — зевнул дежурный, — только от дома держись подальше.

— Угу.

Как раз туда-то Арвиэль и собирался.

Сделав небольшой крюк, парень бросил взгляд на полускрытое туманом озеро и уверенно зашагал к дому.

Странное дело, но история о человеческом перевёртыше зацепила аватара. Может быть, потому что мужик тоже перекидывался в волка. Прятался среди чужих, ловко притворяясь своим, как и сам Арвиэль… Вот так, живёшь рядом с человеком, живёшь и не думаешь, что однажды этот человек тебя прикончит и плакать не станет. Только Иллиатара восхвалит, дескать, вовремя глазоньки раскрыл на гадину богопротивную.

На крыльце перед чёрным провалом Арвиэль немного замешкался. В ночной свежести затхлая вонь изнутри ощущалась отчётливее. Козлиные головы ехидно скалились в лунном свете. Машинально аватар отметил, что мёртвая птица исчезла.

«Не ходи… иди по росе… по росе… по росе…» — трещали сверчки.

Арвиэль шагнул за порог. Почему-то ему казалось, что ночью дом сам откроет секреты, но юноша ничего не увидел и не почувствовал. Похоже, особняк решил больше не тратить свою драгоценную злобу на невнушаемого аватара.

Он поднялся в терем, скорее смахивающий на темницу, и встал у окна напротив одинокой серебряной луны.

Нет, нельзя искать себе пару среди людей. Не поймёт, испугается, убежит и другим со страху расскажет, что дражайший супруг частенько «забывает» поджарить вырезку и точит зубы о табуретку. Ах да, у него же ещё клыки, когти и хвост отрастают, и не только в полнолуние. Человечьим оборотням одна дорога — на костёр, а эльфийским — в лабораторию к магам, где вывернут наизнанку и выпотрошат как рыбу.

Или, наоборот, девушка храброй окажется, как та. Щёлк! — в лоб из арбалета, и не смутится, что в довесок к лапам и хвосту прилагаются крылья. Оборотень и есть оборотень, тварь двуличная.

Но всё-таки для многих людей эльфы-оборотни — северная легенда. Поневоле аватар задумался, а каково живётся оборотням человеческим, всеми гонимым, всеми люто ненавидимым, клыками и когтями вырывающим каждый день жизни у богобоязненного общества? Одна вон на защиту перевёртыша встала, так и её сразу осадили. Думай, как все, будь частью своей стаи, иначе — анафема. На костёр! На кол!

…Вот если выпрыгнуть из этого окна, на козлиных рогах и повиснешь, как на кольях…

Эта идея Арвиэлю решительно не понравилась, и он спустился на первый этаж. В недрах дома тяжко застонало-заскрежетало, как будто сами брёвна ворочались. Аватар пошёл на звук. В сенях окон не было, и волчье зрение цеплялось только за полоску лунного света впереди. Кажется, там находилась спальня Лапы. Скрежет половиц в такт шагам оборачивался козлиным блеяньем. Решив проверить догадку, Арвиэль поднял ногу, но не опустил, а замер. Скрипнуло ещё дважды, прежде чем то, что обитало в доме, сообразило, что прокололось.

«Кхе-хе-хе-хе-хе…» — закряхтело над головой.

— Да оставь ты себе своё золото! Я пришёл помочь! Ты где?

«Скрр-беее…» — пошатнулась услужливо открытая дверь.

В спальне покойника-купца оказалось светло. Лунные лучи не дотягивались лишь до углов, а остальное пространство серебрилось мерцающей пылью. Арвиэль с удивлением отметил, что на картине гораздо больше зверей, чем ему показалось днём. Домашние, лесные, полевые — все собрались вокруг светлоликой девушки с золотыми как рожь волосами и глазами цвета неба. А она смотрела на Арвиэля. Красивая. Не просто по человеческим меркам, а вообще красивая. Тёплая такая, солнечная. Видно, она любит животных, может, и оборотней почитает за зверушек, изредка превращающихся в людей.

Жалко, что нарисованная…

Арвиэль коснулся тёплого полотна.

Ни к кому нельзя привязываться. Никогда. Вон, привык к одной, а она оборотней тварями называет, да и обычных волков боится. А если бы узнала, что тот, от кого хочет любви, — волк-оборотень? Пристрелила бы или мужиков с дрекольем позвала? Хотя нет, Майя практичная. Она бы магу стрелецкому сказала, что в Северинге живёт ценный для науки экземпляр.

Аватар сел в тёмный уголок, подтянув колени к подбородку. Он представил себя щенком, которого привозят с охоты в качестве трофея, приручают-ласкают, миску дают, на половичок у печки указывают… а потом вдруг замечают, что у волчонка какое-то врождённое уродство. Прибьют, конечно. А кому уроды нужны? Стало тоскливо, обидно, больно, и парень с удивлением понял, что точно разревелся бы, если б умел.

— У-у-у… — тихонечко заскулил волк от невыносимой жалости к самому себе.

«Цыц-цыц-цыц-цыц!» — осадили его цикады.

Сколько можно прятаться под чужой личиной? Десять лет? Двадцать? Пятьдесят? Волка на привязи не удержишь. Рано или поздно жизнь закончится либо на столе в лаборатории магов, либо на костре, либо с серебром в сердце, что одинаково неприятно.

…Лучше самому выбрать смерть, пока есть возможность — лёгкую, быструю, безболезненную…

Не будет страха. Сомнений. Тоски. Не будет одиночества. Потому что мёртвый не чувствует ни-че-го.

Ни шёпота ветра в ветвях ольшаника и ив, ни птиц, ни стрекоз, ни цикад.

В последний раз луна заплачет по мёртвому, уходя на заре, и роса для него испарится навсегда…

«По росе… по росе… по росе…» — Арвиэлю показалось, что сверчки уже не за окном поют, а у него в ногах, и поднял голову.

Кроме него и картины, никого в комнате не было, сверчки стрекотали в саду. Парень недоумённо огляделся, соображая, чего это он делает на полу в компании пыли и дохлых пауков.

Стоп. Да что за ерунда такая? Когда это раньше аватар сравнивал Избранных Саттарой с извращением природы — человечьими перевёртышами? Более того — о, ужас! — придумывал, как бы от жизни отделаться! Даже мысли о самоубийстве для аватар уже грех страшный!

Какого шушеля вообще пришёл в особняк, когда за ответами вовсе не сюда нужно…

— Да засунь ты себе это золото в заднюю дверь! — и с тем пожеланием парень выпрыгнул в окно.

Аватар бежал к озеру по колено в ночной росе…

…бежал и с каждым шагом всё отчётливее понимал, что не он придумал эту песню. Её сложили люди, давно, лет двести назад, а может, и больше. Именно тогда последние из удельных князей некогда раздробленной Неверры признали единовластие рода Нэвемар и подчинились Империи. В те времена любили грустные песни-притчи, напевы, похожие на голос самой природы-матушки. Теперь поют совсем иначе и о другом, а прежнее забылось.

Аватар остановился у самой кромки озера, тяжело переводя дыхание.

Певунья шла по воде как по траве. Туман перед ней расступался, образуя дрожащий коридор изменчивых узоров, шевеля подол белоснежного сарафана.

— Ну, здравствуй, добрый молодец, — голос певуньи казался одновременно звонким и тихим, как говорок ручья.

— Здравствуйте, — у Арвиэля почему-то язык не повернулся «тыкнуть» незнакомке, хотя внешне она выглядела младше его самого — лет на пятнадцать. Тем более не смог даже в шутку назвать «красной девицей» нечисть с мраморной кожей и жемчужного цвета волосами. Вообще она походила на луну: такая же молочно-белая, нежная и мудрая. Только глаза чернели холодными колодцами без дна и света.

— Не ходи больше в дом, не испытывай себя. Ночью, при полной луне он становится ещё злее и коварнее обычного… Но и моя сила крепнет.

— Это вы меня оттуда позвали?

— Да, — кивнула нечисть. — Дом будит страхи и сомнения, даже если они глубоко в сердце запрятаны. Другие-то сразу от борьбы отказывались, а ты упрямый. Так золота хочешь?

— Мне не нужно золото, я жалованье получаю. На жизнь вполне хватает.

— Зачем тогда пришёл? — водяная подошла почти вплотную, парень невольно отступил. После встречи с Наринэ он решил держать ухо востро с незнакомой нечистью. Впрочем, на шельму эта девушка не походила, равно как и на русалку.

— За компанию с друзьями пришёл, — ответил Арвиэль. — А теперь хочу разобраться, что же случилось с купцом Лапой.

— А зачем тебе?

— Просто интересно.

— Мириада говорила, что ты любопытный, — усмехнулась нечисть.

— Так вы Мириаду знаете?! — Арвиэль обрадовался и сразу успокоился, зная, что друзьям знакомой можно доверять.

— В половодье моё озеро с Истринкой протокой сливается, вот я с вашими и общаюсь. Русалки мне многое про тебя нажурчали, Арвиэль.

— А-а! — спохватившись, парень подал руку девушке, и та, по-прежнему загадочно усмехаясь, вышла к нему на бережок. — Простите, но вы не похожи на русалку.

— Я — омутница. Вон там живу, — нечисть показала на затон под шатром плакучих ив. — Только имени не спрашивай.

— Я любопытный, но в меру, — разулыбался Арвиэль, спровоцировав уже настоящий смех. — А вы знаете, что здесь произошло?

— Конечно. Я в этом озере давно живу и про всё ведаю, — придерживаясь за руку аватара, омутница степенно опустилась в траву, оправила подол сарафана. Отчего-то забавным не казалось, что эта «девочка» ведёт себя и говорит как зрелая мудрая женщина, а на Арвиэля смотрит как на любопытного ребёнка, хотя ростиком ему едва ли по плечо: — И тебе скажу, ложись-ка рядышком… Да что ж ты падаешь ровно дубок подрубленный — аж волна от берега пошла да кротовины осыпались. Сказки ведь тоже любят, когда их сказывают правильно и слушают умеючи. Ложись, чтобы мягко было, голову мне на колени клади… вот так. А теперь слушай…

Волчонок зажмурился под нежной прохладной рукой и навострил ушки.

* * *

Более века тому назад жил на озере Клин молодой парень. Откуда пришёл, почему один остался — никому не ведомо, а кто ведал, те давно в земле спят. Осел он здесь, избу позёмную поставил, стал по дереву работать, чашки, плошки, кринки вырезать. Сперва окрестные поселяне охотно брали товар, да потом перестали: вся утварь была точно словом недобрым заговорена. Возьмётся кто щи хлебать — непременно губу или язык занозит, да так, что без знахаря и не вытащить; понесут пиалу ко рту — она возьмёт да треснет, едока кипятком обварит; нальют в кринку молока, а оно уже скисло, лучина догореть не успела. Стали парня гнать отовсюду как бесноватого. Может, и впрямь рука у него была дурная, может, тогда уже бес его к себе заприметил и нарочно посуду портил — никому не ведомо, а кто ведал, те давно в земле спят. Совсем обнищал парень, запечалился. Перебивался с рыбы на воду, единственную рубаху чинил-перелатывал, и в один день так ему белый свет опротивел, что поклялся он бесям душу продать, лишь бы богатеем стать да в уважаемые люди выбиться. А как клятва отзвучала — грянул гром, зарницею откликнулся.

И вот в ночь на Свитлицу слышит парень, будто в дверь стучит кто-то. Удивился он, гостей-то давненько не было. Однако ж дверь отпер. Отпер и дар слова потерял: стоит перед ним человек — не человек, зверь — не зверь. Росту человеческого и платье на нём барское, а вместо лица — морда козлиная, рогатая да бородатая, а из-под полы копыта выглядывают.

— Ты, что ль, — блеет, — меня вызывал, на нищету-лихо жалился?

Осмелел парень, всё равно терять нечего, коли бес уже на пороге стоит.

— Я, — отвечает, — проходи, гость жданный, избу мне не студи. Попотчевал бы тебя как положено, да, звиняй, нечем. Последнюю корку крыса давеча утащила, а той я сам нынче отобедал.

Смеётся бес, в избу проходя да к столу пустому присаживаясь:

— Ладно говоришь, ладно и дела твои пойдут!

Хлопнул в ладоши, и появился на столе свиток из кожи человеческой с письменами алыми.

— Вот, — говорит, — наш с тобой уговор. Богатство само к твоим рукам липнуть будет. За что ни возьмёшься, всё твоим станет, только уж не упусти, коль поймал. И пробудет с тобой удача золотая ровно тридцать лет от сего дня. Но не обессудь: задаром я ничего никому не даю. По истечении срока придут к тебе все, чьи жизни ты забрал, и, в свою очередь, ту же расплату с тебя возьмут. Согласен ли на такое условие?»

— Согласен! — обрадовался парень такой удаче. Отродясь никому он горя не причинял, и душегубство ему претило. «И через тридцать лет некому за мной прийти будет», — подумал парень и кровью своё имя на бесовском пергаменте написал. В тот же миг вспыхнул договор точно маслом облитый. Испугался парень, заслонил лицо, а когда отнял руки — нечистого уж и след простыл.

А поутру, едва рассвело, постучались к нему трое незнакомцев в собольих купеческих шапках.

— Мы, — говорят, — мимо в Стрелецк на ярмарку ехали, да услыхали, будто живёт на озере Клин мастер по дереву, посуду знатную режет, узорчатую, хитрую, но с червоточинкой. Ну, да мы в дурной глаз не верим, а для острастки попросим жреца её водицей святой окропить. Покажи-ка товар!

Показал парень свои чашки-плошки, да и продал всё разом. Месяца не прошло, возвращаются купцы, на сей раз с заказом.

— Брехали селяне, — говорят, — нету никакого сглаза на посуде твоей. Горожане хвалят — не нахвалятся, то-то и то-то привезти просят. Сможешь?

Парень всё мог, как нечистый и предсказывал.

Со временем перестал он по дереву резать, ученикам науку передал, а сам торговым делом занялся. Да так лихо! Дивились люди: за что ни возьмётся купец, всё у него спорится, и монеты рекой золотой будто сами в руки плывут. Прозвали его за глаза Золотая Лапа. Появились дружки у него, стали по кабакам да игорным избам звать, да только помнил Лапа наставления нечистого, не стал нажитое на сторону спускать. Отстроил себе избу знатную, батраков нанял, слуг, уважаемым господином прослыл. Не жалел он людишек денежкой, однако ж бесовское условие хорошо помнил: даже батраков у себя на хуторе за провинности не порол, а монеткой наказывал.

— Две трети срока вышло, и никто по вине моей не умер, — думал Лапа, на сундук с золотом глядя, — ещё треть продержусь, а там и без бесовской удачи с голоду не помру.

Возвращался он однажды из дальних краёв, куда мёд на продажу возил, а в обратный путь ткани шёлковые закупил. Остановился у реки коней напоить и вдруг чудится, будто поёт кто-то. Заслушался Лапа, кнут уронил.

Выходит из рощи берёзовой девица босоногая, лукошко с грибами несёт, а сама песни распевает. Увидела мужчину незнакомого, замерла. А Лапа и сам шевельнуться не может — любуется. Хороша девица! Статная, гордая, хоть росточком и не вышла. Волос золотой, коса толстая, кручёная — в одной руке не уместится. Глаза синие ровно небушко летнее. Заговорил с девицей Лапа, заикается, а её смех разбирает — не из пугливых, видать, была. Наперво купец всё мёда лил, дескать, отродясь такой певуньи-раскрасавицы не видал, а затем давай уговаривать с ним уехать да замуж за него выйти.

Девице пуще прежнего весело, однако пепел в волосах купцовых уважая, не смеётся она, серьёзно отвечает:

— Прости, добрый человек, но уж не молодец ты давно, а я ещё не на выданье. Да и есть у меня суженый, с которым мы до поры-времени ждём.

— И что, суженый твой в такие платья одевать тебя будет? — горячится Лапа, на шелка указывая. — Терем тебе светлый выстроит?

— Нет, — отвечает девица, — на ткань для платья свадебного я сама сызмальства по сколке коплю, сама и сошью. А жить мы будем у его матушки, стара она да слаба.

И так, и эдак Лапа упрашивал-уговаривал, да только упёрлась девица: не поеду, и всё тут! Тогда вспомнил купец слова нечистого, дескать, всё его будет, только б не упустить, коль уж поймал; схватил он девицу, шелками обмотал, в возок бросил и коней подхлестнул…

Долго ли, коротко, приехали они в хутор на озере. Видит девица — козлиные морды отовсюду пялятся, ахнула. А Лапа хохочет:

— Это, — говорит, — в честь моего благодетеля.

Поняла девица, к кому попала, пригорюнилась. Ну да ничего, думает, авось либо перехитрю его да сбегу. Стал Лапа терем строить, как обещано, а девица и говорит:

— Нечем любоваться мне из терема высокого. Всё мне в твоей усадьбе постыло, окромя неба синего да глади озёрной.

Расхохотался Лапа и велел окон в тереме не рубить, окромя единственного, на озёрные воды глядящего. Сделали-сладили, усмехается купец, а девица вдругорядь недовольна:

— Нет мне места в твоём тереме, окромя угла тёмного. Будет он мне постелью и одром смертным станет.

Скрипнул хуторянин зубами, нахмурился. И велел заколотить все углы в тереме.

Убрали терем, нарядили тканями да цветами, перину постелили, зеркальце в ободке узорчатом повесили. А девица — руки в боки:

— Я, что, — говорит, — барыня — в перинах тонуть? Сызмальства привыкла спать на лавке незастеленной, поутру над кринкой прихорашивалась, а гардероб мне вовсе не нужен? Нету платьев у меня, окромя того, в чём ты меня силой уволок!

Осерчал Лапа и велел всё убрать. Запер девицу одну в пустом тереме и замок надёжный повесил, амбарный. «Ничего, — думает, — скоро сама запросится в постель тёплую под бочок мужнин».

Седмица проходит, месяц ли — не горюет девица, думу думает, как бы сбежать. Решилась батрака одного задобрить, пригожего да кудрявого, что давно на неё заглядывался… Только испугался парень гнева хозяйского, всё ему рассказал.

Разозлился Лапа, в терем ворвался да кричит с порога как дурной:

— Всё, девка глупая, нагулялась! Сей же час к жрецу стрелецкому едем! Будешь теперь моей женой!

— Не буду! — девица отвечает. — Хошь, режь меня, хошь, голодом мори, да только я до смерти суженому верна буду!

Призадумался Лапа да вдруг посмехнулся недобро:

— Не хошь, — говорит, — не выходи, а только всё равно моей сей же ночью станешь…

Седмица проходит, месяц ли — затосковала девица о чести своей поруганной, об отце да матери, о свободе потерянной. Исхудала вся, лицом почернела, в волосах седые нитки засеребрились, а вскоре не стало её и тех, о ком ещё не ведал никто. Испугался купец, завернул тело в простыню, к камню привязал да в омут бросил, а батракам сказал, будто сбежала она. Не поверили батраки, но побоялись перечить хозяину, что с нечистым знается.

А Лапа и сам боится. Вроде сама виновата дура-девка, что упрямством сгубила себя, но и свою вину он видит. И срок расплаты, промеж тем, приближается.

Решил хуторянин дом освятить, да не хотят жрецы идти к нему, грех несмываемый чувствуют. Наконец согласился один быстроглазый да вороватый, окропил дом водицей какой-то, наскоро что-то проговорил и за то денежку немалую взял.

Успокоился Лапа, живёт себе припеваючи.

И вот наступил день урочный. Сидит Лапа в своей опочивальне, золото в сундуке пересчитывает, да вдруг слышит — петух закукарекал. Подивился купец на дурную птицу, что в полночь петь удумала, отворил окошко, смотрит: скачет по двору петух колченогий, рябой, а на шее — проплешина приметная. Ахнул купец, ставни закрыл да крючок набросил.

Это был петух, которого он мальчонкой ещё по отцовскому веленью зарезал.

Сидит Лапа, дрожит аки лист осиновый. Чу! — собака завыла. Приоткрыл купец ставенку, глянул в щёлку малую: ходит по двору кобель остроухий, серый, а холка — чёрная. Ни дать ни взять — волк волком. Волчка того из-за старости да слабости утопить пришлось, когда Лапа отроком был.

Открылись ворота нараспашку, и повалили во двор козы да олени, куры да перепёлки, свиньи да кабаны, кошки да лисы, косули, волки; с ними медведь, чья голова в гриднице висела, меткого охотника славила.

Тогда понял Лапа, что бес говорил не о людях загубленных. Да только поздно было. Замкнулся он в опочивальне на все засовы да запоры, стал углы водицей святой кропить — шипит вода, знамения принялся творить — рука тяжёлая плетью падает, схватил «Слово Божие» — вспыхнула книга святая, опалила нечистого. Задрожала дверь от силы великой, и разломился засов хворостинкой. И набросилось на проклятого зверьё дворовое да лесное, домашнее да полевое; а уж сколько крыс да мышей он в своей жизни потравил-задавил — не счесть. Когда от хуторянина ничего не осталось, кроме последнего вздоха, пришла она — девица, им загубленная. А с ней — ещё двое, кого он никогда не видел, но с первого взгляда узнал.

И сказала ему: «Говорил ты, что дом — твоя крепость, и себя в ней ключником называл. Так оставь же свою крепость — мне без надобности, а ключи я с собой заберу…»

Слышали батраки рёв да вой во дворе — друг за дружкой хоронились; слышали слуги крики в опочивальне хозяйской — в подклете дрожали. Никто Лапе на помощь не пришёл, все забоялись. Наутро решились люди в хозяйскую клеть заглянуть, но не нашли господина. И сундук со златом пропал, как в омут канул.

Что на хуторе приключилось, куда купец с золотом своим сгинул — никому не ведомо, а кто ведал, те давно в земле спят…

Бушует Лапа, навеки в своей крепости замкнутый. Да только все ключи его ключница забрала.

* * *

— Ну как тебе моя сказка?

— Это очень грустная сказка… — тонкие пальцы прядь за прядью перебирали волосы аватара, тихий голос рассказчицы журчал прямо в мыслях, и совсем не хотелось возвращаться в реальность.

— Грустная? — задумчиво переспросила омутница. — Как посмотреть.

— Значит, эта песня про вас?

— Её сложили задолго до меня. Нас много таких.

— Выходит, Лапа стал самим домом?

— Да. И, как прежде, блеск золота манит охотников до поживы, да только сам знаешь, где дармовое сало бывает. Вместо клада те, кто приходит, раскапывают в собственном сердце потаённые страхи, сомнения, неприязни, а Лапа делает всё, чтобы они разрослись и задушили того, кто их посеял. Большинство сразу уходят, очень немногие борются, как ты, но когда и их дом одолевает, я на помощь прихожу. При жизни Лапа был сильнее, а сейчас я. Теперь он — мой пленник, и дом — его крепость, ключа от которой я не отдам. И все, кто пришёл в ту ночь, будут приглядывать за ним и следить, чтобы он зла не творил.

— Картина в спальне! На ней те самые звери и птицы, и вы вместе с ними… Простите, я не узнал вас сразу.

Омутница вздохнула, но отнюдь не печально.

— Когда-то моя коса была золотой точно ржаное поле, а глаза ровно небо над ним. Теперь я другая. Иллиатар не услышал моей мольбы, но Живица подарила мне новую жизнь и новое имя. Когда-то давно меня Иржицей ^[17] звали… а теперь Росою.

— Вам, наверное, грустно здесь одной. Хотите, мы между вашим озером и Истринкой канал выроем? — предложил Арвиэль. — Русалки к вам будут почаще наведываться, да и вы к нам заплывайте.

Рука омутницы замерла, потом задрожала, и аватар, которому по-прежнему лениво было открывать глаза, понял, в чём дело, только когда Роса захохотала на всё озеро, вспугнув лягушек.

— Не волнуйся, твои крепко спят и нас не слышат, — отсмеявшись, сказала омутница. — А Мириада говорила, что ты забавный! Но за меня не переживай, я не одна. Такие, как вы, часто приходят, меня потешают, да и… сам посмотри.

Арвиэль посмотрел и сразу сел. Похоже, они с Росой давно уже были не одни. На границе воды и берега сидели на корточках два беловолосых черноглазых мальчика лет шести, похожих, точно капли воды, и разглядывали аватара как расписную игрушку на ярмарке, разве что уши на прочность пришива не проверяли. Обрадовавшись, что «дядя» проснулся, один любознательно спросил, ткнув пальчиком:

— Дяденька, а зачем вам такие большие зубы? Вы тот волчок, который за бочок кусает?

— Вообще-то, иногда кусаю, — признался оборотень.

— Ух, ты! — восхитился другой мальчик. — А мы кусаться не умеем… только топить, да и то мамка не велит.

— Если маму слушать не будете, приду к вам домой и покусаю, — пригрозил немного осовевший аватар.

— Вот здорово! Тогда мы вас утопим! — просияли милые дети.

Арвиэль запоздало сообразил, что иным способом в жилище омутников не попадёшь.

Взглянув на посветлевший излом неба над рощей, Роса заторопила детей в дом:

— Пора нам, рассвет уже скоро. Да и вам возвращаться пора.

— Значит, здесь нет клада? — Арвиэль тоже поднялся, отряхнулся, сиречь ещё больше развёз глину по мокрым насквозь штанам.

— Есть. Вон там, — русалка показала на затон. — Но мои сыновья никого к нему не пустят. Это золото проклято.

— Да уж.

Детки с восторженным визгом утопили друг друга, только волны кругами пошли в доказательство того, что в старице Клин живёт кто-то крупнее налимов. Зайдя в воду по пояс, омутница вдруг развернулась:

— Ты сказал, что моя сказка грустная. Но это не так. У меня есть дом и дети — о чём ещё женщине мечтать? А вот ты, живой, грустишь от одиночества.

— Наверное, в день, когда я родился, звёзды как-то неудачно сошлись, — развёл руками парень.

— Не вини звёзды. Мы не рождаемся, чтобы жить одинокими, но порой сами себя обрекаем на одиночество.

— Но если одиночество — это единственный выход?

— Это неверный выход, — покачала головой Роса. — Другой ищи. И не грусти…

… Арвиэль задумчиво потёр бурые штаны такими же ладонями и решительно полез в озеро. Когда вернулся к костру, ребята уже проснулись и стучали ложками по пустому котлу, расшевеливая зевающих девочек.

— Ты что, в одежде купался? — изумилась Майя, пощупав рубашку Арвиэля.

— Ага, заодно и постирался. — Пугать симпатичную нечисть голой задницей было совсем не по-мужски.

* * *

Дома выяснилось, что Симка с Козьмой ничего не натворили. Ну, почти. Разве что отгрызли ножку дивана, выпотрошили подушки, ощипали веник, опустошили кладовую, развезли уголь по полу и едва не спалили избу, когда пытались согреть молочка на ужин. Кто за что конкретно отвечал — хозяин не интересовался, только рукой махнул, и домовой, успокоившись, доверительно поведал, как славно они с Козенькой играли в салочки на чердаке. Арвиэль представил масштаб бедлама (на чердаке висели сушёные травы, низки лука с чесноком и лежал старый «ненужный нужный» хлам) и решил отложить визит до грядущей осенней уборки.

Неделю спустя выходной стражник постучался в библиотеку. Несколько лет назад выяснилось, что книги есть не только у него, и горожане сложили рукописное и печатное добро в одном месте. Когда сюда же добавилось ещё несколько книг, купленных Береном на собственные деньги, всем городом решили часть общака выделить на строительство дома знаний и его пополнение.

— Здравствуйте, господин Арсений.

— А-а, это ты, пылкий разум, до знаний охочий? — заулыбался подслеповатый книгочей, по голосу узнав постоянного гостя. — Ну, проходи. Чем на сей раз «отобедаешь»?

— У нас есть что-нибудь… о метаморфах?

* * *

С отъездом Майя тянула до последнего. Когда стало очевидно, что первую неделю гимназии она уже прогуливает, дядя Игнат решительно заложил повозку, хотя и сам не больно-то горел прощаться с племянницей, сумевшей найти подход к его вздорной жене.

Арвиэль помог загрузить вещи. Какое-то время они стояли, молча держась за руки, и смотрели друг на друга. Точнее, Майя держалась, а аватар был не против. Наконец девушка пришла к каким-то выводам и медленно покачала головой. Вздохнув, отпустила Арвиэля и достала из сумки нечто вроде плоской коробки, обёрнутое красной бумагой.

— Это на память.

Не без любопытства парень развернул подарок.

— «Бестиарий: твари сухопутные, водные и вымышленные», — прочитал название Арвиэль. — Ух ты, даже с гравюрами! Спасибо тебе огромное!

— Пожалуйста. Читай на здоровье.

— Следующим летом к нам приедешь?

— Не знаю… — Майя опустила глаза. — А… если приеду, ты здесь будешь?

— Куда же я отсюда денусь, — усмехнулся стражник-волк.

Не на цепи, но не свободный. Не один, но одинокий.

Глава 7

Волчья верность

Она появилась на свет с последними, жестокими и яростными грозами первозвона, плавно уходящего в травоцвет. Родилась самой первой, самой крупной из шестерых братьев и сестёр, и единственная имела серебристый, почти белый волос, который со временем должен потемнеть до цвета гномьей стали.

Пока мать умывала остальных, она на ощупь исследовала ложе, затем, оттеснив пепельно-рыжих братьев и сестёр, приникла к материнской груди. Обделённые малыши жалобно запищали, но девочке было всё равно. Она с рождения привыкала добиваться всего, что захочет. Каких бы усилий это ни стоило.

* * *

Почти двое суток горожане сидели взаперти, молясь, как бы случайно упавшее дерево не обрушило крышу, и заранее прощаясь с первыми всходами урожая, погибающего под градом величиной с перепелиное яйцо. Сначала мутные потоки воды разбежались по проторенным горожанами тропкам, затем проложили свои и, наконец, затопили весь Северинг, превратив его в одну большую лужу. Грохот за окнами навевал печальные мысли о конце света, всполохи зарниц, дробящие ставни по всем щелям, усугубляли подавленное состояние. Похоже, тучи решили за раз вылить дожди, распределённые погодой на всё лето, и свалить на каникулы.

Словом, скука была смертная.

Сумрачный аватар слонялся по сумрачной избе, изредка перекидываясь парой незначительных фраз с таким же сумрачным домовым. В первый день бури в доме стражника Винтерфелла ещё пытались бороться с сонливостью, Арвиэль даже порывался выйти в караулку на службу, но едва не улетел под небеса вместе с дверью; тогда они с Симкой стали калить орехи, вспоминать были и небылицы, играть в города, в карты, в балду ^[19]. На второй день кот не пожелал вылезать из-под одеяла, и аватар решил устроить «бой с тенью», вместо сабель вооружившись ухватом и кочергой. В итоге — расколотил немытую кринку из-под щей, бросил всё за печь и лёг спать, с головой накрывшись пледом.

А наутро вместе с первыми лучами солнца в окно постучался ворон.

За стеной леший обернулся медведем и по дороге в чащобу всё рассказал.

— Ну не могу я, не могу-у! — благим матом ревел мишка. — Ежели я всех хворых да увечных лечить возьмусь, лесное равновесие нарушится!

Арвиэль остановился и с удивлением посмотрел на спутника.

— Зачем же меня тогда вызвал?

— Потому што! — огрызнулся леший и исчез.

— Ответственность на меня решил перевалить, вот почему! — разозлился аватар.

Но ему не ответили. И слов его не оспорили.

По сути, так и должно быть в природе: кому что на роду написано, то и будет. Одни доживут до глубокой старости, другие даже солнца ни разу не увидят, погибнут слепыми малышами. Нельзя вмешиваться в естественный ход вещей.

С другой стороны, от качества и количества первого совместного потомства зависела крепость положения в Стае стареющего вожака и его молодой самки. Эльфа-оборотня вполне устраивал пожилой волк, и хотя они так и не сдружились, зверь охотно позволял аватару возиться с молодняком, а Арвиэль потихоньку да незаметно дрессировал щенков, прибылых и переярков ^[20] под себя…

В балке под валежником чета вожаков устроила отличную нору — уютную и надёжно скрытую от посторонних глаз. Теперь она стала могилой, вместо надгробия придавленная упавшей сосной. Отец и Мать Стаи ^[21] лежали у разрушенного жилища, видимо, по приказу дедко Лешего дожидаясь аватара, иначе давно ушли бы вместе с уцелевшими детьми. Хвала Пресветлой, пятеро крупных крепких волчат не пострадали. Сейчас они, заботливо вылизанные и уже обсохшие, грелись под материнским животом, сбившись тёплой кучкой. Не повезло только одному. Мать вытащила из-под завала всех, но этого вылизывать не стала, и тельце непонятного цвета безжизненно лежало поодаль в грязи. Он уже мёртв для семьи. Даже если ещё дышит.

Вожак поднялся и припал на передние лапы, здороваясь с сильнейшим, волчица, не вставая, положила морду на землю. Эта самка была новенькой. Она пришла весной и сразу заняла место погибшей Матери Стаи, но к Арвиэлю пока относилась настороженно, недоумевая, почему видит двуногого, а чует зверя, себе подобного.

Кивнув обоим, аватар подошёл к мёртвому волчонку…

Впрочем, нет. Детёныш ещё дышал, правда, слабо, почти незаметно. И никак не отреагировал, когда Арвиэль переложил его на прихваченный из дома старый плед, кое-как обтёр и стал ощупывать. Закончив, тяжело вздохнул и обернулся к волкам.

«Что будете с ним делать?» — примерно так можно было перевести звуки и жесты, при помощи которых оборотень общался со зверями.

«Она умерла для Стаи», — твёрдо ответил вожак.

Значит, самочка. Арвиэль удивился, сам он, исходя из размеров волчонка, принял его за самца, причём довольно крупного. Наверняка была первенцем… Была… Уже была…

«Она жива, — возразил аватар. — Задние ноги сломаны, но позвоночник цел. Может быть, она поправится».

«Она не сможет охотиться. Мы не будем добывать пищу тому, кто уже мёртв», — Отец Стаи решительно задрал хвост, и Арвиэль понял, что это последнее слово вожака.

Что ж, справедливо. Даже если её будут кормить наравне с остальными щенками, в конце лета она всё равно не сможет выйти на охоту, как не сможет вместе с другими учиться добывать себе пищу, драться или уходить от погони. А что будет, когда начнутся ливни, заморозки, холода? Волка ноги кормят, а это… Это только половина волка.

В конце концов, таковы законы леса. Лишь трое из десяти волчат становятся перелетками, остальные погибают.

Аватар погладил щенка, остановив руку на загривке. Такая тонкая хрупкая шейка. Надавить большим пальцем, и — всё…

Каждый имеет право на жизнь, малыш…

«Ясно. Тогда я заберу её с собой», — оборотень подогнул уголки пледа, укутывая волчонка в тёплый свёрток.

