ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сентябрьским днем 1964 года жители Алжира услышали рев, доносившийся с неба. Этот звук отличался от привычного гула почтовых или пассажирских авиалайнеров и совершенно не походил на завывание мотора самолета полиции. Это был совершенно новый звук, более резкий. Прохожие на улицах останавливались и смотрели наверх, люди, находившиеся в кафе, повыскакивали из-под полосатых навесов, даже торговцы на рынках моментально забросили свои выгодные сделки и удивленно уставились в небо.

Причиной сенсации стал небольшой серебристый самолет, молнией пронзивший безоблачное небо. Пролетев над городом, словно комета с алым хвостом, он приземлился, и, мгновение спустя, пламя исчезло. Рев моторов стал слабее и, наконец, совсем смолк. Алжирцы, обменявшись свежими впечатлениями, вернулись к своим делам и забыли о существовании самолета.

Пилот, загорелый молодой человек самой заурядной наружности, покинул кабину и, представ перед ошеломленным начальством аэродрома, назвал свое имя: Марк Саннет. Он был вежлив, но не слишком открыт. Ему порядком наскучили сенсации, неизбежно сопровождавшие каждый его перелет — эти шум, гам и бесконечные частые объяснения заинтересованным властям преимуществ его машины перед обычными винтовыми самолетами. Поэтому, сославшись на усталость, он сообщил лишь, что совершил беспосадочный перелет из Парижа, и, прежде чем двинуться дальше на юг, предполагает провести в Алжире только одну ночь. Он также поинтересовался, не может ли кто-нибудь порекомендовать комфортабельный отель. Главный менеджер предложил «Отель де Лондр», где можно снять номер с горячей ванной, удобной постелью и превосходной едой. Марк поблагодарил его, дал указания по уходу за самолетом и, оставив машину, окруженную толпой пилотов и механиков, направился к таможне. Выйдя через несколько минут с проштампованными и приведенными в порядок документами, он остановил такси.

— В «Отель де Лондр»!

Водитель театральным жестом выразил удивление.

— «Отель де Лондр», мсье? — с сомнением переспросил он.

— Ну да, — ответил Марк. — А что?

— Дело в том, мсье, это хороший отель, но не из лучших. Он какой-то буржуазный. А мсье не буржуа, это сразу видно. Ему, безусловно, следовало бы оказать честь «Отелю де л'Этуаль». Это самое замечательное здание, оно современное, оно…

— Хорошо. Посмотрим на него. — Марк сел в такси, оборвав этим хвалебную речь водителя.

Судьба использует любые мелочи для достижения своих темных целей. И теперь будущее Марка определяло то обстоятельство, что случайно остановившийся алжирский таксист оказался братом главного официанта «не буржуазного» отеля.

Пять дней спустя он все еще жил в «Отель де л'Этуаль». Широкий затененный балкон — прекрасное место для послеобеденного отдыха. Марк лежал, повернув голову, что давало ему возможность наблюдать за своей соседкой. Оживленная гавань Алжира, блестящая на солнечном свете и простирающаяся за ней темно-синяя панорама Средиземного моря могли подождать, потому что сейчас все его внимание занимала Маргарет. В глубине души он надеялся, что она не проснется и не потревожит его безмятежный покой.

Он давно не позволял себе такой роскоши, как полная праздность. В последние шесть лет работа занимала почти все его время. Он без остатка отдавал себя такой скучной задаче, как поддержка разваливающегося обувного бизнеса, который только своевременная смерть дядюшки-неудачника спасла от полного краха. Фирма Саннетов была основана более ста лет назад и всегда славилась добротным, надежным продуктом. А дядюшка, давно почивший на лаврах, считал это в порядке вещей.

Когда Марк унаследовал эту почти прогоревшую фирму, перспективы на ее спасение были ничтожны. Все вокруг советовали ему продать дело, чтобы уменьшить убытки, но Марк вовсе не собирался сдаваться. Он поймал себя на том, что для него бизнес Саннетов — это не только способ заработать, но и нечто большее: неудачи фирмы Марк воспринял как вызов судьбы и принялся за работу как из чистой бравады, так и в надежде победить.

Успех пришел не скоро, но главное было — преодолеть предубеждение против фирмы. Внезапно конкуренты обнаружили, что фирма Саннетов вовсе не на дне: и ее обувь снова пользовалась спросом, ее носили миллионы людей. И Марк, вынырнувший из водоворота ежедневной рутины, оказался победителем, восстановившим доброе имя фирмы и тем самым обеспечившим себе спокойную старость. Настала пора ослабить рвение. Марк вовсе не собирался посвятить свою жизнь каким-то башмакам. А сейчас его поджидал, в лучшем случае, нервный срыв. Наконец он созвал менеджеров и сообщил им, что хочет на некоторое время уехать.

— Искать новые рынки, сэр? — с надеждой спросил специалист по маркетингу.

— Боже сохрани! Я хочу устроить себе отпуск, настоящий отпуск! И адрес не оставлю! Пусть, пока меня не будет, ваши ребята все улаживают сами.

Прежде всего он купил недавно привезенный из Америки маленький самолет. Производители, люди лишенные всякого воображения, не нашли своему изделию названия лучше, чем «Стратоплан». Марк, совершив полет над облаками, переименовал его в «Солнечную птицу».

За первые три недели отпуска он облетел всю Европу: Париж, Копенгаген, Стокгольм, Варшава, Берлин, Вена и снова Париж. Он летал туда-сюда с восторгом ребенка, получившего новую игрушку, пока не устал от обилия впечатлений и не начал подумывать о менее энергичном, пусть и более дорогом путешествии. Летный диапазон «Солнечной птицы» был огромен — перед ним лежал весь мир. Стоило ли ограничиваться Европой, где, в конечном счете, один крупный город мало чем отличался от другого? Более того, Марку смертельно надоело высшее общество. И тогда он подумал о прелестях сельской жизни, о приятеле-фермере из Кейп-Провинс, и «Солнечная птица» полетела в южном направлении.

Правда, путешествие прервалось, даже не начавшись. Вместо одной ночи, Марк пробыл в Алжире целых пять и, похоже, улетать не собирался. А причиной перемены его планов стала девушка — та, что отдыхала сейчас в соседнем кресле.

Ярко-рыжие кудри, разметались по подголовнику, шелковый платок выскользнул из тонких пальцев. Ее лицо было покрыто коричневым загаром, а африканское солнце рассыпало на нем чуть заметные пятнышки, которые лишь с трудом можно назвать веснушками. Марк критически разглядывал девушку. У всех его рыжеволосых знакомых в глазах пряталась какая-то непонятная неудовлетворенность — у всех, кроме Маргарет. Взгляд ее карих глаз был открыт и ясен, на губах — легкая улыбка… Девушка улыбалась даже во сне. Улыбка становилась все шире и шире, ресницы затрепетали, озорно блеснули глаза.

— Ну как, вы одобряете? Марк засмеялся.

— Я думал, что вы спите!

— Большинство женщин чувствуют, когда за ними наблюдают.

— Тогда вам ни в коем случае нельзя спать на людях.

— Спасибо, сэр.

Она снова улыбнулась ему и сладко потянулась. Марк залюбовался игрой солнечных бликов на мерцающей поверхности воды. Оба чувствовали, что пора предпринимать какие-то шаги, но днем действовать не очень хотелось.

— Что будем делать? — спросил он ее.

— Не знаю. Предложите что-нибудь.

Марк задумался. Теннисные корты недалеко, но в такой день на площадке хуже, чем на раскаленной плите. Поблизости есть бассейн; или они могли бы немного пройти по берегу и выкупаться, или…

— Как насчет Нового моря? Никто из нас еще его не видел. Она повернулась, удивленная.

— Но это так далеко отсюда, где-то за горами. Миль триста или четыреста. Даже на самолете…

— На обычном самолете это бы заняло много времени, — согласился он, — но не на моей «Солнечной птице». Подождите, я вам покажу. Для реактивного самолета это всего лишь короткая увеселительная прогулка.

— На реактивном самолете? Вроде американских почтовых?

— Ну, вряд ли он так же велик, но это действительно реактивный самолет. Их еще не так много, скоро станет больше: вещь полезная, сомневаться не приходится.

Маргарет нахмурилась.

— А мы не разобьемся?

— «Солнечная птица» вполне благополучно пронесла меня над всем континентом и привезла сюда. Кроме того, неужели вы думаете, что я предложил бы вам лететь на ней, если она не была бы самым безопасным воздушным транспортом? Подождите, пока не увидите ее. Переодевайтесь, а я скоро буду.

Маргарет Лон покорно прошла к лифту. Переодевалась она почти машинально, с необычайной небрежностью пользуясь зеркалом. Ее отпуск проходил по намеченному плану, хотя и не без некоторых неожиданностей. Появление Марка к неожиданностям не относилось. Не то, чтобы она видела его раньше или слышала о нем, но приятель у нее должен был появиться обязательно. Его могли звать Том, Дик или Гарри, но случилось так, что его зовут Марк. Впрочем, события разворачивались не совсем по намеченному плану. У нее возникло такое чувство, словно она пытается маневрировать на машине, руль которой имеет слишком большой ход. Роман развивался своим чередом, но тревожило какое-то необычное отсутствие уверенности. И еще — ей совсем не хотелось дальше флиртовать с Марком. Это еще более поражало потому, что в Марке не обнаруживалось ничего особенно замечательного. Он казался самым обыкновенным парнем, а Маргарет, как и многие, не предполагала, что ей суждено влюбиться в такого человека. Тем не менее, это произошло! Она злилась на себя. В ней, Маргарет Лон — девушке, которая до сих пор вполне оправданно считала себя хозяйкой трудных ситуаций, — произошли нежелательные изменения. Она обнаружила, пусть и не без слабого протеста, что ей невероятно хочется, чтобы ею кто-то управлял. Черное и белое поменялись местами и, что еще хуже, эти изменения ее почти радовали.

Ей не понадобилось много времени, чтобы сбросить легкое платьице и надеть более удобную для прогулки одежду. Вообще, если забыть о смятении чувств, Маргарет была молодой женщиной, которая всегда знала, чего она хочет, и поступала сообразно моменту. Очень скоро она появилась на балконе.

— Это подойдет?

Марк встал со своего кресла и одобрительно посмотрел на ее изящный белый костюм для верховой езды.

— Дорогая, лучше невозможно! Даже если бы он был некстати, вам так идет, что я бы никогда этого не сказал!

Они доехали на такси до аэродрома, и механики по приказу Марка принялись торопливо приводить его машину в рабочее состояние.

Реактивные самолеты были еще новинкой, и в Алжире такую машину видели впервые. Некоторые в качестве эксперимента использовались на почтовых трассах, но, в основном, люди знали их только по фотографиям. Когда «Солнечную птицу» вывели из ангара, большая часть наземных служащих поспешила оказать посильную помощь.

— Это и есть ваша «Солнечная птица»? — спросила Маргарет, наблюдая, как помощники вывозят маленький самолет на солнечный свет.

Марк кивнул.

— Как она вам? Признаюсь, с первого взгляда выглядит немного странно.

— По-моему, она прекрасна, — ответила девушка, не отводя взгляда от сверкающей серебристой машины.

«Солнечная птица» заметно отличалась от винтовых самолетов. Ее фюзеляж был шире и явно короче. Крылья треугольной формы начинались прямо от носа. Однако, несмотря на необычную форму, вызванную проблемами распределения веса, машина не казалась ни приземистого вида, ни кургузой. Она выглядела тем, чем была — компактным сгустком энергии. И так же отличалась от обычного самолета, как шмель от чайки.

Марк отпер дверцу кабины, сел на место пилота и, пригласив девушку занять соседнее кресло, произвел короткую проверку: бензобаки заполнены под завязку, подготовительные операции проведены безупречно. Маргарет с интересом огляделась. Их сиденья располагались непосредственно в носу самолета. В кабине было место и для большего количества сидений, но, видимо, Марк их убрал. Интерьер дополняли ящики, шкафчики и металлические крюки с ремнями для багажа, прикрепленные к полу и стенкам кабины.

На прощание Марк крикнул механикам, чтобы они отошли как можно дальше, если не хотят зажариться. Затем захлопнул дверцу, отсекая звуки внешнего мира. Маргарет он посоветовал откинуть голову на подушечку подголовника.

— При взлете довольно сильное ускорение, — объяснил он. Она покорно отклонилась назад, а Марк выглянул в окно, чтобы убедиться, что люди отнеслись к его совету серьезно.

— Ладно. Тогда в путь.

Одной рукой он схватился за рукоятку, а другой передвинул небольшой рычаг в левом подлокотнике своего сиденья. Раздалось громкое гудение, и самолет содрогнулся и подпрыгнул. Затем «Солнечная птица» помчалась по полю, разбрасывая за собой языки пламени. Маргарет показалось, что огромный невидимый пресс вдавливает ее в спинку сиденья.

И вдруг «Солнечная птица» оторвалась от земли. Она почти вертикально взмыла в голубое африканское небо. В течение нескольких минут самолет был еще виден, а затем от него остался только инверсионный след.

Главный механик покачал головой: «Солнечная птица» поразила его воображение. Пожалуй, ему хотелось бы прокатиться на ревущем самолете. Его товарищи пришли к соглашению, что летные качества машины чудесные, но шум — просто устрашающий.

Самолет набрал высоту в двадцать одну тысячу футов и полетел на юго-восток. Марк улыбнулся девушке.

— Нравится?

— Это, конечно, последнее слово, которое приходит на ум, но я не совсем уверена, что мне действительно нравится. Мне не страшно, но… Сначала немного захватывает дух, не так ли?

— Скоро привыкнете.

Им пришлось лишь немного повышать голос, поскольку создатели обили корпус звукоизолирующим материалом, а окна состояли из двух слоев небьющегося стекла с полувакуумом между ними. В результате рев двигателя казался не более чем приглушенным гулом.

— Посмотрите вниз, — предложил Марк.

Под ними простиралось североафриканское побережье, граничащее с ярким Средиземным морем. С такой высоты не было видно никакого движения. Земля и море выглядели как-то искусственно: словно большая, ярко раскрашенная рельефная карта под огромной лампой. Казалось, резкие границы отделяют голубое море от зеленого берега, а равнины — от расположенных к югу гор. Маргарет казалось, что самолет неподвижно завис над нереальным миром.

— Мы движемся? — спросила она.

Вместо ответа Марк показал на указатель скорости. Стрелка ходила вокруг отметки «двести», и Маргарет видела, что она медленно поднимается.

— Это высота, — объяснил он. — Если бы поблизости были облака, вы бы почувствовали, с какой скоростью мы движемся. Сейчас это невозможно, но через час вы впервые увидите Новое море.

Перед ними возвышались вершины Телль-Атлас. Марк поднял «Солнечную птицу» еще выше. Скорость возрастала, а сопротивление атмосферы уменьшалось. Он взглянул на еще один прибор, чтобы убедиться, что запасы воздуха обеспечивают внутри необходимое давление.

Мощные горные кряжи внизу выглядели теперь смятой тряпкой. Самолет давно уже летел над широким плато Шоттов и озерами, сверкающими, словно кусочки разбитого зеркала, случайно разбросанные в горах. Дальше, слева по борту, простирались последние ответвления огромного кряжа Атлас, а за пустыней, куда они направлялись, виднелся старинный город Бискра, сохранившийся таким, каким был в течение многих столетий. Марк изменил курс «Солнечной птицы» и направился немного восточнее. Затем, когда они миновали горный кряж поменьше, перед их взором, наконец, предстало одно из недавних чудес света — Новое море.

Идея Нового моря сама по себе была не нова. В девятнадцатом веке великий Де Лессепс, перед тем как заняться проектированием Суэцкого канала, поразил своих соотечественников, разработав проект Нового моря точно так же, как англичане разработали проект туннеля под Ла-Маншем. В течение почти ста лет проект представлял чисто академический интерес, но в 1955 году идея претворилась в жизнь. Французы решили затопить часть пустыни Сахары.

То, что идея вполне осуществима, давно признали многие эксперты, но пока Франция не осознала, что Италия охотно станет ее партнером, финансовые препятствия казались непреодолимыми. Договорившись о взаимовыгодном сотрудничестве, обе нации принялись за работу над самым честолюбивым инженерным проектом из тех, что когда-либо существовали.

Природа — капризное божество — приветливо улыбалась одним краям и сердито хмурилась на другие. Триполитания, похоже, была центром ее недовольства в этом регионе. Трудно найти равный по площади кусок земли, больше претендующий на звание худшей колонии мира. То была узенькая полоска плодородного берега, тесно соседствующая с самой безнадежной пустыней, за которую итальянцы, из соображений гордости и престижа, цеплялись с невероятной настойчивостью. А теперь французский проект дал им возможность активно действовать.

Франция предвидела в создании внутреннего моря некоторые преимущества для себя. Прежде всего она надеялась, что от этого получат выгоду южный Тунис и часть Алжира. Новое море должно было сливаться с Тунисскими озерами — «Шоттами», которые располагались ниже уровня моря. Было доказано, что земля быстро станет плодородной. Вырастут деревья, поплывут облака, принося дождь; дождь будет способствовать пышной растительности и так далее, пока не зацветут пески восточных пустынь. Более того, Триполитания, лежащая на берегу моря, также получит свою выгоду. Она сможет поддерживать колонистов из Италии и облегчить такой опасный момент, как переселение по другую сторону Альп. Италия, удовлетворившись тем, что в плане нет подвохов, также заразилась энтузиазмом. Если ее бесплодная территория станет плодородной, колониальная экспансия даст ей шанс еще больше увеличить свое население. Великий день, когда мощь Римской Империи будет восстановлена, стал еще на один шаг ближе.

Совещания между двумя нациями были замечательны быстротой принятия решений и отсутствием разногласий. Начатая в 1956 году стройка продвигалась с таким успехом, что в марте 1964 года из первых больших труб на песчаную пустыню хлынула вода.

Теперь, в сентябре 1964 года, озера, большие и маленькие, уже слились. Внизу под «Солнечной птицей» простиралось огромное блестящее зеркало воды. Оно рябило на склонах холмов, и его уровень хоть и поднимался, но очень медленно. Берега непрерывно меняли свои очертания: временные острова уходили под воду и серебристое пространство разрывали только зеленые вершины пальм, похожие на заросли камыша.

«Солнечная птица» пересекла границу воды недалеко от арабской деревушки, состоявшей из белых домов с плоскими крышами. Деревушка стояла на невысоком холме, но вода уже подступала к дверям самых верхних домов, а от стоявших ниже не осталось и следа. «Они долго не продержатся», — размышлял Марк. Построенные большей частью из обожженной глины, домики скоро осядут или соскользнут, не оставив ничего, кроме нескольких камней. Невыразимой тоской веяло от этой деревушки, обреченной раствориться в воде после столетий сопротивления палящему солнцу. Двоих, сидящих в самолете, охватила легкая грусть.

— Все выглядит таким непостоянным, — произнесла Маргарет. — Это все равно что уничтожить кусок истории. Это, вероятно, глупо и сентиментально, но я думаю именно так. Столетиями люди здесь жили и боролись, караваны верблюдов брели сквозь пески, а теперь этого больше никогда не будет. — Помолчав, она добавила: — Всегда немного печально и страшновато, когда думаешь о чем-то необратимом.

Марк уловил ее настроение и согласился.

— Да. На новых берегах вырастут белокаменные города. Вероятно, они будут выглядеть точно так же, но такими же они не будут. Эта жизнь погублена безвозвратно. Забавно, что мы всегда видим историю через розовые очки, если не намерены постичь истину… Я имею в виду, что деревня, несомненно, убогая, жизнь в ней была тяжелой и, вероятно, жестокой, и все же ее гибель вызывает сожаление. Во всех нас есть жилка консерватизма.

Самолет опустился еще ниже и пролетел над остатками финиковой рощицы. Дети взбирались на пальмы, чтобы собрать оставшийся урожай и бросали плоды в примитивные лодки, пришвартованные внизу. Посмотрев вверх, они помахали пролетающему самолету.

В течение нескольких минут Марк и Маргарет летели, не говоря ни слова. Теперь Новое море простиралось под ними к горизонту во всех направлениях, кроме северного. Марк показал на горы, ограничивающие море.

— В один прекрасный день на этих склонах построят город наслаждений, и вся Европа будет приезжать сюда, чтобы погреться на солнышке и поплавать в море. Я обязательно приеду. А вы?

Подумав, она чуть заметно улыбнулась.

— Долго придется ждать. Наверное, прежде чем построят этот город, я успею стать старой и уродливой?

— Не преувеличивайте, дорогая. Даже в этом мире еще есть кое-что невозможное. Старше, вы, безусловно, станете, но не более того… Маргарет, если вы доживете до ста лет, этого все равно не случится… На востоке в море впадала рукотворная река. «Солнечная птица» давно вошла в зону двенадцати огромных труб, извергавших воду. Вот уже два с половиной года вливались в пустыню пенящиеся искусственные водопады. Днем и ночью громадные насосы в двадцати милях от Кабе всасывали миллионы галлонов воды. Но, как бы огромны ни были эти трубопроводы, все равно с трудом верилось, что с их помощью удастся затопить всю эту землю. Потери от испарения, должно быть, в этом регионе огромны, размышлял Марк. Здесь нет ни одного дня, когда солнце не палило бы в полную силу. С самого начала многие люди считали этот план фантазией, и Марк вынужден был признать, что, если бы видел это место до начала операции, он стал бы одним из них. Величие задачи просто ошеломляло, но все же успех был такой, что инженерные триумфы Панамы и Суэца казались совершенно незначительными. Удовлетворят ли спонсоров конечные результаты — еще предстояло выяснить.

Они пролетели над пенящимся потоком и, следуя вдоль двенадцати труб, устремились к Каабе — город предстал их изумленным взглядам только через несколько минут. Оба были готовы к этому зрелищу по фотографиям, появлявшимся в любом журнале, но масштаб операций потряс. Инженерам следовало не только построить огромные помещения для насосов и приборов, но и изменить всю инфраструктуру человеческого поселения. Это больше не был арабский город, лежащий возле залива Кабе. Дым, шум и суета оскорбляли небо Африки. Если какое-нибудь место и заслужило название пятна на прекрасном лице природы, то это был новый город Кабе.

Но приходилось признать, что работа сделана хорошо. Оставалось только надеяться, что цель оправдает все отвратительные, грязные средства. Накидки на голову сменились тряпочными шапочками, трактора и машины пришли на смену верблюдам и осликам, а синеву моря уродовали пятна отработанной нефти. На пальмах висели черные, как сажа, финики среди таких же черных листьев. И все же насосы работали, это было торжество силы.

Марку не терпелось рассмотреть их. Он решил, что в один прекрасный день приедет сюда — один. Он взглянул на Маргарет. На ее лице застыла гримаса отвращения. Пожалуй, она ничего не замечает, кроме грязи и разрушения. Она не уловила чувства силы и торжества над природой, которое за всем этим присутствовало.

— Хорошо, мы сейчас же улетаем отсюда, — сказал он. — Если хотите, мы можем вернуться, снова пролетев над Новым морем… Или можно обогнуть средиземноморский берег и полюбоваться старинным противником Рима, Карфагеном.

Маргарет помотала головой.

— Лучше Новое море. Это место отвратительно, а одного потрясения за день достаточно. Если с Карфагеном обошлись так же, как с Кабе, тогда поистине «Карфаген должен быть разрушен!» Марк развернул самолет. Он вел самолет тем же курсом, пока не добрался до моря, где повернул немного к югу. Они миновали старые границы Шотт эль Джерид — теперь под ними простиралась недавно затопленная земля с многочисленными островками голого песка и еще живыми пальмовыми рощами. Они спускались, пока не пронеслись в каких-то ста футах над водой: в глубине, словно гигантские водоросли, колыхались пальмовые листья.

— А вот еще одна деревня, — показала Маргарет. — Но она уже разрушена: все крыши и некоторые стены исчезли. Я рада. Было бы слишком жутко думать, что рыбы селятся там, где раньше жили люди, проплывают по улицам, заплывают в окна и двери… Марк засмеялся. Эта мысль вдруг показалась абсурдной. Он хотел было ответить, но его прервал ужасающий грохот. Взрыв сбросил людей с сидений.

«Солнечная птица» неслась с бешеной скоростью. На мгновение показалось, что она стоит на хвосте; затем ее встряхнуло и бросило вниз.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Марк открыл глаза и сразу же закрыл их: сверкающие солнечные лучи жгли голову, как раскаленная добела проволока. Боль наполняла все клетки тела. После небольшой паузы он с трудом перебрался в тень и снова открыл глаза, уже более осторожно. На этот раз ему удалось держать их открытыми. То и дело голову пронзала резкая боль, и тогда лицо его искажалось страдальческой гримасой. С минуту он, ничего не понимая, смотрел на крышу «Солнечной птицы», пока не припомнил все, что произошло. Он сел, обхватив голову руками, когда пульсирующая боль немного уменьшилась, осмотрелся. «Солнечная птица» лежала ровно: легкая качка говорила о том, что она на воде.

— Маргарет! — позвал он.

Девушка, съежившись, неподвижно лежала рядом с ним. Рыжие кудри прикрывали ее лицо. Похоже, она находилась в шоке. Нежно перевернув ее, Марк увидел, что лицо почти такое же белое, как и костюм. Единственной живой краской была тоненькая струйка крови, скользившая по щеке возле правого глаза.

— Маргарет! — снова позвал он.

Она дышала. Ее грудь ровно поднималась, словно она спала: пульс был регулярным, но частым. «Слава богу, всего лишь последствия удара», — подумал Марк. Он с трудом поднялся, удобно уложил Маргарет на подушках сиденья, подобрался к окну и выглянул.

Они попали в беду. Должно быть, что-то случилось с реактивным двигателем. Реактивные двигатели нельзя починить: система или работает, или она бесполезна. По счастью, воспламенения не произошло — иначе от людей не осталось бы ничего, кроме нескольких кусочков протоплазмы на дне Нового моря. Корпус «Солнечной птицы» был приспособлен для путешествия в стратосферу, и, похоже, сохранил свою герметичность после крушения — во всяком случае, следов течи нигде не наблюдалось. Почти наверняка взорвалась одна из смесительных газовых камер или из-за перегрузки, или из-за изъяна в отливке. Взрывом оторвало всю группу выхлопных труб и оба руля.

Корпус самолета обладал очень малой осадкой, так что входная дверца была полностью свободна. Марк отпер ее и толкнул, намереваясь вылезти на крыло и посмотреть, велик ли ущерб. Но вместо крыльев обнаружились несколько искривленных стержней, на фут или более выступающих из ровного бока самолета. Ценой значительного напряжения, от которого кровь в голове начала пульсировать с невероятной силой, Марку удалось по фрагментам крыла забраться на изогнутый бок, а оттуда на крышу. И только тут Марк до конца осознал, в какое затруднительное положение они попали.

Ободранный фюзеляж слегка покачивался на поверхности моря. Теперь это было не более чем беспомощное суденышко, похожее на толстую металлическую сигару. Солнце уже давно село, с севера дул легкий бриз. Вдалеке виднелись несколько островов с редкими пальмами. Марк мысленно поблагодарил бога за то, что они упали не на них. Немного южнее из воды торчал еще один островок с пальмовой рощицей площадью в несколько акров. Он находился на расстоянии полутора миль, и ветер медленно гнал самолет к нему.

Марк молился, чтобы направление не изменилось. На суше он чувствовал бы себя в большей безопасности, потому что, хотя корпус и казался достаточно исправным, убедиться в этом можно только после тщательного осмотра. А пока следовало ожидать, что из какой-нибудь невидимой пробоины, которую он раньше не заметил, в любой момент может хлынуть поток воды.

Осторожно наклонившись к боку, Марк смог увидеть в окно, что Маргарет не двигается. Внезапно, почувствовав легкое дуновение бриза, он твердо решил, что должен спуститься и попытаться привести ее в сознание. Вполне возможно, что, пока он был занят, они проплыли мимо острова, и хотя песчаные холмики в изобилии прорезали водное пространство, другой суши внушительных размеров и высоты поблизости не наблюдалось. В дополнение к его неуверенности ветер задул на несколько румбов западнее, и он засомневался, не пропустят ли они берег острова.

Через четверть мили стало ясно, что они обогнут самую восточную отмель, по крайней мере, в пятидесяти ярдах от берега. Марк решил рискнуть: он потянет за собой обломки самолета, если сможет плыть достаточно быстро. Спрыгнув с обломков крыла, он обнаружил, что вода доходит ему до подмышек. Похоже, эти островки были не вершинами случайных холмов, а гребнями обычных песчаных дюн.

Дотащить «Солнечную птицу» до берега оказалось делом гораздо более долгим, чем он думал: если человек находится под водой на три четверти, у него совсем немного веса, дающего ему выигрыш в силе. Усложняло задачу и то, что средиземноморская вода более соленая, нежели океанская, и выталкивающая сила ее больше. Впрочем, дно поднималось отлого, и вскоре, наконец, раздался желанный звук скрежета металлического корпуса о песок. Несколько минут спустя Марк вынес Маргарет на берег и положил под дерево.

Влажной тряпкой он охладил ей лицо и вытер струйку крови. Веки ее открылись неуверенно, словно неохотно. Выгнутые брови выпрямились в жесткие линии и сдвинулись, образуя между собой глубокие складки. Марк, вспомнив о случающихся с ним приступах ослепляющей головной боли, предложил ей фляжку с бренди.

— Выпей немного — это пойдет тебе на пользу.

Она, не протестуя, сделала несколько глотков и закрыла глаза. Через несколько минут она снова посмотрела на него.

— Мне уже гораздо лучше. Помоги сесть.

Катастрофы сближают людей: чопорное «вы», видимо, утонуло вместе с обломками крыльев.

— Полежи еще. Ты очень сильно ударилась.

— А что со мной было? Марк, как смог, объяснил.

— Если бы я не был таким дураком и не забыл о ремнях безопасности, с нами все было бы в порядке, — добавил он. — Я вообще не понимаю, как мы не размозжили себе черепа — я этого вполне достоин.

— Что же нам теперь делать?

— Пока не знаю. В любом случае нам придется остаться здесь на ночь. Через полчаса стемнеет. Завтра посмотрим, что можно сделать. Большей частью это зависит от состояния «Солнечной птицы». Бедная посудина, теперь она не оправдывает своего названия: летать она, конечно, больше никогда не будет!

Он с сожалением посмотрел на серебристый корпус, сверкающий в последних лучах солнца.

— У нас есть немного консервов и небольшая канистра воды, так что с голоду мы не умрем. — Он с тревогой взглянул на нее. — Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше. Помоги мне сесть.

Он все еще не понимал, как она восприняла сложившуюся ситуацию.

— Мне чертовски жаль, что все так получилось…- начал он. Она остановила его.

— Дорогой, ты ничего не мог сделать, даже если бы и мог, я вряд ли в состоянии добраться до дома.

Некоторое время она молчала, и он с удивлением увидел, что она начинает улыбаться. Он был готов к обвинениям, упрекам, раздражению, даже к тому, что она спокойно примет ситуацию, ко всему, кроме улыбки.

— Ты знаешь, — сказала она, — что мы побили рекорд?

— Что ты имеешь в виду?

— Никто до сих пор не терпел крушения в середине пустыни Сахары! Марк весело улыбнулся.

— Если уж на то пошло, — сказал он, — то я не думаю, что какую-либо девушку когда-либо целовали на Сахарском острове!

Марку приснился неприятный сон. Ему казалось, что он превратился в лежащую статую и с него стирают пыль. Гигантская горничная сняла рыжий парик и провела им по его лицу. Для поддержки она положила одну руку на его каменную грудь и наклонилась вперед, чтобы лучше дотянуться. Волосы отвратительно раздражали ноздри… Внезапно он проснулся. На груди у него что-то лежало и щекотало его ноздри. Он резко чихнул и сел, отшвырнув темный, мягкий комок на песок. Существо бросилось прочь, но потом вновь обрело свое достоинство и замерло неподвижной темной тенью в свете луны. Послышалось чуть протестующее мяуканье. Марк бросил недобрый взгляд.

— Черт тебя подери, кошка! — свирепо произнес он.

Кошке, больше привыкшей к пинкам, чем к словам, это показалось лаской. Она вернулась и приветливо потерлась головой о его руку.

Новое море сверкало под луной свирепой красотой. Стальная полоска света простиралась к горизонту. От бриза, такого легкого, что он едва чувствовался, пальмовые листья двигались, шурша, как бумага. Повернув голову, Марк с облегчением увидел, что корпус «Солнечной птицы» находится на прежнем месте.

После тщательного осмотра выяснилось, что корпус находится в лучшем состоянии, чем Марк предполагал. Взрыв прозвучал запоздало, так ловко оторвав хвост, что основная часть фюзеляжа осталась нетронутой — разошлись лишь несколько пластин обшивки. Ни малейших следов течи не наблюдалось. Обретя уверенность, Марк настоял на том, чтобы Маргарет спала на борту. Он ухитрился соорудить ей удобную постель, а обрубленные натяжные тросы связал вместе и привязал ими «Солнечную птицу» к стволу пальмы. Получилось достаточно крепко.

Марк поежился. От костра осталось несколько угольков, следовало вновь развести огонь. Ночи в Сахаре прохладные, и огонь служил двойной цели: он обеспечивал тепло и подавал сигнал.

Особой надежды на спасение не было, но всегда оставалась возможность того, что на этой трассе курсирует французский патрульный самолет. Марк знал, что они постоянно следят за продвижением моря, а при необходимости организуют спасательные работы. Правительство считало необходимым спасать упрямцев, которых даже угроза затопления до последнего момента не могла убедить покинуть деревню предков. У большинства арабов понимание продолжало бороться с убеждением. Предложения французов были достаточно вразумительны, но непонятны. Местные жители полагали, что пустыня всегда была и всегда будет; она вечна. Их не удавалось убедить, пока вода не подобралась к самым дверям. Только тогда они завыли, прося о спасении Аллаха или французское правительство. Было время, когда все самолеты Франции и Италии были брошены на спасательные работы, но сейчас эвакуация с большинства затопленных участков полностью завершилась.

Запрокинув голову, Марк пытался услышать гул мотора, но ничто не нарушало тишину, кроме тихого плеска моря и чуть слышного шуршания пальмовых листьев. Он пробрался к огню и плотнее закутался в меховой ковер. Глядя на языки пламени, он думал о превратностях судьбы. «Солнечная птица» впервые подвела его, и не где-нибудь, а на нейтральной территории.

И все же им повезло. Если бы этот взрыв произошел над сушей или даже на большой высоте над водой — это бы означало гибель их обоих. Он подумал о многочисленных острых, темпераментных фразах, которые обрушит на создателей самолета, когда вернется домой. Он понимал, большой пользы это не принесет, но ему хотелось, чтобы они услышали, что он о них думает.

А ведь было еще и радио… Электронные лампы, считавшиеся небьющимися, разбиты, и вся установка бесполезна именно тогда, когда она больше всего нужна… Кошка прервала ход его мыслей. Проведя хвостом по его лицу, она прошествовала по ковру, удобно свернулась и принялась мурлыкать, как миниатюрная массажная машинка.

— Ну хорошо, если ты настаиваешь, — заспанным голосом сказал он ей, — но если я тебя задушу во сне, пеняй на себя!

— Привет, — произнес голос, — как насчет завтрака?

Открыв глаза, он увидел Маргарет, склонившуюся над ним. Он с трудом сел и заморгал от солнца, которое, очевидно, взошло некоторое время назад, затем перевел взгляд на девушку. Она умудрилась стать почти такой же аккуратной и свежей, как в начале путешествия.

— Как тебе это удалось? — спросил он, чувствуя, что его подбородок зарос щетиной. Она засмеялась.

— Вымылась и причесалась… но жаль все-таки, что я не захватила зубную щетку.

— Как голова?

Она помотала головой, волосы заблестели на солнце, как медно-золотистый нимб.

— Ни малейшего следа боли, хотя шишка еще величиной с яйцо. Сон и плаванье делают чудеса.

Появилась кошка. Она твердо уперлась в землю передними лапами, а задние вытянула так далеко, что ее поясница почти касалась земли, и широко зевнула. При дневном свете она казалась не такой уж привлекательной. Прежде всего в глаза бросались выпуклые глаза и выцветшая рыжеватая шерсть.

— Черт возьми, где ты ее нашел? — спросила Маргарет.

— Не я нашел: она меня нашла. Прилипла, в буквальном смысле слова.

— Кис-кис, — позвала Маргарет.

Кошка торжественно смотрела на него и в конце концов, решила помыть мордочку.

— Какая неблагодарность, — сказал Марк. — Нет более эгоистичного существа, чем кошка.

— Бедняжка. Ее бросили, и она могла утонуть. Давай возьмем ее.

— Если хочешь, но кошки умеют ждать. Давай поищем какую-нибудь еду. Я умираю с голоду.

В шкафчиках «Солнечной птицы» нашлось множество консервных банок.

— Грейпфруты, язык, несколько фиников с деревьев — что ж, не так плохо. Жаль только, что нет кофе. Даже французский кофе был бы сейчас не так плох. Терпеть не могу на завтрак чай.

Однако, насытившись, они с удовольствием закурили после еды. Маргарет наблюдала, с какой жадностью кошка лакает сгущенное молоко.

— Давай назовем ее Бает!

— Почему Бает?

— А ты не помнишь? Египетская богиня с головой кошки. А что, может быть, она потомок одной из тех кошек, которым египтяне привыкли поклоняться?

— Очень возможно. У нее такие манеры… Другие назвали бы ее нервной. Значит, Бает. Маргарет затянулась сигаретой и сменила тему.

— Что мы будем делать? Ждать здесь?

— Я уже думал об этом, — нахмурился Марк. — Патруль обязательно появится, рано или поздно, но дело в том, что долго нам тут не продержаться.

— Море?

— Нет. С этим все в порядке. Вода прибывает так медленно, что это место не будет затоплено в течение нескольких недель, а, может быть, и нескольких месяцев. Нет. Я имею в виду запасы провианта. У нас есть консервы и финики — не слишком разнообразно, но лучше, чем ничего. Питьевая вода — вот настоящая проблема. Той, что у нас есть, нам хватит дня на два, на три. Мы должны пойти на риск. Или остаться здесь и надеяться, что нас найдут прежде, чем кончится вода, или попытаться выйти в море на бедной старой «Солнечной птице».

— Выйти в море?

— Не удивляйся. Она абсолютно водонепроницаема. Я не предлагаю подражать мудрецам, которые «пустились по морю в тазу». Мы должны из чего-нибудь сделать парус и приладить руль. Тогда нам останется только плыть вперед до тех пор, пока не достигнем суши. Море пока еще не слишком велико. Маргарет, похоже, не была так уверена в успехе.

— А если мы упали там, где нет ничего, кроме пустыни?

— Кто знает? Придется рискнуть. На «Солнечной птице» мы доберемся до берега, но в конце путешествия нам, может быть, придется целые мили тащиться по песку. Что ты об этом думаешь?

— Решать, конечно, тебе. Но, если с «Солнечной птицей» все в порядке, нам надо действовать, а не сидеть и ждать, правда? Кроме того, если пролетит самолет, он скорее увидит нас на открытом пространстве, чем здесь.

— Ты права. — Марк с трудом поднялся на ноги и протянул ей руку. — Пойдем к нашей старушке, посмотрим, что с ней делать. И ты, Бает, иди с нами.

Соорудить из ковра парус оказалось не так трудно, как он думал. Правда, парус был так тяжел, что лишь небольшой шторм мог бы наполнить его. Но он выполнял свою роль, преграждая путь ветру. Продвижение с его помощью будет медленным. Доски и прочие деревянные предметы с берега пошли на изготовление руля.

Рассматривая свою работу с острова, куда они пробрались, чтобы собрать остатки фиников, Марк рассмеялся. Странные суденышки бороздят моря и океаны, но таких посудин, как преобразившаяся «Солнечная птица», мало. Хорошо, что утлая металлическая ладья была более безопасной, чем ее мифологический прототип. Будь она обычным самолетом… Но тогда ни Маргарет, ни его самого не было бы в живых.

— Ну, Бает, отныне ты корабельная кошка, — сказал он, поднимая зверька и сажая его на плечо.

Он собрал все имущество и побрел назад.

Бывшие натяжные тросы были перетащены на борт, шкоты укорочены, и судно «Солнечная птица» медленно тронулось в путь, неохотно оторвавшись от берега.

— Мы отчалили, — восторженно произнесла Маргарет.

— Чудесно, — согласился Марк. — Мы, должно быть, делаем почти узел и на два узла дрейфуем. Подожди, вот только отплывем от острова и сможем двигаться по ветру. Мы разовьем бешеную скорость на зависть всем тихоходам!

Оба сели в кормовой части, не слишком удобно устроившись на полированной, изогнутой поверхности фюзеляжа. Бает, которая никак не могла найти уютного местечка, загнали в кабину для ее же безопасности.

— Хорошо, — сказал Марк, — что у нас нет преданных родственников, которые ждали бы нас в «Отель д’Этуаль»: они бы уже начали беспокоиться, а при таких темпах нас не будет еще несколько недель.

Маргарет, сооружающая тент из старой газеты, оторвалась от своего занятия и кивнула.

— Конечно, начали бы. А так, полагаю, никто нами не интересуется, кроме менеджера, который захочет получить свои деньги, и нескольких романтиков, которые распространят слухи, что мы сбежали, а ты меня похитил.

Часа через два Марк в одиночестве сидел у руля. Маргарет внизу готовила еду. Легчайший бриз продолжал гнать «Солнечную птицу», хотя и со скоростью улитки. Лишь легкая рябь появлялась на поверхности воды; единственными звуками были слабые удары воды о нос и доносящийся снизу голос Маргарет.

— Нет, правда, Бает, — увещевала она, — ты ведешь себя не как леди. Улеглась на лучшей подушке. Мне стыдно за тебя. Если ты посмеешь… Внезапно позади послышался шум. Удар, рев падающей волны, оглушительный шум воды. Марк оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть брызги от столкновения двух волн, падающих в пенящуюся воду. Спустя несколько мгновений странная рябь всколыхнула зеркальную поверхность, и потревоженная вода начала вращаться. Сначала медленно, затем набирая скорость, пока в центре не образовалась воронка. Пена исчезла. Вода закружилась еще быстрее, стенки углубляющейся воронки выглядели крепкими, как темное стекло.

Марк резко повернул румпель, стараясь уйти как можно дальше от начинающего затягивать их водоворота. Ветер был слишком слаб, чтобы сохранить суденышко. «Солнечная птица» качнулась, с секунду, казалось, поколебалась и начала медленно двигаться назад. Вдруг раздался ужасающий рев. В дверях появилась голова Маргарет.

— Что…- начала она.

— Осторожно! — крикнул Марк. — Я спускаюсь.

Он проворно соскользнул по боку корпуса, проник в отверстие и захлопнул за собой дверь.

