Энн Бишоп

Наследница Теней

Энн Бишоп

Наследница Теней

Драгоценные Камни

Белый

Желтый

Тигровый Глаз

Розовый

Небесно-голубой

Лиловый Сумрак

Опал^[1]

Зеленый

Сапфир

Красный

Серый

Эбеново-серый

Черный

Приносящий Жертву Тьме может опуститься не более чем на три ступени от Камня, носимого по Праву рождения.

Например, если Камень по Праву рождения – Белый, то носящий может опуститься до Розового.

Иерархия Крови (касты)

Мужчины

Лэнден – представитель любой из рас, не принадлежащий к Крови.

Мужчина Крови – общее название для любого мужчины, принадлежащего к Крови; относится также к тем, кто не носит Камни.

Предводитель – мужчина, носящий Камень, равный по статусу ведьме.

Князь – мужчина, носящий Камень, равный по статусу Жрице или Целительнице.

Верховный Князь – опасный, крайне агрессивный представитель мужского пола, носящий Камень, по статусу чуть ниже Королевы.

Женщины

Лэнден – представительница любой из рас, не принадлежащая к Крови.

Женщина Крови – общее название для любой женщины, принадлежащей к Крови; обычно относится к тем, кто не носит Камни.

Ведьма – женщина Крови, носящая Камень, но не принадлежащая при этом к другим кастам; также может относиться к любой женщине, носящей Камень.

Целительница – ведьма, способная исцелять телесные раны и болезни, по статусу равна Жрице или Князю.

Жрица – ведьма, отвечающая за алтари, Святилища и Алтари Тьмы; заключает помолвки и браки, совершает жертвоприношения, по статусу равна Целительнице или Князю.

Черная Вдова – ведьма, исцеляющая разум, сплетающая сложные паутины снов и видений, обучена творить иллюзии и превосходно разбирается в ядах.

Королева – ведьма, которая правит Кровью, считается сердцем страны и душой Крови, а потому является центральной фигурой в их обществе.

Пролог

Кэйлеер

Темный Совет был созван вновь. Андульвар Яслана, мертвый демон, эйрианский Верховный Князь, сложил темные крылья и оценивающе оглядел других членов Совета. Увиденное ему совершенно не понравилось. Если не считать Трибунала, обязанного являться на все слушания, лишь две третьих общего числа членов должны были посещать каждое заседание, выслушивая бесконечные петиции, или разрешать в Кэйлеере разбирательства людей Крови, которые не могли быть улажены Королевами Краев. Сегодня же ни одно место не пустовало, за исключением соседнего с его креслом.

Однако тот, кто обычно занимал место рядом с Андульваром, был здесь, терпеливо стоял посреди зала, ожидая решения Совета. Смуглый мужчина с золотистыми глазами, густыми черными волосами, уже начавшими серебриться на висках. Глядя на то, как небрежно он опирается на элегантную трость с серебряным набалдашником, можно было подумать, что это красивый мужчина Крови, достигший последних лет зрелости. Однако длинные, окрашенные черным ногти и кольцо с Черным Камнем на правой руке не оставляли сомнений, что это не так.

Один из Трибунов тихо прочистил горло.

– Князь Сэйтан Деймон Са-Дьябло, вы предстали перед Советом с намерением получить опекунство над несовершеннолетним ребенком по имени Джанелль Анжеллин. Вы не захотели, согласно требованиям, предъявляемым к делам людей Крови, предоставить нам необходимые сведения о том, как связаться с родными девочки, чтобы они могли присутствовать на этом заседании и высказать свое мнение.

– Им этот ребенок не нужен, – последовал тихий ответ. – А мне – нужен.

– Увы, мы знаем об этом только с ваших слов, Повелитель.

Дураки, подумал Андульвар, наблюдая за тем, как вздымается от гнева грудь Сэйтана.

Первый Трибун продолжил:

– Более всего в данном прошении нас беспокоит тот факт, что вы – Хранитель, один из живых мертвецов, однако при этом желаете взять в свои руки благополучие живого ребенка.

– Не просто живого ребенка, Трибун. Этого ребенка.

Первый Трибун с беспокойством поерзал в кресле. Его взгляд скользнул по ярусам кресел, расположенным по обеим сторонам огромного зала.

– Учитывая… необычные… обстоятельства, решение должно быть единодушным. Вы понимаете это?

– Понимаю, Трибун. Я понимаю это как нельзя лучше.

Тот снова нервно откашлялся.

– Начинается голосование по делу Сэйтана Деймона Са-Дьябло, желающего стать опекуном Джанелль Анжеллин. Кто против?

Нерешительно поднялись руки, и Андульвар содрогнулся, заметив необычный взгляд Сэйтана, глаза которого словно остекленели.

После того как голоса были подсчитаны, никто не проронил ни слова, не осмелился даже пошевелиться.

– Проведите голосование еще раз, – тихо произнес Сэйтан.

Первый Трибун ничего не ответил на это, и Второй Трибун коснулась его руки. Через несколько секунд в кресле Первого Трибуна осталась лишь кучка пепла и черная шелковая мантия.

«Мать-Ночь! – воскликнул про себя Андульвар, наблюдая за тем, как один за другим тела возражавших рассыпаются прахом. – Мать-Ночь…»

– Проведите голосование еще раз, – все тем же тихим, мягким тоном произнес Повелитель Ада.

Решение и впрямь было единодушным.

Второй Трибун невольно положила руку на сердце:

– Князь Сэйтан Деймон Са-Дьябло, Совет единогласно дарует вам все отцовские…

– Родительские. Все родительские права.

– Все родительские права на ребенка по имени Джанелль Анжеллин, с этого часа до дня, когда она достигнет совершеннолетия, то есть когда ей исполнится двадцать лет.

Как только Сэйтан поклонился Трибуналу и направился к выходу, Андульвар покинул свое кресло и распахнул двойные двери в дальнем конце зала Совета. Он вздохнул с облегчением, когда Сэйтан, тяжело опираясь на трость с серебряным набалдашником, медленно прошел мимо.

Битва еще не окончена, подумал эйрианец, закрывая двери и следуя за Повелителем Ада. Совет, конечно, в следующий раз сумеет противостоять Повелителю более тонко, но этот следующий раз непременно будет.

Когда они наконец шагнули в прохладный ночной воздух, Андульвар повернулся к своему старому другу:

– Что ж, теперь она твоя.

Сэйтан поднял лицо к ночному небу и устало прикрыл золотистые глаза.

– Да. Она моя.

Часть первая

Глава 1

1. Террилль

Окруженный стражниками, Люцивар Яслана, эйрианец-полукровка, Верховный Князь, вошел во двор, ожидая услышать приказ о своей казни. Не было иных причин приводить сюда жалкого раба из соляных шахт. У Зуультах, Королевы Прууля, были причины желать его смерти. Притиан, Верховной Жрице Аскави, он, напротив, был нужен живым, поскольку она до сих пор надеялась превратить его в племенного жеребца. Однако во дворе рядом с Зуультах стояла не Притиан.

Доротея Са-Дьябло, Верховная Жрица Хейлля.

Люцивар расправил темные, кожистые крылья, надеясь, что жгучий воздух пустынь Прууля наконец высушит их.

Леди Зуультах бросила взгляд на капитана стражи. Через мгновение раздался свист плети, оставившей на спине Люцивара глубокий рубец.

Тот зашипел сквозь стиснутые зубы и покорно сложил крылья.

– Любое другое действие, выражающее неповиновение, будет наказано пятьюдесятью ударами, – зло предостерегла Зуультах, отвернулась и о чем-то заговорила с Доротеей Са-Дьябло.

Какую игру они затеяли? – подумал Люцивар. Что могло выманить Доротею из ее хейллианского логова? И что это за рассерженный Князек с Зеленым Камнем стоит поодаль от женщин, сжимая в руке сложенный отрез ткани?

Осторожно выпустив ментальный импульс, Люцивар уловил эмоции. От Зуультах, как обычно, исходила волна возбуждения и жестокости. От Доротеи – нетерпение и страх. Под гневом неизвестного эйрианцу Князя таилось горе и чувство вины.

Страх Доротеи представлял наибольший интерес, поскольку означал, что Деймона Сади до сих пор не поймали.

Улыбка удовлетворения заиграла на губах Люцивара.

Заметив эту улыбку, Князь с Зеленым Камнем преисполнился враждебности.

– Мы зря теряем время, – сердито бросил он, шагнув к эйрианцу.

Доротея обернулась к нему:

– Князь Александр, подобные вещи стоят де…

Филип Александр развернул ткань, взяв ее за верхние углы.

Люцивар пораженно уставился на запятнанную простынь. Кровь. Сколько крови… Слишком много крови. Кровь была ментальной ниточкой. Если он направит ментальный импульс и коснется этого пятна…

Его душа замерла, едва не разорвавшись на части.

Люцивар заставил себя встретиться с враждебным взглядом Филипа Александра.

– Неделю назад Деймон Сади похитил мою двенадцатилетнюю племянницу и отвел ее к Алтарю Кассандры, где избил и изнасиловал ее. – Филип встряхнул руками, и кровавые пятна заплясали перед глазами у Люцивара.

Тот с трудом сглотнул, пытаясь удержать желудок на положенном месте, и медленно покачал головой.

– Деймон не мог изнасиловать ее, – произнес он, убеждая скорее себя, чем Филипа. – Не мог. Он никогда раньше не был способен на подобное.

– Может, раньше просто не представлялось повода! – рявкнул Филип. – Это кровь Джанелль, а Сади был опознан Предводителями, поспешившими ей на выручку!

Люцивар неохотно повернулся к Доротее:

– Вы уверены?

– До моего сведения дошла информация – к сожалению, запоздало, – что Сади проявлял неестественный интерес к этой девочке. – Доротея изящно пожала плечами. – Возможно, он оскорбился, когда она попыталась отклонить его ухаживания. Ты не хуже меня знаешь, на что Сади способен в гневе.

– А тело вы нашли?

Доротея ответила не сразу.

– Нет. Это все, что обнаружили Предводители. – Она указала на простыню. – Но не стоит полагаться только на мои слова. Посмотрим, сможешь ли ты переварить то, что запечатлено в этой крови.

Люцивар сделал глубокий вдох. Эта сука лгала ему. Должна была лгать. Потому что, благая Тьма, если это правда…

Деймону действительно предлагали свободу в обмен на убийство Джанелль. Он отказался от нее – по крайней мере, Сади так сказал. Но что, если он изменил свое решение?..

Через мгновение после того, как Люцивар открыл сознание и коснулся импульсом окровавленной простыни, он упал на колени, избавляясь от скудного завтрака, состоявшегося всего час назад, и яростно дрожа. Проклятый Сади. Пусть будет его душа отправлена в недра Ада! Она была всего лишь ребенком ! Что девочка могла сделать, чтобы заслужить такое? Она была Ведьмой, живой легендой! Она была Королевой, которой они оба мечтали служить! Она была его маленькой дикой Кошкой. Будь ты проклят, Сади!

Охранники подняли Люцивара.

– Где он? – требовательно спросил Филип Александр.

Люцивар закрыл глаза, чтобы не видеть окровавленной простыни. Таким усталым и подавленным он не чувствовал себя никогда. Ни в эйрианских охотничьих лагерях, будучи презираемым полукровкой, ни в бесчисленных дворах, где ему приходилось служить на протяжении долгих веков, ни даже здесь, в Прууле, под опекой бдительной Зуультах.

– Где он? – повторил Филип.

Люцивар нехотя открыл глаза.

– Откуда, во имя Ада, мне знать?

– Перед тем как Предводители потеряли след, Сади направлялся на юго-восток – к Пруулю. Всем прекрасно известно…

– Он не пришел бы сюда. – В его разбитой душе разгорелось адское пламя. – Он не осмелился бы прийти сюда.

Доротея Са-Дьябло шагнула к Люцивару:

– А почему бы и нет? Вы не раз помогали друг другу в прошлом. Нет никаких причин…

– Причина есть , – яростно бросил эйрианец. – Если я еще хоть раз увижу этого ублюдка с холодной кровью гадюки, то вырву его сердце голыми руками!

Доротея отступила, потрясенная услышанным. Зуультах с опаской наблюдала за своим рабом.

Филип Александр медленно опустил руки.

– Он объявлен вне закона. За его голову назначена цена. Когда Сади поймают…

– Он будет наказан соответственным образом, – поспешно вставила Доротея.

– Он будет казнен! – яростно возразил Филип.

На мгновение повисло тягостное молчание.

– Князь Александр, – промурлыкала Доротея, – даже человек с Шэйллота должен знать, что среди Крови нет законов, запрещающих убийство. Если у вас не хватило здравого смысла, чтобы отдалить беспокойного, нервного и эмоционально нестабильного ребенка от игр с Верховным Князем, обладающим таким характером… – Она едва уловимо пожала плечами. – Возможно, девочке досталось по заслугам.

Филип побледнел.

– Она была хорошей девочкой, – возразил он, но его голос едва уловимо дрогнул, выдавая сомнение.

– О да, – вкрадчиво согласилась Доротея. – Настолько хорошей, что вашей семье каждые несколько месяцев приходилось отсылать ее прочь на… перевоспитание.

Эмоционально нестабильный ребенок. Эти слова вновь вызвали к жизни языки яростного пламени, поднявшегося в душе Люцивара, и заставили их покрыться льдом. Эмоционально нестабильный ребенок. «Держись от меня подальше, ублюдок, – с холодным гневом подумал эйрианец. – Лучше держись от меня подальше. Потому что, если мне представится такая возможность, я собственноручно разрежу тебя на кусочки».

Зуультах, Доротея и Филип удалились в дом, чтобы продолжить обсуждение проблемы в прохладных комнатах. Люцивар не обратил на это внимания. Он едва заметил, что его повели обратно в соляную шахту, сунули в руки кирку. Он не обратил внимания на боль, когда струйка едкого пота побежала по свежему следу, оставленному плетью.

У него перед глазами неотступно стояла окровавленная простыня.

Люцивар замахнулся киркой.

Лжец.

Он не видел стены, не видел соляных залежей. Он видел только смуглую, золотисто-коричневую грудь своего брата, видел бьющееся под ребрами сердце.

Скользкий… придворный… лжец .

2. Ад

Андульвар присел на угол большого письменного стола из черного дерева.

Сэйтан поднял взгляд от письма, которое уже некоторое время пытался составить:

– Ты собирался вернуться в свое гнездо.

– Передумал.

Взгляд Андульвара лениво отмечал хорошо знакомые детали интерьера личного кабинета Повелителя и наконец замер на портрете Кассандры, Королевы, носившей Черный Камень и ходившей по Королевствам более пятидесяти тысяч лет назад. Пять лет назад Сэйтан узнал, что она разыграла сцену окончательной смерти и стала Хранительницей, чтобы дождаться следующую Ведьму.

И что с этой Ведьмой сталось, мрачно подумал Андульвар. Джанелль Анжеллин была необычным ребенком, наделенным большой силой, но вместе с тем таким же уязвимым, как и все остальные. Могущество не смогло уберечь девочку от вольного или невольного участия в бесконечных секретных затеях своей семьи, о которых эйрианцу и Сэйтану оставалось только гадать, а также от жестоких интриг мстительных Доротеи и Гекаты, вознамерившихся устранить со своего пути единственную возможную соперницу, которой удалось бы поколебать их власть над Королевством Террилль. Андульвар был уверен, что именно они стояли за коварной жестокостью, заставившей Джанелль разорвать связь со своим телом.

Не успев предотвратить насилие, дружеские руки отняли девочку у мучителей и принесли ее к Алтарю Кассандры. А там Деймон Сади с помощью Сэйтана сумел вывести ее из ментальной бездны на достаточно долгий срок, чтобы исцелить физические раны измученного тела. Однако, когда Предводители Шэйллота прибыли, чтобы «спасти» ее, она запаниковала и вновь канула в бездну.

Тело продолжало медленно исцеляться, но только Тьма знала, где сейчас находился дух Джанелль – и вернется ли он когда-либо в свою физическую оболочку.

Отбросив эти невеселые мысли, Андульвар взглянул на Сэйтана, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, раздув на мгновение щеки.

– Прошение об отставке из Темного Совета?

– Мне следовало подать его давным-давно.

– Ты всегда придерживался мнения, что присутствие мертвых демонов в Совете – большое преимущество, поскольку у них нет личной заинтересованности в исходе тех или иных дел.

– В любом случае, боюсь, моя личная заинтересованность в исходе одного конкретного дела ни у кого не вызывает сомнений, верно? – Написав внизу листа свое имя, Сэйтан завершил его изящным росчерком, а затем сложил письмо, положил в конверт и запечатал черным воском. – Не мог бы ты сам доставить это?

Андульвар неохотно принял конверт.

– А что, если Темный Совет примет решение отыскать членов ее семьи?

Сэйтан откинулся на спинку кресла.

– Темный Совет ни разу не созывался в Террилле с тех пор, как закончилась последняя война между Королевствами. У Совета Кэйлеера нет ни малейших причин пытаться искать ее родственников за пределами Царства Теней.

– Если они проверят записи в журналах, сохранившиеся в Эбеновом Аскави, то выяснят, что девочка родилась не в Кэйлеере.

– Джеффри – библиотекарь Цитадели – любезно согласился не находить никаких сведений, которые могут быть полезны членам Совета и помогут им выяснить, что на самом деле она с Шэйллота. Кроме того, имя Джанелль вообще не упоминается в регистрах – и это не изменится, если только не появится стоящая причина включить туда соответствующую запись.

– Ты останешься в Цитадели?

– Да.

– Надолго?

Сэйтан ответил не сразу.

– Я пробуду там столько, сколько понадобится. – Видя, что Андульвар не собирается уходить, Повелитель поинтересовался: – Еще какие-нибудь вопросы?

Эйрианец пристально разглядывал надпись на конверте, сделанную аккуратным мужским почерком.

– В приемной наверху ждет демон, который просил аудиенции. Он говорит, это важно.

Сэйтан отодвинулся от стола и потянулся за тростью.

– Все они так говорят, если наберутся храбрости обратиться ко мне. Кто он?

– Я его раньше не видел, – произнес Андульвар, а затем неохотно добавил: – Он новенький в Темном Королевстве. И он из Хейлля.

Сэйтан, хромая, обошел стол.

– Тогда что ему от меня нужно? Я уже семнадцать веков не ввязываюсь в дела Хейлля.

– Он отказался сказать, зачем ему нужно встретиться с вами. – Андульвар снова помолчал немного. – Он мне не нравится.

– Разумеется, – сухо согласился Повелитель. – Он же хейллианец.

Андульвар покачал головой:

– Дело не только в этом. От него исходит запах внутренней гнили. Он запятнан чем-то…

Сэйтан замер на месте.

– Что ж, в таком случае пойдем побеседуем с нашим хейллианским Братом, – со скрытой мягким тоном угрозой произнес он.

Андульвар не смог подавить дрожи, пробежавшей по его телу. К счастью, Повелитель уже направился к двери и ничего не заметил. Они были друзьями уже много тысяч лет, вместе служили, смеялись, оплакивали друзей. Эйрианец не хотел, чтобы Сэйтан чувствовал боль из-за того, что иногда даже друзья страшились его, Повелителя Ада, и ничего не могли с этим поделать.

Однако, когда Сэйтан открыл дверь и взглянул на него, Андульвар заметил проблеск гнева в золотистых глазах, говоривший о том, что его реакция не ускользнула от внимания друга. Затем Повелитель вышел из своего кабинета, чтобы разобраться с дураком, ожидавшим аудиенции.

Недавно скончавшийся мертвый демон, хейллианский Предводитель, стоял посреди приемной, убрав руки за спину. Он был одет во все черное, включая шелковый шарф, повязанный вокруг шеи.

– Повелитель, – произнес неизвестный, отвесив уважительный поклон.

– Вы что, незнакомы с простейшими правилами хорошего тона, которые приличествует соблюдать, приближаясь к незнакомому Верховному Князю?

– Но, Повелитель… – запнулся тот.

– Мужчина не прячет руки за спиной – если только не держит в них оружия, – пояснил Андульвар, входя следом за Повелителем. Он расправил темные кожистые крылья, загородив дверь.

По лицу Предводителя пронеслась ярость и в тот же миг исчезла. Он покорно вытянул руки перед собой:

– Как видите, мои совершенно бесполезны.

Сэйтан взглянул на обтянутые черными перчатками конечности. Правая заканчивалась кривым когтем. На левой не хватало мизинца.

– Ваше имя?

Предводитель помедлил с ответом на мгновение дольше, чем следовало.

– Грир, Повелитель.

Даже его имя каким-то непостижимым образом отравляло воздух. Нет, дело не только в этом человеке, хотя пройдет не меньше месяца, прежде чем вонь гниющего мяса наконец выветрится. Что-то еще. Взгляд Сэйтана упал на черный шелковый шарф. Его ноздри раздулись, стоило уловить аромат, который он знал слишком хорошо. Вот оно что. Геката по-прежнему отдавала предпочтение этим духам.

– Чего вы хотите, лорд Грир? – спросил Сэйтан, уверенный, что правильно угадал причину, по которой Геката решила подослать к нему своего очередного прихвостня. Не без труда он подавил ледяной гнев, мгновенно вспыхнувший в его душе.

Грир устремил взгляд в пол:

– Я… Я хотел спросить, нет ли у вас каких-нибудь новостей об одной юной ведьме.

В комнате стало так восхитительно холодно… Какой сладостной темнотой она наполнилась… Одна только мысль, простейшее движение, кратчайшее прикосновение силы Черного Камня к незваному гостю – и от Предводителя не останется даже шепота во Тьме.

– Я правлю Адом, Грир, – слишком тихо и спокойно напомнил Сэйтан. – Мне нет никакого дела до какой-то хейллианской ведьмы, юной или не очень. С чего вы взяли, что дела могут обстоять иначе?

– Она была не из Хейлля, – произнес Грир. – У меня сложилось впечатление, что вы – ее друг.

Сэйтан приподнял одну бровь:

– Я?

Грир поспешно облизнул губы. Слова посыпались как из рога изобилия.

– Я был направлен в хейллианское посольство в Белдон Море, столице островного Края под названием Шэйллот, и имел счастье познакомиться с Джанелль. Когда нагрянула беда, я предал доверие Верховной Жрицы Хейлля тем, что помог Деймону Сади отвести девочку в безопасное место. – Уцелевшие пальцы левой руки дернули узел шарфа, повязанного на шее, и наконец оттянули черный шелк вниз. – Это была моя награда.

Лживый ублюдок, с ненавистью подумал Сэйтан. Если бы он не считал, что этот ходячий труп еще может сослужить службу своему Повелителю, то прорвался бы сквозь все заслоны в разуме Грира и выяснил, какую роль тот играл на самом деле .

– Я знал эту девочку, – прорычал Сэйтан, направляясь к двери.

Грир сделал шаг вперед:

– Знали ее? Она?..

Верховный Жрец Песочных Часов резко развернулся на каблуках:

– Она ходит среди килдру дьятэ !

Грир склонил голову:

– Пусть будет милосердна Тьма.

– Пошел вон. – Сэйтан шагнул в сторону, не желая оскверняться прикосновением к этому человеку.

Андульвар сложил крылья и выпроводил Грира из Зала. Эйрианец вернулся спустя несколько минут. На его лице застыло обеспокоенное выражение. Сэйтан смотрел прямо на него, не чувствуя больше необходимости скрывать гнев и ненависть, которые вспыхнули в глубине золотистых глаз.

Андульвар принял боевую стойку эйрианцев, расставив ноги и слегка расправив крылья.

– Знаешь ли, это заявление разойдется по Аду быстрее, чем запах свежей крови.

Сэйтан обеими руками стиснул трость.

– Мне чертовски все равно, кому еще он передаст эти слова, – выплюнул он, – если при этом они дойдут до ушей суки, отправившей его сюда!

– Он так сказал? Он действительно так сказал?

Скорчившись в единственном кресле в комнате, Грир утомленно кивнул.

Геката, самопровозглашенная Верховная Жрица Ада, восторженно закружилась по комнате. Длинные черные волосы хлестали ее по плечам, когда она в очередной раз резко разворачивалась.

Это еще лучше, чем просто уничтожить ребенка. Теперь, когда разум потерян и разбит, а тело мертво, эта девочка превратится в нож, засевший у Сэйтана между ребрами, то и дело проворачивающийся в ране. Постоянное напоминание, что не он один обладает силой, с которой нужно считаться.

Геката замерла на месте, склонила голову набок и торжествующе воздела руки к потолку.

– Она ходит среди килдру дьятэ ! – Грациозно опустившись на пол, она прислонилась к подлокотнику кресла, в котором сидел Грир, и нежно погладила его по щеке. – И ты, мой дорогой, ответствен за это… О да, теперь она не представляет для него ни малейшей ценности.

– Но ведь девочка больше не может быть полезна и вам, Жрица.

Геката кокетливо надула губки, а в ее золотистых глазах мелькнула жестокость.

– Если ты имеешь в виду первоначальные планы – то нет. Однако она превратится в великолепное оружие против этого помойного сына шлюхи.

Заметив непонимание на лице Грира, женщина встала и отряхнула пыль со своего платья, раздраженно цокнув языком.

– Мертво твое тело, а не разум, Грир! Подумай как следует, дорогой мой. Кто еще интересовался этим ребенком?

Грир неожиданно выпрямился, и на его губах заиграла улыбка.

– Деймон Сади.

– Деймон Сади, – самодовольно подтвердила Геката. – Как ты думаешь, он очень обрадуется, узнав, что его маленькая любимица так безнадежно мертва? И на кого, по-твоему, он возложит вину за ее преждевременный уход из мира живых? Как забавно будет настроить сына против отца! А если они уничтожат друг друга, – Геката широко развела руками, – то Ад снова расколется на части, и те, кто всегда трепетал перед этим Повелителем, не решаясь вступить в противостояние с ним, станут на мою сторону. С силой мертвых демонов, объединившихся в войско, Террилль наконец-то опустится на колени и признает меня единственной Верховной Жрицей, как сделали бы много, много веков назад, если бы этот ублюдок не вмешался в мои дела.

Она с отвращением окинула взглядом маленькую, почти пустую комнату.

– Как только он исчезнет, я снова окружу себя великолепием, которое полагается мне по праву. А ты, мой верный, дорогой Грир, будешь служить мне. Идем, – произнесла Геката, увлекая его в другую крошечную комнатку. – Я понимаю, что смерть тела стала для тебя серьезным потрясением…

Грир уставился на дрожащих мальчика и девочку, скорчившихся на соломе.

– Мы же демоны, Грир, – произнесла Геката, погладив его по руке. – Нам необходима плоть и горячая кровь. С их силой мы можем поддерживать свои тела в превосходном состоянии. И хотя некоторые плотские удовольствия нам уже недоступны, есть способы возместить эти потери. – Женщина склонилась к нему, жарко прошептала на ухо: – Это дети лэнденов. Конечно, лучше подошел бы ребенок Крови, однако их гораздо труднее заполучить. Однако даже дитя лэнденов сможет доставить нам удовольствие.

Грир быстро и тяжело дышал, словно ему не хватало воздуха.

– Хорошенькая девочка, верно, Грир? При первом же ментальном прикосновении ее разум обратится в тлеющую золу, но примитивные чувства останутся… надолго… а страх – это восхитительное пиршество.

3. Террилль

«Ты – мое орудие».

Деймон Сади беспокойно заметался на маленькой кровати, поставленной для него в одной из кладовых комнат под домом Красной Луны Дедже.

«Ты мое орудие»… путешествие на Ветрах до Алтаря Кассандры… Сюрреаль уже там, заливается слезами… Кассандра тоже там, сердится… Столько крови… Кровь Джанелль на его руках… Спуск в бездну… падение, крики… Ребенок, не бывший таковым… Узкая кровать с ремнями, чтобы привязывать руки и ноги… Роскошная постель, застеленная шелковыми простынями… Холодный камень Темного Алтаря… Черные свечи… Ароматические свечи… Детский крик… Его язык сладострастно облизывает маленький витой рог… Он наваливается на нее своим телом, вдавливая в холодный камень, но она борется с ним и кричит… Он умоляет о прощении… Но что он сделал? Золотистая грива… его пальцы щекочут хвост… узкая постель с шелковыми простынями… роскошная постель с ремнями… Прости меня, прости, прости… Он наваливается на нее своим телом, прижимая, не давая двигаться… Что он сделал?..

Гнев Кассандры обдает его болью… Что с Джанелль? Она в безопасности? Здорова? Роскошная каменная постель… шелковые простыни с ремнями… детский крик… Сколько крови… «Ты – мое орудие»… «Прости меня, прости, прости»… Что же он наделал?

Сюрреаль прислонилась к стене, слушая приглушенные всхлипывания Деймона. Кто бы мог предположить, что Садист настолько уязвим? Она и Дедже были знакомы с основами целительского ремесла и сумели залечить раны его тела, однако не имели ни малейшего представления, что делать с жестокими душевными и эмоциональными травмами. Вместо того чтобы окрепнуть, Деймон день за днем становился все более слабым, а его разум – пугающе хрупким.

На протяжении первых нескольких дней с момента их прихода в этот дом Красной Луны Деймон постоянно задавал Сюрреаль один и тот же вопрос. Он хотел знать, что случилось. Но она могла рассказать ему только о том, что знала сама.

С помощью девочки по имени Роза, ставшей мертвым демоном, она проникла в Брайарвуд, убила Предводителя, изнасиловавшего Джанелль, а затем отнесла девочку в Святилище, называемое Алтарем Кассандры. Деймон присоединился к ней уже там. Кассандра поджидала их. Деймон приказал ей выйти из комнаты, где располагался Алтарь, чтобы попытаться вернуть Сущность Джанелль обратно в ее тело. Сюрреаль использовала это время с пользой, чтобы расставить ловушки для «спасателей» из Брайарвуда. Когда прибыли эти похотливые самцы, она сдерживала их так долго, как только могла. К тому времени, когда пришлось вернуться в комнату с Алтарем, Кассандра и Джанелль уже ушли, а Деймон едва держался на ногах. Они вскочили на Ветра и вернулись в Белдон Мор. Последние три недели беглецы укрывались в доме Красной Луны Дедже.

Вот и все, что Сюрреаль могла ему рассказать. Но Деймону нужно было услышать что-то другое. Она не могла ответить на вопрос, спас ли он Джанелль. И похоже, чем больше усилий Сади прилагал, чтобы вернуть воспоминания, тем более раздробленные картины представали перед ним. Однако у него еще оставалась сила Черного Камня и способность выпустить на волю свое темное могущество. Если он утратит и без того слабую связь с реальностью…

Сюрреаль обернулась на звук ноги, тихо шаркнувшей по ступенькам лестницы, расположенной в конце тускло освещенного коридора. Всхлипы за закрытой дверью утихли.

Быстро и бесшумно двинувшись вперед, Сюрреаль загнала в угол женщину, притаившуюся у подножия.

– Что тебе нужно, Дедже?

Блюда и тарелки, которыми был уставлен поднос, задребезжали, когда женщина невольно вздрогнула.

– Я… я подумала… – Она подняла поднос повыше. – Сэндвичи, горячий чай… Я…

Сюрреаль нахмурилась. Почему Дедже пялится на ее груди? Причем отнюдь не взглядом деловой хозяйки дома Красной Луны, оценивающей одну из своих девочек. И почему она дрожит?

Сюрреаль опустила взгляд. Она стискивала свой любимый кинжал, прижав его кончик к Серому Камню, висевшему на золотой цепочке как раз над вырезом. Она не помнила, как призвала кинжал или Камень. Конечно, непрошеное вторжение встревожило ее и вызвало раздражение, однако…

Девушка заставила кинжал исчезнуть и стянула ворот рубашки, пряча Камень, а затем забрала поднос из рук Дедже.

– Прости. Я становлюсь слишком нервной.

– Серый, – прошептала Дедже. – Ты носишь Серый…

Сюрреаль напряглась:

– Только не в те дни, когда я работаю в домах Красной Луны.

Дедже, похоже, не слышала ее.

– Я даже не знала, что ты настолько сильна.

Сюрреаль перенесла вес подноса на правую руку и небрежно опустила левую, прижав ее к боку. Пальцы сомкнулись на гладкой рукоятке кинжала. Если это необходимо сделать, то все пройдет быстро и чисто. Дедже заслужила хотя бы это.

Она наблюдала за изменениями на лице женщины, которая пыталась сопоставить все, что знала о шлюхе Сюрреаль, с вновь открывшимися ей сведениями о ведьме, давно ставшей наемной убийцей. Когда Дедже наконец вновь посмотрела на нее, на ее лице появилось уважение и темное удовлетворение.

Затем Дедже вновь перевела взгляд на поднос и нахмурилась:

– К этому чаю следовало бы применить согревающее заклятие, иначе его нельзя будет пить.

– Я об этом позабочусь, – отозвалась Сюрреаль.

Хозяйка направилась вверх по лестнице.

– Дедже… – тихо позвала девушка. – Я всегда возвращаю долги.

Дедже быстро улыбнулась ей и кивком указала на поднос:

– Попытайся впихнуть в него хоть немного еды. Ему нужно набираться сил.

Сюрреаль подождала немного и, услышав, что дверь наверху закрылась, вернулась в кладовку, где сейчас находился самый опасный Верховный Князь во всем Королевстве.

Позже тем же вечером Сюрреаль без стука открыла дверь кладовой и замерла на месте:

– Что, во имя Ада, ты делаешь?!

Деймон на мгновение поднял глаза, а затем продолжил шнуровать ботинок.

– Одеваюсь. – В его глубоком, бархатном голосе появился надрыв.

– Ты свихнулся?! – Сюрреаль прикусила губу, пожалев о не вовремя вырвавшемся слове.

– Возможно. – Деймон вдевал рубиновые запонки в манжеты белой шелковой рубашки. – Я должен выяснить, что произошло, Сюрреаль. Я должен найти ее.

Сюрреаль раздраженно провела рукой по волосам:

– Ты не можешь уйти среди ночи! К тому же на улице зверский холод.

– А мне кажется, лучше времени и не придумать, ты так не считаешь? – слишком спокойно отозвался Деймон, неуловимым движением натягивая черный смокинг.

– Нет, не считаю! Подожди по крайней мере до рассвета.

– Я хейллианец. Это Шэйллот. Средь бела дня я буду выглядеть слишком уж подозрительно. – Деймон окинул комнатку рассеянным взглядом, пожал плечами, вытащил из кармана гребень и стал тщательно расчесывать густые черные волосы. Закончив, он засунул руки в карманы брюк и поднял бровь, словно спрашивая: «Что скажешь?»

Сюрреаль рассматривала стройное и в то же время мускулистое тело, на котором удивительно ладно сидел строгий черный костюм. Золотисто-коричневая кожа Сади стала пепельной от изнеможения, под глазами появились темные круги. Но даже сейчас он был слишком красив. Ни один мужчина не имел на это права.

– Ты выглядишь как кусок дерьма! – рявкнула она.

Сади дернулся, словно ее гнев оставил глубокий порез, затем слабо улыбнулся:

– Не пытайся вскружить мне голову комплиментами, Сюрреаль.

Девушка сжала кулаки. Единственное, что можно в него швырнуть, – это поднос с чаем и сэндвичами. Стоило ей увидеть пустую чашку и нетронутые бутерброды, как она сорвалась:

– Идиот, ты так ничего и не съел!

– Говори тише, если не хочешь, чтобы о моем присутствии узнали все вокруг.

Девушка принялась мерить шагами комнату, осыпая Деймона отборными ругательствами.

– Не плачь, Сюрреаль.

Он обнял ее, и под щекой наемной убийцы оказался прохладный шелк.

– Я и не плачу! – огрызнулась она, с трудом подавив всхлип.

Сюрреаль скорее почувствовала, чем услышала тихий смешок.

– Прости, ошибся. – Деймон легонько коснулся губами ее волос, а затем отстранился.

Сюрреаль громко шмыгнула носом, поспешно вытирая глаза рукавом, и отбросила с лица волосы.

– Ты еще недостаточно окреп, Деймон.

– Мне не станет лучше до тех пор, пока я не найду ее, – тихо отозвался он.

– Ты знаешь, как открывать Врата? – спросила Сюрреаль.

Эти тринадцать мест, обладавших странной силой, связывали Королевства Террилль, Кэйлеер и Ад.

– Нет. Но я отыщу того, кто знает. – Деймон сделал глубокий вдох. – Послушай меня внимательно, Сюрреаль. Во всем Королевстве Террилль очень и очень немногие способны каким-либо образом узнать о твоей связи со мной. Я приложил достаточно сил, чтобы это и дальше все оставалось по-прежнему. Поэтому, если ты не вскочишь на крышу и не начнешь кричать о том, что помогла мне, никто во всем Белдон Море не додумается искать именно тебя. Держись в тени, контролируй свой вздорный нрав. Ты сделала больше чем достаточно. Не увязай еще глубже – потому что меня не будет рядом, чтобы помочь.

Сюрреаль с трудом сглотнула:

– Деймон… ты объявлен сумасшедшим и вне закона. За твою голову назначена цена.

– Неудивительно, если учесть, что я сломал Кольцо Повиновения.

Сюрреаль поколебалась.

– Ты уверен, что Кассандра увела Джанелль в одно из других Королевств?

– Да, по крайней мере, это я знаю наверняка, – тихо отозвался Деймон.

– Значит, тебе необходимо отыскать Жрицу, которая знает, как открывать врата и пройти через них.

– Да. Но сначала мне нужно кое-куда заглянуть.

– Знаешь ли, сейчас не самое подходящее время наносить визиты.

– Это не совсем визит. Доротея не может использовать тебя против меня, потому что даже не подозревает о твоем существовании. Зато она знает о нем и в прошлом уже не раз использовала его, чтобы добраться до меня. На сей раз я не дам ей такого шанса. Несмотря на всю его надменность и вздорный характер, он чертовски хороший Верховный Князь.

Сюрреаль устало привалилась к стене.

– Что ты собираешься делать?

Деймон ответил не сразу.

– Вытащить Люцивара из Прууля.

4. Кэйлеер

Сэйтан появился на небольшой паутине, врезанной в каменный пол одного из внешних дворов Цитадели. Сойдя с нее, он невольно поднял взгляд.

Если не знать, что нужно искать, то увидишь лишь черную гору, называемую Эбеновым Аскави, почувствуешь только массивность скалистой громады. Однако именно здесь размещалась Цитадель, Святилище Ведьмы, хранилище долгой, слишком долгой истории Крови. Это место было поистине неприступным – оно идеально подходило для того, чтобы хранить тайны.

Будь ты проклята, Геката, горько подумал он и, тяжело опираясь на трость, направился к одному из входов. Будь проклята ты и все твои амбициозные замыслы, жадная, злобная сука. Он однажды усмирил руку, готовую ударить, поскольку чувствовал, что за ним остался долг – ведь бывшая супруга родила ему двоих сыновей. Но он давно расплатился, и с лихвой. В этот раз он пожертвует своей честью, самоуважением и всем, что у него еще осталось, если это поможет остановить Гекату.

– Сэйтан.

Джеффри, историк и библиотекарь Цитадели, вышел из дверей, скрытых в тени. Как всегда, он был аккуратно одет в черную облегающую тунику и брюки. На нем не было никаких украшений, если не считать кольца с Красным Камнем. Черные волосы, как всегда тщательно зачесанные назад, открывали взгляду, что растут они правильным треугольником, острием надвигавшимся на лоб. Черные глаза теперь больше походили на угольки, а не на отполированные камни, как раньше.

Сэйтан подошел к библиотекарю, и вертикальная морщинка между его бровями стала еще глубже и заметнее.

– Проходи в библиотеку. Выпьем по бокалу ярбараха, – предложил Джеффри.

Повелитель покачал головой:

– Возможно, позже.

Джеффри нахмурился еще больше:

– Для гнева нет места в комнате больного. Особенно сейчас. И особенно для твоего гнева.

Два Хранителя напряженно посмотрели друг на друга. Сэйтан первым отвел взгляд.

Как только они удобно устроились в мягких креслах и Джеффри разлил по бокалам подогретое кровавое вино, Сэйтан заставил себя взглянуть на огромный черный стол, занимавший почти половину комнаты. Обычно он был завален книгами, посвященными истории и Ремеслу, а также всевозможными справочниками, которые Джеффри извлекал из Хранилища. Мужчины день за днем перерывали записи, сохранившиеся на древних страницах, в поисках хоть каких-то указаний, способных помочь им разобраться в поразительных вещах, которые Джанелль то и дело говорила, а заодно понять ее странные, но удивительные способности. Теперь стол был пуст. И эта пустота причиняла боль.

– У тебя нет ни малейшей надежды, Джеффри? – тихо спросил Сэйтан.

– Что? – Джеффри взглянул было на стол, но тут же отвел взгляд. – Мне было нужно… занятие. Сидеть здесь, где каждая книга служит напоминанием…

– Я понимаю. – Сэйтан осушил свой бокал и потянулся за тростью.

Джеффри проводил его до двери. Выйдя в коридор, Сэйтан ощутил легкое, неуверенное прикосновение и повернулся.

– Сэйтан… ты до сих пор надеешься?

Повелитель очень долго обдумывал вопрос, прежде чем дать единственный возможный ответ.

– У меня нет выбора.

Кассандра закрыла книгу, устало повела плечами и потерла лицо ладонями.

– Никаких изменений. Девочка не поднималась из бездны – или куда там она отправилась. И чем дольше пробудет в таком состоянии, вне досягаемости для другого разума, тем меньше у нас шансов когда-либо вернуть ее.

Сэйтан пристально посмотрел на женщину с рыжими волосами и усталыми изумрудно-зелеными глазами. Давным-давно, когда Кассандра еще была Ведьмой и Королевой, носившей Черные Камни, он был ее Консортом, искренне любил ее. И она по-своему была привязана к нему – до тех пор, пока Сэйтан не принес Жертву Тьме и не получил Черный Камень. После этого их любовь превратилась в торговлю умениями и способностями. Будущий Повелитель Ада грел ей постель в обмен на обучение Ремеслу Черных Вдов. Все кончилось, когда Кассандра разыграла сцену окончательной смерти и скрыла от него, что стала Хранительницей. Ведьма изобразила свою кончину весьма натурально, к тому же Сэйтан всегда верил своей Королеве, поэтому ему и в голову не пришло, что она сделала это только для того, чтобы избавиться от своих обязанностей, а заодно и от него.

Теперь они снова были вместе.

Однако, когда Сэйтан обнял женщину, желая утешить, он ощутил вспыхнувший страх и подавленную дрожь. Кассандра никогда не забывала о том, что он ходил темными дорогами, на которые сама она не осмеливалась ступить, никогда не забывала, что в Темном Королевстве его называли Повелителем, хотя он по-прежнему был жив.

Сэйтан поцеловал ее в лоб и отстранился.

– Отдохни, – мягко посоветовал он. – Я посижу с ней немного.

Кассандра посмотрела на Повелителя, перевела взгляд на постель и покачала головой:

– Даже тебе не удастся дотянуться до нее, Сэйтан.

Он взглянул на бледную, хрупкую девушку, лежащую в море черных шелковых простыней:

– Я знаю.

Когда Кассандра закрыла за собой дверь, Сэйтан не мог не задуматься о том, что бывшая Ведьма, скорее всего, испытывает бессознательное удовлетворение от этого факта, какой бы ужасной ни была сложившаяся ситуация.

Сэйтан покачал головой, пытаясь очистить разум, придвинул кресло к постели и вздохнул. Он очень жалел, что комната так и осталась совершенно безликой. Отполированный черный камень стен нигде не закрывали яркие картины. На мебели из черного дерева не было милых безделушек, которые так дороги юным девушкам. Он очень сильно сожалел об этом.

Но ремонт в этих покоях закончился незадолго до того кошмара у Алтаря Кассандры. У Джанелль не было возможности оставить здесь отпечаток своей личности, хотя бы ментальный запах, который окончательно сделал бы эти комнаты ее собственностью. Тех немногочисленных сокровищ, которые она хранила здесь, было недостаточно – Джанелль слишком редко брала их в руки. Не хватало знакомого якоря, способного вытянуть ее из бездны, бывшей частью Тьмы.

Если не считать его самого.

Опираясь локтем на постель, Сэйтан склонился над Джанелль и нежно откинул с худенького личика золотистые локоны. Ее тело действительно исцелялось, но слишком медленно, поскольку внутри не было никого способного ускорить этот процесс. Джанелль, его юная Королева, дитя его души, затерялась во Тьме – или же где-то в стране видений, называемой Искаженным Королевством. Он не мог пойти за ней туда.

Однако Сэйтан надеялся, что его любовь сможет.

Осторожно положив руку на бледный лоб девушки, Сэйтан закрыл глаза и спустился внутрь, глубоко к Черному. Медленно, осторожно он двигался вниз до тех пор, пока не достиг внутренней паутины. Тогда он выпустил в бездну слова, как делал каждый день на протяжении уже трех недель.

«Ты в безопасности, ведьмочка. Возвращайся. Ты в безопасности».

5. Террилль

Чья-то ладонь прикоснулась к его руке, осторожно сжала плечо.

Люцивар не слишком обрадовался вынужденному пробуждению, вернувшему мучительную боль, которая терзала тело и мешала засыпать. Цепи, приковывавшие его запястья и лодыжки к стене, были слишком короткими и не позволяли лечь удобно, поэтому приходилось спать скорчившись и прижавшись спиной к стене, чтобы хоть немного облегчить боль в ногах. Голова его покоилась на скрещенных предплечьях, крылья прикрывали тело.

Длинные ногти настойчиво царапнули кожу. Рука сильнее сжала плечо.

– Люцивар, – прошептал глубокий голос, хриплый от раздражения и усталости. – Просыпайся, Заноза!

Люцивар поднял голову. Лунный свет, лившийся в зарешеченное окошечко жалкой каморки, был не слишком ярким, но и его хватило, чтобы разглядеть человека, склонившегося над ним. На мгновение он испытал всплеск радости при виде брата. А затем оскалил зубы в хищной ухмылке:

– Ну, здравствуй, Ублюдок.

Деймон отпустил плечо Люцивара и, насторожившись, сделал шаг назад.

– Я пришел, чтобы вытащить тебя отсюда.

Люцивар медленно встал и тихо зарычал, когда звякнули цепи.

– Садист проявляет подобную предусмотрительность? Право, я тронут. – Он бросился на Деймона, но кандалы помешали ему. Сади успел ускользнуть и остановился в нескольких шагах от Люцивара.

– Не слишком радостное приветствие, братец, – тихо произнес Деймон.

– Ты и впрямь ожидал, что во мне вспыхнут родственные чувства, братец ? – огрызнулся тот.

Деймон пробежался пальцами по волосам и вздохнул:

– Ты ведь прекрасно знаешь, почему я не мог помочь тебе. Вплоть до этого момента.

– Да, я знаю причину, – отозвался Люцивар голосом, походившим на мурлыканье хищной кошки. – И не менее хорошо понимаю, почему ты пришел сюда сейчас.

Деймон отвернулся. Тени скрыли его лицо.

– Ты действительно считаешь, будто мое освобождение загладит твою вину, Ублюдок? Ты действительно считаешь, будто я когда-нибудь смогу простить тебя?

– Ты должен простить меня, – прошептал Деймон и неожиданно вздрогнул.

Люцивар сузил золотистые глаза. В ментальном запахе, исходящем от Сади, мелькнули признаки уязвимости. В другое время это изрядно бы его обеспокоило. Сейчас эйрианец усмотрел в них свое оружие.

– Не следовало тебе приходить сюда, Ублюдок. Я же поклялся убить тебя, если ты примешь это предложение, и я сдержу слово.

Деймон снова повернулся к брату:

– Какое еще предложение?

– Хорошо, возможно, сделка – более удачное слово. Твоя свобода в обмен на жизнь Джанелль.

– Я не принимал этого предложения!

Люцивар сжал кулаки:

– В таком случае ты убил ее ради удовольствия? Или не понимал, что она умирает под тобой, пока не стало слишком поздно?

Они уставились друг на друга.

– О чем ты говоришь? – тихо спросил Деймон.

– Об Алтаре Кассандры! – так же тихо ответил Люцивар, хотя гнев, с каждой минутой разгоравшийся все сильнее, угрожал смести стены, возведенные разумом. – В этот раз ты проявил беспечность. Ты оставил простыню – и всю эту кровь.

Покачнувшись, Деймон уставился на руки.

– Столько крови… – прошептал он. – Все руки были в крови…

Слезы обожгли глаза Люцивара.

– Почему, Деймон? Что она сделала, чтобы пришлось подвергнуть ее таким страданиям? – Он говорил все громче и громче и ничего не мог с собой поделать. – Она была Королевой, о которой мы давно мечтали. Мы так долго ждали ее! Ты, шлюха с сердцем мясника, зачем тебе понадобилось ее убивать?!

В глазах Деймона мелькнула угроза, предупреждающая об опасности.

– Она не умерла.

Люцивар задержал дыхание, всей душой желая поверить в это.

– Тогда где она?

Деймон озадаченно нахмурился и ответил не сразу.

– Не знаю. Не могу сказать наверняка.

Жестокая, отчаянная боль пронзила Люцивара, точно так же, как после прикосновения ментальным импульсом к окровавленной ткани.

– Ты не можешь сказать наверняка! – вызверился он. – Ты, Садист, не помнишь, где похоронил жертву? Придумай ложь поискуснее!

– Она не умерла! – взревел Деймон.

Поблизости раздался крик, за которым последовал быстрый топот.

Деймон поднял правую руку. Черный камень блеснул. За стенами хлева, где держали работников, кто-то издал мучительный стон. Затем повисла мрачная тишина.

Зная, что стражникам потребуется очень немного времени, чтобы набраться храбрости и войти в хлев, Люцивар оскалил зубы и ударил по неожиданно открывшемуся уязвимому месту:

– Ну скажи, ты просто швырнул Джанелль на землю и тут же овладел ею? Или совратил, солгал, заверил в том, что любишь ее?

– Я на самом деле люблю ее. – В глазах Деймона отразилась тень сомнения, намек на страх. – Я должен был солгать. Она не желала слушать. У меня не осталось выбора.

– А затем ты совратил ее, подманил поближе, чтобы нанести верный удар.

Деймон неожиданно сорвался с места и стал мерить шагами комнатушку, яростно качая головой.

– Нет, – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – Нет, нет, нет ! – развернулся, схватил Люцивара за плечи и швырнул к стене. – Кто сказал тебе, что она мертва? Кто?!

Люцивар резким движением вскинул руки, освобождаясь от стальной хватки.

– Доротея.

Боль исказила черты Деймона. Он отступил, потрясенный.

– С каких пор ты слушаешь Доротею? – с горечью спросил он. – С каких пор ты веришь этой лживой суке?

– Я ей не поверил.

– Тогда почему…

– Слова могут лгать. Кровь – никогда. – Люцивар сделал паузу, давая брату возможность уловить скрытый смысл сказанного. – Ты оставил простыню, Ублюдок, – с яростью напомнил он. – Всю эту кровь. Всю эту боль.

– Перестань, – прошептал Деймон дрожащим голосом. – Люцивар, я прошу тебя, перестань. Ты не понимаешь. Ей уже причинили зло, ей было больно, и я…

– Совратил ее, солгал и изнасиловал двенадцатилетнюю девочку!

– Нет!

– Тебе понравилось, Ублюдок?

– Я не…

– Тебе понравилось прикасаться к ней?

– Люцивар, прошу тебя…

– Понравилось?

– Да!

Взревев от ярости, Люцивар бросился на Деймона с силой, которой хватило, чтобы разорвать цепи, но, увы, недостаточно быстро. Он рухнул на пол, ободрав кожу на ладонях и коленях. Потребовалось не меньше минуты, чтобы отдышаться. И еще одна ушла на то, чтобы понять, почему он дрожит. Люцивар пристально уставился на толстый слой льда, покрывший каменные стены каморки. Затем он медленно поднялся, покачиваясь на дрожащих ногах, ощущая глубокую горечь, исполосовавшую душу.

Деймон стоял рядом, убрав руки в карманы брюк. Его лицо превратилось в бесстрастную маску, золотистые глаза остекленели и приобрели сонное выражение.

– Я ненавижу тебя, – хрипло прошептал Люцивар.

– В данный момент, братец , это чувство взаимно, – слишком спокойно и мягко отозвался Деймон. – Я найду ее, Люцивар. Я найду ее, просто чтобы доказать, что она не умерла. А после того как найду ее, я вернусь и вырву твой лживый язык.

Деймон исчез. Стена с запертой дверью взорвалась.

Люцивар рухнул на пол, крепко прижав крылья к спине и прикрывая руками голову. Мелкие камни и песок обрушились на него дождем.

Новые крики. Приближающийся топот.

Люцивар вскочил, когда в пролом вбежали охранники. Он оскалил зубы и зарычал, в золотистых глазах плескался гнев. Стражники бросили на него один-единственный взгляд и выскочили из каморки. До самого рассвета они караулили выход из камеры, не осмеливаясь войти.

Люцивар наблюдал за ними, дыхание с шипением вырывалось сквозь стиснутые зубы.

Он мог бы применить силу, пройти мимо стражей и последовать за братом. И если бы Зуультах попыталась остановить его, отправив волну боли через Кольцо Повиновения, по-прежнему висевшее на его члене, Деймон обрушил бы на нее силу Черного. Как бы сильно братья ни были злы друг на друга, они всегда объединялись перед лицом третьего врага.

Он мог бы последовать за Деймоном и навязать ему схватку, которая неизбежно уничтожила бы одного из них – или обоих. Вместо этого Люцивар остался в своей каморке.

Он поклялся, что убьет Деймона, и сдержит слово. Но эйрианец не мог заставить себя уничтожить брата. Не сейчас.

Глава 2

1. Террилль

В дверь резко, настойчиво постучали. Доротея Са-Дьябло спрятала дрожащие руки в складках шелкового пеньюара и встала в центре своей спальни, спиной к единственной зажженной свече, неверным огоньком освещавшей комнату.

Она искала Деймона Сади уже семь месяцев. При свете дня, окружив себя ведьмами и Предводителями, служившими при ее дворе, Верховной Жрице почти удавалось убедить себя, что он никогда не вернется в Хейлль, будет жить в какой-нибудь дыре и радоваться свободе. Но ночью ее охватывала страшная уверенность, что, открыв дверь или свернув за угол, она обнаружит там Деймона, жаждущего пролить ее кровь. Он протянет боль через все мыслимые пределы, а потом убьет ее, Доротею. И самое неприятное заключалась в том, что Сади сделает это не из мести за все зло, которое она ему причинила. Он уничтожит ее только из-за этого ребенка.

Проклятый ребенок… Внезапная озабоченность Гекаты, появление Повелителя, смерть Грира, загадочная болезнь ее сына, Картана, ярость Деймона, неожиданная ненависть Люцивара к сводному брату – все нити вели к этой проклятой девчонке.

Дверная ручка неуверенно повернулась. Створка чуть приоткрылась.

– Жрица? – тихо позвал мужской голос.

Облегчение, от которого у Доротеи даже закружилась голова, мгновенно сменилось гневом.

– Заходи, – бросила она.

Лорд Вальрик, капитан стражи, вошел в комнату и поклонился.

– Простите мне вторжение в столь поздний час, Верховная Жрица, но я счел, что вам следует узнать об этом незамедлительно. – Он щелкнул пальцами, и вошли два стражника, грубо держа за плечи мужчину.

Доротея уставилась на молодого парня, по всем признакам принадлежащего к хейллианской Крови, сжавшегося в комок между охранниками. Совсем юнец, чуть старше мальчишки. И какой красавчик! Именно такие ей всегда нравились. Слишком подозрительное совпадение.

Она шагнула к юноше, не без удовлетворения заметив страх в его остекленевшем взгляде.

– Ты не служишь при моем дворе, – промурлыкала она. – Зачем ты здесь?

– Меня прислали сюда, Жрица. Мне было велено с-служить вам.

Доротея присмотрелась к нему. Слова прозвучали слишком уж безжизненно, словно были сказаны против воли. Это не его слова. Существовали многочисленные заклятия подчинения, заставлявшие человека выполнить определенный набор заданий – даже против воли.

Она сделала еще один шаг вперед:

– Кто послал тебя?

– Он не назвал своего…

Не дав ему договорить, Доротея призвала кинжал и по самую рукоятку вонзила его в грудь мальчишки. Ее движение было таким быстрым и яростным, что стражники невольно потеряли равновесие и рухнули на пол вместе с телом. Затем она призвала силу Красного Камня, сокрушила его жалкие внутренние барьеры и выжгла разум, не оставив там никого и ничего способного вернуться и отомстить.

– Отнесите тело в лес за пределами города и оставьте диким зверям – если, конечно, найдутся те, что позарятся на эту падаль, – процедила она сквозь зубы.

Стражники покорно уволокли тело из комнаты, Вальрик последовал за ними.

Доротея принялась мерить шагами комнату, сжимая и разжимая кулаки. Проклятье, проклятье, проклятье! Надо было хорошенько покопаться в голове у этого юнца, прежде чем полностью уничтожить его разум, и узнать, кто отправил его сюда. Впрочем, это наверняка дело рук Сади! Этот ублюдок играет с ней, пытается измотать ее, заставить утратить бдительность, застать врасплох!

Она закрыла лицо дрожащими руками.

Сади где-то там. В неизвестности. Если только не умер… Нет! Он не мог умереть! Тогда не останется никакой надежды снова подчинить его своей воле. Не останется вообще никакой надежды. Стоит ему стать мертвым демоном, как он объединит свои силы с Повелителем. А она не забыла угрозу, высказанную Сэйтаном на прощание, когда его голос поднялся из глубин кружащейся тьмы: в день, когда умрет Деймон Сади, погибнет весь Хейлль.

Наконец, совершенно утомленная, Доротея опустилась на постель. Поколебавшись мгновение, она погасила свечу. Во тьме больше безопасности – если ее вообще можно сейчас обрести.

Доротея отбросила капюшон плаща и сделала глубокий вдох, прежде чем войти в небольшую гостиную в старом Святилище. Геката уже сидела у потухшего камина, как всегда скрывая лицо под капюшоном. Перед ней стоял пустой кубок из воронового стекла.

Доротея призвала серебряную фляжку и поставила ее возле кубка.

Геката раздраженно фыркнула, неприятно удивленная незначительной величиной сосуда, но указала на него пальцем. Фляжка открылась и взмыла над столом. Горячее содержимое алой струей хлынуло в кубок, и он скользнул по воздуху в протянутую руку Темной Жрицы. Она сделала несколько быстрых, жадных глотков.

Доротея, стиснув руки, лежащие на коленях, выжидала. Наконец, когда терпение лопнуло, она рявкнула:

– Сади до сих пор на свободе.

– И каждый день все сильнее истончает его терпение, – произнесла Геката девчоночьим, почти детским голосом, так не вязавшимся с ее порочной натурой.

– Именно.

Геката удовлетворенно вздохнула:

– Это хорошо.

– Хорошо?! – воскликнула Доротея, вскочив с кресла. – Вы не знаете его!

– Зато я знаю его отца.

Доротея содрогнулась.

Геката поставила пустой кубок на стол.

– Успокойся, Сестра. Я уже сплела великолепную сеть для Деймона Сади, из которой ему не выбраться, потому что он сам не захочет этого.

Доротея вернулась к своему креслу.

– И тогда он снова может быть Окольцован.

Геката тихо, зловеще рассмеялась:

– О нет, в этом случае он будет бесполезен для нас. Но умерь свое беспокойство. Он будет охотиться за более крупной добычей, чем ты. – С этими словами она ткнула пальцем в Доротею. – Я славно потрудилась для тебя.

Верховная Жрица Хейлля сжала губы, отказываясь заглатывать наживку.

Геката выждала минуту.

– Он отправится за Повелителем.

Доротея, пораженная, уставилась на нее:

– Почему?

– Чтобы отомстить за девочку.

– Но это же Грир уничтожил ее!

– Да, но Сади-то этого не знает, – произнесла Геката. – Как только я поведаю ему печальную историю о том, почему все это произошло с девочкой, Деймон будет думать лишь об одном – он должен голыми руками вырвать сердце Сэйтана. Разумеется, Повелитель не одобрит этого милого начинания.

Доротея села в кресло и откинулась на спинку. Уже много месяцев она не испытывала такого облегчения.

– Что потребуется от меня?

– Отряд стражников, которые помогут расставить силки.

– Тогда, думаю, стоит выбрать тех, кто не представляет особой ценности.

– Не переживай за своих людей. Сади не представляет для них угрозы. – Геката поднялась, давая тем самым понять, что пора уходить.

Когда они покинули Святилище, Геката недовольно заметила:

– Ты ничего не сказала о моем подарке, Сестра.

– О вашем подарке?

– Я говорю о мальчике. Признаться, я испытывала искушение оставить его у себя, но тебе ведь полагалась небольшая компенсация за утрату Грира. Из него вышел отличный слуга.

* * *

– Ты знаешь, что нужно делать? – спросила Геката, вручая Гриру два хрустальных флакона.

– Да, Жрица. Но вы уверены, что он отправится туда?

Геката погладила раба по щеке.

– По какой-то причине Сади посещает каждый Алтарь на своем пути, медленно продвигаясь к востоку. Он отправится туда. Это единственные оставшиеся на его пути Врата, если не считать Святилища возле руин Зала Са-Дьябло. – Она постучала пальчиками по губе и нахмурилась: – Правда, старая Жрица может стать небольшой проблемкой. Однако ее помощница – разумная, практичная девочка. Эта черта часто встречается в тех, кто одарен менее других. Ты сможешь с ней справиться.

– А старая Жрица?

Геката изящно пожала плечами:

– Нельзя разбрасываться едой.

Грир улыбнулся, склонившись над протянутой рукой, и вышел.

Напевая вполголоса, Геката исполнила несколько первых пируэтов придворного танца. Уже семь месяцев Деймону Сади удавалось избегать ее ловушек, а его возмездие, неизбежно настигавшее тех, кто пытался помешать ему добраться до Врат, заставило даже самых верных ее слуг в Темном Королевстве бояться Садиста. Уже семь месяцев Гекату преследовали неудачи. Но и его тоже. В Террилле остались считанные единицы Жриц, знавших, как открывать Врата. Тех, кто не успел вовремя скрыться после ее первого предупреждения, устранили.

По правде сказать, это стоило ей сильнейших демонов, зато Сади так и не успел узнать, в каком порядке зажигать свечи, чтобы открылись Врата. Разумеется, если бы он отправился в Эбеновый Аскави, то его поиски закончились бы несколько месяцев назад. Однако Геката старательно, век за веком превращала благоговение перед Цитаделью в настоящий суеверный ужас – это было несложно, поскольку первый и единственный визит в Хранилище ужаснул ее саму. Теперь же ни один человек во всем Террилле не отправится туда добровольно с просьбой о помощи или убежище, если только не отчается настолько, что будет готов рискнуть всем. И, говоря откровенно, даже это немногих подвигнет на визит в Цитадель.

Поэтому Сади, которому некуда пойти и некому довериться, продолжит скрываться, бежать, искать. Когда он наконец доберется до Врат, где Геката будет ждать его, напряжение долгих месяцев сделает его уязвимым.

– Правь Адом, пока можешь, ублюдочный сын шлюхи, – произнесла она, обхватив себя руками. – На сей раз мое орудие будет безупречным.

2. Ад

Сэйтан открыл дверь своего кабинета и замер, когда Гарпия, неподвижно стоявшая в коридоре, натянула тетиву лука и направила острие стрелы ему в сердце.

– Довольно примитивный способ добиваться аудиенции, верно, Тишьян? – сухо поинтересовался Сэйтан.

– Боюсь, мое оружие далеко не примитивно, Повелитель, – вызверилась Гарпия.

Сэйтан посмотрел на нее и шагнул обратно в комнату.

– Проходи и говори, с чем пришла. – Тяжело опираясь на трость, Повелитель, хромая, направился к своему креслу за огромным столом из черного дерева и, опустившись на сиденье, приготовился к долгому разговору.

Тишьян медленно вошла в кабинет. От нее исходили волны гнева, подобные ледяным порывам зимнего ветра. Гарпия замерла у порога, глядя на Повелителя, бесстрашная в своей ярости, Королева Деа аль Мон, Черная Вдова. Тетива вновь натянулась, и стрела была готова сорваться в полет – прямо в сердце Повелителя.

Его терпение, и без того истончившееся за последние тяжелые месяцы, лопнуло.

– Опусти эту штуку, прежде чем я сделаю что-нибудь, о чем впоследствии мы оба пожалеем.

Но Тишьян даже не дрогнула.

– Разве ты не успел совершить то, в чем теперь раскаиваешься, Повелитель? Или ты настолько переполнен гноем ревности, что сожалению попросту не хватает места?

По стенам Зала прокатился гулкий рокот.

– Тишьян, – с опасной мягкостью произнес Сэйтан, – третьего предупреждения не будет.

Гарпия неохотно заставила лук и колчан исчезнуть.

Сэйтан скрестил руки на груди.

– Говоря откровенно, ваша выдержка немало удивляет меня, леди. Я ожидал этого разговора уже давно.

– Так, значит, это правда? – прошипела Тишьян. – Она действительно стала одной из килдру дьятэ ?

Сэйтан почувствовал, как нарастает напряжение.

– Что, если да?

Тишьян на одно короткое ужасное мгновение застыла на месте, глядя на Сэйтана, а затем запрокинула голову и испустила резкий, пронзительный крик, исполненный неподдельного горя.

Повелитель потрясенно уставился на нее. Он знал, что по Аду слух разойдется быстро. Он ожидал, что Тишьян, как и Чар, лидер килдру дьятэ , поспешат разыскать его как можно быстрее. Он ожидал, что придется столкнуться с их яростью, возможно, даже ненавистью, и смог бы принять и то и другое. Но не эту скорбь.

– Тишьян, – дрогнувшим голосом произнес Сэйтан, – Тишьян, подойди сюда.

Но она не тронулась с места, продолжая громко горестно выть.

Сэйтан, хромая, подошел к ней. Похоже, она даже не заметила, как Повелитель заключил ее в объятия и прижал к себе. Он гладил длинные серебристые волосы и бормотал слова сочувствия на Древнем языке.

– Тишьян, – мягко произнес он, когда рыдания стихли, превратившись в редкие всхлипы, – мне искренне жаль. Я прошу прощения за ту боль, которую причинил тебе, но без этого было нельзя.

Тишьян резко ударила его кулаком в живот, и Повелитель растянулся на полу.

– Тебе жаль! – зарычала она, вихрем проносясь по комнате. – Мне тоже! Очень жаль, что я ударила тебя лишь кулаком, а не ножом! Ты вполне заслужил того, чтобы тебе выпустили кишки! Старый ревнивец! Чудовище! Неужели ты не мог позволить ей наслаждаться невинным романом, не разрывая ее на части из ревности?!

Наконец, переведя дыхание, Сэйтан оперся на локоть.

– Ведьма не может стать килдру дьятэ , Тишьян, – холодно произнес он. – Ведьма не может стать одной из мертвых демонов. Так скажи мне, какой вариант тебе больше нравится. Я мог сказать, что она теперь на острове килдру дьятэ , или оставить невинную, уязвимую девочку на растерзание врагам.

Тишьян замерла на месте. В ее глазах застыло загнанное выражение. Она склонилась над Сэйтаном, лихорадочным взглядом изучая его лицо.

– Ведьма не может стать мертвым демоном?

– Нет. Но во всем Аду, кроме меня, об этом должны знать только ты и Чар.

– Полагаю, – медленно произнесла она, – наиболее верный способ одурачить врага – это одурачить друга.

Гарпия подумала и протянула Повелителю руку, помогая подняться. Затем она принесла его трость и вновь посмотрела прямо в золотистые глаза.

– Гарпия превращается в Гарпию потому, что она так умирает. Поэтому ей легче верить слухам.

Другого прощения от Тишьян было невозможно дождаться.

Сэйтан принял трость из ее рук, благодарный за поддержку.

– Я скажу тебе то же самое, что сказал Чару, – произнес он. – Если ты по-прежнему остаешься моим другом и хочешь помочь, есть кое-что, о чем я хочу попросить.

– О чем же, Повелитель?

– Не теряй этой ярости.

В глазах Тишьян полыхнуло пламя. Улыбка коснулась ее губ и тут же исчезла.

– Стрела, которая летит мимо цели, должна показаться достаточно убедительной даже самому взыскательному взгляду.

Сэйтан приподнял бровь и цокнул языком.

– Ведьма из рода Деа аль Мон – и не попадет в цель?

Тишьян пожала плечами:

– Даже Деа аль Мон не всегда везет.

– На всякий случай, если у тебя не получится промахнуться, постарайся, пожалуйста, не целиться в жизненно важные части тела, – сухо попросил Сэйтан.

Тишьян моргнула, а затем ее губы вновь изогнулись в легкой усмешке.

– Есть только одна часть тела мужчины, в которую целится Гарпия, Повелитель. Как по-вашему, она очень важна?

– Иди, – велел Сэйтан.

Тишьян поклонилась и ушла.

Повелитель Ада еще несколько мгновений смотрел на закрытую дверь, а затем, хромая, направился к креслу. Вздохнув, он опустился на сиденье, вытянув ноги. Еще через минуту Сэйтан вышел из кабинета и направился по извилистым коридорам в верхние комнаты Зала, надеясь, что Мефис или Андульвар где-то здесь.

Ему нужна компания. И желательно – мужская.

С таким другом, как Тишьян, не слишком легко расслабиться.

3. Террилль

В лунном свете лужайка казалась подернутой серебром, приняв призрачные очертания. Ветер задумчиво ерошил стебли травы. На протяжении всего жаркого летнего дня на горизонте собирались грозовые тучи, и где-то вдалеке то и дело рокотал гром.

Сюрреаль застегнула куртку и обхватила себя руками, пытаясь согреться. В воздухе заметно похолодало. Через час гроза обрушится на Белдон Мор. Но к тому времени она уже успеет добраться до дома Красной Луны Дедже – в качестве почетной гостьи на прощальном торжественном ужине.

После той ночи у Алтаря Кассандры она обнаружила, что игры в постели ей претят, даже несмотря на то, что так гораздо легче убить мужчину. В конце концов, она не умрет с голоду, если перестанет быть шлюхой. Лорд Маркус, ведущий дела Сади, взялся следить за ее вложениями и оказался воистину незаменимым. Кроме того, Сюрреаль всегда куда больше нравилось быть наемной убийцей и проливать кровь, чем пускать мужчин в свою постель.

Девушка покачала головой. Об этом можно подумать и позже.

Бесшумно двинувшись вперед через кусты, окружавшие лужайку, она оказалась возле большого дерева с прямым толстым суком, идеально подходившим для качелей. И действительно, с этого сука свисало кое-что – только вот, увы, не предназначавшееся для развлечений.

Сюрреаль подняла глаза, пытаясь разглядеть призрачный силуэт, полупрозрачное, серебристое детское тельце.

– Ты больше ее не найдешь, – произнес детский голосок. – Марджана ушла.

Сюрреаль развернулась на месте и уставилась на девочку с перерезанным горлом, одетую в окровавленное платье. Она познакомилась с Розой семь месяцев назад, когда Джанелль открыла ей страшные тайны Брайарвуда. На следующую ночь им вдвоем удалось вызволить юную Королеву из этих стен, но они не успели предотвратить жестокое изнасилование.

– А что с ней случилось? – поинтересовалась Сюрреаль, глядя на дерево. Какая глупость – спрашивать подобное о девочке, которая давно умерла…

Роза пожала плечами:

– Она исчезла. Все старые призраки наконец-то вернулись во Тьму. – Девочка пристально посмотрела на незваную гостью. – Зачем ты здесь?

Сюрреаль глубоко вздохнула:

– Пришла попрощаться. Утром я уезжаю из Шэйллота – и больше никогда не вернусь.

Роза обдумала ее слова.

– Если возьмешь меня за руку, наверное, сможешь увидеть Денни. Я не знаю, как Джанелль всегда ухитрялась видеть даже самых старых призраков. Мне это не удается и сейчас, когда я стала мертвым демоном – только в ее присутствии. Она сказала, это потому, что мы находимся в одном из Королевств живых.

Сюрреаль покорно взяла предложенную руку. Они вместе направились к грядкам.

– С Джанелль все в порядке? – неуверенно спросила Роза.

Сюрреаль отбросила с лица прядь волос, растрепанных ветром.

– Не знаю. С ней сделали нечто ужасное. Ведьма у Алтаря Кассандры отвела ее в безопасное место. Возможно, они даже успели вовремя добраться до Целительницы.

Они остановились у морковной гряды, где тайно закопали двух рыженьких сестричек – впрочем, других похорон здесь и не бывало. Но сегодня Сюрреаль не увидела призрачных силуэтов, не услышала тихого шепота. Она не чувствовала беспросветного, отупляющего ужаса, охватившего ее в тот день, когда она впервые оказалась в этом саду. Теперь здесь осталось лишь горе, смешанное с надеждой на то, что юные девочки наконец утратили страшные воспоминания о том, что с ними сделали.

Осталась только Денни. Сюрреаль пыталась не смотреть на призрачную культю, торчащую в том месте, где должна была быть нога. Ее желудок скрутило спазмом. Девушка изо всех сил старалась не думать о том, кому эта нога досталась на ужин.

Решительно отогнав жалость, Сюрреаль отправила в сторону призрачной девочки ментальную нить тепла и дружбы.

Денни улыбнулась.

Даже в смерти Кровь очень жестока, подумала Сюрреаль, стискивая холодную ладошку Розы. Какими пустыми и одинокими, должно быть, были годы тех, кому не хватило сил, чтобы стать мертвыми демонами, но вместе с тем не довелось возвратиться во Тьму. Они остались здесь, навеки прикованные к своим могилам, невидимые, неслышимые, безразличные всем, кроме Джанелль.

Что же все-таки с ней случилось?

Наконец Сюрреаль и Роза вернулись в маленький сад, поросший невысокими кустами.

– Им всем следовало бы выпустить кишки, – прорычала девушка, отпустив руку проводницы. Она прислонилась к дереву и окинула пристальным взглядом здание. За большинством створок царила тьма, но в некоторых горел тусклый свет. Призвав свой любимый кинжал, она взвесила его в руке и хищно улыбнулась. – Может, один или двое успеют подкормить сад, прежде чем я уеду.

– Нет, – резко возразила Роза, преграждая путь Сюрреаль. – Ты не можешь прикоснуться ни к одному из брайарвудских дядюшек. Никто не сможет.

Сюрреаль выпрямилась. В ее золотисто-зеленых глазах появилось жестокое, злое выражение.

– В своем ремесле мне мало равных, Роза.

– Нет, – настаивала та. – Когда пролилась кровь Джанелль, пробудилась сложная паутина, которую она сплела. Это ловушка для всех дядюшек.

Сюрреаль снова подняла глаза на здание, затем на Розу. Действительно, по городу ходили слухи о таинственной болезни, поразившей некоторых высокопоставленных членов Шэйллотского совета мужчин, в том числе и Роберта Бенедикта, а также некоторых весьма родовитых людей. Вроде Картана Са-Дьябло.

– И эта ловушка убьет их?

– Со временем, – спокойно отозвалась Роза.

Глаза Сюрреаль засветились мстительным, жестоким удовольствием.

– А как насчет лекарства?

– Брайарвуд – это сладкий яд. От него нет лекарства.

– Им будет больно?

Роза ухмыльнулась:

– К каждому вернется то, что он дал.

Сюрреаль заставила кинжал исчезнуть.

– Тогда пусть эти ублюдки кричат во всю глотку.

4. Террилль

В неверном свете двух дымящихся факелов юная Жрица вновь проверила, все ли готово на Алтаре Тьмы: ритуальный канделябр с четырьмя черными свечами, маленькая серебряная чашка, два хрустальных флакона с темной жидкостью, один с белой пробкой, второй – с красной.

Незнакомец с искалеченными руками, отдавая оба сосуда, заверил ее, что противоядие позволит избежать воздействия зелья, призванного сломить Верховного Князя.

Она мерила шагами пространство перед Алтарем, грызя ноготь большого пальца. Ее задача была предельно проста, и все же…

Жрица замерла на месте, не осмеливаясь даже вздохнуть. Она вглядывалась во тьму за коваными железными воротами. Там что-то есть?..

Ничего. Только тишь в ночной тиши, тень среди теней, скользнувшая к Алтарю с опасной грацией хищника.

Жрица опустилась на корточки позади Алтаря, сломала печать на флаконе с белой пробкой и поспешно проглотила содержимое. Заставила сосуд исчезнуть, поднялась. Бросив взгляд на кованые ворота, она невольно стиснула в кулаке свой Желтый Камень, словно он мог защитить ее.

Он стоял по другую сторону Алтаря, наблюдая за ней. Несмотря на поношенную одежду и растрепанные волосы, от мужчины исходила аура холодной, чувственной силы.

Жрица облизнула пересохшие губы и вытерла влажные ладони о свое черное одеяние. Его золотистые глаза приобрели сонное выражение и казались остекленевшими.

Он улыбнулся.

Девушка содрогнулась и сделала глубокий вдох.

– Ты пришел сюда за советом или помощью?

– За помощью, – глубоким, хорошо поставленным голосом отозвался он. – Ты обучена открывать Врата?

Неужели мужчина может быть так красив? – мелькнула непрошеная мысль. Жрица кивнула.

– За все нужно платить. – Ее голос, казалось, поглотили тени.

Левой рукой он небрежно вытащил из внутреннего кармана конверт и положил его на Алтарь:

– Надеюсь, этого будет достаточно?

Потянувшись за конвертом, девушка встретилась с ним взглядом, и ее рука замерла. В тоне его голоса было нечто, предупреждавшее, что будет куда лучше, если цена окажется достаточной.

Жрица заставила себя поднять конверт и заглянуть внутрь. Не в силах удержаться на ногах, она прислонилась к Алтарю. Тысяча золотых марок. Это по меньшей мере в десять раз больше того, что ей предложил незнакомец с искалеченными руками.

Но она уже согласилась на его предложение. К тому же времени на то, чтобы прикарманить марки, будет вполне достаточно, прежде чем прибудет стража.

Жрица осторожно положила конверт на дальний край Алтаря.

– Весьма щедро, – произнесла она, надеясь, что бесстрастный тон ей удался.

Глубоко вдохнув, она подняла серебряную чашу высоко над головой, а затем бережно опустила ее на Алтарь перед собой. Сломав печать на флаконе с красной пробкой, Жрица вылила его содержимое в чашу и протянула ее пришедшему:

– Путешествие через Врата – суровое испытание. Это поможет тебе.

Он не принял чашу из ее рук.

Жрица нетерпеливо вздохнула и сделала глоток, пытаясь не морщиться. Зелье оказалось отвратительно горьким на вкус. Затем она снова протянула ему чашу.

Незнакомец поднял сосуд левой рукой, принюхиваясь, но пить не стал.

Прошла минута. Другая.

Едва уловимым движением он пожал плечами и осушил чашу.

Жрица задержала дыхание. Когда зелье подействует? Успеют ли стражники прибыть сюда?

Выражение глаз мужчины изменилось. Он покачнулся, а затем прислонился к Алтарю, глядя на Жрицу взглядом, исполненным любви и восхищения. Так любовник смотрит на свою госпожу. Она не могла оторвать взгляд от его губ. Мягких. Чувственных. Девушка склонилась к нему. Один поцелуй. Один-единственный сладостный поцелуй…

За миг до того, как их губы соприкоснулись, его правая рука с сокрушительной силой сжала ее запястье.

– Сука! – прорычал он.

Испуганная, Жрица попыталась вырваться.

Но его пальцы еще крепче стиснули тонкую руку. Жрица в ужасе уставилась на кольцо с Черным Камнем.

Длинные ногти пронзили нежную кожу. Жрица почувствовала, как игла змеиного зуба на его безымянном пальце входит в ее плоть и смертельный яд холодит кровь.

Она замахнулась было другой рукой, пытаясь дотянуться до его лица, закричать, позвать на помощь, но зрение затуманивалось, а легкие отказывались наполняться таким нужным сейчас воздухом.

Незнакомец с хрустом сломал оба запястья девушки и грубо оттолкнул ее от себя.

– Яд в моем змеином зубе действует не так быстро, как тебе, возможно, показалось, – слишком тихо и нежно произнес он. – В конце концов, ты сможешь кричать. Это разорвет тебя на части, но ты будешь кричать.

С этими словами он исчез. Не осталось ничего, кроме тиши в ночной тиши, тени среди теней.

К тому времени, как подоспели стражники, она уже кричала.

5. Террилль

Пол беспрестанно качался, дразня ноги, и без того дрожащие от изнеможения. Мышцы сводило судорогой – последствия приема одного мерзкого зелья.

За той дверью находилось безопасное место. Когда он добрался до створки, пол снова накренился, заставив его потерять равновесие. Ударившись плечом о дверь и пробив старую полусгнившую древесину, он ввалился в комнату, приземлившись на бок.

– Сука, – тихо прорычал он.

Серый полумрак. Разбитая хрустальная чаша. Черные свечи. Золотистые волосы. Кровь. Сколько крови…

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

– Заткнись, Заноза, – хрипло прорычал он.

Пол кренился то в одну, то в другую сторону. Он вонзил в дерево длинные ногти, пытаясь сохранить равновесие и здраво мыслить.

Поднялся опасный жар, тело горело в лихорадке. Он понимал, что нуждается в пище, воде и отдыхе. Сейчас он был добычей тех, кто рыскал по округе и мог заглянуть в этот заброшенный дом, где давным-давно он провел детство вместе со своей настоящей матерью, Терсой.

За все нужно платить.

Если бы он сдался на милость хейллианских стражников у Святилища три дня тому назад, то сейчас не переживал бы таких мук от зелья. Однако вместо этого он безжалостно гнал тело вперед, истязая себя до изнеможения, чтобы оказаться у Врат возле руин Зала Са-Дьябло.

И каждый раз, когда усталость угрожала поглотить его с головой, каждый раз, когда сила воли давала трещину, его разум заволакивала серая дымка, которая – он знал это наверняка – скрывала под собой нечто ужасное. Нечто такое, чего он не хочет видеть, не хочет знать.

«Ты – мое орудие».

Слова, как огоньки черных свечей, всплывали из этой дымки, угрожая испепелить его душу.

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

До Врат осталось не больше мили.

– Люцивар, – прошептал он. Но у него не хватало сил даже на то, чтобы злиться на неожиданное предательство своего брата.

«Ты – мое орудие».

– Нет. – Он попытался подняться, но не смог этого сделать. И все же что-то в нем требовало бросить вызов этим словам. – Нет. Я не твое орудие. Я – Деймон… Сади…

Он закрыл глаза, и серая мгла поглотила его.

Застонав, Деймон перекатился на спину и медленно открыл глаза. Даже это простое движение потребовало колоссальных усилий. Сначала ему показалось, что он ослеп. Затем Сади стал различать смутные, тусклые образы, выступившие из тьмы.

Ночь. Сейчас ночь.

Медленно вздохнув, он принялся анализировать свое состояние.

Он чувствовал себя сухим, как трут, и твердым, как камень. Все мышцы горели. От голода болел живот, а жестокая жажда сводила с ума. В какой-то момент началась сильная лихорадка, но…

Что-то было не так.

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

Слова, сказанные Люциваром, плавали вокруг, буквы становились все крупнее, наливаясь силой. Они обрушились на его разум, разбивая его на части.

Деймон закричал.

«Ты – мое орудие».

Слова Сэйтана, загрохотавшие в его сознании, причинили еще больше боли – и принесли с собой страх. Страх, что дымка, окутавшая его разум, разойдется и откроет ему нечто ужасное.

«Деймон…»

Из последних сил цепляясь за воспоминание о тихом, ласковом голосе Джанелль, произнесшем на прощание его имя, Деймон поднялся на ноги. До тех пор пока он помнит эту нежность, он сможет удержать другие голоса на расстоянии.

Ноги казались непомерно тяжелыми, однако он сумел выйти из дома и направиться прочь по остаткам старой дороги, которая должна привести его в Зал. Несмотря на то что каждое движение причиняло острую, мучительную боль, к тому времени, как Деймон добрался до цели, он вновь обрел привычную скользящую, почти кошачью походку.

И все равно он знал: случилось нечто страшное. Было слишком трудно цепляться за личность Верховного Князя по имени Деймон Сади, сохраняя чувство самости. Но он должен был продержаться еще немного. Должен был.

Собрав остатки сил и воли, Деймон осторожно приблизился к маленькому зданию, где располагался Алтарь Тьмы.

Геката металась по маленькой комнате, стоявшей в тени руин Зала Са-Дьябло. Она то и дело вздымала руки к небесам, раздраженная сверх всякой меры трехдневным ожиданием. Несмотря на это, каждый раз, огибая Алтарь, она невольно смотрела на стену, боясь, что та обратится в туман, пропуская через Врата Сэйтана, пришедшего, чтобы бросить ей вызов.

Но Повелитель Ада был в последнее время слишком занят собственными проблемами, чтобы обращать хоть какое-то внимание на свою бывшую жену.

А ее главной проблемой сейчас был Деймон Сади.

Выпив зелье, которое она приготовила, он попросту не мог уйти прочь от Темного Алтаря, что бы там ни несли эти идиоты стражники. Но если он действительно стремился добраться до этих Врат… К этому моменту вторая составляющая ее зелья уже начала действовать и вот-вот достигнет пика. На этом этапе его разум должен был стать уязвимым к тщательно подобранным словам. Геката намеревалась вливать в его разум смертельный яд, помогая ему пережить лихорадку и боль. Как только жар достигнет пика, эти слова обретут кровь и плоть, превратятся в ужасную правду, от которой Деймон не сможет скрыться. И тогда вся его сила и гнев станут клинком, направленным прямо в сердце Сэйтана.

И все ее планы могут пойти прахом только потому…

Геката замерла на месте.

Странное ощущение – тишь в ночной тиши.

Она взглянула на потухшие факелы, висящие на стенах, и решила, что зажигать их не стоит. В конце концов, лунного света вполне достаточно.

Не желая зря растрачивать силу, создавая щит невидимости, Геката шагнула в темный угол. Как только он войдет во внутреннее святилище, где располагается Алтарь, она окажется прямо за его спиной и сможет застать врасплох.

Ведьма терпеливо ждала. В тот миг, как она уже решила, что ошиблась, из ниоткуда появился Деймон Сади. Он стоял у кованых ворот и смотрел на Алтарь, но не вошел в комнату.

Нахмурившись, Геката повернула голову к Алтарю. Все в полном порядке. Потускневший канделябр, черные свечи, которые она оставила гореть, чтобы они не казались новыми.

Опасаясь, что Деймон может уйти, Геката шагнула к кованым воротам:

– Я ожидала вас, Князь.

– Неужели? – Его хриплый голос сочился изнеможением.

Прекрасно.

– Это тебя я должен благодарить за демонов, поджидавших меня у других Алтарей? – спросил он.

Откуда он узнал, что она демон? Неужели Сади понял, кого видит перед собой? Геката утратила уверенность, оказавшись перед сыном, слишком похожим на отца. Она покачала головой:

– Нет, Князь. В Аду есть лишь одна сила, способная управлять демонами. Я пришла сюда потому, что у меня была юная подруга, которой я весьма дорожила. Подруга, которая, как я полагаю, была таковой для нас обоих. Именно поэтому я ждала тебя здесь.

Огни Ада! Неужели в этих глазах не может мелькнуть хоть какое-то выражение, чтобы понять, задела она его или нет?

– Юность – понятие относительное, не находишь?

Да он играет с ней! Геката злобно скрипнула зубами.

– Я говорю о ребенке, Князь. Об особенной девочке. – Она с трудом заставила свой голос звучать умоляюще. – Я пошла на большой риск. Если Повелитель выяснит, что я попыталась что-то сказать ее друзьям… – Геката покосилась на стену позади Алтаря.

Никакой реакции. Мужчина по-прежнему неподвижно стоял за коваными воротами.

– Она ходит среди килдру дьятэ .

– Это невозможно, – наконец произнес он после долгого молчания. Его голос был ровным, бесстрастным, лишенным даже намека на эмоции.

– Это правда . – Может, она все-таки ошиблась на его счет? Вдруг Деймон только пытался ускользнуть от Доротеи? Но нет, нет… Он был влюблен в девочку… Геката вздохнула. – Повелитель весьма ревнив, Князь. Он не любит делиться тем, что считает своим по праву, – и в особенности это касается женского тела. Когда он узнал, что девочка питает чувства к другому мужчине, ничего не сделал, чтобы предотвратить изнасилование. А он мог бы, Князь. Мог . Девочка сумела сбежать впоследствии. Со временем – если ей помочь – она бы полностью исцелилась. Но Повелитель не желал этого и, делая вид, будто хочет помочь ей, использовал другого мужчину, чтобы завершить начатое. Это окончательно ее уничтожило. Тело умерло, а разум разлетелся на части. Теперь она превратилась в мертвого демона с пустым взглядом, в игрушку, которая забавляет его.

Геката подняла глаза и с трудом сдержалась. Ей хотелось кричать от досады. Он что, вообще не слушал ее?

– Он должен заплатить за то, что сделал! – пронзительно выкрикнула она. – Если у тебя хватит храбрости, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, я могу открыть для тебя Врата. Человек, который помнит, кем она могла стать, должен потребовать расплаты за содеянное!

Он долгое время молча смотрел на нее. А затем повернулся и направился прочь.

Выругавшись, Геката вновь заметалась по внутреннему святилищу. Почему он ничего не сказал? Ее история вышла на редкость правдоподобной. Конечно, она знала, что Деймона обвиняли в изнасиловании, но она также знала, что это неправда. К тому же ей не верилось, что он действительно был у Алтаря Кассандры в ту ночь. Все мужчины, разумеется, клялись самым святым, что видели его… но они ведь были связаны с Брайарвудом. Разумеется, эти типы наплели бы что угодно, лишь бы Королева Шэйллота не обратила взор на них самих . Конечно…

Ночную тишину разорвал крик.

Геката подскочила на месте, пораженная страшным, отчаянным воплем. Звериный, человеческий, животный. В нем сплелось все и в то же время ничего. Что бы ни издало его…

Геката быстро зажгла свечи и принялась нетерпеливо ждать, когда стена обратится в дымку. За мгновение до того, как шагнуть через Врата, она сообразила, что по другую сторону не остается никого способного погасить их за ее спиной и таким образом закрыть вход в другие Королевства. Если это существо…

Геката подняла руку и заперла кованые ворота силой Красного.

Еще один крик расколол ночь надвое.

Геката пулей полетела через Врата. Мертвый демон или нет, но ей не хотелось, чтобы создание, способное так кричать, последовало за ней в Темное Королевство.

Слова плавали вокруг, разрезая на части разум и вспарывая душу.

Серая дымка расступилась, открывая Темный Алтарь.

Кровь. Сколько крови… «Повелитель использовал другого мужчину, чтобы завершить начатое»…

Слова разбились на части.

«Ты мое орудие».

Его разум разлетелся на куски.

«Это окончательно ее уничтожило».

В крике Деймона боль сплелась с яростью, и он устремился прочь сквозь туманную дымку по дорогам, омытым кровью и усыпанным осколками хрусталя.

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

Он снова закричал и оказался в раздробленном мире, который лэндены называли безумием, а Кровь – Искаженным Королевством.

Часть вторая

Глава 3

1. Кэйлеер

Карла, пятнадцатилетняя Королева Иннеи, ткнула в ребра своего кузена Мортона:

– А это еще кто?

Мортон покорно взглянул в ту сторону, куда кивнула нетерпеливая девица, а затем продолжил наблюдать за молодыми Предводителями, собравшимися в конце банкетного зала.

– Новая фаворитка дядюшки Гобарта.

Карла изучала юную ведьму сузившимися глазами льдисто-голубого оттенка.

– Не думаю, что она намного старше меня.

– К сожалению, ты совершенно права, – мрачно произнес Мортон.

Карла взяла кузена за руку, обретя некоторое утешение в его близости.

Иннеанское общество стало быстро меняться после того «несчастного случая» шесть лет назад, когда погибли родители Карлы и Мортона. Группа мужчин-аристократов немедленно сформировала совет «во благо Края» под лидерством Гобарта, Предводителя, носившего Желтый Камень и являвшегося дальним родственником отца юной Королевы.

Каждая Королева Провинции, отказавшаяся стать пешкой совета, не признала и Королеву из какой-то небольшой деревни, которая была в конечном счете избрана советом и стала править Краем. Это, разумеется, разделило Инею на два лагеря, но вместе с тем не дало мужскому совету обрести слишком большую власть и внести свои «улучшения» в иннеанское общество.

И все-таки все эти шесть лет в воздухе витало неуловимое ощущение неправильности.

У Карлы было не много друзей. Она была слишком остра на язык, обладала взрывным характером, по Праву рождения носила Сапфир. Помимо этого, она от природы была Черной Вдовой и Целительницей. Однако, поскольку теперь главой семьи считался лорд Гобарт, ей пришлось большую часть времени проводить с дочерьми других членов мужского совета. Взгляды, которых придерживались эти девочки, были непристойными и глупыми: уважающие себя ведьмы должны предоставить власть мудрым мужчинам, которые знают больше их; мужчины Крови не должны служить или подчиняться Королевам, потому что они – представители сильного пола. И единственная причина, по которой Королевы и Черные Вдовы стремятся к власти, заключается в том, что они по самой своей природе не способны стать настоящими женщинами.

Ужасающие непристойности. И это действительно пугало.

Когда Карла была моложе, она нередко гадала, почему Королевы Провинций и Черные Вдовы позволили загнать себя в угол вместо того, чтобы бороться.

«Иннея заперта в мрачной, темной, ледяной зиме, – сказали ей Черные Вдовы. – Мы должны приложить все усилия, чтобы сохранить свою силу до тех пор, когда вернется весна».

Но сумеют ли они протянуть пять долгих лет, оставшихся до ее совершеннолетия? Доживет ли до него она сама? Смерти ее матери и тети были отнюдь не случайны. Кто-то устранил самых сильных Королев и Черных Вдов в Иннее, оставив Край уязвимым для…

Для чего?

Джанелль могла бы ответить на этот вопрос, но она…

Карла прикусила губу, прогоняя прочь горький гнев, в последнее время то и дело угрожающе близко подбиравшийся к поверхности. Заставив себя вернуться в реальность, она присмотрелась к новой любовнице Гобарта и снова ткнула Мортона в ребра.

– Прекрати, – отрывисто бросил он.

Карла не обратила на эти слова ни малейшего внимания.

– Почему она не снимет меховую накидку?

– Это подарок дядюшки Гобарта, приподнесенный в день, когда она официально стала его спутницей.

Карла накрутила на палец прядь коротких, прямых платиновых волос.

– Я никогда не видела такого меха. Это не шкура белого медведя.

– Думаю, на ней мех арсерианского кота.

– Арсерианского кота? – Это не могло быть правдой. Большинство иннеанцев не рискнули бы охотиться в Арсерии, потому что пресловутые коты были огромными, опасными хищниками и шансы охотника самому не превратиться в добычу были минимальны. Кроме того, с мехом что-то было не так… Она чувствовала это даже на таком расстоянии. – Я собираюсь засвидетельствовать им свое почтение.

– Карла! – Не распознать скрытое предупреждение было попросту невозможно.

– Чмок-чмок. – С этими словами она коварно улыбнулась и нежно сжала руку кузена, прежде чем направиться к группке женщин, восхищавшихся накидкой.

Проскользнуть между ними оказалось на удивление легко. Некоторые из дам обратили на нее внимание, но большинство не сводило восхищенных глаз с девушки – Карла была не в силах назвать Сестрой ту, которая счастливо сплетничала.

– …охотники из очень далеких краев, – закончила свой рассказ та.

– У меня есть воротник из шкуры арсерианского кота, но он не сравнится с этим, – с завистью вздохнула одна из слушательниц.

– Эти охотники нашли какой-то новый способ добывать мех. Гоби рассказал мне после того, как мы… – Она хихикнула и умолкла.

– Какой же?

– Это секрет.

Девушки наперебой принялись ее уговаривать.

Очарованная белоснежным мехом, Карла прикоснулась к нему в тот самый миг, когда любовница ее дяди снова захихикала и наконец открыла тайну:

– Они снимают шкуру заживо .

Карла отдернула руку, словно ожегшись, и замерла, пораженная. Заживо!..

И часть силы существа, когда-то носившего эту шкурку, по-прежнему сохранилась. Вот что сделало мех таким потрясающим.

Ведьма. Одна из Крови, которую Джанелль называла родством.

Карла покачнулась. Они зверски убили ведьму.

Она растолкала женщин локтями и, спотыкаясь, неверными шагами направилась к двери. Через мгновение ее нагнал Мортон и обхватил рукой за талию.

– Прочь, – сдавленно пробормотала она. – Кажется, меня сейчас вырвет.

Как только они оказались на улице, девушка резко вдохнула колючий морозный воздух и заплакала.

– Карла, – пробормотал Мортон, прижимая ее к себе.

– Она была ведьмой, – всхлипывая, бормотала Королева. – Она была ведьмой, а они заживо содрали с нее шкуру, чтобы эта маленькая сучка могла…

Карла почувствовала, как содрогнулся Мортон. Его руки сжались, словно объятия могли защитить ее. И он действительно попытался бы защитить свою кузину, только поэтому Карла ничего не рассказывала ему об опасности, которую чувствовала каждый раз, когда дядюшка Гобарт смотрел на нее. В свои шестнадцать лет Мортон едва успел начать обучение службе при дворе.

Кроме него, у нее не осталось настоящей семьи – и друзей тоже.

Внезапно в ней вскипел горький гнев.

– Прошло уже два года! – яростно выкрикнула она, отталкивая Мортона. Тот покорно разжал объятия. – Она провела в Кэйлеере уже два года и ни разу не пришла повидать меня! – Девушка принялась мерить шагами узкую площадку.

– Люди меняются, Карла, – осторожно произнес ее кузен. – Друзья не всегда остаются друзьями.

– Не Джанелль. И не со мной. Этот зловещий ублюдок в Зале Са-Дьябло ухитрился каким-то образом посадить ее под замок. Я знаю это, Мортон. – Она ткнула его в грудь с такой силой, что юноша вздрогнул. – Я это чувствую – вот здесь!

– Темный Совет назначил его официальным ее опекуном…

Карла сорвалась теперь уже на него.

– Не смейте говорить со мной об опекунах, лорд Мортон! – прошипела она. – Я знаю о них все!

– Карла… – слабо произнес Мортон.

– «Карла», – горько передразнила она. – Всегда «Карла». Карлу постоянно кто-то должен контролировать. Она становится слишком эмоциональной из-за обучения в ковене Песочных Часов. Карла стала слишком нервной, возбудимой, враждебной, неуправляемой. Карла не желает хныкать и хихикать, как остальные пустоголовые дуры, и сюсюкать, потому что это привлекает мужчин!

– Мужчин привлекает не…

– И Карла непременно прирежет следующего сына блудливой шлюхи, посмевшего запустить ей руку или другую часть тела между ног!

– Что?

Девушка обернулась к Мортону.

Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна! Она не собиралась говорить этого…

– Поэтому ты остригла волосы после того, как дядюшка Гобарт настоял, чтобы ты вернулась в семейное поместье? Поэтому сожгла все свои платья и стала носить мою старую одежду? – Мортон схватил кузину за руку и повернул к себе. – Поэтому?

Глаза Карлы наполнились слезами.

– Мужчинам нравятся сломленные ведьмы, – тихо произнесла она. – Разве не так, Мортон?

Молодой человек покачал головой:

– Ты ведь носишь Сапфир по Праву рождения. В Иннее нет мужчин, носящих камень темнее Зеленого.

– Мужчина Крови может превзойти силу ведьмы, если дождется нужного момента и получит помощь.

Мортон грязно выругался вполголоса.

– Что, если Джанелль больше не приходит ко мне именно поэтому? Вдруг он сделал с ней то же самое, что дядюшка Гобарт хочет сделать со мной?

Мортон отступил на шаг.

– Я удивлен, что ты вообще терпишь мое присутствие.

Она чувствовала, что правда оставила в сердце кузена глубокую, кровоточащую рану. К сожалению, изменить истину Карла не могла, но рану исцелить вполне в ее власти.

– Ты – моя семья.

– Я мужчина .

– Ты – Мортон. Ты исключение из правила.

Мортон поколебался, но, решившись, все-таки раскрыл объятия:

– Иди сюда?

Сделав шаг вперед, Карла прижалась к кузену.

– Послушай, – хрипло произнес он. – Напиши Повелителю и спроси, нельзя ли Джанелль приехать повидать тебя. Попроси, чтобы он ответил письмом.

– Этот старый хрыч ни за что не позволит мне отправить гонца в Зал Са-Дьябло.

– Дядюшка Гобарт ни о чем не узнает. – Мортон сделал глубокий вдох и продолжил: – Я лично доставлю письмо и дождусь ответа.

Прежде чем он успел предложить ей свой платок, Карла отстранилась, шмыгнула носом и вытерла щеки рубашкой, которую позаимствовала из гардероба кузена. Она всхлипнула в последний раз и наконец успокоилась.

– Карла, – осторожно произнес Мортон, недоверчиво глядя на кузину, – ты ведь напишешь вежливое письмо, верно?

– Приложу все усилия, чтобы так и получилось, – заверила его Карла.

Мортон застонал.

О да. Она напишет Повелителю. И так или иначе, получит ответ.

Пожалуйста… Благая Тьма, пожалуйста… Пусть она снова станет моей подругой… Мне так не хватает тебя…

Обратившись к силе Сапфира, Карла бросила во Тьму одно-единственное слово: «Джанелль!»

– Карла? – вопросительно произнес Мортон, прикоснувшись к ее руке. – Банкет вот-вот начнется. Мы должны соблюдать хотя бы видимость приличий – это ненадолго.

Карла застыла на месте, не осмеливаясь даже дышать.

«Джанелль?»

Прошло несколько томительных секунд.

– Карла? – снова позвал Мортон.

Девушка вздохнула, преисполнившись горького разочарования. Она приняла предложенную кузеном руку и направилась вместе с ним в банкетный зал.

Он держался поблизости весь вечер, и Карла была благодарна за это. Однако она, не задумываясь, променяла бы поддержку и заботу Мортона на знание о том, что темное ментальное прикосновение ей не просто почудилось.

2. Кэйлеер

Когда Андульвар Яслана устроился в кресле перед столом из черного дерева, занимавшим значительную часть рабочего кабинета Сэйтана, Повелитель поднял глаза от письма, на которое он тупо смотрел последние полчаса.

– Ознакомься, – произнес он, передав лист бумаги своему старому другу.

Пока Андульвар читал письмо, Сэйтан устало оглядывал стопки бумаг на письменном столе. Прошло несколько месяцев с тех пор, как он был в этом Зале в последний раз, и еще больше времени с того дня, как Королевы, управлявшие Провинциями и Округами в его Крае, удостоились аудиенции. Старший сын Повелителя, Мефис, взял на себя большую часть забот о Демлане и успешно правил этим Краем на протяжении нескольких веков, но остальное…

– Полумертвый кровосос?! – пораженно переспросил Андульвар.

Сэйтан не без веселья наблюдал за тем, как его друг, читая письмо, грозно сверкает глазами и сдавленно рычит. Когда Повелитель сам впервые пробежал послание глазами, ему было не до смеха, однако подпись и еще по-детски округлый почерк смягчили его гнев – и только усугубили горе.

Андульвар бросил письмо на стол:

– Кто эта Карла и как она посмела написать тебе нечто подобное?

– Мало того что она осмелилась пойти на это. Ее посланник ждет ответа.

Андульвар пробормотал несколько до неприличия грубых слов.

– Что же до того, кто она такая… – Сэйтан призвал папку, которую обычно держал под замком в своем личном кабинете глубоко в недрах Зала в Аду. Пролистав несколько страниц, исписанных его изящным, немного старомодным почерком, он вручил один лист Андульвару.

Плечи эйрианца поникли.

– Проклятье.

– Именно.

Сэйтан убрал бумаги обратно в папку и заставил ее исчезнуть.

– И что ты ей ответишь?

Повелитель откинулся на спинку кресла.

– Правду. По крайней мере, ее часть. Я два года сдерживал натиск Темного Совета, отвечая отказом на их вполне обоснованные просьбы повидать Джанелль. Я не приводил никаких причин. Пусть думают что хотят – впрочем, я догадываюсь, в каком направлении движутся их мысли. Но ее друзья… Вплоть до этого дня молодость – или, быть может, робость – не позволяла им спрашивать, что с Джанелль. Теперь это наконец случилось. – Сэйтан выпрямился в кресле и отправил призыв Беале, Предводителю, носившему Красный Камень и исполнявшему в Зале Кэйлеера обязанности дворецкого.

– Проводите ко мне посланника, – велел Сэйтан, когда Беале появился на пороге.

– Мне уйти? – поинтересовался Андульвар, не торопясь подниматься из кресла.

Сэйтан только пожал плечами, мысленно подбирая слова для ответа. В последние несколько лет Демлан и Иннея окончательно утратили связь, но он достаточно слышал о лорде Гобарте и о его положении в Малом Террилле, чтобы прийти к выводу о том, что куда лучше отправить устный ответ, а не письменный.

Много веков назад Малый Террилль был основан выходцами из Светлого Королевства, мечтавшими начать новую жизнь на новой земле. Однако, несмотря на искреннее желание преуспеть, они чувствовали себя не слишком спокойно в обществе представителей большинства рас, населявших Царство Теней. Поэтому, хотя Малый Террилль и был одним из Краев Кэйлеера, он, разумеется, искал покровительства Светлого Королевства, и это обстоятельство не изменилось по сей день. Большинство терриллианцев вообще не верили в существование Царства Теней – доступ в Кэйлеер был закрыт для них уже очень и очень давно. И это, в свою очередь, означало, что любое влияние на Королевство из Террилля так или иначе шло от Доротеи. Одного этого было достаточно, чтобы обеспокоить Повелителя.

Сэйтан и Андульвар обменялись быстрыми взглядами, когда Беале открыл дверь перед посыльным.

Андульвар отправил короткую мысль на Красной нити. На острие копья копью, то есть предназначенную только для мужчины.

«Слишком он юн для официального представителя».

Сэйтан поднял правую руку. Кресло послушно проплыло по воздуху и опустилось по другую сторону стола.

– Прошу вас, присаживайтесь, Предводитель.

– Благодарю, Повелитель.

Перед ними предстал молодой человек со светлой кожей, светлыми волосами и голубыми, как у большинства иннеанцев, глазами. Несмотря на юные годы, двигался он с уверенностью и грацией, свойственными аристократам Крови, и отвечал с уверенностью и знанием Кодекса. Значит, парень воспитывался и обучался при дворе.

Это определенно не просто один из посыльных, подумал Сэйтан, наблюдая за тем, как парень пытается скрыть неуверенность. «Зачем же ты явился сюда, мальчик?» – про себя поинтересовался он.

– Мой дворецкий, по всей видимости, забыл о хороших манерах и не представил вас, – мягко произнес Сэйтан. Он сложил вместе ладони, и длинные, выкрашенные в черный цвет ногти коснулись подбородка.

Юноша побледнел, увидев кольцо с Черным Камнем, и нервно облизнул пересохшие губы.

– Меня зовут Мортон, Повелитель.

Ага, теперь ты уже не так уверен в том, что Кодекс сможет защитить тебя, верно, мальчик? Сэйтану очень хотелось ухмыльнуться, но он сдержался. Если этот юнец собирается и дальше иметь дело с Верховным Князем, носящим темный Камень, пусть сразу узнает, чем это чревато.

– Вы в услужении?

– Я… я пока не служу при дворе.

Сэйтан удивленно поднял бровь:

– Вы служите лорду Гобарту? – с явной прохладой поинтересовался он.

– Нет. Лорд Гобарт – всего лишь глава семьи. Вроде нашего дядюшки.

Сэйтан взял письмо со стола и отдал его посетителю:

– Прочтите.

Он отправил короткую мысль Андульвару.

«Какую игру ты ведешь?! – был ответ. – Парень слишком неопытен, чтобы…»

– Только не это, – простонал Мортон. Письмо плавно спланировало на пол. – Она же обещала, что не станет грубить… Я сказал ей, что дождусь ответа, и она ведь пообещала… – Юноша покраснел, затем побледнел. – Я ее придушу.

Обратившись к Ремеслу, Сэйтан взял покорно подлетевшее письмо. Все сомнения отпали, но ему стало очень интересно, почему вопрос, содержавшийся в нахальном послании, был задан только сейчас.

– Вы хорошо знаете Карлу?

– Она моя кузина, – ответил Мортон тоном, в котором явно сквозила обида.

– Могу вам только посочувствовать, – улыбнулся Андульвар, расправляя крылья и поудобнее устраиваясь в кресле.

– Благодарю, сэр. Конечно, куда лучше заполучить привязанность Карлы, нежели враждебность, и все же… – Мортон пожал плечами, не договаривая.

– Это верно, – сухо произнес Сэйтан. – У меня есть юная подруга с таким же характером. – Увидев на лице Мортона удивление, Повелитель весело рассмеялся. – Мальчик, даже мне нелегко справляться со своевольными ведьмами.

«Особенно если это Гарпия из числа Деа аль Мон, – развеселившись, закончил его мысль Андульвар. – Ты уже оправился от ее прошлой попытки помочь?»

«Если уж остался здесь, будь, по крайней мере, полезен!» – рявкнул Сэйтан в ответ.

Эйрианец снова повернулся к Мортону.

– И как, ваша кузина сдержала слово? – Когда парень непонимающе уставился на него, Андульвар пояснил: – Вы нашли письмо достаточно вежливым?

Кончики ушей Мортона предательски заалели, и он беспомощно пожал плечами:

– Ну, для Карлы… Полагаю, да.

– О, Мать-Ночь… – пробормотал Сэйтан. Внезапно его посетила неприятная мысль, и он едва не поперхнулся. Ему потребовалось некоторое время, чтобы перевести дыхание и обдумать наиболее неприятные возможные последствия.

Наконец взяв себя в руки, он, осторожно подбирая слова, произнес:

– Лорд Мортон, ваш дядя, наверное, не знает о том, что вы здесь, правда? – Обеспокоенный взгляд парня был красноречивым ответом. – Где вы, по его мнению?

– В совершенно другом месте.

Сэйтан пристально посмотрел на Мортона, заинтересовавшись внезапной переменой в его манерах. Перед ним теперь сидел не юноша, перепуганный незнакомым и зловещим местом и встречей с Повелителем, а Предводитель, защищающий свою юную Королеву. «Ты ошибся, мальчик, подумал Сэйтан. Ты уже выбрал, кому служить».

– Карла… – Мортон замешкался, подбирая слова. – Ей приходится нелегко. Она носит Сапфир по Праву рождения, к тому же она Королева, Черная Вдова от природы и Целительница, а дядюшка Гобарт…

Сэйтан напрягся, прочитав горечь в голубых глазах гостя.

– Они с дядей не слишком ладят, – уклончиво закончил Мортон, отводя взгляд. Когда он вновь поднял глаза на Сэйтана, в них застыла тревога. – Я знаю, что Карла хочет, чтобы Джанелль вновь навещала ее, как раньше, но, возможно, та не откажется хотя бы написать записку? В знак дружбы?

Сэйтан прикрыл свои золотистые глаза. За все надо платить, подумал он. За все надо платить. Сделав глубокий вдох, он вновь посмотрел на юношу.

– Больше всего на свете я бы хотел, чтобы она могла сделать это. – Он снова вздохнул. – То, что я сейчас расскажу, не предназначается ни для кого, кроме твоей кузины. Ты должен поклясться, что будешь молчать.

Мортон тут же согласно кивнул.

– Два года назад Джанелль очень серьезно пострадала. Она не может писать, не способна ни на какое общение. Она… – Сэйтан замолчал ненадолго и продолжил, только убедившись, что голос не дрогнет: – Она никого не узнает.

Мортон был потрясен.

– Как? – наконец прошептал он.

Сэйтан не смог найти ответ, однако, взглянув на исказившееся лицо Мортона, понял, что не стоило утруждаться. Мальчик все понял по этому молчанию.

– Значит, Карла была права, – с горечью произнес он. – Мужчине вовсе не обязательно быть достаточно сильным, если он выберет нужный момент.

Сэйтан резко выпрямился в кресле:

– Карлу заставляют подчиниться и отдаться мужчине? В пятнадцать лет?!

– Нет. Не знаю. Может быть… – Руки Мортона стиснули подлокотники кресла. – Когда жила с Черными Вдовами, она была в полной безопасности, но теперь, вернувшись в семейный особняк…

– Огни Ада, мальчишка! – взревел Сэйтан. – Даже если они не очень ладят, почему твой дядя не пытается защитить ее?!

Мортон прикусил губу и ничего не ответил.

Потрясенный до глубины души, Сэйтан осел в кресло. Нет, только не здесь. Только не в Кэйлеере. Неужели эти дураки не понимают, что теряется, когда Королеву вот так ломают?!

– Тебе пора возвращаться домой, – мягко произнес он.

Юноша кивнул и поднялся.

– И вот что передай Карле: если понадобится, я предоставлю ей убежище в Зале – и свою защиту. Как и тебе.

– Благодарю, – произнес Мортон. Поклонившись Сэйтану и Андульвару, он вышел из кабинета.

Сэйтан схватил свою трость с серебряным набалдашником и, хромая, направился к двери.

Андульвар, однако, добрался до нее первым и преградил Повелителю путь.

– Темный Совет возжаждет твоей крови, если дашь покровительство еще одной девушке.

Сэйтан долгое время молчал, а затем одарил старого друга хищной улыбкой, исполненной угрозы.

– Если Темный Совет дошел до того, что полагает, будто Гобарт – лучший опекун, чем я, то, пожалуй, они заслуживают особой экскурсии по Аду. Ты так не считаешь?

3. Искаженное Королевство

Физической боли не было, но мучения не прекращались ни на миг.

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

«Ты – мое орудие».

«Шлюха с сердцем мясника».

Он бродил по странным местам, затянутым туманом, полным разбитых воспоминаний, расколовшихся хрустальных чаш, разлетевшихся на части надежд.

Иногда он слышал отчаянные крики.

Иногда даже узнавал собственный голос.

Иногда ему удавалось на мгновение заметить юную девушку с золотистыми волосами, убегавшую прочь. Он всегда следовал за ней, силясь догнать, отчаянно желая объяснить…

Он не помнил, что ему было необходимо сказать ей.

«Не бойся! – кричал он ей вслед. – Пожалуйста, не бойся!»

Но она мчалась прочь, и он упорно следовал за ней по странному, изломанному пространству из перекрученных дорог, которые никуда не вели, и пещер, заваленных костями и залитых кровью.

Вниз. Все время вниз.

Он следовал за ней, униженно прося подождать, умоляя не бояться его, всегда надеясь услышать звук ее голоса, когда она произносит его имя…

Если бы он только мог вспомнить, как ее голос звучал…

4. Ад

Геката бережно расправила складки длинного плаща, ожидая, пока ее верные охранники-демоны приведут мальчишку, принадлежащего к килдру дьятэ . Она удовлетворенно вздохнула, поглаживая нежный мех. Арсерианский. Мех Предводителя. Она чувствовала боль и гнев, навсегда запертые в ворсе.

Родство. Кровь на четырех ногах. По сравнению с людьми они были примитивны. Эти простые умы были попросту не способны уловить величие ее устремлений. Однако родство яростно защищало того, кому приносило присягу. Впрочем, не менее яростно они бросались на любого, кто осмеливался их предать.

Она совершила несколько подобных незначительных ошибок в последний раз, когда пыталась стать Верховной Жрицей всех Королевств. Это стоило ей войны между Терриллем и Кэйлеером пятьдесят тысяч лет тому назад. Она ошиблась, недооценив силу Крови, населявшей Царство Теней. И еще большую оплошность допустила, недооценив родство.

Первое, что Геката сделала, оправившись от потрясения, вызванного метаморфозой в мертвого демона, – истребила все родство в Террилле. Некоторые сумели скрыться и выжить, но лишь ничтожное количество. Им пришлось скрещиваться с животными-лэнденами, и с течением времени, наверное, вновь появились существа, приблизившиеся к Крови, но не настолько сильные, чтобы носить Камни.

Однако дикари из родства здесь, в Кэйлеере, заперлись в собственных Краях после войны и оплели свои границы неисчислимыми заклинаниями. К тому времени, как эти заслоны стали утрачивать силу, периодически пропуская пришельцев, родство превратилось скорее в миф.

Геката стала мерить комнату шагами. Огни Ада! Да сколько же времени может потребоваться, чтобы двое взрослых мужчин поймали одного-единственного мальчишку!

Через минуту она замерла и снова любовно разгладила складки плаща. Нет, нельзя, чтобы мальчишка видел ее нетерпение. Он может заупрямиться. Геката провела рукой по гладкому, шелковистому меху, наслаждаясь этим прикосновением и понемногу успокаиваясь.

На протяжении веков, тщетно ожидая, чтобы Террилль вновь превратился в достойную награду победителю, она помогла Малому Терриллю протянуть ниточку связи в Королевство Света. Но только за последние несколько лет ей удалось наконец закрепить свою власть в Иннее – с помощью амбиций лорда Гобарта.

Она выбрала этот Край потому, что он был севернее прочих и жителей можно было с легкостью изолировать от других людей Крови. К тому же там жил Гобарт, мужчина, чьи амбиции намного превышали возможности. Был в Иннее и Алтарь Тьмы. Поэтому впервые за очень долгое время у Гекаты появились Врата, оказавшиеся в ее полном распоряжении, а заодно и способ отправить с их помощью в Кэйлеер нужных мужчин, чтобы выслеживать все время ускользавших от нее жертв.

Это, разумеется, была не единственная из игр, которыми Геката забавлялась в Царстве Теней, но все прочие требовали немалых времени и терпения, а также уверенности в том, что на сей раз никто и ничто не нарушит ее планов.

Она уже начала сомневаться в верности своих стражников, когда они вернулись, таща за собой упирающегося мальчишку. Грязно выругавшись, они прижали его спиной к высокому, плоскому камню.

– Боли не причинять! – рявкнула Геката.

– Да, Жрица, – покорно, но недовольно отозвался один из них.

Она принялась рассматривать мальчишку, с вызовом глядевшего на нее. Чар, юный Предводитель, лидер килдру дьятэ . Несложно догадаться, почему его так прозвали. Только юноша с многообещающими способностями к Ремеслу мог спасти столько плоти от огня. Должно быть, он уже в этом возрасте был очень, очень силен. Жаль, что она не поняла этого еще семь лет назад, когда впервые столкнулась с ним. Что ж, теперь это упущение можно легко исправить.

Геката медленно приблизилась к нему, наслаждаясь беспокойством, промелькнувшим во взгляде мальчика.

– Я не желаю вам зла, Предводитель, – ласково пропела она. – Мне просто нужна ваша помощь. Я знаю, что Джанелль теперь ходит среди килдру дьятэ . Я бы хотела повидать ее.

То, что осталось от губ мальчика, изогнулось в издевательской ухмылке.

– Не все килдру дьятэ на этом острове.

Золотистые глаза Гекаты полыхнули яростью.

– Ты лжешь. Призови ее. Сейчас же!

– Повелитель направляется сюда, – произнес Чар. – Он может оказаться здесь в любую минуту.

– Почему? – требовательно спросила Жрица.

– Потому что я посылал за ним.

– Зачем?

Глаза мальчика наполнились странным светом.

– Я вчера видел бабочку.

Ей хотелось кричать от злости. Вместо этого Геката подняла руку, сложив пальцы щепотью:

– Если тебе дороги глаза, мой юный Предводитель, ты призовешь Джанелль сейчас же .

Чар уставился на нее:

– Вы действительно так хотите увидеть ее?

– Да!

Мальчик запрокинул голову и издал странный, лающий вой.

Невольно испугавшись, ведьма размахнулась и отвесила ему оплеуху.

– Геката!

Она содрогнулась, безошибочно распознав бушующую ярость в громоподобном голосе Сэйтана. Геката оглянулась через плечо и замерла. Неожиданное возбуждение волной прокатилось по всем нервам.

Сэйтан тяжело опирался на трость с серебряным набалдашником. Его золотистые глаза мерцали от гнева. В густых черных волосах появились новые нитки седины, лицо выглядело изможденным. Он казался… очень усталым.

К тому же на нем был только Красный Камень, доставшийся по Праву рождения.

Она не стала тратить время на быстрый спуск в бездну, чтобы собрать каждую крупицу силы, – просто подняла руку и выпустила всю мощь Красного Камня, направив ее на больную ногу бывшего мужа.

Крик боли, который издал Сэйтан, падая, был музыкой для ее ушей.

– Схватить его! – приказала она, обращаясь к своим демонам.

Стражники поколебались было, однако, когда Сэйтан попытался подняться, но не смог, послушно вытащили ножи и ринулись к нему.

Земля содрогнулась – слабо, но ощутимо. Клубы вихрящегося тумана поплыли над камнями и черной, выжженной землей.

Геката тоже бросилась к Сэйтану, не желая пропустить момент, когда ножи вонзятся глубоко в его тело, мечтая увидеть, как бежит его кровь. Кровь Хранителя! Какой насыщенный вкус, какая сила сокрыта в ней! Она напьется досыта, прежде чем заняться этим настырным мелким демоном…

Из бездны поднялся мучительный вой, исполненный радости и боли, гнева и торжества.

Волна темной, чистой силы затопила остров килдру дьятэ . Молнии выпущенной магии заполыхали в сумрачном небе Ада, гром сотряс землю. Странный, замогильный звук все не смолкал.

Геката упала на землю, сжавшись в комочек.

Ее демоны громко вопили, корчась в страшных мучениях.

«Уходи, – мысленно молила Геката. – Что бы ты ни было, уходи!»

Ужасное, холодное нечто коснулось ее внутренних барьеров, и Геката поспешно опустошила свой разум, на время изгнав все мысли и образы.

К тому времени, как все стихло, от волны силы не осталось и следа.

Геката с трудом села. Горло конвульсивно сжалось, стоило ей увидеть, что осталось от ее верных демонов.

Ни следа Сэйтана или Чара.

Геката медленно, осторожно поднялась с земли. Что это было? Джанелль – или то, что от нее осталось? Возможно, она все же не стала килдру дьятэ ? Возможно, девчонка не превратилась в мертвого демона, а стала призраком, и теперь от нее осталась только бесплотная сила?

Что ж, в таком случае она все равно что умерла окончательно, подумала Геката, поймав Белый ветер и направляясь к каменному зданию, которое надменно называла своими владениями. Только к лучшему, что остатки этой силы и сущности навсегда прикованы к Темному Королевству. Пытаться обуздать нечто подобное… Нет, девчонка все равно что умерла.

Боль окружала и наполняла его. Голова словно была туго набита ватой. Он продирался через притупляющие все звуки завалы, отчаянно пытаясь добраться до приглушенных голосов, раздававшихся где-то наверху: сердитое, раскатистое бормотание Андульвара, обеспокоенный, хрипловатый шепот Чара.

Огни Ада! Почему же они просто сидят здесь?! Впервые за два года Джанелль ответила на чей-то зов! Почему они не пытаются связаться с ней?

Потому что она скользит по бездне глубже, чем любой из них. Только он сам способен ощутить ее присутствие. Но Сэйтан не мог сейчас запросто опуститься до Черного и попытаться призвать ее. Он должен был оказаться рядом с ней физически, прикасаться к ней, чтобы суметь убедить Джанелль вернуться в свое тело и остаться в нем.

– Почему колдовской шторм так повлиял на него? – со страхом спросил Чар.

– Потому что он осел, – прорычал Андульвар в ответ.

Сэйтан удвоил усилия, прикладываемые, чтобы прорваться через странную пелену, заглушающую все звуки. Тогда он сможет хотя бы зарычать на старого друга. Вероятно, он действительно передавал слишком много силы Черного Джанелль, не оставляя для себя почти ничего, чтобы восстановиться. Может, поступал глупо, упрямо отказываясь пить свежую кровь, чтобы поддерживать силы. Но это не давало эйрианскому воину права вести себя как упрямая, назойливая Целительница!

Джанелль загнала бы его в угол и не выпускала до тех пор, пока он не сдался.