«В деревянное кольцо?!! К двуногим хищникам, их осам-убийцам и красному лису?! ^[22] — волчица жалобно прижала уши. — Лучше убей её сразу!»

«Вы от неё отказались, и теперь мне решать её судьбу».

Домой аватар возвращался в растрёпанных чувствах. Машинально перелез через стену, и на разруху в городе обратил внимание только после того, как посреди улицы споткнулся о колодезную крышку.

По пути он немного почистил волчонка, и выяснилось, что шерсть у него приятного светло-серого цвета с искоркой на кончике волоса. Впрочем, потом потемнеет. Какое бы имя ей подошло? Серебрянка? Звёздочка? Гроза?

«Нет, никак её называть не буду, — решил аватар, — а то привяжусь ещё…»

Нельзя вот так запросто давать имя. Лучше пусть останется щенком, одним из десятков рождённых в этом году. Выживет — хорошо, умрёт — значит, такова его волчья доля…

Увидев, что хозяин вернулся, да ещё и принёс что-то, Симеон в первую очередь потянул носом, потом с выпученными глазами вылетел из-под пледа.

— С ума сошшёл?! — домовой схватился за голову. — Его нельзя здесь держать! Он жшше всех перекусает и в лес-сс сбежит!

Арвиэль положил свёрток на диван, взял топорик и стал щепить полешко на лубки.

— Это девочка. Её зовут Тиэлле ^[23].

Имя родилось как бы само собой, вопреки решению оставить волчонка безымянным.

Арвиэль почистил шёрстку влажной тряпицей и запеленал тощие лапки в лубки, боясь ненароком сломать малявке ещё что-нибудь и одновременно злясь на себя за эту, казалось бы, беспричинную боязнь. Ну, щенок и щенок, самый обыкновенный, один из шестерых в помёте. Вот только зря имя дал. Пользы от волчонка пока никакой, зато шушель знает, сколько времени и главное — как?! — придётся прятать его от горожан.

С другой стороны, Тиэлле подрастёт и выздоровеет — в этом аватар почему-то был уверен. Вернётся в лес и, быть может, станет Матерью Стаи, навсегда сохранив привязанность к кормильцу. Это было бы совсем неплохо.

Волчонок по-прежнему лежал неподвижным комком меха с парой ушек-лоскутков и крысиным хвостиком, поэтому не видел, как этот странный двуногий то хмурится, то чему-то улыбается. Минуточку…

Аватар снова насупился. В последний раз он общался с дедко Лешим неделю назад, но тот не упоминал о прибавлении в семействе вожаков. Значит, Тиэлле от двух до семи дней от роду, и она ещё слепа. Леший об этом умолчал намеренно, дабы не спугнуть лишней проблемой потенциальную няньку. Щенок не просто маленький. Он — новорожденный, и даже не знает, как выглядят волки, не то чтобы хоть пару «фраз» от матери успел усвоить.

Некоторый опыт ухода за новорожденными у Арвиэля был. С собственной сестрой. Но аватары — не обычные волки и даже не метаморфы, в детстве меняющие ипостась по прихоти луны, а наутро ничего не помнящие. Аватары превращаются по собственному желанию, и Эстэль впервые встала на лапы, когда ей было уже три года, так что труда не составляло обучать сестру звериному языку и охотничьим приёмам.

А с этим «ребёнком» что делать?!

Вот такие пироги…

— …Иэ-эхх, с волчатами, — стражник отнёс щенка в свою постель, укрыл одеялом. Не хватало ещё, чтоб Берен зашёл в гости и обнаружил, что у воспитанника тоже появилась воспитанница.

Оставив Тиэлле под присмотром Симки, бухтящего что-то о клещах и блохах, хотя у волчонка их не обнаружилось, Арвиэль со списочком в голове отправился к Феодоре, причём к этому списку прилагалась пугающая графа «расходы». Непредвиденные, факт, а оттого особенно больно бьющие по отощавшему к концу месяца кошельку.

— Мне нужен кальций и фосфор, — взаимно поздоровавшись, Арвиэль начал с самого безобидного — того, что можно просто добавлять в пищу наравне с солью.

— Чего-чего?

— Ну, мел и толокушка из рыбьего хребта, чтобы на месяц хватило.

— А-а, ну так бы и говорил по-людски, а то бальбачишь что-то несуразное, как скадарец какой, — укорила знахарка, наполняя бумажные кульки, взвешивая, досыпая — руки у неё так и порхали.

— Ещё коростянка.

— Поранился, что ли?

— Да нет, просто ссадина.

— Тогда лучше подорожник либо омелу возьми, — Феодора отлила в пузырёк зеленоватую жидкость из склянки. — Коростянка тебе царапки до корки запечёт.

— Точно! Ещё какое-нибудь обезболивающее, противовоспалительное, что-нибудь, чтобы опухоль снять…

— Так! Что с тобой случилось?

— Кажется, рёбра повредил, — смущённо «покаялся» стражник. К допросу он был готов, но до последнего надеялся, что лишний раз не придётся врать уважаемой тётушке, подруге госпожи Марты. — Крышу после бури проверять полез, ну и навернулся…

— Ну-ка дай посмотрю! — знахарка ястребом ринулась на поживу.

Арвиэль, в свою очередь, полёвкой закружил по аптеке.

— Не стоит, госпожа Феодора! Со мной всё в порядке, только побаливает немного. Там трещина максимум!

— Какой такой «мум»?! Опять не по-нашенски…

— Уважаемая госпожа лекарь, я в полном порядке! — с самой лучезарной улыбкой Арвиэль перехватил знахаркины запястья. — Правда-правда! Просто чуточку болит.

— Ну ладно! — по настроению пациента профессионально оценив его здоровье, милостиво кивнула Феодора. — Я тебе другие лекарства дам, а то, ишь, удумал мне тут самолечением заниматься. Впрочем, мел и толокушу оставь. Остальное — вертай взад!

— А можно… в другое место?..

Из аптеки Арвиэль ушёл с набором капель, притирок-припарок и подробной инструкцией, без которой точно запутался бы, а в поощрение за внимательность и обещание вести себя «как нормальный больной» получил пастилку из загущённой бычьей крови с мёдом. На обратном пути зашёл к птичнице Рените, где отоварился молоком и яйцами.

Северинг оживал после бури. Горожане сновали туда-сюда в поисках унесённых ветром вещей, тащили горбыль для починки сараев, рыли в огородах канавки, вычерпывали воду из подполов. Оставшаяся без присмотра скотина разбрелась посудачить с приятелями; утки и гуси расплылись по лужам, вязкие берега оккупировали свиньи. Две соседки в очередной раз бранились над поваленным забором: тётки вот уже с десяток лет не могли поделить полоску смежной земли в локоть шириной и регулярно упражнялись в красноречии, сойдясь на спорной территории. Четверо молодых орков стояли рядышком, передавая друг другу вино и вслух смакуя матерные изыски боевых клуш. Раздавался стук молотков, голодный скрежет пилы, командирское «подай-принеси-унеси» и классическое «да не по пальцу бей, урод, по гвоздю-у-у!!!».

Словом, город напоминал разворошённый муравейник.

За пивоварней собралась толпа — гомонящая, улюлюкающая, не шибко трезвая, зато полная энтузиазма. Эртан первым заметил приятеля и без слов ткнул когтистым пальцем вверх. Арвиэль восхищённо присвистнул.

Эта сосна росла здесь, сколько город стоял, и Эртан не стал её рубить, когда основал пивоварню. Летом по стволу копошились деловитые поползни, на пятисаженной макушке трещали белки, гнездились зяблики, синицы; зимой их сменяли клесты, свиристели, снегири, за которыми охотились хорьки.

Теперь же…

— Бе-е-е! — Сидоров козёл вслед за гусеницами опроверг закон о том, что рождённый ползать летать не сможет.

— Как он туда залез?! — изумился аватар. Несчастное копытное застряло где-то на двух третях высоты, намертво увязнув в ветвях, как муха в паутине.

— Не залез, а залетел, — вздохнул подошедший Сидор. — Всё буря проклятущая, чтоб её, заразу эдакую… Арвиэль, ты б подсобил, сынок, а? Всего-то надо ремнями его обвязать да верёвку через сук перекинуть, а уж вниз сами козлика спустим. Слазаешь, а?

Парень ухмыльнулся. Раньше просили воробышка достать, теперь до козлов дошло.

Арвиэль редко отказывал в помощи, а уж кузнецу и вовсе никогда. А вот теперь придётся, иначе «легенда» треснет по швам.

— Прости, Сид, не могу! — парень уныло звякнул склянками. — Сегодня с крыши шлёпнулся и рёбра помял, так что если твой козлик ещё рогами наддаст, станет у вас стражником меньше. Хотя могу попробовать…

— Нет уж, увечный, иди отлёживайся! — замахал на него Сидор. — Сами управимся.

Арвиэль поспешно распрощался с Эртаном и ушёл, чтобы никто не заметил покрасневших от стыда щёк.

А кто виноват в том, что врать всем подряд приходится? Да малявка эта!

Пока добирался до родимого порожка, отказал в помощи ещё троим, а уже на самом пороге Арвиэля поймал сослуживец Соррен.

— Какого шушеля ты здесь торчишь?!

— А где я должен торчать?

— В караулке! Твоя же смена! Ты что, забыл?!

А ведь и правда забыл. Впервые за пять лет службы.

Вернее, даже не забыл, а просто не подумал о том, что из-за бури график дежурств сдвинулся на двое суток вперёд — совсем другим голова была занята.

— Соррен, извини, что не предупредил. Я с крыши упал и, кажется, рёбра повредил, надо бы отлежаться. Найди мне замену на недельку, ладно? — на этот раз ложь далась совсем просто, Арвиэлю даже показалось, будто рёбра и впрямь заныли.

— Да болей себе на здоровьичко! Уж найдём тебе подмену, — стражник и не подумал усомниться. Никогда Арвиэль не пропускал службу без очень весомых на то причин, тем более не думал отлынивать… Точнее, никогда раньше не пропускал. До сего дня.

— А лучше на полторы! — крикнул вдогонку аватар.

Домовой встретил хозяина с поджатыми усами и сурово скрещенными на пузе лапами, хвост сердито молотил по полу.

— Рёбра он повредил! Умом ты повредилссся, хозяин! Вот уволят тебя, лоботряса, и пойдём мы по миру волчонка твоего вместо мишшки дрессированного казать, денежшшку на корку хлеба выпрашивать!

— Завянь. Лучше поищи в чулане рожок, который от белки остался.

— Хм!

— Симеон, живо!

Волчонок ещё спал, зарывшись носом под одеяло. Арвиэль прислушался — дыхание было ровным, чистым и глубоким. Это действительно был сон, а не беспамятство. Выносливая…

К вечеру Тиэлле проснулась и завозилась под одеялом. Аватар подогрел молоко, добавил в него мела и толокушки, обмотал рожок старым шарфом, чтобы худо-бедно походило на грудь волчицы, и взял волчонка на руки.

— Ну-ка, малявка, пей давай…

Однако мелкая отбрыкивалась передними лапами с тонкими острыми коготками и воротила мордочку, протестующе вякая.

— Симка, ну-ка быстро налил себе молока и марш сюда пить! — скомандовал Арвиэль. Пару часов назад они повздорили, и домовой до сих пор дулся.

— Тебе жшш для меня молочка жшша-алко! Это она, вон, у нас маленькая, а я большшой, и потому теперь буду спать на полу и кушшать рыбьи потроха, как дворовый кошшак, — пробурчал домовой, но опаска, что нахмурившийся хозяин снова передумает, взяла верх, и, налив себе до краёв, Симка с миской в лапах материализовался на диване.

— Теперь лакай, и погромче.

Симеон охотно зачавкал, подмуркивая в блюдечко.

Щенок замер, прислушиваясь, и тоже зачмокал.

Идиллия.

На ночь аватар взял волчонка в постель. Тиэлле поёрзала и затихла, положив голову на руку Арвиэля и доверчиво прижавшись спиной к его груди; тёплый бархатный язычок щекотнул кожу.

Ладно уж, пока маленькая и слабая, пусть спит под боком, а потом переселится на коврик у печки…

…Немного позже Арвиэль узнал от лешего, что Тиэлле родилась за сутки до грозы, которую, увы, не пережили много детёнышей, а волчата, родившиеся в последнюю декаду первозвона, — почти все. Естественно, при таких обстоятельствах волчица, сумевшая уберечь своих пятерых детей, лишний раз доказала право на статус Матери Стаи. О том, что был шестой щенок, так никто и не узнал…

* * *

Полторы недели спустя

В серо-голубых глазах сложно пока прочесть хотя бы отблеск мысли, но Арвиэль почему-то был уверен, что малявка его видит. Он пощёлкал пальцами перед чёрным носиком, и тот потянулся в ответ.

— Приве-ет, — не придумав ничего лучше, аватар расплылся в дружелюбной улыбке. — Утю-тю-тю-тю…

Симеон с хохотом повалился кверху лапами.

— Завянь!

— Уаха-ха-ха!!!

Тиэлле слабо вильнула хвостом и лизнула протянутую руку. «По голосу и запаху узнала», — понял парень. С волчонком на руках Арвиэль подошёл к зеркалу и стал почёсывать малявку за ухом, приговаривая:

— Хорошая девочка, умница, Тиэлле, — то на межрасовом, то на зверином языке.

Хорошо, что Прокопий сжалился над подчинённым и продлил больничный до двух недель. Одной точно не хватило бы, а так Тиэлле привыкла к своему внешнему виду и худо-бедно научилась объясняться. Правда, первый же вопрос поставил аватара в тупик:

«Почему я не могу ходить на двух лапах, как ты?»

«Потому что ты — волк, а я аватар. Мы с тобой разных кровей, хоть и родня по духу».

Тиэлле непонимающе склонила голову набок:

«Но ведь ты — моя мама…»

— Ну, приплыли…

«Нет, мелкая, я не твоя мама».

«А-а, значит, ты — моя папа?» — малявка обрадованно вильнула хвостом.

— Шушеля мать…

«Шушеля мать…»

«Ты — мама «шушеля»?.. А где моя мама?»

— Ох, Пресветлая…

Ну как объяснишь такой козявке, что в лесу свои законы? Там нет лечебниц для больных волчат, и выживают только сильные и здоровые. Арвиэль не придумал ничего лучшего, кроме как неопределённо пожать плечами и отвлечь Тиэлле игрой: благодаря Феодориным снадобьям лапы у малышки болели не сильно, и она научилась ловко ползать по полу за клубком шерсти и за Симкой. К слову, своё «логово» она пометила, и не раз, так что следом за ребёнком с тряпкой в руках ползал сам новоиспечённый «папаша».

И чем дольше ползал, тем больше злился на себя за то, что когда-то сомневался, а не добить ли волчонка, избавив от мучений? По лесным законам это было бы правильно.

Да только справедливо ли по аватарьим законам совести?

Каждый имеет право на жизнь.

В караулку Тиэлле пришлось взять с собой. За две недели Симеон притерпелся к новому члену семьи, но оставить малышку на этого разгильдяя Арвиэль не мог. Покормить забудет или лекарство дать, а сама она не попросит.

— Здорово, больной! А что это у тебя там? — поинтересовался Аким, кивнув на мешок за плечами сменщика.

— Ужин.

Ужин согласно тявкнул.

— Ох-хо… — скривившись, «страдалец» схватился за грудь.

— Болит? — посочувствовал Аким. — Ты б отлежался ещё денька три.

— Если ещё хоть день пролежу, у меня ноги атрофируются. И мозги тоже.

— А-а… — «понятливо» протянул стражник. В отличие от знахарки, он не счёл нужным уточнять скадарскую терминологию.

Когда Аким ушёл, Арвиэль вытащил волчонка из мешка и положил на диванчик. Да уж, скоро «ужин» вымахает до размеров императорского пиршества, и в мешке его будет не утаить.

Тиэлле громко чихнула — чуть голова не отвалилась.

«Воняет!»

«Сам знаю», — стражник распахнул оконце, выветривая табачный дым. Эффективнее было оставить люк открытым, но в караулку может кто-то зайти.

«Чем воняет?»

«Курятиной».

«Курицей?!» — изумилась Тиэлле. Чего-чего, а запах куриного бульончика она бы ни с чем не спутала.

«Нет, жжёной травой».

«Свежая трава — вкусно, жжёная — невкусно», — сделала вывод малявка.

«Точно! Если почуешь похожий запах в лесу или в поле — беги оттуда со всех лап. Так пахнет пожар».

«Беги?»

«Я научу, немного позже. Когда поправишься».

Арвиэль присел на корточки нос к носу с Тиэлле. Пахло от неё молоком и детством. Малявка…

Аватары — прекрасные отцы, хоть и не показывают этого, как люди. С появлением Тиэлле сама мысль о том, что долгую жизнь эльфа придётся прожить без семьи, без детей… нет, не пугала даже. Она казалась чудовищной.

Увы, аватар не только за способность к перевоплощениям назвали Избранными Саттарой. Беспокоясь о чистоте крови, Пресветлая Богиня позаботилась и том, чтобы возможные дети от смешанных браков никогда не появились на свет.

Восемь лет прошло с тех пор, как люди вырезали расу эльфов-оборотней и сожгли поселения на побережье Себерского Перелива, но до сих пор Арвиэль втайне надеялся, что, может быть, на краю Империи хоть кто-нибудь уцелел. Кто-то свой по крови.

* * *

Когда живёшь с ребёнком бок о бок и видишь каждый день, не замечаешь, как быстро он взрослеет. Это Арвиэль знал и помнил по своей сестре. Кажется, вот только-только мать передаёт новорожденную старшему сыну, а не успеешь оглянуться — она уже на шею лезет: «Покатай, братик! Выше-выше, прямо к солнцу!»

К исходу травоцвета Тиэлле выросла, окрепла и здорово набрала в весе. Вислые ушки встопорщились, глаза, блестевшие в темноте, следили за Симкой уже с охотничьим интересом, и теперь игры заканчивались трагическими воплями кошака, пойманного за шкибот. Пока маленькая волчица только забавлялась, да и домовому от её клычков никакого урона, кроме морального, не было, но если не вывести её в лес вовремя, городскому зверью придётся туго.

Отец Стаи ошибся. Тиэлле сможет охотиться.

И будет это делать, несмотря на сытую жизнь.

Аватар начал выгуливать волчонка за Истринкой, где сам мог сменить ипостась, не боясь чужих глаз. Лапы срослись как надо, без осложнений, и Тиэлле бегала, боролась со старшим волком, стараясь повалить его за хвост (выше пока не доставала), гонялась за бабочками, а однажды разворошила осиное гнездо. Вот тогда-то и выяснилось, что Арвиэль не ошибся в выборе имени. Быстрая…

Впрочем, осы не удостоили малявку вниманием, а вот большой белый волк с погрустневшими глазами в который раз на собственной шкуре прочувствовал горячую любовь жалящих насекомых к своей персоне. Арвиэль снова отправился на больничный, но не потому, что чувствовал себя плохо, просто все, кто видел его распухшую лиловую физиономию, норовили обмахать «нежить» святым треуглом, включая саму знахарку Феодору.

Той же ночью Тиэлле впервые завыла, ещё тоненько, с подвизгиванием, но этот звук уже нельзя было спутать со щенячьим скулёжем. Если кто-то услышит…

«Чего плачешь?» — встревожился аватар.

«Гру-у-устно!»

«Почему?»

«Потому что тебе больно-у-у!»

«Мне не больно, успокойся», — Арвиэль потрепал мелкую по загривку.

«Не могу-у-у!»

Догадавшись, Арвиэль отдёрнул занавеску. Сегодня полная луна светила особенно ярко, призывно, и оборотень сам едва-едва сдержал рвущийся из груди вой.

А в лесу уже пели…

Аватар оптимистично потёр руки.

«Ну что, мелкая, будем делать из тебя собаку!»

«Человечьего прихвостня?!» — волчица в панике поджала хвост.

«Во-первых, не человечьего. Во-вторых, не прихвостня. А в-третьих… ну не хомячка же?» — развёл руками Арвиэль.

— Фарс-сёры… — лениво приоткрыв глаз, прошипел Симка. Он тоже знал интересные «термины», но выдавал их обычно не к месту и как-то… некультурно.

* * *

Ингредиенты для преображения Арвиэль решил закупить у той же Феодоры, но по дороге передумал и свернул к Марте. Весь город знал, что травница из неё ужасная, зато духи, настои, кремы и прочее для красоты покупали охотно, а на новогодних ярмарках купцы передавали списки заказов для знатных барышень из столицы. Естественно, эта продукция, куда входили красящие составы для волос из особых компонентов, стоила на порядок дороже. Выслушав просьбу, Марта изумлённо вскинула брови:

— Арвиэлюшка, у тебя чудесный цвет волос, зачем же его портить?

— Это не для меня, — успокоил женщину парень. — У меня есть меховой коврик, любимый. Но он совсем старый и весь выцвел. Вот, хочу подновить.

— Мои настои сапогами топтать?!!

Стражник замахал руками:

— Да нет, он для валика на кровать, — и уточнил: — Обниму и сразу засыпаю.

— А-а, ну это другое дело, — Марта сразу подобрела, даже разрумянилась. — Тебе какой оттенок и запах?

— А без запаха нет?

— Извини, — развела руками Марта, — но мои товары и из Равенны заказывают, а там даже коврики ароматизированные.

— Тогда что-нибудь не шибко сильное. Вы же знаете, я больше естественное люблю.

— Хм… Тогда сладкое молоко, луговые травы и ещё, пожалуй… Сейчас принесу всё, что есть! — щёлкнув пальцами, Марта исчезла в чулане.

Арвиэль обвёл взглядом гостиную, одновременно служившую травнице торговым залом. Пёстрые половики скатаны и стоят в углу, чтобы ненароком не закапать едкими составами, но клиент пусть знает — хозяйка не из нищеты по голым доскам ходит. В шкафу за стеклянными дверцами непонятные бутылочки соседствуют с праздничным чайным сервизом. Полотна с изумительной вышивкой на стенах перемежают взлохмаченные веники душистых трав. Марте бы помощницу, хваткую да тороватую, как Феодора. Благоустроили бы нормальную лавку, полки прибили, торговый лоток поставили бы, колокольчик над входной дверью повесили, а снаружи — щит с красочной надписью, чтобы сразу взгляд приманивал.

— Вот! — из передника на обеденный стол вывалилась горка берестяных коробок. — Ты выбирай, а я пойду в чулане порядок наведу, а то набардачила, пока искала.

Наугад открыв ближнюю коробочку, Арвиэль обнаружил в ней бурый порошок с цветочным запахом, ненавязчивым и приятным. Это Тиэлле вытерпит.

— «Жар-птица»… — вслух прочитал парень, поставил коробочку и пригляделся к другой этикетке. — «Божий одуванчик», гы-гы… «Эльфийское блаженство»… э-э… зелёное?

В лавку зашла Феодора. Видя, что парень копошится в женских штучках, заинтересованно подошла ближе.

— Арвиэлюшка, что выбираешь?

— Краску для волос, — рассеянно отозвался стражник, возвращаясь к этикеткам. — «Пурпурная страсть», хех. А что, оригинально, мне нравится!

Знахарка промолчала. Спиной почувствовав напряжение, Арвиэль обернулся. Женщина стояла вполоборота, как-то странно скособочившись, будто её внезапно разбил паралич, одна половина лица съехала вниз, другая косила диким глазом.

— Госпожа Феодора, что с вами? — всерьёз забеспокоился аватар.

— Арвиэлюшка, ты уверен, что только рёбра себе отшиб, когда с крыши падал? — вкрадчиво прошептала знахарка.

— Да я не для себя беру, а для любимого коврика! — со смехом пояснил парень. — Вот не знаю, что нам больше подойдёт — шатен или тёмно-русый?

— Ага, — Феодора подвигала бровями вверх-вниз и, загадочно улыбаясь, всё в той же согнутой позе попятилась к двери, толкнув её, чем пришлось.

Пожав плечами, Арвиэль позвал Марту.

* * *

— Ядрёна ворона… — ошарашенно выдавил горе-папаша.

«Я красивая?» — волчонок, уже высушенный, вильнул хвостиком.

— Уаха-ха-ха! Точно, фарс-сёры! — Симка катался по дивану, схватившись лапами за живот.

«Ты очень… милая», — вхолостую шикнув на ещё громче захохотавшего кота, Арвиэль снял со стены маленькое зеркало и поставил на пол, прислонив к стене, чтобы малявка могла себя рассмотреть. Процесс покраски начинался на столе, дорожкой луж стремился к бадье воды, сейчас бурой, и финишировал порыжевшим банным полотенцем. На брызги и кляксы, долетевшие даже до печки, Арвиэль старался не обращать пока внимания. Завтра приберётся.

Морща нос, Тиэлле поскребла коготками стекло:

«Тебе нравится?»

«Да», — соврал Арвиэль, но по укоризненному взгляду малявки понял — не верит.

— Что ж за цвет такой получился? — парень озадаченно поскрёб подбородок. — Был серо-серебристый, красили каштановым…

— Середристый! — восторженно подпрыгнул Симка. — Серенький с про… с подпалинами!

— Брысь!

Тиэлле опустила голову, разворачиваясь хвостом к отражению:

«Тебе не нравится, и мне не нравится».

«Зато теперь ты похожа на собаку. Потерпи, так надо. Так безопасно».

— Всё, никаких зеркал! — Арвиэль размахнулся кулаком, но, передумав, набросил на зеркало покрывало и повесил обратно. — А тебя, Симеон, если будешь ёрничать, побрею налысо!

…Как всегда в полнолуние оборотню не спалось. Задремать удалось только утром, но буквально через пару часов разбудила барабанная дробь в дверь, словно чокнутый дятел попутал избу с жилищем древогрыза. Дятлом оказался Сатьян, решивший проведать болезного сослуживца. Задерживаться не стал, убедился, что красноглазый Арвиэль восстал не из гроба, а с кровати, и ушёл к воротам.

Ложиться снова в разгар рабочего утра уже не имело смысла, и Арвиэль, зевая и потирая слипающиеся глаза, черпнул из бадейки ведром — авось от холодной водички полегчает. На крыльце ополоснул голову и, походя, вытираясь, стал готовить завтрак: ленивый кот ещё бессовестно дрых, а малявка вскочила вместе с аватаром и сейчас валялась на диване в гостиной, трепля стащенную из кровати подушку. Арвиэль по-прежнему давал Тиэлле молоко с Феодориной толокушкой, однако уже меньше, с гораздо большей охотой маленький волк ел то, что можно погрызть. Не успел стражник достать из подпола необходимое, как залетел очередной «дятел» с командным голосом господина Грайта: пару недель назад он уезжал в Стрелецк по делам города, и Арвиэль собирался извлечь из этого выгоду, но сейчас гости были совсем некстати.

Увидев хозяина, Тиэлле выплюнула подушку и села, обалдело таращась и встопорщив уши, однако аватар, не обращая внимания, наскоро загнал волчонка в спальню, чтобы успеть подготовить наставника к знакомству.

Берен открыл было рот, но зачем — забыл, да так и попятился, при этом тревожно напоминая Феодору. Арвиэль нахмурился: моровой идиотизм начал раздражать.

— Что с вами?

— Винтерфелл, ты себя в зеркало видел?!

— Нет, а что?

— Что?! — подозрительно озираясь, Берен схватил Арвиэля за локоть, втащил в дом и, поставив перед зеркалом, содрал покрывало.

— Ё-моё… — парень выудил из макушки куриное перышко, но картину это не улучшило. Оказывается, спросонья он перепутал бадьи и освежился из той, где накануне купали Тиэлле. Теперь недосохшие волосы торчали в разные стороны лохмами всех оттенков — от ядрёно-жёлтого до тёмно-рыжего; лицо и шея «загорели» с отливом в нездоровую желтизну.

— Я только что вернулся, — неожиданно нормальным голосом сказал Берен. — Зашёл к Феодоре занести, что просила, а она говорит, ты спятил. Я не поверил, а теперь сам вижу: вон, избу всю загадил, подушки рвёшь, у стола ножки погрыз, с собой такую срамотищу вытворил…

— Ну, по крайней мере, есть повод постричься…

— Лучшше сразу налыссо, хозяин! Аха-ха-ха, середристенький! — не вовремя проснувшийся кот валялся на полу, исступленно молотя по нему лапами.

— Иди покури! — вызверился ласковый хозяин. Домовой обиделся и на задних лапах просочился обратно в спальню. — Я сейчас всё объясню…

Грайт отвесил воспитаннику символическую затрещину и цапнул за ухо.

— Ты ещё рубаху красную надень и синие порты в горошек! Все девки твои будут! Жар-парень, шушеля мать! Винтерфелл, ты из меня решил посмешище сделать?! И так носишься по городу лохматый как пугало, так тебе и того мало?! Пускай все тычут пальцем и ржут, мол, у градоправителя сын с приветом!

«Я вам не сын», — подумал Арвиэль, но вслух не сказал. Берен это оценил и сбавил обороты:

— Ладно, жди тут. Пойду Марту приведу, пускай исправляет, как хочет.

— Я сам могу сходить. Голову косынкой повяжу, и порядок.

— А рожу чем повяжешь? Такое впечатление, что ты не краску себе на голову вылил.

— А что?

Берен вздохнул.

— То, что Симка сказал. Только без «сере». Сиди уж дома, позорище. И придумывай объяснение поубедительнее.

* * *

На крыльце, заложив лапу за лапу, сидел Симеон и сосредоточенно пыхтел трубкой, шутки ради подаренной Арвиэлю сослуживцами на четырнадцатилетие. Сизые колечки делали вираж над его головой и нанизывались на вытянутый штопором хвост. Берен застыл в дверях как вкопанный.

— Ты же не куришь!

— Не курю. Я выпусскаю пар, — меланхолично отвечал кот. — Променял хозяин верного доброго Симеона на крашшеную собаку: последний кусок изо рта рвёт, вместо перины дырявый коврик стелет, свободы слова лишшает. Скоро хвостом вильнёт да в лес с этой ишшдивенкой убежшшит. И пойдёт бедный брошшеный Симеон с узелком по миру мыкаться, — ещё одно колечко совершило круг почёта.

Берен сторонкой обошёл вздыхающего Симку. Что тут за дурдом?!

* * *

В первую очередь Марта рухнула в обморок. Потом за несколько часов худо-бедно отмыла «срамотищу», изведя на это столько настоев, что Берен, услышав сумму, потянулся к шее воспитанника растопыренными пальцами. Волосы, правда, ещё отливали тем самым, что имел в виду Берен, но Арвиэль махнул рукой, мол, отрастёт и сострижётся, и вручил Марте ножницы для почина.

— Арвиэлюшка, а где твой любимый коврик? — уже заканчивая, вспомнила травница.

«Позорищу с приветом» терять было нечего, поэтому парень выдал первое, что пришло на ум:

— Моль съела. Больно ей запах понравился.

* * *

…Арвиэль разглядывал потолок уже минут сорок и пришёл к выводу, что надо срочно лезть на крышу: в одном углу заметно протекало, и доски покрылись плесенью. Должность градоправителя пагубно сказалась на красноречии наставника, и он часами мог разоряться по поводу и без, притом настолько пространно и муторно, что зубы сводило.

«Чего он разлаялся?» — наконец не выдержала Тиэлле. Отказавшись от безуспешных попыток обнюхать «громкого двуногого», волчица сначала следила за ним, пытаясь понять жестикуляцию, но ей это быстро наскучило, и теперь малявка наблюдала за Симкиным хвостом — вот ещё раз дёрнется, и нужно хватать.

«Яд в животе забродил», — пояснил любящий «папаша» и воспитанник.

«Бе-е-едный… У-у-у!..»

Градоправитель резко замолчал.

— Уйми его.

— Тиэлле вам просто сочувствует.

— Это ещё почему? — прищурился Берен.

— У волков не принято лишний раз повышать голос, и она не понимает, с чего вы разгавкались.

— Йа-а?!! Разгавкался?!!

Арвиэль пожал плечами, мол, почём купил, за то и продаю.

— А я не понимаю тебя, Арвиэль. Ты такой жалостливый, что на самого себя жалости не остаётся. Сначала по девке той плакался, душу себе выматывал…

— Я не плакался, а думал, — холодно поправил стражник, кинув выразительный взгляд на входную дверь. — И она не девка, а Дина. Пожалуйста, запомните имя.

— Ну хорошо, — сразу пошёл на попятную Берен. — Теперь зверюгу из леса приволок, и если она кусаться начнёт, с кого голову снимут?

— Тиэлле не зверюга, а пока что зверёныш, и если её кормить и правильно воспитывать, она никого не тронет.

— А следующим кого пожалеешь? Оборотниху?!

— Ну-у, даже у моей дури есть границы. Господин Грайт, вы только взгляните на неё! Она же безобиднее крольчонка!

Почувствовав внимание, Тиэлле в последний раз встряхнула за шиворот обречённо обвисшего кошака, выпустила добычу и склонила голову набок, умильно свесив язык.

— Ладно, — сдался градоправитель. — Но с несколькими условиями.

— Ага, — оживился аватар.

— Пусть не воет. Зубы не показывает. И хвост к спине приклей, чтоб был колечком, как у нормальной дворняги…

— Издеваетесь?!

— Просто держи свою «собачку» на коротком поводке.

* * *

Берен ошибался, Арвиэль был не жалостливым, а участливым. Согласитесь, это совсем разные вещи. Жалостью легко обидеть, но в поддержке и соучастии порой нуждаются даже самые сильные. Такие, как временно беспомощная Тиэлле. Или сам Арвиэль, попавший в плен к бандитам. Дина его отнюдь не жалела, но без её поддержки юный стражник мог сломаться, в том числе морально.

Аватар действительно много думал об этом и сделал для себя определённые выводы. Жаль, Берен не понял.

С Тиэлле всё прошло гладко. Градоправитель похвастал знакомым, что купил её в Стрелецке у опытного заводчика за немалые деньги, и в избушку стражника выстроилась очередь заценить приобретение. В итоге сошлись во мнении — да, такой щенок стоит вклада, к тому же сучка со временем окупит себя. Поначалу собаки делали стойку на «новосёла», да и Зосий заметил, дескать, больно уж малышка похожа на волчонка, но первые со временем привыкли, а охотник, если и понял что-то, не стал связываться с градоправителем и стражником.

К концу лета Арвиэль разгуливал по Северингу с упитанным пушистым щенком у ноги, и поводок не понадобился, да и у ворот Тиэлле теперь частенько несла службу вместе с хозяином.

Меж тем приближался переломный момент в жизни любого хищника — первая охота.

* * *

«Вставай! Вставай! Вставай! Вставай!»

На живот плюхнулось нечто весом с трёх Симок и такими же царапучими когтями, размазывая по лицу тёплые вязкие слюни.

«Тиэлле… — аватар зевнул. — Иди лучше Симеона буди…»

«Он шипит!»

«А я рычу — ррр!»