— Что это? Похоже, все летучие мыши на свете вылетели на охоту!

— Смотри! — Он показал на окно, и они вместе прильнули к нему.

«Солнечная птица» начала двигаться быстрее, приближаясь к краю воронки. Они уже могли видеть пустоту, образованную в вертящейся воде.

— Наверное, разрушено дно. Скорее всего, в самом низу впадины.

— Ты думаешь…

— Не могу сказать. Может быть, водоворот достаточно сильный, чтобы нас затянуть. Вероятно, мы будем вращаться в центре, пока он не наполнится.

Марк оттащил Маргарет от окна. Она с испугом уставилась на него невероятно округлившимися глазами.

— Ах, Марк, если…

— Ладно. Нам придется привязаться ремнями к сиденьям. Если мы будем кружиться, возможны всякие неожиданности. Поторопись.

Они оба поспешно скользнули на свои сиденья и ощупью нашли пряжки спутанных ремней. «Солнечная птица» с огромной скоростью кружила по стене воды. Она опускалась по спирали, вращаясь, как волчок. Марк отчаянно надеялся. Неужели она?.. Неужели она?..

Лодка сильно накренилась. Вода темной стеной поднималась, закрывая окна. «Солнечная птица» внезапно развернулась носом вниз. Внутри вдруг наступила полная темнота. Возникло чувство невесомости и падения. Все ниже и ниже…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Посторонний наблюдатель сказал бы, что «Солнечная птица» падала несколько секунд, но секунды, растянутые до бесконечности, превращаются во что-то совсем иное. Она падала целую вечность. Жутко, как в детских снах Марка, когда он все быстрее и быстрее скользил по перилам лестницы, не имеющей ни начала, ни конца. Он испытывал то же ощущение невесомости, тот самый ужасный страх перед неизведанным и неизбежным.

Падение завершилось так же неожиданно, как и началось. Марка потянуло назад, словно на него навалилась немыслимая тяжесть. Ремни безопасности натянулись так, что стало тяжело дышать. Марк слышал, как у него невольно вырвался стон. Сначала он боялся, что ремень не выдержит и его прижмет к окну и раздавит. Но ткань выдержала и давление медленно ослабло. Наконец он смог вздохнуть полной грудью. Внезапно направление силы изменилось на противоположное, и их отбросило обратно на сиденья. «Ну вот, опять», — подумал он. «Солнечная птица» неслась в глубины водоворота, то поднимаясь, то опускаясь.

Она прорвалась сквозь поверхность воды, развернулась, как плохо уравновешенный волчок, и унеслась дальше. Марк сел и приготовился ослабить ремень, но когда его пальцы коснулись ремня, раздался оглушительный удар воды о водонепроницаемую крышу. Машина качнулась, как плавучая бочка, и снова опустилась; снова поднялась и унеслась в бездну. Она вращалась, поднималась и падала, словно деревянная щепка под плотиной.

— Остается только надеяться, — уговаривал себя Марк. — Рано или поздно нас бросит в свободное плавание… Боже мой, подумать только, некоторые еще и платят за такое веселье! Надеюсь, я этим не заболею!

Наконец, они почувствовали удар и легкое трение с одной стороны. «Солнечная птица» продолжала неторопливое вращение. Подождав немного, Марк крикнул, расстегивая ремень:

— Мы выбрались! Да где же этот выключатель?

Маленькая электрическая лампочка осветила легкую фигурку Маргарет, по-прежнему вжатую в кресло. Она сделала слабую попытку улыбнуться.

— Господи, мне так плохо, — жалобно произнесла она.

— Держу пари, что так оно и есть. Только подожди минутку, сейчас я найду фляжку.

Бает вышла из своего убежища в одном из углов и ошеломленно уставилась на них зеленовато-желтыми глазами. Она печально мяукнула и направилась к Маргарет. Как ей удалось остаться невредимой, представляло собой неразрешимую кошачью тайну.

Бренди, которое раздобыл Марк, возымело немедленный эффект, не только успокаивающий, но и ободряющий. Маргарет отстегнула ремень безопасности и встала. Она слегка покачивалась.

— Это не от бренди, а от круговерти, — объяснила она. — Где мы? Снаружи совсем темно.

— Да бог его знает, — произнес Марк как можно легкомысленнее. — Я бы подумал, что в пещере, но очень большой и глубокой. — Он нажал на выключатель. — Проклятье, фонарь не работает! Ну куда, черт возьми, я положил запасные лампы?

В глубине души он был убежден, что конец не за горами. Вода будет поступать сверху, пока не затопит всю пещеру. «Солнечная птица» постепенно поднимется до потолка. Вода сомкнётся вокруг нее, и люди, беспомощные пассажиры, окажутся в смертельной ловушке. Запасы сжатого воздуха позволят им продержаться несколько часов, а потом…

— А, вот оно… — сказал он.

Их сильно качало; характер качки говорил о том, что они плывут, но непроницаемая темнота не позволяла хотя бы отчасти определить направление. Марк прошел через кабину и открыл заднюю крышку фонаря, висящего над передними окнами.

— Теперь, — сказал он, вставив новую лампу и снова захлопнув крышку, — мы сможем увидеть, куда падаем.

Яркий луч прорезал тьму. «Солнечную птицу» окружала черная, маслянисто поблескивающая вода; стремительный поток уносил суденышко в неизвестность. Они неслись с головокружительной скоростью: в нескольких ярдах слева от них промелькнула скала-стена. Марк включил боковой свет, но ничего не увидел, кроме волн, пляшущих у подножия скалы. Справа тоже простиралась вода. Высоко над потолком можно было смутно разглядеть куполообразный потолок громадной пещеры.

У Марка поднялось настроение. По крайней мере, катастрофа казалось менее близкой.

— Ну-ну, вот оно как. Но где мы и куда движемся, одному господу известно, — сказал он. Повернувшись, он посмотрел на девушку, и его легкомыслие тотчас же улетучилось.

Она взглянула в его помрачневшее лицо и взяла под руку.

— Ничего, дорогой. Ты не виноват. Ты не мог знать, что на «Солнечной птице» взорвется двигатель, а потом ее затянет в чудовищный водоворот. Кроме того, мы же оба… мы же вместе, правда?

Марк посмотрел на собеседницу так, словно видел впервые. Ее белый костюм сильно пострадал, на скуле под правым глазом красовался небольшой синяк, мягкие темно-рыжие волосы перепутались, но взгляд карих глаз остался прежним — в нем читалось и спокойствие, и твердость, и лукавство. Марк поцеловал девушку.

— Ты молодец!

Много позже, или им так показалось, неясно осветилась правая стена пещеры, больше похожей на скалистый туннель. Вероятно, огромное подземное озеро постепенно сужалось. Яркий электрический свет выхватывал из темноты детали простирающегося перед «Солнечной птицей» пространства. И зрелище это вызвало у Марка самые серьезные опасения. Скорость потока заметно увеличилась, а на его поверхности стали заметны воронки и небольшие волны; как глубоко лежали скалы, вызвавшие их, сказать было невозможно. С тяжелым сердцем Марк задался вопросом, как долго им удастся продержаться. При их теперешней скорости любая острая вершина могла пропороть дно от носа до кормы. Прелюдией чего был этот стремительный поток? Еще один водоворот, похоже, разобьет «Солнечную птицу» на куски. Им просто повезло, что первый водоворот заканчивался глубоким водоемом. А если внизу нагромождение скал?..

Похоже, те же мысли посетили и Маргарет; она хмуро посмотрела на бурлящую черноту и проговорила с напускной веселостью:

— От души надеюсь, что это не очередная воронка — от последней мне все еще не по себе. Я всегда считала людей, переправляющихся по Ниагаре в бочках, безумцами; теперь я знаю, что так оно и есть!

Марк оттащил ее к креслам.

— Здесь все же более безопасно.

Теперь стало видно, что впереди пещера сужалась, превращаясь в канал шириной футов шестьдесят-семьдесят. «Солнечную птицу», беспомощно раскачивающуюся и подпрыгивающую, несло к нему. У пассажиров перехватило дыхание — вряд ли они смогут благополучно миновать выступающую скалу слева от входа. Поток вовсю забавлялся с корпусом изуродованного самолета, словно у него не было большей радости, чем колотить этой металлической скорлупой по острым камням. В последний момент воды смилостивились над путешественниками, и «Солнечная птица» промчалась мимо скалы на расстоянии всего нескольких дюймов.

Марк не стал выключать прожектор, но это только усиливало страх. Луч света беспорядочно блуждал, запутывая всякое представление о направлении движения, создавая впечатление, что суденышко вот-вот ударится о скалу. «Солнечная птица» постоянно наталкивалась на некие невидимые препятствия, и это безумно тревожило Марка — ему казалось, что корпус получил пробоину, но всякий раз, оглядывая кабину, он с облегчением убеждался, что никаких следов течи нет. Минут через двадцать пронзительный крик Маргарет заставил его внимательно посмотреть наружу.

— Смотри! — кричала она. — Свет!

Он взглянул в окно. Движение мешало убедиться в этом наверняка, но, казалось, он заметил небольшое серое пятнышко.

— Отражение, — предположил он.

— Нет, цвет другой — более холодный и более голубой, чем наш.

Он снова посмотрел, на этот раз внимательнее. Сияние заполняло высокую, почти готическую арку.

— Похоже, — заметил он, — это конец туннеля. Странный свет. Фосфоресценция? Но откуда она здесь?

В воде и намека на нее не было; головоломка, конечно, но вскоре она будет разгадана, потому что скорость «Солнечной птицы» ничуть не уменьшилась.

Таинственная арка приближалась, увеличиваясь в размерах — однако, гораздо медленнее, чем ожидал Марк. В кромешной тьме расстояния скрадывались, а тревожные ожидания и страстное стремление избежать их только усиливались. Пассажирам казалось, что минула целая вечность, пока, наконец, суденышко с молниеносной скоростью вылетело во второе озеро. Когда стремительный поток замедлил свой бег, они встали со своих мест и подошли к окнам. Молчание нарушила Маргарет.

— Это невозможно! Такого не бывает!

Марку открывшееся зрелище тоже показалось скорее сном, нежели реальностью.

Они смотрели на озеро, заполнявшее одну из самых больших пещер, которую когда-либо видел человек. Оно было так велико, что Марк с опаской смотрел вперед: казалось невероятным, что чудовищный купол может устоять без надлежащей опоры — колонн, арок или чего-нибудь еще. Впрочем, изумляли не только размеры пещеры и количество подземной воды. Источники света — вот чудо, поразившее воображение путешественников!

Под потолком пещеры на равном расстоянии друг от друга были размещены шары из неизвестного материала, похожего на заиндевевшее стекло. И каждый шар светился — мягкое, ровное, голубовато-белое сияние заливало огромное пространство.

Марк нервно оглянулся. Кто-то «зажег» свет. Но зачем? И кто? До сих пор они сталкивались с естественной и четко вычисляемой опасностью. Все зависело от плавучести и герметичности «Солнечной птицы». Но с появлением света все изменилось. Они оказались на пороге неведомой страны, в шаге от неизвестности, которая всегда пугает больше, чем реальные предсказуемые неприятности и беды. Это лампы, и их оставили здесь люди, говорил себе Марк, в этом нет сомнения. Но откуда здесь люди? И потом, ничего подобного этим светящимся шарам он в жизни не видывал, и свет, который они излучали, был ему незнаком. Похоже, тот, кто их создал, совершил открытие — интересно только, в какой отрасли знания? Ощущение опасности усилилось: какой же прием окажут непрошеным гостям спрятавшиеся глубоко под землей люди, о существовании которых на поверхности даже и не подозревают? Марк бросил тревожный взгляд на Маргарет. Казалось, ее внимание сосредоточено на чем-то более интересном, чем сияющие шары.

— Смотри, Марк, над линией воды есть пещеры! — И она показала на стену. Посмотрев туда, Марк увидел несколько отверстий: некоторые почти над водой, другие высоко в стене, под самым потолком. Более того, он заметил и нечто ускользнувшее от Маргарет. От входа в самое большое отверстие к поверхности воды спускалась темная линия. Небрежного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это трещина в скале; при более тщательном рассмотрении выяснилось, что она появилась здесь не случайно.

— Вряд ли это игра природы, — сказал Марк. — Скорее, тропинка, ведущая к пещере… Несколько секунд он колебался. Теперь они двигались медленно вдоль стены. Что лучше: оставаясь в относительной безопасности «Солнечной птицы», мчаться все дальше и дальше по лабиринту туннелей или попытаться выбраться на поверхность? От дневного света путешественников отделяли сотни, если не тысячи, футов, и не было никакой гарантии, что выход из этого озера не приведет их к еще одному водовороту. С другой стороны, кого или что могут встретить они в этих пещерах?

Следовало выбирать из двух зол меньшее. Впрочем, Марка всегда влекли неизведанные места. В конце концов можно привязать «Солнечную птицу» к скале и потом продолжить плавание. Если они двинутся дальше, у них не будет шанса пристать к берегу. Марк снял куртку и сел, чтобы снять ботинки. Развязывая шнурки, он принялся давать указания Маргарет.

— Я поплыву к этой тропинке. Заберись наверх кабины: когда «Солнечная птица» окажется возле этого места — брось мне веревку. Помнишь тросы, которыми мы привязывали наше суденышко к пальмам? Они достаточно длинные, а если ты их соединишь, получится целая бухта. Думаю, ты справишься.

Маргарет кивнула и принялась искать тросы. Марк открыл дверцу, без колебаний нырнул в темную воду, и через десять минут задуманный маневр был завершен. Марк поймал брошенный конец, и металлическое дно «Солнечной птицы» шумно заскрежетало, когда он подтянул ее нос к склону. Маргарет спрыгнула и встала рядом с ним, наблюдая, как он закрепляет трос.

— Как здесь тихо! — жалобно произнесла она. — Я не думала, что где-нибудь может быть так ужасающе тихо.

Несмотря на то, что она говорила шепотом, эхо ловило ее голос и жутковато бросало от стены к стене, пока голос не превратился в блуждающий звук. Маргарет слегка содрогнулась.

— Не знаю, что хуже: тишина или такое эхо.

Тишина пела в ушах, и только редкий плеск волн нарушал ее.

— Ну, — весело произнес Марк, — если нет ничего, кроме тишины, нам нечего бояться. Искаженная насмешливым гулким эхом, эта фраза напугала обоих. Они нервно посмотрели друг на друга. Маргарет взяла его за руку.

— Ты действительно думаешь, что нам удастся отсюда выбраться? — спросила она, глядя на тропу.

— Конечно, — проговорил он, вложив в свой ответ больше убеждения, чем чувствовал. — Воздух здесь свежий. Должен же он где-то циркулировать. Если только нам удастся… Грохот, оглушительный в замкнутом пространстве, прервал его фразу. Скала под ногами задрожала. Мощные раскаты раздавались по всей пещере. В ста ярдах от путешественников отделился кусок скалы и шумно, подняв тучи брызг, рухнул в воду. Пальцы Маргарет еще сильнее сжали руку Марка, Он видел, как ее губы произносят какие-то беззвучные слова.

— Смотри! — крикнул он, показав назад, на туннель, по которому они приплыли.

Там поднималась стена пенящейся воды, простирающаяся почти по всей поверхности озера.

— Должно быть, обвалился потолок. Путь назад отрезан. Маргарет напряженно улыбнулась.

— Ничего, дорогой. Его никогда и не было. Только семга умеет карабкаться по водопадам!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Итак, что у нас есть? — задумчиво спросил Марк. Он бросил взгляд на лежавший за спинкой сидения сверок и принялся загибать пальцы, перечисляя предметы. — Еда, бутылки с водой, фонари, бечевка, спички, нож… Господи, чуть не забыл… Марк открыл небольшой ящик и принялся в нем рыться. Заинтригованная Маргарет увидела, как он вытащил маленький пистолет и бросил его вместе с несколькими обоймами себе в карман.

— Зачем это? — спросила она. Он пожал плечами.

— Не думаю, что он нам понадобится, но… словом, лучше носить оружие, которое тебе не пригодится, чем горько сожалеть о том, что его нет. Мы можем столкнуться с… э… дикими племенами или чем-нибудь в этом роде. Когда выберемся отсюда.

Маргарет помотала головой. Последняя фраза прозвучала особенно неубедительно.

— Марк, ты не договариваешь. Чего ты боишься?

— Ерунда. Ничего я не боюсь. А чего нам бояться? Я просто готовлюсь, и все… Старинный лозунг бойскаута!

— Марк, не дури! Я, конечно, ничего не имею против того, чтобы меня защищали, но не позволю обращаться с собой, как с идиоткой. В чем дело?

Он посмотрел на Маргарет.

— Прости. Ты права. Я вел себя, как дурак. Я больше не играю в «настоящего мужчину». Откровенно говоря, я не знаю, чего ожидать. Все слишком подозрительно. Сначала огни, явно поставленные здесь с какой-то целью — вот только с какой? А эта трещина — тропа, отчасти естественная, но законченная, безусловно, чьими-то руками не за день и не за два. Кто бы это ни был, он работал в тайне от людей, живущих наверху. Десять к одному, что они… э… ну, что они, вероятно, захотят сохранить этот секрет.

— Ты хочешь сказать — нас могут убить?

— Наверняка сказать нельзя… поэтому я и готовлюсь.

— Но, Марк, кто это может быть? Должны же быть хоть какие-то предположения?

— Это-то и самое подозрительное. Я никогда не слышал о подрывных операциях или о чем-либо подобном в этих краях, правда ведь?

— Вероятно, французское правительство…

— Не думаю… во всяком случае, рано или поздно мы это выясним. А сейчас надо отсюда выбираться.

Они вылезли из «Солнечной птицы», и он хотел закрыть дверь.

— Нет, погоди минутку. Мы забыли… Маргарет бросилась назад и вернулась с извивающейся меховой горжеткой.

— Бедняжка Бает, — сказала она. — Мы чуть не обрекли ее на ужасную участь. Ей придется пойти с нами.

Кошка замяукала. Марк неодобрительно посмотрел на нее. Вероятно, она станет обузой, но, как бы то ни было, вряд ли гуманно оставить ее умирать с голоду.

— Идем, — сказал он.

Тропинка была крутой, но недлинной.

За пару минут они достигли ровной площадки перед входом в пещеру и увидели длинный туннель, освещенный расположенными на равном расстоянии шарами, похожими на те, что видели над водой. Марк помедлил, чтобы бросить печальный взгляд на «Солнечную птицу», сверкающую, словно серебряный челнок. Затем они вошли в туннель.

Некоторое время шли молча, и каждый был погружен в свои мысли. Идти по гладкому и сухому полу оказалось даже приятно. Путешественники старались убедить себя, что туннель ведет вверх, правда, под очень небольшим углом — следовательно, им предстояло провести в дороге множество долгих дней. Монотонная, утомительная прогулка начинала действовать Маргарет на нервы. Она посмотрела в суровое, задумчивое лицо Марка.

— Ну и что ты об этом думаешь? — спросила она, наконец. Марк криво ухмыльнулся.

— Паршивая ситуация, — признал он. — Я озадачен. Зачем кому-то понадобилось освещать озеро? На нем не было даже лодок.

— Может, их унесло?

— Но тогда мы увидели бы причальные кольца или мостки, или еще что-нибудь — своего рода пристань. — Он помотал головой. — И эта тропинка… Она же уходит под воду! Может быть…

— Что?

— Ну, вероятно, озеро возникло совсем недавно… Так легче понять, почему огромная, сухая пещера освещена. Предположим, вода только недавно прорвалась сверху и затопила ее.

— Да, возможно… И Марк вновь задумался об обитателях пещеры. Где они? И что это могут быть за люди? Туннель и пещера хорошо освещены. Однако обитатели подземных лабиринтов не давали о себе знать. Здесь больше не было никого, кроме самого Марка и Маргарет. Или так только казалось?

Туннель начал поворачивать влево. Сверившись с карманным компасом, Марк обнаружил, что они движутся на север. Вряд ли это имело какое-либо значение, но лучше такая доля информации об их местоположении, чем никакой. Тоннель, вероятно, сообщается с другими, а затеряться в паутине подземных ходов — легче легкого. Сейчас им предстояло выбрать дальнейший путь: перед ними открылся тоннель — точная копия того, по которому они пришли — но прорезанный наискосок.

— Подбросим монетку, — предложила Маргарет. Марк заглянул в новый туннель и кивнул, признавая, что этот способ не хуже любого другого.

— Если аверс, мы идем вперед; если реверс — поворачиваем. Монетка была подброшена и со звоном упала на землю.

— Орел, — вскрикнула Маргарет, глядя на профиль Елизаветы Второй.

И они двинулись в избранном направлении. Теперь их лица обвевал легкий ветерок; немного похолодало. Потом появился какой-то запах: и знакомый, и незнакомый одновременно. Путешественники ускорили шаг, подозревая, что монотонность голых туннелей скоро сменится чем-то другим. Время от времени заглядывая в боковые ответвления, которые все чаще встречались на их пути, они уходили все дальше от «Солнечной птицы». Воздух становился более влажным и свежим, запах усиливался. Казалось, где-то находится заросший колодец. Туннель круто поворачивал, и когда путешественники преодолели этот поворот, перед ними предстало самое удивительное зрелище, какое только можно представить..

Не сговариваясь, они замерли «на пороге» огромной пещеры.

— Грибы! — слабым голосом произнесла Маргарет.

Мягкое сияние знакомых шаров заливало нечто вроде чудовищных размеров лужайки исполинского леса, с той только разницей, то росла на ней не травка в рост человека, а какие-то иные, совсем фантастические формы растительной жизни. Самыми массивными и заметными были грибы. Уродливые «поганки» с коричневатыми зонтичными шляпками величиной с тележное колесо на тоненьких белых ножках высотой в восемь-девять футов чередовались с более пропорциональными «красавцами», чьи скользкие конусы были окрашены в желтый, красный и серый цвета. Среди похожих на колонны грибов росли огромные шары — кирпично-красные, кремово-коричневые, белые — видимо, дождевики, достигшие гигантских размеров. Повсюду торчали разноцветные корни, стебли, усики — жирные, словно отъевшиеся анаконды, искривленные и согнутые усилиями найти свободное пространство. Какие-то плоды, которые, если бы не отбивающие аппетит цвета, можно было принять за кабачки, устилали землю между ножками грибов и громадными шарами. Царил хаос линий и форм, а сочетания цветов лишь усиливало это впечатление. Казалось, кисть обезумевшего художника оживила пейзаж внезапными легкими мазками, пурпурными, зелеными, красными и желтыми.

Увидев раскрытый от удивления рот Марка, Маргарет рассмеялась.

— Но это невероятно… Фантастика! — запротестовал он. Она кивнула.

— Знаешь, что это мне напоминает? Картинку из детской книжки, только техника более современная. Огромные поганки, под которыми жили гномы. В одной книжке был точно такой же. — Она показала на особенно наглый алый гриб в белую крапинку. — Но я никогда не думала, что увижу это в реальной жизни. Подойдем поближе.

Они отошли от твердой скалы, граничащей с плодородной землей, и с любопытством рассмотрели ближайший. Марк открыл нож и проткнул его. Ткань оказалась довольно мягкой. Марк отрезал кусочек ножки и тщательно обнюхал его и помял в пальцах: резкий грибной запах, ткань волокнистая — не очень привлекательная еда.

— Все в порядке, это гриб, — признал Марк. — Если нам удастся найти что-нибудь горючее, мы сможем разжечь костер и приготовить поесть.

Они продвигались все дальше по опушке сверхъестественного леса.

— Похоже на подземную ферму, тогда все эти грибы съедобны… Но я бы поискал что-нибудь знакомое. Я слышал, что любые грибы можно есть, нужно только правильно их приготовить. Но определить, что значит правильно — вот в чем проблема!

Маргарет отпустила кошку на землю, и та бесстрашно устремилась вперед — в полушаге от людей, с любопытством обнюхивая каждую толстую ножку.

— Чем больше я смотрю на все это, — произнесла Маргарет, — тем меньше мне нравится. Сначала странный свет, затем немыслимый грибной сад. Если здесь ведутся горные работы, шахтерам должны доставлять провизию с поверхности. Вряд ли они согласятся есть эту дрянь. Разумеется, эти грибы выросли такими не сами по себе; их чем-то обработали. Только как они появились здесь?

Марк фыркнул. Ему уже надоело удивляться, и он готов был принять все, что предложит судьба. Сейчас перед ними оказалась еда, которая пополнит их скромные запасы. Вдалеке виднелся экземпляр, отдаленно напоминавший шампиньон. Огромный гриб стоял на краю поляны и его было легко срезать — разрубив толстую, белую ножку.

— Отойди подальше! — предупредил Марк.

Гигант с шумом упал. Шляпка отвалилась и отлетела. Марк подошел к ней и принялся отрезать пригодные к употреблению куски. Внезапно он услышал взволнованный голос Маргарет.

— Марк, я схожу с ума? Это же гном!

— Что?

Он развернулся и взглянул на нее. Маргарет одной рукой прижимала к себе пойманную Бает, а другой показывала на гриб, похожий на грязный пляжный зонтик. Сверхъестественное создание, подобного которому Марк никогда не видел, неподвижно стояло в тени и смотрело на него.

На фоне фантасмагорической растительности невозможно было определить габариты этого существа. Марк решил, что гном значительно меньше его самого. Голое тельце покрывала серо-белая, как грязный пергамент, кожа. Полное отсутствие пигментации свидетельствовало о том, что этому созданию солнечный свет не знаком. Тонкие жилистые ноги поддерживали недурной формы стройное тело; худые руки казались гибкими, словно лианы; голова формой напоминала бильярдный шар. Большую часть лица занимали глаза: странно неподвижные, как у ящерицы или лягушки; взгляд их — твердый, но словно потухший, безжизненный — придавал лицу выражение глубокой, непреходящей меланхолии. В памяти у Марка что-то шевельнулось; он был уверен, что где-то, или на картине, или в реальной жизни, он видел такие лица с печатью бесконечной печали.

— Смотри, вот еще один, — Маргарет показала чуть правее.

И Марк заметил еще одну фигуру, до сих пор незаметную, поскольку ее бесцветная кожа почти сливалась с окраской грибных стволов.

— И еще! Их дюжины! — добавила она.

Марк занервничал. Давно появились здесь эти гномы? Может, целые толпы сейчас крадутся к ним через грибные заросли? Он чувствовал силу этих темных, печальных глаз, следящих за малейшим его движением. Марк вопросительно взглянул на Маргарет. Она тряхнула спутанными кудрями.

— Не знаю, дорогой. Они ведь не кажутся очень опасными, правда? Возможно, им просто интересно… Марк задумался. Эти жутковатые существа, должно быть, знают дорогу на поверхность, и их надо заставить ее показать. Вероятно, их намерения самые мирные, но лучше в этом убедиться. Марк вынул пистолет и удостоверился, что магазин полон.

— Нам лучше вернуться в туннель, так будет безопаснее, — сказал он, разворачиваясь.

Они успели сделать несколько шагов, когда услышали среди грибов шуршание. По невидимому сигналу бело-серые люди одновременно сдвинулись со своих мест. Марк, посмотрев через плечо, был поражен их количеством. Они появлялись в самых неожиданных местах и стали видимыми только благодаря движению.

— Беги! — крикнул он.

Послышалось шлепанье сотен босых ног, но путешественники уже замерли в относительной безопасности туннеля. Марк остановился, заслонив собой Маргарет, и повернулся лицом к преследователям. Пистолет его был угрожающе нацелен вперед. Очевидно, это оружие было знакомо гномам, потому что они остановились, как вкопанные. Марк попытался заговорить с ними по-английски.

— Мы хотим выбраться отсюда. Мы хотим подняться наверх, — сказал он, указав на потолок. Серо-белые люди, числом более сотни, тупо и непонимающе смотрели на него. Он предпринял еще одну попытку. Показал сначала на себя, а затем вверх.

— Я… наверх, — с надеждой произнес он, но лица гномов оставались бесстрастными.

— Ах, проклятье!

Он гневно взглянул на них. Теперь, когда они вышли из-за грибов, стало легче определить их размеры: рост самого высокого достигал четырех футов шести дюймов, но многие были ему по плечо.

— Попробуй обратиться к ним по-французски, — предложил он Маргарет.

Девушка вышла из-за его спины, по-прежнему с кошкой на руках. Эффект был незамедлительным и потрясающим. Не успела она раскрыть рот, как маленькие человечки внезапно оживились. Сразу зажужжали голоса. Жестикулирующие руки показывали на нее. Она смущенно повернулась к Марку.

— Что?.. — начала она.

— Осторожно! — Он резко оттащил ее назад.

Маленькие человечки ринулись к ним. Он проворно спустил курок, слепо стреляя в их тела. Промашки быть не могло. Обойма быстро закончилась. Несколько раненых кричали от боли. Звук выстрелов эхом раздавался в огромной пещере. Рев, поднявшийся после тишины, выражал одновременно ужас и тревогу. Неподвижные фигуры на земле до боли напоминали детские тельца. Марку стало немного не по себе, но он продолжал целиться в лица остальных, знаком приказывая им отступить. Маргарет перевела дыхание, и ее выдохи были скорее похожи на всхлипывания. Она заставила себя оторвать взгляд от упавших тел и в ужасе посмотрела на него.

— Ах, Марк, они мертвы! Ты… ты… Он взглянул на нее, и она отшатнулась. В ее глазах застыл ужас.

— Но, Маргарет, мне пришлось…

— Так неожиданно, — бормотала она. — Так ужасающе неожиданно! Минуту назад они бежали, а сейчас… Ах, Марк, что ты наделал?

Марк отступил. Он хотел только остановить их. Казалось, на курок нажал кто-то другой… Ах, проклятье… Человечки отошли назад. Их лица снова были бесстрастны. Возможно, он поступил слишком опрометчиво. Вероятно, как и подумала Маргарет, они не хотели причинить вреда. Но он не мог позволить себе поддаться на простые «вероятно».

Не переставая следить за гномами, Марк вставил в пистолет новую обойму. Человечки снова заговорили на своем странном наречии. Большей частью их внимание, казалось, было направлено на Маргарет, хотя время от времени они с опаской глядели на пистолет. Видимо, приняв некое решение, толпа образовала полукруг у входа в туннель. Марк кожей чувствовал, что они замышляют новый бросок. Одной обоймы будет маловато для стрельбы на сто восемьдесят градусов!

С дальней стороны туннеля ему, может быть, удалось бы их удержать. Он начал отступать назад, неотрывно глядя в их лица. Но серо-белые люди не шевелились. Он в замешательстве задал себе вопрос, что кроется за этими печальными, лишенными всякого выражения лицами.

Марк стоял в добрых тридцати ярдах от входа, когда они двинулись вперед. Его пистолет безжалостно палил. Свинец прореживал ряды наступавших. От оглушительных выстрелов в замкнутом пространстве у Марка звенело в голове. Он больше ничего не слышал и, естественно, не подозревал о топоте сотни босых ног у него за спиной.

Единственным предостережением послужил сдавленный крик Маргарет, но он раздался слишком поздно. Марк начал оседать под натиском странных серых существ. Пистолет выпал из руки. Тяжесть извивающихся тел выдавливала воздух из его легких. Маленькие кулачки вцепились в волосы и принялись бить его затылком о землю. В голове стояла адская боль. Мозг, превратившись в жидкую кашу, похоже, отказывался работать.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сознание возвращалось к нему постепенно. Первым, что почувствовал Марк, была знакомая, ослепительная головная боль. Он попытался вспомнить. Был взрыв; весь мир перевернулся; «Солнечная птица» тонет в море… Нет, это случилось давно. Неужели с тех пор ничего не произошло? Ценой нечеловеческих усилий он открыл глаза. Каждое веко, казалось, весило несколько фунтов и окаменело от отсутствия движения. А когда глаза открылись, он не смог как следует сосредоточиться. Сквозь дымку он увидел нечто серое, плавно кружившееся перед ним. Спустя пару секунд все успокоилось и стало яснее. Скала? Что-то знакомое… Воспоминания нахлынули на него мощным потоком. Туннели, пещеры, фантастические грибы и маленькие человечки…

— Маргарет? — слабым голосом позвал он.

Марк повернул голову, стараясь найти Маргарет, но вокруг не было ни единого человека. Он лежал в пещере размером с обычную гостиную. В центре потолка висел сине-белый шар, похожий на те, что освещали туннели, только поменьше. Возле него на полу стояла чаша из хорошо отшлифованного камня, почти до краев наполненная водой. Он протянул руку, чтобы подвинуть ее поближе, но тут же остановился: рука была слабой и выглядела такой худой и изможденной, что он едва ее узнавал.

Прохладная вода подействовала на него благотворно. Он откинул голову на подушку и внимательно осмотрел помещение.

Пещеру, несомненно, кто-то пытался сделать пригодной для жилья. Возле стен были размещены низкие, похожие на кушетки холмики ткани; видимо, на одном из них он и лежал. Две маленькие подушки и толстая подстилка, изготовленные из странных телесного цвета полосок шириной в дюйм, отделяли его от ледяного пола. Для тепла и большего комфорта кто-то обмотал Марка длинным, синим шерстяным шарфом.

Унылую протяженность серых стен несколько скрашивали рисунки и картины, выполненные прямо по голому камню в три-четыре краски. Трудно сказать, чем пользовались люди, создавшие эти произведения, но качество рисунка — несмотря на грубость его исполнения — выдавало руку мастера: набросок грибного леса производил впечатление не менее сильное, чем пейзаж арабской деревушки. Все казалось весьма узнаваемым, хотя некоторые персонажи картин выглядели как-то необычно. Марк узнавал арабов, представителей белой расы и даже серых гномов, но вот другие мужчины и женщины… Он никогда не видел таких людей.

Марк провел ладонью по голове и обнаружил, что она перевязана. Что произошло после той битвы в туннеле? Он смутно вспомнил склонившиеся над ним лица и голоса, шепчущие какие-то ободряющие слова, но это были незнакомцы. А где же Маргарет? Надо ее найти… Он сел и едва не застонал от боли. Голова просто раскалывалась на куски, затем, постепенно, утихла. Марк с трудом встал на ноги и прислонился к стене. В ногах чувствовалась такая слабость, что от малейшего движения он мог вновь осесть на землю. Ценой неимоверных усилий он сделал несколько шагов. Сил ему придавала лишь тревога за Маргарет.

Вход в пещеру был вырублен в форме дверного проема. Он вел в коридор, тускло освещенный и простирающийся в обе стороны. Справа еле слышно доносились чьи-то голоса, и Марк решил идти именно туда. Он прошел, вероятно, ярдов пятьдесят, но ему казалось, что это самое долгое путешествие в его жизни. Несколько раз он замирал, прислонившись к стене: слабость не позволяла ему ни дойти до цели, ни вернуться. Но всякий раз он усилием воли заставлял двигаться свои нетвердые ноги.

Наконец коридор привел Марка к пещере. Он стоял, глядя на мужчин и женщин, снующих от одного входа в туннель к другому. Он пытался позвать их, но его голос потерялся в шуме их шагов. И с людьми происходило что-то сверхъестественное… Казалось, они плавали… Вся пещера качалась, словно в пьяном бреду. Внезапно колени его подогнулись. Пол пещеры поднялся и накрыл его.

Чьи-то руки помогли Марку сесть; что-то гладкое прикоснулось к его губам.

— Вот, выпейте.

Марк повиновался. Незнакомый напиток обжег горло. Открыв глаза, он сквозь туман рассмотрел два бородатых лица, склонившихся над ним. Губы одного бородача шевельнулись:

— Что вы здесь делаете?

— Маргарет, — с трудом выдавил он. — Где она? Мужчины переглянулись,

— Все в порядке, приятель. Не волнуйтесь. Вы должны отдыхать. Как насчет того, чтобы вернуться?

Они помогли ему встать на ноги.

— Вы сможете идти?

Марк кивнул, но на первом же шаге его колени снова подогнулись. Тот, что был повыше, с легкостью поднял его и зашагал по коридору. Марк снова почувствовал, что лежит на кушетке, которую недавно покинул. Через неопределенное время его кто-то поднял. Человек, который его нес, протягивал две миски, одну с водой, другую с чем-то вроде пюре.

— Что?.. — начал Марк, но человек помотал головой. — Нет, сначала съешьте это. Потом поговорим.

Марк выпил воды и принялся за пюре, у которого был земной запах, необычный, но не противный. Поглощая еду, он еще раз рассмотрел обстановку. Он снова находился в расписанной пещере, но на этот раз у него было три посетителя. Тот, который предложил еду, был высок, широкоплеч, в лохмотьях французской военной формы. Его руки и лицо, скрытое спутанной бородой, были испачканы сажей. Волосы, которые, должно быть, некогда считались белокурыми, были неуклюже обрезаны, скорее всего, ножом. Далеко на затылок сдвинута помятая кепочка.

Марк перевел взгляд на следующего. Этот был потоньше и с редеющими волосами, обрезанными также грубо. Борода у него тоже была спутана, руки также грязны, но одежда другая. Лондонский модельер вряд ли узнал бы свое творение в этом тряпье, но лохмотья были высокого качества. Третьим был араб в бурнусе, в котором его владелец, казалось, прошел через военную кампанию. Это смутно напомнило Марку изорванные в битвах флаги, которые он видел в церквях.

Марк доел пюре, столь же грубое, как и все остальное, и отодвинул миску. Ему стало значительно лучше. В кармане он нашел пачку сигарет и предложил закурить новым знакомым. Трое посмотрели на него так, словно он сотворил чудо. Они закурили осторожно, с почтением.

— Ну, теперь, может быть, вы мне скажете, где Маргарет? — спросил Марк.

— Она была с вами? — поинтересовался крупный человек.

— Разумеется, со мной. Вы хотите сказать, что не видели ее?

Он вопросительно посмотрел на посетителей. Они помотали головами.

— Но она была со мной, когда меня ударили. Я должен ее найти.

Он попытался встать на ноги. Высокий поймал его за руку и снова посадил.

— Нет. Сидите пока. Вам много чего предстоит узнать. Например, что здесь не следует спешить.

— Но…

— Говорю вам, вы ничего не можете сделать. Во всяком случае, вы еще больны и некоторое время должны полежать. Поверьте мне, если ваша девушка сейчас в безопасности, она и будет в безопасности.

— Это правда?

— Конечно, правда.

Марк ему поверил. Человек говорил твердо, словно не сомневался в своих словах. Кроме того, сейчас Марк был так слаб, что никому не мог бы помочь. Он снова опустился на подушки и принялся рассматривать незнакомцев.

— Ради бога, расскажите мне об этом месте. Я не знаю, где я и долго ли тут нахожусь.

— Ну, вы последний из пришедших, это могу сказать точно, хотя долго болели. Вы самый франтоватый из нас на этой свалке. Как вы сюда попали? Расскажите нам о себе.

Марк рассказал им свою историю в мельчайших подробностях. Первая часть, казалось, больше заинтересовала слушателей, чем рассказ о грибном лесе, и высокий подавлял очевидное для европейца желание часто перебивать. Некоторое время после рассказа Марка он молчал.

— Так вот в чем дело, — задумчиво произнес он. — Неудивительно, что бедные дьяволы так озлоблены. Значит, им пришел конец.

— И нам тоже, — сказал другой. Араб лишь кивнул.

— Но что вы здесь делаете? — нетерпеливо спросил Марк. — Вы же американцы, так ведь? Так почему же французская форма?

— Кстати, мы забыли представиться. Я Джон Смит, по крайней мере, так меня звали в Легионе. Это Чарльз Гордон из Лондона, Англия, а это Махмуд эль Жиззах из самой забытой богом дыры в пустыне. Гордон арх… арх… Ну, словом, он раскапывает вещи, которые больше никому не нужны. А чем занимался Махмуд, я не знаю, но он получил образование в самом шикарном месте Англии — Оксфордском колледже.

— Болтун, — неодобрительно пробормотал араб.

— Но что вы все здесь делаете?

— Просто живем.

— Но почему?

— Потому что, черт возьми, мы не можем делать ничего другого. Думаете, мы здесь для удовольствия?

Марк посмотрел на их бороды и лохмотья.

— Как долго вы здесь?

— А какое сегодня число?

Марк задумался. Вероятно, с тех пор, как он потерял сознание, прошло несколько дней, но дату крушения «Солнечной птицы» он помнил.

— Когда мы упали, было шестнадцатое сентября.

— Какого года, приятель? — Он уставился на собеседника.

— Одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого, разумеется.

— Значит, я здесь шесть лет.

— А я — семь, — сказал Гордон.

— А я — пять, — признался араб.

Марк вытаращил глаза. Он переводил взгляд с одного лица на другое, ища признаки розыгрыша.

— Семь лет! — Он уставился на Гордона. — Не может быть! Семь лет… Здесь, в этих пещерах?

Гордон кивнул и немного мрачно улыбнулся.

— Да, именно так.

— Но… я не понимаю. Должен же где-то здесь быть выход!

— Выходы есть… И, может быть, не один. Дело в том, что мы не можем их найти.

— Почему? Вы же нашли вход сюда?

— Вы тоже нашли, но вам же это не помогло, правда?

— Не могли же вы все спуститься сюда по водоворотам?

— Нет. На самом деле, проблема заключается в этих маленьких серых человечках. Они загнали нас в загон, как скот. Они даже не получили над нами преимущества. Скажем, легче вырваться из ада, чем из этого притона.

— Но не хотите же вы сказать, что мы здесь навсегда?

— Именно так…

— Но… Марк снова почувствовал, что весь этот кошмар становится все страшнее и страшнее. Заключены в этой пещере до конце своих дней! Это фантастика, это не может быть правдой! Он повернулся к Гордону, разглядывавшему пейзаж арабской деревни.

— Это чистая правда, — спокойно заверил его араб.

— Это не может быть правдой! Должен же быть выход!

— Если бы кто-то когда-нибудь отсюда выбрался, это место стало бы известно! То, что оно остается тайным, означает, что никто никогда отсюда не выбрался! Вмешался Гордон.

— Нет, это не так. Я верю в свою теорию, что…

— Да к черту все ваши теории, — перебил его Смит. — Даже если они верны, какой нам от них толк? Выбросьте их из головы! — Он вновь повернулся к Марку. — Чем скорее вы осознаете, что вы, я и все остальные заточены здесь навсегда, тем лучше для вас!

Выздоровление Марка было долгим. Иногда его раздражало, что он зря теряет время, и он начинал ворчать, Гордон делал все возможное, чтобы его успокоить.

— Во-первых, фраза «напрасная трата времени» здесь не имеет значения, — сказал он. — А во-вторых, вам вообще чертовски повезло, что вы выздоровели. Если честно, вы были в таком плачевном состоянии, оказавшись здесь, что мы не надеялись, что вы выживете. Попытка выбраться отсюда явно не пошла вам на пользу, вас просто избили! Так что, лежите спокойно и не волнуйтесь. То, что Смит называет «озлоблением», не пойдет вам на пользу!