Джанелль. Так близко. Вероятно, другой возможности не представится.

Он приложил все силы к освобождению из непонятного плена. «Помогите же мне. Я должен добраться до нее! Помогите…»

– Повелитель!

– Огни Ада, Са-Дьябло!

Сэйтан схватил Андульвара за руку и попытался сесть в постели.

– Помоги мне, иначе станет слишком поздно.

– Тебе нужен отдых! – возмутился тот.

– На это нет времени! – Сэйтан пытался кричать, но его голос больше всего походил на придушенное карканье. – Джанелль еще не успела уйти далеко, я смогу дотянуться до нее.

– Что?!

В следующее мгновение Повелитель уже сидел на постели, а старый друг поддерживал его, обняв за плечи. Чар опустился на колени перед ним. Сэйтан сосредоточился на мальчишке.

– Как тебе удалось призвать ее?

– Не знаю, – зарыдал Чар. – Не знаю. Я просто пытался отвлекать Гекату до тех пор, пока вы не придете. Она настаивала на том, чтобы увидеть Джанелль, вот я и подумал… Мы когда-то играли с ней в прятки и издавали именно такие звуки. Я не знал, что она ответит, Повелитель. Я звал так не один раз с тех пор, как она ушла, и Джанелль ни разу не отзывалась!

– До сегодняшнего дня, – тихо произнес Сэйтан. Но почему сейчас? Он наконец заметил хорошо знакомую спальню. – Мы в Цитадели в Кэйлеере?

– Дрейка настояла на том, чтобы я привез тебя сюда, – пояснил Андульвар.

Сенешаль Цитадели выделила ему комнату неподалеку от покоев Королевы. А это означало, что он лишь в нескольких ярдах от бессознательного тела Джанелль. Случайность? Или же Дрейка тоже ощутила присутствие девушки?

– Помоги мне, – прошептал Сэйтан.

Андульвар потащил его на себе по коридору к двери, возле которой их обоих ожидала Дрейка.

– Когда вернешься, выпьешь чашку теплой крови, – хладнокровно велела она.

«Если я вернусь», – мрачно подумал Повелитель, с помощью Андульвара забираясь в постель, где лежало неподвижное тело Джанелль. Другой возможности может не представиться. Он вернет ее сейчас или уничтожит себя, пытаясь сделать это.

Оставшись наедине с девушкой, Сэйтан обхватил ее лицо руками, вытянул из Камней всю силу, еще сохранившуюся в них, до последней капли и поспешно спустился в бездну, добравшись до уровня Черного.

«Джанелль!»

Она продолжала скользить в глубину по спирали. Сэйтан не знал, что происходит: девочка игнорирует призыв или же попросту не слышит его?

«Джанелль! Ведьмочка!»

Силы убывали с поразительной скоростью. Бездна давила на разум, и это ощущение быстро превращалось в боль.

«Ты в безопасности, ведьмочка! Возвращайся! Ты в безопасности!»

Но она скользила все дальше и дальше, уносясь прочь. Однако маленькие импульсы силы поднялись вверх, и Сэйтан ощутил, что они наполнены гневом.

Найди и догони. Детская игра. Он посылал в бездну сообщения, полные любви и обещания безопасности, на протяжении двух лет. Чар все это время направлял приглашения поиграть.

Молчание.

Очень скоро нужно будет подниматься, иначе его разум разлетится на части.

Тишина.

Найди и догони. Разве он сам не любил эту игру когда-то?

Сэйтан ждал, отчаянно борясь за каждую секунду.

«Ведьмочка!»

Он услышал, как в реальном мире что-то разбилось, услышал чей-то крик. А затем ощутил, как что-то врезается в грудь прямо под сердцем, не давая дышать.

Не зная, что еще можно сделать, Сэйтан полностью опустил барьеры, оставляя себя на милость чужой воли. Он ожидал, что Джанелль врежется в него и разорвет на части. Вместо этого Повелитель ощутил чужое удивление и любопытство, за которым последовало легкое как перышко прикосновение. Едва-едва уловимое.

А потом она выбросила его из бездны.

Резкое возвращение в физический мир принесло с собой сильное головокружение, все чувства смешались. Должно быть, только поэтому Сэйтану примерещился маленький витой рог посередине лба Джанелль. Поэтому ее ушки показались ему слегка заостренными, а вместо привычной золотистой копны кудряшек его взору предстала грива цвета солнца, нечто среднее между человеческими волосами и мехом. Поэтому его сердце бешено колотилось. Странное ощущение – его словно сжимала чья-то рука.

Сэйтан закрыл глаза, пытаясь побороть головокружение. Когда через мгновение он вновь устремил взор на Джанелль, необычные перемены в ее внешности успели исчезнуть. Однако странное, неприятное чувство в груди не исчезло.

Охнув, Повелитель поспешно опустил взгляд. Чьи-то пальцы сжались вокруг его сердца.

Рука Джанелль погрузилась в его грудь. Вытащив руку, девушка вынет его сердце. Но это не имело значения – оно принадлежало ей задолго до их первой встречи. Сэйтан испытал странную гордость, вспомнив, с каким раздражением и удовольствием пытался научить ее пропускать один твердый предмет сквозь другой.

Пальцы сжались еще сильнее.

Ее глаза неожиданно распахнулись – бездонные сапфировые озера, бездумные, но не безразличные. В них полыхал глубокий, нечеловеческий гнев.

Джанелль моргнула. Ее глаза затуманились, скрыв очень и очень многое. Она снова моргнула и уставилась на Повелителя.

– Сэйтан? – хриплым голосом спросила она.

Его глаза наполнились слезами.

– Ведьмочка, – хрипло прошептал Жрец.

Он снова охнул, когда Джанелль шевельнула пальцами.

Девушка перевела взгляд на грудь наставника и нахмурилась:

– Ой.

Она медленно разжала пальцы и извлекла руку.

Сэйтан ожидал увидеть кровь, однако кожа девушки осталась безукоризненно чистой. Быстро оценив собственные ощущения, Сэйтан понял, что еще несколько дней грудь будет побаливать, но серьезного вреда Джанелль не причинила. Он наклонился и осторожно прижался к ее лбу своим.

– Ведьмочка, – снова прошептал он.

– Сэйтан? Ты что, плачешь?

– Да. Нет. Не знаю.

– Тебе следовало бы прилечь. Кажется, ты неважно себя чувствуешь.

Он придвинулся к Джанелль, и это забрало все оставшиеся силы. Когда девушка доверчиво повернулась и прижалась к нему, Сэйтан крепко обнял ее.

– Я пытался достучаться до тебя, ведьмочка, – пробормотал он, прижавшись щекой к светлым волосам.

– Я знаю, – сонно отозвалась она. – Иногда я слышала тебя, но мне же нужно было отыскать все осколки, чтобы собрать хрустальную чашу.

– Все получилось? – спросил Сэйтан, не осмеливаясь даже дышать в ожидании ответа.

Джанелль счастливо кивнула:

– Некоторые осколки, правда, как в тумане и еще не совсем встали на место… – Она помолчала, нахмурившись. – Сэйтан, а что случилось?

Его наполнил ужас. Повелитель Ада понял, что ему не хватит смелости честно ответить на этот вопрос. Как она поступит, узнав, что случилось на самом деле? Если Джанелль вновь разорвет связь со своим телом и нырнет в бездну, вряд ли ему когда-либо удастся вновь убедить ее вернуться.

– Ты серьезно пострадала, милая. – Он крепче обнял дочь своей души. – Но теперь все будет хорошо. Я тебе помогу. Ничто не сможет причинить тебе вред, ведьмочка. Ты должна помнить об этом. Здесь ты в безопасности.

Джанелль нахмурилась:

– Здесь – это где?

– Мы в Цитадели. В Кэйлеере.

– А-а, – протянула она. Ее веки дрогнули и смежились.

Сэйтан сжал плечо Джанелль. Потом потряс ее, испугавшись.

– Джанелль? Джанелль, нет! Не покидай меня. Пожалуйста, не уходи!

Девушка с усилием открыла глаза:

– Уходить? О, Сэйтан, я так устала… неужели мне действительно пора уходить?

Он из последних сил попытался взять себя в руки. Нужно сохранять спокойствие, только тогда Джанелль действительно почувствует себя в безопасности.

– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько сама захочешь.

– И ты тоже останешься?

– Я никогда не оставлю тебя, ведьмочка. Клянусь.

Джанелль вздохнула.

– Тебе тоже надо поспать, – пробормотала она.

Сэйтан долго прислушивался к ее спокойному, ровному дыханию. Он хотел открыть свой разум и прикоснуться к ее сознанию, но сейчас в этом не было нужды. Он прекрасно чувствовал разницу – в его объятиях теперь покоилось живое тело, а не пустая оболочка.

Поэтому вместо этого он связался с Андульваром.

«Она вернулась».

Долгое, очень долгое молчание.

«На самом деле?»

«На самом деле». И ему понадобятся все силы – впереди долгий день. «Сообщи остальным, – велел Сэйтан. – И передай Дрейке, что теперь я не откажусь выпить чашку свежей, теплой крови».

5. Кэйлеер

Ведомый лишь инстинктом и подстегиваемый возрастающим беспокойством, Сэйтан, не постучавшись, вошел в спальню Джанелль в Цитадели.

Она стояла перед высоким зеркалом на подставке, глядя на свое отраженное в нем тело.

Сэйтан закрыл дверь и, хромая, подошел к девушке. Пока она находилась вдали от тела, связь с ним была достаточно сильна, чтобы можно было кормить ее и осторожно выводить на прогулки, не позволяя атрофироваться мышцам. Ее остаточного присутствия хватило и на то, чтобы вместилище, лишенное души, стало медленно перестраиваться согласно требованиям возраста.

Ведьмы достигали зрелости позже, чем лэндены, а их телам требовалось значительно больше времени, чтобы подготовиться к физическим переменам, отличавшим девочку от женщины Крови. Однако плоть Джанелль, лишенная населявшей ее сущности, не начала меняться вплоть до ее четырнадцатого дня рождения. Несмотря на то что метаморфозы протекали очень медленно и плавно, едва заметно, тело ее теперь совсем не походило на фигуру двенадцатилетней девочки.

Сэйтан замер в нескольких футах за ее спиной. Сапфировые глаза Джанелль встретились с его взглядом в зеркале, и Повелителю пришлось приложить немалые усилия, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица.

Эти глаза… Ясные, холодные и опасные, если Джанелль не успевала вовремя нацепить маску человечности. Теперь он знал наверняка, что это и впрямь была всего лишь маска. Это превращение не имело ничего общего с расщеплением сущности, к которому девочка прибегала в детстве, чтобы скрыть, что она Ведьма. Маскарад превратился в целенаправленное стремление быть человеком. И это пугало его.

– Я должен был рассказать тебе… – тихо произнес он. – Мне следовало подготовить тебя к этому заранее. Но ты проспала большую часть времени в эти четыре дня, и я… – Повелитель замолчал.

– Сколько времени прошло? – спросила она голосом, в котором смешались полночь и горное эхо, гуляющее по пустым, мрачным пещерам.

Сэйтану, прежде чем ответить, пришлось прочистить горло, чтобы голос звучал естественно.

– Два года. Вообще-то даже немного дольше. Через несколько недель тебе исполнится пятнадцать.

Она ничего не сказала, и Сэйтан не знал, как заполнить повисшее молчание.

Наконец Джанелль повернулась к нему:

– Ты хотел бы заняться сексом с этим телом?

Кровь. Столько крови…

Горло конвульсивно, судорожно сжалось, желудок свело. Ее маска отлетела прочь. Сколько он ни искал, обнаружить Джанелль в этих сапфировых глазах не удалось.

Сэйтан должен был дать ответ. Более того, он должен был дать правильный ответ.

Он медленно втянул воздух.

– Теперь я – твой законный опекун. Приемный отец, если хочешь. А отцы не занимаются сексом со своими дочерьми.

– Разве? – полуночным, вкрадчивым шепотом уточнила она.

Внезапно пол, на котором Сэйтан стоял, исчез. Комната бешено завертелась перед глазами. Он бы непременно упал, если бы Джанелль не обхватила его руками за талию.

– Не обращайся к Ремеслу, – сквозь стиснутые зубы пробормотал он.

Слишком поздно. Джанелль уже успела поднять его в воздух и направить к дивану. Сэйтан покорно опустился на мягкое сиденье. Девушка устроилась рядом и отбросила с шеи длинные золотистые волосы.

– Тебе нужна свежая кровь.

– Вовсе нет. У меня просто немного закружилась голова.

Верховный Жрец Песочных Часов и без того пил по чашке свежей человеческой крови утром и вечером на протяжении последних четырех дней – почти такого же количества ему обычно хватало на год.

– Тебе нужна свежая кровь! – На сей раз голос Джанелль звучал резко, с надрывом.

Что ему действительно нужно, так это найти того ублюдка, который тогда изнасиловал ее, и разорвать на мелкие-мелкие кусочки.

– Мне не нужна твоя кровь, ведьмочка.

В ее глазах вспыхнул гнев, и Джанелль гневно оскалилась.

– С моей кровью все в полном порядке, Повелитель, – прошипела она. – Она ничем не запятнана.

– Разумеется, она не запятнана! – рявкнул он в ответ.

– Тогда почему отказываешься принять дар? Раньше ты всегда соглашался.

В сапфировых глазах Джанелль теперь носились тени и облачка тумана. Видимо, в ее случае ценой человечности были уязвимость и чувство неуверенности.

Взяв ее руку, Сэйтан нежно поцеловал тыльную сторону ладони, гадая, можно ли как-нибудь деликатно намекнуть на то, что было бы лучше накинуть халат, и при этом не обидеть ее. Не все сразу, Са-Дьябло, подумал он.

– Есть три причины, по которым я не хочу прямо сейчас принимать твою кровь. Во-первых, до тех пор, пока ты не окрепнешь окончательно, каждая капля пригодится тебе самой. Во-вторых, твое тело претерпевает превращение из детского в женское, меняются и свойства крови, в том числе магические. Поэтому, думаю, стоит проверить, все ли в порядке, прежде чем я выпью жидкую молнию.

Она захихикала.

– И в-третьих, Дрейка тоже решила, что мне необходима свежая кровь.

Глаза Джанелль расширились.

– Ну надо же… Бедный папа. – Она тут же прикусила губу. – Можно я буду так тебя называть? – тихо и очень неуверенно уточнила девушка.

Сэйтан обнял дочь своей души и прижал к себе.

– Это будет честью для меня. – Он легонько поцеловал девушку в лоб. – В комнате прохладно, ведьмочка. Тебе лучше накинуть халат. И надеть тапочки.

– Ты уже говоришь как настоящий отец, – проворчала Джанелль.

Сэйтан улыбнулся:

– Я очень долго ждал, чтобы наконец получить право суетиться и беспокоиться. И теперь намереваюсь воспользоваться им в полной мере.

– Я смотрю, мне повезло, – прорычала она.

Повелитель рассмеялся:

– Нет. Это мне повезло.

6. Кэйлеер

Сэйтан пристально смотрел на тоник в маленькой чашке из темного, почти черного, дымчатого стекла. Он уже поднес ее к губам, когда раздался стук в дверь.

– Войдите, – с явным облегчением и даже радостью произнес Повелитель.

На пороге появился Андульвар. За ним следовали его внук, Протвар, и Мефис, старший сын Сэйтана. Протвар и Мефис, как и Андульвар, превратились в мертвых демонов давным-давно во время кровопролитной войны между Терриллем и Кэйлеером. Джеффри, историк и хранитель библиотеки Цитадели, вошел последним.

– Попробуй-ка вот это, – попросил Сэйтан, сунув чашку в руку своему старому другу.

– Зачем? – удивился Андульвар, с подозрением глядя на чашку. – Что это?

Проклятая эйрианская недоверчивость.

– Это тоник, который Джанелль сделала для меня. Она говорит, я по-прежнему выгляжу изможденным.

– Так и есть, – проворчал Андульвар. – Поэтому лучше выпей.

Сэйтан скрипнул зубами.

– Пахнет неплохо, – задумчиво произнес Протвар и невольно прижал крылья под угрожающим взглядом Повелителя.

– На вкус тоже очень даже ничего, – произнес Сэйтан, пытаясь судить беспристрастно.

– Тогда в чем проблема? – поинтересовался Джеффри, скрестив руки на груди. Он нахмурился, изучая чашку, и густые черные брови в точности повторили очертания треугольника волос на лбу. – Ты боишься, что она недостаточно обучена, чтобы изготовлять нечто подобное? Думаешь, девочка в чем-то ошиблась?

Сэйтан поднял одну бровь:

– Мы же говорим о Джанелль.

– А… – протянул библиотекарь, вновь глядя на чашку, но теперь уже с долей беспокойства. – Верно.

Сэйтан подал ему чашку.

– Скажи мне, что думаешь об этом.

Андульвар упер руки в бока.

– А почему ты так хочешь поделиться им с кем-нибудь? Если с тоником все в полном порядке, почему бы тебе самому его не выпить?

– Я и пью. Каждый день на протяжении последних двух недель, – проворчал Сэйтан. – Просто средство оказалось чертовски… сильнодействующим.

Последнее слово прозвучало умоляюще.

Джеффри взял чашку, сделал маленький глоток, посмаковал теплую жидкость и проглотил. Он передал чашку Андульвару и в тот же миг закашлялся, прижимая руки к животу.

– Джеффри?! – Встревожившись, Сэйтан подхватил Хранителя за руку, когда тот покачнулся.

– Скажи, я должен себя чувствовать именно так? – пропыхтел он.

– Как? – осторожно уточнил Повелитель.

– Как будто на желудок обрушилась лавина.

Сэйтан вздохнул с облегчением:

– Это, к счастью, продлится недолго, к тому же тоник и впрямь обладает удивительными целебными свойствами, но…

– Но первое ощущение несколько нервирует.

– Именно, – сухо согласился Жрец.

Андульвар пристально посмотрел на обоих Хранителей и пожал плечами, а затем взял чашку, сделал глоток и передал Протвару. Тот, в свою очередь, отпив немного, вручил ее Мефису.

Когда чашка вновь оказалась в руках Сэйтана, в ней осталось две трети напитка. Повелитель вздохнул, сделал глоток и поставил сосуд на пустующий старинный столик.

«И почему Дрейка не кладет на него груду всякой чепухи, как все нормальные люди?» – кисло подумал Сэйтан. По крайней мере, тогда можно было бы спрятать эту чертову штуковину, раз уж Джанелль наложила на нее какие-то хитрые чары, не дающие заставить ненавистный сосуд исчезнуть.

– Огни Ада, – наконец высказался Андульвар.

– Что она туда намешала? – спросил Мефис, потирая живот.

Протвар пристально смотрел на Джеффри.

– Знаешь, такое чувство, что еще чуть-чуть – и у тебя появится румянец…

Джеффри едва не прожег эйрианского Предводителя негодующим взглядом.

– Так… зачем вы вообще ко мне пришли? – наконец поинтересовался Сэйтан.

Они тут же вспомнили об официальной цели своего визита и заговорили все одновременно:

– Видишь ли, Са-Дьябло, эта несносная девчонка…

– …Для юной девушки это, разумеется, сложный период, я прекрасно все понимаю, но…

– …Совершенно не хочет нас видеть!

– …Почему-то такая робкая…

Сэйтан поднял руку, заставляя их умолкнуть.

За все нужно платить. Глядя на них, Сэйтан прекрасно понимал: он должен рассказать им то, что понял сам на протяжении последних двух недель. «За все нужно платить, – горько подумал он, – но, благая Тьма, разве мы отдали мало?»

– Джанелль еще не исцелилась.

Никто не ответил, и Повелитель невольно усомнился в том, что действительно сказал это вслух.

– Объяснись, Са-Дьябло, – пророкотал Андульвар. – Ее тело в порядке и теперь, когда она вернулась в него, скоро окрепнет…

– Да, – согласился Сэйтан мягко. – Ее тело в порядке.

– Поскольку она, по всей видимости, способна не только на то, чтобы придерживаться основ Ремесла, ее внутренняя сеть должна была остаться неповрежденной, – заметил Джеффри.

– Это так, внутренняя сеть не пострадала, – согласился Сэйтан. Огни Ада… Почему он оттягивает неизбежное? Да потому, что, как только слова будут произнесены, они станут реальностью.

Он наблюдал за тем, как глаза Андульвара загораются пониманием – и гневом.

– Тот ублюдок, который ее изнасиловал, ухитрился разбить хрустальную чашу, верно? – медленно произнес Андульвар. – Он разнес ее разум, и Джанелль оказалась в Искаженном Королевстве. – Он помолчал немного, взглянув на Сэйтана. – Или же… в каком-то другом месте?

– Кто знает, что покоится глубоко в бездне? – горько произнес Повелитель. – Я не из их числа. Затерялась ли она в безумии, или же просто шла дорогами, которые мы все не способны постичь? Невозможно сказать наверняка. Я знаю только одно: она сильно изменилась, иногда бывает трудно увидеть в этой новой девушке прежнюю Джанелль, ребенка, которого мы все любили. Она сказала мне, что сумела собрать хрустальную чашу, и, судя по всему, это действительно так. Но Джанелль не помнит, что произошло у Алтаря Кассандры. Она не помнит ничего о том, что происходило на протяжении нескольких месяцев до той страшной ночи. И что-то скрывает. Именно поэтому девочка отдаляется от нас. Сплошные тени и секреты. Она боится доверять кому бы то ни было из-за проклятых застарелых тайн.

Воцарившееся молчание нарушил Мефис.

– Возможно, – медленно произнес он, – если мы убедим ее иногда собираться вместе с нами в одной из приемных, хотя бы на несколько минут, то Джанелль сможет снова начать доверять нам. Особенно если мы не будем давить на нее или задавать неприятные вопросы, – грустно добавил он. – Скажи, разве запираться в самой себе, живя в собственном теле, лучше, чем блуждать в бездне?

– Нет, – тихо произнес Сэйтан, – не лучше. – Это рискованно. Мать-Ночь, это даже опасно! – Я поговорю с ней.

Андульвар, Протвар, Мефис и Джеффри вышли, договорившись встретиться в одной из малых гостиных. Сэйтан выждал несколько минут, а затем прошел те несколько ярдов, что отделяли его комнаты от покоев Королевы. Как только Джанелль соберет собственный двор, в это крыло не сможет войти без приказа ни один мужчина, кроме ее Консорта, Советника и капитана стражи. Даже ее законный опекун.

Сэйтан тихо постучал в дверь ее спальни. Не получив ответа, он заглянул в комнату. Пусто. Повелитель проверил смежную гостиную. Там тоже никого.

Взъерошив пальцами волосы, он стал гадать, куда могла отправиться его воспитанница. Он чувствовал, что Джанелль неподалеку. Однако Сэйтан успел узнать еще и то, что девушка оставляла такой сильный ментальный след, что иногда было очень сложно угадать, где именно она находится. Возможно, так было всегда, просто они никогда раньше не проводили вместе больше одного-двух часов. Теперь же ее незримое присутствие наполняло всю огромную Цитадель, а темный, восхитительный ментальный аромат был одновременно удовольствием и мукой. Чувствовать ее, мечтать о том, чтобы подарить ей свое сердце и служить одной лишь Королеве, – и быть изгнанным из ее жизни…

Более страшной пытки Сэйтан с ходу не придумал.

И он собрался рискнуть ее душевным покоем, попросив о встрече, не только ради Андульвара, Мефиса, Протвара и Джеффри. Была еще одна причина, никогда не покидавшая его мыслей. Если Джанелль никогда не исцелится до конца, если не сможет выносить прикосновение мужчины…

Он не был тем ключом, который открыл бы эту последнюю дверцу. Разумеется, Сэйтан мог сделать очень и очень многое, но не это. Ключ находился не в его руках.

У Деймона Сади.

«Деймон, Деймон… Где же ты? Почему не пришел?»

Сэйтан уже собрался было повернуть назад и отправиться на поиски Дрейки – она знала, в каком месте Цитадели находятся все ее обитатели, – когда раздавшийся шум заставил его замереть у неплотно закрытой двери в дальнем конце коридора.

Крадучись приближаясь к проему, Повелитель не мог не отметить, что его нога болит гораздо меньше и лучше слушается с тех пор, как Джанелль стала поить его своей адской смесью. Если он выдержит еще пару недель этого зверского лечения, то сможет снова забыть о трости – и, как он надеялся, о тонике.

Сэйтан почти добрался до двери, когда кто-то в комнате испуганно вскрикнул. Послышалось громкое шипение, угасшее с треском, а затем из проема повалил лиловый, серый и розовый дым. Звонкий женский голос рассерженно пробормотал:

– Проклятье, проклятье и еще раз проклятье!

Облако стало медленно осыпаться на пол.

Сэйтан протянул руку и уставился на мелкую крошку лилового, серого и розового оттенков, усыпавшую его ладонь и манжет рубашки. Внезапно в животе возникло странное ощущение, словно внутри бьются сотни бабочек и щекочут его крыльями, отчего у Повелителя Ада появилось иррациональное желание побегать по коридорам, громко хихикая.

Усилием воли он загнал внутрь готовый вырваться смешок, грозно выпрямился, вернув осанке горделивость, и осторожно заглянул в проем.

Джанелль стояла у огромного рабочего стола, скрестив руки и хмуро уставившись в книгу по Ремеслу, зависшую в воздухе над столом. Свечи по обеим сторонам толстого фолианта горели разноцветными огоньками, невольно напомнив Сэйтану витражи и несколько смягчив царящий в комнате хаос. Все вокруг, включая Джанелль, было щедро усыпано лиловым, серым и розовым порошками. Чистой осталась только книга. Наверное, девушка наложила на нее соответствующее заклинание, прежде чем начать работать…

– Честно признаться, не думаю, что хочу узнать, чем вызвано все это, – сухо произнес Сэйтан, гадая, как Дрейка отреагирует на учиненный беспорядок.

Джанелль окинула его взглядом, в котором раздражение смешалось с весельем.

– Думаю, что нет, – согласилась она, а затем одарила его неуверенной, но широкой улыбкой. – Полагаю, помочь тебе тоже вряд ли захочется…

Огни Ада! На протяжении всех тех лет, когда он обучал ее Ремеслу и мечтал разобраться в одном из этих сложных, причудливых заклинаний, Сэйтан надеялся получить подобное приглашение.

– К сожалению, – произнес он с нескрываемым разочарованием, – нам нужно сначала кое-что обсудить.

Джанелль преспокойно села прямо в воздухе, закинув ноги на несуществующую скамеечку, и уделила приемному отцу все свое внимание.

Сэйтан запоздало припомнил, что ее пристальное внимание всегда заставляло его нервничать.

Он прочистил горло и окинул комнату взглядом, надеясь обрести источник вдохновения. Возможно, ее рабочий кабинет, в котором столько предметов, связанных с Ремеслом, и впрямь лучшее место для этого разговора.

Сэйтан вошел и прислонился к косяку. Хорошее, нейтральное место. Он не вторгается в личную жизнь Джанелль и вместе с тем заявляет о своем праве быть ее частью.

– Меня кое-что беспокоит, ведьмочка, – тихо произнес он.

Джанелль склонила голову набок:

– Что именно?

– Ты сама. Ты избегаешь всех нас. Закрываешься от окружающих, прячешься здесь.

Ее глаза источали смертный холод.

– У всех есть свои границы и внутренние барьеры.

– Я говорю не о границах и внутренних барьерах, – произнес он. Напускное спокойствие продержалось недолго. – Разумеется, они есть у всех. Они оберегают внутреннюю паутину и Сущность каждого из нас. Но ты выстроила настоящую стену, отделяющую тебя от всех, ни с кем не разговариваешь, стараешься вообще не попадаться на глаза…

– Возможно, ты должен быть благодарен за это, Сэйтан, – произнесла Джанелль странным полуночным голосом, при первом же звуке которого у него пробежала дрожь вдоль позвоночника.

Сэйтан. Не папа – Сэйтан. И она произнесла его имя совсем не так, как обычно. Это больше походило на то, как Королева обращается к своему Верховному Князю.

Он не знал, как ответить на это предупреждение.

Джанелль спрыгнула со своего невидимого кресла и отвернулась от Сэйтана, опустив обе руки на усыпанный разноцветным порошком стол.

– Послушай меня, – твердо произнес он, подавив острое желание закричать. – Ты не можешь вот так отдаляться от нас. Ты не можешь провести остаток жизни в этой комнате, создавая прекрасные заклинания, которые никто никогда не увидит. Ты – Королева. Ты должна проводить время при своем дворе, общаясь с подданными.

– У меня никогда не будет двора.

Сэйтан уставился на нее, пораженный:

– Разумеется, у тебя будет двор. Ты же Королева.

Джанелль одарила его ледяным взглядом, от которого Повелитель невольно съежился.

– Я не обязана собирать собственный двор. Я проверяла. К тому же я не хочу править. Не хочу руководить ничьей жизнью, кроме собственной.

– Но ты же Ведьма.

В тот миг, как он произнес это слово, в комнате резко похолодало.

– Да, – слишком тихо и спокойно произнесла она. – Я – Ведьма.

Джанелль обернулась к нему.

Она отбросила маску, называемую человеческой плотью, и наконец впервые за все это время позволила ему увидеть правду.

Маленький витой рог в центре лба. Золотистая грива – не густой мех, но и не волосы. Изящные, заостренные ушки. Руки с изогнутыми коготками. Ноги, которые заканчивались маленькими копытцами. Узкая полоска золотистого меха, спускающаяся вниз по спине и переходящая в хвост, бьющий по бедрам. Странное, узкое, экзотическое лицо с огромными, сапфировыми глазами.

Будучи много лет Консортом Кассандры, Сэйтан наивно полагал, что знает и понимает, что значит быть Ведьмой. Теперь он наконец осознал, что Кассандра и прочие Королевы до нее, также носившие Черный Камень, лишь назывались Ведьмами. Джанелль же была ожившей легендой, воплотившейся мечтой.

Как глупо было с его стороны полагать, что все мечтатели были людьми…

– Именно, – холодно и тихо произнесла Ведьма.

– Ты прекрасна, – прошептал Сэйтан. – И очень, очень опасна.

Джанелль уставилась на него, озадаченная, и Повелитель осознал, что у него не будет лучшей возможности сказать то, что ей необходимо услышать.

– Мы любим вас, Леди, – тихо произнес он. – Мы всегда любили вас, и нам больно оказаться изгнанными из вашей жизни, так больно, что слова бессильны это описать. Вы не знаете, как нелегко нам было дождаться тех нескольких драгоценных минут, которые вы могли бы теперь проводить вместе с нами; как все мы переживали, не зная, куда вы исчезли и вернетесь ли, как завидовали людям, не ценившим ваше присутствие. А теперь… – Его голос сорвался. Сэйтан стиснул губы и глубоко вздохнул. – Мы принесли вам присягу давным-давно. Даже вы не сможете изменить этого. Делайте с нами все, что вашей душе угодно. – Он помолчал и затем добавил: – И, ведьмочка… мы не испытываем благодарности за эту стену.

Не дожидаясь ответа, Сэйтан поспешно вышел из комнаты. В его глазах блестели слезы.

За спиной раздался тихий плач, полный невыразимой муки.

Он не мог выносить их доброту. Было трудно терпеть сочувствие и понимание. Джеффри подогрел Повелителю бокал ярбараха. Мефис набросил плед отцу на колени. Протвар развел огонь, надеясь хоть немного прогреть комнату, прогнать холод. Андульвар сел рядом, сочувственно помалкивая.

Сэйтан стал дрожать, едва сделав первый шаг в гостиную. Он упал бы на пол, если бы старый друг не подхватил его вовремя и не подвел к креслу. Они не задавали никаких вопросов, и, если не считать хриплого «Не знаю», выдавленного сквозь зубы, Повелитель ничего не сказал о том, что случилось, – и о том, что он увидел.

И они приняли это.

Час спустя, почувствовав себя немного лучше, как физически, так и эмоционально, Сэйтан по-прежнему был не в состоянии выносить чрезмерную доброту и навязчивое сочувствие окружающих. И еще больнее было знать, что сейчас происходит в том рабочем кабинете.

Неожиданно двери гостиной распахнулись.

На пороге стояла Джанелль, держа в руках поднос с двумя маленькими графинчиками и пятью бокалами. Обе маски были на месте.

– Дрейка сказала, что все вы прячетесь здесь, – произнесла она, словно оправдываясь.

– Мы не то чтобы «прячемся», ведьмочка, – сухо парировал Сэйтан. – И даже в этом случае места в комнате хватит на всех. Не хочешь присоединиться к нам?

Ее ответная улыбка вышла застенчивой и неуверенной, но Джанелль энергичным шагом быстро прошла по комнате и встала возле кресла Сэйтана. Нахмурившись, она снова повернулась к двери:

– Раньше комната была больше.

– Это твои ножки были короче.

– Да, видимо, так вот почему мне так неудобно ходить по лестницам, – пробормотала она, наполняя два бокала из одного графина и три – из другого.

Сэйтан уставился на предложенный ему напиток. Желудок свело судорогой.

– Э-э… – протянул Протвар, когда Джанелль раздала остальные бокалы.

– Пейте, – отрезала она. – Вы все в последнее время выглядите утомленными. – Они продолжали колебаться, и девушка еще более резким тоном добавила: – Это всего лишь тоник.

Андульвар покорно сделал первый глоток.

Сэйтан вознес молчаливую благодарность Тьме за то, что эйрианцы всегда с такой охотой бросаются в схватку, и поднес свой бокал к губам.

– А сколько этой штуки ты делаешь зараз, несносная девчонка? – поинтересовался Андульвар.

– А что? – с опаской поинтересовалась Джанелль.

– Видишь ли, ты совершенно права, мы действительно немного вымотались. Возможно, не повредит выпить еще стаканчик попозже.

Сэйтан откашлялся, пытаясь скрыть внезапное беспокойство и дать другим время побороть охватившие их чувства. Одно дело, когда Андульвар сам бросается в битву. Но тащить за собой их всех было совершенно не обязательно.

Джанелль задумчиво взъерошила волосы:

– Он начинает терять свои свойства через час после приготовления, но сделать еще одну порцию чуть позже совсем не сложно…

Андульвар с серьезным видом кивнул:

– Большое спасибо.

Джанелль застенчиво улыбнулась и вышла из комнаты.

Сэйтан подождал немного, чтобы удостовериться, что девушка ничего не услышит, а потом повернулся к Андульвару.

– Ах ты, бессовестный мерзавец! – рявкнул он.

– Я бы сказал, это весьма сдержанный комментарий со стороны человека, которому теперь придется пить по два стакана этой гадости в день, – самодовольно сообщил Андульвар.

– Можно было бы выливать его в горшки, заодно и цветы подкормим… – предположил Протвар, оглядываясь в поисках какой-нибудь растительности.

– Это я уже пробовал, – прорычал Сэйтан. – Дрейка прокомментировала это следующим образом. Если еще хоть один цветок неожиданно погибнет в страшных муках, она попросит Джанелль разобраться, в чем дело.

Андульвар рассмеялся, и четверо мужчин гневно зарычали на него.

– Все полагают, что хейллианцы славятся своей изворотливостью. Зато эйрианцы сыскали славу прямых и честных людей. Поэтому если один из нас начинает изворачиваться…

– Ты сделал это только для того, чтобы у Джанелль появилась причина заглядывать к нам иногда, – догадался Мефис, рассматривая содержимое своего бокала. – Я безмерно тебе благодарен за это, Андульвар, но неужели нельзя было…

Сэйтан вскочил с кресла:

– Тоник же теряет свойства через час после изготовления!

Андульвар поднял бокал над головой.

– Именно.

Повелитель Ада улыбнулся:

– Если мы будем оставлять половину каждой порции на потом, ожидая, когда большая часть целебных свойств успеет исчезнуть, а потом смешаем его со свежей порцией…

– То получим неплохой тоник, который вполне можно пить, – закончил Джеффри, явно довольный таким поворотом событий.

– Если она узнает об этом, то убьет нас всех на месте, – проворчал Протвар.

Сэйтан иронично поднял бровь:

– Учитывая все обстоятельства, мой дорогой демон, боюсь, сейчас слишком поздно беспокоиться об этом. Ты так не считаешь?

На лице Протвара появился легкий румянец.

Сэйтан взглянул на Андульвара, сузив золотистые глаза:

– Но мы же узнали о том, что он теряет свойства через час, только после того, как ты попросил добавки.

Эйрианец пожал плечами:

– Большую часть лекарственных отваров необходимо принимать непосредственно после изготовления. Стоило рискнуть. – Он улыбнулся Сэйтану с надменностью, на которую были способны только эйрианские мужчины. – Как бы то ни было, если ты собираешься признать, что боишься за сохранность своих яиц…

Ответ был колким, лаконичным и весьма непристойным.

– Значит, никаких проблем, верно? – отозвался Андульвар.

Они взглянули друг на друга. В двух парах золотистых глаз отразилась память о долгих веках дружбы и соперничества – и понимание. Они подняли бокалы, ожидая, когда остальные присоединятся к тосту.

– За Джанелль, – произнес Сэйтан.

– За Джанелль, – хором отозвались остальные.

Они одновременно вздохнули и наполовину осушили бокалы.

7. Кэйлеер

Сэйтан с легким беспокойством смотрел на огни Риады – самого большого поселения Крови в Эбеновом Рихе и ближайшего к Цитадели, – мерцающие в окутанной тьмой долине, словно пойманные звездные лучи.

Он сегодня наблюдал за рассветом. Нет, более того. Сэйтан стоял в одном из маленьких садиков и чувствовал солнечное тепло на своем лице. Впервые за очень много веков, которым Повелитель давным-давно утратил счет, он не ощутил резкой, пронзительной боли в висках, от которой желудок словно завязывался в узел. Эта мигрень была напоминанием о том, как далеко он ушел от живых. Но сила его не ослабла ни на йоту.

Он был так же силен сейчас, как в те годы, когда только стал Хранителем, едва начав ходить по тонкой грани, отделяющей мертвых от живых.

Это сделала Джанелль – и ее тоник. Но причина была не только в этом.

Сэйтан успел забыть, какое удовольствие может приносить еда, и в последние несколько дней искренне наслаждался несколькими кусочками говядины и молодой картошки или жареной курицы и свежих овощей. Он забыл, как целителен сон, не похожий на полубодрствование, которым приходилось довольствоваться Хранителям на протяжении дня.

Забыл он и о том, как гложет голод или какой беспорядок царит в голове человека, достигшего крайней усталости.

За все нужно платить.

Он осторожно улыбнулся Кассандре, которая тоже подошла к окну.

– Ты сегодня великолепно выглядишь, – произнес Сэйтан, обводя взглядом длинное черное платье, кружевную изумрудную шаль и рыжие, словно припорошенные пылью волосы, собранные в высокую прическу.

– Какая жалость, что Гарпия не удосужилась одеться соответственно случаю, – колко отозвалась Кассандра и сморщила нос. – Ей следовало бы, по крайней мере, нацепить что-нибудь на шею.

– А тебе следовало бы воздержаться от комментариев и предложений одолжить ей платье с высоким воротом, – столь же ядовито отозвался Сэйтан. Он стиснул зубы, пытаясь сдержать рвущиеся с языка слова. Тишьян не нужен защитник, особенно после ее презрительного замечания о не в меру тонких чувствах и заносчивых слабонервных ведьмах из высшего общества.

Он наблюдал за тем, как в Риаде один за другим гаснут огни.

Кассандра глубоко вздохнула.

– Все должно быть совсем не так, – тихо произнесла она. – Черный Камень не может достаться кому-то по Праву рождения. Я сама стала Хранительницей только потому, что наивно полагала, будто следующей Ведьме понадобится друг, человек, способный помочь ей понять, чем она станет, принеся Жертву Тьме. Однако то, что произошло с Джанелль, изменило ее так сильно, что она никогда не сможет быть нормальной.

– Нормальной? А что, по-вашему, «нормально», леди?

Кассандра бросила выразительный взгляд в другой конец комнаты, где Андульвар, Протвар, Мефис и Джеффри пытались вовлечь Тишьян в разговор и вместе с тем держаться от нее на подобающем расстоянии.

– Джанелль отпраздновала свой пятнадцатый день рождения. Вместо шумной вечеринки с юными хохочущими подругами она провела вечер с демонами, Хранителями – и Гарпией. Неужели ты действительно считаешь, что это абсолютно нормально?

– Я слышал все это и раньше, – проворчал Сэйтан. – И мой ответ не изменился: да, для Джанелль это действительно нормально.

Кассандра пристально посмотрела на него, а затем тихо произнесла:

– Да, ты и впрямь так считаешь, верно?

Комнату на миг заволокло красным туманом, но Повелитель сумел обуздать свой гнев.

– И что это должно значить?

– Ты стал Повелителем Ада, оставаясь при этом живым. Тебе бы и в голову не пришло, что это странно – играть с килдру дьятэ , обучаться у Гарпии правильному поведению с мужчинами…

Сэйтан со свистом выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Предвидя ее приход, ты назвала ее дочерью моей души. Но это были просто слова, не так ли? Таким образом ты хотела убедиться, что я действительно стану Хранителем, моя сила будет в полном твоем распоряжении и ее хватит, чтобы уберечь твою ученицу, юную ведьмочку, которая будет сидеть у твоих ног и с благоговением ловить каждое слово, наслаждаясь вниманием Ведьмы, носящей Черный Камень. Только получилось совсем не так. Пришедшая Ведьма действительно стала дочерью моей души, она ни перед кем не преклоняется и не сидит ни у чьих ног.

– Может, она ни перед кем и не преклоняется, – холодно произнесла Кассандра, – зато у нее никого нет. – Голос ее немного смягчился, и она добавила: – И поэтому мне очень ее жаль.

«У нее есть я!» – огрызнулся про себя Сэйтан.

Колкий, резкий взгляд Кассандры поразил его в самое сердце.

Да, у Джанелль был он. Князь Тьмы. Повелитель Ада. И именно по этой причине, больше, чем по какой-либо другой, Кассандра жалела ее.

– Нам следует присоединиться к остальным, – бросил Сэйтан, неохотно предлагая даме руку. Несмотря на бушующую в нем ярость, Повелитель попросту не смог повернуться спиной к женщине.

Кассандра начала было отнекиваться, не желая принимать его любезность, однако, заметив, что Андульвар и Тишьян бросают на них холодные взгляды, сдалась.

– Дрейка хочет поговорить с нами, – сообщил Андульвар, как только они приблизились, и сразу же отошел в сторону, расправляя крылья, словно подыскивал подходящее местечко для схватки.

Сэйтан понаблюдал за ним еще несколько мгновений, а затем начал укреплять собственную защиту. Они были очень разными, однако Повелитель всегда доверял предчувствиям старого друга, с уважением относясь к его инстинктам.

Дрейка вошла в комнату медленно и очень спокойно. Руки ее, как всегда, были спрятаны в длинных рукавах мантии. Она подождала, пока все усядутся и будут готовы уделить ей безраздельное внимание, а затем пригвоздила Сэйтана к месту холодным взглядом.

– Леди исссполнилоссь пятнадцать сссегодня, – прошипела она.

– Да, – осторожно согласился Повелитель, не понимая, к чему Сенешаль клонит.

– Она оссталассь довольна нашшими маленькими подношшениями.

Иногда было сложно уловить интонации в бесстрастном шипении Дрейки, но эти слова больше походили на утверждение, чем на вопрос.

– Да, – согласился Сэйтан. – Полагаю, что так.

Долгое молчание.

– Пришшла пора ей покинуть Цитадель. Ты – ее зззаконный опекун. Ты вссе уладишшь.

Сэйтан почувствовал, как сжимается горло. Мышцы шеи конвульсивно напряглись и не желали расслабляться.

– Я обещал Джанелль, что она сможет оставаться здесь столько, сколько захочет.

– Леди пора уходить. Она будет жжжить ссс тобой в Зззале Ссса-Дьябло.

– Я могу предложить другой вариант, – поспешно вмешалась Кассандра, уперев руки в бока. Она даже не взглянула в сторону Повелителя. – Джанелль может жить со мной. Все знают, кто такой Сэйтан и что он собой представляет, но я-то…

Тишьян развернулась в кресле:

– Ты что, на самом деле считаешь, будто никто в Царстве Теней не знает, что ты тоже Хранительница?! Неужели ты искренне веришь в то, что нелепый маскарад, когда ты старательно корчишь из себя живую, может хоть кого-то одурачить?!

В глазах Кассандры вспыхнул гнев.

– Я всегда была осторожна…

– Ты всегда была лгуньей. А Повелитель, по крайней мере, никогда и не скрывал своей сущности.

– Но он же Повелитель – в том-то и дело!

– Дело в том, что ты хочешь воспользоваться Джанелль точно так же, как Геката! Отлить форму по своему выбору и наполнить ее тем, чем посчитаешь нужным, вместо того, чтобы позволить девочке просто быть собой!

– Да как ты смеешь так говорить со мной?! Я – Королева, носящая Черный Камень!

– Ты же не моя Королева, – ехидно осадила ее Гарпия.

– Леди.  – Голос Сэйтана больше походил на далекий раскат грома. Сделав над собой усилие и взяв себя в руки, Повелитель вновь повернулся к Дрейке.

– Она будет жжжить в Зззале, – твердо произнесла та. – Это решшено.

– Раз уж ты не удосужилась обсудить этот вопрос с кем-либо из нас, может, скажешь, кто принял такое решение? – резко поинтересовалась Кассандра.

– Лорн решшил.

Сэйтан забыл, что нужно дышать.

Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна!

Никто не осмелился возразить. Они боялись издать хоть один звук.

Сэйтан запоздало заметил, что у него дрожат руки.

– А я могу поговорить с ним? Есть кое-что, чего он, возможно, не знает о…

– Он зззнает вссе, Повелитель.

Верховный Жрец Песочных Часов пораженно уставился на Сенешаля Эбенового Аскави.

– Время вашшей всстречи ещще не пришшло, – размеренно прошипела Дрейка. – Но оно насстанет. – Она слегка склонила голову. Это был редкий знак уважения, которым она почти никогда никого не одаривала. За исключением, возможно, Джанелль.

Они наблюдали за тем, как Сенешаль плавной, змеиной походкой скользит к выходу, и еще долго прислушивались к эху шагов, пока и оно не стихло.

Андульвар шумно выдохнул.

– Когда она хочет подрезать кому-то поджилки, то с выбором ножа не промахивается.

Сэйтан склонил голову на спинку кресла и прикрыл глаза.

– Да уж, это точно.

Кассандра закуталась в шаль и грациозно поднялась с кресла, не глядя на присутствующих.

– Если вы извините меня, я, пожалуй, пойду.

Все поспешно встали и пожелали Королеве доброй ночи.

Вскоре и Тишьян собралась уходить. Однако на полпути она обернулась и криво улыбнулась Сэйтану:

– Возможно, жить в Зале с Джанелль будет нелегко, Повелитель, но совсем не по тем причинам, о которых вы думаете сейчас.

– Мать-Ночь, – только и ответил Сэйтан. Затем он повернулся к оставшимся в комнате мужчинам.

Мефис прочистил горло.

– Будет не так-то просто сообщить несносной девчонке, что она должна покинуть Цитадель. Ты вовсе не обязан делать это в одиночестве.

– Обязан, Мефис, – утомленно произнес Сэйтан. – Я обещал ей. Значит, именно я должен сообщить о том, что слово придется нарушить.

Он пожелал всем доброй ночи и медленно направился прочь по каменным коридорам Цитадели. Вскоре Сэйтан стоял у подножия лестницы, ведущей наверх, в покои Джанелль. Однако, вместо того чтобы не мешкая подняться по ступенькам, он привалился к стене, дрожа всем телом.

Он обещал Джанелль, что она сможет пробыть здесь столько, сколько пожелает. Он обещал ей.

Но Лорн решил по-другому.

* * *

Было уже далеко за полночь, когда Сэйтан наконец нашел Джанелль в маленьком огороженном садике, примыкавшем к ее покоям. Девушка сонно улыбнулась ему и протянула руку. Сэйтан благодарно сжал ее пальчики.

– Замечательный был праздник, – произнесла Джанелль, когда они неспешно двинулись по тропинке. – Я очень рада, что ты пригласил Чара и Тишьян. – Она помолчала немного и добавила: – Правда, мне очень жаль, что Кассандре так трудно с этим смириться.

Сэйтан задумчиво посмотрел на нее.

Джанелль только пожала плечами в ответ.

– И что именно ты услышала?

– Подслушивать очень некрасиво, – чопорно отозвалась она.

– Дипломатичный ответ, который на самом деле лишь помогает уклониться от сути, – сухо прокомментировал Сэйтан.

– Я вообще ничего не слышала. Я просто почувствовала , что вы ссоритесь.

Повелитель подошел ближе к приемной дочери. От нее исходил нежный аромат диких цветов, прогретых солнцем полей и поросших папоротником родников. Этот запах был диким, едва уловимым и зачаровывал мужчину просто потому, что не был предназначен для этого.

Он помогал расслабиться – и вместе с тем возбуждал.

Даже зная, что это нормальная реакция Верховного Князя на присутствие Королевы, подавить которую до конца он никогда не сможет, даже понимая, что никогда не пересечет границу между привязанностью отца и страстью любовника, Сэйтан устыдился пережитых чувств.

Он взглянул на нее, желая получить прямо сейчас напоминание о том, что перед ним совсем юная девушка, его дочь. Однако в его глаза смотрела Ведьма, чья рука так крепко стиснула его пальцы, что он не сумел разорвать физическую связь.

– Полагаю, даже мудрый человек иногда ведет себя как глупец, – полуночным, глубоким голосом произнесла Ведьма.

– Но я никогда бы… – Его голос сорвался. – Ты же знаешь, что я бы никогда…

В этих древних, призрачных глазах он заметил веселый блеск.

– Да, я-то знаю. А ты? Ты ведь обожаешь женщин, Сэйтан. И так было всегда. Ты наслаждаешься их присутствием. Тебе нравится прикасаться к ним… – И она подняла их соединенные руки.

– С тобой все иначе. Ты – моя дочь.

– Поэтому ты и впредь будешь держаться подальше от Ведьмы? – грустно спросила она.

Он обхватил девушку руками и обнял так, что она придушенно пискнула.

– Никогда, – с яростной убежденностью произнес Повелитель.

– Папа… – слабо позвала Джанелль. – Папа, мне нечем дышать…

Он поспешно ослабил хватку, но и не подумал отпустить девушку.

Тихие ночные звуки заполнили сад. Нежно вздыхал весенний ветер.

– Ты сегодня такой из-за Кассандры, да? – проницательно спросила Джанелль.

– Отчасти, – честно отозвался Сэйтан, прижавшись щекой к густым волосам девушки. – Нам придется покинуть Цитадель.

Ее тело так напряглось, что он невольно вздрогнул.

– Почему? – наконец произнесла Джанелль, отстранившись немного и пристальным взглядом изучая его лицо.

– Потому что Лорн решил, что нам следует жить в Зале.

– О… – протянула девушка. – Что ж, неудивительно, что ты в таком настроении.

Сэйтан рассмеялся:

– Да уж. Он знает, как лишить человека права на выбор. – Он нежно убрал выбившийся из прически локон с лица своей дочери. – Я действительно очень хотел бы жить вместе с тобой в Зале. Я очень этого хочу, поверь. Но если ты бы предпочла остаться в каком-нибудь другом месте или не хочешь сейчас покидать Цитадель, я не побоюсь вступить с ним в противоборство.

Ее глаза удивленно расширились.

– Ой, какой ужас! Это не самая лучшая идея, Сэйтан. Он гораздо больше тебя.

Сэйтан попытался сглотнуть.

– Это меня не остановит.

– Ой… – Она сделала глубокий вдох. – Давай лучше попробуем пожить в Зале.

– Спасибо, ведьмочка, – слабо произнес он.

Джанелль обняла его за пояс:

– Ты выглядишь усталым.

– Что ж, в таком случае я выгляжу гораздо лучше, чем чувствую себя, – произнес он, обнимая Джанелль за плечи. – Пойдем, ведьмочка. Следующие несколько дней будут суматошными, так что обоим нужно как следует отдохнуть.

8. Кэйлеер

Сэйтан открыл дверь Зала Са-Дьябло и оказался в средоточии хаоса.

Повсюду сновали горничные. Лакеи перетаскивали мебель из одной комнаты в другую, причем принцип их действий для Повелителя был покрыт мраком. То и дело пробегали садовники с охапками свежих цветов.

В самом центре большого зала стоял дворецкий, Беале, носящий Красный Камень. В руках он держал очень длинный список, управляя нескончаемым потоком людей и отдавая множество распоряжений.

Несколько сбитый с толку, Сэйтан направился к нему, надеясь получить объяснение происходящему. Однако, едва сделав пять шагов, он сообразил, что в царящей вокруг суматохе движущееся препятствие в его лице в расчет не принималось. То и дело в него врезались горничные, выражение лица которых быстро сменялось с раздраженного на почтительное, стоило только узнать в нем господина, хотя отрывистое «Извините, Повелитель» граничило с грубостью.

Наконец добравшись до Беале, Сэйтан резко ткнул его в плечо.

Беале покосился назад, увидел будто окаменевшее лицо Повелителя и поспешно опустил руки. За этим тут же последовал грохот, чей-то плач и возмущенный крик горничной:

– Только посмотри, что ты наделал!

Беале смущенно кашлянул, поспешно оправляя жилет, и принял невозмутимый вид, приличествующий дворецкому. Общее впечатление портили только раскрасневшиеся щеки.

– Скажи-ка мне вот что, Беале, – проворковал Сэйтан. – Ты знаешь, кто я?

Тот удивленно моргнул:

– Вы – Повелитель, Повелитель.

– О, это просто замечательно. Раз уж ты меня узнаешь, значит, я не утратил человеческого облика.

– Повелитель?

– Вроде бы я не похож на торшер или, скажем, горшок, поэтому никто не пытается запихать меня в дальний угол и засунуть пару свечей в уши. И вряд ли меня можно перепутать с письменным столом, который нужно привязать к стулу, чтобы я не успел слишком далеко сбежать.

Глаза Беале полезли из орбит, но он быстро оправился от удивления.

– Нет, Повелитель. Вы выглядите точно так же, как вчера.

Сэйтан скрестил руки на груди и неспешно обдумал этот ответ.

– В таком случае, как ты полагаешь, если я сейчас отправлюсь в свой кабинет и останусь там, то смогу избежать смахивания пыли, нанесения полироли и прочих, несомненно, полезных в хозяйстве процедур?

– О да, Повелитель! Ваш кабинет был приведен в порядок сегодня утром.

– Надеюсь, я его хотя бы узнаю? – пробормотал Сэйтан. Он поспешно направился в свой кабинет и вздохнул с облегчением, увидев, что мебель совсем не изменилась и стоит на своих местах.

Сняв длинный черный пиджак, он небрежно бросил его на спинку стула, а затем опустился в огромное кожаное кресло за письменным столом и закатал рукава белой шелковой рубашки. Глядя на закрытую дверь кабинета, он покачал головой, но его золотистые глаза приняли несвойственный им теплый оттенок, а легкая улыбка выразила понимание. В конце концов, он сам был причиной этого переполоха, сообщив слугам новость заранее.

Завтра Джанелль вернется домой.

Глава 4

1. Ад

– Этот ублюдочный сын блудливой шлюхи что-то замышляет, я знаю!

Решив, что будет лучше промолчать, Грир откинулся на спинку кресла, покрытую заплатами, наблюдая за тем, как Геката меряет комнату шагами.

– На протяжении двух очень, очень славных лет он никуда не высовывался, его не видели ни в Аду, ни в Кэйлеере. Его сила медленно, но верно угасала. Я знаю это! А теперь он неожиданно вернулся и поселился в Зале в Кэйлеере. Поселился! Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз появлялся в одном из Королевств, населенных живыми?

– Тысяча семьсот лет? – предположил Грир.

Геката замерла на месте и медленно кивнула:

– Верно. Тысяча семьсот лет. Ноги его не было ни в Террилле, ни в Кэйлеере с того самого дня, как Деймона Сади и Люцивара Яслану забрали у него. – Она закрыла глаза и мстительно улыбнулась. – Как он, должно быть, выл от горя, когда Доротея отказала ему в праве отцовства над Сади во время Церемонии, устанавливающей Право рождения! Но старый дурак ничего не смог бы сделать, не пожертвовав своей бесценной честью! Поэтому он уполз оттуда, скуля, как побитая собака, утешая себя мыслью о том, что у него есть еще один ребенок, на которого Черные Вдовы Хейлля не могли претендовать! – Геката обхватила себя руками и открыла глаза. – Но Притиан уже успела побеседовать с мамашей и скормила ей огромное количество полуправды, которой можно смело пугать тех, кто ничего не знает о Хранителях. Это был едва ли не единственный правильный поступок этой бескрылой дуры! – Выражение удовольствия быстро исчезло с ее лица. – Так почему Сэйтан вернулся сейчас?

Грир, поразмыслив немного, покачал головой.

Геката задумчиво постучала кончиками пальцев по подбородку:

– Неужели он нашел замену своей маленькой игрушке? Или же наконец решил превратить Демлан в пастбище, где много вкусной свежей крови? Или дело в чем-то другом?..

Она направилась к Гриру, соблазнительно покачивая бедрами и кокетливо улыбаясь. Тому оставалось только пламенно сожалеть о том, что он не знал эту женщину в те времена, когда был способен не просто оценить намек.

– Грир, – ласково протянула она, обхватив его за шею и прижавшись к нему соблазнительной грудью. – Я хотела попросить тебя об одном маленьком одолжении.

Тот с беспокойством ждал продолжения. Кокетливая улыбка Гекаты стала жестче.

– Что, твои яйца уже успели скукожиться и ты боишься рискнуть, ми-и-илый?

В глазах Грира вспыхнул гнев, но он сумел быстро подавить его.

– Ты хочешь, чтобы я отправился в Зал в Кэйлеере?

– И рискнуть тобой? Я ведь могу потерять тебя, – надулась Геката. – Нет, милый, нет никакой необходимости отправляться в тот мерзкий Зал. У нас есть преданный союзник, живущий неподалеку – в Хэлавэе. Ему нет равных в получении и анализе необходимых сведений. Побеседуй с ним. – Поднявшись на цыпочки, она легонько поцеловала Грира в губы. – Я думаю, он тебе понравится. Вы очень похожи.

2. Кэйлеер

Беале распахнул дверь кабинета.

– Леди Сильвия, – объявил он и отступил в сторону, пропуская Королеву Хэлавэя.

Встретив женщину в центре комнаты, Сэйтан протянул в знак приветствия обе руки, ладонями вниз.

– Леди.

– Повелитель, – отозвалась она, поднеся к его рукам свои, ладонями вверх, оставляя запястья незащищенными. Это было традиционное формальное приветствие.

Сэйтан сумел сохранить нейтральное выражение лица, но не без удовольствия ощутил давление на его руки снизу – легкое напоминание о том, что стоящая перед ним Королева обладает немалой силой. Некоторых Королев сильно задевала необходимость смириться с тем, что Демлан в Террилле и Кэйлеере остается под властью мужчины, свободный от посягательств Хейлля. О да, их оскорбляла необходимость подчиняться Повелителю, а не Королеве Края. Разумеется, большинство правительниц никогда не понимали, что он по-своему всегда служил Королеве. Он всегда служил Ведьме.

К счастью, Сильвия не являлась одной из них.

Эта женщина была первой Королевой, рожденной в Хэлавэе с тех пор, как Провинцией правила ее прапрабабушка. Она была гордостью небольшого поселения. На следующий день после создания собственного двора Сильвия лично явилась в Ад и с холодной вежливостью сообщила Сэйтану о том, что Хэлавэй, возможно, и существует для того, чтобы служить Залу, но тем не менее это ее земля и ее народ. Если Повелителю будет угодно получить что-либо от людей или Провинции, она сделает все, что будет в ее скромных силах, дабы удовлетворить его просьбу – разумеется, если таковая не выйдет за грани разумного.

Сейчас же Сэйтан одарил гостью теплой, но настороженной улыбкой и повел в ту часть кабинета, которая была обставлена менее официально и больше подходила для доверительной беседы.

Увидев, что Королева опустилась на краешек мягкого кресла, Сэйтан устроился на диванчике, обтянутом черной кожей. Их разделял низкий столик из черного дерева. Повелитель поднял графин с ярбарахом, налил немного в один из бокалов из дымчатого, почти непрозрачного воронова стекла и медленно подогрел его над язычком колдовского огня, а затем предложил гостье.

Как только она приняла бокал из его рук, Сэйтан все свое внимание уделил собственной порции. В противном случае он рисковал оскорбить Королеву неуместным смехом – вероятно, похожее выражение появлялось в последний раз на ее лице, когда один из сыновей попытался всучить ей огромного, уродливого жука, которого только маленький мальчик мог найти красивым.

– Кровь ягненка, – мягко пояснил Повелитель, откинувшись на спинку кресла и положив ногу на ногу.

– О! – Женщина робко улыбнулась. – Это вкусно?

Голос Сильвии становился хриплым, когда она волновалась, не без нотки веселья заметил про себя Сэйтан.

– Да, вино неплохое. И полагаю, придется вам по вкусу куда больше, нежели человеческая кровь. Вы ведь опасались, что с вином смешали именно ее…

Она сделала осторожный глоток, изо всех сил стараясь не подавиться.

– К вкусу необходимо немного привыкнуть, – невозмутимо заметил Сэйтан. Интересно, Джанелль уже пробовала кровавое вино? Если нет, нужно будет как можно быстрее исправить это упущение. – Должен признаться, вы пробудили мое любопытство. – Он теперь говорил совсем другим тоном – вкрадчивым, успокаивающим. – Очень немногие Королевы добровольно явились бы на аудиенцию ко мне в полночь, не говоря уже о том, чтобы потребовать ее.

Сильвия осторожно поставила кубок на стол, а затем прижала руки к коленям.

– Мне было необходимо встретиться с вами тайно, Повелитель.

– Почему?

Сильвия облизнула пересохшие губы, сделала глубокий вдох и посмотрела Сэйтану в глаза.

– В Хэлавэе что-то неладно, Повелитель. Не могу объяснить… Это нечто неуловимое. Я чувствую… – Она нахмурилась и покачала головой, обеспокоенная.

Сэйтану очень захотелось протянуть руку и разгладить морщинку, появившуюся между красиво очерченными бровями.

– Что именно вы чувствуете?

Сильвия прикрыла глаза.

– Лед на реке посреди лета. Силы земли иссякают. Урожай гниет в полях. Ветер доносит запах страха, но я никак не могу определить его источник. – Женщина открыла глаза и застенчиво улыбнулась. – Простите меня, Повелитель. Мой предыдущий Консорт часто говорил, что мои объяснения больше похожи на бессвязный бред.

– Вот как? – слишком тихо и мягко произнес Сэйтан. – В таком случае, боюсь, у вас был неподходящий Консорт, леди. Потому что я понял вас даже слишком хорошо. – Он осушил вино и с чрезмерной осторожностью опустил свой кубок на стол. – Кто среди ваших людей страдает больше всего?

Сильвия сделала глубокий вдох:

– Дети.

Комнату напомнило гневное рычание. Только когда Королева нервно оглянулась на дверь, Сэйтан сообразил, что звук вырвался из его собственных губ. Он поспешно взял себя в руки, но сладостный ледяной гнев никуда не делся. Сделав неровный вдох, он попятился от убийственной пропасти. Еще шаг – и контроля как не бывало.

– Прошу меня извинить.

Не дав Королеве времени придумать какой-нибудь предлог поспешно ретироваться, Сэйтан вышел из кабинета, приказал принести закуски и еще несколько минут мерил шагами большой зал, заставляя себя успокоиться. К тому времени, как он присоединился к своей гостье, Беале уже принес чай и поднос с маленькими тонкими сэндвичами.

Сильвия вежливо отказалась от бутербродов и не притронулась к чаю, который Сэйтан собственноручно разлил по чашкам. Ее очевидное беспокойство стало раздражать. Повелитель ненавидел это выражение в глазах женщин.

Сильвия облизнула губы. Ее голос стал совсем хриплым, почти утратив мелодичность.

– В конце концов, это я Королева. Значит, и проблема тоже моя. Мне не следовало беспокоить вас, Повелитель.

Сэйтан с такой силой опустил чашку, что блюдце раскололось надвое. Он вскочил с кресла и отошел подальше, чтобы продолжить мерить шагами кабинет, а заодно не дать Королеве добраться до двери.

Это не должно иметь ни малейшего значения. Давно пора привыкнуть. Если бы она боялась его с того самого момента, как вошла в комнату, Сэйтан как-нибудь это пережил бы. Однако она не боялась. Будь Сильвия проклята, она не боялась его!

Повелитель резко развернулся, не приближаясь к женщине. Их по-прежнему разделяло кресло с высокой спинкой и стол.

– Я никогда не причинял вреда ни вам, ни вашему народу, – рявкнул он. – Я использовал свою силу, Ремесло, Камни – да, в том числе и гнев – с одной-единственной целью – защитить Демлан. Даже когда меня не было здесь, я ни на миг не прекращал беспокоиться о вас. Есть много вещей – включая очень, очень личные, – которые я мог бы потребовать от вас или любой другой Королевы в этом Краю, но я никогда, ни разу не предъявлял подобных требований. Я взял на себя ответственность, согласившись править Демланом, но я никогда, будьте вы прокляты, никогда не злоупотреблял своим положением или властью!

Смуглая кожа Сильвии постепенно теряла здоровый оттенок. Сэйтан заметил, что пальцы женщины задрожали, когда она поднесла чашку к губам и робко отхлебнула чай. Вновь опустив ее на блюдечко, Королева выпрямилась и дерзко подняла подбородок.

– Недавно я познакомилась с вашей дочерью и поинтересовалась, не трудно ли ей уживаться с вами и терпеть ваш нрав. Она была искренне озадачена этим вопросом и спросила: «Какой еще нрав?»

Сэйтан молча уставился на гостью, чувствуя, как исчезает гнев. Он потер затылок и сухо произнес:

– Да, Джанелль всегда отличалась своеобразным взглядом на многие вещи.

Прежде чем он успел призвать Беале, чайник и грязные чашки исчезли. На их месте появился свежий чай, чистые приборы и тарелка с пирожками.

Сэйтан подозрительно покосился на дверь и вернулся к дивану. Он налил чай для Сильвии и наполнил свою чашку.

– Он и тогда не принес их, – тихо произнесла Королева.

– Да, я заметил, – отозвался Сэйтан – и невольно задумался о том, насколько близко к двери стоял его дворецкий. Повелитель поспешно оградил комнату заглушающим щитом.

– Возможно, он боится вас.

Сэйтан только невежливо фыркнул.

– Человек, счастливо женатый на миссис Беале, не боится ничего и никого – включая меня.

– Кажется, я поняла, на что вы намекаете. – Сильвия взяла сэндвич с тарелки и принялась есть.

С облегчением отметив, что на ее лицо вновь вернулись краски и женщина больше не боится его, Сэйтан поднял свою чашку и откинулся на спинку кресла.

– Я выясню, что происходит в Хэлавэе. И остановлю это. – Он нерешительно посмотрел на Сильвию и сделал маленький глоток чаю. Сэйтан уже знал, что этот вопрос необходимо задать. – Когда все началось?

Сильвия одарила его неприязненным взглядом:

– Ваша дочь здесь ни при чем, Повелитель. Я встретила ее однажды, когда гуляла с Микелом, моим младшим сыном. Но я знаю, что девушка здесь ни при чем. – Она покрутила чашку в руках, снова забеспокоившись. – Однако, возможно, именно она послужила причиной. Хотя, наверное, будет правильнее сказать, что ее присутствие заставило меня заметить неладное.

Сэйтан задержал дыхание. Было нелегко уговорить Джанелль посещать Хэлавэйскую школу на протяжении нескольких недель до начала лета. Он надеялся, что если она начнет общаться с другими детьми, то захочет возобновить старую дружбу – с той же Карлой. Вместо этого Джанелль еще более замкнулась, стала избегать всех. А вежливые вопросы, задаваемые лордом Мензаром, касательно ее образования и обучения этикету – точнее, отсутствия и того и другого – беспокоили Сэйтана еще больше. Однако с того самого дня, как они переехали в Зал, Повелитель начал понимать, что нити, сплетенные им и связывавшие их друг с другом, исчезают едва ли не быстрее, чем он успевает латать дыры. Он не имел ни малейшего представления, почему это происходит. До нынешнего момента.

– Почему?

Сильвия, успевшая погрузиться в размышления, озадаченно уставилась на него.

– Почему именно она послужила причиной?

– О! – Между ровными бровями Сильвии вновь залегла морщинка, когда она сосредоточилась на вопросе. – Джанелль… не похожа на других.

«Не срывайся, – велел себе Сэйтан. – Просто слушай».

– Берон, мой старший сын, учится вместе с вашей дочерью, и мы не раз говорили о ней. Разумеется, ваши семейные дела – не повод для сплетен, но она постоянно удивляет его, и мальчик задает мне много вопросов.

– Почему Джанелль удивляет вашего сына?

Королева вновь взялась за бутерброд и, задумчиво прожевав и проглотив следующий кусочек, ответила:

– Берон говорит, она очень застенчивая. Но если суметь разговорить ее, Джанелль может рассказать нечто удивительное.

– Да, в это я с легкостью могу поверить, – сухо произнес Сэйтан.

– Иногда, когда она беседует с кем-то или отвечает на уроке, может замолчать в середине предложения, склонив голову набок, словно прислушивается к тому, кого или что остальные не могут уловить. Если это происходит, иногда она продолжает с того самого места, на котором остановилась. Чаще же замыкается в себе и не общается ни с кем до конца дня.

Какие же голоса слышит Джанелль? Кто – или что? – зовет ее?

– Порой во время перемены она уходит от других детей и иногда не возвращается до следующего утра, – сообщила Сильвия.

В Зал она не возвращалась, иначе Сэйтан уже знал бы об этом. И по Ветрам не путешествовала. Он бы с легкостью ощутил ее отсутствие, если бы Джанелль отдалилась от деревни. Мать-Ночь, так куда же она девалась? Неужели возвращалась в бездну?

Эта возможность привела его в ужас.

Сильвия снова вздохнула. И еще раз.

– Вчера старшие ученики отправились в путешествие к Марастенским Садам. Вы знаете, где это?

– Огромное поместье на границе с Демланом и Малым Терриллем. Оно славится роскошными садами, подобных которым в нашем Крае нет.

– Именно. – Сильвии, похоже, стало трудно глотать. Она аккуратно вытерла кончики пальцев льняной салфеткой. – По словам Берона, Джанелль отстала от других детей, хотя этого никто не заметил до тех пор, пока не пришла пора уходить. Он отправился на поиски… и обнаружил ее, в слезах стоящую на коленях у дерева. Джанелль копала землю, руки были исцарапаны до крови. – Королева перевела взгляд на чайник, тяжело вздохнув. – Берон помог ей подняться и напомнил о том, что им нельзя забирать с собой растения. А девочка сказала, что посадила его. Когда он спросил почему, она ответила: «В напоминание».

От внезапно разлившегося по венам холода Сэйтан почувствовал, как все тело сводит судорогой, словно кровь превратилась в лед. Но это был не очищающий, обжигающий холод гнева. Он испытывал страх.

– А Берон узнал растение?

– Да. Я показывала ему этот цветок год назад и объяснила, что он означает. Хвала милосердной Тьме, в Хэлавэе они не растут. – Сильвия вновь подняла на Сэйтана взгляд, в котором ясно читалось беспокойство. – Повелитель, она сажала ведьмину кровь.

Почему же Джанелль ничего не сказала ему?

– Если ведьмина кровь зацветет…

Сильвия пришла в ужас:

– Не должна, если только… Она не должна цвести!

Сэйтан очень осторожно подбирал слова, словно боялся рассыпаться от их звуков.

– Я обязательно проверю это поместье. Тайно. И позабочусь о проблеме, возникшей в Хэлавэе.

– Благодарю вас. – Сильвия принялась расправлять складки своего платья.

Сэйтан молча ждал, заставляя себя быть терпеливым. Он хотел остаться в одиночестве, чтобы спокойно обдумать услышанное. Но Сильвию, очевидно, интересовало что-то еще, но она никак не решалась высказаться.

– Вас беспокоит еще что-нибудь?

– По сравнению с уже сказанным это незначительно.

– И все же?

Одним быстрым взглядом Королева окинула его с ног до головы:

– У вас прекрасный вкус в одежде, Повелитель.

Сэйтан потер лоб, пытаясь отыскать связь между ее предыдущим рассказом и этим замечанием.

– Благодарю.

Огни Ада! Каким образом женщинам удается с такой скоростью перескакивать с одного на другое? Более того, зачем они это делают?!

– Но вы, вероятно, не слишком хорошо разбираетесь в модной одежде для молодых леди. – Интонацию Королевы было нельзя счесть вопросительной даже при очень большом желании.

– Если таким деликатным образом вы пытаетесь намекнуть на то, что Джанелль выглядит так, будто весь ее гардероб взят с пыльного чердака, то вы совершенно правы – так оно и было. По-моему, Сенешаль Цитадели опустошила все старые сундуки до единого, позволив моей приемной дочери выбирать все, что придется той по вкусу. – Приятная тема для легкого, ни к чему не обязывающего разговора. Сэйтан с радостью понял, что может немного поворчать. – Я бы, конечно, не возражал, если бы хоть что-то пришлось Джанелль впору… хотя нет, даже в этом случае я бы возражал. Ей совершенно необходима новая одежда.

– В таком случае почему бы вам не отправиться за покупками в Амдарх, один из ближайших городков? Или хотя бы в Хэлавэй?

– Вы считаете, я не пытался?! – воскликнул Сэйтан.

Некоторое время Сильвия молчала, а затем осторожно произнесла:

– Видите ли, у меня двое сыновей. Просто замечательные – для мальчишек, разумеется, – но по магазинам с ними не походишь. – Женщина одарила Повелителя очаровательной улыбкой. – Возможно, если бы две дамы могли встретиться где-нибудь в деревне, пообедать и посетить несколько магазинчиков…

Сэйтан призвал кожаный бумажник и вручил его Сильвии:

– Этого хватит?

Она открыла бумажник, перебрала пальцами тонкие золотые марки и рассмеялась.

– Думаю, этого будет более чем достаточно, чтобы Джанелль обзавелась замечательным гардеробом. Скорее, даже тремя.

Сэйтану понравился звонкий, серебристый смех – и веселые морщинки, прорезавшиеся вокруг глаз.

– И разумеется, часть этого вы потратите на себя.

Сильвия одарила его взглядом, исполненным истинно королевского высокомерия:

– Я вовсе не имела в виду, что потребуется плата за помощь юной Сестре.

– Плату я вам и не предлагал. Однако, если вы чувствуете, что не желаете потратить некоторую сумму себе в удовольствие, сделайте это, чтобы доставить удовольствие мне. – Сэйтан наблюдал за тем, как выражение ее лица изменяется с недовольного на обеспокоенное, и невольно задумался, с какими дураками она жила до этого и почему они не захотели сделать счастливой такую Королеву. – Кроме того, – мягко добавил он, – вы должны подавать пример.

Сильвия заставила бумажник исчезнуть и встала с кресла.

– Разумеется, я предоставлю вам чеки на все покупки.

– Разумеется, – эхом откликнулся Повелитель.

Он проводил женщину в большой зал. Забрав плащ из рук дворецкого, Сэйтан сам набросил его на плечи Сильвии.

Пока они неспешно шли к двери, Королева задумчиво изучала резные деревянные панели, чередующиеся с литыми вставками, которые украшали стены у самого потолка.

– Я была здесь всего лишь пять или шесть раз, если не ошибаюсь. Честно признаться, раньше не обращала внимания на эти панели. – Она помолчала, а затем вкрадчиво продолжила: – Резчик, судя по всему, человек весьма одаренный. Скажите, а наброски всех этих странных существ тоже выполнял он?

– Нет. – Сэйтан скривился, услышав обиженные нотки в своем голосе.

– Значит, наброски вашего авторства… – Сильвия с куда большим интересом пригляделась к резьбе, с трудом подавив смешок. – Боюсь, резчик немного пошалил, испортив один из ваших набросков, Повелитель. У этого чудовища, что висит прямо напротив входа, глаза сведены к носу и высунут язык. К сожалению, он расположен именно в том месте, где любой гость может его заметить. По всей видимости, он не слишком высокого мнения о посетителях Зала. – Сильвия остановилась и изучила Сэйтана с интересом, не уступавшим тому, с каким она смотрела на резное чудовище. – Впрочем, судя по всему, резчик не внес ничего своего, верно?

Сэйтан ощутил, как к щекам прилила кровь, и с трудом подавил готовое вырваться рычание.

– Нет.

– Ясно, – после непродолжительного молчания изрекла Сильвия. – Это был весьма интересный вечер, Повелитель.

Не зная, как понимать это замечание, Сэйтан проводил женщину и помог ей сесть в карету с излишней торопливостью, которую легко можно было назвать нарушением этикета.

Когда скрип колес наконец стих вдали, Повелитель вернулся к открытым дверям, жалея, что нельзя откладывать следующий разговор. Однако Джанелль была больше расположена к беседе в ночные часы, смелее открывая свою душу, пока тело прячется во мраке…

Резкий звук привлек его внимание. Задержав дыхание, Сэйтан повернулся к лесу, подступающему к Залу с северной стороны и граничащему с садами и лужайками имения. Он подождал немного, но странный звук не повторился.

– Ты слышал это? – спросил он Беале, стоявшего в дверях.

– Что именно, Повелитель?

Сэйтан покачал головой:

– Ничего. Вероятно, один из деревенских псов забрел слишком далеко от дома.

Она еще не легла спать – гуляла в саду, примыкавшем к ее комнатам.

Сэйтан неспешно направился к маленькому водопаду в центре маленького прудика, располагавшемуся посреди зарослей, позволив девушке заранее ощутить его присутствие и вместе с тем не нарушить молчание. Здесь было приятно побеседовать, потому что свет, льющийся из окон ее спальни на втором этаже, не достигал поверхности воды.

Сэйтан устроился поудобнее на краю маленького бассейна и позволил покою тихой летней ночи проникнуть в свою душу. Журчание воды исподволь заставляло расслабиться. Ожидая Джанелль, он лениво коснулся воды кончиками пальцев и улыбнулся.

Сэйтан разрешил приемной дочери обустраивать этот внутренний садик в полном соответствии с ее вкусом. В первую очередь исчез скучный, невыразительный фонтан. Глядя на кувшинки, лилии и карликовые камыши, которые Джанелль посадила в бассейне, и папоротники, растущие вокруг, Сэйтан невольно задумался, какого эффекта Джанелль пыталась добиться – сделать это место больше похожим на лесную полянку или же воссоздать садик, который она некогда знала.

– Неужели, по-твоему, это совсем не подходит этому особняку? – спросила Джанелль. Ее голос донесся из тени.

Сэйтан погрузил руку в бассейн и зачерпнул пригоршню воды, наблюдая за тем, как тонкие струйки сбегают вниз, просачиваясь сквозь пальцы.

– Нет, напротив. Честно говоря, очень жалею, что сам не додумался до этого раньше. – Стряхнув с ладоней капли воды, Сэйтан наконец взглянул на девушку.

Темное платье, которое Джанелль надела сегодня, сливалось с окружающими их тенями, создавая странное впечатление, будто ее лицо, обнаженное плечо и золотистые волосы появились среди ночной тьмы сами по себе и у этой странной скульптуры не было тела.

Он отвел взгляд, вновь устремив его на воду, но вместе с тем не мог не ощущать присутствие приемной дочери.

– Мне нравится слушать, как поет вода, встречаясь с камнем, – доверительно сообщила Джанелль, подойдя чуть ближе. – Этот звук успокаивает.

«К сожалению, даже он не может подарить тебе покой, ведьмочка. Какие призраки продолжают мучить тебя?» – подумал Сэйтан, слушая журчание воды. Он слегка повысил голос, чтобы его звуки не нарушали гармонии.

– Ты когда-нибудь раньше сажала ведьмину кровь?

Джанелль так долго молчала, что Сэйтан решил: она не собирается отвечать на этот вопрос. Однако девушка произнесла глубоким полуночным голосом, от которого у Повелителя по спине всегда бежали мурашки.

– Да, я сажала эти цветы.

Почувствовав по краткости ответа, что он вновь приближается к так и не зажившей душевной ране и тайнам Джанелль, Сэйтан, снова погрузив пальцы в воду, тихо спросил:

– Скажи, а он будет цвести в Марастенских Садах?

Последовала долгая пауза.

– Он будет цвести.

Это означало, что там похоронена ведьма, умершая насильственной смертью.

«Тяни за попавшую тебе в руки ниточку очень и очень осторожно, Повелитель, – посоветовал Сэйтан самому себе. – Этот клубок нужно разматывать не спеша, бережно. Ты ступаешь на опасную почву». Он взглянул на дочь своей души, желая узнать, что расскажут ему эти древние, призрачные глаза.

– А нам придется посадить нечто подобное в Хэлавэе?

Джанелль отвернулась. Ее профиль сплошь состоял из острых углов и теней, экзотическое, нездешнее лицо было словно вырезано из мрамора.

– Я не знаю. – Девушка замерла. – Скажи, а ты доверяешь своим инстинктам, Сэйтан?

– Да. Но твоим я верю куда больше.

На ее лице появилось странное выражение, но оно исчезло без следа, прежде чем Сэйтан успел понять его значение.

– Возможно, не следует так на них полагаться. – Она сцепила пальцы и сжала их с такой силой, что ногти пронзили кожу. Темная кровь мелкими бусинами побежала по рукам. – Когда жила в Белдон Море, я часто была… больна. Меня отправляли в больницу на несколько недель, иногда даже месяцев. – Помолчав немного, девушка добавила: – Я была больна не телесно, Повелитель.

«Дыши, Са-Дьябло, дыши, будь ты проклят! – выругался про себя Сэйтан. – Не спеши примерзать к месту!»

– А почему ты никогда не упоминала об этом?

Джанелль тихо рассмеялась. Горечь, которой был наполнен этот звук, разрывала его сердце на части.

– Я боялась рассказывать тебе об этом. Боялась, что, узнав все, ты больше не захочешь быть моим другом, не станешь учить меня Ремеслу. – Ее голос звучал тихо-тихо и был полон невыразимой боли. – И еще боялась, что ты сам был лишь еще одним проявлением этой болезни, как единороги, драконы и… другие.

Сэйтан заставил себя побороть боль, страх и даже гнев. В тихую, нежную ночь вроде этой подобным чувствам нельзя давать волю.

– Я вовсе не часть сновидения, ведьмочка. Если ты возьмешь меня за руку, плоть прикоснется к плоти. Царство Теней и все, кто населяет его, вполне реальны. – Он заметил, как глубокие синие глаза наполняются слезами, но так и не понял, каким чувством они вызваны – болью или облегчением. Когда Джанелль жила в Белдон Море, над ее инстинктами жестоко надругались, их извратили, и теперь девушка боялась полагаться на них. Она обнаружила первые признаки опасности в Хэлавэе до того, как Сильвия заметила неладное, но, до крайности сомневаясь в себе, не решилась рассказать об этом – на случай, если кто-то вдруг скажет, что ей просто померещилось.

– Джанелль, – тихо произнес Сэйтан. – Я не буду действовать, не предприму ничего, пока не проверю то, что ты сообщишь, но прошу тебя, ради всех тех, кто слишком юн, чтобы защитить себя, расскажи мне, что можешь.

Девушка отошла прочь, понурившись. Золотистые волосы волной упали на лицо. Сэйтан отвернулся, дав ей возможность справиться с эмоциями и вместе с тем успокаивая своим присутствием. Камни, на которых он сидел, стали казаться холодными и твердыми. Он стиснул зубы, покорно терпя неудобства и чувствуя, что, если сдвинется с места, Джанелль не сможет подыскать слова, которые ему так нужно услышать.

– Ты знаешь ведьму, которую называют Темной Жрицей? – прошептала девушка, затерявшись среди теней.

Сэйтан невольно оскалился, но сумел ответить ровным, спокойным тоном:

– Да.

– Лорд Мензар тоже ее знает.

Повелитель Ада долго смотрел в пустоту, изо всех сил вжимая ладони в камни, почти наслаждаясь болью, причиняемой острыми гранями. Он не шевелился, едва осмеливаясь даже дышать – до тех пор, пока не услышал, как Джанелль поднимается по лестнице, ведущей на балкон в ее комнатах, и тихий щелчок запираемой двери.

Но и тогда он не сдвинулся с места, только устремил вверх золотистые глаза, наблюдая за тем, как одна за другой гаснут свечи в комнате его дочери.

Наконец за стеклом потух последний огонек.

Сэйтан сидел под ночным небом, слушая негромкое пение воды, плещущейся о камни.

– Игры и ложь, – наконец прошептал он. – Что ж, я тоже знаю правила разных игр и умею в них играть. Тебе не следовало бы забывать об этом, Геката. Я не люблю их, это правда, но ты только что сделала ставки достаточно высокими, чтобы рискнуть. – На его губах заиграла улыбка – слишком мягкая, слишком опасная. – И я умею быть терпеливым. Но однажды я обязательно поговорю с Джанелль о ее идиотах родственничках с Шэйллота, и тогда будет петь уже не вода, но кровь, плещущаяся о камни… в одном очень… укромном садике.

– Запри дверь.

Мефис Са-Дьябло неохотно повернул ключ в замочной скважине, войдя в личный кабинет Сэйтана глубоко в недрах Зала, в котором Повелитель Ада предпочитал проводить самые важные беседы. Он на мгновение задержался на пороге, лишний раз напомнив себе, что не успел ничего натворить, к тому же мужчина, вызвавший его сюда, был его родным отцом, а не просто Верховным Князем, которому он служил.

– Князь Са-Дьябло.

Глубокий голос завораживал, заставляя подойти ближе к человеку, сидевшему за письменным столом из черного дерева.

Выражение лица Повелителя изрядно напугало Мефиса – слишком уж оно было спокойным, бесстрастным, расслабленным. На висках Сэйтана Са-Дьябло густые черные волосы подернулись сединой, невольно притягивая взгляд к глазам необычного золотистого цвета. В них сейчас горело чувство такой силы, что слова «ненависть» или «ярость» казались слишком слабыми, чтобы описать его. В языке существовало лишь одно слово, совершенно точно подходившее к атмосфере, царившей в комнате: холод.

Сделать несколько необходимых шагов Мефису помогли только века обучения и придворного воспитания. И еще воспоминания. Мальчишкой он не раз заставлял отца сердиться, однако никогда не боялся его. Этот суровый мужчина пел ему колыбельные, смеялся вместе с ним, выслушивал все детские секреты, уважал его. Только повзрослев, Мефис понял, почему Повелителя следует бояться. И через очень, очень много лет он узнал, когда Повелителя следует бояться.

Например, сейчас.

– Сядь. – Голос Сэйтана походил на музыкальное, басовитое мурлыканье. Обычно оно было последним, что его невезучему собеседнику доводилось слышать в своей жизни – если не считать собственных криков.

Мефис попытался удобнее устроиться в кресле. Огромный стол из черного дерева, по-прежнему разделявший их, ничуть не успокаивал. Сэйтану не было необходимости прикасаться к человеку, чтобы уничтожить его.

В глазах Повелителя мелькнула первая искорка раздражения.

– Выпей ярбараха.

Графин покорно поднялся со столика в углу и аккуратно накренился по очереди над двумя бокалами, расставаясь с содержимым. Два язычка колдовского огня появились под каждым из бокалов, подогревая вино. Они, покачиваясь, поднимались и опускались, медленно вращаясь над лепестками пламени. Когда цвет напитка побледнел, один кубок медленно поплыл по воздуху к Мефису, второй опустился в протянутую руку Повелителя.

– Не переживай, Мефис. Мне потребуются лишь твои умения, ничего больше.

Мефис, немного расслабившись, сделал первый глоток.

– Мои умения, Повелитель?

Сэйтан улыбнулся. Почему-то получившаяся гримаса придала ему злодейский и вместе с тем хищный вид.

– Ты весьма педантичен, делаешь работу въедливо и тщательно, и, самое главное, я тебе доверяю. – Сэйтан помолчал немного. – Я хочу, чтобы ты собрал все возможные сведения о лорде Мензаре, главе школы Хэлавэя.

– Я должен узнать нечто определенное?

Холод, царивший в комнате, усилился.

– Пусть тебя ведет инстинкт, – усмехнулся Сэйтан, плотоядно оскалившись. – Но это между нами, Мефис. Я не хочу, чтобы другие начали задавать вопросы о том, что ты пытаешься отыскать.

Мефис чуть не спросил, у кого хватит глупости, чтобы осмелиться ставить под вопрос действия Повелителя, однако спохватился, сообразив, что уже знает ответ. Геката. Поручение отца связано с Гекатой.

Мефис осушил свой бокал и бережно опустил его на стол из черного дерева.

– В таком случае, с вашего позволения, Повелитель, я бы хотел приступить к делу безотлагательно.

3. Кэйлеер

Лютвиан горестно поникла при виде непрошеных гостей и с излишним усердием принялась скрести пестиком в ступке, не обращая ни малейшего внимания на девушку, застывшую в дверях. Если они не перестанут доставать ее глупыми вопросами, эти тоники так и останутся незаконченными.

– Ты так быстро закончила свой урок Ремесла? – спросила Лютвиан, не обернувшись.

– Нет, леди, но…

– Тогда почему донимаешь меня? – выкрикнула она, швырнув пестик в ступку и повернувшись к нерадивой ученице.

Девушка, стоявшая у порога, съежилась, но казалась скорее смущенной, чем испуганной.

– Вас хочет видеть один человек.

Огни Ада, можно подумать, эта девица раньше никогда не видела мужчин!

– И что, из него кровь бьет фонтаном, заливая пол?

– Нет, леди, но…

– Тогда отведи его в комнату исцеления, пока я закончу с этим.

– Он пришел не за лечением, леди.

Лютвиан стиснула зубы. Она была эйрианской Черной Вдовой и Целительницей. Ее гордость постоянно страдала от необходимости обучать Ремеслу этих рихлендских девиц. Если бы Лютвиан по-прежнему жила в Террилле, подобные дурочки были бы ее служанками, а не ученицами. Впрочем, останься она в Террилле, пришлось бы по-прежнему обменивать свои знания и умения Целительницы на жесткую крольчатину или ковригу черствого хлеба.

– И если он пришел не…

Она содрогнулась. Если бы Лютвиан не укрепляла с таким тщанием внутренние барьеры, стараясь заглушить исходящее от глупых девчонок раздражающее блеяние, то почувствовала бы его присутствие в тот же миг, как этот мужчина переступил порог дома. Темный ментальный аромат было невозможно спутать ни с чем.

Лютвиан пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить голос звучать ровно и спокойно.

– Передай Повелителю, что я скоро присоединюсь к нему.

Глаза девочки расширились. Она стрелой вылетела в коридор, схватила за рукав подружку и возбужденно что-то зашептала.

Целительница тихонько закрыла за ней дверь рабочего кабинета. Она тихо, безрадостно рассмеялась и засунула трясущиеся руки в карманы фартука. Эта маленькая двуногая овца была вне себя от волнения при мысли о том, что вскоре ей доведется обменяться любезностями с самим Повелителем Ада. Лютвиан тоже дрожала, но совсем по иной причине.

«Ох, Терса, возможно, в своем безумии тебе и впрямь было безразлично, какое копье скользит в твоих ножнах. Я же, хоть и была молода и испугана, оставалась в здравом уме. Он заставил мое тело петь, и я думала… я думала…»

И пусть миновало столько веков, но от одного воспоминания об открывшейся правде во рту появился горький привкус.

Лютвиан сняла фартук и разгладила складки на своем старом платье. Ведьма-домохозяйка знала бы какое-нибудь маленькое, хитрое заклинание, после которого одежда выглядела бы новой и отглаженной. Ведьма-горничная применила бы свою магию, чтобы в считанные секунды выпрямить волосы и заплести их в ровную, элегантную косу. Однако сама Лютвиан не была ни той ни другой, а изучение бытового Ремесла было ниже достоинства Целительницы. И переживать о том, что мужчина – любой мужчина – подумает о ее внешности или одежде, ниже достоинства Черной Вдовы.

Заперев дверь кабинета и заставив ключ исчезнуть, Лютвиан горделиво расправила плечи и подняла подбородок. Что ж, есть лишь один способ узнать, что ему здесь понадобилось.

Лютвиан нарочито степенным и царственным шагом, как и подобает Сестре из ковена Песочных Часов, двинулась по главному коридору, проходившему через весь нижний этаж ее дома. Ее рабочий кабинет, комната для приема больных, столовая, кухня и кладовка занимали заднюю часть особняка. Класс, комната для выполнения домашних заданий, библиотека, где были собраны книги, посвященные Ремеслу, и большая гостиная располагались в переднем крыле. Ванные и спальни для обитателей дома находились на втором этаже. Ее личные покои и несколько гостевых комнат занимали третий этаж.

Она не держала прислугу, живущую в особняке. В конце концов, Дун находился всего в нескольких ярдах отсюда, за поворотом, поэтому нанятые ею работники каждый вечер возвращались домой, к своим семьям.

Лютвиан задержалась, понимая, что еще не готова открыть двери гостиной. Она была эйрианкой, затерявшейся в добровольном изгнании среди рихлендцев, эйрианкой, по счастью рожденной без крыльев, которые были бы неприятным напоминанием о ее происхождении от расы бесстрашных воинов, которые правили горами. Именно поэтому она шипела, рычала и скалилась, никогда не позволяя рихлендкам почувствовать себя с ней слишком свободно. Но это не означало, что Лютвиан не терпелось уйти отсюда или что работа не приносила ей никакого удовольствия. Она наслаждалась оказываемыми ей почестями, люди благоговели перед ней, потому что Лютвиан действительно была замечательной Целительницей и весьма умелой Черной Вдовой. Да, эйрианка пользовалась немалым влиянием в Дуне.

Но этот дом не принадлежал ей, как и окружавшие его территории. Все земли в Эбеновом Рихе были собственностью Цитадели. Разумеется, особняк был выстроен по ее просьбе с учетом всех пожеланий, но это не означало, что владелец не мог в любой момент указать Целительнице на дверь и запереть за ней замок.

Неужели он здесь именно затем, чтобы напомнить о долге и получить все, что ему причитается?

Сделав глубокий вдох, Лютвиан наконец распахнула двери гостиной, так и не сумев достойно подготовиться к встрече с бывшим любовником.

Он стоял, окруженный толпой ее учениц, которые непрерывно хихикали, флиртовали и хлопали ресницами. На его лице не было ни скуки, ни желания как можно быстрее избавиться от несносных девиц, и вместе с тем он не раздувался от гордости, как самонадеянный юнец, на которого изливается поток женского внимания. Сэйтан был самим собой – учтивым собеседником и прекрасным слушателем, который не стал бы перебивать поток бессмысленной болтовни до тех пор, пока это не оказалось бы неизбежным. Мужчина, способный весьма умело озвучить отказ.

Об этом последнем качестве Лютвиан знала не понаслышке.

Он наконец увидел ее. В золотистых глазах не было гнева. Правда, в них не появилась и теплая приветственная улыбка. Это сказало ей все, что она хотела знать. По какому бы делу Повелитель ни явился сюда, оно было личным, но не личным .

Лютвиан, сообразив это, пришла в ярость, а разгневанная Черная Вдова – не та женщина, с которой можно поиграть в свое удовольствие. Повелитель мгновенно заметил перемену в ее настроении, продемонстрировал свою наблюдательность легким изгибом брови и наконец прервал бесконечную девичью болтовню.

– Дамы, – глубоким голосом произнес он, – я благодарю вас за то, что скрасили мое ожидание, однако более не смею отвлекать вас от учебы. – Даже не повышая голос, он с легкостью перекрыл хор протестов. – Кроме того, не будем забывать о том, что леди Лютвиан дорога каждая минута.

Целительница отступила от дверей ровно настолько, чтобы пропустить стайку своих учениц. Рокси, самая старшая из них, замерла на пороге, оглянулась и напоследок стрельнула глазками в Повелителя.

Лютвиан захлопнула двери перед ее носом.

Она ожидала, что Сэйтан приблизится к ней, проявляя боязливое уважение, которое каждый мужчина, служащий ковену Песочных Часов, неизменно оказывает Черной Вдове. Когда Повелитель не сдвинулся с места, Лютвиан гневно покраснела, вспомнив, что он вообще никому не служит. Сэйтан оставался Верховным Жрецом, то есть Черной Вдовой более высокой ступени, чем ее.

Она двинулась вперед неспешно, с нарочитой небрежностью, словно вовсе не стремилась оказаться рядом, и замерла в центре комнаты. Этого вполне достаточно.

– И как только ты можешь выносить эту пустую болтовню? – поинтересовалась Целительница.

– Я нашел ее вполне интересной – и крайне поучительной, – сухо отозвался Сэйтан.

– А-а, – понимающе протянула Лютвиан. – Видимо, Рокси уже посвятила тебя во все детали своей Первой ночи? Она пока единственная из всех моих учениц, достигшая подходящего возраста и прошедшая церемонию, что заставляет ее, жеманно изгибаясь, объяснять другим девочкам, что она слишком устает, чтобы посещать утренние уроки. Потому что ее любовник о-о-очень требователен.

– Она совсем молода, – тихо произнес Сэйтан. – И…

– И ведет себя вульгарно! – оборвала его Лютвиан.

– …юные девушки часто ведут себя глупо.

Целительница почувствовала, как ее глаза обжигают слезы. Нет, она не станет плакать перед ним.

– Значит, вот что ты подумал обо мне?

– Нет, – мягко отозвался Сэйтан. – Ты была Черной Вдовой от природы, целеустремленной, жаждущей проявить свое владение Ремеслом и больше всего на свете желающей выжить. Нет, ты была отнюдь не глупа.

– Однако мне хватило глупости, чтобы довериться тебе!

Золотистые глаза сохраняли бесстрастность.

– Я рассказал тебе, кто я и что я такое, прежде чем мы оказались в одной постели. Я вел себя как опытный Консорт, который согласился помочь юной ведьме пережить Первую ночь, чтобы наутро единственной ее потерей стала девственная плева – не разум, не Камни, не дух. Эту роль я раньше играл много раз, прежде чем начал править Демланом в обоих Королевствах. Я понимал и глубоко чтил правила этой церемонии.

Лютвиан схватила со столика вазу и швырнула ее в посетителя.

– Скажи-ка, а беременность тоже была частью этих чтимых тобой правил?! – выкрикнула она.

Сэйтан легко поймал вазу, а затем разжал пальцы, уронив ее на деревянный пол. Его глаза наконец-то вспыхнули гневом, а голос стал хриплым.

– Я действительно не считал, что мое семя по-прежнему обладает какой-либо силой. И верил, что эффекта от заклинания не хватит на такой долгий срок. И надеюсь, ты извинишь старого человека за возможные провалы в памяти, так как мне почему-то упорно кажется, что я спрашивал, пьешь ли ты специальный отвар, предотвращающий беременность. И ты заверила меня, что принимаешь его регулярно.

– А что я должна была ответить? – воскликнула женщина. – С каждым часом опасность оказаться под одним из мясников Доротеи и быть уничтоженной становилась все реальнее. Ты остался моим последним шансом выжить. Я знала, что приближается опасное для меня время, но мне пришлось пойти на риск!

Сэйтан долгое время не двигался и ничего не говорил.

– Ты знала, что риск есть, ты ничего не сделала, чтобы предотвратить беременность, ты намеренно солгала мне и все равно сейчас осмеливаешься обвинять меня в этом ?!

– Да не в этом! – завопила она, отбросив сдержанность. – А в том, что последовало после! – В золотистых глазах не отразилось и тени понимания. – Тебя интересовал только ребенок! Ты… н-не хотел б-быть со м-мной больше…

Сэйтан вздохнул и подошел к окну, устремив взгляд на невысокую каменную стену, огибавшую поместье.

– Лютвиан, – устало произнес он, – мужчина, который разделяет с ведьмой ее Первую ночь, не становится ее любовником. Это происходит только в том случае, если между ними уже существует сильная связь, когда они принадлежат друг другу во всех смыслах, кроме телесного. Как правило…

– Вам вовсе не обязательно озвучивать мне правила, Повелитель! – отрезала Лютвиан.

– …встав с постели, он может остаться ей хорошим другом или просто приятным воспоминанием. Он, разумеется, заботится о ней и ее чувствах – обязан заботиться, поскольку иначе не сможет помочь ей остаться собой, – однако между заботой и любовью большая разница. – Он оглянулся через плечо. – И я позаботился о тебе, Лютвиан. Я дал тебе все, что мог. Просто этого оказалось недостаточно.

Женщина обхватила себя руками, гадая, сможет ли когда-нибудь перестать испытывать горечь и разочарование, вспоминая о прошлом.

– Нет, недостаточно.

– Ты могла бы выбрать другого мужчину. Тебе следовало так поступить. Я сообщил тебе об этом, более того, попытался уговорить.

Лютвиан уставилась в спину Повелителя, думая: «Будь ты проклят! Я хочу, чтобы тебе, мерзавец, было больно точно так же, как мне!»

– А как ты сам думаешь, мужчины хотели иметь со мной хоть какие-то отношения, узнав, что мой сын был зачат Повелителем Ада?

Удар угодил в цель, однако боль и вина, отразившиеся в хищных глазах, не облегчили ее страданий.

– Я бы взял его и вырастил. Это ты тоже прекрасно знала.

Старый гнев и бесчисленные сомнения вырвались из-под контроля.

– Вырастил бы его? Для чего? Чтобы стать твоим кормом? Чтобы ты всегда имел в своем распоряжении свежую человеческую кровь? Выяснив, что твой сын наполовину эйрианец, ты хотел убить его!

Глаза Сэйтана опасно блеснули.

– А ты хотела отрезать ему крылья.

– Тогда у него был бы шанс на нормальную жизнь! Без них он вполне мог сойти за демланца. Он мог бы управлять одним из твоих поместий, стать уважаемым человеком!

– И ты действительно уверена, что обмен был бы равноценным? Жить в средоточии фальшивого уважения, не зная о своей эйрианской крови, никогда не понимая голода, вспыхивающего в душе с каждым порывом ветра, пытаясь объяснить желания, на первый взгляд не имеющие смысла, – до того самого момента, когда он взглянул бы на собственного первенца и увидел крылья? Или же ты собиралась потом обрезать их у каждого ребенка на протяжении поколений?

– Крылья были бы лишь напоминанием о прошлом, отклонением в развитии.

Сэйтан внезапно замер.

– Я повторю тебе еще раз то, что сказал после его рождения. Он – эйрианец в душе, и это нужно ставить превыше всего. Если бы ты настояла на своем и лишила его крыльев, я перерезал бы ему глотку прямо в колыбели. Не потому, что не был готов к такому повороту, Лютвиан, хотя это действительно так – ты же не стала утруждать себя рассказом о своих корнях, – но потому, что он бы слишком жестоко страдал.

Она отточила гнев, превратив его в смертельно опасное острие копья.

– Значит, по-твоему, он не страдал?! Ты ничего не знаешь о Люциваре, Сэйтан.

– Скажи мне лучше, почему он не вырос окруженный моей заботой, Лютвиан? – слишком тихо и мягко произнес Повелитель. – Скажи мне, кто ответствен за это ?

Слезы вернулись – вместе с воспоминаниями, болью и мучительным чувством вины.

– Ты не любил меня – и не любил его.

– Это правда, но лишь наполовину, дорогая моя.

Лютвиан усилием воли подавила всхлип, изучая взглядом потолок.

Сэйтан покачал головой и вздохнул:

– Даже столько лет спустя нам нет смысла говорить друг с другом. Ничего хорошего из этого не выходит. Мне лучше уйти.

Женщина поспешно вытерла единственную слезинку, которая успела сбежать вниз по щеке.

– Ты так и не сказал, зачем пришел сюда.

Впервые она посмотрела на него чистым, незамутненным взглядом, в котором прошлое не затмевало настоящее. Сэйтан состарился – и, казалось, был чем-то озабочен.

– Боюсь, воплощение в жизнь моего плана будет слишком сложным для всех нас.

Лютвиан терпеливо ждала. Его беспокойство и очевидное нежелание развивать эту тему пробудили в ней смутные опасения – и жгучее любопытство.

– Я собирался предложить тебе обучать юную Королеву, Черную Вдову и Целительницу от природы. Девочка очень одарена, но ее образование было довольно… хаотичным. Уроки должны быть частными и проходить в Зале Са-Дьябло.

– Нет, – резко отозвалась Лютвиан. – Здесь. Если я соглашусь на это, то буду обучать ее только здесь.

– Если девочка станет приходить сюда, ее потребуется сопровождать. Поскольку ты всегда находила Андульвара и Протвара слишком… эйрианцами и, спорить готов, не выносишь их до сих пор, боюсь, эта миссия ляжет на мои плечи.

Лютвиан задумчиво постукивала пальцем по губам. Королева, да к тому же от природы Целительница и Черная Вдова? Смертельно опасная комбинация талантов… Это и впрямь будет достойный вызов ее собственным умениям.

– Она должна обучаться у меня целительству и Ремеслу, подобающему Сестрам Песочных Часов?

– Нет. У нее по-прежнему много проблем с тем, что мы называем основами Ремесла, поэтому я бы хотел, чтобы ты обучала ее именно этому. Однако я с радостью включил бы в список ремесло Целительницы, если это представляет интерес для тебя самой. О Ремесле, к которому прибегают в ковене Песочных Часов, я позабочусь сам.

Гордость требовала бросить ему последний вызов.

– Скажи лучше, какой ведьме может потребоваться наставник, носящий Черный Камень?

Князь Тьмы, Повелитель Ада пристально посмотрел на женщину, оценивая ее и взвешивая каждое слово, и наконец ответил:

– Моей дочери.

4. Ад

Мефис небрежно бросил папку на письменный стол в личном кабинете Сэйтана и стал растирать руки, словно пытаясь соскрести с кожи невидимый слой приставшей грязи. Повелитель взмахнул рукой, словно открывая книгу. Папка послушно распахнулась, явив его взору несколько листов бумаги, исписанных убористым почерком старшего сына.

– Надеюсь, мы сделаем с ним что-нибудь? – оскалился Мефис.

Сэйтан призвал свои очки с линзами в форме полумесяцев, осторожно пристроил их на переносицу и поднял первый лист.

– Сначала позволь мне прочесть.

Мефис в сердцах хлопнул ладонями по столу:

– Он начисто лишен каких-либо моральных принципов!

Сэйтан взглянул поверх очков на своего старшего сына, стараясь не показывать гнева, уже начавшего прорастать в его душе.

– Позволь мне прочесть, Мефис.

Тот отошел от стола, зарычав, и стал мерить шагами кабинет.

Сэйтан прочитал отчет. Помедлил и снова проглядел его. Наконец он закрыл папку, заставил очки исчезнуть и принялся спокойно ждать, когда сын снова усядется в кресло напротив.

Лишен моральных принципов – какая мягкая характеристика лорда Мензара, главы Хэлавэйской школы… Ряд несчастных случаев или странных заболеваний позволили этому человеку занять высокий пост в школах в нескольких Округах Демлана, причем ко всем этим неприятностям лорд, разумеется, не имел ни малейшего отношения. Он всегда демонстрировал почтение без раболепия, что невольно располагало к нему, и уверенность в себе без примеси гордыни, не позволявшей другим усомниться в его способностях. И на этом ответственном посту многоуважаемый лорд стал потихоньку подрывать древний кодекс чести, разрушая и без того хрупкую паутину доверия, связывавшую мужчин и женщин Крови.

Что случится с Кровью, когда эта сеть наконец порвется и о доверии можно будет забыть? Достаточно посмотреть на Террилль, чтобы получить ответ.

Мефис стоял возле стола, сжав кулаки.

– Что мы будем делать?

– Я позабочусь об этом, Мефис, – с обманчивой мягкостью произнес Сэйтан. – Если Мензар на протяжении столь долгого срока ухитрялся распространять свой яд, значит, я был недостаточно бдителен, чтобы изобличить его.

– А как же все эти Королевы и их приближенные, которым не хватило мозгов вычислить, чему он посвящает свое драгоценное время? Лорд Мензар, в конце концов, управлял школами в их землях! Ты ведь не игнорировал поступавшие предупреждения, ты их попросту никогда не получал – до того дня, пока Сильвия не отважилась прийти к тебе.

– И все же ответственность лежит на мне, Мефис. – Сэйтан жестом прервал протесты сына и жестко произнес: – И потом, чего ты от меня хочешь? Чтобы мы передали эти сведения Королевам Провинций прямо сейчас? Наглядно, с примерами пояснили, как ими манипулировал мужчина ? Ты хочешь, чтобы они призвали его к ответу?

Мефис содрогнулся:

– Нет, этого я точно не хочу. Их гнев будет гореть на протяжении очень, очень долгого времени.

– И обратит в пепел гораздо больше чем одного-единственного мужчину. – Сэйтан заставил себя говорить мягче. – Среди попавших в его сети есть и совсем юные ведьмы – Королевы, Черные Вдовы и даже Жрицы, которые скоро достигнут совершеннолетия и будут жить с грузом того, что он сделал с ними. Придется рассказать о том, что случилось, некоторым самым сильным мужчинам в соответствующих Округах, чтобы они были готовы и сумели сделать все, что в их силах, дабы восстановить пошатнувшееся стараниями Мензара доверие девочек. – Повелитель печально покачал головой. – Нет, Мефис, если я не захочу принять ответственность за то, что произошло, боюсь, мне следует отказаться от прав на эту землю.

– Его кровь не должна быть только на твоих руках, – тихо произнес сын Сэйтана.

«Спасибо тебе, Мефис, – подумал Повелитель. – Спасибо тебе за это».

– На официальной казни требуется присутствие лишь одного палача. – Помедлив, Сэйтан спросил: – Скажи мне еще кое-что: есть люди, которые полностью от него зависят?

Мефис кивнул:

– У него есть сестра, которая занимается домом.

– Ведьма, владеющая бытовой магией?

Глаза Мефиса неприятно, хищно пожелтели.

– Она не получила подходящего обучения. И судя по тому, что мне довелось наблюдать, желания исправить это положение у нее тоже нет. Похоже, он просто разрешает женщине жить в его доме «из чистого великодушия». Если верить деревенским сплетням, она понесла от него, поскольку ей не хватает ни ума, ни мудрости, чтобы самой позаботиться о себе. Вот наш лорд и «милостиво» дозволяет ей платить за жилье и стол разными… услугами, в том числе и хлопотами по хозяйству. – Мрачный тон не оставлял сомнений насчет того, какие именно «услуги» демон имел в виду.

– А ты полагаешь, что ей хватит ума и мудрости самой позаботиться о себе?

Мефис пожал плечами:

– Сомневаюсь, что у нее когда-либо была такая возможность. Она даже не носит Камни. То ли никогда не обладала нужной силой, то ли все способности были безжалостно растоптаны. Теперь трудно сказать наверняка.

«Да, Геката, – мелькнула у Сэйтана невеселая мысль, – ты хорошо обучаешь своих прихвостней».

– Возьми нужную сумму из дохода нашей семьи, чтобы обеспечить женщину достойными средствами на жизнь, равными заработку Мензара. Дом арендован? Оплати жилье на пять лет вперед.

Мефис скрестил руки на груди.

– Если его сестре не придется выплачивать ренту, в ее распоряжении будет больше денег, чем когда-либо.

– Я готов предоставить ей необходимое время и возможность отдохнуть. Нет никаких причин заставлять женщину расплачиваться за преступления ее брата. Если ее разум и способности были подавлены коварными манипуляциями Мензара, без его тлетворного влияния они непременно проявятся вновь. Если же она и впрямь не способна позаботиться о себе, мы придумаем что-нибудь еще.

На лице Мефиса промелькнуло беспокойство.

– Да, и насчет казни…

– Я позабочусь об этом, Мефис.

Сэйтан обошел стол и встал вплотную к сыну.

– Кроме того, у меня есть для тебя еще одно поручение. – Он сделал паузу и молчал до тех пор, пока Мефис не поднял на него глаза. – Скажи, у тебя по-прежнему есть тот городской дом в Амдархе?

– Ты же и сам прекрасно знаешь ответ.

– И тебе по-прежнему нравится театр?

– Очень, – озадаченно отозвался демон. – Я каждый сезон приобретаю абонемент на отдельную ложу.

– А там, случайно, нет каких-нибудь пьес, способных заинтересовать юную пятнадцатилетнюю девушку?

Мефис понимающе улыбнулся:

– На следующей неделе как раз ставят парочку очень неплохих представлений.

Сэйтан в ответ скривил губы в холодной, волчьей усмешке:

– Как кстати! Полагаю, экскурсия по столице Демлана со старшим братом – то, что нужно. Девочка успеет посмотреть город до того, как наставники начнут занимать все свободное время моей дочери, а мы успеем реализовать свои планы в ее отсутствие.

5. Террилль

Ноги Люцивара дрожали от боли и изнеможения. Прикованный так, что приходилось почти прижиматься лицом к задней стене каморки, он пытался прислониться к каменной кладке грудью, чтобы хоть немного облегчить мучительное напряжение в коленях. Он старался не обращать внимания на судороги в плечах и шее.

Затем пришли слезы. Сначала медленные и беззвучные, они постепенно превратившиеся в хриплые всхлипы, разрывавшие грудную клетку и исполненные глубокого, безутешного горя.

Наказание сегодня привел в исполнение угрюмый, рослый стражник. Люцивара били не по спине, а по ногам. Не кнутом или хлыстом, который взрезал плоть, а широким, толстым кожаным ремнем, хлеставшим напряженные мышцы. Подчиняясь медленному ритму барабанов, стражник тщательно, почти заботливо наносил удары, чтобы каждый следующий перекрывал предыдущий, не пропустив ни клочка кожи. Вниз и вверх, вниз и вверх. Если не считать дыхания, с шипением вырывавшегося сквозь стиснутые зубы, Люцивар не издал ни звука. Когда наказание наконец завершилось, его рывком подняли на ноги, болевшие слишком сильно, чтобы выдержать вес тела, и снабдили последним изобретением Зуультах – металлическим поясом верности. Он крепко обхватывал талию, но между ног сидел свободно, по крайней мере, особых неудобств не доставлял. Люцивара это ненадолго озадачило – вплоть до того момента, как его втолкнули в камеру. После этого не осталось места ни для чего, кроме боли. Потому что, оказавшись внутри, эйрианец сразу понял, что должно произойти.

К задней стене крепилась новая цепь с толстыми, прочными звеньями. Нижняя петля пояса протягивалась через специальное кольцо, и к ней пристегивалась цепь. Ее длины не хватало даже для того, чтобы пошевелиться. Люцивар мог только стоять, и если его ноги невзначай подогнутся, то удар – и вес тела – примет на себя не пояс, а то, что находится ниже. Вне всякого сомнения, Зуультах наслаждалась массажем с ароматическими маслами и притираниями, ожидая вопля, исполненного муки.

Но плакал Люцивар по другой причине.

Крылья стали медленно покрываться гнойной слизью. Если в ближайшее время не обратиться к Целительнице, пятна станут разрастаться до тех пор, пока от его крыльев не останутся только жирные, скользкие лохмотья тонкой кожи, свисающие с оголенных костей. В соляной шахте расправить крылья, не получив удар плетью, было нельзя, а теперь к тому же руки сковывали за спиной каждую ночь, прижимая тонкую темную кожу к телу, покрытому соляной пылью и мокрому от едкого пота.

Однажды он сказал Деймону, что предпочел бы потерять яйца, но не крылья, и это не было шуткой.

И все-таки плакал Люцивар по другой причине.

Он больше года не видел солнца. Если не считать нескольких драгоценных минут, когда его вели из камеры в шахту и обратно, он не вдыхал чистый воздух, не ощущал ветерка на коже. Его мир сосредоточился в двух вонючих, грязных, темных дырах и крытом дворе, где его регулярно растягивали на камнях и жестоко били.

Несмотря ни на что, плакал Люцивар по другой причине.

Его и раньше наказывали, пороли, били, запирали в темных камерах. Его и раньше продавали в услужение жестоким, извращенным ведьмам. И всегда он до последнего боролся с теми зверствами, которые они приносили в его жизнь, бросая все силы на защиту своего «я». Становился зачастую такой разрушительной силой, что Королевы не выдерживали и отправляли его обратно в Аскави – из страха за собственную жизнь.

Люцивар ни разу не попытался сбежать из Прууля, не позволил своей жажде разрушения и мести вырваться на свободу, чтобы рвать и уничтожать все живое. Еще несколько лет назад кровь Зуультах и ее стражников омыла бы все стены в этом бездушном дворце, а он стоял бы посреди развалин, разрывая ночную тишину эйрианским победным боевым кличем.

Но так было бы раньше, пока Люцивар еще верил в легенду, в мечту. Так было раньше, пока он еще надеялся, что однажды встретит Королеву, которая сможет понять его, принять, оценить. Встреча с ней была его мечтой, единственным цветком, растущим в иссохшей пустыне его выжженной души. Хозяйка Черной горы. Королева Эбенового Аскави. Ведьма.

Затем эта мечта стала явью, обрела кровь и плоть – и Деймон убил ее.

Вот истинная причина его горя. Люцивар оплакивал потерю госпожи, которой всем сердцем желал бы служить, и потерю единственного человека, которому мог доверять.

Теперь не осталось ничего, кроме пустоты и отчаяния, настолько глубокого, что оно покрыло его душу и стало постепенно разъедать ее, как едкая слизь – кожу крыльев.

Осталась только одна мечта.

Боль в груди наконец немного стихла. Люцивар подавил последний всхлип и открыл глаза.

Он с детства знал, где и как хотел умереть. И этим местом определенно не были соляные шахты Прууля.

Ноги подгибались и дрожали от невыносимого напряжения. Он впился зубами в нижнюю губу и стискивал их до тех пор, пока по подбородку не потекла кровь. Еще пара часов – и стражники освободят его, чтобы оттащить в соляные шахты. Где боль и страдания только возрастут.

Он немного похнычет… На следующей неделе похнычет больше, станет съеживаться при приближении стражников. Постепенно они забудут то, о чем всегда следует помнить, имея дело с Люциваром Ясланой. И вот тогда-то…

Люцивар улыбнулся окровавленными губами.

Ему еще было ради чего жить.

6. Террилль

Доротея Са-Дьябло гневно взглянула на капитана стражи:

– Что значит – вы велели прекратить поиск?

– Его нет в Хейлле, Жрица, – ответил лорд Вальрик. – Я и мои люди обыскали каждый сарай, каждый дом, каждую деревню – как людей Крови, так и лэнденскую. Мы прочесали каждый тупик в каждом городе. Деймона Сади нет в Хейлле, более того, он не был здесь. Я готов поставить на кон свою работу.

«В таком случае ты проиграл».

– Ты велел прекратить охоту без моего разрешения.

– Жрица, я готов отдать за вас жизнь, но, поймите, мы гонялись за бесплотными тенями. Его никто не видел – ни Кровь, ни лэндены. Мои люди устали. Им необходимо на время вернуться домой, к своим семьям.

– Конечно. А десять месяцев спустя армия ноющих отродий станет свидетельством того, как сильно устали твои люди.

Вальрик ничего не ответил на это.

Доротея ходила по комнате, постукивая кончиками пальцев по подбородку.

– Значит, его нет в Хейлле… Начинайте прочесывать соседние Края и…

– У нас нет права осуществлять подобный поиск в других Краях.

– Все эти Края подвластны Хейллю. Королевы не осмелятся бросить вам вызов или отказать в доступе на свои земли.

– Власть Королев, правящих этими Краями, и без того слаба. Мы не можем рисковать, еще больше подрывая ее.

Доротея отвернулась от своего капитана. Вальрик был прав, будь он проклят! Но нужно же делать хоть что-то , а не сидеть сложа руки!

– Значит, вы оставляете меня на милость Садиста, – произнесла она, и ее голос жалко дрогнул от сдерживаемых слез.

– Как можно, Жрица? – напряженно произнес капитан. – Я беседовал с капитанами стражи во всех пограничных Краях и поставил их в известность относительно его кровожадной природы. Они прекрасно понимают, что их собственные дети могут оказаться в опасности. Если кто-то обнаружит Сади на своей территории, живым ему не выбраться.

Доротея резко развернулась на месте:

– Я не давала разрешения убивать его!

– Он – Верховный Князь. Это единственный способ…

– Вы не должны убивать его.

Доротея покачнулась, испытав немалое удовлетворение, когда Вальрик поспешил подхватить ее и провести к креслу. Обхватив за шею, она притянула мужчину к себе и прижалась к его лбу своим лбом.

– Его смерть отразится на всех нас. Он должен оказаться в Хейлле живым. Ты должен, по меньшей мере, руководить поисками во всех остальных Краях.

Вальрик поколебался, затем вздохнул:

– Я не могу. Даже ради вас и ради Хейлля… я не могу.

Прекрасный слуга. Опытный, немолодой, уважаемый, честный.

Доротея скользнула правой рукой по его шее в чувственном поглаживании, а затем запустила ногти глубоко в плоть и впрыснула в нее весь яд из змеиного зуба.

Вальрик, потрясенный, отстранился, прижимая руку к шее.

– Жрица… – Его глаза остекленели. Он, спотыкаясь, отшатнулся.

Доротея изящно слизнула кровь с пальцев и улыбнулась ему:

– Ты же сказал, что с радостью отдашь жизнь за меня. Теперь ты это сделал.

Она продолжала рассматривать свои ногти, не обращая на Вальрика ни малейшего внимания. Он, спотыкаясь, вышел из комнаты, зная, что обречен. Призвав пилочку, Верховная Жрица Хейлля заострила кончик ногтя.

Какая жалость – потерять такого опытного капитана стражи! Теперь придется искать ему подходящую замену… Доротея заставила пилочку исчезнуть и улыбнулась. Что ж, по крайней мере, Вальрик личным примером заставит своего заместителя выучить необходимый урок: излишек чести легко может погубить человека.

7. Кэйлеер

Сэйтан смял в руках свежевыглаженную рубашку, превратив ее в невзрачный комок. Затем встряхнул, с мрачным удовлетворением полюбовался результатом и надел.

Он ненавидел это. Он всегда ненавидел это.

Черные брюки и длинную верхнюю куртку, больше похожую на тунику, постигла та же участь, что и рубашку. Застегивая последние пуговицы, Сэйтан криво ухмыльнулся. Хорошо, что он настоял на том, чтобы Хелена и остальные слуги взяли сегодня выходной. Если бы чопорная экономка увидела Повелителя в таком наряде, то сочла бы это личным оскорблением.

Странная штука эти чувства. Он готовился к казни, к расправе над живым человеком, а испытал лишь облегчение, вызванное мыслью, что экономка не застанет его в подобном виде.

Нет, не совсем. Был еще гнев, вспыхнувший вновь при мысли о необходимости сего действа, и страх, охватывавший его вновь и вновь, стоило только представить, что однажды, заглянув в глубокие сапфировые глаза, он найдет в них лишь презрение и отвращение вместо любви и тепла.

Но сейчас она в Амдархе вместе с Мефисом. И никогда не узнает о том, что произойдет этой ночью.

Сэйтан призвал трость, которую убрал несколько недель назад.

Разумеется, Джанелль все поймет. Она слишком сообразительна и умна, чтобы не понять, что означает внезапное исчезновение Мензара. Но что она подумает о своем приемном отце? Что это будет значить для нее?

Сэйтан надеялся – какое удивительное, горько-сладкое чувство! – что сможет жить здесь тихо и мирно, не предоставляя никому повода слишком часто вспоминать о том, кто он и что собой представляет. Повелитель Ада надеялся превратиться наконец в чужих глазах и в своих собственных в заботливого отца, воспитывающего дочь-Королеву.

Но жизнь никогда не была такой простой. Только не для него.

Никто никогда не спрашивал, почему Сэйтан стал на сторону Демлана в Террилле, когда Хейлль много веков назад начал угрожать этой тихой, спокойной земле. Обе стороны полагали, что Повелителем двигали в первую очередь амбиции, жажда власти. Однако на самом деле Сэйтана толкнуло на это более тонкое и соблазнительное чувство: он хотел обрести свой дом.