«Вставайвставайвстава-а-ай!»

Цапнув одеяло за уголок, Тиэлле спрыгнула на пол, легко увильнув от хозяйской руки. Но просыпаться тому волей-неволей всё же пришлось.

Перебираться через стену с волчонком под мышкой непросто, но Арвиэль уже наловчился. Ночь была ясная, тёплая, западный ветер доносил из-за реки заманчивые ароматы еды и свободы, пение сверчков. Аватар считал, что Тиэлле ещё рано знакомить со стаей, поэтому охотиться шли за Истринку на «ничейную» территорию, где на пшеничном поле Мирона кормились зайцы.

«Там страшила», — на кромке поля Тиэлле опасливо прижала ушки.

«Сейчас отгоню, жди здесь», — аватар понимал мелкую. Даже на него, взрослого, пугало в облезлой волчьей дохе действовало удручающе, хотя вороны постоянно дрались за право вздремнуть на ушанке после пиршества в поле.

Аватар без труда вытащил расшатанный шест, но продираться с пугалом в зубах сквозь жерди было неудобно, поэтому волк забросил шубу на спину вместе с колом и крепко сидевшей на нём тыквенной головой, а шапку нахлобучил на затылок, свесив уши поверх собственных. От дохи так разило мышами, прелым зерном и старой мокрой шерстью, что отчаянно расчихавшийся Арвиэль обратил внимание на другое «благоухание», только когда его источник выполз навстречу.

— Ш-шмурголак, эт т-ты?

— Здравствуйте, — кивком оборотень сдвинул шапку почти на кончик носа. — Давно не виделись.

Не виделись они восемь лет, и за это время «шмурголак» вырос, а ростовщик, успешно переживший первую встречу с чудищем, осмелел. А может, просто выпил вдвое больше. Демьян смачно срыгнул, обдав Арвиэля свежей порцией сивухи, достал из-за пазухи бурдюк, поправил здоровье и одобрительно ткнул пальцем в шубу:

— Смрю, п-подругу се нашёл?

— Угу, брачный сезон у нас перед спячкой. Вот, поймал себе самку, домой несу.

— Тада и я, пжалуй, до хаты пойду, — Демьян тоскливо вздохнул. — Тока от моей с-самки шиш чё, кроме тумаков, допросся…

— Сочувствую, — искренне сказал Арвиэль.

Вслух жалуясь, мужик уполз в сторону моста. Ростовщик был скотски пьян, и как всякая порядочная скотина, он всегда находил дорогу домой.

Арвиэль забросил пугало в яму на опушке и вернулся к Тиэлле.

«Ты вынюхиваешь, поднимаешь и гонишь на меня. Я подрезаю, и, когда он завернёт, ты хватаешь и валишь», — интонацией и звериной мимикой напомнил Арвиэль.

«А если он меня свалит?» — засомневалась малявка.

«Вот поэтому мы охотимся на зайца, а не на косулю. Главное, на Корноухого не нарвись».

Раздираемая сомнениями и азартом, Тиэлле утрусила в пшеницу.

О Корноухом аватар услышал от Отца Стаи. Матёрый заяц сцепился с филином и лишился половины уха. Птица — требухи. С десяток саженей она ещё пролетела с разодранным брюхом и упала волку в пасть. Прочие хищники предпочитали менее строптивую добычу, благо после дождливой весны округа колосилась пищей для расплодившихся травоядных, а Арвиэль подозревал, что русак просто бешеный. Аватар выходил на него и с арбалетом, и в зверином обличье, но так и не выследил, словно проклятый заяц чуял что-то как заправский прорицатель.

Возмутительный треск заставил насторожиться. Ну кто так гонит?! Другие зайцы разбегутся, и если этого упустит…

Тиэлле вылетела на берег с шумом и скоростью атакующей конницы. Буквально на хвосте волчицы висел здоровенный русак. Уши были прижаты, но Корноухий не нуждался в документах. Малявка несколько раз обежала вокруг опешившего Арвиэля, отрываясь от преследователя, и юркнула между лап аватара под живот, да ещё крылом занавесилась, дескать, «я в шалашике». Заяц потерял объект, но не стушевался. Не сбавляя скорости, подпрыгнул… и вцепился оборотню в нос.

Завывая дурным голосом, аватар замотал головой, но русак только крепче вгрызся. Прыжки в духе необъезженного жеребца тоже не помогли, вместо зайца Арвиэль с размаху попал лапой себе в глаз. Не зная, как ещё избавиться от пиявки, галопом домчал до реки и окунул голову в воду. Аватары могут задерживать дыхание намного дольше любого смертного существа, но Корноухий решил оспорить законы природы и держался до последнего. Наконец нехотя отцепился, оттолкнулся от волчьей морды и поплыл, держась на воде не хуже выдры.

Послав гадину тёмным лесом через все капканы, Арвиэль облизнул кровь с носа, отметив, что он стал вдвое больше.

«Оу-у-у!» — сочувственно запричитала подбежавшая Тиэлле.

— Чтоб тебя, паскудник… — так и не придумав зайцу достойной казни, волк задрал морду и тоже завыл.

С противоположного берега донеслось нечто драматическое в исполнении Демьяна.

Пару зайцев охотники всё-таки добыли, но Арвиэль снова отправился на больничный и занавесил зеркало, чтобы самого себя спросонья не испугать.

* * *

Хвала Пресветлой, эльфы не болеют бешенством, иначе Арвиэлю не поздоровилось бы.

Он всё-таки прикончил Корноухого, но было уже поздно: зайцы заразились, а от них и волки. Аватар ничего не мог сделать, но и в отстреле участвовать не стал. Потом вышел посмотреть на трофеи, и малявка увязалась следом. Увы, надежды на лучшее не оправдались: из десяти членов стаи у ворот рядком лежали восемь.

«Этот запах… — Тиэлле принюхалась к крупной рыжеватой волчице. — Я её знаю?»

«Нет», — Арвиэль поскорее увёл мелкую от мёртвых родителей. Кто бы мог подумать, что несчастье в младенчестве спасёт впоследствии от страшной гибели.

Аватар прочесал округу, но уцелевшие волки либо издохли далеко от города, либо спаслись. Зайцы, о которых летом можно было в поле споткнуться, вымерли почти подчистую. Олени ушли на юг, к ним примкнуло больше половины косуль. В опустевшем лесу стало тихо, тоскливо, и градоправитель ввёл ограничения на охоту даже на белок, до матюгов разругавшись с Зосием.

«То-то Лешему «сюрприз» будет, когда по весне проснётся», — думал Арвиэль, наслаждаясь редкой осторожной трескотнёй векшей как прекрасной музыкой. Опасность вроде миновала, но аватар ещё боялся выводить Тиэлле в лес.

* * *

Большая серая птица вальяжно расхаживала по двору, лениво изгибая длинную шею, чтобы подобрать среди мусора пропущенное курами зёрнышко, и тогда крепкий клюв гулко стукал о землю. Хищница, затаившаяся в прореженных осенью кустах, поводила носом вслед за добычей, воспитывая в себе выдержку и стойкость к неудачам. Тиэлле давно наметила себе Миронова гуся, но понимала, что справиться с этой громадиной сил у неё пока не хватит. Ещё не время… Но скоро будет пора.

С задорным гавком, которому научилась от собак, Тиэлле выскочила прямо перед гусем, вынудив того штурмовать с наскока поленницу, и не дожидаясь, пока возмущённо гогочущая птица придёт в себя и погонится брать реванш, удрала добывать дичь попроще. Волчица никогда не была голодной и охотилась чисто для растряски…

* * *

…Мертвец лежал на столе, безвольно распластав конечности; остекленевший глаз осуждающе косил на убийцу, которая по закону классифицировалась как «серийный потрошитель». Обвинитель, он же судья и исполнитель приговора выхаживал перед обвиняемой, ожесточённо жестикулируя.

«Шушеля мать, уже пятый труп за две недели!»

— И разумная экономия в размере полушшки и трёх детинок, — возразила защита. Симка понимал хозяина, на каком бы языке тот ни говорил.

Тиэлле тоже нашла общий язык с домашним духом, поэтому тут же переметнулась к нему на диван.

«Если её поймают, мы и моим месячным жалованьем не отделаемся!»

«Пфф! Я — Быстрая!»

— Факт! — поддакнул домовой, и волчица согласно гавкнула.

Аватар умоляюще возвёл очи к потолку, но вместо озарения ему на лоб просыпалась труха, сброшенная в зазор пробегающей мышью.

«Уфф… Просто запомни, Тиэлле: в деревянном кольце охотиться нельзя».

«Но почему прихвостням можно, а мне нельзя?!»

«Потому что их двуногим на них наплевать! А я не хочу, чтобы тебя застукали и обварили кипятком. Тем более пристрелили! Кольцо — нельзя. Лес — можно. Чего непонятно?!»

«В кольце дичь поймать проще», — резонно заметила Тиэлле.

— И она вкусснее…

«Но она не твоя, а чужая!»

«Если я поймала, значит, моя…»

— Кормилица ты нашша, — Симка умилённо почесал волчицу за ухом.

— Всё! Хватит! — потерявший терпение Арвиэль скрестил руки перед лицом: «Я! За-пре-ща-ю! Здесь! Охотиться! Иначе я стану злым и посажу тебя на цепь! Тебя, эконом шушелев, это тоже касается!»

Тиэлле поняла, что Старший не шутит, чисто по-женски предпочла обидеться и свернулась калачиком в углу мордой к стенке. Симка причислял себя к мужскому полу, однако это ничуть не помешало ему тоже надуться и исчезнуть в шкафу, откуда незамедлительно раздалось хрумканье.

Арвиэль мрачно схватил усопшего за ноги и пошёл ставить бульон. Ну не Рените же с извинениями возвращать разодранного любимца Петьку?

* * *

К исходу осени Арвиэль оброс, Тиэлле обзавелась густой шубкой, и оба вернули природный цвет волос. Аватар решил больше не экспериментировать с покраской, а на откровенные взгляды в сторону волчицы спокойно отвечал, мол, да, есть дикая кровь, но ничего удивительного: половина лучших собак так или иначе смески.

Мускулистого поджарого волчонка уже язык не поворачивался называть «малявкой»: Тиэлле переросла годовалых охотничьих щенков, и взрослые собаки стали относиться к ней с уважением. Она была готова бегать днями напролёт, так что если Арвиэль дежурил у Индикатора, с волчицей гуляли и Берен, и Эртан, и даже Симка, правда, последний исключительно за сливки. Этих променадов всё равно не хватало, и хищница бродила по городу одна, облизываясь на гуся, но помня про цепь.

Хмурая слякотная осень затянулась, и мороз ударил только в коростене, до дна выморозив лужи, а тут и снег устелил землю толстым белым ковром. Тиэлле трусила вдоль стены, то и дело останавливаясь, оглядывась на собственную ровную стёжку на снегу, когда увидела нечто странное. Из стены торчал хвост, притом не загнутый, как у человечьих прихвостней, а прямой, похожий на толстую сизую палицу. Недолго думая, волчица за него потянула.

Владелец хвоста не уступал по силе Тиэлле, а когда утянул её за собой в лаз, выяснилось, что и превосходит. Не успела волчица опомниться, как оказалась прижатой к земле, а в загривок не больно, но крепко вцепились зубы: ни вывернуться, ни укусить.

«А ну пусти! — возмутилась Тиэлле. Напавший разжал челюсти, глухо порычал над ухом — не угроза, но предупреждение, затем немного отбежал и, присев прямо на снег, стал внимательно и спокойно разглядывать противницу. Волчица встряхнулась, взъерошив загривок. — Ты чего дерёшься?»

«А ты чего ко мне прицепилась?» — щенок оказался старше Тиэлле, крупнее и, несомненно, удачливее: птицей счастья у его лап лежал Миронов гусь.

«В кольце охотиться нельзя!» Столько времени выслеживала этого гуся, пестовала, как родного, кур гоняла, чтобы ему зёрнышек больше досталось, собак от него шугала…

«Кто это сказал?» — янтарно-жёлтые глаза довольно и насмешливо щурились.

Внезапно Быстрая поняла, что ни злости, ни обиды на этого симпатичного самоуверенного нахала не испытывает, скорее, досаду от того, что не она победила в потасовке и желанный гусь достался не ей. От незнакомца не пахло двуногими, дымом и домом, да и вообще на собаку он был похож ещё меньше, чем сама Тиэлле. Только раз она видела других волков, мёртвых, и вот теперь смотрела на живого.

«Я сказала!»

«Да ну? А сама-то что там делала?»

«Я там живу!»

«А-а… Служишь двуногому?» — волчонок, явно разочарованный, наклонился забрать добычу. Гуся уже было не очень жалко, просто ужасно не хотелось, чтобы этот охотник вот так просто взял и ушёл, запомнив Тиэлле чьим-то прихвостнем.

«Я не служу Старшему, — заторопилась волчица. — И он не такой, как другие двуногие, он наполовину свой. Он тоже может бегать на четырёх лапах, а ещё летать как птица».

Щенок ошарашенно выронил гуся.

«Так ты живёшь у Белого Владыки?!»

«Ага!» — раньше Тиэлле не слышала, чтобы другие звери так называли Старшего, но это ей ужасно понравилось, как и смена тона на уважительный.

«Хочешь, возьми себе лапку и разбежимся? — дружелюбно предложил волчонок. — Или крылышко?»

Хотелось и того, и другого, а ещё больше — подраться за шейку, но Старший сразу поймёт, что воспитанница не у Марты пообедала.

«Ты поймал, значит, твоё, — вздохнула Тиэлле. — Ты в лесу один живёшь?»

«Нет, конечно! С отцом и его стаей. Меня зовут Туман».

«А моё имя — Быстрая. Но ведь волки… ушли», — волчице не хотелось спугнуть Тумана правдой о скорбной кончине хищников. Вдруг отцу нажалуется, и тот уведёт стаю?

«Те ушли, а мы пришли, — фыркнул волчонок. — Здесь хорошо, спокойно и много укрытий. Только еды мало, но отец говорит, это ненадолго, нужно просто потерпеть. Ничего, мы привычные».

Тиэлле, в свою очередь, привычная к туго набитому брюшку, уже совсем не жалела о гусе.

«Хочешь, покажу, где мы живём? Отец будет рад познакомиться с дочерью Владыки», — Туман завилял хвостом, развернув уши вперёд.

«Мне нельзя в лес… Лучше ты приходи завтра в кольцо или здесь встретимся».

«Давай здесь! — обрадовался волчонок. — Только… не говори Владыке, что я в его кольце пошарил, ладно?»

* * *

За последнюю декаду Тиэлле заметно похудела, но Арвиэль не понимал, почему. Аппетит не испортился, разве что есть теперь волчица предпочитала на улице, нос был прохладным, а настроение — отличным. Профилактики ради аватар напоил щенка глистогонным, но благодарности за заботу не дождался. В конце концов решил, что всё уходит в рост, и кормить стал больше. Тиэлле это оценила. А вот фигура её — нет.

Между тем Зосий наткнулся в лесу на смазанную стёжку. Охотник пошёл вдоль и обнаружил несколько боковых отпечатков: волки бежали цепочкой почти след в след, и насколько велика стая, можно только гадать.

* * *

Белый кролик прядал бархатными ушками, розовый кончик носа, украшенный чёрной «родинкой», тревожно подрагивал. Зверька не интересовало разбросанное вокруг сено, да и как тут сосредоточишься на еде, если из-под стены тянет опасностью.

«Не нравится мне это», — заключила Тиэлле.

«А мне очень даже нравится, — Туман снова просунул голову в лаз, дабы убедиться, что живое мясо никуда не убежало, а по-прежнему сидит посреди амбара, «приправленное» травой, сухой, но всё равно полезной. — И тебе понравится, когда я его поймаю».

«Обычно двуногие не оставляют свою дичь без присмотра, а куда-нибудь прячут».

«Убеди в этом ту большую жирную птицу, которую я съел! — волчонок мечтательно облизнулся. — Впрочем, можешь посторожить здесь, а я пошёл».

Голова, затем плечи медленно протиснулись в лаз, остальное исчезло мгновенно. Туман казался упитанным только из-за густого меха, а на самом деле состоял из сплошных мышц и костей и в ловкости не уступал лисице. Это было не первое их с Тиэлле хитничество и, как подозревала волчица, не последнее. Заочно она уже познакомилась со Стаей и знала, что положение у волков аховое: из крупной еды в лесу остались только кабаны да лоси, а на них охотиться трудно и опасно, поэтому хищники часто разбредались, самостоятельно добывая скудное пропитание. Самым отчаянным был Туман, исправно лазающий на территорию Белого Владыки. Тиэлле таскала приятелю мясо и рыбу, отказывая себе в ужине, а то и обеде, но подозревала, что волчонок, в свою очередь, относит еду кому-то ещё.

Иссиня-серая лукавая морда выглянула уже изнутри амбара:

«Ну, трусиха, я же говорил…»

Что-то негромко брякнуло, как будто засов упал в петлю. Туман резко дёрнулся, зацепившись ушами и затылком о занозистую кромку дыры, и снова скрылся. Послышалась возня, перемежаемая звяканьем и тихим, отрывистым скулёжем.

Тиэлле встревоженно заглянула в амбар:

«Что случилось?»

«Я… попал…» — убито признался волчонок, подняв левую переднюю лапу. В последнее время мелкая скотина и птица стала чаще пропадать, но горожане подозревали оголодавших лис, а не волка, и капканы ставили на них. Арвиэль предупреждал Тиэлле, и именно поэтому ей так не понравился «дармовой» кролик, но вот подробности волчица благополучно забыла сразу же после разговора…

Теперь вспомнила, но было поздно: капкан, прикрытый сеном у входа в лаз, цепко держал свою добычу.

«У-у-у…» — переполошилась Тиэлле.

«Тише… Сейчас попробую освободиться».

После непродолжительной, но выматывающей борьбы Туман лёг мордой в сено. Сдаваться он не думал, однако нужно было собраться с силами. А то — и с решимостью для последнего, самого нежелательного варианта.

«Что-нибудь ещё можешь сделать?»

«Отгрызть лапу», — волчонок тоскливо и мрачно глянул на подругу исподлобья.

«Не надо! — Тиэлле прижала уши. — Без лап очень плохо, я помню».

Внезапно её осенило, аж подпрыгнула и крутнулась волчком.

«Я позову Симеона!»

Идея Туману понравилась, но всё-таки он засомневался:

«А он не скажет Владыке?»

«Нет! Помнишь, когда мы низку рыбы стащили, он вдвое больше твоего сожрал? Так я ему ещё пообещаю!»

«Ладно, я жду, — волчонок отбежал на трёх лапах, насколько позволяла цепь, досадливо рыкнул на сжавшегося кролика и вернулся обратно к лазу. — Жаль, длинноухого не достать, а то бы хоть время зря не тратил».

«Я быстро», — Тиэлле протиснулась в дыру, мазнула языком по носу оторопевшего Тумана и пустилась со всех лап, одновременно довольная и смущённая проделкой…

* * *

— О, Пресветлая! — кошак трагично хлопнул лапой по лбу, спохватился и отвесил затрещину виновнице того, что придётся вылезать из-под тёплого пледа и тащиться в вечерний мороз. — Вас, нервотрёпов нищщасных, прощще пристрелить: один раз отплачешься и жшшиви себе, радуйся!

«Ну, Симочка, ты же у нас самый умный, самый добрый, самый храбрый! А мы с Туманом глупенькие-глупенькие», — припав на передние лапы, Тиэлле замела хвостом.

— Ладно ушш…

Кот прихватил из инструментария ломик-гвоздодёр. В дверях группа спасения чуть не сбила с ног хозяина: Арвиэль взял из библиотеки интересную (а главное, познавательную!) книгу и читал на ходу, не замечая ничего вокруг.

— Вы куда? — рассеянно спросил аватар.

— Гулять! — хором отозвались домашние.

— Ладно, только не застудитесь, — Арвиэль нашёл глазами строчку «нерест русалок есть досадное заблуждение», на которой остановился…

Стоп!

Парень опустил книгу, тупо глядя в пустоту. А гвоздодёр им на шиша?!

Симка мог оказаться в амбаре намного раньше Тиэлле, но вместо этого запрыгнул ей на спину, демонстрируя, кто тут хозяин положения.

Вслед за сладкой парочкой по крышам скользила стремительная тень…

* * *

За свою недолгую жизнь белый кролик повидал не так уж мало хозяйственных приспособлений. Он знал, что пуходёрка — это приятно, нож сулит исчезновение кого-то из соседей, совок означает чистую клетку, а ведро и вилы — еду. Верёвка насторожила длинноухого, а колышек, к которому его сегодня привязали, напугал. Злой волчище, лязгающий цепью (и пастью), и размахивающий гвоздодёром кот (рычаг срывался, и открыть капкан удалось только с…цатой попытки) едва не отправили несчастное животное в небесные клеверные пажити, и кролик предпочёл зарыться головой в сено, чтобы если не спрятаться, то хоть не видеть больше зловещие порождения ночи…

Пока ушастый бредил на грани двух миров, домовой разжал дуги, и освобождённый волчонок запрыгал на трёх лапах, на весу вылизывая прищемленную. Ловцы не хотели попортить шубку вора, и капкан зарядили беззубый, так что конечность всего лишь распухла, зато осталась при хозяине целиком. Туман с радостью забрал бы кролика в качестве компенсации, но одно дело — воровать при Симке вяленую рыбу, другое — перегрызть глотку живому зверю. Впечатлительный домовик в обморок бы свалился. Туман не хотел портить отношения с полезным духом из кольца Владыки и только рыкнул на кролика, мысленно пообещав вернуться…

Тиэлле ждала снаружи, переминаясь на лапах.

«Очень больно?»

«Ничего, до случки заживёт», — отозвался Туман бодрее, чем подсказывала ноющая лапа. Волчонку было приятно, что кто-то считает его взрослым сильным и выносливым охотником, тем более приёмная дочь Владыки.

«До чего?» — не поняла Тиэлле.

Серый фыркнул:

«У Владыки спроси, он, чай, лучше моего знает!»

«Это-то я знаю, а вот тебя — нет», — проворчали над головами шкодников — негромко и без угрозы, но всех троих словно в прорубь макнули.

Тиэлле прижала уши, Симка таки рухнул в картинный обморок, а главный зачинщик — мордой в снег, предпочитая провалиться сквозь него. Встреча состоялась, как волчонок и представлял в радужных мечтах: Белый Волк спустился сверху, величественно встал напротив, глядя в глаза, и первый с ним заговорил.

Всё так, кроме одного: себя Туман видел матёрым Отцом в окружении верной стаи, подносящим в дар марала-пятилетку.

Вместо этого Владыка застукал в своём логове воришку-прибылого, не сумевшего даже толком украсть, зато сманившего на кривой путь (не иначе как обманом и шантажом) хозяйскую стаю. Щенок понимал, что не просто облажался, а сам себе вырыл волчью яму и колышков насажал. Если Белый Волк лично не разберется с негодяем, за него влетит отцу, а тот церемониться не будет даже с собственным сыном. Среднеземные волки уже позабыли истоки рода, но предки Тумана пришли с севера, и в стае жила легенда о великих князьях, созданных не Матерью-Природой, а Небом, которые могут защитить своих подданных от двуногих, ос-убийц и даже красного лиса, а могут покарать за ослушание.

Арвиэль покачал головой, подтвердив мрачные догадки вора. Но аватар думал совсем о другом. Теперь понятно, отчего так взъерепенился Берен, узнав, что воспитанник от него съезжает в соседнюю избу. Ясно, кому малявка отдавала свою еду. Волки по природе однолюбы, и Арвиэль знал, к чему приведёт дружба Тиэлле с этим щенком. Казалось бы, радоваться надо тому, что для неё всё так удачно сложилось, и стаю искать не пришлось: сама пришла, и вовремя. Волчица не любила посторонних людей, не успела сдружиться с собаками, зато научилась путать следы, быстро бегала и охотиться умела не только в городе. Быстро привыкнет к новому укладу.

Тиэлле будет жить в этом лесу. Но уже не дома и сама по себе.

Арвиэль огляделся, загораживая зверьё от редких прохожих.

«Идём в моё логово, там разберёмся. А то как бы и тебя не пришлось под собаку красить…»

* * *

Волчонок лежал смирно, прикидываясь распластанным на диване ковриком: во-первых, действительно было больно, во-вторых, он не мог поверить, что всё обошлось. Белый Волк не прихлопнул его как клопа, отцу обещал не жаловаться, только полаял немножко, а затем накормил и обработал лапу чем-то вонючим, но, несомненно, полезным: опухоль мигом начала спадать. Туман предпочёл бы просто зализать рану, но Владыку гневить не хотел, да и через бинт не особо полижешь.

«Откуда ты обо мне столько знаешь?» — «расспросив» волчонка, заинтересовался Арвиэль.

«От отца, а он — от своего».

— Похожшшее, его родичи с Себерского перелива, — подытожил Симка. Аватар довольно кивнул: волки из погибшей стаи относились к нему как старшему, более умному, сильному и опытному охотнику, способному выжить и в лесу, и среди двуногих. Его не трогали, позволяли участвовать в загоне, возиться с малышнёй и подростками и на территорию Арвиэля не совались. Но — и только. Для этих он будет настоящим Владыкой: князем, покровителем, старшим другом, Отцом Отца стаи. В лесу появятся свои глаза и уши, Тиэлле станет Матерью, а волки — личной дружиной, пусть небольшой. Количество особей в стае редко переваливает за дюжину, но при Владыке может увеличиться. Только бы пищи хватало.

«Вы пришли в голодное время, — обратился к волчонку Арвиэль. — Уходите на юг за оленями и возвращайтесь весной. Здесь будет еда».

«Если мы уйдём, это место могут занять раньше нас, и тогда нам снова придётся драться. Отец говорит, надо немного потерпеть».

«Стаю, которая жила здесь до вас, убили железные осы, и двуногие ещё не насытились смертью», — хвала Пресветлой, угроза бешенства обошла город лесом. Люди расслабились, но ровно настолько, чтобы вновь похватать арбалеты, если она вернётся. И вот Зосий нашёл волчьи следы…

«Они получили по заслугам, раз отказались от Быстрой и не повиновались тебе, — убеждённо возразил Туман. — Мы не разочаруем Владыку. И своих мы не бросаем, даже если они не могут охотиться».

«В стае много больных?»

«Сейчас все здоровы. Тех, кто болел, вылечила пища из твоего кольца, о, Владыка!» — щенок восторженно вывалил язык, не сводя с Арвиэля полный обожания взгляд.

Аватар подавился в кулак: ага, значит, Туман осмелился воровать, уповая на благодать всесильного. Ну-ну.

«Завтра я приду говорить с Отцом стаи! — торжественно, как и подобает князю, объявил Арвиэль, вызвав два «Уау!» и одно «Мяу!». — А пока — всем спать. Кстати, экономный наш, давно ты всё знал?»

«Ме-э-э…»

«Давно! А кое в чём даже участвовал!» — фыркнула Тиэлле.

Диван пришлось уступить Симеону, и Туману постелили войлок у печки, где волчонок сразу пригрелся и заснул, несмотря на избыток впечатлений. Виновато помахивая хвостом и прижав уши, Тиэлле положила передние лапы на кровать Арвиэля, не решаясь занять свою половину:

«Ты ещё злишься?»

«Уже не очень», — аватар потрепал волчицу по загривку, густому и жёсткому.

«Тогда можно тебя спросить?» — ободрилась мелкая.

«Спрашивай».

«Что такое «случка»?»

* * *

Несмотря на разбушевавшуюся метель, волки выли прямо под стеной почти до рассвета. Отец Стаи вызывал Владыку, но тот нарочно выдерживал субординацию.

Как оказалось, зря.

Давеча аватар о-очень кстати припомнил Берена. В лесу тоже появился чересчур беспокойный папаша, готовый за чадушко всех порвать.

* * *

…— Волки! Волки!

Аватар подскочил как ужаленный, смаргивая прилипчивый утренний сон.

— Волки!!!

Печальная кончина пресловутого шутника всем известна, но на сей раз в городе не развлекались и даже не разыгрывали представление на грядущую Ярицу: паниковали и дети, и взрослые, притом весьма убедительно.

Сначала Арвиэль подумал, что волчата снова отправились шкодничать и попались, но Тиэлле, высунув морду из-под одеяла, сонно хлопала глазами, а Туман робко повизгивал за дверью, не решаясь в голос будить Владыку.

«Что случилось?» — недоумённо тявкнул аватар.

«Это за мной, — просунув голову в спальню, смущённо пояснил Туман. — Мой отец… В общем, я у него один остался — наследник стаи».

«Так чего сразу не сказал, что он такой вой поднимет?!!»

«Я думал, не поднимет. К тому же Владыка пригласил меня в своё логово, и я не смел отказаться!» — негодник лукаво вильнул хвостом.

Костеря на все лады ушлого волчонка вместе с нервным папашей, Арвиэль наскоро оделся и неумытый выскочил из дома. Увязавшуюся следом Тиэлле парень не прогнал, но Туману велел не высовываться, и Симке — за ним приглядывать.

Бабы и дети, как в потоп, залезли на крыши, но на месте не сидели, а верхами старались перебраться ближе к сцене действия; соседи протягивали друг другу руки, настилали лестницы между охлупенями. Как люди говорят, на все беды страхов не хватит, и общегородской переполох отдавал ярмарочным духом. Окончательно парень в этом убедился, когда под Лушкой подломилась лестница, и девушка ахнула прямо Арвиэлю в руки, но не завизжала, а запечатлела на щеке спасителя помадный поцелуй, сорвав шквал аплодисментов и пару орочьих подколок.

«Это мой город», — умилённо подумал аватар, подсаживая подавальщицу обратно.

Возмутители спокойствия обнаружились у ворот, зажатые рассеянным кольцом стражников. Даже под напором рогатин волки успешно держали круговую оборону клыками к противнику, вздыбленной холкой и задранным вертикально хвостом показывая, что сражаться будут до последнего. Сколько их, дюжина? Вместе с Туманом — тринадцать. Хорошее число, символическое ^[24]. Арвиэль знал, как они поступят. Двое-трое кинутся на колья, но с одного удара такого зверя трудно свалить, так что придётся включаться и другим загонщикам; воспользовавшись моментом, остальные волки прорвут окружение, спровоцировав паническую давку, в которой пострадают немало горожан.

— Арвиэль, к нам гости пожаловали, а пошлину платить не хотят, — заметив воспитанника, окликнул Берен. — Давай-ка разберись, эти — по твоей части.

— Сейчас, — кивнул стражник, мысленно сделав зарубку поблагодарить градоправителя, благодаря которому волков не перестреляли. — Можете отойти саженей на десять, они не нападут, а мне будет проще с ними договориться.

Голос, сдобренный эльфийским очарованием, подействовал безотказно. Аким уступил Арвиэлю своё место, за ним другие отошли ровно настолько, чтобы успеть выстрелить, если звери вдруг сорвутся, и заодно прикрыть отчаянного сослуживца. Горожане давно подозревали, что остроухий умеет говорить с животными, но в ответ на вопросы парень отшучивался, а теперь представилась возможность самим на чудо поглазеть, поэтому даже самые шумные тётки притихли в предвкушении спектакля.

Аватар безошибочно узнал Отца стаи — уже пожилого, крупного и широколапого, иссиня-серая, как и у сына, лобастая голова опушена воротником более светлой масти. В золотистом взгляде не было ни страха, ни тревоги, только бесконечное почтение и надежда на справедливость Владыки. Волк склонился, припав на передние лапы и опустив хвост параллельно земле:

«Привет тебе, Владыка!»

«И тебе привет, хозяин стаи».

«Нет, ты — хозяин стаи, Владыка».

«Ты быстр словно ветер и могуч как морской шквал», — уже подзабытое приветствие на мгновение отбросило в детство, когда полярные волки бродили по аватарьему селению так же непринуждённо, как собаки — здесь, и никому не приходило в голову залезть от них на крышу или ткнуть в Отца стаи рогатиной.

«Но мне не обогнать Ветер Севера и не одолеть Океан», — волк вильнул хвостом, подав пример остальным.

«Зачем ты пришёл ко мне?»

«Пришёл просить за сына стаи и моего сына, Владыка. Он ходил в кольцо без твоего разрешения и втайне от меня. Но я всё равно узнал: от него пахло ею, — волк выразительно посмотрел на смущённую Тиэлле. — Мой сын очень виноват перед тобой, но моя вина не меньше, ведь я не запретил ему видеться с твоей дочерью. Я знаю, что он у тебя. Ты волен забрать его жизнь за то, что Туман нарушил границу, но прошу, не делай этого. Мой сын нашёл свою половину, и только с ней он чувствует себя целым. Владыка, не разрывай того, что сплетено, позволь окрепнуть. Ты можешь взять взамен любого из моей стаи или я сам приду к тебе, когда передам стаю сыну. Согласен ли ты, Владыка?»

«Нет».

Волк нервно переступил передними лапами.

«У стаи должен быть Отец, иначе она погибнет. Туман — самый сильный из молодняка, он должен занять моё место».

Арвиэль опустился на корточки, уравниваясь в росте с вожаком, и положил ему руку на загривок, чувствуя, как напряглись мышцы зверя.

«Я никого не заберу, и Туман вернётся к тебе, когда взойдёт Волчье солнце. Я рад, что половинки сплелись».

«Ты мудр и справедлив, Владыка, — Отец обернулся к волкам, довольно помахивающим хвостами. Их уже не беспокоили двуногие, они поверили в Белого Волка. — Прежде я не встречал таких, как ты, но много слышал от своего отца и рассказывал другим. Теперь и они видят, что всё — правда».

«Я позабочусь о вас. Но Туман больше не должен приходить в моё кольцо. Теперь его жизнь важна не только для стаи, но и для её будущей Матери. В кольце слишком много двуногих, и я не смогу защитить его ото всех. Осенью болезнь сгубила почти всю дичь. Лес опустел, двуногие обозлены и напуганы. Могут вновь появиться красные флаги. Я знаю, что вы хотите остаться здесь, но стая должна быть готова уйти в любой момент на юг вслед за оленями. Не навсегда, а только до тех пор, пока я не разрешу вам вернуться. Ты согласен, Отец стаи?»

«Стая сделает всё, что велит Владыка», — подтвердил вожак.

«Доброй охоты тебе, Отец, твоему сыну и твоей стае».

«Доброй охоты тебе, Владыка, и твоей названой дочери».

«Папаши» многозначительно помолчали.

— Пропустите их! — поднявшись, крикнул Арвиэль. Люди расступились, образуя живой коридор, по которому стая цепочкой двинулась к воротам под ошеломлённое перешёптывание горожан. Лишь когда последний хвост исчез за створкой, кою тут же прихлопнули на всякий случай, кто-то восторженно ахнул, и понеслось «бу-бу-бу»…

— Вон оне, ельфы-то, какие дипломатишные, — сие утверждение Сатьян подкрепил смачным глотком из фляги, вызвав волну смеха.