Марк, как мог, старался следовать их советам и за последующее время хорошо узнал эту троицу. Ему пришлось изменить свои первые впечатления. Например, Смит не был таким закоренелым пессимистом, каким казался вначале. Он был полон надежд, хотя и утверждал обратное. За его утверждениями, что побег невозможен, не чувствовалось искренней уверенности; гораздо чаще это была защитой, что-то вроде самоуспокоения, желания чтобы надежды не зашли слишком далеко. Однажды в момент непривычного откровения он признался:

— Если бы я не надеялся, что мы когда-нибудь выберемся отсюда, я бы уже давно расстался с жизнью; но, если я позволю себе слишком волноваться, то, вероятно, в один прекрасный день лишу себя жизни от полного разочарования. Большую часть времени я ожидаю худшего; хорошо, этого не происходит!

Несложная теория Смита заключалась в том, что не надо искушать богов. Так обычно берут зонтик, чтобы заставить светить солнце, или путешествуют с двумя запасными колесами, чтобы избежать прокола. Его попытки блефовать с судьбой говорили о том, что он полон надежд куда больше остальных.

Гордон уже дошел до того состояния, когда мирятся с неизбежным. Только твердая вера в свои теории, которых, как обнаружил Марк, было много, мешала ему оставить мысль о возвращении. Но все равно он, похоже, не впадал в отчаяние, которого так боялся Смит. Гордон нашел силы отвлечься от окружающей обстановки и погрузиться в свою чисто условную жизнь, без которой был бы совсем одинок. Иногда он впадал в глубокое уныние, но часто даже случайное слово выводило его из апатии. В глазах вдруг загорался огонь возбуждения, худое лицо оживлялось, словно с него срывали маску, и через несколько мгновений он с жаром разглагольствовал, защищая собственные теории, иногда казавшиеся разумными, а иногда — чистой фантазией. Большей частью его речи, казалось, не вызывали у Смита ни малейшей реакции; хотя иногда Смит улавливал в потоке слов практическое предложение и с удовлетворением цеплялся за него.

Араб слушал их разговоры, время от времени фыркая. Марк не понимал, что кроется за этим молчанием: смирение или глубокая мысль. Как бы то ни было, казалось, сложившаяся ситуация волновала его меньше других. Когда он начинал говорить, это были воспоминания или какая-нибудь арабская басня, суть которой была совершенно непонятна европейцу. Единственным звеном, связывающим его с остальными, было восхищение Смитом.

Набираясь сил, Марк начинал проявлять интерес к окружающей обстановке, у него появлялось желание определиться, как ему жить в новой компании. Его подход был, без сомнения, уникален. Он хотел знать, как Смит попал сюда.

Смит задумчиво напряг слух и с сомнением посмотрел на остальных. Марк понял, что эти трое знают друг о друге все.

— Я не возражаю. Рассказывай, — согласился Гордон, а араб дружелюбно кивнул.

— Ну, рассказывать тут особенно нечего, но если хотите, пожалуйста. Мы — наш отряд, были посланы на какую-то работу в горы Гардая, а позвольте вам сказать, что если вы не знаете, где находятся горы Гардая, вы немного потеряли! Французы считают, что парень, выживший после пары месяцев в Легионе, настолько крепок, что его уже нельзя убить. И ведут себя соответственно. Они одевают вас в самые тяжелые одежды, какие только могут найти, дают тюк размером с верблюда и посылают пешком за тысячи километров, где солнце светит вдвое ярче, чем в любом другом месте. Я не могу сказать, сколько проклятых мучительных миль проделали мы в тот день, но я знаю, что они гнали нас, пока мы чуть не умерли. Некоторые из этих несчастных дьяволов чуть ли не спали на ногах, да я и сам едва не заснул. Полагаю, французы не хотели с нами бороться. Их главной мыслью было устроить яркое шоу мундиров, и каким бы могущественным ни был местный шейх, его, естественно, должна была затмить слава Франции. Да, мысль была достаточно правильная. Проблема заключалась в том, что арабы смотрели на это иначе. Может быть, мундиры не произвели на них должного впечатления! Во всяком случае, они подождали, пока мы не измотались окончательно, а затем вмешались. Мы шли по открытой местности, а они скакали, как антилопы, по скалам над нами. У них были ружья, и они играючи стреляли по движущимся целям, большей частью по быкам. Это было не смешно, и нам был дан приказ сделать единственно правильный шаг — укрыться у подножия скал. Там их было множество, и все всех размеров. Мы, не желая оставаться живыми мишенями, направились к скалам. Там и остановились. Нас заперли, и весьма успешно! Для того, чтобы получить фатальную дозу свинца, достаточно было выглянуть наружу. Некоторые ребята, которым говорили, что арабы не умеют стрелять, попытались выглянуть… однажды. Но как бы то ни было, мы не очень волновались, просто нам, наверное, очень хотелось спать. Прошло немного времени, и кто-то в штабе хватился нас и поднял шум, желая узнать, где мы. Нам же ничего не оставалось делать, как только тихо сидеть и ждать. Но местный шейх не считал, что это забавно. Он затеял свою игру и собирался довести дело до конца. Вероятно, ему было бы легче объяснить исчезновение всего отряда, чем появление нескольких мертвых тел. Он любил крупные цифры, этот малый. Мы просидели под скалой примерно час, когда услышали ужасный треск справа. Пара наших людей выглянули и увидели, что произошло, но нам это мало помогло, так как их головы прошили пули. Остальные довольствовались тем, что тихо сидели и строили догадки, почему снаружи поднялась суматоха. Через полчаса мы узнали. Прямо над нами произошел сокрушительный взрыв. Половина скалы была разрушена и стремительно упала вниз. По крайней мере, этого было достаточно, чтобы замуровать вход в наше укрытие и уничтожить четырех несчастных дьяволов, стоящих поблизости. Коварный шейх был одержим превосходной идеей замести следы, и, похоже, мы оказались заживо похороненными… Полагаю, ребят, прятавшихся под другими скалами, постигла та же участь. Я никого из них больше не видел. Итак, нас осталось трое. Ольсен, Дюбуа и я. И перед нами встал выбор: умереть прямо здесь или осмотреть скалу и поискать, нет ли какого-нибудь другого выхода. Мы не надеялись сдвинуть тонны камней при входе. Вскоре мы нашли трещину сзади. В ней была тяга, это говорило о том, что она куда-то ведет. Мы протиснулись и пошли вперед, освещая путь свечами. Не знаю, сколько времени прошло до того, как мы с Ольсеном обнаружили развилку в одном из этих освещенных туннелей, скорее всего, несколько дней. И мне нет смысла вам рассказывать, что эти огни нас поразили; вы, наверное, чувствовали то же самое, когда увидели их впервые. Если бы их не увидел и Ольсен, я бы подумал, что сошел с ума. Мы потеряли Дюбуа. Он упал в пропасть и сломал шею, бедняга. Ольсен тоже был не в лучшем состоянии; он сломал руку и ударился о сталактит. Горстка белых пигмеев обнаружила нас, проходя мимо. Они, казалось, были не слишком удивлены, увидев нас. Они принесли нам еды и дали немного поспать, а потом привели сюда.

Он замолчал, по-видимому, считая, что рассказ окончен. С точки зрения Марка он едва начался.

— Но что это за место? — спросил он. — Вы забываете, что я фактически ничего не видел, кроме этой пещеры!

— Этой? Ну, ее вполне можно назвать тюрьмой. Это угловая пещера в их системе, вход сюда только один. Вы были «вырублены», когда они вас тащили, иначе вы бы запомнили путь. Они волокли вас по туннелю, похожему на все остальные, только он обрывается над пропастью. Глубина там примерно сто футов, и стена совершенно отвесна. В ней нет ни склона, ни ступеней. Они просто обвязали вас канатом и спустили сюда, вот и все. Вы не можете подняться на сто футов по отвесной скале, если, конечно, вы не муха в человеческом обличье!

— Но значит ли это, что никто не пытался подняться?

— Пытались? Господи, конечно, пытались! Но маленькие серые человечки всегда начеку. Внизу есть следы того, что кто-то пытался вырубить ступеньки. Говорят, ему на голову упал камень. Я однажды видел, как один малый пытался прорваться. Он был француз и полусумасшедший, иначе никогда бы не предпринял подобной попытки. Когда они спустили в загон очередного пленника, этот парень решил, что ему представился шанс. Француз вырвался из общей толпы, схватился за канат и начал карабкаться вверх, как обезьяна. Позволив ему проделать половину пути, они перерезали канат.

Марк по-прежнему был озадачен. Смит слишком долго пробыл под землей и не понимал недоумения новичка. Он так привык к этой системе пещер, что уже забыл, как удивлялся вначале. Она не удивляла, он с ней смирился, и жизнь под землей стала для него несчастьем, а не потрясением.

— Но кто эти маленькие белые человечки? Что они здесь делают? Почему не выходят наружу?

Американец помотал головой.

— Это меня не касается. У Гордона на этот счет есть теория. Попросите его как-нибудь вам рассказать. Сейчас меня интересует только секретная информация, которую дали. Она многое проясняет.

— Я вам дал?

— Конечно! Тот низкий спуск и пещера, затопленная Новым морем. Их что-то беспокоило, я это видел, но мы не могли понять, что именно. Теперь все стало понятно.

— Ну и как, помогло?

— Помогло? Да, конечно. Это значит, что, когда нас начнет заливать вода, нам будет незачем беспокоиться о том, чтобы выбраться отсюда!

В другой раз Марк безуспешно расспрашивал Гордона. Археологу, хоть он и был заточен дольше, чем Смит, удалось сохранить гибкость ума. Он, за исключением коротких периодов депрессии, не только проявлял интерес к происхождению этой подземной расы, но мог подойти к ситуации с другой точки зрения, чего был начисто лишен американец. Если Смит отвечал на требования Марка информации с уверенностью, что «это не к спеху», и что Марку «придется чертовски долго выяснять», Гордон относился к любопытству новичка с некоторым опасением. Задержался на замечании, что их жилище «вполне можно назвать тюрьмой».

— Мы в тюрьме ради безопасности, — объяснял он. — Нашей безопасности и их. Есть два хороших способа заставить человека хранить тайну: заткнуть ему рот или остановить его сердце. Не могу сказать, почему обычно выбирают первое. Люди в таких делах не очень разборчивы. Во всяком случае, этот способ эффективен. У нас собственные грибные пещеры, и мы выращиваем еду сами. Фактически, единственная разница между их положением и нашим заключается в том, что они могут выйти наружу, но не хотят, а мы хотим, но не можем.

— Сколько их здесь?

— В последний раз мы насчитали около полутора тысяч.

Марк, который по рассказам остальных предположил, что их приблизительно пятьдесят или сто, вздрогнул. Полторы тысячи?..

— Вы имеете в виду пленников?

— Да, пленников. Самых разных. Вы их увидите, как только наберетесь достаточно сил, чтобы передвигаться. — Гордон вдруг заговорил совсем как Смит.

— И никто никогда не убегал?

— Так они утверждают, но я думаю, что они ошибаются. Вероятно, это было чертовски давно, но, полагаю, было, и не однажды.

— Почему?

— Ну, — Гордон слегка нахмурился, — видите ли, это всего лишь моя теория. Я не говорю, что эти факты нельзя объяснить иначе, но настаиваю, что это возможное объяснение. Помните грибной лес?

— Ну, и что?

— Что он вам напомнил?

— Я не вполне…

— Вам он не показался чем-то знакомым, словно вы его где-то видели раньше?

Марк вдруг понял, куда клонит Гордон. Он вспомнил, как Маргарет заметила, что грибы похожи на поганки из детской книжки. Гордон просиял, услышав это.

— А что она сказала о белых пигмеях?

— Что они похожи на гномов, только у них нет бород. Гордон развел руками, как ведущий какого-то шоу.

— Ну вот, видите! Вы в некоторой степени уловили ситуацию, и она вам не так уж незнакома, хотя вы думали иначе. И что это значит?

Марк, не имея ни малейшего понятия, что бы это могло означать, по-прежнему молчал. Гордон продолжал:

— Это значит, что какие-то сведения, какие-либо отдаленные слухи об этом месте просочились в мир. Во всех народных поверьях обязательно можно найти рациональное начало. Люди не выдумали сказки о гномах и троллях так же, как и о гигантских поганках. Кто-то услышал эту историю от человека, который действительно их видел, а, может быть, и от нескольких людей, ведь легенды быстро распространяются по всему свету. С течением времени они обросли выдумками, а в руках художников наши пигмеи тоже преобразились, но, тем не менее, остались карликами, которые в большинстве случаев недружелюбны к обычным людям. Говорю вам, пигмеи подлинны! Много веков назад кто-то, побывавший здесь, вернулся в мир и рассказал о них!

Марк, похоже, засомневался.

— Но им бы никто не поверил! Их бы просто засмеяла! Подумайте только, что бы сказали о нас, если бы мы выбрались отсюда и рассказали об этом без каких-либо доказательств?

— Вы не правы. Большинство первобытных людей были в некотором смысле мудрее нас. Они не насмехались над тем, что лежит за пределами непосредственной реальности. Вплоть до Средних веков было принято верить всяким россказням, пока не была доказана их ошибочность. Для современного же общества типично ничему не верить, пока не предложены неопровержимые доказательства. В старину люди верили в морских змей, теперь же не поверят и в кенгуру, пока не покажешь фотографий! Людей, конечно, можно еще обмануть, но другим способом. Кроме того, подумайте о крестьянах старой Европы. Почему рассказ о маленьких человечках, живущих под землей, более удивительны, чем о людях с черной кожей, которые ходят голыми? Первое так же вероятно, как и второе! Разница лишь в том, что со временем одна история подтвердилась, другая же, за неимением доказательств, стала тем, что мы называем фольклором. Только представьте, что черные убивали бы каждого белого человека, которого видели! Разве при этом их существование не стало бы мифом, как существование этих человечков? Разумеется, стало бы!

Впервые серьезно задумавшись над теорией Гордона. Марк почувствовал, что она столько же правдоподобна, сколько и неубедительна, поэтому предпочел не выражать своего мнения.

— Так вы думаете, что отсюда никто не убегал, вероятно, несколько столетий? Гордон пожал плечами.

— Нельзя сказать. Может быть, и убегали. Но если это так, должны же быть, по крайней мере, слухи, истории, которые распространены среди арабов. Может быть, они и есть, но, как ни странно, до нас не доходили. Я убежден, в прошлом были побеги. Это самое большее, что я могу сказать.

— А почему сейчас побеги не случаются?

— Тому есть дюжина причин. Может быть, лазейку обнаружили и заделали. Вероятно, здесь есть не одна пещера-тюрьма. Должен признаться, больше всего меня озадачивает, почему нас не убивают, как только обнаруживают, но ведь у каждой расы есть свои оригинальные понятия об убийстве…

ГЛАВА ВТОРАЯ

В сопровождении Гордона Марк совершил путешествие по более крупным пещерам. Гордон видел, что вынужденное бездействие не пойдет Марку на пользу. Постепенно возвращающаяся сила находила выход в волнении и беспокойстве. Он постоянно и безуспешно спрашивал, нет ли каких-либо новостей о Маргарет, и от того, что все трое уверяли, что Маргарет в безопасности, ему не становилось легче. Даже Гордон не мог найти никаких объяснений ее исчезновения.

— Я никогда раньше не слышал, чтобы люди здесь исчезали, — признался он. — Каждого пленника неизменно приводят сюда, и ему ничего не остается, как только примириться с неизбежным. Уверяю вас, ее нет ни в одной из известных нам пещер, это было бы невозможно скрыть!

— Да, это так, — подтвердил Смит. — Никто не видел, чтобы она где-нибудь пряталась, это точно.

— Не думаете же вы, что ее… убили?

— Нет, зачем им это делать? — убежденно ответил Смит; остальные двое молчали.

Марк никак не мог определить, как долго он болел: день и ночь в пещере не различались, а с ними исчезали и другие измерения времени. Здесь ели, когда хотелось есть, спали, когда уставали. Время текло гладко и монотонно. Дни, месяцы и даже годы пролетали незаметно, и только вновь прибывший напоминал пленникам, что есть еще внешний мир, в котором бег времени не прекращался.

Каждого с нетерпением спрашивали, какой нынче год месяц, определяли, сколько времени прошло с момента их пленения, а потом забывали до следующего носителя новостей. Сине-белые шары никогда не гасли, и их постоянный свет принимался большинством без удивления и интереса. Гордон признался, что однажды из любопытства камнем разбил шар, закрывающий лампу в дальнем углу пещеры.

— Это было всего лишь любопытство, но оно ничего не прояснило. На пол брызнула какая-то блестящая жидкость, которая быстро испарилась. А сам шар, похоже, был сделан из стекла, только гораздо прочнее обычного.

— Но не значит ли это, что когда-то эти люди были высоко развиты, даже если сейчас о них этого не скажешь? — предположил Марк.

Гордон был склонен думать, что ничего особенного это не означает.

— Не было никакого сомнения в том, что пигмеи сейчас находятся на стадии угасания, но не похоже, что уровень их цивилизации был когда-то достаточно высок. Конечно, они строили свои лабиринты, расширяли и изменяли их, но очень трудно сказать, сколько здесь естественных пещер, а сколько искусственных. Что же касается освещения, то, возможно, это была просто счастливая случайность, одно из тех открытий, которые были сделаны, а потом забыты. Вспомните о паровом двигателе в Александрии, ведь о нем забыли на две тысячи лет. А колеса вечного двигателя, который, очевидно, не был таковым, но, безусловно, как-то работал. Он так и остался необъясненным. Это случается снова и снова. Во всяком случае, в этих лампах нет ничего чудесного. Они со временем изнашиваются. Вы увидите, что некоторые светят значительно тусклее остальных.

— Все равно, держу пари, они бы удивили наших физиков, — сказал Марк.

Он поймал себя на том, что думает, как гость, турист. Он все еще не мог осмыслить, что, может быть, никогда отсюда не выйдет, и боялся того момента, когда с этим смирится. Вероятно, этого никогда не произойдет. Смит, проведя здесь шесть лет, в глубине души до сих пор уверен, что не умрет под землей.

В таком расположении духа Марк снова предавался бесполезным размышлениям о судьбе Маргарет, и Гордон решил, что его нужно отвлечь, пусть он еще и не совсем здоров. Он повел его, слабого и с перевязанной головой, к большой пещере. В течение нескольких минут Марк молча созерцал новое зрелище.

Там было человек шестьдесят или семьдесят. Они стояли или сидели, ведя бессвязные, неинтересные разговоры. Над ними, казалось, витала атмосфера безразличия, которая намекала, что до завтра делать нечего, а здесь никакого завтра быть не может. Их глаза казались слепыми. Упадок духа был общей чертой.

Арабы и белые, то там, то здесь попадались негры и даже несколько индейцев, но были и такие, чью национальность он не мог определить с первого взгляда.

— Кто он, черт возьми? — спросил Марк, показав на одного из людей.

Человек, который его заинтересовал, был высоким и носил на сером теле минимум одежды.

— Он — абориген.

— Абориген? Я думал, они все маленькие, вы называли их пигмеями.

— Я не имел в виду пигмеев. Аборигенами мы называем тех, кто родился здесь, в тюремных пещерах.

— Боже правый, не хотите же вы сказать…

— Разумеется, хочу. Здесь, как видите, достаточное количество женщин. И вы не можете помешать мужчинам и женщинам оставаться таковыми даже в пещерах.

— Но выносить здесь ребенка…

— Я знаю. Нам это кажется достаточно жестоким по отношению к ребенку, но они так не думают. С их точки зрения ребенок неизбежен. Кроме того, аборигены справедливо говорят: «Почему мы должны быть приговорены к вечному целомудрию? Разве все так плохо?»

— Вы хотите сказать, что у аборигенов могут быть и родители аборигены?

— Именно. У этого, судя по всему, родители — аборигены.

Марк наблюдал, как человек скрылся из вида. Он был в шоке. Человек, который никогда не видел солнца и звезд; никогда не слышал шума волн и шуршания листвы; никогда… можно продолжать бесконечно! А Гордон так спокойно об этом говорит. Неужели он совсем забыл внешний мир? Неужели все семь лет он глушил свои воспоминания? Скорее всего, он цеплялся за них, пока поверхность вспоминалась, как рай. Так вот о чем говорил на днях Смит… нет, здесь нет дней… вот о чем он говорил недавно!

— Вы спросили, не наскучило ли мне здесь. Господи, да как же здесь может не наскучить? Я бы мог целыми неделями смотреть на реку и находить ее чудесной. Я обычно считал старикаУордсвортанемного глупым… Нарциссы! Только представь, что наверху есть целые поля цветов!

Мир стал для Марка садом, полным цветов, а на небе вечно царил закат. Сентиментальность? Конечно, сентиментальность, но она казалась более естественным состоянием, чем бесчувственность Гордона. Вот и сейчас он говорил об аборигенах холодно, бесстрастно, словно те были музейными экспонатами:

— Человеку свойственно приспосабливаться к окружающей обстановке. Многие другие существа, запертые вроде нас, умерли бы от депрессии, но не человек. Со временем аборигены превратятся в расу, отлично приспособленную к этому миру. — Он замолчал и посмотрел на Марка. — Вы думаете, что человек, которого вы только что видели, страдает? Вы думаете, он лишен своих законных прав… Что ж, все мы от этого страдаем, но знает ли он об этом? Этот человек никогда не знал открытого воздуха и не хочет знать! Он не представляет иной жизни, кроме существования в пещерах. Да и как ему понять?

— Но он, должно быть, знает о внешнем мире? Наверное, он слышал от вас и от кого-нибудь еще?

— Конечно, слышал, но это его не касается. Ваши родители, безусловно, рассказывали вам о небе, о том, как оно красиво, и тому подобное, но какое вам теперь до этого дело? Слишком неубедительно, слишком похоже на сказку. И он чувствует то же самое, когда слышит о внешнем мире. Для него это приятная, немного детская фантазия, имеющая мало отношения к реальности. Он слышит о небе, полях, облаках и горах точно так же, как вы слышите об арфах, ангелах и улицах, вымощенных золотом, и имеет об этом ровно столько же понятия.

Марк нахмурился. Он увидел, к чему клонит Гордон: тебя не угнетает нехватка того, чего никогда не имел. Но если довести эту мысль до логического конца, получается, что человек — статичное существо, в то время как он существо динамичное. Человеку часто не хватает именно того, чего у него никогда не было. Вся история открытий является серией попыток восполнить пробелы. Человек никогда не летал, но ему не хватало полетов, и он изобрел самолет. Ему не хватало сил переплыть море, и он изобрел корабль. Его голос был слышен лишь вблизи, появилась сложная система связи. Поэтому философия англичанина — чушь. Ограничения можно чувствовать изнутри. Но аргументы буквально отскакивали от Гордона.

— Большей частью эти системы искусственны и громоздки. Посмотрите, какие сложности нужно преодолеть, чтобы передать сообщение. Сравните, как просто стая перелетных птиц узнает о месте встречи и времени полета.

— Но сам факт существования радио говорит о том, что мы поняли нашу ограниченность!

— Говорит? Сомневаюсь. Мы поняли это, как ограниченность системы, которую изобрели. Мы изобрели суррогат, называемый телеграфом и радио, и забыли о своей ограниченности, но она же никуда не делась. Скажите, сколько людей чувствуют ограниченность слов для выражения своих мыслей? Они обвиняют в этом язык, но многие ли понимают, что слова лишь замена того, чего им действительно не хватает — мысленного общения? Они не понимают нехватку прямого умственного общения потому, что никогда не имели. И смотрят на разговорный и письменный язык, как на естественный способ выражения мыслей.

— Да, но существует прогресс, люди совершенствуют изобретения. И если это не признание собственной ограниченности, что же тогда?

— Это неполное признание. Посмотрите, что произошло. Сначала было очень трудно без разговорного языка. Затем начали понимать, что его использование очень ограниченно, и появился письменный язык. Но сообщения доходили медленно. Возникла необходимость в печати. Чтобы ускорить процесс, появилась электрическая связь. На все это ушли века, потому что ограниченность не сразу была замечена. То, чего нам действительно недостает — так это прямая мысленная связь.

— Но это невозможно! — Марк начинал раздражаться. Серьезное лицо Гордона расплылось в неожиданной усмешке.

— Великолепно! Вот способность, которой у нас никогда не было, а раз не было, вы считаете, что ее никогда не будет. Словом, «чего никогда не было, по тому и не скучаешь». Почему же мысленная связь более невозможна, чем множество заменителей, которые нам удалось создать? Позвольте заметить, что ваше слово «невозможно» просто означает, что этого еще никогда не было!

У Марка не нашлось аргументов. Он чувствовал в рассуждениях достаточно слабых звеньев, но решил, что спор подождет. Сейчас его больше интересовало то, что он видел. Он стал расспрашивать об аборигенах.

— Мы их нечасто видим, — признался Гордон. — Их тошнит от нас и наших бесконечных воспоминаний о поверхности. Они стараются держаться от нас подальше.

— Они не хотят ничего знать о жизни на поверхности?

— Они не только не верят в сказки, но и считают, что эти сказки не имеют никакого отношения к их жизни. Многие пленники через несколько лет становятся полусумасшедшими и живут в состоянии меланхолии, которое озадачивает и пугает аборигенов. Они намного счастливее, когда не общаются с нами.

— И не хотят убежать?

— Нисколько. Для большинства из них это было бы несчастьем, скорее всего, они страдали бы от агорафобий и боялись взглянуть на окружающий мир.

Рассуждая, они добрались до дальнего конца пещеры. Ее обитатели почти не обращали внимания на Марка. Его удивление от того, что никто не толпится вокруг, чтобы задавать вопросы, уменьшилось, когда он вспомнил, что Смит, Гордон и Махмуд, должно быть, уже рассказали все интересные новости. Повернувшись и посмотрев на апатичную толпу, он спросил:

— Это все, чем они занимаются? Вот так слоняются без дела?

— Некоторые среди них меланхолики, но большинство бесцельно слоняется по грибным пещерам. Может быть, немного работы пошло бы им на пользу и взбодрило, но вся проблема в том, что здесь и делать-то нечего. Поэтому они сидят, размышляют или спят. Единственное их развлечение — редкие стычки из-за женщин.

— Но неужели они не могут что-нибудь мастерить?

— Что? А, вы имеете в виду мебель или что-нибудь в этом роде. Могли бы, наверное, но вы же видите, что здесь нет деревьев. Кое-кто вырезает из камня. Я вам покажу.

Они поднялись по туннелю футов на десять. Через пятьдесят ярдов пути Гордон остановился у бокового поворота и позвал:

— Зикль!

Из прохода вышел высокий, хорошо сложенный негр. Он дружелюбно улыбнулся им обоим.

— Привет, Зикль! Я привел мистера Саннета полюбоваться твоей работой. — Негр улыбнулся еще шире и поманил их за собой. — Зикль воспитывался в миссионерской школе, — объяснил Гордон. — Отсюда его имя, но обучение, кажется, было немного поверхностным.

Они вошли в вырубленную в скале комнату примерно тех же размеров, что и та, в которой лежал больной Марк. Только стены здесь были не расписаны, а отделаны изощренной резьбой. Марк с первого же взгляда почувствовал замешательство. Зикль продолжал улыбаться.

— Вот главная достопримечательность, — проговорил Гордон, показав на левую стену. — Что вы об этом скажете?

Марк внимательно всмотрелся. В середине он увидел условное изображение человека, висящего на кресте. Но крест был не совсем традиционным: символизм и чуждые концепции сделали его похожим на тотемный столб. Над головой распятого человека злобно скалилось чье-то отвратительное лицо.

Негр увидел, что Марк почувствовал отвращение.

— Он пугать дьяволов, — объяснил Зикль.

— Он должен пугать, — весело согласился Гордон. — Подойдите ближе, Марк, и присмотритесь внимательнее.

Марк повиновался и принялся рассматривать произведение с явным восхищением, чем привел Зикля в восторг.

— Это все сделал ты? — Он показал рукой на стены.

— Да, сэр. Я сделала его весь.

Марк обернулся. Может быть, лексикон негра и насчитывал не так уж много слов, но замысел резьбы родился в мозгу талантливого человека. Марк почувствовал легкий ужас. Изобретательность, с которой объединились христианство и язычество, позволяла по-новому взглянуть и на то, и на другое. Причем традиции строго соблюдены не только в технике исполнения! Весь барельеф был пропитан единым образом мыслей. Это был продукт ума, склонного к экспериментам, не боящегося пробовать то, что иногда не удавалось.

— Это гениально! — воскликнул Марк.

— Вы правы, — согласился Гордон. — Я видел много африканских скульптур, деревянных и каменных, но эта с ними ни в какое сравнение не идет. Она гениальна, но мир никогда ее не увидит…

— Сколько времени понадобилось, чтобы сделать все это?

— Не знаю. Зикль не имеет ни малейшего понятия о том, как долго он здесь. Могу только сказать, что четверть работы была выполнена семь лет назад, а закончена она в последние три года. Он занимается резьбой почти все время, когда не делает что-то другое. Считает, что это позволяет сохранять здоровье. — Гордон бросил взгляд на устрашающую голову над крестом. — Я бы сказал, что он прав: наверное, это лучше, чем изводить себя бессистемными мыслями.

Негр возился в другом углу комнаты. В конце концов он протянул каждому по чашке из полированного камня. Когда они их взяли, Зикль указал на низкие табуреты, тщательно вырезанные из камня, но имитирующие деревянные. Гордон сел и одним глотком осушил половину чашки. Марк попытался сделать то же самое, но напиток был таким крепким, что он закашлялся.

— Боже мой, что это? — выдавил он, наконец, из себя.

— Это пойло сделано из грибов.

— Я так и подумал, — Марк сделал более осторожный глоток.

Он оглядел резные стены, снова и снова обращая внимание на детали. Под крестом он заметил дощечку, отделенную от креста широкой горизонтальной полосой. На ней были изображены знакомые низенькие фигурки, расположенные между гигантскими грибами.

— Белые пигмеи? — осведомился он.

— Или демоны. Для Зикля это одно и то же. Он убежден, что это место и есть ад. Улыбка мгновенно исчезла с лица Зикля, и он кивнул.

— Это очень плохое место, ад. Полно дьяволов. Я полно грехов.

— Вероятно, ты прав. Ты больше знаешь о своих собственных грехах, чем я. Снаружи раздался голос.

— Зикль здесь?

Негр и Гордон переглянулись; Гордон кивнул, и Зикль ответил. В пещеру, нагнувшись, вошел незнакомый Марку человек, а за ним еще двое. Как и на Смите, на незнакомце были жалкие обноски французского мундира, но на этом сходство заканчивалось. У него была желтоватая кожа, а волосы и борода такие же неухоженные, как у Смита, но черные. Он снисходительно кивнул Гордону и повернулся к Зиклю. Чернокожий недружелюбно глядел на него.

— Для меня найдется выпить? — Голос был резкий, с грубоватой интонацией.

Зикль заколебался. Его глаза убийственно сверкали. Гордон успокаивающе положил руку на черное плечо и очень тихо что-то прошептал. Негр мрачно кивнул и неохотно отправился за чашкой. Гость засмеялся.

— Великий миротворец, да, Гордон?

Он сделал хороший глоток, вытер губы ладонью и посмотрел на Марка скорее с презрением, нежели с любопытством.

— Так это и есть новенький? И к тому же прилетел на самолете? Гордон многозначительно повернулся к Марку.

— Это Мигель Сальвадес. Он не любит говорить, почему вступил в Иностранный легион, но догадаться можно.

Мигель неприятно засмеялся.

— Я вступил в него, потому что у себя на родине убил человека, и не могу поручиться, что не убью еще одного. — Он многозначительно посмотрел на негра. — Как его зовут? — добавил он, снова повернувшись к Гордону.

— Меня зовут Марк Саннет, — сказал Марк, негодуя на такое обращение. Мигель, однако, продолжал обращаться к Гордону.

— Показываешь ему пещеры?

— Да.

— Наверное, ему будет интересно. Что ты видел? — Последний вопрос был задан Марку с добродушием, так резко контрастирующим с прежней грубостью, что Марк удивился.

— Пока не так много… только большую пещеру недалеко отсюда.

— И эту комнату ужасов. Что ж, тебе еще много предстоит увидеть, правда, Гордон?

— Да. — Голос Гордона звучал вовсе не ободряюще.

— Грибные и водяные пещеры?

— Да.

— А другое?

— Да.

Мигель снова повернулся к Марку.

— Да, тебе еще много предстоит увидеть. Гораздо больше, чем ты думаешь. Я тоже еще многого не видел, но обязательно увижу.

Произнося последнюю фразу, он смотрел на Гордона, но лицо последнего оставалось бесстрастным. Мигель сардонически улыбнулся и допил остатки спиртного.

— Ладно, ребята, — сказал он своим спутникам, все время остававшимся позади. — Идемте. Насвистывая, он вразвалочку вышел из комнаты. Марк и Гордон через несколько минут сделали то же самое.

— Что все это значит? — с любопытством спросил Марк, когда они шли по просторной пещере.

Гордон предпочел уклониться от ответа.

— О Мигеле никогда ничего нельзя сказать наверняка. Он любит выпить и, вероятно, думает, что у нас спрятано много спирта. Не волнуйтесь из-за него.

Не удовлетворившись ответом, но, заметив, что дальнейшие расспросы нежелательны, Марк сменил тему.

— Насколько я понял, вы хотите сказать, что местное общество делится на два класса — пленников и аборигенов, которые с ними не смешиваются?

— И пигмеев. Не забывайте о них!

— Что? В этой части пещер?

— Их здесь несколько дюжин. Полагаю, это какие-то преступники. Очень немногие из нас что-либо знают о них. Если хотите узнать больше, вам придется расспросить Махмуда. Только он, Мигель и еще несколько человек потрудились выучить язык пигмеев.

— Значит, три основные категории. Пленники вроде нас, аборигены, родившиеся здесь, и пигмеи-преступники. Так?

— Да, но пленники тоже делятся на несколько категорий… Но это вы сами узнаете.

Дальнейший путь к расписанной пещере они проделали молча. Марк обдумывал полученную информацию. Этот мир под землей оказался сложнее, чем он думал, и, судя по поведению Мигеля, жизнь здесь кипит значительно круче, чем кажется на первый взгляд.

Его мысли прервал поток возбужденных голосов, доносившихся из пещеры.

— Эй, слушайте внимательно! — Голос Смита звучал громче других. — Махмуд расскажет кое-что интересное!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В пещере, кроме Смита и Махмуда, было четверо незнакомцев. Марк с удивлением заметил, что они повернулись и с интересом уставились на него. Однако интерес продлился недолго. Они снова повернулись к Махмуду. Смит заговорил, опередив араба:

— Вам бы, ребята, было легче понять, если бы вы сначала услышали рассказ Марка. Марк, расскажите им с того самого места, как ваша «Солнечная птица» упала в море.

Марк послушно рассказал о водовороте, воронке, блужданиях по пещерам и туннелям до того, как оказался в освещенной пещере.

— Спасибо, — сказал Смит, когда он закончил. — А теперь твоя очередь, Махмуд.

Махмуд недавно разговаривал с пигмеями-пленниками. Он взял себе за правило общаться с ними. Их язык дался ему без особых трудностей, и теперь он говорил довольно бегло. По причинам не совсем понятным он и Смит считали, что взаимопонимание с отбросами общества может иметь свои преимущества. Во всяком случае, не худо знать, что происходит в пещерах у пигмеев. Теперь Смит решил выяснить, что делает Мигель: его общение с маленькими человечками порождало самые разные домыслы.

Полку преступников-пигмеев недавно прибыло, и они принесли тревожные новости. До сих пор доходили слухи, что в главных пещерах дела обстоят не блестяще, но теперь до обитателей пещеры-тюрьмы впервые дошли новости из первых рук.

— Все дело в воде, — возбужденно объяснил Махмуд. — Новое море прорывается к пещерам, хотя карликам, конечно, не известно, что это море.

— Ну, мы это уже узнали от Марка, — заметил Гордон.

— Да, но прорыв был только один, это известно из нескольких источников. Было несколько больших водопадов вроде этого и много поменьше. Иногда дно Нового моря разрушается, но чаще вода прорывается сквозь вентиляционные шахты. Это неплохо. Поток обычно не очень сложно остановить. Но при образовании больших водопадов положение становится серьезным. Пока что их удавалось останавливать, прорывая отводные туннели, но сюда все же проникло большое количество воды.

Марк вспомнил звучный треск в туннеле, по которому они с Маргарет попали в освещенную пещеру. Значит, этот туннель разрушился из-за пигмеев… Махмуд продолжал:

— Они испуганы. Заблокировать туннели одно дело, а вот избавиться от воды — совсем другое. Можно было бы воспользоваться насосами, но насосов у них, конечно, нет. В некоторых местах можно проделать отверстия и отвести воду пониже, но где гарантия, что в следующий раз не прорвет в другом месте? Кроме того, соленая вода уже проникла в некоторые пещеры-резервуары питьевой воды. Если бы уровень воды в море оставался таким, какой есть, карлики могли бы с успехом победить стихию, но уровень воды поднимается, и в любой момент может случиться новый прорыв. Они очень испуганы.

— Эй, подожди! Откуда им известно, что вода продолжает подниматься? Никто из них пока что не показывался здесь, — перебил его Смит.

— Потому что вода продолжает прибывать сквозь огромное количество вентиляционных отверстий.

— Что еще делают пигмеи?

— Ничего особенного, насколько я слышал. В конце концов что они могут сделать? Кажется, ходят разговоры о том, чтобы убраться на север. Там есть пещеры на более высоком уровне, но там нет грибных насаждений. Может быть, грибы удастся пересадить, но сомнительно, чтобы они скоро дали урожай.

— Значит, — задумчиво произнес Смит, — у них есть выбор между тем, чтобы остаться здесь и утонуть, и тем, чтобы уйти на север и умереть с голоду. Можно, конечно, выйти на открытое пространство. Но они этого не сделают, — добавил он, задумчиво глядя на Гордона.

Тот покачал головой.

— Да, они этого не сделают, — согласился он.

— Почему? — спросил Марк. — Это же так разумно.

— Разумность тут ни при чем. Она подразумевает, что жить на вулкане — безумие, однако люди продолжают на нем жить. Эти пигмеи слишком давно живут здесь и давно адаптировались. Конечно, солнечный свет сразу же ослепил бы их. Но дело в том, что при любом раскладе мы, безусловно, останемся здесь. Приятная перспектива.

Смит кивнул.

— Стоит только воде прорваться, и мы утонем, как крысы. Выход отсюда только один, и находится он на высоте ста футов — большинство пещер расположено именно на такой высоте. Может быть, мы смогли бы продержаться в воде, пока наши головы не упрутся в потолок, а затем-прощайте… Марк, оглядев всех по очереди, увидел, что большинство смотрит на американца. Наконец один из незнакомцев спросил:

— Что же нам делать?

Казалось, он говорил за всех. Молчаливое признание лидерства Смита. Наверное, в некоторых теориях Гордона есть здравый смысл и, как Марк понял позже, в некоторых его планах тоже. Махмуда считали коварным, но очень умным. Но когда требовалось принять решение, они смотрели на Смита. И он начинал думать… Гордон наблюдал, как человек, который может что-то предложить, если его спросят, но не будет делать этого добровольно.

Незнакомец снова нарушил молчание:

— А если мы объединим наши усилия? — спросил он. — Теперь уже, наверное, недалеко… — Он вдруг замолчал и бросил на Марка подозрительный взгляд, а Смит поднял глаза.

— Слишком уж ты разболтался, Браддон. Держи язык за зубами. — Он повернулся и задумчиво посмотрел на Марка.

— Все в порядке, — вмешался Гордон. — Он будет с нами. Марк не такой, как Мигель.

— Он не был бы сейчас здесь, если бы я думал иначе, — ответил Смит, — но все равно мы должны быть осторожными. — Он обратился прямо к Марку. — То, что мы говорим, не должно уйти дальше, понимаете? Мы не только против Мигеля. Он у нас как на ладони, чего не скажешь о некоторых его ребятах. Держите это в секрете, или вам не сносить головы!

— Мы только что видели Мигеля, — снова вставил Гордон.

— Где?

— У Зикля.

— И что он там делал? Гордон пожал плечами.

— Высматривал, что бы стащить. Но единственное, что ему досталось, это выпивка.

— Что ж, будем надеяться, что он объявится там снова. Зикль может передать ему кое-какую информацию.

— Что ты имеешь в виду?

— Мигель что-то вынюхивает, и если нам понадобится направить его по ложному следу, Зикль это сделает. Он терпеть не может Мигеля, но торопиться не будет. Я бы не хотел оказаться на месте Мигеля, когда негр начнет действовать.

— Я этого не знал, — обиженно произнес человек, которого назвали Браддоном. — Что все это значит?

Смит признался, что ему и самому не все ясно. Что-то связано с женщиной, с которой живет Зикль. Мигель, видимо, заинтересовался ею, остальное угадать не трудно.

— Мигель ничего не добьется от Зикля, — добавил он.

— Но он чертовски подозрителен… Он знает, что в воздухе что-то витает.

— Ну, а мы разве этого не знаем?

— Нет, я говорю не об угрозе затопления, бьюсь об заклад, он прекрасно об этом знает. Я имею в виду нас.

— Да что ты? — Смит повернулся к Махмуду. — Ты что-то слышал?

Махмуд в самых неопределенных выражениях поведал, что Мигель недавно сблизился с некоторыми пигмеями-пленниками. За его бесконечными расспросами стояло нечто большее, нежели простое любопытство.

— Постарайтесь узнать все подробности. Вам предстоит выяснить, чем он заинтересован. У него, должно быть, есть какая-то причина выведывать, и этой причины достаточно, чтобы не шуметь. Мы должны быть осторожными.

— Конечно, — согласился один из пришедших, — но что нам делать?

— Ускорить, как можете, работу в верхнем туннеле. Что вы думаете о греческом туннеле, Гордон?

Гордон, казалось, уже обдумал этот вопрос, и его ответ прозвучал сразу.

— Затопить его.

Смит задумался. Верхний туннель круто поднимался вверх. Сейчас трудно было поверить, что его конец очень далеко от поверхности. Люди изнуряли себя тяжелой работой в этом туннеле бессчетное количество лет. Никто из живущих ныне в пещерах-тюрьмах не мог вспомнить, когда его начали, и лишь немногие избранные знали о его существовании. Группа мужчин, твердо решивших не погибнуть в этих катакомбах, начала прорубать дорогу наружу. Медленно, потому что скудный запас их инструментов совершенно не годился для такой трудной задачи, они прорубили проход под самым крутым углом. Продвижение оказалось медленнее, а путь длиннее, чем они ожидали, но это были люди, обладающие активным умом. Они продолжали работу над туннелем, потому что она давала надежду и занятие. Без работы они бы давно опустились до уровня большинства пленников, и осталась бы только безнадежная апатия, если не безумие. Поэтому работа продолжалась уже несчетное количество лет. По мере того, как увеличивалась длина, люди старели. Они больше не были молодыми и сильными обитателями пещеры. Они стали людьми среднего возраста или стариками с прерывистым дыханием и слабеющими руками.