Он мечтал получить страну, о благополучии которой необходимо заботиться. Людей, которые не будут ему безразличны. Детей – своих или чужих, – которые наполнят его дом смехом и весельем. Он мечтал о простой жизни, в которой можно будет использовать Ремесло лишь для того, чтобы обогащать, а не разрушать.

Однако Верховный Князь, носящий Черный Камень, да к тому же являющийся Черной Вдовой и уже тогда получивший титул Повелителя Ада, попросту не мог гармонично влиться в спокойную жизнь тихой деревеньки. Поэтому он назвал цену, достойную своей силы, выстроил Зал Са-Дьябло во всех трех Королевствах и с того дня правил Демланом с железной волей и открытым сердцем, мечтая о том дне, когда, наконец, встретит женщину, чья любовь к нему превзойдет ее страх.

Вместо этого он встретил Гекату и женился на ней.

Какое-то – очень недолгое – время Сэйтан был уверен, что сбылась его мечта. Вплоть до того дня, когда родился Мефис и его мать обрела странную, ничем не оправданную уверенность, будто Повелитель никогда не расстанется с ней, не покинет свое дитя. Даже тогда, поклявшись ей в вечной верности, Сэйтан пытался быть хорошим мужем – едва ли не более рьяно, чем он хотел стать хорошим отцом. Когда Геката понесла во второй раз, он осмелился понадеяться, что и она любит его и хочет выстроить новую жизнь с ним. Однако милая женушка любила лишь свои амбиции, а дети были чем-то вроде расплаты за поддержку и силу мужа. Только забеременев в третий раз, она наконец поняла, что Сэйтан никогда не прибегнет к своей силе и власти, чтобы сделать ее единственной Верховной Жрицей всех трех Королевств.

Он так и не увидел своего третьего сына. Лишь его останки.

Сэйтан закрыл глаза, сделал глубокий вдох и бросил краткое заклинание, тут же слившееся со спутанной тенью снов и видений, которую сплел сегодня. Мышцы ног неприятно дрожали. Он открыл глаза и устремил взгляд на свои руки. Грубые и несгибаемые на вид, они едва заметно тряслись.

– Как же я это ненавижу!

Повелитель медленно растянул губы в ухмылке. Теперь он и заговорил как старый, ворчливый дурак.

К тому времени, как Сэйтан добрался до официальной приемной, спина разболелась от непривычной сутулости, а мышцы ног стали предательски гореть. Однако Мензар достаточно умен, чтобы распознать ловушку, поэтому физические неудобства помогут скрыть иллюзии, таящиеся в спутанной сети.

Сэйтан шагнул в большой зал и тихо зашипел, увидев человека, стоявшего у дверей.

– Я же велел тебе взять сегодня выходной. – В голосе Повелителя больше не было привычной силы, делавшей его звучание похожим на далекий гром.

– Вам было бы весьма неудобно лично открывать дверь, когда прибудет гость, Повелитель, – отозвался Беале.

– Какой еще гость? Я никого сегодня не жду.

– Миссис Беале сегодня решила навестить свою младшую сестру в Хэлавэе. После того как прибудет ваш гость, я присоединюсь к ним – мы обедаем в ресторане.

Сэйтан обеими руками оперся на трость и вопросительно поднял бровь:

– Миссис Беале – обедает в ресторане?!

Уголки губ дворецкого слегка приподнялись в ироничной усмешке.

– Лишь изредка, Повелитель. С великой неохотой.

Ответная улыбка Сэйтана быстро угасла.

– Лучше присоединитесь к жене, лорд Беале.

– Только после того, как прибудет ваш гость.

– Я никого не жду…

– Мои племянницы тоже ходят в школу в Хэлавэе.

На груди Беале под безупречно белой рубашкой блеснул кровавый Красный Камень.

Сэйтан со свистом втянул воздух сквозь зубы. Все должно быть сделано тихо. Темный Совет ничего не сможет доказать и, соответственно, предъявить ему обвинения, однако если до них дойдут слухи… Он пристально посмотрел на Предводителя, носящего Красный Камень.

– И сколько человек об этом знают?

– О чем, Повелитель? – мягко ответил вопросом на вопрос Беале.

Но Сэйтан не отвел взгляд. Неужели он ошибся? Но нет… На краткий миг в глазах Беале промелькнуло жестокое удовлетворение. Эта семья никому ничего не расскажет. Но они отпразднуют этот день.

– Вы будете в своем рабочем кабинете?

Примирившись с присутствием и решением Беале, Сэйтан вернулся в хорошо знакомую комнату. Налив и подогрев бокал ярбараха, он заметил, что руки задрожали не только от недавно наложенного заклинания.

Хейллианец по рождению, он служил при многих терриллианских дворах и правил большей частью именно в Террилле, а потом уже в Аду. Несмотря на то что Демлан в Кэйлеере официально по-прежнему находился в его власти, Сэйтан все это время предпочитал не появляться здесь, отдавая приказы издалека. Он был скорее гостем, а не хозяином, поэтому и видел только то, что обычно открывается редким посетителям.

Он знал, что в Террилле думали о Повелителе. Однако сейчас Сэйтан находился в Кэйлеере, Царстве Теней, куда более дикой, жестокой и коварной стране, которая обладала магией куда более темной и сильной, чем та, которую когда-либо могло познать Королевство Света.

«Благодарю тебя, Беале, – подумал Сэйтан. – Благодарю тебя за предупреждение, за напоминание. Я не забуду больше, на какой земле стою. Я не забуду, что именно ты показал мне ложь, скрытую тонким плащом Кодекса и цивилизованного поведения. Я не забуду. Потому что все это Кровь, которую непреодолимо тянет к Джанелль».

Лорд Мензар потянулся было к дверному молоточку, но в последний миг отдернул руку. Бронзовый дракон, изогнувший толстую шею и исподлобья глядящий на посетителей, словно буравил его зелеными стеклянными глазами, таинственно поблескивающими в свете факелов, с трудом разгонявшем тьму. Молоток же, висящий прямо под ним, был в виде когтистой лапы, обхватившей ровный, гладкий шар. Скульптура была выполнена на редкость реалистично.

Темная Жрица должна была предупредить об этом, мелькнула мысль.

Схватив лапу за основание вспотевшей рукой, он ударил один раз, другой, третий, а затем сделал шаг назад и нервно огляделся. Факелы отбрасывали неверные блики, порождая призрачные тени, и лорд Мензар в который раз пожалел, что эта встреча не назначена на светлое время суток.

Он взмахнул рукой, отгоняя последнюю непрошеную мысль, и снова потянулся к молотку, но в этот же миг дверь распахнулась. Посетитель едва не отшатнулся от высокого мужчины, стоявшего у порога, в последний момент сообразив, что черный костюм и жилет принадлежат не Повелителю, а дворецкому.

– Можете сообщить Повелителю, что лорд Мензар уже здесь.

Дворецкий не сделал ни единого движения, не сказал ни слова.

Мензар невольно прикусил нижнюю губу. Этот человек – живое существо, а не истукан, верно? Он знал, разумеется, что многие жители Хэлавэя работали в Зале, исполняя те или иные обязанности, поэтому ему и в голову не приходило, что после заката солнца слуги могли вести себя иначе, чем при дневном свете. Разумеется, с такой-то девицей, живущей с ними под одной крышей… И это вполне объясняло ее многочисленные странности.

Дворецкий наконец шагнул в сторону, освобождая гостю дорогу:

– Повелитель ожидает вас.

Облегчение, которое Мензар ощутил, шагнув внутрь, продлилось недолго. В наполненном мятущимися тенями большом зале царила тишина. Он последовал за дворецким к другому концу просторной комнаты, немало обеспокоенный отсутствием прислуги. Куда все подевались? Может, собрались в другом крыле? Или ужинают на кухне? В здании такого размера… здесь могло спрятаться полдеревни, и их присутствия никто бы не заметил.

Дворецкий открыл последнюю дверь справа и объявил о приходе посетителя.

Это была обычная комната без окон. Дверь, ведущую в другое помещение, Мензар не заметил. Кабинет Повелителя был прямоугольной формы, по длинной стороне стояли большие, мягкие кресла, низкий стол из черного дерева, обтянутый черной кожей диван. На полу лежал дхарский ковер, в многочисленных кованых подсвечниках горели десятки свечей, на стенах висели реалистичные картины, которые почему-то очень не понравились лорду. Но короткая сторона…

Мензар невольно подался назад, наконец заметив золотистые глаза, мерцающие в темноте. Во второй части комнаты располагался огромный письменный стол из черного дерева. За ним стояли книжные стеллажи, занимавшие все пространство от пола до потолка. Стены по обеим сторонам стола были задрапированы темно-красным бархатом. Это место отличалось от остальной комнаты, невольно заставляло ощутить настороженность. Здесь пахло опасностью.

Неожиданно зажглись свечи, разогнав тени по углам.

– Встаньте так, чтобы я мог вас видеть, – произнес недовольный голос.

Мензар медленно приблизился к столу и чуть не рассмеялся от облегчения. И это – Повелитель? Этот высохший, трясущийся, седой старикашка? Это его имя боятся произносить даже шепотом?

Мензар поклонился:

– Повелитель, очень любезно с вашей стороны пригласить меня…

– «Любезно»? Чушь! Просто не вижу причин мучить свои старые кости, коль уж с вашими ногами все в порядке. – Сэйтан взмахом дрожащей руки указал посетителю на кресло по другую сторону стола. – Присаживайтесь, присаживайтесь. Я устаю, даже просто глядя на то, как вы стоите. – Пока Мензар устраивался удобнее, Повелитель, войдя в роль, бормотал под нос всякую бессмыслицу. Наконец, вновь сосредоточившись на своем госте, он отрывисто бросил: – Ну, что еще она натворила?

С трудом подавив ликование, Мензар притворился, что обдумывает вопрос.

– Она не была в школе на этой неделе, – вежливо произнес он. – Я сделал вывод, что отныне у Джанелль будут частные наставники, однако должен указать, что общение с другими детьми ее возраста…

– Наставники?! – выплюнул Сэйтан, в запале стукнув тростью по полу. – Наставники?! – Бум, бум. – С чего еще я должен тратить деньги на наставников? Она и без того получает хорошее образование и способна выполнять свои обязанности.

– «Обязанности»? – эхом откликнулся лорд.

Губы Сэйтана изогнулись в зловещей маслянистой улыбке.

– Ее разум, правда, не совсем при ней, да и девчонка далеко не красавица, однако в темноте очень и очень мила. Сладкая малышка.

Мензар старался не поднимать глаз на Повелителя. Разумеется, приятель Темной Жрицы намекал на это, однако сам он не видел следов от укусов на шее девчонки. Впрочем, были и другие вены. Что еще Сэйтан мог делать… или что требовалось от нее, пока он упивался кровью? Мензар обладал достаточно богатым воображением, чтобы представить себе несколько вариантов. В нем тут же вспыхнуло отвращение. И возбуждение.

Мензар накрыл одну руку другой и сжал пальцы, чтобы скрыть сладостную дрожь.

– Так что насчет наставников?

Сэйтан только взмахнул рукой, показывая, что этот вопрос не имеет значения.

– Должен же я был что-то сказать, когда эта сука Сильвия пришла сюда, что-то вынюхивая и задавая вопросы о девчонке. – Повелитель прищурился, глядя на визитера. – Вы производите впечатление проницательного человека, лорд Мензар. Не хотите взглянуть на мою особую комнату?

Сердце Мензара бешено заколотилось, едва не выпрыгивая из груди. «Если же он пригласит тебя в свой кабинет, придумай любой предлог, чтобы уйти. Любой, слышишь?»

– Особую комнату?

– Очень, очень особую комнату. Где мы с девочкой… играем.

Мензар собирался отказаться, однако сомнения внезапно показались ему пустыми. В конце концов, Повелитель, как выяснилось, всего лишь порочный старикашка. Впрочем, при этом он, разумеется, был истинным профессионалом в тех областях, о которых Мензару доводилось только слышать.

– Почту за честь.

Их прогулка по коридорам Зала оказалась до боли медленной. Сэйтан с трудом ковылял по лестницам, напоминая неуклюжего краба, бормотал что-то и бессвязно ругался. Каждый раз, когда Мензар начинал испытывать беспокойство, жадная ухмылка Повелителя и нарастающее возбуждение толкали его вперед, обращая все сомнения в прах.

Наконец они предстали перед толстой деревянной дверью с огромным, с мужской кулак, замком. Мензар нетерпеливо наблюдал за тем, как Сэйтан дрожащими руками впихивает ключ в скважину. Ему пришлось помочь Повелителю распахнуть тяжелую дверь. Интересно, кто делал это раньше? Дворецкий? А девочка шла за ним в комнату, как хорошо обученная собачка, или же ее связывали и тащили силой? Требовалась ли Сэйтану помощь, чтобы укротить ее? Возможно, тот дворецкий наблюдал за тем, как Повелитель… Мензар невольно облизнулся. Кровать должна походить… Нет, ему не хватало воображения, чтобы представить, какой могла оказаться постель в этой комнате для игр с юной девицей.

– Входите, входите, не стойте в коридоре, – сварливо проворчал Сэйтан.

Свет факелов из коридора не проникал в комнату. Застыв у порога во власти вновь нахлынувшей нерешительности, лорд Мензар, напрягая глаза, пытался разглядеть мебель, однако неизвестное помещение было залито густой, непроницаемой тьмой, приглашающей шагнуть в свои объятия. Это не просто отсутствие света, а нечто большее.

Мензар никак не мог решить, сделать шаг назад или вперед. Затем он ощутил, как мимо пронеслось призрачное нечто , оставив туманный след – очень тонкий и едва ощутимый. Однако дымка была наполнена многими, очень многими образами. Перед глазами Мензара предстала череда юных лиц, принадлежавших всем тем девицам, чьи души он так аккуратно и тщательно подрезал. Он всегда считал себя умелым садовником, однако эта комната обещала нечто большее. Гораздо, гораздо большее.

Мензар шагнул внутрь, и маленькие призрачные руки потянули его в центр комнаты. Одни игриво тыкали, другие ласкали. Последняя нажала на грудь, заставив мужчину остановиться, не позволив сделать еще один шаг, а затем скользнула вниз по животу и исчезла за несколько дюймов до цели.

Его разочарование было таким же острым и неожиданным, как щелчок замка.

Тьма. Холод. Тишина.

– П-повелитель?

– Да, лорд Мензар? – ответил глубокий голос, прокатившийся по комнате далеким громом. Слишком мягкий, слишком вкрадчивый, ласкающий ухо в кромешной тьме.

Мензар нервно облизнул губы.

– Боюсь, мне пора идти.

– Это невозможно.

– У меня назначена другая встреча.

Медленно, очень медленно тьма принялась изменяться, постепенно исчезая. Холодный серебряный свет лился от каменных стен, отражаясь от пола, пуская блики по потолку, следуя за радиальными линиями и пределами огромной паутины. На дальней стене висел огромный черный металлический паук, песочные часы на брюхе которого были сделаны из бесчисленных ограненных рубинов. К серебряной паутине, посреди которой сидел железный хозяин, крепились ножи всех видов и размеров.

Единственным предметом мебели в этой комнате был стол.

Мензар почувствовал, как внутренности сжались в комок.

У стола были высокие края, по поверхности бежали желобки, заканчиваясь небольшими отверстиями по углам. Стеклянные трубки вели от них к прозрачным сосудам.

Хватит. Пора прекращать эту ерунду. Он просто позволил страху взять верх. Нет, лорд Мензар не даст запугать себя какой-то комнатой. Этот старикашка не представляет для него угрозы. Он с легкостью расправится с трясущимся от немощи дураком.

Мензар повернулся, собираясь настоять на том, чтобы немедленно уйти.

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы наконец узнать человека, стоявшего у двери.

– За все нужно платить, – ласково пропел глубокий голос. Сэйтан опасно ухмыльнулся. – Пришла пора вернуть долг.

Жидкость, убегающая в сливное отверстие, наконец-то стала прозрачной. Сэйтан повернул рычаги, чтобы остановить мощный поток льющейся на него воды. Схватившись за них, чтобы удержать равновесие, он устало опустил лоб на руку.

Еще не все кончено. Осталось позаботиться о нескольких мелочах.

Он быстро вытерся, бросил полотенце на узкую постель, проходя через маленькую спальню, примыкавшую к его личному кабинету глубоко под Залом в недрах Темного Королевства. Графин ярбараха, как всегда, стоял на огромном столе из черного дерева. Он потянулся было за ним, но передумал и призвал кувшинчик бренди. Наполнив бокал до краев, Сэйтан в несколько глотков осушил его. Разумеется, последствия будут весьма плачевными – его ждет жестокая головная боль, – но, по крайней мере, бренди поможет немного расслабиться, приглушить воспоминания и извращенные фантазии, фонтаном бившие из разума Мензара, как гной из нарыва.

Еще один плюс бренди – его вкус не похож на кровь. Сэйтан сомневался, что сможет вынести сегодня ночью даже это незначительное напоминание о терпкой соленой жидкости.

Он налил еще один бокал и постоял немного обнаженным в центре комнаты перед угасшим камином, пристально глядя на картину Дужэя «Нисхождение в Ад». Талантливому художнику удалось запечатлеть в смутных, неясных образах непередаваемую смесь ужаса и восторга, которую испытывали люди Крови, впервые входя в Темное Королевство.

Он налил третий бокал. Потом сжег одежду, которая была на нем раньше. Сэйтан никогда не понимал, как можно сохранять вещи, надеваемые на казнь. Часть боли и страха всегда проникали в самое средоточие плетения материи. Соприкасаться с ними впоследствии…

Бокал разлетелся на части в судорожно стиснутой руке. Вызверившись, он заставил осколки исчезнуть, а затем вернулся в небольшую спальню и поспешно оделся.

Да, он стер кровь Мензара со своего тела. Но возможно ли будет когда-нибудь очистить разум от образов, мелькавших в чужом сознании?

– Вы понимаете, что нужно сделать?

Два демона, некогда жители Хэлавэя, взглянули на большой, богато украшенный резьбой деревянный сундук.

– Да, Повелитель. Все будет сделано именно так, как вы пожелали.

Сэйтан вручил каждому по маленькой бутылочке:

– За ваши труды.

– Это не труд, – зловеще произнес один. Вытащив пробку из бутылки, он втянул ноздрями запах. Его глаза удивленно расширились. – Это…

– Расплата.

Демон закупорил бутылочку и улыбнулся.

* * *

– Килдру дьятэ это не нужно.

Сэйтан опустил бутылочку на плоский камень, служивший столом. Все остальные он уже раздал. Эта была последней.

– Я не предлагаю это всем килдру дьятэ . Только вам.

Чар неловко переступил с ноги на ногу.

– Мы ведь ждем ухода во Тьму, – произнес он, глядя на бутылочку, но почерневший язык быстро облизнул то, что осталось от губ.

– Для вас это не то же самое, что для остальных, – произнес Сэйтан. Его желудок неприятно заворочался. Тонкие иглы боли пронзили виски. – Вы заботитесь о других, помогаете им приспособиться и завершить превращение. Вы боретесь за право остаться здесь и дать им свой дом. И я знаю, что, когда приносятся жертвы воспоминания об ушедшем ребенке, вы не отвергаете их. – Сэйтан поднял бутылку и протянул ее мальчику. – Вам следует принять ее. На то есть весомая причина.

Чар медленно потянулся к пузырьку, откупорил его и снова втянул носом воздух. Он сделал маленький глоток и охнул:

– Это же неразбавленная кровь!

Сэйтан только стиснул зубы, пытаясь сдержать боль и тошноту. Он уставился на бутылку, всей душой ненавидя ее содержимое.

– Нет. Это возмездие.

8. Ад

Геката пристально изучила большой, богато украшенный сундук и постучала свернутым листком бумаги по подбородку.

Прекрасный сундук с рельефной резьбой, выполненной из нескольких ценных сортов древесины с золотым покрытием и драгоценными камнями, кричал о богатстве и власти, был напоминанием о том, как Темная Жрица когда-то жила, о той роскоши, которую она считала само собой разумеющейся.

Прибегнув к Ремеслу, Геката в пятый раз за этот час исследовала сундук мысленным импульсом. По-прежнему ничего. Что ж, возможно, и впрямь никаких сюрпризов не припасено…

Вновь развернув лист бумаги, она вгляделась в ровные строчки, обратив внимание на элегантный мужской почерк.

Нет, не все так просто. Не может быть. Сундук – лишь обертка, пусть и очень дорогая. Возможно, Сэйтан наконец осознал, как сильно нуждается в ней. Возможно, ему надоело играть роль благородного правителя, и он готов предъявить свои права на все то, что ему – точнее, им – следовало подчинить своей власти давным-давно. Возможно, его проклятущая честь наконец-то запятналась от игр с девицей, которую он подобрал в Кэйлеере, чтобы та заняла место Джанелль…

Впрочем, всеми этими мыслями можно насладиться и после того, как она откроет подарок…

Медный ключ по-прежнему лежал в конверте. Геката вытряхнула его себе на ладонь, опустилась на колени рядом с сундуком и открыла замок.

Она подняла крышку и нахмурилась. Сундук был наполнен тонкой деревянной стружкой. На мгновение она озадаченно окинула ее взглядом, а потом торжествующе улыбнулась. Разумеется, это лишь для того, чтобы не повредить содержимое. Пискнув от возбуждения, она зарылась пальцами в стружку в поисках обещанного подарка.

Первым, что она вытащила, была рука.

Уронив ее, женщина на четвереньках отползла прочь от сундука. Горло конвульсивно сжалось, когда она вновь взглянула на руку, лежавшую ладонью вверх. Пальцы были слегка изогнуты. Наконец любопытство преодолело страх. Не поднимаясь с колен, она подобралась чуть ближе.

Фарфор или мрамор разлетелись бы на части, ударившись о каменный пол.

Значит, плоть.

На мгновение она испытала прилив благодарности за то, что это была обычная рука, а не покореженная или обезображенная.

С трудом вспомнив, как нужно дышать, Геката поднялась на ноги и вновь устремила взгляд на сундук. Она взмахнула рукой – сначала в одну сторону, потом в другую. Поднявшийся от ее обращения к Ремеслу ветер разметал в стороны стружку.

Еще одна рука. Предплечья. Плечи. Ноги. Голени. Бедра. Гениталии. Торс. А из самого угла на нее смотрела пустыми, остекленевшими глазами голова лорда Мензара.

Геката закричала, но и сама не могла понять, от страха или гнева. Ей в голову пришла мысль, заставившая тут же замолчать.

Одно предупреждение. Так было всегда. Но почему теперь? Что случилось?

Геката обхватила себя руками и улыбнулась. Работая в школе Хэлавэя, Мензар, очевидно, слишком быстро подобрался к новой маленькой игрушке Повелителя Ада.

Потом она вздохнула. Сэйтан иногда мог быть таким властным… Что ж, поскольку Мензар имел неосторожность спровоцировать Повелителя на казнь, вряд ли девчонку теперь выпустят из Зала Са-Дьябло без надлежащей охраны. И эскорт наверняка будет подбираться очень и очень тщательно. Она по опыту знала, что, если Сэйтан лично назначал людей на ту или иную должность, пытаться подкупить их бесполезно. Значит…

Геката снова вздохнула. Да, придется убить не один час, чтобы убедить Грира проникнуть тайно в Зал и полюбоваться на новую игрушку Повелителя.

Очень хорошо, что девчонка, хнычущая в соседней комнате, была таким лакомым кусочком.

9. Террилль

Сюрреаль неспешно прогуливалась вдоль тихой, невзрачной улочки. Здесь никто никогда не задавал вопросов. Мужчины и женщины сидели на ступеньках перед своими домами, наслаждаясь легким ветерком, под дуновениями которого липкий, удушливый вечер казался почти сносным. Они не заводили с ней бесед, и девушка, проведя два года своего детства на подобной улочке, оказывала им услугу, проходя мимо, словно их не существовало на свете.

Добравшись до дома, где снимала квартиру на верхнем этаже, Сюрреаль почувствовала, что за ней кто-то неотрывно следит. Она небрежно перекинула тяжелую корзину из правой руки в левую, наблюдая за мужчиной, перешедшим дорогу и с опаской приближавшимся к ней.

В этот раз не кинжал, решила она. Нож, если понадобится защитить себя. Судя по тому, как он двигался, мужчина, скорее всего, еще не успел исцелиться от глубокой раны в левом боку. Он попытается защитить больное место. С другой стороны, возможно, и нет, если перед ней Предводитель, опытный и закаленный в бою.

Мужчина остановился на подобающем расстоянии:

– Леди.

– Предводитель.

Сюрреаль заметила страх в его глазах. Неизвестный не успел его скрыть. Уже одно то, что она была способна с такой легкостью определить его статус, несмотря на все попытки скрыть его, подсказывало, что у Сюрреаль хватит сил, чтобы справиться с ним.

– Ваша корзина, кажется, тяжелая, – с прежней нерешительностью произнес он.

– Пара книг и скромный ужин.

– Я мог бы отнести ее наверх для вас… через несколько минут.

Сюрреаль прекрасно поняла предупреждение. Ее кто-то ждет. Если она переживет встречу с неизвестным, Предводитель честно принесет корзину. Если же нет, то он разделит эти крохи с несколькими избранными, живущими в его доме, тем самым купив несколько услуг, которые смогут пригодиться в будущем.

Сюрреаль опустила корзину на тротуар и отступила на шаг.

– Через десять минут.

Дождавшись согласного кивка, она быстро поднялась по ступенькам крыльца и немного задержалась, чтобы окружить себя двумя защитными щитами Серого и оба их сверху – Зеленым. Оставалось надеяться, что тот, кто ожидает ее, сначала попытается пробить Зеленый. Затем девушка призвала свой охотничий нож. Если ее атакуют физически, клинок даст возможность застать неизвестного врасплох и дотянуться до него первой.

Опустив пальцы на дверную ручку, она быстрым импульсом проверила прихожую. Никого. И ничего необычного тоже.

Быстрый поворот ручки – и Сюрреаль оказалась внутри, встав вполоборота к проему и поспешно закрыв дверь ногой. Тут же она повернулась спиной к стене, на которой висели проржавевшие почтовые ящики. Ее большие золотисто-зеленые глаза быстро привыкли к полумраку прихожей и тусклому освещению на лестнице. Ни звука. И никакой ощутимой опасности.

Быстро, вверх по ступеням, не закрывая сознание от перепадов чужого настроения или мысли, способной нечаянно выскользнуть из разума неизвестного врага.

Третий этаж. Четвертый. Наконец – пятый.

Вжавшись в угол напротив собственной двери, Сюрреаль направила еще один ментальный импульс – и наконец ощутила присутствие незваного гостя.

Темный ментальный запах. Приглушенный, странный, но хорошо знакомый.

Почувствовав облегчение, пусть и не без примеси раздражения из-за отменившейся схватки, Сюрреаль заставила нож исчезнуть, отперла дверь и без страха вошла внутрь.

Она не видела его больше двух лет – с того дня, когда он ушел из дома Красной Луны Дедже. Похоже, для него эти годы оказались очень нелегкими. Черные волосы свисали на плечи длинной паклей. Одежда была грязной и разорванной. Когда он не отреагировал на шумно закрывшуюся дверь, продолжая тупо пялиться на картину, которую Сюрреаль недавно приобрела, она испытала пока еще смутное беспокойство.

Отсутствие какой-либо реакции на вторжение было неправильным. Что-то случилось. Заведя руку за спину, девушка приоткрыла дверь – ровно настолько, чтобы в случае чего не пришлось возиться с замками.

– Сади?

Он наконец обернулся. В золотистых глазах не отразилось узнавания, зато их выражение показалось Сюрреаль очень знакомым, только вот она никак не могла вспомнить, где видела нечто подобное раньше.

– Деймон?

Он по-прежнему смотрел на нее, словно пытался вспомнить. Наконец черты его лица немного разгладились.

– Маленькая Сюрреаль.

Его голос – этот потрясающий, глубокий, соблазнительный голос – стал хриплым, почти бесцветным.

Маленькая Сюрреаль?

– Ты ведь здесь не одна, надеюсь? – с беспокойством спросил Деймон.

Двинувшись ему навстречу, девушка резко отозвалась:

– Разумеется, я здесь одна! Кто еще может быть со мной?

– А где твоя мать?

Сюрреаль замерла на месте:

– Моя мать?

– Ты слишком юна, чтобы жить одной.

Тишьян была мертва уже много веков. Он прекрасно знал это. Это произошло, когда он и Терса…

Терса. Глаза Терсы. Глаза, которые напряженно пытались разглядеть призрачные, серые образы реальности сквозь туман, застилавший Искаженное Королевство.

Мать-Ночь, что же с ним случилось?!

Держась поодаль, Деймон стал пробираться к двери.

– Тогда я не могу остаться здесь. Если матери с тобой нет… я не стану… не могу…

– Деймон, постой! – Сюрреаль быстрым прыжком очутилась между ним и дверью. В глазах Деймона вспыхнул ужас. – Маме пришлось уехать на несколько дней с… с Терсой. Я буду чувствовать себя в безопасности, если ты останешься.

Деймон напрягся:

– Кто-то пытался причинить тебе зло, Сюрреаль?

Огни Ада, только не этот тон! Особенно если вспомнить о том, что в любой миг на лестнице может показаться незнакомый Предводитель с корзиной…

– Нет, что ты! – воскликнула она, надеясь, что ее голос звучит молодо и убедительно. – Но вы с Терсой – наша единственная семья, если так можно сказать, и мне было… одиноко.

Деймон устремил невидящий взгляд на ковер.

– Кроме того, – добавила она, наморщив нос, – тебе необходима горячая ванна.

Деймон резко поднял голову и уставился на Сюрреаль с такой откровенной надеждой и голодом, что она невольно испугалась?

– Леди? – прошептал он, протягивая к ней руки. – Леди? – Деймон пристально рассмотрел прядь ее волос, зажатую между средним и указательным пальцами его правой руки, и огорченно покачал головой. – Черные. Но они не должны быть черными!

Если она сейчас солжет, это поможет ему? Почувствует ли он разницу? Сюрреаль закрыла глаза, не уверенная в том, что сможет выдержать муку, скрытую в его душе.

– Деймон, – мягко произнесла она. – Я – Сюрреаль.

Он отошел от нее, тихо всхлипнул.

Девушка подвела нежданного гостя к креслу, не в силах придумать, чем еще можно помочь.

– Значит, вы все-таки друг.

Сюрреаль резко развернулась к двери, приняв боевую стойку и крепко сжимая рукоять мгновенно призванного охотничьего ножа.

В дверях стоял Предводитель, опустив на пол ее корзину.

– Я-то друг, – ответила Сюрреаль. – А вы?

– Не враг, это уж точно. – Предводитель с опаской покосился на нож. – Полагаю, вы не захотите вложить его в ножны?

– Угадали. Предпочту пока его оставить.

Мужчина вздохнул:

– Он исцелил меня и помог добраться сюда.

– Что, пришли пожаловаться на необходимость вернуть услугу?

– Огни Ада, разумеется, нет! – рявкнул Предводитель, потеряв терпение. – Он честно предупредил меня заранее, что не уверен в своих целительских способностях. Эта отрасль Ремесла ему была незнакома. Но я бы не выжил без помощи, а Целительница тут же донесла бы на меня. – Мужчина помолчал, взлохматив рукой волосы. – Даже если бы он меня убил, это ничто по сравнению с тем, как отплатила бы моя госпожа за то, что я так поспешно оставил службу. – Помолчав немного, Предводитель взмахнул рукой в сторону Деймона, сжавшегося в комочек в кресле и по-прежнему тихо всхлипывавшего. – Я не понял, что он…

Сюрреаль наконец заставила нож исчезнуть. Предводитель тут же поднял корзину, но скривился, прижимая левую руку к боку.

– Придурок, – бросила девушка, метнувшись вперед и поднимая корзину. – Тебе нельзя носить тяжести, пока рана не затянется!

Она попыталась выдернуть ношу из его рук. Предводитель не разжал пальцев, и она вызверилась, оскалившись:

– Идиот. Глупец. По крайней мере, используй Ремесло, чтобы облегчить вес.

– Не будь такой сукой. – Стиснув зубы, Предводитель поставил корзину на стол в крохотной кухоньке. Он повернулся, было к двери, но, поколебавшись, произнес: – Ходят слухи, что он убил ребенка.

Кровь. Сколько крови…

– Он не делал этого.

– Но он сам так считает.

Сюрреаль не видела Деймона, зато по-прежнему слышала его.

– Проклятье!

– Как ты считаешь, он когда-нибудь выберется из Искаженного Королевства?

Сюрреаль опустила взгляд на корзину.

– Пока это никому не удавалось.

– Деймон.

Не получив ответа, Сюрреаль задумчиво пожевала нижнюю губу. Возможно, следовало бы дать ему поспать – если, конечно, он погружен именно в сон. Нет, картофель уже испекся, отбивные прожарились, салат готов. Еда нужна ему не меньше отдыха. Похлопать по плечу? Но откуда ей знать, что он видит в Искаженном Королевстве и как отреагирует на невинное прикосновение. Тогда Сюрреаль еще раз попробовала разбудить его, произнеся гораздо громче и жестче:

– Деймон!

Тот распахнул глаза. Прошла долгая минута, и он потянулся к ней.

– Сюрреаль, – хрипло пробормотал мужчина.

Она взяла его за руку, жалея, что ничем не может помочь, и потянула вверх.

– Поднимайся, тебе нужно принять душ перед ужином.

Он встал с былой текучей, опасной грацией, напоминавшей пластику дикого кота, однако, когда Сюрреаль провела его в ванную, Деймон тупо уставился на кран, словно никогда раньше его не видел. Тогда она стянула с него куртку и рубашку. Когда Терса впадала в подобную детскую пассивность, Сюрреаль считала это само собой разумеющимся. Однако такое поведение Деймона ее разозлило. Когда она потянулась к пряжке пояса, он зарычал и схватил ее за руку с прежней силой, сжимая так, что кости в любой момент могли треснуть.

Она вызверилась в ответ:

– В таком случае сделай это сам!

Она вновь увидела, как в его глазах рассыпается реальность, открывая отчаяние.

Ослабив хватку на запястье Сюрреаль, Деймон поднял ее руку и прижал к губам.

– Прости меня. Я… – Отпустив девушку, он с видом побитой собаки расстегнул пояс и стал возиться со штанами.

Сюрреаль позорно сбежала.

Через несколько минут загудели трубы, и раздался звук льющейся воды. Деймон все-таки включил душ.

Накрывая на стол, Сюрреаль невольно размышляла, догадался ли он стянуть с себя всю одежду. Сколько времени он уже провел в Искаженном Королевстве? И если это все, что осталось от некогда могучего разума, как Деймон сумел исцелить того мужчину?

Она задумалась, поставив тарелку на край стола. У Терсы всегда бывали мгновения просветления, обычно наступавшие, когда речь заходила о Ремесле или если его было необходимо использовать. Однажды, залечив глубокий порез на ноге Сюрреаль, безумная Черная Вдова ответила на недоуменные вопросы Тишьян следующее:

– Основы не забываются.

Однако стоило ей завершить работу, как Терса не смогла вспомнить собственное имя.

Через несколько минут Сюрреаль с беспокойством выглянула в коридор, услышав приглушенный вопль, подсказавший ей, что в ванной горячая вода резко сменилась холодной. Трубы снова загудели и зашипели, когда Деймон выключил воду.

Повисла тишина.

Выругавшись себе под нос, Сюрреаль распахнула дверь ванной. Деймон по-прежнему стоял под душем, повесив голову.

– Вытирайся, – велела девушка.

Вздрогнув, он потянулся за полотенцем.

Прилагая все усилия для того, чтобы голос звучал твердо, но вместе с тем спокойно, Сюрреаль добавила:

– Я принесу тебе чистую одежду. Когда вытрешься, надень новые вещи.

Она ушла на кухню и занялась отбивными, прислушиваясь к тому, что происходит в маленькой спальне. Сюрреаль уже выкладывала мясо на тарелки, когда появился Деймон, одетый как подобает.

Девушка одобрительно улыбнулась:

– Теперь ты больше похож на себя.

– Джанелль мертва, – произнес он лишенным эмоций тоном.

Сюрреаль медленно оперлась руками на стол, осознавая слова, поразившие ее больнее удара ножа в сердце.

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказал Люцивар.

Но как мог Люцивар, не покидавший Прууля, знать наверняка то, в чем даже она и Деймон не были уверены? И потом, кого ему-то было спрашивать? Кассандра так и не вернулась к Алтарю после той ночи, а кто такой Жрец, Сюрреаль понятия не имела, не говоря уже о том, чтобы пытаться его искать.

Она порезала картофель и перемешала его с маслом.

– Я ему не верю. – Девушка подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть неожиданно яркий проблеск разума в его глазах, в которых тут же появилось затравленное выражение. Затем оно исчезло без следа.

Деймон покачал головой:

– Она мертва.

– Возможно, он ошибся. – Она положила две порции салата из миски и посыпала его зеленью, а затем села на свое место и разрезала мясо. – Ешь.

Деймон покорно опустился на стул.

– Он не стал бы лгать мне.

Сюрреаль плюхнула ложку сметаны на печеный картофель Деймона и скрипнула зубами.

– А я и не говорю, что он солгал намеренно. Я сказала, что, возможно, он просто ошибся.

Деймон закрыл глаза. Через пару минут он огляделся и недоуменно уставился на тарелки с едой.

– Ты приготовила ужин.

Все, ушел. Свернул на другую тропку в разлетевшемся, бессвязном переплетении дорог Искаженного Королевства.

– Да, Деймон, – произнесла Сюрреаль, пытаясь сдержать слезы. – Я приготовила ужин. Давай-ка лучше поедим, пока все не остыло.

Потом он помог ей помыть посуду.

Пока они оба были заняты, Сюрреаль стала потихоньку понимать, что безумие Деймона завязано на эмоциях, людях, на той единственной трагедии, с которой он не сумел справиться. Ему казалось, что Тишьян жива, что Сюрреаль не провела три года, занимаясь проституцией на грязных улочках, прежде чем он вновь отыскал ее и отправил в дом Красной Луны, чтобы она прошла необходимое обучение. Деймон считал, что она по-прежнему была ребенком, и очень переживал из-за продолжительного отсутствия Тишьян. Однако, когда Сюрреаль упомянула о книге, которую как раз начала читать, он сухо сделал замечание насчет ее странного вкуса и стал рассказывать о других книгах, от которых, по его мнению, было бы больше пользы для ума. То же самое было с музыкой и живописью. Они не представляли для Деймона никакой угрозы, не обладали временными рамками, не были частью кошмара, в котором Джанелль истекала кровью на Алтаре Тьмы.

И все же было трудно притворяться маленькой девочкой, делать вид, будто она не видела неуверенности и муки в его золотистых глазах. Поэтому Сюрреаль предложила лечь спать еще до наступления ночи.

Она со вздохом устроилась в постели. Возможно, Деймон испытал такое же облегчение, оказавшись наедине со своими мыслями, как и она. В глубине души он прекрасно понимал, что Сюрреаль – давно уже не ребенок. Точно так же, как знал, что она была с ним у Алтаря Кассандры.

Туман. Кровь. Сколько крови… Разбитые хрустальные чаши.

«Ты – мое орудие».

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

«Теперь она ходит среди килдру дьятэ ».

«Возможно, он ошибся».

Он поворачивался, стоя на одном месте.

«Возможно, он ошибся».

Туман разошелся, открывая узкую тропинку, ведущую вверх. Он взглянул на нее и содрогнулся. Тропа была обрамлена высокими камнями, которые скалились изломанными зубьями. Любой, решившийся пройти по ней вниз, будет спокойно скользить между нижними острыми гранями. Если же направится вверх…

Деймон стал карабкаться по скалам, оставляя по клочку кожи на каждом голодно скалящемся каменном зубце. Пройдя четверть пути, он наконец обратил внимание на звук, рев бегущей воды. Он поднял взгляд и увидел несущийся на него поток.

Не вода. Кровь. Сколько крови…

Бежать некуда, повернуть тоже. Он покорно пополз вниз, но багровый поток захватил его, бросив с сокрушительной силой на те самые слова, которые так долго мучили его сознание. Затерявшись в нем, Деймон краем глаза увидел островок суши, возвышающейся над сплошным маревом. Он из последних сил добрался до жалкого убежища, обещавшего безопасность, вцепился в длинную, острую траву, которой давным-давно поросла высохшая земля, и кое-как подтянулся на осыпающийся берег. Содрогнувшись, он замер на крошечном островке под названием может быть .

Когда поток наконец миновал и рев утих, он обнаружил, что лежит на крошечном острове фаллической формы посреди огромного моря крови.

Еще не успев толком проснуться, Сюрреаль призвала кинжал.

Тихий, осторожный звук.

Она выскользнула из постели и приоткрыла дверь, прислушиваясь.

Ничего.

Возможно, Деймон осторожно прошел в ванную комнату.

Серый, предрассветный свет заливал короткий коридор. Прижавшись к стене, Сюрреаль обследовала остальные комнаты.

В ванной было пусто. Как и в спальне Деймона.

Тихо ругаясь, она осмотрела его комнату. Постель выглядела так, словно по ней пронесся ураган, но в целом все осталось как было. Единственное, чего не хватало, – одежды, которую она дала ему вчера вечером.

Из гостиной тоже ничего не пропало. И даже – проклятье! – из кухни.

Сюрреаль заставила клинок исчезнуть и поставила чайник на огонь.

Терса иногда уходила на несколько дней, недель, а то и лет, после чего неожиданно появлялась в одном из подобных убежищ. Сюрреаль собиралась съезжать, но что, если Деймон решит вернуться через несколько дней и обнаружит, что она исчезла? Будет ли он по-прежнему считать, что она всего лишь ребенок? Бросится ли на поиски?

Девушка заварила чай и поджарила тосты. Взяв поднос с завтраком в гостиную, она устроилась на диване, прихватив один из толстых романов, купленных вчера в книжной лавке.

Она подождет несколько недель, а потом примет окончательное решение. Спешить некуда. В этой части Террилля было множество мужчин вроде тех, что регулярно посещали Брайарвуд. Добыча непременно найдется.

10. Кэйлеер

Упрямо игнорируя возрастающий поток слуг, направлявшихся мимо его кабинета к передним покоям, Сэйтан потянулся за следующим докладом. Они успели миновать только полпути. Пройдет не меньше часа, прежде чем карета остановится у ступеней крыльца. О чем только Мефис думал, решив воспользоваться гостевой паутиной в Хэлавэе, а не той, что располагалась всего в нескольких ярдах от входа в Зал?

Скрипнув зубами, он стал листать отчет, не видя букв.

Он был Верховным Князем Демлана, Повелителем Ада. Значит, нужно подавать пример, сохраняя достоинство.

Сэйтан уронил отчет на стол и вышел из кабинета.

К черту достоинство.

Скрестив руки на груди, Повелитель прислонился к стене в коридоре, ведущем от его кабинета к большому залу. Отсюда он прекрасно видел переднюю, к тому же теперь-то на него точно никто не наступит. Скорее всего.

Пытаясь сохранить серьезное выражение лица, Сэйтан слушал, как Беале принимает одно неправдоподобное объяснение за другим, почему тот или иной лакей или горничная просто обязаны быть сейчас в большом зале.

В этом хаосе извинений и сбивчивых объяснений никто и не заметил, как открылась передняя дверь, – до тех пор, пока изрядно помятый Мефис не произнес:

– Беале, не мог бы ты… Впрочем, не важно, лакеи уже здесь. Там еще остались коробки…

Мефис грозно смотрел на лакеев, поспешивших под его взглядом выйти на крыльцо, а затем заметил отца. С трудом протолкавшись через толпу горничных, он подошел к Сэйтану, прислонился к стене и устало вздохнул.

– Она будет здесь через минуту. Набросилась на Тарла, не успев выйти из кареты, чтобы как следует расспросить его о состоянии ее личного садика.

– Повезло Тарлу, – пробормотал Сэйтан. Услышав насмешливое фырканье, он пристально взглянул на своего потрепанного сына. – Что, выдалось нелегкое путешествие?

Мефис снова фыркнул.

– Честно говоря, никогда не представлял себе, что одна юная девушка способна перевернуть вверх тормашками целый город за какие-то пять дней. – Он шумно вздохнул. – Что ж, по счастью, мне всего лишь придется помочь тебе с бумажной работой. Переговоры целиком и полностью в твоих руках, разумеется… и им там самое место.

Сэйтан удивленно поднял бровь:

– Какие еще переговоры? Мефис, что…

Вернулись лакеи, несущие багаж Джанелль. Остальные…

Повелитель со все возрастающим интересом наблюдал за тем, как лакеи с улыбкой тащат завернутые в коричневую бумагу коробки и пакеты, направляясь к лабиринту коридоров, который рано или поздно приведет их в покои Джанелль.

– Это не то, что ты думаешь, – проворчал Мефис.

Поскольку его сын прекрасно знал о тайных надеждах своего отца на то, что Джанелль решит накупить новой одежды, Повелителю оставалось только разочарованно рыкнуть. Оказывается, представления Сильвии о подходящей одежде для девочек не включали в себя приличных платьев, и единственной уступкой, на которую Королева и приемная дочь Жреца согласились пойти в ответ на его бесконечные напоминания о том, что в Зале принято одеваться к ужину как положено, стали длинная черная юбка и две блузки. Когда Сэйтан указал – и вполне обоснованно, – что брюки, рубашки и длинные свитера выглядят не слишком женственно, Сильвия прочла ему целую лекцию, суть которой сводилась к тому, что девушка чувствует себя изящной и красивой только тогда, когда носит любимые вещи. Если же нет, то никакое платье горю не поможет. А если он слишком упрям и старомоден, чтобы понять это, то Повелителю следует окунуть свою разгоряченную спорами голову в ведро с холодной водой. Сэйтан до сих пор не простил ей замечание о том, что будет трудновато отыскать достаточно большой сосуд, чтобы охладить его неправедный гнев, но в глубине души наслаждался этой потрясающей, восхитительной дерзостью.

А потом наконец Джанелль вбежала в открытую дверь, сразив Беале и остальных широкой улыбкой, а затем вежливо спросила Хелену, нельзя ли прислать сэндвич и бокал сока в ее покои.

Она выглядит счастливой, подумал Сэйтан, в тот же миг забыв обо всех своих заботах.

Хелена поспешила на кухню, а Беале все же удалось заставить остальных слуг вернуться к своим обязанностям. Сэйтан наконец отошел от стены, приветственно раскрыл объятия… и с трудом подавил внезапный приступ тошноты – воспоминания и фантазии Мензара вновь затопили его разум. Повелитель скривился при одной мысли о том, что придется прикоснуться к Джанелль, запятнать тепло и радость, которую она излучала. Он начал было опускать руки, но девушка вбежала в объятия приемного отца и крепко стиснула его шею:

– Здравствуй, папа.

Он крепко прижал ее к себе, вдыхая теплый запах, исходящий от ее тела, и темный, опьяняющий – от сознания. Сэйтану очень не хватало этих ароматов на протяжении последних нескольких дней.

На мгновение темный ментальный запах превратился в импульс, вопрошающий, ищущий.

Однако, когда Джанелль отстранилась и подняла взгляд на приемного отца, в ее сапфировых глазах не отразилось никаких чувств. Он вздрогнул, прекрасно понимая, что это означает.

Девушка поцеловала его в щеку.

– Ладно, пойду разбирать вещи. К тому же Мефису нужно поговорить с тобой. – Она повернулась к своему новому старшему брату, который по-прежнему стоял, устало привалившись к стене: – Большое спасибо, Мефис. Я прекрасно провела время. Прости, что причинила столько проблем.

Демон тепло обнял ее:

– Это был воистину уникальный опыт. В следующий раз буду знать, к чему следует готовиться.

Джанелль рассмеялась:

– Значит, ты еще как-нибудь поедешь со мной в Амдарх?

– Я бы не осмелился отпустить тебя туда в одиночестве, – проворчал тот.

Когда Джанелль ушла, Сэйтан тепло обнял сына за плечи:

– Пойдем в мой кабинет. Думаю, тебе не помешает бокал ярбараха.

– Мне не помешало бы проспать год-другой, – проворчал Мефис.

Сэйтан подвел своего старшего сына к кожаному дивану и подогрел для него бокал ярбараха. Присев на низкую скамеечку, Повелитель положил его ногу себе на бедро, стянул ботинок и носок и начал разминать сведенные мышцы. Через несколько минут Мефис вспомнил про ярбарах и сделал первый глоток.

Не прекращая своего занятия, Сэйтан тихо произнес:

– Расскажи мне все.

– С чего я должен начать?

Хороший вопрос.

– Хоть в одной из этих коробок есть одежда? – Ему не удалось сохранить спокойствие, и в голосе прорезались тоскливые нотки.

Глаза Мефиса ехидно блеснули.

– В одной – есть. Она купила тебе свитер, – пояснил он и завопил от боли.

– Прости, – пробормотал Сэйтан, осторожно растирая сведенные судорогой пальцы на правой ноге Мефиса. Недовольное ворчанье вскоре сменилось рычанием. – Я не ношу свитеров. И ночными рубашками тоже не пользуюсь. – Он вздрогнул, поскольку эти слова пробудили другие, чужие воспоминания. Осторожно опустив правую ногу сына, он точно так же стянул носок и ботинок с левой и начал массировать ее.

– Было нелегко, не так ли? – осторожно поинтересовался Мефис.

– Очень трудно. Но долг уплачен. – Следующая минута прошла в полном молчании, а затем Сэйтан, не утерпев, спросил: – А почему именно свитер?

Мефис неспешно пил вино, не собираясь отвечать на вопрос сразу же.

– Она сказала, что тебе нужно немного расслабиться, и физически и морально.

Сэйтан удивленно поднял брови.

– А потом добавила, что ты никогда не сможешь растянуться на диване, чтобы немного вздремнуть, если всегда будешь одеваться так официально.

Ох, Мать-Ночь…

– Не уверен, что мне когда-либо доводилось… «растягиваться».

– Ну, я бы лично предположил, что пора научиться. – Мефис, прибегнув к Ремеслу, заставил бокал неспешно подлететь к ближайшему столу и аккуратно опуститься на него.

– Знаешь, Мефис, похоже, в твоем характере появилась такая черта, как известная подлость, – прорычал Сэйтан. – Ты скажешь, наконец, что в этих чертовых свертках и коробках?

– По большей части книги.

На сей раз Сэйтан вовремя вспомнил, что сильно сжимать пальцы сына не надо.

– Книги? Может, конечно, у меня с памятью не все в порядке – возраст дает знать о себе, – но у меня сложилось странное впечатление, что в Зале огромное собрание. Причем не одно. И называются они библиотеками не просто так.

– По всей видимости, это книги другого жанра.

Сэйтан ощутил изрядное беспокойство при этих словах.

– А какого?

– Откуда мне-то знать? – проворчал Мефис. – Я большую их часть даже не видел, только расплачивался. Однако…

Сэйтан застонал, догадываясь, что за этим последует.

– …в каждой книжной лавке – а мы посетили абсолютно все магазины в Амдархе – несносная девчонка спрашивала, есть ли что-нибудь о Тигрелане, или Шэвале, или Пандаре, или Кентавране. Когда продавцы показывали ей легенды и мифы об этих странах, написанные местными авторами, Джанелль вежливо – она, кстати, всегда была безукоризненно вежлива – говорила, что ее не интересуют легенды, написанные людьми, не принадлежащими к этим народам. Разумеется, продавцы и покупатели, собиравшиеся вокруг, чтобы послушать интересную дискуссию, начинали наперебой уверять ее в том, что эти Края давным-давно закрыты для людей, поэтому с местными жителями даже торговля веками не велась. Джанелль благодарила их за помощь, и они, разумеется, не желая терять богатую клиентку с хорошим банковским счетом, говорили что-то вроде «Кто может сказать, что реально, а что – нет? Кто видел эти Края?». На это Джанелль обычно отвечала: «Я», подхватывала книги, которые уже купила, и выходила из магазина прежде, чем посетители и продавцы успевали подобрать отвисшие челюсти.

Сэйтан снова застонал.

– А про музыку хочешь послушать?

Сэйтан на всякий случай отпустил ногу Мефиса и сцепил пальцы.

– А здесь-то что не так?

– Оказывается, в демланских магазинах почему-то нет шэльтской народной музыки, или пандарской волынки, или…

– Достаточно, Мефис, – обреченно застонал Повелитель. – Я понял, скоро у моего порога окажется огромное количество самого разного народа, жаждущего узнать, каким образом можно установить торговые связи с этими Краями. Угадал?

Мефис довольно вздохнул:

– Честно признаться, я изрядно удивлен уже тем, что мы и впрямь можем превзойти их самые смелые ожидания.

Сэйтан прожег сына гневным взглядом:

– Хоть что-то прошло согласно плану?

– Мы восхитительно провели время в театре. По крайней мере, туда я смогу вернуться без риска для жизни. – Мефис наклонился вперед. – И еще кое-что. Насчет музыки. – Он сцепил руки на коленях и помолчал немного, подбирая слова. – Ты когда-нибудь слышал, как Джанелль поет?

Сэйтан пару минут напряженно пытался вспомнить, но в итоге покачал головой:

– Голос у нее прелестный, поэтому я полагал, что… Только не говори мне, что у девочки нет слуха и она не может попасть ни в одну ноту.

– Нет. – В глазах Мефиса появилось странное выражение. – В ноты-то Джанелль попадает. Она… В общем, когда ты услышишь ее пение, сам все поймешь.

– Пожалуйста, Мефис, хватит на сегодня сюрпризов.

Демон утомленно вздохнул:

– Она поет колдовские песни… на Древнем языке.

Сэйтан резко поднял голову:

– Исконные колдовские песни?!

Глаза Мефиса затуманились слезами.

– Я никогда раньше не слышал, чтобы их так пели, но да, это исконные колдовские песни.

– Но откуда?.. – Сэйтан осекся. Было бессмысленно спрашивать у Джанелль, как ей открылось то, что она знает. – Думаю, пора мне встретиться со своей приемной дочерью.

Мефис кое-как поднялся на ноги, зевнул и потянулся.

– Если ты выяснишь, за что именно я заплатил столько денег, мне тоже будет интересно это узнать.

Сэйтан потер виски и вздохнул.

– Я кое-что тебе привезла! Мефис тебя, случайно, не предупредил?

– Он упоминал о чем-то подобном, – осторожно отозвался Сэйтан. Сапфировые глаза озорно блеснули, когда девушка вручила приемному отцу коробку. Он поднял крышку и извлек свитер. Мягкий, толстый, с большими карманами. Разумеется, черного цвета. Сэйтан сбросил длинный пиджак и надел подарок. – Спасибо тебе, ведьмочка. – Он заставил коробку исчезнуть и изящно опустился на пол, вытянув длинные ноги и опираясь на локоть. – Ну что, по-твоему, у меня получается расслабляться?

Джанелль рассмеялась и плюхнулась рядом.

– Вполне достойно.

– А что еще ты привезла?

Девушка, избегая его вопросительного взгляда, ответила:

– Я купила кое-какие книги…

Сэйтан с подозрением оглядел книги, аккуратно сложенные в многочисленные стопки и расставленные по кругу.

– Да, я вижу.

Он прочитал несколько заглавий на корешках ближайших к нему томов и узнал книги, посвященные Ремеслу. Точно такие же имелись либо в семейной, либо в его собственной библиотеке. С книгами, посвященными истории, искусству и музыке, то же самое. Перед ним была основа библиотеки юной ведьмы.

– Я знаю, в нашей семейной библиотеке есть большинство этих книг, но мне захотелось иметь собственные экземпляры. В чужих книгах неудобно делать пометки.

У Сэйтана на мгновение перехватило дыхание. Пометки! Рукописные указания, которые могли бы объяснить работу ее мысли и то, как Джанелль удается делать такие гигантские скачки в своем образовании, каким образом она работает с заклинаниями. А у него не будет к ним доступа. Сэйтан мысленно дал себе затрещину: «Дурак… Просто одолжишь у нее проклятую книгу!»

Затем на него нахлынула глубокая горько-сладкая печаль. Разумеется, Джанелль понадобится собственная коллекция книг, когда она обзаведется своим домом и двором. Через несколько коротких, восхитительных лет Зал снова опустеет.

Он поспешно отогнал эти мысли и повернулся к другим стопкам. Художественная литература. Эти книги представляли больший интерес, поскольку позволяли судить о личных пристрастиях Джанелль, ее вкусе и интересах. Пытаться прямо сейчас отыскать некие общие увлечения было слишком сложно, поэтому Сэйтан предпочел ограничиться накоплением сведений. Он считал себя весьма увлеченным читателем с широким кругозором и любил книги, однако не имел ни малейшего представления, как охарактеризовать в этом отношении Джанелль. Некоторые показались ему слишком детскими, другие чрезмерно сложными для ее возраста. Одни Сэйтан в свое время пролистал без особого интереса, а иные напомнили о том, сколько лет прошло с тех пор, как он сам бродил по книжным лавкам – исключительно для удовольствия. И очень много книг о животных.

– Неплохая коллекция, – наконец произнес он, положив последнюю книгу. – А это что? – спросил Повелитель, указывая на три томика, полускрытые коричневой оберточной бумагой.

Покраснев, Джанелль пробормотала:

– Просто книжки.

Сэйтан иронично поднял бровь.

Глубоко вздохнув, Джанелль сдалась и, отбросив в сторону бумагу, сунула одну из книг ему в руки.

Странно. Сильвия отреагировала точно так же, когда однажды вечером он зашел без приглашения и обнаружил, что она читает это произведение. Королева так увлеклась, что не заметила даже, как он приблизился. Наконец оторвавшись от страниц и заметив незваного гостя, она поспешила сунуть увесистый томик под подушку. У Повелителя почему-то появилось странное ощущение, что без помощи отряда демонов заставить женщину показать ему столь увлекательную книгу не выйдет.

– Это роман, – чуть слышно пояснила Джанелль, когда Сэйтан призвал свои очки с линзами в форме полумесяца и начал лениво перелистывать страницы. – Две женщины в книжном магазине говорили о ней без умолку, и я не удержалась.

Романтика. Страсть. Секс.

Он с трудом подавил нервное желание рассмеяться, вскочить на ноги и закружить приемную дочь по комнате. Наконец-то! Первый признак эмоционального исцеления? Пожалуйста, благая Тьма, пусть так оно и будет…

– Ты наверняка думаешь, что это глупо, – словно оправдываясь, произнесла Джанелль.

– Романтика и любовь не могут быть глупыми, ведьмочка. Нет, конечно, иногда получается и так, но это не глупость . – Сэйтан небрежно перевернул еще несколько листов. – Кроме того, я и сам когда-то читал нечто подобное. Такие книги были очень важной частью моего образования.

Джанелль уставилась на Повелителя раскрыв рот:

– Что, правда?!

– Угу. Правда, разумеется, они были чуть более… – Он просмотрел пару страниц. – Впрочем, возможно, и нет. – Сняв очки, Сэйтан заставил их исчезнуть, пока они не успели запотеть, выдавая его смущение.

Джанелль нервным жестом взъерошила волосы:

– Папа, а если у меня появятся кое-какие вопросы, ты сможешь на них ответить?

– Разумеется, ведьмочка. Я окажу тебе любую помощь, которая может потребоваться в освоении Ремесла.

– Да нет. Я имела в виду… – И она красноречиво покосилась на лежащую перед Сэйтаном книгу.

Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна! Открывшаяся перспектива наполнила его сердце одновременно восторгом и ужасом. Сэйтан искренне обрадовался, узнав, что, возможно, сможет помочь своей приемной дочери нарисовать иную картину отношений между мужчинами и женщинами, которая, как он надеялся, сумеет окончательно исцелить душевные раны, нанесенные жестоким изнасилованием. Вместе с тем он испытал настоящий ужас, потому что, каким бы сведущим он сам ни был в любом предмете, Джанелль всегда смотрела на вещи с собственной точки зрения, выходившей за рамки его опыта.

Мысли и фантазии Мензара снова затопили его сознание.

Сэйтан закрыл глаза, борясь с потоком хлынувших образов.

– Он причинил тебе вред.

Его тело мгновенно отреагировало на звук древнего, полуночного, потустороннего голоса, на холод, мгновенно разлившийся по комнате.

– Я был палачом, Леди. Он теперь мертв.

Холод усилился. Молчание было наполнено глубоким смыслом и, по сути, таковым уже не являлось.

– Он страдал? – слишком мягко спросила Ведьма.

Полумрак. Дымка. Тьма, прорезаемая вспышками молний. Край пропасти внезапно оказался слишком близок, и земля крошилась и осыпалась под ногами.

– Да, он страдал.

Ведьма обдумала его ответ.

– Недостаточно, – наконец произнесла она, поднимаясь на ноги.

Сэйтан в оцепенении уставился на протянутую руку. Недостаточно? Что же сделали с ней шэйллотские родственники, если теперь у Джанелль нет никаких сожалений о чужой смерти? Даже ему было нелегко отнять жизнь у другого человека…

– Идем со мной, Сэйтан. – Она наблюдала за ним своими древними, призрачными глазами, ожидая, что сейчас Повелитель отвернется от нее.

Никогда. Сэйтан вцепился в руку Джанелль, позволив поднять себя на ноги. Он ни за что бы не отвернулся от нее.

Однако вместе с тем Повелитель не мог отрицать, что по спине пробежала дрожь, пока он шел вместе с Ведьмой к музыкальному салону, находившемуся на том же этаже, что и их покои. Он не мог отрицать, что испытал инстинктивный трепет, пробежавшую по спине дрожь при виде двух канделябров с горящими свечами, стоявшими по обе стороны от рояля и бывшими единственным источником света в комнате. Настоящие, восковые свечи, а не светильники. Тонкие язычки пламени, волнующиеся от любого дуновения ветра, придавали комнате незнакомый, чужой, чувственный и вместе с тем враждебный вид. Свет лился на клавиши рояля и подставку для нот. Остальная часть комнаты принадлежала ночи.

Джанелль призвала коробку, завернутую в коричневую бумагу, открыла ее и принялась перебирать пожелтевшие страницы.

– Я нашла целую кучу нот, сваленных в рассохшийся ларь, – на них даже чары сохранности не были наложены! – Девушка покачала головой, досадуя на такое пренебрежение, а затем вручила лист бумаги Сэйтану. – Ты сможешь это сыграть?

Сэйтан опустился на скамеечку и установил ноты на подставку. Бумага пожелтела и была очень хрупкой, линии поблекли. Напрягая глаза и пытаясь разобрать значки в неверном свете свечей, он сперва прочитал ноты, едва касаясь клавиш кончиками пальцев.

– Что ж, думаю, я сумею сыграть это достаточно верно.

Джанелль встала за пределами круга света, превратившись в одну из теней.

Сэйтан заиграл вступление и замер. Странная музыка. Незнакомая и вместе с тем… Он начал заново.

Раздался ее голос – расплавленное золото. Он взмывал ввысь, парил, опускался, окутывая ноты, которые Сэйтан наигрывал на рояле, и его душа взмывала, парила, опускалась вместе с ним. Песнь Печали, Смерти и Исцеления. На Древнем языке. Песня плача – для обеих жертв казни. Странная музыка. Обжигающая душу, разрывающая сердце, древняя, очень древняя.

Колдовская песня. Нет, не так, это нечто большее. Песня Ведьмы.

Он и сам не заметил, как перестал играть, когда дрожащие руки больше не могли отыскать нужных клавиш и слезы окончательно ослепили его. Сэйтан затерялся в этом голосе, который вспорол воспоминание о казни, выведя его на поверхность, оставил открытую кровоточащую рану, а затем залечил ее.

«Мефис, ты был прав», – мелькнуло у него в голове.

– Сэйтан?

Он сморгнул выступившие слезы и сделал неверный вдох дрожащими губами.

– Прости меня, ведьмочка… Я просто… не был готов.

Джанелль раскрыла объятия.

Сэйтан, спотыкаясь, обошел рояль, всей душой желая ощутить ее чистое, невинное, любящее прикосновение. Происшествие с Мензаром оставило на его душе свежий шрам, превратившись в воспоминание, которое никогда не угаснет. Зато теперь он больше не боялся обнять Джанелль, не сомневался в том, какую именно любовь чувствует к ней.

Сэйтан долго гладил золотистые волосы, прежде чем, набравшись храбрости, заставил себя спросить:

– Откуда ты знаешь об этой музыке?

Девушка зарылась лицом в его плечо. Наконец, помедлив, она прошептала:

– Это часть того, что я такое.

Он почувствовал начало привычного отдаления, Джанелль мысленно отступала, надеясь скрыться, строя стену между ним и собой.

«Нет, моя Королева, – подумал Сэйтан, – вы произносите «Это часть того, что я такое» с похвальной уверенностью, однако поспешное отступление говорит о ваших сомнениях. Вы боитесь, что вас не примут. Я не допущу этого».

Сэйтан легонько щелкнул ее по носу:

– А ты знаешь, что ты такое?

– Что?

– Маленькая ведьмочка, которая очень устала.

Джанелль рассмеялась и с трудом подавила зевок.

– Поскольку солнечный свет утомляет Мефиса, мы гуляли в основном после заката, но мне не хотелось зря терять дневные часы, тратя их на сон, поэтому… – Она снова зевнула.

– Но тебе же удавалось поспать, верно?

– Мефис заставлял меня ложиться днем, – проворчала она. – Утверждал, что только таким образом сможет хоть немного отдохнуть сам. А я и не думала, что демонам тоже нужен сон.

На это было лучше не отвечать.

Джанелль засыпала на ходу к тому времени, как Сэйтан проводил ее в спальню. Он снял с маленьких ножек туфельки и носочки, но Джанелль принялась уверять, что прекрасно справится сама и нет нужды суетиться вокруг нее. Она заснула сразу же, Сэйтан не успел даже добраться до двери.

Сам он, напротив, был совершенно бодр и от волнения не находил себе места.

Выйдя из Зала через одну из задних дверей, Сэйтан побрел прочь по тщательно подстриженному газону, направляясь к короткому пролету широких каменных ступеней, и спустился вниз по склону холма в дикие сады, которых почти не касалась рука человека. Листья ненавязчиво шептали что-то на легком ветру. Кролик быстрым прыжком выскочил перед ним на дорогу и присел на задние лапы, с настороженностью, но без страха глядя на человека.

– Тебе следовало бы быть осторожнее, пушистик, – мягко произнес Сэйтан. – То ли ты, то ли твои родственнички повадились воровать молодую фасоль миссис Беале. Если попадешься ей на глаза, то рано или поздно окажешься главным блюдом к ужину.

Кролик трусливо прижал уши к голове и исчез в зарослях огнелиста.

Сэйтан коснулся ярких оранжево-алых листьев. Многочисленные набухшие почки говорили о том, что огнелист со дня на день расцветет. Очень скоро он будет сплошь усыпан яркими желтыми бутонами, похожими на язычки пламени, поднявшиеся над жаркими, раскаленными углями.

Он втянул носом прохладный ночной воздух и утомленно вздохнул. В кабинете Повелителя ожидал заваленный бумагами стол.

Не чувствуя ночной прохлады, грея руки в глубоких карманах теплого свитера, Сэйтан не спеша направился обратно к Залу. Он уже поднимался по широким каменным ступеням, ведущим к широкой лужайке, когда неожиданный звук заставил его замереть и прислушаться.

Там, за дикими садами, находился северный лес.

Он покачал головой и продолжил путь.

– Проклятая собака!

Глава 5 

1. Кэйлеер

Лютвиан изучала свое отражение в зеркале. Новое платье обтягивало ее стройную фигуру и вместе с тем не выглядело откровенно соблазнительным. Возможно, распущенные волосы заставляли ее выглядеть не молодой, а молодящейся… Наверное, следовало что-то сделать с единственной седой прядью, выдающей ее возраст.

Впрочем, не так уж она и стара – всего лишь две тысячи двести лет. А та белая прядь осталась с детства – напоминание о кулаках отца. Кроме того, Сэйтан бы сразу же понял, почему Лютвиан пытается скрыть ее, а одевалась она сегодня с таким тщанием, разумеется, не ради него . Целительница просто хотела, чтобы его дочь сразу поняла, что ведьма, согласившаяся обучать ее, обладает высоким статусом.

Бросив последний обеспокоенный взгляд на свое платье, Лютвиан спустилась на первый этаж.

Он был пунктуален, как всегда.

Рокси открыла дверь по первому же стуку.

Лютвиан не знала, проистекает ли подобная расторопность из любопытства по отношению к дочери Повелителя Ада или же ее желания доказать остальным девицам, что только у нее хватает силы и опыта, чтобы свободно флиртовать с Верховным Князем, носящим Черный Камень. В любом случае, по крайней мере, Целительнице не пришлось открывать дверь самой.

Новая ученица оказалась приятным сюрпризом. Лютвиан не знала, что Сэйтан удочерил юную девушку, но теперь с первого же взгляда поняла, что в ней не было ни капли хейллианской крови – и тем более его собственной. Незрелая, неумелая и не знающая, как держать себя в обществе. Женщина сразу же догадалась об этом, наблюдая за обменом приветствиями у двери. Так что заставило Сэйтана дать этой девчушке свое покровительство и заботу?

Наконец малышка повернулась к Лютвиан и застенчиво улыбнулась, однако глубокие сапфировые глаза остались серьезными. И смущения в них не было. Они были наполнены настороженностью и подавленным гневом.

– Леди Лютвиан, – поздоровался Сэйтан, приближаясь к Целительнице, – это моя дочь, Джанелль Анжеллин.

– Сестра, – сдержанно произнесла Джанелль, протягивая вперед руки в формальном приветствии.

Лютвиан не понравился этот намек на равенство между ними, однако неожиданно возникшую маленькую проблему можно было решить и позже, с глазу на глаз, когда Сэйтан не будет нависать над ней. Сейчас же она просто вернула приветствие и повернулась к мужчине.

– Устраивайтесь поудобнее, Повелитель, – произнесла она, кивнув в сторону гостиной.

– Возможно, вы не откажетесь от чашки чаю, Повелитель? – кокетливо спросила Рокси, которая, проходя мимо, многозначительно прильнула к Сэйтану на мгновение.

Сейчас, пожалуй, был не самый подходящий момент, чтобы исправлять представления сопливой девчонки о Хранителях – особенно об этом конкретном, – однако Лютвиан была немало удивлена, когда Повелитель невозмутимо поблагодарил Рокси за предложение и удалился в гостиную.

– Знаешь, – произнесла настырная девчонка, глядя на Джанелль и слишком широко улыбаясь, – никто бы не поверил, что ты действительно дочь Повелителя.

– Займись чаем, Рокси! – рявкнула Лютвиан.

Та, вздрогнув, покорно направилась по коридору в сторону кухни.

Джанелль посмотрела ей вслед.

– Нужно искать сходство глубже, – прошептала она странным, полуночным голосом.

Лютвиан вздрогнула. Даже сейчас она еще могла бы принять эту внезапную перемену в голосе своей новой ученицы за девчоночьи выходки, надежду таким образом привлечь к себе внимание, если бы Сэйтан не появился у двери гостиной, напряженно замерев на месте и вопросительно глядя на Джанелль.

Та только улыбнулась ему и пожала плечами.

Лютвиан провела Джанелль в свой собственный кабинет – в конце концов, Сэйтан ведь настаивал на частных уроках. Возможно, позже, когда девочка догонит остальных, ей можно будет начать заниматься с другими ученицами.

– Как я поняла, мы должны начать обучение с самых основ, – строго произнесла Лютвиан, как следует закрыв дверь.

– Да, – с сожалением отозвалась Джанелль, взъерошив свои золотистые волосы, достигавшие плеч. Она сморщила нос и улыбнулась. – Папа смог кое-чему меня научить, но проблемы с основами Ремесла никуда не делись.

Что же с девочкой не так? Ей не хватает ума или же способностей?

Лютвиан невольно взглянула на шею Джанелль, пытаясь отыскать недавно залеченную рану или хотя бы легкую тень, оставшуюся от синяка. Если девица для Сэйтана – лишь свежий корм, зачем он вообще утруждает себя ее обучением? Нет, в этом предположении нет смысла, особенно если Повелитель собирался лично обучать ее Ремеслу ковена Песочных Часов. Чего-то не хватало, какой-то незначительной детали, способной помочь Лютвиан увидеть целую картину.

– Давай начнем с передвижения предметов, – произнесла она, положив красный деревянный шарик на пустой рабочий стол. – Наставь указательный палец на него.

Джанелль застонала, но повиновалась.

Лютвиан не обратила на эту реакцию ни малейшего внимания. Очевидно, девица ничем не отличается от остальных ее учениц, на редкость ленивых и бестолковых глупышек.

– Представь прочную, тонкую нить, которая исходит из твоего пальца и крепится к шарику. – Лютвиан выждала несколько мгновений. – А теперь сосредоточься и представь, что твоя сила бежит по этому шнуру к мячику и легонько прикасается к нему. Ты должна начать сматывать воображаемую нить, и тогда шарик двинется к тебе.

Увы, шарик не тронулся с места. Зато рабочий стол пополз вперед. То же самое попытались сделать встроенные шкафы, стоявшие вдоль задней стены кабинета.

– Стоп! – крикнула Лютвиан.

Джанелль послушно прекратила и горестно вздохнула.

Целительница уставилась на свою ученицу. Если бы с места тронулся только рабочий стол, она бы еще могла объяснить случившееся попыткой девочки похвастаться своей силой. Но шкафы?..

Лютвиан призвала четыре деревянных кубика и столько же разноцветных шариков. Положив их на рабочий стол, она произнесла:

– Почему бы тебе не потренироваться самой пару минут? Сосредоточься на том, что связь между тобой и предметом, который ты пытаешься сдвинуть с места, должна быть очень, очень слабой, едва заметной. Мне необходимо зайти к другим ученицам. Я сразу же вернусь.

Джанелль покорно кивнула, устремив взгляд на кубики и шарики.

Лютвиан поспешно вышла из рабочего кабинета, сжав кулаки и стиснув зубы. Был лишь один человек, к которому ей было необходимо зайти сейчас же, и лучше бы он сумел ответить на ее вопросы!

Целительница ощутила странный холодок в передней, а затем услышала кокетливый смешок и бросилась вперед.

– Рокси! – рявкнула она, вцепившись в косяк, чтобы сохранить равновесие. – Ты должна закончить работу над заклинаниями!

Девчонка только небрежно взмахнула рукой:

– Да их осталось только одно или два!

– В таком случае отправляйся в класс и принимайся за дело!

Рокси надулась и взглянула на Сэйтана, надеясь обрести поддержку.

Но его лицо было абсолютно бесстрастным. Что еще хуже, из его глаз исчезло всякое выражение. Огни Ада! Сэйтан был готов разорвать горло этой кокетливой дурочке, а она даже не понимала этого!

Лютвиан схватила девчонку за запястье и потащила ее вон из гостиной в коридор, ведущий к классной комнате, где работали остальные ученицы.

Рокси гневно топнула ногой:

– Вы не имеете права так со мной обращаться! Мой отец – очень важный Предводитель в Дуне, а мать…

Лютвиан стиснула запястье девчонки и прошипела:

– Послушай меня, маленькая идиотка! Ты играешь с тем, кого совершенно не знаешь и даже не можешь начать понимать!

– Я ему нравлюсь.

– Он готов тебя убить!

Мгновение Рокси казалась удивленной, а затем в ее глазах появилось неприятно расчетливое выражение.

– Да вы ревнуете!

Лютвиан потребовался весь запас терпения, чтобы сдержаться и не ударить несносную идиотку по лицу с такой силой, чтобы та завертелась на месте.

– Отправляйся в классную комнату и оставайся там .

Она подождала немного и, когда Рокси захлопнула за собой дверь, вернулась в гостиную.

Меряя шагами комнату, Сэйтан чуть слышно ругался сквозь зубы, то и дело приглаживая пальцами густые черные волосы. Его гнев ничуть не удивил Целительницу. А вот усилия, прилагаемые для того, чтобы никто вне этой комнаты не уловил его, – даже очень.

– Признаться, меня немало заинтриговало твое нежелание продемонстрировать Рокси все прелести твоего характера, – произнесла Лютвиан, не решившись отойти от двери. – Почему?

– У меня есть на то причины, – прорычал Сэйтан.

– Причины, Повелитель? Или же всего одна?

Сэйтан резко замер, глядя на женщину.

– Что, занятие уже окончено? – с беспокойством спросил он.

– Джанелль занимается сама. – Лютвиан очень не нравилось беседовать с разъяренным Повелителем Ада, поэтому она решила не ходить вокруг да около, а сыграть в открытую. – Почему ты решил посвятить ее в тайны Ремесла Песочных Часов, хотя девочка еще не обучена?

– Я не говорил, что она ничему не обучена, – отозвался Сэйтан, начиная снова мерить комнату шагами. – Я сказал, что Джанелль нужна помощь в освоении основ Ремесла.

– Если ведьма не овладеет основами, она не сможет двигаться дальше. Она ни на что не способна.

– Я бы на твоем месте не стал ставить на это деньги.

Сэйтан продолжал ходить по гостиной, но теперь уже не гнев был тому причиной. Лютвиан наблюдала за ним и решила, что нервничающий Повелитель Ада нравится ей еще меньше рассерженного. Нет, такой Сэйтан был ей совсем не по вкусу.

– О чем еще ты мне не рассказал?

– Обо всем. Я хотел, чтобы ты сначала с ней познакомилась.

– У девочки слишком много чистой силы, особенно если учесть, что она еще не носит Камни.

– Она носит Камни. Можешь мне поверить, Лютвиан, Джанелль уже носит Камни.

– Но почему тогда…

Громкий свистящий звук и треск заставили их поспешить наверх, к кабинету Целительницы.

Сэйтан открыл дверь и замер на пороге. Лютвиан попыталась было протиснуться мимо него, но в итоге только уцепилась за руку Повелителя в поисках надежной опоры.

Стол медленно летал по кругу по часовой стрелке и одновременно вращался так, словно его насадили на вертел. К нему теперь добавилась дюжина деревянных ящиков, некоторые из которых словно приросли к поверхности, другие лениво плыли в воздухе, вращаясь вокруг своей оси. Семь ярко раскрашенных шариков исполняли сложный танец, лавируя между коробками. И при этом каждому предмету отводилось строго определенное место по отношению к вращающемуся и летающему столу.

Лютвиан отстраненно подумала, что могла бы сотворить нечто подобное и поддерживать волшебство ценой огромных усилий, но ей потребовалось бы много лет, чтобы приобрести такие навыки. Нельзя начать с одного шарика, который ты не можешь сдвинуть с места, а через минуту устроить такое представление!

Сэйтан рокочуще и вместе с тем как-то обреченно рассмеялся.

– Кажется, я начинаю схватывать, в чем тут дело, – с этой нитью и предметами! – весело произнесла Джанелль, с усмешкой оглянувшись через плечо. Но тут же она сердито вскрикнула, когда все предметы начали дрожать и падать.

Лютвиан выбросила руку вперед в тот самый миг, как Сэйтан простер свою. Она заставила замереть на месте маленькие предметы. Повелитель остановил стол.

– Проклятье и пламя! – Джанелль сердито уселась на воздух, как в кресло, словно марионетка, у которой неожиданно перерезали нити, и нахмурилась, глядя на стол, коробки и шарики.

Смеясь, Сэйтан опустил мебель на место.

– Ничего страшного, ведьмочка. Если бы ты смогла сделать все идеально с первой попытки, было бы неинтересно заниматься этим дальше, верно?

– Что правда, то правда, – с заразительным энтузиазмом отозвалась Джанелль.

Лютвиан заставила коробки и шарики исчезнуть, пытаясь сдержать смех при виде беспокойства, мелькнувшего на лице Сэйтана. Неужели он счел, что теперь девочка попытается управлять всей мебелью в комнате разом?

Судя по всему, она угадала, поскольку теперь отец и дочь погрузились в шутливый спор о том, какую комнату теперь следует отдать на растерзание Джанелль.

– Определенно не приемную, – произнес между тем Сэйтан. Прозвучало это так, словно он отчаянно пытался убедить себя, будто болото под ногами – самая что ни на есть твердая земля. – В Зале хватает пустых комнат, к тому же на чердаке куча старой, ненужной мебели. Начнешь там, хорошо? Пожалуйста!

Сэйтан сказал «пожалуйста»?!

Джанелль посмотрела на него. В ее взгляде плескалось раздражение, смешанное с весельем.

– Хорошо. Но только из-за того, что иначе у тебя будут неприятности с Беале и Хеленой.

Сэйтан притворно вздохнул.

Джанелль расхохоталась и повернулась к Целительнице:

– Спасибо, Лютвиан.

– Пожалуйста, – слабо отозвалась та. И что, теперь каждый урок будет заканчиваться подобным образом? Она еще не знала, как относиться к девочке и чего ждать дальше. – Следующее занятие через два дня, – добавила она, вместе с гостями выходя из кабинета.

Джанелль побродила немного по коридору, пристально глядя на картины. Лютвиан невольно задумалась: действительно ли девочка увлекалась живописью или же просто понимала, что взрослым нужно немного поговорить наедине после всего, что произошло?

– Ну как, переживешь? – тихо спросил Сэйтан.

Лютвиан склонилась поближе к нему:

– И что, так все время?

– О нет, – сухо отозвался Повелитель. – Сегодня Джанелль была примерной девочкой. Обычно все проходит гораздо хуже.

Целительница с трудом подавила смешок. Было забавно видеть Сэйтана сбитым с толку. Он казался таким понятным, таким простым, таким…

Смех угас, не успев вырваться на свободу. Он не был понятным, не был простым. Перед ней по-прежнему стоял Повелитель Ада, Князь Тьмы. У которого нет сердца.

Рокси вышла из классной комнаты. Лютвиан не знала, что несносная девчонка сделала со своим платьем, но вырез на груди был значительно глубже, чем раньше.

Она подняла глаза на Сэйтана и призывно облизнула верхнюю губу.

Повелитель пытался скрыть свою реакцию, но Лютвиан почувствовала, как в нем волной поднялось отвращение и жаркий гнев. Через мгновение эти чувства смело и смяло страшным холодом, разлившимся по комнате, пронизывающим до костей. Мужчина не способен на такую ярость.

Даже он.

– Оставь его в покое, – произнесла Джанелль, в упор глядя на Рокси. И этот холод поднимался из таких глубин, которые Лютвиан не осмеливалась даже представить.

– Нам пора идти, – поспешно вставил Сэйтан, схватив за руку дочь, направившуюся мимо него к ученице Целительницы.

Джанелль оскалила зубы и рыкнула на него. Этот звук не мог исходить из человеческого горла.

Сэйтан замер на месте.

Лютвиан наблюдала за ними, скованная ужасом, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Она не имела ни малейшего представления о том, что происходит между отцом и дочерью, только надеялась, что Сэйтан достаточно силен, чтобы справиться с яростью девочки, – и вместе с тем знала с пугающей ясностью, что это не так. Повелитель носил Черный Камень, но дочь все равно оставалась сильнее его. Пусть Тьма будет милосердна!

Холод исчез так же стремительно, как и появился.

Сэйтан отпустил руку Джанелль и смотрел ей вслед до тех пор, пока за девушкой не закрылась входная дверь. Только тогда он обессиленно прислонился к стене.

Будучи Целительницей, Лютвиан понимала, что должна помочь ему, но никак не могла сдвинуться с места. Ноги словно приросли к полу. Только тогда она пораженно осознала, что высунувшиеся в коридор девочки никак не отреагировали ни на холод, ни на опасность и их гудящие голоса возбужденно обсуждали открывшееся им зрелище, хотя их обладательницы не имели ни малейшего представления о том, что именно произошло!

– Какая она избалованная, – очаровательно надувшись, произнесла Рокси, глядя на Сэйтана.

Он одарил ее взглядом, исполненным такой дикой ярости, что девчонка поспешила убраться в классную комнату, наступив на ноги столпившимся в проходе ученицам.

– Заканчивайте работу, – отрывисто велела Лютвиан. – Я проверю ваши заклятия через минуту. – Она закрыла дверь классной комнаты и устало прислонилась к ней лбом.

– Мне очень жаль, – произнес Сэйтан. Казалось, он был совершенно измотан.

– Ты прикрыл девочек щитом, верно?

Он устало улыбнулся:

– Тебя я тоже пытался заслонить, но, к сожалению, она слишком быстро прошла мимо меня, погружаясь в бездну.

– Лучше бы ты воздержался от этого. – Лютвиан оттолкнулась от двери и разгладила платье. – Должна признать, ты был прав. Куда проще теперь, после первого урока, сразу понять, что обучать девочку будет очень нелегко, чем пытаться с чужих слов уразуметь, что она собой представляет.

Она заметила, как золотистые глаза Сэйтана едва уловимо изменились.

– А как по-твоему, Лютвиан, что она собой представляет? – с обманчивой, опасной мягкостью поинтересовался он.

«Нужно искать сходство глубже».

Она смело посмотрела в хищные глаза Повелителя:

– Она – твоя дочь.

Сэйтан неспешно прогуливался по обочине широкой тропинки. Джанелль успела немного опередить его и, похоже, никуда не торопилась, поэтому он не ощущал особого желания догнать ее. Кроме того, будет гораздо лучше вначале дать ей успокоиться, а затем задать вопрос, узнать ответ на который было необходимо. Поскольку Джанелль была Королевой, земля в любом случае успокоит ее быстрее, чем он.

В этом Джанелль ничем не отличалась от других Королев, которых Сэйтану довелось знать. Какими бы иными талантами они ни обладали, этих женщин всегда тянуло к земле, они нуждались в постоянном контакте с почвой. Даже те, что проводили основную часть времени в своих резиденциях, в больших городах обносили владения большим садом, где ноги каждый день касались живой земли, где можно было без помех прислушиваться к тому, что она могла рассказать им.

Поэтому он шел вперед, неспешно, неторопливо, наслаждаясь возможностью вновь пройти по тропинке летним утром, взглянуть на залитую солнцем землю. Справа от него располагались огороженные пастбища Дуна, где бродили смешанные стада коров и лошадей, принадлежащие местным жителям. Слева, сразу за каменной стеной, окружавшей поместье Лютвиан, располагался роскошный луг, пестревший яркими цветами. В отдалении виднелся небольшой сосновый бор и ельник. За ними поднимались горы, опоясывающие кольцом Эбеновый Рих.

Джанелль сошла с дороги и замерла на месте, повернувшись спиной ко всему, напоминавшему о цивилизованном мире; ее сапфировые глаза пристально смотрели на окружающие красоты. Сэйтан медленно приблизился к дочери, не решаясь потревожить ее сосредоточенные размышления.

В доме Лютвиан не произошло ничего такого, что могло бы объяснить внезапную силу гнева Джанелль. Сэйтан был не готов к такой резкой стычке, и еще меньше он ожидал, что она набросится на него. Повелитель прекрасно понял, что часть этой ярости предназначалась ему самому, и он никак не мог вычислить, что сделал, чтобы заслужить это.

Джанелль повернулась к приемному отцу. За внешним спокойствием бурлили гнев и готовность к жаркому спору.

«Вступай в схватку с Королевой, только когда нет другого выбора». – Хорошее, разумное предостережение, данное Советником первого двора, при котором довелось служить Сэйтану.

– Что ты скажешь о Лютвиан? – спросил Повелитель, предлагая Джанелль правую руку.

Джанелль несколько мгновений изучала его пристальным взглядом, а затем вложила в его ладонь свою.

– Ну, Ремесло она знает. – Джанелль сморщила нос и улыбнулась. – Мне она понравилась, даже несмотря на то, что Лютвиан вела себя сегодня как-то чопорно.

– Ведьмочка, можешь мне поверить, она всегда ведет себя чопорно, – сухо отозвался Сэйтан.

– Конечно. Особенно с тобой?

– Нас кое-что связывает. – Он ожидал неизбежных вопросов и почувствовал себя несколько неловко, когда они не последовали. Возможно, прошлое не представляло особого интереса для Джанелль. Или же она успела составить собственное мнение о происшедшем. – А почему ты так разозлилась на Рокси?

– Ты же не шлюха! – рявкнула Джанелль, резким движением вырвав руку.

Внезапно Сэйтану показалось, что вокруг странно потемнело, однако, подняв глаза, он увидел, что небо не утратило своего голубого оттенка, а облака по-прежнему пушистые и белые. Средоточие бури, ощутимо сгущавшейся вокруг, стояло в нескольких шагах от него, сжав кулачки и расставив ноги, словно приготовившись к драке. А на глазах выступили слезы.

– Никто и не говорил, что я – шлюха, – спокойно отозвался Сэйтан.

Слезы покатились по щекам.

– Как ты мог позволить этой сучке так с собой поступить?! – закричала она.

– Как поступить? – рявкнул в ответ Сэйтан, не сумев сдержать раздражения.

– Как только ты позволил ей смотреть на тебя, словно… вынуждать тебя…

– Вынуждать меня?! Как по-твоему, этот ребенок мог заставить меня сделать что бы то ни было? Во имя Ада!

– На то есть способы!

– Какие еще способы? Еще до того, как я принес Жертву, находилось мало глупцов, готовых рискнуть принудить меня сделать что-то против воли, не говоря уже о том дне, когда я впервые надел Черный Камень.

Джанелль неуверенно замерла, вздрогнув.

– Послушай, что я скажу тебе, ведьмочка. Рокси – молодая женщина, которая недавно получила свой первый сексуальный опыт. Сейчас девочке кажется, что весь мир лежит у ее ног, а каждый мужчина, бросивший взгляд на нее, хочет стать ее любовником. Когда я сам был молод, то служил Консортом при нескольких дворах. Я прекрасно знаю правила игры, в которую играют более старшие и опытные мужчины. Нам положено позволять девочкам практиковаться на себе, поскольку мы не испытываем желания согревать их постели. Своим одобрением или неодобрением мы даем подсказки, помогаем им понять, как думает мужчина, что он чувствует. – Сэйтан задумчиво взъерошил волосы пальцами. – Хотя должен признать, Рокси – та еще дрянь.

Джанелль кулачками стерла слезы со щек.

– Значит, ты был… не против этого?

Сэйтан вздохнул:

– Тебе нужен честный ответ? Слушая ее непристойности и визгливое хихиканье, я получал огромное удовольствие, представляя, как переломаю ей все косточки по одной.

– Вот как…

– Иди-ка сюда, ведьмочка. – Повелитель крепко обнял дочь, прижал к себе и опустил подбородок на светлые волосы. – На кого ты на самом деле разозлилась, Джанелль? Кого пыталась защитить?

– Не знаю. Мне иногда смутно вспоминается какой-то человек, вынужденный подчиняться женщинам вроде Рокси. Ему это причиняло невыносимую боль, он ненавидел их. Это даже не воспоминание, скорее ощущение, потому что я не могу вспомнить ни кто он такой, ни где или почему я могла бы встретить такого мужчину.

Это объясняло, почему она ни разу не спросила о Деймоне. Он был слишком тесно связан с трагедией, которая стоила девушке двух лет жизни и которую она спрятала под замок где-то в глубине души.

Сэйтан вновь спросил себя, не следует ли рассказать ей, что произошло тогда. Однако ответ вновь был отрицательным – в конце концов, он мог поведать только малую часть истории. Повелитель до сих пор так и не узнал, кто изнасиловал Джанелль. Не мог он рассказать и того, что произошло между ней и Деймоном, пока они были в бездне.

По правде говоря, он вообще боялся рассказывать ей что-либо.

– Пойдем домой, ведьмочка, – прошептал он в золотистый шелк волос. – Пойдем домой и обследуем чердак.

Джанелль неуверенно рассмеялась:

– А как мы объясним все это Хелене?

Сэйтан застонал:

– В конце концов, официальный хозяин Зала – я. Кроме того, чердак очень большой, и комнат там хватает. Если повезет, она узнает о наших проделках не сразу.

Джанелль сделала шаг назад.

– Спорим, приду быстрее тебя! – заявила она и исчезла.

Сэйтан замер на месте. Он бросил долгий, тоскливый взгляд на луг с дикими цветами, на горы вдалеке…

Нет, он подождет еще немного. А затем начнет поиски Деймона Сади.

2. Кэйлеер

Грир крался за кустами можжевельника, обрамлявшими одну сторону лужайки за Залом Са-Дьябло. Солнце почти поднялось из-за горизонта. Если он не сумеет добраться до южной башни, прежде чем садовники забегают вокруг, придется вновь скрываться в лесах. Возможно, сейчас Грир и был мертвым демоном, однако он привык к шумному городу, поскольку провел там всю свою жизнь. Непривычная тишина, наполненная шелестом и шорохами, а также чернильная тьма, опускающаяся на землю здесь, заставляли его нервничать, и, несмотря на то что чужого присутствия он не ощущал, чувство, будто за ним кто-то наблюдает, было не так легко прогнать. Не говоря уже об этом проклятом вое, который, казалось, пробуждал саму ночь.

Он не мог поверить, что кто-то вроде Повелителя Ада не позаботился окружить Зал охранными заклятиями. Как еще можно защитить здание такого размера? Однако Темная Жрица заверила его, что Сэйтан всегда был слишком небрежен и надменен, чтобы беспокоиться о подобных вещах. Кроме того, в южной башне всегда располагалась резиденция Гекаты, и помимо обычного украшения интерьера среди ее нововведений появились потайные ходы – несколько секретных лестниц и фальшивых стен, за которыми скрывались целые комнаты. Она лично наложила на них защитные и сохранные заклинания. Одно из таких помещений и послужит ему временным пристанищем.

Разумеется, если удастся добраться до него вовремя.

Засунув руки в карманы плаща, Грир выбрался из-за прикрытия можжевельника и спокойно, нагло направился к южной башне. Это одно из правил хорошего наемного убийцы: в любой ситуации вести себя нужно так, словно у тебя есть право находиться здесь. Если кто-то его заметит, то примет за торговца – или, еще лучше, одного из посетителей Повелителя.

Наконец-то добравшись до отдельного входа в южную башню, Грир начал медленно забирать влево, ощупывая шершавые камни в поисках рычага, открывающего потайной вход. К сожалению, прошло столько лет с тех пор, как Геката жила здесь, что она не сумела вспомнить, где именно располагается скрытая дверца, – особенно если учесть, что таковые в Кэйлеере не совпадали с теми, которые она столь же предусмотрительно устроила в Террилле.

Грир уже решил, что придется возвращаться к двери и начинать заново, когда наконец обнаружил искомый камень, за которым скрывался спрятанный рычаг. Мгновение спустя он уже оказался в башне, карабкаясь вверх по узкой каменной лестнице.

Через некоторое время Грир осознал, что Темная Жрица жестоко обманула его. Или же все эти годы обманывалась сама.

Никаких роскошно обставленных апартаментов в южной башне не было. Ни богато украшенных кроватей, ни кушеток с пологом, ни ковров, ни занавесей, ни столов, ни стульев. Комната за комнатой, и каждая была пуста и блистала идеальной чистотой.

Незваный гость поднял левую руку и потер горло через черный шелковый шарф, пытаясь справиться с подступившей паникой.

Все сверкает чистотой. Повсюду пусто. Как и на тайной лестнице, которая должна была за годы покрыться толстым слоем пыли и зарасти паутиной.

Что означало только одно: все секреты Гекаты давным-давно перестали быть таковыми.

Грир пытался убедить себя в том, что это не имеет особого значения, поскольку он все равно уже мертв. Однако он прожил в Темном Королевстве достаточно долгое время, чтобы услышать рассказы о том, что происходило с демонами, перебежавшими дорожку Повелителю. И ему совершенно не хотелось узнать на собственном опыте, насколько эти истории были правдивы.

Он вернулся в комнату, которая некогда принадлежала Гекате, и приступил к тщательному, систематическому поиску потайных ходов.

Но там тоже было пусто – и чисто. Либо со временем ее заклятия утратили силу, либо кто-то другой взломал их.

Но должно же быть в этом огромном Зале подходящее укрытие! Солнце уже слишком высоко, и даже потребляемое Гриром количество свежей крови не поможет – дневной свет ослабит его, высушит до дна. Если все комнаты давным-давно обнаружены…

Наконец ему удалось найти тайную комнату внутри тайной комнаты. Если говорить откровенно, ему попалась обычная кладовка. Грир не сумел представить себе, для чего она могла служить раньше, однако там было отвратительно грязно, а пауки добросовестно заткали паутиной все углы. Значит, здесь ему ничто не грозило.

Сжавшись в комок в углу каморки, Грир обхватил колени руками и приготовился ждать.

3. Кэйлеер

Андульвар резко постучал в дверь кабинета и вошел внутрь, не дожидаясь ответа. Сразу же подойдя к столу в задней части комнаты, эйрианец замер на месте, заметив, как Сэйтан быстро – и, главное, виновато – прячет книгу, которую до этого увлеченно читал.

Огни Ада, подумал Андульвар, устраиваясь в кресле напротив, когда это Сэйтан в последний раз казался настолько спокойным и расслабленным? Грозный Повелитель Ада, которого боятся все без исключения, сидит положив ноги на стол, надев тапочки и толстый черный свитер. Глядя на него, Андульвар с сожалением вспомнил давно миновавшие дни, когда они запросто могли отправиться вдвоем в таверну и опрокинуть по паре кружек эля.

Эйрианца немало позабавило смущение Сэйтана, и он ехидно произнес:

– Беале сказал, что ты здесь – разбираешь корреспонденцию, так, кажется, он выразился.

– А, разумеется, достойный Беале.

– В немногих домах Предводителя, носящего Красный Камень, ставят на должность простого дворецкого.

– Не многие бы на это отважились, – пробормотал Сэйтан, поспешно опустив ноги на пол. – Возможно, бокал ярбараха?

– Не откажусь. – Андульвар подождал немного, пока Повелитель наливал и подогревал кровавое вино. – Что ж, поскольку ты определенно занят не корреспонденцией, может, расскажешь мне, что именно держит тебя здесь? Заставляя к тому же скрываться от грозной прислуги?

– Чтение, – несколько чопорно отозвался Сэйтан.

Андульвар, будучи терпеливым охотником, подождал немного. И еще немного.

– Что ты читаешь? – наконец спросил он. Его глаза сузились. Сэйтан – и краснеет?!

– Роман. – Повелитель прочистил горло. – Довольно-таки… честно говоря, очень эротический роман.

– Предаешься воспоминаниям? – тупо спросил пораженный Андульвар.

Сэйтан сердито зарычал:

– Пытаюсь предугадать, что меня ждет дальше. Девочка-подросток будет задавать самые неприятные для взрослых вопросы.

– Не хотел бы я оказаться на твоем месте.

– Трус.

– Спорить не буду, – поспешно открестился Андульвар, не желая заглатывать наживку. Помолчав немного, он продолжил: – И как идут дела?

– А почему ты меня спрашиваешь? – поинтересовался Сэйтан, снова пристраивая ноги на угол стола?

– Ты же Повелитель.

Тот приложил руку к груди и театрально вздохнул.

– О, наконец-то хоть кто-то об этом вспомнил. – Повелитель сделал глоток ярбараха. – На самом деле, если ты действительно хочешь знать, как идут дела, обращайся с этим вопросом к Беале или Хелене – или миссис Беале. В данный момент они втроем заправляют Залом.

– Ну, у треугольника Крови всегда есть четвертая сторона.

– Да, и когда появляется проблема, требующая «авторитетного мнения», они бросаются на поиски Повелителя, спешно стряхивают с меня пыль и тащат в большой зал, чтобы разобраться с ней. – Теплая улыбка зажгла золотые огоньки в его ярких глазах. – Пока же мои основные задачи сводятся к тому, чтобы играть роль верного опекуна Леди, поскольку Беале ни за что бы не рискнул запятнать свой наряд слезами истеричных барышень, а крепкое плечо требуется почти постоянно, когда Джанелль снова сбивает с толку своих наставников. Ей это удается в среднем по три или четыре раза в неделю.

– Значит, с несносной девчонкой все в порядке.

Улыбка исчезла с лица Сэйтана, сменившись загнанным, унылым выражением.

– Нет, с ней далеко не все в порядке. Проклятье, Андульвар, я надеялся… Она действительно старается. Очень старается. Это по-прежнему Джанелль – все такая же любопытная, нежная, отзывчивая, как и раньше. – Он вздохнул. – Но она попросту не способна ответить на предложения дружбы, постоянно поступающие со стороны слуг. Нет, я понимаю. – Он взмахнул рукой, отгоняя возможные протесты. – Разумеется, взаимоотношения между Леди и ее двором такие, какими они должны быть. Но дело не только в этом. Вспомни ту историю с Мензаром. Между ней и другими ученицами Лютвиан существует довольно сильная неприязнь. Она стала до невозможности робкой. Избегает людей, если только это возможно. Даже Сильвия не сумела уговорить ее снова отправиться за покупками, хотя, можешь мне поверить, этой даме трудно отказать. Она и ее сын, Берон, заходили несколько дней назад. Джанелль побеседовала с ними около пяти минут, а затем пулей вылетела из комнаты.

– У нее нет друзей, Андульвар, – помолчав немного, продолжил Повелитель. – Не с кем похихикать, посмеяться, посплетничать – или чем там еще занимаются глупые девчонки. Она еще не принесла Жертву, а уже слишком остро ощущает свое отличие от других людей Крови. – Сэйтан мрачно сгорбился в своем кресле. – Если бы только мне удалось отыскать способ снова вернуть ее к полноценной жизни…

– Почему бы не пригласить эту маленькую ледяную гарпию из Иннеи погостить? – предложил Андульвар.

– Думаешь, у нее хватит смелости явиться в Зал?

Эйрианский Верховный Князь неблагородно фыркнул.

– Если вспомнить письмо, которое она не так давно тебе написала, такую девицу стоит только в дом пустить, а там она отдавит тебе все мозоли.

Сэйтан тоскливо улыбнулся:

– Я очень надеюсь на это, Андульвар. Очень надеюсь.

Сожалея о том, что веселое настроение исчезло так быстро, эйрианец осушил свой бокал и осторожно поставил его на стол.

– Пришла пора наконец рассказать мне, почему тебе понадобилось мое срочное возвращение в Зал.

Когда Сэйтан и Андульвар направились к одному из маленьких огороженных садиков, Повелитель произнес:

– Тарл предположил, что ты, возможно, сумеешь помочь.

– Я – охотник и воин, а не садовник, Са-Дьябло! – возмущенно проворчал эйрианец. – Как, по-твоему, я должен ему помогать?

– В северных лесах завелась какая-то тварь, вроде огромной собаки, которая упорно что-то там вынюхивает. Я впервые услышал вой той ночью, когда Сильвия рассказала мне о том, что в Хэлавэе что-то неладно. Она успела прикончить и сожрать пару молодых оленей, но, не считая этого, лесники не могут найти даже ее следов. Несколько ночей назад, однако, неизвестный зверь угостился парочкой наших куриц.

– Твоим лесникам должно хватить мозгов справиться с этим самостоятельно.

Сэйтан открыл деревянные ворота, ведущие в общий сад, окруженный низкой изгородью.

– Сегодня утром Тарл обнаружил кое-что еще. – Он кивнул в сторону главного садовника, стоявшего возле клумбы у задней стены.

Тарл нервно приложил пальцы к козырьку форменной фуражки и вышел, оставив двоих мужчин наедине.

Сэйтан указал на мягкую землю между двумя молодыми ростками:

– Вот это.

Андульвар уставился на четкий, глубокий отпечаток огромной лапы. Он долго смотрел на него, а затем опустился на колени и приложил к нему свою руку:

– Проклятье, какой огромный!

Сэйтан присел рядом со старым другом.

– Я тоже так подумал, однако счел, что в этой области ты лучший специалист. Что меня действительно беспокоит, так это четкость следа. Судя по всему, его оставили здесь специально, тщательно выбрав подходящее место, словно это какое-то послание или знак.

– И кто, по-твоему, должен получить сообщение? – пророкотал Андульвар. – Кто может выйти сюда и увидеть след?

– Ну, после бесславной и неожиданной кончины лорда Мензара Мефис осторожно проверил всех слуг в Зале – как постоянных, так и временных. Он не нашел ничего способного навести на мысль, что им нельзя доверять.

Андульвар задумчиво нахмурился, глядя на отпечаток:

– Может, это чей-то возлюбленный оставил послание даме сердца, чтобы тайно встретиться с ней?

– Можешь мне поверить, Андульвар, – сухо произнес Сэйтан, – найдется множество более простых и безопасных способов устроить романтическое свидание, чем этот. – Он указал на след. – Кроме того, если исключить вариант с отрубанием собачьей лапы, как, по-твоему, можно отыскать пса, притащить его сюда и уговорить оставить след на этой самой клумбе и на видном месте?

– Полагаю, мне следует осмотреться, – коротко заключил Андульвар.

Пока эйрианец внимательно исследовал огороженный сад, Сэйтан разглядывал след собачьей лапы. Ему довольно долго удавалось отгонять назойливые тревожные мысли – вплоть до прибытия Андульвара. Повелитель почти надеялся, что эйрианец взглянет на след и отыщет какое-нибудь простое, понятное объяснение. Однако его старый друг явно был обеспокоен увиденным, и Сэйтану это пришлось не по душе. Возможно, неизвестный действительно просто пытается организовать свидание? Или же просто выманить кого-то из Зала?

Тихо зарычав, Сэйтан забросал отпечаток землей, тщательно приминая ее, до тех пор, пока от него не осталось и следа. Поднявшись на ноги, он отряхнул грязь с колен, бросил мимолетный взгляд на клумбу и замер на месте, как громом пораженный.

След был таким же глубоким и четким, как минуту назад.

– Андульвар! – Повелитель вновь опустился на колени и примял отпечаток ладонью, выравнивая почву.

Эйрианец поспешил к своему другу и снова склонился к земле. Порыв ветра, поднятый мощными крыльями, пригнул гибкие растения.

Они молча наблюдали за тем, как земля сама собой откатывается от следа.

Андульвар яростно выругался.

– Его зачаровали.

– Да, – слишком мягко произнес Сэйтан. Он обратился к силе Белого Камня, чтобы стереть отпечаток. Тот проявился с той же скоростью, и тогда Повелитель обратился к Желтому, постепенно спускаясь в бездну. Он попробовал Тигровый Глаз, Розовый и Небесно-голубой. Наконец на уровне Лилового Сумрака след остался едва различимым.

Одним жестким движением ладони Сэйтан, обратившись к силе Красного Камня, принадлежащего ему по Праву рождения, затер отпечаток лапы.

Он не появился вновь.

– Кто-то очень хотел, чтобы этот след не стерли случайно, по небрежности, – произнес Сэйтан, вытирая испачканную руку о траву.

Андульвар потер подбородок кулаком.

– Скажи несносной девчонке, чтобы не бродила здесь в одиночестве – даже в пределах сада. От нас с Протваром не много проку в дневные часы, но ночью мы будем стоять на страже.

– Думаешь, у кого-то хватит глупости, чтобы попытаться незаметно проникнуть в Зал?

– Похоже, кто-то уже это сделал, но меня беспокоит не это. – Андульвар снова указал на землю, где совсем недавно виднелся четкий след лапы. – Это не собака, Са-Дьябло. След был волчьим. Трудно поверить, чтобы волк по доброй воле рискнул приблизиться к месту, населенному людьми, но, даже если никто его не контролировал извне, какой смысл приводить зверя сюда?

– Наживка, – произнес Повелитель, поспешно отправляя мысленный импульс Джанелль. Из ее рассеянного, небрежного ответа он заключил, что девушка полностью погружена в свои уроки и еще не скоро выйдет из дома.

– Наживка для кого?

Не отвечая, Сэйтан быстрым движением отправил поисковый импульс, исследуя Зал и прилегающие к нему земли. В южной башне он обратил внимание на некую затертость, туманность – скорее всего, остаточный эффект от защитных заклинаний, которые Хелена и Беале взломали, вынося все из башни и отпирая потайные ходы Гекаты. Не менее странная рябь обнаружилась в северных лесах.

Сэйтан потянулся чуть дальше и остановился. Проникнуть в Зал всегда было несложно. А вот выбраться оттуда – совсем другое дело.

– Наживка для чего, Са-Дьябло? – повторил Андульвар.

– Для одной юной и отзывчивой девушки, которой в последнее время очень одиноко и которая очень любит животных.

4. Кэйлеер

Грир съежился в уголке потайного шкафчика, тихо всхлипывая и подвывая, когда темный, властный разум прокатился по самим камням Зала, призывая, изучая, ища что-то.

Он старательно изгнал из своего сознания даже самые незначительные мысли, когда волна темной силы захлестнула его. До заката из Зала ему не выбраться, однако, если Повелитель застанет здесь незваного гостя, как можно будет объяснить свое присутствие? После потери одной хорошенькой малышки Повелитель, по искреннему убеждению Грира, вряд ли поверит в невнятные, несвязные оправдания.

Когда мысленный импульс наконец поблек, слуга Гекаты с наслаждением вытянул ноги и вздохнул. Как бы сильно он ни боялся Повелителя Ада, мысль о том, чтобы вернуться к Темной Жрице без каких-либо ценных сведений, его не прельщала. Геката непременно настоит на том, чтобы он попытался еще раз.

Нет, нужно сделать все сегодня же. Он обнаружит комнату девчонки, обыщет ее и спокойно вернется в Ад. Если Геката хочет подобраться к этой малышке поближе и рискнуть открытым столкновением с Сэйтаном, пусть берется за дело сама.

5. Кэйлеер

Сэйтан направился в свои покои, надеясь, что небольшой отдых не только не повредит, но и принесет с собой вдохновение. Чуть раньше тем же вечером он пытался убедить Джанелль связаться с кем-нибудь из своих прежних друзей. Повелитель позорно провалил эту миссию и попутно узнал много нового об эмоциональной неустойчивости юной ведьмы, достигшей подросткового возраста.

Гадая, не следует ли включить Сильвию в список союзников в последующих битвах, и по-прежнему не зная, каким образом в саду оказался волчий след, он слишком поздно уловил признаки опасности.

Ментальная волна гнева и страха нахлынула на него, едва не сокрушив разум и заставив опереться на стену. Сэйтан стиснул голову обеими руками, ощущая острую как нож, пронзившую виски боль и чувствуя привкус крови, побежавшей из нечаянно прокушенной губы.

Застонав, не в силах сдержать безжалостную пульсацию, он осел на пол и инстинктивно попытался укрепить внутренние барьеры, защищаясь от внешнего вторжения, разрывающего на части сознание.

Однако, не ощутив повторной атаки чужого разума, Сэйтан поднял голову и осторожно послал вперед импульс силы.

– Ведьмочка?

Из-за закрытой двери Джанелль раздался мучительный крик.

Сэйтан рывком поднялся на ноги и, хромая и спотыкаясь, бросился вперед по коридору, а затем нырнул в комнату, охваченную самой страшной ментальной бурей, которую ему когда-либо доводилось ощущать. Если не считать сильного, ураганного ветра, сгибающего все растения и треплющего занавески, физически комната оставалась нетронутой, но у Сэйтана мгновенно возникло ощущение, что она наполнена осколками стекла, которые то и дело срывались с места, стоило пройти мимо, и врезались в его разум, не раня тела.

Опустив голову и сгорбившись, Жрец стиснул зубы и заставил себя шаг за шагом, превозмогая боль, приблизиться к кровати, на которой металась Джанелль.

Когда он коснулся ее руки, девушка с громким воплем метнулась прочь.

Почти ничего не соображая от боли, Сэйтан упал сверху, обхватив Джанелль руками и ногами. Они катались по постели, запутываясь в простынях, изорванных длинными ногтями девушки. Джанелль, громко крича, продолжала бороться с ним. Не сумев освободить руки и ноги, она изогнулась в объятиях Сэйтана, и ее зубы щелкнули в миллиметре от его горла.

– Джанелль! – взревел тот ей на ухо. – Джанелль! Это Сэйтан!

– Не-э-эт!

Зачерпнув немного силы, бережно хранившейся в Черном Камне его кольца, Повелитель снова перекатился вместе с девушкой по простыням, пришпилив ее к кровати собственным телом. Сэйтан опустил все внутренние барьеры и отправил мысленное сообщение, говорившее, что все хорошо, она в безопасности, он рядом, прекрасно понимая, что если Джанелль ударит сейчас, то уничтожит его.

Ее разум слегка коснулся обнаженного, уязвимого сознания, и девушка неожиданно затихла.

Дрожа всем телом, Сэйтан прижался щекой к ее голове.

– Я с тобой, ведьмочка, – прошептал он. – Ты в безопасности.

– Нет, – снова простонала Джанелль. – Я не могу оказаться в безопасности, нигде и никогда.

Сэйтан стиснул зубы, ощутив тошноту от неожиданно нахлынувших на него образов. Он видел их всех такими, какими некогда они предстали перед Джанелль. Марджана, висящая на дереве. Мирол и Ребекка, обе без рук. Денни, у которой не было ноги. И Роза.

Слезы катились по его щекам, когда Сэйтан, крепко прижимая приемную дочь к себе, сделал эти страшные воспоминания своими. Только теперь он наконец понял во всей полноте, что ей довелось пережить ребенком, что с ней сделали, почему она никогда не боялась ни Ада, ни его жителей. По мере того как воспоминания перетекали из ее разума в его собственный, Сэйтан видел мрачное здание, комнаты, сад и это страшное дерево с единственным ровным толстым суком.

И он вспомнил, как к нему пришел Чар, обеспокоенный неожиданно появившимся мостом и покалеченными, изуродованными детьми, приходившими по нему на остров килдру дьятэ . Эту дорогу Джанелль построила когда-то между Адом и… Брайарвудом.

В тот миг, как он мысленно произнес это название, глаза девушки распахнулись.

Внезапно перед ним предстала непроходимая, непроницаемая, кружащаяся мгла. Он слегка рассеялся, и Сэйтан сумел заглянуть в бездну. Все инстинкты побуждали его бежать прочь, отдалиться от холодного гнева и безумия, по спирали поднимавшихся из глубин.

Однако в эти ярость и сумасшествие были вплетены мягкость и магия. Поэтому Жрец остался на месте, ожидая на краю обрыва того, что должно случиться. Он не станет бежать от своей Королевы.

Туман снова сомкнулся. Сэйтан не видел ее, но почувствовал, как Джанелль поднялась из бездны. И вздрогнул, когда ее замогильный, полуночный шепот погребальным звоном колокола раздался в его сознании.

«Брайарвуд – сладкий яд. От него нет лекарства».

Сказав это, она вновь заскользила вниз по спирали, и Сэйтан почувствовал, что его разум вновь принадлежит только ему самому.

Джанелль наконец пошевелилась.

– Сэйтан? – спросила она. Ее голос был еще совсем детским, таким неуверенным, хрупким…

Сэйтан поцеловал ее в щеку.

– Я здесь, ведьмочка, – хрипло произнес он, прижимая ее к груди и убаюкивая. Он осторожно выпустил импульс в комнату и быстро понял, что прибегать к Ремеслу будет бесполезно до тех пор, пока ментальный шторм не угаснет окончательно.

– Что… – слабо начала было Джанелль, но Сэйтан прервал ее:

– Тебе приснился кошмар. Ты помнишь что-нибудь?

Долгое молчание.

– Нет. Что мне приснилось?

Сэйтан замешкался… и ничего не сказал.

На балконе за стеклянной дверью раздалось шарканье ботинка. Кто-то торопливо спускался по лестнице.

Сэйтан резко поднял голову. Поскольку было бесполезно пытаться обнаружить незваного гостя с помощью Ремесла, он разорвал простыни, обвивавшие его ноги, и бросился к двери на балкон.

– Протвар! – крикнул он, пытаясь сотворить шар колдовского света, чтобы развеять тьму, застлавшую сад, однако ментальный шторм, созданный Джанелль, поглотил всю его силу, и яркая вспышка, на которую его хватило, лишь окончательно все испортила, на несколько мгновений ослепив Повелителя.

В дальнем конце сада раздалось рычание. Закричал человек. До Сэйтана донеслись звуки яростной, но недолгой борьбы, ослепительное сияние, шипение силы, выплеснувшейся из двух Камней и тут же поглощенной, а затем странные, шаркающие шаги и грохот захлопнувшейся двери.

И тишина.

Дверь спальни распахнулась настежь. Сэйтан резко развернулся, оскалившись, но в комнату вбежал Андульвар, обнажив эйрианский боевой меч.

– Останься с ней! – бросил Повелитель. Он сбежал вниз по ступеням балкона, автоматически попытавшись подкрепить заклинания, запечатывавшие Зал и не дающие никому выйти. Сэйтан грязно выругался. Огромная волна темной силы, вырвавшаяся из сознания Джанелль, разбила вдребезги все его щиты – это означало, что чужак мог преспокойно выбраться отсюда, прежде чем они успеют выследить его. А стоит отойти на некоторое расстояние, чтобы преодолеть последствия шторма, и можно с легкостью вскочить на Ветра, растворившись в воздухе.

Эйрианский Предводитель протянул разорванный черный шелковый шарф.

– Я нашел это возле южной башни.

Сэйтан уставился на шарф, который был на Грире, когда тот впервые пришел в Зал. Золотистые глаза Жреца угрожающе блеснули, когда он повернулся в сторону южной башни.

– Я был слишком снисходителен к играм Гекаты – и ее любимцам. Однако этот переполнил чашу моего терпения.

– Геката! – Протвар, ругаясь, выронил шарф и вытер руки о штаны. Затем он улыбнулся. – Не думаю, что ее любимчик сумел убраться таким же целым и невредимым, каким пришел. У южной башни я нашел отпечатки волчьих лап.

Волки. Сэйтан снова уставился на южную башню. Волк и Грир. Наживка и похититель? Но то рычание и соприкосновение двух сил…

Движение на балконе привлекло его внимание.

Джанелль смотрела на них сверху вниз. Андульвар покровительственно обнимал ее за плечи, прижимая к себе левой рукой. В правой руке он по-прежнему держал обнаженный клинок.

– Папа, что случилось? – спросила Джанелль.

Кивнув Сэйтану, Протвар заставил черный шарф исчезнуть и скользнул в тени, снова став на стражу.

Сэйтан медленно прошел по саду и поднялся по ступенькам, чувствуя усталое раздражение оттого, что последствия разразившегося в спальне дочери колдовского шторма сделали невозможным обращение к Ремеслу. Значит, он не сможет зачаровать даже ее комнаты.

Андульвар сделал шаг назад, когда Джанелль бросилась в объятия приемного отца. Тот поцеловал девушку в макушку, и они все вместе вернулись в ее спальню.

– Что случилось? – спросила Джанелль, дрожа.

Андульвар закрыл дверь, ведущую на балкон, и запер ее на замок.

Уже одно то, что ей пришлось задать этот вопрос, указывало на разбитое состояние, в котором пребывал ее разум. Сэйтан ответил не сразу, подбирая слова.

– Ничего страшного, ведьмочка, – произнес он, прижимая девушку к себе. – Просто странный шум. – Но что спровоцировало ее кошмар – виденное раньше или же пережитое сейчас?

Андульвар и Сэйтан обменялись понимающими взглядами. Эйрианский Верховный Князь выразительно взглянул на постель, а затем покосился на балконную дверь.

Сэйтан едва заметно кивнул:

– Ведьмочка, твоя постель… в беспорядке. Поскольку уже поздно, не будем будить горничную. Давай ты сегодня останешься в моей комнате?

Джанелль резко подняла голову. В ее глазах Сэйтан прочел потрясение, беспокойство и страх.

– Я сама могла бы ее заново заправить.

– Я предпочел бы, чтобы ты этого не делала.

Повелитель почувствовал знакомое темное прикосновение ее разума и замер в ожидании. Если она не начнет целенаправленно перебирать его мысли, то он сможет утаить от Джанелль причину своей тревоги. Скрыть же само чувство даже Жрец Песочных Часов был не в силах.

Джанелль отпрянула и кивнула.

Испытывая невыразимое облегчение от осознания, что девушка по-прежнему доверяет ему, Сэйтан проводил ее в свои собственные покои и уложил в огромную постель. После того как Андульвар отправился осматривать южную башню, Повелитель налил в бокал кровавого вина и подогрел его, а затем устроился в кресле неподалеку. Спустя довольно продолжительное время дыхание Джанелль наконец выровнялось, и он понял, что девушка заснула.

Волк, снова подумал он, глядя на приемную дочь. Друг или враг?

Сэйтан закрыл глаза и потер виски. Головная боль понемногу стихала, но прошлый час совершенно утомил его. Однако, несмотря на это, перед глазами по-прежнему стоял тот след из сада, зачарованное послание, которое кто-то в Зале должен был без труда понять.

Но рычание? И столкновение силы двух Камней …

Сэйтан резко выпрямился в кресле и уставился на Джанелль.

Не все мечтатели, создавшие эту Ведьму, принадлежали к роду человеческому.

Все стало на свои места. Если его догадка верна, то этот кусок головоломки не так сложен, как казалось.

Возможно, раз уж Джанелль отказалась навещать своих старых друзей, они сами решили повидать ее.

6. Ад

Геката кричала на Грира.

– Что ты имеешь в виду, говоря «она жива»?!

– Только то, что сказал, – невозмутимо отозвался тот, изучая порванную в клочья руку. – Девчонка, которую он держит в Зале, – та самая бледная сучка, внучка Александры Анжеллин.

– Но ты же уничтожил ее!

– По всей видимости, она выжила.

Геката вскочила и принялась нервно мерить шагами маленькую, грязную, бедно обставленную комнату. Это не могло быть правдой. Просто не могло. Она взглянула на Грира, скорчившегося на стуле.

– Ты же сказал, что в комнате было темно и толком рассмотреть, кто там, тебе не удалось. К тому же внутрь ты так и не проник. Это не могла быть та же самая девка. Он ведь сказал тебе, что она ходит среди килдру дьятэ !

– Он звал ее Джанелль, – отозвался Грир, осматривая ступню.

Глаза Гекаты расширились.

– Он солгал мне. – Ее лицо исказилось от гнева и ненависти. – Этот ублюдочный сын блудливой суки солгал мне !

Она вспомнила ту ужасающую силу, пробудившуюся на острове килдру дьятэ . Если девчонка и впрямь жива, то ее все еще можно превратить в Королеву-марионетку, которая нужна Гекате, чтобы править всеми Королевствами.

Она пробежалась кончиками пальцев по испещренной глубокими царапинами поверхности стола.

– Даже если физически девчонка жива, от нее мало толку, если сил у нее не осталось.

Баюкая раненую руку, Грир заглотил наживку.

– Она по-прежнему обладает силой. В комнате бушевал нешуточный колдовской шторм. Он начался до того, как Повелитель вошел. Только Тьме известно, как ему удалось пережить бурю.

Геката нахмурилась:

– А что он делал в ее спальне в такой час?

Грир пожал плечами:

– По звуку было похоже, что они катались по постели, и это явно была не дружеская возня.

Геката широко открытыми глазами уставилась на Грира, но перед ее взором предстала совершенно иная картина. Она видела Сэйтана, кровожадного, голодного, удовлетворяющего свой бешеный аппетит – и не только – с этой юной ведьмой, обладающей темной кровью, которая должна принадлежать только ей! Хранитель по-прежнему способен предаваться подобным наслаждениям. Хранитель… который всегда ставил честь превыше всего. О, разумеется, Сэйтан мог бы попытаться проигнорировать общественное порицание и презрение, однако к тому времени, как она закончит плести эту сеть, он окажется в эпицентре такого урагана, что даже самые верные слуги отвернутся от него.

Но это нужно сделать очень осторожно, медленно и изящно, чтобы, в отличие от случая с этим дураком Мензаром, Повелитель не смог связать свои проблемы с ней.

Геката пристально посмотрела на Грира. Разумеется, разорванные мышцы на руке можно было бы скрыть плащом или курткой с длинными рукавами, но нога… Можно попробовать отрезать ее и заменить искусственной, можно оставить и намертво зашнуровать в высокий ботинок, но походка от этого не изменится – она по-прежнему останется шаркающей, Грир неизбежно будет подволакивать ногу. Да и его искалеченные руки делу не помогут… Какая жалость, что такой полезный слуга сильно покалечен и, следовательно, теперь слишком легко узнаваем. Однако он еще сумеет послужить ей напоследок. На самом деле его увечья даже пойдут на пользу делу.