— С ними хоть бутылкой брататься не пришлось, — фыркнул парень, и за животы схватились не только стражники.

— Кто со зверьми якшается, тот сам Зверем отмечен! — вякнула Агафья, но на богомолку зашикали.

— А ты и впрямь неплохо с волками ладишь, — проворчал Зосий, недовольный тем, что не удалось разрядить арбалет.

— Да, — спокойно согласился Арвиэль. — А ещё с собаками, лошадьми, иногда кабанами и медведями. Вот кошки слишком своенравные… Симеон, я где велел остаться?

— Ужшше бегу… — елейным голоском пропела пустота.

— Зачем волки приходили? — деловито спросил Берен. Обстановка на вверенной ему территории не вышла из-под контроля, и градоправитель не собирался раздувать тему «ужас-ужас, волки в городе!».

— Узнать, почему в лесу дичи нет. Дедко Леший-то спит, кроме меня, спросить больше не у кого. Извините, меня они не предупредили, — стражник развёл руками. — Больше такого не повторится.

— Ты уверрен? — Эртан обнял жену за плечи. Ксанка одна из немногих женщин не полезла на крышу, а наблюдала спектакль в первых рядах.

— Уверен.

— А я — нет, — буркнул Зосий. — Побегают по лесу, озвереют с голоду и вернутся за поросёнком либо телёнком. А то и другого мяса захотят.

— Не вернутся. Но за скотиной и собаками приглядывайте, чтобы за ворота не вышли. То, что по ту сторону стены, принадлежит диким зверям, и это — не мои правила, а закон природы со времён Эльа.

— Всё-таки надо было их пристрелить, — засомневался подошедший Мирон. — Теперь не то что в лес, даже на дорогу выходить боязно. От волков пользы никакой, только беспокойство одно.

— Кабы не хищники, зайцы летом весь твой урожай пожрали бы, — укорил мельника Арвиэль. — И остался бы ты без хлеба, а Эртан — без пива. И все мы тоже. Всё в природе должно быть в гармонии.

— Предпочитаю сам её поддерживать, — хмыкнул Зосий.

— То-то я и смотрю, ловко у тебя получается в обход нормы белок выкашивать, чтоб в Стрелецке тишком сбыть, — как выяснилось, бешенство пришло из лесов губернского центра, и там мор был похлеще, чем в Северинге, так что горожане кидались на любую пушнину, по приметам угадывая зиму, необычайно свирепую даже для севера. — А когда выкосишь, соболь и харза что жрать будут? Кур Ренитиных таскать?

— Ничего я не выкашиваю! — весьма правдиво возмутился Зосий, быстро глянув на подобравшегося Берена. — Да что ты за стражник такой, только и ищешь повода, чтоб бочку на меня покатить! Коль обвинить в чём хочешь, не болтовню давай, а факты!

— Будут.

— А ну угомонитесь оба! — Берен сердито развёл спорщиков, уже почти сошедшихся грудью. — Мы с волками бок о бок не первый год живём. Они на скотину нашу охотятся, мы — на них, привыкли уже. Арвиэль прав, если волков перебить, равновесие нарушится, к тому же на их место могут прийти карсы или крагги — Сумеречье-то рядышком. Такие соседи вам больше будут по вкусу?

Горожане отрицательно загомонили.

— В общем, пусть живут, пока нас не трогают, — подытожил градоправитель.

Вроде бы обошлось, но Арвиэлю очень не понравилась гнусная ухмылочка Зосия.

* * *

Мирон едва успел оплакать гуся, как свалилась новая напасть: Плюшку уволокли прямо из хлева. Сомнительно, что лисица одолела крупную бодливую козу, склочный нрав которой компенсировался высоким удоем и густым нежным пухом. Конечно, это могла сделать рысь, но окровавленные следы принадлежали вовсе не лесной кошке.

Ещё затемно Лушка вышла задать корма скотине, увидела открытую дверь хлева и заревела в голос, недосчитавшись любимицы.

Немногим ранее оранжевый цвет Индикатора преступлений сигнализировал кражу, но Геварн, накануне распивший с Зосием не одну бутылочку креплёного, благополучно это проспал, а наутро шар как ни в чём не бывало светился бледно-жёлтым…

* * *

— Это не волки, — заключил аватар, осмотрев двор, хлев и даже низкую крышу.

— Разве следы не волчьи? — удивился Темар.

— Волчьи. Только судя по ним, волк весил всего около пуда. Или кто-то сделал вот так, — наклонившись, Арвиэль оставил отпечаток ладони примерно той же глубины, что и след.

— Не похоже, — на полном серьёзе сравнил Сатьян.

— Дай мне волчью лапу, будет похоже. Козу украли, а свалить решили на волков. Даже прибылые, и то больше весят, а это — следы матёрого.

— Снег давно не шёл, старый слежался и теперь твёрдый как земля, — возразил Темар. — Даже мы как дети весим, судя по следам.

За отсутствием собственных выходило, что эльф вообще воздушный. Выразительно глянув ему под ноги, Сатьян хекнул, и Арвиэль передёрнул плечами, поджав губы: крыть было нечем. Но всё равно не оставляло животное чутьё засады и не выходила из головы Зосиева усмешка.

Темар положил руку на плечо младшего стражника:

— Я тоже зверьё люблю и без повода стрелять не буду. Но ты лучше меня знаешь, что каждый зверь свои тропы прокладывает и по ним охотится. Один раз пришли в обход вашего уговора, и снова вернутся. Даже ты им не указ, сынок, ежели жрать хочется.

Старый дядька как в воду глядел. Приятель Зосия Шоха уехал в лес за дровами, но вернулся не в розвальнях, а верхом на взмыленной кобыле, чей круп алел свежими ранами, неглубокими, но болезненными. Арвиэль огрызался, дескать, такое можно и сучком нацарапать, если хозяину лошадь не жаль, но только нарвался на выговор от Прокопия, а того и Грайт поддержал. И дал добро на отстрел.

Волки…

Волки! Волки!!!

* * *

«Отец должен увести стаю немедленно. Я сберегу для вас вашу территорию. Вы вернётесь весной вслед за оленями».

«Как повелит Владыка. Я соберу стаю, и когда Волчье солнце выйдет на охоту, мы уже будем далеко».

«Почему Тиэлле не пришла?»

«Потому что незачем», — отрезал аватар, но такой ответ Тумана не удовлетворил.

Арвиэль развернулся и потрусил к городу, оставив позади тоскливый вой зверей, потерявших только что обретённый дом, а один из них — даже больше…

Стражник понимал, что Берен не мог поступить иначе. Градоправитель такой же Владыка для горожан, как Арвиэль для волков, и он защищает доверившуюся ему стаю, как аватар — свою. Из двух зол Берен выбрал меньшее: разругался с воспитанником, но уберёг его от разгневанного населения и сохранил порядок в Северинге. На Арвиэля и так уже поглядывали косо и ругали за глаза. А кому нужен стражник, который зверьё любит больше, чем людей?

Почуяв близость города, оборотень сменил ипостась.

На самой кромке леса трепыхался на ветру алый лоскут: один, второй, третий. Пахло от них железом и дымом. Человеком пахло, смертью. Белый волк не оставил следов, эльф — тоже, но сейчас верхняя губа машинально задралась, обнажив клыки, а из груди вырвалось глухое рычание. Ободрав флажки, Арвиэль снова обернулся зверем и напрыгал такие стёжки, что охотникам нервно икаться будет. Закончив, наотмашь ударил по пеньку когтистой пятернёй, оставив на древесине колючие борозды…

По городу Арвиэль шёл, уткнувшись носом в поднятый воротник, чтобы не видеть мужчин, взбудораженных предстоящей забавой. Зосий что-то насмешливо крикнул, развеселив свою группу, но аватар даже не замедлил шаг.

Дома было как на похоронах. Тиэлле лежала в углу, свернувшись клубочком. Печка давно прогорела, и стало холодно, но Симка, вместо того чтобы подбросить дров, сидел рядом с волчицей, почёсывая её между ушами. А той было всё равно.

«Почему ты не дал нам попрощаться?»

«Потому что незачем, — повторил аватар. Тиэлле вздохнула, и Арвиэль счёл нужным объясниться. — Вам не нужно прощаться. Туман ведь не навсегда ушёл, а только до весны».

Арвиэль ошибся. Волчонок вернулся гораздо раньше.

К вечеру начали подходить ловчие отряды. Аватар не собирался их встречать, но по общему оживлению понял: случилось что-то плохое.

— Шушеля мать… — прошипел оборотень, увидев источник мракобесия.

С того момента, как человек научился мастерить оружие, им движет стремление подчинять то, чего сам боится. Десяток мёртвых волков не произвёл бы такого эффекта, как пара живых. Туман не смог уйти, не попрощавшись. А вожак, сообразив, куда убежал сын, отправился за ним. Теперь хищники, побеждённые, но ещё не сломленные, рвались с арканов на потеху толпе, надрывались дворняжки, готовые в любой момент спрятаться за хозяев. Арвиэль перехватил за руку мальчишку, размахнувшегося снежком, и молча покачал головой. Но хулиган не был единственным.

Отец стаи встретился взглядом с аватаром и сразу обмяк, перестал биться и огрызаться. Он знал, что Владыка не сможет защитить его от всех двуногих. Сам виноват, что попался и сына не уберёг.

— Не хочешь с ними поболтать? — заметив Арвиэля, осклабился Зосий.

— Не хочу. А чего только двое? Стареешь, что ли?

— Не-а, разогреваюсь. Остальных перебью, не сомневайся, а этих в Стрелецк продам, пускай на них волкодавов натаскивают.

— Ты об этом договорился до того, как у Мирона козу стащить? — холодно осведомился аватар.

— Ах, ты… — поперхнулся Зосий, и Арвиэль криво усмехнулся. Угадал. На шкурах охотники, оставшиеся без работы, отлично наварятся, а живые того дороже пойдут. Ради такого дела можно и у соседа украсть.

Арвиэль круто развернулся и пошёл домой, мысленно пересчитывая остаток зарплаты. Придётся покупать спирт, и много…

* * *

Как назло, сегодня в караулке дежурил Аким, а споить полукровку, в чьих жилах течёт кровь морских кочевников, с пелёнок привычных к хмелю, ещё сложнее, чем завалить в поединке. Последнее Арвиэлю удавалось. Но в первом виде многоборья победа оставалась за Акимом. Всегда и с любым соперником.

— Какой же я подлец! — горестно вздохнул стражник, пряча в карман пузырёк снотворного.

— Какой-какой, середри-и-истенький! — в предвкушении хулиганства захихикал Симка, ловко увёртываясь от брошенного сапога.

Аким восторженно присвистнул, потирая руки, когда Арвиэль, громыхая тарой, забрался в караулку:

— С какой такой радости?

— Напротив, с того, что радоваться нечему.

Мужчина понял сослуживца, но поддерживать мрачный настрой не стал. Кабы не служба, он сам с удовольствием поохотился бы.

— Ну, тогда за упокой.

Аватар разлил первую стопку, и поединок начался…

К тому времени как Аким положил на стол отяжелевшую голову, Арвиэль сам здорово набрался, хотя мухлевал, незаметно наливая себе воду вместо водки. Аватар тряхнул стражника за плечо, услышав в ответ что-то вроде «бабуля, ещё пять минут…», и поднялся, цепляясь за всё более-менее устойчивое. Теперь легко представлялось, как себя чувствуют моряки в шторм. Комната отплясывала барыньку, завитки дыма складывались в жуткие хари типа вупырь, вовкалак и шляхтень лютый, вдобавок привязалась детская считалочка о барашке и волках. Люк никак не открывался, но далеко не сразу Арвиэль догадался, что надо не пинать, а тянуть кольцо на себя. Ещё дольше соображал, что для начала стоит хотя бы слезть с крышки…

Вниз стражник слетел отважной рыбкой, всё равно мимо перекладин промахнулся бы. И блаженно разметался в снегу, глотая бодрящий воздух. Перед лицом нарисовались две расплывчатые морды, отчаянно смахивающие на тех самых вовкалаков и шляхтеней.

— Сгиньте, нечистые, — парень вяло махнул рукой. По идее, следовало бы плюнуть, но на это у несчастного уже не хватало сил.

«Что с ним?» — левый монстр озадаченно прижал уши.

— Не смотри, дочка, папа пьяный, — пояснил правый и куда-то исчез.

В лицо полетели комья снега…

Мало-помалу Арвиэль пришёл в себя настолько, что смог перевернуться на четвереньки и сунуть голову в сугроб.

— Мы… волки… птицы перелётные… — невесть с чего пробормотал оборотень, выкусывая снег и глотая.

— Скорее, залётные! Вот застукает тебя Берен мордой в сугробе, и залетишшь! — кот скрестил лапы на груди и трагично добавил: — Алкоголик!

— Не-эт, я фарс-сёр… — пьянчужку затрясло от беспричинного смеха.

По дороге к избе Зосия аватар полностью протрезвел, и о пьянке напоминал лишь мерзкий привкус во рту. Несмотря на глубокую ночь, у зашторенного окна при лучине шевелились две тени. Волков бросили на заднем дворе, привязав к вбитым в тяжеленную чурку скобам. Судя по взрытому до дёрна снегу, звери пытались сорваться, но цепи держали крепко, а колода сдвинулась с места всего на пару пальцев. Увидев Владыку, волки вскочили, виляя хвостами. Отец стаи поджимал переднюю лапу, но Туман вроде был в порядке. Сделав им знак молчать, Арвиэль притаился под окошком.

Сначала разговор шёл непримечательный, но затем Шоха (а именно он был собеседником Зосия) с опаской произнёс:

— А остроухий-то догадливый.

— Всё равно ничего не докажет. Знал бы Мирон, чьё мясо на волчью приманку пошло, — Зосий фыркнул, спровоцировав козлиное дребезжание подельника. — Руку дам, завтра ни один капкан пустовать не будет.

— На что барыш потратишь?

— Коня куплю. Я его давно присмотрел, Вороном зовут.

— А моя от меня шарахается теперь как от чумного.

— Ну так нечего было лупить.

— Твоя ж идея была! Мол, иначе не поверят, что волки на человека напали! — праведно возмутился Шоха.

— А ты, как дурак, всегда будешь делать, что тебе скажут? — с издёвкой усмехнулся Зосий, и обиженный подельник засобирался домой.

Арвиэль спрятался за поленницу. Шоха вышел во двор, матерясь сквозь зубы. Срочно нужно было спустить пар. Волки сидели неподвижными статуями, насторожив уши. На ощупь выбрав полено помассивнее, охотник метнул его в зверей, но проворный Туман отскочил, выщерив зубы. В окошко постучали изнутри. Зосий показал Шохе кулак и снова задёрнул занавеску.

— Ничего, подлюга, ты ещё у меня попляшешь, — неизвестно к кому обращаясь, выплюнул мужик и наконец-то ушёл.

«Прости нас, Владыка».

«Я не сержусь, — Арвиэль подсел к вожаку, чтобы осмотреть лапу. — Ничего, просто ушиб. Заживёт».

Потеряв терпение, Тиэлле вылетела из-за угла с радостным визгом. Туман, пританцовывая на месте, вывалил язык.

«Стоять! — рыкнул аватар, и волчица замерла как вкопанная. — Здесь повсюду капканы».

Арвиэль ткнул Шохиным поленом в подозрительный холмик, и тут же раздался лязг стальных челюстей. Зубчатые, не гладкие, но Зосий не боялся попортить шкуру добычи. Он зарядил капканы не на волков, а на того, кто попытается их освободить. Это уже перешло рамки охоты. Это был вызов врагу.

— Хозяин, он выходит! — прошипел домовой, просунув голову сквозь дверь.

Чётким планом аватар не запасся, поэтому просто встал у двери, дождался Зосия… и дал ему в челюсть. Затем подхватил оседающее тело и втащил в дом, небрежно заметив:

— Индикатор теперь нападение высвечивает — моё… Вот такой я стражник!

— Забойный, — замурлыкал довольный кот.

Скобу выдрало с мясом. Если это увидит посторонний, то решит, что волки сами сорвались, а ошейники можно потом снять и выбросить. Арвиэль намотал цепи на руку, чтобы не звенели.

«Идём».

Тиэлле оторвалась от приятного волчьего занятия — покусывания приятеля за ухо.

«А я?»

Арвиэль внимательно посмотрел на воспитанницу: мускулистая, выносливая. Уже не беспомощный зависимый щенок.

* * *

За свою жизнь Зосий не раз получал по лицу, и голова у него была ещё крепче кулаков, ведь сомлеть в иной драке означает смертный приговор. А жить хотелось. Мужчина пришёл в себя очень скоро, сел, ощупывая распухающий подбородок, а затем и подняться смог. Удар у остроухого отменный, нечего сказать, хоть с виду — дохляк дохляком. Пошатываясь, Зосий вышел во двор. Волков, конечно, и след простыл, а следов эльфа вовсе не обнаружилось, ни одного. Магия проклятущая… Доказательств на Арвиэля у Зосия не было, как и у стражника против браконьера. Проведя такую параллель, мужчина расхохотался.

— Ладно…

Остроухий сумеет провести волков за флажки, но матёрый хромает, значит, пойдут медленно. И чего стражник так над зверюгами трясётся? Не иначе, решил на вызов ответить. Ну что ж…

Если б охотник не был уверен в обратном, то решил бы, что Винтерфелл — аватар. Но мужчина много слышал о них, и приветливый юнец совсем не походил на нелюдимых северных оборотней. Ведь невозможно же изменить свою сущность настолько?

Шоха не слишком обрадовался приятелю, заявившемуся глухой ночью, но Зосия это нисколько не волновало.

— Шоха, бери псов. Волки сорвались.

* * *

Вроде ничего не изменилось. Та же ночь, по-зимнему светлая и колючая. Волчий глаз золотым империалом сверкает в россыпи меленьких сколок Малого Черпака, крутые рога молодого месяца смотрят влево. Ветер разметал в клочья прядево облаков, но ближе к земле стихает. Треск замёрзших ветвей да звон ломкого наста. Но мир за стеной, так пугающий двуногих, для волков был домом, где можно сбежать, укрыться от врага или держать оборону — кто на что способен. Не сдаваться без боя.

«Все вместе вы у меня на спине не поместитесь», — посетовал аватар, перемахнув через колья; остальные протиснулись в лаз. Проще всего было довезти в безопасное место хромого вожака и двоих волчат и вернуться за стаей, но, увы, ни сгрести в охапку, ни уместить троих разом не удалось бы: восемнадцатилетний аватар сам был немногим крупнее Отца стаи.

«Мы будем бежать за тобой, Владыка!» — Туман фанатично сверкнул глазами. Похоже, в такой компании волчонок готов был лбом прошибать окружение.

Аватар посмотрел на него, на нетерпеливо повизгивающую Тиэлле, на сосредоточенного вожака, на воинственного Симку… и хищно улыбнулся.

«Мы сделаем по-другому».

* * *

— Что за ерунда? — Шоха обалдело опустил арбалет, когда след снова раздвоился. От лаза в стене шла одна стёжка, в лесу от неё отделилась вторая, а теперь и эта распалась. Чутьё подсказывало охотнику, что и другой отряд наткнулся на тот же сюрприз.

— Паршивые у тебя собаки, — процедил Зосий. Ему удалось собрать вдвое меньше человек, чем днём, и настроение было паршивым.

— При чём тут собаки?! Волков двое было, третьему-то откуда взяться?!

— Прилетел.

Шоха так посмотрел на приятеля, что тому стало совсем кисло и захотелось кому-нибудь врезать. Было бы приятно думать, что противник — аватар. Во-первых, ради такого ценного трофея можно и из города слинять, во-вторых, они — опасная и умная добыча. Но с ними Арвиэля роднила только любовь к волкам, а в остальном он вёл себя как обычный эльф, наглый и самодовольный.

— Наверное, другие нарочно на опушке ждали, чтобы нас потом запутать. Они уже ходили цепочкой, почти след в след, — предположил третий охотник. Вообще-то по ремеслу он был плотником и приехал к кому-то в гости из Дубков, но в дело втянулся быстро и замечания Зосия мимо ушей не пропускал.

— Нарочно?! — изумился Шоха. — Они ж тупые звери!

— Не тупее тебя, — огрызнулся Зосий. Один след был крупнее, другой помельче. В отличие от дубчанина, охотник точно знал, что второй принадлежит собаке эльфа… Или волчице? Скорее всего, волчице… Ага-а, так вот почему прибылой сам выскочил на охотников! К самке своей в город бегал. — Мы пойдём по этому, — Зосий указал на более крупный след, наверняка оставленный прибылым. Стражницкая псина никуда не денется, всё равно в город вернётся…

Охотники снова разбились, но уже через сотню саженей раздвоился и этот след…

— Они что, издеваются?! — позабыв о волчьей «тупости», возмутился Шоха.

— Всё магия эльфова проклятущая… — прошипел под нос Зосий. Как и на предыдущих распутьях, один след оказался меньше другого и словно бы не совсем волчий — покруглее, и когти втянуты. Но пальцы длинные, не кошачьи, да и где найдёшь кошку с волка величиной? Разве что рысь, но она ступает иначе, да и в стаю не пойдёт, даже если остроухий попросит. Магия…

Однако магия магией, но какие следы истинные, а какие — ложные?!

— Не к добру это, — покачал головой дубчанин. — Видать, леший нас путает. Не хочет волков отдавать.

— Леший спит!

— Значит, не леший, — не стал спорить иногородец.

— Люди рассказывают о Лесничей, — вспомнил Шоха, и его невесть с чего передёрнуло. — Дескать, бродит по округе дева в белом сарафане да травяном венке — то ли призрак, то ли нечисть какая. Зверьё из капканов выпускает, людей заплутавших на тропу выводит, с детьми в салки играет, Прокопия хмельного не раз из болота вытаскивала.

— Мы о ней и дядьку Водника, и дедко Лешего расспрашивали, но они только отсмеиваются. Она никому не вредила пока, но кто её знает, — севшим голосом подхватил один из охотников. Люди, не побоявшиеся ночью выйти на стаю волков, уже не были так уверены в успехе предприятия. В каждом сугробе, причудливо изломанном тенями, в каждом заснеженном кусте мерещилась неведомая Белая Дева.

— В общем, что бы там ни было, я с ним ругаться не буду, да и вам не советую, — подытожил дубчанин, который дураком определённо не был. В приметы и знаки судьбы он верил, и раз уж с самого начала всё складывается неудачно, лучше отступить и уже дома, в тёплом углу на печке, придумать душещипательную историю о том, как доблестных охотников погнали из леса полчища многоликих чудищ.

— Трусливая шкура, — презрительно бросил Зосий, видя, что отряд дал слабину. — Никто вас не водит, кроме глупости. Волки, и те над вами потешаются.

— Ты, часом, не свихнулся на своих волках? За флажки они не выйдут, к утру сами в капканы попадутся, раз их не защищает никто, — съехидничал дубчанин.

— К утру их здесь не будет.

Словно в ответ завыли волки. Как показалось Зосию — ехидно так, с издёвкой.

— С чего ты взял?

Зосий сказал бы, с чего, но над его со стражником перебранками уже откровенно хохотали. Дескать, лаются как рыночные бабы, которым только повод дай растрепать на весь свет, что у одной весы кривые, а у другой — пирожки давеча мяукали.

Воодушевлённый его молчанием, дубчанин пожал плечами:

— Пойдём по домам, мужики.

С ним ушли трое. Оставшиеся неуверенно поглядывали им вслед, и Зосий понял, что теряет годами нарабатываемый авторитет. И виноват в этом проклятый остроух и его свора!

— Разделимся, — скомандовал Зосий. Это уже не поединок за лавры сильнейшего, а война.

* * *

Сначала беглецы трусили цепочкой, и замыкал её аватар, как самый крупный заминая следы. Затем он и Отец стаи ушли в одну сторону, а Тиэлле с Туманом и Симкой — в другую; вскоре разделились и волчата. Труднее всех пришлось домовому, который скакал сквозь межпространство туда-сюда, раздваивая следы щенков, а затем и собственную стёжку. Нет, он не устал, но всё время боялся что-нибудь напутать и испортить. Хвала Пресветлой Богине и Альтее-Живице, обошлось.

Хозяин не велел пакостить людям, но Симка, как настоящий фарсёр, решил круто сымпровизировать в финале действа: одну стёжку оборвал на незамёрзшей кринице, другую — в медвежьей берлоге. То-то охотникам радости будет!

Сдувшись до обычных размеров, кот сам себя погладил по голове и побежал к Тиэлле, уже не оставляя следов.

Едва он исчез, на том же месте появилась простоволосая женщина в сарафане и венке из одуванчиков и речной осоки. Улыбнувшись, Лесничая повела вербовым букетом, окаймлённым алыми кленовыми листьями…

И стёжек стало больше.

* * *

— Четверо?

— Вроде бы, если они след в след не шли. Может быть, восемь. И больше.

Дорожки уже не расходились, а стекались в одну. Волки перекликались со всех сторон, и пятеро охотников чувствовали себя в оцеплении.

— Бесовщина, — подытожил Венька. После Сумеречного предлесья и Ветшаной усадьбы братья относились к чудесам хладнокровнее многих. На приключения их натолкнула дурная голова, а спас Арвиэль. Теперь приятель уверяет, что волки не опасны.

— Волки умные, но не настолько, чтобы спланировать такое, значит, им помогает некто, с кем нам лучше не связываться, — поддержал Сенька. Братья пошли на охоту не травить зверя, а доказать себе и другим, что лучше довериться тому, кто ближе к природе.

И вот храбрецы-охотники ошалело озираются по сторонам, а Лесовята чувствуют себя спокойно и уверенно.

— В общем, как хотите, а мы домой, — Венька решительно развернулся на лыжах.

— Чай с медком пить, — подхватил Сеньян.

Никто не был против столь заманчивой идеи…

* * *

…Вожак остановился, поджав больную лапу. Волки думали, что он поджидает собрата, спешившего присоединиться к стае, но на самом деле Отец отдыхал: с возрастом тело стало подводить его, раны заживали всё дольше и тяжелее, и сильный ушиб уже не был пустяком. Ещё пара вёсен, и Туман будет оберегать стаю от двуногих, но пока это забота нынешнего вожака. Поэтому передышка вышла короткой.

Внезапно звери заволновались. Запах двуногих, неотвязно следовавший за ними по ветру, ослабел, а затем вовсе пропал…

* * *

Когда след оборвался на кринице, охотники по нему вернулись к развилке и пошли другой тропкой, но без энтузиазма. Бесцельные блуждания уже порядком раздражали, запас факелов подходил к концу, к лыжам прилип свежий снег, и былой азарт сошёл на нет. Какого шушеля вообще послушали Зосия и попёрлись в лес среди ночи?! Лучшего в городе охотника уважали, но, похоже, в этот раз он ошибся, и добычи не будет.

Тем не менее эта стёжка соединилась с тремя другими и нырнула под навес из бурелома, стараниями метелей превращённый в надёжное логово — если бы не след, можно было мимо пройти, не заметив. Видимо, волки решили отсидеться в укрытии.

Осторожно заглянув в нору, бригадир пожалел, что не взял с собой Хвата: жена не позволила, заявив, дескать, раз одному недоумку охота ночью в лесу тыл морозить, так нечего и из пса идиота делать. Вот глупая баба!

— Ты рогатиной потыкай, — посоветовал приятель, сам, однако, держась поодаль.

Двурогая жердь, вытащенная из «шалаша», скользнула в темноту и во что-то уткнулась. Во что-то мягкое и, судя по шевелению, живое. Оно попыталось отодвинуться от назойливой палки и, когда это не удалось, глухо заворчало.

— Матёрый! Ух, злится как, холера! — восхищённо присвистнул самый молодой участник группы, воодушевив остальных, а в первую очередь, самого бригадира. К шушелю Хвата, волчара и без него разозлится и вылезет защищать семейство.

«Холера», однако, засела накрепко.

Деловито и невозмутимо насвистывая по-зосиевски, бригадир примотал к рогатине факел и снова ткнул в лаз. Зверь заёрзал, огрызаясь на приставучую штуковину. Запахло палёной шерстью…

А спустя несколько мгновений — ещё кое-чем, что изначально было тёщиными блинами, поднесёнными за обедом любимому зятюшке.

Навес над входом обвалился, обсыпав зверя сучьями как колючками, запорошив снегом, и навстречу непрошеным гостям вывалилось настоящее чудище. Треск ветвей слился с возмущённым рёвом, надолго отбив у людей охоту к хоровому пению и вообще любому громкому творчеству.

С перепуга ни один стрелок не попал — ни в зверя, ни (к счастью!) в бригадира.

Хозяин логова встал на дыбы, мощным ударом отмахнув рогатину вместе с дураком, додумавшимся шерудить оной в медвежьей берлоге.

— А-а-а… — сидя в снегу, тоскливым шёпотом затянул бригадир. Его поддержали слаженным ором, затихающим по мере того, как ёлочки лыжни росли в обратном от логова направлении.

— Погодите меня-а! — мужик опомнился, вскочил и тоже засверкал лыжами, ориентируясь на свет факела, ставшего сейчас знаменем позорно отступающей армии… Ну и плевать, лишь бы отмороженный тыл уцелел!

Медведь поревел вслед горе-охотникам и полез обратно досыпать, ворчливо матерясь по-своему…

Белая женщина окинула взглядом поле неравного боя и завертелась-закружилась, подолом ветряного сарафана сглаживая все следы. По мановению руки обрушенные ветви вернулись на место, и берлогу снова засыпало снегом. Спокойной зимы, мишка…

* * *

Рысь вообще была ни при чём, просто по прихоти Кружевницы-Судьбы оказалась в нужном месте в нужное время.

Днём она видела, как двуногие разбрасывают мясо и тщательно зарывают в снег зубастые штуки, из-за которых на задней лапе у неё осталось два пальца.

Ночью кошка пришла за дармовой поживой. Она была слишком умной и опытной для столь примитивных ловушек и вскоре уже лезла на дерево, чтобы насладиться козлятиной, без ущерба отбитой у глупых людишек. Рысь их не боялась, и от полянки-самобранки далеко не отходила. Проглотив последний кусочек, хищница подумала, что не мешает ещё во-он тот шмат съесть, а последние два — припрятать, когда под её дерево цепочкой выбежали волки.

Кошка — что дикая, что городская — существо самостоятельное и независимое, поэтому рысь не любила волков — опасных соперников, часть которых превратилась в предателей из кольца, променявших волю на сомнительную честь прислуживать двуногим. Хищница затаилась на ветке.

Замыкающий волк остановился, принюхался и шагнул было к рысьей добыче («Х-хам!»), но бежавшая впереди самка огрызнулась, и оступившийся, виновато взвизгнув, с прижатыми ушами вернулся в цепь. След в след шли — странно. От той волчицы отчётливо пахло двуногими, однако свободные почему-то её слушались. Просто чудеса!

Волки убежали, но рысь чувствовала, что это ещё не конец, и удобно угнездилась, поджидая, чем дело закончится. Вскоре по следу вышли люди. Остановились, закрутились на месте, тыча передними лапами то назад, то вперёд.

Любопытная кошка решила спуститься ниже…

Ветка тоже была ни при чём, как и рысь, просто на неё насыпало слишком много снега, и лишняя тяжесть оказалась решающей.

Полёт был недолгим и по-своему приятным.

Кошка всегда приземляется на лапы, а уж если найдётся, что этими лапами подрать…

Двуногий почти сразу сбросил рысь со спины, но так неуклюже, что упал, толкнув соседа. Того в снегу ждали услужливо распахнутые дуги капкана, им же самим накануне поставленного. Челюсти клацнули возле лица, не причинив вреда, но хищников, нападающих одновременно с неба и из-под земли, оказалось для охотников предостаточно…

…«Х-хех», — прилизывая встопорщенную шкуру, довольно мурлыкнула рысь. Волки ушли, людишки удрали, вкусная полянка осталась в её распоряжении и уже без сюрпризов.

* * *

Ещё сотня саженей, цепь флажков и — свобода. В нескольких переходах на полтысячи вёрст тянется Оленья гряда — граница между Неверрой и Орканом, где нет застав и крепостей. Близ горячих источников даже зимой проклёвывается трава. Говорят, давным-давно драконы устраивали там гнёзда, и яйца до сих пор лежат в расселинах, прогревая землю и воду своим жаром. Рассказывают, дескать, водятся там призраки былых битв, нечисть и нежить. В общем, много слухов ходит о месте, ставшем убежищем для зверей, куда редко забредают охотники обеих стран.

Четыре стёжки сошлись у бревна, поваленного через ручей. Волки, не скрывая радости, напрыгивали друг на друга, повизгивали, шутливо кусались. Владыка мог собой гордиться: ни один не пострадал.

— За нами только Зосий и ишшо пятеро, остальные ушшли в город, — доложил вернувшийся из разведки Симка. Волки перебрались на ту сторону, и с Виллем осталась только Тиэлле.

— Плохо. Этот клещ не отцепится.

«Я возьму Зосия на себя, а ты проведёшь стаю за флажки», — велел аватар: волчица не боялась ни запаха двуногих, ни тем более каких-то лоскутков.

«Я это сделаю, — не сразу согласилась Тиэлле, немного покоробленная резким тоном. — Я вернусь домой кружным путём».

Арвиэль ждал этого момента и боялся, что всё именно так, впопыхах, и произойдёт. Но на долгие объяснения и уговоры времени не было.

«Твой дом там, где твоя стая, и домой ты вернёшься вместе с ней — весной».

— Ты с ума сошшёл, хозяин?! — окунем вытаращился кот.

— Помолчи.

Тиэлле недоумённо пригнула голову, глядя из-под бровей то на Старшего, то на ошеломлённого Симку.

«Но моя стая — вы…»

«Нет. Твоя стая — Туман и его собратья, а наша с Симеоном — Берен и все, кто живёт в кольце. Из-за вашей щенячьей глупости я уже пошёл против своих, но больше этого не повторится. Уходите».

«Я буду тебя слушаться, — Тиэлле легла на живот. — Я больше не буду охотиться в кольце, не буду убегать, не буду…»

«Тогда послушайся и уходи», — жёстко оборвал Арвиэль, Симка аж зашипел от возмущения.

— Хозяин, она ж без нас пропадёт!

«Пропаду, — жалобно подтвердила волчица, глазами ища поддержки у домового. А тот сам был растерян и расстроен: хозяин пустил его в своё подсознание, и кот знал, в чём дело… но всё равно это было неправильно. — Я без вас и дня не проживу».

«Я тебя вылечил и вырастил, ты должна быть благодарна. Дальше о тебе позаботится Туман».

«Но я люблю тебя, а ты любишь меня. Чем я тебя рассердила?..»