Но на смену им приходили другие. Люди всех рас попадали в пещеры самыми разными путями, некоторые были обозлены, некоторые настроены фаталистически, кое-кто быстро уставал, но всегда находились сильные духом люди, которых воля к жизни побуждала к действиям. Те, кто планировал туннель, выбирали себе последователей: показывали им проход, который однажды выведет к свету и свободе, учили их работать с камнем и уговаривали продвигаться дальше. И мужчины помоложе брали иступившиеся инструменты и принимались за работу. Как и старики, они начинали прорубать дорогу к свободе, сохраняя душевное здоровье. Надежды они не теряли ни на минуту. Теперь, чтобы пройти туннель из конца в конец, требовалось несколько часов. Люди работали спокойно, но свет ожидания в глазах погас. И все же они знали наверняка, что в один прекрасный день раздастся глухой звон в скале, лом пробьет тонкую поверхность, и в пещеру прольется свет. И продолжали трудиться.

Они тоже старели, и им на смену приходила молодежь. Авторы идеи туннеля не доживут до того, чтобы снова увидеть солнечный свет. Многие уже умерли, а те, кто остался, сильно одряхлели. Но их работа до сих пор жила. Остальные работали с верой, которую можно затуманить, но не задушить. Работники хорошо выбирали последователей. Отступников было мало. Большей частью работники держались поодаль от тех, кто пал духом, чтобы не попасть под их пагубное влияние. Остальные, как и положено, знали, что рабочие осуществляют какой-то план, но их это не интересовало. Если людям нравится работать, когда их никто ни о чем не просит, разве что иногда ухаживать за грибными пещерами, то это их собственная глупость. А сами рабочие пресекали на корню всяческие вспышки любопытства.

Проблему представляли собой несколько индивидуалистов вроде Мигеля. Это были нестойкие и асоциальные типы. Рабочие знали, что на них нельзя положиться в регулярной работе. Они были неуместны, и поэтому нежеланны. Их игнорировали, насколько это было возможно. Отношения самих рабочих тоже складывались не гладко. Дважды у них возникали серьезные разногласия. За несколько лет до появления Смита человек по имени Джеймсон посеял смуту, убеждая других в бесполезности и колоссальной трудоемкости работы. Почему бы, спрашивал он, не прорубить горизонтальный туннель? Он давно уже должен был бы связать их с пещерами пигмеев, откуда, наверняка, есть дорога наружу. Пленников было достаточно, чтобы одолеть целую армию карликов. После некоторых сомнений ему было разрешено начать строительство горизонтального туннеля, но, пройдя пятьдесят ярдов, он наткнулся на подземную реку, и дальнейшее продвижение стало невозможным. Его предложение попробовать заново в другом месте не встретило поддержки. И все же еще один проход был начат греком, имени которого никто не помнил. Из неизвестного источника он узнал, что под ними неглубоко расположена еще одна система пещер. Он, как и Джеймсон, был убежден, что в пещерах пигмеев они без труда найдут дорогу на поверхность. Направленный вниз проход был прорыт его последователями на глубину более ста футов, но безрезультатно. Вот этот Греческий туннель, как его называли, и предложил затопить Гордон.

— Почему? — спросил Смит.

— Во-первых, я не очень-то верю в ту затею, но главная причина заключается в том, что если Мигель всерьез шпионит за нами, то рано или поздно наткнется на рабочих в Греческом туннеле.

— Ну и что? Пускай. В конце концов главное — это выход наверх. Я подумал, что если нам удастся пробиться, он может послужить дренажем на случай затопления.

— В этом что-то есть, — признался Гордон. — Но у меня такое чувство, что лучше бы Мигель ни о чем не узнал.

— Ну, это несложно, — заявил кто-то из присутствующих. — Почему бы просто не уничтожить его?

— Это не так просто. У него есть приятели. Кроме того, неизвестно, как это воспримут остальные аборигены. Мы не должны пачкать руки убийством именно тогда, когда решили ускорить работу. Правильнее всего упорно работать. Сейчас мы должны были бы почти закончить.

Последняя реплика, похоже, ни на кого не произвела впечатления. Марк, наблюдая за лицами людей, спрашивал себя, как часто они и те, кто был до них, слышали эти слова: «мы должны были бы почти закончить». Вероятно, они начинали сомневаться, что это когда-либо произойдет. Однако предложение ускорить темпы приняли с энтузиазмом. Похоже, перед ними снова забрезжила надежда. Они будут работать, не считаясь со временем, до тех пор, пока не победят. Это было избавлением от утомительной монотонности бытия, в котором время не имеет значения.

Смит поднялся.

— Что ж, договорились, — сказал он.

Всеми забытый Марк наблюдал, как они расходятся. Гордон обернулся.

— Ложитесь спать, — велел он. — Завтра я вам еще кое-что покажу. А если здесь появится Мигель, в чем я очень сомневаюсь, помните — ни слова о туннелях!

Он помчался догонять остальных. Марк благодарно растянулся на своей постели. Он чувствовал себя изможденным, от усталости снова застучало в голове. Похоже, он еще не до конца восстановил силы. Сон сморил его, и он заснул с мыслями о побеге. Приятно было слышать слова Гордона. Его «завтра» вызывало чувство надежды в этом аду, где есть только бесконечное «сегодня»!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Где это мы? — спросил Марк, когда они с Гордоном вошли в большую пещеру.

— Примерно там, где вы увидели грибные пещеры… Потом вам придется здесь поработать.

Гордон говорил очень громко, чем привлек к себе внимание нескольких групп пленников, которые повернулись в их сторону. Одна из женщин указала на Марка и засмеялась. Услышав насмешку, он вдруг вспомнил детство и директора школы. Слова женщины были произнесены на неизвестном языке, но смысл он уловил. Он слышал те же самые нотки в голосах практичных людей, выносящих приговор непрактичным идеалистам. Так он попал в класс фарисеев.

Однако в тех «рабочих», с которыми он до сих пор встречался, не было ничего фарисейского. Они работали, потому что хотели выбраться на свободу, и для того, чтобы сохранить душевное здоровье, как негр Зикль. Превосходство, которое они, безусловно, испытывали перед пассивным большинством, было скорее случайным, нежели намеренным. Оно было лекарством от атрофии, поражавшей умы бездельников. Жизнь в пещерах доставляла минимум радостей, так почему же от нее отказываться? Особенно женщин пугала мысль о том, что они умрут, зная, что никогда не жили. Легче и понятнее жить по установленным правилам, чем пытаться изменить их. «Что бы сделала Маргарет, — подумал Марк, — приговоренная жить здесь? Приняла бы она обычаи большинства, подобно этим женщинам, или боролась?..» Он снова попытался стереть из памяти ее образ, постоянно возникающий в сознании. Он попробовал отодвинуть ее на задний план, направив все свое внимание на окружающую обстановку.

На этот раз они прошли мимо поворота, который вел к пещере Зикля, и направились к более широкому туннелю. Марк заметил, что пересекающиеся туннели часто представляют собой природные трещины в скальной породе, расширенные до восьми, а то и десяти футов в зависимости от важности. Острые, опасные углы выровнены и отшлифованы. Места для установки ламп на потолке были тщательно обработаны и очищены от сталактитов, которые в естественных пещерах создают впечатление, что вот-вот свалятся на головы смельчаков. Трещины на полу были заделаны или через них перебросили мостки. Полы и стены были выровнены, беспорядочная природа укрощена до тюремной суровости.

По пути Гордон то и дело показывал на боковые отверстия. Они, говорил он, ведут к пещерам, отданным аборигенам и пленникам-пигмеям. Марк не пытался запоминать дорогу. Для его проводника смена пещер, поворотов, туннелей и боковых отверстий была так же неповторима, как улицы города, но для новичка одни от других ничем не отличались. Попадавшиеся навстречу мужчины и женщины не проявляли к ним никакого интереса и неторопливо проходили мимо. Марк заметил, что некоторые несли за спиной огромные грибы.

Гордон остановился в большой пещере и артистичным жестом показал в сторону дальней стены.

— Вот задачка для вас, — произнес он.

Марк подошел, чтобы получше рассмотреть фигуры, высеченные в стене в виде барельефа.

— Египетские боги? — спросил он.

— Некоторые из них, но есть и другие. Посмотрите. Этот, с головой коровы Хатор, а другой малый, по-моему, Сет, хотя голова немного другая: морда короче, чем обычно. А это, должно быть, Ра: голова ястреба, правильно, но солнечного диска нет. И посмотрите на его скипетр — это шар, а не голова собаки… Махмуд говорит, что этот шар символизирует вот их, — он показал на горящие лампы. — Если это так, то, значит, резьба выполнена уже после того, как эти люди отказались от внешнего мира и солнечного света. Ра был создателем всего существующего — без света не было бы никакой жизни. А это что? — Он указал на женскую фигурку с рыбой вместо головы. — Предположительно, какая-то богиня плодородия. Была такая богиня Хамхит, но у нее была рыба на голове, а не вместо. А вот еще один малый с головой змеи… Если бы это было изображение змеи на короне фараона… Но это обычная голова змеи. Рядом с ним Бает, трещотка и все…

— Бает? — переспросил Марк.

— Конечно, посмотрите на кошачью голову! Позже греки стали называть ее Бубастис, и все перепуталось. Они поставили ее во главе того, чем она никогда не собиралась управлять. Египтяне видели в Бает нежность и тепло, она была как-то связана с Ра, но… Но Марк не слушал. Бает! Эта проклятая кошка! Может ли здесь быть какая-то связь? Он вспомнил, что когда на них напали, Маргарет держала на руках кошку.

— Это сделали пигмеи? — перебил он Гордона.

Гордон, которого прервали, выглядел озадаченным. Марк повторил:

— Эти фигуры вырезали пигмеи?

— Вне всякого сомнения. Очень давно. Думаю, еще до того, как эти пещеры стали использовать, как тюрьмы. А что?

— Они до сих пор поклоняются этим богам?

— Я бы сказал — да, если верить Махмуду. А что?

Марк проигнорировал второй вопрос, как и первый. Его только сейчас осенило, что присутствие кошки многое меняет. Да у него и не было причин об этом задумываться, пока он не увидел фигурку с головой кошки. Может быть, Маргарет не попала в тюремную пещеру, потому что несла кошку? Он спросил Гордона, и тот задумался.

— Интересно. Может быть, и так. Конечно, — добавил он, — нельзя сказать с абсолютной уверенностью, что это сделали пигмеи. Здесь, должно быть, когда-то побывали египтяне, но я не уверен, что именно они вырезали этот барельеф. Ра, например, египтяне никогда бы не изобразили без солнечного диска. Если бы это сделали пленники, они, скорее всего, тоже не забыли бы про солнце. Оно всегда было их самым мощным символом. Поэтому я имею все основания предполагать, что этот барельеф — работа пигмеев. Более того, Махмуд что-то говорил об их поклонении животным. Животные здесь так редки, что когда они появляются, то автоматически становятся божествами.

— Значит, возможно, Бает, я имею в виду нашу кошку стала объектом поклонения?

— Возможно, да, но я бы не стал возлагать на это больших надежд. Нам не так много известно о пигмеях.

Однако фантазия Марка разыгралась. Если здесь действительно сохранилось поклонение Бает, и кошка по-прежнему осталась священным символом, каково будет положение Маргарет? Разве к ней не будут относиться с почтением, как к посланнице богини, призванной передать какой-то знак? А, может быть, объявят полубогиней? Дурные предчувствия, не дававшие покоя, стали понемногу исчезать. Этим, несомненно, можно объяснить отсутствие Маргарет в тюремных пещерах… Гордон, наблюдая за ним, увидел, как посветлело лицо Марка, и понял ход мыслей. Не стоит разрушать этот воздушный замок, но лично он не верил, что девушка в безопасности. Не менее вероятно, что ее обвинили в святотатстве за то, что она завладела священным предметом, а за такое преступление всегда полагается самое жестокое наказание. И все же не стоит об этом говорить. Марк еще не совсем оправился от болезни. Чувство надежды будет для него лучшим лекарством, поэтому Гордон продолжил рассказ о пигмеях.

— В старину их, должно быть, было гораздо больше. Сейчас они вырождаются, как все примитивные расы, и такая огромная система пещер им не нужна. Я думал, что эти фигурки, вероятно, были вырезаны, когда население было многочисленным, а пещеры еще не стали тюрьмами. Но, может быть, я ошибаюсь. Их могли вырезать пигмеи-пленники, стараясь искупить какую-то вину. Точно сказать нельзя. Можно лишь сказать, что фигурки похожи и одновременно непохожи на своих египетских двойников.

— Довольно странно, что они приняли египетских богов и продолжают им поклоняться, — задумчиво сказал Марк.

— Если это действительно так.

— Но, конечно…

— Я хочу сказать, откуда вы знаете, что это не египтяне приняли их богов? Раса пигмеев, думаю, настолько стара, что нам трудно это представить. Древние египтяне, наверное, значительно моложе наших пигмеев.

— Чем вы это докажете? Система пещер, наверное, совершенствовалась столетиями, но сказать, что они древнее египтян?..

Гордон пожал плечами.

— Когда-нибудь я поделюсь с вами своими соображениями, но объяснение будет долгим. А сейчас надо идти дальше.

Они вышли из пещеры с барельефом в туннель с пологим склоном. Марк давно понял, что тишина вокруг них не такая уж полная. Сначала они слышали только оживление и тихое эхо, но потом раздался новый звук, совершенно не похожий на шарканье шагов и голоса. По мере того, как они продвигались, звук становился все более похожим на журчание текущей воды.

Вскоре они остановились перед небольшим родничком, бьющим из трещины в стене. Гордон поднял каменную чашу и подставил под струю. Пил он с удовольствием,

— Слава богу, соль еще не добралась до нашей воды, — с облегчением произнес он. — Это хуже, чем утонуть.

Он принялся рассуждать, как ужасно, когда нет свежей воды. Но даже представив себе пленников, сходящих с ума от жажды, Марк все равно не мог подавить радостное возбуждение.

Он воспрянул духом. Чувство надежды ускоряло мыслительный процесс. Казалось, слабость и тревога покрыли его ржавчиной. Теперь же вся ржавчина сошла, уступив место свежему маслу. Марк чувствовал, что его тело вырвется из этой тюрьмы, как вырвалась душа. Гордон был потрясен таким преображением. Марк выглядел сейчас инородным телом, он вновь обрел пружинистую походку, редкую среди обитателей пещеры. Гордона потрясло, как сильно надежда повлияла на физическое состояние Марка.

Повеяло слабым запахом сырости, и Марк понял, что они приближаются к грибным пещерам. Гордон говорил, что их пять, и все связаны между собой. Их урожаи до недавнего времени легко удовлетворяли потребности людей, но с ростом населения, вызванным притоком новичков и рождением детей, пищи стало не хватать. Кризис в подземном мире стремительно приближался с разных сторон.

Гордон внезапно остановился и поднял руку. Марк ничего не слышал, кроме слабого журчания текущего мимо них ручейка.

— Кто-то бежит, — сказал Гордон.

Он молча схватил Марка за руку и прижал к стене. Марк недостаточно долго прожил в пещерах, чтобы понять, что назревает что-то из ряда вон выходящее. Люди здесь не знали, что такое бег. Да и зачем? Время не терялось и не выигрывалось: его не существовало! Наконец Марк начал различать звуки шагов. Оба с нетерпением следили за последним поворотом. Звук становился громче.

— Только один, — сказал Гордон, наклонился, поднял обломок скалы и крепко зажал в руке.

Фигура, одетая в развевающиеся серые лохмотья, выскочила из-за поворота. Заметив их, человек резко остановился и прислонился к стене. Гордон выбросил камень и вышел вперед.

— Махмуд! — удивленно воскликнул он. Араб, слегка задыхаясь, приблизился.

— В чем дело? — спросил Гордон.

— Мигель, — взволнованно произнес Махмуд. — Я говорил с пигмеями, нашел таких, кто его ненавидит, и они рассказали мне…

— Что же? — с нетерпением спросил Гордон.

— Мигель пытается выяснить, где туннель!

— Ну, это нам известно! А что еще он пытается выяснить?

— Это не все! Он с друзьями и большинством пигмеев-пленников хотел заключить сделку с пигмеями. Мигель предложил показать им наш туннель в обмен на свою свободу, но те не согласились, и тогда он пошел на компромисс. Он покажет им туннель, если их выведут из системы тюрем и покажут ряд обычных пещер.

— Это не принесет ему большой пользы.

— А он и его друзья думают, что принесет. Вероятно, надеются, что он каким-то образом выберется на свободу и приведет помощь. Во всяком случае, сделка заключена.

Гордон уставился на него.

— Заключена?

— Заключена.

— Так вот на что он способен! Он безумец, если полагает что ему когда-нибудь позволят выбраться отсюда!

— Но у него есть какой-то план, можете быть уверены!

— Он знает, где туннель?

— Нет, но…

— При его настойчивости это не займет много времени, чтобы выяснить, да? Араб кивнул.

— Значит, придется им заняться, — заключил Гордон.

— Ты имеешь в виду — убить его? — спросил Марк.

— Именно, он же крыса!

— Но остальные, не продолжат ли они сделку и без него?

— Со всеми предателями мы обойдемся точно так же!

— Помогут ли такие меры? Мне кажется, настоящий вред уже причинен: пигмеи узнали о существовании туннеля. Он был в безопасности, пока о нем не знали. Сейчас кот выпущен из мешка, и я не вижу пользы от убийства Мигеля. Он обязательно найдет туннель, либо уже обнаружил. Он самый смышленый из этой банды. Я бы задержал его и продолжил работы над туннелем.

— Но если уже нашел, то от Мигеля надо тотчас же избавиться, пока он не рассказал кому-либо еще.

— А вы уверены, что он не успел рассказать?

— Уверен. Мигель боится, что приятели подведут, поэтому будет держать все в тайне до последнего момента.

Разговаривая, они подошли к первой из грибных пещер, и Марк поймал себя на том, что гигантские грибы удивляют, как и в первый раз. Почему-то запомнилось, что они куда меньше. Ему хотелось задержаться и осмотреть эту фантастическую картину, но его спутники слишком спешили. Гордон вел налево, придерживаясь тропинки между порослью и стеной. Через проход шириной в несколько ярдов они проникли в следующую пещеру. Здесь многие грибы были срезаны и унесены в жилые пещеры, где из них готовили пищу. Они прошли по влажной земле, усыпанной мусором, и нырнули в поросль. Продвигались медленно и все более неуклюже. Гордон предупредил Марка чтобы тот переступал через щупальца, а если возможно, то избегал их. Нет, признался он, серьезной причины для волнения нет, но лучше следов не оставлять.

В третьей грибной пещере Марк по-настоящему насторожился. Он шел по сложной тропе среди стволов и каких-то растений, похожих на длинные, изогнутые кабачки. Марк изо всех сил старался двигаться с тем же мастерством, с каким шли Гордон с арабом, и не оставлять следов, но чувствовал, что ему это плохо удается. Он сломал несколько стволов и раздавил несчетное количество щупальцев, и казалось невероятным, что кто-то может проделать такой извилистый путь, не оставив следов. Наконец Гордон громко сообщил, что они дошли до главных грибных пещер. Где-то здесь спрятано начало туннеля, ведущего вверх.

Марк испытал облегчение, когда увидел между двумя грибными шляпками серую каменную стену. Минуту-другую спустя они стояли на краю грибной рощи.

Услышав шарканье чьих-то шагов, все трое резко обернулись. Марк мельком заметил человека, исчезнувшего между стволами справа от них. Махмуд тоже его увидел. Прежде чем до остальных дошел смысл происходящего, он стремглав и бесшумно пустился в погоню, вслед за ним развевались лохмотья бурнуса. Марк раскрыл рот, но Гордон поднял руку. Оба остановились и прислушались.

Махмуд бежал между стволами по оставленному следу. Сначала ничего не было слышно, кроме стука шагов, приглушенных ударов стволов и щупальцев. Беглец впереди двигался на ощупь, топча низкорослые грибы и виляя между толстыми стволами. Тоненькие стебельки, которые он ломал на своем пути, трещали, но не так резко, как ветки, а глухо, как прогнившее дерево. Гордон с Марком могли следить за его продвижением по качанию многочисленных высоких, похожих на зонтики шляпок. В воздух взметнулось облако белых спор. Брызгая слюной и кашляя, туда устремился Махмуд. Минуту спустя раздался сдавленный крик; еще минуту продолжалась ожесточенная борьба, сопровождаемая треском ломающихся стволов.

— Идемте, — сказал Гордон, направляясь на звук.

— Послушайте, — позвал Марк, но Гордон не слышал. Он был уже далеко, когда Марк заметил, как еще одна фигура выскочила из-за ножки огромного гриба и помчалась по открытому пространству возле стены. Марк бросился вдогонку. Второй беглец был разумнее первого. У него не было ни малейшего намерения путаться в стеблях. Чтобы благополучно добраться до отверстия, ему достаточно скорости и форы в тридцать ярдов.

Марк продвигался с трудом. Он еще не был в достаточно хорошей форме для таких упражнений и видел, что едва может постоять за себя. Человек, бегущий впереди, оглянулся и припустил быстрее. Марк безуспешно пытался увеличить скорость, но его ноги стали неуклюжими и тяжелыми. Вряд ли он знал, почему этого человека нужно поймать, но действия Махмуда и Гордона говорили, что это жизненно необходимо. Человек начал замедлять скорость — жизнь в пещерах не способствовала столь быстрому бегу. Но скорость Марка тоже пошла на убыль, а сердце болезненно стучало. Он безуспешно пытался передвигать отяжелевшие ноги.

Бледное толстое щупальце сбило его с ног. Марк наступил на него, и оно превратилось в скользкое месиво. Поскользнувшись, Марк шлепнулся в жирную грязь.

Он тотчас же сел, протер глаза, но беглеца уже и след простыл, а сам он был слишком изможден, чтобы продолжать погоню. Несколько минут он приходил в себя, затем встал и пошел искать своих.

Он нашел их на вытоптанной площадке. Махмуд лежал на земле, тяжело дыша. Гордон склонился над неподвижной фигурой с неестественно вывернутой головой. Когда подошел Марк, он выпрямился.

— Проклятье, — пробормотал Гордон, — мы могли бы что-нибудь узнать от него! За что вы его убили?

— Его шея или моя, — задыхаясь, произнес араб.

— Был еще один, — сказал Марк, устало опускаясь на землю.

— Вот, дьявол! Где он?

Марк рассказал о погоне.

— Проклятье! И вы не можете сказать, кто это был?

— Я никогда раньше его не видел.

— Жаль, что я его не видел… Черт возьми! Наверняка это малый из банды Мигеля. Значит, мы не должны терять времени. Идем, Махмуд! Араб нетвердо поднялся, по-прежнему тяжело дыша.

— Идемте, — повторил Гордон Марку.

Они поплелись на край грибной плантации. Гордон без колебаний подошел к стене, засунул пальцы в неправильную трещину, отклонился назад и всем своим весом навалился вперед. Скальная плита медленно повернулась. Он быстро протолкнул своих спутников в пространство за ней и с силой задвинул плиту на место.

Марк оказался в комнате, в которой находились девять или десять человек. Среди них он узнал одного из тех, кто приходил к Смиту, а также Зикля. Остальные были ему незнакомы. Маленькая лампа на потолке светила тускло, но достаточно, чтобы увидеть начало узкого туннеля, круто уходящего вверх. Гордон не стал терять времени.

— Мигель что-то замышляет против нас, — сообщил он. Негр неприятно оскалил зубы, на остальных сообщение не произвело впечатления.

— Ну и что? — спросил один из присутствующих. — Он не сможет сильно навредить нам, а если будет плохо себя вести, мы можем пришить его!

— Это не так просто, — возразил Гордон. — Давай, Махмуд, расскажи им все.

Махмуд повторил рассказ о союзе Мигеля с пигмеями. Некоторые помрачнели; другие, в том числе и тот, что предлагал «пришить» Мигеля, оставались бесстрастными. Похоже, не все осознали сложность ситуации, потому что один из них заявил:

— Не так уж много здесь пленников-пигмеев. Они не могут создать больших проблем.

Махмуд снова объяснил:

— Дело не только в пленниках. Мигель вступил в сговор с пигмеями из внешних пещер.

— Как? Они здесь никогда не появляются!

— Не знаю, как был заключен договор, знаю только, что он был заключен. Если Мигель поможет им остановить работу, то получит доступ во внешние пещеры. Разве вы не понимаете?

— Но как они нас остановят? Они никогда…

— Черт возьми, приятель! — вмешался Гордон. — Пошевели мозгами! Я знаю, мы никогда не видели здесь пигмеев, разве что в качестве пленников, но они могут напасть в любое время. Мы недостаточно сильны — нас человек сто пятьдесят. У них Мигель и его банда, с ними большая часть пигмеев-пленников и аборигенов. В остальных пленниках мы тоже не можем быть уверены. Может быть, они присоединятся к этой потасовке ради развлечения, но, думаю, большинство будет сохранять нейтралитет. Во всяком случае, нужно приготовиться к встрече. Где Смит?

— Он в туннеле.

— В конце?

— Нет. Он ушел совсем недавно.

— Тогда нужно скорее перехватить его! Скажите ему, что это срочно.

Один из молодых людей с трудом встал и направился в проход. Гордон снова оглядел группу.

— А ты, Зикль, собери наших людей, кого найдешь, и срочно веди сюда! — Когда негр встал, он добавил: — И берегись Мигеля — он мог оставить засаду!

— Конечно, — согласился Зикль, не слишком обрадовавшись такой перспективе. Плита за ним затворилась, и оставшиеся уставились на Гордона. Он начал было речь, но одумался и помотал головой.

— Нет, лучше подождем Смита! Это по его части!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Во время вынужденного ожидания настроение в группе изменилось. Апатия, затронувшая всех, прошла. Время начало что-то значить. Даже скептики, легкомысленно относящиеся к серьезному предостережению Гордона, встревожились. Существовала опасность или нет, а в их монотонной жизни появилось хоть что-то интересное. Люди обсуждали ситуацию. Их беспокойные движения говорили о возрастающем напряжении. Глаза у них горели. Вялость отражавшаяся на лицах, исчезла. Марк удивился перемене.

Он оглядел каменную комнату. Она была почти пуста если не считать нескольких скамеек, вырубленных в скале, и нескольких чаш с водой и грибным спиртом. В углу лежало несколько самодельных долот, молотков и других инструментов, среди которых он узнал длинные тонкие французские штыки, иступившиеся от частого употребления.

Марк задумался, как здесь оказались инструменты: железо и сталь в пещерах, должно быть, драгоценны и редки. Накоплено годами, предположил он, отобрано у вновь приходящих пленников. Вдруг его осенило: как здесь избавляются от мусора? От многих тонн скалы, выдалбливаемой год за годом, не осталось и следа, а где же осколки камней? За столько лет их бы хватило на небольшую гору. Он спросил Гордона, и тот объяснил:

— Время от времени нам встречаются трещины и разрывы, в которые можно сбросить мусор. Некоторые из них узкие и не очень глубокие, так что заполняются очень быстро; другие, кажется, практически бездонны, и через них надо прокладывать мосты. Мы их прокладываем и продолжаем строить туннель, а мусор бросаем в трещину сзади, пока не натыкаемся на новый разрыв, и все повторяется.

— Но в начале? Когда, например, делали эту комнату? — Гордон пожал плечами.

— Полагаю, им приходилось все это уносить до первой попавшейся трещины. Должно быть, это была тяжела работа для бедняг. Я рад… Его прервал внезапный скрип отодвигающейся плиты. Гордон вскочил и схватил острый кусок камня. Остальные последовали его примеру и стояли, расставив ноги, приготовившись к отпору. Плита тяжело поворачивалась на каменных петлях. Из грибной пещеры просочился луч света. Руки ожидающих людей напряглись. Появилась взъерошенная, бородатая голова. Ее обладатель широко улыбнулся, увидев их.

— О’кей! Можете консервировать ваши фальшивые ананасы, — загадочно заметил он. — Это мы с ребятами!

Камни опустились, и все облегченно выдохнули. Плита отодвинулась достаточно, чтобы впустить человека. Говоривший вошел, а за ним ввалились еще человек десять самых различных рас и национальностей.

— Что за великая идея? — спросил он. — Этот сумасшедший негр, Зикль, говорит, как в день Страшного суда. Он спятил?

— Нет, с ним все в порядке. Это мы его послали. Дело в Мигеле…

— Мигель? Этот вшивый испанишка? Ну, ребята, вас тут недостаточно, чтобы побить его? Он горлопан, и вся его банда горлопаны. Так что у него на уме?

Гордон снова принялся объяснять. Не успел он дойти до половины рассказа, как из туннеля с топотом выскочил Смит и потребовал объяснений. Махмуда попросили рассказать историю в третий раз.

Смит выглядел серьезным и слушал молча. Когда Гордон дополнил историю рассказом о шпионах в грибных пещерах, он нахмурился.

— Вы правы, — признал он. — Тут есть чем заняться. Рассказ Махмуда, может быть, сам по себе не имеет значения, как и двое парней, снующих здесь. Но все вместе… Это значит, что дела продвигаются, — он повернулся к пришедшему. — Удалось ли Зиклю уговорить остальных, Эд?

Эд почесал бороду, и лицо его выразило сомнение.

— Полагаю, он сделает все, что сможет, но большинство смеется над ним. Мы с ребятами подумали, что тут что-то нечисто, поэтому обошли толпу кругом.

— Что ж, лучше тебе с ребятами вернуться и предупредить, чтобы они перестали смеяться над Зиклем, а то как бы не пришлось смеяться в последний раз! Понятно? Быстро приведи их сюда, и никаких «может быть»!

— О’кей! Понял!

Эд и еще четверо вышли, оставив дверь открытой. Смит продолжил:

— А теперь надо торопиться. Если Махмуд прав, пигмеи начнут наступление, как только Мигель передаст сведения об этом туннеле. Сколько времени у нас в запасе зависит от того, как быстро они переварят новость и соберут войска. Нам нужно задержать их и продолжить работу над туннелем. Мы сделали чертовски много, и будь я проклят, если теперь все пойдет насмарку. До верха, наверное не так далеко, сейчас мы могли бы уже закончить. Дело в том, где мы их остановим?

После долгих обсуждений от плана блокировать основные туннели отказались, хотя и неохотно. Как заметил Смит, слишком уж много боковых ответвлений. Как ни осторожничай, паутина путей оставит возможность для нападений сбоку и атак сзади. Более того, пигмеи могут прорыть ходы из пещер наверху и таким образом перехитрят защитников.

Безопаснее, хотя и обременительней, было бы вступить в бой недалеко от знакомых мест. До грибной пещеры, в которой расположен вход в туннель, можно было добраться только через три отверстия в дальнем конце, и Смит решил построить укрепление в самой узкой части пещеры. Это, заметил он, сохранит около двух третей площади, а, следовательно, и запас еды. Само укрепление следует построить в порослях на оставшейся трети, которая тем самым будет обнажена и не сможет служить прикрытием для атакующих.

Приняв план, он начал распределять обязанности:

— Махмуд и еще трое произведут разведку в трех туннелях. Один пойдет наверх и приведет тех, кого можно оторвать от работы над туннелем, но не допускайте, чтобы работа замедлилась. Остальные будут строить укрепление.

Марку дали острый кусок камня и велели валить гигантские грибы в дальнем конце пещеры. Несмотря на неудобный инструмент, поначалу дело шло неплохо. Острые, как у пилы, зубцы врезались в мякоть легче, чем он ожидал. Тогда он стал валить грибы, разрубая ножку чуть больше чем наполовину. Огромные шляпки слетали с большинства ножек. Те, что еще держались, сбивали силой. Каждую белую ножку обхватывали вдвоем и откатывали, а Марк тем временем занимался следующей.

Но работа быстро приелась; вскоре его правая рука, сжимающая тяжелый режущий камень, заболела. Мужчины по обе стороны от него трудились успешнее. Мускулы у них были крепче от работы в туннеле, кроме того, он-то едва отправился от болезни. Однако Марк продолжал работать с отчаянной решимостью, преодолевая боль в руке и плечах. Он считал, что положил, должно быть, больше двадцати толстых ножек, прежде чем его прервали.

Услышав внезапный шум внизу, в узком конце пещеры, все приостановили работу. Люди уставились на баррикаду из стволов, приготовившись кинуть острые камни в первого пигмея, который покажется перед ними. Раздался стук камня о скалу, а затем рев знакомого голоса.

— Протрите глаза! Это мы с ребятами!

Появился Эд, он шел, круша стволы, как слон. Казалось, его радовало, что ему больше не надо идти украдкой. Смит, наблюдавший за работой над баррикадой, позвал его.

— Всех привел, Эд?

— О’кей, всю банду! Что нам теперь делать?

Марк бросил свой камень одному из спутников Эда.

— Поработай-ка им, — предложил он. — С меня пока хватит!

Он отошел и сел отдохнуть и понаблюдать за строительством баррикады. Высота стены уже достигла нескольких футов и поднимать толстые, мясистые стволы становилось все труднее. Марк впервые понял, как плохо, что здесь нет деревьев. Если бы в качестве рычагов использовать жерди, было бы куда легче подавать стволы. Из досок можно было бы соорудить скат и по нему закатывать их наверх. Если бы режущие камни снабдить рукоятками, они стали бы раз в десять эффективнее. Даже в эпоху неолита, с горечью подумал он, люди были лучше экипированы инструментами, чем мы, а что касается оружия… Из деревьев можно было бы сделать копья, а из некоторых сортов дерева — луки, стрелы и дубинки с каменными наконечниками. Но без дерева они фактически безоружны, имея лишь камни и кулаки… Появление Эда с подкреплением придало всем уверенности. Большинство из ста пятидесяти человек, которых Смит называл работниками, теперь трудились на площадке катая стволы и воздвигая стену. Работа обещала завершиться гораздо скорее, чем предполагал Марк. Смит удачно выбрал позицию. Пещера имела форму восьмерки, и нижняя половинка была вдвое больше верхней. Посередине противоположные стены приближались друг к другу на пятьдесят ярдов, и на этом сравнительно узком пространстве он сооружал баррикаду. Если бы им удалось очистить всю землю впереди до того, как начнется атака, перед пигмеями встанет неприятная задача пересекать ее без прикрытия.

Короткого отдыха было достаточно, чтобы полностью прийти в себя. Марк не был изможден, просто его мускулы с непривычки взбунтовались от внезапного напряжения. Он встал и направился к баррикаде. Смит увидел его со своего наблюдательного поста наверху и поманил к себе.

— Идите и помогите этим ребятам, — велел он.

На стороне стены, у которой стояли защитники, группа людей, в том числе и Гордон, что-то усердно мастерили из грубого каната. Сам канат был сплетен из узких полосок более крепких грибных ножек, а затем высушен на медленном огне. Некоторое время Марк внимательно наблюдал за ними. Они выбирали камень подходящей формы и вокруг него несколько раз обвязывали канат. Свисающие концы каната связывали вместе на расстоянии двенадцати или четырнадцати дюймов от каменного наконечника и начинали завязывать узлы. В результате получалась короткая дубинка, не слишком твердая, но и не слишком гибкая. Оружие, если не считать острого каменного наконечника, несколько напоминало моток веревки для белья. Марк поднял готовую дубинку и замахнулся. Из-за гибкости удар получился неудачным. Как бы то ни было, для рукопашной схватки оружие могло оказаться незаменимым — гораздо лучше, чем просто кулаки или камень в руке. Он бросил готовую дубинку в общую кучу и сам принялся за работу.

Баррикада еще не была закончена. Белая стена, сложенная из грибных ножек, простиралась от одной стороны пещеры до другой с проходом посередине. Верх стены имел наклон внутрь, чтобы прикрыть защитников. Внешняя часть подпиралась круглыми грибными шляпками, сложенными в ряды, как огромные щиты. Если смотреть из почти пустого конца пещеры, это напоминало огромную черепаху или панцирь великолепно защищенного зверя. Смит прошел в оставшуюся щель и с удовлетворением посмотрел на работу. Было сомнительно, что грибные шляпки продержатся долго, но первый натиск они, безусловно, выдержат. Будет невозможно даже пытаться взобраться на стену до тех пор, пока не будут убраны эти скользкие плитки.

Через щель постоянно сновали люди. Они торопливо вносили внутрь укрепления грибы, не использованные как строительный материал, но пригодные для еды, одновременно очищая вход пещеры. Там осталась только самая низкая поросль, бесполезная в качестве укрытия, но вполне способная помешать атакующим.

Смит тревожно ждал, пока последний, похожий на кабачок предмет и последние гигантские грибы осторожно откатят в сторону. Люди работали охотно и быстро. Он так давно не думал о времени, что затруднялся определить, сколько часов прошло с тех пор, как услышал рассказ Махмуда, но вряд ли больше пяти и меньше четырех. Никто не мог сказать, когда появятся пигмеи.

Мигель, если в пещере действительно был он, наверняка сначала вернется к пигмеям-пленникам, затем через охранников единственного выхода из тюремных пещер будет передано сообщение пигмеям, живущим снаружи. Те должны провести мобилизацию. Затем они спустятся в эту систему и в конце концов промаршируют по всему туннелю… Смит в сотый раз попытался подсчитать, сколько времени это займет. Вариантов ответа было так много, что они вряд ли могли хоть как-то пригодиться. Одно несомненно: они могли прийти в любой момент… Смит позвал Махмуда и разведчиков из туннелей и приказал заделать щель. По верху баррикады поставили несколько охранников с запасом камней для метания. Самые усталые из строителей легли, чтобы немного отдохнуть, а остальных Смит послал на помощь тем, кто работал в туннеле. Что бы ни случилось, работа над туннелем должна продолжаться! В конечном счете, это была единственная надежда. Имеющуюся у них еду, конечно, можно растянуть надолго, но сомнительно, смогут ли они пополнять запасы провизии так же быстро, как поглощать ее. Сто пятьдесят человек способны съесть потрясающее количество мясистых грибов. Туннель должен быть закончен прежде, чем иссякнут запасы продовольствия… Все свободные от заданий люди присоединились к изготовителям оружия. Работа не только была ускорена, но и оружие стало более разнообразным. Эд, смастерив себе булаву, достойную Голиафа, занялся примитивной баллистикой и изготовил нечто вроде болы, состоящего из двух камней, связанных двойным канатом. У Марка были сомнения относительно того, пригодится ли этот ранний предок цепи в битве, но Эд не сомневался. Однако вскоре сказался недостаток в канатах. Пришлось запалить костры, чтобы подсушить грибные полоски, и работа продолжилась. Это была профессиональная работа, и Марк оказался без занятия. Он нашел удобное местечко, лег и стал наблюдать за остальными.

С трудом верилось, что эти изобретательные люди несколько часов назад были совершенно апатичны. Странно, как быстро страсть к жизни может почти угаснуть или вспыхнуть с новой силой. Пленники, оставшиеся в жилых пещерах, были полностью деморализованы, а эти почуяли вкус к жизни. Потребность в работе действовала на них, как чудесный тоник. Сплетая канаты, они смеялись и болтали. Мужчины снова почувствовали себя мужчинами!

Голова Марка склонилась. Болтовня и смех доносились приятным журчанием. Веки устало опустились, и он погрузился в глубокий сон.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Марк проснулся от сильной боли в голени.

— Какого черта…- выругался он, хватаясь рукой за ушибленное место. Споткнувшийся об его ногу человек с трудом удержался на ногах. Он явно запыхался, и поэтому голос его звучал сипло.

— Они приближаются. Будь готов.

Ощущение относительной безопасности тут же исчезло. Марк вскочил, схватил лежащую рядом дубину и метнулся к стене. Вскарабкавшись по торчащим во все стороны сучьям, он выглянул наружу.

Только теперь он окончательно проснулся и, наконец, понял, что сражение еще не начиналось. Перед стеной, как и перед входом в пещеру никого не было. Марк едва не впадал в ярость от того, что его понапрасну побеспокоили, но, оглядевшись, понял, что сердиться нет причины. Защитники не дремали и заняли боевые позиции вдоль стены. Он повернулся к соседу.

— Где они?

Тот явно не понял вопроса, отрицательно покачал головой и что-то неразборчиво пробормотал. Тогда заговорил его товарищ:

— Да идут они, идут. Просто они так долго добирались сюда, что Смит уже начал беспокоиться. Он даже послал Махмуда узнать, в чем дело, и тот едва унес ноги.

— А много их? — спросил Марк.

— Неизвестно. Махмуд только увидел их и тут же рванул обратно.

Разговоры среди защитников стихли. Теперь слышались только отдаваемые Смитом приказы. Впрочем, почти все находились на своих местах и ждали появления неприятеля. Смит распорядился, чтобы без его команды не начинали. Стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием защитников. Люди напряженно вслушивались, стараясь уловить звуки приближения неприятеля.

Марк тем временем предался невеселым размышлениям. Его вдруг осенило, что, примкнув к «рабочим», он еще больше отдалился от Маргарет. Он старался убедить себя, что она все еще жива и находится где-то во внешних пещерах. До сих пор он был просто одним из узников тюремных пещер, теперь же, примкнув к Смиту, практически угодил в тюрьму внутри тюрьмы. А если бы он примкнул к банде Мигеля? Тогда ему, возможно, представилась бы возможность обыскать внешние пещеры и найти Маргарет. А вдруг пигмеи ведут с Мигелем двойную игру? Это вполне возможно. Ведь после того, как они избавятся от слабого места, которое представляет собой туннель в тюремной зоне какой смысл продолжать сотрудничество с Мигелем?

Было совершенно ясно, что от успешного исхода операции в туннеле зависит не только участь их всех, но и судьба Маргарет. Если попытка выбраться наружу закончится успешно, то пигмеям конец. Стоит только вступить в контакт с цивилизованным миром, и можно организовать экспедицию для спасения оставшихся узников. Вполне возможно, избранный им путь самый верный. Спасти Маргарет можно лишь при содействии извне.

А если не рваться наружу? Допустим, ему повезет, он ухитрится проникнуть в систему внешних пещер и найдет ее. Но что дальше? Вряд ли им удастся добраться до внешнего мира без посторонней помощи. И вообще, какие у пигмеев планы насчет Маргарет? Почему они держат ее в заточении? Раньше они никого не держали в застенках. Должно быть, все дело в проклятой кошке… не иначе.