Геката позволила себе слегка улыбнуться, а затем нацепила на лицо самое печальное и сочувственное выражение, на которое только была способна. Она опустилась на колени рядом со стулом Грира.

– Бедняжечка, – проворковала Темная Жрица, кончиками пальцев поглаживая щеку демона. – Я позволила планам этого коварного ублюдка отвлечь меня от более важных забот!

– Каких, Жрица? – с подозрением уточнил Грир.

– Ну, дорогой мой, разумеется, от этих ужасных ран, которые тебе нанесло мерзкое чудовище! – Она вытерла глаза, словно в них еще могли появиться слезы. – Ты ведь и сам знаешь, что нет способа исцелить их, верно, бедняжка?

Грир отвел взгляд.

Геката нежно поцеловала его в щеку:

– Ничего, не переживай. У меня есть план. Сэйтан заплатит нам за все!

– Вы хотели видеть меня, Повелитель?

Глаза Сэйтана зловеще блеснули. Он небрежно прислонился к столу из черного дерева в своем кабинете, скрытом глубоко в недрах Темного Королевства, и улыбнулся, глядя на Гарпию из Деа аль Мон.

– Тишьян, дорогая моя, – проговорил он голосом походившим на отдаленный раскат грома. – У меня есть для тебя поручение, которое, думаю, ты найдешь весьма увлекательным.

Глава 6

1. Кэйлеер

Сэйтан, как и остальные члены семьи, задержался за столом, не желая, чтобы ужин, а вместе с ним и наслаждение атмосферой уюта и тепла так скоро закончились.

По крайней мере, хоть что-то хорошее было в той неприятной ночи на прошлой неделе. Кошмар, приснившийся Джанелль, вскрыл успевшую загноиться глубокую рану, нанесенную загнанными вглубь воспоминаниями, несколько облегчив душевную боль. Сэйтан теперь прекрасно знал, что ее сознание не исцелилось, однако впервые с того дня, как его приемная дочь вернулась из бездны, она стала наконец походить на того живого и шаловливого ребенка, которого они все помнили, а не на загнанную, перепуганную девушку, в которую превратилась.

– Полагаю, Беале готов убрать со стола, – тихо произнесла Джанелль, покосившись на стоявшего в дверях столовой дворецкого.

– В таком случае можем выпить кофе в гостиной, – предложил Сэйтан, неохотно отодвигая свое кресло.

Когда Джанелль направилась к выходу вместе с Мефисом, Андульваром и Протваром, Повелитель еще немного задержался у стола. Было так хорошо слышать ее смех, так…

Движение за окном привлекло его внимание. Отправив мысленный импульс в сторону незваного гостя, Сэйтан невольно сделал шаг назад, ощутив странный запах чуждых, диких чувств, вызывающе надавивших на его сознание, подначивающих на открытое прикосновение и схватку.

Гнев. Раздражение. Усталость. Страх. А потом…

Глуховатый вой прервал разговор на полуслове. Андульвар и Протвар молниеносно развернулись, выхватив охотничьи ножи. Сэйтан едва обратил внимание на эйрианцев, напряженно наблюдая за реакцией Джанелль.

Она прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, запрокинула голову и завыла в ответ. Это не было простым подражанием волчьей песне. Звуки, вырвавшиеся из ее горла, были легче, воздушнее, потому что превратились в колдовскую песню. В дикую песню.

И Сэйтан осознал, невольно вздрогнув от удивления и восторга, что она и этот волк уже пели эту песню раньше и прекрасно знали, как два разных голоса должны сливаться в один, чтобы сотворить нечто новое, чуждое и прекрасное.

Волк перестал выть. Джанелль закончила песню и улыбнулась.

Огромный серый силуэт запрыгнул в комнату через окно, пройдя сквозь стекло. Волк приземлился посреди столовой, зарычав на незнакомцев.

С радостным криком Джанелль бросилась вперед мимо Протвара и Андульвара, опустилась на колени и крепко обняла незваного гостя за шею.

В тот же миг Сэйтан наконец уловил ментальный запах, который искал. Волк был одним из легендарного родства. Князь, но, хвала Тьме, не Верховный. Он также заметил блеск золотой цепочки и мерцание Лилового Сумрака, скрытых в густом сером мехе.

По-прежнему порыкивая, волк подталкивал Джанелль к окну, загородив ее своим телом от эйрианцев.

Едва не потеряв равновесие, девушка крепче обхватила зверя за шею.

– Дым, ты ведешь себя невежливо, – произнесла она тихим, но твердым голосом Королевы, которой ни один мужчина или самец в здравом уме не осмелится возражать.

Дым поспешно лизнул ее в ухо и перестал рычать, вместо этого перейдя на недовольное ворчанье.

– Какой еще плохой самец? – Джанелль добросовестно изучила обеспокоенные лица окружавших ее мужчин и покачала головой. – Нет, он был не из этих. Это моя стая.

Ворчанье прекратилось. В глазах волка горел разум, к нему теперь прибавился интерес, с которым он рассмотрел всех мужчин по очереди, а затем неохотно взмахнул хвостом, приветствуя их.

Еще одна краткая пауза. Джанелль отчаянно покраснела.

– Нет, среди них нет моего самца. Мне еще слишком мало лет, чтобы заводить супруга, – торопливо прибавила она, когда Дым одарил мужчин взглядом, исполненным крайнего неодобрения. – Это Сэйтан, Повелитель. Он вожак, мой отец. Мой брат, Мефис, – щенок Повелителя. Это мой дядя, Князь Андульвар, и мой кузен, лорд Протвар. А это лорд Беале. Познакомьтесь, это Князь Дым.

Приветствуя своего Брата, принадлежащего к родству, Сэйтан гадал, что больше поразило остальных – неожиданно появившийся четвероногий представитель Крови, общение Джанелль с волком или же неожиданные титулы, которыми она их всех наградила.

После представления последовало неловкое молчание. Андульвар и Протвар неуверенно покосились на Повелителя, а затем спрятали ножи, стараясь, чтобы каждое их движение было медленным и не несло в себе прямой угрозы. Мефис не двигался, но был готов в любой момент сорваться с места, а Беале, застывший в дверях, молча ожидал указаний. Дыму, казалось, тоже было неловко, он испытывал беспокойство, а в глазах Джанелль застыло выражение боли и неуверенности.

Нужно было что-то предпринять, и по возможности быстрее. Но что можно сказать волку? И что еще важнее, как можно дать пушистому приятелю Джанелль понять, что ему здесь искренне рады? Возможно, тогда он согласится остаться на какое-то время? Он гость здесь, а что обычно говорят гостям?

– Могу я предложить вам перекусить, Князь Дым? – громко произнес Сэйтан. Это имя в сочетании с титулом Крови прозвучало, на его взгляд, нелепо, хотя оно совершенно точно описывало окрас волчьего меха. Впрочем, возможно, человеческие имена казались зверю не менее смешными. Сэйтан взглянул на Беале, подняв бровь, гадая, как поведет себя его стоический дворецкий по отношению к четвероногому гостю.

Однако тут же стало ясно, что любой друг Джанелль, как бы он ни выглядел, будет принят со всем возможным уважением и радушием.

Беале сделал шаг вперед, официально поклонился волку и обратился к Джанелль:

– С ужина осталась жареная говядина, если Князь Дым не против приготовленного мяса.

Джанелль, казалось, это замечание позабавило, однако голос, исполненный достоинства, звучал ровно.

– Благодарю вас, Беале. Это более чем приемлемо.

– Можно прибавить также миску свежей, прохладной воды?

Джанелль только кивнула.

– Полагаю, в гостиной нам всем будет удобнее, – произнес Сэйтан. Он медленно подошел к Джанелль и предложил ей руку, чтобы помочь подняться на ноги.

Дым заметно напрягся при его приближении, но не стал ничего предпринимать. Было очевидно, что волк совершенно не доверял людям и не хотел, чтобы Сэйтан прикасался к Джанелль, но при этом не знал, как помешать, не вызвав недовольства своей Леди.

«А он не так уж сильно отличается от всех нас», – подумал Сэйтан, сопровождая свою приемную дочь в семейную гостиную.

Даже не осознавая этого, мужчины подождали, пока девушка усядется, и только затем сами устроились в креслах и на диванах – достаточно далеко, чтобы не вызвать недовольства нежданного гостя и при этом довольно близко, чтобы не пропустить ничего интересного. Сэйтан сел в кресло напротив нее, прекрасно понимая, что внимание Дыма сосредоточено на нем с того мгновения, как Джанелль представила волку свою семью.

Он ощутил благодарность, когда через несколько мгновений вошел Беале с серебряным подносом, на котором стояла чашка кофе для Джанелль, ярбарах для остальных и расписные миски с водой и мясом для Дыма. Их дворецкий опустил перед волком, затем поставил поднос на стол перед Джанелль и, когда никто из присутствующих не обратился к нему с иными просьбами, неохотно покинул комнату.

Дым заинтересованно обнюхал мясо и воду, но предпочел остаться возле кресла Джанелль, прижимаясь к ее коленям. Сэйтан щедро добавил в кофе сливок и сахара, как она и любила, а затем разлил и подогрел вино, передавая бокалы остальным, прежде чем взять собственный.

– Князь Дым здесь один? – наконец спросил он у Джанелль. До тех пор пока он не поймет, каким образом представители родства общаются с людьми, все вопросы придется адресовать Джанелль.

Девушка наблюдала за тем, как Дым изучает миски, и ничего не ответила.

Сэйтан замер, осознав: волк делает именно то, что он сам сделал бы, оказавшись на незнакомой и предположительно опасной территории – обращается к Ремеслу, чтобы проверить еду и воду в поисках веществ, которых там быть не должно. Ищет яд. Помимо этого, он еще понял, кто именно обучил волка искать яды, – и это заставило Повелителя, в свою очередь, задуматься, почему Джанелль понадобилось преподать ему этот урок.

– Ну? – тихо произнесла она.

Дым поерзал немного и издал звук, явно выражавший неуверенность и скептицизм.

Джанелль одобрительно похлопала его по спине:

– Это приправы. Люди добавляют их, чтобы немного изменить вкус мяса и овощей. – Она рассмеялась. – Нет, я не знаю, зачем мы пытаемся это сделать. Просто так принято.

Дым придирчиво выбрал кусочек говядины и осторожно съел его.

Джанелль весело улыбнулась Сэйтану, но в ее глазах по-прежнему была печаль с примесью тревоги.

– Стая Дыма по-прежнему живет на своей старой территории. Он пришел сюда один, потому что… потому что хотел повидать меня, выяснить, вернулась ли я уже и смогу ли навещать его стаю, как раньше.

«Он соскучился по тебе, ведьмочка, – подумал Сэйтан. – Они все очень скучают по тебе». Сэйтан небрежным движением взболтал вино в бокале. Он прекрасно понял причину ее беспокойства. Дым был здесь, вместо того чтобы остаться дома и защищать свою подругу и волчат. Уже одно то, что Джанелль обучила их различать яды, говорило о том, что волки, принадлежащие к родству, сталкивались с более серьезными опасностями, нежели естественные для них невзгоды. Разумеется, потребуется кое-что изменить и перестроить, однако если предложение придется Дыму по душе…

– А сколько земли требуется стае?

Джанелль пожала плечами:

– Бывает по-разному. Но в любом случае довольно много. А что?

– Наша семья владеет обширными территориями в Демлане, включая северные леса. Даже если учесть право на охоту, которое я даровал семьям Хэлавэя, места предостаточно для всех. Как ты считаешь, этих земель хватит для проживания стаи?

Джанелль уставилась на него:

– Ты хочешь, чтобы по северным лесам бегала волчья стая?

– Если Дым и его семья захотят жить здесь, почему бы и нет? – Кроме того, выгоды от их соглашения определенно не будут односторонними. Он даст им землю и свое покровительство, а стая предоставит Джанелль свою дружбу и защиту.

Молчание, последовавшее за этим предложением, на самом деле было заполнено разговором, который остальные не могли слышать. Джанелль старательно удерживала на лице бесстрастное выражение. Мысли Дыма, по очереди изучавшего пристальным взглядом мужчин, сидевших в комнате, они тем более не смогли бы угадать.

Наконец Джанелль взглянула на своего приемного отца:

– Люди не любят волков.

Сэйтан сцепил пальцы под подбородком и заставил себя дышать ровно. Джанелль редко упоминала о родстве. Он прекрасно знал, что она посещала пауков, плетущих сети снов, в Арахне, и как-то раз девушка упомянула о единорогах. Однако присутствие здесь Дыма и та легкость, с которой они общались, говорила о долгих и дружеских отношениях между ними. Кто еще из родства может знать звук ее голоса и темный ментальный аромат? Какие еще существа могут пойти на риск быть обнаруженными людьми, чтобы снова оказаться с ней рядом? Сравнивая с тем, что может скрываться в закрытых Краях, затянутых колдовскими завесами, волк не так уж и опасен.

Однако девушка и зверь по-прежнему ожидали ответа на ее последнее замечание.

– Я правлю этим Краем, – тихо произнес он. – И как я уже говорил, сам Зал и прилегающие к нему земли являются собственностью семьи Са-Дьябло. Если люди не хотят видеть своими соседями Братьев и Сестер из родства, они вольны в любой момент уйти отсюда сами.

Сэйтан не знал, сам ли он потянулся сознанием к зверю, или же Дым сделал ответный шаг, однако он вновь уловил колючие, незнакомые, дикие мысли. Впрочем, их вряд ли можно было так назвать, скорее до него донеслись эмоции, пропущенные через странные, чуждые призмы, однако по-прежнему легко читаемые. Удивление, за которым последовало быстрое понимание и одобрение. По крайней мере, Дым теперь точно знал, почему было сделано это предложение.

К сожалению, Джанелль, как раз потянувшаяся за чашкой с кофе, тоже уловила отголосок мыслей волка.

– Какой еще плохой самец? – спросила она, нахмурившись.

Дым внезапно решил, что мясо, лежащее перед ним, заслуживает более пристального внимания.

Заметив раздражение на лице Джанелль, Сэйтан пришел к выводу, что волк ответил весьма уклончиво. Поскольку обсуждать с ней эту тему Повелителю не хотелось, он предпочел удовлетворить собственное любопытство, прекрасно сознавая, какие усилия прилагали Андульвар, Протвар и Мефис, чтобы сидеть спокойно, не обрушивая на девушку лавину вопросов. Представители родства всегда очень неохотно шли на контакты с людьми, даже до того, как границы были окончательно закрыты. Теперь же в их семейной гостиной сидел дикий волк, принадлежащий к Крови.

– Князь Дым из тех, кого называют родством? – спросил Сэйтан, хотя интонация была скорее утвердительной.

– Разумеется, – отозвалась Джанелль. В ее голосе отчетливо прозвучало удивление.

– И ты можешь общаться с ним?

– Конечно.

Сэйтан ощутил волну раздражения и разочарования, донесшуюся от остальных, и стиснул зубы. «Вспомни, с кем ты говоришь!» – велел он себе.

– Как именно?

Джанелль озадаченно посмотрела на приемного отца:

– Ножны к копью. Точно так же я общаюсь с тобой. – Она задумчиво взъерошила волосы. – Так вы все его не слышите?

Сэйтан и остальные мужчины дружно покачали головой.

Дым высокомерно оглядел человеческих самцов и тихо тявкнул.

Джанелль негодующе посмотрела на него.

– Что значит – я плохо с ними занималась? Я вообще ничему их не учила!

На морде волка, вернувшегося к еде, было написано самодовольство.

Джанелль пробормотала что-то весьма нелестное о мужских мыслительных способностях, а затем едко поинтересовалась:

– Надеюсь, хотя бы мясо заслуживает твоего одобрения? – Она нервно улыбнулась Сэйтану, услышав ответ. – Дым говорит, говядина гораздо вкуснее, чем те квохчущие белые птички. – Неожиданно раздраженное выражение лица сменилось обеспокоенным. – Квохчущие птички? Цыплята? Ты съел цыплят миссис Беале?!

Дым виновато заскулил.

Сэйтан откинулся на спинку кресла. Как же приятно видеть Джанелль сбитой с толку!

– Уверен, миссис Беале будет счастлива, узнав, что сумела накормить нашего гостя – хотя сама о том не подозревала, – сухо добавил он, слишком хорошо помня, как кухарка причитала, узнав о том, что нескольких кур не хватает.

Джанелль сжала руки на коленях.

– Да. Что ж… – Она задумчиво пожевала нижнюю губу. – Общаться с родством совсем несложно.

– В самом деле? – мягко поинтересовался Сэйтан, которого позабавило неожиданное возвращение к предыдущей теме разговора.

– Просто нужно… – Джанелль помолчала и пожала плечами. – В общем, нужно отбросить человеческие ловушки и сделать один шаг в сторону.

Это объяснение было, пожалуй, самым нечетким и расплывчатым из всех, которые Сэйтану когда-либо доводилось слышать. Однако он видел, что скрывается под маской человеческой плоти, поэтому фраза «отбросить человеческие ловушки» заставила его задуматься о не самых приятных вещах. Неужели Джанелль было легче и приятнее общаться с родством, соприкасаясь с ними сознанием? Или же для нее люди и животные казались одинаково загадочными?

Чужая, Другая. Кровь и больше чем Кровь. Ведьма.

– Что? – спросил он, неожиданно осознав, что все наблюдают за ним.

– Хочешь попробовать? – мягко спросила Джанелль.

Ее призрачные сапфировые глаза потемнели, скрывая древнюю мудрость, подсказывая, что она прекрасно поняла его беспокойство. Девушка не стала возражать, отметая тревоги, и уже одно это было существенным подтверждением того, что у Сэйтана были причины нервничать. И вместе с тем не было.

Повелитель улыбнулся:

– Да, пожалуй, я бы хотел попробовать.

Джанелль прикоснулась своим сознанием к разуму каждого из четверых мужчин, не проникая за первый внутренний барьер, и показала, как нужно связываться с существом, не принадлежавшим к человеческому роду.

Это действительно было совсем несложно. Совсем как путь по узкой дорожке, с обеих сторон скрытой живой изгородью, – если пройти через едва заметную дыру, можно попасть на другую тропу, тоже нахоженную. Человеческими ловушками оказалась узость представлений о сути разговора и общения. Он – а вместе с ним и Андульвар, Протвар и Мефис и даже, возможно, Дым – всегда теперь будут помнить о том, что только их сознание создает эту изгородь, однако в ней можно с легкостью найти лазейку, если захотеть. А для Джанелль сплетение этих тропинок было одной широкой дорогой.

«Человек», – произнес Дым, определенно довольный чем-то.

Преисполнившись удивления, Сэйтан улыбнулся:

«Волк».

Мысли Дыма оказались весьма интересными. Он испытывал счастье, потому что Джанелль была рада видеть его. Облегчение от осознания того, что люди приняли его как равного. Предвкушение, вызванное мыслью о том, что совсем скоро он приведет свою стаю в безопасное место. Однако в глубине эти чувства затмевались более темными образами, связанными с охотой на родство, с потребностью понять этих людей, чтобы защитить себя. Присутствовала и изрядная доля любопытства – волк не понимал, как люди разделяют территорию, поскольку ни разу ему не удалось учуять их меток в этом огромном каменном здании. И желание пристроиться к парочке кустиков.

– Полагаю, нам стоит прогуляться, – произнесла Джанелль, поспешно поднявшись.

Мужчины шагнули обратно сквозь проем в ментальных изгородях, и мысли каждого снова принадлежали только ему самому.

– Полагаю, после прогулки Дыму совершенно не обязательно возвращаться в лес, – небрежно произнес Сэйтан, проигнорировав возмущенный взгляд, которым его одарила Джанелль. – Если в твоей комнате ему будет слишком жарко, наш гость может с комфортом устроиться на балконе или же в саду под ним.

«Я не позволю плохому самцу приблизиться к Леди».

Очевидно, Дым давно привык проходить через ментальную изгородь. Сэйтан отметил также, что мысль была послана на нити копья, то есть от самца к самцу, чтобы Джанелль не смогла ее уловить.

«Спасибо», – отозвался Сэйтан, а вслух произнес, обращаясь к дочери:

– Ты уже закончила делать уроки на завтра?

Джанелль сморщила нос и пожелала всем присутствующим спокойной ночи. Дым радостно потрусил следом за девушкой, когда она направилась к двери.

Сэйтан повернулся к остальным.

Андульвар только тихо присвистнул:

– Благая Тьма, Са-Дьябло… Родство!

– Родство, – с улыбкой согласился Сэйтан.

Андульвар и Мефис тоже ухмылялись.

Протвар извлек охотничий нож из чехла и внимательно изучил лезвие.

– Я отправлюсь с ним, чтобы привести стаю в их новый дом.

Всплывшие в памяти образы охотников и капканов, ожидающих их на пути, согнали с лиц мужчин улыбку.

– Да, – слишком тихо согласился Сэйтан. – Думаю, именно так и следует поступить.

2. Террилль

Внутренне кипя от гнева, поскольку вечернее развлечение оказалось безвозвратно испорченным, Доротея Са-Дьябло одарила юного Предводителя, бывшего ее нынешней игрушкой, последним, глубоким поцелуем и наконец отпустила. Глаза Верховной Жрицы яростно сузились, когда она заметила, как поспешно мальчишка оделся и вышел из ее гостиной. Что ж, сегодня ночью она сможет позаботиться об этой маленькой проблеме с дисциплиной.

Грациозно поднявшись с вычурной кушетки, украшенной позолотой и обитой тканью нежного кремового оттенка, она, соблазнительно покачивая бедрами, подошла к столу и налила вина в бокал. Выпив половину, Доротея повернулась к своему сыну и увидела, как тот прижимает к пояснице кулак, пытаясь хоть немного облегчить постоянно терзавшую его боль. Она поспешно отвела глаза, зная, что на лице вновь появилось отвращение, которое Жрица испытывала теперь каждый раз, глядя на мальчишку.

– Чего ты хочешь, Картан?

– Ты узнала хоть что-то? – неуверенно произнес он.

– Нечего тут узнавать, – едко ответила Доротея, поставив бокал и опасаясь, что в противном случае он разлетится на части в ее руке. – С тобой все в полном порядке. – Она знала, что сказанное было ложью. Достаточно только взглянуть на Картана, чтобы это понять.

– Но должна же быть какая-то причина тому, что…

– С тобой ничего не случилось. – Или, точнее, она ничего не могла сделать, чтобы помочь. Но знать об этом Картану было совершенно не обязательно.

– Нет, что-то определенно пошло не так! – настаивал Картан. – Какое-то заклятие…

– Где? – сердито спросила Доротея, повернувшись к нему. – Покажи мне, где именно гнездится это заклинание. Ничего нет, говорю тебе, ничего .

– Мама…

Доротея изо всех сил ударила его по лицу:

– Не смей меня так называть.

Картан выпрямился и больше ничего не сказал.

Доротея сделала глубокий вдох и провела руками по бедрам, разглаживая складки на платье. Затем она вновь устремила взгляд на сына, уже даже не пытаясь скрывать отвращения:

– Я продолжу поиски и выясню, в чем дело. Однако сейчас у меня есть другие дела.

Картан поклонился, правильно истолковав намек.

Оставшись в одиночестве, Доротея вновь потянулась за бутылкой и выругалась, увидев, как сильно дрожат пальцы.

«Болезнь» Картана прогрессировала, а она не могла поделать ровным счетом ничего. Лучшие Целительницы Хейлля не могли понять, почему его тело начало увядать, тем более что никаких физических причин на то не было. Но Доротея продолжала подгонять женщин – до тех пор, пока несколько месяцев назад ее не разбудили среди ночи дикие крики Картана. Так она узнала о его снах.

Все нити вели к этой девчонке. Смерть Грира, болезнь Картана. Деймон, сломавший Кольцо Повиновения. Мания Гекаты.

Все нити вели к этой девчонке.

Поэтому Доротея тайно отправилась на Шэйллот и обнаружила, что все мужчины, связанные так или иначе с местом под названием Брайарвуд, страдали ничуть не меньше Картана. Один из них хотя бы один раз в день кричал, что ему отрезают руки, несмотря на то что мог видеть их и шевелить пальцами. Двое других несли какую-то чушь о ноге.

В ярости, Доротея отправилась в Брайарвуд, который к тому моменту оказался совершенно заброшенным, и попыталась отыскать там паутину снов и видений, которая, по ее убеждению, поглотила их всех.

Но все усилия оказались тщетными. Единственное, что ей удалось вытащить из толстых стен и лесов Брайарвуда, – это призрачный, издевательский смех. Впрочем, это не совсем верно. Было еще кое-что. После того как Доротея провела там целый час, воздух сгустился от страха – и чувства напряженного, предвкушающего ожидания. Она могла бы поискать еще немного, надавить посильнее. Если бы она так поступила, то нашла бы нить, способную привести ее прямиком в паутину. Доротея была уверена в этом. Но при этом она знала и то, что найти обратную дорогу ей бы не удалось.

Все нити вели к этой девчонке.

Верховная Жрица вернулась домой, распустила Целительниц и уверяла, что с Картаном все в полном порядке, каждый раз когда он просил о помощи.

Она продолжала стоять на своем не только потому, что ничего не могла сделать. Просто это послужило бы другой цели. Как только Картан убедится в том, что не получит помощи от своей матери, он попытается обрести ее в другом месте. Он будет искать единственного человека, к которому в детстве всегда прибегал за помощью.

И рано или поздно он найдет для Доротеи Деймона Сади.

3. Кэйлеер

Сэйтан промчался по коридорам, направляясь к комнате, выходящей на террасу в задней части Зала.

Прошло уже три дня с тех пор, как Джанелль, Протвар и Дым ушли, чтобы привести на земли Са-Дьябло всю стаю! Три долгих дня, наполненные постоянным беспокойством, страшными мыслями об охотниках и яде, а также о том, сколько лет было Джанелль, когда она впервые встретила принадлежащих к родству и начала учить их избегать ловушек, устроенных людьми. Сэйтан не мог не думать о том, что могло бы случиться с его приемной дочерью, если бы она угодила в одну из этих ловушек – или же в капкан, который мужчина Крови мог расставить для юной ведьмы.

Впрочем, в «такой» ловушке она уже побывала, верно? Он не сумел тогда уберечь ее…

И теперь наконец-то Джанелль была дома. Вплоть до того утра, когда перед рассветом неожиданно ушла следом за Протваром. И она до сих пор оставалась в садах, граничащих с северными лесами, до сих пор ни разу не вернулась в Зал, чтобы дать ему понять: с ней все в порядке.

Сэйтан распахнул настежь стеклянные двери, вышел на террасу и втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Опершись на край зубчатой стены, он раскрыл сообщение, поступившее в его сознание вместе с дыханием, и невольно содрогнулся.

Воздух был наполнен чувствами Джанелль. Мука, горе, ярость. И толика бездны.

Сэйтан отошел от края террасы. Его гнев был приглушен первобытной бурей, собиравшейся на границе с северными лесами. Все пошло не так. Почему-то все пошло совсем не так, как задумывалось.

По мере того как беспокойство сменяло гнев, он колебался, не зная, следует ли подождать возвращения Джанелль или лучше будет отправиться на поиски. Неожиданно Сэйтан уловил истинное значение воцарившейся тишины. Очень опасной тишины.

Осторожно, шаг за шагом, он вернулся в комнату и закрыл двери.

Она была дома. Остальное не имеет значения. Андульвар и Мефис проснутся вместе с наступлением сумерек. Протвар тоже вернется, встретится с ними в кабинете и расскажет, что случилось.

Не было никакой необходимости нарушать вопросами ее и без того хрупкое самообладание.

Потому что Сэйтан не хотел узнать, что именно случится, если тишина будет нарушена.

Протвар двигался так, словно его все эти три дня безжалостно били.

Возможно, впрочем, так оно и было, невольно мелькнуло в голове у Сэйтана, наблюдавшего за тем, как мертвый демон подогревает себе кровавое вино язычком колдовского огня.

Протвар поднял бокал, но не сделал ни единого глотка.

– Они мертвы.

Мефис издал неопределенный звук, выражавший одновременно недоверие и беспокойство. Андульвар гневно потребовал объяснений.

Сэйтан, вспомнив о весьма опасном молчании, наполнившем воздух, толком не слушал их. Если бы он раньше спросил Джанелль о волчьем следе в саду, если бы Дым не ждал так долго, прежде чем наконец решился встретиться с ней…

– Неужели все? – Его голос дрогнул, заставив Андульвара и Мефиса умолкнуть.

Протвар устало покачал головой:

– Выжили только леди Пепел и два щенка. Вот и все, что осталось от сильной, дружной стаи, когда охотники закончили собирать ценные меха.

– Не могут же они быть единственными уцелевшими волками, принадлежащими к родству!

– Нет, Джанелль сказала, что есть и другие. И мы действительно обнаружили двух молодых волков из другой стаи. Совсем юные, перепуганные Предводители.

– Мать-Ночь, – прошептал Сэйтан, оседая в кресло.

Андульвар резким движением расправил крылья и с шелестом убрал их.

– Но почему вы не собрали их всех, не вытащили оттуда?

Протвар развернулся на месте, глядя на своего деда:

– Ты что, думаешь, я не пытался? Ты же не… – Он закрыл глаза, содрогнувшись. – Двое из погибших превратились в демонов. С них заживо содрали шкуру и срезали лапы, но они по-прежнему…

– Хватит! – закричал Сэйтан.

Тишина. Хрупкая, непрочная тишина. Времени достаточно, чтобы узнать все подробности. Времени достаточно, чтобы добавить еще один кошмар в быстро растущий список.

Двигаясь так, словно эйрианец мог разбиться, Сэйтан подвел Протвара к креслу.

Они позволили ему выговориться, избавиться от страшных воспоминаний прошедших трех дней. Сэйтан растирал шею и плечи эйрианского Предводителя, даря безмолвное утешение. Андульвар опустился на колени возле кресла и крепко сжал руку внука. Мефис то и дело подливал в бокал ярбараха. А Протвар говорил, искренне скорбя о каждом погибшем, поскольку родство было невинным – в отличие от людей Крови.

Однако в этом утешении нуждался кто-то другой. Их сила была необходима кому-то еще. Однако она по-прежнему оставалась в саду вместе с родством и пока была не способна принять то, что ей предлагала семья.

– Это все? – спросил Сэйтан, когда Протвар наконец умолк.

– Нет, Повелитель. – Эйрианец нервно сглотнул и поперхнулся. – Джанелль пропадала где-то несколько часов, прежде чем мы ушли оттуда. Она наотрез отказалась говорить, где была и почему решила отправиться куда-то. Когда я стал настаивать, она сказала: «Если им нужны шкуры, они получат желаемое».

Сэйтан крепко сжал плечи Протвара, уже не понимая, пытается ли он подбодрить его или же сам ищет утешения.

– Я понимаю.

Андульвар рывком поднял внука:

– Идем, мальчик. Тебе нужно ощутить чистый, свежий воздух под крыльями.

Когда эйрианцы вышли, Мефис задумчиво произнес:

– Ты понял, что имела в виду несносная девчонка?

Взгляд Сэйтана был устремлен в пустоту.

– У тебя есть занятия на вечер?

– Нет.

– Советую найти.

Мефис помолчал, затем поклонился:

– Как прикажете, Повелитель.

Тишина. Хрупкая, непрочная тишина.

Он прекрасно понял, что именно имела в виду Джанелль. Бойся золотого паука, плетущего сложную паутину. Сеть Черной Вдовы. Паутина Арахны. Бойся светловолосой Леди, которая скользит в бездну, завернувшись в плащ из пролитой крови.

Если охотники так и не вернутся, ничего страшного не случится. Однако они придут опять. Обязательно, кем бы ни были и откуда бы ни шли. Они вернутся, и смерть первого же волка из родства пробудит к жизни сложную паутину.

Охотники получат свой кровавый урожай, по-прежнему смогут убить, зарезать, освежевать. Но только один, перепуганный и сбитый с толку, уйдет с добычей, и, как только он вернется домой, где бы то ни было, сложная паутина наконец отпустит его, показав во всей красе, что снятые шкуры принадлежали отнюдь не просто волкам.

4. Кэйлеер

Лорд Джорвал радостно потирал руки. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скандал такого масштаба лишить власти кого угодно, даже человека, столь твердо стоящего на ногах, как Повелитель.

Вспомнив о своих новых обязанностях, Джорвал взял себя в руки и сменил выражение лица на более подобающее члену Темного Совета.

Обвинение было весьма серьезным, а незнакомец с обезображенными руками признал, что у него нет никаких доказательств, если не считать увиденного собственными глазами. После того, что Повелитель сделал с руками несчастного, прежде чем выгнать его из Зала, можно было понять, почему свидетель наотрез отказался предстать перед Темным Советом и дать показания против Сэйтана Са-Дьябло. И все же нужно как-то изменить ситуацию с этой девочкой…

Сильная молодая Королева, уверял незнакомец. Королева, которая при правильном надзоре и руководстве может стать весьма ценной для всего Королевства. И весь этот великолепный потенциал извращается Повелителем, любителем странных развлечений, заставляющим ее подчиняться своим…

Джорвал поспешно прогнал вставшие перед глазами образы.

Девушке нужен человек, способный наставлять ее и направить эту силу в верное русло. Будущей Королеве необходим тот, от кого она будет зависеть. И поскольку девица не слишком юна, возможно, ей нужно даже нечто большее от своего законного опекуна. Вполне вероятно, она будет даже ожидать или хотеть подобного поведения…

Но забрать девчонку у Сэйтана Са-Дьябло будет очень и очень непросто. Необходим тонкий подход. К тому же незнакомец предупредил, что не следует действовать слишком быстро. Любая демланская Королева могла бы подать официальный протест против того, как Повелитель обращается со своей подопечной, однако Джорвал не был знаком ни с одной из них, зная только имена или репутацию. Нет, каким-то образом нужно сделать так, чтобы Темный Совет сам решил призвать Сэйтана к ответу.

А они могли это сделать, не так ли? В конце концов, это Темный Совет даровал Повелителю все права на девушку, назначив его законным опекуном. Никто не забыл, что именно он сделал тогда, чтобы решение оказалось в его пользу. Разумеется, нет ничего необычного в том, что Совет выражает беспокойство и заинтересованность в благополучии девочки.

Всего несколько слов здесь, неуверенный вопрос там. Бесконечные возражения, что это лишь грязная, безосновательная сплетня. Однако к тому времени, как слухи достигнут наконец Демлана и Повелителя, никто не узнает, кто их пустил. Вот тогда и посмотрим, может ли Сэйтан Са-Дьябло противостоять гневу всех Королев Кэйлеера.

А он, лорд Джорвал, правитель Гота, столицы Малого Террилля, будет готов взять на себя новые и куда более приятные обязанности.

5. Кэйлеер

Подталкивание превратилось в резкие тычки.

– Просыпайся, Са-Дьябло.

Сэйтан попытался натянуть одеяло повыше и глубже зарыться в подушки.

– Убирайся.

В его плечо врезался кулак.

Зарычав, Сэйтан приподнялся на локте, и в тот же миг Андульвар швырнул ему штаны и халат.

– Поторапливайся, – велел Андульвар. – Пока не исчезло.

Пока что не исчезло?

Потирая глаза, Сэйтан гадал, не стоит ли рискнуть гневом старого друга и умыться, чтобы проснуться окончательно, однако у него сложилось вполне отчетливое впечатление, что лучше и впрямь поторопиться, иначе Андульвар потащит его по коридорам нагишом.

– Солнце уже взошло, – пробормотал Сэйтан, натягивая одежду. – Тебе давно следовало бы лечь спать.

– Это же ты обратил мое внимание на то, что присутствие Джанелль изменило Зал и теперь солнечный свет не оказывает воздействия на демонов при условии, что мы остаемся внутри, – напомнил Андульвар, ведя Сэйтана за собой по запутанным коридорам.

– Это был последний раз, когда я решил что-то тебе рассказать, – проворчал тот.

Когда они добрались до второго этажа и, миновав несколько комнат, оказались в передней части Зала, Андульвар осторожно раздвинул занавески:

– Перестань ворчать и посмотри.

В последний раз протерев глаза, Сэйтан оперся одной рукой на оконную раму и выглянул за занавеску.

Раннее утро. Чистое, солнечное. Дорожку к дому, усыпанную гравием, успели разровнять, но не до конца. Гостевая паутина тщательно подметена. Однако работа, казалось, была прервана на середине, словно нечто странное заставило работников в спешке покинуть свои места. Они по-прежнему стояли на улице, и Сэйтан отчетливо уловил их возбуждение, несмотря на то что внутренние барьеры у всех были подняты. Такое чувство, словно они пытались остаться незамеченными.

Нахмурившись, Сэйтан посмотрел налево и увидел огромного белого жеребца с гривой и хвостом цвета парного молока, пасущегося на лужайке перед Залом. Нет, не просто белого. Повелитель решил, что оттенок было бы правильнее назвать кремовым.

– Откуда он взялся? – Сэйтан вопросительно посмотрел на Андульвара.

Тот только фыркнул.

– Скорее всего, из Шэваля.

– Что?! – Сэйтан снова выглянул в окно в тот самый миг, как жеребец поднял голову и повернулся к Залу. – Мать-Ночь! – прошептал он, судорожно стиснув в кулаке занавеску. – Мать-Ночь…

Посреди величественной, изящной головы рос рог цвета слоновой кости. У его основания, поблескивая в лучах утреннего солнца, крепко сидело золотое кольцо. В него был вставлен Камень – Опал.

– На твоем газоне завтракает Верховный Князь, – бесстрастным тоном сообщил Андульвар.

Сэйтан, не веря своим ушам, уставился на старого друга. Разумеется, эйрианец первым увидел жеребца, поэтому уже успел несколько свыкнуться с его неожиданным появлением, но неужели подобные чудеса так быстро перестают удивлять? В конце концов, у них на лужайке пасется единорог ! Верховный Князь… родства.

Сэйтан оперся о стену.

– Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна!

– Несносная девчонка уже знает о нем? – поинтересовался Андульвар.

Ответом на этот вопрос послужил восторженный визг, с которым Джанелль помчалась вперед по дорожке, посыпанной гравием, и остановилась в футе от длинного, великолепного и смертельно опасного рога.

Жеребец изогнул шею, поднял хвост, развевающийся праздничным шелковым флагом, и затанцевал вокруг нее. Наконец он опустил голову и уткнулся храпом в ее ладони.

Сэйтан благоговейно наблюдал за ними, надеясь, что ничто не испортит прелестную картину – девушка и единорог встречаются посреди яркой зелени ясным, безоблачным летним утром.

Однако чудесное видение разбилось вдребезги, когда на лужайке появился Дым.

Жеребец отпихнул Джанелль в сторону, прижал уши, опустил смертоносный рог и начал рыть копытом землю. Дым удивленно замер, а затем оскалился, принимая вызов.

Джанелль схватила единорога за гриву и выбросила другую руку вперед, чтобы остановить волка. Что бы она ни сказала, это заставило животных успокоиться.

Наконец Дым сделал осторожный шаг вперед. Единорог повторил его движение. Их морды соприкоснулись.

На лице Джанелль читалось веселье, смешанное с раздражением. Девушка ловко вскочила на спину единорога – и тут же схватилась руками за его гриву, пытаясь удержаться, когда жеребец рванул с места галопом.

Он резко остановился и вопросительно обернулся к всаднице.

Джанелль взъерошила волосы и что-то сказала.

Жеребец покачал головой.

Джанелль заговорила настойчивее, жестикулируя.

Жеребец снова покачал головой и притопнул копытом.

Наконец, раздраженная и смущенная одновременно, девушка зарылась пальцами в длинную белую гриву и устроилась поудобнее на спине единорога.

Тот направился шагом прочь от Зала, оставаясь на траве рядом с дорожкой. Когда они вновь повернули к зданию, единорог перешел на легкую трусцу. На втором круге Дым присоединился к ним.

– Идем, – произнес Сэйтан.

Они поспешили в большой зал. Большинство слуг словно прилипли к окнам по обе стороны от входа, а Беале, приоткрыв дверь, подглядывал в щелочку.

– Открой дверь, Беале.

Удивленный и испуганный, дворецкий отшатнулся от входа.

Притворившись, будто не заметил, как Беале запоздало пытается вернуть на лицо бесстрастное выражение, подобающее человеку на столь ответственном посту, Сэйтан распахнул дверь и вышел. Андульвар остался стоять на пороге в тени.

Она казалась сейчас такой красивой, с растрепанными золотистыми волосами и личиком, освещенным неподдельным счастьем… Джанелль смотрелась очень естественно на спине единорога с волком, трусившим рядом. Сэйтан невольно ощутил сожаление, вызванное тем, что девушка скачет по тщательно подстриженному газону, а не по дикой поляне, поросшей цветами. У него возникло ощущение, что, привезя ее сюда, он каким-то образом подрезал девушке крылья, хотя Сэйтан так и не понял, прав он или нет. Затем она заметила своего приемного отца, и жеребец повернул к двери Зала.

Напомнив себе, что он тоже Верховный Князь и к тому же носит более темный Камень, Сэйтан попытался расслабиться – но не смог. Князь Крови, даже волк, спокойно принял бы его отношения с Джанелль – просто потому, что он, Верховный Князь, предъявил на нее свои права. Однако другой самец, обладающий тем же высоким статусом, вне всякого сомнения, бросит вызов, оспаривая эти права, особенно если они угрожают его собственным. И так будет продолжаться до тех пор, пока Леди не признает обоих – или одного из них.

Спускаясь по ступенькам крыльца навстречу им, Сэйтан ощутил отчетливый вызов, доносящийся с дорожки по другую сторону ментальной изгороди, требование признать право первенства. Повелитель принял вызов, открывшись ровно настолько, чтобы другой Верховный Князь почувствовал его силу. Однако он не стал отрицать право, о котором заявил жеребец.

Тот заинтересованно навострил уши.

– Папа, это Князь Кэтиен, – произнесла Джанелль, поглаживая шею единорога. – Он стал первым другом, который появился у меня в Кэйлеере.

О да, он и впрямь обладает правом первенства. К подобному сопернику нужно относиться очень и очень серьезно. На Древнем языке «кэтиен» означало «белый огонь», и Сэйтан ни на мгновение не усомнился в том, что это имя прекрасно подходило его четвероногому Брату.

– Кэтиен, – между тем произнесла Джанелль, – это Повелитель, мой отец.

Жеребец тут же попятился от Сэйтана, угрожающе прижав уши к голове и наставив на него рог.

– Нет-нет, – торопливо добавила девушка, – не тот . Это мой приемный отец. Сэйтан был моим другом, долгое время обучал меня Ремеслу, и теперь я живу здесь с ним.

Жеребец протяжно фыркнул и расслабился.

Наблюдая за ними, Сэйтан вовремя позаботился о том, чтобы скрыть собственные чувства. Он не будет настаивать на своих правах – по крайней мере, сейчас, – однако рано или поздно им с Кэтиеном придется побеседовать о том, кто играет более важную роль в жизни Джанелль.

Единорог принялся нервно рыть копытом гравий, когда к ним осторожно приблизились два молодых конюха. Старший из них коснулся пальцами козырька форменной фуражки:

– Как вы считаете, Леди, Князь не будет возражать против отборного овса и, возможно, чистки?

Джанелль поколебалась, а затем улыбнулась, продолжая гладить единорога по шее.

– Полагаю, мне тоже не мешало бы позавтракать, – негромко произнесла она, а затем попыталась расчесать волосы пальцами и скорчила рожицу. – Да и щеткой воспользоваться тоже не повредило бы.

Кэтиен вскинул голову, и этот жест походил на согласие.

Джанелль спрыгнула с его спины и легко взбежала по ступенькам крыльца. Затем она неожиданно обернулась, уперев руки в бока, и возмущенно посмотрела на единорога:

– Я не упала! Я просто не успела как следует сесть!

Кэтиен взглянул на нее и протяжно фыркнул.

– И ноги у меня не слабые! Я нормально держусь в седле и буду очень тебе благодарна, если ты продолжишь и впредь держать морду в собственной кормушке, не суясь в чужие! Я лично так и делаю, поэтому ешь молча! Следуй моему примеру! – Она взглянула на Сэйтана: – Я ведь права? – Не получив ответа, девушка угрожающе прищурилась. – Я права?

Прекрасно зная, что промолчать безопаснее всего, Сэйтан предпочел оставить свое мнение при себе.

Джанелль опасно сузила глаза и прорычала:

– Мужчины…

Довольный собой, Кэтиен направился вслед за грумами к конюшне.

Что-то бормоча себе под нос, Джанелль вихрем пронеслась мимо Андульвара и Беале, направляясь в столовую.

Весело фыркнув, Дым тоже отправился по своим делам.

– Он специально едва ее не сбросил, – произнес Андульвар, стоя в дверях.

– Мне тоже так показалось, – со смешком согласился Сэйтан. Они медленно направились в столовую вслед за девушкой. – Однако согласись, очень приятно знать, что некоторые из наших Братьев обнаруживают удивительный талант сбивать ее с толку.

– Я бы сказал, этот конкретный Брат чрезвычайно умен и наверняка даже знает, какое расстояние по человеческим меркам он может покрыть за час, если пустится в галоп.

Сэйтан улыбнулся:

– Полагаю, они оба это знают.

Джанелль сидела в одиночестве за столом, яростно кромсая кусок тоста.

Сэйтан осторожно опустился на стул напротив нее, налил себе чашку чаю, а затем невольно ощутил благодарность за то, что под горячую руку угодил только поджаренный хлеб.

– Огромное спасибо, что поддержал меня, – едко заметила она.

– Ты же не хотела бы, чтобы я отважился солгать в глаза другому Верховному Князю, верно?

Джанелль негодующе посмотрела на него:

– Я успела забыть, как Кэтиен любит всеми командовать.

– Он ничего не может с этим поделать, – успокаивающим тоном произнес Сэйтан. – Это часть его природы.

– Но ведь не все единороги так себя ведут!

– Я говорил о Верховных Князьях.

Джанелль была поражена этим уточнением, но быстро оправилась и улыбнулась.

– Тебе лучше знать. – Она потянулась за другим куском хлеба и принялась кромсать уже его, но настроение девушки определенно изменилось. Теперь она казалась печальной. – Папа… а ты на самом деле думаешь, что они бы хотели прийти ко мне?

Его рука дрогнула, но Сэйтан заставил себя донести чашку до рта.

– Твои друзья из числа людей? – невозмутимо уточнил он.

Джанелль кивнула.

Сэйтан наклонился над столом и накрыл ее беспокойные руки своими.

– Есть только один способ выяснить это, ведьмочка. Ты пишешь приглашения, а я слежу за тем, чтобы их доставили по назначению.

Джанелль вытерла пальчики о салфетку.

– Мне нужно пойти проводить Кэтиена.

Сэйтан некоторое время без особого аппетита ковырялся в тарелке с мясом, выпил еще одну чашку чаю и в конце концов сдался. Повелителю было необходимо поговорить с кем-то, разделить охватившее его чувство восторга и возбуждения. Разумеется, он обо всем расскажет Кассандре, однако их общение всегда было слишком формальным, а ему сейчас требовалось совсем не это. Сэйтану хотелось орать во все горло от радости и гоняться за собственным хвостом, как дворовой шавке. Сильвия? Нет, конечно, она успела привязаться к Джанелль, однако еще слишком рано для официального визита.

Это не оставляло Повелителю другого выбора.

Сэйтан ухмыльнулся.

Андульвар, наверное, как раз успел задремать. Хороший удар в плечо пойдет ему на пользу.

6. Ад

Тишьян чистила нож обрывком черного плаща, в то время как другие Гарпии нарезали мясо и швыряли куски стае Гончих, выжидающе заключивших тело в полукруг.

Тело еще дергалось и даже слабо сопротивлялось, но звать на помощь этот ублюдок больше не мог, а приглушенные звуки, которые он издавал, наполняли ее душу глубоким удовлетворением. Демон не может чувствовать боль так, как ее ощущает живущий, однако она для всех едина, к тому же этот умер не так давно, и нервы прекрасно помнили о своей многолетней связи с телом.

Одна из Гарпий швырнула огромную бедренную кость стае. Вожак поймал ее в полете и попятился со своим трофеем, угрожающе рыча на остальных. Другие Гончие вновь собрались полукругом, терпеливо ожидая своей очереди. Суки с умеренным любопытством и одобрением наблюдали за тем, как их щенки грызут пальцы рук и ног.

Демоны обычно не шли на корм Адским Гончим. Для этих огромных красноглазых охотников с густым черным мехом находилась куда более аппетитная добыча, столь же часто встречающаяся в этом холодном, вечно затянутом сумраком Королевстве, как и сами псы. Однако плоть этого демона была подпитана большим количеством свежей крови, крови, которая – и Тишьян знала это наверняка – не была пожертвована добровольно.

Потребовалось довольно много времени, чтобы выследить его. Он не отходил от Гекаты с того дня, как Повелитель высказал Королеве Гарпий свою просьбу. Вплоть до этой ночи.

В землях Гекаты не было Врат, а ближайшие к ее дому тщательно охранялись. Одни находились неподалеку от Зала, вторые – на территории Гарпий, в Королевстве Тишьян. Не самое подходящее место для беспечных путников, какими бы самоуверенными они ни были. Это означало, что Гекате и ее прихвостням приходилось преодолевать огромные расстояния на Ветрах, чтобы добраться до других Врат, – или же идти на риск.

Сегодня Грир выбрал второй вариант – за что теперь и расплачивался.

Если бы у него было время, чтобы прибегнуть к силе своих Камней, возможно, итог оказался бы иным, однако Гарпии позволили ему спокойно добраться до Алтаря и исчезнуть за Вратами, поэтому у него не было причин полагать, что кто-то станет с нетерпением ожидать его возвращения. Как только Грир покинул Святилище, они атаковали с такой быстротой и яростью, что демона хватило только на то, чтобы закрыться щитом и попытаться сбежать. Несмотря на это, многие Гарпии сегодня выжгли всю свою сущность дотла и исчезли, чтобы стать новыми шепотками во Тьме. Тишьян не оплакивала их. Они прервали свое сумрачное, призрачное существование без сожалений, в порыве жестокой радости.

В итоге остался лишь один перепуганный разум, пытающийся бороться со многими, исполненными первобытной ярости, ищущими его слабости и успешно находившими их. А Гончие, которых дрессировала сама Тишьян, то и дело нападали, пытаясь вонзить зубы в плоть демона, вынуждая его растрачивать все больше и больше силы, хранившейся в Камнях, чтобы отгонять псов. Гарпии с легкостью пробились через все его внутренние барьеры в тот же миг, как стрела их Королевы вонзилась в тело Грира, пришпилив его к дереву.

Когда женщины наконец сорвали тело и принялись нарезать мясо, Тишьян стала перебирать его мысли и воспоминания, так же бережно и скрупулезно, словно выуживала ядро из расколотого ореха. Она видела детей, кровью которых он упивался. Видела узкую кровать, кровь на простынях и знакомое юное лицо, которое эти искалеченные руки покрыли синяками. Видела кинжал с роговой рукояткой, теперь принадлежащий Сюрреаль, которая вонзила его в сердце Грира, а затем перерезала мерзавцу горло. Видела, как он улыбается ей, когда его собственный нож вонзился ей в шею много веков назад. И она видела, где он был этой ночью.

Тишьян убрала оружие в ножны и проверила лезвие небольшого топора, стоящего неподалеку.

Теперь она жалела, что не убила Грира до того, как он добрался до Малого Террилля. Если его представления о лорде Джорвале были верными, то скоро поползут сплетни.

Хранителю не место в Королевстве живых. Сплетни и слухи будут сопровождать его повсюду – особенно если при этом он является еще и Повелителем Ада. Тишьян могла только гадать, как отреагируют на эти выдумки другие Королевы Кэйлеера.

Она, разумеется, посетит своих родственниц и наследниц, скажет, что именно они должны сделать, если представится подходящая возможность. Это поможет.

Тишьян подняла топор. Гарпии расступились, пропуская свою Королеву.

Конечности срезаны. Торс опустел. В глазах еще сохранился отблеск разума, отражение Сущности. Не много, разумеется, но и этого хватит.

Тремя точными, выверенными ударами Тишьян расколола череп Грира. Затем лезвием расширила одну из трещин до тех пор, пока через нее не прошли пальцы. Голой рукой она сорвала кость.

Гарпия взглянула в глаза Грира. Даже теперь осталось вполне достаточно сознания.

Свистом подозвав вожака стаи, она отошла, с жестокой улыбкой наблюдая за тем, как собаки, рыча, набросились на мозг.

7. Кэйлеер

Сэйтан в третий раз пригладил щеткой волосы, потому что это создавало иллюзию занятости. Он дважды успел отполировать длинные, выкрашенные в черный цвет ногти. Потом поменял пиджак, подумал и вновь надел первый.

Повелитель вовремя одернул себя, когда его рука снова потянулась к щетке, разгладил несуществующие складки на пиджаке и вздохнул.

Придут ли сегодня дети?

Он не стал требовать ответа на приглашение, потому что хотел предоставить им столько времени, сколько понадобится, чтобы набраться смелости явиться в Зал или же преодолеть возражения старших – и отчасти из страха, что ежедневные отказы окончательно подорвут дух Джанелль.

Как он и обещал дочери, все приглашения доставляли члены семьи Са-Дьябло. Некоторые были просто оставлены в домах ее бывших друзей. Другие – на особых почтовых камнях, сложенных в высокие груды сразу за границей того или иного Края, на которых путешественник мог оставить послание с просьбой о встрече. Он не имел ни малейшего представления о том, сколько таких сообщений достигли адресатов, и сомневался, что приглашенные сегодня будут здесь. Он не знал даже, чего ожидать от детей, живущих в открытых Краях. Оставалось только надеяться, что Андульвар был прав и эта маленькая ведьма из Иннеи явится сюда и отдавит Повелителю все мозоли.

Сделав глубокий вдох, Сэйтан вышел из своих покоев, чтобы присоединиться к остальным членам семьи и Кассандре в большом зале.

Там были все, кроме Джанелль и Сильвии. Королева Хэлавэя пришла в восторг, когда Сэйтан сообщил ей о грядущем празднике и воспользовался ее неподдельным энтузиазмом, чтобы уговорить Джанелль пройтись по магазинам в поисках нового наряда. Вернулись они не с платьем, к его глубочайшему разочарованию, однако даже Сэйтан был вынужден ворчливо признать, что широкие брюки из мягкой ткани глубокого сапфирового цвета и длинный, струящийся мягкими складками жакет выглядят очень женственно, даже несмотря на то, что серебристая блузка, видневшаяся из-под верхней одежды, была весьма откровенной… Будучи мужчиной, он не мог не оценить глубокого выреза, однако, будучи отцом, Сэйтан только скрипел зубами, думая о других мужчинах.

Едва завидев Повелителя, Кассандра устремилась к нему и поспешила отвести его в сторонку.

– А тебе не кажется, что было бы лучше, если бы все вы нашли себе другое занятие? – тихо спросила она. – Не слишком ли грозную группу вы собой представляете?

– И кого из них ты бы попросила уйти? – спросил Сэйтан, зная наперед, что он был одним из тех, кто, по мнению Кассандры, должен был удалиться.

Получив его послание, бывшая Королева прибыла в Зал, чтобы помочь с приготовлениями к празднику, однако вела себя слишком неестественно, с напускной веселостью, словно заранее готовилась к тому моменту, когда Джанелль останется одна в пустом зале. Сильвия же, напротив, все свои силы посвятила работе и срывалась на каждого, осмелившегося выразить сомнения в успехе задуманного.

Мудрый человек, разумеется, заперся бы в кабинете и носа оттуда не высунул. Но только дурак рискнул бы оставить двух Королев наедине, если при этом они постоянно избегали друг друга, шипя при встрече не хуже рассерженных кошек.

Не дождавшись ответа на заданный вопрос, Сэйтан занял свое место в большом зале. Андульвар стоял на шаг позади него по левую руку. Мефис и Протвар расположились с той же стороны от эйрианского Верховного Князя, но чуть поодаль, давая тем самым понять, что не являются официальными хозяевами. Кассандра стояла справа от Повелителя и на шаг позади него. По всем правам она должна находиться рядом, Черный Камень с Черным, и Сэйтан слишком хорошо понимал, почему она предпочла уклониться от этой чести, сделав выбор, предлагаемый Кодексом. Она хотела отдалиться от него.

Сэйтан повернулся на звук торопливых шагов, доносившийся с лестницы, ведущей в семейную гостиную.

В большой зал ворвалась Сильвия, выглядевшая прелестно с сияющими золотистыми глазами и разрумянившимися щечками.

– Волчата спрятали туфли Джанелль, и мы не сразу сумели их найти, – задыхаясь, объяснила она. – Джанелль скоро придет. Я очень боялась опоздать…

Сэйтан улыбнулся ей:

– Ты вовсе не…

Трижды пробили часы.

Кассандра тихо, печально вздохнула и шагнула прочь от Сэйтана.

Впервые с того самого дня, как Повелитель сообщил ей о предстоящем празднестве, глаза Сильвии наполнились беспокойством.

Они все стояли в большом зале, молча ожидая. Беале замер у передней двери, лакеи, готовые подхватить верхнюю одежду гостей, вытянулись в струнку, глядя прямо перед собой.

Часы мерно отсчитывали минуты.

Сильвия потерла лоб и устало вздохнула:

– Полагаю, мне следует пойти наверх…

– Нет уж, думаю, твоя помощь нам больше не нужна, – холодно произнесла Кассандра, проходя мимо Королевы Хэлавэя. – Это ты ее настроила. Вот на это.

Сильвия схватила Кассандру за локоть и развернула к себе лицом:

– Возможно, я и подошла к делу с излишним энтузиазмом, но ты все это время с трудом удерживалась от того, чтобы не сказать девочке в лицо, что у нее не будет ни единого друга до конца дней!

– Дамы, – предостерегающе произнес Сэйтан, шагнув к ним.

– Да что ты вообще можешь знать о том, каково носить Черный Камень?! – выкрикнула в ответ Кассандра. – Я жила в такой изоляции и…

– Дам…

Бум!

– Огни Ада… – пробормотал Андульвар.

Бум!

Беале поспешно кинулся открывать дверь, пока ее не снесли с петель.

Она вплыла в большой зал и замерла в пятне солнечного света, падающего из расположенного над двойными дверями окна, забранного свинцовым стеклом. Высокая, стройная, в странного покроя темно-синих штанах, свободно висящем жакете и ботинках на высоком каблуке. Короткие волосы платинового, почти белоснежного оттенка короткими, острыми прядями торчали во все стороны. Затемненные брови и ресницы обрамляли светлые глаза, цветом напоминавшие голубой лед.

– Сестры, – произнесла она, одарив Сильвию и Кассандру небрежным кивком, который все же нельзя было назвать оскорбительным. Затем голубые глаза задержались на Сэйтане, осмотрев его с головы до ног.

Повелитель задержал дыхание. Даже если бы лорд Мортон не маячил у нее за спиной, он был бы готов поспорить, что перед ним Карла, юная иннеанская Королева.

– Что ж, – произнесла она. – А ты неплохо выглядишь для трупа.

Прежде чем он успел ответить, безмятежный голос Джанелль, в котором с легкостью улавливались нотки веселья, произнес:

– Ты права лишь отчасти, дорогая. Он не совсем труп.

Карла резко развернулась в сторону семейной гостиной. Джанелль стояла прислонившись к косяку и небрежно подцепив пальчиками жакет, перекинутый через плечо.

Карла испустила восторженный вопль, от которого у Сэйтана зашевелились волосы на затылке.

– У тебя есть титьки! – Карла распахнула собственный синий жакет, открыв чуть более светлую серебристую и столь же непристойную майку. – У меня тоже, если, конечно, можно назвать эти милые пчелиные жала титьками. – Одарив Сэйтана самой мерзкой ухмылкой из всех, которые ему доводилось видеть, она повернулась к Повелителю: – А ты как считаешь?

Не потратив на размышления ни секунды, Сэйтан ответил:

– Вы хотите узнать, считаю ли я их милыми или похожими на пчелиные жала?

Карла запахнула жакет, скрестила руки на груди и сузила свои бледно-голубые глаза.

– Какой он чопорный, ты согласна?

– Ну, в конце концов, он все же Верховный Князь, – отозвалась Джанелль.

Ледяные глаза встретились с сапфировыми, и девушки улыбнулись друг другу.

Карла пожала плечами:

– О, ну хорошо. Я побуду вежливой гостьей. – С этими угрожающими словами она шагнула к Сэйтану, и неприятная, ехидная улыбка вернулась. – Чмок-чмок!

Он не доставил ей удовольствия увидеть, как Повелитель Ада вздрагивает или морщится от неожиданности.

Карла отвернулась от Сэйтана и вернулась к Джанелль.

– Ты просто обязана кое-что мне объяснить! Я была вынуждена самостоятельно разбираться с этими проклятыми заклинаниями! – С этими словами она увлекла старую подругу в гостиную и закрыла за ними дверь.

Сэйтан уставился на свои туфли.

– Проклятье, она действительно отдавила мне ноги! – пробормотал он и только тогда заметил, что Мортон встал достаточно близко, чтобы расслышать эти слова.

– П-повелитель… – пискнул тот.

– Лорд Мортон, я должен сказать вам одну вещь.

– Сэр? – Юноша попытался скрыть нервную дрожь.

Сэйтан попытался подавить улыбку, но не сумел.

– Я вам искренне, от всего сердца сочувствую.

На лице молодого человека отразилось неимоверное облегчение.

– Благодарю вас, сэр. Уверяю, ваше сочувствие будет далеко не лишним.

– Прошу вас, пройдите в соседние покои и насладитесь напитками и закуской, – предложил Сэйтан, легким жестом указывая на закрытую дверь. – И если они попытаются проломить стену, будьте так добры, дайте мне знать.

Бах!

На одно страшное мгновение Сэйтан заподозрил, что его предупреждение запоздало. Затем он сообразил, что кто-то, если можно так выразиться, стучит в дверь.

Если Карла походила на ледяную скульптуру, то эта воплощала собой яркое пламя – удивительно темные рыжие волосы достигали поясницы, зеленые глаза ярко блестели, а переливающееся платье невольно напоминало внезапно оживший осенний лес. Она направилась было к Сэйтану, но замерла, как только Джанелль и Карла высунулись из гостиной. Ухмыльнувшись, девушка подняла повыше сверток, который держала в одной руке.

– Я не знала, не окажемся ли мы случайно в конюшне или в саду, поэтому принесла с собой нормальную одежду.

Сэйтан с трудом подавил разочарованный стон. Неужели никому из них не нравилось наряжаться?!

Девушки исчезли в гостиной – и закрыли за собой дверь.

Юноша, пришедший вместе с огненной ведьмой, был высоким, симпатичным и казался старше ее на пару лет. У него были вьющиеся темные волосы и голубые глаза. Он с улыбкой протянул Сэйтану руку, не размениваясь на официальное приветствие.

Чувствуя, как желудок тоскливо вжимается в позвоночник, а сердце уходит в пятки, Сэйтан пожал предложенную руку. Эти голубые глаза он мог бы описать самыми разными словами, но в любом случае они означали беду.

– Вы, должно быть, Повелитель, – произнес юный Предводитель, все так же широко улыбаясь. – Я – Кхардеен, с острова Шэльт. – Ткнув большим пальцем в сторону закрытой двери гостиной, он добавил: – А это Моргана.

Дверь распахнулась, и к ним неуверенно приблизилась Джанелль. Затем она протянула руки юноше в официальном приветствии:

– Привет, Кхари.

Юноша взглянул на ее ладони и повернулся к Сэйтану:

– А Джанелль когда-нибудь рассказывала вам о ее приключении с камнем моего дяди…

– Кхари! – возмущенно ахнула Джанелль, нервно поглядывая на Сэйтана.

– Что? – провокационно ухмыльнулся тот. – Ты разве не знаешь, что хорошее, крепкое объятие способно заставить мужчину забыть обо всем на свете? Давно известный факт. Признаться, я удивлен, что ты никогда не слышала об этом.

Джанелль как раз приподнялась на цыпочки, в любой момент готовая броситься прочь. Однако при этих словах она уверенно встала на ноги и сузившимися глазами посмотрела на юношу:

– Вот как.

Наблюдая за ними, Сэйтан решил, что самым верным в этой ситуации будет держать язык за зубами и не привлекать к себе внимания.

Прошло несколько секунд. Джанелль так и не сдвинулась с места, и тогда Кхардеен вновь повернулся к Повелителю:

– Видите ли, мой…

Джанелль сделала шаг вперед.

– Знаешь, вовсе не обязательно выжимать из меня весь воздух, – произнес Кхари, осторожно обнимая девушку за талию.

– Так что ты собирался рассказать? – зловеще поинтересовалась Джанелль.

– О чем ты? – мило отозвался Кхари.

Девушка со смехом обняла его за шею:

– Я рада, что ты тоже пришел, Кхардеен. Я соскучилась по тебе.

Кхари осторожно высвободился из ее объятий.

– У нас будет достаточно времени, чтобы наверстать упущенное. А сейчас тебе следовало бы вернуться к своим Сестрам, иначе Моргана будет меня пилить до самого вечера, а ты знаешь, какой острый у нее язык.

– По сравнению с Карлой Моргана сущий ангел.

– Тем более.

Снова нервно покосившись на приемного отца, Джанелль пулей бросилась в гостиную. Она замерла на пороге, когда кто-то снова постучал во входную дверь. На сей раз это прозвучало почти вежливо.

По всей видимости, они появились на гостевой паутине практически одновременно и подошли к Залу все вместе. Сэйтан знал наверняка, что новые гости не могли прибыть из одних и тех же Краев. И поскольку он сам удостоился лишь обеспокоенных взглядов, прежде чем пришедшие направлялись к Джанелль, ему пришлось, напрягая память, сопоставлять имена гостей из списка с лицами и мордами неизвестных.

Сатиры прибыли с Пандара, их звали Зилона и Джонах. Маленькая, хорошенькая малышка с остреньким эльфийским личиком, темными волосами и радужными крыльями, сидевшая на плече у Джонаха, была Катриной с Филана, одного из островов Лапы. Черноволосый, сероглазый юноша, напомнивший Сэйтану одного из молодых волков, теперь обитавших в северных лесах, наверняка был Аароном из Дхаро. Сабрина, брюнетка с глазами теплого, насыщенного орехового оттенка, прибыла оттуда же. Двое подростков со смуглой кожей рыжеватого оттенка с темными полосами наверняка были Грезандой и Эланом из Тигрелана.

Последние из этой группы – хорошенькая ведьма с роскошными, аппетитными формами, томными светло-кари ми глазами и темными волосами – крепко обняла Джанелль, а затем застенчиво приблизилась к Сэйтану и представилась как Калуш из Нхаркавы.

Во всем ее облике имелось очарование, невольно заставившее Повелителя ощутить жгучее желание крепко обнять ее. Вместо этого Жрец протянул руки, расположив их под ее ладонями в официальном приветствии, и произнес:

– Для меня честь познакомиться с вами, леди Калуш.

– Повелитель. – Голос девушки оказался низким и хрипловатым. Она будет творить греховные чудеса с молодыми мужчинами. Сэйтану было искренне жаль ее отца.

Беале, несколько ослепленный представшими перед ним великолепными гостями, начал было закрывать дверь, когда неожиданно ручка вырвалась из его пальцев.

Сэйтан подтолкнул Калуш к Андульвару, напрягшись.

Вошли кентавры.

Юная ведьма, Астар, направилась к группе девочек. Верховный Князь, сопровождавший ее, неспешно прошел по большому залу и остановился перед Сэйтаном.

– Повелитель. – Приветствие прозвучало как вызов.

– Князь Шерон.

Шерон был на несколько лет старше остальных и резко выделялся на их фоне массивными плечами и прекрасно сложенным торсом. Вторая его половина сделала бы честь любому жеребцу.

В глазах Шерона застыл невысказанный вопрос, а гнев, полыхавший в нем, готов был в любой момент перерасти в ярость.

Джанелль шагнула вперед, разрушая это застывшее молчание, сжала пальцы в кулачок и изо всех сил стукнула гостя по предплечью.

Кентавр сгреб ее в охапку и поднял в воздух, пока их глаза не оказались на одном уровне.

– Это за то, что ты не поздоровался, – пояснила Джанелль.

Шерон вгляделся в ее лицо и наконец улыбнулся.

– С тобой все в порядке?

– Было – до тех пор, пока ты меня не помял.

Кентавр со смехом поставил ее на пол.

Кто-то охнул.

Сэйтан ощутил, как вдоль позвоночника пробежала дрожь, и повернулся к двери.

Он не ожидал их прихода, поэтому даже не подумал, как остальные отреагируют на появление таких гостей. Но они откликнулись на его зов. Пришли. Дети Леса. Деа аль Мон.

Оба обладали стройным, сильным телом, что было свойственно этой расе, как и изящные, заостренные уши. У обоих были длинные волосы серебристого цвета, свободно ниспадавшие на спину. Они обладали большими глазами зеленовато-голубого оттенка, хотя у девушки радужка казалась скорее серой.

Габриэль замерла, едва переступив порог. Мальчик – о нет, было бы очень глупо счесть Шаости обычным юнцом – медленно, молча двинулся вперед.

Сэйтан невольно поборол инстинкт, подсказывающий, как вести себя при появлении неизвестного ему Верховного Князя. Элан и Аарон не пробудили в нем этих чувств, поскольку не подошли к Повелителю. Шерон сумел лишь вызвать рябь на поверхности воды. Но этот, спокойно глядевший на Сэйтана своими большими голубыми глазами, заставил обычную агрессивность и властность, составляющие неотъемлемую часть природы Верховного Князя, вскипеть в его душе.

Сэйтан ощутил, как быстро достигает границы, за которой сможет убить, и знал, что Шаости испытывает те же чувства, однако инстинкт же подсказывал, что необходимо сдержаться.

– Шаости, – произнесла Джанелль своим полуночным голосом.

Он медленно повернулся к девушке.

– Это мой отец, Шаости, – произнесла она. – По моему выбору и желанию.

После долгого молчания Верховный Князь Деа аль Мон положил руку на грудь над сердцем.

– По твоему выбору, кузина, – ответил он обманчиво тихим и мелодичным голосом.

Джанелль направилась вместе с девушками в семейную гостиную и прикрыла дверь.

Мужчины испустили дружный вздох, исполненный облегчения.

Шаости вновь повернулся к Сэйтану:

– Ее не было слишком долго, и нам не хватало ее. Тишьян сказала, что вы здесь ни при чем, но…

– Но я ведь Повелитель Ада, – закончил Сэйтан с оттенком горечи.

– Нет, – отозвался Шаости, прохладно улыбнувшись. – Вы – не Деа аль Мон.

Сэйтан почувствовал, как напряженные мышцы начинают расслабляться.

– Почему ты называешь ее кузиной?

– Габриэль и я принадлежим к одному клану. Старшая матушка Тееле – матриарх. Она удочерила Джанелль. – Улыбка Шаости стала откровенно хищной. – Получается, что ты родня моей родне и, значит, в том числе и Тишьян.

Сэйтан с присвистом выдохнул сквозь зубы.

К ним подошел Кхардеен.

– Если мы хотим перекусить, боюсь, за еду придется драться, – сообщил он Шаости.

– Я готов принять любой вызов, который бросит другой мужчина, – высокомерно просветил его Деа аль Мон.

– Да, но между нами и едой стоят девушки!

Шаости вздохнул:

– Сражаться с другим мужчиной было бы проще.

– И безопаснее.

– Господа, – произнес Беале, – напитки и закуски поданы в парадной гостиной.

– Ты когда-нибудь слышал о том, что у рыжеволосых ведьм взрывной темперамент? – поинтересовался Кхардеен, когда они с Шаости проследовали вместе с другими за дворецким в парадную гостиную.

– Среди Деа аль Мон нет рыжеволосых ведьм, – с достоинством отозвался Шаости, – но характер у них всех взрывной.

– А, ну тогда ладно.

Дверь за ними закрылась.

Сэйтан подскочил, когда неожиданно на его плечо легла чья-то рука.

– Ты в порядке? – тихо спросил Андульвар.

– Я еще стою?

– По крайней мере, пребываешь в вертикальном положении.

– Хвала Тьме, – произнес Сэйтан, оглядываясь. В большом зале никого не было, кроме него и эйрианца. – Предлагаю спрятаться у меня в кабинете.

– Договорились.

Они выпили по паре бокалов ярбараха и постепенно, когда целый час до них не доносились крики, взрывы или громкий стук, успокоились.

– Мать-Ночь, – устало протянул Сэйтан, стягивая с себя пиджак и оседая в удобное, огромное кресло.

– По моим подсчетам, – произнес Андульвар, вновь наполняя бокалы, – включая несносную девчонку, у тебя в одной комнате собрались десять девиц-подростков – при этом каждая из них является Королевой и две, не считая Джанелль, Черные Вдовы от природы.

– Карла и Габриэль, – кивнул Сэйтан. – Я заметил. – Он утомленно прикрыл глаза.

– А в другой комнате собрались семеро юнцов, четверо из которых – Верховные Князья.

– Это я тоже заметил. Интересный получается Первый Круг, как ты считаешь?

Андульвар что-то пробормотал по-эйриански. Сэйтан предпочел не утруждаться переводом.

– А куда, по-твоему, подевались остальные? – спросил Андульвар.

– Если у Мефиса и Протвара есть хоть капля здравого смысла, то они тоже где-нибудь прячутся. Сильвия, вне всякого сомнения, разносит ореховые пирожные и сэндвичи. Кассандра? – Сэйтан пожал плечами. – Не думаю, что она была готова к этому.

– А ты сам?

– Дерьмо. – Услышав стук в дверь, Повелитель подумал, что следовало бы принять более достойную позу, однако, поразмыслив, решил не утруждаться. – Войдите.

В кабинет заглянул ухмыляющийся Кхардеен, закрыл за собой дверь и положил на стол из черного дерева шестнадцать запечатанных конвертов.

– Я обещал Джанелль, что занесу их вам. Мы отправляемся познакомиться с волками и единорогом.

– Уже закончили опустошать кухню? – поинтересовался Повелитель, взяв один из конвертов.

– По меньшей мере, до ужина.

– Задержитесь-ка, Предводитель, – велел Сэйтан, заставив Кхардеена, поспешно направившегося к двери, замереть на месте. Повелитель сломал официальную печать, призвал очки с линзами в форме полумесяцев и прочел послание. Затем он удивленно поднял глаза на Кхари. – Это от леди Дуаны.

– Угу, – отозвался тот, покачиваясь на пятках. – Это бабушка Морганы.

– Королева Шэльта – бабушка Морганы?!

Кхари засунул руки в карманы и небрежно отозвался:

– Угу.

Сэйтан медленно снял очки и положил их на стол.

– Что ж, давайте пропустим витиеватое вступление и перейдем сразу к главному. Все эти письма говорят об одном и том же?

– О чем именно, Повелитель? – с невинным выражением лица поинтересовался Кхари.

– В них всех содержится разрешение для девочек задержаться на некоторый срок в гостях?

– По крайней мере, так я понял.

– Нельзя ли получить более точное определение «некоторого срока»?

– Ненадолго, Повелитель. Всего лишь до конца лета.

Сэйтан обнаружил, что у него нет слов. Он не знал, что сказать, даже если сейчас был способен говорить.

– Обо всем уже позаботились, Повелитель, – успокаивающим тоном добавил Кхари. – Лорд Беале и леди Хелена распределяют комнаты и занимаются их обустройством, поэтому вам совершенно не о чем беспокоиться.

– Не о че… – Голос Сэйтана сорвался.

– К тому же это вполне разумный компромисс, Повелитель. Вы сможете проводить с ней время, и нам тоже представится такая возможность. Кроме того, ваш Зал – единственное место в Кэйлеере, где мы все сможем поместиться без труда. К тому же, как указал мой дядюшка, собрать нас всех в одном доме – страшное испытание, которое может заставить любого мужчину начать прикладываться к бутылке. И в этом случае он бы предпочел, чтобы это были вы, а не он.

Сэйтан слабо махнул рукой, отпуская юношу, и, дождавшись негромкого щелчка дверного замка, закрыл лицо руками:

– Мать-Ночь…

Глава 7

1. Кэйлеер

Сэйтан сцепил руки под подбородком и уставился на Сильвию:

– Прошу прощения?

– Ты должен поговорить с Терсой, – снова произнесла та.

Будь она проклята. Почему эта женщина все время так настойчива?

Не без труда Сэйтан сумел сдержать свой бурный нрав. В конце концов, Сильвия ни в чем не виновата. Она не могла знать о том, что когда-то связывало его и Терсу.

– Не хочешь вина? – наконец спросил Повелитель, прекрасно понимая, что голос предательски выдает охватившие его чувства.

Сильвия оценивающим взглядом посмотрела на графин, стоящий на столе:

– Если это бренди, то можешь налить себе стаканчик, а мне отдай остальное.

Сэйтан наполнил две маленькие рюмки и, обратившись к Ремеслу, заставил одну из них двинуться по воздуху к Королеве.

Сильвия сделала большой глоток и кашлянула, когда напиток обжег ей горло.

– Это не самый лучший способ пить бренди, – сухо заметил Сэйтан, однако предпочел не следовать собственному совету, отпив доброе содержимое своего стаканчика, прекрасно зная, что за этим последует страшная головная боль. – Ну хорошо. Расскажи мне о Терсе.

Сильвия наклонилась вперед, упираясь локтями в подлокотники кресла и обеими руками сжимая рюмку.

– Я – не ребенок, Сэйтан. Я понимаю, что некоторые люди сами соскальзывают в Искаженное Королевство, а некоторых толкают туда – и лишь очень смелые делают сознательный выбор. И я знаю, что большинство Черных Вдов, затерявшихся на тропках собственного сознания, не способны причинить вреда другим. По-своему они удивительно мудры.

– Но?..

Сильвия поджала губы.

– Микел, мой младший сын, проводит с ней довольно много времени. – Она допила бренди и протянула свой стаканчик за второй порцией. – В последнее время она начала звать его Деймоном.

Ее голос был таким низким и хрипловатым, что Сэйтану пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, что говорит Королева. Он горько пожалел о том, что ему это удалось.

– Микел не обращает на это особого внимания, – продолжала Сильвия, сделав еще один большой глоток бренди. – Он говорит, что любой, чья голова забита таким количеством интересных историй и познаний, начнет путать всякие мелочи, и Терса, видимо, знала когда-то мальчишку по имени Деймон и очень многое рассказывала ему.

Ей так и не представилось такой возможности. Он уже был потерян для обоих из них, когда достиг возраста Микела.

– Но?..

– Последние пару раз, когда Микел отправлялся проведать ее, она начинала твердить, чтобы он был осторожен. – Сильвия закрыла глаза и нахмурилась, пытаясь припомнить все до мелочей. – Она говорит, что мост очень хрупок и постоянно посылает палки. – Королева открыла глаза и налила в свою рюмку бренди. – Иногда она просто обнимает Микела и плачет. Она хранит палки, которые собрала в каждом дворе в деревне, в огромной корзине на кухне и становится очень беспокойной, если кто-то приближается к ним. Но она не может – или не хочет – говорить моему сыну, почему эти палки так важны. Я велела проверить каждый мост в Хэлавэе, и с ними все в полном порядке, даже с обычными бревнышками, перекинутыми через ручьи. Вот я и подумала, что, возможно, Терса объяснит все тебе.

Станет ли она разговаривать с ним? Позволит ли поднять единственную тему, которую всегда отказывалась обсуждать с ним? Когда Сэйтан раньше навещал ее, один раз в неделю, Терса говорила о своем саде, рассказывала, что ела на ужин, показывала вышивку, над которой работала, говорила даже о Джанелль. Но она упорно молчала об их общем сыне.

– Я попытаюсь, – тихо, но твердо произнес Верховный Жрец.

Сильвия опустила пустой стаканчик на стол и встала, пошатнувшись.

Сэйтан обошел стол, подхватил женщину под локоть и проводил к двери.

– Тебе бы следовало отправиться домой и прилечь вздремнуть.

– Я никогда не дремлю.

– Боюсь, после такого количества бренди у тебя попросту не останется другого выбора.

– Мой организм усвоит его достаточно быстро, – икнув, возразила Сильвия.

– Ага, конечно. Ты сама заметила, что назвала меня Сэйтаном?

Сильвия так резко обернулась, что всем телом налетела на него. Сэйтану понравилось это чувство. Он даже испытал беспокойство, когда понял, как сильно оно пришлось ему по душе.

– Простите, Повелитель. Мне очень жаль.

– Вот как? – мягко уточнил он. – Не думаю, что придерживаюсь твоей точки зрения.

Сильвия уставилась на него, приоткрыв рот. Она помедлила… Но так ничего и не сказала.

Сэйтан отпустил ее.

– Собираешься на прогулку?

Джанелль стояла прислонившись к стене напротив его спальни, заложив пальцем страницы книги, посвященной Ремеслу.

Сэйтан, невольно ощутив всплеск веселья. Обычно родители интересуются подобным тоном, куда направляются их отпрыски, а не наоборот.

– Я собираюсь повидать Терсу.

– Почему? Ведь сегодня ты не должен был ее навещать.

Он уловил напряжение в голосе девушки, едва уловимое предупреждение.

– Неужели я настолько предсказуем? – спросил он, усмехнувшись.

Однако ответной усмешки не последовало.

До своего собственного погружения в бездну, едва не обернувшегося трагедией, Джанелль спустилась в Искаженное Королевство и вывела Терсу оттуда – обратно, к той размытой границе, разделявшей безумие и разум. Дальше женщина не могла пойти – или не хотела.

Джанелль помогла ей вернуть смутное представление о реальном мире. Теперь, когда они жили поблизости, девушка по-прежнему медленно, но постоянно восполняла для Терсы те кусочки мозаики, которые составляли реальный мир. Это были мелочи. Простые радости. Вид деревьев и цветов. Ощущение песка под ногами. Удовольствие, получаемое от миски вкусного супа и ломтя душистого свежего хлеба.

– Сегодня днем ко мне заходила Сильвия, – медленно произнес Сэйтан, пытаясь понять причины внезапного холода, который теперь излучала Джанелль. – Ей кажется, Терсу что-то беспокоит. Поэтому я решил пойти повидать ее.

Сапфировые глаза Джанелль были такими же глубокими и спокойными, как бездонные озера.

– Не ходи слишком часто туда, где тебе не рады, Повелитель, – сказала Ведьма.

Сэйтан невольно задумался о том, знает ли она сама, сколько могут открыть ее глубокие глаза.

– Ты бы предпочла, чтобы я не ходил к ней? – спросил он с искренним благоговением в голосе.

Но ее глаза уже изменились.

– Сходи, если хочешь, – ответила его дочь. – Но не вторгайся в ее личное пространство.

– Вина нет. – Терса открывала и закрывала все шкафы по очереди, с каждым разом все более и более смущенно. – Женщина не купила вина. Она всегда приносит бутылку на четвертый день, чтобы оно было здесь к твоему приходу. Но она не купила вина, а на следующий день я хотела нарисовать свой сад и показать его тебе, но третий день прошел, а я не могу вспомнить, что делала…

Сэйтан сидел за сосновым кухонным столом. Все его тело, казалось, пропиталось глубокой печалью и сделалось таким тяжелым, что он не мог пошевелиться. Повелитель шутил, говоря Джанелль, что слишком предсказуем. Он не осознавал вплоть до этого момента, что его предсказуемость была одним из краеугольных камней в жизни Терсы, средством, позволявшим ей различать дни недели. Джанелль прекрасно знала это и все равно позволила ему прийти сюда, чтобы выучить и навсегда запомнить этот урок.

Упираясь руками в край стола, Сэйтан рывком заставил себя подняться со стула. Каждое движение давалось ему с трудом, однако он подошел к Терсе, которая по-прежнему бессвязно бормотала, открывая и закрывая дверцы, усадил ее за стол, поставил чайник на маленькую плиту и, пошарив немного в буфете, заварил ромашковый чай.

Поставив чашку перед женщиной, Сэйтан нежно убрал спутанный черный локон с ее лица. Он не помнил времен, когда волосы Терсы не выглядели бы так, словно каждый раз после мытья их сушил ветер, будто они не знали иной расчески, кроме ее пальцев. Повелитель подозревал, что безразличной к своей внешности женщину сделало не безумие, а вечное напряжение. Иногда он гадал, не было ли это одной из причин, по которым он согласился на этот договор с хейллианским ковеном Песочных Часов, согласно коему он должен был зачать ребенка. В качестве своей временной спутницы Сэйтан выбрал именно Терсу, уже давно сломленную и готовую переступить грань безумия. Он провел больше часа, расчесывая ее черные кудри той первой ночью. Сэйтан перебирал пряди ее волос каждый вечер на протяжении той недели, которую провел с ней, наслаждаясь прикосновениями к ним и тем, как скользила по тяжелым локонам щетка.

Теперь же, сидя напротив нее и держа в руках кружку с чаем, он произнес:

– Я просто пришел пораньше, Терса. Ты не упустила третий день. Сегодня только второй.

Терса нахмурилась:

– Второй? Но ты же не приходишь на второй день.

– Мне нужно было поговорить с тобой. Я не хотел ждать четвертого дня. Но я обязательно приду в четвертый день, чтобы посмотреть на твою картину.

Доля непонимания и смущения исчезла из ее золотистых глаз, когда женщина сделала глоток чаю.

Сосновый стол был пуст, если не считать маленькой голубой вазы с тремя алыми розами.

Терса нежно прикоснулась к лепесткам:

– Их для меня собрал мальчик.

– Какой мальчик? – тихо уточнил Сэйтан.

– Микел. Сын Сильвии. Он часто приходит навестить меня. Она тебе говорила?

– Я думал, ты имеешь в виду Деймона.

Терса фыркнула.

– Деймон теперь уже не мальчик. Кроме того, он далеко. – Ее глаза затуманились, словно смотрели куда-то в даль, не подвластную чужому взору. – А на острове нет цветов.

– Но ты же называешь Микела Деймоном.

Терса небрежно пожала плечами:

– Иногда бывает очень приятно притвориться, будто это ему я рассказываю сказки. Джанелль говорит, притворяться можно.

Словно ледяное перо прошло вдоль позвоночника, заставив Сэйтана вздрогнуть всем телом.

– Ты рассказывала Джанелль о Деймоне?

– Разумеется, нет! – раздраженно буркнула Терса. – Она еще не готова узнать о нем. Еще не все нити на своих местах.

– Какие еще нити…

– Любовник – отражение отца. Брат стоит между ними. Зеркало кружится, кружится, кружится… Кровь. Сколько крови… Он цепляется за остров вероятности, держится за возможность. Мост должен подняться из моря. Но нитей еще не хватает.

– Терса, где сейчас Деймон?!

Женщина моргнула, сделала неровный вдох… а затем, нахмурившись, уставилась на Сэйтана:

– Но мальчика ведь зовут Микел.

Повелителю очень захотелось заорать что-то вроде: «Где мой сын?! Почему он не отправился в Цитадель или не прошел в одни из Врат? Чего он ждет?!» – однако кричать на Терсу было бессмысленно. Она не смогла бы передать точнее то, что ей открылось. Однако кое-что Сэйтан все-таки понял. Еще не все нити на своих местах. До тех пор пока положение вещей не изменится, ему остается только ждать.

– А для чего эти палки, Терса?

– Палки? – Женщина взглянула на корзину, полную сучьев, зажатую в углу кухни. – У них нет цели. – Она пожала плечами. – Возможно, разжечь огонь?

Она попятилась, очевидно, утомленная усилиями, прилагаемыми для того, чтобы тяжелые камни реальности и безумия не смололи ее душу, заключенную между ними.

– Есть ли что-то, что я мог бы сделать для тебя? – спросил Сэйтан, собираясь уходить.

Терса ответила не сразу.

– Ты рассердишься.

Однако прямо сейчас Сэйтан не считал себя способным на такое сильное чувство.

– Не рассержусь. Обещаю тебе.

– Ты не мог бы… не мог бы обнять меня на минуточку?

Это потрясло его до глубины души. Он, всегда ценивший физические проявления близости превыше всего на свете, даже не подумал предложить дружеское объятие матери своего ребенка!

Сэйтан крепко обнял Терсу. Она сцепила руки за его спиной и пристроила голову на все еще крепкое, сильное плечо.

– По дикой страсти я не скучаю, однако приятно чувствовать прикосновения мужских рук.

Повелитель нежно поцеловал спутанные волосы женщины.

– Почему ты никогда не упоминала об этом раньше? Я даже не знал, что тебе этого хочется.

– Теперь знаешь.

2. Кэйлеер

Члены Темного Совета возбужденно перешептывались. Началось все с задумчивого взгляда, нахмуренных бровей, выражавших озабоченность. Повелитель сделал очень многое за свою долгую жизнь – вспомнить хотя бы о том, что он сотворил с членами Совета, чтобы заставить остальных сделать его опекуном девочки, – однако было трудно поверить, что Сэйтан Са-Дьябло способен на такое . Он всегда настаивал на том, что сила Края, сила всего Королевства, зависит от способностей ведьм – и особенно Королев. Подумать только, что он мог делать нечто подобное с хрупкой, ранимой девчушкой, юной темной Королевой…

О да, они и раньше интересовались благополучием воспитанницы Повелителя, однако он всегда реагировал на их расспросы с большим недовольством. Девочка больна. Она не может принимать посетителей. Ее обучают на дому.

Где же девушка провела последние два года? К чему ее склоняли? Уверен ли Джорвал в своих сведениях?

Нет, лорд Джорвал особо подчеркивал, что он ни в чем не был уверен. В конце концов до него дошел лишь весьма неправдоподобный слух, упорно распространяемый слугой, которого Повелитель лишил места. Нет никаких причин предполагать, что Сэйтан Са-Дьябло был неискренен в своих объяснениях. Возможно, девочка действительно серьезно больна – возможно, даже неизлечимо, – возможно, она слишком возбудима и отличается неустойчивой психикой, поэтому приход незнакомцев повредит ее здоровью.

Однако Повелитель не упоминал о болезни девочки вплоть до того дня, когда Совет впервые потребовал встречи с ней.

Джорвал поглаживал тонкой рукой свою темную бороду и качал головой. Нет никаких доказательств. Только слово человека, которого нигде не могут разыскать.

Только догадки, невнятное бормотание и шепот.

3. Искаженное Королевство

О цеплялся за острые стебли травы, которой порос быстро осыпающийся остров под названием может быть , наблюдая за тем, как к нему плывут палки. Они вставали в ровный ряд, как доски, складываясь в подобие моста, протягивающийся вдаль по поверхности бесконечного моря. Однако становиться на него было бы в лучшем случае рискованно, к тому же у Деймона не было веревок, чтобы скрепить ненадежную опору. Если бы он попытался воспользоваться этим «мостом», то погрузился бы в бурные волны кровавого моря.

Впрочем, он в любом случае утонет. Остров продолжал осыпаться. Рано или поздно не останется ничего, что могло бы поддерживать вес его тела.

Он устал. Он хотел , чтобы чужеродная стихия поглотила его.

Палки нарушили ровный строй, крутясь и изменяясь, и сложились в грубые, едва узнаваемые буквы.

«Ты – мое орудие».

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

«Шлюха с сердцем мясника».

Он попытался отползти подальше от этой части острова, но вторая его половина на глазах осыпалась, осыпалась, осыпалась… Места теперь хватало только на то, чтобы лежать прижавшись к земле. Он был совершенно беспомощен.

Что-то двинулось в глубинах кровавого моря, заставив палки беспорядочно закачаться на волнах, разбив бесконечные слова. Они закружились вокруг маленького острова, наталкиваясь на осыпающиеся песком уступы может быть , и легли друг на друга, образовав хрупкую защитную стену.

Он перегнулся через нее и увидел, как на поверхность всплывает лицо. Сапфировые глаза смотрели в пустоту, золотистые волосы разметались веером.

Губы шевельнулись. Деймон .

Он протянул руку и осторожно поднял лицо из моря крови. Не голову, только лицо, гладкое и безжизненное, словно маска.

Губы снова шевельнулись. Слово прозвучало как нежная ласка, как тихий вздох ночного ветра. Деймон .

Лицо растворилось, утекло сквозь пальцы.

Всхлипывая, он попытался удержать, заново слепить это горячо любимое лицо. Однако чем упорнее он пытался, тем быстрее оно ускользало сквозь пальцы, пока от него не осталось и следа.

Тени в кровавом море. Лицо женщины, исполненное сочувствия и понимания, обрамленное спутанными черными волосами.

Подожди, велела она. Жди. Не все нити стали на место.

Но и она исчезла в мелкой ряби.

Наконец-то у него появилось легкое занятие, которое не угрожало ему ни болью, ни страхом.

Устроившись как можно удобнее, он покрепче уцепился за остров и приготовился ждать.

4. Кэйлеер

Сэйтан уже начал гадать, в чем дело, – что-то не так с книжными шкафами позади его стола или же с дворецким, который уже целую минуту смотрит в одну и ту же точку.

– Повелитель, – чопорно произнес Беале, не отрывая взгляда от книжных шкафов.

– Беале, – осторожно отозвался Сэйтан.

– Вас хочет видеть Предводитель.

Сэйтан осторожно положил очки поверх бумаг, лежащих на столе, и сложил руки, чтобы сдержать нервную дрожь.

– Он лебезит, угодничает?

Губы Беале дернулись.

– Нет, Повелитель.

Сэйтан расслабился в кресле:

– Хвала Тьме. По крайней мере, он пришел не потому, что девочки успели что-то натворить.

– Честно говоря, не думаю, что леди каким-то образом замешаны в этом, Повелитель.

– В таком случае пригласи его пройти сюда.

Предводитель, вошедший в кабинет, был на голову выше Сэйтана, в два раза шире в плечах и отличался завидной рельефной мускулатурой. Его огромные ладони с легкостью могли бы обхватить человеческий череп и раздавить его. Он походил на грубого, жесткого воина, который с равной легкостью вырвал бы желаемое из земли или же у других людей. Однако под массивной оболочкой и громоподобным голосом билось сердце, наполненное радостью и любовью к жизни, и скрывалась душа слишком чувствительная, а потому не терпящая насилия.

Его звали Дужэй. Пятьсот лет назад он был лучшим художником в Кэйлеере. Теперь же – мертвым демоном.

Сэйтан знал, что с его стороны лицемерно злиться на Дужэя за то, что он рискнул прийти сюда, поскольку Мефис, Андульвар и Протвар практически поселились в Зале с тех пор, как Джанелль вернулась сюда вместе с Повелителем и они все общались с гостившими здесь детьми. Но, несмотря на это, граница между Королевствами живущих и Адом всегда была хрупкой, не толще лезвия ножа, поэтому Сэйтан жил с неприятным сознанием того, что самим своим существованием он давно перешагнул ее. Теперь же, когда все дети решили провести лето в Зале, а Темный Совет продолжал требовать встречи с Джанелль, демон, пришедший в Кэйлеер для аудиенции с Повелителем, был весьма некстати. Сэйтан обнаружил, что не может смирить свой гнев.

– Дважды в месяц я устраиваю аудиенции в Аду для всех жителей Королевства, желающих предстать передо мной, – холодно произнес Повелитель. – Вам нечего делать здесь, лорд Дужэй.

Дужэй опустил глаза, уставившись в пол. Его длинные, толстые пальцы теребили край потрепанного голубого берета, который демон держал в руках.

– Я знаю, Повелитель. Простите мою оплошность. Мне не следовало приходить сюда, однако я не мог ждать дольше.

Дужэй продолжал мять берет в руках. Когда он наконец поднял взгляд, Сэйтан прочел в его глазах лишь отчаяние.

– Я так устал, Повелитель. Мне уже нечего рисовать, некого учить, не с кем делиться своим мастерством. Нет ни цели, ни радости. Ничего не осталось. Я прошу вас, Повелитель.

Сэйтан закрыл глаза, забыв о своем гневе. Иногда это случалось. Ад был холодным, жестоким, выжженным Королевством, однако он обладал и своеобразной добротой. В этом месте Кровь могла примириться со своей незаконченной жизнью, обладая почти неограниченным запасом времени, чтобы закончить начатое. Некоторые предпочитали не пользоваться этим последним даром, стойко перенося недели, годы и века скуки, а затем наконец освобождались, угасая и растворяясь во Тьме. Другие с радостью хватались за последнюю возможность взрастить таланты и способности, которые игнорировались на протяжении жизни или же были отброшены прочь, чтобы следовать по другому пути. Третьи, отрезанные от жизни внезапно, продолжали вести существование, напоминавшее их былые годы. Дужэй погиб в расцвете сил – неожиданно, внезапно. Когда он осознал, что по-прежнему может рисовать, то принял возможность продолжить существовать в теле мертвого демона с радостью и благодарностью.

А теперь он просил Сэйтана об освобождении от мертвой плоти, просил Повелителя поглотить остатки его ментальной силы и позволить ему превратиться в тихий шепоток во Тьме.

Иногда это случалось. Не часто, к счастью, однако периодически желание продолжить путь сокрушалось под натиском сохранившейся ментальной силы. Когда подобное происходило, демон приходил к нему и просил о быстром освобождении. И, будучи Повелителем, Сэйтан глубоко чтил это желание, никогда не отказывая.

Он открыл глаза и несколько раз моргнул, пытаясь развеять туман, застлавший их.

– Дужэй, ты уверен в этом?

– Я…

В этот миг в комнату ворвалась Карла:

– Этот невыносимый, разодетый надушенный рыжий крысюк говорит, что мой рисунок никуда не годится! – Глаза девушки наполнились слезами, когда она швырнула альбом на письменный стол Сэйтана.

Он успел заставить свои очки исчезнуть, прежде чем на них опустилась пухлая тетрадь.

– Он просто напыщенный болван, чьи мозги давно съели черви! – зарыдала Карла. – В конце концов, это же не работа на всю жизнь, это вообще не моя дорога! Мы должны просто развлекаться!

Сэйтан выбрался из кресла. За последние три недели здесь побывало такое количество наставников, что он не смог вспомнить, как звали этого конкретного ублюдка, однако, если человек сумел довести до слез Карлу, страшно даже представить, что он способен сотворить с Калуш и Морганой, не говоря уже о Джанелль.

Дужэй потянулся за альбомом.

– Нет! – завопила Карла, бросаясь наперерез, даже не вспомнив, что она может заставить его исчезнуть, прежде чем пальцы незнакомца сомкнутся на тетради.

Она врезалась лбом в массивную руку демона и, слегка оглушенная, отступила на шаг, натолкнувшись на Сэйтана. Тот обнял девушку за плечи, скрипя зубами – было невыносимо тяжело ощущать поток боли, исходящий от нее.

Дужэй внимательно изучил набросок и медленно покачал головой.

– Это ужасно, – пророкотал он, перелистывая страницы, чтобы взглянуть на более ранние работы. – Какая мерзость! – взревел он, тряся альбомом перед носом у Карлы. – Вы назвали его рыжей крысой? Вы слишком добры, леди. Он просто…

– Дужэй, – предостерегающим тоном остановил его Сэйтан, справедливо полагая, что в противном случае Карла выучит еще одну непристойную фразу. Затем он почувствовал, как напряглась девушка.

Дужэй посмотрел на Повелителя и вздохнул, успокаиваясь.

– Он не слишком хороший учитель, – кротко закончил художник.

Карла шмыгнула носом:

– Вы тоже не считаете, что мои рисунки чего-то стоят.

Дужэй вновь пролистал альбом, вернувшись к последнему наброску.

– Что это? – требовательно спросил он, ткнув в страницу пальцем.

Карла гордо выпрямилась и сузила глаза, вскинув голову.

Сэйтан подавил стон и на всякий случай покрепче сжал ее плечи.

– Это ваза, – холодно пояснила она.

– Ваза! Как же! – Дужэй вырвал страницу из блокнота, смял ее и небрежно бросил через плечо. А затем наставил палец на Карлу.

Интересно, он сам заметил, что фактически коснулся ее белоснежных зубов?

– Вы – Королева, так? – громогласно вопросил художник. – Вы рисуете для удовольствия, для себя, когда заканчиваются действительно трудные для вас уроки Ремесла, так? Вы занимаетесь этим, потому что Леди должна научиться очень многому, чтобы стать хорошей Королевой, так? Вы же не делаете эти утонченные, крошечные, никому не нужные рисунки! – Он весь скукожился, сморщил лицо, поднял руку к подбородку и изобразил художника, работающего над миниатюрой. – Как же! – Он потянул Карлу к себе, заставив Сэйтана отпустить девушку, развернул ее вокруг своей оси, а затем взял ее за руку и начал выписывать ее пальцами большие круги. – В вашем сердце горит огонь, так? Этому огню нужен уголь и мольберт, только так он сумеет выразить себя! И вот тогда, если вы захотите нарисовать вазу, вы это сделаете!

– Н-но… – заикнулась Карла, наблюдая за тем, как ее рука движется, описывая мягкие круги.

– Ваза, которую вы пытаетесь изобразить, – чужая, не ваша. Используйте ее в качестве модели. Она может быть полезна. Тогда вы нарисуете собственную вазу, ту, которая откроет, обнажит огонь вашей души, скажет вместо вас: «Я – ведьма, я – Королева, я…» – Дужэй смущенно умолк.

– Карла, – кротко пискнула та.

– Карла! – взревел он.

– Что здесь происходит? – спросила Джанелль, замерев на пороге. Рядом с ней стояла Габриэль.

Сэйтан присел на краешек стола и скрестил руки на груди, приготовившись к неизбежному, хотя он еще не знал, что именно задумали милые малышки.

Увидев других девушек, Дужэй отпустил Карлу и сделал шаг назад.

– У нас есть уголь? – спросила юная Королева, по-детски утирая заплаканные глаза.

– Есть немного, но лорд Индюк говорит, что от него много грязи и это не самое подходящее для дамы средство, – едко произнесла Габриэль.

Сэйтан уставился на нее и невольно задумался о том, какого же идиота его угораздило нанять в качестве учителя живописи.

Затем он почувствовал, как кровь отлила от головы. Он схватился за край стола, цепляясь за ускользающее сознание. Он никогда не падал в обморок. И сейчас не самое подходящее время, чтобы познакомиться с этим ощущением.

Когда их окружали другие девушки, Сэйтан не сумел распознать треугольник силы. Карла, Габриэль, Джанелль. Три сильные Королевы, три Черные Вдовы от природы.

«Пусть Тьма будет милосердна, – подумал он. – Эта троица способна смести с лица земли что угодно и кого угодно – или выстроить все, что им заблагорассудится».

– Повелитель?

Сэйтан моргнул, возвращаясь к разговору. Он сделал глубокий вдох. Что ж, хотя бы легкие по-прежнему работали – по крайней мере, ему так казалось. Наконец, убедившись, что ему и впрямь больше не грозит потерять сознание, Повелитель огляделся. В комнате остался только Дужэй.

Он виновато крутил в руках берет.

– Я не хотел вмешиваться.

– Уже слишком поздно раскаиваться, – пробормотал Сэйтан.

В дверях кабинета появились три светлые головки.

– Эй, – позвала Карла. – Мы нашли уголь и большие мольберты. Вы что, не пойдете?

Но тот продолжал терзать многострадальный берет.

– Я не могу, леди.

– Почему нет? – спросила Джанелль, когда они втроем зашли в кабинет.

Дужэй умоляюще взглянул на Сэйтана, который упорно рассматривал носок своей правой туфли.

– Я… я же Дужэй, леди.

Джанелль, казалось, осталась приятно поражена услышанным.

– Вы написали «Нисхождение в Ад»!

Глаза художника расширились.

– А почему вы не можете давать уроки живописи? – поинтересовалась Габриэль, склонив голову набок.

– Я – демон.

Молчание.

Карла наклонилась вперед и скрестила руки на груди.

– Постойте, что, есть какое-то правило, согласно которому живописи можно обучаться только в течение дня? Кроме того, солнце еще не зашло, а вы здесь!

– Это только потому, что в Зале хватает темной силы, чтобы солнечный свет не беспокоил мертвых демонов, когда они внутри, – объяснила Джанелль.

– Тем более, значит, это не проблема! – с воодушевлением воскликнула Карла.

– А если вы не хотите оставаться здесь в течение дня, можно зажечь в комнате свечи или шарики колдовского света, тогда можно будет рисовать, – добавила Габриэль.

Дужэй беспомощно посмотрел на Сэйтана. Теперь тот пристально изучал носок левой туфли.

– Или ваше эго тоже раздуто до такой степени, что вы считаете обучение горстки маленьких ведьм живописи ниже своего достоинства? – спросила Карла приторным тоном, в котором сквозила угроза.

– Раздутым? Нет-нет, леди, я был бы польщен, но…

– Но?.. – мягко уточнила Джанелль своим полуночным голосом.

Дужэй содрогнулся. Сэйтан невольно дернулся:

– Я же демон.

Молчание.

Наконец Карла фыркнула:

– Если не хотите учить нас, так и скажите! Только не надо прибегать к подобным невразумительным отговоркам, чтобы выкрутиться из этой ситуации!

Они ушли, осторожно закрыв за собой дверь кабинета.

Дужэй продолжал крутить в руках берет.

Сэйтан по-прежнему внимательно рассматривал свои ботинки.

– Дужэй, – негромко произнес он, – чтобы справиться с этими девчонками, нужно обладать сильным характером, но вместе с тем и уметь тонко чувствовать. Не говоря уже о таланте. Если ты решишь стать их учителем живописи, я могу либо предложить тебе жалованье, хотя, должен признать, толку от денег немного в Темном Королевстве, или же ты можешь вручить мне список того, что может тебе понадобиться для собственных проектов, помимо принадлежностей для юных дарований. Однако, если ты решишь отклонить это предложение, – Сэйтан оторвался от созерцания своих туфель и выразительно взглянул на Дужэя, – боюсь, именно тебе придется подниматься наверх и объясняться с ними.

В глазах художника мелькнула откровенная паника. Из кабинета вела только одна дверь.

– Но, Повелитель, я же демон!

– Однако на них это не произвело особого впечатления, верно?

– Верно, – покорившись судьбе, сник Дужэй. Затем он пожал плечами и улыбнулся. – Давненько я не писал портретов, а у этих леди интересные мордашки, так ведь? И слишком много огня, чтобы зря растрачивать его на утонченные микроскопические рисуночки.

Сэйтан подождал полчаса, а затем вышел в большой зал. Предусмотрительно притаившись в тени, он наблюдал за собравшейся там непринужденной компанией.

Девушки уселись кругом прямо на пол, целенаправленно рисуя натюрморт – ваза, яблоко и шкатулка. Дужэй опустился на корточки рядом с Калуш, что-то объясняя своим громким, рокочущим голосом, а затем повернулся к Моргане, которая едва успела занести угольную палочку над мольбертом.

Джанелль отложила свой большой альбом, вытерла пальцы об их общее с Карлой полотенце и подошла к приемному отцу, широко улыбаясь, – хорошенькая, счастливая женщина-ребенок, наслаждающаяся собственным творчеством.

Сэйтан обнял ее за талию.

– Скажи-ка мне правду, ведьмочка, – тихо произнес он. – А что, предыдущий художник действительно был таким плохим наставником?

Джанелль провела пальцем по золотой цепочке, к которой крепился Красный Камень, доставшийся Сэйтану по Праву рождения.

– Он просто совершенно не подходил нам, никому вообще, и…

Но Сэйтан не позволил приемной дочери опустить голову и скрыть тем самым глаза, выражение которых он так хорошо научился читать и которые столько могли открыть.

– И?..

– Он меня боялся, – прошептала Джанелль. – Ну, не только меня, – поспешно поправилась она. – Ему не нравилось находиться в обществе Королев. Даже Калуш действовала ему на нервы. Поэтому он всегда говорил только «леди, сделайте то», «леди, не делайте этого». Огни Ада, Сэйтан! Мы никакие не «леди», мы не хотим быть «леди»! Мы – ведьмы!

Повелитель обнял девушку.

– Почему ты сразу мне не рассказала? – У него появилось ощущение, что в последнее время он задает очень много вопросов.

Джанелль пожала плечами:

– Мы так и не осмелились сказать тебе, что учителя музыки и танцев сбежали на этой неделе.

Сэйтан то ли вздохнул, то ли тихо рассмеялся.

– Что ж, уроки и чудесная летняя погода, по всей видимости, не очень хорошо сочетаются друг с другом. – Он нежно поцеловал Джанелль в макушку. – Дужэй пришел сюда, потому что хотел обрести освобождение.

– Не совсем. Ему просто нужно было нечто такое, что способно вновь пробудить интерес к жизни.

Сэйтан понаблюдал немного за тем, как Дужэй двигается в центре круга, указывая, показывая, объясняя и поощряя. Он, нахмурившись, посмотрел на рисунок Карлы, а затем сказал что-то, заставившее девушку заливисто рассмеяться. Теперь в глазах художника не было отчаяния, ни намека на боль, заставившую его искать Повелителя.

– Мы же не хозяева марионеток, ведьмочка, – пробормотал Сэйтан. – Мы наделены большой силой, однако должны быть очень, очень осторожны, дергая за ниточки и заставляя людей танцевать.

– Зависит от того, почему за эти ниточки дергают, тебе так не кажется? – Джанелль посмотрела на отца своими древними сапфировыми глазами и улыбнулась. – Кроме того, мы всего лишь убрали ненужное препятствие, отмели дурацкий предлог. Если бы его время действительно пришло, он ушел бы сам.

С этими словами Джанелль вернулась на свое место в кругу девушек – Карла сидела по правую руку от нее, Габриэль – по левую.

Сэйтан же вернулся в свой кабинет и плеснул в бокал ярбараха.

Манипуляторы. Хозяева марионеток. Геката и ее далеко идущие планы… Джанелль и ее чувствительность, забота о том, что наполняет сердца других. Какая хрупкая, едва заметная грань. Единственное различие между ними – намерение.

Он взял последнее письмо Темного Совета. Под отрывистыми, резкими фразами скрывался какой-то подтекст, изрядно встревоживший Повелителя, однако при этом слишком смутный, чтобы уловить его суть. Нельзя и дальше держать их в стороне. У него осталось не больше месяца. А что потом?

Какая хрупкая, едва заметная грань…

И что потом?

5. Кэйлеер

Джанелль подобрала маленький флакон и осторожно добавила из него три кристаллика насыщенного цвета аметиста в большую стеклянную миску, стоявшую на рабочем столе.

– Зачем членам Темного Совета приезжать сюда? – Сэйтан с опаской наблюдал за густой, пузырящейся жидкостью, на треть заполнившей посудину, и искренне надеялся, что это не очередной чудодейственный тоник. – Поскольку законные права опекуна были дарованы мне Советом, они, разумеется, хотят посмотреть, как мы живем.

– Если они члены Темного Совета, значит, тоже принадлежат к Крови и носят Камни. Они и так должны знать, как мы живем. – Джанелль подняла флакон с красным порошком и поднесла его к свету.

Сэйтан скрестил руки и прислонился к стене. Он не стал – и не мог – говорить ей о последней «просьбе» Совета. Резкий тон послания расставил все точки над «i» – теперь читать между строк было гораздо проще. Они прибудут сюда не только для того, чтобы взглянуть на опекуна и его воспитанницу. Они будут оценивать его самого.

– Но мне же не придется надевать платье, верно? – прорычала Джанелль, окунув мизинчик в открытый флакон. Отмерив небольшое количество неизвестного Сэйтану вещества на ноготке, она стряхнула порошок в миску.

Сэйтан прикусил язык, прежде чем с него сорвалась очередная ложь.

– Нет. Они сказали, что хотят посмотреть, как проходит наш обычный день.

Джанелль взглянула на него через плечо:

– А у нас разве бывают обычные дни?

– Нет, – с сожалением отозвался Сэйтан. – У нас есть определенные занятия, разумеется, однако не думаю, что кто-то может счесть нашу жизнь «обычной».

Ее бархатный, серебристый смех наполнил комнату звоном колокольчика.

– Бедный папа… Что ж, раз мне не придется наряжаться и изображать вечно хнычущую светскую даму, постараюсь не оскорбить их утонченных чувств. – С этими словами девушка вручила Сэйтану флакон с черным порошком и велела: – Брось щепотку в миску и встань подальше.

Повелитель почувствовал себя весьма и весьма не комфортно. От нехорошего предчувствия свело мышцы живота.

– И что тогда произойдет?

Джанелль нервным жестом переплела пальцы.

– Ну, если я смешала порошки в правильной пропорции и в соответствии с требованиями заклинания, то перед нами предстанет весьма впечатляющая иллюзия.

Сэйтан перевел взгляд с нервно улыбающейся дочери на миску, угрожающе стоявшую на столе, а затем посмотрел на флакон, который сжимали его подрагивающие пальцы.

– А если ты в чем-то ошиблась или пропорции не совпадают?

– Тогда взорвется стол.

Через час, лежа в глубокой ванне, наполненной горячей водой, чувствуя, как постепенно расслабляются до боли натруженные мышцы, Сэйтан был вынужден признать, что скорость реакции Джанелль заслуживает высшего балла, как и ее защитные щиты. Если не считать того, что они оба оказались на полу, взрыв никак не сказался на комнате – пострадали только миска, разлетевшаяся на части, и стол. И ему пришлось признать, что силуэт, начавший подниматься из смеси, был и впрямь весьма впечатляющим.

Через два дня в Зал прибудут члены Темного Совета. Придется проявлять небывалую любезность и стойко выносить их присутствие, потому что, в конце концов, для него не имело особого значения, что они подумают. Никто не сможет отобрать у него Джанелль. Если Совету необходимо вторично преподать урок, так и будет.

Сэйтан, правда, сомневался, что до этого дойдет. Припомнив тот поразительный миг, когда из миски начала подниматься впечатляющая фигура, после чего стол взорвался, Повелитель тихо застонал, но этот звук быстро перешел в смех. Темный Совет желает провести обычный день с Джанелль?

Их остается только пожалеть. Бедным дуракам не суждено пережить его.

Глава 8 

1. Кэйлеер

Все пошло не так с того мгновения, как два члена Темного Совета вошли через парадные двери, огляделись и нервно вздрогнули.

Зал Са-Дьябло представлял собой строение из темно-серого камня, возвышающееся над землей и отбрасывавшее длинную тень. Сэйтан возводил его, надеясь, что его жилище будет производить соответствующее впечатление, однако при этом не планировал, что появится бесстрастный дворецкий, носящий Красный Камень, который будет с порога запугивать гостей, и без того подавленных открывшимся перед ними зрелищем. Что же до прохлады, разлившейся в воздухе… Хелена, со свойственной ей чопорной вежливостью, поставила Повелителя в известность относительно того, что она сама думает о членах Совета, решивших заявиться в ее владения и сунуть нос в чужие дела. Все слуги, похоже, разделяли ее чувства, поэтому провели целый день, старательно держась подальше от кухни и миссис Беале.

В особняках, где жили аристократы, носившие темные Камни, слуги традиционно тоже принадлежали к Крови. Однако, когда все ведьмы в доме одновременно решают выразить свое недовольство, словосочетание «холодный прием» неожиданно обретает новый смысл.

– Добрый день, – вежливо произнес Сэйтан, поднимаясь и направляясь навстречу гостям.

Старший из них почтительно поклонился:

– Мы весьма признательны за то, что вы нашли время встретиться с нами, Повелитель. Позвольте представиться – лорд Мегстром. Это лорд Фриант.

Лорд Мегстром Сэйтану понравился сразу же. Это был мужчина в преклонных годах, с добрым лицом, обрамленным длинными белыми волосами, и голубыми глазами, которые, судя по всему, большую часть времени иронично или озорно блестели. Сейчас в них была лишь серьезность, однако не презрение. Что ж, по крайней мере, лорд Мегстром примет решение, основываясь на своих собственных убеждениях, достоинстве и чести.

Лорд Фриант же, напротив, уже его принял. Худосочный и тощий, источающий запах дорогого средства для волос, неприятный, несмотря на пышное великолепие наряда. Он поглядывал вокруг с явным отвращением и то и дело подносил к губам надушенный платок, обрамленный кружевом.

Сэйтан провел их в парадную гостиную, находившуюся справа от большого зала. Это была большая комната, но мебель здесь стояла так, чтобы можно было в любой момент отгородить часть ее высокими расписными ширмами. Сегодня они были на месте, сделав представшую перед гостями обстановку несоизмеримо уютнее. Оштукатуренные стены были выкрашены в нежный кремовый цвет. Все картины выдержаны в одной цветовой гамме – неяркая акварель. Мебель по большей части темная, но не тяжело весная. Пол устилают два роскошных дхарских ковра. На столе возле окна стоит ваза с букетом свежих цветов. Наблюдая за тем, как лорд Мегстром исподволь осматривается, Сэйтан быстро понял, что пожилому лорду обставленная со вкусом гостиная пришлась по душе.

– Это восхитительная комната, Повелитель, – произнес лорд, садясь в предложенное кресло. – Вы часто ею пользуетесь?

Сэйтан засунул руки в карманы толстого, удобного свитера.

– Нет, – отозвался он после краткой, но все же заметной паузы. – У нас не так часто бывают высокопоставленные гости. – Повелитель повернулся к дверям: – А, вот и вы, Беале.

Дворецкий стоял в дверях с пустыми руками.

Сэйтан удивленно поднял бровь:

– Принесите, пожалуйста, закуски для наших гостей.

– Будет исполнено через минуту, Повелитель. – Беале поклонился и вышел, оставив дверь открытой.

Сэйтан испытал сильнейшее искушение захлопнуть ее, однако мужественно поборол его, решив, что не стоит унижать Беале необходимостью подслушивать у замочной скважины.

– Мы пожаловали в неудачное для вас время? – спросил второй лорд, выразительно глядя на повседневный наряд Сэйтана и вновь поднося к губам надушенный платок.

«Одеколон вас не спасет, лорд Фриант, – холодно подумал Повелитель. – Моим ментальным запахом пропитаны сами камни Зала». Он взглянул на свой костюм – белая хлопковая рубашка с расстегнутым воротом, в котором виднеется Черный Камень на золотой цепочке, черные брюки из той же ткани, уже успевшие несколько помяться, толстый свитер с треугольным вырезом.

– Что ж, полагаю, вы ожидали более официального приема. Однако у меня, признаюсь, сразу же сложилось впечатление, что Совет желал бы составить представление о нашей повседневной жизни, об обычных занятиях и делах, поэтому эти два устремления кажутся мне несовместимыми.

– Ну, разумеется… – начал было лорд Фриант, однако его тираду прервало появление Беале с подносом.

Сэйтан изучил содержимое тарелок. По сравнению с обычными представлениями миссис Беале о приеме гостей оное было довольно скудным. Много сэндвичей, но ни одного орехового пирожного или пряных пирожков.

– Как вы полагаете, миссис Беале не могла бы…

Беале опустил поднос на стол с едва слышным стуком.

– Нет, – сухо произнес Повелитель. – Полагаю, не могла бы.

Он разлил кофе по чашкам и предложил гостям сэндвичи, пытаясь проигнорировать искорки, вспыхнувшие в выразительных глазах лорда Мегстрома. Устроившись в углу дивана, откуда можно было спокойно наблюдать за дверью, Сэйтан улыбнулся лорду Фрианту, невольно задумавшись о том, не выпадут ли к концу вечера его судорожно стиснутые зубы.

– Прошу прощения, что вы собирались сказать?

– Ну, разумеется…

Громко хлопнула передняя дверь.

Уловив ментальный запах пришедшей и ее эмоциональное состояние, Сэйтан собрал все свое терпение, заранее взял себя в руки и приготовился к катастрофе.

Через мгновение в гостиную заглянула Карла.

– Чмок-чмок! – заявила она, пытаясь придать своему личику невинное выражение.

Уже обладая опытом разбирательства с вырвавшимися из-под контроля заклинаниями дружного ковена, как про себя Сэйтан окрестил собравшееся девичье общество, Повелитель ощутил вполне оправданный страх при виде «невинной» Карлы. Однако если ему повезет, то, возможно, он никогда не узнает, что она задумала.

Девушка указала на потолок:

– Извините, опаздываю на урок живописи.

Сэйтан тихо застонал и помассировал виски. Неужели он забыл сказать Дужэю, что сегодняшнее занятие отменяется?!

– Будь добра, попроси Джанелль спуститься. Эти господа желали бы познакомиться с ней.

Льдистые глаза девушки пристально посмотрели на лордов Мегстрома и Фрианта.

– Зачем? – отрывисто спросила она и кивнула в сторону лорда Мегстрома. – Дедуля вполне себе ничего и, думаю, безвреден, но зачем ей разговаривать с этим надушенным франтом?

Фриант подавился ответной репликой и тихо зашипел.

Лорд Мегстром поспешно поднес чашку к губам, чтобы скрыть улыбку.

Сэйтан преисполнился уверенности, что к концу дня потеряет половину зубов – они расколются от напряжения.

– Сейчас же.

– О, ну хорошо. Чмок-чмок! – С этими словами Карла исчезла.

– Леди Карла – подруга вашей воспитанницы? – мягко поинтересовался лорд Мегстром.

– Да, – кивнул Сэйтан. Его губы нервно дернулись. – Она и другие подружки Джанелль сюда приехали погостить на лето – если, конечно, я его переживу.

Лорд Мегстром удивленно моргнул.

– Она просто маленькая сука! – брызгая слюной, заявил лорд Фриант, поспешив вновь утереть губы платком. – Вряд ли ее можно назвать подходящей компаньонкой вашей воспитанницы!

– Карла – Королева и Черная Вдова от природы, – холодно отозвался Сэйтан. – К тому же еще и Целительница. Это чрезвычайно энергичная – хоть при этом и довольно устрашающая – юная особа. Как и моя дочь.

Он уловил загнанное выражение, на мгновение мелькнувшее в глазах лорда Мегстрома. Неужели члены Совета даже не удосужились заглянуть в регистр в Цитадели? Как только Джанелль вернулась к ним, Сэйтан и Джеффри подготовили все необходимое, чтобы сразу же вписать ее в журнал. Они договорились не включать в перечисляемые сведения информацию о том, где она родилась, и вообще все данные, способные привести любопытствующего к ее шэйллотским родственникам. Однако они указали , что Камнем, принадлежащим ей по Праву рождения, является Черный. Неужели Совет до сих пор не знал, с кем – точнее, с чем – имеет дело? Или же Трибунал предпочел не сообщать этих сведений своим послам?

Лорд Мегстром охотно принял еще одну чашку кофе из рук Сэйтана.

– Ваша… дочь… Черная Вдова? И Королева? Да к тому же еще и Целительница?

– Именно, – отозвался Сэйтан. – Неужели Совет не упоминал об этом?

Лорд Мегстром выглядел обеспокоенным.

– Нет, как ни странно. Возможно…

Раздался громкий женский визг, заставивший всех троих мужчин подскочить. Пока лорд Мегстром вытирал пролитый кофе и бормотал извинения, в гостиную прыгнул молодой волк. Фриант завизжал, ничуть не уступая неизвестной ему женщине, и спрятался за своим креслом. Отвернувшись от верещащего человечишки, волк целенаправленно обежал диван и крепко прижался всем телом к ногам Сэйтана, положив лапу ему на колени и устремив на Повелителя умоляющий взор.

Сэйтан напомнил себе, что по сравнению с большинством дней сегодня и впрямь удивительно тихо. Он потрепал волка по голове и вздохнул:

– А ты что натворил?

– Я вам сейчас скажу, что он натворил! – В дверях появилась раскрасневшаяся женщина.

Фриант тихо всхлипнул.

Волк высоко тявкнул.

Лорд Мегстром уставился на живописную группу.

Мать-Ночь, Мать-Ночь, Мать-Ночь!

– А, миссис Беале, – спокойно произнес Сэйтан, прижимая влажную от выступившего пота ладонь к меху зверя.

Миссис Беале вовсе не была толстой. Она была… большой . И ей не было нужды прибегать к Ремеслу, чтобы с легкостью поднять одной рукой мешок муки, весивший фунтов пятьдесят.

Женщина ткнула в волка пальцем:

– Эта ходячая муфта только что слопала цыплят, которых я приготовила к сегодняшнему ужину!

Сэйтан опустил взгляд на волка, заискивающе прижавшего уши.