«Ты уже взрослая, чтобы самой себе добывать пропитание. Или ты думаешь, я должен кормить тебя до старости?! Выполнять твои прихоти, слушать твои капризы, выручать, когда ты по собственной глупости попадаешь в беду?! Теперь за всё ты будешь отвечать сама! Если ослушаешься и вздумаешь вернуться, я разозлюсь и посажу тебя на цепь, как прихвостня! Поняла?!» — Белый волк зарычал, вздыбив загривок.

Никогда прежде аватар всерьёз не рычал на воспитанницу, что бы она ни натворила, и это подействовало точно подлая пощёчина от того, от кого удара не ждёшь. Будь Тиэлле обычной девочкой, точно бы заревела. Ребёнок не понимал, в чём провинился, но зверь чувствовал — «отец», воспитавший её, не изменит решения. Правда, волчица не знала, что Арвиэль злится на себя.

«Да… Владыка», — Тиэлле поднялась и, поджав хвост, запрыгнула на бревно. Она уходила, не оборачиваясь. Стая убежала вперёд, только Туман ждал подругу у пенёчка.

Арвиэль дождался, когда они встретятся, и потрусил в другую сторону, прокладывая чёткую дорожку. Чувствовал он себя препаршиво, и это ещё не то слово.

— Что же ты натворил, хозяин? — глухо обронил Симка. Он чувствовал хозяйское настроение, но не мог смириться, что аватар так жестоко прогнал их преданную доверчивую малявку.

— Ей нельзя возвращаться в город. У Зосия теперь ко мне личные счёты, и он не угомонился бы, пока не убил Тиэлле.

— Но зачем… так?

— Иначе она бы не ушла. Она не боится ни Зосия, ни других людей, так пусть хоть боится меня.

Дом там, где ждут, а если не ждут, так и незачем возвращаться…

* * *

— Снова эта громадина! — восхитился Шоха, с уважением разглядывая след. Пока волки бежали цепочкой, невозможно было точно определить размеры каждого, но теперь, при свете факелов, глубокие отпечатки величественно блистали. — И откуда такой взялся?

— С побережья Себерского перелива, — Зосий чувствовал себя так, как если бы нашёл в Ветшаном хуторе клад. Вот почему стая слушается остроуха! Вожак — полярный волк. Пока на севере жили аватары, эти звери считали их господами, а здесь хищник нашёл эльфа и стал подчиняться ему. Полярные волки крайне редко покидают свою территорию, люди появляются на побережье ещё реже. Серебристо-белая шкура — мечта каждого средиземного охотника, и шанс заполучить её выпадает одному на миллион. Любой богач с руками оторвёт и повесит на стену, сбросив тигриную или даже драгоценную львиную. А уж почёт тому охотнику на всю жизнь обеспечен. — Идём за ним.

— А если ложняк?

— Посмотри на собак, — на радостях Зосий даже не обозвал приятеля тупицей. Пара Шохиных волкодавов жадно тыкалась в след, едва не срываясь с поводков.

— А стая?

— Да пёс с ней, со стаей. Уйдёт так уйдёт. Вожак решил отвлечь нас на себя, и мы его не разочаруем! — Зосий торжественно потряс арбалетом, будто уже поставил ногу на трофей и позирует живописцу. А ещё лучше притащить волка в город живьём, пускай остроухий любуется, как с его зверюги сдерут шкуру…

* * *

— Убью-у-у! Симка, скажи, что я идиот!

— Ты полный идиот, хозяин, — подтвердил кот, обиженный из-за Тиэлле.

Старая нахоженная волчья тропа. Узкая лазейка в буреломе. Сам Лукавый Угодник подсказал охотникам поставить там капкан. Они и поставили — молодцы!

А один недотёпа, вообразивший себя великим стратегом, попался!

Арвиэль потряс лапой, разбрызгивая кровь, но капкан висел тяжеленной пиявкой. Аватар сразу же оборвал цепь, а вот сами челюсти разжать не получалось. Нет, сил-то хватало, но к ним бы ещё руки! Арвиэль пытался открыть дуги лапами, сломал три когтя и бросил бесполезное занятие. Вцепился зубами — что-то хрустнуло… Клыков было жальче, чем когтей. В другой ипостаси парень справился бы без труда, даром, что подковы голыми руками гнул. Но, увы, аватарьи способности, в том числе регенерация, набирают полную силу только после совершеннолетия, и вовсе не от возраста оно зависит, а от знаков Пресветлой Богини. По меркам своего народа Арвиэль был ещё неразумным щенком, и в чрезвычайных ситуациях вроде этой не он управлял даром, а наоборот. Сейчас все силы уходили на регенерацию. Если попробовать сменить ипостась, дар может «запутаться» и врастить капкан в лапу (выковыривай его потом!), а то и вовсе оторвать кисть, чтоб не мешала залечивать обрубок.

Взлететь тоже никак: во-первых, в частом ельнике даже крылья не расправишь, во-вторых, что охотники подумают о раненом звере, чей окровавленный след внезапно оборвался? Правильно — улетел! А единственный кандидат на роль летающего волка кто?

— Сбегаю за моим любимым ломом, — кот сжалился над тоскливо подвывающим хозяином.

— А без лома никак не откроешь? Ты же нечисть!

— Во-первых, я кот, говорящщий, — терпеливо пояснил Симка. — Во-вторых, кабы ты в нашшем доме попался, то запросто, а здесь — территория дедко Лешшего, а не моя.

— Когда вернёмся, обязательно дома капканов разбросаю для обоюдного развлечения, — волк завалился набок. — Ладно, дуй и докажи, против лома нет приёма…

— Когда вернёмся, радуйся, что у идиота остался хоть кто-то. С ломом, — домовой исчез прежде, чем тяжёлая лапа впечатала его в сугроб.

* * *

Снег был вытоптан так, словно здесь не один волк бесился, а как минимум полсотни. Стена валежника щербато скалилась парой новых лазов, повсюду валялись изломанные сучья. Волк оборвал цепь, но ему этого показалось мало, и зверюга почти в щепки разнесла бревно, к которому крепился капкан.

— Сильный, но не такой уж умный, — самодовольно хмыкнул Зосий, — попался как щенок. Теперь с «браслетом» далеко не уйдёт.

На это заявление Шоха отреагировал по-своему: взял и спустил псов. Две бурые косматые тени молча нырнули в лаз. В отличие от гончих волкодавы совсем не нуждались в звонком голосе.

— Какого лешего?! — возмутился Зосий. — Если они мою шкуру порвут, я их потом самих освежую и тебя в придачу!

— Если они твою шкуру порвут, свежевать некому будет, — съязвил Шоха, которому до оскомины надоело собственническое «яканье» приятеля. Кто зверя прикончил, того и трофей. И не важно, чем — болтом или собаками…

Зосий сплюнул сквозь зубы. Ладно. Пускай. Если остроухий где-то поблизости, ему тоже придётся несладко.

Невидимка, наблюдавший эту сцену, схватился за голову. До города и обратно уже не успеть, а хозяин совсем один! Хотя… почему один?

* * *

Арвиэль не стал тратить время и ковылял к ручью. Там деревья растут пореже, и можно найти местечко, чтобы взлететь, а охотники пусть думают, будто зверь ушёл по воде. Стая уже далеко, волкам ничто не угрожает. Пора и к камельку…

Из десятка запахов нюх выловил один, не принадлежащий лесу.

Волк успел развернуться, и псов встретили ощеренные клыки.

— Убиррайтесь!

Но собаки слушались только хозяина, даже эльф предпочитал обходить их стороной, а сейчас они видели зверя и чуяли зверя.

Волкодав сжался, метя в горло, и Арвиэль вспомнил, как Шоха принёс с охоты шкуру медведя — молодого, но уже довольно крупного. На вопрос, отчего голову не притащил, мужик ответил, дескать, тащить нечего было, псы почти начисто обгрызли, пока он их не отозвал. И болты на зверя тратить не пришлось…

Арвиэль перехватил нападавшего за загривок и отшвырнул, но пёс успел куснуть волка за плечо. Второй, не мешкая, вцепился в ляжку, а пока аватар отвлёкся на него, и первый вскочил на лапы. Слаженно работали, и молча, не размениваясь на пустое тявканье. Псам было чем занять пасть.

— Хозяин, держись!

— Симка!

Но вместо домового пса сбил с ног грациозный серый зверь…

* * *

— Зосий, а почему ты на Арвиэля зуб точишь? — вдруг спросил шедший за бригадиром. — Хороший же парень, приветливый со всеми, в помощи никогда не откажет.

— От остроухих нечего добра ждать. Вот гляди, подрастёт он, заматереет, невесту твою уведёт, обрюхатит и бросит. А она потом — с бережка в речку быструю… — взгляд мужчины затуманился, а голос стал глухим, будто охотник вспомнил что-то.

— Я уже пятнадцать лет женатый, и на бабу мою даже кривой гном не польстится, не то что эльф.

Зосий опомнился и досадливо бросил через плечо:

— Я так, для примера сказал. К тому же у тебя дочка. Сколько ей, двенадцать уже? Вот ещё пара годков, и…

Что должно случиться, никто так и не услышал. Чащу пронзил визгливый лай, и явно не победный.

Волкодавы, не пасовавшие перед медведем, выскочили на свет в пене и с поджатыми хвостами, чуть не сбив с лыж впереди идущего и чудом не нарвавшись на спущенный с перепугу болт. Увидев хозяина, псы прильнули к его ногам, пряча морды под полой укороченной дохи. Собак трясло, как будто за ними демоны гнались.

Охотники обменивались встревоженными — да чего там! — испуганными взглядами, не зная, во что целиться и вообще есть ли в этом смысл. Зосий нахмурился.

— Что за… — и осёкся.

На вывороченный будыль взметнулась серая масса и замерла, позволив факелам высветить остроконечные уши и бликующие зеленью глаза. Волчица остроухого. Прямо перед людьми выскочила. Где-то сбоку померещилось шевеление…

…Нет, не померещилось. Одна, две, три… шесть пар внимательных огоньков. Истерично взвизгнул болт, только усугубив обстановку.

Пара волков оседлала бревно, ещё трое взобрались на заснеженную гряду. Серебристо-текучие и опасные как ртуть. Спереди, справа, слева… Их не было только сзади, будто звери нарочно оставили людям единственный выход.

Волки наступали без единого звука, не боясь ни факелов, ни запаха человека, и это молчаливое шествие пугало больше, чем атака с шумом и грызнёй. Их точно вёл кто-то и защищал, внушив, что ни один не погибнет.

На своей территории.

За свою свободу.

В своём праве.

«Прочь из нашего леса!»

Первым нервы сдали у замыкавшего цепочку. Бежал он шустро, беззащитная спина бросала хищникам вызов, но его не приняли. Отпустили.

Псы жалобно ныли, елозя под дохой так, словно хотели влезть в неё целиком.

Тиэлле спрыгнула с будыля, встав плечом к плечу с прибылым, которого давеча поймал Зосий.

— Парршивая тварь… — охотник прицелился, но медлил.

Шоха, напротив, разрядил арбалет под ноги и решительно развернулся, вытолкнув псов из-под полы:

— Знаешь, Зосий… а забирай-ка ты шкуры себе — все. А мне дорога собственная!

— Трус!

— А ты — труп!

Это принадлежало уже не Шохе, а тому, кто последним торопился покинуть лес.

Зосий остался со стаей один на один.

Напряжённый палец дрожал.

Промахнуться нельзя, разве что нарочно. Вон она, стражницкая гадина, сидит буквально в десятке шагов. И смотрит нахально так, мол, попробуй. А потом остальные разорвут безоружного человека.

«Прочь! Из моего! Леса!»

— Ну погодите, я ещё до вас доберусь… — опустив самострел, с ненавистью прошипел Зосий. — И до тебя тоже!!!

Последнее адресовалось Арвиэлю.

* * *

Раздробленное стволами эхо смолкло не скоро.

— Против лома нет приёма — доказано! — кот торжественно отсалютовал гвоздодёром.

Освободившись от капкана, Арвиэль рискнул сменить ипостась. И едва не потерял сознание от боли. Дар Богини действительно дал сбой, и рука закровила сильнее. Ну хоть не отвалилась. Не без труда сняв куртку, бледный стражник отодрал рукав рубахи и перетянул рану, а заодно осмотрел собачьи укусы — не сказать, что пустячные, но не такие уж страшные. Главное, крылья целы, и можно лететь домой.

Аватар и сам справился бы с волкодавами. Но тогда его нагнал бы Зосий, и неизвестно, что было бы хуже — молча погибнуть от болта в лоб или признаться, кто ты.

Волки вернулись довольные и весёлые. Вожак учтиво склонил голову, пропуская Тиэлле вперёд. Стражник присел на корточки, и воспитанница подбежала к нему.

«Я ослушалась Владыку, но извиняться не буду!» — с ходу заявила волчица. Арвиэль усмехнулся, потрепав её по ушам.

«Это я должен перед тобой извиниться. Обиделась на меня, да?»

«Нет, не обиделась, — волчица вильнула хвостом размашистей, чем следовало. Она слукавила, а ведь звери этого не умеют. Так считают двуногие. — Ты злился на меня не взаправду. Притворялся, потому что хотел защитить. Я же знаю своего Владыку».

«Не надо меня так называть», — Арвиэль скривился.

«Почему? — искренне удивилась Тиэлле. — Мне нравится. Да и моя стая так тебя называет, а я не хочу идти против своих».

«Ну, тогда ладно. Простишь меня?»

«Ну-у… — волчица выдержала драматическую паузу, достойную столичных актрис, и уткнулась-таки мордой в плечо Арвиэля, а тот её обнял. — Прощаю. Я знаю, что ты меня любишь, а я — тебя. И это — главное».

«Я тебя люблю и всегда буду любить, малявка… Да какая ж ты теперь малявка», — Арвиэль запоздало понял, что почти повторяет Берена. Только воспитанник градоправителя оказался менее благодарным, ушёл, когда захотелось, и не подумал, что о нём будут скучать. Самому-то скучно не было!

Домовой обнимался с Тиэлле ещё дольше, сыпля важными, с его точки зрения, напутствиями и предупреждениями. Прощание грозило затянуться, и Арвиэлю пришлось намекнуть, мол, кое-кому не мешает обработать боевые раны, и поскорее, а то рука отвалится, и нечем будет готовить еду для доброго верного мудрого Симеона. Кот спохватился, расцеловался с волчицей и отпустил с миром.

«Береги её», — попросил Арвиэль, заглянув в необычно серьёзные глаза Тумана.

«Обещаю».

Отец стаи на прощание поклонился, и Владыка без раздумий сделал то же самое, немало смутив волков. Звери уходили цепочкой, след в след за вожаком. Пройдёт время, и его место займёт другой Отец, рядом с которым будет легко бежать Мать стаи — волчица цвета гномьей стали…

Внезапно Тиэлле вырвалась из цепочки и опрометью бросилась назад, только чтобы ещё раз коснуться рук, вырастивших её и воспитавших.

«Я вернусь весной».

«Я буду ждать».

Впереди много дел. Забежать к Эртану с Ксанкой и предупредить, чтоб всем говорили, будто Арвиэль с Симкой у них вечеряли. Придумать, как в то самое время Тиэлле свели волки. Натаскать полную бочку воды на случай, если взбешённый Зосий задумает пустить в избу красного петуха…

Неожиданно домовой, натиравший глаза лапами, в голос зарыдал, и вовсе не на показуху, как обычно. Хозяин взял его на руки.

— Да ладно тебе. — Сердце выбивало рваный ритм, словно дикий зверь, запертый в клетку сдержанности, которой так гордится каждый называющий себя разумным.

Арвиэль и Симка стояли, глядя, как уходят волки.

Красивые.

Гордые.

Свободные.

Глава 8

Мокрое дело

Тиха неверрийская ночь…

Эта ночь и впрямь выдалась спокойной. Волки в скорбном молчании смотрели на новорожденный месяц, гадая, что ж за собака такая обгрызла их луну; собаки, получив передышку на обдумывание очередной словесной битвы с дикими собратьями, злорадно скалились из-под хозяйских крылечек; сами хозяева лохматых сторожей мирно почивали. Тишина. Лишь ветер изредка посвистывал в трубы, как в пастушью дудку, гоня за горизонт стадо кучерявых облаков.

«Дупло» в городской стене возникло сразу же, как только ребятня убедилась, что с напрыга деревянные зубы не одолеть. Сейчас в замаскированную кустами лазейку скользнула длинная тень, а следом и её обладательница. Поморщившись, сия дама выдрала колючку из упругой ягодицы, пальцами расчесала длинные, отливающие зеленью волосы, оправила помятую кувшинку за ухом и, сочтя свой внешний вид достойным восхищения (а под настроение и лобызания), босыми ногами зашлёпала в гости.

Дверь в избе не запирали, но девица, торопя свидание, не стала тратить время на блуждания по тёмному дому и полезла прямиком в окно спальни, чудом не опрокинув стоявший на подоконнике сухоцвет в стакане. Судя по аскетичной обстановке, жил здесь не принц и даже не романтик, хотя и эльфийской наружности. Ночная гостья замерла у кровати, любуясь прекрасноликим златовласым юношей девятнадцати лет от роду, разметавшимся на подушках. Поборов соблазн пощекотать высунутую из-под одеяла пятку, легонько коснулась груди парня, скользнула по рельефному животу. Вышеупомянутый блондин чему-то заулыбался во сне.

Девица склонилась над спящим, нежно провела по его щеке кончиком языка и томно, с придыханием, спросила:

— У тебя рыба есть?

— А?

— Рыба, говорю, есть?

* * *

— Чего? — Арвиэль подскочил как ужаленный, чуть не стукнув гостью лбом в подбородок. Рефлексы сработали моментально, и секундой позже Симеон оказался на полу, а девица — под парнем. Впрочем, в пожелтевших волчьих глазах ни намёка на жажду утехи плотской не было, только удивление и раздражение стражника, пару часов назад вернувшегося с суточного дежурства.

— Ничего себе! — девица по-своему истолковала пикантную ситуацию.

— Ты что тут делаешь?!

— Стою рыбу клянчу, — гостья скрестила руки на голой груди. — Точнее, уже лежу, но рыбу всё равно клянчу.

— Лапушшка-кумушшка-раскрасавица пришшла! — протерев глаза лапами, умилённо взвыл домовой.

Арвиэль сел, почёсывая встрёпанную макушку и отчаянно зевая.

— Ты что, так и пришла?

— Нет, морёные коряжки, на хвосте прискакала! Ты мне не рад, месяц мой ясный?

— Рад-рад, — поспешно заверил Арвиэль, стараясь смотреть выше русалочьей шеи, но взгляд самостоятельно соскальзывал вниз. — Но, понимаешь ли, Мириада, у нас в таком виде не принято по улицам расхаживать.

— А-а, не мечи икру! — беззаботно отмахнулась русалка, нежась на скомканных простынях. — Меня не видели. Ты б оделся, карасик мой зеленоглазенький, а то у тебя такие соблазнительные… рёбра.

Арвиэль поспешно набросил рубашку и с тяжким вздохом протянул гостье запасную: только-только постирался-отгладился, теперь же придётся заново выполаскивать всё, к чему прикасалась Мириада, и несколько дней выветривать из избы речной дух.

— Ну так что, есть рыба? — не торопясь одеваться, русалка прижала рубашку к груди и жадно внюхалась в воротник. Увы, пахло мылом, а не мужчиной.

— Нету у меня рыбы, Симка всё сожрал. Сало будешь?

— Буду, — подумав, кивнула Мириада. — А ты пока за рыбой сходи.

Делать нечего, пришлось идти, не то девица и впрямь принялась бы щекотаться, а уж в этом русалки — непревзойдённые мастера. И безо всяких утех доведут до состояния пластом в лёжку.

В столь позднее время купить что-то без проблем можно было только у Мирона и Эртана. Тороватый мельник, казалось, даже спал с безменом, готовый торговать по первому свисту с кем угодно, чем угодно и когда угодно. Но Арвиэль пошёл к приятелю, рассудив, что лучше получить по шее от Ксаны, чем за глаза пересудов — от Мирона.

— Ах-ха! — привычно поздоровался сторожевой пёс Кусай, ткнул носом в сапог припозднившегося гостя и опять свернулся калачиком: лени в свадебном подарке для Ксанки было вровень с нехилым весом.

— Эрта-ан, открывай, дело есть! — Арвиэль постучался в окошко супружеской спальни, радуясь, что оно занавешено: обычно орки стеснительностью не страдают.

В доме что-то прочувственно громыхнуло, аватар на всякий случай отступил…

— Вот я сейчас с тобой кочергой поделюсь!!!

— Шушеля мать! — отшатнувшись, Арвиэль чудом сохранил равновесие.

Физиономия, выглянувшая из «теремка», походила на Ксанину размерами, а на Эртанову цветом, вдобавок кожа казалась склизкой, а со лба опадала струпьями, как у покойника последней стадии разложения. При таком хозяине и сторожевой пёс не нужен.

— Ксана, это что за гадость?

— Сам ты гадость! — обиделась дриада. — Это тина для красоты!

— Для красоты? — аватар пригляделся внимательнее в надежде постичь непостижимое, но так и не проникся. — Эртана позови, а?

— Я здесь, — высунулся и орк. Судя по сияющей роже, он-то оценил красоту супруги.

— Эртан, продай мне рыбы, пожалуйста. Срочно!

— Сейчас?! — изумилась Ксана.

— Симка, — лаконично пояснил Арвиэль.

— Мы ж два дня назад по ведрру наловили, — удивился и Эртан.

— Симка.

— А-а… Карраси жарреные есть, а окуни ещё не прросолились.

— Давай карасей!

Пожав плечами, орк пошёл за рыбой, а Ксана, меж тем, подозрительно зашмыгала зелёным носом:

— А чего это от тебя смердит, будто ты сам с окунями солился?

— У Симки добычу отнимал. Но не отнял…

…На обратном пути за Виллем увязалась кошка птичницы Рениты, а к дому он уже подходил в окружении разношёрстной орущей компании.

То, что происходило в избе, заслуживало более яркого описания, но аватар смог выдавить только два слова, далёких от красноречия:

— Шушеля… мать…

Посреди комнаты на полу была здоровенная лужа. В луже стояла бочка с дождевой водой, где плескалась русалка. Мокрая кожа засияла, ноги покрылись чешуёй и обратились хвостом, коим Мириада весело размахивала, кропля брызгами стены, мебель и застрявшего на пороге хозяина. Домовой раскачивался (и накачивался), сидя на спинке кресла.

В избе страшно пили.

И пели не лучше.

— Я — твоя стерлядь, ты — мой пескарик! — приложившись к бутылке дешёвенького вина, азартно зачинала Мириада.

— Ты — моя мушшка, я — твой комарик! — подскакивал Симка, дирижируя стаканом.

— Станешь крючком, я буду леской!

— Мы навсегда с тобой вместе!

— Кхе-кхе… — Арвиэль прикрыл дверь, отгородив кошек и посторонние уши.

— О-о, рыбка приплыла! — обрадовалась русалка. Сало, судя по горочке корок на столе, подъели начисто, а шмат просолился немаленький.

Арвиэль отдал кулёк.

— Так ты просто в гости зашла или случилось что?

— С дедом поругалась, тьфу! — Мириада сплюнула прямо на пол головой карасика, зажаренного в муке до хрустящей корочки. — Говорит, что я его гребень спёрла! А мне он на кой ляд нужен?!

— Ну, не знаю, — развёл руками парень.

— Он тоже не знает, а всё равно на меня волну гонит! Бушует, дескать, совсем я от плавников отбилась! Грозит замуж за силль-адарского тритона на перевоспитание отдать, а мне ещё сотни лет нету, да и вообще тамошние тритоны страшные как горбуша и тупые как лосось на нересте! В общем, я пока у тебя поживу. Ты ведь не против?

— Я — за! — Симка вскинул передние лапы, потерял опору и громыхнулся с кресла в лужу, попутно расколотив стакан.

— Э-э-э… — замялся Арвиэль. Он ничего не имел против речной девушки, но ради неё превращать родную избу в постоялый аквариум с бутылками на дне и пьяным в сосиску домовым вместо кувшинки…

— Вот и ладненько! — Мириада подперла щёку бутылкой и одухотворённо уставилась в потолок:

— Плывут щу-уки, плывут щу-у-уки! И два со-ома, и два со-о-ома! Ой, кого лю-ублю я, утоплю-у-у я! Сиди до-о-ма, мой лещик, до-о-ома!

— Ох, Пресветлая…

* * *

Утро привлекательного работящего мужчины девятнадцати лет от роду просто обязано начинаться с чего-то доброго и светлого вроде поцелуя любимой женщины, завтрака в постель и нежного воркования на ушко…

— Мириада-а-а!!!

* * *

В караулку Арвиэль пришёл невыспавшийся, голодный и злой на пьянчужек и на самого себя за то, что так не вовремя согласился подменить Темара. Тот в компании Геварна ушёл вниз по Истринке к проточному озеру, где, по заверениям русалок, стоял язь больше локтя длиной, а с подчинёнными навязался и сам капитан Прокопий. Отплыли три дня назад, обещались вернуться через пять, но всем было ясно, что в график рыбаки не уложатся: лодка едва держалась на плаву под тяжестью бочонков с огненным пойлом.

По мнению аватара, могли без удочек обойтись: слили бы самогонку в заводи, и язь через пару минут сам всплыл бы кверху брюхом, уже промаринованный…

Сатьян, карауливший у Индикатора ночью, встретил сменщика странным вопросом:

— Ничё не чуешь?

— А что я должен чуять? — насторожился Арвиэль. Перед тем, как выйти на службу, он натаскал воды из колодца и тщательно вымылся, но всё равно не мог отделаться от параноидальной идеи, что встречные девушки, здороваясь, воротят носы, а мужчины подают руку с заминкой.

— Ничё, сталбыть?

— Да нет вроде.

— Это хорошо! А то окуньков я в бочке солю: ночью проверять бегал, боюсь, просмердел малость. У тебя ж нос, ровно у лисы, вечно им воротишь.

Аватар расслабился, тем более порадовало, что его обоняние Сатьян сравнил хотя бы с лисьим. Обычно с собакой равняют.

— Да у меня в бочке тоже… окунёк солится. Вот и принюхался!

— О-о, вот это дело! — одобрил Сатьян: весна в этом году выдалась многоводной, а лето рыбным, так что солили-сушили-вялили все горожане поголовно. Вот и остроухий наконец-то прекратил фыркать и взялся за ум. — Темар ещё обещался язя привезти полпудового, да только ни хрена он не наловит.

— Это почему?

— Эхе-хе-хе… — заговорщицки прищурив единственный глаз, Сатьян настежь распахнул шкафчик, где хранилось «запасное оружие» — сиречь металлолом. Сейчас пыльную горку увенчивала увесистая кривулина, ощетинившаяся тремя шипами.

— Темаров якорь?! Откуда он тут взялся?

— У него рог обломился, вот Темар с Геварном и носили его к Сидору на починку, заодно и ржу счистить.

— А-а, так вот с чего они на рыбалку такие развесёлые ушли. Обмывали, значит…

— Ага! Обмыть-то обмыли, да забыли!

Арвиэль вспомнил, как это было. Он пришёл в караулку сменить Акима и увидел того в компании Темара, Геварна и заставы из бочонков. На вопрос, что за повод такой, мужики отвечали, дескать, пьют за чьё-то здравие и рыбный промысел. Аватар вызвался проводить Темара и Геварна до реки, опасаясь, как бы они случайно не заплыли вместе со «снаряжением» к кому-нибудь домой или вовсе в лес — сами ведь потом пожалели бы о вхолостую спущенной выпивке; по пути к воротам повстречали не менее «трезвого» капитана Прокопия, и рыбаков стало трое… Арвиэль близко к лодке не подходил и что там с якорем — понятия не имел.

— А с берега нельзя порыбачить? — сочувственно осведомился парень.

— Там заводи рдестом поросли, уду закинешь, да с ней и распрощаешься. Ловить можно токмо на стремнине, где язь пасётся, а без якоря там делать неча. Без улова оне вернутся, точно те говорю.

— Да брось! Темар что-нибудь придумает!

— Не-е, там думать неча…

— У Темара и во хмелю голова светлая.

— Хе-хе, а давай спорнём? — азартно предложил Сатьян.

— Давай! Только не на самогонку, а то неинтересно — она у тебя в любом случае останется.

— Да хоть бы на моего язя! Коли я прав, оба без добычи будем, а коль ты — моё заберёшь. По рукам?

— А то!

Весь день, что Арвиэль провёл в караулке, следя, не изменился ли бледно-жёлтый свет Индикатора преступлений, стражника не покидало небеспричинное беспокойство за родную хату. Мириаду пришлось оставить на попечение Симеона: ну не градоправителя же просить? У Эртана и Ксаны дела в трактире, а больше и обратиться не к кому — на весь Северинг об эльфовой квартирантке растреплют.

Когда аватар, сдав дежурство Риерту, по пути домой повстречал мельника, то понял, что «беспокойство» — это не то слово. Совсем не то.

— Добрый вечер, господин Мирон! Как здоровьичко ваше? — вежливо поздоровался парень, сообразив, что вставшего на пути мужика не обогнуть, ограничившись просто кивком.

— Благодарствую, замечательно. Да и ты, голубчик, не хворай мне в убыток, — Мирон многозначительно замигал обоими глазами попеременно.

Арвиэль удивился. Он, конечно, у Мирона часто продукты покупал, но денежным клиентом простого стражника назвать затруднительно. Меж тем мельник шмыгнул носом:

— Да ты никак рыбку солишь?

— Угу. Окунька в бочке.

— Это дело! Я уже три засолил, про запас значицца. На днях полные сети вытянул — думал, порвутся, да и клевало так, что только подсекать успевай, даже налима аршинного выудил, за которым Лесович три года охотился… — внезапно Мирон осёкся, как будто сболтнул лишнее.

— Э-э-э… Поздравляю! — сказал Арвиэль, недоумевая, с чего вдруг хвастливый мельник замял оду себе любимому.

— Спасибочки. Надеюсь, и твоих окуньков к моей рябиновке достаточно будет, а то ведь купил-то немало…

Стражник чуть не сел, где стоял.

— Я-а-а?!!!

— Ну, не сам, а Симеона ко мне днём присылал. Он сказал, ты с получки со мной честь по чести рассчитаешься… Но если денег не хватит, могу часть долга на месяцок отложить, под проценты.

У Арвиэля вдруг задёргался глаз и безумно зачесались кулаки.

— А-а, точно, — промямлил стражник. — Простите, а сколько я настойки купил? Не помню…

Мельник жадно принюхался, видимо, чая за рыбным духом учуять вышеупомянутую рябиновку. Потом сказал — сколько.

* * *

Не то чтобы юноша, девять лет проживший в окраинном городе среди селян и орков, материться не умел… Просто подходящих неподобающих слов не смог подобрать, когда вернулся домой и заглянул в погреб, а подобающие совсем не подходили.

— Здорово, Эртан! А чего это вы в подполе мёрзнете?

— О, хозяин веррнулся! — орк отсалютовал кружкой, дубовой, пузатенькой, с забавной остроухой конопатой рожицей на бочке — словом, любимой пивной кружкой Арвиэля, которую сам Эртан и подарил ему на шестнадцатилетие.

— Мы прохлаждаемся! Днём такая духота была, что я чуть заживо не скоптилась. Хорошо, Эртан, рясочка моя прилипчивая, меня сюда перенёс и водичку сменил.

Вытряхнув последние капли рябиновки на язык, Мириада поставила бутылку к пяти пустым. На полке оставалось ещё четырнадцать полных. Орк многозначительно покосился на гранёный стакан из Кондрашкиной стеклодельни, но Арвиэль отрицательно мотнул головой.

— Хозяин, кумушшка, он такой… хозя-а-аин… — Симка отсосался от своей бутылки, смачно рыгнул и снова присосался.

— Симеон ко мне днём забегал, сказал, дескать, Мирриадка наша совсем у тебя от жарры загибается, — пояснил орк, клыком откупорив нежной приятельнице новую порцию креплёного «нектара».

На самом деле русалочка загибалась без мужской компании. Не то чтобы она всерьёз хотела соблазнить мужа подружки-дриады, просто такой уж любвеобильный нрав у водяных дев, а против Матушки-Природы, как известно, не попрёшь.

— А Симку не могла попросить?

— Я — кот, а не лошшадь! Шушшеля ма-ать!!! — бешено вращая глазами, рявкнул Симеон и… хрррясь бутылкой об пол!

За девять лет жизни среди селян и орков Арвиэль Винтерфелл усвоил непреложное правило: с пьяными лучше не спорить, тем более не ругаться.

— Симочка, ты — домовой, и в этом доме даже печку можешь сдвинуть мановением лапы, — с тёплым оскалом урезонил кота хозяин, мечтая засунуть эту пьяную гадину в бутылку, плотно закупорить и спустить в Истринку русалкам на радость. — И вообще ты же раньше не пил!

— А рази жшш я пю?

— Дрружище, ты мне не ррад? — помрачнел Эртан.

— Ну что ты, дружище! Я всем рад! Всегда! А когда у меня в подполе устраивают плавучий трактир с живой музыкой, ажно до потолка прыгаю! ^[25] Балалайку принести, чтоб ты под занавес эффектно раздолбал её об Симкину голову?

Эртан не хотел ни балалайки, ни раздолбайства, зато вдруг вспомнил, что ему пора в собственный трактир, к жене. Прихватив рябиновки на дорожку (Арвиэль был только «за»), орк отчалил, но обещал вернуться. Как девушка благоразумная, Мириада не вмешивалась и обиженного из-за балалайки Симку за ухом почесала, а когда тот задремал, уложила на полку на расстоянии вытянутой лапы от опохмелки.

Известно, что только дураки повторяют свои ошибки, а умные совершают новые. Арвиэль Винтерфелл искренне считал себя дураком и пополнять арсенал ошибок не спешил. С тех пор, как он стал жить отдельно от Берена, горожане приходили по поводу и без, пили, пели, в карты резались (а потом проигравший кукарекал с чердака на весь Северинг), иногда дрались; тянули в «шалаш» под столом всё, что на глаза попадётся, малевали на стенках вареньем и топили печку старой обувью из чулана (если при гостях были дети); оставались ночевать… Но никогда юноша не мог сказать «нет» и выдворить гостя за дверь. Ведь для аватар гости — это святое.

Равно как и другу помочь, особенно если друг загостился. Вот как сейчас.

— Как этот шушелев гребень выглядел? — проводив Эртана, тихонько шепнул Арвиэль, но домовой всё равно чутко дёрнул ухом.

— Не шушелев, а дедов.

— Ну хорошо, дедов.

— Гребень как гребень — обычное чесало, деревянное! — описала пропажу русалка, лениво потягивая настойку. — Эх, хорошо пошла, прям по течению! — девушка томно погладила чешуйчатый животик.