Защитники стены зашевелились. Должно быть, показался неприятель. Марк прислушался. Да, были явственно слышны звуки шагов. Мысли о Маргарет мгновенно испарились. Он непроизвольно потянулся за валяющимся рядом булыжником. Прильнув глазом к щели между стволами, Марк заметил белые обезьяноподобные фигуры.

Теперь стало ясно, что послужило причиной задержки. Неприятель рассчитывал загнать их в ловушку. Две группы, а возможно, и третья, которой пока не было видно, должны были подойти одновременно. Невозможно улизнуть в одно отверстие, пока пигмеи входят в другое. Их действия указывали на то, что пигмеи намерены не только разрушить туннель, но и наказать тех, кто его построил.

Но защитники их удивили. Марк увидел, как пигмеи остановились и, удивленно жестикулируя, направились к баррикаде. Защитники бросились вперед, загоняя их обратно в туннель. Послышались крики.

Марк очень удивился, когда до него дошло, что это всего лишь вторая встреча с маленькими человечками. Он так часто думал о них, что они стали казаться ему почти знакомыми, хотя после первой встречи во внешних пещерах он пигмеев не видел. У него снова появилось странное чувство, что подобных людей он видел раньше. Он хотел рассказать Гордону о своем открытии, но сейчас было не до разговоров.

Увидев баррикаду, пигмеи изменили планы. Они долго и громко совещались и, наконец, из главного туннеля появилась высокая фигура. Марк признал в нем европейца и усмехнулся, глядя на его испуганное лицо. Последовали оживленные объяснения, а за ними военный совет.

Смит, однако, бездействовал. Марк удивился. Град острых камней, брошенных в толпу, мог бы причинить значительный ущерб, хотя строй был длинным.

Наконец пигмеи приняли решение и совершили свою первую ошибку. Возможно, они полагали, что стену защищает всего несколько человек, и действовали грубо и неосторожно. Их тактика заключалась в том, чтобы выстроиться в шеренгу по всей ширине пещеры и броситься в атаку. Дав им пройти полпути, Смит открыл огонь.

Защитники поднялись, и в первые ряды бегущих полетел град камней. Многие упали, а те, что бежали следом, спотыкались и падали сверху. Не успели они подняться, полетела следующая партия острых камней, которые редко убивали, но могли больно ранить. Линия нападения была в нескольких местах прорвана группами карликов, с трудом поднимающихся на ноги, но сама атака не прекратилась. Те, кто остался невредимым, стремительно атаковали там, где путь был свободен. Поток камней теперь был нескончаем, но многим пигмеям все-таки удалось прорваться к подножию стены. Здесь они в ужасе останавливались, и лишь немногие предпринимали безнадежные попытки взобраться на стену. Остальные, остановившись в растерянности, служили мишенями для метателей камней. Единственным оружием пигмеев были каменные ножи, и не имелось щитов для защиты. Их замешательство было драматично: отважная атака превратилась в трагический фарс. Те, кто мог, поступали единственно правильно: разворачивались и бросались врассыпную туда, откуда пришли.

Раздался раскатистый рев Эда. Эта битва, как бы они к ней ни готовились, обернулась всего лишь огромной шуткой. Несколько брошенных камней обратили в бегство целую армию пигмеев! Для этого не потребовались даже импровизированные дубинки! Пленники засмеялись вслед за Эдом. Смех превратился в сильный рев, эхом раздающийся по всей пещере. Только несколько пигмеев остались неподвижными, остальные под раскаты хохота хромали к проходу в одиночку или цепляясь друг за друга.

Марк не мог присоединиться к смеху, слишком жестокому и полному презрения к маленьким человечкам. Он испытал такое же облегчение, как и остальные, когда увидел, что бой вовсе не бой, но он заметил и то, чего остальные, похоже, не заметили. Эти пигмеи, маленькие человечки с печальными глазами, сражались за то, чтобы сохранить свою расу. Они понимали, что если во внешнем мире узнают об их существовании, конец не заставит себя долго ждать. Они примитивны, как и говорил Гордон. Единственная их надежда продолжить свое существование заключалась в том, чтобы жить обособленно. Жизнь снова и снова показывала, что горстка примитивных людей не может сосуществовать с огромным современным миром. И не только из-за смертельных болезней, но и из-за упадка духа. Пигмеи не умеют адаптироваться. Они не приспособлены ни к какому миру и обществу, кроме своего собственного.

В них много благодушия, зачастую присущего примитивным расам, но энергия их не была полностью исчерпана. Они еще могли бороться за свое существование, хотя и не могли изменяться. Они не признавались или не желали признаться, что надежду надо оставить, их судьба предрешена. Если они смогут помешать строительству туннеля, им все равно придется бороться с водой. Пигмеи могут блокировать трещину за трещиной, но рано или поздно вода до них доберется. Новое море затопит весь их пещерный мир, как уже затопило нижние уровни. В конце концов им придется выплыть наружу или остаться здесь и утонуть.

Марку стало не по себе, когда он вспомнил, что тоже попал в ловушку. Иногда он с трудом верил, что туннель сквозь сотни футов скалы когда-нибудь будет закончен. С таким скудным оборудованием это просто невозможно. Смит сказал «теперь в любое время», но как давно пленники так говорят? Кто из них имеет представление о глубине, на которой находятся пещеры? Эта фраза была не более чем пустым выражением надежды, частичкой веры, чтобы предотвратить апатию.

Марк поймал себя на том, что бесцельно смотрит на одну из распростертых фигур. Она не шевелилась. Она уже никогда не пошевелится. Одна сторона головы была разбита камнем. Вполне возможно, что этот камень бросил он… Ему вспомнились слова Маргарет:

— Так ужасающе неожиданно… Минуту назад они бежали… Ах, Марк, что ты наделал?..

Зачем он это сделал? Он не хотел убивать этого маленького человечка. Он никогда его раньше не видел. Он хотел лишь остановить его и других пигмеев, а не уничтожать их. Все было как всегда — бесцельное, бессмысленное избиение людей… Его глаза блуждали от одной одиноко лежащей фигуры к другой. Всего их было десять. Эд, наверное, считает, что это очень смешно: бой всего с десятью погибшими. Что ж, пусть смеется. В некотором смысле это действительно смешно: человеческая раса, уничтожающая себе подобных. Никто, кажется, не видит, как это бессмысленно. «Странная мы компания», — бормотал он себе под нос.

Марк перевел взгляд на входы в туннели. Большая часть отступивших ушла через правое отверстие. Он вспомнил, что именно через него вошел сюда вместе с Гордоном.

Защитники оставались на своих местах, ожидая следующего нападения. Пигмеи, похоже, не сдадутся после первой же неудачи. Очевидно, их спор в соседней пещере был в самом разгаре, потому что оттуда доносились громкие голоса.

Смит решил, что непосредственной опасности больше нет. Пигмеям, должно быть, понадобится некоторое время, чтобы подготовиться. Он выделил группу на помощь строителям туннеля и разрешил изготовителям канатов возобновить работу. Остальные разбрелись по верху стены, некоторые спали, другие разговаривали. Эд сел, положил ногу на ногу и принялся усовершенствовать свою булаву, продолжая переплетать канат, который у него каким-то образом получился. Работу он сопровождал тихой ковбойской песней, поразительно непристойной. Гордон прошел по баррикаде и сел рядом с Марком.

— Безумие, правда? — сказал он, глядя на распростертые внизу тела. Марк кивнул.

— Чертовское безумие. Полагаю, так мы сделаны. Десять маленьких человечков мертвы, и никто из них нисколько не хуже и не лучше. Смит имеет хоть какое-нибудь представление, когда будет следующая атака? — спросил он.

— Нет, — помотал головой Гордон. — Поживем — увидим.

Некоторое время они вели бессмысленную беседу, затем Марк вспомнил, что давно хотел задать один вопрос.

— Я не могу отделаться от мысли, что раньше видел подобных людей. Разумеется, это абсурдно, ведь их никто не фотографировал, но этот тип мне не кажется таким уж незнакомым. На кого они похожи?

— А, вы тоже заметили, да? Это пигмеи.

— Нет, я имею в виду, какой они расы? Я знаю, что они ростом с пигмеев.

— Это и есть пигмеи, не сомневайтесь. Для них характерны не только рост, но и форма головы, необычные пропорции длинных, тонких конечностей и этот печальный, мрачный взгляд. На самом деле пигмеи не так печальны, как выражение их лиц.

Марк внезапно вспомнил фильм, снятый кем-то. Пигмеи, такие миниатюрные на фоне группы исследователей, озадаченно разглядывали камеру большими глазами. Каждое лицо, мужское или женское, взрослое или детское, неизменно отмечено меланхолией. Вот оно что, воспоминания об этом фильме были просто спрятаны в его сознании. Странно, что ему это раньше не приходило в голову: на лицах троглодитов было такое же выражение или вообще никакого, — но раньше он не находил подходящего определения. Он использовал слово «пигмеи», как сказал бы «карлики», не понимая его значения. Однако не так уж странно, что он не сразу уловил связь: обитатели этой пещеры были бледными, грязно-белыми.

— Но пигмеи черные, — возразил он.

— Те, кто живет на поверхности. Но почему они должны быть черными здесь? Солнца нет, пигментации нет. Эти ребята, вероятно, были достаточно черными, когда пришли сюда. Это работа многих поколений. Посмотрите, что время сделало с детьми пленников — аборигенами: ни следа румянца на лицах.

— Но, черт возьми, за сотни миль отсюда нет никаких пигмеев!

— Сейчас нет, но когда-то были. У меня есть целая теория насчет того, как эти ребята появились здесь, если это вам интересно.

Марк попросил его продолжать. По крайней мере, это разгонит скуку от ожидания атаки, которой, может быть, никогда не будет.

— Сложность в том, — начал Гордон, — что мне никогда не удавалось проверить хоть одно из своих предположений. Если мы выберемся отсюда, я пойду в читальный зал Британского музея, чтобы удостовериться в правильности моей теории. Вот вкратце их история, как я себе ее представляю. Вы знаете, что тысячи лет назад весь европейский континент был теплее, чем сейчас? Этот факт в науке считается общепризнанным. Недалеко от Кромера, где когда-то был лес, нашли останки слонов. Слонов, заметьте, а не мамонтов. Мамонты не возражали против холодного климата, но слоны всегда стремились к теплу. Более того, такие же останки были найдены в Дорсете во рву, находящемся на глубине более двенадцати футов. Сейчас природа не роет рвы сквозь слои мела и кремня, в которые попадаются слоны, но есть существо, которое роет, и это существо — человек. Слон умер чертовски давно, потому что его убил человек. Англия еще не была островом. Субтропическая фауна здесь распространялась и процветала, но даже тогда некоторые наши предки убивали слонов, заманивая их в ловушки, или с помощью других хитростей. Это распространенная ошибка — судить о человеке по его теперешнему внешнему виду. В конце концов мы же эволюционировали, как и другие виды. Существует еще тенденция (может быть, это уважение к генетике) представлять человека внезапно и полностью сформировавшимся к величайшему ужасу остальных обитателей мира. А это вовсе не так. Он развивался так же медленно и болезненно, как и все живое. Вероятно, люди, которые охотились на слонов в Северной Европе, выглядели не совсем так, как мы. Они, как и остальные существа, адаптировались к различным климатам. Пока они не усовершенствовали свою одежду и не изобрели огонь и другие средства защиты от невыносимой жары или холода, они так же зависели от природных условий, как и животные. Каждая раса, наверное, жила в своей собственной зоне, очень редко мигрируя на север или юг. Но со временем зоны менялись. Земная ось наклонилась, субтропическая флора начала погибать. Каждое лето вокруг полюсов скапливалось больше льда, и каждую зиму Северный полярный круг продвигался все дальше к югу. Процесс шел медленно, но неумолимо. Лед покрывал новые территории, сметая все на своем пути. Зима становилась жестче и длиннее, животные отправлялись на юг, охотники следовали за ними. Северная Европа стала зоной умеренного климата, а затем холодного. Однако лед продолжал свое движение, и люди с севера сталкивались с жителями знойных южных земель. Расы не перемешивались. Южные обитатели были мельче и слабее, чем захватчики, и они не могли сопротивляться натиску с севера; это были предки пигмеев. Северяне были крепче и лучше умели адаптироваться, потому что жизнь у них была тяжелее. Существовал естественный предел населения, который могла выдержать земля, и южане поняли: пришельцев им не одолеть. Пигмеи, чтобы выжить, отступили на юг. Они отправились в огромные леса и спрятались в джунглях, таких негостеприимных и непривлекательных, что ни одной расе никогда и в голову не приходило их выгнать. Это была одна из великих перемен в мире. Ледяные вершины подкрадываясь ближе с севера и юга, сгоняли все живое в экваториальный пояс. Не только пигмеи, но и многие другие расы в других частях мира были вынуждены уйти с открытой плодородной местности и искать землю, где смогут выжить. Примерно в это же время андаманцы добрались до своих островов, сакаи нашли Суматру, Семангс и Борнео, а пигмеи с Новой Гвинеи спрятались в своей земле. Там они и остались, потому что если лед и отступил, то захватчики этого делать не собирались. Их потомство снова подалось на север, но ушли далеко не все, земли не опустели. Вот что я имел в виду, говоря, что наши пленители — настоящие пигмеи.

— Вы считаете, что когда-то вся эта земля принадлежала пигмеям, и они выжили?

— Именно. Их вытесняли в негостеприимные районы, они же предпочли жить в пещерах. Обнаружив, что пещер полно, они спустились глубже. Все это, правда, происходило не сразу. Это была инстинктивная борьба ради самосохранения, продолжавшаяся из поколения в поколение по мере того, как ухудшалось положение. В то время, как одни направлялись в джунгли и никогда их не покидали, другие поселялись в пещерах, уединяясь все больше и почти не появляясь на поверхности, прячась от мира, в котором не выдерживали соперничества. Так появились поколения, которые знали о внешнем мире только понаслышке, как об ужасном, гибельном месте. Старшие умерли, и последнее связующее звено исчезло. Сообщение с поверхностью прекратилось. Они углублялись в землю, занимали пещеру за пещерой, образуя подземную страну. Они научились выращивать гигантские грибы для еды и сохранили секрет производства световой жидкости. В конце концов жизнь внешнего мира стала не более чем преданием, поддерживаемым случающимися иногда появлениями таких вот странников, как мы. Расы, преобладающие на поверхности, добились поставленной цели: память о пигмеях становилась все слабее, пока, наконец, совсем не стерлась и они не были забыты.

Некоторое время после того, как Гордон замолчал, стояла тишина. Марк обдумывал теорию. Фантастика, конечно, как и само существование подземных пигмеев, но ведь должно же быть какое-то объяснение. Тот факт, что наверху не осталось даже слухов, говорит о том, что со дня их полной изоляции прошло очень много времени.

— И как вы думаете, когда это произошло? — спросил он. Гордон пожал плечами.

— Трудно сказать. Полагаю, где-то в позднем палеолите, наверное, ближе к ашельскому периоду.

— Нет, — сказал Марк. — Скажите по-английски. Сколько лет назад? Гордон немного подумал.

— Вероятно, сто тысяч лет.

— Что-о? — Марк заморгал.

— Да, вот так. Проблема таких людей, как вы, в том, что вы плохо представляете себе, насколько древнее существо человек. Я вам говорю, что пигмеи представляют собой одну из самых старых из ныне существующих рас, а вас так поразили сто тысяч лет. Да это же просто блошиный укус на фоне всего развития природы. Пещерный человек жил, вероятно, триста или пятьсот тысяч лет назад. Люди, которые верят в правдивость книги Бытия, считают, что раньше, чем примерно две тысячи лет назад, вообще ничего не происходило. Уверяю вас, происходило и задолго до этого срока. Чтобы вас подбодрить, признаюсь, что я наткнулся на два препятствия: это египетские боги и эти лампы, — он взглянул на потолок. — Они меня озадачили, несмотря на все мои теории. Оболочки ламп еще более загадочны, чем текущая в них жидкость. Я не понимаю, как эти люди, фактически раса каменного века, научились их делать, из чего они сделаны. В самом деле, это самое слабое звено во всей теории, будь оно проклято. Если бы не лампы, у них бы никогда не было… Он вдруг замолчал. Марк, подняв глаза, увидел несколько белых фигур, вновь появившихся из туннеля. Смит позвал всех на баррикаду. Человек двадцать пигмеев выстроились в шеренгу вдоль задней стены. Каждый что-то держал в руке.

Защитники уже устали удивляться выдумкам пигмеев и не стали прятаться от возможной опасности. В карликов полетел целый град камней. Большинство из них тотчас же упали, а тех, кто остался на ногах, перехитрить не составляло особого труда.

— Не надо, — проворчал человек, стоявший за спиной Гордона. — Подождем лучше, пока они подойдут поближе.

Но пигмеи не торопились. Они сосредоточенно возились с инструментами, которые несли.

— Что это за игра? — поинтересовался кто-то. Мгновение спустя он понял. Пигмеи вскинули правые руки, и в воздухе раздался свист острых камней. Один ударил человека в лицо и пригвоздил к стене. Марк, Гордон и остальные быстро пригнулись к земле.

— Рогатки! Проклятье, почему мы о них не подумали? — пробормотал Гордон.

Марк снова принялся смотреть в глазок, проделанный в стене. Камни, низко свистящие у него над головой, представляли собой заградительный огонь. Что-то, появившееся из правого туннеля, заставило его удивленно присвистнуть. Гордон рискнул поднять голову над краем стены и увидел, что это было. Он следил до тех пор, пока камень не ударился о ствол поблизости от его головы.

— Изобретательные дьяволы! — восхищенно произнес он, снова увернувшись.

Из прохода медленно появилась круглая шляпка гриба, похожая на огромную мишень для стрельбы из лука. Оказавшись в пещере, она отодвинулась в сторону, уступив место другой, и подалась немного вперед, чтобы не мешать стрелкам из рогаток. Вторая шляпка последовала за первой. К ним присоединялись еще и еще, пока не образовалась длинная шеренга.

Грибы были подняты так, чтобы защищать наступающих. Ножку несли несколько человек, а круглые шляпки служили превосходным щитом. Атаку не начинали до тех пор, пока не выстроились три ряда шляпок. Затем пигмеи двинулись вперед медленно и уверенно, соблюдая строй, в то время как стрелки из рогаток, подобно заправским артиллеристам, вели непрерывный огонь острыми камнями.

— А они не дураки, — с беспристрастным восхищением произнес Гордон. — Танки пигмеев в действии!

Сначала противодействие атаке было слабым и ограничилось несколькими камнями, безуспешно брошенными в шляпки грибов. Когда первый ряд прошел половину пространства, Эд поднялся на ноги и изо всех сил бросил камень. Он шлепнулся в одну из белых шляпок и завяз в мясистой массе. Другого результата не было. Эд, разочарованно застонав, снова спрятался за стену. Несколько человек тоже метнули камни в стрелков из рогаток, но с тем же успехом: не долетевшие до цели камни остались в белых шляпках, как темные пятнышки. Атакующие не колебались.

Смит приказал приготовить дубинки. Похоже, у подножия стены произойдет рукопашный бой. Пока защитники не боялись противников, хотя и оценили изобретательность маленьких человечков. В конце концов что могут сделать атакующие? Просто попытаются подняться на баррикаду? Но их будет легко оттуда сбросить.

Ряды грибных шляпок постоянно надвигались и дошли до баррикады. Здесь пигмеи подняли грибы над головами, шляпки образовали крышу, на которую летели камни защитников. Только трое пигмеев не добрались до цели, так как были сражены скорее случайными, нежели искусными попаданиями.

У стены они остановились. Защитники не видели происходящего под стеной, но догадывались, что пигмеи воспользуются ножками грибов, чтобы забраться на баррикаду. Внезапно Марк услышал крик одного из защитников и увидел, как тот показывает на отверстия. Оттуда появлялись все новые и новые фигуры. Они были мертвенно-бледными, как и остальные, но выше и лучше сложены.

— Боже правый, с ними аборигены! — пробормотал Гордон.

Стрелки из рогаток по-прежнему вели непрерывный обстрел, под прикрытием которого аборигены преодолели первые несколько ярдов, припав к земле и держа головы под линией огня. Подойдя поближе, они выпрямились и ускорили шаг. Интенсивный огонь из рогаток по-прежнему не позволял защитникам подняться во весь рост. Бегущие в первых рядах аборигены вскарабкались на задние ряды грибных шляпок. Стало ясно, что пигмеи намерены не только обеспечить себя щитом, но и создать платформу, по которой аборигены смогут ближе подобраться к защитникам.

Когда аборигены забрались на шляпки грибов и рванулись вперед, стрельба из рогаток прекратилась. Тогда над стеной во весь рост поднялись защитники и осыпали нападавших градом камней. Аборигенов было гораздо больше, но они находились в крайне невыгодном положении. По неровной и скользкой поверхности было трудно двигаться быстро, они представляли собой отличную мишень для обстрела. Единственным оружием им служили каменные ножи. Однако они продолжали двигаться. Им еще не приходилось сражаться врукопашную. Дубинка Марка методично поднималась и опускалась. Он наносил удары без гнева, холодно и сильно. Казалось, он не мог войти в боевой раж, сражаясь против этих людей. Он целился в плечи, довольствуясь тем, что выводил из строя руки. Его все еще не покидало чувство, будто это какая-то шутливая потасовка или досадное недоразумение.

Теперь они сражались по всей линии баррикады, и большая часть людей действовала весьма решительно. Они сражались, чтобы убивать или калечить. Марк предположил: дело в том, что он здесь новичок. Пробудь он здесь много лет, то понимал бы, что они чувствуют. В середине строя он видел Смита с дубинкой в каждой руке и Эда, размахивающего своей булавой.

Когда аборигены предприняли следующий натиск, в настроении Марка наметилась перемена. Один из нападающих оцарапал ему руку. Ничего особенного, боли он почти не почувствовал, но это заставило изменить точку зрения. Он начал наносить удары всерьез. Еще один абориген поймал его дубинку и попытался вырвать ее. Марк изо всей силы ударил его кулаком в челюсть. Человек покачнулся, а следующий ощутил всю тяжесть дубинки Марка. Неистовство атаки начинало утихать. Аборигены теряли отвагу и становились менее стремительными. Марк опустил руку и остановился отдышаться, но тотчас же принял оборонительное положение, увидев еще одну белую фигуру, нападающую на него. Он взмахнул дубинкой, но в этот момент ножка гриба, служившая ему опорой, надломилась, и он не удержался на ногах. Абориген выбил дубинку у него из рук и прыгнул через парапет. Марк предотвратил взмах каменного ножа, схватив человека за правое запястье. Несколько секунд они катались по земле, и каждый старался оказаться сверху, но вдруг противник обмяк. Посмотрев наверх, Марк увидел склонившегося над ним Гордона.

— Спасибо! — поблагодарил Марк.

Он лежал в мелкой впадине между двумя белыми стволами. Марк был совершенно уверен, что несколько минут назад этой впадины не было. Один ствол, должно быть, упал и опрокинул его. Но почему?

Он подполз к краю стены и лицом к лицу столкнулся с пигмеем. Марк без колебаний ударил его кулаком и опрокинул назад. Появились и другие. Но как им удалось пробраться сквозь стену? Он огляделся и увидел, что кто-то лезет из стены. Пигмеи, прикрывшись грибными шляпками, должно быть, вынули из стены стволы. В некоторых местах наверху стволы были так сжаты, что не могли упасть, если даже вытащить несколько штук из нижних рядов, но в других, например, прямо над ним, бревна падали вниз и сами латали пробоину. Марк поднял свою упавшую дубинку и с криком спрыгнул вниз. Пока прорвались только несколько пигмеев и четверо защитников легко разделались с ними. Однако возникла необходимость в страже перед пробоинами, чтобы больше никто не проник.

«Вот так и я упал, — подумал Марк. — Еще несколько минут, и их здесь были бы дюжины!» Он наблюдал за пробоиной в середине стены и был рад передышке. Делать было нечего, только смотреть и опускать дубинку на всякого, кто вылезет из дыры.

— Эй? — позвал голос у него над головой. Подняв глаза, он увидел бородатое лицо Эда.

— Достаньте мне гриб, а? Только спелый, и будьте с ним осторожны!

— Как насчет этого? — показал Марк.

— О'кей! Я посмотрю.

Марк послушно подкатил к стене самый большой гриб.

— Можете его поднять? — спросил Эд.

Марк смог, правда, с трудом, потому что гриб был громоздкий. Эд как можно дальше протянул руку, вместе им удалось благополучно поднять его на стену. Эд сел и принялся осторожно делать длинные разрезы острым камнем. Марк стоял внизу и смотрел на операции Эда, одновременно продолжая наблюдать за пробоиной. Он был озадачен, потому что бой на стене еще продолжался, а уклоняться от драки не в характере Эда.

— Зачем это? — спросил он. Эд хихикнул.

— Идите сюда и увидите сами!

Марк забрался на стену и сел. Из пробоины внизу тотчас же появилась грибная шляпка. Марк бросил в нее камень, и она отодвинулась назад. По сравнению с первой атакой битва стала вялой. Вероятно, пигмеи собирались отвлечь защитников, пока сами будут пробираться сквозь пробоины в стене. Задние ряды не начинали атаку, а силы аборигенов иссякали.

Эд продолжал делать разрезы, расходящиеся, как меридианы, от центра шляпки. Ни один из этих разрезов не был достаточно глубок, но, тем не менее, кожица чуть не прорвалась. Эд осмотрел гриб, с удовлетворением улыбнулся и, держа обеими руками, поднял над головой. Шар был брошен в ряды атакующих. Когда он разорвался, двое аборигенов были погребены под ним. Облако белых спор разлилось в воздухе, как снегопад. Те, кто находился близко к нему, оказались скрытыми из поля зрения. Из движущегося тумана доносились звуки кашля и шипения.

Когда туман немного рассеялся, стали видны фигуры аборигенов, согнувшихся вдвое в приступах кашля, с каждым вдохом к ним в легкие попадало все больше и больше пушистых спор. Облако белой пыли распространилось шире, поражая все новых атакующих. Они потеряли способность сражаться. Глаза у них слезились, они чихали и хрипели, как самые тяжелые астматики.

Из уст Эда раздался восхищенный смех, похожий на рев.

— Эй, дай мне свою куртку и принеси другую, — приказал он.

Он принялся размахивать курткой перед собой, отмахиваясь от летящих в воздухе спор. В течение нескольких минут поле боя было покрыто пеленой спор, и защитники, бросая дубинки, хватались за все, чем только можно было отмахиваться.

Аборигены были безнадежно деморализованы. Изнуренные кашлем, они шатались из стороны в сторону. Пигмеи, укрывшиеся под грибными шляпками, были не в лучшем положении, так как вдыхали споры, просачивающиеся сверху. Те, кто был оглушен собственным и чужим кашлем, должно быть, скрежетали зубами от ярости под звуки похожего на рев смеха защитников. Несчастные вылезали из-под своих грибных зонтов и, задыхаясь и кашляя, беспорядочной толпой кидались обратно к туннелям. Вслед раздавались взрывы смеха.

Эд в буйном восторге от успеха своей идеи расточал насмешки вдогонку убегающим. Зикль пел какую-то языческую победную песню. Даже Марк поймал себя на том, что смеется над неудачей этой второй атаки.

Последний задыхающийся пигмей убежал от ликующих звуков, но веселье продолжалось. Смит долго не мог убедить своих последователей, что необходимо отремонтировать баррикаду.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Марк посмотрел на Смита.

— Со времени второй атаки прошло, должно быть, несколько дней. Вы действительно думаете, что они больше не придут?

— Разумеется, не уверен, — кивнул Смит. — А зачем же тогда я приказал починить стену? Он кивнул на Гордона, который согласился с ним:

— Они, конечно, так или иначе попытаются напасть. Чего бы им это ни стоило, они не допустят, чтобы мы убежали.

— Но со времени, как мы применили гриб, много воды утекло. Может быть, они уже сдались?

— Ни в коем случае! Я думаю, они собираются с силами и придумывают новую пакость, — Смит помолчал. — Меня волнует изобретательность, которую они проявили в последний раз, — продолжил он. — Еще несколько минут, и сотни пигмеев пробрались бы сквозь стену. Кто мог догадаться, что эти маленькие человечки придумают такую штуку?

— А они ничего и не придумывали, — возразил Гордон. — Клянусь всем, чем хотите, что эту идею подсказал им Мигель или кто-то из его ребят! Более того, десять к одному: кто бы это ни был, он подстрекает их к новому нападению. Они хотят прижать нас к ногтю, а Мигель надеется получить власть над внешними пещерами, тогда у него будет больше шансов выбраться, чем у нас.

— Что ж, в таком случае, — задумчиво произнес Марк, — для чего мы торчим здесь? Все удивленно уставились на него.

— Я имею в виду, если мы сдадимся, а Мигель выберется, он не станет держать в секрете существование этого места. Сюда снарядят экспедицию, так же, как и в том случае, если выберемся мы, а значит, если ему повезет больше, почему не дать ему уйти добровольно?

— Вы кое о чем забываете.

— Не вижу…

— Вы забываете, что Мигель заключил сделку с пигмеями. Я не знаю, какая у пигмеев мораль на этот счет, но почему они будут соблюдать ее условия? Насколько я понимаю, заставить их он не сможет. А что если они просто его используют? Им наверняка известно, какую игру он ведет, но они не позволят ему выбраться.

— Кроме того, — вмешался Гордон, — если они сумеют всех тут перебить, а нас сто пятьдесят человек, то задумаются, зачем уступать Мигелю и его парням. Причин они не найдут. Не понимаю только, почему он поверил их обещаниям. Не в его правилах действовать без гарантий.

Все трое некоторое время молчали. Марк снова заговорил первым.

— Я все думаю, — сказал он, — почему им не приходит в голову погасить эти лампы? — Он показал на сине-белые шары, светящие со скалистого потолка. — Представляете себе, какая поднимется суматоха, когда они в темноте попробуют вновь напасть на нашу баррикаду? Так у них будет больше шансов где-то прорваться.

— Тому есть несколько причин, — объяснил Гордон. — Во-первых, эти лампы не так-то легко разбить. Может быть, они и выглядят стеклянными, но куда прочней. А во-вторых, эти пигмеи боятся темноты больше, чем дети. Тьма для них — самое страшное. Может быть, вам непонятно, но они всю жизнь проводят под этими лампами, и на то имеется причина. Разбить их — значит, совершить святотатство. Их жизнь зависит от этих ламп, и они на них молятся! — Поймав вопросительный взгляд Марка, он добавил: — Это символ Ра. Помните, его статуэтка держала одну из них. Разбив лампу, они нанесут оскорбление божеству. Если они разобьют несколько, он так рассердится, что нашлет темноту, чтобы причинить им страдания. Если верить Махмуду, они настолько привыкли к свету, что не могут думать о темноте и боятся ее, как конкретного выражения неудовольствия Ра. И эта мысль не нова: я, кажется, что-то помню о страшной темноте над Египтом, которая очень не понравилась египтянам, хотя они прекрасно знали, что означает эта ночь.

Вряд ли эти слова убедили Марка. Разрушение ламп казалось ему самым простым способом создать невероятную панику. Шары, может быть, были крепкими, но камни пигмеев били точно… Они не были непробиваемы: он вспомнил, как Гордон рассказывал о своем эксперименте.

Гордон считал, что боязнь темноты у пигмеев только на пользу защитникам. Он так и сказал:

— Это самая надежная защита, которая у нас есть. Нет лучшей гарантии, чем хороший, обоснованный предрассудок. С ним сравнимы только решения Гаагского суда или Женевской конференции. Вы когда-либо что-нибудь читали по антропологии? Люди могут заковывать себя в кандалы, которые невозможно разбить, хотя, может быть, это за пределами разума и безопасности. — Он продолжал более спокойно и менее выразительно: — Предрассудками сейчас совершенно пренебрегают. Я не хочу сказать, что у нас нет огромного количества суеверных условностей и табу. Они есть, но часто бессмысленны, плохо контролируемы и иногда противоречат друг другу. Их влияние на мужчин и женщин весьма слабо. Вместо того чтобы использовать предрассудки, власти о них забывают. Единственным способом влиять на людей остается массовое внушение. Это работает, но неэффективно и нуждается в постоянной поддержке. Нацию можно легко довести до состояния войны, но требуется постоянная, энергичная пропаганда, чтобы поддерживать людей в этом состоянии. Если же позволить мыслить самостоятельно, они рано или поздно выйдут из повиновения. Властям становится все труднее поддерживать пропаганду так, чтобы помешать думать самостоятельно. Более того, массовое внушение всегда порождает противодействие. Сначала это, весьма вероятно, чистое упрямство, но оно становится сильнее из-за людей, сообразивших, что их обманывают. Чертовски глупый способ воздействия! Это напоминает мне рекламу увеличения роста: это можно сделать, но лучше всего тогда, когда ты молод! Внушение, конечно, действует и на взрослого человека, но если вы хотите управлять народом, надо начинать внушать с детства. В этом отношении церковь совершенно права. Она начинает свое воздействие на человека, с момента крещения. На протяжении всего жизненного пути она навязывает ему свои правила игры, контролирует его мысли и поступки. Большинство древних религий терпели неудачу в основном из-за того, что неправильно пользовались своей властью, а не из-за того, что ослабевали. Некоторые из них слишком подавляли людей, а другие, наоборот, позволяли людям приподняться над предрассудками и увидеть, что все вокруг не так уж плохо. Позже религии потеряли свою огромную власть, так случилось у всех западных наций, но среди примитивных народов еще сохраняется суеверное воспитание.

— Это знак того, что власть предрассудков заканчивается, — прервал его Марк. — Люди обращаются к разуму.

— Разум — это моя опора! Пигмеи не будут готовы к разумному восприятию мира еще тысячи лет, если продержатся так долго. Боже мой, да посмотрите на мир, приятель!

— Но это правда! Религии умирают, на западе, во всяком случае. Я знаю, что люди поднимают вокруг них много шума, но это именно потому, что вера ослабла.

— Вздор! Религии не умирают! Если вы что-то назовете иначе, суть от этого не меняется. Вы можете иметь религию без антропоморфического лица, как можно иметь государство без короля. Демократия, социализм, коммунизм — все это религии.

Марк возразил:

— Нет, это политические теории.

— Позвольте, а вы когда-нибудь встречали религию, которая не была бы связана с политической теорией? Говорю вам, это такие же религии, как христианство, магометанство, буддизм! Это предрассудок. Что, как не предрассудок, могло родить фантастическую идею о том, что все люди равны? Только не разум. Что, как не предрассудок, могло заставить людей издавать законы, которых обязаны придерживаться даже самые блестящие умы? Разве это приют разума, когда общество тратит столько энергии и богатства для сохранения недееспособных, отворачиваясь от работящих? Они, видите ли, являются плодом эволюции людей, которые, как вы говорите, «поворачиваются к разуму». Разум! О, боже мой!

Гордон встал и тяжелой походкой отошел. Смит широко улыбнулся Марку.

— Горазд болтать, да? Проблема в том, что он, так же, как и остальные, не знает, чего хочет. И все же иметь его рядом удобно: он заставляет ребят думать, спорить и они немного забываются. — Он встал. — Пойду посмотрю на Эда и его компанию. Идемте?

Они обошли пещеру и подошли к группе Эда сзади. С тех пор как начались занятия в «артиллерийской» школе Эда, некоторые места в пещере сделались небезопасными. Рогатка требует меткости, а это достигается только практикой, поэтому перед новичками было достаточно широкое свободное пространство. Возле стены пещеры в качестве мишени была установлена грибная шляпка, и в ней уже засела пара камней. Эд, как всегда веселый, повернулся к подошедшим.

— Это я попал! — гордо произнес он.

— Из скольких же? — спросил Смит.

— Ах, перестаньте! Вы же понимаете, что это не пистолет!

— А второй камень чей?

— Зикля. Этот негр на многое способен! — Зикль оскалил белые зубы.

— Да, второй — мой! — похвастал он.

Некоторое время Смит с Марком стояли и наблюдали за стрельбой по мишени. Скорость и сила метания была поразительной, хотя часто камни не попадали в цель. Эд, ничуть не обескураженный, заметил, что когда на них нападут, целей будет много!

Оставив Эда, они продолжили путь. Марк поинтересовался, как идет работа над туннелем. Смит ответил своим обычным- «теперь в любое время».

— Вы знаете, что там наверху? — Марк поднял палец к потолку.

— Не совсем. Что вы имеете в виду?

— А что, если там окажется холм или гора?

— Ну и что?

— А то, что вы, может быть, уже достигли нормального уровня и прорубаетесь сквозь гору!

— Возможно, но непохоже. Видите ли, в этой местности гораздо больше равнин, чем гор. Тысяча к одному против того, что мы не находимся под какой-нибудь горой, и, полагаю, что рискнуть все равно стоит.

— А, может быть, следует для эксперимента прорыть боковой туннель? Смит помотал головой.

— Не сейчас. Это было бы пустой тратой времени. Не будь карты наши раскрыты, игра стоила бы свеч. Но сейчас лучше двигаться прямо наверх.

Они пошли дальше, беседуя, пока за стеной не услышали вой. Смит поспешил на звук.

— Что это?

— В правом туннеле что-то происходит! — пояснил дозорный. — Где-то здесь прячутся один или двое!

Смит с Марком ничего не могли разглядеть. Какое-то движение, безусловно, было, но различить, что происходит, было невозможно.

— Надо скорее созвать людей, — решил Смит. — Может начаться новая атака!

В течение двух минут по всей длине баррикады выстроились люди. Но настоящее наступление началось только через полчаса.

Эд предпочел расположить свою «артиллерию» примерно в середине баррикады. Люди с опаской обходили рогатки: все заметили, что камни имели обыкновение вылетать из них чуть ли не случайно.

После томительного ожидания, когда защитники уже решили, что это ложная тревога, из правого туннеля появились белые фигуры. Эд подождал, пока они выстроились в шеренгу, и отдал приказ начать стрельбу. Большая часть камней оказалась бесполезной: только один из нападающих упал на землю, схватившись за раненое колено. Остальные взметнули рогатки и ответили залпом. Люди на стене увидели, как на них летят странные метательные снаряды. Они были похожи на летящие снежные хлопья и летели гораздо выше. Только когда они упали на землю, стало ясно, что это вовсе не хлопья.

Один такой снаряд ударился о парапет прямо перед Марком, прорвался, и из него вылетело облако спор. Марк задохнулся и начал кашлять. Чем сильнее он дышал, тем больше спор попадало ему в легкие. Глаза заслезились так, что он почти ослеп, а белые шары все летели и разрывались, окутывая поле боя облаками спор.

В пыльном воздухе кашляли и задыхались люди. Белые хлопья окутывали их густым туманом, скрывшим все происходящее вокруг. Кашель вызывал невыносимую боль в горле и груди, и каждый новый вдох казался еще более болезненным.

Их перехитрили! Пигмеи или их советчики с радостью подхватили мысль о грибах, принадлежавшую Эду, но они пошли дальше. Им хватило ума, чтобы понять: нельзя под обстрелом защитников баррикады подкатить грибы к стене. Природная изобретательность подсказала выход: споры извлекли из спелых грибов и зашили в мешочки из кожуры, пригодные для метания из рогаток. Но для чего?

Стена с ее защитниками почти исчезла в искусственном тумане, но пигмеи продолжали методично посылать новые снаряды, хотя облако уже не было таким густым. Пигмеи и аборигены понимали, что в такой обстановке они не смогут атаковать. Споры окажут на них то же воздействие, что и на защитников. Весьма вероятно, что продолжающийся обстрел не имел целью выбить кого-то из строя, а служил прикрытием для более коварного плана. Брызжущие слюной, задыхающиеся защитники могли только догадываться, что затевается в конце туннеля.

Бесконечная, казалось, канонада прекратилась. Белый туман начал уменьшаться и исчезать. Дышать стало легче, глаза хоть и слезились, но уже что-то видели. Защитники старались разглядеть, что происходит вокруг, но пока не различали деталей, зато носы их почуяли слабый запах горения.

И снова со стороны пигмеев со свистом полетели камни. Марк прильнул к своему глазку, и ему стало понятно коварство операции пигмеев.

В конце пещеры они навалили груды хлама, от которого поднимались струйки тяжелого желтого дыма. Дым поднимался на несколько футов, затем опускался и расходился веером, а тяга из туннелей несла его в большую пещеру. Облака дыма перемешивались с воздухом и превращались в серо-желтую дымку, уже плывущую под неровным потолком пещеры. Лампы, окутанные дымом, потускнели, и в пещере наступил полумрак. Марк наблюдал, как дым, наступая с обоих концов баррикады, постепенно окутывает людей, прежде чем окончательно поглотить их.

В сумраке пещера выглядела совершенно иначе. Это больше не было знакомое всем будничное место. Закутки и углы, окутанные пеленой, казались враждебными. В потайных уголках сознания рождался страх, провоцируя панику.

Правая группа защитников перемахнула через парапет и спрыгнула на глинистую землю. Люди бежали к лампам, забыв о защите от камней. Пигмеи и стрелки из рогаток изменили тактику и осыпали их градом споровых бомб, взрывающихся у них под ногами. Бегущие люди гнулись в три погибели, их режущий ухо кашель доносился до тех, кто остался на баррикаде. На защитников обрушился град камней, вызвав в смельчаках бессильную ярость против пигмеев, по вине которых они барахтались в темноте.

Марк с немым вопросом взглянул на Смита. Тот помотал головой.

— Ни к чему! Им только этого и надо — одолеть нас на открытом пространстве. Если им это удастся, мы пропали!

Смит оказался прав, атаку удалось отразить благодаря выбранной позиции, а не числу защитников. Несомненно, люди умело действовали своими дубинками, но, хотя пигмеи были маленькими, их вместе с аборигенами было слишком много. Битва на открытом пространстве означала верную гибель. Марку стало грустно. Этого дыма он не предвидел. Легкой тяги из туннелей будет недостаточно для притока воздуха, чтобы можно было дышать. Скоро у них останутся только две возможности: прорваться или страдать от удушья. И то, и другое означало конец плана. Пигмеи, вероятно, предпочтут последнее: это доставит им меньше хлопот.

Теперь дым густой пеленой затягивал весь потолок. Люди в полутьме вопросительно уставились на своего предводителя. Смит их подвел: он не видел выхода, и их глаза, искали Эда. Тому тоже нечего было предложить, и он впервые за все время, что его знал Марк, выглядел удрученным.

— Нет, вы ошибаетесь, — возражал он тем, кто настаивал на атаке. — Может быть, с пять минут вы и поразбиваете им черепа, но если потом ваши головы тоже окажутся разбитыми, вам это никоим образом не поможет! Нам нужно выработать какую-нибудь новую тактику. Но, — добавил он, помолчав, — мне кажется, что найти ее невозможно… Ах, черт меня дернул воспользоваться этим проклятым грибом!