– Плохая муфта, – невозмутимо сказал он.

Волк захныкал, не прекращая, впрочем, вилять хвостом.

Сэйтан вздохнул и вновь перевел взгляд на пышущую гневом женщину:

– Если нет времени приготовить и выпотрошить наших цыплят, возможно, вы могли бы послать кого-нибудь в мясную лавку в Хэлавэе?

Миссис Беале словно раздулась еще больше и громко, срываясь на крик, ответила голосом, от которого задрожали окна:

– Эти куры лежали в моем особом маринаде с добавлением сливового вина со вчерашнего вечера!!!

– Наверное, вкус был неплох, – пробормотал Сэйтан.

Волк облизнул усы и согласно тявкнул.

Миссис Беале зарычала.

– Как насчет какого-нибудь другого мяса? – поспешно поинтересовался Повелитель. – Уверен, наш юный друг мог бы поймать пару кроликов…

– Кроликов?! – взревела повариха, возмущенно жестикулируя, словно вознамерившись вспороть воздух руками. – Я должна фаршировать кроликов своей особой смесью риса и орехов?!

– Нет, разумеется, нет, как глупо с моей стороны предложить подобное… Тогда, возможно, жаркое? Тушеная крольчатина с рисом? Я заметил на прошлой неделе, что Джанелль и Карла съели по две порции вашего замечательного жаркого.

– Я и сама обратила внимание на то, что блюдо вернулось пустым, – пробормотала миссис Беале. Она снова ткнула пальцем в волка: – С тебя два кролика! И чтоб жирные были! – Развернувшись на пятках, она помчалась прочь.

Лорд Мегстром шумно выдохнул.

Лорд Фриант нехотя, спотыкаясь, вернулся в кресло.

Сэйтан невольно задумался, не растворились ли кости в ногах. Нет, все же день оказался вполне обычным. Он почесал волка за ушами.

– Ну, ты все понял? – Сэйтан поднял два пальца. – Два пухлых, сочных кролика для миссис Беале. Тарл говорит, что они то и дело набираются жирка в нашем огороде. – Он коротко похлопал волка по шее. – Ступай.

Благодарно ткнувшись холодным носом в руку Сэйтана, волк послушно потрусил к двери.

– Вы позволяете подобной женщине работать здесь, хотя в доме много детей? – брызжа слюной, завопил Фриант. – Хуже того, держите волка в качестве домашнего животного?!

– Миссис Беале – прекрасная повариха, – мягко отозвался Сэйтан. «Кроме того, – добавил он про себя, – хотел бы я взглянуть на храбреца, рискнувшего ее уволить». – А волк – вовсе не домашнее животное. Он представитель родства. С нами живут несколько четвероногих Братьев. Передать вам еще сэндвич, лорд Мегстром?

Лорд Мегстром был явно ошеломлен происшедшим, но покорно принял сэндвич, на мгновение удивленно воззрился на него и положил на свою тарелку.

– Что происходит? – спросила Джанелль. Вежливо улыбнувшись Мегстрому и Фрианту, она устроилась на диване рядом с Сэйтаном.

– Кажется, сегодня на ужин будет жаркое из кролика вместо цыплят.

– А, что ж, это объясняет состояние миссис Беале. – Ее губы изогнулись в усмешке. – Похоже, придется рассказать волкам о принципах человеческого разделения обязанностей и владений, чтобы избежать дальнейшего недопонимания.

– По крайней мере, пусть избегают владений миссис Беале, – согласился Сэйтан, улыбаясь своей золотоволосой дочери и прекрасно понимая, что уже одно то, как близко она села к нему, можно истолковать превратно.

– Вы всегда так одеваетесь, Леди Анжеллин? – поинтересовался лорд Фриант, поднося к губам платок.

Девушка взглянула на мешковатый комбинезон, выпрошенный у одного из садовников, и белую шелковую рубашку, которую Сэйтан, сам того не зная, пожертвовал ее гардеробу. Она приподняла одну слабо заплетенную косичку и изучила стягивающий ее кожаный шнурок, украшенный бубенчиками, перьями и ракушками. Затем она вновь устремила взгляд на лорда Фрианта.

– Иногда, – прохладно отозвалась она. – А вы всегда так одеваетесь?

– Разумеется, – с гордостью ответил тот.

– А почему?

Фриант пораженно уставился на нее.

«Вспомни об их утонченных чувствах, ведьмочка».

«Плевать я хотела на их утонченные чувства!» Сэйтан вздрогнул. Ее настроение определенно изменилось.

Он обнял дочь за плечи:

– Лорд Мегстром хотел бы задать тебе несколько вопросов.

«Будем надеяться, старший лорд уловил чувства, наполнившие комнату, и будет вести себя осмотрительно…»

– Прежде чем мы начнем допрос, могу я кое-что уточнить?

Лорд Мегстром покрутил чашку в руках.

– Это вовсе не допрос, Леди, – мягко произнес он.

– В самом деле? – своим полуночным голосом спросила она.

Лорд вздрогнул. Его пальцы мелко затряслись, и он был вынужден поставить чашку на стол.

Надеясь отвлечь Джанелль, Сэйтан драматически вздохнул:

– Что именно ты хочешь узнать?

Сапфировые глаза пристально посмотрели на него. Беспокойство сменилось веселостью, смешанной с раздражением.

– Не так уж все и страшно.

– Ага, в прошлый раз ты говорила то же самое.

Джанелль одарила его своей неуверенной, но озорной улыбкой:

– Дужэй спрашивал, нельзя ли нам получить стену в свое распоряжение.

Повелитель Ада честно попытался подавить нахлынувшее на него чувство паники.

– Стену?! Дужэю нужна одна из моих стен ?!

– Да.

Сэйтан помассировал виски кончиками пальцев. Что-то подступило к горлу, и он сам не понимал, смех это или вопль отчаяния.

– Но зачем Дужэю нужна стена?

– Мы хотим ее расписать. – Джанелль еще раз обдумала эту идею. – Ну, расписать, наверное, не самое подходящее слово… мы просто будем на ней рисовать. Дужэй говорит, что мы должны мыслить с большим размахом, а единственный способ сделать это – начать работать на просторных поверхностях. Единственное, что достаточно велико для этой цели, – это стена.

Ага, конечно…

– Ясно. – Сэйтан взглянул на комнату, обставленную с таким вкусом, и вздохнул. – Что ж, в Зале полно пустых помещений. Можете выбрать себе любое в том же самом крыле, где и ваша комната отдыха.

Джанелль нахмурилась:

– Но у нас нет комнаты отдыха!

Сэйтан дернул ее за косичку.

– Ты бы так не сказала, если бы побывала хоть раз в комнате прямо под ней, пока вы там заняты… не знаю даже чем.

Джанелль одарила его веселым взглядом:

– Спасибо, папа. – Она чмокнула Повелителя в щеку и спрыгнула с дивана.

Сэйтан схватил ее за комбинезон и снова усадил на место.

– Не переживай, Дужэй может немного подождать. У лорда Мегстрома есть несколько вопросов.

В ее глазах вновь вспыхнул холодный огонь, но Джанелль покорно уселась рядом с отцом на диване, чинно сложив руки на коленях, и одарила двоих мужчин взглядом исполненным вежливой нетерпеливости.

Сэйтан кивнул старшему лорду.

Тот немного расслабился и, спокойно опустив руки на подлокотники кресла, непринужденно улыбнулся Джанелль.

– Скажите, Леди Анжеллин, живопись – ваше любимое занятие? – вежливо поинтересовался он. – Видите ли, у меня есть внучка примерно ваших лет, и она обожает «пачкать пальцы красками», по ее выражению.

При упоминании внучки Джанелль с новым интересом взглянула на лорда Мегстрома.

– Да, мне очень нравится рисовать, но музыку я люблю гораздо больше, – ответила она, поразмыслив немного. – И гораздо больше, чем математику. – Девушка сморщила нос. – С другой стороны, что угодно покажется лучше математики.

– Да, должен признать, Амора относится к этой науке с тем же пренебрежением, – серьезно отозвался лорд Мегстром, однако его голубые глаза озорно сверкнули.

Джанелль усмехнулась:

– В самом деле? Значит, это очень разумная ведьма.

– А какие еще предметы вам нравятся?

– Например, учиться садоводству, узнавать все о растениях… Еще я очень люблю целительство и верховую езду… И языки. О, и танцы тоже! Танцы – замечательное занятие, не находите? И разумеется, есть еще Ремесло, но это не совсем урок, верно?

– Не совсем урок? – Лорд Мегстром, казалось, был искренне поражен, однако взял еще одну чашку кофе. – Наверное, с таким количеством необходимых предметов у вас не хватает времени на светскую жизнь и общение, – медленно произнес он.

Джанелль нахмурилась и вопросительно взглянула на Сэйтана.

– Полагаю, лорд Мегстром имеет в виду балы и другие светские мероприятия, – осторожно намекнул он.

Брови девушки сошлись на переносице.

– Но зачем нам куда-то выходить, если хочется потанцевать? Людей, умеющих играть на музыкальных инструментах, хватает и здесь, и мы танцуем, когда захотим. Кроме того, я обещала Моргане, что проведу несколько дней вместе с ней в Шэльте, когда у них будут празднество, посвященное сбору урожая. И семья Калуш пригласила меня отправиться вместе с ними в театр, и Габриэль…

– Дужэй, – неожиданно и напряженно произнес лорд Фриант. – Дужэй обучает вас живописи?

Сэйтан крепче сжал плечо Джанелль, но она небрежно пожала им, освободившись от хватки.

– Да, Дужэй учит меня рисовать, – произнесла девушка. Ее голос снова наполнился льдом.

– Дужэй давно мертв.

– Уже несколько веков.

Фриант поспешно поднес платок к губам.

– Вы обучаетесь живописи у демона?

– Он всего лишь умер, а не перестал быть художником!

– Но он же демон !

Джанелль небрежно пожала плечами:

– Точно так же, как Чар или Тишьян и несколько других моих друзей. И боюсь, кого я считаю таковыми, вас совершенно не касается, лорд Фриант.

– «Не касается»! – взъярился лорд Фриант, брызгая слюной. – Это касается Темного Совета! Согласие Совета на предоставление прав опекуна столь юной девушки существу вроде Повелителя было жестом доверия…

– Существу вроде Повелителя?!

– …и поливать грязью чувства юной девушки, заставляя ее общаться с демонами…

– Он никогда ни к чему меня не принуждал. Никто не смеет принуждать меня.

– …и подчиняться его собственным похотливым желаниям…

Комната взорвалась.

Не было времени думать или пытаться защититься от ярости, по спирали поднимающейся из бездны.

Вытянув всю оставшуюся в Черных Камнях силу, Сэйтан рванулся вперед, вовремя схватив Джанелль, бросившуюся на лорда Фрианта. Дикие, исполненные ярости крики рвались из ее горла, когда она пыталась освободиться и добраться до Предводителя, потрясенно уставившегося на нее. Одно за другим разбивались окна, картины осыпались на пол, штукатурка трескалась по мере того, как ментальные молнии метались по комнате, обжигая и ломая, мебель разлетелась на куски.

Мрачно удерживая девушку в своих объятиях, Сэйтан, наплевав на комнату, удерживал щит вокруг обоих мужчин, превратившись в преграду между гневом Джанелль и их плотью. Она не пыталась причинить ему вред. Ужасающая, убийственная ирония. Она всего лишь пыталась преодолеть барьер, который он возвел между ней и Фриантом. Сэйтан открыл свой разум, намереваясь коснуться ее внутренних барьеров, заставить Джанелль ощутить боль, которую он испытывал… Однако препятствий не было. Только бездна и долгий полет, разбивающий разум.

«Прошу тебя, ведьмочка! Пожалуйста! »

Она набросилась на него с пугающей скоростью, закутала черной дымкой и с бешеной скоростью вынесла его вверх на ступень Красного Камня, а затем повернулась и спустилась вниз, в свое уютное убежище – бездну.

Молчание.

Неподвижность.

Голова невыносимо болела. Язык еле ворочался. Рот наполнился кровью. Сэйтану казалось, что стоит ему шевельнуться, и тело разобьется на части. Но его разум остался нетронутым.

Она любила его. Она не стала бы намеренно причинять ему боль. Она любила его.

Обернув этой мыслью, как теплым, мягким одеялом, свое измученное сознание, Сэйтан отдался на милость забвению.

Лорда Мегстрома вернуло в сознание не слишком мягкое похлопывание по щекам. Проморгавшись, он наконец сфокусировал взгляд и увидел черное крыло и суровое, серьезное лицо.

– Выпейте это. – Эйрианец сунул в ослабевшие руки лорда Мегстрома стакан. Он сделал шаг назад, уперев кулаки в бока. – Ваш приятель тоже наконец приходит в себя. Повезло ему, что он вообще еще с нами.

Мегстром с благодарностью сделал первый глоток и огляделся. Если не считать кресел, он и Фриант сидели в совершенно пустой комнате. Расписные ширмы, перегораживавшие гостиную до этого, исчезли. Мебель за ними осталась целой, хоть и несколько покореженной. Если бы не черные полосы на кремовых стенах, словно повторявшие очертания молнии, ушедшей в землю, он мог бы подумать, что их перенесли в другое помещение, что все это было странной галлюцинацией, видением…

Он, разумеется, слышал об Андульваре Яслане, Верховном Князе-демоне. И прекрасно понимал, что присутствие нависшего над ним эйрианца, носящего Эбеново-серый Камень, казалось ему успокаивающим только в сравнении с пережитым ужасом.

– А Повелитель?.. – слабо спросил лорд.

Андульвар одарил его уничижительным взглядом:

– Он едва не разбил свои Черные Камни, пытаясь уберечь вас. Повелитель сейчас совершенно обессилел, однако он поправится через несколько дней, ему нужен только отдых. – Андульвар неожиданно фыркнул. – Кроме того, это послужит для несносной девчонки прекрасным предлогом, чтобы напичкать его одним из своих восстанавливающих тоников, и это, хвала Тьме, займет Сэйтана и не даст ему слишком много думать о том, что здесь случилось.

– А что здесь случилось? – осторожно уточнил лорд.

Андульвар кивнул в сторону Фрианта. Беале по-прежнему склонялся над ним с флаконом нюхательных солей. Однако выражение лица дворецкого красноречиво говорило о том, что он предпочел бы выбросить незваного гостя вон из зала и забыть о нем.

– Он разозлил ее. Не самая разумная вещь.

– Значит, она эмоционально нестабильна? Опасна?

Андульвар медленно расправил свои черные крылья. Он выглядел просто огромным в этой комнате. А в золотистых глазах не было и тени беспокойства, только таилась невысказанная угроза.

– Мы все опасны в какой-то мере, лорд Мегстром, просто потому, что принадлежим Крови, – тихо прорычал Андульвар. – Она принадлежит своей семье и предана нам, а мы любим ее. Никогда не забывайте этого. – Эйрианец сложил крылья и сел на корточки рядом с креслом Мегстрома. – Однако, сказать по правде, между вами и ней стоит только Сэйтан. Советую помнить и об этом.

Часом позже экипаж Мегстрома и Фрианта покатился прочь по аллее, а затем выехал на дорогу, проходящую через деревню Хэлавэй.

Был теплый летний вечер, сгущались синие сумерки. Дикие цветы расписали просторные луга яркими красками. Деревья протягивали ветви друг другу высоко над дорогой, создавая приятную прохладу. Это была прекрасная земля, ухоженная, оберегаемая любящей рукой, многие тысячи лет находившаяся под тенью Зала Са-Дьябло и человека, правящего в нем.

Да, он подчинил ее себе – и защищал.

Мегстром содрогнулся. Он был Предводителем, носившим всего-навсего Небесно-голубой Камень, и уже много лет выполнял обязанности смотрителя в деревне, в которой родился и где счастливо прожил жизнь. До того дня, когда его пригласили служить в Темном Совете, все контакты Мегстрома с людьми, носившими темные Камни, были по большей части дипломатическими и, по счастью, крайне редкими. Людей Крови в Готе, столице Малого Террилля, интересовали интриги при дворах, а не в деревне, примостившейся на реке, убегающей во владения Деа аль Мон.

Но теперь занавес приподнялся самую малость, и лорду довелось взглянуть на темную силу. Истинно темную силу.

«Между вами и ней стоит только Сэйтан».

Девочке определенно следует остаться с Повелителем, подумал Мегстром, пока экипаж нес их через Хэлавэй к гостевой паутине, где можно было вскочить на Ветра и отправиться домой. Ради всеобщего блага она должна остаться в Зале.

Сэйтан медленно вынырнул из глубин сна, когда кто-то сел на краешек его постели. Сердито проворчав что-то неразборчивое, он кое-как оперся на локоть и легким движением запястья зажег свечи, стоявшие на прикроватном столике. Их мерцающих огоньков хватило на то, чтобы тускло осветить комнату.

Джанелль сидела на его постели, положив ногу на ногу, с затравленным выражением в глазах. Ее личико было бледным и изнуренным, на нем явно читалось страдание. Девушка вручила приемному отцу стакан.

– Выпей. Это поможет успокоить нервы.

Сэйтан осторожно отпил немного. Потом еще немного. Во вкусе снадобья причудливо сочетались лунный свет, тепло летнего солнца и прохладная вода.

– Замечательный напиток, ведьмочка. Тебе тоже следовало бы угоститься им.

– Я уже выпила два стакана. – Джанелль попыталась улыбнуться, но потерпела поражение. Она взъерошила свои светлые волосы и прикусила нижнюю губу. – Сэйтан, мне не понравилось то, что произошло сегодня. И еще меньше мне понравилось то, что… чуть было не произошло.

Он осушил стакан, поставил его на прикроватный столик и взял дочь за руку.

– Я очень этому рад. Убийство не должно быть легким, ведьмочка. Оно должно оставлять шрам на душе. Иногда убить необходимо. Иногда не остается выбора, если мы пытаемся защитить то, что нам дорого. Однако, если есть другой выбор, лучше сделать его.

– Они пришли сюда, чтобы посмеяться над тобой, причинить боль, заранее презирая. У них не было права так поступать.

– Меня и прежде, бывало, оскорбляли дураки. Как видишь, я это пережил.

Даже в неверном, тусклом свете маленьких язычков пламени Сэйтан увидел, как изменились ее глаза.

– Даже несмотря на то, что он использовал слова, а не кинжал, нельзя оставлять это безнаказанным, Сэйтан. Он причинил тебе боль.

– Разумеется, мне было больно! – резко бросил Повелитель. – Быть обвиненным в… – Он закрыл глаза и крепче сжал руку дочери. – Я не выношу дураков, Джанелль, но я и не убиваю людей за их глупость. Я просто не пускаю их в свою жизнь. – Он сел на постели и взял другой рукой вторую хрупкую ладошку. – Я – ваш меч и щит, Леди. Вы не должны убивать.

Ведьма несколько мгновений молча смотрела на него своими древними сапфировыми глазами.

– И ты примешь на свою душу новые шрамы, чтобы моя осталась незапятнанной?

– За все нужно платить, – нежно произнес Сэйтан. – Эти шрамы – лишь часть сущности Верховного Князя. А ты стоишь на перекрестке, ведьмочка. Можешь прибегать к своей силе, чтобы исцелять – или убивать. Решать только тебе.

– Либо одно, либо другое?

Он поцеловал узкую руку девушки.

– Не всегда. Как я уже говорил, иногда не удается избежать разрушения и убийства. Но мне почему-то кажется, что целительство подходит тебе больше. По крайней мере, я бы выбрал для тебя именно эту дорогу.

Джанелль задумчиво взъерошила волосы.

– Ну, мне действительно очень нравится готовить исцеляющие отвары и зелья.

– Я это заметил, – сухо отозвался Сэйтан.

Девушка заливисто рассмеялась, но искра веселья быстро угасла.

– И что теперь предпримет Темный Совет?

Он отпустил руки девушки и откинулся на подушки.

– Они ничего не смогут предпринять. Я попросту не позволю им забрать тебя у меня, оторвать от семьи и друзей.

Джанелль поцеловала приемного отца в щеку.

И сказала напоследок, выходя из комнаты:

– А я не позволю им и дальше оставлять шрамы на твоей душе.

2. Кэйлеер

Он ожидал этого, сумел даже приготовиться. И все-таки было очень больно.

Джанелль молча стояла на месте просителя за круглой перегородкой, переплетя пальцы перед собой и не отрывая взгляда от печати, вырезанной на трибуне, где сидели самые могущественные и влиятельные люди в Темном Совете. На ней было платье, одолженное у одной из подруг, а волосы Джанелль заплела в простую, тугую косу.

Прекрасно зная, что Трибунал наблюдает за каждым его движением, Сэйтан смотрел в пространство, ожидая, когда наконец члены Совета начнут свою грязную игру.

Предугадав решение Совета, Повелитель не позволил сопровождать себя никому, кроме Андульвара. Эйрианец и сам мог позаботиться о себе. Он сумел бы позаботиться и о Джанелль. В тот миг, когда Трибунал огласит свой вердикт, в тот миг, как Джанелль повернется к Сэйтану за помощью…

За все надо платить.

Больше пятидесяти тысяч лет назад Сэйтан участвовал в создании Темного Совета, был одним из инициаторов его учреждения. Сегодня же он уничтожит его. Одно слово его Леди – и Совет перестанет существовать.

Первый Трибун начал говорить.

Сэйтан не стал слушать его. Он оглядывал лица других членов Совета. На лицах некоторых ведьм было скорее написано беспокойство, чем гнев. Однако по большей части их глаза сверкали, как у диких, скользких, хищных гадин, собравшихся в стаю, чтобы совершить убийство. Он знал некоторых из них. Остальные, по всей видимости, заменили тех дураков, кто осмелился бросить ему вызов в прошлый раз. И, наблюдая за тем, как они следят за каждым его жестом, Сэйтан почувствовал, как сожаление, вызванное решением уничтожить их, утекает прочь. У них не было никакого права отбирать у него дочь.

– …Посему Совет придерживается мнения, что назначение нового опекуна пойдет на пользу вам и вашим интересам.

Напрягшись, Сэйтан следил за Джанелль, ждал, когда же она повернется к нему. Он спустился в самые глубины Черного, прежде чем они вошли в зал Совета. Разумеется, здесь были люди, носившие темные Камни, и они могли бы продержаться достаточно долгое время, возможно, даже попытались бы атаковать, однако выпущенная на волю сила Черного Камня разобьет на части каждый разум, захваченный взрывной волной ментальной энергии. У Андульвара достаточно сил, чтобы преодолеть это цунами, оседлав его, он, вне всякого сомнения, переживет ментальный шторм. Джанелль же будет в безопасности, оказавшись в его эпицентре.

Сэйтан сделал глубокий вдох.

Джанелль подняла глаза на Первого Трибуна.

– Очень хорошо, – тихо, но четко произнесла она. – Со следующим восходом солнца вы можете назначить нового опекуна – если, разумеется, к тому моменту не успеете изменить решение.

Сэйтан уставился на Джанелль как громом пораженный. Нет. Нет! Она – дитя его души, его Королева. Она не могла, не смела просто так уйти от него!

Однако она это сделала.

Джанелль не подняла взгляда на Повелителя, когда повернулась и направилась через весь зал к дверям, расположенным на дальнем конце. Оказавшись у цели, она шагнула прочь от протянутой руки Андульвара.

Двери закрылись.

Зал Совета наполнился бормотанием. Мелькали цвета. Сновали мимо тела.

Сэйтан не мог пошевелиться. Он искренне считал, что уже слишком стар для того, чтобы жить иллюзиями, слишком многое выстрадал, чтобы продолжать лелеять надежды, слишком зачерствел, чтобы сохранить способность мечтать. Как он ошибался… Теперь Сэйтан глотал горечь разбившейся надежды, задыхался пеплом сожженных дотла мечтаний.

Он не нужен ей.

Ему отчаянно хотелось умереть. Он мечтал об окончательной смерти, прежде чем волна боли и горя накроет его с головой.

– Пошли отсюда, Са-Дьябло.

Андульвар вывел его из палаты, где в глазах рябило от самодовольных лиц и вызывающих взглядов.

Сегодня, до восхода солнца, он найдет способ умереть.

* * *

Однако Сэйтан совсем забыл, что в Зале его ждут другие дети.

– А где Джанелль? – спросила Карла, пытаясь заглянуть за спину Повелителя и его друга-эйрианца, когда они вошли в семейную гостиную.

Сэйтану хотелось только одного – спрятаться в своих покоях, где можно в одиночестве зализать раны и решить, как именно завершить свою никчемную жизнь.

Их он тоже потеряет. У девочек больше не будет причины навещать его и разговаривать с ним, как только уедет Джанелль.

Слезы щипали глаза. Горе сжимало горло.

– Дядя Сэйтан? – спросила Габриэль, не сводя напряженного взгляда с лица Повелителя.

Сэйтан съежился.

– Что случилось? – требовательно спросила Моргана, почувствовав неладное. – Где Джанелль?

Андульвар наконец нашел в себе силы ответить.

– Темный Совет собирается назначить другого опекуна. Джанелль не вернется.

– Что?! – хором воскликнули девушки.

Их голоса иглами вонзались в сердце, оставляя раны, вопрошая, требуя чего-то… Сэйтан знал, что скоро потеряет всех этих детей, которые за последние несколько недель незаметно прокрались в его сердце, которых он так глупо позволил себе полюбить.

Карла подняла голову. В тот же миг в комнате воцарилась тишина. Габриэль двинулась вперед, и две девушки встали плечом к плечу.

– Совет назначил другого опекуна, – медленно произнесла Карла, сузив глаза и четко выговаривая каждое слово.

– Да, – прошептал Сэйтан. Его ноги могли подкоситься в любой момент. Он должен убраться подальше от них всех, чтобы никто не видел его слабости.

– Они, должно быть, спятили, – заметила Габриэль. – А что сказала Джанелль?

Сэйтан заставил себя сосредоточиться на Карле и Габриэль. В конце концов, он видит их сегодня в последний раз в своей жизни. Однако он не сумел ответить на этот вопрос, не смог заставить себя произнести проклятые слова, смертным приговором звеневшие в ушах.

Андульвар подвел друга к дивану и заставил сесть.

– Она сказала, что они могут назначить нового опекуна утром.

– Что именно она сказала? – резко и настойчиво спросила Габриэль. – Каковы были ее точные слова?

– Какая теперь разница? – вызверился Андульвар. – Она приняла решение уйти от…

– Будь прокляты твои крылья, сын блудливой шлюхи! – заорала Карла. – Что она сказала?!

– Хватит! – крикнул Сэйтан. Он не мог выносить их спора, не желал, чтобы его последние часы в компании девочек были замараны гневом и яростью. – Она сказала… – Его голос сорвался. Сэйтан стиснул руки коленями, но это не помогло – пальцы по-прежнему заметно дрожали. – Сказала, что после следующего восхода солнца они могут назначить другого опекуна – если, разумеется, Совет к этому времени не передумает.

Настроение, царившее в комнате, резко изменилось, превратившись в легкое беспокойство, смешанное с одобрением и спокойным признанием этого решения. Озадаченный, Сэйтан наблюдал за девушками.

Карла плюхнулась рядом с ним на диван и крепко стиснула руку Повелителя.

– Что ж, в таком случае мы останемся здесь и будем ждать вместе с тобой.

– Спасибо, конечно, но я предпочел бы побыть один. – Сэйтан попытался встать, но пристальный взгляд Шаости окончательно лишил его присутствия духа, и он понял, что толком не чувствует ног.

– Ну уж нет, – возразила Габриэль, протиснувшись мимо Андульвара и усевшись по другую руку от Сэйтана.

– Я хотел бы остаться в одиночестве прямо сейчас, – упрямо произнес Повелитель, честно попытавшись вернуть своему голосу привычное звучание, походившее на грохот раскатистого, отдаленного грома, и потерпев бесславное поражение.

Шаости, Кхари и Аарон перегородили ему дорогу, встав сплошной стеной. Другие юноши поддержали их. Моргана и остальная часть ковена Джанелль окружили диван, лишив Сэйтана возможности сбежать.

– Мы не позволим тебе совершить какую-нибудь глупость, дядя Сэйтан, – ласково произнесла Карла. Вновь вернулась ее невыносимая, злая ухмылка. – По крайней мере, до следующего восхода солнца. Даже не надейся, ты его не пропустишь.

Сэйтан потрясенно уставился на нее. Она знала, что он намерен был совершить. Признавая свое поражение, Повелитель закрыл глаза. Сегодня, завтра… какая, в сущности, разница? Но только не сейчас, когда дети здесь. Он не смог бы так поступить с ними.

Удовлетворившись его покорностью, весьма довольные собой Карла и Габриэль сели поближе, прижавшись к Сэйтану, а другие девушки заняли остальные диваны и кресла.

Кхари потер ладони.

– Давайте-ка я схожу поинтересуюсь, не согласится ли миссис Беале заварить чай…

– Сэндвичи тоже не помешают, – с энтузиазмом добавил Аарон. – И пряные пирожки, если мы еще их не прикончили. Я пойду с тобой, пожалуй…

«Са-Дьябло?» – послал мысль Андульвар на Эбеново-серой нити на острие копья.

Сэйтан по-прежнему не открывал глаза. «Не волнуйся, я не сделаю ничего глупого», – мысленно пробурчал он.

Андульвар помолчал и наконец передал: «Я сам сообщу Протвару и Мефису».

Не было причин отвечать на это. Да и не было подходящего ответа. Из-за него одного Джанелль теперь будет потеряна для всех них. Станет ли ее новый опекун мириться с присутствием волков и единорогов? Будет ли он рад появлению Деа аль Мон и Тигре, не говоря уже о кентаврах и сатирах? Или Джанелль придется выкраивать час за часом, чтобы ненадолго отправиться к друзьям, как она делала в детстве?

По мере того как неспешно тянулись часы, а дети постепенно погружались в дрему, Сэйтан сдался. Он насладится этим временем, которого осталось так немного, будет растягивать удовольствие от ощущения тепла головок Карлы и Габриэль, прикорнувших у него на плечах. Еще будет время справиться с болью – после восхода солнца.

– Просыпайся, Са-Дьябло.

Сэйтан ощутил нетерпение Андульвара, но не желал отвечать ему, не хотел срывать вуаль сна, под которой он обрел хотя бы призрачное утешение.

– Проклятье, Сэйтан! – прошипел эйрианец. – Проснись!

Повелитель неохотно открыл глаза. Сначала он ощутил благодарность Андульвару за то, что тот стоял перед ним, загораживая широким телом окна и предательские лучи утреннего солнца. Затем Сэйтан запоздало сообразил, что по-прежнему горят свечи, и неспроста. А в глазах эйрианца застыл страх.

Андульвар сделал шаг в сторону.

Сэйтан протер глаза. Посреди ночи Карла и Габриэль, видимо, соскользнули с его плеч и теперь посапывали на коленях. Он уже не чувствовал ног.

Наконец Повелитель Ада перевел взгляд на окна.

Темно.

С чего вдруг Андульвару вздумалось будить его посреди ночи?

Сэйтан взглянул на часы, стоявшие на каминной полке, и застыл. Восемь утра.

– Миссис Беале просила узнать, подавать ли завтрак, – напряженным голосом произнес Андульвар.

Юноши зашевелились, просыпаясь.

– Завтрак? – переспросил Кхари, с трудом подавляя зевок и пытаясь причесать кудрявые темные волосы пятерней. – Звучит здорово!

– Но… – запнулся Сэйтан. Часы сломались или шли неправильно. По-другому не может быть. – Но ведь еще темно!

Шаости, Дитя Леса, Верховный Князь Деа аль Мон, одарил его жестокой усмешкой, исполненной удовлетворения:

– Именно.

За этим ответом Шаости последовало девчоночье хихиканье. Карла и Габриэль тоже сели, потягиваясь.

Сердце Сэйтана бешено забилось. Комната начала медленно вращаться вокруг своей оси. Подумать только, он-то думал, что в глазах членов Совета видел хищный, опасный блеск! Нет, те ведьмы совершенно безвредны по сравнению с этими детьми, с улыбками взирающими на Повелителя Ада, ожидая его реакции.

– Темно, как в полночь, – произнесла Габриэль. Ее голос сочился приторным ядом.

– Самый краешек полуночи, который будет длиться и длиться… – знающе добавила Карла. Она положила руку на плечо Сэйтана и склонилась к нему. – Как вы полагаете, сколько времени потребуется Совету, чтобы пересмотреть свое решение, Повелитель? День? Два? – Она пожала плечами и поднялась с дивана. – Давайте-ка поищем что-нибудь на завтрак.

Дети во главе с Андульваром вышли из семейной гостиной, болтая как ни в чем не бывало и, судя по всему, не испытывая ни малейшего беспокойства.

Наблюдая за ними, Сэйтан вспомнил, что ему много лет назад сказала Тишьян. «Они знают, что она собой представляет». Он видел, как Кхардеен, Аарон и Шаости обменялись выразительными взглядами, прежде чем Кхари и Аарон последовали за остальными. Шаости же остался у окна, выжидая.

Еще один треугольник силы, подумал Сэйтан, приближаясь к Деа аль Мон. Почти такой же сильный и в равной степени смертоносный. Пусть Тьма будет милосердна к тем, кто рискнет когда-либо встать у них на пути.

– Ты знал, – тихо произнес он, глядя на безлунную, беззвездную, ничем не нарушаемую ночную тьму. – Вы все знали.

– Разумеется, – с улыбкой отозвался Шаости. – А ты – нет?

– Нет.

Улыбка Шаости угасла.

– В таком случае, полагаю, мы задолжали вам извинение, Повелитель. Мы-то полагали, вас беспокоят последствия. Мы не сообразили, что вы ничего не поняли.

– А откуда вы узнали о том, что произойдет?

– Она же сама предупредила их, выставив условие: «После следующего восхода солнца». – Шаости пожал плечами. – Очевидно, солнцу было не суждено появиться из-за горизонта.

Сэйтан прикрыл глаза. Он был Повелителем Ада, Князем Тьмы, Верховным Жрецом Песочных Часов, носил Черные Камни. И вместе с тем начал подозревать, что далеко не ровня этим детям.

– Ты ведь не боишься ее?

Шаости, казалось, был искренне удивлен этим вопросом.

– Бояться Джанелль? С чего вдруг? Она – мой друг, моя Сестра и кузина. К тому же она Королева. – Он склонил голову набок. – А ты боишься ее?

– Иногда. Иногда меня очень пугает то, что она может сделать.

– Бояться того, что она может сделать, – далеко не то же самое, что бояться самой Джанелль, – произнес Шаости и, помолчав немного, добавил: – Она любит вас, Повелитель. Вы – ее отец, по ее собственному выбору. Неужели вы и в самом деле подумали, будто Джанелль позволит вам отойти прочь, если только вы сами того не захотите?

Сэйтан постоял еще немного, ожидая, пока Шаости последует за остальными, а затем наконец решился ответить на его последний вопрос.

Да. Пусть Тьма осенит его своей силой, да. Он позволил чувствам захватить власть, одержать верх над разумом. Был готов уничтожить весь Темный Совет, лишь бы сохранить ее. Следовало вспомнить, что Джанелль сказала тогда на этот счет, – она обещала, что не позволит Совету оставить новые шрамы в его душе.

Она остановила их – и остановила его.

Сэйтан испытывал мучительный стыд – он так и не сумел понять то, что Карла, Габриэль, Шаости и все остальные сообразили в тот же миг, как услышали точные слова, сказанные их подругой. Любя ее так сильно, всем своим сердцем, живя с ней день за днем и наблюдая, как Джанелль превращается в Королеву, которой ей с детства суждено стать, он должен был знать.

Почувствовав себя значительно лучше, Сэйтан направился в столовую.

Теперь его беспокоила лишь одна вещь, при одной мысли о которой у Повелителя по спине бежал неприятный холодок.

Как, во имя Ада, Джанелль это сделала?!

3. Ад

Геката смотрела из окна на унылую растительность. Как и в других Королевствах, в Аду времена года сменяли друг друга, однако даже летом это был мрачный, холодный край, затянутый вечными сумерками.

Все снова пошло не так. Каким-то образом, по совершенно неизвестной ей причине, все снова пошло не так.

Она рассчитывала, что Совет сумеет разлучить Сэйтана и Джанелль. Она не предвидела, что девчонка воспротивится его решению – да еще таким зрелищным образом.

Девчонка. Столько силы… нужно только ее раскрыть и использовать. Должен же существовать какой-то способ добраться до нее, должна быть наживка, на которую девчонка обязательно клюнет…

По мере того как в ее голове начал формироваться пока еще смутный план, улыбка, появившаяся на губах Гекаты, становилась все шире.

Любовь. Восторженное преклонение молодого человека против привязанности отца. Со всей своей силой эта девчонка по-прежнему оставалась пустоголовой, мягкосердечной дурой. Разрываясь между чужими потребностями и собственными желаниями, которые она могла бы спокойно удовлетворить, поскольку давно потеряла невинность… Разумеется, Джанелль пошла бы на это. Верно? Если только мужчина будет умел и привлекателен. Через некоторое время с помощью сильнодействующего афродизиака, вызывающего привыкание, постель будет нужна ей куда больше, нежели заботливый папаша. А если она вдруг заупрямится и не захочет дать возлюбленному то, о чем он мечтает, он сможет наказать ее отказом от близости. Вся эта восхитительная темная сила окажется во власти кретина с членом и яйцами, который, разумеется, будет подчиняться ей, Гекате…

Она задумчиво прикусила острый ноготок.

Да, в этой игре потребуется изрядная доля терпения. Если девчонка боится сексуальных прелюдий и будет изображать из себя недотрогу, что бы ни делал ее воздыхатель… Впрочем, пока нет нужды беспокоиться об этом. Сэйтан ни за что не смирился бы с этим, не позволил бы своей дочурке стать фригидной. Он сам был верным сторонником сексуальных удовольствий – впрочем, точно так же он верил в супружескую верность. Последнее, кстати, всегда было досадной помехой. Зато первое гарантировало, что его любимая малышка через год-другой дозреет и сочный плод можно будет с легкостью сорвать.

Улыбнувшись еще шире, Геката наконец отвернулась от окна.

Хоть на что-то этот помоечный сын блудливой суки сгодился.

4. Кэйлеер

Сэйтан вручил лорду Мегстрому бокал бренди, а затем опустился в кресло за своим столом из черного дерева. Едва миновал полдень, однако после трех «дней», на протяжении которых царила вечная ночь, Повелитель стал сомневаться, что его собеседник начнет юлить, едва опрокинув первый стаканчик.

Сэйтан подпер рукой подбородок. Что ж, по крайней мере, у этих идиотов в Совете хватило ума прислать лорда Мегстрома. Всем остальным он не задумываясь отказал бы в аудиенции. Однако Повелителю не понравилась усталость, сквозившая во всем облике посетителя, и он надеялся, что лорд сумеет полностью оправиться от потрясений, которые принесли ему последние три дня. Сам Сэйтан провел большую часть своей очень долгой жизни между закатом и рассветом, однако эта неестественная тьма, окутавшая Кэйлеер, действовала на нервы даже ему.

– Вы хотели встретиться со мной, лорд Мегстром?

Руки Предводителя заметно дрожали, когда он поднес к губам бокал с бренди.

– Члены Совета весьма расстроены. Они не привыкли к роли заложников, и им не по нраву сложившаяся ситуация, однако меня попросили сделать вам одно предложение.

– Вам нужно вести переговоры не со мной, Предводитель. Условие поставила Джанелль, а не я.

Лорд Мегстром был поражен услышанным до глубины души.

– Но мы полагали…

– Вы ошибались. Даже у меня нет власти сделать это.

Лорд Мегстром закрыл глаза. Его дыхание было слишком быстрым и поверхностным.

– Вы знаете, где она сейчас находится?

– Полагаю, в Эбеновом Аскави.

– Но зачем юной девушке отправляться в такое место?!

– Это ее дом.

– Мать-Ночь! – прошептал Мегстром. – Мать-Ночь… – Он одним глотком осушил бокал. – Как вы полагаете, мы сможем встретиться с ней?

– Не имею ни малейшего представления. – Сэйтан счел, что нет смысла рассказывать визитеру о том, что он уже пытался встретиться с Джанелль и впервые в жизни получил вежливый, но непреклонный отказ. Ему запретили даже войти в Цитадель.

– Она станет с нами разговаривать?

– Я не знаю.

– А вы… вы могли бы поговорить с ней?

Сэйтан уставился на Мегстрома, пораженный, но в следующий же миг его омыла волна обжигающего ледяного гнева.

– А зачем мне это делать? – слишком тихо, с обманчивой мягкостью уточнил Повелитель Ада.

– Ради Королевства.

– Ах вы, ублюдки… – Ногти Сэйтана впились в стол из черного дерева, со скрежетом царапая поверхность. – Вы пытаетесь забрать у меня мою дочь и ожидаете при этом, что я сам улажу все проблемы?! Неужели вы ничему не научились после своего прошлого визита? Нет. Вы предпочли разрушить жизнь, которую Джанелль едва начала строить с нуля, не задумавшись о том, как ваши действия отразятся на ней. Вы пытаетесь вырвать мое сердце, а обнаружив, что ваши грязные игры не прошли даром, хотите, чтобы я же все и исправил? Вы сами лишили меня прав опекуна. Если хотите закончить это, сами отправляйтесь в Эбеновый Аскави и сами разбирайтесь с тем, что ждет вас там. И на тот случай, если вы еще не поняли, с кем имеете дело, я скажу вам. Вас ждет Ведьма, Мегстром. Ведьма во всей своей темной красе и славе. И должен добавить, что эта Леди крайне недовольна.

Мегстром застонал и потерял сознание.

– Проклятье.

Сэйтан сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки и хоть немного утихомирить пожирающий душу гнев. Он налил немного бренди в другой бокал, призвал маленький флакон из своего хранилища исцеляющих порошков и снадобий и отсыпал нужную дозу в янтарную жидкость и хорошенько взболтал ее. Взяв в ладони голову Мегстрома, Повелитель велел:

– Выпейте. Это поможет.

Когда лорд вновь пришел в себя и начал нормально дышать, Сэйтан вернулся в свое кресло. Обхватив голову ладонями, он уставился на царапины, покрывавшие теперь крышку стола.

– Я доставлю ей послание Совета ровно в той формулировке, в какой вы донесли его до меня. И привезу ее ответ, не изменив ни одного слова. Большего я делать не стану.

– Однако после того, что вы только что наговорили, зачем вам теперь соглашаться на это?

– Боюсь, вы не поймете! – отрезал Сэйтан.

Мегстром помолчал мгновение.

– Полагаю, мне необходимо это понять.

Повелитель взъерошил пальцами густые черные волосы и прикрыл свои золотистые глаза. Он глубоко вздохнул. Если бы они поменялись местами, разве он сам, Сэйтан, не захотел бы получить ответа на этот вопрос?

– Я стою у окна и испытываю сильнейшее беспокойство, думая о воробьях, зябликах и прочих дневных созданиях, невинных душах, которые не могут понять, почему не приходит день. Я укачиваю в ладони цветок, надеясь, что он выживет, и чувствую, как земля с каждым часом остывает все сильнее. Я отправляюсь в путь не ради Совета и даже не ради Крови. Я буду просить милости для воробьев и деревьев. – Повелитель открыл глаза и взглянул на своего гостя. – Теперь вы понимаете?

– Да, Повелитель. Как ни странно, понимаю. – Лорд Мегстром улыбнулся. – Как удачно, что Совет пусть неохотно, но согласился наделить меня полномочиями обговорить с вами условия этого предложения. Если мы с вами придем к соглашению, возможно, оно покажется приемлемым и Леди.

Сэйтан честно попытался, но так и не сумел вернуть эту улыбку. Они никогда не видели, как меняются сапфировые глаза Джанелль, никогда не видели, как она в единое мгновение превращается из ребенка в Королеву. Никогда не видели Ведьмы.

– Возможно.

Он ощутил глубокую благодарность, когда Дрейка разрешила ему войти в Цитадель. Однако его чувства резко изменились, когда Джанелль бросилась к нему в тот же миг, как Сэйтан вошел в ее рабочую комнату.

– Ты понимаешь вот это?! – требовательно спросила она, сунув в руки Повелителю книгу по Ремеслу и ткнув пальцем в один из абзацев.

Чувствуя, как внутренности сжимаются от волнения, Сэйтан призвал свои очки со стеклами в форме полумесяцев, бережно нацепил их на нос и покорно прочел абзац.

– Мне все кажется довольно простым, – через несколько мгновений заявил он.

Джанелль плюхнулась прямо на воздух, широко расставив ноги.

– Так я и знала, – пробормотала она, скрестив руки на груди. – Я так и знала, что все написано по-мужски.

Сэйтан заставил очки исчезнуть.

– Прошу прощения?

– Это же полная чушь! Джеффри понимает ее, но не может объяснить мне так, чтобы слова несли в себе хоть какой-то смысл! Ты тоже понимаешь этот абзац. Значит, он написан по-мужски – доступен только разуму, связанному с членом и яйцами.

– Учитывая возраст Джеффри, не думаю, что проблема заключается именно в его яйцах, ведьмочка, – сухо отозвался Сэйтан.

Джанелль сердито зарычала.

«Останься здесь, – нашептывал тихий голосок в его подсознании. – Останься с ней здесь, в этом месте, вот так. Они не любят тебя, никогда не думают о тебе – если только не нужно что-то сделать. Не проси ее. Пусть все идет своим чередом. Останься здесь».

Сэйтан захлопнул книгу и прижал ее к груди.

– Джанелль, нам нужно поговорить.

Девушка только взъерошила волосы, не сводя задумчивого взгляда с книги.

– Нам нужно поговорить, – настойчиво повторил Сэйтан.

– О чем?

Это притворство вывело Повелителя из себя.

– Для начала о Кэйлеере. Ты должна разбить это заклинание – или спутанную сеть, или что ты там еще придумала.

– Лишь от Совета зависит, когда закончится полночь.

Сэйтан проигнорировал предупреждение, отчетливо прозвучавшее в ее голосе.

– Совет просил меня…

– Так ты здесь от имени Совета !

За один вдох растрепанная, недовольная юная ведьма превратилась в блестящую, потрясающую, опасную Королеву. Даже ее одежда изменилась, когда Джанелль начала яростно метаться по своему кабинету. К тому времени, как девушка наконец замерла рядом с ним, ее лицо превратилось в холодную, прекрасную маску, глаза вмещали всю глубину бездны, ногти приобрели такой угрожающий темно-красный оттенок, что почти сравнялись по цвету с черным, а волосы взвились золотистым облаком, удерживаемым по бокам серебряными гребнями. Ее наряд, казалось, был соткан из дыма и паутинок, а на груди висел Черный Камень.

«Она оправила один из своих камней!» – потрясенно понял Сэйтан. Но когда Джанелль успела это сделать?!

Он взглянул в эти древние глаза, бросавшие ему молчаливый вызов.

– Будь ты проклят, Сэйтан, – произнесла она ровным, бесстрастным голосом.

– Я живу ради вашего удовольствия, Леди. Делайте со мной все, что вам угодно. Но освободите Кэйлеер от власти полуночи. Невинные не заслуживают страданий.

– А кого ты называешь невинными? – вкрадчивым, полуночным голосом осведомилась Ведьма.

– Воробьев, деревья, землю, – тихо произнес он. – Что они сделали, чтобы лишиться солнечного света?

Он успел прочесть боль в глазах Королевы, прежде чем она выхватила книгу и отвернулась.

– Не будь идиотом, Сэйтан. Я бы никогда не причинила вреда земле.

Никогда бы не причинила вреда земле. Никогда бы не причинила вреда земле… никогда, никогда, никогда…

Сэйтан зачарованно наблюдал за потоками воздуха в комнате. Они оказались красивыми. Красные, фиолетовые, цвета индиго. Не имело никакого значения, что у потоков воздуха не может быть цвета. Какая разница, даже если у него и впрямь начались галлюцинации? Они были очень красивыми.

– В этой комнате есть кресло? – Он не знал, слышала ли его Джанелль. Не знал, действительно ли произнес свой вопрос вслух.

Вновь зазвучавший голос Джанелль заставил цвета танцевать, то сливаясь, то разбегаясь в стороны.

– Неужели ты вообще не спал?!

Он ощутил мягкие объятия удобного кресла, которое приятным теплом коснулось его тела. На плечи лег толстый платок, колени оказались укрыты пледом. Целительный отвар, смешанный с бренди, наконец унял судороги, которыми были скованы все мышцы. Теплые, нежные руки гладили его по волосам, ласкали лицо. И голос, полный шепота летних ветров и полуночи, вновь и вновь произносил его имя.

Сэйтан знал, что нет нужды бояться ее. Нечего бояться. Нужно было только ко всему относиться очень спокойно, а не ужасаться размаху ее заклинаний. В конце концов, Джанелль по-прежнему носила Камни, дарованные ей по Праву рождения, можно сказать, грызла гранит Ремесла молочными зубками. Вот когда она принесет Жертву…

Он всхлипнул. Джанелль успокоила его.

Окутанный теплом, Сэйтан вновь ощутил свое тело.

– Солнце вставало для воробьев и деревьев, верно, ведьмочка?

– Разумеется, – подтвердила девушка, устраиваясь поудобнее на подлокотнике кресла.

– Более того, рассвет встречало все живое, кроме Крови.

– Да-а, – протянула она.

– Всей Крови?

Джанелль взъерошила волосы и прорычала:

– Мне не удалось разделить Кровь на роды и виды, поэтому пришлось смешать всех вместе. Но я отправила послания родству, так что они знают, что это не навсегда, – торопливо добавила Джанелль. – По крайней мере, я очень надеюсь, что это не навсегда.

Сэйтан резко выпрямился в кресле:

– Так ты сделала это, не будучи уверенной наверняка, что сможешь потом убрать заклинание?!

Джанелль нахмурилась, глядя на приемного отца:

– Разумеется, я в любой момент могу убрать его. А вот решу ли я сделать это, зависит только от Совета.

– Вот как, – вздохнул Сэйтан, снова вытягиваясь в кресле. Он проспит не меньше недели – как только увидит рассвет. – Совет просил передать тебе, что они передумали.

– Вот как, – эхом отозвалась Джанелль, устроившись поудобнее на подлокотнике. Складки ее многослойного платья раздвинулись, открыв умопомрачительный разрез и стройную ножку.

Да, у его золотоволосой дочери и впрямь были замечательные ножки. Сильные и стройные. Он лично придушит первого же юнца, рискнувшего попробовать сунуть руку ей под юбку и погладить шелковистое бедро.

– Так ты поможешь мне перевести этот абзац? – спросила Джанелль.

– А ты разве не хочешь сделать кое-что сначала?

– Нет. Это необходимо сотворить в подходящий час, Сэйтан, – пояснила она, заметив, как Повелитель удивленно приподнимает брови.

– Что ж, в таком случае нам придется найти себе занятие по душе.

Двумя часами позже они все так же корпели над упрямым отрывком. Сэйтан уже готов был согласиться, что существуют вещи, которые невозможно истолковать существу другого пола, однако продолжал тщетные попытки объяснить Джанелль суть написанного, потому что при этом испытывал извращенное удовольствие.

Несмотря на всю свою силу и интуицию, еще оставались вещи, которые, хвала Тьме, его золотоволосая Леди не могла постичь.

Часть третья

Глава 9

1. Террилль

Он провел в соляных шахтах Прууля уже пять лет. Теперь пришла пора умирать.

Чтобы обрести чистую, достойную смерть в яростной схватке, которую Люцивар обещал себе давным-давно, необходимо было преодолеть способность Зуультах ставить его на колени с помощью Кольца Повиновения. Это будет не так уж сложно. Считая, что он сдался, смирился, охранники больше не обращали на раба особого внимания, а Зуультах редко прибегала к Кольцу. К тому времени, как они все вспомнят, что о Люциваре Яслане забывать нельзя, будет слишком поздно.

Люцивар резким движением вырвал пику из живота охранника и вогнал ее в мозг, присовокупив к удару физическому ментальную атаку с помощью Эбеново-серого Камня. Тщательно отмеренной силы хватило на то, чтобы разбить разум стражника и расколоть его Камни.

Оскалив зубы в хищной, первобытной ухмылке, Люцивар одним движением порвал цепи, которые сковывали его на протяжении последних пяти лет. Затем он призвал свои Эбеново-серые Камни и широкий кожаный пояс, к которому крепились ножны с охотничьим клинком и эйрианским боевым мечом. Очень многие глупые Королевы веками пытались заставить его сдать это оружие. Люцивар стойко переносил любые пытки и боль и ни разу не признался, что меч и нож по-прежнему всегда с ним – по крайней мере, до тех пор, пока не приходило время взять их в руки.

Он извлек из ножен боевой клинок и помчался к входу в шахту.

Первые два охранника умерли, не успев даже осознать, что он рядом.

Следующие двое навсегда распрощались со своим сознанием, когда Люцивар нанес им сокрушительный удар силой Эбеново-серого Камня.

Остальных задержали рабы, неистово метавшиеся по шахте, пытаясь убраться с пути разгневанного Верховного Князя.

Расчищая дорогу от мешающих человеческих тел, Люцивар добрался до входа в шахту и помчался через бараки, в которых ночевали рабы, мысленно подготовившись к слепому прыжку во Тьму, надеясь, что, как стрела, пущенная из лука, он промчится прямо к цели, достигнет ближайшего Ветра и обретет долгожданную свободу.

Обжигающая боль, хлынувшая через Кольцо Повиновения, мгновенно сломила его концентрацию – в ту же секунду арбалетный болт пробил бедро, нарушив ровный, уверенный бег. Взвыв от ярости и гнева, он выпустил на волю мощную волну силы, прошедшую через его кольцо с Эбеново-серым Камнем, разорвавшую на части догнавших Люцивара стражников – физически и ментально. Еще одна волна боли, причиненной Кольцом, пронзила эйрианца стрелой. Балансируя на здоровой ноге, он собрался с силами и обрушил страшный удар на дом Зуультах.

Особняк не выдержал напора – прогремел мощный взрыв. Обломки камней градом обрушились на соседние здания.

Боль, причиняемая Кольцом, неожиданно стихла. Люцивар отправил осторожный поисковый импульс и выругался. Сука осталась жива. Оглушена и ранена, но по-прежнему жива. Он заколебался, искренне желая прикончить ее. В этот миг внимание Люцивара привлек слабый удар по внутренним барьерам, заставив обратить взор в сторону выживших стражников. Они мчались к нему, пытаясь сплести силу своих Камней в единое целое и наивно надеясь таким способом одолеть его.

Дураки. Он мог бы разорвать их на части, не особенно напрягаясь, и сделал бы это ради одного лишь удовольствия от расплаты болью за боль, однако к этому времени кто-то наверняка уже успел отправить призыв о помощи, и если Зуультах придет в себя настолько, что сможет вновь использовать Кольцо Повиновения…

В крови завела свою песнь неукротимая жажда боя, приглушив физическую боль. Возможно, будет лучше умереть, сражаясь, превратив Пустыню Арава в море крови. Ближайший Ветер находился далеко отсюда, нужен долгий слепой прыжок во Тьму. Но Огни Ада, если Джанелль могла проделывать это, когда ей было всего семь, значит, он справится с этим сейчас.

Кровь. Сколько крови…

Горечь помогла сосредоточиться и решиться.

Выпустив еще одну сокрушительную волну силы из своего Эбеново-серого Камня, Люцивар сгруппировался и прыгнул во Тьму.

Привалившись к краю колодца, Люцивар зачерпнул ковшиком сладковатую прохладную воду и медленно осушил его, наслаждаясь каждым глотком. В последний раз погрузив черпак в благословенную жидкость, он, хромая, двинулся к остаткам каменной стены и устроился поудобнее – настолько, насколько это было возможным.

Слепой прыжок во Тьму обошелся ему дорого. Зуультах очнулась и успела послать волну боли через Кольцо Повиновения именно в тот момент, как Люцивар погрузился в непроглядную черноту, и ему пришлось осушить половину запасенной в Эбеново-сером Камне энергии в отчаянной попытке достичь Ветров.

Он сделал глоток воды, упрямо игнорируя веления своего тела. Люцивар отказывался реагировать на голод. На боль. На отчаянную необходимость хоть немного поспать.

Погоня из Прууля отставала от него на три, возможно, четыре часа. Разумеется, эйрианец мог бы оторваться от них, но на это потребовалось бы драгоценное время, которым он сейчас не располагал. Послание, отправленное одним разумом другому, достигнет Притиан, Верховной Жрицы Аскави, быстрее, чем он может передвигаться, а Люцивару совершенно не хотелось столкнуться с эйрианскими воинами до того, как он успеет добраться до Кальдхаронского Потока.

И если это вообще возможно, Люцивар хотел призвать кое-кого к уплате долга.

Он повесил ковшик на место у колодца и выплеснул воду из ведра на землю. Удовлетворенно отметив, что теперь здесь все выглядит точно так же, как до его вторжения, эйрианец повернулся к югу и отправил призыв на Эбеново-серой нити, вложив как можно больше силы, чтобы охватить как можно большее расстояние.

«Сади!»

Выждав с минуту, Люцивар повернулся на юго-восток.

«Сади!»

Еще одна минута напряженного, но напрасного ожидания. Эйрианец устремил свой взгляд на восток.

«Сади!»

Проблеск. Слабый, странным образом изменившийся, но по-прежнему знакомый.

Люцивар удовлетворенно вздохнул, как любовник, только что испытавший небывалое наслаждение. Подходящее местечко для того, чтобы отправить Садиста на тот свет – и по многим причинам. Среди тамошних руин хватает сломанных, покореженных камней. Некоторые из них должны быть достаточно большими, чтобы сгодиться в роли самодельного алтаря. О да, это самое подходящее место.

Улыбнувшись, Люцивар поймал Красный ветер и направился на восток.

* * *

Если не считать рассказов об Андульваре Яслане, Люцивар не слишком интересовался историей. Но Деймон когда-то доказывал ему, что Зал Са-Дьябло в Террилле простоял в неприкосновенности много веков, до тех пор пока приблизительно тысячу шестьсот лет назад что-то произошло – не нападение, а что-то иное, другой природы. Это разрушило чары сохранности, продержавшиеся более пятидесяти тысячелетий, и стало началом конца для некогда величественного строения.

Осторожно пробираясь по жалким руинам, Люцивар невольно подумал, что Деймон, судя по всему, был прав. В этом месте ощущалась глубокая, зияющая пустота, словно всю энергию отсюда выцедили намеренно. Камни казались мертвыми. Даже нет, не мертвыми. Умирающими от жажды. По мере того как Люцивар пробирался к внутреннему дворику, он то и дело случайно касался их и каждый раз ощущал, как камни, словно обладая собственной волей, пытаются напитаться его силой.

Он следовал за запахом дыма, отбрасывая настороженность и беспокойство, которые все усиливались. Люцивар пришел сюда не для того, чтобы гоняться за призраками. Он и сам скоро станет одним из них.

Оскалив зубы в хищной ухмылке, эйрианец обнажил боевой клинок и вышел во двор, предусмотрительно держась в тени, подальше от света языков костра.

– Ну, здравствуй, Ублюдок.

Деймон медленно поднял голову, с усилием отведя взгляд от огня, и не спеша повернулся на звук, словно не сумел сразу определить, откуда тот доносится. Наконец, справившись с этим заданием, он улыбнулся мягко и утомленно:

– Привет, Заноза. Ты пришел убить меня? – Голос Деймона звучал резко и хрипло, словно он давно ни с кем не разговаривал.

Беспокойство боролось с гневом до тех пор, пока не превратилось в еще один отголосок ярости. Однако ощутимая разница в ментальном аромате Деймона невольно настораживала.

– Да.

Кивнув, Деймон встал и снял свой разорванный, грязный пиджак.

Люцивар невольно сузил глаза, когда его сводный брат расстегнул еще уцелевшие на рубашке пуговицы, стащил ее с плеч, обнажая грудь, и обошел костер, встав в точке, где свет благоприятствовал бы нападающему. Все, все казалось эйрианцу пугающе неправильным. Деймон прекрасно знал основы выживания в дикой местности – Огни Ада, он лично в этом убедился! – и мог бы поддерживать себя в куда лучшем состоянии. Люцивар пристально осмотрел грязную, потрепанную, драную одежду, некогда сильное, а теперь костлявое тело, подрагивающее в свете огня, обратил внимание на спокойный взгляд глаз, в которых застыло страдание и изнеможение, смешанные с надеждой, и заскрипел зубами. За всю жизнь эйрианцу встречался лишь один человек, в той же степени безразличный к своему телесному существованию. Терса.

Возможно, голос Деймона походил на хриплое карканье не потому, что он давно ни с кем не разговаривал, а от долгих, мучительных криков во сне.

– Ты застрял там, не так ли? – тихо спросил Люцивар. – Ты завяз в Искаженном Королевстве.

Деймон задрожал.

– Люцивар, прошу. Ты обещал убить меня.

Глаза эйрианца угрожающе блеснули.

– Скажи, ты чувствуешь ее тело под собой, Деймон? Ощущаешь, как юная плоть покрывается синяками под твоими пальцами? Чувствуешь ее кровь на своих бедрах, пока ты вонзаешься в нежное тело, разрывая его? – Люцивар сделал шаг вперед. – Ты чувствуешь все это?

Деймон содрогнулся, сжавшись в комок.

– Я не… – Он поднял отчаянно дрожащую руку, погрузил пальцы в отросшие спутанные волосы. – Столько крови… она никогда не исчезает. Слова тоже не оставляют меня в покое. Люцивар, прошу тебя.

Убедившись, что Деймон способен воспринимать обращенные к нему слова, Люцивар вышел из круга света и убрал меч в ножны.

– Убить тебя сейчас значило бы совершить благо. Такой доброты ты не заслуживаешь. Ты должен ей каждую йоту той боли, которая ждет тебя на протяжении всей оставшейся жизни, Деймон. И я желаю тебе долгих, очень долгих лет.

Деймон вытер лицо рукавом, оставив на щеке полосу грязи.

– Возможно, к нашей следующей встрече ты сможешь…

– Я умираю, – отрезал Люцивар. – Следующей встречи не будет.

В глазах Деймона мелькнула искорка понимания.

Люцивар почувствовал, как что-то сдавило горло. Слезы обожгли глаза. Не будет ни примирения, ни понимания, ни прощения. Только горечь, простирающаяся куда дальше слабой плоти.

Люцивар, хромая, вышел со двора со всей доступной ему скоростью, прибегая к Ремеслу, чтобы поддерживать раненую ногу. Пробираясь через нагромождения камней к остаткам гостевой паутины, он услышал крик, исполненный такой муки, что казалось, и развалины содрогнулись. Он поковылял к паутине, хватая ртом воздух и ничего не видя из-за выступивших слез, не желая возвращаться, не желая уходить.

Однако до того, как вскочить на Серый ветер, который унес бы его в Аскави и последнему испытанию, Люцивар обернулся, взглянул на развалины Зала и прошептал:

– Прощай, Деймон.

Люцивар стоял на краю каньона в самом центре Кальдхаронского Потока, ожидая восхода солнца, лучи которого разгонят мрак, доставая до самого дна пропасти.

Теперь его удерживало на ногах только Ремесло. Лишь оно было способно позволить ему воспользоваться скользкими рваными приспособлениями, в которые превратились его крылья после того, как большую их часть уничтожила едкая слизь.

Твердо намереваясь дождаться рассвета, Люцивар рассеянно наблюдал за крошечными темными фигурами, летящими к нему, – эйрианские воины, собравшиеся на охоту и ждущие свою жертву.

Он опустил взгляд вниз на Кальдхаронский Поток, оценивая тени и видимость. Нехорошо. Было бы глупо бросаться в опасное переплетение настоящего урагана и темных Ветров, когда он не может даже отличить стены каньона от теней, не может разглядеть уступов, способных вызвать резкое изменение направления воздушных потоков, когда его крылья не способны нормально поддерживать тело. Это в лучшем случае самоубийство.

Именно за этим Люцивар и пришел сюда.

Маленькие, темные фигуры, летящие к нему, стали больше – и ближе.

С южной стороны от него солнечный свет коснулся нагромождения скал, которое эйрианцы называли Спящими Драконами. Один из них смотрел на север, второй – на юг. Кальдхаронский Поток заканчивался в этой точке, за которой начиналась тайна, поскольку ни один из тех, кто осмеливался войти в эти зияющие провалами огромные зубастые рты, так и не вернулся.

В нескольких милях к югу от Спящих Драконов солнце ласкало вершину Черной горы, Эбенового Аскави, где могла бы жить Ведьма, его юная долгожданная Королева, если бы она не встретила на своем пути Деймона Сади.

Эйрианские воины теперь были так близко, что Люцивар слышал их угрозы и проклятия.

Улыбнувшись, он развернул потрепанные, рваные крылья, поднял кулак в воздух и испустил эйрианский боевой клич, заставивший все вокруг стихнуть.

Затем он нырнул в Кальдхаронский Поток.

Мчаться в нем было восхитительно – и очень трудно, как Люцивар и подозревал с самого начала.

Даже используя Ремесло, он не мог заставить жалкие остатки крыльев нормально поддерживать его тело в воздухе. Прежде чем он сумел выровняться, ветер, завывающий в каньоне, подхватил его и швырнул на боковую стену. При ударе сломались ребра и правое плечо. Выплеснув в оглушительном крике презрение к боли, он оттолкнулся от скалы, наполняя свое тело силой Эбеново-серого Камня, и мощным рывком добрался до середины дикого, необузданного смешения двух сил.

В тот миг, как другие воины бросились вслед за ним в Поток, Люцивар поймал Красную нить и начал головокружительный путь к Спящим Драконам.

Вместо того чтобы то нырять в потоки бешено мчащихся Ветров, то покидать их, таким образом удерживаясь как можно ближе к центру Потока, он упрямо цеплялся за Красную нить, следуя за ней через узкие расщелины, стягивая крылья, чтобы стрелой мчаться через нагромождения камней, острые края которых сдирали с него кожу.

Правая ступня нелепо свисала с разорванной лодыжки. Внешняя половина левого крыла была теперь совершенно бесполезна – кости сломались, когда неожиданный порыв ветра бросил его на скалы. Мышцы спины разорвались от напрасных усилий заставить крылья работать как положено, на что они уже были не способны. Глубокая, открытая рана в животе, прошедшая прямо под широким кожаным ремнем, выпустила наружу кишки.

Люцивар покачал головой, пытаясь стряхнуть кровь с глаз, и испустил торжествующий клич, ныряя между острыми камнями, больше походившими на внезапно застывшие драконьи зубы.

Порыв ветра на прощание толкнул его вниз, как раз когда эйрианец мчался над ртом Дракона. Один из «зубов» вспорол его левую ногу от бедра до колена.

Он нырнул в кружащийся туман, твердо намеренный достичь противоположной стороны, прежде чем Камни опустеют, лишив его остатков силы.

Его взгляд привлекло движение. Удивленное лицо. Крылья.

– Люцивар!

Он мчался вперед из последних сил, прекрасно сознавая, что преследователи нагоняют.

– ЛЮЦИВАР!

Нет, ему нужен другой Дракон, нужно успеть, оказаться во второй пасти… Вот! Но…

Два туннеля. В левом сумрак, разгоняемый редкими лучами солнца. В правом золотом разливается рассвет.

Во тьме можно скрыться. Люцивар рванулся в полумрак.

Шелест чужих крыльев слева. Крепкая рука, схватившая его за запястье.

Он вырвался, изогнувшись, и нырнул в правый туннель.

– ЛЮЦИВА-А-АР!!!

Вон из пасти, мимо каменных зубов, взмывая вверх над краем каньона – прямо к утреннему небу, из упрямой гордости работая бесполезными крыльями.

Вот он – Аскави, точно такой же, каким рисовался Люцивару, всегда стремившемуся узнать, как выглядел его Край в далеком прошлом. Грязный ручей, который он миновал по другую сторону, здесь был широкой, глубокой, чистой рекой. Голые, изломанные скалы тут и там покрыты весенними цветами. За границей Потока солнечный свет отражался от маленьких озер и торопливых ручьев.

Боль затопила все его чувства. Кровь, бегущая по лицу, смешалась со слезами.

Аскави. Дом. Наконец-то – дом.

Люцивар в последний раз взмахнул крыльями, изогнулся в медленном, болезненном рывке, сложил крылья и ринулся вниз к глубокой, чистой воде.

2. Искаженное Королевство

Ветер пытался сорвать его с крошечного острова, бывшего единственным убежищем в бесконечном жестоком море. Волны то и дело накатывали на него, омывая кровью. Сколько крови…

«Ты – мое орудие».

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

Эти слова кружили вокруг него, своего рода ментальные акулы, готовые вырвать еще один кусок его души.

Хватая ртом воздух, Деймон едва не захлебнулся кровавой пеной, погрузив пальцы в камень, который неожиданно смягчился. Он закричал, когда скала под его руками превратилась в страшные фиолетово-черные синяки.

«Шлюха с сердцем мясника».

Нет!

«Я любил ее! – закричал он неизвестно кому. – Я люблю ее! Я никогда бы не причинил ей вреда!»

«Ты – мое орудие».

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

«Мясник с сердцем шлюхи».

Слова игриво толкались вокруг острова, с каждым заходом оставляя в нем все более глубокие трещины.

Боль, углубляющая муку, углубляющую агонию, углубляющую боль до тех пор, пока боль не исчезла.

Или, возможно, просто больше некому было ее ощущать.

3. Террилль

Сюрреаль уставилась на грязную, дрожащую развалину, бывшую некогда самым опасным и красивым мужчиной в Королевстве. Прежде чем он сумел ускользнуть, она втащила его в квартиру, заперла дверь на все мыслимые и немыслимые заклятия и на всякий случай наложила еще одно, на ступени Серого. Подумав мгновение, она поместила по Серому щиту на окна, чтобы не дать Деймону вскрыть себе вены осколками стекол или нырнуть вниз с пятого этажа.

Затем она присмотрелась к нему внимательнее и невольно задумалась, не было ли самоубийство лучшим выходом. Он казался безумным еще в их последнюю встречу. Теперь же Деймон выглядел так, словно недавно его вскрыли и опустошили окончательно.

– Деймон? – Она медленно, осторожно приблизилась к нему.

Он не мог сдержать дрожи. Запавшие глаза, в которых не было ничего, кроме бесконечной боли, наполнились слезами.

– Он мертв.

Сюрреаль опустилась на диван и долго дергала Деймона за рукав, наконец вынудив его последовать ее примеру.

– Кто мертв?

Кто мог значить для него так много, чтобы столь горячо его оплакивать?

– Люцивар. Люцивар мертв ! – Он уткнулся лицом в ее колени и зарыдал, как ребенок.

Сюрреаль поглаживала жирные, спутанные волосы Деймона, не в силах придумать слова утешения. Люцивар был очень важен для него. Смерть эйрианца действительно причинила бы Деймону сильную боль. Однако даже мысль о том, чтобы выразить свое сочувствие, заставляла горло сжиматься. По ее личному мнению, Люцивар был безмерно виноват перед ним. Нанесенные им душевные раны толкнули его брата за грань, и теперь смерть этого ублюдка вполне могла оказаться решающим ударом.

Когда рыдания сменились редкими, тихими всхлипами, она призвала платок и сунула его в руку Деймона. Сюрреаль могла сделать очень многое для Сади, однако будь она проклята, если начнет вытирать ему нос.

Наконец выплакавшись, Деймон сел рядом с Сюрреаль, ничего не говоря. Она тоже молча смотрела в окно.

На этой захолустной улочке было вполне безопасно. Она возвращалась сюда несколько раз с последнего визита Деймона, задерживаясь здесь на все более долгий срок. Сюрреаль чувствовала себя здесь уютно. Она и Виман, тот Предводитель, которого исцелил Деймон, за это время успели сблизиться и стали друзьями, поэтому девушка не чувствовала себя одинокой. Здесь, в обществе человека, способного позаботиться о Деймоне, возможно, его безумие начнет понемногу отступать.

– Деймон? Ты останешься со мной ненадолго? – Наблюдая за ним, Сюрреаль не знала даже, о чем он думает, более того, думает ли он вообще.

– Если ты этого хочешь, – наконец ответил он.

Сюрреаль показалось, что в загнанных глазах мелькнула слабая искра понимания.

– Ты обещаешь остаться здесь? – с нажимом спросила она. – Обещаешь не уходить, не предупредив меня?

Искра угасла.

– Мне некуда больше идти.

4. Кэйлеер

Легкий ветерок. Солнечный свет согревает его руку. Пение птиц. Твердое, но удобное ложе под ним. Мягкое хлопковое покрывало сверху.

Люцивар медленно открыл глаза и уставился на белый потолок и ровные балки. Где?..

По привычке эйрианец немедленно осмотрел комнату, чтобы узнать, как из нее в случае чего можно выбраться. Два окна с белыми занавесками, простенько вышитыми вьюнками. Дверь находится на противоположной стене от кровати, на которой он лежит.

Затем Люцивар обратил внимание на убранство комнаты. Прикроватный столик из сосны и такой же комод. Корявый, причудливо изломанный сук, превращенный в светильник. Бюро с идеально чистой крышкой, на котором лишь один предмет – простая медная подставка для музыкальных кристаллов. Открытая корзинка для рукоделия, набитая обрезками и мотками грубых шерстяных и тонких шелковых нитей. Большое потертое кресло цвета весенней листвы и скамеечка с такой же обивкой. Рама для вышивки с натянутой белой канвой. Забитый книгами шкаф. Плетеные коврики песочного цвета. Два наброска, выполненные углем, – прекрасно зарисованные головы единорога и волка.

Люцивар невольно оскалился, уловив женский ментальный аромат, которым были пропитаны стены и дерево.

Затем он непонимающе нахмурился. Почему-то этот запах не вызывал отвращения.

Он снова оглядел комнату, не зная, что и думать. И это Ад?..

В смежной комнате открылась дверь. Люцивар услышал женский голос, произнесший:

– Ну хорошо, можешь пойти взглянуть, только не разбуди его.

Эйрианец поспешно закрыл глаза. Открылась дверь. По деревянному полу застучали когти. Что-то обнюхало его плечо. Люцивар предусмотрительно не напрягал мышцы, изображая глубокий сон, хотя ему не терпелось узнать, что за существо стоит у постели.

Мех, прикоснувшийся к обнаженной коже. Холодный, мокрый нос, обнюхавший ухо.

Фырканье заставило его дернуться. За этим звуком последовало удовлетворенное молчание.

Поддавшись любопытству и воинскому инстинкту, требовавшему как можно скорее увидеть возможного врага, Люцивар открыл глаза и встретился с напряженным взглядом волка. Зверь довольно хмыкнул и потрусил к выходу.

Люцивар едва успел собраться с мыслями, когда молодая женщина распахнула дверь и прислонилась плечом к косяку.

– Значит, ты наконец решился вернуться в мир живых.

В ее голосе отчетливо прозвучали веселые нотки, однако облик девушки наводил на печальные размышления. Ее голос охрип, выдавая постоянное напряжение, утомление и звучал так, словно спасительнице Люцивара приходилось много разговаривать. Ужасно худенькая. То, как на ней висели брюки и рубашка, подсказывало, что девушка слишком быстро потеряла вес, и это вряд ли могло говорить о крепком здоровье. Длинные, заплетенные в слабую косу золотистые волосы были такими же тусклыми, как ее светлая кожа, а под удивительно красивыми, древними сапфировыми глазами залегли темные круги.

Люцивар моргнул. С трудом сглотнул. Наконец вспомнил, как нужно дышать.

– Кошка? – прошептал он и поднял руку в безмолвной мольбе.

Девушка изогнула бровь и подошла к нему.

– Я помню, что ты обещал отыскать меня, когда мне исполнится семнадцать, но должна признаться, не думала, что ты изберешь столь драматический способ.

В тот миг, как она прикоснулась к его руке, Люцивар с силой дернул ее на себя и крепко обнял яростно извивающееся тело, смеясь и плача одновременно. Игнорируя приглушенные протесты, он повторял:

– Кошка, Кошка, Кошка… эй!

Джанелль кое-как выбралась из постели и на всякий случай встала подальше, хватая ртом воздух.

Люцивар потер плечо.

– Ты меня укусила! – Эйрианца не слишком это возмутило – хотя, конечно, было больно, – однако ему не понравилось то, как поспешно Джанелль отпрянула.

– Я же сказала , что мне нечем дышать!

– А нам это нужно? – спросил он, по-прежнему потирая плечо.

Судя по выражению ее глаз, если бы Джанелль действительно принадлежала к семейству кошачьих, то сейчас она бы выгнула спину и взъерошилась, став в два раза больше.

– Не знаю, Люцивар, – произнесла она голосом, который мог бы поджечь пустыню. – Я, конечно, могла бы вытащить твои легкие – тогда и узнаем на опыте, нужны они тебе или нет.

Зародившееся сомнение в том, что Джанелль действительно просто шутит, заставило эйрианца проглотить ответное легкомысленное замечание, которое он уже собирался отпустить. Кроме того, ему и без того хватало, о чем подумать, не говоря уже о весьма недвусмысленном позыве как можно быстрее уединиться, дабы избежать конфуза. Огни Ада, он и представить себе не мог, что быть мертвым и быть живым – почти одно и то же.

Люцивар перекатился на бок, гадая, всегда ли его мышцы будут такими вялыми и слабыми – неужели у мертвых демонов нет никаких преимуществ? – и перекинул ноги через край постели.

– Люцивар, – произнесла Джанелль полуночным голосом.

Он оценивающе посмотрел на девушку и решил проигнорировать опасный блеск в ее глазах. Кое-как приведя себя в относительно вертикальное положение, Люцивар прикрылся простыней и слабо ухмыльнулся:

– Я всегда гордился своей меткостью и аккуратностью, Кошка, но даже мне не удастся полить цветы отсюда.

К счастью, из всей ее эмоциональной тирады он понял только первое эйрианское ругательство.

Джанелль обхватила его за пояс и помогла встать на ноги.

– Только не спеши. Большую часть твоего веса я беру на себя.

– Это должны делать мужчины, которые служат здесь, а не ты, – прорычал Люцивар, когда они неровными шагами двинулись к двери, не зная, что смутило его больше – вынужденная нагота или неспособность двигаться без поддержки девушки.

– Увы, здесь их нет. Эй!

Он чуть не уронил их обоих, потянувшись к дверной ручке, но Люцивар ощутил настоятельную потребность схватиться за что-нибудь. Его любимая Кошка была здесь совсем одна, без защиты, общаясь только с волком?! Да еще и заботилась о его потре…

– Ты ведь молодая женщина, – бросил он сквозь стиснутые зубы.

– Я – обученная Целительница. – Она подтолкнула его в спину. Это не слишком помогло. – Знаешь, с тобой было куда проще иметь дело, пока ты еще спал.

Он только зарычал в ответ.

– Люцивар, – произнесла Джанелль тоном, который Целительницы применяют к не в меру раздражительным пациентам, – ты был погружен в магический сон и провел три недели под его покровом. Учитывая эту незначительную деталь, а также то, сколько сил потребовалось, чтобы заново собрать тебя и заштопать, полагаю, я успела обстоятельно ознакомиться с каждым дюймом твоего тела. Как мы поступим? Будешь капать на пол, как глупый, необученный щенок, или мы все-таки доберемся до цели?

Люцивара переполнило яростное желание поправиться как можно быстрее, чтобы обрести возможность передвигаться без посторонней помощи и наконец придушить несносную девчонку. Этот порыв помог ему добраться до ванной комнаты. Гордость заставила его выгнать Джанелль за дверь. Упрямство помогло продержаться на ногах ровно столько, сколько было нужно, чтобы сделать все необходимое, обвязать полотенце вокруг пояса и добраться до двери.

К этому моменту резервуары его энергии и злости исчерпались до дна, поэтому эйрианец не протестовал, когда Джанелль подвела его к пуфику и усадила за большой стол из сосны в большой комнате хижины. Она встала за его спиной, и тонкие руки уверенными, но осторожными прикосновениями исследовали мышцы. Люцивар упрямо смотрел на входную дверь, боясь спрашивать о результатах исцеления. Затем он почувствовал, как раскладывается одно крыло, ведомое чуткими пальцами.

Повинуясь движениям Целительницы, он развернул его. Затем раскрылось второе. Когда Джанелль обошла его по кругу, Люцивар повернул голову и, к своему удивлению, увидел здоровое, неповрежденное крыло. Пораженный, он прикусил губу и сморгнул непрошеные слезы.

Джанелль бросила быстрый взгляд на его лицо и занялась крылом.

– Тебе повезло, – тихо произнесла она. – Еще одна неделя – и не осталось бы достаточного количества здоровой ткани, чтобы восстановить их.

Восстановить? Учитывая ущерб, который нанесли его крыльям едкая слизь и соляные шахты, даже лучшие эйрианские целительницы приняли бы решение срезать их. Как же Джанелль сумела восстановить их?

Мать-Ночь, как же он устал… Однако слишком многое не отвечало его ожиданиям. Люцивару отчаянно хотелось понять, что происходит, но он даже не знал, с чего начать.

Затем Джанелль склонилась, чтобы взглянуть на нижнюю часть его крыла, и из-под воротника выглянули немногочисленные украшения. Позже он непременно спросит, почему Ведьма носит Сапфир. Сейчас же его вниманием завладел медальон в форме песочных часов, висящий на короткой цепочке над Камнем.

Песочные часы были символом Черных Вдов, одновременно заявляя о личности хозяйки и служа предупреждением. Ученица носила медальон с золотым песком в верхней части. В украшении Странницы он распределялся равномерно между обеими половинками часов. Черная Вдова, закончившая обучение, носила талисман, в котором золотой песок находился в нижней части.

– Когда ты успела стать полностью обученной Черной Вдовой?

Воздух вокруг наполнился прохладой.

– Тебя это беспокоит?

По всей видимости, некоторым этот факт был не по нраву.

– Нет, просто любопытно.

Она одарила его быстрой извиняющейся улыбкой и продолжила осмотр. Температура воздуха вернулась в норму.

– В прошлом году.

– А когда стала Целительницей?

Девушка осторожно сложила крыло, и ее пальцы передвинулись на правое плечо.

– В прошлом году.

Люцивар присвистнул:

– Сложный у тебя выдался год.

Джанелль рассмеялась:

– Папа говорит, что очень счастлив, просто пережив его.

Уши Люцивара наполнились яростным скрежетом, который издает лезвие меча, когда им проводят по точильному камню. Значит, у нее был отец, была семья, и все же Джанелль жила здесь в одиночестве, если не считать волка – даже без слуг! Сосланная в уединенную хижину… из-за ковена Песочных Часов? Или потому что она Ведьма? Как только он поправится, этот ее «папа» узнает о себе много нового и интересного, как и Верховный Князь, который теперь служил ей.

– Люцивар. – Голос Джанелль казался таким же далеким, как и тонкие пальцы, сжимавшие его напряженное плечо. – Люцивар, что случилось?

На грани убийства время останавливается, его отмеряет не солнце и не секунды, а ритмичное биение сердца, сливающееся с боем военного барабана. Мир неожиданно наполняется резкими, острыми как лезвие деталями. Клинок с легкостью разрывает мышцы и сокрушает кость. И рот наполнится вином жизни, когда зубы вопьются в горло врага…

– Люцивар!

Он моргнул. Ощутил напряжение в пальцах Джанелль, когда она обеими руками стиснула его плечи. Люцивар попятился от края пропасти, шаг за шагом, хотя дикая часть его сущности упорно звала за собой, приказывая мчаться вперед, на свободу. Чувства, притупившиеся в соляных шахтах Прууля, теперь вновь возродились. Его звала к себе земля, соблазняя разнообразными запахами и живыми звуками. И Джанелль тоже соблазняла его – обещанием не секса, но какой-то новой связи, по-своему не менее могущественной. Ему хотелось прижать ее к себе и не отпускать до тех пор, пока его кожа не пропитается восхитительным темным ароматом. И еще больше хотелось, чтобы его собственный запах остался на ее теле, предупреждая остальных, что на Джанелль имеет право властный мужчина, наделенный немалой силой, полностью подчинившийся ей. Он мечтал…

Люцивар повернул голову, поймал зубами ее палец, сжав его с достаточной силой, чтобы утвердить свое господство, и вместе с тем не причинив боли. Ее рука послушно расслабилась, спокойно приветствуя дикую тьму, таившуюся в нем. И уже поэтому Люцивар готов был отказаться от самого себя, вручив ей все свое существо.

Через минуту, окончательно вернувшись в реальность, эйрианец заметил, что внешняя дверь так и осталась открытой и на крыльце под крышей стоят три волка, изучающие его с неприкрытым интересом.

Джанелль, теперь переключившись с некогда израненной спины на его ключицу и грудные мышцы, взглянула на зверей и отрицательно покачала головой:

– Нет, он не может выйти поиграть.

С тявканьем и подвыванием, в которых сквозило неприкрытое разочарование, волки снова вышли наружу.

Люцивар задумчиво изучил взглядом открывшийся в дверном проеме пейзаж.

– Я никогда не думал, что Ад выглядит вот так, – тихо произнес он.

– Он и не выглядит вот так. – Джанелль шлепнула эйрианца по руке, когда тот попытался помешать ей осмотреть его ногу и бедро.

Не без труда напомнив себе о том, что Целительницу бить не следует, Люцивар стиснул зубы и попытался получить ответы на свои вопросы.

– Я, честно говоря, не знал, что дети, ставшие мертвыми демонами, растут. Или что мертвые тела можно исцелять.

Джанелль одарила его проницательным взглядом и взялась за другую ногу. Из ее рук волнами исходило тепло и сила.

– Килдру дьятэ не взрослеют, а демонов бессмысленно лечить. Но я не килдру дьятэ , а ты не погиб, хотя, должна заметить, ты приложил все усилия, чтобы стать мертвым демоном, – едко добавила Джанелль. Она выдвинула из-за стола стул с прямой спинкой и опустилась на него напротив Люцивара, а затем взяла его за руки. – Люцивар, ты жив. Это не Темное Королевство.

А он был так уверен в обратном…

– Но тогда… где мы?

– В Аскави. В Кэйлеере. – Она с беспокойством наблюдала за мужчиной.

– В Царстве Теней? – Люцивар тихо присвистнул. Два туннеля. В одном сумрак, прорезанный светом, в другом рассветные лучи. Темное Королевство и Царство Теней. Он широко усмехнулся. – Ну, раз уж мы не умерли, можно отправиться на прогулку?

Он с интересом наблюдал за тем, как Джанелль пытается подавить улыбку и придать лицу серьезное выражение, подобающее женщине ее профессии.

– Когда ты полностью поправишься, – сурово отрезала она, но тут же все испортила серебристым и вместе с тем бархатистым смешком. – Ох, Люцивар, драконы, которые живут на Огненных островах, будут от тебя в восторге. Мало того что у тебя есть крылья, ты к тому же достаточно большой, чтобы разбивать волны…

– Что делать?!

Ее глаза расширились, а зубы прикусили нижнюю губу.

– Э… не важно, – с наигранной веселостью отозвалась Джанелль, спрыгнув со стула.

Эйрианец поймал ее за край рубашки. После недолгой борьбы, от которой у Люцивара вновь участилось дыхание, а Джанелль выглядела еще более потрепанной, чем раньше, она вновь оказалась на стуле.

– Почему ты живешь здесь, Кошка?

– А что тут такого? – словно защищаясь, спросила Джанелль. – По-моему, это замечательное место!

Люцивар, прищурившись, посмотрел на нее:

– Я и не утверждал обратного.

Она наклонилась вперед, изучая его лицо:

– Ты не из тех самцов, которые впадают в истерику по каждому поводу, верно?

Он тоже склонился к девушке, опираясь локтями на колени, и одарил ее ленивой, надменной усмешкой:

– Я никогда не впадаю в истерику.

– Ага, как же.

Теперь его улыбка больше походила на оскал, открывая белоснежные зубы.

– Так почему, Кошка?

– Волки бывают страшными ябедами, ты знал об этом? – Она с надеждой посмотрела на Люцивара. Когда он ничего не ответил на это, девушка взъерошила свои золотистые волосы и вздохнула. – Видишь ли, иногда мне просто необходимо остаться одной, побыть наедине с землей и природой, поэтому я часто приходила сюда и разбивала лагерь на несколько дней. Однако в один из таких походов пошел сильный дождь, я спала на земле, здорово простудилась, и волки сбежали, чтобы обо всем рассказать папе. Он тогда сообщил мне, что прекрасно понимает необходимость уединения и потребность побыть на природе, однако понятия не имеет, почему при этом нельзя построить какое-нибудь подходящее убежище. Я ответила, что меня вполне устроит небольшой навес и, наверное, эта идея, пожалуй, действительно имеет смысл. Тогда папа приказал построить здесь эту хижину. – Она помолчала немного и улыбнулась Люцивару. – У нас с ним несколько разные представления о том, что такое навес.

Окинув взглядом большой камин, выложенный камнями, крепкие стены и надежный потолок, а затем переведя взгляд на женщину-ребенка, сидевшую напротив, зажав коленями руки, Люцивар неохотно отпустил гнев, который начал испытывать к этому ее неизвестному отцу.

– Честно говоря, Кошка, боюсь, я разделяю мнение твоего папы.

Она насупилась.

Возможно, Джанелль действительно стала Целительницей и Черной Вдовой, но при этом она превратилась в девушку, сохранив милую неуклюжесть, свойственную юности, и по-прежнему напоминала котенка, пытающегося поймать огромного прыгучего жука.

– Значит, ты живешь здесь не все время? – осторожно поинтересовался он.

Джанелль покачала головой:

– У моей семьи несколько поместий в Демлане. Большую часть времени я провожу в нашем фамильном особняке. – Она одарила Люцивара странным взглядом, значение которого он так и не понял. – Мой отец Верховный Князь Демлана – помимо всего прочего.

Значит, это человек, обладающий богатством и весомым положением в обществе. Скорее всего, он не из тех, кто спокойно отнесется к дружбе ублюдка-полукровки и своей дочери. Впрочем, с этой проблемой можно разобраться, когда придет время.

– Люцивар. – Она устремила взгляд на открытую дверь и задумчиво прикусила нижнюю губу.

Он искренне посочувствовал девушке. Иногда Целительнице сложнее всего честно сообщить пациенту о том, что так и не удалось вылечить.

– Крылья теперь всего лишь красивое дополнение, верно?

– Нет! – возмущенно воскликнула Джанелль, но тут же успокоилась и глубоко вздохнула. – Повреждения были очень серьезными. Причем не только на крыльях. Я исцелила их все, однако дальнейшее во многом будет зависеть от тебя. По моим подсчетам, уйдет не меньше трех месяцев на то, чтобы крылья и спина окончательно зажили. – Она снова прикусила губу. – Но, Люцивар, теперь допускать ошибок нельзя. Мне пришлось до предела растянуть возможности твоего организма, чтобы залечить повреждения. Если теперь ты заново повредишь хоть что-то , скорее всего, восстановить ткани будет нельзя.

Люцивар взял ее за руку, нежно поглаживая большим пальцем тонкую ладошку.

– А если я буду тебя слушаться? – спросил он, внимательно наблюдая за ней. Но нет, в этих сапфировых глазах не было ложных обещаний.

– Если будешь меня слушаться, то через три месяца мы вместе нырнем в Поток.

Он склонил голову. Не потому, что не хотел, чтобы девушка видела его слезы. Просто ему нужно было время, чтобы насладиться надеждой.

Снова взяв себя в руки, Люцивар улыбнулся Джанелль.

Она вернула улыбку, понимая, какие чувства обуревают его.

– Может, выпьем чаю?

Дождавшись согласного кивка, девушка спрыгнула со стула и направилась к двери справа от очага.

– Есть возможность убедить мою Целительницу прибавить к нему хоть немного еды?

Джанелль выглянула из-за двери:

– Как насчет большого куска свежего хлеба и миски крепкого говяжьего бульона?

С тем же успехом можно пожевать ножку стола.

– А выбор есть?

– Нет.

– В таком случае звучит просто чудесно.

Она вернулась через несколько минут, помогла Люцивару перебраться с пуфика на стул с прямой спинкой, которая не мешала его крыльям, а затем поставила перед эйрианцем большую кружку.

– Это целебный отвар.

Люцивар молча оскалился. Все отвары, которые ему волей-неволей приходилось пить раньше, на вкус были как листья дикой ежевики, залитые ослиной мочой, и у него сложилось стойкое впечатление, что Целительницы специально делают их такими отвратными, чтобы наказать пациентов за болезни.

– Ничего не получишь, пока не выпьешь все до капли, – добавила Джанелль, проявив поразительную черствость.

Люцивар поднял чашку и осторожно принюхался. Отвар пах… по-другому. Эйрианец сделал глоток, задумчиво посмаковал, а затем закрыл глаза и проглотил. Оставалось только гадать, каким образом Джанелль удалось добавить в целебный отвар надежную силу гор Аскави, ласковые образы деревьев, трав и цветов, которые питала земля под ними, прохладную сладость рек, несущих свои воды вдаль.

– Это замечательно, – наконец пробормотал он.

– Я рада, что тебе понравилось.

– Честное слово, замечательно! – принялся горячо настаивать Люцивар, несмотря на смех, которым были наполнены ее слова. – Эти штуки обычно просто ужасны на вкус, но твой отвар мне очень понравился.

Ее веселье сменилось изумлением.

– Они и должны быть приятными, Люцивар. Иначе никто не захочет их пить.

Не зная, что можно возразить на это, эйрианец ничего не сказал, молча прихлебывая напиток. Он пришел в такое благодушие, что отнесся с одобрением к ломтю свежего хлеба, размокшего в миске говяжьего бульона, которую Джанелль неумолимо поставила на стол перед пациентом. Его настроение улучшилось еще больше, когда Люцивар обнаружил ломтики мяса поверх хлеба.

Только затем он отметил, что девушка ест то же самое.

– Тебе ведь пришлось растянуть до пределов возможности не только моего организма, чтобы завершить исцеление, верно, Кошка? – тихо спросил он, не в силах скрыть гнев, взбурливший в его душе. Как она только осмелилась так рисковать собой, когда рядом не было никого способного позаботиться о ней?!

Щеки девушки окрасились легким румянцем. Она покрутила в руках ложку, потыкала ей хлеб и наконец пожала плечами:

– Оно того стоило.

Люцивар тоже ткнул ложкой в хлеб, и тут ему в голову пришла еще одна мысль. Впрочем, он решил оставить ее на потом. Эйрианец попробовал бульон с хлебом.

– Ты не только готовишь замечательные целебные отвары, но еще и превратилась в хорошую повариху!

Джанелль ткнула ложкой в хлеб с такой силой, что забрызгала стол бульоном. Вытерев пятна, она расстроенно хлюпнула носом и прожгла Люцивара сердитым взглядом:

– Это приготовила миссис Беале. Я сама не умею.

Люцивар зачерпнул еще немного питательной жидкости и пожал плечами:

– Готовить вовсе не так уж сложно. – Подняв глаза, он невольно задался вопросом: бывали ли в истории случаи, когда взрослого мужчину забивали насмерть столовой ложкой?

– Значит, ты сам умеешь готовить? – зловеще поинтересовалась она, а затем сердито вздохнула. – Ну почему, почему столько мужчин вокруг умеют готовить?!

Люцивару пришлось прикусить язык, чтобы не ответить: «Из чувства самосохранения». Он задумчиво прожевал и проглотил еще несколько кусков, а затем задумчиво произнес:

– Я могу научить тебя готовить – при одном условии.

– Каком?

За мгновение до того, как ответить, Люцивар ощутил странную ломкость, непонятную хрупкость в ее душе, однако он был Верховным Князем и не мог перебороть себя.

– Кровать достаточно велика для нас двоих, – тихо произнес он, отметив, как быстро с лица девушки схлынули все краски. – Если тебя это не устраивает – ничего страшного. Однако, если кому-то придется спать у очага, это буду я.

Он заметил, как она вспыхнула от гнева, но быстро взяла себя в руки.

– Постель нужна тебе самому, – сквозь стиснутые зубы прошипела она. – Исцеление еще не завершилось.

– Поскольку здесь нет больше никого, кто мог бы о тебе позаботиться, я, как и любой Верховный Князь, считаю своим долгом и удовольствием взять эту задачу на себя. – Его слова соответствовали древним обычаям и традициям, которыми слишком долго пренебрегали в Террилле, однако по рассерженному рычанию, вырвавшемуся из горла девушки, Люцивар понял, что в Кэйлеере Кодекс по-прежнему не утратил силы.

– Хорошо, – напряженно произнесла она, зажав коленями дрожащие руки. – Разделим кровать.

– И одеяла! – торопливо добавил он.

Враждебный взгляд сочетался с легкой улыбкой, и эта странная комбинация подсказывала, что Джанелль еще не знала, что думать об этом предложении. Откровенно говоря, Люцивар тоже не знал.

– Полагаю, тебе понадобится еще и подушка!

Эйрианец одарил девушку ленивой, надменной ухмылкой:

– Разумеется. И обещаю не пинаться, даже если ты храпишь.

С таким знанием эйрианского языка девушка могла бы заставить покраснеть бывалого Капитана охотничьего лагеря.

Лишь намного позже пришла другая мысль, нанеся неожиданный и очень болезненный удар, когда Люцивар уже лежал в постели на животе, раскрыв крылья, а Джанелль отправилась на вечернюю танцульку с волками – странное и очень глупое слово, которое вместе с тем предельно точно характеризовало сложные, запутанные фигуры, которые волки выписывали вокруг девушки, в сумерках снуя вместе с ней между деревьями.

Он отправился к Кальдхаронскому Потоку, намереваясь таким образом проститься с жизнью, но вместо этого не только избежал смерти, но и нашел живую легенду, Королеву своих грез.

Люцивар улыбался, а по его щекам потекли горячие, очень горькие слезы.

Он был жив. Джанелль была жива. Но Деймон…

Люцивар по-прежнему не знал, что произошло на Алтаре Кассандры. Не знал, почему простыня была пропитана кровью девушки, что именно сделал тогда Деймон, но зато начал понимать, чего это ему стоило.

Вжавшись лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипы, зажмурившись в тщетной попытке отогнать обрушившиеся на него образы, он все равно видел своего брата. В Прууле той ночью, измотанного, но преисполненного решимости. В руинах Зала Са-Дьябло в Террилле, с выжженной липким кошмаром безумия душой, готового умереть. Снова слышал отчаянный, наполненный страхом голос, когда Деймон отрицал свою вину в ее смерти. И мучительный крик, раздавшийся среди нагромождения камней в руинах.

Если бы Люцивар не был до такой степени одержим горечью той ночью, если бы ушел вместе с Деймоном, они бы непременно отыскали способ пройти через Врата. Вместе они бы добились своего. Они бы нашли ее и провели все эти годы рядом с Джанелль, видели бы, как она взрослеет, меняется, участвовали бы в превращении ребенка в женщину, в Королеву.

И у Люцивара по-прежнему был этот шанс. Он останется с ней, будет рядом на протяжении этих последних лет юности, а затем познает счастье служить ей.

Но Деймон…

Люцивар изо всех сил впился зубами в подушку, заглушая собственный крик, полный невыразимой муки.

Но Деймон…

Глава 10

1. Кэйлеер

Люцивар стоял на границе леса, не решаясь переступить черту, разделявшую сплошные заросли и залитый солнцем луг. День выдался довольно жарким, поэтому оставаться в тени было гораздо приятнее. Кроме того, Джанелль отправилась куда-то, ссылаясь на неотложные дела, следовательно, не было особых причин торопиться назад.

Дым спокойной трусцой нагнал эйрианца, придирчиво выбрал дерево, задрал заднюю ногу и вопросительно посмотрел на своего спутника.

– Я пометил территорию давным-давно, – напомнил Люцивар.

Волк фыркнул, выразив свое честное мнение о человеческих способностях адекватно помечать территорию.

Развеселившись, Люцивар подождал, пока Дым отойдет наконец от дерева, а затем сделал шаг вперед и расправил крылья, чтобы они побыстрее высохли. Вода в озерце, питавшемся от нескольких источников, которое ему показала Джанелль, еще не успела прогреться, однако он с наслаждением окунулся.

Люцивар медленно помахивал крыльями, наслаждаясь этими движениями. Исцеление шло очень быстро. Если и дальше не возникнет никаких проблем, то уже на следующей неделе он попробует оторваться от земли. Терпеливое ожидание давалось Люцивару очень тяжело, однако к концу дня, ощущая приятную боль в натруженных мышцах, он понимал, что Джанелль все рассчитала верно.

Сложив крылья, Люцивар неспешной трусцой побежал к хижине.

Убаюканный упражнениями и теплом солнца, он не сразу сообразил, что два молодых волка неспроста мчатся ему навстречу.

Джанелль, разумеется, научила его общаться с родством, и Люцивар почувствовал себя польщенным, узнав, что они очень избирательны и придирчиво оценивают людей, решая, стоит говорить с ними или нет. Тем не менее сейчас, ощутив напряжение при виде спешащих к нему волков, он невольно задумался, насколько сильно их мнение о нем зависело от присутствия Леди.

Однако минуту спустя он едва не был сметен с ног меховыми клубками – один волк обежал его сзади, подталкивая в спину передними лапами, второй, поскуливая, прыгал, пытаясь лизнуть человека в лицо и требуя утешения.

Их мысли бились о его разум. Животные были слишком расстроены и обеспокоены, чтобы думать связно.

Леди вернулась. Случится что-то плохое. Они напуганы. Дым охраняет их, ждет Люцивара. Люцивар наконец пришел. Он человек. Он поможет Леди.

Люцивар стряхнул с себя обезумевших животных и быстрым шагом направился к хижине. Они не сказали, что Джанелль ранена, значит, в этом смысле с ней все в порядке. Но скоро случится что-то плохое… Настолько плохое, что они боялись войти в хижину и приблизиться к ней.

Люцивар вспомнил, как обеспокоенно прижал уши Дым, когда Джанелль сказала, что должна уйти на несколько дней.

Что-то плохое. Нечто, что может исправить только человек.

Он искренне надеялся, что в этом четвероногие Братья не ошиблись.

Люцивар открыл дверь хижины и мгновенно понял, почему волки так перепугались.

Она сидела в кресле-качалке перед камином, глядя в пустоту перед собой.

Ментальная боль, разлитая по комнате, вонзилась в сердце кинжалом. Мысленный щит вокруг ее сознания и тела казался обманчиво непрочным, его не составило бы особого труда отвести в сторону – как паутину. Однако под этой пассивностью и неподвижностью таилось нечто такое, что, обрети оно свободу, обрушилось бы на смельчака со страшной силой.

Сложив крылья, Люцивар осторожно обошел ментальный щит по кругу и встал перед девушкой.

Черный Камень на ее груди горел смертельным огнем.

Люцивар задрожал, не зная, боится за себя или за нее. Он закрыл глаза и поспешно поклялся Тьме, что сделает все, чтобы его не вырвало на месте.

Прожив в Террилле большую часть жизни, Люцивар научился узнавать взгляд людей, только что прошедших через пытку. Он не думал, что Джанелль пострадала физически, однако имелись и более тонкие методы воздействия, которые при этом оказывались ничуть не менее разрушительными. Было очевидно, что ее тело заплатило ужасную цену за события последних четырех дней. Вес, который девушка успела набрать за месяц, исчез, словно его и не было, – вместе с мышцами, успевшими появиться во время их совместных тренировок. Кожа на лице снова обтянула кости и казалась очень хрупкой, словно могла прорваться от первого же движения. А глаза…

Он не мог вынести то, что прочел в ее взгляде.

Джанелль сидела на месте, истекая кровью от глубокой душевной раны, и он не знал, чем ей помочь, не знал, можно ли сделать хоть что-то, чтобы облегчить страдания своей Леди.

– Кошка? – тихо позвал он. – Кошка?

Он ощутил всплеск отвращения, когда Джанелль наконец подняла на него глаза, прочел сменяющие друг друга чувства в этих призрачных, древних, бездонных глазах.

Джанелль моргнула. С силой прикусила нижнюю губу – казалось, еще чуть-чуть, и пойдет кровь. Снова моргнула.

– Люцивар.

Не вопрос и не утверждение, просто узнавание, с болью вытянутое откуда-то из самых глубин души.

– Люцивар! – На глазах выступили слезы. – Люцивар? – Мольба об утешении.

– Убери щит, Кошка. – Он видел, что она не понимает, о чем он говорит. Благая Тьма, она еще так молода… – Убери щит. Впусти меня.

Щит утратил силу. Она тоже. Но Джанелль оказалась в его объятиях, прежде чем прозвучал первый всхлип, надрывающий сердце. Люцивар, бережно прижимая ее к груди, опустился в кресло-качалку, бормоча ничего не значащие слова утешения, пытаясь хоть немного согреть ее ледяное тело.

Когда всхлипы стихли и Джанелль только шмыгала носом, он прижался щекой к ее волосам.

– Кошка, думаю, мне бы следовало отвести тебя к отцу.

– Нет! – Она уперлась руками ему в грудь, пытаясь подняться на ноги.

Ее ногти могли бы оставить глубокие, до кости, порезы. Яд в змеином зубе убил бы его в два раза быстрее и надежнее. Один всплеск силы ее Черных Камней смел бы его внутренние барьеры и превратил в развалину, пускающую слюни.

Вместо этого Джанелль бесплодно боролась с сильным мужчиной. Это рассказало Люцивару о ее характере гораздо больше, чем любые действия или слова, а заодно объяснило, почему с ней Джанелль не прибегала к своей силе. По всей видимости, она раньше теряла власть над собой, и результат напугал ее до полусмерти. Теперь Джанелль боялась дать волю гневу даже для самозащиты. Что ж, с этим он мог кое-что сделать.

– Кошка…

– Нет! – Она снова дернулась. Затем, окончательно ослабев и не в силах сопротивляться и дальше, Джанелль обмякла.

– Почему? – Люцивар мог назвать лишь одну причину, по которой она боялась возвращаться.

Беспорядочно посыпались слова объяснения.

– Я знаю, что ужасно выгляжу. Поэтому я не могу сейчас пойти домой. Если папа меня увидит такой, то очень расстроится. Он захочет узнать, что случилось, а я не могу ему рассказать, Люцивар! Просто не могу. Он ужасно рассердится, будет еще один скандал с Темным Советом, и они доставят ему еще больше проблем.

По мнению Люцивара, убийственный гнев ее отца, вызванный тем, что сделали с Джанелль, будет только к лучшему. К сожалению, девушка не разделяла его мнения. Она скорее готова была перенести, перестрадать то, что едва не сломило ее, лишь бы не вызывать проблем между Темным Советом и ее любимым папочкой. Возможно, это вполне устраивало и саму Джанелль, и членов этого Совета, и даже ее отца, но у Люцивара имелась своя точка зрения.

– Но этой причины недостаточно, Кошка, – тихо, спокойным тоном произнес эйрианец. – Либо ты расскажешь мне, что с тобой случилось, или я тебя свяжу и потащу к отцу прямо сейчас.

Джанелль шмыгнула носом:

– Ты же не знаешь, где он живет.

– А я почему-то уверен, что если подниму достаточную суматоху, то кто-нибудь с радостью расскажет мне, как найти Верховного Князя Демлана.

Джанелль вгляделась в невозмутимое лицо эйрианца:

– А ты – настоящая заноза, Люцивар.

Он одарил ее своей ленивой, надменной усмешкой:

– Я тебе сообщил об этом еще при самой первой встрече. – Он подождал немного, надеясь, что не придется давить на нее, хоть и прекрасно понимал, что ошибается. – Что ты выбираешь, Кошка?

Она сжалась. Что ж, Люцивар мог ее понять. Если бы кто-то загнал его самого в угол точно так же, как Джанелль, он тоже бы не спешил рассказывать, в чем дело. Он почувствовал, что девушке хотелось бы отдалиться от него физически, прежде чем начать рассказ, однако при этом понимал, что услышит более правдивое изложение, если Джанелль по-прежнему будет сидеть у него на коленях.

Наконец, покорившись неизбежному, Джанелль взъерошила волосы и вздохнула:

– Когда мне было двенадцать лет, я очень серьезно пострадала…

Разве так описывают жестокое изнасилование? Ей сказали, что она «серьезно пострадала»?!

– …и папа стал моим законным опекуном. – Похоже, Джанелль было трудно дышать, и ее голос становился все тише. Вскоре, несмотря на то что они сидели совсем рядом, Люцивару пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова. – Я проснулась – вернулась в свое тело – только через два года. Я… успела измениться к этому времени, но папа помог мне заново выстроить свою жизнь, камень за камешком. Он нашел для меня подходящих учителей, пригласил моих старых друзей погостить, он всегда п-понимал меня. – В ее голос вплелась нотка горечи. – Однако Темный Совет не считал, что папа – подходящий для меня опекун, и они пытались разлучить нас, забрать меня от него и других членов семьи, поэтому я их остановила. Совету пришлось позволить мне жить у папы.

Остановила их. Люцивар быстро прикинул методы, к которым она могла прибегнуть. Очевидно, даже этого оказалось недостаточно.

– Чтобы умилостивить Совет, я согласилась каждый сезон проводить по неделе, общаясь с семьями аристократов в Малом Террилле.

– Но это не объясняет, почему ты вернулась в таком состоянии, – мягко напомнил Люцивар. Он потер руки девушки, пытаясь согреть ее. Эйрианец успел вспотеть. Джанелль по-прежнему дрожала.

– Как будто я снова оказываюсь в Террилле, – прошептала она. В ее глазах снова появилось затравленное выражение. – Нет, еще хуже. Словно я опять живу в… – Она замолчала, явно озадаченная чем-то.

– Знаешь ли, даже аристократы в Малом Террилле должны есть, – с укором произнес он.

Ее глаза странно затуманились. Голос словно лишился всякого выражения.

– К еде нужно относиться с подозрением. Никогда не доверяй еде. Даже если проверяешь ее импульсом, не всегда можно почувствовать беду, а потом становится слишком поздно. Не могу спать. Нельзя. Но они все равно доберутся до тебя. Ложь выдается за правду, а правда наказывается. Плохая девочка. Больная девочка, потому что выдумывает неправду.

Словно ледяной кулак прижался к пояснице. Люцивар невольно задумался, какой кошмар Джанелль сейчас переживает в своих мыслях, какой дорогой идет.

Сжав ее подбородок большим и указательным пальцами, он заставил девушку повернуть голову и посмотреть на него.

– Ты не плохая девочка, тем более не больная, и ты не лжешь, – твердо произнес он.

Она моргнула. В синих глазах застыло непонимание.

– Что?

Сможет ли она понять, если он повторит ее же слова? Люцивар сомневался в этом.

– Значит, еда плохая и ты совсем не высыпаешься. Но это все же не объясняет того, почему ты вернулась в таком виде. Что они сделали с тобой, Кошка?

– Ничего, – прошептала Джанелль, закрывая глаза. Она конвульсивно сглотнула несколько раз. – Просто мальчики ожидают, что я буду целоваться с ними, а…

– Чего они ожидают?! – зарычал Люцивар.

– А я ф-фригидна, и…

– «Фригидна»!!! – взревел эйрианец, не обратив никакого внимания на ее испуганный вскрик. – Тебе всего семнадцать лет! Эти напыщенные сынки блудливых сук не должны даже приближаться к тебе с подобными намерениями, не то что судить о том, фригидна ты или нет. И где, во имя Ада, были дуэньи в это время?

Он яростно раскачивался в кресле, продолжая одной рукой гладить Джанелль по голове, а другой крепко обнимая ее за талию. Девушка тихо вскрикнула, когда Люцивар нечаянно ущипнул ее за руку, и этот звук вывел наконец его из мира, подернутого красной пеленой ярости. Он сбивчиво пробормотал извинение, поудобнее усадил Джанелль у себя на коленях и продолжил раскачиваться, но теперь уже успокаивая ее. Через пару минут эйрианец покачал головой.

– «Фригидна», – повторил он с отвращением и фыркнул. – Послушай, Кошка, если нежелание, чтобы кто-то вешал на тебя слюни или хватал и тискал за разные места, означает фригидность, значит, тогда я тоже фригиден. У них нет никакого права использовать тебя, что бы они ни говорили. Любой мужчина или мальчишка, утверждающий обратное, заслуживает по меньшей мере ножа под ребра. – Он смерил Джанелль задумчивым, оценивающим взглядом, а затем покачал головой. – Впрочем, ты, скорее всего, находишь слишком жестоким вспороть другому брюхо. Это не страшно. У меня на этот счет другое мнение.

Джанелль уставилась на друга широко открытыми глазами.

Он успокаивающе обнял ее за шею и бережно растер мышцы.

– Слушай внимательно, Кошка, потому что я скажу это только один раз. Ты – самая удивительная и потрясающая Леди из всех, которых мне довелось знать, и самый близкий друг из всех, что у меня были. Кроме того, я люблю тебя, как брат, и любой ублюдок, осмелившийся причинить боль моей сестренке, ответит за свой поступок.

– Т-ты не можешь, – прошептала она. – Существует ведь соглашение…

– Плевал я на это проклятое соглашение – тем более я-то ведь в нем не упоминаюсь. – Люцивар легонько встряхнул Джанелль, не зная, как прогнать затравленное выражение, застывшее в ее глазах и смешавшееся с болью. Он кое-как заставил себя ухмыльнуться. – Кроме того, Леди, – с напускной любезностью прорычал он, – вы нарушили торжественное обещание, которое дали мне давным-давно, а подобное отношение к Верховному Князю – серьезное оскорбление.

В ее глазах наконец вспыхнуло пламя. Люцивару на мгновение показалось, что ее спина изогнулась дугой, а несуществующая шерстка встала дыбом. Возможно, и не придется долго копать, чтобы вывести на поверхность праведный гнев.

– Ничего подобного я не делала!

– Еще как сделала! Я совершенно отчетливо помню, как учил тебя, что нужно делать, если…

– Но они же стояли не позади меня!

Люцивар нехорошо сузил глаза:

– У тебя что, нет других друзей мужского пола среди людей?

– Есть, разумеется!

– И ни один из них никогда не уводил тебя в укромное местечко, чтобы показать, как и куда нужно бить коленом?

Внезапно вниманием Джанелль завладели ногти на правой руке.

– Так я и думал, – сухо произнес Люцивар. – Я предоставлю тебе выбор. Если один из этих напыщенных аристократиков, круглый год переживающих брачный период, сделает что-нибудь, что тебе не понравится, можешь как следует съездить ему коленом по яйцам, иначе я начну с его ног и закончу шеей, сломав каждую косточку между ними.

– Ты бы не смог!

– Не так уж это и сложно. Я делал такое раньше. – Он выждал минуту, а затем щелкнул ее по подбородку.

Джанелль опомнилась и закрыла рот. Затем она вновь съежилась.

– Но, Люцивар, – слабо произнесла девушка, – а что, если только я виновата в том, что он возбудился и нуждается в облегчении?

Эйрианец только фыркнул – формулировка его позабавила.

– Ты же не купилась на это, верно?

Джанелль опасно сузила глаза.

– Я не знаю, как дела обстоят в Кэйлеере, но в Террилле каждый молодой человек может с легкостью и в любой момент отправиться в дом Красной Луны и не только получить «облегчение», но и научиться кое-чему посложнее, чем полминуты потыкаться и кончить.

Джанелль закашлялась, вполне возможно пытаясь скрыть таким образом смех.

– А если они не могут позволить себе посетить дом Красной Луны, то сами способны с легкостью доставить себе «облегчение».

– Как?

Люцивар с трудом подавил усмешку. Иногда заинтересовать ее можно было с той же легкостью, что показать котенку клубок.

– Не уверен, что старший брат должен объяснять девушке такие вещи, – строго заявил он.

Джанелль задумчиво посмотрела на него:

– Ты не любишь секс, не так ли?

– После того, что мне довелось испытать, нет, не очень. – Люцивар провел кончиками пальцев по ее руке, пытаясь ответить честно. – Но я всегда думал, что если бы любил женщину, то было бы замечательно дарить ей подобное наслаждение. – Он встряхнулся и поставил Джанелль на ноги. – Но хватит об этом. Тебе нужно как следует поесть и набраться сил. Еще остался суп из говядины и свежий хлеб.

Джанелль побледнела:

– Меня стошнит. Так всегда бывает после…

– Попытайся.

Когда они наконец сели за накрытый стол, девушка проглотила три ложки супа и откусила немного хлеба, а затем опрометью кинулась в ванную.

Потеряв аппетит, Люцивар убрал тарелки. Он как раз выливал суп обратно в горшок, когда в кухню осторожно вошел Дым.

«Люцивар?»

Эйрианец поднял вторую тарелку:

– Не хочешь поесть?

Но Дым проигнорировал это предложение.

«Теперь придут плохие сны. Леди больно. Она не разговаривает с нами, не хочет нас видеть. Ей не нужны рядом самцы. Она не ест, не спит, только ходит, ходит, ходит и рычит на нас. Теперь плохие сны, Люцивар».

«И что, плохие сны всегда бывают после подобных визитов?» – спросил мужчина, направив свою мысль от копья к копью.

Дым оскалил клыки, но не зарычал.

«Всегда».

У Люцивара судорожно сжался желудок. Значит, это не заканчивалось, когда она возвращалась из Малого Террилля.

«Как долго они длятся?»

У родства были довольно смутные представления о времени, но Дым, по крайней мере, понимал разницу между днем и ночью.

Волк склонил голову набок.

«Ночь, день, ночь, день… может, еще ночь».

Значит, сегодняшнюю ночь и следующие два дня Джанелль проведет, пытаясь отогнать кошмары, витающие на границе ее сознания, окончательно изматывая и без того обессилевшее тело – до тех пор, пока она не потеряет сознание, поддавшись жестокому истязанию. Ни воды, ни еды, ни отдыха. Какие же сны могут толкнуть молодую женщину на такой жестокий мазохизм?

Он узнал это той же ночью.

Внезапная перемена в дыхании лежащей рядом девушки вырвала Люцивара из легкой дремоты. Приподнявшись на локте, он потянулся было к ее плечу.

«Невозможно разбудить, когда приходят плохие сны».

Дым стоял у изголовья постели. Его глаза в лунном свете отсвечивали красным.

«Почему?»

«Не видит нас. Не узнает. Только сны».

Люцивар чуть слышно выругался. Если каждый звук и любое прикосновение проникало в ее сны…

Тело Джанелль изогнулось туго натянутым луком.

Он взглянул на напряженные, сведенные судорогой мышцы и снова выругался. Утром у нее будет болеть все тело.

Неожиданно напряжение покинуло ее. Девушка без сил опустилась на матрас, извиваясь, постанывая. Ее одежда промокла насквозь от выступившего пота.

Он должен разбудить ее. Если для этого придется макнуть Джанелль в озеро или всю ночь бродить с ней по покрытому росой лугу, он это сделает. Но ее необходимо разбудить.

Люцивар снова протянул руку… и она начала говорить.

Каждое слово было тяжелым ударом. Воспоминания текли и текли…

Склонив голову и вздрагивая всем телом, Люцивар слушал, как она говорит то о Марджане, то с ней. Потом то же самое с Мирол и Ребеккой, Денни и особенно с Розой. Он выслушивал те ужасы, которые довелось видеть и переносить беспомощному ребенку в месте под названием Брайарвуд. Он узнал имена мужчин, причинявших боль ей – и всем остальным девочкам. Он страдал вместе с Джанелль, когда она заново пережила ужас насилия, разорвавший ее физически и раздробивший юный разум, заставивший девочку разорвать связь между телом и духом.

Вновь погрузившись в бездну, которую никто другой не смог бы достичь, она сделала глубокий, неровный вдох, пробормотала имя и затихла.

Он наблюдал за Джанелль еще несколько минут, а затем убедился, что она наконец заснула. Затем Люцивар неверными шагами направился в ванную, где его тихо, но жестоко вырвало.

Кое-как прополоскав рот и утерев губы, Люцивар отправился на кухню и налил в кружку щедрую порцию виски. Затем он вышел обнаженным на крыльцо, позволяя ночному воздуху осушить липкий холодный пот с кожи и медленными глотками потягивая спиртное.

Из хижины вышел Дым и встал так близко, что его мех защекотал лодыжку Люцивара. Два молодых волка жались друг к другу в противоположном углу крыльца.

«Она ничего не помнит, верно?» – спросил Люцивар у Дыма.

«Нет. Тьма милосердна».

Возможно, Джанелль просто не готова сейчас принять эти воспоминания. Он совершенно точно не собирался подталкивать ее к этому. Однако у Люцивара появилось гнетущее ощущение, что наступит день, когда кто-то или что-то неожиданно распахнет эту дверь и ей придется взглянуть в глаза прошлому. Но до этих пор ему придется держать в себе услышанное сегодня. Он надеялся, что Джанелль потом сможет его простить.

Он слышал боль в ее голосе, когда она говорила о людях, причинявших ей боль и страдания. Он слышал боль, когда она говорила о человеке, изнасиловавшем ее.

Но в тот единственный раз, когда она упомянула Деймона, его имя походило на обещание. Оно звучало как нежная ласка.

Смаргивая слезы и пытаясь взять под контроль острое чувство вины, Люцивар одним глотком допил виски и повернулся к двери.

2. Кэйлеер

Люцивар устроился на пеньке, который отмечал середину пути их «танцулек». Лето закончилось. Исцеление завершилось. Два дня назад он с успехом одолел Кальдхаронский Поток. Вчера они с Джанелль отправились на Огненные острова, чтобы поиграть с драконятами, жившими там. Эйрианец с радостью провел бы нынешний день, предаваясь блаженной лени, но что-то заставило Джанелль покинуть хижину сразу же после того, как они вернулись сегодня утром, и то, как она избегала отвечать на его расспросы, подсказывало Люцивару, что это каким-то образом связано с ним самим.

Что ж, если не получается заинтересовать котенка клубком, можно спровоцировать взрыв, макнув его в ледяную воду.

– Могла бы, по крайней мере, предупредить меня, Кошка.

Джанелль взъерошилась:

– Я же говорила тебе, что нужно следить за углом полета, когда ты пытался разбить ту волну! – Ее взгляд метнулся к правому боку Люцивара. Джанелль нахмурилась и с беспокойством прикусила нижнюю губу. – Люцивар, этот синяк выглядит просто ужасно. Ты уверен, что…

– Я говорил не о волне, – стиснув зубы, произнес тот. – Я имел в виду вязь-ягоды!

– О! – Джанелль опустилась на землю рядом с пеньком и искоса взглянула на Люцивара. – Видишь ли, мне казалось, что название говорит само за себя, предупреждая, что их не следует даже пробовать…

– Мне захотелось пить, а ты утверждала, что они очень сочные!

– Так и есть, – вполне оправданно напомнила Джанелль, и Люцивар испытал почти непреодолимое искушение ее выпороть. – Должна сказать, звуки, которые ты издавал, произвели на драконов большое впечатление. Они спрашивали, что значат твои вопли – заявление права на часть земли или же призыв, обращенный к самке.

Люцивар содрогнулся, вспомнив, что именно ощутил, вонзив зубы в этот фрукт с говорящим названием. Сочные, да уж. Когда он укусил эту, с позволения сказать, ягодку, его рот наполнился удивительно сладкой жидкостью, а в следующее мгновение она начала вязать так, что у Люцивара намертво свело челюсти и перемкнуло горло. Верховный Князь неблагородно топал ногами и нечленораздельно мычал, поэтому в целом понимал, почему драконы сочли, будто он пытается показать им сцены из эйрианского бытового уклада. Хуже того, они на протяжении всего этого проклятого представления с удовольствием жевали эти чертовы вязь-ягоды, а Джанелль осторожно покусывала кожицу и широко раскрытыми глазами наблюдала за мучающимся другом.

Маленькая предательница. Она сидела сейчас достаточно близко, достаточно резко протянуть руку… Доверчивая маленькая дурочка. Никакого оружия. Люцивар хотел придушить ее голыми руками. Впрочем, нет. Это слишком быстрая и нелепая смерть. Гораздо лучше положить ее к себе на колено и шлепать до тех пор, пока рука не отсохнет…

Джанелль поспешно отодвинулась, подозрительно глядя на Люцивара.

Тот оскалился в благодушной ухмылке, прекрасно понимая, что его намерения уже не тайна.