— Хто куда чщщесало? — затравленно озираясь, подскочил Симеон.

— Н-ну, куда чесало, туда и учесало… — глубокомысленно пояснила Мириада.

— А-а… Вот оно какое… загадошшное…

У кого что, а у Симки лапы чесались до выпивки. Оставив друзей сходить с ума дальше, Арвиэль отправился на реку. Впрочем, кое-что он ещё успел услышать…

— Mirabelle Daenna, Thie’am tannish! ^[26]

* * *

— Йоланда! Хэледа! — свесившись над омутом, позвал стражник.

— Привет, Арвиэль! — Девушки вынырнули сразу, как будто специально поджидали у поверхности. Да наверняка так оно и было. Младшие русалки походили друг на друга как двойняшки, и на их фоне Мириада эффектно выделялась не только зелёными волосами и более зрелой женственностью, но и бесшабашным характером, что восхищало северингских парней и порой доводило дядьку Водника до состояния, итог которого можно уложить в три слова: «Здесь купаться нельзя!!!»

— Привет, девочки! — заулыбался Арвиэль обеим сразу и каждой персонально. — Позовите деда, а?

— Он сейчас не в настроении — всё дно замутил, — развела руками Йоланда. — Сестрёнка из дому ушла, а нам соврала, что к тебе жить…

— Кхе-кхе… Она правда ко мне… в гости пришла.

— Да-а?! А мы думали, пошутила… — сёстры хитренько переглянулись. — Сейчас деда позовём!

Впервые увидев водяного девять лет назад, Арвиэль принял его за утонувшую собаку и собирался вытащить на берег, но вдруг «падаль» высунула из воды голову с вполне человеческим лицом, обрамлённым сивой бородищей, и доступно пояснила, куда деятельный отрок может засунуть свой багор. Мальчик тогда чуть вторично не свалился в омут. Потом перестали пугать когти на перепончатых бобриных лапах, лохматое тело и длинный как у угря хвост, а приветствие больше не казалось верхом идиотизма:

— Чего тебе надобно, вьюнош? Дело пытаешь, от дела лытаешь аль топиться пришёл?

Склониться к последнему варианту Арвиэлю не дали. Вынырнув по бокам от водяного, русалки с умильными рожицами взяли деда под локотки, причём стала очевидной причина их заговорщицкого перемигивания — девушки уже нарядились в накидки из водорослей и сунули в волосы по солнечной кубышке:

— Дедушка, а можно и мы в гости…

— Нет! Марш в омут, пока хвосты не пообрывал!

Две пары глаз умоляюще уставились на потенциального заступника, однако Арвиэль только руками развёл, скорчив не менее жалобную мину. Русалки синхронно захлюпали, но деда ослушаться не посмели и всплеснули хвостами, окатив аватара волной. Вылетевшие следом кубышки прощальным букетом шлёпнулись в ноги.

— Ну вот и прополоскался, — придирчиво обнюхав воротник и сочтя запах тины недурной альтернативой рыбному, Арвиэль принялся выкручивать рубашку. — Дядь Водник, я по поводу Мириады. Она у меня, так что не волнуйтесь за неё.

— Вот потому и волнуюсь. За тебя, — хмыкнул водяной. — Небось уже приобщила к своей похабени… то есть к своим нетленным ариям?

— Ну что вы! — отмахнулся рубашкой Арвиэль. — Тише воды…

— Угу, и ты с ней, похоже, в одном корыте ночевал — зелёный ровно лягух, уши в улитку свёрнутые и стоймя засыпаешь аки цапель.

— Вам показа-а-алось… — По закону подлости зевок подкрался незаметно.

— В общем, передай, пусть бросает дурить и возвращается.

— Да не бросит она… по крайней мере, пока не допьёт… свой компотик. К тому же обижается, что вы её воришкой посчитали, — укоризненно сказал стражник, подводя разговор к нужной теме.

Водяной поморщился:

— Да уж понял я, что зря бурю в бочаге поднял. Сгоряча подумал, она из-за сватов взбеленилась, вот и решила мне напакостить.

— Так вы об этом ещё до того, как гребень пропал, говорили?

— Ну да, и давно уже говорим. Иэ-эх, едрён планктон… На Заряницу ещё сомы от знатного семейства приплыли. Так, мол, и так, прослышали хозяйва о вашей внучке, ждите теперь сватов к Свитлице, может, сразу и по рукам ударите. Я-то, старый, обрадовался: в нашей глухомани совсем уж отчаялся Мириаду замуж выдать — женихов и так наперечёт, да и тех отвадила, а тут из самой Силль-Адары сватаются! А она… упрямица. Вот обращу пиявкой годков на десять, будет знать, как старшим перечить.

Арвиэль усмехнулся: для речной нечисти слияние Алидары и Силль-Тьерры считалось чем-то вроде столицы, а тамошние водники — дворянами, так что можно понять расстройство заботливого дедули.

— Теперь ещё и новый гребень придётся мастерить, а успею ли? — продолжил водяной. — До Свитлицы седмица осталась… Да и вашим, хошь не хошь, а придётся показать, где раки зимуют, чтоб неповадно было у меня воровать. Впрочем, если сами гребень вернёте, передумаю.

От изумления стражник попал головой в рукав, а рукой в воротник. Встряхнув рубашку, увидел, что ещё и наизнанку её хотел надеть — примета, как известно, дурная.

— Нам-то ваш гребень зачем?!

— Знамо дело, зачем, — сверкнув зелёными, как у волка, глазами, туманно отвечал водяной.

— Но Индикатор не сообщал о краже.

— Ваша колдовская штука на злодеяния против — как там? — «граждан Неверрийской империи» настроена. А мы кто? Нечисть бесправная — воруй у нас, обижай, кто хошь!

Увы, дядька Водник был прав.

— Может, вы сами его потеряли?

— Я, по-твоему, совсем хрыч беспамятный?! — рявкнул водяной, сразу став больше и лохматее; в бороде блеснули клыки. Аватар попятился, вспомнив то старое чувство неуправляемого страха перед стихийной мощью и цепенящим холодом омута. Впрочем, нечисть быстро сменила гнев на милость. — Ладно, не бойся, тебя-то я не трону, не то Мириада совсем с крючка сорвётся… Не терял я гребень, а если б и потерял, то уже нашёл бы. Нет его здесь, а значит, на берег унесли.

— Но… если и так, ведь нашедший просто мог подумать, что гребень кто-то из соседей обронил, вот и унёс в город — поспрашивать, — осторожно предположил стражник: его ещё потряхивало.

— Мой гребень с обычным чесалом не спутаешь.

— Кхм… А как он выглядел? Я всё-таки за порядок в городе отвечаю, может, смогу пропажу найти? Нехорошо нам перед Свитлицей ссориться и портить друг другу праздник.

Заметно повеселев, водяной кивнул:

— И то верно — незачем соседям ругаться. В общем, слушай, страж порядка, и на уд… Тьфу, от внучки нахватался! На ус то есть наматывай…

— Да нет у меня усов и не будет! — прыснул Арвиэль.

— Тогда на первое мотай. Гребень у меня большой и прочный, сам из морёного дуба вырезал. Круглый, щетинки врастопырку, а рукоять узловатая, чтоб, значит, держать удобнее было.

— То есть он щёткой был, а не гребнем? Ну, вроде тех, какими наши девки кудри подвивают? — обрадовался парень хоть какой-то зацепке: мужчинам такие щётки без надобности, значит, круг «подозреваемых» заметно сужается.

— Ага! — водяной с гордостью погладил клочковатую бороду, походя вытряхнув из неё пучеглазого испуганного рака.

— А цвета он какого?

— Знамо какого — деревянного!

— Логично. Где и когда вы его в последний раз оставляли, помните?

— А то не помнить! Пять дней назад положил его вон там, в заводи, куда ваш правитель ходил щуку удить. Вот я и решил ему подсобить маленько.

— При чём тут Берен и щука? — удивился Арвиэль.

— Хмм, не знаешь?.. — водяной смерил парня оценивающим прищуром и решительно махнул лапой. — Ладно, тебе скажу. Небось слыхал, что морские водники в своём доме с помощью трезубцев всем заправляют? Ну, вот и нам, речным, для того же гребни служат. Хочу — могу реку на берег до последней капли выплеснуть, водоворот закружить… или рыбу к уважаемому человеку на крючок навести.

— Берен не только щуку, но ещё и окуней здоровенных наловил.

— Хех, ну так я гребень на совесть зачаровал, чтоб не сбилось чего, пока меня нету. Я в верховье плавал, тамошних озёрников к нам на Свитлицу приглашать, чтобы силль-адарцы не думали, что мы тут совсем уж отшельниками живём. Вернулся позавчера, а тут мракобесие: Мириадка воду мутит и гребень пропал.

— Ах, вот оно в чём дело… — раздумчиво протянул стражник. — Значит, гребень сейчас работает как приманка для рыбы?

— Ну да, пока старые чары держатся. А как истают, он станет обычной деревяшкой.

— А ещё кому-нибудь из горожан о свойствах гребня вы говорили?

— Я-то не говорил, но грамотный о том прочесть может, а сметливый — догадаться. Понимаешь, малёк, дело не в гребне даже. Я себе новый смастерю, а вот что свои украли — нехорошо это, не по-соседски.

— Я поищу гребень, — вставая с корточек, кивнул Арвиэль. — Всё-таки я думаю, что его по ошибке взяли…

— Чего?!!

— Ну, по крайней мере, без злого умысла.

— То-то же…

Стало быть, на днях кому-то крупно повезло с уловом. Впрочем… почему «кому-то»?..

…В доме Мирона садились пить чай. Арвиэль ненадолго замешкался, наблюдая в окно, как Лушка и Таша накрывают на стол. Пару лет назад сестёр за косу невозможно было удержать дома таким чудным вечером, но с тех пор многое изменилось для людей. Девушки остепенились и перестали набиваться в мальчишескую компанию, больше времени проводили дома либо на работе в трактире; братья Лесовята посерьёзнели и вплотную занялись семейным делом на радость деду, а в караулку заходили нечасто. Эртан женился, и этим всё сказано. Арвиэль… Пожалуй, только для него всё шло по-прежнему и на службе, и в их с Симкой крохотной семье. Майя больше не приезжала. И это было к лучшему.

Старая компания осталась в прошлом, а вместе с ней бесшабашное время баек у ночного костра, охоты за приключениями и клятв в дружбе до гроба.

Теперь не ухнешь по-совиному под окошком, вызывая девчонок на улицу, и не поинтересуешься, как бы между прочим, не приносил ли их батя давеча что-нибудь интересное…

…Поэтому Арвиэль нашёл предлог, перед которым мельник точно не устоит!

— Добрый вечер, господин Мирон! У вас пряники остались или распродали всё?

— Ну дык! Идут-то хорошо! — самодовольно, и не без оснований на то, разулыбался мужик. — Впрочем, для тебя найдётся. Пойдём-ка, сам выберешь.

Поздоровавшись с девушками, аватар прошёл вслед за хозяином в кладовую, которую при учёте размеров можно было считать небольшим складом. Вдоль стен стояли объёмные шкафы и буфеты с винами-наливками, причём о составе последних наглядно свидетельствовали украшавшие колпачки штофов веточки рябины, сушёные сливы, пчёлки с вызолоченными крылышками, а сами колпаки также служили чарками; по расставленным на открытых полках туесам, жбанам и банкам с пряностями, сладкими начинками и красителями (непонятного происхождения, но съедобного) сразу было очевидно, что в доме живёт не просто мельник, а ещё и искусный кулинар. Впрочем, в первую очередь взгляд приковывался к весёленькому алкогольно-сдобному натюрморту из теста, висящему как раз напротив двери. Мирон не просто знал своё дело, но был предан ему всей душой, даже на каком-то конкурсе пекарей в Стрелецке второе место занял, за что получил денежный приз и гусёнка в нагрузку. Полушки кончились, заматеревший гусь долго расхаживал по городу живым трофеем, раздавая щипки всем жаждущим прикоснуться к чужой славе. Пока его не сожрал приятель Тиэлле.

— Вот, на развес есть — солнышком, полумесяцем; с мёдом, повидлом, кленовым сиропом; шанежки с творогом, вареньем… — Мирон солидно поднимал полотенца с противней. — Тоже в долг возьмёшь?

— Нет, сразу расплачусь. Мне бы большой такой, фигуркой, — Арвиэль показал размер.

— А-а! Конём, бабой, рыбкой…

— Рыбкой давайте!

— Симке, что ль? — усмехнулся мельник.

— Нет, Мириаде, — честно ответил парень, исподтишка наблюдая за реакцией. — Речка сегодня мутная, вот и хочу расспросить, что у них там случилось.

Руки мельника дрогнули: жалобно хрупнув, пряничный хвост рассыпался на полотенце. Мирон отложил испорченную рыбку и взял другую, с глянцевой розовой глазурью по чешуе и красными плавниками.

— Ну, спроси. Нам ещё с ними жить и жить.

— Вот именно! — подхватил Арвиэль. — Вдруг водяной осерчал на что-то: купаться не даст, да и клёв испортит. Кстати, как там ваши окуньки, можно посмотреть? А то я в первый раз солю, хоть у вас поучусь.

— Ну, пойдём, — пожал плечами Мирон. Врать он любил и умел. Но так же хорошо чувствовал, когда делал это только себе во вред.

Спустились в подклет, хозяйственно обшитый тёсом по брёвнам.

— Надо же, какие — загляденье! — склонившись над бочкой, восхитился стражник. — Не слишком крупные, зато жирненькие, ровные — как на подбор. На продажу небось?

— Угу.

— Такими простую рябиновку закусывать — кощунство, только доброе вино. Верно?

— Угу.

— Повезло вам с уловом, Мирон, только вот… — Арвиэль поднял голову и проникновенно вгляделся в сумрачное лицо мельника, — способ, которым вы добыли этих окуньков, называется браконьерством.

— Хех…

— Ссориться я с вами не хочу, — стражник поднял руки ладонями вверх, изображая легендарные весы правосудия. — Могу предложить на выбор два варианта: либо я веду вас к господину Грайту, либо вы сейчас во всём чистосердечно признаётесь мне и отдаёте то, что взяли, — «весы» склонились вправо. — Ну?

— Не взял, а купил, — глядя в пол, буркнул мельник. — Серебром, между прочим, платил. Осталось полгорсти, так что забирай к шушелю, а от меня отвяжись.

— Чего… полгорсти? — сглотнув, выдавил парень. — Мирон что, этот гребень на порошок пустил?! А покупал у кого?!!

— Сам от продавца и знаешь, — тоскливо вздохнул мельник.

Увы, этого «сыщик» не знал. Зато воображение не подкачало. Представилась безумная картина: вот Мириада, злодейски хихикая, крадёт гребень и продаёт его мельнику, дабы накануне Свитлицы смыться из Истринки и прогулять выручку в каком-нибудь трактире на дальних озёрах, пока сваты ищут беглянку, в горести заламывая плавники. А к старому знакомому зашла для отвода глаз. Вот!

— Я-то знаю, но мы договорились на чистосердечное признание, а это значит, что вы мне сами всё рассказываете, а я слушаю и верю в ваше глубочайшее раскаяние! — назидательно разъяснил стражник. Похоже, гребень придётся нести в платочке с траурной ленточкой… впрочем, ленточку лучше повязать на себя, ибо глашатай дурных вестей заведомо не жилец.

— Ну ладно, — Мирон отошёл в уголок. Крякнула отодвигаемая доска, и в руках мельника появился худенький кулёк.

— Что это и где вы это купили? — Арвиэль высыпал на ладонь щепоть бурого порошка, пахнущего чем-то кислым.

— Ну, дык, сам он пришёл пять дней назад. Сказал, дескать, прикорм это для клёва, особенный: рыба слетается как вороньё на падаль, а потом засыпает и кверху брюхом всплывает — только успевай собирать. Я сперва не шибко поверил и на пробу взял. Смотрю, действительно, рыба сама из воды выпрыгивает — хоть на лету лови. Ну, и купил побольше…

— Кто к вам приходил-то?

— Ну, дык, Зосий же.

— Ага. Зосий. Кхм… — Этот тип в качестве преступника устраивал Арвиэля куда больше — давно хотелось гада на чём-нибудь горяченьком прищучить. — А вы не думали, что это не «сонный прикорм», а потрава какая-нибудь? Купит ваших окуньков тот же господин Грайт, и…

— Да не-е! — отмахнулся Мирон. — Я сперва прикорм на крысе амбарной проверил, потом рыбу на собаке, а затем уж сам попробовал. Все живы-здоровы… ну, кроме крысы, конечно, а вкуснотища такая — ум отъешь! Хошь сам отведать, а?

— Нет, спасибо, — стражник перед соблазном устоял, хоть и с трудом: ума и так маловато, чтоб набивать им урчащий желудок, и занять мозгов не у кого. Не у Симки же?

— Ну, тогда хоть пряник возьми в подарок от меня Мириаде…

— Нет уж, своей подруге я сам пряники дарить буду. Если хотите, можете перед дядькой Водником искупить вину вином, чтоб нас с вами совесть не мучила, что я вас ему с потрохами не сдал.

— А ты не сдашь?! — просиял Мирон.

— Не сдам. Городу мельник нужен, а пиявок нам и так хватает, притом не только речных…

Мирон окончательно успокоился, и к нему вернулась привычная расчётливость человека, способного не только давать в долг, но и платить по счетам.

— Тогда раз уж ты о моей совести печёшься, успокой её окончательно, — мельник покровительственно положил руку Арвиэлю на плечо. — Должок свой можешь отдать, когда деньги будут, и без процентов. Не в службу, а в дружбу — идёт?

— Идёт, — усмехнулся парень: жизнь потихоньку налаживалась. — Кстати, когда вы на рыбалку ходили?

— Позавчера, с утра до вечера на речке просидел.

— Позавчера? Странно, что водяной вас поганой корягой не погнал… Хм. И впрямь странно.

Арвиэль ушёл от мельника с порошком в кармане, пряником за пазухой и твёрдой уверенностью в том, что чудо-гребня у Мирона нет…

…С Зосием стражник в любом случае обязан был разобраться, а пока шёл, в голову забрела одна странная идея, с каждым шагом укореняясь всё прочнее.

Мирон травил рыбу в то время, когда уже вернулся хозяин реки — не всей Истринки, правда, а лишь той части, что протекала по северингской округе, но ведь мельник рыбачил на его территории. Раньше водный дед цепко следил за своими владениями: нарушителей законов и постращать мог, и наказать. Так почему на этот раз отпустил браконьера с миром? Из уважения к Берену? Вряд ли. Скорее всего, просто не видел, что происходит. А может, потому, что пропала вещь, с помощью которой, по его же собственным словам, водяной «в своём доме всем заправляет»! Без гребня дядька Водник попросту «ослеп», и некто этим воспользовался.

Да почему «некто»?

Зосий знает толк в рыбалке, но охотничий промысел для него гораздо предпочтительнее. И прибыльнее, естественно. Зачем же ему гребень понадобился?

А вот зачем…

По весне ещё, как только распутица улеглась и дороги стали прохожими, Зосий куда-то уезжал, а вернувшись с мешком склянок и кульков, пояснил привратникам, дескать, алхимические лекарства это. Его и пропустили. И вот теперь рыбий прикорм явственно пахнет неведомыми травами, чем-то вроде опары и алхимическими снадобьями. Покупал, скорее всего, для себя, да и рыбачить близ города не стал бы, а ушёл ниже по течению, где его дядька Водник не почует. Но тут удача в виде брошенного на видном месте гребня сама в руки приплыла. Ну как не воспользоваться такой оказией? Водяной говорил, дескать, о гребне могут знать люди грамотные либо сметливые, а Зосий был далеко не тупым бараном. Готовый прикорм распродал, конечно, намного дороже, чем брал ингредиенты для него, и вряд ли Мирон стал единственным покупателем.

Вот и состав «преступления» налицо: Зосий здорово пополнил кубышку, горожане — бочки для посолки, а водяной остался в неведении.

В избе горела масляная лампа, хотя обычно охотник довольствовался лучиной в силу профессиональной рачительности. Арвиэль представил, как Зосий скрюченными пальцами перебирает незаконным способом добытое злато-серебро — прямо как сказочный Костяной Ведьмарь.

Открыл хозяин не сразу и застыл на пороге, скрестив руки на груди. Здесь вежливости не знали и в дом не звали. К девятнадцати годам эльф-оборотень перерос отнюдь не маленького Берена, но Зосий всё равно был на полголовы выше, к тому же стоял на приступке, так что глядящему снизу вверх стражнику казалось, будто не он допрашивать пришёл, а его.

— Добрый вечер, — поздоровался Арвиэль, прикидывая, не опробовать ли на этом «Ведьмаре» пресловутый метод убиения иглой в яйцо и сгодится ли, за неимением иглы, метательный нож.

— Да ну? — Зосий вытянул шею, оценивая бархатный летний вечер, после чего скорчил на редкость кислую рожу. — Чего доблестной охране надобно? Не дебоширю, по соседским огородам не лазаю, налоги плачу исправно… да и вообще я сплю уже.

— Почему тогда лампу не потушил?

— Я со светом сплю — крыс боюсь, — охотник лениво зевнул.

— А надо б тебе бояться водяного.

Зосий удивлённо поднял брови, затем принюхался:

— А чего это от тебя тиной разит? В лужи падал, что ль, пока ко мне шёл, или по ошибке в болото забрёл?

Проигнорировав шпильку, Арвиэль достал из кармана кулёк с прикормом:

— Это твоё?

— Нет.

— Ах да, верно. Это ж теперь Мироново.

— А ты у него украл, что ль? — усмехнулся Зосий, не считая нужным даже для приличия сделать вид, будто не знает, что в кульке.

— Изъял. Пришёл к тебе изымать остатки.

— Так изымать-то нечего.

— Ну, вот я сам и посмотрю. Отойди-ка.

— А у тебя бумага на обыск есть? — небрежно осведомился мужчина. Он ничуть не беспокоился.

Впрочем, Арвиэль этого ожидал. Мирона можно взять на испуг, а с прожженным жизнью охотником такое не прокатит.

— Нет, но выписать не проблема. Правда, вернусь я уже не один, а с господином Грайтом и понятыми. Да и сослуживцев прихвачу для скорости дела, а они, знаешь ли… натопчут немного.

А правильнее говоря, поставят избу с подпола на крышу.

— Сам себе, что ль, выпишешь? Капитана-то в городе нет.

— Капитана нет, зато градоправитель есть. Вот он-то бумагу и выпишет, а чтоб ты ничего попрятать не успел, со мной к нему пойдёшь. Если я неправ, меня накажут, если ты виноват — тебя за браконьерство судить будут. Идёт?

— Не идёт. Ладно, проходи.

Арвиэль шагнул на приступок, но Зосий немного замешкался: человек и аватар столкнулись грудь в грудь, точно меряя, у кого плечи шире и взгляд жёстче. И снова в тёмных глазах охотника прочлась эта непонятная застарелая ненависть к Перворожденным.

Характерный кислый запах Арвиэль почувствовал сразу и кивнул на печку:

— Доставай.

— Ну и нюх у тебя. Прямо-таки собачий.

— Я чувствую колдовство и алхимию.

— А-а, где-то слышал такое про эльфов. Может, заодно носки мои поищешь? А то поставил куда-то давеча, а куда — не помню, — Зосий умел хамить без злорадства — редкий и паскудный дар. Достав из печи мешочек, охотник перебросил его стражнику.

— Из чего это сделано?

— Так я тебе и сказал! Вдруг самому захочется? Это просто прикорм для рыбы, ничего незаконного. Он не ядовитый вовсе — хочешь поверь, хочешь проверь.

— Если б он был ядовитый, я бы сейчас с тобой не разговаривал, а тащил в тюрьму — с заломленной рукой или со сломанной, — пожал плечами Арвиэль. Зосий промолчал, поверив на слово. — Всё равно это браконьерство, каким бы ни был метод. Ты сам понимаешь, что делаешь? Если горожане, дорвавшись, всю рыбу переловят, в следующем году её почти не будет.

— Значит, будут заказывать больше мяса, — осклабился охотник. — Я никому ничего силой не впаривал, люди знали, что берут.

— Но продавал его ты, с тебя и наибольший спрос.

— Хорошо, штрафуйте, а вместе со мной Мирона, Игната, Демьяна, жреца Теофана — бедолага вообще в ловле не смыслит, а своей рыбки хочется, вот и купил прикорм, радовался. Мне придётся цены на пушнину и мясо поднять, чтоб по миру из-за вашего штрафа не пойти, да и вряд ли народу понравится то, что вы с Грайтом уважаемых людей из-за рыбы обижаете… Должность градоправителя-то у нас выборная…

— У нас? Тогда и живи по правилам нашей общины! — Увы и ах, но Зосий был прав. Если придать дело огласке, тем более предпринять жёсткие меры, ничего хорошего из этого не выйдет: рыба есть рыба, а люди есть люди.

— Какой-то ты странный сегодня, Арвиэль, — Зосий в напускной задумчивости облокотился на стенку, прищурился. — Врываешься ко мне посреди ночи, всю избу тиной провонял, орёшь на меня, руки переломать грозишься непонятно из-за чего… Ты, часом, не пил?

— Не переводи тему. Если водяной об этом прикорме узнает, здорово разозлится.

— Я всё равно в вашем лягушатнике не барахтаюсь, в другие места хожу.

— Я не о тебе, а о тех, кому из-за тебя попадёт. Он и так сейчас рвёт и мечет, а поймает кого за руку — утопит.

— Я-то тут при чём?

Арвиэль потерял терпение.

— Отдай мне гребень по-хорошему!

Зосий вытаращился окунем и вообще повёл себя странно: он опешил, и весьма правдоподобно.

— Чего?! Ты что, совсем больной?! — заорал охотник. — На кой ляд мне твой гребень?!

— Отдавай или я тебя… арестую! — не отступал аватар.

— Эге-э, да ты никак пьян! Иди проспись, убогий! — Зосий сплюнул.

— Ты знаешь, что я не про свой гребень, а про водяной!

— Ну, совсем с пьяни крыша не держится! — охотник покрутил пальцем у виска. — Впрочем, сивухой не пахнет… Дурман-травы накурился или чего покрепче набодяжил?

— Гребень водяного верни!

— Угу. Щас верну. А к нему в придачу русалкины туфли, кикиморино зеркальце и колун, который давеча спёр у лешего. На кой хрен водяному гребень, дубина?

— Верни, не то я… — резко дёрнувшись, Арвиэль сжал кулаки. Рыбка, ощутимо лягнув парня под рёбра, выскользнула из-за пазухи, но аватар машинально перехватил её на лету.

И остервенело погрозил Зосию пряником.

Охотник выразительно изучил орудие возмездия и заметно впечатлился. Краснота с лица стала спадать.

— Тьфу ты! — уже не зло, а презрительно цыкнул мужчина. — Пьянь еле-еле терплю, так ещё дуриков в стражу понабрали. Сам от вас слиняю к шушеля матери, и выгонять не придётся. А пока что вали-ка отсюда, пока я тебя взашей не вытолкал!

Распахнутая с пинка дверь отозвалась жалобным визгом. Спорщики выглянули за порог.

Саженях в трёх от избы, прямо в любимой поросячьей луже, сидела госпожа Агафья, потирая стремительно набухающую шишку на лбу. Вид у жены ростовщика был растрёпанный, но отнюдь не растерянный.

— Вы чего буяните, грешники? — узрев обидчиков, взвилась почтенная дама.

— А вы чего подслушиваете?

— Я-а?! — тётка замахала кулаками, позабыв о шишке. — Во грехе меня обвиняете, богохульники? Я вообще мимо проходила, а вы, бражники поганые, зелёного змия рабы окаянные…

— Ну, и идите, куда шли!

Если бы волк и медведь, хлебнув медка, решили вдруг спеть хором, и то так складно не вышло. С Агафьи ветром чуть платок не снесло. Задрав грязную юбку, тётка задала такого стрекача, что Арвиэль не удивился бы, узнав, что и у неё где-то хранится приз — за пробежку на короткие дистанции.

— Вот овца, — хмыкнул Зосий.

— Да уж, — машинально поддержал Арвиэль.

Человек и аватар испытующе уставились друг на друга.

— Так у водяного правда гребень пропал?

— Да. И не ты его взял?

— Нет. Если дед из-за чесалки бесится, могу отдать свою, совсем новую. Только отвяжись от меня.

— Ладно, сам разберусь, — отмахнулся парень. — Лучше скажи, кому ещё ты прикорм продал. Хотя бы предупрежу их, чтоб на реку не совались…

…И снова пальцем в небо, думал Арвиэль, покидая негостеприимную избу. И где теперь гребень искать? В принципе, был один вариант — не совсем честный, зато беспроигрышный. Надо только до утра подождать.

Потерев слипающиеся глаза, Арвиэль подмигнул всегда бодрому Волчьему Глазу. Третьи сутки пошли, как стражник не спал. Дома по-прежнему дым коромыслом, в караулке тоже вздремнуть не дадут. Сменить, что ли, ипостась да свернуться клубочком у Берена под крыльцом?

Решительно отвергнув заманчивую идею, Арвиэль пошёл за Эртанову пивоварню, где можно спокойно полежать в тишине на свежем воздухе, а то и покемарить часок. Там, за поленницей, специально для этих целей была припрятана рогожа. Тщательно стряхнув древесный сор, Арвиэль сложил её вчетверо и застелил «постель». Сладко, с подвыванием, зевнув, улёгся на живот, не обращая внимания на то, что жёсткие волоски полотнища царапают щёку. Сейчас стражник готов был спать и на голых поленьях…

…Проснулся он от потряхивания за плечо. Хвала Пресветлой, запах узнал до того, как схватил наглого побудчика за руку и ткнул мордой в стену.

— Что случилось?

— Ты почему здесь спишь? — в голосе господина Грайта звучала тревога.

— Да просто решил на свежем воздухе подремать.

— Ну-ка дыхни!

— Ну, Берен!.. Ну, ладно… Х-хух! — Арвиэль сел и потянулся. — Ах-ха!

— Хм. Агафья сказала, что ты с Зосием напился и подрался, а потом вы на неё с кулаками набросились. Синяк, вон, показывала, жаловалась на вас… нелюдей.

— Угу, богомерзких. И вы ей поверили?

— Нет, конечно! — не слишком убедительно отмахнулся градоправитель. Кашлянув в кулак, сменил тон на проповедческий в духе жреца Теофана: — Малыш… Арвиэль, ты, конечно, уже давно не малыш и волен делать всё, что тебе заблагорассудится, но пойми, самостоятельность — это огромная ответственность, и от одного опрометчивого поступка может пострадать твоя репутация, а это для юноши твоего ранга очень важно!

— Ранга стражника с окраины? — оборотень почесал за ухом. — Вы вообще о чём?

Берен присел рядом с воспитанником. Посадить Арвиэлюшку к себе на колени, как раньше, он уже не мог, но взлохматить без того растрёпанную макушку — вполне. Отеческий жест человека, знающего, что его никогда не примут как отца.

— Если хочется выпить, в компании посидеть, лучше делай это дома, а по улицам потом нечего шататься. Когда станешь капитаном, не нужно, чтобы это вспоминали и сравнивали тебя с Прокопием. Пусть заранее учатся уважать.

— Капитаном? — непритворно ужаснулся аватар. — Лучше сразу увольте! Знаете же, что начальник из меня будет аховый. Такие, как я, созданы… были созданы Пресветлой, чтобы выполнять приказы, а не раздавать.

— Научишься, — уверенно сказал градоправитель. — А пока иди-ка домой, тебя Эртан заждался.

— Эртан уже пришёл? — Ну да, он же обещал вернуться, а степняки слово держат… И тут Арвиэль окончательно проснулся и понял, что означают слова градоправителя…

— С женой и собакой, — подтвердил Берен.

— Здорово. Просто слов нет. Кусай-то хоть трезвый? — пошутил стражник, лихорадочно соображая, почему наставник не спрашивает его о пьяной русалке в подполе и баррикадах змеиного зелья.

— Он — да, зато Симка хуже Прокопия. Кстати, когда окуньков досолите, пригласишь отведать, а? — господин Грайт довольно усмехнулся, заведомо зная ответ. — Уверен, всё у тебя получится. В конце концов, не напрасно ж избу рыбой просмердил?

— Да-да! — Арвиэль обрадованно затряс головой. — Вам Эртан про окуней проболтался? Вот засранец, а я хотел сюрприз сделать!

— Эх, малыш, малыш… — наставник растроганно смахнул несуществующую слезинку…

…Дома всё было по-прежнему, разве что народа стало больше. Мириада снова высушила хвост и расхаживала в рубашке Арвиэля, демонстрируя собутыльникам безупречные ноги, но вслух воздыхал только Симка, а развалившийся посреди комнаты Кусай вообще норовил последовать зову своего имени.

— Карасик мо-ой! — девица бросилась на шею приятелю, попутно отдавив хвост взвизгнувшей собаке. — А Эртан рыбки покушать принёс!

— И я тоже!

Арвиэль торжественно вручил Мириаде пряник, которым русалка, с чувством расчмокав всех, включая ошалевшего Кусая, поделилась с подружкой-дриадой. Места на диване для всех было мало, и Эртан по старой привычке оседлал перевёрнутое ведро, проигнорировав табурет. Симка угнездил в оленьих рогах, заменяющих вешалку, старую ушанку, а в оной угнездился сам с ответственным видом вперёдсмотрящего, вышедшего в ночной дозор с чаркой в напарниках, дабы не замёрзнуть под ледяным небом. Из распитой тары Ксанка составила башню, пояснив, дескать, это — праздничная ёлка в абстрактном стиле, так как до новогодней Щедрой Яблони ещё далеко, а праздника хочется. Когда Мириада предложила поводить хоровод, а Эртан поддержал первым, Арвиэль окончательно утвердился в мысли, что плевать ему и на бардак в доме, и на рыбный дух, и на шум — главное, друзья рядом.

А завтра — выходной.

Арвиэль залез в чулан и достал пыльную коробку с единственным сервизом из синего стекла: побьют так побьют.

— Интересно, сколько за них можно выручить, если сдать изготовителю? — осторожно сцедив глоточек, аватар приценился к «ёлке». Рябиновка действительно пошла мягко, крепость практически не замечалась — не удивительно, что стоимость приличная.

— Полушку выручишь, а должен три империала и четыре детинки, — русалка проницательно усмехнулась. — Но ты не волнуйся, рыба моя, — сегодня я угощаю. Расплатиться можно на выбор камушками либо монетами… чеканка, правда, века, эдак, позапрошлого, ну да золото — оно и в Океане золото.

— Откуда у тебя? — изумился Арвиэль.

— А-а, сваты в прошлый раз привозили. Сами смотали удочки, а дары я как трофей оставила.

— Да я сам как-нибудь рассчитаюсь…

— Не вопррос, ррассчитаюсь я, — сказал Эртан, как само собой разумеющееся. Ксанка поддакнула.