Дымовая завеса становилась гуще. В полумраке пещера приобретала устрашающий вид. Желтые клубы над красными огнями напоминали извивающееся тела. Пелена дыма рано или поздно обязательно опустится со сводов, выжив их с баррикады. За огнями с наветренной стороны, чтобы защититься от удушающего дыма, по-прежнему ждали стрелки из рогаток. Остальные заполнили туннели до отказа.

Защитники тоже ждали. Ничего больше они делать не могли. Судьба первой группы, попытавшейся вырваться из пещеры, оказалась хорошим уроком. Люди больше не могли считать Смита или кого-либо другого своим предводителем. Фатализм, забытый когда понадобилось действовать, потихоньку возвращался, появилось отчаяние. Туннель, над которым они работали годами, теперь никогда не понадобится. Фраза «теперь в любое время» потеряла смысл. Последний луч надежды угасал по мере того, как дым заволакивал тоненькую полоску света, без которого они не могли жить. Это последнее слабое сияние заставило многих повернуться в сторону скрытой в тени баррикады в безнадежной вере, что, может быть, появится фигура с криком: «Мы прорвались»! Но никакая фигура не появилась. Баррикада и туннель, который они прорубили, исчезали в темноте…

— Если бы мы что-нибудь могли сделать, — бормотал Гордон. — Быть выкуренными, как стая крыс… Внезапно в темноте послышался шум. Сто пар глаз повернулись туда. Негр Зикль внезапно вскричал:

— Вода!

Его крик в панике подхватили многие голоса:

— Вода!.. Вода!..

Долгие минуты хаоса. Все смешалось, как в калейдоскопе. Стрельба. Тяжело дышащие, изрыгающие проклятия люди. Тревожные, пронзительные голоса пигмеев. Последний залп из рогаток. Крики из туннелей, куда убегали пигмеи, топча друг друга. Чья-то рука крепко, словно тисками, сжала плечо Марка. Сквозь шум он услышал спокойный и твердый голос Гордона. Что он говорит?

— Подождите! Вас затопчут!

Подождать? Когда вода прорывается сюда, чтобы затопить их всех? Марк дернулся, пытаясь высвободить плечо. Раздался голос Смита:

— У нас полно времени! Ждите!

Первые признаки паники утихли. Началась борьба за дисциплину. А вода прибывала сильным потоком. Тонны воды, извергающейся в пещеру и угрожающей все затопить. Частичная победа. Пещера большая, значит, чтобы ее затопить, потребуется много времени. Душераздирающие крики из туннелей. Люди боролись, разрывали друг друга на куски, как обезумевшие от страха животные. Гордон спокойно говорил со Смитом:

— Пусть уходят. Туннель узкий, много воды не пропустит. У нас еще есть время. Какой туннель? В голове у Марка начало проясняться. Их туннель, разумеется! Он прорублен! Но выходит, наверное, в Новое море! Никогда не думали о такой возможности! Туннель, который ведет к свободе… Марк начал как-то странно хихикать.

Гордон с силой потряс его.

— Прекратите!

Марк попытался, но не смог. Это было невыразимо смешно — туннель, который ведет к свободе… Что-то тяжелое и угловатое ударило его в челюсть.

— Замолчите, слышите?

Его продолжали трясти. Приступ смеха прошел. Странно, но в конце концов это было не так уж и смешно. Его отпустили.

— Простите, — извинился он, и Смит фыркнул, потирая костяшки пальцев.

Эд легкой походкой прошел вдоль баррикады, за ним тянулись еще несколько человек.

— Свора сумасшедших и дураков, — заметил он, кивнув в сторону туннелей. — Вы можете с ними справиться?

Он с отвращением плюнул через парапет. С мгновение они слушали звуки борьбы, смешанные с шумом воды.

— Вот это да, а я думал, что у этих ребят есть мозги! Если они и были, то сейчас они на каникулах!

— Некоторые выбираются, — сказал Смит.

— Конечно, они выберутся, только зачем? Чтобы быть настигнутыми водой? Вы хорошо знаете, что выхода отсюда нет. Ну, выйдут они в первую большую пещеру, а что потом? Ждать, пока вода ее заполнит? Ну, чем не прекрасная смерть?

Они повернулись и посмотрели на землю за баррикадой. Вода уже подбиралась к ним и медленно ползла вперед, превращая глину в грязь.

— Что ж, она скоро потушит этот проклятый огонь, — философски пробормотал Эд.

— Посмотрите туда! — Гордон показал на качающийся в воде белый шар гриба, едва различимый в полутьме.

— Ну, и что?

— Он же плывет! Эти стволы тоже поплывут! Если два таких ствола соединить вместе, получится неплохой плот для трех-четырех человек!

— Но мы только поднимемся туда. — Марк показал на дымовую завесу под потолком.

— Нет. Когда вода поднимется, мы сможем проплыть по туннелям прямо к первой пещере, а потом… Он внезапно остановился, почувствовав, как огромная рука Эда ударила его по спине.

— Вот молодец, парень! Ты это сказал! Дайте-ка мне кто-нибудь канат, я займусь плотом!

Рогатки и дубинки полетели в сторону. Все вязали парами толстые белые стволы. А вода тем временем поднималась и уже подтекала под баррикаду. Пять ламп потухли, взорвавшись с громким шипением. Первый законченный плот был переброшен через парапет и с брызгами упал на воду. Строители вскарабкались на него. Снова плеск, затем еще, и, наконец, все плоты закачались на грязной воде. Эд посмотрел на последнюю пару.

— Вперед, ребята! Пора в путь!

Спрыгнув в доходящую до колен воду, они пошли вперед, подталкивая плоты к туннелям. За их спиной был слышен рев стремительной воды, поднимающейся вокруг баррикады…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Первое, что увидела Маргарет, проснувшись, был потолок скалы. Он поднимался на семь футов, но, казалось, давил на нее. Она надеялась, что эти тонны камня не причинят никакого вреда ее телу, но на душу они давили нестерпимо, пытаясь сломить ее сопротивление. Это был самый страшный момент ее «дня». Небольшой запас сил иссякал. Пробудившись, она с удовольствием лежала с закрытыми глазами, собираясь с силами, чтобы открыть их.

Сколько раз она с закрытыми глазами лежала без сна, напрасно надеясь, что это сон? Сначала она пыталась вести хоть какой-то счет времени, но один — или два раза? — ошиблась. Она сделала две царапины на стене, но потом передумала и одну стерла. Потом снова пропустила. Все спуталось. Да и что толку от этих царапин? Даже если периоды ее сна совпадают с ночью во внешнем мире, ей мало что даст знание того, как протекают дни, недели, месяцы. Это не поможет. Без всех этих дат можно представлять мир таким, каким видел его в последний раз. Даты означают изменения снаружи, и как-то горько думать о меняющемся мире, в котором сезоны приходят и уходят, цветы расцветают и отцветают, в то время как ты лежишь здесь, замурованный, словно мертвец в склепе.

Почему она не убила себя? Каждый раз, просыпаясь она задавала себе этот вопрос. Иногда она решалась, но потом, когда сознание понемногу возвращалось, откладывала смертный приговор. Еще успеется. Когда она постареет, кожа потеряет свою эластичность, а волосы станут седыми, и возвращаться во внешний мир будет ни к чему, тогда она и сделает это.

Маргарет подняла руку и притянула прядь волос на лицо. Вытянув, она, неудобно прищурившись, сосредоточенно разглядывала ее. Тщательный осмотр не обнаружил ни одного седого волоска в темно-рыжей шевелюре. Она слышала, что иногда люди седеют за одну ночь. Принимая во внимание собственное состояние, она была склонна считать это небылицей. Если это не так, она бы стала уже совершенно седой. Может быть, по бокам?..

Неудобно разглядывать, а зеркала поблизости нет!

Она встала. Грязно-желтый комочек шерсти в другом углу выпрямился, широко зевнул, потянулся, сел и уставился на нее.

— Доброе утро, Бает!

Кошка снова зевнула и, опустив глаза, приступила к утреннему туалету.

— Да, — согласилась Маргарет. — Время мыться.

Она поднялась с груды грибных полосок, служивших ей постелью, и направилась к выходу. При выходе в коридор ей пришлось нагнуться: выход пигмей прорубили в расчете на свой рост.

Оказавшись снаружи, она поздоровалась со своими охранниками. Неприязнь, охватившая ее вначале, прошла. Что толку? Они ее больше не беспокоили, она даже немного жалела их. По существу, они были не более чем простыми, беззлобными людьми, вычеркнутыми из жизни.

Образовалась обычная процессия. Впереди шли два маленьких карлика, чей единственный наряд состоял из полоски на поясе, на которой висел каменный нож. Затем она в белом костюме, который раньше был таким нарядным, а теперь совсем потерял вид. Еще два пигмея с рогатками, камнями и ножами в ножнах. В таком порядке все пятеро направились к полузатопленной пещере, служившей плавательным бассейном.

Церемония состояла из омовения Маргарет. Операция, предназначенная для чисто практических целей, стала непревзойденным спектаклем. Многочисленные потрясенные зрители, которым, по всей видимости, было нечего делать, пришли на него, как при других обстоятельствах пришли бы на смену караула.

Она часто со смехом вспоминала, как все заулыбались, когда она впервые поплыла. Она оказалась в воде прежде, чем они поняли ее намерение. Ужасный жалобный вой, приветствовавший ее, когда она вынырнула на поверхность, нельзя было приписать исключительно бескорыстной заботе о ее безопасности. Она никогда не интересовалась, какое наказание настигло бы охранников, допустивших самоубийство или побег почти священной особы, но, вероятно, оно было бы ужасным. Она оглянулась и посмотрела туда, где завывание замолкло, а остались только удивленные взгляды. Все возбужденно забормотали, когда она направилась к берегу, а когда она подплыла к краю, ее встретили с благоговением и раболепством.

Она не могла ни говорить на их языке, ни даже понимать его, но не требовалось слов, чтобы понять, что она поднялась в их глазах. Ее божественное происхождение сначала, вероятно, подтверждало только общение с кошкой, теперь же оно стало свершившимся фактом. Маргарет почувствовала, как изменились их взгляды, и решила обязательно воспользоваться преимуществом. Чтобы выполнить свои намерения, она сделала «ежедневное» плавание обычаем.

Нынешним «утром» (привычка делить свое время на определенные промежутки бросала вызов неаккуратности) церемония выполнялась, как обычно. Толпа примерно из ста человек, для которых большое количество воды всегда означало лишь наводнения и смерть, собралась на краю ее «бассейна», восхищаясь и изумляясь.

Когда она скинула одежду, от ложной скромности, беспокоившей ее вначале, не осталось и следа. У пигмеев ни мужчины, ни женщины обычно не носили одежду, и она теперь знала, что они смотрят на ее костюм не как на покров, а как на признак ее занятия. Они смотрели на ее обнаженное тело с восхищением. Один из них сказал, что тело Маргарет выглядит так, будто светится изнутри; его белизна в корне отличалась от мертвенной белизны их собственной кожи. Она очень боялась, что когда-нибудь оно станет не таким здоровым от отсутствия солнечного света и воздуха.

С мгновение Маргарет стояла на краю, а зеваки в благоговейной тишине смотрели на ее стройную фигуру. Затем она бросилась вниз. Ее руки раскинулись, как крылья ласточки. Она почти без брызг нырнула под воду на двадцать футов.

Некоторое время она развлекала их, смеясь над теми, на чьих лицах еще оставались следы страха. Она поворачивалась, и ее белые руки и ноги мелькали в темной воде. Она ныряла и плыла на глубине двадцати ярдов под водой, сбивая всех с толку. Ее появление всегда встречали возбужденной овацией: она совершала чудо. Наконец она длинным, широким кролем направилась к своей пристани.

Пожилой пигмей с морщинистым лицом пошел за ней, когда она возвращалась в пещеру. Он был одет. Одежда не отличалась элегантностью, так как была грубо соткана из узких полосок грибной кожуры и представляла собой очень короткую тунику, зато выделяла его среди собратьев. Маргарет поздоровалась, назвав его «Гарм». Она так и не поняла, имя это или титул, но ей было все равно. Он небрежно спросил о здоровье женщины и очень заботливо о здоровье Бает. Она отвечала очень коротко, зная, что он не будет разговаривать, пока они не окажутся в ее пещере, где их не услышат охранники.

Разговаривала она только с Гармом. Изучив язык достаточно, чтобы ее понимали, Маргарет твердо решила получше познакомиться с людьми, но все ее вопросы встречали вежливый отпор. Время от времени пигмеи возмущались, но чаще всего просто игнорировали их, и Маргарет становилось ясно, что она задает бестактные вопросы. Они прощали ей нарушения менее важных табу, в конце концов она же была привилегированной особой, служительницей богини, но сердились, когда переходила некоторые таинственные границы приличия. И это случалось нередко. Отношения с пигмеями то и дело давали трещины. Маргарет изо всех сил старалась не допускать крупных просчетов, но это было нелегко.

Гарм отличался от остальных. Только глупцы с возрастом становятся нетерпимыми, а Гарм был неглуп. В своем мире он был мудрецом, видевшим многие несообразности в верованиях своего народа. Его благодушие было рано разрушено теориями, проросшими на гнилой почве, и он начал замечать изъяны, к которым, однако, относился с большой терпимостью. В его мозгу возникали нечестивые мысли. Многие новые заповеди засыхали на корню, только самые выносливые давали здоровую листву, но у него еще оставалось немалое количество вопросов, требовавших разрешения.

Всю жизнь он скрывал свои сомнения, отчасти из страха, но больше из политических соображений. Зачем высовываться? Если он нарушит установившийся порядок вещей, то, скорее всего, понесет наказание. Вероятно, его ждет обычная судьба еретиков, и ему не останется ничего, кроме как умереть ради ничтожно малой толики знания.

Но ему хотелось знать больше. Это желание и помогало ему держать язык за зубами, и теперь он был рад, что молчал. Обрывки информации, которые он получал от пленницы, были мудрыми, тривиальными или абсурдными. Немногие вписывались в его мозаику верований, остальные были бесполезны. Но все сведения были интересны и новы, вероятно, он был единственным человеком своей расы, проявлявшим интерес к новому.

Разговор между ними не был легким. Не только он учил, ее своему языку. В ее жизни было столько всякого, о чем он не имел понятия и чего не могли объяснить слова и целые фразы его языка, что ему волей-неволей приходилось осваивать азы ее языка. Теперь они говорили, вместе пробираясь сквозь болото непонимания.

Возвратившись в пещеру, Маргарет тотчас проверила состояние Бает. Пока кошка жива, женщина в безопасности. Если она умрет, неизвестно, что случится. Будь Маргарет уверена, что тогда ее отправят в тюремные пещеры, жизнь Бает была бы недолгой. Но пигмеи верили в жизнь после смерти, эта вера распространялась и на животных. Возможно, ее отправят сопровождать кошку на прогулках по загробному миру. Осторожные расспросы Гар-ма, по-прежнему считавшего кошек божествами, так и не рассеяли это заблуждение. В конце концов, заметил он, священную кошку вряд ли можно оставить гулять саму по себе, а кто может лучше ухаживать за ней, чем та, которая заботилась о ней при жизни? Если допустить, что кошка бессмертна, все звучит достаточно логично. Для Маргарет, сомневающейся в бессмертии, это было вдвойне неприятно.

Она осмотрела Бает и убедилась, что той понадобится много времени, чтобы перегрызть веревку. Никуда Бает не убежит, если даже и захочет это сделать. Убедившись в безопасности кошки, Маргарет принесла небольшую миску. Бает посмотрела на содержимое, фыркнула со свойственной кошкам сдержанностью и начала есть.

Вначале у Маргарет возникли проблемы. Бает наотрез отказывалась есть грибы в любом виде. Маргарет с помощью картинок, вызвавших всеобщее восхищение, удалось объяснить это пигмеям. Это их только удивило, потому что пища и грибы были для них синонимами. Молоко? Но нарисовать молоко невозможно. Она попыталась нарисовать корову. Безуспешно. Получилась не просто плохая картинка, изображавшая нечто квадратное с ногами в каждом углу, но она имела скрытый религиозный смысл. Только позже, увидев фигурки Ха-тор, она поняла, что вступила на опасную почву.

Маргарет снова задумалась. Что едят кошки? Разумеется, рыбу. На этот раз была спровоцирована оживленная дискуссия. Как потом объяснил Гарм, обсуждался вопрос первенства. Законно ли кормить символ Бает символами Хамхит? Тут возникал более практический вопрос: которая из богинь опаснее, а одна из них обязательно будет недовольна, потому что или кошке, или рыбе придется умереть. Головоломку решили просто: рыб много, а кошка одна. Хамхит не станет сердиться, потому что рыбы достаточно для всех!

Пигмеи принесли рыбу. Неприятные уродцы, попавшие в подводные реки и непохожие на то, что когда-то видела Маргарет. Белые и безглазые, миллионы их поколений рождались и жили в темноте. Одно существо, похожее на угря, особенно понравилось Бает.

Убедившись, что у кошки с аппетитом все в порядке, Маргарет теперь могла подумать и о собственной трапезе. Она привыкла к однообразному питанию и ела рубленые грибы с тем же безразличием, с каким дома жевала хлеб.

Гарм сел возле нее, зачерпнул каменной чашей спирта из миски и отпил. Миска стояла здесь только для него. Маргарет всего лишь один раз отведала этого пойла. Оно было значительно хуже водки, сделанной из хлеба. Гарму же оно явно нравилось: сделав несколько глотков, он вернулся к прерванному разговору. В данный момент его больше всего интересовало воспитание животных. Хотя его опыт ограничивался несколькими кошками, собаками, крысами и другими маленькими существами, каким-то образом проникавшими сверху, о других он знал по картинкам и статуэткам.

Первоначальное непонимание понемногу прошло. Маргарет удалось разубедить пигмеев в том, что корова состоит из бычьей головы на женском теле. Старик нашел это сенсационным, но вполне вероятным. Его беспокоила разница между живой собакой и классической фигурой богини Анубис.

— Вы не поклоняетесь животным? — спросил он.

— Нет, — сказала Маргарет. — По крайней мере, в нашей стране, — добавила она.

— А боги не сердятся?

— Не думаю. У нас, видите ли, разные боги.

Гарм задумался. Ему трудно было понять, что есть боги, не ассоциирующиеся с животными, но он все же понял.

— Но животные много едят! Если вы не боитесь богов, почему не убиваете всех животных?

— Мы заставляем их работать на себя.

— Но ты говорила о специальных металлических существах, которых вы заставили работать на себя, они гораздо сильнее людей и животных.

— Да, но иногда дешевле использовать животных, нежели машины. Гарм с удивлением посмотрел на Бает.

— А что для вас делают кошки?

— Ловят мышей.

— Что такое мыши?

Маргарет тихо застонала и принялась объяснять. Эти разговоры ей всегда давались с трудом. Точек соприкосновения было так мало, что по каждому поводу приходилось давать самые тривиальные объяснения. Более того, ей надоело говорить о животных и хотелось сменить тему. Но с Гармом дело обстояло иначе. Он зубами вгрызался в тему и хотел получить исчерпывающий ответ. Вскоре он, к своему удовлетворению, узнал о существовании таких животных, как домашние любимцы, которые ничего не делают, и что общество защиты прав животных поддерживается в основном любителями этих паразитов. Он, похоже, увидел в этом начало возвращения к милосердию.

— Это говорит о том, — заметил он, — что вы снова начинаете поклоняться животным.

— Это не… это говорит о сублимации, — возразила Маргарет.

Она долго объясняла, что такое сублимация, но, наконец, Гарм понял. Идея ему понравилась. Он пустился в рассуждения об отношениях религии и сублимации и сделал вывод, что поклонение животным становится сильнее.

— Животных, которых называют домашними любимцами, держат без какой-либо видимой причины. Это значит, что в животных находят что-то такое, чего больше нигде нет. Божественный дух. Зная о нем, люди объединяются в благородное общество для того, чтобы проповедовать его, и чтобы другие люди могли узнать о божественном духе.

— Нет. Ты не понял. Тут нет ничего божественного, и вообще, говорят, у животных нет души.

Подобное заявление Гарма шокировало.

— Но они живут!

— Конечно, но люди говорят, что только человеческие существа имеют душу.

— Почему?

Маргарет вынуждена была признаться, что не знает — почему. Гарм торжествовал.

— Это значит, что ваши люди начинают возвращаться к вере. Вскоре они признают, что у животных есть душа. Да, наверное, они уже знают. Иначе зачем тратят на животных столько времени и средств?

— Вполне возможно, — согласилась Маргарет.

— Нет, ты не понимаешь. Я хочу сказать, что, если бы они считали, что у животных нет души, тогда тратили бы время и богатство на людей, у которых душа есть. Иначе это пустая трата времени и средств. Ты говоришь, вашему миру сейчас трудно. Это неудивительно, потому что вы отвергли богов. Но сейчас, когда вновь появляются их служители, боги снова вам улыбнутся.

— Ох, — вздохнула Маргарет.

Идея спасения мира с помощью общества защиты животных была ей в новинку, но мало вдохновляла.

Гарм, удовлетворившись нынешним статусом животных, был готов перейти к обсуждению других тем. Маргарет поинтересовалась свежими новостями.

— Были ли еще прорывы?

— Нет, — ответил он, — прорывов не было, но когда начала протекать вода, две вентиляционные шахты пришлось закрыть.

Значит, Новое море все еще поднимается. Маргарет задумалась, как долго огромные трубы Кабе будут лить свои миллионы галлонов. Некоторое время серьезных прорывов не было, но такая возможность сохранялась. Тяжесть воды медленно и неумолимо находила слабые места и прорывалась сквозь них. Пока с ней боролись, заблокировав отдельные туннели, но заодно перекрывались и отверстия воздуховодов. Как много сотен естественных вентиляционных систем они заблокируют прежде, чем давление воздуха в жилых пещерах станет невыносимым? Каждый раз, когда она слышала, что еще одним проходом стало меньше, ей казалось, что в пещерах стало более душно. Похоже, вопрос стоял так: кто нанесет последний удар — удушение или затопление?

Конфигурация пещер ее озадачивала. Однажды Маргарет удалось улизнуть от своих охранников, и она пробралась в пещеру, куда они попали с Марком. Она стояла на вершине склона и смотрела на «Солнечную птицу», по-прежнему лежащую там, где ее пришвартовал Марк. Как давно это было? Но вода больше не заливала пещеру. Отверстие было заблокировано. Только струйка, такая тоненькая, что она вряд ли могла вызвать волнение воды, текла по туннелю, по которому когда-то и они мчались к отверстию в противоположной стене. Пещерное озеро было совершенно спокойным.

Глядя на каркас искалеченной «Солнечной птицы», Маргарет испытывала искушение. Так легко было бы пробежать по склону, прыгнуть на борт и тронуться в путь. Разумеется, лучше было бы войти в другой туннель и рискнуть, чем продолжать существование среди пигмеев. Вероятно, побег не удастся, но разве это имеет значение? Просто умереть немного раньше, погибнуть при попытке, не ждать здесь и потом утонуть. Может быть, ей посчастливится выбраться наверх да еще и спасти это подземное место и его обитателей… И Марка. Она воображала, как будет спорить с чиновниками, дергать за все нити, пока, наконец, насосы Кабе не перестанут работать. Вниз будет послана экспедиция, чтобы спасти Марка и других обитателей тюремной системы.

Она долго смотрела, но хотя фантазия ее парила высоко, тело отказывалось двигаться. Она боялась, но это не было единственной причиной ее колебания. Ее удерживало чувство, что она может быть полезной здесь, что кто-то, может быть, Марк, нуждается в ней, и она окажется дезертиром. Убежать одной никак нельзя, предприняв такую попытку, она разрушит шансы остальных. Все было неясно, но манило непреодолимо. Вздохнув, она отвернулась от «Солнечной птицы» и отправилась искать своих обезумевших охранников.

Она знала, что были другие прорывы после того, который поглотил их с Марком, и все же «Солнечная птица» плавала фактически на том же уровне, что и раньше. Это озадачивало. Она решила расспросить Гарма, не открывая причин. На этот раз они говорили с трудом, но, насколько она поняла, он ответил:

— Пещеры расположены на многих уровнях. Часто они похожи на глубокие дыры, связанные туннелями. Только там, где полы связанных пещер находятся на равной или почти равной глубине, туннели начинаются и кончаются на том же уровне. Часто было удобнее обрезать вход в скалу и делать наклонный уступ. Так можно значительно сократить работу над туннелем. Иногда встречались трещины и более твердые породы, которые приходилось обходить. Регулярности не было. Хотя в результате некоторых прорывов вода проникла на более низкие уровни, остальные, похожие на колодцы пещеры остались сухими. Нам удалось остановить воду прежде, чем она добралась до боковых туннелей и затопила их. К счастью, нас там было немного, удалось спасти почти всех.

Ей пришлось отступить, хотя многое оставалось неясным. Почему, например, слабый поток все-таки течет в пещере, где стоит «Солнечная птица»? Может быть, вода пробирается на нижний уровень? Если это так, почему пигмеи ее не остановят? Возможно, вода прорвалась где-то за пределами системы пещер пигмеев, но поток еще не соединился с подземной рекой, уже текущей по пещере. В конце концов она вздохнула и сдалась: в этом непостижимом месте столько проблем оставались нерешенными!

Она с облегчением узнала, что за последнее время прорывов не было. Каждый раз, когда она слышала о прорыве, ее сердце билось учащенно. Облегчение наступало после известий, что тюремным пещерам ничто не угрожает. Сначала Маргарет сердилась на себя за невольную тревогу. Она еще не простила Марку убийство пигмеев. Внезапное проявление насилия шокировало ее больше, нежели само насилие. Она уже давно не могла представить Марка без трогательно распростертых перед ним тел, похожих на детские.

Маргарет бессознательно заняла позицию пигмеев. Жизни были потеряны, это несчастье, но ничего тут уже не поделаешь. Никто не требовал крови убийцы, никто не намекал, что тот мог бы действовать иначе. Пигмеи, казалось, придают акту смерти гораздо меньше значения, нежели ее народ. Или она не права? Разве ее народ не превращает редкие формы смерти в сенсацию? Одно убийство, пусть даже оправданное, вызывает больше негодования и огласки, чем сто роковых дорожных происшествий. Но очевидно, в расчет принимается способ, а не само действие, иначе не было бы разницы между повешением по закону или частными лицами. Все знают, что закон может многое из того, что не позволено обычному гражданину. Да, на эмоции людей действует именно способ. Если вам пришлось пристрелить человека потому, что он представлял опасность для общества, то все придут в ярость, но если вы убили образцового гражданина, нарушив правила движения, это никого особенно не обеспокоит. Все это сбивало с толку… Внезапно выяснилось, что пигмеи не понимают этих различий, они, похоже, всякую смерть называют смертью от несчастного случая. В конце концов смерть так же естественна, как и рождение, и любой образ жизни только приближает ее наступление. Каждый приговорен к смерти с самого рождения, и изменить тут ничего нельзя.

Проходило время, и образ убитых пигмеев уже не так впечатлял. Отвращение от неожиданной жестокости Марка исчезло… По крайней мере, мысль о жестокости теперь не шокировала. В самом деле, нашлись аргументы в пользу грубости, разумеется, в малых дозах… Гарм оборвал ход ее мыслей.

— Нам пора идти, — сказал он.

Маргарет давно уже не удивлялась, что все в мире временно. Она встала, подошла к Бает, взяла ее и развязала веревку. Гарм одним глотком допил остатки спирта и направился к туннелю.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Поклонение Бает происходило в одной из больших пещер. Была проделана огромная работа, чтобы это помещение стало достойным богини. Обычай пигмеев сглаживать только самые острые углы и вырубать только опасно нависающие камни не делал пещеру похожей на божественное святилище. Следуя аксиоме, что хорошее помещение бестелесному духу нужней, чем собственной плоти и крови, пигмеи сделали все, что могли. Стены пещеры были выровнены и украшены барельефом. Широкие полосы живописных изображений, чередующиеся с узкими полосами условных рисунков, окружали зал от пола практически до потолка.

Маргарет подозревала, что на более широких полосах запечатлены страницы истории, но даже если это так, они предназначены для умов очень одаренных зрителей. Часто угловатость делала изображения не более информативными, чем геометрические фигуры над и под ними. Кое-где были изображены группы людей, в которых можно было угадать стрелков из рогаток, некоторые картины посвящались победам и поражениям, но взаимосвязь этих событий, если она вообще существовала, не улавливалась.

Гарм ничего не объяснял. Эти события давно преданы забвению, и связь между ними была утеряна. Для него и всей его расы эти фигурки были просто украшениями. Он знал только, что барельеф сделан его народом, так как фигурки изображали пигмеев. Кроме того, наблюдательная Маргарет заметила, что глаза изображены в фас, а лица в профиль, как у египтян, и что скупые краски нанесены умеренно, но очень искусно. Рассмотрев изображения повнимательней, она лишний раз убедилась, что раса стремительно вырождается.

В дальнем конце пещеры стояла огромная статуя богини Бает, конкретное свидетельство чуждого влияния. Громоздкая фигура сидела на троне. Прямая и величественная, она смотрела на пещеру, одной рукой сжимала трещотку, а другой щит. Чтобы подчеркнуть ее величие, скульптуру высотой в шестьдесят футов подняли на возвышение. Узкая лестница вела к алтарю, установленному между гигантскими ногами. Вероятно, на открытом воздухе, где-нибудь в египетских песках между двумя гигантскими величинами — пустыней и небом, эта фигура не произвела бы такого впечатления, но здесь, в замкнутом пространстве пещеры, она подавляла.

Скульптор, изобразив по обе стороны кошек высотой в двадцать футов, придал самой богине человеческий вид. Если бы он увенчал ее кошачьей головой, эффект получился бы устрашающим, но скульптор наделил ее мудрым добродушием и миролюбием, и они смягчали чувство страха, внушаемое размерами. Взгляд на богиню, как ни странно, вселял чувство уверенности. Ее пропорции говорили, что Бает не из расы пигмеев. Маргарет думала, что эту работу выполнил какой-то пленник, более счастливый, чем она. С разных ракурсов она могла прочесть на каменном лице и в широких, спокойных глазах сострадание и, вероятно, тоску, словно невольничья жизнь художника ожила в камне.

Когда они вошли, толпа расступилась, оставив проход к лестнице. Гарм отступил, пропустив Маргарет перед собой. Она на мгновение остановилась, взглянула на Бает и, подняв лицо к статуе, медленно, с достоинством пошла вперед. Это всегда была самая мучительная часть церемонии. То, что Маргарет, на взгляд пигмеев, одета в почетную мантию, ничуть не придавало ей уверенности в себе. Ей казалось, что испачканный костюм стал еще грязнее, чем на самом деле. Ей остро не хватало юбки. В такой одежде есть изящество и ритм, в ней можно двигаться. А в брюках ходишь напыщенно или широкими шагами, достоинство достигается с большим трудом.

Пигмеи, мимо которых она проходила, почтительно кланялись, но не ей, а кошке, которую она держала в руках. Бает со свойственным кошкам отрешенным высокомерием взирала на окружающих. Сегодня пещера была заполнена больше, чем обычно. У Маргарет возникло чувство, будто толпа чего-то ожидает, не возбужденно или тревожно, но единодушно. Со времени своего пленения она всего лишь раз видела такое проявление эмоций, вызванное общим страхом перед наступлением воды. Но сейчас дело не в этом, ведь Гарм утверждал, что прорывов не было. Должно быть, случилось что-то такое, о чем она не знала. Маргарет раздражало, что ее не посвящают в ход событий. Гарм ничего ей не рассказал, и это обидно: в конце концов здесь случается так мало интересного. Эта цензура просто нестерпима… Поднявшись по лестнице, она остановилась, опуская кошку на алтарь. Дальнейшие обязанности в качестве служительницы состояли в том, чтобы закрепить веревку и почтительно поклониться. Затем она удалилась, предоставив поле деятельности Гарму.

Из-за ноги статуи, спрятавшись за изгибом огромной каменной лодыжки, Маргарет рассматривала скопление народа. Толпа, несомненно, была больше, чем обычно. Сотни молчаливых пигмеев — мужчин, женщин и детей — стояли и слушали возвышенную речь Гарма. Они следили за кошкой, потерянно бродившей взад-вперед по камню. Торжественное благоговение, которое вызывала в них Бает, в первые дни удивляло и забавляло Маргарет. Но теперь удивление прошло. Сам факт, что жизнь приняла другую форму, должен впечатлять тех, кто редко видит животных, если вообще видит. В разнообразии форм есть что-то волшебное, хотя разве сама жизнь не есть волшебство? Просто Маргарет повидала всяких животных, а от того, что чудо существования так знакомо, оно перестает казаться чудом. Для этих же людей, не знавших ничего, кроме себя самих, изобилия грибов и рыбы, простая кошка стала чем-то таинственным. Если бы одна из каменных кошек возле статуи ожила и спрыгнула с камня, они бы удивились, но не посчитали такое событие невероятным. Маргарет поразилась бы гораздо больше, нежели они. Кошка в их глазах была ожившим изваянием, неудивительно, что они перед ней благоговели, поклоняясь богине Бает, которая смогла вдохнуть жизнь в свой символ.

Маргарет переключила внимание с толпы на Гарма. Его речь была молитвой, отчасти льстивой. Она была обращена к кошке, как к посреднице между пигмеями и богиней. Язык пигмеев, как и большинство примитивных языков, представлял собой игру интонаций, и беспокойное поведение кошки объяснялось большим количеством пронзительных звуков. Знаний Маргарет оказалось достаточно, чтобы разобрать основной смысл речи жреца.

Богиню молили о помощи. Разумеется, они ее заслужили. Разве они не относились со всем почтением к ее символу, рискуя навлечь на себя неудовольствие Хамхит? Если не сделано что-то важное, то это не нарочно, а по невежеству их низменных, презренных умов. Из всех богинь Бает была самой великой, никто из всей небесной иерархии не мог с ней соперничать. Символ любого другого бога не был таким грациозным, отрешенным и полным спокойного презрения ко всему человечеству. С Ибисом, воплощением Тота, у них нет никаких отношений, как и с самим Тотом, потому что людям не к лицу стремиться к мудрости богов. Может быть, шакал Анубис ждала их, но Анубис мало чем могла помочь… Прославление Бает продолжалось, звучало пренебрежение ко всем богам. Всем, за исключением, конечно, Ра. Вероятно, пигмеи надеялись, что Бает не заметит этого упущения. Даже заискивание перед ней не исключало риска внезапной темноты.

Молитва продолжалась. Было брошено несколько уместных замечаний относительно падения рождаемости: «Наши отцы были многочисленны, как споры тысяч грибов, они заполняли пещеры с нижних уровней до верхних. Мы — остатки, сморщенные и ссохшиеся, как грибы в пустом месте», — но главная цель речи так и осталась скрытой.

Маргарет забеспокоилась. Церемония длилась дольше, чем обычно. Кошке надоело прогуливаться, и она уютно свернулась клубочком в середине алтаря. Гарм продолжал:

— …А теперь мы умоляем Бает благословить нашу работу. Может быть, это разрушение, но мы надеемся, что наша конечная цель не разрушение, а спасение. Так как мы выполняли приказы, не растрачивали жизнь попусту и скорее брали в плен, чем убивали, мы просим о помощи. Неужели когда-нибудь будет сказано, что Бает допустила разрушение? Мы верим, что Бает никогда не покинет свой народ. Мы почитаем ее справедливость, милосердие, понимание, непостижимость. Неужели она не придаст нам своей мудрости, ума, непреодолимого могущества?

Гарм низко поклонился. Пигмеи опустились на колени и приложились лбами к полу. Старик продолжал бормотать распевную молитву о благословении. Он молился менее благоговейно, чем остальные. Все чувствовали, что жрец подходит к богине, зная ее обязанности по отношению к своему народу. На лице Гарма легко читалось: «Мы все сделали правильно, теперь твое дело не подвести нас». Концепция сделки очевидна, она высказана почти открыто.

Маргарет сделала одно интересное открытие. Ей стало любопытно, почему пигмеи с их легким отношением к смерти все-таки берут пленных. Теперь это выглядело, как прямое исполнение желания богини. За ним не крылось никакой гуманности, лишь слепое подчинение религиозным правилам. Будь они стеснены в пространстве, закон сразу бы потерял силу, но раз места много, то и проблем нет, пленники могут жить самостоятельно. Вероятно, они с Марком должны благодарить давно умерших египетских миссионеров, которые возвели храм, за то, что те включили в статьи веры закон о сохранении жизни пленников.

Но смысла сегодняшней службы Маргарет не понимала. В голосе Гарма отсутствовала покорность, но слышалось куда больше мольбы, чем в обычных официальных молитвах. Она оглядела сотни обнаженных белых спин. Ни одного тела со здоровой, блестящей кожей. Ее взгляд дошел до самого заднего ряда. Вдруг она напряглась, подалась вперед и выглянула из-за подножия камня. Маргарет открыла рот, но вовремя подавила возглас.

Возле входа стоял гигант, во всяком случае, таким от казался на первый взгляд. Она так привыкла к размерам пигмеев, что было трудно воспринимать его, как нормального человека. Ее сердце болезненно забилось от внезапного возбуждения, она прижала руку к груди. Но это был не Марк. Внезапный порыв тошноты, вызванной шоком и разочарованием, заставили ее прислониться к камню. Она заставила себя всмотреться в отдаленную фигуру и выпрямилась, чтобы разглядеть ее во всех подробностях. Абсурдно, что она едва не приняла этого человека за Марка. Незнакомец был смуглым и бородатым. Даже одежда не напоминала одежду Марка, на нем были лохмотья мундира… Но что он здесь делает? Почему пигмеи не взяли его в плен? Невозможно, чтобы кто-то смог проникнуть сюда незамеченным… Или он сбежал? Нет, это уже явный абсурд. Но его присутствие здесь удивительно! Гарм говорил, что все пленники, кроме нее, содержатся в тюремных пещерах. Попадая туда, они остаются навсегда. Но тогда… Маргарет отбросила все мысли и продолжала наблюдать. Незнакомец стоял, лениво прислонившись к стене, казалось, происходящее вызывало у него лишь терпеливую скуку. Очевидно, он не боялся пигмеев. Но почему? Молитва Гарма подошла к концу. Он призвал толпу провозгласить божественность Бает. Тонкие голоса пигмеев разносились по пещерам, как шум высокого ветра. Кошке наскучило слушать эти писки, и она принялась ходить по алтарю, жалобно мяукая. Гарм замолчал, подняв обе руки, он кое-что знал о ценности театрального эффекта! Во всей огромной храмовой пещере не было слышно ни одного звука, кроме тонкого голоска кошки.

Пигмеи ушли, и Гарм вместе с ними. Из сотен людей, заполнявших храм, остались только четыре охранника Маргарет. Но незнакомец в дальнем углу не исчез. Он стоял у стены и смотрел на редеющую толпу пигмеев. Те видели его, но особого внимания не обращали. Только когда последний из пигмеев исчез в туннеле, бородач лениво подошел к статуе. Маргарет ждала, наблюдая за его неторопливой походкой с дурным предчувствием. Никакого страха не было, просто чувство, что случилось что-то неприятное. Его непринужденность казалась совершенно неуместной.

Незнакомец выглядел довольно непривлекательно, но, напомнила она себе, так выглядел бы любой, только что сбежавший из тюремных пещер. Лохмотья мундира свисали и колыхались при ходьбе. Пиджак без пуговиц был просто накинут, позволяя видеть очень мускулистые, но не слишком чистые грудь и живот. Копна черных волос, на желтоватом лице темные глаза, смотрящие прямо на нее. Рот завешан неровными клоками бороды и усов.

Запрокинув голову, он смотрел на спокойное каменное лицо. Она увидела, как сверкнули белые зубы, когда он иронически улыбнулся. Незнакомец без колебаний начал подниматься по лестнице. Маргарет бросила взгляд на своих охранников. Они наблюдали за человеком с неприкрытым любопытством и, разумеется, без враждебности. Он приблизился и на мгновение перевел взгляд на кошку. Протянул руку и нежно погладил ее. Выражение лица охранников стало почтительным: было ясно, что этот человек в хороших отношениях с богиней. Кошка замурлыкала и потерлась о его руку. Снова посмотрев на Маргарет, он сказал:

— Приятная работа, да? — по-английски он говорил хорошо, но с сильным испанским акцентом.

Он оглядел Маргарет с ног до головы, и ей это не понравилось. Она почувствовала себя более обнаженной, нежели тогда, когда плавала, чтобы произвести впечатление на пигмеев. Она пыталась отделаться от чувства неловкости, которое ей внушал незнакомец. Как нелепо, что она испытывала это чувство к первому человеку, подобному себе, увиденному… За сколько же? За очень долгое время!

— Кто вы? — спросила она.

— Мигель Сальвадес. А вы мисс Лон?

— Откуда вы знаете? — Мигель пожал плечами.

— В тюремных пещерах мало новостей, и когда что-то происходит, об этом знают все. Когда такая красивая леди содержится здесь, а не с остальными, то очень интересно всем!

— Так вы видели Марка? Скажите, как он?

— Теперь хорошо. Долгое время ему было плохо. Думали, что он умрет.

Маргарет тоже так думала. Как эти пигмеи били его! Она бросилась на них, пытаясь помочь, пока ее не оттащили прочь. Последний раз она видела его избитым и истекающим кровью, беспомощно распростертым на земле. Только неоднократные уверения Гарма, что Марк действительно остался жив после того избиения, слегка успокоили ее.

— Никаких тяжелых последствий? Ничего не сломано?

— Когда я видел его в последний раз, он выглядел совсем неплохо.

Она слегка успокоилась и могла теперь говорить не только о судьбе Марка.

— А как получилось, что вы не пленник? — спросила Маргарет.

— Я пленник. Нахожусь здесь уже четыре года.

— Нет, я имею в виду, как вы оказались здесь? Как вам удалось выбраться из тюремных пещер?

— Меня выпустили. Они не думают, что я могу причинить какой-нибудь вред.

— Только вас?

— Да, только меня.

Маргарет нахмурилась. Он умышленно уклоняется от ответа или просто глуп? Но Мигель не производил впечатления глупого человека. Она предприняла еще одну попытку.

— Но почему они вас выпустили? Я думала, что всех пленников всегда держат внизу?

— Кроме вас? Да, это так. Но я сумел оказать им услугу. Мы заключили сделку. Они позволят мне перебраться сюда, если я сделаю то, что они хотят.

— И что же это было?

— Всего лишь кое-какая информация.

Последний ответ он произнес с твердостью, исключавшей дальнейшие расспросы. Маргарет это рассердило. Ей не терпелось узнать, какая важная информация достойна такой сделки. Знания, которыми она время от времени пыталась поделиться с маленькими человечками, никогда не вызывали у них энтузиазма. Во всяком случае, Мигель, на ее взгляд, пока добился немногого. Лично она предпочла бы жить в тюремных пещерах в обществе себе подобных. Так она ему и сказала.