На всякий случай сев как можно дальше, Джанелль начала срывать тонкие травинки.

– Я как-то раз угостила миссис Беале вязь-ягодой, – тихим, тонким голоском произнесла она.

Люцивар устремил взгляд на залитый солнцем луг. За последние три месяца он слышал очень много рассказов о кухарке, которая работала в доме Джанелль.

– А ты сказала, как этот деликатес называется?

– Нет. – Довольная улыбка заиграла на губах девушки.

Эйрианец невольно стиснул зубы, вспомнив дивный вкус ягоды.

– И что случилось?

– Ну, папа спросил, не знаю ли я случайно, почему с кухни доносятся такие странные звуки, а я сказала, что, пожалуй, у меня есть идея. Тогда он ответил: «Понятно», запихнул меня в один из наших экипажей и велел Кхари отвезти меня в дом Морганы, потому что Шэльт на другом конце Королевства.

Изо всех сил пытаясь сохранить серьезное выражение лица, Люцивар изо всех сил стиснул правой рукой левое запястье. Помогло.

– На следующее утро миссис Беале поймала папу в кабинете и сказала, что я дала ей новый, неизвестный фрукт, вкус которого ее весьма поразил, поэтому, поразмыслив, она решила, что он прекрасно подчеркнет вкус некоторых блюд и было бы весьма неплохо принести еще. Затем она многозначительно поставила на папин огромный стол плетеную корзину. Тогда он наконец признался, что понятия не имеет, откуда взялся этот странный фрукт, а миссис Беале напомнила, что, скорее всего, мне-то это хорошо известно, но папа вежливо сообщил, что в данный момент я в гостях у подружки. Тогда наша кухарка намекнула, что ему следовало бы прихватить с собой плетеную корзину и как можно быстрее меня разыскать, дабы привезти столь желанный и ценный ингредиент. Он так и сделал, и мы вместе отправились на Огненные острова. И поскольку это закрытый Край, миссис Беале завидуют все остальные кухарки, потому что никому больше не удается повторить уникальный вкус ее блюд.

Люцивар яростно почесал голову и пригладил черные волосы, успевшие отрасти до плеч.

– А миссис Беале, видимо, во всем превосходит твоего отца?

– Ненамного, – едко ответила Джанелль, а затем жалобно добавила: – Просто она довольно… крупная .

– Мне бы очень хотелось познакомиться с этой вашей миссис Беале. Кажется, я влюбился. – Он взглянул на Джанелль, в глазах которой отразился суеверный ужас, и свалился с пенька, едва успевая дышать от смеха. Он расхохотался еще громче, когда Джанелль ткнула его в бок и уточнила:

– Ты ведь пошутил, Люцивар? Люцивар?!

Громко заулюлюкав, он дернул ее на себя и крепко обнял – достаточно, чтобы удержать и помешать сопротивляться, и вместе с тем нежно, чтобы не напугать.

– Ты должна была родиться эйрианкой, – произнес он, продолжая тихо хихикать. – В тебе достаточно огня и напора. – Затем он убрал спутавшиеся волосы с ее лица. – В чем дело, Кошка? – тихо спросил Люцивар, успокоившись. – Что же такого горького ты должна мне сообщить, что сначала решила подсластить пилюлю?

Джанелль провела пальцем по его ключице:

– Ты теперь исцелился.

Люцивар ощущал ее нежелание продолжать почти физически.

– И что?

Джанелль откатилась подальше и поднялась на ноги удивительно грациозным движением. Такое дикое изящество невозможно воспитать.

Он медленно встал и расправил крылья, чтобы стряхнуть налипшую землю и траву, а затем снова опустился на пенек, приготовившись ждать.

– Даже после окончания войны между Терриллем и Кэйлеером люди продолжали приходить сюда через Врата, – наконец произнесла девушка, глядя вдаль. – По большей части это были те, кому не повезло родиться в совершенно не подходящем для них месте. Они искали новый «дом». И между Терриллем и Малым Терриллем всегда существовали торговые связи.

Пару лет назад, – продолжила она после непродолжительного молчания, – Темный Совет подписал соглашение, призванное разрешить более открытую связь с Терриллем, поэтому аристократы Крови вновь начали стекаться сюда, чтобы взглянуть на Царство Теней. Число семей Крови, занимавших не такое высокое положение и желавших иммигрировать в Кэйлеер, было довольно велико, однако им следовало заранее предупредить Совет, на что похожи дворы в Террилле. Как бы то ни было, Малый Террилль встретил их очень радушно, признавая связь родства. И все же Кэйлеер – не Террилль. Законы Крови и Кодекс можно… понимать очень по-разному.

Слишком многие терриллианцы отказывались понимать, что некоторые вещи, которые сходили им с рук дома, в Кэйлеере недопустимы. И они погибли.

Например, год назад в Дхаро трое терриллианских мужчин изнасиловали юную ведьму – просто ради забавы. Они насиловали ее до тех пор, пока ее разум не разбился и в теле не осталось души, способной петь. Она была моей ровесницей.

Люцивар устремил взгляд на судорожно сжатые кулаки, уговаривая себя медленно раскрыть ладони.

– А они поймали ублюдков, которые сделали это?

Джанелль мрачно улыбнулась:

– Дхарские мужчины выследили их и казнили. Затем они объявили остальных терриллианцев, проживавших в их Крае, вне закона и выслали их в Малый Террилль. За какие-то шесть месяцев уровень смертности терриллианцев в большинстве Краев вырос до девяноста процентов. Даже в Малом Террилле погибло больше половины пришельцев. Теперь люди из Светлого Королевства, желающие иммигрировать сюда, должны служить одной из кэйлеерских ведьм, добиваться ее одобрения, угождая всем желаниям на протяжении строго оговоренного срока. Люди Крови, не носящие Камни, остаются при дворе на восемнадцать месяцев. Носители Светлых Камней служат три года, Темных – пять. Королевы и Верховные Князья любой ступени тоже обязаны провести при дворе ведьмы минимум пять лет.

Люцивар почувствовал, что его сейчас вырвет. Он дрожал всем телом, испытывая отстраненное сочувствие к своим товарищам по несчастью. Угождая всем желаниям . Это означало, что какая-то сука могла сделать с ним все, что угодно, и ему придется все вынести, если он хочет остаться в Кэйлеере.

Он попытался рассмеяться. Звук получился жалкий и испуганный.

Джанелль опустилась рядом с ним на колени и взволнованно погладила его по руке:

– Люцивар, все будет не так уж плохо. Королевы… Служить в Кэйлеере – совсем не то же самое, что в Террилле. Я знаю всех Королев Краев здесь, помогу тебе отыскать ту, которая действительно подойдет тебе, кому ты сможешь служить с удовольствием.

– А почему я не могу служить тебе? – Он положил руки на плечи девушки, которая стала теперь его якорем, цепляясь за который он мог побороть боль и нарастающую панику. – Я тебе нравлюсь – по крайней мере, иногда. И мы хорошо сработались.

– Ох, Люцивар, – обеспокоенно произнесла Джанелль, обхватив его лицо ладонями. – Ты мне очень нравишься – даже когда превращаешься в настоящую занозу в заднице. Но ты должен служить при одном из дворов Кэйлеера.

– Ты сможешь создать собственный двор через год-другой.

– У меня никогда не будет двора. Я не хочу обладать такой властью над жизнью других. Кроме того, ты не захочешь служить мне. Ты ничего не знаешь обо мне, не понимаешь…

Люцивар наконец потерял терпение.

– Чего? Что ты Ведьма?

На личике Джанелль отразилось потрясение.

Он мягко растер ее плечи и сухо произнес:

– Должен сказать, учитывая, в каком возрасте ты носишь Черный Камень, догадаться несложно, Кошка. Как бы то ни было, я понял, кто и что ты, еще в день нашей первой встречи. – Он попытался улыбнуться. – Той ночью, когда мы познакомились, я молил Тьму о сильной Королеве, которой я буду служить с гордостью и радостью, и пришла ты. Разумеется, ты оказалась значительно моложе, чем я представлял себе, однако это меня не смутило. Кошка, я прошу тебя. Я целую жизнь ждал возможности служить тебе. Я сделаю все, что ты захочешь. Только, пожалуйста, не отсылай меня прочь.

Джанелль закрыла глаза и прижалась головой к груди эйрианца.

– Все не так просто, Люцивар. Даже если ты сможешь принять, что я такое…

– Я уже принял тебя такой, какая ты есть.

– Есть и другие причины, по которым ты, возможно, не захочешь служить мне.

Что-то в его сознании неожиданно встало на место. Он успокоился. Люцивар прекрасно знал обычай предлагать Князю пройти испытание, чтобы заслужить определенные привилегии. Сознавала это сама Джанелль или нет, но она только что дала ему такой шанс.

– Сколько их?

Девушка непонимающе уставилась на него.

– Сколько этих причин? Назови число. Если я смогу принять их все, тогда мне решать, служить тебе или нет. Это будет справедливо.

Джанелль одарила его странным взглядом, который Люцивар не смог истолковать.

– А ты будешь честен с собой и со мной, говоря, что можешь принять меня такой, какая я есть?

– Да, – торжественно пообещал Люцивар.

Джанелль отошла от него и села так, чтобы он не смог прикоснуться к ней. Молчание продлилось несколько минут, с каждой секундой напряжение нарастало. Наконец она произнесла:

– Три.

Три. Не дюжина или около того, половину из которых можно было бы с легкостью отбросить. Всего три. Это означало, что он должен отнестись к каждой из них очень и очень серьезно.

– Хорошо. Когда?

Джанелль одним плавным движением поднялась на ноги.

– Прямо сейчас. Собирай сумку и приготовься задержаться в гостях на ночь, – произнесла она, быстрым шагом направившись к хижине.

Люцивар последовал за ней, но даже не пытался догнать. Ему предстояло пройти три испытания, которые определят, как пройдут следующие пять лет его жизни.

Она будет справедлива и беспристрастна. Понравится ей итог или нет, но она будет судить честно. Как и он.

Когда Люцивар наконец подошел к хижине, ему навстречу выбежали волки, предлагая приемному Брату своей стаи утешение.

Люцивар зарылся руками в густой серый мех. Если ему придется служить кому-то другому, неизвестно еще, увидит ли он когда-нибудь своих четвероногих друзей. Но Люцивар знал, что это не повлияет на его решение. Он не оскорбит ее пристрастностью, не воспользуется доверием. Но обязательно победит.

3. Кэйлеер

Сердце Люцивара бешено билось о грудную клетку. Он ни разу в жизни не был в Цитадели, даже во внешнем дворе. Ублюдок-полукровка никогда не был достоин чести войти в столь величественное место. В эйрианских охотничьих лагерях Люцивар твердо уяснил одно: какие бы Камни он ни носил, каким бы умелым воином ни был, позор рождения сделал его недостойным даже целовать ноги тем, кто живет в Эбеновом Аскави, Черной горе.

И вот теперь он здесь, идет вместе с Джанелль по огромным, просторным залам со сводчатыми потолками, проходит через открытые дворы и зеленые сады, пробирается по лабиринту широких коридоров – и покалывание между лопатками упорно твердит, что что-то наблюдает за ним с того мига, как он переступил порог Цитадели. Это нечто таилось в камнях, пряталось в тенях, создавало их там, где должен царить свет. Оно не было враждебным или угрожающим – по крайней мере, пока. Однако рассказы о том, что именно защищало Цитадель, в эйрианских охотничьих лагерях приберегались всегда на вечер и велись у горящего костра, после чего перепуганные мальчишки не могли заснуть.

Люцивар нервно передернул плечами и последовал за своей Леди.

К тому времени, как они добрались до верхних этажей, которые, судя по всему, были обитаемы, Люцивар начал тоскливо провожать взглядом скамьи и кресла, расставленные тут и там в коридорах, обещая себе напиться из первого же попавшегося декоративного водопада.

Джанелль не сказала ему ни слова с того момента, как они сошли с гостевой паутины во внешнем дворе. Это молчание не тяготило Люцивара, но вместе с тем и не успокаивало. Он понимал ее. Эбеновый Аскави был домом Ведьмы. Если он будет служить ей, то ему придется примириться с этим местом, научиться жить в нем без оглядки на Королеву.

Добравшись до пересечения двух огромных коридоров, Джанелль взглянула налево, улыбнулась и тепло произнесла:

– Привет, Дрейка. Это Люцивар Яслана. Люцивар, это Дрейка, Сенешаль Цитадели.

Ментальный аромат, исходивший от незнакомки, был наполнен ощущением древности и старинной темной силы и заставил Люцивара занервничать ничуть не меньше, чем змеиные черты, сквозившие во всем ее облике. Он уважительно поклонился женщине, но в то же время нервничал слишком сильно, чтобы выдавить подобающее приветствие.

Ее немигающие глаза пристально посмотрели на него. Эйрианец уловил слабый проблеск чувства, которое еще сильнее подействовало ему на нервы. По какой-то неизвестной причине он забавлял ее.

– Зззначит, ты наконец-то пришшшел, – прошипела Дрейка. Не дождавшись ответа от Люцивара, она повернулась к Джанелль: – Он что, ссстессняетсся?

– Едва ли, – суховато отозвалась девушка, которую сложившаяся ситуация тоже начала веселить. – Полагаю, просто переполнен впечатлениями. Я уже успела показать ему Цитадель.

– И он до сссих пор держжитсся на ногах? – В голосе Дрейки отчетливо прозвучало одобрение.

Люцивар оценил бы это чувство, если бы ноги перестали подкашиваться и дрожать.

– У нассс госсти. Ученые. Вы бы жжжелали пообедать вдвоем?

– Да, спасибо, – отозвалась Джанелль.

Дрейка сделала шаг в сторону, двигаясь с осторожным, древним изяществом.

– Я позззволю вам продолжжить сссвое путешшесствие. – Она снова смерила Люцивара долгим взглядом. – Добро пожжаловать, Княззь Ясслана.

Джанелль повела его дальше по запутанным коридорам огромного строения.

– Я хочу, чтобы ты еще кое с кем познакомился. К тому времени, как мы закончим беседовать с этим человеком, Дрейка уже успеет приготовить для тебя одну из пустых комнат – с ванной, где вода пузырится. Замечательно снимает усталость. – Она внимательно посмотрела на Люцивара. – Она тебя напугала?

Что ж, он обещал быть честным.

– Да.

Джанелль озадаченно покачала головой:

– Все так говорят. Не понимаю почему. Дрейка – замечательная, нужно только узнать ее поближе.

Люцивар покосился на Черный Камень, висящий на золотой цепочке как раз над треугольным вырезом черного свитера-туники из тонкой ткани, и решил, что объяснять свою реакцию просто бесполезно.

Преодолев еще несколько лестничных пролетов, поворотов и изгибов коридоров, Джанелль наконец остановилась перед одной из дверей. Эйрианец искренне надеялся, что цель их путешествия скрывается непосредственно за ней. Дверь в самом конце широкого коридора была открыта, и из комнаты доносились громкие голоса. Сидевшие внутри люди спорили, жарко, с энтузиазмом, но без гнева. По всей видимости, те самые ученые, о которых упомянула Дрейка.

Не обратив на них никакого внимания, Джанелль распахнула дверь, перед которой они остановились, и провела Люцивара в библиотеку Цитадели. С одной стороны все пространство занимал огромный стол из черного дерева. В другом конце стояли маленькие столики и удобные кресла. Задняя стена состояла сплошь из арок, за которыми скрывались бесконечные книжные полки. В нише по правую руку от них располагалась деревянная дверь.

– В остальной части библиотеки собраны книги, посвященные общим вещам – Ремеслу, фольклору, истории, – пояснила Джанелль. – Каждый может прийти туда и поискать что-нибудь интересное на свой вкус. А в этих комнатах содержатся более древние материалы – по старинному, более изощренному и сложному Ремеслу и регистры Крови, ими можно пользоваться только с разрешения Джеффри.

– Джеффри?

– Что? – произнес тихий баритон за спиной Люцивара.

Эйрианец в жизни не видел настолько бледных людей. Кожа Джеффри походила на полированный мрамор – особенно в сочетании с черными волосами, глазами и одеждой и губами насыщенного темно-красного цвета, при виде которых невольно становилось не по себе. Однако в ментальном запахе незнакомца было нечто странное, что-то необъяснимое, Другое, чуждое. Можно подумать, он был…

Хранитель.

Искомое слово само всплыло в голове Люцивара, сокрушив его, заставив забыть, как нужно дышать.

Хранитель. Один из живых мертвецов.

Джанелль представила мужчин друг другу и улыбнулась Джеффри:

– Думаю, вы двое захотите познакомиться поближе. Я пока могла бы что-нибудь посмотреть.

На лице Джеффри появилось выражение, исполненное искренней муки.

– Хотя бы скажи перед уходом, какие именно книги будешь читать. Когда в прошлый раз я не смог сказать твоему отцу, что именно ты «решила посмотреть», он высказался на мой счет столь красноречиво, что я мог бы покраснеть, если бы по-прежнему сохранил эту способность.

Джанелль с улыбкой похлопала Джеффри по плечу и чмокнула в щеку.

– Я принесу книгу сюда и даже отмечу страницы.

– Как мило с твоей стороны.

Джанелль со смехом скрылась в хранилище.

Джеффри повернулся к Люцивару:

– Итак, ты наконец-то пришел.

И почему они все говорят так, словно он заставил себя ждать?

Библиотекарь поднял со стола графин:

– Возможно, не откажешься от бокала ярбараха? Или предпочитаешь другие напитки?

Не без усилий Люцивар выдавил:

– Нет, ярбарах вполне подойдет.

– Ты когда-нибудь пил его? – не без иронии уточнил Джеффри.

– Да, это традиционная часть некоторых эйрианских церемоний. – Разумеется, чаша, которая использовалась в них, содержала только глоток кровавого вина. Джеффри же, как с беспокойством заметил Люцивар, наполнил и подогрел два бокала.

– Ягненок, – пояснил он, вручив бокал Люцивару и устроившись в кресле за столом.

Эйрианец с благодарностью устроился напротив него и откинулся на спинку, а затем осторожно пригубил напиток. В смеси оказалось куда больше крови, чем было принято в церемониях его народа, да и вино оказалось гораздо крепче.

– Ну и как тебе вкус? – Черные глаза Джеффри озорно блеснули.

– Оно… – Люцивар отчаянно пытался подобрать более мягкое определение, чем те, которые пришли на ум первыми.

– Другое, – подсказал Джеффри. – Это сложный вкус, к которому нужно привыкнуть, да и пьем мы ярбарах здесь по несколько иным причинам, нежели церемониальные традиции.

Хранитель. Интересно, а человеческую кровь с вином здесь тоже смешивали? Люцивар сделал еще один глоток и решил, что не хочет слышать ответ на этот вопрос.

– Почему ты никогда не приходил в Цитадель, Люцивар?

Эйрианец осторожно поставил бокал на стол.

– У меня сложилось впечатление, что ублюдку-полукровке здесь не будут рады.

– Понимаю, – мягко отозвался Джеффри. – Тогда скажи мне, кто, кроме тех, что хранят Цитадель, обладают правом решать, кому здесь рады, а кому – нет?

Люцивар заставил себя посмотреть в глаза собеседника.

– Я ведь ублюдок-полукровка, – произнес он таким тоном, словно это должно объяснить все.

– Полукровка… – Голос Джеффри прозвучал так, словно он пробовал это слово на вкус. – Ты так произносишь это слово, что оно невольно звучит довольно оскорбительно. Возможно, правильнее было бы сказать, что ты наследник двух линий Крови. – Он откинулся на спинку кресла и покрутил бокал в пальцах. – Ты когда-нибудь задумывался о том, что без этой второй линии не смог бы стать собой? Что не обладал бы такими острым умом и немалой силой, которыми ты наделен? – Библиотекарь указал бокалом на Эбеново-серый Камень Люцивара. – Что никогда не носил бы вот это? С одной стороны, ты истинный эйрианец, Люцивар, с другой – достойный сын своего отца.

Люцивар замер, боясь пошевелиться.

– Ты знаешь моего отца? – сдавленно спросил он, забыв, как нужно дышать.

– Мы много, много лет оставались друзьями.

Правда была прямо перед ним. Все, что нужно сделать, – задать вопрос.

Но только с третьей попытки ему удалось произнести одно-единственное короткое слово.

– Кто?

– Князь Тьмы, – мягко произнес Джеффри. – Повелитель Ада. В твоих венах течет кровь Сэйтана Са-Дьябло.

Люцивар закрыл глаза. Неудивительно, что его отца так и не внесли в списки. Кто бы поверил женщине, которая утверждает, будто понесла от Повелителя? И даже если бы нашлись такие, остается только представить, какая паника бы поднялась. Сэйтан Са-Дьябло по-прежнему ходит по Королевствам. Мать-Ночь!

Интересно, а Деймону удалось узнать, кто именно зачал их? Он был бы очень доволен такой линией крови.

Эта мысль пронзила его копьем, и Люцивар поспешил отогнать ее.

По крайней мере, теперь он был уверен в этом. Может быть. Он взглянул на Джеффри, в равной степени боясь и положительного, и отрицательного ответа.

– Но я все равно ублюдок.

Джеффри вздохнул:

– Мне очень не хочется окончательно выбивать у тебя землю из-под ног, но ты им не являешься. Он официально зарегистрировал тебя на следующий же день после рождения. Здесь, в Цитадели.

Значит, он не был ублюдком. Они…

– А Деймон?

Люцивар не мог поверить, что произнес это вслух.

– Тоже занесен в регистр.

Мать-Ночь! Они не были ублюдками. Все привычные устои пошатнулись и обрушились. Разум Люцивара лихорадочно пытался отыскать прочную землю под грудами зыбучего песка, в которые превратилась его жизнь.

– Впрочем, это не имеет ни малейшего значения, поскольку никто больше об этом не знает.

– А разве тебя никогда не просили сыграть роль же ребца-производителя, а, Люцивар?

Просили, вынуждали, заковывали в цепи, наказывали, пытали, накачивали афродизиаками и снотворным, били, издевались. Они были способны только использовать его, но не сумели заставить наплодить детишек. Люцивар так и не понял, в чем заключалась проблема – какие-то особенности организма или же запрятанный вглубь гнев сделал его стерильным. Иногда он гадал, почему им так нужно его семя. Но теперь он понял. Зная, кто зачал его и какую потенциальную силу он мог передать своим отпрыскам… Да, они бы с радостью влили его кровь в некоторые специально избранные дома аристократов с угасающей линией крови, приберегая его для службы в особых ко венах.

Он залпом осушил бокал с ярбарахом. Оказывается, остывшее кровавое вино загустевало и отдавало весьма неприятной терпкостью. Дрожа и надрывно кашляя, Люцивар гадал, сумеет ли удержать проглоченное в желудке.

Неожиданно рядом с ним появился еще один графин с янтарной жидкостью и широкий, но невысокий бокал.

– Держи, – произнес Джеффри, поспешно наполняя его и передавая Люцивару. – Полагаю, подобные потрясения лучше всего запивать виски.

Огненный напиток мгновенно убрал привкус терпкой вязкости и ожег пищевод. Люцивар охотно протянул бокал за добавкой.

Осушив его в четвертый раз, эйрианец почувствовал, что к дрожи в руках и ногах прибавилось головокружение и чувство легкого оцепенения. Эти ощущения ему нравились.

– Что ты сделал с Люциваром? – удивленно спросила Джанелль, с грохотом уронив книгу на стол. – Я думала, только после общения со мной он может так выглядеть…

– Головокружение и оцепенение, – пробормотал Люцивар, прислонившись к ней головой.

– Ага, я вижу, – отозвалась девушка, погладив его по волосам.

Люцивар почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло. Это ощущение тоже оказалось очень приятным.

– Идем, Люцивар, – велела Джанелль. – Нужно уложить тебя в постель.

Эйрианцу была невыносима мысль о том, что Леди может счесть, будто несчастные четыре бокала виски способны заставить его сползти под стол, поэтому он послушно поднялся на ноги.

Последнее, что он запомнил, – это как закружилась комната, причудливо перемешав предметы, мягкую улыбку Джеффри и понимание, которым были озарены глаза Джанелль.

4. Кэйлеер

Джанелль ушла до того, как он проснулся, предоставив ему самостоятельно разбираться с пульсирующей болью в голове и эмоциональным круговоротом. Узнав, что она оставила его одного в Цитадели, Люцивар готов был возненавидеть девушку, обвиняя ее в холодности, жестокости и черствости.

Он провел следующие два дня, исследуя Цитадель и гору под названием Эбеновый Аскави. Люцивар исправно возвращался к завтраку, обеду и ужину, потому что этого от него ждали. Он ни с кем не заговаривал первым, только отвечал на вопросы, и каждый вечер трусливо бежал в свою комнату. Волки молча предпочли составить ему компанию. Он гладил их, расчесывал густую шерсть и наконец рискнул задать вопрос, который очень его беспокоил все это время.

Да, неохотно сказал ему Дым, Люцивар плакал. Боль сердца. Боль сердца, попавшего в ловушку. Леди гладила и гладила его, пела и пела…

Значит, это был не просто сон.

В одном из видений, которые Черные Вдовы умели вплетать в свои спутанные сети, Джанелль встретилась с мальчиком, которым он был, и вытянула яд из его душевной раны. Люцивар тогда оплакивал этого мальчика, все те вещи, которые ему запрещали делать, того, кем ему не разрешали стать. Но он не плакал о человеке, в которого превратился.

– Ах, Люцивар, – с сожалением произнесла Джанелль, когда они рука об руку шли по туманному, смутному ландшафту. – Я могу залечить шрамы на твоем теле, но раны души не в моей власти – ни твои, ни даже мои. Ты должен научиться жить с ними. Ты должен выбрать новый путь и оставить их позади.

Больше он не запомнил ничего из приснившегося. Возможно, и не должен был. Но только благодаря этому сну эйрианец не плакал из-за того, кем стал.

Люцивар и Джанелль стояли на стене одного из внешних дворов Цитадели, глядя на раскинувшуюся перед ними долину.

Девушка указала на деревню, виднеющуюся в отдалении:

– Риада – самая большая деревня в Эбеновом Рихе. Аджио находится в северном конце долины. Дун – в южном. Здесь есть еще несколько лэнденских поселений и маленькие фермы – как обычных людей, так и представителей Крови. – Она стряхнула с лица выбившийся из косы локон. – Сразу за Дуном стоит большой каменный особняк. Он окружен каменной стеной. Мимо не пройдешь.

Люцивар подождал немного, но продолжения не последовало.

– Мы пойдем туда? – наконец спросил он.

– Нет. Я вернусь в хижину. А ты отправишься в этот дом.

– Почему?

Джанелль упорно не сводила глаз с долины.

– Там живет твоя мать.

* * *

Большой трехэтажный дом, возведенный из камня. Низкая каменная стена отделяет два акра ухоженной земли от высоких душистых трав и диких цветов. Огород, несколько гряд с целебными травами, клумбы, сад камней, в одном уголке роща деревьев многообещающе шептала о лесе.

Надежное убежище, которое должно быть гостеприимным. И вместе с тем здесь нет уюта, нет покоя. Противоречивые чувства, слишком хорошо знакомые Люцивару – даже после стольких лет.

Благая Тьма, пожалуйста, пусть это будет не она…

Но разумеется, это была его мать. И Люцивар вновь задался вопросом, почему она бросила его в таком юном возрасте, что он не мог даже вспомнить ее. И только переносила его посещения позже, ни разу не намекнув на их близкое родство.

Эйрианец распахнул дверь кухни, но входить не стал. Пока Люцивар не шагнул за порог, она не поймет, что он здесь. Сколько раз он предлагал ей протянуть охранный щит на несколько футов за каменные стены, в которых она жила, чтобы заранее узнать о приходе чужака? Но отказывалась она еще чаще.

Женщина стояла спиной к двери, перебирая что-то на столе. Он узнал ее без труда по белой пряди в черных волосах и сердитым, резким жестам. Двигаться по-другому она не умела.

Он вошел в кухню:

– Здравствуй, Лютвиан.

Она резко обернулась на месте, сжимая в руке длинный нож. Он знал, что дело не в нем. Женщина просто уловила ментальный запах взрослого мужчины и рефлекторно схватилась за оружие.

Она уставилась на него. Глаза женщины потрясенно расширились, наполняясь слезами.

– Люцивар! – прошептала она и сделала шаг ему навстречу. Затем еще один. Она издала странный звук – нечто среднее между смехом и всхлипом. – Она сделала это! Она действительно сумела это сделать!

Лютвиан потянулась к нему.

Люцивар бросил осторожный взгляд на нож, не спеша бросаться в материнские объятия.

Непонимание сменилось гневом и вновь наполнило ее глаза. Эйрианец сумел уловить мгновение, когда Лютвиан осознала, что по-прежнему держит нож в руках, направив его на сына.

Покачав головой, она бросила оружие на кухонный стол.

Люцивар сделал еще несколько осторожных шагов вперед.

Она жадно рассматривала его глазами полными слез – не как Целительница, изучающая Ремесло своей Сестры, но как женщина, испытывающая искреннюю любовь. Прижав одну дрожащую руку к губам, другую она протянула Люцивару.

В его сердце вспыхнула безумная надежда, и их пальцы переплелись.

И в этот миг она изменилась. Так было всегда, с того самого дня, как юнец, чье присутствие она с трудом выносила, начал то и дело появляться у ее порога в традиционном облачении эйрианского воина. Со временем Люцивар узнал, что Черная Вдова, которую он искренне считал своим другом, не испытывает к нему ровным счетом никаких теплых чувств, так как она не могла больше называть его «мальчиком» и верить в это.

Вот и теперь, когда женщина попятилась прочь, а в ее глазах вспыхнули недоверие и настороженность, Люцивар впервые осознал, как она молода. Возраст и зрелость быстро становились относительными понятиями для представителей долгоживущих рас. Они быстро росли, но за этим следовала долгая пауза в развитии. Белая прядь в волосах, потрясающие способности к Ремеслу, вспыльчивый характер и ее неоднозначное отношение к своему сыну заставляли Люцивара верить, что зрелая, мудрая женщина дарит ему свое общество, что она старше его на несколько веков. Да, это действительно было так, но его мать едва успела достигнуть возраста, когда смогла забеременеть и выносить ребенка.

– Почему ты так презираешь эйрианских мужчин? – тихо спросил он.

– Мой отец был одним из них.

К сожалению, других объяснений Люцивару и не понадобилось.

Он наконец обратил внимание на то, что она делала сотни раз до этого, сумел вычленить и понять легкую перемену во взгляде матери, словно ее глаза сфокусировались по-другому. Можно было подумать, что Лютвиан создает своеобразный зрительный щит, скрывающий за собой его крылья и оставляющий без единственного существенного признака, отделяющего эйрианцев от демланцев или хейллианцев.

Поборов свой гнев и зарождающийся страх, Люцивар выдвинул стул и оседлал его, опершись подбородком на спинку.

– Даже если бы я потерял крылья, то по-прежнему остался бы эйрианским воином.

Беспокойно двигаясь, Лютвиан подобрала нож и положила его на подставку.

– Если бы ты вырос в другом месте, где мужчины учились хорошим манерам и становились нормальными людьми, а не чудовищами… – Она вытерла руки о свое платье. – Но ты рос в охотничьих лагерях, как и все остальные. Да, даже без крыльев ты бы остался эйрианским воином. Уже слишком поздно, чтобы пытаться стать кем-то другим.

Он услышал в ее голосе горечь и тяжелую печаль. Услышал все то, о чем его мать умолчала.

– Но если твои чувства были так сильны, почему ты ничего не сделала, чтобы как-то изменить ситуацию? – Он старательно продолжал говорить бесстрастным голосом, в то время как сердце превращалось в кровоточащую рану.

Она взглянула на него. В глазах женщины с поразительной скоростью сменяли друг друга противоречивые чувства. Разочарование. Волнение. Страх. Лютвиан пододвинула другой стул поближе к сыну и опустилась на сиденье.

– Я была вынуждена пойти на это, Люцивар, – с мольбой в голосе произнесла она. – Теперь я знаю, что, отдав тебя Притиан, совершила ужасную ошибку, но в то время я искренне думала, что это единственный способ спрятать тебя от…

Него .

Она коснулась его руки и тут же отпрянула, словно ожегшись.

– Я хотела, чтобы ты был в безопасности. Она обещала мне, – с горечью добавила Лютвиан. Затем ее голос наполнился новым чувством. – Но ты теперь здесь, и мы можем быть вместе. – Она взмахнула рукой, отметая возможные возражения. – Да, я знаю об этом законе об иммиграции, но я-то провела здесь достаточно времени, чтобы считаться кэйлеерской ведьмой. Работа здесь будет несложной, и у тебя останется много времени, чтобы побыть на природе, побродить, полетать – я ведь знаю, что ты это любишь. – Улыбка Лютвиан вышла излишне жизнерадостной. – Ты даже не обязан будешь жить в доме. Можем построить небольшую хижину поблизости, чтобы у тебя была возможность уединиться.

«Уединиться для чего?» – холодно подумал Люцивар, когда неожиданно распахнулась кухонная дверь. У него появилось странное ощущение, словно на него вновь наваливаются цепи, а стены сужаются до размеров его каморки в Прууле.

– Чего тебе, Рокси?! – рявкнула Лютвиан.

Рокси уставилась на Люцивара, открыв рот, а потом ее пухлые губки изогнулись в призывной улыбке.

– А ты кто такой? – спросила она, пожирая его голодными глазами.

– Это не твое дело, – напряженно ответила Целительница. – Возвращайся к своим урокам. Сейчас же .

Рокси улыбнулась Люцивару, пальцем проведя по краю треугольного выреза платья. От такого неприкрытого флирта у него вскипела кровь – только, увы, не так, как хотелось бы этой девке.

Люцивар рефлекторно сжал кулаки. Подобное выражение ему часто доводилось стирать с лиц подобных сук за прошедшие века. В его голосе отчетливо прозвучал рев пламени, хотя заговорил эйрианец тихо и сдержанно.

– Убери эту шлюху отсюда, иначе я сверну ей шею.

Лютвиан поспешно вскочила со стула, вытолкнула Рокси вон и захлопнула за ней дверь.

По его телу бежала дрожь, вызванная не то гневом, не то болью.

– Что ж, теперь я знаю, для чего мне нужно «уединяться». Это будет замечательное отличие твоей школы от сотни других, верно? Как же, в распоряжении твоих учениц будет сильный Верховный Князь. Ты могла бы заверить обеспокоенных родителей, что у их дочерей не будет никаких проблем в Первую ночь. Я бы не осмелился даже возразить, поскольку мне полагается служить ведьме, «исполняя все ее желания».

– Все было бы совсем иначе! – жарко возразила Лютвиан, стиснув спинку стула с такой силой, что пальцы побелели. – Ты ведь тоже многое вынес бы из этого. Огни Ада, Люцивар, ты – Верховный Князь! Тебе необходима регулярная сексуальная разрядка – просто для того, чтобы сохранять власть над собственным характером.

– Раньше я никогда не испытывал в ней потребности, – вызверился он, – и уж тем более не нуждаюсь в этом сейчас! С собой я как-нибудь справлюсь – когда сам того захочу.

– В таком случае, похоже, не так часто тебе этого хочется!

– Это верно. Особенно когда меня силой укладывают в чужую постель.

Лютвиан вскочила, с грохотом задев стулом стол, и оскалила зубы:

– Укладывают силой! Подумать только! О да, это такая обременительная задача – доставить женщине немного удовольствия! Силой! Ты говоришь совсем как…

Твой отец .

Он и раньше видел подобные вспышки ее гнева, не раз наблюдал подобные истерики. Люцивар всегда пытался проявлять понимание. Он и сейчас приложил все усилия. Только вот теперь не мог понять другого – почему человек вроде Повелителя захотел отношений с такой беспокойной и слишком молодой и неопытной женщиной.

– Расскажи мне о моем отце, Лютвиан.

По кухне прокатилась волна отчаяния и нарастающего гнева.

– Расскажи мне о нем.

– Мы были ему не нужны! Он никогда не любил нас! Хуже того, грозился перерезать тебе глотку в колыбели, если я не уступлю ему! – Теперь их разделял стол. Лютвиан стояла напротив Люцивара, дрожа всем телом и обнимая себя руками.

Такая молодая. Такая беспокойная. И он не мог ей помочь. Они уничтожили бы друг друга за неделю, если бы Люцивар попытался остаться здесь, с ней.

Мать слабо улыбнулась ему:

– Но мы можем быть вместе. Ты волен остаться и…

– Я уже в услужении. – Он не хотел произносить это так жестко, но лучше ответить так, чем рявкнуть, что он никогда не станет служить своей матери.

Уязвимость и ранимость смерзлись в неприятие, а оно переросло в гнев.

– Джанелль, – угрожающе пустым и бесстрастным голосом произнесла Лютвиан. – Я смотрю, у нее настоящий талант обводить мужчин вокруг пальца. – Она уперлась ладонями в стол. – Хочешь узнать больше о своем отце? Иди и спроси свою драгоценную Джанелль. Она знает его гораздо лучше, чем я когда-то.

Люцивар вскочил на ноги, нечаянно свалив стул:

– Нет.

В улыбке женщины сквозило жестокое удовлетворение.

– Будь осторожен, играя с игрушками своего отца, маленький Князь. Он может с легкостью отрезать тебе яйца. Впрочем, это все равно не будет иметь особого значения.

Не отрывая от нее настороженного взгляда, Люцивар на ощупь поставил стул на место и попятился к выходу. Годы тренировок позволили, не сбиваясь с шага, перебраться через довольно высокий порог. Еще один шаг. И еще.

Дверь захлопнулась перед его носом.

Через мгновение он услышал грохот разбиваемой посуды.

«Она знает его гораздо лучше, чем я когда-то».

Только поздно вечером Люцивар наконец добрался до хижины. Грязный, голодный, дрожащий от физического и эмоционального напряжения.

Он медленно приблизился к крыльцу, но не смог заставить себя сделать шаг вперед – там читала Джанелль.

Она закрыла книгу и взглянула на эйрианца.

Мудрые глаза. Древние. Грезящие и пригрезившиеся глаза.

Он с трудом выдавил слова, которые должен был произнести:

– Я хочу встретиться со своим отцом. Сейчас же.

Она пристально, оценивающе посмотрела на него. Когда Джанелль наконец ответила, нежное сочувствие, отчетливо проступившее в ее голосе, вызвало страшную боль, от которой у мужчины не было никакой защиты.

– Ты уверен, Люцивар?

Нет, он уже ни в чем не был уверен!

– Да. Я уверен.

Джанелль не тронулась с места.

– В таком случае ты должен узнать еще кое-что, прежде чем мы отправимся в путь.

Он без труда расслышал скрытое за этими мягкостью и сочувствием предупреждение.

– Люцивар, тот, кого ты хочешь увидеть, – мой приемный отец.

Люцивар застыл на месте, как громом пораженный, глядя на Джанелль, и наконец понял все. Он мог принять их обоих или уйти прочь от обоих, но он не сможет служить ей и сражаться с человеком, давно получившим право на любовь Леди.

Она была права, сказав, что существует три причины, по которым он может не захотеть служить ей. К Цитадели он мог бы привыкнуть. Сумел бы справиться и с Лютвиан. Но Повелитель?

Впрочем, был лишь один способ выяснить это.

– Идем, – сказал он.

5. Кэйлеер

Джанелль сошла с гостевой паутины.

– Это дом моей семьи.

Люцивар неохотно последовал ее примеру. Несколько месяцев назад он бродил по руинам Зала Са-Дьябло в Террилле. Однако те развалины ни в какое сравнение не шли с этим темно-серым зданием, неприступной скалой возвышавшимся над ним. Огни Ада, здесь мог бы жить целый двор, ничуть не мешая друг другу!

Затем до Люцивара дошло, что скрывается за жизнью Джанелль в Зале, и он повернулся, уставившись на подругу так, словно видел ее впервые.

Все те занимательные истории, которые она рассказывала ему о своем любящем и заботливом папе… Все это время Джанелль имела в виду Сэйтана. Князя Тьмы. Повелителя Ада. Это он построил для нее хижину в лесу, помог начать жизнь заново, с чистого листа. Люцивар никак не мог мысленно примирить два образа одного и того же человека, не мог уравнять в своем сознании громаду Зала и тот воображаемый особняк, к мысленному виду которого уже успел привыкнуть.

И он не сумеет сделать этого никогда, если и дальше будет стоять столбом во дворе.

– Идем, Кошка. Пора постучать в дверь.

Однако она распахнулась до того, как они успели подняться на последнюю ступеньку крыльца. На пороге стоял высокий, крупный мужчина с бесстрастным, невозмутимым выражением лица, выдававшим в нем типичного дворецкого, а на груди у него сверкал Красный Камень.

– Здравствуй, Беале! – непринужденно поздоровалась Джанелль, преспокойно входя в Зал.

Его губы изогнулись в легкой, едва уловимой улыбке.

– Леди…

Однако она исчезла в тот миг, когда мимо дворецкого прошел Люцивар.

– Князь, – поздоровался Беале, отвесив вежливый, но сдержанный поклон.

Ленивая, надменная улыбка появилась на губах незваного гостя сама собой.

– Лорд Беале. – Люцивар сумел влить достаточно яда в голос, чтобы сразу дать понять дворецкому, что не следует портить жизнь Верховному Князю, и вместе с тем это приветствие прозвучало не слишком вызывающе. Он никогда еще не разговаривал так со слугами. С другой стороны, он еще не встречал Предводителя, носящего Красный Камень, который исполнял бы обязанности дворецкого.

Проигнорировав взаимные изъявления неуважения в сочетании с попыткой утвердить превосходство, Джанелль призвала их багаж и в беспорядке бросила его на полу.

– Беале? Не мог бы ты попросить Хелену приготовить покои в семейном крыле для Князя Ясланы?

– С радостью, Леди.

Джанелль указала рукой на противоположную часть большого зала и произнесла вопросительно:

– Папа?..

– В своем кабинете.

Люцивар последовал за девушкой к последней двери по правую руку, безуспешно пытаясь убедить самого себя, что в глазах Беале вспыхнуло вовсе не веселье.

Джанелль постучала в дверь и вошла, не дожидаясь разрешения. Люцивар последовал за ней и, споткнувшись, замер на полушаге, когда одетый в черное мужчина, стоявший перед большим столом из черного дерева, обернулся.

Деймон.

Пока они рассматривали друг друга, слишком пораженные, чтобы хоть что-то сказать, Люцивар сумел заметить, что его первое впечатление оказалось не совсем верным.

Темный ментальный аромат был похожим, но неуловимо другим. Стоявший перед ним человек был на дюйм-другой ниже Деймона, значительно стройнее, однако двигался с той же хищной, кошачьей грацией. Густые черные волосы на висках серебрились сединой. Его лицо было испещрено морщинами, которые оставил не только смех, но и тяжелые испытания, оно принадлежало человеку, который давным-давно перешагнул порог зрелости – или же начал стареть. Но лицо… Мужественное. Красивое. Более теплая и грубая модель холодной, законченной красоты Деймона. И последний штрих – длинные, выкрашенные в черный цвет ногти и кольцо с Черным Камнем.

Сэйтан скрестил руки на груди, прислонился спиной к столу и мягко произнес:

– Ведьмочка, я собираюсь тебя придушить.

Люцивар инстинктивно оскалился и шагнул вперед, готовясь защитить свою Королеву.

Джанелль издала протяжный всхлип, преисполненный неискренней печали, и эйрианец замер на месте.

– В шестой раз за две недели, а ведь меня почти не было дома!

Люцивара затопила ярость. Как смеет Повелитель угрожать ей!

Только вот Кошка, судя по всему, ни капли его не боялась, а Сэйтан с трудом удерживал на лице бесстрастное выражение.

– Неужели в шестой? – уточнил Повелитель Ада. Его голос по-прежнему звучал мягко, но теперь в низкий баритон вплелась нотка веселья.

– Дважды от Протвара, дважды от дяди Андульвара…

Люцивару показалось, что от его головы отхлынула вся кровь. Дядя Андульвар?!

– Один раз от Мефиса – а теперь и ты туда же!

Губы Сэйтана невольно изогнулись в легкой усмешке.

– Ну, Протвар хочет придушить тебя по пять раз на дню, так что это неудивительно. У тебя истинный талант доводить Андульвара до ручки, поэтому здесь я тоже спокоен. Но чем ты насолила Мефису?

Джанелль засунула руки в карманы брюк.

– Сама не знаю, – проворчала она. – Он заявил, что отказывается говорить об этом, пока я не выйду из комнаты.

Раскатистый, глубокий смех Сэйтана эхом отразился от стен. Когда они с Джанелль наконец немного успокоились, он многозначительно посмотрел на незваного гостя:

– Полагаю, Люцивар никогда не угрожал придушить тебя, поэтому ему трудно понять непреодолимое желание высказать это стремление, хотя говорящий не собирается претворять обещанное в жизнь.

– О нет, – весело ответила Джанелль. – Он всего лишь каждый раз клянется меня отшлепать.

Сэйтан напрягся.

– Прошу прощения? – тихо уточнил он холодным тоном.

Люцивар плавным движением принял боевую стойку.

Джанелль удивленно переводила взгляд с отца на сына.

– Надеюсь, вы не будете драться из-за каких-то нелепых слов , под которыми понимается одно и то же?

– Не вмешивайся, Кошка, – прорычал Люцивар, не сводя глаз с противника.

Рявкнув в ответ, Джанелль попыталась ударить его и от злости непременно сломала бы челюсть, если бы эйрианец вовремя не уклонился.

Их веселая возня как раз начала набирать обороты, когда Сэйтан взревел:

– Довольно!

Он хмуро смотрел на них до тех пор, пока Джанелль и ее друг не раскатились в разные стороны, а затем потер виски и проворчал:

– И как, во имя Ада, вы ухитрялись так долго жить вместе, не поубивав друг друга?

Настороженно поглядывая на Джанелль, Люцивар усмехнулся:

– Теперь ее сложнее достать.

– Не советую полагаться на это, – пробормотала девушка.

Сэйтан вздохнул:

– Ты могла бы предупредить меня, ведьмочка.

Джанелль переплела пальцы перед собой.

– Ну, боюсь, приготовить Люцивара к этой встрече было бы невозможно, поэтому я решила, что если вы оба не будете ни о чем подозревать, то окажетесь в равном положении.

Они пораженно уставились на нее.

Джанелль одарила их своей неуверенной, но игривой улыбкой.

– Ведьмочка, пойди ненадолго отсюда, помучай кого-нибудь другого.

После того как девушка выскользнула за дверь, мужчины снова внимательно посмотрели друг на друга.

– А ты выглядишь гораздо лучше, чем в последний раз, когда я тебя видел, – наконец произнес Сэйтан, нарушив молчание. – Но все равно кажется, будто в любой момент можешь клюнуть носом. – Он оттолкнулся от стола. – Не хочешь немного бренди?

Направившись в менее официальную вторую половину комнаты, Люцивар опустился в кресло, специально устроенное так, чтобы без труда вмещались эйрианские крылья, и благодарно принял из рук отца бокал.

– А когда ты видел меня последний раз?

Сэйтан опустился на диван и закинул ногу на ногу, вертя бокал в руках.

– Вскоре после того, как Протвар принес тебя в хижину. Если бы он не стоял на страже у Спящих Драконов, если бы не успел поймать тебя, прежде… – Сэйтан умолк, поглаживая большим пальцем ободок бокала. – Не думаю, что ты успел осознать, насколько серьезными были повреждения. Внутренние кровотечения, сломанные кости… крылья.

Люцивар сделал первый глоток. Нет, он действительно этого не знал. Он, конечно, понимал, что дело плохо, однако, оказавшись в Кальдхаронском Потоке, эйрианец ощутил полное равнодушие к тому, что дальше произойдет с его телом. Если Сэйтан сейчас говорит правду…

– И ты преспокойно позволил семнадцатилетней Целительнице взяться за дело в одиночку, – размеренно произнес он, пытаясь обуздать рвущийся на свободу гнев. – Ты позволил ей вложить в меня столько сил, заведомо зная, чем это обернется для Джанелль, и оставил ее совсем одну, без помощника или хотя бы служанки, которая могла бы присмотреть за ней .

В глазах Сэйтана вспыхнул гнев, укрощаемый столь же старательно и искусно.

– Я всегда был рядом, чтобы позаботиться о ней. Я провел там все те дни и недели, пока она пыталась заново собрать твое тело. Это я заставлял ее поесть, когда было необходимо. Я присматривал за паутиной заклинания, вкладывая все свои знания и силы, чтобы Джанелль могла хоть немного поспать. А когда ты наконец начал просыпаться от навеянного целительного сна, это я обнимал и утешал ее, спаивая по каплям подслащенный медом чай, пока она плакала от изнеможения и боли, потому что сорвала горло, пением поддерживая целительскую паутину. Я ушел за день до того, как ты проснулся, потому что тебе хватало проблем и без попыток помириться со мной. Как ты только смеешь полагать, будто…

Опасная, ненадежная почва. По всей видимости, Люцивар больше не мог позволить себе вольно рассуждать об очень многих вещах.

Он плеснул себе еще одну порцию бренди.

– Но раз уж ущерб оказался таким серьезным, не лучше было бы разделить эту задачу между двумя Целительницами? – Теперь эйрианец старательно следил за тем, чтобы говорить спокойным, непринужденным тоном. – Лютвиан, конечно, весьма вспыльчивая сука, но она – прекрасная Целительница.

Сэйтан ответил не сразу.

– Она предлагала свои услуги. Но я не позволил ей участвовать. Потому что твои крылья тоже были повреждены.

– Она бы срезала их.

Люцивар ощутил, как в животе вновь поселился знакомый страх.

– Джанелль была уверена, что сумеет восстановить их, но это потребовало бы систематического исцеления – одна ведьма должна была петь паутине, поскольку все силы необходимо отдать ей. Не могло быть ни отклонений, ни колебаний, ни недостатка самоотдачи. Если бы вышло так, как хотела Лютвиан, вдвоем они могли бы исцелить все – кроме крыльев. Джанелль же придерживалась мнения «или все, или ничего». Либо ты бы оправился полностью, либо не выжил бы.

Люцивар так и видел их внутренним взором – две упрямые женщины с удивительно сильной волей, стоящие по обе стороны постели, на которой покоится его изломанное тело.

– И решать пришлось тебе.

Сэйтан осушил бокал и налил себе новую порцию янтарного напитка.

– Да. Решать пришлось мне.

– Но почему? Ты же угрожал перерезать мне горло еще в колыбели. Так зачем бороться за мою жизнь сейчас?

– Потому что ты мой сын. Но я бы действительно перерезал тебе глотку. – Голос Сэйтана звучал напряженно и наполнился мукой. – Да поможет мне Тьма, если бы она срезала твои крылья, я сделал бы это.

«Срезала твои крылья»… Люцивар ощутил головокружение и тошноту.

– Почему ты вообще захотел от нее ребенка?

Сэйтан поставил бокал на стол и запустил пальцы в короткие, густые волосы.

– Это произошло случайно. Когда я согласился помочь ей в Первую ночь, я действительно не считал, что по-прежнему способен зачать женщине ребенка, к тому же Лютвиан поклялась, что принимает отвар, предотвращающий беременность. Более того, обещала, что у нее был безопасный период. И она не говорила о своем происхождении. – Сэйтан поднял на сына глаза, в которых плескалась боль. – Я не знал. Люцивар, клянусь тебе всем своим существом, до тех пор, пока я не увидел крылья на твоей спине, я ничего не знал. Но ты эйрианец в душе. Изменения во внешности этого бы не исправили.

Люцивар осушил бокал, гадая, осмелится ли он задать еще один вопрос. Было очевидно, что этот разговор причиняет Сэйтану невыносимую боль – такую же, какую испытывал его сын, если не хуже. Но эйрианец пришел сюда лишь с одной целью – принять честное, справедливое решение.

– Но неужели ты не мог навещать нас иногда? Хотя бы тайно?

– Если у тебя есть какие-то возражения по этому поводу, если ты недоволен тем, что я исчез из твоей жизни, обращайся с вопросами к матери. Это был ее выбор, а не мой. – Сэйтан прикрыл глаза, крепче стиснув бокал. – По причинам, которых я до сих пор до конца не в силах понять, я согласился зачать ребенка одной из Черных Вдов, чтобы вернуть долгоживущим расам сильную, темную линию крови. Выбор хейллианского ковена Песочных Часов пал на Доротею. Но не мой. – Он помолчал, а затем поинтересовался: – Ты когда-нибудь встречал Терсу?

– Да.

– Исключительно одаренная ведьма. Доротея никогда не смогла бы обрести такую власть над Терриллем, как та, что сейчас покоится в ее руках, если бы Терса пережила свою Первую ночь несломленной. Я выбрал ее. И она забеременела.

Деймоном. А сам Деймон знал об этом? Догадывался?

– Через пару недель она попросила меня провести ее подругу через Первую ночь, юную Черную Вдову с очень сильным потенциалом, которая, если бы я отказался, оказалась бы сломленной, разбитой. Я по-прежнему был способен оказать ей эту услугу и не стал бы отказывать Терсе ни в чем без весомой причины. В то время все были готовы приютить ее у себя, позаботиться о ней.

Просто никому не хотелось, чтобы она пострадала или пережила нечто такое, что привело бы к выкидышу, поскольку второго шанса не было.

– Через несколько недель после того, как я лишил Лютвиан невинности в ее Первую ночь, она сказала мне, что беременна. В моих землях нашелся подходящий пустой дом, примерно в миле от Зала. Я настоял на том, чтобы и она, и Терса жили там, а не при дворе Доротеи. Терса была ненамного старше твоей матери, но она гораздо лучше понимала, что значит быть Хранителем. Ей было вполне достаточно моего общества. Лютвиан же оказалась на редкость упрямой, к тому же открыла наслаждения, которые может подарить мужчина в постели. Она боготворила секс. Какое-то время я еще был способен уделять ей и такое внимание. К тому времени, как я утратил эту возможность, она тоже потеряла интерес к сексу. Однако после рождения ребенка ее голод вернулся. Тем не менее к тому моменту я был способен удовлетворить любые потребности женщины, кроме этой – по крайней мере, не так, как Лютвиан хотелось.

В промежутках между нашими ссорами о том, где тебя лучше воспитывать – в Демлане, по мнению Лютвиан, или в Аскави, по моему глубокому убеждению, – и о моей неспособности к сексу наши отношения достигли критической точки. И затем, когда твоей матери скормили полуправду о Хранителях и их особенностях, она предпочла поверить. – Сэйтан помолчал и продолжил: – Доротея все рассчитала просто идеально. С помощью Притиан я потерял вас обоих. За один день я потерял вас обоих.

Не его и Лютвиан. Деймона.

С губ Сэйтана сорвался тяжелый вздох.

– Люцивар, несмотря на все это, я никогда не жалел о вашем существовании. Мне больно, что вам обоим пришлось перенести столько страданий, но я никогда не жалел о вашем существовании. И я очень рад, что ты выжил.

Не в силах ничего сказать на это, Люцивар только кивнул.

Сэйтан помолчал, а затем нерешительно произнес:

– Ты не мог бы тоже рассказать мне кое-что?..

Люцивар знал, о чем хотел спросить его отец. Он еще не понял, к какому мнению пришел касательно мужчины, зачавшего его когда-то, но, по крайней мере, сейчас он мог отмести в сторону титулы и силу и увидеть человека, отчаянно желающего услышать правду об одном из своих детей.

Люцивар закрыл глаза и с трудом выдавил:

– Он в Искаженном Королевстве.

Сэйтан лежал на диване в своем кабинете, радуясь одиночеству.

За все нужно платить.

Только он никогда не думал, что цена окажется такой высокой.

Сожаления теперь бесполезны. Как и чувство вины. Главный долг Верховного Князя – благополучие его Королевы. Но Деймон…

Осколки воспоминаний больно вспарывали его разум, вонзаясь прямо в сердце.

Беременная Терса, прижимающая его руку к своему круглому животику.

Постоянные вспышки гнева или сексуального голода Лютвиан.

Деймон, сидящий у него на коленях и завороженно слушающий сказку на ночь.

Люцивар, со счастливым смехом кружащий по комнате на еще не окрепших толком крылышках, не давая себя поймать и наслаждаясь игрой.

Джанелль, перевернувшая все в его кабинете в тот первый день, когда он пытался показать ей, как с помощью Ремесла можно призвать туфельки.

Безумие Терсы. Ярость Лютвиан.

Люцивар, лежащий на постели в хижине, разбитый, изрезанный, едва живой.

Деймон, лежащий на Алтаре Кассандры. Его хрупкое, уязвимое сознание.

Джанелль, поднявшаяся из бездны после двух ужасающе тяжелых лет.

Это лишь фрагменты. Осколки. Как разум Деймона.

Это объясняло, почему, несмотря на осторожные поиски, которые регулярно предпринимал Сэйтан за прошедшие два года, ему так и не удалось отыскать своего сына, бывшего его отражением. Он просто не туда обращал свой взор.

И все равно в душу просочилось сожаление, такое же бесполезное, как и все остальные чувства.

Возможно, он и сумел бы отыскать Деймона, однако единственный человек, способный вывести его из Искаженного Королевства, – это Джанелль. И она же оставалась единственным человеком, который не должен знать, что Сэйтан был намерен сделать.

Глава 11

1. Кэйлеер

Ожидая ужина, Сэйтан чувствовал себя так, словно в желудке завязался узел.

Джанелль пробыла дома уже неделю, помогая Люцивару привыкнуть к своей новой семье – и помогая семье привыкнуть к Люцивару, когда пришло письмо от Темного Совета, напоминавшего, что она не провела положенных семи дней в Малом Террилле, вернувшись домой раньше срока.

Повелитель так и не понял смысла загадочного замечания своего сына, сказавшего: «Колено или кости, Кошка», но Джанелль с яростью выбежала из Зала, разразившись потоком отборных эйрианских ругательств, а Люцивар, судя по его лицу, ощутил мрачное удовлетворение.

Это произошло три дня назад.

Она вернулась сегодня днем, бросила, обращаясь к Беале: «Передай Люцивару, что я выбрала колено!» – а затем скрылась в комнате и заперлась на ключ.

Немало обеспокоенный этим, Беале сразу же сообщил Сэйтану о ее возвращении и сказанном для Люцивара, а затем прибавил, что Леди выглядит не слишком здоровой.

Джанелль всегда казалась больной после визита в Малый Террилль. Сэйтану ни разу не удалось разговорить ее и заставить признаться, что происходило там. Ее рассказы о тех вечерах, которые она посещала, не объясняли ее болезненного вида и затравленного выражения, появлявшегося в глубоких глазах, потерю веса, бессонные ночи и неспособность хоть немного поесть.

Единственным человеком, кроме Беале, с которым Джанелль встретилась после возвращения, была Карла. И именно Карла, заплаканная и обеспокоенная чем-то, развязала спор с единственным человеком, который не стал бы уклоняться от схватки, – Люциваром.

Выслушав жаркую и страстную речь о том, какие все мужчины жестокие и похотливые твари, Люцивар вытащил ее на лужайку, вручил один из эйрианских посохов и разрешил попытаться ударить себя. Он гонял девушку до тех пор, пока ее физические и эмоциональные силы наконец не истощились окончательно. Люцивар ничего никому не стал объяснять, и ярость, полыхавшая в его глазах, предупредила всех остальных, что от него следует держаться на расстоянии.

Открылась дверь столовой. Андульвар, Протвар и Мефис присоединились к Сэйтану. В их глазах плескалось такое беспокойство, что не было нужды облекать его в слова.

Карла подошла через минуту, двигаясь очень осторожно и скованно. За ней следовал Люцивар, обнимавший девушку за плечи – что, как ни странно, не вызвало у юной Королевы никакого протеста или очередного взрыва. Он усадил ее в кресло.

Появился Беале, выглядевший ничуть не менее напряженным и обеспокоенным, чем все остальные, и чопорно произнес:

– Леди просила передать, что не сможет присоединиться к вам за ужином.

Люцивар выдвинул кресло по правую руку от Сэйтана:

– Передайте Леди, что она сможет присоединиться к нам за ужином. Она может спуститься на своих ногах или на моем плече. На ее выбор.

Глаза Беале удивленно расширились.

Раздался низкий сердитый рык, как ни странно вырвавшийся из горла Мефиса.

В комнате запахло надвигающейся опасностью.

Не желая провоцировать стычку между сводными братьями, Сэйтан кивнул Беале, поддержав таким образом Люцивара.

Дворецкий поспешно ретировался.

Люцивар откинулся на спинку стула, спокойно ожидая продолжения.

Через несколько минут в столовой появилась Джанелль. В ее лице не было ни кровинки, она побелела как полотно, если не считать темных кругов под глазами.

Одарив ее своей ленивой, надменной улыбкой, Люцивар указал ей на кресло, молча ожидая ответа.

Джанелль с трудом сглотнула.

– Мне… мне очень жаль. Я не могу…

Она двигалась очень быстро. Но все же эйрианец был еще быстрее.

Потрясенные до глубины души, остальные молча и неподвижно наблюдали, как он тащит Джанелль к ее месту за столом и кулем опускает в кресло. Она немедленно взвилась вверх и врезалась головой в кулак, который Люцивар небрежно, но очень своевременно подставил. Слегка оглушенная, девушка не сопротивлялась, когда он решительно пододвинул кресло к столу.

Сэйтан наконец сел, разрываясь между беспокойством по отношению к Джанелль и почти непреодолимому желанию одарить Люцивара точно таким же знаком отеческой любви.

Андульвар, Протвар и Мефис, кипя от гнева, заняли свои места за столом. Если Люцивар и заметил направленную на него ярость, то не подал виду.

Надменная самоуверенность мальчишки, осмелившегося не признать недовольство мужчин, равных ему или принадлежащих к более темной ступени, взбесила Сэйтана, однако он предпочел держать язык за зубами, а гнев – на коротком поводке. Еще будет время сорваться.

– Ты будешь есть, – спокойно заявил Люцивар.

Джанелль уставилась невидящим взглядом на поверхность стола:

– Я не могу.

– Кошка, если нам придется вылить весь бульон на пол, чтобы тебя стошнило в супницу, мы именно это и сделаем. Но ты будешь есть.

Джанелль яростно зарычала на него.

Бледный лакей, дрожа всем телом, поставил на стол супницу.

Люцивар взял половник и налил немного бульона в тарелку девушки, а затем наполнил свою до середины. Он взял ложку и выжидающе посмотрел на Джанелль.

Ее еще пока сдержанное рычание набирало силу, но она неохотно последовала примеру настырного эйрианца.

Карла, прищурившись, одарила Люцивара задумчивым, оценивающим взглядом, а затем задала вопрос об одном из уроков Ремесла, над которым она сейчас работала.

Мефис ответил, и завязавшийся разговор кое-как продлился до перемены блюд.

Джанелль съела ровно одну ложку супа.

Андульвар поерзал в кресле, с шуршанием расправив крылья.

Сэйтан бросил быстрый взгляд на своего старого друга, предупреждая, чтобы он не вмешивался. Повелитель прекрасно уловил запах женского гнева. Почувствовал он и напряжение, с которым Люцивар следил за Джанелль, злость которой ему всегда удавалось вызвать с пугающей легкостью.

Когда стол вновь оказался уставлен блюдами, эйрианец принялся выбирать для Джанелль еду, продолжая задирать девушку, постепенно лишая ее контроля над собой.

– Печень? – любезно поинтересовался он.

– Только твою, – рявкнула девушка. Ее глаза странно заблестели.

Люцивар едва заметно улыбнулся.

К концу второй перемены Джанелль превратилась в огромную бочку пороха, которой до взрыва не хватало одной-единственной искры, а Сэйтан по-прежнему не понимал, зачем сын изводит девушку.

Это оставалось загадкой до того момента, как подали мясо.

Люцивар отрезал небольшой ломтик нежной, сочной грудинки и положил его на тарелку Джанелль, а затем быстрым движением опустил на свою два увесистых куска мяса.

Джанелль уставилась на нежное розовое мясо и несколько долгих секунд не сводила с него глаз. Затем она сжала вилку и нож и принялась есть со странной, непонятной решимостью и напряжением. Когда мясо исчезло у нее в желудке, Джанелль повернулась вправо и посмотрела на тарелку Карлы.

Девушка побелела как мел.

Когда Джанелль повернулась влево и Сэйтан сумел наконец рассмотреть ее глаза, он понял, что Люцивар превратил сегодняшний ужин в жестокое, прекрасно разыгранное действо, чтобы пробудить хищную сторону Ведьмы.

Наконец ее взгляд сфокусировался на тарелке Люцивара. Тихо зарычав, Джанелль облизнулась и подняла вилку.

Двигаясь очень медленно и осторожно, Люцивар переложил второй кусок сочной грудинки на ее тарелку со своей.

Джанелль воткнула вилку в мясо и беззвучно оскалилась.

Люцивар убрал свой нож с ее тарелки и спокойно вернулся к еде, пока девушка жадно пожирала мясо.

К тому времени, как очередь дошла до фруктов и сыра, Джанелль голодными глазами следила только за Люциваром и тем, что он мог предложить ей. Когда он поднял последнюю виноградинку, Ведьма на мгновение задержала на ней взор, а затем сморщила нос и с довольным вздохом откинулась на спинку кресла.

Тогда, наконец, вернулась женщина-ребенок, которую Сэйтан знал и любил.

Впервые с самого начала ужина Люцивар обвел взглядом мужчин, сидящих за столом, и Сэйтан невольно ощутил сочувствие, увидев в его глазах усталость.

После того как подали кофе, Люцивар сделал глубокий вдох и повернулся к Джанелль:

– Кстати, ты должна мне одно украшение.

– Какое еще украшение? – озадаченно спросила она.

– Какой здесь в Кэйлеере эквивалент Кольца Повиновения?

Девушка поперхнулась кофе.

Люцивар участливо и старательно хлопал ее по спине, пока Джанелль не одарила его яростным взглядом сквозь выступившие слезы, и ехидно улыбнулся:

– Скажешь им сама или предоставишь это мне?

Джанелль обвела сидящих вокруг мужчин, составлявших ее семью, затравленным взглядом, а затем сгорбилась и тоненьким голоском сказала:

– В соответствии с требованиями, предъявляемыми к иммигрантам, Люцивар будет служить мне на протяжении следующих пяти лет.

На этот раз подавился Сэйтан.

– И?.. – нажал Люцивар.

– И я что-нибудь придумаю, – осторожно произнесла Джанелль. – Хотя с чего тебе вдруг захотелось напялить одно из этих Колец, остается за пределами моего понимания.

– Я кое-что разузнал, пока тебя не было. Мужчины обязаны носить Сдерживающее Кольцо – это часть требований к иммигрантам.

Джанелль раздраженно фыркнула:

– Люцивар, скажи, пожалуйста, неужели найдется такой идиот, который рискнет попросить тебя предъявить Кольцо?!

– Оно будет доказательством того, что я служу именно тебе, поэтому я хочу его надеть.

Джанелль бросила в сторону Сэйтана быстрый, умоляющий взгляд, но он предпочел его проигнорировать.

– Ну хорошо. Я что-нибудь придумаю, – проворчала она, отодвигая кресло. – Мы с Карлой идем гулять.

Карла, собравшаяся с мыслями быстрее, чем пораженные мужчины, со стоном поднялась на ноги и поплелась следом за подругой.

Андульвар, Протвар и Мефис торопливо нашли подходящие предлоги удалиться.

После того как слуги принесли графины с бренди и ярбарахом, Сэйтан отпустил всех остальных. Он ощутил всплеск мрачного веселья, заметив, с какой радостью лакеи покинули помещение, чтобы вернуться в свое крыло. Разумеется, слуги Зала никогда не сплетничали о делах Повелителя с чужаками – за этим очень внимательно следили Беале и Хелена, – однако только дурак мог полагать, будто они не перемоют всем косточки между собой. Прибытие Люцивара вызвало к жизни много разговоров. Теперь же новость о том, что он будет служить их Леди…

Если сегодняшняя ночь была показателем того, что их всех ждет в будущем, то следующие пять лет будут весьма насыщенными – и долгими.

– Ты ведешь очень интересную игру, – тихо произнес Сэйтан, подогревая себе бокал ярбараха. – И опасную.

Люцивар пожал плечами:

– Не слишком опасную, если я и впредь буду удерживать ее гнев на поверхности.

Сэйтан пристальным взглядом изучил бесстрастное лицо своего сына.

– Но ты, надеюсь, понимаешь, кто – и что – лежит под этой поверхностью?

Люцивар устало улыбнулся:

– Я знаю, кто она. – Он сделал первый глоток прекрасного бренди. – Ты не одобряешь моего желания служить ей, так ведь?

Сэйтан покатал бокал между ладонями.

– За три месяца ты сумел сделать больше, чтобы улучшить ее физическое и эмоциональное состояние, чем я за последние два года. Это несколько выводит из себя, заметь.

– Ты заложил более прочные основы, чем тебе кажется, – ухмыльнулся Люцивар. – Кроме того, отец должен быть сильным и мудрым защитником. А вот старшие братья, разумеется, превращаются в занозу в заднице и играют роль ревнивых задир.

Сэйтан улыбнулся:

– Значит, ты – ревнивый задира?

– По крайней мере, мне об этом говорят часто и с поразительным пылом.

Улыбка Сэйтана угасла.

– Будь очень осторожен, Люцивар. В ее душе есть глубокие шрамы, о которых ты не знаешь.

– Я знаю об изнасиловании – и о Брайарвуде. Когда она достигает пределов своих сил и возможностей, то начинает говорить во сне. – Люцивар вновь наполнил свой бокал и только тогда встретился с холодным взглядом Сэйтана. – Я спал с ней, а не спаривался.

Спал с ней. Сэйтан усилием воли сдержал готовую вырваться на свободу ярость, просеивая те образы, которые могли скрываться за этими словами, и пытаясь понять, перевешивают ли они ее новую способность нормально реагировать на прикосновения, которые девушка позволяла только Люцивару, не прячась за холодной эмоциональной пустотой, как в случае с остальными.

– И она не возражала? – осторожно спросил Сэйтан.

Люцивар только фыркнул:

– Разумеется, возражала! Какая женщина бы вела себя по-другому, пережив нечто подобное? Но еще больше она возражала против того, чтобы пациент спал на полу перед очагом, а я не менее упрямо твердил, что Целительница, спасшая мне жизнь, заслуживает нормального отдыха. Поэтому мы пришли к соглашению. Я не жаловался, когда она сбивала и пинала подушки, путала одеяла, растягивалась на кровати по диагонали, издавала странные милые звуки, которые ни в коем случае не являются храпом, даже если на него очень похожи, и ворчала на всех и вся по утрам до первой чашки кофе. А она не жаловалась, когда я сбивал подушки, путал одеяла, сталкивал ее на самый край, издавал странные звуки, которые ее будили и стихали, стоило ей проснуться, и старательно изображал веселость по утрам. Мы оба очень быстро пришли к выводу, что секс между нами невозможен.

А для Джанелль в конечном итоге это и определило отношения с Люциваром.

– А ты уделяешь много внимания тем, кто переселяется в Кэйлеер? – неожиданно спросил Люцивар.

– Не слишком, – осторожно отозвался Сэйтан.

Люцивар пристально посмотрел на бокал с бренди.

– То есть ты не узнал бы, если бы сюда проник хейллианец по имени Грир, так?

Услышав этот вопрос, Сэйтан неподвижно застыл в кресле.

– Грир погиб.

Люцивар устремил взгляд на стену столовой.

– Однако, будучи Повелителем Ада, ты мог бы устроить мне с ним свидание, не так ли?

Почему его сын дышит с таким трудом?

– Грир погиб , а не просто стал жителем Темного Королевства.

Люцивар судорожно стиснул челюсти:

– Проклятье.

Сэйтан заскрипел зубами. Благая Тьма, каким образом Люцивар связан с Гриром?

– А почему он тебя так интересует?

Пальцы эйрианца сами собой сжались в кулаки.

– Это тот ублюдок, что изнасиловал Джанелль.

Сэйтан потерял над собой контроль. Окна в столовой разлетелись на тысячи осколков. По потолку поползли ломаные трещины. Выругавшись, он усилием воли направил поток вырвавшейся энергии за пределы зала, превратив гравий на дорожке в порошок.

Грир. Еще одна ниточка связи между Гекатой и Доротеей.

Сэйтан погрузил длинные ногти в крышку стола, располосовав древесину, однако это упражнение, даже многократно повторенное, увы, не приносило большого облегчения, поскольку ему больше всего на свете хотелось ощутить под ногтями плоть .

Однако принципы обучения оказались заложены слишком глубоко. Будь проклята Тьма, они были заложены слишком глубоко, стали частью его души. Сэйтан не мог хладнокровно убить ведьму. И если он все же собрался бы с силами и решил нарушить Кодекс чести, который соблюдал всю свою жизнь, то это следовало бы сделать больше пяти лет назад, когда еще можно было что-то изменить, спасти Джанелль. Но не теперь, когда в ее душе уже остались шрамы. Не теперь, когда сделанного не исправить.

На его запястьях сжались чьи-то пальцы. Стиснули крепче. Еще крепче.

– Повелитель.

Нужно было разорвать этого ублюдка на части в самый первый раз, когда он осмелился спросить о Джанелль. Нужно было испепелить его разум, оставив только пустыню. Что же с ним случилось? Почему он не сделал этого? Неужели Повелитель Ада стал слишком ручным, превратился в податливый воск? И что он сделал, пытаясь умаслить этих напыщенных дураков из Темного Совета, когда все их действия причиняли только вред его дочери, его Королеве?

– Повелитель!

И что это еще за дурак, осмелившийся прикоснуться к Князю Тьмы, Повелителю Ада? Хватит. Больше ошибок не будет. Больше не будет.

– Отец!

Сэйтан наконец жадно глотнул воздуха, пытаясь привести мысли в порядок. Люцивар. Это Люцивар. Люцивар прижимает его ладони к столу.

Кто-то забарабанил в дверь.

– Сэйтан! Люцивар!

Джанелль. Благая Тьма, только не Джанелль! Он не должен видеть ее сейчас.

– Сэйтан!

– Пожалуйста, – прошептал он, – не позволяй ей…

Дверь содрогнулась от мощного удара.

– Уходи, Кошка! – резким тоном велел Люцивар.

– Что…

– Уходи!

Голос Андульвара:

– Поднимайся наверх, несносная девчонка. Мы сами справимся.

Яростно заспорившие голоса стихли вдали.

– Ярбарах? – после долгого, напряженного молчания поинтересовался Люцивар.

Сэйтан невольно содрогнулся и покачал головой. Пока он окончательно не успокоится, нельзя ощущать вкус крови, иначе он захочет отпить ее горячей, прямо из вены. И может не удержаться.

– Бренди.

Люцивар сунул ему в руку низкий бокал.

Сэйтан выпил бренди залпом, как воду.

– Тебе бы следовало уйти отсюда сразу же.

Люцивар дрожащей рукой поднял бокал и неуверенно усмехнулся:

– Я и раньше имел дело с человеком, носящий Черный Камень. В целом ты не так уж плох. Вот Деймон пугал меня до полусмерти, когда терял над собой контроль. – Эйрианец одним большим глотком выпил содержимое своего бокала и налил им обоим по еще одной порции. – Надеюсь, ты давно делал здесь ремонт, потому что придется начинать сначала. С другой стороны, по крайней мере, не похоже, чтобы потолок мог в любую секунду рухнуть нам на головы.

– Девочкам в любом случае не нравились эти обои. – У него есть десять стоящих причин, чтобы взять себя в руки. Десять столь же весомых, чтобы отпустить ярость и гнев на волю. И, как всегда, как и все мужчины Крови, подобные ему, Сэйтан знал, что теперь ему придется цепляться за тонкую грань между двумя соперничающими инстинктами. – Грира казнили Гарпии, – коротко произнес он. – Они обладают исключительной способностью действовать наверняка, когда речь заходит о подобных вещах.

Люцивар кивнул.

Покой. Ему нужен покой на ближайшие несколько дней…

– Люцивар, попытайся убедить Джанелль показать тебе Шэваль. Тебе бы следовало познакомиться с Кэтиеном и другими единорогами.

Люцивар смерил отца серьезным взглядом:

– Почему?

– Есть одно дело, которое мне необходимо завершить. Я побуду несколько дней в Цитадели в Террилле и предпочел бы, чтобы Джанелль не вертелась поблизости, задавая вопросы и гадая, куда я исчез.

Люцивар обдумал эти слова.

– Ты думаешь, что сможешь сделать это?

Сэйтан только устало вздохнул:

– Не узнаю до тех пор, пока не попытаюсь.

2. Террилль

Сэйтан осторожно поместил свое кольцо с Черным Камнем в центр огромной сложной сети. Ему потребовалось два дня почти непрерывных поисков в архивах Песочных Часов Джеффри, чтобы найти ответ. Столько же времени ушло на то, чтобы сплести паутину. Еще два медленных, нервных дня Сэйтан позволил себе отдохнуть, чтобы постепенно восстановить силы.

Дрейка ничего не сказала, когда он попросил предоставить ему комнату и кабинет в Цитадели Террилля, однако, прибыв туда, Сэйтан обнаружил большую раму для спутанной паутины. Джеффри ничего не сказал о тех книгах, которые у него попросил Сэйтан, но добавил к списку еще пару, о которых Повелитель даже не подумал бы.

Сэйтан сделал глубокий вдох. Пришло время.

Обычно Черной Вдове необходим физический контакт с человеком, которого нужно вывести из Искаженного Королевства. Однако иногда узы крови связывали своих носителей, преодолевая преграды и расстояния, неприступные для всего остального. А Деймон ни с кем не был связан прочнее, чем с Повелителем. Их соединяла кровь отца и сына, а также та ночь у Алтаря Кассандры.

И Кровь будет петь Крови.

Уколов палец, Сэйтан капнул кровью на каждую из четырех основных нитей, удерживавших паутину на раме. Алая жидкость побежала вниз от верхних и вверх от нижних, чтобы встретиться с предметом в середине. Когда капли сошлись на кольце, Сэйтан коснулся Камня пальцев, окрасив его кровью.

Паутина засветилась. Повелитель пропел заклинание, открывшее землю видения, которая приведет его к тому, кого он ищет.

Искаженная земля, залитая кровью. И повсюду разбитые хрустальные чаши.

Сделав еще один глубокий вдох, Сэйтан сфокусировал взгляд на кольце с Черным Камнем и начал внутреннее путешествие в безумие.

«Деймон».

Он поднял голову.

Слова кружили, поджидая его. Края крошечного острова осыпались еще немного.

«Деймон».

Он знал этот голос. Ты – мое орудие .

Он поднял голову. И распластался, прижимаясь к покрытой синяками и ссадинами земле.

В небе прямо над ним висела рука, стараясь дотянуться до него. Золотистая кожа, длинные, окрашенные в черный цвет ногти. Наконец появилось запястье. Предплечье. Кто-то старался дотянуться до него.

Он знал этот голос. Он знал эту руку. Он ненавидел их.

«Деймон, протяни руку. Я могу показать тебе обратный путь».

Слова могут лгать. Кровь – никогда .

Рука начала дрожать от напряжения.

«Деймон, позволь мне помочь тебе. Пожалуйста».

Их разделяли несколько дюймов. Достаточно было поднять руку – и он сможет покинуть этот остров.

Пальцы нервно дернулись.

«Деймон, доверься мне. Я помогу тебе».

Кровь. Сколько крови. Целое море. Он утонет в ней. Потому что однажды уже доверился этому голосу и сделал что-то… сделал…

«Лжец! – закричал он в ответ. – Я больше никогда не доверюсь тебе!»

«Деймон!» Мольба, исполненная муки.

«Никогда!»

Рука начала исчезать.

Его затопил страх. Он не хотел остаться в одиночестве посреди моря крови, с этими хищными словами, окружившими его, ожидавшими возможности вновь заполучить его в свое распоряжение и продолжить мучить. Ему очень хотелось ухватиться за эту руку и держаться как можно крепче, хотелось услышать ту ложь, которая могла бы хоть ненадолго облегчить его боль.

Но он кому-то должен был эту боль, потому что сделал что-то…

«Шлюха с сердцем мясника».

Этот голос, эта рука заставили ему причинить кому-то боль. Но, благая Тьма, как же ему хотелось довериться, схватиться за нее…

«Деймон», – еле слышный шепот.

Рука исчезла.

Он подождал немного.

Слова по-прежнему кружили вокруг острова. Скалы крошились.

Он подождал. Рука больше не вернулась.

Деймон прильнул к покрытой синяками земле и заплакал от облегчения.

Сэйтан упал на колени без сил. Нити спутанной паутины быстро чернели и осыпались. Он успел вовремя поймать кольцо, выпавшее из центра, и надел его на палец.

Так близко… Не больше ладони. Мгновение доверия. Вот и все, что потребовалось бы, чтобы начать путешествие прочь из боли и безумия.

Вот и все, что потребовалось бы.

Вытянувшись на ледяном каменном полу, Сэйтан зарылся лицом в ладони и горько зарыдал.

3. Кэйлеер

Сэйтан взглянул на Люцивара и покачал головой.

– Что ж, – напряженно произнес эйрианец. – Ты пытался. – Помолчав немного, он добавил: – Тебя ждут на кухне.

– На кухне? Почему? – спросил Повелитель, когда сын направился вместе с ним в святая святых миссис Беале.

Люцивар только улыбнулся и дружелюбно похлопал Сэйтана по плечу.

Этот жест показался Повелителю очень плохим знаком.

– Как прошла поездка?

– Должен сказать, путешествовать вместе с Кошкой – это что-то.

– Скажи, я действительно хочу об этом узнать?

– Не думаю, – весело отозвался Люцивар, – и тем не менее это случится очень скоро.

Джанелль сидела на полу кухни, скрестив ноги. Щенок шэльтской овчарки с коричнево-белым мехом резвился неподалеку. А на коленях сидел огромный белый… котенок?!

– Привет, папа, – смирно произнесла девушка.

«Папа Повелитель, – сказал щенок. Не дождавшись ответа от Сэйтана, он вопросительно посмотрел на Джанелль: – Папа Повелитель?»

– Родство, – произнес Сэйтан, прокашлявшись. Его голос вновь обрел глубокие, низкие бархатистые нотки. – Шэльтские овчарки – родство?

– Не все, – словно защищаясь, произнесла Джанелль.

– Там примерно такое же соотношение Крови и лэнденов, как и в большинстве других видов, – с усмешкой произнес Люцивар. – Должен сказать, ты воспринял эту новость гораздо лучше, чем Кхардеен. Он просто сел посреди дороги и впал в истерику. Нам пришлось побыстрее оттащить его в сторону, вырвав практически из-под колес телеги.

От рабочего стола, на котором миссис Беале разделывала мясо, донесся приглушенный смешок и тихое фырканье.

– И, получив сей образец, люди внезапно сообразили, почему некоторые из шэльти взрослели так поздно и жили гораздо дольше остальных, – с довольно раздражающей веселостью добавил Люцивар. – После того как Ладвариан довольно четко дал всем понять, что Кошка принадлежит ему…

«Мое!» – заявил щенок.

Котенок поднял огромную пушистую белую лапу и шлепнул его по лбу.

«Наше!» – поспешно поправился тот, пытаясь выбраться из-под прижавшей его к полу лапы.

– …Мы быстренько сварили успокоительного Предводителю, едва успевшему узнать, что его породистая сука к тому же Жрица.

– Мать-Ночь! – Сэйтан не рискнул сказать это вслух, поэтому направил Люцивару мысль на Красной нити: «А почему самец шэльти носит имя с эйрианским женским окончанием?»

«Он сказал, что его так зовут. Кто я такой, чтобы спорить?»

После этого философского заключения Люцивар продолжил:

– Кхари потащил нас в Туаталь на встречу с леди Дуаной, которая в весьма резких выражениях выказала свое недовольство тем, что ей не сообщили заранее, что в ее Крае есть родство.

Да, Сэйтан даже не сомневался, что Королева Шэльта изъяснялась весьма красноречиво. И ей еще найдется что сказать лично ему .

Джанелль зарылась лицом в пушистый мех котенка.

Люцивар, будь проклята его душа, по всей видимости, искренне наслаждался теперь одной мыслью о том, что наконец-то можно свалить эту проблему на кого-то другого.

Поскольку Джанелль не горела желанием присоединиться к рассказу, Люцивар продолжил:

– Во время жаркой дискуссии, которая последовала за этой новостью, выяснилось, что там есть две породы лошадей, тоже принадлежащих к родству.

Сэйтан покачнулся. Люцивар поспешно поддержал его.

Шэльтийцы были известными наездниками. Семьи Кхари и Морганы относились к лошадям с особой страстью.

– Представляю, как удивятся люди, выяснив, что их лошади способны с ними разговаривать, – заметил эйрианец.

Сэйтан предпочел опуститься на колени рядом с Джанелль. По крайней мере, если он теперь потеряет сознание, падать будет недолго.

– А наш приятель из семейства кошачьих?

Пальцы Джанелль рефлекторно сжали шкурку котенка, а в глазах появилось темное, опасное выражение.

– Каэлас – арсерианец. Он сирота. Его мать убили охотники.

Каэлас. На Древнем языке слово означало «белая смерть». Обычно оно относилось к снежной буре, налетавшей почти без предупреждения, – быстрая, жестокая, смертоносная.

Сэйтан вновь отправил мысль на острие копья. «Полагаю, этому тоже имя никто не давал».

«Не-а», – отозвался Люцивар.

Сэйтану не понравилось отчетливо прозвучавшее в голосе предупреждение. Он протянул руку, желая погладить котенка.

Каэлас резким движением ударил его по пальцам.

– Эй! – строго окрикнула его Джанелль. – Не смей бить Повелителя!

Каэлас зарычал, открыв взорам присутствовавших впечатляющий набор молочных зубов. Когти тоже не стоило сбрасывать со счета.

– Держите, лапочки, – проворковала миссис Беале, опуская на кухонный пол две миски. – Мясо и теплое молоко.

Сэйтан смерил кухарку долгим взглядом. Неужели эта же женщина всегда загоняла его в угол, с пеной у рта требуя справедливости, когда волки гонялись за кроликами в ее огороде? Затем он перевел взгляд на миску с мелко порезанным мясом и нахмурился:

– Разве это не холодная вырезка, которую вы планировали подать на обед?

Миссис Беале прожгла его негодующим взглядом. Люцивар предусмотрительно спрятался за спиной Повелителя.

Покинув, наконец, владения миссис Беале и ее подопечных, Сэйтан поспешно направился в свои покои. Люцивар пошел с ним.

– Щенок довольно милый, – осторожно произнес Сэйтан. Если его хватило только на это, значит, определенно нужно отдохнуть.

– Не позволяй этому милому щенку одурачить себя, – тихо произнес Люцивар. – Он – Предводитель, и в этой мохнатой головке скрывается недюжинный ум. Прибавь к этому инстинкты крупного хищника, характер Верховного Князя – и получишь страшную смесь, с которой нужно обращаться очень осторожно.

Сэйтан замер у дверей, ведущих в его покои.

– Люцивар, а насколько большими вырастают арсерианские коты?

Его сын только усмехнулся:

– Скажем так, следует начинать накладывать на мебель укрепляющие заклинания прямо сейчас.

– Мать-Ночь, – пробормотал Сэйтан. Он, спотыкаясь, направился к кровати. Бумаги, ждущие его внимания на столе, могут и подождать. Нет никакой необходимости наживать себе новые неприятности.

Он как раз начал засыпать, когда неожиданно ощутил на себе чужие взгляды. Перекатившись по постели, Сэйтан открыл глаза и удивленно моргнул, увидев Ладвариана и Каэласа. Кто-то – Повелитель только фыркнул при этой мысли – успел научить щенка ходить по воздуху. Разумеется, он переваливался с боку на бок и висел довольно неустойчиво, но, в конце концов, он был еще маленьким. Застонав, Сэйтан лег обратно, надеясь, что они уйдут.

На постель приземлились два довольно увесистых тельца. Что ж, по крайней мере, не придется бояться придавить шэльтийцев. Он попросту не сможет повернуться, пока Каэлас прижимается к его спине. Если только на пол.

А где Джанелль?

Ему немедленно сообщили, что Леди принимает ванну. А им захотелось вздремнуть. Поскольку Папа Повелитель тоже решил вздремнуть, они останутся с ним.

Сэйтан с мрачной решимостью закрыл глаза.

Нет, не было никакой необходимости искать неприятности. Они сами только что свалились ему на голову.

Глава 12

1. Кэйлеер

Неся в руках хрустальный шар и маленькую хрустальную миску – и то и другое яркого голубого цвета, – Терса прошла несколько футов вперед и оказалась на заднем дворе. Ее босые ноги по щиколотку тонули в снегу. Полная луна играла с ней в прятки за облаками, как и видение, назойливо ускользавшее от ее внимания весь день. Она прожила в туманных картинах столько веков, что понимала: оно нуждается в обретении физической формы, прежде чем начать раскрываться.

Позволив своему телу превратиться в инструмент земли снов, она с помощью Ремесла заставила шар и миску проплыть по воздуху. Оказавшись в центре лужайки, они беззвучно опустились на снег.

Терса сделала шаг вперед, затем посмотрела вниз. Подол ее ночной рубашки волочился по снегу, нарушая его цельный покров. Нет, так не пойдет. Стянув белоснежное одеяние через голову, Терса небрежно бросила его к черному ходу коттеджа и направилась к шару и миске. Она неожиданно замерла. Да, начинать нужно именно здесь.

Один длинный шаг вперед, чтобы сохранить снег нетронутым, оторвавшись таким образом от цепочки следов путаных – и уверенных, которые направят видение в нужное русло. Осторожно поставив одну ногу перед другой – ровно, пятка к пальцу, Терса приготовилась ждать. Было что-то еще, чего-то не хватало…

С помощью Ремесла заострив ноготь, она вспорола кожу обеих стоп, оставив достаточно глубокие царапины, чтобы кровь бежала свободно. Тогда Терса наконец прошла по узору видения. Вернувшись к своему первому следу, она прыгнула назад, в снег, уже потревоженный неверными шагами.

Когда женщина обернулась наконец, чтобы взглянуть на рисунок видения, приставленная к ней Черная Вдова в ранге Странницы вышла из дома и позвала:

– Терса! Что ты делаешь на улице посреди ночи?

Зарычав, та резко развернулась и бросила гневный взгляд на молодую ведьму.

Страннице хватило мгновения, чтобы вглядеться в лицо Терсы и замолчать. Подхватив сброшенную женщиной ночную рубашку, девушка разорвала ее на полосы и обмотала ими ноги своей подопечной, чтобы остановить кровь, а затем бесшумно отступила в сторону.

Странный зов подталкивал Терсу наверх, в свою спальню. Распахнув занавески, она взглянула вниз, во двор, на линии, начерченные на белоснежном снегу ее собственной кровью.

Две стороны треугольника, сильные и взаимосвязанные. Отец и брат. Третья сторона, отражение отца, стоит отдельно от двух других, а середина заметно истончилась. Если линия разорвется окончательно, эта сторона никогда не сможет обрести свою прежнюю силу, чтобы замкнуть треугольник.

Лунный свет и тени причудливо перемешались во дворе. Ярко-синий шар и миска, оставшиеся в центре треугольника, превратились в глубокие сапфировые глаза.

– Да, – шепотом произнесла Терса. – Теперь все нити на месте. Пришло время.

С беззвучного разрешения Джанелль Сэйтан вошел в ее гостиную. Он заглянул в распахнутую дверь темной спальни, откуда обеспокоенно выглядывали Каэлас и Ладвариан. Это, в свою очередь, означало, что Люцивар скоро будет здесь. За те пять месяцев, которые он успел провести у нее на службе, сын Повелителя стал крайне чувствительным к малейшим переменам настроения Джанелль.

Сэйтан опустился на скамеечку, стоявшую перед мягким креслом, в котором клубочком свернулась его приемная дочь.

– Видела плохой сон? – спросил он. На протяжении последних нескольких недель Джанелль то и дело спала беспокойно, и ее вновь донимали неприятные сны.

– Сон, – кивнула девушка. Помолчав немного, она начала рассказывать: – Я стояла перед хрустальной дверью, затянутой туманом. Мне никак не удавалось рассмотреть, что за ней скрывается, более того, я даже не знаю, хотела ли я это увидеть. Однако кто-то все пытался вручить мне золотой ключ, и я знала, что, если приму его, дверь распахнется и мне придется узнать, что таится за ней.

– Ну и ты взяла ключ? – Сэйтан говорил тихим, успокаивающим тоном, хотя сердце бешено забилось в груди.

– Не успела – проснулась, едва протянув руку, – устало улыбнулась Джанелль.

Впервые она запомнила одно из своих видений, проснувшись. Сэйтан прекрасно представлял, какие именно воспоминания были спрятаны за той хрустальной дверью. И это означало, что очень скоро им придется поговорить о ее прошлом. Но не сегодня.

– Не хочешь принять отвар, который поможет тебе заснуть?

– Нет, спасибо. Все будет в порядке.

Сэйтан поцеловал дочь в лоб и вышел из комнаты.

Люцивар уже ждал его в коридоре.

– Возникли проблемы? – спросил он.

– Возможно, – произнес Сэйтан, глубоко вздохнув. – Пойдем-ка в мой кабинет. Нам кое-что нужно обсудить.

2. Кэйлеер

– Кошка! – Люцивар ворвался в большой зал. Он не знал, что нашло на девушку, однако после вчерашней затянувшейся беседы с Сэйтаном был совершенно не намерен отпускать ее куда-либо одну.

– К

К счастью, Беале тоже не показалась привлекательной мысль о том, чтобы позволить Леди выбежать из дома, не сказав, куда она направляется.

Зажатая между двоими мужчинами, Джанелль потеряла терпение. Все окна в зале угрожающе задребезжали.

– Будьте прокляты вы оба! Я должна уйти!

– Прекрасно! – Люцивар медленно приблизился к ней, примирительно вытянув руки. – Я пойду с тобой. Только скажи, куда именно.

Джанелль взъерошила пальцами волосы:

– В Хэлавэй. Сильвия только что прислала мне сообщение. Что-то случилось с Терсой.

Люцивар обменялся понимающими взглядами с Беале. Дворецкий кивнул. Сэйтан и Мефис должны были вернуться с минуты на минуту со встречи с леди Зарой, Королевой Амдарха, столицы Демлана. Беале останется в большом зале до тех пор, пока хозяин и его старший сын не появятся на пороге.

– Пусти меня! – взмолилась Джанелль.

Хвала Тьме, что ей не пришло в голову применить силу, чтобы добиться своего. Она могла бы с легкостью уничтожить все, что расценивается как препятствие.

– Через минуту, – произнес Люцивар. Встретившись взглядом с глазами, в которых начала собираться опасная гроза, он судорожно сглотнул. – Ты же не можешь отправиться в путь в носках. Выпал снег.

Джанелль выругалась. Люцивар призвал ее зимние ботинки и вручил их девушке, тем временем дрожащий лакей принес два теплых плаща, один был с прорезями для крыльев. Эйрианец носил его вместо пальто.

Через минуту они уже летели к домику Терсы.

Черная Вдова, достигшая ранга Странницы, которая оставалась с Терсой, распахнула дверь в тот же миг, как Джанелль и Люцивар приземлились.

– В спальне, – с беспокойством произнесла она. – Леди Сильвия с ней.

Джанелль помчалась в спальню. Люцивар следовал за ней.

Увидев их, Сильвия прислонилась к комоду. Облегчение, ясно читавшееся на ее лице, не пересилило острого беспокойства. Люцивар обнял женщину за плечи и счел очень плохим признаком то, как она прильнула к нему.

Джанелль обошла постель, чтобы взглянуть в лицо Терсе, которая лихорадочно запихивала вещи в маленький дорожный сундук. На кровати вперемешку с одеждой были разбросаны книги, свечи и странные предметы, которые могли принадлежать только Черной Вдове.

– Терса, – тихим, но властным голосом позвала Джанелль.

Женщина только покачала головой:

– Я должна найти его. Пришло время.

– Кого ты должна найти?

– Мальчика. Моего сына. Деймона.

Люцивар почувствовал, как сердце сжимается и стремительно уходит в пике. Стало трудно дышать. Джанелль побледнела как смерть.

– Деймон… – прошептала она. – Золотой ключ.

– Я должна найти его! – В голосе Терсы слышались раздражение и страх. – Если боль не прекратится в ближайшее время, она уничтожит его.

Джанелль, казалось, даже не слышала этих слов – или не понимала сказанного.

– Деймон… – прошептала она. – Как я могла забыть Деймона?

– Мне необходимо вернуться в Террилль. Я должна найти его.

– Нет, – своим полуночным голосом произнесла Джанелль. – Я найду его.

Терса замерла, прекратив свои беспокойные метания.

– Да, – медленно произнесла она, словно с трудом пытаясь что-то вспомнить. – Он доверится тебе. Он последует за тобой и выйдет из Искаженного Королевства.

Джанелль закрыла глаза.

По-прежнему обнимая Сильвию, Люцивар привалился к стене. Огни Ада, почему комната медленно вращается перед глазами?

Когда Джанелль открыла глаза, эйрианец пораженно уставился в них, не в силах отвести взгляд. Он никогда не видел, чтобы глубокие сапфировые озера выглядели вот так. Люцивар искренне надеялся, что больше никогда не увидит в них такого выражения. Джанелль выбежала из комнаты.

Оставив Сильвию дальше разбираться с Терсой, Люцивар помчался за сестрой, которая широкими шагами направлялась к гостевой паутине на другом конце деревни.

– Кошка, Зал в другой стороне.

Не получив ответа, Люцивар попытался схватить Джанелль за руку. Щит, которым она окружила себя, был таким ледяным, что он ожег руку.

Джанелль миновала гостевую паутину и пошла дальше. Эйрианец шел рядом, не зная, что сказать, – точнее, не зная, что он осмелился бы сказать.

– Упрямый, ворчливый самец! – сквозь слезы бормотала она. – Я же сказала тебе, что чаше нужно время, чтобы исцелиться. Я же сказала, чтобы ты отправился в тихое, безопасное место. Почему ты не послушался меня? Неужели нельзя было хоть раз сделать так, как велено?! – Неожиданно она остановилась.

Люцивар наблюдал за тем, как горе перерастает в гнев, когда Джанелль медленно развернулась к Залу.

– Сэйтан, – угрожающе прошипела она. – Ты был там той ночью. Ты…

Люцивар даже не попытался догнать ее, когда Джанелль помчалась к Залу. Вместо этого он отправил сообщение Беале по Красной нити – копье к копью. Дворецкий в ответ сообщил, что Повелитель только что прибыл.

Он очень надеялся, что его отец готов к этой битве.

3. Кэйлеер

Он чувствовал, что она идет.

Слишком сильно нервничая, чтобы усидеть на месте, Сэйтан прислонился к своему столу из черного дерева, схватившись пальцами за край крышки.

У него было два года, чтобы приготовиться к этому. Он провел бесчисленные часы, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы объяснить зверства, едва не погубившие ее. Однако почему-то за все это время Повелитель так и не нашел подходящего момента рассказать приемной дочери обо всем. Даже после прошлой ночи, когда Сэйтан наконец понял, что воспоминания начали пробуждаться, он вновь отложил этот разговор.

А теперь, когда время пришло, он был по-прежнему не готов.

Вернувшись домой, он обнаружил в большом зале обеспокоенного Беале, передавшего сообщение Люцивара: «Она вспомнила Деймона – и она в ярости».

Сэйтан почувствовал, когда Джанелль вошла в Зал, и понадеялся, что сумеет найти способ помочь ей принять эти воспоминания при свете дня, а не в ночных кошмарах.

Дверь кабинета сорвалась с петель и разлетелась вдребезги, врезавшись в противоположную стену. Темная сила рябью пробежалась по комнате, сломав все столы и разорвав в клочья диван и кресла.

В Сэйтане проснулся страх. Но он отметил, что Джанелль не тронула ценные картины и скульптуры.

Затем она сама шагнула в комнату. Ничто не могло бы подготовить Сэйтана к холодному гневу, направленному прямо на него.

– Проклинаю тебя. – Ее полуночный голос звучал совершенно спокойно. В нем затаилась смертельная угроза.

Джанелль говорила всерьез. Если ярость и презрение, горевшие в ее глазах, хоть отчасти демонстрировали глубину ее гнева, значит, он и в самом деле проклят.

– Бессердечный ублюдок.

Его разум неистово метался в поисках ответа. Но Сэйтан не смог издать ни звука. Он отчаянно надеялся, что ее любовь к нему уравновесит эту ярость, – и знал теперь, что его чаяниям не суждено сбыться. На другой чаше весов теперь лежал Деймон.

Джанелль медленно подошла к нему, согнув пальцы с острыми как нож ногтями, которых теперь нужно было бояться.

– Ты использовал его. Он был другом, доверился тебе, а ты использовал его .

Сэйтан заскрипел зубами:

– У меня не осталось выбора.

– Выбор был ! – Она быстрым ударом вспорола кресло, стоявшее перед столом Повелителя. – У тебя был выбор!

Его собственный нарастающий гнев пересилил страх.

– Потерять тебя! – резко отозвался он. – Отойти в сторону, позволить твоему телу умереть и потерять тебя . Честно сказать, я не рассматривал это как подходящий выбор, Леди. И Деймон тоже.

– Вы бы не потеряли меня, даже если бы тело умерло! Рано или поздно я собрала бы свою хрустальную чашу и…

– Ты – Ведьма, а Ведьма не может стать килдру дьятэ . Мы бы на самом деле потеряли тебя. Всю, без остатка.

Это на мгновение остановило ее.

– Я дал ему всю силу, которой обладал. Он спустился слишком глубоко в бездну, стремясь добраться до тебя. Когда я попытался вытащить его, Деймон начал сопротивляться, и связь между нами порвалась.

– Он разбил свою хрустальную чашу, – пустым голосом произнесла Джанелль. – Разбил свой собственный разум. Я сложила осколки и скрепила их, но чаша была слишком хрупкой. Когда Деймон поднялся наконец из бездны, ее могло разбить все, что угодно. Достаточно было одного-единственного жестокого слова.

– Я знаю, – осторожно произнес Сэйтан. – Я чувствовал, что с ним происходило.

В ее глазах вновь вспыхнул ледяной гнев.

– Но ты оставил его там, не так ли, Сэйтан? – обманчиво мягким тоном произнесла Джанелль. – К Алтарю прибыли дядюшки Брайарвуда, а ты оставил им на растерзание беззащитного человека!

– Он должен был пройти через Врата! – с жаром возразил Сэйтан. – Я не знаю, почему он этого не сделал.

– Разумеется, знаешь. – От ее воркующего голоса веяло замогильной жутью. – Мы оба знаем. Если на свечи не наложить специального заклинания, которое погасит их и закроет Врата, тогда кто-то должен остаться и сделать это вручную. Разумеется, остаться должен был Верховный Князь!

– У него могли быть и другие причины, – осторожно произнес Сэйтан.

– Возможно, – отозвалась девушка, не менее старательно подбирая слова. – Однако это не объясняет, почему он оказался в Искаженном Королевстве, верно, Повелитель? – Она сделала шаг вперед. – Это не объясняет, почему ты оставил его там.

– Я же не знал, что он в Искаженном Королевстве, пока… – Сэйтан поспешно стиснул зубы, пытаясь не дать остальным словам сорваться.

– Пока Люцивар не пришел в Кэйлеер, – закончила Джанелль. Она небрежно взмахнула рукой, прежде чем Сэйтан успел что-то сказать. – Люцивар был в соляных шахтах Прууля. Я знаю, что он ничего не мог сделать. Но ты…

Сэйтан тщательно отмерял слова.

– Первостепенной задачей было вернуть тебя. Я отдал этому все свои силы. Деймон бы понял это, более того, он бы потребовал этого.

– Я вернулась два года назад, и твою силу ничто больше не подтачивает. – В ее глазах плескались боль и чувство предательства. – Но ты даже не попытался дотянуться до него, верно?

– Я пытался! Будь ты проклята, я пытался! – Он обессиленно прислонился к столу. – Прекрати изображать из себя ограниченную маленькую сучку! Деймон, может, и был твоим другом, но он был и моим сыном ! Ты что, действительно считаешь, что я бы даже не попытался помочь ему? – Сэйтана вновь переполнила горечь неудачи. – Я был так близко, ведьмочка… Так близко… Но он остался вне досягаемости. Деймон не поверил мне. Если бы он приложил хотя бы незначительное усилие, я бы прикоснулся к нему. Я бы показал ему путь из Искаженного Королевства. Но он не поверил мне.

Протянулась хрупкая нить молчания.

– Я верну его, – тихо произнесла Джанелль.

Сэйтан выпрямился:

– Ты не можешь вернуться в Террилль.

– Не смей говорить мне, что я могу и чего не могу, Сэйтан! – рявкнула она.

– Послушай меня, Джанелль, – настойчиво произнес Повелитель. – Ты не можешь вернуться в Террилль. Как только Доротея сообразит, что ты там, она сделает все, что в ее власти, чтобы завладеть тобой или уничтожить. К тому же ты по-прежнему несовершеннолетняя. Твои шэйллотские родственнички могут попытаться вернуть себе права.

– Придется рискнуть. Я не оставлю его страдать. – Она повернулась и направилась к выходу.

Сэйтан с трудом набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул:

– Будучи его отцом, я могу дотянуться до него без прямого физического контакта.

– Но он не доверяет тебе.

– Я могу помочь тебе, Джанелль.

Она обернулась, взглянула на него, и Сэйтан неожиданно увидел незнакомку.

– Мне не нужна ваша помощь, Повелитель, – тихо сказала девушка.

Джанелль направилась прочь, и Сэйтан прекрасно понял, что она не просто выходит из комнаты.

За все нужно платить.

Люцивар нашел ее в саду через пару часов. Джанелль сидела на каменной скамейке, изо всех сил сжав руки коленями. Оседлав сиденье, Люцивар придвинулся поближе, но не прикоснулся к девушке.

– Кошка? – тихо позвал он, боясь, что любой звук может вновь вывести ее из себя. – Поговори со мной. Пожалуйста.

– Я… – Она только содрогнулась.

– Ты вспомнила.

– Вспомнила. – Джанелль издала смешок, в котором Люцивар услышал смертельно опасный лязг ножа, острого как бритва. – Я все вспомнила. Марджану, Денни, Розу. Брайарвуд. Грира. Все. – Она взглянула на эйрианца. – Ты знал о Брайарвуде. И о Грире.

Люцивар заправил за ухо длинную прядь своих черных волос. Может, следовало бы вновь остричь их покороче, как было принято у эйрианских воинов.

– Иногда, когда тебе снятся плохие сны, ты говоришь во сне.

– Значит, вы оба знали. И ничего не сказали мне.

– А что мы могли сказать, Кошка? – медленно спросил Люцивар. – Если бы мы силой заставили кого-то вспомнить нечто настолько страшное… Ты бы пришла в ярость. От Зала бы камня на камне не осталось.

Губы Джанелль слегка изогнулись. Призрак улыбки, не больше.

– Это верно. – Угас и он. – Знаешь, что самое страшное во всем этом? Я забыла его. Деймон был моим другом, а я забыла его. В тот Винсоль, прежде чем меня… он подарил мне серебряный браслет, а я не знаю, что с ним сталось. У меня был его портрет, но что случилось с картиной, я тоже не знаю. Затем он сделал все, чтобы помочь мне, а когда задача была выполнена, все отвернулись от него, словно Деймон не имеет никакого значения.

– Если бы ты вспомнила об изнасиловании, когда впервые вернулась в свое тело, ты бы осталась? Или опять сбежала бы в бездну?

– Не знаю.

– В таком случае, если утрата воспоминаний о Деймоне – та цена, которую необходимо было заплатить за возвращение и возможность начать жить заново, за то, чтобы плохие картины стерлись до тех пор, пока ты не окрепла… Он бы сказал, что это честная цена.

– Очень легко говорить о том, что бы Деймон сказал или сделал, особенно если учесть, что он не может опровергнуть твои слова, верно? – В ее глазах заблестели слезы.

– Ты кое о чем забыла, маленькая ведьма, – резко произнес Люцивар. – Он мой брат. Он – Верховный Князь. Я знал его гораздо дольше и лучше, чем ты.

Джанелль поерзала на скамейке.

– Я не виню тебя за то, что случилось с ним. Повелитель…

– Если ты собираешься возложить всю вину за то, что Деймон оказался в Искаженном Королевстве, на плечи Повелителя, то лучше прибереги кое-что и для меня.

Джанелль резко повернулась к Люцивару. В ее глазах поселился холод.

Эйрианец глубоко вздохнул:

– Он вернулся, чтобы вытащить меня из Прууля. Хотел, чтобы я отправился с ним. Я отказался, потому что считал, что это он убил тебя, что это он тебя изнасиловал.

– Деймон?!

Люцивар яростно выругался.

– Иногда ты бываешь просто до нелепости наивна. Ты даже представить себе не можешь, на что способен Деймон, когда мир вокруг него покрывается инеем.

– И ты на самом деле в это поверил?!

Люцивар обхватил голову руками:

– Было столько крови, столько боли… Я никак не мог преодолеть горе, чтобы суметь наконец мыслить связно и усомниться в том, что мне сообщили. И когда я обвинил во всем его, Деймон не стал ничего отрицать.

Джанелль задумчиво устремила взгляд вдаль:

– Он соблазнил меня. Точнее, соблазнил Ведьму. Когда мы были в бездне.

– Что он сделал? – с убийственным спокойствием переспросил Люцивар.

– Не заводись! – отрезала Джанелль. – Это был просто хитрый трюк, чтобы заставить меня исцелить тело. Он не хотел меня на самом деле. Точнее, ее. Он не… – Ее голос дрогнул, и Джанелль замолчала. Через несколько секунд она продолжила: – Деймон сказал, что ждал Ведьму всю свою жизнь. Что был рожден стать ее любовником. Но он не хотел быть ее любовником.

– Огни Ада, Кошка! – взорвался Люцивар. – Ты была двенадцатилетней девчонкой, которую только что зверски изнасиловали! Чего еще ты могла от него ожидать?!

– Но в бездне мне было не двенадцать.

Люцивар сузил глаза, гадая, что она хотела этим сказать.

– Он солгал мне, – тихо и очень тоненько завершила она.

– Нет, не солгал. Он имел в виду именно то, что сказал. Если бы тебе было восемнадцать и ты предложила бы ему Кольцо Консорта, то сама быстро убедилась бы в этом. – Люцивар устремил взгляд на размытые, затертые очертания сада и прочистил горло. – Сэйтан любит тебя, Кошка. А ты любишь его. Он сделал то, что должен был, чтобы спасти свою Королеву. Он сделал то, что сделал бы на его месте любой Верховный Князь. Если ты не можешь простить его, как же ты когда-нибудь сумеешь простить меня?

– Ох, Люцивар… – Всхлипывая, Джанелль крепко обняла его.

Эйрианец держал девушку в своих объятиях, гладил по голове, находя утешение в том, как крепко она прижималась к нему. Его беззвучно катившиеся слезы падали на золотистые волосы. Он плакал о Джанелль, чьи душевные раны так внезапно открылись; о самом себе, потому что сегодня мог потерять нечто драгоценное, едва успев обрести это; о Сэйтане, который, возможно, утратил гораздо, гораздо больше, и о Деймоне. В первую очередь о Деймоне.

На землю уже начали опускаться сумерки, когда девушка наконец отстранилась.

– Мне нужно кое с кем поговорить. Я скоро вернусь.

Люцивар, забеспокоившись, окинул взглядом бледное личико и поникшие плечи.

– Куда… – Осторожность соперничала с инстинктом, и он умолк, не зная, что делать теперь.

По ее губам скользнула легкая тень понимающей улыбки.

– Я буду в безопасности. И не покину Кэйлеер. И нет, Князь Яслана, я не буду ничем рисковать. Я просто хочу повидать друга.

Люцивар отпустил ее, не в силах больше ничего сделать.

* * *

Сэйтан невидящим взглядом смотрел в пустоту, сдерживая боль и воспоминания. Если он потеряет над собой контроль и они ринутся вперед, затапливая его разум… Повелитель не был уверен, что переживет их наплыва. Более того, он не был уверен даже в том, что попытается это сделать.

– Сэйтан? – В дверном проеме появилась Джанелль.

– Леди. – Кодекс. Вежливое обращение, указанное в нем, с которым Верховный Князь обращается к Королеве равной или более темной ступени. Он потерял право и привилегию называть ее по-другому – равно как и быть кем-то большим.

Когда Джанелль вошла в комнату, Сэйтан поднялся и обошел стол. Он не имел права сидеть, пока Леди стоит, и не мог предложить ей присесть, поскольку вся остальная мебель в его кабинете была уничтожена, а он не позволил Беале прибрать здесь.

Джанелль неуверенно приблизилась к нему, прикусив нижнюю губу и безостановочно растирая пальцы.

– Я говорила с Лорном. – Ее голос жалко дрогнул, и она быстро заморгала. – Он согласился с тобой, сказав, что мне не следует отправляться в Террилль – точнее, покидать стены Цитадели. Мы решили, что я создам свою тень, которая сможет общаться с людьми, – тогда я смогу отыскать Деймона, а мое тело будет находиться в полной безопасности. Я смогу вести поиски каждый месяц по три дня, потому что тень неизбежно вытягивает энергию и приведет к физическому истощению. Но мне кажется, я знаю одного человека, который сможет обо мне позаботиться и поможет мне отыскать Деймона.

– Вы должны поступать так, как считаете нужным, – осторожно ответил Сэйтан.

Джанелль взглянула на него. Ее красивые, глубокие, древние глаза наполнились слезами.

– С-Сэйтан?

По-прежнему слишком молода – при всей своей силе и мудрости.

Он раскрыл объятия, распахнув перед ней свое сердце.

Джанелль прильнула к приемному отцу, дрожа всем телом.

Она была самым сложным и славным танцем в его жизни.

– Сэйтан, я…

Он прижал палец к ее губам, заставив девушку замолчать.

– Нет, ведьмочка, – с сожалением произнес он. – Прощение не приходит вот так. Возможно, ты действительно хочешь простить меня, но не можешь пока сделать это. На это могут потребоваться недели, месяцы, годы. Иногда уходит вся жизнь. До тех пор пока Деймон не обретет вновь целостность, все, что мы можем сделать, – это попытаться быть добрее друг к другу, проявлять понимание и принимать каждый день, каким бы он ни был. – Сэйтан прижал Джанелль к себе, наслаждаясь их близостью, не зная, когда он сумеет вновь ощутить ее, доведется ли ему вообще вновь обнять девушку, как прежде. – Пойдем, ведьмочка. Уже почти рассвело. Тебе нужно отдохнуть.

Он проводил Джанелль до ее спальни, но не вошел внутрь. Только оказавшись в своей комнате, в безопасности, он почувствовал, как одиночество начинает давить на него.

Сэйтан свернулся в клубок на постели, не в силах остановить поток слез, сдерживаемый на протяжении этой долгой, ужасной ночи. Да, потребуется очень много времени. Недели, месяцы, возможно, и годы. Он знал, что на это нужно время.

Но пожалуйста, благая Тьма, пожалуйста, пусть путь к прощению не займет всю жизнь!

4. Террилль

Сюрреаль прошлась по грязной улице к рыночной площади, надеясь, что ледяное выражение лица поможет скрыть ее уязвимость. Не следовало, конечно, принимать то зелье в прошлом месяце, чтобы подавить лунные дни, но хейллианские стражники, которых за ней послал Картан Са-Дьябло, дышали ей в затылок. Сюрреаль не чувствовала себя в безопасности и не могла рискнуть, оставшись беззащитной на протяжении тех дней, когда ее тело не переносит использования более сложных видов Ремесла, чем его основы.

Будь прокляты все мужчины Крови и отправлены в недра Ада! Когда тело ведьмы делало ее уязвимой на несколько дней цикла, каждый мужчина Крови становился потенциальным врагом. И прямо сейчас Сюрреаль вполне хватало причин для беспокойства.

Ничего, она быстренько прикупит кое-что на рынке, а потом забаррикадируется у себя в комнатах с парочкой толстых романов, чтобы переждать это время.

Приглушенные крики, исполненные дикого ужаса, донеслись до нее из ближайшего переулка.

Призвав длинный острый нож, Сюрреаль скользнула в поворот и замерла в тени, осторожно заглянув за угол.

Четверо огромных, здоровых хейллианских мужчин. Одна девушка, совсем недавно переставшая быть ребенком. Двое стояли сзади, наблюдая за тем, как один из их товарищей держит девчонку, а второй сдирает с нее одежду.

Проклятье, проклятье и еще раз проклятье! Это ловушка. У хейллианцев нет никаких причин находиться в этой части Королевства, особенно в этом умирающем районе города. Ей следует просто вернуться в свою квартиру. Если она будет осторожна, возможно, они так и не найдут ее. Будут и другие хейллианцы, поджидающие ее там, где можно купить билет на экипаж, чтобы отправиться в путь по Ветрам. Вскочить же на них сейчас без защиты экипажа, может, будет и не чистым самоубийством, но очень недалеко от этого.

Но девочка… Если Сюрреаль не вмешается прямо сейчас, малышка окажется под одним из четырех мерзавцев. Даже если кто-то «спасет» ее потом, она будет переходить от одного к другому до тех пор, пока постоянное унижение или жестокость не убьют ее.

Сделав глубокий вдох, Сюрреаль бросилась в переулок.

Жестокий, неожиданный удар распорол одного негодяя от подмышки до ключицы. Сюрреаль взмахнула рукой, едва не попав по лицу девочки, и сумела оставить кровоточащий порез на груди другого, одновременно отталкивая ее.

В схватку вступили двое остальных.

Поднырнув под кулак, который мог бы запросто превратить половину ее лица в кровоточащую ссадину, Сюрреаль перекатилась по земле и ловко вскочила на ноги, сделала два шага и развернулась. Никто не бросился за ней.

Позади был тупик, а хейллианцы загораживали единственный выход.

Сюрреаль посмотрела на девочку, пытаясь взглядом передать, как ей жаль, что все так обернулось.

Однако та жадно усмехнулась, когда один из уцелевших мужчин бросил ей в руки мешочек с деньгами, а затем быстро оделась и бросилась прочь.

Маленькая продажная сучка.

Сюрреаль попыталась вспомнить, скольким другим девочкам она действительно помогла за последние пять лет, однако даже это не помогло подавить всепоглощающее чувство предательства. Что ж, она прошла полный круг – начала свою жизнь в вонючих переулках и сдохнет в одном из таких, потому что ни за что не позволит Картану Са-Дьябло связать себя и вручить в качестве подарка Верховной Жрице Хейлля.

Мужчины, жестоко улыбаясь, шагнули вперед.

– Отпустите ее.

Тихий, сверхъестественный полуночный голос раздался за ее спиной.

Сюрреаль, внимательно наблюдавшая за мужчинами, заметила, как на их лицах удивление, беспокойство и страх сплавляются в выражение, которое всегда означает, что женщине предстоит испытать ужасную боль.

– Отпустите ее, – повторил тот же голос.

– Отправляйся в Ад, – бросил самый крупный из хейллианцев, шагнув вперед.

За спинами мужчин поднялся туман, стеной перегородивший переулок.

– Перережь молодой сучке горло, и покончим с этим, – произнес мужчина, которого Сюрреаль успела ранить в плечо.

– Жаль, что нельзя немного поиграть и позабавиться с полукровкой, чтобы смогла научиться хорошим манерам, – бросил здоровяк.

Густой туман неожиданно заполнил переулок. В его гуще появились глаза, яростно горящие алым огнем, и невидимое существо испустило дьявольское рычание.

Сюрреаль беззвучно завопила, когда на ее левой руке сомкнулись холодные пальцы.

– Идем со мной, – произнес тот же ужасающе знакомый полуночный голос.

Дымка заклубилась и начала вращаться, туман стал слишком густым, чтобы можно было рассмотреть того, кто ведет ее прочь с той же легкостью, словно воздух по-прежнему прозрачен.

Снова рычание. А затем высокие, отчаянные крики.

– Ч-что эт-то т-т… – заикаясь, начала Сюрреаль, но ее прервали:

– Гончие Ада.

Справа от них что-то ударилось о землю и мокро хлюпнуло.

Сюрреаль с трудом сглотнула, а потом попыталась не дышать.

Следующий шаг вывел их из тумана. Сюрреаль никогда еще так не радовалась виду грязных, бедных улочек.

– Ты живешь поблизости? – спросил голос.

Сюрреаль обернулась к своей спутнице и ощутила острое разочарование, за которым последовало чувство облегчения. Женщина была ее роста, одета в черные обтягивающие штаны и свитер, очень стройная, но все же не тот ребенок, которого она помнила. Однако длинные волосы были золотистого цвета, а глаза – скрыты за солнечными очками.

Сюрреаль попыталась вырвать руку.

– Я очень благодарна за то, что ты спасла мою задницу и все такое, но мама учила меня не говорить незнакомым людям, где я живу.

– Мы не незнакомы, и я уверена, что Тишьян успела научить тебя не только этому.

Сюрреаль вновь попыталась вырвать руку, однако пальцы незнакомки только крепче стиснули ее предплечье. Наконец, сообразив, что в другой руке она по-прежнему держит оружие, Сюрреаль взмахнула ножом, с силой опустив его на запястье женщины. Лезвие прошло сквозь плоть, словно той и не было, и исчезло.

– Что ты такое? – охнула девушка.

– Иллюзия, называемая тенью.

– Кто ты?

– Брайарвуд – сладкий яд. От него нет лекарства. – Женщина холодно улыбнулась. – Это отвечает на твой вопрос?

Сюрреаль рассматривала незнакомку, пытаясь найти хоть какие-то следы той девочки, которую помнила. Через минуту она произнесла:

– Ты на самом деле Джанелль, не так ли? Или лишь какая-то ее часть?

Она улыбнулась, хотя веселья в этой гримасе не было.

– Это на самом деле я. – Пауза. Затем: – Нам нужно поговорить, Сюрреаль. Наедине.

О да, им определенно нужно поговорить!

– Сначала мне нужно сходить на рынок.

Рука с острыми как лезвие ногтями, выкрашенными в черный цвет, напряглась на мгновение, а затем пальцы разжались.

– Хорошо.

Сюрреаль поколебалась. Из тумана за их спинами по-прежнему доносилось рычание и хруст.

– А разве ты не должна вернуться и завершить начатое? Довести убийство до конца?

– Не думаю, что с этим будут какие-то проблемы, – сухо отозвалась Джанелль. – Кучи дерьма, которые оставят Гончие, ни для кого не будут представлять угрозу.

Сюрреаль побледнела.

Джанелль крепче сжала губы.

– Прошу прощения, – через минуту произнесла она. – Мы все обладаем разными гранями характера. Боюсь, эта история пробудила мои самые неприятные черты. Никто не войдет в этот переулок, ничто не сможет его покинуть. Скоро прибудут Гарпии и обо всем позаботятся.

Сюрреаль направилась к рыночной площади, где купила у одного торговца холодные бутерброды с цыпленком и овощами, у другого – маленькие пирожки с говядиной, у третьего – немного свежих фруктов.

– Я сделаю тебе целительный отвар, – пообещала Джанелль, когда они обе вернулись в комнаты Сюрреаль.

По-прежнему гадая, зачем спутнице неожиданно понадобилось выслеживать ее, девушка кивнула, а затем направилась в ванную, чтобы смыть грязь и немного освежиться. Когда она вернулась, на маленьком кухонном столике уже стояла накрытая тарелка и чашка с дымящимся зельем.

Устроившись в кресле, Сюрреаль отхлебнула немного отвара, и боль внизу живота пошла на убыль.

– Как ты меня нашла? – спросила она.

Впервые за все это время в улыбке Джанелль появилась искра веселья.

– Знаешь ли, дорогуша, поскольку во всем Королевстве Террилля ты – единственная, кто носит Серый Камень, сделать это было не так уж трудно.

– А я даже не знала, что человека можно отыскать таким способом.

– Тот, кто охотится за тобой, не может прибегнуть к этому методу. Необходимо, чтобы ищущий носил Камень, равный твоему или темнее.

– Зачем ты искала меня? – спокойно продолжила Сюрреаль.