— Не мечите икру, ребята! — отмахнулась бокалом Мириада. — Не на хвост же мне эти монетки вешать, чтоб со дна не всплыть? А так на полезное дело пойдёт! Давайте лучше споём о вечном…

— О чём именно?

— О смерти, например… Чёрный у-угорь, что ты вьё-ошься…

Говорят, будто пение русалок сводит мужчин с ума…

И это — истинная правда!

Иначе с чего бы не чуждый эстетики аватар поддержал и про угря, и про несчастную любовь утопленки с сомом, которые, как известно, не пара? О частушках и говорить нечего. К тому времени, как Кусай увёл хозяев домой (Эртан всё порывался испробовать собачий способ передвижения, но его останавливала прихваченная у Арвиэля сковорода в руках любящей жены), в избе осталась одна полная бутыль рябиновки, одно храпящее «тесто» в ушанке да более-менее трезвая парочка на диване.

— Почему ты так замуж не хочешь? — поинтересовался Арвиэль. — Силль-Адара — река большая, Вековечный лес на берегу, да и до столицы рукой подать. Там купеческие ладьи ходят с цветными парусами, жизнь, точно речка золотая течёт, да и салют не только на Новый год устраивают, но и летом — сама ведь мечтала посмотреть…

Мириада задумчиво поболтала в бокале мизинцем, дунула — воронка не успокоилась, затягивая взгляд ровно омут.

— Почему? Понимаешь, карасик, это место — особенное, и все вы тоже особенные. Вот когда вас не станет, я уплыву, а пока буду здесь. Ты куда ходил вечером?

— Ну-у… — и Арвиэль всё рассказал, заодно попросив приятельницу пошугать от реки энтузиастов с прикормом, чтоб на глаза водяному не попались.

— Я же говорю — особенные, — с такой непривычной серьёзностью вздохнула Мириада, что Арвиэль даже немного испугался — не перепила ли? — Другой стражник в другом месте пригрозил бы деду магов натравить, если бушевать вздумает, а ты, вон, помочь хочешь. Что теперь делать думаешь?

— Закон о частной собственности нарушать. Симеона отправлю дома обыскивать. Когда он протрезвеет.

— Йа-а могу вотпрямщщас-сс! — Симка просочился сквозь ушанку и заковылял к дивану.

— Не можешь.

— Да плюнь ты на этот шушелев гребень! Дед побурлит, потом новый себе сделает и утихнет. Никого он не тронет, в том числе из-за того, что ты сам помощь предложил — нам, обычной нечисти.

— Зато в каждом из нас, обычных горожан, теперь потенциальное ворьё будет видеть. А человек, может, шёл по бережку, гребень увидал и решил, что наши девки обронили. Сунул в карман и пошёл себе дальше…

— Да разве ж его в карман сунешь?! — захохотала Мириада. — Он же огроменный и по весу как якорь!

— Как… якорь?.. — стражник упал лицом в колени. — Гы-гы-ы-ы…

* * *

Надо отдать должное Симеону, хоть он к утру и не протрезвел окончательно, но суть позывного «кошка на дереве» уяснил и удрал с поручением, даже почти не путаясь в лапах и направлении. Рыбаки вернулись к вечерней заре, и лодка, как и при отплытии, едва не черпала бортами воду, только уже по другой причине: теперь бочонки были забиты рыбой.

— Язь! Язя везё-ом! — поднявшись во весь рост, издали закричал капитан Прокопий.

— Надо же, наловили как-то! — изумился Сатьян. В подробности Арвиэль не вдавался, просто позвал сослуживца на реку, заявив, дескать, весело будет. И действительно, встречать рыбаков выплыл сам водяной вместе с русалками, включая вернувшуюся беглянку, у Сатьяна, естественно, оказалось «при себе»… в общем, получилось весело.

— Ну я же говорил! — аватар подмигнул хихикающей Мириаде.

Вскоре лодка подошла к берегу, и Геварн вылез, чтобы вытянуть её на сушу. Впрочем, на ногах он не удержался, и вытаскивали всем миром.

— Сушите вёсла, бросайте якорь! — сияя, как самовар, объявил Арвиэль. Он остался стоять по пояс в речке рядом с приятельницей. — А Симка где?

— Вон там он, — Темар ткнул корявым пальцем в бочонок, откуда доносилось характерное бульканье. — Прибёг ещё до полудня, балаболит что-то, лапами машет — мы и не поняли ничего, кроме того, что похмелить его надобно, а то совсем исстрадался, бедолага. Он и бряк в бочонок. До сих пор не вылазит, видать, вкусно ему там. Вот это я понимаю — наш человек, не то что хозяин. Ну и сами мы решили вернуться — клюёт-то шибко здорово, рыбу девать уже некуда, да и самопляс у нас почти закончился…

Пока Темар счищал тину с вёсел, Геварн принялся разгружать лодку. Сначала почтительно выставил бочонок с «утопленником», затянувшим нечто маловразумительно-унылое, затем вынес рыбу.

И вот наконец якорь уткнулся в песок длинным узловатым отростком, к которому была примотана цепь.

— Мой гребень! — водяной, до сих пор наблюдавший за всем со скептическим видом, выпрыгнул на берег и дрожащими лапами прижал к груди пудовое сокровище. Оно и впрямь походило на гребень: кусок дубового корня цилиндрической формы, вкруговую утыканный зубцами-отростками. — А вы — тати с дуплом в голове!

Рыбаки осовело переглянулись, сдвинув на затылки войлочные шляпы.

— Какой это гребень? — удивлённо спросил Прокопий. — Это ж корешок морёный! Вон там, в заводи, валялся, ну, мы подобрали и заместо якоря присобачили…

— Ах, корешо-ок?!! Ах, присобачили?!! Вот я тебя сейчас за твой корешок ко дну речному присобачу, будешь на Свитлицу заместо шута гостей моих потешать! — размахивая гребнем как булавой, разорялся водный дед. — Это мой гребень для спины.

Мириада и Арвиэль в обнимку стекли в воду, сотрясаясь от хохота.

— Ох, Матушка, только ради тебя и терплю этих балбесов! — непонятно к кому обращаясь, продолжал стенать потерпевший. — Мозгов как у лягушачьей икры! Один толковый парень среди вас, болванов, да и того скоро ума лишите! Тьфу!

На сей мажорной ноте водяной с силой рванул цепь, отодрав её вместе с половиной скамьи, к которой крепилась скоба, и со всем добром плюхнулся в речку, оставив на песке глубокий змеистый след хвоста и перевёрнутую кверху днищем лодку.

— Цепь-то хоть отдай! — взмолился Геварн.

— Во! — из воды высунулась когтистая дуля.

Один бочонок опрокинулся набок и, глухо булькая, с песнями покатился в направлении города:

— Плы-ывут щу-уки! Плы-ывут щу-уки! — Симке было лучше всех.

— Во, Сатьян, это твой! — Темар торжественно передал приятелю рыбу длиной в пол-аршина, но тот усмехнулся:

— Не, не мой, — и сунул язя Арвиэлю.

И вот толковый парень, а по совместительству образцовый стражник, единственный из отряда выучивший сорок правил Устава и почти всегда неукоснительно их исполнявший, вскочил на лодку как горный козёл и, воздев к небу сияющую на солнце рыбину, заорал на всю реку дурным голосом:

— Йа-а-азь!!!

Глава 9

Самый лучший подарок

— С прраздничком, капитан!

— Эртан, я и так себя в этом мундире чувствую, как бык под седлом, а тут ещё ты издеваешься, — проворчал новоиспечённый капитан городской стражи Арвиэль Винтерфелл, глазами продолжая искать кого-то в толпе. Судя по тускнеющему взгляду, не находил. — С праздником, ага…

Орк турнул приятеля локтем в бок.

— Прридёшь ночью в тррактирр пиво пить?

— Ты же знаешь, что не могу. Мне теперь полночи за этими приглядывать… да и за своими тоже, чтоб не учудили чего… — украдкой показав кулак стражнику Акиму, деловито приценивающемуся к разливному вину, Арвиэль перевёл взгляд на пару купцов-гномов, ожесточённо спорящих из-за места на ярмарке. Похоже, дело шло к драке. — Извини, друг, пойду вершить справедливость.

Эртан же, сунув руки в карманы, пошёл вершить покупки, а в первую очередь искать подарок жене. Ксандра заявила, дескать, лучший подарочек — сам муж, но орк помнил, как любимая мечтала о гранатовых серьгах и о новом изобретении для огородников — опрыскивателе. Ярмарка в этот Новый год удалась на славу: понаехали купцы со всех концов Неверры, даже горцы с Поднебесной Цепи пожаловали. Лоток одного из них и привлёк внимание орка необычностью товаров. На столе лежали выщербленные магическими рунами кубы, пирамидки, шары-светильники, женские статуэтки разной степени раздетости, коробочки с порошками. Чернявый смуглый торговец озарял сие великолепие тренированной улыбкой человека, который точно знает, что он один из всех лоточников способен осчастливить клиента прямо здесь и сейчас.

— Чэго угодно, дарагой? Товар на любоэ вкус, что ни вазми — нэ прогадаэшь!

— Это что такое? — Эртан ткнул когтистым пальцем в ларчик размером с ладонь, закрытый на магический замок. По ярко-алому фону вился чёрный растительный орнамент с рунами, искусно вплетёнными в листья и цветы. На перламутровой камее была вырезана девушка, держащая в одной руке поднос с фруктами, а в другой нечто вроде бубна.

— Эта, дарагой, вальшэбны заморский нэктар!

— Вино, что ль?

— Нэктар любовэ! Гар’ачий скадарский пр’анаст!

«Вино любое, на выбор», — отметил про себя орк.

— И пряники?

— Аха-ха-ха! Да-да! И пр’аник, и ватрюшка, и протчэ клюбничка! Чэго хочэш, то и будэт! Вах! — горец звучно чмокнул сложенные горстью пальцы. — Таки пэрси во всэй Нэвэрррэ не сышэш! Прэкрасны лотос с южных бэрэгов, нэобузданны и страстны, как горный кобылыц! Вкюсно кюшат, сладко спат! Самый лючши падарак для лючши друг! Покупай, не пожалэй, савсэм-савсэм нэдорого отдам!

«Пэрси, пэрси… Персики!» — догадался орк. А про какой-то «лотос» он ничего не понял. Наверное, в магической коробке одноразовая скатерть-самобранка — вот о них Эртан слышал, правда, тогда не поверил. Хорошая пирушка — то, что нужно, чтобы поддержать лучшего друга. В последнее время Арвиэль ходил как в воду опущенный. Эртан причину подозревал, но в душу к нему не лез, знал, что тот отшутится или отопрётся.

* * *

С гномами Арвиэль разобрался в момент, предложив бросить монетку. Просто, быстро, а главное, справедливо, и ничьи права не ущемлены — так Судьба-Кружевница распорядилась. Это был первый инцидент за сегодняшний день, хотя время уже подкатывало к часу. Можно сказать, что нынешняя ярмарка удалась: давки не было, прилавки торговцев никто не громил, товары шли ходко, народ резвился, пьянь под помостом не валялась, все ждали выступления потешников и того пуще — основного действа новогоднего торжества, именуемого салютом.

Заметив в толпе травницу, Арвиэль подошёл.

— С праздником, Марта! А ты чего сегодня не торгуешь?

— С праздником, Арвиэлюшка! — женщина расцеловала капитана в обе щеки, приковав к этой сцене с полсотни недоумённых взглядов. — Я уж распродала всё! Народ-то сперва Леськиной росписью на флаконах заинтересовался, затем и сами духи по нраву пришлись. А потом подошёл какой-то купец и разом всё оставшееся сгрёб. И на будущий год заказ нам сделал, вот! Ой, дружок, и подарок ты мне на Новый год поднёс — девочка-то на все руки талантище!

Это факт. Очень… изменчивое талантище, прямо сказать, двуликое.

— А сама талантище почему не идёт? Хотела же вроде салют с площади смотреть.

— Да нога у неё опять разнылась, ходить не может.

— Так попросили б кого из друзей её сюда принести, а тут стульчик бы поставили.

— А ты сам за ней сходи! — Марта многозначительно подмигнула. — С капитаном точно пойдёт.

Арвиэль скорчил унылую мину, дескать, в Новый год капитан городской стражи должен держать в руках покой и порядок на празднестве, а никак не хорошеньких девушек.

Но настоящая причина была в том, что как раз с капитаном Алесса точно бы не пошла.

— А ты ищешь что-то? Могу подсказать, я здесь всё уже раз пять обошёл.

— Гитару! — гордо ответила Марта.

— Гитару?!! Ты ж вроде не играешь.

— Зато Леська играет и сама песни пишет.

— Да ну! — ещё больше изумился парень. Действительно, у незнакомки из леса куча талантов: и знахарь, и художник, оказывается, ещё на гитаре играет и рифмоплётством увлекается.

— Ага. Она мне спела как-то, так я потом два часа рыдала, угомониться не могла.

— Почему?

— Жа-алко.

— Кого?

— Всех! Бродят они по свету, несчастные, неприкаянные, да никак встретиться не могут. Бе-эдненькие… ох, горюшко-то, лишенько… — Марта смахнула выкатившуюся слезинку.

— Гитары — там.

* * *

Ночью, уже после салюта, всё-таки случилась драка: два приятеля повздорили из-за смазливой подавальщицы Лушки. Арвиэль с Акимом их разняли, и парни помирились, решив, что мужская дружба важнее очередной юбки. Проверив напоследок относительную трезвость патрульных, Арвиэль пошёл домой, сделав крюк через аптеку. Там ещё не спали, слышался смех травницы — видимо, Алесса рассказывала очередную забавную байку из своей бродячей жизни. Если бы всё оставалось по-старому, можно было бы зайти на огонёк, обрадовав обеих хозяек, а не одну Марту. Если бы всё оставалось по-старому…

Симка ждал хозяина, дремля на диване кверху пузом. Новогоднее вино тоже дождалось, а вот запечённая с яблоками уточка уже хромала на обе ножки. Кроме этого, на столе был сыр и хлеб, а большего одинокому холостяку и не надо. Аппетита не было: голова начинала болеть, но пока терпелось. Арвиэль налил вина, но сделал только один символический глоток: пить в одиночку как-то грустно. Лучше спать лечь пораньше.

Домовой приоткрыл масленый от обжорства глаз:

— Хозяин, а к тебе Берта приходила!

— Я её видел на ярмарке, она в гости звала.

— Чего ж не пошшёл?

Аватар неопределённо пожал плечами.

— А я ходил! — погладив пузо, довольно объявил Симка. — Меня там вкусненьким угощщали, сказочки мои слушшали.

Арвиэль сжал виски.

— Симка, не ходи ты по чужим столам, не позорь меня. Можно подумать, я тебя не кормлю.

— Тебя у Берты чужим не щщитают… — домовой встревожился, положил лапки на колено Арвиэля. — Тебе опять плохо, хозяин?

— Нормально.

Но Симка знал, к чему обычно приводит мигрень, и бросился в ящичек с единственным лекарством от того, с чем не мог справиться аватарий дар. Кошмары прошлого, от которых не скрыться и не сбежать. Никогда.

— Закончилось! — кот всплеснул лапами. — Говорил тебе, хозяин, заранее запассай побольшше! Ты ж его свищщешь, как Демьян самогонку!

— Пожалуйста, не кричи.

— Сбегать в аптеку? — присмирел домовой.

— Нет, не надо. Обойдусь мокрым полотенцем.

Конечно, Алесса продала бы зелье ночному клиенту, но потом наверняка использовала бы это как очередной повод для насмешек.

* * *

Раньше дома пахло снегом или жареным мясом, когда мама готовила, но теперь всё заполнил густой вязкий запах крови.

— Мама? — неуверенно позвал мальчик, озираясь в кромешной темноте. — Эстель!

Так страшно… Нельзя паниковать! Аватар не имеет права поддаваться страху, иначе — смерть!

— Ма-ам… — шепнул Арвиэль и прислушался к тихим скрежещущим звукам, будто кто-то тёр деревом о дерево.

Дракон уже был здесь. Он всегда приходил к домику на побережье, стоило Арвиэлю вернуться туда во сне, и околачивался рядом, выбирая для атаки самый неожиданный момент. Если испугаться темноты и открыть дверь, он тут же кинется, и мальчик, за долгие годы перебравший все варианты развития событий, дышал кровью убитых мамы и сестры, сцепив зубы. Вот было бы рядом ведро с водой, уж аватар показал бы этому гаду, где раки зимуют, — прямо в глотку плеснул бы.

Может, на сей раз дракон уйдёт?

Но чуда не произошло. Пламя было настолько мощным, что дверь попросту рассыпалась пеплом. Огонь рванул внутрь дома, пожрав вспышкой два обезглавленных трупа на полу, и замедлился, оборачиваясь огромного роста фигурой в рогатом шлеме и с горящим клинком в руке.

— Симка-а-а!!!

* * *

— Хозяин! Хозяин, проснись!

— Ведро! — Арвиэль подскочил как ошпаренный, дико озираясь вокруг. Тёмные стены комнаты выгибались волнами, мебель плясала. Незнакомая какая-то мебель, грубая, не аватарья… Или всё же знакомая?

Стоп.

Это же его дом и его спальня.

— Ф-фух… — Арвиэль упал на подушку. — Спасибо, Симка.

— Ты б мне лучшше сливочек купил, хозяин, а спасибо я и сам тебе скажшшу, — промяукал из угла кот — видимо, туда домовой упрыгал от орущего, мечущегося хозяина, пока тот сам его нечаянно с живота не скинул.

Простыня, подушка, да и сам парень — хоть выжимай. Сменить бы бельё, но слабость ещё не прошла, и аватар отлёживался в ожидании, пока станет легче. Угнетало и то, что голова болела всё сильнее.

— Хозяин, пей, — матрас промялся, когда на него плюхнулась увесистая тушка.

— Это яд? Давай… — не открывая глаз, простонал Арвиэль.

— Шшто я, дурак, тебя травить? Кто ж меня кормить тогда будет? Это лекарство.

Но Арвиэль уже и сам это понял по набившему оскомину запаху. В некотором удивлении он приподнялся на локтях.

— Ты где его взял-то? Сам же говорил, что закончилось.

— Нашшёл.

— К Алессе ходил, что ли? — хмуро спросил аватар, но стакан взял — голова уже не просто болела, раскалывалась. — Я же просил!

— Говорю ж — нашшел! — рассердился кот. — А к знахарке своей сам ходи, коль хочешь, чтоб тебе ушши пооткусывали! Пей давай, горюшшко моё пожизненное.

— Я ей помог, значит, я за неё и в ответе, — махнув залпом горькое снадобье, Арвиэль поморщился. — Не могу не ходить — надо. Да и зелье её лучше помогает, чем Феодорино.

— Ну ходи, хозяин, ходи, — помолчав, проворчал Симка. — Только знай, што если и тебе всерьёз помощщь понадобится, она-то не лечить тебя станет, а потравит, да ишшо и посмеётся, когда помирать будешшь.

— Ошибаешься.

* * *

Тренькнул колокольчик над дверью, оповестив хозяйку заведения о том, что явились «больные деньги». Отвлекшись от раскладывания пучков каких-то травок, Алесса подняла на клиента ясные голубые глаза, которые потускнели, стоило Арвиэлю приветливо улыбнуться. Впрочем, ответную улыбку девушка изобразила.

— Привет, Алесса-из-леса.

— И вам добрейший утречок, господин капитан. — Голос у неё мелодичный, должно быть, и впрямь хорошо поёт.

— Алесса, ну просил же так не называть. Какой из меня господин?!

— Капитан, — повторила знахарка. Миниатюрная южанка была младше Арвиэля почти на пять лет, ниже ростом на полторы головы, но упорство у неё было аватарье. Жаль только, не в пользу шло.

— Ладно, — согласился Арвиэль, пока «остроухим» до кучи не обозвали. В начале знакомства Алесса подала это как комплимент — сперва надёргала до посинения, а убедившись в «настоящести», заявила, дескать, на её художественный взгляд, эльфу они очень идут. Теперь же в голосе слышалась издёвка. — Дай мне, пожалуйста, зелье от мигрени.

— Один флакон?

— Давай два. — Симка прав: лучше впрок запастись, а то мало ли.

— Бери сразу десяток, я тебе скидку сделаю как постоянному клиенту, — деловито предложила знахарка и прикусила язык: забывшись, «тыкнула» по старинке.

Арвиэль ободрился.

— Давай со скидкой.

Алесса решила компенсировать оплошность и язвительно поинтересовалась, щёлкая счётами:

— Что, хорошо вчера на ярмарке погулял, да? Птичка перепел совсем затюкала? Со скидкой с тебя две детинки, три сколки.

— Две детинки и пятинка, ты сколкой меньше насчитала, — поправил Арвиэль. Девушка грохнула счётами о стол, и парень поспешил исправить положение. — Впрочем, может, я ошибся. А как у нас на ярмарке гуляют, сама бы пришла да посмотрела.

— Да что ж мне там было делать, господин капитан? Больную ногу у лотка морозить али под бубен с медведем её оттаптывать?

— Валенки надень! Лесович такие валяет, что ни мороз, ни медведь не страшны.

— И как я сама не додумалась? А к валенкам юбку б нацепила, которой мы пол моем, шалькой дырявой обмоталась бы, да поклонилась поясно: «Здра-асте свят-батюшка господин капитан! Нижайше благодарствуем, что бродяжку залётную не гоните!»

Арвиэль поморщился: однообразие «шуток» начинало утомлять. А ведь всё начиналось иначе, пока…

«Алесса, а ты на ярмарку придёшь? Вот увидишь, здорово будет, особенно когда салют запустят!»

«Если честно, побаиваюсь пришлых — мало ли что за люди… Я и местных-то едва знаю, а они — меня. Я — девушка слабая, кто на мою защиту встанет?»

«Ну, приехали — «кто»! А я? Я-то — не слабая девушка», — справедливо возмутился аватар.

«Да-а, а вдруг тебе физиономию распишут, а я себя виноватить буду? — Алесса подмигнула. — Да и потом, кем я потом на рисование буду вдохновляться?»

«Кхе! — Арвиэль поперхнулся чаем: знахарка сразу раскусила, чем его смутить, но делала это не из вредности, а просто забавы ради. — Вот уж не думал, что мне отведена столь почётная роль… На празднике будет полно стражи, уж они-то своё дело хорошо знают».

«Видела я ваших стражничков! Хамы и пьянь!»

«Уверяю, что капитан стражи не пьёт и в состоянии постоять и за себя, и за тебя. Если хочешь, он от тебя вообще отходить не будет».

«С чего бы самому господину капитану за мной бегать!» — фыркнула Алесса.

«Не бегать, а присматривать, — поправил Арвиэль. — И господин капитан только что пообещал тебе это лично».

…Тогда казалось, что момент для откровений подобран идеально. Они гоняли чаи на кухне, болтая о всякой ерунде, перемежаемой шутками и беззлобными подковырками с обеих сторон. Арвиэль чувствовал, что Алесса видит в нём если не друга, то, по крайней мере, существо, в чём-то похожее на неё саму, такое же одинокое в мире людей. Девушка тянулась к нему, но ненавязчиво, в отличие от Берты, и это ничуть не раздражало. Даже льстило почему-то.

Увы, «идеальный момент» поставил жирную точку в нормальных отношениях…

— У вас всё, господин капитан, аль ещё какое дело найдётся? — знахарка нетерпеливо забарабанила пальцами по прилавку.

— Просьба, — кивнул парень. — Говорят, ты на гитаре здорово играешь. Сыграла бы, а?

— Кто говорит?

— Марта.

— А-а… Да, играю! Я уже целых три аккорда выучила и могу сбацать «Во садочке во моём козы разгулялись»!

Арвиэль не поверил: кончики пальцев у Алессы были твёрдыми, но уже без мозолей, как у опытных гитаристов.

— Это я и сам могу сбацать, а хотелось бы что-нибудь твоё послушать… Ну, пожалуйста, сделай мне подарок на Новый год!

— Боюсь, подарок не слишком хорош для вашего абсолютного эльфийского слуха, так что звиняйте — стесняюсь! — девушка развела руками. — А теперь, если вы не против, я буду работать. Ко мне клиент вот-вот подойти должен.

При таком раскладе сохранять доброжелательность становилось всё сложнее, но Арвиэлю аватарье упорство дано от природы.

— Алесса, ну чего ты вредничаешь? Раньше ведь нормально общались.

— Сразу надо было говорить, кто ты, а не изображать из себя обычного парня. Я, извини, не твоего полёта птица и своё место знаю.

— А если когда-нибудь мне понадобится твоя помощь, откажешь?

— Отчего же? Я ж знахарь, я всем помогать обязана.

— Так по логике, для тебя все должны быть равны.

— По… чему?

— Это когда второе вытекает из первого, — мягко пояснил Арвиэль.

— Умничать меньше надо, коль и я для тебя — равная! — неожиданно взбеленилась Алесса. — Ты меня за дуру неграмотную держишь, поправляешь постоянно, к словам цепляешься, одёргиваешь! Всё, приём окончен!

Парень взял лекарство и ушёл, напоследок обернувшись от двери.

— Не я тебя, а ты меня за дурака держишь.

Наверное, прозвучало слишком обиженно. Сведённые к переносице брови изогнулись крутыми дугами, из глаз ушла злость, сменившись растерянностью. Алесса вновь стала сама собой: знахарем, художницей, музыкантом, да и просто интересной остроумной девчонкой, к которой в любой момент можно заскочить так, без повода. Арвиэль не стал ждать, пока она возьмёт себя в руки, и закрыл дверь.

Она постучалась в ворота в ночь, когда Арвиэль получил должность и значок капитана. Мороз стоял такой, что покрытые инеем деревья звенели как треснувший хрусталь, будто вот-вот норовили рассыпаться. Погодка была вполне по аватарьему вкусу, но для полуобморочной незнакомки с перебитой капканом ногой лишний час на улице мог стать последним. Хрупкая безобидная девушка с глазами оборотня…

Оборотниха, нечисть, в тот момент такая уязвимая. Можно было и клинок не доставать, просто свернуть ей шею, и дело с концом. Так должен… нет, обязан был поступить любой аватар и любой капитан городской стражи. Без раздумий и без сомнений.

А Арвиэль не смог. Так вот.

Отнёс девушку к Марте, попросив сказать, будто травница сама её нашла, и, естественно, Алесса не догадывается, что Арвиэль в курсе её «ма-аленькой» хвостатой проблемы. Теперь ответственность за спасённую оборотниху лежит только на нём. Как она себя поведёт? Не причинит ли вреда кому? Приживётся ли?

Пока Алесса контролировала в себе зверя, даже полнолуние пересидела дома. Арвиэль приходил к ней без сабель и капитанского значка, выгадывая момент, когда девушка привыкнет настолько, что можно будет поговорить обо всём начистоту. Выгадал, угу. Дубина!

Что бы ты ни сказал, что бы ни сделал, оборотень всегда будет видеть в стражнике лишь охотника и палача. Эта ненависть — врождённая, впитанная с кровью и молоком матери, и ничего с ней не поделать.

Естественно, что девушка стала отталкивать опасного «друга». Однако аватар не сдавался, надеясь всё вернуть. «Надежда жива, пока живёт вера в неё» — таков девиз семьи Винтерфелл. К тому же сбегать Алесса вроде не собиралась, да и отношение к капитану у неё было, скорее, двояким — сказывалось первое впечатление.

Дома выяснилось, что Симеон, ночью перенервничавший из-за хозяйского приступа, успел сожрать утку, за что был жёстко отруган. Возмущённо сопя, кот задрал хвост и направился к двери, бросив через плечо: «Обиделсся!» К ужину он не вернулся, зато пришёл в гости Эртан, чем-то довольный донельзя.

— Во! Подаррок для лучшего дрруга! — и гордо вручил вычурный ларец, резко воняющий колдовством.

— Эрта-ан… Ты же знаешь, что я эту магию-шмагию людскую терпеть ненавижу, — улыбка приятеля скисла, и Арвиэль скрепя сердце решил уступить. — Ну ладно, извини. Спасибо тебе. А что это такое?

— Скатеррть-самобрранка!

Аватар скептически хмыкнул.

— Скатертей-самобранок не существует, дружище, просто потому, что невозможно создать предмет из ничего. То, что маги делают, — обманка, материальный морок. Сколько ни съешь, всё равно голодным останешься.

— Зато вкусно! — не сдавался приятель.

— А ты уверен, что это скатерть? Вдруг там джинн сидит, вернее, джинниха, судя по картинке? — шутливо припугнул Арвиэль. Джинны или шедхе исполняли три желания, но, как правило, это оборачивалось бедой для самого взывающего, так что с демонами огня связывались только самые рисковые или безголовые люди. Нелюди — никогда.

— Уверрен! С вином, перрсиками и лотосами!

— Лотосы разве едят? — озадачился аватар. — Впрочем, наверное, они там для красоты. И как её активировать?

— Потрри кррышку, и будет тебе, чего хочешь — хоть клубника зимой!

Арвиэль неуверенно тронул кончиками пальцев шероховатую поверхность. Не укусило, заклинанием не шибануло, и джинниха из ларца не вылезла. Осмелев, аватар погладил крышку ладонью. Друзья затаили дыхание. Пару мгновений ничего не происходило, а затем ларец окутал лиловый свет и из глубины полилась музыка — необычная, но приятная, навевающая мысли о жарком юге, караванах медлительных невозмутимых верблюдов, гружённых шелками да пряностями, игристом вине, сеющем по тонкостенному бокалу золотыми бликами, и загорелых красотках в полупрозрачном платье, это вино подающих. Ну, по крайней мере, так Берен Скадар описывал.

— Музыкальная шкатулка? — предположил Арвиэль. — А где мои персики в лотосах?

— Наверрное, подождать надо, и появятся. Или сплясать!

— С кем? — резонно спросил аватар.

И отшвырнул потяжелевший ларец, сам отскочив на добрую сажень, будто над крышкой, постепенно сгущаясь и набирая форму и цвет, извивалась гремучая змея, а не ЭТО. Какое-то время парни обалдело таращились на «подарок для лучшего друга».

— Оп-паньки… — наконец отмер Арвиэль. Это определённо была «самобранка» — сама, правда, молчала, а вот аватар едва не выбранился от неожиданности.

— «Пэрси» что надо! — подтвердил Эртан.

— Н-да… Хорошо хоть «скатерть» к ним прилагается. А теперь главный вопрос: что мне с ней делать?!

— Как что? Наслаждаться жаррким зррелищем! — ухмыльнулся приятель, похоже, войдя во вкус, — стойку он сделал, как на бочонок свежего пива.

Лично Арвиэль не видел ничего замечательного в девке с гитарообразной фигурой, самозабвенно танцующей посреди гостиной. Двигалась она, правда, здорово, умудряясь одновременно управляться с бубном и удерживать на голове поднос с виноградом и фруктами, над которыми обсидиановой башней возвышалась запотевшая бутыль вина, но! Во-первых, плавный танец под мерную музыку навевал какой-то дурманящий сон. Во-вторых, платье девушки походило на позабытый в речке невод, к которому половодьем налепило разнообразный мусор от прошлогодней листвы до дохлых крыс (Арвиэль понятия не имел, что за шкурки болтаются у неё на поясе вперемешку с золотыми бляхами, да, признаться, и не желал знать). В-третьих, загорелая мускулистая блондинка с умопомрачительными формами была абсолютно не в его вкусе. А в-последних, но не по значимости, от танцовщицы разило смесью каких-то терпких духов и колдовства. Для аватара, остро реагирующего на любой запах, эта смесь оказалась гремучей, и Арвиэль расчихался.

— Лучше б ты горянку с саблями купил, — утерев рукавом нос, заметил парень.

— Баба и баба, какая тебе рразница?

— В бабе и разница. Ты её «пэрси» видел? — аватар широко расставил руки, точно собираясь обнять вековой дуб. — У меня просто слов нет!

— У меня тоже… — Эртан шумно сглотнул слюну.

— Вот и мне плюнуть хочется. В общем, забирай свои «южные пэрси в лотосе» и утаскивай к шушеля матери.

— Как я её утащу?! А если увидит кто?

— За пазуху сунь! Или ещё куда! Мне дома намороченная девка не нужна! — скрестив руки на груди, категорично отрезал капитан.

— Остынь, дрружище, — орк расплылся в доброй клыкастой улыбке. — Тебе не нрравится, так дай хоть я полюбуюсь на экзотику. Где ж ещё увижу?

— Получается, ты сам себе подарок купил, — «остывая», усмехнулся Арвиэль. — А если в гости кто зайдёт? От моей репутации останется то же, что и от девицы, когда заклятье выдохнется.

— Что?

— Пшик!

— Да не неррвничай ты! Прридёт кто — отделаемся! Как тогда, когда Мирриада с дедом поцапалась, а мы её у тебя в бочке пррятали!

Вспомнив подвиг почти трёхлетней давности, друзья расхохотались.

— Ладно, — отсмеявшись, Арвиэль настороженно оглянулся на дверь. — Наслаждайся экзотикой, а лично мне интересно, как оно работает.

Эртан тоже загорелся жаждой знаний, и приятели приблизились вплотную. Завладев ларцом, Арвиэль закрыл крышку, потёр, снова открыл, похлопал ею просто так, но ничего не произошло. Видимо, заклинание выдыхалось само, когда заканчивалась мелодия.

— Это иллюзия? — вернув ларец на пол, с нарастающим интересом спросил аватар.

Орк, ничтоже сумняшеся, ткнул пальцем в одну из «пэрсей», пробив насквозь. Фыркнув, аватар в шутку схватился за вторую и замер. Танцовщица, томно прикрыв глаза, провела языком по пухлым карминовым губам.

— Не иллюзия… — запоздало убрав руку, пробормотал капитан. Он задумчиво обошёл девицу кругом, после чего заключил: — Похоже, этот морок материален лишь для одного… ммм… потребителя.

— Безобрразие! — возмутился приятель. — Я её купил, а теперь даже потррогать не могу?!

— Так активировал-то я. И для чего это предусмотрено? Хм… Интересно, виноград тоже для меня настоящий? Можно? — вежливо спросил девицу аватар — та сняла с головы и радушно протянула ему поднос, не прерывая танца. Поборов брезгливость и не дыша, Арвиэль сунул виноградинку в рот. — О, да, вполне! И вкусная штука, кстати. Но тебе, Эртан, сие блаженство не светит, так что айда пить вино — моё, настоящее, и смотреть экзотические танцы. Предложил бы утку на закусь, но кое-кто нас опередил. Сало будешь?

— Спррашиваешь!