— Но я не собираюсь здесь оставаться. Я собираюсь убежать!

— Как?

Он пожал плечами.

— Я должен сначала осмотреться, все проверить. Всегда должен найтись выход.

Маргарет разглядывала его, раздумывая, как он собирается убежать. Насколько она понимала, вряд ли убежать отсюда легче, чем из тюремных пещер. Здесь были отверстия, вентиляционные шахты и сотни трещин, но пигмеи станут следить за ним, как следят за ней. Может быть, они отсталая, примитивная раса, но не дураки. Они, должно быть, понимают, почему он совершил сделку ради жизни во внешних пещерах.

— Гарм говорил мне, — сказала она, — что отсюда никто никогда не убегал.

— Я знаю, что так говорят, но… А кто такой Гарм?

— Старик, который только что читал молитвы. Он рассказал мне, что случилось с последним человеком, который совершил такую попытку.

— И что же?

— Тот начал взбираться по вентиляционной шахте. Они позволили ему немного подняться, а потом внизу развели большой костер. Не выдержав дыма и жара, он упал в огонь, а они не потрудились его спасти.

— Понятно. Они избавились от него, но никто не смог обвинить их в убийстве. Прекрасно.

Похоже, такая перспектива ему не улыбалась.

— Значит, вы не намерены лезть в шахту?

— Я должен осмотреться, — повторил он. — Насколько я вижу, спешка ни к чему: днем больше или меньше не в счет на фоне четырех лет. Надо все тщательно обдумать. Я должен выбраться с первой попытки, второго шанса не будет. — Он посмотрел в полные сомнения глаза Маргарет. — Хоть какой-то луч света, да?

— Что вы имеете в виду?

— До сих пор вы только и делали, что говорили мне, этого никогда не было и не будет. Можно подумать, вы заодно с этими маленькими дьяволами!

— Простите, но… Видите ли, сначала я ни о чем не думала, кроме побега. Затем мне стало ясно, что это безнадежно. Немного трудно снова стать оптимистом. Похоже, у вас даже нет плана…

— Может быть, и есть. Мне же удалось спланировать побег из тюремных пещер!

— Но сейчас вы все равно в тюрьме!

Он предпочел пропустить мимо ушей ее последнее замечание.

— А вы не пытались прорваться наверх? — Маргарет помотала головой.

— Сначала я об этом думала, но кое-что меня удержало.

— Что вы имеете в виду? — спросил озадаченный Мигель.

— Просто чувство, что если я это сделаю, то совершу ошибку. Я не уверена в благополучном исходе. Если я потерплю неудачу, то и остальных лишу возможности побега.

— Я не совсем вас понимаю.

— Вы знаете, как мы сюда попали? — Он кивнул.

— На обломках разбившегося самолета, не так ли?

— Да, мы его оставили в пещере. Сквозь нее течет какой-то поток, но я не знаю куда. Я думала, что если немного пройду вниз по течению, мне удастся выйти за пределы пещер, принадлежащих пигмеям, туда, где они не смогут меня поймать. Я понимаю, все это звучит довольно глупо. Собственно, это был не совсем план, просто идея.

— Думаете, этот поток выведет вас за пределы обитаемых пещер?

— Может быть. Должен же он куда-нибудь вести. — Мигель ничего не сказал, он погрузился в собственные мысли.

— Один человек обязательно должен отсюда выбраться, — продолжала она. — И как только об этом месте узнают, сюда пошлют экспедицию, которая спасет всех нас. Если вы или я… Она, поколебавшись, посмотрела на него. В конце концов почему нет? Больше всего она боялась того, что ей не хватит сил для того, чтобы убежать. Мигель же далеко не слаб. Это крепкий, выносливый мужчина, которому по плечу любые трудности. Почему бы ему не рискнуть вырваться на «Солнечной птице»? Он принял предложение не слишком охотно.

— Вы предпочитаете, чтобы рискнул я, а не вы?

— Нет, не совсем. Я сказала, что не уверена в своей удаче. — Мигель по-прежнему не проявлял энтузиазма. Но в глазах у него появился блеск, которого Маргарет не заметила,

— Разве вы не видите? — продолжала она. — Это тот самый шанс, который вы ищете. Пигмеи не знают о существовании «Солнечной птицы». Они бы с самого начала стали в тупик. Пока бы они искали в вентиляционных шахтах, вы могли бы уплыть на много миль. Вы должны воспользоваться этим шансом, нашим общим шансом!

Но Мигель, похоже, продолжал сомневаться.

— А откуда мне знать, возможно ли найти выход?

— Но разве игра не стоит свеч? Ну, пожалуйста, пожалуйста, попытайтесь! Мы зависим от вас, все эти люди в тюремных пещерах. Если вам удастся побег, вы спасете не только себя, но и всех нас!

— Но как я найду эту «Солнечную птицу»? Где она?

— Я не могу описать дорогу к ней, но могу показать! — Казалось, Мигель почти согласился. Он с сомнением взглянул на охранников.

— Нам придется от них избавиться.

— Я смогу перехитрить их. Как-то в одной из грибных пещер мне это уже удалось.

— Когда мы сможем отправиться? — Мигель вдруг заговорил резче. — Сейчас? Маргарет заколебалась. Почему бы и нет? Они могли бы пойти окольным путем и ускользнуть от охранников.

— Да, — решила она.

Она взяла кошку и повернулась к лестнице, но вдруг остановилась. Вернулся Гарм, а с ним еще несколько человек. Она поспешно повернулась, чтобы предупредить Мигеля.

— Будьте осторожны с Гармом, он немного понимает по-английски! — Она быстро приняла решение. — Придется отложить! Мы не сможем справиться со всеми. Как-нибудь в другой раз.

Она повернулась к старику. Он не обрадовался встрече с Мигелем, но ничего не сказал. Маргарет хотелось бы знать, догадался ли жрец, что они говорили о побеге. Вероятно, догадался; тема так и просится на язык.

Она спустилась навстречу Гарму. Его приветствие была немного короче, чем обычно. Взгляд, который он, наконец, бросил на Мигеля, был далеко не дружелюбным. Мигель улыбнулся. По мере того, как они с Маргарет шли по длинному храму, его улыбка стала еще шире.

Слишком странным было это веселье для человека, который только что упустил шанс на спасение…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Нелегко назначить встречу там, где возможностей мало, а время не имеет значения. Насколько Маргарет смогла обнаружить, в пещерах только четыре события совершались с завидной регулярностью: периоды ее сна, поклонение Бает, созревание грибов и период беременности. Для назначения времени свидания последние два пункта были бесполезны, а первый не зависел от внешнего мира. Пришлось планировать встречу, принимая во внимание Бает. Но даже и тут возникли трудности. С тех пор как Гарм попросил помощи у богини, ровное течение жизни пигмеев нарушилось. В пещерах теперь царило оживление, совершенно не свойственное подземным жителям. Обращения к Бает стали теперь многолюдней и короче, в них слышалось больше лести.

Только через четыре «дня», судя по периодам ее сна, они снова встретились с Мигелем. Будь этот срок покороче, ход событий мог бы стать совсем иным. Мигель встретил женщину, которая глядела на него новым, недоверчивым взглядом.

Маргарет говорила с Гармом. Два необычных происшествия за столь короткий срок: особая молитва Бает и появление Мигеля пробудили в ней любопытство, она обратилась за разъяснениями к старику. Гарм объяснил. Он выставил Мигеля в нелестном для того свете, что усилило сомнения Маргарет. Действительно ли Мигель не хотел воспользоваться для побега «Солнечной птицей»? А, может быть, он хотел отвести от себя подозрения, старясь, чтобы предложение исходило от нее?

Вероятно, она ошиблась. Если бы Мигель пришел и открыто заявил, что хочет воспользоваться «Солнечной птицей», разве бы она отказала? Вряд ли. Тогда почему он этого не сделал? Она пыталась поставить себя на его место, но безуспешно. Ее это не очень удивило, потому что Мигель, насколько она поняла, предпочитал прятать даже простейшие поступки за завесой таинственности.

Во время второй встречи он обратил внимание на ее изменившийся взгляд. Неужели она что-то заподозрила? Но что? Пусть заговорит первой, это будет безопаснее.

— Значит, вы попали сюда, бросив своих друзей? — Начала она. По лицу Мигеля скользнула гримаса раздражения.

— Вы сообщили пигмеям о туннеле, не так ли?

— Кто вам это сказал?

— Я спросила Гарма, почему вам позволили перебраться сюда, и он мне рассказал.

— Вы верите этой маленькой обезьянке?

— Верю.

Мигель презрительно фыркнул.

— Что еще он вам наплел?

Маргарет проигнорировала вопрос. Она холодно взглянула на него.

— Если это не так, то какова правда?

— Значит, вы верите всему, что говорит каждая маленькая свинья, да?

— Что вы сделали? — повторила она, и Мигель опустил глаза.

— Да, я им рассказал, — признался он, наконец.

— Вы сыграли дурную шутку с вашими друзьями.

— Они не были моими друзьями. Они работали только на себя.

— Но для вашей пользы. Если бы они построили туннель, это означало бы не только их свободу, но и вашу!

— Если бы они построили свой туннель! — рассмеялся он. — Как будто они могли его когда-нибудь построить! Разве вы не знаете, как давно они пробивают ход? Годы, и другие люди трудились задолго до них! Эти дураки никогда его не пророют! Надорвут кишки на работе, которая никогда никому не принесет пользы!

— Значит, вы свели на нет годы работы многих людей, рассказав все пигмеям?

— Ну, а кто бы отказался от такого шанса? — Маргарет с презрением посмотрела на него.

— Шанс! Вы разбили все их надежды выбраться отсюда, даже не имея плана дальнейшего продвижения! Просто понадеявшись наудачу!

— А вот тут вы ошибаетесь! План у меня был.

— Да, завладеть «Солнечной птицей»! Почему бы не сказать это прямо? Мигель смутился.

— Вы бы не согласились!

— Да нет, согласилась бы, но теперь я в этом сомневаюсь.

— Вы?.. — Мигель нахмурился.

— Что вы будете делать, когда выберетесь? Однажды вы уже предали своих друзей… Я очень сомневаюсь, что риск оправдан!

С ее стороны это была простая риторика. Она не собиралась скрывать, где находится «Солнечная птица», хотя и ощущала глубокую неприязнь к Мигелю. Однако он воспринял угрозу всерьез, испугался.

— Что вы имеете в виду? Она мне нужна! Вы что же думаете, я собираюсь гнить из-за вас в этой вшивой дыре? Чем скорее вы меня к ней приведете, тем лучше для вас!

Внезапно в его взгляде отразилась паника. Он понял, что в ее власти расстроить все планы и оставить его здесь до конца дней. Разумнее было бы держаться более покладисто, но тревога захватила его врасплох.

Маргарет тоже нахмурилась. Она не боялась его, но ее удивил безапелляционный тон мужчины. Он не соответствовал обстоятельствам, такого порыва можно было ожидать от человека, загнанного в тупик, а не от того, кто отправился с миссией спасения. Однако она не все знала. Во-первых, его отношения с пигмеями были не так просты, как он старался показать. Закрыв туннель, они вполне могут посадить его обратно в тюремные пещеры. Это будет неприятно. Друзья, которых он оставил на растерзание пигмеям, не станут ждать его с распростертыми объятиями, если он упустит свой шанс, а месть Смита, Эда и остальных будет такой, что мало не покажется. Мигель обладал хорошим воображением, когда дело касалось неприятностей. И сейчас сообразил, что поражение пигмеев тоже вполне возможно. Предположим, пленники прорвутся! Предположим, Зикль или кто-нибудь другой отправится по туннелям, чтобы наказать предателя! От этой мысли он покрылся холодным потом. Он должен завладеть «Солнечной птицей» и поскорее улизнуть! Мигель по-прежнему смотрел на девушку безумными глазами. Она спокойно спросила:

— А когда вы выберетесь? — Увидев, как он смутился, она продолжала: — Что тогда вы собираетесь делать? Кому вы сообщите о нас?

Мигель ответил что-то явно невразумительное. Ему самому свои слова показались неубедительными. Надо придумать что-нибудь более весомое. Проклятая женщина! Маргарет позволила ему споткнуться.

— Значит, вы никогда об этом не думали, — отрывисто произнесла она, когда он закончил. — Может быть, вы и не намеревались подумать об этом? Мне кажется, вы просто хотите спасти свою шкуру, вам наплевать, если остальные умрут здесь!

Отношение Мигеля было именно таковым, и потому его протесты, пусть и очень горячие, звучали неубедительно. Он все больше сердился, отчасти на Маргарет, отчасти на себя. Надо было все разузнать в прошлый раз, он, собственно, и считал, что все решено. Он не мог и подумать, что Гарм расскажет ей всю историю. Мигель досадовал на себя, он сознавал, что все обернулось бы по-другому, если бы сейчас он избрал иную тактику.

Разумеется, она права. Он надеялся, что остальные здесь умрут. Мигель никогда не стремился к славе. Если ему удастся убедить власти в существовании пигмеев (что само по себе нелегко), он окажется в лучах славы. Самые различные люди, годами разыскивающие его, тотчас же изловят беглеца с самыми роковыми для него последствиями. Если они не поверят в почти неправдоподобную историю, приключившуюся с ним, то пошлют в штрафной батальон, как дезертировавшего из Легиона. С него хватило самого Легиона. От мысли же о штрафном батальоне его тошнило. Он слышал кое-какие истории… Ему хотелось возвратиться без шума и огласки.

Маргарет убедилась, что он не собирается делать ничего, чтобы помочь пленникам. По ее лицу Мигель видел, что она не верит ни единому его слову. Губы ее были упрямо сжаты. Она поняла, что если он завладеет «Солнечной птицей», они о нем больше не услышат. Мигель сообразил, что зашел слишком далеко. Он обуздал свою ярость и сменил тактику.

— Вы мне не верите, — с горечью произнес он.

— Ни одному слову, — согласилась Маргарет. Он был в отчаянии, однако шанс еще оставался.

— Почему бы вам тоже не отправиться со мной? — начал он.

Первым порывом Маргарет было отклонить это предложение, но она задумалась. Он объяснял свои трудности откровенно и правдоподобно. Его позиция впервые стала понятной. Вступив в контакт с властями, он, несомненно, окажется между дьяволом и преисподней.

— С вами дело обстоит иначе, — заметил он. — Вы сможете поднять англичан и французов, чтобы вызволить отсюда всех пленников.

Эта мысль соблазняла. Чем больше Маргарет размышляла, тем привлекательнее она ей казалась. Когда и если они отсюда выберутся, то Мигель может исчезнуть, и ей тогда предстоит доложить обо всем властям. Трудности, пугавшие ее раньше, станут менее значительными, если рядом с ней будет спутник. Даже если их ждет неудача, то, по крайней мере, она попытается. Главным аргументом «против» был сам Мигель. Он был каким-то скользким. Изворачивался там, где не было необходимости. Почему он раньше не мог сказать, что боится властей? Нет, ему нельзя верить! Нет никакого сомнения в том, что он предал обитателей тюремных пещер, как и в том, что он, если потребуется, предаст кого угодно.

С искушением пришло чувство ответственности. Если в самое ближайшее время ничего не предпринимать, потом может оказаться слишком поздно. Никто не мог сказать, где произойдет прорыв, который затопит всю систему. С другой стороны, если Мигель готовит новую уловку, это разрушит последние надежды. Он все еще продолжал убеждать ее, но она вряд ли слышала. Маргарет вовсе не собиралась принимать поспешное решение. Надо все обдумать.

Ее нерешительность приводила его в бешенство. Он ругался, спорил и угрожал, но Маргарет оставалась непреклонной: ей нужно время.

Она ушла со своими четырьмя охранниками, оставив его дрожать от ярости и бессилия.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В следующую «ночь» Маргарет мало спала. Она лежала, снова и снова с тревогой обдумывая свою проблему. Ее ум был отягощен обязательством и соображал медленно.

Теперь она смотрела на «Солнечную птицу», как на основное средство спасения: погубить ее означало потерять все! Если бы речь шла о ком угодно, кроме Мигеля, она без колебаний пошла бы с ним или даже позволила уйти одному. Но Мигель есть Мигель, и никакие пожелания его не изменят. Почему из сотен человек, находящихся в тюремных пещерах, сюда попал именно он? Ответ был очевиден. Если бы попал не Мигель, то кто-нибудь вроде него. Только очень беспринципный и безжалостный человек мог заключить такую сделку с пигмеями.

Что остановит его в дальнейшем? Зачем ему соблюдать условия договора, если его не держат никакие моральные принципы? Стоит им тронуться в путь, он просто перекинет ее за борт и утопит.

Маргарет стало не по себе. Да, это была бы детская игра. Такой исход полностью удовлетворил бы его. Маргарет почти читала его мысли: эта женщина может случайно сообщить о нем властям или же расскажет как о свидетеле истинности ее истории. Зачем рисковать? Проще избавиться от нее во избежание проблем.

А затем?.. Не только она лишится жизни, но и исчезнет «Солнечная птица»… Неужели нет никакого способа заставить Мигеля соблюсти условия договора?

Деньги? Выплатить ему кругленькую сумму, когда она окажется в безопасности… Но у нее слишком мало денег! У Марка, она знала, их много, но от этого мало толку. Во-первых, тот может отказаться от ее обещания Мигелю, а во-вторых, шансы на спасение самого Марка весьма проблематичны… Нет, деньги тут не помогут. А что поможет?

Мысли Маргарет блуждали, как в лабиринте. Они множились, становились более сложными, запутанными, но ни к чему не приводили. Она не могла ничего придумать, все время мысленно возвращаясь к единственной проблеме. Все вертелось вокруг одного вопроса: имеет или не имеет она права рисковать, предоставляя «Солнечную птицу» такому человеку, как Мигель?

Если вопрос поставлен таким образом, ответ очевиден. Не имеет.

Приняв это решение, она постаралась заснуть.

На следующий «день» она решила рассказать Гарму о Мигеле. Задача была не из приятных. С точки зрения Маргарет, предательство ставило ее на одну доску с ним. Но она заставила себя это сделать. Если безопасность «Солнечной птицы» так важна, как она предполагает, ее надо обеспечить любой ценой. Мигель может найти самолет и без помощи Маргарет, может быть, уже ищет. Его надо остановить. Намеренно умалчивая о «Солнечной птице», она старалась, по возможности, очернить Мигеля.

Гарм слушал охотно. Он с самого начала невзлюбил Мигеля, и эта неприязнь была основана на тайных сведениях и на предрассудках. Жрец ничуть не удивился и не встревожился, узнав о замышляемом побеге: этого стоило ожидать, считал он. И чем быстрее это обнаружится, тем скорее решится вопрос с Мигелем. Однако когда Маргарет сказала, что ей тоже предложили бежать, он пришел в негодование. Предпринять побег ради собственной свободы естественно, но предлагать подобное служанке богини отвратительно!

И это было еще не все. Со все разгорающимся гневом он слушал красочный рассказ. Когда Маргарет закончила, ярость старика достигла апогея. Сам Гарм мало ценил безбрачие, но был убежден, что богиня требует от своей главной служительницы сохранения девственности. Но это еще не самое худшее. Оказалось, что этот подонок и мерзавец осквернил святыню, совершил грубое святотатство, оскорбив дух богини в ее святилище: он плюнул кошке в глаз!

Гарм в сердцах выбежал из пещеры, оставив Маргарет, ошеломленную собственным успехом. Запоздалая идея с кошкой сделала больше, чем все остальные слова. Она посмотрела на Бает, которая мигнула ей в ответ.

— Какое счастье, что ты не можешь меня выдать, — произнесла Маргарет. — С Мигелем, определенно, все кончено, а тебе он, кажется, нравился! Он так мило чесал тебе за ушками, да?

Ее вдруг одолели угрызения совести. Может быть, она преувеличивает? Хоть она и ненавидела Мигеля, ей вовсе не хотелось, чтобы его смерть была на ее совести. Гарм, похоже, слишком рассержен, чтобы ограничиться простым заточением, но она надеялась, что дальше дело не пойдет. В конце концов Мигель хочет свободы не меньше, чем остальные. Методы его неблагородны, но других у него нет. Не стоит слишком осуждать… Она решительно отогнала от себя эту мысль и попыталась сосредоточиться на своих обязанностях. Что бы теперь ни случилось, ситуация вышла из-под контроля!

Она взяла из миски белую, безглазую рыбу и принялась разрезать ее острым камнем. Бает, казалось, по-прежнему наслаждалась жизнью, и это было благословением. Маргарет положила кусочки в маленькую мисочку и подтолкнула ее по полу к кошке. Невероятно, до какой степени события зависели от этого комочка шерсти!

Если бы не Бает, она находилась бы сейчас в тюремных пещерах. Из-за того, что Маргарет оказалась здесь и могла показать дорогу к «Солнечной птице», Мигель заключил сделку с пигмеями. Она была уверена, что он с самого начала рассчитывал на ее помощь. Из-за его сделки в тюремных пещерах сейчас идет война. Ее мысли перенеслись к Марку. Хватит ли у него сил сражаться? Что это будет за бой? Огнестрельного оружия и мечей у пленников нет. Рукопашная, предположила она. Ряды пигмеев сильно поредели. С тех самых, изменившихся молитв Бает, которые, как она теперь понимала, были мольбами о сохранении воинов, сборища в храме посещали в основном женщины.

А пленники отразили первую атаку. Гарм рассказал ей об этом со смешанным чувством огорчения и удивления. Его гордость своей расой была уязвлена. С чисто практической точки зрения, судя по размерам, вполне можно было ожидать, что один пленник соответствует двум пигмеям, но когда примерно сто человек сумели бросить вызов более чем тысяче пигмеев, он испытал унижение. Он понял, что без обмана тут не обошлось.

— Мы, — объяснил он, — честные бойцы. Мы сражаемся, гордясь своей ловкостью и силой, но эти пленники… — он тряхнул головой. — Они не умеют сражаться. Они действуют хитростью и коварством, а не рогатками и ножами, как подобает настоящим мужчинам. Так вырождается военное искусство… Конечно, — он вдруг стал великодушным, — вряд ли их стоит в этом винить. У них совсем другие стандарты. Неудивительно, что, придя из мира, в котором не поклоняются богам, а дьяволам воздаются почести, они усвоили нищету духа и недостойные уловки, которые мы презираем.

— У нас есть поговорка, — виновато произнесла Маргарет, — что на войне все средства хороши.

Гарма это, похоже, шокировало.

— У вас, конечно, есть замечательные поговорки, но полагаю, эта худшая из всех, что ты до сих пор вспоминала. Неужели в ваших воинах совсем отсутствует понятие чести?

— Ее очень мало. Хотя очень многие согласились бы с тобой, что самое коварное и смертоносное оружие должно быть упразднено.

— Значит, они знают, что это бесчестно? Тогда у тебя есть надежда.

— Нет, не совсем так. Видишь ли, они больше не применяют к войне понятия чести.

— Тогда почему они хотят, чтобы это оружие было упразднено?

— Они думают, что оно слишком опасно.

— Они трусы?

— Нет.

— Но они должны быть или трусами, или людьми чести.

— Они просто разумные люди.

— Но неужели среди вас нет людей, которые думают о военной славе?

— Есть, конечно, но в большинстве своем они слишком молоды, чтобы иметь хоть какой-либо военный опыт. Есть среди них и те, кто говорит, что на войне все средства хороши.

Гарм явно смутился.

— Ты хочешь сказать, что люди, которые используют все вероломные, коварные средства уничтожения противника, верят в военную честь?

— Почти всегда так оно и есть, — согласилась Маргарет.

— Но это абсурдно. Как война с помощью уловок может быть честной? Ловкость — да, но не уловки.

— Но то, что ты называешь уловками, они называют ловкостью, — терпеливо объяснила она.

— Нет, — возразил Гарм, — даже такая раса, как ваша, не могла опуститься так низко, чтобы смешать уловки с ловкостью. Ты — женщина, тебе этого не понять. Женский ум… Маргарет поспешно вернулась к теме войны. Рассуждения Гарма насчет женского ума она уже слышала.

— Но что ваши люди собираются делать? Отступят?

— Отступят? — Гарм возмутился.

— А что делать, если ваши атаки можно отразить?

— Они уже однажды дали нам отпор. Мы изменим наши планы.

— Перехитрите их?

— Разумеется, нет. Мы воспользуемся другими методами. Мы никогда не действуем с помощью обмана. Когда мы сражаемся с врагом, который не имеет понятия о чести, мы приспосабливаемся — разумеется, временно — к его методам. Мы этого не одобряем, но самозащита требует.

— В этом есть что-то знакомое, — сказала Маргарет. В разговоре обнаружилась неожиданная сторона деятельности пигмеев. Слова Гарма «когда мы сражаемся» удивили ее, поскольку сражаться им, похоже, было не с кем. Она спросила:

— Когда вы сражались в последний раз?

На этот вопрос Гарм не сумел ответить. На его веку никаких сражений не было. Однако предания рассказывали о том, что время от времени предпринимались экспедиции против пленников, и не раз велись войны против приверженцев иной веры. Во всяком случае, настаивал он, эти войны всегда велись честно. Но так как именно эта потасовка велась столь недостойно, возникла необходимость принять все доступные меры.

Аборигены охотно сотрудничали, так как пещеры были для них таким же домом, как и для пигмеев. Некоторые из друзей Мигеля присоединились к ним, хотя невозможно было сказать, из принципа ли они решили примкнуть к победителям или в результате подкупа. Они обладали коварством, которого недоставало пигмеям. Отношение к ним Гарма было смесью восхищения изобретательностью и презрения к их методам. В языке пигмеев не было слова, обозначающего змею, а если бы существовало, он назвал бы отступников именно этим словом.

В конце концов Маргарет сделала вывод, что осажденные пленники пока не сдались и, похоже, продержатся еще некоторое время. Пока битва продолжается, Мигель уверенно передвигается по наружным пещерам и вполне может отыскать «Солнечную птицу».

Отношение к Мигелю изменилось не сразу. На встревоженные расспросы Маргарет охранники сказали только, что его приказали арестовать. Ей пришлось подождать, пока придет Гарм. Когда тот вернулся, выражение его лица было мрачным.

Нет. Мигеля еще не поймали. Он исчез. Спрятался в неиспользуемых туннелях. Хотя когда-то, когда пигмеев было много, как спор тысяч грибов… Маргарет снова терпеливо слушала рассказы о былой славе. Ее вдруг неприятно поразило, что она зря отгоняла от себя мысли о Мигеле.

— Но, — перебила она, — его, конечно, поймают?

— Конечно! — Гарм говорил с уверенностью, которая ничем не подкреплялась.

Скорее всего, он понимал, что в чем-то ошибается, а кое о чем неправильно информирован, но гордость старика от этого не становилась меньше. Мысль о том, что пигмеи могут не выполнить то, что задумали, не приходила ему в голову. Даже неспособность справиться с затоплением лишь слегка пошатнула его веру. В глубине души он был уверен, что пигмеи выдержат это испытание, как преодолевали остальные. Что же касается сбежавшего пленника, то немыслимо, чтобы он долго оставался в бегах. По-настоящему его беспокоило одно: как богиня не рассердилась на них за то, что богохульника до сих пор не наказали. На поиски в неиспользуемые пещеры, должно быть, пошлют экспедицию, а у них в запасе сейчас не так уж много людей.

— Мигель знает, что вы хотите его поймать? — спросила Маргарет. Гарм кивнул.

— Нам не везет. Мы нашли тела двух людей, которые были посланы на его поиски. Их рогатки и ножи пропали.

— Ты уверен, что их убил он?

— А кто же еще?

— Тогда он знает, что его ищут!

Маргарет испытывала дурные предчувствия. Мысль о бессовестном Мигеле, подогреваемая отчаянием, превращала ее опасения почти в страх. Впервые она радовалась постоянному присутствию четырех охранников. Мигель, наверное, не сомневается в том, кто затеял охоту. Было бы неприятно встретиться с ним наедине.

— Это было глупо, — говорил Гарм. — Они должны работать четверками, а не парами. Теперь, когда он предупрежден, мы потеряли время. — Он взглянул на Бает, свернувшуюся в ритмично сжимающийся шарик. — Она в порядке? — с тревогой спросил он.

— Вполне.

Гарм почувствовал облегчение. По счастью, богиня пока не проявляла неудовольствия. Но этим делом нельзя пренебрегать. Его осенила неприятная мысль: в тюремных пещерах произошло очередное поражение, тактика передвижения под защитой грибных шляпок себя не оправдала. Возможно ли, чтобы Бает таким образом выражала свое негодование?

Чем больше он думал, тем вероятнее казался такой вариант. Он удивлялся: почему не подумал об этом раньше? Ничто, кроме божественного противодействия, не могло помешать такой искусной атаке! Как он мог быть настолько глуп, чтобы предположить, что богиня ничего не предпримет? Какая богиня останется спокойной, когда ее символ стал мишенью для плевка? Чем скорее вина будет искуплена, тем лучше. Мигеля надо найти безотлагательно! Одержимый этим стремлением, старик почти выбежал из пещеры.

У Маргарет было тяжело на душе. Она представляла Мигеля, пробирающегося по туннелям и пещерам в поисках «Солнечной птицы». Или он спрятался в каких-нибудь неиспользуемых пещерах, чтобы избежать преследования? Станет ли такой человек, как Мигель, ждать, пока его отыщут? Скорее всего, отчаяние придаст ему безрассудную храбрость. Но шанс, что он отыщет «Солнечную птицу» до того, как его поймают пигмеи, ничтожен.

Маргарет постепенно успокоилась. Она четко представила себе все препятствия, которые выпадут на его долю. Если удача ему улыбнется, это будет чистая случайность. Она сделала все, что могла.

Маргарет устало покачала головой. Сколько же, интересно, она проспала? Во всяком случае, похоже, опять пора спать. Она расстегнула одежду и легла, глядя на горящую лампу. Сколько лет нужно прожить, чтобы привыкнуть к существованию без ночей? Без дня и ночи, кажется, нельзя полностью проснуться или заснуть, а можно только пребывать в дремотном состоянии, пограничном между сном и бодрствованием! Для Бает это не имеет никакого значения, если ее часто кормить, она, похоже, готова проспать сколько угодно. Маргарет захотелось, и не впервые, оказаться на ее месте… Она продолжала с завистью смотреть на кошку, но вскоре почувствовала, что у нее слипаются глаза…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Маргарет разбудил едва различимый звук, доносящийся из внешнего коридора. Ее неспособность совместить свои «ночи» с периодами времени у пигмеев приводила к тому, что Гарму уже не раз приходилось будить ее для церемоний в храме. Когда и где пигмеи спали, она не знала, но подозревала, что по два-три часа через частые интервалы.

Некоторое время она лежала, не двигаясь, уставившись на вход, но старик не появлялся. Она крикнула на языке пигмеев:

— Кто там?

Ответа не последовало. Она приподнялась на локте.

— Охрана!

Снова никакого ответа. Только чуть слышный звук движения в коридоре. Маргарет поднялась, чтобы выглянуть. Должно быть, что-то случилось: раньше охранники всегда отвечали ей. Проход между кельей и основным туннелем был пуст. Но в конце, в левом углу, пальцами вверх торчала чья-то босая нога. Она видела часть неподвижно лежащей ноги до колена. Маргарет заговорила, но снова не получила ответа. Странно, почему молчат остальные охранники? Не могут же все они спать. Она шагнула вперед, глядя под ноги. Заглянув за угол, увидела распростертое на полу тело. Это был один из ее охранников, и он был мертв. Его голова была раздроблена, а по полу разбрызгана кровь. Маргарет открыла рот, но прежде чем успела вскрикнуть, ей заткнули рот.

Она подняла руки, дергая и царапая мускулистые пальцы, которые ее душили. Она вонзила ногти в кожу, но чужие пальцы не ослабили хватку, ей никак не удавалось их разогнуть. Маргарет ткнула локтем правой руки назад и почувствовала, что попала во что-то мягкое и податливое. Человек выругался, еще сильнее сжав ее стальными руками. Ей показалось, будто у нее из головы ручьем хлещет кровь. Маргарет почувствовала, что ее развернули и втолкнули обратно в келью.

Ее бросили лицом вниз на полоски грибной кожуры. Только тогда хватка рук, сжимавших ее горло, слегка ослабла. Она не могла ни кричать, ни бороться, а только судорожно хватала воздух широко раскрытым ртом. Но передышка была короткой. Ее ударили по затылку чем-то тяжелым, и она с такой силой уткнулась лицом в волокна, что у нее снова прервалось дыхание. Кто-то схватил ее за руки и крепко связал их. Грубая веревка глубоко врезалась в кожу. Маргарет ощупали, послышался треск: блузку на ее спине разорвали. Затем девушку перевернули и крепко заткнули рот обрывком шелка.

Оказывается, на нее напал Мигель. Он поднял окровавленную руку и принялся зализывать раны от ее укусов.

— Бешеная маленькая сучка! — злобно произнес он. — Теперь мой черед. Думала, что покончила со мной, да? Наплела обо мне всякой чепухи этим маленьким дьяволам! Я заставлю тебя подавиться своей выдумкой! Я заставлю тебя пожалеть о своих словах, грязная маленькая хитрюга!

Из дальнего угла раздался слабый звук. Мигель повернулся и увидел Бает, зевнувшую, как обычно, после пробуждения. Посмотрев на мужчину, она мяукнула.

— Ты сказала им, что я плюнул ей в глаз, да? Что ж, посмотри, что я сейчас сделаю!

Он подскочил к кошке и схватил ее за хвост. Кошка пронзительно заверещала, но тотчас же замолкла, когда ее голова шмякнулась о стену. Мигель бросил тело и гневно взглянул на Маргарет.

— С тобой будет то же самое… Вот увидишь!

Маргарет посмотрела в сторону входа. Где же остальные охранники? Должны же они прийти? Мигель поймал ее взгляд и засмеялся.

— Надеяться тебе не на что, так что лучше сдайся! Я прикончил всех четверых! Показался в проходе, двое из них за мной погнались. Покончив с ними, я вернулся и расправился с двумя остальными! Это было легко — глупые коротышки с куриными мозгами… Он вдруг осекся и на цыпочках подошел ко входу. Маргарет напрягла слух, но ничего не услышала. Мигель скользнул назад и прислонился к стене возле входа. Снаружи раздался резкий, высокий возглас. Голос Гарма. Должно быть, он нашел убитого охранника. Маргарет попыталась предупредить его, но из горла вырвался только сдавленный стон. Гарм услышал его и вбежал в пещеру. Она успела увидеть его округлившиеся глаза, когда тот заметил, что служительница Бает лежит с кляпом во рту. Мигель ударил его кулаком в подбородок. Удар сбил старика с ног, и его голова треснулась о землю.

— Легко, — пробормотал Мигель. — Умер легко.

Он вернулся к Маргарет и приготовил вторую веревку, чтобы связать ей лодыжки. Несмотря на свое презрение к пигмеям, он решил, что пора уходить. Мигель поднял Маргарет и перебросил через плечо. Осторожно оглядев коридор, он отправился в сторону неиспользуемых пещер, где его вряд ли сумеют отыскать. Никто из пигмеев этих пещер толком не знал.

Она открыла глаза, и их взгляды встретились. Он сидел совсем близко, жадно поглощая грибы.

— А, пришла в себя! — пробормотал он.

Он нес ее вниз головой, и она, должно быть, потеряла сознание, потому что совершенно не помнила, как попала сюда. С первого взгляда стало ясно, что это одна из неиспользуемых пещер. Во-первых, лампы на потолке совсем потускнели, а во-вторых, здесь было куда грязней, чем в обитаемых пещерах. По стенам сочилась слизь, а на полу валялись каменные обломки и блестели лужи. Стоял запах сырости и гнили. Маргарет ничего не чувствовала, кроме боли в связанных руках. Они онемели до такой степени, что потеряли чувствительность, но плотные веревки, врезавшиеся в запястья, казалось, перепиливают кости.

Мигель вытащил кляп, но губы ее слиплись и не желали шевелиться. Во рту так пересохло, что язык казался тяжелым и неповоротливым. Когда она попыталась заговорить, изо рта вырвалось какое-то карканье. Мигель несколько мгновений колебался, затем протянул ей чашу. Маргарет наклонилась, но не смогла взять ее.

— У меня болят руки, — пожаловалась она.

— А почему бы нет? Если бы пигмеи поймали менял поверив твоей лжи, они бы со мной еще и не такое сделали!

Однако он все же развязал веревки. Она медленно, преодолевая боль, вытянула руки. Возвращающееся кровообращение причинило такие мучения, что Маргарет застонала. Мигель не собирался рисковать. Он подождал, пока пленница хоть немного придет в себя, и снова связал ей запястья. На этот раз — спереди и слабее, а затем вернулся к прерванной трапезе.

— Ну вот, теперь можно и поговорить, — сказал он. — И мне плевать, что ты будешь кричать — тебя здесь никто не услышит!

Маргарет оглядела пещеру и легко ему поверила. У пигмеев нет карт: они знают только те пещеры, в которых живут, а про те, которыми больше не пользуются, забывают. Нынешнее поколение пигмеев потерялось бы в этих местах так же, как и она.

Не дождавшись ответа, Мигель продолжал:

— Думала, со мной все кончено, да? Что ж, почти так оно и было. Пара маленьких дьяволов почти достала меня, но я одного убил, а потом поддал другому, чтобы он увидел, почем фунт лиха. Да, ты им неплохо наплела насчет кошки, но, видит бог, ты об этом пожалеешь!

Он замолчал и посмотрел на нее. Маргарет старалась не отвести взгляда. Мигель не должен узнать, какое чувство пустоты и слабости вызвала его злобная угроза. Наконец он отвел взгляд и фыркнул.

— Ну что, будем упрямиться, а? Не советую.

Маргарет по-прежнему молчала. Она боролась со своим усиливающимся страхом. Что затевает Мигель? Его тон пугал ее не меньше, чем сами угрозы.

— Скажешь ты мне, наконец, где находится «Солнечная птица»? Маргарет помотала головой. Он пожал плечами.

— Я знал, что ты так ответишь! Но я дам тебе шанс, которого ты не заслуживаешь. Скажи, и проблем не станет!

Она молчала.

— Жаль, — сказал он. — У тебя такие красивые руки! — Он отложил в сторону кусок гриба, демонстративно взял обломок скалы и принялся осторожно разбивать его камнем, который держал в другой руке. Работая, он продолжал говорить:

— Тебе известно, что случилось с твоим дружком и его бандой в тюремных пещерах?

— Они держатся.

— Они держались, но скоро пигмеи их одолеют! Их выкурили! Как долго они продержатся, прежде чем ослепнут и задохнутся? Думаю, их уже одолели! — Он отломил кусок камня и осторожно положил на пол. — Теперь уже слишком поздно, — продолжал он, — ты не сможешь им помочь. Почему ты не хочешь быть разумной? Скажи мне, где «Солнечная птица», и мы вместе отсюда выберемся! Ты сможешь спасти многих людей!

Маргарет снова отрицательно помотала головой.

Она чувствовала тяжесть на сердце. Неужели Мигель говорит правду? Все равно, решила он, у Марка и его друзей должны быть какие-то шансы! В конце концов пленники отразили две атаки. Если Мигель лжет, положение остается прежним. Если же нет, то стоит ли пожертвовать «Солнечной птицей»? Нет, надо освободить всех пленников! Она представляла события, разворачивающиеся внизу, в ложном свете. Горстка сражающихся людей для нее стала важней сотен неповинных узников, но ведь среди них много женщин и детей, как говорил Гарм. Она не может пожертвовать этими людьми, чтобы спасти себя и Мигеля.

Он продолжал методично дробить камень. На полу уже лежало множество маленьких камешков. Она следила, с опаской спрашивая себя, что он намерен делать. Как он сказал? У нее красивые руки? Да, это так, но…

— Вот видишь, — непринужденно заговорил он, — ограничений во времени нет, рано или поздно тебе придется все рассказать!

Он положил камень и посмотрел на лежащие перед ним обломки. Их было десять, маленьких осколков скалы, довольно узких и не более дюйма в длину. Ее охватило смятение. .. Он взял один и приблизился к ней.

— Ну, где «Солнечная птица»?

— Нет, — ответила она.

— Это твой последний шанс, проклятая маленькая ослица!

Он сжал ее связанные руки своей крепкой ладонью, свободной рукой засунул острие осколка ей под ноготь и сильным толчком вогнал его. Маргарет закричала от невыносимой боли.

— Ну, что теперь скажешь?

Рыдания душили ее. Она не могла говорить.

— Прекрасно!

Он потянулся за другим тоненьким осколком камня.

— А в мужестве тебе не откажешь!

Мигель с невольным восхищением обратился к рыдающей девушке, лежащей на полу.

Маргарет его не слышала. Она боролась с нестерпимой болью, цепляясь за соломинку решимости: она не должна говорить, не должна говорить… Мигель сидел и угрюмо смотрел. Ему было более чем не по себе. Ну почему эта дура сразу все не рассказала? Ему не хотелось пытать ее. Еще недавно он ненавидел ее за предательство, но ненависть прошла. Он назвал ее ослицей, но, видит бог, ослица не была бы такой упрямой. Он был не прочь… Нет, это было бы глупо. Когда он зашел так далеко… Во всяком случае, он попробует еще раз. Он взял каменный нож, который снял с одного из убитых пигмеев, и вернулся.

Маргарет смотрела на стоящего над ней человека. Тот что-то говорил. Сквозь пелену, застилающую глаза, она видела, как шевелятся его губы. Она пыталась расслышать, что он говорит. Слова, казалось, доносились издалека, но смысл она понимала: он говорил, что сделает с ней сейчас. Она слушала, и ее тело дергалось, словно по нему проводили каменным ножом. Но он продолжал говорить, вдаваясь в ужасные, тошнотворные детали. Она вскричала:

— Нет! О, господи, не делай этого!

— Тогда скажи мне, где «Солнечная птица»! — Она помотала головой.

— Не скажу!

— Хорошо, тогда… Каменный осколок начал опускаться. Маргарет не могла оторвать от него глаз. Почему, ну почему?.. Ей ничего не оставалось, как только согласиться. Через секунду он коснется, потом разорвет, затем, о, господи… Коснулся… Она закричала:

— Я скажу… Я скажу… Она отшатнулась, рыдая от душевной муки. Никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной и униженной. Но если… Нет, она бы перенесла одну муку ради другой, вероятно, худшей. Рано или поздно она бы все равно сломилась… Но чувствовать себя поверженной было непереносимо горько.