– Мне нужна твоя помощь. Я хочу отыскать Деймона.

Сюрреаль опустила глаза на чашку.

– Что бы он ни сделал на Алтаре Кассандры, он хотел только одного – помочь тебе. Неужели он еще не настрадался?

– Слишком.

В голосе Джанелль прозвучали глубокое горе и сожаление. Глаза бы рассказали куда больше.

– А тебе обязательно нужно носить эти чертовы очки? – резко спросила Сюрреаль.

Джанелль ответила не сразу.

– Ты можешь обнаружить, что в мои глаза весьма неприятно смотреть. Они у многих вызывают беспокойство.

– Я рискну.

Джанелль сняла очки.

Эти глаза принадлежали человеку, перенесшему самые страшные и жуткие кошмары – и выжившему.

Сюрреаль с трудом сглотнула.

– Я вижу, что ты имела в виду.

Джанелль вновь надела очки.

– Я могу вывести его из Искаженного Королевства, но мне необходимо установить связь с ним через его тело.

Если бы только Джанелль пришла сюда несколько месяцев назад…

– Я не знаю, где он, – честно ответила Сюрреаль.

– Но ты можешь отыскать его. Я нахожусь здесь в таком виде всего три дня в месяц. Время истекает, Сюрреаль. Если ему не показать дорогу как можно быстрее, от него ничего не останется.

Сюрреаль закрыла глаза. Вот дерьмо .

Джанелль вылила остатки отвара в чашку девушки.

– Даже у ведьмы, носящей Серый Камень, не должно быть в лунные дни столько проблем. И такой боли.

Сюрреаль нервно дернулась и невольно скривилась.

– Мне пришлось подавить их в прошлый раз. – Она обхватила чашку руками. – Деймон некоторое время жил со мной. Но несколько месяцев назад все изменилось.

– А что с вами случилось?

– С нами случился Картан Са-Дьябло, – едко отозвалась Сюрреаль, а затем жестоко ухмыльнулась. – Между нами, твое заклинание – или сеть, или что ты там еще придумала, опутывая брайарвудских дядюшек, – прекрасно над ним потрудилось. Ты бы сейчас не узнала этого ублюдка. – Она помолчала немного. – Кстати, Роберт Бенедикт сдох.

– Какая трагедия, – пробормотала Джанелль. Ее голос сочился ядом. – А милейший доктор Карвей?

– Жив – в какой-то степени. Но протянет недолго, если верить слухам.

– Расскажи мне о Картане… и Деймоне.

– Прошлой весной Деймон неожиданно явился в квартиру, где я тогда жила. Наши пути пересекались несколько раз с той… – Сюрреаль осеклась.

– С той ночи у Алтаря Кассандры.

– Да. Он сейчас точно такой же, какой раньше была Терса. Приходит, остается на пару дней и опять исчезает. Но на этот раз он обещал задержаться надолго. А потом неожиданно появился Картан. – Сюрреаль одним глотком осушила чашку. – По всей видимости, он уже давно выслеживал Деймона, но в отличие от Доротеи представлял, с чего следует начать. Картан потребовал, чтобы Деймон помог ему избавиться от этого ужасного заклинания, которое кто-то на него наложил. Можно подумать, он за всю свою жизнь не сделал ничего, чтобы заслужить это. Когда Картан сообразил, что Деймон затерян в Искаженном Королевстве и, значит, для него бесполезен, он обратил внимание на меня – и заметил мои уши. В тот самый миг, как он сообразил, что я – дочь Тишьян, а следовательно, и его дочь, Деймон взорвался и вышвырнул его.

– Думаю, он решил, что возвращение Сади во власть Доротеи – еще недостаточная цена, чтобы получить помощь мамочки. А вот если он приведет Доротее своего единственного отпрыска – это уже совсем другой разговор. Не говоря уже о дочери, достаточно сильной, умелой и способной продолжить темную линию – пусть и полукровке. Деймон настаивал на том, чтобы мы ушли немедленно, потому что Картан вернется с темнотой – и стражниками. Разумеется, так он и сделал.

– Прежде чем вскочить на Ветра и направиться прочь, – продолжила Сюрреаль, – мы с Деймоном уговорились встретиться в другом городе в соседнем Крае. Он все время следовал за мной, не отдаляясь. А потом внезапно исчез. С тех пор я его больше не видела.

– И с того дня ты в бегах?

– Да. – Сюрреаль ощутила ужасающую усталость. Ей захотелось затеряться на страницах книги – или во сне. Но сейчас это слишком большой риск. Остальные хейллианцы непременно задумаются, куда подевались те четверо, и примутся за поиски.

– Ешь, Сюрреаль.

Девушка покорно взялась за огромный бутерброд и наконец задумалась, почему ей и в голову не пришло проверять тот отвар. Еще интереснее было то, что Сюрреаль в общем-то не так уж хотелось это узнать.

Джанелль заглянула в спальню, затем придирчиво изучила обшарпанный диван в гостиной.

– Предпочитаешь свернуться калачиком здесь или пойдешь в спальню?

– Не могу, – промямлила Сюрреаль, разозлившись на саму себя за подступающие слезы.

– Еще как можешь. – Принеся из спальни стопку подушек и несколько одеял, Джанелль превратила диван в уютное гнездышко. – Я могу остаться здесь еще на два дня. Никто не потревожит тебя, пока я здесь.

– Я помогу тебе отыскать его, – пообещала Сюрреаль, устраиваясь поудобнее на диване.

– Я знаю. – Джанелль сухо улыбнулась. – Ты ведь дочь Тишьян. Ты бы не смогла поступить по-другому.

– Даже не знаю, нравится ли мне быть такой предсказуемой, – сонно проворчала Сюрреаль.

Джанелль заварила еще одну порцию целительного отвара, предложила Сюрреаль на выбор два новых романа и устроилась в кресле.

Девушка покорно выпила отвар, прочла первую страницу романа один раз, другой, затем сдалась. Она покосилась на Джанелль, чувствуя, как в голове гудят невысказанные вопросы.

Сюрреаль совершенно не хотелось слышать ответы на них.

Пока ей достаточно знать, что, как только они обнаружат Деймона, Джанелль выведет его из Искаженного Королевства.

Пока ей достаточно просто чувствовать себя в безопасности.

Часть четвертая

Глава 13

1. Кэйлеер

– Весна – очень романтическое время, – произнесла Геката с намеком, изучая своего собеседника. – А ей теперь восемнадцать. Подходящий возраст, чтобы научиться наслаждаться своим мужем.

– Верно, – отозвался лорд Джорвал, пальцем выписывая круги на исцарапанной крышке стола. – Но очень важно выбрать подходящего мужа.

– Требования не столь уж и высоки. Он должен быть молодым, красивым, успевшим возмужать – и способным повиноваться приказам, – повысила голос Геката. – Муж будет всего-навсего сексуальной наживкой, способной вытащить ее из лап этого чудовища. Или ты и дальше хочешь жить под властью Повелителя, когда его «доченька» создаст собственный двор и начнет править?

Джорвал, казалось, упрямо не желал понимать намеков.

– Муж может быть не просто наживкой и способом достичь сексуального удовлетворения. Зрелый мужчина мог бы направлять свою жену-Королеву, помогать ей принимать верные решения и оберегать ее от стороннего разлагающего влияния.

Раздраженная до предела, Геката откинулась на спинку стула и стиснула пальцами деревянные подлокотники, чтобы не броситься на Джорвала и не содрать кожу с его лица.

Огни Ада, как же ей порой не хватает Грира! Он понимал тонкие намеки. Он понимал необходимость принимать разумные меры предосторожности, использовать многочисленных посредников, чтобы и тень подозрения не пала на его госпожу. Будучи членом Темного Совета, Джорвал был крайне полезен, поддерживая и умело разжигая недоверие и неприязнь остальных к Повелителю. Но, судя по всему, он пускал слюни на Джанелль Анжеллин и предавался фантазиям о горячем сексе под покровом ночи, который сделает эту бледную сучку податливой и уступчивой, заставит ее выполнять все его капризы и прихоти – как в постели, так и вне ее. Это, конечно, само по себе неплохо, но сидящий перед ней сейчас похотливый дурак, похоже, не видел, что скрывалось за молодым телом ведьмы.

Геката была уверена, что Сэйтан станет только скрежетать зубами, с трудом вынося присутствие другого самца на его территории – особенно если его Королева будет без ума от новой игрушки. Он был слишком хорошо обучен и слишком предан старым традициям Крови, чтобы сделать что-либо сверх этого. Но вот эйрианский полукровка…

Он, не задумываясь, вырвет свою Госпожу из лап ее любовника – или просто оторвет ему руки и продержит глупую девку взаперти до тех пор, пока она не одумается.

И Геката сильно сомневалась, что хоть один из них на мгновение поверит, будто Джанелль может стонать и тяжело дышать под человеком вроде лорда Джорвала.

– Он должен быть молодым! – настаивала Геката. – Нам нужен хорошенький мальчик, у которого достаточно опыта под одеялом, чтобы убедительно играть свою роль, и при этом достаточно очарования и обаяния, чтобы вся ее семья поверила, будто девка обезумела от любви.

Джорвал поник и надулся.

Не без усилия сдерживая гнев, готовый вот-вот вырваться на свободу, Геката добавила в свой голос нотку неуверенности:

– Есть причины соблюдать осторожность, лорд Джорвал. Возможно, вы вспомните одного моего знакомого. – Она сложила пальцы так, что руки начали напоминать изогнутые когти.

Джорвал мигом сбросил притворную грусть.

– Я помню его. Он был весьма полезен. Честно говоря, я надеялся, что ваш знакомый еще вернется.

Услышав это, Геката прерывисто вздохнула и ничего не ответила. Джорвал задержал дыхание.

– Что с ним случилось?

– С ним случился Повелитель, – доходчиво пояснила Геката. – Он совершил ошибку – привлек к себе внимание Сэйтана Са-Дьябло. С тех пор Грира никто не видел.

– Понимаю.

Да, он наконец-то действительно начал что-то понимать.

Геката наклонилась вперед и погладила лорда Джорвала по руке.

– Иногда долг и обязанности людей, облеченных властью, требуют жертв, лорд Джорвал.

Он не стал возражать, и Геката с трудом скрыла торжествующую улыбку.

– Так вот, если вы решите организовать брак Джанелль Анжеллин с сыном человека, с которым вам приятно сотрудничать, – красивым, легко управляемым юношей…

– Но каким образом это будет полезно мне?

Геката вновь с трудом подавила раздражение.

– Отец будет, разумеется, давать сыну советы насчет политики и перемен, которые следует ввести в Кэйлеере, – перемен, которые, по настоянию Джанелль, будут приняты всеми. Огромное количество решений принимается после милых бесед в супружеской постели, уверена, вы не хуже меня знаете об этом.

– Но каким образом это будет полезно мне? – нетерпеливо повторил вопрос лорд Джорвал.

– Как сын следует советам отца, так и отец следует советам своего хорошего друга – человека, ставшего при этом единственным источником чудодейственного тоника, который поддерживает в Леди огонек страсти, заставляя желать внимания его сына с такой силой, что она будет готова согласиться на все, что угодно.

– А, – кивнул лорд Джорвал, поглаживая подбородок. – А-а-а… – понимающе протянул он.

– И если по какой-либо причине Повелитель или другой член семьи, – проблеск очевидного страха в маслянистых глазах лорда дал Гекате понять, что ему уже довелось испытать на себе тяжелый нрав Люцивара Ясланы, – неожиданно поведет себя чрезмерно вызывающе, скажем, в нем вспыхнет недовольство… что ж, найти нового страстного, красивого мальчика будет не так уж трудно. А вот отыскать замену сильному, умному мужчине, способному управлять Королевством… – Геката пожала плечами.

Джорвал обдумывал эти слова несколько минут. Геката терпеливо ждала. Как бы сильно он ни стремился осуществить все свои сексуальные фантазии, власти Джорвал хотел гораздо больше – даже иллюзию таковой.

– Леди Анжеллин через две недели должна будет приехать в Малый Террилль. И у меня действительно есть… друг… с подходящим отпрыском. Однако нужно еще убедить леди Анжеллин согласиться на эту свадьбу.

Геката призвала маленькую бутылочку и поставила ее на стол.

– Леди Анжеллин известна своей отзывчивостью и способностями в целительском искусстве. Если в результате какого-нибудь ужасного несчастного случая пострадает ребенок, уверена, ее можно будет с легкостью уговорить применить свое мастерство. Если же повреждения окажутся слишком тяжелыми и будут угрожать жизни малыша, потребуется значительная сила, чтобы завершить исцеление. Такой расход энергии измотает ее и физически и ментально. Если в этот миг тот, кому она доверяет, предложит бокал вина, она, скорее всего, не сможет даже его проверить. К сожалению, придется обойти тихой и скромной свадьбой, которая произойдет очень и очень скоро. Разрываясь между смертельной усталостью и попытками бороться с тем зельем, которое будет благоразумно добавлено в вино, она согласится на что угодно – скажет то, что должна, подпишет то, что велят. Разумеется, молодая чета задержится на свадебном пиру, а затем отправится прямиком в свою спальню, чтобы окончательно подтвердить состоявшийся брак.

Ноздри Джорвала хищно раздулись.

– Понимаю.

Геката призвала вторую бутылочку.

– Щедрая доза этого афродизиака, незаметно добавленная в вино новобрачной во время пира, заставит ее страстно желать своего нового мужа.

Джорвал невольно облизнул губы.

– На следующее утро необходимо незаметно дать вторую дозу. Это очень важно, поскольку пробудившаяся в девице страсть должна быть достаточно сильна, чтобы преодолеть желание Повелителя побеседовать с ее мужем наедине. К тому времени, как она неохотно согласится на время освободить своего супруга от его обязанностей, Повелитель не сможет отрицать их нежной привязанности, не показавшись при этом настоящим тираном или ревнивым дураком. – Геката помолчала немного – ей очень не понравилось выражение лица Джорвала, пожиравшего бутылочки глазами. – А мудрый человек, сумевший провести всю эту аферу, останется вне подозрений – если только не привлечет внимания к себе каким-нибудь неосторожным шагом.

Лорд Джорвал отогнал свои фантазии с видимым усилием. Он осторожным движением запястья заставил бутылочки исчезнуть.

– Я буду на связи.

– В этом нет никакой необходимости, – поспешно произнесла Геката. – Вы знаете, что я в любой момент могу помочь, и этого достаточно. Я дам вам знать, когда и где вы можете получить следующую дозу афродизиака.

Джорвал молча поклонился и вышел.

Геката откинулась на спинку стула в изнеможении. Джорвал то ли не знал, то ли предпочел проигнорировать общепринятые вежливости. Он не принес ничего с собой, не предложил сделать это в будущем. Возможно, счел, что он слишком важен для ее планов. И это так, будь он проклят! Сейчас он был слишком важен для Гекаты, чтобы настаивать на соблюдении приличий. Однако, как только эта маленькая сучка окажется отрезанной от Сэйтана, можно будет смело устранить Джорвала.

Две недели. Что ж, у нее достаточно времени, чтобы завершить первую часть плана и, если повезет, поймать полукровку-эйрианца в ловушку.

2. Кэйлеер

Что-то было не так.

Люцивар бросил охапку дров в ящик у кухонного очага.

Что-то произошло.

Выпрямившись, он ментальным импульсом проверил, все ли в порядке вокруг, используя дом Лютвиан в качестве центра круга поиска.

Ничего. Но ощущение отказывалось уходить.

Поглощенный нарастающим, непреодолимым беспокойством, он не двинулся, когда в кухню вошла Рокси, не заметил даже, какой огонь горит в ее глазах, как изгибаются ее бедра с каждым шагом.

Он провел последние два дня, выполняя различные поручения Лютвиан и разрушая одну за другой амурные надежды ее ученицы. Они с матерью попросту были не способны провести вместе больше двух дней – да и это им удавалось только потому, что большую часть времени она была занята со своими ученицами, а сразу после ужина Люцивар покидал ее дом и ночевал в горах.

– Какой ты сильный, – произнесла Рокси, изогнувшись и проведя руками по его груди.

«Только не снова. Только не снова».

В обычное время Люцивар не позволил женщине бы прикасаться к себе подобным образом. Он бы решил, что такой тон – разрешение использовать на ней свои кулаки.

Так почему он боится? Почему нервы натянулись и дрожат?

«В этот раз сожгу мосты. Разорву связь навсегда. Нет. Нельзя. Не смогу достичь его, если…»

Руки Рокси обвились вокруг шеи Люцивара. Девица бесстыдно потерлась грудями о его тело.

– У меня еще никогда не было Верховного Князя.

«Ты не получишь этого тела. Это тело обещано ему».

Рокси снова прижалась к Люцивару, игриво прикусив кожу на его шее. Он положил руки на бедра настырной девицы, удерживая ее на месте, а сам лихорадочно пытался отыскать источник этого рассерженного жужжания.

«Нет. Только не снова».

Оно исходило от Кольца Чести, которое ему дала Джанелль. Жужжание, страх, ледяной гнев возрастали под пеленой страха. Чувства, охватившие Люцивара, принадлежали не ему. Джанелль.

Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна! Это ее мысли и чувства!

– Вижу, ты наконец сменил гнев на милость, – едко произнесла Лютвиан, войдя в кухню.

Ледяной, ледяной гнев… Если его не приглушить в ближайшее время…

– Я должен идти, – рассеянно произнес Люцивар. Он почувствовал, как чьи-то руки сжались на шее, утягивая его за собой, и автоматически оттолкнул мешающее ему тело. Лютвиан начала ругаться.

Не обращая на мать ни малейшего внимания, он направился к двери и удивился, увидев, что Рокси лежит на полу.

– Ты должен обслужить меня! – истерично взвизгнула та, с трудом приняв сидячее положение. – Ты возбудил меня, значит, должен обслужить!

Развернувшись, Люцивар отломал ножку стула и бросил ее на колени Рокси:

– Можешь воспользоваться этим.

С этими словами он вышел из дома.

«Я не допущу этого. Я не покорюсь».

– Люцивар!

Зарычав, он попытался сбросить руку Лютвиан.

– Я должен идти. Кошка в беде.

Ее пальцы сжались.

– Ты уверен в этом? Ты ведь достаточно хорошо чувствуешь ее?

– Да! – воскликнул он. Люцивар не хотел бить мать, не хотел причинять ей боль. Но если в ближайшее время она не отпустит его…

Ладонь, лежащая на его руке, задрожала.

– Ты отправишь мне сообщение? Ты ведь сообщишь мне, если… если ей нужна помощь?

Люцивар одарил Лютвиан спокойным, суровым взглядом. Да, она могла ревновать, поскольку всех мужчин в их семье как магнитом тянуло к Джанелль, но беспокойство женщины было искренним. Он грубо поцеловал ее в щеку.

– Я сообщу.

Лютвиан сделала шаг назад.

– Ты провел все эти годы, обучаясь воинскому ремеслу. Так займись чем-нибудь полезным.

«Нет».

Люцивар помчался по Серой нити Паутины, выжимая всю скорость, на которую был сейчас способен, и прекрасно понимая, что уже слишком поздно.

«Я тебе не позволю».

Что бы ни произошло сейчас, он позаботится о ней потом. Благая Тьма, пусть это «потом» наступит… Он помчался еще быстрее.

«Не-э-э-эт!»

…Гнев. Мать-Ночь, какой гнев!

Люцивар проталкивался через толпу, орудуя локтями. Лица собравшихся были слегка зеленоватыми и отражали глубокий страх. Он оказался в том доме, где сосредоточилась и выплеснулась сила Джанелль, сорвавшаяся с привязи. Предводитель средних лет стоял у одного конца коридора, что-то сбивчиво объясняя мрачному Мефису. Послевкусие яростной силы доносилось из-за двери с противоположной стороны.

Люцивар рванулся к ней.

– Люцивар, не смей!

Не обратив никакого внимания на приказ Мефиса, Люцивар с легкостью разбил Серый замок, наложенный на дверь его мертвым братом.

– Люцивар, не ходи туда!

Но эйрианец мгновенно распахнул дверь, вошел в комнату и замер на месте.

Перед ним на ковре лежал палец. Золотое кольцо отчасти вплавилось в плоть. Камень превратился в порошок.

Это был самая большая – и единственная узнаваемая – часть тела, по всей видимости некогда принадлежавшая взрослому мужчине. Остальное было ровным слоем размазано по комнате.

Жужжание в голове и поплывшая перед глазами комната подсказывали, что ему необходимо как можно быстрее вспомнить, как правильно дышать. Однако сделай он хоть один вдох в этой комнате – и еще неделю будет кашлять.

И вместе с тем здесь было что-то не так. Люцивар знал, что не уйдет до тех пор, пока не выяснит, что именно.

Когда ему это наконец удалось, эйрианец быстро достиг грани, на которой не задумываясь совершит убийство.

Одно мужское тело. Одна уничтоженная кровать. Остальная мебель, хотя и покореженная осколками костей, была нетронута.

Люцивар попятился прочь из комнаты и повернулся к человеку, который что-то бормотал, объясняясь с Мефисом.

– Что вы с ней сделали? – с обманчивым спокойствием поинтересовался он.

– С ней ! – Предводитель дрожащей рукой указал на комнату, из которой Люцивар только что вышел. – Посмотрите лучше, что эта сучка сделала с моим сыном! Она сумасшедшая! Она спятила! Она!..

Проревев эйрианский боевой клич, Люцивар пришпилил Предводителя к стене.

– Что вы с ней сделали?!

Тот только пискнул. Никто не спешил ему на помощь.

– Люцивар, – произнес Мефис, приподняв стопку бумаг. – Похоже, Джанелль сегодня днем вышла замуж за лорда…

Люцивар зарычал.

– Она не вышла бы замуж по доброй воле без присутствия членов своей семьи. – Он, оскалившись, ухмыльнулся Предводителю. – Верно?

– Он-ни п-полюбили друг друга, – заикаясь пролепетал тот. – П-просто головокружительный р-роман. Она н-не хотела, чтобы вы узнали об этом, пока свадьба не состоится.

– Кто-то другой не хотел, – согласился Люцивар. Хищно улыбнувшись, он призвал эйрианский боевой меч и поднял его так, чтобы Предводитель мог хорошенько рассмотреть оружие. – Тебе по-прежнему нужно твое лицо? – мягко поинтересовался он.

– Люцивар… – предупреждающе начал Мефис.

– Не вмешивайся, Мефис! – рявкнул тот. Его едва сдерживаемая ярость заставила всех присутствующих в тот же миг замереть на месте.

Думай. Она боялась. На свете было не так много вещей, способных испугать маленькую Джанелль. Она боялась, но при этом успела прийти в такую ярость, что всерьез обдумывала возможность разорвать связь между телом и духом, предпочитая скорее покинуть оболочку, нежели подчиниться. Думай. Если бы это было в Террилле…

– Что ты ей дал? – Когда Предводитель ничего не ответил, Люцивар кончиком меча пощекотал его щеку. Острие оставило чистый, глубокий порез. Побежала кровь.

– С-слабый отвар. Чтобы помочь ей успокоиться. Она боялась. Боялась их всех – ос-собенно т-тебя…

Как можно говорить такую чушь человеку, в руках которого оружие достаточно мощное и острое, чтобы разрубить кость?..

Они опоили ее. Одурманили. Дали нечто достаточно сильное, чтобы затуманить разум и вместе с тем оставить способность подписать брачный контракт. Но даже это не объясняло того, что произошло в той комнате.

– А потом? – ласковым голосом, сорвавшимся на разнеженное, опасное мурлыканье, уточнил Люцивар. – Что вы дали ей, готовя к брачному ложу? – Когда Предводитель молча уставился на него, эйрианец не спеша надавил на клинок. – Где бутылки?

Тяжело дыша, Предводитель слабо махнул рукой в сторону ближайшей двери.

Мефис вошел в комнату и вернулся с двумя маленькими пузырьками.

Люцивар заставил боевой меч исчезнуть, взял одну бутылочку и сковырнул крышку. Поболтал оставшиеся на дне капли. Если бы ему дали напиток, содержащий это, он не прикоснулся бы к нему. При обычных обстоятельствах Джанелль тоже не отпила бы ни капли.

Он заставил эту бутылочку исчезнуть, а затем взял вторую, до середины наполненную темным порошком, и грязно выругался. Он знал – слишком хорошо знал! – что может сделать такая доза шаффрамате с мужчиной его роста, веса и сложения. Оставалось только гадать, какие мучения она причинила Джанелль.

Он поднял бутылку:

– Вы дали ей это? Тогда ответственность за то, что произошло в той комнате, целиком и полностью лежит на вас.

Предводитель яростно потряс головой:

– Это же безвредно. Безвредно! Если это добавить в бокал вина, то получишь лишь разновидность зелья «Ночь пламенной страсти»! Нечто подобное всегда добавляют невесте перед первой брачной ночью!

Люцивар нехорошо ухмыльнулся, оскалив зубы:

– Что ж, поскольку оно безвредно, думаю, вы не против принять вторую дозу. Мефис, достань бокал вина.

На лбу Предводителя выступил пот.

Мефис исчез ненадолго и вернулся с вином.

Всыпав почти весь черный порошок в вино, Люцивар вручил бутылочку старшему брату и взял бокал. Пальцы второй руки сомкнулись на шее Предводителя.

– А теперь ты можешь это выпить, или я вырву тебе горло. Выбирай.

– Т-требую слушания на Т-темном Совете! – всхлипнул тот.

– Что ж, это, разумеется, в ваших правах, – согласился Мефис и взглянул на Люцивара. – Так ты вырвешь ему горло или предоставишь эту честь мне?

Эйрианец зловеще расхохотался.

– В таком случае, боюсь, Совет ему мало чем поможет, верно? – Его пальцы напряглись, сжимая глотку мерзавца.

– Б-буду пить.

– Я знал, что к тебе вернется разум, – ласково проворковал Люцивар, ослабив хватку ровно настолько, чтобы Предводитель проглотил вино.

– А теперь, – произнес он, втолкнув свою жертву в комнату, где Мефис обнаружил бутылочки, – чтобы дать Темному Совету четкое представление обо всех событиях, полагаю, тебе следует насладиться тем же опытом, который ты приготовил для Леди Анжеллин. – Запечатав комнату Эбеново-серым щитом и добавив небольшое заклинание, ограничившее срок его действия, он повернулся к стоящему поодаль мужчине: – Щит исчезнет через двадцать четыре часа.

На сей раз Люцивару не пришлось протискиваться к выходу. Толпа расступалась перед ним, люди прижимались к стенам, чтобы ненароком не прикоснуться к нему.

Мефис догнал эйрианца до того, как он успел выйти из особняка. Быстрым импульсом исследовав ближайшие комнаты, он выбрал пустую, оказавшуюся чьим-то кабинетом, и нашел ее довольно мрачной и вполне подходящей, пусть это и не была привычная им обоим комната Сэйтана.

Демон запер дверь.

– Должен признать, неплохое получилось представление.

– Веселье только началось. – Люцивар, вне себя от бешенства, рыскал по комнате. – Что-то я не заметил, чтобы ты пытался меня остановить.

– Мы не можем позволить себе выяснять отношения на публике. Кроме того, не было никакого смысла. Ты стоишь на более высокой ступени, чем я, и сомневаюсь, что братские чувства помешали бы тебе устранить препятствие в моем лице.

– Тут ты был прав.

Мефис выругался.

– Ты хоть представляешь себе, какие проблемы у нас будут с Темным Советом из-за всего случившегося? Даже мы не превыше Закона, Люцивар.

Эйрианец резко остановился перед своим старшим братом:

– Ты играй по своим правилам, а я тем временем установлю собственные.

– Она подписала брачный контракт.

– Не по доброй воле.

– Ты не можешь знать этого наверняка. Двадцать свидетелей утверждают обратное.

– Я ношу ее Кольцо. Я чувствую ее, Мефис. – Голос Люцивара дрогнул. – Она бы скорее разорвала связь со своим телом окончательно, чем согласилась бы на секс.

Мефис молчал целую минуту.

– У Джанелль проблемы с физической близостью. Ты и сам это знаешь.

Люцивар ударил кулаком по двери:

– Будь ты проклят! Ты действительно настолько слеп или у тебя просто яйца отсохли, поэтому ты готов согласиться на все, что угодно, лишь бы не слышать, как семью Са-Дьябло обвиняют в злоупотреблении своей силой? Что ж, я пока не слепой, и яйца у меня в полном порядке. Она моя Королева – моя! – и, по правилам или нет, по Закону или нет, с благословения Темного Совета или вопреки его увещеваниям, если кто-то заставит ее страдать, я отплачу им тем же.

Они молча уставились друг на друга. Люцивар тяжело дышал, Мефис неподвижно замер.

Наконец демон прислонился к двери.

– Мы не сможем опять пройти через это, Люцивар. Не можем вновь пройти через страх потерять ее навсегда.

– Где она?

– Отец отвез ее в Цитадель – дав строгий приказ остальным членам семьи не соваться туда.

Люцивар оттолкнул Мефиса с дороги:

– Что ж, мы все прекрасно знаем, как хорошо я выполняю приказы, верно?

3. Кэйлеер

Сэйтан выглядел так, словно только что вернулся из смертельного боя.

Впрочем, это недалеко от истины, мелькнуло у Люцивара в голове, когда он беззвучно закрыл дверь гостиной Джанелль в Цитадели.

– Я думал, мои указания предельно просты и ясны, Люцивар.

Голос лишился своей силы. Лицо посерело, на нем застыло напряженное выражение.

Люцивар небрежно указал на Красный Камень, принадлежащий Сэйтану по Праву рождения и сейчас висевший у него на шее.

– Ты не сумеешь выбросить меня отсюда с помощью него.

Сэйтан так и не призвал Черный.

Люцивар был совершенно прав, полагая, что транспортировка Джанелль в Цитадель в ее нынешнем физическом и ментальном состоянии осушила Черный Камень его отца до дна.

Сэйтан, хромая, направился к креслу, тихо ругаясь. Он попытался поднять графин с ярбарахом с бокового столика, но руки слишком сильно дрожали.

Быстрыми шагами подойдя к отцу, Люцивар сам налил кровавое вино в бокал и подогрел его язычком колдовского огня.

– Тебе нужна свежая кровь? – тихо уточнил он.

Сэйтан одарил его холодным взглядом.

Даже по прошествии стольких веков раны, оставшиеся от несправедливых обвинений Лютвиан, не успели зажить. Хранителям нужно изредка пить свежую кровь, чтобы поддерживать силы. Поначалу Люцивар пытался понять, почему Сэйтан так бесится, когда он предлагает ему свою кровь из вены, пытался не чувствовать себя оскорбленным, что Повелитель принимает этот дар от всех, кроме него самого. Теперь же его раздражало то, что их по-прежнему разделяли чьи-то гневные слова. Он больше не был ребенком. Если сын добровольно предлагает отцу дар, почему нельзя принять его с благодарностью?

Сэйтан отвел взгляд:

– Спасибо, но нет.

Люцивар сунул ему в руку бокал:

– Вот, выпей.

– Я хочу, чтобы ты ушел отсюда, Люцивар.

Тот налил себе щедрую порцию бренди в большой стакан, пинком пододвинул пуф к креслу Повелителя и сел.

– Когда я уйду отсюда, я заберу ее с собой.

– Нельзя, – отрезал Сэйтан. – Она… – Он нервно взъерошил пальцами волосы. – Не думаю, что она в здравом уме.

– Неудивительно, если учесть, что они накачали ее шаффрамате .

Сэйтан прожег его взглядом:

– Не будь ослом. Шаффрамате не воздействует так на человека.

– А откуда ты знаешь? Тебе ведь его никогда не подсовывали. – Люцивар изо всех сил пытался говорить без примеси горечи. Сейчас не самое подходящее время бередить старые раны.

– Я сам использовал шаффрамате.

Люцивар сузил глаза и смерил отца суровым взглядом:

– Объяснись.

Сэйтан осушил бокал.

– Шаффрамате – сильный сексуальный стимулятор, который применяется для того, чтобы продлить выдержку и увеличить возможность дарить наслаждение. Зерна размером с семена львиного зева. Нужно растолочь одно-два и добавить в бокал вина.

– Одно или два! – Люцивар громко фыркнул. – Повелитель, в Террилле они растирают их в порошок и применяют чайными ложками!

– Но это же безумие! Если всыпать такую дозу… – Сэйтан пристально посмотрел на закрытую дверь, ведущую в спальню Джанелль.

– Именно, – тихо произнес Люцивар. – Наслаждение очень быстро сменяется болью. Тело перевозбуждается до такой степени и становится таким чувствительным, что любой контакт, легчайшее прикосновение причиняет ужасные страдания. Жажда секса заслоняет все остальные чувства, но такое количество шаффрамате блокирует способность достигать оргазма, поэтому нет ни облегчения, ни удовольствия, только сводящее с ума желание и чувствительность, которая возрастает при любой стимуляции.

– Мать-Ночь… – прошептал Сэйтан, обмякнув в кресле.

– Но если, по какой-либо причине, опоенный не дает использовать себя, пока действие наркотика длится… в общем, это может закончиться очень и очень плохо. Жестокость становится почти неуправляемой.

Сэйтан сморгнул слезы:

– Тебя использовали подобным образом, верно?

– Да. Но не часто. Большинство ведьм не считали, что мой член не стоит того, чтобы иметь дело в постели еще и с взрывным характером Верховного Князя. И большинство из тех, кто рискнул сделать это, никогда не покидали кровать без повреждений – если вообще после этого могли ходить. У меня всегда были собственные представления о яростной страсти.

– А Деймон?

– У него были свои способы справляться с его действием. – Люцивар содрогнулся. – Его прозвали Садистом не просто так.

Сэйтан потянулся к графину с вином. Его рука по-прежнему дрожала, но уже не так сильно.

– И что ты предлагаешь делать с Джанелль? Чем мы можем помочь?

– Она не должна переносить эту пытку в одиночестве, а на секс Джанелль никогда не согласится, даже ради кратковременного облегчения. Значит, остается только жестокость. – Люцивар осушил свой бокал. – Я заберу ее в Аскави. Буду держаться подальше от деревень. Тогда, если что-то пойдет не так, не пострадают другие люди.

Сэйтан опустил бокал.

– А как же ты?

– Я обещал себе, что позабочусь о ней. Именно этим я и собираюсь заняться.

Не давая себе времени на раздумья, Люцивар поставил стакан на стол и направился к двери на другом конце комнаты. Он помедлил, не зная, с какими словами подойти к ведьме достаточно сильной, чтобы выжечь его разум одной мыслью. Затем пожал плечами и открыл дверь, доверившись инстинкту.

В спальне было трудно дышать от нарастающего ментального шторма. Люцивар шагнул в комнату и собрался с духом.

Джанелль яростно мерила спальню шагами, сжимая ладони под мышками с такой силой, что на коже вполне могли остаться синяки. Она взглянула на вошедшего и оскалилась. В ее глазах горело отвращение – и ни тени узнавания.

– Убирайся!

Люцивара затопило облегчение. С каждой секундой, на протяжении которой Джанелль сопротивлялась действию наркотика, возрастали его шансы остаться в живых по истечении следующих нескольких дней.

– Собирай вещи, – велел он. – Добротная одежда. Теплая куртка. Удобные ботинки.

– Я никуда не пойду! – огрызнулась Джанелль.

– Мы отправляемся на охоту.

– Нет. Убирайся!

Люцивар упер руки в бока:

– Соберешь ты сумку или нет, но мы идем охотиться. Сейчас же.

– Я с тобой никуда не пойду.

В ее голосе отчетливо прозвучали отчаяние и страх. Отчаяние – потому что она не хотела покидать безопасное убежище, предоставляемое этой комнатой. Страх – потому что он пытался заставить ее. Загнанная в угол, Джанелль могла ударить и причинить ему боль.

Это подарило Люцивару новую надежду.

– Можешь уйти из этой комнаты сама, или я вынесу тебя, перекинув через плечо. Решать тебе, Кошка.

Она схватила подушку и разорвала ее на лоскутки, яростно выругавшись на нескольких языках. Люцивар не стал отвечать, только сделал шаг вперед. Джанелль поспешила убраться подальше, отгородившись от него кроватью.

Эйрианец невольно задумался, заметила ли она иронию их положения.

– Твое время истекает, Кошка, – тихо произнес он.

Джанелль схватила другую подушку и швырнула ее в него:

– Ублюдок!

– Заноза, – поправил он и начал обходить кровать.

Джанелль помчалась к двери в гардеробную.

Люцивар оказался там первым, расправив крылья и приняв угрожающий вид.

Девушка попятилась.

Сэйтан вошел в комнату:

– Поезжай с ним, ведьмочка.

Пойманная в ловушку между отцом и братом, Джанелль стояла на месте, дрожа всем телом.

– Мы просто побудем на природе вдали от всех, – принялся коварно уговаривать Люцивар. – Только вдвоем, больше никого. Свежий воздух и лесные просторы.

В ее глазах мелькали мысли, которые можно было с легкостью прочитать по лицу. Открытое пространство. Можно увернуться. Можно убежать. Открытое пространство, где не будет ловушки, созданной этой комнатой, где не будет этой мужественности, давящей на нее и душащей одним своим запахом.

– Ты не прикоснешься ко мне.

Не вопрос и не приказ. Мольба.

– Я не прикоснусь к тебе, – пообещал Люцивар.

Джанелль понурилась:

– Хорошо. Я соберу вещи.

Люцивар сложил крылья и шагнул в сторону, чтобы Джанелль могла войти в гардеробную. Горечь поражения, отчетливо прозвучавшая в ее голосе, едва не вызвала слезы на его глазах.

Сэйтан подошел к сыну.

– Будь очень осторожен, Люцивар, – тихо предупредил он.

Тот кивнул. Он уже начал ощущать усталость.

– Будет гораздо лучше, если она окажется на свежем воздухе, на земле.

– Знаешь по опыту?

– Да. Сначала мы остановимся в хижине, чтобы забрать спальные мешки и еще кое-какую мелочь. Попроси Дыма присоединиться к нам. Думаю, Джанелль будет в состоянии вынести его присутствие. И если что-то пойдет не так, он передаст сообщение.

Сэйтан не стал даже спрашивать, что именно, по мнению Люцивара, могло пойти не так. Они оба прекрасно знали, что может сделать с мужчиной Королева и Черная Вдова, носящая Черные Камни.

Сэйтан погладил плечи Люцивара и поцеловал сына в щеку.

– Пусть Тьма благословит тебя, – произнес он хрипло, поспешно отвернувшись. Люцивар крепко обнял отца. – Будь осторожен, Люцивар. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось теперь, когда ты, наконец, рядом. И ты не нужен мне в Аду.

Люцивар отстранился и одарил Сэйтана своей надменной, ленивой ухмылкой.

– Обещаю не попадать в беду, отец.

Сэйтан фыркнул.

– Ты вкладываешь в эти слова столько же искренности, сколько и в детстве, – сухо заметил он.

– Возможно, даже меньше.

Оставшись в одиночестве и ожидая, когда Джанелль закончит собираться, Люцивар невольно задумался, правильно ли поступает. Он уже заранее оплакивал пострадавших в жестокой игре, которую они вот-вот затеют, животных, которых ждет страшная смерть. Если же пролитой крови четвероногих ей будет мало, она обратит свою силу против него. Люцивар даже ожидал, что это случится. И когда она это сделает, Сэйтан не обнаружит своего сына у порога Зала Са-Дьябло в Темном Королевстве. От него попросту ничего не останется.

4. Кэйлеер

– Темный Совет весьма обеспокоен этим происшествием. – Лорд Мегстром беспокойно поерзал в кресле.

Сэйтан сдерживал свой гнев лишь усилием могучей воли. Мужчина, сидевший по другую сторону его стола из черного дерева, не сделал ничего, чтобы вызвать такую ярость.

– Обеспокоен этим не только Совет.

– Да, разумеется. Но со стороны Леди Анжеллин это… – Мегстром запнулся и замолчал.

– Среди людей Крови изнасилование наказывается казнью. По крайней мере, в остальной части Кэйлеера, – с обманчивой мягкостью напомнил Сэйтан.

– В Малом Террилле законы такие же, – чопорно сообщил ему лорд Мегстром.

– В таком случае малолетний ублюдок получил по заслугам.

– Но… они же только что поженились! – запротестовал посетитель.

– Даже если бы это было правдой – в чем я сомневаюсь, несмотря на эти проклятые подписи, – брачный контракт не извиняет изнасилования. Опоить женщину, чтобы она была не в состоянии отказаться, еще не означает ее согласия на что-либо. Я бы сказал, что Джанелль выразила свои возражения весьма красноречиво, как вы считаете? – Сэйтан сцепил пальцы и откинулся на спинку кресла. – Я провел анализ двух «безвредных» жидкостей, которые были добавлены в ее бокал. Будучи Черной Вдовой, я вполне способен воспроизвести их состав. Если вы предпочитаете и дальше настаивать на том, что они никак не связаны с поведением Джанелль, давайте проведем эксперимент – испытаем их на вашей внучке. Она как раз ровесница моей дочери.

Стиснув подлокотники кресла, лорд Мегстром ничего не ответил.

Сэйтан обошел стол и разлил бренди по бокалам. Вручив один из них лорду Мегстрому, он оперся бедром о стол неподалеку от него.

– Успокойтесь, я никогда не поступил бы так с ребенком. Кроме того, – тихо добавил Сэйтан, – вполне вероятно, что в ближайшие несколько дней я потеряю сразу двоих своих детей. Я бы не пожелал такой судьбы другому человеку.

– Двоих?

Сэйтан отвел взгляд, не в силах видеть беспокойство и сочувствие в глазах Мегстрома.

– Первый отвар, который они дали ей, подавляет волю. Джанелль бы сказала то, что велено, сделала то, что ей говорят. К сожалению, побочным эффектом этого зелья является резкое усиление эмоциональной нестабильности, беспокойства. А большая доза шаффрамате и навязанный сексуальный контакт – те самые раздражители, которые и в другой ситуации подтолкнули бы ее к грани, за которой можно с легкостью совершить убийство. И она останется на этой грани до тех пор, пока действие обоих наркотиков не прекратится.

Мегстром сделал маленький глоток из своего бокала.

– Она оправится?

– Не знаю. Если Тьма милосердна, оправится. – Сэйтан стиснул зубы. – Люцивар увел ее в Аскави, чтобы провести несколько дней на природе, подальше от людей.

– Неужели он сам не знает об этих последствиях?..

– Знает.

Мегстром помолчал.

– Вы не ожидаете, что он вернется. Я прав?

– Нет. И он тоже не верит в это. И я не знаю, что это может сотворить с ней самой.

– Мне он понравился, – произнес Мегстром. – Люцивар Яслана обладает неким грубоватым обаянием.

– Да, это так. – Сэйтан осушил бокал, изо всех сил пытаясь не поддаться горю, на которое пока не было причин. Он с усилием взял себя в руки. – Вне зависимости от исхода ситуации, Джанелль не вернется больше в Малый Террилль без подобающего ее положению сопровождения, которое выберу лично я.

Мегстром выбрался из кресла и осторожно поставил бокал на стол.

– Полагаю, это к лучшему. И надеюсь, Князь Яслана будет в числе этих людей.

Сэйтан держался до тех пор, пока лорд Мегстром не вышел из Зала. Только тогда он швырнул бокалы в стену. Но легче ему не стало. Осколки стекла напомнили ему о разбитой хрустальной чаше и двоих сыновьях, которые заплатили такую цену за то, что он был их отцом.

Повелитель без сил опустился на колени. Он уже оплакал одного сына. Он не будет скорбеть о втором. По крайней мере, сейчас. Он не будет плакать из-за глупой, упрямой, надменной, вспыльчивой эйрианской занозы в заднице.

Ах, Люцивар…

5. Кэйлеер

– Проклятье, Кошка, я же просил подождать! – Люцивар набросил Эбеново-серый щит на деревья, перегородив тропу, и вздрогнул, представив, как Джанелль врежется в него с разбега. Но она замерла в нескольких дюймах от преграды и резко обернулась. Ее остекленевшие глаза напряженно выискивали просвет в низком кустарнике, через который можно было бы пройти и направиться дальше.

– Держись от меня подальше! – пропыхтела она.

Люцивар успокаивающим жестом поднял мех с водой.

– Ты распорола руку о шипы на том дереве. Я просто полью на порезы воду, чтобы удалить кровь и грязь.

Опустив взгляд на свою обнаженную руку, Джанелль, казалось, была удивлена, увидев ручейки крови, текущие из дюжины глубоких царапин.

Люцивар стиснул зубы, терпеливо ожидая ее решения. Джанелль разделась до нижней рубашки без рукавов, которая ничуть не оберегала от подобных происшествий, однако сейчас острая боль причиняла гораздо меньше мучений, чем постоянное соприкосновение одежды с чрезмерно чувствительной кожей.

– Давай же, Кошка, – подбодрил ее Люцивар. – Протяни руку, чтобы я мог вылить на нее немного воды.

Джанелль осторожно послушалась, изогнувшись всем телом, чтобы оказаться как можно дальше от эйрианца. Приблизившись к ней ровно настолько, чтобы спокойно исполнить задуманное, Люцивар вылил немного воды из меха на царапины, смывая кровь и, как он надеялся, большую часть грязи.

– Выпей глоток воды, – произнес он, протягивая ей мех. Если удастся уговорить Джанелль принять воду, возможно, потом получится убедить ее хоть пять минут спокойно постоять на месте. Она не делала этого с тех пор, как они оказались в этой части Эбенового Риха.

– Не подходи ко мне. – Ее голос был низким и резким. Отчаянным.

Он сделал шаг назад, по-прежнему протягивая ей мех.

– Не подходи ко мне!  – завизжала она, а затем развернулась и промчалась сквозь Эбеново-серый щит, словно его и не было.

Люцивар сделал большой глоток воды и вздохнул. Он так или иначе поможет ей пережить это. Однако после двух дней безостановочной погони эйрианец начал сомневаться, сколько они оба еще смогут выдержать.

* * *

Люцивар прислонился к дереву, найдя странное утешение в безостановочном ритмичном «чвак-чвак-чвак», доносящемся со стороны просеки. По крайней мере, уничтожение заброшенной хижины найденной там кувалдой дало Джанелль возможность выпустить пар и сжигающую ее энергию. Что куда более важно, это занятие так ее поглотило, что, возможно, она хоть немного побудет на месте.

Огни Ада, как же он устал! Мастера в эйрианских охотничьих лагерях не шли ни в какое сравнение с Джанелль по способности установить совершенно невыносимый ритм. Даже Дым, способный трусить без устали, начал сдавать. Разумеется, в отличие от ведьмы, которую сводила с ума отрава в ее крови, волки еще испытывали потребность в еде и сне. Эти два пункта сейчас занимали бы первые места в списке чувственных наслаждений Люцивара.

Он призвал свой спальный мешок, раскатал его и обратился к Ремеслу, чтобы надежно зафиксировать его в воздухе – теперь его крылья не будут задевать землю. Прислонив мешок к дереву, он сел, даже не пытаясь сдержать стона.

«Люцивар?»

Эйрианец обернулся и наконец заметил волка, выглядывавшего из-за дерева.

– Все в порядке. Просто Леди разрушает хижину.

Дым тявкнул и спрятался за деревом.

Люцивара озадачило беспокойство, которое испытывал волк, а затем, сообразив, в чем дело, послал Дыму ментальный образ полуразрушенной хижины.

«Дом, сделанный глупыми людьми».

Люцивар с трудом подавил смешок. С выводами Дыма спорить было сложно. Волк, приобретая свой взгляд на «нормальное человеческое жилье», использовал в качестве отправной точки Зал, коттеджи Хэлавэя, несколько мельком виденных фамильных поместий и домик Джанелль. Люцивар понимал, почему эта хижина в его представлении была логовом, устроенным глупыми людьми.

Повторное появление родства и его неохотное вступление в контакт с людьми расценивалось Кровью по-разному. Появились два лагеря, спорившие между собой о том, насколько разум и способности к Ремеслу родства отличаются от таковых у человека. Некоторых одновременно позабавило и обеспокоило, что у четвероногих Братьев и Сестер было ничуть не меньше предубеждений на счет двуногих. Для представителей родства они делились на две категории: «их» люди и «все остальные». «Их» людьми становились все близкие Леди – умные, прекрасно обученные, стремящиеся узнать чужие пути, не настаивая на том, что их собственный гораздо лучше. «Все остальные» были опасны, глупы, жестоки – и, по крайней мере, в глазах родства из семейства кошачьих – обычная добыча. И арсерианские коты, и тигры из числа родства обозначали людей словом, которое можно грубо перевести как «глупое мясо».

Люцивар как-то раз возразил, что, раз уж люди опасны и могут охотиться, используя оружие и Ремесло, их едва ли можно считать глупыми. Дым в ответ указал, что клыкастые дикие свиньи тоже опасны. Однако это не мешает им оставаться глупыми.

Убедившись, что Леди не нападает ни на кого четвероногого, Дым исчез на мгновение и вернулся с мертвым кроликом. «Ешь».

– А ты сам-то ел?

Не дождавшись ответа, Люцивар призвал сумку с едой и большую фляжку, которую дала ему Дрейка, прежде чем они с Джанелль ушли из Цитадели. Он чуть было не отказался от ее дара, наивно полагая, будто у них будет много свежего мяса и уйма времени, чтобы его приготовить на огне.

– Оставь кролика себе, – сказал Люцивар, зарывшись в сумку. – Я все равно не люблю сырое мясо.

Дым склонил голову набок. «Огонь?»

Люцивар покачал головой, отказываясь мечтать об уютном пламени и сне. Он вытащил из сумки сэндвич с говядиной и поднял его.

«Люцивар, ешь». Успокоившись, волк приступил к своему собственному ужину.

Эйрианец прихлебывал виски из фляжки и не спеша ел сэндвич, ни на миг не переставая прислушиваться к треску ломающихся досок.

Да, это путешествие шло совсем не так, как он ожидал. Люцивар привел Джанелль сюда, чтобы она могла спустить вызванную наркотиками ярость на четвероногой добыче, а не людях. И отправился с ней сам, чтобы предоставить мишень, которая сможет удовлетворить жажду крови, охватившую разъяренную ведьму. Жажду мужской крови.

Но Джанелль отказалась охотиться, отказалась платить за некоторое облегчение ценой жизни другого живого существа. Включая и его самого.

Зато для своего тела милосердия у нее не нашлось. Джанелль обращалась с ним так, словно оно превратилось в злейшего врага, не достойного ничего, кроме ненависти и презрения, врага, который предал ее, сделав неожиданно уязвимой для чьих-то грязных, жестоких игр.

«Люцивар?»

Эйрианец поспешно потряс головой, рефлекторно отправив быстрый ментальный импульс, чтобы отыскать источник беспокойства Дыма. Птицы щебечут. В ветвях над их головой скребется белка. Обычные лесные звуки. Только обычные лесные звуки.

Ощутив, как заколотилось сердце, Люцивар бросился вслед за Дымом к просеке.

Хижина превратилась в груду причудливых обломков. В нескольких футах от нее на земле сидела Джанелль, раздвинув ноги, по-прежнему стискивая рукоять кувалды и понурив голову.

Осторожно приблизившись, Люцивар опустился рядом с ней на корточки:

– Кошка?

По ее щекам стекали беззвучные слезы. Из прокушенной нижней губы бежала тонкая струйка крови. Джанелль хватала ртом воздух, содрогаясь всем телом.

– Я так устала, Люцивар… Но это чувство не отпускает меня и…

Мышцы напряглись с такой силой, что девушка задрожала всем телом. Спина изогнулась. Четко обрисовались мускулы на сведенном судорогой горле. Она дышала со свистом, сквозь стиснутые зубы. Рукоятка кувалды с треском сломалась в судорожно сжатых руках.

Люцивар ждал, не осмеливаясь прикасаться к ней сейчас, когда все мышцы так напряжены, словно в любой момент могут порваться. Это состояние продлилось не дольше двух минут. Ему показалось, что прошли часы. Когда Джанелль наконец стало легче, она обмякла и зарыдала навзрыд. Сердце Люцивара готово было разорваться в груди.

Она не стала сопротивляться, когда он заключил ее в объятия, поэтому Люцивар укачивал ее, гладил по голове, позволяя девушке выплакаться.

Эйрианец ощутил, как в ней вновь начало нарастать сексуальное напряжение, стоило девушке немного успокоиться, однако не выпустил ее из объятий. Если он правильно распознал симптомы, худшее уже позади.

Через несколько минут она расслабилась настолько, что положила голову ему на плечо.

– Люцивар?

– Мм?

– Я есть хочу.

Его сердце радостно подпрыгнуло.

– Тогда я тебя покормлю.

«Огонь?»

Джанелль резко подняла голову и уставилась на волка, выглянувшего из-за деревьев на самом краю просеки.

– А зачем ему так нужен огонь?

– Да будь я проклят, если понимаю причину. Но если бы мы и впрямь решили разбить лагерь с костром, я мог бы сварить кофе и плеснуть в него немного виски.

Джанелль обдумала это предложение.

– У тебя хорошо получается готовить кофе.

Решив, что это заявление можно смело принять за положительный ответ, Люцивар отвел Джанелль на другой конец просеки, а Дым принялся с энтузиазмом копаться в обломках, надеясь отыскать подходящее для костра топливо.

Люцивар призвал сумку с едой, фляжку и спальный мешок, который оставил у ручья. Джанелль бродила по просеке, понемногу уплетая сэндвич с говядиной, который он достал для нее. Люцивар краем глаза следил за ней, разводя огонь, призывая другую поклажу и разбивая лагерь. Девушка казалась беспокойной, не находила себе места, однако ею больше не владела та слепая, неуправляемая ярость, гнавшая их вперед несколько суток. Это и хорошо, поскольку уже совсем стемнело и дневное тепло начало уходить.

К тому времени, как Люцивар сварил ароматный кофе и плеснул в него немного виски, Джанелль успела устроиться в своем спальном мешке, дрожа от холода. Она охотно потянулась за чашкой, которую принес ей эйрианец. Люцивар не стал уговаривать ее надеть еще хоть что-нибудь. До тех пор пока она воспринимает огонь как единственный источник тепла, она не уйдет из лагеря бродить по лесу. Возможно, до следующего утра.

Он перебирал сумку с едой, гадая, что еще можно предложить сейчас Джанелль, когда услышал тихий храп.

После почти трех суток безостановочного движения она наконец заснула.

Люцивар застегнул ее спальный мешок и добавил согревающее заклинание, чтобы ничто не беспокоило девушку во сне – температура воздуха неуклонно продолжала падать. Отодвинув кофейник подальше от огня, он подбросил в пламя дров, а затем стянул ботинки и устроился в собственном мешке.

Нужно было бы окружить лагерь защитным заклинанием. Впрочем, Люцивар сильно сомневался, что какому-нибудь четвероногому хищнику будет настолько интересно, что лежит в их мешке с едой, чтобы он решился бросить вызов эйрианцу и волку. С другой стороны, они находились на северной границе Эбенового Риха, слишком близко к территории Джинка. Последнее, что сейчас нужно Джанелль, – внезапное пробуждение посреди ночи неожиданным нападением охотничьего отряда джинка.

Люцивар крепко заснул, не успев додумать до конца.

6. Ад

Поддавшись наплыву незваных гостей, Сэйтан устроился в одном из кресел у камина и плеснул ярбарах в два бокала. Он решил провести некоторое время в своем личном кабинете глубоко в недрах Ада, потому что ему до смерти надоело иметь дело с перепуганными, мечущимися сознаниями людишек – особенно после этих тяжелых суток. Однако Верховный Князь он или нет, носит Черный Камень или нет, Повелитель, в конце концов, или нет, отказывать в аудиенции Королеве Деа аль Мон нельзя, особенно если при этом она мертвый демон и Гарпия.

– Чем я могу помочь тебе, Тишьян? – вежливо поинтересовался Сэйтан, протягивая ей бокал подогретого кровавого вина.

Гарпия приняла из его рук бокал и сделала маленький глоток. Ее большие голубые глаза, ни на мгновение не отрываясь, смотрели в его собственные, золотистые.

– Ты заставил обитателей Ада занервничать. Впервые за столько веков, на протяжении которых ты был Повелителем, ты решил очистить Темное Королевство.

– Я правлю Адом и могу поступать по своему усмотрению, – мягко произнес Сэйтан. Даже дурак с легкостью бы расслышал предупреждение под этим спокойным тоном.

Тишьян заправила серебристую прядь длинных волос за изящно заостренное ухо и предпочла проигнорировать скрытый смысл его слов.

– Поступать по своему усмотрению или же в соответствии со своим долгом? От взгляда наблюдателя не ускользнуло, что в этой зачистке были замешаны только последователи Темной Жрицы.

– В самом деле? – В его голосе прозвучал вежливый интерес. На самом деле Сэйтан прекрасно знал, что Тишьян верно расставила все акценты. Во-первых, не связанные с Гекатой мертвые демоны вздохнут с облегчением, осознав, по какому принципу отбирались те, кому пришла пора окончательно умереть и за верность кому их так поблагодарили. Во-вторых, все остальные, к которым может впредь обратиться его бывшая супруга, подумают дважды о возможной цене такого союза, прежде чем решатся его заключить.

– Что ж, поскольку у тебя нет личных причин повидать меня, возможно, ты скажешь, зачем пришла?

– Ты кое-кого пропустил. Я подумала, что ты должен знать об этом.

Сэйтан быстро скрыл отвращение и беспокойство под бесстрастной маской. Тишьян слишком многое видела и понимала.

– Ты хочешь назвать мне их имена. – Это не было вопросом.

Гарпия улыбнулась:

– В этом нет необходимости. Гарпии оказали тебе небольшую услугу. – Помолчав немного, она произнесла: – А что насчет Темной Жрицы?

Стиснув зубы, Сэйтан устремил взгляд в огонь.

– Я не сумел ее отыскать. Геката хорошо умеет играть в прятки.

– Но если бы нашел ее, то стал бы торопить ее триумфальное возвращение во Тьму? Приговорил бы ее к окончательной смерти?

Сэйтан швырнул свой бокал в камин и немедленно пожалел об этом – огонь зашипел, и по комнате разнесся запах горячей крови.

Он задавал себе этот вопрос с того самого момента, как принял решение устранить всех сторонников Гекаты среди обитателей Ада. Если бы он нашел свою бывшую жену, то смог бы хладнокровно осушать ее силу до тех пор, пока она не растворилась бы во Тьме? Или вновь бы помедлил, как столько раз прежде, потому что долгие века, полные ненависти и недоверия, так и не смогли стереть из его памяти тот факт, что Геката подарила ему двоих сыновей? Троих, если считать… но он не стал, не мог размышлять об этом ребенке точно так же, как он никогда не позволял себе задуматься о том, в чьих руках находился нож.

Он вздрогнул, когда Тишьян прикоснулась к его руке.

– Держи, – произнесла она, вручив Повелителю еще одну порцию подогретого ярбараха. Вновь опустившись в кресло, она провела пальцами по ободку своего бокала. – Ты не любишь убивать женщин, верно?

Сэйтан залпом осушил бокал.

– Не люблю.

– Так я и думала. Ты обошелся с ними далеко не так жестоко и бессердечно, как с мужчинами.

– Возможно – по твоим меркам.

Сэйтан чувствовал себя настоящим зверем. Наконец он пожал плечами:

– Мы все – сыновья своих матерей.

– Разумное объяснение.

Ее голос звучал серьезно. В глазах вспыхнуло веселье.

Сэйтан передернул плечами, не в силах избавиться от неприятного ощущения, что Тишьян только что накинула петлю ему на шею.

– Честно говоря, у меня есть одна маленькая теория насчет того, почему не существует мужского титула, равного Королеве.

– Потому что мужчины – сыновья своих матерей?

– Нет, потому что давным-давно только женщины принадлежали к Крови.

Тишьян свернулась клубочком в кресле.

– Как интригующе.

Сэйтан настороженно покосился на нее. У Тишьян сейчас было точно такое же выражение лица, как у Джанелль, когда ей удавалось загнать Повелителя в угол, и она теперь могла спокойно подождать момента, когда ему наконец надоест изворачиваться и он расскажет ей то, что она хочет знать.

– Эта мысль пришла к нам с Андульваром в одну из долгих зимних ночей и вызвала жаркие споры, – проворчал Сэйтан, вновь наполняя их бокалы. – Может, разумеется, была и не зима, однако в Аду все ночи длинные. Ты знаешь историю о драконах, которые первыми правили в Королевствах?

Тишьян пожала плечами, словно говоря, что ее знание или не знание не имеет особого значения. Ей хотелось услышать рассказ целиком.

Сэйтан поднял бокал, отсалютовал сидевшей напротив женщине и безрадостно улыбнулся. Возможно, мужчин, носящих Камни, и обучали оберегать свою территорию и свои Края, однако ни один из них не сумел бы побить Королеву в стратегии.

– Давным-давно, – начал он, – когда Королевства еще были очень молоды, в них жил народ драконов. Сильные, умные, исполненные магии, они правили всеми землями и всеми существами, населявшими их. Однако после многих сотен поколений наступил день, когда они осознали, что их раса умирает, перестает существовать, и, вместо того чтобы унести свои знания и дары с собой в могилу, драконы предпочли передать их другим существам, чтобы те могли продолжить заниматься Ремеслом и заботиться о Королевствах.

Один за другим драконы находили себе логова и приветствовали вечную ночь, становясь частью Тьмы. Когда остались только Королева и ее Князь, Лорн, Королева навсегда попрощалась со своим Консортом. Пока она в последний раз летела над Королевствами, с ее тела посыпались чешуйки, и любое существо, к которому они прикасались, становилось кровью от крови ее, не переставая принадлежать своей расе, но при этом и превратившись в Другое, перевоплотившись в одного из верных хранителей этого мира, в правителя. Когда с ее тела упала последняя чешуйка, Королева исчезла. Согласно другим версиям, ее тело приняло иную форму, хотя в ней по-прежнему осталась душа дракона. Некоторые утверждают, что ее тело угасло и она вернулась во Тьму.

Сэйтан взболтал вино в бокале.

– Я прочел все старинные легенды об этом – в том числе несколько оригинальных рукописей. И больше всего меня заинтересовало вот что: какая бы раса ни оставила записи об этом, нигде не называется имя Королевы. Во всех рассказах неоднократно упоминается Лорн, но не она. Мне это упущение кажется намеренным. Всегда хотел узнать, кому оно понадобилось и для чего.

– А что сталось с Князем Драконов? – спросила Тишьян. – Что с ним произошло?

– Согласно легендам, Лорн по-прежнему существует и хранит все знания Крови.

Тишьян задумчиво посмотрела на Повелителя:

– Когда Джанелль исполнилось пятнадцать и Дрейка сказала, что, по решению Лорна, Джанелль должна жить с тобой в Зале, я сначала подумала, что она сослалась на него только для того, чтобы отмести возражения Кассандры.

– Нет, она говорила совершенно серьезно. Лорн и Джанелль – старые друзья. Это он наделил ее Камнями.

Тишьян открыла рот и снова закрыла его, не издав ни звука.

Ее потрясение принесло Сэйтану чувство глубокого удовлетворения.

– А ты видел его?

– Нет, – кисло отозвался Повелитель. – Я не был удостоен столь высокой чести, как аудиенция.

– Надо же, – произнесла Гарпия без тени сочувствия. – Но какое отношение эта легенда имеет к твоим предположениям о том, что изначально к Крови принадлежали только женщины?

– Тебе бы это понравилось, верно?

Тишьян только улыбнулась:

– Ну хорошо, вот в чем заключается моя теория. Поскольку чешуйки Королевы драконов наделили способностями обращаться к Ремеслу представителей других рас и поскольку подобное притягивается к подобному, мне лично кажется вполне разумным, что только женщины сумели принять и впитать чужую магию. Именно так они обрели истинную связь с землей, уже намеченную их собственными циклами, связанными с приливами и отливами в окружающем мире. Так они стали Кровью.

– Но это продлилось бы не дольше одного поколения, – заметила Тишьян.

– Не все мужчины – круглые дураки. – Прочитав на ее лице искреннее сомнение в этом, Сэйтан раздраженно вздохнул. Спорить с Гарпией о ценности особей мужского пола – почти то же самое, что пытаться обучить скалу петь. Да и то со скалой ему наверняка повезло бы больше. – Хорошо, ради стройности теории давай предположим, что мы говорим сейчас о Деа аль Мон.

– А. – Тишьян откинулась на спинку стула и довольно вздохнула. – Да, наши мужчины действительно умны.

– Уверен, они были бы вне себя от радости, узнав, что ты так считаешь, – сухо отозвался Сэйтан. – Итак, обнаружив, что некоторые из женщин их расы неожиданно обрели волшебные силы и способности к магии…

– Лучшие молодые воины предложили бы свои услуги защитников и супругов, – сухо и уверенно заявила Тишьян.

Сэйтан поднял бровь. Поскольку лэндены, существа, не принадлежащие к Крови любой расы и вида, обычно побаивались Крови и их Ремесла, он представлял себе этот процесс совершенно по-другому. Однако ему показалось очень и очень интересным, что ведьма из рода Деа аль Мон сделала такое предположение. Нужно будет как-нибудь расспросить Шаости и Габриэль об этом – разумеется, очень осторожно.

– И от этих союзов рождались дети. Девочки, в силу принадлежности к женскому полу, получали цельный дар.

– В то время как мальчики оставались, по сути, полукровками и обладали не такими высокими способностями к Ремеслу – или же вообще не наделялись таковыми. – Тишьян протянула ему свой бокал, и Сэйтан плеснул еще вина из графина.

– Ведьмы рожают не так много детей, – продолжал он, долив и себе ярбараха. – В зависимости от соотношения сыновей и дочерей потребовалось бы не меньше нескольких поколений, прежде чем мужчины обрели истинную силу. На протяжении всего этого времени власть по-прежнему оставалась бы в руках женской линии, принадлежала бы ножнам, а не копьям. Каждое новое поколение училось у предыдущего, становясь все сильнее и сильнее. Первые Королевы, скорее всего, появились задолго до первого Предводителя, не говоря уже о мужчинах более высокого ранга. К тому времени представление о том, что мужчины служат и защищают женщину, успело бы укорениться окончательно. В конечном итоге мы и приходим к нынешнему обществу Крови, в котором Предводители равны по статусу ведьмам, Князья – Жрицам и Целительницам, а Черные Вдовы считаются с мнением только Верховных Князей и Королев. Мужчины моего ранга, которые устанавливают собственные законы, стоят на ступень выше остальных каст и на очень, очень долгий шаг отстают от Королев.

– А когда каста добавляется к социальному положению каждого отдельно взятого человека и учитывается вместе со ступенью Камня, получается довольно занимательный танец, – подытожила Тишьян и поставила бокал на стол. – Интересная теория, Повелитель.

– Интересное времяпрепровождение, леди Тишьян. Зачем вам это понадобилось? Почему вы вдруг решили почтить меня своим обществом?

Тишьян разгладила свою тунику насыщенного зеленого оттенка.

– Ты – семья моей семьи. Мне показалось… подобающим… предложить тебе сегодня вечером утешение, раз уж Джанелль не в силах его дать. Доброй ночи, Повелитель.

Еще долго после ее ухода Сэйтан неподвижно сидел в кресле, наблюдая за тем, как потрескивают и угасают угли в камине. Он поднялся только один раз для того, чтобы налить и подогреть последний бокал кровавого вина, наслаждаясь уединением и тишиной.

Повелитель не стал оспаривать теорию Тишьян о том, почему мужчины начали служить, но сам не разделял ее взглядов. Дело было не только в магии, которая всегда притягивала их. Эти хрупкие женские тела были наполнены неким внутренним светом, сиянием, которого некоторые мужчины жаждали не менее страстно, чем огонька, мерцающего в окне, когда на улице снежно и холодно. Они желали этот свет точно так же, как возможность укрыться в сладостной тьме женского тела – если не больше.

Мужчины стали Кровью потому, что их притягивало и первое и второе.

И Сэйтан слишком хорошо знал, что с веками ничего не изменилось.

7. Кэйлеер

Люцивар лежал на спине, потягиваясь в молодой траве, закинув руки за голову и расправив крылья, чтобы они следует высохли после быстрого купания в по-весеннему холодном озерце. Джанелль по-прежнему плескалась в ледяной воде, выполаскивая пот и грязь из своих длинных волос.

Он закрыл глаза и довольно застонал, когда солнечное тепло начало медленно проникать в напряженные, болящие мышцы, заставляя их понемногу расслабиться.

Вчера он проснулся незадолго до рассвета и обнаружил, что Джанелль с интересом копается в сумке с едой. Они сумели торопливо позавтракать, прежде чем физическое напряжение, вызванное действием наркотиков, заставило ее двинуться дальше.

По счастью, это уже не походило на былую безжалостную гонку, и в течение дня приступы физической активности сменялись эмоциональными бурями. Гнев затапливал ее внезапно, без всякой видимой причины, а затем столь же неожиданно сменялся слезами. Каждый раз, когда буря проходила, Джанелль на некоторое время удавалось немного расслабиться и отдохнуть. Тогда они шли спокойно и неторопливо, останавливаясь, чтобы собрать диких ягод или посидеть у ручья. Затем все начиналось сначала, но с каждым разом интенсивность приступов постепенно сходила на нет.

Сегодня утром они с Дымом загнали молодого оленя. Люцивар вырезал достаточно мяса, чтобы заполнить доверху небольшую коробку для еды, на которой лежало охлаждающее заклинание, а затем отправил волка в Цитадель с остатками туши. Если Сэйтана сейчас там нет, Дым продолжит путешествие и доберется до Зала, чтобы сообщить Повелителю о том, что худшее уже миновало. Люцивар и Джанелль собирались провести еще несколько дней в Аскави, прежде чем вернуться домой.

Домой. Он прожил в Кэйлеере всего год, но до сих пор иногда поражался тому, как ведьмы обращались с мужчинами в Царстве Теней.

Не так давно он случайно услышал разговор Шаости, Аарона и Кхардеена о том, чем именно Кольцо Чести, носимое мужчинами, входившими в Первый Круг Королевы, отличалось от Сдерживающего Кольца, которое надевалось на терриллианцев, желающих показать себя достойными службы. Он тогда рассказал им о Кольце Повиновения, которое применялось в Террилле повсеместно.

Они ему не поверили. Нет, разумеется, умом они поняли сказанное эйрианцем, но не могли даже представить себе изматывающий, непреходящий страх, с которым жили терриллианские мужчины день ото дня, потому что сами никогда его не испытывали. Поэтому они не смогли поверить ему.

Люцивар тогда задумался о том, что, возможно, мальчишки еще слишком юны и не обладают достаточным опытом в отношении тех способов, с помощью которых ведьма может держать своих мужчин на коротком поводке. Он решил спросить Сильвию, Королеву Хэлавэя, как она контролирует того, кто не хочет служить при ее дворе.

Женщина воззрилась на него как на ненормального, а затем выпалила:

– Да кому такой понадобится?!

Несколько месяцев назад, выполняя в Нхаркаве поручение Повелителя, Люцивар был приглашен на чашечку чаю к трем пожилым дамам, которые наперебой расхваливали его гармоничное телосложение и благородные черты лица – с таким добродушным восхищением, что эйрианец просто не смог счесть себя оскорбленным. Почувствовав себя вполне свободно в их обществе, он поинтересовался, слышали ли они что-нибудь о Верховном Князе, который не так давно убил Королеву.

Они неохотно признали, что слухи были правдивы. Королева, пристрастившаяся к жестокости, оказалась не способна собрать собственный двор, потому что не сумела убедить двенадцать мужчин служить ей по доброй воле. Тогда она решила заставить их подчиниться с помощью этого самого Кольца Повиновения. Она уже успела отобрать одиннадцать Предводителей, носивших светлые Камни, и подыскивала двенадцатого, когда ей нанес неожиданный визит разгневанный Верховный Князь. Он пытался найти младшую кузину, бесследно исчезнувшую около месяца назад. Когда Королева попыталась заставить его подчиниться силой, он убил ее.

А что случилось потом с Верховным Князем?

Они не сразу поняли суть вопроса.

С Князем не случилось ровным счетом ничего. В конце концов он сделал именно то, что от него ожидалось в подобной ситуации. Разумеется, все эти достойные дамы предпочли бы, чтобы Князь просто лишил эту ужасную женщину сил, связал и передал ее Королеве Нхаркавы, которая сама бы определила степень наказания. Однако ничего другого ожидать не приходится, когда Верховного Князя упорно провоцируют, подталкивая к смертельно опасной грани, за которой он совершит убийство, не задумываясь.

Люцивар провел остаток дня в таверне, не в силах понять, развеселило его такое отношение трех леди к мужчинам или все-таки напугало. Он вспомнил многочисленные порки, побои, каждый раз, когда боль, вызываемая Кольцом Повиновения, ставила его на колени, вырывая из горла мучительный крик. Он вспомнил, чем именно зарабатывал тогда эту боль. Люцивар сидел в таверне и смеялся до тех пор, пока не начал плакать, осознав наконец, что никогда не сможет примириться с различиями между Терриллем и Кэйлеером и каким-то образом уравновесить их.

В Царстве Теней служба больше походила на сложный, изысканный танец, лидерство в котором постоянно переходило от одного пола другому. Ведьмы лелеяли, оберегали гордость и силу мужчин. Мужчины, в свою очередь, защищали и уважали более мягкую и тонкую, но вместе с тем и глубокую женскую силу.

Мужчины не были здесь ни рабами, ни домашними любимцами, ни орудиями, которыми пользовались без малейшего проблеска чувств. Они были ценными и ценимыми партнерами.

Именно в этом, как решил Люцивар в тот день, заключалось тайное оружие Королев Кэйлеера – контроль был таким мягким, подчинение превращалось в столь приятную уступку, что у мужчин попросту не было поводов сопротивляться. Зато у них имелись все причины яростно защищать свое положение – и свою правительницу.

Преданность – с обеих сторон. Уважение – с обеих сторон. Честь – с обеих сторон. Гордость – с обеих сторон.

Это место он теперь с гордостью называл своим домом.

– Люцивар.

Он мгновенно вскочил на ноги, бесшумно выругавшись. Судя по напряжению, которое он почувствовал в девушке, ему изрядно повезло, что Джанелль не пустилась в путь одна.

– Что-то случилось, – произнесла она своим полуночным голосом.

Он поспешно исследовал лес вокруг поисковым импульсом.

– Где? Я ничего не чувствую.

– Не здесь. На востоке.

Но к востоку от них располагалась только маленькая деревушка лэнденов, находившаяся под покровительством и защитой Аджио, поселения Крови в северной части Эбенового Риха.

– Там происходит что-то плохое, но я не могу сказать, что именно, – произнесла Джанелль, сузив глаза и напряженно вглядываясь в чащу в указанном направлении. – И такое чувство, что происходящее странным образом искажено , извращено, как капкан с ядовитой наживкой. Но каждый раз, когда я пытаюсь сосредоточиться на этом ощущении, оно ускользает. – Джанелль раздраженно зарычала. – Может, эти вещества мешают мне, не дают как следует почувствовать, в чем дело.

Люцивар вспомнил о Королеве, успевшей поймать в свои сети одиннадцать молодых мужчин, прежде чем ее убил двенадцатый.

– Или, может быть, ты просто не того пола, чтобы покуситься на эту наживку. – Тщательно укрепив свои внутренние барьеры, Люцивар направил на восток осторожный ментальный импульс. Через минуту, яростно выругавшись, он поспешил оборвать связь и прильнул к Джанелль, позволяя ее чистому, темному ментальному аромату смыть грязь, к которой он невольно прикоснулся.

Прижавшись к ее лбу своим, эйрианец пояснил:

– Плохо дело, Кошка. Много отчаяния и боли, а вокруг запах… – Он отчаянно пытался подобрать подходящее слово, чтобы описать свои ощущения.

Падаль.

Содрогнувшись всем телом, Люцивар задался вопросом, почему это слово вообще пришло ему на ум.

Он мог бы долететь до деревни и взглянуть на то, что там происходит. Если лэндены отбиваются от отряда воинов джинка, то ему хватит сил оказать им любую необходимую помощь. Если же проблема в очередной эпидемии жестокой весенней лихорадки, иногда охватывавшей деревню, то лучше узнать об этом заранее, а затем уже послать сообщение в Аджио о том, что жителям необходима помощь Целительниц.

Главной проблемой было подыскать безопасное укрытие для…

– Даже не думай об этом, Люцивар, – тихо предупредила его Джанелль. – Я отправлюсь с тобой.

Люцивар смерил ее взглядом, пытаясь понять, до какой степени он может сопротивляться, чтобы не перегнуть палку.

– Ты ведь и сама прекрасно знаешь, что Кольцо Чести, которое ты сделала для меня, не остановит меня с той эффективностью, которой обладает Сдерживающее Кольцо.

Она пробормотала весьма непристойное эйрианское ругательство.

Люцивар мрачно усмехнулся. Эта замысловатая фраза в известной степени ответила на его предыдущий вопрос. Он взглянул на восток.

– Хорошо, можешь отправляться со мной. Но действовать будем по-моему, Кошка.

Джанелль покорно кивнула:

– В конце концов, это ты у нас опытный боец. Но… – Она накрыла ладонью правой руки Эбеново-серый Камень, висевший у него на шее. – Расправь крылья.

Полностью раскрыв крылья, осенившие его тенью, Люцивар ощутил странную волну жара и холода, исходящую из Кольца Чести.

Удовлетворенная, Джанелль отошла на шаг.

– Этот щит вплетен в оберегающее заклинание, уже заключенное в Кольце. Ты можешь осушить свои Камни до последней капли, но он по-прежнему будет с тобой. Он находится приблизительно в футе от твоего тела и может спокойно сливаться с моим, поэтому мы по-прежнему способны находиться рядом, не угрожая друг другу. Однако постарайся не приближаться к тому, что не хочешь сломать или повредить.

Регулярно путешествуя по Эбеновому Риху, Люцивар неплохо узнал эту местность и изучил саму деревню лэнденов. Множество невысоких холмов, поросших лесом, подступающим к самому поселению, – идеальное укрытие для грабителей из джинка.

Джинка были суровым, жестоким крылатым народом, живущим в патриархальных кланах, кое-как объединенных в союз вождей дюжины племен. Как и эйрианцы, они жили в Аскави с незапамятных времен, однако значительно уступали им в росте и прочих физических показателях и обладали весьма незначительным по сравнению с эйрианцами сроком жизни. Две расы ненавидели друг друга на протяжении всего их существования.

В то время как на стороне эйрианцев было преимущество, заключавшееся в их способности обращаться к Ремеслу, джинка, лэндены, значительно превосходили их по численности. Потратив всю до капли ментальную энергию и резервы, сохраняемые в Камнях, эйрианский воин был столь же уязвим в бою, как и любой другой мужчина, вынужденный сражаться против многократно превосходящего противника. Поэтому, спокойно принимая необходимость многочисленных жертв, если они помогают добраться до противника, джинка всегда были не прочь встретиться с исконным врагом на поле боя.

В этом правиле было лишь два исключения. Одно принадлежало к миру мертвых, другое – к миру живых. Оба носили Эбеново-серые Камни.

– Что ж, – произнес Люцивар, – мы отправимся в путь на Белой радиальной нити, минуем деревню, а затем спрыгнем с Ветров и быстро зайдем с другой стороны. Если на деревню напал отряд джинка, я с ними справлюсь. Если же проблема не в этом…

Джанелль только выразительно посмотрела на него.

Люцивар прочистил горло.

– Пойдем, Кошка. Нужно задать жару тем мерзавцам, которые мутят воду в нашей долине, и заставить их искренне пожалеть об этом.

8. Кэйлеер

Спрыгнув с Белого ветра, Люцивар и Джанелль скользнули к мирной на вид деревушке, уютно расположившейся у подножия холма в доброй миле от них.

«Ты же сказал, что мы быстро зайдем с другой стороны», – недовольно напомнила девушка, отослав мысленное сообщение на одной из нитей.

«Да, а еще я сказал, что мы будем действовать по-моему», – резко отозвался Люцивар.

«Там, внизу, я чувствую боль и опасность, Люцивар».

А еще там была мерзость, которая теперь старательно избегала его. Но она никуда не делась. Не могла исчезнуть. Уже одно то, что ему больше не удавалось ощутить ее, помноженное на подозрение, что если бы не случайный порыв проверить деревню, то он бы и не сумел ее обнаружить, вызывало серьезное беспокойство. Люцивар понимал, что шагнул бы вперед, не подозревая о заранее заготовленном капкане.

Он ощутил, как в Джанелль вновь пробудилась хищная сторона, в тот самый миг, как она спикировала вниз не хуже ястреба, бросившись к деревне. Выругавшись, Люцивар сложил крылья и ринулся следом в тот миг, как из ниоткуда появились сотни воинов джинка, издавая резкие, гортанные боевые кличи и пытаясь окружить его и утянуть вниз.

Прибегнув к Ремеслу, чтобы увеличить и без того значительную скорость, Люцивар помчался сквозь неровный строй джинка, наслаждаясь пронзительными криками тех, кто имел неосторожность задеть окружавший его щит. Проревев эйрианский боевой клич, он начал высвобождать силу своего Эбеново-серого Камня короткими, мощными вспышками.

Тела воинов взрывались кровавым туманом, наполненным ошметками органов и разорванными конечностями.

Он прорвался через кольцо врагов и вышел из пике в крыле над землей. «Кошка!»

«Спускайся и следуй по главной улице. Поспеши! Туннель долго не протянет. Держись подальше от боковых улиц. На другом конце деревни есть окруженное щитом здание».

Люцивар рванулся к главной улице и с разгона врезался в окружающий деревню щит. Он вспомнил все ругательства, какие только знал, когда его собственный щит столкнулся с колдовским штормом, поглотившим обманчиво мирную деревню. Окружающая его аура зашипела, словно на горячую сковородку плеснули капли ледяной воды. Все ментальные паутинки, из которых были сплетены многочисленные капканы, вспыхнули, словно были настоящими нитями, спряденными из молнии.

Приложив все силы к последнему рывку, он стрелой промчался по уже разрушающемуся коридору, который сотворила Джанелль, преодолевая колдовской шторм, и наконец нагнал ее неподалеку от защищенного здания. Быстрый ментальный импульс подсказал параметры овального щита с куполом, окружавшего двухэтажное каменное здание и десять ярдов прилегающей земли.

Четверо мужчин помчались к краю щита, махая руками и выкрикивая предупреждения:

– Возвращайтесь! Убирайтесь отсюда!

За их спинами в воздух поднялись надежно скрытые вплоть до этого мига тысячи воинов джинка, заполнив небо и заслонив крыльями солнце.

Джанелль прошла сквозь щит, окружавший здание, с той же легкостью, словно перед ней был тонкий слой воды. Отвлекшись на людей и приближающееся вражеское воинство, Люцивар почувствовал, словно пытается проникнуть через стену теплой карамели.

Как только они оказались под куполом щита, Люцивар приземлился неподалеку от четверых мужчин. Оберегающие чары Джанелль, по-прежнему окружавшие его тело, сжались и теперь практически касались кожи, затем вызвали покалывание вокруг Кольца Чести и наконец исчезли окончательно.

– Сколько раненых? – бросила Джанелль.

Лорд Рандал, Предводитель Аджио и Капитан Стражи леди Эрики, неохотно ответил:

– По последним подсчетам, около трех сотен, Леди.

– Сколько Целительниц?

– В деревне жили два врача и мудрая женщина, умевшая готовить целебные отвары из трав. Все мертвы.

Прекрасно зная, что лучше не прерывать Джанелль, когда она сосредоточивается на своих целительских силах, Люцивар подождал немного. Когда девушка помчалась в здание, он резким тоном начал задавать собственные вопросы.

– Кто поддерживает щит?

– Адлер, – отозвался Рандал, ткнув пальцем в сторону совсем молодого Предводителя, на лице которого слишком ясно была написана усталость.

Люцивар покосился на холмы. Джинка в любую минуту могли спикировать и попытаться пробить чары.

– Можешь сделать свой щит шире на пару дюймов? – спросил он Адлера. – Я поставлю сразу за ним Эбеново-серый. Тогда ты сможешь убрать свой и немного отдохнуть.

Молодой Предводитель утомленно кивнул и закрыл глаза, сосредоточиваясь. Через несколько секунд после того, как Люцивар поставил собственный щит, джинка атаковали. Они врезались в невидимый барьер, первые нападающие оказались скрыты за пятью или шестью телами, но, несмотря на это, продолжали яростно скрестись, пытаясь пробиться. Некоторые из них, зажатые между куполом и бесконечным потоком своих сородичей, оказались раздавлены массой извивающихся тел. Мертвые глаза, по-прежнему наполненные лютой ненавистью, невидяще смотрели на пятерых мужчин внизу.

– Огни Ада, – пробормотал Рандал. – Даже во время самых яростных атак они не поступали так .

Люцивар пристальным взглядом изучил немолодого уже Предводителя, а затем вновь устремил взор на атакующих. Возможно, раньше просто у них не было достойной дичи, подумал он.

Он чувствовал, как масса тел давит на щит, чувствовал, как Эбеново-серый Камень капля за каплей освобождает накопленную в нем силу. Разумеется, все Камни предоставляли собой своего рода резервуары ментальной энергии, но чем темнее Камень, тем глубже хранилище. Будучи вторым Камнем после Черного, Эбеново-серый обеспечивал Люцивара достаточным количеством силы, чтобы сдерживать атаку джинка на протяжении недели без особого напряжения – разумеется, при условии, что больше ему не придется растрачиваться ни на что. Кто-то придет за ними сюда до истечения этого срока. Нужно только подождать.

Но был еще и колдовской шторм, и с этим тоже нельзя было не считаться. Люцивар был уверен, что кто-то создал эту ловушку персонально для него. Нужно будет сопоставить имевшиеся у него сведения с информацией Рандала, но он заподозрил, что первая атака джинка не дала им много времени на то, чтобы собрать провизию и другие необходимые вещи. А Джанелль была нужна помощь других Целительниц, чтобы помочь раненым. Тьма знает, что у нее хватит запаса ментальной энергии, чтобы вылечить всех, однако тело не сможет справиться с такой нагрузкой – особенно после психического и физического напряжения нескольких последних дней, вызванного наркотиками.

Кроме того, еще никто никогда не обвинял Люцивара в покорности.

Он заставил свое кольцо с Эбеново-серым Камнем исчезнуть и призвал вместо него Красный, принадлежавший ему по Праву рождения. Он давным-давно принял решение разделить свой Эбеново-серый Камень на две половины и поместить каждую в свою оправу. Для поддержания щита вполне хватит талисмана, висевшего у него на шее. А Красный…

– Велите своим людям не отходить от здания, – ровным тоном произнес Люцивар, обращаясь к Рандалу. – Пришла пора немного уравнять шансы.

Растянув губы в своей фирменной ленивой, надменной усмешке, он поднял правую руку и выпустил заклинание, которое совершенствовал много лет. Семь тонких ментальных «проволочек» разошлись в стороны от Красного Камня, заключенного в изящную оправу кольца. Не опуская руку, он небрежно повел ей вперед и назад. И по кругу.

Вниз по куполу потекла кровь джинка. Первые трупы выскальзывали из-под продолжающих нападать товарищей. Те же, кто успел заметить опасность, попытались оттолкнуться от щита, выбраться из-под все растущей груды яростно атакующих тел, прежде чем карающая рука вновь укажет на них.

Удовлетворившись поднявшейся с этой стороны паникой, Люцивар лениво обошел здание, продолжая направлять смертоносные лучи вверх. Умерли очень многие.

Он уже начал третий круг, когда джинка, упорно наседавшие на своих товарищей, наконец заметили нарастающую панику среди тех, кто пытался избежать смерти от неизвестного оружия. С резкими, гортанными криками и восклицаниями они оттолкнулись от щита и направились к холмам.

Люцивар втянул «проволочки» в кольцо, завершил заклинание и медленно опустил руку.

Рандал, Адлер и два других Повелителя, которым он пока не был представлен, с искаженными лицами смотрели на потоки крови, бегущие по куполу, не в силах отвести взгляд от растерзанных и изрезанных тел, медленно скользящих к земле.

– Мать-Ночь! – с трудом прошептал Рандал. – Мать-Ночь!

Они не решались поднять на него взгляды. Точнее, стоило кому-то из них бросить взор в направлении пришельца, как этот человек стремился поскорее отвести его. Люцивар с легкостью прочел на их лицах беспокойство и прекрасно понял его причину: не заперто ли теперь здесь вместе с ними нечто куда более опасное, чем враг, поджидающий снаружи. Они, разумеется, были правы.

– Я проверю, как там Леди, – бросил Люцивар.

Будучи Капитаном Стражи, Рандал попытается вести себя естественно, как только немного оправится от потрясения. В самом худшем случае он будет вести себя в соответствии с правилами Кодекса, как подобает Предводителю по отношению к Верховному Князю. Но остальные… Что ж, за все нужно платить.

Люцивар приблизился к передней части здания и помедлил несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Если остальные люди Крови, Предводители, до такой степени боятся Верховного Князя, достигшего той самой смертельно опасной грани, на которой убийство совершается без раздумий и сожалений, значит, раненые лэндены придут в откровенный ужас. А сейчас любые проявления паники могут пробудить в нем яростное желание пролить кровь. Мужчине, только что отступившему от края этой пропасти, необходим кто-то, способный помочь ему успокоиться, лучше всего – женщина. Вот еще одна из тонких, едва уловимых нитей, связывавших людей Крови между собой. Ведьмы, достигающие периода, когда они особенно уязвимы, отчаянно нуждаются в агрессивной мужской силе. Мужчине же отчаянно необходима спокойная гавань, утешение, которое можно обрести только в женской мягкой власти.

А ему была нужна Джанелль.

Люцивар горько улыбнулся, войдя наконец в здание. В данный момент она нужна всем поголовно. Он надеялся – благая Тьма, как он надеялся на это! – что ее присутствия ему будет достаточно.

Внутри эйрианец обнаружил несколько комнат разной величины, где обычно деревенские жители собирались на встречи или балы. По крайней мере, так он предположил. Люцивару редко доводилось общаться с лэнденами. Исследовав ментальным импульсом самое большое помещение, отчаянно желая обнаружить следы хорошо знакомого аромата Джанелль, он ощутил боль и страх раненых лэнденов, сидящих вдоль стен или лежащих на полу. С болью он мог справиться. А вот страх, вспыхнувший в тех, кто обратил на него внимание, нанес серьезный урон его самообладанию.

Люцивар повернулся было к выходу, когда неожиданно заметил молодого человека, лежавшего у двери на узком матрасе. При обычных обстоятельствах он, может, предположил бы, что этот юноша – еще один лэнден, однако он встречал слишком многих людей, живших в подобных обстоятельствах, чтобы не распознать слабый ментальный аромат.

Опустившись на одно колено, Люцивар осторожно поднял край сложенной вдвое простыни, прикрывавшей тело от шеи до ног. Его взгляд невольно метнулся к ранам на животе, а затем поднялся к неподвижному, стянутому болью лицу. Люцивар беззвучно выругался. Раны на животе были ужасны. Люди умирали и от менее страшных повреждений. Они, разумеется, были подвластны умениям Джанелль, однако эйрианец невольно задумался, сможет ли она восстановить те части тела, которых теперь не хватало.

Вновь опустив простынь, Люцивар вышел из комнаты. Его ругательства становились все громче и изощреннее, пока он метался по дому в поисках пустой комнаты, где можно было бы попытаться приструнить гнев, возрастающий по спирали и медленно вырывающийся из-под контроля.

Рандал не сказал, что пострадали его люди. И почему мальчик – нет, мужчина; того, кто получил такие раны в бою, нельзя называть мальчиком – лежал отдельно от остальных, почему его поместили в тень у стены, где на него могли попросту не обратить внимания.

Уловив теплый женский ментальный запах, Люцивар распахнул дверь и вошел в кухню, а затем запоздало осознал, что женщина, пытавшаяся одной рукой накачать воды, не была той, кого он искал.

Она резко повернулась на звук хлопнувшей о стену двери и выбросила вперед левую руку, словно пытаясь остановить нападающего.

Люцивар возненавидел ее. Возненавидел за то, что она не была Джанелль. Возненавидел за страх, вспыхнувший в широко раскрытых глазах, который подталкивал его к слепой ярости. Возненавидел за то, что она молода и красива. И больше всего возненавидел ее за то, что прекрасно знал: в любую секунду она может броситься прочь, а он настигнет ее за одно мгновение, накроет своим телом, причинит ужасную боль, а затем убьет, прежде чем успеет прийти в себя.

Но девушка с трудом сглотнула и тихим, слегка дрожащим голосом произнесла:

– Я пыталась вскипятить воды, чтобы заварить чай для раненых, но рукоятка насоса ходит очень туго, и у меня не получается справиться с ней одной рукой. Вы не могли бы помочь?

Узел напряжения немного ослаб. Что ж, по крайней мере, ему попалась лэнденка, которая знала, как управляться с разгневанными мужчинами Крови. Просьба о помощи – самый легкий способ направить их с тропы гнева на путь службы.

Когда Люцивар приблизился, девушка попятилась, дрожа. Он вновь начал ощущать нарастающий гнев, когда заметил перевязанную правую руку, которую девушка прижимала к животу, скрыв ладонь между фартуком и платьем.

Значит, это не страх, а усталость и потеря крови.

Он поставил кресло поближе к камину, чтобы девушка могла наблюдать и руководить его работой, и вместе с тем на расстоянии, чтобы случайно не задеть ее.

– Присядь.

Как только она опустилась в кресло, Люцивар несколькими движениями накачал воды и поставил горшки на плиту, топившуюся дровами. Он заметил мешочки с травами, выложенные на деревянный стол рядом с раковиной, и с любопытством покосился на незнакомку.

– Лорд Рандал сказал мне, что мудрая женщина погибла вместе с вашими обоими врачами.

Глаза девушки наполнились слезами, и она кивнула:

– Это была моя бабушка. Она сказала, у меня есть дар и начала обучать меня.

Люцивар озадаченно взглянул на нее и прислонился к столу. Обычно разум лэнденов был слишком слаб, чтобы издавать ментальный аромат, но от нее исходил довольно сильный и приятный запах.

– А где ты научилась так управляться с мужчинами Крови?

Ее глаза обеспокоенно расширились.

– Я вовсе не пыталась контролировать тебя.

– Я сказал «управляться», а не «контролировать». Есть разница.

– Я… я всего лишь сделала так, как велела Леди.

Напряжение ослабло еще на йоту.

– Как тебя зовут?

– Мари. – Она поколебалась, но все-таки решилась спросить: – А вы – Князь Яслана, верно?

– Тебя это пугает? – бесцветным тоном спросил Люцивар.

К его удивлению, Мари застенчиво улыбнулась:

– О нет! Леди сказала, мы можем доверять вам.

Эти слова согрели его, как ласка умелой любовницы. Однако, уловив особое ударение на последнем слове, Люцивар невольно задумался, кому лэндены в этой деревне доверять не могли. Прищурившись, он устремил на девушку взгляд своих золотистых глаз:

– В числе твоих предков были люди Крови, верно?

Мари побледнела, не желая поднимать на него глаза.

– Моя прабабушка была наполовину Кровью. Н-некоторые люди говорят, я слишком на нее похожа.

– По-моему, это вовсе не плохо. – Неприкрытое облегчение, отразившееся на хорошеньком личике, было последней каплей, поэтому Люцивар принялся изучать мешочки с травами. Она непременно решит, что сама навлекла на себя его гнев, и эйрианец какое-то время избегал вновь смотреть на нее, пока вновь не взял себя в руки.

Насколько он знал, дети, бывшие полукровками, обычно не принимались ни тем ни другим обществом. Крови они были не нужны, потому что не обладали достаточной силой, чтобы обучаться даже основам Ремесла, составлявшего неотъемлемую часть их повседневной жизни, следовательно, им была уготована судьба практически бесправных слуг. Лэндены не хотели иметь с ними дела, потому что полукровки обладали слишком большой ментальной энергией, и их способности, не получив правильного развития, не закрепленные обучениями и не подчиняемые Кодексу, приводили зачастую к тому, что во главе той или иной деревни становился капризный тиран, использовавший магию и страх, чтобы править жителями, которые в противном случае никогда не приняли бы его.

Вода закипела.

– Сиди, – рявкнул Люцивар, когда Мари начала было подниматься с кресла. – Ты и оттуда можешь сказать, какие травы и в каком количестве нужно добавить. Кроме того, – добавил он с улыбкой, чтобы смягчить свои слова и тон, – я смешивал простые целебные отвары для куда более требовательной госпожи, чем ты.

Изобразив на личике подобающее сочувствие и пробормотав что-то о том, что Леди и впрямь довольно часто теряет терпение, когда речь заходит о правильном приготовлении снадобий, Мари принялась называть травы, которые надлежало заварить, и указывать нужные пропорции.

– А ты часто видишь Леди? – спросил Люцивар, снимая горшки с плиты и осторожно опуская их на каменные подставки, уже приготовленные на другом конце стола. Несмотря на стойкое нежелание Джанелль создать собственный официальный двор, к ее мнению прислушивались в большей части Кэйлеера.

– Она заходит каждую пару недель, обычно после обеда. Тогда она, бабушка и я обсуждаем целительское Ремесло, а ее друзья обучают Кевина.

– А кто такой… – Люцивар поспешно прикусил язык, сообразив, в чем дело. Он-то посчитал, что едва уловимый ментальный запах, исходивший от паренька, такой слабый из-за серьезных ранений. Но для полукровки он был достаточно силен.

– Какие именно друзья его обучают?

– Лорд Кхардеен и Князь Аарон.

Да, Кхари и Аарон, пожалуй, самые подходящие люди, если речь идет об обучении полукровки основам Ремесла. Однако это не объясняло, почему Джанелль не попросила его принять в этом участие. Люцивар осторожно опустил мешочки с травяными смесями в горшки и прикрыл их крышкой.

– Они оба – настоящие специалисты в основах Ремесла. – А затем, чувствуя обиду, не удержался от шпильки: – В отличие от Леди, которая до сих пор не может призвать собственные туфли.

Надменное фырканье застало его врасплох.

– Не могу понять, почему всех мужчин так волнует ее знание Ремесла. Если бы у меня была подруга, способная творить такую потрясающую магию, я на вашем месте с радостью приносила бы ей туфли сама.

Люцивар раздраженно ворчал себе под нос, по очереди закрывая и открывая створки шкафов в поисках чашек. Да, Мари и впрямь слишком похожа на свою прабабку. По меньшей мере, по характеру эта проклятая женщина и впрямь самая настоящая ведьма!

Он заткнулся, увидев, как побледнела Мари. Устыдившись, Люцивар выловил чашку из одного горшка и поднес целебный отвар девушке, наблюдая за тем, как она его пьет.

– Я видел Кевина, когда вошел, – тихо произнес Люцивар. – И видел раны. Почему Кхари и Аарон не обучили его защищаться?

Мари удивленно взглянула на собеседника:

– Обучили, конечно. Именно Кевин закрыл щитом общий зал, когда джинка напали на нас.

– Полагаю, тебе лучше объяснить поподробнее, – медленно произнес Люцивар, чувствуя себя так, словно из его легких только что выбили весь воздух. Сильный полукровка может обладать достаточной силой, чтобы создать щит для себя на несколько минут. Но сотворить огромный щит, чтобы защищать целое здание?! Разумеется, инстинкт всегда безошибочно подсказывал Джанелль, в ком дремлет скрытая или каким-то образом скованная сила…

Озадаченная, Мари подтвердила его подозрения:

– Кевин познакомился с Леди, когда она в очередной раз пришла повидать нас с бабушкой. Она долгое время просто смотрела на него, а потом сказала, что Кевин слишком силен, чтобы не получить достойного обучения. В следующий раз она пришла с лордом Кхардееном и Князем Аароном. Создание щита – первое, чему они научили его.

Рука Мари начала дрожать. Чашка накренилась.

Люцивар поспешно прибег к Ремеслу, чтобы поддержать ее в устойчивом положении, чтобы горячая жидкость не обожгла девушку.

– Это первые друзья, которые появились у Кевина. – Ее глаза умоляли Люцивара понять. Затем Мари внезапно вспыхнула и отвела глаза. – Я имею в виду, друзья мужского пола. Они не смеялись и не оскорбляли его, как некоторые молодые Предводители из Аджио.

– А как же старшие Предводители? – спросил Люцивар, искусно подавляя гнев.

Мари пожала плечами:

– Они всегда казались смущенными, встречая его в деревне, – они ведь приходят иногда, чтобы проверить, все ли в порядке. Им вообще бы не хотелось знать о его существовании. И я им тоже очень не нравлюсь, – горько произнесла девушка. – Но лорд Кхардеен и лорд Аарон… Когда урок закончился, они остались выпить по кружке эля и поболтать. Они рассказывали ему о Кодексе чести Крови, о законах Крови, в соответствии с которыми должны жить мужчины. Иногда я начинаю сомневаться, что об этих правилах когда-нибудь слышали люди Крови в Аджио.

Если и нет, вскоре им придется это сделать.

– Щит, – напомнил Люцивар.

– Внезапно небо наполнилось громко вопящими воинами джинка – вы же знаете, как они кричат… Кевин велел мне как можно быстрее бежать в общий зал. Мы… Леди иногда говорит, что периодически образуется связь, когда такие, как мы… близки.

Люцивар невольно покосился на ее правую руку. Кольца нет. Значит, любовники. Что ж, по крайней мере, Кевин знал – и умел дарить – наслаждение такого рода.

– Я была как раз на этом конце деревни, относила целебные травы бабушке. Но взрослые не пожелали меня слушать, поэтому я схватила маленькую девочку, игравшую перед домом, и велела остальным детям идти со мной. Думаю, честно говоря, что некоторых я заставила пойти со мной.

Когда мы добрались до здания, Кевин уже успел установить вокруг него щит. По его лицу тек пот. Он выглядел так, словно щит причиняет ему боль.

Люцивар был уверен, что так оно и было.

– Кевин сказал, что пытался отправить сообщение в Аджио на ментальной нити, но не уверен, что кто-то услышит его. А потом он сказал, что кто-то должен оставаться внутри щита, чтобы помогать другим войти. Он втащил меня внутрь, когда один из джинка полетел прямо на нас. Кевин схватил топор – он как раз рубил дрова, когда началось нападение, – вышел из-под защиты щита и убил джинка. К этому времени на улицы высыпали все мужчины, пытаясь отбиться от атакующих. Кевин остался снаружи, чтобы защитить детей, которых я по одному втягивала под купол щита.

Мари помолчала, а затем продолжила рассказ:

– К тому времени джинка были повсюду. Многие женщины, пытавшиеся добраться до здания, не сумели сделать этого – или же получили страшные раны. Бабушка… Я почти успела до нее дотянуться, когда неожиданно спикировал один из чужих воинов и… Он смеялся. Смотрел на меня и смеялся, убивая ее.

Люцивар вновь наполнил ее чашку и наложил на горшки согревающее заклятие, пока Мари искала платок в кармане фартука и вытирала слезы.

Она прихлебывала травяной чай, не решаясь продолжить. Наконец, взяв себя в руки, девушка произнесла:

– Но Кевин не мог одновременно сражаться и держать щит. Даже я это видела. Из его ног торчали с-стрелы. Он уже не мог быстро двигаться. Тогда они поймали его, прежде чем он успел оказаться под защитой, и сделали с ним… Вскоре пришли лорд Рандал и остальные и начали сражаться. Двое Предводителей защищали раненых и отводили их сюда, а остальные убивали и убивали…

Щит Кевина, – в очередной раз промокнув глаза, продолжила Мари, – начал исчезать. Я боялась, что Предводители поставят новый, чтобы я не смогла пройти, и тогда он бы тоже остался снаружи. Тогда я выскочила и попыталась схватить его, один из джинка заметил это и полоснул меня по руке. Я все-таки сумела втянуть Кевина в дом, и в следующую секунду Предводители установили новый щит.

Мари сделала еще глоток.

– Лорд Адлер начал ругаться, потому что они не могли пробиться через колдовской шторм вокруг деревни, чтобы отправить сообщение в Аджио. А лорд Рандал только смотрел во все глаза на Кевина.

Потом он и лорд Адлер подняли Кевина – как будто он наконец чего-то стоил в их глазах. Они сняли матрас и простыни с постели смотрителя общего зала и сделали все, чтобы ему было удобно. – Мари немигающим взглядом уставилась на чашку. По ее щекам текли слезы. – Вот и все.

Люцивар принял из ее рук пустую чашку, изо всех сил желая утешить ее, но не зная, не пересилит ли ее страх перед Верховным Князем. Если бы это был кто-то вроде Аарона, ее ровесник, – пожалуй, но он…

– Мари?

На Люцивара волной нахлынуло облегчение, когда в кухню вошла Джанелль.

– Давай-ка посмотрим, что у тебя с рукой, – произнесла она, разматывая бинт и игнорируя робкие просьбы Мари сначала исцелить Кевина. – Нет. Сначала – твоя рука. Мне понадобится твоя помощь, чтобы позаботиться о других. Нам нужны будут кое-какие некрепкие… А, я смотрю, ты уже приготовила их.

Пока Джанелль залечивала глубокую рану от ножа, располосовавшего руку девушки от локтя до запястья, Люцивар разлил целебные снадобья по чашкам, на каждую накладывая защитное заклинание. Еще немного порывшись в буфетах, он нашел два больших железных подноса. Если такие заставить чашками, Мари не сможет поднять их – особенно если учесть, что Джанелль только что предупредила ее: рана, залеченная на скорую руку, может снова разойтись, если девушка примется за тяжелую работу. Однако два молодых Предводителя вполне способны отнести для нее эти подносы теперь, когда щит поддерживает Люцивар.

Джанелль решила эту проблему по-своему, заклинанием заставив подносы следовать за ними по воздуху. Мари не пришлось нести их самой, лишь направлять.

Люцивар и молодая знахарка взялись за каждый поднос и последовали за Джанелль в большую комнату. Юная Целительница не обратила ни малейшего внимания на шум, поднявшийся при ее появлении, и прошла к стене, прислонившись к которой лежал Кевин.

Мари, прикусив губу, помедлила, разрываясь между желанием немедленно броситься к возлюбленному и своими обязанностями знахарки. Люцивар быстро сжал ее плечо, стремясь ободрить немного, а затем присоединился к Джанелль. Он не знал, чем может помочь девушке, но был уверен, что сделает все, что в его силах.

Когда Джанелль начала поднимать край простыни, глаза Кевина внезапно распахнулись. С очевидным усилием он схватил ее за руку.

Она устремила пристальный взор на молодого человека. В ее глазах не отражалось никаких чувств. Можно было подумать, Джанелль так глубоко погрузилась в себя, что в зеркалах ее души больше не отражалось человека.

– Ты боишься меня? – полуночным голосом прошептала она.

– Нет, Леди. – Кевин с трудом облизнул пересохшие губы. – Но защищать свой народ – право и привилегия Предводителя. Позаботьтесь сперва об остальных.

Люцивар попытался послать Джанелль ментальное сообщение, но она заблокировала его. «Пожалуйста, Кошка! – взмолился он про себя. – Позволь парню сохранить свою гордость!»

Но Джанелль упрямо потянулась к его ранам. Кевин только застонал, не в силах запротестовать по-другому.

– Я сделаю так, потому что ты попросил меня об этом, – произнесла она. – Но я вплету некоторые нити исцеляющей паутины прямо сейчас , чтобы ты остался со мной. – Она вновь укрыла его простыней и расправила ее, а затем приставила длинный ноготь к горлу молодого человека. – И предупреждаю тебя, Кевин, оставайся лучше со мной.

Он улыбнулся и закрыл глаза.

Подхватив Джанелль под локоть, Люцивар вывел ее в коридор.

– Поскольку молодые Предводители больше ничем не заняты и не поддерживают щит, я пришлю их сюда, чтобы они помогли с инструментами и отварами.

– Адлера – да. Но не двоих других.

Ледяной гнев, отчетливо прозвучавший в ее голосе, заставил Люцивара вздрогнуть. Он никогда не слышал, чтобы Королева столь резко осуждала поведение мужчины.

– Очень хорошо, – с уважением произнес он. – Тогда я могу…

– Защищай здание, Яслана.

Он почувствовал дрожь, но быстро обуздал себя и запер неподобающие чувства в глубине души. Огни Ада, даже если наркотики уже перестали действовать и теперь Джанелль вновь могла заниматься Ремеслом Целительницы, ее эмоциональное состояние по-прежнему осталось нестабильным. И она знала это.

– Кошка…

– Я справлюсь. Тебе не нужно бояться за свою жизнь из-за этого.

Люцивар усмехнулся:

– Вообще-то, когда ты шипишь и плюешься от ярости, я могу быть совершенно спокоен – в такие моменты надежнее тебя партнера не придумаешь.

Ее сапфировые глаза немного оттаяли.

– Я тебе это припомню.

Люцивар направился к выходу. Нужно будет следить за тем, чтобы каждую пару часов она не забывала попить и съесть что-нибудь. Он решил поговорить с Мари. Джанелль всегда было легче уговорить оторваться от дела и перекусить, если это нужно ее помощнику.

В этот миг он почувствовал вновь усилившееся давление тел на щит и услышал крики молодых Предводителей, оставшихся снаружи.

С Мари можно будет поговорить и позже. Джинка вернулись.

9. Кэйлеер

Люцивар прислонился к высокой крыше колодца и с благодарностью принял кружку кофе из рук лорда Рандала. Напиток оказался крепким, мутным и неприятно горчил, но эйрианцу было все равно. К этому моменту он бы выпил и мочу, если бы она только была горячей.

Джинка постоянно нападали на протяжении всей ночи – иногда небольшими группами, которые врезались в щит и поспешно мчались прочь, иногда – сотнями тел, пытавшихся пробить щит, пока Люцивар резал их заживо. Не было ни сна, ни отдыха. Только постоянно возрастающая усталость и физическое истощение, вызванное необходимостью постоянно транслировать энергию, бережно копившуюся в Камнях. Рандал и другие Предводители опустошили свои резервы к тому времени, как он и Джанелль прибыли сюда вчера, поэтому теперь эйрианец был их единственной защитой и последним воином, способным сражаться.

Люцивар неожиданно сообразил – к счастью, не слишком поздно, – что джинка, пользуясь прикрытием тел вокруг купола, начали подкапывать землю, чтобы проникнуть в их маленькую крепость через подземный ход. Ему пришлось протянуть щит на пять футов под землю, а затем заключить здание уже не в купол, а в сферу.

Пока Предводители сражались с немногочисленными вражескими воинами, успевшими проникнуть под купол, Люцивар, движимый инстинктом, помчался к северной стороне здания и завернул за угол в тот миг, как один из джинка помчался к колодцу. В глиняном горшке, который он держал в руках, было достаточно концентрированного яда, чтобы уничтожить их единственный источник воды. Поэтому пришлось оградить щитом и колодец.

Как только удалось отразить опасность, угрожавшую с севера, и колодец тоже оказался в радиусе действия заклинания, колдовской шторм, ранее бушевавший над всей деревней, сместился и сжался вокруг защищенного здания. Уже не скрывая причиняемых разрушений, он превратился в плотное переплетение ментальных нитей, невидимое облако, полное молний, которые угрожающе шипели каждый раз, когда прикасались к щиту.

Дополнительные укрепления и постоянное сопротивление чужому Ремеслу постепенно делали то, с чем не справились бы сами джинка, – подтачивали силы Люцивара, неуклонно приближая его к финальной черте. Он сможет продержаться еще день. Может, два. А потом в щите появятся слабые точки, через которые колдовской шторм сможет просочиться внутрь и окончательно спутать и без того утомленные сознания, и через них же нападут джинка, чтобы атаковать и без того утомленные тела.

Он некоторое время позволил себе с удовольствием представлять, как настоит на том, чтобы Джанелль вернулась в Цитадель и привела помощь, однако быстро отбросил эту идею. До тех пор пока она не завершит исцеление раненых, никто не сможет убедить ее покинуть здание. Если он признается, что щит может упасть, она, скорее всего, поставит собственный, Черный, еще больше изматывая тело, и без того быстро слабеющее от напряжения. Большая целительская паутина, которую она сотворила, чтобы поддержать силы всех раненых до тех пор, пока можно будет ими заняться, выпивала энергию ее тела. Сосредоточившись полностью на своих обязанностях, она не задумываясь пустит вход все силы, даже те, которые необходимы ей самой для жизни. И Люцивар заранее знал, что скажет Джанелль, если он начнет возражать, говоря, что она причиняет себе слишком большой вред. За все нужно платить.

Поэтому он придержал свой язык – и свой гнев тоже, намеренный выстоять до тех пор, пока кто-то из Аджио или Цитадели не придет сюда, чтобы найти их. Сейчас, стоя на предрассветном холоде, он не находил сил даже на то, чтобы заставить тело вырабатывать собственное тепло, по этому с наслаждением обхватил ледяными руками теплую чашку.

Рандал молча прихлебывал кофе, повернувшись к деревне спиной. Он был типичным рихлендцем – светлокожим, с выцветшими голубыми глазами и редеющими темно-русыми волосами. Тело его уже начало раздаваться вширь, однако мышцы по-прежнему были весьма впечатляющими, и он обладал большей выдержкой и выносливостью, нежели все три молодых Предводителя, вместе взятые.

– Все женщины, способные работать, сейчас помогают на кухне, – через несколько минут произнес Рандал. – Они с благодарностью приняли оленину и другие припасы, которые вы принесли с собой. Мясо они используют преимущественно для того, чтобы варить бульон для людей, получивших наиболее тяжелые ранения, но обещают остальное потушить с остатками овощей. Нужно было видеть кислые взгляды, которыми они встретили Мари, настоявшую на том, чтобы первые порции достались нам. Огни Ада, они были недовольны даже тем, что пришлось сварить нам эту бурду на завтрак, а я ведь стоял на кухне и все слышал. – Он с отвращением покачал головой. – Проклятые лэндены. Дошло до того, что дети разбегаются с воплями, когда мы входим в деревню. Они держатся поодаль, постоянно складывая за спиной знаки, оберегающие от зла, зато громко верещат, как только им нужна помощь.

Люцивар отхлебнул быстро остывший кофе.

– Если ты так не любишь лэнденов, почему примчался на выручку, когда джинка атаковали их?

– Я защищал не их . Землю. Я не потерплю этой грязи в Эбеновом Рихе. Мы пришли защищать свою землю – и вытащить этих двоих. – Плечи Рандала жалко поникли. – Огни Ада, Яслана! Кто мог бы подумать, что мальчишка способен создать такой щит?

– По всей видимости, никто из жителей Аджио. – Прежде чем Рандал успел ответить какой-нибудь колкостью, Люцивар жестко продолжил: – Если Мари и Кевин важны для вас, почему вы не позволили им жить в Аджио вместо того, чтобы оставлять их здесь, где над ними только насмехаются и унижают?

Лицо Рандала приобрело насыщенный малиновый оттенок.

– Что может знать Верховный Князь, носящий Эбеново-серые Камни, об унижениях и насмешках?

Люцивар не знал, почему он принял решение ответить на этот вопрос – потому что ему теперь было все равно, что о нем подумают, или же потому, что сомневался, что они выживут.

– Я вырос в Террилле, а не Кэйлеере. Я был слишком молод, чтобы помнить своего отца, когда меня забрали у него, поэтому я вырос, твердо веря в то, что был полукровкой-ублюдком, нежеланным и никому не нужным. Ты не знаешь, что значит быть ублюдком в эйрианском охотничьем лагере. – Люцивар горько рассмеялся. – Их любимым оскорблением было «твоим отцом был джинка». Ты хоть представляешь, что это значит для эйрианца? Думать, будто ты был зачат мужчиной, принадлежащим к ненавидимой расе, что твоя мать, судя по всему, добровольно пошла на сношение, раз уж она оставила и родила тебя? Полагаю, я имею довольно четкое представление о том, как себя чувствует Кевин, живя здесь.

Рандал прочистил горло.

– Мне стыдно признаваться в этом, но ему было бы ничуть не легче в Аджио. Леди Эрика пыталась найти для него место при своем дворе – считала себя обязанной сделать это, поскольку его зачал ее бывший консорт. Но он был там несчастен, к тому же здесь остались Мари и ее бабушка. Поэтому он вернулся.

Перенося ненависть лэнденов и насмешки молодых Предводителей. Это объясняло, почему двое юношей, с помощью Ремесла отодвигающих тела джинка подальше от щита, должны держаться как можно дальше от Джанелль.

Люцивар наконец ответил на вопрос, который прочел в глазах Рандала с самого начала.

– Двое из друзей Леди Анжеллин обучали Кевина Ремеслу.

Рандал растер рукой затылок.

– Нужно было самому подумать об этом, попросить ее. Леди Анжеллин очень необычная.

Люцивар устало улыбнулся:

– Это верно.

И у нее к тому же наверняка появится парочка идей о том, куда эти молодые люди могут переехать. Если выживут.

На мгновение Люцивар позволил себе поверить в то, что они все обязательно выживут.

А потом вернулись джинка.

10. Кэйлеер

Рандал прикрыл рукой глаза от предзакатного солнца и изучил низкие холмы, черные от полчища джинка.

– Они, видимо, созвали все кланы всех племен, – хрипло произнес он, а затем утомленно прислонился к стене общего зала.

– Мать-Ночь, Яслана, там, наверное, не меньше пяти тысяч воинов.

– Больше похоже на шесть.

Люцивар встал, шире расставив ноги. Только так усталые, дрожащие мышцы могли поддерживать его вес.

Шесть тысяч – не считая тех сотен, которые уже погибли от его руки на протяжении последних нескольких дней, а колдовской шторм по-прежнему бушует вокруг, отрезав их от остального мира. Люцивар все так же поддерживал силу щита, опустошая собственные запасы энергии. Шесть тысяч человек – и никакой возможности вскочить на Ветра и спастись, потому что шторм не позволял даже обнаружить их Паутину.

Они могли прятаться за щитом и сражаться, но не могли отправить призыв о помощи, не могли уйти отсюда. Еда закончилась вчера. Утром пересох колодец. А на холмах по-прежнему сидели шесть тысяч воинов джинка, ожидая мгновения, когда солнце скроется за западными холмами, чтобы наконец атаковать еще раз.

– Мы не выживем, верно? – спросил Рандал.

– Нет, – отозвался Люцивар. – Не выживем.

За прошедшие три дня он осушил до дна оба Эбеново-серых Камня и кольцо с Красным. Красный Камень, сейчас висящий у него на шее, остался последним вместилищем силы, которым он еще располагал, да и тот продержится не дольше первой атаки. Рандал и другие Предводители израсходовали свои запасы еще до того, как он и Джанелль прибыли сюда. А еды и отдыха, чтобы можно было восстановить силы, катастрофически не хватало.

Нет, мужчины не выживут. Но у Джанелль должно получиться. Она была слишком ценной и сильной Королевой, чтобы погибнуть в этой ловушке, которая, по глубокому убеждению Люцивара, была устроена только для того, чтобы погубить его самого.

Удовлетворившись тем, что он сумел подобрать все возможные аргументы непосредственно из Кодекса, которые наделяли его правом выдвинуть это требование, эйрианец произнес:

– Попроси Леди выйти ко мне сюда.

Будучи отнюдь не дураком, Рандал прекрасно понял, почему эта просьба высказана именно сейчас.

На мгновение оставшись в одиночестве, Люцивар размял шею и потянулся, пытаясь хоть немного расслабить сведенные судорогой усталости мышцы.

Это были слова Сэйтана. Предупреждение, которое он однажды произнес в большом зале, обращаясь к молодым Предводителям и Верховным Князьям, собравшимся в их доме.

Но Сэйтан никогда не упоминал о последнем предложении. Но помни: иногда бывает милосерднее уничтожить .

Он не был достаточно силен, чтобы подарить Джанелль чистую и быструю смерть. Однако, даже не будучи столь измотанными, Рандал и другие Предводители носили светлые камни и, следовательно, уступали ему в силе, а у лэнденов не было внутренней защиты от сокрушительной магии Крови. Как только Мари и Джанелль выберутся отсюда, а джинка начнут последнее нападение, он быстро спустится до самой бездны, зачерпнет всю силу, которая еще у него осталась, и выпустит ее на свободу. Лэндены погибнут мгновенно – их сознания будут выжжены жестоким натиском. Рандал и остальные, возможно, переживут их на несколько секунд, но этого будет недостаточно для того, чтобы джинка успели добраться до них.

Что же до врагов… Они тоже умрут. Некоторые. Многие. Но не все. Люцивар останется один, когда выжившие разорвут его на куски. Уж он позаботится об этом. Он и раньше сражался с джинка – еще в Террилле. Он видел, что они делают с пленными. Когда речь заходила о жестокости, их гениальности мало кто уступал. С другой стороны, это было верно и для всех людей Крови.

Люцивар повернулся, краем глаза уловив движение.

Джанелль стояла в нескольких футах, не сводя взгляда с джинка.

На ней был только Черный Камень, висевший на шее.

Люцивар понимал почему. Сейчас даже белье было бы слишком велико ей. Все мышцы, все женственные округлости, которые вернулись за прошедший год, исчезли без следа. Не имея другого источника энергии, ее тело поглотило самое себя, пытаясь превратиться во вместилище внутренней силы. Кости выпирали на бледной, влажной, покрытой алыми полосами коже. Люцивар мог бы с легкостью сосчитать все ребра, видел, как двигаются бедренные суставы, когда девушка двигается. На золотистых волосах запеклась кровь – очевидно, она неоднократно успела задумчиво провести по ним испачканными руками.

Несмотря на это – или, возможно, из-за этого, – ее лицо невольно притягивало взгляд, зачаровывая. Ее юность и молодость сгорели в огне исцеления, наделив Джанелль взамен безвременной красотой, которая не имеет возраста и так удивительно подходит ее древним, призрачным сапфировым глазам. Лицо ее теперь походило на изысканную, хрупкую маску, которую больше никогда не суждено затронуть заботам, свойственным живущим.

В следующий миг маска разбилась. Горе и гнев хлынули волной, заставив Люцивара прислониться к стене здания.

Эйрианец отчаянной хваткой вцепился в угол дома, охваченный всепоглощающим страхом.

Мир вокруг завертелся с тошнотворной скоростью, словно уходя вниз по сужающейся спирали, цепляясь за его разум, угрожая оторвать от безопасного якоря, унести прочь в водоворот безумия. Быстрее и быстрее. Глубже и глубже.

Спирали. Сэйтан рассказывал ему что-то о спиралях… Но Люцивар не сумел вспомнить, что именно, поскольку не мог сейчас ни видеть, ни слышать, ни думать – даже дышать.

Эбеново-серый щит рухнул, поскольку поддерживающую его энергию затянуло в спираль. Колдовской шторм тоже исчез, все ментальные нити, удерживавшие его кокон, полопались, пытаясь удержаться вокруг здания.

Быстрее и быстрее, глубже и глубже, а затем из бездны поднялась страшная, темная сила, с ревом промчавшаяся мимо Люцивара со скоростью, от которой его разум на мгновение застыл.

Люцивар кое-как оттолкнулся от стены и, спотыкаясь и шатаясь, направился к Джанелль. Вниз. Ему нужно заставить ее лечь, он должен…

Хлоп.

Хлоп, хлоп.

Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп.

– Мать-Ночь! – воскликнул придушенно Адлер, указывая на холмы.

Люцивар растянул мускулы шеи, резко повернув голову на звук взрывающихся тел воинов джинка.

Еще одна волна темной силы пронеслась по тому, что осталось от ментальных нитей, совсем недавно составлявших кокон колдовского шторма. Они обугливались, чернели, исчезали.

Люцивару показалось, что он услышал слабый крик.

Хлоп-хлоп-хлоп.

Хлоп, хлоп.

Хлоп.

Ей потребовалось всего тридцать секунд, чтобы уничтожить шесть тысяч воинов.

Джанелль ни на кого не смотрела. Она просто повернулась и медленно направилась на несгибающихся ногах к другому концу деревни.

Люцивар пытался крикнуть ей вслед, попросить подождать немного, но голос отказывался подчиняться ему. Он пытался подняться на ноги, не понимая, каким образом внезапно очутился на коленях, но мышцы словно превратились в желе.