* * *

В то время как друзья предавались умеренному разврату и чревоугодию, Симка сидел у Берты (которую, кстати, и перепугал ночью, попросив срочно найти средство от мигрени, — дескать, хозяину совсем худо), ел густые сливки и жаловался на жизнь. Вернее, пытался жаловаться, потому что девушку гораздо больше беспокоило здоровье ненаглядного Арвиэлюшки, в которого она была влюблена с тринадцати лет. Ах, эти изумрудные глаза! Они являлись во снах, отражались в тазу, когда Берта мыла посуду, смеялись из каждой зеркальной поверхности, мерещились в листве и никак не желали выветриваться из головы. Кажется, даже овцы, стоило Берте зайти в овчарню, начинали насмешничать.

Впрочем, дочку овцеводов весеннее состояние устраивало, тем паче что парень относился к ней доброжелательно, а родители были не против породниться с остроухим. Просто надо подождать. Ещё год-другой Арвиэль поребячествует, потом сам о семье задумается. А с кем, как не с общепризнанной городской красавицей с неплохим приданым?

— Не любит хозяин доброго верного Симку, обижшшает! Сегодня вот прорвой обозвал, а за что? Птичка-то была на пол-укусса! — жалостливо причитал домовой.

— Так ему, наверное, не полегчало? — не на шутку встревожилась Берта.

— Полегчало, коль к знахарке своей побежшшал, едва забрезжило, — отмахнулся кот.

«Своей?!» — мысленно в негодовании возопила девушка.

«Своей, своей!» — сам себе злорадно усмехнулся Симка. У домового был целый стратегический план: просто Берта ему нравилась, а Алесса — нет.

— Так они вроде уже не ладят.

— Да кто их разберёт — ладят, не ладят… Дай-ка мне вот этот пирожок… И вон тот тоже… И плюшшку ишшо.

«Надо срочно Симку спровадить и сходить Арвиэлюшку проведать», — внутренне робея, подумала Берта, но тем не менее решение было окончательным, и отдавать без боя своё девушка не собиралась.

* * *

Арвиэль с Эртаном так увлеклись игрой в дурня, что пропустили окончание представления и опомнились только в полной тишине. Музыка закончилась, но танцовщица исчезать не собиралась. Морок стоял, опустив руку с бубном, а другую положив на талию, и, похоже, ждал каких-то указаний. Друзья продолжали тупо пялиться поверх вееров из карт, и танцовщица, не дождавшись сигнала, сама задала вопрос на незнакомом наречии. Голос у неё оказался низкий, с томной хрипотцой.

— Оно разговаривает?! — изумился Арвиэль.

— Трретьей будешь? — обрадовался Эртан. Девица молчала, тогда орк предпринял новую попытку: — Ты вообще игрраешь?

— Оно, похоже, только по-скадарски понимает.

— Господин желает поиграть втроём? — обратившись к Арвиэлю, на чистейшем межрасовом спросил морок.

— Ещё как! — вперёд друга подтвердил орк.

— По-моему, это не лучшая идея, — пробормотал капитан, заворожённо созерцая надвигающуюся угрозу, которая поводила бровями, покачивала бёдрами и вообще вела себя подозрительно. — Эрта-ан! — взвыл аватар после того, как морок без приглашения плюхнулся к нему на колени и запустил руку под рубашку.

— Гы-гы-гы!

— Э-э, барышня! Вам чего от меня-то надо? Он вас купил, к нему и идите!

— А ты активирровал!

— Девушка, мне ваши услуги не нужны! Вы всё не так поняли! — умудрившись-таки схватить настырный морок за запястья, Арвиэль попытался воззвать к благоразумию.

— Ну не робей же, моя ледышечка, и я разожгу в тебе огонь…

— Вы, несомненно, прекрасны, но, увы, не в моём вкусе!

— А ты попробуй, тебе понравится…

— Я так не думаю, — выкрутившись из объятий, парень вскочил и попятился к двери чисто машинально, умом понимая, что на улицу ходу нет с таким-то балластом.

— Иди же ко мне, шалунишка… — протянул руки морок.

— Девушка, вы мне не нравитесь! — честно признался Арвиэль.

— Господин такой шутник! — призывно подмигнула девица.

— Пресветлая, да она хуже Лушки!

Эртан бессовестно ржал, повалившись спиной на диван.

Впрочем, аватар был несправедлив: в отличие от развязной Лушки, намороченная девица на шею с визгом не прыгала и одежду (точнее, её подобие) с себя содрать не пыталась, просто неотступно, как привязанная, следовала за целью. Арвиэль трижды обошёл гостиную по периметру, но расстояние между ними не сократилось.

— Может, оно с петухами само исчезнет, а? — от безысходности предположил парень.

— Скоррее, когда с возложенной «миссией» спрравится, — хмыкнул Эртан.

— Только через мой труп! Девушка, вам нравятся трупы?

— Мне всё понравится, милый, ты только намекни.

— Ну и сви… в общем, удружил ты мне, Эртан, — остановившись и опустив руки, с чувством сказал Арвиэль. Этот цирк порядком надоел, колдовская девица — тем более, но обозвать её «подложенной свиньёй» язык почему-то не повернулся. — Сейчас по закону подлости ещё кто-нибудь припрётся.

Закон подлости сработал безотказно — в дом капитана Винтерфелла постучали тихонько, но настойчиво. Аватар развёл руками, мол, я так и знал! Затаиться и переждать не вышло бы: огоньки от двух масляных ламп просвечивали сквозь занавески, значит, хозяин дома.

— Арвиэль? Арвиэль, открой, пожалуйста!

— Шушеля мать, это Берта… — простонал Арвиэль, не обращая внимания на льнущую к нему «скадарчанку».

— У тебя, конечно, есть идея, — уверенно сказал орк, которого ситуация только забавляла.

— Как обычно. Эртан у нас кашеварит, а «Арр Арвиэлю» расхлёбывать.

— Ага! — охотно согласился приятель.

— Так. Иди скажи Берте, что я заболел, напился, умер — что угодно! Пойдём, — мотнув головой в сторону спальни, велел парень.

— Господин желает уединиться?

— Господин желает, чтобы ты уединилась вон там! — Арвиэль ткнул пальцем в ларец. — Но так уж и быть, уединюсь с тобой за компанию.

В компанию к ним обоим аватар прихватил метлу, но в спальню не занёс, а оставил снаружи прислонённой к косяку. Похоже, морок видел в темноте не хуже эльфа-оборотня, потому что скромную холостяцкую комнатку оглядел с заметным любопытством, остановившись на узкой койке.

— Не дворец, конечно, но живу, — сказал в оправдание Арвиэль и почувствовал себя идиотом…

…Тем временем на пороге состоялся такой диалог.

— Эртан, ты здесь? — изумилась Берта.

— Угу, — орк мотылялся перед ней туда-сюда, заслоняя обзор комнаты.

— А… Арвиэль где?

— Умер! — машинально выдал Эртан последний из перечисленных приятелем вариантов.

— Как умер?!! — взвилась девушка. — Пусти к нему сейчас же!

В глубине дома раздался грохот, комментируемый отчётливым «…юмать!»

— То есть я имел в виду — пьян, — поправился орк. — Мерртвецки!

— Арвиэль?! — Берта изумлённо захлопала ресницами. — А ты почему тогда трезвый?

— А я его откачивать прришёл, пока он дом не рразнёс, — пояснил Эртан, обернулся и добавил: — Врроде почти получилось…

…Арвиэль не сопротивлялся, пока девица расстёгивала его рубашку, однако едва последняя пуговица покинула петельку, выскользнул из рукавов, крутнулся юлой за дверь и походя набросил метлу поверх дверной ручки, уперев черенком в угол. Морок пытался схватить удирающего «клиента», но пальцы лишь мазнули по гладкой коже — уцепиться теперь было не за что. Триумф омрачился тем, что, на бешеной скорости не удержав равновесия, аватар спиной влетел в чулан напротив, обрушив вешалку.

— Твою мать! — Шишка на затылке вызревала нехилая.

Дверь спальни слабо подёргалась, но засов укрепился надёжно, а сквозь дверь «господина» материальный морок просочиться не смог. Вот так-то!

Оттеснив Эртана, Арвиэль вышел на порог и скрестил руки на груди.

— Привет, Берта.

— Ой! — зардевшись аки маков цвет, девушка потупилась. — Привет… А Эртан говорит, ты пьяный…

— Уже нет. Просто лечился горячим вином и немного переборщил.

— Ты что, заболел?!

— Да, у меня температура.

Рука Берты тотчас легла на лоб. Девушка даже о скромности позабыла, подняла обеспокоенное лицо. Парень аж умилился: хоть кто-то о нём реально беспокоится.

— Холодный…

— Так я и говорю — пониженная.

— А зачем тогда разделся?

— Ну-у… Знаешь, иногда температура бывает высокая, а тебя знобит?

Подумав всего с полминутки, девушка кивнула.

— Мне, наоборот, при пониженной жарко. Поняла?

— Ага-а… — глаза и выражение лица Берты напоминало тех, кого она на лугу пасёт.

— Вот и славно. Пойду-ка я лягу.

— Ой, а я лимончик целебный на ярмарке купила! Давай тебе чайку заварю?

— Нет! Вдруг я заразный? Кхе-кхе! — Арвиэль демонстративно покашлял в кулак, для пущей достоверности согнувшись пополам. — Заболеешь ещё, а мне потом перед твоими мамой с папой извиняться.

— А если Эртан заразится, будешь перед Ксаной извиняться, да?

— Придётся, но в данном случае нам с ним терять уже нечего. А ты лучше иди-ка домой.

— Да я… — девушка замялась, потом решительно сдвинула брови — Арвиэль даже удивился внезапно появившемуся характеру. — Я поговорить пришла.

— Давай завтра, а?

— А разве так быстро выздоравливают?

— Я выздоровею, — пообещал аватар.

* * *

В последнее время Арвиэль избегал встречаться с Береном Грайтом, а причина была в ней — в этой треклятой Алессе. Капитан не мог не сказать градоправителю, что принёс в город оборотниху, и скандал разразился жуткий. С годами всё более послушный человеку, мальчишка вдруг как с цепи сорвался, отстаивая права изменчивой твари с непредсказуемым нравом, а выдохшись и исчерпав все аргументы, безапелляционно заявил, дескать, если Берен её выгонит, аватар уйдёт следом. Упёрся рогом, и всё тут, ничто не проняло! Главное, непонятно почему! «Каждый имеет право на жизнь», надо же! «Под крыло взял», ну-ну!

Берен знавал одного хорошего сильного человека, которому оборотниха вскружила голову, а потом просто взяла и исчезла, разбив его сердце вдребезги. Без малого двадцать лет прошло, а до сих пор семьи не завёл, всё ту вертихвостку ждёт.

Господин Грайт и мысли не допускал, что Арвиэль так же вот без памяти влюбится в свою «подзащитную», но, обзаведясь таковой, парень стал ершиться, хорохориться, а скоро полностью выйдет из-под контроля. Ни своенравный воспитанник, ни самостоятельно принимающий решения капитан стражи (из-за попавшей в капкан Зосия оборотнихи даже решил запрет на силки ввести, ха!) градоправителя не устраивал. До праздника Берен ждал, что Арвиэль сам придёт каяться, но теперь скрепя сердце решил наступить на горло собственной гордости.

Господин Грайт залпом допил сливянку, взял шпагу-трость и пошёл разбираться с воспитанником.

* * *

— Ф-фух! — спровадив Берту, друзья привалились спинами к двери.

Морок вёл себя тихо, позволив более-менее собраться с мыслями. Наугад взяв рубашку из стопки неглаженого белья, Арвиэль в раздумьях сел за столик, где Эртан уже разлил остатки вина. Опустевшую бутылку поставили на пол согласно народному суеверию.

— В общем, так, дружище! — Арвиэль решительно стукнул бокалом о столешницу. — Иди на постоялый двор Кирима, разыщи там этого торговца и узнай, как можно от этой «экзотики» избавиться. Обратно в ларец загнать, заклинание развеять, уничтожить — всё, что угодно, лишь бы подействовало.

— А если он сам не знает?

— Тогда тащи сюда за шиворот! Запру его вместе с этой штукой и держать буду до тех пор, пока не придумает! — свирепо выдал парень, зная, что такую подлянку Эртан другу всё равно не сделает: горцы языком мелят не хуже деревенских баб, через час весь город знать будет, как их капитан развлекается.

Орк не заставил просить дважды, быстренько оделся и побежал «колоть» горца. Арвиэль развалился на диване, лаская раздумчивым взглядом бутыль материально-морочного вина. Плюнуть, что ль, на всё, зажать нос, да и выпить? Тем более к запаху колдовства вроде почти принюхался.

Следующего визитёра Арвиэль встретил спокойно, но пить передумал.

— Я вернулсся! — объявил Симка, запрыгнув на диван.

— Вижу, — хмыкнул аватар.

Сообразив, что ругать его больше не будут, домовой шумно потянул носом.

— Ты ж, хозяин, колдовство терпеть не можшшешь!

— Не могу, но терплю. Пока что.

— Зачшшем тогда столько вкуссного купил?

— Силу воли испытываю. — Ещё не хватало Эртана приплетать.

Кот увидел пустую бутылку на полу, посопел, но внимания не добился и сказал укоризненно:

— Вот ты меня за утку ругал, хозяин, а ссам вино взял и вылакал!

— И что?

— А к нам госсподин Берен в госсти идёт!

— Ч-что?! — Это была уже не проблемка, а катастрофа. — Он далеко? Тебя видел?

— Меня не видел и пока далеко, но идёт той жшше дорогой, что и обычно. А шшто?

Арвиэль бережно взял вякнувшего от изумления кота, усадил на колени и, подняв усатую голову за подбородок, заглянул в глаза.

— Симка, кроме шуток, но я либо жив, либо нет. Делай всё, что скажу, и ни о чём не спрашивай, а я тебе потом банкой сливок проставлюсь. По рукам?

— Да я и без сливок… — прочувствовав хозяйское настроение, кот не вредничал. — …Хотя со сливками лучшше выйдет!

— Сейчас Берена встретишь и скажешь, что я ушёл в стаю к Тиэлле, а на рассвете вернусь. Что угодно сделай, но пусть отсюда уходит! Справишься?

— Спрашшиваешь!

Наспех упрятав в чулан улики — пустую бутылку, поднос и ларец (сало оставил Симке в качестве задатка), Арвиэль постучался в спальню.

— Эй, ты как там?

— Жду тебя, о, пытливый господин, охочий до познаний всевозможных. Не пожелал ли ты вкусить телесных? — в голосе почудилась усмешка.

Арвиэль с трудом подавил желание заглянуть в спальню: может, девица — не морок, а какая-нибудь нечисть? Да нет, колдовством-то от неё пахло…

— Не пожелал. Сиди тихо, не то придёт злой дядька, и останется от тебя пшик!

«А потом мне по шее даст…» — тоскливо подумал парень, залезая в чулан.

Несколько лет назад случился весьма… щекотливый инцидент с вечно юной и свободной красавицей Марикой. Арвиэль вообще считал себя пострадавшей стороной, однако Марика расценивала иначе, в связи с чем прицепилась к парню как пиявка и таскалась к нему домой и в караулку до тех пор, пока её открытым текстом не послали в жаркие страны. Обозлившись, девица принялась трепать языком направо и налево, но, хвала Пресветлой, репутация у неё была не ахти, и горожане не особенно-то поверили. Конечный результат слухов достиг высшей ступени северингской иерархии — господина градоправителя. Берен чуть не поседел, выслушивая от дядьки Темара о воспитаннике уже откровенную чушь. Естественно, пришёл к Арвиэлю расставить все точки над «ё»… В общем, Берен поговорил с Марикой по-своему, после чего девица ещё до-олго ходила тише мыши, но воспитаннику навешал так, что у того сутки в ушах гудело. Правда, потом страшно раскаивался, однако Арвиэль предпочёл забыть о затрещинах, а наставнику помог это сделать, применив эльфийские чары. Да, обманул, но во благо.

Совсем недавно был скандал из-за Алессы. У-ух, какой скандал! При одном воспоминании у Арвиэля до сих пор саднило в горле — так пришлось орать, защищая свои принципы и жизнь оборотня.

Но если Берен увидит намороченную девку в спальне аватара, еле терпящего колдовство, то… Страшно представить, что будет. Скорее всего — остроухий труп на домашнем аресте, обложенный кучей лекарств для укрепления съехавшей крыши.

Ожидание затянулось, и Арвиэля стало уже реально потряхивать. Когда он начал подумывать, из какого дерева гроб себе заказывать, наконец объявился Симеон и был немедленно схвачен за грудки.

— Ну?!

— Ушшёл!

— Уфф! Хвала Пресветлой!

— Не Пресветлой, а мне! А шшто это у тебя, хозяин, в сспальне морок делает?

— А что он делает? — машинально спросил Арвиэль.

— Книжшшку твою листает.

— Чего? — опешил аватар.

— Про жшшивотных, с гравюрками, — деловито уточнил Симка, — ту, что Берта подарила.

— Симка, оно точно морок?

— Говорил тебе, хозяин, не водись с оборотнихами! Напоит пакосстью какой, совсем головушшка варить перестанет. Ты из-за морока так испужшшался?

— Угу, — прихватив ларчик, аватар выбрался из чулана и подозрительно покосился на дверь — из спальни по-прежнему не доносилось ни звука. Что, морок всерьёз картинки с животными увлекли?! Бред!

— Я сказал, шшто ты к Эртану ушшёл.

— А? А-а… — Арвиэль сполз по стенке, нервно хихикая, и уронил лицо в ладони. Кошмар. Бардак. Абсурд. Всё не то. Аватар мог похвастать приличным словарным запасом на любом наречии Неверры, но к данной ситуации ни одно определение не подобралось. Хотя нет, одно есть.

Баргуза. Причём полная.

— Он вссё равно не поверил бы, шшто в стаю. Ты ж до конца гуляний за порядком следить будешшь, значит, должшшен находиться в городе постоянно.

Удивляться уже сил не было, и этот сюрприз — единственный приятный за вечер — клином выбил все предыдущие. Капитан моментально взял себя в руки.

— Ах да, это верно, — посерьёзнев, Арвиэль с уважением посмотрел на недалёкого обычно кота. — Хвалю, новобранец. Симка, сослужи-ка мне ещё одну службу. Эртан сейчас идёт к Кириму, так вот найди его и обрисуй всё как есть. Пусть дует домой и разбирается с Береном по ситуации. Он сообразит, что делать. Это всё.

— Так точно! — шутливо козырнул кот. — Две банки сливок и ватрушшка.

— Хоррошшо… шантажист несчастный!

Скорчив умильную рожицу (да-да, я такой, хозяин, но всё равно ты меня любишь и купишь мне всё, что обещал!), домовой исчез. Арвиэль остался сидеть на полу в обнимку с ларцом в каком-то ступоре, отрешённо водя взглядом по метле туда-обратно. Пройдёт время, и они с Эртаном не раз посмеются за бочонком пива над курьёзной ситуацией, сейчас же казалось, что этот вечер никогда не закончится, а гости так и будут ходить друг за дружкой, пока Арвиэль сам не запутается, кому что наврал. Эртан и Симка вечно останутся на побегушках. И так и будет сидеть и ждать своего нынешнего «господина» танцовщица, собственно, не виноватая в том, что она — всего лишь созданный для развлечения морок.

Из спальни легонько поскреблись.

— Господин?

— А?

— Я что-то не так сделала, господин?

— Всё так, просто… — просто надоело врать. — Ты же сама знаешь, что ты ненастоящая.

— Но ты меня видишь, говоришь со мной и можешь дотронуться, значит, для тебя я настоящая, — возразил морок.

— Настоящая — это та, что рядом с тобой всегда, а твоё заклинание рано или поздно выдохнется, и ты… уйдёшь.

— Но настоящие тоже уходят, мне говорили. Или не приходят, когда их ждут, даже если на самом деле хотят прийти.

На это контраргументов не нашлось.

— Я вижу, ты чем-то расстроен, господин. Могу помочь.

— Можешь, — согласился аватар, — если залезешь обратно в свой ларчик и закроешь крышку изнутри.

Морок ничего не ответил, решив, видимо, продолжать расширять кругозор по разделу «Животный мир Неверрийской империи», а Арвиэль вернулся в гостиную. Следующий визитёр соригинальничал — в окно постучался, да так, что едва не высадил. Чисто по-орочьи.

— Эртан?

— Нет!!! — рявкнули с улицы. Арвиэль даже не сразу узнал этот голос, обычно весёлый и лёгкий. — Его жена! У меня скалка, но если не откроешь, клянусь, будет ещё хуже!

Ничего хуже «баргузы» на ум не приходило. Представился уже не гробик, а погребальный аватарий плот, плывущий себе вниз по истринскому течению, и возлежат на нём в груде хвороста бренные останки капитана Винтерфелла, усопшего, а оттого безразличного ко всяким морокам, ревнивым жёнам, строгим наставникам и вредным оборотнихам. Безутешные друзья и знакомые (даже Агафья!) рыдают, с бережка платочками машут; дядька Темар натягивает тетиву, и летит вослед плоту горящая стрела. Возле дома Совещаний чинно и скорбно тянутся столы с обрядовыми яствами и самогоном (куда ж без него, родимого!), и вот бедного, всеми любимого капитана поминают, говорят о нём только хорошее и плачут, все плачут… а потом весь город напивается в сосиску, как обычно. И гудит неделю.

Заманчиво, конечно, но…

Пока ещё живой капитан побрёл открывать.

Худенькая и миловидная Ксанка была на голову ниже Арвиэля и напугать могла разве что саму себя, когда с вечера забывала смыть раскрас танцовщицы, а поутру в зеркало заглядывала, но сейчас аватар, признаться, порядком струхнул. Рыжие волосы дриады стояли дыбом, глаза мерцали болотными гнилушками; внушительной длины скалка, одним концом упиравшаяся в капитанский нос, оптимизма не добавляла. Оттеснив хозяина плечом, девушка ворвалась в дом аки дух Возмездия.

— Где они?!!

— Кто?

— Ковжупени!!!

Арвиэль точно придумал бы, как отовраться, но вместо этого ткнул большим пальцем через плечо.

— Там.

Ксандра захлопала длинными ресницами.

— К-как? У вас что, правда…

Аватар глубоко вздохнул и чистосердечно во всём раскаялся.

Надо отдать Ксане должное, она слушала внимательно, не перебивала, скалку в ход не пускала, а шуметь начала, только когда парень закончил.

— Дубины стоеросовые! Балбесы! Хуже детей малых! Ну ладно, муж, с него станется — ему на ярмарке как-то кошку облезлую крашеную впарили, сказав, что скадарский тушкан, а он и поверил, купил мне на воротник втридорога! Но ты-то! А если бы там намороченная карса оказалась или вообще крокозябра какая ядовитая?!

— Уж лучше бы карса или крокозябра, — вздохнул Арвиэль. — С ними, по крайней мере, проще — убил, и всё. А с этой…

Он обречённо махнул рукой.

Друзей сдала Берта. В самый неподходящий момент у дочки овцеводов вдруг заработали мозги. Сообразив, что дело нечисто и парни попросту дурят её, побежала к Ксане с вопросом, а знает ли она, у кого и с кем муж вечеряет? Дриада смогла ответить лишь на первую половину.

— Говорила, дескать, дома у вас дым коромыслом, сами вы полуголыми бегаете, то ли косые в дугу, то ли вообще дурман-травой обкуренные, лепечете что-то маловразумительное — сами себе поперечничаете, а главное, внутрь пускать не хотите! И в спальне у тебя кто-то есть: Берта тень за занавесочкой видела, — хихикала Ксандра.

— Низкий поклон Берте… — Арвиэлю было не до смеха.

А потом стало ещё горше…

— Хозя-аин, я всё сделал, но госсподин Берен с Эртаном разминулся, а теперь опять ссюда идёт! Злющщий аки карса! — голос появился вперёд домового, а затем и он сам, стремительно и тревожно чернеющий на пороге.

— …! — только и сказал аватар.

— Хозяин, давай прощщаться! — горестно взвыл домовой, бросаясь Арвиэлю на шею.

Ксанка посмотрела на бледного капитана, на капитанского кота и решительно хрястнула скалкой о ладонь.

— Всё. Надоело. Дай сюда ларец.

Взяв ларчик под мышку, со скалкой наперевес дриада прошагала к спальне, локтем откинула метлу, с пинка открыла дверь…

— Ну?!!

— Ой!!!

Ларчик глухо стукнулся об пол и услужливо распахнулся. Мелькнула золотистая тень, струйкой втягиваясь внутрь и — щёлк! Волшебный замочек заперся сам собой, спасая то ли живых от морока, то ли наоборот.

Выронив скалку, Ксанка захохотала. Симка с Виллем, переглянувшись, поспешили удостовериться, что всё закончилось по-настоящему и иллюзией не является.

— Она, как меня увидела, сама в ларец прыгнула и крышкой захлопнулась! Похоже, решила, что я — твоя жена и сейчас её бить буду! — захлёбываясь смехом, пояснила Ксана.

Арвиэль тоже схватился за живот. Ай да маги! Всё предусмотрели во благо клиенту, даже внезапный визит ревнивой жены!

В дверь постучали, знакомо так, требовательно.

— Давай в постель! — скомандовала Ксана.

— Ага!

Явившегося на разборки градоправителя ждало трагическое зрелище. Воспитанник, до подбородка закутанный в одеяло, возлежал на подушках с мокрым полотенцем на лбу. Щёки пылали свекольным лихорадочным румянцем, с пересохших губ срывался тяжкий хрип. На тумбочке стояли какие-то пузырьки, флаконы и бутылочки (в общем, вся тара, что в доме отыскалась), рядом с болезным суетилась Ксана.

— Винищем траванулся… — просипел Арвиэль и, показав глазами на пустую бутылку, закатил их. Берен схватился за сердце.

— Арвиэль к нам в гости пришёл, а потом ему лихо стало, и мы его домой отвели. Муж за снадобьями в аптеку побежал, — рассказывала Ксана. — Господин Грайт, вы идите, я лучше вас справлюсь. Не надо, чтобы здесь сейчас народ толпился, Арвиэлю только хуже станет.

Напоследок подержав воспитанника за руку (тот бледно, но мужественно улыбнулся), градоправитель отправился восвояси, а «умирающий» вскочил с постели, расцеловал Симку и Ксану и заскакал по комнате, как ненормальный, крутя полотенцем над головой:

— Банза-а-ай!

— Иди лучше свеклу с физиономии смой, а то смотреть жалко, — усмехаясь, посоветовала дриада.

…Вскоре явился и Эртан, запыхавшийся и встревоженный.

— Дружище, у тебя лучшая жена в мире! — с порога поприветствовал его аватар.

— Знаю! — орк чмокнул девушку в рыжую макушку. — Потому и женился срразу, пока не свёл кто!

То и дело сцеживая смех в кулак, Арвиэль рассказал приятелю, что за мракобесие тут без него творилось, и орк, отхохотавшись (а это надолго затянулось), шутливо предложил:

— А давайте жррецу Теофану ларрчик подбросим!

Все четверо снова прыснули.

— Нет уж, пожалей танцовщицу! — веселясь, попросил аватар. — Он как начнёт ей по «Слову Божию» на блуд да сластолюбие пенять, так бедняжка сама в ларчике наглухо замуруется, и шиш её кто оттуда выманит! Верни тому, у кого покупал.

— Лучше я её прриятелю из Орркана отдам — то-то обррадуется! — решил Эртан.

— Морок, думаю, тоже будет не против, — одобрил Арвиэль.

Заметив, что у капитана немного неубрано, Ксана вооружилась метлой. Симеон, в обязанность которому и вменялось поддержание чистоты и уюта в доме, сдался под натиском трёх укоризненных взглядов и с тяжким вздохом вызвался протереть пыль. Эртан тем временем высыпал из мешка на стол рядом с ларчиком какие-то травки, еловую лапу, прошитые бумажные пакетики и куль размером с собственный кулак, причём всё, кроме куля (и лапы, естественно!), было надписано.

— Тот торрговец купил ларрчик по уценке. Рраньше с внутрренней сторроны кррышки было написано заклятье отзыва, но кто-то зачем-то его стёрр — видимо, наш моррок уже не одни рруки сменил. Теперрь его может отозвать только маг или вот этот, — кивнув на «сервировку», орк выудил из кармана смятый листок бумаги, — ррецепт. Если компоненты смешать прравильно, сложить в ларрец и поджечь, дым втянет моррок в себя… Кстати, если завтрра к тебе прридёт горрец с шишаррём на лбу, меня не аррестовывай, ладно? Он сперрва отпиррался, дескать, ничего мне не прродавал и вообще едва межррасовый понимает.

— Уговорил! А ингредиенты где взял?

— Ёлку — на улице, остальное — в аптеке. Как сказал, что тебе для эльфийского снадобья компоненты нужны, так Алесса подхватилась, чулан перреверрнула, но всё, что нужно, нашла!

— Серьёзно? — приятно изумился Арвиэль: значит, не всё ещё потеряно?! Заинтересовавшись, он раскупорил куль и вытряхнул содержимое. — Та-ак… А это у нас что? — поднял за длинную тонкую ножку сушёный гриб.

— «Опята летние (2 штуки) истолочь в мелкий поррошок», — с листка зачитал Эртан.

— Опята, значит, угу. К несчастью для Алессы, я знаю, как выглядят дурманные грибы, — мрачно сказал капитан. — Вот такая горстка обеспечит непродолжительное, но яркое путешествие в мир духов предков и летающих свинок. Ну, Алесса…

— Может, прросто перрепутала?

— Алесса? Перепутала?! Ха! — Как же, с её-то нюхом! И что дальше? Мышьяк в снадобье от мигрени?

Арвиэль в сердцах швырнул кулёк о стол и сгорбился на диване.

— Нет, Эртан, просто она меня терпеть не может, и точка. Сил у меня больше нет. Ты для неё стараешься, идиотом себя чувствуешь, а в ответ одни гадости… Да ну её. На-до-е-ло!

Друг сочувственно помолчал.

— Пиво будешь?

— А есть?

— До дому-то сгонять не прроблема! Заодно Ксанку прровожу.

Арвиэль задумчиво посмотрел на грибы, потом — на ларец. Морок уже не казалась неприятной. Просто одинокое создание…

— Ну, сгоняй. Симку за компанию прихватите, пускай растрясётся.

* * *

Через несколько дней Арвиэль всё-таки решил сходить в аптеку и поблагодарить знахарку. Нет, не поёрничать над грибочками, а сказать настоящее большое спасибо за снадобье от головной боли, значительно скрасившее капитану жизнь в последнее время. Дальше пойдёт, как обычно: она наговорит гадостей, он проглотит. Зачем ходит, почему терпит всё это, Арвиэль объяснить не мог, ведь, по сути, в его помощи Алесса уже не нуждалась. В Северинге одиночек не любят, но знахарка с самого начала повела себя верно: ни с кем не сближалась, но всем была нужна. Приживётся и без поддержки капитана стражи, а в том, что сама никому вреда не причинит, аватар был уверен.

Вечер выдался погожий, безветренный. Из перевёрнутого лукошка звёзды рассыпались по Небесному Пологу до окоёма, среди них золотой бляшкой сиял Волчий Глаз — звезда путников, мореходов и оборотней. Над крышами изб курился дымок, густой и пушистый, точно хвост полярной лисицы. Прихваченные инеем ветви потрескивали; где-то заскулила-заныла собака, скрипнула дверь, и сторож, благодарно взвизгнув, умолк — видимо, в дом пустили греться. Горожане садились ужинать, гремели посудой, пересмеивались, обменивались нехитрыми новостями — кто с семьёй, кто с друзьями. И песня под журчание струн лилась из-за приоткрытых ставень. Голос у гостьи из леса оказался чуть ниже, чем Арвиэль предполагал, с лёгкой хрипотцой, и парень поймал себя на мысли, что готов так вот стоять под окнами и слушать, слушать, слушать…

Арвиэль дождался, когда стихнет последний аккорд, развернулся и пошёл домой. Сам по себе. Песню в подарок он всё-таки получил, пусть не от друга, пусть обманом.

Никогда в жизни Алесса не поверит в то, что кто-то может желать добра оборотню. Особенно эльф. Особенно капитан стражи.

Пусть просто живёт спокойно и не перестаёт петь и мечтать. Может быть, и найдёт ту единственную каплю в море, которую сама себе нарисовала.

…Когда все ушли, танцовщица сказала: «Ты сможешь увидеть настоящее, только если сам станешь настоящим, а до тех пор окружать тебя будет один лишь морок…»

Эпилог

1

Не шуми, Симеон (эльф.).

2

Полный справочный материал по Неверрийской империи приведён в конце книги, раздел «Декорации и реквизит».

3

Лемминг.

4

Орочья юрта.

5

Зулейка — мерная чашечка объёмом 10 мг. Распространены в обиходе, так как служат рюмками в подобных состязаниях.

6

Вельжанка — волжанка, волнушка.

7

Ты чего кричишь? (эльф.)

8

Стукач, предатель (жарг.).

9

Амулет-накопитель силы и проводник между Альтеей и чародеем, без которого маг не способен колдовать.

10

Весёлая, озорная (эльф.).

11

Шельма, плут (эльф.).

12

Мелкая гарпия.

13

Заря Мира. Имеется в виду мир перворожденный, такой, каким он был во время появления первых эльфов.

14

Ветшаный, ветчаный (устар.) — ветхий, старый.

15

Пискун — комар. Зудень — клещ (простореч.).

16

Волчья плётка, волчатка — длинная тяжёлая плеть, ударом которой можно проломить волчий череп.

17

Иржица (устар.) — ржица, рожь.

18

Из дневника г-жи Алессы Залесской.

19

Развивающая игра. Чертится квадрат пять на пять клеток, в середине по горизонтали пишется любое существительное из пяти букв. Участники по очереди приписывают по одной букве к уже имеющемуся слову, образуя новые существительные, в которых количество букв соответствует количеству очков. Писать и читать можно в любом направление, даже зигзагами, но не по диагонали. Победителем считается набравший наибольшее количество очков при полностью заполненном поле.

20

Прибылые — волки моложе одного года, но уже не щенки. Перелетки, переярки — волки старше одного года, но моложе двух. Волк старше двух лет называется матёрый.

21

Отец Стаи — альфа-самец. Мать Стаи — альфа-самка.

22

Так волки называют арбалетные болты и огонь.

23

Thielle (эльф.) — Быстрая. По сути, «thiellea» — имя существительное, и переводится как «быстрый свет» — вспышка, зарница или молния, в зависимости от контекста, но Арвиэль выбрал обобщающее значение.

24

Число 13 у нелюдских рас считается счастливым, так как соответствует общему количеству всех Богов и божеств, включая Творца мирозданий и Альтею.

25

Помимо живой музыки, в трактирах также используются магические музыкальные шкатулки, однако предпочтение всё же отдаётся вольным бардам и артистам, работающим по контракту.

26

Пресветлая Богиня, чтоб я оглох! (эльф.)