Мигель отвернулся, радуясь, что она не видит его лица. Он вытер пот со лба и бросил каменный осколок в угол. Он чувствовал себя хуже, чем когда-либо. Никогда не следовало этого делать, но, слава богу, угроза сработала… Он вернулся к девушке и развязал ей запястья и лодыжки. Притащил из угла одежду, которую с нее недавно сорвал. Обрывки шелковой блузки он положил ей под голову вместо подушки, остальными тряпками укрыл. Затем прошел в угол пещеры и сел, прислонившись спиной к стене, и слушал ее рыдания, полные невыносимого отчаяния.

В голове Мигеля происходила революция. Весь его гнев и ненависть исчезли. Он чувствовал сожаление, что ему пришлось так поступить. В самом деле, ему с трудом верилось, что он способен на такую жестокость. Казалось, кто-то посторонний использовал его, как орудие. Наверное, Гордон объяснил бы такое поведение желанием жить, которое сильнее, чем тело, в котором оно поселилось. В Мигеле проснулись угрызения совести. Однако и коварство не покинуло его. Нельзя, чтобы она увидела его сожаления, решил мужчина. Она может стать еще упрямее и в конце концов победить. Он больше не повторит жестокостей, если… Прошло много времени, прежде чем рыдания Маргарет ослабли, но, наконец, они стали стихать. Первоначальная ярость от поражения перешла в безнадежность. Мигель принес чашку с водой и подержал, пока она пила. Девушка подняла мокрое от слез лицо и посмотрела на него. Выражение лица Мигеля ее удивило. Она пробормотала сквозь слезы:

— Ах, Мигель, почему ты причинил мне такую страшную боль? Мигеля рассердило, что она почувствовала его угрызения совести.

— Я должен был узнать, — коротко ответил он.

— И ты снова это сделаешь?

— Если понадобится, да!

Она пристально посмотрела на него.

— Я тебе не верю.

— Ты опять? Так ты… — Она содрогнулась.

— Нет… Нет! Я скажу! Ты победил меня… Сломал. Я тебе скажу! — Она лежала, рыдая от невероятной слабости, даже не трудясь спрятать лицо.

Мигель некоторое время смотрел как они плачет. Он больше не мог этого вынести.

— Скажи, где она, и я уйду!

— Не могу.

— Не можешь? — Он поднял руку. — Если ты…

— Нет! То есть я могу показать тебе дорогу, но описать не могу.

Мигель задумался. Ему следовало бы предвидеть, что описать дорогу будет невозможно.

— Хорошо, идем!

— И когда я выведу тебя к «Солнечной птице»… Тут он замолчал.

— Но…

— Неважно, если ты убьешь меня поздней, не сейчас! Я уже причинила весь вред, который могла, а там, может быть, появится шанс!

Придется подниматься на верхние уровни, размышлял Мигель. Пробираться одному было бы гораздо проще, но без нее «Солнечной птицы» не отыскать. А если она попытается поднять тревогу, Маргарет придется убить. Однако с этим можно подождать, пока не отыщется «Солнечная птица».

— Оденься, — приказал он. Маргарет снова зарыдала.

— Не могу! Мои руки… Он был вынужден сам одеть ее и снова завязал рот полоской шелка.

— Лучше не рисковать, — объяснил он. — Нам придется идти через туннели пигмеев. А теперь идем!

Мигель остановился на перекрестке двух хорошо освещенных туннелей.

— Куда? — вполголоса спросил он.

Маргарет кивнула вправо. Мигель гневно взглянул на нее.

— Ты играешь со мной, да? Я знаю, что этот путь ведет к храму Бает! Сколько раз ты проделывала этот трюк, проклятая маленькая змея? Я бы не прочь вернуться с тобой в забытые пещеры!

Маргарет округлила глаза от ужаса и мольбы. Она с силой замотала головой и кивнула вперед.

— Ладно, — Мигель пошел дальше. — Но если ты заведешь меня в ловушку, тебе поможет только бог, больше никто!

Они вошли в грибную пещеру, где Маргарет с Марком впервые повстречали пигмеев. До «Солнечной птицы» оставалось не очень далеко. Маргарет смирилась со своей беспомощностью. Везение было на стороне Мигеля. Они не встретили ни одного пигмея, и никто не поднял тревогу. Мигель легко разгадал ее план обвести его вокруг пальца! В глубине души она чувствовала, что он не намерен брать ее с собой. Зачем ему такая обуза? А что он с ней сделает, ее мало волновало, казалось, это не имело значения.

Мигель пошел тропой, протоптанной между грибами. Сделав несколько шагов, он передумал и вернулся к стене. Здесь не только безопаснее в случае нападения, но под прикрытием грибных зарослей можно и передохнуть от утомительного перехода. У него возникло неприятное подозрение, что назревает нечто из ряда вон выходящее. Они столько уже прошли и не встретили ни одного пигмея. Что же те замышляют на этот раз? Мигель полагал, что было бы легче, если бы показался хоть один или два. Тогда он, по крайней мере, получил бы разрядку после активной борьбы, знал, кому противостоит, и не так бы нервничал. А сначала все шло как по маслу… Обойдя часть стены, он остановился как вкопанный. Откуда-то из большой пещеры раздавалось странное мурлыканье. Он заглянул за угол, слушая и пытаясь определить, что это за звук. Это было нелегко, так как эхо отражалось от стен. Он мог только сказать, что звук идет из пещеры и становится громче. К своему ужасу Мигель обнаружил, что голос не мог принадлежать пигмею. Уложив Маргарет под огромным грибом, он без колебаний направился к густой поросли и напряг слух. Звук раздавался все ближе. Теперь это был какой-то жуткий рокот, перебиваемый эхом. Наконец Мигель смог разобрать фразу:

— Я совершенно уверен, что на этот раз прав!

Мигель не узнал искаженный голос, но, услышав ответ, подпрыгнул от неожиданности.

— Уверен! Приятель, предыдущие три раза вы также были совершенно уверены, но оказались не правы!

Голос Смита! Как, черт возьми, он сюда попал?

— Подождите немного. Я знаю, что это здесь!

У девушки вырвался сдавленный крик. У нее не было ни малейшего сомнения, что это голос Марка. Мигель подскочил к ней, одной рукой грубо прикрыл рот, который и без того был заткнут кляпом, и угрожающе сжав кулак, поднес к ее глазам.

— Что это было? — донеслось из прохода.

— Вы ничего не слышали? Вроде голос!

— Полагаю, это проклятые пигмеи! Что ж, пускай идут, пока не нарвутся на неприятности, которых у них и так достаточно! Ну, где же этот ваш туннель? Если это не та пещера, то с меня довольно! Мне еще карабкаться по треклятой вентиляционной шахте!

— И, вероятно, когда вы наполовину подниметесь, на вас польется вода, — едко произнес Марк. — Я вам говорю, что там, где мы оставили «Солнечную птицу», река течет на север, то есть под горы. Может быть, когда мы найдем отверстие, подниматься придется дольше, но, по крайней мере, над нами не будет воды.

— Конечно. Но откуда известно, что мы найдем отверстие? Мне кажется… Но Мигель не стал больше слушать. Он узнал голоса Смита и Эда и решил, что третий, должно быть, Марк. Сколько их всего, он не хотел знать. Самое главное, что они тоже искали «Солнечную птицу» и могли добраться туда раньше него. Искушение оставить Маргарет и дальше пойти одному было велико, но он слишком рисковал. Вместо этого он снова поднял ее, перебросил через плечо и вновь побрел между грибами.

Мигель хорошо ориентировался, и это ему пригодилось. Продвижение между толстыми стволами по земле, кишащей извивающимися усиками, было нелегким и казалось слишком медленным, но ему в конце концов удалось дойти до середины тропинки. Здесь идти стало легче, если бы еще не тяжелая глина, прилипавшая к ногам. Он торопливо шел вперед, задыхаясь от тяжести. О возможности засады пришлось забыть: у него была только одна цель — добраться до дальнего конца пещеры раньше, чем туда доберется Смит со своими людьми. Они не спешили и пошли вдоль стены. Если бы он только смог проскользнуть незамеченным в противоположный туннель… Годы неподвижности в тюремных пещерах явно не добавили ему проворства. Легкие работали тяжело, он чувствовал острую боль в боку, пот стекал по лбу и попадал в глаза. Звук дыхания, казалось, разносился по всей огромной пещере. Наконец, когда он уже почти выбился из сил, тропинка закончилась.

За последним огромным грибом он остановился, чтобы осмотреться. Людей не было видно, но он отчетливо слышал их голоса. Прежде чем он попадет в безопасное убежище туннеля, предстоит пройти по открытому пространству. Если бы только он мог рискнуть и оставить девушку… Но это значило, что он не узнает дороги. Он собрался с силами и стремительно, как заяц, рванул из поросли к входу в туннель… И это ему удалось! Вслед ему не раздалось ни единого окрика. Его босые ноги бесшумно ступали по мягкой глине. Он был так уверен, что его засекли, что не верил в свое счастье. Затем на него нахлынула волна радости. Значит, он их победил! Попав в пещеру, они только увидят, как он отчалит на их драгоценной «Солнечной птице»! А он в конце концов посмеется над ними! Покачиваясь, он зашагал по туннелю.

Маргарет, которую он нес плече, отчаянно рыдала. От боли, усталости и разочарования слезы текли нескончаемым потоком… Люди были так близко: одно слово могло бы все решить, если бы Мигель не завязал ей рот! Теперь шанс упущен! Мигель сядет в «Солнечную птицу» и оставит их всех здесь! А Марк, если когда-нибудь найдет ее, будет презирать за трусость…

— Куда? — спросил Мигель.

Она заколебалась. Он угрожающе потянулся к ее рукам. Она кивнула вперед, и он пошел. Это был конец! Поворотов больше не было, и она говорила правду, хотя могла бы направить по ложному пути. Но если бы она… О, господи, неужели ей мало боли?

Еще одно усилие! Она должна предпринять последнюю попытку! Маргарет подняла свободную руку к кляпу. Прикосновение к мягкому шелку подействовало на ее покалеченные пальцы, как укол ножа. Но она должна это сделать! Она так сжала зубы, что почувствовала боль в челюсти. Окровавленные пальцы нащупали шелк…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Вот, — сказал Марк, указывая на вход в туннель, — вот он!

Его спутники не были потрясены. Смит зевнул. Дородный Эд фыркнул. Даже Зикль, казалось, уже перестал верить. Один Гордон не выглядел скептиком, но энтузиазма в нем тоже поубавилось.

Марк прошел вперед, рассматривая стены у входа, и взволнованно показал царапину на камне.

— Вот, — воскликнул он, — смотрите! — Все сгрудились за его спиной.

— Разве это не след от пули? — осведомился Марк. Смит внимательно рассмотрел царапину.

— Вы это сказали, — признал он. — Ну, и что из этого?

— Разве вы не видите? Бой был здесь — это след от моей пули.

Отношение остальных немного изменилось, настолько слабо, что можно было сказать лишь одно: недоверие чуть уменьшилось.

— Вот что я вам скажу: я поверю, только когда увижу эту вашу «Солнечную птицу»! — произнес Смит, проявляя свои чувства не более чем обычно. — Одному богу известно, как долго мы ее ищем, но мне кажется, целую неделю, и я начинаю думать, что ее больше не существует.

— Послушайте, — сказал Марк, направляясь к туннелю, — на что спорим?

— Ни на что, приятель. Я не краду игрушки у детей.

— Вам везет…- Он осекся.

Где-то впереди раздался голос. Слова были неразличимы и резко оборвались. Мгновение спустя они услышали пронзительный крик.

— Что, черт возьми…

— Пигмей, — коротко произнес Эд.

— Да какой пигмей! Это была женщина! Пошли! — Смит бросился вперед, остальные побежали за ним. Они завернули за угол и подбежали к перекрестку.

— Куда? — спросил Смит через плечо.

— Прямо, — задыхаясь, ответил Марк.

Они недолго неслись по прямой, завернули за угол и нашли ее: оборванную, в лохмотьях, жалобно плачущую. Заметив их, девушка подняла мокрое от слез лицо.

— Маргарет! — воскликнул Марк. Смит остановился прямо перед ней.

— Господи, посмотрите на ее руки!

— Мигель! Остановите его! Он возьмет «Солнечную пти-цу»! — простонала она.

Смит бросился вперед, предоставив Марку позаботиться о девушке, но бежал вторым. Его опередил Зикль, которому давно не терпелось свести счеты с Мигелем. Зикль бегал лучше, чем Смит, и быстро оторвался. Эд догнал Смита, и оба немного замедлили темп.

— Пусть Зикль позабавится, — пыхтел Эд. — И если он его не утихомирит, мы подоспеем как раз вовремя! — он вынул из-за пояса свою импровизированную дубинку.

Зикль обогнул угол. Теперь ничто не отделяло его от входа в затопленную пещеру, но Мигеля нигде не было видно. Зикль вышел из туннеля и поднялся наверх выступа. Внизу лежал аппарат, похожий на огромную серебристую скорлупу. Фигура в лохмотьях на ощупь искала канат, которым он был привязан к скале. Негр повернулся и помчался вниз по склону.

Мигель испуганно оглянулся и вскочил на борт. Поскользнувшись на скользкой крыше, он бросился вниз и попытался отвязать канат с другой стороны, но тот не поддавался. Зикль буквально взлетел на «Солнечную птицу». Мигель выпрямился, чтобы встретить его. Когда нога негра коснулась крыши, Мигель ударил его кулаком в челюсть. Удар был сильный, но даже он не смог остановить стремительный прыжок. Голова Зикля откинулась назад, но ноги его скользнули вперед, сбив Мигеля, и они оба покатились по изогнутой крыше.

Мигель воспользовался шансом и набросился на Зикля, пока тот не оправился от удара. Но не успел крепко захватить, потому что негр вырвался и попытался сам схватить соперника. Мигель пустил в ход колени. Одновременно он пальцами зажал Зиклю нос. Он воспользовался всеми приемами борьбы, которые знал. А если в родной деревне Зикля такие правила борьбы неизвестны, кто упрекнет Мигеля?

Смит и Эд добрались до вершины выступа и встали, глядя на дерущихся. Зрелище было довольно неэстетичное!

— Черт, противный забияка! — возмутился Смит.

— Ну, Зикль тоже не промах! Только посмотри на этого парня!

Негр крепко держал Мигеля, сжимая его, словно тисками. Огромные черные бедра были напряжены, как камень. Слышалось тяжелое, сдавленное дыхание Мигеля, пытающегося оторвать от своих глаз черные руки. Он отчаянно вырывался из железных объятий Зикля, но ему это не удавалось. Руки негра буквально вцепились в лицо соперника. Мигель кричал и бешено вертелся. Сцепившиеся тела скользнули, на мгновение зависли, и по изогнутому каркасу скатились в воду.

Несколько секунд ничего не было видно, кроме бурлящей воды и брызг. Когда тела снова показались, уже расцепившиеся, стало видно, что оба отчаянно барахтаются и пытаются за что-то ухватиться. Мигель схватил негра за горло, и оба опять скрылись под водой. В течение долгих секунд никого не было видно, затем появилась одна голова. Голова Мигеля.

— Что ж, я… Но не успел Смит заговорить, как на поверхности показалась курчавая голова Зикля. Черные руки вытянулись вперед, пальцы, как когти, впились в шею Мигеля, и оба опять погрузились под воду.

Остальные пристально наблюдали за происходящим.

Несколько пузырьков булькнули на поверхности воды…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Маргарет медленно приходила в себя. Она, казалось, возвращалась в сознание из почти коматозного состояния. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что находится на «Солнечной птице»!

Однако в полной мере она осознала происходящее только через несколько минут. Девушка принялась благодарить судьбу, совершенно забыв, что недавно была повержена. Дело стоило всех перенесенных ею мук! В конце концов, победа оказалась за ней. Если бы она сдалась на полчаса раньше, победил бы Мигель. Он бы беспрепятственно прошел по пещерам и теперь плыл по подземной реке. Никакое бодрящее зелье не подействовало бы на нее так, как эта мысль. Чувство победы придавало новые силы.

Но это не была физическая бодрость. Мускулы ее отчаянно ныли, чтобы поднять руку, требовались невероятные усилия. Подняв ее, Маргарет обнаружила, что рука плотно перебинтована. Она попыталась поднять вторую руку и увидела, что и та тоже в бинтах. Почувствовав себя совершенно беспомощной, она открыла рот и удивилась слабости собственного голоса. На крыше послышались чьи-то шаги. Наконец Марк ворвался в открытую дверь и склонился над ней.

— Тебе лучше, дорогая?

Она улыбнулась и запрокинула голову. Он поцеловал ее в губы.

— Даже слишком. Что произошло?

— Не думай сейчас об этом. Просто лежи тихо. Я принесу тебе поесть.

— Есть я не смогу. А вот попила бы с удовольствием.

— Чего? Кофе?

— Кофе? Ты сказал кофе? — Марк засмеялся.

— Да, кофе! Мы снова почти цивилизованные люди. Можешь выпить кофе или какао, а вот бренди почти не осталось!

— Кофе, — твердо решила Маргарет. — Знаешь, — добавила она, — я никогда не думала, что когда-нибудь снова буду пить кофе!

— Скоро ты сможешь пить любой кофе, который только существует в мире: мы выберемся отсюда! — Марк включил небольшую электрическую плиту и поискал в шкафчике кофейник. — Как только вернутся остальные, мы отчалим и тронемся по реке.

— Остальные? — удивилась она. — Кто они такие?

— Одного зовут Смит, он упрям, но мозгами не обделен. Он американец. Второй — Эд, который еще упрямее и еще более американец. И Гордон, англичанин, несмотря на свое имя. Он археолог. Сейчас их только трое. Было больше.

— Я слышала, что вас было более сотни?

— Конечно, но я не о них. Я хотел сказать, что наша теплая компания была больше. Был Зикль, негр, и Махмуд, кажется, араб.

— Что с ними случилось? — Марк замялся.

— Знаешь, тебе надо отдохнуть.

— Чепуха, Марк. Я проспала, бог знает, как долго. Я хочу знать, что случилось. Я ничего не понимаю. Я думала, вы с другими пленниками осаждены в тюремных пещерах, а не расхаживаете где-то здесь. Пока мы шли с Мигелем, я не видела ни одного пигмея. Расскажи мне все, пока я буду пить!

Марк рассказал об атаке пигмеев и о своем поражении.

— Но разве они не пытались вас выкурить? Мигель что-то говорил об этом…

— Да, это было их последнее коварство! Они бы нас победили, если бы не хлынула вода!

— Откуда?

— Из туннеля, который прорубили наши люди.

— Что с ними случилось?

— Не знаю.

— Но разве их не затопило?

— Мы их не видели. Я надеюсь, что их, бедняг, там не зажало.

— Что случилось, когда вода проникла в вашу пещеру?

— По счастью, вода поступала медленно, туннель оказался узок, поэтому у нас было время подготовиться.

Он продолжал рассказывать о строительстве плота из грибных ножек. Маргарет снова перебила:

— Но что стало с пигмеями?

— Они ушли. Им хватило одного взгляда на воду, чтобы прекратить атаки. Мы остались одни. Вода поднималась очень медленно, особенно в самых больших пещерах. Больше всего меня беспокоило, что я не мог вспомнить, как быстро поднималась вода ко входу в тюремные пещеры. Хотелось понять, насколько опасна ловушка, в которую мы попали. Но оказалось, мне не о чем волноваться, вода поступала очень медленно. Еще нас беспокоило: не готовят ли пигмеи засаду? Ты знаешь, что они делают в случае прорыва? Замуровывают туннель в стратегически важном месте, жертвуя теми, кто находится наружи. Если бы они это сделали, пока мы были в грибных пещерах, с нами было бы покончено. По счастью, они этого не сделали. Мы лишь толкали плоты и плыли быстрее течения. Один или два раза нам даже пришлось ждать, пока вода поднимется настолько, чтобы мы могли продолжить путь. Это было предельно просто. За время всего пути мы не увидели ни одного пигмея, аборигена или кого бы то ни было еще. Но это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. Наконец, мы добрались до последней большой пещеры. Ты, конечно, никогда ее не видела. Полагаю, что это одна из самых больших здешних пещер. На одном конце туннель, по которому мы приплыли, а другой — тот единственный, что связывает две системы пещер. Это очень узкий и короткий проход. Прежде чем попасть в него, надо подняться на сто футов по голой скале. Когда мы туда попали, я и не представлял, что нам делать. Меня тревожило, что вода уже поднялась до самого выступа, а я не мог сообразить, что нам предпринять. В пещере мы увидели одно из самых отвратительных зрелищ, которые когда-либо доводилось наблюдать. Все живые души из тюремных пещер хлынули сюда во время первой тревоги: пигмеи, пленники и аборигены — все прибежали одновременно. На выступе группка пигмеев спускала канаты, чтобы поднять своих товарищей, но к ним кидались и все остальные. Некоторые пленники пытались подняться, но маленькие дьяволы сбрасывали их с канатов. У пигмеев внизу вряд ли был шанс. Все остальные нисколько не сомневались: спасется кто угодно, только не пигмеи, для бедняг наступил тяжелый момент. А те, кто был наверху, не собирались помогать узникам, пусть даже погибнут соплеменники. Они продолжали успешно сбивать карабкающихся наверх, и те падали вниз. Пигмеи уже были готовы перерезать канаты. Насколько я мог видеть, ни один пленник не добрался до верха, и я не думал, что кому-либо это удастся. Вода у основания стены уже доходила до лодыжек, и все сходили с ума от страха. Я никого не осуждаю, неприятно видеть, как поднимается вода, чтобы затопить тебя! Плавать умели немногие пленники и никто из пигмеев, но и умение плавать вряд ли бы кому-то помогло. Им придется ждать конца чуть дольше, чем прочим, вот и вся разница. Словом, все потеряли головы, всех охватила слепая паника. В этот самый момент из туннеля появились мы на наших плотах. Нас заметили через минуту-другую, но когда заметили… Ну, это не поддается никакому описанию! Люди забыли обо всем и бросились к нам. У нас не было шансов остаться в живых! Нас было немного, а их сотни, и все обезумели от страха. У них были кулаки, камни и ножи, а женщины орудовали когтями. Через пару минут они бы выцарапали нам глаза. Смит заорал, чтобы мы отступили назад. Многие послушались его, но кое-кто пытался защищать свои плоты. Что с ними стало, я не знаю. Мы видели, что многие утонули, вот и все. Затем, разумеется, началась еще одна драка. Для того чтобы увезти их всех, понадобилось бы в десять раз больше плотов, и люди начали бороться за свое спасение. Это была самая отвратительная стычка, которую я когда-либо видел. Вода в нашем конце пещеры уже доходила до пояса, обезумевшие от ужаса люди топили друг друга, чтобы взобраться на утонувшего. Они хватались за плот одной рукой, а другой отталкивали соперников. По всей пещере разносились душераздирающие крики на всех языках Африки и Европы. Мы со Смитом отплыли ко входу в туннель и наблюдали. Каков был его план, я не знаю. Тогда я полагал, что он намерен позволить этим безумцам утопить друг друга, а потом броситься вперед и отремонтировать часть плотов. Даже двух было бы достаточно для нашей небольшой группы. Пара грибных ножек спокойно удержала бы человек десять, если бы они не залезали на плот, а просто ухватились за него. Вероятно, Смит думал именно об этом. Мы наблюдали, стоя спиной к туннелю, через который только что прошли. Я начал спрашивать себя, не настало ли время взять ситуацию в свои руки, но тут получил толчок в спину. Оглянувшись, я увидел огромную грибную ножку, медленно движущуюся из туннеля. Нам не понадобилось ремонтировать плоты. Туннель, по которому мы приплыли, был заполнен плавающими стволами и грибами. Не знаю, были ли это остатки нашей баррикады или грибы, недавно сломанные водой, но откуда бы они ни появились, их было полно. Люди бросились к спасительным обломкам. Вскоре этого хлама оказалось достаточно, чтобы удержать большое количество человек. Наша небольшая группа подхватила три ствола, связала их парой канатов и залезла, когда вода уже дошла до подмышек. На другом конце пещеры пигмеи, находящиеся на выступе, отчаянно пытались спасти тех своих товарищей, которые еще держались. Маленькие белые фигурки вертелись в воде, как щепки. Пигмеи отбросили канаты, как бесполезный груз. Они работали с молниеносной быстротой, но время, похоже, брало верх. Даже в этом конце пещеры, на самом мелком месте, вода уже доходила пигмеям до пояса, а их оставалось еще бесчисленное множество. Большинство из них обезумело от страха, они кричали и беспомощно отталкивали от себя воду. Маленькие бедняги! До того времени, как начались прорывы, они видели воду только в чаше для питья или маленьком ручейке! Прихватив с собой как можно больше плавучего материала, мы начали грести руками. В конце концов нельзя сидеть и смотреть, как тонут пигмеи: ты забываешь, что час или два назад сражался с ними. Нам оставалось только ждать прибывающую воду, которая постепенно поднимет нас к выступу. Пигмеи, склонившись с выступа, смотрели на нас и о чем-то совещались. О чем они говорили, было совершенно ясно. Если они замуруют вход в туннель, ведущий в наружные пещеры, то не только прекратят поступление воды, но и покончат с нами, но в этом случае придется пожертвовать всеми пигмеями, которые барахтались в пещере. Перед ними стоял неприятный вопрос: а стоит ли игра свеч? Не думаю, что они испытывали особенную благодарность к нам за то, что мы спасли их товарищей. Хотя, может быть, это было и несправедливо, но мысль о том, что мир пигмеев обречен, и они бессильны что-либо сделать для своего спасения, постепенно овладевала нашими умами. Как бы то ни было, они подождали, пока мы поднялись наполовину, что-то крикнули пигмеям, которые были с нами, и ушли. Махмуд объяснил, что они предложили нам уйти всем вместе, а пигмеям, которые оставались в пещере, закрыть за нами проход, чтобы вода не проникла в тюремную систему. Вот так все и произошло. В ту же минуту, когда туннель закрылся, пигмеи бросились врассыпную, и Махмуд убежал вместе с ними. С тех пор мы ни одного из них не видели. Думаю, они ушли на север, на более высокие уровни. Махмуд совсем не верил в затею с «Солнечной птицей» и настаивал, что безопаснее всего пойти с ними. Остальные узники разделились на группы и пошли искать выход самостоятельно. Мы же держались вместе, пытаясь найти старую, добрую «Солнечную птицу». Нам это казалось самым правильным выходом.

— И где ты ее нашел? — спросила Маргарет.

— Наша группа отправилась вниз по течению, чтобы найти выход.

— Но не ты?

— В пещерах оставался кое-кто, кто был мне нужен больше свободы! Его я и собирался искать!

Маргарет улыбнулась.

— Дорогой!

Сделав паузу, она спросила, нахмурившись:

— Ну, а что случилось с Мигелем?

Он передал рассказ Смита о драке. Она содрогнулась.

— Бедный Мигель!

— Что? — воскликнул Марк, взглянув на ее перевязанные руки. — После всего этого?

— Он был очень слаб. Пытая меня, он чуть не плакал! Вероятно, при других обстоятельствах… Марк безмолвно смотрел на нее.

— Я не понимаю, — проговорил он, наконец.

— Ничего, дорогой! Я так и думала. Расскажи, что случилось с остальными. Ты ведь говорил, их было трое?

— Они отправились за грибами, на борту не хватит еды на пятерых. Они должны скоро вернуться.

На приборном табло «Солнечной птицы» были электронные часы. Когда обнаружилось, что они еще идут, течение времени вдруг приобрело большую важность. Часы символизировали наступление перемен и движение к прогрессу: они служили постоянным напоминанием о напрасно растраченном времени, о том, что еще предстоит сделать, и о том, что никогда не будет сделано. Маргарет смотрела на часы с удивлением и неприязнью. Стоило к ним привыкнуть, и становилось понятно, что лучше существовать без времени. Ее подавляли стрелки, неумолимо скользящие по цифрам и отталкивающие их в прошлое… Прошел час, прежде чем раздался чей-то оклик. Маргарет слышала, как Марк с кем-то поздоровался, и почувствовала, что «Солнечная птица» маневрирует. Толчок подсказал, что к борту причалил плот. Марк вернулся с двумя мужчинами, одетыми в лохмотья, бородатыми, как и он сам. Огромные фигуры заполнили маленькую каюту.

— Смит и Эд, — представил он. — А где Гордон?

— Сейчас придет, — ответил Смит.

Он справился у Маргарет о самочувствии и сказал пару ласковых слов в адрес Мигеля.

— А мне почти жаль, что он достался Зиклю! Я бы и сам был не прочь показать ему, почем фунт лиха!

— Все к лучшему, — сказала Маргарет. — Могло быть и хуже! — Она с содроганием подумала о каменном ноже.

Смит посмотрел на нее и пожал плечами.

— Это, наверное, и есть тот самый христианский дух, о котором мне так часто твердили в школе. Господи, подумать только, этот парень сумел так обвести всех вокруг пальца…- Не закончив фразу, он повернулся к Марку: — Надо быстрее забрать это барахлишко на борт, нечего терять время!

Марк с Эдом вышли и принялись передавать грибные шляпки, а Смит аккуратно укладывал их на корме.

Гордон спустился по склону как раз тогда, когда работа была закончена. Одну руку он держал за спиной, другая была пуста. За ним, крадучись, шла ободранная, тощая кошка.

— Где вы были? — спросил Марк. — Мы уже начали беспокоиться, что с вами приключилась какая-нибудь неприятность. Кроме того, мы надеялись, что вы принесете грибы. Где они?

Гордон помотал головой.

— Я совсем забыл о них! — признался он. — Но посмотрите, что я принес!

Он вынул руку из-за спины и протянул блестящий шар, немного поменьше тех, что горели под потолком пещеры. Все отступили его.

— Чтобы утащить это, потребовалось время, — объяснил он.

Кошка обогнула его, подошла к двери «Солнечной птицы» и исчезла внутри.

— Для чего это? — спросил Смит. — У нас есть электрический свет, да и батарейки еще не сели!

Гордон с жалостью взглянул на него.

— Остолоп ты этакий, — возмутился он, тотчас же переходя на чужой язык. — Неужели ты не видишь, что это? Холодный свет, приятель! Никакого электричества, никакой теплоотдачи! Это принесет нам миллионы! Да за это можно отдать все, что угодно, подумайте только, сколько всего нужно, чтобы выработать электричество! Холодный, химический свет! Да это же мечта всего мира! И теперь он у нас в руках!

Смит фыркнул.

— Может быть, ты и прав, но мы еще отсюда не выбрались! Давай же, забирайся на борт! Во всяком случае, грибов теперь у нас достаточно.

Они втиснулись в маленькую каюту. Рыжеватый комочек шерсти свернулся на коленях у Маргарет.

— Смотрите, — удивленно произнесла она. — Бает вернулась. Где вы ее нашли?

— Бает? Ах, эта кошка! Не знаю. Она, мурлыча, подошла ко мне, когда я доставал лампу. Когда я отправился обратно, она пошла со мной.

— Я думала, она умерла, бедняжка.

— Их нельзя убить, — сказал Смит. — Так уж устроены африканские кошки! А теперь положи куда-нибудь эту лампу, Гордон, и нам пора!

Он залез на крышу, а Эд тем временем сошел на плот, чтобы отвязать канаты.

— О'кей?

— О’кей!

Глубоко вздохнув, Эд вскарабкался на борт.

«Солнечная птица» заскользила по пещерному озеру. Примерно в центре она плавно повернулась носом к черному отверстию в скале. Луч прожектора освещал ей путь. Стены туннеля сжимались вокруг. Сине-белые лампы остались позади.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Впереди свет! — Голос Смита эхом прокатился под каменными сводами.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой! Многочасовое восхождение по естественным туннелям, узким расселинам и гулким пещерам вымотало их настолько, что они уже почти потеряли надежду. Если бы не настойчивость двух американцев, они бы давно сдались и остались умирать в каком-нибудь закутке каменного лабиринта. Только недюжинная сила Эда позволила им пройти через все испытания, потому что именно он, упершись руками в одну стену, а ногами в другую, взобрался по перпендикулярному «дымоходу» и бросил веревку остальным.

Никто не знал, сколько времени прошло с тех пор, как они оставили «Солнечную птицу» качаться на подводной реке и начали подъем. Вероятно, дня два-три, но это время казалось вечностью. На этом пути их поджидали разочарования, тупики, отступления и новые старты. Им встречались трещины, слишком узкие для прохода, стены, слишком ровные для того, чтобы по ним взобраться, пещеры с единственным выходом на потолке. Маргарет, все еще слабая, вскоре устала. Марк помогал ей до тех пор, пока силы его не иссякли, тогда Эд пришел ему на помощь. Спокойное терпение американцев изумляло. Они снова и снова без горечи или бессильной ярости возвращались из тупиков и искали другой путь. Если они и чувствовали отчаяние, то не показывали его, их уверенность поддерживала остальных.

Если не считать моментов, когда Эд совершал восхождения, Смит шел впереди. На груди у него был подвешен прожектор с «Солнечной птицы», а на спину он взвалил батарею. За ним двигался Эд, несущий Маргарет, затем Гордон, светящий своим шаром. Марк с еще одной лампой и батареей поменьше замыкал шествие. Каждый нес с собой грибы для еды. Первоначальный запас уменьшился втрое, а то, что осталось, стало сухим и жестким.

Голос Смита вдохнул в них новую жизнь. Марк забыл, что ноги его в изодранных в клочья ботинках покрыты волдырями, и прибавил шаг, догоняя Гордона.

— Дневной свет? — изумился он.

— Конечно, солнечный свет! — воскликнул Смит.

Они вышли из щели на узкий выступ. Солнце собиралось садиться за шероховатую линию гор. Некоторое время все молчали.

— Вот это да! — сказал, наконец, Эд, наклонившись к Маргарет. — Ну, разве это не замечательно? Во всем божьем мире нет места лучше… И, думаю, больше я такого не увижу! Как же там, под землей, нам не хватало солнца!

Марк подошел к Маргарет и обнял ее.

— Не надо плакать, дорогая. Все позади.

— Я знаю, — с трудом произнесла она. — Поэтому я и плачу. Это так замечательно, и я так счастлива. Ах, Марк…- Она обняла его за шею забинтованными руками.

Гордон осторожно положил свой легкий шар на землю и уставился на закат с видом человека, наблюдающего интересный и несколько необычный феномен.

— Ну, что мы будем делать дальше? — довольно прозаично спросил он, когда скрылся последний луч.

— Спать! — незамедлительно ответил Смит.

— Как скажешь, — согласился Эд.

— Нам надо как можно скорее уносить отсюда ноги, — заметил Смит, доедая уже совсем сухой и неаппетитный гриб. — Никто не знает, когда произойдет следующий прорыв и насколько велик он будет. Если мы хотим вызволить остальных, нам надо сейчас же отправляться в путь. Вот что я предлагаю. — Он повернулся к Гордону. — Ты немного говоришь по-арабски, так ведь? — Гордон кивнул. — Тогда вы с Марком пойдете в ближайшую деревню, выясните, где мы находимся, и возьмете что-нибудь, на чем можно ехать, неважно — верблюдов, лошадей, мулов. И принесете нам с Эдом какое-нибудь арабское тряпье, бурнусы или как там они называются? Мы будем вас ждать, а затем все вместе отправимся к цивилизации. Ну, как?

Гордон заколебался.

— А почему бы не пойти вам с Эдом? Вы оба вдвое крупнее нас, а арабы очень крупные люди.

— На это есть две веские причины. Во-первых, мы знаем только два слова из этой тарабарщины, зато ты хорошо понимаешь их язык, у Марка же есть деньги, которые везде с успехом заменяют язык! А во-вторых, эти отрепья! — Он показал на лохмотья мундира. — Наткнемся на арабского кавалериста, и нам конец!

— При чем здесь кавалерист? — спросила Маргарет.

— А это нечто вроде местного копа. Он получает двадцать пять франков за каждого дезертира из Легиона, живого или мертвого. С мертвым меньше проблем, сами понимаете.

— Но вы же не дезертиры!

— Нет, но кто в это поверит? Не очень-то хочется, чтобы нас убили, а потом признали невиновными. Более того, мне кажется, мы избавим себя от многих проблем с доказательствами, если вы тронетесь прямо сейчас. Что скажете? — Он вопросительно посмотрел на Эда.

— Идея подходящая.

— А что потом? — спросил Марк.

— Направимся туда, где можно встретить белого человека. Осмотримся, и если все будет нормально, расскажем о пигмеях. И, поверьте мне, нам придется запастись очень вескими доводами!

— У нас есть доказательство! — Гордон показал на шар.

— И оно нам понадобится. Ну, как вам мое предложение? Что скажете?

— Да, — согласился Марк, — но где мы найдем деревню?

Смит посмотрел на долину. Он показал на маленький ручеек, извивающийся по грязному дну.

— Видите? Держу пари, кому-то этот ручеек служит источником воды. Здесь не привередничают. Идите вниз по течению и вскоре найдете деревню.

— Вы правы. Что ж, до свидания, позаботьтесь о Маргарет!

— И присмотрите за лампой, — добавил Гордон. — Не позволяйте этой проклятой кошке приближаться к ней!

Трое оставшихся на выступе наблюдали, как они спустились и повернули на север.

— Им ничто не угрожает? Вы уверены? — спросила Маргарет Эда.

— Клянусь жизнью, — ответил тот более уверенно, чем сам ожидал.

Неделю спустя группа, накануне пришедшая в Алжир из Джельфы, сидела за столиком в кафе. Они привлекали интерес своей необычной внешностью. Во-первых, у их ног дремала непривлекательного вида кошка, а во-вторых, у девушки были перебинтованы руки. Лоб и верхняя часть лица одного из спутников девушки были покрыты темным загаром, а нижняя часть оставалась белой, словно он недавно сбрил бороду.

— Жаль, что у меня не хватило ума сохранить бороду! Я выгляжу, как цирковой клоун! — обратился он к своим товарищам с аккуратно подстриженными бородами.

Маргарет засмеялась.

— Ничего, дорогой, ты мне больше нравишься без нее, а лицо вскоре покроется загаром. Смит с большим удовольствием опрокинул четвертую порцию бренди.

— Вот так пьет белый человек! — Он заказал еще и посмотрел на улицу.

— Ну, где же Гордон, черт возьми?

— Отправился за чемоданом для своего драгоценного шара! Сказал, что ему понадобится для этого полчаса.

— Ну, он уже опаздывает! — Смит замолчал и тревожно нахмурился. — Вы уверены, что правильно все поняли? — спросил он. — Вы идете втроем и передаете информацию, но не говорите о нас с Эдом! Мы останемся «на сладкое»! Если вам не поверят, тогда вмешаемся мы!

— Я не понимаю, что они могут вам сделать, даже если обнаружат, кто вы, — сказала Маргарет. — В конце концов срок службы в Легионе — пять лет, и он давно истек!

— Если нас записали в дезертиры, то на это срока давности нет, наивная вы душа! — ответил Эд. — Хоть убегай за тысячу миль!

— Вот он! — сказал вдруг Марк.

Гордон спешил к ним по наводненному людьми тротуару. Он выглядел возбужденным, а лицо у него было таким же темно-белым, как у Марка. В одной руке он сжимал ручку неуклюжего куба кожаной коробки, а другую поднял над головой и размахивал газетой.

— К чему такая спешка? — осведомился Смит, когда тот подлетел к столу. — Ты и так опоздал на полчаса, так о чем волноваться?

— Посмотрите! — Гордон, задыхаясь, бросил газету на стол и упал на стул.

— Боже правый! — Марк заметил заголовок. Все четверо вытянули шеи и прочли:

«ТАЙНА НОВОГО МОРЯ». И ниже более мелкими буквами:

«Уровень опускается на 24 сантиметра за ночь».

— Сколько это? — спросил Эд.

— Дюймов девять-десять, — пробормотал Марк, читая дальше.

«Новое море, уровень которого некоторое время оставался постоянным, прошлой ночью вновь удивило экспертов. Инженеры, отвечающие за работу, были спешно подняты с постелей. Прибыв на наблюдательную станцию, они обнаружили, что уровень Нового моря быстро понижается. «Это потрясающе, — сказал мосье Радье, руководящий работами в Кабе, в интервью нашему корреспонденту. — Никогда раньше ничего подобного не наблюдалось. До десяти часов уровень продолжал, как обычно, повышаться, а потом стал быстро падать. Дежурные встревожились и сообщили нам. Прибыв на место, мы тотчас же удостоверились, что их тревога небеспочвенна. Падение уровня воды продолжалось всю ночь, хотя насосы, как обычно, работали. Сегодня утром уровень упал на 23,832 сантиметра, и до сих пор эта цифра остается неизменной. Для нас это очень серьезно, так как означает несколько лишних недель работы». На вопрос, видит ли он какую-нибудь причину, мосье Радье ответил: «Нет. Это необъяснимо». В ответ на предположение, что подобное может повториться, он пожал плечами. «Пока нельзя сказать ничего определенного. Требуются наблюдения и исследования», — заявил он. Еще один ответственный чиновник, мосье Пон, в интервью сказал: «Падение, должно быть, вызвано внезапным оседанием морского дна». На вопрос, обычное ли это явление, он ответил: «Нет, но меня это не удивляет. Земная поверхность подобна губке». Тогда наш корреспондент предположил, что просачивание такого большого объема воды грозит опасностью, если она достигнет раскаленного слоя. Мосье Пон, улыбнувшись, ответил: «Не стоит этого бояться: если бы вода добралась до магмы, мы бы сейчас с вами не разговаривали»«.

Дальше шли заметки, повторявшие друг друга. Все четверо прочли интервью и посмотрели друг на друга. Смит выпил бренди и закурил.

— Бедняги, — сказал он. — Я догадывался, что так оно и будет!

Марк кивнул. Десять дюймов воды над этим обширным пространством представляли собой немыслимое число галлонов. Да, это был конец. Настал большой прорыв. Теперь из пещер пигмеев никому не спастись!

— Интересно, выбрался ли кто-нибудь, кроме нас? — спросила Маргарет.

— Вероятно, кое-кому из пленников, — предположил Гордон, — и посчастливилось подняться по вентиляционным шахтам, но только не пигмеям…

— Что ж, — произнес Эд с некоторым облегчением в голосе, — это дает нам свободу. Сейчас уже нет смысла сочинять всякие байки, и я не прочь доложить вам, ребята, что когда уберусь с французской территории, у меня станет гораздо легче на душе!

— У меня тоже, — согласился Смит. — Но куда мы отправимся?

— Разумеется, в Лондон, — ответил Гордон. — Вы забыли, что являетесь членами правления «Колд Лайт Компани Лимитед»?

Маргарет оглядела группу.

— Да. Лондон, — согласилась она. — Но есть кое-что поважнее «Колд Лайт Компани». Вы приглашены на свадьбу!

Смит опрокинул остаток бренди.

— Бесплатная выпивка? — осведомился он.

— Целый океан!

Смит встал и потянул за собой Эда.

— Это хорошие новости, Маргарет! Вези нас в Лондон!