Он наконец вспомнил, что именно Сэйтан говорил ему о спирали.

Люцивар по-прежнему не боялся ее, но, Огни Ада, он очень хотел узнать, что окончательно добило Джанелль, чтобы понять, как вести себя с ней дальше.

Чья-то рука потянула вверх его запястье.

Рандал, посеревший, с беспомощным ужасом, застывшим в глазах, пытался поднять эйрианца на ноги.

Они оба задыхались, достигнув здания, и поспешили прислониться к стене.

Рандал потер глаза. Его губы жалко дрожали.

– Мальчик умер, – хрипло прошептал он. – Она как раз исцелила последнего лэндена. Огни Ада, Яслана, она вылечила триста человек! Триста человек за три дня! Ее качало. Мари все время твердила, что Леди необходимо присесть, отдохнуть, но та только покачала головой и направилась к тому месту, где лежал Кевин… а он только улыбнулся ей – и умер. Ушел. Ушел до конца. Не осталось даже шепотка во Тьме.

Люцивар закрыл глаза. Мертвого можно будет оплакать позже. Еще остались вещи, которые необходимо было сделать для живых.

– У тебя хватит сил отправить сообщение в Аджио?

Рандал покачал головой:

– Сейчас ни у кого из нас не хватит сил, чтобы вскочить на Ветра. Однако мы должны были вернуться еще позавчера. Наверняка нас уже ищут.

– Когда прибудут твои люди, я хочу, чтобы Мари отвели в Зал.

– Мы можем сами позаботиться о ней, – резко возразил Рандал.

Но захочет ли сама Мари, чтобы о ней заботились люди Крови из Аджио?

– Проводите ее в Зал, – твердо велел Люцивар. – Ей необходимо время, чтобы оплакать утрату. Ей нужно место, где сердце сможет начать исцеляться. В Зале есть те, кто может помочь ей в этом.

Рандал с горечью взглянул на эйрианца:

– Полагаешь, Кровь в Демлане примет ее с большей охотой, чем мы?

Люцивар пожал плечами:

– Я имел в виду не Кровь. Я говорил о родстве.

Получив наконец согласие Рандала, он прошел в здание ровно настолько, чтобы найти Мари и сообщить ей, что она переезжает в Зал. Девушка прильнула к Люцивару, содрогаясь от отчаянных рыданий.

Он только обнимал ее, предлагая единственное утешение, на которое был сейчас способен.

Когда же две лэнденские женщины, бросавшие яростные взгляды на остальных, предложили позаботиться о ней, Люцивар отпустил девушку, искренне надеясь, что больше ему никогда не придется иметь дело с теми, кто не принадлежит Крови.

Он нашел Джанелль в нескольких шагах от деревни, лежавшую свернувшись в клубок на земле под сенью деревьев и издававшую тихие поскуливания, исполненные глубокого отчаяния.

Люцивар упал рядом с ней на колени и крепко обнял ее.

– Я не хотела убивать! – зарыдала она. – Ремесло не для этого! Мое Ремесло не для этого!

– Я знаю, Кошка, – бормотал Люцивар. – Я знаю.

– Я могла бы просто окружить их щитом, чтобы задержать ровно до того момента, пока мы не получим помощь из Аджио. Я хотела так поступить, но когда Кевин… гнев просто вырвался на волю. Я чувствовала их разумы, знала, как они хотят причинить боль. Я не сумела остановить гнев. Не сумела .

– Дело в тех смесях, которые тебе дали, Кошка. Эти проклятые вещества надолго выводят психику из строя, особенно сильно подтачивая ее в ситуации вроде этой.

– Мне не нравится убивать. Пусть лучше мне причинят боль, чем я уничтожу кого-то другого.

Люцивар не смог ничего на это возразить. Он чувствовал безграничную усталость, да и раны на душе были слишком свежи. Не стал он и напоминать о том, что на Джанелль подействовали страдания и смерть друга. То, что она не могла и не стала бы делать ради себя, она сделала ради того, кто был ей дорог.

– Люцивар? – слабо произнесла девушка. – Я хочу принять ванну.

Этого ему тоже очень хотелось.

– Пойдем домой, Кошка.

11. Кэйлеер

Доротея Са-Дьябло без сил опустилась в кресло и уставилась на незваную гостью:

– Здесь?! Ты хочешь остаться здесь ?!

Неужели эта сука давно не смотрелась в зеркало? Как она должна объяснять появление высушенного ходячего трупа, который выглядит так, словно только что выполз из очень старой могилы?

– Да уж не при твоем драгоценном дворе, – ответила Геката, изогнув губы, на которых не осталось плоти, в язвительной усмешке. – И я не спрашиваю твоего разрешения. Я говорю тебе, что остаюсь в Хейлле и мне необходимо жилье.

Говорю. Всегда говорю. Всегда напоминаю, что ты никогда бы не стала Верховной Жрицей Хейлля без помощи и поддержки Гекаты, без ее своевременных подсказок, указывающих на возможных соперниц с чрезмерно высоким потенциалом. Да, некоторые девушки были способны разрушить амбициозные планы Доротеи стать первой Верховной Жрицей, обладавшей такой силой, что ей подчинялись даже Королевы.

Что ж, но теперь она была Верховной Жрицей Хейлля и на протяжении веков развращала и искажала мужчин Крови, издеваясь над ними. Те, в свою очередь, внесли свою лепту в царящую повсеместно жестокость, и теперь в Террилле не осталось Королев, носящих темные Камни. Ни Королевы, ни Черные Вдовы, ни другие Жрицы не обладали даже равным ей по статусу Красным Камнем. В маленьких, более упрямых Краях вообще не было женщин Крови, носивших Камни. Еще через пять лет Доротее наконец удастся то, в чем в свое время потерпела поражение Геката, – она станет единственной Верховной Жрицей Террилля, которую будет бояться и почитать все Королевство.

И когда этот день наступит, Доротея преподнесет особый подарок своей наставнице и советчице.

Доротея откинулась на спинку кресла и с трудом подавила улыбку. Этот мешок с костями еще может быть ей полезен. Сади по-прежнему бродит по Королевству, играя в свои дурацкие игры. Хотя она уже давно не ощущала нигде его присутствия, каждый раз, открывая дверь, Доротея боялась увидеть его за порогом. Однако, если Черная Вдова, Верховная Жрица, носящая Красный Камень, останется в своем загородном имении, которое обычно приберегалось для более изощренных и бурных вечеринок, если Сади случайно узнает, что там тихо и незаметно живет одна ведьма… Что ж, ее ментальный аромат настолько пропитал стены особняка, что Деймону, скорее всего, не хватит времени, чтобы различить в вони былых удовольствий запах этой гостьи. Будет, конечно, очень жаль потерять такой замечательный дом. Доротея про себя была уверена, что от него камня на камне не останется к тому моменту, как Сади закончит свое дело.

Разумеется, к этому моменту от самой Гекаты тоже останутся одни воспоминания.

Доротея заправила выбившуюся из прически прядь черных волос в простой узел на затылке.

– Я понимаю, что ты не спрашивала моего разрешения, Сестра, – промурлыкала она. – Когда ты вообще о чем-то меня просила ?

– Не забывай, с кем говоришь, – прошипела Геката.

– Как я могу забыть об этом? – мило улыбнулась Доротея. – У меня есть имение за городом, примерно в часе езды от Дрэги. Я обычно пользуюсь им для более занимательных развлечений. Можешь оставаться там столько, сколько захочешь. Слуги прекрасно обучены, поэтому прошу тебя не питаться ими. Я обеспечу тебя достаточным количеством юных милашек. – Нахмурившись, глядя на отломившийся кончик ногтя, Доротея призвала пилочку и быстрыми движениями подровняла его. Затем критически изучила результат и немного заточила ноготь. Наконец, удовлетворенно вздохнув, она заставила пилочку исчезнуть и улыбнулась Гекате. – Разумеется, если предложенное жилье окажется вам не по вкусу, вы всегда можете вернуться в Ад.

«Жадная, неблагодарная сука».

Геката сделала еще одно зеркало матовым. Даже такое простое Ремесло требовало слишком больших усилий.

Да, не так она планировала вернуться в Хейлль, скрываясь под капюшоном, словно забитая, пускающая слюни бедная родственница, которую в целях соблюдения приличий выслали в никому не нужный дом, где нет никого, кроме суровых слуг.

Разумеется, как только вернется часть ее сил…

Геката покачала головой. Сначала дела, развлечения подождут.

Она на мгновение задумалась, не стоит ли вызвать слугу, чтобы он подбросил новую порцию дров в камин, но затем решила, что это излишне, и добавила пару поленьев собственноручно. Устроившись поудобнее в старом мягком кресле, она наблюдала за тем, как языки пламени оплетают добычу, пожирая ее.

То же самое случилось с ее замечательными планами.

Сначала полное фиаско с девчонкой. Если Джорвал не смог придумать ничего получше, значит, нужно пересмотреть свои взгляды на его полезность.

Потом еще и эйрианец ухитрился избежать любовно расставленной ловушки и уничтожить этих прелестных джинка, которых Геката старательно взращивала. А остатки силы, прорвавшей ее колдовской шторм, превратили Гекату вот в это .

И наконец, этот помоечный сын блудливой суки устроил зачистку в Темном Королевстве! В Аду больше не осталось для нее безопасной гавани, и никто, никто не хотел теперь служить ей.

Так что придется на время принять гостеприимство Доротеи, оказанное с таким сарказмом, удовольствоваться подачкой вместо того, чтобы получить все, что ей причитается.

Это не имеет значения. В отличие от Доротеи, которая была слишком занята тем, что прибирала к рукам всю власть в Террилле, один за другим подминая под себя Края, Геката успела хорошенько сравнить два живых Королевства.

Пусть Доротея подавится жалкими руинами Террилля.

Она же получит Кэйлеер.

Глава 14

1. Кэйлеер

Сэйтан оперся рукой о каменную стену, неожиданно чуть не потеряв равновесие, когда двойная вспышка гнева сотрясла Цитадель.

– Мать-Ночь, – пробормотал он. – Из-за чего они теперь-то ссорятся?

Ментально потянувшись к Люцивару, он ощутил сплошную огненную стену ярости.

И поспешно помчался вперед.

Когда Повелитель приблизился к коридору, ведущему в покои Джанелль, то замедлил шаги, прижав руку к боку и безмолвно ругаясь, – на то, чтобы взреветь от ярости, уже не хватало дыхания. Впрочем, это и не имеет значения, кисло подумал Сэйтан. Что бы ни заставило его детей так разъяриться, гнев на их легкие никак не повлиял.

– Уйди с дороги, Люцивар!

– Когда солнце в Аду засияет!

– Чтоб у тебя крылья отсохли! Ты не имеешь права вмешиваться!

– Я служу тебе, и это дает мне право оспорить что угодно, если это угрожает твоему благосостоянию. Включая и тебя саму!

– Если ты служишь мне, тогда делай, что тебе говорят! Уйди с дороги!

– Первый Закон подразумевает не слепую покорность…

– Даже не пытайся цитировать мне сейчас Законы Крови!

– …и даже если бы было так, я все равно не отступил бы и не позволил бы тебе это сделать. Ты задумала чистой воды самоубийство!

Сэйтан завернул за угол, быстро поднялся по короткой лестнице, споткнувшись на верхней ступеньке.

В тускло освещенном коридоре Люцивар походил на существо из страшных сказок, которые лэндены рассказывают своим детям: темные широкие крылья, сливающиеся с тьмой, зубы оскалены, золотистые глаза отсвечивают яростным желтым огнем. Даже кровь, сочащаяся из неглубокого пореза на левой руке, заставляла его выглядеть кем угодно, только не обычным живым человеком.

Джанелль же по сравнению с ним выглядела пугающе реальной. Короткая черная ночная рубашка не скрывала тела, принесенного в жертву силе, горевшей в ней на протяжении трех дней, когда она залечивала многочисленные раны лэнденов в той деревне. Прошла всего неделя… Если бы она как следует заботилась о себе, плоть не страдала бы до такой степени, даже несмотря на то, что стала орудием Черных Камней.

Глядя на результаты ее безответственного отношения к собственному телу, глядя на дрожащую от усилий руку, кое-как сжимающую эйрианский охотничий нож, которым еще месяц назад Джанелль владела безупречно, Сэйтан поддался гневу, возраставшему в нем на протяжении последних семи дней.

– Леди, – резко окликнул он.

Джанелль развернулась к нему, невольно покачнувшись на месте. Ее глаза тоже метали молнии.

– Деймона нашли.

Сэйтан скрестил руки на груди, прислонился к стене и предпочел проигнорировать вызов, отчетливо прозвучавший в этих двух словах.

– Значит, вы намереваетесь направить свою силу через и без того ослабевшее тело, вновь создать тень, которую использовали раньше для путешествия по Терриллю, а затем отправиться в странствие по Искаженному Королевству до тех пор, пока не найдете его и не вернете?

– Да, – с обманчивой мягкостью произнесла Джанелль. – Именно так я и собираюсь поступить.

Люцивар ударил кулаком по стене:

– Это слишком! Ты еще даже не начала поправляться после целительской работы, которую не так давно проделала! Пусть эта твоя подружка подержит его у себя пару недель!

– Нельзя «подержать у себя» того, кто затерян в Искаженном Королевстве! – окончательно потеряв терпение, рявкнула Джанелль. – Такие люди не видят и не живут в осязаемом мире, как все остальные! Если что-то его напугает и он снова сбежит, могут пройти недели, а то и месяцы, прежде чем моя подруга снова его обнаружит! А к тому моменту может уже быть слишком поздно. Его время истекает!

– Хорошо, тогда пусть приведет его в Цитадель в Террилле! – с жаром возразил Люцивар. – Мы сможем продержать его там до тех пор, пока ты немного не оправишься!

– Он обезумел, а не сломался. Он по-прежнему носит Черный Камень. Если бы кто-то попытался «продержать» где-то тебя самого, какие воспоминания бы это навеяло?

– Она права, Люцивар, – спокойно подтвердил Сэйтан. – Если он посчитает, что эта подруга ведет его прямиком в ловушку, какими бы ни были ее истинные намерения, те крохи доверия, которые он еще питает к ней, исчезнут без следа, и больше она никогда не сможет его обнаружить. По крайней мере, то, что еще есть смысл искать.

Люцивар снова ударил по стене кулаком. Он продолжал это упражнение до тех пор, пока не разразился тирадой ругательств. Наконец, энергично растирая ладонь, он вызверился:

– Тогда я сам вернусь в Террилль и верну его!

– А с чего ты взял, что он доверится тебе ? – горько спросила Джанелль.

В глазах Люцивара вспыхнула неприкрытая боль.

Сэйтан почувствовал, как на мгновение приподнялись мысленные барьеры Джанелль. Всего на волос, не больше, но он не стал медлить или раздумывать. В тот миг, как она разрывалась между гневом на Люцивара и беспокойством за Деймона, он резко ворвался и тут же вылетел через ту же трещину, ощутив привкус эмоциональных подводных течений.

Значит, их маленькая ведьмочка считала, что сможет силой заставить их повиноваться. Решила, что у нее есть эмоциональное оружие, которому они не осмелятся бросить вызов…

Что ж, она была права. Она обладала им.

Однако теперь оно оказалось в руках Повелителя.

– Отпусти ее, Люцивар, – ласково промурлыкал Сэйтан. Его голос теперь напоминал отдаленные громовые раскаты. По-прежнему стоя прислонившись к стене и скрестив руки на груди, Повелитель отвесил Джанелль издевательский поклон. – Леди взяла нас за яйца, и она знает об этом.

Он почувствовал горькое удовлетворение, увидев вспыхнувшее в глазах девушки беспокойство.

Она быстро перевела взгляд с одного мужчины на другого:

– Вы не собираетесь меня останавливать?

– Нет, мы, разумеется, не остановим вас, – зловеще ухмыльнулся Сэйтан. – Если только, разумеется, вы не согласитесь заплатить подобающую цену за нашу покорность. Если вы откажетесь, то выйдете отсюда, только уничтожив нас обоих.

Какая аккуратная ловушка. Какая соблазнительная наживка…

Он окончательно запутал ее и тем самым наконец сумел испугать.

Что ж, Джанелль предстояло узнать, с каким искусством Сэйтан умел оплетать своих жертв паутиной.

– И какова ваша цена? – неохотно поинтересовалась она.

Сэйтан окинул ее с головы до ног одним небрежным, беглым взглядом:

– Ваше тело.

Джанелль выронила нож.

Скорее всего, он отсек бы ей пару пальцев на ногах, если бы Люцивар не заставил оружие исчезнуть еще в полете.

– Ваше тело, моя госпожа, – ласково пропел Сэйтан. – Тело, к которому вы относитесь с таким презрением. Поскольку оно, судя по всему, вам самой совершенно не нужно, я с радостью доверю его тому, у кого на него уже есть права.

Джанелль уставилась на него широко открытыми глазами, в которых не отразилось и тени понимания.

– Ты хочешь, чтобы я оставила тело? Как раньше?

– Оставили его? – Голос Сэйтана наполнился бархатной глубиной, сделав его обладателя весьма пугающим. – Нет, вам не нужно уходить в бездну. Уверен, тот, кто получит на него права, будет счастлив одолжить вам его на неограниченный срок. Однако это будет просто аренда, вы, уверен, это прекрасно понимаете – и в таком случае, боюсь, владелец будет настаивать на том, чтобы вы уделяли своему телу то внимание, с которым относились бы к вещи, данной вам на сохранение другом.

Джанелль пристально посмотрела на Сэйтана:

– А если я не буду уделять ему внимание? Что ты сделаешь?

Сэйтан оттолкнулся от стены.

Джанелль вздрогнула, но взгляда не отвела.

– Ничего, – с обманчивой мягкостью промурлыкал он. – Я не стану с вами сражаться, не буду применять физическую силу или Ремесло, чтобы заставить исполнить условия договора. Все, что я сделаю, – буду вести записи о нарушениях. Я ни разу не попрошу объяснений или оправданий, ничего не стану доказывать другому. А вот вы можете сами попробовать потом объяснить, почему так обращаетесь с тем, за что Деймон заплатил такую высокую цену.

Джанелль побелела как полотно. Сэйтан вовремя подхватил ее, когда она покачнулась, и прижал к своей груди.

– Бессердечный ублюдок, – прошептала она.

– Возможно, – отозвался он. – Так каков ваш ответ, Леди?

«Джанелль! Ты обещала!»

Джанелль подскочила, невольно вырвавшись из его объятий, затем шагнула назад, пытаясь восстановить равновесие, а в итоге ударилась спиной о стену.

Сэйтан внимательно изучил виноватое выражение, появившееся на ее лице, и испытал на редкость злорадное удовлетворение. Отметив, что Люцивар успел подкрасться к ней сзади, Повелитель перевел взгляд на рассерженного шэльти, успевшего достигнуть внушительных размеров, и арсерианца, который теперь весил не меньше Люцивара, хотя должен был расти еще на протяжении пяти лет.

– А что именно пообещала Леди? – вкрадчиво уточнил он у Ладвариана.

«Ты обещала есть, спать, читать книги и ходить гулять до тех пор, пока не поправишься!» – обвиняющим тоном заявил щенок, глядя на Джанелль.

– Я и… – Джанелль запнулась и поспешно поправилась: – Обещала.

«Ты играла с Люциваром».

Эйрианец отошел от стены, чтобы они могли взглянуть на его левую руку.

«Больше того, она играла не по правилам».

Ладвариан и Каэлас зарычали на девушку.

– Это совсем другое! – рявкнула она. – Это важно! И я не играла с Люциваром, я с ним дралась!

– Точно, – скорбно произнес тот. – А все из-за того, что я сказал, что ей следует отдыхать, а не изводить себя до обморочного состояния.

Ладвариан и Каэлас снова одновременно зарычали на нее.

«Какой стыд, Леди, – издевательски произнес Сэйтан, отправив мысленное сообщение по Черной нити, чтобы никто посторонний его не услышал. – Нарушить обещание, данное младшим Братьям. Ну так как, вы согласитесь на мои условия или мы все еще немножко порычим?»

Ее ядовитый взгляд послужил не только вполне красноречивым ответом на его вопрос, но и показателем того, что Джанелль частенько проигрывала в подобных словесных баталиях, если Ладвариан, а следом за ним и Каэлас что-то вбивали себе в пушистые головы.

– Братья мои, – произнес Сэйтан, уважительно кивнув щенку и котенку. – Леди никогда не нарушит обещания без важной причины. Несмотря на опасность, которая угрожает ее собственному благополучию, она поклялась себе исполнить весьма сложное задание, которое нельзя отложить. Поскольку это обещание было дано прежде, чем слово, которое она подарила вам, мы должны уступить желаниям Леди. Как она уже объяснила, это очень важно.

«Что может быть важнее, чем Леди?» – требовательным тоном поинтересовался щенок.

Сэйтан не ответил на этот вопрос, и Джанелль неловко поежилась.

– Мой… самец… угодил в ловушку в Искаженном Королевстве. Если я не покажу ему выход, он погибнет.

«Самец? – Ладвариан удивленно вздернул уши, а затем неуверенно вильнул хвостом и взглянул на Сэйтана. – У Джанелль есть самец?»

Забавно, что за подтверждением шэльти обратился именно к нему. Следует учесть это на будущее.

– Да, – торжественно кивнул Повелитель. – У Джанелль есть самец.

– Но у меня его больше не будет, если я не потороплюсь, – предупредила Леди.

Все вежливо шагнули в сторону, освобождая дорогу, и проводили взглядом девушку, плетущуюся по коридору со скоростью черепахи.

Сэйтан ни капли не сомневался, что, едва скрывшись из вида, Джанелль немедленно воспользуется Ремеслом, чтобы поднять тело в воздух. Разумеется, это окончательно подорвет ее физические силы, зато ускорит ее путешествие к Темному Алтарю, находившемуся в Эбеновом Аскави. И если только ее не понесут дальше на носилках, она не достигнет Врат, которые приведут ее в Цитадель в Террилле.

После того как Ладвариан и Каэлас направились прочь, собираясь рассказать Дрейке о том, что у Леди есть самец, Сэйтан повернулся к Люцивару:

– Пойдем в кабинет нашей Целительницы. Я позабочусь о твоей руке.

Люцивар пожал плечами:

– Кровь уже остановилась.

– Мальчик мой, я прекрасно знаю этот пункт, входящий в эйрианское обучение. Рану необходимо промыть и залечить.

«Не говоря уже о том, – мысленно добавил Сэйтан по Эбеново-серой нити, – что я очень хотел бы побеседовать с тобой в хорошо защищенной комнате, подальше от пушистых ушей».

– Как ты думаешь, она справится? – спросил Люцивар через несколько минут, наблюдая за тем, как Сэйтан промывает очищающим отваром неглубокую рану.

– У нее есть сила, знание и желание. Она выведет его из Искаженного Королевства.

Но Люцивар имел в виду совсем не это, и они оба прекрасно это понимали.

– Почему ты не остановил ее? Зачем позволяешь ей рисковать собой?

Сэйтан склонил голову, избегая настойчивого взгляда Люцивара.

– Потому что она любит его. Потому, что он действительно ее будущий партнер.

Люцивар долго молчал, а потом вздохнул:

– Деймон всегда говорил, что рожден для того, чтобы стать любовником Ведьмы. Похоже, он был прав.

2. Террилль

Сюрреаль наблюдала за тем, как Деймон бродит в центре заросшего лабиринта, гадая, долго ли еще сможет продержать его здесь. Он не доверял ей. Она не могла доверять ему. Девушка обнаружила его в миле от руин Зала Са-Дьябло, где он тихо плакал, глядя на догорающий дом. Она не стала спрашивать ни о том, что случилось со строением, ни о двадцати недавно зарезанных хейллианских стражниках, ни о том, почему он постоянно бормочет имя Терсы.

Она взяла Деймона за руку, вскочила на Ветра и привела его сюда. Кто бы ни владел когда-то этим имением, он либо давно покинул его по своему выбору, либо его вынудили так поступить. А может, хозяина особняка убили, когда Демлан Террилля наконец подчинился власти Хейлля. Теперь хейллианские стражи использовали главный дом поместья в качестве барака для войск, обучавших местное население тем наказаниям, которые обычно практикуются за неповиновение.

Деймон пассивно наблюдал за тем, как она с помощью иллюзий заполняет проемы между рядами кустарника, преграждая тем самым незваным гостям путь к центру. Он ничего не сказал, когда она создала двойной Серый щит вокруг их убежища.

Его пассивная покорность, однако, бесследно исчезла, когда Сюрреаль призвала маленькую спутанную паутину, которую ей оставила Джанелль, и капнула кровью на каждую из четырех нитей основания, пробуждая заклинание, превращая сеть сначала в сообщение, а затем в факел.

Затем он начал безостановочно рыскать по центру лабиринта, улыбаясь хорошо знакомой ей жестокой, холодной улыбкой, пока Сюрреаль ждала отклика. Ждала, ждала, ждала…

– Почему ты не зовешь своих друзей, маленькая Убийца? – вкрадчиво поинтересовался Деймон, скользнув мимо места, где она сидела, вжимаясь спиной в изгородь и согнув колени. – Неужели не хочешь заработать хорошие деньги?

– Нет никаких денег, Деймон. Мы ждем друга.

– Ну разумеется, – слишком мягко произнес он, сделав еще один круг по центру лабиринта. Затем он остановился и взглянул на Сюрреаль. Его глаза полыхали холодным желтым огнем. – Ты ей нравилась. Это она попросила меня помочь тебе. Ты помнишь об этом?

– Кто, Деймон? – осторожно спросила девушка.

– Терса. – Его голос дрогнул. – Они сожгли дом, в котором Терса жила со своим маленьким сыном. У нее был сын, ты знала об этом?

Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна!

– Нет, я об этом не знала.

Деймон кивнул.

– Но эта сука Доротея забрала его у нее, и Терса ушла – очень, очень далеко ушла. А потом эта стерва надела на маленького мальчика Кольцо Повиновения и обучила его как раба для утех. Забрала его в свою постель и… – Деймон содрогнулся. – Ты кровь от крови ее.

Сюрреаль вскочила на ноги:

– Деймон! Я ни капли не похожа на Доротею. Я не признаю этого родства.

Деймон оскалил зубы.

– Лжешь, – прорычал он. Он сделал еще шаг по направлению к Сюрреаль, большим пальцем щелкая по покореженному ногтю безымянного пальца. – Скользкая придворная лгунья. – Еще один шаг. – Шлюха с сердцем мясника.

Когда он поднял правую руку, Сюрреаль увидела маленькую, маслянисто блеснувшую каплю яда, упавшую с острого как игла когтя под нормальным ногтем на его безымянном пальце. Она нырнула вправо и, падая, призвала свой кинжал. Однако Деймон набросился на нее до того, как тело Сюрреаль коснулось земли. Она закричала от боли, почувствовав, как под его весом ломается правое запястье. Еще громче девушка закричала, когда мужчина пальцами левой руки обхватил оба ее запястья, едва не сокрушив и все остальные кости.

– Деймон! – отчаянно воскликнула она, едва дыша, и ощутила настоящую панику, когда он правой рукой схватил ее за горло. – Деймон.

Сюрреаль с трудом подавила всхлип, исполненный искреннего облегчения, при звуках этого знакомого полуночного голоса.

Надежда и ужас наполнили глаза Деймона, когда он медленно поднял голову.

– Пожалуйста, – прошептал он. – Я никогда не хотел… Пожалуйста …

Он запрокинул голову, надрывно закричал и потерял сознание.

Прибегнув к Ремеслу, Сюрреаль столкнула с себя его обмякшее тело и села, баюкая сломанную руку. Ощущая сильное головокружение и тошноту, она закрыла глаза, почувствовав приближение Джанелль.

– Я, конечно, понимаю, что, прибыв на пару секунд раньше, ты бы испортила свое драматическое появление, но, честно говоря, я бы обошлась без театральщины.

– Покажи запястье.

Сюрреаль подняла наконец взгляд и пораженно охнула.

– Огни Ада, что с тобой случилось?!

Раньше, когда «тень» Джанелль приходила к Сюрреаль и они вместе искали Деймона, было невозможно догадаться о том, что перед ней не живой человек, – если не пытаться к ней прикоснуться. Никто бы не перепутал это прозрачное, загнанное существо с тем, что ходит по живым Королевствам. Но сапфировые глаза были полны того же древнего огня, а Черные Камни сияли нетронутой силой. Джанелль только покачала головой и обхватила руками запястье Сюрреаль. Вспышка отупляющего холода – и нарастающий поток тепла. Девушка почувствовала, как ее кости сдвинулись и встали на место.

Прозрачные руки Джанелль запульсировали, то угасая, то появляясь, вновь и вновь. На мгновение она сама исчезла, и только Черные Камни продолжали мерцать, словно ожидая ее возвращения.

Когда Джанелль вновь появилась, в ее глазах вспыхнула боль, и она хватала ртом воздух, словно не могла сделать вдох.

– Теряю сознание… – с трудом пояснила она. – Не сейчас. Еще не сейчас. – Ее прозрачное тело конвульсивно содрогнулось. – Сюрреаль, я не могу закончить исцеление. Кости на месте, но… – В воздухе повис кожаный наруч с твердыми металлическими вставками. Джанелль надела его на руку своей пациентки и туго застегнула. – Это поможет удерживать руку до тех пор, пока кости не срастутся.

Сюрреаль пробежалась указательным пальцем левой руки по оленьей голове среди извивающихся виноградных лоз – точно такой же был символом семьи Тишьян, Деа аль Мон.

Однако прежде, чем она успела задать хоть один вопрос о наруче, что-то тяжелое звучно плюхнулось на землю неподалеку. Мужской голос тихо выругался.

– Мать-Ночь, нас услышали охранники! – Опершись на левую руку, Сюрреаль поднялась на ноги. – Нужно увести его отсюда и…

– Я не могу уйти отсюда, Сюрреаль, – тихо произнесла Джанелль. – Я должна сделать то, зачем пришла сюда… пока еще могу.

Черные Камни вновь вспыхнули, и Сюрреаль почувствовала, как в лабиринт потекла жидкая Тьма.

Джанелль попыталась улыбнуться:

– Они не смогут пройти по лабиринту. По крайней мере, по этому лабиринту. – Она печально посмотрела на истерзанное, покрытое синяками тело Деймона и нежно отбросила с его лица длинные, грязные, спутанные черные волосы. – Ах, Деймон… Я так привыкла думать о своем теле как об оружии, которое используется против меня… Я совсем забыла о том, что это еще и дар. Если еще не слишком поздно, я исправлю это упущение. Обещаю тебе.

Джанелль положила прозрачные руки на виски Деймона. Закрыла глаза. Засиял Черный Камень.

Прислушиваясь к тому, как где-то в лабиринте бестолково мечутся хейллианские стражники, Сюрреаль опустилась на землю и приготовилась ждать.

«Деймон».

Остров медленно погружался в море крови. Он свернулся в центре жуткой фиолетово-синей земли, покрытой синяками, а слова акулами кружили в «воде», ожидая его.

Деймон .

Разве не все они ждали конца этих мучений? Разве не все они ждали, когда наконец долг будет уплачен сполна? А теперь она звала его, призывая сдаться окончательно.

«Подвинь свою задницу, Сади!»

Он кое-как перекатился на руки и на колени и уставился на женщину с золотистой гривой и сапфировыми глазами, стоявшую на окровавленном берегу, которого минуту назад вообще не существовало. В центре лба рос маленький витой рог. Длинное одеяние выглядело так, словно было сшито из многих слоев черной паутины и не вполне скрывало, что вместо ног у гостьи изящные копытца.

От радости встречи с ней у Деймона закружилось голова. А вот ее явно дурное расположение духа насторожило его. Деймон кое-как сел на колени.

«Ты на меня злишься».

«Давай лучше скажем так, – произнесла Джанелль, мило улыбаясь. – Если ты утонешь и мне придется тебя вытаскивать, я тебя прибью».

Деймон покачал головой, скорбно цокая языком.

«Какие слова…»

С точно такой же интонацией Джанелль воспроизвела эту фразу на Древнем языке.

У Деймона отвисла челюсть, и он с трудом подавил смешок.

«Вот это, Князь Сади, слова ».

«Ты – мое орудие».

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

«Мясник с сердцем шлюхи».

Он покачнулся, но тут же с трудом выправился и осторожно поднялся на ноги.

«Вы пришли за тем, чтобы потребовать уплаты долга, Леди?»

Деймон не понял, почему в ее глазах вспыхнула печаль.

«Я здесь из-за долга», – произнесла она. Ее голос был полон боли. Джанелль медленно подняла руки.

Между берегом и быстро тонущим островом волновалось море, билось, билось, билось… Волны поднимались и застывали стенами высотой по пояс. Между ними море твердело, превращаясь в мост из свернувшейся крови.

«Идем, Деймон».

Его руки слегка погладили пенные навершия застывших алых волн. Деймон шагнул на мост.

Слова-акулы по-прежнему кружили, отрывая целые куски от острова, пытаясь изрезать мост под их ногами.

«Ты – мое орудие».

Джанелль призвала лук, положила стрелу на тетиву и прицелилась. Оружие нежно пропело. Слово-акула, мечась и извиваясь, утонуло в крови.

«Слова могут лгать. Кровь – никогда».

Еще одна стрела пропела песнь смерти.

«Мясник с серд…»

Остров и последнее слово-акула затонули вместе.

Джанелль заставила лук исчезнуть, отвернулась от моря и ступила на искаженную землю, словно заполненную хрустальными осколками.

Ее голос вернулся, зовя его за собой, слабый, угасающий.

«Идем, Деймон».

Тот бросился по мосту следом за Ведьмой, споткнулся и упал, больно ударившись грудью о берег. Он раздраженно выругался, отчаянно пытаясь понять, в каком направлении ушла Джанелль.

Деймон уловил ее ментальный аромат, а затем заметил сверкающий во тьме след. Он походил на ленту, свитую из звездного неба, который провел его по искаженному, ломаному ландшафту к скале, на которой сидела Ведьма.

Она опустила взгляд и улыбнулась. В ее ухмылке раздражение причудливо мешалось с весельем.

«Упрямый, ворчливый самец».

«Упрямство – та черта, которую часто недооценивают», – пропыхтел Деймон, карабкаясь на скалу.

Ее серебристый смех, обладавший бархатистой глубиной, словно наполнил собой весь этот ломаный мир.

Наконец Деймон сумел как следует ее рассмотреть. Он опустился на колени перед Ведьмой.

«Я должен вернуть вам долг, Леди».

Но она покачала головой:

«Это не ты должен мне, а я тебе».

«Я подвел вас», – горько произнес Деймон, глядя на ее измученное тело.

«Нет, Деймон, – тихо отозвалась Джанелль. – Это я подвела тебя . Ты просил меня собрать хрустальную чашу и вернуться в мир живых. Я это сделала. Но похоже, я так и не сумела простить свое тело за то, что его превратили в орудие, с помощью которого пытались меня уничтожить. Я стала его мучительницей. Злейшим врагом. И за это я прошу прощения – ведь ты так ценил эту мою часть…»

«Нет, я ценил всю тебя . Я люблю тебя, Ведьма. И всегда буду любить. Ты – все, о чем я когда-либо мечтал, именно такая, какую я желал обрести».

Джанелль улыбнулась.

«И я… – Она внезапно содрогнулась и прижала руку к груди. – Идем. Осталось очень мало времени».

Ведьма помчалась по скалам и исчезла из вида прежде, чем он успел хотя бы пошевелиться.

Он поспешил за ней, следуя по блестящему следу, хватая ртом воздух и чувствуя, как на него наваливается невыносимая тяжесть.

«Деймон, – вновь донесся до него голос Ведьмы, на сей раз совсем слабый и наполненный болью. – Если мы хотим, чтобы тело выжило, я должна вернуться. Я не могу больше оставаться здесь».

Он из последних сил боролся с жуткой тяжестью, обрушившейся на него.

«Джанелль!»

«Тебе придется идти помедленнее. Пока отдыхай там. Отдохни, Деймон. Я размечу для тебя путь. Прошу тебя, иди по тропе. Я буду ждать тебя в самом конце пути».

«Джанелль!!!»

Шепот без слов. Его имя – чувственная ласка на ветру. И молчание.

Время ничего не значило, пока он лежал там, свернувшись калачиком, изо всех сил цепляясь за сверкающий след, ведущий вверх, в то время как все оставшееся позади тянуло его вниз. Он яростно цеплялся за воспоминания о звуках ее голоса, об обещании ждать его у выхода.

Позже – гораздо позже – давление уменьшилось, невыносимая тяжесть ослабла, дав наконец-то нормально вздохнуть.

Сияющая тропа звездной лентой по-прежнему вела наверх.

Деймон собрался с силами и пошел вперед.

Сюрреаль наблюдала за тем, как светлеет небо, и прислушивалась к воплям и проклятиям стражников. Лабиринт шипел от соприкосновения нескольких враждующих сил. На протяжении этой долгой ночи хейллианцы сумели пробиться ближе к середине лабиринта, ломая один за другим щиты Джанелль. Судя по крикам, каждая новая тропа доставалась им очень дорогой ценой.

Эта мысль приносила известное удовлетворение, однако Сюрреаль знала, что стражники сделают с теми, кого в конце концов обнаружат в самом сердце лабиринта.

– Сюрреаль? Что происходит?

Девушка обернулась и обнаружила, что не может ответить. Глаза Джанелль словно остекленели, внутренний огонь обратился в пепел. Черные Камни перестали сиять, словно она осушила хранимую в них силу до почти до дна.

Сюрреаль опустилась на колени рядом с Деймоном. Если не считать ровного дыхания, он не шевелился с того самого мига, как потерял сознание.

– Охранники вот-вот прорвутся сквозь щит, – произнесла она наконец, пытаясь говорить спокойно. – Не думаю, что у нас осталось много времени.

Джанелль кивнула.

– Значит, тебе и Деймону нужно как можно скорее уходить. К краю сада примыкает Зеленый ветер. Сможете добраться до него?

Сюрреаль задумалась.

– Честно признаться, если учесть, сколько силы было выпущено сейчас в этом месте… не уверена.

– Позволь взглянуть на кольцо с Серым Камнем.

Сюрреаль протянула правую руку.

Джанелль коснулась Черным Камнем Серого.

Сюрреаль ощутила ментальную нить, протянувшуюся из ее кольца, и почувствовала, как ее притягивает к себе Зеленая Паутина.

– Вот, – хватая ртом воздух, произнесла Джанелль. – Как только доберетесь до места, нить сама притянет вас к Зеленой Сети. Возьми маячок с собой. Уничтожь его окончательно при первой же возможности.

Деймон тихо застонал и пошевелился.

– А как же ты? – спросила Сюрреаль.

Джанелль покачала головой:

– Не имеет значения, я все равно сюда не вернусь. Я задержу стражников, чтобы дать вам фору.

Она распахнула изорванную рубашку Деймона. Взяв правую руку Сюрреаль, Джанелль уколола средний палец и прижала его к груди мужчины, пробормотав несколько слов на языке, которого наемная убийца не знала.

– Это связывающее заклинание, оно заставит Деймона оставаться рядом с тобой до тех пор, пока он не выйдет из Искаженного Королевства. – Джанелль исчезла было, но в тот же миг снова вернулась. – И еще кое-что.

Сюрреаль взяла золотую монету, повисшую в воздухе. На одной стороне была стилизованная буква «С», на другой слова «Демлан Кэйлеер».

– Это знак безопасного прохода, – пояснила Джанелль, с трудом выговаривая слова. – Если вы сумеете попасть в Кэйлеер, покажите эту монету первому встречному и скажите, что вас ждут в Зале в Демлане. Это гарантирует вам сопровождение и безопасность.

Сюрреаль заставила золотую монету и маленькую сеть-факел исчезнуть.

Деймон перекатился на бок и открыл глаза.

Джанелль поднялась в воздух и скрылась за изгородью. «Поспеши, Сюрреаль. Пусть Тьма заключит вас в свои объятия».

Тихо ругаясь, Сюрреаль заставила Деймона подняться на ноги. Он уставился на нее с простодушным удивлением. Девушка закинула его левую руку себе на плечи и скривилась от боли, крепко обхватив его правой рукой за талию.

Сделав глубокий вдох, она позволила ментальной нити провести их через Тьму и вскоре вскочила на Зеленый ветер, направляясь на север.

Укрытие уже было подготовлено для них.

До той ночи, когда она спьяну разрушила теплую дружбу, существовавшую между ними на протяжении долгих веков, Деймон несколько раз рассказывал ей о двоих людях – лорде Маркусе, который контролировал личные доходы и вложения Деймона, и Мэнни.

Вскоре после того, как Джанелль впервые посетила ее, Сюрреаль поспешила связаться с лордом Маркусом и попросить его подыскать для них подходящее убежище. В ходе разговора выяснилось, что нечто подобное уже имелось – маленький островок, которым владел «тяжелобольной Предводитель, предпочитающий полное уединение». Он жил там с горсткой доверенных слуг.

Хозяином острова был Деймон. Все, кто населял его, были либо физически, либо эмоционально искалечены Доротеей Са-Дьябло. Это было тихое, спокойное место, где они могли заново выстроить для себя хотя бы подобие нормальной жизни.

Сама Сюрреаль не осмелилась отправиться туда, пока она еще выслеживала Деймона, поскольку знала, что Картан Са-Дьябло мог последовать за ней и обнаружить это убежище. Однако теперь они могли спокойно скрыться там от посторонних взглядов. Выдуманный «тяжелобольной Предводитель» и его только что появившаяся сиделка станут реальностью.

Однако сначала нужно задержаться еще кое-где и задать один вопрос. Сюрреаль надеялась сверх всякой меры, что Мэнни скажет «да».

«Сюрреаль…»

Она попыталась укрепить слабый контакт – нить от ножен к ножнам. «Джанелль?!»

«Сюрреаль… ид… Цитадель… и…»

Сюрреаль не позволила себе поддаться разочарованию и раздражению, когда непрочная связующая нить лопнула как мыльный пузырь. Она сделает все, что в ее силах, чтобы сохранить Деймону жизнь.

Потому что за ней остался должок. Потому что Джанелль, пусть и ослабевшая и сникшая, любила его.

Не позволяя себе думать о том, что сейчас происходит в центре лабиринта, Сюрреаль мчалась прочь на Зеленом ветре.

3. Кэйлеер

Неистовый лай Ладвариана и отчаянный вопль Люцивара «Отец!!!» вырвали Сэйтана из тяжелых размышлений. Подхватившись, он вскочил с кресла в гостиной Джанелль в Цитадели и помчался к двери в ее спальню, а затем схватился за косяк, не в силах пошевелиться – настолько ужасен был вид истерзанного тела, которое Люцивар держал в своих объятиях.

– Мать-Ночь… – пробормотал он, схватив Каэласа за шкирку и стащив зарычавшего молодого кота с постели. Отбросив простыни и одеяла, он наложил на них согревающее заклинание. – Положи ее сюда.

Люцивар послушался не сразу.

– Положи ее сюда! – рявкнул Сэйтан, выведенный из себя и вместе с тем обеспокоенный слезами, блеснувшими в глазах Люцивара. Как только сын осторожно уложил Джанелль в постель, Повелитель опустился на колени у изголовья. Легонько прикоснувшись ладонью к ее щеке, он выпустил тонкую ментальную нить, прощупывая повреждения.

Легкие быстро разрушаются, артерии и вены готовы лопнуть, сердце бьется слабо и неровно. Остальные внутренние органы работают на грани изнеможения. Кости не прочнее яичной скорлупы.

«Джанелль, – позвал Сэйтан. Благая Тьма, неужели она опять разорвала связь между телом и духом?! – Ведьмочка!»

«Сэйтан? – Ментальный голос Джанелль звучал слабо, словно доносился издалека. – Я все испортила, верно?»

Он пытался сохранять спокойствие. Джанелль обладала необходимыми знаниями Ремесла и силой, чтобы исцелить тело. Если он и дальше удержит связь между Сущностью и телом, возможно, еще будет шанс спасти ее. «Полагаю, можно и так сказать».

«Ладвариан принес целительную паутину из Цитадели в Террилле?»

– Ладвариан! – Сэйтан мгновенно пожалел о своей несдержанности, поскольку, услышав его крик, щенок сжался и захныкал, слишком расстроенный и испуганный, чтобы вспомнить, как нужно разговаривать с человеком. «Держи себя в руках, Са-Дьябло, – велел Сэйтан самому себе. – Гнев разрушителен в любой комнате, где совершается исцеление, а в этой он вполне может оказаться смертельным». – Леди спрашивает о целительной паутине, – тихо пояснил он. – Ты принес ее?

Каэлас обхватил тельце щенка обеими лапами и успокаивающе лизнул своего товарища в нос.

После второго тычка Ладвариан наконец собрался с мыслями и произнес: «Сеть? – Он поднялся, по-прежнему прячась за куда более крупным телом кота. – Сеть. Я принес сеть».

Между Ладварианом и кроватью появилась маленькая деревянная рама.

На взгляд Сэйтана, целительная сеть, заключенная в эту раму, выглядела слишком уж простой, чтобы помочь настолько поврежденному телу. Но затем он заметил, что единственная нить паучьего шелка, оплетающая кольцо с Черным Камнем, крепится к основанию рамы.

«Трех капель крови на кольцо будет достаточно, чтобы пробудить целительную паутину», – пояснила Джанелль.

Сэйтан взглянул на Люцивара, стоявшего у постели и сжавшегося, словно в ожидании смертельного удара. Он поколебался – и беззвучно выругался, поскольку ему по-прежнему было больно от старых обвинений, даже несмотря на то, что просил он не для себя.

– Джанелль говорит, что кольцо нужно смочить тремя каплями крови. Я не решаюсь применить свою, поскольку не знаю, что сделает с ней кровь Хранителя.

В глазах Люцивара вспыхнул холодный гнев, и Сэйтан осознал, что его сын прекрасно понял, почему он попросил не сразу.

– Чтоб ты провалился в самые недра Ада, – с горечью бросил Люцивар, доставая из голенища сапога маленький нож. – Ты никогда не брал мою кровь, когда я был ребенком, поэтому перестань уже просить прощения за то, чего не совершал! – Он уколол палец и выдавил три капли крови на Черный Камень.

Сэйтан задержал дыхание. Сеть наконец начала сиять.

Люцивар убрал нож на место.

– Я пойду позову Лютвиан.

Сэйтан кивнул. Впрочем, Люцивар и не стал дожидаться его согласия, поскольку уже успел выйти через стеклянные двери, ведущие в маленький садик, и взмыть в ночное небо.

Тело Джанелль дернулось и изогнулось. Через по-прежнему связывающую их ментальную нить Сэйтан почувствовал, как Ремесло, заключенное в паутине, омывает ее, стабилизируя состояние. Он покосился на сеть и попытался отогнать чувство отчаяния. Треть нитей уже успела почернеть, истратив свою силу.

«Я не ожидала, что все будет настолько плохо», – извиняющимся тоном мысленно произнесла Джанелль.

«Лютвиан скоро будет здесь».

«Это хорошо. С ее помощью я сумею направить энергию, которую не может вмещать мое тело, в сеть, чтобы использовать ее для исцеления».

Он почувствовал, как ее сознание угасает.

«Джанелль!»

«Я нашла его, Сэйтан. Я оставила след на тропе, за которым он может следовать. И я… я велела Сюрреаль отвести его в Цитадель, но не уверена, что она слышала меня».

«Не думай об этом сейчас, ведьмочка. Сосредоточься на исцелении».

Она погрузилась в легкий сон.

К тому времени, как Лютвиан прибыла в Цитадель, израсходовались уже две трети нитей простой целительной паутины Джанелль, и Сэйтан невольно начал думать, хватит ли времени сплести еще одну до того, как погаснет последняя.

Он понял, что не может просто стоять и наблюдать. Как только Лютвиан немного успокоилась и приступила к своей задаче, он ретировался в гостиную, забрав с собой Ладвариана и Каэласа. Он не стал спрашивать, где Люцивар. Сэйтан ощущал только благодарность за то, что им не придется сейчас рычать друг на друга, поскольку от беспокойства было намного сложнее держать себя в руках.

Повелитель мерил гостиную шагами до тех пор, пока нога не разнылась и не начала подкашиваться. Он приветствовал боль, как добрую знакомую, испытав существенное облегчение от возможности сосредоточиться на физических страданиях, а не на ужасном ударе, который может ожидать его в любой момент.

Потому что он не был уверен в том, что выдержит очередное бдение у ее постели.

Потому что не знал, действительно ли Джанелль достигла своей цели. Оправданны ли ее нынешние страдания?

4. Искаженное Королевство

Поднимаясь, он учился.

Она оставила на светящейся тропе небольшие местечки, где он мог отдохнуть: дикие фиалки, окружившие удобный на вид валун; чистый, прозрачный ручей, текущий по камням и собиравшийся в спокойное озерцо, возле которого можно было присесть и насладиться покоем; маленькую лужайку, поросшую густой, сочной зеленой травой, где можно было смело вытянуться во весь рост; пушистого коричневого кролика, застенчиво поглядывающего на него из зарослей клевера; весело потрескивающий огонь, возле которого растаял первый слой льда, давным-давно окружавший его сердце.

Поначалу Деймон пытался не обращать на такие места внимания, однако скоро он выяснил, что может миновать одно – реже два из них, борясь с тяжестью, затрудняющей каждый следующий шаг. Если же он пытался пройти мимо третьего, то обнаруживал непреодолимое препятствие. Инстинкт предупреждал, что стоит сойти прочь с сияющей дорожки, чтобы миновать преграду, и он может никогда не найти дороги обратно. Поэтому он возвращался назад по собственным следам и отдыхал до тех пор, пока давление не исчезало, давая возможность продолжить путь.

Он постепенно начал осознавать, что у этой тяжести было имя – тело. Это на какое-то время сбило его с толку. Разве у него не было тела? Он ходил, дышал, слышал, видел. Чувствовал усталость. Ощущал боль. Это другое тело казалось другим, слишком плотным, тяжелым. Деймон не был уверен в том, что ему нравится поглощать его сущность в себя – точнее, самому вплавляться в него.

Однако тело было частью все той же хитроумно сплетенной паутины – как и фиалки, вода, небо, огонь – напоминания о мире, существующем за пределами разбитого, ломаного ландшафта. Поэтому он твердо решил заново познакомиться с ним.

Через некоторое время в подобных местах Деймон начал находить небольшие, но очень ценные для него подарки – часть головоломки по Ремеслу, один аспект или строка того или иного заклинания. Постепенно эти кусочки начали складываться в единое целое, и он заново узнал основы Ремесла Черных Вдов, научился создавать простые сети, научился быть тем, чем он был.

Поэтому пока Деймон отдыхал, двигался вперед и бережно хранил ее маленькие подарки и загадки.

Он приближался к месту, где Джанелль обещала ждать его.

Часть пятая

Глава 15

1. Кэйлеер

– Что ж, первая часть нашего плана прекрасно воплощается в жизнь, – произнесла Геката. – Малый Террилль наконец-то достойно представлен в Темном Совете.

Лорд Джорвал напряженно улыбнулся. Поскольку теперь больше половины членов Совета были родом из Малого Террилля, он мог согласиться со своей госпожой, что теперь Край, всегда довольно настороженно относившийся к остальной части Кэйлеера, был и впрямь представлен в совете «достойно».

– В связи с многочисленными несчастными случаями и болезнями, заставившими многих подать в отставку за последние два года, только люди Крови в Малом Террилле пожелали принять на себя столь тяжкий груз ответственности за благополучие Королевства. – Он вздохнул, но в его глазах горело злорадное удовлетворение. – Нас начали было обвинять в фаворитизме те, кто был недоволен таким количеством мест, принадлежащих одному Краю, однако, когда другие мужчины и женщины, сочтенные достойными сей почетной обязанности, отказались занять предложенные им посты, что оставалось делать? Места в Совете не должны пустовать.

– Это верно, – согласилась Геката. – И поскольку столь многие новые члены Темного Совета обязаны своим новым почетным статусом вашей поддержке, они, разумеется, не хотели бы в дальнейшем лишиться его только потому, что вовремя не прислушались к вашим мудрым советам в предстоящих голосованиях. Пора воплотить в жизнь вторую часть нашего плана.

– И в чем она заключается? – Джорвалу очень хотелось, чтобы Темная Жрица наконец сняла глубокий капюшон, скрывающий ее лицо. Он ведь не раз видел ее раньше. И почему она неожиданно решила встретиться с ним в ветхой гостинице в трущобах Гота?

– Чтобы усилить влияние Малого Террилля в Царстве Теней, вы должны суметь убедить Совет смягчить требования, предъявляемые к иммигрантам. Здесь уже предостаточно аристократов Крови. Вам нужно впускать в Кэйлеер менее значительную Кровь – рабочих, ремесленников, фермеров, горничных, слуг, воинов, носящих светлые Камни. Хватит уже решать вопрос о том, кому приходить сюда и кому оставаться в Террилле, основываясь исключительно на сумме взятки.

– Если терриллианские Королевы и мужчины-аристокра ты нуждаются в слугах, пусть используют лэнденов, – обиженным тоном произнес Джорвал. Взятки, как Геката прекрасно знала, были важным источником дохода для отдельных аристократов в Готе, столице Малого Террилля.

– Лэндены – это корм для демонов! – воскликнула Геката. – У лэнденов нет магии. Лэндены не способны обращаться к Ремеслу. Лэндены полезны ровно в той же степени, что и джин… – Она резко замолчала, закутавшись в плащ и надвинув капюшон еще ниже. – Начните принимать незнатных людей из Террилля. Пообещайте им привилегии и приличное обустройство после завершения службы. Но непременно дайте возможность переехать сюда менее значительной Крови.

Джорвал развел руками:

– Да что нам делать с этими иммигрантами?! На ярмарках вновь прибывших, проводящихся два раза в год, остальные Края принимают не больше пары дюжин людей! Дворы в Малом Террилле уже переполнены до отказа, больше того, на терриллианских аристократов постоянно жалуются – видите ли, им не нравится служить в нижних Кругах, поскольку они привыкли управлять сами собственной землей! И ни один из недавно прибывших до сих пор не выполнил все требования, установленные для иммиграции!

– У них будет земля. Пусть создают маленькие новые Края – от имени Королев, которым служат. Это увеличит влияние ваших правительниц в Кэйлеере, а заодно обеспечит их новыми источниками доходов. Некоторые из этих земель просто до неприличия изобилуют месторождениями драгоценных металлов и камней. Через несколько лет Королевы Малого Террилля станут самой грозной силой в Королевстве, и другие Края будут вынуждены подчиниться их главенству.

– Какие еще земли? – не удержался от вопроса Джорвал, чувствуя нарастающее раздражение.

– Невостребованные, разумеется, – резким тоном пояснила Геката. Она призвала карту Кэйлеера, раскатала ее на столе и обратилась к Ремеслу, чтобы удержать на месте края. Один костлявый палец быстрым движением обвел большие территории.

– Но это же не невостребованная земля! – запротестовал Джорвал. – Это закрытые Края! Так называемые Края, принадлежащие родству!

– Именно, лорд Джорвал, – произнесла Геката, постукивая пальцем по карте. – Так называемые Края.

Джорвал взглянул на карту и выпрямился в кресле.

– Но родство ведь тоже является Кровью, не так ли?

– Разве? – с ядовитой сладостью уточнила Геката.

– А как же Края, населенные людьми, – вроде Дхаро, Нхаркавы, Шэльта? Боюсь, их Королевы могут подать протест от имени родства.

– Не смогут. Их-то земли это не затрагивает. Согласно Закону Крови Королевы Краев не имеют права вмешиваться в то, что происходит за пределами их собственных земель.

– Но Повелитель…

Геката небрежно взмахнула рукой:

– Он всегда жил в полном соответствии со строгим кодексом чести. Он будет яростно защищать свой собственный Край, но не сделает и шагу за его пределы. Насколько я его знаю, он скорее станет на нашу сторону против тех Королев, которые рискнут нарушить Закон.

Джорвал потер нижнюю губу.

– Значит, в конце концов Королевы Малого Террилля будут править всем Кэйлеером.

– И все эти Королевы будут объединены под рукой одного мудрого, опытного человека, способного направлять их энергию и усилия в нужную сторону.

Джорвал приосанился.

– Да не ты, идиот! – прошипела Геката. – Мужчина не может править Краем.

– Но Повелитель же правит!

Молчание длилось так долго, что лорд Джорвал успел покрыться холодным потом.

– Не забывайте, кто он, – точнее, что он собой представляет, лорд Джорвал. Не забывайте о его личном кодексе чести. Вы не того пола. Если вы попытаетесь стать против него, он сотрет вас с лица земли. Кэйлеером буду править я . – Ее голос смягчился и вновь наполнился приторной сладостью. – Вы же станете моим Советником. И, будучи моей правой рукой и самым доверенным лицом, обретете такую власть, что в Королевстве не найдется женщины, осмелившейся отказать вам.

Джорвала охватил жар, когда он подумал о Джанелль Анжеллин.

Бережно расправленная карта вновь свернулась с громким щелчком, заставив его вздрогнуть.

– Что ж, полагаю, мы достаточно долго откладывали это удовольствие, верно? – Геката откинула капюшон плаща.

Джорвал не сумел сдержать легкий вскрик. Подскочив, он свалил свое кресло, а затем споткнулся о него, попятившись от стола.

Геката же медленно обогнула препятствие. Джорвал кое-как поднялся на ноги, продолжая пятиться от нее, до тех пор пока не прижался спиной к стене.

– Я возьму всего один глоток, – произнесла Геката, расстегивая рубашку лорда. – Просто попробовать. Тогда, возможно, в следующий раз ты не забудешь прихватить угощение.

Джорвал показалось на мгновение, что все его внутренности превратились в воду.

Она изменилась за последние два года. Прежде Геката была привлекательной женщиной, словно совсем недавно ступившей на порог зрелости. Теперь же она выглядела как человек, из плоти которого выжали все соки. И даже духи, разбрызганные щедрой рукой, не могли скрыть запах разложения.

– Есть еще одна очень важная причина, по которой Кэйлеером должна править именно я, – пробормотала Геката, прикоснувшись губами к горлу лорда. – И ты не должен забывать о ней никогда.

– Да, Ж-жрица? – Джорвал стиснул разом вспотевшие и дрожащие ладони.

– Если я буду править, Террилль окажет нам всю возможную поддержку.

– Вот как? – слабо произнес Джорвал, пытаясь не дышать носом.

– Это я гарантирую, – произнесла Геката, а затем ее зубы впились в горло лорда.

2. Кэйлеер

Новый двухколесный экипаж предусмотрительно ехал посередине широкой проселочной дороги, ведущей на северо-восток от деревни Магре.

Сэйтан в очередной раз попытался объяснить Нарциссу, что нужно держаться правой стороны. А тот, в свою очередь, в очередной раз возразил, что в этом случае Яслана и Солнечный Лучик не смогут трусить рядом. Он подвинется, если навстречу помчится другой экипаж. Он знает, как правильно обращаться с коляской. Повелитель слишком много волнуется по пустякам.

Сидя рядом с ним, Джанелль покосилась на судорожно стиснутые пальцы приемного отца и весело, но не без сочувствия улыбнулась.

– Быть пассажиром, когда ты привык управлять лошадью, – нелегкая задача. Кхари считает, что экипажи, в которых родство соглашается возить людей, следует оборудовать специальными поводьями, прикрепленными к передней части, чтобы пассажирам, по крайней мере, было за что держаться. Тогда они будут чувствовать себя более уверенно.

– Лучше уж снабдить их успокоительным, – проворчал Сэйтан. Усилием воли он расслабил пальцы и прижал их к бедрам, проигнорировав тихий смешок Люцивара и из последних сил пытаясь не оборвать поводья, крепившиеся к оголовью уздечки Солнечного Зайчика.

К великой досаде людей, родство настояло на том, чтобы сохранить узду и поводья – в качестве принадлежностей для езды, поскольку человеку необходимо держаться за что-то, когда родство бежит или прыгает. К счастью, после первого потрясения, когда три года назад народ Шэльта узнал, сколько четвероногих представителей Крови населяет их остров, люди с энтузиазмом приветствовали добровольную помощь своих Братьев и Сестер.

– А мы разве не задержимся в доме Морганы и Кхари? – удивленно спросила Джанелль, придерживая рукой широкополую соломенную шляпу.

– Они хотят что-то нам показать и передали, что встретят нас по дороге, – пояснил Люцивар. – Мы с Солнечным Зайчиком немного вас обгоним – посмотрим, прибыли ли они уже.

Нарцисс огорченно фыркнул, но продолжил все так же ровно трусить по дороге. Через несколько минут он свернул и направился к подъезду по длинной, обрамленной деревьями аллее.

Глаза Джанелль возбужденно разгорелись.

– Значит, мы сможем посмотреть на загородное имение Дуаны? О, это замечательное место! Кхари говорил, что кто-то не так давно взял его в аренду и теперь делает ремонт.

Сэйтан вздохнул с облегчением. По крайней мере, Кхари всегда знает, чем можно ее заинтересовать, и при этом держит сюрприз в тайне до последнего момента.

Джанелль потребовалось целых полгода, чтобы оправиться после того, как она спустилась в Искаженное Королевство, чтобы спасти Деймона. Первые два месяца девушка провела в Цитадели – переносить ее было нельзя. После того как Сэйтан и Люцивар наконец привезли ее в Зал, еще четыре месяца ушло на то, чтобы к ней вернулись силы. На протяжении этого времени друзья Джанелль вновь обосновались в Зале, отказавшись от службы при своих дворах, чтобы быть рядом с ней. Она искренне радовалась присутствию девушек, составлявших ее ковен, но застенчиво старалась не показываться на глаза мальчикам – первые признаки женского тщеславия и кокетства, которые когда-либо проявлялись в ее поведении.

Озадаченные отказом Джанелль встречаться с ними, юноши со временем привыкли заботиться о ней издалека, используя свои силы, чтобы присматривать за ковеном. На протяжении этого времени под бдительным, но не неусыпным наблюдением Сэйтана дружба не раз успела перерасти в любовь – Моргана и Кхардеен, Габриэль и Шаости, Грезанда и Элан, Калуш и Аарон. Наблюдая за девушками, Сэйтан не раз задумывался о том, засияют ли когда-нибудь глаза Джанелль тем же светом. Даже для такого мужчины, как Деймон Сади.

Когда Деймон и Сюрреаль так и не явились в Цитадель в Террилле, он попытался выследить их. Через несколько недель, однако, Сэйтан предпочел отказаться от своих намерений, потому что стало совершенно очевидно: их ищет не только он. Решив, что лучше признать поражение, чем привести к убежищу настолько уязвимого человека всех его врагов, он вспомнил, что Сюрреаль была дочерью Тишьян. Какое бы укрытие она ни нашла, ей удалось хорошо замести следы.

К тому же была еще одна причина, по которой он не решался пока ворошить этот улей. Геката так и не вернулась в Темное Королевство. Он заподозрил, что она спряталась в Хейлле. До тех пор пока его бывшая супруга там, она и Доротея могут сколько угодно гнить вместе, но Геката непременно заметит, если он вновь начнет проявлять интерес к делам в Террилле – и узнает причину.

– Люцивар и Солнечный Зайчик здорово нас обогнали, – заметила Джанелль, когда их экипаж наконец остановился у великолепного особняка, выстроенного из песчаника.

Нарцисс тихо фыркнул.

– Нет! – сурово бросил Сэйтан, помогая Джанелль выйти из экипажа. – Коляски не ездят через заборы.

– Особенно если сидящий в ней человек не знает, что сам отвечает за транспортировку своей половины, – пробормотала Джанелль. Она тщательно разгладила складки своей юбки глубокого сапфирового цвета и расправила такого же цвета жакет, избегая пристального взгляда Сэйтана.

Может, оно и к лучшему.

Джанелль взглянула наконец на особняк и вздохнула:

– Очень надеюсь, что новые жильцы смогут дать этому месту ту любовь, которой оно достойно. Я, конечно, знаю, что Дуана очень занята и поэтому предпочитает жить в своем поместье возле Туаталя, но за этой землей нужен бережный уход, для нее нужно петь. Сады здесь могли бы быть просто прелестны.

Вернув довольную улыбку Люцивару, Сэйтан вытащил плоскую четырехугольную коробочку из кармана и вручил ее Джанелль:

– С днем рождения, ведьмочка. От всей твоей семьи.

Девушка взяла коробочку, но так и не открыла ее.

– Но если это подарок от всей семьи, возможно, мне следует подождать вечера и открыть его дома?

Сэйтан покачал головой:

– Мы решили, что будет лучше открыть его прямо здесь и сейчас.

Джанелль подняла крышку и недоуменно нахмурилась, глядя на большой медный ключ.

Раздраженно зарычав, Люцивар повернул ее лицом к дому:

– Это ключ от передней двери.

Глаза Джанелль пораженно расширились.

– Мне? – Она взглянула на переднюю дверь, затем на ключ и вновь устремила взор на переднюю дверь. – Это мне?

– Видишь ли, наша семья оплатила аренду на десять лет – на дом и на землю, – с улыбкой произнес Сэйтан. – Дуана сказала, что если ты не снесешь дом, то в остальном можешь делать с ним все, что хочешь.

Джанелль крепко обняла их обоих, заставив задохнуться от нехватки воздуха, и помчала к двери. Но та распахнулась прежде, чем девушка успела к ней прикоснуться.

– Сюрприз!

С улыбкой глядя на застывшую с открытым ртом Королеву, Сэйтан подтолкнул ее к двери в тот же миг, как Кхари и Моргана схватили ее за руки и потянули внутрь.

Сэйтан почувствовал, как сжимается горло, наблюдая за тем, как Джанелль переходит из одних дружеских рук в другие и каждый обнимает ее, поздравляя с праздником. Астар и Шерон из Кентаврана. Зилона и Джонах из Пандара. Грезанда и Элан из Тигрелана. Маленькая Катрина с Филана. Габриэль и Шаости из Деа аль Мон. Карла и Мортон из Иннеи. Моргана и Кхари с Шэльта. Сабрина и Аарон из Дхаро. Калуш из Нхаркавы. Ладвариан и Каэлас. Интересно, когда-нибудь в Царстве Теней видели такое сборище?

Те годы, когда ковен и кружок юношей собирались в Зале, пролетели так быстро… Теперь эти молодые люди и девушки уже не были детьми, о которых нужно заботиться, они стали взрослыми, с которыми нужно обращаться на равных. Все юноши давно принесли Жертву Тьме и носили темные Камни. Если сильная дружба между Кхари, Аароном и Шаости переживет трения, свойственные периоду взросления, и сложности, вызванные службой при разных дворах, они превратятся в весьма грозный и влиятельный треугольник силы в ближайшие несколько лет. И девочки были почти готовы принести Жертву. И когда они это сделают… Какая сила!

И опять же здесь была Джанелль. Что станется с прелестной, удивительно талантливой дочерью его души, когда она принесет Жертву Тьме?

Сэйтан попытался отбросить тревожные мысли, прежде чем Джанелль успеет почувствовать перемену в его настроении. Сегодняшний день для него обладал горько-сладким привкусом – именно поэтому семья отпраздновала ее день рождения – вместе, не приглашая гостей, – пару дней назад.

Неожиданный раскат грома заставил всех умолкнуть.

– Вот так, – с ехидной ухмылкой произнесла Карла. – Пусть теперь дядя Сэйтан устроить Джанелль подробную экскурсию по дому, а мы закончим накрывать столы. Это, вполне возможно, наша единственная возможность поиграть на кухне.

Девушки наперегонки бросились в заднюю часть дома.

– Думаю, нам стоит им помочь, – произнес Кхари, подавая пример остальным молодым людям, которые помчались следом спасать дом – и провизию.

Люцивар пообещал вернуться как можно быстрее, пробормотав что-то о том, что нужно еще распрячь Нарцисса, пока конь не попытался сделать это самостоятельно.

– Дуана сказала, что ту мебель, которая тебе не понадобится, можно просто отнести на чердак, – произнес Сэйтан, когда они обошли все комнаты на первом этаже.

Джанелль рассеянно кивнула, направляясь вместе с приемным отцом вверх по лестнице.

– Я видела просто потрясающую мебель, которая идеально подошла бы этому дому. Например, был один набо…

Раскрыв рот, она замерла в дверях спальни, уставившись на кровать с бархатным пологом, комод, столы и изящные резные сундуки.

– Дикая орда, собравшаяся внизу, купила все это к твоему дню рождения. Полагаю, ты восхищалась подобными вещами достаточно часто, и они решили, что тебе понравится.

Джанелль наконец закрыла рот и шагнула в комнату. Проведя рукой по шелковистой крышке комода, сделанного из клена, она благоговейно произнесла:

– Это просто чудесно. Все просто замечательно. Но почему?..

Сэйтан сглотнул.

– Сегодня тебе исполнилось двадцать лет.

Джанелль подняла правую руку и рассеянно взъерошила волосы.

– Да, я это знаю.

– Сегодня истекает срок моих законных прав опекуна.

Долгое время они просто смотрели друг на друга, а затем девушка тихо поинтересовалась:

– И что это должно значить?

– Именно то, что я сказал. Сегодня истекает срок моих законных прав опекуна. – Он сразу же заметил, как она расслабилась, поняв наконец, что он имеет в виду. – Теперь ты – молодая женщина, ведьмочка, которой пора обзавестись собственным домом. Шэльт тебе всегда очень нравился. Мы подумали, что было бы очень неплохо обзавестись хорошим домом еще и в этой части Королевства. – Когда Джанелль и на это ничего не ответила, Сэйтан почувствовал, как тревожно забилось сердце. – Зал всегда будет твоим домом. И мы всегда будем твоей семьей – пока нужны тебе.

– Пока вы нужны мне.

Выражение ее глаз резко изменилось.

Сэйтану потребовалась вся его сила воли и выдержка, чтобы не упасть на колени и не начать умолять Ведьму простить его.

Джанелль отвернулась от него, обняв плечи руками, словно ей внезапно стало холодно.

– Я сказала много жестоких вещей в тот день.

Сэйтан глубоко вздохнул:

– Я действительно использовал его. Он стал моим орудием. И, даже зная то, что знаю сегодня, если бы мне вновь довелось принимать это решение, я поступил бы точно так же. Верховный Князь заменим. Хорошая Королева – нет. И сказать по правде, если мы бы ничего не сделали и потеряли тебя, сомневаюсь, что Деймон намного пережил бы тот день. По крайней мере, я бы не смог.

Джанелль раскрыла ему свои объятия.

Он сделал шаг вперед и крепко прижал девушку к своей груди.

– Не думаю, что ты когда-нибудь задумывалась о том, насколько сильна связь между Верховными Князьями и Королевами. Нам нужна ты, чтобы оставаться самими собой, чувствовать свою завершенность. Поэтому мы и служим. Поэтому служат все мужчины Крови.

– Но мне всегда казалось очень несправедливым, что Королева может предъявлять права на мужчину и контролировать все стороны его жизни, если ей это придет в голову, а он не посмеет даже возразить.

Сэйтан добродушно рассмеялся:

– А кто сказал, что у мужчины нет права выбора? Разве ты никогда раньше не замечала, сколько мужчин, которых приглашают служить при том или ином дворе, отказываются от этой чести? Хотя, возможно, и впрямь не замечала. У тебя было слишком много забот, которые отнимали почти все время, а подобные вопросы решаются быстро и очень тихо. – Он замолчал и с улыбкой покачал головой. – Позволь мне открыть тебе одну тайну, моя дорогая ведьмочка. Ты не выбираешь нас. Это мы выбираем тебя.

Джанелль поразмыслила немного и зарычала:

– Значит, Люцивар никогда не отдаст мне это проклятое Кольцо, так?

Сэйтан мягко рассмеялся:

– Конечно, можешь попытаться его отобрать, но не думаю, что ты выиграешь эту схватку. – Он нежно прижался щекой к ее волосам. – Думаю, он будет служить тебе до конца своей жизни, вне зависимости от того, с тобой он на самом деле или нет.

– Как ты и дядя Андульвар по отношению к Кассандре?

Сэйтан закрыл глаза.

– Нет, не так, как я и Андульвар.

Джанелль отстранилась немного и внимательно изучила его лицо.

– Ясно. Связь столь же сильная, как семейные узы.

– Сильнее.

Джанелль прижалась к нему и вздохнула:

– Может, стоило бы подыскать Люцивару подходящую жену… Может, тогда он наконец начнет изводить кого-то, кроме меня.

Сэйтан невольно задохнулся.

– Какая жестокость – сваливать Люцивара на голову ни о чем не подозревающей Сестры.

– Зато это наконец его займет.

– Лучше задумайся о возможных последствиях подобных занятий.

Она поняла намек правильно.

– Целый дом маленьких Люциварчиков, – слабо произнесла Джанелль, прикрыв глаза.

Они одновременно застонали.

– Ладно, – проворчала девушка. – Я еще что-нибудь придумаю.

– Вы заблудились, что ли?

Они подпрыгнули. Люцивар ехидно улыбался с порога.

– Папа пытался доходчиво объяснить, что мне от тебя уже не избавиться.

– Потребовалось всего-навсего три года, чтобы это понять. – Надменная улыбка эйрианца стала еще шире и ехиднее. – Предупреждения ты, правда, не заслуживаешь, но в то время, как вы тут старательно, но тщетно пытались устроить мою личную жизнь, Ладвариан внизу занят примерно тем же, но по отношению к твоей. Цитирую: «Мы сможем растить и обучать щенков прямо здесь».

– Кто это «мы»?! – пискнула Джанелль. – Каких еще щенков? Чьих щенков?!!

Люцивар поспешно шагнул в сторону, и Джанелль вылетела прочь из комнаты, бормоча что-то себе под нос.

Однако Сэйтан обнаружил, что ему путь преграждает мускулистая мужская рука.

– Надеюсь, ты бы не стал помогать Джанелль организовывать подобные глупости? – настороженно спросил Люцивар.

Сэйтан прислонился к косяку и покачал головой.

– Если в твою жизнь войдет действительно нужная тебе женщина, ты и сам не отпустишь ее. Я последний человек, который посоветовал бы тебе пойти на компромисс. Женись на той, которую сможешь любить и принимать такой, какая она есть, Люцивар. Не соглашайся на меньшее.

Эйрианец наконец опустил руку.

– А как ты думаешь, в жизни Кошки появится нужный мужчина?

– Появится. Если Тьма милосердна, он придет.

3. Искаженное Королевство

Он долго стоял на краю очередного местечка для отдыха, подмечая все детали, воспринимая сообщение и предупреждение. В отличие от остальных подобных уголков, которые Джанелль заготовила для него, этот почему-то обеспокоил Деймона.

Здесь находился алтарь – плоский кусок черного камня, положенный на два других. В центре его стояла хрустальная чаша, которая некогда была разбита. Даже с того места, где он сейчас стоял, Деймон видел все линии, мельчайшие элементы узора, видел едва заметные прожилки, оставшиеся на тех местах, где чаша была собрана воедино из осколков. Некоторые края вдоль ободка были острыми как бритва – не хватало некоторых мелких обломков. Можно было с легкостью обрезаться. Внутри чаши черная мгла, прорезаемая молниями, медленно кружилась в медленном танце. У основания чаши на ножке он заметил золотое кольцо с встроенным рубином. Мужское кольцо.

Кольцо Консорта.

Деймон наконец приблизился.

Если он правильно понял это сообщение, то она исцелилась физически и психически, но при этом на душе хватало ран и шрамов. К тому же ей так и не удалось восстановиться окончательно. Потребовав кольцо Консорта, он не только получит привилегию насладиться тем, что содержит чаша. Многочисленные острые грани поранят любого мужчину, который попытается сделать это.

И все же человек осторожный…

Да, решил он, глядя на острые грани чаши, осторожный мужчина, знающий об их существовании и готовый рискнуть, сможет сделать первый глоток из чаши.

Удовлетворившись увиденным, он вернулся к тропе и продолжил подъем.

4. Кэйлеер

Сэйтан свалился с постели, спеша выяснить, почему Люцивар так орет спозаранку.

Часть его сознания весьма своевременно пробубнила, что нельзя вылетать из комнаты в чем мать родила, поэтому Сэйтан быстро схватил штаны, которые вчера бросил на кресло, вернувшись в свою комнату после того, как вечеринка наконец пошла на спад, однако не задержался, чтобы надеть их. Он чуть не вывихнул себе руку, пытаясь открыть дверь, разбухшую от вчерашнего дождя. Выругавшись, он ухватился за ручку и, обратившись к Ремеслу, сорвал дверь с петель.

К тому времени коридор уже заполнился телами в разных стадиях одевания. Он попытался протолкаться мимо Карлы и получил сильный удар острым локтем в живот.

– Что, во имя Ада, здесь происходит? – завопил он.

Никто не обратил на его вспышку ни малейшего внимания, потому что в этот момент Люцивар выскочил из спальни Джанелль и заорал:

– Кошка!!!

Очевидно, Люцивар не испытывал ни малейшего смущения, стоя голышом перед группой юношей и молодых женщин. С другой стороны, мужчине, достигшему расцвета, да еще и обладавшему таким телосложением, стыдиться нечего.

И никто в своем здравом уме не начал бы дразнить человека, от которого исходит резонанс такой концентрированной ярости.

– Где Ладвариан и Каэлас? – требовательно спросил Люцивар.

– Ближе к делу, – попросил Сэйтан, поспешно натягивая штаны. – Скажи лучше, где Джанелль? – Он устремил выразительный взгляд на Кольцо Чести, опоясывавшее мужской орган его сына. – Ты ведь можешь чувствовать ее с помощью этой штуки, верно?

Люцивар дрожал от усилий, прикладываемых, чтобы не потерять контроль над своим гневом.

– Да, я распрекрасно ее чувствую, я просто не могу ее найти ! – Он стукнул кулаком по маленькому столику и разломал его напополам. – Будь она проклята, я выпорю ее за это!

– Кто ты такой, что смеешь говорить так о ней? – зарычал Шаости, протолкавшись в первые ряды. Его Серый Камень мягко засиял от концентрируемой силы.

Люцивар оскалился в ответ:

– Я – Верховный Князь, который ей служит, воин, поклявшийся защищать ее. Но я не могу защитить ее, если не знаю, где она! Ее лунные дни начались вчера. Мне точно нужно вам всем напоминать о том, как ведьма уязвима в это время? Сейчас она расстроена – по крайней мере, это я хорошо чувствую, а ее единственная защита – два полуобученных самца, потому что она не сказала мне, куда ее понесло !

– Довольно, – резко произнес Сэйтан. – Сейчас же возьмите себя в руки!

Ожидая, когда затянувшаяся пауза наконец сделает свое дело, Повелитель призвал свои туфли и обулся, а затем пригвоздил Шаости и Люцивара к месту одним взглядом.

Никто больше не осмеливался даже пошевелиться. Тогда он шагнул прочь от собравшихся и прислонился спиной к стене. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы немного успокоиться самому, закрыл глаза и опустился на уровень Черного.

Разумеется, он знал, что во время своих лунных дней ведьмы не могли транслировать свою силу через Камни без острой боли, но это не остановило бы Джанелль.

Используя собственное тело как центр поиска, он осторожно выпустил силу Черного Камня наружу расширяющимися кругами. Сэйтан искал следы ее присутствия, что могло бы, по крайней мере, дать им всем понять, где Джанелль сейчас. Круги расходились все шире и шире, за пределы деревни Магре, за остров Шэльт, до тех пор, пока…

Кэтиен!

Он почувствовал острый страх и гнев, сплетаемые со злостью, быстро перерастающей в гнев.

Черный гнев. Гнев, поднимающийся по спирали. Холодный гнев.

Он поспешно подался назад, пытаясь избежать ментального шторма, который неминуемо должен был разразиться над Шэвалем. Он поспешил укрепить свои внутренние барьеры, прекрасно зная, что это ему не поможет. Ее гнев снесет все преграды, как лавина, и пробьется туда, где никакой защиты уже нет. Сэйтан надеялся только на то, что ему хватит времени предупредить остальных.

«КЭТИЕН!!! »

Когда она высвободила силу своих Черных Камней, голову Сэйтана наполнил мучительный крик Джанелль, парализовав его на месте. В него ударила волна темной силы, бросая его то в одну сторону, то в другую, словно он был куском дерева, попавшим в море во время прилива. И в то же время вокруг Шэваля неожиданно появился ментальный щит. Затем – пустота.

Его отнесло за этот щит. Сэйтан был напуган, но в то же время испытывал необъяснимое облегчение – словно оказался в безопасности дома, когда за окном начался нешуточный шторм.

Очевидно, он оказался между двумя противоположными заклинаниями, быстро наполнившимися силой Черного Камня, когда Джанелль поставила щит, чтобы сосредоточить колдовской шторм в одном месте. Умная маленькая ведьма. Все эти ментальные молнии посреди черной дымки обладали странной притягательностью и пугающей красотой. Он бы не возражал против того, чтобы еще немного подрейфовать в воздухе, любуясь, однако Сэйтана преследовало странное чувство, словно ему еще предстоит что-то сделать…

«Повелитель!»

Проклятый голос… Как можно нормально думать, когда тебя…

Отец!

Отец. Отец… Огни Ада, Люцивар! Вверх. Он должен подняться из черного. Нужно, чтобы прояснилось в голове, и тогда он скажет Люцивару… А вверх – это куда? Кто-то схватил его и потащил прочь из бездны. Он вырывался и рычал. Толку, впрочем, от этого было столько же, сколько от тявканья щенка, которого поднимают за шкирку.

Следующее, что он успел осознать, – это как что-то теплое прижимается к его губам, а горячая кровь наполняет рот.

– Глотай, или я все зубы до единого вобью тебе в глотку!

Ах да. Люцивар. Оба Люцивара.

Глаза наконец-то нормально сфокусировались, и Сэйтан отпихнул от губ запястье сына.

– Этого достаточно.

Повелитель попытался подняться на ноги, но это было нелегко, поскольку с одной стороны его к полу прижал Люцивар, а с другой – Шаости.

– Все в порядке?

Над Сэйтаном склонилась Карла.

– С нами-то все хорошо. Это ты упал в обморок.

– Я не падал в обморок. Я попал… – Он заворочался, пытаясь встать. – Пустите. Если шторм закончился, нам нужно поспешить в Шэваль.

– Кошка там? – спросил Люцивар, помогая отцу встать.

– Да. – Вспомнив крик Джанелль, исполненный невыносимой муки, Сэйтан содрогнулся. – Нам с тобой необходимо оказаться там как можно быстрее.

Карла ткнула его острым ногтем в грудь.

– Это нам необходимо оказаться там как можно быстрее.

Прежде чем он успел возразить, все остальные разошлись по комнатам.

– Если поторопимся, окажемся там раньше остальных, – тихо произнес Люцивар, призвал свои вещи и поспешно оделся. – У тебя хватит сил для этого?

Сэйтан прошел мимо сына, не ответив на его последний вопрос. Что можно сказать, если не знаешь, что ждет тебя впереди?

– Мать-Ночь… – прошептал Сэйтан. – Мать-Ночь…

Они с Люциваром стояли на плоском холме, одной из официальных гостевых паутин Шэваля, а перед ними расстилались кажущиеся безграничными холмистые просторы. Огромные луга, обеспечивавшие достаточное количество пищи. Рощицы, оберегавшие от жарких солнечных лучей в полдень. Ручьи, питавшие всю долину чистой водой.

Он стоял на этом холме и раньше несколько раз на протяжении последних пяти лет, любуясь единорогами, пока вожаки присматривали за пасущимися самками и играющими в салки жеребятами.

Теперь перед ним предстала настоящая резня.

Повернувшись к северу, Люцивар покачал головой и тихо выругался.

– Это не просто несколько ублюдков, которые пришли получить симпатичные трофеи в виде витых рогов. Это война.

Сэйтан сморгнул слезы. Из всех существ, принадлежащих к Крови, из всех рас, представляющих родство, единороги были его любимцами. Они походили на яркие звезды во тьме, живые доказательства того, что сила и власть могут сочетаться с мягкостью и красотой.

– Когда прибудут остальные, разделимся и начнем искать выживших.

Единороги атаковали в тот миг, как ковен и круг юношей появились на холме.

– Щит! – одновременно прокричали Сэйтан и Люцивар. Они окружили всю группу Черным и Серым защитными заклятиями, в то время как остальные мужчины окружили ковен, закрывая девушек собой.

Восемь жеребцов свернули в сторону в последний миг, почуяв щиты, однако сила, которая находила выход через рога и копыта, никуда не делась, рассыпаясь яркими искрами при каждом соприкосновении с невидимой преградой.

– Подождите! – крикнул Сэйтан. Раскаты грома, ясно прозвучавшие в его голосе, едва могли сравняться с криками и яростным ржанием жеребцов. – Мы друзья! Мы пришли, чтобы помочь вам!

«Вы не друзья, – произнес старший жеребец со сломанным рогом. – Вы – люди!»

– Мы друзья! – настаивал Сэйтан.

«Вы не друзья! – с гневом закричали остальные единороги. – Вы – люди!»

Шерон сделал шаг вперед:

– Народ Кентаврана никогда не сражался с нашими Братьями и Сестрами единорогами. Мы не желаем драться с ними сейчас.

«Вы приходите, чтобы убивать. Сначала вы называете нас Братьями, а потом приходите, чтобы убивать. Хватит. Хватит. В этот раз убиваем мы!»

Карла высунулась из-за плеча Сэйтана:

– Будь прокляты ваши копыта и рога, мы Целительницы! Дайте нам позаботиться о раненых!

Единороги заколебались было, но затем покачали головой и снова попытались взломать щиты.

– Я их не узнаю, – произнес Люцивар, – к тому же они так обезумели от жажды крови, что не станут слушать.

Сэйтан наблюдал за тем, как жеребцы вновь и вновь атакуют щиты. Он сочувствовал их ярости и полностью понимал их ненависть. Но Повелитель знал, что не сможет уйти отсюда до тех пор, пока они не успокоятся достаточно, чтобы выслушать их, – иначе еще очень многие погибнут, если о них не позаботиться вовремя.

И потому что где-то среди тел была Джанелль.

Наконец, единороги перестали нападать. Они окружили группу кольцом, фыркая и роя копытами землю, опустив медленно заряжающие рога.

– Слава Тьме, – пробормотал Кхари, когда молодой жеребец медленно взобрался на холм, щадя левую переднюю ногу.

Явно ощутив облегчение, девушки снова зашушукались о том, чтобы разбиться на пары.

Наблюдая за приближением молодого жеребца, Сэйтан очень хотел разделить их явно возросшую уверенность, однако из всех отпрысков Кэтиена Мистраль больше всех остальных опасался людей – и был к тому же самым сильным и опасным. Разумеется, это необходимые черты для молодого самца, в котором все видели будущего Верховного Князя Шэваля, однако весьма неприятная для тех, кому предстоит попытаться преодолеть его недоверие.

– Мистраль, – произнес Сэйтан, сделав шаг вперед и медленно поднимая пустые руки. – Ты знал всех нас с тех пор, как был жеребенком. Позволь нам помочь.

«Я знал вас», – неохотно признал Мистраль.

«Это звучит зловеще», – произнес Люцивар, направив эту мысль отцу по Эбеново-серой нити на острие копья.

«Если что-то пойдет не так, забери отсюда остальных, – велел Сэйтан. – Я удержу щит».

«Нам еще нужно найти Кошку».

«Заберешь их отсюда, Яслана!»

«Слушаюсь, Повелитель».

Сэйтан сделал еще шаг вперед:

– Мистраль, я клянусь тебе Камнями, которые ношу, и своей любовью к Леди, что мы не желаем вам зла.

Что бы Мистраль ни думал касательно человеческого мужчины, заверяющего его в любви к Леди, ему пришлось забыть об этом, как только в их головах зазвучал высокий голос Ладвариана.

«Повелитель? Повелитель! Мы защитили нескольких маленьких, но они напуганы и не желают ничего слушать! Они все время пытаются убежать и бьются о щит! Джанелль плачет и тоже ничего не хочет слышать. Повелитель?»

Сэйтан задержал дыхание. Что же окажется сильнее – преданность Мистраля своим сородичам или его любовь и вера в Джанелль?

Жеребец бросил взгляд на север. Через долгий миг он фыркнул.

«Маленький Брат верит вам. Мы тоже поверим. Пока».

Отчаянно желая ненадолго присесть и вместе с тем не осмеливаясь проявлять слабость, Сэйтан осторожно опустил Черный щит. Через мгновение Люцивар убрал Эбеново-серый.

Они разделились на группы. Кхари и Моргана ушли вместе с Ладварианом и Каэласом к жеребятам. Люцивар и Карла направились на север от гостевой паутины – девушка была главной Целительницей, а мужчина исполнял обязанности ее ассистента. Остальные искали раненых и оказывали им помощь. Сэйтан, Габриэль и остальные направились на юг.

Было больно смотреть на искалеченные тела кобыл. Еще хуже было видеть труп совсем молодого жеребенка, лежавшего на теле своей матери с отрезанными передними ногами. Некоторых Сэйтан смог спасти. Однако куда больше было тех, кому он мог даровать лишь одно облегчение – забрать боль, чтобы их путь во Тьму был менее страшным и тяжелым.

Проходили часы, а Сэйтан все искал жеребят, которые могли спрятаться за телами своих матерей. Он нашел годовалых малышей, скрывшихся в неглубоких земляных пещерах, в которых содержалась сила, подобной которой Повелитель никогда не встречал. Он не осмелился ворваться туда. Молодые единороги наблюдали за ним глазами полными ужаса, пока Сэйтан ходил вокруг них, высматривая возможные раны. Постепенно, глядя на разорванные и искалеченные тела людей, он понял, что все единороги, сумевшие добраться до этих мест, в худшем случае получили незначительные порезы или царапины.

Он продолжал работать, не обращая внимания на головную боль, которую принесли с собой жаркие солнечные лучи, не думая о боли в мышцах и нарастающей усталости.

Все чувства притупились, даруя незначительную защиту от того кошмара, которому он стал свидетелем.

Однако этого оказалось недостаточно, когда он увидел Джанелль и Кэтиена.

– Ну вот, моя прекрасная леди, – произнес Люцивар, погладив рукой изящную шею кобылы. – Еще несколько дней будет побаливать, но заживет просто замечательно, даже следа не останется.

Жеребенок кобылы фыркнул и начал рыть копытом землю, успокоившись только тогда, когда Люцивар угостил их обоих несколькими морковками и куском сахара.

Когда кобыла и жеребенок отошли, Люцивар успел напиться воды и перекусить половиной бутерброда с сыром, ожидая, пока следующий единорог наберется храбрости и позволит человеку прикоснуться к себе.

Пусть Тьма благословит любящее сердце Кхари, обожавшего лошадей. Бросив быстрый взгляд на последствия побоища, Кхари и Аарон тут же отправились в Магре. Они вернулись с Нарциссом и Солнечным Зайчиком, тащившими телеги, наполненные целительскими принадлежностями, едой для людей, сменной одеждой, одеялами и «взятками», как назвал Кхари морковку и куски сахара.

Вид того, как спокойно и уверенно Нарцисс и Солнечный Зайчик работают бок о бок с людьми, оказался воистину чудодейственным, лучше всяких увещеваний уменьшив страх единорогов перед пришельцами. Слова «Я служу Леди» возымели еще больший эффект. Услышав это заклинание, большинство единорогов неохотно позволили наконец Люцивару прикоснуться к ним и исцелить то, что было в его силах.

Поспешно прожевав последний кусок бутерброда, Люцивар наблюдал за тем, как к нему настороженно приближается годовалый жеребец. Его шкура то и дело конвульсивно подергивалась – над раной в плече, закрытой угасающим щитом, кружились мухи, периодически находя лазейку и опускаясь на кровь.

Люцивар медленно развел руки, показывая, что они пусты.

– Я служу…

Однако жеребец рванул прочь, когда боевой клич Шерона нарушил хрупкий мир и Каэлас взревел, принимая вызов.

Призвав эйрианский боевой клинок, Люцивар рванул ввысь.

Мчась к мужчине, со всех ног спешащему к гостевой паутине, он с убийственной холодностью прокручивал в голове одну картину за другой: Моргана, Калуш и Ладвариан загоняют жеребят под тень деревьев; Каэлас бросается на человека и рвет его когтями; Астар встает на дыбы, накладывая стрелу на тетиву кентаврийского лука; Мортон напрягается, укрыв щитом Карлу и единорога, которого она лечила; Кхари, Аарон и Шерон, прикрывая друг друга, выпускают силу своих Камней короткими, прицельными выбросами, разрывающими на части нападающих людей.

Сосредоточившись на избранной жертве, Люцивар выпустил силу Эбеново-серого Камня в тот же миг, как человек достиг подножия холма.

Он упал; обе ноги были аккуратно сломаны, а Желтый Камень – опустошен.

Люцивар приземлился в тот же миг, как старый жеребец со сломанным рогом бросился к распростертому человеку.

«Постой!» – завопил он, закрывая мужчину Красным щитом.

Жеребец гневно заржал и резко обернулся на задних копытах к Люцивару.

«Подожди, – повторил Люцивар. – Сначала я хочу получить ответы. А потом можешь растоптать его».

Жеребец фыркнул, но прекратил угрожающе рыть копытом землю.

Не переставая поглядывать на жеребца, Люцивар убрал щит. Затем сильным пинком в плечо заставил человека перекатиться на спину.

– Это закрытый Край, – резко произнес он. – Зачем вы сюда явились?

– Я не собираюсь отвечать такому, как ты.

Очень храбрые слова для человека, у которого перебиты обе ноги. Глупые, но храбрые.

Кончиком эйрианского боевого меча Люцивар указал на правое колено пленника и кивнул жеребцу:

– Один удар. Прямо сюда.

Жеребец встал на дыбы и с радостью исполнил просьбу.

– Попробуем еще разок? – с обманчивой мягкостью поинтересовался Люцивар, как только дикие крики стихли. – Что будет дальше – второе колено или, может быть, рука? На твой выбор.

– Вы не имеете права так поступать. Когда об этом доложат…

Люцивар рассмеялся:

– Доложат кому? И о чем? Вы – захватчики, навязавшие войну исконным обитателям и хозяевам этого острова. Кому какое дело до того, что с вами произойдет?

– Темному Совету, вот кому! – На лбу мужчины обильно выступил пот, когда Люцивар опробовал остроту эйрианского клинка. – У вас нет прав на эту землю.

– Как и у вас, – холодно отозвался эйрианец.

– У нас есть это право, ты, ублюдок с крыльями летучей мыши! Моей Королеве и пятерым кроме нее этот остров был дарован в качестве их новых земель. Мы пришли сюда, чтобы разбить границы нового Края и позаботиться о возможных проблемах.

– Скажем, устранить расу тех, кто правил этой землей на протяжении тысячелетий? Да, теперь я понимаю, что у вас и впрямь могли возникнуть проблемы.

– Здесь никто не правит. Это ничейная земля.

– Это Край единорогов! – яростно возразил Люцивар.

– Мне больно, – всхлипнул человек. – Мне нужна Целительница.

– Они все заняты, так что давай вернемся к более интересному вопросу. У Темного Совета нет никакого права раздавать землю, и у них нет права вытеснять расу, которая уже правит Краем.

– Тогда покажи мне подписанный Советом грант на эту землю. У моей Королевы такой есть, с подписями и печатями.

Люцивар заскрипел зубами:

– Здесь правят единороги.

Мужчина только покачал головой:

– У животных не может быть права на землю. Только человеческая собственность считается охраняемой законом. Все, что живет здесь теперь, остается тут только по милости Королевы.

– Они родство! – скрежеща зубами, произнес Люцивар. Его голос звучал хрипло, поскольку горло сжималось от чувств, которым он не хотел подбирать названия. – Они тоже Кровь.

– Животные, просто животные! Избавься от задир, а остальные еще могут быть полезны. – Мужчина снова жалко захныкал. – Больно… Мне нужна Целительница.

Люцивар сделал шаг назад. Еще один. О да. Терриллианским сукам Королевам очень понравилось бы кататься верхом на единорогах. Какое им дело до того, что сначала придется сокрушить дух и сознание гордых животных? Никакого дела до этого нет, сущая мелочь…

Три удивительных года жизни в Кэйлеере не смогли стереть семнадцать веков, проведенных в Террилле. Он пытался оставить прошлое позади, однако до сих пор порой просыпался ночью, дрожа всем телом, мокрый от холодного пота. Он мог контролировать свои чувства и мысли по отношению к большей части зла, творившегося в Террилле, однако тело слишком хорошо помнило, какую боль причиняет Кольцо Повиновения и что эта боль может сделать с мужчиной.

С трудом сглотнув, Люцивар облизнул пересохшие губы и поднял глаза на старого жеребца:

– Начинай с рук и ног. Тогда он дольше проживет.

Заставив свой боевой клинок исчезнуть, он повернулся и пошел прочь, не обращая внимания на стук копыт, сокрушавших кости с ужасным хрустом, не обращая внимания на дикие крики.

* * *

Сэйтан споткнулся об отрубленную руку и наконец признал, что ему необходимо прерваться. Тоники Джанелль, основанные на крови, позволяли ему спокойно переносить и даже наслаждаться утренним или вечерним солнечным светом, однако на протяжении тех часов, когда оно высоко стояло над горизонтом, Повелитель по-прежнему должен был отдыхать. По мере того как рассвет сменился полуднем, Сэйтан вынужденно перебрался в тень, стараясь не выходить оттуда, но этого оказалось недостаточно, чтобы успешно противостоять лучам, выпивавшим силу тела Хранителя. К тому же постоянный расход энергии от такого количества исцеляющих заклинаний тоже давал о себе знать.

Ему необходимо прерваться.

Только он не мог этого сделать до тех пор, пока не найдет Джанелль.

Он испробовал все способы, которые только пришли ему в голову, пытаясь обнаружить ее. Но ему до сих пор не удалось сделать это. Все, что Ладвариан мог сказать, он уже сообщил: «Леди здесь и плачет», но ни щенок, ни кот не могли указать даже приблизительного направления, в котором нужно вести поиски. Когда Сэйтан наконец заставил Мистраля понять причину своего беспокойства, жеребец произнес: «Горе Леди не позволит нам найти ее».

Сэйтан устало потер глаза, надеясь, что его усталый разум еще будет способен работать какое-то время и позволит ему добраться до лагеря, который разбили Шаости и Элан. Он был слишком утомлен, совершенно измотан. Уже начинались галлюцинации.

Например, эта Королева единорогов, стоящая прямо перед ним и выглядящая так, словно ее соткали из лунного света и тумана, с глазами столь же древними, как сама эта земля.

Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы сообразить: он видит сквозь нее.

– Ты же…

«Ушла, – произнес ласковый женский голос. – Ушла уже очень, очень давно. И никогда не уходила. Идем, Повелитель. Моей Сестре сейчас очень нужен ее отец».

Сэйтан последовал за ней. Вскоре они достигли круга низких, расставленных на некотором расстоянии друг от друга камней. В самом центре располагался огромный каменный рог, словно росший из самой земли. Круг был наполнен древней, глубокой силой.

– Я не могу туда войти, – произнес Сэйтан. – Это священное место.

«Это великое место, – поправила Королева. – Они поблизости. Она оплакивает тех, кого не смогла спасти. Ты должен заставить ее взглянуть на тех, чью жизнь она сохранила».

Кобыла шагнула в круг камней. Когда она приблизилась к огромному каменному рогу, очертания ее тела начали бледнеть, рассыпаясь звездным светом, и наконец Королева исчезла, однако Сэйтана так и не покинуло ощущение, что темные глаза, такие же древние, как эта земля, внимательно смотрят на него.

Справа воздух мягко замерцал. Вуаль, о существовании которой он даже не подозревал, исчезла. Сэйтан подошел к открывшемуся проходу. И там нашел их.

Эти ублюдки зверски искалечили и убили Кэтиена. Отрезали его ноги, хвост, гениталии. Вспороли брюхо. Отрубили рог. Практически отрезали голову.

Но темные глаза Кэтиена по-прежнему полыхали огнем, и в них светился нездешний разум.

Сэйтан ощутил мучительный приступ тошноты.

Кэтиен стал мертвым демоном в зверски изуродованном теле.

Джанелль сидела рядом с жеребцом, склонившись над распоротым брюхом. Из невидящих глаз бежали слезы. Побелевшие от напряжения пальцы крепко сжимали его рог.

Сэйтан опустился на колени рядом с ней.

– Ведьмочка? – прошептал он чуть слышно.

Она узнала его не сразу.

– Папа? П-папа? – Джанелль бросилась в его объятия. Тихие слезы сменились истерическими рыданиями. Рог Кэтиена царапал спину Сэйтана, когда Джанелль прижалась к нему и крепко обхватила руками.

– Ох, ведьмочка… – На протяжении всего того времени, что они искали выживших, она сидела здесь рядом с мертвым телом, сидела весь день, погруженная в свою боль.

– Пусть Тьма будет милосердна… – потрясенно произнес мужской голос за их спинами.

Сэйтан обернулся через плечо, чувствуя напряжение каждого мускула. Люцивар. Живая сила, способная сделать то, что он сделать не мог.

Люцивар смотрел на голову Кэтиена и дрожал всем телом.

Сэйтан слушал быстрые разговоры на остриях копья, мчавшиеся над его головой, но он слишком устал, чтобы понять их смысл.

Люцивар опустился на одно колено, осторожно оттянул за испачканные кровью волосы голову Джанелль, заставив ее оторваться от Сэйтана, а затем мягко произнес:

– Давай, Кошка. Ты почувствуешь себя лучше, когда глотнешь вот этого. – Он прижал к ее губам горлышко большой серебряной фляжки.

Она поперхнулась и раскашлялась, когда жидкость потекла в горло.

– На этот раз советую проглотить хоть немного, – произнес Люцивар. – Эта штука причиняет намного больше вреда легким, нежели желудку.

– Эта штука способна расплавить зубы! – задохнулась Джанелль.

– Что ты ей дал? – требовательно спросил Сэйтан, когда тело девушки неожиданно обмякло в его объятиях.

– Щедрую порцию домашней настойки Кхари. Эй!

Придя в себя, Сэйтан обнаружил, что прижимается к груди Люцивара. Он на минуту сосредоточился только на том, чтобы продолжать дышать.

– Люцивар… Ты спрашивал, хватит ли у меня сил? Ответ отрицательный.

Сильная теплая рука гладила его волосы.

– Держись. Здесь скоро будет Солнечный Зайчик, мы доставим тебя в лагерь. Девочки позаботятся о Кошке. Еще несколько минут – и сможешь как следует отдохнуть.

Отдых. Да, ему нужен отдых. Голова болела теперь так сильно, словно в любой миг могла расколоться на части, и с каждой секундой мигрень только набирала интенсивность.

Кто-то забрал Джанелль из его рук. Кто-то потащил его к тому месту, где терпеливо ждал Солнечный Зайчик. Чьи-то сильные руки удерживали его на спине жеребца.

Следующее, что Сэйтан ощутил, – он сидел в лагере, завернутый в одеяла, а на коленях перед ним стояла Карла, заставляя выпить целебный отвар, который она приготовила для него.

Осушив вторую чашку, он тупо подчинился, когда его попытались запихнуть в спальный мешок и уложить поудобнее. Сэйтан слабо зарычал, недовольный тем, что с ним так возятся, и продолжал проявлять недовольство до тех пор, пока Карла, потеряв терпение, не поинтересовалась, как можно заставить Джанелль отдохнуть, если он сам подает дочери такой пример?

Не найдя, что возразить на это, Сэйтан поплотнее завернулся в одеяло, застегнул спальный мешок и отдался на милость приглушенной зельем головной боли и сну.

Люцивар прихлебывал кофе с настойкой Кхари, наблюдая за тем, как Габриэль и Моргана пытаются запихнуть Джанелль в спальный мешок. Она остановилась, не обращая никакого внимания на их уговоры прилечь и отдохнуть немного. Ее глаза постепенно утратили невидящее, отстраненное выражение, когда Джанелль неожиданно присмотрелась к Мистралю, рысившему вдоль границы лагеря, по-прежнему щадя раненую переднюю ногу.

Люцивар возблагодарил Тьму и всех, кто в ней, за то, что холодный, опасный огонь, разгорающийся в ее глазах, направлен не на него.

– Почему ногу не вылечили? – спросила Джанелль полуночным голосом, глядя на молодого жеребца.

Мистраль фыркнул и нервно поскреб землю копытом. Очевидно, ему совершенно не хотелось признаваться, что он попросту не позволил никому прикоснуться к себе.

Что ж, Люцивар не мог винить его в этом.

– Ты же знаешь, какими бывают мужчины, – успокаивающим тоном произнесла Габриэль. – «Все в порядке, я в порядке, сначала помогите остальным…» Мы как раз собирались уделить ему все свое внимание, когда появились ты и дядя Сэйтан.

– Понятно, – мягко произнесла Джанелль, по-прежнему не сводя взгляда с приплясывающего единорога. – А я-то подумала, что, возможно, ты оскорбил моих Сестер, не позволив им прикоснуться к себе, только потому, что они – люди?

– Чушь какая, – произнесла Моргана. – Ну, пойдем, подай ему пример.

Устроив Джанелль поудобнее, они набросились на Мистраля.

Все будет хорошо, тупо подумал Люцивар. Все должно быть хорошо. Единороги и другие представители родства не утратят доверия к людям окончательно и не отгородятся непроходимыми щитами, созданными из вуалей силы, от остального Кэйлеера. Кошка позаботится об этом. И Сэйтан…

Огни Ада! Вплоть до сегодняшнего дня Люцивар никогда не задумывался о разнице между Хранителями и живыми. В Зале эти отличия казались совсем незначительными.

Он не осознавал, что яркий свет солнца может причинить им такую боль, не понимал, сколько лет Повелитель уже ходит по Королевствам. Люцивар, разумеется, знал об истинном возрасте отца, но сегодня впервые на его памяти тот действительно выглядел старым .

Разумеется, все остальные тоже ощущали страшную усталость – как физическую, так и эмоциональную, поэтому сравнивать было особенно не с чем.

Кхари опустился рядом с ним на корточки и плеснул еще настойки в и без того слишком крепкий кофе.

– Что-то угнетает наших четвероногих Братьев, – тихо произнес он. – Нечто большее, чем это. – С этими словами он взмахнул рукой, указывая на неподвижные белоснежные тела.

Единорогам было все равно, что станется с телами людей, они настояли только на том, чтобы трупы не остались на их земле. Однако они яростно возражали против того, чтобы мертвых единорогов даже сдвинули с места. Леди будет петь, чтобы они принадлежали земле, сказали они. Что бы это ни значило.

Однако по мере того, как раненые кобылы и жеребята оказывались по эту сторону холма, на котором располагалась гостевая паутина, выжившие жеребцы, казалось, погружались во все более глубокое отчаяние.

– Может, Ладвариан что-то знает, – произнес Люцивар, отпивая еще немного кофе и отправляя ментальный призыв. Через несколько минут шэльти уже утомленно трусил по лагерю к ним.

«Не хватает Лунной Тени, – пояснил щенок в ответ на вопрос Люцивара. – Звездное Облако уже постарела. Лунная Тень должна была стать следующей Королевой. Она носит Опал. Одна из кобыл сказала, что видела, как люди закидывали ее веревками и ловчими сетями, однако не заметила, куда они направились потом».

Люцивар закрыл глаза. Судя по тому, что он уже видел, все мужчины Крови, ворвавшиеся в Шэваль, носили светлые Камни, но достаточное количество врагов, вооруженных зачарованными сетями и веревками, вполне могли подчинить себе Королеву – пусть даже она и носила Опал. Это оковы мешали ей связаться с остальными, или же ее увезли с этого острова?

– Я вернусь до сумерек, – произнес эйрианец, отдав свою чашку Кхари.

– Береги спину, – тихо посоветовал тот. – На всякий случай.

Люцивар направился на север. По дороге он посылал одно и то же сообщение: «Я служу Леди. Леди в лагере возле холма гостевой паутины. С Леди пришли Целительницы».

Он видел несколько небольших стад единорогов, которые, едва почувствовав его присутствие, поспешно мчались к деревьям.

И видел много, очень много неподвижных белых тел.

Правда, изуродованных, взорвавшихся трупов людей было несравнимо больше, и Люцивар возблагодарил Тьму за то, что Джанелль каким-то образом сумела ограничить свой гнев этим островом.

И еще он заинтересовался странными очагами силы, которые чувствовал повсюду, пролетая над лесами и лугами. В некоторых пульсация была слабой, в других гораздо сильнее. Он поворачивал, чтобы обогнуть один из особенно сильных, скрытых деревьями, когда ощутил, как что-то вцепилось в него. Очень сердитое и отчаянное что-то. Воспользовавшись силой своего Красного Камня, Люцивар разорвал контакт, но это потребовало значительных усилий.

«Ты служишь Леди», – произнес суровый мужской голос.

Люцивар завис на месте, тяжело дыша и хлопая крыльями.

«Я служу Леди, – осторожно согласился он. – Тебе нужна помощь?»

«Помощь нужна ей».

Приземлившись, Люцивар позволил неизвестной силе вести себя через лес до тех пор, пока он не добрался до ее источника. В лощине, запутавшись в веревках и сетях, лежала покрытая пеной кобылка, тяжело дыша.

– Ах, милая, – мягко произнес Люцивар.

В то время как большинство единорогов были белого окраса того или иного оттенка, имелись среди них и серые. Эта кобылка оказалась красивого серебристого цвета с белоснежными гривой и хвостом. К серебряному же кольцу, охватывавшему длинный витой рог, крепилась короткая прочная цепь с Опалом.

Она была не только Королевой, но и Черной Вдовой. Существовало лишь одно еще более редкое сочетание – Королева, Черная Вдова и Целительница. Люцивар даже не знал, живя в Террилле, что такие ведьмы существуют. Даже в Кэйлеере их было всего три – Карла, Габриэль и Джанелль.

Стоя на месте и стараясь не делать лишних движений, Люцивар медленно расправил свои темные кожистые крылья. Он слышал достаточно унизительных замечаний о «человеке, похожем на летучую мышь», чтобы понять: сейчас крылья станут его лучшими союзниками. Они, как и копыта или мех, обычно принадлежали родству.

– Леди Лунная Тень, – почтительно произнес он, стараясь говорить спокойным, успокаивающим тоном. – Я Князь Люцивар Яслана. Я служу Леди. Я пришел, чтобы помочь вам.

Она ничего не ответила, но паника в ее взгляде постепенно стихла.

Тогда Люцивар подошел к кобыле, стиснув зубы, когда окружавшая ее мужская сила сначала яростно взметнулась, затем попятилась, позволяя ему пройти.

– Полегче, милая, – произнес он, опустившись рядом с ней на четвереньки. – Успокойся.

Дикий ужас вновь взметнулся в ее глазах, стоило Люцивару прикоснуться к ее холке.

Люцивар беззвучно ругался, разрезая многочисленные веревки и сети. Они пытались сломать ее, пытались разбить ее внутреннюю паутину. Единственное отличие между тем, что терриллианские ублюдки делали с ней и с человеческими ведьмами, заключалось в том, что последних обычно насиловали физически. Возможно, именно поэтому они так и не преуспели в своем начинании, прежде чем гнев Джанелль освободил силу Черных Камней. Они были не способны воспользоваться самым верным своим орудием.

– Ну вот, – произнес Люцивар, отбросив последнюю перерезанную веревку. – Идемте, госпожа. Поднимайтесь. Не спешите.

Шаг за шагом он выманивал кобылу на луг. Страх Королевы возрастал с каждым следующим шагом, уводившим ее прочь от наполненной силой лощины. Необходимо как можно быстрее доставить ее в лагерь, прежде чем паника довершит то, что начали эти ублюдки. Радиал Розового ветра был довольно близко, и Люцивар знал, что у него хватит сил, чтобы сопровождать и защищать ее на протяжении короткой поездки, однако как убедить ее довериться незнакомому, да к тому же человеческому самцу?..

– Мистраль будет очень рад видеть вас, – небрежно обронил он.

«Мистраль? – Она резким движением вскинула голову и огляделась. Люцивару пришлось поспешно пригнуться, чтобы не оказаться насаженным на острый витой рог. – С ним все в порядке?»

– Он в лагере вместе с Леди. Если мы поймаем Розовый ветер, то окажемся там до сумерек.

Ее мысли наполнились болью и горем. «Об утраченных нужно спеть, чтобы они принадлежали земле, едва зайдет солнце».

Люцивар с трудом подавил невольную дрожь. Внезапно ему очень захотелось как можно быстрее вернуться в лагерь.

– В таком случае тронемся в путь, леди?

Все вернулись в лагерь, вымотанные физически и испытывая острую печаль.

Все, кроме Люцивара.

Потягивая восстанавливающий отвар, приготовленный для него Карлой, Сэйтан пытался убедить себя, что нет причин беспокоиться. Люцивар прекрасно мог позаботиться о себе. Он был сильным, выносливым, хорошо обученным воином; он знал пределы своих сил, особенно после такой напряженной работы; он не стал бы делать глупости, бросив вызов банде мужчин Крови, носящих Камни, только из-за того, что всем сердцем оплакивает потерю Братьев и Сестер, принадлежащих родству…

Конечно, и солнце завтра встанет на западе.

– С ним все в порядке, – произнесла Джанелль, опустившись рядом с Сэйтаном на одно из бревен, которые мальчики притащили откуда-то, чтобы посидеть всем вместе у огня. Кутаясь в одеяло, на которое было наложено согревающее заклинание, девушка с сожалением улыбнулась. – Кольцо должно было позволить мне отмечать его перемены в настроении. Я даже не осознавала, что сделала что-то не так, – до тех пор, пока Карла, Моргана, Грезанда и Габриэль не пожаловались в очень образных выражениях, что я завела не самую лучшую традицию, потому что все парни захотели точно такие же Кольца. – Ее голос теперь звучал жалобно, словно она готова была захныкать. – А я-то всегда думала, что дело всего лишь в потрясающей интуиции Люцивара, когда он, стоило мне рассердиться, появлялся рядом. Он даже не намекал на то, что дело в чем-то другом.

– Он же не идиот, ведьмочка, – ответил Сэйтан, пряча улыбку за чашкой отвара.

– Это спорно. Но зачем ему понадобилось рассказывать об этом остальным?!

Сэйтан прекрасно понимал недовольство Королев. Основой любого официального двора становились двенадцать мужчин, служащих Королеве. С помощью Кольца Чести Королева могла следить за каждым шагом своего подчиненного. Однако Королевы уважали личную жизнь своих мужчин. К тому же ни одна женщина в здравом уме не захочет узнать абсолютно все мысли и чувства такого количества слуг – они обычно настраивали кольца так, чтобы заблокировать все чувства, кроме страха, гнева и боли, то есть тех, которые могли бы сообщить о том, что носителю необходима помощь.

Однако каждый мужчина должен был следить за всего-навсего одной Королевой.

Нужно будет поговорить с Люциваром насчет того, что некоторые аспекты ему придется сознательно ограничить. Будет интересно узнать, где его сын решит провести черту.

– Помяни занозу в заднице, которая вроде бы идиотом не является, – проворчала Джанелль, указывая на два силуэта, медленно направляющиеся к лагерю.

Мистраль дико заржал от радости.

«Лунная Тень! Лунная Тень!»

Он сорвался с места в галоп. Точнее, попытался.

Как только Мистраль рванул вперед, Габриэль вскочила на ноги, протянула руку и сомкнула пальцы, словно схватила что-то, а затем резко подняла ее вверх.

Мистраль завис в воздухе, беспорядочно болтая ногами.

Рука Габриэль мелко дрожала – удерживать в воздухе такой вес было нелегко даже с помощью Ремесла. Наблюдая за ней, Сэйтан пришел к выводу, что ему нужно будет как можно быстрее побеседовать с Шаости. Ведьма, способная проделать такой фокус после изматывающего дня, нуждается в очень заботливом партнере.

– Если будешь скакать на только что залеченной ноге, я тебя стукну так, что потеряешь сознание, – предупредила Габриэль.

«Это же Лунная Тень!»

– А мне плевать, кто там – Королева единорогов или твоя самка, – жарко возразила девушка. – Ты с такой ногой бешеным зайцем скакать не будешь.

– Вообще-то, – сухо улыбнувшись, произнесла Джанелль, – она и то и другое.

– Ну и ну, Огни Ада! – произнесла Габриэль, опуская Мистраля на землю, но не позволяя ему пуститься вскачь.

– Габриэль, – ласково, вкрадчиво произнес Шаости. Сэйтан про себя называл такой тон «Мужчина пытается успокоить взбешенную женщину». – Это его пара. Он беспокоился о ней. Я бы на его месте не хотел ждать, если бы речь шла о тебе. Пожалуйста, отпусти его.

Габриэль гневно воззрилась на Шаости.

– Он пойдет шагом, – поспешно добавил тот. – Верно, Мистраль?

Жеребец не собирался отвергать помощь неожиданного союзника, даже если тот ходил на двух ногах. «Я пойду шагом».

Габриэль неохотно отпустила единорога.

Мистраль поплелся навстречу Лунной Тени, понурив голову, как маленький мальчик, которому только что устроили головомойку, а строгая няня еще не скрылась из вида.

– Ну вот, посмотри, что ты наделала! – произнес Кхари. – У него даже рог поник.

– Могу поспорить, твой рог тоже сникает, когда ругают тебя, – ехидно ухмыльнувшись, произнесла Карла.

Прежде чем Кхари успел ответить, Джанелль поставила чашку и тихо произнесла:

– Пришло время.

Все притихли, когда девушка направилась к деревьям.

– Ты знаешь, что должно случиться? – настороженно спросил Люцивар у Сэйтана, когда наконец добрался до лагеря и опустился на бревно рядом с отцом.

Повелитель покачал головой. Как и все остальные в лагере, он не мог отвести взгляд от кобылы.

– Мать-Ночь, она прекрасна!

– Она не только Королева, но и Черная Вдова, – сухо произнес Люцивар, глядя, как Мистраль сопровождает свою Леди. – Что ж, если кому-то и влетит за излишнюю суетливость, по крайней мере, пусть лучше это будет он, чем я.

Сэйтан тихо рассмеялся:

– Кстати, у твоей младшей сестры будет к тебе один разговор. – Не дождавшись ответа, он взглянул на сына. – Люцивар?

Но тот, раскрыв рот, не сводил взгляда с деревьев по левую руку от отца – несколько минут назад за ними скрылась Джанелль.

Сэйтан обернулся… и забыл, как нужно дышать. На девушке было длинное черное платье, сотканное из хрупких нитей паучьего шелка. От облегающих рукавов спускались тонкие нити бахромы, украшенные мелкими осколками Черных Камней. Начинаясь прямо над грудью, с воротом оформленным как неровные края настоящей паутины, платье расходилось мелкими многослойными сетями, обрамляя грудь и плечи и обрисовывая стройный силуэт. Крошечные Черные Камни сияли темным огнем на конце каждой нити.

Обе руки украшали кольца с Черными Камнями. На шее висел огромный Черный Камень, забранный в паутину, сплетенную из хрупких золотых и серебряных нитей.

Этот наряд был сделан для Джанелль – Ведьмы. Эротический. Романтический. Пугающий. Сэйтан чувствовал дремлющую в каждой нити силу. И он сразу же понял, кто создал это платье, – арахнианки. Пряхи Сновидений.

Не сказав ни слова, Джанелль взяла рог Кэтиена и скользящей походкой направилась к открытой земле. Короткий шлейф свободно струился за ней.

Сэйтан хотел было напомнить девушке, что наступили ее лунные дни, что нельзя направлять силу через свое тело прямо сейчас. Но он вовремя осознал, что под своей человеческой маской Ведьма тоже носила маленький витой рог в центре лба, – и промолчал.

Она провела несколько минут, меряя шагами лужайку, глядя на землю под ногами так, словно ей было необходимо найти подходящее место.

Наконец, удовлетворившись результатом, Джанелль повернулась к северу. Подняв к небу рог Кэтиена, она завела песню одной пронзительной нотой. Опустила руки, указав рогом на землю, и продолжила следующей, немного другой, но столь же резкой. Затем, воздев к небу распростертые руки, Джанелль начала петь на Древнем языке.

Песнь Ведьмы.

Сэйтан чувствовал это каждой костью в своем теле, чувствовал, как отзывается на ее голос его кровь.

Призрачная паутина силы соткалась под босыми ногами девушки и быстро разошлась по всей земле – все дальше, и дальше, и дальше.

Ее песня изменилась, превратилась в погребальный плач, наполненный скорбным торжеством и глубоким горем. Ее голос слился с ветром, с водой, травой, деревьями. Летел по кругу. По спирали.

Неподвижные, белые тела мертвых единорогов начали сиять. Зачарованный, Сэйтан невольно задумался, действительно ли, если посмотреть сверху, их тела будут напоминать звезды, которые спустились сюда, чтобы отдохнуть на священной земле.

Возможно, будут. Возможно, спустились.

Песнь изменялась вновь и вновь, пока первая и вторая ноты не слились в ней. Конец и начало. От земли и в землю.

Тела единорогов растворились в траве.

Представители родства никогда не приходили в Темное Королевство. Теперь Сэйтан знал почему. И еще он знал, что людям никогда не удастся с легкостью поселиться в Краях, принадлежащих родству, без согласия на то четвероногих Братьев и Сестер. И еще он знал теперь, что сотворило те странные вместилища силы, в которые он сегодня не решился зайти.

Родство не покидало своих Краев. Они становились их частью. Сила, заключенная в каждом из них, навеки связывалась с землей.

Призрачная сеть силы угасла.

Голос Джанелль и последние лучи солнца угасли одновременно.

Никто не двигался. Никто не говорил.

Снова придя в себя, Сэйтан осознал, что Люцивар крепко обнимает его за плечи.

– Проклятье, – прошептал эйрианец, поспешно стирая слезы с глаз.

– Живая легенда, – прошептал Сэйтан. – Воплощенная мечта. – Горло сжалось, и он поспешил закрыть глаза.

Он почувствовал, как Люцивар оставил его и ушел куда-то.

Открыв глаза, Повелитель наблюдал за тем, как Люцивар, поддерживая девушку, помогает ей дойти до их лагеря. Все мышцы ее лица напряглись, выдавая испытываемую боль и крайнее изнеможение, однако в сапфировых глазах теперь воцарился покой.

Ковен без единого слова собрался вокруг Джанелль и повел ее под сень деревьев.

Тихо переговариваясь, юноши мешали похлебку в котлах, нарезали хлеб и сыр, передавая тарелки и чашки для ужина.

За пределами круга света от костра единороги готовились ко сну.

Кхари и Аарон отнесли миски с тушеным мясом и водой туда, где Ладвариан и Каэлас присматривали за осиротевшими жеребятами.

Когда девушки вернулись, Джанелль вновь была одета в брюки и длинный, тяжелый свитер. Она зарычала на Люцивара, завернувшего ее в одеяло, на которое было наложено согревающее заклинание, но ярость в этом звуке была притворной. Да и против миски с едой, которую эйрианец подал, девушка не возразила.

Они все тихо говорили о чем-то за едой. Незначительные мелочи, легкое поддразнивание. Ни слова о том, что им сегодня пришлось сделать и что предстояло совершить завтра. Несмотря на все свои усилия, они обошли лишь незначительную часть Шэваля, и только Джанелль знала, сколько единорогов когда-то населяло этот остров.

Только Джанелль знала, сколько их сегодня слилось с землей.

– Сэйтан? – сонно произнесла она, прильнув головой к плечу приемного отца.

Он поцеловал ее в лоб:

– Что, Ведьмочка?

Джанелль молчала очень долго. Он уже решил, что она заснула.

– Когда состоится следующее собрание Темного Совета?

5. Кэйлеер

Лорд Мегстром честно пытался думать о просительнице, стоящей в кругу, но она пришла с точно такими же жалобами, что и семеро до нее, и он сомневался, что остальные двадцать смогут сказать Темному Совету что-то новое.

Он наивно полагал, что, став Третьим Трибуном, возможно, обретет определенный вес, что с его мнением начнут считаться. Он надеялся, что его новое положение поможет усмирить слухи и оскорбления, витавшие вокруг семьи Са-Дьябло.